Гирченко Юрий Викторович

Армия Государства, которого нет

Глава первая. Забытые части

Ну кому это было нужно – взрывать ретрансляционную башню в Степанакерте? Кому она мешала? Стояла себе, выполняла свои функции… А сейчас хоть волком вой… Телевизор, как убитый – молчит. Точнее, шипит, но ничего не показывает.

Раньше, бывало, придешь домой после патруля, включишь телевизор, и хоть что-то радует. И пусть говорят только на азербайджанском, да и фильмы все на азербайджанский язык дублированы, но все равно, приятен и этот фон.

А кстати, не доводилось ли вам смотреть фильмы, дублированные на национальный язык? Нет? Ну что вы – это очень интересное зрелище. Помню, как-то смотрел фильм ''Женщина, которая поет''. Ну, это там, где Алла Пугачева в главной роли. О!.. Как она оригинально говорит на азербайджанском: ''натерсен?'' и ''чох саул!''

Нет, ничего плохого сказать об азербайджанском языке я не хочу. Язык как язык. Но согласитесь, человеку, говорящему на русском, вдруг услышать от известной певицы, не привычное: ''как дела?'', а ''натерсен?''… Пикантно!

Или вот еще знаменитый фильм ''Чапаев'':

''Амба, Василиваныч! Патрон кутарыб!''

''Херби йох, Петька! Рукопашныя гэдэрик!''

Оригинально, правда?

Так вот, шел я домой, сменившись из очередного патруля, и думал о том, что нужно пару часов вздремнуть, а потом… А что потом?.. Опять безделье. Жену и детей я отправил на родину… О, нет, не отправил, а эвакуировал. Во как! Как в сорок первом, блин… Так тогда же война была, и наши деды спасали наших родителей от внешнего врага. А сейчас? Сейчас – мир… Одно только слово, что мир. А на самом деле это уже третья эвакуация. И все это не спроста – стреляют вокруг. Убивают армяне азербайджанцев и наоборот, азербайджанцы армян. И если бы стреляли только друг в друга, – а то иногда и по военным.

Ну разбирались бы между собой, выясняли бы отношения. Ан нет, просто так уже друг на друга кричать не хотят. Уже без оружия и разговор не получается. А где его взять, это оружие? Где-где? У военных… И, понимаешь, какие военные сволочи – добровольно отдавать не хотят. А не хотят отдавать – значит нужно его забирать, нападая на караулы воинских частей и на отдельных военнослужащих. Хорошо, что наш городок рядом с частью… Ну, все. Хватит, а то от этих мыслей сдуреть можно.

Зашел я в свою квартиру. Снял с плеча автомат и положил на кровать. Хотел уже ботинки расшнуровывать… Вдруг стук в дверь…

Я подошел к двери и посмотрел в глазок.

За дверью стоял наш солдат.

Я открыл дверь. Солдат выпрямился, принял строевую стойку и доложил:

– Товарищ майор, общий сбор!

– Вопросов нет. Иду! – ответил я и пошел за автоматом.

А солдат отправился оповещать остальных…

Через полчаса на плацу, за исключением караулов и дежурных смен патрулей, построился весь личный состав батальона. Это была вся наша часть – отдельный инженерно-саперный батальон, в котором я служил в должности заместителя начальника мобилизационной группы.

Комбат довел до нашего сведения, что на территории Союза Советских Социалистических Республик введено чрезвычайное положение, и что руководить всем происходящим будет созданный в Москве Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению.

Ну и ну, дожили!

Если здесь, в Азербайджане, чрезвычайное положение введено с января 1990 года, то мы к этому привыкли и знали, что находимся в горячей точке. А что получается теперь? Горячая точка – весь СССР?

Это полный ''абзац''…

Комбат сообщил, что все воинские части Министерства Обороны, Министерства Внутренних Дел и Комитета Государственной Безопасности приведены в повышенную боевую готовность.

Но к нашему батальону это как бы и не относится, потому что мы и так уже полтора года живем в этой самой повышенной готовности. Да что там говорить – спим с оружием…

Так что всем приступить к выполнению своих обязанностей…

И мы приступили…

А потом – прошло три дня – и ГКЧП объявили вне закона… Позже на территории СССР было отменено чрезвычайное положение, но нас это не коснулось. Мы по-прежнему продолжали служить в горячей точке…

После августовского путча 1991 года Союз Советских Социалистических Республик ''развалился''. ''Империя зла'', как называли его на Западе, перестала существовать. Но зло народам, населявшим эту Империю, СССР продолжал приносить. Косвенно, но все же приносить.

''Единого Могучего'' уже не было, а были отдельные республики, которые в то время еще толком не определились в своей государственности… А местные ''князьки'' своей целью видели только одно, как бы ухватить один-другой кусочек земли, по возможности не обидев при этом рядом живущего, такого же, как и он сам, ''князька''. Ну а если не удавалось решать вопросы мирным путем, то они решались при помощи различных средств убеждения. А как известно, самым весомым доводом является оружие… Судьбы простого народа при этом не учитывались.

Такое же произошло и в Закавказье.

Заметьте, – ни Армения, ни Азербайджан территориальных претензий друг другу не предъявляли. Может, и возникали какие-то разногласия, но открытого политического и вооруженного противостояния не было. Здесь я может что-то упустил, но, по крайней мере, такого не помню. И речь сейчас не об этом…

Основной спор возник за Нагорно-Карабахскую автономную область, входившую в состав Азербайджанской Советской Социалистической Республики. Эта территория считалась спорной с самых давних времен…

Но и тут не все было просто. Армяне Нагорного Карабаха провозгласили независимость, переименовав Нагорно-Карабахскую автономную область (НКАО) в Нагорно-Карабахскую Республику (НКР). И пошел процесс изгнания азербайджанцев с территории республики…

Азербайджанцы покидать добровольно свои дома не хотели, считая, что это их Родина, и именно они должны здесь жить.

До августовских событий 1991 года в НКАО находились Внутренние Войска Министерства Внутренних Дел СССР, пытаясь поддерживать порядок. Но после того как перестал существовать Союз Советских Социалистических Республик, внутренние войска оказались в непонятном положении. Раз они войска внутренние, то они должны выполнять свои функции внутри Государства.

Вопрос – какого Государства?..

Вот поэтому в конце 1991 года Внутренние Войска МВД СССР были выведены в места своей постоянной дислокации.

ОМОН МВД Азербайджана, который был создан в 1990 году для борьбы с бандитскими группами, но фактически занимавшийся депортацией армянского населения с территории Нагорно-Карабахской автономной области, прекратил проводить операции по депортации армян. А раньше это производилось систематически. И делалось все на основании Законодательных Актов Правительства СССР.

А сейчас скажите, о какой депортации армян может идти речь, если этот ''доблестный'' ОМОН уже не сможет ''спрятаться за спины'' внутренних войск? Внутренних войск нет, но уже есть Национальная Освободительная Армия Нагорного Карабаха. И эта Армия вооружалась и становилась сильнее с каждым днем…

И в свете всего происходившего Азербайджанский ОМОН разместился в городах Нагорного Карабаха с азербайджанским населением и в населенных пунктах Азербайджана, граничащих с НКР. В села же с армянским населением ОМОН не ездил. Это опасно, уже местные жители могут дать отпор… Вооруженный отпор…

А в приграничных районах вовсю действовал Народный Фронт Азербайджана…

Азербайджанцы начали переименовывать населенные пункты Карабаха, которые, по их мнению, имели слишком проармянское звучание. Так Степанакерт стали называть Ханкенди. Но называли его так только в Азербайджане, для всего мира он так и оставался Степанакертом.

Армяне, в свою очередь, тоже стали переименовывать – уже по их мнению, – слишком проазербайджанские населенные пункты. Они даже сам Нагорный Карабах переименовали в Арцах.

Каждая из сторон заявляла, что их название правильное и исторически сложившееся… Но не мне об этом судить…

Периодически происходили вооруженные столкновения между азербайджанцами и армянами. И в этой вакханалии уже невозможно было разобраться кто прав, а кто нет, в каждом отдельном случае.

После вывода из Карабаха внутренних войск по дорогам ездить стало очень трудно. Они обстреливались ОМОНом Азербайджана, Народным Фронтом Азербайджана, Национальной Освободительной Армией Арцаха, и вообще всеми, кто хотел пострелять…

Но самое интересное заключалось в том, что в НКР и прилегающих к ней районах оставались воинские части постоянной дислокации Советской Армии. А именно – 4-й Общевойсковой Армии. В их числе был и наш отдельный инженерно-саперный батальон, который дислоцировался в городе Агдам.

Собственно говоря, Советской Армии уже не существовало. Называлась теперь она – Объединенные Вооруженные Силы Союза Независимых Государств (ОВС СНГ).

В тот период каждое вновь образовавшееся Независимое Государство создавало свои Вооруженные Силы. Естественно, создавались они на национальной основе. Все это хорошо и понятно. Ну а как быть с ОВС СНГ, и вообще, каков их статус, понять было уже не возможно…

Более того, мы не понимали, для чего мы здесь нужны. Это не наша Родина и уже не наше государство…

Столицей НКР являлся город Степанакерт. В самом Степанакерте дислоцировались 366-й Гвардейский Мотострелковый полк и батальон химической защиты: части Объединенных Вооруженных Сил СНГ. Личного состава в этих частях находилось лишь 30 процентов от штатной численности. Почему? А потому, что солдаты, отслужившие срок службы, уже уволились, новобранцы же не прибывали. Да и дезертиров – хоть отбавляй…

А скажите, какие еще новобранцы, если и оставшихся солдат кормить нечем… Нагорно-Карабахская республика создавала и комплектовала свою Национальную Освободительную Армию Арцаха, а кормить и обеспечивать при этом какой-то 366-й МСП и химбат – просто неразумно…

Все-таки новобранцев привозили. Совсем немного, но привозили, в основном армян. А жить ''молодым'', впрочем, как и ''старым'' солдатам, было трудно…

Не подумайте, что солдаты голодали, вовсе нет. Их кормили, но кормили плохо, и только тем, что удавалось найти…

Офицерам же зарплату платили крайне неаккуратно. Да что там неаккуратно, ее задерживали месяцами, а если и платили, то по частям. Конечно, местным армянам – офицерам и прапорщикам – выжить еще можно было. Ну, все-таки родина, и родственники рядом. А тем, чья родина за добрых тысячу километров, попробуй – поживи… Ну, если бы только это, но вокруг же стреляют… Неспокойно…

Почти все офицеры отправили свои семьи на родину, а сами продолжали служить… Ну, служить – ладно… А жить как?

Вот некоторые офицеры и солдаты и зарабатывали себе на жизнь продажей военного имущества. Тем более что покупатели, местные армяне, свободно ходили по территории 366-го Гвардейского мотострелкового полка. Продавались также патроны, гранаты… Конечно, поступали военные неправильно, но жить как?.. Как?

Пользуясь всем этим идиотизмом, как-то кто-то из боевиков-''доброжелателей'' предложил одному старшему лейтенанту из 366-го полка денежную помощь. Конечно, не безвозмездную помощь, а за оказание небольшой услуги.

Суть услуги заключалась в следующем.

Каждую ночь из полка выезжали БМП на охрану некоторых сел и патрулирование отдельных дорог НКР. А что если взять, и немного изменить маршрут. Подъехать к азербайджанскому селу, и несколько раз выстрелить по нему…

Старший лейтенант задумался, почесал за ухом… и решил пойти навстречу ''благодетелю''. А почему бы и нет. Он, старший лейтенант, выезжает на боевое задание по охране определенного объекта. И во время боевой миссии на него нападают, якобы нападают, боевики, а он, как и положено, ведет по ним ответный огонь из своей БМП… Таким образом, и задача вроде бы выполняется, и боеприпасы списываются. Все логично.

Вот старлей и выехал на ''боевое'' задание. Но поехал не сам, а прихватил с собой двух солдат, предварительно пообещав им денег… Выехали из расположения полка. По дороге посадили на ''броню'' несколько боевиков, и поехали на ''стрельбы''…

Подъехали к азербайджанскому селу. Минут двадцать постреляли из пушки БМП-1. Получили обещанные деньги, выпили с боевиками и поехали в полк…

Вот и все. И служба выполнена, и денежки появились!

Но деньги имеют одно нехорошее свойство. Рано или поздно заканчиваются… А боевики-''благодетели'' всегда рядом и всегда готовы заплатить за ''небольшие услуги''… И старлей еще раз поехал на оказание ''помощи'' хорошим людям. А почему и не поехать? Люди ведь хорошие – платят исправно…

Но в этот раз он поехал уже с тремя БМП, прихватив с собой не только ''верных'' солдат, но еще парочку, таких же, как и сам, офицеров.

''Задачу'' выполнили, и ''зазвенели монеты в кармане…''

А дальше пошло-поехало…

На такие ''операции'' стали выезжать периодически, и уже не только эта команда… С особым рвением в это ''патрулирование'' выезжали прапорщики-армяне. Позже стали и танки с собой ''прихватывать''…

Но не подумайте, что это происходило открыто, совсем нет. Командование 4-й Армии об этом не знало, как и командование Закавказского Военного Округа… Хотя, возможно, слухи доходили и к ним…

Сейчас у вас может сложиться неправильное мнение об офицерах. Сразу хочу сказать, что этим занимались далеко не все. Многие и не подозревали в то время о происходящем.

