Юлия Федотова

Чисто семейное дело

Часть первая

— Нет, вы только посмотрите, какой ужас! — с несвойственной ей экспрессией вскричала Меридит, зачем-то задирая кверху босую ногу.

— Какой ужас? — вяло переспросила Энка, откладывая чертеж. Ей все не удавалось приспособить башенки к пирамиде. Как ни старалась, получалось сущее безобразие.

— Где у вас ужас?! — выглянула из кухни возбужденная Ильза. Руки у нее были в фарше, а нос в муке, не иначе надумала печь пироги.

— Да вот! Ноготь, видите?! — Диса гордо продемонстрировала желающим большой палец левой ноги. Ноготь на нем в самом деле выглядел нездоровым — пожелтевшим и утолщенным. Но прежде сотника Меридит не слишком удручали даже кровавые раны, поэтому Ильза не могла понять, чем вызваны столь бурные эмоции. Зато Энка догадалась сразу!

— Грибок подцепила! — всплеснула руками она. — Вот беда! А я вчера твои сапоги надевала, когда бегала в лавку!

— А вот не надо чужие вещи без спросу хватать! — рассердилась диса. — Значит, это из-за тебя у меня сегодня весь день стелька сползала! И вообще, грибок тут ни при чем, это я начала перевоплощаться в троллиху! С ноги! Потому что слишком давно не воевала.

Энка так и села, где стояла, — на кровать боевой подруги.

— Ты что, спятила?! Мы всего две недели как из похода!

— Не две, а почти три. И вообще, то был мирный поход, а не война.

Последнее заявление было столь неожиданным, что Ильза выронила нож. При всем своем уважении к старшей по званию, она никак не могла согласиться считать очередное предприятие по спасению мира «мирным походом».

— Мужик придет! — машинально отметила Энка. — Последние месяцы мы только и делали, что сражались с нежитью. Чего тут мирного, скажи на милость?!

Но Меридит была непреклонна в своих суждениях. Истребление нежити не имеет никакого отношения к военным действиям, это мирное, бытовое занятие вроде прополки огорода или выведения клопов, разве что более опасное. А настоящее сражение было только одно — с защитниками Пращура. Этого, по условию проклятия, недостаточно. Теперь она в любой момент рискует стать троллихой!

— И что ты предлагаешь? — Сильфида решила перевести беседу из теоретического русла в практическое.

— Наняться в Аполидий. Там наверняка кто-нибудь с кем-нибудь воюет… — заявила диса, но помолчав и собравшись с духом, добавила: — Или даже в Сехал, будь он неладен!

Это было уже серьезно.

— Ты же терпеть не можешь Сехал!

— Что поделаешь! Из двух зол надо выбирать меньшее. Лучше лето в Сехале, чем вся жизнь в образе троллихи!

От порога донесся шум — это вернулись Хельги с Эдуардом, Ильза посылала их в сарай за углем для плиты.

— А мы завтра уходим воевать в Сехал! — радостно объявила дочь сенатора Валериания, скорая на выводы и решения.

— Как?! — Хельги выронил ведро, оно опрокинулось, угольки разлетелись по полу. — Вы с ума сошли?!

— О! Кто-то большой придет! — сказала Ильза радостно. Обычно, когда она от неожиданности роняла предметы, ее упрекали в недостатке выдержки. Дескать, хороший воин должен контролировать свои эмоции и рефлексы. Так-то они сами контролируют!

— Вы с ума сошли? — продолжил магистр Ингрем. — Со дня на день должна прийти галера с моими образцами! В конце месяца у меня отчет на Ученом совете! У нашего нового континента еще даже названия нет…

Тут возмущенная сильфида не выдержала, перебила:

— Тебе, собственно, что важнее, Ученый совет или жизнь сестры по оружию?!

Хельги заметно побледнел. Пожалуй, будь у него в руках ведро — выронил бы снова.

— А что случилось с моей сестрой по оружию?!

— Перевоплощаюсь в троллиху! — объявила та с достоинством.

Физиономия Хельги приобрела нормальный оттенок, было совершенно очевидно, что он не воспринял угрозу всерьез. Но и как шутку, в отличие от Эдуарда, не расценил. Он умел с первого взгляда определять, когда диса говорит всерьез, а когда придуривается (к примеру, у сильфиды разграничить эти два состояния было практически невозможно).

— Что за глупости? С чего ты вообразила?

Меридит предъявила брату по оружию деформированный ноготь, после чего последовал диалог, аналогичный приведенному выше.

Хельги эти доводы не убедили, он просто смирился с неизбежным: если девицы вбили что-то себе в голову — голосу разума их не остановить. И дело не в перевоплощении, просто кое-кого потянуло на приключения. Что ж, он мог это понять. Жизнь в постоянном балансировании между жизнью и смертью затягивает не хуже шай-таньей воды или одурманивающей травки из Сехала. Хельги и сам не отказался бы тряхнуть стариной, наняться в войско, но теперь у него были другие приоритеты.

— Давайте, по крайней мере, дождемся галеры с образцами. Я очень боюсь их потерять.

— Да чего ждать… — начал было Эдуард, но бывший наставник глянул на него так, что закончить фразу принц не решился.

А если бы и решился — все равно не успел бы. Потому что в дверь громко постучали, Энка пошла открывать. Трое мужиков стояли на пороге — двое незнакомых, согнувшихся под тяжестью объемистых заплечных мешков, а третий — не кто иной, как наследный принц Рагнар собственной персоной! Незнакомцы же оказались просто носильщиками из числа его подданных. Они доставили образцы Хельги, и Рагнар их сразу отослал. Сам рыцарь нес груз иного рода. Не могла же королева Оттонская оставить голодными друзей любимого сына, так и не попавших на торжества по случаю очередного спасения мира! Две огромные корзины и заплечный мешок рыцаря были набиты всяческой снедью.

— Боги великие! Да тут еды на месяц! — всплеснула руками Ильза. — Где мы станем ее хранить — ума не приложу!

— Мама считает, это всего лишь скромный обед, — покаянно вздохнул Рагнар. — Я пытался ее переубедить, но она уступила только кабана.

— Какого кабана? — округлила глаза девушка.

— Кабана на вертеле, запеченного целиком. Она хотела и его вам послать. Я едва отбился.

— Молодец! — от души одобрила Ильза. — Давай я тебя поцелую!

Рыцарь охотно подставил щеку, Меридит отвернулась, чтобы не видеть. Она уважала и ценила Рагнара как верного друга и соратника, но даже представить себе не могла, как можно целовать его по доброй воле. Энка понимающе хихикнула — от ее излишне проницательного взгляда ничего не могло укрыться.

— Кстати, ведь мы не ждали тебя так скоро! — припомнил Эдуард. — Ты же собирался провести дома хотя бы пару месяцев!

— Собирался! — горестно молвил нежданный гость. — Но смертный предполагает, а Судьба располагает. Беда у нас стряслась. Я, собственно, за помощью пришел. Одному мне не справиться!

— Что, у вас война?! — всполошилась впечатлительная Ильза. — Дольн опять напал?! Или орки?!! — Собственные домыслы перепугали ее больше слов рыцаря.

Тот в ответ пренебрежительно махнул рукой.

— Да если бы! Война — дело привычное, стал бы я вас беспокоить из-за такой малости! Невесту мою похитили, вот что!

— У тебя похитили… что?! — От удивления глаза демона-убийцы сделались почти синими.

— Не-вес-ту! — громко и четко, чтобы не оставить сомнений, повторил Рагнар.

— Силы Стихий! Неужели ты ухитрился за две недели найти себе невесту?!! — Энка была потрясена. — Неужели такое возможно?!!

Удивляться было чему. Рагнар и прежде очень легко поддавался женским чарам, но на то, чтобы… нет, не признаться, хотя бы намекнуть о своих чувствах, ему обычно требовались долгие месяцы. В делах сердечных грозный воин был робок, будто юный пастушок. И вдруг — невеста… Как гром среди ясного неба! Откуда такая прыть?

— Да это не я! Я ее даже в глаза не видел! Пока мы гонялись за Пращуром, папаша подыскал мне невесту. Но ее похитили. А я обязан ее вернуть, это дело рыцарской чести! Поэтому…

— Погоди! — перебила Меридит. — Что-то я ничего не понимаю! Почему ты должен считать невестой даму, которую в глаза не видел?! Вдруг она страшная, как болотник? Или просто не в твоем вкусе? Есть у нее родные, пусть и спасают. Ты-то тут при чем?

— Так я же толкую тебе про рыцарский долг! Дама в беде! И потом, я папаше доверяю, он не стал бы сватать мне всякую дрянь. А из родни у нее только отец, король Бонавентур Пектопан Кнусский, он уже не в том возрасте, чтобы кого бы то ни было спасать.

— Пусть отправит своих подданных!

— Вы что, не знаете правил? Если кто-нибудь из подданных спасет принцессу, то по традиции становится ее мужем и получает полкоролевства в придачу. Королю Бонавентуру это ни к чему. Да и нам тоже, у Оттона в Кнуссе свой интерес, папаша планировал династический брак… И вообще, к чему столько вопросов? Если отказываетесь, скажите прямо! Пойдем вдвоем с Орвудом! — обиделся рыцарь.

— Да не отказываемся мы! — вскричал Эдуард поспешно. — Как ты мог подумать?! Просто у нас Меридит в троллиху перевоплощается!

— Вы что, серьезно?! — Рагнар изменился в лице. Такого поворота он не ожидал. Украденная невеста тут же вылетела из головы, и он с ужасом воззрился на боевую подругу, вообразив, что последние минуты видит ее в привычном облике.

— Абсолютно серьезно! — подтвердила диса и продемонстрировала доказательство. — Видишь, коготь? Мы как раз собирались наняться в Сехал, пока процесс не стал необратимым.

— Ерунда! Это просто деформированный ноготь. Такое у всех бывает! — подал голос брат по оружию, за что и получил от любящей сестры тычок кулаком в ребра.

А Рагнар неожиданно просиял:

— Вот и прекрасно! Убьем сразу двух зайцев! Я нанимаю вас для спасения невесты! Такие дела всегда приравниваются к боевой операции. Особенно если учесть, кто ее спер.

— А кто ее спер? — насторожилась Ильза.

— Стопроцентной уверенности нет, но несчастный отец предполагает, что это сделали аполидийские танатиды! — радостно выпалил рыцарь, убежденный, что с учетом обстоятельств дела весть эта должна всех несказанно воодушевить.

— Ох ни фига себе! — присвистнул Хельги. Он был потрясен настолько, что вместо привычного «Силы Стихий!» употребил выражение, подхваченное в мире ином. — Только этого нам недоставало!

— Ничего! — Энка с напускной бодростью хлопнула рыцаря по плечу. — Пусть будут танатиды. Так даже интереснее! — И обернулась к Ильзе с Эдуардом: — Ну, чего вы застыли столбиками, как два сурка? Быстренько, ноги в руки, и бегом за Аоленом! Чего зря время терять?.. Кстати, а где упомянутый Орвуд?

— На галере остался, — пожал плечами Рагнар. — У него, если помнишь, ноги не казенные.

— Да вот он я! — раздался голос из прихожей. — Надоело мне на твоей галере одному сидеть.

— А я тебе сразу говорил: пойдем вместе!

Энка ядовито хихикнула. В отличие от простодушного рыцаря, она понимала прекрасно: гном задержался на судне нарочно, чтобы не пришлось тащить поклажу.

…Ильза с Эдуардом спешили напрасно. Аолен отказался покидать город. Недели не прошло, как он получил место в университетском госпитале — заведении, по праву считавшемся одним из лучших в своем роде. Просто чудо, что руководство согласилось принять в штат молодого, недоучившегося лекаря. Раз в жизни выпадает такая удача! Он просто не мог ею пренебречь!

Посыльные вернулись домой ни с чем. Признаваться друг другу не хотелось, но это был удар для всех. Они слишком привыкли быть вместе, делить одну судьбу. Они даже мысли не допускали, что кому-то из них однажды захочется начать отдельную жизнь. И тем более не ожидали, что это приключится так скоро.

Открыто возмущался только Орвуд. Остальные оправдывали. Если бы речь шла о спасении мира, говорили они, Аолен ни за что не остался бы в стороне. Но теперь предстоит дело чисто семейное, необязательно браться за него всей толпой. Они прекрасно справятся всемером. А Аолен пусть спокойно совершенствует свое мастерство ради новых свершений, на которые Судьба может подвигнуть своих Наемников в будущем.

Но Орвуд как обычно руководствовался соображениями менее благородными и более эгоистическими. Действительно, считал он, нет большой разницы, восемь воинов берутся за дело или всего семь. И каждый из них мог бы спокойно отказаться от участия, остаться дома. Но только не Аолен! Потому что из всей компании он один владеет целебной магией. Сколько раз его искусство спасало их жизни! Как они без него обойдутся?!

— А я на что? — очень спокойно возразил Хельги. — Я всегда умел найти Уэллендорф в астрале. Помните, как стол на болота таскал? Случись что, сгоняю за Аоленом, доставлю в лучшем виде, и никаких проблем.

Меридит поморщилась и бросила на демона взгляд, полный укоризны. Ей не нравилось, что в речь любимого брата по оружию, существа цивилизованного, образованного и прогрессивного, все больше проникают дурные жаргонные словечки из иного мира. Но остальные, включая Орвуда, таким решением были вполне удовлетворены.

Жаль только, сам Аолен о нем не знал. Долгие, долгие душевные терзания предстояли ему.

Хельги тоже было не сладко, ведь путешествие и с его планами шло вразрез. Он даже на кафедру побоялся идти. Правда, теперь обстановка в университете была совсем не той, что год назад. Главный недоброжелатель Хельги, мэтр Уайзер оказался замешан в темных делах покойного Франгарона и вынужден был уйти в отставку. Профессор Перегрин, будучи победителем, восстановился в прежней должности. Коллегия удостоила его ранга Великого мага, и поговаривали, что совсем скоро он сделается ректором.

К спасителям своим профессор благоволил, так что отставки их не допустил бы ни в коем случае. Но Хельги это не успокаивало. Он заявил, что ему стыдно смотреть в глаза профессору Донавану, и малодушно остался дома, предоставив девицам улаживать дела. С чем они, к слову, справились легко — доклад Хельги без особых возражений был перенесен на новый семестр.

В тот же день, ближе к закату, компания двинулась в путь. Аолен даже не пришел проститься — не смог вырваться с дежурства.

Дежавю — так охарактеризовала Энка начало путешествия. Вот так же год назад спускались они вниз по Венкелен. Правда, везла их тогда не шикарная королевская галера, а обычная торговая ладья, спали на тюках с товаром, а не на пуховых перинах с шелковыми покрывалами, и питались гораздо более скудно, нежели теперь, но, как заметила сильфида, «это непринципиально, важна суть».

— Между прочим, зачем ты таскал нам домой корзины с едой, если знал, что мы там не задержимся, сразу отправимся на галеру? — с осуждением осведомилась у Рагнара практичная диса.

— Ну, во-первых, я не знал, насколько сразу. Во-вторых, не мог же я явиться в гости с пустыми руками!

Меридит ответ не удовлетворил. На ее взгляд, хватило бы небольшого, символического гостинца вроде пирога или курицы. Совсем необязательно было таскать туда-сюда весь запас. Но, как говорится, сделанного не воротишь. Рагнар, как истинный наследник престола, привык мыслить глобальными масштабами…

Сразу после отплытия друзья потребовали от него подробностей дела: кто украл, как украли, зачем украли, куда девали и какие у него имеются планы по спасению? Увы… Славный рыцарь мог сообщить крайне мало полезной информации.

Принцессу выкрали ночью, из собственной спальни, в одном белье. Действовали с помощью колдовства — придворный маг обнаружил явные его следы. Кто сделал это, доподлинно неизвестно. Подозрение пало на танатидов только потому, что предводитель их в прошлом году сватал принцессу за своего сына. Правда, настойчивости не проявил — получил отказ и больше не беспокоил. Других кандидатов на роль похитителя не было вовсе. Равно как и планов спасения. Рагнар без малейшего смущения заявил:

— Да я и не думал! Сами знаете, это не по моей части. Я так рассудил: позову вас. Вы существа ученые, вам и карты в руки. Вместе что-нибудь придумаем. Целый Мир четыре раза спасли, а тут — всего одна невеста! Делов-то!

— Не скажи! — возразил Эдуард с сомнением. — В любом деле нужен опыт. Мир мы спасали, а невест твоих — ни разу!

— Ведь мы даже не знаем, как она выглядит, — поддержал бывшего ученика Хельги.

Меридит согласно кивнула, она тоже не разделяла Рагнарова оптимизма.

— Знаем! Смотрите, вот ее портрет! — Рыцарь вынул из-за пазухи некий предмет, бережно завернутый в шелковую тряпицу.

Это был небольшой, с ладонь, поясной портрет в золотой рамке с сехальской бирюзой. Кисть живописца запечатлела молодую дородную деву с белокурыми волосами и жеманной улыбкой.

— Хочешь сказать, она тебе нравится? — удивился Эдуард.

— А что? — пожал плечами жених. — Дама как дама, бывают и хуже. По портрету трудно судить о человеке, но на вид вполне мила.

Сильфида вышвырнула за борт недоеденную куриную ногу и сообщила:

— Она жирная!

— Конечно! — с готовностью согласился Рагнар. — Мы в Оттоне тощих кур не держим! Стала бы мама вас тощей курицей угощать!

— Да не курица, осел сехальский! Невеста твоя жирная!

— Не преувеличивай, — вмешалась справедливая диса. — Она просто немного в теле.

— Это она на портрете «в теле». Но ты учти, что придворные живописцы склонны льстить своей натуре. Поэтому приплюсуй к запечатленному минимум половину.

Но Рагнара слова сильфиды не огорчили. Он не находил в упитанных женщинах ничего дурного.

— А как ее зовут? — спросила вдруг Ильза, повертев в руках портрет.

— И правда! — подхватила Энка. — Что мы все «принцесса» да «невеста»? Имя у нее есть?

Невинный вопрос поставил оттонского престолонаследника в тупик. Имя у дамы определенно было, в этом он не сомневался. Вот только узнать его в свое время не удосужился. Забыл в пылу событий!

— Жених называется! — презрительно фыркнула сильфида. — Поди туда — не знаю куда, найди того — не знаю кого!

— Знаю кого! Невесту! Кнусскую принцессу! — попытался защищаться Рагнар. Не тут-то было!

— Экий ты, право, осел! Если хочешь кого-то найти, статуса искомого объекта недостаточно. Обязательно надо знать полное подлинное имя! Оно есть — неотъемлемая часть сущности индивидуума! Именно по нему осуществляется процедура магического поиска. Существует неразрывная связь между структурой подлинного имени и астральным телом…

Рагнар внимал высоконаучным словесным излияниям сильфиды и только глазами хлопал. Спасибо, друг Орвуд пришел на выручку.

— Ах скажите пожалуйста! — на полуслове перебил он заливающуюся соловьем девицу. — Ты, что ли, премудрая наша, станешь осуществлять процедуру поиска? Что-то прежде за тобой не замечалось таких выдающихся магических способностей!

Но уязвить сильфиду было не так-то легко.

— Не я. Но мы могли бы обратиться к специалистам. Балдур Эрринорский, к примеру, наверняка справился бы. Или профессор Перегрин. Или просто частнопрактикующий маг. Указал бы нам направление поиска — было бы не в пример легче!

— В Оттоне все узнаем, — примиряюще молвил Эдуард. — И имя и направление. Наверняка при тамошнем дворе имеется хороший маг.

Хельги слушал-слушал их спор, чему-то тихо посмеиваясь и переглядываясь с сестрой по оружию, а потом не выдержал, заявил:

— Нет, нельзя таких, как вы, в разведку брать. Не выйдет из вас хороших лазутчиков! Постыдились бы! Особенно ты! Сотник называется!

— Чего это нам стыдиться?! — взвилась сотник Энкалетте, именно к ней были обращены последние слова.

— Собственной ненаблюдательности! Это, по-твоему, что? — Он сунул под нос девице портрет, но не лицевой, а обратной стороной. На холсте, буквами языка латен, красивым готическим шрифтом было выведено: «Ее Высочество принцесса Мальвия во дни беспечной юности».

Итак, один вопрос был разрешен. Но тут же возник новый. Неугомонная Энка вновь нашла, к чему придраться. Слова о «днях юности» она сочла весьма двусмысленными. Что они значат? Что упомянутые дни уже миновали, и Рагнару сосватали старую деву? Или надпись сделана, так сказать, с перспективой, рассчитана на потомков?

— Эх! — вздохнул горе-жених. — Терпеть не могу живописцев! О чем думал, когда подписывал? Даже дату не поставил, паразит! — Девице удалось-таки вывести его из душевного равновесия. Стать мужем старухи Рагнару вовсе не улыбалось.

— Нечего валить с больной головы на здоровую, — велела Меридит. — В отличие от тебя, живописец, по крайней мере, имя дамы знал, хоть она и не была его невестой.

— Наверное, он был в нее тайно влюблен, — предположил Эдуард, чтобы поддержать друга.

Какая жалость, что с ними не было сведущего в искусствах эльфа! Уж он-то объяснил бы цивилизованной, образованной, прогрессивной, но недостаточно культурной компании, что известный живописец Винсент Эттелийский, кисти которого принадлежал портрет, уже очень давно вышел из того возраста, когда тайно влюбляются в юных принцесс… Увы, Аолен в тот момент был далеко. Он вскрывал фурункул на животе заезжего торговца коврами, а потому никак не мог опровергнуть слова Эдуарда.

Право, лучше бы тот помалкивал! Уж очень его предположение понравилось кое-кому из рода сильфов! Влюбленные живописцы, сказала Энка, приукрашивают натуру гораздо сильнее, чем просто придворные.

— Ну, Рагнар, пиши пропало! Тебе сосватали толстую страшную старуху! Слушай, плюнь ты на это дело! Мы за те же деньги найдем тебе другую невесту, молодую, красивую и здоровую!

— Зачем ты ему голову морочишь? — рассердился гном. — Стал бы живописец влюбляться в толстую страшную даму! — Тему возраста, как самую щекотливую, он решил деликатно обойти.

Но у девицы на каждый случай жизни имелась наготове народная мудрость:

— Любовь зла, полюбишь и козла!

Орвуд хотел ее вразумить:

— Ты неверно трактуешь. В пословице ясно сказано: «козла», а не «козу». То есть речь идет о мужчине. Вы, женщины…

— А-а-а! Хочешь сказать, мы, женщины, настолько подвержены голосу плоти, что готовы влюбляться в вас, мужчин, какими бы безобразными вы не были?! А у бедной дамы, если она не родилась красавицей, нет никакой надежды на счастье?! Вот он, типичный мужской шовинизм! Если хочешь знать, в пословице о половой принадлежности влюбленного речь вовсе не идет! «Козел» упомянут исключительно для рифмы! А вы, мужчины, вечно все извратите, истолкуете по-своему, чтобы унизить женщин! Такая у вас натура! Скажи, Ильза!

— Да! — пискнула та покорно, даже не пытаясь вникнуть в суть вопроса.

В ответ на гневную тираду сильфиды Орвуд только краснел и сопел носом. На самом деле он не имел в виду ничего дурного. Но понимал: связываться — себе дороже.

Хельги же выслушал обвинительную речь очень внимательно, с видом лекаря у постели больного, а потом сказал задумчиво, невпопад:

— Средняя продолжительность жизни сильфов достигает пятисот с лишним лет. Представляете, какой ужас!

— Почему ужас? — удивился Эдуард. — Наоборот, хорошо. Долго живут.

— Ничего хорошего. С возрастом черты характера заостряются. Если наша Энка на третьем десятке жизни настолько склонна к демагогии, что же с ней будет к пятидесятому?! Страшно представить! — пояснил Хельги.

Дочь сенатора Валериания резко обернулась и одарила его взглядом голодного вампира.

— Я, глупая, все гадаю, отчего все демоны, кого ни возьми, — сущие моральные уроды? Теперь понятно! Дело в их бессмертии. Живут слишком долго… А ты, надо полагать, их всех превзойдешь, с твоими-то задатками!

Энка любила, чтобы последнее слово оставалось за ней. Но на сей раз, точку в их перепалке поставила Ильза. Девушка посмотрела-посмотрела на спорщиков, послушала-послушала, а потом спросила, без намека на иронию, с живым неподдельным интересом:

— Интересно, если бы принцесса заранее знала, что все мы — родственники Рагнара, согласилась бы она стать его невестой или поостереглась?

…На третьи сутки плавания Рагнар решил устроить большой пир. Настроение у него было смутным, хотелось отвлечься от неприятных мыслей — и лучшего способа сделать это он не видел. Именно так поступали во дни душевных переживаний и отец его, и дед, и прадед — и детей своих учили. Нажрись вволю, чтобы гудело раздутое брюхо, напейся, чтобы себя не помнить, — и всю хандру как рукой снимет! Таков он — оттонский рецепт счастья.

И если бы Меридит и Орвуд (остальным до этого не было дела) родились в Оттоне, они понимали бы, что провизии и вина на судне вовсе не так много, как им кажется. И их не удивил бы приказ Рагнара пристать к берегу и пополнить запасы в прибрежном селе.

Гребцами на королевской галере ходили не закованные в цепи каторжники, а счастливые и довольные своей участью верноподданные короны. И в монарших пирушках они принимали самое живое участие — так уж было заведено. Пока одна смена гребцов сидела на веслах, другая ела и пила в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая. Ради них-то и старался Рагнар, оплачивая из собственного кармана бесчисленные бочонки с вином, корзины с пирогами и жирные копченые окорока. Бережливый Орвуд негодовал, но что он мог поделать, если друг его совсем захмелел и внимать мудрым советам не желал ни в какую?

Пиршество началось в обед. А ближе к вечеру королевская галера шла по реке зигзагами, и палуба ее, по выражению разъяренной дисы, «провоняла пьяной мочой». На всем судне только одна Меридит оставалась в полной мере трезвой. Даже Энка, обычно почти никогда не пьяневшая, на сей раз хватила лишку. Уж не говоря об Ильзе, которая недооценила крепость местного сидра… Хельги вина не пил специально, чтобы не расстраивать Меридит. Но надышался винных паров, слишком густых для его по-волчьи чуткого носа, из-за чего сделался если не по-настоящему пьяным, то несколько странным. Сперва жаловался на головокружение и «неизъяснимую тоску», потом отыскал тихий уголок и завалился спать «до лучших времен», бросив любимую сестру по оружию одну «среди пьяного разгула и безобразного обжорства».

На самом деле Меридит сильно сгущала краски. Ничего особенно безобразного на галере не происходило. Подданные Оттонской короны умели вести себя пристойно — не дрались, не бранились, не приставали к дамам, были добродушны и смешливы. А что не всегда могли справиться с проблемами физиологического рода — так это грех не такой уж большой, со всяким может случиться…

Но категоричную в своих суждениях дису нюансы не интересовали. Для нее вопрос стоял только в одной плоскости: трезвый или пьяный. Если пьяный — надо бить, пока не протрезвеет. Так считала она, но бить не решалась, из уважения к Оттонской короне. Только один раз дала по шее Рагнару, отвесила подзатыльник Орвуду и окунула Эдуарда в реку вниз головой, держа за ногу. Разумеется, столь мягкие меры не могли ее морально удовлетворить. Три дня провела Меридит в страшных мучениях, прежде чем наступили обещанные «лучшие времена».

Приблизил их приход некто Монс, второй кормчий. Был он славным малым, но с двумя недостатками, особенно непростительными для оттонского моряка: не умел плавать и много пить. Хватил лишнего после вахты, захмелел и свалился за борт.

Как на грех, вернее, к счастью, единственным свидетелем трагедии оказался Рагнар. Недолго думая славный рыцарь бросился на выручку. Прыгнул следом — только брызги фонтаном! А лучше бы — подумал! Может, догадался бы прежде разуться. Несмотря на теплые дни, были на нем новые, по последней моде, сапоги — тяжелые, высокие, голенища с широким отворотом. Мгновенно наполнившись водой, они тяжким грузом потянули хозяина ко дну. Напрасно тот дрыгал ногами, бил каблуком о каблук, стараясь избавиться от проклятой обуви. Она и на суше-то снималась с трудом, порой не без посторонней помощи, не то что в воде.

В общем, Рагнар начал тонуть. Говорят, в таких случаях перед глазами несчастного встает вся его жизнь от самого рождения. Вспоминаются давно забытые подробности событий, лица друзей, самые счастливые мгновения уходящего бытия… Но рыцарь был слишком пьян для подобных переживаний. В голове его лениво ворочалась одна-единственная мысль: какая же это дурость — потонуть во цвете лет из-за невесты, с которой даже не успел познакомиться. «Интересно, станут осиротевшие друзья продолжать поиски или плюнут на это дело?» — гадал Рагнар и сам не знал, как будет лучше.

Он уже почти потерял сознание, когда чья-то огромная ручища ухватила его поперек туловища. Рыцарь дернулся, заорал, в горло хлынула вода… и ничего не произошло! Легкие привычно наполнились воздухом, в голове прояснилось, а над ухом загрохотал знакомый голос:

— О-го-го! Да это ты, парень! Сколько зим, сколько лет! А я думаю, кто тут тонет! Сожрать решил, грешным делом, представляешь! Лавренсий Снурр чуть дорогого друга не сожрал! Вот было бы делов!.. А чегой-то ты тонуть удумал, а?

— Да спьяну! — ответил Рагнар честно. — Я за кормчим своим нырнул, а сапоги утянули, чтоб им пропасть! Ты тут кормчего моего не встречал?

— Вон он, на дне копошится. — Лавренсий Снурр небрежно ткнул вниз когтистым пальцем. — Я сперва его углядел. Потом смотрю, еще дичь в руки идет… ты в смысле идешь. Ну, я и рассудил: второго, тебя то бишь, сам сожру — больно жилист. А первого, толстенького, семье снесу. Я же не знал, что он твой кормчий.

— Эх! — расстроился добрый, но не до конца протрезвевший рыцарь. — Как же теперь? Выходит, из-за нас Офелия с маленьким голодными останутся?

Лавренсий Снурр ухмыльнулся во всю зубастую пасть:

— Не боись, не останутся. Я им болотника изловлю. Пища привычная, здоровая. Вы, люди, откровенно скажу, вкусны, да жирноваты. Паскуаля от утопленников завсегда пучит… Ну так что, в гости заглянешь или наверх тебя поднять? Приятели-то твои где, к слову?

— Наверху… Правда, подымай нас поскорее! — От свежей воды, хоть и нижней, Рагнар постепенно протрезвел и обретал способность мыслить здраво. Сообразил, наконец, что наверху уже наверняка успели заметить его пропажу и впасть в панику.

Так оно и было. Хмельные подданные и друзья бестолково метались по палубе с воплями типа «Ваше высочество, ау-у!» и «Да куда же запропастился этот осел?!» соответственно. Постепенно некоторые начинали приходить к верной мысли, что на судне пропавшего нет, и уже собирались нырять за борт. Хельги тщетно пытался втолковать осоловелому, но настойчивому Орвуду, что такую малость, как Рагнар, в астрале различить невозможно. А Ильза рыдала в голос.

Счастливое возвращение «утопленников» было воспринято по-разному. Подданные ликовали, заливаясь пьяными слезами, и возносили хвалы добрым богам. Друзья бранились, обзывали Рагнара «безмозглым идиотом» и тому подобными «лестными» эпитетами, а Меридит снова стукнула по шее.

Рагнар не обижался, напротив, был рад. Понимал: друзья просто перенервничали. У него даже появилась робкая надежда — раз Меридит его бьет, значит, он ей не совсем безразличен. Возможно, с годами, когда возраст придаст благородства его сомнительной внешности, неприступная диса все же согласится его полюбить?

— Интересно, как ты собираешься увязывать ее любовь с той дамой, что вы разыскиваете? — благоразумно осведомился Лавренсий Снурр, с которым рыцарь поделился своими чаяниями.

— Ну… может, мы ее и не найдем вовсе? Как знать? — пробормотал несчастный жених.

…Около двух часов провел Лавренсий Снурр на галере. Пил пиво, ел мясо, выслушивал рассказы о недавних приключениях и предстоящих поисках. А потом вдруг заторопился:

— …Дома жена и дите, некогда рассиживаться, на охоту пора, болотников ловить. Туточки неподалеку, в оттонском замковом рву, водятся отличные болотники. Сам бы ел, да семейству надо!

— Погоди! — опешил Рагнар. — В нашем замковом рву — неподалеку?!

— Да рядышком! Нижними водами час-полтора ходу, не больше.

— О! — быстренько сориентировался Хельги. — Тогда нам с тобой по пути! — Если честно, пьяная галера надоела ему до тошноты. Сколько можно спать, в конце концов?

Трудно описать недоумение и ужас команды, когда их сиятельные пассажиры, во главе с наследником престола, один за другим попрыгали за борт и пошли ко дну. Если бы не строгий наказ Рагнара, они непременно бросились бы следом. Но ослушаться не посмел никто, и водная пучина поглотила восьмерых безумцев.

А через час с небольшим они, мокрые, но довольные, и главное, протрезвевшие, выбрались со дна Венкелен на пологий берег Оттонского королевства. На неделю без малого раньше, чем предполагали.

…Аолен этого, разумеется, не знал. В последнее время жизнь его превратилась в настоящую пытку. Надо родиться эльфом, чтобы представить себе душевное состояние несчастного. Ни люди, ни нелюди не способны испытывать эмоции такой силы, если только они не поэты либо лицедеи.

Первые три-четыре дня он кое-как держался. Являлся в госпиталь, пользовал хворых и увечных, возвращался домой, в опустевшую комнату, механически ел безвкусную пищу, ложился спать… и оказывался в плену кошмаров. Один за другим, снова и снова гибли от страшных ран друзья его, а он был далеко, он не мог им помочь! Аолен просыпался от собственного крика, весь в холодном поту, и потом уже не смыкал глаз до самого рассвета. Лежал, уставившись в потолок, гадал — вещий сон, нет ли? — и шептал охранительные молитвы всем знакомым богам.

Сколь же тягостны были эти смутные предрассветные часы! Совесть безжалостно впивалась в душу эльфа острыми злыми коготками. Зачем он так поступил?! Как мог бросить на произвол судьбы самых близких на свете существ?! А главное — ради чего? Ради карьеры? Ради сомнительного удовольствия ежедневно копаться в чужих гнойниках и язвах? И ведь даже не стремление помочь страждущим толкнуло его на этот шаг — исключительно собственные амбиции! Как же — великим целителем захотелось стать! Сама судьба отвела ему иную участь — воина. Зачем он пошел ей наперекор? Друг попросил о помощи — он отказал. Все согласились, даже Орвуд, которого он сам не раз упрекал в «типичном гномьем эгоцентризме»! Только он, «благородный эльф», привыкший мнить себя чуть ли не образцом добродетели — отказал!.. И если сбудутся дурные сны, если в самом деле случится беда — как дальше жить с этим?!

Такого рода мысли одолевали бедного эльфа, он не находил себе места от раскаяния. Дневная суета отвлекала, давала временную передышку. Затем снова наступала беспощадная ночь, оставляла его один на один с тяжкими думами и навязчивыми страхами…

Наконец, мучения стали совершенно нестерпимыми. Видно, от накопившейся усталости, у него начались видения. В дальнем конце темного гулкого госпитального коридора он вдруг явственно увидел Ильзу. Она стояла, привалившись к стене, и приветственно помахивала ему железным крюком, прилаженным вместо кисти правой руки. А потом медленно рассеялась в воздухе на манер призрака.

Зрелище это Аолена доконало. Провидческие озарения у него прежде не случались, и в более спокойном расположении духа он счел бы появление Ильзы простой зрительной галлюцинацией. Но теперь он склонен был в любой малости видеть дурное предзнаменование.

Он уволился из госпиталя, даже не завершив обход. Наскоро побросал в дорожный мешок кое-какие пожитки, сел на первую попавшуюся торговую ладью, изрядно удивив хозяина — не каждый день к нему в грузчики нанимаются благородные эльфы! — и отбыл в западном направлении. Он был уверен, что рано или поздно догонит друзей, если не на реке, то в Оттоне. Откуда ему было знать, что к делу приложил свою когтистую лапищу старый знакомец Лавренсий Снурр?

…К юго-востоку от обширных владений Оттонской короны, на узкой прибрежной полосе вдоль западных оконечностей Даарн-Ола протянулись скудные земли Кнусского королевства.

Иной раз бывает так: живет на свете человек, нелюдь ли, в бедности, если не сказать, в нищете, и голод и холод ему знакомы, и жилье у него убогое, и одет в обноски, да только нравом он веселее любого богача. И жизнь его катится легко и звонко, будто пустая телега с горы. Привыкший довольствоваться малым, он не изнуряет себя тяжким трудом. Другие смотрят на него свысока — ну, да он не гордый. Никто не завидует ему — и он никому не завидует. Нет тревоги о завтрашнем дне, — а чего тревожиться, когда нечего терять? Так и коротает он свой век — неприметно, бестолково, но счастливо.

Все сказанное можно в полной мере отнести и к Кнусскому королевству. Верно, когда боги делили мир между смертными, предки кнуссцев стояли последними в очереди. Вот и достались им вместо земли — камень да песок, вместо лесов — голые скалы, вместо теплого солнца — холодные сырые ветра и бесконечные дожди. Ни одной удобной гавани — сплошные рифы да мели. Ни топлива, ни подземных руд, ни дичи, — ничего! Даже трава толком не растет в Кнусских землях, скотину кормить нечем. Кормят водорослями — мясо воняет рыбой. Ею, рыбой, королевство и живет. Да еще кое-каким ремеслом, все больше бабьим. Небогато живет, скажем прямо. Ни с Оттоном, ни с Эттелией, ни с подземным Даан-Азаром — ближайшими соседями — даже сравнить нельзя.

Зато — праздник там чуть не каждую неделю. Зато — подати в казну народ платит мизерные. Зато — ни одной войны со времен Карола Великого! Ни одного набега, с суши, с моря ли! И орки, и фьординги, и сандарские пираты обходят Кнусские земли стороной: а что с них взять, кроме рыбы? Рагнар, как узнал о сватовстве, и то удивился:

— Папаша, да какой у нас может быть интерес в этой дыре?! Ее не то что смертные, все боги позабыли! Не на каждой карте его найдешь, — Кнусс твой! У нас что, своей, нормальной земли не хватает?

— Запомни, сын, — сказал тогда король Робер, — земля никогда не бывает лишней. Не нам, так потомкам нашим сгодится. И потом, Эттелия с каждым годом крепнет. Рано или поздно наложит лапу на Кнусс — зачем нам под боком эттелийская пехота?

— О! Так, может, это эттелийцы принцессу увели? — сообразил Хельги, выслушав рассказ Рагнара о незавидной кнусской жизни. — Нет невесты — нет династического брака! Им, эттелийцам, ваше соседство тоже радости не принесет, так ведь?

— Чем это мы им помешаем?! — возмутился престолонаследник. — Оттон первым ни на кого не нападает, таков наш нерушимый принцип внешней политики!

— Tempora mutantur![1] — изрек ученый магистр. — Эттелийцы не могут быть уверены, что ваши принципы и в будущем останутся нерушимыми. Поэтому мы обязательно должны проверить эту версию. Если совершено преступление, надо искать, кому оно выгодно. Так всегда поступают мастера сыскного дела!

— А ты откуда знаешь, как они поступают? — насторожилась Энка. — Неужто ты и с сыскными знакомство водил?! Боги великие, как же ты неразборчив в отношениях!

Так уж повелось издавна, что в среде воинов сыскное дело уважением не пользовалось. И общаться с представителями сыскной гильдии считалось едва ли не более зазорным, чем с разбойниками и убийцами. Но Хельги на упрек сильфиды только фыркнул:

— Во-первых, ни с кем я знакомство не водил, просто услышал случайно, в другом мире. Во-вторых, не вижу тут ничего дурного. Быть воином-наемником ничуть не лучше, чем сыскным мастером. Они за деньги ловят воров и грабителей. Мы за деньги убиваем. Согласись, тоже не самое благородное занятие.

— Лично мы — Мир спасаем! — рявкнула уязвленная сильфида.

— По чистой случайности! — парировал демон. — Если бы Силы Судьбы выбрали Стражами других, мы до сих пор тупо убивали бы себе подобных без всякой высшей цели и пользы для общества. Так что не суди других, если сама не можешь служить образцом морали.

— Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива! — признала поражение Энка. А может, просто не захотела упустить возможность блеснуть очередной народной мудростью.

— Приехали! — объявила Меридит, обернувшись. — Тпр-р-ру! Пересаживаемся! — Она бросила поводья, спрыгнула с козел и растянулась во весь рост, наступив сапогом на подол юбки.

До королевского замка (именно оттуда, с места преступления, было решено начать поиски) друзья добирались с невиданной помпой: в шикарной королевской карете, запряженной четверкой резвых лошадей. На этом настоял король Робер. «Нечего кобениться! — сказал он упирающемуся сыну. — Ничего не позорище! Если жених, да не простой, а престолонаследник, едет впервые показаться на глаза будущему тестю, да не простому, а королю дружественной державы, он должен выглядеть представительно. Вон, хоть у Эдуарда спроси, у них в Ольдоне в таких вещах разбираются». Эдуард, паразит такой, тут же согласился: «Конечно, ваше величество! У нас в Ольдоне не то что королевская семья, даже придворные в собственных каретах ездят!» «Вот слышишь, что тебе культурные люди говорят!» Так и пришлось Рагнару смириться, исполнить волю отца.

Вышло и впрямь очень эффектно. Лошади были серыми в яблоках, карета сверкала золотом в лучах летнего солнца. И не беда, что одну юную «маркизу» всю дорогу тошнило, парадные дворцовые одежды шли «кавалерам из свиты» как корове седло, у дам из-под кринолинов (надетых заблаговременно, для тренировки) выглядывали солдатские штаны, а на месте кучера сидели все по очереди, включая жениха. Главное, в ворота въехали красиво: благородный рыцарь в окружении «прелестных дев», бородатый гном на козлах, демон-убийца на запятках кареты!

Вообще-то на его, демона, место метил Эдуард. Уж очень ему хотелось так лихо прокатиться у всех на виду!

— Этого не хватало! — рассердилась Меридит. — Где это видано, чтобы наследный принц изображал лакея?! Ты бы еще ливрею нацепил! Станешь королем — какое к тебе будет отношение, ты подумал? Живо садись напротив Рагнара, будешь шафером. Тебе как раз по чину. А на запятках и Хельги сгодится.

Напрасно спорил Эдуард, напрасно убеждал, что бессмертный демон по чину куда выше простого смертного принца, и уж ему-то роль слуги точно не пристала.

— Ерунда! — ответил на это Хельги, расторопно пристраиваясь на запятках. — Я плохой демон, мне все можно! — Если честно, он был очень доволен решением Меридит, хоть и стеснялся признаться.

— Эх, почему мы сразу не придумали так кататься, ослы сехальские?! Три дня впустую задницу просиживали, а могли бы чудно развлечься! — Энка, хоть и была ученым магистром, и сотником гильдии Белых Щитов, и вообще взрослой дамой, не стала скрывать досаду. Она всегда презирала условности.

…Подскакивая и тяжело грохоча на бесчисленных ухабах, карета неслась по улицам Кнусса. Ильза оглядывалась по сторонам и не переставала удивляться. Девушке казалось, будто они вновь угодили в Средневековье, так скудно и убого было вокруг. Покосившиеся каменные строения — не разберешь, дом, сарай ли — теснились, заваливались друг на друга. За низкими, сухой кладки заборами блеяли шелудивые козы. Тут же копошились тощие свиньи и куры, рылись в воняющих рыбой отбросах. Рыба была повсюду, куда ни глянь. Она вялилась на веревках, протянутых от дома к дому, — казалось, весь город опутан бесконечной рыбной гирляндой. За домами чадили коптильни, судя по запаху, топили их не дровами, а всякой дрянью, что попадалась под руку. На открытых кострах, в больших котлах булькала отвратительного вида жижа — это варили костный клей. Во дворах сохли рыбачьи сети — ни пройти ни проехать. На низких перекладинах вялились пучки длинных водорослей, на корм скоту. Кое-где, на задах, темнели маленькие прямоугольнички огородов, и земля в них тоже пахла рыбой. На камнях мостовой красиво серебрилась чешуя.

— Мечта водяницы, а не город! — Энка брезгливо прикрывала нос дамским веером. — Рагнар, ты уверен, что не поторопился со сватовством? Не представляю, какой у вас может быть интерес в этой помойке?

— Стратегический! — горько вздохнул жених. — Я же рассказывал.

— Зря вы побеспокоились, — поддержала подругу Меридит. — Эттелийцы — народ брезгливый. Они сюда и не сунутся.

— Наверное, от твоей невесты тоже будет вонять рыбой! — продолжала упражняться в остроумии сильфида. — Ну, это даже хорошо. Мы ее быстренько отыщем! По запаху!

Бедный рыцарь сидел чернее тучи. Он не обладал утонченной натурой, его, бывалого воина, давно не смущали вонь и грязь. Но здешняя обстановка даже ему показалась невыносимой. Он уже всерьез подумывал, а не наплевать ли на рыцарский долг с высокой башни и не повернуть ли оглобли, пока не поздно? И повернул бы, если бы впереди не обозначился силуэт королевского замка. Издали он смотрелся не так уж плохо — большой, массивный и в то же время не лишенный своеобразного тяжеловесного изящества. Энка, приятно удивленная его архитектурой, благосклонно кивнула и сказала: «О-о!»

«Ладно, — решил про себя оттонский наследник, — посмотрю, что дальше будет. Вернуться всегда успеем».

Миновав ров по ветхому мосту — чудо, что старые бревна выдержали тяжесть упряжки лошадей и раззолоченной кареты, — «посольство» торжественно, в сопровождении шести конных гвардейцев, въехало в личные владения Кнусской королевской фамилии. Остановились у парадного крыльца, по-средневековому узкого. На ступенях толпились встречающие — придворные в старомодных нарядах, слуги в поношенных ливреях. Тут же был сам король — толстенький пожилой дядька в чуть помятой короне стоял на верхней площадке и, несмотря на летнее тепло, кутался в облезлого горностая.

— Ну пошли, что ли? — пробормотал Рагнар, нехотя, бочком, выбираясь из кареты.

— Ох, не знаю! — вдруг запаниковала Меридит, так и не приспособившаяся к дамскому платью. — Как мы людям на глаза покажемся? У нас вид, будто у ряженых комедиантов!

— А у них самих лучше, что ли? — самоуверенно усмехнулся Эдуард. Он единственный умел носить придворный костюм, смотрелся в нем вполне органично и ни малейшей неловкости не испытывал. К королевским приемам принцу Ольдонскому было не привыкать.

Чего нельзя было сказать о принце Оттонском. Рагнару доводилось не раз и не два входить в чужие столицы победителем во главе войска. В качестве мирного визитера в составе отцовской свиты — гораздо реже. А в роли жениха — никогда прежде! С непривычки он совсем оробел.

— Да ладно! Ты же пока не на свадьбу явился! — напомнила Энка. — Невесту твою еще отыскать надо. Шагай вперед, нечего время тянуть! — Она чуть не силой подпихнула рыцаря по направлению к крыльцу. — Иди, поздоровайся, как культурный! Иначе что про нас подумают? Совсем, скажут, идиоты приехали, и туда же, в женихи метят!

Слова сильфиды Рагнара отнюдь не ободрили, но все-таки он пошел — куда было деваться? И очень скоро позабыл свое недавнее смущение, потому что Бонавентур Девятый оказался своим в доску мужиком! Ну просто дядька родной, а не чужой король! И порядки при дворе его были вольными, без всяких дворцовых выкрутасов вроде правил этикета.

Ах, как же приятно было сбросить с себя неудобные камзолы и ботфорты, корсеты и кринолины и облачиться в привычные, простые одежды, подобающие воину! Особое облегчение испытала Меридит, она серьезно опасалась, что дамский наряд ускорит процесс перевоплощения в троллиху. Но на какие жертвы не пойдешь ради дорогого друга!

— Бедные детки! — сочувственно покачал головой король Кнусский. — Стоило ли так мучиться, да еще в дороге! Мы тут, в замке, все запросто ходим!

Для наглядного подтверждения своих слов он распахнул горностаевый плащ. Под ним оказался порядком застиранный шлафрок с заплаткой на пузе.

Эдуард опешил. В детстве от отцовских придворных ему не раз приходилось слышать насмешливые байки о наивной простоте нравов южной знати. Но действительность, как оказалось, превосходила самые невероятные слухи. Да и могли ли ольдонцы, воспитанные в системе строжайших дворцовых правил, учитывающих буквально каждый чих — как стоять, как смотреть, как говорить, как кашлять и сморкаться, — регламентирующих каждую деталь костюма вплоть до последней булавки, представить, что есть на свете края, где сам король выходит встречать важных гостей в нижнем белье!

Наверное, принц не сумел скрыть охватившие его эмоции, потому что король счел нужным оправдаться:

— Ведь это я со скорби не одемшись! Ни до чего мне нынче, совсем руки опускаются. Горе-то какое! Единственная дщерь пропала! Уж вы, ребятки, постарайтесь, утешьте отца, сыщите чадо мое ненаглядное!

— Сыщем, папаша, не сомневайся! Нам не впервой! — Рагнар по-свойски хлопнул потенциального тестя по плечу. — И не такое с нами бывало. Знаем, что конкретно искать — уже хорошо! Полдела, считай, сделано!

— Вот-вот, — тихонько хихикнула Энка, подумав о своем: «Горе царству моему, горе моему народу!»

После по-божески короткого (всего за пять часов управились!), преимущественно рыбного пира (к слову, кнусская кухня оказалась совсем не такой плохой, как можно было ожидать), король самолично проводил гостей через весь замок в угловую башню. Там, под крышей, вдали от придворной суеты, располагалась уютная девичья опочивальня, теперь, увы, опустевшая. Оттуда была похищена принцесса, там надо было искать следы преступления.

Королевский замок оказался довольно большим даже по строгим северным меркам. Построенный в Средние века, он изобиловал длинными узкими коридорами, винтовыми лестницами, потайными ходами и зачарованными комнатами без окон и дверей — в них может проникнуть лишь тот, кому ведомо тайное заклинание ключа, особое для каждой комнаты. По-современному просторных залов и галерей насчитывалось совсем немного. Обставлены они были не без претензии на королевскую роскошь, но даже здесь из каждой заколоченной дыры и законопаченной щели, из каждой заштопанной прорехи выглядывала вездесущая бедность, никого, впрочем, не смущавшая. Ее просто не замечали, как не замечали пятен ржавчины на старинных доспехах, расставленных вдоль стен, годовых наслоений пыли на дубовых столешницах, скамьях и портретах предков, шлейфов паутины по темным углам, — видно, здешние слуги не привыкли утруждать себя работой.

— Видела бы это моя мамаша! — тихонько, чтобы не услышал хозяин, шепнул Рагнар. — Она за такую уборку отправила бы свиней пасти!

— Что там свиней! — откликнулся Эдуард. — У нас нерадивого слугу — в кандалы и на каторгу. А то и голову с плеч!

В голосе принца звучало неприкрытое осуждение. Отчий дворец, и прежде не особенно любимый, нравился ему все меньше, а Кнусский замок — все больше. Вспоминалось собственное затравленное, исковерканное детство, и в душе рождалась белая зависть. Он завидовал поколениям здешних принцев и принцесс, их вольной, безалаберной жизни, не отягощенной условностями, страхами и чужими страданиями. Он едва не прослезился от умиления, когда на пути у них, вывернувшись из какого-то закоулка, вдруг возникла краснощекая кухарка в замызганном передничке и кружевном чепце. Пухлые руки ее обнимали большую миску, заботливо прикрытую полотенцем — в провонявшем рыбой городе от мух не было спасения даже в королевском замке.

— А вот я пирожков напекла! Откушай-ка, ваше величество, а то совсем с лица спал, болезный! И вы, гости дорогие, не побрезгуйте! Хороши пироги, с тресковой печенкой. Свежая, не с рынка. Мой сам ловил.

Пирогов после сытного пира не хотелось никому, но все взяли по штучке, чтобы не обижать стряпуху.

На винтовой лестнице, ведущей в покои принцессы, приключилась еще одна встреча. От стены со стоном отделился призрак пожилой дамы в глубоком декольте. Ильза от неожиданности шарахнулась в сторону, оступилась и едва не загремела вниз. Хорошо, позади шел Хельги, успел ее подхватить — за что, кстати, сердце девушки преисполнилось горячей благодарности к призрачной даме. На короля же явление бестелесного духа не произвело никакого впечатления.

— А, — пренебрежительно отмахнулся он, будто от назойливой мухи, — не обращайте внимания. Это леди Сильвана, тетка моей прабабки по отцовской линии. Она часто тут бродит. Совершенно безобидная особа.

Услышав свое имя, дама испустила горестный, леденящий душу вопль и сделала странное движение руками — мужчины таким жестом подкручивают себе усы — после чего растаяла в полумраке. Дурной знак, решил Орвуд. Он терпеть не мог привидений. Они напоминали ему о бренности бытия.

Король Бонавентур Пектопан был заботливым отцом, это чувствовалось сразу. Дочь его не знала отказа ни в чем. Интерьер ее комнат выгодно контрастировал с бедноватой обстановкой большей части замка. Кроме старинного дубового шкафа с инкрустацией, являющего собой ценную семейную реликвию, все здесь было новым, богатым и модным: отличные сехальские длинноворсные ковры и шелковые покрывала, низкие столики и креслица на гнутых ножках, золотая и серебряная посуда, фарфоровые вазы с изображением диковинных птиц и цветов, гобелены с пасторальными сценами. В общем, весь подобающий королевским апартаментам набор предметов роскоши имелся в наличии.

Входной двери в покои принцессы не было — лестница заканчивалась тупиком. Внутрь проникали сквозь стену, раскрывавшуюся только перед хозяевами. Множество охранных символов надежно защищали помещения от непрошеных гостей. Такие же символы, нанесенные изнутри, защищали пол и потолок. Даже Хельги с его спригганскими способностями проходить сквозь серый камень, не смог бы преодолеть их действие. Узкие — ребенку не протиснуться — окна были забраны частой золотой решеткой фигурного плетения. Магу, имеющему квалификацию ниже, чем Великий, нечего и пытаться проникнуть в помещение, укрепленное столь основательно. Однако Великие маги обычно не крадут чужих невест, хотя бы в силу своего возраста.

Хельги насторожился, спросил подозрительно:

— Ваше величество, против кого вы установили такую мощную защиту? У вас есть враги?

— Ах, да какие враги! Кому мы нужны! Жили тихо-мирно, никого не трогали, никому не мешали, — слезливо отвечал король. — А защита нам от предков досталась. Замок наш строился в эпоху магических войн, тогда все эти хитрости были в моде… Мы с доченькой моей еще, бывало, посмеивались. Вот, дескать, в какой она крепости живет — ни одному жениху ее не умыкнуть! Так поди ж ты! Сглазили! — Он всхлипнул и не смог продолжать.

На несколько минут повисло напряженное молчание. Одни погрузились в думы, пытаясь сообразить, каким же именно способом была похищена дева из неприступной комнаты. Другие делали вид, что думают, а на деле просто крутили головами, разглядывая мелкие забавные вещицы из резного камня и кости, коих в комнатах насчитывалось великое множество, — видно, похищенная имела склонность к собирательству.

Наконец Хельги нарушил молчание.

— Одно из трех! — объявил он торжественно. — Либо принцесса добровольно или под влиянием особых чар, способных проникнуть сквозь защиту, сама покинула комнату и вышла к похитителю. Либо тут действовал невероятной силы колдун, а то и вовсе бессмертный, в чем лично я очень сомневаюсь. Либо в защите есть брешь, которую мы не видим. Последнее представляется наиболее вероятным.

— Ну так чего гадать? Посмотри через астрал, трудно сообразить, что ли? — велела Энка.

— А я, по-твоему, совсем дурак, и без тебя не догадался! — Хельги очень не любил командный тон. — Мы в сплошном магическом коконе, к тому же я сам нечаянно вплелся в его структуру. Тут теперь вообще ничего нельзя разобрать… Нет, мы должны не искать и не гадать, а мыслить логически. Как мастера сыскного дела.

Слово «детектив» отсутствовало в староземском языке за неимением соответствующего понятия. Не существовало в Старых Землях и такого литературного жанра. Но как-то раз, когда Хельги вынужденно гостил в ином мире, у Макса, тот в один из вечеров развлекал его чтением вслух. Это был рассказ о выдающемся мастере сыскного дела по имени Шерлок Холмс и друге его, почтенном докторе Ватсоне.

Тогда-то Хельги и узнал о таких вещах, как дедуктивный метод, улика, место преступления и тому подобных. Они показались ему весьма занимательными. Но последующие бурные события заставили надолго забыть обо всем, кроме спасения Мира. Теперь же, попав на благодатную почву, его подспудно дремавший интерес к криминальным расследованиям пробудился. Если честно, он, при всем своем сочувствии похищенной, ее жениху и особенно осиротевшему отцу, был даже рад, что получил возможность испытать себя на новом поприще.

Следуя собственным выводам, он стал мыслить логически, действуя методом исключения. Пол, стены, потолок непроницаемы… Камин?! Нет. Тоже зачарован, да так, что сунься в трубу кто посторонний — в клочки разорвет. Интересно, как выходят из положения здешние трубочисты?.. А если вода? Не простая, нижняя? Взять того же Лавренсия Снурра — при всем своем огромном росте он способен нырнуть в самую маленькую лужицу, да еще добычу за собой утянуть. Может, и здесь было так же? Вынырнул тать из ковшика для умывания, сцапал принцессу… Нет, маловероятно. О нижних водах в наше время никому, кроме их исконных обитателей, неизвестно. Даже профессиональным колдунам. Балдур, к примеру, получил очень хорошее магическое образование, а об их существовании до встречи с Лавренсием Снурром и не подозревал… Что же это могло быть, демон побери?!

Логика не помогла. Уже готовый сдаться, Хельги в последний раз оглядел комнату, ища хоть какую-то зацепку, и тут взгляд его упал на большую картину в золотой раме, она висела на дальней стене, над консольным столиком для раскладывания пасьянсов. Это был поясной парадный портрет на фоне тщательно выписанного скалистого пейзажа. Портрет изображал красивого молодого кавалера, разодетого в пух и прах: сияющий блеском панцирь, бархатный плащ лилового цвета, шлем, увенчанный пышным плюмажем из перьев фазана. Но главным, сразу бросающимся в глаза украшением рыцаря были усы. Длинные, черные как вороново крыло, лихо закрученные кверху. Теперь такие только на картине и увидишь — вышли из моды лет двести назад.

И в этот миг, глядя на картину, Хельги вдруг вспомнил недавнюю призрачную даму, ее странный жест… Неужели?.. Демон по-особому скосил глаза, чтобы астральное изображение наложилось на физическое. Ну, точно! Это была подсказка! Видно, привидение решило помочь своим потомкам и подало знак. Хельги ясно видел, как тянется, уходит в глубь картины, теряется вдали за скалами черная магическая нить. Вот оно, колдовство! Вот как была похищена принцесса!

«Визуально-структурное перемещение», сказал бы Балдур Эрринорский, окажись он рядом. Ни Хельги, ни спутники его столь узкоспециальной терминологией не владели и принципа действия подобного колдовства не представляли. Был призван придворный маг, который сразу все понял и принялся ругать себя за недогадливость последними словами, из которых самым мягким выражением было «слабоумный маразматик». Потребовалось личное вмешательство короля, чтобы тот прекратил заниматься самобичеванием и перешел к объяснению случившегося. Узнать от него удалось вот что.

Таинственный похититель использовал ныне подзабытый, но во времена магических войн весьма распространенный и по большому счету легкодоступный вид аналогового колдовства. Принцип его заключается в том, что между объектом и его изображением существует магическая связь, и чем точнее изображение, тем более она выражена. Обладая силой и определенными навыками, ею можно воспользоваться. Самый простой, хрестоматийный способ — это нанесение объекту ущерба посредством воздействия на его изображение. Грубо говоря, выколи портрету глаза — ослепнет прототип. Только выкалывать должен не кто попало, а специально обученный колдун…

Энка слушала рассказ придворного мага и с раскаянием кивала: ведь учили они это, еще на втором курсе… И все из головы вон! Верно говорят: образование это то, что остается, когда забудешь все то, что изучал.

А Эдуард очень удивился. Какого же демона предки, чьими портретами увешаны все стены родовых замков староземской знати, позволяли писать их с собственной натуры, если это так опасно? Попали в недобрые руки — и конец!

— Воздействие может быть не только негативным, но и наоборот, — пояснил маг. — Скажем, получил рыцарь в бою опасную рану, и нет поблизости сведущего лекаря. Или отдали деву в жены, увезли в дальние края, и там на нее злая сноха порчу навела. А кругом все чужие, помочь некому. Зато в родном доме остался портрет. По нему близкие и о беде узнают и исцелят…

— Это нам ясно, — нетерпеливо перебила Меридит. — Я не пойму, какое отношение портрет может иметь к похищению?

Оказалось, никакого. Не в усатом кавалере дело, а в пейзаже за его спиной. Если изначально знать место, нарисованное на картине, или разыскать его, то между ним и изображением колдун может перемещать собственное тело и другие физические объекты. Именно так была похищена принцесса: злоумышленник проник в покои, схватил свою жертву, возможно, сонную, и утянул в картину.

Слушатели призадумались.

— Выходит, мода на пейзажи тоже возникла не случайно? — спросила Энка.

— Безусловно. Это был запасной путь к бегству в случае осады, более надежный, чем потайной ход, поскольку по нему можно было переместиться на расстояние сколь угодно далекое.

— А в натюрмортах какой толк? — заинтересовалась Меридит.

Вместо мага ей ответила боевая подруга:

— Ты что, никогда не входила в замки после долгой осады? Не замечала разве: простые воины обычно едва на ногах стоят, а хозяева сытые, толстые. С чего бы это, если все кладовые давно опустели? А я тебе скажу — это аналоговое колдовство! Они, паразиты, им до сих пор пользуются втайне.

Меридит представила себе пышные дворцовые натюрморты: горы сочного мяса и битой дичи, огромные корзины с южными фруктами, кубки вина… Да, с таким резервом отчего бы в осаде не посидеть? А простые воины пусть себе с голода мрут — не жалко!

Маг догадку сильфиды не подтвердил, но и опровергать не стал, только болезненно поморщился. Но тут Хельги, к его удовольствию, перевел разговор в другое русло. Демона сейчас интересовало только расследование, и до морального облика староземской знати не было никакого дела.

— Насколько я понял, — сказал он, — похититель должен был очень точно знать, какое именно место изображено на картине, иначе он просто не смог бы ею воспользоваться?

— Совершенно верно, ваше сиятельство! — кивнул маг. Он считал, что бессмертный демон-убийца — персона достаточно важная и заслуживает особого, церемонного обращения.

Хельги удивленно моргнул, но возражать не стал, просто не хотел отвлекаться.

— Что ж, — довольно отметил он, — это существенно сужает круг поиска. Мы должны, во-первых, установить поименно, кто имел доступ в покои принцессы, и опросить каждого из них. Во-вторых, узнать, что это за место, и оттуда начинать поиски.

— Правильно сформулировать задачу — уже наполовину решить ее! — выдала свою коронную фразу диса.

Со вторым пунктом затруднений не возникло. И маг и король Бонавентур прекрасно знали историю создания роковой картины. Принадлежала она перу известного живописца Калабра из Гвена, уже сто шестьдесят лет как покойного. Кисть художника запечатлела на ней образ несравненного рыцаря Леварта, одного из племянников короля Хайрама Шестого, вскоре после возвращения того из дальнего похода за Священным Граалем. А скалы за его спиной — это Драконий Кряж. Именно там славному рыцарю посчастливилось совершить подвиг. Он одолел дракона, повадившегося нападать на Кнусские земли. Правда, злые языки поговаривали, что подвиг его не столь уж велик, потому что дракон был не дикий, а боевой сехальский, сбежавший от хозяев и одичавший на северных просторах. В любом случае ущерб от ежедневных драконьих налетов был немалым; весть о его гибели так порадовала Хайрама Шестого, что он объявил Леварта любимым племянником, назначил верховным полководцем и заказал его портрет лучшему живописцу того времени.

— Ясно, — кивнул Хельги. — А кому еще в замке известна эта история?

Король с магом переглянулись, пожали плечами.

— Да почитай, что всем. Леварт — персона известная, место приметное — от замка часа четыре пути, ежели верхом. И портрет все видели, он прежде в тронном зале висел. Доченька моя его к себе, в личные покои, года два-три назад забрала, как в возраст входить стала.

При этих словах Рагнар вдруг помрачнел, спросил с подозрением:

— Зачем же он ей понадобился в личных покоях?

Отец-король смущенно потупился:

— Ну… вон он каким красавцем был, Леварт-то наш. Видно, приглянулся ей… Хоть и королевских кровей, а все-таки девка… Я так думаю.

Рагнар на это только крякнул. Если у принцессы Мальвии такие запросы, то ему, с его-то орочьей рожей, нечего и рассчитывать на взаимность. Вот ведь незадача!

От излишне прозорливой сильфиды ничто не могло укрыться. Она сразу смекнула, в чем дело и что так опечалило бедного жениха. Подпихнула его в бок и ехидно шепнула: «Ничего! Не расстраивайся! Ты, конечно, не Аполлон Аполидийский, зато теперь мы точно знаем, что невеста твоя — не старуха!»

А Хельги огорчало другое. Первый пункт его плана отпадал. Слишком многим была знакома картина. Возможно, не все были информированы, куда она перекочевала со старого места, но достаточно было кому-то из личных слуг принцессы обмолвиться, чтобы сведения эти стали общедоступными и злоумышленник смог ими воспользоваться.

Обитателей замка все же опросили, приближенных, слуг, стражников — всех без исключения. Скучное, неблагодарное занятие. Сперва от общей массы отделили тех, кто знал о новом местоположении картины, точнее, кто признался, что знает. Таковых набралось десять человек, два кудианина, эльф и домовый гоблин. Все они божились, что никогда и ни с кем не обсуждали тему портрета — просто не видели в этом смысла. Впрочем, это ничего не значило. Если у похитителя был пособник, и он до сих пор оставался в замке, то вряд ли стал бы афишировать свою осведомленность.

Так или иначе, следственные формальности были соблюдены в полном объеме, и наутро доморощенные мастера сыска двинулись по направлению к Драконьему Кряжу. Шли пешком, потому что от лошадей Хельги отказался категорически: от них больше заботы, чем пользы. Край скудный, кормить толком нечем. Еще, не дайте боги, заболеет какая, — что тогда делать? А нападет кто? И думай тогда, кого спасать, себя или скотину?.. В общем, выслушав полный набор привычных доводов, друзья смирились с неизбежным: облегчить путь не удастся. Оставили карету и упряжку в подарок королю (тот на радостях даже прослезился) и покинули гостеприимный замок.

