Гаррисон Зоя
Большое кино
Зоя ГАРРИСОН
Большое кино
Перевод с английского А.Ю. Кабалкина
Анонс
Это - Голливуд. Мир ослепительных королев экрана, миллионеров-продюсеров, гениальных режиссеров. Мир губительных тайн и грязных секретов. Мир роскоши и блеска, зависти и ненависти. Здесь влюбляются. Изменяют-Плетут интриги. Гоняются за сенсациями. Здесь все продается а покупается. Молодость и красота, секс и талант. Так делается большая слава. Так делаются большие деньги. Так делается большое кино.
ЗВАР, 1938 ГОД
После новогодних тостов не прошло и часа, а она уже тащила его по залитой лунным светом дорожке. Потом она распахнула дверь и втянула его внутрь гостевого дома.
Сквозь тонкий шелк ее смуглое тело просвечивало так, что от неожиданности у него приоткрылся рот.
- Меня никто не видел. - Он не мог оторвать глаз от ее темных сосков.
- Хорошо. - Она улыбнулась и провела ладонями по его щекам. Бедненький! Присядь.
Рядом со взбитыми подушками красовался большой бронзовый кальян, и это его немного отрезвило.
- Мать не разрешает мне курить гашиш, говорит, от него становятся бесплодными.
- Твоя мать слишком долго жила в пустыне. - Она усадила его на подушки. - Бери! - Как только у него во рту оказался кончик трубки, она поднесла к кальяну свечу, предварительно зажженную от огня маленькой чугунной печки. - Сначала вдох, потом выдох... Вот так. Это тебя успокоит. Ты слишком взволнован для урока.
Он принялся глубоко дышать. Что-то забулькало, во рту стало горько. Он посмотрел на нее и вопросительно пожал плечами.
- Подожди, скоро распробуешь.
Прошла вечность, прежде чем он почувствовал на своем плече ее прохладную руку. Она принесла кувшин с водой и губку.
Он не стал сопротивляться, когда она сняла с него ботинки, брюки, носки и стянула через голову рубашку.
- А ты сильная!..
Она принялась обтирать его какой-то густой жидкостью с запахом алоэ.
- Когда мне было столько, сколько тебе, я жила в Париже.
Твой отец определил меня учиться балету к одному из знаменитейших преподавателей Европы, который был со мной очень строг и часто бранил ни за что. Я молчала, потому что знала: когда закончится урок и разойдутся другие ученицы, он загладит свою вину передо мной.
Сначала он заставлял меня снимать сорочку и трико. Он твердил, что только голую балерину можно научить правильно вставать в позицию. Я делала приседания и все прочие упражнения у балетной перекладины, после чего закидывала на нее одну ногу. Он размещался у меня за спиной и, глядя в зеркале мне в глаза, учил задирать ногу как можно выше, чтобы все мое нутро представало в зеркале моим и его глазам. Тогда он овладевал мной сзади.
Пока он этим занимался, мне полагалось оставаться в неподвижной балетной позиции. Танцором становился он. Постепенно меня охватывало нестерпимое удовольствие. Он пускал в ход еще и руки и шепотом спрашивал, нравится ли мне все это. Глядя в глаза, он заставлял меня комментировать каждое его движение, каждый рывок. В конце концов я заливалась краской и кричала собственному отражению в зеркале, что мне очень, очень, очень хорошо!
Финалом ее рассказа стало то, что он кончил у нее на глазах и тут же попросил за это прощения.
- Глупости, - ответила она, вытирая губкой его живот. - Я сделала это намеренно.
Получив новую взбадривающую порцию гашиша, он благодарно откинулся на подушки. Она покинула его и вернулась через несколько минут с двумя половинками персика в руке.
- Спасибо, - удивленно проговорил он, - но я не слишком...
- Конечно. Дело не в этом. Ешь! - Она запихнула одну половинку персика ему в рот так, что он едва не подавился. - И не забывай дышать, не то задохнешься.
Внезапно что-то надвинулось на него, и ему показалось, что он стоит, задрав голову, под Эйфелевой башней. И тут он сообразил, куда она подевала вторую половинку персика.
- Доедай! - раздалось сверху.
Он вцепился ей в бедра и принялся за вторую половинку. По подбородку полился сок, и персик моментально исчез, но влага не иссякала. Он усердно трудился, чувствуя, как она напрягается, как бьется над ним в судорогах, подчиняясь могучей внутренней силе. Последняя, самая мучительная судорога и она обмякла.
Он опустил ее на подушки.
Придя в себя, она снова заговорила:
- Это может происходить еще и еще. Работай язычком, мой златокудрый мальчик, и не останавливайся, только не останавливайся. Продолжай!
Он с готовностью подчинился. Когда язык одеревенел и едва не вываливался у него изо рта, он стал молотить ее подбородком, внимая доносящимся откуда-то издалека наставлениям:
- Поласковее, дружок, поласковее. Щетина не обязательно должна царапать, она тоже может дарить радость!
Наконец шея отказалась повиноваться и он пустил в ход нос, а к тому времени отдохнул главный инструмент - язык. Все это время его пальцы неустанно исследовали ее изнутри, словно пытались нащупать во влажной тьме загадочные письмена. Иногда тьма содрогалась, и она принималась биться над ним как одержимая, но он снова подчинял себе ее скользкое тело, получая в ответ хриплые похвалы.
Потом они, не сговариваясь, поменялись ролями: он превратился в наставника, она - в покорную ученицу. Он поднял ее, перенес на ложе и лег, насадив ее на свое копье, как на вертел.
Она обхватила его ногами и позволила ему опускать и приподнимать ее, словно куклу, предназначенную единственно для его услады. Когда скомканные шелка осветила заря, он встал, а она осталась лежать распластанной, как тряпичная кукла, брошенная кукловодом.
***
Следующие две недели он, как щенок, следовал за ней по пятам. Меньше всего ему хотелось возвращаться в Америку и браться за учебу.
- Скоро начнется война. Отец говорит, что я не вернусь сюда, пока она не кончится. Это может продлиться годы!
- Тем лучше.
- Ноя должен остаться здесь! Мое место - рядом с тобой. - Поддев носком ботинка песок, он обиженно покосился на море, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
Негромко засмеявшись, она взъерошила ему волосы:
- Ты чудесный юноша, в Америке у тебя не будет отбоя от девчонок.
- Мне не нужны американские девчонки. Я хочу тебя!
- Это ты сейчас так говоришь. Придет время, и ты поймешь, что я была права.
В день отплытия он явился к ней:
- Ты будешь мне писать?
- Только если напишешь первым. И не забывай рассказывать про твоих американских подружек.
- Подожди, вот разбогатею, вернусь сюда и построю дворец для твоих скульптур.
- Зачем он, дворец! - ответила она со смехом. - Все, что мне требуется, - это покой, и я обрету его, когда ты от меня отвяжешься. Поторопись, не то опоздаешь на корабль.
Он был так жалок в школьном пиджаке, с теннисной ракеткой в руках... У нее словно что-то оттаяло в сердце. Она вынула из шкатулки с драгоценностями маленькую зеленую черепашку из французской эмали.
- У вас с ней глаза одного цвета. Храни ее в память обо мне.
***
Война все никак не начиналась, и ему разрешили приехать домой на летние каникулы. Увы, ковры, подушки, шелка оказались свернутыми. Она надела мужские брюки и рисовала обнаженного юношу-араба, сидящего на пыльном дощатом помосте. Мужские подтяжки подчеркивали округлость ее живота. Она беременна!
Он упал перед ней на колени, заглянул в ее суровое лицо, мысленно призывая вспомнить ту ночь.
- Я рассчитывала, что ты уже здесь не появишься. - Она не сводила глаз с араба. Кусок угля со скрипом перемещался по грубой серой бумаге.
- Как я мог не появиться рядом с тобой? Рядом с вами...
Она закрыла глаза, уголек замер на бумаге.
- Вынуждена тебя огорчить. Это не имеет к тебе отношения.
- Не понимаю.
- Что тут понимать? - Она сверкнула глазами. - Ребенок не твой. А теперь уходи, не мешай работать!
Он позорно бежал из гостевого дома.
Потом он подслушал разговор своих родителей:
- Говорят, ребенок от сына эмира, который ей сейчас позирует. Эмир в печали. - Судя по тону, отцу, похоже, тоже было невесело.
- Так отошли ее! Отправь обратно в Париж! - Голос матери звучал решительно.
- Ты требуешь невозможного! Она моя единственная кровная родня, не считая сына. Сестра есть сестра... - отец закашлялся, - даже если она шлюха.
Он не мог больше этого выносить. Вранье! Опять кинувшись к ней, он застал араба, который как раз заканчивал одеваться.
- Зловонное отродье! Куда это ты собрался? - заорал он.
Сын эмира попытался улизнуть, но не тут-то было.
- Боишься остаться? Боишься получить по морде?
Араб бросил на пол рубашку, выхватил кинжал, и соперники закружились по комнате.
- Сводите свои детские счеты подальше от моих рисунков! - крикнула она. - Вон отсюда! Оба!
Грозно поглядывая друг на друга, они вывалились во двор, и она, укрепив набросок на мольберте, последовала за ними.
Слуги встали вокруг дерущихся тесным кругом, поощряя их криками, в то время как те катались по песку, орошая его потом и кровью. Песок облепил обоих так плотно, что различить, кто есть кто, можно было только по цвету глаз. Кровь капала на песок. Драка прекратилась, лишь когда из дома выбежал отец белого юноши с плеткой и растащил драчунов.
Эмир прислал за раненым сыном своих людей. Укладывая его на носилки, они переговаривались по-арабски, но она не разобрала слов. Зато проклятие белого юноши прозвучало яснее некуда:
- Надеюсь, ты произведешь на свет двухголовое отродье, грязная шлюха!
Он убежал, швырнув эмалевую черепашку к ее ногам.
...Прошла неделя, прежде чем она смогла вернуться к работе.
В тот же день она узнала, что сын эмира умер от ран, полученных в драке.
Эмир призвал ее к себе.
- Мадам, - начал он, - когда вы появились у нас, я проявил к, вам интерес и, невзирая на ваше европейское происхождение, предложил за вас брату полсотни верблюдов. Он ответил, что лучше мне не иметь в числе жен такую дьяволицу Неужто теперь Аллах покарал меня за то, что я вас возжелал? - Он не сводил с нее жгучих черных глаз. - Отвечайте, где прячется белый чертенок?
Седобородые старцы, сидевшие вокруг эмира, закивали головами и затянулись из кальянов. Стражники, стоявшие у нее за спиной, грозно положили руки на эфесы кинжалов.
- Это произошло случайно! - крикнула она, - Мой сын мертв! - повысил голос эмир. - Убит! Как ты смеешь называть это случайностью, мерзкая блудница?
- Лучше убейте меня! - Мольба сорвалась с уст, прежде чем она успела ее остановить.
Эмир задумчиво улыбнулся:
- Убить тебя вместо него? Зачем? Возможно, ты носишь во чреве семя моего сына! - Он указал кивком на ее живот. - Как ты меня убедишь его пощадить ? Говорят, вся твоя жизнь - это твои руки. Согласна лишиться для его спасения одной руки?
Вместо ответа она плюнула эмиру в лицо.
- Что ж, как знаешь. - Эмир нахмурился. - Мои люди все равно его найдут, согласишься ты помочь или нет.
Повинуясь его кивку, стражники кинулись обыскивать ее жилище.
- Подождите! - крикнула она.
Эмир поднял руку, слуги замерли.
- Что, если вместо руки я отрежу себе одну грудь?
Сначала эмир сидел насупленный, потом заулыбался. По его знаку ее обступили слуги. Один завел ей руки за спину, второй обнажил ее до пояса, третий вынул кинжал. Глядя на блестящее лезвие, она проговорила:
- Вы обещаете сохранить ему жизнь ?
- Обещаю.
- Тогда я сделаю это сама. Дай кинжал!
Все вытаращили глаза.
- Повинуйся! - крикнул эмир.
Изогнутый кинжал мерцал, слоем месяц в небе. Она сделала вдох, подперла острием правую грудь и резанула в направлении горла. Кинжал оказался острым как бритва. Благодаря холоду стали она целую секунду не чувствовала боли. Ребенок в ее чреве перестал шевелиться. Она упала в обморок.
Ев дернули за волосы, и она очнулась. Белая рубашка, завязанная на животе, стала алой от крови.
- Я дал слово, что кара его минует. Да будет так! Но этого, - эмир указал на окровавленную рубашку, - недостаточно для восстановления справедливости. Я буду мстить. Мои дети найдут его детей и убьют их одного за другим. Если ты откроешь мой план ему или кому-нибудь еще, я убью тебя и твое отродье. - Он встал и отвернулся. - А теперь прочь с глаз моих! Ползи в свое распутное гнездо, и да простит меня Аллах за мое великодушие.
Сама не помня как, она дотащилась до дому, где перебинтовала себе грудь и стала ждать выкидыша.
Однако спустя четыре месяца она произвела на свет красивую, здоровую девочку и назвала ее собственным именем, ибо ребенок был обречен никогда не знать отца.
НЬЮ-ЙОРК, ОКТЯБРЬ 1983 ГОДА
Глава 1
Ночной рейс доставил Кит Рейсом в аэропорт. Шагая к терминалу, она оглянулась в поисках шофера, и тут ее ослепила фотовспышка. Коренастый человечек с "Никоном" в руках, неопрятный, в слишком коротком галстуке, крикнул:
Улыбнись, Кошечка!
Арнольд Блатски, репортер желтой газетенки, постоянно старавшийся превратить жизнь Кит в кошмар, осклабившись в щербатой улыбке, в упор смотрел на нее.
- Добро пожаловать в "Большое яблоко", мисс Рейсом. Позвольте вам помочь...
Она отстранила его сумкой и заторопилась к выходу, а он все семенил следом.
- Говорят, вы и ваш приятель будете доделывать "Последний шанс" под золотым дождем. Это правда?
Кит кляла свои высокие каблуки и узкую юбку, мешавшие ей пуститься наутек. Назойливый подонок!
- Говорят, "Последний шанс" - самая слезливая картина после "Завтра я заплачу". Перед просмотром надо запастись коробкой бумажных платков...
Откуда-то появился носильщик в красной фуражке, и Кит, взмахнув сумкой, подозвала его. Блатски тут же сделал вид, что готов предложить услуги, но она отстояла свое имущество. Лишь когда носильщик, разворачивая тележку, случайно ударил Блатски в колено, тот отпрянул.
- Вам помочь, мэм? - спросил носильщик.
- Вы уже помогли. - Кит с улыбкой отдала ему багаж.
Оставив тележку на попечение скорчившегося Блатски, носильщик вывел ее через боковую дверь с надписью "Только для персонала аэропорта" и проводил вниз по длинному пандусу.
Увидев в отдалении белый лимузин, Кит обрадовалась.
- Моя машина! - воскликнула она.
Носильщик кивнул, поставил вещи и, сунув два пальца в рот, оглушительно свистнул.
"Мерседес" плавно подъехал, и Кит, с облегчением усевшись на белое кожаное сиденье, улыбнулась находившемуся в машине молодому человеку.
- Доброе утро, Девин. Спасибо, что приехал.
Девин Лоу, сотрудник нью-йоркского офиса, чмокнул ее в щеку.
- Бедняжка! Ни минуты покоя?
- Если не считать двух часов отдыха на взлетной полосе в Лос-Анджелесском аэропорту.
Девин тронул ее за плечо:
- Кажется, тебя преследует поклонник Кит обернулась и увидела носильщика, прижавшегося носом к стеклу машины.
- Хочешь от него избавиться?
- Нет, что ты! Он же спас меня от Блатски! - Она опустила стекло и полезла в сумочку за десятидолларовой купюрой.
Однако, к ее удивлению, носильщик не принял денег.
- Мне так приятно, мисс Рейсом! Позвольте вам сказать: вы всегда были моей любимой актрисой. Голливуд допустил огромный промах, когда остался без вас, а за "Зачарованный баркас" вам надо было дать "Оскара".
Кит представила его зрителем во второразрядном кинотеатрике, когда двадцать два года назад "Баркас" вышел на экран. В те времена он был еще совсем юным... Она улыбнулась:
- Ну, не знаю... По-моему, теперь там делают ошибки покруче.
- Вы не дадите мне автограф, мисс Рейсом?
Она видела, как дрожит его рука, принимая клочок бумаги с ее закорючкой.
- Не могу поверить, - признался Девин, - когда водитель тронулся с места.
Кит пристально посмотрела на молодого спутника. Разумеется, ему нелегко представить, что в свое время она была не главой киностудии, а актрисой, когда Кит снималась в последней картине, ему было всего шесть лет.
- Говорят, твой любимый вице-президент повесил на стену у себя в кабинете плакатик с твоей фотографией из времен "Центурион пикчерс".
Кит улыбнулась:
- Ренди Шеридан? Боже, как бы мне хотелось посрывать все эти плакатики, собрать в кучу и сжечь! Давай-ка к делу, Дев.
Думаю, нам придется нелегко. Я тут кое-что набросала. Сперва прочти, а потом мы продумаем стратегию наступления.
Пока он просматривал желтые карточки, Кит потянулась к телефону и тут только заметила, что у нее вспотели ладони, - с приближением ответственного момента волнение росло.
В офисе трубку подняла Сьюзен, секретарь Арчера Ренсома.
- Привет! - сказала Кит.
- Добро пожаловать! - откликнулась Сьюзен. - А мы-то ломали головы: куда ты подевалась?
- Никуда. Просто самолет проторчал почти два часа на взлетной полосе.
- Так я и думала. В общем, не волнуйся, все пройдет хорошо. У Раша дела.
У Раша Александера, партнера и лучшего друга Арчера, дел всегда невпроворот. Только бы его совещания не повредили ее планам!
- Ладно, увидимся через час. - Кит положила трубку.
В багажнике лежал металлический чемодан с пленками: черно-белая съемка, почти без монтажа - плод двух месяцев работы. Сейчас все надежды возлагались именно на этот материал.
Кит со вздохом откинула голову, призывая себя к спокойствию.
Все в мире кино твердили, что для нее это тоже последний шанс.
Она вспомнила заголовок в пятничной "Вэрайети": "Что ждет "Последний шанс" - эвтаназия или золотой дождь?".
"Золотым дождем" назывались тройные сверхурочные, выплачиваемые при отставании фильма от графика. "Дождь" проливался в сюрреалистический период, когда вся группа - от парикмахеров до ведущих актеров - работала по две дневные смены и половину ночи, чтобы доделать фильм к сроку. Такая ситуация была для студии кошмаром, однако Кит шла на это. Она приехала в Нью-Йорк просить денег, конкретно - два с половиной миллиона долларов, на завершение "Последнего шанса". Единственная трудность заключалась в том, что она боялась обращаться к своему кузену. Полгода назад, когда она решила превратить бестселлер Германа Миллера в художественный фильм, Арчер Ренсом был далеко не в восторге. Теперь ей предстояло убедить его уступить ей деньги, которые можно было бы получить со страховых компаний после смерти на съемочной площадке Монетт Новак, инженю. "Последний шанс" необходимо доснять на "Горизонте", и пускай Арчер Рейсом не впутывает сюда свои проблемы с Комиссией по биржам и ценным бумагам!
Девин взял ее за руку.
- Очень сильный материал. Кит... Но разве я должен это озвучить?
- Ты представляешь "Горизонт", тебе и карты в руки. Главное, аккуратность и такт: мы со всем почтением предлагаем такие-то изменения, которые пойдут картине на пользу.
- А если он не согласится?
Кит отвернулась к окну.
- Тогда мы откажемся от проекта.
- "Юниверсал" только и ждет, чтобы его подхватить.
- И на здоровье! - Голос Кит звучал почти равнодушно. - Пусть берут его со всеми потрохами - в том виде, в каком он сейчас. Вот увидишь, как их бухгалтерам придется оплакивать убытки! А теперь к делу.
Молодой человек приготовился записывать, а Кит тем временем разглядывала себя в зеркальце пудреницы. О ней до сих пор говорят, что в свои сорок пять она выглядит как двадцатипятилетняя восходящая звезда, которую в свое время восхвалял "Голливуд рипортер": "Кошачье изящество... Вздернутый носик, немигающие зеленые глаза, безупречные черты... Киска, угодившая в воду".
С тех пор киска вылезла из воды, отряхнулась и вскарабкалась довольно высоко - стала первым лицом на киностудии.
Однако ее по-прежнему преследовал все тот же кошачий образ.
Ее называли "женщина-кошка". Даже в деловых колонках за ней закрепилось прозвище Кошечка. "Вчерашней партнершей Пола Ньюмена в баре "Поло Лондж" была сама Кошечка. Оба выглядели так, словно только что слопали на пару канарейку".
- Пункт пятый? - услышала она голос Девина. Проверив, не распустились ли собранные в пучок волосы, она захлопнула пудреницу.
- Итак, напряжение должно возникнуть раньше середины второго акта, иначе зритель начнет зевать от скуки.
- Ты настаиваешь, чтобы я это говорил?
Она снисходительно улыбнулась:
- Конечно, нет! Просто скажи, что напряжение лучше растянуть во времени.
Девин кивнул:
- Ты мастерица иносказания. Кит, мне до тебя далеко. Я всегда либо слишком напираю, либо занимаю оборонительную позицию. Мне страшно гладить Уоткинса против шерсти - все-таки он добился трех "Оскаров". Два из них он получил за фильмы, которые я обожал школьником.
- Эй, выше голову! - Кит похлопала его по руке. - Последние его четыре фильма не дали вообще сборов. Уоткинс к нам прислушается. Если и не согласится, то прислушается наверняка. Возьмет с собой наш списочек, подумает - и предложит свой.
- Прямо как переговоры между профсоюзом и работодателем! - вздохнул Девин.
- Совершенно верно, - серьезно сказала Кит. - Работодатели - мы, а они - работники, пусть высокооплачиваемые.
Никогда этого не забывай.
- И все же с твоей поддержкой мне было бы легче.
- Рада бы, да не могу. Мне надо поговорить с Арчером.
Первым делом я должна показать отснятый материал ему.
- Перспектива не блестящая, а?
- Энтузиазма не вызывает, это правда. Правильнее сказать, я не испытываю энтузиазма по поводу всей этой поездки.
Если только он вообще не прикроет лавочку, я тут же мчусь назад - надо срочно решать, кому предложить роль Лейси.
Эти слова прозвучали почти трагически.
- Будем надеяться, что Рейсом пойдет тебе навстречу, - подбодрил ее Девин. - Кузен все-таки.
- Арчер Рейсом никогда не придавал значения родству, - ответила Кит, задумчиво глядя на приближающиеся огни тоннеля.
***
После полутора недель ливней, вызвавших многочисленные оползни, Лос-Анджелес переживал не лучшие времена.
И именно тогда произошло слияние "Рейсом энтерпрайзиз" и "Горизонт пикчерс". Арчер Рейсом появился на студии без предупреждения. Он побывал повсюду - от актерских гардеробных до режиссерских бунгало - и обменялся рукопожатием буквально со всеми, вплоть до статистов и вспомогательного персонала. К моменту его появления в кабинете Кит на студии только и разговоров было, что об ожидающих ее счастливых временах, но Кит была готова и к другому повороту событий.
- Говорят, кузен, ты успел очаровать здесь всех до одного?
Он прикрыл за собой дверь.
- У меня всего два часа перед возвращением на Восточное побережье. Ты должна первой узнать о серьезных переменах, которые здесь произойдут.
- Серьезные перемены?
Он расхаживал по просторному кабинету, не обращая внимания на красочные картины студийной жизни, открывавшиеся из затемненных окон.
- Эта студия уже пять лет идет ко дну. Еще год - и ей конец.
- К твоему сведению, кузен, - тихо начала Кит, - когда я полгода назад перешла сюда с "Уорнер бразерс", моя цель как раз в том и состояла, чтобы изменить ход событий. По-моему, я не зря потратила время.
- Наши впечатления могут быть обманчивыми, девочка.
Все меняется. Если тебе хочется надежности, то ты занимаешься не своим делом.
- Именно своим! Все, что мне нужно, - это возможность осуществить мой план. Ведь ты с ним ознакомился? - Улыбка Кит была не слишком теплой. - На его претворение в жизнь потребуется два с половиной года.
Пока она говорила, Арчер придирчиво разглядывал афиши на стенах рекламу ее старых фильмов. "Красные туфельки", "Двойное возмещение", "Жюль и Джим", "Письмо", - а затем продолжил, словно не слыша ее слов:
- Со следующего года мы начнем получать прибыль. Для этого я уволю сорок процентов руководящего состава и найму Кроуфорда со студии "БК игл". Он сколачивает немногочисленную, но крепкую команду...
- Зачем подключать Кроуфорда, раз уже есть я? Мы с ним не сработаемся.
- К этому я и клоню, Кит. Ты здесь не останешься.
Она ошеломленно взглянула на кузена:
- Но у меня контракт...
- Как ты понимаешь. Кит, я не допущу, чтобы какая-то бумажка помешала моим планам.
- Как ты понимаешь, Арчер, доверять попавшую в беду студию человеку, только что вложившему тридцать шесть миллионов В абсолютно проигрышный товар, - настоящее безумие!
Кит пригубила остывший кофе, наслаждаясь первой маленькой победой над кузеном.
- Завтра об этом узнают все, - продолжила она. - Но я рада предупредить тебя заранее. - Рейсом присел на край письменного стола. - Видимо, мистер Кроуфорд погорячился, заключив контракт с неким актером, недавно отхватившим "Оскара" за фильм на вьетнамскую тему. Позабыл, наверное, что контракт с этим солдатиком - автоматическое приглашение на роль продюсера его жены, которая не в состоянии продюсировать даже жалкий рекламный ролик, не говоря о полнометражном художественном фильме... Он не удосужился самостоятельно посетить съемочную площадку в Вайоминге: отправил туда зеленого новичка, за один день проглотившего сценарий. - Кит выдержала многозначительную паузу. Знаешь, как это бывает? Наверное, нет. В общем, этот новичок, вместо того чтобы заняться делом, облюбовал задницу ГП. Это, к твоему сведению, главный оператор - начинай привыкать к нашей терминологии. На прошлой неделе сюда заглянул другой их главный - по сбыту. Сидя там, где сидишь сейчас ты, он признался мне, что теперь зрителя вряд ли загонишь на этот вестерн даже дубинками.
- Никто не застрахован от ошибок, - пробурчал Арчер, отводя глаза.
- Крупная и дорогостоящая ошибка...
- Ты не хуже меня знаешь. Кит, что этот бизнес - сплошная лотерея.
Теперь он был у нее в руках.
- Вот мы и сыграем. Арчи. Дай мне два года. Если "Горизонт" по-прежнему будет нести убытки, я уйду. Я согласна проработать это время бесплатно. Но уж если появится прибыль, я останусь и получу от нее долю.
В следующую пятницу семьдесят три работника "Горизонт пикчерс" получили вместе с приглашением на рождественский прием уведомления об увольнении, и "Голливуд рипортер" отметил это событие знаменательной фразой: "Пулеметчица Китти дала смертельную очередь по "Горизонту".
***
Сьюзен Шалтебрандт, уверенно восседавшая за столом в своем кабинете, обитом черным деревом, встретила ее довольно радушно:
- Привет, Кит! Вижу, тебе не помешает чашечка кофе. Присядь, пока мистер Рейсом говорит по телефону.
Взяв протянутую ей чашку. Кит посмотрела на литографию у Сьюзен за спиной - изображение морской раковины на берегу - и вспомнила холодный песок пляжа у самых ступенек, звезды над головой, горячее дыхание Брендана у нее между ног, его шепот: "Ты красива, как внутренность раковины..."
В это время белая дверь кабинета отворилась и Кит оторвалась от воспоминаний. Она видела своего кузена не одну сотню раз, но сейчас снова была поражена его красотой.
- Кит!
- Арчер. "
Она крепко обняла его, он же ограничился тем, что, положив руку ей на плечо, чмокнул в обе щеки и, усадив на диван, уселся рядом, закурив свою неизменную черную сигарету.
- Отлично выглядишь, Кит, - заметил он. - По-прежнему плаваешь?
Она перевела взгляд на свою чашку и ответила:
- Раньше успевала утром, до работы, но в последнее время приходится отдавать этому вечера. Заплывы в океане помогают восстанавливать энергию. Арчер молчал, и она продолжила:
- Когда я плаваю, меня посещают самые удачные мысли. Можно даже назвать это волшебными озарениями...
- Кстати, об озарениях. Надеюсь, "Последний шанс" уже близок к завершению?
Кит поджала губы:
- Будь уверен.
- Очень хорошо. А ты сама уверена? Как дела со слабой третьей частью?
Она прищурилась:
- Книга была отличная, картина будет не хуже.
- Это не ответ на мой вопрос.
- Третья часть не подведет, Арчер. Все будет в порядке.
Но Арчер не сдавался:
- В сценарии сцены насилия сведены к минимуму, и из-за этого действие лишается драматического напряжения. Получаются говорящие головы, Кит. Двадцать минут говорящих голов.
- На самом деле речь идет о десяти минутах, а не о двадцати, и крупные планы не обязательно вредят картине. Зритель уже пресытился насилием. Мы снимаем не "Крестного отца", Арчи, а Джей Скотт - не Френсис Форд Коппола.
- К сожалению.
Кит устремила на кузена разочарованный взгляд:
- Но это несправедливо...
- Эх, Кит... - Арчер печально покачал головой. - Ты все еще жаждешь справедливости? - Он глубоко затянулся. - Мое предложение таково: раз тебе пришлось приостановить съемку, чтобы заново подобрать исполнительницу на роль Лейси...
- Так вот зачем ты меня вызвал! - Кит вскочила с дивана. - Оказывается, на отснятый материал тебе наплевать. Тебе подавай жертвоприношение! Хочешь, чтобы я прогнала Скотти? Я этого не сделаю. Это блестящий режиссер. Его работа с актерами - вдохновляющее зрелище, и отснятый материал - яркое тому свидетельство. Нет! - Она ощетинилась, подтверждая данное ей прозвище, и ее глаза превратились в щелки. - Джей Скотт останется и будет работать дальше!
Арчер так долго в упор смотрел на Кит, что она покраснела.
- Сядь и успокойся. Никто не произнес ни слова про увольнение Скотта. Мне и в голову не могло прийти предлагать тебе уволить режиссера.
Кит села, по-прежнему не позволяя себе расслабиться.
- У тебя и без этого хватает проблем. Взять хотя бы подбор новой актрисы. Надо же выкинуть такое - смерть от передозировки наркотика прямо на съемочной площадке!
Она вздрогнула.
- Я знаком с прессой. Кит. Не припоминаю, читал ли я прежде столько ужасов про съемочный процесс.
Арчер молча достал из пачки новую сигарету, постучал по ней ногтем большого пальца, прикурил от зажигалки из слоновой кости и глубоко затянулся, что предвещало продолжение атаки.
- Я бы и бровью не повел, если бы речь шла о фильме с нищенским шестимиллионным бюджетом, но ведь мы с тобой знаем, во сколько обходится эта картина. Ты можешь честно сказать, что защищаешь наши капиталовложения?
- Я не отвечаю за газетные бредни.
- Отвечаешь! - повысил он голос. - Ты ответственна за все, что связано с производством картины - этой и всех других картин "Горизонта". Подумай о наших деньгах!
Она прищурилась:
- Кино - это тебе не зубная паста, что бы об этом ни говорили твои бухгалтеры.
Арчер только покачал головой:
- По-моему, ты совершила грубейшую ошибку - уж извини меня за такие слова. Пренебрегая мнением всех, включая своих ближайших сотрудников, ты взяла на главную роль актера, который уже отыграл свое.
- Погоди-ка... - Кит попыталась подняться, но Арчер положил ей руку на плечо.
- Мы обязаны смотреть правде в лицо. Всем известно, что Брендан Марш погасшая звезда.
- Если человек не всегда способен правильно оценить сценарий, это еще не значит, что он разучился играть. Опомнись, Арчер! Если бы не Брандо, которому был предоставлен шанс доказать, что с ним еще не покончено, "Крестный отец" не стал бы тем, чем стал.
- У кинокритиков Брандо лишился всякого уважения, - продолжал гнуть свое Арчер.
- А что это ты вдруг стал прятаться за кинокритиков? Разве ты не знаешь, чего они стоят? Жалкая кучка людей, которые не отказываются от дармового угощения, а потом перемывают кости всем, кого только могут вспомнить!
От негодования Кит так и подскочила, Арчер же, напротив. оставался спокоен и, глядя на нее снизу вверх, терпеливо произнес:
- Знаешь, что меня тревожит, Кит? Ты тратишь на "Последний шанс" непозволительно много времени. Нельзя бросать студию на произвол судьбы.
Подойдя к вазе с тепличными пионами. Кит стала перебирать их нежные лепестки.
- Можно подумать, будто из-за "Последнего шанса" рушатся все остальные проекты... Разве "Чудесный вальс" в Сан-Диего не имел головокружительный успех? А "Прямой поток"?
У него отличная касса, поддержка критики. И потом, - она вернулась на диван, приберегая напоследок самое главное, - мне удалось возродить проект Редфорда, с которым на "Уорнер" без толку бились несколько месяцев.
- Ты спишь с Бренданом Маршем!
Кит уставилась на кузена, не зная, что сказать. Одно было ей ясно: нельзя обсуждать это здесь и сейчас.
- Ваша связь, - продолжал Арчер безжалостно, - привлекает больше внимания, чем все твои достижения, вместе взятые. Ты спуталась с человеком, имеющим репутацию безнадежного пьяницы и старого ловеласа.
- Брендан давно бросил пить и теперь безгрешен, как дитя, - возразила Кит дрожащим от обиды голосом.
- - А говорят, он появляется пьяным на съемочной площадке.
- Вранье! - Она почти кричала, затем, помолчав, добавила уже спокойнее:
- Как ты можешь принимать на веру всякую чушь?
И вообще дело не в том, пьет Брендан или нет. Просто я - женщина, ты не хочешь простить мне то, что прощается в такой же ситуации мужчинам...
- Ты крутишь роман в открытую, а это непрофессионально, вот о чем разговор.
Значит, он еще не в курсе последних событий - видимо, газеты Восточного побережья не успели о них пронюхать. Зато писаки Лос-Анджелеса уже раструбили, что "Китти и ее мартовский кот разбежались после драки в подворотне".
На самом деле их связь закончилась почти два месяца назад, еще в августе, но журналисты были слишком увлечены их любовью, чтобы поверить, что все уже позади. Потом разразилась новая сенсация - гибель Монетт Новак и угроза краха "Последнего шанса". Теперь пресса пировала на остывающем пепелище. Забавно, но Кит сама не верила, что все кончено, пока не увидела подтверждение в газете.
- Ладно, придется тебя просветить, - проговорила она; голос ее слегка дрожал. - Сегодня вечером это обязательно попадет в газеты. Все кончено. Мы с Бренданом Маршем больше не встречаемся. Ты удовлетворен?
Выдавив эти слова. Кит подняла голову и взглянула на Ренсома, все это время не сводившего с нее глаз.
- Я привезла отснятый материал. Может, спустимся вниз и посмотрим?
***
Вся обстановка просмотрового зала Ренсома свидетельствовала о безошибочном вкусе хозяина. Перед экраном были расставлены полукруглые диванчики; задрапированные черным бархатом стены словно расступались в темноте. Кит нажала кнопку на подлокотнике кресла, давая сигнал киномеханику начинать.
На экране появилась небритая физиономия Брендана Марша. У Кит перехватило дыхание, и она перестала думать о мужчине с каменным лицом, сидевшем с ней рядом. Брендан плакал.
Как он ей дорог! А она?.. Достаточно ли она беспристрастна, чтобы вынести суждение о фильме, понять, какие эпизоды требуют переделки, какие замены?
Рядом с Бренданом появился юноша лет семнадцати. Сцена была снята в необычном ракурсе. Смотреть было странно, но приятно: кино в чистом виде.
Дело происходило в пригородном доме. Алтея Талбот, художник-декоратор, у которой за спиной было без малого пятьдесят фильмов, на этот раз превзошла себя. Ей хватило нескольких скупых деталей, чтобы воссоздать типичную атмосферу американского дома, в котором семья прожила не одно десятилетие: афиши корриды, старые лыжи, банки из-под содовой, пожелтевшие обои, сдутые бейсбольные мячи. Юноша с мрачным видом закатал рукава клетчатой рубашки, затем пригладил волосы и заправил их за уши.
Откуда взялись эти волосы? Казалось бы, она знает каждый кадр... Вспомнила! Они действительно решили сохранить жест испуга, когда парень впервые посмел перечить отцу.
Кит сама не заметила, как из придирчивого специалиста, главы студии превратилась просто в женщину, пришедшую в кино, зрительницу, увидевшую на экране того, в кого отчаянно влюблена.
***
Никогда прежде она не работала с Бренданом Маршем и тем не менее, прочитав "Последний шанс", сразу поняла, что на роль Джадда Хайнса ей нужен именно он.
Ожидая, когда перед ней распахнется дверь длинного одноэтажного дома на окраине Беверли-Хиллз, Кит вспоминала телекс Арчера, пришедший из Рио: "Сомневаюсь, что Марш - тот, кто нам нужен. Настаивай на пробе".
Она улыбнулась. Кузен изволил шутить: всем известно, что оскорбительные кинопробы прекратились давным-давно, после того как на роль Скарлетт О'Хара перепробовались все звезды, от Ланы Тернер до Бетт-Дэвис. Либо Арчер не в курсе, либо ему на все наплевать.
Встречу организовал Джей Скотт, выпускник киношколы Калифорнийского университета, начинавший свой профессиональный путь с рекламы мятной жевательной резинки. Потом он шлифовал мастерство, приучаясь ограничиваться несколькими дублями и не превышать бюджет на съемках телефильмов, имевших, как ни странно, большой успех. Первая самостоятельная полнометражная картина Джея заняла шестое место среди наиболее удачных за всю историю киношколы. В результате двадцатишестилетний Джей Скотт был взят в осаду эмиссарами лучших киностудий, вообразивших, что все, к чему он ни прикоснется, превращается в золото и что лучше его поэксплуатировать, прежде чем в двадцать девять он догорит, как свечка.
Возможно, Кит была единственной, кому не пришлось обхаживать Скотта: он сам умолял ее доверить ему режиссуру "Последнего шанса".
- Скотти в кабинете с мистером Маршем, - шепотом сообщила молоденькая секретарша, после того как соизволила откликнуться на восьмой по счету звонок в дверь.
В кабинете было сумрачно - горела только лампа у кресла, стоявшего в углу напротив двери во внутренний двор. Не успела Кит привыкнуть к темноте, как к ней, словно чертик из табакерки, проворно подскочил Джей Скотт.
- Вот и наша гостья! - крикнул он, хлопнув в ладоши. - Вид, как всегда, великолепный - наверняка только что из воды. Я тебе говорил, Брендан, что она заядлая пловчиха? Не знаю никого, кроме нее, кто бы купался в океане в мае.
Кит чмокнула его в щеку, и он потянул ее к Маршу, который что-то читал, сидя в кресле. При появлении гостьи он снял очки и встал.
- Оказывается, вы еще красивее, чем в "Баркасе". Сколько прошло лет после выхода той картины? Двадцать?
Зардевшись, Кит пожала ему руку.
- Я плохо знаю арифметику.
- Напрасно, вам есть чем гордиться. Вы красивая женщина и с тех пор стали еще красивее.
Он продолжал с улыбкой разглядывать ее, и у Кит перехватило дыхание. На Марше была белая рубашка, легкая белая куртка, глаженые джинсы; а еще она заметила на его загорелой груди седые волосы. Узкие джинсы подчеркивали юношескую стройность фигуры, голубые глаза излучали тепло.
- Я всегда восхищалась вашим мастерством! - Произнеся эти слова. Кит вдруг почувствовала себя совсем молодой. Впервые за добрый десяток лет она с удовольствием представила себя в объятиях мужчины.
- Приятно слышать. Вы совсем не обязаны это говорить, и все же, какие из моих фильмов вам нравятся больше?
- "Спарринг-партнер", - ответила Кит не задумываясь. - Я выросла на островке в Персидском заливе, где не было кинотеатров, одни буровые вышки. Иногда буровикам привозили кино. Копии были отвратительные, все время рвались, но я была молода и, впервые увидев вас на экране, сразу влюбилась. Тогда я мечтала, чтобы вы были моим отцом... Кстати, об отцах! - Она заторопилась. - Как вам Джадд, отец из "Последнего шанса"?
- Представь себе, - вмешался Скотт, - как раз перед твоим приходом Брендан сказал мне, что Джадд, по его мнению, - самый выразительный мужской персонаж после Вилли Ломана из "Смерти коммивояжера"...
Кит не сводила глаз с Брендана.
- Значит, вы согласны на роль? Скотти, наверное, говорил, что я собираюсь пригласить его режиссером. Не всякая столь яркая звезда согласится сниматься у мальчишки.
- Мальчишка! - фыркнул Скотт. - Это мне нравится! Я приглашаю вас к себе, а вы...
- Давайте не будем торопиться, - тихо сказал Брендан. - Ни один из нас не относится к выродкам из Нового Голливуда, которые начинают с чего угодно, только не с обсуждения сюжета. Почему вы считаете, что мы с вами одинаково представляем себе Джадда? Вы же отдаете себе отчет, как зависит восприятие фильма от актерской интерпретации роли.
- Это о мексиканском наемнике из "Песни прерий", которого вы превратили в середине действия в транссексуала?
- Возмутительно, не правда ли?
- Да нет, - спокойно ответила Кит. - Гомосексуальность героя единственное, что есть интересного во всей картине. И сценарий, и режиссура никуда не годятся. Насколько я понимаю, вы просто развлекались: ведь ваши контрактные обязательства с "МГМ" все равно подошли к концу.
- Какая проницательность, а. Скотта?
- Брендан, это еще не все. Она исключительно хитра. Знаете, детки, я, пожалуй, оставлю вас на пару минут наедине и пойду приласкаю свою приятельницу. Уверен, вы неплохо поладите.
- Эй, Скотти, - окликнула его Кит, - может, включишь перед уходом свет, а то темнотища - хоть глаз выколи.
Включив верхний свет. Скотт послал обоим воздушный поцелуй и закрыл за собой дверь.
- По-моему, вас вряд ли можно назвать хитрой. - Брендан усмехнулся и указал на видавший виды столик, уставленный напитками:
- Выпьете?
- Пожалуй, немного.
Он налил две рюмки. Со спины Брендан выглядел несколько неуклюже. Поставив второе кресло напротив нее, он сел, касаясь коленями ее колен.
- Вы сказали Скотту, что вам понравился Джадд, - начала Кит. - А у меня с Джаддом проблема. Я даже подумывала, не пригласить ли самого Германа пусть выскажется насчет наших поправок. По-моему, из Джадда не получится герой.
В его взгляде появилось сомнение.
- Вы хотите сказать, что зритель станет относиться к нему плохо, когда выяснится, что он положил глаз на подружку сына?
- Отчасти. В книге Джадд не антигерой, а жертва насилия.
Но вот в фильме... При таком сценарии ни один актер не сможет сыграть его симпатичным. - Ожидая ответа. Кит пригубила бренди.
- Не знаю, правильно ли я вас понял, - задумчиво произнес Брендан. По-вашему, фильм "Последний шанс" выиграет, а Джадд получится симпатичнее, если в конце не произойдет сыноубийства?
- Я не говорю, что мы должны переделывать конец. - Кит вздохнула. Просто любопытно, как вы собираетесь вызвать у зрителя симпатию к себе, убийце, а не к Лейси или ее убитому возлюбленному. Как заставите их поверить в такую реплику:
"Мой бедный, жалкий сын, моя кровь! Разве ты не знаешь, что время не властно над..."
Брендан вскочил и навис над ней, так что ее взгляд уперся в пуговицу его рубашки.
- Но там же по-другому: "Мой сын, моя чертова кровь!
Неужто ты считаешь, что время способно меня принизить?" - Он выразительно положил ладонь себе на ширинку.
Кит усмехнулась:
- Я вижу, вы успели выучить роль наизусть, но это еще не решает проблемы.
- Ладно, милая. Существует единственный способ вам доказать... - Он рывком поставил Кит на ноги. - Стойте здесь.
Вы - мой сын. Не двигайтесь!
Кит безмолвно повиновалась его приказу, а он быстро вышел во двор, откуда до нее донеслись шаги, бормотание, вздохи.
Через несколько секунд в кабинет вернулся совсем другой Брендан. Прежняя атлетическая подтянутость исчезла, рубаха вылезала из мешковатых штанов, лицо покрылось потом, а волосы торчали во все стороны. Теперь этот человек выглядел так, будто только что выл на луну.
***
Спустя два часа Кит покинула дом Скотта, унося с собой видеозапись неожиданного экспромта. Скотт бросил своих гостей вовсе не для того, чтобы развлечь подружку: заняв позицию позади двухстороннего зеркала, висевшего над камином, он засиял происходившее в кабинете на пленку.
В тот же вечер Арчер получил от Кит ответный телекс:
"Высылаю кассету с кинопробой. Марш и Джадд Хайнс - одно лицо".
***
Когда погас экран и зажегся свет, Кит с удивлением увидела на винтовой лестнице спину Арчера. Черт бы его побрал!
Сьюзен Шалтебрандт присела перед ней на корточки и потрогала холодной ладонью ее лоб.
- Не принимайте это на свой счет, дорогая. У него очень важное совещание. Он просил меня поблагодарить вас от его имени за просмотр и передать, что он в кратчайший срок уведомит вас о своем решении по поводу "Последнего шанса". Кит, милочка, возьмите платок. Это разница во, времени, со мной тоже всегда так. Просто вы плохо ее переносите.
Кит высморкалась.
- Дело не в разнице, Сьюзи, а в "Последнем шансе". Вы даже не представляете, до чего это слезливая вещь - тут не обойдешься и коробкой платков...
Глава 2
Мадлон Уикс, редактор текстовой части журнала "Флэш", сидела за столиком ресторана со своей лучшей журналисткой Либерти Адамс. Мадлон было под шестьдесят, она вдовствовала, пользовалась самыми дорогими духами, жила в "Плаза" и неизменно завтракала в Зале короля Эдуарда, поэтому Либерти не удивлялась, что она воспринимает всех официантов как слуг, приставленных к ней лично. Поманив одного унизанным кольцами пальцем, Мадлон попросила:
- Будьте добры кофе, Томас. Для старушки и ее маленькой гостьи.
- Маленькая гостья обойдется без кофе, Мад.
По ее милости Либерти уже и так полночи пила кофе. Еще одна чашка - и она не выдержит.
- Что ж, тогда кофе и чай. - Мадлон повернула к Либерти свое широкое лицо, покрытое густым слоем пудры:
- Как поживаешь, ангел мой? Прекрасно выглядишь! Я всегда говорила, что тебе к лицу скромные наряды. Очень мило с твоей стороны, что ты нанесла старушке столь ранний визит. Ну, где подноготная Нормана Мейлера?
Либерти с замиранием сердца подала ей все тридцать две страницы просроченного задания, которые Мадлон положила текстом вниз не читая.
- Ты это отдаешь или предлагаешь?
Либерти зарделась и потупила взор.
- Постараюсь предложить что-нибудь пооригинальнее.
Мадлон нахмурилась и поддела край листа кроваво-красным ногтем.
- Я плачу тебе не за оригинальность, ангел мой, а за то, что у тебя лучше всего получается: за подноготную красавчиков, вытянутую элегантно и бескровно. - Она взяла принесенный ей кофе и изящно поднесла чашку к губам.
"Кровь!" - подумала Либерти и тяжело вздохнула. Ей не в чем было винить Мадлон: в конце концов, та привила ей вкус к жареным фактам, когда она была сначала студенткой, а потом секретарем во "Флэш". Семь лет назад она превратила пуританскую рубрику "Новости о знаменитостях" в самый разнузданный отдел сплетен. Эмблемой рубрики стал позорный столб; ответы красавчиков на вопросы, которые больше никто не посмел бы им задать, взахлеб читала вся страна.
Однако девять месяцев назад Либерти внезапно почувствовала непреодолимое отвращение ко всему этому и перешла на свободные хлеба. Она питала надежду начать карьеру заново, но оказалось, что не так-то легко разделаться со сложившейся репутацией - равно как и с привычками, приобретенными в журнале.
Имея дело с Мадлон, надо было запасаться терпением.
,. - Норману достается ото всех. Читатель ждет разоблачений. Наверное, то, что сделала я, окажется для вас неожиданным. А неожиданность так же щекочет нервы, как и жестокость.
- Как жаль, милочка, что ты меня бросила! Зачем ломиться в открытые двери? Заруби себе на носу: репортеру ничего не стоит растерять популярность. - Она постучала ногтем по пачке листов. - Меня ждет разочарование?
- Не из каждой метафоры в статье торчит уязвленное мужское достоинство Нормана, но чтение все равно весьма и весьма сексуальное. Так что заказывайте свою яичницу по-флорентийски и не волнуйтесь.
Мясистые плечи Мадлон слегка поникли.
- Кстати, о сексе. По твоему виду не скажешь, что ты отвыкла им заниматься. - Она щелкнула пальцами и заказала подбежавшему официанту яичницу по-флорентийски на двоих. - А теперь... - она наклонилась вперед и закурила, - я хочу мяса.
- Мяса, Мэдди? Чего нет, того нет. Теперь люди не откровенничают со мной, как бывало прежде.
- С тобой они всегда откровенны - ты ведь вылитый ангелочек с виду. Это - твое главное достоинство. Порадуй меня последними сплетнями о Кит Рейсом и этом здоровяке Брендане Марше!
Либерти пожала плечами:
- Я знаю не больше, чем пишут в газетах.
- Но ведь это ты пишешь о Кит Рейсом для "Метрополитен"?
- До нее не так легко достучаться. Я названиваю ей уже три недели, и все без толку.
- Позор, ангел мой! - Мадлон хлопнула ладонью по столу так, что зазвенела посуда. - Когда ты получила заказ? Кажется, ты должна сдавать материал уже на следующей неделе. Что-то ты не слишком расторопна.
- Дело не в этом. Вы ведь знаете, что Кит Рейсом не дает интервью.
- "Позорному столбу" - нет. Но почему бы не поговорить по душам с "Метрополитен"? Раз Френни Коппола может общаться с "Нью-Йоркером", значит. Кит Ренсом не должна отказывать "Метрополитен", поверь старушке на слово.
Либерти нахохлилась.
- Кстати, ты добралась до ее мамаши? - Мадлон налегла мощной грудью на стол. - Как мне стало известно, ты шлялась невесть где, потому и запоздала с Норманом.
- Я три недели назад вернулась с Ближнего Востока.
- Тогда нечего таращить на меня свои фиалковые глазки.
Какая она? Разве это не живая легенда? Правда, что у нее одна грудь? Говорят, вторую она сама себе оттяпала, как амазонка.
Если хочешь знать мое мнение - это уж слишком.
- Она рассказала мне изумительную историю - это все, чем я могу пока с вами поделиться. Ничего лучше я в жизни не слышала!
Мадлон округлила глаза:
- Разве ты не собираешься посвятить меня в подробности?
- Поймите, Мад, дело не в недоверии. Просто материал еще сырой...
- Но блюдо уже выпекается?
- Доходит в духовке, - уточнила Либерти с улыбкой.
- Как это вкусно - Китсия Рейсом на блюдечке!
Либерти возмущенно замахала руками:
- Она тут ни при чем!
- Дорогая, готовить надо разнообразно.
- Она серьезная художница. Ей уже семьдесят два года, и ей наплевать, что о ней подумают. Кстати, она произносит свое имя как "Киси".
- Киси-сиси... Лучше не испытывай мое терпение!
***
Спустя два часа, с непереваренной яичницей по-флорентийски в желудке. Либерти неслась по Пятой авеню на следующую встречу, приближаясь к бронзовому прямоугольнику "Рейсом энтерпрайзиз", восемьдесят три этажа которого, ввинчиваясь в небо, поражали даже бывалых Нью-Йоркцев. Теперь ей предстояло взять интервью у человека, создавшего все это, - Арчера Джеймса Ренсома. В полированном фасаде отражалась малютка с копной темно-рыжих волос, в красных туфельках на высоких каблуках, бледно-лиловых замшевых джинсах и такой же куртке. Стыдиться было как будто нечего.
У входа она столкнулась с двумя мужчинами в дорогих костюмах, ожесточенно спорившими о чем-то. Одного можно было с некоторой натяжкой назвать красавчиком, другой был низкорослый, тяжеловесный, с большой головой и челюстями бультерьера. Пока она проскальзывала во вращающуюся дверь, они молча, оценивающе смотрели на нее. Либерти сделала вид, что их внимание ничего для нее не значит, и они возобновили перепалку. В вестибюле она купила последний номер "Флэш" со своей статьей о новом кинофильме "Домино" и заодно спросила у киоскера, есть ли у него "Кэмел".
- Прости, рыженькая, кончились. - Он смерил ее взглядом. - С такими грудками неплохо бы позаботиться о своем здоровье.
Либерти очаровательно улыбнулась:
- Попридержи язык, а то лишишься его навсегда!
Попросив вдобавок к журналу леденцы. Либерти двинулась к лифту и тут услышала за спиной чьи-то шаги. Обернувшись, она увидела недавних спорщиков. Теперь они учтиво улыбались. Как только двери лифта открылись, Без Пяти Минут Красавчик щелкнул длинными белыми пальцами.
- Черт, забыл! Езжай один, Тони. Увидимся.
Низкорослый вошел в лифт вместе с Либерти. Она нетерпеливо покосилась на часы. Три минуты одиннадцатого. Встреча в пентхаузе была назначена ровно на десять.
Низкорослый откровенно пялился на нее, и Либерти всем своим видом изобразила безразличие. Отчего это все мужчины считают, что малышки - их достояние? Она уставилась на горящий значок "X", обозначавший экспресс между первым и пятидесятым этажами.
Где-то между пятьдесят восьмым и пятьдесят девятым этажами в кабине погас свет. Либерти услышала громкий деревянный стук. Вместо того чтобы продолжать взлет, кабина начала бесшумно падать. Это длилось недолго, скольжение вниз сменилось неподвижностью.
- Черт! - Либерти ударила ладонью по пульту, метя в красную кнопку "Вызов", и тут же из белого динамика раздался неподобающе безмятежный голос:
- В чем дело?
- В чем дело? - крикнула Либерти. - Мы падаем, вот в чем! Что-то сломалось.
- Лифты в здании находятся в образцовом техническом состоянии, зачастил голос. - Они оборудованы многократно продублированной системой торможения. При выходе из строя первой системы...
Либерти напряглась: ее спутник схватился за грудь и часто задышал.
- ..включается вторая.
- Ничего, - сказала Либерти соседу, - не волнуйтесь. Вы же слышали: если первая... - Она не договорила.
У мужчины, казалось, глаза вот-вот вылезут из орбит Лицо его приобрело фиолетовый оттенок, шея перестала помешаться в вороте голубой оксфордской рубашки, подобно пасте, выдавленной из тюбика. Не в силах помочь себе, он судорожно пытался ослабить галстук.
- Черт! - Кабина снова стала проваливаться.
Либерти кинулась к мужчине, разорвала ворот его рубашки и шлепнулась вместе с ним на пол. Он придавил ее, но в то же мгновение на обоих стала действовать еще более могучая сила, не дававшая шелохнуться. У Либерти заложило уши. Внезапно кабина опять остановилась. Двери приоткрылись, и Либерти, увидев путь к спасению, вскочила, протягивая руку вперед. Двери опять задвинулись, придавив ей руку, потом открылись. Она отдернула руку, и двери снова захлопнулись.
- Ради Бога, помогите! - крикнула она в микрофон. - У человека сердечный приступ!
Невидимый диспетчер не отозвался. Она услышала далекий звон, деревянный стук, скрип кабины.
- Умоляю! - надрывалась Либерти. - Помогите!
Скольжение вниз только ускорилось. Диспетчер безмолвствовал. Либерти представила, как отвечавшая им дама, стремительно покинув свой пост, подобно бейсболисту, покидающему базу, мчится вниз по лестнице, чтобы поймать их перед самым концом падения...
Мужчина, дернувшись и закрыв глаза, обмяк, и Либерти ничего больше не оставалось, как только повторять шепотом обрывки всех известных ей молитв.
Наконец кабина зависла на тросах. Двери открылись, но вместо выхода Либерти увидела кирпичную стену. Из ее глаз потекли слезы. Это было даже хуже, чем смертельное падение; настоящая пытка! Кабина нырнула с открытыми дверями еще футов на шесть и снова повисла. Либерти вскрикнула: вместо кирпичной стены перед ней зиял провал.
Он угрожающе расширялся, пока она не увидела благословенный мрамор вестибюля.
- Слава Богу!
Голова мужчины неподвижно лежала на коленях у Либерти.
Она опасалась, что он умер, и боялась до него дотронуться.
- "Скорую"! - крикнула она людям внизу. - Вызовите "скорую"! - Головы задвигались и исчезли.
- Главное, не прыгайте! - крикнул кто-то.
Лифт завибрировал, словно опять собрался упасть. Либерти осторожно переместила голову мужчины на пол и, словно не слыша предостережения, прыгнула.
Отдышавшись, она произнесла:
- Он там. По-моему, у него сердечный приступ. Быстрее! - Тут Либерти услышала приближающееся завывание "скорой". - Надеюсь, он не умер...
- Нет, не умер, просто ему не очень весело.
Она подняла глаза и увидела симпатичного чернокожего с прической "афро", в белом комбинезоне с буквами "RE" на одном кармане и именем "Мелвин" на другом. Он улыбался, откровенно ею восхищаясь.
- Привет, малютка! - Улыбка стала еще шире, - Со счастливым избавлением!
Либерти встала и протолкалась к санитарам:
- Как он?
Санитар, измерявший пульс, лишь замотал головой, а двое других тут же заспешили с носилками к боковому выходу. Либерти последовала за ними на улицу. Пока они засовывали носилки в машину, она успела взглянуть в лицо своему товарищу по несчастью. Бедняга не слишком отличался от трупа.
- Я даже не знаю, как его зовут! - громко посетовала она, провожая взглядом "скорую", уже мчавшуюся против движения По Пятой авеню.
- Его зовут Тони Алварро, - подсказал кто-то. - Это один из боссов.
- Какой пост он занимает? - Репортерское нутро Либерти требовало подробностей. - Ладно, не важно. Я опаздываю. - Она метнулась обратно через вращающуюся дверь.
В этот раз лифт сработал безупречно и с шипением выпустил ее на восемьдесят третьем этаже. Либерти глубоко вздохнула и, закрыв глаза, сделала шаг наружу. В ушах все еще гудело, воспоминание о падении не отпускало ее: она казалась самой себе крохотной и бессильной.
На этот раз вместо мрамора ее встретили мини-джунгли.
Под ногами лежал толстый и мягкий, как мох, ковер, вокруг зеленела пышная растительность; к голубому октябрьскому небу за стеклянным потолком тянулись стволы толщиной в телеграфный столб. Либерти с наслаждением вдыхала целебный кедровый аромат. Услышав журчание воды, она оглянулась и увидела между огромными валунами маленький искусственный водопад. "Пожалуй, при необходимости здесь можно спрятаться и несколько дней подряд оставаться незамеченной", - пришла ей в голову неожиданная мысль.
Во влажном воздухе разнеслось ее имя:
- Мисс Адамс, мисс Адамс!
Она перевела дух, расправила плечи и отважно улыбнулась.
Из зеленой чащи выбежала блондинка среднего роста, в желтом платье, и остановилась перед ней, тяжело дыша. У блондинки был высокий лоб, напоминавший яйцо Фаберже, и серьезные глаза за очками в солидной роговой оправе.
- Мисс Адамс? Здравствуйте, меня зовут Саша. Вас к телефону. Сюда, пожалуйста.
Либерти углубилась в лес, но как только оказалась за стеклянной перегородкой, иллюзия растаяла. Теперь со всех сторон до нее доносились щелканье компьютерных клавиш и телефонные звонки. Саша провела ее мимо столов, заваленных распечатками, и показала на поблескивающий секретарский пульт.
Прежде чем взять трубку. Либерти попросила "Кэмел", чай с лимоном и валиум. Звонила Пег, ее ассистентка.
- Наконец-то! - Пег затараторила, проглатывая слова:
- Здесь настоящий сумасшедший дом! Морти Рич звонил тебе раз пять на протяжении часа. Пять раз! Угрожает судом в случае, если ты не опровергнешь то, что написала в своей статье о "Домино".
"Если бы не сработали эти дурацкие тормоза в лифте, ему пришлось бы судиться с трупом!" - подумала Либерти, но вслух лишь сказала:
- Видно, у него была тяжелая ночка.
- Ничего смешного, Либби: он настроен очень решительно, просто псих какой-то! Ты не поверишь, как он меня обзывал, - о тебе я уж не говорю... Я обещала, что ты перезвонишь ему еще до обеда.
- Все равно смешно. Пег. Ладно, проехали. - Она взяла чай и сигареты у рыжей секретарши, лицо которой напоминало вареного рака. Трубка молчала наверняка Пег надулась. - Ладно, раз уж ты звонишь, окажи услугу. Во-первых, перенеси мой заказ на столик в чайной комнате с двенадцати дня на двенадцать тридцать, а во-вторых, позвони Виктории в "Метрополитен" и спроси, не согласится ли она встретиться со мной на полчасика позже, иначе я не успею. Еще собери мне информацию про Тони Алварро, сотрудника Арчера Ренсома.
- Какого рода информацию?
- Сама не знаю. Как насчет Кит Рейсом?
- Пока никак.
- Ты сказала, что это вопрос жизни и смерти, как я велела?
- Пыталась, но ее секретарша просто какая-то непробиваемая. "Забавно" вот все, что я от нее услышала. Я звоню ей по пятнадцать раз на дню уже три недели. Сейчас прикину... Я позвонила ей уже раз триста! И все без толку.
Либерти вздохнула:
- Займись Алварро. Считай это главным заданием. Я хочу, чтобы вечером у меня было о нем все. Но и про Кит Рейсом тоже не забывай - мы с нее не слезем, заруби себе на носу. Эти люди никакие не шишки, что бы они о себе ни воображали. Так что можешь расслабиться. Кстати, что там о нас наговорил Морти?
Либерти не успела услышать ответ, рыжая секретарша позвала ее к Ренсому.
- Еще минуту! - Либерти нажала на рычаг и тут же набрала номер Морти Рича. Все эти неприятные переговоры были частью ее ремесла.
- Позволь, я тебе прочту... - едва услышав ее голос, без всякого вступления начал Морти.
- Я и так знаю, что написала...
- А знаешь ли ты, какой это нанесло ущерб фильму? Между прочим, до премьеры еще целых два месяца!
Либерти убрала трубку подальше от уха, после чего заговорила с Ричем, как с пациентом психиатрической лечебницы, а не с вице-президентом по рекламе в крупной кинокомпании.
И тут, подняв глаза, она увидела высокую чернокожую женщину в дымчатом костюме от Диора и с тугим узлом волос на затылке. Либерти поняла, что перед ней знаменитая тигрица. охраняющая врата Ренсома, - Сьюзен Шалтебрандт.
- Мистер Рейсом вас ждет, мисс Адамс! - произнесла Сьюзен высокомерно.
Либерти показала ей два пальца и продолжила препирательства с Морти. Она представляла его в костюме с искрой, сидящим в своем роскошном кабинете, набитом дорогими канцелярскими принадлежностями, с видом на Центральный парк. Часто лицом человека являются его персональные бланки. На розовых бланках Рича вверху было выведено большими алыми буквами "МОРТИ", а внизу добавлено сиреневым шрифтом "Рич" <Богатый (англ.).>. Дальнейших разъяснений не требовалось.
- Ты меня удивляешь. Либерти: ведь ты обедала с его женой и ребенком! стыдил ее Морти.
- Более того, нюхала кокаин с макушки его слуги! Слуга у него - лысый карлик; неудивительно, что у него не получаются фильмы. Да у него задница вместо мозгов! - Людям нравилось, когда она давала волю языку, монастырская послушница, бранящаяся, как портовая шлюха, - что может быть пикантнее?
- Признайся, Либерти, твоя мать гордится тем, чем занимается ее дочь?
- Не знаю, Морти. Я сирота.
Короткие гудки. Информация о сиротстве всегда действовала как гром среди ясного неба. После этого дальнейшие препирательства становились невозможными.
Либерти вздохнула и послушно поплелась за дамой в костюме от Диора. Они миновали коралловый вестибюль, прошли сквозь мрачный, в бурых тонах кабинет и оказались в просторном помещении, устланном белым ковром. Две его стены были стеклянные, другие две - беломраморные. Дама оставила Либерти в центре помещения и испарилась.
Либерти заморгала, не в силах сразу привыкнуть к окружающей белизне. Ощущение было такое, будто ее без предупреждения перенесли в снежную зиму, не снабдив солнцезащитными очками.
Арчер Рейсом, восседая, как монумент, за музейным столом с мраморной крышкой, беседовал по телефону и, казалось, не обращал ни малейшего внимания на гостью. Видимо, это было наказанием за то, что она заставила его ждать. Подойдя к окну. Либерти спокойно ждала, любуясь серовато-зеленым простором среднего Манхэттена. Чтобы полюбоваться таким видом, следовало бы штурмовать крутую гору, а не ехать на лифте.
Она отвернулась от окна и поискала глазами, где бы присесть.
Опустившись на белый диванчик, Либерти вынула блокнот и записала: "Сплошная белизна. Белые вазы с белыми цветами на столах, покрытых белой эмалью, белые мраморные пьедесталы. Совершенно неделовая атмосфера: пионы, нарциссы, жасмин. Не иначе, цветы ему привозят самолетом оттуда, где сейчас весна".
Оторвав глаза от блокнота, она обнаружила, что Рейсом, продолжая разговаривать по телефону, в упор смотрит на нее. В жизни он выглядел гораздо интереснее, чем на фотографиях: волосы цвета начищенного олова, несмываемый загар богача, глаза средиземноморской синевы с длинными черными ресницами. Уголки его губ, приподнимаясь, придавали лицу учтиво-добродушное выражение. Либерти даже подумала, что не возражала бы оказаться с ним в одной постели, - это было бы отнюдь не худшим завершением журналистского задания.
Положив трубку. Рейсом встал.
- Наконец-то!
Выйдя из-за стола и приблизившись почти вплотную, он наклонился к ее руке, а затем придвинул кресло, принявшее его с солидным шипением.
- А ваши волосы не менее пышут огнем, чем ваше перо, мисс Адамс. - Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. Один из его передних зубов был с небольшим изъяном, что делало его улыбку весьма сексуальной. Ничего удивительного - иногда магнаты небрежно относятся к своей внешности, как и ко многому другому. Рейсом насмешливо продолжал; - Я рад, что вы до меня добрались.
- Вопреки сопротивлению вашего лифта. - Она очаровательно улыбнулась.
- Мой лифт?
- Он самый. - Либерти развела руками. - Я, конечно, небольшого роста, но если бы не сработала вторая тормозная система, то стала бы еще короче.
Рейсом недоуменно приподнял брови:
- Странно!.. У меня было впечатление, что лифты в этом здании всегда работают безупречно.
- Попробуйте убедить в этом человека, который падал вместе со мной: для него дело кончилось сердечным приступом.
- Сердечный приступ? - Рейсом нахмурился.
- Совершенно верно.
Хозяин офиса заметно посуровел:
- У вас слишком беззаботный вид для женщины, только что выбравшейся из подобного переплета.
Напрасно она завела об этом речь!
- Что вы, просто я все еще в шоке.
- Полагаю, будет нелишне вам напомнить, мисс Адамс, что я не любитель давать интервью. Более того, я не отношусь к поклонникам вашего жанра.
Эта вспышка враждебности застала ее врасплох.
- Я и не причисляла вас к своим поклонникам, - пролепетала она.
- Говоря конкретнее, мне не по душе торговля сплетнями, которой вы занимаетесь. С другой стороны, я рад встрече с вами.
Вид у вас совсем не...
- Не страшный?
Он холодно усмехнулся:
- Во всяком случае, вашу дерзость можно считать данью моде и.., объяснить вашей молодостью. Интересно, как относятся к вашей работе мои глубокоуважаемые родственницы? Честно говоря, я удивлюсь, если хотя бы одна из них согласится дать интервью журналу "Флэш".
Либерти зажмурилась. "Ты должна оставаться учтивой, - напомнила она себе, - даже если собеседник переходит к откровенной грубости".
- Я полагала, сэр, что секретарь поставила вас в известность: данный материал я готовлю не для "Флэш", а для "Метрополитен". Это будет психологический портрет.
Он, конечно, отлично знал, что она выполняет задание "Метрополитен", иначе ее не подпустили бы к нему и на пушечный выстрел.
- Все равно их согласие ставит меня в тупик. Кит не переносит журналистов.
- Идея принадлежит вашей тетке Китсии. У меня впечатление, что сама Кит от нее не в восторге.
Рейсом вздрогнул:
- Идея Китсии? - Голубые глаза потемнели. - Мне трудно в это поверить. - Он долго размышлял, потом вскинул голову. - Что ж, это далеко не первая ее странная выходка. - Он вдруг преисполнился желания общаться. Может быть, перейдем к делу?
- Я благодарна вам за согласие меня принять - последнее время у вас слишком много забот...
Репсом пожал плечами. Вряд ли для него было секретом, что она намекает на статью, появившуюся двумя неделями раньше в "Уолл-стрит джорнел". Некто Гринхауз, крупный чин из Комиссии по биржам и ценным бумагам, сознался, что на протяжении многих лет получал взятки от крупных компаний, и острие его обвинений было направлено именно против "Ренсом энтерпрайзиз".
- Мисс Адамс! - Либерти оторвалась от блокнота. - Вы пришли делать намеки или задавать вопросы? - Он улыбнулся и опустил ресницы, как бы давая понять, что сейчас начнет зевать от скуки.
- Ах да, вопросы! У меня заготовлен целый список, мистер Рейсом. - Она включила диктофон.
- Полагаю, мне нет нужды напоминать вам об условиях, на которых я дал согласие на интервью, - самые общие сведения, никаких цитат.
- Можете мне доверять. - Либерти понимающе улыбнулась. - Ни слова о Комиссии по биржам и ценным бумагам.
Рейсом взял с подлокотника кресла портсигар из слоновой кости и предложил ей сигарету - без фильтра, видимо, египетскую.
- Нет, благодарю. - Она вытащила собственную. Он забрал у нее сигарету и по старомодному обычаю прикурил обе.
Журналистка и магнат дружно сделали затяжку.
- Вот, например, хороший вопрос. Охарактеризуйте вашу тетку одним словом.
Он помолчал, прежде чем ответить:
- Китсия - из тех немногих истинных оригиналок, которых осталось так мало. Вот вам и слово: "оригиналка".
- Вы хорошо ладите?
- Перестаньте, мисс Адамс. Вы же с ней встречались, так что прекрасно знаете - поладить с ней невозможно, приходится терпеть. Кстати, как вы ее нашли? Она здорова?
- Для женщины семидесяти двух лет просто отменно здорова. Потрясающее здравомыслие, капризность, уклончивость и...
Либерти отметила, с какой легкостью он перехватывает роль интервьюера.
- Да, могучий характер! Мне трудно себе представить, как моя тетка принимает на Зваре журналистку. Наверное, она заранее решила, что вы у нее в руках. Но как она будет контролировать вас теперь - на расстоянии?
- Полагаю, у нее не возникает сомнений на этот счет либо ей все равно. "Эксцентричность" - вполне подходящее определение. Еще я назвала бы ее искренней. - Говоря это, Либерти внимательно наблюдала за Ренсомом.
- Вот как? Надеюсь, вы не собираетесь публиковать ее интервью в неотредактированном виде?
Либерти постучала себя ручкой по зубам. Неужели он умеет краснеть? Поразительно!
- Я еще не решила. - Пожав плечами, она продолжила:
- Из ваших слов, мистер Рейсом, я делаю заключение, что вы с тетей теперь разговариваете?
- Мы с ней никогда и не ссорились.
- Правда? У меня другие сведения.
- Очень любопытно!..
- Не бойтесь, все хранится вот здесь. - Либерти энергично дотронулась до виска и тут же пожалела об этом, ручка осталась торчать у нее в волосах. Несмотря на старания Либерти ее вытащить, ручка застревала все больше.
Рейсом наклонился и стал ей помогать.
- Если память у вас такая же цепкая, как волосы, то мне действительно нечего опасаться. - Он наконец вытащил ручку и вернул ее гостье.
- Надо же! - Либерти тряхнула головой. - А у вас легкая рука, мистер Рейсом.
- Вам не кажется, что для такого заявления лучше подойдет "Арчер"?
- Подойдет?
- С вами надо держать ухо востро, мисс Адамс.
- Ну что ж, тогда называйте меня Либерти, Арчер. Скажите, что за человек ваша кузина Кит? Все, что я о ней знаю, почерпнуто в старых киношных журналах.
- У нее была нелегкая жизнь.
- Хотела бы я так трудно жить, чтобы в сорок пять лет выглядеть лучше, чем в двадцать пять, стать главой кинокомпании, входящей в первую семерку, и зарабатывать суммы, записываемые семизначными цифрами, да еще покорить одного из самых неотразимых исполнителей главных ролей! Вряд ли ее можно отнести к страдалицам. Хотя, конечно, быть дочерью Китсии Ренсом - тоже непростое дело.
Арчер усмехнулся:
- Да уж, Китсия - скульптор в полном смысле этого слова и крошит людей, как заготовки. Она не заставляла вас позировать?
Либерти вспомнила знакомый голос, и кожа ее покрылась мурашками.
"Стойте спокойно, не дергайтесь. Вы просто тело".
Она встрепенулась:
- Заставляла. Там так жарко, что любая одежда - сущее проклятие. Не знаю, как ей до сих пор удается выжить.
- У нее изменился обмен веществ - организм приспособился к климату. Там нельзя торопиться, иначе перегрева не избежать.
- Судя по всему, вы руководствуетесь собственным опытом. - Либерти терпеливо наблюдала, как он трогает кончиком языка выемку в переднем зубе. Какой она была раньше, Арчер? Вы один из немногих, кто знает ее достаточно давно.
Он вскинул голову, потом ненадолго задумался и наконец заговорил:
- Мой отец и Китсия были сиротами. Сначала они жили в Париже. Отец больше увлекался приращением своего богатства, чем воспитанием десятилетней сестры. Он передавал ее на попечение знакомым, а сам ездил по Ближнему Востоку. В конце концов он переселился на Звар, оставив Китсию в Париже. Каждую весну отец привозил меня туда. Я до сих пор не могу понять, как он умудрился променять Париж на эту пыльную скалу в Персидском заливе.
Либерти пожала плечами:
- Там есть что-то.., какая-то средневековая загадочность.
Я присутствовала на похоронах эмира и убедилась, что в тамошних обитателях причудливым образом сочетаются вялость и хитрость. - Она продолжала наблюдать за собеседником.
- Именно поэтому Раш, мой партнер, так умело с ними обращается. По-моему, он перенял их стиль. Мой отец тоже неплохо находил с ними общий язык. Вряд ли он возражал бы, если бы эмир со своими людьми занял его участок у него на глазах. Мне, во всяком случае, земля была ни к чему.
- А я слышала, что "Рейсом энтерпрайзиз" продала участок эмиру за кругленькую сумму. Но вернемся в Париж, к Китсии...
- Согласен. Моя тетушка когда-то была воплощенной мечтой любого парня.
- О чем же мечтает любой парень, Арчер?
- О том, что кажется кошмаром любой матери.
Либерти приподняла бровь:
- Ого, кажется, мы набрели на горячий источник...
- Вы становитесь подозрительно похожи на репортера "Флэш", Либерти Адамс.
- Бывшая разгребательница грязи никогда не сможет расстаться с вульгарными привычками. Итак, я жду продолжения.
Рейсом улыбнулся и вновь принялся за воспоминания:
- Первые семь весен своей жизни я провел в Париже у Китсии, но поскольку о моей тетке болтали невесть что, мать запретила мне с ней видеться.
- Лишить вас ежегодного баловства вашу мать побудило какое-то конкретное событие? Как ни хорош Звар, ребенку надо иногда от него отдыхать...
Покрутив головой, словно освобождаясь от слишком тугого воротника. Рейсом откинулся в кресле и не спеша заговорил:
- Когда мне было лет семь, моя мать узнала, что Китсия путешествует по Европе в качестве платной компаньонки одного восточноевропейского принца, слепого от рождения. Она водила его в казино и делала за него ставки, пока он сидел, положив руку на серебряный набалдашник своей палки. Рассказывали, что она выиграла для него немало денег. Впоследствии выяснилось, что ее спутник - вовсе не слепой и не принц, а просто ярмарочный гипнотизер. Разразился скандал.
- Представляю, как шокирована была ваша мать потом, когда Китсия родила в предоставленном ей гостевом домике ребенка от неизвестного отца. У вас есть догадки, кто отец Кит?
Либерти надеялась застать его врасплох, но надежда не оправдалась.
- Я бы предпочел не пользоваться вашим термином, хотя, конечно, мать не была в восторге. Что касается догадок насчет того, кто был отцом Кит, то я вряд ли могу это знать - с пятнадцати лет я вообще перестал бывать дома.
- Вот как? - Либерти вскинула голову. - И по какой же причине?
- Война, - лаконично ответил Ренсом.
- Понятно. - Она кивнула. - Война... Но после сорок пятого года вы вернулись на Звар?
- Нет, не вернулся. Вскоре после войны мать и отец погибли в автокатастрофе. Я виделся с Кит, когда Китсия привозила ее в Штаты.
- Предположим. Правда, мне кажется странным, что вы больше никогда не возвращались на Звар и тем не менее превратили нефтедобывающий бизнес, унаследованный от отца, в многомиллионное предприятие. Одно из ваших лучших казино расположено не где-нибудь, а именно на этом острове. Как вам все это удалось?
Он снисходительно улыбнулся:
- Мой партнер, Раш Александер, великолепно со всем этим справляется. Ближний Восток - его вотчина, и мне нет нужды принимать в этом личное участие.
- Очень удобно! Приобретя "Горизонт пикчерс", вы сблизились с двоюродной сестрой. Вы сделали это намеренно?
- Нет. Один из моих партнеров давно исследовал возможность крупного вложения в шоу-бизнес. Он уверяет, что нацелился на "Горизонт" еще до того, как Кит стала там главной.
- Раз в ее положении после этого приобретения ничего не изменилось, позволю себе предположить, что вы с ней отлично поладили...
- Да, мы оба довольны.
- И даже тем, как костерит ее пресса? Ее последние фильмы не приносят ожидаемых сборов, а о ней самой пишут больше, чем о ее фильмах. На мой взгляд, будучи ее родственником, вы должны находить это особенно оскорбительным - ведь она вам не только родня, но и глава одной из ваших дочерних фирм.
- Каковы источники ваших сведений, мисс Адамс? - В голосе Ренсома зазвучало недовольство.
- "Лос-Анджелес тайме", журнал "Тайм", "Вашингтон пост".
Чем не солидные источники?
Он сверкнул глазами.
- В любом бизнесе, а в этом тем более, бывают взлеты и падения.
- Зовите меня Либерти, Арчер. Конечно, падения бывают, но все же не такие глубокие. История с Комиссией по биржам и ценным бумагам нанесла вам большой вред. Если бы вы попробовали компенсировать убытки действиями на других фронтах, это положительно сказалось бы на курсе ваших акций.
Он не успел ответить, так как их разговор прервал телефонный звонок. Сначала Рейсом взял ближнюю трубку, потом, извинившись, перешел за стол, оставив Либерти расхаживать по кабинету, нюхать цветы и искать в этой стерильной обстановке приметы характера хозяина. Поиски оказались тщетными, если не считать кроваво-красной скульптурной композиции, прятавшейся в нише, справа от стола. Почему он убрал это красочное изделие с глаз долой? Отступив назад, она уперлась спиной в перила и, оглянувшись, увидела за собой темный провал глубиной минимум в пятьдесят футов. Вниз вела винтовая лестница. Пройдя по ней. Либерти оказалась одна среди черных стен, над которыми нависал черный потолок. Черная мебель терялась на черном полу. Единственным белым пятном (зато каким!) был здесь пятидесятифутовый киноэкран. Она поняла, что это частный просмотровый зал Арчера.
Поднявшись, Либерти убедилась, что Рейсом еще не закончил разговор. Вид у него был озабоченный, и она уже предвкушала, как станет выведывать причину перемены в его настроении, но тут взгляд ее упал на розовый мрамор, поблескивающий в противоположном углу. Казалось, композиция подсвечена изнутри. Либерти подошла ближе. Естественные прожилки на камне складывались в звезду, и она с замиранием сердца протянула руку...
- Узнаете?
Либерти вздрогнула и густо покраснела. На мгновение ей показалось, что она не сможет заговорить, поэтому звук собственного голоса явился для нее сюрпризом.
- Вещь знакомая. Оригинал Китсии Ренсом, часть ее коллекции "Драгоценности". - Либерти хихикнула, хотя ей было не до смеха. - Простите, но я вспомнила, какое название она хотела дать этой коллекции. В шестидесятые годы Музей Гуггенхайма категорически отказался от него. "Вульвы".
- Значит, тетушка не всегда добивается своего.
- Мне она сказала, что ей все равно, как это будет называться, главное, чтобы работа была представлена публике.
- Такая покорность не в ее стиле. - Ренсом помолчал. - Между прочим, Либерти, я только что узнал, что человек в лифте, у которого произошел сердечный приступ, - наш главный финансист Энтони Алварро. Сейчас он в клинике "Маунт-Синай", и врачи не уверены, что смогут его спасти.
- Какой ужас! - Она вспомнила тяжесть большой седой головы на своих коленях и мысленно упрекнула себя за бездушие.
- Не переживайте так - в этом нет вашей вины. Итак, продолжим? - Он повел ее назад к дивану.
- Я спрашивала о том, кто заправляет в "Горизонт пикчерс"...
- Правда? Отвечаю: конечно. Кит, кто же еще?
- Сомневаюсь, что это так. Например, у "Парамаунт" есть гора, у "Метро-Голдвин-Майер" - лев, у "БК" - орел, а у "Горизонта"... - Она выдержала паузу. - У "Горизонта" есть Киска Кит. Говорят, она всего лишь подставное лицо. Все основные решения принимаете вы.
- Вы, Либерти, кажется, забыли, что находитесь здесь не по заданию "Флэш". Что вы вообще знаете о Кит Ренсом?
- Что знаю? Сейчас посмотрим. - Она принялась загибать пальцы. - Ее хобби - плавание и коллекционирование старых киноафиш. У нее длинные худые ноги. Она носит сшитую на заказ модельную обувь. У нее дом на скале в Пасифик-Палисэйдс, который она называет "Клара". Она хорошо готовит. Ничего не упустила? - Либерти сжала пальцы в кулак, так что большой палец оказался между средним и указательным. - Конечно, если не считать самого основного. А все потому, что она не подпускает меня к себе и на милю.
- Разве вы вправе ее за это осуждать? Ведь вы... - Он поискал слово помягче. - В общем, ей с вашей братией не везет.
- При чем тут везение! Пресса - всего лишь люди, делящиеся своими впечатлениями с другими. Женщина вроде Кит Рейсом, медленно и упорно поднимающаяся в гору, начинавшая со статистки и превратившаяся в главу киностудии, производит на всех странное впечатление. Она загадка. Какая она - цепкая или робкая? Мне бы хотелось разобраться в этом самой, но если двигаться такими черепашьими темпами...
- Я верю в ваши способности. Либерти.
- Ох, не напрасно бы... Если бы вы знали, как упорно я ее выслеживала, - и все зря...
- Что ж, значит, надо запастись терпением.
- Но у меня руки чешутся!
- Интересно, с чего бы это?
- Так и хочется надавать кому-нибудь тумаков. Терпение?
Я лично названиваю ей ежедневно уже три недели, моя ассистентка набирает ее номер по пятнадцать раз в день.
Мы все испробовали. Может, замолвите за меня словечко? - Либерти бросила на хозяина офиса умильный взгляд, который не слишком-то подходил к ее задиристому виду.
- Такая очаровательная малютка, как вы, не должна шествовать по жизни раздавая оплеухи направо и налево! - Рейсом заговорщицки подмигнул.
- Смеетесь? Но именно этим я и занимаюсь. Кто решится дать сдачи рыжей крошке росточком в пять футов и весом в жалкие девяносто пять фунтов?
- Да еще с глазами цвета ирисов и губами, напрашивающимися на поцелуй. - Либерти покраснела до ушей. - Неужели я вас смутил?
Она тут же взяла себя в руки.
- Лучше ответьте, у вас в "Рейсом энтерпрайзиз" умещается всего один магнат?
Можно было подумать, что в этих ее словах содержался секретный код. Кусок мраморной стены отодвинулся, и перед собеседниками предстал высокий брюнет в синем полосатом костюме - ни дать ни взять воплощенный бизнесмен из крупной корпорации. Либерти сразу его узнала - то был Без Пяти Минут Красавчик из вестибюля.
- Разумеется, здесь умещается один-единственный магнат! - подхватил он с улыбочкой. - Все мы знаем, кто он. Не правда ли, мистер Репсом? - Теперь его взгляд скользнул по Либерти, и сомнения немедленно исчезли: она произвела на Красавчика сильное впечатление.
Арчер по-мальчишески воодушевился:
- Золотые слова! Один магнат - и один фигляр. - Он тут же посерьезнел. - Слышал про Алварро?
- Слышал. - Небрежно уронив Арчеру на колени лист бумаги, пришедший терпеливо ждал, пока тот вчитается.
И вдруг Арчер засмеялся, а его посетитель прямо-таки согнулся от смеха, держась за спинку хозяйского кресла. Неужели Либерти прозевала начало спектакля?
Без Пяти Минут Красавчик вытер глаза, аккуратно вернул платок в нагрудный карман и, присев рядом с Либерти, протянул ей длинную белую руку.
- Вы самое очаровательное создание из всех, кого мне когда-либо доводилось видеть на этом диване, а я всего лишь Раш Александер.
Боже, как она могла его не узнать! Правда, на фотографиях он выглядел в десять раз лучше, чем в жизни...
- Не распускайся, Раш! - Арчер снисходительно взглянул на своего партнера. - Дама пришла по делу. Она из журнала.
Теперь уже Раш посмотрел на Либерти с изумлением.
- Послушайте, Дама Из Журнала, вы не будете возражать, если я прерву ваше важное совещание и ненадолго украду у вас старину Арча? Видите ли, до закрытия торгов на Лондонской фондовой бирже осталось всего десять минут...
Не дожидаясь ответа, Раш отвел Ренсома в сторону, чтобы Либерти не могла их подслушать, и заговорил так, словно их разговор был прерван лишь на минуту:
- Такое впечатление, что Каса Верде собирается написать либретто для Оперного общества Потомака...
- Я бы предпочел сперва изучить тему глубже, а потом ее обсудить.
- Время иссякает, маэстро. Первый акт сыграют в пятницу. Без усиленных репетиций представление будет выглядеть неважно. Тенор Эбенезер может согласиться на тренировку голоса, но для этого надо приложить определенные усилия.
У Либерти был тонкий слух, и она крепилась изо всех сил, чтобы не расхохотаться. Солидные бизнесмены, пользующиеся кодовым языком! Однако это не мешало ей восхищаться Без Пяти Минут Красавчиком, легендарным героем прессы. Он был полной противоположностью сдержанному, консервативному Ренсому; настоящий эксгибиционист! Обладая неисчерпаемой общительностью, он заводил друзей всюду, где появлялся: на Уолл-стрит, в Вашингтоне, в Олбани, столице штата Нью-Йорк.
Вся редакция "Тайме" была у него в кармане. Он гипнотизировал прессу и пользовался ею, как собственным агентством по связям с общественностью. Раш не скрывал своих не вполне джентльменских методов, всюду имел шпионов - и благополучно стриг купоны.
Партнеры закончили секретничать, и Без Пяти Минут Красавчик снова уселся рядом с Либерти. Она удивлялась, почему он не использует свою легендарную силу, чтобы притушить назревающий скандал. Но стоило ему прижаться своим железным бедром к ее бедру - и ее мысли сменили направление. Она вспомнила, что Раш участвовал минувшей весной в Бостонском марафоне.
По утверждению "Пипл", он был всего лишь умелым исполнителем. Она вспомнила его фотографию в майке и спортивных трусах и надпись: "Суперменеджер претендует на звание супермарафонца". Трудно было предположить, что ему больше сорока, - рядом с ним Арчеру легко можно было дать все шестьдесят.
- - Итак, Арчер, я получу от тебя благословение?
- Разве я когда-нибудь подвергал сомнению твой талант импресарио, старина? - Несмотря на ленивую улыбку Арчера, Либерти чувствовала, что он все еще под впечатлением только что состоявшегося разговора.
- Что бы ты без меня делал? - Раш тоже усмехнулся.
- Просто делал бы все сам.
- Уступаю его вам, мисс Адамс. - Раш пихнул ее бедром. - Но сначала позвольте признаться: я восхищен вашим умением разговорить старину Арчера. Обычно он не жалует даже таких милых представительниц прессы, как вы.
- Заметьте, Либерти, быть наглым за нас двоих - часть его служебных обязанностей.
- Я уже догадалась! - весело откликнулась Либерти. - Он Папа-Медведь, у которого надо просить разрешения взять интервью у Мамы-Медведицы.
Раш окинул ее одобрительным взглядом.
- Я думал, вы умнее среднего репортера, а вы просто короче...
- Эдвард Робинсон, "Двойное возмещение", сорок четвертый год.
- Вот ведь что знает! - Прижимая ее бедро, Раш повернулся к Арчеру;
- На прошлой неделе она звонит моему секретарю и говорит: "Хочу взять интервью у миссис Александер!" Дальше лучше рассказывайте сами.
Либерти отодвинулась от Раша и вытащила свой "Кэмел".
- Я предлагала встретиться в эту пятницу. Она сказала, что перезвонит.
- И?
- Вот и все... Ваш секретарь все отменила - якобы, у горничной выходной, и поэтому...
- А вы заявили...
Либерти закатила глаза.
- Я сказала, что была бы счастлива, если бы она передумала, потому что...
- Потому что - представь. Арчи! - в пятницу у нее день рождения! - Раш радостно фыркнул.
Обоим мужчинам, по-видимому, было очень весело, и оба они в данный момент были Либерти отвратительны.
- Как видно, - начал Арчер высокомерно, - вы не прочь присочинить, лишь бы просочиться в логово врага.
- Что тут такого! - Либерти пожала плечами. - Пятница - удобный для меня день, и это не преступление.
- А как насчет дня рождения? - не унимался Раш.
Либерти затянулась сигаретой. Пятница была годовщиной - именно тогда она очутилась на ступеньках монастыря Святой Марии на Реке. В действительности она могла быть недели на три старше.
- Я верю монахиням из сиротского приюта.
- Восхитительно! - Раш загоготал. - Еще одно несчастное дитя!
- Вы не слишком-то стараетесь соблюдать приличия, - нахмурилась Либерти.
- Это потому, что я отдуваюсь за двоих, верно. Арчи? - Рейсом кивнул. А главное, вы очаровательнейшая из богинь современной прессы. Либерти Адамс.
- Хватит, Раш, - тихо сказал Арчер, но Раш лишь ухмыльнулся.
- Она и правда прелесть, невзирая на ее ядовитое перо.
- Полностью согласен.
Либерти смущенно поерзала на диване.
- Вам не надоело?
- Вы уж нас простите, мисс Адамс, - в голосе Арчера звучало дружелюбие, - но мы ценим в женщинах одно и то же. Вы обладаете бесценнейшими качествами.
Но Либерти не клюнула на лесть.
- Я уже слышала, как ваш друг расправляется с репортершами, но от вас этого не ожидала. Вы оба достойны того, чтобы стать героями репортажа.
- Вашего? Любопытно было бы прочесть. Что-нибудь про рычаги и шестеренки?
- Раш! - прикрикнул Арчер.
- Шучу, Арчи. Уверен, статья нашей юной гостьи непременно увлечет читателя. - Раш подмигнул Либерти.
Она уже представляла, как они будут выглядеть в ее материале. Арчер добрый полицейский, Раш - злой; богатый и бедный; солнце и тень. Классический сюжет всегда интереснее любого другого.
- А вы славно сработались.
- Да, недурно, - подтвердил Раш. - Хотите узнать больше? - Либерти промолчала. - Уверен, что хотите. - Он встал и картинно прошелся по кабинету. - Арчер Джеймс Рейсом и Константин Борисович Александров - соседи по комнате в студенческом общежитии и неразлучные друзья, гарвардский выпуск сорок шестого года.
- Сначала объясните, где в этой вашей невнятице прячется "Раш"? перебила его Либерти.
- Нигде. - Без Пяти Минут Красавчик перестал расхаживать и широко улыбнулся. - Однокурсники называли меня русским чертом. Арчер предложил сокращенную форму.
- Неплохо, - одобрила Либерти.
- Оба - единственные сыновья в своих семьях. - Раш опять забегал взад-вперед. - Благодаря этому нам не пришлось воевать: Арчеру - в военно-воздушных силах его британского величества, мне - за приемного Дядюшку Сэма. Дальше все пошло как по маслу - не правда ли, Арчи?
Арчер, не отвечая, развалился в кресле и наслаждался представлением, а Раш продолжал:
- Наши герои сколотили стартовый капиталец на акциях во время послевоенного бума, немного поработав для начала на владельца судостроительных верфей скрягу Хэмптона Беркли - мир его праху! - Он прижал к груди воображаемую шляпу. - Неустрашимая парочка купила старину Хэма на смертном одре - кстати, на денежки Арчера - и основала "Рейсом энтерпрайзиз". - Рассказчик на миг прервался, как бы в ожидании аплодисментов. - Так, детки, появилась на свет компания "Ренсом энтерпрайзиз", небольшая, но жизнеспособная мультинациональная корпорация, простершая свои крылья над доброй дюжиной странных - я намеренно употребляю это слово - дочерних компаний. Возможно, "Рейсом энтерпрайзиз" пока что не входит в список тридцати компаний с самыми лакомыми акциями, но я предрекаю, что к концу восьмидесятых наши акции потеснят другие "голубые фишки". - Он наклонился к Либерти:
- Вы записываете?
- Слово в слово.
- Подождите еще немного. Благодаря сети казино - в Макао, Монте-Карло, Фрипорте, Рио-де-Жанейро и на Зваре - и собственной кинокомпании "Горизонт пикчерс" "Рейсом энтерпрайзиз" никогда не испытывает недостатка в наличности, с помощью которой подпитывает свои более сложные проекты: нефтедобывающий и судостроительный - "Беркли ойл энд шиллинг", химический "Рейсом петропродакшнз", косметический - "Руба косметике".
Либерти забарабанила пальцами по подлокотнику.
- Не скучайте, я перехожу к самому интересному. Наблюдатели никак не могут определить, кому принадлежит власть в империи Ренсома: самому старикану Ренсому, генеральному директору, или исполнительному директору Александеру, с виду подручному? Обратите внимание на разницу в должностях, компания носит имя первого, однако многие полагают, что русский...
- По-моему, мы надоели мисс Адамс. - Лицо Ренсома сделалось каменным, и Либерти поняла, что комедиант перегнул палку.
- Вы прирожденный трагик, мистер Александер. Просто я считала, что существуют некие правила... - Она выразительно покосилась на Ренсома.
- К черту правила! Если хотите написать статью, берите интервью у меня! Я столько могу вам порассказать о жутких сестренках... - Теперь Раш выглядел искренним, как мальчишка-проказник, внезапно решивший произвести хорошее впечатление на учителя.
- Жуткие сестренки?..
- Так Раш прозвал моих двоюродную сестру и тетушку.
Пустое зубоскальство, ничего больше.
- Понимаю, - проговорила Либерти, поглядев на часы.
- Ничего вы не понимаете! - обиделся Раш. - Только когда я все вам расскажу, вы прозреете.
- Буду рада вас выслушать, но сейчас мне надо бежать.
Терпеть не могу торопиться... - Она выключила диктофон и сунула его в сумочку вместе с блокнотом. - Надеюсь, теперь мне будет легко продолжить интервью.
- Слышал, Арчер? Кажется, она на что-то намекает.
В действительности она вовсе не надеялась на легкую жизнь.
Сначала нужно было уговорить редактора "Метрополитен" перенести срок подачи материала.
Раш все не унимался:
- Ну как, удалось мне вас соблазнить, мисс Либби?
Она оглянулась на него. Он уже успел сесть и теперь, подперев рукой подбородок, улыбался блаженной улыбкой Чеширского кота.
- Скажите, чтобы получить разрешение на интервью у вас, мне придется звонить вашей жене?
- Нет, моя саркастическая малютка. Приглашаю вас отобедать со мной в моем офисе в пятницу, а уж там мы обсудим мою жену. У меня будут готовы в честь вашего дня рождения пирог, подарки и так далее.
- Принимается! - Она сузила глаза, решив, что настало время прощаться. - Я вас вспомнила. Это вы спорили внизу с Алварро, прежде чем мы вошли в лифт и чуть не погибли. Вы пропустили бездну удовольствия.
Раш продолжал ухмыляться, но глаза его посерьезнели.
- Я всегда пропускаю все удовольствия, мисс Адамс. Спросите старину Арча - он подтвердит.
Арчер встревоженно выпрямился:
- Это правда, Раш?
Раш не ответил. Либерти поняла, что ей пора уносить ноги. Она быстро поднялась и надела жакет.
- Всего хорошего, Арчер. Большое спасибо за беседу!
Хозяин офиса кивнул, даже не взглянув на нее, нажал на кнопку, и панель в мраморной стене снова отодвинулась. Либерти показалось, что она находится среди персонажей космического сериала "Звездная дорога".
Миновав коричневый кабинет, секретарей и влажные джунгли, Либерти влетела в лифт и до самого нижнего вестибюля не осмеливалась дышать. Только на 57-й улице, направляясь в "Русскую чайную", она пришла в себя. Рука по привычке взмыла в воздух. Собственно, зачем ей такси, когда надо переместиться всего на два квартала? В следующую секунду ее глаза остановились на знакомой фигуре у подножия небоскреба "Трамп". Человек, ожидая зеленого сигнала светофора, смотрел на нее. Она села в такси с мыслью, что он мог вообразить, будто она машет ему.
Глава 3
Кит задержала дыхание, плеснула на лицо ледяной водой и посмотрела на себя в зеркало. При свете люминесцентной лампы она выглядела скелетом, обтянутым прозрачной кожей. Глаза казались безумными, губы потрескались, ладони вспотели.
Она насухо вытерлась бурым бумажным полотенцем и вытащила косметичку. Еще утром на лице ее играл румянец, но к вечеру он померк, сменившись мертвенной бледностью - ходячий труп, да и только. Накрасившись и причесавшись, Кит отошла от зеркала. В Нью-Йорке было семь часов вечера, в Лос-Анджелесе - только четыре дня, завершение послеобеденной дремы...
По пути в свой кабинет в "Рейсом энтерпрайзиз" она застала секретаршу Сашу за телефонным разговором и показала жестом, что та ей нужна.
- Как просмотр? - спросила Саша одними губами. Кит непонимающе уставилась на нее. - Разве вы не возвращаетесь с "Игр в детской"?
- Слишком затянулся.
Она закрыла дверь и привалилась к ней спиной, не будучи в состоянии думать ни о чем, кроме "Последнего шанса". При каждом телефонном звонке она вздрагивала, боясь, что это Арчер.