Другие же не могли смотреть на эти ''денежно-смертельные'' отношения, а пытаться что-то сказать командиру полка было бесполезно… Он ничего не видит и не слышит… И это наводило на подозрительные мысли…

Нормальные офицеры уже не могли смотреть на это. И однажды подполковник – командир первого мотострелкового батальона – вместе с майором, командиром артиллерийского дивизиона 366-го полка, решили ночью, как заступят на дежурство, вывести технику, которую смогут вывести, и забрать солдат, которых смогут забрать, и на свой страх и риск пробиваться из Степанакерта в город Агдам. Но ''стукачей'' хватает везде… Командир полка, узнав об этом, снял их с дежурства и посадил под домашний арест.

До этого случая дезертирство из полка и химбата было. Но было не в больших масштабах. Так, три-четыре человека в неделю убегали… Но теперь – по пять-семь в день…

Убегать было очень опасно. По дороге стреляли, многие солдаты были убиты, некоторые ранеными добирались до Агдама. И это неслучайно, ведь армянские боевики вели по ним прицельный огонь…

Солдаты из Степанакерта ''рвались'' в Агдам. Но не так в сам город, как к нам в саперный батальон.

У нас в части был порядок… Конечно не совсем такой, как в былые времена, но все-таки, приказ – это приказ, командир – это командир, и несение службы – задача первоочередная.

Город Агдам – приграничный город Азербайджана с территорией Нагорно-Карабахской республики. После вывода внутренних войск в Агдаме оставалась одна единственная воинская часть – наш саперный батальон. С января 1990 по сентябрь 1991 года батальон периодически проводил работы по разминированию дорог и восстановлению разрушенных мостов, а также других объектов народного хозяйства. Иногда наша часть подвергалась нападениям со стороны боевиков Народного Фронта Азербайджана. Основной целью этих нападений являлся захват оружия, но еще ни одна попытка боевиков не увенчалась успехом.

Но после вывода внутренних войск МВД СССР с территории НКР и прилегающих районов, нападения постепенно прекратились.

Это произошло потому, что местные Агдамские правители поняли одну очень важную вещь. Если не будет в Агдаме саперов, то набирающая силу Национальная Освободительная Армия Арцаха его попросту захватит.

Нельзя сказать, что наш батальон был мощной боевой единицей. Но армяне, пока в Агдаме саперы, на город идти не собирались… Скажите, зачем им нужно было вступать в прямой конфликт с воинской частью, в которой и командир, как должно быть – боевой командир, а не ''бизнесмен'', как в 366-м полку, и дисциплина на должном уровне. Нет, с саперами воевать – только себе вредить…

Армяне в Агдам не пойдут.

Азербайджанцы понимали это, и до поры до времени разговаривать с нами стали уважительно…

Поэтому и бежали солдаты из Степанакерта в Агдам. Солдат этих дезертирами, в прямом смысле, назвать нельзя… Они бежали в Агдам, чтобы служить и выполнять свой воинский долг… Хотя и это было лишь временным явлением.

Глава вторая. Неизвестность

Полк внутренних войск был выведен из Агдама в начале декабря 1991 года. В городе остался лишь наш батальон.

Нет, вообще-то, в Агдаме был еще и ОМОН Азербайджана, и военизированные формирования Народного Фронта Азербайджана, которые смело стали бродить по городу с оружием. А вот из ОВС СНГ осталась только наша часть.

В обязанности нашего батальона входило патрулирование по городу с целью недопущения неправомерных и противозаконных действий со стороны кого-либо к местному населению и наоборот. А вот теперь, что делать нам в условиях, когда половина города ходит с оружием? Этим джигитам и слово сказать нельзя, они сразу хватаются за оружие… Ну ладно, хватайтесь, у нас тоже есть оружие, и стрелять мы умеем. Но тут есть одно «но», из штаба нашей 4-й Армии, который дислоцировался в Баку, пришел приказ: ''По местному населению огонь не открывать, и на провокации не отвечать!''

Значит, получается, что наша БРДМ, передвигающаяся по городу, не патруль, а так… ''прогулочный тарантас'', напасть на который может всякий… Однажды так и произошло.

Ехал наш патруль на БРДМ по Агдаму. Вдруг смотрят, посреди улицы лежит большое дерево, перегораживая проезжую часть. БРДМ остановилась, и из нее вылезли начальник патруля, старший лейтенант и один солдат, чтобы посмотреть, можно ли это дерево убрать, или нужно все-таки разворачиваться. Как только они спрыгнули на землю, к ним подбежали из-за соседних домов человек десять местных джигитов, вооруженных палками и милицейскими резиновыми дубинками.

Что-то крича на своем, они сбили старлея с ног, но оружие вырвать из рук сразу не смогли. Старший лейтенант вцепился в него так, что отобрать автомат у него можно было лишь у мертвого.

В нескольких метрах от своего командира солдат прижался спиной к БРДМ и сделал две длинные очереди из автомата чуть выше голов нападавших.

Джигиты замерли…

И тут один из них крикнул солдату:

– Вай! Ты зачем стреляешь? Что, приказ не знаешь?!

– Мне до жопы все приказы! Сейчас поубиваю всех! – прокричал боец в ответ, сделав вверх еще одну короткую очередь.

В это время старлей уже поднялся на ноги, передернул затвор автомата и крикнул:

– Кто не успеет убежать, того убью!

После этого выстрелил в землю, у ног рядом стоящих джигитов. Азербайджанцы отпрянули назад и не очень быстро стали отходить.

Старший лейтенант прокричал:

– Стреляю на поражение!

Он пустил короткую очередь над головами джигитов. Джигиты, переговариваясь между собой, начали уходить…

БРДМ проехала несколько метров задним ходом, выехала из тупика и развернулась. Старлей и боец залезли на броню, и БРДМ сразу поехала в расположение батальона…

В то время, когда личный состав патруля на БРДМ подъехал к части, я стоял и разговаривал с командиром батальона у ворот КПП. Комбат остановил броню и спросил у старшего лейтенанта, почему вернулись так рано из патруля. Старлей доложил о происшествии…

Комбат был вне себя от услышанного, и сразу пошел связываться по дальней связи с ''Пловцом'', это позывной штаба 4-й Армии. А я заговорил со старлеем:

– Страшно было?

– Да нет, товарищ майор, просто я сначала ничего не понял. А вот, когда боец из автомата палить начал, как-то и самому пострелять захотелось.

Старший лейтенант достал сигарету. Я чиркнул зажигалкой и поднес огонь к нему. Он прикурил и сказал:

– Да все нормально, товарищ майор.

– Нормально говоришь? А если бы у них не только палки, да ножи были, разговаривали бы мы с тобой сейчас? Как думаешь?

– Хрен его знает, – ответил он, посмотрев в землю.

– Вот и я так думаю, – произнес я, тоже прикуривая сигарету.

В это время к нам подошел младший сержант, посыльный, и доложил, что командир батальона приказал БРДМ ставить в автопарк, а нам – мне и старшему лейтенанту, идти в клуб части на общее совещание. Мы выполнили приказ командира…

В зале клуба собрались все офицеры и прапорщики батальона.

Комбат говорил не долго, но по существу.

Он сообщил, что переговорил со штабом 4-й Армии, и получил приказ больше не производить патруль по городу. Все усилия необходимо сосредоточить на охране территории части, жилого городка и складов с техникой и имуществом НЗ.

Стоит отметить, что на НЗ у нас было огромное количество различной инженерной и автомобильной техники, большой запас оружия, обмундирования и продовольствия.

После этого комбат сказал:

Прапорщики свободны!

Все прапорщики встали и, переговариваясь, вышли из помещения. Все было сделано правильно, согласно уставу. На любом совещании сначала решаются общие задачи или делаются сообщения, затем остается офицерский состав и уже с ними командир воинской части оговаривает более значимые вопросы.

Я специально подчеркиваю этот момент, потому что может показаться, что комбат не доверял прапорщикам. Если говорить честно, то не то чтобы совсем не доверял, а просто не во всем, и не на всех из них можно было положиться в данной ситуации.

После того как прапорщики покинули зал, комбат продолжил:

– Товарищи офицеры, положение дерьмовое. Нам приказано охранять территорию части от возможных нападений, но при этом по возможности оружие не применять. В случае непредвиденного вооруженного столкновения я, как командир части должен немедленно докладывать в Баку. Но скажу сразу, помощи нам не пришлют. Вот так…

Комбат замолчал на несколько секунд. А в зале была гробовая тишина… Все ждали, что еще скажет командир.

Комбат внимательно осмотрел присутствующих и сказал:

– Хочу сразу настроить всех на то, что я сам не знаю чего ожидать. Подобная ситуация уже была в январе девяностого года. Тогда мы тоже в городе остались одни, некоторые из вас помнят это. И помните, чем это закончилось?

По залу прошел легкий шумок. А комбат продолжил:

– В Баку, в штабе нашей армии, удивились, что мы остались в живых! Говорю я это тем, кто тогда еще не был тут и не знает. Мы никому не нужны, и выкручиваться из этого дерьма будем сами. Помогать нам никто не будет, но зато спрашивать будут по полной программе за каждую мелочь.

Комбат откашлялся и продолжил:

– Я думаю, вы прекрасно понимаете, что на наших прапорщиков особо надеяться не стоит. По своим они стрелять не будут и, думаю, это правильно. Они у себя дома и мы для них никто. Я не говорю, что нужно их выгнать из части – это было бы глупо. Они должны выполнять свои функциональные обязанности, но в патрули их не ставить. Все ясно?

Комбат посмотрел на начальника штаба.

– Так точно! – ответил капитан, начальник штаба батальона.

– Вот и хорошо, – немного подумав, сказал командир.

По залу опять пронесся легкий шумок. И тут командир добавил:

– Вот еще что. Кто не отправил свои семьи на родину, сделать это немедленно!

– Товарищ подполковник, а как быть с личными вещами? Нужно контейнеры заказывать, – раздался голос из зала.

– Нужно! – сказал комбат и добавил: – Вот с завтрашнего дня этим и начнем заниматься. Но не все сразу, а по несколько человек ежедневно будут ездить на железнодорожную станцию заказывать контейнеры, ну и грузиться. А семьи отправлять нужно, и как можно быстрее.

Командир еще раз осмотрел присутствующих и спросил:

– Вопросы есть?

В зале стояла тишина. Тогда командир добавил:

– Есть у кого-нибудь объявления?

И вот тут встал капитан Миша Сердюк, начальник особого отдела, и сказал:

– У меня есть что сказать. По моим сведениям в ближайшее время азербайджанские военизированные формирования начнут активные боевые действия против Нагорно-Карабахской республики. Сюда к нам, в Агдам, начнут прибывать боевики, или нет, точнее, азербайджанская армия – так они себя сейчас называют. Эта армия неплохо вооружена, но тут, в Агдаме, у азербайджанцев будет один из опорных пунктов. Здесь же они будут формировать новые подразделения, и им будет нужно еще оружие и техника. Вы понимаете, о чем я?

– И дураку понятно, – раздался голос капитана Круглова, заместителя командира по тылу.

После недолгой паузы Сердюк продолжил:

– Не знаю, что там думает армейское начальство, а я считаю, что нападения на часть нам не избежать.

– Ха-ха, прячься, кто может! – опять вставил зам по тылу.

– Ладно, Виктор, перестань дурачиться, вопрос серьезный, – строго сказал комбат.

– Так вот и я о том же, товарищ подполковник. Охранять объекты нужно, а стрельнуть не моги. Красота! – громко сказал зам по тылу.

Командир встал из-за стола и объявил:

– Все, совещание окончено! Сейчас все по своим объектам, а я буду связываться с Баку.

– Товарищи офицеры! – громко произнес начальник штаба.

Все встали. Командир подошел к входной двери и прежде чем выйти произнес:

– А оружие на склад не сдавать, и получить всем по дополнительному магазину патронов.

Совещание закончилось. Все стали расходиться по своим рабочим местам, кто в казармы, кто в автопарк… Я тоже вышел из клуба и увидел Мишу Сердюка, который прикуривал сигарету.

– Миша…

– Что, Толик?

– Миша, неужели так все серьезно?

– Серьезнее, чем ты думаешь, – ответил Сердюк.

– А нам хоть дадут возможность отсюда убраться, ведь вэвэшники уже ушли?

– Может и дадут, но… – Сердюк замолчал, давая пройти мимо двум лейтенантам, а потом тихо добавил: – Но оружие и технику мы не увезем. Не отдадут ее нам.

– Во, ''блин''! Так какого хрена мы тут торчим? Для кого все это охраняем? Кому это надо?

– Не ''звизди'', я и так тебе много сказал, – произнес Миша.

– Да ладно, Мишка, ты же меня знаешь!

– Знаю, поэтому и говорю с тобой. Все очень сложно… – произнес он, выбрасывая сигарету. Потом повернулся, сделал несколько шагов, чтобы уйти, но остановился. Повернулся ко мне и добавил: – А может, все проще пареной репы, но мы об этом пока не знаем…

На следующий день по приказу комбата я вместе с заместителем командира по тылу, Витей Кругловым, занялся выбиванием контейнеров. Да, именно ''выбиванием'', давать нам их не хотели, и стоило огромных усилий, чтобы при помощи уговоров и обещаний брать под загрузку, хотя бы пару штук в неделю.