Дорога вела их на юго-восток, вдоль побережья. Края были незнакомыми, но от услуг проводника «сыщики» отказались. Примерно по тем же соображениям, что и от лошадей. Они привыкли быть сами себе хозяевами. Тем более что и король и придворный маг в один голос уверяли: «Место очень приметное, мимо не пройдете». Причудливого рельефа скалы сами по себе бросаются в глаза, вдобавок в точке исторической победы над драконом установлен мемориальный обелиск с именем героя. Да и люди там живут. Совсем рядом большое село, есть к кому обратиться, если возникнут вопросы. А чтобы те охотнее отвечали чужакам, король снабдил их дорожной грамотой за личной подписью. Бумага гласила: «Подателю сего не чинить никаких препятствий, оказывать всяческое содействие, а также предоставлять стол и кров за счет казны». Рагнар счел последнее дополнение лишним — как-никак они сами не бедствуют, вполне способны себя прокормить. Но король возразил, что дело не в золоте, а в нерушимых принципах гостеприимства. С этим рыцарь, к вящему удовольствию гнома, спорить не стал. Он чтил законы гостеприимства, будучи как субъектом их, так и объектом.

Путешествие вышло не из приятных из-за внезапно испортившейся погоды. Западный ветер нагнал с Океана тучи, полил холодный дождь. Казалось бы, привычное дело: уж сколько им на своем веку пришлось помокнуть — не сосчитаешь. Беда в том, что временами дождь переходил в град. Ледяные шарики величиной с крупную фасолину больно били по головам и рукам. Дурной знак, решил Орвуд. После полудня на море поднялся большой шторм. Тяжелые водяные валы накатывали на берег, лизали его длинными языками, порой перехлестывая дорогу. Меридит, чуть приотставшую, чтобы поправить сапог, едва не сбило с ног оторвавшейся рыбачьей лодкой. Диса успела отскочить в последнюю секунду.

Постепенно ровный пологий берег (Хельги называл его ученым словом «аккумулятивный») перешел в обрывистый — «денудационный». Скалы подступили к самой воде, дорога ушла наверх. Волн можно было больше не опасаться, и дождь начинал стихать. Жизнь вроде бы налаживалась.

Но тут Ильза ни с того ни с сего стала бояться троллей. В таких скалистых местах, уверяла она, непременно должны водиться тролли! Голодные пещерные тролли, которые только и ждут, как бы им закусить мирными путниками! Напрасно близкие убеждали ее, что никто и никогда не встречал этих тварей южнее Дрейда. Страх не всегда удается заглушить доводами рассудка. Девушка дрожала до тех пор, пока в самом деле не накликала беду.

Разумеется, это был не тролль — откуда ему взяться в этих широтах?

А главное, путники уже успели добраться до назначенного места!

Упомянутое королем Бонавентуром село называлось Гавецией, на южный манер. И построено оно было по-южному. Маленькие домишки, то крытые красной черепицей, то серые, плосковерхие, так тесно, ярусами, облепили прибрежный утес, что крыши нижних порой служили двориками верхним. Крутые узкие улочки участками превращались в лестницы. У некоторых построек было только три стены. Роль четвертой выполнял отвес скалы, к которому они были прилеплены, будто бы вырастали из него. Издали все поселение казалось большим, неопрятным птичьим гнездом. Окажись рядом Макс, он назвал бы его «вороньей слободкой», но в языке Староземья аналогичного понятия не имелось, поскольку подобный тип застройки был большой редкостью, характерной исключительно для эттелийского участка побережья.

Собственно, в былые времена Гавеция тоже была частью эттелийских владений, их северным анклавом. Но в ту эпоху, когда бесконечные орочьи набеги ослабили ее влияние на западном побережье и сузили границы, как-то само собой, без всяких войн или конфликтов вышло, что Гавеция отошла под власть Кнусской короны. Просто Эттелии не нужна была эта вечно голодная дыра — и своих проблем хватало. По меркам же Кнусса, село было вполне процветающим, так почему бы не взять его под свое начало и покровительство? А местные жители были этому только рады — кнусские налоги с эттелийскими не сравнить… Но к нашей истории эти подробности прямого отношения не имеют, тем более что и в обеих столицах, да и в самой Гавеции о них давно успели позабыть.

Летом на юге темнеет быстро. Долгий день, короткие сумерки — и бархатно-черная ночь, такая, что хоть глаз выколи, если ты родился нормальным, благонадежным существом, а не каким-нибудь спригганом, способным видеть во тьме, подобно хищному зверю.

Море все еще штормило, дул пронизывающий ветер, ночевать на открытом воздухе не хотелось никому, кроме разве что упомянутого сприггана и его сестры по оружию. Кругом все мокрое, даже костер нечем развести. А в кармане — грамота, предписывающая давать им бесплатный стол и кров. Грех ею не воспользоваться, так решил Орвуд и бодро зашагал на свет единственного в деревне фонаря, что раскачивался на ветру, бросая неверные блики на неаккуратную, самодельную вывеску. «У дохлого дракона» — гласила она.

Внутри трактира было хорошо. Тепло, сухо и весело — народ еще не успел разойтись. В углу, на пустой бочке сидел одноногий старик, играл на мандолине плясовую. Девица в красном платье с корсетом на шнуровке, красивая на лицо, но длинная и нескладная, довольно неуклюже танцевала, шаркала по деревянному полу босыми ступнями. Пахло жареной рыбой и чесноком. Красота да и только! «Вот здесь мы и будем ночевать!» — распорядился Орвуд, игнорируя призывы Хельги «подумать о клопах».

Хозяин, худой пронырливый гоблин, встретил незнакомых ночных посетителей не слишком приветливо, видно, опасался, не разбойники ли. Но, прочитав заветную бумагу, засуетился, будто самые дорогие родственники пожаловали к нему на огонек. Обещал предоставить две лучшие комнаты — отдельно для дам, отдельно для кавалеров. «А пока кушайте, кушайте, любезные гости, что боги послали!»

А послали боги немало: и вездесущую рыбу, и курицу, и большую хлебную лепешку, и целую бутыль кислого вина… Вот уж без нее вполне можно было обойтись, как считала Меридит. Путники быстро отяжелели от еды, их потянуло на сон…

Они не сразу обратили внимание, что в трактир вошел еще один посетитель. Вернее, посетительница, крайне непривлекательная с виду. Это была дряхлая, сгорбленная старуха с темным, отливающим странной синевой лицом. Глаз у нее имелся всего один, сидел близко к переносице, почти как у островного киклопа. Одета бабка была в бесформенную черную хламиду из непонятного материала, казалось, покрытого очень мелкой чешуей. И сидела она на хозяйке как-то чудно: снизу свободно болталась, а выше груди прилегала так плотно, будто вырастала прямо из шеи. От старухи исходил резкий неприятный запах: тина, перегнившие водоросли, еще какая-то горьковатая дрянь. Много, много странных народов населяет Старые Земли и их окрестности, но обычно антропоморфные твари так не пахнут.

— Пус-с-стите погретьс-с-ся, добрые гос-с-спода… — Голос у старухи был низким и скрипучим, а дикция здорово напоминала манеру речи их недавнего знакомца Кукулькана, бога-змея. Уже одно это должно было насторожить Наемников Судьбы. Но не насторожило. Причиной шепелявости сочли старческое отсутствие зубов.

Вот тут-то они больше всего просчитались! Были у старухи зубы, ох, были!

Едва шагнув через порог, она вдруг начала стремительно увеличиваться в размерах. Особенно быстро шел рост в длину. Из-под черных складок одеяния выползало долгое, долгое тело, раздвоенное на конце. Лицо совершенно утратило человекоподобные черты, трансформировалось в приплюснутую чешуйчатую морду с большой пастью, оснащенной двумя рядами крупных зубов, редких, но острых, как сехальские ятаганы. А странный плащ оказался не чем иным, как кожистыми складками, обрамляющими голову на манер жабо.

В общем, это был змей! Крупный, иссиня-черный и блестящий, великолепный в своем безобразии. Атаковал он молниеносно. На миг замер в стойке, как кобра, а потом ударил, метнув голову в самую гущу народа. Лязгнули острые зубы, кровь брызнула фонтаном. Чье-то обезглавленное тело тяжело рухнуло на пол. Наемники, не сговариваясь, выхватили оружие.

Это был один из самых серьезных противников, с которыми им доводилось встречаться на поле боя. А «поле боя» — одним из самых неудобных. В тесном трактире, между тяжелыми столами и лавками, рискуя напороться на меч, метался обезумевший от страха народ. Выбраться наружу не было никакой возможности — раздвоенный хвост чудовища маячил в дверях, сбивал с ног каждого, кто осмеливался приблизиться. Удары были столь точны, будто змей умел видеть затылком. Двигался он с проворством, поразительным для такого крупного, если не сказать, огромного существа. Скользил, извивался кольцами, раскачивался из стороны в сторону, орудуя собственным телом, как гигантским хлыстом. Под мощными ударами его трещала дубовая мебель, трещали кости несчастных жертв.

Змей, несомненно, был не просто разумной, но и очень неглупой тварью. Он сразу просчитал, кто здесь добыча, а кто — враг, на ком надо сосредоточить основную силу удара. Но, атакуя, он умудрялся мимоходом еще и жрать!

Если бы змея не брало обычное, разрешенное оружие, приятели не выстояли бы — факт. Одного драконьего меча (его, вопреки всем современным законам, носила с собой Энка) было бы мало. К счастью, простая сталь с трудом, но пробивала толстую кожу хищника. К красной человечьей крови на полу стала примешиваться чернильно-синяя змеиная. Она была густой, как сироп, и почему-то противно воняла дегтем. Она медленно изливалась из многочисленных рубленых ран, и хищник все еще оставался очень силен. А противники его мало-помалу начинали слабеть, хоть и было их семеро против одного. Сумасшедший темп битвы, заданный змеем, могли выдержать только трое кансалонских сотников. Даже для бывалого Рагнара он оказался чрезмерным.

И, наконец, настал момент, когда трое поняли: теперь все зависит только от них одних. Помощи ждать не от кого.

Так не раз случалось, что в самые критические моменты жизни они начинали мыслить удивительно синхронно и действовать как единое целое.

Сильфида обернулась к Хельги и получила ответ на вопрос прежде, чем успела его задать.

— Нет! — прокричал демон. — Не могу! Слишком мелкий! Ухватиться не за что!

Это была оборотная сторона «удачи». Простое оружие брало змея потому, что магии в нем было слишком мало — ровно столько, чтобы хватило для перемены облика. Потому-то воздействовать на него через астрал Хельги никак не мог. Рассчитывать приходилось исключительно на грубую физическую силу.

Они ничего специально не планировали, не сговаривались — на это просто не было времени. Все вышло само собой. Девицы, державшие оборону плечом к плечу, расступились. Между ними проскочил Хельги, замахнулся для удара, но вдруг повалился навзничь, будто бы поскользнувшись в луже крови. Змей издал короткий торжествующий рык и молниеносным выпадом обрушил на поверженного противника страшный удар головой. Вернее, собирался обрушить. Но не успел. Жертвы на месте не оказалось. Хельги увернулся в сторону в самый последний миг — человеку и даже эльфу такая быстрота реакции недоступна, — вся тяжесть удара змеиной головы пришлась на острие меча, выставленного демоном навстречу врагу. Лезвие снизу пронзило глотку твари и через верхнее нёбо впилось в мозг. И в ту же секунду подоспели девицы, дружно всадили свои мечи в единственный змеиный глаз. Черное тело задергалось в конвульсиях, оно успело придавить еще пару человек, прежде чем замереть навеки.

Битва была окончена. Потихоньку, потихоньку, из щелей, из-под уцелевших столов и лавок стали выбираться оставшиеся в живых посетители. Пришла пора подсчитывать жертвы. Убитых было семеро, в том числе одноногий музыкант. Голодный хищник не побрезговал даже его старым мясом. Изувеченных оказалось почти втрое больше. Было очевидно, что не всем из них суждено выжить.

Победители пострадали меньше: ушибы, ссадины, раны хоть и кровавые, но неглубокие. Их оставили не зубы змея, а острые обломки мебели, на которые те напарывались при падении. Не повезло только Ильзе — она сломала правую руку в предплечье. Конечность висела плетью, пальцы не желали шевелиться, будто чужие, из-под кожи выпирали острые обломки кости. Больно, конечно, но не смертельно.

— Если в этом захолустье и есть стоящий лекарь, ему в ближайшие часы определенно будет не до нас, — справедливо решил Хельги. — Самое время отправиться за Аоленом.

На самом деле его в тот момент менее всего привлекали астральные путешествия. Но опасение, что Ильза останется калекой, оказалось сильнее усталости. Демон нырнул в астрал.

Вынырнул прицельно точно — на кухне собственной уэллендорфской квартиры. Темнота и тишина встретили его. Аолена дома не оказалось. «Дежурит в госпитале», — сообразил Хельги.

У входа в заведение стояли два ночных стражника, очень суровых с виду. Но Хельги они пропустили беспрепятственно, видно, сочли за пациента. И немудрено. Спина его, от плеча до поясницы, была располосована острым штырем — налетел в бою. Если прибавить к этому разбитый лоб, расцарапанную щеку, одежду, пропитанную своей и чужой кровью, можно представить, сколь живописен был его вид. У стороннего наблюдателя непременно должно было сложиться впечатление, что жить несчастному осталось считаные минуты. Стражник помоложе даже вызвался его проводить, видно, опасался, как бы не упал и не помер по дороге. Но Хельги от помощи бодро отказался, он-то себя со стороны не видел и не понимал, чем вызвана такая забота.

А впереди его уже ждало горькое разочарование. Аолена в госпитале не оказалось!

Ушел. Уже с неделю как. «Родные его отправились на войну, и он не мог их бросить в трудную минуту» — так стражники объяснили Хельги, а потом попытались водворить его в приемный покой. Пришлось спасаться бегством через астрал. Надежды разыскать эльфа все равно не было.

С такой вот невеселой вестью демон вернулся к друзьям. Однако тех она вовсе не огорчила! Наоборот, все повеселели, заулыбались, и даже Орвуд воздержался от обычных ядовитых замечаний по поводу особенностей эльфийской натуры. Друг не бросил их, не пренебрег, одумался — это главное. А вовсе не то, что от него в данный конкретный момент нет никакой пользы.

Но радость радостью, а с Ильзой надо было что-то делать. В таком состоянии она не воин. Тут и до железного пиратского крюка недалеко!

— Выхода нет, придется нам сгонять к Максу, — удрученно вздохнул демон. — Может, помогут лекари их мира.

— Ой, здорово! — просияла покалеченная. — Идем скорее! Я по нему так соскучилась! И по Ирине, и по Марине, и по Агнессе!

Но Хельги было не до веселья. Ему вовсе не хотелось беспокоить людей среди ночи и утруждать своими проблемами. Он рассчитывал обойтись собственными силами, поэтому при перемещении самую малость исказил траекторию и вынырнул не в квартире у Макса, а во дворе его дома. «Вот как наловчился!» — отметил про себя демон. Гордость его была вполне оправданна. Давно ли он, преодолев границу миров, оказывался в местах совершенно неподходящих, вроде рабочей поверхности письменного стола!

Одно только обстоятельство демон не учел. Перемещаясь из своего мира в чужой, он ориентировался на Макса, именно с ним у него была астральная связь. Спасибо, что этой ночью тот оказался дома. А если бы нет? Если бы, к примеру, летел на воздушной повозке в Америку? Тогда, при неточном перемещении, они с Ильзой оказались бы в положении весьма и весьма затруднительном. Хвала Силам Судьбы, что дело на сей раз обошлось благополучно!

Но эта мудрая мысль пришла ему в голову гораздо позже, задним числом. А пока им было не до умственных рассуждений.

Во дворе чужого мира было темно, пахло помойкой и почему-то… драконами. Ильза насторожилась. Но Хельги ее успокоил: драконий запах исходит от самоходных повозок, стоящих у обочины.

Пока пришельцы осматривались, решали, куда податься, из-за угла вывернулся сильно подвыпивший дядька, зигзагами поковылял к подъезду.

— Эй, почтенный, — обратился к нему Хельги за неимением лучшего, — не поможешь ли нам? У моей подруги сломана рука, не подскажешь, где найти хорошего лекаря?

Прохожий окинул их диким взглядом, пробормотал испуганно:

— Так это вам того… в Склифосовского надо! — Затем он отошел на безопасное расстояние и добавил: — А может, того… в Кащенко… Или мне самому? Надо же! До чертиков допился! Бросать, завязывать, пока не поздно! — Мужчина круто развернулся и подстреленным зайцем засеменил прочь.

— Ладно, — вздохнул Хельги. — Пошли к Максу. Чую, самим тут не разобраться!

Проникнуть внутрь оказалось не так просто — дверь подъезда была заперта на хитрый замок с кнопочками и цифрами. Хорошо, Хельги однажды запомнил код, не то пришлось бы выламывать, перебудили бы весь дом. Подъемное устройство, по обыкновению, не работало, плелись пешком, до самого верха.

Ильза блаженствовала! Со дня их встречи она впервые оказалась наедине со своим любимым! Он шел рядом с ней, заботливо поддерживал за плечи, справлялся о самочувствии. Она была в центре его внимания — право, это стоило сломанной руки! Вот он, подходящий момент, чтобы открыться, признаться в своей любви! Пожалуй, она так и поступила бы, живи Макс на пару этажей выше. Но не успела решиться — пришли.

— Знаешь, давай я первый постучу, предупрежу. А ты тут, за углом подожди, — предложил демон. — Выглядишь ты не очень, Ирину напугаем.

Предосторожность была совершенно лишней. Хельги выглядел ничуть не лучше Ильзы. Даже наоборот. Девушка, по крайней мере, успела привести в порядок лицо, а он, разумеется, не удосужился. Что там Ирина — сам Макс перепугался!

— Не волнуйтесь, я жив, здоров и весел! — успокоил ночной гость. — Мы здесь из-за Ильзы. Она руку сломала… Ильза, вылезай! Иди сюда!

Девушка скромненько, бочком выбралась из-за стены мусоропровода и с извиняющимся видом продемонстрировала перемотанную тряпицей конечность. Дескать, простите, не по своей воле беспокоим, нужда заставила.

Разумеется, ни Макс, ни Ирина не собирались их ни в чем упрекать. Спросили только, что с Аоленом, жив ли — ведь обычно именно он пользовал хворых и увечных. Да еще Ирина осторожно поинтересовалась у Хельги, известно ли ему, что у него творится со спиной: сквозь прореху на куртке проглядывала безобразная рваная рана.

— Известно, — беспечно отмахнулся тот. — Ободрался обо что-то. Уже почти не больно.

Ирину легкомысленный тон демона не успокоил.

— Знаешь что, — велела она мужу, — ты его тоже к врачу вези. Пусть зашьют.

Хельги изменился в лице, побледнел, отступил на шаг, готовый в любую секунду кануть в астрал.

— Как зашьют?! Иголкой? Нитками? Через край? Нет уж, пусть само зарастает!

— Правда, как же я его повезу? Думаешь, врач не поймет, что перед ним не человек? — пришел на выручку верный друг Макс.

— Ладно, — смирилась Ирина, — снимай куртку, я хотя бы промою, пока не загнило… А вы езжайте, езжайте, нечего время тянуть.

— Эх! А как же — без меня?!

— Обойдутся как-нибудь и без тебя! — категорично отрезала Максова жена.

Уже по дороге Макс объяснял Ильзе план действий. Документов у нее нет, вид странный. Чтобы избежать ненужных объяснений, он скажет, что подобрал незнакомую девушку на улице. Сама же Ильза должна либо молчать, как немая, либо на все вопросы отвечать, что совсем ничего не помнит, даже собственного имени.

— Ладно, — утомленно кивнула девушка. Ее начало укачивать от езды, рука разболелась еще сильнее, но упустить возможность блеснуть эрудицией в чужом мире она не могла. — Я скажу, что у меня амнезия!

— Нет уж! — возразил Макс, вместо того чтобы восхититься. — Этого ты не говори, выйдет слишком ненатурально. Лучше изображай из себя полную дурочку.

— Ох, не знаю, получится ли… Постараюсь, конечно… — Она прервалась, сообразив, что попалась на слове. Окажись рядом Энка, она непременно сказала бы, что особенно стараться не придется. К счастью, язвительная сильфида была далеко, а Максу воспитание не позволяло насмехаться над бедными девушками.

К тому же Ильза вовсе не была глупа. Она вспомнила рассказ Аолена о госпитальных порядках и нашла еще одну проблему, которую упустил ее провожатый, не привыкший мыслить стратегически.

— А если меня не захотят выпускать? Велят оставаться на излечении день или два? Где я потом стану вас искать? Ты же не сможешь ждать меня под дверями так долго?!

— Ах, черт возьми! Верно! Как я сразу не подумал! Давай договоримся так. Я буду ждать тебя тут, в машине. Как только тебе обработают руку, сразу беги. Сможешь?

— Еще бы! — фыркнула боец Оллесдоттер. — Я, поди-ка, воин! Надо будет, стражу голыми руками… голой рукой перебью! — Она знала, что заведения такого рода, как лечебницы, редко охраняются слишком строго, и стражники в них обычно служат паршивые.

— Ты уж постарайся этого избежать, ради всех богов! — попросил Макс проникновенно. — Беги тайно, чтобы никто не заметил.

— Как лазутчик?

— Вот-вот. Чтобы без кровопролития.

— Как скажешь. — Ильза была сама покорность. — Ну, идем? А то знобит что-то.

В лечебнице все прошло более или менее гладко. Макс говорил как по писаному: ехал домой, на Воронцовской увидел девушку — лежала вся избитая, в крови. Подобрал и привез. Ничего о ней не знает, она даже имени своего не говорит.

Ильза в это время добросовестно изображала идиотку. Она знала, какими они бывают. В ее родном Лотте на соседней улице жил один такой дурачок. У него была крупная голова, глубоко посаженные глаза, толстые губы и вечно полуоткрытый рот. Говорил дурачок плохо, больше мычал и хихикал. Звали его Мумм, был он уже немолод, а дни свои окончил страшно. Ильза сама видела, как боевой топор фьординга надвое раскроил бедняге череп.

Вот этого-то Мумма Ильза и избрала прототипом своего «сценического» образа. Конечно, изменить внешность ей было не под силу — колдовству не обучалась. Зато мычать и хихикать могла сколько угодно. Выходило очень натурально. Наверное, она даже перестаралась, потому что окружившие ее люди в смешных белых халатиках и не менее забавных зеленых и синих костюмчиках и колпачках заговорили о психиатре. Психиатр — это специальный лекарь, который правит мозги. Сводить с ним знакомство девушке не хотелось, поэтому она сбавила обороты, стала изображать дуру молча.

Макс скоро ушел, незаметно подмигнув ей, дескать, держись. Лекари занялись ее рукой, действовали очень жестоко — кололи иглами, тянули в разные стороны, потом замотали тряпицей, которая тут же затвердела почти как камень. Ильза не поняла — магия это или алебастр? Но настоящую, несомненную магию она тоже видела. Почему Хельги утверждает, будто ее нет в здешнем мире? Наверное, потому, что не бывал у лекарей. Это были мокрые черные картинки, на которых просвечивали ее собственные сломанные кости. Такая гадость!

Она была очень рада, когда все процедуры, наконец, завершились и можно было вздохнуть спокойно. Но радость оказалась недолгой.

— Ну вот, — сказал самый важный лекарь, толстый дядька с усами и бородой, от него резко пахло чем-то вроде сехальских благовоний, — кости молодые, бог даст, месяца через два-три срастутся…

— Что-о?!! — Ильза так и подскочила, совершенно позабыв о своей роли дурочки. — Когда срастутся?!! Через два месяца?! И это у вас называют лечением?! Да самый захудалый лекарь… Что там лекарь! Самая последняя деревенская бабка сращивает кости за пять-шесть часов, если на перелом порчи не наложено! Да меня за два месяца десять раз прикончат, если я буду однорукой ходить! Смеетесь, что ли?.. — Ее прорвало: — Твердой тряпкой замотаться я и сама могла, для этого и к лекарю ходить не надо! Шарлатанство — вот как это называется! А еще слывете цивилизованным миром!

Окружающие взирали на расходившуюся девицу едва ли не с ужасом.

— Давайте-ка ее в палату, — распорядился главный. — И психиатра вызывайте, да поживее. Девушка, похоже, буйная.

И снова слова его Ильзе не понравились. Она так поняла, что ее все-таки собираются задержать. И рванула на волю, прямо из коридора, куда ее под руки вывели две дородные тетки в голубых пижамках, нелепо оттопыривающихся на их могучих задах. Сбежать незаметно, правда, не получилось. Теток пришлось столкнуть лбами — не хотели опускать. Зато охранник на выходе не успел ее схватить, проскочила. Так что обошлось без кровопролития, как и хотел Макс.

Всю обратную дорогу Ильза шипела от злости не хуже сехальского дракона, поносила горе-лекарей этого мира на чем свет стоит. Вообще-то обычно она была девушкой кроткой и неконфликтной, но и ее нервная система имела свои пределы! Вынести столько мучений — и все зазря!

— Ничего не зря, — живо вразумил ее Хельги. — Главное, рука не болтается, не отваливается. Вернемся домой, разыщем нормального лекаря, и все будет в порядке. Зато в гостях побывали, иначе когда бы еще выбрались?

Кстати, сам он в гостях времени даром не терял. Ирина сказала, что все равно теперь не уснет, поэтому он приспособил ее к полезному делу: чтению вслух криминальной литературы. В результате были убиты сразу два зайца: демон пополнил запас знаний о мастерстве сыска, а Ирина таки заснула.

В свой мир Хельги с Ильзой вернулись на другое утро и застали друзей почивающими на лаврах в доме председателя сельской управы.

Негоже столь знатным господам, героям, одолевшим невиданное чудовище, ночевать в съемных комнатах, будто простым бродягам. Они, господа, должны обретаться в самых роскошных хоромах королевства! Увы, в бедной Гавеции нет жилья их достойного, но его скромная обитель все же лучше грязного трактира, так считал председатель Фулл. А «господам» было совершенно без разницы, где именно обретаться. Зовут в гости — так почему бы не пойти? Пусть человеку будет приятно. Да и самим неплохо: в парадной гостиной, на свежей соломе, — когда еще доведется так выспаться?

Несмотря на поздний (по меркам сильфиды) час, они еще не собирались вставать. Валялись, дожидаясь прихода местного лекаря, и гадали, что же это за дрянь напала вчера не трактир.

— Как?! — удивилась новоприбывшая Ильза. — Вы разве не знаете?! Это же обычный морской змей мулиартех! В наш Лотт такие часто приходили. Главное, не разрешать им переступить порог, тогда они не смогут причинить вам вреда. А пустишь в дом — беда! Всех пожрут, не подавятся.

— Верно, — подтвердил Хельги. — К нам во фьорды они тоже иной раз заглядывали.

— Мулиартех, мулиартех, — пробормотал Рагнар, стараясь запомнить новое слово. — Никогда не слыхал! А ты? — Вопрос был задан сильфиде как уроженке побережья.

— И я нет, — откликнулась та. — Должно быть, они селятся только в северных водах.

— Тогда откуда взялся этот?

— Заплыл, — предположил Хельги. — Происходит эволюция гляциального процесса[2] в глобальном масштабе. Возможно, это ведет к расширению ареала мулиартехов.

— А теперь то же самое по-староземски, — попросил рыцарь, он не знал ученых слов.

— Становится холоднее. Поэтому змеи могут расселяться все дальше на юг, — пояснил магистр Ингрем с раздражением. Он считал, что Рагнар, если бы постарался пошевелить мозгами, вполне мог бы понять смысл его фразы, исходя из контекста. Сколько можно демонстративно выставлять себя неучем? Особе королевской крови это не к лицу!

— Верно, — покаянно признал оттонский наследник. — Впредь буду шевелить!

Ильза, воодушевившись его примером, глубоко задумалась и сама, собственным умом пришла к выводу крайне неутешительному:

— Вот видите! А вы говорили, тролля на юге быть не может! Если мулиартех завелся, то и до тролля недалеко! Климат-то холодает!

— Молодец! — похвалил Хельги. — Логично рассуждаешь! — Лично его перспектива расширения ареала пещерных троллей совершенно не печалила. Все его нынешние интересы и помыслы были сосредоточены исключительно на расследовании.

— Чтобы раскрыть преступление, важно понять, кому оно было выгодно. — Демон озвучил мысль, почерпнутую в мире ином. — Давайте подумаем, какую пользу может принести похищенная принцесса.

Меридит и Энка переглянулись, беспомощно пожали плечами. На их взгляд, приобретение было совершенно бесполезным.

— За принцессу можно потребовать выкуп! — Оказывается, Эдуарду было не чуждо криминальное мышление. Но не хватало жизненного опыта и здравого смысла.

— С кого? — фыркнул гном. — С папаши-короля? Ты не видал, какой у него замок? Крыша и та течет! Чем выкуп-то брать? Рыбой? Нет, для такого дела нужна принцесса побогаче, иначе овчинка выделки не стоит. Думаю, тут вопрос политический. Помните, Хельги говорил насчет эттелийцев? Очень неплохая мысль.

— Спасибо! — просиял подменный сын ярла. Не так-то легко заслужить похвалу от гнома!

Естественно, сильфиду тут же обуяло желание противоречить.

— И вовсе не обязательно эттелийцы! Это мог быть кто угодно, заинтересованный в расширении границ либо в обзаведении землей. За принцессой всегда дают хорошее приданое. Полкоролевства!

— Это кто же в наши дни дает такое приданое?! Все-таки теперь не Средние века! — Эдуард знал, что говорил. Его родная сестрица считалась богатой невестой, хотя в приданое ей был назначен один-единственный приграничный городок, и то небольшой. — И вообще, мой папаша, к примеру, похитителю бы в приданом отказал вовсе! Назло! «Не женился бы, — сказал, — против моей воли!»

— Ну, твой папаша далеко не показатель, — усмехнулась Энка. — Он у тебя, уж извини… Короче, всем известно, что король Бонавентур совсем не таков. И в приданом у нынешних принцесс, может, и не полкоролевства… однако на жизнь наверняка хватит.

— А не проще было бы, чем затевать всю эту возню с принцессой, просто напасть и отвоевать желаемое? Тем более что Кнусс не представляет собой серьезного противника… — Меридит, как истинная диса, не любила сложных обходных путей, предпочитала действовать прямо, грубой силой.

— Нет, не проще, — не согласился рыцарь. — Всякий, кто нападет на Кнусс, будет иметь дело с Оттоном. У нас гласный союзный договор.

Ильза слушала и морщилась. Ей было скучно.

— Зачем вы все про политику да про политику? А вдруг это вообще любовь?

— Что?! Какая любовь? — На нее посмотрели с непониманием.

— Ну как же? Вот представьте: бедную девушку против ее воли, чисто из-за политики просватали за совершенно незнакомого человека. А вдруг у нее уже был возлюбленный? Молодой, красивый, не как наш…

— Гм! Спасибо тебе, конечно, на добром слове! — хмыкнул Рагнар.

Щеки девушки залились краской. Она поняла, какую бестактность брякнула, не подумав.

— Ой, прости! Я не нарочно! Ты тоже совсем не старый!

— Да ладно, чего уж там! — махнул рукой жених. Он и сам знал, что до Аполлона Аполидийского ему очень далеко. Так стоит ли обижаться на правду?

Тем более что предположение Ильзы было не лишено смысла. То, что выглядело как похищение, на деле могло оказаться банальным побегом из-под венца. Мало ли дев решалось на такой шаг из страха разлуки с любимым? А принцессе Мальвии сделать это было проще простого, ведь именно в ее покоях висел заветный портрет. Она вполне могла быть осведомлена о его магических свойствах.

— Ну хорошо, — сказал Хельги важно. — Мы пока не будем опровергать ни одну из версий. Надо только все записать и систематизировать. Это поможет в дальнейшей работе. Всякая наука любит точность и обстоятельность.

Последние три фразы были чистейшим плагиатом с его стороны. Именно такими словами профессор Донаван поучал своего не слишком-то точного и обстоятельного, а порой и вовсе легкомысленного ассистента Ингрема.

— Валяй, — одобрила сестра по оружию, — систематизируй.

За неимением в доме другой бумаги Хельги пришлось выдернуть лист из собственного дневника. Он по-прежнему таскал сей увесистый фолиант с собой, поскольку других распоряжений от мэтра Донаван получить не успел, а самовольно нарушить приказ профессора не решался. Писал карандашом, поскольку чернил у председателя тоже не водилось.

— И как он ухитряется вести дела? — разворчался Орвуд. — Немудрено, что здешние края столь запущены!

Рагнар на это спокойно возразил:

— Просто он держит канцелярские принадлежности в управе. Зачем их домой-то тащить?

— Помолчите хоть минуту, — попросил Хельги. — Вы меня с мысли сбиваете, сосредоточиться не могу.

— Ладно, сосредотачивайся, — милостиво разрешил гном.

Хельги сосредоточился. В результате у него получилось четыре графы. Озаглавлены они были так: «Меркантильные мотивы», «Территориально-политические мотивы», «Амурные мотивы», «Иное».

В первую графу попала версия Эдуарда насчет выкупа. В третьей стояла запись: «Тайный возлюбленный». Четвертая осталась пустой. Вторая же оказалась самой длинной. Сюда Хельги отнес и эттелийцев, и танатидов (правда, с натяжкой: их земли, как известно, лежат далеко от кнусских; но, возможно, как предположил демон, им захотелось таким образом расширить сферу своего влияния). Потом, немного поразмыслив, Хельги приписал государства, имеющие с Кнуссом общие границы — сухопутные, водные либо подземные — или свой интерес в этом регионе. Таким образом, в число подозреваемых попали: маленькое горное королевство Квирр как непосредственный восточный сосед, Дольн как извечный противник Оттона, а также Сильфхейм и Даан-Азар.

— С ума сошел?! — возмутился Орвуд. — У гномов-то какой может быть интерес в человечьем Кнуссе?!

— Откуда мне знать? Может, разведали в его недрах залежи руды и решили наложить лапу путем получения наследства? — Хельги оказался очень скор на предположения и версии.

— Во-первых, ни один добропорядочный гном никогда не возьмет в жены самку человека. Во-вторых, мы, как всегда, прекрасно обошлись бы и без наследства. Подобрались бы к месторождению под землей, тайно. Кнуссцы даже не заметили бы!

— Самку! Поди ж ты! — обиделась Ильза. — Тебя бы так обозвали! Что ли, мы скотина?!

А Рагнар нахмурился:

— Ага! Тайно, значит? Как всегда? Так-то вы, гномы, ведете дела! Так-то чтите территориальные права соседей!

Тут Орвуд заметно побледнел. Он понял, что в запале выдал важнейшую государственную тайну.

— Смотри, никому не проговорись об этом! — велел он рыцарю строго. — Не то, если в Даан-Азаре узнают, меня казнят за измену родине!

Тот изменился в лице. Праведное негодование сменилось искренней тревогой.

— Ты серьезно?! Неужто казнят?!

— Непременно казнят! Путем замуровывания заживо! — мрачно подтвердил гном.

— Ох! Вот страсти! Ладно, я буду молчать как орк, не сомневайся! — Ради жизни дорогого друга Рагнар был готов пожертвовать хоть всеми богатствами оттонских недр.

Тут и дочь сенатора Валериания решила вступиться за честь родины.

— Не знаю, как насчет Даан-Азара, а уж Сильфхейм точно можешь вычеркнуть, — сказала она. — Он абсолютно вне подозрений. Ни одного мотива невозможно измыслить!

— Еще чего! — завопил гном. — Оставляй Сильфхейм! Чем он лучше других?! Ты, Энка, сто лет дома не бывала, а судишь! Мало ли что! Вдруг у ваших берегов вся рыба перевелась, и сильфы захотели в Кнуссе поживиться?!

— Дурак! — пожала плечами сильфида, но вопреки обыкновению спорить не стала. Не так уж она любила Сильфхейм, чтобы ради него надрываться. Вместо этого она взяла из рук Хельги список, пробежала глазами…

— Эх! А ведь мы с вами совершенно забыли про колдовство!

— Оно-то тут при чем? — удивился демон.

— Ну как же! Кровь девственницы, особенно королевского рода, очень ценится в качестве ингредиента для составления зелий. Дороже золота идет!

— А ты откуда знаешь? — не поверила диса.

— Лекции слушала! Иногда! А ты только меня горазда попрекать, а сама тоже хороша!

Орвуд был потрясен. Он даже представить не мог, что подобная дрянь может так цениться.

— Неужели дороже золота?! И насколько?

— Намного. Один к пяти по довоенному курсу. А теперь уж и не знаю как.

— Надо же! Кто бы мог подумать… Между прочим, — тут он нехорошо покосился на Эдуарда, — это только к принцессам относится? А принцы-девственники не котируются? — И добавил в качестве оправдания своих кровожадных интересов: — Это я так… На всякий случай полюбопытствовал. Про черный день. Мало ли как обстоятельства сложатся…

— И думать забудь! — отчеканил наследник ольдонского престола. — Не то прямо сейчас пойду на село и сниму первую встречную шлюху!

— Да ладно, — хихикнула Энка. — Ни к чему такие жертвы. Профессор Перегрин говорил только о принцессах. О принцах даже не упоминал.

— Ах, трагедия какая! Если бедняжку Мальвию пустили на кровь, значит, ее и в живых уж нету! Вот горе! — принялся причитать Рагнар, но в тоне его явственно проскальзывало облегчение.

— Не обольщайся! — еще сильнее развеселилась девица. — Похитителю невыгодно сцедить всю кровь зараз. Свернется, да и новую взять негде будет. Разумнее держать принцессу в заточении и брать понемногу, по мере надобности, чтобы источник не иссякал.

— Короче, я не буду отводить для колдовства отдельную графу. Отнесу его к «Меркантильным мотивам», — решил Хельги.

Итак, версий уже на самом раннем этапе расследования имелось хоть отбавляй. И каждую из них предстояло проверить. Но как осуществить это на практике — никто из доморощенных детективов представления не имел. Пришлось взять на вооружение очередную народную мудрость: война план покажет.

Лекарь в председательском доме объявился только под вечер. Приковылял, донельзя утомленный — ему в тот день досталась-таки работенка! Шутка ли, столько покалеченных разом! Немудрено, что треть не выжила.

Но важных иноземных господ он, невзирая на усталость, пользовал старательно. Тех, кто сам не отказался от помощи. Потому что один красивый зеленоглазый парень, к примеру, шарахнулся, как упырь от осины, и заявил, что здоровее пещерного тролля. Хотя внешний вид его свидетельствовал обратное. А светлая широкоплечая девица неразборчиво пробормотала что-то вроде: «И я, пожалуй, обойдусь».

Зато Ильза помощь приняла охотно и спустя несколько часов уже бодро помахивала зажившей рукой.

— Ну вот! — радовалась она. — А эти шарлатаны говорили: три месяца! Тьма сехальская! Ничего не смыслят в своем деле!

На следующий день председатель лично проводил героических иноземцев к Драконьему Кряжу. От окраин Гавеции до назначенного места было около получаса ходьбы в восточном направлении. Узкая извилистая тропа вела через неглубокий перевал. Участками она исчезала, перекрытая языками осыпей, потом возникала вновь и опять пряталась под грудами камня. Очевидно, что пользовались ею редко — немного находилось желающих посетить места боевой славы кнусского рыцарства.

Монумент в честь драконоборца Леварта представлял собой прямоугольную, не слишком гладко обтесанную глыбу черного камня, высотой примерно в два человечьих роста. Издали он здорово смахивал на надгробие. На одной из сторон его, обращенной к Океану, простыми рунами и буквами языка латен была выбита памятная надпись — витиеватая, длинная и не вполне грамотная. Разобрать ее нижнюю часть было невозможно — символы поистерлись, заросли густым мхом. Сам обелиск стоял, покосившись, — того и гляди завалится.

— Ай! Ай! — принялся долго и нудно сокрушаться председатель. — Непорядок! Подправить бы надо! Да денег в казне кот наплакал… Разве татей из темницы пригнать? Так ведь не ровен час разбегутся… Эх, как же быть, как же быть…

Трудно сказать, были это просто размышления вслух, или он ждал от иноземцев сочувствия. В любом случае получил он много больше, чем рассчитывал. Рагнар повздыхал из вежливости, дескать, и впрямь незадача. А потом полез в карман и протянул председателю несколько крупных золотых монет. Как-никак, а своему брату-рыцарю памятник, надо уважить.

Растроганный такой невиданной щедростью председатель истово поблагодарил благодетеля, даже попытался приложиться к руке. А когда он, наконец, удалился, Орвуд долго отчитывал Рагнара, упрекая в расточительстве:

— Неужели ты не понимаешь, что этот прохвост и не подумает пускать твое золото на ремонт памятника?! Прикарманит его — и дело с концом!

— Да наплевать! — отмахнулся рыцарь. — Пусть делает, что хочет, лишь бы отвязался!

Но гном не мог мириться с подобным легкомыслием:

— Ты, Рагнар, лицо государственное. Должен сознавать, что негоже потакать казнокрадам и вводить чиновников в искушение. Если уж ты такой не в меру щедрый, надо было оформлять пожертвование документально. А теперь председатель и твои денежки приберет, и еще из королевской казны получит компенсацию за наш постой. Может, вам и плевать, а лично я терпеть не могу, когда на мне наживаются.

— Сделанного не воротишь. Смирись с неизбежным, — велел гному Хельги. — Хватит отвлекаться, пора сосредоточиться на поисках улик.

— На поисках чего? — не поняла сильфида. Ей, чрезвычайно далекой от дела сыска, столь узкоспециальный термин показался незнакомым.

— Corpus delicti[3] — пояснила Меридит на языке латен. — Помнится, кто-то хвастал высоким баллом по юриспруденции!

— Юриспруденция — дело давнее! — огрызнулась Энка. — Не могу же я всю жизнь помнить подобную ерунду! Эдак никакой головы не хватит!

Друзья долго шарили вокруг памятника в надежде отыскать хоть какой-нибудь след, хоть самую малую зацепку. Но напрасно. Ни намека на улики, только козий помет!

— Подождите! Ведь мы, ослы сехальские, не там ищем! — сообразил Хельги.

— Почему? То самое место, Драконий Кряж. Вон они, те горы, что на портрете, я хорошо запомнил! — Рагнар простонародным жестом ткнул пальцем на восток. Там, шагах в пятистах, высились две огромные скалы, формой напоминающие окаменевших троллей.

— То, да не совсем! На картине в этой точке, — Хельги указал на обелиск, — находится рыцарь Леварт. А на местности — памятник. Изображение не совпадает с натурой. Значит, воспользоваться им нельзя. Похититель не мог переместиться именно сюда. Надо искать у подножия скал.

— А почему тогда не на самих скалах? Глянь, какие приметные!

— Потому что надо быть совершенно слабоумным, чтобы взгромоздиться на такую кручу, да еще вместе с похищенной принцессой! Как бы они оттуда спускались, по-твоему?

Путь до скал вышел втрое дольше, чем казалось издали. В горах видимость обманчива, трудно оценивать расстояния на глаз. Идти было нелегко — над обрывами, по коварным осыпям, через заросли гадкой колючки. «Дурные места! — ворчал гном, тщетно пытаясь привести в порядок бороду. — Только драконам и гнездиться. Нормальному смертному существу тут делать нечего!»

Орвуд ошибался. На самом подходе к западной скале им встретилось оно — нормальное смертное существо. Благообразного вида дедок, плотненький, седенький, опрятный. И дело у него имелось — он пас коз. При нем была большая собака совершено невиданной породы: длинная густая шерсть ее не лежала гладко, а свисала волнистыми прядками-сосульками. Хельги пришел в полный восторг при виде такого чуда природы, и собака ответила взаимностью. Положила передние лапы ему на плечи, лизнула в лицо, потом повалилась на спину, подставила упитанное брюхо, дескать, чеши. Демон с воодушевлением принялся чесать. Пожалуй, они еще долго наслаждались бы обществом друг друга, если бы Энка не призвала спутника к порядку:

— Вообще-то мы сюда за делом шли, а не с собаками лизаться!

— Ладно, — вздохнул Хельги, неохотно поднимаясь с колен, — приступим к допросу свидетеля.

Свидетель, видно, польщенный вниманием к его любимице, а может, просто от скуки, на все вопросы отвечал охотно и обстоятельно.

Давно ли тут коз пасет?

— Да почитай, всю жизнь.

— А в конце мая пас?

— Само собой! Они ведь, козочки, каждый день кушать просят.

— Не видал ли чего странного?

— Как не видать! Во-он тамочки, у камня, появились вдруг двое! Прямо из воздуха, ну чисто демоны!

— Как выглядели?

— Чудно, не по-нашенски. Важный господин с ног до головы в сером, плащ — не плащ на нем был, рубаха — не рубаха. Сам не молодой, не старый, человек, нелюдь ли, — не поймешь. При нем девица, хорошая такая, в теле. Одета богато, по-столичному.

— Что делали, что говорили?

— Да ничего. Господин только зыркнул страшно, посохом замахнулся да прошипел: «Прочь с дороги, старик!» А дева и вовсе ни словечка не проронила. Вид у нее дурной был: глаза вроде смотрят, а сама будто спит.

— Зачарованная! — понимающе переглянулись Энка и Меридит. — Хельги, вычеркивай «Тайного возлюбленного».

— Не вычеркну. Тайный возлюбленный тоже мог увести принцессу против воли. Может, она сама никак не решалась на побег, поэтому ему пришлось применить чары?

— …А потом что было? Ушли они оба, во-он туда, по старой кудианской тропе. Да, дева сама шла, ножками перебирала, но опять как во сне. Господин ее за руку волок. Тропа куда ведет? А боги ее знают! Это ведь только говорится так — кудианская. На деле ее задолго до того проторили, как в эти места люди да кудиане пришли — в древности дремучей, позабытой, когда жил тут совсем другой народ. О нем ныне и преданий не осталось… Нехорошая это тропа, так я вам скажу. Не ходят по ней добрые твари. Козы и те стороной обойдут, ни одним копытцем не наступят. Козы — они хитры, умеют зло чуять. А Милочка моя иной раз, в непогоду, повернется в ту сторону, смотрит и воет, воет, словно по покойнику — аж жуть берет! И вам туда ходить не надобно, коли жизнь дорога!

— Как раз нам-то, дед, и надобно, — удрученно молвил Рагнар. — Долг, вишь, зовет! Не поминай лихом! — И он уверенно и размашисто зашагал по зловещей тропе, вот только на душе у него стало совсем муторно. Дело, казавшееся едва ли не забавным, вдруг начало оборачиваться какой-то иной, нехорошей стороной… «Во что я втянул своих друзей, — думал рыцарь. — Не грозит ли это бедой?»

Позади скорбно и тоскливо завыла Милочка. Старик глядел им вослед, сняв шапку с седой головы — будто провожал в последний путь. И как отклик на тяжкие мысли рыцаря, прозвучали слова сильфиды:

— Интересно, во что мы опять вляпались, да?

Но что же Аолен? Где был благородный эльф, когда родные и близкие его ступили на неизведанный и опасный путь? А был он далеко. В тот самый час как раз выезжал из ворот Буккена на скрипучей торговой телеге.

Эльфы — народ чувствительный, склонный к поэзии и прочим искусствам, но и рационализм вкупе со здравым смыслом им не чужды. Аолен рассудил логически: те, кому приходится разыскивать без вести пропавших, обычно прибегают к услугам хорошего колдуна — от классической магии в таком деле проку мало. Сильных колдунов в Оттоне нет. Нанимать со стороны — поскупится Орвуд. А может, и некого нанимать-то, после памятных событий минувшего года. Остается одно — звать на помощь Балдура Эрринорского, Значит, именно в Буккен должны отправиться друзья после Оттона. И он, Аолен, если не встретит их по дороге, то будет спокойно дожидаться у Балдура. Или они оба выйдут им навстречу — как уж получится. Конечно, есть опасность разминуться, но она, если подсчитать сроки, не столь уж велика…

Такой вот план был у Аолена. Очень разумный. Одного он только не учел: что друзья его далеко не всегда склонны следовать законам логики.

Кстати, Орвуд в свое время предлагал им то же самое. Но понимания не встретил. У Балдура, сказали ему, дом лежит едва не в руинах, куча хозяйственных проблем. Зачем беспокоить по пустякам? Ладно бы о спасении Мира речь шла. А то подумаешь — какая-то невеста. Чисто семейное предприятие. Не обойдутся разве своими силами? Тем более Хельги так хорошо разбирается в сыскном деле…

Так вот и получилось, что разошлись Аолен и друзья его в разные стороны — один на запад, другие на восток.

Балдура в Буккене, кстати, не оказалось. Ушел в Эрринор, как услужливо доложили соседи. Там, в Эрриноре, остались без присмотра чуть ли не десяток колдовских лабораторий — с ними надо было что-то делать, пока не вышло большой беды. Так что до собственных проблем у мага руки еще не дошли — занимался общественными. Отвлекать его от них ради одной-единственной девицы даже Аолен не решился. Переночевав в дрянном буккенском трактире, двинулся в обратный путь ни с чем.

Есть на земле места, не предназначенные для смертных. Есть и дороги, не для смертных проложенные. Совсем другие твари бродят по ним, и ни к чему смертным с такими встречаться. Однако пришлось. И первая встреча состоялась очень скоро, уже часа через три.

За этот срок окружающий ландшафт успел совершенно перемениться. Осталась позади полоса голых прибрежных скал. Тропа нырнула в густую чащу. Казалось бы, так и должно быть — пологие склоны Даарн-Ола — Гномьих гор поросли лесом почти до самых вершин. Вот только лес в этом краю оказался очень уж странным, Орвуду это сразу бросилось в глаза. Вместо привычного дуба и бука здесь высились седые, голоствольные северные ели. Под ними — бурелом, валежник, колючий кустарник, — не продерешься. Полное впечатление, что некие загадочные силы вырвали участок леса где-нибудь под Кноттеном или Понитом и по одним им ведомой прихоти переместили сюда, далеко на юг.

Под стать местности сделалась и погода. Потускнело июньское солнце. Померкли, будто выцвели, все краски окружающего мира. Даже умопомрачительные малиновые штаны Рагнара (последний писк южностароземской моды!), которые Хельги, нахватавшись дурного в ином мире, именовал ехидно, но непонятно «красными революционными шароварами», утратили былую яркость. Небо стало серым и таким низким, что казалось, оно висит прямо на макушках елей. С северо-востока потянуло резким холодом. Путникам пришлось спешно опустошать дорожные мешки и натягивать на себя всю одежду, что имелась в запасе. Но запас был уж очень невелик — кому охота летом таскать за собой лишнее барахло? Выручили спальные одеяла, в них можно было завернуться на манер плащей.

Конечно, Меридит с Хельги так поступать не стали. Они — существа северные, к холодам привычные, к тому же воины, а воину не пристало ходить по свету закутанным в одеяло подобно нищему побирушке.

— Ну и дураки, — сказала на это Энка. — Охота вам мерзнуть? Все равно никто не видит.

— Воин — он всегда воин, а не только когда на него смотрят! — гордо заявила диса и тут же пожалела об этом, потому что пошел снег! Крупные белые хлопья густо валили с июньского неба, ложились на тропу и не таяли, будто зимой.

— С Арвеев, что ли, принесло? Так вроде ветер не оттуда… — удрученно пробормотал сотник Ингрем. Он настолько не любил отягощать себя в пути лишними вещами, что имел при себе одну легкую курточку на случай дождя. Любящая сестра по оружию во время сборов попыталась подсунуть ему в мешок вязаный свитер, но он заметил и с негодованием выкинул. За что теперь и расплачивался: лязгал зубами и шмыгал посиневшим носом. Потому что даже самые северные из существ не могут в мороз обходиться без теплой одежды.

Орвуд на такое дело смотреть спокойно не мог. Такова уж была его жизненная позиция: если добропорядочное существо впало во внезапное слабоумие, долг окружающих о нем позаботиться.

— Так, ну-ка живо, накрылись одеялами! — распорядился он тоном, не терпящим возражений. — Совсем обалдели, что ли?! Мороз на улице! Не хватало только воспаление легких заработать! Что мы тогда станем с вами делать? Аолена нет, исцелять некому!.. Северные они, видите ли, существа! Вот сейчас как возьму палку и задам вам обоим по шее! И не посмотрю, воины вы или нет! Так и знайте!

Хельги с Меридит переглянулись и полезли-таки в мешки. Очень уж грозен был гном в тот момент: глаза горят праведным гневом, брови сведены, борода топорщится. Того и гляди впрямь за палку возьмется — не драться же с ним!

— Уступаем грубой силе! — ухмыльнулась диса из-под одеяла.

Прошло чуть более часа, а снегу навалило столько, что стало трудно выволакивать закоченевшие ноги. Ильза начала тихонько хныкать и поговаривать о привале и костре. Вот тут-то и произошла первая из череды странных встреч, назначенных им Судьбой…

Она появилась на тропе невесть откуда, будто выросла из-под земли. Маленькая кривобокая старушонка, древняя как сам мир, наряженная в устрашающие лохмотья. Казалось, всю одежду ее — длинные юбки, короткий облезлый полушубок, головной платок — драли, резали на клочки специально, потому что случайно достигнуть такого эффекта было просто невозможно. От тряпья исходил резкий застарелый запах грязного тела и мочи — видно, его за последние столетия никто не удосуживался хоть немного простирнуть. На шее болталась целая связка амулетов, грязных и неприятных на вид: засаленные пучки перьев, какие-то камешки, косточки и черепушечки. К определению того, во что были обуты ее ноги, подходило только одно слово — опорки.

Внешность незнакомки вполне соответствовала ее одеянию. Приплюснутое, молочно-белое лицо покрывала густая сеть морщин. Круглые глаза были по-жабьи выпучены, причем один зарос бельмом. Крошечный крючковатый нос и резко скошенный подбородок дополняли неприятное впечатление. Седые, годами нечесанные патлы торчали во все стороны из-под платка, завязанного узлом на лбу. Старуха скалила в усмешке тонкогубый рот, и в темном его провале проглядывали два клыка… Очень колоритная внешность! Не надо было долго думать, чтобы понять: ведьма! Самая настоящая, практикующая, причем сильная настолько, что ее первоначальная человеческая природа совершенно изменилась под воздействием собственных чар и стала ближе к демонической.

Наверное, изменение это пагубно отразилось на рассудке, потому что повела себя старуха более чем странно (неадекватно, по выражению ученого магистра Ингрема). Она чуть присела, широко раскинула руки, загородив тропу.

Рагнар, возглавлявший шествие, сделал шаг в сторону, желая миновать неожиданную преграду. Но старушенция шарахнулась ему под ноги, не давая себя обойти. Рыцарь остановился, сказал вежливо, как и подобает воспитанному человеку, приученному уважать старость:

— Бабуся, ты бы посторонилась, что ли! Будь так добра! Нам пройти надо.

Тут и ведьма подала голос. Говорила она вроде бы по-староземски, но понимать ее было очень трудно из-за странных интонационных конструкций. Каждая фраза начиналась с низкого, неразборчивого бормотания, а в конце переходила в пронзительный визг.

— А вот и не посторонюсь! Не пущу, не пущу-у! — приплясывая и притопывая, завела ведьма. — А дальше вам хода нет, хода не-эт! Нет! Нет! Нет! Нет-нет-нет! — запричитала она резко и отрывисто, как будто переходя на собачий лай.

— Совсем полоумная! — вздохнул рыцарь с искренним сочувствием. — Бабулечка! Ну что ты скачешь, в твои-то годы! Дай дорогу, не доводи до греха!

— А не пущу, не пущу-у! — тянула свое старая. — А не пущу, не пущу! А у дороги два конца, а у судьбы два лица, а у кого дорога черная, тому судьба белая, а кому дорога бела, тому судьба черным-черна! А где неезжено-нехожено, там дорожка-то проложена, догоняй — не догонишь, убегай — не убежишь! А тут вам пути нетути, нетути! Нет! Нет! Нет!

— Тьфу! — потеряла терпение Энка. Свое воспитание, как известно, сильфида получила на боевом эттелийском фрегате, а потому оно оставляло желать много лучшего. — Хорош гнусить, дура старая! Прочь с дороги, не то зашибу!

— А не зашибешь, не зашибешь, а сама зашибесси! — Ведьма взмахнула широко растопыренными пальцами, с них во все стороны брызгами полетели капли воды. — Закружу-закружу! Закружу-заворожу! Чиффы-чиффы чи-ир! Чиффы-чиффы чи-ир!

Хельги ощутил, как всколыхнулся астрал: ведьма колдовала! Она топталась на одном месте, низко пригнувшись к земле, хлопала себя руками по бокам, отчего лохмотья ее тряслись и развевались, будто перья пестрой птицы. Она вообще походила на птицу в тот момент — на большую глупую курицу или индюшку, квохчущую над гнездом. Она будила Силы Стихий.

Почуяв недоброе, Хельги выхватил из кармана горсть серых камней. Но разложить не успел. Снежный вихрь ударил в лицо с такой силой, что на миг перехватило дыхание. Камешки выбило из рук — прощай, верная и надежная спригганская магия!

Устоять на ногах было невозможно; путники повалились наземь, вцепились друг в друга мертвой хваткой, повинуясь, скорее, инстинкту самосохранения, нежели разуму. Их швыряло из стороны в сторону, било оземь, как перекати-поле на ветру. В ушах выло и свистело, снег слепил глаза, забивал рот и уши, леденил кожу — одеяла сорвало и унесло в первые же мгновения колдовской бури. Они погибали — и понимали это. Стоило отпустить руки, оторваться от общего клубка — и тогда конец. Ищи ветра в поле, а кости под талым снегом… А пальцы на морозе стынут-коченеют, слабеют, того и гляди разожмутся… И дышать уже нечем, нечем… Воздуха нет, только снег, повсюду один снег…

В общем, выбора Хельги ведьма не оставила. Путь к спасению был только один, тошнотворный до рвоты. Разумеется, он не собирался проходить его до самого конца!

…Буря прекратилась мгновенно — как и не было. Даже снега не осталось — только черная сырая земля. Ведьма сидела на тропе, тяжело, по-рыбьи хватала ртом воздух. В круглых глазах ее светился животный страх. Видно, поняла старая, какого рода опасность грозит ее поганой, измененной сущности!

Бросила на демона косой, полный ненависти взгляд, спросила отчетливо, без прежнего бормотания и визга:

— Сожрешь, что ли, убивец?

— Сожру, — мрачно, без всякой охоты подтвердил тот.

— А не подависси? — Видно, характер не позволял ведьме отступить без боя, хотя бы словесного.

— Не подавлюсь, не надейся. И не таких жрал.

Ох, как не нравился ему этот разговор! Желудок будто судорогой сводило, и к горлу подступал комок, хотя на самом деле чужие сущности едят без всякого участия этих органов. И еще было страшно. Ведьмы хитры и прозорливы. Вдруг она почувствует, что он блефует и на самом деле ни за какие блага мира не осуществит своей угрозы… Или?.. Ох, лучше не думать!

К счастью, ведьма ничего не почувствовала, пошла на мировую.

— Ну, ты полегче, полегче! Ну, промашку дала, оплошала по старости! А у тебя на лбе рунами не начертано, кто ты есть убивец! А смертным сюда ходу нет, ходу не-эт!.. — Похоже, она надумала завести старую волынку.

— Цыц! — поспешно, пока та не разошлась, рявкнула Энка из-за плеча «убивца».

Ведьма гадко хихикнула, но послушалась. Продолжила грубо, зато членораздельно:

— А чего вам здесь надобно, поганые твари? Почто явились, почто стали на тропу?

— Вот, — сильфида назидательно помахала пальцем, — именно с этого и надо было начинать! А не бури устраивать!

«Когда наша Энка доживет до столь преклонных лет, наверняка они с этой ведьмой станут очень схожи характерами!» — мелькнуло в голове у Эдуарда. А Меридит решила, что пора брать переговоры в свои руки. Больше рассчитывать не на кого: Энка излишне эмоциональна, Хельги совершенно деморализован речами о поглощении, Орвуд почему-то самоустранился — отошел в сторонку с видом «меня все это не касается», а от остальных ничего путного ждать не приходится.

— На тропу мы встали по необходимости. Разыскиваем двоих: мужчину в сером плаще и богато одетую девицу. Скажи, проходили они тут или нет, и мы уйдем! — Диса умела быть лаконичной.

А ведьма — нет. Она вновь принялась приплясывать и притопывать на разухабистый манер каторжан-уголовников:

— И-и-и, как бы тебе все легко давалось! А я вот не скажу, не скажу-у! Знаю, ведаю, было дело, не было ли, да не скажу, не скажу-у! Я знаю, и тропа знает, а у тропы два конца, а у судьбы два лица, а к кому судьба черным лицом повернется, тому тропа петлею замкнется — ни ходу, ни броду, через пень-колоду, сгинь-сгинь, пропади пропадом! А я вам, поганые твари, ничего не скажу, не скажу-у…

— Ну и пошли тогда отсюда! — Меридит с неприязнью передернула плечами. — Что с ней разговаривать, она совершенно безумная.

Так они и поступили, и ведьма больше не осмелилась им препятствовать, только плюнула себе под ноги — плевок зашипел, будто не на холодную землю упал, а на раскаленную сковородку — и исчезла, как сквозь землю провалилась.

Друзья устремились вперед, шагали быстро, не оборачиваясь. Встреча со старухой оставила на душе легкий, но неприятный осадок. Каждый невольно задавался вопросом: надо расценивать ведьмины слова как бред сумасшедшей или как дурное предзнаменование? Склонялись к первому — мало ли психопатов бродит по свету и городит, что на скорбный ум придет, — а все-таки тревога не утихала. Только шагов через пятьсот Орвуд вспомнил об унесенных бурей одеялах: столько добра пропало, надо бы вернуться, поискать! Но возвращаться никому не захотелось. Да и нужды больше не было — на тропу снова пришло лето.

Тропа шла лесом, чудесным буковым лесом — именно такому подобает расти на пологих склонах Даарн-Ола. Солнце сияло, как и положено в июне. Малиновые штаны полыхали в его лучах, как и положено последнему писку моды. И птички пели, и легкий ветерок шелестел листвой — все как и должно быть.

Чуть поодаль, шагах в трех от тропы, Ильза приметила грибы. Захотела собрать. Сделала шаг, и другой, и третий… грибы не приблизились. Под ногами оставалась все та же тропа. Четвертый, пятый, десятый… Побежала бегом, подгоняемая отчаянием… Потом уже бежали все, и на грибы им было наплевать, лишь бы вырваться, лишь бы преодолеть невидимый барьер. Не получилось. Так они узнали о первом из неприятных свойств «кудианской тропы»: сойти с нее невозможно!

Удивления не было — и не с такими чудесами магии сталкивались! Меридит даже название вспомнила: эффект Хайнцера-Пфаффа. Вот что значит университетское образование! Только досада брала — угораздило же вляпаться! И главное, никто, даже образованная Меридит, понятия не имел, что с этим «эффектом» делать, как его нейтрализовать. Вот что значит систематически прогуливать лекции!

Ближе к вечеру захотелось развести костер — возникли сложности: где взять топливо? Деревья — вот они, под носом, да не дотянешься. Пришлось ограничиться тем, что можно было собрать прямо под ногами, а именно хворостом. Негусто, конечно, его было. Суп сварить не хватило, только воды согрели и обжарили насаженные на палочки колбаски. «Завтра начнем запасаться с самого утра», — сделал вывод хозяйственный Орвуд.

Ночевали без огня, к большому неудовольствию человеческой части компании. Люди почему-то очень не любят темноты — так уж они устроены. Никак не желают понимать, что свет в ночи только привлекает возможного врага и помогает ему оставаться незамеченным до начала атаки. Уж сколько раз кансалонские сотники пытались втолковать своим младшим товарищам: оказались ночью в нехорошем месте — спрячьтесь, уйдите в самую черную тень, там безопаснее. Так нет, подавай им костер, «ну хоть самый маленький»! «Вы еще мишени себе на лбу начертите!» — злилась в такие минуты Энка. Но на этот раз вопрос отпал сам собой.

Зато против магического круга не возражал никто: очень полезная вещь при ночевке без укрытия. Но и ею воспользоваться не удалось. Пассивные защитные чары здесь не действовали, слишком мощным был общий магический фон тропы. Вот вам и второе из череды ее неприятных свойств. Оставалось рассчитывать только на собственную бдительность и силу оружия.

К счастью, ночь прошла спокойно. Ни один из часовых не заметил ничего подозрительного. Новые неприятности начались только к следующему полудню. И косвенным виновником их послужил Орвуд. Это он принялся переживать раньше времени: неизвестно, сколь долгий путь им предстоит, а воды у них с собой не так много, но с тропы сойти нельзя, пополнить запас негде…

Источник появился, будто в ответ на его слова. Симпатичный такой ключик, маленький и чистый. В невидимых струйках воды веселыми фонтанчиками плясали песчинки. Вокруг зеленела сочная трава. Рядом, на камне сидела крупная жаба. Тонкий ручеек бежал от ключа к лесу и терялся в кустах бузины.

— О, — радостно потер руки гном, — сейчас запасемся! А ну, хороша ли водица?

Он нагнулся, зачерпнул ладонями… а разогнуться не смог! Чья-то когтистая, темно-синяя рука держала его за бороду.

— Опусти! — заорал гном не столько от испуга, сколько от неожиданности. Фокус был не нов: тот же Лавренсий Снурр, уж на что огромен, прекрасно умел вынырнуть из самой маленькой лужицы; Орвуд и сам так поступал, с его помощью. Просто неприятно, когда хватают без предупреждения чуть не за самое лицо. — Что за безобразие?! Пшел прочь!

Но синие пальцы только крепче сжались. Почтенный Канторлонг почувствовал, как его с большой силой тянут вниз.

— Наверное, эту воду нельзя пить, — отметил Хельги меланхолично. — Наверное, она нижняя.

Удивительно. Прежде мы о существовании нижних вод не подозревали, и никогда с ними не сталкивались. А как узнали — так на каждом шагу…

— Ты не философствуй, умник! Ты меня спасай! — Теперь в голосе Орвуда звучали панические нотки. — Не видишь, меня щас утопят!

— Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, — выдал демон-убийца, но все-таки уцепил гнома за пояс и рубанул по синей руке ножом. Но на ее чешуйчатой коже даже царапины не осталось.

— Драконьим серебром надо! — сообразил Эдуард чуть запоздало, потому что Энка уже успела выхватить из ножен старый трофейный меч и пустить его в ход…

Никто никогда не слышал, чтобы не срабатывало запрещенное оружие. Обычное отказывает сплошь и рядом. Магическое берет всех: оборотней, упырей, всевозможную нежить, даже самих драконов. Но только не синюю тварь из родника. Для нее страшное драконье серебро оказалось не опаснее простой стали! А потому друзьям не оставалось ничего другого, как действовать чисто физической силой — тянуть.