Усевшись спиной к столу, Кит уставилась в окно. Судя по огням, зажегшимся на Пятой авеню, в Манхэттене наступил вечер. Она привыкла определять время суток по расположению солнца, кружащего вокруг ее лос-анджелесского офиса и превращающего письменный стол в солнечные часы, здесь же ей оставалось лишь угадывать его ход.
Саша вошла в кабинет и включила свет.
- Начнем с телефонных звонков. Нет, подождите: вы достали мне билеты на "Лорда страсти" на завтрашний вечер?
- Никаких проблем, - доложила Саша. - Я звонила продюсеру, и он обещал доставить билеты с курьером. В три тридцать звонил Джерри Брэкстон, сказал, что это срочно. Он хочет, чтобы вы отложили премьеру "Вспышки", пока не кончится Нью-Йоркский кинофестиваль. Повторил раз восемь, что беспокоится, как бы фестиваль не отвлек внимание прессы от его картины. Это логично?
- Логично, но я не согласна. Пометьте, завтра мы позвоним Шеридану и скажем, чтобы он подтвердил Брэкстону прежнюю дату премьеры.
- Два звонка от Майка Уоллеса, - продолжила Саша. - Первый в пять минут одиннадцатого, второй в полдень. Его секретарша передала, что он хочет пригласить вас на этой неделе на ленч. Он собирается дать материал о "Последнем шансе" в программу "Шестьдесят минут".
- Этого только не хватало! - усмехнулась Кит. - Назначьте ленч на среду.
- В среду у вас бюджетное совещание.
- Позвоните им во вторник и передайте, что я не приду.
- Заезжал Девин. Сказал, что все прошло хорошо. Уоткинс был безобиден, как младенец.
- Хорош младенец! Ладно, посмотрим. Что еще?
- В одиннадцать звонили от Шеридана, назвали окончательные цифры премьерных сборов "Без остановок" за выходные.
- Да? Сколько же собрали?
- Три миллиона шестьсот пятьдесят тысяч.
- В скольких кинотеатрах?
- В шестистах.
- Получается примерно по шесть тысяч с экрана. Недурно, лучше, чем я надеялась. Я думала, что не дотянет и до трех миллионов.
- Очень хорошие показатели на Юге.
- Он предоставил вам цифры для сравнения? - Саша непонимающе уставилась на нее. - Данные по премьерным показам чужой кинопродукции.
- Нет, это все, что я от него получила.
- Напомните, чтобы я задала ему этот вопрос, когда буду звонить насчет Брэкстона.
- Чуть не забыла! - спохватилась Саша. - Я сложила на вашем столе отзывы на "Без остановок".
- А вы сами их прочли?
- Прочла. Кажется, они не слишком. Джимми Греко вызывает больше интереса, чем сам фильм.
- Ничего удивительного. Видите, Саша, как мало значат сегодня отзывы для успеха почти любого фильма. Куда подевались великие критики? Где вы, Джеймсы Эйджи?
Саша откашлялась.
- Кстати, о критиках. Звонила секретарша Либерти Адамс.
- Боже, неужели опять? - Кит закатила глаза.
- И не один раз: в десять тридцать, одиннадцать пятнадцать, час тридцать, два сорок пять, три пятнадцать... - Саша перевернула страничку блокнота. - В три сорок пять, четыре, четыре тридцать, пять пятнадцать. Поразительная настойчивость!
- Как она мне надоела! Пусть ее секретарша трезвонит сколько влезет. Все еще врет, будто это вопрос жизни и смерти?
- Да, она требует встречи сегодня вечером.
- Обойдется. Что там дальше?
- Только одно, мисс Рейсом: Сьюзен Шалтебрандт заглянула к вам сразу после того, как вы ушли на просмотр "Игр в детской". - Саша помолчала, подбирая слова. - Она передала, что мистер Рейсом советует вам уделить время Либерти Адамс.
- Советует? Чудесно! - Кит улыбнулась. - Когда она в очередной раз позвонит, я по-прежнему буду занята.
- Понимаю. - Саша еще помолчала. - Видимо, я должна вас предупредить, что утром мисс Адамс посетила мистера Ренсома.
- Спасибо за предупреждение, Саша. Может быть, продолжим?
Саша покраснела и уставилась в блокнот.
- Звонили из вашего лос-анджелесского офиса. Клуб "Вэрайети" приглашает вас в председатели своей кампании по сбору средств в этом году. - Саша подождала и повторила:
- Клуб "Вэрайети"...
- Я слышала. Дальше.
- Звонил Ральф Инглиш. Предлагает встретиться и обсудить приобретенный им роман, который он рассчитывает превратить в кинофильм. Говорит, что у него есть неплохие предложения от "Коламбии", но он хочет предоставить приоритет вам.
- А как же! Не сомневаюсь, что он повторяет буквально то же самое руководителям всех киностудий. Что за книга?
- Бестселлер. Действие разворачивается в Китае.
- "Желтая река", - определила Кит. - Позвоните на студию, Рите, пускай пришлет обзор...
- Обзор?..
- Краткое содержание и мнения читателей, - терпеливо объяснила Кит. Перед встречей я должна все это проштудировать. Назначьте встречу на завтра, перед совещанием с Джулией Ренц. Напомните, чтобы я прочла.
- Хорошо. - Саша сделала пометку в блокноте. - Звонил Роберт Редфорд, просил перезвонить, но не оставил номера.
- Позвоню ему вечером из отеля.
- Звонили от мистера Александера. Напоминание о бюджетном совещании.
- Думает, я забуду? - Кит взглянула на часы. - Прежде чем переходить к другим делам, попытайтесь дозвониться в Сидней Питеру Вейру. Разница во времени - четырнадцать часов. Он должен быть дома.
- Хорошо, - сказала Саша. - Лучше я буду звонить со своего рабочего места. Это может потребовать времени - новая телефонная система стала барахлить.
Отпустив Сашу, Кит позвонила в Калифорнию - Джею Скотту.
- Не ломай комедию. Кит, - сразу потребовал он. - Говори, как дела? Нет, лучше позволь мне самому догадаться! Ему так понравился "Последний шанс", что он велел тебе заключить со мной контракт на три картины, пока я сильно не подорожал. Почему ты молчишь, детка? Ответь бедненькому Скотти, как все прошло?
- Знаю, это звучит странно, но я еще не поняла.
- Верно, странный ответ, - хрипло проговорил он. - Ты что, вообще с ним не разговаривала?
- Разговаривала, но только до просмотра.
- Ему не понравилось - вот почему он отказался от комментариев.
- Не будь мазохистом, Скотти!
- Как же иначе тебя понять? Все ясно, хоть нас разделяют три тысячи миль.
- Скотти, дорогой, я люблю тебя и за миллион миль.
- А я-то как тебя люблю. Кит! - произнес он похоронным тоном. - Ладно, хватит о грустном, приступай к хорошим новостям. Скажи, что не собираешься закрывать производство.
Скажи, что уже завтра утром подыщешь новую Лейси. Пусть это будет невинное дитя, уверенное, что героин - герой, только женского рода.
- Не беспокойся, найдем мы тебе новую Лейси. - Она старалась говорить поласковее. - Еще лучше, чем Новак.
- Кит! - взвыл он. - Откуда в тебе столько бездушия? Она в могиле, а ты..."
- Да, она мертва, и ничего тут не поделаешь.
- "Не поделаешь"! Узнаю твой облик Снежной Королевы.
- Давай не будем препираться. - Кит глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. - Я по тебе соскучилась. За целый день ни разу не смеялась!
- Конечно, не было повода. На мой взгляд, он поимел нас всех в одно место.
- Вот-вот, да еще поскупился на предварительный поцелуй. - Кит наконец заметила в дверях Сашу, которая все это время тщетно пыталась привлечь ее внимание. - Извини, тут возникли проблемы. Перезвоню завтра. Не переживай и, ради Бога, не будь таким мрачным! Да, Скотти, если столкнешься на съемках с кем-нибудь из моих коллег, скажем, с Ренди Шериданом, попридержи язык. Целую!..
Она положила трубку и только тут сообразила, что Саша прикрывает ладонью трубку другого телефона.
- Простите, мисс Рейсом, это Фрэнк, киномеханик. Говорит, что в просмотровом зале мистера Ренсома сидит мистер Александер: требует, чтобы ему показали куски из "Последнего шанса". У Фрэнка есть пленка, но он решил сперва посоветоваться с вами. Мистер Александер страшно кипятится.
- Могу себе представить. - От Кит повеяло холодом. - Скажите Фрэнку, что я сейчас приду.
Когда она вошла, Раш сидел, ссутулившись, в кресле Арчера и курил трубку.
- Как дела, Раш?
- Лучше не придумаешь. - Он привстал и быстро поцеловал Кит в губы. Ты фантастически хороша.
- А у тебя вид что-то неважный.
- Правда? - Он усмехнулся. - Все равно я тебя люблю, как бы ты со мной ни обращалась.
- Хватит, Раш, я устала. Так будешь смотреть или нет?
- А, собственно, зачем? Если ты знаешь свое дело - а все мы в этом уверены, - то твой материал не может быть плох.
Кит заколебалась.
- Наскандалил, а теперь в кусты?
- Перестань меня стыдить. Киска. Сама знаешь, я возбуждаюсь от бизнеса, а не от искусства. - Он показал большим пальцем на окошко киномеханика. Можешь его отпустить.
Поразмыслив, Кит нажала кнопку.
- Спасибо, Фрэнк. Оставьте пленку в аппарате и на сегодня можете быть свободны.
Через несколько секунд свет в окошке погас; теперь в просмотровом зале горел лишь синий фонарик над лестницей.
- Так в чем дело? - Кит старалась не смотреть на Раша.
Он взял ее за подбородок, заглянул в глаза:
- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Очень надеюсь.
Она удивленно приподняла бровь:
- Тебе-то что? Что-то я в последнее время не замечала, чтобы тебя интересовали дела "Горизонта".
- Арчер хочет прикрыть "Последний шанс", разве ты не знала? У твоего приятеля Ренди те же намерения.
- Ренди?
- Ренди Шеридан, вице-президент "Горизонт пикчерс". Соображаешь?
- А ты, Раш? Ты тоже хочешь меня прикрыть?
Он дотронулся пальцем до кончика ее носа и, неожиданно поднявшись, вышел. Она уже не знала, кто ее больше бесит:
Арчер или Раш. Машинально Кит нажала кнопку и запустила "Последний шанс". Ей казалось, что она полжизни провела в темных кинозалах, просмотровых, монтажных. Действительно ли этот тридцатиминутный ролик пленки, за который борются двое мужчин, так важен для ее карьеры?
***
Кит Рейсом приехала в Лос-Анджелес в 1958 году, получив актерский контракт с "Центурион пикчерс". Ей было двадцать лет, она уже имела опыт работы манекенщицей и фотомоделью, дважды снималась в телевизионной рекламе и играла в студенческом театре колледжа, где проучилась всего год. К своему контракту она относилась несерьезно, так как не считала себя актрисой. Однако нашедшие ее в Нью-Йорке агенты "Центуриона" придерживались другого мнения.
Сперва Кит ничем не отличалась от многочисленных кобылок в большой конюшне студии и легко позволяла собой помыкать. На студии она воспринималась всего лишь как одна из многих девиц с экзотической внешностью и великолепными ногами пловчихи. Она не поднималась выше эпизодических ролей в пляжных поделках, где действие непременно разворачивалось в дальних краях - на Гавайях, Таити, Бали; привыкла изображать туземок, никогда не открывала на экране рот и носила легкие туники, отлично подчеркивающие достоинства ее фигуры. Зрители были от нее без ума.
Вне экрана студия старалась закрепить за ней этот имидж: одевала почти в те же туники и советовала помалкивать, поскольку никогда нельзя было угадать, что она скажет. "Просто молчи, остальное сделают люди с камерами", - внушали ей. И невинная Кит охотно подчинялась.
Но постепенно она начала жалеть, что так покорно позволяет манипулировать собой. Ее личико красовалось повсюду - от обложек бульварных журналов до светских разделов серьезных информационных изданий. Ей казалось, что ее заперли в клетке, увешанной зеркалами. Со временем ситуация только ухудшилась: зеркала становились то вогнутыми, то выгнутыми, как в комнате смеха. Не веря своим глазам, Кит находила себя на фотографиях рука об руку с известными актерами, с которыми даже не была знакома! Фоном фотографий чаще всего был ресторан, куда она наведывалась с подружкой и где вечером их щелкали при выходе фотографы. Подружку безжалостно обрезали, а ее место занимал незнакомец в ковбойской шляпе - новая звезда, рекламируемая студией. Эти проделки злили Кит, потому что фотографии выглядели как снимки событий, которым скорее всего никогда не дано было случиться.
Потом ее начали называть по имени и фамилии и цитировать. Во всяком случае, свое лицо на фотографиях она узнавала, хотя цитаты явно принадлежали какой-то незнакомке, вызывавшей у нее разве что страх. Если судить по приписываемым ей изречениям, она давно превратилась в мелочную пустышку, добивающуюся успеха исключительно в постели. Оставалось только удивляться, почему публика от нее до сих пор не отвернулась.
На четвертый год контракта Кит, созданная прессой, набрала собственную инерцию и сделалась неподвластна студии.
Она порхала по Голливуду, как беглая заключенная, дразнящая своих преследователей, и все ждала, когда же наконец откроется, что у нее полностью отсутствует актерский талант, что есть масса хорошеньких девчонок и помимо нее, что она - просто ничто... Мечтая о бегстве. Кит стала меньше появляться на людях и все больше погружалась в себя. Из дому она выходила, только когда наступала необходимость ехать сниматься, навестить друзей, намотать на спидометр сотню миль, несясь в одиночестве вдоль пустого ночного пляжа в белом "олдсмобиле" с откидным верхом. На студии стали жаловаться на ее замкнутость. Именно по этой причине агент завел привычку звонить ей по два раза на дню.
- Кит, детка, - ворковал Сэм Ротман, поднося трубку так близко ко рту, что до ее слуха доносилось его дыхание; ей даже казалось, что она слышит работу его мозга. Он всегда называл ее "Кит-детка", превратив два слова в одно. - Кит, детка, твое поведение в последнее время вызывает нарекания.
- Знаю, Сэмми, но ничего не могу с этим поделать.
- Придется постараться, у тебя ведь контракт. Они...
- Съедят меня с потрохами, - заканчивала за него Кит.
- Вот и изволь быть посговорчивее.
- Я делаю свою работу; учу текст, никогда не опаздываю.
Стараюсь, как могу, а потом уезжаю домой. Даже не требую прибавки.
- Секретарша тоже может похвастаться, что умеет печатать на машинке. Кит, детка, тебе давно пора запомнить правила игры.
Кит сидела с ногами в кресле-качалке в своей маленькой спальне, с вышивкой на коленях, вертя в руках наперсток.
- Наверное, я их просто не понимаю, Сэмми.
- Понимаешь, ты ведь умница. Просто ты решила, что правила можно обойти. Тут ты ошибаешься.
- Ты уверен?
- Более чем. Я вполне преуспевающий человек, и деньги мне приносит понимание того, что пользуется спросом. Чтобы выжить, я должен разбираться в людях. Знаешь, сколько народу твердит, будто знает, что хочет смотреть зритель? Я поступаю иначе: я ответственно говорю, за что зритель готов выложить денежки. Все упирается в деньги, Кит, детка, в них все дело. Те, кого я уговариваю - люди со студии и публика, - хотят получить даром чуть-чуть того, за что обычно платят. Немного дармовщины! В твоем случае... - Сэм закашлялся и перевел дух. - Так вот, в твоем случае дармовая Кит - это то, что можно найти в газетах, в журналах, увидеть на телеэкране. Если дармовая Кит нравится, то будут платить и за дорогую Кит. Значит, будет работа и у тебя, и у меня, и у всего Голливуда. Деньги, детка! Бизнес есть бизнес. Лучше тебе бежать с ним ноздря в ноздрю.
Ноздря в ноздрю! Кит ломала голову, где Сэмми подхватил это выражение, к которому прибегал всегда, когда говорил серьезно, когда ждал от нее капитуляции. Простенькое словосочетание, а как безотказно действует! Возможно, это даже шулерская кодовая фраза.
- Дай мне еще немного времени.
- Время? Нет, это как раз то, чего у такой смазливой актрисы, как ты, не может быть. Поезжай завтра на студию...
- Завтра у меня выходной.
- Тем лучше. Подпишешь несколько своих фотокарточек, пообещаешь ответить на письма поклонников, пококетничаешь с репортерами. Пусть получат немного дармовой Кит.
- Знаешь, что я нашла вчера на студии, Сэмми? Афишу "Двойного возмещения" - оригинал!
- Это там Барбара Стенвик находит убийцу для своего мужа?
- Да, Сэмми. Это тоже значит бежать ноздря в ноздрю?
Сэм хмыкнул и повесил трубку.
***
Кит поднесла письмо ближе к огню и прочла вслух:
- "До сих пор пустыня - мой лучший друг и коварнейший враг. Жара так пропитала мое тело, что я еле передвигаю ноги.
Но ангелы продолжают плодиться. Торсы стоят рядами среди кошек. Они завидуют другим скульптурам, умоляют меня приделать им головы и ноги. Сердце, вульва, крылья - пока что довольно и этого. Получила твое письмо и все вырезки о тебе.
Ты спрашиваешь насчет прессы и давления. Будь выше их и никогда не доверяй журналистам. Китсия Рейсом".
Кит сложила письмо и сунула его в карман брюк.
- Кто такие ангелы? - спросила Кенли, ее подруга и тоже актриса.
- Так она называет свои скульптуры, нагие женские изваяния. Сейчас она лепит одних ангелов.
- Напрасно ты читаешь мне письма матери. Кит. Это частная переписка.
- Ничего, она бы не стала возражать. Она не верит в разделение на частное и общее, для нее все едино.
Кенли Смит вставила сигарету в позолоченный мундштук и зажгла ее длинной каминной спичкой. Глядя на огонь, она рассеянно разминала себе пальцами шею:
- И все-таки у любого есть что-то свое, какие-то тайны.
Даже у твоей матери, Кит.
- Сомневаюсь. Обрати внимание на подпись: "Китсия Рейсом"! Не "целую, мама", не просто "Китсия", а именно "Китсия Рейсом". Как на постаменте.
- Ты бы с ней помягче. Кит.
- Не могу. Она такая... - Кит не сразу подобрала слово.
Музыка смолкла, и Кит терпеливо ждала, пока Кенли поменяет пластинку.
- Что предпочитаешь - "Турандот" или "Богему"?
Кит пожала плечами:
- Годится и то и другое. - Она почти не разбиралась в опере, зато Кенли знала о ней буквально все.
Кенли пробыла звездой на "Центурионе" без малого двадцать лет и заработала для студии кучу денег. При этом сама она и Мосс, ее муж, художник по костюмам, жили очень скромно. Кенли всю жизнь оставалась труженицей: ничто, кроме работы в кино, не имело для нее смысла. Детей у них не было.
- Слушай, что тебе говорит Сэмми. Он прав. Слушайся его, если хочешь стать звездой.
- В том-то и дело, Кенли, что не хочу! Я не очень хорошая актриса. Если откровенно, то и в средние не гожусь. Рекламу и прессу я ненавижу. Все это внимание к моей персоне меня смущает. - Кит наклонилась к огню, вдела нитку в иголку и принялась вышивать зеленый ствол кактуса.
- Это только фантазии, кокетство. Не смущайся, и дело с концом! Все тут - сплошное притворство! - В подтверждение своей мысли Кенли широко раскинула руки.
Кит нагнулась к своей вышивке. Даже стук иглы по наперстку казался ей оглушительным. Зато Кенли не слышала ничего, кроме Пуччини.
- Хотя уж мне-то как будто есть чему смущаться, - продолжила Кенли. Сама знаешь, о чем я. А мне наплевать!
Кит чуть заметно кивнула. Еще до знакомства с Кенли она все о ней знала из газет, журналов, сплетен.
- Еще вина. Кит? - спросила Кенли, подливая себе.
- Нет, спасибо, Кенли была красивой женщиной. Очень светлая блондинка, она расчесывала свои густые волосы до плеч на боковой пробор. Глаза у нее были светло-голубые, с маленькими зрачками. В свое время студия уговаривала ее вставить контактные линзы, чтобы сделать глаза темнее, однако, как оказалось, зритель больше всего ценил в ней как раз бледность радужной оболочки. Щеки Кенли были изрыты оспинами, поэтому она обильно пользовалась крем-пудрой, а ее фотографии неизменно ретушировались. Кит находила странным, что она знает о Кенли Смит столько личных подробностей, тогда как зритель не ведает самого главного - особенностей ее внешности.
- Ты красавица, Кенли, - успокаивающе произнесла Кит.
- Мосс называет меня богиней. - Кенли усмехнулась. - Учти, Кит, ты тоже можешь стать богиней, если захочешь. Твоя беда в том, что ты не знаешь, кем хочешь быть. Зато точно знаешь, кем не хочешь.
Кит, увлеченная работой, ничего не ответила. Дождавшись конца "Турандот", она встала, поблагодарила гостью за подаренную афишу и повезла ее домой, в Топанга-Кеньон.
***
Лишь в последний, пятый год контракта Кит привела в действие свой план. Она внимательно отслеживала перемещения в руководящем составе студии и, как только там открылась вакансия, сделала все возможное, чтобы выбор пал на нее. В 1963 году она перестала сниматься и поступила ассистенткой к восходящей звезде студии - Ричарду Бикли Кроуфорду, в просторечии Бику.
Ей выделили крохотный кабинетик размером со стенной шкаф в дальнем конце длинного коридора. На другом конце коридора располагался просторный, любовно обставленный кабинет самого Бика Кроуфорда. Несмотря на размеры своей каморки, Кит постаралась придать ей уют. Как-то раз она приехала в офис в субботу и собственноручно перекрасила отвратительные серые стены в матово-белый цвет. На этом фоне отлично смотрелись афиши "Двойного возмещения" и "Письма".
Зная, что в другом конце коридора царит Бик, она нуждалась для поддержания сил в своих любимых актрисах - Барбаре Стенвик и Бетт Дэвис.
Постепенно Бик признал ее полезность, хотя первые два года почти не замечал свою ассистентку. Иначе и быть не могло: никто даже не удосужился объяснить ей ее обязанности, на совещаниях ей никогда не предоставляли слова. Зато она писала Бику памятные записки. Будучи одним из шестнадцати директоров картин на "Центурионе" и не собираясь оставаться в этом качестве всю жизнь, он с благодарностью принимал ее помощь. Тем не менее, пользуясь ее советами, он не испытывал к ней полного доверия и не поручал самостоятельной работы.
Кит понимала, что им движет, и не настаивала. Она давно сделала вывод, что мужчины живут в собственном времени, по собственным внутренним часам. Сама она была готова ждать и по-прежнему писать Бику памятные записки: о прочитанных ею сценариях, просмотренных кинокартинах, книгах и событиях, пригодных к экранизации, собственных соображениях о кинобизнесе.
- Знаешь, Бик, вчера я посмотрела занятный фильм. - Кит стояла у его стола, то наклоняясь вперед, то отталкиваясь от полированной крышки кончиками пальцев.
- В письменном виде, хорошо, Китти? Я сейчас занят.
- Это важно, Бик. После ленча у тебя совещание, и я могла бы подбросить свежих идей.
Бик откинулся в кресле и уставился на нее, а Кит как ни в чем не бывало опустилась в кресло. Комкая подол своей голубой юбки, она строила ему глазки, но он по обыкновению этого не замечал.
- Ну, выкладывай!
- Вчера я посмотрела "Доктор Стренджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил бомбу" и поняла, - что Америка начинает смещаться к...
- Что-что?
- Америка меняется! Ты себе не представляешь, сколько в "Докторе Стренджлаве" непочтительности, как там высмеивается все подряд... - Кит заговорила быстрее. Она еще не до конца продумала свою мысль, но надеялась, что, будучи иностранкой, обладает более свежим взглядом на Америку и сможет научить тому же Бика. - Послушай, Бик, что пишет кинокритик "Нью-Йорк тайме": "Весь фильм наполнен насмешкой и презрением ко всему нашему оборонному комплексу". Понимаешь, даже пресса утратила ощущение момента!
Такое впечатление, что все мы зависли в пространстве или во времени, оторвались от старого, но еще не пришли к новому...
Обычно пресса первой чует новое, но в этот раз она увязла все в том же болоте. Сейчас вперед вырывается кино, и мы не должны упустить свой шанс. Этот критик из "Тайме" скоро уйдет, потому что не умеет держать нос по ветру... А ты обязан сделать шаг вперед.
- Что-то я не очень улавливаю... - Бик встал, чтобы размять затекшие ноги.
- Все очень просто.., - начала было Кит, но. Бик прервал ее:
- По-моему, я понял. Новое - это молодость. Мы должны снимать другие фильмы, от которых взбесится Босли Краутер, мой папаша и глава этой чертовой студии.
Кит утвердительно кивнула.
- Это как в баскетболе. Сегодняшняя молодежь играет по-новому. Все твердят, что старый баскетбол был лучше. Все по правилам, главное мастерство, оборона. А эти сопляки бегают и прыгают, как у себя во дворе. Молодые, чернокожие, торопятся набрать очки.
- Именно так.
Бик подошел к Кит и чмокнул ее в макушку.
- Ты умница, Кит. Очень проницательно! Уверен, ты понравилась бы мне в постели. - Он обнял ее. Она увернулась, но не очень решительно.
Вскоре "Тайме", "Тайм" и "Ньюсуик" сменили старых критиков на молодых. Бик Кроуфорд стал на "Центурионе" первым вице-президентом по производству, а Кит Рейсом - его главным сценарным редактором. И в день назначения она стала его любовницей.
***
- Напиши записочку, Киска Кит, если считаешь, что сюжет хорош. Дальше посмотрим. - Бик неутомимо расхаживал перед ее рабочим столом.
- Постой, есть важный разговор.
- У меня мало времени. Может, перенесем на вечер?
- Я хочу стать вице-президентом по производству, - сообщила Кит и стала ждать, что он ответит. Бик продолжал расхаживать, уперев руки в бока, и молчал, - Я уже четыре года тяну лямку...
Он остановился, посмотрел на нее, словно подсчитывая, сколько лет они знакомы. Покончив с арифметикой, он зашагал снова. У Кит сильно забилось сердце. Она знала, что ничем не уступает любому из мужчин, работающих с Биком, а многих даже превосходит. Собственный творческий потенциал не вызывал у нее сомнений, чего нельзя было сказать о деловой хватке. Она ожидала, что Бик сам вознаградит ее за самоотверженность, за всю ту пользу, которую она приносила, оставаясь за кулисами. Много лет она оказывала Бику неоценимую помощь. Ее памятные записки были сжатыми, содержательными, нередко вдохновенными; с их помощью можно было уговорить людей снять кино, и он никогда ими не пренебрегал. Кит давала ему советы не только из области кинематографа, но и касательно его имиджа. Следуя ее подсказкам, Бик отказался от распахнутых воротов и золотых цепей и стал носить дорогие итальянские костюмы, даже согласился покрывать ногти бесцветным лаком.
- Как тебе известно, я получаю гораздо меньше, чем твои сотрудники-мужчины.
Ей было нелегко это произнести, но она пересилила себя.
Бик разлегся на ее диване и закрыл глаза.
- Известно, конечно.
- Настало время попросить пятидесятипроцентной прибавки.
- Об этом ты можешь забыть. Кит. Мы таких прыжков не делаем.
- А я делаю! Мне нужны деньги и должность!
- Ладно, одно из двух, детка. Пятнадцать процентов, должность и... - он приоткрыл один глаз, - кабинет рядом с моим.
Или только деньги - без новой должности.
Он встал, улыбнулся и провел кончиком языка по белоснежным зубам.
- Рита, - бросил он через плечо, не сводя глаз с Кит, собирай вещи своего босса. Она переезжает наверх.
***
Прошло несколько месяцев, в течение которых Кит постепенно осваивалась с новыми обязанностями.., и возможностями.
- Слушаю. - Она крепко прижала трубку плечом к уху.
- Ты знаешь, что происходит с "Красным желанием"? - услышала она крик Бика. - Знаешь, что они вытворяют?
- Конечно, Бик.
- С такими темпами они вот-вот превысят бюджет!
- Успокойся. - Голос Кит был безмятежен, как замерзший водоем. Злость Бика скользила по поверхности, не причиняя ей вреда. - Ты смотрел сегодняшнюю почту?
- Нет! - раздраженно буркнул он.
- Так вот, - продолжала Кит, предусмотрительно проглотив "а надо бы", когда найдешь время, увидишь, что я уже направила тебе записку с предложением сменить режиссера.
- То есть уволить нынешнего?
- Да, - подтвердила Кит.
- Так и говори! - Он швырнул трубку.
Кит уставилась на пульт, усеянный серыми кнопками. Над каждой красовалась табличка с именем директора производства и внутренним телефонным номером.
Между руководителями существовала связь двух видов.
Внешне все было как обычно: секретари перезванивались друг с другом, после чего трубку брали их шефы. Но последние могли связываться и самостоятельно, по внутреннему коммутатору, и беседовать, не опасаясь посторонних ушей. Достаточно было набрать две цифры, и в нужном кабинете раздавался звонок. Таким способом удавалось заключать конфиденциальные сделки и вести разговоры, немыслимые на обычных каналах.
Именно так, а не на чинных совещаниях принимались все важные решения. Кит привыкла к этой системе далеко не сразу.
Бик звонил ей по внутреннему телефону двадцать - тридцать раз на дню, обычно с текущими вопросами, но иногда он ставил на Кит силки.
- Рита, - произнесла Кит в микрофон коммутатоpa, - какова моя программа на сегодня?
- Разрешите зайти, мисс Репсом?
- Заходите. - Кит знала: такая просьба - сигнал о том, что рядом кто-то есть.
Рита была хорошим секретарем. Несмотря на одинаковый с Кит возраст тридцать два года, между ними существовала и разница. Кит была красивой, Рита - просто миленькой: круглое личико, карие глазки, обесцвеченные волосы, завитые мелким бесом. Рита неизменно одевалась так, словно на улице стояла страшная жара: в сандалии, легкие юбки и маечки - и три раза в день красила ногти.
По части исполнения сугубо секретарских обязанностей Рита не обладала сверхъестественными способностями. По телефону она разговаривала виртуозно, но печатала неважно; ее скоропись была еще хуже. Зато она нюхом чуяла все колебания внутристудийной политики. При этом она умела быть беспрекословно преданной начальству. Кит знала: когда Рита стережет ее дверь, можно не бояться сюрпризов.
При всем том к Кит Рита относилась, как к инопланетянке.
И дело было не в том, что Кит стала первой на ее памяти женщиной, достигшей таких высот в киноадминистрации, а в том, что сознательно пренебрегла для этого карьерой кинозвезды.
Лишь узнав, что Кит выросла на неведомом острове Звар, Рита успокоилась: значит, ее босс не случайно отличается от прочих людей. То, что Кит спит со своим начальником, она странным не находила: по ее мнению, так поступали все нормальные женщины.
Рита принесла стопку папок и пакет:
- Афиша "Красных туфелек" - наконец-то нашла! Не прошло и двух лет...
- Отлично. Поручите кому-нибудь ее повесить.
- Уборщики придут в одиннадцать, когда вы будете на планерке. Только скажите, где вешать. У вас осталось десять минут.
Потом пожалует Джим Робинсон и будет, как всегда, упрашивать:
"Не называйте меня необыкновенно талантливым!" - С этими словами Рита вышла.
Кит приняла Джима, который ухитрялся одновременно быть рекламным агентом и сценаристом. Весь день она трудилась как проклятая, позволяя себе лишь коротенькие перерывы, чтобы выпить стакан сока лайма с ложечкой меда.
- Зайдите, Рита. Кажется, в три у меня встреча с Филипом и Джози?
- Мистер Найджел не сможет вырваться, но Джози заглянет.
К шести Б. К, ждет ваших предложений по актерскому составу. - Рита придирчиво изучала свои ногти.
Кит улыбнулась: в устах Риты инициалы были знаком величайшего уважения.
- Понятно. Теперь попробуем ответить на звонки.
- Звонили из "Вэрайети". Требуют от нас подтверждения или опровержения слухов об увольнении режиссера "Красного желания".
- Как же быстро все становится известно! Ответь, что мы не...
- Не комментируем слухи. Уже ответила. - Рита двинулась к двери.
Загорелась лампочка - звонил Бик:
- Как дела со сценарием "Парад окончен"?
- Мы от него отказываемся.
- Почему?
- Ты сам сказал, что не пойдешь на фильм о любовниках на карнавале, напомнила Кит.
- Так и сказал?
- Да.
- И правильно сказал. Не пойду. - Бик повесил трубку.
Она задумалась: почему Филип Найджел решил пропустить совещание по актерскому составу - ведь только накануне, повстречавшись с Кит, он проявил к этому совещанию повышенный интерес?
Кит тронула губы красной помадой и позвонила Филипу.
- Кит? Чем я могу тебе помочь?
- Объясни, где ты был в три часа? - Кит добавила на веки серые тени.
- Слишком много дел. Кроуфорду нужен материал по "Слишком горячо". Мы в готовности номер один.
Кит давно поняла, что Филип взял за правило пропускать все совещания, на которых отсутствует Бик. Отсутствие босса - признак незначительности разговора.
- Вы с Джози разберетесь сами; я поддержу любое ваше предложение. Ладно, мы еще поговорим об этом. - Кит повесила трубку.
Филип определенно воображал; что они с Биком обладают куда большим весом, чем она и Джози, - в противном случае он бы примчался к ней в своих неизменных солнечных очках, с оранжевым блокнотом, в который уже вписаны шесть "громких" имен.
- Рита?
- Мисс Репсом, Джози ждет в приемной.
- Пригласите.
Джози Виннерхауэр, директор по подбору актерского состава, явилась в кабинет Кит без блокнота, даже без ручки.
Она предпочитала говорить и слушать, записывать было не в ее правилах. Джози обладала цепкой памятью - этим она походила на Бика, - только запоминала исключительно актеров и актрис.
- Неужели мистер Солнечные-0чки слишком занят, чтобы пожаловать?
Кит кивнула.
- Вот лентяй! - Джози поставила себе на колени пепельницу и сбросила туфли. Монолог по теме совещания был начат незамедлительно. Кит давно к этому привыкла: назвав имя актера, Джози останавливалась на трех его достоинствах и присваивала ему баллы по десятибалльной шкале таланта и пятибалльной шкале годности на роль.
Кит слушала ее вполуха: хотя Рита была убеждена, что сложную рейтинговую систему Джози может постичь только гений, у Кит не возникало с этим проблем.
- Итак, в нашем распоряжении шесть-три, два-пять и восемь-два. На ком, по-твоему, остановится Кроуфорд? Черт, забыла Алана Далтона! Он снялся всего в одном фильме, но, во-первых, у него член длиной в восемь футов, а во-вторых, его рейтинг - семь-четыре. По-моему, это лучше, чем восемь-два.
Правда, Филип на него не согласится.
- На этот раз Филип предоставил выбор нам.
- Значит, решено?
- Решено.
После ухода Джози Кит надиктовала протокол подбора актера и приступила к чтению очередного сценария. Когда она посмотрела на часы, было уже без пятнадцати шесть. Как всегда в это время, она ждала звонка Бика, но прежде позвонила Рита:
- На второй линии - Солнечные Очки.
- Как насчет шесть-девять. Кит?
- Не знаю, о чем ты, Филип.
- Я насчет вашего с Джози решения. По-моему, вы, девочки, ошибаетесь.
И тут позвонил Бик. Кит приободрилась. Звонок Филипа, его попытка пойти наперекор ей и Джози показались ей смехотворными.
- Минутку, Филип. - Она старалась, чтобы в ее тоне не было слышно торжества. - Я слушаю.
- Ты свободна сегодня вечером? - спросил Бик. - Приезжай ко мне в семь - погрызем бифштексы.
- Филип? - В голосе ее зазвучало пренебрежение. - Давай вернемся к этому на завтрашнем совещании, а сегодняшний вечер посвяти чтению сценария.
Этот раунд она выиграла.
***
Поутру Кит разбудил яркий солнечный свет. Ей снился Звар, .огромный белый экран, ангелы Китсии...
Кит посмотрела на крепко спящего Бика. Он лежал на животе, раскинув в стороны руки, и напоминал набегавшегося до беспамятства пса. Ночью он сподобился надеть на лицо черную атласную маску для сна, из-за которой Кит всегда дразнила его, называя "мисс Кроуфорд".
"Разве у мисс бывает вот это?" - возражал он, показывая главный довод. Ночи с ним всегда получались длинными.
Кит спустила ноги с кровати и уставилась на пол, усеянный скомканными бумажными платками. Уже через десять минут она, натянув одежду, в которой отработала предыдущий день, катила в своем белом "олдсмобиле" домой.
Последние четыре года она проводила с Биком Кроуфордом почти все ночи. Вторая половина ее рабочего дня всегда была отмечена ожиданием его звонка. Звонок неизменно раздавался между пятью сорока пятью и пятью пятьюдесятью. Если стрелка переваливала за пять пятьдесят, это означало, что свидание не состоится; в случае, если у него все же появлялась необходимость что-то ей сказать, он звонил через секретаря.
Свидания неизменно проходили в его доме. Кит ездила туда сама. У него дома она не держала ничего - ни сменной одежды, ни косметики. Рано утром она покидала его Маллхолланд и возвращалась к себе в Топанга-Кеньон, чтобы принять душ, переодеться и к девяти сорока пяти поспеть на студию.
Дом Кит представлял собой шестикомнатное бунгало, построенное на полынном пустыре, - строгий минимум мебели, никаких комнатных растений, огромные шкафы, полные пустых вешалок. Кит приглашала уборщицу, пользовалась автоответчиком и услугами садовника. Это походило на жизнь в отеле - в "олдсмобиле" она чувствовала себя куда уютнее.
Захлопнув дверцу машины. Кит надела темные очки и вставила в держатель термос со свежезаваренным чаем. Выехав со стоянки, она включила радио и, слушая музыку, грелась на солнце, проникавшем внутрь сквозь боковое стекло. Она возвращалась к нормальной жизни, к себе.
Сейчас ей казалось, что в ней одновременно живут две разные женщины. Одна, высокопоставленный работник киностудии Кит Рейсом, имела полномочия диктовать политику продюсерам, за ней признавалось право принимать важные сценарные решения, нанимать и увольнять режиссеров. Другая Кит Ренсом, любовница Бика Кроуфорда, была совершенно безвластна, не обладала даже каплей ума, сознательно складывала с себя всю власть и подчинялась любовнику, который был больше и сильнее ее, полностью ее подавлял. Только утром она снова становилась собой.
Это было нетрудно. Днем она не воспринимала его как своего любовника. За совещательным столом сидел знакомый всем крупный красивый мужчина, стопроцентный американец. Если ночью он начинал вытворять такое, что ее переполняла ненависть к нему, она попросту закрывала глаза, вспоминала стопроцентного американца за совещательным столом - и все ему прощала.
***
В 1972 году Кит уговорила Бика слетать на международный кинофестиваль на Шри-Ланке.
- Хорошо, Кошечка, - уступил он. - Если тебе хочется, чтобы я общался со всякими кретинами, я поеду.
- На обратном пути мы могли бы навестить мою мамочку.
Она тебе понравится. - "Мамочка"... Интересно, что бы сказала сама Китсия, узнав, что дочь называет ее мамочкой?
Пройдясь по студии Китсии, Бик шепнул Кит:
- За всю жизнь не видел столько женских грудей и половых органов! У нее что, не все дома?
Мать, по-видимому, чувствовала, что разговор касается ее, но довела экскурсию до конца. Обедать с гостями она не стала, как не собиралась и прерывать свою работу, чтобы их развлекать. В итоге они проводили почти все время в городе.
Кит с трудом узнавала Звар. За время ее отсутствия здесь расплодились ночные клубы, а кузен Арчер открыл казино "Трипе", обросшее подобными заведениями. Бик чувствовал себя отлично, как и в любом другом злачном уголке на планете - от Вегаса до Макао и Рио. У Кит новый, цивилизованный Звар вызывал отвращение, и вслед за матерью она была склонна винить во всем кузена Арчера.
Куда бы они ни пошли, повсюду им встречались сыновья эмира. Ахмед и Дхали, облаченные в смокинги, по вечерам играли в "Трипсе" в "баккара". Они часто составляли компанию Кит и Бику и возили их по острову в своих бронзовых "мерседесах" ручной сборки.
Бик был просто в восторге: он получал огромное удовольствие от ночей, проведенных в жаркой пустыне. Кит даже казалось, что это он местный уроженец, а она чужестранка.
- Как она смеет не обращать на нас внимания! - сказала она как-то раз Бику.
Тот и бровью не повел.
- Остынь, Киска. Твой матушка не может оторваться от своего творчества. Разве стоит ее за это осуждать? Ты только взгляни! - Он похлопал ладонью по ближайшей статуе. - Никогда не видел ангелочков с такими задницами! Забавно то, что у самой их создательницы задница с кулачок, - Он бесстыдно запустил руку Кит между ног и зашептал ей на ухо:
- Каково это, когда матушка уважает женское оснащение больше мужского? Наверное, от этого тебе не терпится отведать моего?
Дом Китсии и ее скульптуры действовали на Бика возбуждающе, хотя он и прежде не мог пожаловаться на слабое либидо. Он целый день таскался следом за Кит и домогался ее. Даже разглядывая ее фотографии в десятилетнем, возрасте, он не скрывал желания заняться с ней любовью.
- Я бы убедил себя, что трахаю эту десятилетнюю кошечку. Если бы я очутился здесь в те времена, то, наверное, Ахмед поделился бы тобой?
Кит залилась краской. Что успел ему наговорить Ахмед?
За четыре дня до конца их двухнедельного пребывания мать пригласила ее к себе в студию. Она делала набросок с обнаженной натурщицы, сидевшей на корточках на столе. Обращаясь к дочери так, словно натурщица глухая, она заявила:
- Я хочу, чтобы ты и твой американец немедленно покинули мой дом!
Кит вздрогнула. От скрипа угля по темно-зеленой бумаге, напоминавшего скрежет ногтя по стеклу, у нее навернулись слезы.
- Из-за него мне пришлось отказаться от крупного проекта. Я не смогла сосредоточиться. Не могу работать, когда он находится в соседнем доме. Мне трудно даже дышать, когда я знаю, что вы вместе.
- Что ты хочешь этим сказать? - В присутствии ее матери Бик превращался в воплощение учтивости. Кит внимательно следила за ним, боясь, что он совершит оплошность, которая позволит матери проявить свой нрав, однако он всегда был настороже. - Я с ним счастлива.
Китсия не отрывала глаз от натурщицы:
- Счастье не имеет значения в сравнении с другим.
- С чем?
- С нежеланием обманываться.
- Перестань, мама! К себе я еще придирчивее, чем ты. Я очень стараюсь быть честной с собой.
- Это не значит, что ты не подвержена слепоте. Что такое, по-твоему, любовь, как не слепота к недостаткам любимого?
Кит уже чувствовала, куда она клонит.
- Да, я его люблю, если ты об этом. И он меня любит.
Иногда он бывает агрессивным, иногда говорит грубые, даже жестокие слова, но ведь и ты часто бываешь жестока помимо собственного желания, а Бик не более жесток, чем ты.
Китсия сбросила с колен мольберт и отшвырнула уголек.
Встав, она заглянула дочери в глаза.
- Жесток? Да он чудовище! Он интересуется только собой.
Он сожрет тебя живьем.
Глава 4
Либерти вышла из лифта и очутилась у себя дома. Неяркий свет в коридоре падал на Пола Ньюмена, красующегося на афише фильма "Хад". Только сейчас она сообразила, почему Арчер Рейсом показался ей таким привлекательным: он был почти так же великолепен.
Она немного постояла, раздумывая, нравится ли ей полумрак. Собственное жилье успело ей надоесть: последнее время она подолгу находилась здесь. Три недели безостановочной писанины! С другой стороны, ради этого она и ушла из журнала: хватит флирта, офисной политики, деловых ленчей, приемов, прочей суеты! Писать, только писать! Она прошлась по квартире и повсюду зажгла свет: в ванной, над диваном в гостиной, в кухне. Затем пришла очередь любимой настольной лампы в кабинете. Из-за письменного стола в алькове открывался потрясающий вид на город; верхушка Эмпайр-стейт-билдинг была залита оранжевым светом. Либерти распахнула окно и впустила на свой чердак теплый ветерок с запахом моря. Поймав слетевший со стола листок, она уселась, даже не сняв жакета и сапог, и продолжила с того места, где остановилась утром, когда отправилась завтракать с Мэдди.
В восемь тридцать Либерти оторвалась от пишущей машинки и, прислушиваясь к урчанию в животе, сообразила, что в последний раз ела еще в "Русской-чайной". Как ни хороши блины с икрой, с тех пор прошло слишком много времени. Она вспомнила, как Виктория, поддевая вилкой черные шарики, твердила, что о продлении срока не может быть и речи.
Они ждут первый вариант на следующей неделе, а Либерти еще не добралась до Кит. Впрочем, ее угнетали не только сроки.
Главное - попасть к Кит Рейсом!
Либерти сняла брюки и жакет. Оставшись в нижнем белье, она сунула ноющие ноги в красные тапочки в виде кроликов, потом включила автоответчик, чтобы прослушать пришедшие задень сообщения, и принялась наводить порядок.
Подобно всем жилым чердакам, ее квартирка представляла собой одну комнату, в которой было множество окон: три из них выходили на город, три на Гудзон. Каждая ниша была превращена в отдельное помещение. Либерти этого вполне хватало: хоть в тапках-кроликах, хоть на каблуках в ней никогда не набиралось больше пяти футов трех дюймов роста. Гостей-мужчин приходилось предупреждать, чтобы нагибали головы. Единственным просторным помещением была расположенная по центру кухня с застекленным люком на крышу. Здесь можно было дышать полной грудью и не втягивать голову в плечи. Впрочем, Либерти чувствовала себя здесь неуютно. Стоило поднять голову к темному небу, как ей казалось, что сверху, прижавшись носом к стеклу, на нее пялится незнакомец. Потом надо было тряхнуть головой, и видение исчезало. Накануне ее расстроило страшное насекомое в ванной, две ночи назад - стук в пожарную дверь. Только проснувшись, она поняла, что это стучит кровь в висках. Виной всему, по ее мнению, было то, что она слишком много работала. Воображение так разгулялось, что реальность перестала отличаться от вымысла. За свободу творчества приходилось платить слишком высокую цену.
Автоответчик наконец заговорил, и Либерти вздрогнула.
"Моя раздражительная лисичка! Мы в "Элани", но нам не хватает тебя. Хватит гладить клавиши, лучше погладь меня".
Либерти узнала бы этот голос по одному-единственному звуку. Говорил Роберт Росс, прозванный ею "Бродвейский Боб", режиссер-хореограф, у которого она брала интервью для специального танцевального приложения к "Флэш".
"Сладенькая Либерти, как бы хотелось увидеть твое маленькое тельце в моей большой постели на этой неделе!"
В прошлом у всех постельных партнеров Либерти было два общих свойства: всем им было за пятьдесят, со всеми она знакомилась по случаю, беря интервью для приложений к "Флэш".
Интервью брались почти исключительно у мужчин. Происходило это либо в "Лютеции", либо в постели. Боб был исключением: он задержался дольше остальных. Скоро должна была исполниться третья годовщина их знакомства.
Заглянув в холодильник, Либерти отхлебнула вина из откупоренной бутылки и запила сельтерской. Урчание в животе усилилось, и она поспешно принялась делать себе сандвич.
"Либерти, тебе звонит дружелюбный, ненавязчивый сосед снизу. Спустись со своих небес, когда найдешь минутку, и взгляни на новую прическу, которую я придумал. Она буквально создана для тебя, лохматой".
Либерти посмотрела на свое отражение в окне рядом с холодильником. Ей действительно не мешало привести волосы в порядок. Надо будет этим заняться, но главное - поставить последнюю точку в материале...
Она осмотрела брусок сыра, понюхала помидор на предмет специфического запаха холодильника, потом, отрезав толстый кусок ржаного хлеба, залила его майонезом и положила сверху сыр и ломтик помидора. Забравшись на высокий табурет посреди своего кухонного острова, она принялась изучать подготовленные Пег данные об Энтони Алварро.
Объект работал на Арчера Ренсома двадцать пять лет: начав простым бухгалтером, он дорос до вице-президента по финансам. В тысяча девятьсот восьмидесятом году он ушел из "Ренсом энтерпрайзиз" из-за разногласий с Рашем Александером.
Через два года Рейсом позвал Алварро обратно, найдя его на Среднем Западе, где тот работал президентом нефтехимического концерна. По словам Пег, секретаря Алварро ее звонок испугал: она решила, что Пег собирает материал для некролога.
Однако Энтони Т. Алварро так легко не сдастся: ведь он только что вернулся с острова Звар, где выполнял некое щекотливое поручение.
Пег хватило сообразительности спросить, что это было за поручение. Ей ответили, что сразу после смерти эмира Алварро было дано задание упрочить позиции "Репсом энтерпрайзиз", наладив отношения с новым властителем. Сообщив пикантную подробность, секретарь спохватилась и стала просить не публиковать эту часть, потому что за это ее могут выгнать с работы.
Пег сказала, что подумает. Судя по всему, она все лучше осваивала профессию.
Новый голос:
"Только ради тебя старушка соглашается беседовать с автоответчиком. Я прочла и вот что тебе скажу: слишком гладко!"
Никаких переделок, Мад, даже ради вас!
Либерти смолола в электрической кофемолке порцию кофейных зерен и поставила кофе вариться на медленном огне.
Шум кипения оторвал ее от машинки. Вернувшись с кофе в кабинет и радуясь, что прослушала все записи на автоответчике, она оставила его включенным, чтобы знать, кто звонит, и принялась заводить новые карточки, заполняя их собранной за день информацией.
Оперное общество Потомака, Каса Верде. Эбенезер... Эбенезер Скрудж? Тайный код Арчера и Раша легко поддавался расшифровке. "Оперное общество Потомака" - это Вашингтон или кто-то из администрации, "Каса Верде" по-испански - Гринхауз: так зовут чиновника из Комиссии по биржам и ценным бумагам, грозящего разоблачениями. Ее смущал один Эбенезер. Диккенс и опера?
Она была вынуждена признать, что Рейсом и Александер - захватывающе интересный тандем. Взяв том "Греческой мифологии" Гамильтона, Либерти просмотрела оглавление и нашла страницу, посвященную легендарным братьям Диоскурам.
"...Согласно большинству мифов, полжизни братья прожили на земле, полжизни - на небесах. Мифы полны противоречий. Иногда божественность приписывается одному Поллуксу, тогда как Кастора называют смертным, добившимся некоего частичного бессмертия благодаря братской любви".
Кастор и Поллукс... Кажется, подходит. Она захлопнула книгу. Насколько прочны связывающие их узы?
Либерти побрела к туалетному столику, взяла эмалевую черепашку с сапфировыми глазами и повертела в руках. Такая маленькая, такая красивая - и сколько же из-за нее мороки!
Как ее, Либерти, угораздило в это вляпаться? Зачем она согласилась на роль курьера, зачем увезла черепашку в другое полушарие, обещав передать Кит, хотя догадывалась, что не сможет к ней подобраться?
Рука Либерти, державшая черепашку, задрожала: слишком много кофе, слишком мало сна. Она поставила черепашку на туалетный столик и уставилась на нечеткую черно-белую фотографию, укрепленную в верхнем правом углу зеркала. С фотографии на нее смотрела женщина примерно ее возраста, с длинными вьющимися волосами, похожая на принцессу из книги сказок сороковых годов с картинками.
Эта фотография выпала из потрепанного молитвенника, который она получила в подарок, когда ей исполнилось два года.
Либерти показала ее сестре Бертран, и та объяснила, что фотография принадлежала, должно быть, прежнему владельцу молитвенника. Сироты рано привыкают к понятию "прежний владелец" - гордость им только во вред. Однако Либерти была гордячкой, ей нравилось воображать женщину с фотографии своей матерью, хотя между ними не было никакого сходства.
Либерти походила не на сказочную принцессу, а, скорее, на падшего ангела.
В любительских постановках сестры-монахини из приюта Святой Марии ей всегда поручали роль ангела, хотя за пределами сцены она вела себя хуже всех остальных девочек. Глаза цвета весенних фиалок, огромные и круглые, как будто срисованные с икон семнадцатого века, делали облик Либерти и вправду ангельским. Зато непокорные рыжие волосы и густая россыпь веснушек на лице были ее проклятием.
Телефон снова ожил:
"Вы позвонили на автоответчик Либерти Адамс. Просьба сообщить повод звонка. Возможно, вам ответят... - Следом раздался мужской смех. - Отлично, Либ! Люблю твой автоответчик. Тебе не говорили, что у тебя голосок, как у проказника-бурундука из мультика?.."
Она гневно оглянулась.
"Я в "Плаза", в том самом номере, который мы снимали на твое восемнадцатилетие, помнишь? Приглашаю тебя завтра на обед.
Предположим, в половине первого, в Дубовом зале. Вспомним былые времена. Нам есть о чем поговорить, Либ. - Пауза. - Я серьезно. Очень хочу тебя увидеть".
Автоответчик щелкнул и отключился.
Голос, который она не слышала уже восемь лет... Вся она, даже ее кости, до сих пор вибрировала от его звука. Умопомрачительный рокоток виргинского уроженца, прошедшего шлифовку в Новой Англии... На словах у него все всегда выходило крайне просто, он никуда не торопился и после каждого слова делал перерыв, превосходивший насыщенностью небольшую речь.
Либерти медленно выпрямилась и вынула из корзины для овощей бутылку "Луи Родерер кристал" урожая шестьдесят восьмого года, ожидавшую особого случая на протяжении восьми лет. Сбросив тапочки, она отправилась с бутылкой в ванную, где отвернула до отказа оба крана. Высокое зеркало и репродукция водяных лилий Моне тут же запотели. В водоворот под кранами полетели лавандовые соли.
Из шкафа была выужена пластинка. Либерти вытерла с нее пыль, поставила пластинку на проигрыватель и прибавила громкость. "Битлз" запели "Сюда приходит солнце" <"Here Comes the Sun" (англ.).>. Она вернулась в ванную, сняла с горлышка бутылки фольгу, потянула пробку.
Хлоп! Пробка отлетела от стены и нырнула в воду, шампанское облило руку, державшую бутылку. Либерти облизнула пальцы и наполнила бокал. Погрузившись в воду, она потянулась к телефонной трубке и по памяти набрала номер "Плаза".
- Мне надо оставить сообщение для сенатора Пирса. Нет, звонить ему в номер не обязательно. Передайте ему... - Она сделала глубокий вдох, чтобы унять сердцебиение. - Передайте, что Либерти Адамс с удовольствием пообедает с ним завтра в Дубовом зале.
Она повесила трубку и торжественно отсалютовала бокалом обнаженному отражению в зеркале.
***
Своим поступлением в колледж Сары Лоуренс она была обязана сестре Бертран. Сама Либерти нацелилась бы на "Мэримаунт", "Манхэттенвилл" или какой-нибудь еще колледж для хороших католичек, но наставница руководила ею при заполнении бесконечной анкеты и тренировала перед собеседованием. Текущие оценки у Либерти были не самые высокие, зато экзамены она сдавала лучше, чем все ученицы в истории "Святой Марии"; к тому же она всегда была полна воодушевления.
"Ты - как чеснок в соусе для спагетти", - повторяла сестра Бертран своей любимой воспитаннице.
В колледже Сары Лоуренс Либерти сперва подняли на смех, когда над ее кроватью рядом с современной иконой - Джоном, Полом, Джорджем и Ринго, пересекающими Эйби-Роуд, появилась афиша с Полом Ньюменом. Разве девушкам из монастырского приюта не полагается прибивать над своим изголовьем распятие, перебирать четки и избегать яркой одежды? Но Либерти и прежде отдавала предпочтение не распятию, а вырезкам из киношных журналов, и в тумбочке вместо четок прятала косметику, и назло всем надевала по выходным только красное.
Местные мальчишки выбивались из сил, чтобы совратить хотя бы одну из воспитанниц "Святой Марии", и Либерти была близка к тому, чтобы уступить. Но все же тогда она не пала.
В колледже Сары Лоуренс ее монастырское прошлое почему-то действовало на молодых людей отталкивающе. Ее девственность превратилась в преграду, от которой она стремилась избавиться, однако кавалеры из Гарварда, Йеля и Принстона все никак не осмеливались на нее посягнуть. Казалось, над ее головой светится нимб святоши.
Промучившись первые полгода, бывшая послушница перестала бегать на свидания и повела одинокую, поистине сиротскую жизнь. Всю зиму она провалялась в постели, читая и размышляя над тем, не лучше ли ей и правда уйти в монастырь?..
К весне она окончательно обалдела от чтения и стала рваться на волю. Ей не хотелось отставать от однокурсниц, которых ждало после выпуска удачное замужество и квалифицированная помощь избраннику в зарабатывании капиталов. Однако Либерти не вращалась в соответствующих кругах. Она знала, что через три года стипендии настанет конец и ей придется самостоятельно зарабатывать на хлеб.
К счастью, у сестры Бертран обнаружилась в миру приятельница из журнала "Мадемуазель", согласившаяся использовать Либерти в качестве внештатной корреспондентки. И с первого же дня работы Либерти влюбилась в Мадлон. Та часто, приказав секретарше не беспокоить ее звонками, приглашала Либерти к себе в кабинет и часами читала ей лекции, пока та не одуревала и не начинала кашлять от дыма крепких сигарет "Житан", которые Мадлон прикуривала одну от другой.
- Люди делятся на частных и публичных, Либерти, мой ангел. Частный человек - это, скажем, Дмитрий, мой привратник. Он получает зарплату от управляющего домом. Его обязанность - открывать двери, встречать и провожать жильцов и их гостей, быть любезным, но не любопытным, принимать посылки и отгонять бродяг. Мне совершенно неинтересно, чем Дмитрий дышит, во что верит, как живет.
Другое дело - общественный человек. - Она стряхнула пепел. - Таковы кинозвезды, политики, известные спортсмены. Их оплачиваем - и гораздо щедрее, чем зарабатываем ты, я и Дмитрий, вместе взятые, - мы с тобой. Поэтому их обязанность - демонстрировать нам, что ими движет, удовлетворять наше любопытство. Но беда в том, что они выполняют эту повинность не слишком ревностно. Если поступки выставляют их не в лучшем свете, они склонны их скрывать. Моя работа - и твоя тоже, мой ангел, если у тебя, конечно, хватит духу - в том и заключается, чтобы выпытывать, выведывать, вынюхивать, вытягивать клещами сведения о них, даже травить их, чтобы выводить на чистую воду, и делиться добытыми сведениями с Дмитрием. Должен же он знать, на что идут его кровные! Так о чем бишь я? Ах да...
Либерти еле дождалась конца стажировки. Оставшись на лето в студенческом городке, она тем не менее была полна решимости пойти по стопам Мадлон Уикс, читала книги из рекомендованного ею списка - в основном биографии и цветистые истории из жизни великих людей.
Как-то вечером в середине июня, когда она читала "Простаков за границей" Марка Твена, ей позвонила Мадлон.
Что случилось, Мэдди? У вас странный голос.
- Я чувствую себя, как последняя... Нет, тебе ни к чему знать об этом, ангел мой. Слушай, моя бесценная! Послезавтра я должна брать в Вашингтоне интервью у Эбена Пирса. Да-да, конгрессмен из Виргинии, двадцать девять лет, холост, мечта любой девушки. Но даже если бы это было здесь, рядышком, я бы не смогла с ним разговаривать: грипп, будь он неладен! Врач категорически запретил старушке покидать постель. Как бы мне ни хотелось заразить всю палату представителей, придется воздержаться. Я уже собиралась перенести встречу, но вдруг подумала: почему бы не предоставить шанс мисс Либерти?
Через два дня Либерти явилась к Эбену Пирсу с блокнотом, колчаном остро заточенных карандашей, пачкой карточек с вопросами, пометками и запасом левацких воззрений, подлежавших проверке.
Он опоздал на два часа - у его машины по пути из Джорджтауна спустила камера. Либерти не верила своим глазам, она и не представляла, что политики могут быть так хороши собой.
Он посмотрел на нее, покачал светловолосой головой, усмехнулся:
- Так меня будет пытать столь милая крошка? Вы неплохо подходите для своего ремесла.
Она тоже так считала. Вместо того чтобы сидеть в кабинете и задавать заранее заготовленные вопросы, она целый день сопровождала его по всему Капитолию, запоминая каждый его шаг.
С десяти утра до полудня Пирс присутствовал на заседании совместного комитета сената и конгресса по противоракетным системам, где прервал чье-то тоскливое бормотание цитатой из Эверетта Дирксена: "Все верно, генерал, но миллиард здесь, миллиард там - как бы это не вылилось когда-нибудь в серьезные деньги!"
С часу до трех дня - ленч с вашингтонскими "Дочерями американской революции". Поедая сандвичи с кресс-салатом и редиской, больше похожей на розы, Либерти шепотом бормотала в адрес "дочерей" самые нелестные эпитеты, что от души позабавило конгрессмена.
Далее следовало закрытое заседание комитета по ассигнованиям, и, наконец, в шесть вечера Либерти и конгрессмен приехали в "Сан-Суси" ужинать, а заодно и обсудить прошедший день. По окончании ужина она настаивала, что сама заплатит по счету, он не соглашался. В пылу спора счет был разорван пополам. В итоге заплатил он.
Их еще ожидала дискуссия в Университете Джорджа Вашингтона на тему "Обновление городов - главный национальный приоритет", где выступающие быстро съехали на дискуссию о вьетнамской войне. Под конец Пирс притащил полдюжины студентов к себе в кабинет и принялся есть с ними китайские блюда, сидя на полу.
- Вы еще тут, детка? - спросил он у Либерти ближе к полуночи, когда последний из прирученных радикалов вежливо раскланялся.
Они сидели в полутемном кабинете среди банок из-под коки, опорожненной посуды из-под китайской еды и грязных розеток из-под соуса. Впервые за весь день они остались наедине: ужин в ресторане был не в счет, так как больше походил на сцену посреди голливудской съемочной площадки. Он закатал рукава и, опершись спиной о сиденье дивана, приветливо улыбался.
- Что тут смешного? - осведомилась Либерти, не вставая с пола.
- Вы такая малышка, а задали мне целую кучу непростых вопросов.
- Неужели? А вы давали непростые ответы.
Они проговорили до утра, потом он сам отвез ее в аэропорт имени Даллеса. Она так и не заглянула в отель "Шорхэм", где редакция журнала забронировала для нее номер.
Материал был напечатан спустя два месяца. Либерти праздновала победу. Она знала, что репортаж получился. Он был бойко написан и благодаря цитатам, касавшимся только набиравшего силу университетского моратория на антивоенные выступления, имел вкус свежей новости.
Мадлон прислала ей экземпляр журнала со своей запиской:
"Знай, бесценная моя, если бы этот номер попал в руки Дмитрию, он бы слопал его и облизнулся. Оповести старушку, когда у тебя выпуск. Жду тебя в миру. М."
От беседы с Пирсом у Либерти остались не только записи, но и несколько фотографий. На одной, сделанной его секретарем, они были запечатлены вместе. Либерти вставила эту фотографию в рамку и послала ему вместе со статьей и посвящением на собственном сиреневом бланке: "Конгрессмену-мечте от юной репортерши. Однокурсницы ходят зеленые от зависти. Спасибо за все".
Она пожалела о содеянном, как только отправила посылку: сгорая от стыда, она представляла, как, открыв конверт, он читает эти наивные, бесхитростные строки.
Как-то в октябре, когда девушки, готовившиеся к уик-энду в Принстоне, наконец угомонились, раздался телефонный звонок, а за ним топот босых ног. Либерти догадалась, что слышит "легкую" поступь Бемби - студентки весом в сто девяносто фунтов. Спустя мгновение красная, запыхавшаяся Бемби ворвалась в комнату Либерти:
- Это тебя! Мужчина! Наверное, из другого города, потому что я не все поняла. Кажется, он назвался "К.М.". Знаешь, кто это?
- Клоун с манежа? - беззаботно отозвалась Либерти. Она была уверена, что звонок не имеет к ней никакого отношения, и злилась на любителя инициалов, надеясь от него побыстрее избавиться. - Алло! - проговорила она в трубку похоронным тоном.
- Здравствуйте, я просил Либерти Адамс.
- Я Либерти Адамс.
- Говорит Эбен Пирс.
Либерти стала медленно сползать на пол.
- Правда? - сказала она как дурочка, в тысячный раз читая надпись на стене: "Девушки из "Сары Лоуренс" - сучки".
- Чистая правда.
- Извините. - Либерти откашлялась. - Девушка, снявшая трубку, назвала вас "К.М."...
Она услышала его смех:
- Разве не вы так меня прозвали?
- Я? Когда?
- Конгрессмен-мечта.
- Господи! - вскрикнула Либерти.
- Я подумал, не согласитесь ли вы поужинать со мной сегодня вечером?
- Возможно, - ответила она. - А где?
- Местечко называется "Левыйвберер". Знаете?
- Кажется, это в Виллидж?
- Нет, на Коннектикут-авеню.
- Как, в Вашингтоне?
- Да, в Вашингтоне, откуда я и звоню.
- Но...
- За стойкой "VIP" <Очень важная персона.> авиакомпании "Истерн" вас ждет билет. Постарайтесь успеть к семичасовому рейсу. Я буду встречать вас в Вашингтонском аэропорту в восемь. У вас есть карандаш?
Либерти нашла среди настенных рисунков еще незаполненный квадратик и записала время и телефон.
- Значит, мне надо ехать в аэропорт Ла-Гуардиа?
Помолчав, он ответил:
- Знаете, Либерти, я поступаю так не каждый день. Можете не волноваться.
- Вы о чем?
- Я не каждый день приглашаю девушек провести со мной уик-энд.
- Я и не поняла, что это приглашение на уик-энд!
- Вам пора собираться! До встречи.
***
На следующее утро, стоя в ванной. Либерти думала о том, что впервые в жизни находится в квартире холостого мужчины.
Исследовав содержимое аптечного шкафчика, Либерти громко проговорила вслух: "Наркотиков не держит", - потом скорчила рожу и показала зеркалу язык. "Надо же, кого захомутала! Конгрессмена!" С ночи их одежда осталась висеть на бамбуковой вешалке рядом, и тут же белело еще что-то. Женский шелковый халатик!
Не вполне сознавая, что делает, Либерти надела халат на голое тело и тут же потонула в нем. Хозяйка халата, похоже, была гигантом. Рослая красавица, первая любовь конгрессмена Пирса.
От халата исходил приятный запах, который Либерти не могла узнать, как ни принюхивалась. Видимо, то были не духи с магазинной полки, а смесь, изготовленная на заказ. Вся ее одежда тоже, наверное, шилась на заказ, у лучших модельеров. Либерти опустила руку в карман халата в поисках вещественных доказательств своей догадки. Спички! Она покрутила коробок и прочла надпись: "Ресторан "Левый берег"". Либерти представила себе, как метрдотель ресторана шепчет бармену: "Кажется, у конгрессмена трудности. Сегодня он ужинает с карлицей".
Она поспешно сбросила халат и включила душ.
***
Итак, с самого начала Либерти ожидала скорого конца своей связи с Эбеном. Она ни разу не обмолвилась о белом халатике, но все время ждала, что его рослая самоуверенная владелица вот-вот взойдет по мраморным ступенькам дома 211 по Франклин-стрит и предъявит права на его хозяина. Подобно тому как смертник наслаждается в камере последним завтраком или сигаретой, Либерти упивалась каждым свиданием с Эбеном, подозревая, что оно окажется последним.
Пирс приглашал ее к себе в Вашингтон по выходным, а иногда прилетал к ней в середине недели, потому что, как он сам не раз ей признавался, не мог без нее жить. Он следил, чтобы ее имя не появилось в прессе, хотя в разделе сплетен то и дело упоминали его "маленькую студенточку" и "загадочное увлечение". Когда Пирсу приписывали шашни с другими женщинами, он утверждал, что это козни его агентов по связям с общественностью, уводящих ищеек подальше от нее. Ей очень хотелось в это верить.
Через три года после их первой встречи, за месяц до ее выпуска из колледжа, Эбен позвонил и сообщил потрясшую ее новость.
- Не верю, что ты мне это говоришь!
- Этого требует политическая необходимость. Либерти, - уверял он. - Я решил, что ты узнаешь об этом первой, прежде чем все разнюхают газеты.
Либерти тупо смотрела в угол коридора общежития.
- Пойми, это дочь губернатора Ратерфорда. Мы вместе выросли, вместе играли в теннис...
- Детская любовь! Значит, ты женишься на той, кого любишь с детства, а я все это время была для тебя просто потаскушкой...
Слезы жгли ей глаза, скатывались по щекам, так что промок ворот блузки. Ей было трудно говорить.
- Я люблю тебя, Либерти, и ты мне очень нужна.
- Потаскушка-сирота. Здорово звучит!
- Перестань! Моя настоящая любовь - это ты.
- Конечно, поэтому ты женишься на другой. Любишь меня, а на нее у тебя политические виды.
- С моей стороны было бы глупо сваливать все на одну политику, но мы все равно сможем... - Он замялся.
- Сможем - что?
- Послушай, Либерти, нам совершенно не обязательно менять наши отношения.
- Господи! - не выдержала Либерти. - Исчезни! Никогда больше не звони и не появляйся.
За первую неделю после этого разговора она похудела на пять фунтов и затерла до хрипа пластинку "Битлз" "Let It Be".
Во время выпускных экзаменов она перемещалась по студенческому городку с видом пациентки кардиологического отделения, недавно перенесшей операцию на открытом сердце.
Размазывая слезы, она подставляла лицо весеннему ветерку. А какой великолепной была та весна! Повсюду цвели азалии, рододендроны, фиалки. Девушки вплетали цветы себе в волосы.
Либерти носила фиалки в ушах вместо сережек и изливала горе пятидесятилетнему профессору современной литературы, последняя книга которого незадолго до того поднялась до второго места в списке бестселлеров "Нью-Йорк тайме". Но утешение, которое он дарил ей в постели, мало помогало ее горю.
***
Через год после разрыва Эбен позвонил Либерти во "Флэш", где она трудилась репортером-исследователем отдела кино, а вернувшись с ленча, она нашла на рабочем столе приглашение на ужин и побежала советоваться с Мадлон.
- Я не подкачаю, - заявила она, чувствуя себя на коне и считая, что у нее хватит самообладания.
- Ангел мой, чего стоит жизнь, если хотя бы изредка не рисковать? поддержала ее Мадлон. - Кроме того, он и впрямь не мужчина, а мечта!
Либерти ушла от Мадлон воодушевленная, полная отваги, словно амплуа любовницы было чем-то вроде роли трагической принцессы из сказки. Позвонив Пирсу, она приняла приглашение, после чего пошла в универмаг "Бенделз" и истратила недельный заработок на роскошное черное платье.
Полтора года он встречал ее по пятницам в Вашингтоне, а воскресными вечерами отсылал обратно в Нью-Йорк. В аэропорту имени Даллеса она садилась в красный "мустанг", поджидавший ее там всю неделю. Его особняк в Джорджтауне стал теперь недоступен, поэтому она ехала двенадцать миль вдоль Потомака, до маленького коттеджа в колониальном стиле - кусочка семейного достояния Пирсов.
Она твердо придерживалась строжайших инструкций: убирала волосы под шляпку и никогда не опускала верх машины.
Шляпки, под которыми она пряталась, превратились в повод для шуток. Либерти отказалась от химических выпрямителей волос, и теперь ее рыжая копна пламенела, как знамя.
"Мой красный флажок", - ласково говорил он, когда она снимала шляпку, восторженно следя, как волосы, подобно языкам пламени, спускались по ее телу. Она называла этот его взгляд "взглядом пиромана". В белом коттедже, увитом розами, с низкими потолками и шатким полом она чувствовала себя как дома.
Днем Эбен был с Корнелией или в офисе, поэтому Либерти даже в выходные сидела в коттедже одна, дожидаясь, когда он к ней вырвется. Целыми днями она готовилась к его приезду: по утрам посещала местные магазины, где ее знали по имени, потом чистила на крылечке картошку и лущила бобы, любуясь изгибом реки, сверкающей среди стволов старых каштанов. В хорошую погоду она часто раздевалась и загорала нагишом, слушая жужжание пчел в яблонях и мечтая о его объятиях.
Иногда Либерти заваривала чай на двоих. Если Пирс не приезжал вовремя, она пила чай в одиночестве, прислушиваясь к тиканью часов и гадая, где он, чем занят, когда на гравийной дорожке раздастся, наконец, шуршание шин его машины. В эти нескончаемые часы знакомый коттедж казался ей тесным и враждебным. Она сидела в кресле-качалке, ленясь встать и зажечь свет, иногда даже не раскачиваясь. Наступал вечер, а ужин так и оставался нетронутым. В десять вечера Либерти шла с кастрюльками к реке и вываливала еду в воду.
В последний раз они виделись в понедельник, на закате. Пирс сам отвез ее в аэропорт. На нем была рабочая форма: синий блейзер, брюки цвета хаки со стрелками, оксфордская рубашка и модный галстук. Она нарядилась - специально для него - в платье от Трисии Никсон. Сев в аэропорту Ла-Гуардиа в такси. Либерти переоделась и появилась во "Флэш" в джинсах, майке и видавшей виды вельветовой куртке. Эбен предупредил ее, что следующий выходной придется пропустить: Корни ложилась в больницу на обследование, и он должен был находиться при ней. Затем он поспешно утер ей слезы и укатил. Мужчина, разрывающийся между двумя женщинами, не имеет права медлить.
Либерти явилась на работу с припухшими глазами, и Мадлон, подозвав ее к себе и заперев дверь, дала ей выпить бренди.
- У меня для тебя новость, ангел мой, ты превратилась в плаксу. Если хочешь знать мое мнение, твоя мечта обернулась кошмаром.
- Я не плакса, - выдавила Либерти всхлипывая.
Мадлон была права - ее жизнь превратилась в кошмар!
Поблагодарив свою покровительницу за бренди и сочувствие, она взялась за работу.
Через три дня Пирс позвонил - как всегда по средам, из кафе;
- Что-то в последнее время у меня подавленное настроение, - доложил он.
- И поэтому ты решил позвонить мне и поднять настроение? - Либерти знала, что это не смешно, но ничего не могла с собой поделать.
- Я серьезно. Либерти. Я причиняю тебе страдания, веду себя как эгоист...
Либерти уже привыкла слышать из уст своего любвеобильного конгрессмена эту жалостную песню. Обычно она тут же начинала опровергать его слова, но на этот раз смолчала.
Когда он повторил в пятнадцатый, должно быть, раз, что их отношения не могут продолжаться долго, что он не оставит жену, потому что это погубило бы его карьеру и испортило жизнь Корни, которая не остановится и перед самоубийством, Либерти не выдержала.
- Слушай, - она никогда еще не произносила таких страшных слов, слушай внимательно, повторять я не буду. С меня довольно! Ты меня окончательно вымотал. Пожалуйста, Эбен, больше никогда мне не звони и не появляйся.
***
Мадлон стоило немалых усилий убедить ее, что лучшее лекарство для разбитого сердца - перемена обстановки. Либерти съехала с квартиры на Восемьдесят второй улице в Восточном Манхэттене, которую снимала вместе с двумя коллегами из "Флэш", и перебралась в неприглядный квартал к югу от Канал-стрит, на верхний этаж бывшего склада, в грязь, пыль, ржавчину, скрежет петель и скрип полов. Каждый вечер после работы, натянув обрезанные джинсы и рваную майку, она принималась малярничать, колотить молотком, орудовать разводным ключом, превращая запущенную берлогу в пригодное для обитания место. Потом она валилась на кровать, окончательно потеряв способность думать, мечтать - мечтать об Эбене Пирсе.
В день ввода в эксплуатацию новой ванны, завершавшей обновление всего чердака, она дошла по Уэст-стрит до Хьюстон-стрит и попросила у хозяина винного магазина самое лучшее и дорогое шампанское, какое у него только найдется. Он порекомендовал "Родерер кристал" 1968 года, и Либерти выписала чек, одним махом исчерпав свой банковский счет. Вечером, стоя у окна и глядя на Гудзон, в котором отражалась новорожденная луна - закорючка, вынырнувшая из белых туч, - она сказала себе: "Рано или поздно он вернется". Произнеся это заклинание, она спрятала шампанское в отделение для овощей внизу новенького голубого холодильника.
Глава 5
Ее разбудил телефонный звонок.
- Здравствуйте, Либерти.
- Здравствуйте...
- Надеюсь, вы не сердитесь, что я так рано вас разбудил?
- Не волнуйтесь, я давным-давно проснулась. - Она зевнула прямо в трубку. - А вы кто?
- Арчер Репсом.
Она посмотрела на часы. Двадцать минут седьмого. Будильник должен был прозвенеть только через два часа.
- Хотите что-то добавить?
- Продолжить интервью, если не возражаете.
- Не надейтесь, что я буду против. Вы что-то вспомнили?
- Можете со мной позавтракать через полчаса?
- Запросто.
- Форма обычная, теплая. Не забудьте диктофон.
Через полчаса Либерти в вытертых до неприличия саржевых штанах и синем жакетике ждала его внизу. Диктофон и блокнот лежали в кожаной сумке, перекинутой через плечо.
Белый шестидверный "мерседес" затормозил у тротуара, дверца распахнулась, и Либерти прыгнула на заднее сиденье.
Репсом говорил по телефону.
- Привет! - сказала она, но он лишь кивнул.
Машина тронулась, водитель обогнул угол и устремился к Черч-стрит.
- Вернитесь и поговорите с ними. Напрямик, без бумажки, слышите? Арчер чуть не прижег белую трубку своей черной сигаретой. - Просто какие-то бездари! - Он нажал кнопку на трубке. - Здравствуйте, Либерти! Извините, я сейчас. - Он произнес три цифры, потом сказал:
- Доброе утро, Сьюзи. Раздобудьте мне на Багамах сами знаете что. - Он мельком взглянул на Либерти. - Только скрытно. Вы меня поняли? Так я и думал. Спасибо, спасибо!.. - Следующие цифры, третий собеседник:
- Здорово, Том! Не разбудил?
Она старалась не пропустить ни слова, прихлебывая апельсиновый сок из бара. На сиденье лежал свежий номер "Уолл-Стрит джорнел", раскрытой на второй странице. Внимание Либерти привлек заголовок: "Гринхауз даст показания в обмен на снятие обвинения". Фамилия автора статьи отсутствовала.
Либерти схватила газету и с бьющимся сердцем прочла: "Сенатор Эбен Пирс, член сенатского комитета по финансам, недавно назначенный председателем подкомитета по изучению обвинений, выдвигаемых против Комиссии по биржам и ценным бумагам, встретился вчера утром в штаб-квартире "Рейсом энтерпрайзиз" с А. Дж. Ренсомом. Оба отказались от комментариев...
Так вот оно что! Оказывается, Э. Пирс приехал в Нью-Йорк расследовать слухи о существовании на Багамских островах так называемого грязного фонда "Рейсом энтерпрайзиз", предназначенного для Гринхауза!
Она вжалась в сиденье. Еще немного - и они бы столкнулись вчера у Ренсома. И все же, что бы ни писали газеты, она отказывалась верить, что этот элегантный господин - мошенник, и не собиралась помогать Эбену собирать на него компромат.
Либерти отложила газету. Куда он ее везет? Они ехали по восточной части Манхэттена, все глубже забираясь в синие каньоны финансового района. Жаль, что она послушалась его совета и оделась кое-как: ей не улыбалось щеголять в наряде хиппи среди пиджачно-галстучной братии. Шины лимузина зашуршали по брусчатке, и Либерти удивленно огляделась. По обеим сторонам улицы, совсем близко от окон машины, громоздились старинные дома.
Машина остановилась у высокой стены, затянутой плющом, и Рейсом, повесив трубку, распахнул дверцу.
- Добро пожаловать в "Сад скульптуры". Либерти.
Она почувствовала аромат лайма и мускуса и облегченно улыбнулась. Ее подозрения не подтвердились; позор откладывался, намечался пикник.
- Я слышала про этот "Сад", но меня сюда не приглашали.
- Это ее владения.
- Чьи?
- Китсии, разумеется.
- Ну конечно! - Она бесцеремонно хлопнула его по плечу. - Вот это атмосфера! Раш все про вас наврал. Вы молодчина! - Она выпорхнула из машины.
"Глазок" в двери закрылся, и перед гостями появился смуглый худощавый араб. Либерти помнила таких по Звару: они гуляли по набережной и толклись в казино.
За стеной их встретила двухэтажная кирпичная постройка в георгианском стиле, со свежевыкрашенными зелеными ставнями на окнах, обильно заросшая плющом. Миновав низкий длинный навес, увитый разросшимися глициниями, они оказались под открытым, небом, среди осколков скульптур Китсии, похожих на фрагменты одного колоссального тела. Приглядевшись, можно было различить бедра, груди, плечи.
Либерти почувствовала на себе насмешливый взгляд Арчера. Внезапно он исчез среди живой изгороди, и она нырнула следом за ним. Увидев его уже за углом, она догадалась, что угодила в лабиринт, из окружавших ее живых стен которого торчали куски каменных изваяний. Она остановилась, пытаясь уловить звук шагов Ренсома по щебенке, но это не помогло: сколько она ни пыталась затем найти выход, перед ней снова и снова вырастала шелестящая листьями преграда. Наконец, почти потеряв надежду, усталая и проклинающая все на свете, она вышла на поляну.
Здесь стоял еще один кирпичный дом с зелеными ставнями, миниатюрная копия первого. Когда-то он, по-видимому, служил садовым флигелем, а теперь превратился в кухню: из вращающихся дверей то и дело выбегали официанты с подносами, судя по виду, тоже уроженцы Звара. Гостей не было видно: они размещались в шести заросших бельведерах, стоящих кругом, и Рейсом из ближайшего уже манил Либерти.
- Подобно всем крупным художникам, Китсия не может оставить в покое ландшафт. Отсюда открывается неплохой вид, вам понравится. - Он подал ей руку и помог подняться по ступенькам.
Действительно, с возвышения лабиринт, который они только что преодолели, казался замысловатым рисунком.
- Мало ей железа и камня, подавай еще живую растительность! - Либерти восторженно огляделась. - Вон там я вижу нечто похожее на клетчатый шотландский килт. Потрясающе!
Между прочим, я всегда питала слабость к бельведерам и садам.
Это какой-то особенный мир! А ведь до всех этих бездушных офисов рукой подать. Кажется, достаточно забраться на эту стену, чтобы до них дотронуться. - Она перехватила взгляд Ренсома и, скромно потупив взор, оперлась на ограждение. - Кто здесь гости? - спросила она.
- Знакомые Китсии: люди искусства, представители власти, финансисты. Большинство из них - белые вороны.
- А сами вы, Арчер, относите себя к белым воронам?
- Не совсем. - Он пожал плечами. - Моя частная жизнь - мой бизнес. Тетушка создавала этот уголок явно не для таких, как я.
- Между прочим, вы с ней похожи. У нее ведь тоже сливаются частная жизнь и бизнес, не так ли?
- Разве искусство - бизнес?
- Если разобраться, то еще какой!
- Вы так уверены в своей правоте! Мне это нравится. Наверное, в вашем возрасте я был столь же самоуверенным.
- Правда? И чем же вы занимались в моем возрасте?
- Возможно, когда-нибудь я вам и отвечу, но только не сейчас. Можно я тоже задам вам вопрос: как продвинулась статья?
- Со вчерашнего-то дня? Вы меня покорили, Арчер! Обязательно это процитирую. - Либерти уже не жалела, что ее вытащили из постели в половине седьмого утра.
Она достала диктофон, положила его на стеклянный столик. Он не поморщился, как накануне. Это предвещало хорошее продолжение. Они присели на изогнутую каменную скамью, расцвеченную узорами пробивающегося сквозь шпалеры солнечного света. Камень еще не успел нагреться, и Либерти поежилась.
- Разрешите? - Рейсом снял пиджак. - Боюсь, вы слишком легко одеты.
Она не стала протестовать, когда он накинул пиджак ей на плечи.
- Посмотрите вниз. - Он постучал пальцем по стеклянной крышке стола, и она подалась вперед. В полу бельведера красовался большой подсвеченный аквариум.
- Час от часу не легче!
Среди коралловых наростов сновали взад-вперед красные и черные рыбки. Благодаря пластмассовому бортику гостю не грозила опасность угодить в аквариум ногой. Либерти почувствовала головокружение, словно плыла на кораблике с прозрачным дном и ее укачало. Она поспешно подняла глаза.
- Не возражаете против чая?
Не успел он произнести эти слова, как взбежавший по ступенькам араб поставил перед ними дымящиеся чашки, источающие неповторимый сложный аромат.
Либерти с наслаждением втянула воздух.
- Что ж, в такой атмосфере поговорить о Китсии будет особенно приятно.
- Сейчас соображу, с чего начать" Скажем, известно ли вам, как Китсия распрощалась с Парижем? - Либерти покачала головой, довольная, что хозяина не пришлось долго упрашивать. - Ей вдруг надоели парижские кафе. Это случилось перед самой войной. Она терпеть не могла болтовню. Коммунисты настаивали, что необходимо сражаться на стороне испанских республиканцев, и, разумеется, ее уговаривали примкнуть к коммунистам.
- Не мудрено, что все хотели перетянуть ее на свою сторону. Она, видимо, с самого начала была сильной личностью!
- Когда друзья бросились ее искать, то нашли на острове Сен-Луи, в комнатушке... Как описывает остров ее друг-поэт?
- Дайте-ка вспомнить... - Либерти наморщила лоб. - "В серой кружевной тени Нотр-Дам, в самом чреве квартала цветов..." В общем, что-то насчет чрева.
- Вот там ее и нашли: одну, перед мольбертом, самозабвенно пишущую цветы.
- Что ж такого? Ведь она художница!
- Да, но тогда никто этого еще не знал. Вернее, знала она одна. Раньше ее общение с искусством ограничивалось позированием художникам. Она всегда насмехалась над любителями в беретах, изображавшими из себя живописцев на набережных Сены, а тут вдруг сама влилась в их ряды! Сперва друзья испугались за нее, но в конце концов оставили в покое. В следующий раз они вспомнили про Китсию лишь спустя два года, получив написанные от руки приглашения в "Максим". Никто не удивился: ведь она была самой эксцентричной женщиной во всем Париже - во всяком случае, судя по газетным сплетням, которые мы с моей матерью штудировали у себя на Зваре. На приеме собралось человек триста.
- Вы были среди них?
- Нет, но я об этом читал. Верите ли, в Париже до сих пор вспоминают тот прием! Жаль, конечно, что не довелось присутствовать, но я тогда учился в американской школе.
- Бедняжка! - Либерти представила Арчера золотоволосым школьником, томящимся за увитой плющом стеной в ожидании начала настоящей жизни.
- Ровно в полночь двое танцоров из труппы Дягилева подняли ее над толпой гостей. Она предложила выпить за здоровье, будь то мир или война, и попросила ее отпустить, так как ей надо решить некое дело о верблюде.
- Ничего себе тост!
- Тогда никто не обратил на это внимания. Она пообещала вернуться еще до того, как иссякнет шампанское, и ее на руках вынесли из зала. Говорят, шампанское не иссякало целую неделю, но Китсия так и не вернулась.
- То есть удрала с собственного прощального приема, ни с кем не попрощавшись?
- Да. Она заколотила досками двери и окна своей квартирки в цветочном квартале, а все тридцать шесть картин, которые втайне написала за последние два года, оставила одному из своих любовников.
- Кто же он?
- Месье Верньер-Планк - скромный с виду, но предприимчивый швейцарский бизнесмен. Желающие полюбоваться ранней Рейсом, да и вообще любыми ее произведениями, обращаются к нему - вот уже на протяжении сорока лет он остается ее эксклюзивным агентом.
- Значит, в мире существует еще истинная преданность...
- Скорее, большие барыши. Знаете, сколько сейчас дают за ее полотна с цветами? Но сама Китсия их ненавидит. Она считает, что людям они нравятся по ложной причине, а именно - своей красотой.
- Очень на нее похоже.
- В моем доме в Миллбруке есть несколько ее работ периода Сен-Луи. С удовольствием вам их продемонстрирую, если соберетесь как-нибудь ко мне заглянуть.
Либерти вспыхнула.
- Может быть, на сей раз вы будете так любезны и позволите мне ознакомиться со своей статьей до того, как она будет напечатана?
Так вот куда он клонит!
- Сначала закончите свой рассказ. Что за история с верблюдом?
- Уйдя с той вечеринки, Китсия села в Восточный экспресс и отправилась в Багдад, а оттуда - на Звар, где поселилась среди погонщиков верблюдов.
- И с тех пор так и не появлялась во Франции?
Арчер загадочно посмотрел на нее и засмеялся:
- В нашей семье она вовсе не воспринималась как отшельница, уж поверьте мне. Она прибыла на Звар с тринадцатью сундуками, двенадцать из которых были отправлены в гарем эмира в качестве подарков от Китсии Репсом тридцати пяти его женам.
- Настоящий гарем? Паранджи, евнухи, сказки "Тысячи и одной ночи" наяву?
- Именно. Представьте себе, как эти средневековые создания принимали изделия от Диора и Шанель... Еще до того как она бросила Париж, Китсия была там одной из самых модных дам.
- Наверное, эмир и его женушки были на седьмом небе от счастья?
- Напротив. - Он усмехнулся. - Эмир прислал к моему отцу в офис гонца и потребовал объяснений, так как был до крайности возмущен тем, что его жены разоделись, как европейские блудницы, а родная сестрица отца бродит по базару в лохмотьях, словно двенадцатилетний мальчишка, и курит с местными торговцами гашиш.
- Я вижу, она не тратила времени даром.
- Отыскав какого-нибудь особенно живописного старика араба, она тащила его к себе в дом и часами писала его портрет, забывая обо всем на свете... Понятно, цветы оказались преданы забвению. Моя мать была в ужасе.
- А вы?
Он рассеянно потрогал кончиком языка щербинку на переднем зубе.
- Что именно вы хотите узнать?
- Вы тоже ужасались? Как вы относились к Китсии?
Она пыталась увидеть всю ситуацию его глазами. Возможно, это помогло бы воспринять все не как мираж, мерцающий на удалении двенадцати тысяч миль в наркотическом тумане, а как что-то реальное, происходившее на самом деле.
- Конечно, наши отношения изменились. Я до сих пор предпочитаю представлять себе Китсию такой, какой она была еще в Париже, в моем детстве, когда жизнь была проще.
- Почему она потом усложнилась, Арчер?
- Помнится, в детстве я воображал, что в Париже вечно царит весна ведь мы приезжали туда в начале апреля. Мать отдавала меня Китсии, а сама пропадала месяца на полтора, "проглоченная оазисом", по словам Китсии. Для нас Париж был именно оазисом...
Он задумался было снова, но Либерти быстро вернула его действительности:
- Как относилась к вашим приездам тетушка? Тогда, кроме вас, у нее были собственные.., дела?
- Я был для нее чем-то вроде зверя-любимца.
Рейсом открыл свой портсигар из слоновой кости и достал длинную деревянную спичку из высокой керамической подставки в форме женской шеи. Чиркнув по подставке, он зажег спичку, закурил и улыбнулся Либерти сквозь облачко дыма. Правда, на этот раз она подозревала, что улыбка адресована не ей, а воспоминаниям.
Неожиданно перед ними вырос официант, и Рейсом шепнул ему что-то по-арабски. Либерти решила, что сейчас им подадут завтрак.
- У Китсии был "пирс-эрроу", - продолжил Рейсом свой рассказ, - один из первых автомобилей с откидным сиденьем.
Одна она никогда не ездила, зато любила катать меня. Мы разъезжали по Булонскому лесу, где я лакомился рахат-лукумом, виноградом и гранатами. Помнится, однажды она позволила мне сплевывать семечки от граната прямо ей на платье, потому что ей нравились пятна от сока на белой ткани, - так она это объяснила. В те времена она носила только белое; белой была и ее неизменная горжетка, которой она щекотала мне подбородок. Она любила меня смешить. Никогда я не был так счастлив! - Его лицо приняло мечтательное выражение. - Моего отца наше катание страшно злило, ведь он был не только торговцем оружием, но и инженером и не мог особо восхищаться машиной, у которой фары были в бампере. Но Китсии было на это наплевать: машина ей нравилась, как и шофер - индус из Пенджаба по имени Мохамед Якуб. Вы видели когда-нибудь пенджабцев, мисс Либерти? Это народ гигантов. В шофере было шесть футов семь дюймов. Он так и жил в машине. В отличие от других шоферов, работавших в костюмах и черных кепках, он носил широкие шаровары и расшитую куртку с блестками, водил машину босиком, и от него всегда пахло шафраном.
- Должно быть, втроем вы представляли забавное зрелище, - заметила Либерти.
- Да уж, Китсия любила пустить пыль в глаза. Меня она одевала в морские костюмчики или в китайские курточки. Судя по фотографиям, на меня тогда нельзя было смотреть без смеха.
- Зато теперь вы определенно не ярмарочное диво, - не сдержалась Либерти.
Араб-официант принес в бельведер соломенные салфетки, серебряные ложки и глиняные миски с кушаньем. Либерти принюхалась:
- Что это?
- Какая разница? - заговорщицки подмигивая, проворчал Ренсом. - Вы мне не доверяете?
- Дело не в вас, а во мне. По утрам я стараюсь есть поменьше. - Она злилась, что появление еды прервало его рассказ.
- Вы совсем не ощущаете голода?
- Только когда работаю, тогда у меня волчий аппетит.
- Наверное, вы очень преданы своей работе? Вы похожи на ночного зверька: одни глаза и руки. Зато у вас очень длинные пальцы. - Он встряхнул полотняную салфетку и положил ей на колени. - Хотя бы попробуйте.
- Это мой крест - все вечно заставляют меня есть. - Однако она все же послушалась, и, как оказалось, не зря: такого вкусного йогурта - легкого, пенистого, с кусочками мандарина, ягодами, орехами и специями - она еще не пробовала.
- Вам удается спать по восемь часов в сутки? - поинтересовался Арчер, отправляя в рот одну ложку йогурта за другой. - Большинство преуспевающих людей, включая меня, обходятся половиной этого времени.
- Половины мне, пожалуй, маловато, но иногда я действительно превращаюсь в ночное существо. Например, когда я училась, всегда занималась по ночам, но сейчас... Тогда я считала, что дневной сон - признак наступающей дряхлости. А сироте так легко представить себя старушкой, доживающей свой век в богадельне. - Она жизнерадостно облизала свою ложку.
- Как же случилось, что вы занялись журналистикой?
- Вы хитрец, Арчер, - вам, конечно, хочется самому задавать вопросы? Да-да, я заметила, что вам это больше нравится. - Она широко улыбнулась. Ладно, так и быть, я отвечу: когда я была еще студенткой, Мадлон Уикс дала мне работу в своем журнале.
- Мадлон Уикс! Что ж, это многое объясняет.
- Можете думать о ней что хотите, но это она мне внушила, что журналистика - благородное занятие.
- И вам всегда хотелось стать именно журналисткой?
- Во всяком случае, другие профессии меня не успели увлечь - разве что роль содержанки.
Арчер усмехнулся, словно в это было невозможно поверить - В приюте при монастыре Святой Марии была одна тощая монахиня - сестра Бертран, которая держала под своей кроватью старую коробку из-под сигар, полную открыток: Карибы, Австралия, Полинезия... Она разрешала мне их рассматривать, только брала с меня слово не читать. Больше всего мне нравилась вода: синяя-синяя! Бертран говорила, что если я буду изучать в колледже журналистику, то увижу море, а нет, мой предел - Гудзон позади электростанции. И я ей поверила. Увы, настоящее море никогда не бывает таким синим, как на открытках.
Рейсом опустил голову и протер глаза.
- Вам нездоровится?
- Все в порядке, - тихо ответил он. - Просто не отдавал себе отчета, как много выветрилось из памяти.
- Бывает. Но память легко восстановить. Кстати, в этом и состоит мое ремесло.
- Неужели? - Арчер бросил на нее странный взгляд. - Хотелось бы мне знать, Либерти, в чем же заключается ваше ремесло и на кого вы работаете?
- О чем это вы? Кажется, мы давно с этим разобрались. Я работаю...
- Прошу вас, сделайте одолжение: не упоминайте больше "Метрополитен". Мы оба знаем, что вы копаете гораздо глубже.
- Согласна, у меня к теме собственный живой интерес. Но если вы воображаете, что за него мне кто-то платит, то вы глубоко ошибаетесь...
Он дотронулся до ее плеча:
- Простите. Не знаю почему, но мне взбрело в голову, что вы работаете на мою тетку.
Либерти округлила глаза и ударила себя кулачком в грудь.
- Я работаю на нее? Никогда не слышала более забавного предположения. Она чувствовала, что краснеет, и молилась, чтобы он не догадался, насколько близок к истине. Лежавшая в ее кожаной сумке черепашка словно повторяла заклинания Китсии: "Скажите об этом только Кит! Никому не доверяйте, даже Арчеру!"
Либерти запустила руку в сумку, нашарила пачку "Кэмел", и Арчер тут же любезно поднес к ее сигарете огонек.
- Моя тетушка все еще курит гашиш, или это глупый вопрос?
Либерти воодушевленно закивала:
- Я не привыкла к таким слоновым дозам и вообще в колледже не курила травку. Боюсь, у нее в гостях я утратила самоконтроль.
- Когда моя жена была беременна, Китсия вздумала дать ей гашиш. Узнав об этом, я ее едва не убил.
Либерти раскрыла рот, как рыба, выброшенная на берег.
- Вы и вправду были женаты?
- Мы прожили меньше года, потом она умерла. С тех пор минуло больше тридцати лет, так что успокойтесь.
- Успокоиться? Учтите, я не жалею сил на подготовительную работу. Можете мне поверить, нигде в сценарии не сказано, что у вас была жена.
- Моя жена не входить сценарий. - Рейсом затушил сигарету и встал. Мне пора.
- Минуточку! - Она поспешно отдала ему пиджак. - Не кажется ли вам ваше поведение немного странным: бросаете бомбу - и бежать?
Он с улыбкой накрутил на палец ее локон.
- Можете посидеть здесь, поработать, а я должен ехать: уже восемь часов, впереди нелегкий рабочий день. - Арчер провел пальцем по ее лицу. Простите мне мою подозрительность. Либерти, но не забывайте, что моей тетке нельзя доверять.
- Понимаю...
- А еще не забывайте следить за собой и побольше спите Мне не нравятся круги у вас под глазами.
- Мне они тоже не нравятся. - Она подмигнула. - Благодарю за аудиенцию.
- Кстати, - бросил Рейсом, спускаясь "по ступенькам, - думаю, когда вы в следующий раз обратитесь к Кит, она уже не будет такой неприступной.
Проводив его глазами до ворот. Либерти попросила подать ей телефон.
- Привет, Пег. Это я.
- Ты где-то далеко? Очень плохо слышно.
- Я рядом, но такое впечатление, что за тридевять земель Сейчас я накидаю тебе заданий, но сперва доложи, как ситуация. Никто не подает на меня в суд?
- В агентстве "Трансуорлд эйрлайнз" тебя ждет оплаченный билет первого класса до Лос-Анджелеса.
Разговаривая по телефону, Либерти наблюдала за черной рыбкой. Та пряталась за камень, и тогда выплывала красная рыбка, огибала куст водорослей - и вместо нее появлялась черная. Это очень напоминало хоровод: Либерти - Арчер Рейсом, Арчер Рейсом - Либерти.