Забегая вперед, скажу, что несколько офицеров так и не смогли отправить свои вещи. А половина из отправленных контейнеров была разграблена по дороге или совсем затерялась, так и не дойдя до места назначения…

Глава третья. Предположение

Как-то в двадцатых числах декабря три наших офицера, – два старших лейтенанта и один лейтенант, вышли с территории жилого городка батальона и направились в ближайший киоск купить сигарет. Они шли налегке, в смысле, без оружия, и вообще как-то было заведено по городу ходить без него, если, конечно, не в патруле. Ходить с автоматом – значит привлекать к себе внимание, точнее даже не к себе, а к оружию. А разве есть гарантия, что пьяная или обкуренная наркотой толпа местных джигитов не захочет завладеть вашим автоматом? Такой гарантии нет. А если вы идете спокойно, никого не задевая, то нет до вас никому никакого дела. Вот поэтому оружие старались не брать, а брали его только в крайнем случае.

Но это было раньше, когда по городу ездил патруль внутренних войск. Теперь же вэвэшники были выведены, а наш патруль отменен. Но, знаете, привычка – дело устойчивое. И вот, по привычке наши ребятки и пошли за сигаретами налегке.

Подошли к одной ''точке'', а она закрыта. Подошли к другой ''точке'', все с тем же успехом. Вот так и добрались они до центра города, к ''Дому чая''. Была в Агдаме такая трехэтажная чайная. Здание очень красивое, и можно с полной уверенностью сказать, что ''Дом чая'' был достопримечательностью не только местного масштаба. Это заведение стояло напротив местной мечети.

Купили сигареты в ближайшем ларьке и закурили.

Вдруг из ''Дома чая'' вываливает вооруженная толпа азербайджанцев, человек двадцать, и сразу направляется к нашим лейтенантам. Угрожая оружием, прижали их к стене чайной.

После этого один из азербайджанцев, наверное, самый главный, начал произносить тираду на повышенных тонах о том, что все военные помогают армянам, потому что все военные христиане и не любят мусульман – азербайджанцев.

Да, действительно двое наших офицеров были славяне: русский и белорус. Но третий, старший лейтенант Ялубеков, был казах. Он начал убеждать вооруженных джигитов, что они заблуждаются, что сам он мусульманин, и что ничего плохого никто не хотел делать, просто за сигаретами пришли.

Азербайджанцы немного приутихли. И не знаю, чем все закончилось бы, но тут к ''Дому чая'' подъехали ''Жигули'' и из них вылез старший лейтенант милиции, участковый именно того района города, где находилась наша часть. Милиционер поговорил с мусульманскими ''героями'', и те расступились, давая возможность пройти нашим ребяткам. Но все же напоследок кто-то из джигитов сильно ударил в ухо лейтенанта – белоруса.

Участковый посадил наших лейтенантов к себе в машину и повез в часть.

Когда '' Жигули'' уже приближались к воротам жилого городка, я выходил с КПП части, и направлялся домой.

Машина остановилась у ворот, наши офицеры вышли из нее, попрощались с участковым и отправились в общежитие.

Из окна ''Жигулей'' высунулся участковый и прокричал:

– Толик, здравствуй!

– О! Привет, Вагиф! – ответил я и подошел к машине.

– Толик, садись в машину. Посидим, покурим, – предложил участковый.

Я сел в машину и закуривая сигарету, спросил:

– Слушай, а что это ты лейтенантов привез – каких-то, вроде, взъерошенных?

– А, ничего. Просто сцепились с боевиками.

– Вот как! А они ведь сейчас у вас бойцами национальной армии называются. А ты так грубо про героев.

– Какая армия, Толик? Армия – это те, что за свободу и независимость борются, а это просто уголовники. Причем, не местные уголовники, – проговорив это, он сплюнул в окно.

– А откуда они? – задал я вопрос.

Вагиф тяжело вздохнув, сказал:

– Вспомни, Толик, как раньше было хорошо! Ты же давно здесь, да?

– С восемьдесят седьмого года. А в восемьдесят восьмом звездочки мои майорские обмывали. Неужели забыл?

– Ну что ты, как можно забыть! Хорошее время было. И люди были не злые.

Я, делая очередную затяжку, посмотрел на него. А он, еще раз вздохнув, продолжил:

– Сейчас сюда много народа приедет. На армян будут идти.

– Но, зачем? – спросил я.

– Они наш народ из Карабаха выселяют.

– Но и вы их выселяете.

– Да, и будем выселять. И это уже не остановишь.

– Но кому это нужно? А договориться нельзя?

– Странный ты Толик, и невнимательный. Простому народу это не нужно. Ты по трассе из Агдама в Степанакерт ездил?

– Приходилось, несколько раз.

– А если ездил, то все-таки видел, что с левой стороны дороги от Аскерана до самого Ходжалы мак посеян.

– Так, ты думаешь это…

Вагиф, не слушая меня, продолжал:

– И кто-то очень любит булки с маком. А точнее мак с этих булочек.

– Нет, Вагиф, скорее ''капусту'', которую за этот мак получают.

Я затушил сигарету и спросил:

– А ты не ошибаешься, ты уверен в этом?

Вагиф посмотрел на меня, и произнес:

– Нет, Толик, я ни в чем не уверен. Я просто так подумал.

– Что-то ты темнишь, – сказал я, пристально посмотрев на участкового.

– Извини, мне пора ехать, – ответил он и завел мотор.

Я вылез из машины и, попрощавшись, зашел в ворота жилого городка. А Вагиф поехал по своим делам.

То, что сказал участковый, вызвало у меня какое-то странное чувство. Первое впечатление – потрясение. Затем, я стал думать. Думал до самого вечера. Думал не так, как думают философы, выискивающие всевозможные причины и делающие сногсшибательные и никому ненужные выводы ни из чего. Я просто сопоставил ряд фактов и пришел к выводу, что слова Вагифа, скорее всего, преувеличение. Гротеск, так сказать… За годы моей службы в Азербайджане как-то влезло в сознание одно наблюдение. А заключалось оно в следующем: умные и образованные азербайджанцы, я имею ввиду только образованных и умных, весьма склонны к артистизму. И если бы этот гротеск проявлялся только на сцене театра, то все было бы прекрасно. Но очень часто их преувеличения встречаются в повседневной жизни. Постороннему человеку это бросается в глаза. Примеров этому множество, но остановлюсь только на одном. Как-то, еще летом 1989 года, я возвращался из Баку в Агдам на поезде Баку – Степанакерт. Поезд этот уже в то время до Степанакерта не доходил, только до Агдама. А мне дальше и не нужно. Так вот, еду в поезде. Со мной в одном купе едет такой солидный, в пиджаке и галстуке азербайджанец. За время дороги мы разговорились. Оказалось, что работает он на одном из заводов республики заместителем главного инженера. Общаться с ним было интересно, рассказывал он очень любопытные вещи. Одна из тем разговора была: в здоровом теле – здоровый дух… Но тут кто-то с пригорка бросил камень по нашему вагону, и он, разбив со звоном стекло, влетел в наше купе… Что тут началось! Мой собеседник, активно ведущий здоровый образ жизни, постоянно занимающийся спортом, выдерживающий, с его слов, большие физические нагрузки, картинно рукой схватился за сердце. Затем, поинтересовался у меня: нет ли валидола? Я ответил, что такого не имею. Тогда мой попутчик вскочил, выбежал в коридор и стал кричать на весь вагон, что какие-то бандиты разбили окно в его купе, а он сам сердечник и у него уже был инфаркт, и передвигается он с трудом, и что волноваться ему нельзя, а то может умереть… Вот так! Но это только пример.

Так что информацию Вагифа я принял к сведению, но не придал ей особого значения. Но все же на следующий день я рассказал о своем разговоре с участковым нашему начальнику особого отдела. Капитан Сердюк, выслушав меня, сказал:

– Такую версию, я уже слышал, но знаешь, Толя, доказать ничего нельзя. И в данной ситуации наша самая главная задача: остаться в живых.

– Согласен! – ответил я.

Глава четвертая. Ждать дальнейших указаний

30 декабря 1991 года по приказу штаба 4-й Армии из батальона убыл ГАЗ-66 с радиостанцией Р-140 вместе со всем расчетом. Радиостанцию эту прислали к нам еще в феврале, специально для поддержания связи со штабом 4-й Армии. А теперь она убыла в Баку, в свою часть, как бы на профилактику.

Вечером 31 декабря 1991 года все офицеры собрались в солдатской столовой. Ну, все-таки приход Нового Года отметить нужно! Солдат при этом тоже не забыли, праздничные столы накрыли им в казармах.

Часы тикают… Минутная стрелка все ближе приближается к двенадцати. Мы курим и травим анекдоты возле столовой… Столы накрыты… И тут кто-то заметил, что тихо, не стреляют вокруг. А это очень странно, обычно по ночам кто-то где-то палит. Абсолютной тишины не было уже давно.

И тут, как бы в шутку, наш зам по тылу Витя Круглов, сказал:

– Затишье перед бурей!

И кто бы мог подумать, что так оно и случится.

Утром 1 января 1992 года со стороны Агдама азербайджанские войска в сопровождении шести танков и четырех БТР атаковали армянское село Храморт. В этот же день возобновился артиллерийский обстрел Степанакерта.

– Все, это война! – вечером на общем совещании сказал комбат.

– Товарищ подполковник, а в чем наша задача состоит?

– Не знаю. Целый день пытаюсь связаться со штабами в Баку и Тбилиси, но связи нет.

Вот, опять нас бросили на произвол судьбы. Бросили, как бросают всегда, когда большому начальству нужно спасать свои, совсем не миниатюрные задницы. Бросили и связь оборвали, чтобы никто не смог потревожить великих полководцев своими вопросами. На вопросы подчиненных командиров частей этим полководцам нужно давать ответ, и ставить конкретную задачу. Но какую задачу ставить? Кто будет нести ответственность за поставленную задачу? Вопросы, вопросы… Проще оборвать связь, точнее имитировать ее обрыв, и дело с концом. Нет связи – не нужно отдавать приказы. Приказ не отдан по объективной причине – нет связи. В результате: полководцы на коне! А если произойдет какая-нибудь неприятность с какой-то воинской частью там, на периферии, ну что же, произошло все по объективным причинам…

Комбат приказал усилить караулы, внутренние патрули, и быть готовыми к отражению нападения.

Вечером 2 января на вечерней поверке в строю не оказалось сорок восемь человек. Ушли солдаты, точнее дезертировали. Понять их можно – страшно, дома лучше. А вот представить, как они до своего дома доберутся, очень трудно. Если пойдут по территории Азербайджана, то их местные кардаши (братья) поймать могут. А если вздумают по Армении пробраться, то могут и под армянскую пулю попасть. Пуле ведь все равно, кто ее выпустил и куда ей лететь…

В последующие три дня опять были случаи дезертирства.

Личного состава в батальоне осталось не много: восемнадцать офицеров, человек сто двадцать солдат, да прапорщики азербайджанцы бродят по территории части с хитрой ухмылкой, высматривая, что бы утащить домой.

За все это время ни на один из трех наших караулов, ни на саму территорию части, на удивление, не было совершено ни одного нападения. Даже никто не стрелял в нашу сторону. Но это только у нас, в Агдаме. А вокруг была война.

Два самых крупных города в Нагорном Карабахе – Степанакерт и Шуша – располагались относительно недалеко друг от друга. Основным населением Степанакерта были армяне, в Шуше уже жили азербайджанцы. Почему, говоря о населении Степанакерта, я сказал: основным населением?

Объясню. В армянском Степанакерте находилась опорная база азербайджанского ОМОНа. Да, не удивляйтесь! Тогда все так было перемешано, что черт ногу сломит. И что интересно, изредка под покровом ночи азербайджанский ОМОН выезжал из армянского Степанакерта, чтобы пострелять по армянским же селам, а затем возвращался на отдых в армянский Степанакерт, на свою базу. Здорово?

Из Шуши систематически подвергался обстрелу из противоградовых установок ''Алазань'' Степанакерт. Из Степанакерта обстреливалась Шуша из модифицированных установок ''Алазань'' и артиллерии. Позже интенсивность обстрела Степанакерта увеличилась, примерно в два раза. И вот почему.

В семи километрах от Агдама, в местности Узун-Дара, располагался склад артиллерийских боеприпасов. Этот склад был захвачен местными джигитами. Склад был захвачен ночью с боем, но практически без жертв со стороны военных. Просто джигиты застали врасплох спящих военных. А бой приняли двое часовых, которые были ранены в перестрелке. Взятых в плен офицеров и солдат кардаши на грузовиках отправили в Баку, и передали их в штаб 4-й Армии.

В результате нападения на склад джигиты захватили 200 тысяч тонн боеприпасов. Среди захваченного было около 200 вагонов реактивных снарядов. Вот эти снаряды и пошли на обстрел Степанакерта.

13 января при обстреле города Шаумяновска азербайджанцы впервые применили реактивную установку залпового огня ''Град''. Система ''Град'' предназначена для поражения больших площадей и ракеты ее обладают огромной разрушительной силой. Представляете себе небольшой город Шаумяновск после такого обстрела?

Но, война – войной, дурдом – дурдомом, а связь со штабом 4-й Армии все-таки нужно было установить. От хорошей системы связи часто зависит сама жизнь.

И вот, 17 января начальник особого отдела капитан Сердюк, прихватив с собой двух лейтенантов, отправился на командирском ''УАЗике'' в Степанакерт, в 366-й Гвардейский мотострелковый полк. В тот день было тихо, никто не стрелял, и по дороге никто не пытался их останавливать. Хотя поездка эта была очень рискованной.