— Ай-ай-ай! — голосил бедный гном. — Ай, вы меня пополам разорвете! Ай, без бороды оставите, изверги! — Похоже, второе страшило его куда больше первого.

Сильна была водяная тварь, а все-таки не сильнее шестерых воинов. Понемногу, потихоньку стала поддаваться. Сначала из воды показалась лысая синяя макушка. Потом — покатые плечи. Потом — упитанное брюшко. Наконец все тело шумно, как пробка из бутылочного горлышка, вылетело из родника и шмякнулось прямо на живот завалившегося навзничь гнома. Но хватки своей оно так и не ослабило!

Орвуд проворно вскочил на ноги, и существо повисло на нем, не доставая ногами до земли. Росточком оно было совсем не велико, но весило, ох, немало. Бедная борода едва выдерживала такую тяжесть.

— Отцепись, зараза! — сдавленно хрипел пленник.

Зараза не отцеплялась, вернее, не отцеплялся — с первого взгляда было видно, что это самец. На пухлой синей физиономии его была написана мрачная решимость: умру, но не отпущу!

Добросердечный Рагнар взял уродца за шкирку, поднял повыше, чтобы хоть на время разгрузить бороду дорогого друга, облегчить его страдания.

— Правильно, — одобрила черствая Энка, — а то он так орет, что оглохнуть недолго! Можно подумать, у него не на бороде, а на причинном месте висят!.. Эй ты, синий! Чего прицепился? Чего тебе нужно?.. Эй, ты говорить-то умеешь?

— Да уж не хуже тебя! — пропыхтело существо хрипло, но с достоинством. — А только говори — не говори, я добычу свою не выпущу! Не приучен! Кто из моего ключа водицы хлебнул, тот мой навеки!

— Не успел я хлебнуть, слышишь ты, урод! — вознегодовал гном.

— Не суть. Зато я тебя сцапать успел. Теперь с собою заберу, будешь мне верным слугой, покуда мир стоит.

— Щас! Разбежался! Забрал один такой! Это я тебя с собой заберу! Прямо на бороде и утащу!

Если честно, Орвуд и сам не рассчитывал, что угроза его произведет впечатление. Брякнул просто так, из вредности. Но синее существо заметно встревожилось, к такому повороту событий оно, похоже, было не готово.

— Эй! Эй! — засуетилось оно. — Ты с ума сошел?! Меня никак нельзя от воды уносить! Ослабну и помру в одночасье!

— А мне какое дело? — Орвуд решил ковать железо, пока горячо. — Помирай на здоровье! — Он развернулся и бодро двинулся вперед. Рядом трусил Рагнар, не решавшийся выпустить ношу из рук.

— А-а-а! Сто-ой! Убива-ают! — истошно голосил синий.

Бывает иногда такая странность: делает тебе кто-то откровенные гадости, а убивать его все равно не хочется. При всем его внешнем безобразии и отвратительном поведении было в водяном существе какое-то странное обаяние, подсказывающее: не душегуб он вроде недавней ведьмы, а мелкий пакостник. Не получалось разозлиться на него по-настоящему.

Сделав еще несколько шагов для пущей убедительности, гном остановился. Предложил миролюбиво:

— Ну что, может, слезешь, пока недалеко ушли? Небось жить-то охота?

— Не слезу! Мне на землю ступать невозможно! Неси меня назад.

— Ладно, отнесу. А ты от моей бороды отцепишься?

Похоже, синий умел врать не лучше проклятых гоблинов.

— Нет, — ответил он прямо. — Ни за что не выпущу.

— А на нет и суда нет! — развел руками гном и зашагал на восток. Уже без помощи Рагнара. За те минуты, что пленитель его провел на суше, он успел потерять в весе едва ли не половину.

— А-а-а! У-у-у, — принялось слезно канючить существо. — Злодеи! Тати проклятущие! Почто губите невинную душу?!

От такой невиданной наглости Орвуд даже споткнулся.

— Это ты-то невинная душа?! Да разве это я тебя за бороду ухватил, под воду тащил?! Ты сам меня отпускать не желаешь!

— А-а-а! У-у-у! Ни при чем тут желания, не могу я! Не велено! Спросят с меня!

— Кто спросит? — насторожилась Меридит.

— Да уж найдутся кто! — с умыслом, без оного ли, но синий уклонился от прямого ответа. — Почто, скажут, отпустил без выкупа?

— О! — оживился гном. — Это уже разговор! Какой тебе нужен выкуп? — Не то чтобы его обрадовала перспектива раскошелиться, просто наметился наконец хоть какой-то выход из дурацкого положения.

Синий важно надулся, задрал нос. Даже удивительно, как можно было сохранять такой напыщенный вид, вися на чужой бороде.

— Вы что, вовсе из диких краев пришли? Обычаи вам не ведомы? Известно, какой выкуп бывает: «Отдашь то, чего дома не знаешь!»

Почтенный Канторлонг еще больше воспрянул духом: речь шла не о золоте! И с обычаем он, разумеется, был знаком. Распространенный беллетристический сюжет: странствующий король, герцог либо важный сановник попадает в плен к водяной твари и выкупает свою жизнь. Возвращается домой, а там — жена с новорожденным младенцем на руках! Именно так начинается едва ли не каждый пятый дамский роман…

Гном напряг память, припоминая, когда в последний раз имел отношения с женщиной. Получалось, года четыре тому назад, не позднее. И за этот срок никто не потребовал от него признания отцовства. Значит, опасность его собственному потомству не грозит ввиду отсутствия означенного потомства. Опять же, что он должен считать домом? Однокамерную пещеру в Даан-Азаре? Ее уже давно передали другому владельцу — муниципалитет не допустит, чтобы жилое помещение пустовало годами. Может, апартаменты с золотой ванной в оттонском королевском замке? Или их общую съемную квартиру в Уэллендорфе? В любом случае, если там, волею судеб, вдруг заведутся чужие младенцы (своим взяться просто неоткуда), будет совсем не худо от них избавиться…

Нет, Орвуд вовсе не был жестокосердным негодяем, и зла гипотетическим новорожденным не желал. Он даже счел своим долгом уточнить, как именно синий собирается распорядиться полученным выкупом? Уж не сожрать ли?

— Фу-у! — скривился тот. — Ну, точно, дикий! Откуда берется такое невежество в наш просвещенный век?! Сказал же, в услужение пленник поступает! Что не ясно?

Все ясно, удовлетворенно кивнул гном. Он был очень доволен. Едва ли не благодетелем себя почувствовал. А как же! В наше нелегкое время молодому существу не так-то просто найти хорошую работу. А благодаря сделке ему с самого рождения будет гарантировано место. И ведь если верить тем же романам, откупные дети, как правило, очень неплохо устраиваются в жизни…

— По рукам! — сказал гном, не оставив друзьям времени для дискуссии.

Конечно, она состоялась, но уже задним числом. Ильза с Рагнаром сокрушались о горькой участи неизвестного малютки и бранили Орвуда на чем свет стоит. Меридит была более сдержанна, но в целом разделяла их позицию. Хельги с его ужасными фьордингско-спригганскими замашками стал на сторону гнома. Бессовестная Энка развлекалась, подначивая тех и других. Эдуард хранил нейтралитет, потому что в душе сочувствовал откупному младенцу, но из принципа не желал выступать против бывшего наставника. Спор длился часа три, то затихая, то разгораясь вновь. Но резкие слова только воздух впустую сотрясали — что-либо изменить было уже невозможно. Сделка состоялась.

Обстановка на тропе до самого вечера не менялась. Прежним оставался ландшафт: дубравы и буковые рощи чередовались с зарослями кустарника. Новые экзотические существа навстречу не попадались. Водой запаслись в следующем придорожном ключе, совершенно необитаемом. Хворосту за день накопили целую вязанку — живи да радуйся.

Но радости не было. Вместо нее появилось неприятное ощущение постороннего взгляда, неотступно следящего за каждым их шагом. Друзья долго не признавались в нем друг другу, опасаясь насмешек и обвинений в паранойе. А чувство меж тем крепло. Наконец Меридит, как самая ответственная, решила, что дальше молчать небезопасно. Она была очень удивлена, обнаружив, что Энка, вместо обычных издевок, кивает и поддакивает.

Дальше двигались вперед со всеми предосторожностями, будто в рейде по вражеской территории, и были готовы в любую секунду отразить нападение врага. Но пришла беда, какой не ждали, и никакое оружие не могло от нее уберечь. Красный огненный шар шага три в поперечнике катился по тропе им навстречу. Воздух над ним дрожал от страшного жара, по бокам валил черный дым — это горели придорожные деревья и кустарник. Сам шар был таким ярким, что на него было больно смотреть. Казалось, само предзакатное солнце свалилось с небес на землю.

Катился шар быстро. Насколько? Чуть медленнее бегущего воина. Вроде бы был шанс спастись, если мчаться прочь без остановок. Но это только на первый взгляд. Можно бежать час, другой, третий. Можно бежать весь день. Но кто-то обязательно окажется слабее, кто-то рано или поздно устанет, споткнется и упадет, кто-то просто сдастся, не выдержав бесконечной гонки…

Этим «кем-то» оказалась Ильза.

Они бежали, бежали и бежали. Кровь стучала в висках, воздух резал легкие, ноги отказывались служить. Некуда свернуть, негде укрыться. Скорость — единственная надежда на спасение… Была, правда, и еще одна. Хельги хотел спасти друзей, вышвырнув их в другой мир через астрал. Но тут проявилось третье свойство коварной тропы — он не смог их собрать. Слишком мощный окружающий фон, слишком перепутаны, перекручены клубками астральные нити — не разберешь в этом магическом месиве, где тут крошечная белая восьмерка — Эдуард, где черное и белое колечки — Ильза, где деформированный обруч — Орвуд… Уцепиться решительно не за что!

Конечно, он мог уйти один, спасти собственную жизнь — пассивная, ненаправленная магия не способна сдержать высшего демона, — только что с ней потом делать, с такой жизнью? Один на всем свете, без родных и близких, без любимой сестры по оружию… Это намного хуже, чем быстрая смерть в огне.

А потому, когда Ильза, споткнувшись о камень, растянулась во весь рост и замерла без движения, не в силах шевельнуться, Хельги остановился вместе со всеми. Они хотели помочь девушке подняться, но успели только почувствовать страшный жар, от которого на живом теле вспыхнули одежда и волосы… Мгновение нестерпимой боли… А потом сплошная огненная волна накрыла их… И наступило небытие.

Но длилось оно недолго. По крайней мере, им так показалось. Только что был жар — и вдруг холод… Резкий ветер в лицо. Снежная каша под ногами, точнее, под тем, на чем сидят, — на ногах не удержался никто… И седые северные сосны по бокам тропы. Одежда, волосы — все целое, на теле — ни ожогов, ни копоти, будто и не было страшного шара, и не горели они заживо… А что это за странные бесформенные бугорки, втоптанные в грязный снег? Еще плохо соображая, чисто машинально, Орвуд толкнул один ногой, потом, почувствовав мягкое, нагнулся, потянул… Это было одеяло! Его собственное клетчатое одеяло, унесенное накануне снежной бурей!

— Вот оно! — прошептал гном с суеверным ужасом. — Случилось! Замкнулась петля…

Одеяла были мокрыми и грязными — никакого от них проку. Мороз крепчал — зуб на зуб не попадал. В назначенном месте появилась ведьма, еще более гадкая, чем прежде. В смысле ведьма была та же самая, только смотреть на нее было еще противнее, от досады.

Бурю старуха устраивать не стала — уже ученая. Только ехидно скалилась и несла свою околесицу, обретшую мрачный смысл: «А у тропы два конца, а у судьбы два лица, а судьба черным лицом повернулась, тропа-то петлею замкнулась, ни ходу ни броду, через пень-колоду, а как тропа идет, так и жизнь вся пойдет, а хочешь выйти из кольца — пройди весь путь до конца…»

Она еще долго верещала им вослед, притопывая, приплясывая — тошно было слушать. Потом голос стих, растаял снег, тропа вернулась в лето. Все так, как уже было однажды…

Не следующий день выбрели к роднику. Встречи с синим избежали легко — просто не стали приближаться, прошли мимо. Синяя когтистая рука на миг взметнулась из воды, черпнула горстью воздух и исчезла.

— А вечером снова будет шар… — сказала Ильза с тоской. От одной мысли о нем ей не хотелось жить. — Я больше не побегу. От него все равно не убежишь… Не по-бе-гу-у!

— Ну, ладно, не надо, не плачь! — уговаривал ее Эдуард и неловко гладил по голове. — Ну что ты? Это же петля! Мы просто снова вернемся к старухе. Один миг потерпеть… Ничего страшного…

Лучше бы он, право, помалкивал, не будил лихо, пока оно тихо!

— Что-о?!! — заорала Энка в голос. — Это, по-твоему, ничего страшного — всю оставшуюся жизнь кружить, как больные овцы, между шаром, родником и старухой?!! Завидная перспектива, нечего сказать!!! — Девица была в такой ярости, что казалось, того и гляди, кинется на ольдонского наследника с кулаками.

— Чего ты на него орешь?! — возмутился Хельги. — Совсем взбесилась?! Он-то в чем виноват?!

— Вот именно! — горячо поддержал Рагнар, он всегда вступался за несправедливо обиженных. — И нечего психовать. У нас есть неограниченное число попыток, я правильно понял? Рано или поздно, что-нибудь придумаем. Времени целый воз…

— Э нет! — перебил Орвуд с горькой усмешкой. — Неправильно ты понял. Времени — не воз. Еда у нас скоро кончится, вот в чем горе! А новую взять негде. С голодухи мы на этой тропе помрем, вот чем дело кончится.

Как ни странно, но непредсказуемую сильфиду эта мысль вроде бы даже успокоила, если не сказать, обрадовала.

— Верно! — воскликнула она. — Это ты мудро подметил! А я-то, дура, вообразила, будто нам тут до глубокой старости блуждать! Чуть не спятила с перепугу!.. Прости меня, Эдуард, я не хотела тебя обижать. Это все нервы!

— Да ладно, чего уж там, — подавленно пробормотал тот в ответ. Лично ему от слов гнома стало только хуже.

Ильза снова заплакала, тоненько, отчаянно…

Меридит обвела компанию суровым взглядом — так кансалонский десятник смотрит на провинившихся подчиненных.

— А ну, отставить! Чего расквасились, как новобранцы под обстрелом?! Настоящему воину не подобает закатывать истерики и отступать без боя! Слышали, что орала та старая идиотка? Чтобы выйти из кольца, надо пройти путь до конца, так, кажется? Вот мы и пройдем.

Рагнар недоуменно моргнул. Соображал он, как известно, не слишком быстро, зато знал совершенно точно: никакого конца у кольца не бывает в принципе.

— Осел сехальский! Хоть бы раз головой подумал! — напустилась на него диса. Обычно она вела себя более сдержанно, но теперь и ее нервы были на пределе, хоть она и пыталась всеми силами это скрыть. — Мы должны преодолеть все преграды, что встретятся на пути — тогда выберемся. Неужели не ясно?

Энка плюнула по-кансалонски, далеко и шумно.

— Да ясно все, не глупее тебя! Только неизвестно, сколько их тут понаставлено, этих преград! Может, всей жизни на них не хватит.

— Может, и не хватит, — кивнула диса уже спокойнее. — Но лучше действовать, чем сидеть без дела и ждать голодной гибели. И потом, если бы вырваться было совершенно нереально, ведьма наверняка не стала бы заводить об этом речь.

— Совершенно не представляю, как можно преодолеть огненный шар? Если бы мы хоть магией владели… — Ильзу мало интересовали отвлеченные рассуждения и перспективные планы, она мыслила конкретно и сиюминутно.

Ответ на ее вопрос дал Хельги, не задумываясь, видно, решение давно было у него наготове:

— Шар — это ерунда. Преодолеем. Поработать, конечно, придется. И побегать, наверное, тоже.

Демон-убийца был прав! Пришлось им попотеть, ох, пришлось! Не так-то просто, имея в арсенале только мечи, походный котелок и единственную складную лопатку — Максов подарок Орвуду — вырыть в каменистой неподатливой почве узкий длинный окоп глубиной в два с половиной Рагнарова роста — более мелкий, по мнению того же демона, уберечь от губительного жара не мог.

Зато бегать почти не пришлось. К тому моменту, когда они окончили работу, шар был уже на подходе — выкатился из-за дальнего поворота во всей своей пылающей красе. До встречи оставались считаные минуты.

— Вы уверены, что глубины хватит? — Орвуд со страхом наблюдал за неумолимым приближением огненной сферы.

— Поживем — увидим. Надежда есть, потому что тепло распространяется кверху, — философски ответила Энка и скомандовала: — А ну, быстро все вниз! Лечь плашмя, лицом вниз, дышать носом, головы не поднимать… Эй, Хельги, а ты чего ждешь? Особого приглашения? — последние слова были сказаны ею уже со дна окопа.

— А я бессмертный демон! — последовал ответ.

— И что? — встревожилась сестра по оружию. — Ну-ка, живо спускайся! Не хватало нам еще разойтись в циклах: мы дальше пойдем, а ты в начало вернешься! Что тогда?!

— Не разойдемся. Просто я вас, от греха, землей присыплю и сразу спущусь сам. Если жар достанет — мне-то, бессмертному, ничего страшного не будет!

— И это ты называешь «ничего страшного»?! — не таясь, всхлипывала Меридит, отдирая обгоревшие клочки ткани со спины брата по оружию. Местами они отходили легко, но чаще снимались вместе с кожей. — Хельги, солнышко мое, тебе очень больно?

— Т-терпимо, — морщился тот, кусал губу, чтобы сдержать крик: настоящему воину не подобает орать в присутствии младших по званию, даже если они родные и близкие. — Ох… хорошо, что голову успел присыпать! Не то остался бы лысым! Повезло-о-ох! — Так уж был устроен подменный сын ярла Гальфдана Злого, что в любой бочке дегтя умел найти свою ложку меда.

— Да уж! — сокрушенно вздохнул гном, глядя на его покрытую волдырями и копотью, сочащуюся спину. — Ты у нас настоящий счастливчик!.. И где этого Аолена демоны носят, хотел бы я знать!

…Мучительно медленно тащилась, громыхая на колдобинах, разбитая кособокая телега. Порой Аолену казалось, что пешком будет быстрее. Тогда он соскакивал с повозки и шел рядом, но все-таки начинал отставать и забирался обратно. Возница оглядывался, хмыкал в бороду, дескать, какой нетерпеливый господин попался, и подхлестывал тощую клячу, которую в разговоре с гордостью именовал «моя коняга Альма». Та бросала на хозяина взгляд, полный немого укора, и несколько минут делала вид, будто идет быстрее. Но очень скоро изначальный темп восстанавливался, и бедному Аолену приходилось снова изнывать от нетерпения, будто он не благородный эльф, а беспокойная дочь сенатора Валериания. Он очень спешил в Оттон.

Чем плохи путешествия на транспорте? Тем, что остается слишком много времени для размышлений и душевных терзаний. Именно этим Аолен и занимался в пути — предавался мукам совести и тяжким воспоминаниям.

Дорога была ему знакома — именно по ней страшной минувшей зимой Наемники Судьбы шли из Оттона в Буккен. Теперь эльфу казалось, что он узнает каждый ее поворот, помнит каждый холм, каждый кустик у обочины… Вот тут, под раскидистым дубом, они делали большой привал… А там, под горкой, Эдуард уронил мешок в талую воду. А на этом участке Энка затеяла спор, заражаются нелюди бубонной чумой или это чисто человеческая напасть…

Эльфы от природы наделены отличной образной памятью. Но все-таки не настолько, чтобы помнить каждую мелочь по прошествии стольких месяцев. Скорее всего, и дуб был не тот, и горка совсем другая, и Энка спорила не о чуме, а о холере… Но разве в этом суть? Главное, они были вместе. Ах, как же хорошо им было тогда! Какой простой и счастливой казалась жизнь, несмотря на смертельную опасность, грозившую Миру! Вернутся ли эти прекрасные дни? Будет ли Судьба милосердна, позволит ли друзьям воссоединиться? Или злое одиночество станет ему вечной расплатой за себялюбие и гордыню? Такие вот невеселые мысли одолевали Аолена день за днем, буквально сводя с ума.

Он пытался отвлечься беседой с возницей. Но слишком мало находилось общих тем, да и интеллектом бедный селянин оказался под стать своей коняге Альме, а никак не ученому эльфу. О чем бы последний ни пытался завести речь — о погоде, о видах на урожай, о народных традициях — возница все сводил к одному: «До войны-то жисть была куда как лучше!» При этом даже не мог уточнить, какую именно из череды последних войн он имеет в виду. Наконец Аолен совершенно отчаялся найти с ним общий язык и решил страдать молча. А впереди оставалось еще много, много часов пути…

Но верно, это сами Силы Судьбы сжалились над своим наемником, ниспослав ему утешение.

— Помогите-е-е! На помощь, твари добрые-э! — уловило чуткое эльфийское ухо.

Звук шел откуда-то из лесу. Сначала он был слишком далеким, и возница не мог его слышать, только удивлялся, с чего это его беспокойный попутчик вдруг принялся крутить головой, подергивать ушами и порываться куда-то бежать. Неужто мороки напали? Тьфу-тьфу, чур меня, чур! Но звук приближался, и скоро селянин вынужден был признать:

— А ведь правда ваша, господин хороший! Орут в лесу-то! Не иначе, тати когось сцапали! Вот времена пошли — средь бела дня озоруют! Рази до войны такое-то бывало?!

На последний вопрос, в устах возницы чисто риторический, Аолен мог бы ответить со всей убежденностью: бывало, сплошь и рядом. Разбойники Срединных герцогств во все времена славились своей наглостью, и такая мелочь, как время суток, на график их работы не влияла. Но вступать в спор не было ни смысла, ни досуга — голос звучал уже совсем близко. Вернее, два голоса, один юношески высокий, другой чуть глуше, с хрипотцой:

— Спасите! Эй, кто-нибудь! Помогите, ради всех богов!

Аолен спрыгнул с телеги, обнажил меч и устремился на зов. Он не знал, что ждет его впереди, с каким противником придется вступить в бой, но собственная безопасность в тот миг его не заботила вовсе. Попадись на его пути разбойники, он был бы даже рад. Истерзанная муками совести душа жаждала разрядки, а что может быть для воина лучше, чем хорошая битва, такая, чтобы собственная жизнь висела на острие меча, чтобы рубить, резать, колоть и ни о чем больше не думать?!

Верно говорят в народе, с кем поведешься, от того и наберешься. Если бы кто-то из его соплеменников мог в ту минуту заглянуть в мысли Аолена, не поверил бы, что имеет дело с первородным, а не с беззаконной тварью из породы онэльнов. Потому что двигало им не подобающее благородной натуре желание прийти на помощь страждущим, а самые низменные, кровожадные инстинкты. Не спасать он шел, а убивать ради собственного удовлетворения! Развлекаться хотел, а не нести в мир добро, хотя даже себе самому ни за что не признался бы в этом.

Но Судьба распорядилась иначе — разбойная кровь не обагрила в тот день лезвие его меча. Лесные братья давно покинули место своего злодеяния, и Аолену пришлось встретиться только с их жертвами.

К замшелому стволу старой ели, спиной к спине, были привязаны двое. Оба человеческого рода. Оба примерно одного возраста — очень юного, пожалуй, моложе Ильзы и Эдуарда. Но у одного — тонкое, одухотворенное лицо аристократа, у другого — простоватая круглая физиономия с веснушками на мясистом носу. У одного — чудесно сложенная фигура, другой похож на мешок с мякиной.

Как они были одеты? Судить об этом можно было только по исподнему. На толстом оно было богатым, на изящном — совершено роскошным: пошито из лучшего сехальского шелка, отделано драгоценным эттелийским кружевом. Просто чудо, что разбойники не позарились на этакую красоту! Видно, не разбирались в нижнем белье. А может, оказались на удивление добросердечными, не захотели еще и опозорить ограбленных.

Аолен горько усмехнулся про себя. Ему вдруг подумалось: как бы к такому предположению отнеслась Энка? Наверняка съязвила бы. «Любому парню куда менее зазорно оказаться перед посторонними вовсе голышом, нежели в бабском исподнем с кружавчиками» — вот как она сказала бы… Эльфу, сего живым воображением, показалось даже, будто он слышит ее голос…

А Орвуд непременно задался бы вопросом: сколько же стоила одежда ограбленных, если одно белье тянет на несколько золотых? Меридит молча отвернулась бы, чтобы не смущать, а Хельги…

— Помогите!!! Спасите нас, ради всех богов и демонов!!! Умоляю!!!

Отчаянный вопль изящного юноши вывел эльфа из раздумий, вернул к печальной действительности: он здесь один, друзья его далеко и неизвестно, живы ли… Ах, как же ему их не хватает!.. Но связанных все-таки нужно освободить. Не пропадать же им тут, в лесу! Они ведь не виноваты, что разбойники успели уйти и выместить накопившуюся злобу оказалось не на ком.

Пленники провели под сосной не один час. Освобожденные, они не смогли удержаться на ногах, попадали на четвереньки. Кое-как перевернулись, уселись на мох, принялись разминать затекшие конечности. Толстенький откровенно всхлипывал, изящный держался лучше, старался сохранить достоинство. Начал высокопарно:

— О почтенный! Позвольте выразить вам самую горячую благодарность за наше спасение! Верно, сами добрые боги ниспослали вас нам! О, если бы не вы! Страшно представить… — Он видно, в самом деле представил, и торжественности в его голосе поубавилось: — Если бы не вы, мы остались бы в лесу на ночь!.. Говорят, в этих краях полно упырей… — Тут нервы юноши окончательно сдали — он разрыдался.

Толстый вытер свой нос рукавом нижней рубахи и кинулся утешать товарища по несчастью:

— Полно, полно, господин мой! Все плохое уж позади!

Аолен на эту душещипательную сцену взирал отстраненно. В другое время он поспешил бы проявить заботу, помочь страдальцам, но теперь он настолько погряз в собственных переживаниях, что ему было не до чужих. Он совсем уж собрался откланяться и уйти. Хорошо, что вовремя опомнился, сообразив: оставить двух зеленых юнцов, полуодетых и безоружных, в лесу — это обречь на неминуемую гибель. С тем же успехом можно было не развязывать их вовсе.

— Почтенные, я очень спешу, — сказал он холодно, — на дороге меня ждет повозка. Вам было бы разумнее поторопиться и проследовать за мной. Здешние леса в самом деле небезопасны.

— О да, конечно! Не оставляйте нас! — Юноши, ковыляя на негнущихся ногах, направились за своим спасителем.

Вот только насчет повозки Аолен обольщался напрасно — и коняги Альмы, и возницы давно след простыл. Хитрый селянин сразу смекнул: не стоит дожидаться, пока разбойники расправятся с его сумасшедшим попутчиком и захотят приняться за него самого. Как только эльф скрылся в чаще, хозяин хлестанул конягу кнутом с такой силой, что та сразу вспомнила молодость и припустилась по дороге резвой рысью. Только пучки соломы, струсившейся с телеги, и дорожный мешок Аолена, сиротливо примостившийся у обочины (возница не захотел брать чужого) свидетельствовали об их недавнем присутствии.

С досады Аолен выругался столь образно, что юноши вздрогнули, не поверив собственным ушам. Эльфы по праву слывут самым утонченным, возвышенным и высоконравственным из всех народов Староземья и окрестностей, и услышать из уст первородного такие слова — все равно что застать деву корриган в кузнице у наковальни или встретить домового гоблина на рыцарском турнире. Пожалуй, привычные представления юношей о жизни сильно пошатнулись в тот день.

— Извините, — сказал Аолен мрачно. — Я не хотел вас смущать.

— Нет, нет, что вы! Как вам будет угодно! — пролепетал изящный.

— Ага! — испуганно поддакнул толстый.

Аолен поднял мешок, небрежно забросил за спину, не потрудившись отряхнуть от пыли. Обернулся к спасенным:

— Ну, делать нечего, давайте знакомиться. Верно, ближайшие дни нам предстоит повести вместе.

Вот тут-то и началось самое интересное! Потому что звали изящного юношу Годрик-Дук-Хайрам, принц Эскерольдский! А толстенький Спун был его личным слугой, оруженосцем и любимейшим другом детства. Но, разумеется, не высокий статус спасенных так впечатлил Аолена. Уж кто-кто, а он на своем веку перевидал целую кучу всяческих принцев.

Нет, его потрясла цель путешествия, которую юный Годрик печальным голосом поведал своему спасителю.

— Страшное несчастье постигло нас, — молвил он, и синие глаза его вновь наполнились слезами. — Моя невеста, моя драгоценная Люсия была похищена накануне свадьбы! Дело чести, дело всей моей жизни — разыскать и вернуть ее!

Аолен не верил своим ушам! Еще одна похищенная невеста! Что это? Совпадение? Пресловутый закон парности? Или между двумя похищениями есть связь? И Судьба не случайно разделила друзей и вывела одного из них на старую буккенскую дорогу?! Ах, как же ему хотелось в это верить! Какое облегчение дарила мысль, что не сам он сделал роковой выбор, а Высшие Силы распорядились его судьбой согласно собственному замыслу… Что ж, слаб смертный — поверил…

Продолжать путь не было смысла — сумерки совсем сгустились, а Хельги совсем расклеился. Меридит долго уговаривала брата по оружию сгонять в другой мир, обратиться к тамошним лекарям.

— Ну да! — огрызался тот. — Знаю я этих лекарей! Замажут всю спину какой-нибудь дрянью и скажут, что через полгода зарастет! Помните, как вышло с Ильзой?

— Тогда поищи в нашем мире! Отправляйся в Уэллендорф.

— Я сейчас вообще не в том состоянии, чтобы путешествовать по астралу.

— Состояние тут ни при чем, — встряла в разговор Энка. — Просто ты боишься. Так и скажи.

— Конечно, боюсь, — с достоинством подтвердил демон. — Здесь, на тропе, очень ненадежный, запутанный астрал. Вдруг я заблужусь в нем, не смогу вернуться?!

Девица всепонимающе усмехнулась:

— Не ври! Не астрала ты боишься, а лекарей! Что я, не знаю, что ли?

— Ничего подобного! Не боюсь. Просто недолюбливаю… И вообще! Чего вы ко мне пристали?! — Он перешел от обороны к нападению: — Спина моя, и я волен распоряжаться ею как вздумается!

— Оставь его, — посоветовала диса боевой подруге. Она по опыту знала: нрав у Хельги сговорчивый, к пустому упрямству он не склонен. Но изредка на него что-то находит, и переубедить его в таком случае невозможно, хоть в лепешку разбейся. — Все равно ничего не добьешься.

— Ну, как скажешь, — отступилась Энка. — Твой брат, тебе и решать. Только потом не плачь, если он помрет.

— А ты не каркай! Он бессмертный демон.

Оставив бесплодные уговоры, девицы перевели беседу в более конструктивное русло — настала пора попытаться разобраться в происходящем.

— Знаете, что мне напоминает эта проклятая тропа? — говорила Энка. — Черную башню на черном острове! Ту самую, где мы нашли второй камень Ло! Там тоже были препятствия, ловушки на каждом шагу, их надо было преодолевать, этаж за этажом.

Хельги недовольно поморщился:

— Там действовал совсем другой принцип: при переходе на следующий уровень все предыдущие раны исчезали сами собой.

— Зато там нельзя было вернуться в начало. Кто погиб, тот погиб окончательно, второго шанса не давалось. Лично мне здесь больше нравится, — возразила Энка.

— Это потому что у тебя спина целая, — проворчал демон и притворился спящим.

А спутники его занялись выработкой тактики дальнейшего поведения. Остановились вот на чем: самая большая беда, которая может им грозить, — это растерять друг друга, если одни пройдут испытания, а другим придется вернуться в начало. Поэтому, как только кто-то один окажется убитым, все остальные должны немедленно покончить с собой, как бы страшно это ни звучало.

Хельги приоткрыл один глаз, спросил мрачно:

— А если самоубийство здесь в расчет не берется? Вдруг самоубийца умрет по-настоящему?

— И то верно! — испугался Орвуд. — Нет уж, рисковать не будем! Надо просто позволить себя убить. Или, на худой конец, прикончить друг друга.

На том и порешили.

Следующее испытание не заставило себя долго ждать. Но, боги великие, каким же простеньким, незатейливым показалось оно после огненного шара и зловредной старухи! Ночью, из темноты напали семеро с мечами — по одному на нос. Что за твари, было не разобрать — лица и тела скрывали черные одежды. Судя по чешуйчатым кистям рук, какая-то нежить. Однако простая сталь брала их наилучшим образом. Убитые падали, обливаясь темной кровью, и таяли в воздухе, как призраки.

Сражались нападавшие так себе, на уровне простого мечника дворцовой стражи. К тому же действовали разобщенно, словно не замечая друг друга. Каждый выбрал себе противника и нападал только на него одного, помочь товарищам не пытался.

Очень скоро все было кончено. Хельги даже не пришлось вставать — о его персональном противнике позаботились любящая сестра по оружию и добрый друг Рагнар. Проткнули мечами одновременно с двух сторон.

— Молодцы! — похвалил демон-убийца, кутаясь в просохшее одеяло Орвуда. Его знобило. — Люблю симметрию, она суть основа гармонии мира! — Сказал так, отполз подальше, чтобы не затоптали, и заснул сном праведника, предоставив друзьям разбираться с врагами, а также гадать, к чему было его последнее философское изречение.

— Ты бы хоть конца боя дождался! Мало ли что! — поутру корил демона Орвуд, хотя втайне восхищался его выдержкой и самообладанием.

— А что, собственно? — пожал плечами тот. — Случись что плохое, прикончить меня вы могли бы и спящего. Так даже приятнее… Между прочим, я тут знаете что подумал? Раз я возвращаюсь в начало вместе со всеми, значит, не такой уж я и бессмертный? Как вам кажется? — В голосе его звучала надежда.

— Трудно судить, — ответил гном. — Мы же не знаем, как тут все устроено. Возможно, главное — проигрыш, а не факт кончины.

— И то верно! — от души согласилась помрачневшая было Меридит.

А Эдуарду вдруг пришла в голову мысль, показавшаяся ему совершенно замечательной. Просто удивительно, почему они не додумались раньше!

— Слу-ушайте! А зачем нам надо обязательно идти вперед, преодолевать дурацкие препятствия?! Почему бы просто не повернуть назад — вдруг получится?

Он обвел друзей торжествующим взглядом, ожидая шумного одобрения. Но Рагнар вместо этого изменился в лице:

— Ты что?! Забыл, зачем мы здесь?! Невесту мою ищем!

— Ой! Прости! — смутился принц. Он и вправду забыл в пылу последних событий. — Думаешь, они с похитителем тоже блуждают кругами? Вот бедняжка! — На самом деле Эдуарду было глубоко плевать и на похитителя, и на саму невесту, но должен же он был выразить сочувствие Рагнару, особенно после своего досадного промаха!

Рыцарь на вопрос ответить не смог — не задумывался. Он и сам, если честно, вспомнил про невесту впервые за последние несколько дней; для него, как и для остальных спутников, преодоление каверз тропы незаметно превратилось в самоцель. За него ответила Энка:

— Необязательно. Возможно, похититель умеет обращаться со здешней магией, либо сам ей принадлежит. Иначе, зачем бы он сюда полез?

— Если он вообще сюда лез! — странно усмехнулся Хельги, но развивать мысль не стал.

Лес кончился часа через два пути, к великому неудовольствию хозяйственного гнома: не успели накопить достаточно хвороста для костра. Тропа вышла на унылую каменистую равнину. Стало заметно холоднее. Небо заволокло тучами, принялся накрапывать дождь, мелкий, как пыль, по-осеннему затяжной. К обеду он понемногу прекратился, в воздухе повис туман, не слишком густой, но сырой и промозглый. Орвуд завел старую песню о ревматизме.

Растительность становилась все более скудной и блеклой. Хельги шел, внимательно глядя по сторонам, и выражение лица его становилось все более озабоченным. Наконец он замер на месте и воскликнул почти испуганно:

— Ничего себе!

— Ты о чем? — встревожилась сестра по оружию.

— Да вот, смотри сама! — Он сорвал и подал ей какое-то растеньице.

— Смотрю. И что? — Меридит решительно ничего не понимала.

Это был низкорослый цветок, похожий на вырезанную из белого войлока звездочку. Бледный стебелек и листочки покрывал седоватый пушок. Ничего особенного, цветок как цветок, мало ли их растет по лесам и лугам. Или он как-то по-особенному измененный?

— Вовсе он не измененный! Это же эдельвейс! — сердито ответил магистр Ингрем, но ясности не внес. Никому из присутствующих такое название ровным счетом ничего не говорило.

— Вот тьма сехальская! — Постоянная боль в обожженной спине сделала Хельги не в меру раздражительным. — Эдельвейс растет высоко в горах! До сих пор его находили только в Арвеях и, по слухам, в Аль-Оркане. Но уж точно не в Даарн-Оле! Для него здесь не та поясность.

— Подумаешь! — не впечатлилась Энка. — Ну, вырос в другом месте. Семечко занесло…

— Какое семечко?! Ты глаза раскрой, ботаник несостоявшийся! Здесь не только эдельвейс, здесь вся растительность такая! Типичное высокогорное сообщество!

— Можно подумать, я обязана разбираться в растительности! — запальчиво огрызнулась сильфида. — Я, к твоему сведению, дипломированный архитектор, а не бабка-травница!

— Оно и видно! Бабки — они не такие дремучие, как ты!

— А ну, хватит склочничать! — прикрикнул гном на правах старшего товарища. — Хельги, будь добр, объясни толком, что ты хочешь сказать этим своим «сообществом»?

— Пожалуйста! С нашим удовольствием! Если вы сами не желаете соображать мозгами, я вам объясню! — Демон был настроен очень агрессивно. — Я хочу сказать, что мы находимся высоко в горах! Только и всего! И вокруг не простой туман, а облака! Вот!

Энка воззрилась на боевого товарища так изучающе, будто надеялась определить на глаз, в своем тот уме или уже нет.

— Что за чушь?! Чтобы оказаться высоко в горах, надо подниматься в гору! Тебе это в детстве не объяснили?

Недоверие девицы можно было понять. За последние два дня пути они не встретили ни одного серьезного подъема, ровные участки сменялись пологими понижениями. Путники были убеждены, что спускаются вниз, с водораздела в долину.

Но у Хельги была своя логика.

— Не представляю, почему северная зима средь южного лета вас не удивляет, а в гору без подъема вы поверить не можете? Магии вокруг намешано больше, чем в Чернолесье и Волшебной стране, вместе взятых! Значит, возможны любые чудеса и странности, надо просто принимать их как данность. Мы высоко в горах — это факт. А почему, как оказались — не нам судить. Надо только радоваться, что здесь относительно тепло. По законам природы, должно быть много холоднее.

И все-таки Энка не поверила ему. А зря. Очень скоро выводы ученого магистра подтвердились.

Бездонная пропасть шириной не менее сотни шагов разверзлась у них на пути. Почти отвесные стены уходили глубоко вниз, подножия их не было видно за пеленой клубящихся облаков.

Обрывистые края ущелья соединял узкий мост. Наверное, это был самый старый и самый страшный из всех мостов, существующих на свете! По сравнению с ним, подвесные конструкции пиратского Сандара казались надежными, как гранитная скала. Канаты, свитые из неизвестно какой дряни, размахрились и протерлись от времени. Настил сгнил и местами провалился, уцелевшие же его фрагменты не внушали ни малейшего доверия — черные, расщепленные, будто обглоданные по краям доски, казалось, и воробья не выдержат. Вдобавок перил не было вовсе — на такой-то высоте!

— Ой, рухнем! — испуганно пискнула Ильза.

Вот оно — пятое испытание!

Во мнении, что мост неминуемо оборвется, спутники были как никогда единодушны. Разошлись лишь в том, как быть: идти всем вместе или поодиночке, как настаивал Орвуд.

— Так больше шансов оказаться на той стороне, — убеждал он.

— Надо, наоборот, идти всем вместе, — злился демон-убийца. — Если какой-то шанс уцелеть и есть, то только у первых двух. Потом мост обязательно провалится, кто-то один отправится в начало пути, остальные окажутся на разных берегах. И что прикажете делать тогда?

Решили так: если суждено погибнуть, то лучше уж всем скопом. К чему менять установку?

Не стали менять. Пошли все вместе… хотя, какое там «пошли»! Поползли на животах, цепляясь руками и ногами за ненадежные веревки и друг за друга. Мост раскачивался, натужно скрипел. Вниз летели щепки и целые доски. Дух захватывало смотреть, как они кувыркаются и исчезают в белой мгле. Где там земля? Долго ли до нее лететь?

— Эх! — нервно рассмеялся Хельги. Под его рукой только что проломилась с виду относительно надежная доска, и он едва не сорвался вниз. — Сюда бы к нам Бандароха Августуса! Вот кто оценил бы развлечение по достоинству!

Ох, зачем он это сказал! Если Царь Народов способен был услышать волю своего повелителя даже сквозь столетия, из далекого прошлого, что для него какая-то магическая тропа?!

Мост душераздирающе взвизгнул и провис еще сильнее. Бандарох Августус тоже взвизгнул, и было от чего. Представьте себе ситуацию: сидите вы дома, в халате и спальном колпаке (решили сегодня не одеваться вовсе, в честь выходного дня), никого не трогаете, читаете трактат по низшей демонологии. Рядом копошатся дети, играют в пьяных гоблинов. На кухне любимая жена, скачет и топает, как дольнский пехотинец — тренируется с мечом (в комнате опасно, можно зашибить деток). В общем, царит вокруг вас блаженная семейная идиллия.

Вдруг раз — и ни жены, ни детей, ни трактата по демонологии. И висите вы над бездонной пропастью, перекинутые через колючий канат, как белье на веревке, и не падаете вниз только потому, что кто-то больно вцепился в вашу ногу (спасибо другу Рагнару!). И не забудьте учесть, что вы с детства больше всего на свете — до рвоты, до обморока — боитесь высоты!

Представили? Прониклись? Вот именно так и чувствовал себя бедный Бандарох.

Самое забавное — мост не оборвался! С виду такое ветхое и ненадежное сооружение выдержало тяжесть восьмерых взрослых существ! И они добрались-таки до другого края ущелья, и Бандароха доставили в целости и сохранности. По крайней мере, физической; о душевной судить было трудно, пока тот не успел очнуться.

— Вот же зараза какая! — молвила Энка, последней ступившая на твердую почву. — Не рухнул! Кто бы мог подумать! Только нервы зря трепали! — В ее голосе слышалось откровенное разочарование.

А потом все дружно напустились на Хельги, и даже любящая сестра по оружию, вопреки своему обыкновению, не стала на его защиту. О чем он, собственно, думал, осел сехальский! Только Бандароха Августуса им на проклятой тропе не хватало для полного счастья! Возись теперь с ним! И когда он наконец научится контролировать свои идиотские желания? И когда он наконец избавится от своего потустороннего почитателя? И зачем только… — а-а!

Все-таки они рухнули! Все сразу. И те, кому повезло меньше, еще жили несколько секунд, насаженные на острые колья, предательски торчавшие со дна ловчей ямы, вырытой поперек тропы и искусно замаскированной грунтом. Вот в чем, оказывается, состояло пятое испытание! Справились с собственным страхом, преодолели чудовищную преграду, расслабились — и тут нате вам! Получайте, чтобы жизнь медом не казалась! Но то, что в другом месте стало бы концом, здесь, на тропе, было только началом очередного круга.

И повторилось все снова: сменялись опостылевшие ландшафты, хихикала мерзкая старуха, выныривала синяя рука, катился огненный шар… Новый окоп вырыли глубже в полтора раза — обошлось без новых ожогов. В положенном месте напали ночные твари, числом восемь — по одному на нос. Перебили. Снова скрипел и рушился мост — и снова выдержал. Благополучно преодолели яму, колья забрали на дрова. Двинулись дальше, в ожидании новых преград. Тоска зеленая!

Впрочем, два отличия от первых кругов все-таки нашлось. Первое — Бандарох Августус. Магистр был в своем репертуаре: страдал, рыдал, роптал на жестокую судьбу. Первую половину пути ему втолковывали, что именно произошло — на нервной почве он туго соображал, ну а вторую — пытались успокоить, кто как умел: Рагнар и Ильза ласково, Орвуд — раздраженно. Меридит взывала к разуму, Эдуард и Энка высмеивали. Августус был неумолим. Прекратил он бесконечное нытье только тогда, когда совершенно разъяренный демон-убийца обещал самолично сбросить его с моста и обречь тем самым на блуждание проклятыми тропами в одиночку.

К слову, на мост Бандароха тащили силой, аки овцу на заклание. Потомок гордых сидов упирался, орал дурным голосом, визжал до хрипоты, пытался вырваться и убежать. Кончилось тем, что главный его недоброжелатель просто треснул ученого демонолога по шее отработанным приемом кансалонского диверсанта и сдал на попечение Рагнара бесчувственную тушку. В таком виде его и переправляли. Два раза чуть не обронили, но обошлось.

Теперь о втором различии, совершенно неожиданном.

Было самое начало тропы, еще не успела прийти зима. Путников заставил обернуться топот за спиной — бодрое цоканье копыт по камням. Трое всадников мчались по тропе на лихих вороных скакунах.

Нагнали. Остановились — тропа неширока, разойтись-разъехаться трудно. Горячие кони нетерпеливо пряли ушами, всхрапывали, приплясывали, норовили стать на дыбы. Но всадники, молодые люди в богатых дорожных одеждах, сдерживали их порывы уверенной рукой. Вид у кавалеров был важный и недовольный, их раздражала вынужденная задержка. Рагнару и Эдуарду, вращавшимся в высших кругах общества, был хорошо знаком подобный тип молодых аристократов, этаких хозяев жизни, привыкших, чтобы перед ними все расступались и кланялись в пояс.

Принцы не ошиблись в своей оценке. Один из всадников, тот, что возглавлял короткую процессию — темноволосый красавец в черном плаще с алым подбоем, надменно скривил бледные губы, раздул тонкие ноздри и угрожающе щелкнул хлыстом.

— А ну, посторонись, сброд! Дорогу сыну герцога!

Дурные манеры никого не красят, но в оправдание кавалера можно сказать одно: после долгих дней скитаний по проклятой тропе и тех испытаний, что им пришлось пережить, легендарные Наемники Судьбы выглядели не лучше нищих бродяг и рыночных побирушек. Даже малиновые штаны наследника оттонского престола утратили былое великолепие. Сторонний наблюдатель при всем своем желании не смог бы догадаться об истинном социальном статусе их обладателя и его спутников.

Однако Эдуард в такие тонкости восприятия вникать не желал. Кровь предков, гордых и злобных ольдонских правителей, бросилась ему в голову. Он выхватил меч, заступил дорогу:

— Вот я тебе сейчас покажу сброд! Надолго запомнишь, если жив останешься!

Он хотел броситься в атаку, но его вдруг удержали, и не кто-нибудь, а Энка — вот уж от кого не ждали, не в обычаях сильфиды было отказываться от хорошей драки.

— Оставь! — хихикнула она. — Не будем их убивать! Пусть себе скачут. И без нас найдутся желающие им «показать»!

Всадники с гиканьем унеслись.

— Лошадей жалко, — вздохнул Хельги. — Может, стоило предупредить?

Рагнар хлопнул его по плечу:

— Да ладно, не бери в голову! Лошадям-то не все ли равно, где пастись, в нормальном месте, в проклятом ли? Травы по обочинам много, прокормятся.

— А шар? — горевал демон. — Представляешь, как они перепугаются?

— Ничего! Лошади — твари умные. Раз-другой испугаются, потом привыкнут.

Рыцарь рассуждал вполне толково, но Хельги успокаиваться не желал, измышлял все новые и новые лошадиные беды.

— Вы видели, у этих выскочек не было при себе никакой поклажи. Недели через две они проголодаются и забьют своих коней на мясо! Вот чего я боюсь!

— Не иначе, у тебя от страха мозги отказали! — рассердился Рагнар. — А еще меня тугодумом обзываете! Неужели ты думаешь, что они смогут переправить скотину через мост?! Да и шар не преодолеют — это какой котлован надо рыть, чтобы кони поместились!

— Окоп для стрельбы с лошади стоя! — рассмеялась диса, и Хельги прыснул в ответ.

— Чего это вы развеселились? — подозрительно осведомилась Энка.

— Да так, случай один был, давно. Мы тогда в Сехале воевали, еще рядовыми. Противник оказался не в меру богатым, выдвинул против нас полтора десятка боевых магов. Представляете, что они устроили? Сплошная огненная стена, из окопа носа не высунешь. А наш командующий, из местных, болван редкостный, решил бросить в контратаку конницу!

Ему намекнули, что это идиотизм, только лошадей огнем загубит. Так он нашел выход: велел вырыть окопы и для лошадей, причем такой глубины, чтобы всаднику не пришлось спешиваться. Его кто-то спросил, а как же из такого окопа стрелять? Знаете, что он ответил? Пусть, говорит, на седло ногами встают и стреляют в свое удовольствие!

Энка с Рагнаром шумно расхохотались. Остальные слушатели, не слишком-то сведущие в тактике боевых действий, переглянулись. Решение командующего показалось им не таким уж бессмысленным. Конечно, неудобно стрелять, балансируя на конской спине, но все же лучше, чем быть сожженным заживо. Ильза так прямо и сказала, не заботясь о собственной репутации.

Меридит смерила девушку насмешливым взглядом:

— Невежество! Правда, не надо было вас из школы забирать! Сама подумай, как в такой окоп лошадь затащить? И главное, как потом в атаку поднять?

— Так чем дело кончилось, — полюбопытствовал рыцарь, — неужто выкопали?

— Только начали. По счастью, визирь вовремя прибыл, командующего погнал и нового поставил, уже из наших, кансалонских. Лошади не пострадали.

— О-о! Ну, это главное! — с напускной серьезностью кивнула Энка.

Насчет коней Хельги тоже зря беспокоился. Довольно скоро друзья заметили их — те мирно паслись на опушке. Видно, на тварей бессловесных проклятие тропы не распространялось. Седоков в поле зрения не наблюдалось.

— Молодец, бабка! Сделала свое дело! — обрадовалась Энка. — Пусть теперь ножками походят!

— Вообще непонятно, зачем эти уроды сюда приволоклись? Что они на нашей тропе забыли? Шляются всякие… — Оскорбленный Эдуард никак не мог успокоиться.

Сильфида присвистнула:

— О! Смотри-ка! Уже и тропа нашей стала! Тоже мне, собственник!

— Может, они местные? — пришло в голову Ильзе. — Просто вернулись к себе домой, а лошадей отпустили попастись…

— В них магии — ноль, — опроверг демон. — Не могут они быть местными. Случайно заехали, как и мы.

— Мы не случайно, мы за невестой, — счел нужным напомнить Рагнар.

— Может, и они за невестой!

Рыцарь насупился, прорычал свирепо:

— За моей?!!

Энка рассмеялась:

— За своей! Можно подумать, твоя невеста единственная на свете!

— Так не всех же крадут!

— Не всех. Но где одна, там и две. Закон парности! — Энка болтала просто так, для развлечения. Она и сама не подозревала, насколько была права!

Шестое испытание закономерно вытекало из обстановки. Это был спуск с горы. Тропа вновь вышла к краю обрыва, лишь немногим более пологого, чем предыдущий. Внизу медленно проплывали облака. Время от времени в их пелене возникали прорехи, и можно было увидеть землю — бесконечно далекой и недосягаемой казалась она.

— Почему так подло устроено, что наверху мы очутились незаметно, а вниз придется спускаться самим? — спросил принц, обращаясь, скорее, к себе самому, чем к спутникам.

Но ответ получил от бывшего наставника:

— Потому что спускаться с горы всегда труднее, чем подниматься в гору. Больше шансов свернуть шею.

— Типун тебе на язык! — рявкнул Орвуд по привычке, но осекся, безнадежно махнул рукой: — Хотя какая теперь разница…

Дойдя до обрыва, тропа не исчезала совершенно. Если внимательно приглядеться, продолжение ее можно было найти и на склоне. Впрочем, приглядываться было необязательно. Первое свойство по-прежнему действовало — сойти вбок было невозможно. Но если на равнине пленники тропы кое-как мирились с этим, то теперь их разбирала досада. И как же не злиться, когда вот он, в двух шагах, вполне приличный пологий участок, спускайся — не хочу, а ты вынужден ползти по самой круче, по гладкой стене, где и уцепиться не за что! Спасибо, в мешке у гнома каким-то чудом оказался моток веревки. Он и сам не помнил, зачем положил его туда, собираясь в путь. Несколько раз порывался выбросить, ведь в походе и иголка весит. Помешала природная бережливость.

Однако казавшаяся бесполезной ноша сослужила своему хозяину и его спутникам неоценимую службу. На самых крутых и обрывистых участках ее привязывали к надежному выступу и спускались вниз. Потом нижний конец перехватывал Рагнар, Энка отвязывала верхний и левитировала, не отпуская веревки из рук. На свободный полет девица не решалась, знала, что невелика мастерица, обязательно промахнется мимо склона, не удержится в воздухе и рухнет вниз. И начинай все сначала!

Когда привязать веревку было не к чему, Энка просто держала ее вдвоем с Хельги. Он тоже умел левитировать с грехом пополам. С очень большим грехом. Всякий раз, бросаясь со скалы в пропасть, он чувствовал, как сердце замирает от страха. Не было уверенности, что воздушная стихия опять согласится покориться ему. И мысль о собственном бессмертии, равно как и о гарантированном воскрешении, утешала как-то слабо. Потому что разум разумом, а инстинкты инстинктами. И не так-то легко их преодолевать, даже если ты урожденный спригган, воспитанник диких фьордингов да еще демон знает кто.

— А знаете, — рассказывал Хельги во время короткой передышки, чтобы успокоить нервы, — в мире Макса есть люди, которые специально, без всякой цели лазят по горам.

— Что значит, без всякой цели? — усомнился Орвуд. — Наверное, ищут что-нибудь, просто признаваться не хотят. Чтобы другим не досталось! — Так уж устроены гномы, что всегда думают о золоте.

— Может, там тоже невест воруют? — У Рагнара были свои приоритеты.

— Ничего они не ищут. Лезут исключительно ради славы и собственного удовольствия. Для них главное — забраться на самую неприступную вершину и поставить там свой флаг.

— А что, это по-рыцарски! — одобрил оттонский наследник. — Удовольствие, конечно, сомнительное, мне такое не понять. Но ради славы своей короны можно и постараться!

— И высоко они забираются? — осведомился Орвуд голосом скупщика, оценивающего товар.

— Ого! Еще как! Раза в полтора-два выше нашего, я так думаю!

— И никогда не разбиваются?! Такие ловкие?! — восхитился Эдуард.

Но его тут же разочаровали.

— Разбиваются, сплошь и рядом. То в расщелину свалятся, то со скалы сорвутся, то узел неправильно завяжут и на собственной веревке повесятся, то лавиной их накроет, то обморозятся и помрут от гангрены, — перечислял демон чуть не с удовольствием; по сравнению с чужими бедами, свои начинали казаться не такими уж страшными.

— Ни одна корона не стоит таких жертв! — вынес вердикт гном.

Девицы в мужском разговоре участия не принимали — у них нашелся свой. И какой! Ну ладно, Ильза, девушка, получившая традиционное воспитание и только волей случая избежавшая участи домохозяйки. Но Энка с ее военно-морским прошлым и наемничьим настоящим! Но Меридит с ее дисьей природой, которой подобные темы противопоказаны вовсе — недолго и под проклятие угодить! Все-таки непостижима женская натура! Сидя между небом и землей на продуваемой всеми ветрами каменной площадке, такой узкой, что повернуться страшно, они вдруг надумали обсуждать кулинарные рецепты! Да не простые, а затейливые: как лучше приготовить торт с кремом!

Хельги был очень удивлен, когда разобрал, о чем идет речь.

— Разве ты знаешь, как пекут торты?!

В ответ сестра по оружию фыркнула:

— Конечно, знаю! Этот рецепт я читала в «Уэллендорфском вестнике». Вот спустимся с горы, выберемся на волю, я тебе испеку.

— Не надо! — поспешно отказался тот.

— Почему? Тебе ведь нравятся торты.

— Предпочитаю не рисковать! — сказал любящий брат серьезно, без намека на иронию или сарказм. — Знаешь, за те годы, что мы с тобой вместе, ты только один раз приготовила более или менее сносную еду.

— Да?! Неужели было съедобно?! — искренне заинтересовалась диса — похоже, она сама не ожидала столь высокой оценки ее кулинарных способностей. — И что же я такое сделала?

— Поджарила на костре дольнские копченые колбаски, — последовал ответ.

…Спуск занял четверо суток без малого. Орвуд, знавший толк в горах, утверждал, что легко отделались, могло быть и дольше. Но Эдуарду, например, и этого на всю жизнь хватило. О Бандарохе и говорить не приходится. Просто чудо, что его удалось спустить! Только постоянные угрозы Хельги заставляли бедного магистра… нет, не двигаться вперед самому, но хотя бы не мешать другим себя передвигать.

— Без него вдвое быстрее спустились бы! Сутки, не меньше, на него убили! — шипел демон-убийца, игнорируя арифметические тонкости.

— А кто виноват? По чьей милости он на нас свалился? — невозмутимо возражал Рагнар.

Самым худшим в их высокогорном путешествии были ночевки. Специальных мест для этого жизненно необходимого занятия на тропе предусмотрено не было. Приходилось ютиться на узких карнизах и уступах, спать сидя, попарно — один дремлет, другой караулит, чтобы не свалился. А на случай если кто-то не уследит, связывались в единую цепь все той же незаменимой веревкой.

— Не иначе меня добрые боги надоумили ее взять! — умилялся гном. — Выберемся с тропы — не забыть сходить в храм, принести жертву!

— А ты каким богам поклоняешься? — полюбопытствовала Ильза. Ее, как девушку благочестивую, всегда интересовали такие темы.

— Я? — Вопрос заставил Орвуда опешить. — Да никому я не поклоняюсь! Живу себе, и все!

— Тогда в чей же ты храм пойдешь?

Тут прагматичный гном рассчитал по-своему:

— Да мало ли богов на свете! Узнаю, какой подешевле жертву берет, к тому и пойду.

Ильза тут же усмотрела слабое звено в цепи его рассуждений:

— А если окажется, что не тому жертву принес? Если это не он, а совсем другой бог тебя надоумил, тогда как?!

— Тогда пусть они между собой как-нибудь разбираются, это уже не моя забота! — У почтенного Канторлонга на все был готов ответ.

— Если тебе без разницы кому, так принеси жертву мне! — оживился Хельги. — Можно прямо сейчас, и храм искать не надо!

— Обойдешься! Во-первых, демон, в смысле бог из тебя никудышный. Во-вторых, к веревке моей ты заведомо отношения не имеешь. В-третьих, где я тебе сейчас страшного убийцу достану? Ты ведь убийцами берешь, насколько нам известно?

Хельги смутился — он не любил напоминаний об этой стороне его жизни.

— Да я не убийцу, я сухарь имел в виду…

Шел тринадцатый день их скитаний, запасы провизии подходили к концу, пришлось ввести режим строгой экономии. Хельги всегда переносил голод лучше других, но, с другой стороны, зачем терпеть, если представился случай улучшить положение? А заодно и Ильзу угостить. Сухарь большой, на двоих хватит.

— На, держи! — расщедрился гном. — Только с другими богами будешь сам отношения выяснять, если спросят, почто на чужое позарился.

— Выясню! Хоть десяток сухарей им взамен отдам, не жалко! Только бы выбраться отсюда скорее! — Последние слова были сказаны не просто так, а в расчете на Царя Народов: вдруг да внемлет, паразит? Увы. Черный дух был верен своему правилу исполнять только самые дурацкие и бесполезные желания.

В современной нумерологии семерка — непростое число. Оно означает не столько удачу и счастье, сколько полноту, завершенность цикла. Энка вспомнила об этом позднее, когда последнее испытание осталось позади. А прежде чем оно началось, пленники тропы как раз о том и гадали: сколько еще препятствий уготовано им на пути, хватит ли жизни вообще и еды в частности, чтобы их преодолеть?

— Хватит, — оптимистично рассудила Меридит. — Какой смысл тем, кто устроил это странное развлечение, ставить заведомо невыполнимые условия? Проще убить сразу, без затей.

— Еды мало, — сетовал гном. — Всего на три-четыре дня осталось.

А сильфиду разобрало на черный юмор.

— Эх, зря я тебя остановила! — сказала она Эдуарду с напускной серьезностью. — Надо было тех кавалеров забить и взять на мясо! Наши шансы на выживание резко повысились бы.

Орвуд то ли не понял шутки, то ли решил подыграть:

— Насчет кавалеров не знаю, а лошадей надо было отобрать. Конина нам бы пригодилась.

— Конина нам бы не досталась. Хельги бы не позволил. А против человечины он бы возражать не стал.

Доверчивая Ильза, услышав такие речи, поперхнулась, споткнулась, спросила дрожащим голосом:

— Ты что?!! Ты вправду бы стала есть людей?!! — Глаза девушки стали большими и мокрыми. Такого ужаса от лучшей подруги она не ждала.

Энка по-разбойничьи криво ухмыльнулась — розыгрыш явно удался!

— Не стала бы, не плачь! Помнишь, что орк говорил? Ну тот, который брат нашего Хельги? У людей мясо нечистое, его даже с голодухи есть зазорно… Хорошо, Бандарох, что ты у нас не человеком оказался, а сидом! — Она нашла новую жертву для своих упражнений в остроумии. — В случае крайней нужды, тебя под нож пустим… Да ладно, пошутила я, чего ты падаешь? Вот нашлись, право, два дурака, всему подряд верят!

— Сама дура! — не без оснований рассердилась Меридит. — Тему смени, каннибал ты наш несостоявшийся! Хватит народ пугать, и без тебя тошно.

Энка послушалась. Желаемого эффекта она уже достигла, какой смысл продолжать? Одна речь — не пословица, как утверждает мудрый народ.

…Несколько часов путники отвели для привала, благо обстановка располагала. Местность под горой была совершенно идиллической, будто списанной с пасторальных картин: залитая солнцем долина с островками ореховых рощ среди сочных зеленых лугов. Яркие краски, медовые ароматы, птичий щебет и прочая благодать. А самое приятное — заросли невысокого кустарника по обочинам тропы — есть где набрать хвороста для костра.

— Ох, осторожнее надо! — каркала сильфида. — Ох, под ноги смотрите! Чую, чую недоброе! Как бы опять в яму не свалиться! Ох, не перенести мне еще одного круга! С ума сойду от тоски!

Несмотря на дурные предчувствия отдельных членов коллектива, отдохнули друзья хорошо. Закусили, выспались. Рискнули набрать воды в ручье — никто не вынырнул, не схватил. И в козленочка, испив водицы, вопреки мрачным пророчествам все той же сильфиды, основанным на распространенном сюжете дамских романов, не превратились. Двинулись в путь — обошлось без нападений и иных бед. Проклятая тропа милостиво дарила своим пленникам день отдохновения, с тем чтобы назавтра увести их под землю, навстречу новому испытанию.

Путники пересекли долину поперек. С таким трудом покоренные скалы остались позади, а впереди уже вырастали, уходили в небо новые!

«Неужели предстоит подъем?» — втайне тосковал Эдуард. Наследник престола ольдонского высоты не любил. Боялся, если называть вещи своими именами. Он всеми силами старался скрывать недостойные воина чувства и особенно яростно клеймил бедного Августуса, обзывая его трусом, даже бывшего своего напарника переплюнул. Тем более что Бандарох выражал свои опасения в открытую.

Но страхи оказались напрасными. В какой-то мере. Совсем иная участь ждала наших друзей. Тропа не поднималась в гору, она уходила под нее. Пещера распахнула перед путниками свою голодную черную пасть.

Есть у гномов одно необычное природное свойство: они умеют чувствовать подземелье. Сосредоточившись, способны определить, далеко ли оно тянется, есть ли другие выходы, не грозит ли обвал или иная опасность.

Удается это не всегда. Встречаются подземелья «глухие» — сколь ни старайся, ничего уловить и предсказать невозможно. Здешнее таковым не было. Очень скоро, шагов через двести по просторному черному коридору, Орвуд выдал спутникам исчерпывающую и вполне обнадеживающую информацию. Подземная галерея хоть и длинная — путь по ней займет не менее пяти часов, — но устроена просто, без ответвлений и переплетений ходов. По сути дела, это обыкновенный тоннель, вероятно, рукотворный. Стены надежные, непроходимо узких, либо затопленных водой участков нет, скоплений дурных газов тоже. Вряд ли это новое испытание, скорее, простой переход… Правда, ближе к выходу ощущается что-то такое… непонятное, внушающее тревогу… Живое, что ли? Или нежить? Ну, боги дадут, пробьемся! Не впервой!

Идти было легко и привычно — не раз и не два приходилось им спускаться в разного рода подземелья. Гном не ошибся в своих прогнозах. Тоннель был проложен строго по прямой, имел высоту примерно в два человечьих роста, ширина колебалась от полутора до трех шагов. Никакой красоты, вроде сталактитов, сталагмитов и причудливых каменных столбов, свойственных природным пещерам, тут не имелось. Только гладкие мокрые стены, ровный пол и сводчатый потолок. Всю дорогу Орвуд беспокойно шарил по ним взглядом, подносил горящую лучину то к одной, то к другой стене.

— Чего ты мельтешишь? — спросила Энка, ей всегда и до всего было дело.

— Смотрю, что здесь за порода. Тропа тропой, а мы, как ни крути, в Даарн-Оле! Хотелось бы знать, кто это в наших, даан-азарских недрах без дозволения штольню пробил? Чего искали, грабители беззаконные?

— Скажите, какой блюститель закона выискался! — фыркнула дочь сенатора Валериания. — Сами-то вы, гномы, у кого разрешения спрашиваете, когда шарите по чужим недрам и заносите их в свои реестры?

— К тому же не факт, что это Даарн-Ол, — поддержал демон. — Судя по смене ландшафтов, тут задействован принцип разделенного пространства. Не удивлюсь, если мы сейчас в Арвеях или же вовсе в неведомом краю.

— Это утешает, — важно кивнул гном. — Тем более что признаков золота я здесь все равно не вижу. Только напрасно камень долбили!..

Не напрасно долбили, ох, не напрасно! В густом мраке рукотворного подземелья таилось оно — последнее испытание. Оно налетело внезапно, огромной стаей, с диким визгом и шумом перепончатых крыл. У него были мелкие острые зубки — много, много зубов! Оно атаковало неудержимо и беспощадно. Сколько было их здесь, злобных кусачих тварей? Не счесть! Накинулись, облепили со всех сторон и грызли, грызли одежду и волосы, рвали, терзали мелкими своими зубками живую плоть…

Защищаться от них пытались по-разному. Одни активно — крутили мечами в воздухе так, что свист стоял, и кровь из перерубленных тел волнами окатывала стены и пол штольни, и ошметки летели во все стороны. Другие, не надеясь на мастерство, просто попадали на пол, лицом вниз, в надежде спасти хотя бы глаза.