- В аэропорту Лос-Анджелеса тебя встретит машина, - тараторила Пег. Ты поедешь в "Мортонс", где тебя будет ждать Джей Скотт.
- Отлично. А как насчет Бика Кроуфорда?
- Его секретарша сказала, что он сможет увидеться с тобой только за ужином. Я ответила, что ты занята...
- Этот день никогда не кончится. - Либерти обреченно вздохнула. Передай, что я согласна. "Мортонс", без пятнадцати восемь. Что-нибудь еще?
- Хочу еще раз попытать счастья с калифорнийской секретаршей. Эта Саша - лапочка, но, по-моему, она не соединила бы с Кит Рейсом даже самого американского президента.
- А у меня такое впечатление, что тебе вот-вот повезет, - подбодрила ее Либерти.
- Вряд ли. Зато есть одно хорошее известие: Алварро уже вне опасности; правда, лечащий врач сказал, что задавать ему вопросы еще рано. Ну вот, теперь все, жду указаний.
- Собственно, задание одно-единственное, зато важное.
Побывай сегодня у Мадлон Уикс, в журнале, по вторникам она всегда обедает во "Флэш". Скажи, что это я тебя прислала. Пускай припомнит, когда работала в отделе некрологов, не готовила ли она лет тридцать назад некролог на жену Арчера Ренсома?
- Ты шутишь! Он был женат?
- Похоже, был. Спроси, не помнит ли она каких-нибудь подробностей или сплетен об умершей. У Ренсома должна была быть веская причина, чтобы скрывать свой брак.
- Ладно. А что ответить, если она поинтересуется, почему тебе захотелось об этом узнать?
- Скажи старушке, что мы стираем белые пятна. Если надо, я позвоню Мэдди из Лос-Анджелеса и все растолкую.
- Такое впечатление, Либ, что ты стала учитывать критику.
- Вот как?
- Помнишь, в "Тайме" написали, что теперь твои статьи похожи на смесь крутого Реймонда Чандлера и изнеженной Ирмы Бомбек? Теперь ты все больше напоминаешь одного Чандлера.
- Ты права, с Бомбек покончено. - Либерти положила трубку и попросила еще чаю. Вынув из сумки свои записи, она огляделась, потом достала черепашку и, поставив ее перед собой на стеклянный столик, стала набрасывать первые страницы черновика...
***
Слабое жужжание.
- Есть кто-нибудь? - Гуляющий по пустыне ветер возвращает мне мой клич. Я звоню в шестой раз.
Жужжание не смолкает. Я бы решила, что где-то работает мотопила, но поблизости не растет ни одного дерева - только скалы причудливых очертаний, разбросанные по плоской пустыне до самого горизонта. Мне кажется, что я стою посреди древнего ритуального капища вроде Стоунхенджа. Сама постройка, внутрь которой я пытаюсь проникнуть, имеет фантастический вид: огромная, приплюснутая, с высокими узкими окнами - то ли завод, то ли немного сплющенный мыльный пузырь; позади вращает лопасти высокий ветряной двигатель И все это подавляет своими размерами огромный каменный куб без окон, похожий на самолетный ангар.
Жужжание доносится оттуда. Я оставляю свои вещи у двери и бреду по тропинке, огибаю угол постройки. Звук становится громче, и я вижу в стене ангара распахнутую дверцу.
Заглядываю внутрь, готовясь узреть инопланетян, монтирующих нечто чудовищное, однако вижу всего лишь паренька в замызганном комбинезоне, фуражке, маске и очках, забравшегося высоко на строительные леса. Он обтачивает наждачным кругом с моторчиком живот гигантского каменного ангела. Кашляя от пыли, иду к нему, перелезая через трубы, спотыкаясь о камни, скользя на листах жести и цепляясь за мотки проволоки. Нечто - видимо, собрание готовых скульптур - накрыто брезентом. Подойдя к лесам, задираю голову, щуря глаза. Купол постройки окружен рядом окон. От яркого света глаза слезятся, и только тут я понимаю, как меня утомило путешествие.
- Где мне найти Китсию Рейсом?..
Я тут же зажимаю себе рот ладонью, чтобы скрыть ужас.
Смуглая морщинистая кожа, узкое лицо под очками - хорош паренек!
- Здравствуйте, Китсия!
Старуха смотрит вниз, выключает свой инструмент и опускает его на мостки.
- Ты?! - удивленно произносит она каркающим голосом.
Я не знаю, что сказать. Она снимает очки, пыльную маску, и я невольно сравниваю ее с бабулей, решившей прокатиться с шайкой байкеров, к которой примкнул ее внук.
- Что стоишь? - кричит она. - Лучше помоги мне спуститься!
Я беспомощно смотрю на веревки, свисающие с лесов.
- Конечно... А как?
- Ха-ха-ха! Хороша помощница!
Я морщусь. На этот раз мне хочется сравнить ее смех с собачьим тявканьем. Я не знаю, стоит ли ее бояться.
- Нет, вы скажите, я с удовольствием помогу.
- Так-то лучше. Похвальное желание учиться. Видишь веревку с красным концом? Нет, другую! Разве у этой красный конец? Теперь правильно. Отвяжи ее от штыря. Да, эта металлическая штуковина и есть штырь. Нет, в другую сторону. Молодец! Теперь отойди к противовесу, натяни веревку и обвяжи ею противовес. Сгодится квадратный узел. Не знаешь, что это такое? Вот-вот! Видишь, получилось! Некоторые узлы мы завязываем инстинктивно. Теперь перебирай, перебирай... Только не урони меня!
Она сходит с лесов и одобрительно хлопает меня по плечу, причиняя мне боль, но я не подаю виду.
- Смотри-ка, не больше меня! Так-так...
Я не усматриваю в этом ничего смешного, но на всякий случай улыбаюсь.
- Мне не открыли дверь... - объясняю я.
Она поднимает брови, лоб покрывается густой сетью морщин.
- Наверное, курят позади дома гашиш.
Я вежливо киваю.
- Небось интересно, как я здесь живу? Вот так и живу, моя милая. Мирюсь с местными привычками.
Она обнимает меня и ведет среди мусора, рулонов брезента, комков глины к уголку перед камином, в котором тлеют угли. Рядом трутся друг о друга две тощие кошки.
- Это Фати. - Китсия гладит рыже-коричневую абиссинку. - А это Нати. Она показывает на изящную сиамскую кошку, которая приветствует меня вертикально задранным хвостом. - Наверное, надо напоить тебя кофе и дать перекусить, прежде чем приставлять к делу.
У меня лезут на лоб глаза. Я летела сюда сутки, сделала две пересадки. Душ, еда, сон и только потом работа - вот какая последовательность меня бы больше всего устроила.
- Присядь, я велю принести чего-нибудь с кухни. Чего тебе больше хочется?
Я пожимаю плечами, и она хватает телефонную трубку.
Меньше всего я ожидала увидеть здесь телефон.
- Что вы себе позволяете? - гаркает старуха. - Моя гостья стоит на пороге, а ее не пускают в дом! Вы внесли ее вещи?
Тем лучше. Отнесите их в ее комнату, а потом подайте ей холодную баранину и салат. Кофе я сварю сама. Да сядь ты! - Это уже ко мне.
Я тону в стоге сена, накрытом восточным ковром. Все здесь засыпано пылью, а я мечтаю о прохладных простынях...
Китсия будит меня легкими пощечинами:
- После чашечки кофе от тебя будет больше толку.
Странная постановка вопроса. Впрочем, столь же странная, сколь и сама хозяйка. Я ожидала совсем не этого. Старуха, присевшая на корточки перед камином, словно не имеет возраста. Я уже предвкушаю, каким ярким получится репортаж, прочищаю горло, достаю из сумочки диктофон.
- Надеюсь, вы не возражаете?.. Просто мне не хотелось бы что-то пропустить.
- Что именно пропустить? - В ее взгляде откровенная насмешка.
Я краснею, сама не знаю почему:
- Я слишком устала, чтобы делать записи. Сами понимаете, разница часовых поясов...
Надеюсь, что старуха поймет намек и хотя бы мне посочувствует, но, судя по всему, сочувствие к ближнему не в ее правилах. Она готовит кофе: засыпает кофейные зерна в кофемолку, ставит медную турку с водой и намолотым кофе прямо на угли.
Потом, схватив меня за руку, тащит от огня обратно в мастерскую, где срывает брезент с переплетения проволоки.
- Я закончила это некоторое время назад. Ну, что скажешь?
Я смотрю на скульптуру, затылком ощущая взгляд Китсии.
- Да говори же! - торопит она.
- Пока не знаю...
Она нетерпеливо тянет меня к холсту с наброском. Я смотрю на набросок, Китсия - на меня. Мне кажется, что я сдаю экзамен. Я пытаюсь сосредоточиться и постепенно различаю, что изображает набросок.
- Похоже на женские бедра.
Китсия разочарованно сплевывает.
- Думаешь, я предлагаю тебе сыграть в "Угадай-ка"? Конечно, ты видишь нижнюю часть женского тела, но дело-то не в этом! - Она заставляет меня оглянуться на композицию из проволоки, и я понимаю, что на холсте изображено то, что стало потом скульптурой.
- Честно говоря, рисунок мне нравится больше, - осмеливаюсь произнести я.
- Это потому, что ты не умеешь смотреть. Не расстраивайся, это мало кто умеет. Иди сюда.
Она подводит меня вплотную к скульптуре и заставляет смотреть в конкретную точку, где соединяются проволока и медь.
Только тут до меня доходит.
- Кажется, поняла! Изображено одно и то же, но скульптура гораздо живее, объемнее...
Китсия торжествует:
- Вот, уже лучше!
- Но только если смотреть под одним углом, - оговариваюсь я. - Вот отсюда уже совсем не то. Надо сделать пометку, чтобы человек знал, где встать.
Китсия смотрит на меня, как на клиническую идиотку.
- Зритель сам разберется, где стоять. - Ее взгляд безжалостен.
- Скажите, мисс Рейсом, почему ваш выбор пал именно на меня?
Она отводит взгляд:
- Потому что мне нужны молодые, расторопные помощники. Остальные сбежали в казино, а ты сейчас мне подсобишь. Думаю, грунт уже высох.
Она движется стремительно, словно сбросив груз лет, и мне приходится бегом догонять ее. Вот и натянутый на распорки холст. Я натягиваю его еще туже, старуха следит за мной, щелкая степлером в опасной близости от моих пальцев. Я чуть не подпрыгиваю, боясь, что она изуродует мне пальцы и я не смогу о ней написать.
- Страшно? - смеется Китсия. Она то ли подтрунивает надо мной, то ли хвалит за хорошую натяжку холста. Время от времени мне удается задать ей вопрос:
- Ваша дочь Кит помогала вам в мастерской?
- Когда моя дочь жила на острове, она была еще совсем ребенком и ничем не могла мне помочь. Чаще всего, когда я хотела чего-нибудь от нее добиться, она начинала реветь.
- На одной из пресс-конференций она тоже расплакалась Лицо Китсии собирается в морщины.
- Это было много лет назад, когда она была очень несчастлива.
- А сейчас она счастлива?
Старуха молчит. Мы снова принимаемся за работу. Наконец, когда я буквально валюсь с ног от усталости, все готово.
- Что дальше? - спрашиваю я.
Китсия улыбается и хлопает меня по спине с такой силой, что я едва не валюсь на пол.
- Пожалуй, теперь можно и отдохнуть.
Она ведет меня обратно в "гостиную" и с загадочной улыбкой усаживает. Открыв резную шкатулку, стоящую на каминной полке, Китсия достает весьма внушительную щепоть гашиша.
Я наблюдаю, как она закладывает гашиш в ту же кофемолку, где перед этим молола кофейные зерна. Уж не был ли и мой кофе сдобрен гашишем? Как у меня сейчас с головой?
Китсия берет в рот кончик трубки от кальяна и делает глубокую затяжку. Черные глаза художницы глядят на меня в упор - Да, - говорит она кивая, - я не могла тебя не вызвать.
Теперь я понимаю, что ты - единственная моя надежда.
Одна из двух кошек запрыгивает мне на колени, и я вздрагиваю от неожиданности.
- Не понимаю, - говорю я, поглаживая кошку. - Как это - единственная надежда?
- Скоро поймешь. Только ты можешь спасти ей жизнь.
- Чью жизнь я должна спасти? - Кошка спрыгивает с моих колен, а старуха снова сует мне в рот кончик шланга. - Чью жизнь?.. - повторяю я, наклоняясь к ней и ощущая запах гашиша.
- Моей дочери - Кит Рейсом, конечно. Боюсь, времени для этого осталось совсем мало. - Старуха пристально смотрит на меня своими твердыми, как оникс, глазами. - Будь внимательна: теперь все зависит только от тебя.
***
В конце зимы 1940 года она дала подруге телеграмму: "Дорогая Пози! После рождения дочери я не могу работать. Из-за войны Европа для меня закрыта, а на Дальний Восток я не поеду.
Америка - единственная надежда; ты - моя спасительница.
Шесть недель - вот все, о чем я прошу. Китсия".
"Дорогая Китсия! Поглощена академическим экспериментированием. Открыв дверь ветреной художнице и непослушному ребенку двух лет, я полностью утрачу сосредоточенность. Пози".
"Дорогая Пози! Ветреная художница скроется на чердаке, у непослушного ребенка есть няня. За сосредоточенность не беспокойся. Китсия".
"Дорогая Китсия! Если бы я могла все бросить! Пози".
"Дорогая Пози! Брось все! Верньер-Плана везет из Женевы африканские акварели. Это все, чем я могу тебя отблагодарить.
Китсия".
"Дорогая Китсия! Приезжай. Сообщи, нужны ли деньги. Пози".
***
"Что она от меня скрывает?" - гадала Китсия. Тем не менее ей нравилась перспектива покинуть Звар и снова оказаться среди старых друзей. Ее тревожило не затворничество, а мертвый период: работы не продавались, несмотря на уверения Верньер-Планка, что ее вот-вот признают.
Напоследок Китсия отправилась на базар. Это было единственное место, где она могла теперь работать. Она зашла в чайную, пробралась по захламленному проходу и оказалась в небольшом помещении, где сидели вокруг кальяна седобородые старцы. Они находились в трансе и не возражали против этой женщины, одетой как мужчина. В их черных слезящихся глазах не было ни малейшего интереса к Великой Шлюхе, как теперь именовал ее эмир.
Потом, снова оказавшись среди прилавков, она выбрала местечко для своего мольберта. Единственная женщина, не скрывающая свое лицо, да еще белая, она пыталась привлекать к себе как можно меньше внимания и рисовала то, что видела.
Она вспоминала Париж, вид из окон на цветочные прилавки в серой кружевной тени Нотр-Дам, и в душе ее росла печаль. Ей больше не суждено туда вернуться, настало время отказаться от прошлого и возложить все надежды на Америку.
Ее брат, сетуя, что из-за войны гражданские лица лишены л возможности свободно переезжать с места на место, использовал все свое влияние, чтобы сестра и племянница могли уехать с острова. Ребенок был очаровательным, но жена брата при виде малышки не могла обойтись без нашатыря. К тому же эмир утверждал, что у девочки глаза его убитого сына.
В конце мая мать и дочь сели на военный корабль, шедший через Суэцкий канал в Каир и Лиссабон, откуда перелетели в Гавану. Взлетая из гаванского аэропорта, они трижды были вынуждены возвращаться обратно из-за тропического шторма, но в конце концов все же оказались на американской земле. Путешествие на поезде из Майами в Нью-Йорк было для девочки захватывающим приключением: она всю дорогу прижималась носом к стеклу. В Нью-Йорк они прибыли на волне жары, превратившей этот серый город в пекло, а через неделю добрались до Бостона, откуда паром доставил их в Провинстаун, где среди дюн стоял дом Пози, носивший название "Замок на песке". Едва войдя в дверь, Китсия тут же плюхнулась на диван в гостиной и закурила черную сигарету.
- Фу! - Пози попыталась разогнать дым и достала пепельницу, чтобы подставить ее под сигарету, словно из нее вот-вот должен был потечь яд. Какое зловоние! Что это?
Китсия с наслаждением затянулась:
- Синий египетский табак, смешанный с гашишем.
Пози схватилась за сердце:
- Надеюсь, ты шутишь? От такой дряни можно тронуться рассудком.
- Я могу тронуться, только если не буду работать. Здесь я рассчитываю изменить подобное положение и полюбоваться океаном. - Она посмотрела в окно на стального цвета поверхность, покрытую белыми барашками.
- Что же не дает тебе работать -" - дочь или обстоятельства ее рождения ?
- И то и другое. - Китсия пожала плечами. - -Но теперь она подросла, и я смело могу оставлять ее на нянино попечение.
- Она совсем не похожа на отца!
Женщины молча уставились на ребенка, который, безуспешно пытаясь встать, падал и заливисто смеялся. У девочки были прямые и черные, как у индианки, волосы, ярко-зеленые глаза, румяные, как яблоко, щечки.
- Защитный окрас, - тихо вымолвила Китсия.
- Я не понимаю, дорогая, как ты могла оставаться на острове после всего происшедшего? Ведь это вовсе не тот рай для творческой личности, каким ты его поначалу воображала.
Китсия хмуро уставилась на дикие розы, заглядывающие в окна.
- Иногда я и сама удивляюсь... Лоуренс Аравийский называл пустыню чистой.
- Зато Париж - грязная дыра, но как ты его любила!
- А теперь его еще испакостили боши!.. Нет, из Парижа я бы уехала в любом случае, война тут ни при чем. Пустыня действительно чиста, я не шучу. Она не обезображена человеческим присутствием, там ничто не отвлекает взор. Только это. - Она постучала себя по голове. - И еще свет! Свет, просеиваемый миллионами крупинок песка. Как он мерцает, Пози! Ладно, довольно. Лучше расскажи мне о своих экспериментах.
Пози, все не отводившая взгляд от окна, словно ждала кого-то, быстро ответила:
- Поразительно, что ты выбрала для своего "опроса именно эту секунду. Познакомься!
Двери распахнулись, и в гостиную ворвались соленый бриз и самое необыкновенное создание, какое Китсии когда-либо доводилось видеть.
Она была угловата, как мальчишка, но, завидя гостью, сразу обрела женственную грацию. Выпрямившись, как принцесса, она, придерживая что-то в юбке, вошла так величественно, словно несла на голове бесценный груз.
Судя по росту, ей было лет пятнадцать, однако во всем ее облике сохранилось нечто удивительно детское. Возможно, такое впечатление создавалось из-за старомодного покроя ее длинного голубого платья с высоким воротом и кружевной отделкой рукавов. Подол платья был мокрым от воды; в дом вместе с ней проник запах водорослей.
Девушка смотрела на Китсию, не скрывая любопытства:
- Вас называют леди и вы художница, с которой Пози водила компанию в Париже?
Китсия кивнула, продолжая разглядывать девушку. У той были огромные темно-синие, слегка навыкате глаза, волосы цвета осенней листвы коричневато-рыжеватые. Китсия поймала себя на мысли, что, запустив пальцы ей в волосы, можно нащупать мягкое местечко на темени, как у грудного младенца.
Девушка подала ей прохладную от морской воды руку:
- Для меня большая честь с вами познакомиться, мэм.
- Ты ничего не забыла? - поинтересовалась Пози.
Девушка зажала себе рот ладонью и проворно оглядела комнату, словно и в самом деле что-то искала. Пози указала на ее ноги - босые, облепленные песком, и она, быстро опустив глаза, тут же подняла руку, как ученица, знающая ответ на заданный вопрос:
- Я забыла вытереть ноги.
Пози серьезно кивнула:
- Ты не считаешь, что тебе следует выйти и войти опять? Я еще успею вас представить. - В ее тоне слышались терпение, любовь и в то же время готовность к сопротивлению и даже поражению.
Девушка вышла, вытерла ноги и вернулась. Аккуратно закрыв за собой дверь, она обернулась, расправила юбку - и на ковер посыпались морские ракушки вперемешку с песком, - Ой, вот еще что я забыла! - воскликнула она.
Пози, укоризненно качая головой, схватила щетку и принялась тереть ковер, словно для этого не существовало горничной.
Девушка кинулась подбирать свои находки.
- Сейчас же отнеси это обратно на пляж!
- О нет, Пози! - Девушка выбирала ракушки из совка. - Одну я принесла специально для тебя. Ты же не выбросишь мой подарок?
Пози стояла на коленях, все еще хмурясь, однако была явно польщена:
- Ну-ка покажи.
Девушка порылась в ракушках:
- Она похожа на тюльпан. Видишь? - Ее рука подняла к свету нежно-розовую скорлупку, и Пози принялась разглядывать "подарок".
- Очень симпатичная. Я положу ее на полку, к остальным своим сокровищам.
- Не положишь, - серьезно сказала девушка, забирая ракушку. - Но все равно я ее тебе подарила. Это морской цветок. - Она была очень довольна собой.
- Цветочек! - Дочь Китсии выбралась из-за дивана, где безуспешно пыталась поймать бирманского кота хозяйки за пушистый хвост. - О! - Увидев ракушку, она решительно схватила ее, заглянула внутрь и округлила ротик. Цветочек! - повторила она.
Китсия кивнула.
- Вам очень повезло, - сказала девушка.
- Не думаю.
- Пози говорила, что от вас ушла няня. Я с удовольствием вам помогу, пока вы здесь...
- Кто ты? - спросила Китсия, затягиваясь египетской сигаретой.
Ей хотелось услышать ответ от незнакомки, но Пози заговорила первой:
- Я нашла ее на улице два года назад, полумертвую от голода и совсем одичавшую. Теперь, как видишь, она вполне здорова, грамотная, к тому же когда у нее хватает терпения - хорошая пианистка и швея. Осенью она поступит в лучшее женское училище Бостона.
Китсия кивнула. Пози не преувеличивала: она действительно предприняла любопытный эксперимент - вырвала растение из трущобной почвы и пересадила в среду бостонских интеллектуалов. Оставалось проверить, долго ли этот эксперимент продлится.
- В естественных науках она слабовата, зато имеет хорошие способности к языкам.
- В подражание наставнице, - учтиво заметила Китсия.
Девушка уже играла на ковре с дочерью Китсии, не обращая внимания на то, что ее обсуждают. Китсия попробовала заговорить с ней:
- Как хорошо ты обращаешься с детьми!
- У меня восемь сводных братьев и сестер! - гордо заявила девушка. Покосившись на Пози, она поправилась:
- Было раньше.
День за днем Китсия тайком наблюдала за ней, как наблюдает за диким зверем натуралист, стараясь не привлекать к себе. внимания. Ее восхищало полное отсутствие тщеславия, странное для подростка. Минуя зеркала, она, вместо того чтобы посмотреть на себя, ускоряла шаг, словно боялась угодить в ловушку.
- Я родилась в Саут-Энде, - рассказывала она о себе. - Моя мать умерла при родах, и меня взяла к себе ее лучшая подруга. Она называла меня "матереубийцей". "Знаешь, что сегодня выкинула матереубийца? - говорила она мужу, когда тот возвращался из доков. - Оставила кастрюлю на огне, так что та выкипела и сгорела. Мы лишились кастрюли". Меня это не тревожило. Я работала у них в доме не покладая рук. Когда рядом восемь детей-погодков, никто не имеет права бездельничать.
Но стоило мне подрасти, как ее муж стал как-то странно на меня поглядывать. Он завел привычку затаскивать меня в угол ц целовать, а потом заманивать в ванную и сажать себе на колени. Мы со сводными братьями хорошо в этом разбирались, потому что практиковались друг на друге, поэтому я понимала, что происходит.
Пози сердится, когда я называю то, что у нас происходило с этим человеком, "занятиями любовью". Она считает, что это надо называть насилием, но я не согласна... Никогда раньше меня не обнимали, и мне это нравилось. Иногда мне кажется, что это все, что мне нужно для счастья...
В конце концов его жена велела мне убираться, пока он меня не обрюхатил и ребенок не убил меня так же, как я убила собственную мать. Так я и сделала. Целуя детей на прощание, я плакала. Иногда я по ним скучаю. Потом я поселилась в подвале кафетерия и клянчила у посетителей объедки, пока не попалась на глаза Пози. Она ехала в большом старом "кадиллаке" синего цвета - в таких обычно разъезжают политики. Сначала я приняла ее за жену политика, но когда она привезла меня в свой особняк на Луисберг-сквер, я поняла, что у нее нет мужа...
Пози велела горничной отмыть меня и отвезла к доктору, чтобы он проверил, нет ли на мне блох и вшей, дальше - к портному, который нашил мне платьев по ее выкройкам: это были фасоны, которые носила еще ее бабушка. Она многому меня научила...
Девушка умолкла. Был жаркий августовский день, и воздух во внутреннем дворике накалился, как в печи. Китсия, раздетая до пояса, рисовала, обливаясь потом, удерживая дощечку на коленях.
- Как вы потеряли грудь ? - спросила девушка.
- Я расскажу тебе об этом в другой раз.
- В другой раз? Значит, мы будем видеться и дальше?
Китсия не ответила, слушая ее вполуха, как бывало всегда, когда она работала. Для того чтобы запечатлеть эту девушку на бумаге, потребовалось все мастерство художницы.
Всю жизнь Китсия пыталась воплотить в своих работах отрешенность, которой веет от женского лица, рук и ног, всей ее плоти в секунду, предшествующую наивысшему плотскому наслаждению. Утомленность, нестерпимая боль и бескрайний восторг, словно ее раздирают на части слетевшие с небес ангелы. Именно с таким выражением на лице, с таким настроением шествовала по жизни эта девушка.
Как ни странно, это одичавшее создание вернуло Китсии утерянный было творческий инстинкт. Она опять была готова к возвращению на Звар, к работе в мастерской, к крупным проектам.
Сотни свежих эскизов станут их основой.
На протяжении трех недель она неустанно делала наброски.
Нередко, когда портилась погода и не хватало освещения, они брали малышку Китсии и отправлялись в долгие прогулки по пляжу. Мальчишки из деревни преследовали их, учуяв запах юности, но девушка не обращала на них ни малейшего внимания. Китсия, понимая, что от мальчишек все равно не отвязаться, приспособила их к делу: заставляла перетаскивать на пляж перед "Замком на песке" разные крупные предметы, чтобы самой возводить из этих прибитых к берегу бревен, старых покрышек, сломанных буев и рваных рыбацких сетей огромные сооружения. Минуло много лет после ее отъезда - а они еще продолжали выситься на пляже, постепенно разрушаемые дождями и разбиваемые прибоем Медленное уничтожение, предусмотренное самой создательницей...
В день отплытия Китсии с дочерью из Провинстауна Пози и девушка пришли проститься с ними на паромную пристань. День был на редкость до прозрачности ясным. Китсия вглядывалась в горизонт, стараясь не смотреть на девушку, а глаза той были полны слез. Когда паром издал гудок, Пози взяла свою воспитанницу за руку и направилась к машине, а Китсия с дочерью взошли на паром. Но в последний момент девушка вырвалась, взбежала по сходням и сунула малышке какой-то сверток, потом умоляюще поглядела на ее мать, и Китсия услышала ее шепот:
- Спасите меня! Ради Бога, спасите!
Паром медленно отходил от берега. Сидя на палубе, мать и дочь сняли с подарка обертку, открыли спичечный коробок и увидели миниатюрные морские ракушки безупречных очертаний.
- Цветочки! - воскликнула девочка. - Мои цветочки!
- Да, они твои, - подтвердила мать.
Поселившись в нью-йоркском отеле, адрес которого Китсия передала в Бостон девушке, они стали ждать, когда она приедет, а потом все вместе уехали на Звар, где установился нерушимый распорядок, девушка ухаживала за ребенком, а когда малышка спала, позировала Китсии.
Как-то раз, возвратившись с базара, Китсия нашла свою дочь надрывающейся от плача; девушка же забилась в угол, откуда ее пыталась извлечь нагрянувшая без предупреждения Пози.
- Воровка! - набросилась Пози на хозяйку.
- Возьми ребенка и оставь нас, - приказала Китсия девушке.
Та повиновалась.
- Разве она твоя собственность, чтобы ее можно было украсть? - Китсия в упор смотрела на Пози. - Она уехала по собственной воле. Ей захотелось на свободу.
- Ты ничего не смыслишь в любви. Тебе этого не дано. Ты законченная эгоистка!
- Тебе ли рассуждать об эгоизме? Для тебя она всего лишь невольница, постельная грелка. Она заслуживает лучшей участи.
- Можешь говорить любые гадости, Китсия, но тебе она не достанется. Пози протянула документ - судебное постановление, назначающее ее опекуншей девушки.
Китсия смяла бумагу:
- Здесь твои бумаги и твои суды не стоят ломаного гроша.
- Либо она возвращается со мной домой, либо я пойду к эмиру!
Китсия устремила на нее пронзительный взгляд. Приспичило же ей поведать Пози свою страшную тайну!
- Обеих тебе не сохранить. Выбирай! Иначе - помоги мне Господь! - я расскажу им про Кит.
- Ладно, бери то, за чем приехала.
Китсия долго старалась забыть выражение лица девушки, когда Пози волокла ее в лодку. По прошествии двух лет Пози нарушила молчание и сообщила в письме, что ее воспитанница поступила на первый курс колледжа Редклифф.
"Поздравляю с успехом научного эксперимента", - телеграфировала Китсия в ответ.
Потом пошли письма от девушки, написанные восхитительным, почти каллиграфическим почерком, но полные горьких жалоб.
"Я умоляла ее разрешить мне жить в Кембридже, рядом со студенческим городком, но она и слышать об этом не хочет. Я чувствую себя еще большей невольницей, чем прежде".
Как у всех заключенных, у нее появились саморазрушительные привычки. Она писала, что отдается любому, кто первым бросит на нее призывный взгляд. Ей нравилось вызывать вожделение у мужчин. Интересно, подозревали ли они о ее отношениях с Пози?
На самом деле она спала не со всяким, а только с выходцами из неимущих семей, получавшими стипендии, они напоминали ей нищих приятелей по Саут-Энду.
"Я как будто пытаюсь вернуться в прошлое, - писала она, - и похожа на собаку, валяющуюся в пыли, чтобы избавиться от хозяйского запаха. Пози - моя хозяйка, а мне надо стать хозяйкой самой себе!"
Сначала Китсия хотела снова перевезти ее на остров, но это было невозможно. Она ограничилась переводом денег и помощью в поступлении в Королевскую академию искусств в Лондоне. Детали были поручены Верньер-Планку, и Китсия не отвлекалась больше на реальную девушку, ежеминутно возрождая ее в своих работах.
Девушка же изучала живопись, чтобы сделать приятное Китсии, и признавалась в своих письмах, что еще никогда не была так счастлива. Когда, окончив учебу, она решила вернуться в США, Китсия сделала перерыв в работе и пересекла Атлантику вместе с ней. Затем девушка была доверена Хэмптону Беркли, старому другу и клиенту Китсии. Беркли поселил ее в своем доме и помог получить работу в музее. По настоянию Китсии Беркли с женой вычеркнули Пози из списка желанных гостей. Когда Китсия вернулась на остров, чтобы снова приступить к работе, ее ждала открытка:
"Как вам, не стыдно! Китсия, почему вы его от меня утаили Благодаря Хэму и Этель я познакомилась с чудеснейшим на свете человеком".
Вскоре пришла еще одна открытка:
"День за днем я все сильнее в него влюбляюсь".
Китсия дала телеграмму с просьбой опровергнуть ее ужасные подозрения, но было уже поздно. Итак, они поженились - порочная и проклятый.
Глава 6
Кит снится сон. Она снова в "Кларе" с Бренданом. Они сидят на террасе и любуются штормовым морем. Только что они любили друг друга. На Кит синий шелковый халат, и Брендан улыбается, когда от порыва ветра халат распахивается, обнажая ее грудь.
Потом она подает ужин: свинину, отдающую диким кабаном, которая мариновалась в красном вине с ягодами можжевельника, тимьяном и шалфеем, сорванными на склоне.
Она зачерпывает из синей глиняной миски густой соус с сельдереем и картофелем, передает Брендану морковь с укропом.
Брендан моет посуду. Кит сидит рядом, держа бокал с красным вином за тонкую ножку, и он обращается к ней, но его голос заглушен шумом моря. Он отворачивается от раковины, вытирает руки расшитым кухонным полотенцем.
- Раздевайся. Скорее!
Он врывается в нее.
Она испытывает острое наслаждение и громко кричит...
***
Услышав звонок. Кит сняла трубку.
- Доброе утро, мисс Рейсом. Вы просили разбудить вас в десять часов. Спасибо.
Кит сонно уронила трубку. Она бы с удовольствием поспала еще, но вместо этого пришлось брести в душ. Сон встревожил ее. Ей показалось, что она снова обрела Брендана. С каждым днем ей было все легче его вспоминать. Не то что два месяца назад, когда произошел разрыв. Тогда из памяти стерлось даже его лицо. А теперь вновь в ушах звучал его голос...
***
- Выключи чертов компьютер!
- Сейчас, сейчас! Я почти закончила.
Дело было утром в воскресенье, и она проверяла сборы субботних кинопремьер. Брендан готовил завтрак, а она просматривала данные, поступившие из разных городов.
- Эта дрянь сделает тебя бесплодной!
- Представляешь, за выходные мы можем заработать шесть миллионов! Только бы не подкачали малые города... - Кит никак не могла оторвать взгляд от дисплея. , - Бесплодие и слепота!
- Пойми, Брендан, для меня это важно. - Она села за стол и принялась за крохотные блинчики с яблоками.
- Неужели? - Вопрос долго оставался без ответа, пока не стало неудобно даже ему. - А я думал, что мы займемся "Последним шансом".
- Займемся, дай только позвоню Арчеру, расскажу о наших успехах.
Кит не стала пить молоко: слишком красиво смотрелся полный белый стакан между банкой малинового варенья и открытой масленкой.
- Ты еще не все продумала ? - спросил Брендан.
- Что именно ? - Кит потянулась к телефону.
- По-моему, никто лучше тебя не знает, как исправить сценарий. Никто не сумеет так хорошо сориентировать режиссера...
Кит прикрыла трубку ладонью.
- Спасибо...
***
Вытершись, Кит вернулась в спальню и надела серые брюки и белую мужскую рубашку.
Официант принес завтрак. Следом за ним в номер вошла Саша - юная, улыбающаяся, в оранжевом платьице спортивного покроя. Кит спросила, есть ли отклики на "Желтую реку"
- Да, и вам надо сразу их прочесть. До встречи с Ральфом Инглишем у вас остается... - Она посмотрела на часы, разливая кофе. - Ровно пятьдесят пять минут.
Кит яростно размешала в кофе сахар.
- Хорошо. А теперь кое-что запишите.
- Уже пишу. - Одной рукой Саша принялась орудовать ложечкой, разбивая скорлупу на яйце в подставке, другой взяла на изготовку ручку. - В колледже я научилась жевать и писать одновременно.
Кит отодвинула поднос и положила перед собой записки стопку желтых карточек, заполненных темно-синими чернилами - Сначала - для Миры Франклин, насчет "Штанов остряка"
- "Штаны остряка". - Саша быстро записывала.
- Потребуются кое-какие изменения. Я перечитала вечером сценарий и сформулировала несколько предложений. Первое. Ввести вторую главную героиню - Регги, Регину. Смена пола создаст необходимое напряжение между братом и сестрой в треугольнике. Второе. Во втором действии многовато говорящих голов. Найти способ оживить действие и вытащить героев из замкнутого пространства коттеджа. Третье. Предложить режиссуру Алану Пакуле. Направить ему сценарий с поправками Пакула не слишком эксцентричен, но сумеет придать вещи стиль которого ей не хватает. Пока что комедия грубовата. Если вы сможете устранить эти шероховатости, я постараюсь запустить проект в начале года.
Кит перевернула две карточки и продолжила.
- Теперь соображения для Джея Скотта - передайте их по факсу как можно быстрее. - Саша кивнула. - Речь о музыке к "Последнему шансу", мы говорили о ней по пути в аэропорт.
Ты так и не убедил меня, что Сондгейм хорош. Слишком изящно Где тема с барабанной дробью? Лучше использовать что-нибудь современное, например, тему Лейси. Джадду Брендана требуется женский противовес. Подумай об этом. Точка. Быстро прими решение. Точка.
Зазвонил телефон. Кит мгновенно схватила трубку.
- Скотти! Тут как раз о тебе речь.
- Я польщен, Кит. Я долго думал и очень волнуюсь.
- О чем? - Кит откинулась в кресле и поставила телефон себе на колени О подборе актрисы. Я привык, что мы принимаем решения вместе. На этот раз ты решаешь самостоятельно, а это дурной признак.
- Приди в себя, Джей Скотт! Тебе надо быть там, а мне - здесь, Появляется бесподобная Лейси, а ты ее в упор не видишь. Занята чем-то другим? У вас же там хлопот полон рот!
- У нас, Скотти?
- У тебя. Кит, у тебя! Сколько проектов ты ведешь одновременно? Ты так занята, что...
- Прекрати! - приказала Кит тихо. - Заткнись. Чего ты разволновался из-за ерунды?
- Ерунда? - взорвался он. - Съемки прекращены, у нас нет актрисы на главную роль! Хочешь, скажу, о чем здесь болтают?
Кит напряглась.
- Меня должны интересовать сплетни?
- Эти сплетни тебе стоило бы знать, Киска. Все твердят, что съемки "Последнего шанса" никогда не возобновятся, а Арчер Репсом огребет страховую премию. Ему как раз нужны денежки, чтобы выпутаться из скандала с Комиссией по биржам и ценным бумагам.
- Ты сам не знаешь, что несешь. Скотт! - Кит чувствовала, как колотится ее сердце. Чтобы спасти Арчера, не хватит никакой страховки. - Где ты это услышал?
- Прочел в сегодняшней "Вэрайети".
- Вранье! - Вспомнив о Саше, Кит села. - Главное, не волнуйся. Я найду новую Лейси, и все пойдет по плану.
- У тебя какой-то нелюбезный тон. Уж не разлюбила ли ты меня, Кити?
- Не волнуйся, все осталось по-прежнему. Не забывай "Последний шанс" это и мое дитя.
- Знаю. Просто я эгоцентрик.
- Только не простой, а одаренный. Ладно, мне пора.
- Подожди, Кит, не вешай трубку. Я расскажу тебе про Брендана.
- Брось, Скотта, не хочу о нем ничего слышать. Брендан твоя проблема, сам с ним и разбирайся.
- Нет, ты не понимаешь...
- Все я донимаю! Пока. - Она повесила трубку.
- Неприятности?
- Исстрадавшийся режиссер, которого пришла пора погладить по головке.
- Да, с ними всегда так, - посочувствовала Саша. - Талант требует ласки.
- Как и все мы, - сказала Кит. - Единственное исключение - наш босс, но и это не точно. Ты когда-нибудь задавала себе вопрос, почему он не любит, когда его хвалят?
Саша покачала головой:
- Мистер Репсом кажется мне суперменом. Конечно, я не уверена... - Саша смущенно запнулась.
- Возможно, он слышит необходимые слова поддержки от Раша? Или источник спокойствия - надежные прибыли? Кто знает...
- Разве вам прибыли не поднимают настроение?
- Дело в том, - ответила Кит, немного подумав, - что деньги могут приносить не только хорошие, но и плохие фильмы. Когда барыши приносит посредственный фильм, меня это не слишком радует. Взять хоть этот сценарий... - Она пролистала несколько страниц. - Не так уж он хорош, надо бы переписать его от начала до конца. Но Пол Ньюмен желает взяться за него прямо сейчас - не через полгода, а немедленно, - так что на переписывание не остается времени. Ситуация такова: есть Ньюмен и режиссер, которому он отдает предпочтение, а главное, финансирование со стороны, поэтому стоит мне ответить отказом - и за работу станут драться сразу четыре кинокомпании. Значит, мне только и остается, что...
- Снять фильм, - подсказала Саша.
- Возможно. Посмотрим, сумеет ли мистер Инглиш убедить меня, что хорошо написанный сценарий - еще не главное. - Кит просмотрела свои записи, словно раскладывая пасьянс. - Почему бы вам не присутствовать со мной на этой встрече, Саша?
Саша просияла.
- Ральфу нужна аудитория, иначе он будет обращаться к стене, а это не слишком продуктивно. Сами увидите, какой он вылитый персонаж из своего собственного телевизионного фильма.
Спустя двадцать минут Саша впустила в номер Кит Ральфа Инглиша низкорослого человека с умеренным загаром и несколькими золотыми цепочками на толстой шее. Остатки волос были зачесаны вперед для сокрытия лысины, но это не помогало, волосы топорщились, придавая Ральфу обманчиво-беззащитный вид и некоторое сходство с птенцом перепелки.
Сначала Инглиш долго извинялся за пятиминутное опоздание, потом обнял Кит.
- Ну, детка, как поживаешь? - Говорил он очень громко, словно считал, что вокруг глухие. - А она? - Он указал на Сашу. - Как ей удается до сих пор оставаться такой молодой?
Кит с улыбкой высвободилась из его объятий.
- Рассказывай скорее, как тебе понравился мой сценарий. - Инглиш уселся, раскинул руки на спинке дивана и, повернувшись к Саше, спросил:
- Ты ведь тоже прочла, детка? Правда, впечатляет?
- Не мучай ее, Ральф, - многозначительно сказала Кит. - Честно говоря, сама я тоже еще не дочитала до конца.
Инглиш вскочил, словно подброшенный пружиной, и забегал по номеру:
- Что ты со мной делаешь, Кит, детка?
- Если хочешь, можем отложить разговор...
- Ни в коем случае! Ты же читала книгу? - Кит кивнула Ну вот, а сценарий - та же книга, только еще лучше.
- Разумеется, - проговорила Кит сухо. - Слушай, Ральф, у меня сейчас начнется морская болезнь! Может, сядешь?
- Ты меня знаешь. Я все дела решаю на ходу.
- Книга мне очень понравилась, и, представь, больше всего - сексуальные отношения между персонажами. Фильм будет нелегко отнести к категории "для всеобщего просмотра"
- Ничего, разберемся. - Он хитро усмехнулся. - Да, секс наше сильное место. Помнишь мои телефильмы?
- Как я могу их забыть! - серьезно ответила Кит.
- Вот что я тебе скажу... - Он взмахнул рукой со множеством колец. Мои телефильмы - венец сексуальности. Прошу прощения, леди.
- Ничего, Ральф. Это мы уже слышали.
- Ха-ха-ха! - Смех Инглиша походил на пулеметную очередь. - Ты меня убиваешь. Кит, детка!
- Сейчас я убью тебя наповал. - Кит покосилась на Сашу, не пропускавшую ни слова. - То, что я уже прочла в сценарии, как раз напомнило мне о телевидении. Хорошая книга может стать отличным телематериалом! Вспомни хотя бы "Поющих в терновнике".
- Нет, нет и нет! - Инглиш рухнул на колени и зачастил, уставившись в пол:
- Это готовый художественный фильм! Пол Ньюмен заранее облизывается. Он сделал паузу, дожидаясь чтобы его слова произвели впечатление. - Я вас спрашиваю, Ральф почему-то уставился на Сашу, - разве Ньюмен - актер телевидения? Конечно, нет! Настоящая кинозвезда, вот он кто - Ньюмен принял решение?
- И да, и нет. С одной стороны, принял, но с другой - Ему тоже не нравится сценарий! - решительно закончила Кит.
- Разве бывают идеальные сценарии? Две недели - и переписан. Все будет отлично!
- Скажи, Ральф, кто объяснит человеку, который будет его переписывать, как это делать?
- Тот, кто будет все Это оплачивать, - серьезно ответил Инглиш.
- Понимаю. Неотъемлемая часть проекта - Патти Уэнрайт. Миссис Инглиш, подсказала она Саше. - Она исполнит главную женскую роль?
- Хватит шутить, детка! - Инглиш опять забегал по комнате. - Роль написана специально для нее.
- Ральф... - Кит тщательно подбирала слова. - У Патти мало опыта. Кроме того, с ней, насколько я знаю, нелегко иметь дело Пока что она успела сняться всего в одной популярной телевизионной комедии, где произносила всего лишь односложные восклицания...
- Патти очень талантлива, и с ней вовсе не трудно! - ощетинился Инглиш.
Кит надоела дипломатия.
- Я не люблю актрис, которые требуют от продюсера, чтобы исполнительница другой главной роли снималась не больше, чем по восемь минут в серии. Я бы не стала такую снимать.
Не люблю собак на сене.
- Знаю, знаю! - Ральф подсел к Кит. - Кому же знать, как не мне? Патти - свинья. Но ничего, я с ней поговорю. Я устраню все проблемы.
- Как?
- Патти не уважает телевидение. Кинематограф - другое дело! - Он поцеловал себе пальцы. - Перед кинематографом она преклоняется.
- Не сомневаюсь, - саркастически отозвалась Кит.
- Ну вот. - Он хлопнул себя по ляжкам и встал. - По-моему, мы договорились?
- Нет, Ральф, - ответила Кит терпеливо, - не договорились. Еще нет. Я пока не готова к...
- Вот что я тебе скажу, - перебил он ее. - Некоторые в Калифорнии очень высоко ставят "Желтую реку". Скажем, Ренди Шеридан от нее без ума.
- Очень может быть.
- Давай не будем забывать, что одна шишка из "БК игл" шепнула моей гостье в лыжном домике в Аспене, что готова ухватиться за приключенческий проект Ньюмена.
Кит пододвинула Инглишу сценарий. Продюсеры всегда оказывали на нее давление, намекая на интерес Кроуфорда.
- Послушай, если Бик Кроуфорд сказал твоей редакторше Стефани Хансен в кабинке фуникулера, что хочет экранизировать "Желтую реку", - его дело. Мне она в таком виде не нужна. Если ты переработаешь сценарий, я с удовольствием к нему вернусь, а пока...
- О'кей, о'кей!.. Я тебя слышал. - Инглиш подмигнул Саше. - Все-таки эта детка меня любит! Мы с ней говорим на одном языке. Слушай, Кит, как получилось, что такая красотка, как ты, перестала сниматься? - Он опять посмотрел на Сашу:
- Скажи, милая, ведь я прав? Разве она не красавица? Что за лицо! Всем красоткам сегодня хочется работать режиссерами и продюсерами! Почему, скажем, конфетка Голди Хоун решила возглавить собственную продюсерскую фирму?
Можете ответить? Взять хотя бы мою жену. Я добиваюсь для нее ролей, ради которых любая молоденькая актриса подставила бы мне не то что... Извините, леди. А она? Требует денег, хочет быть режиссером! Можете себе представить?
- Ральф! - Кит подала Инглишу руку. - Мне пора на работу.
- Намек понял. - Ральф улыбнулся, потом хлопнул себя по лбу. - Ну и память! - Он порылся в сумке и подал Кит новый сценарий.
"Буг-а-бу"? - прочла Кит вслух и, не удержавшись, улыбнулась. Отличное название, Ральф.
- Ты ведь догадывалась с самого начала? - Инглиш восторженно хлопнул ладонью по столу и оглянулся на Сашу:
- Она знала! - Он щелкнул пальцами. - Вот почему я тебе говорю, милая: тебе повезло, что ты с ней работаешь. Кит Рейсом лучше всех на свете. Я не против, наоборот. По этому сценарию можно начинать снимать хоть сегодня. Все на месте, до последней запятой. Да, Кит, детка... - Он задержался у двери. Если столкнешься с гориллой, не удивляйся. Я лично с ней знаком - милейший человек. Подумай о рекламе!
Кит почти закрыла за ним дверь, но он все же умудрился сказать в щелку:
- Помни, Кит, детка, я тебе позвоню. Мы работаем вместе.
Кит прижала палец к губам. Только когда шум лифта подтвердил, что Ральф наконец отбыл, обе женщины расхохотались.
- Потрясающе! - Кит, вытащив платок, промокнула глаза. - Вот умора!
Саша покачала головой:
- Не могу поверить, что это продюсер. Я часто видела его имя на телеэкране, но этот тип... - Она указала на дверь. - Какой же он продюсер?
- Пойми, Саша, он вовсе не глуп. Он грубиян, он носит слишком много колец, но он умеет делать дело, а это труднее всего. Запустить проект, уговорить таких людей, как я... Ладно.
Саша, сделай одолжение: собери все это, пока я буду одеваться.
***
Когда двери лифта открылись, вместо стен крохотного вестибюля гостиницы "Шерри Нидерланд" Кит и Саша увидели толпу репортеров.
- В чем дело? - Кит загородила ладонью глаза от раздражающего мелькания вспышек и инстинктивно схватила Сашу за руку.
- Вот она! - Репортеры расступились, и Кит увидела потное лицо Арнольда Блатски.
- Сейчас ты узнаешь, в чем дело. - Маленькая коренастая женщина лет пятидесяти подскочила к Кит и погрозила ей кулаком. - Тебя собираются линчевать. Верно, братцы?
Кит оглядела репортеров, надеясь догадаться по их лицам, следует ли ей бояться. Теперь Саша схватила Кит за руку.
- Чем я могу вам помочь, мэм? - Кит выступила вперед, не обращая внимания на поднятый к ее носу кулак.
- Она надо мной смеется! Помочь мне? Хочешь и меня раньше времени свести в могилу, как мою дочь?
- Боже! - пробормотала Кит.
- Кто это? - спросила Саша шепотом.
- Мать Монетт Новак. - Не выпуская Сашину руку, Кит попыталась протиснуться мимо женщины. - Попробуем от них избавиться. - С этими словами она метнулась к вращающейся двери, но женщина бросилась ей наперерез и при этом наступила на ногу. Кит взвизгнула от боли.
- Ты там была! - крикнула женщина, выбегая следом за ней на улицу. Смотрела вместе с остальными мерзавцами, как она умирает!
Кит отчетливо помнила эту сцену - одну из самых впечатляющих в фильме. Лейси вводит себе наркотик, сидя за кухонным столом; наблюдающий за ней Джадд не в силах ей помешать.
Сцена получилась невероятно достоверной, Новак играла лучше, чем когда-либо раньше. Это знала и Кит, и вся съемочная группа. Все завороженно наблюдали за ее игрой. Внезапно Скотт заорал: "Стоп!" - но актриса не остановилась. Она доиграла свою финальную сцену до конца.
Через четыре часа Монетт умерла в больнице "Синайские кедры" от передозировки героина. Никто не сообразил, что вместо поддельного шприца из реквизита она воспользовалась собственным, настоящим.
Брендан стоял в оцепенении у больничного окна, уставившись на стоянку. Скотт безутешно рыдал. Кит закутала его в одеяло. Она удивлялась себе: в ее душе была лишь пугающая пустота...
- Убийца! - Женщина толкнула Кит. - Это ты ее довела!
Ты позволила этому случиться. Ты угрожала, что отнимешь у нее роль! Мать Новак перешла на визг. - Видит Бог, ты убийца!
Толпа мигом рассыпалась: в трясущейся руке блеснул револьвер. Направив его в живот Кит, женщина завопила:
- Получай, убийца!
Кит, не долго думая, взмахнула своей сумочкой и вышибла у нее из руки револьвер. Нападавшая мигом переменила тактику и вцепилась Кит в горло. И тогда на виду у всей репортерской братии Кит наотмашь ударила миссис Новак кулаком в челюсть, так что та растянулась на тротуаре. Кит сразу представила себе заголовки: "Руководитель киностудии сбивает с ног безумную мать".
- Найди Девина, живо! - хрипло приказала она Саше.
Глава 7
Войдя в Дубовый зал. Либерти окунулась в море костюмов-троек, белых рубашек и тщательно причесанных голов, торчащих из облаков сигарного дыма. Она сразу увидела Эбена Пирса, беседовавшего с молоденькой блондинкой, словно прилипшей к его столику. Либерти подошла к нему сзади и накрыла его руку, лежавшую на рукаве блондинки.
- Ага, мисс Адамс! - Он встал. - Клоди, это, моя давняя знакомая Либерти...
- Можешь не продолжать, - прервала она его. - Еще одна давняя знакомая. Ужасно рада! Увы, у нас с сенатором назначено интервью, а в три сорок я улетаю в Лос-Анджелес. Не хотелось бы опоздать на самолет.
Эбен присвистнул и широко, по-простецки улыбнулся:
- Увидимся, Клод. Привет Плейеру!
Она и забыла, с какой легкостью он сыплет уменьшительными именами и прозвищами: Клод, Плейер, Корни, Мина, Эбен... Она с любопытством смотрела на живого Эбена Пирса - в первый раз за восемь лет. Он расстался с синим блейзером и теперь неплохо смотрелся в строгой тройке. Светлая прядь, падавшая прежде ему на глаза, была аккуратно зачесана. Похоже, он даже перестал грызть ногти. Разумеется, думала она, чего ради ему теперь грызть ногти? Женщина, на которой он женился не по любви, а по расчету, ускорив его карьерный взлет, умерла. Из палаты представителей он переместился, куда всегда мечтал попасть: в сенат. В его облике появилась величественность.
- До чего я рад с тобой увидеться, Либ, просто передать не могу!
Он тут же заключил ее в, объятия. Либерти так удивилась, что даже не подняла руки, чтобы тоже обнять его.
- И я рада встрече. Пирс, - ответила она нерешительно.
Усевшись напротив, он уставился на нее. Либерти отметила седину у него на висках и морщины вокруг рта и глаз.
Улыбка Пирса определенно повзрослела. Она с удивлением подумала, что Эбен, сохранившийся у нее в памяти, - просто мальчишка по сравнению с этим солидным мужчиной.
С мальчишкой она могла бы шутить, с мужчиной приходилось соблюдать вежливость.
- Ты хотел меня видеть?
- К чему такая чопорность, Либ? Давай останемся друзьями, несмотря на восемь лет молчания, и похороним прошлое.
Либерти с деланной наивностью захлопала глазами:
- Ты пригласил меня на похороны?
- Очень остроумно!
- Стараюсь не терять форму. Мое место наверху.
Он приподнял бровь и улыбнулся так, что она покраснела, но тут же быстро пришла в себя:
- - Дело не в воспоминаниях, Пирс, можешь не притворяться. Новости моя профессия, дурные в том числе. Я знаю, что тебя назначили расследовать деятельность Комиссии по биржам и ценным бумагам. Ты проведал о моей встрече с Ренсомом и хочешь фактов. Увы, ничем не могу тебе помочь, хотя я так старалась разглядеть Арчера Ренсома, что до сих пор щурюсь.
- Наверное, плохо было видно? - Судя по тому, как он осклабился, Пирс ей не поверил.
- Представь себе.
- Что ж.., попытка не пытка.
Она кивнула. Это для нее встреча с ним была пыткой: десять лет назад она бы не сдержала слез, а теперь мужественно подозвала официанта:
- Коктейль с шампанским "Дом Периньон", пожалуйста.
Официант вопросительно посмотрел на Эбена.
- Вы не можете принять мой заказ или ваши гости выпили все шампанское?
Официант, вежливо поклонившись, ответил:
- Сенатор уже сделал заказ: пиво "Хейнекен" и блюдо сыра "Лейдеркранц" с крекерами.
Либерти перевела взгляд на Пирса.
- Сенатор решил преподнести тебе сюрприз, продемонстрировав свою память. - Эбен с обезоруживающей улыбкой отослал официанта.
- Должна огорчить сенатора: я уже восемь лет не притрагиваюсь к пиву. Поставила крест и на нем, и на тебе.
- В таком случае для меня будет хорошим сигналом, если ты согласишься составить мне сегодня компанию.
- Ты так считаешь? - Она флиртовала с ним помимо желания. Но как ни приятно вернуться через столько лет к старым привычкам, напрасно он воображает, что, накачав голландским пивом, сумеет вытянуть из нее подноготную Арчера Ренсома.
Она закатала рукава и уперлась локтями в стол. Сказать или промолчать? - Рада с тобой увидеться, Пирс.
- Спасибо, Либерти. Я тоже рад тебя видеть. Должен признаться, у тебя потрясающий вид.
Либерти, пожав плечами, потупилась,. Официант принес блюдо и налил пива в запотевший стакан.
- Наверное, упорный труд идет мне на пользу. - Либерти провела ногтем по стакану.
- Как дела, Либ? - Он старался встретиться с ней глазами, но она так и не подняла головы.
- Пишу статью для "Метрополитен". Тема: двоюродная сестра Ренсома, заправляющая киностудией, и его тетка, художница. Увлекательная работа! Я знала, что материал нелегкий, но не догадывалась, до какой степени.
Он ждал продолжения, но она вместо этого хлебнула пива.
Пирс последовал ее примеру, потом задумчиво сказал:
- "Метрополитен"? Высоко летаешь, Либ.
Она хотела огрызнуться, но удержалась и ответила только:
- До некоторой степени ты прав.
- Ну а где твоя былая ершистость? Десять лет назад ты не оставила бы от меня мокрого места, скажи я такое.
- С тех пор я стала добрее.
- Предлагаю за это выпить.
Они чокнулись и выпили.
- За кухонный столик в коттедже, помнишь? - Эбен снова поднял стакан.
- Право, тост за столик...
- А как насчет розовых кустов?
- Это - другое дело. - Они сдвинули стаканы. - За розы перед дверью, на которые ты любил мочиться.
Эбен ухмыльнулся:
- Согласись, это шло им только на пользу. Помнишь кружки, из которых мы с тобой пили?
Либерти помнила и кружки, и все остальное: засоры канализации после ливней, узкие дверные проемы, в которые Эбен с трудом пролезал, шаткие полы, подстраивавшие им ловушки в хмельные ночи, когда они часами не вставали из-за кухонного стола, чтобы предаться любви на рассвете. Помнила она и просторную кровать в колониальном стиле под пыльным бархатным пологом. Занимаясь любовью, Либерти беспрерывно чихала, но это не мешало удовольствию, то ли чих следовал за оргазмом, то ли наоборот... Она надевала на голое тело длинную желтую сорочку, которая так и осталась висеть там, в шкафу: она за ней не вернулась. Сорочка по-прежнему ждала, чтобы она надела ее снова.
Либерти стало невыносимо грустно, словно все годы, прошедшие с тех пор, были прожиты зря, и она решительно тряхнула головой. Пирс как раз вспоминал их полуночные пикники на речном берегу, когда она утомленно произнесла:
- Послушайте, доктор, все это очень трогательно, но...
- У тебя теперь своя жизнь: Либерти Адамс, малышка-репортер.
- У меня хорошая репутация...
- Знаю я твою репутацию! - Он усмехнулся. - Ты спишь с грязными старикашками. Справедливость и свобода для всех! - Он поднял стакан. Либерти поморщилась. - Ты даже не станешь спорить?
- То, чем я занимаюсь у себя дома, не имеет никакого отношения к моим статьям.
- Ни малейшего, - бросил он хмуро.
- И к моей профессиональной карьере тоже.
- Святая правда. Но я, признаться, удивлен, что ты до сих пор не подыскала себе мужа.
- Это потому, что я его не ищу. Да и чему тут удивляться - ты же помнишь, каким я была подарком...
Он посмотрел на свои руки.
- Помню. Вот эти руки помнят, как ты дарила им себя, всю целиком.
- Пирс! - Она вспыхнула. - Последи за своим языком.
- Стоит мне тебя увидеть - и язык перестает повиноваться.
- Ах, Эбен... - Она доброжелательно улыбнулась. - Это мне в тебе всегда нравилось. И еще - политическое чутье.
- Верно, я политик с головы до ног, Либ. Помнишь, что говорил Джефферсон?
- "Быстрее подбросьте в камин еще" одного раба, что-то у меня замерзли ноги!" - ты об этом?
- Не смеши меня!
- Тогда вот это: "Давай-ка еще разок, Салли, милочка! Теперь по-собачьи".
- Ты меня убиваешь, Либ!
- Все, сдаюсь. - Она притворно зевнула. - Так что там говорил Джефферсон?
- Вряд ли ты заслуживаешь, чтобы на тебя тратили мудрость великих, но я все-таки скажу: "Когда человек требует от общества доверия, он становится общественной собственностью".
- Сдохнуть можно, до чего остроумно! - пробурчала Либерти. - Не иначе, ты вообразил, что выступаешь на открытии стадиона.
- Тебе неинтересно меня слушать? Зачем же ты пришла, Либ?
- Неодолимое любопытство, но я его почти удовлетворила.
Учти, еще стакан пива - и я убегаю.
- Перестань, я заслуживаю, чтобы мне уделили чуть больше времени. Мои сотрудники посадят тебя на рейс в четыре тридцать, а пока мы поболтаем еще.
- О чем, Пирс?
- Сама знаешь. Я думал, ты окажешься поразговорчивее.
- Повторяю, я не собираюсь обсуждать Арчера Ренсома.
По-моему, все ясно: допрос прекращается не начавшись.
- Значит, теперь мы обмираем от Арчера? - поддразнил он ее.
- Прошу тебя. Пирс, не изображай ревнивца - тебе это не идет.
- Назовем это банальным любопытством. Репсом недурен собой, но, насколько мне известно, он не самый доступный мужчина на свете...
- В отличие от тебя, - не удержавшись, съязвила она.
- Впрочем, на твоем счету уйма интервью с оголтелыми прессоненавистниками: Гарбо, Бен Хоган, Веско... Как ты научилась припирать их к стенке? - Пирс подался вперед. - Признайся, Либ, ведь первой твоей добычей был я, верно?
- У тебя с прессой всегда была страстная любовь, поэтому ты не в счет.
- Ладно, шучу. А ты, я вижу, до сих пор не выносишь, когда над тобой подтрунивают...
- Просто ненавижу! - Она оглянулась, ища глазами официанта. - Где пиво? У меня есть еще и другие дела, сенатор. - Она закурила "Кэмел".
- Бросай курить, Либ, это вредно.
Чтобы позлить его, Либерти глубоко затянулась и выпустила дым ему в лицо.
- Ты путешествуешь налегке?
- Почему бы нет? Моя главная забота - комиссия. Ну, еще местная пресса, сбор пожертвований, ухлестывание за чужими женами - все больше по мелочи.
- По-моему, ты уже начинаешь предвыборную кампанию, - сухо бросила Либерти. - Ну конечно, тебе же надо избираться на следующий срок! Если бы прежний старикан сенатор от Виргинии не сыграл в ящик на семнадцатой лужайке поля для гольфа, ты бы до сих пор плесневел в конгрессе.
- Я ценю твое остроумие, детка, но все же советую разрабатывать тучную ниву светских сплетен, оставив политический репортаж людям, располагающим более достоверной информацией.
Либерти насмешливо прищурилась:
- Тебе меня не уязвить. Пирс, кишка тонка! Ну скажи, ты хоть когда-нибудь стыдишься своего лицемерия?
- А как же! - с готовностью отозвался он, заботливо поправляя жилетку. - Например, сейчас.
- Самое поразительное, что средний избиратель не имеет ни малейшего понятия, на каком дерьме работает вся машина одурачивания! Консультанты по политике и по ботиночным шнуркам, одни вымучивают идеи, другие нашептывают шуточки. Исследователи, которых ты отправляешь в библиотеку конгресса для составления твоей точки зрения по разным вопросам, и подручные, обзванивающие городские ратуши, чтобы ты не пропустил день рождения пышнотелой женушки какого-нибудь жирного кота!
Сколько раз она репетировала эту отповедь перед зеркалом, и вот наконец-то появилась возможность высказаться!
- Не забудем коктейльных дамочек, знакомящих тебя с нужными людьми. Последние - в списке, но не по значимости.
Это те, кто проводит для тебя опросы общественного мнения.
Год за годом ты собираешь себя по кусочкам и добиваешься благоприятного рейтинга.
Либерти отдавала себе отчет в том, что это уже чересчур, но тем не менее не собиралась сбавлять обороты.
- "Франкенштейн едет в Вашингтон", режиссер - Роман Полански. Самое смешное, что людям это нравится. Они считают тебя непосредственным, но мы-то с тобой знаем, что ты живешь под "фанеру"!
Пирс снисходительно усмехнулся:
- Может, повторишь то же самое на бис для ребят с кухни?
Мои телохранители слышали каждое слово, но там, среди шипящих противней...
Либерти оглянулась на две горы мышц за соседним столиком: топорщившиеся дешевые пиджаки, белые носки, лакированные башмаки. В Дубовом зале они смотрелись примерно так же, как регбисты-полузащитники на симфоническом концерте.
- Прости, что я об этом заговорила. - Только тут она поняла, что ее речь была реликтом восьмилетней давности, и неожиданно почувствовала смущение.
- Поверь, Либ, я все понимаю.
Ее спас метрдотель, принесший телефон. Пирс с любопытством прислушался.
Звонила Мадлон.
- Либерти, ангел мой, пора рассказать старушке, что ты вынюхала.
- Разве Пег вам не передала, что я позвоню из Лос-Анджелеса?
- Если это закодированное "отвяжись", считай, что я пропустила его мимо ушей. У Арчера Ренсома действительно была жена. Билл Томпсон, тогдашний знаменитый светский репортер, был от его жены без ума. Арчи и Кэсси Рейсом были, помнится, заметной парой. Такую, как она, вообще невозможно забыть. Ради нее не грех было бы переменить пол.
- Почему же вы до сих пор молчали?
- Потому что ты не спрашивала. Потом что-то произошло - мы так и не узнали что, - и она умерла. Томпсон попытался разнюхать, как это случилось, и попал под топор.
- Под топор?
- В точности как Анна Болейн <Вторая жена Генриха VIII, мать Елизаветы I. Казнена по обвинению в измене.>, ангел мой. Рейсом и тогда не любил шутить.
Поблагодарив Мадлон, Либерти повесила трубку. Надо будет поручить Пег выведать у Томпсона все, что он знает.
Эбен не спускал с нее глаз.
- Видела бы ты, какой у тебя сейчас вид! - Он придвинулся к ней, взял за руку и прошептал:
- Я не могу спокойно на тебя смотреть...
Либерти густо покраснела, и телефонный разговор мигом вылетел у нее из головы. Притворяться дальше было бессмысленно.
- Должна тебе кое в чем признаться. Эбен. Я постоянно смотрю выпуски новостей в надежде увидеть тебя. Страшно горюю, когда пропускаю прямые трансляции твоих пресс-конференций. Мое любимое зрелище - наблюдать, как под твоим подбородком стопроцентного американца вырастает лес микрофонов. - Она погладила колючую щетину, которая отрастала у него уже через час после бритья. - Знаешь, о чем я сейчас думаю?
- Боюсь даже гадать, - медленно произнес Эбен.
- Он такой длинный, могучий... - Пирс вздрогнул, а она еще больше покраснела. - Нахал! Я думаю о твоем языке. - Либерти схватила со стола и подняла стакан с пивом. Рука предательски дрожала. - Выпьем за твой язык! Видит Бог, теперь мне не скоро придется им упиваться. За язык Эбена Пирса, самый резвый на Капитолийском холме! За твой язык, как бы он ни подействовал на твоего помощника, болвана из Атланты, заставшего нас в тот раз...
- Когда?
- Перестань, Эбен! - Она понизила голос. - Ты все отлично помнишь.
Он откинулся на спинку стула и ослабил узел галстука.
- И все-таки, Либ?
Она опять залилась краской и покачала головой.
- Узнаю прежнюю застенчивую Либби. Уж не про Тома ли ты? Это он вошел ко мне в кабинет, когда я за тебя принялся... - Она кивнула, наблюдая, как оседает пиво в его стакане. - Прямо на столе... - не унимался он. Она снова кивнула. - Помнится, ты зашла за ключами от "мустанга", потому что уронила свои в шахту лифта.
- О! - Либерти в этот миг захотелось остаться наедине с воспоминаниями. Они нахлынули горячим потоком, и она потонула в мелочах. Оказалось, она помнит, какое на ней было в тот день платье - лавандовое, с зеленым кантом, и как она собирала заколки, и как упиралась босыми ступнями в его диван...
Он спустил с нее трусики, и по всему ее телу побежали мурашки. От его бесстыдных ласк у нее дрожали колени. Тогда он посадил ее на стол, широко развел ей ноги и в дополнение к пальцам пустил в ход язык. Она испытала один оргазм, второй, третий... Каждый последующий был продолжительнее предыдущего. Ради этого она и жила на свете...
- Земля вызывает Либби, прием! - Эбен звякнул стаканом о ее стакан. Что за мысли переполняют сейчас твою рыжую головку? Поведай старине Эбену все, все.
Либерти вздрогнула: знакомый голос вернул ее к действительности.
- Я как раз думала о том, как подло ты со мной обошелся, старина Эбен..
- Чего же ты хочешь? - Он беспомощно развел руками. - Мне было всего двадцать девять лет!
- Вот именно. В таком почтенном возрасте - и такая подлость! - В те времена он казался ей до неприличия взрослым. - Все относительно. Эбен, мне-то было всего девятнадцать! Я тогда не представляла, что такое измена.
- Согласен! - Эбен поднял руки. - Я вел себя как последняя скотина. То есть, будучи членом американского конгресса, я изображал из себя джентльмена, но по душевному развитию был еще сосунком со склонностью к скотству.
- По душевному развитию ты был просто сволочью.
- Можно и так сказать.
- Нет, я не позволю тебе слишком легко отделаться! - вспылила она. - Ты знал, что для меня был единственным мужчиной на свете. - Почувствовав в глазах жгучие слезы, она вынула из его нагрудного кармана платок и промокнула глаза. - Дело в том, Эбен, что у меня сохранились предрассудки: по-моему, когда искренне любишь, не женишься на другой, - прошептала она.
- Ради Бога, Либби!.. - ответил он тоже шепотом. - Корни умерла, пускай покоится с миром. И потом, ты ведь отлично понимаешь, что ни ты, ни я ничего не добились бы, если бы я тогда махнул на все рукой и женился на тебе. Я бы не стал сенатором, а ты - процветающей журналисткой.
- Святая правда! - Либерти повозила мокрым платком по столу. - До встречи с тобой я не знала даже слова такого - "амбиции". Лишь понаблюдав, как ты заключаешь политически выгодный брак с хорошенькой Корнелией Ратерфорд, дочерью губернатора, решила: раз ради своей карьеры ты смог пожертвовать собой и мной, раз тебя пожирает слепое честолюбие, значит, я тоже стану честолюбивой!
- Решила - и стала. - Он произнес это серьезно.
- Теперь я почти понимаю тебя. Эбен. Она принесла деньги и влияние, ты - красоту и мозги. Мне другое неясно: зачем я была тебе нужна и после этого? То есть мне понятно, почему мужчине хочется иметь любовницу: видимо, Корнелия оказалась недостаточно горячей в постели. Но почему я, а не какая-нибудь умелая профессионалка? Ты ведь знал, что я для этого не гожусь, но все равно не отставал, и дальше все стало совсем плохо. Гадко!
- Успокойся, Либби! - В его голосе зазвучало участие.
Она отвернулась.
- Почему ты не оставил меня, зачем испортил воспоминания о первых годах, когда все было так хорошо, так просто?
- Просто? - удивленно переспросил Эбен.
- Да. Тогда еще не проявился твой садизм и мой мазохизм.
- Может, наоборот?
- Нет, Эбен, не надо упрощать. Мы исполняли заранее обозначенные роли. Кто таскал меня по всей Европе, селил в пансионах и использовал, когда твоя нездоровая жена отдыхала? Если ты не считаешь это садизмом, значит, ты не просто жесток, но еще и непроходимо глуп.
- Постой, Либби! Зачем превращать учтивую беседу в размахивание грязным бельем?
Она снова закурила, и он поморщился от дыма.
- Что-то не припомню, чтобы мне пришлось выворачивать тебе руки, заманивая с собой в Европу. Ты могла бы отказаться.
Надо было ударить меня по лицу, настоять на отмене поездки, чтобы не расставаться со мной на две недели. Но ты ведь этого не сделала, Либби. Помнишь, как ты тогда поступила? - Он приподнял ее голову за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза.
- Да, - кротко ответила она, - помню. Забегала как дура, бросилась покупать путеводители и одежду в дорогу. Даже тебе купила две рубашки. Боже, ведь не только рубашки: еще я купила тебе халат, чтобы ты надевал его, когда будешь со мной...
Я повезла его в своем багаже!
- Тот халат мне нравился... Мы неплохо провели время в Европе, что правда, то правда. Помнишь Флоренцию? Корни прихворнула, и мы были вместе половину дня и весь вечер. Я заехал за тобой в маленьком "фиате", и мы поехали на холмы...
- Холмы Фиезоле!.. - мечтательно произнесла Либерти.
- Солнце освещало стволы деревьев - прямо как на картинах Леонардо! Меня даже слеза прошибла! Ты тоже плакала - помнишь? Сидим в машине, а у обоих по щекам текут слезы. Потом мы остановились у таверны и утешились кофе и самбуком...
- И хозяйка настояла, чтобы в рюмке было три кофейных зернышка, а не два, потому что два - не к добру.
- Я дал тебе съесть мои зерна...
- Нет, ты предложил меняться: ты мне - зерна, я тебе - печенье.
- А ты вдруг перестала смеяться и сказала: "Хорошо бы сейчас кто-нибудь выскочил из кустов и нашпиговал меня пулями!" Ты хотела умереть счастливой.
- Так я чувствовала тогда. Надо Же было ляпнуть такую глупость!
- А мне эти слова показались прекрасными.
Либерти грустно покачала головой:
- Ты был для меня самым красивым, самым волшебным мужчиной на свете!
Она вспоминала комнаты в пансионах, высокие потолки, проникающий сквозь жалюзи солнечный свет, рисующий полоски на его голой груди.
- Ты уходил, а я оставалась и мечтала, чтобы перед моими глазами никогда не было ничего, кроме твоего лица.
Она не хотела говорить такие вещи вслух, но, сделав это, не жалела о сказанном.
- Случалось, ты не приходил - то коктейль с Корнелией у посла, то Корнелии нездоровится и тебе надо быть с ней рядом... В такие вечера меня охватывала паника, потому что я не могла вспомнить твое лицо. Вообще не помнила, как ты выглядишь. Ты переставал быть моим. Постепенно я поняла, что ты никогда и не был моим.
- Пожалуйста, Либби, не надо.
Ее взгляд посуровел.
- Чего ты от меня ждал? Думал, я всегда буду под рукой?
Твоя Клод подходила тебе куда больше, да и на фотографиях я выгляжу совсем не так шикарно, как она.
- Перестань! - взмолился Пирс. - Я не вынесу, если ты будешь продолжать в том же духе.
- И не надо, - отозвалась она почти беспечно и, посмотрев на часы, встала. - Я даю тебе шанс отдохнуть от меня.
Он вздохнул и протянул ей руку.
- Я думал, мы сможем найти общий язык, но теперь вижу, что ошибался.
И тут словно что-то перевернулось в ней.
- Ладно, сенатор, вытаскивайте, свой блокнот. Я не буду повторять дважды. - Либерти глубоко вздохнула и закрыла глаза. - Вчера я была в кабинете Ренсома, когда туда вошел Раш Александер. Они заговорили на странном, придуманном ими языке, думая, что я, дурочка, ничего не пойму. - И она дословно передала все, что услышала про Оперное общество Потомака и Каса-Верде. - Честно говоря, сначала я и вправду не поняла, кто такой Эбенезер, зато поняла теперь. Эбенезер - это ты.
Успеха в уроках пения!
Она снова собралась уйти - теперь уже окончательно, - но вспомнила про Алварро:
- Главный финансист Ренсома лежит в больнице "Маунт-Синай". Я ехала с ним в лифте, когда у него случился сердечный приступ. Если он выживет, то сможет порассказать много интересного.
Он поднял на нее глаза:
- Как мне тебя отблагодарить. Либерти?
- Это ни к чему. Пирс. Я никогда и ни в чем не могла тебе отказать.
Она ушла не оглянувшись. Хотя в слезах, катившихся по ее щекам, наполовину было повинно пиво, она все равно не хотела, чтобы он видел, как она плачет.
Глава 8
Полицейские из 86-го участка оказались рьяными поклонниками Кит Рейсом. Если бы она своими глазами не увидела у них на стене собственную фотографию рядом с фотографиями Морган Фэрчайлд и Линды Эванс, то ни за что бы в это не поверила. Ее отказ подать в суд на женщину, угрожавшую ее убить, сильно расстроил бравых стражей порядка.
- Поймите, она потеряла единственную дочь! Все, что у нее теперь осталось, - это газетные заголовки. Надеюсь, вы будете к ней снисходительны. Об одном прошу: когда она придет в себя, не отдавайте ей револьвер. - Кит поежилась. - Кажется, вы просили, чтобы я подписала свой плакатик? Покажите где, и мне надо торопиться: работа не ждет.
Девин встретил ее чашкой кофе.
- Бедняжка! - Он усадил Кит в кресло. Вокруг переминались восемьдесят шесть девушек, мечтающих как можно скорее преобразиться в Лейси, - именно столько откликнулось на объявление. Кит сомневалась, что сумеет сосредоточиться; сейчас ее куда больше волновало то, с какими заголовками выйдут вечерние газеты. Девин, словно угадав мысли Кит, потрепал ее по руке. - Не беспокойся, вечерние газеты промолчат и, уж во всяком случае, обойдутся без имен.
- Мне бы твою уверенность, Девин! Свидетелями всей этой жуткой сцены стали как минимум два десятка репортеров, так что...
- Остановись! Пока ты любезничала с парнями в синей форме, я заставил всю эту братию поклясться на их репортерских удостоверениях, что они не назовут имен. Уж сегодня - точно.
Кит не знала, верить ли ей этому самодовольно улыбающемуся юнцу.
- Объясни, как это тебе удалось?..
Его улыбка стала еще шире.
- Просто я назвался представителем Раша Александера и пообещал, что в обмен на их деликатность мы уж завтра подкинем им кое-что куда более пикантное.
- И что же это будет, Девин?
- Ты спрашиваешь, что им подкинет мистер Александер?
Не сомневайся, он человек находчивый.
- А вдруг Раш догадается, что ты...
- Ради того, чтобы не пачкали твое имя, можно пойти на любые жертвы. Даже день передышки дорогого стоит. У них будут сутки, чтобы остыть. Завтра заголовки будут уже не такими отвратительными, если вообще будут, - ведь новый день принесет новые скандалы.
У растроганной Кит даже слезы Выступили.
- Не знаю, как мне тебя и благодарить.
Девин снова улыбнулся, на это раз смущенно.
- Лучше возьмемся за дело. - Он сказал это нарочито громко, чем моментально привлек внимание девичьей стаи.
Кит поднялась с кресла - и мигом прекратилось жевание резинки, шарканье, шелест страниц резюме.
- Леди, - провозгласил Девин, - сейчас мы с мисс Ренсом пройдемся среди вас и зададим кое-какие вопросы.
Девушки снова ожили, но теперь это была какая-то искусственная живость; Кит даже показалось, что она попала в толпу статисток.
- Пробные съемки претенденток, сделанные сегодня утром, уже отправлены самолетом в Лос-Анджелес - Скотти на растерзание, - затараторил Девин ей на ухо. - Материал не очень воодушевляющий, но Скотти все равно обещал с ним разобраться. Вообще все это сплошь кукольная витрина: таких типажей пруд пруди и в Лос-Анджелесе. Правда, эти, сегодняшние, выглядят немного поприличнее.
Они остановились перед молоденькой брюнеткой в алом леопарде и оранжевых лосинах, походившей на танцовщицу.
- Шея длинновата, - тихо подсказал Девин, - мы же не "Лебединое озеро" снимаем!
- Верно, - кивнула Кит. - Спасибо, мы вам позвоним, - это уже девушке. - Отойдем-ка вон туда, Девин, поболтаем. - Они сели на диван и стали обсуждать кандидаток. - Расскажи мне о крайней справа. Такая бледная, с розовой губной помадой.
- Дженна Не-Помию-Как-Дальше. Сыграла небольшую роль в последнем фильме Скорсезе. - Девин пошуршал бумагами. - Моррис. Дженна Моррис. Вообще-то она певица, но немного снимается. Не совсем бесталанна.
- Да, - кивнула Кит, - интересная внешность! - Потом она вспомнила, что уже видела ее в "Кларе" среди девушек, вьющихся вокруг Брендана. - Нет, не пойдет.
Девин, пожав плечами, сделал себе пометку и стал зачитывать список, а Кит в это время подзывала некоторых и подвергала допросу.
Отбирая претенденток. Кит старалась забыть о том, как чувствовала себя, когда сама была в их шкуре. Казалось, только вчера она, молодая актриса, готова была откликнуться на любой зов.
Как она тогда ненавидела тех, отбиравших кандидатов, - и таких, как Девин, и главных, вроде себя теперешней! На их доброту ее душа отзывалась удвоенной ненавистью. Заранее готовясь к роли отвергнутой, она страдала от доброты еще больше, чем от жестокости. Именно поэтому она давно взяла за правило не быть "добренькой".
По ее просьбе Девин поманил брюнетку - откровенную копию Кит в молодости.
- Чем вы занимались в последнее время? - Кит, как зачарованная, не сводила глаз с ухоженного лица.
Девушка вздернула подбородок и смотрела на свою мучительницу со смесью любопытства и скуки.
- Прошлым летом работала в труппе вест-портского театра - танцевала в шоу "Качели" и пробовалась на главную роль.
Кит представила себе, как эта красавица извивается на сцене вечер за вечером, как ждет случая, который превратит ее в главную стерву в черном трико.
- Вам не кажется, что для роли Лейси вы.., слишком много знаете о жизни?
Голова девушки странно дернулась, но в следующее мгновение она задрала подбородок еще выше.
- Думаю, я как раз то, что надо, - небрежно произнесла она, однако в ее тоне явно недоставало убедительности.
- Благодарю вас. - Кит велела Девину подозвать следующую.
Девушки вели себя по-разному: одни проявляли враждебность, другие обижались, некоторые глупо хихикали, - и все это было не то. Она ждала, что хоть одна из них окажется такой, как надо. Правда, что значит "как надо", она и сама не знала. Наконец у нее иссякло терпение:
- Это все?
- Не совсем, - поспешно отозвался Девин. - Есть еще две - их отобрал сам Брендан, сейчас он с ними разбирается.
Кит удивленно обернулась:
- Что-то я не поняла...
- Я говорю, Брендан...
- Я слышала, Девин. Но как он вообще очутился в Нью-Йорке?
- Видимо, - осторожно ответил молодой человек, - он решил, что может оказать кое-какую помощь.
- Видимо? А Скотт об этом знает?
- Разве Джей ничего тебе не сказал? Он клялся, что скажет! - испуганно лепетал Девин.
- Где Брендан? - грозно спросила Кит.
- В соседней комнате. Позвать?
Кит покрутила серьгу. С момента разрыва она ни разу не оставалась с Бренданом наедине: рядом всегда находился Скотт.
Почему он ее не предупредил? Она вспомнила утренний телефонный разговор. Не исключено, что Скотт попытался...
Девин тем временем с трудом удерживал оборону.
- Скажите, сколько еще времени мне ждать? У меня есть другие предложения! - наседала то одна, то другая девица.
- Леди, считайте, что ваше ожидание кончилось, - пришла на помощь Девину Кит. - Можете быть свободны, все.
Идем, Девин, посмотрим, как идут дела по соседству.
При появлении Кит рыжая девушка с косичками подняла на нее испуганные глаза, однако Брендан, сидевший напротив нее верхом на стуле, остался невозмутим. Кит молча села у стены.
Знакомый голос наполнял комнату, падая на нее, как густой снег, лишая сил. Она закрыла глаза и только каким-то шестым чувством ощущала, что Брендан подходит все ближе и ближе. Вскочив, Кит поспешно утерла непрошеные слезы.
- Послушай, Кит...
- Какого черта тебе здесь надо? - Голос ее упал до хриплого шепота.
- Я пытаюсь помочь тебе с Лейси. - Брендан улыбнулся и пригладил усы. Столько возни, словно речь идет о новой Скарлетт О'Хара. Может, лучше поискать среди уже известных молодых актрис?
- Это Скотт придумал? - Кит уперлась взглядом ему в кадык. - Ты не должен был приезжать - я как-нибудь сама разберусь. Тебе надо быть в Лос-Анджелесе, работать, а не...
Мы и так отстаем от графика, а ты еще имеешь нахальство заявляться сюда - насколько я понимаю, за счет "Горизонта", и изображать из себя специалиста по подбору актрис! Я думала, что могу доверять твоему профессионализму: ты будешь делать свое дело и не лезть в мои. Выходит, я в тебе ошиблась. - Кит вскочила и подошла к Брендану вплотную, предусмотрительно спрятав руки в карманы, чтобы он не видел ее крепко сжатых кулаков. - Скотт тоже хорош - что на него нашло? Боюсь, как бы у него снова не начался бесплодный период, когда он только и делал, что отправлял людей на задания и волновался, вернутся ли они живыми.
Брендан схватил Кит за плечи и, крепко сжав их, заставил ее умолкнуть.
- Господи, Кит, ты вся дрожишь! Ну-ка сядь.
- Я в порядке. - Она не узнала собственный голос. - И вообще, я лучше постою.
- Да что с тобой, милая?
- Я тебе не "милая". Будь добр, убери руки!
Он повиновался и печально поглядел на нее. При люминесцентном освещении морщины на его лице казались глубже, чем обычно.
- Ты на меня сердишься? Прошу тебя, поверь: все, чего я хотел, - это быть с тобой...
Кит отвернулась - она не хотела видеть его, но ей отнюдь не стало лучше, когда она убедилась, что обе девушки вовсю таращат на них глаза.
- Может, мне уйти? Черт, конечно, я не должен был приезжать. Просто нам не место в одном полушарии, и мне следует убраться куда-нибудь в Катманду...
- Хочешь, чтобы я тебя пожалела? - Кит предостерегающе подняла палец. Не разыгрывай передо мной сцен! Тебе вообще не идет роль отвергнутого... От собственных слов Кит хотелось провалиться сквозь землю.
- Господи, только не плачь! Боже, вот уж не думал, что все этим кончится!
Кит ударила его по щеке; одна из девушек взвизгнула. Брендан даже не попытался защититься - он лишь ошарашенно смотрел на нее.
Бросившись вон из комнаты. Кит пробежала мимо Девина, девушек, секретарши, напрасно протягивавшей ей веер записок. Лишь на улице она остановилась и взяла такси.
***
Дома, в Пасифик-Палисэйдс, Кит находила простое и действенное утешение: каждый день она плавала в проливе Санта-Барбара. Вернувшись с работы, она немедленно переодевалась в купальник - обычно черный, закрытый, - надевала резиновые шлепанцы и первую попавшуюся рубашку, хватала выгоревшую шляпу, бросала на столик под зеркалом очки. Десять деревянных ступенек вниз площадка, еще десять ступенек - и ее качал на себе Тихий океан.
Первым делом она проплывала по прямой пятьдесят ярдов, потом плыла параллельно пляжу на север. Гребок, еще один - вдох, гребок, еще один выдох. Плывя, она выбирала на берегу ориентиры: дом с башенкой, уткнувшийся в песок катамаран с трепещущим на ветру светло-голубым парусом, коттедж, заросший бугенвиллеями, стеклянный куб - обитель араба-плейбоя и его трех жен. В двух с половиной милях начиналась бухта с общественным пляжем. Пляж обычно бывал заполнен до отказа только поздней весной и летом - в это время на автомобильной стоянке не оставалось свободного места, песка не было видно под зонтиками, а отмели кишели купальщиками.
Спасатели привыкли к Кит и всегда приветственно махали и свистели ей, когда она проплывала мимо. В такие мгновения Кит казалась себе русалкой. Ей чудилось, что она перестает дышать носом и черпает силу не в воздухе, а в воде.
Закат обычно заставал Кит в воде. Она скользила по искрящейся поверхности, доверившись течению, погружала в воду лицо, открывала глаза и разглядывала тянущиеся в глубину трепещущие солнечные лучи.
В прошлом году, ранней весной, ее близорукий взгляд нашарил на пустой стоянке красный ромбик.
Сначала она решила, что это автомобиль с влюбленной парочкой, правильно рассудившей, что безлюдная стоянка - лучшее из укрытий. Однако по прошествии нескольких дней Кит убедилась, что это вовсе не влюбленные, а одинокий мужчина - любитель наблюдать за птицами, китами, закатом - да мало ли за чем еще. День за днем, доплывая до бухты, она видела, как красная машина заезжает на стоянку у пляжа. Кем бы ни был сидевший в ней человек, чем бы ни занимался, Кит уже предвкушала его очередное появление следующим вечером.
Когда до нее наконец дошло, что он наблюдает не за китами и птицами, а за ней, она испытала странное удовлетворение.
Он сидел на багажнике, поставив ноги на бампер, и на этот раз Кит не испугалась, как привыкла пугаться, когда, раздеваясь в спальне, вдруг представляла, что за ней подглядывают в окно.
Этот наблюдатель не вызывал у нее раздражения: казалось, он присматривает за ней, заботясь о ее безопасности. На обратном пути она обычно замечала, что он уже уехал, и остро чувствовала одиночество: океан тут же становился холодным и пугающе огромным.
Той же весной Кит посетила съемочную площадку "Последнего шанса". Шла первая неделя съемок. Декорация представляла собой дом в викторианском стиле на побережье. Она собиралась поздороваться со съемочной группой, как вдруг увидела у ворот тот самый ромбик с пляжной стоянки. Остановив одетую в мужскую рубашку симпатичную девушку с веснушчатым личиком, Кит спросила:
- Чья это машина?
- Красный "сааб"? На нем иногда приезжает Брендан.
Кит вплыла в дом, словно подгоняемая океанской волной.
В вестибюле Джей Скотт представил ей всех, с кем в тот момент работал. Разговор с Бренданом продлился считанные секунды, но на его взгляд она ответила улыбкой. Кит уже и забыла, когда последний раз улыбалась мужчинам.
***
В тот вечер по дороге домой она прошлась по всем своим любимым магазинам: в итальянском купила сосновые шишки и спагетти, в сырном пармезан и истекающий влагой бри, в пекарне - два батона итальянского пшеничного хлеба и тонкое анисовое печенье, в чайном - гавайских кофейных зерен. Дома у нее был припасен литр кьянти, в огороде росли помидоры и базилик, в саду - апельсиновые деревья, увешанные плодами.
Переодевшись в своей просторной спальне, белые стены которой отражали мерцание океанской глади и где вешалкой служила скульптура обнаженной женщины, Кит напялила на скульптуру шерстяное платье, которое только что стянула с себя.
Мать повеселилась бы, узнав, что ее ангел служит дочери вешалкой! Чуть помедлив, она выбрала зеленый купальник и выгоревшую черную рубашку.
Прежде чем выйти. Кит мельком посмотрела на себя в зеркало у двери: зрачки почти полностью потеснили зеленую радужную оболочку ее глаз.
Гребок, гребок - вдох, гребок, гребок - выдох... Не увидев на стоянке привычного ромба, она почувствовала себя обманутой. Уже не рыба, а простой поплавок, бессмысленно и неуклюже болтающийся на воде... Зачем ей теперь стеклянный куб арабского плейбоя, бугенвиллеи, катамаран, коттедж, домик с башенкой? Преодолев последние пятьдесят ярдов до пляжа. Кит выбралась на песок, вконец измученная, и свалилась, корчась от судорог в руках и ногах.
Полотенце не могло заменить бинт, соль разъедала невидимые раны по всему телу. С трудом натянув рубашку и сунув ноги в скользкие шлепанцы, она посмотрела на лестницу и испугалась, что не сможет по ней вскарабкаться.
И все же в конце пути, на площадке, ее ждал он - ждал, жадно кусая помидор с ее огорода.
- Какие вкусные! - Кит схватилась за ограждение, чтобы не упасть, а он тут же сделал вид, что удивлен. - Только не говорите, что вы меня не ждали.
- Я... Вас не было на стоянке. - Он усмехнулся. Она покраснела и опустила глаза. - Я не думала, что вы вернетесь.
Он протянул руки и сказал чуть насмешливо:
- Не вернусь? Наоборот, теперь я вообще останусь.
Кит сидела в гостиной с Джеем Скоттом. Брендан отлучился купить кое-что для фруктового компота, который она решила сварить на десерт. Они любовались закатом и пили чай из тонких розовых чашек.
- Какая огромная чайка! - Скотт испуганно вобрал голову в плечи и указал на окно.
Кит встала и резким движением опустила штору, потом снова села и закрыла глаза. Она прислушивалась к вкрадчивому плеску океана, прикинувшегося мирным озером.
- Черт, кто-то давно должен был поселиться с Бренданом! - начал Скотт. - Я заметил, что он пьет теперь куда меньше, чем прежде, а на съемках вообще трезв как стеклышко.
Кит мирно дремала, ожидая продолжения.
- Переехав к тебе, он почти перестал волочиться за женщинами...
Она недовольно вздохнула и вытянула голые ноги.
- Учти, Кит, иногда Брендан дичает. Помнится, сижу я как-то в верхнем баре "Сарди", и вдруг появляется Брендан и стаскивает с табурета Эдера из "Тайме". Знаешь, какую он ему устроил выволочку - и это при том, что в баре было полно посетителей! Один даже успел его сфотографировать, но Брендану на это начхать: он уже не мог остановиться. Эдер, видите ли, написал отзыв, который ему не понравился! Между прочим, Кит, сам Брендан даже не участвовал в раскритикованной постановке, зато главную роль исполнял его приятель. Брендан и его приятели!
Кит блаженно улыбнулась:
- Брендан - настоящий друг. Я думала, ты это знаешь.
Большинству людей просто невдомек, какая у него тонкая душа.
У него обостренное чувство справедливости. Прибавь сюда громкий голос иногда он начинает декламировать, как на сцене.
- Просто он прирожденный лицедей - ему всегда хочется, чтобы его услышали на галерке. Знаю, он обещал вести себя прилично...
- И сдержит слово. Скотт, ты же его знаешь. Пресса стоит на ушах, они повсюду нас преследуют. Боюсь, рано или поздно он выкинет какого-нибудь зарвавшегося репортеришку в окно...
- Это, конечно, не мое дело. Кит, но ты администратор, вот и веди себя соответственно! Администраторам не положено лезть в объектив. Не забывай, нью-йоркские боссы косо смотрят на администраторов, возомнивших себя звездами, тогда как их обязанность - держать звезд в ежовых рукавицах. Скотт встал и заходил по комнате. - Представляю, как обрадуется желтая пресса! Забыла, как это бывает?
- Перестань, Скотт! Разве ты не видишь, что он не виноват? Уж я-то знаю! Он понимает, что мне не справиться с газетами. - Она устремила на режиссера умоляющий взгляд. - Представляешь, я перестала читать газеты! То есть читаю одни вырезки. Мне дают газеты, превращенные в лапшу, удалено все, что касается Брендана и меня.
- Читал, читал! Можно подумать, что ты тоже... - Он помялся. - В общем, они изображают дело так, словно ты забралась на вершину по постелям. Брендана они рисуют игрушкой, подарком, который ты себе преподнесла, добившись успеха в мире мужчин, этаким большим трофеем...
И тут Скотт прикусил язык: в дверях стоял насупившийся Брендан.
- Я забыл ключи. Подошел к машине, а ключей нет. И ведь не пьяный!
- Ключи висят на кухне, - подсказала Кит, а Скотт только пожал плечами.
Вернувшись из кухни, Брендан подошел к Кит.
- Раз уж я здесь, надо поцеловаться. - Он требовательно подставил Кит губы. - На, держи! - Скотт ловко поймал брошенные ему ключи. - Съезди в магазин сам, пока мисс Рейсом побалуется со своим трофеем.
***
Это был первый прием, который они устроили вместе. Почти все ее друзья уже уехали, а его друзья остались полюбоваться закатом. Брендан разбавлял бурбон водой из-под крана, когда Кит подошла к нему, обняла и прошептала на ухо:
- Хочу тебя...
Он крепко прижал ее к себе, и в следующее мгновение она увидела, как он подмигивает приятелю у нее за спиной.
- Ну их всех к черту! - Брендан продолжал прерванный разговор, словно Кит не было рядом. - Разве они что-нибудь понимают, эти недоумки? Главное, что у Теда Роланда все девяносто минут, что он торчит на экране, топорщатся штаны. - Брендан выпустил Кит, потому что она мешала ему жестикулировать. На остальное они плевать хотели.
- Перестань, Брен! - вмешалась Кит. - Такое впечатление, будто ты ничего не смыслишь в кино. Зачем изображать из себя параноика? Все гораздо сложнее.
- А по-моему, все просто. Ты только посмотри, что с ним - сделала студия! Сократила его роль с шести минут до семидесяти секунд. Нет, студия враг настоящего искусства. Играть для студии - это искусство раба, а не свободного человека. - Брендан поднес стакан к губам.
- Гегель, кажется? - Приятель Брендана расплылся в улыбке, довольный, что его так яростно защищают.
Кит хотела выйти из кухни, но не выдержала и, оглянувшись, сказала громче, чем хотела:
- Значит, я тоже твой враг, Брендан?
Рядом с компьютером Кит щебетала стайка молодых женщин: крупная обладательница рыжей гривы, две блондинки средних размеров и одна маленькая брюнетка.
- Что кому принести?
- Как вы уживаетесь с этой штуковиной? Такая холодная, неприятная!
Кит ласково похлопала компьютер ладонью.
- Эта холодная и неприятная штуковина помогает мне оставаться в курсе очень сложного бизнеса.
Рыжая пожала плечами:
- Разве при этом не сводится все к цифрам? Вот вам и творчество! - Она поморщилась. - Брендан считает, что так и до бесплодия недалеко.
- Говорят, он называет компьютер вашим "муженьком"! - захихикала блондинка.
- Какая разница? Главное - компьютер помогает моему бизнесу. - Кит не показывала, как зла на Брендана, выдающего женщинам ее тайны. - Боюсь, Брендан небольшой поклонник компьютеризации.
- Брендан - поклонник людей. Точнее, женщин. - Рыжая сладострастно потянулась и тряхнула волосами. Вся компания, словно сговорившись, двинулась к мужчинам, кроме брюнетки.
- Кажется, раньше мы не встречались. - Брюнетка протянула Кит руку. Чудесный прием! - Она покрутила головой. - Столько приятных людей!
Кит изо всех сил старалась изобразить радушную хозяйку, но получалось у нее плохо. Друзья Брендана действовали ей на нервы - все эти чужие люди расхаживали по ее дому, как по своему собственному. Она не знала, кто ей более неприятен - женщины, годящиеся ей в дочери, или мужчины - более откровенные, более горластые.
- Меня зовут Бэтси. Я подруга дочери Брендана.
Кит кивнула:
- Рада познакомиться. Я было подумала, что вы - одна из... Почувствовав, что сказала лишнее, Кит умолкла.
- Одна из "девочек Брендана", так? - подсказала Бэтси. - Нет, я близкая подруга Лили. Она не смогла прийти и послала меня - шпионить и доносить ей.
- Шпионить? - повторила за ней Кит. - За мной, наверное. Ну и как? Я прошла испытание?
- Безусловно.
- Очень на это надеюсь.
- Вы можете забыть про ревность.
- Что?
- Обо всех этих молоденьких штучках. Я заметила, как вы за ними наблюдаете.
С другой стороны комнаты раздался смех - Брендан показывал на рыжей девушке эффектный прием рукопашной борьбы.
- Он очарован их молодостью...
- Хорошо вас понимаю, - сказала брюнетка. - Мне исполнилось тридцать, и я начинаю чувствовать такие вещи. Молодость воспринимается как достижение...
- Вот именно.
- Но вы все равно не волнуйтесь. Все это осколки кризиса, постигшего его, - удел всех мужчин в середине жизни.
Благодаря вам кризис преодолен. Можно мне называть вас просто Кит?
- Да, конечно.