Добравшись до полка, Миша Сердюк узнал, что связисты полка дальнюю связь установили буквально несколько часов назад, и что в данный момент командир полка разговаривает со штабом 23-й Гвардейской мотострелковой дивизии, дислоцировавшейся в городе Гянджа, в состав которой и входил 366-й полк.

Закончив разговор, командир полка увидел Сердюка. Ну, как бы это сказать, просто особистов все начальство знает в лицо. И пусть этот особист и не свой, а из соседней части, но особист.

Командир полка сообщил Сердюку приказ Командующего 4-й Армии, который он получил из штаба дивизии. Суть приказа сводилась к следующему: ''Ждать дальнейших указаний!''

К вечеру капитан Сердюк вместе с лейтенантами вернулся в батальон. По дороге назад, правда, у населенного пункта Аскеран кто-то стрельнул пару раз в их сторону, но продолжения не последовало.

Сердюк рассказал комбату о приказе командующего. Комбат промолчал, но в глазах у него была злость…

Ожидание – работа не легкая. Ждать! А собственно, ждать чего? Когда какой-нибудь ''Эй, полковник!'' из штаба армии, или округа, получит соответствующее указание от высокого начальства, а потом чванливо передаст нам?

Но есть устав, присяга и военный трибунал… И мы ждали дальнейших указаний.

Кто такой ''Эй, полковник!''? Это интересно! И я расскажу об этом.

Полковник – это самое высокое офицерское звание. Полковник командует полком или бригадой. Некоторые полковники занимают штатные должности в штабах дивизий, армейских корпусов, армий и округов. Но подчиненные им майоры, капитаны, лейтенанты и прапорщики делят своих начальников, негласно делят, на ''Товарищ полковник!'' и ''Эй, полковник!''

''Товарищ полковник!'' – человек, которого уважают и ценят подчиненные. Это действительно настоящий офицер и опытный командир. И стоит отметить, что таких полковников в Вооруженных Силах немало.

Но есть такая категория, как ''Эй, полковник!'' Это такая категория офицеров, которая все-таки как-то получила три большие звездочки на каждый погон. И, проходя службу в штабе крупного воинского соединения, эти деятели занимаются заточкой карандашей, сервировкой столов для начальства, и тому подобной работой… Основная их задача – угодить начальству. Они никогда не делают попытки внести какие-нибудь толковые предложения. Они никогда не берут на себя ответственность. Они никогда не принимают самостоятельных решений. Они смеются, когда смеется начальник. Они демонстративно наигранно переживают, когда начальник чем-то встревожен.

Но когда такой ''Эй, полковник!'' приезжает в какую-нибудь воинскую часть с проверкой, то выставляет себя Суворовым, Кутузовым или другим великим полководцем.

Вот и сейчас никто не брал на себя ответственность, ни полковники, ни генералы. Все ждали решения сверху, из Москвы. А в Москве не торопились с принятием решения. Поэтому приказ был только один: ''Ждать дальнейших указаний!''

Глава пятая. Комбат

С первого же дня нового, 1992 года, азербайджанские вооруженные формирования начали наступательные операции на территорию Нагорно-Карабахской республики. Причем, говорить о каких-то мероприятиях по поддержанию порядка уже не имело смысла. Это было началом войны. Если раньше все-таки можно было допустить, что ОМОН Азербайджана вел боевые действия с бандитскими формированиями, то теперь это было наступлением на населенные пункты с гражданским населением.

Армяне Карабаха тоже не сидели сложа руки. По всей территории республики на добровольной основе создавались отряды самообороны и доукомплектовывались ранее сформированные.

20 января капитан Сердюк вместе с двумя лейтенантами опять поехал в Степанакерт, в полк, чтобы узнать, не поступил ли какой-нибудь приказ из штаба армии. Приказ не поступил. Все было тихо, как ''рыба об лед''. Молчание – золото, бесспорно! Но не в этой же ситуации!

К вечеру наши офицеры вернулись назад в батальон. И рассказали они интересные вещи. В Степанакерте по городу свободно ходят вооруженные армяне. Но этим трудно было кого-то удивить, ведь и по Агдаму свободно передвигаются вооруженные азербайджанцы.

Но помимо армян в Степанакерте ходят вооруженные негры. Здорово! Откуда они здесь, в Закавказье? А с другой стороны, мало ли в мире искателей острых ощущений! А точнее, негры тоже денег хотят, вот и приехали пострелять, поворовать… Подзаработать, одним словом!

Интересную фразу по этому поводу сказал наш зам по тылу капитан Витя Круглов: ''А что, армяне желтые бананы научились выращивать? Нет! А негры и ''зелеными'' обойдутся…''

Армянские вооруженные отряды не просто создавались, они уже действовали. В ночь с 21 на 22 января была уничтожена в Степанакерте опорная база азербайджанского ОМОНа. Оставшиеся в живых омоновцы с боями прорвались в Агдам.

После этих событий на территории НКР остались только два более-менее крупных населенных пункта с азербайджанским населением. Это довольно-таки большой город Шуша и небольшой городок Ходжалы. В Ходжалы располагалось подразделение ОМОН Азербайджана, а в Шуше были только отряды самообороны. Оба города были блокированы отрядами Национально-освободительной Армией Арцаха.

28 января азербайджанский гражданский вертолет МИ-8 вылетел из Агдама и полетел в Шушу, имея на борту сорок одного человека. Помимо вооружённых джигитов, там находились несколько женщин и детей. При заходе на посадку вертолет был сбит армянской ракетой и рухнул на один из кварталов города. Естественно, все погибли.

29 января наш командир батальона вместе со своим водителем-сержантом выехал на ''УАЗике'' в Степанакерт. Он хотел договориться с командиром 366-го полка хоть о каких-то совместных действиях и взаимовыручке. Но он не знал, – впрочем, как и все мы, – что в этот день азербайджанцы предприняли наступление на армянский поселок Аскеран.

Возле Аскерана машину комбата остановили кардаши. Затем они окружили ''УАЗик'' и потребовали, чтобы комбат и сержант вышли из машины. Комбат вылез первым и получил прикладом удар по голове. Он получил сотрясение мозга и потерял сознание…

Сержанту-водителю тоже досталось. Его оттащили от машины, повалили на землю и стали бить ногами… Били минут пять, и только когда у сержанта пошла кровь изо рта, кардаши прекратили избиение.

Воспользоваться своим оружием комбат с сержантом просто не успели. Ну, во-первых, в последние полтора месяца с местным азербайджанским населением отношения у нас были нормальные: ''мы не трогаем вас, вы не трогаете нас''. Да и запрещали нам применять оружие против местного населения. И это сыграло основную роль, комбат просто не ожидал нападения. А во-вторых, все произошло очень быстро.

После того, как сержант отплевался кровью, кардаши забросили его в кузов бортового ГАЗ-66, и повезли в Агдам. Уже в городе на ходу его выбросили из машины… Грузовик поехал дальше, а сержант встал и сильно хромая отправился в часть. Стоит отметить, что добраться до расположения батальона ему помог один местный азербайджанец. Все-таки не все аборигены были идиотами и далеко не всех захватило это никому не нужное кровопролитие.

Добравшись в часть, сержант рассказал что произошло.

Во время отсутствия командира батальона, его обязанности исполнял майор, зам командира по боевой подготовке. Он собрал на совещание заместителей. Задача была одна: найти комбата. Но, во-первых, где его искать? Остался ли он в живых? Во-вторых, связи нет, будь она не ладна! А раз нет связи, нельзя рассчитывать, что для поиска пришлют вертолет. И вообще на чью-то помощь рассчитывать не приходится.

Уже спустились сумерки… Заместитель комбата по боевой подготовке решил ехать в штаб Народного Фронта Азербайджана, который располагался в городе в здании Дворца культуры. Водитель-младший сержант подогнал к штабу ''УАЗик'', медицинскую ''таблетку''. В нее влезли зам комбата, я и старший лейтенант Ялубеков. Мы выехали через центральные ворота и отправились во Дворец культуры.

В городе было темно. Половина городских фонарей была разбита, а те, что были пока целы, просто не горели. В последнее время электричество в городе было нечастым явлением.

Мы подъехали к Дворцу культуры. Вокруг здания стоял металлический забор. Вдоль забора бродило несколько человек с автоматами – охрана здания, но часовыми их назвать было нельзя. Нельзя по той причине, что в настоящей армии не бывает часовых, которые неуверенно стоят на ногах от выпитого спиртного, и в зубах у которых сигареты не успевают тухнуть, потому что сразу прикуривается следующая. В общем, у меня как-то сразу отложилось в голове, что не армия это, а так, пародия.

Майор и старлей вылезли из машины. Переговорили с охраной, и в сопровождении одного из охранников вошли в здание. А мы с водителем остались ждать их в машине.

Почему я остался в машине, а не пошел вместе с зам комбата? Объясню. Заместитель командира батальона по боевой подготовке майор Ильдус Шарафутдинов был татарином, мусульманином. Старший лейтенант Нурлан Ялубеков был казахом, тоже мусульманином. И для того чтобы не давать лишнего повода для выяснения отношений в штаб Народного Фронта разумнее было идти им, мусульманам. А я русский, православный, родом из Приднестровья.

Кстати, о Приднестровье, там тоже творилось что-то непонятное. А туда я отправил свою семью, да уж б… Домой ''когти рвать'' нужно! Но как? Я не дезертир, не подлец, и честью офицерской дорожу! А перевестись на родину пока не получается… Ладно, – всему свое время…

Через некоторое время майор и старлей вышли из здания, сели в машину, и мы отправились в часть. По дороге Шарафутдинов рассказал мне, что местные ''народные фронтовики'', так он выразился, удивились взятию в заложники комбата, и пообещали завтра же отыскать его, если только…

Если только он остался в живых. Если только его найдут. Если только то, что от него останется, можно будет показать… Очень много ''если''… Возвратились мы в часть с тревожными мыслями: Что делать? Как поступить вообще? Как поступить сейчас, ночью?

Но решение пришло само. Точнее, комбат сам вернулся в часть. Вернулся в начале четвертого ночи. Он хромал. Его лицо было в кровоподтеках. В обеих руках он держал окровавленные тряпки, которые прижимал к ушам.

Я вместе с сержантом, дежурным по КПП, довел командира до санчасти… И после того, как ему оказали медицинскую помощь, комбат рассказал, что случилось с ним.

Выйдя из УАЗика и получив удар прикладом автомата по голове, комбат некоторое время был без сознания. А когда сознание вернулось, то он обнаружил, что лежит на земле со связанными руками, а рядом пьянствуют боевики-кардаши. О, нет-нет, что ж я так, не боевики, а бойцы Национальной Армии Азербайджана. Они еще немного попинали ногами связанного подполковника, а затем зашвырнули его в кузов грузовика и повезли в Агдам.

Недалеко от расположения нашей части находился пустырь. На этом пустыре стояло несколько частных недостроенных домов. Вот в один из них и привезли комбата. С машины кардаши сгружали комбата как бревно. Открыли борт и ногой столкнули на землю.

Может, в этом ничего такого уж страшного и нет, но это я так, о человеколюбии…

Затем комбата затащили в дом и начали бить. Продолжалось это недолго. После чего у комбата потребовали сдать все имеющееся в батальоне оружие, технику и имущество им, представителям Национальной Армии Азербайджана.

Комбат послал этих представителей на…, я надеюсь, понятно, куда.

Кардаши продолжили избиение подполковника. А потом один из них взял нож, и отрезал комбату мочку уха… Комбат застонал от боли, но на уступки не пошел. Тогда кардаш схватил подполковника за второе ухо и стал резать его, истерически вереща:

– Все русские свиньи, а свиньям уши резать надо!

Комбат не стал вступать в полемику, ему было больно, кровь текла по щекам: он понял, что это все, конец…

Однако, накричавшись, кардаш угомонился и прекратил издевательства. Комбату развязали руки и кинули какую-то промасленную тряпку, чтоб кровь вытер.

Комбат взял тряпку, разорвал ее и, отодвинувшись в дальний угол, стал вытирать кровь. А джигиты достали сигареты и закурили.

С тактической точки зрения кардаши поступили разумно, что привезли заложника в непосредственную близость к части. Она располагалась метрах в трехстах от этого недостроенного дома. Вот посудите сами. Где был взят в заложники подполковник? Около населенного пункта Аскеран. Где, скорее всего, его начнут искать? Там же, у Аскерана, но вовсе не в Агдаме.

Вот и мы в батальоне так думали, и совсем не предполагали, что комбат совсем рядом…

А ночью, когда кардаши уснули, комбату удалось бежать. Причем, джигиты уснули все, и комбат этим воспользовался… Это я о несении караульной службы, впрочем, не мне об этом судить. Может, в Национальной Армии так было принято, в смысле: ''Кардаш спит – служба идет!''

1-го февраля начальник особого отдела капитан Сердюк, посадив с собой в санитарную ''таблетку'' трех бойцов, отправился в Гянджу, в штаб 23-й Мотострелковой дивизии. Цель этой поездки была все та же: связаться со штабом 4-й Армии и получить задачу. А также доложить о случившимся с командиром батальона.

Миша Сердюк задачу выполнил. В смысле, связался и доложил. Но никаких конкретных указаний так и не получил. Ему только сообщили, что в ближайшие дни к нам в батальон прибудет представитель штаба округа. С этими новостями Миша и вернулся в часть.

Глава шестая. Приказы

Случай, произошедший с комбатом, был подлым, бандитским. Но для нас он не стал совершенно неожиданным. Мы прекрасно понимали, что что-то должно было произойти. Вот и произошло.