Оба способа оказались в равной степени неэффективны. Слишком велико было число нападавших. Они брали живой массой. Сторонний наблюдатель не смог бы различить даже контуров тел жертв под сплошной шевелящейся грудой мелких крылатых тварей. И не было от них спасения ни слабому, ни сильному. Так полчища бродячих муравьев — далеко, на другом, еще не получившем имени континенте, сжирают все на своем пути и в считаные минуты оставляют от целого человека добела обглоданный скелет… Подземные твари были размером несравнимо крупнее муравьев, а числом не уступали — по крайней мере, так казалось их съедаемым заживо жертвам.

Спасти друзей от мучительной гибели и нового круга могло только чудо — и оно произошло! «Это было наитие!» — говорила потом Энка, и не в обычной своей разудало-хвастливой манере, а с искренним удивлением. Она и сама не знала, почему ей вдруг пришло в голову засветить под сводами штольни огненный шар сильфов!

От классического эльфийского или боевого магического он отличался размерами и яркостью. По сути это и не шар был, а крошечная, ослепительно-яркая, раскаленная добела точка — будто бы миниатюрное солнышко озарило вечный мрак подземелья… Много лет назад юную Энкалетте, дочь сенатора Валериания, долго и мучительно учили творить такие шары на гимназических уроках. Ей казалось, она давно успела позабыть изящную науку, о которой, к слову, была очень невысокого мнения: не предназначалась огненная магия солнцепоклонников ни для чего иного, кроме эстетического наслаждения. Подобными сияющими точками сильфы расцвечивали ночной небосвод во дни больших праздников… Кто бы мог подумать, что они способны спасти чью-то жизнь?

Что именно заставило боевого сотника Энкалетте в критическую минуту обратиться к своему кисейному прошлому? Добрые боги, Силы Судьбы, собственная интуиция? На этот вопрос они так и не получили ответа. Но результат был поистине волшебным.

С отчаянным визгом крылатые твари отхлынули от окровавленных жертв и плотной стаей умчались прочь, в спасительную темноту.

— С ума сошла?! — взвыл Хельги, закрыв глаза ладонями. — Мало спины, ты мне еще и ожог сетчатки решила устроить?!

— Уймись, — строго велела сестра по оружию. Она всегда ратовала за справедливость, и только она поняла, о чем идет речь. Другие таких хитрых слов не знали вовсе. — Если бы не Энка, тебе через минуту никакая сетчатка не понадобилась бы. Выели бы глаза начисто, и все дела.

— Тоже верно, — покорно согласился демон. — Но в другой раз все-таки учитывайте, что спригганы — существа ночные. «Полундра!», что ли, кричите, чтобы я успевал глаза закрыть.

— Ладно, — Энка на радостях была настроена благодушно. — В другой раз буду кричать.

Собрав остатки сил, путники устремились вперед, к выходу из подземелья, до которого, оказывается, оставалось всего-то несколько сотен шагов.

Снаружи было еще светло, хотя день и клонился к вечеру.

Пришла пора подсчитывать ущерб. От зубов подземных тварей пострадали все, и сильно. Одежда превратилась в непристойные лохмотья (прощайте, шикарные малиновые штаны!). Дорожные мешки были измочалены, но они в какой-то мере защитили спины, руки же и ноги превратились в сплошную кровоточащую ссадину. Настоящая боль еще не пришла, но одного вида оказалось достаточно, чтобы впечатлительный Бандарох свалился без чувств, а Орвуд засомневался, не умнее ли было бы позволить себя сожрать, с тем чтобы, вернувшись на новом круге, заранее позаботиться о безопасности и зажечь яркий свет, не дожидаясь нападения? Но потом все-таки передумал. Во-первых, слишком долгой и мучительной была бы гибель. Во-вторых, тошнило от одной мысли о новом повторении опостылевшего пути.

Не в состоянии двигаться дальше, путники повалились на траву. Лежали, переводя дух, обменивались впечатлениями.

— Кто-нибудь разглядел, что это были за твари? Летучие мыши, что ли? — вяло полюбопытствовал принц.

— Сейчас посмотрим! — неожиданно откликнулся бывший наставник. — Вот демон! Куда же я его засунул? — Секунду повозившись, он извлек из чудом уцелевшего, хоть и продырявленного в нескольких местах кармана куртки…

— Фу-у, Хельги! Вечно ты собираешь всякую дрянь! — привычно воскликнула Меридит.

Нет, это была не летучая мышь! Полузадушенная тварь, бессильно лежавшая на ладони демона, несмотря на свои крошечные размеры и серые перепончатые крылья, имела явно антропоморфный облик и даже кое-какую одежду, вроде набедренной повязки и нагрудника. Морда — или лицо? — хищника было отвратительно уродливым, морщинистым, с приплюснутым носом и косо посаженными глазами. Верхняя и нижняя челюсти резко выдавались вперед, а губы были коротковаты, частокол зубов выглядывал из-под них, даже когда рот был закрыт.

— Думается мне, это какая-то измененная разновидность илфи, — глубокомысленно изрек магистр Ингрем, с живым интересом разглядывая свой трофей.

— Воистину нет предела безобразию! — присвистнула Энка, перефразируя известное изречение.

А Меридит потребовала:

— Выкинь его сейчас же! Только илфи нам не хватало! Да еще измененного к худшему!

— Да я же не для себя! — проникновенно втолковывал Хельги. — Я же ради науки!

Но жестокосердные родные и близкие были неумолимы. Таскать с собой такую опасную тварь, в живом, в дохлом ли виде, — значит непременно накликать на себя беду.

— Да ну вас! — сдался демон. — Бабки суеверные! Тормоза прогресса! Это из-за вас и вам подобных цивилизация нашего мира стоит на месте! Такого экспоната лишаюсь из-за вашей косности и дурости!

С этими словами он поднялся, добрел до устья пещеры (не поленился ведь!), размахнулся и зашвырнул несостоявшийся «экспонат» в темноту.

— Не проще ли было раздавить эту мерзость? — осудил гном.

— Зачем? — пожал плечами подменный сын ярла. — Пусть себе живет. Одним больше, одним меньше — какая разница?

Вот и поговори с ним! В другое время Энка, пожалуй, принялась бы спорить, но теперь ей было не до того. Возбуждение боя проходило, укусы болели все сильнее, навалилась усталость, мучительно захотелось спать.

И они заснули, как-то незаметно для себя, все сразу, не начертав защитных кругов, не выставив караул. И проспали часа три, не меньше! А когда проснулись — пришли в ужас! Потому что не было больше ни высоких гор впереди, ни черного устья пещеры позади. Вместо этого возник типичный даарн-олский пейзаж, знакомый до отвращения! Исчезли кровавые раны на теле (что само по себе было бы приятно, но при других обстоятельствах). Одежда, правда, сохранила свой истерзанный вид, но на такую мелочь никто не обратил внимания.

— Идиоты!!! — взвыла Энка. — Проспали испытание!!!

Сомнений не было: они погибли во сне и вернулись в начало пути! И значит, все предстоит снова, в который раз уже. И не будет конца этому заколдованному кругу, и лучше бы им вправду сойти с ума — быть может, стало бы легче…

Несколько минут друзья предавались черному отчаянию, прежде чем появился Он.

Откуда взялся — никто не заметил, слишком глубоко были погружены в пучину собственных страданий: кто рыдал, кто бранился, кто сидел молча, злой на весь мир… А он стоял чуть поодаль и смотрел на них с кривой усмешкой — маленький, сухонький, с густой белой бородой до самой земли. Природы он был не то кудианской, не то гоблинской, не то еще какой-то — на глаз не определить. Глубокая старость сглаживает различия, всех делает похожими. Ясно одно: не человек; у людей не бывает заостренных ушей и блекло-желтых глаз.

Руки у старика были большими, узловатыми, они почему-то сразу бросались в глаза. Впрочем, каждому свое.

— Здравствуйте, почтенный! — церемонно поклонился Орвуд, первым справившийся с истерикой. — Великолепная у вас борода, надо заметить!

Приветствие старец проигнорировал, равно как и комплимент. Видно, вежливости он не ценил. У него вообще был очень недовольный, если не сказать, оскорбленный вид. И голос сварливый. И говорил он нечто совершенно неожиданное — ошалевшие от страданий пленники не сразу разобрали, о чем вообще речь. А когда поняли…

— Добрались, значит! У-у, твари настырные, ничто их не берет!.. Ну, ваша взяла, спрашивайте, коли явились! Да знайте: шли вместе, потому и вопрос вам положен один на всех! Так-то! — Старикашка злорадно ухмыльнулся: дескать, вот я как вас уел.

Нет, они не были настолько просты, чтобы начать задавать уточняющие вопросы типа: «о чем спрашивать?» или «кто вы такой?». Каждому с детства был знаком распространенный фольклорный сюжет: герой хочет получить ответ на вопрос, от которого зависит вся его дальнейшая судьба. За этим он отправляется к мудрецу либо к богу, по пути успешно преодолевает ряд испытаний, но, добравшись до цели, упускает свою удачу из-за случайной обмолвки. Каждый догадался: это тот самый случай! Значит, спрашивать надо о самом главном, а еще лучше — помалкивать! Пусть говорит тот, кто умнее!

Умные же принялись совещаться, старательно избегая вопросительных интонаций и конструкций.

— Надо спрашивать о невесте, — шепнул Хельги, — теперь для нас это первоочередное!

— Верно, — единодушно согласились девицы.

— Надо точнее сформулировать вопрос, чтобы получить как можно больше информа… — только и успел сказать гном.

Потому что Рагнар, окрыленный словами демона Ингрема, конца совещания дожидаться не стал. Движимый душевным порывом, он выступил вперед и торжественно молвил:

— Ответствуй, о мудрый старец! Не проходили ли этой тропою невеста моя и коварный ее похититель?

Энка с досады взвизгнула.

Физиономия старика расплылась в ехидной, торжествующей улыбке.

— Никогда не проходили, — был ответ. — Вы шли по ложному следу! — С этими словами мудрец исчез — будто и не было никогда.

К чести Рагнара, он тут же сообразил, какую допустил оплошность.

— Ну и идиот же я!!! Ну, баран безмозглый! Ну, урод неполноценный, скудоумный! — на чем свет стоит клеймил себя рыцарь. — Дернули же демоны за язык! Верно мой папаша говорит: кулак крепче мозгов! Эх, что я наделал! Такой шанс упустил, какой раз в жизни выпадает! Столько мучений — и все напрасно!

Бедняга так убивался, что даже вредная Энка не решилась его осуждать, пожалела. Хлопнула по плечу, принялась уговаривать:

— Да ладно, не расстраивайся ты так! Наплюй! Ну, не повезло малость, подумаешь! Найдем мы твою невесту и без этого премудрого хмыря!

— Конечно! — поддержала Меридит. — Мы, собственно, на чужие подсказки и не рассчитывали. Сами справимся… А-а!!! Вот кто нам нужен! Ну, сейчас я с ним поговорю!

— Только не убивай! Милочка огорчится! Она невиноватая!.. — зашипел брат по оружию.

В самом начале кудианской тропы — вот где они были! Шли вроде бы вперед, а вернулись назад, самым непостижимым образом. В это трудно было поверить, но и сомнений не возникало. Две приметные скалы возвышались справа и слева. И козы мирно паслись меж ними, и собака Милочка нежилась на полуденном, а отнюдь не предзакатном солнце! Чудеса!

И пастух был тут же — стоял, замерев от ужаса, будто выходцев с того света встретил. Бормотал невнятно:

— Но как же оно так? Кудианская тропа… Не возвращаются с нее, сроду такого не бывало… Чур меня, чур!

Подскочившая Меридит сгребла его за грудки, подняла и тряхнула так, что, окажись старичок чуть менее крепок здоровьем, мог бы и душу богам отдать.

— Отвечай, зараза, пока жив! Зачем направил нас по ложному следу?! Как посмел?! — рявкнула она без малейшего почтения к сединам.

— Так ведь того… это… велено было! — залепетал пастух тоненьким голоском. — Он приказал! Мужик тот, колдун! Сам бы я разве посмел? Нет, не посмел бы!

— А ну, давай по порядку и по-честному! Как дело было?

— А было оно так. Во-он тамочки, у камня, появились вдруг двое! Прямо из воздуха, ну чисто, демоны! Господин и при нем девица. Господин зыркнул страшно, посохом замахнулся и прошипел: «Прочь с дороги, старик!» Потом ушел он и девицу свою увел, да только не на восток, а вовсе в другую сторону. Не иначе, в Гавецию подались. Но прежде приказал господин: кто будет спрашивать — всех направлять на проклятую тропу. И пригрозил: «Ежели не послушаешься, не жить тебе, старый!» И денег дал за то, и клятву взял.

— Неужели Мельдаха?! — важно уточнила Ильза, чувствуя себя большим знатоком по части страшных клятв.

— Не, — покрутил головой пастух. — Простая клятва была, на словах, без магии. Но и такую нарушить страшно. Господин тот, по всему видать, колдун не из последних, а ну как прознает?.. Вы уж не серчайте, почтенные путники, я вам зла не желал, видят боги! И предупредить старался, как мог, да вы не послушали… Простите старого…

Простили, что с него взять? Не убивать же в самом деле! Энка хотела пристукнуть на прощание по лысине, чтобы впредь неповадно было лгать и сбивать с пути мирных странников. Да Хельги не позволил — Милочка обидится!

На том и расстались. И вернулись несолоно хлебавши туда, откуда начали путь — в Гавецию.

Гавеция встретила их невесело — большой похоронной процессией. Одних покойников было штук десять, не меньше. А уж родственников, плакальщиков и просто желающих поучаствовать в мероприятии — целая улица.

— Похоже, тут моровое поветрие приключилось, — забеспокоился Орвуд. — Уйдем, пока заразу не подцепили!

— Глупости, — возразила Энка. — Во время моровых поветрий никто не устраивает церемоний, просто вывозят трупы.

— Тогда отчего так много покойников сразу?

У сильфиды родилось сразу несколько версий:

— Возможно, здешний обычай велит хоронить в определенный день недели, вот они и накапливаются. Либо произошел несчастный случай, к примеру, на стройке. А может, напал кто…

— Чем гадать, не проще ли спросить? — фыркнул демон и обратился к одному из участников шествия: — Кого хороните, почтенный?

— А как же? — удивился тот. — Тех самых бедняг, что намедни в трактире змей порвал! — На секунду задумался, что-то прикидывая в уме, потом хлопнул себя ладонью по лбу: — Да что же это я?! Ведь это вы и есть те самые герои, кои змея изничтожили! Ах, добрые господа, ведь я ваш должник навеки! Ведь вы мне сына спасли!

Тут «добрым господам» пришлось уносить ноги, потому что собеседник их явно вознамерился пасть на колени и целовать им руки. Да и другие участники процессии начали оборачиваться.

Шмыгнув в ближайшую подворотню, беглецы остановились — полученную информацию требовалось срочно обдумать. Заговорили одновременно, почти не слушая друг друга.

— Неужели в здешних местах покойников не хоронят по две недели?! — удивлялся Эдуард. — Фу, как негигиенично! Вот у нас в Ольдоне…

— Энка-то как угадала! Про нападение-то! — Ильза радовалась, какая у нее проницательная подруга.

А Рагнар на минуту задумался, потом спросил громко:

— Этот дядька… Что-то в его речах было странное… Только прослушал я, что именно. Не разобрал.

— Намедни! — тут же откликнулась Меридит.

— Что — намедни? — не понял рыцарь.

— Змей в трактире был — намедни. Насколько я смыслю в народных диалектах — а я в них смыслю, можете поверить! — данное слово обозначает промежуток времени, никак не превышающий двух-трех дней.

— Ум полез! — констатировала Ильза, не особенно вникая в подробности.

Но были и те, кто вникал.

— Ты хочешь сказать… — начала Энка.

— Надо срочно выяснить, какое здесь сегодня число! — подытожил демон.

Спросили у первого попавшегося похитителя. Ответ был ошеломляющим. Меридит не ошиблась: «намедни» в их случае обозначало сутки. Именно столько отсутствовали в Гавеции пленники тропы.

— Ну и чудесно! — обрадовался Рагнар. — Значит, времени мы почти не потеряли. И удивляться нечему. Помните, Орвуд рассказывал, что есть под землей такие места…

— Не знал, что они есть и на земле! — пробормотал гном.

— Никому не дано знать все на свете! — важно изрекла Ильза. Ей было приятно, когда удавалось сказать что-то умное и к месту.

А Эдуард спросил:

— И что же мы теперь станем делать?

— В трактир пойдем! — не задержался с ответом Рагнар. — Жрать охота! До невозможности!

— А как же невеста? — хихикнул принц.

— Невеста обождет. Есть дела и поважнее.

Орвуд же мыслил практично:

— Нечего нам в том трактире делать. За два дня его наверняка не успели привести в порядок, о хорошей кухне можно и не мечтать. Идемте-ка прямиком к нашему председателю. У него вполне прилично кормят.

Председатель был искренне обрадован и нисколько не удивлен их появлению. Пошли по ложному следу — с кем не бывает? Вернулись изодранные и голодные — обычное дело. Долго ли в горах со скалы сорваться и запасы растерять? К обеду поспели — вот оно и ладно!

А после обеда пришлось держать новый совет: как быть теперь, где искать невесту? Если пастух не наврал вторично, колдун увел ее в Гавецию. Значит, надо опросить всех окрестных жителей, вдруг кто-то что-то заметил? Сегодня денек отдохнем, а завтра пойдем по дворам — так решили наемники. Но председатель внес свои коррективы. Негоже таким важным господам понапрасну ноги бить. Сами к ним придут и люди и нелюди и все как на духу расскажут, кто что видел.

Надо отдать ему должное, при всем своем снобизме, председатель оказался отличным организатором. С раннего (по мнению Хельги, слишком раннего!) утра перед зданием сельской управы уже собралась длинная очередь. Внутри для высоких гостей были установлены резные скамьи и массивный дубовый стол под малиновой скатертью, приготовлены бумага, чернила и перья.

— Я так подумал: раз вы грамотные, может, оно пригодится, — простодушно пояснил председатель. — Да и солиднее так-то. У нас народ ученых уважает, так пусть сразу видят, что вы не просты. Бояться станут — больше скажут.

— Логично, — согласился Эдуард. — Моему папаше понравилось бы.

Дело шло споро. Опрашивали одновременно семерых: по одному на нос, и Рагнару с Ильзой одного на двоих. Они сами так решили, работать вдвоем, чтобы ненароком чего не напутать. Сначала, пока на очереди были селяне богатые и важные, с центральных улиц, опрос результатов не давал: ничего подозрительного не встречали, никого чужого не заметили. Но потом пошел народ с окраин — сразу стало веселее. Нашлись те, кто видел и сурового господина в сером, и сонную молчаливую деву, что была при нем. Правда, описания давались противоречивые. Одни говорили, что господин был чисто выбрит, другие разглядели у него усы и бородку. Одни сочли деву стройной, другие — дородной, одни — юной, другие — в летах.

— Что за народ! — ворчал Эдуард. — Могли бы знать свою собственную принцессу в лицо! Вот у нас в Ольдоне…

— У вас в Ольдоне тебя родной папаша в лицо не признал! — осадила сильфида жестоко. Она не любила его «королевские замашки».

Бедный принц обиженно умолк.

Свидетели при всем разнообразии мнений сходились в одном: те двое ушли на юг, вдоль побережья. В Эттелию направлялись, не иначе. Больше таким путем идти некуда.

В общем, цель была достигнута: нужные сведения получены, дальнейший маршрут поисков определен. И сделано это было весьма оперативно — за день управились, спасибо почтенному председателю!

— Уважаю бюрократию, — похвалил Эдуард, — есть от нее несомненная польза!

— Только Максу об этом никогда не говори, — посоветовал Хельги, припомнив что-то свое, — он тебя не поймет!

…Для Аолена настали беспокойные дни. Никогда прежде ему не доводилось выступать в роли няньки. Уж на что в свое время казался изнеженным и неприспособленным к жизни Эдуард, новые спутники и его превосходили на целую голову!

Только теперь Аолен начинал сознавать: все его прежние знакомые — и принц ольдонский, во дни отрочества, и Улль-Бриан, кузен Рагнара, и даже незабвенный Бандарох Августус были, в сущности, вполне нормальными парнями. Слабыми и жалкими они выглядели только в сравнении с теми, кто был рожден для войны, кто с детских лет привык не жить, а выживать в самых невозможных условиях. Слишком высокая планка была поставлена для них, немудрено, что им было трудно до нее дотянуться. Они были не воинами, а обычными существами, как и большинство на этом свете, — только и всего.

Иное дело — юные Годрик со Спуном. Эти двое оказались особенными. Аолену таких еще не приходилось встречать… Впрочем, нет, приходилось. Но не среди людей, а среди собственных соплеменников, как ни парадоксально было это признавать.

Оба юноши — и благородный принц, и его простоватый друг детства, были прекрасно образованны (если на то пошло, лучше, чем тот же Хельги с его однобоким увлечением историей естественной и дремучим невежеством в области истории как таковой и прочих гуманитарных наук). Оба рассуждали о возвышенном и прекрасном не хуже любого эльфа. Оба владели изящными искусствами: умели музицировать, слагать вирши, писать акварели и танцевать менуэт. При этом слуга лишь немного отставал от господина, хотя и манеры его порой выдавали простонародное происхождение, и сам он честно признавал, что выучился всем этим премудростям не по своей воле.

Но при всех перечисленных достоинствах оба не имели ни малейшего представления о реальной жизни вне стен родного дворца. Их можно было сравнить с тепличными растениями, высаженными из оранжереи на открытый воздух и лишенными заботливого ухода садовников. Любая бытовая мелочь становилась для них непосильной задачей, ставила в тупик.

К примеру, они были не в состоянии не только развести костер и приготовить еду, но даже приличного хвороста собрать. Радостно, будто щенки на прогулке, тащили что ни попадя — свежие ветки, толстые бревна, совершенно сырые гнилушки. В первом встречном селении Аолен купил им одежду, одеяла и заплечные мешки — пришлось учить их завязывать лямки. С сапогами тоже вышло неладно. Горе-путешественники сбивали пальцы и пятки в кровь до тех пор, пока эльф не обнаружил, что они обуваются прямо на босу ногу, приняв портянки за носовые платки.

О том, что исподнее надо при удобном случае стирать, что, ночуя в лесу, не следует снимать верхнюю одежду, что, если возникла малая нужда, необязательно и даже опасно забираться на сотню шагов в глубь чащи, юноши даже не догадывались. Аолену же, в силу строгого эльфийского воспитания, было не так-то просто заводить с чужими людьми разговоры на столь интимные темы. Но приходилось, куда деваться.

Впрочем, юношей подобные беседы нисколько не смущали. Они внимали своему спасителю с восторженным интересом, любой житейский совет воспринимали как откровение, были готовы следовать ему безоговорочно. В считаные часы они привязались к Аолену как к родному, и эльфу было горько, что он не может отплатить им тем же. Чтобы почувствовать душевную близость к малознакомым существам, ему требовалось время. А до тех пор он продолжал держаться холодно и отстраненно. К счастью, благодарные юноши и не думали обижаться, понимали: если бы не вмешательство эльфа, их давно не было бы среди живых.

Аолену несколько дней не давал покоя вопрос: как получилось, что столь беспомощные юные существа ухитрились самостоятельно проделать долгий и опасный путь от родного Эскерольда до Эрринорских земель? И как их решились отпустить из дому одних, без сопровождения и охраны? Будь на месте эльфа любой другой — спросил бы прямо. Но у первородных свои представления о приличиях и принципы общения. Эльфы скорее предпочтут умереть от любопытства, нежели их нарушить. Впрочем, до этого дело не дошло. В один прекрасный момент Годрик сам завел разговор на интересующую Аолена тему и поведал всю предысторию их встречи.

Люсия, принцесса Варденская, была похищена практически из-под венца. Кортеж невесты уже приближался к воротам неприступного для чужой магии Эскерольда, когда случилось страшное.

По словам очевидиц — двух придворных дам и камеристки — принцесса приоткрыла шейный медальон, чтобы перед свадьбой бросить последний взгляд на любимый пейзаж родного герцогства, запечатленный на чудесной старинной миниатюре кисти самого Калабра из Гвена. Взглянула, пустила слезу и… исчезла! Крошечная картина в считаные мгновения втянула девушку внутрь себя! Одна-единственная туфелька осталась в руках камеристки, тщетно пытавшейся удержать свою госпожу.

Маги Эскерольда недаром слывут одними из лучших в Старых Землях. Им не пришлось ломать голову над загадочным происшествием, они сразу смогли объяснить, что именно случилось. «Визуально-структурное перемещение» — так назывался способ, коим была похищена юная дева. Поиск следовало начинать именно с того места, что изображено на миниатюре. Поскольку речь шла не о простом похищении, а о чести короны, к делу были привлечены лучшие сыскные люди королевства и наемные колдуны. Собственных колдунов в Эскерольде, понятно, не держали, как неугодных Пресветлому Кальдориану.

О том, чтобы в розысках принял личное участие юный жених, и речи не шло. Отец-король и верховные маги даже не стали слушать его мольбы. Но у короны своя честь, а у него, наследного принца Годрика-Дук-Хайрама — своя! И он не смог бы жить дальше, если бы не попытался прийти на помощь любимой!

Верно, сам Пресветлый Кальдориан пришел ему на помощь! Они с верным Спуном случайно оказались рядом в тот момент, когда маги открывали портал для отправки сыскных людей на юг, а именно в окрестности Буккена — там располагался ближайший к Вардену узел сил. Улучив момент, юноши смело устремились в магический коридор навстречу неизвестному. И не беда, что не было при них ни походной одежды и припасов, ни оружия, лишь горсть серебряных монет в поясном мешочке запасливого Спуна. Они свято верили: добрый и могучий Кальдориан благоволит тем, кто храбр и решителен, кто не жалеет жизни своей за правое дело. Он не оставит без покровительства верных своих почитателей!

Так рассудили юноши, но Аолен был с ними в корне не согласен. Бога Кальдориана он знавал лично — приходилось встречаться в Средние века. Пьяный в стельку, дурашливый дядька, любитель гульнуть на дармовщинку — таким он запомнился эльфу. Интуиция подсказывала: прошедшие с тех пор века вряд ли могли изменить бесшабашного похитителя Священного Грааля настолько, что тот перестал походить на себя самого. Смертным вообще не стоит особенно уповать на богов, тем более таких неблагонадежных, как Кальдориан, однажды уже едва не приведший мир к гибели.

И счастливое избавление из разбойничьего плена — вовсе не доказательство особой божьей милости, как считал Годрик, а всего лишь один из ходов в непостижимой разумом смертных игре Сил Судьбы. Кальдориан вряд ли имел к нему хоть какое-то отношение. И в бытность свою человеком он плевал на чужие жизни. Чего же ждать от бога?

Разумеется, делиться своими соображениями с рассказчиком эльф не стал. Когда имеешь дело с фанатиками веры, следует соблюдать такт и осторожность, как с душевнобольными, иначе неприятностей не избежать.

Слепое поклонение кому бы то ни было — это своего рода недуг, вроде истерии, и Аолен не был бы лекарем, если бы не вознамерился постепенно избавить от него новых своих знакомых. Именно с этой целью он и завел разговор о богах и демонах, сослуживший им немалую службу, правда, совершенно не ту, на какую был рассчитан.

Годрик и Спун подхватили тему с увлечением. Они были рады уже тому, что спутник их сделался менее отчужденным и молчаливым, проявил хоть какой-то интерес к их персонам. Да и блеснуть эрудицией перед старшим товарищем, особенно если он эльф, тоже приятно. Надо отдать им должное, в современной демонологии юные поклонники Кальдориана разбирались почти профессионально. На голову Аолена вылился целый поток информации, его по большому счету совершенно не интересующей: описания внешности и повадок демонов низших, имена, прозвища и сравнительные характеристики богов, особенности ритуалов поклонения им, и прочее, и прочее… Право, в годы учебы на лекциях и то легче приходилось! Не возникало нужды изображать заинтересованного слушателя, достаточно было уткнуться в тетрадь и поскрипывать пером… Бедный Аолен отчаянно пытался сосредоточиться на речах Годрика, но мысли уплывали все дальше, он буквально дремал на ходу… Как вдруг очередная фраза заставила его встрепенуться.

— …имя того, кто изничтожил трегератскую Ирракшану — Хельги Ингрем! — вещал принц вдохновенно. — Могущественнейший и опаснейший из современных демонов-убийц! Говорят, сила его такова, что ни северный Один, ни южный Зевес не смогут противиться ей, возжелай он их поглотить! Пресветлый Кальдориан — единственный, кто способен…

— Идиот!!! — Аолен совершенно не эльфийским жестом, с размаху шлепнул себя ладонью по лбу. — Боги великие, какой же я осел! Стоило таскаться по всем Срединным землям, тратить время понапрасну! Как я мог забыть, что он — демон?!!

Годрик со Спуном беспомощно переглядывались и моргали. Они не понимали решительно ничего! А спросить стеснялись. Сам же эльф объяснить свое странное поведение не пожелал.

В первом же встречном селе Аолен отправился на поиски колдуна. Такового не обнаружилось — был сожжен на костре минувшей зимой. Зато имелся престарелый маг, давно отошедший от дел, но навыков не утративший, несмотря на развивающееся возрастное слабоумие. Последнее было Аолену даже на руку, потому что далеко не каждый специалист, будучи в здравом уме и твердой памяти, согласится на вызов не простого, а высшего демона, к тому же убийцы. Зато маразматик, услышав звон монет, лишних вопросов задавать не стал. Да и имя юного демона ему ни о чем не говорило — он уже лет двадцать как перестал следить за магическими новостями. Начертал кривоватую пентаграмму, надтреснутым голосом произнес положенные формулы и…

Верно, такая уж стезя была у грозного и могучего демона Ингрема, что в астральные ловушки он попадался в самые неподходящие моменты, а именно во время еды.

— Какого демона?.. — начат он, давясь непрожеванным куском, чихая от едкого дыма и пытаясь проморгаться. — Пожрать спокойно не дадут… Аолен?!! Силы Стихий, это ты!!! Нашелся!!! Куда же тебя из Уэллендорфа унесло?! Мы так беспокоились!

— Хе-хе-хе! — тихонько веселился старый маг, донельзя довольный собой. — Есть еще стрелы в колчанах! Вон какое чудище из сфер иных вытянул! А говорили — ослаб, ни на что не способен стал! Не дождетесь! Хе-хе-хе!..

Годрику со Спуном не пришлось долго скучать под дверями деревенского чародея. Велев подождать его снаружи, эльф зашел туда один — «на часок, по важному делу». А вышел спустя четверть часа, не более того. И уже не один. С ним был невесть откуда взявшийся парень, красивый и молодой, из породы снежных оборотней. Юноши нахмурились — Пресветлый Кальдориан не велит правоверным общаться с проклятыми тварями.

— Это мои новые знакомые, Годрик-Дук-Хайрам, принц Эскерольдский, и его друг Спун, — отрекомендовал их эльф.

— Очень приятно, — вежливо кивнул парень. — А я Хельги Ингрем, подменный сын ярла Гальфдана Злого. Будем знакомы.

Нужно было видеть лица юных кальдорианцев в этот миг!

Воссоединение состоялось! Они вновь были вместе — восемь верных друзей, Наемников Судьбы!

Восемь — это если не брать в расчет Годрика со Спуном. Участь юношей была решена очень легко, причем без их согласия. Просто Аолен обмолвился, что не может бросить новых знакомых одних, и демон-убийца Ингрем прихватил их с собой, чтобы сделать другу приятное.

Доставил до места в лучшем виде — не повредил, не растерял по дороге. Наверное, потому что не волновался: чужие, в случае чего не жалко. А может, его демоническая квалификация пусть медленно и неприметно, но все-таки начинала повышаться?

К слову, Бандароха Августуса в компании уже не было. Его оставили в Гавеции. Председатель обещал лично организовать перевозку ученого магистра до оттонской границы. «А уж там о его благополучном возвращении домой будет кому позаботиться», — так сказал Рагнар.

Но радость по случаю избавления от обузы длилась недолго — ровно три дня. Потом появились двое эскерольдцев. Меридит окинула их наметанным взглядом боевого сотника и выдала заключение:

— Хрен редьки не слаще!

— Ничего подобного! — возразила Энка. — Они, в отличие от Бандароха, по крайней мере, милы в общении. К тому же нам выпал случай узнать побольше о кальдорианцах. Неужели тебя не интересует их образ жизни?

— Нет! — отвечала диса прямо. — Не интересует. Плевать я хотела на кальдорианцев! Терпеть их не могу! До того, как они взяли власть в Эскерольде, это был чудесный город. Мы с сестрами в детстве так любили там бывать! А теперь он превращен в сектантское гнездилище, и нелюдей туда не пускают вовсе. Поубивала бы их всех!

— Всех вряд ли получится, но если хочешь — убей этих. Может, полегчает, — любезно предложила боевая подруга.

— Да с удовольствием!

— Еще чего удумали! — поспешил вмешаться эльф. — Хоть бы меня раньше спросили!

— Извини, — хмыкнула диса. — Забыли, что ты взялся их опекать. Охота же тебе возиться!

На это Аолен только плечами пожал, дескать, что вышло, то вышло, сделанного не воротишь.

Хорошо, что бедные юноши были в стороне и не слышали жестоких речей. Хельги устроил им форменный допрос, выясняя обстоятельства второго преступления. Это не может быть простым совпадением — пришел он к тому же выводу, что прежде эльф. Слишком много общего в обоих случаях: выбор жертвы, способ похищения, даже имя живописца, чьи картины послужили воротами для злоумышленников!

— Думаю, мы не ошибемся, если объединим два дела в одно! — Далеко, совсем в другом мире демон Ингрем слышал подобную фразу.

Часть вторая

Погода тем летом не задалась. Эттелия встретила путников проливным дождем и шквалистым ветром. Истошно скрипели красивые резные флюгера на крышах домов, деревья гнулись к земле. Улицы были пустынны, будто зимой. Потоки воды сбегали по брусчатке к морю. Волны Океана колотились о берег и свирепо ревели. Серое небо клубилось низкими тучами, молнии — огненные стрелы разгневанного Тора — ежеминутно прорезали все четыре стороны горизонта, озаряя сумрак яркими вспышками. Раскаты грома заглушали грохот волн.

Никто из местных жителей не назвал бы творившийся вокруг разгул стихий «бурей»; для них это была просто «плохая погода». Они, уроженцы приморья, знали, что такое настоящая буря. Но Годрику со Спуном казалось, что грядет едва ли не конец света, и они шепотом, чтобы не вызвать снисходительных усмешек, творили молитву за молитвой своему любимому Кальдориану.

Увы, делали они это скорее по привычке, нежели в расчете на его помощь. Разве справедливый, но суровый бог станет помогать столь отъявленным и закоренелым грешникам, как они? Разве простит им компанию демона-убийцы?!

Они просили, умоляли его отправить их в Варден или хоть туда, откуда взял, на худой конец — в Эскерольд. И их бог честно пытался исполнить их просьбу — но не удавалось. Верно, рука самой Судьбы зашвыривала их куда угодно, даже за Границу Жизни, но только не в Срединные земли! В конце концов, Хельги прекратил бесплодные усилия. И бессмысленные, с его точки зрения. Потому что он был уверен: обеих невест следует искать в одном и том же месте, и действуя сообща, так скорее можно добиться успеха. Постепенно он и Годрика в этом убедил (дружба дружбой, но спрашивать мнения Спуна принц не привык), и тот уже по доброй воле согласился присоединиться к компании доморощенных сыщиков. Но чувствовал себя при этом настоящим вероотступником.

Относились к ним хорошо — и благодарные юноши не могли этого не ценить. Их кормили, опекали, обучали походным навыкам и боевым приемам. Посмеивались, подтрунивали иногда — но чисто дружески, без злобы. Да и компания подобралась благородная, быть в такой никому не зазорно: два наследных принца, дочь сенатора, маркиза, ученые магистры, горный мастер и целитель… Достойные манеры, умные речи — всего этого было не отнять… Ах, если бы только не демон-убийца!

От отчаяния юноши поделились своими душевными переживаниями с Аоленом. Эльф оскорбился за друга, заявил, что по одной только природе существа нельзя судить о том, насколько оно плохо или хорошо. И Кальдориан, если он действительно так мудр, как они воображают, должен это понимать. А хуже всего, что Хельги услышал весь этот разговор, — не учли звериную остроту его уха. И он тотчас же принялся их утешать:

— Вам не по своей воле приходится со мной водиться, а по несчастному стечению обстоятельств. Силам Судьбы и бессмертные подвластны, не то что вы! И вообще, богам до смертных дела мало, ваш Кальдориан ничего не заметит.

Пожалуй, он сумел бы и в этом их убедить, не вмешайся в разговор Меридит и не испорти все дело.

— Ага! Не заметит! Жди! Вспомни мой случай с Одином и асами! Когда меня в Вальхаллу чуть не силой тащили, только потому, что вообразили, будто я стала тебе поклоняться! Нет, боги таких вещей не прощают, не любят они своих почитателей упускать. Так и знайте! — выпалила она и коротко пересказала суть упомянутого случая.

— Ну и зачем ты все это им говоришь? — рассердился брат по оружию.

— Как зачем? Ради истины! — искренне удивилась девица.

— Да тьфу на тебя! Кому от твоей истины легче?! Что она может изменить?! Только переживать будут сильнее, и все! А ведь я их почти уже успокоил! Где бы тебе промолчать!

Тут Меридит наконец осознала, что дала маху:

— Ох, простите! Не подумала!

Только проку от ее раскаяния не было уже никакого. Юноши успели утвердиться во мнении, что прогневили своего бога, и нет им отныне прощения. Долгие, долгие месяцы им предстояло жить с камнем на душе…

Но отвлечемся от их душевных терзаний и вернемся в Эттелию, темную и промозглую, залитую потоками воды с моря и с неба. Куда податься бесприютным странникам в таком городе? Конечно же в трактир!

Им уже доводилось здесь бывать — в маленьком аккуратном домике под черепичной крышей. Внутри, как всегда, царили чистота, тепло и уют, обстановка была по-домашнему благопристойной. И половики на полу были свежими, несмотря на уличную слякоть. И запах стоял знакомый — копчености, домашнее вино, булочки с корицей. И хозяйка оставалась прежняя — приятная пожилая женщина в кружевном чепце. И главное — она их узнала спустя столько времени! Некоторых даже по именам вспомнила! Ильза таяла от умиления — будто в родной дом вернулась! Пусть за окном бушует серая непогода — жизнь для нее вновь заиграла радужными красками.

Совсем иначе чувствовала себя Меридит. Потому что, едва они успели переступить порог заведения, из темного угла раздался голос, заставивший грозную дису, не страшившуюся ни богов, ни демонов, подпрыгнуть трепетной ланью и шарахнуться к выходу.

— О! Здравствуй, сестрица! Сколько зим, сколько лет!

— Тетки где?!! — выпалила она в ответ вместо приветствия.

Ингрид — а это была она, старшая сестра Меридит, всепонимающе усмехнулась:

— Да ладно, расслабься, ненормальная ты наша! В Сехале тетки, все до единой. Еще в марте на заработки подались… Хельги, привет! Что стал, как неродной, иди, я тебя поцелую!

— А меня? — спросила Меридит обиженно.

— А ты не заслужила! — фыркнула Ингрид, но сменила гнев на милость и чмокнула младшую сестру в нос. А потом потребовала отчета: как у них идут дела, чем заняты, куда нанялись на лето? — Должна же я буду что-то матери рассказать. Она уже волнуется, куда вы запропастились?

— Да ничего особенного, — пожала плечами Меридит. — Похищенных невест ищем. Скажи маме, чтобы не тревожилась. Дело чисто семейное…

— Чисто семейное, говоришь? — Голос Ингрид вдруг стал не по-дисьи вкрадчив. — О, это хорошо! Очень, очень хорошо! Я сейчас! — С этими словами она поднялась с места, выглянула на улицу и заорала во всю природную мощь своих легких: — Урсула-а-а! Иди сюда, негодница! — И уже тише: — Куда запропастилась, маленькая дрянь?!

А Меридит изменилась в лице, она уже чувствовала недоброе! И оно произошло!

Из-за водяной пелены на зов вынырнул ребенок. Обыкновенная дисья девчонка лет десяти-одиннадцати — крепкая, широкоплечая, белобрысая, с тяжелым мужским мечом за спиной, мокрая как утопленница.

— Нечего орать, — сказала она. — Тута я!

— Где шаталась?! Сказано же было, далеко не ходить! Ищи тебя потом по всему городу!

— А я и не далеко! Тута, за углом, в кукольной лавке была! Вот! — В доказательство своих слов она вынула из-за пазухи кривобокого матерчатого зайца, явно не большими искусниками пошитого.

К счастью, Ингрид в рукоделии не разбиралась.

— Хороший заяц, — одобрила покупку она. И спросила с неподдельным интересом: — А кто там еще был?

— Много разного. Медведь был, собака, дракон, единорог. Еще куклы фарфоровые, в платьях, только дорогие очень… И вообще, я больше зайцев люблю.

— Ладно, — согласилась диса. — Зайцы так зайцы. А про кукол забудь, они штуки женские, до проклятия доведут. И вообще, не мешай теперь, посиди в сторонке.

Девчонка чинно удалилась, уселась у огня, занялась игрушкой, так и не сняв мокрый насквозь плащ.

— Видела? — обратилась Ингрид к сестре. — Это Урсула, дочь тетки Магды. Возьмешь ее с собой.

— Я?! — бедная Меридит поперхнулась куском пирога. — Ты спятила?! Я не могу!!!

— А я могу, да?! У вас семейное дело, а я в Аполидий против орков нанялась! И тут мне эту Урсулу навязали, будь она неладна!

— Зачем соглашалась?!

— А что, ты знаешь способ отделаться от тетки Магды? — скептически, вопросом на вопрос, ответила Ингрид. — Против нее и на осадной башне не попрешь, если уж она чего решила! У моей, говорит, дочери, понос от сехальской еды. Надоело всем объяснять, что это не холера, так пусть лучше в Аполидии воюет!

— Да?! Вот когда меня в детстве от сехальской еды несло, так никто на это не смотрел! И нежностей никто не разводил!

Ингрид усмехнулась:

— Это ты при встрече тетушке скажи. А я тут ни при чем. И нечего спорить со старшими. Сказано — возьмешь с собой, и точка!

Но Меридит сдаваться без боя не собиралась. Сестры спорили, орали и шипели. В какие-то моменты казалось — того и гляди схватятся на мечах или вцепятся друг дружке в космы. Невольные зрители наблюдали за семейной сценой с опаской.

— Ладно, — решила наконец старшая, — хватит орать, неловко. Всех посетителей распугали! Давай ее саму спросим, с кем хочет идти. Как решит, так оно и будет. И тогда уж не спорить!

— Давай спросим! — запальчиво согласилась Меридит. На самом деле спорила она только из принципа. С самого начала понимала: девчонку сестрица спихнет им в любом случае — не отделаешься. Но новое ее решение давало некоторый шанс…

Увы. Зря надеялась. Услышав вопрос, Урсула, не раздумывая, ткнула пальцем в ее сторону.

— С ней пойду!

Бедная диса взвыла. И пообещала мрачно:

— Я стану тебя драть каждый день. Так и знай!

— Ага! — Девчонка расплылась в улыбке, будто не побои ей сулили, а пряники с глазурью.

Тогда девица в отчаянии напустилась на друзей:

— А вы чего молчите, как орки?! Скажите ей! Не можем мы с собой ребенка таскать! Рагнар! Ты же вроде наш наниматель! Вмешайся, наконец!

Но рыцарь безмолвствовал, Вмешалась Энка.

— Почему, собственно, не можем? — сказала она небрежно. — Бандароха Августуса таскали? А эта чем хуже? Не маленькая уже, мечом владеет. Возьмем до кучи.

— А! Делайте что хотите! — Меридит обиженно отвернулась и вгрызлась в кусок окорока с такой яростью, будто желала выместить на нем всю свою злость.

— Вот и договорились, вот и славно! — просияла Ингрид и заторопилась прочь. — Ну, прощайте, братцы-сестрицы, боги дадут — увидимся! — И скрылась в потоках дождя.

— Змея, а не сестра! Сепса[4] ядовитая! — прошипела Меридит вослед.

Вот так их и стало одиннадцать.

Позже, когда к новой спутнице немного попривыкли, Хельги спросил у малолетней кузины по оружию, почему та предпочла Меридит, которую прежде в глаза не видела, знакомой с детства Ингрид.

— Мамка моя ее всегда ругает: ненормальная, богам нагрубила, в Вальхаллу не пошла, род опозорила, и брат у нее демон-убийца, и науками дисам заниматься не положено, и вообще… Вот я и подумала: раз мамка ее не любит, значит, мне точно понравится! — ответил ребенок простодушно.

Положа руку на сердце, даже Меридит не могла бы сказать, что появление Урсулы прибавило им хлопот. Скорее, наоборот. Воспользовавшись моментом, когда Годрик с Спуном ненадолго отлучились, Меридит поручила девчонке, что-бы без дела не шаталась, присматривать за ними, в бою оберегать, всему, чего не знают, обучать. До боя дело пока не доходило, а к остальному Урсула, как и все девчонки ее возраста, причем уже знающие толк в походной жизни, отнеслась со всей дисьей ответственностью. Уточнила только:

— Бить-то мне их можно? — Неловко ей было без разрешения, все-таки взрослые дядьки…

— Нет! — был категорический ответ.

Урсула удивилась:

— Как же учить, без битья-то?!

— Словами учи. А не выучишь — сама бита будешь, — пригрозила старшая кузина.

Аолен был в ужасе, девчонка только фыркнула. Впервой, что ли? До смерти, поди-ка, не забьют, пожалеют, ну и ладно. И вообще, она уже успела понять: новая родня бьет редко, больше грозится. За три дня ни одной оплеухи! Не то что дома!

За время, проведенное в Эттелии, друзья не раз вспомнили добрым словом председателя сельской управы из Гавеции. Пришлось им побегать, прежде чем дело сдвинулось с мертвой точки, ох, пришлось! С утра и до позднего вечера, разбившись по двое-трое, рыскали они по городу, обходили квартал за кварталом, опрашивали народ.

Принимали их по-разному. Где-то грозили спустить собак или доложить властям о подозрительных личностях, что шляются по улицам и беспокоят почтенных горожан. Где-то вступали в разговор охотно, даже зазывали в дом на угощение. Но день шел за днем, а результатов не было. Колдуна либо никто не встречал, либо не запомнил. Оно и немудрено. Это в маленьком, глухом селении любой чужак сразу привлекает к себе всеобщее внимание. Но в шумном портовом городе жители привычны к мельканию незнакомых лиц, никому до них дела нет. Пришли-ушли — разве всех упомнишь?

Сыщиков уже начинало охватывать отчаяние, когда — заметьте! — не кто-нибудь образованный и культурный, а Рагнар, живость ума которого (точнее, отсутствие оной) была привычным поводом для насмешек, вдруг сообразил, какое упущение они совершили. Опрашивали всех, кого угодно, только не хозяйку трактира, в котором задержались на постой! А ведь начинать-то надо было именно с нее! Конечно, трактиров в огромной Эттелии насчитывалось не менее десятка, но этот, «У тетушки Лин», располагался особенно удачно — мимо не пройдешь. Иноземные странники были тут частыми гостями. Плюс феноменальная память хозяйки на лица. Женщина утверждала — и доказала на деле! — что помнит всех сколь-нибудь примечательных посетителей за последние годы. Значит, должна была запомнить и зловещего колдуна с сонной спутницей, если только они у нее побывали.

А они побывали-таки! Рагнар не ошибся в своих умозаключениях. Едва дослушав вопрос, хозяйка закивала:

— Как же не помнить, помню! Были такие: человек в сером и дева при нем сонная, будто зелья опилась. А только вас-то, почтенные, которая пара интересует? Первая, вторая или, может быть, третья, последняя?

— Так их что… их несколько было?! — От волнения голос рыцаря дрогнул.

— Ясно, несколько. Первые в конце мая заглянули, вторые — неделю спустя. А третьи — вовсе недавно. Девицы каждый раз приходили разные, но по всему видать, благородного происхождения. А мужики — те все на лицо схожие, будто братья родные, но что не один и тот же — это точно. И такой у них вид был жуткий — смотреть тошно. Колдуны, одним словом. Я и то подумала — уж не некроманты ли недобитые из каких щелей повылезли, а может, чернокнижники? Злом от них веяло, вот что я вам скажу! — Тут женщина осенила себя простеньким охранным символом.

— Взгляните, любезная, не было ли среди дев вот этой? — Рагнар предъявил свидетельнице портрет невесты.

— Верно, — подтвердила та. — Она приходила, в первой паре. Хороша дева — и статью и ростом удалась. Третья-то, помню, совсем другая была, бедняжка! Худенькая, как фея. Кажется, дунь — улетит.

— Эта? — Годрик протянул на дрожащей ладони свой шейный медальон.

— Она, последняя была, — прозвучал краткий ответ.

Юноша сдавленно всхлипнул.

— А вторая? — осведомился Хельги на всякий случай: хороший сыщик не должен пренебрегать деталями.

— Вторая — та, прямо скажем, красавицей не была! Уж не обижайтесь, ежели что — правду вам говорю! — затараторила женщина словоохотливо, видно, любила посплетничать. — Длинная, ширококостная, волос… волос гнедой какой-то и расчесан плохо. И лицо тоже… такое лицо, будто кобылу в девку превратили, да так и оставили век доживать! Но одежа на ней богатая была — принцессе впору носить… Неужто тоже ваша невеста?! Я, помню, глядела и все гадала, кто ж на такую позарится?..

Женщина посмотрела на постояльцев с интересом, ждала ответа.

— Не, она не наша! — разочаровала ее Ильза. — Мы про такую вообще впервые слышим.

— А куда они потом пошли, вы, случайно, не знаете? — спросил Хельги напряженно.

Друзья затаили дыхание.

— Отчего не знать? Знаю. Но не про всех, только про первых. Я в гавань за свежей рыбой ходила — сама видела. Садились они на корабль под флагом Цира. Видать, в Цир и подались, куда еще?

…Досада была такой, что заглушила радость удачи. Идиоты! Ослы скудоумные! Потратить даром чуть не целую неделю, когда ответ был тут, под самым носом! Просто затмение нашло!

— Если это вновь не ложный след, — заметил Орвуд мрачно.

— Ну-у! — протянула Ильза. — Не может быть! Тетушка Лин такая милая! Она не стала бы нам врать!

Сильфида скептически усмехнулась:

— Старый пастух тоже казался милым, а сколько из-за него пришлось мучиться!

— В любом случае другой информации у нас нет, надо проверять эту, — считал Хельги.

— Вот с утра и займемся, — кивнул гном. — А пока… Слушайте, что-то я в толк не возьму: поветрие, что ли, нынче такое пошло — невест красть? Может, в Сехале теперь мода на принцесс, вот аполидийцы и крадут их на продажу?

— О! Неплохая версия! — обрадовался магистр Ингрем. — Надо записать в «Меркантильные мотивы»! А из «Территориальных» кое-что повычеркивать. — С этими словами он углубился в записи. Но ненадолго. Спустя несколько минут поднял голову и спросил: — Интересно, кто она такая — вторая дева? Ее тоже разыскивает жених?

Так уж сложилось в тот день, что Рагнар блистал небывалой сообразительностью.

— А помните тех спесивых кавалеров, что мы встретили на тропе? Зачем-то они на нее полезли? Не иначе, тоже за невестой!

— Возможно. Но тогда я не понимаю вот что. Нашу невесту увели на Драконий Кряж через портрет рыцаря Леварта. Но вряд ли на свете существует вторая такая картина, причем даже не в Кнуссе, в другом государстве. Хотя… может, вторая дева вовсе не принцесса, а кнусская придворная дама? Рагнар, ты не знаешь, из замка твоего будущего тестя в последнее время не пропадали придворные дамы?

— Нет! — ответил тот с уверенностью. — Только принцесса.

— Тогда не знаю, что и предположить!

Как хорошо, что с ними вновь был Аолен! Как хорошо, что он смыслил в искусствах! Иначе загадка так и осталась бы без ответа. Откуда им, существам цивилизованным, образованным, прогрессивным, но лишенным должного воспитания, было знать, что живописец Калабр из Гвена был так вдохновлен величественными видами Драконьего Кряжа, что не ограничился одним только фоновым пейзажем на портрете Леварта и запечатлел их еще на нескольких своих полотнах? Самое известное из них, «Скалы в сумерках», ныне экспонируется в трегератском Музее Высоких искусств. Но были и другие, судьба которых культурной общественности неизвестна. Плюс никем не считанное число копий, выполненных учениками мастера. Многие из них оказались столь хороши, что и теперь украшают стены староземских дворцов и замков.

— Верно, одной из таких копий и воспользовался похититель, — предположил Аолен.

Хельги его объяснением остался доволен:

— Ну раз так — одной загадкой меньше!.. А правда, интересно узнать, что стало с теми кавалерами? Выбрались они с тропы, или нет?

— И если выбрались, то в каком виде? — подхватил Эдуард, он никак не мог забыть оскорбление. — Спеси-то у них поубавилось, я думаю!

— Да, интересно было бы взглянуть! — усмехнулся бывший наставник, позабыв осторожность.

Повелитель возжелал…

— Урод! Тролль безответственный!!! — на чем свет стоит бранила его сестра по оружию. — Хорошо, так все обошлось! А если бы наоборот?! Если бы твой недопогребенный приятель не их к нам приволок, а нас на тропу отправил?! Тогда что?!

Гнев ее был понятен и оправдан. Весь разговор происходил поздно вечером, буквально перед сном. Ясно, что укладываясь в постель в мирном эттелийском трактире, даже самые одержимые из воинов редко берут с собой меч, не говоря уж о складных лопатках. Хороши бы они были, если б оказались на тропе — без оружия, без припасов, в одном исподнем белье!

— Но все же обошлось! — попытался вступиться за бывшего наставника Эдуард, но и ему досталось за компанию: зачем спровоцировал?

— Так ведь обошлось же! — заладил свое принц.

А главный виновник происшествия скромно отмалчивался. Потому что обошлось, да не совсем!

— Просто не представляю, как мы станем объяснять хозяйке, откуда у нас среди ночи взялся неизвестный труп! — причитала Энка. — Просто не представляю! Так неловко, так неловко… Она нас завтра выселит, и будет права!

— Завтра мы и сами уйдем, — рискнул открыть рот Хельги, чем и навлек на свою голову новый шквал бури.

Однако негодование девиц разделяли на все. К примеру, Аолен, не имевший личного опыта общения с кавалерами, остался доволен тем, как обернулось дело. И добросердечный Рагнар разделял его позицию: своей нечаянной обмолвкой Хельги избавил несчастных от мучений — и это главное. Потому что один из них был трупом, но двое других — еще нет.

Хотя… выглядели они лишь немногим лучше своего менее удачливого сотоварища. Оборванные в клочья, истощенные, с безумными блуждающими глазами, кавалеры долго не могли взять в толк, что с ними произошло, и осознать, что беда миновала. Лишь к утру они стали понемногу приходить в себя и овладевать членораздельной речью вместо бессвязного бормотания молитв и проклятий. А до тех пор пришлось караулить их посменно, ночь напролет, из опасения, как бы чего не вышло — уж больно смахивали они на буйнопомешанных!

Труп же, чтобы не смущал своим видом Ильзу и юных кальдорианцев, закатали в полосатый половик и запихнули глубоко под кровать — до лучших времен.

— Не забыть бы про него утром, когда будем уходить! — заметила Энка, забираясь под одеяло. — А то совсем неудобно выйдет: хозяйка станет полы мыть, а там такое безобразие! Скажет, напакостили и скрылись, будто бессовестные орки!

Спала сильфида в ту ночь плохо. Ее раздирало любопытство. Ведь они на собственном опыте убедились: умереть на тропе невозможно! Как же это получилось у того, кто в конце концов оказался трупом?!

Оказалось, что не тропа, а двое оставшихся в живых его убили. Это была вынужденная мера: несчастный совсем обезумел, стал бросаться на них диким зверем. По крайней мере, они так утверждали. Но Эдуард, к примеру, не склонен был верить их словам. «Сожрать, поди, хотели, на мясо забили!» — небрежно бросил он в лицо кавалерам, и те стерпели молча, не посмели возразить. Почему? Откуда такая покорность? Может, страдания смягчили их нрав или благодарность за спасение прибавила вежливости?

Ничего подобного! Просто главный кавалер, тот, что в свое время размахивал хлыстом, оказался не кем иным, как сыном герцога Ламарлина, ольдонского вассала и вечного должника!

Трудно описать словами состояние Эдуарда, когда он услышал имя недруга: смесь радости, точнее, злорадства и негодования, обиды и торжества.

— А-ах! — выдохнул он. Хотел заорать в голос, но быстро взял себя в руки, заговорил нарочито вкрадчиво, точно копируя излюбленные интонации отца своего, Филиппа ольдонского. — Так значит, ваше высочество, папенька ваш и есть правитель славного Ламарлина, я верно понял?

— Верно! — подтвердил молодой наследник с гордостью, совершенно неуместной при его бедственном состоянии души, тела и одежды.

Друзья замерли от любопытства: что-то дальше будет?

— А скажите, ваше высочество, — тут в голосе Эдуарда стали прорезаться металлические нотки, — ваш благородный родитель не учил вас в детстве тому, как подобает вассалу обращаться к сюзерену? Что не следует, к примеру, обзывать его «сбродом» и тем более угрожать ему хлыстом? Что это он, вассал, обязан уступить дорогу, а не наоборот?.. А что это вы так удивленно смотрите? Не понимаете, о чем речь? Ах, не понимаете, по какому праву я это вам говорю? Неужели ваш достойный папаша забыл объяснить своему наследнику, что каждый вассал обязан знать своего сюзерена в лицо?! Ах, какое упущение с его стороны! Оно может сослужить вам дурную службу!.. Но что поделаешь, придется представиться, раз меня тут не узнают. Эдуард-Карол-Хенгист, наследник престола ольдонского — это имя вам что-нибудь говорит?.. Вот и прекрасно! Будем знакомы!

— Эх, молодец! Красиво сказал! Так его, паразита надутого! — одобрила сильфида. — Будто в театре на представлении побывала, честное слово!

— Да ладно вам! — проявил великодушие Рагнар. — Пожалейте парня, ему и без нас не сладко, после пережитого! Как бы последний ум не растерял! Эдуард, чего ты цепляешься к мелочам? В конце концов, ты ведь тоже его не узнал, там, на тропе.

— А вот я как раз и не обязан! — запальчиво отвечал принц. — Особенно с учетом того, что ламарлинский долг нашей короне еще до нашествия некромантов составлял пятьсот тысяч золотых без малого!

— Пятьсот тысяч! — всплеснул руками гном. — Взыскать надобно! Немедленно!

— Успеется, взыщем. Вот ворочусь в Ольдон, скажу мамаше, как ламарлинские вассалы обошлись с ее сыном — уж она-то найдет на них управу, не сомневайся! — И обратился к побледневшему кавалеру: — Эй ты, как тебя? Гаген? Скажи мне, Гаген, есть ли у тебя братья? — Вопрос был задан для красного словца, о составе семейства герцога Ламарлина Эдуард был прекрасно осведомлен. — Есть? Трое? Вот и прекрасно! С этого дня наследником себя можешь больше не считать. Уверен, твой почтенный родитель пойдет нам навстречу в этом вопросе! Эй, ты меня слышишь?

На этом месте словесную экзекуцию пришлось прервать. Бедный Гаген Рю'Ламарлин лишился чувств.

— Не думайте, что для меня все это так важно: кто чей вассал, кто что обязан, — чуть позже объяснял Эдуард спутникам. — Дело не в королевских фанабериях, как ты, Энка, говоришь. Просто после того случая с отцом — ну, вы помните — не могу выносить, когда на меня машут хлыстом!

— Да ладно, можешь не оправдываться. Никто тебя не винит. Из всех способов поставить на место этого спесивого индюка ты выбрал самый эффективный, — поддержала его сильфида.

Догадка Рагнара подтвердилась на все сто процентов. Ламарлинский наследник действительно искал невесту! Генриетта Рю'Дайр была похищена из отчего замка магическим путем, через картину «Скалы Гавеции. Рассвет», приписываемую кисти Калабра из Гвена. Хотя злые языки утверждают, что это ученическая копия, причем не из лучших. Жених к пропавшей невесте большой любви не питал — брак планировался чисто династический. Но обычаи предков вынудили его отправиться на поиски лично. Вот и вся история в кратком ее изложении. Ничего принципиально нового.

— И что же, теперь мы будем путешествовать все вместе? — спросила Ильза недовольно. — Я не хочу. Они мне не нравятся.

— Еще не хватало! — взвился Эдуард. — Они сами но себе, мы сами по себе! Из беды выручили, и довольно! Больше мы с ними возиться не обязаны.

— Правильно, — поддержал бывшего ученика демон-убийца. — Они раньше чем через неделю на ноги не встанут. Не будем же мы на них время тратить?

Девицы согласно кивали. Орвуд проворчал что-то неразборчивое насчет спутников, способных забить ближнего своего на мясо. Аолен хотел возразить, но понял, что бесполезно. А Рагнар только и сказал:

— Вы как хотите, но я им немного золота отсыплю. Как-никак товарищи по несчастью!

— А серебром не обойдутся? — осведомился гном недовольно.

Рыцарь в ответ ухмыльнулся:

— А серебра-то я и не прихватил!

Итак, оставив хворых кавалеров в трактире, наша компания отбыла в Цир на попутной торговой галере. Разумеется, позабыв про труп! Спохватились уже в море.

— Накаркала! — бранил гном сильфиду. — До чего у тебя, однако, дурной язык!

— Да ладно, — отмахнулась та. — Труп чужой. Кто его сделал, тот пусть с ним и разбирается. А мы не обязаны!

…Главной неприятностью Цира, самого северного из городов Аполидия, было соседство Дефта, самого южного королевства Старых Земель.

С северным своим соседом, Эттелией, Дефт воевать не решался — силы были неравны. Сама по себе далеко не слабая, Эттелия состояла в военном союзе с мощным Трегератом. Казалось бы, что могло объединять эти государства? Что разделяло — понятно: месяц пешего пути по долине между первой и второй грядой Арвеев. Но путь этот был торговым, большой поток товаров из городов Аттахана шел по нему к морю и дальше на север, а порой (в неспокойные годы, когда орды Аль-Оркана отрезали степнякам доступ к порту Джайхен) и на юг, в Аполидий. Так что маршрут был стратегическим. Торговый союз между Эттелией и Трегератом еще во времена Карола Освободителя перерос в военный. И для переброски войска из одного города в другой требовалось не так много времени. В случае крайней необходимости отлично обученные военные маги с той и другой стороны могли за считаные минуты открыть специально для этой цели установленный портал. Затратно? Да, безусловно. Но безопасность того стоит. Особенно когда имеешь соседей, подобных страшному Дефту.

Не осмеливаясь нападать на Эттелию и не имея другого противника в силу географической ситуации, всю свою вековую злобу дефтские короли вымещали на злосчастном Цире. Войны длились десятилетиями, с переменным успехом. Вырастали целые поколения, не знавшие, что такое мир. Но захватить сопредельные земли соседа Дефту не удавалось ни разу. Собственной боевой мощью Цир не отличался, но ему было чем платить наемникам. Город жил добычей кварца, да не простого, а того, что идет на изготовление хрустальных шаров, всевидящих очей и тому подобных артефактов. Магическое сырье во все времена ценится дорого. Цир был богат, и именно это не давало покоя северному соседу. Получался замкнутый круг, и выхода из него не предвиделось.

Первым, что предпринял молодой дефтский король, сменивший на престоле отца-колдуна, погибшего от огненного скорпионьего жала в храме мангорритов, было очередное нападение на Цир. Как всегда, город отбился, но на улицах его были отчетливо заметны следы недавней войны: бреши в рядах домов, оставленные ядрами катапульт, наспех залатанные пробоины в городских стенах и воротах, вывороченный булыжник мостовых, проваленные, истерзанные крыши подсобных строений, — еще не дошли руки все это починить. Свежие могилы прямо в огородах и дворах — еще не успели перенести убитых на кладбище. Все это создавало впечатление разрухи и неустроенности.

— Замученный какой-то город! — нашла подходящее определение Ильза.

— Пожалуй, нам это на руку, — неожиданно решил Хельги.

— Что именно? — не поняли спутники.

— Недавняя война. Думаю, здесь еще должны остаться наши части. Я имею в виду, кансалонские. И военное положение вряд ли успели отменить. Входы-выходы наверняка контролируются. Мы сможем узнать о всех подозрительных лицах, прибывших в город за последнее время. Колдуны обязательно привлекли бы к себе внимание стражей. Их должны были бы задержать и допросить.

— Но нас-то пропустили свободно, — усомнился юный Годрик. — Никто не задержал, не допросил.

— А мы не подозрительные лица, — рассмеялась Энка. — Мы благонадежные кансалонские воины-наемники. К таким в городе привыкли, вот и не стали беспокоить. Лишнее подтверждение слов Хельги. Идемте искать своих.

«Свои» нашлись быстро. Тысяча Фелиция стояла в городе! Недолго же прослужил Дефту претендент на руку и сердце сотника Энкалетте!

— Обманули, гады! — пожаловался он старым приятелям. — Наняли против орков, а вместо этого хотели втянуть в какую-то авантюру с тайными силами! Потом прежний король и вовсе помер, а новый ни золотого не выплатил. В боях, говорит, вам участвовать не случилось, не я вас нанимал — не мне и платить. Смеялся еще: на том свете с покойника взыщете. Ну ребята у нас, сами знаете, такого не любят. Да еще «каменных лбов» среди них чуть не треть — те вовсе взбесились! Тогда, чтобы хуже не стало, мы с тысячником Варном дали им день на грабеж столицы, а потом повернули оглобли в Цир. Теперь здесь служим. Хорошо! Платят регулярно, скучать не приходится, особо перетруждаться — тоже. Присоединяйтесь? — Он украдкой бросил на сильфиду взор, полный затаенной надежды.

— Прости, дорогой! — развела руками девица. — Рады бы, да не можем. При деле состоим. Мы теперь, видишь ли, украденных невест разыскиваем.

— Что так? — неприятно поразился тысячник. — Неужели в сыскные мастера подались?! Это вы-то! Лучшие диверсанты гильдии!

— Нет, как ты мог подумать! — поспешила успокоить Энка. — Мы не по службе, а по-родственному. Чисто семейное дело.

У Фелиция отлегло от сердца.

— А! Я уж подумал боги знают что!.. Тогда почему бы вам самим сыскных не нанять? Еще, я слышал, колдуны в таких делах полезны бывают…

— Ха! — фыркнула девица. — Сам посуди, что стоят какие-то сыскные либо колдуны по сравнению с лучшими диверсантами гильдии! Нет уж, сами справимся! Вернее будет!