- Хотите, я кое в чем вам признаюсь. Кит? Я вам завидую: вашему дому, вашему мужчине, вашей работе. Если вы не счастливейшая женщина на свете...
- То?
- То вы просто обязаны ею быть! Все, мне пора. Я еще должна вернуться в Сан-Диего. Не волнуйтесь, я представлю Лили самый радужный отчет.
Оставшись без собеседницы, Кит почувствовала себя брошенной. Она спустилась вниз и села, уставившись сквозь темноту на мигающие огни бакенов. Почему" ее не переполняет счастье? Почему она завидует девушкам наверху? Она достала свитер и поднялась наверх с намерением предупредить Брендана, что немного прогуляется. Он как раз прощался с одной из блондинок. Целуя ее, он по-хозяйски прошелся ладонью по ее груди. Кит отвернулась и заторопилась к пляжу. Почувствовав, как трясется лестница, она обернулась и увидела, что Брендан догоняет ее.
- Куда ты?
- Подышать воздухом.
- Но ты не рассердилась?
- Нет, конечно. С какой стати?
Брендан испытующе посмотрел на нее:
- Ты весь вечер ходишь с обиженным видом.
- Что-то я не понимаю...
- Наверное, все из-за этих девчонок?
- Ты имеешь в виду своих поклонниц? - Ее голос звучал нестерпимо фальшиво.
- Из-за них! Господи, Кит, так бы и сказала, что ревнуешь От такой сильной женщины, как ты, мужчина не ждет ревности. Пойми, мы просто друзья! Что с того, что они молоды и красивы? Я вообще люблю женщин. Кит. Мне нравится к ним прикасаться. Между прочим, и к мужчинам тоже.
Она опустила голову.
- Прости, Брендан.
- Черт! - Он отвернулся и ушел наверх, а она побежала в черноту ночи, вниз, на пляж. Обойдя мыс, чтобы не видеть свет и не слышать шум вечеринки, Кит на последнем дыхании добралась до катамарана, упала на брезент и тут же заснула, убаюканная ветром.
Очнувшись через несколько часов, Кит заторопилась назад. полагая, что опасность миновала, и, обогнув мыс, увидела, что свет остался гореть только в одном окне ее дома - в спальне.
Она пошла на свет, полная надежды, взбежала по ступенькам, миновала гостиную. Беспорядок, оставленный гостями, мог подождать до завтра. Не хватало, чтобы он стал выговаривать ей за ее проклятую приверженность к чистоте, способную любого свести с ума!
Ее кровать была пуста. Кит испуганно зажмурилась, потом огляделась, готовая к худшему. Стенной шкаф, где он держал свою одежду, тоже зиял пустотой. Она села на пол, привалилась спиной к кровати и уставилась на свои шнурки. В голову ей так ничего и не пришло, и вскоре ее сморил сон.
Она проснулась от резкого звука: что-то упало на пол рядом с ее головой. Протерев глаза, Кит потянулась и спросонья схватила лежащий на полу сценарий, потом опомнилась и села.
- Что-то я не уверена, что собиралась читать именно сейчас.
- Неужели?
- И вообще, я не нашла в шкафу твоих вещей и решила, что ты ушел.
- Ты забыла, что я перенес их в другой шкаф - в вестибюле второго этажа?
- Ах да!
Он навалился на нее, заглянул ей в глаза.
- А ну-ка раздевайся!
Она послушно стянула с себя платье. Тогда он перевернул ее на живот и зашептал на ухо, шевеля своим дыханием волосы у нее на затылке:
- Я так тебя захотел, что чуть с ума не сошел! Когда ты ушла, я всех разогнал и побежал на пляж - искать тебя. Я искал твою одежду. Мне взбрело в голову, что своим поведением я загнал тебя в океан. - Он засмеялся. - Потом я вернулся в дом, но что мне здесь делать без тебя? Тогда я поехал к Скотту.
Он налил мне бурбона и дал читать сценарий, но я не мог сосредоточиться, все вспоминал тебя, эту комнату, как все было, когда мы только познакомились. Скотт отвез меня обратно в "Клару". Напомни, чтобы утром я забрал "сааб". Ты одна такая. Кит.
Его рука оказалась У нее между ног и забиралась все глубже. Она часто задышала.
- Ты же знаешь, как я люблю с тобой спать! Ты думаешь, что я люблю тебя за изящество или за суровость, но это - заблуждение. Я люблю тебя вопреки всему этому: за настоящую нежность, несмотря на внешнюю холодность. За это твое мягкое нутро я тебя и люблю. Твои друзья правы: я тебе не гожусь из-за меня ты чаще становишься жесткой, а они поклоняются твоей стервозности. Ненавижу ее! Из-за нее у меня пропадает эрекция. Зато когда ты становишься мягче, я делаюсь молодцом, каких поискать. Господь со мной, скажи, что я тебе подхожу, детка. Скажи Она закрыла глаза и выгнула спину, вбирая его в себя.
- Подходишь, подходишь...
Они занялись любовью - бессловесной, беззвучной. Толчок, другой вдох... Она поступила правильно, дождавшись Брендана. Он тянул ее вниз, в глубину. Толчок, другой - выдох... Здесь, в глубине, был ее дом.
***
В "Ривер-клаб" она заплыла в глубокий сектор бассейна и потрясла головой, освобождая уши от воды.
- Что вы сказали?
- Простите, мисс Рейсом, но телефон не дотянуть до воды. - Полицейский обращался к ней с бортика. - Сказать, что вы заняты?
- Сколько раз повторять, чтобы вы не ходили за мной по пятам? Терпеть этого не могу! Кто звонит? Как меня нашли?
- Это ваш секретарь.
Она поднялась по лесенке и успела схватить с трамплина полотенце прежде, чем до него дотянулся полицейский. Обмотавшись полотенцем, она подошла к телефону.
- Я не стала бы вас беспокоить, но был звонок от мистера Ренсома. Он говорит, что вы обязательно должны ему перезвонить сегодня во второй половине дня.
- Обязательно? Ладно, спасибо, Саша. Как вы нашли меня?
- Это оказалось нетрудно. Девин сказал, что вы, наверное, в "Ривер", раз закрыт ваш клуб.
Еще раз поблагодарив секретаршу, Кит повесила трубку и стала нетерпеливо оглядываться в поисках сумки. Полицейский Баллард щелкнул каблуками и поднес пальцы к виску.
- Вам помочь, мэм? Хотите второе полотенце?
- Спасибо, Баллард. - Она набрала номер Арчера. Ее тут же соединили.
- Хорошо, что ты мне звонишь. Кит.
- Действительно хорошо? То, что ты так долго тянул с решением, хороший или дурной знак?
- Боюсь, ты так и не узнаешь о моем решении касательно "Последнего шанса", пока не предоставишь шанс Либерти Адамс.
- Брось, Арчер. Кажется, мы договорились, что с нас довольно прессы...
- Если ты хотя бы немного перестанешь трусить, то увидишь, что Либерти Адамс не такая уж страшная.
- Это в каком же смысле?
- Просто она заслуживает больше внимания.
- Но, Арчер...
- Позвони ей и назначь время, очень тебе рекомендую, В трубке раздались короткие гудки. Кит покачала головой:
- Ну и осел!
- Прошу прощения, мэм. - Баллард все еще стоял рядом, протягивая ей полотенце.
- Все в порядке, это мои проблемы, а не ваши.
- Понимаю.
- Не могли бы вы отвезти меня в отель, Баллард?
- Конечно, мэм.
- Кажется, самое время что-нибудь выпить.
***
Потом он будет оправдываться, что с ним сыграло злую шутку освещение, что океанский закат ослепил и не позволил разглядеть внешность - только силуэт...
Он стоит на террасе на фоне темнеющего неба в подаренном ею халате, хотя ее нет рядом, и оценить его целомудрие некому. Он печально поглядывает на свое вздыбившееся мужское достоинство и про себя ругает последними словами студию, в которую ее тянет как магнитом. На перилах террасы стоит полный стакан свежевыжатого сока лайма. Он выпивает его залпом и морщится от горечи, потом сбегает к океану, сбрасывая на бегу халат. У кромки воды он во всю глотку декламирует монолог Джадда об отцах и сыновьях.
Прибой кипит у его колен, дерет кожу, как наждак, и он вопит от удовольствия.
Затем он оборачивается, машинально поднимает глаза на окна "Клары", алеющие в лучах заходящего солнца, и видит ее силуэт.
Накинув халат, он бежит к ней со всех ног.
- Кит! Как ты догадалась, что я хочу тебя именно сейчас?
Он кидается к ней через гостиную, но на полпути замирает как вкопанный. Она улыбается, забавляясь его удивлением:
- Вы меня знаете?
Он растерянно кивает. Он вынужден признать, что его ловко разыграли. На ней черное прямое платье с пуговицами спереди, похожее на мужскую рубашку, сама она меньше Кит, крепче, жилистее. Ее волосы тоже скручены в узел на затылке, только совершенно седые. Зато голос у нее свой, особенный.
- Давно не видела такой мощи! Вы очень притягательный мужчина.
Бесстрашие - вот что отличало ее прежде всего. Ее дерзость буквально перетекала в него. Он схватил ее за руку и заставил ощутить его мощь на ощупь.
- Вам хочется ? Так вперед!
- Настоящий мужчина! - Ее рука ритмично движется вперед-назад. Твердость стали! Что ж, проверим вас в деле.
Он сдавливает ее голову, словно стремясь раздавить. До него доходит, какой ничтожной была его жажда владеть двадцатилетними женщинами по сравнению с вожделением, которое у него вызвала семидесятидвухлетняя мать женщины, которую он любит.
Он поднимает ее как перышко, водружает на жесткую белую кушетку спиной к себе, лицом к закату. Погружаясь в нее, он понимает, что хотел бы сохранить иллюзию, будто это не мать, а дочь. Ему кажется, что он овладевает обеими - матерью и дочерью и что всегда стремился именно к этому.
Глава 9
- Хочу узнать о Брендане и Кит самое пикантное! - объявила Либерти, сидя с Джеем Скоттом в баре "Мортонс" и принимаясь за второй по счету коктейль.
- Этот ваша манера - так начинать интервью? - Он накрыл свой стакан ладонью, словно Либерти собиралась что-то в него бросить, но она лишь зачерпнула горсть орешков.
- Интервью пока еще не началось. Мы просто беседуем. Я читала об их разрыве и хочу знать, кто от кого ушел и почему?
Секретарь мисс Репсом сообщила, что завтра мадам наконец-то даст мне аудиенцию - за чаем. Чем больше я буду знать к тому времени, тем больше проявлю понимания. Так что выкладывайте, Скотти, - кажется, друзья вас так зовут?
- Верно. - Его лицо оставалось равнодушным. - Меня это не трогает. Что сказать? Все было так, как пишут газеты.
Только не позавчера, а два месяца назад.
- Два месяца! Почему же такая запоздалая реакция?
- Кит очень скрытная, не меньше, чем Брендан, когда речь заходит о личных отношениях. Заходила... - угрюмо уточнил он.
- И что же послужило причиной разрыва, Скотти?
- У вас взгляд, как у собаки, почуявшей кость. - Он взболтал остатки коктейля у себя в стакане. - Если я расскажу, вы дадите слово меня не цитировать - а то Киска Кит выцарапает мне глаза?
- Я хочу просто поднакопить информации, не более того.
- Их поссорила старуха.
- Какая старуха? Китсия?
Он кивнул и допил коктейль.
- Как это произошло? Она что-нибудь натворила?
- В августе она явилась без предупреждения навестить дочь.
Кит была на студии, и Брендан оставался дома один. Ну и... - Скотт присвистнул. - Они с Бренданом... Кит вернулась домой раньше положенного времени и застала их в гостиной, на кушетке.
- Откуда вам известны такие подробности? - спросила Либерти осторожно. - Вы что, в тот момент сидели под кушеткой?
- Не совсем. Но все равно я был, так сказать, в гуще событий. - Скотт подвинул бармену пустой стакан и принялся мрачно грызть орешки. - Я знаю обо всем от обоих - и от Кит, и от Брендана, но в основном от него, бедняги. Он так и не понял, что на него нашло. Говорит, что Китсия Рейсом - красивейшая женщина из всех, кого он до сих пор встречал, - после Кит, конечно. А еще называет ее всемогущей богиней.
- Но вы сами с ней незнакомы?
- Как же, знаком! - Скотт залпом допил коктейль. Либерти поспешно подвинула ему свой полный стакан, лишь бы он не умолкал.
- Насколько я знаю, она давным-давно не покидала Звар.
Он негромко рыгнул и постучал себя по груди.
- В тот вечер я тоже был в "Кларе", и это я увидел ее первым, еще до Брендана. Хотел поработать с ним над одной сценой из "Последнего шанса" и составить ему компанию до возвращения Кит. Старуха наблюдала из окна гостиной, как Брендан репетирует внизу, на пляже, прямо глаз от него не отрывала. Было такое впечатление, будто она открыла новый вид млекопитающих. Знаете, у нее есть одно свойство, которого большинство женщин лишены: ей наплевать, что думают другие.
Как хочет, так и выглядит, что хочет, то и говорит.
Либерти непроизвольно посмотрела на свое отражение в зеркале за баром. Бледное лицо, огромные глаза...
- А сколько в ней ума, сколько проницательности!
- Вы - поклонник ее искусства?
- Первое существенное капиталовложение я сделал в оригинал Рейсом. Гравюра на дереве: синие георгины. Понятно, такой человек, как Китсия, не могла остаться равнодушной к настоящим мужчинам вроде нас с Бренданом. Особенно к Брендану, которого всегда тянуло к молоденьким. Бедняга! Как он растерялся, когда, вернувшись, нашел вместо Кит ее старую мать!
Мне кажется, она его загипнотизировала. Пока он щурился, словно кот, я тихонько улизнул. Он даже не знал, что я там был. - Скотт неуверенно вздохнул. - Наверное, не надо было мне уходить. Он был такой беспомощный! Но я не мог этого вынести. - Оглядев ресторан. Скотт перевел взгляд на Либерти. - Что за статью вы собираетесь писать?
- Там видно будет.
- Ну так вот, на следующий день мне позвонила Кит. Она была растеряна даже по голосу было слышно, как она потрясена. Обыкновенно Кит - само изящество и самообладание, но у нее очень ранимая душа. "Мать всегда учила меня ненавидеть мужчин, - сказала она тогда, - а сама совратила единственного мужчину, которого я смогла полюбить". Она повторяла это снова и снова, и мне было ее невыносимо жаль, но я не знал, чем помочь.
- А что Брендан?
- Брендан? Ну, сперва он напоминал быка, в которого угодила молния, полная утрата ориентиров. Видимо, он представлял секс с Китсией и отповедь, последовавшую от ее дочери, каким-то первобытным ритуалом...
- А себя - ритуальной жертвой?
- Вроде того. Прошло несколько дней, прежде чем до него дошло, что его вышвырнули из "Клары". Кит была неумолима.
Потом, конечно, оба пожалели о случившемся, но упрямство мешает им пойти на попятную.
- Поэтому вы и отправили Брендана на Восточное побережье? Чтобы он воспользовался шансом и попытался склеить черепки?
- Это была идея самого Брендана. На него очень угнетающе подействовала гибель Монете. Когда его выгнала Кит, он стал перепрыгивать из одной кровати в другую. Его девчонкам просто хотелось им попользоваться и отправить его дальше, как камешек, скачущий рикошетом, а сам он мечтал закончить "Последний шанс" и придать какой-то смысл своей жизни. В конце концов мне тоже надо доделать этот фильм! - Он ударил по стойке кулаком. - Черт, как же я хочу, чтобы Кит нашла исполнительницу на роль Лейси и мы смогли возобновить работу!
Сделать дело - вот что самое главное. Когда что-то вот так вклинивается и не дает двинуться вперед... - Он умолк.
В своем зеленом костюме с кожаными пуговицами и кожаными "заплатами" на локтях Скотт выглядел, как студент-старшекурсник.
- Не слишком ли Монетт Новак вошла в роль? Играла наркоманку, и...
- Я бы никогда не позволил своей актрисе так распуститься! Но ведь все были уверены, что она уже много лет не употребляет наркотики... А может быть, тут замешана любовь, кто знает?
- Простите, Скотти. - Либерти похлопала его по руке.
- Я не на вас сержусь... Просто столько неприятностей сразу, и вечно я посередине! Мне иногда кажется, что из режиссера я превратился в судью на ринге. Кит и Брендан больше не могут находиться в одном помещении, да что там, в одном городе! Сегодня Кит звонит мне из Нью-Йорка и устраивает скандал из-за того, что я, видите ли, подослал к ней Брендана, а тот тоже звонит и угрожает отказаться от роли. Каково?
Либерти, ободряюще кивая, строчила что-то в блокноте. Он обреченно пожал плечами:
- Подумаешь! В конце концов на эти случаи существует страховка. - Он окунул палец в стакан, потом сунул его себе в рот. - Я немного пьян, если вы еще не заметили.
- Я тоже, - призналась Либерти. - Давайте сменим тему.
Что вы можете мне рассказать про Бика Кроуфорда? Сегодня я с ним ужинаю.
- Прямо сегодня? - Он вытаращил глаза.
- А в чем дело? Он что, Дракула?
- Боже мой! Закажите-ка еще выпить, а я пока кое-куда отлучусь. Тут надо как следует подготовиться, иначе серый волк вас слопает.
Либерти заказала себе стакан холодного молока. Неужели всего шесть часов назад она выпила три стакана пива в обществе Эбена? Достав свои записи о Бике Кроуфорде, она быстро их просмотрела. Список фильмов, выпущенных Кроуфордом за восемь лет руководства киностудией "БК игл", был внушителен в отличие от самих фильмов. Кроуфорд много рисковал, но мало преуспел творчески, ориентируясь на не слишком разборчивого зрителя. Пока что на его счету были лишь голые попки (пляжные фильмы), столкновения и взрывы (фильмы "экшн"), кровь (фильмы ужасов); в последнее время к этому еще прибавились так называемые концептуальные комедии. При всей невнятности термина акционеры кинокомпании радостно подсчитывали прибыли.
- Итак! - Скотт снова взгромоздился на табурет. - Что вам хочется услышать? Вы тут без меня не отравились? Что за опасная дрянь? - Он указал на пустой стакан из-под молока.
- Ничего, все уже в порядке. Молоко - лучшее лекарство, это давно известно. А теперь расскажите мне о Кит Рейсом и Бике Кроуфорде.
- Об этих двоих? Но что именно?
- Говорят, Кит добилась высокого положения благодаря сексу.
- Все мы живы благодаря ему, родимому! - Скотт подмигнул, и лицо его расплылось в довольной ухмылке.
- Но меня интересует Кит. Говорят, если бы не Бик Кроуфорд, ее бы никто знать не знал. Когда он взял ее на "Центурион", у нее был нулевой опыт. Что он в ней углядел?
- Чувство времени.
- Объясните толком.
- Некоторые утверждают, что кино - просто модный бизнес. Но чтобы снять фильм, требуется два года. Значит, приходится ориентироваться на вкусы, которые будут преобладать через два года, и ошибиться нельзя. Без чувства времени здесь никуда. Вспомните, кем были первые киномагнаты - Голдвин, Майер? Портными с Седьмой авеню, переключившимися с тряпья на пленку.
- Вы хотите сказать, что в Кит Рейсом Бик Кроуфорд разглядел консультанта по модным веяниям?
- Не издевайтесь, Либерти. - Скотт отодвинул недопитый стакан. - В Кит есть то, что средний студийный администратор уже утратил или вообще никогда не имел, - наивность! В сущности, эта женщина напрочь лишена цинизма. Она любит кино.
Вот эти, - он обвел рукой посетителей ресторана, - они кино не любят. Если потребуется, они так же дружно переключатся на изготовление дезодорантов. Какая им разница - продукт он продукт и есть, был бы сбыт. И это становится все заметнее.
- Доказательство можно увидеть на экране?
- Запросто! Взять хотя бы последние пять фильмов Бика Кроуфорда на "Игл" - и последние пять фильмов Кит на "Горизонт". Сравните!
Отвечать было не обязательно: доказательство было исчерпывающим.
- Ладно, вернемся на "Центурион". Расскажите мне о Кит Рейсом, молодой киноадминистраторше, любовнице своего босса.
- Полегче, милая. В те времена женщине было нелегко пробиться.
- Ну да, а сейчас - так просто раз плюнуть! - Либерти закурила, а Скотт засмеялся. - Что тут смешного?
- Сейчас я поведаю вам захватывающую историю о Кит, молодой киноадминистраторше. Год тысяча девятьсот шестьдесят седьмой. Тогда Кроуфорд повысил Кит: из сценарного редактора она стала вице-президентом по производству. Остальные его вице-президенты были вне себя от ярости. Первое совещание, она опаздывает. Бик и остальные ждут. Кит входит и видит, что они обклеили все стены непристойными фотографиями из журнальчиков. Она и бровью не ведет и проводит совещание так, словно ничего не случилось. На следующей неделе - новое совещание.
Все ждут и гадают, появится ли она. Кит появляется.., без блузки, голая по пояс. Теперь их очередь делать вид, что все в ажуре. Но где им до Кит! Скотт хлопнул себя по колену. - Все бы отдал, чтобы там оказаться!
Либерти нахмурилась. От воплощения изящества она не ожидала таких экстравагантных выходок. Такое могла бы выкинуть Китсия, но не ее дочь...
- Кстати, о Бике, - вполголоса произнес Скотт. - Вот он, легок на помине.
Либерти оглянулась. Бик Кроуфорд - широкоплечий, высокий, с шапкой волнистых волос - протискивался в узком проходе, как тяжелый дредноут сквозь узкий шлюз. Одет он был не как президент крупной кинокомпании, а скорее как капитан прогулочной яхты: синий блейзер, красный галстук, белая рубашка и брюки.
- На нем гораздо лучше смотрелся бы свободный свитер с эмблемой университетской спортивной команды, - прокомментировал Скотт.
- Господи! - Либерти выхватила у Скотта стакан и выпита? залпом. Господи! - повторила она.
- Иметь такой здоровый вид просто неприлично, - сочувственно произнес ее собеседник. - Не знаю, как Кит это выносила. При том, что он с ней делал...
- Для нее, - поправила его Либерти. - Ведь он способствовал ее карьере.
- Вы себе не представляете, на что он способен!
Либерти еще раз оглянулась. Бик устроился за угловым столиком и тут же принялся флиртовать с какой-то блондинкой. У него была огромная голова и расплывшееся лицо с большими карими глазами; габариты его привлекали к себе всеобщее внимание.
- По-моему, очень даже представляю.
- Зачем гадать? Вы репортер, у вас счастливая профессия.
Подойдите, представьтесь. Послушаете, что он вам скажет.
- Лучше подождем. Ужин без пятнадцати восемь - у меня еще есть четверть часа.
- Надеюсь, вы хорошо подготовились. Говорят, в его особняке догнивают в кандалах трупы любопытных репортерш, пристававших к нему до вас.
- Я осведомлена о его репутации, - заметила Либерти. - Никогда не прячется от прессы, очарователен с собеседником, который только потом понимает, сколько лапши ему навещали на уши.
- Болтают, что участники ежемесячных собраний совета директоров "БК игл" неизменно попадают в ту же ловушку.
- Очень может быть.
- Что меня удивляет, - не унимался Скотт, - так это его способность оставаться на плаву. Наверное, все дело в его располагающей внешности. Вы воображаете, что имеете дело со смазливым лос-анджелесским дурачком, а он отнимает у вас пять ваших лучших сюжетов и заставляет вашего агента подписать контракт на сумму, не дотягивающую до вашей обычной ставки за один...
- И делает при этом вид, что не он обвел вас вокруг пальца, а вы его. Ладно, все это и так известно. Лучше поведайте мне о нем что-то такое, чего я еще не знаю. Хочу покопаться в настоящей грязи!
- Либерти! - взмолился Скотт. - Стыдитесь! На что вы меня подбиваете? Он помолчал. - Это было давно, еще на "Центурионе". - Либерти нетерпеливо закивала. - Сейчас вы мне не очень нравитесь. Либерти Адамс. Сам себе я тоже противен. И этим вы зарабатываете на жизнь? Мне жаль вашу мать.
- А вы взгляните на все по-другому. Раз это случилось много лет назад, значит, мы имеем дело уже не со сплетнями, а с историей.
- Правда? - Похоже, она его не убедила. - Заметьте, я не считаю себя ханжой. В городе, где любая девчонка мечтает о Золотом дожде, ханжи не приживаются.
- Точно! Ведь это город, где хозяева вечеринок предлагают гостям нюхать кокаин с лысины карлика-слуги.
- Вы тоже были на этой вечеринке? Я - нет, только знакомился с некрологами. Надеюсь, вы отказались от кокаина, Либерти?
- Слава Богу, я поборола соблазн, - соврала она.
- Слава Богу! - Он подбросил и снова поймал спичечный коробок. - Если бы вы пали, мне было бы чрезвычайно трудно вас уважать. Либерти Адамс. Я не смог бы нарушить давнюю клятву, в согласии с которой всегда отпугиваю репортеров занудством.
- Вы вовсе не зануда, Скотти. Просто вы осторожный. Интересно, почему сегодня вы решили излить душу?
- Сам не знаю, - сказал он серьезно, отнимая у Либерти карандаш. Поймите меня правильно... - Он заморгал и дотронулся до руки Либерти, лежащей на стойке. - Я люблю Кит.
Я был готов ее убить, когда она связалась с Бренданом. Но вышвырнуть его вон? Отказаться с ним разговаривать? Брендан трещит по швам. Он безумно влюблен в Кит.
Либерти заказала ему еще один коктейль.
- Давайте вернемся к истории Голливуда, Скотти. Вы собирались рассказать мне про Бика и Кит.
Он тяжело вздохнул:
- Учтите, я у них под кроватью не сидел. Просто знаком с одной женщиной, завтракавшей в "Поло Лондж", как раз когда у Бика и Кит произошел разрыв.
- Значит, это был публичный разрыв?
- Разве все в этом городе не совершается публично? Не успели им подать яйца, как она на него наорала и смылась. Так я слышал. Через две недели, когда ее уже взяли в "Уорнер", он вызвал дизайнеров и велел переоформить спальню - их любовное гнездышко... Опять же не я, а дизайнеры нашли под кроватью... - он поперхнулся, - кое-что.
- Что именно?
- Господи! - Скотт устремил на Либерти умоляющий взгляд.
- Что было найдено в его доме? - грозно спросила Либерти.
- Не могу! - прохрипел он. - Может, я и пьян, но я не сволочь. Я не могу порочить мою Киску Кит.
Либерти сжалилась и потребовала счет.
- Вы молодец, Джей Скотт. Спасибо вам за все. - Она подписала чек. Пожелайте мне удачи.
- "Нам не страшен серый волк..." - пропел он, и Либерти отправилась за столик к Кроуфорду.
***
- Это Тамми, - коротко сообщил ей Бик Кроуфорд - Поздоровайся с леди, Тамми, и проваливай.
Тамми, красотка в стиле "Бич Бойз", химическая блондинка с восхитительным загаром, в широких прозрачных шароварах и в таком же лифчике, уже была готова к изгнанию. Либерти не поверила своим глазам: ее лобок был замаскирован живой орхидеей.
- Все равно мой цветочек уже завял, - жеманно просюсюкала Тамми.
- Там у тебя что угодно завянет. - Бик подмигнул Либерти.
Та сделала вид, что не расслышала, и протянула руку:
- Рада с вами познакомиться, мистер Кроуфорд.
- Ух ты! - пророкотал он, стискивая ее ладошку. - Правильно мне о вас говорили: настоящая сексуальная лисичка!
Либерти покраснела.
- Лучше поговорим у меня. - Бик мигнул официанту и тут же потащил Либерти на стоянку, к своему серебристому "масерати". - Ничего машинка? - Он отбросил ее руку от дверной ручки. - Не прикасайтесь, иначе сюда примчится целый батальон фараонов! - Затем проворно отпер машину. Сейчас он походил на профессионального медвежатника. - Береженого Бог бережет. - Кроуфорд подсадил ее в машину.
- Знаете, как я оберегаю от угона свою машину в Нью-Йорке? - Либерти проводила взглядом Беверли-Хиллз и теперь прилежно рассматривала приближающийся Маллхолланд.
- Как?
- Ее стережет дюжина иностранцев-нелегалов.
- Что у вас за машина?
- "Мустанг" шестьдесят седьмого года.
Он захохотал. Либерти нравились мужчины, смеющиеся над ее шутками: это означало, что они видят в ней достойную партнершу.
Их автомобиль миновал величественные чугунные ворота с выспренней монограммой "БК" и въехал на холм по узкой дорожке, обсаженной кипарисами. Сначала из-под колес вылетал розовый гравий, потом перед глазами предстал до безобразия пышный дворец того же оттенка.
В считанные минуты слуга, сильно смахивающий на "голубого", подал им ужин на террасе с видом на мерцающий пруд, подстриженные кустики и выметенный, как казарменный плац, дворик. Либерти ни минуты не сомневалась, что трапеза начнется с холодных омаров из штата Мэн и сухого французского шампанского. Немного повозившись с омарами, она целиком переключилась на Кроуфорда. Хозяин всей этой роскоши был наделен непобедимым магнетизмом: огромная фигура, нависающая над круглым столиком, широкое лицо, отражающее пламя свечей. Он уже успел сменить блейзер и ярко-красный галстук на смокинг. За холодными спагетти Либерти удалось повернуть разговор на интересующую ее тему.
- Каково это - заправлять студией, когда у тебя над душой постоянно стоят акционеры? То ли дело раньше - достаточно было угодить одному-единственному денежному мешку!
- Да, нынче нелегко. Мне нравилось быть на "Центурионе", когда студию еще не проглотили. Вот это было времечко!
Шампанского?
Либерти покачала головой: она не ожидала, что Бик окажется таким заботливым хозяином.
- В чем была особенность "Центуриона"?
- Я сам заказывал музыку. Что хотел, то и воротил. - Кроуфорд сделал вид, будто подбрасывает мячик. - Какие бы ошибки мы ни делали, о них никто не мог пронюхать. Даже если мы выпускали несколько ерундовых фильмов подряд, все оставались в неведении по поводу суммы убытков.
- Что же в этом хорошего?
- Э-э, Либерти... - Он произнес ее имя так, словно в нем было вдвое больше слогов. - В этом городе самое главное - делать вид, будто у тебя неограниченный кредит. - Он помог ей подняться из-за стола. - А теперь я покажу вам дом.
Они двинулись по анфиладе огромных комнат. Дом Бика оказался причудливым сочетанием утонченного вкуса и безобразного примитива - типичное жилище нувориша. Она пыталась вернуть его к теме, ради которой приехала, а он увлеченно щелкал лямкой сарафана у нее на плече.
- Сейчас я вам кое-что покажу. - Перед ней предстали заспиртованный половой член кита-кашалота, эротическая эскимосская статуэтка из моржового клыка и две доисторические осы, так увлекшиеся совокуплением, что и не заметили, как были увековечены в куске янтаря. - Единственные в своем роде! - Он потер руки. - Другого не держу.
Либерти поймала его на слове:
- Кит Рейсом - тоже единственная в своем роде?
Он задумался, потом брякнул:
- Не стану врать, мне нравилось ее трахать.
- Она - необыкновенная женщина, красавица. - Либерти пропустила мимо ушей его грубость.
- Ты не хуже, малышка. - Он наконец спустил лямку с ее плеча и потерся щекой о ее шею. - Ну-ка подсядь ко мне... - Он откинул крышку круглой коробочки и сунул ее Либерти под нос. - Смотри не расчихайся!
В коробочке оказалась примерно унция мелко помолотого кокаина. Либерти могла отказаться от спиртного, от марихуаны, валиума, даже от антигистаминных препаратов, но кокаин был сильнее ее, какой бы подозрительной ни выглядела компания.
Он зачерпнул порошок ложечкой с ручкой в виде обнаженной девушки.
- Где карлик? - спросила Либерти, озираясь.
- Нюхай, лисичка! После этого ты наконец перестанешь кривить ротик.
Все это напоминало ей что-то знакомое, возможно, из "Плейбоя", но возражений не вызывало. Либерти втянула немного в одну ноздрю, потом в другую.
- Дерьмо! - Она резко откинулась назад, и Кроуфорд воспользовался моментом, чтобы, задержав ногой ее падение, бесстыдно к ней прижаться.
- Мне нравится, когда леди бранятся, Либби. Можешь браниться всю ночь напролет.
Она поспешно вскочила и забегала взад-вперед.
- Где тут беговая дорожка? Я могу поставить рекорд в беге на шестисотметровую дистанцию.
- Потом поставишь. Я могу предложить более интересные способы для проверки твоей выносливости.
- Бик! - Она ударила его по руке и ушибла кулак. - Что за разговоры?
- Разве тебе не нравится?
Он схватил ее за руку и потащил в кабинет, к горящему камину.
- Очень уютно. - Либерти плюхнулась на подушки, не забыв включить при этом диктофон, заменявший ей в борьбе с нечистой силой связку чеснока. Как всегда в самый неподходящий момент пленку заело. - Дерьмо! - Она быстро заменила кассету.
- Мне нравятся бабы, трахающиеся под запись. Это заводит меня даже больше, чем грязная брань.
- Слушай! - Либерти ловко увернулась от его лап. - Я приехала, чтобы поговорить о Кит Рейсом, и ты будешь мне отвечать, будь ты неладен!
- Упрямая сучка! - Кроуфорд сил и нахмурился. - Правильно мне про тебя рассказывали...
Он хотел заставить ее нюхнуть еще кокаину, но она предпочла ссыпать его себе в ладонь и натереть десны. Ей нравилось, как щиплет десны и язык, совсем как после визита к стоматологу.
- Зачем тебе Кит? Она же умерла;
- Надеюсь, что нет. Завтра я беру у нее интервью. Знал бы ты, чего мне стоило его добиться!
- Ладно, она осталась хорошей актрисой, значит, может сойти за живую.
- А за главу "Горизонт пикчерс"?
- Дудки! Она все время смотрит в рот папаше Ренсому.
- Кузену, - поправила Либерти.
- Не важно. Она всегда в нем души не чаяла. Если бы она сопротивлялась ему так же, как раньше мне, то у нее еще был бы шанс выжить, а так - тьфу!
- Если Рейсом позволит доснять "Последний шанс", она вырвется на свободу?
- Ну уж это вряд ли.
- Что ты знаешь о "Последнем шансе"? - Засылаешь к ним шпионов?
- Нет, просто знаю, с кем трахаться. Я спал с Монетт Новак, прежде чем ей под юбку полез Раш Александер.
Либерти широко раскрыла глаза:
- Раш Александер и Монетт Новак?
- Учти, строго между нами. Это он снова подсадил ее на героин. Сам я не люблю спать с наркоманками - я не из таких. Поэтому я и сбагрил ее Рашу пусть побалуется. - Он осклабился. - А тебе нравится наш разговор. Лисичка!
Иди присядь ко мне на коленки. - Он похлопал себя по огромному окороку.
- Только при условии, что ты будешь рассказывать дальше.
Кроуфорд горячо задышал ей в ухо:
- Все в этом городе только и болтают, что о творческих задатках Кит Рейсом. Ладно, она способная, не спорю, вот только не умеет играть в команде. Для бизнеса она не годится. Творчество - еще не все. Акулы сожрут ее и не поморщатся. Раш только и ждет, чтобы она оступилась. Ты не понимаешь... С Кит покончено. "Последний шанс" тут ни при чем, все дело в ней самой. - Либерти потянулась за новой порцией кокаина.
Его уже несло:
- Я могу наломать в десять раз больше дров, чем, скажем, два с половиной года назад, когда напортачил с дурацким вестерном. Даже в двадцать раз! И все равно останусь на плаву, потому что знаю правила игры. А вот Кит, как бы она ни снимала кино - ей все равно никто не поможет выбиться.
- За последние месяцы она привлекла много талантливых людей...
- А как же! - Он презрительно фыркнул. - Творческие личности слетаются на Кит как мухи на мед - особенно европейцы. Она ведь - само милосердие! Но все это только спектакль.
Либерти сползла с его колен:
- Если спектакль, то удачный.
- Уж поверь мне, Кит психованная. - Кроуфорд поймал ее за руку и стал лизать ей палец, а потом прихватил ее зубами за чувствительное местечко между пальцами так, что она подпрыгнула. - Маленькая, прыгучая - то, что надо! Ты знала, что Киска Кит любила, когда ее связывали?
- Ну и что? Марсель Пруст тоже любил. Разве это делает ее психованной?
- Может, да, может, нет. Но я никогда не видел Женщин, которые любили бы это так, как Кит.
- Я ни капельки не удивлена. - Она соврала: ее охватило даже не удивление, а оторопь, словно она застукала Кит Рейсом с любовником у себя дома. Ей захотелось убраться куда подальше, захлопнув за собой дверь спальни.
- Как я с ней баловался! Я ее дурачил: бывало, свяжу ее, завяжу глаза платком, она лежит в предвкушении, и я говорю ей, что сейчас мы будем трахаться, А сам знаешь что беру?
- Довольно! - Либерти резко выпрямилась. - Не желаю больше слушать!
- Еще как желаешь! Я же вижу, как ты часто дышишь - прямо как птичка... У Кит было пресс-папье - подарок матушки по случаю назначения ее моей вице-президентшей. Не знаю уж, что за штучка ее матушка, но, на мой взгляд, этот подарок - вылитый член. Более того, это мой член! Я все ломал голову: откуда она узнала, какой он у меня? В общем, его-то я и пускал в ход.
- Отвратительно!
- Ничуть. А главное - ты уже в полной готовности.
- Отстань! - Либерти зажмурилась. В голове у нее гудело, в ушах раздавался голос Бика и удары ее собственного сердца.
Он навалился на нее, заслонив и камин, и весь белый свет.
Бик Кроуфорд, воплощение американской мечты - кому же и отдаваться, как не ему?
***
Часы у изголовья кровати показывали час тридцать, когда Либерти приступила к осуществлению своего плана. Она надеялась на успех, иначе ей грозила смерть под двухсотдесятифунтовой тушей, спящей мертвым сном. Высвободив руку, она прикурила от зажигалки их погасший "джойнт" с марихуаной, сделала напоследок парочку хороших затяжек и перебросила окурок через Бика. Остальное было делом времени. Она уповала на то, что пламя охватит всю кровать еще до того, как он очнется и снова за нее примется.
Интересно, зачем он так старается? Последние три раза он ее совершенно не замечал. Можно было подумать, что он елозит не на женщине, а в грязи. От мальчишеского энтузиазма давно не осталось и следа, он превратился в угрюмого профессионала, работающего на средней скорости. "Качая грязь" хорошее название для книги о природе мужской сексуальности!
Бику можно было бы посвятить целую главу, да что там - всю книгу.
Ее восхищение давно улетучилось, паника - тоже. Сперва она прикрикнула на себя: "Не трепыхайся! Это не смертельно".
Но в нем оказался спрятан вечный двигатель. Сколько раз это повторялось? Вряд ли причина - кокаин. Может быть, холодная вода? Когда он учудил это в первый раз - выскочил наружу перед самым семяизвержением и окунул обе руки в ведерко из-под шампанского, где еще не растаял весь лед, она расхохоталась. Он посмотрел на нее обиженно, стоя на коленях, как сенбернар, угодивший в прорубь.
Либерти полагала, что навредила себе этим смехом. Если бы не смех, все обошлось бы грязными словечками и скоротечным надругательством. Но смех его взбесил. Она понимала, что это было голливудское бешенство, лекарство от всех неприятностей. Да, он привык вышибать клин клином.
Примерно в полночь он стал лить ей в рот шампанское.
Шампанское было такое холодное, что Либерти завизжала от страха. Он стал колотить ее по спине, словно она подавилась, и заставил выплюнуть все до последней капли.
А какие он использовал игрушки! Раньше, проходя мимо витрин секс-шопов, она гадала, как все это можно применить, и вот теперь ее любопытство было удовлетворено.
Запах марихуаны и тлеющего атласа становился все сильнее, но он не шевелился. Либерти полагала, что дворец сделан из железобетона и ни за что не сгорит, а она в худшем случае получит ожоги третьей или второй степени. Туша не позволяла ничего рассмотреть, но она надеялась, что на другой стороне кровати уже разгорелся хорошенький пожар. Потом она увидела дым.
- Либерти! Скорее, горим! - Он одним движением выплеснул воду из ведерка со льдом в огонь, совсем как дисциплинированный бойскаут на учениях по тушению походного костра Освобожденная Либерти метнулась в ванную. Даже если она будет отрезана в полыхающей спальне, даже если вместе с пожарными примчится целая орава репортеров, она все равно первым делом смоет с лица его слюни. Она боялась смотреть на себя в зеркало и долго терла лицо, возила мылом между пальцами и между ног Ребячество, конечно, учитывая, в каком количестве точек успел побывать Бик...
Вернувшись в спальню и застав его сидящим на краю почти не пострадавшей кровати, она схватила сумку и помчалась через анфиладу комнат к выходу. "Главное, пленки со мной", - подумала она, направляясь в сторону ворот.
***
В отеле ее ждали две записки: от Ренсома и от Пег. С мужчинами она в данный момент никакого дела иметь не хотела.
- Хорошо, что ты звонишь, Либ! Немедленно возвращайся! - Голос секретарши звучал как-то странно, но она решила, что это ей показалось.
- Закажи мне билет на восьмичасовой рейс, "Юнаитед". - Либерти так зевала, что слезились глаза.
- Нет, это поздно.
- Послушай, с нашим бюджетом мы пока еще не можем арендовать самолеты. - Либерти растянулась на кровати и уставилась в потолок.
- Я договорилась с Фредди из "Федерал экспресс". Вылетишь с ним грузовым рейсом в три тридцать.
Либерти посмотрела на часы. Два пятнадцать.
- Мне придется лететь с курами?
- Я наврала, что мы готовим репортаж про ночные рейсы.
Можешь залезть в кабину к пилотам.
- Пег, ты чудо! Только к чему такая спешка?
- Сегодня в два часа дня ты встречаешься с миссис Новак.
От неожиданности Либерти села.
- Да ты просто телепатка! Как ты узнала, что она мне нужна?
- Один наш общий знакомый из "Пост" знает, что ты готовишь материал про Кит. Он решил, что тебе будет интересно услышать про то, как мамаша Монетт Новак чуть было не укокошила Кит.
Либерти пристально смотрела на тень от пальмовых листьев на ковре. После слов Пег они казались ей вылитыми кинжалами!
- Где? Когда?
- Вчера утром, в холле "Шерри".
- Это попало в вечерние газеты?
- На первых страницах ничего нет. Никто не был опознан.
- По какому поводу запрет на огласку?
- Этого наш знакомый не знает. В общем, миссис Новак собирается дать тебе эксклюзивное интервью, - Какая я везучая! В тюремной камере?
- Нет, ее выпустили под залог. Кит отказалась подавать в суд.
- Час от часу нелегче!
- Вот и удовлетворишь свое любопытство за чаем.
- Сомневаюсь... Ладно, Пег, я кладу трубку. Надо срочно принять душ, иначе сифилис гарантирован.
- Подожди, подожди!.. Насчет того репортера...
- Какого?
- Того, что написал про миссис Рейсом и был уволен. Он нанялся в "Толедо стар", а дальше произошло самое интересное. Он готовил статью из трех частей об одной стройке, но так и не добрался до третьей части. Его раздавило насмерть балкой.
Говорят, оборвался трос у крана.
- Боже!
- Но и это еще не все. Застройщиком была "Рейсом энтерпрайзиз".
Либерти затошнило.
- Спасибо, Пег, - прошепелявила она. - Ползу в душ.
Глава 10
Раш что-то затевал, и Кит с тревогой ждала встречи с ним на бюджетном совещании. Нанесет ли он удар при всех? Двенадцать глав филиалов "Рейсом энтерпрайзиз" сидели за подковообразным столом. Зеленое сукно было ярко освещено, как на вечернем бейсбольном матче. Хозяин презирал встречи один на один. "Арена существует для открытых соревнований. Пускай никто не дремлет", - твердил он.
Раш сидел в центре "подковы", за маленьким столиком. Перед ним стоял микрофон, графин черного кофе, в котором поблескивал лед, под рукой лежала стопка разноцветных папок.
Посередине "подковы" торчал еще один микрофон, но кресло перед ним было свободно.
Место Арчера тоже пустовало. Он всегда предпочитал сидеть в сторонке, у стены, в белом кожаном кресле, и это почему-то раздражало Кит. Сегодня он вообще предпочел не присутствовать.
Кит вытянула удачный номер - четвертый. Первые три выступления предоставят ей время, чтобы сосредоточиться и поразмыслить. Опыт показывал, что лучше отстаивать свой бюджет в первой половине заседания. К концу терпение Раша иссякало, он задавал больше вопросов и меньше слушал.
Кит огляделась. Справа от микрофона сидела Ширли Уэллс, единственная, кроме нее, женщина на совещании, глава "Руба" - недавно приобретенной косметической компании.
К остальным Кит успела присмотреться на прошлых совещаниях.
- Женщины, вперед! - произнес Раш в микрофон и криво усмехнулся. Среди собравшихся пробежал вежливый смешок.
Не смеялась одна Кит. Пока Ширли Уэллс шла к микрофону, Раш с улыбочкой вытащил из стопки желтую папку. Кит не спускала глаз с розовой - папки "Горизонт".
Она была рада, что на совещании появилась еще одна женщина. Правда, привыкнув к одиночеству, Кит давно перестала его страшиться. Разве Бик не научил ее, что оригинальность - будь то в окрасе, в половой принадлежности, в поведении - тоже сила?
Ширли ухватилась за микрофон, как лас-вегасская фокусница.
- Проверка. Раз, два. - Она постучала себя ногтем по зубам. Ширли всегда отличала дерзость. Недавно она наняла дочь Раша, манекенщицу и фотомодель, на роль "лица" фирмы "Руба" в развертывающейся рекламной кампании.
- Ширли, - начал Раш, даже не дав ей вцепиться длинными ногтями в папку, - я заметил, что на странице шесть вы включили в колонку расходов на разработку новой продукции затраты в случае непредвиденных обстоятельств. Вы, конечно, человек новый, но любой из здесь присутствующих вам скажет, что мы не включаем в наши бюджеты подобную статью. - Раш помолчал, давая стихнуть нервному смеху.
- Ладно, - тотчас откликнулась Ширли, щелкая зажигалкой. - Давайте соответственно увеличим статьи "Внешний дизайн" и "Новые символы". - Она выпустила дым.
- Годится. - Он сделал пометку. - Теперь страница десять.
- Я вся внимание...
Дождавшись своей очереди. Кит спокойно подошла к микрофону и, сев во главе "подковы", подогнула микрофон так, чтобы было удобнее говорить. Какие у нее худые пальцы! Она умела сохранять самообладание, удерживая внимание на мелочах: полосатом галстуке Раша, царапине от бритья под правым бакенбардом, розовой папке с ее бюджетом. Отослав ее к странице с ошибкой, Раш снисходительно захихикал; она, напротив, сохраняла терпение и учтивость.
- Любопытно узнать, откуда у вас цифры на странице семь.
- От Ренди Шеридана, разумеется.
- У меня случайно оказалась копия оригинального бюджета Шеридана. - Раш помахал бумажкой. - Тут это больше смахивает на восемьсот тысяч, чем на миллион с хвостиком.
Кит покраснела:
- Я уверена в правильности своих подсчетов. Ренди несколько раз пересматривал свои первоначальные выкладки. Я хорошо это знаю!
- Пересматривал? - передразнил он ее. - Надеюсь, это не очередной пример вашего творческого подхода к финансам, Кит.
Извольте предоставить доказательства.
Ситуация была тяжелой. Кит никак не могла вспомнить, откуда взяла свою цифру: может быть, она узнала ее у секретаря Ренди, может, от самого Ренди, звонившего ей домой накануне ее отъезда в Нью-Йорк. Одно было очевидно; она не могла взять эти данные с потолка, как бы Раш ни старался создать у присутствующих противоположное впечатление.
- Это слишком напоминает игру в прятки, которую вы затеяли в прошлом квартале. Кит. У вас есть возражения? - Он провел рукой от высокого лба к темени.
Все притихли, а Кит никак не могла придумать ответ. Даже если бы он вознамерился разорвать ее на части, ей пришлось бы смириться со своей участью. Она ждала, парализованная страхом, как кролик в силках.
- Рекомендую посовещаться с Шериданом и доложить результат до подведения окончательных итогов. Все остальное выглядит прилично. Сдается мне, "Горизонт" стерпит ваше правление. - Он с улыбкой захлопнул папку.
Кит еле слышно прошептала слова благодарности и соскользнула с кресла. Она терялась в догадках, почему он не прикончил ее у всех на глазах и не оставил истекать кровью на суконном столе? Бик ни за что не упустил бы такого случая. Он сказал бы что-то вроде: "Ты неплохо пристрелялась. Киска Кит", - но кровопускание обязательно состоялось бы.
Медленно возвращаясь на свое место, она слабо улыбнулась следующему докладчику. Несколько минут все недоуменно молчали - Рашу не было свойственно отпускать добычу живой.
***
"Ты моя с потрохами!" Никогда, даже на мгновение, Бик не позволял ей забывать, что хозяин - он. Как она умоляла его разрешить ей снять "Дом на Хейт-стрит" - историю молодого юриста, жизнь которого рушится после первой в жизни сигареты с марихуаной! Картина получилась бы недорогой: неизвестные актеры, натурные съемки. Но Бик не проявил к проекту интереса. Она доказывала, что сумеет управиться за три месяца и не выйдет за пределы трех миллионов. Они обгонят остальные студии, которые не успеют за это время переключиться на хиппи и "травку". Бик выдвинул собственные условия: десять недель и два миллиона.
Картина дала огромные сборы. Бик принимал поздравления. Зато когда "Хейт-етрит" собрала комплект "Оскаров": "Лучшая картина", "Лучшая режиссура", "Лучший сценарий", "Лучшая музыка", - все, кто поднимался на сцену за статуэтками, благодарили именно Кит. После церемонии репортеры кинулись к ней, стремясь узнать, как относится к происшедшему подлинная триумфаторша, но Бик - так, во всяком случае, показалось Кит - сделал все, чтобы интервью не состоялось. Позже, на балу победителей в "Хилтоне", она собственными ушами слышала, как Бик внушал Джону Спирсу из "Вэрайети", что это он, дядюшка Бики, вдохновил Кит заняться "Хейт-стрит"; сама она якобы побаивалась приниматься за дело... Кит ушла, не сказав ни слова, к недоумению вице-президентов студии в полном составе - вместе с женами и любовницами - и съемочной группы фильма.
- Думаешь, я буду смирно сидеть и слушать твое вранье? - прошипела она, когда Бик нагнал ее на стоянке.
- Надо было заявить о своем несогласии с моей версией событий. Киска Кит. - Он самодовольно ухмыльнулся.
В этот момент она его просто ненавидела.
- Ты же знаешь, я никогда не спорю с тобой при людях.
- Не мудрено; это ведь ниже твоего достоинства, зазнавшаяся сучка! Ты не заслужила лавров. Ты не умеешь делиться славой.
Она не сдержала слез.
- Почему, Бик? Почему ты солгал?
- Какая ложь. Киска Кит? - Он изобразил искреннее недоумение. - Просто нежелание привлекать больше, чем нужно, внимания к твоей персоне. Пора бы понять мою философию: заслуги принадлежат всей команде, а не одному игроку. Сильная команда - залог долгожительства в спорте.
Уже на следующее утро кинокомпания "Уорнер бразерс" предложила ей вдвое больше денег, чем платил Бик, и Кит не раздумывая согласилась. Еще до обеда на столе у Бика лежало ее заявление об уходе, а к часу дня Рите было ведено готовиться к переезду. В самый разгар сборов в кабинет ворвался Бик: заявление Кит догорало в его руке.
Но Кит продолжала сборы. Рита выскользнула из кабинета.
- Ладно, ты все доказала. - Он подошел к ней со спины, нежно обнял. Знаю, ты обижена. Я потерял голову. Поверь, лучшего игрока, чем ты, у меня в команде нет. Мы переходим во фронтальное наступление. В такой момент ты не можешь нас покинуть.
Она высвободилась из объятий.
- Надо было думать раньше, а теперь уже поздно. Решение принято: я ухожу в "Уорнер".
Дернув ее за руку, Бик заставил Кит обернуться.
- Брось, твое место рядом со мной! Сама ты не справишься. Знаешь, где твоя сила? Между ног! Там же - твое чутье. Без моей помощи ты станешь натыкаться на стены и понесешь миллионные убытки. Без меня тебе не обойтись.
- Возможно, - холодно отозвалась она, глядя на него, - но я все равно попробую.
- Я и ты - все равно что Голдвин и Талберг! - выкрикнул он ребячливо. Киноиндустрия требует, чтобы мы не расставались.
Она захохотала.
- Что тут смешного? - Он стал трясти ее за плечи, но чем больше он впадал в ярость, тем неудержимее становился ее хохот. И тут он не сдержался и ударил ее по лицу.
Вернувшись, Рита застала Кит одну, скорчившуюся в кресле и зажимающую нос окровавленным платком.
- Свинья! - Рита быстро вышла и вернулась с влажной салфеткой. - Как я рада, что мы уходим! - У нее дрожали руки, и Кит пришлось самой поменять компресс.
На следующее утро Рита ворвалась в кабинет Кит с синим конвертом в одной руке и большим листом бумаги в другой. Все ее лицо было в слезах, по щекам текла синяя тушь.
- О Кит!
Кит выхватила у нее лист и подбежала с ним к окну, чтобы рассмотреть. Бик сделал ксерокопию на студийном бланке, причем очень старательно: оттиск был расположен точно посередине страницы. Над изображением было напечатано: "КР от БК. См, ниже". Под ксерокопией красовалась короткая фраза:
"Ты моя с потрохами". Кит оперлась о подоконник и уставилась на автостоянку. Об "Уорнер" можно было забыть. "Центурион" превратился в ее тюрьму.
Следующая ее мысль была 6 том, что фотографии делал не сам Бик. Когда он ее связывал, она требовала, чтобы он не отходил от нее даже на сантиметр, иначе ее охватывала паника, она начинала хныкать и портила все удовольствие им обоим.
Видимо, он поручил снять их кому-то другому. Фотографу, должно быть, пришлось свеситься с карниза, потому что Кит была сфотографирована сверху, простертая на постели, связанная, с повязкой на глазах. Она пыталась вспомнить, когда именно мог быть сделал снимок. "Вот, значит, как я выгляжу! - мелькнуло в голове. - Вот какой он меня видит "
Следующая мысль была еще более неожиданной: "Какая я красивая!" Потом ее охватил страх. Она не знала, что предпринять Рита истерично рыдала, поэтому она сама схватила телефон и отправила Китсии телеграмму: "Бик шантажирует меня, чтобы оставить в "Центурионе"". Позвонив Бику через секретаря, она пригласила его на завтрак в "Поло Лондж". До прибытия помощи она была готова выкинуть белый флаг.
- Ты моя! - гаркнул Бик следующим утром, треснув кулаком по столику. Как ты смеешь подмигивать другим?
- Сколько раз повторять? - Она говорила кротким голосом из опасения, что он учинит скандал прямо в ресторане. - Я буду там работать, а не торговать своим телом.
Он не желал ничего слушать.
- "Уорнер" на последнем издыхании - там ты только будешь исправлять чужие ошибки. О собственных планах забудь - Все равно я хочу попробовать, возразила она тихо.
- Лучше не испытывай судьбу. Я все сделаю так, как ты захочешь. Ты это заслужила. "Хейт-стрит" - лучшее тому доказательство. Ты готова к самостоятельной работе Его согласие вознаградить ее за успех "Хейт-стрит" было теперь слабым утешением.
- Работа с Мейсом, Филом, Джоном, даже с тобой, Бик, старая привычка. Привычка расхолаживает.
- У меня в штанах кусок льда?
- Перестань, Бик.
- Лучше признайся честно, что больше меня не любишь Так и скажи, чего бродить вокруг да около? Уходишь, потому что тебе надоел я. Валяй, я все стерплю! А в ответ ты услышишь от меня вот что, можешь больше со мной не спать. Что ты на это скажешь, Кит? Не спать со мной и делать любые фильмы по своему желанию! Только останься. Киска Кит! Прошу тебя, не уходи!
Кит поняла, что он говорит серьезно. Более того, он напуган. Значит, в бизнесе она нужна ему больше, чем в постели! Это стало для нее разочарованием: получается, что ночи с ней, полные, как ей всегда казалось, обоюдного восторга, были для него всего лишь атлетическими упражнениями, продолжением работы. Тогда при чем тут любовь? Возможно, истина вообще заключалась в том, что Бик ее разлюбил, а то и просто никогда не любил - Я ухожу. - Она не могла на него смотреть. Никогда еще она не видела его таким побитым. - Жаль, что ты так усложнил всю ситуацию.
- Наверное, ты полагала, что я поднесу тебя Марти на серебряном подносе? - Марти Розен был главой "Уорнер". - Много чести! - Он замолчал. Кит казалось, что она слышит, как он размышляет. - Скажи-ка, Киска Кит, ты захватишь с собой бечевку для рук и повязку для глаз, или мне самому переслать их в "Уорнер"?
Она наотмашь ударила его по физиономии и выбежала из ресторана Помощь подоспела в тот же день - в лице Раша Александера, с которым она никогда прежде не встречалась. Она надеялась, что явится сам Арчер, но когда Раш представился, облегченно перевела дух. Арчер стал бы ее судить, а Раш, чужой человек, сможет просто выслушать и посочувствовать.
Они ужинали вдвоем в "Чейзен", и Раш буквально очаровал Кит. Он оказался восхитительным собеседником, говорил о своей коллекции живописи, о русских иконах, о романе, который дочитал только сегодня, в самолете, о своей дочери. Он сам заказал ужин, сам выбрал вино, отказывался отвечать на телефонные звонки. Даже его голос действовал на Кит как лекарство. Его движения были медленны, обдуманны, несли успокоение. В ожидании кофе он сказал:
- Чтобы суметь вам помочь, я должен узнать как можно больше. Относитесь ко мне, как к своему адвокату. Расскажите мне все, вплоть до самых тривиальных, вроде бы ничего не значащих мелочей.
Кит подробно описала свою безуспешную попытку примирения с Биком. Раш кивал, поощряя ее продолжать. Она рассказала о фотографии, ксерокопии, игрищах в кабинете и в постели. Он был так серьезен, так официален в своем белом смокинге, настолько отличался от Бика, что она поведала ему все, вплоть до интимнейших деталей.
Он слушал ее молча. Она ощущала его внимание, но терялась в догадках, сочувствует ли он ей или полон осуждения.
Когда она закончила, он долго молчал.
- Знаете, - не выдержала она, - в вас очень сложно разобраться. Уж не считаете ли вы меня просто набитой дурой?
- Нет. - Он как-то странно улыбнулся. У него были такие запавшие глаза, что казалось, природа сознательно наделила его этими впадинами как тайниками.
- Тогда скажите что-нибудь! Поговорите со мной, хватит сидеть с загадочной улыбкой!
- Просто я сравниваю вас с Арчером и удивляюсь вашему сходству.
- В каком смысле? - Такой реакции она никак не ожидала.
- Оба вы с виду очень сильные, но когда вам требуется помощь...
- Мне не слишком нравится это ваше замечание! - буркнула она.
- Никто не любит, когда его гладят против шерсти. Поймите меня правильно: я уважаю Арчера больше, чем кого-либо.
В конце концов, он меня спас.
- Спас? От чего?
- От непосильного труда, которым я занимался целых пятнадцать лет. Раш задорно улыбнулся. - Я доказываю свою признательность тем, что помогаю ему оставаться в числе пятисот богатейших людей по классификации "Форчун" и спасаю его имя от прессы.
- Его и мое? - Кит приподняла бровь.
- Говорю вам, я обязан ему всем. Если бы не Арчер... - Он махнул рукой и заказал еще водки, потом бросил на нее испытующий взгляд. Казалось, ему тоже хочется поделиться с ней сокровенным, но он сомневается, достойна ли она доверия. Понимаете, Кит, я вел и веду не слишком-то традиционный образ жизни... - Раш замолчал.
- Люди с сильными характерами чаще всего оригинальны, - подбодрила она.
- Мой отец был бродягой, сыном русского помещика, дезертиром царской армии. Сбежав с горничной, он сел с ней в Стамбуле на пароход, отплывавший в Америку.
Раш подозвал официанта и повторил заказ. Чтобы сделать ему приятное, она согласилась на водку, хотя предпочла бы что-нибудь другое, а в качестве противоядия заказала кофе. Раш так увлекся своим рассказом, что взгляд его запавших глаз казался обращенным внутрь.
- Я родился в трюме незадолго до того, как пароход причалил в нью-йоркском порту.
- Как это романтично - родиться в трюме! - У Кит расширились глаза.
Он мрачно усмехнулся:
- Крысы, гнилая вода, лежащие вповалку люди, задыхающиеся от зловония, - да, вот это романтика...
Кит покраснела от стыда.
- Наверное, я страшно наивная. Пожалуйста, продолжайте.
- Мы поселились в двухкомнатной квартирке в Провиденсе, штат Род-Айленд. Там были такие кривые полы, что я до трех лет не мог научиться ходить. Моя мать умерла от туберкулеза, когда мне было три года. Я храню шаль, в которую она куталась перед смертью.
Кит представила себе худенького темноглазого мальчугана, ковыляющего по неровному полу, и поспешно опрокинула водку в надежде, что Раш отнесет ее слезы за счет крепости напитка.
- После смерти матери мы остались вдвоем - отец и я.
Отец сильно изменился. - Раш усмехнулся. - Он возненавидел Америку и все вокруг, даже меня. Работал он вышибалой в подпольном кабаке, а возвратясь утром домой, заставал меня за уроками: я обматывал мерзнущие руки тряпками и сидел у дровяной печки с доской на коленях, заменявшей мне парту. Как мой старик бесился! Он бранил меня последними русскими словами английский он учить отказывался. Потом он принимался крушить мебель. Каждый сломанный стул я использовал на дрова. Не помню, чтобы потом выдавались такие же холодные зимы. Я отмораживал руки, и к десяти годам они покрылись шрамами, которых я так стеснялся, что даже летом не снимал перчаток.
Кит приподняла его ладонь, лежавшую неподвижно на белой скатерти.
- Но у вас красивые руки, Раш, без единой царапины!
Он поднес руки к глазам.
- Правда, хорошо? Еще один повод благодарить Арчера: он оплатил пластическую операцию, когда у меня самого еще не было на это денег.
- Что случилось с вашим отцом потом?
Он улыбнулся. Кит тут же догадалась, что новая улыбка предвещает очередную мрачную подробность его биографии.
- Ревностно исполняя свои обязанности, папаша проявлял излишнюю драчливость, поэтому его перевели в ночные сторожа. Ему полагалось сидеть неподалеку на дереве с камешками в кармане и при появлении полиции - дело было еще во времена "сухого закона" - швырять их в железную крышу, чтобы предостеречь хозяев. Как-то ночью, в одну из тех жестоких зим, о которых я говорил, он выпил целый галлон жидкости для прочистки ванн, и его нашли после полуночи замерзшим между двумя ветками. Прохожие, притащившие утром его труп, клялись, что отколупывали его заступами.
- Какой ужас!
- Да уж! - Раш снова усмехнулся. - Помню, я тогда страшно рассердился, стал пинать, кусать, царапать принесших тело.
Мне хотелось, чтобы погибли они, а не отец.
- Вас можно понять, - вставила Кит.
- Они плюнули и ушли, предоставив мне самому возиться с трупом. Я был мал даже для своих восьми лет, зато в отце было больше шести футов настоящий Петр Великий! Мне потребовалось часа четыре, чтобы спустить его вниз по лестнице и доставить в полицию. - Раш залпом допил рюмку. - Я три года работал в аптеке, чтобы купить надгробие для его могилы, на котором потом выгравировали надпись, как это делается в России. Не зная, где он похоронил мать, я велел написать на камне и ее имя. С тех пор моя жизнь протекала в задней каморке при аптеке, но я так старательно учился, стал гарвардским стипендиатом.
- И тогда ваша жизнь изменилась?
- Да. Моим соседом по комнате оказался Арчер Ренсом.
- Вы сразу подружились?
- Правильнее сказать, Арчер меня сразу пожалел. Наверное, я выглядел чересчур жалким по сравнению с обычными студентами Гарварда. - Он снова улыбнулся, но его улыбка была теперь не горькой, а скорее задумчивой. Достаточно вспомнить, как тогда выглядели мои руки... К тому же я был неимоверно тощим. Арчеру хватило одного взгляда на мой единственный костюм и он полетел в мусорный бак. Я стал щеголять в его обносках.
- А вам не были коротковаты брюки? - Кит бросила на него лукавый взгляд.
- Конечно. Но его портной легко устранял этот недостаток.
- Какое великодушие! Возможно, за этим что-то крылось?
- Думаю, да. Тогда я стал для Арчера отдушиной. Даже в колледже он оставался иностранцем. - Раш бросил на Кит внимательный взгляд. - Как и вы.
Кит зарделась.
- Арчер научил меня всему тому, что я упустил в своем самообразовании: завязывать виндзорский галстук, причесываться, разбираться в вилках, общаться с женщинами.
- В этом Арчи всегда знал толк! - Кит понимающе улыбнулась.
- Верно, но я был слишком занят учебой и работой по ночам в ресторане, чтобы применять полученные знания на практике, особенно по последнему пункту. И все же я был бесконечно счастлив. Я понял, что худшее для меня осталось позади, дальнейшая жизнь не могла не улучшиться. Так и вышло.
Раш подозвал официанта, и тот принес еще водки. Кит была готова поклясться, что он старается не встречаться с ней взглядом. Выпив, он приободрился и продолжил:
- Я познакомился с ней под конец первого курса, весной.
Это было самое восхитительное создание, какое мне только доводилось встречать: почти с меня ростом, с медными волосами, длинными стройными ногами и волшебным смехом. Он зарождался у нее где-то внутри, потом поднимался по длинной лебединой шее. Она всегда шествовала по студенческому городку в окружении девушек, не годившихся внешностью ей в подметки, как принцесса со свитой захудалых фрейлин. Связку учебников она прижимала к груди, как щит. И всегда смеялась! Раз за разом, возвращаясь к себе в комнату, я боролся с искушением рассказать про нее Арчеру, но всегда меня что-то удерживало. Наверное, я боялся, что разделенное колдовство утратит часть своей силы, а может, опасался, как бы Арчер не высмеял мое увлечение в свойственной ему манере:
"Как ты неуклюж, старина! Хочешь, я сам тебя с кем-нибудь познакомлю? Увидишь, как это просто!" Для него это действительно было просто: он встречался сразу с несколькими хорошенькими студенточками, - но для меня не существовало никого, кроме моей медноволосой красавицы.
Как-то раз я сидел на своем обычном месте в библиотеке Уайденера. Внезапно, оторвав глаза от книги, я увидел ее совсем близко. Я перестал дышать, мои пальцы налились свинцом и отказались дальше перелистывать учебник. Она читала "Тэсс из рода д'Эрбервиллей". В одиннадцать она встала и заложила страницу маргариткой. С тех пор я прозвал ее про себя "Тэсс".
- Вот это по-настоящему романтично! - прошептала Кит, но он не обратил внимания на ее слова.
- Я еще сильнее захотел познакомиться с ней и даже изменил часы работы в ресторане, чтобы каждый вечер ходить в библиотеку в надежде на новую встречу. Долго ждать не пришлось - уже следующим вечером я увидел ее снова. Закончив читать, она опять заложила страницу маргариткой, а проходя мимо меня, бросила другую маргаритку на страницу моей книги. Я был настолько поражен, что даже не оглянулся, а так и остался сидеть, не сводя глаз с цветка.
Кит проглотила водку не поморщившись, так ее захватил рассказ.
- На третий вечер она уселась напротив меня. Никогда еще я не оказывался так близко от нее. Оттенок ее кожи заставил меня затаить дыхание: он был розоватый, как у мадонны Тициана. Я смотрел в книгу, но читать не мог: строчки расплывались. Когда она выходила, я встал и последовал за ней.
Мы сели на скамейку перед библиотекой и взялись за руки. Разговаривали мы немного; помню только, что она читала мне какие-то стихи. У нее был красивый голос.
Мы продолжали встречаться в библиотеке Уайденера. Каждый вечер я просил ее назвать мне свое имя, но она отказывалась. Однажды она не пришла. Я не знал, куда деваться, и даже не мог спросить о ней на абонементе, потому что она не сказала, как ее зовут...
- Больше вы никогда ее не видели?
- Вот видите, не только у вас есть секреты... - Он потер руки и улыбнулся. - Если вам когда-нибудь захочется поведать кузену Арчеру о моем давнем увлечении, то уверяю вас, Кит...
- Не в моих правилах обманывать чье-либо доверие, Раш! - Кит с обидой посмотрела на него.
Он задумчиво раскурил трубку.
- Сам не знаю, зачем все это вам рассказал. Наверное, для того, чтобы вы знали: не одной вам не везет иногда в жизни...
- Значит, вам просто захотелось подсластить мне пилюлю? - Кит не очень верилось в такое объяснение.
- Я еще никогда в жизни никому об этом не рассказывал. - Вид у ее собеседника был такой, словно он сам только сейчас это осознал. - Считайте, что вам повезло. Кит: вы относитесь к немногим, кому Раш Александер показал свое слабое место, - Честное слово, я не стану созывать по этому поводу пресс-конференцию. - Она поднялась из-за стола. - Если серьезно, то Бик, напротив, грозит именно пресс-конференцией. Вряд ли вы понимаете, что это значит для меня. Он обладает в этом городе огромным влиянием.
Раш пренебрежительно махнул рукой.
- Не волнуйтесь, он не посмеет, а если и посмеет, то не скажет ничего, что могло бы унизить вас перед коллегами. Доверьтесь мне и созывайте собственную пресс-конференцию.
Высаживая Раша у отеля "Беверли-Уилшир", Кит уже знала, что у нее нет выхода - придется ему доверять. Она назначила пресс-конференцию на вторник, считая, что за три дня успеет подготовиться.
Бик звонил ей каждый час, проверяя, не передумала ли она, и ей становилось все труднее давать отрицательный ответ. Рита пыталась узнать, не решился ли Бик на переговоры с Рашем, но так ничего и не выведала. Кит подозревала, что встреча пройдет тайно, и в ее воображении перед ней уже представала жуткая картина: Раш зажимает беспомощного Бика в углу какого-нибудь заброшенного склада...
Наконец уже вечером накануне пресс-конференции Рита позвонила Кит домой и сообщила, что у Раша и Бика назначен совместный завтрак.
- Наверное, он любит брать противника измором, - высказала свою догадку Рита.
Наутро, собирая в кабинете последние вещи, Кит получила от Бика по внутренней почте копию мерзкого напоминания. "Ты моя с потрохами" было подчеркнуто трижды. Она сожгла листок в пепельнице. Неужели ей теперь не сможет помочь даже Раш?
Ответ на этот вопрос она получила через полчаса, перед самой пресс-конференцией. Раш прислал к Кит курьера с тремя золотыми "Оскарами", завоеванными фильмом "Хейт-стрит", и запиской. "Фотоколлекция Кроуфорда превращена в пепел под моим личным наблюдением, но шоу еще не закончено".
Кит не знала, что и думать. Когда появился Раш в окружении репортеров, она бросилась ему на шею, не стесняясь слез.
Раш тактично начал пресс-конференцию сам, зачитав письменное заявление Кроуфорда.
- Рад сообщить вам, леди и джентльмены, - произнося это, он подмигнул Кит, - что Кит Репсом только что освобождена от контрактных обязательств. Мистер Кроуфорд поручил мне зачитать вам свое заявление: "Пусть никто никогда не говорит, что я пытался удержать Кит Рейсом силой".
Кит густо покраснела, однако прессу и "Уорнер" эти слова удовлетворили вполне. Вечером она встретилась с Рашем, чтобы получить пепел от негативов. Она была даже готова за них заплатить. Так оно и вышло: держась за холодную раковину в ванной Раша Александера, она позволила ему овладеть ею стоя, сзади, и покинула номер отеля поздно ночью, даже забыв потребовать у него пепел.
***
Когда в заседании был объявлен перерыв, Раш подошел к ней:
- Мне надо с вами поговорить. Кит.
Кит не удивилась, лишь почувствовала любопытство. Какой смысл наносить смертельный удар при пустых трибунах, гадала она, терпеливо дожидаясь, пока разойдутся остальные.
- Здорово я тебя провел? - Раш вальяжно развалился перед ней за столом и улыбался одной из своих дежурных улыбок.
- Считай, что да. - Кит предусмотрительно отъехала от стола и напряженно улыбнулась. - Почему ты решил меня пощадить?
- Я всегда приберегаю фейерверки для Арчера.
- Какая забота! Кстати, - она показала на пустое кресло Ренсома, - где он сегодня?
- Слишком занят, чтобы присутствовать на нашем маленьком шоу. Сенатор Пирс не дает ему продохнуть.
- У нас серьезные трудности, Раш?
Раш потянулся, хрустя суставами.
- Трудности, Китти? Не уверен. Я просил Арчера позволить мне побеседовать с Пирсом - иногда мне удается влиять на политиков, - но ему захотелось разобраться с этим самостоятельно. Ты ведь знаешь своего двоюродного братца!
Кит с подозрением покосилась на Александера:
- Зато не знаю, добьется ли он толку...
- Во всяком случае, постарается. - Раш поднялся и направился к двери. Да, совсем забыл! Я хотел попросить тебя об одной услуге. - Круто повернувшись, он подошел и уселся напротив Кит, забросив одну ногу на ручку кресла, и долго молчал с многозначительной улыбкой, видимо, дожидаясь, пока у Кит лопнет терпение. Наконец она взмолилась:
- Ладно, Раш, не тяни резину! Какой мне вынесен приговор? Чего вам больше хочется: законченного "Последнего шанса" или страховой премии? Вам не кажется, что вы слишком долго томите меня неизвестностью?
Вместо ответа Раш неожиданно спросил:
- Знаешь мою дочь Верену?
- Да, очень симпатичная девушка. Она встряхнет "Руба".
Только я что-то не пойму, Раш, какое это имеет отношение ко мне...
- Она симпатичная, - пробормотал Раш. - И между прочим, брала уроки актерского мастерства у Макса Ругоффа. Старина Макс клянется, что она весьма.., словом, способная.
Куда он клонит?
- Ругофф - настоящий специалист, - проговорила Кит осторожно. - Он хорошо знает свое дело.
- Ну да. А главная твоя проблема - актриса на место... выбывшей. Ресницы Кит взлетели вверх. - Я помогу тебе ее решить. - Раш улыбнулся и принялся набивать трубку. - Я хочу, чтобы ты отдала роль Лейси в "Последнем шансе" Верене.
Кит резко зажмурилась, вспоминая Сэма Ротмена с его любимой присказкой: "Надо бежать ноздря в ноздрю. Кит, детка!"
- Я не могу! Ты не понимаешь... Об этом не может быть и речи.
- Это ты не понимаешь. Кит. - Он попыхтел трубкой. - Помнишь, какую услугу я тебе однажды оказал? - Он выпустил дым. - Долг, как известно, платежом красен.
Кит положила руку ему на колено.
- Я бы с радостью дала Верене роль, поверь, Раш.., но только не в "Последнем шансе".
Раш, улыбаясь, прищурился.
- Фильм и так идет со скрипом, Раш, а ты хочешь подбросить еще проблем. Будь благоразумен.
- Ты не видишь мой ботинок? - Видимо, он успел скинуть обувь и теперь, засунув голову под стол, продолжал оттуда приглушенным голосом, как из-под воды; - Моя дочь талантлива. Она поможет "Последнему шансу".
- Послушай меня, Раш, ради Бога! Девочка никогда не снималась в кино. Я бы с радостью оказала тебе услугу...
- Я знаю, ты хорошая.
- Но почему обязательно в "Последнем шансе"? Тебя даже не заинтересовал отснятый материал.
- Я не кинокритик. Киска Кит. Ты утверждаешь, что фильм получится что надо, и я тебе верю.
- Раш, умоляю...
Он встал с кресла и опять направился к двери. Щелчок выключателя - и зал погрузился в темноту.
- Я - воплощение разума. Кит. Вели своим людям подготовить контракт.
Кит собрала всю свою волю в кулак и крикнула ему вслед:
- Ни за что! Лучше получайте страховку.
- Между прочим. Кит, у меня завалялись кое-какие негативы. Не знаешь случайно, где быстро печатают хорошие фотографии? - Она увидела, как вспыхнул в темноте огонек в трубке, осветив на миг его дьявольскую улыбку. На случай, если у тебя остались сомнения, напоминаю: теперь ты - моя. С потрохами.
Глава 11
Остановившись перед подъездом. Либерти убедилась, что хотя до крыши было семь этажей, лифт в доме отсутствовал.
Рядом со звонком Новак стоял значок "7 б".
- Повезло!
Белый лимузин привез ее из аэропорта прямо на Восьмидесятые улицы в Восточном Манхэттене, где проживала Дороти Новак. У Либерти даже не хватило времени заскочить к себе и принять душ. От одной мысли о том, что надо будет до конца дня таскаться с тяжеленной сумкой, ее охватывала еще большая слабость, однако Либерти мужественно отпустила лимузин. Не хватало еще, чтобы Арчер узнал, чему она посвятила день!
На третьем этаже она остановилась передохнуть - ей уже казалось, что лестнице не будет конца, а когда она добралась до пятого этажа, то услышала сверху скрипучий женский голос:
- Не спешите, мисс Адамс, осталось немного.
- Я сейчас.
На площадке седьмого этажа ее поджидала маленькая крашеная блондинка кроткого вида, с синяком во весь подбородок.
- Здравствуйте, миссис Новак. Рада, что вы выкроили для меня время, произнесла дежурную фразу Либерти.
- А куда мне деваться? - На женщине было светло-зеленое выходное платье, волосы она только что спрыснула лаком. - Вы и есть Адамс? Уж больно вы мелкая!
- А вы ожидали клыкастое чудовище? - Либерти улыбнулась и прошла в дверь.
- Знаете, Монетт всегда читала вашу рубрику, никогда не пропускала. Даже "Инкуайер" держала на втором месте.
- Рада это слышать, миссис Новак. - Не показывая виду, как убийственно на нее действует смесь духов, витающая в воздухе квартиры, Либерти миновала следом за хозяйкой четыре комнаты подряд. От времени все здесь - стены, мебель, потолки - приобрело буроватый оттенок. В последней комнате стояли диван с позолотой, мраморный кофейный столик, заваленный альбомами с вырезками, большой телевизор, а стены украшали безвкусные абстрактные картины.
- Мой покойный муж рисовал, - объяснила миссис Новак. - Выпьете чего-нибудь? Тепло для октября, не правда ли? - Она обмахивалась журналом с телепрограммой. - С тех пор как запустили людей на Луну, с погодой сделалось бог знает что...
- Стакан воды, пожалуй.
- Минутку. - Хозяйка засеменила на кухню.
Либерти присела, открыла сумку и включила диктофон. На столике рядом с диваном стояла фотография в позолоченной рамке, с которой робко улыбалась девушка в белом платье. На голову ее была накинута вуаль, а в руке она держала букетик цветов, перевязанных ленточкой. Либерти вспомнила собственное первое причастие в приюте "Святая Мария": слишком большое белое платье без нижней юбки, чувство опьянения от крови Христа - вот такая церемония!
- Правда, красивая? - Миссис Новак подала ей зеленый пластмассовый стакан. Теплая вода пахла не лучше, чем вся квартира. С трудом сделав глоток, Либерти поставила стакан на столик и огляделась.
- Монетт и выросла здесь?
- Мы с Ричардом, моим покойным супругом, переехали сюда через год после женитьбы. Когда Ричард умер - с тех пор прошло десять лет, - мы с ней остались вдвоем Наверное, вам все это кажется ужасным?
- Конечно, нет!
- Конечно, да, вижу по глазам! Я действительно поступила с мисс Рейсом ужасно.
Либерти дотронулась до ее руки:
- Горе заставляет делать и не такое.
Женщина покачала головой:
- Просто я...
- Миссис Новак, есть ли у вас ко мне какой-то особый разговор?
Новак неожиданно сильно схватила Либерти за руку:
- Этот человек любил мою Момо! Он сам мне признался, когда сидел там, где сейчас сидите вы.
- Вот здесь? - Либерти указала на бурый коврик у себя под ногами. - Кто это был?
- После похорон он прислал мне огромный букет. А видели бы вы гору цветов, которую прислали моей Монетт все знаменитые актеры!
Либерти могла бы перечислить много мужчин, по очереди пользовавшихся Монетт Новак в недолгий период ее известности, а потом так же по очереди утрачивавших к ней интерес.
- Она была хорошей актрисой, миссис Новак. Но скажите, кто признавался, что влюблен в Монетт?
- Не думаю, что должна отвечать...
- Должны, должны!
- Я не хочу, чтобы это было представлено ее почитателям в неверном свете.
- Ну что вы, миссис Новак...
- Он ее боготворил, даже собирался бросить ради нее свою жену, эту светскую даму... - Казалось, она намеренно подогревала любопытство Либерти. - И бросил бы, можете не сомневаться! Вижу, вы мне не верите. У вас очень выразительные глаза, вам никто этого не говорил? Сперва мне тоже не верилось. Я не знала, что они так близки, пока... - Она потеребила складки платья на коленях. Ее волосы, все больше выбиваясь из-под лакового шлема, так и норовили встать дыбом, словно подсказывая Либерти, что интервью развивается не по правилам.
Тогда, собрав всю свою волю, она решительно спросила.
- Как зовут человека, любившего вашу дочь?
- Раш Александер, как же еще! - Взгляд Либерти застыл на лице Новак. Не смотрите на меня так! - воскликнула несчастная мать. - Это правда! Думаете, дал бы он мне его, если бы не любил...
- Вы о чем, миссис Новак? О букете цветов?
- При чем тут цветы? О револьвере!
- Револьвер?! - Либерти показалось, что сейчас с ней случится истерика, но она тут же взяла себя в руки. - Какой револьвер, миссис Новак? - Она перешла на шепот. - Тот самый, из которого вы чуть было не...
- Тот, который забрала полиция, - ответила миссис Новак тоже шепотом. Он дал его мне, чтобы я отомстила за смерть Монетт.
Либерти потерла лицо ладонями и тяжело вздохнула:
- Раш Александер дал вам револьвер, миссис Новак?
- Да, он самый, мистер Александер. Он посоветовал мне сделать это в людном месте, а при появлении полицейских изобразить сумасшедшую.
- Раш Александер?
- Он пообещал, что меня освободят от ответственности как невменяемую, а потом он поместит меня в психиатрическую лечебницу где-то в Новой Англии. Часто эти лечебницы размещаются в старых замках, где раньше жили богачи... Я спросила, сможет ли он устроить меня в подобное заведение Мне всегда хотелось жить в таком доме - уж по крайней мере лучше, чем здесь. - В глазах матери Монетт, обращенных на Либерти, стояли слезы. - Теперь вы понимаете, почему я попыталась ее убить?
Либерти кашлянула.
- Нет, миссис Новак, честно говоря, не понимаю.
- Это мисс Рейсом снова приучила мою Монетт к наркотикам... Нет! - Она ударила себя кулаком по колену. - Монетт не надо было ни к чему приучать. Она сама отлично могла... Мистер Александер сказал, что это Кит Ренсом подложила ей в гримерную иглы и пакетики с наркотиками, но теперь я этому не верю.
- Значит, вы узнали, чья это была работа, миссис Новак?
Глаза женщины неожиданно загорелись торжеством.
- Ну уж этого я вам не открою! С вас и так довольно, мисс Маленькая Сплетница.
Либерти умоляюще протянула к ней руки.
- Но это же самое главное, миссис Новак!
Женщина недовольно покачала головой и надула тубы:
- Хорошо, я скажу. Кто-то задумал погубить мою Монетт.
- Кто? - Либерти едва дышала, стараясь не пропустить ответ.
- Я была дома, когда доставили посылку.
- Посылку?
- Ну да. Посылка была адресована Монетт, но я все равно вскрыла коробку. Ей я ничего не показала: сразу выбросила в мусор и молчок.
- Что там было?
- Ужас! Прислать подобную мерзость такой очаровательной девушке, как Монетт...
- Вы наконец ответите, миссис Новак?
- Дохлая кошка! Именно кошка, а не кот, я проверила.
Либерти показалось, что ее сейчас стошнит.
- Кому же пришла в голову такая варварская идея, миссис Новак?
- Сначала я подумала на мисс Рейсом. Он сказал, что это ее рук дело. Сказал, что она завидовала Монетт - молодой, цветущей актрисе, у которой все впереди. Но мне достаточно было недавно, у отеля, посмотреть ей в глаза, чтобы понять...
Она бы не опустилась до такой гадости. Сами понимаете, я не хочу ни в чем подозревать мистера Александера, но... - Она потрогала свой пострадавший подбородок.
- Понимаю. Вы рассказали в полиции про мистера Александера, револьвер и... - Либерти все же поборола тошноту, - про дохлую кошку?
Миссис Новак сердито подняла на нее глаза:
- Нет, конечно! Как вы думаете, зачем я вас позвала? Я даю вам эксклюзивное интервью, а уж ваша обязанность - поведать обо всем миру.
- Но я не могу это напечатать, миссис Новак, - сперва во всем должна разобраться полиция.
- Вы же обещали! - Новак схватила Либерти за плечи и стала трясти.
- Обещала, но теперь...
- Ах ты, маленькая сучка! Я приберегала сенсацию для тебя!
Монетт умерла, так и не попав в твою рубрику, а ты здесь сидишь, пользуешься моим гостеприимством и еще смеешь говорить, что не можешь написать про Момо правду, потому что этим занимается полиция?
- Я сделаю что смогу, обещаю вам, миссис Новак...
Женщина перестала трясти Либерти и презрительно фыркнула:
- Только попробуй соврать мне!
- Может быть, теперь вы меня отпустите, миссис Новак?
- Так на чем мы остановились? - Миссис Новак, убрав руки с плеч Либерти, старательно приглаживала юбку.
Либерти посмотрела на часы:
- Боюсь, мне пора...
- Никуда тебя не пущу! Мы только начали. Как же это? - Она торопливо раскрыла верхний альбом с вырезками, но Либерти уже пятилась к двери.
- Мой секретарь позвонит вам и договорится о следующей встрече. Очень вам благодарна.
Миссис Новак, зажав под мышкой альбом, преследовала гостью до самого порога, так что Либерти пришлось самой отпирать замки. Уже с лестничной площадки она крикнула:
- Всего хорошего, миссис Новак! Большое спасибо!
Стоя на площадке и положив распахнутый альбом на перила, Новак продолжала что-то кричать сбегающей вниз по ступенькам Либерти, словно та все еще находилась в ее комнате, и ее голос эхом разносился по лестничному колодцу:
- Смотрите, здесь - разве не прелесть? - Монетт в танцевальном классе. А это снято в честь победы в конкурсе "Очаровательная бэби"...
Либерти выскочила на улицу и облегченно перевела дух. "И что теперь со всем этим делать? - думала она, выключая диктофон. - Где тут факты, а где просто фантазия? Лучше стереть все от начала до конца". Девушка остановила такси. Называя водителю адрес кафе "Беркшир-плейс", она увидела в зеркальце заднего вида невысокого брюнета в синем костюме, следовавшего последнее время за ней по пятам. Преследователь тоже поспешно садился в машину. Либерти постучала по пластмассовой перегородке:
- Будьте добры, оторвитесь вон от того "шевроле"!
- Вы шутите, леди? Это что, кино?
- Оно самое. - Она сунула водителю двадцатидолларовую бумажку, и он резко увеличил скорость, так что Либерти вжало в сиденье.
***
- Я предпочла бы вот это место! - Либерти указала на угловой столик.
- Но столик на четверых, а вы говорили, что вас будет двое...
Часы показывали начало пятого, посетителей становилось все больше, и метрдотель заметно нервничал.
- У меня интервью, и мне нужно, чтобы нас не беспокоили. Считайте, что нас не двое, а четверо. - Она подала метрдотелю десять долларов.
- Как вам будет угодно, мисс.
Либерти заказала чай и лепешки. Она торопилась пополнить запас энергии: миссис Новак до дна исчерпала те немногие силы, которые у нее оставались после сложного перелета.
Девушка еще не решила, с кем только что имела дело: с безнадежно сумасшедшей или с особой, свихнувшейся только наполовину. Либерти не помнила, кому принадлежит удачное сравнение: "Невротики только мечтают о воздушных замках, а психопаты в них обитают, позволяя своим матерям в них прибираться". Она не могла поверить, что Раш Александер всерьез готовился бросить жену ради дешевой потаскушки. И как он мог всерьез рассчитывать на неуравновешенную миссис Новак? Задача заключалась теперь в том, чтобы найти подтверждение услышанному - в противном случае причислить это к разряду нелепых фантазий.
Намазывая клубничный джем и взбитые сливки на горячие лепешки. Либерти блаженно вытягивала ноги в ожидании Кит Рейсом. В элегантном кафе-кондитерской было столько цветов, что она невольно сравнила себя с эльфом, попивающим чаек на верхушке цветущего каштана. Потом по ней скользнула огромная черная тень, и она поежилась. Бик Кроуфорд... Что за ночка! И до чего некстати! Отвратительный вечер в обществе Бика грозил испортить все впечатление от встречи с Кит, а ведь интервью с ней кое-что значило для Либерти.., даже больше, чем то, в чем она была готова себе признаться. Не просто кульминация трехсот телефонных звонков в ее кабинет, не просто последний штрих в готовящейся статье, но завершение миссии, начатой месяц назад в мастерской Китсии на Зваре. Она запустила руку в сумочку и нащупала там холодную черепашку - на счастье! Там же лежали пленки, зафиксировавшие звуковое сопровождение всего того кошмара, который происходил в доме Бика Кроуфорда.
Вытащив кассеты, Либерти едва не вскрикнула. Когда же Бик успел заменить ее записи двойным альбомом лучших песен Уэйна Ньютона? Вот мерзавец! Она потребовала телефон и в ярости набрала его рабочий номер, чтобы оставить свой, ресторанный. Потом убрала аппарат под стул и жестом показала официанту, что телефон ей еще понадобится.
При появлении в дверях Кит Рейсом Либерти чуть не подпрыгнула от радости. Та же изящная, гибкая брюнетка, которая двадцать лет назад откинула полу палатки, где лежал Стюарт Гранджер, исполнивший в "Наследнице бури" главную роль!
Встретившись с Кит глазами, она подняла палец, обозначая себя.
Кит пересекла зал грациозно и бесшумно, совсем как кошка на бархатных лапках, и Либерти видела, как посетители, поворачивая головы, провожают ее взглядами. Возможно, они не узнавали актрису, а просто отдавали должное ее красоте. На Кит был гладкий черный костюм, жемчужно-серая блузка с вырезом на груди, а ее дымчато-шоколадному загару нельзя было не позавидовать. Подойдя к столику, она протянула Либерти руку. Длинные изящные пальцы, ни колец, ни лака - эта женщина требовала, чтобы ее принимали всерьез.
- Простите, что опоздала; надеюсь, вы не очень долго меня ждали? Вижу, вы уже успели попить чаю.
Ее глаза имели цвет густых джунглей - ради таких и изобретали цветную пленку. В мочке ее правого уха красовалась драгоценность, о которой Либерти говорила Китсия, - черная жемчужина. У Либерти закружилась голова.
Сев за столик, Кит непринужденно поманила официанта, и тот бросился к ней со всех ног.
- Неудобный стул. Будьте добры, принесите другой.
Официант поменял стул, а Либерти подумала, что она, пожалуй, проделала бы эту манипуляцию без посторонней помощи.
- Вам, наверное, все время твердят, что в жизни вы выглядите такой же красавицей, как и на экране...
- Спасибо.
На самом деле она была даже красивее, чем на экране, крепче. На пленке она получалась какой-то хрупкой, как статуэтка из слоновой кости, обернутая в целлофан.
- Я слышала, вы тренируетесь?
Кит царственно наклонила голову:
- Простите, мисс Адамс?
- Вы плаваете?
- Да. - Скупой кивок. - Плаваю.
- Я тоже, но не по семь миль в день. Семь миль у меня наберется разве что за семь лет! - Либерти подобострастно засмеялась. Кит улыбнулась в ответ, но ее глаза оставались холодными, и лишь угольно-черные волосы сияли, словно смоченные водой.
Либерти вспомнила фотографию в старом "Лайфе": мокрая Кит, вылезающая на мшистый берег. То был эпизод из самого удачного ее фильма. Подпись гласила: "Кто говорит, что киски не умеют плавать?"
- Надеюсь, мисс Адамс, вы сознаете, что мое интервью вам носит чисто информационный характер?
- Мисс Рейсом, вам известно не хуже, чем мне, что никаких информационных интервью не существует. - Благодаря Арчеру она наконец-то подцепила Кит на крючок. Неужели та надеется, что все обойдется одной встречей? Нет, Либерти будет допрашивать ее еще и еще, нравится ей это или нет.
- Почему в таком случае вы отказываетесь уточнить, что за статью готовите? - спросила Кит, в голосе ее чувствовалось напряжение.
- Хочу написать о вас и вашей матери. Вы образуете весьма своеобразный тандем.
- Мы не работаем вместе, - напомнила Кит.
- Я не это имела в виду, - поспешила поправиться Либерти. - До сегодняшнего дня я знакомилась с вторичными источниками информации, заходила с разных углов. Для себя я называю это "системой Расемона". Но теперь, когда вы дали согласие на интервью...
- Расемон? - перебила ее Кит. - Уж не собираетесь ли вы нас насиловать? Помнится, у японцев...
- Нет, такой подарок не годился бы ко дню рождения. Статья выйдет в декабре, когда вашей матери исполнится семьдесят три года.
- Очаровательно! - Лицо Кит сделалось каменным.
- Вы предпочитаете чай или что-то покрепче? - осведомилась Либерти при приближении официанта.
- "Эрл Грей", пожалуйста.
- Ядром материала я собираюсь сделать "Последний шанс", - продолжила Либерти. - В нем вы, как всегда, ставите на мнимых неудачников. Раньше это приносило вам успех. - Она заранее решила, что начнет с этого, избегая слишком личных вопросов, чтобы интервью не приобрело поверхностный характер.
- Неудачники? - Кит посмотрела на свои часики - овал с римскими цифрами. - Боюсь, я не совсем улавливаю вашу мысль, мисс Адамс.
- Ну как же, а "Хейт-стрит", "Дакотцы"? "Последний шанс" - из того же ряда.
- Если вы имеете в виду, что я не следую кинематографической моде, тут вы, пожалуй, правы. Можете называть меня Кит.
- Спасибо, Кит. Я говорю именно об этом.
Либерти вырвала из блокнота испорченные листки и нашарила в сумке карандаш. "Еще не время", - сказала она себе, наткнувшись на черепашку, и, подняв глаза, покраснела: Кит смотрела на нее пристально, не мигая.
- Вас беспокоит ситуация с "Последним шансом"? - поспешила спросить Либерти.
- Беспокоит, - медленно ответила Кит. - Мы столкнулись с кое-какими проблемами и решили притормозить, пока не найдем решение.
- Говорят, каждый день отсрочки обходится "Горизонту" в сто пятьдесят тысяч долларов?
- Я не привыкла разглашать бюджет. Кинофильм надо оценивать по его достоинствам, а не по бюджету.
- Вы хотите сказать, что "Последний шанс" не превысит бюджет? Разве вам не придется раскошеливаться на "золотые" сверхурочные?
- "Последний шанс" - не очень дорогой фильм. Нам пришлось сильно потратиться на покупку права экранизации, но превышение первоначальной сметы пока что невелико. Просто трагедия на съемочной площадке создала специфические проблемы.
- Как по-вашему, почему Монетт Новак совершила самоубийство именно на съемках, а не в каком-нибудь другом месте? Это не вызывает у вас тревоги?
- "Тревога" - не то слово, которое отражает чувства, вызванные у меня смертью мисс Новак.
- Вы уже нашли ей замену?
- Да, вчера.
- Неужели? На кого же пал выбор?
- Я отвечу, но не для печати. Мы предложили роль неизвестной актрисе по имени Верена Максвелл Александер.
Рука с зажатой в ней лепешкой замерла у рта Либерти.
- Верена Александер? Дочь Раша Александера?!
- Да.
- Мир тесен! - Либерти поспешно отхватила зубами кусок лепешки.
- Еще как тесен! - подтвердила Кит. Ее слова походили на хлопок дверью.
- Мне казалось, что дочь Александера работает фотомоделью. - Либерти сгорала от любопытства. - Разве она не подписала контракт с парфюмерной компанией "Руба"?
- "Последний шанс" станет ее кинодебютом.
- Понятно. - Либерти почувствовала, что пришла пора достать "Кэмел". Скажите, у вас есть догадки, почему мисс Новак вернулась к наркотикам?
Кит сразу же насторожилась.
- Я не вмешиваюсь в частную жизнь, мисс Адамс.
- Джей Скотт считает, что тут замешаны личные проблемы.
- Мне об этом ничего не известно.
- Монетт встречалась с Биком Кроуфордом, и тот утверждает, что расстался с ней именно из-за ее наркомании.
- Вот как?
- А еще он утверждает, что после него она перешла к Рашу Александеру. Кит стала крутить сережку, и Либерти сразу догадалась, что это признак волнения. - То есть Раш Александер...
- Я этому не верю. На съемочной площадке не бывает секретов: я бы знала, если бы...
- Действительно, звучит не очень убедительно: мистер Александер счастлив в браке, и вдруг... Да, и вот еще что, зачем ему пристраивать на роль свою дочь, в то время как замысел состоит в том, чтобы закрыть картину и получить страховку?.. - Либерти лихорадочно соображала. Если роль Лейси досталась дочери Раша, то не имеет ли он и в самом деле отношения к гибели Монетт? Что, если миссис Новак не такая уж сумасшедшая? Но зачем убивать молодую актрису и отдавать ее роль своей дочери, если они все равно закроют картину, польстившись на страховку? Бессмыслица какая-то!
- Кто вам это сказал? - Кит подалась вперед. - Я не верю, что Арчер уже принял решение.
- Может, и не принял, - бросила Либерти и впервые посмотрела на Кит в упор, потом отхлебнула чай - остывший и горьковатый. - Еще болтают, что Брендан Марш угрожает отказаться от роли.
Кит расширила глаза, ее зрачки сверкнули, как черные кинжалы.
- Брендан?
- Я слышала это вчера вечером в Лос-Анджелесе.
- Интересно, от кого?
- На этот вопрос я не могу ответить.
- Почему?
- Потому что дала обещание молчать.
- Вот как? - Кит медленно помешивала ложечкой чай и сверлила Либерти взглядом. - Вы способны играть в таинственность, когда речь идет о таких серьезных вещах? К тому же лично к вам это не имеет ни малейшего отношения.
- Ну, если вы так к этому подходите...
- Как еще к этому можно подходить, мисс Адамс?
- Пожалуйста, называйте меня Либерти - Кит застыла, как пантера, приготовившаяся к прыжку, и Либерти решила, что пора переменить тему:
- Когда я была у вашей матери на Зваре...
- Послушайте, Либерти, - перебила ее Кит, - "Последний шанс" крайне важен для меня, для киностудии, для всех, имеющих отношение к фильму. Услышав от вас такое серьезное сообщение, я не могу оставить его без внимания.
- А я не могу подвести человека, оказавшего мне доверие.
Напрасно я вообще об этом заговорила. Так продолжим?