По идее, за командира нужно было отквитаться. Нельзя сказать, что его все любили, это фраза сама по себе неверна. Командиров не любят, их уважают или не уважают. Нашего комбата уважали, почти все уважали. А раз мы его уважаем, то нужно расставить точки.., нужно наказать виновных. Да, нам запретили применять оружие против местного населения, но при отражении открытого нападения – можно… Значит можно!

До этого у нас не возникало подобной мысли, но сейчас кардаши выдвинули определенные требования. Им нужно оружие и техника. И они доказали, что в достижении своей цели их ничто не остановит. Им глубоко плевать на наши жизни и наше здоровье. Комбат уже пострадал. И нужно что-то делать. А мстить кому? Это вопрос! Нет тех, кто уродовал командира, а местные ''народные фронтовики'' упорно твердят, что не их это работа. Они тут ни при чем. Все это сделали бойцы других формирований, или просто бандиты. Представители местного Агдамского Народного Фронта Азербайджана клялись нам в вечной дружбе и любви и возмущались поступком ''неизвестных''. Что делать?

Комбат дал команду прекратить поиски…

Два дня комбат провалялся в санчасти, а потом опять стал выполнять свои функциональные обязанности. По части он передвигался с ватой и бинтами на обоих ушах, и сам шутил по этому поводу:

– Во, б…, твою мать, как артиллерист после артобстрела. Ни черта не слышно!

После этого пошла обычная повседневная жизнь. Несение службы и ожидание… Ожидание прибытия представителя штаба округа и чего-то нехорошего. Так продолжалось до 14 февраля. А после этого различные события посыпались как снег на голову.

14 февраля кардаши захватили второй и третий наши караулы. Караулы эти находились не на основной территории части, а за городом. Оба караула были захвачены практически без боя. Помогли кардашам осуществить захват наши ''любимые'', ''дорогие'' прапорщики. А произошло это таким образом. Второй караул нес службу по охране склада НЗ ГСМ, а третий – по охране склада НЗ инженерных боеприпасов и имущества. С ГСМ понятно – это бензин и автомобильные масла. Весьма нужная вещь! А в третьем карауле хранились не менее ценные предметы: мины, тротил, огнепроводный шнур, взрыватели…

Начальниками этих складов были прапорщики. Естественно, у них был допуск на территорию своих объектов. И вот днем 14 февраля ко второму караулу подъехал грузовик. Наша, военная бортовая машина. Из нее вышел прапорщик и демонстративно закурил сигарету.

Из караульного помещения вышел караульный, проверил пропуск и открыл калитку. И пока прапорщик разговаривал с караульным, отвлекая его внимание, из кузова машины выскочили джигиты и быстро обезоружили весь караул.

Второй караул состоял из одного поста, поэтому, в его состав входило лишь четыре человека, и начальником его был сержант срочной службы. Кардаши разоружили троих, а часового, ударив по голове пистолетом, разоружил сам прапорщик.

Что-то подобное произошло и в третьем карауле. Только там при захвате был избит лейтенант – начальник караула.

Так вот, кардаши разоружили составы караулов и отправили их в часть пешком.

С этого момента в батальоне началось массовое дезертирство солдат. Убежала половина из оставшихся бойцов. Убегали по одному и группами, бежали днем и ночью. Некоторых ловили и возвращали в часть, а они опять убегали. И остановить этот процесс было невозможно. В конечном итоге 20 февраля, в день приезда полковника из штаба округа, в части осталось около шестидесяти солдат срочной службы. Любопытно то, что ни один солдат-азербайджанец не дезертировал. Все они оставались в батальоне.

Полковник приехал на ''УАЗике'' в сопровождении БТР. И всего лишь за двадцать минут до его приезда у нас заработала дальняя связь. И знаете, какой первый вопрос задал комбату полковник? Вопрос был:

– Ну, что командир, связь работает?

– Так точно! – ответил комбат.

– Ну, а ты плачешь, что связи нет. Нехорошо! – важно сказал полковник.

– Ну, во-первых, никто не плачет, а во-вторых, она только что появилась, – в тон полковнику ответил комбат.

– Ладно, ладно, сделали мы вам связь, – улыбаясь сказал полковник, при этом сделав ударение на слове ''мы''.

– И на том спасибо вам! – ответил комбат, сделав ударение на слове ''вам''.

– Не горячись командир. Я с радостной вестью к тебе приехал!

– Слушаю вас.

Комбат с полковником стояли и разговаривали на площадке у входа в штаб. В это время за забором части прозвучала короткая автоматная очередь. Полковник, как спринтер, вбежал в двери штаба. Комбат остался на месте. Потом сплюнул и сказал:

– Не волнуйтесь, это не у нас стреляют, а в городе.

– Что значит – в городе? – спросил полковник, выглядывая из дверей штаба.

– Ну, так… в городе. Кто-то кому-то не понравился, вот и пальнул. А может, просто так, пострелять захотелось.

После этого полковник вместе с нашим командиром зашли в кабинет комбата, и разговор продолжили уже там.

Минут через пятнадцать в кабинет командира вызвали моего непосредственного начальника подполковника Азарова и меня. Мы зашли в кабинет, и комбат, указав на стулья, произнес:

– Садитесь.

Мы присели около двери.

Полковник курил, и некоторое время просто смотрел на нас. А потом важно произнес:

– Согласно приказу Командующего Закавказским Военным округом, ваш командир переводится в другую воинскую часть на повышение. Теперь он командир полка. А вы, подполковник Азаров, назначаетесь командиром батальона. Так, что принимайте должность и успехов вам.

– Есть, товарищ полковник! И спасибо за пожелание.

Полковник смачно затянулся сигаретой, выпустил дым и, посмотрев на меня, продолжил:

– А вы, товарищ майор, назначаетесь на должность начальника мобилизационной группы.

– Есть! – ответил я.

Ничего не было удивительного в том, что нас с Виталием Семеновичем Азаровым назначили на эти должности. В принципе, вышестоящее командование так раньше и планировало. Удивительным было то, что назначили нового комбата – командира части, без предварительного собеседования. Да и меня не вызывали на собеседование в мобилизационное управление округа. Но все к лучшему… Как говорится, ''баба с воза – кобыле легче''.

Дав нам возможность ''переварить'' сказанное, полковник продолжил:

– Я понимаю, Азаров, что личного состава в части осталось мало. И добавлю, что убывают из батальона еще несколько офицеров. Но вопросы уже решаются, должно прибыть пополнение.

– Ясно! – ответил новый комбат.

– А как быть с имуществом захваченных караулов? – спросил комбат старый.

– Учет этого имущества ведите в отдельной книге. Это ведь НЗ? – спросил полковник, посмотрев на меня.

– Да, это имущество длительного хранения, – ответил я.

– Ну вот, заведите отдельный учет, а указания вам пришлют позже.

– Товарищ полковник, а с прапорщиками как быть? – спросил Семеныч.

– А что с прапорщиками?

– Двое уже помогли местным бандитам захватить караулы. И подобное могут совершить другие, – сказал Семеныч.

– Азаров, не драматизируйте обстановку! Предателей найдем и накажем! Все остальные пусть выполняют свои обязанности! – повысив голос, строго произнес ''полководец''. После чего, еще раз сделав затяжку, добавил: И без самодеятельности, Азаров!

Полковник докурил сигарету и вдавил ее в пепельницу.

– Ну все! Мне пора! – объявил он. После чего встал. Встали и мы. Полковник направился к двери, открыв ее, вышел в коридор и уже оттуда произнес:

– Да, Азаров, все убывающие офицеры должны сдать должности и уехать в трехдневный срок!

– Но как, товарищ полковник? – удивленно спросили мы с Семенычем в унисон.

– Три дня, Азаров! Это не мой приказ, а приказ сверху. Три дня, и все должны убыть, согласно предписаний! Все убыть! – произнес полковник и, глянув на поправляющего бинт комбата, добавил: В том числе и бывший командир части! Все, успехов! А мне пора! – проговорив это, полковник вышел из штаба, влез в свой ''УАЗик'' и в сопровождении БТР уехал…

Командир батальона собрал всех офицеров на совещание в клуб. На совещании комбат представил нового командира батальона, довел до сведения офицеров о моем назначении на должность начальника мобилизационной группы и зачитал приказ о присвоении очередного воинского звания майор начальнику штаба батальона Саше Лагову. После этого комбат сообщил, что этот бравый ''Эй, полковник!'' привез стопку приказов. Согласно этим приказам несколько наших офицеров, которые своевременно написали рапорта, переводились для дальнейшего прохождения службы в свои республики. Точнее, уже в свои национальные армии.

Стоит отметить, что в декабре 1991 года в Беловежской Пуще Президенты России, Украины и Председатель Верховного Совета Белоруссии подписали документ о фактическом упразднении Союза Советских Социалистических Республик и об образовании независимых государств. После этого офицеры стали писать рапорта с просьбой отправить их для прохождения службы на свою родину. И вот сейчас наш ''любезный'' полковник привез приказы о переводе. Но зачитывать приказы сам не стал, а перепоручил это комбату. По приказам половина наших офицеров уезжала в Белоруссию, Украину, Молдову, Казахстан… В батальоне оставались лишь те, кто остался служить в Российской Армии. Остался и я. Мне просто некуда было ехать. В Молдавской армии служить не хочу. Ну не хочу – не румын я. А Приднестровская республика официально не признана. И значит, чтобы попасть служить в ее неофициальную армию, нужно увольняться из Объединенных Вооруженных Сил СНГ или дезертировать. А я не дезертир… Все, вопрос закрыт!

Утешало только то, что пятнадцать минут назад, сразу после убытия ''Эй, полковника!'', я дозвонился сестре своей жены. И узнал, что моя жена и дети сейчас находятся у нее, на Украине. Ну, хоть что-то уже определилось! На душе стало спокойнее…

Глава седьмая. Безумие

В течение трех дней убывающие офицеры сдавали свои должности тем, кто оставался в части. И вечером 23 февраля, когда все акты и рапорта о сдаче должностей были подписаны комбатом, подполковником Азаровым, все офицеры собрались в солдатской столовой. Собрались не просто так, а для того, чтобы попрощаться и отметить очередную, семьдесят четвертую годовщину Вооруженных Сил СССР. И пусть уже нет Советской Армии, а есть Российская Армия. Пусть уже нет Вооруженных Сил Союза Советских Социалистических Республик, а есть Объединенные Вооруженные Силы Союза Независимых Государств. Но традиция – есть традиция! 23 февраля – это праздник военных. Это наш праздник!

Комбат пожелал всем удачи, и мы дружно выпили… Потом еще выпили… И еще…

На следующий день ближе к обеду начальник штаба батальона, новоиспеченный майор Александр Лагов начал выписывать предписания и проездные документы убывающим. Работа шла медленно… Ну, все-таки накануне было застолье. Но к вечеру все документы были готовы и выданы на руки офицерам.

Утром 25 февраля ребята попрощались с нами и уехали.

В части нас осталось: десять офицеров и около шестидесяти солдат.

Нет, конечно же, по территории части еще и прапорщики бродили. Но они просто бродили без лишних эмоций. Не все прапорщики одинаковые, совсем нет. Были и толковые ребята, но они как бы растворились в общей серой массе, и просто были незаметны. А основная масса ходила с наглыми ухмылками, ожидая, что же будет дальше, не забывая при этом что-нибудь утащить домой. Как говорил наш зам по тылу капитан Витя Круглов: ''Прапорщики – это кровавые клещи на теле армии!''

Конечно, это преувеличение, но в нашей ситуации фраза эта была, как говорят, ''в точку!''

В ночь с 25 на 26 февраля армянские вооруженные формирования при поддержке танков, БМП и личного состава Степанакертского 366-го мотострелкового полка осуществили захват города Ходжалы.

Нет-нет, не весь полк принимал в этом участие, а только второй батальон. Командование полка не знало о происходящем. Подготовка к штурму происходила в тайне. Но все же одним из руководителей штурма был именно командир второго батальона.

Почему так произошло? А все очень просто!

Командир второго батальона, почти все офицеры, а так же все прапорщики в батальоне были армянами. В эту ночь они собрали всех солдат армян в полку, а так же несколько добровольцев других национальностей, и по предварительной договоренности с руководителями Национально-освободительной Армии Арцаха приступили к совместному штурму Ходжалы.

В 23.00 начался двухчасовой массированный артобстрел города из танков, БМП, БТР и модифицированных установок ''Алазань''. Затем с часа ночи до четырех часов утра армянские вооруженные отряды начали наступление на город. Солдаты 366-го полка при этом в город не входили.

Сопротивление гарнизона Ходжалы было быстро сломлено. К пяти часам утра в городе вспыхнул большой пожар. Горел почти весь город…

Еще до начала артобстрела армяне кричали в громкоговорители, установленные на БТР, о том, что создан ''свободный коридор'' для выхода населения из Ходжалы в сторону Агдама. Армяне предупредили, что выпускать будут только невооруженных людей. И вскоре после начала штурма часть населения стала покидать город, пытаясь уйти в направлении Агдама. В некоторых группах бегущих находились азербайджанские омоновцы и просто вооруженные люди из гарнизона города. Эти вооруженные джигиты, увидев армянские заставы, открыли по ним огонь… Армяне ответили тем же. Количество жертв росло…

Азербайджанцы из Агдама предприняли попытку вооруженного прорыва по направлению ''свободного коридора''. В этом прорыве по своей инициативе принимали участие несколько прапорщиков из нашего саперного батальона. Двое из них погибло. Погиб там же и наш участковый, старший лейтенант милиции Вагиф Искендеров.