Тысячник горько вздохнул:

— Ну как знаете… А я бы рад с вами служить. Очень мне вас не хватает…

Меридит рассмеялась:

— Да ладно! Нужны мы тебе с Хельги, как боггарт в винном погребе! Называй вещи своими именами: по сотнику Энкалетте страдаешь!

— Страдаю! — честно сознался тот. — Но надежды не теряю. И вы мне нужны все трое, потому что по отдельности вас просто не бывает.

Энка развеселилась.

— Так ты что же, и в дом нас всех троих возьмешь, если соглашусь за тебя выйти?!

— Возьму! — кивнул тысячник серьезно. — И вас троих, и всех ваших эльфов, гномов и принцев в придачу! Только выходи за меня, всеми богами заклинаю!

— Вот она — любовь! — присвистнула Меридит почти что с завистью.

— Я подумаю, дорогой! — в который раз уже пообещала бессовестная сильфида.

Но обещания обещаниями, а в том, что черные колдуны с зачарованными девицами в город не входили, тысячник Фелиций готов был поклясться!

— Мы бы таких непременно задержали, как лазутчиков Дефта. Город установил специальную защиту против черного колдовства — незамеченными не прошмыгнули бы. Не было их у нас. Наверное, там, в Дефте, и сошли с корабля.

— Сошли в Дефте с цирского корабля? Смеешься? Стал бы он там приставать к берегу!

— Когда имеешь дело с черным колдовством, ни в чем нельзя быть уверенным! — назидательно молвил тысячник Фелиций. — Существует множество способов сойти с корабля незамеченными, и вовсе не обязательно, чтобы он приставал к берегу. Злоумышленники специально выбрали именно цирское судно, чтобы сбить вас со следа. Я так думаю. Чует сердце, в Дефте их надо искать! До чего пакостное место — не передать! Хуже Инферна! Все зло оттуда лезет!

Троим сотниками суждение Фелиция показалось вполне разумным. Но Аолен был склонен считать иначе.

— На судах Цира, — сказал он, — наверняка тоже должна стоять защита против чар Дефта. Тамошние колдуны не смогли бы даже подняться на борт, тем более покинуть его не замеченными в открытом море. Любая магия, кроме той, что основана на использовании водной стихии, там ослабевает, черное колдовство становится невозможным. Сомнительно, чтобы подданные дефтской короны избрали столь ненадежный способ для возвращения на родину, даже из соображений конспирации. Больше трудностей, чем выгоды. А потому — одно из двух: либо след изначально был ложным, и нога похитителя никогда не ступала на цирский корабль, а бедная трактирщица стала жертвой колдовской иллюзии, либо злоумышленник не стал сходить на берег в Цире и проследовал тем же судном дальше на юг. Конечно, могли быть и другие варианты развития событий, но эти два представляются наиболее вероятными.

— Вот и чудесно! Значит, в Дефт нам не надо! — Энка была очень довольна. Она больше чем кто бы то ни было не желала возвращаться в Злое королевство.

— Рано радуешься! — осадила ее боевая подруга. — Все вышесказанное отнюдь не свидетельствует о том, что похитители не имеют отношения к Дефту. Даже наоборот. Там завелся новый молодой король. Возможно, он захотел жениться, вот и выбирает себе невесту. По доброй-то воле кто за него пойдет? Только силой!

— О! Хорошая версия! Надо записать! — оживился демон. — Только в какую графу?

— Пожалуй, ты права, — согласилась Энка со скорбью в голосе. — Мы должны признать окаянный Дефт приоритетным направлением поиска.

— Эх! — Ильза слушала их речи с упоением. — Как же вы все-таки мудрено говорите! «Вышесказанное, отнюдь»! «Приори… какое-то направление»! Красота! Вот бы и мне так!

— Научишься, какие твои годы! — фыркнул Орвуд. — Они твари ученые, кому хочешь мозги испортят!

— Про танатидов мы что-то позабыли! — решил напомнить Рагнар. Ему тоже очень не хотелось в Дефт. Очень уж мрачное место!

— Мы туда не сразу пойдем, — решил Хельги. — Сперва заглянем в порт, поговорим с моряками. Вдруг нам повезет? — Уточнять, в чем именно повезет, он не стал, чтобы не сглазить.

Повезло!

Моряки с барка «Ленивый вол» в один голос утверждали, что не далее как полмесяца назад, в Эттелии взяли на борт двух странных попутчиков. Человек в сером плаще и бледная, как неживая, дева всю дорогу до мыса Тавор просидели в отведенном им закутке безвылазно. Они не поднимались на палубу подышать, не просили еды либо питья и, что особенно впечатлило окружающих, ни разу не вышли «до ветру»! «Уж не упыри ли, а то и хуже», — гадали моряки. По утрам они украдкой осматривали собственные шеи и другие, более интимные места, удобные для укуса вампира. Ждали беды. Но день шел за днем, команда пребывала в полном здравии, и страхи постепенно улеглись. Однако избавиться от неприятных спутников все равно было отрадно…

— Так где, вы говорите, они сошли? На мысе Тавор? — уточнила Энка радостно. — О, мне доводилось бывать там в детстве! Чудесное местечко! Не то что проклятый Дефт, так-растак его к такой-то матери!.. Не подбросите, часом?

Отчего не подбросить добрых тварей, ежели все равно по пути? Капитану «Ленивого вола» так понравились образные эпитеты, коими сильфида наградила ненавистное королевство, что плату пассажирам он назначил чисто символическую, к пущему удовольствию Орвуда. Так что о Цире и его обитателях гном остался самого лучшего мнения. Но чего чудесного нашла сильфида в мысе Тавор, он так и не понял.

Одноименный городишко оказался отвратительным во всех отношениях. Население его было смешанным. По-аполидийски разнузданного нрава люди соседствовали здесь с буйными от природы лапифами. А потому единственный за последнее столетие день, обошедшийся без поножовщины, был занесен в городскую летопись и обведен красивой рамочкой.

Богатств у Тавора не имелось никаких, не считая общих для всего Западного Аполидия мягкого приморского климата и плодородной земли. Но в силу особенностей темперамента, ни люди, ни лапифы обрабатывать ее не желали — слишком много возни. У жителей было два основных занятия: разведение коз (благо эти твари особого ухода не требуют) и беспробудное пьянство, причем пили все от мала до велика. Здесь даже грудных детей вспаивали из рожка кислым вином. А сами жили недолго. Кому за полвека — тот и старик, человек, нелюдь ли. Да только и до этого возраста не каждый доживал. Потому что вино губит тело и душу, но шай-танья вода — саму сущность. И тот, кто пьет ее изо дня в день — не хозяин себе, но раб ее. Мать, отца обворует, разорит, дитя родное в неволю продаст, жену под первого встречного положит, брата за глоток убьет — никого не пожалеет. Но до подобных страстей дело в Таворе доходило редко. Шай-танья вода была недорога и лилась рекой — всем хватало. Таворцы спивались поколениями, и каждое последующее рождало больше уродов и слабоумных, чем предыдущее. Самое полезное, что могли бы сделать добрые боги для этого загубленного края — извести его обитателей под корень, потому что исправить их было уже невозможно. Но богам, как известно, до смертных дела мало, и Тавор продолжал существовать во всем своем хмельном безобразии, отравляя округу стойким запахом пьяной мочи.

Войны в городе не случалось давно — никому он был не нужен. Но разорение царило похлеще, чем в Цире, ведь там оно было временным, а здесь — постоянным и привычным. Нормальных домов почти не осталось, лишь покосившиеся лачуги, сляпанные невесть из чего. Несколько административных зданий, сохранившихся на площади от давних лучших времен, смотрели на мир пустыми глазницами окон, темными провалами дверей. Понять, где заканчивается улица и начинается помойка, было невозможно — одно плавно перетекало в другое. Тела валялись среди отбросов, козы переступали через них копытцами, полчищами вились мухи, и трудно было разобрать, кто из них просто пьян, а кто уже труп. Но у Ильзы сложилось впечатление, что трупов все-таки больше, она шарахалась от каждой новой находки — брезговала. Маленькая же Урсула разглядывала их с детской непосредственностью, иногда даже тыкала пальцем — шевельнется или нет? Юные эскерольдцы отворачивались и творили охранные молитвы.

— Вы своего Кальдориана уже замучили! — осудил их Хельги. — Представляю, каково ему приходится! Только присел поесть-выпить, а тут: «Помоги, Пресветлый Отец наш!» Только прилег поспать: «Упаси, Великий Отец наш!» Лично я бы уже взбесился! И ладно бы по неотложному вопросу беспокоили! Так нет, дергаете по всяким пустякам! Ну что вам за дело до местных покойников? Лежат себе и лежат, не встают, вас не трогают — идите себе мимо! Зачем без конца молиться-то?

На этот вопрос юноши ответить не могли. Так их учили с детства, так поступали все вокруг. А зачем — не задумывались.

— Отец наш Кальдориан не ест, не пьет и не спит, — попробовал возразить Годрик. — Ведь он бог, он денно и нощно за нас радеет!

— Да уж конечно, не пьет он! Как же! Нашли трезвенника! — фыркнул убийца, не считаясь с религиозными чувствами юных фанатиков. — Вот погодите, будет время, тогда…

Что именно будет «тогда», он не договорил. Было видно — задумал что-то особенное, но что именно, так и не признался.

Из дневника Хельги Ингрема,

подменного сына ярла Гальфдана Злого

Меня давно занимает вопрос: зачем некоторые так часто молятся? Неужели боги обязаны выслушивать все их бесконечные причитания и просьбы? Ох, и нелегко же им, бедным, в таком случае приходится! Лично я, если бы меня постоянно дергали молитвами, назло не стал бы обращать внимания.

Впрочем, я-то молитв не слышу вовсе. Мы с Ильзой нарочно провели эксперимент. Я отошел подальше, а она стала ко мне взывать. Бесполезно. Как ни старался, ничего не уловил. Тогда Орвуд сказал, что мы поступаем неправильно. Надо действовать не напрямую, а через жрецов — у них с богами астральная связь.

У меня тоже есть свои жрецы — достались в наследство от Ирракшаны. Но связи с ними — никакой. Я сам по себе, они сами по себе. Ловят убийц, приносят мне в жертву и надеются, что от этого будет польза. Что ж, как говорят в мире Макса, блажен, кто верует.

Астральная связь у меня только с Меридит. Макс не в счет, он далеко. Ради эксперимента, она тоже помолилась мне немного, поддавшись на уговоры Ильзы, — и снова безрезультатно. Не доходит. Любопытно почему? Неужели я такой плохой демон? А говорят — грозный и могучий! Что-то сильно сомневаюсь! По-моему, меня переоценивают. Или дело в том, что я убийца? Может, демоны-убийцы по природе своей не способны слышать молитвы смертных?.. Тогда зачем черные моджахеды поклонялись Ирракшане? Не бескорыстно же?

Орвуд говорит, чтобы бог услышал смертного, ему надо принести жертву. Тоже мне, знаток! Ну принесли мы мне жертву — все как полагается. Ильза прикатила большой камень, якобы это алтарь, положила на него кусок пирога (моего любимого, с сыром) и снова заставила Меридит молиться. И что же? Пирог стынет, Меридит что-то бормочет, я скучаю в отдалении и ровным счетом ничего не слышу!

«Это потому, что молитва исходила не от души, — сказал Орвуд. — Ведь на самом деле дождь вам не нужен». Они, оказывается, дождя просили! Ничего оригинальнее придумать не могли! Тогда Ильза ответила, что теперь будет молиться от души, но только сама, без жреца, потому что это личное.

Знаю, о чем она молилась! Чтобы я полюбил ее не как сестру. Но не потому знаю, что молитве внял, а потому что Энка позднее намекнула. А пирог мой так и пропал. Ильза бросила его в костер, чтобы жертва быстрее дошла. Не знаю, может, она и дошла до кого-то из обитателей сфер иных, но только не до меня. Дымом сыт не будешь. Лучше бы я его просто так съел.

Орвуд сказал, что жертва была неправильная. Раз я убийца, мне нужен не пирог, а чужая сущность. Этого только не хватало! Если кто так поступит — даже если услышу его молитву, нарочно помогать не стану! Еще и наврежу! Потому что всякую дрянь вместо пирогов есть не желаю, пусть так и знают!

И вообще, мне думается, у настоящих жрецов имеется какой-то секрет, о котором мы не знаем. Может, они ловят демонов в пентаграмму, на манер магов, и шантажом заставляют себе служить, а рядовым верующим просто морочат головы ради наживы? Нет, вряд ли. Могущественного высшего демона ловушка Соламина не удержит, а ведь именно таких смертные избирают в качестве богов. Явное противоречие.

Тогда, может, на самом деле боги не слышат молитв вовсе, и смертные занимаются самообманом? У кого бы узнать? И что в свое время у Кукулькана не спросил? Постеснялся, а зря. Ничего постыдного в этом нет. Демоном я стал совсем недавно и всех божественных премудростей знать не могу. Думаю, Кукулькан понимает это не хуже меня и не стал бы осуждать за вопросы. При случае расспрошу обо всем подробно.

А пока пойду следить за Меридит — как бы она не убила Рагнара за то, что напился. В Таворе пьют все (кроме ростовщика-гоблина, престарелого летописца и школьной учительницы), вот он и составил кому-то компанию. Теперь лежит, дергает конечностями и лыка не вяжет.

Не понимаю, зачем разумные твари упиваются до такого состояния по доброй воле? Однажды мы с Меридит в Сехале попали в плен, и мне, чтобы выдал военную тайну, влили в рот бутыль шай-таньей воды. Тайну я все равно не выдал, потому что не знал. Но Силы Стихий, как же мне потом было плохо! Ведь я тогда еще не знал, что являюсь бессмертным демоном, и думал, что умру. Но Меридит говорит, вел я себя смирно. Лежал как бревно и тихо шептал про разноцветных пауков. Теперь-то мы понимаем, что я видел астрал, но прежде считали это пьяными галлюцинациями. А пить я с тех пор не могу вовсе, из-за непреодолимого отвращения ко всему, что крепче светлого пива. Аолен считает это последствием алкогольного отравления. Он лекарь, ему виднее.

В отличие от меня, Рагнар вести себя смирно не желает. Все стремится куда-то уползти и орет такие песни, что Урсулу и двоих наших кальдорианцев пришлось отослать подальше, дабы их нравственность не пострадала. Аолен забрал их и увел в город, на поиск свидетелей. Вот и хорошо. Потому что Меридит бранит Рагнара такими словами, которые в присутствии благородного эльфа желательно не употреблять вовсе. Право, они с Рагнаром друг друга стоят, даром что один пьяный, а другая трезвая!

Между прочим, мы в Таворе уже третий день, а толку пока нет. Начинаем беспокоиться. Городок невелик, но никто из вечно пьяных обитателей его не встречал ни похитителя, ни зачарованную деву. Маленьких зеленых упырей и двухголовых змеек — сколько угодно, а колдуна ни одного не было! Впрочем, в их привычном состоянии могли просто не заметить… Но нам от этого не легче!

Не понимаю, откуда пошло то пренебрежение, с каким относятся к мастерам сыска в среде Белых Щитов? Чем дольше мы занимаемся этим делом, тем больше убеждаемся, сколь оно многотрудно и опасно — требует изрядной боевой выучки и работы ума. Мы недостаточно сведущи в нем, и не знаю, справимся ли?..

Ну вот! Не успел! Пока я упражнялся в эпистолярном жанре, Меридит надавала Рагнару по шее! А рука у нее, ох, тяжела! Будем надеяться, до утра наш рыцарь все забудет. Проспится и станет гадать: отчего так шея болит? Верно говорят в народе Макса: пить — здоровью вредить! Только никого сия мудрость не останавливает.

Беспокойство Хельги было не напрасным. Свидетелей не нашлось. Никто из человечьей половины Тавора колдуна не встречал либо не запомнил. А поговорить с лапифами не удавалось. Вместо ответа те, по одной им ведомой причине, сразу хватались за ножи. Но сражались плохо, потому что совершенно теряли голову от ярости. Эдуард одного зарезал нечаянно, не рассчитал силы. Ждал осложнений, но обошлось. Лапифы за соплеменника не вступились, мстить не стали. Поглазели и разошлись. И тело уволокли с собой, за ногу.

— Другой раз будь аккуратнее в уличных драках. Если ты воин, ни к чему убивать мирное население без особой на то необходимости, — отчитывала Меридит принца.

Тот покаянно вздыхал, как провинившийся школяр. Он и вправду не желал зла тому парню. Так уж получилось. На сердце было нехорошо, хоть плачь.

— Да ладно, не переживай! Сам нарвался. Так ему, психопату, и надо! — принялась успокаивать диса.

— Кто же так воспитывает молодежь? — упрекнула боевую подругу Энка. — Твоя позиция должна быть однозначной и постоянной: либо ругай, либо утешай.

— Ох, кто бы говорил! А сама-то ты, воспитатель несостоявшийся! Кто вчера Урсулку до обеда не отпускал одну на море купаться, а после обеда сам же и отпустил? Непостоянство налицо!

Сильфида назидательно помахала пальцем перед носом боевой подруги:

— Э, нет! Это не непостоянство, а тонкий расчет. До обеда местные обыватели еще в состоянии держаться на ногах, и при виде одинокого ребенка у них могут возникнуть безнравственные идеи. Зато после обеда они поголовно в лежку, и одинокий ребенок больше никому не угрожает.

— Ты хотела сказать, одинокому ребенку никто не угрожает? — решил поправить Эдуард.

— Я хотела сказать именно то, что сказала. Если даже ты, более или менее опытный воин, до сих пор не научился себя контролировать и истребляешь местное население, будто взбесившийся тролль, что же тогда ждать от малолетней девчонки, у которой силушки на двоих человечьих мужиков хватит, но нет никаких представлений о том, как следует вести себя в цивилизованном гражданском обществе?

Меридит сочла нужным оскорбиться за юную родственницу:

— По-твоему, здешний спившийся сброд можно назвать цивилизованным гражданским обществом? И вообще, чем тебе не нравится ее поведение? Нормальный, воспитанный ребенок…

— Тем и не нравится, что когда вчера ты за ней не смотрела, она убила одного и двоим сломала челюсти… Тьфу, вот ты меня до греха довела, паразитка! Ведь мы с Ильзой клятву дали, что ничего тебе не скажем!

— Ах, так я еще и виноватой осталась! — всплеснула руками Меридит. — Они творят незнамо что, скрытничают… Убила-то хоть за дело?

— За дело, не сомневайся. Хотел у нее деньги отнять, а может, и что похуже… Смотри, меня не выдавай! Я тебе ничего не говорила! А за девчонкой надо лучше присматривать. Она вроде тебя, пьяных выносить не может. Чуть что — дает волю рукам.

— Это у нас семейное! — подтвердила диса гордо.

Воспитательный момент себя исчерпал, и пользы не принес никому, равно как и дни, проведенные доморощенными сыщиками в Таворе.

И снова стал вечный вопрос: что делать дальше, куда податься?

— Если у нас нет фактов, попробуем обойтись чистой логикой, — предложил магистр Ингрем. — Давайте рассуждать. Что такого особенного имеется в Таворе, ради чего похититель мог сойти на берег именно здесь? — спросил, и сам ответил на свой вопрос: — Да ничего! Просто корабль не шел дальше Тавора! А почему его никто не встретил в городе? Потому что его там не было. Он сразу пересел на другое судно и отправился дальше на юг.

— Откуда ты знаешь, что на юг? — спросил Рагнар машинально, не дав себе труда подумать головой, иначе и сам сообразил бы.

— Куда же еще? — удивился Хельги. — Назад на север? Какой смысл? На запад, в открытый океан? Там ему делать нечего.

— А вдруг сушей ушел? — засомневался Орвуд. — Обогнул город стороной и подался на восток?

— Во внутренний Аполидий? Что делать колдуну там, где магии не существует вовсе? Зачем свозить целую кучу принцесс в забытую богами пустошь?

— Мало ли на свете того, о чем нам не ведомо? — неожиданно поддержал гнома эльф. — Ты же сам неоднократно говорил, мы должны проверять все версии.

— Верно. Должны. Но начинать надо с тех, что представляются наиболее вероятными. Прогуляемся вдоль побережья, а потом, если не повезет…

— И далеко придется «гулять»? — Орвуд не дал ему закончить фразу.

— Может статься, до самого Сехала! Ты же сам говорил о моде на принцесс!

— О-о! Только не это! — взвыла Меридит. Сехал был для нее чем-то вроде заколдованной тропы. С самого раннего детства судьба, будто назло, вновь и вновь возвращала ее в этот ненавистный край.

— А что? — хихикнула Энка. — Может получиться забавно. Лично мне еще ни разу не приходилось красть баб из гарема!

— Ведь я однажды чуть сама не попала в гарем! Это было в тот год, когда мы вторично спасали мир, — принялась рассказывать новым спутникам Ильза.

Те слушали, затаив дыхание. Но интересовало каждого свое. Годрика больше всего занимал сам факт спасения мира, он требовал подробностей. Спун расспрашивал о гаремных женщинах, Урсула — об их нарядах. Потом Годрик принялся внушать Спуну, что негоже правоверному кальдорианцу выказывать столь низменные интересы, а Меридит в это время отчитывала кузину: «Порядочной дисе не подобает увлекаться бабьими тряпками, недолго и под проклятие угодить. Ты воин, а не дева корриган!»

Вот так, за интересными разговорами, и покинули они город Тавор, и вышли на большую дорогу, тянущуюся вдоль побережья, и побрели по ней дальше на юг.

Никто, даже непривычные к дальним походам эскерольдцы, не назвал бы эту дорогу трудной.

Установилась чудесная летняя погода: тепло, но не жарко; то солнечно, к удовольствию сильфиды и эльфа, то облачно и хмуро, на радость Хельги, но без затяжных дождей. Даже ночью можно было обойтись без костров и одеял. Пищи было вдоволь — она росла на придорожных деревьях. У некоторых от непривычного переедания южных плодов приключился понос — хворь неблагородная, эльфийской целительной магии не поддающаяся. Пришлось искать бабку во встречном селении. Море сделалось ласковым и смирным, и так приятно было плескаться в его волнах, что остановки стали вдвое более частыми, чем того требовала необходимость.

Во время одной из них произошло событие, совершенно невозможное, с точки зрения Орвуда, — он научился плавать!

Гномы — народ сухопутный, и от большой воды они стараются держаться как можно дальше. Перу даан-азарских мудрецов принадлежит не один трактат о том, что в силу особо плотного строения гномьих организмов их обладатели не способны удерживаться на плаву в принципе, причем не только в пресной речной, но и в соленой воде Океана. За всю историю существования гномьего рода не нашлось ни одного его представителя, кто опроверг бы это утверждение на практике. Почтенный Канторлонг стал первым!

Волею судеб в воде ему приходилось оказываться и прежде, к примеру после взрыва «Звезды Морей». Но тогда он не плыл, а тонул, и друзья спасали его, на себе выволакивали на сушу.

Теперь все было иначе. Первое время он просто сидел на берегу и с осуждением смотрел, как плещутся другие. Постепенно осуждение сменилось завистью: они там веселятся, а он скучает один. Потом он и сам стал заходить в воду — по колено, по пояс… Впрочем, и это случалось прежде. Но тогда Энка загоняла его в воду чуть не силой, ссылаясь на то, что «от немытого гнома воняет хуже, чем от подзаборного пса». А теперь он шел добровольно и даже научился получать непривычное удовольствие от ощущения свежей влаги на теле.

И настал-таки он — тот момент, когда Орвуд, неожиданно для себя самого, повинуясь странному порыву, окунулся по самую шейку, оттолкнулся, оторвал ноги от спасительной тверди… и вдруг понял, что не тонет, как подобает всякому уважающему себя гному, а висит в толще воды. И она, вода, держит его самым распрекрасным образом, несмотря на хваленую плотность организма! И дна под ним нету!

Открытие так потрясло Орвуда, что он едва не захлебнулся. Но сработали рефлексы, предусмотренные, видно, и гномьей природой. Неуклюже, по-собачьи, он забарахтался, загреб руками, забил ногами и — поплыл! Медленно, неловко, вдоль берега — но разве в этом суть? Любому его соплеменнику, появись таковой рядом, происшедшее показалось бы столь же невероятным, как если бы поплыл чугунный утюг или боевой топор.

Впрочем, присутствующие были потрясены не меньше. За годы совместных странствий и приключений они успели прочно уяснить казавшуюся непреложной истину: гномы плавать не могут, по крайней мере, без посторонней помощи. И вдруг такое! Они даже не знали, как надо реагировать, поэтому просто застыли на месте, таращились молча, боясь вымолвить и слово — чтобы не спугнуть, не разрушить происходящее на их глазах чудо.

Опомнились только тогда, когда Орвуд, самостоятельно развернувшись, подгреб к берегу, выбрался из воды и в изнеможении плюхнулся на песок. Путь, проделанный им, был равен всего-то нескольким шагам, но усталость навалилась такая, будто в кузнице молотом махал.

— Нет, вы тоже это видели?! Мне не почудилось?! — отказывался верить собственным глазам Рагнар.

— Разумеется! — авторитетно подтвердила Энка. — Можешь не сомневаться! — И принялась обхаживать Орвуда, ехидно умиляясь: — Каков, а?! Ну чистая русалка! Змей морской! Скримсл! Теперь ты точно в историю войдешь! Нетонущий гном! Это, я вам скажу, редкость похлеще бородатой женщины!.. Спешите видеть! Впервые в мире, и то проездом! — объявила вредная девица голосом ярмарочного зазывалы.

Орвуд не отвечал, только лежал и сопел в мокрую бороду. Он и сам не знал, как относиться к своему неожиданному достижению: радоваться или стыдиться. С одной стороны, для походной жизни навык был, несомненно, полезен — во времена больших войн немало гномов отправлялось в Долину забвения только потому, что были его лишены и тонули на речных переправах. Но с другой… Каждому известно: почтенный, добропорядочный гном плавать не должен. И если он вдруг поплыл — один из всех! — не ставит ли это под сомнение его почтенность и добропорядочность?..

— Отвяжись от него! — велел Хельги сильфиде. — Не то как тресну! — Он хорошо знал, каково это, когда реальность вдруг расплывается, потому что произошло нечто, на твой взгляд, совершенно невозможное, и ты больше не знаешь, можно ли доверять собственным чувствам и мироощущениям. В такие моменты не до веселья!

Энка послушалась и свои несвоевременные упражнения в остроумии прекратила, но не из-за угроз демона. Она прекрасно знала: все равно не треснет. Меридит — та может, а Хельги не станет бить даму при посторонних, даже если она воин и способна дать сдачи — у существ цивилизованных, образованных и прогрессивных так поступать не принято. Просто ей наскучило. Какой интерес, если жертва не реагирует, погруженная в собственные мысли?

Чем дольше гном обдумывал случившееся, тем меньше оно ему нравилось. Он начинал ощущать себя едва ли не уродом, чей организм по плотности не соответствует благородному гномьему стандарту. Вспомнилась глупая семейная байка: якобы одна из его прапрабабок по материнской линии во времена оны спуталась с пленным дольнским пехотинцем, разбавив незамутненную кровь предков струей крови человечьей. Неужели дело в этом?! Неужели, через три поколения сказалось?!

Против людей Орвуд ничего не имел, считал их вполне приличным, достойным народом (в отличие, к примеру, от эльфов и сильфов). Но родство с ними, пусть даже в самой незначительной степени, его вовсе не радовало. Потому что уважаемый, респектабельный гном должен быть чистокровным и в своей чистокровности не сомневаться. Для него самого это важнее, чем для окружающих: страдает не репутация — самооценка. Вот и у Орвуда страдала!

— Может, это случайно вышло? — Он еще на что-то надеялся. — Может, я до завтра разучусь?

Но диса отвечала безжалостно, со свойственной ей прямотой:

— Так не бывает. Это все равно что ходить или разговаривать. Если раз научился — больше не разучишься.

— Разве что родимчик тяпнет, — уточнила сильфида ехидно. — Да только тебе вроде бы рановато. Я бы не рассчитывала.

Как ни странно, последнее замечание оказалось полезным — сместило акценты. «Из двух зол, — решил гном, — надо выбирать меньшее. Пусть лучше будет плавание, нежели упомянутый родимчик». Который, кстати, ему в самом деле никоим образом не грозил; до того возраста, что у гномьего народа принято считать пожилым, почтенному Канторлонгу не хватало доброй сотни лет.

Новые навыки в этом путешествии приобрел не только Орвуд. Урсула оказалась ребенком ответственным и предприимчивым. Она нашла-таки способ «учить без битья». Стоило вверенным ей ученикам начать лениться — уклоняться от надоевших тренировок или работать вполсилы — наставница садилась на песок и заливалась горючими слезами.

— У-у-у! — голосила она. — У-у-у! Вот вы не стара-аетесь, а меня из-за вас побью-ут! Да-а! Ремне-ом! Знаете, как бо-о-ольно!

Пристыженные отроки вздыхали и брались за мечи.

— Вот маленькая дрянь! — возмущалась Меридит. — Когда это я била ее ремнем?! Ну было дело, давала подзатыльник пару раз, чисто по-родственному! А она чего напридумывала!

— Ты ей велела учить? Велела. Она учит? Учит. Так не все ли равно, каким способом? — защищал бедного ребенка Хельги. — Главное, чтобы был результат.

— Угу, — буркнула диса. — Цель оправдывает средства. Чудесная жизненная позиция! Как раз в духе кальдорианцев.

— Вот видишь! — обрадовался Хельги непонятно чему. — Очень кстати пришлось! Кальдорианцам — кальдорианская позиция!

Меридит возмутилась:

— Так не кальдорианцы страдают, а мое доброе имя! Она меня совершенно дискредитирует! Какой-то живодеркой перед посторонними выставляет!

Хельги был склонен смотреть на жизнь легко.

— Да ладно тебе! Не такие уж они посторонние и страдают куда больше тебя. Вон она как их гоняет, лучше любого десятника! Посмотреть приятно… Справа! Справа заходи!.. Вот баран! Ведь во дворце воспитывался, не на скотном дворе! А где право, где лево, не понимает!

Увы, имелась у Спуна такая странная особенность. Да, он умел танцевать менуэт, писать милые вирши и музицировать на флейте. Мог поддержать умную беседу — знал толк в изящной словесности. Был сведущ в философии и истории. Владел начатками теоретической магии. А вот четко различать, где право, где лево, так и не научился, путался. Хоть в такой малости, но остался верен своим дремуче-простонародным корням.

Хельги же это его забавное свойство раздражало до крайности, рождая дурные ассоциации.

…Это было в пору его ранней юности. Тогда новоиспеченный десятник гильдии Белых Щитов Ингрем был приставлен обучать новобранцев, завербованных из глухих деревень южного Прилесья. Хлебнул же он с ними горя! То были здоровенные парни человечьей и кудианской природы, неотесанные и невежественные до безобразия. Большинство из них оказалось старше своего наставника по возрасту — и это для них очень много значило. Поначалу они ни в какую не желали учиться, считали зазорным подчиняться «малолетке», и единственным способом воздействия на них был грубый, примитивный мордобой. Хельги, уже тогда претендовавшему на статус существа цивилизованного и прогрессивного, подобный метод категорически не нравился. Но выбора ему не оставили. Начальство требовало скорого результата, и на протяжении месяца костяшки пальцев десятника Ингрема не успевали заживать, разбитые в кровь о чужие челюсти и скулы. Настроение было отвратительным, он тысячу раз пожалел о своем повышении в звании.

Его сестра по оружию, десятник Меридит из рода Брюнхильд, была в таком же положении, но относилась к нему философски, не видела повода для огорчений. В то время она, подобно своей младшей кузине, еще не подозревала, что учить можно и без битья.

Новобранцев они тогда вымуштровали, и уважать себя заставили, и в бой с ними потом ходили, не опасаясь ножа в спину. Но воспоминания об этом периоде жизни Хельги относил к разряду самых неприятных и злился на бедного, ни в чем не повинного Спуна за то, что тот невольно их навевал.

Но если исключить мелкие неприятные эпизоды, подобные вышеописанному, течение жизни путников по дороге от мыса Тавор до Римора было непривычно безмятежным. Наверное, именно это затянувшееся благоденствие заставило Хельги расслабиться и совершить шаг если не однозначно опрометчивый, то весьма спорный с точки зрения здравого смысла.

А началось все с того, что он собрался навестить Макса, поздравить его с днем рождения. Долго решал, что бы подарить, пока не обнаружил в одной из оружейных лавок Вепуса очень неплохую кудианскую секиру. Была она в меру тяжелой, выкованной из отличной стали и насаженной на удобное прочное древко. Кто от такой откажется? Но Рагнар, имевший, в силу своего аристократического происхождения, некоторое представление о правилах этикета, выбор друга не одобрил.

— Кто же дарит в день рождения секиры? — сказал он. — Ты бы ему еще хаусвер[5] подарил или орочью гвизарму![6] Для такого случая нужно оружие благородное, лучше всего меч или кинжал с дорогой рукоятью, в крайнем случае, арбалет, если он эльфийской работы.

Чуждый условностей Хельги рассуждал иначе. Хорошая секира достойнее плохого меча. А мечи в Западном Аполидии куют паршивые, это всем известно. Кинжал с дорогой рукоятью, если и встретится в продаже, наверняка окажется ворованным, такое оружие верно служить не будет. А уж арбалета эльфийской работы днем с огнем не сыщешь. Надо довольствоваться тем, что имеется.

Орвуд слушал спор наемника с рыцарем и только головой качал.

— Удивляюсь я вам! Какая секира, какой меч?! Разве вы не бывали в мире Макса? Разве не знаете, что там все иначе, и нужды в нашем оружии нет вовсе?! Неужели нельзя подобрать что-то другое, полезное и практичное?

Но и он не переубедил демона.

— Глупости! Практичную вещь каждый сам купит поневоле. А подарок должен приносить чистое удовольствие, в котором себе обычно отказывают из соображений благоразумия и экономии. Он должен быть приятным и бесполезным…

— Убейте боги, не понимаю, чего такого приятного в кудианской секире?! — заладил свое Рагнар.

Но Хельги больше не стал выслушивать доводы оппонентов, привязал к секире красную ленточку и исчез.

— Поцелуй от меня Макса! — только и успела крикнуть Ильза на прощание.

— Прости, не стану! — Самого Хельги уже не было видно, остался только голос. — Ирину и Агнессу еще куда ни шло, но только не Ма…

— …кса!

— Кса! — ответил Макс слегка озадаченно. Смысл странного восклицания гостя он не понял и решил, будто это новомодное приветствие, вроде нашего «хай!» или «здорово!».

— Кса, — кивнул Хельги, вообразив то же самое. — Поздравляю с днем рождения! Желаю счастья в личной жизни!

— Пух! — хихикнула Ирина.

— Пух, — согласился демон, а про себя подумал: «Однако сколь же быстро эволюционирует устная речь этого мира! В нашем со Средневековья мало что изменилось, а здесь — пару месяцев отсутствовал, уже ничего не понимаю! Надо заглядывать почаще!»

Прибыл гость удачно, прямо к столу в узком семейном кругу: именинник, жена именинника, кузина именинника Анжела, малолетняя дочь именинника Марина, сотрудник именинника, незабвенный Гоша, и Агнесса, рыжая собака черного колдуна. Чужих не было, так что обошлось без стрессов и обмороков.

Подарком Макс остался доволен, причем совершенно искренне. Шикарная вещь, не у каждого такая есть! Не откладывая в долгий ящик, он нашел ей место над диваном в гостиной.

— Ох, не свалилась бы нам на головы! — беспокоилась Ирина. — Опасная штука! Тяжелая!

— Не свалится, даю гарантию на сто лет! — пообещал Гоша, он лично сверлил стену, вворачивал саморезы и фиксировал конструкцию проволокой.

Макс считал, что и сам в состоянии справиться, но Гоша не позволил:

— Ты, шеф, во-первых, именинник, тебе работать сегодня не положено, а во-вторых, прости, конечно, но руки у тебя не совсем из того места растут. Возможно, эта острая древняя штуковина и по твоей части, но дрель и отвертка — по моей. Каждому свое.

— Какая же она древняя? — возразил Хельги Гоше. — Совершенно новая секира, еще в бою не бывала. Хорошая. Кудиане знают толк в оружейном деле, уж поверь. У них что ни кузнец, то колдун.

— Верю, — охотно согласился Гоша, — колдун.

Он давно решил для себя: не удивляться ничему, что связано с этим странным светлоглазым парнем, которого шеф почему-то называет своим братом, правда, путается, родным или двоюродным.

…Ночевать Хельги остался в чужом мире, на диване. Не на том, что под секирой — огромном, черном и гладком, похожем на южного зверя иппо, а на своем любимом, покрытом клетчатым пледом. В доме Ветлицких этот предмет мебели так и назывался: «демонический диван», никто другой на нем спать не мог, снились несусветные кошмары.

Задержаться его попросил Макс.

— У меня есть к тебе важное дело, — сказал он, — но сейчас я не в том состоянии, чтобы его обсуждать, многовато выпил. Отложим до утра.

— Хорошо, вернусь утром.

— Э, нет! Тогда не в состоянии будешь ты, после границы миров. Ступай-ка лучше на свой диван.

Демон не возражал. Он предусмотрел такой вариант и заранее предупредил родных, что может задержаться.

Засыпалось ему в ту ночь не очень хорошо. Из-за Анжелы. Раза три, с промежутками в полчаса, она вваливалась к нему в комнату, делая вид, что случайно ошиблась дверью. При этом розовая прозрачная одежда ее была сведена к такому минимуму, и взгляды она бросала такие томные, что Хельги сразу сообразил: ни о какой случайности и речи быть не может. Но, во-первых, глуповатая девица была совершенно не в его вкусе, во-вторых, не мог же он, нарушив все правила приличия, осквернить развратом жилище дорогого друга! Пришлось притворяться наивным созданием, не имеющим представления об отношениях полов, и на все плотские ахи-вздохи Анжелы отвечать с, идиотской улыбкой: «Да, да, конечно! С каждым может случиться. Двери — они такие, сплошь и рядом путаются!»

Потом Анжела смирилась с одинокой судьбой и перестала появляться, но перебитый сон долго не приходил. Когда же наконец пришел, принес с собой целый сонм совершенно диких видений. В них были шестеренки и колеса, отвертки и дрели. Были самодвижущиеся повозки, которые упорно не желали двигаться, и его это жутко нервировало. Были крупные рыбы, похожие на девиц, и девицы, похожие на рыб, но не хвостами, как русалки, а пучеглазыми снулыми мордами. И еще кусачие собаки, которых он безумно боялся, и обрывы, через которые непременно надо было пройти по узким шатким мостам… Промучившись до самого утра этой утомительной галиматьей, он проснулся и понял, что не свои сны смотрел, а пьяного Гоши, храпевшего за стеной… Как же трудно, однако, быть демоном!

— И чего ради было дожидаться утра?! Такие глупости можно обсуждать в любом состоянии, умнее они все равно не станут! — бранилась Ирина. — Психи ненормальные, что один, что другой! Разве можно творить такие вещи?! Совершенно безумная затея!

Да, такой она и была. Но Хельги с Максом тогда считали иначе.

— Понимаешь, простой, стандартный тур его не устраивает, — рассказывал Макс. — Он требует эксклюзива. И платить готов соответственно. Ведь мы с тобой все равно собирались развивать это направление, так почему бы не попробовать прямо сейчас? Проведем эксперимент — организуем одиночный тур через границу миров. Меньше хлопот и вам, и мне, меньше риска…

— Кстати, о риске, — перебил Хельги, в целом с идеей согласный, — а если зазеваемся, и его все же убьют? Поход у нас мирный, но ты Аполидий знаешь, там всякое может случиться… Нет, ты не думай, что я против, по мне так пусть убивают. Только у тебя потом не выйдет неприятностей с законом?

Ответ Макса был полон оптимизма:

— Обойдется. Я знаю, как подстраховаться. Оговорим в контракте, типа клиент действует на свой страх и риск, за возможные летальные последствия фирма ответственности не несет.

— Нет, вы в своем уме?! Вы понимаете, о чем речь идет?! — схватилась за голову Ирина. — О жизни человеческой! Ну ладно, Хельги — он по природе убийца, ему простительно! Но ты-то, муж мой, должен соображать!

Муж с убийцей переглянулись и пожали плечами. Они решительно не видели повода для лишних эмоций. Один усвоил с детства, другой успел понять: жизнь человеческая ценится не так уж дорого, что по ту сторону границы миров, что по эту.

— Да он сам этого хочет, — принялся втолковывать жене Макс. — Прыгают же люди с парашютом, ныряют с аквалангом. Тут то же самое! Ему нужен риск, адреналин. Драйва ему в жизни не хватает. Вот и пусть развлекается на свой страх и риск, зачем мешать? Не нас, так других найдет, может, еще хуже…

— Чего ему не хватает? — переспросил Хельги подозрительно, странное слово ускользало от понимания.

— Острых ощущений… о чем это я? Вот сбил!

— О страхе и риске, — услужливо подсказал демон.

— Верно! В конце концов, я сам лично бывал за огненной границей, и не раз! И рисковал куда больше, скажи, Хельги? Ведь обошлось!

— Конечно, — авторитетно подтвердил демон. — Мы же Мир спасали! Если бы не Макс…

— Да знаю я о ваших боевых подвигах! — не желала сдаваться Ирина. — А о психологической совместимости вы подумали? — Она решила зайти с другой стороны. — Хельги, что скажут твои родные и близкие, если ты подсунешь им какого-нибудь мерзкого типа, у которого пальцы веером, и они будут вынуждены с ним общаться против воли?

— Что у него с пальцами?! — удивился тот. — Он урод или калека? Так это не страшно. Аолен говорит, физический недостаток — это не порок, а несчастье, ниспосланное судьбой, и негоже за него попрекать…

— Да не урод он вовсе! — прервала душеспасительную тираду Ирина. — Просто выражение такое. Означает излишние и неоправданные амбиции.

Но Хельги и такой поворот не смутил.

— Подумаешь! Впервой нам, что ли? Кого уж мы только с собой не таскали! И Улль-Бриана, и деву Эфиселию, и учеников покойного профессора Лапидариуса, не говоря уж о Бандарохе Августусе собственной персоной. Вот уж были типы так типы! И ничего, вытерпели. И, между прочим, тогда была сложная боевая обстановка. А теперь все иначе, чисто семейное дело. Прогулка, можно сказать. Меридит с собой даже маленькую сестру взяла, ей всего-то десять лет. И ничего, идет себе, не жалуется! — Надо сказать, последний аргумент Ирину отчасти убедил. Просто она не знала, какую боевую мощь представляет собой среднестатистическая диса десяти лет от роду.

В общем, они все решили. Недели через полторы, когда все формальности утрясутся, Хельги явится и заберет клиента в иной мир. А до тех пор Макс постарается обучить его владению холодным оружием, хотя бы той же секирой. Конечно, если станет очень опасно, можно будет сразу отправить туриста назад, но боевой навык еще никогда никому не повредил, — так считал сотник Ингрем. На том и распрощались.

Известие о предстоящем пополнении было воспринято относительно спокойно. Более благоразумные участники предприятия его не одобрили, но смирились: какой смысл спорить, если договор уже заключен? Менее благоразумным было все равно: одним человеком больше, одним меньше — какая разница? Маленькая Урсула — та и вовсе прыгала от радости и нетерпения, ей еще никогда не доводилось встречаться с существом из другого мира. Эскерольдцы были настроены так же, но старались скрывать эмоции. Вдруг Пресветлый Кальдориан не одобряет сношений с тварями из иных миров? Спросить-то не у кого. Значит, надо помалкивать, от греха. Пусть любимый бог видит: против воли навязывают им нежелательное общество; самой Судьбе так угодно, не им, правоверным.

Позднее Максим Александрович не раз задавался вопросом, что именно заставило его решиться на столь сомнительное и рискованное предприятие?

Что не в деньгах было дело — это точно.

Во время последнего короткого пребывания в Оттоне, Орвуд, для успокоения нервной системы, расшатанной, по его собственным словам, «в результате неравной борьбы с поклонниками истинных богов», занялся делом кропотливым, но, несомненно, приятным для гномьего сердца — предварительной оценкой сокровищ сидов.

Сундук с кладом как попал в королевскую сокровищницу Оттона, так и стоял там, у стены, нетронутый — все руки не доходили. И вот наконец дошли! А потом долго тряслись — таким впечатляющим оказался результат. Общая стоимость, с учетом культурной и исторической ценности предметов клада, в пересчете на современный золотой эквивалент, получилась поистине огромной!

Несмотря на свою природную скупость, Орвуд был существом честным и порядочным. Всю сумму он поделил на десять равных долей. Почему десять?

Во-первых, он легко и беспринципно обошел устав гильдии Белых Щитов. Тот самый, согласно которому «воин в звании сотника не имеет права получить за выполнение конкретной боевой задачи более семисот пятидесяти золотых». Сам сотник, может, и не имеет. Но разве в уставе сказано что-нибудь о его родных и близких? О его будущих потомках, наконец? Ничего! Значит, таковые имеют право претендовать на свою долю.

Во-вторых, он включил в число собственников Бандароха Августуса и Макса. Первого — в качестве прямого и единственного наследника сидов, а также хоть и косвенного, но участника предприятия по спасению мира. Хельги стал было возражать:

— Какой там участник?! Ты бы еще моего братца Улафа присчитал!

Но гном сказал сурово:

— Стыдись! Ему, бедняге, Судьбой предначертано целое царство возрождать! А на это, сам понимаешь, немалые средства нужны.

Зато против Макса не возражал никто, он был признан участником полноправным.

Хельги уведомил его об этом вскользь, когда к слову пришлось:

— Кстати, там Орвуд клад сидов поделил, приходится примерно по четыре даан-азарские меры золота на нос. Если хочешь, я твою долю в следующий раз захвачу. Можно артефактами, можно сразу слитками. Рагнаров отец предлагает обменять, с учетом культурно-исторической ценности…

Макс так и сел, где стоял. Попытался отказаться, но демон-убийца сделал большие глаза:

— Ты что!!! Это же сами Силы Судьбы так распорядились, разве можно с ними спорить?! Особенно если у тебя семья и дети! Вдруг прогневишь!

Убедил. Макс больше не спорил. Но от немедленной доставки отказался категорически — где такую прорву золота держать? Дома не положишь, только в банк. Так до банка еще дотащить надо… Нет уж, в оттонской сокровищнице целее будет. А в случае нужды, Хельги сможет подкинуть килограммчик-другой, — куда больше-то?

В общем, финансовые затруднения фирме «Туда и обратно» в ближайшее столетие не грозили. И без одного-единственного клиента, пусть и щедрого, вполне можно было обойтись. Но таким заносчивым, таким самодовольным и самоуверенным был этот молодой чиновничий отпрыск, что в душе Макса, человека тоже отнюдь не бедного, проснулось с детства взлелеянное советской системой воспитания чувство классовой ненависти. Нестерпимо захотелось проучить, устроить подлянку. Доказать, что есть на свете места, где окружающим наплевать с высокой башни, сколько у тебя денег, кто твой папа, и что ты о себе воображаешь. Дайвинг, серфинг и прочие экстремальные «-инги» — это, конечно, круто, но есть вещи и покруче! Пусть понюхает… нет, не пороху даже, — холодной стали и крови! Есть на свете миры, очень полезные для таких парней, как господин Безбородкин Даниил Витальевич…

Конечно, Макс сознавал, что навязывает не самую приятную компанию своим родным и близким с той стороны границы миров. Но им, как любили говорить они сами, не впервой. Нервы у всех крепкие, выдержат. И не с такими кадрами справлялись.

А направление, как ни крути, перспективное! Надо же на ком-то опробовать!

…Римор — хороший город. Большой, чистый, для Аполидия относительно спокойный. На улицах здесь принято убивать только ночью, а днем город надевает маску благопристойности. Правда, маловата она, частенько сползает, обнажая истинное лицо, но и оно не столь безобразно, как стремится представить народная молва.

К примеру, есть в Риморе невольничий рынок — самый северный из ныне существующих. Но разве можно сравнить его с рынками южного побережья или, не дайте боги, Сехала?! Нет, в Риморе все цивилизованно: товар здесь не жарится на солнце, не мокнет под дождем, для лучшей его сохранности устроены специальные навесы и помосты — сколько средств было затрачено! И неважно, что сооружения эти лишены стен и продуваются всеми ветрами. Товару полезен свежий воздух — здоровее будет и не завоняется.

Есть в Риморе городская стража — такого чуда в других городах беззаконного Аполидия и не встретишь! Днем ее достойные представители бродят по улицам и честно следят, чтобы никто не чинил разбоя или иного непорядка, не уплатив особой пошлины в Сторожевую управу, а ночью, если и случится стражнику подловить запоздалого прохожего в темном переулке и облегчить его кошелек — так это для его же выгоды. Налетят, часом, грабители — а с него уже и взять нечего. Те развернутся и уйдут ни с чем — разве не хорошо?

Борделей в Риморе много: два в порту, один на восточной окраине, для бедняков, и целый квартал в центре. А куда же без них, без веселых домов? Ведь надо где-то работать риморским женщинам? Труд востребованный, высокооплачиваемый, не самый тяжелый и без лишнего риска. Любая рада устроиться так-то. Это вам не грузчицей в порту и не разбойницей на море! Тем паче бордели в Риморе культурные — при каждом состоит колдун, следит, чтобы не было дурной заразы.

Воров в Риморе тоже хватает, пожалуй, только разноязыкая Эттелия может сравниться с ним. Так ведь и без воровства не обойдешься. Не могут же достойные мужи сидеть на шеях собственных жен, еженощно гнущих спины в веселых домах?

Зато злых грабителей здесь вовсе мало, да и те работают по совместительству. Днем — благопристойные горожане: трактирщики, лавочники, каменщики, рыболовы и прочие мирные труженики. А ночью иной раз накатит что-то, взыграет горячая аполидийская кровь, руки сами потянутся к ножу да топору, ноги сами вынесут на большую дорогу… Так ведь это не каждый раз бывает, а изредка, под настроение. Можно ли их за такую малость строго судить?

Сколько всего жителей в Риморе — сказать трудно. Никто их не считал. Последнюю перепись провели еще до Первой Мировой, во времена диктатора Полтурна. Потом незаконного правителя прогнали, город вернулся к своей привычной вольной жизни, так что подсчетом численности населения просто некому стало заниматься. Да и незачем. Тем более что была она крайне непостоянной. Моряки — а их тут проживало даже больше, чем воров, — покидали родные дома, кто на месяцы, кто и на годы. Зато в районе порта постоянно толпился народ — торговцы из северных и южных земель, матросы с иноземных судов, странствующие комедианты и тому подобная пришлая публика. Временами их скапливалось чуть не втрое больше коренных риморцев…

Попробуй, узнай, был ли среди них колдун с девицей, не было ли… Совершенно безнадежное дело.

— Ха! Плохо вы знаете здешние воды! — заявила Энка приунывшим спутникам. — Гляньте, какое столпотворение! Не протолкнешься! А сколько кораблей! В порту уже места нет, на рейде якорь бросают! Думаете, почему так? Потому, что со стороны Альтеция пришла Черная Зыбь! Дальше морем пути нет, все суда, следующие на восток, остаются в Риморе. Судя по тому, сколько их здесь скопилось, навигация закрыта уже недели три, а то и месяц, надо уточнить у местных. Значит, похититель должен быть в городе!

— Если только ему не надоело ждать, пока не откроется навигация, и он не ушел берегом! — усомнился Эдуард.

— Берегом можно добраться только до Элидары. За ней Пески Шаала подходят к самой воде.

— Ну и что? — заинтересовался юный Спун, все же уступавший своему высокородному другу в плане эрудиции. — Чего такого плохого в песках?

— Проклятые они, — отвечала сильфида веско. — Только псих рискнет сунуться.

— Или колдун! — ухмыльнулся гном.

Но ученый эльф с ним не согласился:

— Чародей, практикующий столь примитивный вид колдовства, каким является визуально-структурное перемещение, не может быть очень сильным. А слабому мощи проклятия Песков Шаала не одолеть. Похититель должен это понимать; вряд ли он решился бы на такой риск. Значит, есть смысл поискать его в Риморе. Не найдется — тогда отправимся в Элидару… Но даже если колдун не стал ждать, когда спадет Зыбь, и ушел берегом, он должен был специально готовиться к пешему походу — закупать в лавках провизию, оружие и прочее. Его могли запомнить…

— Согласен, — тяжко вздохнул гном. — Остаемся. Пойдем те-ка, для начала, поищем себе жилье. Чую, мы здесь надолго…

Город Римор почтенному Канторлонгу вовсе не нравился. Странно, почему бы это? Ведь вопреки его мрачным прогнозам, с размещением трудностей не возникло. Моряки с плененных Зыбью судов только днем шатались по городу, а на ночь возвращались на борт, из соображений безопасности и экономии средств. Поэтому в припортовом гостином доме имелись свободные комнаты. Хозяин уговаривал занять сразу две, дескать, дамам так будет удобнее. Дамы отказались.

— Я этот поганый город знаю, — заявила Энка во всеуслышание. — Местные непременно проведают, что в комнате одни дамы, и ночью вломятся. И придется нам вместо покоя и сна мечом махать.

— Тоже верно, — со вздохом признал хозяин. — Люди в наших краях подлые, греха не боятся.

Сам он был из породы торговых гоблинов, и при виде его острой, хитрющей физиономии возникали большие сомнения в его собственной непогрешимости.

Но гостиное дело он, надо отдать должное, вел неплохо. Еда была вкусной и недорогой, а комнату Хельги счел и вовсе замечательной. Так и записал в своем дневнике: «Устроились мы превосходно, лучшего и желать нельзя». Впрочем, на его мнение в этом вопросе особенно полагаться не стоило. Для подменного сына ярла существовал только один критерий качества временного жилья: есть клопы — нет клопов. Так вот, в риморском гостином доме клопов не было! А всякие мелочи вроде немилосердно скрипящих полов, слишком тонких соломенных матрасов, потрескавшегося потолка и постоянно пьяных соседей его совершенно не волновали.

От соседей очень страдал Аолен. Ночь напролет они громко и очень немелодично пели, вернее, хрипели и скрипели героические северные висы. Бедный музыкально одаренный эльф едва дождался утра, но Хельги такие песни нравились.

Назавтра добросердечный Рагнар решил избавить дорогого друга от мучений. Подумывал просто убить певцов, но пожалел — они ведь не со зла. Нашел другой выход. Щедро заплатил гоблину, чтобы тот заблаговременно поставил в соседней комнате бочонок шай-таньей воды. Тактика оказалась верной. Часу не прошло, как северяне упились в лежку и продрыхли мертвым сном двое суток. Откуда им было знать, что шай-танью воду нельзя пить не только бочонками, но даже кружками! Зато Рагнар знал. Причем на собственном опыте, там, в одержимом Ирракшаной Трегерате прочувствовал. Горе-певцам тоже пришлось усвоить этот урок. Похмелье было таким, что, имей они выбор, наверняка предпочли бы оказаться убитыми сразу, нежели так мучиться. В общем, интерес к вокалу бедняги утратили надолго. Аолен был счастлив и начинал подумывать, что сомнительный кальдорианский принцип «цель оправдывает средства» не лишен, пожалуй, рационального зерна.

Три дня прошло в бесплодных поисках, три ночи в блаженном покое, а на четвертое утро Хельги вдруг вспомнил: пора отправляться к Максу за клиентом.

Макс был предельно откровенен. Вывалил все как на духу: тур пробный, экстремальный — в другой мир, жестокий и мрачный, застрявший в историческом развитии чуть ли не в Средних веках, населенный нелюдями и сказочными чудовищами. Доставку осуществляет могущественнейший и опаснейший из современных демонов-убийц. Специальной программы нет, маршруты не разработаны — случиться может всякое. Никаких гарантий безопасности фирма не дает, за жизнь и здоровье клиента ответственности не несет — все в таком духе. Говорил, а сам ни на секунду не сомневался: ему не верят. Нельзя в такое поверить, будучи в здравом уме и твердой памяти.

«Разводят меня! Разводят как малолетнего лоха!» — так думал Дэн, а сам подписывал бумагу за бумагой, готовил снаряжение и добросовестно ездил в спортзал, махал мечом. А все потому, что любопытство разобрало: что такое на самом деле хотят ему вчехлить? Каким образом собираются демонстрировать мир иной? Причем не ту имитацию, что устроена на карельской «турбазе» — неплохая, с аниматорами и спецэффектами, но очевидная, — а «совершенно реальный и подлинный»? И как будут выкручиваться потом, когда ожидания клиента не оправдаются?

Конечно, предупреждение о «своем страхе и риске» несколько настораживало. Уж не хотят ли устроители этой необычной забавы завезти его куда подальше — да и концы в воду? «Туда» без «обратно»?

Навел справки: фирма надежная, без материальных проблем и долгов, никакого криминала за ней не числится. Да и цена вопроса хоть и велика, но не настолько, чтобы ради нее жертвовать репутацией и идти на мокруху.

«И потом, бумаги бумагами, но, если что случится с любимым сыном, папа от обидчиков камня на камне не оставит, в порошок сотрет, вместе со всеми нелюдями, чудовищами и прочей чертовщиной. По судам до смерти затаскает! Конечно, любимому сыну это уже не поможет, зато справедливость восторжествует», — так думал Дэн. Дескать, надо рискнуть. А чтобы веселее было, хотел взять с собой друга, Серого. Готов был даже всю стоимость за него внести. Но тот отказался. Я, мол, не самоубийца. Да еще обозвал «безбашенным придурком». Ну и черт с ним! Без него обойдутся. Попомнит еще!..

Из дневника Хельги Ингрема

…Не знаю, возможно, я сужу предвзято, возможно, спешу с выводами, но клиент мне не понравился.

Сначала он вел себя вполне корректно и производил благоприятное впечатление, несмотря на некоторую развязность манер и настораживающее имя. Данила — звучит как-то по-мангорритски, с окончанием на «а». К примеру, моего покойного родного брата на самом деле звали не Гуго, а Гуга, это уже в Дольмене его переименовали на обычный манер. Впрочем, клиент дал понять, что предпочитает обращение Дэн. Что ж, на его месте я бы тоже выбрал последнее. Благозвучнее, выговаривается легче. Хотя не мне судить об особенностях чужого наречия. Макс говорит, что Данила — хорошее русское имя.

Возможно. Жаль тогда, что его обладатель ему не соответствует. Сперва был вполне вежлив, видно, усыплял бдительность. Но стоило мне зазеваться — ни с того ни с сего подскочил и обеими руками дернул меня кверху за уши! Со всей дури! До чего больно — у меня даже слезы брызнули. Без ложной скромности скажу: спригганы — очень выносливые существа, демоны-убийцы, надо полагать, тоже. Но любому терпению есть предел.

Просто чудо, что я успел подавить рефлексы и не уложил его на месте! А то вышло бы неудобно перед Максом, поставил бы его в сложное положение. Хватило и того, что я поднял клиента над землей и пару раз тряхнул, опять же чисто рефлекторно. Все равно так с клиентами не обращаются. Впредь надо быть более сдержанным ради интересов дела. Потому что в мире Макса говорят: клиент всегда прав. Даже если он дерет вас за уши. Хотя с этим я бы поспорил!

Между прочим, морда у него тоже противная. Вот так взял бы кирпич и приложил бы… Нельзя! Макс говорит, так дела не ведут. Надо постараться растолковать это нашим. А то как бы не вышло чего нежелательного. Опасаюсь, очень опасаюсь…

Странно все это было. Очень странно. И даже не то смущало, что уши у парня не отклеились, точнее, не сами уши — на это Дэн и не рассчитывал, — а их верхняя, не по-человечьи заостренная часть. В конце концов, пластическая хирургия в наши дни творит чудеса.

И не то удивляло, что появился он вроде бы ниоткуда: только что не было — и вдруг вот он, стоит, моргает зелеными глазищами. Откуда взялся? Хотя… в цирке и не такие фокусы показывают.

Другое было непонятно. Восемьдесят пять килограммов без малого весил Дэн. Сколько весил так называемый демон-убийца неизвестно, но очевидно, что гораздо меньше — богатырским телосложением он не отличался… Так вот, было у Дэна одно неприятное воспоминание. Однажды в детстве он чем-то досадил отцу. И тот в сердцах сгреб пятилетнего отпрыска за грудки, поднял над землей на вытянутой руке, принялся трясти… И того не мог теперь понять Дэн, каким образом худосочный с виду парень, не тяжелоатлет какой-нибудь, ухитрился с легкостью проделать то же самое со здоровым, взрослым мужиком? Поднял, тряхнул, а потом еще и извинился: типа прости, не со зла, чисто рефлекс сработал… «Странные у него, однако, рефлексы! И откуда такая силища? — недоумевал Дэн. Но потом нашел ответ: — Не иначе, накачался какой-нибудь стимулирующей дрянью, нарочно, чтобы произвести впечатление. Что ж, правдоподобно вышло. Сразу видно, стараются, не халтурят. Обнадеживающее начало».

— Ну мы пошли? — спросил Хельги у Макса. — Ничего не забыли?

— Все со мной, — ответил за Макса Дэн, кивнул на объемистый рюкзак и непонятный плоский предмет обтекаемой формы.

Хельги чуть поморщился — зачем летом столько барахла? Но от замечания воздержался, уточнил только:

— А оружие?

— Газовое, — пожал плечами Дэн.

— Ладно, — вздохнул проводник, — в Риморе купим.

— Вы тогда денег из моей доли возьмите, — велел Макс.

Хельги отмахнулся:

— Да ладно! Что у нас, своих нет? У Рагнара все карманы золотом набиты, он дома из казны взял. Теперь даже милостыню золотом подает. Представляешь, как Орвуд бесится!..

«Нарочно выпендриваются, — понял Дэн. — Антураж создают. Золотом у них карманы набиты, скажите пожалуйста! Ну ладно, поглядим, что дальше будет».

…А дальше все было очень быстро. Даже из офиса не пришлось выходить. Дэн так и не понял, как это произошло. Усыпили, что ли, и вывезли куда-то сонного, себя не помнящего? А как иначе объяснишь? Окружающая действительность изменилась в мгновение ока, будто кадр на киноэкране. Только что был современный кабинет с кожаной мебелью и красивым цветком в кадке — и вдруг вместо него возникли безобразные нищие задворки, загаженные курами, свиньями и прочей домашней живностью.

В ноздри ударила резкая смесь запахов: помои, гниющие водоросли, рыба, кислое вино, а может, моча…

Рослая стриженая девица возникла прямо перед их носом (а может, наоборот, они перед ее носом), чмокнула парня в щеку: «С прибытием!»

— А ты что тут делаешь? — строго осведомился тот. — Договорились же, ждать в комнате, наружу не выходить. Куда тебя понесло?

— Попробуй, догадайся! — Девица по-кошачьи фыркнула и кивнула на кривобокое двудверное строеньице в дальнем углу двора; размеры, архитектура, а главное, запах однозначно свидетельствовали о его назначении. Только вместо традиционных «М» и «Ж» на дверях были нацарапаны какие-то закорючки.

Парень, видно, догадался, потому что тоже фыркнул и уточнил:

— Так ты туда или оттуда?

— Оттуда, — был ответ.

— А представь, если бы мы переместились минутой раньше?! Что тогда?!

— Ох! — сказала Меридит. — Ох! Тогда бы вышел большой конфуз! Как я не подумала!

Хельги взглянул на сестру по оружию с укоризной:

— Ты и теперь плохо думаешь! Только о себе! Сама знаешь, через астрал не прицелишься! Тебе всего-навсего конфуз, а мы, между прочим, могли оказаться прямо в яме… Там вообще как?

— Там — полно! — ответила диса веско. — И рядом тоже ступить негде. Убейте боги, не возьму в толк, неужели так трудно прицелиться точно в дыру? Почему аполидийцы этого не умеют?

— Кхе-кхе! — многозначительно кашлянул Хельги. Он вспомнил о клиенте и решил, что беседа повернула не в то русло.

Впрочем, Дэн пропустил ее мимо ушей, ему было не до того. Он вдруг обнаружил еще одну странность. Эти двое разговаривали не по-русски! И даже не на английском. Это был совершенно незнакомый Дэну язык. Немецкий? Нет. Один из скандинавских? Возможно. Не в том суть. Главное, что Дэн, каким-то непостижимым образом понимал его не хуже родного! И уж куда лучше английского — без малейших усилий. Неужели во время перевозки, во сне, его и иностранному языку ухитрились обучить?! «Ничего себе ребята работают!» — восхитился Дэн.

Но недолгим было его восхищение и улетучилось, едва он увидел апартаменты, в которых, по словам провожатого, ему предстояло жить «примерно неделю, если раньше не повезет».

Это было кошмарное помещение в не менее кошмарном здании, темное и грязное. По углам пахло плесенью, полы скрипели на каждом шагу, потолочная штукатурка грозила обвалиться в любой момент. А главное — комнату предстояло делить на двенадцать(!) персон и спать вповалку, на соломе, вместе с женщинами и детьми! Нет, нет и нет! Колорит колоритом, но всему есть предел! За деньги, что он платит фирме, можно было организовать жилье поприличнее!

— Это лучший гостиный дом в городе, — спокойно ответил проводник на претензии клиента. — Аполидий, чего ты хочешь!

— Лучший?! — задохнулся от возмущения Дэн. — Этот клоповник?!

— Клопов здесь нет! — сообщил Хельги радостно. Всегда приятно угодить ближнему. И привел исчерпывающее, с его точки зрения, доказательство: — Если бы тут были клопы, то не было бы меня!

— Точно, — серьезно подтвердила дотоле молчавшая миловидная девушка лет двадцати, никаким монстром не наряженная, но, как и все, в старомодном мужском костюме. — Он боится клопов.

— Не боюсь, просто не люблю, — поправил парень.

Тогда другая — рыжая, остромордая и остроухая девка хлопнула его по плечу:

— Да ладно! Не ври! Боишься и визжишь, будто нежная фея… А что до комнаты, так можно снять ту, вторую, что предлагал гоблин. Пусть твой клиент в ней ночует, если ему с нами не нравится!..

Тон девицы был откровенно пренебрежительным, и присутствие Дэна ее, похоже, нимало не смущало, говорила о нем в третьем лице, будто о бессловесной скотине. «Стерва, — решил для себя тот. — Интересно, характер такой или по роли полагается?»

— И еще, — продолжила девица, — я бы на твоем месте его переодела. Иначе все будут оглядываться. А нам лишнее внимание ни к чему.

Но от переодевания Дэн отказался категорически. Остался в своем. Он принципиально не принимал участия в маскарадах в качестве ряженого, только как зритель.

Сюжет инсценировки Дэну не понравился. Какая-то детская сказка с принцами, злыми колдунами, похищенными невестами… Он даже вникать не стал. Могли бы придумать что-нибудь более креативное. Хотя бы того же старика Толкиена за основу взяли, что ли.