Если бы у Кит был хвост, он бы наверняка нервно задергался. Глубоко затянувшись сигаретой, Либерти решила считать молчание Кит согласием и продолжала:
- Я только что вернулась со Звара. Он, конечно, впечатляет, но там так пустынно! Как вы спасались от скуки?
- Иногда на Зваре бывало очень оживленно. - Казалось, Кит была рада переключиться на воспоминания. - Мать приглашала друзей из Европы и Штатов и позволяла им жить у нас по многу месяцев. Какие приемы она закатывала! Художники, актрисы, искатели приключений, бродяги... В общем, личности Помню одну женщину, носившую мужскую одежду и возившую грузы по всей Америке.
- Звучит экзотически, - сказала Либерти, - но разве это подходящая компания для девочки? Там были дети вашего возраста?
Кит покачала головой:
- Арабских девочек не выпускали из дома, поэтому я играла с мальчишками - сыновьями и племянниками эмира. Тогда я была такой смуглой, что меня принимали за арабку.
- А вы арабка?
- Нет, - удивленно ответила Кит. - Неужели похожа?
- Не в этом дело. - Либерти хотела продолжить, но не посмела: Кит не знает, кто ее отец... - У вас потрясающая мать.
- Так считают многие.
- Правда ли, что вы не разговариваете?
- А вот это вас не касается.
- Если это правда, моя задача сильно усложняется.
- Но я не ставила перед вами никаких задач...
- Да, не вы. Ваша мать!
Кит чуть не подпрыгнула.
- Вот оно что! Мне надо было сразу догадаться, откуда ветер дует. Только Китсия могла сговориться с "Метрополитен".
У Либерти под стулом зазвонил телефон.
- Простите. - Она схватила трубку. - Алло!
- Мисс Адамс? Вас спрашивает мистер Рейсом.
- Сейчас я не могу ответить, перезвоню ему позже.
Но Рейсом уже разговаривал с ней:
- Здравствуйте. Я о вас думал. Как Лос-Анджелес? - Его голос звучал слишком соблазнительно, и Либерти пожалела, что его нет рядом.
- Сейчас я не...
- Хочу пригласить вас на прием завтра вечером. Моя крестная дочь Верена празднует...
- Знаю, знаю! Спасибо, я с радостью. Послушайте...
Кит злорадно наблюдала, как Либерти выпутывается из сложной ситуации.
- Еще одно. Либерти. Вопрос, который не может ждать.
- Спрашивайте.
- Вы знакомы с Эбеном Пирсом?
- Обсудим это позже. Сейчас у меня интервью, и...
- Знакомы или нет?
- Да, но...
- Вы меня разочаровываете. Либерти.
Она покраснела и пролепетала что-то невразумительное.
- Надо было сказать мне раньше. Ладно, мы еще к этому вернемся.
Услышав короткие гудки. Либерти повесила трубку и робко взглянула на Кит:
- Простите. На чем мы остановились?
Кит лишь пожала плечами. Исчерпав все методы, а может, из желания погасить улыбку удовлетворения на лице Кит, Либерти наконец решилась и достала из сумки черепашку.
Поставив ее на середину столика, она устремила на Кит полный любопытства взгляд. Кит побледнела, медленно, словно преодолевая боль, поднялась из-за стола и попятилась от черепашки.
- Простите за бестактность! - пролепетала Либерти. - Надо было вас подготовить...
- Уберите это с глаз долой!
- Но ваша мать...
- Ничего не желаю слышать, вам понятно?
- Но, Кит, - затараторила Либерти, - я вовсе не собираюсь вторгаться в ваши личные дела, только... Как бы это сказать? - Она вцепилась в мраморную крышку стола. - По-моему, вашей жизни...
- Угрожает опасность? Ради Бога, перестаньте! Не хватало, чтобы и вы... - Кит схватила со стола свою сумочку.
И тут Либерти пошла ва-банк:
- Есть люди, желающие вашей смерти. Китсия дала мне эту черепашку в доказательство того, что я говорю правду.
- Что ж, тогда верните ей фигурку и передайте, что меня нисколько не волнуют ее византийские заговоры.
- Но, Кит...
- Лучше не суйте нос не в свое дело, Либерти! - Кит оттолкнула столик так, что стоявшая на нем чашка со звоном упала на пол, и поспешно покинула кафе, а Либерти осталась сидеть, не обращая внимания на удивленный ропот вокруг и на перевернутую чашку, из-под которой ей на подол стекал пролитый чай. Она так дрожала, что даже не находила в себе сил промокнуть чай салфеткой. У ее ног официант ползал по полу, подбирая осколки.
- Это ваше, мэм?
- Что? - Либерти встрепенулась. Он протягивал ей злополучную черепашку, а она все никак не могла решить, забрать ее или отказаться. В конце концов, черепашка принадлежала не ей. С другой стороны, ей так и не удалось передать загадочную вещицу законной владелице. Бормоча слова благодарности, она взяла черепашку, и тут зазвонил телефон. Не сводя глаз с черепашки, она схватила трубку.
- Да, слушаю.
- Это кто? - спросил грубый мужской голос.
- Бик! - У Либерти прилила к лицу кровь. - Это Либерти, Либерти Адамс. Вчера я ужинала в твоем чудесном доме. Вспомнил? - Молчание. - Я только хотела уточнить, не оставила ли я у тебя кое-что, когда убежала сразу после десерта. Там нигде не завалялись две магнитофонные кассеты? - Молчание. Пленки, Бик! Они мои. Отдавай! - Молчание. - Да отвечай ты, нечего сопеть! Я поработаю с ними и верну тебе. Ты поместишь их в свой архив. - Молчание. Это моя собственность, наконец! - Снова молчание. - Ну же, Бик, подай голос!
- Убирайся в задницу, крошка! - Он повесил трубку.
***
Войдя в амфитеатр "Рейсом билдинг". Либерти сразу испытала желание повернуть обратно: Брендан Марш так на кого-то разорался, что у нее опять разболелась голова. Три таблетки тайленола, которые она проглотила в женском туалете кафе "Беркшир-плейс", переодеваясь и ругая себя за неудачу с Кит, перестали действовать почти мгновенно. Ей совершенно не хотелось работать. Она даже звонила Джею Скотту и умоляла перенести интервью с Маршем, но Скотт ответил, что раз Брендан согласился, надо ковать железо, пока горячо.
Расправив плечи. Либерти достала термос и налила для крикуна чашку "каппуччино". Хорошо, что ей хватило ума попросить официанта наполнить ей термос! Увидев протянутую чашку. Марш расхохотался и подкрутил кончики своих густых усов.
- Наверное, вы - та самая молоденькая журналистка, которую обещал Скотти? Что ж, я с ним согласен: "Последний шанс" достаточно созрел, чтобы обратить на него внимание прессы.
Либерти улыбнулась и кивнула. Она уже не жалела, что не отложила интервью. Марш указал ей на металлическое раскладное кресло, а сам остался стоять, поставив ногу на соседнее кресло. Удерживая чашечку с кофе на колене, он был похож на медведя, приглашенного на вечеринку.
- Я торчу здесь с половины девятого утра. Четырнадцать помножить на двенадцать - сколько это будет? И со всеми я уже пообщался! С дюжиной поговорил по душам, с пятьюдесятью - как добрый дядюшка с малышней, восемь прослушал, пятеро дожидаются своей очереди. Чертова дюжина - разве это смешно? Напрасно вы улыбаетесь, юная леди! - Он сам, не удержавшись, засмеялся.
Либерти могла бы сразу спросить, зачем он тратит время, когда роль уже отдана Верене Александер, но решила с этим не торопиться. Показав на стайку молодых женщин, покидавших зал, она поинтересовалась:
- Кого вы, собственно, ищете?
Он надул щеки, выпустил воздух, потер затылок, еще раз потрогал кончик уса.
- Сам не знаю, милая. Наверное, полную противоположность...
Глядя на новую партию претенденток. Либерти закончила за него:
- Копии Мэрилин Монро? Я называю таких "куколками по имени Норма Джин".
- И правильно делаете. Удачное определение!
- Боюсь, его придумали до меня. - Поймав его недоуменный взгляд, она прыснула. - Ну конечно! Вы же утверждаете, что ничего не читаете.
- Только отзывы, - подтвердил он серьезно.
Либерти вспомнила связанный с Маршем скандал: несколько лет назад он выбросил в окно бара "Сарди" кинокритика "Вэрайети". А может, не в окно, может, он разбил им зеркало над баром? Во всяком случае, она ни за что не решилась бы махать красной тряпкой перед носом этого быка.
- По-вашему, сейчас ощущается нехватка хороших актрис, особенно инженю?
- В общем, да. Конечно, этот бизнес привлекает не актрис в настоящем смысле слова, а нарциссов, всяких див, мегаломаньяков и маньячек, нимфоманов и нимфоманок. - Марш высморкался в выгоревший синий платок. Рабочие штаны, в карман которых он убрал платок, сохранились, судя по их виду, еще с довоенных времен в довольно приличном состоянии. Брендан Марш явно не отоваривался в европейских бутиках на Родеодрайв или на Мэдисон-авеню: носить на заднице этикетку с чужой фамилией было не в его стиле. Как видно, Лиз Смит не ошиблась, когда назвала его "последним настоящим мужчиной Голливуда, а то и всей Америки".
Надев очки в стальной оправе, Марш принялся разглядывать женщин, и Либерти отметила горбинку на носу и небольшой шрам - в молодости он подрабатывал спарринг-партнером профессиональных боксеров.
- Любопытно, как может выжить в Голливуде человек вроде вас? поинтересовалась она.
- Трудом, только трудом! - ответил Марш агрессивным тоном, как бы бросая ей вызов. - Я всегда трудился. Пускай обо мне болтают что хотят будто я бегал в правильной стае, работал с правильными людьми, подключался к правильным проектам. Главное - я никогда подолгу не сидел без дела. Я вырастил пятерых детей от трех жен, почти не получая помощи, и постарался обеспечить им хороший старт в жизни.
Либерти вспомнила, что одна жена от него ушла, другая покончила с собой, третья сбежала с ведущим телевизионной гимнастики, оставив ему всех пятерых детей, младший из которых только начинал ходить. Как он выдержал?
- Дети помешали вашей карьере или благодаря им вы наслаждались семейной жизнью?
- Наслаждался? Ну, нет, бывали моменты, когда я ее ненавидел! Мне было несладко. Боже, думал я, кем они вырастут в этом логове греха? Будут водиться с дурными людьми, станут наркоманами... Но больше всего я тревожился из-за денег. Я работал до седьмого пота, не спал ночами. Удастся ли мне дать им хорошее образование? Конечно, я не выдержал, стал пить, и пил, надо признаться, как последний сукин сын - просто не знал другого способа снять напряжение.
- Как относились к вашему пьянству дети?
Он удивленно взглянул на нее:
- Разумеется, с ненавистью. Все, в особенности дочь. Между прочим, она на вас похожа: такая же праведная стервочка.
- Да ну вас, мистер Марш! - отмахнулась Либерти. Он погладил ее по руке.
- Нет, вы поймите меня правильно, милая: я в ней души не чаю. Но что делать, если она заносчивая гордячка! Она не давала мне спуску: боюсь даже прикинуть, сколько отменного виски она вылила в раковину, прямо как в рассказе Джона Чивера, помните?
- "Печаль от джина", - подсказала Либерти.
- Кажется, так. Но теперь все это в прошлом - с бутылкой я завязал. А они - славные детки. Трое в Сан-Франциско, Лили в Байе, младший еще учится в Массачусетском технологическом институте. Черт, как же я ими горжусь, всем своим выводком!
- А кто-нибудь из вашего "выводка" занимается шоу-бизнесом?
- Трое во Фриско, старшие сыновья. Один - драматург, то есть был драматургом, пока Кит не уговорила его писать киносценарии.
Он замолчал и грустно опустил глаза, словно от одного упоминания Кит перед ним разверзлась бездонная пропасть. Надо было срочно выправлять положение.
- Вы считаете, что секрет сохранения рассудка в Лос-Анджелесе - упорный труд?
- Не считаю, а знаю! - Он вскинул голову. - Штука в том, что за работой некогда отвлекаться на глупости. Что такое работа? Это когда час, от силы два кривляешься перед кинокамерой. Остальные пятнадцать-шестнадцать часов ты держишь оборону. Идет борьба со скукой, с грехом. Боже, там ведь форменный Шанхай! Но у меня семья и совсем не много проверенных друзей из коллег, которых я знаю долгие годы. Всем остальным я говорю: провалитесь вы! Если они не слушаются, я охаживаю их здоровенной дубиной, предпочтительно с гвоздями. Вот вам рецепт выживания.
Марш излагал все это на редкость серьезно, даже с неким изяществом, словно описывал великосветский ритуал.
- Ну вот. - Он поставил чашку и оглянулся. - Пора за дело. Предпоследняя партия на сегодня. Простите, мэм, сейчас вы увидите, как я превращусь в мерзкого старого ворчуна.
Усевшись в третьем ряду. Либерти стала наблюдать за Маршем, а он, расхаживая среди девушек, спрашивал их имена, здоровался за руку, узнавал, кто где играет, гладил по волосам, называл ласковыми именами, словно все они были его дочерьми. Познакомившись со всеми и польстив каждой, он в долю секунды превратился в сержанта на плацу. Вся группа невольно Вытянулась по стойке "смирно".
- Ты! - Он указал на девицу с крашеными черными волосами и худой шеей, в черных брючках и розовой кофточке в черный горошек. - Ты что, беспризорница, или это последний писк моды?
Бедняжка, до этой минуты явно воображавшая, что представляет собой воплощение стильности, покраснела и вопросительно показала на себя пальцем, качая пробковыми серьгами.
- Ты, ты! Какая твоя любимая театральная роль?
- Кэсси... - неуверенно проговорила она.
- Ты отвечаешь или спрашиваешь? - Девушка задрожала. - Кто-нибудь мне подскажет, что это еще за Кэсси?
- Танцовщица из кордебалета! - ответили хором сразу несколько девушек.
- Неужели? - отозвался Марш неожиданно вежливо.
Либерти видела, что претендентка не произвела на него впечатления.
- Ты! - Теперь его палец указывал на особу в розовой блузке с длинными рукавами, усиленно изображавшую персонаж, на который пришла пробоваться. Подойди и поцелуй меня. Посмотрим, сумеешь ли ты меня возбудить, не дотрагиваясь ничем, кроме губ.
Она без колебаний подошла к нему и впилась губами в его рот. Либерти могла поклясться, что оба пустили в ход языки. Поцелуй длился долго; когда он закончился, присутствующие громко перевели дух. Смелая мастерица поцелуев раскраснелась и не скрывала возбуждения.
- Скажите-ка! - Брендан подкрутил усы. - Мне понравилось! Может, повторим?
Девушки весело засмеялись, словно перед ними был папаша их подружки, позволивший себе немного подурачиться.
В том же духе представление продолжалось еще минут пятнадцать. Марш измывался над кандидатками, делал им выговоры за плохую подготовку, не давал спуску за слабость - физическую и профессиональную - и вообще вел себя, как закоренелый старый грубиян. Несчастные не возражали: они были готовы платить и не такую цену.
- Хватит! - сказал он наконец. - Благодарю вас, юные леди, за снисходительность к причудам усталого старика.
Они покидали зал с хихиканьем, призванным замаскировать ужас, который он на них нагнал. Проводив их взглядом, Брендан скомкал и бросил на пол полученный от ассистента список имен.
- Видели этих девочек? - обратился он к Либерти, - Женщин, - поправила она. - Все они старше девятнадцати лет.
- Нет, это не женщины, - процедил Марш с презрением. - Это же дети! Они еще не жили.
- Разве героине фильма не шестнадцать лет?
- Я ни разу не встречал шестнадцатилетнюю девчонку, которая сумела бы сыграть свою сверстницу. - Марш ухмыльнулся. - Дездемона, Джульетта, жена короля Ричарда - все эти роли исполняют зрелые женщины.
Либерти присмотрелась к новой группе и убедилась, что в словах режиссера был резон: все до одной выглядели неестественно.
- Они не виноваты. - Марш задумчиво теребил ус. - Они напускают на себя такой вид, потому что думают, будто мы ждем именно этого.
- А чего вы на самом деле ждете? - поинтересовалась Либерти.
- Девочек, одетых под шлюх. Ладно бы мы требовали только внешности, но нам подавай и соответствующее поведение.
Неудивительно, что они не взрослеют.
Либерти хотелось узнать, почему в таком случае ему постоянно приписывают связь с девушками, годящимися ему в дочери, и если он говорит все это искренне, то как допустил, чтобы от него ушла Кит, но вместо этого она спросила:
- Монетт Новак была настоящей женщиной?
Марш подозрительно прищурился:
- Новак была ходячей проблемой, но уж никак не "настоящей женщиной". Если бы она осталась в живых, то из нее все равно ничего бы не вышло.
- Даже если бы она не стала известной актрисой, то могла бы открыть туристическое агентство, играть в летних постановках стареющих инженю, торговать наркотиками, что угодно - и все-таки жить! - Тут Либерти заметила, что Марш, не слушая ее, покачивается на складном кресле, засунув руки в карманы штанов.
- Она словно родилась для роли Лейси. Знаете, даже остановившиеся часы дважды в сутки показывают точное время.
Либерти наслаждалась его хриплым баритоном и не могла удержаться, чтобы не польстить ему:
- Как приятно слышать настоящий актерский голос, от которого дрожат стены, а не эти тонюсенькие голосочки, - она наморщила нос, - которые несутся из телевизора!
Марш устремил на нее странный взгляд:
- А вы-то кто. Либерти Адамс? Не девушка и не женщина...
- Я журналистка. - Настало время действовать. - А Кит Рейсом? Она настоящая женщина?
От него можно было ожидать всего: и удара наотмашь, и объятий за упоминание дорогого имени.
- Кит Рейсом - одна из самых удивительных женщин, которых мне посчастливилось знать. Она - образец прямоты и чистоты. Она кормит чаек с подоконника, а ее дом тонет в диких розах. Она шутит, что только розы и удерживают дом на обрыве. Зато сзади у нее прекрасный сад. В этом вся Кит: она знает, когда и что не трогать, когда и что подрезать. - Он помолчал, подбирая слова. - Поверьте, она - находка для кинобизнеса. Именно своим умением причесывать лохматые места она пришлась здесь ко двору. Она взращивает в нас лучшее, создает рукотворные сокровища. В этом бизнесе полно хладнокровных людей, врагов подлинного искусства, поэтому видеть, что этим делом занялся настоящий человек, - редкое удовольствие. Это как бы реабилитирует всю профессию. Она честнее всех остальных - всех этих акул, вместе с которыми ей приходится описывать круги в мутной воде...
- Да, она честна и беззащитна.
Он помрачнел.
- То, что случилось, достойно сожаления. Мы должны добиться права на новую попытку. Все эти разговоры о страховой премии я считаю расхолаживающими, попросту вредными.
Не желая упускать возможность. Либерти сказала:
- Значит, вы возражаете против назначения на роль Верены Максвелл Александер? - Она затаила дыхание, ожидая ответа.
Брендан нахмурился:
- Что-то я вас не совсем понимаю...
- А иначе зачем весь этот просмотр?
- Да о чем вы?!
- О собеседовании. У меня создалось впечатление, что назначение состоялось вчера и роль уже отдана Верене Максвелл Александер...
Он прищурился, словно Либерти превратилась для него в гусеницу, выползшую из-под камня.
- С чего вы взяли?
- Мой источник очень надежен.
- Будь я... - Марш задрал голову, потом снова посмотрел на Либерти. - В таком случае я попросту должен с вами проститься, - заявил он грубо.
- Но, Брендан...
- Кажется, вы не расслышали? Я сказал "до свидания" и не собираюсь повторять. Или вы хотите, чтобы я вас выпроводил?
Это прозвучало настолько угрожающе, что Либерти, схватив блокнот, термос и обе чашки, кинулась к выходу, решив не дожидаться, пока бык подденет ее рогами.
Спеша к высаживающему пассажира такси, она гадала, почему три интервью за один день закончились неудачей. Ей хотелось побыстрее оказаться дома, чтобы разобраться с пленками и блокнотными записями, - возможно, это поможет ей решить, как быть с Кит и зеленой черепашкой, вернувшейся к ней в сумку...
***
Запихивая в набитый рюкзак учебник геометрии, она не обратила внимания, как на углу Парк-авеню и 85-й улицы к ней подрулил небесно-голубой лимузин "паккард" 1957 года.
- Черт! - Она зашагала дальше, и машина медленно поехала рядом. Она остановилась. - В чем дело? - обратилась она к водителю в униформе. Тот указал кивком головы на заднее сиденье. Когда стекло опустилось, она заглянула внутрь. - Ты ?
- Ну да, я. - Он распахнул дверцу.
Она осталась стоять неподвижно.
- Я хотела пройтись. Я пропустила физкультуру. - Она не отрывала взгляд от его руки на дверце.
- Садись.
- Ладно, только на два квартала.
Забравшись в машину, она услышала громкий щелчок замков, - В этом платье ты выглядишь потрясающе! Сядь поближе! - Он уткнулся носом ей в затылок. Она содрогнулась и ударила его локтем под ребра. - Я требую слишком многого?
- Лучше не трогай! Господи, некоторые совершенно не понимают намеков! Она потянулась к полке бара и нашла серебряную баночку с надписью "Леденцы", из которой извлекла пачку жевательной резинки. Развернув обертку, она прочла вслух:
- "Пустой носок не может стоять сам по себе". Держи, это твое.
Они долго молчали. Наконец она прошипела:
- Обожаю торчать в транспортных пробках. Великолепное ощущение!
- Мне хотелось бы, чтобы это было надолго. Тогда я провел бы с тобой еще больше времени.
- Перестань, пожалуйста!
- Никак не могу вдоволь на тебя наглядеться. Это твое новое расписание...
- Я специально его так составила.
- Я ждал тебя несколько вечеров подряд.
- И напрасно. Я же сказала: ты зря теряешь время.
- Мне хочется, чтобы ты снова повела себя со мной как испорченная девчонка.
- И думать забудь! Все кончено.
- Не верю.
- Отстань!
- Ты была такой испорченной, что мне захотелось...
- Мне наплевать, чего тебе хочется. Больше этого не повторится.
- Я хочу, чтобы это повторилось. Я так решил.
- А я не хочу. Хватит с меня! Ты что, не понимаешь? Совсем больной?
- Зачем ты так поступаешь, миленькая? Знаешь ведь, что ты единственное, что придает мне силы.
- Сам разбирайся со своими силами. - Она вытерла рукавом глаза.
- Волшебная наивность! Только не плачь, умоляю! Ты знаешь, как я не люблю, когда ты плачешь.
- За кого ты меня принимаешь ? - крикнула она. - За десятилетнюю нимфетку, стесняющуюся своего роста и сисек? Раньше я была уродиной, а ты единственный, кто этого не замечал, а теперь меня хором называют красавицей, и я не собираюсь все испортить. Я к тебе не вернусь.
- О чем ты говоришь? Ты же знаешь, как я тебя ценю. Не только твое тело, но и ум, характер.
- Ценишь? Нашел дуру! - Она сжала кулаки. - Послушать тебя, так я произведение искусства, статуэтка из фарфора.
Ты просто не понимаешь, что болен. Да, я вернулась и целый год помалкивала, но я знаю одно... - В ее тоне зазвучала угроза:
- Ты ходишь по лезвию ножа. Все считают: он такой сладкий, такой хитрый, такой смелый - значит, он главный. Когда ты захотел, чтобы я тебе отдалась...
Эти слова вырвались у нее помимо воли. Она зажала себе рот и отодвинулась от него.
- Твоя воображаемая аудитория никогда меня не подведет.
- Когда я сбежала, мне стало ясно еще кое-что. - Она бросила на него злобный взгляд. - J Ки-Уэст, работая в труппе, я познакомилась с настоящей аудиторией. Воображаемой она не годится в подметки.
- Зато воображаемая всегда с готовностью тебе аплодировала.
- Господи! - Слезы уже катились по ее щекам. - Думаешь, я должна помнить это всю жизнь?
Он стал наматывать на кулак прядь ее волос, подтаскивая все ближе к себе.
- Почему бы тебе не выступить для этой аудитории и сегодня, детка? Сам знаешь почему. - Она еще пыталась вырваться.
- Потому что боишься ? Не бойся.
- Никого я не боюсь! - процедила она сквозь зубы.
- Моя отважная бегляночка! - Он еще сильнее потянул ее за волосы.
- Пожалуйста, не надо! Не надо...
- Ничего не могу с собой поделать. Ты так красива!
- Ничего подобного.
- Нет, красива! Ни единого изъяна!
- Боже! - всхлипнула она.
- Ты совершенно безгрешна. Всегда это помни.
Она закивала головой. Ее мокрые щеки горели огнем. Лотом послышалось знакомое жужжание: на окнах расправились черные шторки, и свет померк. Скоро в салоне стало совершенно темно.
Лимузин вырвался из пробки и свернул на тихую боковую улочку.
Его ладонь излучала нестерпимое тепло.
- Хочу тебя чувствовать, - прошептал он.
Она больше не сопротивлялась.
Глава 12
- Верена! Для афиши звучит неплохо.
Верена Максвелл Александер развлекала сенатора Эбена Пирса в гостиной родительского особняка в районе Восьмидесятых улиц Восточного Манхэттена, в то время как Аманда, ее мать, руководила действиями кухарки. Семнадцатилетняя Верена обладала роскошной фигурой, большими карими глазами теленка, большим ртом и густыми золотистыми волосами, спускавшимися ниже лопаток.
- Действительно, звучит! Какие роли вам уже удалось исполнить? - Эбен Пирс надолго присосался к стакану с пивом.
- Вообще-то никаких. Я только учусь актерскому мастерству.
- Все время?
- Увы, нет. Еще я работаю фотомоделью и доучиваюсь в школе.
- Так вы старшеклассница? А выглядите гораздо старше.
- Знаю, мне все это твердят. - Она нарочно говорила с южным акцентом и, кокетничая, взмахивала ресницами.
- Вы просто красавица!
- Правда? - Она подпрыгнула. Чтобы увидеть себя в зеркале у него над головой. - Нет, вы правда так считаете?
- Я же сказал.
- Может, это у вас рефлекс. - Верена села, перебросила волосы со спины на лицо, разделила их на две части и стала заплетать с одной стороны косичку. - Сенаторы, как все политики, наверняка любят лицемерить.
- Я не раз видел ваше лицо в рекламе, - заулыбался Пирс, косясь на часы. - Я ваш преданный поклонник.
- Вам со мной скучно? Ничего, скоро подойдет Мэнди. - Верена принялась за вторую косу.
- Вы очень прямодушны. Мне это по вкусу.
- Мать называет меня грубой.
- Может, иногда и бывает... - При этих его словах Верена вскинула голову, и коса рассыпалась. - Все мы порой допускаем грубости, - закончил Пирс с усмешкой.
- Только не Мэнди. Она в этом смысле - само совершенство. Папина принцесса.
- Кто?
Верена привстала, и волосы упали ей на лицо.
- Вы хотите сказать, что не знаете про мою мать?
- Не хотелось бы производить дурное впечатление, но... Миссис Раш Александер?
- Миссис Paul! - Она фыркнула. - Надо будет передать ей ваши слова. Нет, я о другом, вы, возможно, американская голубая кровь, зато Мэнди английская, так что, сами понимаете... - Она снова стала изучать кончики своих волос.
Пирс глотнул еще пива.
- Получается, что в вас течет четверть голубых кровей?
Признаться, мне нелегко в это поверить.
- Это в каком же смысле? - Она встала и угрожающе нависла над ним.
- А в том, что вы кажетесь мне шедевром на все девяносто пять процентов.
Она присела на подушечку.
- Ее отец был всего-навсего тридцать девятым герцогом Скарборо, вице-королем Цейлона и большим чудаком.
- Теперь это Шри-Ланка.
- Совершенно верно.
- Вы знали своего деда?
- Нет, он преставился еще до моего рождения. Ваши деды и бабки тоже поумирали до того, как вы родились?
- Наоборот, трое из четырех достигли весьма преклонных лет, а та, что носит фамилию Пирс, дожила до девяноста шести.
В это время в гостиную стремительно вошла Аманда Александер с подносом в руках, сопровождаемая ароматом гардений и мерцанием сапфиров. На ней было темно-синее кимоно, глаза выделяла изумрудная тушь. Она была сложена так же отменно, как ее дочь, но немного щурилась - видимо, представления о приличиях не позволяли ей прибегать к очкам.
Верена толкнула сенатора локтем:
- Она всезнайка. Будьте с ней настороже.
Пирс вскочил и помог Аманде поставить поднос.
- Вы очаровательны, миссис Александер! - Он снова сел - Можно просто Аманда. Рада с вами познакомиться, сенатор. Попробуйте фаршированные блинчики. Верена, дорогая, ты не сходишь за соусом? Баночка стоит в холодильнике Налей немного в розовое блюдце.
- Какое розовое блюдце? - Верена продолжала сидеть, покачивая ногой.
- Среднее, со сливами на ободке.
- Какое среднее, со сливами на ободке? - < На этот раз Верена широко зевнула.
- Из маленького шкафчика.
- Может, попросим Анну? Сейчас я ее вызову...
- Верена! - строго одернула ее мать. - Я сама об этом позабочусь Уверена, сенатор, моя дочь сумеет вас развлечь.
- Я тоже в этом не сомневаюсь. - Он подмигнул кокетливо потупившейся Верене.
Аманда бросила на дочь неодобрительный взгляд и покинула комнату.
- Вспомнил, где в последний раз видел ваше имя! - Пирс прищелкнул пальцами. - В "Уолл-стрит джорнел"! Вас только что произвели в новое лицо фирмы "Руба".
- Да. А вы раньше были заправщиком на бензоколонке? - Верена с ухмылкой подобрала под себя ноги.
- Нет, конгрессменом.
- Велика важность! - Она перебросила волосы через плечо.
- Разве вам не хотелось бы, чтобы все сенаторы честно побеждали на выборах?
- Честные выборы? - Верена покачала головой. - Побеседуйте об этом с Мэнди - у нее есть идеалы. А у меня нет. Для голосования я слишком молода, для чтения занята, а из веры в героев уже выросла.
- Вы серьезно? - Он придвинулся к ней ближе.
- Сама не знаю. - Она пожала плечами. - Сказала, и все.
Знаете, Эбен , можно мне вас так называть? - Он кивнул. - Спасибо. Что это за имя - Эбен?
- Семейная традиция.
Она повторила его имя несколько раз и заключила:
- Звучит неплохо. А в политике я ничего не смыслю. Я даже не знаю, от какого вы штата.
- Виргиния.
- Что вы делаете весь день?
- Заседаю в разных комитетах.
- И поэтому вас пригласили к нам на ужин?
- Для беседы с вашим отцом.
- Вообще, признаюсь честно, мне бы...
- Оказаться за миллион миль отсюда! - произнесли они вместе и рассмеялись.
В этот момент вернулась Аманда с двумя маленькими блюдцами и поставила их на поднос.
Верена тут же схватила фаршированный блинчик.
- Дочь, ты не собираешься предложить сенатору попробовать первым?
- О! - Верена подняла поднос и протянула гостю. Возьмите блинчик, Эбен. Это фирменное блюдо матушки. И не забывайте про горчицу.
- Благодарю.
- Скажите, вы женаты? - Верена окунула блинчик в соус, потом в острую горчицу.
- Нет, - ответил Пирс.
- Как же так? - Верена прослезилась от горчицы и оглянулась. Ближе всего оказалось пиво Пирса, и она схватила его.
- Моя жена умерла три года назад.
- Так вы вдовец! - Верена нахально прищурилась. - А ведь еще не выглядите стариком!
- Послушай, Верена! - укоризненно промолвила Аманда и расстроенно приложила руку к груди. - Простите, Эбен.
- Ничего страшного.
- Хотите еще пива?
- А подружка у вас есть? - перебила Верена.
- Да. Это ответ на оба вопроса.
Верена вышла и вскоре вернулась в гостиную с бутылкой пива, открывалкой и яблоком.
Откупорив бутылку, она наполнила стакан сенатора, после чего уселась рядом с матерью и впилась зубами в яблоко.
- У мамы никогда не переводится работа, - произнесла Верена, ни к кому не обращаясь.
- Да, мне нравится быть при деле. Я люблю помогать Верене, способствовать ее карьере. - Аманда обняла дочь. - Она очень талантлива, просто идеал для фотографа.
- Брось, ма! Зачем Эбену твоя болтовня? И хватит о моей карьере. Неужели нет других тем?
- Когда у моей дочери появится собственный ребенок, - проговорила Аманда, краснея, - она поймет, как это трудно - перестать его опекать.
- Я уверен, Аманда, что вашей дочери очень повезло с матерью и что она прекрасно отдает себе в этом отчет.
Верена надулась, а Аманда внезапно подобралась:
- Вот и Раш.
- Я ничего не слышал... - Пирс оглянулся.
- Сработало шестое чувство, - подсказала Верена.
- Настоящая удача - застать вечером дома обеих моих девочек! провозгласил Раш Александер, появляясь в дверях.
Верена скорчила зеркалу рожу, потом обернулась и приветствовала отца очаровательной улыбкой:
- Добрый вечер, милый папочка!
- Здравствуй, Верена, здравствуйте. Эбен. Рад вас видеть. - Раш пожал Пирсу руку и потрепал его по плечу.
- Я также рад, сэр, - сказал Пирс, вставая.
- "Рад вас видеть! Я также рад, сэр", - пробормотала Верена себе под нос, и Аманда бросила на дочь недовольный взгляд.
- Сегодня у нас есть что отпраздновать! - сообщил Раш, потирая руки и подмигивая Эбену.
- Что, Раш? - Аманда заулыбалась.
- Не скажу, пока не принесут шампанское.
Верена потянулась к шнуру звонка.
- Не надо, Верена, я сама распоряжусь.
Когда Аманда вышла, Раш подошел к Верене и взял ее, за плечи.
- Надеюсь, сенатор, вы согласитесь отметить с нами хорошую новость, касающуюся моей прелестной дочери.
- Безусловно! - Пирс улыбнулся Верене, и та поморщилась. - Для меня это честь.
- Ну так что за новость? - спросила Верена, пытаясь высвободиться из отцовских рук.
- Сначала шампанское, - повторил он, и как раз в этот момент вошла Аманда, а за ней - дворецкий с подносом, на котором стояли бокалы в форме тюльпанов и бутылка "Дом Периньон" в серебряном ведерке со льдом.
- Спасибо, Уильям. - Раш мастерски откупорил бутылку, негромко хлопнув пробкой. Не успел он наполнить бокалы, как Верена схватила свой.
- Ну, все! Выкладывай, по какому поводу праздник.
Раш поднял бокал:
- Внимание: за дебют моей дочери в Голливуде!
- Поздравляю! - сказал Пирс.
- Что за дебют? - Верена вынула изо рта резинку, поискала, куда бы ее деть, и прилепила на донышко своего бокала.
- Да объясни же, ради Бога! - Аманда поставила на поднос нетронутый бокал.
- У меня был разговор с Кит Ренсом, а у нее - с Максом Ругоффом, преподающим Верене актерское мастерство.
Кит обещает предложить Верене главную роль в одном из своих фильмов.
Верена запрыгала на кушетке, и шампанское пролилось на ковер.
- Не верю! Неужели правда? Что за роль?
- Пожалуйста, Верена, успокойся! - Аманда положила руку на плечо дочери.
- Картина уже снимается...
- Ах, папочка! - Верена чмокнула отца в щеку.
- Не торопись, Верена. Надо сперва все обсудить. Как же твоя школа?
Верена умоляюще посмотрела на мать:
- Ма, пожалуйста! Что тут обсуждать?
Раш обнял дочь за талию.
- В моем портфеле лежит сценарий.
- Настоящий сценарий? - Верена кинулась в холл и быстро открыла кодовый замок. Сценарий лежал на самом верху.
Она прочла титульный лист и бегом вернулась в комнату. - "Последний шанс"? Что-то я об этом слышала...
Пирс отошел в угол и стал внимательно изучать вывешенные на стене французские тарелки.
- Я думал, ты за нее порадуешься, - сказал Раш жене с улыбкой.
- Я рада, - ответила Аманда. Ее голос звучал спокойно, но вид был такой, будто она сейчас заплачет. - Верена, дочка, почему бы тебе не показать сенатору нашу бильярдную? Мы с папой тем временем обсудим эту чудесную новость.
Верена потянула Пирса за руку:
- Вы играете в бильярд, сенатор?
Она провела его через столовую, вниз по узкой лестнице, туда, где стояли длинный, во всю стену, бар, перенесенный с океанского лайнера, стол под зеленым сукном и несколько игральных автоматов. За лестницей виднелся проектор и белел киноэкран.
- Только, чур, не жульничать!
Пирс бросил на стол шар и проследил его траекторию.
- Хороший стол!
- Мать покупает только самое лучшее, - сказала Верена, - а для этого штудирует журналы и у всех спрашивает совета. Чур, я разбиваю!
- Не возражаете, если я сниму пиджак?
- Нет, конечно. Мэнди специально устраивает здесь жару, чтобы не было запаха сырости. - Верена сделала глубокий вдох. - Зловонный город!
- Как насчет пива? - спросил Пирс, загоняя шар в боковую лузу.
- При одном условии: вы дадите мне отхлебнуть.
- Согласен.
Она зашла за стойку бара, взяла из холодильника бутылку, откупорила ее и, прежде чем протянуть бутылку сенатору, сделала глоток, - Извините, люблю быть первой. Можете допивать. Между прочим, вас могут посадить за растление несовершеннолетней.
- Пусть только попробуют! - Пирс ударил по шару. - И часто ваши родители так совещаются?
- Разве не в этом заключается брак? - Верена пренебрежительно махнула рукой. - Встречи в верхах, комитеты, подкомитеты... Ваше супружество не было таким? - Сенатор покачал головой. - Послушайте моего совета: не женитесь больше! По-моему, брак - это смертельная скучища. Вы только на них посмотрите! - Она указала кием в потолок. - Он же работает по пятьдесят часов в день! У них даже нет времени, чтобы... Ну, вы сами понимаете. Сенатор деликатно кашлянул. - А взгляните на мать! Только тем и живет, что раз в полгода полностью переоборудует дом и ждет, когда вернется отец.
- Разве она не занимается вами? - Эбен целился в угловую лузу, но промахнулся.
- Да вы просто мазила! Занимается, но скоро этому придет конец, уж я постараюсь! Она мне больше не нужна: я могу сама о себе позаботиться. Верена села на край бильярдного стола и попыталась произвести удар, заведя руки за спину.
- Не повезло. - Пирс помахал кием. Верена встала у него за спиной, наблюдая.
- Если мать не разрешит мне сыграть в фильме, я ее убью Еще один шар влетел в лузу.
- Не смейте, - предупредил сенатор. - Убийц не берут в актрисы.
- Не смешно!
- Разве ваша мать против вашей карьеры в кино?
- Она считает, что все актеры свихнутые. Ничего, со мной ей не сладить! Наверное, злится, что это идея отца, а не ее. - На этот раз Пирс произвел удар в тот момент, когда она отвлеклась. - Жульничаете?
- Чего еще ожидать от человека, верящего в супружество?
- Почему?
- Потому, наверное, что я влюблен, Верена.
- Вам везет, - сказала она рассеянно. - Как мне хочется, чтобы они договорились! Там, наверху, они обсуждают мое будущее, словно меня самой не существует.
- Вот что значит быть дочерью могущественного человека!
Она выдула из жевательной резинки пузырь.
- А вам-то что?
- Мой отец тоже был могущественным. Я знаю, как это нелегко. - Он загнал шар в угловую лузу.
- Гадость! - Ее пузырь приобрел угрожающие размеры.
Пирс выпрямился и сделал вид, будто собирается проткнуть пузырь пальцем.
- Гадость? Это вы 6 том, что отец добился для вас роли в кино?
Пузырь лопнул, она втянула резинку в рот.
- С ума сойти! Образцовый папаша... Наверное, мне надо радоваться, что я не осталась в Ки-Уэст.
- Что вы там делали?
Она уставилась на него не мигая.
- Я сбежала.
Пирс поперхнулся.
- Ваш удар.
Она промахнулась.
- Что еще вы хотите о нем узнать?
- Скажем, почему ему понадобилось приглашать меня домой, а не в рабочий кабинет?
Она выдула и уничтожила еще один пузырь.
- Он хочет на вас надавить. На вашем месте я бы опасалась подвоха.
Пока Пирс забивал один, второй, третий шары и промахивался четвертым, Верена ополовинила его стакан. Он подмигнул ей, уступая место у стола.
- Расскажите мне о ней, - попросила девушка, наклоняясь.
- О ней?
- Об этой вашей необыкновенной подружке.
- Вот вы о чем! - Он допил пиво. - Умна, забавна...
- Хорошенькая?
- Очень!
- Высокая?
- Наоборот, малышка.
- Блондинка?
- Рыжая, с фиалковыми глазами.
- Какими, какими?
- Фиалковыми.
- Очаровательно! Занятие?
- Репортер.
- Какой?
- Первоклассный.
- Я спрашиваю о темах ее репортажей.
- Она пишет о знаменитостях, о том, как они восходят к вершине и как мы, все остальные, толпимся у подножия.
- Это я у подножия - вы-то уже знамениты! - Верена сделала последний удар и снова, в седьмой раз подряд, выставила шар. - Я проголодалась. Ну их к черту, идемте наверх.
***
Когда они вошли, Аманда ослепительно улыбнулась; затем, убедившись, что все блюда на столе, она извинилась и вышла - Что с мамой? - поинтересовалась Верена у отца.
- Все в порядке.
- Лучше я пойду к ней.
- Как хочешь. Потом сможешь найти нас в библиотеке Постучавшись, Верена вошла к матери со стаканом теплого молока и валиумом.
- Я подумала, что это не помешает. - Она поставила поднос на туалетный столик.
Аманда в это время накладывала на лицо крем. Прервавшись, она положила в рот таблетку и запила ее молоком, потом вытерла салфеткой пятна со стакана.
- Ты собираешься принять отцовское предложение? - спросила она, глядя на отражение дочери в зеркале.
- Было бы глупо отказываться, ма, - тихо ответила та.
- Я не слышала от него ни слова про кинопробу. - Аманда оглянулась на Верену. Та покраснела. - Что это за фильм?
- "Последний шанс".
- И это все, что ты о нем знаешь?
Верена покачала головой, глядя на мать - без макияжа лицо Аманды блестело, как потертый жемчуг. "Она выглядит старой, и это я виновата".
- "Последний шанс" - тот самый фильм, во время съемок которого покончила с собой Монетт Новак.
Верена села на ковер и скрестила ноги.
- Как же, слышала.
Аманда принялась водить щеткой по волосам.
- Вокруг этого дела слишком много пересудов. Я бы не возражала, если бы роль досталась тебе заслуженно, но... Ты действительно считаешь, что Макс Ругофф имеет к этому какое-то отношение?
- Перестань, мама! Это хороший шанс. Я буду стараться.
- Ты слишком молода, Верена, поэтому не видишь того, что вижу я.
- А что такое особенное ты видишь?
- Артистический мир кишит дурными людьми, там полно безумцев. О тебе может сложиться неверное представление...
- Прекрати! Это несправедливо - вместо того чтобы порадоваться за меня, ты...
- Чему радоваться? Что тебя будут упоминать в связи с Монетт Новак и Бренданом Маршем?
- Брендан Марш? - Верена подпрыгнула. - Ты хочешь лазать, что в этом фильме снимается Брендан Марш?
Аманда сняла кимоно, подошла к шкафу и аккуратно повесил его на вешалку; потом взяла розовую ночную сорочку.
- Оказывается, ты еще и его горячая поклонница!
- Смеешься? - фыркнула Верена.
- Я просто забыла, что ты все вечера смотришь кино, вместо того чтобы учиться.
- Кино - это и есть учеба, ма. Ну и ну! Брендан Марш!
Аманда ушла в ванную и включила воду. Намочив полотенце, она прошла к себе и легла на диван, положив полотенце тебе на глаза и укрывшись одеялом.
- Умоляю, мама! Мне хочется получить эту роль. Ты же таешь, как я мечтаю стать актрисой! - Верена чувствовала, что вот-вот расплачется. - Ну пожалуйста!
- Раз этого хочет отец, я...
- Ура! - Верена наклонилась, чтобы поцеловать мать, и только тут заметила, что у той из-под полотенца текут слезы.
- Не волнуйся, ма, я тебя не подведу Обещаю, что постараюсь быть на высоте.
- Правда, детка? - Голос матери задрожал. - Правда?
Верена заботливо подоткнула одеяло и спустилась в библиотеку, чтобы попрощаться с сенатором. Увидев, что он еще не уходит, она налила себе большую рюмку бренди, плюхнулась рядом с отцом в старое кресло и сделала приличный глоток У нее защипало глаза, отец и сенатор превратились в расплывшиеся тени.
- Раш, - сказал сенатор, - вы не считаете, что разговор следует отложить?
- Нам с дочерью нечего скрывать друг от друга.
Правда, дорогая?
Вместо ответа Верена подняла рюмку и икнула так, что волосы рассыпались у нее по лицу. Она сильно захмелела, однако не уснула, зато ухитрилась мастерски разыграть сон - Макс Ругофф остался бы ею доволен.
Через некоторое время до нее донесся голос отца:
- Пусть спит - у девочки выдался слишком насыщенный день...
- Итак, вы пригласили меня, чтобы замять историю с "Рейсом энтерпрайзиз", - загудел в ответ Пирс. - Конечно, вы лучший юрист в Нью-Йорке, к тому же мне не пристало вам дерзить после того, как вы оказали мне гостеприимство, но было бы лучше, если бы вы оттачивали свое мастерство манипулятора на ком-нибудь другом.
- Вы уверены, что я вас пригласил именно за этим? - Раш закурил трубку. Верене стало еще уютнее от чудесного аромата дорогого табака.
- Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, зачем лучший друг и деловой партнер Ренсома приглашает в свой дом сенатора, ведущего расследование, и затевает с ним пресловутый "разговор в библиотеке".
- Если не ошибаюсь, на следующей неделе Гринхауз будет давать показания в вашем комитете.
- Разве?
- Полно, сенатор. Не я являюсь мишенью расследования.
Ваш комитет предложил Гринхаузу заманчивую сделку, побуждая назвать имена.
- Все это домыслы, Раш.
- Вот уж нет! И я мог бы предложить вам и вашему комитету кое-какую полезную информацию...
Верена приоткрыла глаза и смотрела на беседующих сквозь сползшие ей на лицо волосы. Пирс потянулся за бокалом "драмбуйе" и улыбнулся ее отцу:
- Для кого полезна ваша информация - для меня или для вашего клиента?
- Арчер Рейсом не клиент. - Раш вооружился пухлой папкой.
- Зато он ваш лучший друг.
- В этой папке вы найдете бумаги, документально подтверждающие мошенничество, процветающее в корпорации Арчера Ренсома. Тут и дача взяток, и незаконное манипулирование рынками, и нарушение антитрестового законодательства, и преступный сговор, и несоблюдение правил валютного регушрования...
Сенатор нахмурился.
- Можете сами полюбоваться. - Раш перебросил папку ему на колени.
Пирс медленно открыл ее и начал чтение с первого листа.
Через некоторое время он поднял глаза. Раш, развалившись в кресле и сбросив туфли, попыхивал трубкой.
- Зачем вы это мне подсунули? - спросил Пирс, одну за другой переворачивая страницы досье.
- Молодой сенатор стремится к переизбранию... Простите, стремится быть избранным за реальные заслуги.
Пирс закрыл папку и встал.
- Вы меня удивляете. Придется вам это вернуть, Раш. - Он взял с каминной полки фотографию в золотой рамке. - Кто эта женщина?
- Между Арчером и мной? Кассандра Уэнтуорт Рейсом.
- Она красива. Впрочем, я не знал о существовании миссис Кассандры Рейсом.
- Она умерла много лет назад. Трагедия...
- Вы отдаете себе отчет в том, что вас привлекут к даче показаний? Одного этого, - Пирс указал на папку, - будет недостаточно.
- Я готов.
- Готовы к даче показаний, изобличающих вашего делового партнера и лучшего друга? Готовы к этому?
- Вы же видели документы. Пирс. В них - доказательства систематического мошенничества Арчера Ренсома. Чего стоит его налоговая "крыша" на Багамах, где он отмывает деньги! Таким способом он добывает наличность для давления на биржевые котировки в выгодном ему направлении.
Или серая бумага с пометкой "Строго конфиденциально" - план переворота на Макао.
- Полагаю, вы потребуете для себя иммунитета?
- Да, хотя в этом нет большой необходимости.
Пирс поставил фотографию на место.
- Ну что, сенатор, мы нашли общий язык?
- Сперва мне надо взглянуть на оригиналы, - Пирс задумчиво вернулся к дивану, - копии меня не убеждают. Если все сойдется, то... Считайте, что мы договорились.
Глава 13
Стоя перед дверью с ключами в руках. Либерти прислушивалась к музыке, доносящейся с ее чердака. Ее "Битлз"! Стараясь не шуметь, она отперла все три замка и толкнула дверь плечом.
Меньше всего она ожидала застать у себя Эбена Пирса, лежащего в темноте на ее диване с банкой пива "Бек", покачивающейся на его голой груди. Упаковка пивных банок бастионом расположилась на ковре. Когда Либерти подошла к нему, он наслаждался музыкой, жмуря глаза. Услышав шаги, Пирс приоткрыл один глаз и изрек:
- Что-то ты поздно. Я уже начал беспокоиться.
- Ты уверен, что у нас свидание?
- Я пришел к тебе с миром и принес бутылку шампанского вместе со льдом и еще персиковый компот для приготовления твоего любимого напитка.
- Какая забота! Но это уже не любимый напиток. - Сухое шампанское с персиковым соком под названием "Беллини" - открытие, сделанное ими вдвоем в Италии много лет назад Она устало уронила руки. - Как ты сюда попал?
Он погрозил ей пальцем и припал губами к банке.
- Длинная история. Лучше не старайся выведать у меня этот секрет...
Либерти подошла к проигрывателю, выключила музыку и тут обнаружила, что он уже стоит у нее за спиной, ласково прижимая ее и целуя за ухом. Она потерла ухо о плечо, чтобы снять неприятное ощущение, и высвободилась из по объятий.
- Можешь не стараться. Пирс, мелкий подхалимаж уже не в чести.
Он поплелся за ней к кушетке и, когда она села, присев Перед ней и целуя ее бедро, снял с ее ног туфли. Либерти поежилась, и он снова поцеловал ее ногу.
- Как же я соскучился по этому вкусу! - Пирс облизнулся.
Она оттолкнула его:
- Перестань!
- Повелевай мной! Твое слово - закон.
Она сморщила нос:
- Сделай мне кофе - банка на полке над раковиной.
Он в притворном испуге взглянул на часы:
- Так поздно, Либ? Раз еще не пришло время для "Беллини", то как насчет "спритзера"? Помнишь свое любимое?
- Ладно, Пирс, действуй.
Он встал вместе с ней и, сжав ей рукой подбородок, поцеловал в губы. Почувствовав, что он готов к дальнейшему натиску, Либерти попятилась.
- "Спритзер"! - напомнила она, подталкивая сенатора к кухне, потом подбежала к туалетному столику и убрала в ящик фотографию женщины, похожей на принцессу из сказок сороковых годов. Она еще никому не объясняла, чья это фотография, и не собиралась делать это сейчас. Раздевшись догола, она казала собственному отражению в зеркале:
- Ну и что? Я у себя дома.
Пирс вернулся с высоким стаканом, в который подбросил льда.
- Мой маленький красный флажок! - произнес он нежно, протягивая ей стакан, и она проскользнула мимо него, чтобы спрятаться в ванной. Там, сделав большой глоток. Либерти снова посмотрела на себя в зеркало.
- Ты так и не ответил, как сюда проник. - Она включим душ.
- Может, лучше сохраним все в тайне? - отозвался Пирс из спальни.
- Ничего не выйдет! - заорала Либерти, перекрикивая шум душа и согреваясь под его струями. - Незамужняя женщина, живущая в одиночестве на окраине цивилизованного мира, имеет право знать, в чем состоит несовершенство ее охранной системы.
- Я раздобыл ключи у одного твоего старого приятеля. Либерти чуть не подпрыгнула. - Не хочешь спросить у кого?
Мой помощник побывал в одном пентхаузе...
- Только не у Бродвейского Боба! - испуганно вскрикнула Либерти.
- Бродвейский Боб? Восхитительно! Мой помощник сказал ему, что это имеет отношение к национальной безопасности.
Либерти рывком отодвинула занавеску и метнулась к непрошеному гостю, как была, мокрая с головы до ног. Он сидел у ее туалетного столика, открывая пузырьки с духами и блаженно вдыхая аромат.
- Повтори! - потребовала она.
- Чего ты, собственно, от меня ждешь, да еще стоя передо мной в таком виде?
Покраснев как рак. Либерти бросилась обратно под душ.
- Мой помощник - молодец, - невозмутимо продолжал сенатор. - Я сказал ему: делай что хочешь, но ключ должен быть у меня.
- Вот на что идут деньги налогоплательщиков! - снова завопила Либерти, желая сбить с него спесь.
- Честно говоря, - Пирс немного помолчал, - ты меня удивляешь. Ты что, всем раздаешь свои ключи?
- Удивляйся, сколько влезет! - отозвалась она с ухмылкой. - Бедняга Боб! Отдав ключи, он, наверное, на последнем издыхании пополз за сердечным лекарством.
- Ладно, скажи лучше, что ты держишь в этих крохотных пузырьках? ЛСД, наверное?
- Учти, Пирс, когда ты пытаешься шутить, то превращаешься в форменного осла.
- Ничего, у тебя с избытком юмора на нас обоих.
- Иди в задницу!
- Знаешь, Либ, все-таки я подарил тебе симпатичный туалетный столик. Рад, что ты его сохранила.
Либерти выключила душ, схватила полотенце и, вернувшись в комнату, спихнула Пирса с табурета, на который тут же уселась сама, свирепо поглядывая на него в зеркало.
- Долбаный сукин сын!
- Неужели это говорит воспитанница почтенного монашеского ордена? - Он не удержался от ухмылки.
- Из кого еще пытался вытрясти мои ключи твой дотошный помощник?
Он заглянул в ванную.
- Красота, Либ! Ванная отменная, душевая насадка выше всяких похвал. Почему ты не налила в нее воды? После такого мучительного дня гидротерапия это то, что тебе нужно. Я бы составил тебе компанию. А какой размер! Ты что, делала ванну на заказ?
- Вот-вот! - сказала Либерти ему в спину. - Сейчас залезу туда и вскрою себе вены, если ты не ответишь, что еще вы успели натворить.
- Дай-ка вспомнить. - Пирс присел на край ванны. - Кого же еще из твоих приятелей мы посетили за вечер? Первым делом, конечно, - психотерапевта с великосветской клиентурой.
- Гэвин? Он наверняка счел вас за психопатов. - Либерти принялась смазывать ноги и руки кремом.
- Только не меня. Правда, моего помощника он выбросил за дверь. Очень накачанный психотерапевт.
- Да уж, он такой, - подтвердила Либерти, насупившись.
- И это в шестьдесят-то лет! Слушай, Либ, ты хоть когда-нибудь спала с кем-нибудь помоложе? Не считая меня, разумеется.
- Лучше не остри, Пирс!
- Потом настала очередь этого... - Он понюхал ее губку. - Знаешь, такой тощий, нервный. Никак не хотел сотрудничать, зато навел нас на старину Боба. "Спросите у Росса", - сказал он. Ты уже одеваешься, Либ? А я только начал привыкать к твоей пленительной наготе... - Он прислонился к косяку и нарочито медленно осмотрел ее с головы до ног.
Либерти запахнулась в пестрый шелковый халат и сдернула с головы полотенце.
- Какие же у тебя роскошные волосы!
Протискиваясь мимо Него, она почувствовала его запах - смесь пива и лайма.
- Есть не хочешь? Я - страшно! Всего и съела за день, что какую-то пакость в самолете плюс к тому две чашки чая и чашку теплого кофе.
- Какой славный чердак! - ворковал он, следуя за ней по пятам.
Либерти достала банку арахисового масла и початую упаковку соленого печенья.
- На особняк не тянет, но меня устраивает. Видишь, как мало мне требуется для счастья.
Пирс дотронулся до ее руки:
- Послушай, Либ. - Он повернул ее голову и чуть приподнял ей подбородок, чтобы заглянуть в глаза. - Может, немного остынешь? Я знаю, тебе это не просто. Хочешь, чтобы я принес извинения? Сколько угодно! Прости, что я вторгся в твою крепость. Просто я знал, что это - единственный способ снова с тобой увидеться. Уж мне-то известно твое упрямство!
- Эбен, я... - начала Либерти, краснея.
- Знаю, Либ, знаю.
- Когда ты здесь, я не могу... Ты только взгляни! - Она вытянула дрожащую руку. - Видишь, я вся трясусь. Обычно такого со мной не бывает.
- Когда ты с Бобом, с Гэвином, с этим писакой, не помню, как его там, можешь не трястись. - Он со смехом привлек ее к себе. - Но со мной...
Они поцеловались. В этот раз она не отстранилась, только бессильно оперлась о кухонный стол.
- Женщины не могут жить одним сексом, - сказал он хрипло и, усадив ее на высокий табурет, опустошил холодильник, шкафы и полки. Вскоре на столе красовались икра, нарезанный лимон, тоненькие вафли, мягкий сыр, два хрустальных бокала, кувшин с персиковым компотом и бутылка "Пол Роже" сорок второго года, обложенная льдом.
Пирс потушил свет, зажег свечу и поставил "Вечер трудного дня" <"Hard Day's Night" (англ.) - песня из репертуара "Битлз">. Либерти сразу набила рот едой, потом стала наслаждаться "Беллини", таявшим у нее на языке, как снег с привкусом персика. После первого же бокала у нее закружилась голова. Ей было невероятно хорошо, хоть и немного клонило ко сну. Время от времени она взглядывала на Пирса и каждый раз встречала дружелюбный взгляд его серых глаз. Ей даже захотелось его расцеловать. Встряхнувшись, она подняла бокал:
- Поздравляю с выходом на широкую дорогу. Хватит тебе прозябать в нищете, пора влиться в августейшую сотню. Я потрясена.
- Меня назначил губернатор, Либ. - Он, покачивая бокалом, прищурившись, смотрел на пузырьки.
- Ну конечно, губернатор! - "Точно так же он назначил тебя мужем своей дочери", - добавила она про себя. - Как тебе сидится в сенате? В палате представителей тоже ведь было как будто неплохо?
- Неплохо, - подтвердил Пирс.
- Другие сенаторы небось презирают новичка? Представляю, как ты переживаешь это совершенно новое для себя ощущение, когда от тебя воротят нос.
- Ничего, я справлюсь.
- Не пудри мне мозги!
- Мне не хватает только тебя.
- А мне - тебя. Не стану врать, лучшего друга, чем ты, у меня никогда не было.
Правильнее сказать, он был единственным ее другом за всю жизнь. Какое-то время они молчали, слушая "Битлз". Либерти уже давно понимала, что ей недостает не только семьи. В приюте монастыря Святой Марии на Реке она ни с кем не заводила длительных отношений - оно и понятно: после большая часть девушек подалась в официантки или в работницы исправительных учреждений. Несколько особо умных, друживших с Либерти из восхищения перед ее высокими оценками на экзаменах, тоже пошли проторенной дорожкой: одна сбежала с гастрольным администратором рок-группы "The Who", выступавшей перед первокурсниками, другие две стали монашками.
Поступив в колледж. Либерти посвятила все время чтению, наверстывая недобранное в старших классах. Потом - работа в "Мадемуазель" и связь с Эбеном, не оставлявшие времени на общение со сверстницами...
- В общем, Эбен, я так и не поняла, зачем ты здесь объявился?
- Я же сказал: мы все должны начать сначала. Я не хотел, чтобы ты отнеслась к нашей встрече в Дубовом зале как к вымогательству, однако случилось, кажется, именно это. Вот почему я здесь.
- Чтобы снова заняться вымогательством? - Она отошла к окну. - Не знаю, в курсе ли ты, но один из твоих телохранителей крепко заскучал.
- Что?! - Пирс подошел и тоже посмотрел в окно. Под мигающей красной вывеской гаража переминался, тасуя колоду карт, низенький брюнет. - Это не мой. Не имею отношения ни к картам, ни к женщинам, ни к выпивке.
- И не мой...
Он повернул ее лицом к себе.
- То есть как не твой? Разве тебе нужен телохранитель?
- Шутка! - Она оттолкнула его и стала прибираться в кухне. - У меня нет телохранителя, хвост, может, и есть, но этот, внизу, - не мой хвост. Хотя.., кто знает... Может, мне привесили новый?
Он отнял у нее губку.
- Ты серьезно? Какой еще хвост?
- Мне не нравится выражение твоего лица. Пирс.
- Что именно?
- Словно кто-то умер. Собственническое выражение. Вообще-то я говорю серьезно. С тех пор как я занялась Китсией, за мной повсюду ходит низенький человечек. Куда я, туда и он. Он не причиняет мне ни малейшего беспокойства. Я же сказала, хватит так на меня глазеть - я в состоянии сама о себе позаботиться.
По крайней мере пока мне это вполне удавалось.
- Мне не нравится, что за тобой повсюду таскаются низенькие незнакомцы. Завтра утром приставлю к тебе своего человека.
- Не стыдно транжирить деньги налогоплательщиков в личных целях? Нет уж, обойдусь. Все, что мне нужно, - спокойно доделать материал. Господи! Она вскинула руки. - Я уже чувствую себя птеродактилем, увязшим в доисторическом болоте. Чем сильнее барахтаюсь, тем глубже погружаюсь.
- По-моему, ты очень кстати вспомнила про погружение. - В глазах Пирса появилось похотливое выражение. Он попытался взять в рот кончики ее пальцев, но она вырвала руку и пошла в ванную чистить зубы.
- Подойди к моему туалетному столику, - услышал он сквозь шум льющейся воды ее голос.
- Что ты сказала?
- Говорю, подойди к туалетному столику и открой ящик.
- Который?
- Правый верхний.
- Минутку, Либ! У тебя тут некое запрещенное вещество.
Это не для меня.
- Провались ты! Для меня.
- Что прикажешь с этим делать?
- Сверни мне косячок, вот что! - гаркнула она на всю квартиру.
- Как?
- Пальчиками, как же еще? Во втором ящике посередине лежит бумага.
- Ладно, попытаюсь.
- Умница! - Ее рот был набит пастой.
Выйдя из ванной. Либерти застала потешную картину: Пирс сидел с обсыпанными марихуаной коленями и глупо улыбался.
Она отняла у него газету и самокрутку смехотворного размера.
- На большее я не способен, Либ.
- Не горюй, сенатор. - Она похлопала его по плечу. - Главное - ты все-таки попытался.
Либерти ссыпала остаток марихуаны в целлофановый пакетик и убрала в ящик. Потом она чиркнула спичкой, зажгла "джойнт" и затянулась так глубоко, что даже закашлялась. Расслабившись и глядя на его мускулистый живот, она недоумевала, чем ее мог привлечь Арчер Рейсом? Сомневаться не приходилось мужчиной ее излюбленного типа был и остается Эбен. Снова затянувшись, она сказала:
- Пойми, наши отношения были от начала до конца придуманными. Либерти, которую ты себе нафантазировал, совсем не та, какой я была и какая есть.
- Это что еще за речи?
- Вы только его послушайте! "Что за речи"...
- Я тебя не понял.
- Вот упрямец! - Либерти старалась собраться с мыслями, а он лишь улыбался, глядя на ее усилия.
- Это серьезно, - предупредила она.
- Правда? - Пирс потянулся к ней, но она увернулась.
- Не отвлекай меня, сейчас наступит просветление... Если я ошибусь, ты меня поправишь. Я сказала: Либерти, которую ты якобы знаешь, - всего лишь твое воспоминание, она ненастоящая. - Либерти выдохнула дым ему в лицо. Попросту говоря, я была несусветной обманщицей, лгала тебе и теперь, по истечении срока давности, могу спокойно в этом сознаться.
Если хочешь уйти - скатертью дорога.
- Не хочу я уходить, - пробурчал он тихо. - Хочу послушать про "настоящую" Либерти.
Набрав в легкие побольше воздуха, она выпалила:
- Настоящая Либерти - не воспитанница степенных монахинь уважаемой миссии "Марикнолл". Настоящая Либерти выросла в монастырском приюте Святой Марии на Реке.
- Звучит как будто не менее достойно...
- Как бы ни звучало, это был простой католический приют для сирот в графстве Уэстчестер...
- И значит, не тюрьма Синг-Синг...
- Далеко не тюрьма, но и не "Марикнолл". У сестер не было университетских степеней, что бы я об этом ни плела, а сама я не была прилежной ученицей. Хочешь, скажу, кем я была в старших классах?
- Кем?
- Дешевкой! - Она расширила глаза, но Пирс молчал. - Я сбегала из общежития после наступления темноты, намазавшись косметикой, которую воровала в местном магазинчике: темно-синие тени для глаз, белая губная помада, черные чулки - соображаешь? Однажды мы с еще одной дурой засиделись в баре после того, как посмотрели в местной киношке "К востоку от Эдема". Дежурная сестра поймала нас в коридоре в три часа ночи, обозвала грешницами и обещала геенну огненную в случае, если в ближайшую пятницу мы не покаемся. Я уперла руку в бок, выставила ногу в черном чулке и сказала:
"Все это хреновина, сестра, сами знаете". Сестра была так поражена, что ничего не ответила. Потом, как бы я ни задерживалась, она никогда больше не грозила мне адским пламенем.
- Могу себе представить! - Он ухмыльнулся.
- На этом ложь не кончается. Помнишь, я говорила о таинственном благодетеле, твердила, что тебе нечего беспокоиться о моей участи после колледжа, что благодетель не даст мне пропасть? - В глазах Либерти появились слезы.
- Помню. - Улыбка сошла с его лица.
- Никакого таинственного благодетеля не существовало, а если он и был, то так ни разу и не показался. Были только подарки - пять раз я получала на дни рождения подарки неизвестно от кого. В общем, я была дрянной девчонкой, сущим наказанием для сестер, которые меня совершенно не понимали. Правда, были и те, кто пытался понять, например, сестра Мэри Бет. Ей бы стать косметичкой или женой мастера по кондиционерам, а не Христовой невестой; ничего не знала, кроме телевизора, только и мечтала поскорее к нему прилипнуть. Мы сидели с ней вместе в комнате отдыха и смотрели старые фильмы: почти все, что я знаю, я почерпнула оттуда. Еще одна сестра, Бертран, которая была на голову выше остальных, направляла мое чтение, уговаривала поступить в колледж. Как она мной гордилась, когда я попала в "Сейди Лу"! Она понимала, что это только ее заслуга. Это она заполнила за меня вступительную анкету. Она предупреждала, что такая недоучка, как я, испытает в колледже Сары Лоуренс шок.
- Она не ошиблась?
- Ни капельки. Но не потому, что я мало читала. Меня - чучело с белой помадой, синими тенями, в черных чулках - потрясло другое: все студентки оказались бунтарками, хоть и принадлежали к зажиточному среднему классу. Я сравнивала себя с ними и не могла уразуметь, чего тут бунтовать.
- Хорошо тебя понимаю.
- В первый же день я заперлась в туалете, смыла косметику, порвала и выкинула чулки. Но дешевка так дешевкой и осталась.
- Тебя замучили угрызения совести, потому что ты никогда никому не рассказывала об этом этапе своей жизни. Но любому наблюдательному человеку нетрудно было бы его восстановить.
Либерти села на кровати и долго смотрела в потолок.
- Ты хочешь сказать, что мой обман - это не так уж страшно?
- Во-первых, ты не обманывала, а просто не говорила всей правды. Ты сказала мне, что выросла в заведении вроде "Марикнолла". Если бы ты назвала его приютом Святой Марии, я бы и глазом не моргнул - но все равно уже на второй год я все о тебе выведал.
- Что?!
- Навел о тебе справки.
Она в задумчивости оперлась на локоть.
- Вот сволочь!
- Если хочешь знать, я пытался разыскать твою родню.
- Неужели? Какое благородство!
- Я тоже так думал. Хотел преподнести тебе на день рождения сюрприз.
- И что же?
- Все оказалось крайне сложно.
- То есть?
- То есть тебя передали в приют Святой Марии на Реке анонимно.
- Итак, стопроцентный подкидыш! - Она криво усмехнулась.
- Я люблю тебя, Либерти Адамс, и мне не важно, что ты выросла в нищем приюте и была, как ты говоришь, дешевкой.
Я люблю все, через что ты прошла, потому что это сделало тебя такой, какая ты есть.
- Как романтично!
- Я знал, что тебе понравится.
- Долго сочинял?
- Ты же знаешь, у меня штат помощников.
- Есть еще какие-нибудь заготовки?
- У меня другое на уме... - Пирс хотел ее обнять, но она снова вывернулась.
- Да, я была дешевкой, но сексом не занималась. В день убийства Кеннеди я пошла в подвал с парнем, который попытался исправить это упущение, пустив в ход средний палец, но президент был застрелен в тот самый момент, когда это должно было со мной произойти, и я решила: это знак, что мне лучше повременить еще несколько лет.
- Мудрое решение! - Пирс поцеловал ее в шею.
- Наслаждаешься? - усмехнулась она.
- Более или менее.
- И нисколько не сомневаешься, что я досталась тебе невинной?
Он недоуменно покачал головой:
- Знаешь, я никак не могу понять, неужели для такой современной женщины, как ты, это имеет хоть какое-то значение?
- Действительно странно, - согласилась Либерти. - Наверное, дело в том...
- Ну, в чем?
- Нет, не скажу.
Он, словно шутя, заломил ей руку за спину:
- Выкладывай!
- Пошел к черту! Не скажу.
- Тогда я сам. Тебе не дает покоя - задним числом, если я правильно понимаю, - что тем вечером в Вашингтоне ты пришла ко мне девственницей.
Она кивнула:
- Представляешь, я вынуждена любого сравнивать с тобой!
Этот старше Эбена, тот слабее, у того нет его чувства юмора, зубы не такие белые, язык... - Она умолкла, глядя, как он послушно показывает кончик языка. - Язык не...
- Иди сюда. - Она нырнула в его объятия. У него был лучший на свете язык, просто непревзойденный, и ей казалось, что она утоляет жажду из горного источника.
- Что-то не так? - спросил Пирс, отодвигаясь и пристально глядя на нее.
Она закрыла ладонями лицо.
- Я все еще в тебя влюблена.
Он убрал ее ладони, нежно заглянул в глаза:
- Как ты думаешь, зачем я здесь?
- Чтобы меня трахать.
- Все еще нервничаешь? Ничего, это мы поправим. - Она ожесточенно затрясла головой. - А теперь что?
- Сегодня мне не хочется проводить с тобой время в постели.
- Я догадался.
Она прижалась к нему и вздохнула, когда он крепко ее обнял. Это походило на плавание по знакомой реке по прошествии многих лет: оказывается, она помнила и этот изгиб, и тот... Они долго лежали неподвижно. Он как будто согласился ждать, пока она успокоится.
- Тебе действительно худо? - наконец спросила Либерти.
- Нет, просто страшно много дел. Так много, что некогда остановиться и подумать.
- Вообще никогда?
- Слишком редко... Похороны Корни, смерть отца...
- Ну да, ведь ты схоронил отца!
Пирс пожал плечами:
- Он был мерзавцем старой закалки и считал, что лучший отец - тот, который мучит сына. Этим он и занимался все время после моего рождения. Умер с уверенностью, что сделал великое дело: запустил меня в политику. Ему всегда хотелось, чтобы мы вернулись на выборные должности: я - первый Пирс в конгрессе с тех пор, как мой пращур Фредди помер прямо в палате в девятьсот восьмом году.
- Ты и твое долбаное родовое древо!
- Какое своевременное напоминание! - Он затащил Либерти на себя. - Не пора ли?
Она чувствовала его готовность и знала: когда они займутся наконец любовью, это будет фантастический восторг, много лучше прежнего. Но сама она еще не была готова восторгаться.
- Лучше сперва немного меня пообнимай.
- Пожалуйста, сколько попросишь.
- Звучит как клятва в пожизненной верности. - Он не ответил, только потерся о нее подбородком, и Либерти вздрогнула, почувствовав укол его щетины. - Отлично помню, где я была, когда прочла в "Интернэшнл трибюн" некролог на Корни: в Германии, в Висбадене. Я делала для "Флэш" репортаж о выдаче заложников.
- Да, эта твоя статья... Там было очень сильно написано про одиночество и чистилище.
Либерти только отмахнулась:
- Я сидела в кафетерии базы ВВС и смотрела на фотографию Корни. Знаешь, о чем я при этом думала? - Она не скрывала слез. - Что Корни всю жизнь страдала, а я ей нисколечко не сочувствовала. Боже, сколько ужинов я выбросила в реку, когда из-за нее ты не приезжал в коттедж! Иногда мне и самой хотелось утопиться. - Пирс поморщился. - Не думай, я осталась жива не из-за тебя. Просто не могла допустить появления в газетах заголовка: "Девушка топит ужин и топится сама".
Лежа обнаженной, Либерти позволяла Эбену щекотать ее языком всюду, где ему вздумается. Удовольствие охватывало ее все быстрее, глаза затуманились. Она представила себя молодой воительницей, Жанной д'Арк, раненной на поле боя: юный солдат в доспехах, склонившись над ней, зализывает ее рану... Боль прошла, ей становилось все лучше и лучше, пока она не растаяла, не вспыхнула, не стала извиваться на траве, оглашая поле криками, умоляя, чтобы солдат овладел ею... Что он тут же и сделал.
Либерти открыла глаза и, повернув голову, взглянула на Пирса, растянувшегося рядом. Светлая прядь упала ему на лоб, он блаженно улыбался, не открывая глаз. Она тронула его большим пальцем ноги.
- Кажется, улыбка - это все, на что у меня сейчас остались силы, пробормотал он.
- А на ответ?
- Смотря что за вопрос.
- История с Арчером Ренсомом.
- Прочтешь в "Нью-Йорк тайме".
- Я серьезно.
Он открыл один глаз.
- Ты взяла работу на дом?
- Брось, Эбен, при чем тут работа? Это личное. Просто он мне симпатичен, и у меня ощущение, что его подставляют. Не хотелось бы, чтобы ты помогал его недругам.
- Опомнись, Либ! Послушать тебя, так Рейсом - голубоглазое дитя, только что получившее диплом. На самом деле это матерый финансист, лишенный предрассудков, - если понадобится, он сумеет за себя постоять. Кто же виноват, что он допустил оплошность и лишился поддержки кое-кого в собственной компании?
- Этот кто-то - Раш Александер?
- Строго между нами - да.
- Что ты можешь о нем сказать?
- Блестящий, живой и очень сложный человек.
- Это я и так знаю. Что еще?
- Продаст кого угодно, лишь бы добиться своего. Откуда такой интерес?
- Послезавтра я беру у него интервью.
- Ты сама это придумала?
- Вообще-то он.
- В таком случае к тебе действительно не мешает приставить одного из моих ребят.
- Ну а его дочь?
- Верена? Очень заметная девушка.
- Что еще ты о ней знаешь? - Она похлопала его по плечу.
- Только не подлетай к потолку: по-моему, Раш Александер относится к ней не просто как к дочери.
- Ничего себе! Откуда такое заключение?
- Видела бы ты, как он с ней обращался за ужином! А ее фотографии на стене его кабинета в офисе - без пяти минут порно! Но и это еще не все...
- Не все?
- У него что-то было с покойной женой Арчера Ренсома.
Глава 14
Кит Рейсом надавила на звонок в центре черной двери. В столь поздний час Серс могла спать. Кит спешила - не хватало еще, чтобы ее здесь увидели. Она позвонила снова.
- Это ты. Кит? Я тебя не узнала Входи! - Серс провела Кит в мраморный вестибюль. - Как ты себя чувствуешь?
Серс Никос-Секора была девятой дочерью Ставроса Никоса, одного из богатейших и хитроумнейших содержателей борделей на обоих полушариях. На острове, в благодатном местечке, где впадают в Персидский залив Тигр и Евфрат, Никое возвел целый комплекс под названием "Улей", где предлагал тонким ценителям представительниц всех народов земли. Какое-то время его собственная дочь олицетворяла там прелести Греции, а ее подруга Китсия Рейсом, беглянка девятнадцати лет от роду, - прекрасную Францию.
Теперь, в возрасте восьмидесяти семи лет. Серс владела "Калипсо" шикарнейшим на Манхэттене оздоровительным клубом, спрятавшимся на верхушке небоскреба. Здесь, в центре самого обезличенного города на свете, Серс оказывала своим клиентам услуги, максимально ориентированные на их личные запросы. В двенадцати покоях - непременно со своим садиком для медитации, сауной, паровыми ваннами, джаккузи, искусственными водопадами и много чем еще - "Калипсо" с помощью вышколенного персонала возрождал к жизни специфический контингент, преуспевающих дам - представительниц свободных профессий и высшего управленческого звена.
- Простите, что я пришла так поздно.
- Идем. - Серс повела ее за собой. - Ты не больна? Можно подумать, ты только что столкнулась с привидением.
Кит молча шагала за маленькой, хрупкой старушкой. Серс одевалась в кимоно, завязывала седые волосы высоким узлом, никогда не повышала голоса и, подобно стареющей гейше, источала аромат эвкалипта и алоэ.
- Я рада, что ты пришла. Зайди в кабинет, я дам тебе одежду, - она протянула Кит темное кимоно, - а ты отдай мне свою.
Кит сняла с себя все, за исключением Черной жемчужины в ухе. Взволнованно теребя мочку, она отдала вещи Серс, глаза которой, окруженные морщинами, напомнили ей высохшие озера среди пустыни, затем позволила вынуть заколки у себя из волос. Серс печально покачала головой и, отсчитав на маленьком, как школьная парта, письменном столе четыре деревянные бусины, бросила их в кожаный мешочек.
- Останешься здесь ровно на сутки. Только обещай, что не сбежишь на какое-нибудь экстренное совещание или на свидание к дружку.
Кит покорно кивнула и приняла из ее рук кожаный мешочек. Она знала, что бусины - это жетоны, которые позволят ей сделать четыре телефонных звонка. Серс была строга, но не до самодурства, она не полностью лишала своих клиенток отдушины во внешний мир.
Когда они вместе поднялись по винтовой лестнице в лентхаус, где расположился клуб "Калипсо", до слуха Кит донеслось птичье пение. Здесь обитали пернатые более дюжины видов - цветастые туканы и крохотные попугайчики, канарейки, неразлучники, отлично чувствовавшие себя под огромной лампой, обеспечивавшей цветение пышной тропической флоры. Над бассейном тянулась галерея с дверями спален Вода, сон и массаж - этими классическими приемами Серс ставила заработавшихся дам на ноги.
Когда среди ветвей мелькнул бассейн. Кит ускорила шаг.
Она с подозрением относилась к искусственной голубизне, выдающей насыщенность хлором, но этому бассейну доверяла - выложенный каррарским мрамором, он был чист и прохладен, как горное озеро.
"Кому, как не шлюхе, заботиться о чистоте?" - любила повторять Серс.
- Начни с бассейна. Кит. Это растянет тебе мышцы. - Она провела пальцем по ее спине.
Кит сбросила кимоно и, быстро спустившись по темно-зеленым ступеням, поплыла, широко взмахивая руками, а Серс стояла, провожая ее взглядом.
- Слишком много событий сразу, - сказала Кит, вернувшись. - Мне надо во всем разобраться.
Всю жизнь она ждала сигнала от Китсии, но сегодня, увидев черепашку, испытала только страх. Десять лет назад она бы несказанно обрадовалась, но теперь было слишком поздно, она давно выросла и достигла возраста, когда перестала нуждаться в отце.
- Как поживает твой "Последний шанс"? - спросила Серс с бортика.
Кит улыбнулась и промолчала: Серс и ее персонал жадно поглощали колонки сплетен.
- Я читала о гибели молодой актрисы, - прощебетала Серс, обращаясь, скорее, к самой себе. - Как печально!
Кит пыталась точно вспомнить слова журналистки, но вспоминались только глаза черепашки.
- Я чувствую давление. Серс.
- Перевернись на спину! - Серс прикоснулась пальцем к выключателю, и свет погас; остались гореть только две маленькие синие лампочки в глубине бассейна. - А теперь смотри. - Она указала на прозрачный купол, заменявший потолок.
Кит увидела нежно-розовое ночное небо Ей хотелось раствориться в неподвижной воде, остановить бег времени. Казалось, она превратилась в тщедушную морскую звезду. Она хотела найти свой нервный центр, но этому мешали и угрозы Раша, и двусмысленные замечания Арчера об отснятом материале, и лицо Брендана, схлопотавшего от нее пощечину. Да еще Либерти Адамс, ее ни на секунду не закрывающийся рот и неподвижные фиалковые глаза...
- Дело в матери. Серс, - вымолвила наконец Кит. Ей захотелось рассказать Серс, как это трудно - быть дочерью Китсии, но она сдержалась.
Опустившись на белую мраморную скамью под лимонными деревьями. Серс высыпала на ладонь птичий корм - две канарейки и попугайчик-неразлучник немедленно принялись его клевать. Старуха умильно зачмокала.
- Когда я работала на своего отца, - заговорила она, - у меня был один постоянный клиент - красивый австралиец из доков. Он приходил каждую субботу и требовал меня. Воскресным утром он присылал мне цветы. Мы не занимались сексом: я раздевалась перед ним, и он меня целовал. Я совершила непозволительное для шлюхи: влюбилась в него. Однажды он не пришел в субботу, но в воскресенье утром, как всегда, появились цветы. Я почувствовала себя счастливой, потому что скучала по нему. Он больше не приходил, но воскресные цветы оставались правилом. Через три месяца кончились и цветы, но к этому времени мне уже стало все равно: я перестала по нему скучать. Только спустя много лет я узнала, что австралиец уехал и думать обо мне забыл. Цветы по воскресеньям присылала Китсия.
Кит чувствовала полную растерянность. Китсия из рассказа Серс была совершенно ей незнакома.
- Вы давно ее знаете. - Кит повисла на бортике. Серс кивнула, очищая семечки подсолнечника. - Вечно она играет в игры! - Серс опять кивнула и бросила себе в рот семечко. - Почему она не может быть как все?
- Потому, малышка Кит, что она не как все. Она не соприкасается с остальными.
- Вам известно, что мы не разговариваем? Она вас предупреждала? спросила Кит, выходя из воды.
- Грустно это слышать. Она стареет. - Серс горестно покачала головой.
Принимая полотенце. Кит испытующе посмотрела на хозяйку всего этого великолепия.
- Тоже мне, старуха!
"Женщина, способная соблазнить Брендана Марша, еще молода", - думала она.
- У тебя мало уважения к матери.
- А зачем ее уважать? Меня-то она не уважает... И потом, она хочет не уважения, а власти. - Кит накинула кимоно и стала подниматься на галерею, к своей комнате.
- Уважение, власть... Все это слова, малышка Кит, одни слова. - Серс открыла дверь. - Ты сама довольна собой? - Вопрос был риторический, но Кит заносчиво вздернула подбородок. Серс покачала головой:
- Только ты начала расслабляться, как я тебя поддела. Очень неосмотрительно с моей стороны.
Она притушила свет в комнате, и тогда зажглись фонарики за стенами из рисовой бумаги, осветив безмятежный сельский пейзаж. В этот момент Кит захотелось оказаться далеко-далеко...
- Ах, Серс, до чего хочется сбежать! А вообще-то нет, лучше суметь со всем этим справиться. Не дадите мне лампу поярче, чтобы я могла почитать?
- Потерпи сутки, - серьезно сказала Серс, массируя ей руки. - Плечевые мускулы никак не расправляются. Если не хочешь заболеть, слушайся меня!
- Хорошо, пусть будет по-твоему.
Это означало: никаких сценариев, почты, газет до завтрашнего утра. До завтрака - никаких дел. Мысль об этом была невыносима, но Кит знала, что должна подчиниться. Она села и сделала несколько глотков отвара, предназначенного для успокоения нервов и крепкого сна.
- Серс...
- Что, моя овечка?
- Я тоскую по Брендану.
- Знаю. - Голос Серс стал ласковее. Она перевернула Кит на живот и начала массаж спины.
- Тоскую! - повторила Кит, словно Серс вытянула из нее это слово. - Он в Нью-Йорке. Я только сейчас поняла, что он приехал, чтобы со мной помириться, а я так с ним обошлась!
Кит закрыла глаза. Она совершила непростительную ошибку - глупо было требовать от Брендана того, чего она не могла потребовать от себя самой.
- Я взрослая женщина, но мать до сих пор меня пугает, злит. Она владеет мной!
- Полегче! - Серс принялась за ее поясницу. - И не сопротивляйся.
- Если даже я бессильна перед Китсией, чего же ждать от него? Знаете, в чем ее беда? Она никогда не знала, что такое любовь.
- Думаю, знала.
- Нет, и мне ее жаль: ей невдомек, что значит любить кого-то так сильно, как... - Кит поперхнулась.
- И все же однажды Китсия влюбилась...
- Когда?
- Очень давно, но ее любовь оказалась безответной. А теперь спи, уже поздно.
Кит чувствовала, что отвар делает свое дело: ей казалось, что у нее тает кожа, увеличиваются лицевые кости. Перед глазами опять мелькнула зеленая черепашка с сапфировыми глазами, и сердце ее сильно забилось.
- В кого. Серс? В кого была влюблена Китсия?
Но Серс словно растворилась во мгле. Кит продолжала неподвижно лежать, вспоминая Звар и свое детство.
***
Четверо сыновей самой молодой жены старого эмира катались верхом по берегу гавани. Дочерей эмира, которых у него была, по слухам, целая дюжина, никто никогда не видел, и иногда Кит казалось, что она - единственная девочка в целом свете.
Спрыгнув со своих чистокровных арабских скакунов, мальчики отдавали поводья старому конюху Кассиму и бежали к кухне, где за сетчатой дверью доедала завтрак Маленькая Кит.
Как правило, в это время ее уже можно было спокойно увозить:
Большая Кит рано отправлялась к себе в мастерскую. Впрочем, Большая Кит была хитра: иногда она пила кофе дольше обычного. Завидя ее, мальчики переставали хорохориться и, подойдя к двери, прижимались носами и ладонями к сетке. Так произошло и в тот раз.
Маленькая Кит издала пронзительный крик - то был их условный сигнал. Вместо того чтобы зажать уши, Большая Кит медленно повернулась и уставилась на гостей своими черными безжалостными глазами.
- За мной пришли друзья, - сказала девочка. - Мне пора.
- Ладно, ступай. - Она шлепнула дочь по попке. - Знаю, ты предпочитаешь их общество моему, маленькая язычница.
- Спасибо, мама. - Кит обняла мать и показала мальчишкам, томящимся за сеткой, сложенное из пальцев колечко - американский знак "о'кей", который она подсмотрела у буровиков, недавно приехавших на Звар.
- Скажи им, что я не велела тебя трогать, - шепотом напутствовала ее Китсия.
- Мы же играем! Как играть в воде, если друг дружку не трогать? - Кит кинулась к сетке, мать последовала за ней.
Мальчишки, единственной одеждой которых были полосатые набедренные повязки, дружно расступились.
- С добрым утром, храбрецы, - произнесла Китсия.
- С добрым утром, миледи! - Демонстрируя хорошие манеры английских школьников, они затараторили, перебивая друг друга:
- Хэлло! Чудесная погода, не правда ли?
Китсия властным жестом заставила их умолкнуть:
- Присмотрите за ней.
Мальчишки ответили радостными улыбками. Несмотря на обучение в Великобритании, даже старшие - тринадцатилетний Ахмед и одиннадцатилетний Дхали - выглядели маленькими дикарями.
- Счастье, что у вас нет спортивных машин. Еще нет... - добавила Китсия мрачно и выпустила дочь на волю.
Все пятеро тут же забрались на лошадей. Кит устроилась за спиной у старшего, Ахмеда. Держась за него, она обхватила лошадиный круп голыми коленями и одновременно с ним ударила лошадь пятками. Всадники, размахивая руками и отчаянно визжа, помчались к широкому влажному пляжу, отражавшему солнце, как зеркало. В пятидесяти ярдах от берега торчали, словно вылезшие из воды чудовища, грозные скалы, облепленные водорослями.
Компания, спешившись, кинулась в воду и, ныряя, как стая заправских дельфинов, устремилась к самой большой из скал.
Любимой их игрой была "Волшебная лампа Аладдина". Кит была джинном, мальчики - матросами, потерпевшими кораблекрушение. Им полагалось найти лампу и вызвать джинна, который обещал исполнить три желания.
Ахмед и Дхали яростно соперничали друг с другом. Обычно первым ее находил Дхали, однако, несмотря на предсказуемость, игра всегда таила для игроков загадку. Дхали мог задерживать дыхание даже дольше, чем Кит, и долго плыл под водой вдоль корпуса затонувшего португальского парохода, внутри которого она любила прятаться. Вытянув Кит из люка, он в целости и сохранности доставлял ее, обнимая за талию, на камни, а потом в Волшебный грот.
Чтобы попасть в грот, приходилось сначала погрузиться на двадцать футов, после чего они выныривали в Загадочной пещере. Это было осуществимо только в отлив: в прилив даже у Дхали не хватало дыхания. Оказавшись с Кит в гроте, Дхали смущался и долго не мог сказать три желания. Тем временем в грот поспевал Ахмед. Он набрасывался на младшего брата и тузил до тех пор, пока тот не отказывался от джинна в его пользу.
Правила гласили, что, не исполнив трех желаний. Кит не имеет права дотрагиваться до земли, а может касаться только своего повелителя. Обычно она обхватывала Ахмеда за пояс, но однажды ее рука случайно скользнула ниже. Она уже видела у матери в мастерской обнаженных натурщиков и знала подробности мужской анатомии, но все равно была потрясена. На следующий день он схватил ее руку и не выпускал, пока она не догадалась погладить содержимое его набедренной повязки - рыбешку, угодившую в сеть.
***
- Каро-лайн... - Мать всегда произносила это имя нараспев, блаженно жмурясь.
Каролайн приехала на месяц, а осталась на шесть - дольше, чем остальные. Это была высокая стройная женщина с карими глазами, светло-рыжими волосами и рыжими бровями, протянувшимися до самых висков. Кит втайне прозвала ее Шивой, вспомнив картинку в книге об индийском искусстве.
"Шива" носила рубашки с открытым воротом, галифе и черные сапоги. Кит не то чтобы не любила "Шиву", просто ей не нравилось, как ведет себя в ее присутствии мать, - при ней Китсия становилась уклончивой, называла Кит не "дочка", а "дорогая" или просто "ты".
Теперь Китсия не торопилась по утрам в мастерскую, и они с "Шивой" вечно над чем-то посмеивались вдвоем. Полеживая в прохладной гостиной на ковровых ложах, почти соприкасаясь ногами, они курили черные сигареты. Иногда они желали поделиться с Кит причиной своего веселья, но она отшатывалась, почуяв запах, который всегда исходил от седобородых курильщиков гашиша на арабском "суке". Ей не нравилось находиться в их обществе, еще меньше нравилась их манера вышучивать ее друзей. Однажды она не выдержала и потребовала у "Шивы" объяснений.
- Ты хочешь знать, что мы находим забавного в твоих Маленьких Принцах? - спросила та, внезапно посерьезнев. - Ничего особенного. Просто я говорила Китсии, как печально, что сейчас они так добры к тебе, а когда вырастут, захотят отрезать тебе клитор.
- Не понимаю. Что такое клитор?
- "Розовый бутон", "безделушка", "сахарок" - мало ли как это называют? Такой нежный кусочек плоти.., вот здесь. - Ее рука опустилась вниз, и Кит в ужасе отпрянула. После этого ей снились кошмары об Ахмеде и старике эмире, его отце, заносящем над ней нож.
Через неделю после отъезда Каролайн Кит снился ставший привычным кошмар, а проснувшись утром, она увидела у себя на простыне кровь. Она сдернула простыню с кровати и бросилась с ней в мастерскую к матери. Китсия подняла на лоб защитные очки, поставила паяльную лампу на помост и спустилась с лесов.
- Итак, это произошло. Я так и думала, что это вот-вот случится. Между прочим, некоторые матери хлещут по такому случаю дочерей по щекам. Не бойся, я этого не сделаю.
Они пошли во двор, и она показала дочери, как отстирывать кровь холодной водой и песком.
- Я сама грязная, - сказала Кит.
- Так прими душ.
- Я недавно принимала.
- Теперь, когда ты стала женщиной, тебе придется в дни кровотечения делать это чаще.
- А вот и не обязательно! Я ведь каждый день плаваю.
- Да, с ужасными мальчишками! Это мы тоже обсудим.
Стоя под душем, Кит смотрела, как ее кровь, смешиваясь с водой, исчезает в стоке. Когда она вытерлась и натерлась маслом, Китсия дала ей марлевую прокладку. Кит почувствовала себя младенцем в подгузнике и так расслабилась, что поведала матери о преследующем ее кошмаре. Китсия молча выслушала дочь, потом произнесла:
- Кажется, причина кошмара налицо. - Она указала на запятнанную ночную сорочку. - Теперь, когда у тебя начались месячные, кошмары, надеюсь, прекратятся. Но запомни мои слова, дочь: стать женщиной тоже означает погрузиться в своего рода кошмар. В этой связи я должна предупредить тебя еще об одном... - Вытираясь, Кит посмотрела на мать из-под полотенца. - Если ты хоть раз позволишь Ахмеду или кому-нибудь из его братьев засунуть пенис туда, откуда у тебя идет кровь, это станет для тебя, для нас обеих несравненно худшим кошмаром.
После этих слов Китсия достала что-то из брючного кармана. Вещица блеснула на утреннем солнце, и Кит загородила ладонью глаза, чтобы получше ее разглядеть. Это была драгоценная черепашка - магический талисман, отгоняющий любые кошмары.
- Какая красивая! Откуда она у тебя?
- Издалека. Бери, теперь она твоя. Считай это утешительным призом.
Кит взяла черепашку и, повертев ее в руках, осмотрела со всех сторон.
- Это не только красивая, но и полезная вещь. - Китсия надавила на живот черепашки. Разноцветный панцирь откинулся, и в ладонь Кит упала серьга с черной жемчужиной.
- Еще один приз?
Прежде чем она успела поблагодарить мать, слуга вынес из дома поднос и поставил перед ними на скамью.
- Какое ухо тебе проколоть?
- Как это? Разве серьга одна?
- Скажи спасибо за одну.
- Не понимаю...
- В день, когда ты получишь вторую серьгу, ты узнаешь, кто твой отец. Надеюсь, этот день никогда не наступит - для твоего же блага.
Дырочка в мочке уха быстро зажила, и Кит снова стала почти ежедневно плавать с Ахмедом и его братьями. Они восхищались первым ее взрослым украшением - черной жемчужиной - и отпускали на ее счет оскорбительные шуточки.
Однажды во время игры в "сардинки" она спряталась за небольшой скалой, похожей очертаниями на присевшего на корточки великана. Ахмед вынырнул из воды у нее за спиной и принялся ее целовать. Она не удивилась: все братья издавна лезли к ней с поцелуями. Но в этот раз Ахмед пошел дальше и стал пихать в нее палец. Она едва не выпрыгнула из воды, но он не унимался, палец проникал все глубже, причиняя ей боль и одновременно заставляя ее гореть огнем.
- Хочу тебя подготовить, - прошептал он ей на ухо. Это походило на инструкцию для новой игры, и она перестала сопротивляться, позволив ему продолжать загадочные приготовления.
В последующие дни они регулярно играли в "сардинки", и она возвращалась к той же скале, зная, что он обязательно вынырнет рядом. Потом настал день, когда она обнаружила, что палец сменило нечто более крупное и твердое. Она вскрикнула, но он зажал ей рот рукой, чтобы остальные не услышали крик и не собрались посмотреть. Младшие увлеклись игрой в поло на мелководье. Слушая, как шлепают по воде копыта их коней и как кричат в запале игроки, она невольно принимала его в себя все глубже. Соленая морская вода приобрела сладковатый привкус. Она оперлась о камень, он заработал ожесточеннее...
***
- Сдается мне, ваши игры становятся чересчур серьезными, - заявила как-то раз Китсия.
- Перестань, мама! - ответила Кит со вздохом. - Ты не понимаешь... Она провела руками по волосам, полным соли, и ушла к себе в комнату, чтобы переодеться к ужину. Китсия последовала за ней и стала смотреть, как она снимает купальник, как покрывает тело ароматным маслом.
- Ты превратилась в поразительно красивую девушку.
- Спасибо, мама. - Кит покраснела и стала, поглядывая в зеркале на мать, натирать маслом ноги. Выпрямившись, она увидела, что мать смотрит на волосы внизу ее живота.
- Отобью-ка я телеграмму Пози: пусть подыщет для тебя в Америке приличную школу для девочек. Твои здешние учителя - форменные ослы. А главное, не хотелось бы, чтобы тебя обрюхатил кто-нибудь из местного сброда.
- Этот сброд, как ты выразилась, мама, - принцы, - заявила Кит, гневно подбоченясь. - Когда отец Ахмеда умрет, Ахмед станет эмиром. Между прочим, он - мой лучший друг.
- Он тебе не друг" - процедила Китсия сквозь зубы. - И никогда им не будет!
Кит не выдержала:
- Ты ненавидишь его, потому что.., потому что... - Она не смела закончить.
- Договаривай. Раз начала, выскажись до конца.
- Ты вообще ненавидишь всех мужчин! - брякнула Кит и испуганно прищурилась.
Но мать не сочла себя смертельно оскорбленной.
- Никогда еще не слышала столь абсурдных утверждений!
Кит обиженно отвернулась к зеркалу и стала причесываться.
- Действительно, большинство мужчин - идиоты, - продолжила Китсия назидательно. - Впрочем, то же самое относится и к женщинам.
- Да, но лично ты предпочитаешь обнимать и целовать идиоток, а не идиотов, ведь правда? Ведь ты.., ты - лесбиянка.
Китсия схватила ее за плечи и заставила обернуться.
- Где ты слышала это слово?
Кит вырвалась и, пожав плечами, подошла к шкафу, но мать, подскочив к ней, захлопнула дверцу.
- Отвечай, где ты это слышала!
Кит словно воды в рот набрала. Она вспомнила, как однажды вошла, не постучав, чтобы пожелать матери спокойной ночи.
При свете, проникшем из холла, она увидела мать в ногах кровати, с растрепанными волосами и мокрым ртом. Каролайн на крыла задранные колени сорочкой и крикнула:
- Китсия, вот черт! Я знала, что это случится, знала!
Кит была потрясена - не столько мокрым ртом матери и стонами, которые успела услышать, подходя к двери, сколько ее растрепанными волосами. Китсия носила волосы, исключительно стянутыми в тугой узел. Что с ней стряслось?
На следующий день Кит взволнованно поведала о случившемся Дхали, но тот покраснел и заявил, что ничего в этом не понимает. Зато Ахмед с готовностью растолковал ей, чем занимались ее мать и гостья и как это называется.
- Они лесбиянки. В Англии много лесбиянок, - сказал он со знанием дела. - Мой кузен Али учился в Оксфорде и видел все это за деньги.
Уезжая через месяц учиться в Америку, Кит не испытывала ни малейшего сожаления - мать все равно запретила ей видеться с Ахмедом и его братьями, а без них остров утратил для нее всю привлекательность. От Китсии она была готова сбежать куда глаза глядят.