В момент, когда армянские заставы отбивали эту атаку, к ним в тыл подошли первые группы беженцев из Ходжалы. Среди этих групп были омоновцы. Они открыли огонь по заставе… В результате чего один пост этой заставы был полностью уничтожен. Но был второй пост, о существовании которого азербайджанцы не подозревали. И из этого поста с близкого расстояния армяне начали из пулеметов расстреливать ходжалинских беженцев. Причем, убивали без разбора, как вооруженных, так и безоружных азербайджанцев. Убивали как взрослых, так и детей, как молодых, так и стариков…

Дорога постепенно превращалась в кроваво-снежное месиво, усеянное трупами людей…

Около армянского села Нахичеваник беженцы попали под шквальный огонь армянских БТР… Окровавленные трупы лежали вповалку, друг на друге…

Часть азербайджанской колонны ушла в сторону села Гюлаблы, и там около двухсот человек было захвачено в плен.

Уцелевшие, почти обезумевшие люди все-таки прорвались в Агдам. Но это судьба только тех, кто из Ходжалы пошел в Агдам по маршруту, оставляя армянский поселок Аскеран слева. Но был еще и второй поток беженцев.

Люди, идущие этим маршрутом, обходили Аскеран с правой стороны. Их тоже обстреливали армяне. Обстреливали так же, не выискивая среди бегущих вооруженных джигитов. Среди этого потока армяне брали заложников, при этом некоторых из них убивали на месте, а азербайджанским омоновцам топорами рубили головы. Кое-кому из заложников выкалывали глаза, отрезали уши, скальпировали, а потом уже убивали.

Во, блин, индейцы хреновы!

Многие беженцы сбились с пути и просто замерзли по дороге. А те, кто все-таки добрались до Агдама, были с сильными обморожениями.

После того, как город Ходжалы был взят армянами, в нем оставалось около трехсот азербайджанских мирных жителей. Все они были взяты в заложники, и вывезены в течение трех суток в Степанакерт и Аскеран. Город Ходжалы был разграблен, а затем в него стали вселяться армяне – беженцы из Азербайджана.

В Агдаме постоянно увеличивалось число беженцев из Ходжалы. Люди были обозлены до предела, и в своем гневе они уже не разбирали кто виноват, а кто нет. И уже к концу 27 февраля азербайджанцы начали через забор забрасывать территорию нашего батальона камнями. Так продолжалось до позднего вечера.

28 февраля произошло сразу два события. Во-первых, ночью из батальона дезертировали все солдаты азербайджанцы. А ведь до этого ни один азербайджанец не убегал. В части нас осталось тридцать один человек: десять офицеров и двадцать один боец – сержанты и солдаты срочной службы. Все оставшиеся бойцы были славяне: русские, украинцы и белорусы.

Вторым, не менее потрясающим событием, было следующее. Ближе к обеду в батальон на ''УАЗике'' вместе с солдатом-водителем приехал полковник из штаба 4-й Армии. Причем оба, как полковник, так и его водитель, были без оружия.

Полковник собрал всех офицеров на совещание. Собрались мы в кабинете комбата. Около получаса полковник объяснял нам сложившееся положение. Как будто, мы сами ничего не видим! Но мнение начальства однозначно: ''Мы – слепы!'' А если и видим, то недопонимаем, и проанализировать правильно не в состоянии.

Армейский принцип: ''Чем выше начальник, тем он умней!'' К сожалению, это не всегда так, но по уставу – все именно так! Устав – это армейский закон. А закон нарушать нельзя!

В конечном итоге полковник отдал приказ все личное оружие сдать на склад части. И стал убедительно говорить о том, что хватит уже кровопролития, все вопросы можно решить мирным путем. В подтверждение своих слов он добавил:

– Не волнуйтесь, товарищи офицеры, я остаюсь у вас в части. И вы увидите, что все будет хорошо!

Я и капитан Круглов попытались переубедить начальника, но он не стал вступать в полемику, а только повторил приказ:

– Все оружие – на склад!

Совещание временно прервалось для немедленного выполнения приказа полковника. Оружие на склад мы сдавали с большой неохотой. Выполнять приказы, если вы их понимаете и принципиально согласны с ними, – это одно. Но если беспрекословно выполнять приказ необдуманный, а в данной ситуации просто глупый – это совершенно обескураживает, потрясает и вызывает чувство полного недоумения. Неопределенность тревожила нас. Предчувствие… Мысли лезли в голову… Нет, полковника трусом назвать нельзя – он остается с нами. Но главным достоинством храбрости является осторожность. Мы же, сдав оружие на склад, поступали крайне неосторожно. Да что там неосторожно, мы поступали глупо!

Но глупцом назвать полковника не позволяет устав. Да и не глупец он, а просто четко и безукоризненно выполняет приказы и инструкции своего начальства. А высокому начальству было глубоко на нас наплевать. Возможно, начальство преследовало какие-то свои, непонятные нам, цели.

Эх, если бы знал полковник, что с ним произойдет!

Глава восьмая. Захват

Мы сдали оружие на склад. А после обеда опять собрались в кабинете командира батальона на совещание. Собрались почти все. Не было только одного капитана, командира инженерно-дорожной роты. Он был дежурным по батальону и находился в дежурном помещении.

Не было также начальника особого отдела капитана Сердюка. Его по телефону срочно вызвали в Гянджу, в особый отдел. Миша Сердюк сел в медицинскую ''таблетку'' и вместе с бойцом-водителем отправился в Гянджу. На выезде из Агдама их машину попытались остановить кардаши. Наши ребятки не остановились, памятуя о ситуации с бывшим комбатом. Кардаши открыли огонь по машине. В ответ Сердюк сделал пару выстрелов из пистолета.

Как говорится, приказы приказами, а особист должен быть во всеоружии. Всего оружия у Сердюка не было, а был только пистолет. И так вот отстреливаясь, Мишка с бойцом вырвались из Агдама.

На совещании не появился и зам по тылу капитан Круглов. Но на его отсутствие просто не обратили внимание. Тем более что он собирался после обеда резать свинью на подсобном хозяйстве. Кормить личный состав части нужно, а городские власти уже давно ничего не выделяют для этих целей. Вот и приходится обходиться своими силами.

Еще до начала послеобеденного совещания я зашел в секретную часть. После ''исчезновения'' прапорщика – начальника секретной части – ключи от ''секретки'' вот уже несколько дней находились у меня. Там я взял коробку с металлическими печатями и несколько книг учета имущества длительного хранения. Все это сложил в дипломат, и отнес к себе домой.

Зачем я это сделал? Не знаю. Просто какое-то шестое чувство подсказывало: ''Так надо!''

Если вы думаете, что только у меня было предчувствие, то вы ошибаетесь.

Зайдя в штаб, я заметил, что стеклянный ящик, в котором хранилось знамя части, был пуст. Не было и часового первого поста.

В любой воинской части первый пост – это пост по охране знамени части.

Тут из своего кабинета вышел начальник штаба майор Лагов. Он нес большой бумажный мешок, закинув его на плечо.

– Саша, а где?! – спросил я, указывая рукой на пустой стеклянный ящик.

– Все нормально, Толя! Флаг у меня, – успокоил Лагов.

– Ясно.

– Толик, помоги! Возьми второй мешок там, в кабинете, и пошли костер палить.

– Пошли! – ответил я, забирая второй мешок. А потом, улыбнувшись, добавил: – Что, криминал уничтожаешь?

– Да уж, криминал! Чем больше спалим, тем лучше! – ответил Лагов.

Мы вышли из штаба. Подошли к мусорным бакам, и стали сжигать в них содержимое мешков. Это были всевозможные документы. Лагов доставал из мешков листы, каждый по отдельности мял и бросал в огонь.

Закончив это мероприятие, мы подошли к штабу. Там уже собирались офицеры. Я остался с ними, а Лагов зашел в штаб. Через пару минут он вышел из него, держа в руке чемодан.

– Что, Шурик, в отпуск? – сострил замкомбата майор Шарафутдинов.

– Да нет, Ильдус, кое-что домой занести нужно.

– На совещание не опаздывай!

– Еще десять минут времени. Успею! – сказал Лагов и пошел быстрее.

Наш жилой городок находился совсем рядом с КПП части. Так что уже через десять минут Лагов действительно сидел вместе с нами на совещании.

Мы слушали полковника. А он говорил, как должно было быть, если бы все не было так, как оно есть… В общем, вся беседа была ни о чем. Конкретных целей и задач не ставилось. Ну, а что мы? Мы сидели и слушали…

Вдруг открылась дверь и в кабинет, направив на нас автоматы, вошли несколько кардашей с криком:

– Всем сидеть!

Вот оно! Случилось то, что должно было случиться. Нас разоружили и подставили под удар. А ведь все могло быть иначе. Не разоружили бы нас, и мы бы держались. Прислали бы хоть роту, и не было бы такого позорного захвата. Но, видно, кем-то в очень высоких кабинетах нам была уготована именно такая участь.

Захват всей части был до банальности простым. Кардаши не выискивали каких-нибудь новых стратегических и тактических планов. Все шло по старой, уже проверенной схеме.

Несколько наших прапорщиков подошли к ничего не подозревающему капитану – дежурному по батальону, и завели с ним разговор. А во время разговора, уловив удобный момент, напали на него, отобрали пистолет и ключи от оружейной комнаты. Затем связали капитана и затолкнули в комнату отдыха.

Прапорщик – дежурный по КПП – открыл ворота и запустил на территорию части толпу вооруженных джигитов.

Начальником караула был тоже прапорщик. С его помощью и при непосредственном участии кардаши разоружили весь караул.

Вот так и произошел захват.

Кардаши стали ходить по территории части, выставляя у различных объектов свою охрану. А толпа прапорщиков, не будь дураками, полезла грабить вещевой склад текущего довольствия.

Ну а мы, офицеры, сидели в это время под направленными на нас стволами автоматов в кабинете командира батальона.

– В чем дело? – спросил комбат.

– Молчи! – прокричал ему в ответ один из кардашей.

– Послушайте, так же нельзя, – произнес штабной полковник.

– Заткнись, свинья! – ответил ему тот же кардаш.

Вдруг в коридоре что-то прокричали по-азербайджански. И тогда наш ''собеседник'' кардаш громко сказал, обращаясь к нам:

– Выходите все из дома!

– Не дом это, милок, а штаб! – сказал Саша Лагов, за что получил удар кулаком в ухо от стоявшего у двери кардаша.

– Все выходи! – срывающимся голосом прокричал ''собеседник''.

Мы встали, и подталкиваемые стволами автоматов вышли из штаба.

Около штаба в окружении десятка вооруженных джигитов стоял и курил командир взвода связи старший прапорщик Аббасов. Одет он был не в простую суконную шинель, а в шинель из драпа. Такие шинели полковники носят. На шинели были пришиты парадные золотистые майорские погоны. На голове у него была парадная фуражка, вместо кокарды на ней был металлический значок с изображением трехцветного национального флага Азербайджана.

– Оба-на! – ухмыльнувшись, произнес я.

– ''Блин'', Аббасов, ты не свою шинель одел! – с издевкой сказал Лагов, и тут же схлопотал прикладом по спине.

– Прекратите этот маскарад, товарищ прапорщик! – сказал штабной полковник.

И тут один из кардашей выстрелил из автомата полковнику в ногу. А другой кардаш громко сказал:

– Майор Аббасов наш командир батальона.

Аббасов улыбнулся и важно произнес:

– Если кто из вас желает служить в Национальной Армии Азербайджана – примем как братьев! А если кто будет сопротивляться, того убьем!

Наступила минутная тишина. Только раненый полковник негромко стонал…

Аббасов вяло взмахнул рукой:

– Подумайте!

Сказав это, Аббасов демонстративно отвернулся от нас и стал разговаривать с джигитами на азербайджанском языке.

Из штаба вывели капитана, бывшего дежурного по части, и толкнули в нашу сторону.

И тут сказал подполковник Азаров:

– Слушай, Аббасов, полковник ранен. Давай его в госпиталь отправляй.

– Конечно, йолдаш подполковник, мы же не звери, – произнес Аббасов.

Слово ''йолдаш'' не является каким-то ругательством, как мог бы кто-нибудь подумать. Оно означает на азербайджанском языке – ''товарищ''.

Аббасов что-то сказал по-азербайджански одному джигиту, и тот энергично закивал головой. Потом этот джигит ушел, и через пару минут к штабу подъехал бортовой ЗИЛ-131. В его кузове сидели все наши солдаты. Мы перевязали ногу полковнику и загрузили его в кузов. После чего Аббасов, указав пальцем на старшего лейтенанта, командира инженерно-саперной роты, произнес:

– Ты будешь старшим! Увози солдат. И полковника в госпиталь увози!

Старлей посмотрел на Азарова. Тот в ответ кивнул, и сказал:

– В Гянджу!

Старший лейтенант влез в кабину. Боец-водитель завел двигатель, и машина отправилась в путь.

После того, как машина выехала за ворота части, двое кардашей повели нас в сторону солдатской столовой. Наверное, хотели закрыть нас там. Но осуществить задуманное им не удалось.

Солдатская столовая находилась рядом с КПП. И когда до него оставалось метров семь, комбат, идущий сзади, положил руки на плечи мне и Лагову, и произнес:

– Саша, Толя, бегите!