Но размах предприятия потрясал воображение. Целый город — большой, шумный, вонючий — был стилизован под старину. Устроители предусмотрели все до малейшей детали. Ни намека на современность! Автотранспорт был беспощадно изгнан с городских улиц, площадей и дворов вместе с электрическими проводами, столбами и освещением, со спутниковыми тарелками и прочими приметами времени. Да что там автомобили и антенны! Даже мусор — а уж его-то под ногами валялось хоть отбавляй — был тщательно подобран в соответствии со стилем. Никаких ярких оберток и упаковок с примелькавшимися надписями, никаких полиэтиленовых пакетов и вездесущих пластиковых бутылок. Ни одного окурка! Только кухонные отбросы, обрывки грязных тряпок, обглоданные косточки, битые черепки и прочая экологически чистая дрянь.

Город жил типично средневековой жизнью: орали ослы, деревянные колеса повозок громыхали по булыжным мостовым, сновали люди в исторических костюмах, ряженые в невесть каких нелюдей, причем почти у каждого имелось при себе оружие, исключительно холодное. Напрасно приглядывался Дэн — не мелькнут ли на ком в толпе наручные часы, припрятанный мобильник или хотя бы коробок спичек. Напрасно следил, не закурит ли кто-нибудь, забывшись, не обронит ли современное словцо.

Нет, здешняя массовка отлично знала свою роль — и взрослые, и даже малолетние дети, полуголые, грязные и сопливые до безобразия. Куда только СЭС смотрит?! Ни одного промаха. Ни одной фальшивой ноты. Стиль, манеры, интонации — все было доведено до совершенства.

Прежде Дэну приходилось пару раз бывать в этнографических деревнях, и в Швеции и у нас. Ничего особенного: несколько старинных строений, несколько жителей — и толпы туристов, приехавших поглазеть, как плетут корзины или лепят горшки.

Но здесь, в Риморе — так назывался город, — соотношение было другим: толпы и толпы аниматоров вкалывали в поте лица ради одного-единственного туриста! Что же это за бизнес такой?! Полный абсурд!

А может быть, нет на самом деле никакого города? Только видимость, вроде как в «Матрице»? И валяется он, Дэн, в какой-нибудь комнатушке, подключенный к компьютеру, и смотрит виртуальные картинки.

Последняя мысль оказалась настолько неприятной, что он не выдержал, спросил напрямую. Типа плачу сто баксов, если скажешь, как тут все устроено на самом деле. Что, сотни мало? Ладно, пусть будет триста…

Из дневника Хельги Ингрема

…Нет, неудачный нам попался клиент! Ум у него удивительно косный и неповоротливый! Вторые сутки не может осмыслить, где находится. Не верит в наш мир, считает его не то представлением комедиантов, не то иллюзией вроде колдовской, только на технический манер, не то гипнотическим внушением. Не знаю, как его переубедить, и стоит ли вообще этим заниматься? Пусть думает, что хочет, какая нам разница!

Помню, когда в подобной ситуации (в смысле в нашем мире) оказался Макс, он адаптировался гораздо быстрее. Правда, обстановка тогда была другая: трупы кругом, и вообще… Но если дело только за трупами, думаю, долго ждать не придется. Аполидий есть Аполидий!

Тут Хельги как в воду глядел.

Проведали местные маргиналы, что компания юных северян сняла две комнаты. И ввалились среди ночи вчетвером — думали, к бабам, по штуке на нос. Откуда им было знать, что там, в комнате, один-единственный мужик? Ведь тощая рыжая девка сама сказала хозяину: мол, деньги позволяют — отселяемся; парни наши дюже храпят. Наврала, значит, окаянная нелюдь, добрым людям на погибель! Потому что мужик тот спросонья заорал не своим голосом — и как не заорать, когда тебя в темноте хватают за разные места? На крик прискакали остальные из его компании — один страшнее другого, все при оружии. Одиннадцать против четверых!

Как знать, может, и обошлось бы дело без крови, и отделались бы риморцы одним мордобоем, если бы не малолетняя девчонка. В азарте растолкала старших: «Пустите, пустите меня, я тоже хочу! Мне тоже интересно!» — Да и снесла одним взмахом ближайшую голову с плеч!

Тело грузно рухнуло на пол, алый фонтан брызнул во все стороны из перерубленных артерий. Трое уцелевших схватились за ножи… На что надеялись?

Спасла их доброта Рагнара. Он лично отобрал оружие и за шкирку повыкидывал ночных татей вон из комнаты. Не то лежать бы им рядом с товарищем…

— Ах ты, маленькая дрянь! — Меридит яростно трясла сестру за плечи. — Говорили тебе: не тронь гражданских?! Говорили?! А ты?! Посмотри, что натворила! Кровища кругом! Как здесь теперь жить, по-твоему?

— У-у-у! — подвывала Урсула и размазывала слезы по щекам. — У-у-у! Я не наро-о-очно!.. Я неча-а-янно! У него же меч был, я думала, он отобьет! А он подставился, как бара-ан!

Но оправдания ее только сильнее рассердили старшую дису:

— Отобьет?! Городской пьяница отобьет удар росомахи?! Ты что, совсем дурочка?! Сначала научилась бы силы рассчитывать, а потом бы уже в драку лезла! Интересно ей, видите ли! Нашла развлечение! Вот и ночуй тут сама! Одна! В кровище, как упырь!

— Оставь ребенка в покое! — вступился Хельги. — Ее, бедную, десять лет учили бить только на поражение, а ты хочешь, чтобы она за три недели переучилась? Сама-то ты хорошо силы рассчитываешь, когда языка берешь? Вспомни, скольких напрасно угробила!

Упрек был справедливым, и Меридит это знала. Но успокоиться так сразу не могла:

— А ты не мешай, когда я сестру воспитываю!

— Между прочим, мне она такая же сестра, как и тебе! И я не желаю, чтобы моих сестер несправедливо обижали. Этот урод сам нарвался и получил по заслугам!.. Урсула, иди ко мне, маленькая, я тебя от нее спасу! Она у нас бешеная, правильно бабушка Гунилла говорит!

— У-у-у! — заливалась девчонка, уткнувшись носом в куртку демона-убийцы. — У-у-у! Бедная я бедная! Никто меня не любит! Никто не жалеет! — Похоже, разошлась она надолго, дисы, как известно, очень выносливые существа.

— Называется, поспали! — тяжело вздохнул Орвуд.

Про клиента, в пылу событий, все как-то подзабыли. А он, бледный и неподвижный, стоял в углу комнаты и с ужасом смотрел себе под ноги. Там, в луже крови, лежала отрубленная голова, таращилась в обшарпанный потолок широко раскрытыми, полными укоризны глазами. И это — он знал, он нутром чуял! — была не бутафория, не иллюзия. Самая настоящая, стопроцентно реальная мертвая голова!

Первым о госте вспомнил заботливый рыцарь. Подошел, хлопнул по плечу:

— Видишь, какая незадача вышла! Теперь тебе поневоле придется перебраться к нам, здесь стало слишком грязно. Да ты не огорчайся, завтра заплачу поломойкам, пусть в порядок приведут… Эй, да что с тобой?! Ты цел? Тебя не ранили… или чего похуже вышло?!! — Он сам испугался своего предположения. В Аполидии, как известно, всякое может случиться. Попадаются среди местных насильников те, кому все равно, баба перед ним или мужик.

— Ц-цел я, — с трудом выдавил из себя Дэн. — Что… что теперь будет?!

— В смысле? — растерялся Рагнар.

Вместо ответа Дэн кивнул на обезглавленное тело.

— Да говорю же я тебе, — принялся раздельно и громко, будто глухому, втолковывать рыцарь, — заплатим поломойкам, чтобы убрали. А ты пока к нам. А это, если тебя смущает, на улицу выкинем!

— Не надо на улицу! — деловито вмешался Эдуард. — Только упырей приманивать! Или крысы обгрызут. Пусть остается здесь, может, утром родственники захотят забрать.

— А как… Ведь это же убийство! Как же закон?! — Дэн чувствовал, что сходит с ума.

— Не бери в голову, — успокоил добрый рыцарь. — В Аполидии нет законов.

И Дэну отчего-то сделалось совсем жутко. Похоже, он начинал верить…

Из дневника Хельги Ингрема

Я оказался прав! Труп его убедил, уж не знаю почему. Если представить себе техническое устройство, способное создать иллюзию целого мира, то уж с иллюзией одного-единственного мертвого тела таковое и подавно справится — об этом клиент почему-то не подумал. Людям вообще часто отказывает логика, но оно и к лучшему. Данила наш стал куда более смирным, поумерил амбиции и ночует вместе со всеми. Орвуд доволен: экономия!

А история с трупом имела короткое продолжение. Поутру, как и предрекал Эдуард, заявились родичи убитого — человек пять-шесть, одержимых жаждой кровной мести. Разбираться с ними пошли Рагнар и Орвуд, потому что от нас остальных больше вреда, чем пользы, так они сказали. И были, пожалуй, правы. Дипломатия — не наш конек, и убитых наверняка стало бы больше. Зато Орвуд ухитрился так повернуть дело — уж не знаю, как ему такое удалось! — что родичи оставили мысли о мщении, да еще и денег нам заплатили, не то за беспокойство, не то за сохранность тела. Удивительный народ гномы. Из всего умеют извлечь выгоду!

Аолен это их свойство считает предосудительным. Эльфы очень строги в вопросах этики. Нельзя наживаться на чужом горе, так они считают. Что ж, возразить трудно. Но, по-моему, родственники убитого не особенно горевали. Я видел из окна — выглядели они вполне жизнерадостными. Им просто захотелось подраться, а может, рассчитывали содрать с нас компенсацию. Потом поняли, с кем связываются, и отступились. Очень разумно с их стороны. Одно из редких положительных качеств аполидийцев — лабильность психики. Они не склонны зацикливаться на одной идее и легко перестраиваются применительно к обстоятельствам…

Кстати, насчет обстоятельств. Должен заметить, они складываются для нас не лучшим образом. Местные оракулы предсказывают, что Черная Зыбь продержится еще неделю, не дольше, а на след похитителя мы до сих пор не вышли…

Вот тут Хельги невольно ошибался. В тот самый час, когда он, вернувшись из очередного неудачного рейда, дописывал эти строки, Аолен с Ильзой крались сумеречными риморскими переулками следом за зловещей фигурой в сером.

Они наткнулись на него случайно, в бакалейной лавке. Ильза решила купить пшеничной крупы — ей надоели пряные аполидийские изыски, захотелось простой скромной пищи, как в родном Лотте. Наверное, колдуну захотелось чего-то похожего, потому что он оказался там же. Стоял вполоборота у прилавка, расплачивался за покупку — что-то сыпучее в мешочке. Выглядел он именно так, как его описывали свидетели: не молодой, не старый, человек, нелюдь ли — не поймешь, одет не по-летнему, в короткий плащ с большим капюшоном, надвинутым на самый нос.

Ильза удержалась от вскрика только потому, что Аолен, зная ее впечатлительность, успел вовремя зажать ей рот ладонью. Хорошо, что колдун в ту минуту был занят подсчетом мелочи и не обратил внимания на странное поведение вошедших. Рассчитался, небрежно сгреб сдачу в карман и четкой, размашистой походкой профессионального воина зашагал прочь.

— Вот демон! — выругался эльф. — Похоже, он из армейских! Нелегко будет с таким справиться!

— Жаль, Балдура с нами нет, — вторила Ильза.

Она хорошо усвоила: единственное надежное средство против боевого мага или колдуна — другой боевой маг или колдун, желательно более сильный. Да где ж теперь такого возьмешь? Оставалось рассчитывать только на себя.

— Вдвоем нам не справиться, — шептал Аолен по дороге. — Дойдем до места, я останусь караулить, а ты побежишь за подмогой.

Ильза в ответ только кивала, она так боялась привлечь внимание преследуемого, что не решалась вымолвить ни слова. Хотя тот ее, конечно, не услышал бы с расстояния более пятидесяти шагов — именно такой дистанции они старались придерживаться.

Два квартала миновали благополучно. Колдун уверенно шествовал вперед, по сторонам не смотрел. Потом вдруг стал проявлять беспокойство, оглядываться.

— Учуял нас, что ли? — встревожился эльф. — Давай-ка поотстанем от греха!

Поотстали — и едва не упустили из виду! В последний момент успели заметить, как хлопнула дверь одного из домов по правую сторону улицы, едва не прищемив серую полу плаща.

— Ну все, беги, — велел Аолен. — Ох, только бы дворами не ушел! Ох, не люблю я колдунов! Никогда не знаешь, чего от них мо…

Ильза не стала дослушивать, развернулась и понеслась по улице с такой прытью, будто за ней гнался голодный тролль.

Вечерний Римор — не то место, где молодым девушкам стоит бродить в одиночку. При других обстоятельствах нашлось бы немало желающих ее задержать. Но теперь местные ловцы живого товара, караулившие по подворотням, даже отреагировать не успели. Налетело нечто, промелькнуло и скрылось. Поди, разбери, кто или что, было или не было… До самого гостиного дома Ильза добралась без помех.

Дэн скучал. Он уже начинал жалеть, что согласился на одиночный тур — в компании было бы веселее. Бесцельное, с его точки зрения, блуждание по городу, пусть и экзотическому, быстро надоело. Пошел к морю, покататься на серфе (под конвоем, одного не отпустили) — не удалось. Странным и страшным было море: не голубым, не зеленым — черным! Точнее, темно-серым, но не того глубокого, синевато-свинцового оттенка, что бывает в непогоду, а тусклого, землистого, будто в нем густо развели печную золу. Не было волн, не было белой полосы прибоя. Вся поверхность воды, от самой кромки, и насколько хватало глаз, была покрыта мелкой однообразной рябью. Если не знать, что пред тобою гладь Океана — даже не догадаешься. Издали кажется, будто вода ушла вовсе, осталась только земная твердь; черная пашня протянулась до самого горизонта и в ней мертво и неподвижно, со спущенными парусами увязли, застыли навеки гордые морские суда — фрегаты и барки, галеры и драккары…

Такой противоестественной и тягостной была картина, больше похожая на дурной сон, чем на явь, что Дэн поспешил покинуть побережье. Уходил не оглядываясь, почти бежал. И только у входа в гостиный дом замедлил шаг и спросил у провожатого, что за чертовщина такая.

— Черная Зыбь, — ответил Хельги коротко. Хотел рассказать о страшных войнах древности, о погибших землях Зануф и проклятии Шаала, но не стал. Какой смысл говорить о таких вещах с человеком, который не признает существования магии? Все равно не поверит…

С ним вообще говорили мало — он сам не стремился к общению. Воспринимал окружающих как обслугу, держался высокомерно, поглядывал снисходительно — его терпели ради Макса, но сторонились.

Только любопытная Ильза время от времени приставала с вопросами: что означает имя Данила, зачем он приволок с собой доску, умеет ли сражаться на мечах или предпочитает другое оружие, кто по профессии и чем зарабатывает на жизнь? Услышав в ответ сухое: «Занимаюсь компьютерным бизнесом», сделала какие-то свои, странные выводы и предложила сочувственно:

— Так может, тебе надо ослика купить?

— Зачем? — не понял Дэн.

— Ну как же! Ведь ты из торгового сословия, к пешим походам непривычен. Тебе с нами будет трудно. Я знаю, в вашем мире повозки сами катятся, но у нас таких нет. Торговцы все больше на осликах… Особенно здесь, на Юге… — Она осеклась под его мрачным взглядом и отстала.

На целые сутки Дэн забыл о ее существовании — он давно научился смотреть на обслуживающий персонал как на пустое место. И был очень недоволен, когда «пустое место», взвинченное, лохматое и запыхавшееся, ворвалось в комнату и заорало что есть мочи прямо у него над ухом:

— Подъем!!! Бежим!!! Мы его выследили!!!

Считаные секунды ушли на сборы — а ведь некоторые уже спали! Дэн еще только натягивал джинсы — а они уже прыгали через ступени вниз по лестнице.

— Урсула, марш назад! — приказала Меридит на бегу. — Будешь с Годриком и Спуном! — Оба юноши благоразумно остались на своих местах, они не были трусами, они тоже рвались в бой, но умели честно признаться самим себе, что в серьезной схватке станут только обузой.

Малолетняя диса не без оснований оценивала себя иначе.

— Нет!!! — взвыла она. — Я с вами! Мне тоже интересно!

— Тебе раз уже было интересно!!! — рявкнула старшая. — Сказано, назад! Из комнаты ни шагу! Не спать, стеречь!.. Что случится с кальдорианцами — с тебя голову сниму! — Состроила напоследок сестре страшную рожу и унеслась.

— У-у-у! — скулила на пороге девчонка, срывала обиду на молодых людях. — У-у-у! Навязались на мою голову! Развелось принцев — шагу ступить негде! Из дому из-за вас не выйти-и-и! Только мне и дела, что вас, окаянных, караулить! У-У-У!

Тут Дэн наконец справился с одеждой и бросился вдогонку.

— А ты куда?! — прокричал ему Хельги, притормозив. — Вернись!

— Ну уж нет! — взорвался яростью тот. — Я не за то деньги плачу, чтобы кормить клопов по вашим ночлежкам! Мне был обещан экстрим! По условиям договора!

— Да делай, что хочешь, — плюнул демон, — но учти! Если сдохнешь — фирма не виновата! А будешь путаться под ногами — сам убью! — В тот момент ему было не до дипломатии.

Но Дэн не понимал, что это всерьез.

Он считал, что находится в отличной спортивной форме. Но к тому моменту, когда смог нагнать остальных, те уже успели перевести дух. Стояли в вонючей темной подворотне, совещались, как действовать дальше.

Известно было слишком мало. Колдун подходил под описание — а вдруг это просто совпадение, и он не имеет никакого отношения к делу? Вошел в дом — но остался ли внутри? Сколько там помещений? В каком из них принцесса и какая из трех? И есть ли она там вообще? Не пострадает ли при штурме? Вдруг загнанный в угол колдун станет прикрываться ею как заложницей?.. Впрочем, кто кого загонит в угол — это тоже большой вопрос…

Решили для начала сходить в разведку. Не всем скопом — вдвоем. Энка и Хельги изобразят подгулявшую парочку, спьяну перепутавшую двери, вломятся и посмотрят что к чему.

— А почему Энка, почему не я? — возмутилась Меридит. — Хельги — мой брат по оружию, мне с ним и идти!

— Ты не сможешь убедительно изобразить пьяную, — возразила сильфида, именно ей принадлежала вся идея.

— А Хельги сможет? — усомнилась диса. — Он был пьян только раз в жизни, лежал бревном и ничего не помнит. Пусть идет Рагнар. У него опыта больше! — Уж очень она не любила, когда им с братом по оружию приходилось действовать порознь. Никогда из этого не выходило добра — так ей казалось.

Однако Энка и эту кандидатуру отвергла:

— У Рагнара есть один большой недостаток: слишком слабо владеет магией. Не забывай, мы идем на колдуна, мало ли что может случиться. А он самую элементарную защиту не поставит.

— Не поставлю, — с прискорбием подтвердил тот.

— Тогда Аолен! — не сдавалась Меридит. — Из нас он лучше всех владеет магией.

Дочь сенатора Валериания взглянула с жалостью, дескать, совсем подруга ума лишилась.

— Скажи. Ты хотя бы раз в жизни… Нет, сформулируем иначе. Ты знаешь кого-нибудь, кто хотя бы раз в жизни встречал пьяного эльфа?!

Да, такая диковина даже в беззаконном и безнравственном Аполидии неминуемо привлечет общее внимание, вынуждена была признать Меридит. Пришлось ей отступить, и Энка под руку с демоном-убийцей направились к роковой двери.

…Меридит была права в своих сомнениях, Хельги его роль давалась слабо. Изредка, в минуты крайней опасности, на него находило нечто вроде вдохновения, позволявшее выдать себя за другого, скрыть истинную сущность. Но в более спокойной обстановке подменный сын ярла был абсолютно не склонен к лицедейству и очень стеснялся. Вот и теперь он понуро брел рядом со спутницей, почти не пытаясь хоть что-то из себя изобразить.

Энка, напротив, вела себя абсолютно раскованно, если не сказать, развязно: шаталась, спотыкалась, громко хохотала и орала солдатские песни — ни дать ни взять пьяная. Уж ей-то спектакль доставлял подлинное удовольствие!

Но увы, оказался совершенно напрасным, вполне можно было обойтись и без него. Потому что дом, куда разведчики так лихо ввалились, был не обычным жилым, а гостиным, вроде того, в котором остановились они сами, только побогаче, с претензией на роскошь. В оформлении интерьера присутствовали розовый тиорский мрамор, бронза и позолота, мебель была сплошь резная, обитая малиновым бархатом, а у дверей скучал охранник из породы уриашей. Первым его поползновением было выставить пьяных гуляк вон. Но Энка быстро сориентировалась, вывалила из кармана горсть золотых:

— Видал?! Нам нужна комната на ночь! Самая лучшая!

Монеты возымели волшебное действие. Великан уриаш моментально исчез, будто в воздухе растворился, аки бесплотный дух или маленькая феечка. Вместо него из полутемных недр помещения возник вертлявый гоблин, раскланялся, расшаркался:

— Ах, проходите, проходите, любезнейшие господа, да благословят вас добрые боги! Ах, какая честь для нашего скромного заведения принимать вас под своей крышей!.. — И дальше в том же духе.

Энка слушать не стала, осоловело скосила глаза, громко и неприлично икнула.

— Слышал? Нам нужна ком-н-ната. Самая х-х-рошая. — Дикцию пьяных она копировала виртуозно, не скромничала, но и не переигрывала. — У тебя есть хорошая… ик… комната? Чтобы кр-рвать широкая, и зеркало…

— Ага! — по-волчьи, для пущей убедительности, оскалился Хельги. — В плохую мы не пойдем! В плохой сам спи!

Наверное, он перестарался, потому что гоблин заметно побледнел, залепетал скороговоркой:

— Что вы, что вы, господа, как можно-с! Мы предлагаем великолепнейшие комнаты! Лучшие в городе! Да что там в городе! На всем западном побережье вам не найти лучших апартаментов! Самые достойные и важные господа останавливаются только у нас! Мы деликатное обхождение знаем… Ведь нам и особ королевских кровей, и Великих магов принимать доводилось! Вот нынче, к примеру, — тут хозяин заговорщицки понизил голос, — в пятом номере не кто-нибудь, настоящий черный колдун гостит! С юной дамой!.. А я вам, хотите, соседнюю комнату отведу, ничуть не хуже…

Хельги и Энка переглянулись — удача сама шла в руки!

— Ладно, убедил! — выпалила сильфида голосом более трезвым, чем нужно. Но тут же опомнилась: — Давай, ик… ключи!

Обрадованный хозяин сгреб со столешницы пять монет и с поклоном протянул новым постояльцам красивый бронзовый ключ с затейливой бородкой и цифрой семь на кожаной бирочке.

— Дозвольте проводить!..

Достоинства своего заведения гоблин несколько переоценивал, это было ясно с первого взгляда. Возможно, здесь и в самом деле случалось останавливаться сильным мира сего, но исключительно от безысходности. Ничего лучшего в Риморе было не найти, тут хозяин не врал. Даже местные бордели были не в пример богаче, чище и удобнее, нежели гостиные дома. Но ведь не каждый захочет рисковать репутацией, останавливаясь в борделе. А потому наш гоблин не боялся остаться без клиентов и не стремился вкладывать в заведение лишние средства. «И так сойдет», — считал он. Что ж, сходило. Никто вроде бы не жаловался, пока до него не добралась дочь сенатора Валериания.

— Во дырища! — возмущалась она, оглядывая тусклую позолоту, пропыленные насквозь гобелены и потертые чуть не до дыр шелка. — В кансалонских казармах и то свежее! Нет, только глянь, какая паутинища по углам! Мечта любой ведьмы! А полы! Скрипят, как ломовая телега! А окна! А ванну ты видел?! В такую сядешь — пожалуй, всю задницу занозишь! Вот пойду сейчас к хозяину, дам ему по шее! Вместе с его уриашем! Мало не покажется!

— Не понимаю, чего ты расходилась? — удивился Хельги. — Мы сюда не жить пришли, забыла?

Девица на миг смутилась — она и впрямь слишком увлеклась ролью постоялицы. Но только на миг!

— Пришли не жить! Но деньги платим по-настоящему и втридорога! Отдаем золото за такую дрянь!

— Боги великие! Да ты, похоже, от Орвуда аурофилию подцепила! — рассмеялся демон-убийца. — Беда какая! Кто бы мог подумать, что это заразно!

И пришлось пристыженной сильфиде умолкнуть — один из редких случаев, когда последнее слово осталось не за ней.

…В отведенной им комнате лазутчики пробыли всего несколько минут — ровно столько ушло на обсуждение плана дальнейших действий. Потом Хельги спустился вниз — будто бы за выпивкой, взял у гоблина пару бутылей красного вина, а на обратном пути будто бы случайно распахнул ногой не ту дверь. Пятый номер вместо седьмого. «Спросите, как это Энка уступила мне столь увлекательную миссию, почему не пошла сама? Просто она вынуждена была признать: так уж принято в обществе, что за выпивкой обычно бегают не дамы, а кавалеры», — позже записал Хельги в своем дневнике.

Итак, он распахнул дверь, ввалился, гремя посудой, и… увидел!

Худой черноволосый дядька средних лет очень прямо, почти не опираясь на спинку, сидел в глубоком кресле. На его острых коленях, прикрытых складками серой мантии, лежал раскрытый пергаментный фолиант. Соседнее кресло занимала она, одна из похищенных принцесс; в этом у Хельги сомнений не было. Простые женщины не могут позволить себе столь богатую повседневную одежду. Граненые самоцветы и золотое шитье красиво поблескивали в свете магического шарика — колдун использовал его вместо обычной свечи. Дева полулежала в расслабленной позе тряпичной куклы, лицо ее было абсолютно неподвижно, будто вылеплено из воска. Появление в комнате постороннего не вызвало у нее ни малейшей реакции, в буквальном смысле глазом не моргнула.

Колдун, напротив, вскочил резко, будто в испуге. Тяжелая книга с шумом соскользнула на пол.

— Кто?! Чего надо?! — каркнул он голосом сильно простуженного ворона. Он вообще был похож на птицу, большую и злую, с острым клювом и хищными когтями.

Хельги помахал ему рукой.

— Я… эта… зашел, — сообщил он радостно и протянул бутыль: — Выпить хочешь?

— Пшел вон, пьянь! — прошипел колдун страшно. Когтистые пальцы уже вычерчивали в воздухе огненные символы.

Хельги спешно ретировался, не столько из страха быть превращенным в какую-нибудь ползающую или скачущую гадость, сколько из опасения, вдруг чародею откроется его грозная демоническая сущность, — и доказывай потом, что случайно ошибся дверью!

Зачем-то оставив одну из бутылей на чужом пороге, подменный сын ярла вернулся в снятую комнату. Потом они заперли двери изнутри и ушли: Энка красиво левитировала, Хельги просто выпрыгнул из окна второго этажа.

Для тех, кто действует активно, время бежит незаметно. Для тех, кто остается ждать, — тянется нестерпимо долго. «Осточертело! — думал Данила с раздражением. — Все осточертело! Осточертело торчать без дела в темной, пропахшей нечистотами подворотне. Осточертела дурацкая компания. Осточертело скучать и мерзнуть». Вечер выдался не по-летнему холодным, с моря тянуло резким ветром — добрый знак для кораблей, застрявших на рейде: когда приходит в движение воздух, уходит Черная Зыбь. Но Дэну было не до чужих примет и проблем — своих хватало. Осточертело ему все!!!

— За каким хреном мы тут торчим?! Где застряли те двое? — бесился он и не слышал, как Ильза тихонечко шепнула Эдуарду:

— При чем тут вообще хрен? Ведь мы не за овощами пришли!

— Так говорят: «хрен редьки не слаще», — отвечал принц, не желая признаваться, что тоже ничего не понял.

— Когда они наконец вернутся?! Надоело!

— Вообще-то тебя с нами никто не звал, — напомнил Орвуд с напускной невозмутимостью. На самом деле он был отчаянно зол на гадкого клиента, но нарочно сохранял видимое спокойствие, чтобы досадить. — Ты сам увязался.

Клиент ненадолго смолк, потом прицепился снова:

— Долго еще ждать?!

— А это как обстоятельства сложатся. Может, час, может, два, может, и до утра, — отвечала Меридит, не скрывая злорадства. Ради того чтобы сделать гадость неприятному спутнику, она готова была и поскучать и померзнуть.

— Что, правда до утра?! — испугалась Ильза, спросила по-аттахански, это наречие клиент не понимал, потому что Хельги этого не хотел.

— Нет, — успокоила диса. — До утра я и сама не выдержу. Скоро подойдет контрольное время, если не явятся — будем атаковать дом… Ох, что-то мне тревожно! Ох, не наделали бы они глупостей!

Напрасно она переживала. Портовый колокол еще не успел пробить двенадцать контрольных ударов, когда из черной тени дальнего переулка — совсем не оттуда, откуда ждали, вынырнули две знакомые фигуры.

— А вот и мы! — объявила сильфида радостно. — Заждались?

— Ну как там?! Что там?! Видели?! — расспрашивали лазутчиков наперебой.

— Видели, а как же! — ответила девица важно. — И колдуна, и принцессу, всех видели собственными глазами, вот как вас сейчас!

— Не «видели», а «видел», — пробурчал Хельги тихо. — Вечно ты преувеличиваешь!

Девица сделала вид, будто не слышит, принялась рассуждать вслух:

— У нас есть два варианта. Либо напасть прямо сейчас, под покровом ночи, либо подкараулить, когда похититель опять отлучится, и забрать принцессу тайно. Выкрасть.

— Экспроприация экспроприаторов, — прокомментировал демон-убийца непонятно. Не иначе, в другом мире подхватил выраженьице!

Но как ни велик был соблазн обойтись без боя — кому охота связываться с колдуном? — медлить и выжидать друзья не решились. Все потому, что с запада дул холодный ветер, гнал проклятые воды назад, к южным берегам. Может статься, уже утром откроется навигация, похититель снимется с места — и выпадет ли вновь такой удачный расклад, одним богам ведомо. Но даже если Черная Зыбь не уйдет так скоро, неизвестно, удастся ли проникнуть в комнату колдуна в его отсутствие. Уж наверняка тот не оставит ее без надежной защиты! И где гарантия, что злодей рано или поздно не почует слежку?

Вот почему даже самые благоразумные и осторожные из участников предприятия сошлись во мнении: атаковать надо без промедления, воспользовавшись единственным преимуществом — внезапностью удара.

Дэн слушал-слушал такие речи, а потом вдруг спросил с неприятной ухмылкой:

— Как-то не по чести у вас получается! Восемь грозных воинов против одного «дядьки средних лет»? При этом внезапность — ваше единственное преимущество? Герои, нечего сказать! Странный какой-то сценарий! С неувязочками! — Он все еще не мог безоговорочно поверить в реальность происходящего.

Хельги решил на него не обижаться. Из другого мира существо, с местной военной спецификой не знакомо — можно ли его за это винить? Надо просто объяснить, по-хорошему.

— Понимаешь, — принялся втолковывать сотник Ингрем, — боевой колдун — очень сильный противник. Если нет собственной магической поддержки, против него обычно выставляют сотню пехотинцев, а лучше две. Еще неплохо поставить лучников с флангов, стрелы в какой-то мере отвлекают его внимание. Можно пустить в ход легкие катапульты, только аккуратно, чтобы не зашибить своих. Потому что если колдун использует отражающий экран или, не дайте боги, щит Беллерота, ядра полетят обратно. И кавалерию вводить в бой нельзя ни в коем случае, кони непременно понесут, они совершенно шалеют от черных чар. Помню, однажды в Хемме…

— Хельги, милый, — перебила лектора Меридит, — мы не на учении по стратегии и тактике магического боя! У нас нет сотен пехотинцев, лучников и конницы! К чему столько лишней информации?

— Я просто хочу, чтобы он понял…

— Скоро сам поймет. Лучше один раз увидеть, как говорят в народе. Пора выдвигаться на позиции!

— Ох, боюсь, выйдет много случайных жертв! И ущерб городу будет немалым! — вдруг распереживался Аолен.

— Лес рубят — щепки летят! — цинично усмехнулась Энка. По ее личному мнению, в таком рассаднике скверны, как Аполидий, любая жертва придется только на пользу этому миру.

Разумеется, она сочла нужным немедленно ознакомить с этим мнением окружающих. Аолен ужаснулся. Но на Дэна разговоры впечатления не произвели. Он усмотрел еще одно слабое звено в цепи, дающее повод для иронии.

— А господин Ветлицкий говорил, что ты грозный и могучий демон-убийца! Так неужели тебе не по силам справиться с простым колдуном? — обратился он к Хельги.

— Ну… видишь ли… — немного смутился тот, не сразу подобрал нужные слова, — к сожалению, я настолько грозный и могучий, что вреда приношу несоизмеримо больше, чем пользы. Поэтому на демоническую составляющую моей сущности лучше не рассчитывать вовсе!

Дэн так и не понял, следует расценивать эту хитрую фразу как откровенное хвастовство или же считать ее примером редкой самокритичности?

А потом пришло время атаки.

Началась она с неудачи. После «случайного» визита Хельги, колдун надежно запер дверь на замок и запечатал заклятием. Вломиться в комнату вновь не получилось. Воспользоваться для штурма окном не позволяли высота и прочные кованые ставни-решетки — из-за повального воровства такие были в большом ходу по всему Аполидию. Но кансалонские диверсанты не привыкли отступать перед трудностями!

— Помнишь стены в нашем седьмом номере? — спросила Хельги сильфида. — По-моему, они не капитальные! Просто перегородки…

— Да хоть бы и капитальные! Плевать! — радостно вскричал Рагнар, способный, как известно, одним ударом проломить крепостные ворота. — Вперед! На штурм!

Постояльцы гостиного дома еще мирно спали на потертых шелках своих постелей, хозяин-гоблин и охранник-уриаш лежали внизу, в холле, связанные и с кляпами во рту — они хотели поднять тревогу, закономерно приняв ночных гостей за грабителей…

— Разбой, это же сущий разбой! — причитал Аолен. Он ясно видел: как бы ни обернулось дело, кому бы ни улыбнулась удача, им или похитителю, гостиному дому она не улыбнется точно. Редкая постройка способна устоять во время магической битвы! Или вообще никакая?

…Потом, когда все было кончено, Хельги честно пытался восстановить ход событий на страницах своего дневника. Но связная картина так и не сложилась. Он знал расстановку сил: Эдуард, Ильза и Орвуд внизу, под окнами, и клиент с ними, Аолен и Энка взяли на себя дверь, остальные трое крушат стену. Он помнил, как она рухнула от первого же удара — легкая дощатая перегородка, для видимости облагороженная дубовым шпоном. «Силы Стихий! Не придавило бы принцессу!» — успел подумать он, прежде чем началось.

Магическая битва — это всегда страшно. Магическая битва в замкнутом пространстве — страшно вдвойне… Впрочем, оно очень недолго остается замкнутым. Грохот и вопли, слепящие вспышки белых молний, сухой треск огненных шаров, нестерпимый запах гари, судорожные содрогания астрала…

Любой кансалонский воин в звании выше десятника обязан владеть основными приемами магического боя. Любой студент на университетской скамье постигает азы черного колдовства под вывеской курса «Прикладная магия». Кроме того, не следует списывать со счетов ту силу, что у нелюдей в крови, в природе их. А потому нельзя сказать, что нападавшие были совершенно безоружны. Но против профессионального боевого колдуна их сил было недостаточно, и даже внезапность удара помочь не могла. И пришел миг, когда им стало ясно: все кончено! Битва бесславно проиграна, гибель неотвратима… Но прошло еще немного времени, а гибель так и не наступила. Битва продолжалась, и в ней вроде бы даже наметился перелом — противник начинал выдыхаться. Молнии становились все краснее и короче, шары все мельче и тусклее, а защита все хуже держала удар… И не выдержала! Сияющий эльфийский шарик пробил ее насквозь и угодил колдуну точно в левый глаз! Видно, самим Силам Судьбы было угодно ниспослать своим Наемникам такую невероятную удачу! Придись удар в любое другое место — пожалуй, даже не оглушил бы. Но глаз — уязвимый орган. Шар выжег в нем дыру и проник внутрь черепа, прямо в мозг. Тут и пришел конец первому похитителю невест!

— Ах демон побери!!! — взвыла Энка. — Помер! Допросить не сможем!

— Да тьфу на тебя!!! — От негодования у Орвуда вздыбилась обгоревшая борода. — Что за характер! Не угодишь! Радовалась бы, что сами живы остались, чудом уцелели!.. Хватайте деву и бежим, пока тут все не рухнуло!!!

Напрасно он паниковал, напрасно победители спешили покинуть здание — оно устояло! Дом горел, но как-то вяло — не полыхал открытым пламенем, а дымно тлел в тех местах, куда пришлись самые сильные удары молний и шаров. Даже после утомительного сражения Хельги ничего не стоило затушить так и не разгоревшийся пожар — просто так, из любезности. «Хозяин ведь не виноват, что ему подвернулись такие неудачные постояльцы», — объяснил он родным и близким на случай, если кого-то удивили его действия.

Ущерб вообще оказался гораздо меньшим, чем можно было ожидать. Пятый номер и смежный с ним седьмой лишились дверей, перегородки и наружной стены, обстановка обгорела, крыша провалилась — и только. Другие помещения почти не пострадали, равно как и до смерти перепуганное мирное население из числа постояльцев и жителей соседних домов.

Победители молча переглядывались. Они хорошо знали, что такое настоящая магическая битва! Все помнили жуткое разорение средневекового Кансалона, учиненное злодеем Зебет-аб-Хакалом и его противником, сумасшедшим профессором Лапидариусом. Помнили выгоревшие кварталы Альгальда — там поработал Франгарон… Да, перечисленные маги были Великими, простой боевой колдун не может с ними сравниться. Но и против него обычно выставляют сотню или две пехотинцев, так написано во всех учебниках и инструкциях по военной стратегии и тактике.

— Ничего не понимаю! Фигня какая-то, — выразил общее мнение Эдуард, ввернув, для лихости, словечко из иного мира.

— Одно из двух, — изрекла сильфида после непродолжительных раздумий: — Либо мы незаметно для себя овладели редкой магической мощью, способной подавить любого противника, в чем лично я сильно сомневаюсь, либо похититель был паршивым колдуном… Прости, Аолен, плохим. — Последняя оговорка была вызвана тем, что вместо невинного староземского определения «паршивый» Энка на самом деле употребила его аттаханский аналог, имевший смысл откровенно непристойный; благородного эльфа услышанное заставило заметно покраснеть.

— Очень может быть, — спокойно согласился Хельги. — Ведь на самом деле мы не знали, какова его сила. Нам просто показалось, что он профессиональный воин, но мы могли и ошибиться… Поднимусь, осмотрю труп. Может, на нем есть какие-нибудь документы или знаки…

— Я с тобой! — обрадовалась интересному делу Ильза. — И клиента с собой возьмем, а то он все время ноет, что ему скучно!

Ох, не за то платил деньги Данила, чтобы созерцать обгорелые трупы с черепами, разорванными изнутри! Веселее от такого зрелища ему не стало.

— Другой раз, если тебя начнет тошнить, отойди в сторонку, — поучала Ильза не без тайного удовольствия. Ей нравилось выглядеть в глазах чужеземца опытным и бывалым воином, которому кровь и смерть — все нипочем. — Как нам теперь его осматривать, когда он весь в твоей гадости? Думаешь, приятно? И впредь лучше перед боем не ешь вовсе, раз у тебя такой слабый желудок.

Дэн хотел ответить, что во время ужина он еще не знал о предстоящем бое, и что желудок у него нормальный, в отличие от ситуации, и что покойник, хоть в «гадости», хоть без нее, — выглядит одинаково отвратительно, так что большой разницы он не видит, но новый рвотный позыв заставил его промолчать. Хорошо, отвернуться на этот раз успел!

Обследование карманов и скудного личного имущества убитого никаких сведений не дало. Не было при нем ни документов, ни других опознавательных знаков: родовых талисманов, меток на одежде, гравировок на оружии, писем. Ничего, что бы указывало на личность. «Пришел ниоткуда, ушел в никуда» — так поется в старинных староземских балладах… «Грустно, грустно… Зачем жил человек? За что был убит?» — думалось невольно… Стоп! А это что?! Человек ли?!! Нет! Не бывает у людей ушной раковины такой формы — с заостренной верхушкой и редуцированной мочкой! Это типичное строение уха народов фейско-эльфийской группы, тех, кого во времена Волшебной страны именовали фейри: сильфов, спригганов, моргай, дев корриган и прочих измененных тварей! И кожа у людей другого цвета — темнее, без голубоватого отлива… Нет, это не трупная синюшность, это природный оттенок! Лицо разворочено, разглядеть его черты невозможно, но это определенно не человек! И не под воздействием чуждых смертному сил внешность его приобрела те характерные особенности, по которым можно распознать профессионального колдуна, — она была такой с рождения! Это существо, несомненно, владело чарами, и гораздо лучше, чем все его противники вместе взятые, но жизнь его изначально не была посвящена колдовству. К таким выводам пришел магистр Ингрем, но значение своего открытия он осознать еще не мог.

Пока одни были заняты изучением трупа, другие, внизу, затеяли жаркий спор: стоит компенсировать гоблину материальный ущерб или нет? Эдуард с Аоленом считали, что обязательно. Орвуд противился, при горячей поддержке сильфиды.

— Еще чего! — злилась девица. — Да этот грабитель, решив, что мы пьяные и ничего не соображаем, пять золотых за одну ночь с нас содрал! Да за такие деньги мы смогли бы у какой-нибудь порядочной вдовы на целый месяц угол снять, еще и с пропитанием!

— Пять золотых за ночь?!! — возопил гном. — С ума сойти! А ты мне не сказала…

— Конечно, не сказала! Знала, что тебя сразу родимчик хватит. Подожду, думаю, пока дом не рухнет. Тогда ты, по крайней мере, будешь чувствовать себя отмщенным.

— А он не рухнул, зараза! А вы еще чего-то возмещать хотите! — бушевал почтенный Канторлонг. — Да этот гоблин наперед свое получил, и с лихвой! Все! Слышать больше ни о какой компенсации не желаю!.. Так! А где Рагнар?!

В доме был Рагнар. В холле на первом этаже. Пока остальные рядились, он под шумок удалился, отыскал пострадавшего хозяина, развязал и вручил ему мешочек золотых!

Всю обратную дорогу Орвуд поносил «этого оголтелого рыцаря» на чем свет стоит. Но тот только посмеивался в недавно отросшие усы (жидкие, клочковатые, очень некрасивые; пожалуй, стоило бы их сбрить, да руки все не доходили) и перекладывал бесчувственное тело принцессы с плеча на плечо — очень уж увесиста оказалась поклажа!

— Неужели это моя такая? — гадал он. — А что, мне нравится! Приметная женщина. Не красавица, конечно, ну да с лица не воду пить. Зато…

Что именно «зато» они так и не узнали. Рагнар хотел было сказать пошлое «есть за что подержаться», но вовремя сообразил, что в присутствии эльфа и юной девы — то бишь Ильзы, таких вещей говорить не следует. Да и перед Меридит вышло бы неловко, ведь прежде он ее любил, а она по комплекции была полной противоположностью принцессе.

— Да не твоя это! — разочаровала его Энка. — Ты портрет вспомни! Твоя светленькая, волосы кудряшками, мордочка кругленькая. А эта на лошадь похожа по всем статьям — хоть седлай, хоть запрягай! Это Эдуардова вассала невеста! Того ламарлинского хмыря, Гагена!

— А, — вздохнул Рагнар, — жаль! Я уже вроде к этой привык… тяжелая, зараза! В смысле прелесть… Тьфу! Запутался совсем! Ты точно уверена, что не моя?

— На медальон свой взгляни, если не веришь.

Видно, вопрос был для оттонского наследника очень важен, потому что он не поленился остановиться, сгрузить деву на плечи Хельги (тот в первый миг даже присел от такой тяжести) и извлечь медальон из-за пазухи. Затем Рагнар уговорил Аолена засветить, хоть на минуточку, магический огонь — утомленный битвой и исцелением ожогов, эльф еле справился с задачей, — после чего долго изучал портрет, но к окончательному выводу так и не пришел.

— Вроде не она, а там кто знает? Искусству доверять нельзя, я так считаю. Вспомните памятники Хельги, и наш, оттонский, и трегератский! Разве по ним можно судить: он — не он? Знаете, я у нее, как очнется, напрямую спрошу, чья она? А пока буду обращаться как со своей… Хельги, верни деву назад! Негоже, чтобы невесту не жених, а чужой мужик на руках таскал!

Подменный сын ярла был вовсе не прочь избавиться от такой обузы, но справедливости ради возразил:

— Я ей не чужой мужик, а будущий родственник со стороны мужа. Возможный родственник. Если она — это она… Тьфу! И меня запутал своими невестами! Забирай уже ее скорее, она брыкаться начинает! Похоже, чары спадают, очнется скоро!

Прогнозы демона были преждевременны — чары не развеялись. Всю ночь принцесса колобродила: то заснет на несколько минут, то вскочит, мычит бессвязно, порывается бежать… В общем, отдохнуть после трудного боя толком не удалось — стерегли заколдованную девицу. А к утру она затихла совершенно, будто оцепенела. Ни слова, ни жеста…

Из дневника Хельги Ингрема

Орвуд очень недоволен. Говорит, неужели она станет беситься каждую ночь? Аолен его успокаивает: покажем ее колдуну, тот снимет чары. Они не должны быть особенно сильны. Нам следовало бы давно догадаться, что похититель в колдовстве не мастер. Настоящий профессионал вряд ли стал бы использовать примитивное визуально-структурное перемещение. И уж, конечно, не сидел бы в Риморе, дожидаясь открытия навигации, нашел бы другой способ его покинуть — так считает Аолен. Пожалуй, он прав. Нас сбила с толку колоритная внешность, но теперь мы знаем, что обладатель ее не колдун, а просто нелюдь…

Максу слово «нелюдь» очень не нравится. В его мире оно носит выраженную экспрессивно-негативную окраску, что-то вроде «выродок». Это потому, что там обитают одни только люди. Для нас же оно значит просто «не человек, а другое существо», но Макс воспринимает его по-своему, уж не знаю, почему так происходит. Для меня вообще загадка, каким образом получается, что мы понимаем друг друга, общаясь на разных языках. Это явление из разряда высшей магии, не каждый может постичь его суть. Уж во всяком случае не я. Хотя происходит оно по моей собственной демонической воле. Ужасно неприятно! Такое ощущение, будто твоя правая рука не знает, что творит левая.

Но хватит о личном. Возвращаюсь к событиям бурной ночи, в частности, к клиенту. Все-таки он у нас редкостный осел, все больше в этом убеждаюсь. В реальность нашего мира его не заставила окончательно поверить даже магическая битва! Правда, в эпицентр мы его сдуру не пустили, для его же безопасности, а вид со стороны его не впечатлил. Происходящее, по его словам, выглядело «как простой фейерверк (огненная забава, устраиваемая с помощью горючего порошка), окончившийся пожаром».

«А как же труп? — спросила его Ильза. — Ведь ты видел его собственными глазами! Неужели в вашем мире принято убивать ради чьего-то развлечения? Или он, по-твоему, не настоящий? Тогда почему тебя стошнило?!» Но у Дэна и на это был готов ответ! Труп, говорит, настоящий, сомнений нет. Но это ничего не доказывает. Подобрали где-нибудь мертвого бомжа (нищего скитальца без роду-племени), загримировали и подпалили.

Услышав это, Орвуд разозлился, заявил, что не такая уж он важная птица, наш клиент, чтобы ради него одного закатывать столь сложные и затратные представления. После таких слов наш неверующий призадумался. Орвуд умеет убеждать. Гномов специально обучают этому искусству, весьма полезному в торговых делах…

Интересно, есть ли в Риморе приличные колдуны? Принцесса начинает дергаться. Опять спать не даст!

Колдуны в Риморе имелись, и неплохие, судя по отзывам горожан. Но расколдовать бедную деву не смог ни один. К кому ни обращались — посмотрят, головой покачают: «Где это она такие архаичные чары ухитрилась подцепить? В наше время и средства от них позабыты! Не один месяц уйдет на восстановление старинных рецептов».

Впрочем, была и обнадеживающая информация: чары спадут сами собой, причем гораздо раньше, чем будет найдено средство. Самое позднее — через месяц…

— А до той поры, — сокрушался гном, — каждая ночь будет пыткой!

— Что значит — каждая ночь?! — воззрилась на него удивленная сильфида. — Разве мы будем таскать ее за собой?!

— А куда ты ее денешь? — осведомился гном спокойно. — Во-первых, неизвестно, чья она невеста, наша или нет…

— Известно! Не наша! Это Рагнар, болван упрямый, не верит, а я какими хошь богами поклянусь: это невеста Гагена Ламарлинского! Пусть он ее и забирает!

— Пусть. Да только где он, тот Гаген?

— Отыщем! Завтра же и начнем! — не видела проблемы скорая на решения сильфида.

Но у нее обнаружился новый противник.

— Ну вот еще! — запальчиво возразил Рагнар. — Мы должны не Гагена искать, а других невест. Тем более если эта не моя! Забыла про рыцарский долг?

Орвуд благосклонно кивнул старому другу:

— Золотые слова! А до той поры, пока мы не найдем их, либо Гаген не найдет нас, придется держать деву при себе. На дороге-то не бросишь, в таком состоянии! Ведь мы в Аполидии, не где-нибудь!

— Никто и не говорит о дороге! Мы могли бы оставить ее у каких-нибудь приличных горожан или в доме для умалишенных. Определим на постой, заплатим денег за уход и стол…

— Чтобы ее снова украли?! Ну уж нет! Не за тем мы просадили кучу золотых на вызволение ее из плена!

Больше Энка не спорила. Только вздохнула утомленно:

— Кто о чем, а орк о лопате!

Зато Эдуард, дотоле совершенно равнодушный к участи заколдованной девы, вдруг заинтересовался:

— Думаешь, похитители невест захотят ее вернуть?

— Не исключено. Любому ясно — их целая шайка орудует. Разыщут по своим же чарам и захотят отбить! Мы теперь постоянно должны быть начеку, я так мыслю!

Как ни крути, а гномам в мудрости не откажешь! Орвуд будто в воду глядел! Или накаркал?

Еще три дня провели друзья в городе, в ожидании, не придет ли сюда Гаген, не сделает ли им судьба такой подарок? Не дождались. Двинулись дальше на юг на попутном судне «Пьяный киклоп». И снова гном нашел повод для недовольства: накладно стало путешествовать! Столько лишнего народу: сонная баба, дитя, два кальдорианца и клиент! И за всех плати! Сплошные расходы!

Дорога до Элидары вышла мирная как никогда. Суда, скопившиеся в Риморе за время Черной Зыби, двигались на юг большим караваном, и аполидийские пираты, обычно промышлявшие в здешних водах, нападать пока не решались. Морские чудовища тоже не беспокоили. Океан был спокойным, ветер — попутным. Тоска зеленая!

Чтобы хоть как-то развлечься, Энка взялась играть в кости с моряками, свободными от вахты. Они сразу признали девицу за свою и приняли в компанию. Но что за наваждение?! Прежде удачливая, она проигрывала раз за разом! Первым делом заподозрила новых приятелей в нечестности. Подралась, помирилась, села играть снова — с тем же результатом! Даже хуже! Она не просто проигрывала — неизменно оставалась самой последней! Такое фатальное невезение нельзя объяснить простым жульничеством игроков. Тем более что жульничать она и сама умела — не помогло!

— Боги и демоны! — причитала девица, совершенно ошеломленная происходящим. — Проклятие какое-то! Неужели от Хельги заразилась?! Прежде только он так играл!

Хельги помалкивал, отворачивался и вообще старался быть тихим и незаметным, как можно реже попадаться на глаза боевой подруге. Кто-кто, а он хорошо знал, где лежит корень ее бед! Помнил отчетливо, будто вчера дело было: вот стоит он лицом к лицу с врагом, Великим Пращуром, едва не погубившим мир, — и, ради их же спасения, проклинает родных и близких: «Чтоб вам никогда в кости не выигрывать!» Правда, он, не будь дураком, подстраховался тогда: «И чтобы никогда не узнать, отчего так вышло». Но, с учетом его нестабильных демонических способностей, не было никакой уверенности, что обе части проклятия окажутся одинаково действенными.

И вот теперь он прятался по углам, а сильфида шумно страдала.

— Что, много проиграла? — обеспокоился Орвуд.

Девица ответила исчерпывающе:

— Тебе лучше не знать!

Гном отложил в сторону книгу. Энка прикупила в Риморе «на дорожку» дамский роман о спящей красавице, но ей теперь было не до чтения, зато Орвуд — кто бы мог подумать! — втянулся!

— Идем! Мне всегда везло в кости. Отыграемся!

— Нет!!! — не выдержал Хельги, выскочил из своего угла. — Не надо! Не ходите!

Орвуд от неожиданности шарахнулся в сторону.

— Демон тебя подери! Напугал! Вот псих! Мы-то думаем, куда запропастился, в астрал, что ли? Чего это ты по закуткам хоронишься? И с какой радости нам не ходить?!

Хельги совсем смутился:

— Да это я так… Спал. А не ходить почему?.. Почему? О! Вспомнил! Сон мне был! Будто ты стоишь на капитанском мостике без штанов, в одной исподней рубахе, и жалуешься, что последнее с себя проиграл. Не оказалось бы в руку!

Отговорил. Не пошли. Надолго ли? «Отныне не станет мне в жизни покоя!» — горевал про себя демон-убийца. Но смиренно дожидаться своей участи он не желал — не так был воспитан. Проигрыш сильфиды следовало вернуть, иначе Орвуд не успокоится до конца плавания.

Сперва Хельги хотел привлечь к этому благому делу клиента — все равно зря болтается. Но передумал. Не хотелось чувствовать себя обязанным такому неприятному типу. И к тому же где гарантия, что тот согласится отдать выигрыш гному, не захочет оставить себе? Нет, для решения столь щекотливой проблемы нужна была персона более сговорчивая и поддающаяся влиянию. Кальдорианцы как раз подойдут!

Годрика и Спуна демон-убийца нашел на носовой палубе. Один предавался созерцанию безбрежной морской глади, взор его был затуманенным, лицо одухотворенным и отрешенным от мирских страстей — ни дать ни взять эльф или поэт! Второй стоял подле с обреченным видом и широко зевал со скуки.

— Вам в кости обычно везет? — огорошил их вопросом подменный сын ярла, решивший не тратить времени на преамбулу.

Юноши переглянулись едва ли не с испугом. Робели они пред демоном-убийцей, особенно когда оказывались с глазу на глаз.

— Мы… э-э… мы не знаем, — промямлил Годрик. — Мы никогда не играли в кости.

Хельги просиял:

— Вот и чудесно. Новичкам всегда везет! Хватит таращиться на ландшафты, пшли в кубрик!

— Зачем?!

— Так в кости играть! — удивился он их непонятливости.

Юноши не сдвинулись с места. Уже не страх — настоящий ужас отразился на их лицах. Ведь чувствовали, знати: каким бы милым и приятным в общении ни казался демон-убийца, добра от него ждать не приходится! Непременно введет в соблазн! «Вот оно, началось!» — холодила душу пугающая мысль.

— Но я… Но мы… Пресветлый Кальдориан не велит! Игра в кости — большой грех! — осмелился возразить Годрик.

— Это еще почему?! Что за глупости?! — В голосе Хельги звучало откровенное раздражение.

Юноши совсем сникли. Но отвечать пришлось:

— Как же иначе? Вино, бесчестные женщины и азартные игры отвлекают правоверных от благочестивых мыслей!

На миг Хельги задумался — идея показалась ему занимательной и не лишенной смысла. Но момент не располагал к философским раздумьям, на первой очереди стояло дело насущное. Следовало проявить суровость.

— Ах, вот как? Отвлекает? Ну-ка, скажи, правоверный ты наш, только честно, — обратился коварный демон к простоватому Спуну, — о чем ты думал минуту назад?

Вопрос застал беднягу врасплох, но он был не приучен лукавить, отвечал как на духу:

— Ну я… того… Я думал, поужинать пора. Нынче на камбузе жарили скумбрию, я думал, вот бы разжиться кусочком! Может, продали бы…

Глаза урожденного сприггана радостно сверкнули.

— И это ты называешь благочестивыми мыслями?! И боишься отвлечься?! Короче, поступим так. Годрик остается здесь и замаливает твои грехи, а ты садишься играть. Выиграешь — я самолично раздобуду для вас кусок скумбрии и принесу на блюдечке с голубой каемочкой! Идет?

Ему не посмели возразить.

…Трудно сказать, почему Силы Судьбы столь благосклонны к начинающим игрокам. Может, нарочно, чтобы втянулись? Спуну везло так, будто вся удача, что полагалась на долю проклятых Наемников, покинув их, перешла к нему. Он не просто отыграл деньги сильфиды — он их утроил! Настоящий азарт охватил его, непривычного к сильным эмоциям, — какое там благочестие, какой Кальдориан! Думать забыл! Хельги силой, за шиворот, выдворил расходившегося игрока из кубрика.

Моряки пробовали протестовать, причем мотивы у них были прямо противоположные.

— Э-э! Куда?! Назад!!! — рычали те, кто еще лелеял надежду отыграться.

— Правда! Чего привязался! Видишь, фартит парню, куда ты его поволок?! — шумели другие.

— Сам вали отсюда, не то… — буйные аполидийские матросы были настроены решительно, в воздухе запахло поножовщиной.

Не на того напали! Годы службы научили сотника Ингрема общаться с нижними чинами!

— Молчать! — рявкнул он тем особым голосом, что бывает только у лиц, облеченных безусловной властью, голосом, что моментально отрезвляет и заставляет рефлекторно вытягиваться во фрунт даже самых отчаянных головорезов. — Отставить разговоры! Время пришло, ему пора совершать вечернюю молитву! И если посмеете отвлекать его от благочестивых мыслей, вас настигнет карающая десница Пресветлого Кальдориана! И еще я от себя добавлю!.. Спун, идем скорее, скумбрия стынет! И Годрик уже устал замаливать твои грехи!

В итоге Хельги своего добился! Энка получила деньги, Орвуд — моральное удовлетворение, Спун — первый опыт грехопадения, а моряки дали себе зарок: больше ни с кем из странной компании северян в игру не вступать. Они вообразили, будто все это было нарочно подстроено магическим образом — и разгромный проигрыш рыжей девицы, и последовавший выигрыш толстого парня. Нечестными оказались игроки — а доказать ничего нельзя! Лучше с такими не связываться вовсе.

Отныне Хельги был в безопасности, по крайней мере, до прибытия в Элидару… Ах, если бы все остальные их проблемы можно было разрешить так же легко!

Из дневника Хельги Ингрема

Утром сошли на берег Элидары.

Боги Великие! Какое красивое название и какой грязный город! Уму непостижимо! Право, здесь хуже, чем в Джайхене, а ведь я был уверен, что более отвратительного места во всем свете не сыскать! Увы, ошибался. Видно, нет предела безобразию!

Я не буду вдаваться в подробное описание здешних «красот» и смущать почтенных читателей, случись таковым место быть, неэстетичными деталями элидарского быта. Ограничусь единственным примером.

Настал момент, когда у Ильзы возникла потребность посетить местную общественную уборную. Но увидев, что там творится, заявила, что впредь на арбалетный выстрел не приблизится к подобному заведению. Нам пришлось покинуть город, чтобы отыскать более или менее чистое место, где ей «не противно было бы присесть» (да простят меня почтенные читатели за прозу жизни).

Между прочим, мне казалось, что клиента вид элидарских отхожих мест тоже должен ввергнуть в ужас и вызвать возмущение. Но тот был вполне равнодушен. Интересно почему?

О гостином доме, после всего, что мы увидели, речи не шло. Стали лагерем в тысяче шагов от городских стен. Вряд ли нас ждут спокойные ночи — места здесь небезопасные, Пески Шаала под боком. Но из двух зол предпочтительно меньшее. Если бы мне предложили на выбор сотню тяжеловооруженных разбойников или сотню клопов постельных — богами клянусь, остановился бы на разбойниках! Не все со мной согласны, но в город, под крышу, не захотел никто.

Вот только бы принцесса ночью не сбежала! Не забыть начертить защитных кругов, да побольше! А деву, для верности, связать. Нет никакого интереса скакать за ней в ночи по пескам. Скорее бы уж очнулась!

Нападение произошло в первую же ночь, и поначалу никого не удивило. Равно как и не застало врасплох. Принцесса вела себя особенно беспокойно, всех перебудила — оно и к лучшему.

Нападавших было немного — десятка три зловещих фигур вынырнули из темноты. Но среди них был маг, а может, и все они владели астральным искусством, потому что нехитрую защиту наемников пробили, по любимому выражению дочери сенатора Валериания, «с полпинка». Прошли насквозь, будто ее и не стояло! Подкрались бесшумно, атаковали молча, без обычного разбойничьего посвиста и лихих выкриков. Меридит — была как раз ее очередь нести караул — позднее припомнила, что незадолго до нападения ее вдруг одолела странная, неудержимая сонливость. Только многолетний боевой опыт позволил ей взять себя в руки, справиться с наплывающими грезами. А если бы не справилась? Или караулил кто-то другой, более податливый сонным чарам? И если бы принцесса, пошлите ей боги здоровья, не принялась куролесить, — тогда что? Перерезали бы сонными — и привет предкам в их долине!

Обошлось, хвала Судьбе! Фактор внезапности не сработал. А дальше — дело техники.

К слову, техника боя у нападавших оказалась неважной. Но не разбойничьей, простонародной, как можно было ожидать, а наоборот: классические позиции, изящные, как в танце, движения, точные и сильные удары. Но безнадежно медленно и чересчур правильно — ни коварных ловушек, ни грубых приемов, вроде внезапного пинка сапогом под коленную чашечку или пригоршни песка в лицо. «В такой манере хорошо сражаться на рыцарских турнирах либо в благородных поединках, а не в настоящем деле! Красиво, а пользы чуть!» — очень точно охарактеризовал ее Рагнар. Единственным преимуществом противника было использование магии. Огненные шары мелькали над полем битвы, озаряя ночную тьму яркими вспышками. Но были они слишком слабы, чтобы нанести серьезный вред, лишь отвлекали, слепя глаза и оставляя небольшие ожоги на открытых частях тела.

На всех, кто знал толк в военном деле, эта битва произвела тягостное впечатление. Они чувствовали себя грубыми мясниками, вступившими в схватку с утонченными аристократами. Нападавшие вели себя на удивление благородно. К примеру, они поначалу не желали сражаться с ребенком. Что ж, с одной стороны, это объяснимо. Многие воины сочли бы малолетнего противника недостойным и не стали бы связываться. Но настоящие разбойники непременно постарались бы прибить, чтобы не путался под ногами. А эти — не стали! Мало того, дождались, когда девчонка сама угробила двоих, и только после этого стали воспринимать ее всерьез.

Тех же, кто сам уклонялся от драки — Годрика и Спуна, охранявших принцессу, чтобы под шумок не сбежала, — не трогали вовсе! И раненого, беспомощно рухнувшего им под ноги, добить не пытались — вот чудеса! Совершенно нетипичное для аполидийцев поведение!

Раненым оказался Дэн. Сперва он был благоразумен — отвел себе роль зрителя. Но скоро заскучал и решил на практике опробовать, чему научился в спортзале. Он не верил, что с ним может случиться что-то плохое, он даже не подумал об этом… А потому был очень удивлен, почувствовав резкую, раздирающую боль в бедре. И в первый миг даже не разобрал, что произошло, решил, будто просто ударился. Понял только когда тронул — и ощутил под рукой мокрое, липкое и горячее…

Дэн умел терпеть боль и крови не боялся — ему уж случалось получать серьезные травмы, да и трусом он не был. Свалиться наземь его заставило другое. Очень непросто впервые в жизни осознать, что не кого-нибудь чужого — не ночного дебошира, не загримированного бомжа, а тебя самого, родного и любимого, и не когда-нибудь, а прямо сейчас, по-настоящему, взаправду собираются убить! И единственный способ не быть убитым — это убивать самому! Вот к этому-то Дэн и был совершенно не готов!

Кровь толчками вытекала из колотой раны. Стало холодно, захотелось спать… Скоро он впал в забытье и пролежал на истоптанном песке до окончания боя.

Очнуться его заставили голоса. Двое — Хельги и Аолен склонялись над ним в свете костра и отчаянно спорили. Один хотел излечить раненого немедленно, как того требует долг врачевателя. Второй убеждал: надо повременить. Кровь остановили, чтобы сразу не помер — и достаточно. Если исцелить рану до конца, прежде чем клиент успеет в полной мере осознать случившееся, он опять не поверит. Ненастоящая, скажет, была — одна видимость.

— Не скажу! — взвыл Дэн, разобрав, что к чему. — Сделайте что-нибудь! Я же умереть могу!

Больше благородный целитель демона-убийцу не слушал. Отстранил решительной рукой и принялся за дело. Но Хельги не отставал, крутился рядом и капал пациенту на мозги:

— Ты смотри, смотри! Наблюдай, не отворачивайся! Видишь, дыра какая! Видишь, сколько кровищи натекло! Твоя, настоящая! На, лизни, чтобы не сомневаться потом! А сейчас не будет дыры! Глянь, прожилки пошли! Знаешь, что это такое? Это белок фибрин! Кровь свертывается! О! Уже и края стягиваться начали! Скоро не останется ничего!.. Аолен, ты бы помедленнее, он не успевает отслеживать процесс! Доказывай потом, что не привиделось!

— Нет, я кое-кого сейчас самолично пришибу!!! — не выдержал Аолен, заорал не по-эльфийски. — Сосредоточиться не дает! Меридит, забери своего брата куда-нибудь, ради всех богов! Не то…

— Да ладно, ухожу, ухожу! — Хельги поднял руки вверх, будто сехалец, сдающийся в плен. — Подчиняюсь грубой силе!

Возня с клиентом ему уже наскучила, нашелся другой интерес. Очнулся пленный, и Энка приступила к допросу, страшно гордая собой. Ведь именно благодаря ей удалось сохранить одного-единственного «языка» из пятерых, отложенных про запас!

Откуда им было знать, что побежденные враги покинут поле боя весьма неожиданным образом — уйдут через портал! И убитых своих утащат, и раненых, и оглушенных «языков»! Последнего сильфида успела сцапать за ноги и дернуть назад в последний момент, когда передняя часть его туловища уже скрылась из виду, растаяла в мерцающем сгустке магического тумана вместе с фигурами тех, кто его волок.

— Вот! И пришли они так же! Порталом! — радовалась открытию Меридит. — А я все гадаю, как не уследила, не заметила, откуда подкрались? Совсем, что ли, плохая стала и боевые навыки утратила?! А они, оказывается, через астрал махнули! Кто бы мог подумать! Странные, однако, в здешних краях разбойнички!.. Эй, ты! Отвечай, кто таков? Ну? — Она ткнула пленника сапогом в бок.