Глава 15
Опять сон. Она мчится из студии в "Клару" вдоль океанского берега. Только что догорел фантастический закат, и мир, лишившийся света, охвачен холодом. Несколько минут назад она мечтала, как вернется к нему раньше обычного, но теперь по непонятной причине поскучнела, небу под стать. Ей хотелось полюбоваться закатом с ним вдвоем, и боль в сердце вызвана, должно быть, разочарованием, потому что план не сбылся.
Окна "Клары" темны. Как всегда, ей боязно, что он, устав ее ждать, перебрался в один из прибрежных баров, где люди шумят, потому что в них хватает тепла и жизни - не то что в ней. Но входная дверь распахнута настежь. Она переходит на бег, желая поскорее окунуться в его тепло, и в дверях гостиной застывает, как статуя.
На белом диване темнеют два нагих тела. Никогда ей не забыть эти подробности; скрип дивана под их коленями, его спину, изогнутую в экстазе, потом поникшую, словно его подстрелил снайпер. Снайпером оказалась она, снайперской винтовкой - ее панический взгляд. Он бредет прочь, а его партнерша, Китсия, поглядывает на нее с дивана со смесью торжества и лени, словно говоря: "Ты ждала чего-то другого, Маленькая Кит?"
***
Кит проснулась, все еще находясь в плену своего сна. Ее гнев, ее страх таинственным образом улетучились. Китсия явилась ей во сне старой и тощей ладони сохранили ощущение ее костлявых плеч. Нет, Брендан не виноват. Что до Китсии, то Серс права: она выше любых обвинений.
Утром Кит почувствовала, что сможет преодолеть все преграды. Даже шантаж Раша, пытавшегося заставить ее отдать роль Лейси его дочери, не казался больше трагедией. Главное, сделать так, чтобы Раш лишился возможности использовать против нее проклятые негативы, и освободиться от него.
Либерти Адамс. Встретиться с ней, забрать черепашку, выяснить наконец, кто ее. Кит Рейсом, отец, - возможно, они сумеют стать друзьями, если не настоящими отцом и дочерью.
Кит села и дернула шнурок, требуя завтрак. Без Брендана ей было одиноко; она хотела обсудить происходящее в первую очередь с ним.
- Что?! Что вы меня просите сделать? - недоверчиво переспросила Рита, когда Кит набрала ее номер.
- Немедленно дозвонитесь секретарше Либерти Адамс и договоритесь о серии интервью в Лос-Анджелесе на следующей неделе. Передайте, что она может поселиться у меня в "Кларе".
- Вы уверены, что хотите именно этого?
- Да, и еще скажите, что я предпочитаю дать несколько интервью в домашней обстановке, а не одно - длинное и тяжелое - в Нью-Йорке.
- Хорошо, я устрою ей перелет самолетом нашей компании. Я рада, что вы пришли в себя.
- Мне это тоже приятно.
После получасового массажа Кит использовала вторую бусину, позвонив в студию Джею Скотту.
- Куда ты подевалась? - Она чувствовала, как ему трудно сохранять спокойствие. - Я разыскивал тебя всю ночь! Почему не перезвонила?
Кит нуждалась в дружеском участии и была разочарована, но не подала виду.
- Вчера я давала интервью Либерти Адамс, а потом поехала в "Калипсо".
- Великолепно! Студию вот-вот постигнет крах, а ты нежишься в грязелечебнице.
- Из грязи я уже вылезла, сейчас мне делают массаж, - поправила его Кит и закрыла глаза: "Не позволяй ему испортить тебе настроение!"
- Не остри. Кит, тебе не идет. Знаешь, к чему прикован мой взгляд, помимо моего кровоточащего сердца, на письменном столе?
- Ближе к делу, Скотт. Ой! - Массажистка взялась за ее лодыжки.
- Я сижу в своем кабинете, на часах семь утра...
- Восемь, - поправила его Кит.
- Пусть восемь. Главное, я смотрю на желтую бумажку...
- Хватит, Скотти! Что за бумажка? - По ногам Кит растекся холодный крем, а в воздухе - запах сосновых шишек.
- Заполненный бланк контракта. "Горизонт пикчерс" заключает контракт с Вереной Максвелл Александер на исполнение роли Лейси Джонс. Можешь мне объяснить, что происходит?
Она бы предпочла сообщить ему об этом лично. Кит представила, как он сидит в своем синем кабинете и наматывает на руку телефонный шнур, словно готовясь ее удушить. Массажистка старалась что было сил, но Кит невольно сопротивлялась ее усилиям. Услышав гудение вибрационного прибора, приблизившегося к ее бедру, она наконец успокоилась и небрежно бросила:
- А-а, вот ты о чем...
- Ты там с ума сошла? Что ты вытворяешь? Я бы все отдал, чтобы понять, что на тебя нашло. Почему я узнаю об этом последним? Брендан уже в курсе?
- Успокойся, Скотти, я пыталась тебе сообщить. Это произошло, и мы ничего не в силах изменить.
- Да кто она такая, черт возьми?
- Узнаешь. Я пришлю ее тебе через несколько дней - тогда ты увидишь всю беспочвенность своих возражений. Я хотела с тобой посоветоваться, но пришлось действовать быстро, чтобы успеть ее захомутать.
- Не иначе ее агент приставил к твоему виску револьвер!
Не валяй дурака!
Кит дала знак массажистке и села за стол, обернувшись полотенцем.
- Поверь, Скотти, Верена Александер сыграет на "отлично". Они с Бренданом будут смотреться великолепно. - Кит даже не помнила, как выглядит эта девочка, но очень надеялась, что не ошибается.
- Отлично, великолепно!.. За какие такие заслуги ты решила запихнуть ее в мой фильм да еще поручить ей такую важную роль? - В голосе Скотта по-прежнему звучало возмущение, но Кит чувствовала, что кризис миновал.
- Она в кино новичок. Работает фотомоделью. Макс Ругофф, ее наставник, ручается за нее головой. - Кит попробовала чай, пахнущий фиалками и апельсином.
- Фотомодель? Тогда все ясно. Видно, Ругофф топчет ее после занятий, как петух курицу; а ты сейчас делаешь то же самое со мной. Что за шлея попала тебе под хвост? Ты мне мстишь, Китти? Ведь это месть?
- Не понимаю, о чем ты. - Несмотря на все свои старания, Кит уже была близка к панике.
- Ты не простила меня за то, что я пригласил Монетт. Она не нравилась тебе в этой роли. Ты только и делала, что травила ее, голову не давала поднять. Она тряслась от страха, что ты ее уволишь! Это ты довела ее до...
- Прекрати, слышишь? - взмолилась Кит. - Прекрати немедленно!
- Не прекращу! - Тон Скотта сделался капризным. - Ты губишь "Последний шанс" и меня, я даже не знаю за что! - Он понизил голос:
- Мы же друзья...
- Дружба тут ни при чем, - отчеканила Кит с деланным спокойствием, прижимая руку к груди. Сердце колотилось так сильно, что было трудно дышать. - Я остановилась на лучшей кандидатуре. Ты согласишься со мной, когда ее увидишь. Она - сама свежесть и невинность.
Массажистка опустилась на колени перед Кит, пытаясь натянуть ей на ноги специальные тапочки, пропитанные кремом. Рядом кипел чайник из нержавеющей стали.
Опасливо косясь на чайник, Кит подобрала ноги под себя.
- Она будет Брендану прекрасной парой. Я чувствую, они споются.
Скотт вздохнул:
- Надеюсь - ради твоего же блага, - что Брендан тоже это чувствует. Минуточку... Верена Максвелл Александер, не дочь ли это Раша Александера?
- Дочь.
- Какое совпадение!
- Брендан меня поддержит, Скотти, я знаю.
- Значит, ты еще ему не говорила?
- Я думала, ты сам...
- Час от часу не легче! Спасибо за доверие... В конце концов, это и есть дружба, не так ли?
Кит улеглась на массажный стол и уставилась в кедровый потолок.
- Умоляю, Скотти... - пробормотала она.
- И не проси. Киска Кит. Сначала ты навязываешь мне эту бездарность, это пустое место, а потом хочешь, чтобы я сообщил захватывающую новость нашему ведущему актеру, известному своей задиристостью, любвеобильностью и склонностью к горячительным напиткам! А знаешь ли ты, что он уже грозил сделать нам ручкой? Да-да, грозил, нечего притворяться, что ты в первый раз об этом слышишь! Не понимаю, как, зная об этом, ты совершила такой опрометчивый поступок. Ах да, совсем забыл: ты же у нас не веришь прессе; сплетни оставляют тебя равнодушной...
- Остановись!
- Ладно, ты бы все равно не поверила, - сказал он более покладистым тоном.
Кит снова задышала полной грудью: он явно пошел на попятную.
- Ты ангел, Джей Скотт, - сказала она совершенно серьезно.
- А ты - злобная чертовка в кошачьем обличье. В общем, так: я приму этот обсосанный леденец, который ты мне подсовываешь, но при одном условии...
Вечные условия, подумала Кит, утомленно закрывая глаза.
- Я на все готова, Скотта, - прошептала она. - Говори.
- Судя по бухгалтерским выкладкам, заканчивая фильм, мы вступаем в золотой период; придется тебе встретиться со своим сахарным кузеном и заставить его раскошелиться. Ты все поняла. Киска Кит? Как-никак контракт с твоей избранницей подписывать не кому-нибудь, а мне. - Он повесил трубку.
Слава Богу, Скотт ей поверил! Она облегченно погрузилась в джаккузи, чтобы, сидя среди зеленых пузырьков, вспоминать Брендана. Он был неподражаемым объектом фантазий, одни мысли о нем могли вызвать у нее любовную негу. Она не гнала эти картины, уверенная, что скоро опять будет с ним.
Ванна так ее расслабила, что двум женщинам пришлось вести ее обратно в комнату, поддерживая под руки. Потом они принялись обертывать ее марлей, как египетскую мумию, - снаружи остались только глаза, нос, рот и босые ступни, - и теперь ей предстояло в одиночестве слушать журчание фонтана.
Деньги, вечные деньги, никуда от них не деться: все в бизнесе сводится к ним! Этот хочет больше денег, тот требует, чтобы она меньше тратила. Как теперь просить у Арчера деньги?
Как Раш посмел обвинить ее в обмане компании и вытягивании дополнительных денег? Кит очень хотелось заняться делом, в котором можно обходиться без них. Что за наивная мечта!
***
- Мисс Рейсом?
Кит уставилась на молодую женщину, прервавшую ее размышления. Это была крупная особа, которую нелегко было оценить с одного взгляда. Оглядев ее красные ковбойские сапоги, длинные ноги в синих джинсах, далеко не осиную талию, крупную грудь без лифчика под желтой блузкой, копну золотых волос и большие нежные глаза. Кит поняла, на кого она смотрит: она вспомнила обложки журналов "Вог", "Базар", "Космо", "W".
На такое лицо можно было молиться - оно было в буквальном смысле создано для широкого экрана. Пока что все в порядке...
- В чем дело? - спросила Кит ворчливо.
- Здравствуйте. - Девушка застенчиво улыбнулась. У нее был хрипловатый, настоящий сценический голос. Тоже неплохо.
Кит продолжала лежать в шезлонге, но ощущение комфорта исчезло.
- Вы не ответили на вопрос, - холодно произнесла она. - Это моя личная комната и мой личный сад. Я могу вызвать полицию.
- Здесь бывает моя мать. - Девушка пожала плечами. - Меня здесь все знают, даже угощают морковным пирогом с кухни. - Потом, словно недовольная необходимостью представляться, она протянула широкую ладонь. - Верена Максвелл Александер. Очень рада с вами познакомиться!
Не отвечая на приветствие, Кит села и стала разматывать свои бинты.
- Саша объяснила мне, где вас найти. Я просто решила вам представиться и поблагодарить за роль. Я в восторге! - Она по-детски подогнула колени, демонстрируя свой энтузиазм.
Размотав бинты. Кит накинула халат и встала. В гостье было не меньше шести футов. Рядом с ней Брендан смотрелся бы неважно. Кит снова села, морщась от неприятного ощущения: халат лип к увлажненному телу.
- Не надо меня благодарить, - сказала она. - Благодарите своего папашу. Будь на то моя воля, я бы не позволила вам даже заглянуть в роль, не говоря о том, чтобы ее сыграть!
Девушка попятилась, упала в кресло у стены и покачала головой:
- Что-то я не пойму...
- Ваш отец принудил меня отдать вам роль! - отчеканила Кит ледяным тоном.
- Ого! - только и вымолвила Верена.
- Полагаю, нам необходимо расставить точки над i, - притворство не поможет ни вам, ни мне. Сразу заявляю: выбора у меня нет, но вся ситуация наводит на меня ужас.
Девушка продолжала качать головой, словно пытаясь отогнать дурной сон, но Кит сознательно не щадила ее. Она знала, как жестоко звучат ее слова, однако ничего не могла с собой поделать: видеть перед собой Верену было не лучше, чем ухмыляющегося Раша Александера. Уж не для того ли она явилась, чтобы ее добить?
- Дайте сообразить... - Девушка, кажется, начала приходить в себя. - Я гожусь на эту роль. - Верена встала. - У меня получится! - Она опять упала в кресло.
- Неужели? - Кит недоверчиво оглядела молодую красавицу. - Каким же это образом, хотелось бы мне знать?
- Я училась.
- Тогда понятно. Два вечера в неделю с Ругоффом - и вы превращаетесь в Мэрилин Монро! Хотите, чтобы я в это поверила?
- Вряд ли эта роль подошла бы Монро... - Бедняжка, кажется, говорила на полном серьезе. - А у меня есть кое-какой актерский опыт.
- Да ну?
- Вы не понимаете. Я действительно вам подхожу. Я знаю, что смогу сыграть эту роль. Лейси из меня получится.
- А по-моему, вам не сыграть и Микки Мауса на детском утреннике. Врываетесь сюда, как Кэтрин Хепберн в "Двери на сцену"! Только вы - не Кэтрин Хепберн. - Каждое слово Кит разило наповал.
- Почему бы вам меня не попробовать? - Девушка вскочила и уставилась на Кит, сжимая и разжимая кулаки, как и подобает взволнованной дебютантке. Сочувствия она не вызывала: отец, надо полагать, всегда удовлетворял все ее желания, а теперь преподнес самый восхитительный подарок - превратил в кинозвезду. Возможно, ее все равно придется взять, но где сказано, что при этом ее путь должен быть устлан розами?
- Испытайте меня! - умоляла Верена.
Кит жестко улыбнулась:
- За этим дело не станет. Я позволю вам опозорить себя, "Горизонт", меня и вашего отца, если он вообще способен смущаться, в чем я сильно сомневаюсь. - Этого она, конечно, допустить не могла. Она призовет на помощь Ругоффа, сотворит чудо, но добьется от этого огромного птенца приличной игры.
По щекам девушки катились слезы, которые она утирала рукавом блузки, но Кит и это не разжалобило.
- Вы вступили во взрослый мир, моя прелесть. Приберегите ваши эмоции для Лейси.
Попятившись, Верена натолкнулась спиной на приоткрытую дверь.
- Напрасно я сюда пришла. - Проговорив эти слова, она бросилась бегом по коридору.
Когда спустя несколько секунд в комнату вошла Серс с тарелкой молодого салата. Кит все еще кипела от негодования.
- В чем дело? - Серс поставила тарелку и попыталась обнять Кит.
- Как вы могли, Серс? Я так вам доверяла...
- Не понимаю, о чем ты, дитя мое?
- Я вам не дитя. Я говорю о гостье. - Она указала на дверь. - Как вас угораздило впустить ее ко мне?
- Она красива и безобидна. Ее мать - милая...
- Мне наплевать, как мила ее мать! Как вы посмели нарушить мое уединение?
- Сейчас ты в худшем состоянии, чем вчера вечером, но делать нечего. Она достала из кармана конверт и со вздохом протянула его Кит. - Курьер не уйдет, пока не получит ответ.
Кит вскрыла конверт и прочла вслух:
- "Раш и Аманда Александер имеют честь пригласить Вас сегодня на праздничный вечер, посвященный их дочери Верене Александер". Вот мой ответ! - Она в ярости разорвала приглашение на мелкие кусочки и пустила их веером по комнате.
Глава 16
Либерти втиснулась в белый лимузин, и при виде ее широкополой шляпы Арчер присвистнул. Она улыбнулась:
- Одно из преимуществ маленького роста - возможность носить большие шляпы. Но вы тоже не промах. Никак не соображу, чего мне больше хочется; чтобы вы на мне женились или чтобы удочерили? - Видя его недоумение, она с улыбкой потрепала Арчера по руке. - Шучу, конечно.
- Я рад, что вы согласились, потому что это особенный вечер для всех нас...
- "Нас" включает Кит Рейсом?
- Полагаю, да.
- Вот и славно: мне надо с ней поболтать, а я весь день не могу до нее дозвониться. - Только благодаря Кит она не отклонила приглашение. Теперь, после встречи с Эбеном, Арчер Ренсом был скорее соблазном, чем подарком.
- Либерти, - начал он, - мне бы не хотелось, чтобы нашему вечеру что-то помешало. - Он взял ее за руку. - Расскажите мне про Эбена Пирса и свои планы.
Она почувствовала, что краснеет, и, вырвав руку, заявила, глядя прямо перед собой:
- Я была в него влюблена.
- Когда?
- Господи! Миллион лет назад. Девчонкой, еще в колледже.
- И больше ни-ни?
- Нет, еще некоторое время после того, как он женился на Корнелии Хейс, но это было недолго. - Внезапно ей стало очень важно, чтобы он не принимал ее за разлучницу.
- И все?
- Да, месье Пуаро. - Он по-прежнему не опускал брови. - Я до сих пор в него влюблена. Опять не удовлетворены? Ну хорошо, позавчера я с ним обедала.
- Не следует ли мне узнать подробности обеда?
- Как здорово у вас получается! Если вам захочется поменять занятия, посоветуйтесь со мной - у меня будут предложения. Да, он спрашивал про вас. Но не бойтесь! - Она похлопала его по плечу. - Я ничего ему не сказала. Мой рот остался на замке.
Арчер прочувствованно сжал ее руку.
- Я знал, что мне не о чем беспокоиться.
Откинув голову на кожаный подголовник. Либерти порадовалась, что с честью выдержала испытание. Видимо, он действительно может быть спокоен рассказав Эбену про перемещения Тони Алварро, она не выдала никакого секрета, об этом подробно поведала накануне "Тайме".
Арчер продолжал ни к чему не обязывающую светскую беседу, поглядывая в окно. Внезапно она насторожилась.
- Последняя встреча с вами стала для меня... - Он замялся. Она стиснула его руку, и он произнес, все еще отворачиваясь:
- Всю сознательную жизнь я занимался исключительно бизнесом, и в общем-то с успехом. Но в душе у меня пустота.
Под конец дня, оставшись один, я иногда слышу гулкое эхо...
Либерти с трудом сдержалась, чтобы не открыть вечернюю сумочку, не вынуть черепашку и не сказать: "Вот вам доказательство, что вы не один на свете!" Сделать это ей помешала лишь мысль, что Кит должна узнать правду первой.
Александеры сняли Хрустальный зал с садом в "Таверне на лужайке"; стрелки только приближались к половине девятого, а под роскошными люстрами уже собралась внушительная толпа.
Стоило появиться Ренсому рука об руку с Либерти, как джазоркестрик в составе контрабаса, ударных, гитары и фортепьяно заиграл "Нью-Йорк, Нью-Йорк". Гости захлопали в ладоши, но Арчер и бровью не повел.
- Послушайте... - Либерти встала на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха. - Наверное, не все знают, что объект чествования - Верена, а не вы...
- После того как Верена превратилась из гадкого утенка в лебедя, Мэнди устроила в ее честь немало приемов. В четырнадцать лет она уже демонстрировала в Париже модели от кутюр, а в прошлом году добилась контракта с "Руба"...
- Добилась? - удивилась Либерти. - Разве это не дело рук Раша, так же как ее приглашение на роль? Кажется, все это собрание - еще одно подтверждение живучести непотизма <Служебное покровительство родственникам и своим людям.>.
- Манекенщицей и фотомоделью Верена стала благодаря отцовским связям, но успех в "Руба" - ее собственное достижение. Поверьте, никто не может диктовать Ширли Уэллс, кого нанять. Что касается Лейси, то эта идея, признаюсь, принадлежала мне. - Он взял с подноса два бокала с шампанским и подал один Либерти. - Похоже, вас это удивляет? - Он поднял бокал:
- За ваше расставание с излишней бдительностью! Лично мне ваше новое состояние больше по душе.
- А я была свято уверена, что это заслуга Раша...
Казалось, он наслаждался ее замешательством:
- Кто, по-вашему, убедил его этим заняться? Он боялся, что жена будет против, и я сказал, что возьму Мэнди на себя.
- А я-то трудилась над теорией Большого Заговора!
- Простите?
- Не важно. Вы перестанете меня уважать.
- А вот посмотрим!
- Одно из интервью навело меня на мысль, что Раш имеет отношение к самоубийству Монетт Новак - ведь оно так удачно расчистило путь для его дочери...
- Начать с того, что Раш страшно экономен, - возразил Арчер серьезно. Он никогда не совершает необязательных телодвижений. Уволить Монетт Новак было бы проще простого, ведь Кит вовсе за нее не цеплялась.
Либерти перевела взгляд на стойку, у которой стоял, засунув руки в карманы, Раш Александер. Время от времени он улыбался словам немолодой собеседницы.
- Сегодня ваш партнер отдает должное ветеранам, - заметила Либерти.
- И правильно делает. Эта особа - одна из основных держательниц наших акций. Благодаря ему она не знает забот.
- Очень благородно с его стороны. Бедная моя теория заговора! Хотя, согласитесь, по поводу Раша трудно не строить догадки.
- Да... - Рейсом повернулся к высокой блондинке в ярко-красном шифоновом платье, перед которой толпа расступилась, как перед языком пламени, и протянул руки. - Сегодня ты само очарование...
Она вцепилась в его рукав, не дав закончить комплимент.
- Я беспокоюсь, Арчер. Верена должна была появиться в половине восьмого, а ее до сих пор нет!
Либерти уловила английский акцент и догадалась, что это и есть хозяйка вечера - Аманда Александер.
- Уверен, беспокоиться нечего.
- Ты не понимаешь. - Аманда понизила голос:
- Раш наломал дров. Он сказал Верене, что роль уже ее - без проб, интервью и так далее. Видимо, он попросту принудил Кит отдать ей роль.
- Что?! - Арчер был поражен.
- Верена пошла благодарить Кит, а та выгнала ее взашей. Меня так и подмывает сказать этой женщине, чего она сама стоит...
Арчер потер подбородок.
- Что это нашло на Раша? Надо было как-нибудь полегче...
- Он все отрицает и твердит, что Кит неверно его поняла.
- У нее слишком много дел, - Арчер нахмурился, - но я уверен, что она бы не...
Ему не дал договорить маленький человечек с лицом желудочного хроника, которого Аманда Александер встретила заученной радушной улыбкой. То был издатель, опубликовавший "Последний шанс" Германа Миллера.
- Где Кит? Только ради нее я сюда и пришел.
По его виду можно было подумать, что он минуту назад разорился. Его горестное настроение почему-то оскорбило Миссис Александер, и та холодно ответила:
- Уверена, она вот-вот появится. А пока, Гарри, советую вам отдать должное буфету - наверняка вы найдете там блюда по своему вкусу.
Почувствовав на себе пристальный взгляд Аманды, Либерти не очень-то убедительно притворилась, будто слушает оркестр.
- Извини, дорогая, - Арчер вмешался, как всегда, вовремя, - надеюсь, ты не станешь возражать против присутствия этой молодой дамы, с которой у тебя завтра состоится обстоятельная беседа.
- Мисс Адамс! - Аманда тотчас превратилась в воплощение любезности. Как поживаете? Я столько о вас слышала!
Аманда Александер, судя по всему, была полностью поглощена своей внешностью и, кроме этого, мало чем еще интересовалась. Либерти решила, что она и ее муж имеют отдельные спальни и что Раш, любуясь женой, гордится ею, но не более того.
- Как я рада, что вы нашли возможным побыть сегодня с нами, мисс Адамс! Я уже предвкушаю наш завтрашний разговор. Знаете, "Метрополитен" - мой любимый журнал, а Китсия - самая восхитительная женщина из всех встреченных мной когда-либо. А теперь прошу меня извинить. Пора звонить подружкам Верены - наверное, она задержалась у них.
- Кажется, наша очаровательная хозяйка взволнована? заметила Либерти.
- Я тоже. - Рейсом проводил Аманду взглядом. - Бедная девочка! А ведь у нас были самые лучшие намерения. Но ничего, у нее сильный характер, она выдержит. - Он улыбнулся. - Недаром существует поговорка, что дети добиваются успеха вопреки своим родителям! Верена - прекрасный тому пример.
- Вы как будто ею гордитесь?
- Горжусь. Я бы не предлагал ее на эту роль, если бы не был уверен, что она буквально рождена для нее.
- Может, потанцуем, Арчер?
Он взял у нее бокал с шампанским и поставил его на стол.
- Больше всего меня подкупает ваша прямота.
- Внимание, сейчас я поведу.
- Только попробуйте! Я докажу, какой я деспот.
- Ну так вперед! - Либерти ловко оттащила его подальше от музыкантов, чтобы продолжить беседу. - Миссис Александер, - очень красивая женщина и выглядит так молодо...
- Потому что так оно и есть. Она произвела Верену на свет, когда ей еще не было двадцати. Вы считаете Мэнди красавицей? Тогда вам надо было застать в живых ее мать.
- Мать Аманды?
- Я видел ее всего один раз, будучи подростком, но впечатление она на меня произвела просто потрясающее. Тогда я умолял Китсию, чтобы она передала ей мою любовную записку, - Китсия и Синтия были лучшими подругами. Китсия привезла ее с собой на Звар на Новый год для моральной поддержки.
- Так она передала вашу записку?
- Нет. У нее были другие планы.
- Могу себе представить!
Либерти боялась, что горячая рука выдаст ее, подскажет, что она не только представляет, но и знает о случившемся той ночью. Ей хотелось, чтобы он обо всем рассказал сам.
- Кстати, о том Новом годе, Арчер... - начала она, но договорить не смогла.
Такого короткого платьица Либерти еще не видела - из-под довольно узкой полосы золотой парчи, поддерживаемой двумя тоненькими бретельками, словно вырастали длинные сильные ноги в колготках и туфельках без каблуков, под цвет золота. Картину дополняли толстая золотая коса, переброшенная через одно плечо, розовые щеки, не нуждающиеся в гриме, здоровье, пышущее изо всех пор, - не девушка, а любовно взлелеянный цветок.
Внезапно возникнув перед ними, красавица потащила Арчера за собой на террасу, кинулась ему в объятия и залилась слезами.
- Зачем он так со мной поступил, дядя Арчер? Теперь она меня ненавидит, просто не выносит... - Увидев догнавшую их Либерти, Верена отстранилась от Арчера и вытерла глаза платком, который вытащила из его нагрудного кармана.
- Чудесный вечер, не правда ли?
- Познакомься, это Либерти Адамс. Она репортер, - добавил Рейсом поспешно, как предостережение.
- Правда? - Девушка сунула платок обратно в его карман.
- Это она готовит статью про тетю Китсию.
- Жаль, что вы не репортер-исследователь, я подарила бы вам сенсацию.
В этот момент в дверях появился Раш, и Верена запоздало прикрыла рот обеими ладонями.
- Кажется, кто-то произнес мое любимое словечко? - Раш широко улыбнулся Либерти, но Арчер тут же взял его под руку.
- У тебя найдется минутка?
- Ох! - громко простонала Верена. - Намек поняла. А вы? - Она схватила Либерти за локоть. - Дядя Арчер желает уединиться с моим отцом.
- Не торопись, Верена, - сказал Раш с улыбкой. - Рад вас видеть, мисс Адамс, и заранее предвкушаю удовольствие от завтрашнего интервью.
"Я тоже, - подумала Либерти. - Наконец-то выяснится, не ты ли подстроил смерть мисс Новак!"
- Пойдемте, Либерти. - Верена снова потянула ее за руку.
Уходя с террасы, она закрыла обе створки высокой стеклянной двери, потом высмотрела официанта с шампанским, нагнала его и вернулась с двумя бокалами. Сунув один Либерти, Верена залпом осушила свой и застонала от наслаждения.
- Как вам нравится мое платье? - Она утерла рот тыльной стороной ладони. - В самый раз для шампанского. Жаль, компания подкачала.
- Если бы в мои семнадцать лет все эти люди были приглашены чествовать меня, я бы, наверное, чувствовала себя на седьмом небе от гордости! ответила Либерти, оглядываясь. - Кого тут только нет: продюсеры, бродвейские идолы, светские знаменитости...
- Я вас умоляю! Знаменитости пришли к Мэнди, а не ко мне.
- Кажется, это Макс Ругофф? Ну, тот, что беседует с Джо Паппом?
Верена небрежно намотала на руку свою золотую косу.
- Тема беседы, безусловно, деньги. Хотите жвачку?
Либерти покачала головой. Верена достала из крохотной золотой сумочки пластинку, развернула обертку и прочла:
- "Скоро вы будете сидеть на самом верху". Хороша шуточка!
- А в чем, собственно, дело? - поинтересовалась Либерти.
- Ни в чем. Я в полном порядке. Фантастически счастлива!
Мой отец - кретин, но я все равно балдею. Вечно он так: у него способность превратить любой подарок в дерьмо на палочке.
Поймите меня правильно, мисс Адамс: я мечтаю об этой роли, но просто не хочу получать ее таким способом. Будь у меня хоть половинка шанса, я бы ее заслужила.
- То есть произвели бы впечатление на пробе?
Верена перебросила косу через плечо.
- Ладно, проехали. Узнаете завтра - вы же придете допрашивать Мэнди? Она снова затеребила косу пальцами, перебросив ее на грудь. Либерти кивнула. - Ну вот, предлагаю вам потом беседу со мной.
Хотя Верена возвышалась над Либерти, как гора, а длинная желтая коса казалась альпинистской веревкой, тем не менее в этом огромном ребенке было что-то невыносимо трогательное.
- Может быть, начнем прямо сейчас?
- Здесь - никак! - Верена посмотрела на Либерти, как на непроходимую тупицу. - Между прочим, в деле замешаны высокопоставленные лица...
- Что?!
- Скажем, сенатор Эбен Пирс, - прибавила девушка шепотом, - забыла, от какого он штата... - Она сморщилась, пытаясь вспомнить. - Когда он был у нас, я такое подслушала...
Честно! До завтра.
Она скрылась в толпе. Либерти последовала было за ней, но вокруг виновницы торжества уже защелкали фотоаппараты, и Верена ослепительно заулыбалась, как звезда, рожденная для славы.
Заметив одиноко стоящего Арчера, Либерти подошла к нему.
- Все в порядке? - спросила она.
- Лучше не бывает.
- Едва ли мы дождемся сегодня Кит...
- По-видимому, да, - согласился он хмуро. Оркестрик заиграл старую медленную мелодию "День за днем", и Арчер, не спросив разрешения, обнял Либерти. Когда ее лицо разгладилось, он зашептал ей на ухо:
- Впервые я услышал эту вещь в исполнении Синатры тридцать лет назад.
Она заглянула ему в глаза и увидела в них печаль. Лучшего времени для ее вопроса нельзя было придумать.
- Какой была ваша жена?
- Красивой, - ответил он еле слышно.
- Знаю, догадалась. - Либерти старалась не разрушить возникшую атмосферу доверия. - Что с ней случилось?
Они перестали танцевать, и Арчер бросил на нее странный взгляд:
- Не понимаю, о чем вы?
- Очень даже понимаете! - Она стиснула ему руку. - Во вторник после завтрака с вами я попыталась что-нибудь разузнать о миссис Арчер Рейсом, но, если верить газетам, таковой никогда не существовало. Держу пари, в списках мэрии она тоже отсутствует. Насколько я понимаю, произошло что-то серьезное, иначе откуда этот заговор молчания?
Или вы попросту ее выдумали.
Рейсом вдруг отпустил ее:
- Выйдем.
Либерти засеменила за ним на террасу, прихватив два бокала с шампанским Неужели он собрался вспомнить усопшую жену?
В саду стояли белые кресла и скамейки с розовыми подушечками, на ветвях деревьев висели разноцветные гирлянды. В этой обстановке Арчер словно предстал перед ней в каком-то новом свете - более живым, что ли. Они сели на скамейку и долго молчали. Наконец Ренсом заговорил:
- Я повстречал Кэсси на приеме у Хэма Беркли в Ист-Хэмптоне, который мне уже никогда не забыть. Взлетали вверх подсвеченные пурпуром струи фонтана, до самого берега тянулись фонари, и все это устроила Этель, жена Хэма. Они с Хэмом приютили Кэсси - я так и не узнал, как она оказалась у них. Единственное, что я знал, - она была из Бостона и там не поладила со своей приемной матерью.
- А что случилось с ее родной матерью?
- Забыл Вы не верите? Я действительно забыл, хотя раньше, возможно, знал. Кэсси обожала секреты: свято берегла свои, зато любила узнавать чужие... - Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. - Все мужчины на приеме проявляли к ней интерес, но после того как Хэм нас друг другу представил, она танцевала только со мной одним - сказала, что доверяет мне и боится, как бы другие не отдавили ей ноги. Она была босиком, подол ее платья был влажным. Через пятнадцать минут после нашего знакомства она заявила, что мы поженимся.
- Не любила тратить время зря?
- Нет, просто была удивительно прямодушной. Два месяца мы встречались ежедневно. Для нас было невыносимо оказаться врозь. Наконец после короткой помолвки мы поженились.
- То-то праздник для газетчиков! "Загадочная бостонская красавица венчается с молодым озорником".
- Они не давали нам покоя, но мы не особенно и скрывались. Кэсси любила танцевать, любила людные места. Она у всех вызывала восторг. Официанты "Клуба 21" выстраивались в очередь, чтобы ее обслужить.
- Похоже на музыкальную комедию или на сказку...
- Возможно, это и была сказка. - Он прервал рассказ и задумался.
- Людей без изъяна не бывает... - осторожно произнесла Либерти.
- В том-то и дело. - Рейсом обернулся к ней, и Либерти заметила, что он как-то сразу помолодел. - Знаете про традицию арабского ковроткачества? Не ломайте голову, я объясню.
Дабы не прогневить Аллаха зрелищем абсолютного совершенства, каждый ткач обязательно допускает в своем узоре небольшую погрешность. - Он молитвенно сложил ладони и пробормотал. - Да не прогневается всемогущий Аллах!
- А что было не так у Кассандры?
- Какая-нибудь ерунда - то пятнышко на лице или на платье, то перекрученный подол. Волосы она носила распушенными, как вы, хотя в те времена это не было принято. Она никогда не пересекала порог салона красоты, но когда мы с ней шли по улице... Обычно женщины смотрят на свое отражение в витринах, но у Кэсси не было такой привычки. Эта ее беспечность в сочетании с природной грацией делала всех женщин в сравнении с ней жеманными кокетками. Даже Китсия удивлялась ей.
Внезапно Ренсом нахмурился.
- Когда Китсия познакомилась с вашей женой? - спросила Либерти.
- Кэсси в то время была беременна. - Он надолго замолчал. Либерти посмотрела на него, но уже не настаивала на продолжении - сидевший в ней репортер тоже испытывал смущение. Однако Ренсом поборол свои сомнения. Странно... Иногда я представляю себе Кэсси с огромным животом, и у меня появляется чувство, будто я по-прежнему жду рождения нашего ребенка.
- Что-то произошло? - Либерти почувствовала несвойственную ей робость.
- Она его потеряла.
- Простите?
Он встал и стал возиться с портсигаром.
- Я не правильно выразился. - Рейсом закурил. Дым попал ему в глаза, и он, щурясь, отвернулся. - Это долгая история, Либерти. Жаль, что мы с вами недостаточно знакомы.
У Либерти перехватило дыхание.
- Мы достаточно знакомы, Арчер.
- Вы такая... - Он обернулся и, сделав затяжку, передал сигарету ей, а потом продолжил:
- Спустя несколько месяцев после нашей женитьбы эта женщина, приемная мать Кэсси, прислала мне письмо с требованием денег: мол, я ей должен что-то вроде отступного, раз забрал Кэсси. Естественно, я отказался платить, вернее, за меня отказались мои адвокаты. Тогда она начала бродить вокруг нашего дома. У нас был особняк в Греймерси-парк. Сам я никогда ее не встречал: она приходила, когда я был на работе. Китсия тоже не могла быть сторожем: у нее хватало своих дел, и она часто уезжала к себе в мастерскую на Четырнадцатой улице.
- В каком смысле "сторожем"?
- Когда Кэсси забеременела, она стала еще более... - он поискал подходящее слово, - возбудимой. Я пригласил Китсию, чтобы она позаботилась о ней, о нас.
- Не знала, что вы и Китсия были так близки...
Он проводил взглядом автомобиль, осветивший фарами кружевной забор, потом взглянул на Либерти:
- Когда-нибудь поймете, но не сейчас. Вы молодая женщина без сильных привязанностей, так ведь?
Либерти позволила ему провести пальцем по ее подбородку. Отчего-то в этот момент ее больше обычного влекло к нему.
Казалось, он раздумывает, поцеловать ли ее. Наконец решение было принято: он отпустил ее руку и отвернулся. Либерти хотелось, чтобы он передумал, но желание узнать все до конца было сильнее.
- Наверное, я такая же, как и вы теперь. Тогда вы были другим...
- Совсем другим. Я был влюблен. Любить - это такое чувство... - Рейсом глубоко вздохнул. - Оно растет вширь. Я любил всех, даже Китсию, хотя клялся, что не буду больше с ней разговаривать. - Он опустился на скамейку и, упершись локтями в колени, тоскливо уставился на выдохшееся шампанское в бокале. - Иногда я задаю себе вопрос, как же я умудрился пригласить эту женщину в свой дом?..
- "Будущий отец всех прощает".
- И приглашает беспокойную тетушку, - закончил он с горечью. Наверное, решил, что это будет лучше для Кэсси, - в конце концов, она изучала живопись и к моменту нашего знакомства работала в музее "Метрополитен", а Китсия успела стать в мире искусства живой легендой. Кроме того, Кэсси отказывалась выходить из дома с животом: не хотела, чтобы ее видели репортеры.
- В общем, вы решили, что встреча с Китсией пойдет ей на пользу, закончила за него Либерти.
- Кэсси мечтала с ней познакомиться. Поверьте, не было ни одного человека, который не испытывал бы к Китсии рокового влечения.
- Вы изображаете ее зловещим пауком, завлекающим в свои сети невинные души. Неужели она так плоха? - Рейсом только усмехнулся, и Либерти сочла возможным добавить:
- Может быть, она просто привыкла жить одна и все делать по-своему? Ладно, вернемся к приемной матери: чего ей, по-вашему, было надо?
Он вобрал голову в плечи.
- Денег, чего же еще? Во всяком случае, в своих письмах она требовала именно их. Я уже объяснил...
- Да, адвокаты отсоветовали вам ей платить.
- Она явно была не в своем уме. Я вообще узнал о ее посещениях только после смерти Кэсси - она многое от меня скрывала...
- Когда люди умирают молодыми, они уносят свои секреты с собой в могилу. Мы копим тайны, чтобы делиться ими в старости.
Рейсом удивленно покосился на нее:
- Как раз в духе Китсии!
- Может быть, Китсия знала об этих визитах?
- Еще как знала! Под конец Кэсси целиком ей доверилась.
Их знакомство длилось недолго, но они успели сильно сблизиться знаете, как это бывает у вас, женщин.
Иногда они как-то странно на меня поглядывали - как на непроходимого тупицу, поставившего свою жену в тяжелое положение.
- Получается, что беременность была для Кэсси нежеланной?
- Наоборот! Она постоянно об этом твердила. Мы все время занимались любовью. Только перед самым концом...
Либерти покраснела, но он уже ни на что не обращал внимания, захваченный воспоминаниями.
- Потом врачи объяснили, что это обычное явление: женщина возражает против беременности, когда уже поздно. - Ренсом обернулся, и Либерти показалось, что он ослеп. - Она умерла при родах. - Он помолчал. - В ту ночь я совершенно обезумел, переползал из одного бара в другой... Я так и не увидел своего ребенка. Какими бы глазами я на него смотрел, раз не стало моей Кэсси?
Пауза нестерпимо затянулась, и Либерти пришлось нарушить ее самой:
- Ну а ребенок?
- Был украден приемной матерью Кассандры. Она все же получила приданое. Полиция сообщила, что какая-то сумасшедшая бросилась в реку с ребенком на руках. Заключение основывалось на показаниях свидетелей - тела так и не нашли. Я часто гадаю, что случилось бы, если бы я дал ей эти чертовы деньги, получив первое письмо. Может быть, моя Кэсси осталась бы в живых...
"Вместе с ребенком", - мысленно закончила за него Либерти и взяла его руку. Рейсом удивленно взглянул на нее, словно забыл о ее присутствии, как лунатик во время прогулки по карнизу. Конец истории прозвучал бесстрастно:
- Раш постарался, чтобы трагедия не попала в газеты.
Представляете, какой разгорелся бы скандал, если бы не он?
Он не успокоился и удалил отовсюду любые упоминания о Кэсси. Он сделал это ради меня, желая избавить меня от боли.
Она осталась жить только в памяти знавших ее людей. Я благодарен Рашу за хирургическое вмешательство - так мне было проще ее забыть.
- Как вы не понимаете, Арчер? - сказала она тихо. - Вы ее не забыли. Вы ничего не забыли.
Глава 17
На приеме в "Таверне на лужайке" остались только самые выносливые гости. Девин Лоу с трудом оторвал Верену от пианино и вытащил во двор. Коса расплелась, и Верена походила теперь на тряпичную куклу в золотом платьице. Раш и Арчер сидели, ослабив узлы черных галстуков, на большом камне у кустов. Раш сжимал коленями бутылку шампанского - если бы не смокинги, они выглядели бы как отцы семейств, спрятавшиеся во время пикника от жен и детей.
- Девочке нужен папа. - Девин усадил Верену на камень, надеясь, что его наконец освободят от обузы.
- Вы кто? - спросил Раш, привстав.
Девин заморгал, словно ожидая зуботычины.
- Девин Лоу.
- Это не ответ на вопрос и не объяснение недопустимо фамильярного обращения с моей дочерью!
Арчер встал и поддержал Верену, которая, казалось, вот-вот свалится с камня.
- Он с киностудии. Спасибо, Девин, мы за ней последим.
Где ее мать?
- Прощается с гостями. Еще пару минут назад девочка была в полном порядке. Мы собрались у пианино и распевали песенки из музыкальных комедий. У нее классный голос! Это все шампанское... - Грозный взгляд Раша заставил Девина попятиться и поспешно присоединиться к отбывающим гостям.
- Ты бы мне помог, Раш. Она уже не маленькая.
Из-под волос раздалось пьяное хихиканье.
- Это точно! - Верена поводила пальцем перед собственным носом и плюхнулась на камень. Раш и Арчер едва успели предотвратить ее дальнейшее падение. Потом Раш вернулся к прислоненной к камню бутылке и налил себе шампанского.
- Все напились, - сообщила Верена.
- Не знаю, как насчет всех...
- А с меня довольно, - закончила за него Верена и икнула. - Я готова к беседе с папочкой.
- Может, лучше подождем?
- И то верно. - Она с детской доверчивостью положила голову ему на плечо.
- Вот и умница. Закрой глаза и отдохни. Мы отвезем тебя домой. Тебе будет лучше, если ты попробуешь уснуть.
Она убрала с лица волосы и уставилась в пространство затуманенным взглядом.
- Как только я закрываю глаза, земля начинает слишком сильно вращаться... - Она поводила в воздухе рукой и повисла всей тяжестью на Ренсоме.
Арчер стал рассеянно гладить ее по голове. Сколько раз в детстве она засыпала вот так в отцовской библиотеке или у него в Миллбруке! Ей не было дела, сколько рядом людей - только они двое или толпа бизнесменов. Она закрывала глаза и дышала ровно, изображая спящую, а на самом деле прислушиваясь к гулу мужских голосов. Речь в это время могла идти о делах, о развлечениях. Однажды она услышала рассказ об игорном доме в Венесуэле, где женщина, залезая под стол, по очереди занималась оральным сексом с каждым из игроков. Обслуживаемому приходилось сохранять невозмутимость: если он чем-то себя выдавал, что настала его очередь, то лишался выигрыша.
Тогда Верена не могла понять, о чем речь, - что-то вроде педикюра или чистки башмаков, решила она. Но постепенно девушка начала вникать в детали разговоров взрослых. Так происходило и сейчас, когда она удобно пристроила голову на плече у Арчера.
- Позволь, я все выложу начистоту, Раш, - начал тот. - Ты ведь знаешь, что у меня на уме. Почему ты не говорил мне о своей связи с Новак? Почему я должен узнавать такие вещи от других?
- К чему такие разговоры на приятной вечеринке...
- Это не приятная вечеринка, а бардак.
- Вот именно, дружище. Тебе не кажется, что мы с тобой слишком набрались, чтобы предаваться воспоминаниям, кого и когда...
- Я бы с тобой согласился, - прервал его Рейсом, - если бы Монетт осталась в живых.
- А ты об этом не думай, Арчи. - После этих слов наступила напряженная тишина. Оба прислушивались к безмятежному дыханию Верены.
Затем снова раздался голос Арчера:
- Как мы могли это допустить? - Раш пыхтел трубкой и помалкивал. - Это еще не все. Сколько я ни спрашиваю тебя, как обстоят наши дела с сенатором, ты не желаешь отвечать.
- Я же сказал: сенатор наш.
- Разве?
- Можешь не сомневаться, дружище. Я ради тебя постарался.
- Да, ты действительно говорил что-то в этом роде.
Оба снова притихли. Верена уже начала погружаться в сон, как вдруг Арчер, перестав гладить ее по голове, произнес:
- И вот еще что, Раш. Я уже просил тебя об этом и повторю еще раз: нет ли способа притушить историю с Комиссией по биржам и ценным бумагам?
- Каким образом?
- Мне нужно время. Уверен, что это осуществимо.
- А я не уверен. Я пытался приструнить газеты, но разве они угомонятся?
- Мне бы не хотелось, чтобы меня приговаривали еще до суда.
- Мне бы тоже этого не хотелось. Арчи, но Гринхауз выступает перед сенатским комитетом уже в понедельник. Сенатор не причинит нам беспокойства, но... - Раш понизил голос и зачастил:
- Этот сукин сын и без вопросов признается, что "Ренсом энтерпрайзиз" заплатила ему триста тысяч наличными, чтобы он смотрел сквозь пальцы на нашу последнюю операцию с акциями. Наличными! - Можно было подумать, что Раш слышит это слово впервые.
- Какой толк от казино, если нельзя пользоваться наличностью?
- Надеюсь, ты пьян, иначе не говорил бы таких вещей.
Конечно, в душе я полностью с тобой согласен, - проговорил Раш, не выпуская изо рта трубку.
- Мы попали в передрягу, и нам необходимо организовать новый прилив денег для поднятия курса. Пойми, я уже лишился десяти миллионов долларов!
- Ты перешел в разряд нуждающихся? - Раш вытряхнул трубку.
- Если бы можно было перевести деньги из... - начал было Арчер.
- И думать забудь!
- Нет, ты послушай! Еще разок - и все. Ты звонишь в банк...
- Господи! - не вытерпел Раш. - Переводы отмытых денег с Багам на счет фиктивной компании для поддержания курса акций - это именно то, что расследует комиссия!
- Значит, мы больше не сможем выкинуть этот фокус?
- А я-то числил себя пройдохой! Нет, дружок, считай, что деньги кончились.
- Если курс упадет... - снова заговорил Рейсом, и голос его на этот раз звучал абсолютно трезво.
- Чтобы осуществить твой замысел, на счету денег нет.
Верена почувствовала тепло от пламени зажигалки.
- Тогда, может быть, пожертвовать "Последним шансом"?
Ее ногти вонзились в ладони.
- Не трогай "Последний шанс". Страховки все равно не хватит, к тому же фильм может навербовать тебе новых сторонников.
- Лотерея, Раш, ты сам отлично знаешь. Ты представляешь, сколько это принесет нам денег вместе с наличностью от казино "Трипе"?
- Представляю лучше тебя. Этих денег недостаточно.
- Почему?
- Давай я объясню тебе суть завтра.
- Нет, сейчас.
- Может, поедем в офис? Поднимем бухгалтерию, чтобы ты мог...
- Прости, Раш, я не хотел тебя обидеть. Просто мы должны найти способ выпутаться из проклятых затруднений, не жертвуя компанией. Может быть, Аллах наказывает нас за то каким способом мы когда-то ею завладели...
- Что-то я не улавливаю юмора. Арчи. - Раш покачался на каблуках.
- Наверное, ты прав - в этом нет ничего смешного. Но ведь мы кое-чего добились. В молодости я просто хотел заработать денег, чтобы не возвращаться на Звар. Потом мы обрели самостоятельность, и я понял, что мы способны на большее. Если собрать денег и заполучить передышку, мы сумеем укрепить "Рейсом энтерпрайзиз". Я уверен, что у меня хватит на это сил.
- Ладно, завтра с утра устроим совещание с "Вейсс энд Хан". Посвятим их в свои проблемы и попросим юридического совета. - Раш заткнул большие пальцы рук за пояс и сжал зубами трубку. Можно было подумать, что он улыбается, но Верена, следившая за ним сквозь завесу волос, не была в этом уверена.
- Бог с ними, с советчиками. Я хочу услышать твое мнение.
- Что ж, дружище, получай. Существует способ поднять цену акций и спасти "Рейсом энтерпрайзиз", но только путем самопожертвования, и ты должен прямо сейчас сообщить мне о своем решении.
- Самопожертвование?
- Нам обоим придется продать почти все свои акции. Главным образом тебе, потому что у тебя их гораздо больше, чем у меня. Их купит канадский консорциум, дав наполовину или, может, на три четверти пункта больше номинальной стоимости. Я должен предупредить консорциум сегодня же, чтобы они могли начать скупку с открытием торгов.
Арчер молчал. Верена чувствовала, как тяжелеет его рука.
- Я могу сделать это тихо, без огласки. Слово за тобой. - Раш продолжал раскачиваться.
- Я все понял с первого раза, мне не обязательно повторять дважды!
- Чего ты кипятишься?
- А как, по-твоему, должен реагировать человек, которому предлагается спасти компанию ценой продажи своей доли? Думаешь, мне легко на это решиться?
- Не знаю, Арчи. Но мне известно одно: сейчас или никогда. Аллах не предоставит тебе второго шанса.
А теперь передай мне мою дочь. Она страшно тяжелая, а тебя и без нее пригибает к земле.
***
- Кэсси, - сказал он вслух. Нет, он ничего не забыл.
Она не просила ни о чем, кроме любви. Ей постоянно требовалось одобрение, и он с искренним удовольствием удовлетворял эту ее потребность, любя ее все сильнее.
Каких только планов они не строили! Нарожать кучу детей, чтобы похоронить одиночество, которое испытали в детстве; купить старый загородный дом и расширять его по мере увеличения потомства: комната для игр, спальня и ванная для близнецов, тайник на чердаке для дочери, которой захочется уединяться от братьев...
С момента их знакомства ему хотелось повезти ее в Париж.
Она носила бы длинное белое платье, и они катались бы по Булонскому лесу в открытом автомобиле, поедая гранаты. Кто знает, может быть, он повез бы ее и на Звар. Но ни до Звара, ни даже до Парижа они так и не добрались.
Он вздрогнул, поняв, что огоньки на деревьях вокруг погасли.
Зал опустел. Раш и Аманда, уходившие последними, проявили такт и не стали его беспокоить. Проводив глазами нетвердо державшуюся на ногах Верену, ковылявшую следом за родителями к такси, он взял из ведерка бутылку шампанского "Маммс" и поднес ее к глазам, 1957 год... Дата говорила ему лишь о том, что Кэсси не было в живых уже семь лет.
Он поплелся с бутылкой к скамейке, на которой сидел раньше с Либерти, словно на ней было удобнее предаваться воспоминаниям.
Сначала они перекупили дело Хэма Беркли, потом несколько фабрик пластмассы. Они с Рашем договорились не заводить серьезных отношений с женщинами, пока не добьются успеха в бизнесе. Откуда ему было знать, что на приеме по случаю первого приобретения Хэм познакомит его со своей потрясающей воспитанницей? Он пришел от этого знакомства в восторг, Раш, наоборот, испугался. Правда, к дню свадьбы он смягчился, даже Кэсси заметила перемену и стала лучше к нему относиться. Под конец приема Раш подошел к Арчеру, потряс ему руку и назвал счастливчиком.
С мужчинами, пытавшимися с ней заигрывать, Кэсси обходилась очень забавно: отвергала их, умудряясь не задевать их чувства, но давая понять, что любит только мужа. До знакомства с Кэсси ему не была чужда ревность, но благодаря ей он забыл о ревности. Сталкиваясь с ней на улице, мужчины сначала отводили глаза, а потом вожделенно смотрели ей вслед. Как они ему завидовали! Встречаясь с ним, она бежала ему навстречу, кидалась в объятия, обдавая его своим теплом, превращая в факел. С ней он чувствовал себя всесильным, хотя ее красота вызывала у него страх.
Им было нелегко уединяться: казалось, окружающих влечет к ним как магнитом. Раш говорил, что от них исходит золотое свечение. Может быть, Рашу казалось, что эти лучи не дотягиваются до него, и именно потому он наговорил ему тогда в больнице столько гадостей? Сегодня, разговаривая с Либерти, Арчер Репсом вспомнил все: боль, ложь... Неужели и тогда Раш не был с ним искренен? Он отбросил эту мысль и вернулся к воспоминаниям об их счастье вдвоем, о вечерах, когда он крал ее у остальных.
Крепко обнявшись, они танцевали под звуки старых песен. И так день за днем.
Она напевала под музыку, касаясь губами его уха, и через некоторое время он лишался терпения. Он тащил ее вон из клуба с такой поспешностью, что это вызывало шепоток среди присутствующих. В такси он до нее не дотрагивался: они сидели в противоположных углах, как дети, старающиеся произвести хорошее впечатление на взрослых. Но таксист, как и все прочие, знал, что больше всего ему хочется оказаться с ней в постели.
Впрочем, иногда это была не постель, а кресло, диван, стол или ковер. Каждый новый предмет обстановки они вводили в обиход, занимаясь на нем любовью.
Он закрыл глаза, глотая холодное пузырящееся шампанское и вспоминая ее горло, ее розовеющую от прилива страсти кожу...
"Как жаль, что тебе не видно, как ты прекрасна в такие мгновения", сказал он ей как-то. Она расширила глаза, словно такие речи мог вести только безумец.
А ее откинутая голова и зажмуренные глаза! Время от времени она замирала и открывала глаза, чтобы убедиться, что он никуда не делся из-под нее, а потом снова предавалась страсти, приближая момент, ради которого он жил. Прижимаясь к нему с громкими стонами, она принималась облизывать его пальцы, словно это сосцы, а она - изголодавшийся детеныш. Потом она падала на него, закрывая его голову и грудь своими спутанными волосами и без конца выкрикивая его имя. Всякий раз ему казалось, что он впервые слышит свое имя из ее уст.
Он так и не поделился с ней своим главным страхом: что однажды, вернувшись домой, он не найдет ее и поймет, что сну пришел конец.
Себе она ничего не могла купить, зато ради него старалась не жалея сил. Это она приобретала все необходимое для их дома в Греймерси-парк с зеленой мансардой и четырьмя французскими окнами на каждом этаже. Как она любила маленькие чугунные балкончики под каждым окном, даже громыхание карниза на ветру! Она утверждала, что шум ветра в ночи прибавляет уюта. Но те ночи, когда ветер завывал вовсю, она проводила без сна. Она будила его крепкими объятиями, словно боясь, что ее унесет в окно...
- Прости, что я тебя подвел, Кэсси, - сказал он вслух.
Ей очень нравилось украшать дом. Она делала это неторопливо, преподнося любое изменение как подарок ему. Возвращаясь вечером домой, он всегда находил новый сюрприз: маленькую бронзовую балерину работы. Дега, нагнувшуюся, чтобы завязать шнурок на туфельке, оригинал плаката "Фоли Бержер" кисти Тулуз-Лотрека. Плакат Кэсси раскопала в лавке старьевщика, хозяин которой не знал, что это за сокровище. Сжалившись, она заплатила втрое больше запрошенной цены. Ее рассказы нравились ему не меньше, чем ее подарки.
А какой отважной она была в последние месяцы жизни, какой сильной и уверенной, как преисполнилась гордостью материнства!
Ей хотелось поделиться своим счастьем с другими. Не зная о причине его ненависти к Китсии, она умоляла сменить гнев на милость. Причины, по которым он пригласил в дом Китсию, когда жена была на пятом месяце беременности, так и остались непонятными даже ему самому...
Теперь он знал: какой бы ни была ее жизнь до него, он был ослом, когда сомневался в ее любви к нему. Как он мог поверить всей этой лжи? Да, ложь исходила от друга, но все равно... Он чувствовал, что теряет ее. Он не мог слушать, но был слишком напуган, чтобы заткнуть уши.
- Все равно, Кэсси, я тебя никогда не винил. Ты - мой волшебный ангел. Ты навечно останешься безгрешной в моем сердце.
Глава 18
Верена вошла в кухню крадучись, как кошка. Закрыв за собой дверь, она положила ключ обратно в рюкзачок. Разместившись строго посередине кухни, она постаралась, чтобы ступни попали на одну плитку, после чего двинулась по красной полосе, разделявшей белые кафельные квадраты. Наконец-то хмель выветрился! Раш остался в "Таверне" раздавать чаевые. Мать привезла ее домой, раздела, завернула в бабушкин халат, чтоб не мерзла. Как только Аманда удалилась, Верена вскочила, сбросила халат, натянула майку и вышла на воздух. Ей втемяшилось в голову, что валяться в пьяном бесчувствии опасно. Трезвость и бдительность! Она пустилась бежать, чтобы напряжением сил изгнать из организма алкоголь, и остановилась только тогда, когда закололо в боку; ей даже пришлось прислониться к дереву. Возвращаясь, она соблюдала удвоенную осторожность, чтобы не разбудить родителей.
Первый лестничный марш она преодолела, борясь с тошнотой. Как она умудрилась так нализаться? Ответ был наготове: ей хотелось стать храброй и запретить Рашу добывать для нее роль в фильме таким неподобающим способом. Но чем пьянее она становилась, тем больше боялась. План так и остался неосуществленным.
Задняя лестница, по которой она поднималась, - узенькая и неприбранная, - как будто принадлежала другому дому.
Парадная была полной противоположностью этой: широкая, покрытая толстым бежевым ковром с синими цветочками по краям, с медной поперечиной на каждой ступеньке, не позволяющей ковру гулять.
Верена застыла на месте. Что это? Сердце забилось быстрее. Девушка затаила дыхание и прислушалась. Часы отбивали половину четвертого ночи. Она присела на ступеньку и вытянула ноги, чувствуя себя точь-в-точь как Алиса в Стране чудес, осушившая бутылку "Выпей меня" и сразу переросшая свой дом.
Она даже испугалась, что сейчас пробьет головой потолок. Раскинув руки, Верена убедилась, что достает до обеих стен. Она действительно выросла из своего дома.
Она стала считать ступеньки: одна, вторая, третья, четвертая... Зачем она сюда вернулась? Она ведь уже вкусила однажды свободу от них, Мэнди и Раша. Почему она не осталась на воле?
***
- Не пойму, зачем тебе возвращаться? - Компаньон по бегству чистил "травку" на конверте пластинки группы "Полис", пока Верена пыталась вставить в проколотые уши крохотные фиалки. Она обливалась потом, то и дело вытирая верхнюю губу и грудь. Из-за пота фиалки завяли и не слушались пальцев.
Верена отошла в сторону, чтобы нарвать еще.
- Сама толком не знаю, - ответила она через некоторое время.
- Ну-ка помоги.
Она поднесла к его трубке деревянную спичку и сама затянулась, но только чуть-чуть - с нее хватало солнца.
- Боюсь, случится что-то страшное, - они же мои родители. Я должна попытаться. У меня плохое предчувствие...
- Страшное случится, если ты вернешься, уж поверь мне!
Твой папаша - форменный псих.
Он потянулся к ней, но она отодвинулась.
- Пойми, они все равно остаются моими родителями! Я не могу все время убегать.
- Ну, как знаешь.
- Да пошел ты! - крикнула она.
Он надел наушники.
***
Верена высыпала монеты на полочку и рассортировала: две стопки десятицентовых, три стопки по двадцать пять. Она сняла трубку, шнур дернулся, и монеты рассыпались по грязному полу. Она нагнулась и стала подбирать их.
В будке было душно, но она все равно не открывала дверь - так ей было спокойнее.
Иногда ей удавалось не думать целый день. Потом откуда ни возьмись появлялся он: Верена представляла его, слышала его голос и не знала, куда деваться от чувства вины. Она сложила монетки в стопки пониже.
Ее не было дома целых девять месяцев. Девять месяцев!
Она гадала, велел ли Раш детективам прекратить поиски или ее по-прежнему ищут. Она сбежала с одноклассником, проделывавшим это уже в шестой раз. Верена все ему рассказала, и он к ней не притрагивался. Это он назвал конечным пунктом Ки-Уэст. Первые полтора месяца она заставляла его воровать в киоске нью-йоркские газеты, где искала и не находила упоминания о своем бегстве. Раш умел держать писак в узде - не то что собственную дочь.
В будку постучались. Верена вздрогнула и обернулась.
- Вы закончили? - осведомился молодой человек.
- Нет еще.
- А скоро? - Он просунул в щель носок теннисной туфли, чтобы не дать двери закрыться.
- Мне надо сделать еще несколько звонков. Сами понимаете, родители... Верена увидела через его плечо своего друга.
Тот указывал на нее и на себя, спрашивая, нужна ли ей его помощь. Она покачала головой. - Всего через квартал есть другая будка, - подсказала она.
Молодой человек еще какое-то время смотрел на нее, потом улыбнулся:
- Спасибо.
Верена стала изучать свой банк. Десять центов чеканки 1973 года... Все эти девять месяцев она чувствовала себя шпионкой, тайным агентом в чужом обличье. Теперь настало время выйти на свет. Иногда тайных агентов не отпускают обратно - слишком опасно. Все равно попробовать надо.
Она бросила монетку в щель и набрала десять цифр.
- Просьба опустить два доллара двадцать центов за первые три минуты. Длинные гудки.
- Позовите, пожалуйста, мистера Арчера Ренсома.
- Мистер Ренсом говорит по другой линии. Кто его спрашивает?
- Это... - Верена заколебалась. - Знакомая...
- Вы хотите что-то передать или оставите номер, чтобы он вам перезвонил? - Женщина отвечала любезно, для нее это был один звонок из многих. Где ей знать, насколько это важно - Можно я подожду? У меня нет телефона.
- Я не знаю, сколько еще времени мистер Ренсом проговорит. Сразу после разговора у него встреча.
- Пожалуйста, я звоню издалека.
- Просьба опустить доллар пять центов за следующие две минуты.
- Секундочку, можно еще чуть-чуть?
Щелчок - и Верену разъединили.
- Вам придется опустить доллар пять центов, иначе ваш звонок прервется.
- Подождите! - Верена перебирала мелочь.
- Вы опустили доллар двадцать пять центов вместо доллара пяти. Я предоставлю вам дополнительное время.
- Вот спасибо! Очень кстати.
- Пожалуйста, говорите.
- Прошу вас, позовите мистера Ренсома! Это важно! Мне надо кое-что ему сказать! - взмолилась Верена.
- Как ваше имя, юная леди?
- Я не могу себя назвать. - Верена лихорадочно размышляла. Через эту женщину ей было не прорваться, но она боялась, что стоит ей назвать себя - и ее переключат на Раша.
- Сейчас я проверю, не освободился ли мистер Ренсом.
- Верена? - раздался в трубке знакомый голос Арчера.
- Дядя Арчер! - Верена прикусила губу, шпионы не ревут. - Я хочу вернуться домой.
- Я тоже хочу, чтобы ты вернулась Нам тебя не хватает. - Рейсом говорил медленно, словно она была его единственной заботой.
- Ничего не говорите папе и Мэнди.
- Хорошо.
- Обещаете?
- Обещаю. Твое возвращение будет сюрпризом.
- Я вас люблю.
- Я тоже тебя люблю, Верена. Ну, с чего начнем?
Ее расчет был верным: бездетный Рейсом был спокойнее, чем отец, и не считал необходимым ее распекать.
- Просьба опустить девяносто пять центов за следующие две минуты.
- Вы меня слышите, дядя Арчер? - крикнула Верена.
- Опустите названную сумму, или я вас разъединю.
- Провались ты! - Верена забросила в аппарат все оставшиеся двадцатипятицентовики.
Ренсом засмеялся:
- У тебя есть план?
- Более или менее.
- Как ты возвратишься в Нью-Йорк?
- Самолетом.
- Тебе хватит денег на билет?
- Да, хватит.
- Прежде чем лететь, позвони мне в офис и скажи Сьюзен, к какому времени прислать в аэропорт машину. Ты будешь одна?
- Да, одна.
- Хорошо. Хочешь, водитель привезет тебя ко мне в Миллбрук? Мы вместе подумаем, как быть дальше.
- Как они там?
- Раш вне себя, мать в отчаянии. Но ты не волнуйся, как только ты вернешься, все придет в норму.
Верена повесила трубку и сгребла оставшуюся мелочь. На лучшее нечего было и надеяться.
***
- Мы не сможем пронести шкаф по этой лестнице, миссис Александер, пропыхтел грузчик, утирая лицо красным клетчатым платком.
- Тогда обойдите дом и втащите его по парадной лестнице, она шире. Только не заденьте картины на стенах.
Верена сидела на кухне и уплетала сандвич со сливочным сыром, помидором и луком. То был ее первый день после возвращения домой.
- Ты похудела, у тебя изможденный вид.
- Когда вернется Раш? Опять поздно? Мне бы не хотелось, чтобы мое появление в этом доме все перевернуло, чтобы пострадала его священная работа...
- Верена! - начала было Аманда с упреком, но тут же опомнилась:
- Пойду послежу за грузчиками.
После ее ухода Верена налила в розетку из-под желе немного белого вина и выпила. Сорок восемь часов назад она простилась с другом, тридцать шесть часов назад приехала в Миллбрук и стала ждать Арчера, двадцать часов назад попросила Арчера уступить ей часть старой мебели для ее новой спальни у Мэнди в мансарде, а три часа назад обнимала мать, упрашивая ее не плакать, и одновременно перечисляла новые правила сосуществования:
- Я хочу жить в мансарде. Я сама обставлю ее с помощью дяди Арчера. На деньги, которые я получаю за позирование, я буду брать уроки актерского мастерства. А вы с Рашем оставите меня в покое. Вам запрещается спрашивать, почему я сбежала и где была все эти девять месяцев, иначе я снова сбегу.
Аманда согласилась на все. Верена чувствовала себя террористкой, а мать сравнивала с перепуганной заложницей.
***
Верена подтянула колени к подбородку. Она помнила, каким обходительным был Раш, вернувшись в тот вечер домой.
Это произошло в День труда, в выходной, но Раш все равно работал. Его нерабочими днями были только Рождество и день ее рождения. Сама предупредительность, вежливость, радость по случаю ее возвращения! Она отозвала его в сторонку и доходчиво объяснила: если он еще хоть раз до нее дотронется, она покончит с собой.
Она быстро подметила, как изменились отношения между родителями. Они всегда вели себя, как чужие друг другу люди, но прежде умудрялись это скрывать, а теперь перестали делать для этого даже малейшее усилие. Раш как будто забыл, что Мэнди пользуется за столом перцем, и упорно передавал ей соль. По вечерам Мэнди добавляла в каждую чашку с кофе молоко, хотя Раш пил только черный кофе. Верена винила во всем себя. Их она не жалела, полагая, что так им даже лучше, но считала, что таким холодным, скучным, гадким дом стал из-за нее. Возможно, со временем все поправится... Казалось, ее надежды начали сбываться. А потом она снова очутилась на заднем сиденье автомобиля.
Верена встала. Вспоминая прошлое, она как будто уменьшалась в росте. Может быть, она пробудет еще какое-то время в этом доме, не протыкая руками стены, а головой - крышу, окончит школу, дождется восемнадцатилетия и получит причитающиеся ей денежки? Она налегла на перила лестницы. Как он мог учинить эту гадость в машине? Как она сама позволила этому случиться? Она все время была начеку, все время опасалась его, но он ни разу после ее возвращения не пробовал на нее посягать. Они даже смотрели вдвоем телевизор - в темноте, без Мэнди, сидели и болтали на диване, - проводили время в его библиотеке. Он вел себя безупречно. После года наблюдений Верена пришла к выводу, что он усвоил урок. Но оказалось, что он подстроил ей ловушку. Все это было лишь мерзким планом, призванным усыпить ее бдительность, создать впечатление, что он больше никогда не дотронется до нее своими погаными лапами...
Какая же она дура! Она встала и поежилась. Из-под двери ее спальни тянуло сквозняком. На ее этаже, самом верхнем в доме, всегда было на десять градусов жарче или холоднее, чем в остальных комнатах. Она распахнула дверь и оглядела свое жилище. Оно смахивало на монашескую келью, почти такое же строгое и пустое. В дальнем углу стояла широкая кровать, заселенная белыми простынями и атласным пледом в белую и бурую полоску. У стены помещался низкий сосновый туалетный столик, над ним - книжная полка. Рядом высился платяной шкаф медового цвета. Вдоль четвертой стены тянулась балетная перекладина, отражающаяся в огромных зеркалах. Она захватила сюда совсем немного вещей из своей прежней комнаты: литографию Матисса в розовых тонах окно с видом на гавань; шаль, принадлежавшую еще бабке, матери Раша.
Верена закрыла дверь, включила верхний свет - простой оловянный светильник - и чуть не упала в обморок от испуга: перед ней стоял Раш.
- Господи, как ты меня напугал! Чего тебе? Я устала.
- Я тоже устал, Верена, - проговорил Раш тихим, чужим голосом. - Я тебя давно дожидаюсь.
- Да? Ну и что? Спокойной ночи. - Верена вернулась к оставленной нараспашку двери и приняла выжидательную позу.
Он двинулся к ней, покорно наклонив лысеющую голову, но вместо того чтобы убраться, с треском захлопнул дверь.
- Мне надо с тобой поговорить.
Верена вошла в свою крохотную ванную и до отказа отвернула оба крана. Он был зол - об этом свидетельствовали засунутые в карманы кулаки.
Она увидела его в зеркале: он стоял у нее за спиной.
- Здесь и для меня одной мало места, Раш, только тебя не хватало! Подожди за дверью, - сказала она его отражению.
Он промолчал. От взгляда его черных глаз некуда было деться. Верена открыла сразу три баночки и, беря понемногу из каждой, намазала кремом лицо.
- Позволь, я тебе помогу. - Раш взял ее за плечи, развернул и присел на унитаз. Она напряженно ждала, пока он возьмет из корзинки на полке вату и вытрет ей лицо.
- Спасибо, дальше я сама. - Она встала и наклонилась над раковиной, чтобы умыться.
- Ты почти никогда не называешь меня папой. Почему?
- Брось! Ты сам знаешь почему. - Она прошла мимо него. - Хватит, уже поздно.
Избегая его взгляда, она сняла с крючка в ванной фланелевую ночную рубашку, надела ее через голову и только после этого сняла белье. Она знала, что он на нее таращится, чувствовала, что фланель - не преграда для его взгляда, но все же надеялась, что ей удалось соблюсти приличия.
Следуя за ней по пятам, Раш случайно наступил на подол ее рубашки. Верена услышала, как рвется ткань, и обнаружила, что в дыре красуется ее голое бедро. Оба промолчали.
Она села в кресло-качалку. Теперь от нее требовалась удвоенная осторожность. Она знала, что Раш порвал ей рубашку не нарочно, но боялась, что он может пойти дальше. Раш был более упорным бойцом, чем любой из тех, кого она знала, - за исключением ее самой. Раскачиваясь, она пристально следила за ним.
Он подошел к ее туалетному столику с зеленым кувшином - собственным подарком ей в честь возвращения из Ки-Уэст. Поставив кувшин на полку, он стал аккуратно складывать на столике ее одежду, валявшуюся кучей на полу. Трусики он складывал вчетверо, блузки застегивал до половины, колготки складывал вдвое, носками вместе. Верена всегда была неряхой и никогда не вешала одежду в шкаф. Она вспомнила гардеробную Раша на первом этаже аккуратную до тошноты. Носки лежали там в ящиках ровными стопками, начищенные башмаки ждали своей очереди во фланелевых мешочках, рубашки висели в одном шкафу (он никогда не складывал свои рубашки), брюки и пиджаки - в другом. Все это напоминало образцовый взвод на смотре. Наблюдая, как он убирает ее вещи, Верена, как всегда, поражалась быстрым движениям его белых рук.
Она знала о его руках все. Если разобраться, то и о нем самом она знала все. Он без утайки рассказал ей о своей жизни еще до того, как заставил ее вести себя с ним, как "испорченная девчонка". Ей казалось, что она - человек с изъяном, почему ей не жаль Костю, русского мальчика, так много знавшего о самом себе?
Она выслушивала снова и снова невозможно грустную историю. Глядя на него, она догадывалась, что он молча рассказывает то же самое себе самому. В данный момент он вспоминал шрамы на своих руках. Потом ему сделали пластическую операцию, и шрамы исчезли. Он был так беден, что не мог купить уголь для печки и отморозил кисти рук. Он оборачивал руки старым тряпьем и делал уроки у огня. Дядя Арчер застал его руки еще в прежнем виде. Видимо, он был единственным, кто столько знал о Раше. Для всех остальных, даже для Мэнди, Раш был загадкой. Как он смеет так предавать Арчера?
Она продолжала раскачиваться, отталкиваясь босыми ногами от пола. Ей вспомнился его рассказ о первых днях в колледже, когда он чувствовал себя в Гарварде выродком-брюнетом в море блондинов. У него был всего один костюм, но сосед по комнате, Арчер Рейсом, настоял, чтобы Раш его выбросил. Взяв маникюрные щипчики, Верена взялась за заусенец. Арчер отдавал Рашу свои вещи, поносив их совсем немного. Он был на дюйм ниже и гораздо плотнее. Верена неудачно поддела ноготь и стала слизывать кровь. Ей вспомнилась кульминация его гарвардской эпопеи - роман с рыжеволосой красавицей, которую он называл Тэсс.
Раш поставил в центре комнаты стул с высокой прямой спинкой, сел на него верхом и уставился на Верену, обхватив спинку руками. Она стала раскачиваться опять, не сводя с него глаз. Думает ли он сейчас о Тэсс? Ведь она никогда не выходит у него из головы.
- Раш, через три часа мне надо вставать и идти в школу!
- Хочешь меня прогнать?
Ее удивил его голос - спокойный, рассудительный. У Верены стало сухо во рту, сердце затрепетало. Главное - не поддаться на обман!
- Просто хочу, папа, чтобы ты отложил разговор на завтра.
- А я хочу, - он сделал глубокий вдох, - чтобы ты объяснила, почему вдруг назвала меня папой. Это способ польстить?
- Я не собираюсь тебе льстить. Как еще мне тебя называть? Лично я не знаю.
- Я люблю тебя, Верена.
- Вот и славно. Остальное завтра, ладно?
- Я хочу поговорить о нас.
- О нас? - Верена усмехнулась. - Что за "мы"? Мне пора спать, Раш. Спокойной ночи.
- Ты вполне можешь уделить несколько минут человеку, добившемуся для тебя роли в "Последнем шансе".
Верена подняла глаза к потолку.
- Без комментариев.
- Где ты была после приема?
- Дома.
- Дома? Я тебя ждал.
- Я бегала.
- В два часа ночи?
- Почему бы и нет?
- Тебе не понравился подарок?
- Сначала понравился, а теперь не нравится.
- Почему же?
- Потому.
- Объясни, дорогая моя.
- Не называй меня "дорогая"! - Она перестала раскачиваться. - Потому что это - грязная взятка.
- Зачем мне тебя подкупать?
- Чтобы я не проговорилась, какую гадость ты подстроил дяде Арчеру.
- Наверное, ты права. Позвав тебя в библиотеку и заведя при тебе беседу с сенатором Пирсом, я намеренно превратил тебя в свою соучастницу. Теперь мы сообщники, нравится это тебе или нет.
- Если ты считаешь, что я позволю тебе погубить дядю Арчера, то ты плохо меня знаешь. - Она встала с кресла и подошла к нему. - Помнишь журналистку Либерти Адамс? Я все ей рассказала на приеме. Так что и думать забудь о своих подлых планах! Я выдала тебя с головой.
Раш побледнел. Она сняла с кровати плед и залезла под простыню.
- Не понимаю, как ты можешь так поступать с человеком, который вылечил тебе руки и во всем помогал!
- Что ты ей рассказала? - Он подскочил к ней и схватил за горло.
- Все! - прохрипела она. - Все-все!
Он убрал руки и забегал по комнате.
- Уверен, она тебе не поверила, что бы ты ей ни наговорила.
- Надейся, надейся...
Он остановился, увидев что-то на полу. Это было ее золотое парчовое платье. Он поднял его, скомкал, поднес к глазам.
- Мэнди твердила всем женщинам на приеме, что... - Она не договорила, увидев, что он рвет платье. Звук при этом был, как при отрывании куска от бумажного полотенца. Верена расплакалась.
Раш уронил изуродованное платье на пол и грустно уставился на него. Когда он опять поднял голову, она увидела, что он тоже плачет.
- Ах ты, сучка! Маленькая сучка!
Он повалился на кровать и закрыл лицо ладонями. Его плечи затряслись.
- Пожалуйста, папа... Пожалуйста, не плачь! - Она беспомощно теребила его за плечо. Волосы у него на затылке оказались совсем редкими, и это придавало ему беспомощный вид. Ей захотелось взять его на руки и отнести куда-нибудь, где на него не наступят... - Папа, не надо...
Он поднял голову, вытер лицо.
- Я никогда тебе этого не прощу, - сказал он бесцветным голосом, - У меня были планы. Я думал о тебе, о твоем счастье. Теперь я вижу, что ты этого не заслуживаешь.
- О чем ты говоришь? - Она отползла от него подальше, села и поджала под себя ноги.
- Через пару недель у меня будет больше денег, чем потребовалось бы и на десять жизней. Мы уедем и будем жить как мужчина и женщина...
- Что за чушь! - вскричала она. - Ты совсем выжил из ума - Мы отличаемся от всех остальных. Мы принадлежим друг другу. - Он понизил голос:
- Ты моя!
- Раш, - прошипела она, - лучше прекрати!
- Ты никогда не будешь принадлежать другому. Я думал, ты уже пришла к этому заключению, когда вернулась домой, расставшись со своим панком. Ты моя - и больше ничья!
- Заткнись! - Верена стиснула зубы, зажала руками уши, зажмурилась и что-то загудела себе под нос.
- Ответь, Верена, - сказал он, словно не замечая ее протеста, по-твоему, ты поступаешь разумно, отвергая меня? - Она пыталась его заглушить, но он перешел на крик:
- А рассказала ли ты малышке Либерти про нас с тобой? Рассказала про милого папочку и свои отношения с ним?
- Никаких отношений больше нет! - Она отняла ладони от ушей и с ненавистью взглянула на отца. - Были раньше - извращенные, ненормальные, но им пришел конец.
- А что происходило недавно в машине? - Он криво усмехнулся.
Она со всей силы двинула его по физиономии, не выдержав кривой усмешки, и поранила ладонь о его зубы. Усмешка не исчезла, только стала кровавой.
- Ах ты, неблагодарная!
Она набросилась на него, принялась молотить кулаками, щипать, царапать до крови, даже впилась зубами в плечо, прокусив шелковый халат. Он заломил ей руку за спину и не отпускал, а только заводил все выше, грозя сломать.
Тогда она широко раскрыла рот и завизжала что есть мочи.
Потом ей удалось заехать ему коленом в пах. Он выпустил ее руку и спихнул с кровати. Она подняла за ножки стул и пошла него, как укротительница на льва.
- Как же я тебя ненавижу! До тошноты, до поноса! Меня от тебя с души воротит! Неужели ты и впрямь воображаешь, что я перечеркну свою жизнь и сбегу с тобой? Чтоб ты знал, меня блевать от тебя тянет! Знаешь, что со мной было в последний раз, когда я вылезла из машины? Меня чуть не вывернуло наизнанку. Знаешь, где тебе место? В психушке, за высоким забором!
Он подбежал к ней и припер стулом к стене. Его глаза горели гневом. Она хрипло прошептала:
- Свинья! Хряк с согнутой спиной, уродливыми ручищами и поганой улыбкой! Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!
Он заехал ей ребром ладони по лицу, да так сильно, что Верене показалось, будто на нее обрушился кирпич. Она ударилась головой о стену, и висевшее рядом зеркало, обрушившись от сотрясения на пол, со звоном разлетелось на мелкие кусочки. Верена стала медленно сползать на пол; в глазах у нее мелькали искры, она ничего не видела и не слышала.
- Эй, что у вас там творится? - раздался с лестницы голос Аманды. Рена, дочка, что-то случилось?
Раш отбросил стул и рывком поставил Верену на ноги. Голова и рука у нее отчаянно болели, ей казалось, что вся она вот-вот расползется по швам. Она схватилась за затылок, но Раш снова вцепился ей в руку.
- Перемирие! - крикнула она. Он зажал ей рот и нос, и она почувствовала вкус и запах свежей крови.
- Скажи ей, что все в порядке! - хрипло зашептал он ей в ухо. - Шум ничего не значит. - Он вывернул ей руку. - Говори!
- Верена! Что за грохот? Ты меня слышишь? Я поднимаюсь. Ты поранилась? Раш у тебя? - Верена услышала, как мать идет по лестнице.
- Все в порядке, мама, правда. Мы просто разговариваем. Ступай спать.
- Что это был за шум?
- Я случайно выронила стакан, - ответила Верена, теряя силы от боли в руке. Ей казалось, что она вот-вот лишится чувств. - Все в полном порядке, ма.
- Твоя дочь и я решили кое-что обсудить! - притворно весело крикнул Раш. - Ты знала, что она устроила среди ночи пробежку?
Аманда помолчала, обдумывая услышанное.
- Отложите обсуждение до утра, - сказала она наконец. - Оставь ее в покое, Раш, дай выспаться.
Они услышали, как хлопнула дверь. Раш выпустил Верену.
- Вот это другое дело. Спасибо, дорогая, за сотрудничество в сохранении семейного взаимопонимания. Зачем тревожить бедняжку мать - она и так переволновалась, когда ты согласилась на роль вопреки ее возражениям. Давай сообщим ей нашу новость за завтраком.
- Какую новость? - Верена пощупала ссадину на щеке.
- Хорошую. Что ты решила отказаться от роли.
- И не подумаю! Роль моя, и ты мне не помешаешь, Раш. - Она усмехнулась; - Если ты будешь ставить мне палки в колеса, я расскажу про твой план дяде Арчеру. Я всем раструблю, я опубликую в газетах разоблачение!
- Ничего у тебя не выйдет, - сказал он равнодушно.
- Откуда такая убежденность?
- Только попробуй! Я пойду к твоей мамаше и все ей расскажу. Пусть знает, какая у нее испорченная дочь. А когда я все расскажу ей, она расскажет Арчеру. Она всегда все ему рассказывает. После этого ты уже не будешь их обожаемой девочкой.
Верена хотела что-то сказать, но передумала. Возразить было нечего.
- Итак, дорогая моя, завтра за завтраком я надеюсь на твою помощь. Как она обрадуется!
Из глаз Верены полились слезы, а рука разболелась еще сильнее...
***
Чудесный солнечный день середины лета. Она сидит в своем любимом шалаше на вершине дерева и вдыхает аппетитные запахи готовящегося обеда. Раш ушел играть в сквош с дядей Арчером, и она осталась одна в старой резиновой покрышке, которую Арчер сам затащил на дерево, чтобы сделать шалаш удобнее. Покрышка словно специально придумана для Верены. Она смотрит вверх, на дубовые листья, подсвеченные заходящим солнцем. На ней прошлогодние шорты, которые в этом году стали ей малы. Случайно она разводит ноги, пальцы также случайно оказываются внутри шортов... Здесь, под покровом листвы, ее никто не увидит, но, посмотрев в щелку между досками, она замирает от ужаса. Вместо того чтобы играть в сквош, Раш перебросил с крыши своего кабинета прямо к шалашу широкую доску и в три прыжка преодолел шаткий мостик. Теперь он стоит перед ней в белых теннисных шортах и тяжело дышит.
- Я пришел посмотреть, как ты безобразничаешь. - Он ухмыляется и велит ей снять шорты. - Очень удобная покрышка.
Конечно, это не заднее сиденье машины и не диван, это небольшой помост, огороженный стенками с трех сторон и вознесшийся на высоту двенадцати футов над землей. С дядей Арчером ей не было страшно, но сейчас она начинает бояться падения и со страху подчиняется.
- Отлично! - говорит он, глядя, как она снимает шорты. - Ты даже себе не представляешь, как это хорошо! Ну, продолжай, я буду смотреть.
Она делает пальцами круговые движения, но очень неуклюже, потому что одеревенела от страха.
- Позволь мне. - Он убирает ее руки, и она сгибает их в локтях, как собака лапы. Он погружает в нее свои пальцы, вынимает и снова погружает. Она ничего не чувствует. Она уговаривает себя, что ей не больно, потому что от боли можно задергаться, вывалиться из покрышки, упасть и разбиться. Когда его пальцы проникают слишком глубоко, она не выдерживает и кричит:
- Слишком далеко! - Но он ее не слушает, не понимает. - Пожалуйста, прекрати! - Она захлебывается криком.
- Не могу, Кэсси.
Услышав чужое имя, она открывает глаза - и видит то, что раньше отказывалась видеть. Оно высунулось из штанины его шортов - багровое, раздутое, лоснящееся, как дубинка, с чем-то блестящим на самом кончике.
- Прости, Кэсси, - говорит он, - но я должен. - Он нависает над ней, упираясь в покрышку руками. Его длинные сильные руки кажутся ей стальными прутьями, тюремной решеткой, лишающей ее надежды на спасение. Вот бы уметь летать! Тогда она выпорхнула бы из-под него... Но он придавливает ее, его голова оказывается у ее плеча. Она чувствует его пот...
Удивительно, но ей его жаль. При этом она знает, что ни при каких обстоятельствах не должна до него дотрагиваться.
Она вскрикивает: его багровое орудие оказывается там, где были его пальцы, и он закрывает глаза.
- Я всегда этого хотел, Кэсси, - слышит она. - Я умираю! - Он двигается - все быстрее, все яростнее. Ей ничего не остается, кроме молитвы, чтобы все кончилось до того, как она вывалится из покрышки, упадет и разобьется. Но как может подействовать молитва, если она молится с открытыми глазами?
- Я упаду! - кричит она и сама удивляется, до чего слаб ее голосок.
- Не упадешь, Кэсси, - хрипит он в ответ.
Если бы он открыл глаза и увидел, что обознался... Но нет, он погружен в рывки своего жестокого орудия. Или это змея, которую он в нее запустил? Так или иначе, существовавшая раньше преграда сметена. Кто истекает кровью змея или она сама?
Сделав свое дело, Раш встает и прячет лицо среди почерневшей листвы. Из кухонного окна доносится голос Аманды. Пора обедать.
Верена приподнимается на локте и смотрит на кровь у себя между ног.
- Она нас убьет!
Он наклоняется к ней и с силой привлекает к себе, причиняя ей боль. Его лицо заострилось.
- Она не узнает, - говорит он. - Поняла? Никогда не узнает.
Глава 19
Кит открыла дверь и схватилась за ручку, чтобы не упасть.
Включив свет, она облегченно перевела дух. Как ее угораздило принять за мертвеца, раскачивающегося на дверце шкафа, собственную одежду, доставленную из прачечной?
Она на всякий случай дотронулась до одного платья, после чего подняла подсунутые под дверь номера сообщения о телефонных звонках.
Несмотря на все ухищрения Серс, она так и не расслабилась, так и не избавилась от нервной дрожи. Покинув "Калипсо", она отправилась в штаб-квартиру "Репсом энтерпрайзиз" за пакетом, переданным Сашей: почта, свежий анализ сборов за выходные, составленный Шериданом, три сценария. Она послала водителя, а сама осталась ждать в машине, и тут, заглянув в зеркальце заднего вида, заметила нечто странное.
Позади лимузина стоял низенький человечек в темно-синем костюме. Она чуть было не помахала ему рукой, но инстинкт подсказал: сиди смирно. Когда вернулся шофер с пакетом и они отъехали от тротуара, она испытала облегчение. Потом, работая в неопрятном здании позади "Колумбус-серкл" с режиссером одной из запущенных в производство картин - колдуя с ним в монтажной над негативами и предлагая изменения в сценарии, - она никак не могла изгнать из памяти человечка в синем костюме. Ей казалось, что она его где-то видела. Неужели он за ней следит? Зачем?
Сжимая в руке сообщения, она вошла в гостиную и увидела Либерти Адамс, мирно спящую на коротком диване. Привалившись спиной к двери, Кит подумала: "Наверное, я забыла, что мы решили снять римейк "Все о Еве". Лучшего кандидата на роль ангела и не сыщешь".
Либерти вздрогнула, открыла глаза и покрутила головой:
- Неужели я уснула?
- Полагаю, мой ассистент связался с вами? Скорее всего вы что-то напутали. Кажется, мы договаривались о встрече через неделю в Лос-Анджелесе, а не в... - Она не договорила:
Либерти молча полезла в сумку, откуда извлекла все ту же эмалевую черепашку и пачку бумаги.
- Подождите меня гнать. Кит. Сперва вот это.
Кит потянулась было за черепашкой, но передумала и отдернула руку. Сердито взглянув на Либерти, она взяла у нее бумаги, уселась у окна и, надев очки, уставилась на верхний лист.
- "Китсия - Либерти" - что это? Стенограмма вашего интервью с моей матерью?
- Часть стенограммы.
- Что за необходимость подсовывать мне это прямо сейчас?
- Прошу вас, прочтите.
Кит начала читать:
- "ЛИБЕРТИ. В чем причина вашей сильной привязанности к племяннику?" Прервавшись, она подняла глаза:
- Я все-таки не понимаю...
- Сейчас поймете. - Либерти кивнула.
"КИТСИЯ. Он был молод и красив. Но я видела в нем не столько красоту, сколько ребенка, загоравшего со мной голышом в моем парижском розарии. Когда я впервые увидела племянника, ему было всего шесть месяцев. Ангус привез его мне, потому что Элен попала в больницу.
ЛИБЕРТИ. Элен - мать Арчера?
КИТСИЯ. Причиной ее отъезда со Звара была прежде всего болезнь. Впервые приехав в Париж, она не стала останавливаться у меня - ее очень заботили светские приличия.
ЛИБЕРТИ. Не понимаю. Почему, остановившись у вас, она бы нарушила приличия?
КИТСИЯ. Я была шлюхой. Она, собственно, тоже, но узаконенной, замужней.
ЛИБЕРТИ. Почему вы стали.., проституткой?
КИТСИЯ. А что, лучше было стать стенографисткой или работать на фабрике? У меня не было никакой профессии. Надо же как-то зарабатывать на жизнь! В ранней молодости я работала в заведении отца Серс. К тому же мне это нравилось.
ЛИБЕРТИ. Чем?
КИТСИЯ. Тем, что хорошо оплачивалось. Я была богата...
Сравнительно, конечно. Я работала, когда у меня была к этому охота. Мне нравилось общество состоятельных мужчин.
ЛИБЕРТИ. У вас были другие друзья?
КИТСИЯ. Такие же шлюхи.
ЛИБЕРТИ. Я серьезно.
КИТСИЯ. Неужели я должна терпеть такое количество дурацких вопросов?
ЛИБЕРТИ. Я предупреждала, что задам тысячу вопросов.
Только так можно...
КИТСИЯ. Прекрати! Не трать время на оправдания и объяснения, даже со мной. Если статья получится, значит, мы не зря старались.
ЛИБЕРТИ. Наверное, вы считаете, что ваше искусство, ваши скульптуры оправдывали любые ваши жертвы?
КИТСИЯ. Совершенно верно. Но я далеко не сразу это поняла. Я покинула Париж, чтобы посвятить себя работе, но у меня не было полной уверенности в себе. Пришлось спрятаться в пустыне, чтобы избежать соблазнов.
ЛИБЕРТИ. Разве вы не занимались живописью за несколько лет до отъезда из Парижа?
КИТСИЯ. Да, но тайком. У меня была привычка трудиться летом, осенью и зимой.
ЛИБЕРТИ. А весна?
КИТСИЯ. Весну я приберегала для Арчера. Я подражала Персефоне.
ЛИБЕРТИ. Каждую весну?
КИТСИЯ. Да, на протяжении семи лет. Когда Ангус впервые поручил его мне, его няня сбежала, но я убедила Ангуса, что справлюсь сама. Бедняжке Арчеру страшно не хватало матери, и он сосал мою грудь. Я не возражала, не видя в этом вреда. К тому же его это успокаивало. Через две недели случилось чудо: у меня появилось молоко!
ЛИБЕРТИ. Правда? Я о таком слышала. Говорят, так может произойти даже с мужчиной.
КИТСИЯ. Что-то сомнительно.
ЛИБЕРТИ. Он долго пробыл с вами?
КИТСИЯ. Месяца два. Мне казалось, что я в раю. При нем я не нуждалась в работе.
ЛИБЕРТИ. Почему он перестал вас навещать?
КИТСИЯ. Этому воспротивилась Элен. Ангус не стал ей перечить.
ЛИБЕРТИ. Вы расстроились?
КИТСИЯ. Не то слово!
ЛИБЕРТИ. Почему?
КИТСИЯ. Ты еще спрашиваешь? Неужели ты такая черствая?
Я его любила. Он был для меня все равно что первое дитя.
ЛИБЕРТИ. Когда вы снова увидели Арчера через восемь лет, вы вспомнили, как нянчили его? Вы испытывали материнскую любовь, но были свободны от материнского страха перед инцестом...
КИТСИЯ. Да, наверное, можно сформулировать и так.
ЛИБЕРТИ. Но вчера вы мне говорили, что подросток Арчер сперва не проявил к вам интереса. Его больше влекло к вашей подруге Синтии.
КИТСИЯ. Так было сначала. Я познакомила их в доме Ангуса, на встрече Нового года. Мы только накануне прибыли на Звар. Синтия хотела меня защитить.
ЛИБЕРТИ. Не представляю, чтобы вы нуждались в защите.
От чего?
КИТСИЯ. От моего брата. Я знала, что он отрицательно относится к моему решению поселиться с ним на Зваре. Прошли годы, прежде чем он привык к тому, что его сестра - хорошо оплачиваемая шлюха. Теперь мне хотелось, чтобы он признал во мне серьезную художницу, отказавшуюся от плотских утех, ЛИБЕРТИ. Не знала, что мнение брата так много для вас значило.
КИТСИЯ. Ангус всегда был мне как отец, и я, видимо, нуждалась в отеческом благословении. В Париже это не имело значения, но, живя под его крышей, я стремилась к большей гармонии.
ЛИБЕРТИ. Этому и должна была поспособствовать Синтия?
КИТСИЯ. Да. Синтия была весьма респектабельной дамой.
Ангус был в нее немного влюблен, и я знала, что он раскроет нам объятия. Двумя днями позже ей предстояло двинуться дальше, на Цейлон, где ее ждал брак с вице-королем. С каким-то вице-королем - когда она могла выбрать себе кого угодно!
ЛИБЕРТИ. В Париже Синтия тоже была шлюхой?
КИТСИЯ. Нет. Одно время мы с ней были любовницами, но потом стали просто подругами.
ЛИБЕРТИ. Кого, кроме брата, вы боялись?
КИТСИЯ. Не кого, а чего: собственного малодушия. Я боялась, что не выдержу и вернусь в Париж, в крайнем случае на юг Франции. Синтия предупреждала, что как только мне не подадут на завтрак шампанского, я соберу вещи и удеру. Она высмеивала мое намерение удалиться в пустыню и творить - точно так же, как я потешалась над ее планами забраться в джунгли и там выйти замуж.
ЛИБЕРТИ. Давайте вернемся к новогоднему празднику...
КИТСИЯ. Меня удивило столь сильное сходство между отцом и сыном, вплоть до страсти к одной и той же женщине!
Стоило Арчеру увидеть Синтию, как он страстно ее возжелал.
ЛИБЕРТИ. Вам это показалось чрезвычайно привлекательным?
КИТСИЯ. Да. Тем вечером я не думала об Арчере в сексуальном плане, пока он не попросил меня передать Синтии любовную записку, которую он нацарапал на салфетке Элен. Я прочла записку вслух и вогнала его в краску. Видимо, из-за его смущения у меня и зародился план...
ЛИБЕРТИ. Может быть, вам хотелось, чтобы записка была адресована вам?
КИТСИЯ. В полумальчике-полумужчине есть что-то неодолимо привлекательное.
ЛИБЕРТИ. Вы решили ему помочь?
КИТСИЯ. Вряд ли кто-нибудь еще мог бы оказаться ему так же полезен. Я предложила, чтобы он, не дожидаясь конца всеобщего веселья, пришел ко мне: я обещала показать ему, что такое женщина.
ЛИБЕРТИ. И он согласился?
КИТСИЯ. Он оказался прилежным учеником. Мальчик готов признать свое невежество, тогда как мужчина...
ЛИБЕРТИ. Значит, он явился?
КИТСИЯ. Да. Ко мне в дверь постучался златокудрый красавчик.
ЛИБЕРТИ. Погодите! Создается впечатление, что это Арчер вас соблазнил?.."
Кит оторвалась от стенограммы. Либерти сидела уа краешке дивана и не сводила с нее глаз.
- Мне бы и в голову не пришло... Из всех, кого я могла бы вообразить своим отцом, самым последним я бы назвала...
- Читайте, читайте!
Кит с сомнением покосилась на лист:
- Лучше я сперва выпью воды.
Либерти наполнила стакан, и Кит, дрожащей рукой поднеся его к губам, осушила стакан залпом, после чего заставила себя продолжить чтение.
***
"КИТСИЯ. Я научила Арчера всему, что надо знать мужчине о том, как доставить удовольствие женщине. Я научила его приводить партнершу в неистовство, вызывать у нее одну волну наслаждения за другой...
ЛИБЕРТИ. Жаль, что в наше время нет таких женщин, как вы.
КИТСИЯ. Жаль? Да ты смеешься! Мир не знал бы, что делать с другой такой, как я. Да и сама я не потерпела бы подражательницу. На чем я остановилась? Будь добра, передай мне кальян. Спасибо. Итак, я знала, что забеременею - у меня были самые подходящие для этого дни. Весь вечер я истекала влагой ЛИБЕРТИ. Вы специально переспали с Арчером, чтобы забеременеть?
КИТСИЯ. Сначала у меня не было такого намерения, но в процессе, когда я еще оставалась наставницей, а он - учеником, я подумала почему бы и нет? Когда еще подвернется случай забеременеть от полумальчика-полумужчины, негодного для того, чтобы стать мне мужем, даже любовником? Вариант представлялся мне идеальным. Каникулы кончатся, Арчер уедет, и я останусь одна.
ЛИБЕРТИ. Значит, вы не помышляли об аборте? Не сожалели о содеянном?