Первым в направлении открытой двери КПП рванул Лагов. Я, не задумываясь, побежал за ним. Приказ – есть приказ! Сзади раздалась автоматная очередь… Потом крики… Затем шум драки…

Мы с Лаговым, как НУРСы (неуправляемый реактивный снаряд) неслись в сторону жилого городка… Вбежав в него, Лагов крикнул:

– Бежим к моей машине!

– Но там же наши!

– Быстрее! Знамя спасать надо!

Я все понял без дальнейших объяснений. Знамя у Лагова. И значит, именно Сашку Лагова я и должен охранять.

– Все понял! Давай ''тачку'' к подъезду! А я сейчас! – прокричал я Сашке и стремглав заскочил в подъезд дома, затем в квартиру. Схватил дипломат и выбежал во двор.

Сашкины ''Жигули'' уже стояли у подъезда. Я прыгнул в открытую переднюю дверь, и мы рванули с места… А сзади, у КПП, была слышна перестрелка…

Мы ехали по Агдаму на большой скорости, нарушая все правила дорожного движения. А собственно, какие правила? На Кавказе все так ездят, тем более что светофоры не работают уже несколько месяцев.

На выезде из города нас обстреляли из автоматов кардаши. Одна пуля угодила в заднее стекло, и его осколки звонко посыпались внутрь машины.

– Во, б…, сволочи! Машину мне ломать?! – прокричал Лагов, и добавил: – Толя, в ''бардачке'' посмотри!

Я открыл ''бардачок'' и взял там пистолет ПМ.

– Молодец, Сашка! – прокричал я. Потом развернулся и стал стрелять назад через разбитое окно.

Один кардаш упал.

– Есть один! – прокричал я в азарте.

– Все, Толя, рвем когти! – сказал Лагов, вдавив до отказа педаль газа.

До Гянджи мы неслись на огромной скорости, и уже примерно через час въехали в один из самых красивых городов Азербайджана. Да, Гянджа город красивый! И это не только мое мнение.

Мы остановились около КПП 23-й Гвардейской мотострелковой дивизии.

– Ух! – тяжело выдохнул Лагов.

– Слушай, Саша, а где знамя, если не секрет?

– Никаких секретов от тебя, Толик! Ты ведь мой телохранитель, – ответил Лагов, расстегнул бушлат, затем хэбэ, и произнес: – Вот оно, милое!

Знамя было обмотано вокруг Сашкиного туловища.

– А если бы в тебя попали? – спросил я.

– Было бы знамя с дырочкой, – ответил в тон мне Лагов, и добавил: – Только вот попали не в меня, а в тебя.

– Куда? – не понял я.

– На левую руку посмотри.

Я посмотрел на левую руку и увидел, что на плече бушлат был разорван, точнее, был вырван клок ваты-утеплителя.

– Ничего, Саша, главное не ранило!

– Вот и я о том же, – доставая сигарету, сказал Лагов.

Потом протянул пачку ''Примы'' мне:

– Давай, Толик, я буду что-то со стеклом задним придумывать, а ты что-нибудь для согрева найди. Стресс снимать будем!

– Хорошо! – подкуривая, ответил я.

Я вылез из машины и отправился в дивизию искать своего хорошего знакомого, начальника вещевой службы танкового полка.

Не было ничего удивительного в том, что по дороге из Агдама в Гянджу мы не встретили ЗИЛ-131 с нашими бойцами. Мы с Лаговым мчались по короткой, но опасной, систематически обстреливаемой дороге, через Мир-Башир. Старлей же с бойцами, видимо, отправился по дороге менее опасной, но более длинной, через Евлах. Терзало только одно: что же с комбатом и теми, кто прикрывал нас…

Примерно через полчаса я отыскал Валерку, старлея, начвеща танкового полка. Потом вкратце рассказал ему, что с нами произошло. Захватив ватный матрац, чтобы окно заделать в машине, и две бутылки водки с закуской мы вышли из КПП дивизии.

Возле машины Лагова стояли еще два ''Жигуленка''. Это были машины комбата и зама по вооружению. А возле них, шумно беседуя, стояли наши офицеры.

Антон, наш замполит, капитан, громко и эмоционально рассказывал, как после нашего с Лаговым побега они отобрали у кардашей-конвоиров автоматы. Потом, обстреливая КПП и не давая джигитам выйти за ворота, заняли оборону, пока комбат и зам по вооружению выводили свои машины. Офицеры сели в автомобили и, отстреливаясь, покинули Агдам. А подъезжая к Гяндже, они догнали ЗИЛ-131 с нашими солдатами.

Старлей с солдатами и раненым полковником уже въехали на территорию дивизии. Там же находился наш комбат, он связывался по дальней связи со штабом 4-й Армии.

Все вроде бы налаживалось. За это и выпить не грех. Мы с Валеркой накрыли импровизированный стол на капоте машины зама по вооружению, и все стали дружно употреблять, ну… греться.

Через некоторое время из КПП вышел комбат и, улыбаясь, произнес:

– Ну вот, стоит командиру на две минуты отлучиться, как тут пьянка уже. Кстати, мне оставили?

Мы переглянулись. Все было выпито. Зам по вооружению улыбнулся и подошел к багажнику своей машины. Открыл его и, достав бутылку азербайджанского коньяка, произнес:

– А как же!

Азаров выпил коньячку и сказал:

– Вот что, ребята, приказано нам ехать в штаб округа. Но не все мы едем в Тбилиси.

– Кто-то в другое место едет? – спросил я.

– Нет. По приказу, здесь, в Гяндже остаются командиры рот и солдаты. Все остальные завтра с утра вместе со мной убывают в Тбилиси.

Затем комбат посмотрел на капитана, командира инженерно-дорожной роты, и добавил:

– Тебя уже ждет командир саперной роты.

– А где он?

– Кто – старлей? Там, у штаба дивизии. Кстати, смотри за бойцами, чтоб порядок был.

– Все нормально будет! – сказал капитан и пошел в сторону КПП дивизии.

На ночевку мы разместились в одной из каптерок 23-й дивизии. Вечером к нам пришел Миша Сердюк и сообщил, что переводится на родину, на Украину. Собственно, его и в особый отдел вызывали для того, чтобы сообщить эту новость. Мишка пришел не с пустыми руками. Ну, мы и отметили это…

А утром комбат подполковник Азаров, зам комбата по боевой подготовке майор Шарафутдинов, зам по вооружению капитан Рощенко, замполит капитан Чугунников, начальник штаба майор Лагов и я на трех ''Жигулях'' отправились в штаб округа в Тбилиси. В принципе, все было на своих местах. Неизвестно было только одно: где зам по тылу капитан Витя Круглов? Что с ним? И жив ли он вообще?

Глава девятая. В «стойле»

В Тбилиси нас разместили прямо на территории штаба Закавказского Военного округа. Выделили комнату в одном из зданий штаба. Солдаты комендантского взвода принесли туда металлические армейские кровати, ватные матрацы, подушки и постельные принадлежности. Так мы и разместились для временного проживания.

Хотя нет! Сначала от нас потребовали сдать оружие дежурному по штабу округа. А почему бы и нет? Здесь, в Тбилиси, войск много, штаб охраняется. И оружие не наше, а как бы правильнее сказать… трофейное. Вот мы его и сдали: два автомата АК-74, и два пистолета ПМ. Зам по вооружению капитан Рощенко оформил соответствующие документы на сдачу оружия.

Потом мы загнали наши машины на территорию штаба округа. И только после этого пошли устраиваться в отведенном для нас помещении.

Следующий день прошел впустую. Мы просто слонялись по коридорам штаба, и не было до нас никому никакого дела. Один лишь замполит капитан Антон Чугунников сумел ''прорваться'' к своим окружным политработникам. Но и там только поинтересовались: сколько нас, и где разместились? Больше никаких вопросов и указаний не было.

Только на второй день после обеда нашего комбата вызвали на беседу к генералу. После нее подполковник Азаров вернулся хмурый, периодически чертыхаясь.

– Ну, что там, Семеныч? – спросил я.

– Блин, Толя, мы во всем виноваты!

– В чем?

– Во всем! – на повышенных тонах произнес комбат, и добавил: – Мы сдали часть! Мы виноваты в утрате имущества! Мы стреляли в мирных людей!

– Да какие они мирные? И если разобраться, они же ранили полковника армейского!

– Вот-вот! А я лично виноват, что допустил это. И полковник получил ранение по моей халатности! – проговорив это, комбат тяжело вздохнул и отвел взгляд в сторону.

Я достал из пачки сигарету и предложил комбату.

– Нет, – ответил он.

Я повертел сигарету в пальцах и засунул ее обратно в пачку.

– Интересно получается, Семеныч. Сначала у нас по приказу начальства отбирают оружие, потом происходит захват части. А когда мы пытаемся оказать сопротивление, начальство начинает считать нас преступниками. Любопытно!

– Это ты к чему?

– Жаль, нет с нами Сердюка. Ничего, прорвемся! – ответил я.

– Я понял твою мысль, Толя. Но пока неизвестно, что дальше будет.

Я опять достал сигарету из пачки и, подкурив, сказал:

– Думается мне, что генерал погорячился. Сегодня объявит пару взысканий своим заместителям, ''выпустит пар''… Потом доложит Командующему округом. Тот, в свою очередь, свяжется с Москвой. А завтра, возможно, будет и решение.

– Я тоже так думаю, – улыбнувшись, сказал комбат, и добавил: – Но хотелось бы, чтоб решение толковым было.

Я несколько ошибся. На следующий день комбата никто не вызывал. Но все же день даром не пропал. После обеда к нам в комнату, постучавшись, вошел солдат-посыльный, и доложил, что на КПП прибыл какой-то капитан и просит кого-нибудь из нас.

– Ну что, пошли посмотрим, Толя, кто там? – предложил майор Шарафутдинов, взглянув на меня.

– Пошли, Ильдус, – ответил я.

Мы вышли из нашего ''стойла'', именно так от безделья мы называли комнату, в которой жили, и пошли по коридорам штаба. Выйдя из КПП, мы увидели интересную картину.

На площадке у КПП штаба Закавказского Военного округа стоял продырявленный в нескольких местах пулями УАЗ-469. На его капоте, закинув на ремне через плечо АКС-74, и положив на колени АКМ, сидел и курил наш зам по тылу капитан Витя Круглов.

– Витек! – вырвалось у меня.

– Да-а, йолдаши майоры! Я половину Азербайджана объездил в поисках вас! А вы в Грузии?! – осипшим голосом, но очень эмоционально произнес Круглов.

– Где ты был, Витя? – спросил Ильдус, рассматривая дырки от пуль.

– Я?! Это куда вы все делись? – прохрипел Круглов.

– Ладно, пошли в наше ''стойло''. Там разберемся, – сказал я.

– Э! Подожди! Этот прапорюга хочет оружие у меня отобрать, – сказал Круглов, показав пальцем на прапорщика, дежурного по КПП.

– Так надо, Витя. Мы свое уже сдали, – ответил я.

– Да? Ну, ладно, – Круглов спрыгнул с капота ''УАЗика'' и вместе с нами пошел сдавать оружие.

Сдав автоматы дежурному, Круглов загнал ''УАЗик'' на территорию штаба и припарковал его возле трех наших ''Жигулей''.

– Что-то очень легко ты с автоматами распрощался, – произнес Шарафутдинов, и добавил: – Наверное, еще что-то есть?

– Что ты, Ильдус! Приказы нужно выполнять! – ответил Круглов, улыбнувшись.

Мы с Шарафутдиновым улыбнулись в ответ.

Умывшись, побрившись и сев с нами за стол распить бутылку водки, Круглов рассказал, что с ним приключилось.

После первого совещания с армейским полковником он сдал свои автомат и пистолет на склад части. А затем отправился на продовольственный склад за своим любимым четырехгранным штыком от винтовки Мосина.

Напомню, Круглов собирался производить забой свиньи на подсобном хозяйстве. А лучшим средством для этого является именно ''мосинский'' штык. Откуда взялся на продскладе этот ''инструмент''? Не знаю, он всегда был там.

На продовольственном складе штыка не оказалось. Витя, немного подумав, вспомнил, что оставил его в овощехранилище. Ну, а раз там, то нужно за ним идти. Витя закрыл склад и спустился по ступенькам вниз. Овощехранилище находилось в глубоком подвале под продовольственным складом. Спустившись туда, он немного повозился с керосиновой лампой, чтобы зажечь ее. Электричества в этот момент не было. Обычно, когда городская подстанция отключала подачу в часть электроэнергии, мы включали свои передвижные дизельные электростанции ЭСД-10. Но включали мы их вечером, а сейчас еще был день. Вот и пришлось Круглову зажечь керосиновую ''Летучую мышь''.

Осмотревшись, он увидел на столе штык, а рядом с ним книгу учета продовольствия. Ну, и присел на табурет за стол, чтобы полистать ее. А знаете, усталость свое берет, тем более что почти всю прошлую ночь Витя территорию части патрулировал. Вот он и задремал в подвале… А наверху в это время происходил захват части. Овощехранилище было оборудовано так, что при необходимости могло служить бомбоубежищем. Поэтому Круглов и не слышал никаких выстрелов.

Очнулся от дремоты он примерно через полчаса после того, как последняя группа наших офицеров, отстреливаясь, покинула Агдам.

Когда Витя вышел из овощехранилища, то увидел стоящего к нему спиной непонятного ''воина''. Одет тот был в камуфлированный бушлат, серые гражданские брюки, и с пыжиковой шапкой на голове. На левом плече у него висел автомат. Причем висел стволом вниз, как двустволка у охотника. ''Воин'' не просто так стоял, а мочился на стену соседнего склада.