— Не мешай! — ревниво оттеснила ее Энка. — Мой «язык», мне и допрашивать! Вы своих проворонили!.. Говори! Имя, звание?! — Понятно, что воинского звания у разбойников обычно не бывает, просто сотник Энкалетте любила соблюдать форму допроса. — Цель нападения?! Не молчи, дядька, пытать станем!

— Пытайте! — был ответ. Голос пленника звучал глухо, но спокойно: — Я не вымолвлю более ни слова, ибо связан клятвой Мельдаха. И лучше смерть под пытками, нежели те мучения, что она сулит!

— Ой, правда! — захныкала Ильза, моментально проникшись сочувствием к несчастному. Помнила она, ох, помнила, как страшно умирал у них на глазах дефтский старик, как корчился и выл от невыносимой боли клятвопреступник Крысолов… — Ой, не троньте его! Он взаправду не может!

Энка на минуту задумалась. Если честно, ей тоже не хотелось подводить под Мельдаха живую тварь. Есть на свете вещи, о которых верно говорят в народе: врагу не пожелаешь!

— Ладно, — миролюбиво согласилась она, усаживаясь на песок подле распростертого тела пленника, — согласна. Можешь тайны ваши не выдавать. Но имя свое хотя бы назови, надо же тебя как-то называть? Или ты и его поклялся не разглашать?

«Язык» усмехнулся.

— Нет, отчего же? Могу назвать. Имя мое Этельред, лорд Уис… Нет! — вдруг перебил он сам себя. — Больше ни слова, хоть режьте!

Увы, поздно спохватился. Слово было сказано. До Мельдаха дело не дошло только потому, что обмолвка вышла невольной. Но плоды свои она принесла!

— Лорд?! — удивился Хельги. — Это еще что за имя? Собачье какое-то! У Макса есть сосед, у соседа кобель черной масти, у кобеля отношения с нашей Агнессой…

— Это не имя вовсе! — принялась разъяснять Меридит. — Это титул. Такие были в ходу в Волшебной стране, Карол Освободитель упразднил их после ее разгрома…

— Бывали мы в Волшебной стране, — сказал демон недоверчиво. — Что-то не слышал я там ни про каких лордов!

На это возразила Энка:

— Да мы в ней пробыли всего ничего! Что ты мог успеть услышать?! Были там лорды, верно Меридит говорит. Я читала такой исторический роман: «Молодой лорд Тэмлейн и его верный меч Коннон».

— Дамский был роман! — ехидно вставила Меридит.

— Дура! Не дамский, а куртуазный! Весьма занимательная история из жизни исчезнувшего народа дини ши. Рекомендую! — Последняя фраза была обращена к Орвуду, проявившему явный интерес к затронутой теме. «Спящую красавицу» он одолел на одном дыхании и был бы не прочь продолжить знакомство с жанром, столь презираемым кое-кем из рода дис.

Однако Рагнар был настроен скептически.

— Что же это, по-вашему, получается? Средневековые лорды из Волшебной страны, уничтоженной Каролом Освободителем, каким-то образом уцелели до наших дней и теперь промышляют разбоем в Аполидии? Грабят мирных путников? Что-то верится с трудом!.. Послушай, лорд… как тебя там?.. Эй!!! С тобой что?! Аолен, посмотри скорее, он не помер?!

— Жив, — констатировал подоспевший на зов эльф. — Но пребывает в глубоком обмороке, вызванном, судя по всему, не полученными в бою травмами, а нервным потрясением.

— Скажите нежный какой! — присвистнул рыцарь с пренебрежением. — И что же его так потрясло, хотелось бы знать?

— Наверное, наш разговор, — с ходу предположила Меридит, — больше нечему. Понял, что сболтнул лишнего и навел нас на нежелательные догадки, вот и расстроился.

— Очень может быть! — важно согласилась Энка, вопреки своей привычке вечно спорить.

Привести пленника в чувство оказалось непросто. Аолен провозился с ним не более четверти часа, обычно за такой срок он успевал исцелить тяжелый ушиб, глубокую ссадину или даже небольшую рану.

— Во развезло парня! — сочувственно вздыхал Рагнар, наблюдая за процедурой. Наконец несчастный со стоном зашевелился и даже попытался сесть, опершись на плечо лекаря.

— А знаете, что я вам скажу? — вдруг изрек Хельги, дотоле разглядывавший пленника с неподдельным интересом, будто заморскую диковину. — Покусай меня химера, если этот дядька не принадлежит к тому же народу, что и покойный похититель невест! Гляньте, какие у него уши! И кожа! Ну да, вам же в темноте не видно! Аолен, посвети, пожалуйста! — Эльф послушно зажег на ладони яркий магический шарик. — Теперь видите? И черты лица схожи, будто они родные братья!

— Ох, не простые это разбойники, думается мне! Уж не за принцессой ли нашей приходили? — вторил ему Орвуд.

— А-ах! — Глаза пленного закатились, он вновь лишился чувств.

— Ну так и есть! — с удовлетворением заключил демон-убийца.

Из дневника Хельги Ингрема

…Никакой другой информации от лорда получить не удалось — он помер. Покончил с собой. Мы же не знали, что его надо было стеречь, как невесту. Отпустили с миром, иди, сказали, на все четыре стороны. А он вместо этого достал нож и перерезал собственную глотку.

Клиента нашего этот поступок почему-то очень впечатлил, он даже снизошел до разговора с нами. Заявил, что считает самоубийц достойными уважения, ведь они сами выбирают свою судьбу, для них честь важнее жизни. И надо быть очень смелым, чтобы решиться на подобный шаг — в таком духе.

А я думаю, большей глупости и придумать было нельзя. Что за интерес целую вечность слоняться по Пескам Шаала в образе бесплотного духа? Ни поесть как следует, ни вообще… В Долину предков самоубийц не допускают, это всем известно. Там на этот счет очень строгие правила. Правда, никто точно не знает, существует ли та Долина на самом деле, или это просто миф, но лично я рисковать бы не стал. Уж если тебе так надоела жизнь — окончи ее на поле боя, подставившись под удар врага. Только действовать надо хитро, так, чтобы богам со стороны не было заметно, что ты нарочно. Тогда есть шанс попасть в Вальхаллу. По слухам, там довольно весело: павшие воины каждый день едят свинину, за столами им прислуживают валькирии и развлекают воинственными песнопениями… Впрочем, если все валькирии поют так же, как наша Меридит, может, и прав был пленник, избирая своей участью Пески Шаала? Из двух зол…

Ну вот! Теперь в дневнике клякса во всю страницу! Это потому, что Меридит без предупреждения дала мне по шее. Она, оказывается, подглядывала! И еще обзывает меня «диким фьордингом»! А сама разве лучше? Цивилизованные существа должны разрешать конфликты вербально, а не калечить родных и близких. И не портить их записи. Это неуважение к читателям, случись таковым быть.

Теперь о деле. Версия о похищении дев для продажи в сехальские гаремы, в свете последних событий, начинает казаться маловероятной.

Похитители имеют какое-то отношение к Волшебной стране, в этом не приходится сомневаться. О подданных королевы Мэб из исторических источников известно: были среди них и добрые твари и злые, но всех их, даже страшных слуа, отличало особое благородство, присущее в наши дни разве что рыцарям из числа людей и первородным эльфам. Такие не стали бы пятнать свою честь, промышляя торговлей живым товаром — на этой версии настаивает Аолен.

И уж конечно, ни за одну невольницу, будь она хоть трижды королева, в Сехале не выручишь столько денег, чтобы окупить полтора десятка жизней (примерно такое число полегло в последнем сражении с нами), — так рассуждает Орвуд.

Дэна его слова удивили. Неужели, говорит, в вашем мире коронованные особы ценятся так дешево? Орвуд ему объяснил, что для собственных подданных их жизнь вообще бесценна (в идеале). Но для чужих она ровным счетом ничего не значит, особенно для сехальцев, ведь империя от Старых Земель далеко, и никаких политических связей эти регионы не имеют. Понятно, что какому-нибудь сехальскому вельможе будет приятно похвастаться перед друзьями, мол, у меня в гареме есть настоящая северная принцесса — но не более того.

Тогда Дэн спросил, почему мы не хотим предположить, что принцесс увели ради выкупа? Оказывается, в их мире это обычное дело! Его самого однажды в детстве чуть не выкрали, прямо из учебного заведения. Только счастливое стечение обстоятельств помешало злоумышленникам…

Надо же как по-разному могут цениться дети! Казалось бы, все они одинаковы — глупые, шумные и прожорливые создания. Ничего хорошего, одним словом. Но меня в свое время папаша-ярл пытался сбагрить с рук, определить на воспитание за большие деньги — и то никто не брал. А клиента специально хотели украсть!.. Я его после этого даже как-то зауважал…

Тьфу, опять отвлекся! Короче, если целью похищения был выкуп — какой резон увозить принцесс за тридевять земель? Не проще ли спрятать неподалеку, послать письмо с угрозами типа: будете искать — убьем сразу — и как можно скорее просить золота? Чего тянуть? Ведь уже больше двух месяцев прошло, а наши похитители никаких требований не предъявили.

В общем, мы сошлись во мнении, что движут ими не коммерческие мотивы, а магические или матримониальные, как и предполагалось ранее. Рагнар и особенно Годрик этим выводом огорчены и встревожены.

А меня удивляет, сколько народу оказалось причастно к похищениям дев! Не одиночки этим занимаются, а целое преступное сообщество! Кто бы мог подумать! Орвуд предрекал, что освобожденную нами принцессу попытаются вернуть. Но он ожидал магических атак со стороны двух других «колдунов», а уж никак не массовых ночных набегов! Теперь он (Орвуд) опять каркает, что нападение было не последним, и лорды (будем именовать их так за неимением лучшего собирательного названия) вернутся. Они не успокоятся, пока не добьются своего…

Что ж, очень может быть. Они будут нападать, мы будем убивать, убивать… и сколько это продлится — одним богам ведомо!

Вот и задаю я себе вопрос: а стоят ли две невесты, из которых любимая только одна, вторая же и вовсе незнакомая, таких жертв? Может, похитителям девы и вправду нужнее, чем нам, если они готовы идти из-за них на смерть? И потом, речь ведь не только о лордах. Те, в конце концов, сами виноваты: хотят жить — пусть не лезут, не крадут чужих женщин.

Но при нашей атаке на гостиный дом мирные горожане не пострадали только чудом. Имеем ли мы моральное право рисковать невинными жизнями ради чисто семейного дела? Прежде, когда мы спасали Мир, тоже бывали случайные жертвы, но их можно было оправдать хотя бы кальдорианскими принципами, как бы мы к таковым ни относились. Теперь нашим неосторожным действиям никаких оправданий нет!

Энка говорит, и Меридит ее поддерживает, что идеи такого рода наемнику ни к чему. Нам платят, мы делаем свою работу, и жертвы при этом неизбежны. Это их судьба, и не в наших силах ее изменить. Так бывает всегда, на любой войне…

Да, раньше я рассудил бы так же. Но сейчас у меня как-то нехорошо, тревожно на душе. Не то чужой мир на меня дурно повлиял, сделал излишне цивилизованным. Не то эльф Иллуан, чья полупереваренная сущность подспудно гнездится во мне, опять стал незаметно пробираться в мое сознание. Как бы от этого паразита избавиться? Ведь если дальше так пойдет — недалеко и до сладкозвучных песен на заре!

Между прочим, наш эльф Аолен был очень доволен, услышав мои речи о морали. Сказал, что сам давно размышляет об этом, и рад обретению единомышленника. Тогда Рагнар тоже призадумался, а потом говорит: «Верно! Пошла бы эта Мальвия ко всем демонам! Не стоит она того, чтобы ради нее живых тварей гробить! Возвращаемся!»

Но тут Годрик расплакался (в буквальном смысле слова; у принцев, как правило, очень чувствительные натуры), простонал, что мы обещали и что без своей Люсии он жить не может и пойдет до конца, с нами или без нас, чего бы это ему ни стоило. Орвуд напомнил Рагнару о рыцарском долге, который еще никто не отменял, а мне велел не мутить воду своими философствованиями, подрывающими вековые устои нашего мира.

Согласен. Больше не буду мутить. Пусть все идет своим чередом. Силам Судьбы виднее, кому предстоит задержаться на этом свете, а кого ждут предки в своей Долине или Один в своей Вальхалле. Мы станем делать то, за что нам платят. Иначе моя собственная сестра по оружию перевоплотится в троллиху, а этого я не могу допустить ни при каких условиях!..

Будем считать, на сегодня я себя убедил.

— Надоели как собаки! — Энка в изнеможении растянулась на песочке, щедро забрызганном свежей кровушкой. — Третьи сутки выспаться не дают! Достали уже своими порталами! Как они их вообще открывают? Здесь что, узел силы? Хельги, ты бы в астрале посмотрел. Вдруг его можно куда-нибудь убрать? Подальше.

— Я уже смотрел, — отвечал демон потупившись. — Здесь нет никакого узла. Здесь есть я.

— В каком смысле? — удивилась девица.

— В магическом. Лорды находят нас по невесте, а портал открывают через меня. Помните, так однажды поступил профессор Лапидариус? Вот и эти…

— И ты, паразит, молчал?!! — Орвуд так и подпрыгнул, будто золото увидел, а ведь утверждал, что в ближайшие часы не сможет и пальцем шевельнуть, так мечом намахался!

Да, им пришлось немало потрудиться в ту ночь — противник учел прошлые ошибки и удвоил численность. Трудновато стало с ним справляться.

— Все!!! — завопил гном. — Больше ты с нами не ночуешь! Убирайся с глаз моих!

— Куда? — оскорбленно спросил Хельги.

— Куда?! — злобно зарычала диса.

— Без разницы! Лишь бы подальше от нас! Ко всем демонам!

— Я к Максу пойду, — решил изгнанник. — Он хороший человек, не гном какой-нибудь. Он не станет так бесцеремонно обращаться с родными и близкими.

На самом деле подменный сын ярла вовсе не был обижен, просто неумело притворялся, из вредности. Но Орвуд ему поверил, расстроился и весь следующий день был вежлив и предупредителен. Только что пылинки с «обиженного» не сдувал!

И все напрасно! Хельги замечательно отдохнул в гостях, на любимом диване, с Агнессой под боком. Остальные махали мечами полночи. Для открытия портала лордам хватило мощи одного-единственного магического потока, того, что связывал Хельги с сестрой по оружию! Да, такие у них масштабы, у демонов-убийц! Такими их создала природа, и личной их вины в том нет, чего бы ни говорили вредные гномы.

Поэтому на четвертую ночь Хельги остался в собственном мире.

…И снова был бой, и снова противник превосходил числом, но на сей раз вместо зрелых мужей явились зеленые юнцы, выучкой лишь немного превосходившие Годрика и Спуна.

Их не хотелось убивать, и всякий раз, прежде чем вогнать беспощадный металл в живую плоть, Ильза умоляла со слезами в голосе: «Уходи, дурачок! Ну чего ты к нам привязался?! Отступи, ради всех богов! Пожалей себя!» Нет, не слушались, рвались вперед с остервенелой решимостью обреченных. И гибли, гибли один за другим.

Так и погибли, не отступив. Все до единого. Даже забрать тела было некому, они остались лежать на песке, добычей для трупоедов-гулей и прочей нежити…

— Все! — решительно заявил Хельги наутро. — Так больше продолжаться не может! Я не Роггса Кровавый, чтобы плодить покойников без счета! Пора положить конец этому бессмысленному истреблению.

Энка скептически фыркнула:

— Каким образом, хотелось бы знать?! Это не мы на них, это они на нас нападают.

— Надо с ними поговорить по-хорошему, выяснить, что у них за обстоятельства.

— Ха! А то мы не пытались! Вчера им кричали-кричали, Аолен не столько сражался, сколько белой тряпкой махал: «Переговоры, переговоры!» Плевать они хотели на наши переговоры! Прут на рожон, глаза белые, бешеные! Совершенно невменяемые твари!

— А почему они нападают только ночью? Дураки какие-то! — неожиданно спросила маленькая Урсула и тут же схлопотала оплеуху от Меридит:

— Не лезь в разговоры старших!

— Чего ты ее бьешь? — вступился Орвуд. — Девчонка дело говорит! Днем мы порознь шатаемся по городу. Баба…

— Принцесса! — поправил Рагнар укоризненно.

— Принцесса, — согласился гном, — остается почти без охраны, приходи и бери! Чего же они зевают? Почему не являются?

— Наверное, не могут, потому что я не сплю, — неуверенно предположил Хельги. — Меня в последнее время беспокоило что-то, я думал, блоха кусает… Выходит, это не блоха была, а лорды. Днем я ее… их отгонял, но во сне, видимо, не чувствовал…

— Да-а! — протянула Энка с чувством. — Хельги, воистину ты не перестаешь меня удивлять! Как можно, будучи в здравом уме и твердой памяти, спутать блоху с толпой воинов и магов? Это ли не признак клинического идиотизма?!

Демон оскорбленно передернул плечами, но отвечать не стал. Он просто не мог придумать, что сказать в свое оправдание в ситуации столь нелепой и странной.

Зато придумалось другое.

— Бесконечные драки пользы не принесут, — заявил он, чтобы сменить тему, — и по городу слоняться надоело, от вони уже тошнит. Надо менять тактику.

— А именно?! — заинтересовался Эдуард. За несколько дней он успел возненавидеть Элидару настолько, что дал себе зарок: как только станет королем Ольдона, не полениться сходить на гадкий город войной и стереть его с лица земли. Далековато, конечно, но оно того стоит. Всякий уважающий себя политик должен заботиться о чистоте и гигиене родного мира!

— Портал! — молвил демон многозначительно.

— Портал? — переспросил принц. Замечтавшись, он упустил нить разговора.

— Вот именно! Когда лорды откроют портал, нам самим надо им воспользоваться, посмотреть, что там, на другом конце. Наверняка узнаем много полезного.

Благоразумный и предусмотрительный Орвуд тотчас ощетинился:

— Ну конечно! Чудесный план! Лезть в логово врага всей толпой: с кальдорианцами, детьми, снулыми бабами…

— Да принцессами же! — вскричал рыцарь возмущенно.

— Пусть с принцессами. От этого не легче!

— Но должно же быть уважение…

— Никто не говорит обо всей толпе! — поспешил вклиниться в их перепалку автор «чудесного плана». — Двоих опытных лазутчиков будет вполне достаточно.

— Допустим, — гном нашел новый повод для сомнений, — но как эти опытные лазутчики станут возвращаться назад? Думаешь, на том конце будут столь любезны открыть для них обратный портал?

— Не думаю, — терпеливо и без ложной скромности продолжил рассуждать сотник Ингрем. — Просто одним из лазутчиков буду я. Демонам порталы не нужны, мы вернемся через астрал, по той нити, что связывает нас с Меридит.

До этого момента диса слушала их спор вполуха, занятая важным делом. Она точила оружие к следующему бою. Но последняя фраза брата по оружию заставила ее отшвырнуть клинок и закричать:

— Минуточку! Что значит «связывает нас с Меридит?!» Ты что, собрался идти в разведку без меня?!!

— Разумеется, — подтвердил тот смиренно. — Я думал, пойдет Энка…

— Правильно думал! — радостно закивала дочь сенатора Валериания. — Отличный план!

— Идиотский план! — Меридит разошлась вовсю, орала в голос. — Ты бы меня, братец, на такое дело одну отпустил?! Нет?! Вот и я не согласна! В конце концов, сестра я тебе или кто?!

— Да ведь в этом-то вся суть, — уговаривал тот. — Между нами магическая связь! Ты для меня как маяк. Если пойдем вдвоем — не сможем вернуться!

— Не-а! Не сможете! — ехидно ухмылялась вредная сильфида.

— Да неужели? — Ответная улыбка дисы напоминала оскал голодного упыря. — Сможем, не беспокойся! Кто сказал, что у Хельги должна быть только одна сестра по оружию? Ты вполне можешь стать второй! Прямо сейчас!

— И не надейся! Когда-нибудь потом — с радостью. Но только не сейчас. Я не дура, сама себя удовольствия лишать!

— Тогда Ильза! — быстренько подыскала новую кандидатуру Меридит.

Отказа она не ждала и была очень удивлена, когда девушка вдруг изменилась в лице и пискнула сдавленно:

— Нет! Я не могу!

— Это еще почему?! — Суровая и прямолинейная диса не в состоянии была уловить тонкие движения юной девичьей души. — Чем тебе Хельги не угодил?!

— Угодил… — Бедняжка чуть не плакала. — Только…

— Что «только»?!

— Отстань от нее! — сердито велела Энка боевой подруге. — Нельзя быть таким бесчувственным чурбаном! Неужели трудно понять, что она, бедняжка, не теряет надежды на связь иного рода, нежели сестринская?!

Ильза одарила заступницу взглядом, полным немой благодарности: вот как она умеет ловко и затейливо все объяснить — никто посторонний даже не догадается, о чем речь, только Меридит! Правда, Хельги, наверное, тоже догадался, потому что вдруг закашлялся и принялся разглядывать небо с таким интересом, будто нашел там что-то диковинное. Но это не страшно, ведь ему давно известно, что она его любит. Так нелишне и напомнить иногда.

— А я вот чего не понимаю… — Аолен поспешил вступить в разговор отчасти для того, чтобы загладить неловкость. На самом деле все обо всем догадались, даже Дэн. — Ведь мы связаны общей судьбой, такие узы крепче кровного родства. Так почему Хельги не видит в астрале их?

— Да все я вижу, — откликнулся демон с досадой. — Все мы спутаны в оранжевый клубок, и от нас тянутся нити в разные стороны: в Ольдон, в леса кланов, еще демон знает куда. И все они разные — то ярче, то бледнее, то уже, то шире, и между собой перехлестываются, и в одну сливаются, и снова расходятся. Вот только разобраться в этой путанице совершенно невозможно. Зато наша с Меридит сиреневая нить всегда яркая, ровная, заметная. Ни с чем не спутаешь, разве что…

— Вот и прекрасно! — не стала дослушивать диса. — Сейчас мы вторую такую организуем! Ровную и сиреневую! С сестрой не вышло — будет брат. Эдуард, иди-ка сюда!

— Э-э! Ты чего! — попятился демон едва ли не с испугом. — С ума сошла?! Его нельзя!

— Силы Стихий! — Девица потеряла последнее терпение. — Его-то почему?! Он что, тоже рассчитывает на связь иного рода?!

— Фу! Зачем ты такие гадости придумываешь? — оскорбился принц. — Ни на что я не рассчитываю! Можно меня!

Но бывший наставник считал иначе.

— Умолкни, несчастный! Сказано, нельзя, значит — нельзя! Ты головой своей подумай! Кто из нас по праву старшинства окажется законным наследником ольдонского престола?! Лично мне такого счастья даром не надо!

Эдуард пожал плечами. С одной стороны, он не видел ничего плохого в статусе наследника престола. С другой, ему по большому счету было безразлично, кто будет сей статус иметь — он сам или новообретенный старший брат. Ведь судьба-то у них одна. И потом, Хельги — личность особенная: могущественный демон, ученый магистр, опытный воин. Наверняка из него получится отличный правитель, способный принести много пользы своему королевству…

Но подменный сын ярла был настроен категорично:

— Не желаю я приносить пользу королевству! И без того забот хватает! Судьба сделала тебя наследником, вот и исполняй свое предназначение сам, нечего на других ответственность перекладывать! Слишком много вы от меня хотите — чтобы и демоном я был хорошим, и богом, и королем. Устал я от всего этого!..

— Да ладно, чего ты развоевался! — хлопнул его по плечу Рагнар. — Не подходит Эдуард — бери в братья меня. Я тебя старше.

— Уж насколько ты там меня старше! Год-другой разницы, подумаешь!

— Неважно. Когда речь идет о престолонаследии, учитываются даже часы!

Но Хельги заявил, что и это не выход. Мало ли как может повернуться судьба? Вдруг Рагнар чем-то прогневит папашу и тот лишит его наследства? Или — тьфу-тьфу, не дайте боги, — помрет прежде времени? Тогда младшему брату достанется Оттон. Хрен редьки не слаще.

— Уж очень ты разборчив в родстве, — покачал головой рыцарь. — Ну коли наследники тебе не годятся, остается Орвуд. От него ты ничего, кроме золотой ванны, не получишь.

— А я? — спросил Аолен с легкой обидой. — Обо мне забыли?

— О тебе я не забыл, — отвечал Рагнар, — но и о тетках твоих тоже помню. С тобой у них дело не сладилось — как знать, не придет ли им в голову посадить в дупло нового племянничка? Вдруг они еще того… не утратили надежды заполучить в роду… этого… как его?

— Оннолэннона! — услужливо подсказала сильфида.

Аолен нахмурился. Сказал с чувством:

— Больше никогда не произносите при мне это слово!!! Это выше моих сил! И глупостей не выдумывайте. Мои тетки — дамы старой закалки. Никого, кроме чистокровных эльфов, они не считают полноценными существами. Появление в роду онэльна станет для них трагедией, и одно только предположение, что таковой способен стать оннолэннон, покажется неслыханным кощунством. Так что Хельги в полной безопасности, и нет никаких препятствий нашему братанию.

— Погоди! — опешил рыцарь — Ты же сам сказал: тетки, трагедия… Хочешь нажить семейную проблему?!

— Ах! — драматически воскликнул эльф. — У меня уже столько семейных проблем, что одной больше, одной меньше… Короче, Хельги, ты согласен?

— Эй! Стойте-ка! Ведь обо мне раньше речь шла! — вдруг опомнился Орвуд. — Чего это вы на Аолена перескочили?! У меня право приоритета!

Если бы кто спросил, гном и сам не смог бы точно ответить, отчего ему вдруг так приболело заполучить Хельги в братья. Видят боги, он не искал личной выгоды, не задумывался о том, что смертный, имеющий в родне могущественнейшего и опаснейшего из современных демонов-убийц, автоматически перестает быть простым.

Наверное, это дамские романы настроили почтенного Канторлонга на сентиментальный лад. На Хельги, решил он, действительно слишком многое свалилось за последнее время, неудивительно, что тот жалуется на усталость. Как демон, он слишком молод для того груза ответственности за судьбы мира, что лег на его плечи. Ему совсем не повредило бы иметь умудренного жизнью, здравомыслящего и предприимчивого старшего брата, способного помочь советом и делом, проявить родственную заботу и предостеречь от неверных шагов… К тому же ему, бедному, прежде так не везло на братьев, попадалось демон знает что — дикие берсеркеры, сектанты-извращенцы, проклятые гоблины… Пора положить конец этой нездоровой тенденции.

В общем, намерения у Орвуда были самые благородные, и уступать потенциального родственника какому-то неблагонадежному эльфу (для гномов неблагонадежны все эльфы, даже хорошо знакомые) он не собирался. Беда в том, что Аолен рассуждал примерно так же. В результате они сцепились, и едва не дошло до драки.

— Чего вы разорались, как два больных ишака? — урезонила их Меридит; как сторона заинтересованная, она желала скорейшего разрешения вопроса. — Для чего, по-вашему, придуман жребий?

Соперники переглянулись — и не стали возражать против «ишаков».

Трудно сказать, какими соображениями руководствовались Силы Судьбы, назначая брата для демона-убийцы. К примеру, Меридит, при всей любви и уважении к гному, однозначно предпочла бы эльфа, как персону менее занудную и не склонную к нравоучениям. Ведь он автоматически становился и ее старшим братом! Но Высшие Силы распорядились иначе. Десять раз подряд был кинут жребий — сначала чтобы было наверняка, потом просто из любопытства — и каждый раз, вопреки всем теориям вероятности, он указывал на Орвуда!

— Видите! — торжествовал победитель. — А вы сомневались!

Процедуры такого рода всегда выглядят излишне пафосными, глуповато-театральными: торжественные формулы клятв, смешение капель крови на лезвиях мечей… Однако они действуют почти безотказно.

— Ну что, получилось?! — пристала Меридит, едва дождавшись окончания церемонии. — Возникла новая нить? Ровная и сиреневая? Хельги, ты бы в астрале посмотрел, а то ночь скоро!

Демон послушно заглянул в астрал.

— Получилось. Только нить не сиреневая, а ближе к фиолетовой. Оттенок другой…

И вновь диса не дослушала, перебила:

— Какая разница! Лишь бы была!

— Видишь ли, небольшая разница есть… Не то чтобы принципиальная, но все-таки… как бы это объяснить…

Хельги что-то темнил, не желал говорить прямо. А Меридит не стала вникать. Сами понимаете, напрасно. Будь она понастойчивее, задайся целью выяснить правду — узнала бы, что такая точно нить, фиолетового оттенка, у ее брата по оружию уже была! Догадываетесь, к кому она вела?

В вопросах, касающихся магии, никогда и ничего не следует планировать заранее — что-нибудь обязательно пойдет наперекосяк! Казалось бы, чего проще: дождись, когда враг откроет портал, и шмыгни в него, пока твои соратники отвлекают на себя внимание противника. Но это только на словах получается так гладко. А на деле какая-нибудь досадная мелочь способна поставить все предприятие на грань срыва.

В нашем случае такой «мелочью» оказался Хельги — его одолела бессонница!

Прохладная мгла сгустилась над Элидарой и ее окрестностями. Луна выкатилась из-за горизонта, низкая и огромная, зловеще-кровавого оттенка — на нее неприятно было смотреть. Воздух наполнился ночными шорохами и перешептываниями; пришлось погасить костер, чтобы не привлекать мелкую плотоядную нежить (защитные круги в ту ночь ставить не стали, они помешали бы самим лазутчикам). Час шел за часом, один часовой сменял другого — Хельги не спал, будто проклятый!

И чем старательнее и добросовестнее он пытался заснуть, тем хуже у него получалось. Мелкие гадкие подрагивания астрала, те, что он раньше принимал за укусы блохи, отчаянно раздражали и не давали сомкнуть глаз.

— Терпи! — велел старший брат. — Не чешись, ты им мешаешь! Они так до завтра портал не наведут! Сделай вид, что ничего не чувствуешь. Представь, будто это обыкновенный комар.

Хельги представил. Не помогло. Потому что комар комару рознь. Если ты, к примеру, устроился на ночлег под открытым небом, и над тобой вьется, звенит легкая стайка комариков, пусть даже куснут время от времени — это одно. Это можно стерпеть. Завернулся в попону, прикрыл лицо и руки — и спи себе дальше.

Но совсем другое дело, когда в замкнутом пространстве комнаты заведется один-единственный кровопийца и будет монотонно, будто вытягивая из организма все жилы, зудеть над ухом, то угрожающе пикируя вниз, то отдаляясь. Когда лежишь и думаешь: «Пусть бы уже укусил, зараза, лишь бы отстал!», но он не отстает, продолжает одолевать. Это совершенно невыносимо! И нужно иметь поистине железные нервы, чтобы не сорваться с места, не поскакать по комнате с башмаком в руках в бесплодных попытках избавиться от невидимого ночного мучителя…

Так вот, попытки лордов открыть портал вызывали у демона-убийцы очень сходные ощущения. И он не выдерживал, отмахивался. И все начиналось сначала.

Чтобы заснуть, он стал считать овец. По рекомендации Эдуарда — так его в детстве учила няня. Старинный, проверенный способ деревенских бабок-ведуний. Тоже не помогло. Овцы не желали чинно, по порядку перепрыгивать через заборчик. Стая слепней гналась за ними, и они разбегались врассыпную.

Тогда Аолен посоветовал слагать вирши. Якобы поэзия благотворно влияет на психику. Послушался, стал слагать, вопреки собственным клятвам и зарокам. Получилось вот что:

Что именно было «когда», Хельги сочинить не успел. В караул заступила Меридит и сказала, что стих неудачный, потому что плохо выдержан размер. И продолжать его не стоит — читатели, случись таковым быть, непременно решат, что не воин писал, а нежная дева корриган. И вообще, самый верный способ заснуть — это попытаться воспроизвести в памяти первую главу «Основных положений современной теоретической магии».

— Почему именно первую? — полюбопытствовал магистр Ингрем.

— Потому что второй у тебя в памяти никогда не было, — последовал ответ.

Метод дисы подействовал, хоть и не сразу. До рассвета оставалось чуть больше часа, когда шагах в десяти от стоянки, прямо из ничего, сгустилось тускло мерцающее облако магии.

Воспользоваться порталом оказалось очень легко — нападавшие в мыслях не держали его охранять. И внезапное исчезновение двух воинов с поля боя осталось незамеченным.

Равно как и появление их на другом конце.

Место, где очутились лазутчики, можно было без малейшего сомнения идентифицировать как магическую лабораторию. Но не простую, а очень богатую и, если можно так выразиться, изящную. Интерьер ее был полон изысканного, благородного очарования старины. Здесь ничто не напоминало о грубости нашего утилитарного времени. Каждый предмет обстановки, каждая деталь оборудования были тщательно подобраны и являли собой едва ли не произведение искусства.

Колбы и реторты тончайшего и чистейшего дутого стекла, искрящиеся в свете ароматных масляных ламп, походили на радужные мыльные пузыри. Склянки с реактивами и бутыли с зельем имели столь очаровательные формы, что больше подошли бы для хранения драгоценных благовоний; не каждая современная модница могла бы похвастаться такими в своем арсенале. Узор кованой решетки на маленькой жаровне был затейлив, как дольнское кружево; такой же орнамент украшал ажурные ставни стрельчатых окон. Изгиб мебельных ножек выглядел так игриво, что казалось, будто все эти позолоченные столики и креслица, открытые шкафчики и кованые сундучки готовы в любую минуту сорваться с места и пуститься в пляс. На низком диванчике с бархатной обивкой цвета бедра испуганной нимфы лежали шелковые сехальские подушки, расшитые стеклярусом и жемчугом. Терракотовые плиты пола прикрывал светлый длинноворсный ковер с вытканной на нем пентаграммой. Был он безукоризненно чист — видно, тех демонов, чье появление обычно сопровождается пламенем, копотью или, наоборот, зловонной слизью, здесь никогда не вызывали.

В общем, если бы профессиональной магией надумала заняться юная сентиментальная дева, не лишенная художественного вкуса и материального достатка, ее лаборатория выглядела бы именно так.

Однако голоса, доносившиеся из-за дверей и неуклонно приближающиеся, были отнюдь не девичьими, равно как и тяжелая поступь.

Между высоким, под потолок, шкафом, посверкивающим золотыми обрезами книг, и камином обнаружился вход в маленькую кладовку, скрытый кокетливой шторкой с длиной бахромой. Туда-то, за неимением лучшего укрытия, и юркнули лазутчики, замерли, затаив дыхание.

Спустя несколько секунд в лабораторию вошли двое. Их разговор был продолжением начатого ранее.

— …Мы уже потеряли половину наших воинов, — сказал резкий и громкий голос; обладатель его явно привык не просить, а отдавать команды. — Не кажется ли вам, почтенный Ллевелис, что противостоящие нам твари слишком хороши для простых наемников?

— Я никогда не утверждал, что они простые, милорд, — отвечал глухой старческий голос, он звучал тихо, но без подобострастного заискивания; собеседники говорили на равных. — Королевские семьи могут себе позволить нанять самых лучших.

— Однако в магии они не сильны, ведь так? Почему бы не выставить против них Эрсилана и Турольда? Они уже исполнили свою миссию…

— А мы уже лишились Корделла, не забывайте об этом, милорд! Еще одна потеря окончательно подорвет наши силы.

Мы не можем рисковать мастерами. Когда пробьет заветный час Возрождения, мне не обойтись без учеников.

— Когда он пробьет, нам не обойтись без девы! Мы должны вернуть ее, во что бы то ни стало! Оправдан любой риск!

— Нет, милорд, не любой. Если мы не вернем дайрскую принцессу, используем запасной вариант. Снарядим экспедицию в Сонное королевство. Но раздобыть другого мага мы не сможем. Подумайте об этом, милорд!

— Думать будем не мы с вами, а королева! Я немедленно отправлюсь к ее величеству с докладом!.. — Тут резкий голос стал звучать мягче, будто просил прощения: — Поверьте, я очень ценю, я глубоко уважаю вас, почтенный Ллевелис. Но я больше не могу жертвовать своими воинами…

— О, я не осуждаю вас, милорд! — был ответ. — Поступайте, как сочтете нужным. Мы делаем общее дело, и в спорах, как говорили древние, рождается истина… Во имя Возрождения, милорд!

— Во имя Возрождения, Мастер!

Входная дверь захлопнулась под мелодичный звон колокольчика. Тот, кого называли милордом, ушел. Мастер остался. И был он слишком стар, чтобы допрашивать его по всем правилам. Ведь и Меридит и Хельги были приучены уважать старость. Но был он маг, и как бы не из Великих. Такого нельзя просто связать и оставить с кляпом во рту, чтобы не мешал разведывательной миссии. Проще всего было бы убить — опять же, мешало воспитание.

Оставалось одно — сидеть в кладовой и ждать, как станут развиваться события.

Из дневника Хельги Ингрема

Довольно долго ничего не происходило, и я успел три раза порадоваться, что в разведку пошла Меридит. Энка на ее месте начала бы со скуки творить разные глупости, ей никогда не хватало выдержки. Меридит же способна сидеть в засаде часами, да еще и меня удерживать, чтоб не дергался. Потому что я тоже не могу похвастаться долготерпением.

Кладовка была очень тесной и загроможденной всякой ерундой, мы не могли даже шевельнуться из опасения чего-нибудь задеть и обнаружить свое присутствие. Вдобавок в ней пахло кардамоном, а я с него чихаю. Какого труда стоило сдерживаться — словами не передать!

Пока мы прятались, хозяин спал на своем розовом диване, но очень беспокойно — нечего было и думать проскочить мимо него к двери. Он возился, кряхтел и стонал так выразительно, что на ум невольно приходило мудрое народное изречение «старость не радость». Прирезать его у нас рука не поднялась, хотя это было бы самым разумным.

Мы заскучать успели, а он отдохнуть — нет. Возле камина открылся портал, из него начали вываливаться наши враги, и живые и трупы. Сразу стало очень шумно: кто стонал, кто бранил наших, на чем свет стоит, кто орал в голос от боли. У меня от такого гвалта тоже заболели уши, а в голове осталась только одна дурацкая мысль: «Хоть бы они не заляпали кровью ковер»! Глупость какая! Что мне за дело до чужих ковров?

Обзор из нашего укрытия был много хуже, нежели слышимость; о происходящем снаружи мы судили больше по звукам — через щелку в поле зрения попадало лишь узкое пространство от окна до бархатного ложа. Именно на это ложе стали водружать раненых для исцеления, одного за другим. Их было много, и на помощь старому магу пришли еще двое — наверное, это о них говорил милорд, имен я не запомнил. Готов поклясться на крови — именно они занимались похищением принцесс! На того типа, что мы угробили в Риморе, походили, будто родные братья. Не исключено, что таковыми и являлись. Печально, потому что иметь кровником профессионального мага или колдуна, пусть даже не самого сильного, — врагу не пожелаешь.

Отсюда печальный вывод: обе невесты — и наша и кальдорианцев — уже доставлены в пункт назначения, надежды перехватить их по дороге больше нет, и задача наша многократно усложняется. Потому что одно дело — напасть на заштатный гостиный дом, и совсем другое — на королевский замок. Ведь именно в замке, судя по видам из окна и разговорам окружающих, мы находились в тот момент. Знать бы еще, в каком королевстве!

Суета постепенно улеглась, помещение опустело. Нам с Меридит захотелось выбраться из лаборатории, разведать, что там, снаружи. Не тут-то было! Понятно, что оконные решетки и дверные запоры для нас большой помехой не являлись. Скажу без ложной скромности, что не построили еще в нашем мире такую дверь, какую мы с Меридит не выломали бы совместными усилиями. Беда в том, что на них лежали мощные защитные чары, только специалист смог бы их преодолеть. Или нормальный демон. Ненормальный, то есть я, тоже пробил бы, но при этом (не со зла, а из-за неспособности соизмерять усилия) камня на камне не оставил бы от замка, а может, и от всего королевства. Прибило бы всех невест… То-то было б расчудесно!

Зря я так! Тьфу-тьфу, чтоб не накаркать! Надо проследить, чтобы дневник не попал в руки Рагнару, а то выйдет очень неловко… Хотя читает он еще плоховато и вряд ли разберет мой почерк.

Итак, оставив бесплодные попытки выйти наружу, мы принялись обыскивать лабораторию. Банки-склянки нас, естественно, не интересовали. Мы просматривали книги и свитки с записями. Сначала шла сплошная магическая премудрость, в которую не хотелось вникать. Но потом на глаза попался рукописный пергамент. «Путь к Возрождению» — так он был озаглавлен! Мы сразу поняли: оно — и спер… в смысле реквизировали его! Изучать текст на месте у нас просто не оставалось времени — за дверью вновь раздались шаги. Вернулись в кладовую, но именно к ней направлялся вошедший. Пришлось ретироваться через астрал.

Вот тут-то я и дал маху.

Меня не захотели слушать, а ведь я честно пытался предупредить, что Орвуд станет не первым моим братом! И речь идет не о подменном братце Улафе, с ним нас ничего не связывает, кроме юридических отношений. Имеется у меня и более экзотическая родня!

Короче, я опять перепутал нити.

…Камень просвистел над ухом, ударился о край склона, с шумом покатился вниз, увлекая за собой целый шлейф маленьких валунов.

Лазутчики ошалело начали оглядываться. Они-то рассчитывали на объятия родных и близких, а вместо этого… Орки! Орки повсюду! Целая толпа, с мечами, пращами и боевыми лопатами! Звенит сталь, ревут луженые глотки, и грохот близких обвалов откликается им…

Бежать! — было первым, самым благоразумным порывом. Но тут…

— О-го-го! Братан с сеструхой явились! Ну теперь пойдет дело! Бей нижних гадов!!!

Родственные связи — это не просто слова, не формальность, которая ни к чему не обязывает. Долгие месяцы Хельги с Меридит если и вспоминали о существовании брата по пролитой крови, то исключительно в качестве повода для шутки. Но услышали его ликующий вопль — и вдруг осознали, отчетливо и ясно, что нет для них сейчас дела важнее, чем «бить нижних гадов»!

И били, били, не как наемники — хладнокровно и равнодушно, а яростно и самоотверженно, как солдаты, защищающие родину от злого врага. И потом, когда бой был выигран, совершенно искренне обнимались не только с самим Тагчеффахгхором, но и со всеми желающими из числа его соплеменников. И плевать им было, что орки страшные, вонючие и вообще проклятые твари, извечные враги всех народов Староземья! В семье, как говорится, не без урода. Пусть страшный, пусть вонючий — а все-таки свой!

Со дня их первой встречи, Тагчеффахгхор изменился в сторону, скажем так, укрупнения. Он и прежде не был худым, а теперь и вовсе раздобрел, заматерел не от возраста — от сытой жизни; уже и горб наметился, а в горбу, как известно, жир! Писаным красавцем стал по орочьим меркам!

Длинная резаная рана на плече и кровавый фонарь под глазом не мешали ему шумно радоваться нежданному свиданию с родными. Орки — народ злой и жестокий, никто не отрицает этого, даже они сами, но орки умеют быть благодарными.

Тот день, когда Тагчеффахгхор по неосторожности свалился со скалы, едва не погиб, зато обрел брата по пролитой крови (а с ним еще целую кучу разномастной родни) стал поворотным в его судьбе. Исполнились самые смелые мечты!

Дом был перенесен от края плато к самому его центру, установлен рядом с кузницей. И бронзовый символ жизни красовался перед ним на высоком древке — каждому прохожему издали было видно, какие важные господа тут обитают!

Большой войны покамест не случилось, но в короткие набеги шагал Тагчеффахгхор во главе сотни — в его-то годы! — а не плелся, как прежде, в хвосте колонны. И «жирным бараном» его больше никто не смел обзывать, хотя весу в нем, прямо скажем, не убавилось. А староста их селения если не кланялся первым при встрече, то только потому, что был его собственным отцом! Прежний староста — тот, что презрительно отворачивался в ожидании поясного поклона, — очень кстати помер, погиб в пьяной драке. Кого же было поставить на его место, как не Суптруххора? Кто еще из зрелых мужей плато мог похвастаться, что у него в родне ходит могущественнейший и опаснейший из современных демонов-убийц? Разве что сам Тагчеффахгхор, да он пока летами не вышел.

Да, взлетел их захудалый род на невиданную высоту. Даже верховные вожди стали с ним считаться. Иные нарочно приходили из внутренних областей сюда, к границе, — посмотреть, рядом постоять с родней высшего демона. За честь почитали!

Как же его, демона, за то не любить? Как отпустить, не накормив, не напоив по обычаям предков? И дымили костры, кипели котлы, гремели чаны и уполовники. Бабы метали на стол снедь, и было ее столько, что целой сотне на прокорм хватило бы, — со всего плато несли!

— Знатный выйдет пир, — одобрительно кивал староста Суптруххор. — Не стыдно будет перед высокими гостями!

Гости смотрели на эти масштабные приготовления со страхом. Их мучил один, очень важный и деликатный вопрос.

— Не кудианин ли, часом? — не выдержал, спросил брата Хельги, кивая на чан с варевом.

Тот с досадой махнул рукой:

— Куда там! Войны нынче нет, откуда хорошему мясу взяться? Одной бараниной живем!

— Силы Стихий!

Большой грех употреблять в пищу того, кого боги одарили разумом. Но Хельги в тот момент казалось, что, будь у него выбор, предпочел бы кудианина как меньшее из зол. Потому что баранину он на дух не переносил, вонючее мясо вставало поперек горла.

Говорят, если кто очень сильно проголодался, станет есть что угодно, включая те продукты, которые прежде терпеть не мог. Ничего подобного! Даже когда голод достигает такой стадии, что начинаешь грызть вещи вовсе не съедобные, далеко не всегда удается преодолеть привычное отвращение и изменить своим вкусам.

Именно такие отношения сложились у Хельги с бараниной. Но говорить об этом оркам было неловко, ведь они так старались ему угодить!

Выручила любимая сестра по оружию. Она сочинила для гостеприимных хозяев такую версию: Хельги, будучи демоном-убийцей, питается исключительно чужими сущностями — пищу смертных его организм не принимает.

В результате от баранины он был спасен, но лишился возможности познакомиться с другими блюдами традиционной орочьей кухни, а ведь некоторые из них пахли весьма привлекательно и были, по словам Меридит, очень недурны. Впрочем, на ее вкус особенно полагаться не стоило — гастрономические предпочтения дис весьма своеобразны, им часто нравится то, что другие народы считают отвратительным, и наоборот.

Взять, к примеру, пирог. Испеките его пышным, нежным, сочным — диса, конечно, съест, не откажется, ведь настоящий воин должен быть вынослив и неприхотлив, но скажет: «Не то!»

Для удовольствия ей подавай непропеченный кусок теста с минимумом начинки, и особенно желательно, чтобы корки подгорели в уголь. А чистить перед употреблением корнеплоды, будь то репа, свекла или морковь, у них вообще не заведено. Зачем, если в кожуре вся суть?

Поэтому Хельги был порядком огорчен, что не смог составить собственного мнения о пище проклятых гоблинов и в дневнике своем привел по этому поводу мудрое народное выражение: «У каждой медали есть оборотная сторона».

Пир вышел изобильным, но непродолжительным. Орки заглатывали снедь очень проворно, и диса от них не отставала, снискав тем самым общее одобрение. Потом начались песни-пляски, уже не для развлечения гостей, а ради собственного удовольствия, потому что выпито было так же много, как и съедено. Но пили только зрелые мужи и семейные бабы; молодежи, к коей с полным основанием были отнесены и гости, не наливали вовсе.

Пока длились народные гулянья, братья по пролитой крови получили возможность пообщаться с глазу на глаз. Меридит в тот момент было не до них, ее больше интересовал орочий фольклор в частности и быт в целом. Проклятые гоблины Аль-Оркана — закрытый народ. И сведениями об их образе жизни современная наука не располагает — слишком дорогую цену пришлось бы за них заплатить. Какой этнограф добровольно полезет в орочье логово? А если вдруг и найдется такой ненормальный — выбраться живым у него не будет никакой надежды, только бесплотным духом, если повезет (вернее, не повезет). Но от бесплотных духов пользы мало, они почему-то утрачивают всякий интерес к науке в частности и земным делам вообще, а жаль, ведь при желании они могли бы многое поведать миру.

А потому выпавший на долю магистра Меридит случай был поистине уникальным, грех было им не воспользоваться! Осознавая важность и ценность своих наблюдений, она предалась им со всей дисьей целеустремленностью и ответственностью, старалась охватить и запомнить, что только можно. Ей было не до пустой болтовни!

Хельги же в тот день был настроен более легкомысленно, о долге ученого не вспомнил вовсе. И похождения, приведшие их с Меридит в Аль-Оркан, описывал братцу Тагу в манере юмористической.

Тот сперва веселился от души — надо же, как забавно: у одного невесту украли, другой братьев перепутал! — но в один миг настроение его резко переменилось. Только что гоготал во всю мощь луженой глотки — и вдруг замер с открытым ртом и остекленевшим взглядом, будто из-за угла троллем напуганный! Вроде бы даже побледнел, хотя у орков кожа такая задубелая и «чистая», что оттенок ее толком не разберешь под слоем копоти.

— Ты чего? — удивился Хельги. — Подавился, что ли?!

— Не-а! — выдохнул Тагчеффахгхор. — Я того… одну штуку вспомнил! Зыг наш рассказывал, давно, я еще малой был… Пророчество… — Он умолк, не договорив.

— Какое пророчество?! — насторожился демон, он такие вещи терпеть не мог.

Вместо ответа братец Таг потянул его за рукав:

— Пойдем к зыгу, сам расскажет! Я в тайных делах не мастер, помню плохо… — И добавил, доверительно понизив голос до шепота, едва различимого в общем гвалте: — Да и боязно оно, про такие страсти на улице разговаривать.

Братья выскользнули из-за стола, стараясь не привлекать внимания сотрапезников, но бдительная Меридит тотчас обернулась:

— Куда это вы наладились? По нужде, что ли?

— Нет, — опроверг ее неделикатное предположение Хельги, — к зыгу.

— Куда?! — удивилась та.

— Сам не знаю куда. Пророчество там какое-то… Короче, идем с нами! — бестолково ответил брат по оружию.

Таинственный зыг оказался кем-то вроде местного старейшины, совмещающего обязанности жреца, колдуна, предсказателя, лекаря и наставника молодежи. Жил он отдельно от всех, не в каменной хижине на плато, а в пещере ниже по склону. Сказать, что был он стар — ничего не сказать. Провожатый по дороге упомянул, что прожил зыг на свете около пяти веков, и добавил: «А потому надобно ему в самое нутро уха орать, иначе не услышит», но Хельги при виде старца решил, что братец здорово преуменьшил его возраст. Тот выглядел старым, как сам мир, и страшным, как моровое поветрие. Годы никого не красят, а проклятого гоблина в особенности. Один горб чего стоил! Жир из него давно ушел, и главное украшение «зрелого мужа» превратилось в безобразную кожистую складку, покрытую редкой седой щетиной и свисавшую с загривка наподобие капюшона. Зимой от посторонних глаз ее скрыла бы одежда, но летом орки, независимо от пола и возраста, ходят в одних штанах, и зыг не был исключением.

Передвигался старец на скрюченных, изуродованных артритом ногах, был плешив, туговат на ухо, крив на правый глаз, лишен всех клыков и кисти левой руки, но абсолютно здрав умом и тверд памятью. Он-то сразу понял, что так напугало юного Тагчеффахгхора!

Современная научно-историческая традиция, стремящаяся представить орочий род как беззаконное сборище примитивных, бессмысленно-агрессивных дикарей, на самом деле в корне неверна.

Проклятие, довлеющее над ними, изолировало гоблинов Аль-Оркана от мира, отрезало от современной цивилизации со всеми ее научными и магическими достижениями. Но знавали они и лучшие времена, хранили древние тайны, передавали из поколения в поколение сокровенные знания минувших эпох, давно утраченные другими народами. Среди орочьих зыгов встречались и такие, что могли бы по праву соперничать с профессиональными колдунами и дипломированными магами Старых Земель. Пожалуй, кое-кого из Великих заткнули бы за пояс!

Зыг родного поселения Тагчеффахгхора, несмотря на более чем внушительный даже для орка возраст, особо выдающимся мастером не был, в тайных делах не преуспел. Колдовал так себе, целительствовал спустя рукава (не помер хворый, ну и ладно), прорицал плохо и не по своей воле, и боги с ним общаться, похоже, не хотели. Но он долго жил на этом свете и очень много знал. Другие забыли — а он помнил, как помнили все зыги Аль-Оркана от южного побережья до Арвейских гор.

К примеру, пророчество о трех девах. Сделал его, по преданию, Великий аттаханский маг Хаз-Зарат, в далекую эпоху Старых Царств. Но видно, Судьбе было так угодно, чтобы утратили его смертные. Ни в одну книгу пророчеств не вошел его текст. Ни один из современных ученых магов не знал о его существовании. Но на всем протяжении Аль-Оркана, в самом захудалом селении, на самом малом плато не нашлось бы орчонка, который не слышал бы о нем от своего зыга и не трепетал. Недобрым, ох, каким недобрым было оно!

А гласило оно вот что:

«Ровно полтысячелетия, час в час, минует с того дня, как уйдет в Долину забвения властелин, чьим именем был изменен жизненный уклад Староземья. И отыщутся те, кто захочет вернуть его на прежнюю стезю. Они не будут желать Зла; вновь обрести отнятое — и только — их цель. Но переоценят умение свое их маги. Такие силы выпустят они в мир, что не выстоять миру! На путь гибели станет он в час, когда на жертвенном алтаре будут поруганы три невинные девы, назначенные невесты, уведенные из-под венца. Это они, несчастные, станут матерями Ужаса. И придут темные времена. Будет голод и чумной мор, брат пойдет на брата, отцы станут пожирать своих детей, день сменится ночью, города превратятся в кладбища, а кладбища станут городами, и нежить будет править жизнью. А потом свету придет конец…»

Такие вот перспективы рисовал притихшим слушателям старый зыг плато Тфухат!

Тагчеффахгхор охал, ахал, сокрушенно сопел носом. Хельги с Меридит слушали молча и так же, в мрачном молчании, покинули пещеру. Настроение было — хоть могилу рой! Но не конец света пугал их, не горькая участь трех дев печалила. Нашлись другие приоритеты.

Только поднявшись на плато, Хельги нарушил тишину, пробормотал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Просто не представляю, как мы скажем об этом Орвуду! Он будет в ярости!

Меридит угрюмо кивнула.

Орвуд был в ярости! Бушевал, аки голодный тролль!

Он с самого начала был настроен довольно агрессивно, долго отчитывал воротившихся лазутчиков: куда запропастились, где так долго шлялись, и неужели трудно было вспомнить о родных и близких, которые пребывают в неведении и сходят с ума от беспокойства?!

На самом деле сердился он не вполне искренне, просто для порядка. Недавно возникшая связь, еще не ставшая привычной, позволяла ему чувствовать очень ясно: ничего плохого с ними не случилось. Но если раньше на его ворчание последовал бы резкий ответ типа «отвяжись, мы тебя в няньки не нанимали», то теперь Меридит с Хельги обязаны были с ним считаться и безропотно сносить все упреки и нравоучения старшего брата. Разве мог он этим не воспользоваться?!

Но когда лазутчики доложили обстановку, поведали, как в действительности обстоят их «чисто семейные» дела, — вот тут гневу почтенного Канторлонга не было предела!

— Да что же это творится, демон подери!!! — орал он в голос. — Эти окаянные Силы Судьбы что, совсем о… — Тут последовало излишне экспрессивное аттаханское слово, употреблять которое при женщинах и особенно детях было крайне нежелательно. — Да мы вот только недавно мир спасали — и опять?! Двух недель отдохнуть не дали, паразиты! Куда это годится?! Даже каторжникам рудничным раз в год отпуск положен — отоспаться, к бабам сходить… А мы что, хуже?!

— А ты что, к бабам собирался? — сделал собственные выводы добросердечный, но не слишком гибкий умом Рагнар. — Так это… можешь не переживать! Я вчера как раз на один веселый дом набрел, хочешь — пойдем, провожу! Неплохой дом. Там вроде бы даже убирают иногда — сам видел, как половики в окно трусили… И бабы там толстые.

Но гном дружеской заботы не оценил, заорал еще громче:

— Да при чем тут вообще бабы?! Я о справедливости речь веду! Силы Судьбы всякое чувство меры утратили! Пусть катятся ко всем демонам, и клады свои назад забирают, и ванны, только бы дали жить спокойно!

Силы Судьбы очень не любят, чтобы на них роптали. И мстят. Порой жестоко, порой ехидно и мелко. Большая серая птица промелькнула в тот миг высоко над головами наемников…

— Хорошо, что коровы не летают! — усмехалась сильфида, глядя, как бедный гном счищает липкую гадкую массу, обильно размазанную по волосам.

Вот тут бы ему и уняться и замолчать! Так нет же — понесло во все тяжкие! Продолжал в запале:

— Ну и не смешно! Было уже! Идиоты эти Силы Судьбы! Ничего поновее придумать не могли?!

Отчего же — не могли? Как говорится — с нашим удовольствием!

Кентавры — существа, несомненно, разумные, у них древняя, развитая культура, схожая с эльфийской, и стихи они слагают — на весь мир славятся своими героическими гекзаметрами. Но все перечисленное касается их передней части. Задняя же свято хранит природную простоту и естественную незакомплексованность.

Все видели, как скрылся за городскими воротами мощный гнедой круп. Все заметили, что именно осталось лежать на дороге, там, где он только что лихо задрал хвост. И только Орвуд, поглощенный свалившимся с небес несчастьем, не углядел! Грузно вступил в самую середину свежей кучи, поскользнулся, растянулся плашмя во весь рост. Недавнее содержимое кентаврийского пищеварительного тракта, густое и зловонное, осквернило живот и бороду злосчастного гнома.

Больше он в тот день не роптал.

Из дневника Хельги Ингрема

…Да, вот такую подлость устроили нам Силы Судьбы!

А каким чудесным казалось начало! Все приключения, даже самые опасные, были нам только в удовольствие. Ведь мы, наивные, воображали, будто действуем по собственной воле, сами принимаем решения, и сами выполняем их…

Меня так увлекало сыскное дело: версии, улики, свидетели и прочие премудрости… Теперь все пошло прахом! Демонова Судьба опять ткнула нас носом (кое-кого в буквальном смысле слова), типа знайте свое место, кто платит, тот и командует…

Короче, нет никакого расследования, никакого «чисто семейного дела». Все скучно, банально и привычно — просто мы в который раз спасаем Мир. И только. И лично мне с каждым разом все меньше и меньше хочется его спасать.

Но придется. И рад бы плюнуть, да нельзя. Рагнар с Годриком только что не рыдают. Оно и понятно — кого обрадует весть, что его невесту собираются публично бесчестить на жертвенном алтаре, и она после этого должна родить невесть что!.. Матерь Ужаса — надо же как поэтично! Неужели сами орки придумали? Нет, вряд ли. Скорее, предсказатель… как его там? Не помню, будь он неладен! Право, любопытно было бы посмотреть, как оно будет происходить… Ох! Не подумай, почтенный читатель (случись таковому быть), что я про жертвенный алтарь и процесс поругания! Я же не извращенец, меня интересует только конечный результат, то есть Ужас. Как он будет выглядеть? Аллегория ли это, собирательный образ или реальное существо? И если верно последнее — как же они его родят, втроем одного?

Увы, ответы на эти вопросы мне вряд ли удастся получить. Аолен говорит, доводить дело (увы, уже не семейное!) до крайней стадии ни в коем случае нельзя. Мы должны остановить злоумышленников раньше, пока не пострадала честь невест, потом может быть слишком поздно.

Трудно сказать, вполне ли он искренен? Действительно верит в необратимость процесса или, по благородству натуры, просто печется о судьбе дев? Этого нам тоже знать не дано…

Философская мысль, специально для профессора Донавана: жизнь наша устроена таким образом, что ответы на одни вопросы тут же порождают новые…

Вылазка наша дала немало ответов. Теперь нам доподлинно известно, для каких целей было похищено столько принцесс и примерно кем. Знаем, что до определенного момента девам ничего плохого не грозит — их будут беречь для ритуала. Знаем в лицо, кто именно будет их бесчестить. Понятно, почему старый маг опасается не справиться в одиночку и не хочет рисковать помощниками; в его возрасте страх вполне оправдан. Знаем, почему лорды так стремятся заполучить отбитую нами деву назад, но в курсе также, что есть у них и запасной вариант…

Теперь новые вопросы, целый перечень:

— О каком властелине говорится в пророчестве и в какой конкретно день он помер? То есть сколько времени осталось до начала конца света (фу, какая дурацкая фраза!).

— Где именно в материальном мире находится то место, куда нас с Меридит вывел астрал?

— Как нам действовать дальше: сосредоточиться на поиске собственных невест или проще изъять запасную?

— Что это за Сонное королевство и как его найти, опередив при этом лордов? А дорога туда, видно, нелегка, раз требуется снаряжать целую экспедицию.

— Прав ли я, решив, что бесчестить дев должны именно маги? Если да — можно сорвать дело, их уничтожив. Но вдруг я ошибаюсь, и у магов совсем другая функция? Мы их перебьем, дев все равно предадут поруганию, но некому будет контролировать процесс?.. А ведь одного мы уже успели убить! Не потому ли магам не хватит сил удержать под контролем Ужас? Очень неприятная мысль! Впредь надо действовать осмотрительнее!

— По какому принципу отбирают невест для бесчестья, если во всем Староземье их набралось всего три, плюс одна запасная? Это вопрос не принципиальный, просто любопытно.

— Какова роль клиента в этой истории? Попал он в наш мир случайно или Судьбой и для него уготовлена какая-то роль? Вот это уже принципиально. Хотелось бы знать: теперь, когда дело приняло серьезный оборот, можем ли мы наконец от него избавиться? Уж очень тяготит его присутствие! Моя воля — отправил бы его на родину хоть сию минуту! Макс поймет и простит. Но Силы Судьбы, боюсь, нет!

— Старый вопрос: что делать с нашей зачарованной девой, не можем же мы повсюду таскать ее за собой? Хотя нет, как раз насчет девы все ясно как день. Но не стоит пока об этом. Вдруг Судьба будет к ней милосердна и предложит другой вариант…

— Жизненно важный вопрос: как быть с университетом — не можем же мы отсутствовать вечно?! Сколько времени отнимет все предприятие? До начала учебного года точно не уложимся — всего недели две осталось… Ужасно неудобно перед профессором Донаваном! Зачем ему нужен такой паршивый ассистент, который, наплевав на науку, вечно где-то шляется и спасает миры?

— К какому народу принадлежат лорды и что именно они хотят вернуть? Снова чистое любопытство.

Вот так! Больше десяти вопросов, и это только при первом приближении, не вдаваясь в детали!

Тайны, тайны… Может быть, какой-то свет на них поможет пролить наш трофей? Меридит как раз занимается его переводом, говорит, работы еще часа на два. Эти лорды, покусай их химера, используют для письма не нормальные, современные руны, а дурацкие древнеэльфийские (да простят меня древние эльфы, лично против них я ничего не имею)! Да еще не светские, общеупотребимые, а сакральные, — придет же в голову! Даже Меридит, уж на что сильна в языках, не может прочесть их с листа. А Аолен, даром что эльф, не знает вовсе!

Ну вот, на сегодня все. Больше писать не стану — Ильза зовет на ужин. Жрать хочу, как пещерный тролль! А Меридит отказывается, у нее еще утреннее не улеглось… Какая все-таки жалость, что мне не удалось попробовать орочью еду! Верно говорит мудрый народ: у каждой медали есть оборотная сторона!..

Часть третья

Это был большой заговор магов и жрецов, людей и нелюдей. Кончилась прекрасная сказка королевы Мэб — пала Волшебная страна, атакованная снаружи и подорванная изнутри.

Богатые жертвы получили злые боги Севера. И пришли большие льды, оттеснив Границу Жизни далеко на юг. Не стало зеленых, цветущих островов Эмайн, само название их забылось, ушло из памяти народов. Да и народов тех тоже не стало. Героические дини ши, благородные тилвит тег, прекрасные гуараггед аннон, страшные слуа и еще многие, многие из тех, что составляли великолепный двор королевы-феи остались там, под толщами льда…

А на континенте тем временем крепли новые силы. Те, кто прежде не смел поднять головы под властью Волшебной страны, теперь стремились взять от жизни свое. Человечьи герцогства — Приморские и Срединные, дотоле истреблявшие друг друга в страшных магических войнах, за которыми, посмеиваясь, будто над проказами зверей, наблюдали благородные фейри, — объединились под короной альгальдского правителя Карола, вошедшего в летописи под гордым именем Освободитель. Но мало кто знает в наши дни, что вторым его прозвищем было — Кровавый! Как вышло, что простой смертный, правитель ничем не примечательного, бедного и слабого королевства достиг таких высот власти, какие силы помогали ему в его завоеваниях — история старательно умалчивает. Даже память о Волшебной стране искоренилась с помощью меча и магии.

Память — искоренили. Но не Волшебную страну! Под глухой завесой ныне забытой магии древних, в самых тайных глубинах Сокрытых Пределов уцелел маленький ее осколок — Благий двор королевы Мэб. В неведомые дали, откуда нет возврата, ушла сама королева, не выдержавшая горечи поражения и гибели своего магического детища. Но кое-кто из подданных выжил и затаился до поры. До того времени, как истечет, час в час, ровно полтысячелетия со дня гибели властелина, чьим именем была изменена судьба Старых Земель — короля Карола Кровавого…

И если в этот день на могиле его будут преданы поруганию три невинные девы королевского рода (его рода!), и капли крови их (его крови!) падут на надгробие — явится миру темный дух его!

И то, что разрушил смертный, восстановит дух! Придет счастливая пора Возрождения, Волшебная страна обретет былую славу и величие, народы Староземья склонятся пред ней. История вернется на круги своя…

Так предрек Великий маг Мерлин, узревший грядущее.

Из дневника Хельги Ингрема

Такая вот история! Признаться, пергамент нас разочаровал. Мы ждали много большего. По сути это то же орочье предсказание, только в своем позитивном варианте.

Вопрос: зачем вообще Великие маги так много пророчествуют? Чего им спокойно не живется? Предсказание об огненных рыбах, предсказание о явлении Силы, пророчество о трех девах… Этот перечень можно продолжать и продолжать до бесконечности. Целые тома исписаны!

И вот о чем мне подумалось: а не путаем ли мы причину со следствием? Быть может, маги вовсе не видят будущее, но сочиняя всякие страсти, измышляя разные беды своим извращенным умом, тем самым накликают несчастья?