КИТСИЯ. Нет. Я решила дать плоду вызреть. Но я не собиралась вовлекать в это ни Арчера, ни кого-либо еще.
ЛИБЕРТИ. Действительно идеально: вы, ваше искусство и ваш ребенок.
КИТСИЯ. Напрасно иронизируешь! Думаешь, творить просто? Согласилась бы ты сама отказаться от всего ради искусства? А я согласилась. И до сих пор так живу. Я исключила из своей жизни все, кроме нескольких людей, которых могла использовать для пользы дела.
ЛИБЕРТИ. Использовать?
КИТСИЯ. Я требовала у них ответа, не свернула ли я с намеченного пути? Честна ли я в своем творчестве? Я допускала к себе только избранных друзей. Верньер-Планка, Серс, Беренсона и еще нескольких. Я вносила изменения в свои произведения у них на глазах. Я клещами вырывала из них правду.
ЛИБЕРТИ Что-то я не вижу, где тут место для ребенка?
КИТСИЯ. Сейчас я готова с тобой согласиться, а тогда воображала, что могу получить все на своих условиях. Я не рассчитывала, что Арчер вернется так скоро, и была уверена, что он изживет свою детскую влюбленность. Но Ангус твердо решил еще раз привезти сына из Америки домой. Мне казалось, что брат таким образом проверяет свою способность преодолеть все существовавшие тогда трудности: получить кучу разрешений, выбить документы, место на заполненном до отказа корабле. И вот после конца семестра Арчер объявился снова. Я была на шестом месяце беременности Все пошло кувырком... В конце концов Арчер убил человека, вернее, другого мальчишку.
ЛИБЕРТИ. Вы хотите сказать, что Арчер Рейсом - убийца?
КИТСИЯ. И да, и нет. Сам он об этом не знает Об этом вообще знают лишь немногие из родни эмира. И вот теперь ты.
ЛИБЕРТИ. Как же получилось, что сам Арчер остался в неведении? Такое впечатление, что меня без моего согласия приняли в клуб избранных.
КИТСИЯ. Так или иначе, прием состоялся. Теперь на тебе лежит огромная ответственность, ты знаешь о вендетте.
ЛИБЕРТИ. Что еще за вендетта?
КИТСИЯ. Против детей Арчера.
ЛИБЕРТИ. Не понимаю.
КИТСИЯ. Где тебе! Сиди спокойно, сейчас я все объясню.
Вернувшись и найдя меня беременной, Арчер пришел в восторг и стал планировать наше с ним совместное будущее, а когда я сказала ему, что отец не он, воспринял это как оскорбление.
В конце концов он поверил слухам, из которых следовало, что отец ребенка - сын эмира, один из моих постоянных натурщиков. В припадке ревности Арчер затеял с пареньком драку и ранил его, но и сам тоже получил ранение в ногу. Помню, глядя, как они катаются по песку, я задавалась вопросом: неужели без этого мужчина - не мужчина? Неудивительно, что я не желаю иметь с ними ничего общего.
Ангус прибежал из большого дома и растащил драчунов, но кровь была пролита. Он сразу понял, каких Арчер натворил бед, и быстро отправил его со Звара. Как вы догадываетесь, у брата не было задачи главнее, чем сохранение хороших отношений с эмиром. Его бизнес, положение на острове, безопасность все находилось в руках эмира, и как раз под Новый год они заключили сделку о добыче на Зваре фосфатов.
Строго наказав Арчеру не появляться без разрешения, мой братец побежал к эмиру. Говорят, он ползал перед эмиром в пыли и молил о прощении. Казалось, что сын эмира выживет, поэтому Ангус был прощен и в знак благодарности даже пустил слезу. Но радость оказалась преждевременной: небольшая рана на груди у паренька загноилась, и уже неделю спустя он умер от пневмонии.
Узнав о его смерти, я испугалась, что всех Ренсомов зарежут в своих постелях, но эмир отложил расплату, пощадив Ангуса, Элен и меня.
ЛИБЕРТИ. А Арчер?
КИТСИЯ. Как ни велико было горе эмира, он тоже искал способ не портить отношения с Ангусом - ведь благодаря Ангусу он разбогател. Эмир знал, что, убив Арчера, погубит все, что он и его семья успели получить благодаря их сотрудничеству. Тогда его гнев обратился не на Арчера, а на меня.
ЛИБЕРТИ. Почему на вас?
КИТСИЯ. Потому что я была причиной гибели его сына.
ЛИБЕРТИ. И все-таки эмир вас простил?
КИТСИЯ. И да, и нет.
ЛИБЕРТИ. Не понимаю.
КИТСИЯ. Конечно, я сумела спасти Арчера, пожертвовав малым - одной грудью, но жизнь его ребенка я спасти не могу.
Боюсь, сыновья эмира пронюхали, что Кит - дочь Арчера. Ее надо предостеречь, и для этого я выбрала тебя. Возьми вот это.
ЛИБЕРТИ. Почему я? Разве вы не можете сказать ей сами? Что вы мне даете?
КИТСИЯ. А на что это, по-твоему, похоже? Это черепашка. Открой и загляни внутрь. Слушай меня внимательно..."
По щекам Кит катились слезы, но она даже не думала их вытирать. Отложив бумаги, она уставилась в пустоту.
- Я всегда думала, что у нее был рак груди, но боялась спросить. Боялась, что сама заболею... - Кит подняла глаза.
Либерти стояла перед ней, протягивая черепашку. Кит взяла ее и медленно встала, рассматривая вещицу с разных сторон.
Наконец-то она к ней попала! Черепашка была в точности такая же, как та, которую она получила от матери в честь начала месячных, только у этой глаза были сапфировые, а у той, что осталась в шкатулке в "Кларе", изумрудные. Она надавила на золоченое брюшко, панцирь откинулся. На зеленом бархате лежала вторая серьга с черной жемчужиной.
Кит посмотрела драгоценность на свет, наслаждаясь ее дымчатым блеском, потом прошлась по номеру с опущенной головой, словно высматривала что-то на полу. Наконец она заговорила:
- Я уже много лет об этом не вспоминала... Однажды, сидя со мной на скале в Персидском заливе, сын эмира Ахмед поведал мне, что мы с ним кузены.
- Сколько вам было тогда лет?
- Лет двенадцать, может, меньше. Я помню все слово в слово. Он сказал, что у него был старший брат, который умер, когда Ахмед был малышом. В семье ходит слух, что от него забеременела сумасшедшая иностранка и ее ревнивый любовник покарал его смертью. Ахмед был красивым мальчиком со светло-карими глазами и такими мягкими черными ресницами, что казалось, он никогда не закрывает глаз, как птица или дельфин. Как-то я сравнила цвет кожи: его рука была черной, как уголь, моя много светлее - как кофе с молоком. Помнится, я усомнилась, что в наших жилах течет родственная кровь, а он засмеялся и ответил, что мне придется поверить, когда он попросит отдать меня ему в жены.
- Вы испугались? Вы ему поверили?
- Не хотела верить, но меня охватили сомнения.
Через пару недель мне приснился сон, будто Ахмед берет меня к себе в гарем. Я проснулась в испуге и бросилась к Китсии в мастерскую. Но по пути мне стало стыдно. Я была выше матери ростом и казалась себе неуклюжим созданием, прячущимся за кустиком. Все же я пересказала ей свой сон и слова Ахмеда.
- Не возражаете? - Либерти показала ей диктофон.
- Даже не знаю... Мать ответила, что я Ахмеду не родня и что его женой мне не бывать. "Но ты никогда не должна им этого говорить - пускай думают что хотят. Им нельзя доверять". Я почти не слушала ее, потому что собиралась с духом, чтобы спросить, кто мой отец. Когда мой вопрос наконец прозвучал, она оттолкнула меня и сказала: "Нечего тебе мечтать об отце! Он даже не знает о твоем существовании". "Но я хочу знать, кто он?" - упорствовала я. Я стала перечислять всех, кого знала, встречала, о ком слышала. "Столько вопросов - из-за какой-то капли семени!" - был ее ответ. "Мне надо это знать!" - крикнула я. "Не теперь!" - отрезала она. "А когда?" - "Позже". "Когда позже?" Я уже скулила, а она терпеть не могла скулеж.
"Когда я буду готова тебе ответить".
- Она так вам и не ответила. Наверное, не придумала, что сказать.
Кит смотрела на журналистку, знавшую о ней, казалось, больше, чем она знала о себе сама. Либерти была бесподобной наперсницей, помогавшей разгадать старую загадку.
- Она подарила мне черепашку с изумрудными глазами и сказала, что вторая такая же будет означать, что имя моего отца больше не является для меня тайной. Сколько я прождала рождественских праздников и дней рождения, всякий раз надеясь, что вот-вот наступит долгожданное прозрение. В конце концов надежда умерла.
- Что вы подумали, когда я показала вам черепашку вчера в ресторане?
- Сама не знаю. Ничего. Мне показалось, что у меня за спиной появилась мать и что мне надо спасаться бегством. Кит стояла у окна, но словно ничего не видела за ним. - Я всегда стеснялась матери. Помнится, когда я училась в Америке в подготовительной школе, то стеснялась ее визитов. Все в ней казалось мне не правильным: и одежда, и сигареты, и речь. Я жаловалась на нее одной ее подруге, которая...
- Что за подруга?
- Пози Кроутер. Пози и мать постоянно враждовали. Подруга матери тайком навещала меня в школе, водила по магазинам. Она считала, что Китсия отвратительная мать. Как мы перемывали ей кости! Однажды я спросила Пози, кто мой отец.
- К тому времени вы еще не сдались?
- Я воображала, что смогу это узнать без помощи Китсии, и мечтала о том, как устраиваю обед для нас троих в следующий ее приезд в Америку.
- Что же вам ответила Пози?
- Ничего. Я поняла одно - она все знает, но не хочет мне отвечать. Наверное, она оберегала меня от вендетты.
- Пожалуй.
- Тогда я подошла к вопросу отцовства по-научному. Я составила список людей, гостивших на Зваре на протяжении многих лет. Все, кроме Верньер-Планка - его я отказывалась считать кандидатом в отцы, - были людьми искусства: она больше никого не признавала. Меня успокаивала мысль, что меня произвели на свет двое художников. Оставалось разобраться, который из тех, кто держал меня на коленях, - мой отец: Штиглиц, Миллер, Стравинский? Я часами пыталась решить эту загадку.
Она умолкла под тихое жужжание диктофона.
- А ведь вы не верите в эту вендетту, Кит! - усмехнулась Либерти.
Кит показалось, что перед ней девчонка, весь вечер слушавшая байки про привидения, а теперь, когда настало время отправляться на боковую, требующая заверений, что никаких привидений не существует.
- Что же это творится? - воскликнула Кит со смехом. - Две современные женщины, встретившиеся в центре самого современного города в мире, пытаются найти современное объяснение ситуации, заимствованной прямиком из сказок "Тысячи и одной ночи"! Все дело в том, что Звар - островок из других времен, а его жители - странный, загадочный народ. У меня нет ответа на ваш вопрос, Либерти. Просто у меня такое ощущение, будто мать до сих пор скрывала от меня, кто мой отец, не из страха перед вендеттой, а поскольку с годами все больше приходила к выводу, что я родилась в результате непорочного зачатия. Лучше скажите, верите ли вы сами в это?
Может, она заманила вас на остров и околдовала своими чарами и гашишем?
Либерти пожала плечами и выключила диктофон.
- Я верю в то, что Арчер - ваш отец. Остальное будет интересно читать.
- Вы собираетесь включить все это в статью?
- А вы бы на моем месте устояли перед таким соблазном?
- Что, если это правда? Вы подвергнете мою жизнь опасности.
- Единственный способ вас защитить - обнародовать всю эту историю.
Кит поежилась, не в силах справиться со своими сомнениями.
- Если все это правда и если мой преследователь - Ахмед, то мне нечего бояться: Ахмед меня не убьет. Он может меня выследить, но когда он меня увидит, у него не поднимется рука, я знаю.
Либерти встала, собираясь уходить, но Кит остановила ее.
- Кое-чего я все же не понимаю, но и не уверена, что вы мне ответите.
- А именно?
Подойдя к Либерти вплотную. Кит дотронулась до нее пальцем:
- Почему она выбрала вас...
***
Впервые она отмечает свой день рождения не на острове.
Племянник матери пригласил ее в Нью-Йорк, в "Клуб 21". Старшая сестра одноклассницы встречалась с ним, учась в колледже "Редклифф". Судя по отзывам, он совершеннейший очаровашка.
Она мечтает доказать ему, что является настоящей американкой, не то что ее мать.
Она видела его фотографии и картины матери, запечатлевшие его в раннем детстве, но это оказалось слабой подготовкой к встрече с ним у ворот клуба. Он производит волшебное впечатление. Рядом с ним она чувствует себя замарашкой.
- Вылитая Китсия! - Может быть, он хотел сказать ей комплимент, но она еще больше смутилась. - Сейчас я тебя кое с кем познакомлю.
Она идет за своим кузеном в клуб, где все, вплоть до гардеробщицы, встречают его улыбкой.
- Это моя невеста. Ее зовут Кэсси.
Кит протягивает руку и в глазах Кэсси читает предостережение. Она ничего не говорит. А ведь она помнит синий спичечный коробок с ракушками, который ей сунула однажды молодая женщина с темно-рыжими волосами. В тот день стоял небывалый штиль...
- Как же ты выросла. Маленькая Кит! - шепчет женщина, прикладывая палец к губам в знак того, что у них есть общая тайна.
Кузен, дававший инструкции официанту, поворачивается к ним. Она вспоминает, как, будучи подростком, Кэсси отправилась с ними на остров и как Пози приехала, чтобы забрать ее обратно в Америку. В тот день она ревела не переставая. С тех пор она повзрослела, на ней платье с глубоким вырезом. Кузен смотрит на свою невесту восхищенными глазами, и Кит думает: "Вот она настоящая любовь".
Официант еще раз спрашивает, что она будет есть.
- Вылитая мать, - говорит кузен. - Наверное, хочет пойти на кухню и объяснить там, как готовить.
- Артишоки, - решает Кит. В глазах у нее слезы, и она не может прочесть меню.
Помолчав, официант деликатно спрашивает:
- Это все, мисс?
Жених и невеста хихикают, Кит краснеет до ушей.
Позже ей наливают шампанского. Празднуется не только день ее рождения, но и то, что невеста кузена ждет ребенка. Она, Кит, узнает об этом первой.
- Мы хотим связаться с твоей матерью, - говорит кузен, - пора бросить дуться. Этот ангел нас помирит.
- За моего Очаровательного жениха! - говорит Кэсси, поднимая бокал. За лучшего в мире отца.
Через семь месяцев мать и дитя покинули этот мир.
Глава 20
Либерти рывком распахнула стеклянную дверь в кабинет Мадлон Уикс и села на край ее заваленного бумагами стола.
Пальцы Мадлон вспорхнули с клавиатуры компьютера, как испуганные птицы.
- Дай докончить мысль, ангел мой. Ну вот! - Мадлон отъехала в кресле к стене и утомленно воззрилась на Либерти. - Ты можешь себе такое представить? Твоя замена - между прочим, третья по счету - застряла в каирском аэропорту! Ты никогда себе такого не позволяла. Как можно оставлять старушку с пустыми руками? Якобы она подцепила паразита. Я потребовала уточнений - бактерию или мужчину? - Мадлон всплеснула руками, зазвенев всеми своими кольцами. - Мне снова приходится вспоминать правила правописания.
Либерти сочувственно дотронулась до ее рукава. Мадлон покачала головой и завладела ее рукой.
- Возвращайся к мамочке, ангел. Я все прощу.
- Серьезно? - Либерти изобразила улыбку, и Мадлон улыбнулась в ответ.
- Каким ветром тебя к нам принесло? Снова "Тайна мертвой невесты"? Она потерла подбородок, гладкий, как девичье бедро, - техасская пластическая хирургия достигла больших высот.
Когда Либерти вытащила из сумки рукопись, Мадлон хищно сверкнула глазами:
- То самое?
- Это еще не окончательный вариант, но все равно взгляните. - Либерти не позволила ей тут же схватить рукопись. - Обещайте, что, когда прочтете, никому не расскажете.
- Не великоваты ли требования, мой ангел? - Мадлон раздувала ноздри, роняя на стол комки пудры, и взволнованно сжимала и разжимала пальцы.
Либерти положила рукопись и спрыгнула со стола.
- Я оставила Джейн свои координаты, чтобы вы знали, где меня найти, если закончите прямо сегодня. - Оглянувшись по дороге к двери, она увидела, что Мадлон уже погрузилась в чтение. - Эй, Мэдди! Я хочу, чтобы это было напечатано у вас.
- Почему, ангел мой? - спросила Мадлон, не поднимая головы. - Чем плох "Метрополитен"?
- Я хочу, чтобы моя работа вам понравилась и чтобы вы напечатали ее в следующем номере.
- Опять эти мелодраматические интонации! - Мадлон стряхнула пепел в нечто, воспроизводящее очертания штата Техас. - "Флэш" не публикует таких длинных статей. - Она принялась листать страницы.
Либерти задержала дверь носком ноги:
- Завтра в полдень я сдам остальное. - Дверь захлопнулась.
***
Она преодолела бегом последние два квартала Шестой авеню, чтобы успеть к десяти часам в "Кафе Рю де ля Пэ" в отеле "Сент-Мориц". За столиками на открытом воздухе сидели бизнесмены и туристы, а внутри скучал у окна один-единственный человек, рядом с чашкой которого лежал кожаный кошелек. Он аккуратно отпивал по глоточку кофе с молоком, отставив мизинец.
Бруно Верньер-Планк предупредил ее по телефону на безупречном английском, что сможет уделить ей всего несколько минут - в десять тридцать его ждут в музее "Метрополитен", где он будет давать консультации по поводу новой экспозиции "Американцы в Париже". Либерти подошла к столику, представилась и сразу перешла к делу:
- Генри Мур, Бранкузи и Китсия Рейсом сделали, пожалуй, больше всех остальных художников двадцатого века для того, чтобы поднять спрос на современную скульптуру и ее стоимость. Как вы прокомментируете отношение мисс Рейсом к связи между искусством и деньгами?
- Эта связь перед вами. - Он чуть заметно поклонился. Сама она не помышляет о деньгах, а только принимает чеки. Он ехидно улыбнулся.
Либерти мысленно сравнила его с фигуркой в швейцарских часах: твердость, точность, высокая цена.
- Правда ли, что вы скупаете работы мисс Рейсом потому, что в свое время, как бы это выразиться.., владели ею самой?
Он приподнял бровь и подлил себе в кофе горячего молока.
- Я действительно давно знаком с Китсией Рейсом...
- Сколько вы заплатили за первую приобретенную вами работу Китсии? Она подбодрила его очаровательной улыбкой.
- Ни сантима. Я вообще не плачу за ее работы.
- Не могли бы вы уточнить, на каких принципах строится ваше сотрудничество? - Либерти достала свой "Кэмел". Месье Верньер-Планк поднес к ее сигарете огонек тонкой серебряной зажигалки размером с ее мизинец.
- Когда она уехала на Звар, мне перешло все, что осталось в ее квартире на острове Сен-Луи. С тех пор я беру ее работы на реализацию и живу с процентов.
- Кто же знал тогда, что на нее стоит обратить внимание?
- Я, мадемуазель. - Он опять поклонился.
- Итак, вы держите в поле зрения все ее работы?
- Да, - ответил он не совсем уверенно.
- Может быть, не все, месье Верньер-Планк?
- Еще кофе, мадемуазель? - Либерти отказалась. - Некоторые произведения я не могу продать без ее разрешения.
- Какие?
- Например, цикл "Кассандра", а также некоторые другие.
- Где они экспонируются?
- Сейчас припомню. - Он приложил палец к виску, и Либерти обратила внимание на его запонки из розового мрамора уж не оригинальное ли изделие Китсии? - Здесь, в "Саду скульптуры", на Зваре, в художественном музее Кимбэлла в Форт-Уорте, в парижском "Бобуре", в вашингтонской Национальной галерее, в частных коллекциях по всему миру. Одна, кажется, есть у ее дочери.
- Вы знакомы с ее дочерью?
- Разумеется.
- Действительно ли тот, кто купит картины Китсии, не может их перепродать по собственному усмотрению?
- Вы очень хорошо осведомлены, мадемуазель. Нет, не может. Это специально оговорено.
- Как именно? - Либерти затушила сигарету.
- Если владелец изъявляет желание продать скульптуру, нам принадлежит право первого выбора.
- Почему такая толстая броня?
- Броня? Очень остроумно! Потому что у Китсии есть давние партнеры, которых она не хочет подводить.
- Кажется, с одним из них я только что познакомилась, - сказала Либерти с усмешкой.
***
Если кабинет Арчера Ренсома напоминал Страну чудес зимой, то кабинет Раша Александера больше походил на Черный лес: ковры, стены, плюшевые гардины - все было выдержано в темно-зеленых тонах, а мебель обита темно-коричневым вельветом. Либерти также удивило отсутствие стола: Раш сидел в кресле в стиле Ле Корбюзье, перекинув ногу через стальную трубку, игравшую роль подлокотника. При ее появлении он поднялся, как кобра из корзины - стремительно и бесшумно.
Она подала ему руку.
- Не могу выразить, какое это для меня удовольствие - снова с вами увидеться! - Раш усадил ее на диван, а сам уселся в кресло напротив и опять перебросил ногу через подлокотник.
Этой позой он как будто демонстрировал собеседнику свою доступность.
Оглядевшись, Либерти спросила:
- Где же ваш стол руководителя? У Ренсома я заметила пюпитр в стиле Людовика Пятнадцатого - вам неплохо бы заиметь что-либо подобное.
- Восхитительная наблюдательность, но я предпочитаю переносной столик. В детстве у меня вообще не было стола, впрочем, как и всего остального, - и я научился удерживать книги и тетради на дощечке. Так возникла привычка, которой я верен до сих пор. К тому же письменный стол стесняет движения. А вы сегодня еще очаровательнее! И эта мини-юбка - как смело!
- Не смелее того, что было вчера на вашей дочери. Кстати, она уже пришла в себя?
Раш пристально посмотрел на гостью:
- Она в полном порядке, но, боюсь, не сможет с вами встретиться, как планировалось...
Либерти молча достала блокнот. Вопросы, заготовленные вечером в понедельник, в сегодняшнем интервью казались неуместными - подробная статья о матери и дочери с использованием сплетен превратилась в семейную сагу с интригующими интимными подробностями. Она откашлялась.
- Хотите воды? - Раш, словно зачарованный, смотрел на ее бумаги, и Либерти не сомневалась, что он отлично разбирает написанное.
Открыв чистую страничку, она решительно произнесла.
- Что вы хотите мне сообщить?
- О, это совершенно новый подход к делу!
- Я о "жутких сестренках". Кажется, так вы их назвали на прошлой неделе? У меня сложилось впечатление, что вы хорошо знакомы и с матерью, и с дочерью...
С момента своего возвращения со Звара Либерти чувствовала себя, как на "американских горках": головокружительные взлеты, падения в бездну, резкие повороты, грозящие членовредительством. Интервьюировать Раша - не на сухие деловые темы, а по личному поводу - было все равно что встать в разогнавшейся коляске "американских горок" в полный рост.
Раш усмехнулся и не спеша набил трубку табаком:
- Вы правы, хотя с Китсией я не виделся уже много лет, да и не я один.
- Зато я виделась.
Кивнув, Раш указал ей на несколько пачек сигарет, разложенных на столе, и Либерти потянулась к "Кэмелу". Манеры хозяина производили на нее сильное впечатление, как и его хобби; он коллекционировал старинные русские иконы и картины великих мастеров - от Рембрандта до Раушенберга, пробегал по четыре мили в день и говорил на семи языках. Она как будто владела фактами, но если разобраться, знала о нем до смешного мало.
- Насколько я понимаю, Кит должна быть ободрена прогрессом "Последнего шанса". А в каком восторге ваша дочь!
- Я бы предпочел не поднимать сейчас эту тему и дождаться пресс-релиза.
- Вот как? А мне казалось, что все это - дело ваших рук!
- Ошибочное впечатление. Мне бы вообще не хотелось, чтобы моя дочь снималась в кино. К тому же с этим фильмом связано чересчур много отрицательной рекламы, да и с ней самой тоже. Для "Рейсом энтерпрайзиз" это не лучшая ситуация.
- Пожалуй... - Либерти была совершенно сбита с толку.
- Боюсь, при всей своей опытности Кит проявляет чрезмерную наивность в общении с прессой. Ей недостает хватки. которая есть у ее матери.
- Разве существует другой способ замять историю со смертью на съемочной площадке? - Либерти торопилась перейти к интересующей ее теме и заранее волновалась.
- По-моему, да.
- А как насчет вашего романа с Монетт Новак?
Либерти думала застать его врасплох, но Раш так широко улыбнулся, словно она польстила ему своим намеком.
- Никак. Я встретился с мисс Новак один-единственный раз. Невероятно, чтобы я произвел на нее такое сильное впечатление, от которого она...
- Как бы вы прокомментировали нападение миссис Новак на Кит Рейсом во вторник? - Либерти была довольна тем, что ее голос звучит как обычно. Притворяясь, будто не знает ответов на свои вопросы, она могла заставить Раша поскользнуться.
- Что ж, ничего удивительного. Все матери души не чают в своем потомстве. - Он пренебрежительно махнул рукой, словно давая понять, что не очень-то верит во всю эту историю.
- То есть вы считаете...
- Что все это блеф.
Она не стала показывать, как он ее разочаровывает, и, вскочив, произнесла жизнерадостным тоном:
- Не возражаете, если я пройдусь по кабинету? Человека можно понять по тому, что он вешает на стены.
- А вам хочется меня понять?
- Может быть...
Внимание Либерти тут же привлекли несколько больших фотографий в рамках, вывешенных вдоль зеленой стены на уровне глаз. Это были студийные работы, возможно, выполненные профессиональной аппаратурой, и они добавляли к облику Раша Александера немало нового. Похоже, Эбен был прав: Раш действительно питал противоестественную слабость к своей дочери, причем до такой степени, что этого было уже не скрыть. Фотографии были не из тех, что вывешивает обычный папаша, гордый своим творением. Перед Либерти висели иллюстрации к "Лолите" в увеличенном масштабе. Ей впервые стало жаль Раша.
- Ну, что вы о ней скажете?
Она через силу засмеялась. На память пришли слова Пирса: "Только не подлетай к потолку..."
- Фотогеничная девушка, - пробормотала она и перешла к фотографиям самого Раша, где он был снят с известными бизнесменами, и в частности с Арчером Ренсомом. Везде он выглядел одинаково: хорошо одет, сдержан, неулыбчив. Лишь на одной из фотографий рядом с ним стояла красивая женщина средних лет. Услышав звук открываемой двери. Либерти оглянулась - официант вкатил в кабинет тележку с чаем и двумя вдетыми в бронзовые кольца салфетками. Эти приготовления не вызвали у нее особого энтузиазма. Она снова взглянула на фотографию и только тут узнала в женщине Китсию.
Официант тем временем расставлял тарелки на маленьком столике в углу: толстые куски ростбифа, вареная морковь, запеченный картофель, здесь были два краба с мягкими панцирями, горка зеленого горошка и яблоко под зеленым соусом.
- Я велел своему секретарю заранее выяснить, что вы любите, - любезно заметил Раш.
- Вот это да! - Либерти наградила его подобием улыбки.
От такого внимания ей стало еще больше не по себе. Раз он знает о ее слабости к мэрилендским крабам, то не ведомы ли ему и другие ее грешки?
Раш отпустил официанта и пододвинул ей кресло.
- Надеюсь, вам понравится праздничный ленч. С днем рождения, Либерти! Он уселся напротив и взмахнул салфеткой.
Она заметила, что на его тарелке всего по четыре: четыре куска ростбифа, четыре морковки, четыре картофелины.
- Что за смысл в четырех? - поинтересовалась она.
Он улыбнулся, продолжая кромсать ростбиф:
- Вы и вправду потрясающе наблюдательны. В детстве у меня всегда было по четыре шоколадки на целый день. Мне не хочется забывать, что в свое время я обходился малым. Как видите, не вы одна пережили тяжелое детство.
- Вижу, - ответила она бесстрастно и направила вилку на краба.
- Надеюсь, вы не страдаете отсутствием аппетита, тем более в свой день рождения, не принадлежите к числу странных женщин, косо глядящих на еду как таковую? Скажем, моя дочь... Вот кто любит поесть! Иногда мне кажется... Он задумался. - Кажется, она проглотила бы весь мир, дай ей волю.
- Отчего же, я тоже люблю поесть, - в доказательство Либерти отправила в рот микроскопический стручок гороха, - но не люблю делать из еды культ. Кстати, у Кит было такое же тяжелое детство, как у вас?
Он посмотрел на нее так, словно не понял вопроса.
- У Кит ведь не было отца, - пояснила Либерти.
- Ну, не знаю... Китсия вполне могла заменить ей обоих родителей.
- И вас не интересует, кто отец Кит?
- Нисколько. Я и так знаю, кто это.
- Неужели? - Либерти чуть не прикусила язык. - И кто он, по-вашему?
- Уймитесь же наконец! - урезонил он ее с улыбкой. - Арчер правильно вас охарактеризовал как чрезвычайно прямодушного ребенка. - Он замолчал и стал тщательно пережевывать мясо - судя по всему, Раш считал, что правила интервью задает он сам. - Вернемся лучше к "Последнему шансу": вся эта история очень сильно повлияла на всех нас.
- В каком смысле? - рассеянно спросила Либерти. Она сильно сомневалась, что Раш действительно знает, кто является отцом Кит. Да и откуда бы?
- До недавнего времени киностудия "Горизонт" была особой гордостью Арчера...
- Не мудрено. - Либерти ухватила пальцами крабью клешню и озадаченно на нее уставилась. - Обходится без рабского труда, никаких скандалов с юными жительницами Тайваня, слепнущими над сборкой микросхем. Это уже повод для гордости.
Ни рака, ни сколиоза. - Она заметила, что Раш словно застыл с ножом и вилкой в руках. - Кажется, не одной Кит иногда приходится усмирять прессу, бросила она небрежно.
Ее собеседник мгновенно пришел в себя и хитро усмехнулся:
- Да уж, не одной ей! Ситуация с Комиссией по биржам и ценным бумагам очень серьезна. - Раш так осторожно попробовал вино, что Либерти испугалась, как бы он не послал за другой бутылкой.
- Я удивлена тем, что пресса малюет Ренсома одной черной краской, при том, что у его компаньона репутация человека, умеющего затыкать прессе рот. У вас что, упадок сил?
- Вы мне льстите.
- Даже и не думала.
- По-моему, это не имеет отношения к нашей беседе про двух кошечек.
- Всего несколько дней назад я тоже так считала, но сейчас придерживаюсь иного мнения. История с комиссией может отрицательно повлиять на карьеру Кит. - Либерти тут же почувствовала, что довод звучит неубедительно. Она тщательно вытерла рот салфеткой и теперь следила, как официант убирает тарелки, осторожно переступая через вытянутые ноги Раша.
Бросив свою салфетку поверх стопки посуды, Раш потребовал трубку.
- Кофе, чай?
- Чай, пожалуйста. - Она успела съесть всего половинку краба и четыре гороховых стручка, поэтому переходила на диван под аккомпанемент голодного урчания в желудке.
Устроившись в противоположном углу дивана, Раш стал набивать трубку. Либерти обратила внимание на то, что он либо держит руки в карманах, либо находит для них дело - как сейчас, с трубкой.
- Кстати, как здоровье моего компаньона по падению в лифте Тони Алварро?
- Как будто получше, - ответил Раш вяло.
- Я понимаю, насколько вы заняты, - Раш молчал, - но хотелось бы узнать побольше про "жутких сестренок". Каких свойств матери недостает, по-вашему. Кит?
- Китсия Рейсом - замечательная художница. Кстати, мы с ней давние друзья...
Либерти задала последний вопрос в надежде, что Раш начнет критиковать Кит, но, к ее удивлению, неожиданно добилась большего. Она почувствовала прилив сил.
- Раз вы такие друзья, почему Китсия отказывается продавать вам свои произведения?
Даже если бы Либерти сказала ему, что его дочь только что сбежала с "Ангелами ада", он бы не был так ошеломлен. Но теперь она не знала жалости.
- По словам месье Верньер-Планка, вы неоднократно пытались приобрести несколько композиций из цикла "Кассандра", даже предлагали втрое больше рыночной цены?
Его лицо осталось спокойным, только голос выдал удивление, если не огорчение.
- Ну да, пытался. Этот цикл кажется мне особенно удачным.
- Все-таки любопытно, почему вам так хочется заполучить скульптуру, изображающую жену Арчера Ренсома?
- Так вы и про нее знаете?! - На этот раз голос его прозвучал так пронзительно, что слова, отразившись от стен, заметались по просторному кабинету. Она была готова нанести следующий удар, но тут вмешался коммутатор. Раш, бросив на нее угрожающий взгляд, нажал кнопку.
- Простите, мистер Александер, звонит сенатор Пирс. Он говорит, это срочно.
Раш нажал другую кнопку.., и неожиданно заулыбался.
- Эбен, мой мальчик! Чем могу быть полезен? Неужели?
Не знал... - Раш указал на аппарат у Либерти под локтем. - Это вас.
- Здравствуйте, сенатор! - Она старалась не смотреть на Раша.
- Надеюсь, ты не станешь возражать, если я подпущу в твое интервью немножко страха? - вкрадчиво заговорил Пирс.
- Немножко?
- Скорее всего его сейчас хватит приступ паранойи.
- Вот уж спасибо!
- Слушай, я говорил с Тони Алварро. Он утверждает, что падение лифта не случайность, так что ты там поосторожнее!
Между прочим, ночью ты творила чудеса!
- Да ладно! - Она покраснела. Раш смотрел на нее в упор. - Рада, что у вас все получилось.
- Получилось?! Пять раз! Я снова чувствую себя мальчишкой.
- Поздравляю, сенатор... - Это было сказано самым невинным тоном.
- А ты, Либ? Ты издавала такие чудесные звуки наверняка не только для того, чтобы сделать мне приятное?
- Что вы! Поверьте, я оценила вашу помощь...
- Даже от телефонного разговора с тобой у меня чудовищная эрекция. Она покраснела еще гуще и уставилась в свой блокнот. - Хочу увидеться с тобой сегодня же!
- Конечно. Мы что-нибудь придумаем. А сейчас мне нужно работать.
- Внимательно за ним наблюдай - его наверняка встревожил мой звонок. Потом все доложишь мне.
- Как скажете, сенатор.
- Главное - поубедительнее разыгрывай невинность. - За звуком поцелуя в трубке последовали короткие гудки.
- Не знаю, как вы все это устроили, Либерти, но ваши намерения понятны без объяснений!
Она оттолкнула телефон, чувствуя, как с ее лица сходит краска. Пирс оказался прав.
- О чем это вы?
- Вы и молодой сенатор затеяли какую-то гадость...
На миг ей показалось, что перед ней не лицо, а голый череп. Либерти усмехнулась, удивляясь недипломатичности хозяина офиса. Пытаясь его успокоить, она сказала:
- Следующий мой материал будет посвящен сенатору Пирсу - он хочет, чтобы я скорее начала работу.
Вы наверняка знаете, как он любит покрасоваться на журнальных страницах. - Либерти бросила блокнот в сумку и встала. - Кажется, я узнала все, что хотела, и спасибо за угощение. Не беспокойтесь, я сама найду дорогу.
Раш тоже поднялся и проводил ее до двери.
- Жаль, что вы так торопитесь. Да, и еще... - Либерти обернулась. Раш стоял, привалившись к дверному косяку и засунув руки в карманы. - Миссис Александер не сможет сегодня с вами увидеться. Она просила за нее извиниться.
- Очень жаль, а я так надеялась! Что ж, спасибо, в другой раз. - Это все-таки лучше, чем посылка с дохлой кошкой.
Спускаясь на лифте. Либерти покрылась испариной. Оставалось надеяться, что она избежит участи Энтони Алварро.
Выйдя в прохладный мраморный вестибюль, она взглянула на часы - до визита в дом Александеров оставалось больше часа. Вместо того чтобы томиться в такси, она решила пройтись по парку. Приступ паранойи, постигший Раша Александера, не мог заставить ее отказаться от интервью.
Пока Либерти шла к парку, небо затянуло тучами. Она поежилась, достала из сумки красный шерстяной свитер и, быстро продев в него голову, успела заметить своего ставшего уже привычным преследователя, перебегавшего дорогу. Совсем рядом от нее находились несколько конных полицейских. Такую возможность упускать было нельзя. Либерти свернула за угол, спряталась за кустом и стала считать секунды. Когда ровно через минуту он появился, она выпрыгнула из-за куста прямо перед ним.
- Все, мистер! Настало время объяснить, почему вы меня преследуете...
***
В снах Раша она осталась точно такой, какой была при их первой встрече в студенческом городке: почти с него ростом, рыжеволосая, с золотисто-смуглыми ногами, с золотисто-смуглой шеей... Он представляет ее загорающей голышом на крыше общежития, хохочущей с подружками, которые сильно уступают ей в красоте. Кажется, он может до нее дотронуться - пока что довольно и этого...
А теперь он сидит на своем привычном месте в библиотеке и пытается читать. Потом поднимает глаза и видит ее: она читает "Тэсс из рода д'Эрбервиллей". В одиннадцать звенит звонок. Она встает и закладывает книгу маргариткой. У видения появилось имя - Тэсс.
В следующий раз, проходя мимо него, она бросает маргаритку в его книгу. Он слишком удивлен, чтобы оглянуться.
Потом она садится напротив него, и он заставляет себя поднять глаза. У нее густо-розовые щеки, как у мадонны Тициана.
Что за странное ощущение у него между ног? Он не сразу понимает, что происходит, закрывает глаза, снова открывает. Она держит книгу обеими руками, но глаза закрыты, рот, наоборот, приоткрыт. Она медленно возбуждает его пальцами босой ноги.
Потом она уводит его из-за стола. Он следует за ней, огибая книжные шкафы, в самые дальние пыльные библиотечные закоулки. Он уже боится, что потерял ее, но она внезапно выпрыгивает из чулана уборщицы и затаскивает его туда. И вот она сидит на раковине, задрав юбку и разведя в стороны колени, соблазняя его влагой и теплом. Он беспомощно глядит на нее, а она укоризненно качает головой и помогает ему спустить брюки. Он погружается в нее. Она откидывает голову, нашаривает за спиной древко щетки и гладит его ладонью... Ему кажется, что он сходит с ума, но стоит ему разинуть рот - и она закрывает его своей ладонью.
Он даже не может спросить, как ее зовут. Он смотрит на обложку ее тетрадки и видит надпись, сделанную ровным почерком; буквы наклонены под одним углом, как колоски на ветру. Ее имя! Он не выдерживает и выкрикивает:
- Кассандра!
Она замирает, потом отшатывается. Он никогда не забудет ее взгляд. Она отталкивает его, спрыгивает с раковины и прижимает учебники к груди, как щит. Мгновение - и она исчезает.
Он ищет ее месяцы, годы. Натыкаясь на компанию девушек, в которой мелькает рыжая головка, он кричит: "Кассандра, подожди!" Но из-под роскошных волос на него глядит другое лицо...
Так происходит не раз и не два.
Наконец его ожидание вознаграждается. Он на Лонг-Айленде, на людном приеме у Хэма Беркли. Из фонтана бьют пурпурные струи, до самого пляжа тянется цепочка фонариков. Он видит ее рука об руку с мужчиной. Да это Арчер! Их представляют друг другу, и она, склонив голову набок, спрашивает:
- Кажется, мы уже встречались ?
Он заглядывает ей в лицо, но его выражение совершенно невинно, словно много лет назад не было старого чулана и холодной белой раковины...
- Нет, - отвечает он печально, - кажется, не встречались...
А вот и самый последний сон: они в Радужном зале, празднуют тридцать первую годовщину свадьбы Арчера и Кассандры.
Арчер кружит ее на середине зала, Аманда наблюдает за ними, рассеянно покачиваясь в такт музыке, шепчет что-то на ухо Либерти Адамс, и та хихикает как дурочка. Тут же - Тони Алварро в больничном халате: он кружится один, держа в вытянутой руке колбу для внутривенных вливаний.
Подбежав к музыкантам, он платит, требуя, чтобы они сменили музыку. Арчер и Кэсси, уронив руки, останавливаются, и он не упускает момент. Он обязан проверить, осталась ли она прежней по прошествии стольких лет. Он уводит ее от Арчера, обнимает, прячет лицо в ее золотисто-рыжих волосах, но она поднимает его на смех. Он отскакивает. Перед ним вовсе не Кассандра, а Верена.
- Только не ты, Раш! - шипит она. - Только не с тобой!
Глава 21
Аманда Александер сидела за своим письменным столом, вся залитая золотым светом, и читала книгу. Очки она придерживала за уголок, словно была готова в любой момент их снять. В это время раздался кашель Верены, и мать подняла глаза - она правильно угадала, что очки больше ей не понадобятся.
- Зайди, мне надо с тобой поговорить.
- Позже, мама, сейчас не могу.
- Верена! - Аманда повысила голос. Девушка оглянулась, удивленная ее тоном. Войдя в кабинет матери, она не спеша опустилась в глубокое кресло. Где ты была? Я так волновалась...
- Я пыталась попасть к Кит Рейсом, но меня не пустили.
Попробовала повидаться с дядей Арчером, но Сьюзен сказала, что он уехал из города. Тогда я вернулась домой. Это все. - Верена перекинула на грудь косу и по своему обыкновению принялась ее теребить.
Неожиданно Аманда встала и направила свет настольной лампы дочери в лицо. В следующее мгновение она тихонько вскрикнула:
- Вот, значит, что произошло ночью? - Верена молчала. - Я права? Отвечай!
- Да, да, да! Почему ты не поднялась наверх? Почему не спасла меня от него? Честное слово, иногда ты становишься самой трусливой на... - Верена зажала себе рот рукой. Мать заплакала. - Не надо, ма! Теперь поздно плакать.
- Не говори так, дочка. - Аманда достала из рукава носовой платок и, всхлипывая, утерла слезы. Потом она выключила свет, и кабинет вместе с миниатюрными картинами на стенах погрузился в тревожную темноту. Казалось, вот-вот разразится буря. - Идем в кухню, - позвала она, - промоем тебе ссадину.
Верена вскочила и попятилась.
- Нет уж, спасибо! Честное слово, ма, тебе не о чем беспокоиться.
- Иди! - Мать вытолкнула ее из кабинета в коридор и повела на кухню. Там она усадила дочь за стол и через несколько секунд вернулась со спиртом и ватой.
- Пусти! - Верена хотела отшвырнуть тампон. - Жжет!
Но Аманда не обращала внимания на вопли дочери.
- Больше он тебя не ударит, запомни. Пусть только попробует! Я сразу вызову полицию.
- Опомнись, ма! Он тебе не подчиняется. Ты никогда не умела на него влиять.
Аманда, будто ничего не слыша, продолжала обрабатывать ссадину.
- А теперь Раш вздумал отнять у меня роль! - Она указала на свою щеку. - Откуда это, по-твоему?
- Вчера вечером я попросила фотографа снять тебя на приеме и передать самые лучшие фотографии в "Энтертеймент тунайт". Они уже в Лос-Анджелесе: "Верена Максвелл Александер празднует получение роли в "Последнем шансе", "Очаровательная новая Лейси приносит удачу и возрождает "Последний шанс".
- Неужели ты это сделала, ма?
- Я решила не противиться новому повороту в твоей карьере. Сегодня вечером все будут знать, что ты снимаешься в этом фильме. Рашу останется только кусать локти: поменять что-либо ему не удастся.
- Кит меня ненавидит, - сказала Верена со вздохом.
- Ничего, Арчер ее образумит.
- Я в этом совсем не уверена. Вчера я слышала их разговор... - Верена закрыла глаза.
- О чем же они говорили?
- Дядя Арчер говорил о страховой премии, а Раш твердил, что ее все равно не хватит.
- На что не хватит?
- Не знаю. - Верена решила не посвящать мать в подробности подслушанного разговора. Ссадина на лице причиняла ей боль, и она смертельно устала.
- У тебя спутались волосы. Принеси щетку, я их расчешу.
Никто не умел так расчесывать волосы, как это делала ее мать. Все остальные только елозили по поверхности, а Аманда забиралась в самую гущу, называя это "прополкой".
Верена со вздохом облегчения привалилась спиной к ее коленям. Как это похоже на мать: увидеть на ее лице следы побоев и уже через десять минут делать вид, будто ничего не произошло!
- Жаль, что ты вообще начала позировать!
- Ничего страшного, ма, - быстро проговорила Верена.
- Нет, если бы можно было начать все сначала, я бы предпочла, чтобы ты ходила в нормальную школу и наслаждалась жизнью, как все: участвовала в школьных постановках и заводила друзей своего возраста, а не якшалась с фотографами из модных журналов, этими рекламщиками, у которых один разврат на уме...
Верена отбросила ее руку.
- Не говори так, ма! Мне нравится работать манекенщицей и фотомоделью.
- Не знаю, зачем вообще надо было делать из тебя модель! Мне всегда казалось, что пока я буду оберегать тебя от дурных влияний, с тобой не случится ничего плохого. Может быть, не будь моя собственная мать так стара и больна, я бы лучше разбиралась, что значит быть хорошей матерью взрослеющей дочери.
- Ты хорошая, ма! И хватит об этом.
- Тогда почему ты сбежала? Отец твердил, что из-за меня.
Но ведь это не я прогнала тебя из дома?
Верена обернулась и посмотрела на мать.
- Он это говорил? - Ноздри ее раздувались: казалось, еще немного - и она не сможет больше сдерживаться.
Мать прикусила губу и часто закивала:
- После твоего возвращения я слишком много на тебя наседаю, вместо того чтобы похвалить за то, что у тебя хватило ума вернуться.
У Верены зашумело в ушах, и она с трудом расслышала собственный голос:
- Ум тут ни при чем. Я знала, что должна вернуться, только и всего. Послушай, мама, я хочу кое-что тебе рассказать.
- Нет, Рена, ничего не рассказывай. Лучше забудем случившееся и будем жить дальше...
- Ради Бога, мама, выслушай меня!
У Верены выступили на лбу капли пота. Аманда встала, отошла к раковине и на некоторое время включила воду. Потом, не оборачиваясь, продолжила спокойно, словно не слышала умоляющего голоса дочери:
- Я была готова тебе сказать, что ты можешь отказаться от контракта с "Руба". Когда отец предложил тебе роль, я так на него разозлилась! Мне очень не хотелось, чтобы ты стала частью этого безумного мира. Но теперь я вижу, как много это для тебя значит, и сделаю все, чтобы роль осталась за тобой. Я так тебя люблю, Верена! Может быть, и ты будешь хоть немного меня любить и простишь мои глупые ошибки.
Верена подошла к раковине и обняла мать.
- Я тебя люблю, мама. Но я такая, такая... Я не заслуживаю твоей любви.
- Не говори так, Рена! - Аманда погладила дочь по руке. - Ты красивая...
- Пойдем. - Верена забрала у матери стакан с водой, подвела к столу и усадила, поставив стакан рядом. - Сейчас я тебе кое-что расскажу, чтобы ты знала, какая я на самом деле. - Она крепко зажмурилась и выдавила сквозь стиснутые зубы:
- Я отвратительная и неблагодарная. Я бы тебя не осудила, если бы ты больше не захотела на меня глядеть.
- Дочка, не говори таких вещей!
- Я мерзкая потаскуха! - выкрикнула Верена и открыла глаза, но ничего не увидела из-за слез. Тогда она упала на пол и стала биться головой о кафель, продолжая кричать:
- Я гадкая!
Ужасная! Больная! Порочная! Я шлюха, шлюха!
- Верена! - Мать схватила ее за руки, но девушка вырвалась и, сидя, как краб, поползла от нее.
- Умоляю, ма, не приближайся, даже не смотри на меня! Я этого не вынесу. Раш и я делали ужасные вещи! Много раз. Он меня заставлял.
Рука Аманды непроизвольно дернулась, ища опоры, стакан со звоном упал на пол и разлетелся на мелкие осколки. Губы ее задрожали: она представляла себе мужа и дочь, сидящих вместе перед телевизором, катающихся верхом друг на друге, дурачащихся, - теперь все это приобрело совершенно иной, зловещий смысл... Она закрыла лицо руками, и тело ее сотрясли глухие рыдания.
Верена, сидя в нелепой позе, тоненьким, словно чужим голосом причитала:
- Не надо меня ненавидеть, ма. Что угодно, только не ненависть! Если ты меня возненавидишь, я умру! Не убивай меня, мама. Я не хотела. Это не моя вина. Он заставлял, а сам смотрел. Однажды он застал меня в шалаше... До того он за мной подглядывал, а потом заявился и сказал, что я испорченная девчонка и если я не разрешу ему смотреть, он нажалуется тебе и ты меня возненавидишь. Он грозил, что ты отправишь меня туда, куда отправляют таких испорченных, как я. Я не хотела, чтобы меня выставили из дома, поэтому я позволила, чтобы он смотрел, как я... Ты думала, что мой шалаш подожгли мальчишки? Нет, я сожгла его сама. Но потом он стал сажать меня в машину и заставлял меня делать то же самое там, а еще дома...
- Доченька, доченька, доченька... - твердила мать шепотом, но Верене казалось, что она слышит оглушительный крик. - Давай-ка по порядку. Не вали все в кучу. Лучше ответь мне на один-единственный вопрос. После этого я не буду больше ни о чем тебя спрашивать, клянусь! Он когда-нибудь?.. - Она закрыла рот рукой с таким видом, словно ее вот-вот вырвет.
Верена погладила мать по лицу, уже зная, что не сможет сказать всю правду.
- Нет, ма, никогда.
- Никогда?
- До этого никогда не доходило.
- Слава Богу! - По лицу Аманды струились слезы, и теперь она походила на актрису немого кино.
- Ты все еще меня любишь, мама? - робко спросила Верена. - Хотя бы чуть-чуть?
- Почему ты мне не сказала сразу, Верена? Почему только сегодня? Аманда держала кончики указательных пальцев в уголках глаз, чтобы остановить соленую влагу.
- Он грозил, что сам тебе расскажет, а я не могла этого допустить: мало ли что он способен выдумать! Не знаю, почему именно сегодня, - вырвалось как-то само собой...
- Я люблю тебя, Верена, дочка, очень люблю! - Аманда всхлипнула. - И никогда не разлюблю, верь мне.
Верена обняла мать и разрыдалась, ее волосы укрыли плечи Аманды, словно шаль. Аманда потрепала ее по спине.
- Не плачь, дочка. Настала пора и мне кое в чем тебе признаться.
Ее перебил пронзительный звонок. Аманда бросилась к телефону, оставив Верену рыдать у стола.
- Алло? Да, Раш. - Верена подняла голову и убрала с лица волосы. Хорошо. Как скажешь. До свидания. - Она повесила трубку и посмотрела на дочь. - Он отменил мою встречу с журналисткой Либерти Адамс. Интересно, почему?
- Он ее боится. Вдруг она разнюхает больше, чем следует?
- Насчет чего?
- Мне казалось, теперь ты не дашь ему спуску.
- Я и раньше не хотела этой встречи, а уж теперь, после того, что услышала от тебя...
Аманда поставила чайник и стала накрывать на стол. Верена молча наблюдала, как она раздумывает, какому из чайных сервизов отдать предпочтение. Выбор пал на белые блюдца с темно-красными маками.
- Итак, дочка, настала моя очередь исповедоваться. Только я не знаю, как начать...
- Лучше сначала, - подбодрила ее Верена.
- После смерти отца я заперла дом на Цейлоне, где мы жили, и отплыла на Звар, к Китсии. Кроме нее, я больше никого не знала - она была лучшей подругой моей матери. Когда я появилась в ее доме, мне было шестнадцать лет. Нельзя сказать, что Китсия приняла меня с распростертыми объятиями, - первый месяц она почти со мной не разговаривала, - зато потом вспомнила свою любовь к Синтии и обратила ее на меня.
Верена стала расхаживать по кухне, заглядывая в шкафы и громко хлопая дверцами. Она не понимала, куда клонит мать, - Аманда еще никогда не рассказывала так подробно о своей молодости.
- Однажды Китсия сказала, внимательно глядя на меня:
"Что ты собираешься делать дальше? Будешь до конца жизни читать книжки?" Чтение книжек до конца жизни казалось мне тогда приемлемым вариантом. В конце концов, работа мне не грозила: отец оставил богатое наследство. В шестьдесят четвертом году, когда Китсия отправилась в Штаты, на свою выставку, я увязалась за ней. Не спрашивай, что это была за поездка: мы постоянно ссорились. Меня бесил ее чересчур чувственный подход ко всему на свете, от конструкции самолета, на котором мы летели в Америку, до моей стрижки. Для нее эстетика была делом жизни и смерти. Мне хотелось от нее избавиться, но не хватало смелости с ней расстаться. Робость - вот главное, что всю жизнь меня губит.
Она помолчала, задумчиво глядя на Верену.
- Оставаясь при Китсии, я ни с кем не общалась и могла вести привычную жизнь: есть, когда мне вздумается, вставать в два часа дня и не ложиться до утра, дочитывая интересную книгу. Я была всего лишь незаметной участницей ее пестрого окружения. А потом я познакомилась с Арчером.
- И он показался тебе красивейшим мужчиной на свете?
Держу пари, что да. - Верена уже сидела на тумбе, болтая ногами.
- Во всяком случае, ради него стоило оторваться от книги. - Аманда улыбнулась. - Мы случайно столкнулись в ресторане "Чамли" в Гринич-Виллидж. "Арчер - мой племянник. Мы с ним почти не разговариваем. Единственная дочь Синтии, заядлая читательница. Очень сомневаюсь, что у вас найдутся общие темы".
Как видишь, у нее и в мыслях не было брать на себя функции Купидона.
- А Раш?
- С ним я познакомилась позже. Конечно, больше мне нравился Арчер. В нем было что-то такое... Он был вдовцом, привычным к одиночеству и настолько погруженным в свои мысли, что мне позволялось заниматься своими. Находясь вместе, мы оставались каждый сам собой. У меня был номер в отеле "Беркли", а Китсия жила на Мэдисон-авеню, неподалеку от галереи, где экспонировались ее скульптуры, - во время выставок ей необходимо было оставаться поблизости от своих детищ. Пока она была занята галереей, у нас с Арчером возник тихий роман. Выходные мы проводили у него в Миллбруке. Мы подолгу гуляли по пастбищам и возвращались на закате, чтобы, наслаждаясь коктейлями, любоваться с веранды туманными лугами. Там совсем не так влажно и душно, как в джунглях Цейлона. С горой песка в Персидском заливе под названием "остров Звар" это тоже нельзя было сравнить. - Аманда усмехнулась. - Мне было там очень уютно, намного уютнее, чем в этом доме. - Она оглядела кухню. - Вот где мое место!
Верена спрыгнула с тумбы и обняла мать.
- Да пошла она куда подальше, эта кухня! Лучше скажи мне то, что хотела сказать... - Она заглянула матери в глаза.
- Хорошо, - ответила та, и голос ее зазвучал как-то странно. - Ты все узнаешь. Молю Бога, чтобы он дал тебе сил это пережить.
***
Она вспоминает Цейлон: душный сад, кишащий огромными змеями, способными проглотить ребенка. Ее семья обитала, забаррикадировавшись в доме с темно-зелеными ставнями на окнах. А вот и ее мать: болезненная, прикованная к постели. Стоя за дверью, она слышит, как мать беседует с врачом о червях, пожирающих ее заживо Потом врач, приземистый краснолицый человек с изумрудом на пальце, переходит на отцовскую сторону, где пьет джин и ждет на пару с отцом, пока черви доделают свою работу.
Отец сед и высок, как дерево. Она зовет его папкой, что больше подходит человеку попроще, не такому страшному. После смерти матери папка оставляет ее с няней. Он не знает, как быть с дочерью. Она слышит, как он недовольно бросает: "То ли дело - мальчик!"
После смерти отца первая же ее мысль: "Наконец-то я отсюда вырвусь!" Она закрывает зеленые ставни и переезжает к единственному человеку, способному ей помочь, - лучшей подруге матери, скульптору, которая живет на острове. Но та презирает ее за невежество и не желает развеивать ее страхи.
Потом почти случайно она знакомится в пабе с племянником своей покровительницы, и хотя тетка и племянник не очень дружны, тем не менее девушка приходится ему по душе. Он очарован наивностью новой знакомой и в конце концов забирает ее к себе в Миллбрук и учит всему, что знает сам. Топкие луга Миллбрука усеяны дикими цветами. Они возвращаются с прогулок по колено в грязи. Никогда еще она не была так счастлива!
День его рождения. Она хочет преподнести ему сюрприз.
Его тетка подсказывает, что лучшее место для этого - "Сад скульптуры".
Перед приемом она проверяет, все ли в порядке. Сад украшен по случаю торжества корзинами свежих лилий и гардений. Она возвращается к себе, переодевается в длинное белое платье и вплетает в волосы ландыши.
- Ты знаешь, что эти ландыши ядовиты? - спрашивает тетка. Она начинает понимать, что совершила страшную ошибку, но уже поздно. Он едет за ней.
Шоферу заранее сообщили адрес, чтобы не испортить сюрприз. Они сидят на заднем сиденье лимузина и пьют шампанское.
Сначала его рука лежит у нее на коленях, потом ползет вверх. Ее охватывает истома. Он нюхает ландыши у нее в волосах - ядовитые ландыши. Машина тормозит под стеной. Они выходят - и он чуть не падает, словно получил пощечину. Он хмуро смотрит на нее, не веря, что она смогла придумать все это сама.
- Зачем ты привезла меня сюда?
Она боязливо отходит от него.
- Милый, это сюрприз к твоему дню рождения. Тебя ждут друзья. Пожалуйста, не сердись.
- На тебя я не сержусь. Это все она, да? Ну конечно, это ее замысел, как, впрочем, и ты сама.
Она не понимает его слов, умоляюще тянет его за руку и лепечет:
- Прости, прости...
- Ну уж нет. Не прости, а прощай! - Он быстро садится на сиденье, и машина срывается с места.
Она объясняет приглашенным, что он не смог приехать на собственный день рождения из-за срочных дел, и с облегчением видит, что все ей верят. Прием идет своим чередом. Ее словам не поверил лишь один человек - брюнет с красивыми руками, его лучший друг. Ловя на себе его оценивающий взгляд, она краснеет и прячет глаза. Он весь вечер крутится рядом с ней, словно примеряясь на место своего друга. У него черные глаза, и под ними тени.
Она позволяет ему прижиматься к ней и целовать в шею.
Она сидит у себя в ожидании звонка возлюбленного, хотя тетка предупредила ее, что он не позвонит. "Все кончено", - твердит она, готовясь к возвращению на свой остров.
Теперь она никуда не выходит, пьет чай, читает. Как-то раз ее навещает брюнет, его друг. Он является в темно-синем костюме, белой рубашке, сером галстуке. Говорит он мало, зато сует руку ей под блузку и хватает за сосок. Она вскрикивает. Он выдергивает ее из кресла, прижимает к стене и овладевает ею, даже не сняв ни костюм, ни рубашку, ни галстук.
Он бывает у нее ежедневно, но не только для того, чтобы переспать, но и для того, чтобы научить ее американскому образу жизни: как платить за такси, как заказывать еду в ресторане, как обращаться с продавцами в магазинах, как одеваться. Он берет на себя управление ее капиталом.
- Ты за меня выйдешь? -1 спрашивает он как-то раз.
- Я тебя не люблю, - отвечает она.
- Ты выйдешь за меня замуж? - твердит он день за днем, но ее ответ неизменен.
В конце концов она говорит: "Да".
Словно по сигналу он перестает приставать к ней с любовью. Вместо этого начинаются приготовления к свадьбе. Вернее, он занимается всем сам: покупает ей подвенечное платье, заказывает церковную церемонию, цветы, продумывает прием и готовит приглашения.
В день отправки приглашений она приходит в его офис и, убедившись, что за ней не наблюдают, перебирает запечатанные конверты, пока не находит нужный. Этот конверт она сама вручит адресату.
Она собирается с духом и звонит ему по рабочему номеру. Со дня его рождения они не разговаривали.
- Можешь ко мне заглянуть? Это срочно. - Она называет номер своих апартаментов.
Он стучится, она отвечает, что дверь открыта. Он сердится, что его оторвали от дел, но, увидев ее, меняется. Она видит по его глазам, что он по-прежнему ее любит. Она лежит на кровати обнаженная. Он кидается на нее, словно торопясь прикрыть ее наготу. Она чувствует его возбуждение.
Свадьбу играют через месяц, как и собирались. Она знает, что месяц назад забеременела. Он приходит на венчание - шафер, самый красивый из мужчин. Она лишилась его навсегда.
Глава 22
Кит выключила душ и стояла не шевелясь, позволяя воде медленно стекать по телу. Потом она осмотрела себя: напрягшиеся соски, белизна груди, контрастирующая с загаром на плечах и животе... Удивляясь, что не чувствует боли, она ощупала низ живота, бедра, ягодицы, всерьез ожидая наткнуться на место, где сосредоточилась боль. Но боли не было, зато было чувство облегчения, волшебной цельности.
Она вышла из душа, насухо вытерлась гостиничным халатом и вернула на место телефонную трубку. Звонок раздался незамедлительно. Секретарь сообщала, что Арчер назначил ей встречу на три тридцать.
Поговорив немного с Сашей, она достала из шкафа красную шелковую блузку, повязала красный галстук, надела голубую юбку, узкую в бедрах и расширяющуюся внизу, и красные туфли на высоких каблуках. Снова взглянув на себя в зеркало, она подумала: что бы с ней ни случилось дальше, продолжит ли она работу, вернет ли Брендана, у нее есть теперь ответ на вопрос, мучивший ее с самого детства.
- Добрый день. У меня не вполне обычная просьба, - сказала она по телефону гостиничному дежурному. - Все, что я перечислю, я хочу получить как можно скорее. Сырая картофелина. Да, сырая. Ведерко со льдом. Острая игла. Нет, нитка не нужна. И пузырек спирта. Комната 821. Спасибо.
Дожидаясь стука в дверь. Кит разобрала свои бумаги и сложила их в атташе-кейс, так и не прочитав. Когда в дверь постучали, она радостно распахнула ее, приняла поднос со своим нестандартным заказом и дала коридорному пять долларов.
- Спасибо, мисс Рейсом. - Коридорный с улыбкой попятился, держась за козырек фуражки. Кит тоже улыбнулась. Почему все вокруг копируют старые голливудские образцы? Этот паренек "работал" под Микки Рурка. А она? Уж не под Бетт ли Дэвис?
Она взяла с тумбочки черепашку и отнесла в ванную, потом шариковой ручкой сделала себе отметку на мочке правого уха, симметрично с дырочкой в левом. Вторая серьга с черной жемчужиной лежала перед ней на зеленой бархатной подкладке. Опустив иглу в спирт. Кит зажала мочку двумя кусочками льда, немного подождала и, поместив сырую картофелину между мочкой и шеей, воткнула иглу в точку, помеченную шариковой ручкой, с хрустом пробив хрящ. Поспешно выдернув иглу, она заменила ее серьгой и закрепила серьгу винтиком, потом взяла из аптечки три таблетки аспирина и проглотила, запив водой из-под крана. Увидев в зеркале свое раскрасневшееся лицо, она произнесла вслух:
- Я готова.
***
- Сьюзи говорит, что сегодня мистер Репсом недосягаем. но я продолжу попытки. Вы отлично выглядите, мисс Рейсом!
Хорошо спали? - спросила Саша.
- Вообще не спала. - Кит просматривала данные по премьерным сборам "Вспышки" и озабоченно хмурилась. - Джерри Брэкстон звонил?
- Звонил, - ответила Саша. - Очень нервный продюсер.
Первый его звонок был в половине десятого - в Лос-Анджелесе в это время только половина седьмого утра, можете себе представить?
- Ладно, для начала соедините меня с Шериданом. Хочу узнать, как обстоят дела с другими фильмами.
Принимаясь за дело, Саша обмолвилась:
- К вам заглядывала Верена Александер. - Кит негодующе вскинула голову. - Она очень расстроена. Воображает, бедняжка, что вы ее ненавидите. У нее фонарь под глазом... Мистер Шеридан на второй линии.
- Ненависть тут ни при чем... - Кит взяла трубку. - Привет, Ренди! Хорошо, спасибо. Не можешь продиктовать мне данные по вчерашним сборам фильмов-конкурентов? - Она записала в блокнот колонку цифр. - Настолько плохо? Да, конечно, выводы делать еще рано, но разве это не твоя обязанность - заставлять кинотеатры прокатывать картину столько времени, сколько нужно? - Она бросила трубку, не дав собеседнику сказать ни слова в свое оправдание.
- А теперь - Брэкстон.
- Чуть не забыла! Мистер Александер дважды звонил и даже один раз заглянул.
- Чего ему надо теперь?
- Мисс Кит Рейсом звонит из Нью-Йорка, - сказала Саша в трубку. Спасибо, мы подождем. - По-моему, - обратилась она к Кит, - вам нелишне знать, что, по мнению Верены, он собирается отнять у нее роль.
- Бессмыслица какая-то! Сам же Раш два дня назад чуть не выкручивал мне руки, требуя, чтобы она играла в "Последнем шансе". Неужели передумал?
- Только, чур, я вам ничего не говорила! - взмолилась Саша, прижимая трубку к уху. Кит кивнула. - Помните, вчера Раш устроил для Верены прием вы еще отказались на нем присутствовать?
Кит снова кивнула: Саша, как и подобает хорошему секретарю, полагала, что у ее босса нелады с памятью.
- А Сьюзи пошла. Говорит, Верена там совсем взбесилась.
Все заметили, что мистер Александер ею не доволен... Минутку, мистер Брэкстон на проводе...
- Джерри, дружище! - начала Кит ласково. - Как поживаешь? Отвернувшись от Саши, она выдвинула нижний ящик стола и положила на него ноги.
Беседуя с Джерри, Кит старалась проявлять терпение и сочувствие. Через пять минут после начала разговора она прочла ему цифры сборов от его фильма. Они прозвучали, как приговор.
- Нет, премьера не очень удачная, но послушай вот это. - Она прочла Брэкстону результаты фильмов-конкурентов. - Такое впечатление, что люди сидели по домам и смотрели футбол, забыв про кино. Расстраиваться пока еще рано. Дождемся следующих выходных. Я не слезаю с телефона, - соврала она. Через пару дней будут готовы новые предложения по рекламе. К следующему уик-энду мы развернем рекламную кампанию... Нет, плакаты. Да, подумаем и о телевизионной рекламе. Ладно, Джерри, не казнись, занимайся своим "Наутилусом". Я позвоню тебе завтра.
Кит повесила трубку. Она тоже была разочарована неудачной премьерой "Вспышки", но в данный момент у нее были заботы поважнее. Теребя новую сережку, она позвонила Рашу.
- У вас проблемы? - спросила она холодно.
- Киска Кит! - промурлыкал Раш. - Вот это оперативность! На часах без десяти два - а ты уже отвечаешь на мой десятичасовой звонок. Готовишь надгробие для "Вспышки"?
- Какие проблемы, Раш? - повторила Кит.
- Хотел предложить тебе не подписывать окончательный контракт с Вереной. - Саша-таки оказалась права: он дал задний ход.
- Как это - не подписывать? Мне казалось, что она в этой роли - предел твоих мечтаний.
- Мне тоже. Но теперь я передумал.
- А я, напротив, уже начала привыкать к этой мысли. - Она усмехалась, радуясь возможности ему отомстить. - Не так-то все просто, мистер Александер. Наверное, вы пропустили сообщение в сегодняшних теленовостях. Эта новость, Раш, из разряда приятных - твой вчерашний прием все расставил по местам. "Последний шанс" не выдержит новых дурных новостей - как ответственное лицо в корпорации, ты отлично понимаешь, чего мы добьемся, если начнем водить прессу за нос.
Решение принято, обратной дороги нет! - Кит бросила трубку, не дав ему возразить.
- Я приму Верену, - сказала она Саше. - Час на Арчера, а потом пускай приходит. И, будьте добры, соедините меня с Томом Гилланом в Торонто.
- Можете говорить, - сообщила Саша после короткой паузы.
- Том? Как там "Чудесный вальс"? Никак?.. - Кит ударила кулаком по столу. Почему Шеридан ее не предупредил? - А наша реклама? Понимаю, вы ни при чем, но что говорит Ренди? Как он объясняет промедление? Самолет простоял в Лос-Анджелесе на взлетно-посадочной полосе лишних три часа?
Кит обреченно покачала головой. Увы, так бывает: людям свойственно ошибаться, - самолеты, вылетающие в Торонто с рекламными плакатами, вполне могут ломаться перед взлетом, деньги сплошь и рядом выбрасываются зря...
- Том, вас никто не обвиняет. Вы утешили продюсера? - Кит вздохнула. Ладно, я переговорю с Ренди. Мы назначим премьеру на следующий уик-энд.
Она повесила трубку. Том, заместитель Шеридана, был ей по сердцу: он старался делать дело, не тратя время на интриги, без которых Шеридан не представлял себе жизни, поэтому Кит предпочитала иметь дело с Томом, а не с Ренди. К тому же Шеридан, прежде чем позвонить Кит, неизменно обращался за инструкциями к Рашу.
- Пора позвонить Скотту, Саша. Пока я буду с ним разговаривать, свяжитесь с Прайсом и скажите ему, что нам нужны новые рекламные плакаты "Вспышки". Пусть подчеркнет линию Лас-Вегаса, убийства и тайны, а любовную линию затушует. Тут полезнее зловещие игральные автоматы, торжествующий порок и тому подобное.
Саша кивнула и вышла.
Кит знала, что Скотту предстоит выдержать почти нечеловеческое давление. Режиссер - самое тяжкое голливудское ремесло: он и генерал, и мать, и нянька, и аналитик, и провидец, и умелый тактик, и технический специалист, способный соединять несоединимое. Режиссер несет ответственность за то, чтобы актеры не опаздывали на съемки и не злоупотребляли наркотиками, знали свои роли, сотрудничали с партнерами и не исчезали, когда крупным планом снимают других. Режиссер должен заставить оператора снимать фильм так, как это надо ему, режиссеру, хотя оператор только и делает, что напоминает о своем прошлогоднем "Оскаре" и об умении снимать без дурацких подсказок, а также позаботиться, чтобы рабочие, которые по большей части режутся в карты, дуют пиво и не слишком переживают за судьбу фильма, не отлынивали от своих обязанностей. Одна из наиболее трудных режиссерских задач состоит в том, чтобы утихомиривать студийных администраторов, вечно жалующихся, что фильм превышает смету, и по возможности не пускать их на съемочную площадку. Позднее режиссер то и дело покидает монтажную, чтобы общаться с репортерами, иначе у его детища не будет хорошей прессы. Когда фильм готов, ему приходится убеждать ответственных за рекламу, что у него есть своя концепция рекламы, - но только в случае если его подпустят к рекламной кампании. Режиссер - почти нечеловеческая профессия.
Как она и ожидала. Скотт был в панике.
- "Последний шанс" хотят закрыть! Об этом уже знает весь город!
- Успокойся, Скотти! О чем знает город?
- Им нужна страховая премия, чтобы защищаться в деле с Комиссией по ценным бумагам!
- Не говори глупостей.
- Ты можешь дать мне слово, что Рейсом нас не прикроет?
Кит взглянула в окно. Скорость, с которой в небе сгущались тучи, нарушала все законы природы. В это время в приемной раздался шум и до слуха Кит донеслись голоса, самый громкий из которых был ей хорошо знаком. Теперь было еще труднее сосредоточиться на словах Скотта.
- Не можешь? Так я и знал! - вопила трубка. - Хочешь, расскажу, что о тебе здесь болтают? Например, что у тебя любовная связь с Вереной, поэтому она получила роль. Хотелось бы мне знать, что вообще там у вас происходит?
И тут в кабинет ввалился Брендан Марш. Рука Кит, словно помимо ее воли, медленно повесила трубку на рычаг.
- Ты хотела меня видеть? - прорычал он.
- Да. Разве ты не в курсе?
Она не могла оторвать взгляда от его крепко сжатых кулаков - казалось, Марш борется с желанием устроить ей взбучку.
Всего раз она видела его прежде в такой же ярости, но то была игра, сейчас же бесновался не персонаж, а он сам.
- Я оставляла сообщение, - повторила Кит, волнуясь, чувствуя, что ее слова звучат глупо и бездушно, и от этого еще больше приходя в уныние. Она понимала, что Брендан уже знает про Верену и примчался получить подтверждение из ее уст.
- Полагаю, Скотт успел тебя просветить?
- Не Скотт, а проклятая журналистка! Я работаю с претендентками на роль, как вдруг появляется эта соплячка и объявляет, что вся моя работа мартышкин труд. Представь мое состояние! Представила? - Он говорил тихо, но таким низким, зловещим голосом, что на столе у Кит задребезжал стакан.
Впившись взглядом в облепленный скрепками магнит. Кит пролепетала:
- Прости, Брендан. Я хотела поставить тебя в известность лично...
- А вышло так, что за тебя пришлось отдуваться бедняге Скотту!
Кит было стыдно смотреть ему в глаза.
- Ну да, я трусиха, - сказала она бесхитростно. - Больше я ничего не смогла придумать.
- Ты решила проблему с подбором актрисы за спиной у Скотти, у меня вообще у всех, кто отдает этому фильму всю душу! - Он грубо схватил ее за подбородок. - Пусть тебе наплевать, как к этому отношусь я, но Скотти чем перед тобой провинился? Ты переломила его через колено. Ведь он тебе доверял! Мы все тебе доверяли... - Он с отвращением поморщился, но все же предоставил ей право на ответ.
- Прошу тебя, - голос Кит звучал совершенно неубедительно, - пойми...
- Что я должен понять? Что тебе выкрутили руки? Нет, тысячу раз нет! Только не тебе! Ты лучше их всех. Раньше ты не позволяла им самоуправствовать. Тут что-то другое. Это женская месть: так ты мстишь мне за Китсию. Все вы, женщины, - ведьмы! Жаль, что я проявил слабость и...
- Нет! - прошептала Кит, хотя ей самой показалось, что она кричит. - Ты ошибаешься. Тут другие причины, Брендан, другие соображения. Если бы ты мне доверял...
- Доверять тебе? - прогремел он. - Господи, я бы подох со смеху, если бы мне не было так паршиво.
- Я знаю, моя реакция на.., на мать была чрезмерной. - Она старалась не сорваться. - Теперь я понимаю, что виноват не один ты, но ты, наверное, не представляешь, как это меня оскорбило. Это же моя мать!
- Мы говорим о деле и о чести, о том, каким я был глупцом, когда поверил, будто ты способна сочетать и то и другое.
Теперь, после того, что ты сделала... - Он подбоченился, задрал голову и захохотал. - Ну и болван же я! Подумать только, я тебя жалел, хотел вернуть твою благосклонность и рано или поздно снова оказаться в твоей постели. Но теперь я все понял!
- Ты не прав. Боюсь, ты ничего не понял...
- Вот как? - Его издевку невозможно было стерпеть. - Скажите, пожалуйста! Тогда изволь предоставить разумное объяснение своего непрофессионального, я бы даже сказал, иррационального поведения на протяжении этих двух дней, а точнее - двух последних месяцев.
- Что ж, объясню, если ты дашь мне возможность. - К Кит внезапно вернулось спокойствие.
- Идет! - Он скрестил руки на груди. - Я жду и готов выслушать твою речь! Может, мне повременить с телеграммой Скотту об отказе сниматься?
Кит, дрожа от ярости, вцепилась в подлокотники кресла и выдавила сквозь зубы:
- На протяжении четырех лет я была любовницей Бика Кроуфорда...
- Ты еще расскажи, что было до путешествия Колумба.
- Заткнись, Брендан! - крикнула она и продолжила уже тише:
- Просто молчи и слушай. До Бика у меня не было постоянного друга. Знаю, это звучит нелепо: у женщины тридцати пяти лет нет друга... А у меня не было. Бик оказался не без причуд. Я по наивности полагала, что в Голливуде все такие. Он просил меня ему уступить, и я беспрекословно подчинялась, потому что любила его.
Ради любимого, - отчеканила она, глядя на Брендана в упор, - я способна на все. А Бик, оказывается, фотографировал меня в разных неподобающих позах. Я не знала, что меня снимают, потому что на глазах у меня была повязка. Она откашлялась и продолжила:
- Не спрашивай, как у Раша Александера оказались негативы. Я думала, что их уже много лет не существует, но после бюджетного совещания в прошлую среду Раш попросил меня об услуге: отдай, мол, роль Лейси моей дочери, иначе я дам ход негативам. Я даже не спросила, как он намерен их использовать, а автоматически, не помня себя от ужаса, подчинилась его требованию. Понял? Что просил, то и получил.
Она встала и, не глядя на Марша, шагнула к двери. Он попытался поймать ее за руку.
- Не надо до меня дотрагиваться, - проговорила она, не оглядываясь. Буду признательна, если, вернувшись, не найду тебя в своем кабинете.
Кит потребовалось мобилизовать все силы, чтобы добраться до туалета и запереться в дальней кабинке. За последние два месяца она пролила немало слез, но самые горькие оказались припасенными для этого раза.
Глава 23
Они вышли из парка и подошли к "Плаза", где странный субъект заказал бутылку шампанского. Она попросила перье и стала выжимать в свой стакан лимон. Он размешивал шампанское в бокале золотой палочкой с бриллиантом на конце. Увидев ее недоумение, он сказал с улыбкой:
- Это изгоняет пузырьки, мисс.
У него были желтовато-карие глаза; синий костюм, издалека напоминавший мундир, вблизи оказался дорогим и отлично скроенным. Она бы не удивилась, если бы под мышкой у него прятался револьвер.
- Я давно хочу с вами поговорить, мисс Адамс.
- Тогда зачем было разыгрывать сыщика? Сколько дней вы за мной таскаетесь?
Он улыбнулся, продемонстрировав мелкие жемчужно-белые зубы и розовые десны.
- Вы не только красивы, но и очень наблюдательны. Теперь за вами хожу не только я, вам это известно?
- И давно?
Он сверился с золотым "Ролексом".
- Шесть часов, мисс.
- Они похожи на американцев?
- Даже очень, мисс.
- Тогда это люди Пирса. - Она побарабанила пальцами по столу и сказала, воздев очи горе:
- Простите его, братья-налогоплательщики, ибо не ведает, что творит.
- Мисс?..
- Не обращайте внимания. Лучше доложите, куда вы подевались позапрошлой ночью - вы бы мне очень пригодились.
Что за тип тасовал карты под моим окном? Очень подозрительная внешность, не крупье ли из "Трипса"?
- Это мой младший брат, мисс, - сказал он извиняющимся тоном. - С ранних лет не покидает казино "Трипе". Боюсь, для счастья ему обязательно нужна колода карт. Спиртное, азартные игры... Все мы - плохие мусульмане, мисс.
- А где были вы?
- Даже я иногда засыпаю, - ответил он с легким поклоном.
- Тоже верно. Тогда такой вопрос: который из братьев должен убить Кит Рейсом?
Он обиженно приложил ладонь к сердцу.
- Я ее боготворю, мисс! Я бы пальцем ее не тронул.
- Хоть в этом успокоили! - Она стала обмахиваться ладонью; при этом незаметно запустила другую руку под свитер и включила диктофон. Хорошо, что она сообразила остаться в поясе с диктофоном после интервью с Рашем!
- А который из братьев - вы сами? Надо ведь знать, как обращаться к своим теням.
- Дхали, мисс. Ахмед, мой старший брат, стал, если вы помните по своему посещению Звара, эмиром острова.
- Знаю. Примите мои соболезнования по случаю смерти вашего отца.
- Благодарю вас от имени всех жителей Звара, мисс.
- А теперь, Дхали, будучи представителем Звара, соблаговолите объяснить, почему вы до сих пор не махнете рукой на древнюю вендетту? Вы там разве не в курсе, что мы живем в эпоху сверхзвуковых лайнеров? - В подтверждение своей мысли Либерти указала на панораму небоскребов за окном.
- Все верно, мисс, но у нас нет выбора. Вендетта, даже древняя, не забывается.
- Вы это серьезно? А ведь ваш отец, прежний эмир, так не считал. Он оставил Арчера в покое.
- Верно, но на кого бы обрушилась месть? Единственная дочь Ренсома умерла, едва родившись. Уверяю вас, если бы она выжила, мой отец...
- Не сомневаюсь. - Либерти махнула рукой, не желая выслушивать кровавые подробности. - Кто же сказал вам про Кит?
Уж не Китсия ли?
- Конечно, нет, мисс. - Дхали упорно размешивал свое шампанское. - Мы узнали об этом несколько лет назад от нашего отца. Он уже был болен и думал, что вот-вот умрет.
- Теперь вы с братом выполняете последнюю волю умершего?
- Я просто пытаюсь вам все объяснить. Мы с Ахмедом заключили тайное соглашение о прекращении вендетты. При нашем с ним отношении к Маленькой Кит мы бы все равно не смогли...
- И вы придерживаетесь соглашения?
- Сложный вопрос, мисс. Русский...
- Раш Александер?
- Да, мисс. Три недели назад он появился на похоронах нашего отца, а потом отправился с нами в казино.
Вы скажете, что мы не очень почтительные сыновья, раз способны сразу после смерти отца предаваться азарту. Возможно, это и так, но наш отец умирал очень долго - это продолжалось не один год...
- И вы успели многократно его оплакать, - закончила за него Либерти.
- Именно так, мисс. Вы исключительно понятливы. Мы выпили много шампанского, и русский достал фотографии. - Он уставился на свою золотую палочку, неожиданно охваченный смущением.
- Что за фотографии, Дхали?
- Ах, мисс, - отозвался он со вздохом, - мне нелегко вам отвечать. Фотографии компрометирующего свойства. На них запечатлена Маленькая Кит в позах, невозможных для арабской женщины.
Либерти вспомнился разговор с Джеем Скоттом. Когда Бик.
Кроуфорд продавал свой дом, в его кровати обнаружились некие приспособления. Она припомнила скульптуру, которую Бик пускал в ход, имея дело с Кит...
- Что же было потом, Дхали? - спросила она хмуро.
- Мой брат Ахмед - как бы это выразиться? - рассвирепел. Чтобы это понять, надо его знать. Он особенный: все время скучает, ему некого любить. Только и делает, что тратит наши деньги. Людей с Запада он не любит, потому что не доверяет им, а русскому поверил. Когда русский показал ему фотографии, на которых в таком непотребном виде запечатлена женщина, на которой он мечтал жениться...
- Жениться? Он что, делал Кит предложение?
- О нет! Сначала он хотел стать эмиром, чтобы потом как это у вас говорится? - сразить ее наповал. Но, увидев эти фотографии, он захотел...
- Убить Кит, - закончила за него Либерти.
- Я благодарен вам за понимание. Но это еще не все, мисс.
Он рассказал русскому о вендетте. Тот предложил довести ее до конца.
- Что он попросил в обмен на свои услуги?
- Помощи.
- В чем?
- В смещении Арчера Ренсома. Ахмед заключил с ним сделку. Теперь наша семья работает на русского.
- Но не вся. Вы с младшим братом не в счет. Ситуация начинает проясняться... Одного не возьму в толк, почему Кит Рейсом до сих пор жива? Такой пройдоха, как Раш Александер, может убрать любого. Ему это обойдется, - она прищелкнула пальцами, - всего-то в стоимость недорогого спортивного автомобиля.
- Вы видали когда-нибудь крупных кошек, мисс?
- Вроде тигров и львов?
- Или пантер, пум. Поймав добычу, они никогда не убивают ее сразу.
- Желание продлить удовольствие?
Собеседник кивнул:
- Имея дело с этим русским, всегда помните: он как большая кошка. Медленно крадется, ходит вокруг жертвы кругами.
Сначала была та девушка...
- Монетт Новак?
- Да. Он начал с попытки уничтожить то, что Кит любит больше всего, ее работу. А потом... Только учтите, мисс Адамс: стоит ему заподозрить, что вы хорошо осведомлены, - он убьет и вас, причем быстро. С вами он тешиться не станет.
На этот раз Либерти стало действительно страшно. Она водрузила на стол свою бесформенную сумку, загородившись ею от тротуара.
- Вы совершенно правы, мисс: нам больше нельзя сидеть вместе.
- Скоро я опубликую свой материал, Дхали, - это единственный известный мне способ защитить Кит Рейсом, а вы обязаны мне помочь. Хочу, чтобы вы пообещали мне...
- Я - ваш покорный слуга, мисс.
- Пока не выйдет моя статья, вы будете защищать ее лично.
Дхали допил шампанское и положил на столик стодолларовую купюру.
- Я все исполню в точности.
- Вы действительно хотите отвести от нее беду? - спросила Либерти, пристально глядя на него.
- Она была мне как сестра. Со старой вендеттой покончено, как и с теми, кто не может от нее отказаться.
Они встали и вместе пошли к выходу.
- Где мне вас искать?
- Позвоните в "Сад скульптуры" и спросите Маруна. Он будет знать, где меня найти.
- Понимаю, ребята из "Сада" - стойкие оловянные солдатики Китсии...
Он улыбнулся:
- Солдатики, но не только Китсии.
- А сама Китсия знает о соглашении Ахмеда и Александера?
- Да, мисс, знает. От меня.
Либерти кивнула и шагнула к вращающейся двери, но Дхали удержал ее, взяв за руку:
- Будьте осторожны, мисс. Он крайне опасен.
- Кто, Ахмед?
- Раш. Его ненависть убивает.
***
Либерти в четвертый раз надавила на дверной звонок. Аманда Александер обязана быть дома! Возможно, она получит от Аманды какое-то оружие, пускай не самое убийственное, чтобы с его помощью можно было помешать Рашу Александеру осуществить задуманное.
Наконец дверь приоткрылась. Аманда холодно глядела на журналистку. Либерти поразила разница между двумя миссис Александер - той, которую она видела на приеме, и теперешней, с красными глазами и распухшим носом.
- У меня создалось впечатление, что наша встреча отменена.
- Неужели? - Либерти искусно разыграла удивление. - Я полдня звонила к себе в офис, но мне ничего не сообщили.
Аманда смотрела на нее во все глаза, но Либерти это было нипочем. Наконец хозяйка со вздохом распахнула дверь и впустила назойливую гостью. Следуя за ней, Либерти восхищалась красным деревом стен и светлыми кашмирскими коврами под ногами. "Неужели это дом убийцы?" - мысленно спросила она у своего отражения в высоком зеркале и тут же в панике стала приглаживать растрепавшиеся волосы.
- Хотите чаю? - Миссис Александер остановилась в дубовых дверях гостиной и перебирала нить жемчуга у себя на шее.
- Пожалуй, - кивнула Либерти, восхищенно глядя на два рембрандтовских офорта на стене. - Не возражаете, если я воспользуюсь телефоном?
- Пожалуйста.
С близкого расстояния следы слез на лице Аманды были еще заметнее, и Либерти не без основания полагала, что виновником их был Раш. Что, если Аманда знает о его замыслах, но считает, что не в силах ему помещать?
Высокие двери распахнулись, и Либерти увидела комнату, выдержанную в темных тонах, от пола до потолка занятую книжными полками.
- Обычно я не принимаю здесь гостей, но, помнится, вы говорили, что Китсия советовала вам взглянуть на нашу коллекцию фотографий?
- Совершенно верно.
- Пока вы будете смотреть, я заварю чай.
Аманда вышла, и Либерти огляделась. В библиотеке отсутствовало естественное освещение. В столь темном помещении у нее мог начаться приступ клаустрофобии. Будь ее воля, она сорвала бы красные бархатные портьеры, закрывающие окна. На резной полке алтареподобного камина из черного мрамора были расставлены те самые фотографии в красивых рамках, о которых упоминала Китсия. Перед камином находились два виндзорских кресла, третье кресло стояло перед занавешенным окном, четвертое было придвинуто к маленькой конторке, на которой высился старинный телефонный аппарат.
Либерти схватила трубку и набрала рабочий номер Кит.
- То есть как "рассердилась и сбежала"? - Либерти постукивала карандашом по аппарату. - Если она вернется, скажите, что нам надо срочно поговорить! Это прежде всего в ее интересах. Я у Аманды Александер. Не забудьте передать ей мои слова, Саша.
Этим ее телефонные переговоры ограничились. Найдя в сумке записную книжку, она набрала частный номер Арчера и долго держала трубку, слушая длинные гудки. Что бы она ему сказала, если бы он ответил? Что Раш собирается его разорить?
Но у нее не было доказательств...
- Вы закончили? - спросила Аманда, вкатывая тележку с чаем.
- Да, спасибо.
- Кажется, скоро пойдет дождь, не мешало бы разжечь камин. - Миссис Александер обращалась больше к себе, чем к гостье.
Опустившись в кресло. Либерти ждала момента, чтобы завладеть вниманием хозяйки.
- Лету конец. - Она сняла крышку с одного из чайничков и вдохнула волшебный аромат. - Прелестно, миссис Александер! Можно налить?
- Конечно, угощайтесь. Надеюсь, чай успел завариться.
Либерти подняла тяжелый чайник и наполнила две чашки.
Себе она добавила сливок. Это было настоящее английское чаепитие: с лососиной, сливочным сыром, треугольным печеньем и ячменными лепешками в блюде под крышкой. Но Либерти было не до угощения.
Аманда Александер, сидя неподвижно, наблюдала за Либерти:
- Вам отлично известно, что Муж отменил интервью.
- Известно, - спокойно подтвердила Либерти. - Я даже удивилась, что вы подошли к двери и открыли. Ваш муж - человек, умеющий настоять на своем. Ей было крайне трудно соблюдать правила учтивого общения, принятые в этом доме.
- Он всегда поступает так, как считает нужным.
Либерти незаметно включила диктофон. Миссис Александер рассматривала свою голубую чашку, стоящую на бело-голубом блюдечке. В этой выкрашенной в кроваво-красный цвет библиотеке Либерти нетрудно было представить, что значит брать интервью у жены мафиози. Женщина перед ней не желала знать, чем занимается ее муж за пределами этого дома, словно сошедшего с иллюстрации в "Аркитекторал дайджест". Трудно было понять, зачем сюда вообще впустили журналиста.
- Как вы думаете, почему ваш муж отменил интервью?
- Не знаю, мисс Адамс.
- Он ничего не объяснил? - Как далеко простирается ее преданность мужу?
- Абсолютно ничего.
- Наверное, дело в том, что я кое-что знаю про Кит.
- Про Кит?
- И про вендетту.
- Не понимаю, о чем вы говорите.
Две женщины смолкли, прислушиваясь к потрескиванию дров в камине.
- Мисс Адамс... - нарушила наконец молчание миссис Александер. - Можно я буду называть вас Либерти? - Либерти кивнула. - У вас есть ко мне конкретные вопросы? У меня выдался очень утомительный день. - Она снова затеребила свой жемчуг.
- Представьте, есть. - Либерти закурила и приступила к делу. - Вы хорошо знаете Кит Рейсом?
- Не очень.
- Нельзя ли уточнить? - Либерти не сумела скрыть недоверие.
- Я встречала ее несколько раз на приемах в "Рейсом энтерпрайзиз". Она живет в Калифорнии, а я там практически не бываю.
- Вы не имели с ней дела, когда жили у Китсии на Зваре?
- Нет. К тому времени Кит уже переехала в Штаты.
- Наверное, вам лестно, что Верена будет сниматься у нее в "Последнем шансе"?
- Вот уж нет!, Либерти полагалась на свой вопрос, как на пробку: выдернув ее, она пустила бы Аманду в плавание по океану личных воспоминаний.
Аманда перевела дух, как будто взвешивая, стоит ли быть с Либерти откровенной. Потом, уставившись в камин, она заговорила:
- Впервые мы встретились с Кит на нью-йоркском коктейле. Я любовалась с террасы неподражаемым видом Манхэттена, как вдруг она подошла и попросила разрешения присоединиться ко мне. Я кивнула, и мы несколько минут простояли молча, прежде чем я представилась. Потом я сказала:
"Знаете, о чем мне поведал муж за несколько минут до вашего появления? Что он с вами спал. Это правда?" Она без колебания ответила "да". Я спросила, что она при этом испытывала, и она ответила, что у нее было ощущение, будто это происходит не с ней. Хотите услышать самое интересное? Я знаю, что она хотела сказать. Это чувство мне знакомо. Но все равно она была мне антипатична. Мне не понравилась ее откровенность.
Либерти с трудом скрывала свое поражение.
- Как вы познакомились с Рашем? - спросила она небрежно. Теперь, когда Аманда приоткрыла дверь, ей ничего не стоило в нее вломиться. Аманда налила себе еще чаю, посмотрела на Либерти и снова перевела взгляд на огонь.
- Нас свел Арчер.
- Постарайтесь вспомнить подробности.
- С Арчером я познакомилась через Китсию.
- Вы влюбились в него, как все остальные?
- Да, но ненадолго. Потом я вышла замуж за Раша.
- Влюбились в одного, а вышли за другого?
- Так получилось... - Аманда робко улыбнулась. После короткого размышления она вдруг решительно произнесла:
- Не могу! Не могу все это ворошить. Тем более при посторонних.
Либерти старалась перехватить ее взгляд, но Аманда упорно смотрела в сторону.
- Неужели вы по-прежнему влюблены в Арчера? - Аманда прижала руки к груди, словно желая защититься. - Ладно, перестаньте, это же очевидно! Видели бы вы выражение своего лица при упоминании его имени! А на вчерашнем приеме? Чужой запросто предположил бы, что вы - муж и жена.
- Мы остались хорошими друзьями, - пробормотала Аманда краснея.
- Но не любовниками?
- Послушайте...
- Почему вы порвали с Арчером?
- Вас это совершенно не касается!
Но Либерти уже несло:
- Наверное, вы не против, чтобы Раш досадил прежнему возлюбленному?
- Как вы смеете так со мной разговаривать?
- Вас поссорила Китсия, да? Она не хотела, чтобы Арчер снова женился. Вы осуждали Арчера? - Либерти от вопросов перешла к размышлению вслух:
- Вы осуждали его за то, что он не стал сопротивляться Китсии, и вы ему отомстили: выбрали в мужья его лучшего друга.
Глаза Аманды наполнились слезами.
- Простите меня! - опомнилась Либерти. - Ради Бога, простите! - Она достала из сумки бумажный платок и сунула его Аманде.
- Понимаете, Арчер был моей первой любовью. - Аманда промокнула глаза. - Говорят, первая любовь остается с человеком на всю жизнь. Вы выходите замуж за другого, ваш первый возлюбленный сходит в могилу, но чувства продолжают жить, они обретают независимое существование...
- И ваши чувства к Арчеру...
- Сейчас я понимаю, что не добилась полной взаимности.
У него я не была первой любовью и с самого начала знала, что меня он никогда не полюбит так, как любил ее.
- Понимаю. Вы вышли за Раша не с целью отомстить, а чтобы удержать Арчера единственно доступным способом. Не за него, так за его лучшего друга! Если не спать с ним, то по крайней мере сидеть напротив него на приемах. Поколебавшись и приняв молчание за согласие, Либерти продолжила:
- Вы ведь уже вынашивали Верену. Вершина платонических отношений! Вы привели его в свой дом и позволили стать крестным отцом дочери. Наверное, в отсутствие Раша Арчер ходил на родительские собрания, репетиции драмкружка?
- Да, да, да! Все так и было. Только далеко не столь примитивно, как вы изображаете. Я ничего этого не планировала.
Прошло много времени, прежде чем я приняла его как друга, но не как суррогатного папашу, качающего Верену на коленке.
Как долго я боролась с побуждением кинуться ему на шею, когда он появлялся в нашем доме! Я даже бросила курить, потому что у него была особенная манера зажигать мне сигарету...
- Знаю, - проговорила Либерти, искренне сочувствуя хозяйке дома. - Вы его по-прежнему любите. Как жаль, что вы замужем за Рашем!
- Нет, вы не понимаете! - В голосе Аманды зазвучали властные нотки. Раш был со мной нежен. Он обо мне заботился. Поверьте, мне это было необходимо.
- Тогда вы приняли заботу за любовь...
Аманда покачала головой:
- Я никогда не обманывалась на его счет.
Либерти кивнула. Как ни жаль ей было Аманду, дело есть дело:
- Давайте вернемся к Китсии. Насколько вы с ней близки?
- Очень близки, - ответила Аманда щурясь. - Она - единственный близкий мне человек, не считая Верены.
- Что вы думаете о ней как о матери?
Вопрос застал Аманду врасплох.
- Трудно сказать... Всякая женщина старается быть хорошей матерью, весь вопрос в том, что она вкладывает в это понятие. Я тоже стараюсь, но сейчас вы услышали бы от Верены, что я оказалась не на высоте. Думаю, Китсия пыталась воспитать Кит сильной, внушить, что ей никто не нужен, кроме нее самой.
- Вы считаете, что она живет без мужа, потому что жила без отца?
- Можно взглянуть на это и так. Не думаю, чтобы Китсия когда-либо готовила Кит к замужеству. Кто знает, каким она видела ее будущее? Нелегко растить девочку на острове одной, без отца.
- А что за отец Раш Александер? Батюшка дюжины компаний и одной дочки?
- Да. - Аманда потупила взор. Разложив на колене платок, она принялась усиленно его разглаживать.
- Что "да", Аманда?
- Он чрезвычайно занятой человек.
Совсем как упрямая девочка, отказывающаяся выдать семейную тайну! Либерти наклонилась к ней, заставила поднять глаза - Вчера вечером Верена злилась на отца. Вы знаете из-за чего?
Взгляд Аманды был спокоен и решителен.
- Вас это не касается. Верена не имеет к теме вашей статьи никакого отношения. Если я найду в вашем журнале хотя бы одно словечко против нее, берегитесь!
- Ваш супруг уронит мне на голову стальную балку? - Либерти ее собственные слова удивили даже больше, чем Аманду, которая просто повторила:
- Ни слова против моей дочери!
- Можете не волноваться. Но насчет ее папочки я вам того же обещать не могу. Кстати, о папочках: вы никогда не задумывались, кто отец Кит?
- Нет, - ответила Аманда. - Думать об этом - не моя забота. Строить домыслы о чужой личной жизни неприлично.
- Тогда вы должны считать неприличным занятие, которым я зарабатываю себе на хлеб, - сказала Либерти вполне искренне.
- Уверена, ваша статья будет свободна от домыслов.
- Не будьте так уверены, - сказала Либерти с намерением вызвать у нее улыбку.
- Возможно, я не очень понятно объясняю. Знаю, у меня манера ходить вокруг да около. Мои родители считали умение вести разговор исключительно важной деталью воспитания девушки, однако придерживались мнения, что всякий разговор должен оставаться в рамках приличий и дозволенного, поэтому многие темы были под запретом. Трудно нарушить правила, усвоенные в детстве.
- Что вы хотите этим сказать? - строго, словно учительница - школьницу, спросила Либерти. Она вспомнила рассказ Китсии о том, как ей хотелось встряхнуть Аманду, жившую в туманном, книжном мире. По словам Китсии, Аманда так тщательно выстраивала свою судьбу, что жизнь ее оказалась совершенно пуста, если не считать дочери; но и Верене ей не удавалось внушить, насколько сильно она ее любит.
- Я задумалась об отце Кит один-единственный раз, и то всего несколько недель назад, когда тот же вопрос мне задал Раш. Я ответила ему примерно так же, как сейчас вам. Он рассердился - как вы. - Аманда снова уставилась на огонь.