Виктор тихо подкрался к нему и, приставив ''мосинский'' штык к горлу кардаша, произнес:

– Молчи!

Кардаш замер, а Виктор снял свободной рукой АКМ с его плеча и закинул на свое. Потом отвел кардаша в овощехранилище.

Джигит сразу, без каких-либо проволочек, рассказал Круглову обо всем, что произошло в части. Рассказал и о захвате, и о перестрелке у КПП.

– Так, надо сматываться, – сказал Виктор.

– Беги капитан! Я никому не скажу, – произнес джигит предательски дребезжащим голосом.

– Да рассказывай, что хочешь и кому хочешь, только позже, – ответил Круглов и, связав джигита, вышел из овощехранилища.

Конечно, лучше всего было бы перелезть через забор части. Но вдоль всего периметра забора с внутренней стороны было растянуто МЗП (малозаметное препятствие) – путаная проволока, и мины сигнальные стояли. И при малейшей неосторожности мины сработали бы, и начался ''фейерверк''. Поэтому Круглов перелез через забор автопарка и, спрятавшись там, стал наблюдать.

В автопарке было человек двадцать кардашей. Они вместе с бывшими нашими прапорщиками ковырялись у различных машин, подготавливая их к эксплуатации. Но внимание Круглова привлекла только одна группа из трех человек. Группа эта снимала с ДИМа выносную раму и поисковый элемент.

ДИМ – это дорожный индукционный миноискатель. Предназначен он для механизированного поиска и обнаружения противотанковых и противотранспортных мин установленных под дорожное покрытие автомобильных дорог. Миноискатель смонтирован на базе переоборудованного автомобиля УАЗ-469.

Объясняю проще. Представьте себе обычный ''УАЗик'', к которому дополнительно прикреплены штук двадцать полтора-двухметровых труб, одна широкая большая труба, и восемь колес. Предназначение этой машины – поиск мин… А брони нет! Только полный идиот может работать на ней сам, или послать своих бойцов работать с ДИМом, выискивая мины. ДИМ – это машина для самоубийц!

Не думаю, что кардаши знали об этом. Скорее всего, войдя в автопарк, джигиты увидели УАЗ-469 с какими-то ''железяками'', и решили их снять. И правильно сделали! УАЗ-469 – машина хорошая. А ДИМ – полная чушь!

Круглов, сидя в своем укрытии, дождался, пока кардаши сняли выносную раму и заправили машину горючим. Затем джигиты завели мотор, несколько минут поездили по автопарку, проверяя работоспособность ''УАЗика'', и, поставив машину на прежнее место, переговариваясь, вошли на КТП.

Витя пробрался к машине, влез в кабину и сел за руль. На переднем пассажирском сидении лежали АКС-74 и граната РГД-5.

– Оба-на! Пригодится!

Затем он завел двигатель, и рванул с места в открытые ворота автопарка. На большой скорости проехал по территории части и выехал в открытые ворота КПП.

Во как! ''День открытых дверей!''

С КПП по ''УАЗику'' открыли огонь… Несколько пуль попали в машину. Витя бросил гранату в сторону КПП.

– А вот теперь попробуй, – догони! – прокричал он, вдавив до отказа педаль газа.

Так Витя и покинул Агдам, двигаясь в направлении города Евлах. Рассуждал он так: наш батальон в непосредственном подчинении Штаба 4-й Общевойсковой Армии. Штаб армии находится в Баку, значит ехать нужно в Баку. Вот он, проехав Евлах, и направился по трассе прямо в направлении Баку, а не свернул влево – на Гянджу. Не знал он, что командование 4-й Армии нас уже ''отфутболило'' в Штаб Закавказского Военного округа.

Только к утру Витя добрался в Баку. Подъехал к Штабу 4-й Армии, сообщил о своем прибытии дежурному по КПП, попросив пригласить кого-нибудь из инженерной службы, и стал ждать. Прошел час, но никто к нему не вышел. Он еще раз напомнил о себе дежурному, а тот в свою очередь, стал звонить в инженерную службу. В инженерной службе ответили, что они знают о прибытии капитана Круглова, и пусть Круглов подождет. Прошло еще два часа, но так никто из инженерной службы и не появился. Тогда Виктор опять подошел к дежурному по КПП с этой же просьбой.

– Старший лейтенант, дежурный КПП ответил ему:

– Товарищ капитан, начальство занято, раз не выходит.

– Чем интересно?

– Не знаю.

– Никто не знает! – произнес Виктор.

– Честно говоря, сейчас никого не впускают на территорию штаба, но давайте, я еще раз попробую связаться с инженерами? – предложил старлей, беря телефонную трубку.

– Нет, подожди! Давай по-другому!

– Как по-другому? – не понял старлей.

– Хрен к инженерам прорвешься! Сделаем ''ход конем''. Свяжись с тыловиками, и сообщи обо мне.

– Как скажете, – ответил старлей, и спросил: – А по должности вы кто?

– Заместитель командира батальона по тылу.

– Вопросов нет!

Старший лейтенант стал связываться по очереди со всеми службами тыла. И, в конечном итоге, через полчаса на КПП пришел подполковник из вещевой службы армии. Одет на нем был новенький бронежилет, на ремне через плечо АК-74, а на голове нелепо смотрелась каска.

– Б…, ''фронтовик''! – шепотом произнес Круглов.

– Угу, – старлей улыбнулся в ответ.

Подполковник поздоровался с Виктором за руку и, выслушав рассказ, сообщил о том, что штаб Агдамского саперного батальона отправлен в Тбилиси.

– А когда они уехали из Баку? – спросил Круглов, в надежде догнать по дороге.

– Их не было в Баку. Они из Гянджи уехали.

– Твою мать! – сплюнув, проговорил Виктор.

– Не ругайся, найдешь своих, – проговорил подполковник.

– Дайте бензина, товарищ подполковник, – сказал Виктор.

– Завтра в Сальянских казармах тебе нальют, я договорюсь!

– И на том спасибо!

Переночевал Круглов в Сальянских казармах, а весь следующий день потратил на заправку. Вы думаете легко заправиться, если прапорщик в загуле или прогуле, или отгуле за прогул? Нет – сделать это сложно! Первую половину дня Круглов искал прапорщика, а вторую половину дня, уже найдя прапорщика, объяснял ему, кто он такой и почему заправляется здесь. В итоге Витя все-таки заправился, но ночевать опять пришлось в Баку.

На следующее утро он рванул в Тбилиси. Но, доехав в Гянджу, узнал от десантников на блокпосту, что в сторону Грузии вечером дорога закрыта. Поэтому ему пришлось заночевать в расположении 23-й дивизии. В дивизии он узнал, что Степанакертский 366-й полк воюет сам с собой!

Так, все по порядку. Командование Закавказского Военного округа поставило задачу командиру 366-го Гвардейского мотострелкового полка вывести полк из места постоянной дислокации и перебазироваться в Вазиани.

В поселке Вазиани, что недалеко от Тбилиси, находился учебный центр.

Получив задачу, командир 366-го полка выстроил технику в колонну для марша. И полк стал выбираться из Степанакерта.

Но командир второго мотострелкового батальона этого полка вместе с офицерами, прапорщиками армянами, и солдатами разных национальностей, захватив танк, двадцать БМП и два артиллерийских орудия, занял господствующие позиции в четырех километрах южнее села Балыджа, и не пропускал колонну. Второй батальон – это именно тот батальон, который принимал участие в штурме Ходжалы.

Зачем армянам нужно было задерживать полк? Солдаты и офицеры полка им, собственно, и не нужны. А нужны им были оружие и техника.

Узнал Витя также, что в Степанакерт из Гянджи уже вылетела группа десантников на вертолетах МИ-6, МИ-8 и МИ-26 для оказания помощи остаткам 366-го Гвардейского мотострелкового полка по выводу из Нагорного Карабаха. Была также отправлена туда и группа боевых вертолетов МИ-24.

Вот с этими новостями на следующий день и приехал к нам в Штаб Закавказского Военного округа наш зам по тылу капитан Виктор Круглов.

Глава десятая. Расформирование

Весь март, апрель и половину мая мы находились в штабе округа в ожидании решения начальства по нашему батальону. За это время все успели съездить в очередной отпуск на родину. Я тоже побыл месяц со своей семьей, и определился: переводиться буду на Украину. После отпуска совершенно не хотелось возвращаться в Закавказье, но надо!

Числа двадцатого мая нам сообщили, что Командованием Объединенных Вооруженных Сил Союза Независимых Государств принято решение о расформировании нашего батальона. Комбат попытался доказать, что знамя части все-таки спасено, но убедить никого и ни в чем было невозможно. На все доводы подполковника Азарова генерал не реагировал, а ответ был один:

Расформирование!

С этого момента мы начали составлять акты на списание всего имущества части.

По всему Закавказью в это время было неспокойно. Периодически до нас доходила информация и просто слухи о различных событиях.

При помощи вертолетов и десантников из Нагорного Карабаха все-таки были выведены 366-й мотострелковый полк и батальон химической защиты. Вывод проходил с незначительными боями, но потери, как личного состава, так и военной техники были. Был там же сбит и один вертолет МИ-24.

После вывода 366-й МСП и химбат были расформированы.

8 апреля с аэродрома Ситал-Чай 80-го авиаполка лейтенант азербайджанец угнал самолет СУ-25 и перелетел на гражданский аэродром в Евлах. А уже в мае этот штурмовик успешно бомбил населенные пункты Нагорного Карабаха.

7 мая азербайджанская пехота при поддержке БТР и вертолетов МИ-24 предприняла штурм карабахских оборонительных позиций возле Степанакерта. Штурм не удался.

8 мая четыре азербайджанских вертолета МИ-24 обстреляли НУРСами Степанакерт. В этот же день два азербайджанских вертолета обстреляли армянские села Базар и Норшен.

9 мая азербайджанские вертолеты атаковали армянское село Шош. В этот же день азербайджанский штурмовик СУ-25 подбил армянский пассажирский ЯК-40. Но самолет сумел приземлиться, и люди спаслись.

10 мая азербайджанские вертолеты атаковали города Степанакерт и Аскеран, а также села Гаров и Красни.

На следующий день азербайджанские вертолеты вновь атаковали Аскеран. Подверглись атакам и села Даграз и Агбулаг.

Из Шуши систематически обстреливался Степанакерт при помощи установок ''Град'' и ''Алазань''. Армяне несли большие потери. И чтобы избежать этого в дальнейшем они в первой половине мая предприняли штурм Шуши. Штурм был стремительным, в результате чего армяне взяли город, и захватили установки ''Град'' и ''Алазань'' с большим количеством боеприпасов к ним.

12 мая азербайджанский СУ-25 бомбил села Шош, Храморт, Вериншен и Ай Парис.

После захвата Шуши армяне, развивая наступление, вышли к городу Лачин и 18 мая взяли его штурмом, прорвав блокаду, и создали ''Лачинский коридор'', соединивший Нагорный Карабах с Арменией. В этот же день азербайджанская авиация бомбила город Мартуни.

А дальше произошло то, что у всех у нас вызвало просто недоумение. Судите сами.

Согласно директиве МО России 4-я Общевойсковая армия должна была передать Азербайджану 237 танков, 325 БТР и БРДМ, 204 БМП и 70 артиллерийских установок различных систем.

В свою очередь Армения получила от дислоцировавшейся на ее территории 7-й Танковой армии 54 танка, 40 БМП и 50 артиллерийских орудий.

Зачем? Не мне судить!

А война загудела с новой силой. И в этот процесс выяснения отношений в Закавказье включились Грузия и Южная Осетия. Раньше они просто постреливали друг в друга, а теперь принялись воевать. Не даром говорят: ''дурной пример – заразителен!''

Ну, а мы сидели и составляли акты. Акты эти так и назывались: ''Акт списания имущества, утраченного при захвате воинской части''. Каждый из нас составлял акты по имуществу своих подчиненных служб.

Быстрее всех справился со своим имуществом замполит капитан Чугунников. И Витя Круглов шутил по этому поводу:

– Взял, все свои балалайки включил в общий список. И нет проблем!

Я же помогал замам по тылу и по вооружению списывать технику и имущество длительного хранения. Особого труда в этом не было, ведь у меня были книги учета. Открыл книгу, и переписывай все из нее в акт, но не все так просто. Возможно, процесс списания шел бы быстрее, если бы не вводные. А вводные были интересные. Процесс такой: составил акт и отдаешь на подпись в соответствующие службы округа. А оттуда тебе его возвращают с убедительным уточнением, что нашей частью было получено еще такое-то и такое-то имущество, на основании таких-то документов.

Но как? Когда? Книги учета у меня, и учет этот я веду в части. Не было такого. А мне отвечают:

– Вы просто забыли, товарищ майор. Включайте в общий список, все равно списываете!

– Есть, товарищ полковник!

Мысль была только одна: быстрее бы расхлебать это дерьмо, и уехать отсюда к чертовой матери.

Весь июнь и июль мы занимались списанием. А в августе Агдамский Отдельный инженерно-саперный батальон был расформирован. Любопытно, что с момента создания наш батальон просуществовал ровно пятьдесят лет. Ровно!

Мы получили свои документы на руки, попрощались и разъехались к новым местам службы согласно предписаниям.

А дальше мне, и не одному мне, в жизни встретились пузатые толстокожие чинуши…

Но это уже другая история.

Июль – декабрь 2001г.