- Жаль, что вы не вышли замуж за Арчера, - сказала Либерти, которой отчасти передалась ее тоска. - Получился бы очаровательный кружок. Китсия не говорила вам, что Арчер был неравнодушен к вашей матери Синтии?
- Говорила. Я даже задумывалась, не потому ли его влечет ко мне? Но конечно, моя мать была несравненно более динамичной, чем я. Моя дочь пошла скорее в нее, чем в меня.
- Говорят, наследственные черты характера часто проявляются через поколение.
Немного поразмыслив, Аманда сказала:
- Не думаю, чтобы Китсия сыграла здесь существенную роль.
Арчер все равно бы на мне не женился. Да он и вообще больше не женился, не смог, он был повенчан со своей работой. Надо сказать, - добавила она тихо, - Арчера не слишком влечет к женщинам. Боюсь, за это тоже надо благодарить Китсию. - Она опять уперлась взглядом в угасающий огонь в камине.
- Он любил Кэсси, - осторожно напомнила ей Либерти.
- О да! Ее он любил.
- Вы ее знали?
- Как вам сказать? Иногда мне кажется, что мы вместе выросли. Спросите о ней что угодно - и я полностью удовлетворю ваше любопытство: каким цветам она отдавала предпочтение, как звучал ее смех, как сияли на солнце ее волосы, как она ела кукурузу с початка с помощью вилки. - Аманда тяжело вздохнула. - Разумеется, я никогда с ней не встречалась, но это не мешает нашему интимному знакомству: ведь мой муж так и остался в плену ее чар. Она указала на каминную полку:
- Ее фотография для него - все равно что икона.
- Которая?
- Разве она не стоит впереди остальных? - спросила Аманда обреченным тоном. - Обычно она загораживает другие.
- Арчер знает об этой одержимости?
- Сомневаюсь. По-моему, он воображает, будто Раш хранит фотографию из сентиментальности, потому что ему нравится композиция: Кэсси, а вокруг нее он и Арчер.
- Вам известно, что ваш муж пытался купить произведения из цикла "Кассандра", но Китсия отказалась их ему продать? - спросила Либерти осторожно, рассматривая фотографию издалека.
- Этого я не знала. Что ж, неудивительно: сами видите, мой муж заядлый коллекционер произведений искусства. - Либерти продолжала изучать фотографию. - А вот почему Китсия упирается - ума не приложу. Наверное, хочет, чтобы все "Кассандры" оставались с ней.
- Из ваших слов я могу заключить, что она тоже была влюблена в Кэсси.
- Как и все остальные. Но я знаю еще кое-что: если бы Кэсси осталась в живых, она бы ушла от Арчера.
- К Рашу?
Аманда бросила на нее недоуменный взгляд:
- Вы что, не слушаете меня? Она бы вернулась к Китсии.
Либерти включила настольную лампу, и когда библиотеку залило зеленоватым светом, фотографии на каминной полке словно ожили.
- Вы обмолвились про какую-то вендетту. Либерти. Что вы имели в виду?
Либерти в это время разглядывала другие фотографии. Помявшись, она ответила:
- Много лет назад Арчер Рейсом сцепился из-за Китсии с сыном эмира и убил его. Эмир поклялся, что другие его сыновья будут убивать детей Арчера. - Она остановила взгляд на стоящих рядом фотографиях высокий седовласый джентльмен с викторианским крестом; Верена - трехлетняя малышка в широкополой шляпе, протягивающая цветочек Арчеру; Аманда и Раш на благотворительном банкете.
- Ничего не понимаю: ведь у Арчера нет...
- Вы не покажете мне вон ту фотографию? - перебила ее Либерти. Аманда поднялась, взяла фотографию и любовно прижала ее к груди.
- Кто бы мог подумать, что такое волшебное создание ждала такая трагическая участь? - Она протянула снимок Либерти.
На свадебном фото Раш и Арчер, его шафер, были тогда на тридцать лет моложе, чем теперь. Арчер, загорелый кудрявый блондин, выглядел лихо, как кинозвезда или настоящий плейбой. Брюнет Раш в сравнении с ним казался страдальцем; за эти десятилетия он почти не постарел, разве что исчезла смазливость да поредели волосы...
Наконец Либерти взглянула на невесту. Чуть моложе самой Либерти, платье с глубоким елизаветинским вырезом, длинные вьющиеся волосы. Точь-в-точь принцесса из книги сказок 40-х годов издания.
Даже на черно-белой фотографии было видно, что у женщины темно-рыжие волосы не слишком кричащего оттенка...
- Она умерла, - донесся до нее голос Аманды. - Такая красавица! Если бы они оставили ее в покое, она бы, может...
Либерти ощутила невыносимую тяжесть в груди: в комнате разом стало нечем дышать, как в эпицентре тайфуна. Она боролась с этим незнакомым ощущением, отчаянно пытаясь сохранить равновесие. Аманда отпихнула чайную тележку и хотела ее поддержать, но не успела: Либерти рухнула на пол.
***
Она очнулась от тошнотворного ощущения: кто-то сунул ей под нос ватку с нашатырем. Она оттолкнула протянутую к ней руку.
- Я едва не подохла.
Подняв глаза, Либерти увидела склоненное над ней лицо Пирса.
- Все в порядке, детка, это простой обморок. Ты хоть знаешь, где находишься?
Он держал ее голову у себя на коленях. Все, даже шелковая полоска на его брючине, казалось ей сейчас ярче обычного, как после очистительного ливня.
- Напялил обезьяний костюмчик? - Она понимала, как глупо звучат ее слова.
Эбен погладил ее по голове.
- Совершенно верно, любимая. Тебе лучше? Мы уже собирались вызвать "скорую".
Либерти огляделась:
- Куда она делась?
- Леди проявила такт и оставила нас наедине, как только ты стала оживать. У нее хватило ума сказать мне, что произошло, когда я позвонил с коктейля.
- Мы можем сейчас уехать?
- Машина ждет у подъезда.
- Вряд ли я смогу идти.
- Брось! - отмахнулся он. - Попробуй.
Либерти встала и тут же повалилась на него. Он поднял ее и вынес в холл, где чуть не столкнулся с Амандой, торопившейся с подносом им навстречу.
- Как, вы уже уходите? А я подогрела телячий бульон! - Она была явно огорчена. - Минутку, Либерти, сенатор. - Аманда поставила поднос на столик и исчезла. Вскоре она выбежала из библиотеки с зашнурованным конвертом. - Это ваше, Либерти. Думаю, вы нашли то, что хотела получить Китсия.
Она распахнула дверь, и Пирс понес Либерти к машине. Сев с ней рядом, он нежно ее обнял. Либерти развязала шнурок на конверте, но не стала смотреть на фотографию, а лишь показала ее Пирсу: с нее было довольно и того, что фотография при ней - Что это за женщина? - спросил Пирс.
- Это не женщина, - ответила Либерти, закрыла конверт и опять намотала шнурок на кнопку. - Это моя мать.
***
- Я привел в порядок коттедж, - сообщил Пирс, не отрывая взгляд от дороги.
- Хочешь меня соблазнить?
- Даже починил бельведер. Теперь там можно включать пишущую машинку и стоит отличный письменный стол со множеством ящиков: тебе будет где разложить бумаги.
Я даже велел спилить ветки, чтобы открыть вид из окна на реку, и установил кровать.
- Кровать?
- Ну да! Вдруг по какой-либо причине ты не сможешь вернуться в коттедж? И еще я подумал, что холодильник тоже не помешает...
- Когда ты все это успел?
- После смерти Корни. Я пробился туда прошлой весной.
Три дня подряд прорубался сквозь заросли! Все действительно поросло плющом, как ты и предполагала, но теперь все изменилось, и там не хватает только тебя, Либ.
Либерти вздохнула и закрыла глаза.
Машина остановилась. Они стояли на тротуаре, не обращая внимания на ветер, и улыбались друг другу. Оба были восхищены легкостью, с которой произошло воссоединение. Она снова обрела его и уже не боялась потерять.
- Позволь мне хотя бы зайти и хорошенько укрыть тебя одеялом.
- Я не собираюсь ложиться и чувствую себя нормально. - Они поцеловались, как настоящие любовники.
- Тебя ждет жесткая курица, - сказала она, усмехнувшись, - а мне нужно время, чтобы все осмыслить.
***
Либерти отперла дверь своего чердака и сразу увидела на кухне старуху. Та сидела на табурете и строила на столе пирамиду из баночек со специями. Либерти удивленно воззрилась на ее длинную черную юбку и черные чулки. Меньше всего она ждала увидеть Китсию в облике греческой вдовы.
- Наверное, вы просочились в замочную скважину? - спросила она не очень уверенно.
Китсия решительно откашлялась и, не спуская глаз со своей пирамиды, проговорила:
- Я сказала твоей соседке снизу, что у меня срочное дело.
Ты все узнала?
Либерти вынула из конверта фотографию и молча протянула ее гостье. Взяв фотографию, Китсия согнула ее так, что Арчера и Раша не стало видно.
- Почему вы не сказали мне правды еще на Зваре? Зачем было все усложнять?
- Ты бы все равно мне не поверила. К тому же твоей обязанностью было просветить Кит.
- Вы могли бы сами сказать ей! - не унималась Либерти.
- От кого еще узнавать такие новости, как не от собственной сестры? Я уже пыталась открыть ей правду, для того и приезжала в Калифорнию. Но там я совершила глупость.
- Знаю. Джей Скотт все мне рассказал.
- Пусть это будет тебе уроком, Либерти. С возрастом мы не обязательно умнеем.
- Вернувшись на Звар, вы узнали, что теперь тайна известна не только Ахмеду, но и Рашу?
- Ко мне пришел Дхали с известием, что Ахмед и Раш заключили сделку - и Кит обречена. Я пыталась ее предостеречь, но она даже не стала со мной разговаривать.
- Значит, вы сами организовали задание "Метрополитен"?
- Мы с главным редактором - старые знакомые. Она передо мной в долгу.
- Вы знали, что я увижу у Александеров на каминной полке?
- Эта фотография много лет не давала Аманде покоя, и ты, как хороший журналист, должна была обратить на нее внимание.
Если бы я сразу тебе об этом сказала, ты бы плюнула мне в лицо.
- Пожалуй, вы правы, - согласилась Либерти со вздохом. - Впрочем, чтобы знать наверняка, надо было попробовать...
- Неужели ты не догадывалась? Хотя бы в глубине души? Неужели тебя не наводили на размышления подарки?
Либерти взяла фотографию.
- Я помню их все до одного. Я их боготворила, как знаки свыше. - Она уставилась в окно, на сгущающиеся дождевые тучи. Однажды я лежала в кровати. Металлическая кровать, которую так часто красили белой краской, что перекладины покрылись буграми Окна располагались слишком высоко, чтобы мы могли из них выглядывать, но из кровати открывался вид на реку.
Помнится, это был мой день рождения: должно быть, мне исполнилось два года. Сестра Бертран принесла пакет и положила на мою кровать. Она сказала, что раздавать подарки - не ее дело, но в этот раз она допускает исключение и просит, чтобы я не разболтала остальным. Я открыла коричневый конверт и нашла в нем иллюстрированный молитвенник. Я была еще слишком мала и не умела читать. Ни у кого, кроме сестры Бертран, не было времени, чтобы немного мне почитать, но я не переживала: я часами разглядывала картинки - великолепные, золоченые. Когда мне должно было исполниться пять лет, молитвенник украли. Либерти нахмурилась. - Почему вы не присылали мне подарки каждый год? Когда я ничего не получала на день рождения, мне хотелось умереть.
- Всем нравится, когда их балуют! - воскликнула Китсия.
- Я была единственной воспитанницей монастыря Святая Мария на Реке, у которой хоть кто-то был в большом мире, и этой покровительницей-волшебницей были вы. Только волшебница могла прислать подарок, который я получила, когда мне исполнилось шесть лет, - длинный синий шарф из тончайшего шифона. Сначала я обматывала им голову, направляясь в церковь, - впервые мне захотелось сделать приятное Христу. В те времена я представляла Его старшим другом, понимающим меня, как никто другой. Я повсюду носила шарф с собой иначе бы его сперли, - даже в ванной не снимала его с головы. Потом вы прислали мне белую шелковую юбку с французскими отворотами.
- Помню эту юбку. - Китсия покачала головой. - Ее привезли мне в подарок. Представляю, как она была тебе велика!
- Это только сначала, но со временем она стала мне впору.
К двенадцати годам она приросла ко мне, как вторая кожа, - так я ее любила.
На десятый год вы прислали мне шкатулку с музыкой. На крышке шкатулки был изображен лебедь, плавающий по озеру.
Шкатулку у меня увели на первом курсе колледжа. Я была готова убить вора!
Однажды я получила шесть номеров киношного журнала "Скрин стори", который до этого любила разглядывать в киосках. Сестры были поражены: они решили, что мой благодетель, кем бы он ни был, продал душу дьяволу. Я тоже была озадачена, но это не помешало моей радости. Я спрятала журналы на чердаке, чтобы время от времени залезать туда и часами их рассматривать. Прочитав и выучив наизусть все, что там было, я сделала из вырезок коллаж и повесила над изголовьем, рядом с Богоматерью. Даже сейчас, проходя мимо киоска, я непроизвольно обращаю внимание на такие журналы.
- Что я натворила! - Китсия неодобрительно покачала головой: слушая Либерти, она словно вела еще один разговор, сама с собой.
- Со временем я расширила поиск благодетеля и перенесла его на большой экран. Я не пропускала в местном кинотеатре ни одного фильма. Все они, даже не первой свежести, обладали для меня неодолимой магией. Рита Хейворт, Мэрилин Монро, Монтгомери Клифт, Кит Рейсом... Я смотрела фильмы по несколько раз, подбирая с тротуаров корешки от билетов и нахально проскакивая мимо контролеров. Я просто не могла этого не делать: ведь я ждала знака от своей волшебной покровительницы...
- Между прочим, никакой символики в этих журналах не было.
Кит прислала мне их из Голливуда, - проворчала Китсия. - Как она их ненавидела! Ей хотелось, чтобы я относилась к ним так же, но меня журналы только развеселили. Вот я и решила сделать тебе приятное: ведь в то время ты была отрезана от мира.
Выпрямляя согнутую Китсией фотографию, Либерти услышала ритмичное постукивание и увидела, что Китсия колотит ложечкой по своей пирамиде.
- Довольно воспоминаний! - объявила старуха. - Я не для этого пришла. Тебя ждет новый подарок по случаю дня рождения.
Она взяла толстую красную папку, с виду древнюю, как египетские папирусы, развязала четыре узла и расстелила на столе бумагу, от которой исходил сильный запах. Из папки были извлечены наброски с захватанными краями, сделанные темно-синей шариковой ручкой.
Либерти дрожащими руками стала перекладывать листы, разглядывая изображенную на них беременную женщину, сладострастно растянувшуюся на ложе, с бесстыдно раскинутыми в стороны ногами. Наконец она добралась до изображения мускулистого молодого человека, обнимающего ту же женщину сзади, и затаила дыхание. Судя по выгнутой спине и по тому, как женщина прижималась щекой к его щеке, они занимались любовью. Никогда еще Либерти не видела столь эротичных рисунков. Ее дыхание участилось, рисунки выпали из рук. Она пригляделась к дате на одном из листов: 14 августа 1949 года.
- Кэсси и Арчер? - спросила она шепотом. - Они знали, что вы их рисуете? Они вам позировали? Расскажите, Китсия... про мою мать.
***
Беременность молодой женщины становилась все заметнее.
Как раз в это время Китсия едет в Нью-Йорк. Не желая прерывать работу, она снимает студию над театром на Четырнадцатой улице и ежедневно ходит туда из дома в Греймерси-парк.
Каждый день, направляясь на работу, Китсия спрашивает себя, соберется ли она наконец с духом, чтобы открыть беременной правду о ребенке, которого та вынашивает: когда сыновья эмира начнут исполнять отцовскую волю, защитить его от них не будет никакой возможности.
Увы, бедняжка так счастлива! Они друг от друга без ума.
Никогда еще она не видела своего племянника в таком приподнятом настроении. Быть может, они и впрямь друг другу подходят, а трагедии как-нибудь можно будет избежать?..
Однажды, сидя на кровати и натирая себе живот пальмовым маслом, беременная говорит Китсии, набрасывающей ее портрет:
- Ты расскажешь мне, как лишилась одной груди?
Водя угольком по холсту, Китсия после долгого раздумья отвечает:
- Что ж, ладно. - И она рассказывает, не прерывая свою работу.
Сперва молодую женщину охватывает отчаяние. Ей хочется немедленно бежать, бросить дом и мужа, доносить ребенка вдали от чужих глаз. Но когда муж возвращается с работы с букетом желтых роз и свежими устрицами, она решает остаться.
- Как я его покину, Китсия? Я люблю его больше жизни, а он так во мне нуждается! Я не могу сделать выбор между ним и ребенком. Поэтому я придумала - надо разработать план!
Они делают это вместе. Сначала они уговаривают Арчера скрыть беременность жены от репортеров, потом начинают заваливать его угрожающими письмами - вырезанными из журналов строчками с требованиями денег, - якобы подписанными приемной матерью молодой женщины.
Изучив письма, Арчер и его адвокаты приходят к заключению, что к ним надо относиться как к проделкам безобидной сумасшедшей. Тем не менее Арчер просит Китсию не покидать днем его жену.
Обе женщины понимают, что пока опасности нет, и Китсия продолжает ходить в студию как обычно. Кэсси сидит дома, вяжет вещички для будущего ребенка и оттачивает свой план. Ребенок все сильнее шевелится у нее в животе; при каждом толчке она клянется, что не позволит гадким арабам до него дотронуться.
Однажды утром в мастерскую Китсии заглядывает неожиданный гость русский с бросающимися в глаза гладкими, без единой морщинки руками, желающий приобрести какое-нибудь произведение искусства. Указывая на портрет молодой женщины на стене, он говорит:
- Меня бы устроило вот это.
Китсия подозрительно щурится:
- Я не торгую своими работами. Обратитесь к Верньер-Планку.
Она сообщает ему адрес своего агента в Нью-Йорке, а потом звонит Верньер-Планку и велит ничего не продавать русскому, какую бы цену тот ни предложил. Через два дня покупатель появляется снова.
- По словам вашего племянника, вы только недавно познакомились с его прелестной женой...
- Какое вам до этого дело? - Она пытается сосредоточиться на своей работе, но это не так-то легко.
- В таком случае хотелось бы услышать, как вы объясните вот это? - Он листает каталог с репродукциями ее работ, показывая изображения все той же молодой женщины. Многие созданы десять лет назад.
- Ну и что?
- Она ваша любовница. Вы жили с ней много лет. Вы обманываете Арчера, Китсия.
- Судя по всему, вы сами в нее влюблены.
На его лице выражение слезной мольбы:
- Да, я ее люблю, люблю! И вы поможете мне!
- Так кто из нас обманывает Арчера?
- Я прошу немного: всего один набросок. Единственный набросок моей несравненной Тэсс.
- Забудьте о ней. Чем скорее вы похороните свою любовь, тем лучше.
- Не могу!
Перед уходом он говорит ей:
- Вы пожалеете!
Потом она гадает, действительно ли его надо опасаться.
Вернувшись домой, она застает в гостиной Пози, мирно пьющую чай с беременной красавицей. Кажется, Пози подобрела и всех простила. Она отводит Китсию в сторонку:
- Я виню в этом тебя. Как ты допустила? Ты сказала ей?..
- Да, она все знает.
На спор не остается времени. Теперь заговорщиц три. Пози шлет письма из Бостона: они приходят со штемпелями тамошнего Саут-Энда, словно их действительно отправляет приемная мать. Все идет строго по плану.
Но схватки начинаются у Кэсси на несколько недель раньше положенного срока. Китсия вызывает Пози телеграммой. Та сидит в приемной; в ее машине стоит корзина для белья, выстланная новым одеяльцем.
Напротив Пози сидят Арчер и русский. Русский что-то шепчет Арчеру, тот трясет головой, отказываясь верить его словам.
Потом Арчер что-то шепчет на ухо жене, целует ее. Она в передышках между схватками смотрит ему в глаза, ей хочется все ему рассказать.
Позже, надев халат и маску, Китсия пытается втиснуться между роженицей и ее мучением, облегчить ей страдания:
- Я обо всем позабочусь.
- Думаешь, ребенок убьет меня так же, как я убила собственную мать? Боль невыносима. - Что-то не так... - Ее увозят в операционную.
- Упирайся, толкай! Отдыхать будешь потом. Борись!
Она кричит, и в ответ раздается крик ребенка.
- Девочка, - говорит кто-то.
- Она ведь мертвая? Мертвая, я так и знала...
- На, подержи ее, - Не могу...
Врачи возятся под навесом, скрывающим ее до колен. Она безучастно смотрит в потолок. На лице не осталось следов боли.
- Ведите мужа. Живо!
Он бросается обнимать жену.
- Не плачь, - шепчет она ему. - Все к лучшему.
Спроси ее.
Он плачет, его выталкивают вон. Ей накрывают лицо кислородной маской. Китсия шепчет ему:
- Твой ребенок жив.
- Спаси ее, Китсия! Спаси! - умоляет он.
Потом Китсия бежит за ним по улице. Он оборачивается и кричит:
- Раш все мне рассказал. Ты много лет была ее любовницей.
Зачем ты так со мной поступаешь, Китсия? Зачем снова наказываешь ? Забери ребенка. Мне он не нужен.
- Все совсем не так... - Она пытается что-то объяснить, но он уходит.
Она возвращается в больницу.
- Забирай девочку! Я отвлеку сестру.
Пози колеблется, потом вскакивает, закрывает лицо синим шарфом.
Позже Китсия скажет полицейским:
- Я бежала за ней и видела, как она бросила дитя в реку и сама прыгнула следом. Я пыталась ее остановить, но... Это была бабка ребенка.
Полицейские подставляют ей стул. Она вся дрожит. Свой рассказ она повторяет четырежды. Ей верят.
Две женщины везут ребенка по шоссе вдоль реки. Малышка лежит в бельевой корзине и, как ни странно, помалкивает. У нее рыжие бровки и нежный рыжий пух на голове.
- Фиалковые глазки... Вылитая мать! - Китсия кивает. - Как она будет жить в монастыре? Кто за ней присмотрит?
- У сестер ей будет лучше.
- Откуда такая жестокость? Ты самая эгоистичная женщина на свете! Пози всхлипывает. - Мы все так ее любили! А она не досталась никому.
Глава 24
Когда Кит вернулась к себе в кабинет, ее горло саднило от плача. С Сашиного телефона была снята трубка, самой Саши не было. Рядом с телефоном лежала записка: "Передай Кит, что я зайду за ней, когда Арчер будет готов ее принять. С. Ш."
Кит положила трубку и оглянулась в надежде, что Брендан не ушел, но он, конечно, уже испарился, и она не знала, как его вернуть. В соседнем помещении раздался телефонный звонок, но Кит не могла пошевелиться. Телефон продолжал надрываться. Наконец она подняла трубку и прошептала:
- Алло...
- Это вы, Кит?
- Кто звонит?
- Аманда Александер. Моя дочь у вас? Мне надо с ней поговорить! Это крайне важно.
- Верена была здесь.
- Когда? Я пытаюсь ее найти, но безуспешно...
- Точно не знаю. Может, вчера? - Оказалось, она не владеет не только памятью, но и голосом. Неужели истерика?
- Нет-нет, сегодня. Сегодня вы ее видели?
- Возможно, она заглядывала, когда меня не было...
- Кит, я должна ее найти!
- С радостью бы вам помогла, но я действительно не знаю, где она. Вы звонили Рашу, Арчеру?
- Арчер?! - Аманда едва не сорвалась на крик. - Думаете, она у него? Только не это!
- Успокойтесь, Аманда. В конце концов, что случилось?
- Вы считаете, мой муж - опасный человек?
- Не пойму, куда вы клоните...
- Он много лет ждал возможности причинить Арчеру зло, - прошептала Аманда. - И вот теперь дождался.
- Да о чем вы?
Однако Аманда уже бросила трубку. Кит попыталась сосредоточиться, но тут в кабинет вбежала Сьюзен.
- Ничего, переживем... - Она обняла Кит и повела в кабинет Ренсома.
Кит снова и снова задавала себе вопрос: что имела в виду Аманда, говоря, что Раш опасен? Знает ли она о том, что Раш ее шантажирует?
- У вас выдалась тяжелая неделя. - Сьюзен похлопала ее по спине. Кит привалилась к ней, чувствуя себя обиженным ребенком.
Одно было ясно: она не хочет работать на него бесконечно Останется максимум на год, чтобы довести до конца "Последний шанс", а потом..."
- Папочка постарается, чтобы все было хорошо, вот увидите!
Услышав эти слова, Кит вытаращила глаза.
- Никакой бизнес не таит столько унижения, - сказала она и мысленно добавила: "А я умудрилась потерпеть крах не только в бизнесе, но и в любви. И опять-таки перед сотней миллионов зрителей".
- Какая вам разница, что пишут журналы и что думают чужие люди? Другое дело - когда вас облаивают, как сегодня.
- Вы о Брендане? Надо было подставить ему локоть для укуса, но я как-то запамятовала об этом, так он меня оглушил - Вас подводит доброта. Мистер Рейсом прав: от мистера Марша не приходится ждать ничего хорошего.
- Просто он оскорблен. Он ведет себя, как раненый бык. - Кит рухнула на диван. - Теперь поздно рассуждать. Брендан ушел.
Сьюзен нырнула в кабинет Ренсома и тут же появилась снова - Опять куда-то делся! Я напою вас чаем. Да придите же в себя. Кит, - не хватало еще, чтобы он вас застал в таком виде!.. - Сьюзен осторожно протянула полную чашку, словно Кит была ребенком и могла ошпариться.
В этот момент в приемную вошел Арчер. У Кит задрожали руки, и ей пришлось поставить чашку на стол.
- Здравствуй, Кит! - Он стоял над ней и улыбался. - Прости, что снова заставил тебя ждать. Второй раз за одну неделю! - Арчер помог ей подняться, и она последовала за ним в кабинет.
- Мистер Рейсом, вам звонила Либерти Адамс! - заторопилась Сьюзен. Говорит, это важно.
- Хорошо, Сьюзи, попробуйте дозвониться ей. - Он закрыл дверь. - Что же ты не пришла на вчерашний прием?
- Дела. - Кит опустилась на белый диванчик.
Арчер расхаживал взад-вперед, перебирая папки, прикуривая, наливая кофе. Кит заметила, что галстук у него съехал набок. Неужели перед ней отец? Он сел в кресло с ней рядом. Солнце, перед тем как скрыться за грозовой тучей, заглянуло в окно, и его лучи заставили Кит зажмуриться. Она не видела лица Арчера. Он говорил о кассовых сборах в последний уик-энд, но она все никак не могла сосредоточиться...
- Тебе мешает солнце? - донеслось до нее, как сквозь слой ваты.
Арчер подошел к окну, нажал несколько кнопок, и окно закрыла мелкая сетка. Кит заметила, что он прихрамывает. Она подняла глаза и посмотрела ему в лицо. Чутье давно должно было подсказать ей, что она имеет дело с родным отцом: у них были одинаковые носы, одинаково припухшая нижняя губа. Даже ростом она пошла в него.
- Так вот, насчет "Последнего шанса"! Прости, что я так долго... - Его перебил зуммер телефона. - Да, Сьюзи?
- Не могу дозвониться до мисс Адамс, мистер Рейсом. Она оставила телефоны Александеров, но миссис Александер говорит, что мисс Адамс полчаса назад уехала. Дома тоже никто не отвечает, автоответчик отключен.
- Попробуйте еще. - Он положил трубку.
- Либерти сейчас занята. - Говоря это, Кит любовалась солнечными зайчиками, проникающими сквозь сетчатую штору.
- Она разбередила старые воспоминания, напомнила многое, о чем я давным-давно забыл. - Арчер водрузил поверх стопки папок у себя на столе еще одну, ярко-розовую.
Кит снова перевела на него глаза. Этот человек выглядел гораздо более прямодушным, чем Китсия, но возможно, то была просто иллюзия, создаваемая его голубыми глазами. Его рука, подносящая зажигалку к черной сигарете, заметно дрожала.
- В последнее время ты стала напоминать мне Китсию, - заявил он.
- Я? Почему? - Кит выпрямилась. Неужели он сам поможет ей открыть всю правду?
- Прочтешь статью Либерти - тогда поймешь.
- Между прочим, Китсия сейчас здесь, - предупредила Кит.
- Вот не знал! Она никогда не сообщает своих планов заранее.
- Как и все остальное. - Кит покраснела и опустила глаза. Пора!
- Таинственность - это сила. Великая сила...
- И поэтому ты тоже к ней прибегаешь.
- Это обвинение? - Он методично приподнимал ногтем большого пальца крышечку зажигалки и снова ее защелкивал. - Обижаешься, что я утаиваю свое мнение о "Последнем шансе"?
Кит вжалась в спинку дивана.
- Мне надо многое тебе сказать, Кит. Я кое-что узнал... Он замялся.
В кабинет бесшумно вошла Сьюзен и передала Ренсому какое-то сообщение. Прочитав его, он кивнул, и Сьюзен вышла - В понедельник я грубо с тобой обошелся, наговорил несправедливых вещей. Думаю, статья Либерти расставит все по местам Кит видела через его плечо железную решетку, загораживающую лестницу в просмотровый зал.
- Вряд ли там будет что-нибудь про "Последний шанс", - возразила она, а мне крайне важно твое мнение о фильме.., и обо мне.
Он не успел ответить: в кабинет вошли двое рабочих в небесно-голубых комбинезонах, делавших их похожими на хирургов, и Арчер указал им на стоящую в углу скульптуру.
- Твоя мать не теряет времени даром. Ей захотелось забрать вот это.
Рабочие стали раскачивать скульптуру, пытаясь снять ее с пьедестала. Арчер внимательно наблюдал за их действиями, Кит же боялась пошевелиться: ей было страшно, что скульптура упадет и разобьется. Впрочем, вскоре скульптура была ловко уложена на тележку, и ее выкатили из кабинета, не причинив никакого вреда. Кит глубоко вздохнула. Возможно, теперь наконец она сумеет открыть ему глаза... В голове у нее уже сложилось начало.
"Китсия солгала тебе про араба. Отцом ребенка был ты".
- Утром я успел побывать на Багамах, - донесся до нее голос Арчера. До чего же красив пляж ранним утром! - Он закурил очередную сигарету. Наверное, до тебя дошли слухи о моем намерении прикрыть "Последний шанс"? сказал он без всякого перехода. Кит насторожилась. - Знаешь, в чем тут дело?
- Мы превысили бюджет?
- Да. А "Рейсом энтерпрайзиз" нужна наличность из-за скандала с ценными бумагами...
Кит промолчала. Никогда еще он не обсуждал с ней проблемы своей корпорации.
- Такова рекомендация Раша... - продолжил он.
- Раш пойдет на все, лишь бы мне насолить! - крикнула Кит. - Сначала навязал мне свою дочь, а теперь вообще хочет закрыть фильм... - Она раскраснелась, с самообладанием было покончено.
- Ты что, не читаешь газет? Расследование деятельности Комиссии по ценным бумагам превратилось в сенатское расследование деятельности "Репсом энтерпрайзиз", моей деятельности...
Но Кит уже не слушала его:
- Знаешь, почему он на меня взъелся? Он долго выжидал.
У Раша есть фотографии...
- Прекрати! - крикнул Арчер и затем произнес гораздо тише:
- Про Раша я знаю все. Ты поняла?
Она неуверенно кивнула.
- Слушай меня внимательно, Кит. "Последний шанс" можно доснять.
- Было можно. Теперь, с этой его амазонкой вместо Лейси, пропала всякая надежда.
- Верену на роль предложил я. - Она недоуменно подняла глаза. - Я сказал Рашу, что она просто создана для роли Лейси. Я хотел, чтобы ты устроила ей просмотр и она показала, на что способна. Но Раш в своей настойчивости перегнул палку. Тем не менее ты ошибаешься насчет Верены: девочка очень талантлива.
- Откуда такая осведомленность?
- Так уж вышло, Кит, - тихо сказал он. - Предоставь ей шанс.
- Но она еще ребенок!
- Если ты все так хорошо знаешь, то сама и закрывай "Последний шанс". Он раздавил окурок в хрустальной пепельнице. - Какие сборы дал премьерный показ "Вспышки"?
- Не слишком большие, - признала Кит, пытаясь скрыть гримасу отчаяния.
- Это еще мягко сказано. - Он бросил на стол лист с цифрами и положил поверх папку. - Я знаком с ситуацией. Этот твой бюджет раздут сверх всякой меры.
- Но на бюджетном совещании в среду Раш его одобрил!
- Ты так думаешь? Вот его записка: тебе рекомендуется двадцатипроцентное сокращение затрат. Возможно, при этом Раш руководствуется собственными соображениями, но в целом он прав. - Арчер отдал ей записку Раша и стал ходить по кабинету взад-вперед. - Помнишь, о чем мы с тобой договорились однажды в твоем кабинете на студии?
- Помню. - Она закрыла глаза, почувствовав приближающуюся развязку.
- Так освежи и мою память.
- Я дала слово: либо за два с Половиной года вдохну и киностудию новую жизнь, либо уйду.
- Ну и?..
Кит медлила с ответом. Два года назад все это казалось ей реальностью. Теперь же она понимала, что ее не хватило сразу на все: на оценку имущества, перезаключение контрактов, чтение сценариев, оздоровление бюджетов, пересмотр практики съемок на территории других стран. Бик Кроуфорд подходил к делу гораздо профессиональнее.
Дрожа всем телом, она ответила, не глядя на Арчера:
- У меня не вышло.
- Совершенно верно, ты не выполнила свою часть договора. - Арчер сел рядом с ней на диван. Его лицо было теперь так близко, что она не могла различить черт, а видела только размытые пятна - шоколадное и серебряное. Я приглашу на твое место Ренди Шеридана.
Она застонала.
- Ты не очень хороший руководитель. Кит, потому что неверно оцениваешь собственные силы. Я тоже просчитался, не уловив, как все же велико твое сходство с Китсией. Ты - художник, у тебя темперамент творца, а мне нужен человек с темпераментом бизнесмена.
- Когда Ренди примет дела?
- В понедельник.
- Понятно. А что будет с "Последним шансом"? Шеридан ни в грош не ставит этот проект.
- Знаю. Но он дорог не только тебе. Мне "Последний шанс" очень нравится. - У Кит навернулись слезы. - В понедельник ты показала мне материал, из которого я понял, что это будет выдающийся фильм, поэтому я назначаю тебя продюсером "Последнего шанса".
- Что?!
- Ты довольна?
- А как же Скотти?
- Я объяснил ему, что проект только выиграет, если он посвятит всю свою энергию режиссуре...
- И он согласился?
- Полностью. Все-таки у меня есть подход к людям. - Арчер улыбнулся и тут же снова посерьезнел. - Учти, Кит, у "Репсом энтерпрайзиз" существуют серьезные проблемы, в которые мне сейчас не хочется вдаваться. Суть в том, что все наши филиалы попали в беду, нам катастрофически не хватает наличности. Посвяти сегодняшний вечер подсчету того, сколько тебе потребуется денег на завершение съемок и последующие расходы. Включи в смету монтаж, озвучение и все прочее, ничего не забудь. Потом позвони Саю Адлеру и скажи окончательную сумму - он переведет ее в "Барклай бэнк" в Лондоне, который будет финансировать проект.
- Адлер - твой личный адвокат. Что-то я не улавливаю...
- Делай, что я тебе сказал, - так мы спасем "Последний шанс" и тебя.
Кит смахнула слезы. Больше всего ей хотелось сейчас обнять своего неожиданного союзника и все ему выложить. Но момент был упущен. Поверит ли он ей? Сьюзен, наверное, уже дозвонилась Либерти Адамс. Времени оставалось в обрез.
- Арчер! - позвала Кит. Он обернулся. Как же это трудно - любить Китсию! Что за мучение - молодость и влюбленность! - Арчер, у тебя ведь тоже неприятности?
- Да, Кит, и у меня тоже.
Глава 25
Пока Верена добралась до штаб-квартиры "Репсом энтерпрайзиз", она насквозь промокла: всю дорогу ей пришлось бежать под проливным дождем.
***
- Ты хочешь сказать, что вышла замуж за Раша уже беременной? Тебе пришлось выйти замуж?
- Нет, это замужество не было обязательным! Я была беременна не от него. Об этом я тебе и толкую. Я была беременна от Арчера. Ты - дочь Арчера, Верена.
- Я тебе не верю!
- Это правда. Поверь, мне лучше знать.
- Получается, Раш мне не отец? Почему ты не рассказала этого раньше? Я-то думала, что это у меня секреты! А Раш знает? Конечно, знает, потому и вытворяет все это со мной! Он знает, что я ему не дочь, и мстит тебе.
- Нет, это невозможно. Раш ничего не знает. Неужели ты воображаешь, что мы оставались бы мужем и женой? Если бы я во всем ему призналась, меня бы уже не было в живых.
- Напрасно ты ему не говорила. И живешь напрасно. Ненавижу тебя!
***
Оказавшись внутри здания, Верена попыталась обуться, но ноги были такие мокрые, что ей это никак не удавалось.
В это время она заметила, что кто-то лупит кулаками по стеклу вращающейся двери, которую, по-видимому, заклинило.
- Выпустите меня из этой психушки! - Человек так побагровел, что казалось, сейчас лопнет от негодования.
Верена стала помогать и вдруг выпрямилась. До нее только сейчас дошло, кто был узником стеклянной клетки. Робко постучав по стеклу, она позвала:
- Брендан? Брендан Марш!
- Угадали, я Брендан Марш! - раздался рев из-за стекла, которое, казалось, вот-вот разлетится вдребезги.
- Это я! - Она подпрыгнула, чтобы ему было лучше видно. - Я ваша новая Лейси! Я Верена!
Он перестал кричать и уставился на нее. В следующую секунду дверь пришла в движение, и Марш, ввалившись в вестибюль, тут же достал очки и стал внимательно изучать ее.
- Боже, что за лицо! - проговорил он наконец. - Даже синяк вас не портит. - Марш спустил очки на кончик носа и стал описывать вокруг нее круги, как акула., Верена зажмурилась и скрестила пальцы на счастье.
- Думаете, из меня выйдет Лейси? Я не вынесу, если вы меня возненавидите, как все остальные.
На одно ужасное мгновение ей показалось, что он уже ушел и она разговаривает сама с собой.
- Смотри мне в глаза! - неожиданно загремел Марш. Она обернулась и напряженно уставилась на него. - С чего ты взяла, что сможешь сыграть эту роль?
Верена сжала кулаки и храбро ответила:
- Потому что я актриса. Если вы этого не видите, значит, вы просто слепец. - Она со слезами на глазах бросилась к лифту, но Марш успел поймать ее.
- Минуточку!
- Пустите! Мне надоело, что все на меня орут. И вообще, у меня важное дело к отцу.
- Брось, девочка, не собираюсь я на тебя орать! Видит Бог, ты и вправду само совершенство.
- Совершенство? - Верена подумала, что ослышалась.
- Вот именно. Идем! - Он втолкнул ее в лифт и сам нажал кнопку нужного этажа.
Когда двери лифта открылись, Верена выбежала первой и крикнула через плечо:
- Через две минуты я вернусь - надо заглянуть к отцу... - Как это непривычно - называть дядю Арчера отцом!
Едва она вошла, Сьюзен вытянула руку, как уличный регулировщик:
- Придется подождать, детка. У него твой отец. Они чрезвычайно заняты.
Верена мгновенно сообразила, как следует поступить. Увидев, что девушка близка к обмороку, Сьюзен усадила ее на диван:
- Побудь здесь, деточка, сейчас я принесу тебе воды.
Едва Сьюзен вышла, как Верена нажала на ее столе одну за другой нужные кнопки. Двери разъехались и тут же снова стали закрываться, но она уже успела прошмыгнуть в щелку.
Раш и Арчер стояли у окна; дождь поливал окно снаружи, делая его похожим на стенку огромного аквариума. Когда они наконец заметили Верену, Арчер сурово взглянул на нее:
- Ты что тут делаешь? Я ведь велел Сьюзен...
- Сьюзен ни при чем, дядя Арчер, я ее обманула. Мне надо поговорить...
- Совсем обнаглела! - взвился Раш. - Мать знает, что ты здесь?
- Не знает. Мне надо с тобой поговорить. Да не с тобой, а с дядей Арчером. - С отвращением взглянув на Раша, она подошла к Арчеру. Тот потрепал ее по руке, продолжая пристально наблюдать за собеседником.
- Поговорим после, - кивнул он Верене.
- Нет, сейчас! - Она топнула ногой.
- Боже, да что с тобой?
- Что со мной? - Она указала на Раша. - Он меня избил!
- Ладно, присядь, малышка. - Арчер скривился. - У меня дела с твоим отцом. Подожди, пока мы закончим. - Он повернулся к Рашу. - Почему ты ей все рассказал?
- Да уж какие могут быть секреты от почтительной дочери... презрительно сказал Раш.
- Заткнись! - не выдержала Верена. - Лучше заткнись! - От ее голоса зазвенела хрустальная ваза на столе. Мужчины с удивлением уставились на нее. - Мне надо с тобой поговорить, Арчер. Потом будет слишком поздно...
- Уже поздно, - перебил ее Раш.
- Пока нет. Тебе достаточно передать мне оригиналы документов, и ты выйдешь отсюда свободным человеком. - Арчер, видимо, решил продолжить прерванный разговор.
- Я и так свободен.
- Не пойму, Раш, что я такого натворил, чтобы ты вдруг так меня возненавидел?!
- Вдруг? Неужели ты до сих пор не понял, что я ненавидел тебя с самого начала?
- Ладно, пускай тебе наплевать на меня, но подумай о жене и дочери. Если ты всего лишишься - а я гарантирую, что так и будет, - они тоже пострадают. Нам совершенно не обязательно тонуть - Пирс теперь на моей стороне. Он показал копии, но мне нужны оригиналы.
- А все из-за проклятой журналистки! Я знал, что Пирс с ней спит, но не мог подумать, что он у нее в руках!
- Оставь в покое Адамс - не стоит лишать меня последней союзницы. Мне нужны документы. Где они?
Раш подул себе на ладонь и ухмыльнулся:
- Спящий проснулся? Поздно, приятель! Можешь перевернуться на другой бок и снова закрыть глазки. Все кончено Этот канадский консорциум, который сегодня утром у тебя перекупил акции, - моя подставная фирма.
Арчер взял нож для бумаги и похлопал им по ладони.
- Что ж, ты выиграл, старина... Точнее, выиграл бы, если бы не одно обстоятельство. Акции, приобретенные твоим канадским агентом, - поддельные. Вчера вечером мы говорили о деньгах, сегодня утром ты мне их заплатил, купив поддельные акции у компании, которую хотел присвоить.
Все-таки это моя компания, Раш, а не твоя, и так было всегда. - Рейсом широко и приветливо улыбнулся. - Ты заключил сделку вне биржи, на основе взаимного доверия, так что теперь пеняй на себя. Ну что ты на это скажешь?
Раш задумчиво потер подбородок.
- Я бы похвалил тебя за находчивость.., если бы в это можно было поверить.
Рейсом сделал вид, будто прицеливается в Раша ножом для бумаги.
- Придется поверить. Я всю неделю не знал отдыха, пытаясь понять, почему ты последнее время так странно себя вел!
Даже до Багам добрался.
- Да ну?
- Представь, вчера вечером. - Арчер двигался вокруг недавнего партнера, сужая круги. - Еще сегодня утром я был там.
Я застал их врасплох. Твой человек, Али Мамуд, - большой пройдоха. Я всегда знал, что при желании ты можешь настроить против меня семью эмира, но к моему появлению он не был готов. Мне было достаточно заглянуть в бухгалтерские книги, чтобы найти подтверждение всем моим сомнениям.
Раш побелел:
- Ты о чем?
- Об испортившемся лифте. Ты хотел угробить Алварро - что за топорная работа! И где была в тот день твоя легендарная смекалка? К тому же ты опоздал.
- Значит, Алварро?
- Он нарисовал мне диаграммы. Должен признать, они произвели на меня сильное впечатление. Больше всего меня поразило, как ты умудрился присвоить всю наличность от казино "Трипе" и спрятать ее в своей дутой канадской фирме. Если верить твоей поддельной бухгалтерии, казино много лет приносило одни убытки.
Казалось, Раш не знал, смеяться ему или плакать. Он стал тереть пальцами виски, в то время как Рейсом продолжал описывать вокруг него круги.
- Еще поразительнее то, что ты занимался этим много лет, превратив воровство в хобби. Почему. Раш? Ведь мы были друзьями. Ты всегда знал, что я трудно схожусь с людьми, и это придавало нашей дружбе еще больше смысла. Неужели для тебя она ничего не значила? Мы даже заключили пакт...
- Ты его давным-давно нарушил.
- Я? - Арчер замер. - А ведь верно! Ты невзлюбил меня из-за моего брака с Кэсси. В глубине души ты не верил, что это к добру.
- Не верил, но совсем по другой причине.
- Из зависти?
- Нет, из ревности. Я ревновал ее к тебе ежеминутно, ежесекундно...
- А я-то считал, что ты завидуешь моему успеху в бизнесе...
Вот, значит, почему ты рассказал мне все это перед ее смертью?
Подумать только, ведь я тебе поверил, даже благодарил за правду!
- Тебе не дает покоя правда. Арчи? Ты ее помнишь?
- Ее? - Остановившись на мгновение, Арчер снова заходил по кабинету, на этот раз расширяя круги.
- Сейчас ты все узнаешь. Для меня всегда была только одна "она". Ты ведь помнишь, что я тебе рассказывал про Тэсс?
- Девушка из библиотеки Уайденера, которой ты так восхищался?
- Она самая. Поразительное совпадение - это удвоенное "с":
Тэсс, Кэсс. - Арчер словно споткнулся о невидимое препятствие и застыл на месте. - Она так и осталась для меня Тэсс, даже после того как вы поженились, и я, глядя на вас, вспоминал, как она принадлежала мне. Это было задолго до тебя. Арчи!
Загорелое лицо Арчера словно покрылось пеплом.
- Так ты был одним из тех, с кем она спала в Кембридже?..
- Как это "одним из тех"?
- Опомнись, Раш! Неужели ты воображаешь, что повезло одному тебе? Вас были десятки! Когда я познакомился с Кэсси, она страдала нимфоманией. Лечение пошло ей на пользу, но все равно она осталась.., очень неуравновешенной.
- Ты лжешь! Она все рассказала тебе, но ты ее простил. Ты и меня простил. А ведь я ее любил...
- Я тоже ее любил, но это не значит, что я был слеп. Твой рассказ о ней - скорее всего правда. У нее была очень насыщенная личная жизнь - если не сказать больше.
- Не верю! - Раш побагровел. - Все это вранье!
- Бедняга, ты решил, что она мне исповедалась? Нет, Раш, она ничего мне о тебе не рассказывала, потому что даже не помнила тебя. Теперь ты понимаешь?
Слова Арчера падали на Раша, как тяжелые камни. Он покачнулся и схватился за край стола.
- Не может быть...
Верена видела, что Арчер с искаженным презрительной жалостью лицом не спускает глаз с Раша, но ей не было жаль Раша Александера. Слово "жалость" тут вообще не подходило.
- Тебе надо узнать еще кое-что, Раш, - неожиданно вмешалась она в разговор; голос ее звучал хрипло. Мужчины удивленно обернулись - они уже успели забыть о ее присутствии. Верена прерывисто дышала, боясь, что ее не станут слушать. Чтобы не сбиться на скороговорку, она впилась взглядом в галстук Арчера. - Сегодня я все рассказала матери о себе и о тебе, Раш.
- Что?!
- Да-да. А в ответ услышала ее рассказ о том, что произошло, когда она вызвала дядю Арчера, чтобы вручить ему приглашение на вашу свадьбу. Они с ним...
- Боже! - Арчер схватился за голову, словно боясь, что она не удержится на плечах.
- Я твоя дочь, дядя Арчер, а не его. И все гадости, к которым ты, Раш, меня принуждал, теперь уже не выглядят такими отвратительными. Как будто всего этого вообще не было.
- Что ты с ней делал? Зачем, сукин ты сын? - Голос Арчера стал неузнаваем. Подскочив к Рашу, он сгреб его за лацканы пиджака и двинул об окно, едва не высадив стекло. - Сумасшедший! - Его лицо пошло пятнами, глаза наполнились слезами. - Когда-то мне казалось, что мы с тобой как братья. Как назвала нас Либерти? Кастор и Поллукс... Она и не догадывается, насколько была права!
Боясь, что окно не выдержит, Верена с криком подбежала к мужчинам, но им было не до нее.
- Мало того, что ты столько лет тешился иллюзиями насчет Кэсси... Рейсом позволил Рашу медленно сползти на пол. - Ты еще сделал жертвой своего извращенного воображения это невинное создание... - Он обернулся к Верене и, придерживая одной рукой Раша, убрал с ее лица волосы, открыв синяк. - До чего же ты мне мерзок! бросил он Рашу.
- Дурак! - Раш вырвался, встал и заправил в брюки рубашку. Теперь уже оба противника принялись описывать вокруг друг друга круги, как два диких зверя, запертых в одну клетку. Казалось, Раш снова овладел ситуацией. Неужели ты так и не догадываешься?
- О чем?
- Что я состою в заговоре с эмиром Ахмедом.
- Не понимаю. - Движения Арчера стали медленнее. - Говорю тебе, Алварро все мне рассказал.
- Ну нет, не все. Он не сказал тебе, что, обретая дочь, ты сразу ее теряешь.
Арчер замер:
- Это что еще за чертовщина?
- Это реальность в лице Кит, дубина! "Кузины" Кит.
- Очередная шутка сумасшедшего?
- Китсия с восхитительной ловкостью столько лет выдавала Кит за дочь араба и таким образом спасала ей жизнь, а потом Кит сама навлекла на себя беду, позволив Бику Кроуфорду сделать фотографии.
- Что ты болтаешь, черт возьми?
- Послушай, когда-то на Зваре ты не просто ранил сына эмира - ты его убил! Не намеренно, но это ничего не меняет. Твоему папаше в отличие от Китсии не было известно, что эмир решил перенести месть на твое потомство. Теперь этой крышка, - Раш указал на Верену, - а Кит и подавно: Ахмед о ней давно знает.
- Так вот оно что...
- Старуха никому не говорила правды, за исключением, быть может, одной Кэсси. - Раш схватил Арчера за плечи и стал свирепо трясти. - Если б не ты, Кэсси бы осталась жива!
Арчер дважды ударил его по лицу. Утерев окровавленный рот, Раш осклабился.
- Хочешь помериться силой. Арчи? Изволь. - Он закатал рукава.
- Прекратите! - крикнула Верена.
- Надо сначала думать, а потом болтать... - прохрипел Раш, набрасываясь на Арчера.
Было похоже, что противники решили драться до победы.
Потные, окровавленные, они не давали друг другу пощады. Верена испуганно метнулась к двери:
- На помощь! Откройте дверь!
За ее спиной трещала мебель, звенел сокрушаемый хрусталь. Раздался звук падения, удар затылком об пол. Она боялась оглянуться.
- Где чертова кнопка? Да откройте же дверь! - Звон стекла стал оглушительным. - Это же смертоубийство! - Она не жалела кулаков, молотя по двери.
За спиной раздался отвратительный металлический скрежет.
Верена обернулась в тот самый момент, когда дерущиеся, опрокинув ограждение, провалились в дыру лестничного пролета.
Она подбежала к винтовой лестнице и стала спускаться в черный зев, откуда доносились стоны, но тут зазвонил телефон. Она бросилась обратно, хватаясь за испачканные кровью перила. Упав грудью на стол, Верена с трудом дотянулась до белой трубки.
- Помогите! - крикнула она в трубку. - Они сейчас убьют друг друга!
Глава 26
Брендан сидел за столом в ее кабинете и наблюдал за грозой.
- Ведьма! - произнес он, не оборачиваясь, как только Кит вошла. - Ты все знала с самого начала. Ты знала, что эта девчонка просто рождена для роли Лейси. - Он резко оглянулся и прожег ее взглядом.
- Откуда, по-твоему, я могла это знать?
- Знала, не отпирайся.
- Все, что я тебе говорила, - правда, все от начала до конца. Это был шантаж.
Брендан задумчиво глядел на нее, поглаживая усы.
- На шантаж ты бы не поддалась, ведь ты сильная!
Кит достала из сейфа бутылку виски и рюмку, наполнила ее до половины, сделала маленький глоток и поискала глазами содовую. Так и не найдя сифон, она села на диван, держа рюмку в руке.
- Брендан, у меня не хватило сил.
- Знаю.
- Неужели? Что-то сомнительно.
Он отвернулся к окну, словно гроза интересовала его больше всего остального. Кит захотелось привести его в чувство криком, но она сдержалась, сказав себе, что наилучшее оружие - откровенность. Иначе все бессмысленно.
- Я очень устал, - неожиданно произнес Брендан. - Я чувствую себя стариком. Во время нашей последней ссоры я испугался, что у меня будет сердечный приступ. Не могу дышать, и все тут! Я думал, ты вернешься и мы все обсудим, но ты не вернулась.
Знаешь, каково чувствовать себя старым и одиноким?
- Прекрати!
- Странно, как иногда все разом проясняется. Живешь и не знаешь, что видишь все вокруг себя как в тумане; а потом - раз! - Он хлопнул в ладоши. Человек внезапно прозревает.
Возможно, к нам прозрение пришло слишком поздно. Мы причинили друг другу столько боли! Не важно, что мы этого не хотели, - факт налицо.
- Наверное, ты прав. - Кит опустила голову.
- Я думал, у нас все получится. Мы жили вместе в "Кларе", вместе ужинали, пользовались одной ванной. Только сейчас я понял, что все это было для меня испытанием.
- Поверь, и я... - начала она.
- Тоже сейчас? А тогда? Ты же ненавидишь подобные разговоры! Ненавидишь людей, не дотягивающих до твоей стадии совершенства. Знаешь, в чем корень твоего совершенства? В отсутствии чувств. Ты умертвила их непосильным трудом. Всякий раз, когда ты уже готова сдаться, возникает что-то еще, и в голове у тебя опять звенит колокольчик...
- Не начинай все сначала, Брендан. Я бесконечно сожалею...
- Черта с два! Если бы не вмешалась она, возникла бы еще какая-нибудь помеха. Ты никогда не желала признать, что мы - хорошая пара.
- Пожалуйста, только не сейчас...
- Ты до сих пор не понимаешь! Ты действительно считаешь, что мне важно, к каким гадостям тебя принуждал Бик Кроуфорд? Думаешь, из-за этого я тебя меньше люблю? Господи, Кит, неужели ты воображаешь, что я ничего не знал? Не все, конечно, без этих тонкостей, без игрушек и фотографий... Но ты и представить не можешь, какие до меня доходили слухи!
Про тебя и Бика болтали вовсю, несли всякую дрянь еще до того, как мы познакомились.
Кит захотелось забиться куда-нибудь в сугроб, чтобы больше ничего не слышать. До чего у него громкий голос!
- Думала, это секрет? Хорош секрет! Почему ты скрывала от меня, почему не рассказала сразу?
По щекам Кит бежали слезы.
- Не знаю. Всю жизнь я руководствовалась стремлением быть.., принятой другими. Китсия наплевала на респектабельность, ей было все равно, что о ней скажут. Я совсем другая.
Мне это важно, даже слишком, и я боялась признаться тебе, стыдилась. Можешь считать это детством.
Брендан подошел к ней и опустился на колени.
- Кит, я люблю тебя! Ты обязана мне верить.
Она поглядела в его глаза - такие дорогие, покрасневшие от переживаний - и снова зарыдала.
- Я хочу этого больше, чем чего-либо еще.
Брендан забрал у нее виски, и она вытерла глаза.
- Арчер меня уволил.
- Что?!
- Уволил несколько минут назад.
- Что он сказал?
- Что я не гожусь в руководители.
- Я не об этом. Что он сказал о "Последнем шансе"?
- Что фильм будет закончен. Он назначил меня продюсером и собирается раздобыть средства на доработку. Сегодня я без тебя не обойдусь - нам надо будет обсчитать "Последний шанс".
- Господи, получилось! Вы с Ренсомом - молодцы! - Он схватил ее за руки, чмокнул в лоб. - Представляю заголовки:
"Киска Кит приземляется на все четыре лапы". Ты не переживаешь, что он тебя уволил?
- Нет. - Кит закрыла глаза. Только сейчас она поняла, что нисколько не уязвлена. - Напротив, я даже рада!
- Послушай, в тебе залежи разума. Ты знаешь, чего хочешь. Я вот далеко не сразу понял, чего хочу. - Кит открыла глаза. - Конечно, - продолжал он, тебе хочется услышать, что это произошло, когда я встретился с тобой. Но нет, тогда я уже знал. А в тот день я мучился похмельем после долгой попойки. Ко мне в спальню вошла Лили, дочь, с намазанными губами и на высоких каблуках. Я чуть не разорался из-за этих каблуков: мала еще! Стоя в дверях, она сказала мне: "Папа, я ухожу. У меня не осталось причин тебя любить". Я отходил от ее приговора несколько недель, но он все во мне перевернул.
Представляешь, дочери стало не за что меня любить?!
- Зато тебя люблю я.
Брендан потянулся поцеловать ее, но она отстранилась.
- Откуда ты знаешь, что дочь Раша подходит для роли? - спросила она.
- Видел - потому и знаю. Она - вылитая Лейси. Конечно, ее придется натаскивать. - Брендан вынул несколько заколок из волос Кит. - Ничего, мы со Скоттом возьмем это на себя. В случае чего призовем на помощь Ругоффа. Как ты хороша с распущенными волосами! Теперь, когда ты больше не принадлежишь к руководящему составу, сделаешь мне одолжение, не будешь завязывать их узлом?
- Может, уйдем отсюда? - Она встала и огляделась.
- Запросто!
Она подошла к столу и достала из среднего ящика две папки. На одной было написано "Последний шанс", на другой - "Идеи - если найдется время".
- Подожди минутку, мне надо кое-что уточнить у Арчера.
- Я хочу тебя. Здесь и сейчас, - сказал Брендан.
- Не могу, слишком волнуюсь.
Брендан поцеловал ее в губы. Она задохнулась и оттолкнула его.
- Идем со мной. Ты мне нужен. Мне надо многое тебе рассказать.
В коридоре царила непривычная тишина. Дверь была распахнута, и они вошли.
- Мне нужно к Арчеру, Сьюзи. Всего на минуту. - Секретарша как-то странно посмотрела на Кит, и в этот момент вбежала Саша.
- Другого ключа нет! - выкрикнула она задыхаясь. - Я всюду искала. Наверное, он забрал его с собой...
- Как насчет отодвигающейся стенки, связывающей кабинеты Арчера и Раша?
- Конни, секретарь Раша, у дантиста, а я не знаю, как это делается.
- Черт! - Сьюзен стукнула кулаком по столу. - Ты никому не разболтала?
Саша отрицательно помотала головой.
- В чем дело, Сьюзи?
- Умоляю, Кит! - Только сейчас Сьюзен обратила на нее внимание. - Вы должны нам помочь! Я не могу отпереть дверь.
- Заело замок? - Брендан подошел к двери и попробовал ее плечом.
- Заперто изнутри. - Сьюзен была на грани истерики.
- Спокойно! - Брендан положил руку ей на плечо. - Объясните, что происходит? Почему бы не вызвать охрану?
- Мы боимся, - прошептала Саша.
- У него кто-то есть? - Кит сдвинула бумаги у Сьюзен на столе, и они полетели на пол. Все вздрогнули от неожиданности.
- Раш. Они случайно включили коммутатор. Я слышала, как они дерутся. Потом коммутатор выключился, и с тех пор...
Слова Сьюзен заглушил удар грома.
- Но почему? По какому поводу драка?
- Мистер Рейсом узнал...
- Что узнал? - Кит едва удавалось сохранять спокойствие.
- Что Раш вздумал его разорить. Слетал на Багамы и все выяснил. Всю неделю он готовился к этой встрече, - Господи, Брендан... - Кит потянула его за пиджак.
- Там Верена, - добавила Саша.
- Верена? - недоверчиво повторил Брендан. - Она тоже с ними?
- Я оставила ее одну всего на секунду, а она пролезла в кабинет. Наверное, нажала кнопку "запирание". Теперь открыть дверь можно только изнутри.
- Брендан, мы должны что-то предпринять! - решительно сказала Кит, но Марш уже нажимал клавиши на телефоне:
- Я вызываю полицию!
- Только не полицию! Мистеру Ренсому это не понравится! - воскликнула Сьюзен.
Кит подбежала к двери и прижалась к ней ухом.
- Ничего! Господи, только бы обошлось!..
И тут она услышала настойчивый стук, сопровождаемый приглушенным криком.
- Это Верена! Сьюзен, вызовите ее по коммутатору! - скомандовала Кит. Скажите ей, как открыть дверь. Скорее, а не то будет поздно!
Сьюзен схватила трубку и нажала на клавишу.
- Загляни под стол, - произнесла она как можно спокойнее. - Под столом, с правой стороны, есть кнопка. Нашла?
Нажимай. Умница!
Дверь бесшумно отползла в сторону, и Кит с Бренданом вбежали в кабинет. Верена сидела за столом Арчера, растерянная и словно уменьшившаяся в размерах, но Раша и Арчера в кабинете не оказалось.
- Остановите их! Боже, что я натворила, что натворила! - рыдала Верена.
- Брендан, туда! - Кит указала на сломанное ограждение у спуска в смотровой зал. - Они, наверное, внизу.
Брендан бросился к отверстию и скрылся из виду.
- Я хотела их растащить... - У Верены распухли от слез глаза. - Но они меня не слушали. Все произошло слишком быстро.
- Кит, вызывай "скорую"! - донесся снизу голос Брендана.
- Пустите меня, пустите! Мне надо к отцу! - Кит едва успела схватить Верену, у которой лицо пошло багровыми пятнами.
- Ну же! - крикнула она Сьюзен и Саше, застывшим посреди кабинета.
Сьюзен кинулась к телефону.
- Саша, несите одеяло! И позвоните ее матери. Действуйте!
Брендан медленно поднимался по лестнице, оглядываясь на каждой ступеньке.
- Кит! - хрипло позвал он, почти преодолев лестницу. - Нужен врач. Времени в обрез.
Верена рванулась вперед, и на этот раз Кит не смогла ее удержать.
- С ним ничего не должно случиться! Не должно... - Верена на четвереньках поползла к лестнице.
- Нет! - крикнула Кит.
Верена попыталась заглянуть вниз, но Брендан преградил ей дорогу.
***
Полицейские и "скорая" приехали одновременно. Пять человек в синей форме и другие трое в серых костюмах образовали узкий коридор между дверью и лестницей.
Кит обняла Верену за плечи:
- Пойдем, детка, незачем тебе на это смотреть.
По лестнице поднялись двое с носилками, на которых лежало неподвижное тело, и, опустив носилки на пол, склонились над ними.
- Пульс отсутствует. Погодите. Не разберу... - Голос санитара был до неприличия спокоен, словно он заказывал ужин.
- Ввожу адреналин, - сказал его напарник.
Снова подняв носилки и стараясь не опрокинуть капельницу, соединенную трубкой с рукой раненого, санитары двинулись к выходу.
- Кто это? - Кит рванулась следом, но один из полицейских преградил ей дорогу.
- Покажите мне его! - закричала Верена. - Умоляю!
Но находившиеся в комнате продолжали заниматься каждый своим делом, словно не слыша ее.
За спиной Брендана щелкнула вспышка, и он обернулся. Человечек в темно-сером костюме сказал извиняющимся тоном:
- Такая работа, - и продолжил щелкать камерой.
Вошли еще двое в хаки, у одного был под мышкой черный пластиковый мешок.
- Где?
Детектив в шляпе ткнул пальцем вниз.
- Сперва мы должны его сфотографировать. - Он пропустил вперед человечка в сером костюме.
Кит дернула Брендана за руку, но он продолжал стоять, словно пытаясь осмыслить происходящее.
- Который из них? - спросила она шепотом.
Двое в хаки поднялись по лестнице. Черный мешок, прежде туго свернутый, а теперь принявший форму человеческого тела, зацепился за сломанный прут ограждения, и детективу пришлось долго возиться, отцепляя его. Потом он направился к Кит.
- Брендан... - позвала она слабеющим голосом.
- Детектив Тоуэй. Я должен задать вам несколько вопросов. - Он снял шляпу и положил ее на стеклянный столик.
Брендан, который, казалось, уже оправился от шока, подойдя, стал рассказывать, как нашел под лестницей Раша и Арчера.
- Я приподнял его руку, чтобы проверить пульс, и увидел торчащий из груди нож для бумаги.
- Из чьей груди? - выдохнула Кит, стискивая потную ладонь Верены. Ответь же наконец!
- Из груди Раша. Он убит.
***
В большом белом кабинете пахнет эфиром. У нее онемели ноздри и посинели руки. На блузке кровь - интересно, чья ?
Верена спокойна - мать дала ей три таблетки валиума из жемчужной шкатулки. Поразительно, как взгляд фиксирует всякую мелочь, любые события, словно это не взгляд, а беспристрастная камера. Она, конечно, просмотрит отснятое, возможно, даже подвергнет монтажу - но это будет потом.
- Смерть знала, кого прибрать... - Она повторяет это, как мантру, раскачиваясь из стороны в сторону. Взгляд все время ищет сломанное ограждение над лестницей, как кончик языка - обломанный зуб.
Арчер в больнице, и пока рано спрашивать, выживет ли он, Аманда Александер нетерпеливо ждет, когда на дочь подействует успокоительное, чтобы при первой же возможности помчаться в больницу, к его изголовью.
- Когда он придет в себя, ему будет полезно увидеть знакомое лицо, твердит она.
Верена забилась в угол дивана и комкает подушку. Ее лицо распухло от слез, под глазом красуется фонарь. Кит удивляется, когда она успела его заработать. Неужели и вправду пыталась разнять сцепившихся врагов?
Брендан все еще сидит в кабинете Сьюзен, где его допрашивает старший инспектор Тоуэй вместе с коллегой. После него придет черед Кит. Она рада, что это будет происходить именно у Сьюзи, где она сможет успокоиться, глядя на картину с морской раковиной, и избежать нервного срыва.
Дверь открывается, но Брендана не видно. Что там с ним сделали? А если они решили, что это он прикончил Раша? Молодой полицейский, словно угадав мысли Кит, приходит ей на помощь:
- Не волнуйтесь, мисс Ренсом, мистер Марш спустился в вестибюль: он хочет поговорить с вашей матерью и какой-то журналисткой.
- "Какой-то"! - негодует Кит. - Брендан и моя мамаша - два сапога пара!
- В каких отношениях вы находились с потерпевшим?
Кит щурится. Раньше она не замечала, как вокруг светло.
Инспектор повторяет вопрос, - Ни в каких, - бормочет она и тут же вспоминает про фотографии. - Он был одним из руководителей компании, которой принадлежала "Горизонт пикчерс".
- Сколько времени вы руководили "Горизонт пикчерс" ?
- Два года.
- Раньше вы сами снимались? - Она кивает и вежливо улыбается. - Может быть, дадите мне потом автограф? Это не для меня, а для жены - она их коллекционирует.
- С удовольствием...
- Мисс Ренсом, знаете ли вы, почему эти два джентльмена подрались?
- Понятия не имею.
"С Рашем мне все ясно", - так сказал ей Арчер, когда она хотела кое-что ему объяснить.
- Наверное, из-за фотографий... - Полицейский слушает ее не перебивая. Она увлекается, используя все свое искусство рассказчицы, и под конец говорит:
- Он знал, что Раш Александер меня шантажировал, и пытался мне помочь. Но Арчер Ренсом не знал, что я его дочь.
Полицейский вскидывает глаза, словно считает такой финал перебором.
- То же самое сказала юная леди Александер, а именно, что Ренсом - ее отец.
- Не правда! - кричит Кит и тут же удивляется, почему, собственно, это не может быть правдой.
- Между прочим, мать подтвердила ее слова. Ей, наверное, виднее?
Они отпускают Кит, взяв с нее подписку о невыезде, но она решает дождаться в солярии Верену и выяснить, в чем тут дело.
- Почему бы и нет ? - говорит она вслух, запрокидывая голову. У нее так хорошо на сердце, что кружится голова. Ночное небо розовеет, словно огонь пожирает город. Не таким ли было небо над Атлантой в "Унесенных ветром" ?
Из лифта выходит Брендан. Полицейские расступаются. Он кидается к Кит и крепко ее обнимает.
Она собирается отругать его за слишком долгую болтовню с репортерами, но не в силах справиться со слезами.
- Я все им рассказала про фотографии...
- Что?! - кричит он, но тут же успокаивается. - Рано или поздно они все равно бы пронюхали. Думаю, старину Тоуэя и его напарника можно уговорить не выбалтывать это газетчикам - в конце концов, для следствия это не так уж важно.
Кит смотрит на Брендана во все глаза. Теперь, когда худшее позади, он спокоен, даже весел.
- Воображаешь, будто они сцепились из-за тебя? Бедненькая, да у тебя паранойя! - Он привлекает ее к себе, но она его отталкивает.
- Я - дочь Арчера!
- Знаю, дорогая.
- Знаешь ?! От кого ?
- От твоей матери, пошли ей Бог долголетия. Я только что виделся с ней внизу. Она ужасно выглядит. Я посоветовал ей и Либерти ехать в больницу и ждать - там, внизу, полно журналистов.
- Ты надоумил Либерти Адамс ехать с матерью в больницу?
С таким же успехом можно было отправить туда всех репортеров до единого.
- Полегче, милая, не все так просто.
- А по-моему, проще некуда. - Кит погрузилась в угрюмое молчание.
Спустя полчаса из кабинета Сьюзен вышла Верена - спокойная и посвежевшая.
- Привет! Ну, гора с плеч!
- Надеюсь, что так, - отозвался Брендан. - А теперь, милые дамы, пора в больницу - проведать вашего отца.
Женщины расположились перед палатой в напряженном ожидании. Для Китсии принесли стул, а Либерти, устроившись у ее ног на полу, уперлась подбородком в колени.
- Надеюсь, диктофон уже наготове? - подходя, не удержалась Кит. Либерти подняла голову: все ее лицо было в слезах, и Кит тут же пожалела о сказанном.
Китсия укоризненно покачала головой:
- Ради Бога, Кит, перестань! Лучше поздоровайся с сестрой...
ЭПИЛОГ
"Журналистка, ожидающая ребенка, летит на край света, к вратам ада".
Твердя про себя этот впечатляющий заголовок. Либерти попятилась. Огонь печи освещал лица двух других женщин, завороженно уставившихся на расплавленную бронзу, сиявшую тем ярче, чем нестерпимее делался жар. Вскоре ее можно будет разливать, но Либерти не была уверена, что дотерпит до этого момента.
По ее спине и груди стекал пот. Она вытащила майку из юбки и стала обмахивать живот, в котором ждал своего часа младенец.
Эбен назвал это "дурным паломничеством". Возможно, он прав. Сам он не смог ее сопровождать по причине охватившей Вашингтон предвыборной лихорадки, зато приставил к Либерти врача. Брендан, Кит и Верена заканчивали съемки в бассейне Амазонки; Арчер еще не выписался из больницы, где его опекала Аманда. В итоге на Звар смогла прилететь только Либерти. Ей предстояло исполнить последнюю волю Китсии.
Верньер-Планк, так и не снявший свой элегантный костюм, беседовал с пожилым жителем Звара, стоявшим у печи.
Либерти помахала ему газетой и потребовала воды. Когда он вышел, в открытую дверь ворвался освежающий ветерок. Какая же жара в этом пекле, если пустыня кажется в сравнении с ним обителью прохлады!
Поднявшись, Либерти выскользнула наружу. Солнце чуть не ослепило ее, и она, надвинув сомбреро, сползла по стене, спрятавшись, как это делают мексиканские пеоны, в собственной тени.
Она думала о том, как трудно ей освоиться с обществом своих сестер! Зато Кит и Верена успели привыкнуть друг к другу за время работы над "Последним шансом", премьера которого должна была состояться через полтора месяца, - одновременно с рождением ее первенца. Они уже готовили следующий проект, продюсером которого снова предстояло стать Кит. Либерти же была как бы на отшибе, проводя все время за пишущей машинкой. Она вспомнила тот вечер, когда Аманда, выйдя из палаты, сказала, что отец просит ее к себе.
Кит, Верена и Китсия проводили ее ревнивыми взглядами.
Либерти так и подмывало сказать, что их ревность напрасна: ей совершенно не хотелось заходить к Арчеру. Зачем смотреть, как ее отец, еще недавно полный жизни, лежит, утыканный трубками?
- Две минуты! - предупредила санитарка.
Он лежал на высокой койке с колесиками, в больничной пижаме; его глаза были закрыты. Как они умудрились стянуть с него костюм, когда у него сломана шея? Она стояла у его ног, давясь беззвучными рыданиями. Слезы капали с ее век прямо на зеленый кафельный пол. Что, если он уже мертв?
Но вот больной пошевелил пальцами, и она, подойдя ближе, взяла его за руку. Он медленно поднес ее руку к лицу и открыл глаза.
- Привет! - с трудом выдавила Либерти.
- Мэнди сказала мне, что ты - моя дочь. Когда я увидел тебя впервые неужели это было всего лишь неделю назад? - то подумал: какая чудесная куколка и как умна! Кэсси была бы тобой горда.
***
Либерти задремала было, но вдруг услышала покашливание.
- Ты в порядке, дорогая? - спросил чей-то голос.
Приподняв сомбреро, она увидела женский силуэт и загородила ладонью глаза, чтобы рассмотреть лицо. Голос показался ей на удивление знакомым.
- Что ты обо всем этом думаешь?
- Останься она жива, я бы ей обязательно ответила. - Либерти снова надвинула на глаза сомбреро.
- Она и так догадывалась, поэтому не хотела, чтобы ты приезжала. Считала, что поступишь глупо, если поедешь.
Либерти неуклюже выпрямилась, и тут вдруг словно что-то прорвалось в ее памяти:
- Я уж думала, вы никогда не появитесь! - Она порывисто обняла маленькую толстушку, все это время терпеливо стоявшую перед ней.
Поиски Пози Кроутер - женщины, писавшей историю болезни Кассандры, продолжались полгода. Сначала они привели Либерти в Провинстаун, в заколоченный дом под названием "Замок на песке"; потом - в Бостон, в особняк на Луисберг-сквер, пустующий уже три десятилетия. Налоги за дом платил семейный юрист, ничего не знавший о том, куда подевалась Пози. Наконец Либерти снова оказалась в монастыре Святой Марии на Реке...
Минуло более шестнадцати лет с тех пор, как она в последний раз видела свою наставницу в бело-сером монашеском одеянии. Но и сейчас, в просторной джеллабе, та по-прежнему выглядела монахиней, разве что сменившей орден: вместо обители Святой Марии на Реке она служила теперь в храме Святой из Песков Звара.
- Сестра Бертран! - Либерти даже засмеялась от радости, и Пози кивнула, утирая слезы. - Значит, весь последний год вы провели с Китсией?
- Почти весь.
- Весной я добралась до приюта Святой Марии, но мать-настоятельница сказала, что вы уехали.
- Да, ухаживать за захворавшей подругой. Китсия навестила меня в прошлом году, после того ужаса с Арчером. Последние сорок лет она стремилась к одиночеству, а тут вдруг ее потянуло к людям. Она умоляла меня уехать с ней, потому что предчувствовала скорую смерть.
- Почему она не сказала нам, раз знала? Любая из нас бросила бы все свои дела и кинулась к ней со всех ног...
- Китсия никогда не позволяла, чтобы чужие беды мешали ее работе. И вас она тоже не хотела отвлекать от дел.
Из литейной высунулся Верньер-Планк и поманил Либерти. Кивнув, она сказала Пози:
- Пора! Быстрее бы с этим покончить, а то как бы мне не разродиться раньше времени.
- Она бы не возражала, если бы ты отказалась участвовать в церемонии.
- Забраться на край света, чтобы в последний момент забиться в угол? Ну уж нет, я брошу свою горсть пепла. Вы идете?
- Дитя мое, мы с ней уже простились. Там сейчас отливают лучшее ее творение - мадонну с младенцем.
Либерти вошла в литейную. Две женщины только что высыпали по горсти пепла в желоб, тянущийся от печи к форме Верньер-Планк протянул ей открытый мешочек. Либерти надела асбестовые перчатки и взяла мешочек. Внутри лежал мельчайший белый пепел, похожий на песок Звара. Стоя над желобом, она любовалась огромной формой статуи мадонны с младенцем, заполняемой расплавленной бронзой.
"Говорят, это лучшее, что ты создала. Но и ты, и я знаем, что это не мадонна с младенцем, а завершение цикла "Кассандра". Кэсси Рейсом с ребенком, которого ей не довелось знать...
Что ж, - Либерти еще раз поглядела на будущую статую и погладила себя по животу, - я делаю это и от твоего имени".
Она высыпала остаток пепла в желоб, и оттуда поднялось легкое облачко, быстро растаявшее в раскаленном воздухе. Отвернувшись, Либерти молча простилась с волшебной покровительницей, наконец-то соединившейся со своей любовью.
***
Верена мчалась по главной лестнице, перепрыгивая через ступеньки. В одной руке у нее был сандвич с арахисовым маслом и желе, в другой - стакан холодного какао. До премьеры "Последнего шанса" оставалось сорок пять минут. Услышав телефонный звонок, она прикинула, что не успеет добраться до своей спальни под крышей и снять трубку там.
Верена побежала обратно в библиотеку и не смогла отказать себе в удовольствии распахнуть дверь из красного дерева ударом ноги.
В темном помещении, лишенном ковров, телефонный звонок звучал неестественно громко. Перелезая через завал из книг и стараясь не пролить шоколад на подарок Раша Гарвардской библиотеке, Верена следила глазами за проводом, указывавшим ей путь среди бесчисленных коробок.
Найдя телефон, она плюхнулась с ним вместе в свое любимое кресло:
- Алло!
- Наконец-то! Я уже беспокоилась. Дай, думаю, проверю, как поживает моя звезда.
- Кит, ты же знаешь, меня проверять не обязательно. Либерти звонила дважды. Отвечаю то же, что и ей; я в полном порядке.
- Надеюсь, не в таком, как Брендан, - сегодня утром он специально надел очки наоборот, чтобы ничего не читать о "Последнем шансе"! Если ты не находишь себе места, это нормально. Кстати, ты попросила Брендана застегнуть тебе перед уходом платье?
Верена оглядела свой золотистый наряд.
- Черт, забыла! Я разинув рот слушала его лекцию о том, что премьера всегда лотерея...
- Ты что-то ешь или у тебя проблемы с дикцией?
- Конечно, ем, - заверила ее Верена. - Когда я волнуюсь, то всегда прибавляю в весе. Уже звонили два репортера - не бойся, я вела себя безукоризненно. Я сказала им с жутким венгерским акцентом: "Ничего не знать ни о какая мисс Верена. Я делать уборка, и все". - Она огляделась, прикидывая, обо что вытереть пальцы, испачканные арахисовым маслом.
- Умница.
- С акцентом у меня нет проблем, не то что с памятью.
Ладно, придется переодеться. - Она уже была готова вытереть пальцы о подол, но в последний момент догадалась их облизать.
- Во что, например?
- Скажем, в штаны-парашюты и водолазку. Девин Лоу говорит, что я придаю старой одежде новый масштаб.
- Девин - болтун. Ты забыла, что обязана появиться сегодня в наряде от Тимми Тейлора? Он очень старался, чтобы наряд красиво смотрелся, хотя надеть его будет нелегко...
- В том-то и дело, Кит, что мне надоело красоваться. Губы вообще скоро лопнут от улыбок.
- Не надрывайся, Верена!
- Разве я надрываюсь?
- Гудишь, как из пустой бочки. Не подвергай излишнему напряжению голосовые связки. Относись к ним, как к тонкому инструменту, которым тебе предстоит зарабатывать на жизнь.
Верена понизила голос, изображая бас Брендана:
- "Даже из скрипки Страдивари неумелый скрипач сможет извлечь только звуки похуже воя собаки, испражняющейся бритвенными лезвиями".
- У Брендана это выходит пооригинальнее, но дело не в этом. Я все поняла; тебе пора в отпуск. Первые четыре недели съемок я обойдусь без тебя. Поезжай в Миллбрук. Вернешься, когда придешь в себя.
- Не хочу приходить в себя! Хочу работать.
- Тебя когда-нибудь посещала мысль, что ты прячешься от действительности?
- Я актриса - такое уж у меня ремесло. Я и Брендан - мы вообще очень похожи.
- "Брендан и я" - так было бы скромнее. Лучше браться за проблему тогда, когда она еще не успела превратиться в безнадежную. Это была неудачная идея - оставить тебя там одну.
Если бы Брендан не настоял...
- Напрасно ты винишь его. Я целый год просидела у вас на шее и решила позволить вам побыть вдвоем.
Когда они жили в "Кларе" втроем, Верена ночевала наверху, на складной кровати, а Кит с Бренданом занимали спальню.
Иногда, когда стихал прибой, Верена слышала по ночам их голоса: от баса Брендана вибрировали окна, смех Кит поднимался вверх, как прозрачные пузырьки в воде. Да, Брендан умел ее смешить. Внезапно до Верены дошло, почему Кит вдруг лишилась чувства юмора: впервые за год она осталась одна.
- Ничего со мной не будет, - пробурчала Верена, наверное, в тысячный раз.
- Клянешься?
- Всеми святыми.
- Хотелось бы, чтобы это была правда.
- Знаю, тебя накрутила Либерти.
- Ничего подобного: у нее нет времени перемывать тебе косточки...
- Зато до рождения ребенка вы подолгу шушукались. Я даже знаю о чем: будто бы мне надо обратиться к психотерапевту.
- Это далеко не самая плохая идея.
- Идея дрянная. Все психотерапевты - шарлатаны. Ладно, забудем.
- Вот и умница. Скоро увидимся. - Верена услышала, как Кит чмокнула трубку. Сама она опустила трубку медленно, после чего уставилась на каминную полку.
Ей не требовалось освещение: она знала, что фотографий на полке уже нет, что все это великолепие в драгоценных рамках убрано с глаз долой. Пройдет немало времени, прежде чем она наберется сил и снова захочет взглянуть на Раша и на остальных.
Раш и остальные... В том-то и заключалась вся проблема.
Его отец и мать в день венчания в Константинополе, перед посадкой на пароход и отплытием в Америку. Ее дед, старый и седой, его жена, больше похожая на его дочь... Молоденькая Китсия в белом платье, Арчер ребенком в матросском костюмчике. Китсия и Аманда, стоящие рука об руку перед одним из ангелов во дворе дома Китсии на Зваре. Китсия и Верена, снятые в тот же день. Верена и Раш на приеме косметической фирмы "Руба". Она, мать и Арчер всю оставшуюся жизнь будут вспоминать человека, жившего среди них, познавшего их любовь, но ответившего предательством. Не предали ли и они его?
"На протяжении всех семнадцати лет, - сказала ей Либерти после выхода из церкви, где отпели Раша, - ну, пускай шестнадцати, если не считать год, который ты провела в бегах, Раш был твоим отцом. Нравится тебе это или нет, он остался частью тебя".
Пусть так, но присутствовать на его похоронах она не хотела - это Мэнди заставила ее пойти. Через два дня после смерти Раша взорвалась яхта Ахмеда вместе с ее хозяином, и они, не задавая лишних вопросов, договорились скрыть от газет все-все - от вендетты до обстоятельств гибели Александера. Либерти тоже пообещала не публиковать эту историю, которую она называла романом. От Верены требовалось совсем немного: почтить своим присутствием похороны, как подобает убитой горем дочери Раша Александера, - в конце концов, должна же она пойти навстречу матери...
Но не Мэнди заставила ее взглянуть на тело в открытом гробу. Она сама заглянула туда краем глаза. Оказалось, что это нетрудно. Белые руки поверх темно-синего пиджака, полосатый галстук... Она обернулась к Либерти, следовавшей за ней в процессии скорбящих, и прошептала:
- Кажется, здесь совершается страшная ошибка. Этот человек жив.
Но за пределами церкви самообладание ей изменило, и из глаз потекли слезы. Она даже спросила Либерти, не наблюдает ли за ними Раш и теперь, как он это делал когда-то...
- Раш отправился в рай.
- Ты серьезно?
- Совершенно серьезно. Ты знакома с мифом о Касторе и Поллуксе? Богом был один Поллукс, Кастор был наделен всего лишь подобием бессмертия благодаря любви его брата. Любовь Арчера к Рашу провела его сквозь жемчужные врата, уж поверь мне.
- Многие из нас его любили, - сказала Верена. Забравшись на гору книг, она огляделась напоследок и потом, уже у двери, прошептала:
- Я прощаю тебя.
Закрыв дверь и увидев себя в зеркале, она пришла в ужас.
Неужели она действительно сказала: "Я прощаю тебя"? Либерти права: ей нужен психотерапевт.
И в этот самый момент раздался звонок в дверь.
"Ну и оперативность! Наверное, даже захватили с собой смирительную рубашку..."
Она кинулась открывать.
В дверях стоял щегольски одетый Джей Скотт - двубортный пиджак, черный бархатный галстук-бабочка, шотландские полосатые брюки - и протягивал ей букет диких роз.
Схватив цветы, Верена издала радостный визг.
- Какая прелесть, Скотти? Точь-в-точь как те, что растут в "Кларе".
- Я слышал, на твоем платье сорок семь крохотных пуговок. Хорошо, что у меня руки хирурга.
Она засмеялась и втащила его в дом.
- Сижу тут и общаюсь то с призраками, то с Кит. Не знаю, бывает ли что-либо более унылое.
- Сегодня нам не до призраков. - Скотт стал включать светильники один за другим. - Ты только взгляни! - Он принялся стряхивать пыль с дивана. Неудивительно, что тебя посещают призраки, - я бы в таком мавзолее вообще свихнулся. Больше жизни! - Он щелкнул пальцами. - А теперь - за пуговицы!
Возясь с ее платьем, он спросил:
- Как у тебя насчет шампанского?
- Сегодня мне принесли бутылку "Дом". Брендан посоветовал проявить осторожность - вдруг это подарок Бика Кроуфорда, - но я на всякий случай поставила ее в холодильник.
- Правильно сделала. Шампанское прислал я - урожай пятьдесят седьмого года. - Он застегнул последнюю пуговицу. - Сногсшибательный вид! Иди за хрустальными туфельками, а я открою бутылку.
- Так странно! - посетовала Верена из дверей. - Не надо причесываться... - Она погладила едва пробившуюся поросль у себя на голове.
- Не прическа, а динамит!
- Дурацкий вид, вот и все.
- Ладно, иди скорей за туфлями и сумочкой.
Когда она вернулась, Джей уже ждал ее с поднятым бокалом.
- За очаровательную, юную, многообещающую актрису!
Верена сделала маленький глоток.
- Никогда ничего не обещаю. Все получилось только благодаря тебе. И Брендану. И Кит.
- Странно, что в этот вечер мы не вместе. Кит засела в смотровом зале Ренсома и ведет телефонные переговоры со всем светом - прямо капитан в юбке. Брендан слоняется без дела, как медведь гризли, решивший разорить стоянку охотников, - и все из-за того, что бросил пить. Зато я медленно, но верно хмелею в компании несовершеннолетней.., - Вот тут ты немного ошибся, усмехнулась Верена.
- За это и выпьем! - Джей осушил бокал и налил еще.
Они выпили за Германа Миллера, Кит, Брендана, даже за Ренди Шеридана и за младенца Либерти и Эбена, а также за новорожденную продюсерскую компанию Кит, Брендана и самого Джея, - и тут Скотт хлопнул себя по лбу:
- Совсем забыл! Там, в машине, сидит Девин - надо было и его угостить...
- Ну, тут еще немного осталось. - Верена заглянула в бутылку.
- Тогда за Следующую лучшую актрису! - Джей, видимо, уже забыл о Девине.
Верена поднесла бокал к губам, но тут же опустила руку.
- Как это "следующую"? Ты имеешь в виду мою соперницу?
- Да нет, глупышка. Просто на следующем присуждении "Оскаров" тебя наверняка выдвинут в номинации "Лучшая актриса".
- В таком случае за следующего лучшего режиссера! - Она икнула и осушила бокал.
- Ладно, пристегни ремни. Золушка. - Скотт взял ее за руку. - Нашей тыкве пора отправляться.
***
- Кит? Что ты делаешь в темноте, почему не включаешь свет?
- Пусть все останется так, - попросила она хриплым шепотом.
- Тебе уже пора. - Брендан на ощупь продвигался по просмотровому залу. Добравшись до Кит, он сел рядом и взял ее за руку.
- Кажется, с начала работы над "Последним шансом" минула целая вечность. - Она не мигая смотрела на белый экран. - Я как раз думала...
- Послушай, - перебил ее Брендан, - чем бы ни закончился сегодняшний вечер, знай: я тебя люблю Кит нервно крутила сережку.
- И зачем я согласилась на этот просмотр! Если он пройдет неудачно, значит, все рухнуло.
- Не уподобляйся Скотти! Разве ты не знаешь, что нас ждет успех?
Кит стремительно повернулась к Брендану - она вдруг испугалась, что не помнит его лицо...
- Я не знаю...
- Мисс Рейсом, - раздался голос Фрэнка, - вас ждет машина.
Кит подняла руку, чтобы ее было видно из окошечка киномеханика, и помахала в ответ.
- Угораздило же нас снять зал мюзик-холла в "Радио-Сити" - там целых шесть тысяч мест! Лучше бы начать поскромнее...
- Не важно, Кит. Шесть, шестьсот, шесть миллионов... Пора открывать смотрины.
- Но фильм еще не готов! Если бы Ренди мог немного отодвинуть премьеру, мы бы поработали над музыкой... - Она вздохнула.
- Неужели ты боишься? - проговорил Брендан недоверчиво.
Кит встала.
- А ты? Мы опаздываем.
- Я никогда не хожу на просмотры. Увидимся после, - пробормотал он.
- Но мне будет страшно одной. Пожалуйста! - Она надеялась, что ее мольба подействует.
- Не могу, ты же знаешь. Просто не могу.
Кит поднялась по лестнице и огляделась. Кабинет полностью преобразился. С ледяной белизной было покончено, со стен сковырнули даже мрамор, но на полу все еще лежал синий ковер, возможно, скрывающий пятна крови. Банки не оставили от "Рейсом энтерпрайзиз" камня на камне: их любимыми цветами являлись синий и бежевый, что должно было свидетельствовать о похвальной скромности.
Кит подошла к окну и посмотрела вниз. Пятая авеню была празднично украшена в преддверии Рождества, до которого оставалась всего неделя. Больше десяти лет она не отмечала Рождество в Нью-Йорке, а в прошлый раз ездила к Китсии на Звар. Визит получился не слишком удачным: Китсия была поглощена работой, Кит же так нервничала, беспокоясь за Верену, что ей пришлось коротать ночи во дворе из-за бессонницы.
- Мисс Рейсом, вас подвезти к боковому входу? - Услышав голос водителя, Кит тряхнула головой и, отогнав от себя воспоминания, кивнула.
В машине она нашла карточку - начертанные нетвердой рукой слова: "Удачи, дочка. Арчер". Накануне в Миллбруке Кит предложила ему и Аманде посмотреть "Последний шанс", но он отказался: "Лучше прочту потом в "Нью-Йорк тайме". Тогда она почувствовала облегчение: на самом деле ей вовсе не хотелось показывать фильм Арчеру, волнений хватало и без этого.
Когда машина остановилась. Кит, посмотрев на узкие позолоченные двери уменьшенную копию парадного входа, - неожиданно для себя скомандовала:
- Везите к главному входу!
- Но там фотографы и...
- Ничего, пусть. - Она вынула из сумочки зеркальце и оглядела себя: волосы свисали почти до плеч, заслоняя черный жемчуг в ушах, а на низком корсаже красовалась эмалевая черепашка... Кит захлопнула пудреницу.
Юноша в белых перчатках распахнул дверцу машины, и Кит, ступив на красный бархатный ковер, задрала голову. Огромные прожектора, установленные в кузовах грузовиков, казалось, посылали лучи гораздо выше небоскребов Шестой авеню.
- Где Брендан Марш? - Какой-то молодой человек уже наводил на нее камеру. Кит зажмурилась от яркого света.
- Сюда, мисс Рейсом. - Служащая студии, ответственная за встречу прибывающих, повела ее к дверям сквозь толпу, которую сдерживали конные полицейские.
- Мисс Рейсом!
Обернувшись, она узнала Арнольда Блатски.
- Примите соболезнования: ваша мать скончалась...
Кит не знала, что сказать.
- А теперь улыбнитесь! - Он щелкнул фотоаппаратом, ослепив ее вспышкой.
Когда Кит влетела в дверь вместе с рок-звездой, также старавшейся отбиться от фотографов, из-за красной шторы; отделявшей Виновников торжества от прочих гостей, выглянул Девин Лоу:
- Сюда, Кит, скорее!
- Девин! - Кит облегченно перевела дух.
- Народищу! - Девин ухмыльнулся. - Огромная толпа репортеров, остальные - друзья, съемочная группа, знаменитости и просто зрители.
- То есть как зрители? - удивленно переспросила Кит.
- А от кого же мы узнаем, хорош ли наш товар?
- Или плох, - вмешался Ренди Шеридан. - Хэлло, Кит.
Ты как всегда восхитительна!
- Хэлло, Ренди. - Она без особого энтузиазма позволила ему поцеловать ее в щеку.
- Я надеюсь на лучшее, - осторожно сказал Шеридан. - Пресса ждет сенсации, и мы не должны ее разочаровать. Ну что ж, пора: уже девятый час...
- Начинаем, Девин. - Кит старалась не показывать, насколько она взволнована.
- Постой! - Девин встревоженно оглянулся. - А где мэр?
Придется еще немного потянуть.
- Не больше пяти минут! - распорядился Шеридан и исчез, а Девин принялся оглядывать вестибюль, выискивая мэра.
Но тут Кит схватила его за руку:
- Верена здесь?
- Здесь. Какая-то сволочь из "Энтертеймент тудей" уже взяла у нее интервью.
- Этого еще не хватало!
- Ладно, Бог с ним. Верена, наверное, наверху, а где Брендан? Он не приехал с тобой?
- Брендан подъедет позже, - солгала Кит, - Я пока тоже пойду наверх.
- А я останусь здесь. Вот твои места. - Девин сунул ей два билета.
Кит зашагала к главной лестнице. Фойе было забито людьми: одни протискивались к залу, другие кружили вокруг знаменитых актеров и телеведущих, образуя оживленные группки. В углу репортеры отлавливали зазевавшихся и брали одно интервью за другим, а посередине возвышалась рождественская елка с украшениями, вся залитая светом.
Мигание светильников заставило публику заторопиться в зал, но Кит продолжала стоять неподвижно, глядя, как пустеет фойе. Таких красивых старомодных кинотеатров уже давно не строили - теперь это было слишком разорительно. "Последний шанс", пожалуй, также старомоден. Оставалось уповать на то, что он не окажется таким же разорительным.
- Позвольте, я проведу вас на ваше место, мэм, мы начинаем. Подошедшая к ней билетерша протянула руку и зажгла фонарик, но Кит только покачала головой и отошла. Оглядевшись в последний раз, она легко взбежала по ступенькам.
Добравшись до верхнего балкона и найдя свое место, Кит увидела, как, раздвинувшись, красный занавес обнажил темный экран, и на нем появились четкие белые буквы: ""Кит Ренсом продакшн", фильм Джея Скотта". Затем, когда на экране возникло имя Брендана, послышались робкие аплодисменты.
У Кит перехватило дыхание. Она посмотрела на часы: вряд ли ей удастся высидеть два часа. Брендан, конечно же, не появится. Что за малодушие! Как он смеет взваливать на ее плечи такой груз?
На экране появилось лицо Верены крупным планом.
- Ничего не слышу. Что она сказала? - спросила женщина сзади. А ведь Кит предупреждала, что звук записан плохо!
Она вскочила и бросилась вниз, твердо решив не возвращаться в зал. Увидев телефонную кабинку, она вошла туда и уселась на откидное сиденье. Ждать оставалось еще час и пятьдесят минут.
Неожиданно Кит сняла трубку и набрала номер справочной. Узнав телефон больницы "Маунт-Синай", она попросила Либерти Адамс.
- Алло!
- Привет, Кит. - Либерти узнала ее голос - маленькая, но победа.
- Как ты там? Может, я звоню не вовремя?
- В самый раз. У меня все отлично, а как ты? Разве ты не в "Радио-Сити"?
- Да, но...
- Понятно. Решила сделать пару звонков?
- Мне страшно оставаться в зале.
- Могу себе представить!
- Как твоя малышка?
- Красавица! И такая забавная!
- А как ты?
- Чувствую себя счастливейшей женщиной на свете.
- Я тебе завидую.
- У тебя есть свои дети - фильмы, которые ты сделала.
- Примерно то же я слышала сегодня от Брендана...
- Правда? Вот видишь, какие у тебя умные друзья! Знаешь, что прислал мне Брендан в честь рождения ребенка?
Крохотную елочку с настоящими шариками и разноцветными лампочками.
- Я так и не сказала ей, что люблю ее. А потом она умерла.
- Не переживай так: Китсия знала, что ты ее любишь. И вообще она не хотела, чтобы на тебя давило чужое мнение.
Даже ее.
Внезапно Кит услышала в трубке какие-то непонятные звуки.
- Либерти, что случилось?
- Извини. Мне принесли дочь.
- Я загляну к тебе сегодня, ладно?
- Ждем не дождемся, тетя Кит. Удачи! - Либерти повесила трубку.
Кит долго сидела неподвижно, и вдруг ее взгляд упал на часы: четверть одиннадцатого! Отчего-то ей захотелось еще раз увидеть последнюю сцену фильма, и она побежала вниз.
Слезы Джадда Хайнса на могиле сына. Лейси стоит неподалеку, глаза ее сухи. Лицо Брендана тает в темноте. Белые буквы через весь экран: "Фильм посвящен Китсии Рейсом".
Только тут Кит поняла, как ей не хватает матери. Она вспомнила рассказ Либерти: жара в плавильной, поток раскаленной бронзы, пепел. Неужели это все, что осталось от матери? Ее глаза наполнились слезами. Она оглянулась: Брендан, Верена, где вы?
Зажегся свет, но в зале стояла гробовая тишина; двое зрителей медленно брели к выходу, повесив головы.
Фильм провалился! У Кит перехватало дыхание, и она в отчаянии упала в пустое кресло.
И тут раздались дружные аплодисменты шести тысяч пар рук. Зал затрясся от восторженного рева. Луч прожектора заскользил по рядам, и все стали оглядываться туда, где, выхваченные пятном света, стояли Брендан и Верена.
Потом весь зал поднялся и принялся аплодировать стоя.
Кит вскочила и хлопала вместе со всеми до тех пор, пока не отбила ладони.
Когда Верена заставила подняться Джея Скотта, публика окончательно взбесилась. Всхлипнув, Кит полезла за носовым платком, как вдруг услышала знакомый голос:
- Этот сгодится, мэм?
Она машинально взяла платок, и тут теплые губы Брендана впились в ее рот. Она увидела его улыбку и услышала, как он ласково произносит ей на ухо:
- Они аплодируют тебе, Кит. Сегодня героиня - ты.