Силы Судьбы, судя хотя бы по тому, как они обходятся с нашим Орвудом, когда тот ропщет, склонны к злому юмору. Мне кажется, это как раз в их духе: придумали не в меру возгордившиеся смертные очередную страшную сказку о конце света — так нате вам, получайте, чтобы жизнь медом не казалась! Устроят гадость и смотрят, как мы барахтаемся. А чтобы развлечение не кончилось прежде времени, приставили нас, своих Наемников…

Или, может, зря я на них грешу, и бесконечные концы света устраивают боги и демоны — эту версию тоже нельзя сбрасывать со счетов — а Силы Судьбы, наоборот, стараются минимизировать последствия… Как бы то ни было, роль наших колдунов и магов в этом деле мне представляется очень сомнительной.

Взять, к примеру, мир Макса. У них там другая ситуация. Магов и колдунов нет вовсе, зато очень сильны ученые. Знаешь, почтенный читатель (случись таковому быть), как они поступают? А вот как.

Допустим, захотелось много денег творцам компьютеров (такая штука вроде нашего всевидящего ока, только лучше). Они быстренько сочиняют пророчество: придет двухтысячный год, цифры в компьютерах пропадут, останутся одни нули вместо дат — и конец! Мол, все сложные технические приспособления выйдут из строя, будут большие жертвы и разрушения. Результат: народы в страхе, правительства дают денег для устранения проблемы. А им только того и надо было!

Потом лекарям становится завидно — появляется новое пророчество: птица утка заразит свинью простудой, и среди людей начнется большой мор. Придумали — и потекло лекарям золото: спасайте мир!

Еще астрономы любят найти в небе большой камень: упадет — не упадет…

Так, может, и у нас, выражаясь их языком, действует похожая схема? И принципиальная разница только в том, что, в отличие от их ученых, наши маги обладают реальной силой, и слово их на самом деле способно изменить течение процессов и ход истории? И цель их — не обогащение, а престиж, ведь слава прорицателя — вещь не менее привлекательная в глазах смертных? Очень, очень возможно!

Только что пришла в голову полезная мысль. Чтобы впредь не испытывать разочарований, подобных нынешнему, нам надо вот как поступить. При случае сходить в библиотеку, выписать из предикторских книг[8] все эсхатологические пророчества,[9] составить график концов света, и в промежутках между ними как-то планировать личную жизнь.

Но возвращаюсь от философских рассуждений к нашим реалиям, а именно к тексту пергамента. Кое-какую информацию он все-таки дал.

Теперь ясно, что искать пристанище лордов собственными силами нет никакого смысла — в тайные глубины Сокрытых Пределов нам ни за что не пробраться иначе, как через их собственный портал. А я сомневаюсь, что они будут столь любезны предоставить его вторично. Маг их, хоть и стар, выжившим из ума отнюдь не кажется — наверняка уже заметил пропажу рукописи, обнаружил в астрале наш след, сообразил, что к чему, и принял соответствующие меры.

Значит, остаются лишь два способа сорвать их планы: перехватить запасную деву или остановить ритуал, который должен произойти на могиле Карола Освободителя. Знать бы еще, где и когда он был похоронен! Аолен с Годриком (они лучше других смыслят в истории) говорят, что это тайна, известная очень немногим из Великих магов; захоронение обладает большой силой — понятно, почему его решили утаить от простых смертных. Это как раз в духе Коллегии! Они наплодят секретов, а нам вслепую потом мир спасать! Поубивал бы паразитов! К профессору Перегрину это не относится, я его очень уважаю, он хороший человек… Кстати, может, ему что-нибудь известно? Не забыть сгонять в Уэллендорф! Заодно договориться насчет продления отпуска…

Это на бумаге все выходит очень гладко. Дескать, искать невест бессмысленно, надо переключиться на другое. Но попробуйте убедить в этом любящего жениха!

Рагнар — тот сразу согласился, вроде бы даже облегчение почувствовал: как ни крути, спасение мира — дело более привычное, чем розыск незнакомых баб, с которыми тебя не связывает ничего, кроме рыцарского долга. Тем более что жизни и достоинству упомянутых баб до поры ничего не угрожает. Можно пока заняться проблемами более важными, а там уж как карта ляжет.

Совершенно иначе мыслил юный Годрик. Он был в полном отчаянии. Не желая считаться с реальностью, долго убеждал спутников продолжить начатое, а потом и вовсе заявил: что бы они ни выбрали — он пойдет в Сокрытые Пределы, с ними или один, вернее, вдвоем с верным Спуном. Он или вернет Люсию, или погибнет сам, а до участи мира ему и дела нет, потому что жизнь без любимой теряет всякий смысл. Так он решил, и так будет.

— Да пойми ты, дурень, — втолковывал ему Рагнар, — не проникнуть тебе в Сокрытые Пределы, хоть в лепешку разбейся! Магом надо быть для этого!

— Причем эльфийским магом рангом не ниже гроссмейстера, — поддержал Аолен. — Человечий вряд ли поможет. Ты пойми, Сокрытые Пределы — это не место на карте. Это другой уровень пространства, очень сложный и неизведанный. К примеру, я в них родился и вырос, но даже не подозревал, что там имеются тайные глубины…

Зря он это сказал. Фраза произвела обратный эффект. Годрик ухватился за нее как утопающий за соломину: пусть, стало быть, Аолен проведет его туда, где родился и вырос, а дальше он как-нибудь сам… Он плакал и умолял.

— Прекрасно! — потерял терпение эльф. — Собирайся! Если сегодня же выйдем в путь, к зиме, боги дадут, доберемся!

— Так долго?! — испугалась Ильза.

— Куда это вас несет? — насторожился Орвуд.

— На север, в Леса кланов, — пояснил Аолен сердито.

— Зачем?! — Глаза кальдорианца округлились.

— Что значит «зачем»?! Ты же сам просил: отведи в Сокрытые Пределы! Лично я могу проникнуть туда только из Леса, и никак иначе! Отведу тебя в Общий Дом клана, и если мои благородные сородичи тебя не прикончат как чужака и шпиона, можешь попытаться отыскать вход в тайные глубины. Но тут уж я тебе не помощник — извини, не мой уровень. Высшей магии не обучен!

Некоторое время все молчали, давая Годрику возможность переварить услышанное. Потом Спун спросил осторожно, опасаясь навлечь гнев окружающих; он предпочел бы и вовсе промолчать, но очень жаль было бедного господина, очень хотелось ему помочь:

— Но если мы все же проследуем путем похитителей, не выведет ли он нас…

— К узлу силы он нас выведет! В Кангар, или в сехальские пески, или в другое забытое богами место! А пока вы тут закатываете истерики, близится роковой час! Обесчестят чужие мужики вашу невесту на могильном камне — и вы будете виноваты, что даром время тратили! Короче, я больше дискутировать не намерена! Уходим немедленно, а эти кальдорианские болваны пусть поступают, как знают, — у каждого своя судьба! Это мое последнее слово!

«Последнее слово» оказалось очень действенным, зря Энка не сказала его раньше, у всех нервы были бы крепче. Эскерольдцы смирились. Спун тот совсем сник и притих, а Годрик только и прошептал напоследок:

— Все-таки вы очень циничные тв… — «Твари» хотел сказать он, но вовремя поправился: — Существа.

— Род занятий обязывает, — спокойно ответил Аолен.

Итак, одна проблема, с женихами, была решена. Оставалась вторая, с невестой.

О том, как действовать дальше, какой путь предпочесть, друзья уже не спорили — сил не осталось. Купили в лавке карту, кинули жребий. Он трижды указал на северо-запад. Сама Судьба советовала им вернуться.

— Логично, — рассудил Хельги. — Чего бы мы ни искали, могилу или королевство, нам требуется информация. Надо как минимум сходить в приличную библиотеку. Ближайшая из них — в Оттоне. Туда и поплывем.

— Я одного не понял, — вдруг, без всякой связи, спросил гном, — какого демона похитители тащили невест за тридевять земель, аж в Аполидий, а может, и дальше? Неужели в Старых Землях не нашлось подходящего узла силы, чтобы открыть портал?

— Узел-то нашелся бы, — усмехнулся демон, — но добираться до него пришлось бы по суше. А совершать дальние переходы в компании полусонной девы, если ты не заметил, занятие весьма хлопотное. Морем куда проще.

— Могли бы лошадей нанять, — нашел выход из положения Орвуд.

Но у Хельги и на это имелось объяснение:

— Не так это просто, как ты думаешь. От меня, к примеру, лошади шарахаются, будто от волка. Может, от лордов тоже. Мы ведь не знаем, что они за твари, какова их природа. Нет, определенно морем спокойнее… Идемте-ка в порт, нет ли попутного корабля.

Вот тут-то и задумалась Меридит об уже спасенной принцессе и связанными с ней проблемами. Как отнесутся моряки к беспокойным пассажирам, которые еженощно устраивают на их корабле кровавые побоища? Ответ напрашивался однозначный: пошлют таких пассажиров к демонам! Высадят в ближайшем порту или, для простоты, скинут за борт. По крайней мере, попытаются. Короче, не плавание выйдет, а сплошное «удовольствие»!

— И то правда! — ахнул Орвуд. — Вот хорошо ты вовремя сообразила! Придется оставить деву здесь.

— Угу, — насмешливо кивнула Энка, — чтобы ее без помех вернули лорды. Стоило спасать!

— Тогда убить, и дело с концом. Все равно чужая попалась. Избавимся от балласта, возьмем у джиннов туфли и поскачем себе вдоль бережка — не надо будет попутного ветра ждать… — развивал тему гном.

Но этому предложению воспротивились все: и девицы, из женской солидарности, и рыцарь с эльфом, из благородства, и даже эскерольдцы.

— А вы-то чем недовольны?! — напустился на них гном. — Спасение мира… ладно, не будем о наболевшем! Этого требует дело спасения вашей невесты! Цель оправдывает средства — это ведь не я, а ваш любимый Кальдориан сказал!

— Да пошел ты со своим Кальдорианом! — рявкнула на него Энка. — Пожалей бабу, она, бедная, ни в чем не виновата!

— Я бы пожалел, с радостью, да только другого выхода у нас нет!

…Они опять спорили, кричали, обвиняли друг друга во всех смертных грехах, а Хельги стоял, слушал и все никак не мог собраться с духом. Был другой выход, ох, был! Простой, доступный и надежный на все сто процентов, — почему другие его не видели? Почему именно он должен был сказать эти слова?

— В общем, хватит орать, — наконец решился он. — И убивать мы никого не будем. Невинности ее надо лишить, вот что.

Он говорил негромко, вполголоса (чтобы не услышала Урсула), но для слушателей слова его прозвучали как гром среди ясного неба. Воцарилось глухое молчание. Потом Рагнар потребовал:

— Повтори! Чего надо сделать?!

— Лишить ее невинности. Перестав быть непорочной девой, она не будет представлять для лордов никакого интереса, и они оставят нас в покое.

Да, это была очень здравая и рациональная мысль…

— Ну и кто лишать будет? — Сильфида обвела спутников требовательным взглядом.

Снова повисла тишина.

…Порой случались минуты, когда Ильза спрашивала себя: почему ей так не повезло при рождении? Ведь быть мужчиной куда проще, особенно, если тебе выпала стезя воина! У женщин столько лишних забот! И со здоровьем каждый месяц неприятности — в походе они совсем уж ни к чему. И пристают всякие, а убьешь ненароком — тебе же от старших достанется: плохо обращаешься с гражданским населением (Урсулочку, бедную, как тогда ругали!). И сила от природы не та — чтобы сравняться с мужчинами, тренироваться приходится много дольше. В Дольнской школе как было заведено: парни уже идут отдыхать, а девчонки еще два часа мечам машут до посинения. Может, оно и правильно, ведь враг в бою не посмотрит, парень перед ним или девка, и командиры не посмотрят: нанялся — отрабатывай, и мастерам-наставникам тоже не надо, чтобы в гильдии говорили, будто Дольнская школа готовит плохих бойцов. А только все равно обидно: что одним досталось даром, другие добывают тяжким трудом… Да, очень незавидна женская судьба — так думалось ей прежде. Но теперь боец Оллесдоттер была искренне и горячо благодарна добрым богам, что назначили ей быть дамой!

— И что вы стали, как кони перед кузницей? — торопила Энка. — Время не ждет, конец света близится! Давайте уже кто-нибудь, действуйте! Хельги, ты это придумал — так вперед!

— А я не могу! — быстренько нашелся тот. — Мне никак нельзя!

— Это еще почему?! — удивилась девица. — Вроде бы не евнух ты и на дурные болезни прежде не жаловался…

— Типун тебе на язык! Какие болезни?! Ты забыла, что я урожденный спригган и проклят от природы? Что, если она потом, не дайте боги, родит?! Представляешь, сколько возникнет трудностей! Сперва ребенка подменивать придется, потом, через тринадцать лет, назад возвращать… Нет, я определенно не гожусь!

— Ладно, не годишься, — нехотя признала дочь сенатора Валериания. — Эдуард, тогда давай ты.

— А я не умею! Вообще! — победно заявил тот. — У меня не получится! Пусть лучше Рагнар, у него опыт есть.

Просто диво, как быстро среагировал тугодум Рагнар!

— У меня не только опыт, у меня невеста есть! А рыцарский кодекс не позволяет изменять нареченной невесте до свадьбы!

— А после свадьбы? — заинтересовалась Меридит.

— Ну… тоже как бы нежелательно… но не так строго. А до свадьбы — ни-ни! Очень большой грех!

В общем, отговорки нашлись у всех: кому Пресветлый Кальдориан не велит, кому моральные принципы мешают, а кому физиология («А гномы с людьми вообще не скрещиваются!»). Стали уже подумывать, не нанять ли кого со стороны, да вот беда, Аполидий — рассадник дурной заразы…

Дэн шагал себе в сторонке, слушал и удивлялся: из-за чего сыр-бор?! Подумаешь, большое дело — бабу трахнуть! Так он им прямо и сказал: «Подумаешь, большое дело!»

— Понял!!! — хлопнул себя ладонью по лбу Хельги. — Я-то все гадаю, зачем нам тебя Силы Судьбы подсунули, да еще в такой неподходящий момент?! Теперь все ясно! Вот оно — твое предназначение! Действуй! Во имя спасения Мира!

— Легко! — цинично ухмыльнулся Дэн и увлек сонную деву за бархан. Он был вовсе не прочь поразвлечься.

Из дневника Хельги Ингрема

Идем северным курсом при попутном ветре — спасибо Силам Судьбы. Корабль наш называется «Король волн» и имени своему соответствует. Летим как на крыльях — одно удовольствие!

Нападений нет уже три ночи подряд. Мы не знаем пока, как это расценивать. Предпочли ли лорды поберечь свои силы, или их маги уже успели прознать, что наша дева… скажем так, пришла в негодность?

Да, не слишком-то достойно мы с ней, бедной, обошлись! Вряд ли она будет нам благодарна, когда придет в себя. Пытаемся оправдываться кальдорианскимим принципами: она должна радоваться, что не станет матерью Ужаса… Впрочем, будь я женщиной и стань матерью ребенка нашего клиента… не знаю, может быть, я предпочел бы Ужас.

Зря мы его привлекли. Надо было не идти по пути наименьшего сопротивления, а надавить на Орвуда. Он сам сказал, что люди с гномами не скрещиваются. Гарантированно обошлось бы без последствий. Или Эдуарда надо было заставить. И ему какой-никакой, но опыт, и нам оправдание, если не в моральном, то хотя бы в юридическом плане. Принц Ольдона, как сюзерен ламарлинского наследника, может претендовать на право первой ночи… Не сообразили вовремя, ослы сехальские! Верно поется в печальных народных песнях: сколь же она тяжела, женская доля! Право, есть чему посочувствовать…

Плавание проходило спокойно.

На подходе к Вепусу попали в сильный шторм. Небо сделалось черным и страшным, волны перехлестывали через борт, мачты гнулись и погибельно скрипели. Бедного Спуна укачало так, что еле жив остался. Дэн, напротив, был в полном восторге, экскурсия в иной мир наконец-то начинала приносить удовольствие. Он очень любил море…

На широте Римора напали аполидийские пираты, лихие сыны Скирона. Бой вышел долгим, трудным, но победным, чему немало поспособствовал Аолен, уложивший вражеского капитана прицельным выстрелом точно в левый глаз. Лишившись предводителя, морские разбойники предпочли отступить, умчались прочь на всех парусах.

Ближе к Циру сильнейшее потрясение пришлось испытать Дэну. Он встретил судового!

Так уж странно сложилось, что до того момента ему на глаза попадались исключительно антропоморфные нелюди. Ту мелочь, что шмыгала по пескам, он не разглядел в ночной тьме. Кентавр особого впечатления не произвел, Дэн видел его только со спины и принял за полуголого всадника верхом на лошади, а когда ему объяснили, кто это на самом деле, — просто не поверил. Поэтому к встрече с существом, отличавшимся от человека столь разительно, он был совершенно не готов.

Оно вылезло из-за каната — само размером с локоть, плотное тельце покрыто редкими волосиками, брюхо голое, тускло-зеленоватое, конечности тощие, с длинными перепончатыми пальцами, на круглой башке — маленькие подслеповатые глазки, позади короткий толстый хвост не совсем приличного вида. В общем, не красавец, прямо скажем! Встретив такого впервые, не то что Ильза — Хельги едва не вскрикнул, а ведь они были рождены в этом мире, всяких тварей успели повидать.

Дэн же от изумления даже кричать не мог, так и замер с открытым ртом, вытаращившись на диковинную зверушку. Каково же было его изумление, когда существо, внешний облик которого не позволял заподозрить у него даже зачатков разума, вдруг заговорило вполне членораздельно, довольно низким, хриплым и пропитым голосом:

— Эй, мужик! Да, да, к тебе обращаюсь, что вертишься? Опохмелиться есть? Башка трещит — того гляди, череп лопнет, и все мозги на волю полезут!.. Боцман, упырь старый, повадился вино шай-таньей водой крепить! Он, вишь, позабористее любит! А я через его прихоти пропадать должен! Вольно же было капитану брать на мой корабль боцмана из Тавора! Пришло же в голову!.. Ну так что, похмелиться дашь? Нет? Так я и думал! Разве от человека добра дождешься? Самая дрянная тварь, как вас только земля держит!

Закончив сию гневную тираду и не дождавшись ответа, судовой со стоном уполз под шлюпку и растворился в полумраке, будто и не было. А Дэн еще долго стоял там, на палубе, и пытался определить степень здравия собственного ума. Не справившись с задачей, обратился за консультацией к спутникам. Те спокойно объяснили: ничего особенного, на каждом гражданском корабле водится судовой. Обычно он не показывается на глаза посторонним, но на что не пойдешь, когда страдаешь с похмелья? Энка сочла такую встречу добрым знаком — неизвестно почему. Девица любила мыслить нестандартно, и окружающим далеко не всегда удавалось проследить логику ее выводов.

К слову, боцмана судовой ругал не зря — с пьяных глаз тот едва не посадил «Короля волн» на мель в районе эттелийского порта, за что и был с позором изгнан на берег, искать другую работу.

Эти и другие мелкие происшествия приятно скрашивали долгий путь и развлекали пассажиров. Одного только Хельги они совершенно не затронули, остались без его внимания. Единственное, что всю дорогу его волновало — как бы кто-нибудь из спутников не надумал со скуки играть в кости!

Чего он только не измышлял, чтобы отвлечь их от этой идеи! Ильзу с Эдуардом заставил отрабатывать боевые приемы и совершенствовать навыки. «Тому, кто носит гордое звание Наемник Судьбы, — сказал он, — негоже ходить в рядовых, и пора бы уже, при случае, пройти квалификационные испытания хотя бы на десятника».

Сестру по оружию подбил на предприятие, заведомо обреченное на провал: надоумил обучать Рагнара чужому языку, да не какому-нибудь, а донельзя сладкозвучному и безумно сложному — эльфийскому — якобы это должно облагородить его манеры! Где это видано, чтобы наследный принц вел себя так, будто вчера из казармы вылез?!

Против таких доводов диса не возражала, но хотела было переложить непосильную задачу на Аолена, как на носителя языка. Такой вариант Хельги не устраивал — какой в нем смысл, если Аолен в кости все равно не играет? Пришлось на ходу сочинять новый аргумент: Аолен не знает методики. Меридит смирилась со своей участью, Рагнар тоже. За неделю дело почти не сдвинулось с мертвой точки — не беда! Главное, оба были заняты, и надолго. И диса и рыцарь обладали завидным упорством характера, не привыкли отступать перед трудностями и бросать начатое на полпути. Насчет них Хельги был спокоен.

Сильфиду ему тоже удалось нейтрализовать, поймав на удочку профессиональных амбиций. Мол, ни за что ей не спроектировать приличный королевский дворец — очень ловко ввернул он в случайном разговоре. Не ее уровень. Храмы второразрядных богов, ратуши и иные общественные здания, жилые дома — пожалуйста. Но дворец, достойный короля, может создать только настоящий, многоопытный мастер, а не едва состоявшийся магистр.

Девица была задета за живое, главным образом потому, что на самом деле у нее тоже не было уверенности в собственных силах. Чтобы самоутвердиться, она в первом же порту обзавелась чертежными принадлежностями и углубилась в работу.

Оставался последний, самый сложный и опасный объект — Орвуд! Он не знал языков и не собирался их учить, он не желал становиться десятником, а проектировать дворцы не умел. Но главное — его в любой момент могло посетить желание взять у судьбы реванш за предыдущий проигрыш. А потому пришлось бедному демону решиться на крайнюю меру. Пойти на жертву, можно сказать! Он уговорил гнома устраивать чтения вслух под предлогом нравственного воспитания молодежи.

Дамские романы магистр Ингрем не выносил совершенно и искренне удивлялся, как Энка, будучи существом высокообразованным и культурным, может брать в руки такие вещи. Но здесь, на корабле, ничего иного у них при себе просто не было. И вот в назначенный час чтец важно усаживался на койке с книгой на коленях, рядом на полу устраивались кальдорианцы (отнюдь не по собственному почину), Ильза, маленькая Урсула и несчастный демон-убийца — и мероприятие начиналось.

Читал гном хорошо, ничего не скажешь. Громко, разборчиво и с выражением. Юные дамы были в полном восторге и от исполнения и от содержания. Спун, по некоторым признакам, тоже: в особо чувствительных местах он украдкой смахивал слезу. Годрик сопереживал. Литература столь сомнительного качества вряд ли могла удовлетворить его развитый художественный вкус. Но трогательный любовный сюжет отчасти перекликался с горькой историей его собственной жизни и оттого воспринимался острее. Постепенно юноша увлекся.

Сам Орвуд, хоть и упирался и отнекивался поначалу, почувствовав успех, тоже вошел во вкус.

И только бедный Хельги безмолвно страдал. Был момент, когда он попытался облегчить собственную участь, притащив с берега несколько хороших, полезных книг: историческую драму «Гибель престолов» пера Таллерина Галса, признанного мастера слова; увесистый сборник «Баллады южных земель» и «Трактат о природе сущего», весьма, с его точки зрения, поучительный, — зря старался! Слушатели жаждали продолжения. Плевать они хотели и на природу сущего, и на гибель престолов! И чтец, паразит такой, был с ними полностью солидарен! Хотя в его-то возрасте пора бы уже было поумнеть!

Разумеется, высказать подобные мысли вслух демон не мог. Изобразил полное смирение и согласие, и тошнотворное чтение продолжалось день за днем. Нестерпимо медленно развивалась история, охватывавшая всю жизнь главных героев с момента их рождения. Наконец сюжет стал близиться к трагической развязке.

«Миг — и злое острие вонзилось в тонкий принцессин пальчик; рубиновая капля заалела на нежнейшем шелке ее кожи. „Ах!“ — вырвалось из груди несчастной! Ах! — раненой птичкой затрепетало сердце. Пала замертво прелестная Хекенрозе. Исполнился страшный наговор ведуньи! — трагически подвывал чтец, он очень старался! — И в тот же миг… о горький, горький миг! — мертвый колдовской сон распространился по всему замку. Уснули король с королевой в сладких объятиях друг друга. Уснули придворные, кто где стоял, кого где застигли чары. Уснули боггарты в щелях за каминными печами и домовые гоблины в чуланах. Замерли в воздухе крошечные феи, что порхали над кустами душистых роз в любимом садике принцессы. Уснула и вся скотина, как то: лошади в стойлах, коровы в хлевах, свиньи на заднем дворе, гончие на псарне, куры, где они бегали, голуби на крыше, утки на пруду и белые жирные гуси там же. И даже клопы в постелях были объяты чарами сна. Огонь в очаге — и тот уснул, жаркое перестало шипеть. Сам вольный ветер, ветреный обманщик, игравший в ветвях окрестных дерев, уснул, так и не допев своей страстной песни юной лесовице, мечтавшей о любви. Оная же лесовица уснула в дупле… Прахом, все прахом — надежды, мечты…»

— Ой! Не хочу так! — хлюпнула Ильза.

— У-у-у! — заревела Урсула. — Я думала, они поженятся!

Спун смахнул слезу, Годрик отвернулся, чтобы никто не увидел его подозрительно красных глаз. Хельги тоже отвернулся — он был не в силах больше сдерживать зевоту.

А чтец с воодушевлением продолжал:

«И стала расти вокруг замка колючая терновая заросль, ее безобразные шипастые ветви оплетали гордые колонны, будто костистые руки мертвеца. С каждым часом она становилась все выше, все гуще и непролазнее. И окружила наконец весь замок, ни конному, ни пешему не пробиться. Она выросла выше самого замка, обвила башни и шпили, укутала все пеленой забвения. Не токмо замок, целое то государство ушло из памяти живущих, в одночасье забылось само название его! Сонное королевство — звали его теперь люди и нелюди… А что же наш принц, юный принц, чье сердце…»

— А-а-а! — заорал Хельги в голос. — Стой!!! Читай назад!!!

— А-а-а! — заорала Ильза от неожиданности.

— А-а-а! Демон вас побери! — заорал Орвуд, уронив на ногу увесистый том. — Чего вы вопите?! Взбесились?!

— Назад, говорю, вернись! Читай про людей и нелюдей!.. Как они его называли?!

— «Сонное королевство», — прочел гном раздельно и внятно, так, чтобы сомнения не осталось. — Выходит… оно что, существует на самом деле?!!

— Выходит, что так!

Надо ли говорить, что чтение пришлось начинать сначала? Но теперь уже не Ильза с Урсулой были главными слушателями, а все те цивилизованные, образованные и прогрессивные существа, что прежде воротили нос и всеми способами давали понять, что обращать внимание на подобную литературу — ниже их достоинства. Наивный дешевый романчик неожиданно обрел статус важнейшего исторического документа, способного повлиять на судьбу целого мира!

Правда, полезной информации в нем содержалось крайне мало, ее приходилось буквально собирать по крупицам, при этом не было никакой гарантии, что сведения, добытые ценой таких жестоких интеллектуальных страданий, хоть сколько-нибудь достоверны и не являются чисто художественным вымыслом. Но лучше немного, чем совсем ничего.

Постепенно, из разрозненных деталей, случайных упоминаний и догадок стала складываться такая картина.

Действие романа, судя по всему, происходило около четырех столетий назад, после разгрома и запрета Волшебной страны (о ней в тексте не было ни слова, ни полслова, ни туманного намека) и гибели Карола Освободителя (о нем упоминалось часто и с восхищением, но уже в прошедшем времени). Примерно тогда же был создан и сам роман, неизвестный автор ясно давал понять, что является если не участником, то, по крайней мере, свидетелем описанных им событий (если только он не привирал ради красного словца).

Королевство, имя которого было таинственным образом забыто не только потомками, но и современниками, согласно описанию, должно было располагаться где-то на юге Старых Земель, в предгорьях, но каких именно — Арвейских или Даарн-Ола — не уточнялось, поэтому мнения, как водится, разошлись.

Орвуд утверждал, что других северных соседей, кроме дружественного Оттона и окаянного Дольна, у Даан-Азара сроду не было, а если бы были — уж гномы об этом ни за что бы не позабыли, это точно.

— Мой народ массовым склерозом не страдает, уж поверьте! — заявил он с большим апломбом.

— При чем тут склероз, ведь речь идет о магических чарах, — возражал ему Аолен. Он был уверен: забытое королевство надо искать именно по соседству с владениями гномов, на левом берегу реки Венкелен. Скорее всего, его земли граничили с дольнскими, ведь именно оттуда, из Дольна, был родом несчастный жених красавицы Хекенрозе, прекрасный принц Манфред, — об этом в романе говорилось однозначно.

Но Орвуда такие аргументы не устраивали. Чары чарами, а делопроизводство делопроизводством, считал он. Если у Даан-Азара существовал сосед, не может быть, чтобы Даан-Азар с ним не торговал. А если торговал — непременно остались бы записи в бухгалтерских книгах. А бухгалтерские книги у гномов такие, что вымарать из них хотя бы запятую ни одному магу не под силу, будь он хоть трижды Великий! Кроме того, все склоны Даарн-Ола хожены-перехожены, копаны-перекопаны поколениями гномов до него, и им, Орвудом Канторлонгом лично. И он со всей ответственностью может заявить: нету там никаких терновых зарослей и заброшенных строений. «Золотой ванной клянусь!» — авторитетно заявил он.

— Во-первых, — спокойно возражал Аолен, — не забывай о Сокрытых Пределах. Тот, кто подвел королевство под проклятие забвения, мог, для гарантии, и пространство разделить. Во-вторых, разве ты знаешь наизусть содержание всех ваших бухгалтерских книг четырехсотлетней давности? Не исключено, что записи в них содержатся, просто о них никто не помнит. Королевство исчезло, торговля прекратилась — и гномы забыли о нем за ненадобностью…

— Точно! — хлопнул себя по лбу Орвуд. — Это ты верно подметил! Вот высадимся на берег — и сразу в Даан-Азар! Сходим в архив, поднимем записи, и если отыщутся нужные — сможем рассчитать точное расстояние до Сонного королевства!

— Как это? — заинтересовалась Меридит.

— Очень просто. По наценочным коэффициентам. Чем дальше приходится везти товар, тем они выше, поскольку учитывается каждый день пути. Но исходная величина строго фиксирована. Если разделить…

— Полезная система, — одобрила диса, не дослушав; она терпеть не могла всякие подсчеты и вычисления. — Только бы записи нашлись.

— Если были — найдутся! — уверенно обещал Орвуд. — У нас, гномов, никогда ничего не пропадает.

…Но вернемся от географии к сюжету. История злосчастного королевства в кратком ее изложении выглядела так.

Когда прелестная Хекенрозе появилась на свет, король с королевой, по обычаям того времени, призвали мага-прорицателя, чтобы тот заглянул в грядущее и дал ответ, горькая или счастливая судьба уготована младенцу? Каково же было удивление мага, когда он обнаружил на тельце невинной малютки печать черного проклятия! Метка Зумрода — так она называлась. Всякий, отмеченный ею, обречен погибнуть, когда в руки его попадет некий предмет, специально избранный для этого проклинающим. Прорицатель определил: сроку принцессе отмерено шестнадцать лет, но в чем именно сокрыта ее смерть — увидеть не смог. Кто так жестоко обошелся с ребенком и за что — тоже осталось тайной. Но предположения были: уж не за кровь ли, пролитую Каролом Освободителем, расплачивалась юная Хекенрозе? Ведь приходилась она ему родной внучкой по материнской линии.

Несчастные родители были в ужасе — радость оборачивалась трагедией. Объятые паникой, метались они от одних магов и колдунов к другим, даже Тайную Коллегию созывали по такому случаю — но тщетно! Помочь горю не брались даже Великие. Принцесса была обречена. Родители впали в совершенное отчаяние и надели траур еще при жизни ребенка.

Но в один прекрасный день (точнее, в холодный и ветреный вечер) к замку подошла хромоногая и дряхлая странница в сером плаще и попросила приюта на ночь. Стража хотела гнать ее прочь, но сама королева прогуливалась в тот час возле ворот. Доброе сердце было у младшей дочери Карола Освободителя, пожалела она уставшую женщину, вышла к ней, взяла за руку и проводила в собственные покои.

Наутро спросила странница, по ком королева носит траур. Та поведала ей о своей беде. И случилось чудо. Сгорбленная старушка вдруг помолодела у нее на глазах. Прекрасной и могущественной волшебницей из рода фей оказалась она! Тронутая доброй королевы, пожалевшей простую нищенку, гостья захотела отплатить ей тем же. Снять проклятие Зумрода может лишь тот, кто его навел, но фея умела изменить его действие.

Принцесса не умрет, обещала она. Уколовшись веретеном, она лишь уснет и будет спать столетие за столетием до тех пор, пока прекрасный принц не разбудит ее поцелуем.

Слова феи облегчили горе несчастных родителей, но не развеяли совсем. Ведь они хотели видеть свою дочь веселой и резвой, а не спящей мертвым сном, мечтали гулять на свадьбе и нянчить внуков…

И тогда они решили провести саму Судьбу. На веретена был наложен строжайший запрет. Королевская стража собрала их со всего королевства и сожгла на замковой площади, а пепел развеяли по ветру. Смертная казнь через усекновение главы грозила тому, кто осмелился бы пронести роковой предмет через границу государства. Даже слово такое, «веретено», было запрещено и вымарано из словарей и книг…

Но смертным ли тягаться с Великими Силами, чьей воле подвластны сами боги и демоны?

Минуло шестнадцать лет. За день до свадьбы гуляла юная Хекенрозе по отчему замку и вдруг увидала маленькую дверцу в стене. Отчего она не замечала ее прежде? Ведь не раз и не два проходила мимо… За дверцей оказалась каморка без окон, в ней сидела старушка в сером плаще, и диковинная вещица крутилась в ее руках, тянулась длинная нить… Принцесса из любопытства взяла ее в руки — посмотреть, но ухватила неловко, уколола палец. И проклятие мгновенно исполнилось. Не так, как было предсказано, но и не так, как сулила фея.

Хекенрозе уснула не одна. Вместе с нею все королевство, до самых окраин его, погрузилось в сон, поросло терновником и кануло в пучину забвения. Такова, видно, оказалась плата за жизнь проклятой принцессы!

Даже жених ее, клявшийся в любви и верности, не смог противиться действию чар. Не пришел, не спас. Как и все вокруг, он позабыл о своей несчастной суженой и скоро женился на другой, злой и своенравной женщине, много старше его. Она быстро свела нежного юношу в могилу и сама взошла на дольнский престол…

Пролетят года, пройдут века… А Спящая красавица так и будет ждать своего принца в зачарованном замке, куда нет дороги ни конному, ни пешему, видеть сны о несбывшемся счастье…

Такой вот печальный рассказ.

— Хеппи-энда не случилось! — хмыкнул Дэн.

— Чего? — удивилась незнакомому слову Ильза.

— Счастливого конца, — снисходительно пояснил противный клиент.

— Ничего, все еще впереди, — обнадежил демон-убийца, — благо принцев у нас… хоть отбавляй! — По правде, он хотел выразиться иначе, а именно «как гоблинов нерезаных», но бросил взгляд на кальдорианцев и вовремя вспомнил о культуре речи.

Из дневника Хельги Ингрема

…На самом деле ничего плохого в них нет, кроме разве что дурной привычки то и дело молиться Кальдориану, которому — я готов поспорить — наплевать на все мольбы с высокой башни. Непонятно, почему их общество тяготит меня почти столь же сильно, как и присутствие клиента? Может быть, потому что они слишком уж правильные, высоконравственные, и эта их гипертрофированная добродетель отдает ханжеством? Нет. Я уверен, и Годрик и его Спун абсолютно искренни в своих убеждениях. Они во многом похожи на нашего собственного Аолена, а ведь я к нему очень хорошо отношусь, мне его здорово не хватало, когда он был не с нами… Пожалуй, все дело в привычке. Пройдут годы, мы свыкнемся друг с другом, я перестану видеть в них чужаков, а они во мне — убийцу… Точно! Понял! Мое к ним нерасположение — это лишь реакция на их предвзятое отношение ко всем бессмертным, кроме Кальдориана. Порой они смотрят на меня с таким видом, будто ждут, что вот сейчас, сейчас я примусь истреблять народы, разрушать города, пить кровь невинных младенцев… Или что там еще делают демоны-убийцы? Очень неприятно!

Но вообще-то я совсем про другое собирался написать. Даже не понимаю, почему вдруг отвлекся? Просто они достали уже своим затравленным видом! Чем от меня шарахаться, лучше бы на своего Пресветлого посмотрели, что он из себя представляет! Вот будет время…

Опять я не о том!

Короче, невеста наша очнулась!

И знаете, почтенные читатели, случись таковым быть, что она сделала, простите за каламбур, первым делом?! Дала мне по физиономии! Со всего размаха и без предупреждения!

В куртуазных романах принцесс принято изображать нежными и трепетными созданиями, неспособными справиться даже с мотыльком, удумай таковой проявить агрессию. Приходится признать: реальность здорово расходится с художественным вымыслом! У нашей дамы рука оказалась потяжелее, чем у амазонки (уж поверьте, мне есть с чем сравнивать, не для красного словца пишу). Клиент — он тоже свое получил, сразу после меня — тот даже на ногах не устоял, отлетел на три шага!

Но самое интересное — это не как, а за что она нас била! Думаете, за поруганную девичью честь? Ничего подобного! Оказывается, под воздействием чар, она вовсе не страдала слабоумием: все видела и осознавала, только изменить ничего не могла, лишенная воли и дееспособности. Думается мне, яйцами илфи ее одурманили, как в свое время мать Эдуарда… Но суть не в этом. А в том, что решение наше, насчет лишения невинности, она вполне одобряла. Сама так и сказала: «Последнее, что мне надобно в жизни — это стать матерью Ужаса! А если уж, демон побери, становиться, так лучше втихую за барханом, чем на могильном камне у всех на виду!» Очень толковая и здравомыслящая особа, этого у нее не отнять. И лексика у нее богатая, хоть и нетипичная для принцессы. Энка говорит: «Такое впечатление, будто они с Рагнаром воспитывались в одной казарме».

Разозлило же принцессу то, как мы все от нее «отбрыкивались, будто от прокаженной» (тоже ее выражение).

Из всех нас ей больше всего понравился я. Очень странно, ведь у меня с ее женихом нет ничего общего. Она рассчитывала, что я, как инициатор, возьму дело на себя. Но я отказался, за что сегодня и получил. А меньше всех ей понравился… кто бы вы думали? Вот именно! Клиент! (Тоже странно, ведь между ним и женихом прослеживается явное сходство как во внешности, так и в манерах.) Но он не отказался и тоже получил. Прямо по морде! Пустячок, а приятно!

Забавно будет, если у них случится ребенок… тьфу-тьфу, не дайте боги, конечно! Интересно, как они тогда будут строить взаимоотношения?

Если бы у меня была жена, я бы не хотел, чтобы она меня била. Хватит того, что это изредка делает сестра по оружию. А я не могу ответить тем же, потому что, во-первых, она дама, хоть и диса, во-вторых, я ее так люблю, что рука не поднимается, а в-третьих, она меня старше на полгода, значит, имеет право воспитывать… С недавних пор у нас появился еще один родственник по оружию — Орвуд. Он нас намного старше — почти на десять лет. Значит, тоже имеет право бить, когда захочет! Вот ведь беда какая! На что только не приходится идти ради спасения мира!..

Пробуждение Генриетты Рю'Дайр было последним из череды событий, приключившихся во время плавания на «Короле волн». Через два дня компания Наемников и их спутников покинула борт судна и ступила на землю оттонского королевства.

Из дневника Хельги Ингрема

По прибытии, первым делом… Нет, вторым. Первым был непременный оттонский пир, который папаша Рагнара, король Робер, упорно именует «полдником». Так вот, не дожидаясь его окончания, я подался в Уэллендорф, улаживать вопрос с университетом. Это следовало бы сделать раньше, еще на корабле, но я малодушно тянул время. Мне казалось, на этот раз нас непременно выгонят, потому что сколько можно? Нас постоянно нет на месте, мы прогуливаем целыми семестрами, срываем учебный процесс — кто станет держать таких сотрудников?

Но слава всем богам и демонам — обошлось! И даже без взятки! Потому что ректором выбрали профессора Перегрина, и он решил вопрос в нашу пользу.

Он так заявил на Ученом совете (видно, сама Судьба была к нам благосклонна, потому что явился я точно к началу заседания): «Спасение Мира — занятие достойное, ответственное, несущее очевидную пользу обществу. Уэллендорфский университет оказывается приобщенным к нему посредством коллег Ингрема, Энкалетте и Меридит (да, он так прямо и сказал: „коллег“ — это очень почетно!), что, несомненно, повышает престиж нашего учебного заведения и служит его доброй славе. А посему они (то есть мы) отныне получают право свободного посещения и освобождаются от преподавательской деятельности!»

Очень, очень отрадно! Не знаю, как коллегам Энкалетте и Меридит, а мне лично деятельность эта была хуже кости в горле! Нет у меня педагогических способностей и наклонностей, хоть ты тресни! Когда мы с Меридит служили десятниками и гоняли новобранцев, было проще. Их, по крайней мере, можно было бить. Пусть дикий, но все-таки метод. Со студентами намного сложнее. То в морду хочется дать — а нельзя, устав запрещает, то, наоборот, жалко становится, потому что сам недавно был в их положении. Большая удача, что получилось от них отделаться.

После Совета я заскочил извиниться к своему профессору, мэтру Донавану. Он тоже не стал меня ругать. Спросил, какой маршрут нам предстоит, узнал, что на Даарн-Ол, обрадовался и велел наловить тамошних пиявок, неважно, измененные они или нет. Там, в горной местности, должны встречаться наземные пиявки рода Orobdella, он давно мечтает их заполучить.

Современной науке известно около двухсот видов пиявок. Профессор Донаван убежден, что их, по крайней мере, вдвое больше, не принимая в расчет магически измененных! Несомненно, это очень интересный, перспективный для исследования класс. Но я бы предпочел, чтобы профессор выбрал себе другой объект изучения. Не то чтобы я боялся пиявок, но и любви к ним, скажем прямо, не испытываю. В облике их есть определенная эстетика, но ловить их, брать в руки не очень приятно. И близкие мои это занятие не одобряют, кто тише, кто громче. Ильза, к примеру, визжит в голос.

Пиявки произошли от малощетинковых червей; при переходе к хищничеству организация их тела подверглась существенным изменениям. Произошло прогрессивное развитие нервной, двигательной и других систем, обеспечивающих активный образ жизни. Однако те виды, что стали настоящими паразитами, напротив, проявляют тенденцию к упрощению строения и редукции тех или иных органов.

А пишу я об этом вот к чему.

Полезно было бы узнать, демоны-убийцы — кто они, хищники или паразиты? Устроены сложнее, чем обычные бессмертные, или наоборот? Энка считает, что демон из меня плохой потому, что я мало тренируюсь. А я, может быть, ущербен от природы, как всякий паразит, пусть и астральный, и винить меня ровным счетом не в чем… Интересно, если ей об этом сказать, выйдет больше пользы или вреда? Отвяжется со своими тренировками или замучит насмешками? С нее станется.

…Вернувшись из Уэллендорфа, я обнаружил, что так называемый полдник плавно перешел в ужин, и снова удрал, движимый чувством самосохранения. Побывал у Макса: надо было посоветоваться насчет клиента. На наш взгляд, он уже исполнил в нашем мире ту миссию, что была возложена на него Судьбой, и пора ему возвращаться в свой. Но он не хочет! Скандалит, требует продления договора и гарантирует оплату. Понравилось ему у нас — кто бы мог подумать!

В другой мир я переместился удачно — попал прямо в дом, и посторонних рядом не оказалось. Встретили меня, как всегда, очень хорошо, но Ирина хотела накормить. Выручил Макс, ему однажды довелось побывать на оттонском пиру, он знает, что это такое.

Насчет клиента мы с ним быстренько решили: сроки вышли, продлевать договор фирма не обязана, можем возвращать его хоть сию минуту, раз надоел. А лучше — завтра утром, когда Макс будет в офисе, чтобы в дом не тащить. Я был очень доволен. Счастлив, можно сказать. Но тут вмешалась Ирина. Она сказала очень разумную вещь.

Допустим, разыскали мы Спящую красавицу — а что дальше? Снова отбиваться от лордов, которые непременно постараются ее заполучить? Нет. Придется действовать старым проверенным способом: невинности лишать. И кто это станет делать, когда рядом не будет Дэна? Куда мы денем свои моральные устои, принципы и предпочтения? Кто согласится пожертвовать ими?

Короче, договор был продлен на неопределенный срок, и бумага подписана. Увы нам, несчастным!

Домой Дэн не собирался — путешествие нравилось ему все больше и больше. Гадкие портовые ночлежки сменились королевскими замками, пирами и рыцарскими турнирами, если не настоящими (стопроцентной уверенности в реальности происходящего у него так и не было), то очень, очень правдоподобными. Там было на что посмотреть! Могучие мужики в тяжелых старинных доспехах сходились в конных и пеших поединках, звенела сталь, трещали кости, ревели толпы зрителей, — это ли не веселье?! Дэн развлекался от души, махал руками, орал «мочи его!», «судью на мыло!» и тому подобные, совершенно не средневековые глупости. И неважно, что туземцы косились на него с большим недоумением (с виду вроде человек, но такой странный, будто из Инферна вышел!) — какое ему дело до обслуги?

Пока Рагнар занимал гостей местными достопримечательностями и народными забавами, существа ученые погрязли в дебрях замковой библиотеки.

Три огромных зала были от пола до потолка заставлены рукописями, инкунабулами и современными печатными томами, собранными со всего света, рядом громоздились горы бумажных свитков и пергаментов. Колоссальное вместилище мудрости человеческой и нечеловеческой…

Всего пятеро грамотных придворных состояло при королевском дворе славного Оттона! Не справлялись они с такой чудовищной массой литературы. Книги были расставлены исключительно по внешним признакам: старые со старыми, новые с новыми, большие отдельно от маленьких… Безумная мешанина авторов, жанров, языков и дат. Попробуй-ка, отыщи, где среди этих завалов скрывается Карол Освободитель?!

— За каким троллем вам столько книг, если вы их один демон не читаете?! — в сердцах спросила Энка у короля, заглянувшего их навестить и пожелать удачи в нелегком труде.

Меридит больно ткнула боевую подругу в бок: могла бы и повежливее обращаться с монархами! Но король Робер был чужд аристократических условностей. Он добродушно усмехнулся в ответ:

— Для потомков, это же ослу сехальскому ясно! Жизнь-то меняется, на месте не стоит! Сама суди: вот мы с женой вовсе темные, как и родители наши, и деды с прадедами. Зато сын, Рагнар, грамоте худо-бедно, да разумеет. А его сын, глядишь, и вовсе ученым станет. Вот и скажет спасибо предкам своим, что позаботились о пище духовной! Верно я мыслю?

— Верно! — признала дочь сенатора Валериания. — Но разобраться в меню ему будет ох как непросто!

…Поиски шли медленно. Крайне медленно. И не только неразбериха в библиотеке была тому виной. Время от времени то один, то другой натыкался на что-то интересное для него лично, но никакого отношения к делу не имеющее, и самым бессовестным образом погружался в чтение. Его ловили на месте преступления, взывали к совести, возвращали на путь истинный — но драгоценное время оказывалось безвозвратно упущенным. И так раз за разом.

За три дня едва ли была сделана десятая часть работы.

— Я чувствую себя Авгием, который должен чистить конюшни, — жаловался Хельги, беспомощно озирая уходящие ввысь стеллажи.

— Тьма бескультурная! — отругала его Энка. — Помалкивал бы лучше, чем позориться! Конюшни чистил древний аполидийский герой Геракл, а царь Авгий был их хозяином.

— Сама ослица! — огрызнулся демон. — Нечего цепляться к словам! Авгий был хозяином конюшен и чистил их, сам или посредством аполидийского героя Геракла — не суть важно. Главное, работы было слишком много… И вообще, мне непонятно: Карол Освободитель — такая заметная личность, почему о гибели его толком ничего неизвестно?

— Как — неизвестно? — возразил Аолен. — Карол Освободитель был предательски убит ближайшим своим сторонником и единственным другом Алариком Р'Равом по прозвищу Вепрь, не то в конце пять тысяч пятьсот тридцать второго года, не то в самом начале тридцать третьего, о дне история умалчивает. Каролу тогда уже исполнилось семьдесят лет от роду, но возраст еще не брал свое, король был здоров и крепок, как дуб, и выпускать власть из рук совершенно не собирался. Боги не дали ему наследника-сына, жены его рождали только дочерей. Аларик Вепрь, будучи моложе на двадцать лет, рассчитывал после смерти Карола занять его престол, поскольку они были братьями по оружию. Но год шел за годом, король никак не помирал, а Аларик моложе не становился, здоровье начинало подводить его, ждать дольше он не мог.

И тогда вероломный родич решил взять судьбу в свои руки, ускорить печальное событие. Под покровом ночи он собственной рукой пронзил сердце брата отравленным аттаханским кинжалом. Но мечтам его о власти не суждено было сбыться. Старшая дочь Карола, принцесса Дейдра, характером и хваткой пошла вся в отца. За предателем стояла придворная стража, но за Дейдрой — армия людей и нелюдей. Спустя семь дней после гибели короля убийца его был казнен на рыночной площади путем медленного сожжения, и пепел его был смешан с нечистотами в выгребной яме, а сущность его маги скормили голодным демонам. Такова была расплата за предательство. Вот и вся история. Разве вы ее не знали?

— Знали! — ответили девицы.

— Нет! — честно признался ученый магистр Ингрем. — В смысле слышал что-то похожее, но без подробностей…

— Что значит, без подробностей?! — возмутилась сестра по оружию. — Нам на первом курсе целую лекцию прочитали! Ты же со мной рядом сидел, как сейчас помню!

— Значит, я думал о чем-то другом, более важном, — отвечал Хельги с достоинством. Но потом честно добавил: — Или спал.

— Как же ты ухитрился экзамены сдавать? — искренне заинтересовалась Энка, на первом курсе ее в Уэллендорфе еще не было. — Ведь ни демона не знаешь!

— Загадочный дух Халява всегда мне благоволил! — очаровательно улыбнулся подменный сын ярла и чихнул три раза подряд. В библиотечном воздухе висела такая пылища, что солнце расходилось от окна косыми лучами, и мириады искр медленно кружились, мерцали в них. — Вот! Правду сказал! А толку от вашей истории все равно нет. Потому что про могилу в ней ни слова… Пожалуй, ее надо искать в Альгальде.

— Почему в Альгальде? — не понял эльф.

— А где же? Ведь Карол был королем Альгальда, убили его в тамошнем замке, значит, и похоронили где-то неподалеку. Люди всегда так поступают.

Право, лучше бы Хельги помалкивал — избежал бы новых упреков в невежестве.

Оказывается — и этот факт тоже был известен каждому школяру — в последние десятилетия жизни Карол впал в подозрительность, боялся заговоров, никому (кроме дорогого друга Аларика) не доверял, на одном месте подолгу не задерживался и на родине не показывался годами. Империя его в те времена охватывала большую часть человечьего Староземья, простиралась от Безрудных гор до самых Арвеев — можно было путешествовать месяцами, не пересекая ее границ. Ворота всех дворцов и замков Приморских герцогств, Срединных земель и Прилесья были распахнуты для Карола Освободителя. В каком из них настиг его коварный удар судьбы и где нашло последний приют тело его, историки и летописцы, столь красочно повествующие о жизни и смерти величайшего из правителей, почему-то решили умолчать. Или их заставили?

Но ведь не может такого быть, чтобы всех до единого? Наверняка хоть один да устоял пред чарами и запретами, не убоялся поведать миру правду. Значит, надо искать, искать — вдруг повезет?..

Из дневника Хельги Ингрема

Просто удивительно, до чего может довести смертных стремление к власти!

Убить собственного брата по оружию — это просто в голове не укладывается! Ведь когда заключаешь братский союз, возникает связь прочнее кровной. О супружеской и говорить нечего, она в сравнение не идет.

Как обычно бывает: муж с женой поживут вместе год-другой, потом разойдутся на все четыре стороны, а то и искалечат друг друга, не поделив имущество. Некоторые боги не разрешают своим поклонникам разрывать брачные узы. Хотя казалось бы, какая им разница? Наверное, это не сами боги, а жрецы, из вредности, от имени своих богов сочиняют глупые запреты. Это еще хуже. Потому что тогда мужья забивают жен до смерти, а женам приходится травить мужей погаными грибами. Такое сплошь и рядом случается.

Помню, в нашем фьорде помер кормчий Сьельв Длиннорукий. Туда ему, кстати, и дорога — редкий был скотина. Обзывал меня «волчьим выродком» и кидал камнями в голову. Впрочем, доставалось от него не мне одному, а любому фьордингскому детенышу, случайно оказавшемуся рядом с его домом. Наверное, Сьельв страдал паранойей, ему постоянно казалось, что окружающие только и мечтают его обокрасть. Хотя у него и брать-то было нечего, сам все пропивал.

Понятно, что жена его, тетка Хольда, в конце концов, потеряла терпение и пошла к вельве.[10]

Та, как водится, впала в транс, пообщалась с асами, а потом сообщила, что Великой Фригг неугоден их развод, богиня не дает на него своего позволения. Бедная Хольда ушла ни с чем — и что бы вы думали?! Недели не минуло, как Сьельв помер, якобы отравившись дурной сивухой. Но прошло еще немного времени, и по фьорду пошли нехорошие слухи. Жена Грольфа слышала от жены Отара, что жена Кнута сказала ей, будто Хольда проболталась жене Бриньольва, что не в сивухе дело, а в вареных мухоморах. Папаша-ярл учинил допрос, бедная баба созналась в убийстве. Короче, все умерли, как говорит Макс.

Вот что такое матримониальные отношения! Думаю, существам благоразумным следует их избегать, по крайней мере, до тех пор, пока у них не появятся дети. Но и тогда следует трижды подумать, прежде чем навязывать беззащитному отпрыску общество второго родителя. Одного вполне достаточно для счастливой и благополучной жизни. К примеру, я в детские годы отлично ладил с подменной матерью, но прекрасно обошелся бы без папаши-ярла. Хорошо, что я успел вырасти прежде, чем убил бы его. Проживи я во фьорде годом дольше — дело непременно кончилось бы отцеубийством, ведь подменная связь приравнивается к кровной.

Но совсем иное — братский союз. Я знавал многих братьев и сестер по оружию — все они даже помыслить не могли о том, чтобы причинить друг другу вред. Это все равно что убить самого себя… Нет, легче убить самого себя. Не представляю, как Аларик мог решиться на подобное! Каких только чудес не бывает на свете!

И все ради власти. Жажда власти — очень опасная вещь. Именно из-за нее за последние несколько лет мир наш едва не погиб четырежды и снова, в пятый раз рискует погибнуть. Совершенно не понимаю, чего привлекательного в ней находят? На мой взгляд — только лишнее беспокойство. Когда мы с Меридит перешли из пехоты в разведку, наши воинские звания сделались чисто номинальными. Мы имеем статус сотников, получаем плату, положенную сотникам, при этом предоставлены сами себе и не обременены толпами подчиненных — какая красота! Но прежде мы были вынуждены командовать своими сотнями, а до этого — десятками… Боги Великие, сколько же было мороки! Представляю, каково приходится тысячникам, полководцам, тем более королям! Врагу не пожелаешь!

Но королям деваться некуда — такими они родились, против предназначения тоже не пойдешь. Зачем лишние проблемы тем, кого такая доля миновала — вот загадка. Пожалуй, это у них от чувства собственной неполноценности и несамодостаточности. Не могут самоутвердиться иначе, как за чужой счет. Тут есть чему посочувствовать — они несчастные, ущербные твари.

Я бы их сразу убивал, чтобы не мучились сами и не причиняли хлопот другим. В частности, нам. Надоело без конца спасать мир, диссертация плохо продвигается. Материала прорва — обрабатывать некогда…

Не забыть про пиявок, про пиявок не забыть!..

Скорее бы уже в Даан-Азар — пиявки ждут!

Мне начинает казаться, что мы зря теряем время. Право, легче добраться до Трегерата, сходить в публичную библиотеку и поискать нужные сведения там, нежели разгрести многовековые книжные завалы Оттона. Быстрее будет. Но боюсь, наши со мной не согласятся. Будем рыть дальше, до победного конца.

Сейчас я пойду спать, а завтра поутру опять «в борозду», как говаривал один мой десятник, бывший землепашец… Да, засиделся я сегодня. Темно за окном, ночь. Люблю. Спригганы — существа от природы ночные, это проклятие вынуждает нас подстраиваться под чужой образ жизни…

— И когда же это кончится, твари добрые?! И что за напасть на мою седую голову?! — раздался вдруг голос, скрипучий и сварливый. Откуда он шел — непонятно, вроде бы из пустоты.

Хельги отложил перо, с любопытством огляделся. Другому на его месте, пожалуй, стало бы жутковато. Представьте себе: глубокая ночь, полутьма, которую не в силах развеять неверный огонек единственной свечи (другого освещения в королевской библиотеке предусмотрено не было — зачем, кому придет в голову читать на ночь глядя?); на полу и стенах — длинные тени странных очертаний, похожие на зловещие профили; огромные залы, наполненные древней мудростью людей и нелюдей, и вдруг в глухой тишине — голоса!

Но подменного сына ярла Гальфдана Злого, как известно, пугали только три вещи на свете, и таинственные библиотечные обитатели в их число не входили.

— Ну чего башкой вертишь? — продолжал голос. — Все равно не увидишь, покуда сам не захочу!

— Так захоти! — Хельги начинал раздражаться. — А то я и сам исчезнуть могу. Что, так и будем вслепую разговаривать?

Оно появилось из ниоткуда — маленькое серенькое существо, поросшее жиденькой, будто побитой молью шерсткой. Ничего диковинного в нем не было — обычный домовый гоблин. Точнее, замковый. Или библиотечный, кому как угодно.

— Я в этих стенах живу уж три века как. И такого отродясь не бывало, чтобы тут столько чужого народу толклось! Днем от вас покоя нет — ладно, терплю. Так теперь еще и по ночам повадились! Чернокнижники, что ль? Так зря стараетесь. Нету у нас черных книг, ни единой, можете не искать. Ступай себе восвояси, дай отдохнуть. От свечи глаза устали.

— Пожалуйста, я потушу, — пожал плечами урожденный спригган, существо от природы ночное. — Мне и без нее хорошо, я просто забыл… — Он загасил пламя.

— И что толку?! — возмущению гоблина не было предела. — Что толку, я спрашиваю, ежели твои глазищи еще хуже светятся?! Ну и страшные же вы твари — чернокнижники, доложу я вам! Ступай прочь, боюсь я тебя!

— Да не чернокнижник я!!! — шумно воспротестовал Хельги, пугая ночную тишину.

— А кто тогда? — спросил гоблин недоверчиво.

— Демон-убийца, — брякнул Хельги в ответ. Сдуру, прямо скажем, брякнул. Не подумав.

Гоблин, бедняжка, где стоял, там и брякнулся без чувств. Потому что даже домовому гоблину ясно: встретить чернокнижника — не к добру, но демона-убийцу — не в пример хуже. Не остаются в живых после такой встречи смертные, да и бессмертные порой…

Хельги поднял обмякшее тельце за шкирку, встряхнул:

— Эй! Ты чего?! Помер?! — Он был очень удивлен: с чего бы это?

Гоблин приоткрыл один глаз. Простонал жалобно:

— Сгинь! Исчезни! Изыди, откуда явился в наш мир!

— Не изойду, — заупрямился Хельги, обидевшись. — У меня дело. Я книгу ищу.

— А я тебе сказал уже: нету тут черных книг! — Гоблин на удивление быстро успокоился, вернул свой прежний уверенный и сварливый тон.

— И я тебе уже сказал, что не чернокнижник. Мне надо найти книгу про Карола Освободителя, желательно старинную.

— А ты вообще-то того… грамотный? — осторожно поинтересовался домовый гоблин и посмотрел на собеседника как на глупого. Оно и понято. Про Карола Освободителя повествовалось или, по крайней мере, упоминалось как минимум в каждой четвертой из всех книг, вышедших с конца пятьдесят шестого века и по сей день. В оттонской библиотеке таковых имелось великое множество: читай — не хочу. Если, конечно, грамотный.

— Мне нужны особые сведения про Карола Освободителя, — поспешил уточнить Хельги, сообразив, что выглядит дураком, — о том, где именно он похоронен. Не знаешь, есть здесь такая книга?

Домовый гоблин принял вид такой важный и неприступный, что казалось, даже в размере увеличился.

— Может, есть, а может, и нет, — был ответ. — Не скажу.

— Почему? — удивился Хельги.

— Не положено. Запрещено.

— Кем запрещено?!

— Никем. Традиция такая у нашего народа. За просто так никому ничего не говорим.

— Даже демонам-убийцам? — Хельги эффектно сверкнул желтым глазом, оскалил волчьи клыки. Конечно, стыдно и недостойно воина использовать подобные аргументы в спорах с существом, которое ростом тебе всего по колено, но ради спасения мира приходится порой поступаться принципами.

Бедный гоблин в испуге присел, сжался в комочек, вновь сделался маленьким и жалким, но упорно, как орк на допросе, стоял на своем:

— Даже демонам. Умрем, а не скажем. Традиция — это святое!

И что с таким прикажете делать? Не убивать же его, в самом деле?

— Ладно, живи, — махнул рукой подменный сын ярла. — Говори, за что скажешь? Хочешь, золота дадим?

Просто удивительно, как быстро способно меняться душевное состояние домовых гоблинов. Только что дрожал побитой собачонкой — и вот опять надулся важностью.

— Ха! Что я, гном какой-нибудь, чтобы на золото зариться? На кой оно мне? Другое сули.

— Ну давай пожрать принесу… поесть в смысле. Вкусного чего-нибудь. Что ты любишь?

Гоблин фыркнул. Теперь во взгляде его сквозила откровенная жалость, а в голосе — снисходительность.

— Уж не думаешь ли ты, неразумное чадо, что в оттонском замке хоть кто-нибудь может оголодать?! Да у нас, чтоб ты знал, мышиные ходы — и те вдвое шире, чем в других домах. Чтобы мыши сытым брюхом не застревали!

— Верно, — признал свой промах демон. — Это я не учел… Я вообще спать хочу, а не думать. Говори сам, чего тебе надо, хватит голову морочить.

Гоблин покрутил башкой:

— Э нет! Так не принято. Сперва ты мне должен сулить разное, а уж потом, когда у тебя фантазия иссякнет, я открою, что ты должен сделать. Традиция!

— Да иссякла она уже!!! — взвыл сотник Ингрем. — Начисто! Ничего больше придумать не могу!

— Что, правда? — спросил собеседник подозрительно. — Может, ты просто плохо стараешься? Поклянись!

— Клянусь! Золотой ванной моего брата! И всеми богами в придачу! Ни одной умной мысли в голове, хоть режь! Проси сам, или я пошел.

Гоблин недовольно поморщился, но уступил:

— Только потому, что ты демон. Из уважения к сильным мира сего… Короче, ежели угадаешь с трех раз мое имя — дам тебе книгу.

Такого поворота Хельги никак не ожидал.

— Не понял! А зачем тебе это? Какая выгода?

— При чем тут выгода?! О традициях речь идет! О священном и вечном! Отвечай, как принято: согласен или нет?

— А что будет, если я не угадаю? — решил проявить осторожность Хельги. Древние традиции, особенно такие вот забавные и на первый взгляд бессмысленные, очень часто в основе своей имеют магию, архаичную, ныне почти забытую, и от этого особенно опасную. Об этом в одной из своих лекций рассказывал профессор Перегрин, а Хельги, как ни странно, вспомнил. Вот она — польза высшего образования!

— Если не угадаешь — не дам книгу.

— И все? Ничего больше не потребуешь?

— Ничего, — заверил гоблин.

Правда, носик у него при этом нервно подергивался, в глаза он не смотрел, отворачивался. Но на такие мелочи Хельги обращать внимание не умел. Сами понимаете, напрасно…

Уговорились так: встречаются завтра, в это же время. И Хельги пошел спать. А гоблин довольно хихикнул, потер маленькие сухие ладошки и растворился в библиотечном мраке.

Хмурое, хмурое выдалось утро. Ветер подвывал в каминных трубах уже по-осеннему. Небо висело низко, цеплялось тучами за шпили замковых башенок. Дождь барабанил по черепице, стекал извилистыми дорожками по цветным стеклам витражей…

Вставать в такие дни хочется поздно, есть — много, а работать — совершенно не хочется.

Хельги выполз из спальни только к концу завтрака, благо завтраки в оттонском замке длились не менее полутора часов, а то бы и вовсе не успел, пропустил, съел колбаску и спросил у Рагнара так, между прочим:

— Ты случайно не знаешь, как зовут вашего домового гоблина? Того, что живет в библиотеке?

— А что, у нас в библиотеке живет домовый гоблин? — вяло удивился наследник престола. — Никогда не встречал!

— Естественно! — фыркнул демон. — Учитывая, как часто ты там бываешь… А как вообще принято называть домовых гоблинов в ваших краях? Есть какие-нибудь особенно распространенные имена?

— Да откуда мне знать?! — Удивление рыцаря стало нарастать. — Какое мне до них дело?! Сроду такие знакомства не водил!

— Между прочим, тебе-то какое дело до домовых гоблинов? — спросила Энка подозрительно. — С каких пор ты ими так интересуешься?

— Со вчерашнего вечера, — ответил Хельги и поведал свою полуночную историю.

А потом долго, долго выслушивал нелестные эпитеты в свой адрес. Нельзя было, оказывается, заключать такой договор. И профессор Перегрин предупреждал об этом очень настойчиво. В той же самой лекции.

Называется это — сделка с неназванным, и выполнить ее условия практически невозможно. Те народы, что практикуют этот вид колдовства, в быту используют прозвища, а подлинные свои имена держат в строжайшей тайне, их нельзя угадать даже случайно. Один шанс на миллион, что кому-либо по наитию удастся воспроизвести нужный набор звуков, столь непривычных староземскому уху.

Неназванный непременно остается в выигрыше, а проигравшего ждет большая беда. Выигравший забирает его с собой — в свои серые тени, в тайные убежища, по тропам, ведущим только в одну сторону. Что происходит с пленниками потом — неведомо. Никто из них еще не возвращался назад, уходили и пропадали навеки…

Вот о чем умолчал гадкий гоблин. Вот о чем поведал Аолен.

Эльф говорил, Энка ему поддакивала, а Меридит сидела молча, но с таким видом, что каждому знавшему ее достаточно давно, было ясно: еще немного, и она расплачется. Хорошо, Ильзы при этом разговоре не было — не вышла к завтраку, сославшись на временное нездоровье. Уж она-то непременно разревелась бы!

Однако Хельги воспринимать ситуацию всерьез никак не желал.

— Глупости! Бабкины сказки! Домовый гоблин — мелкое, безобидное существо. Он при всем желании не сможет увести меня силой. Я ему одной рукой шею сверну.

Аолен удрученно вздохнул:

— Силой — не сможет. А колдовством?

Подменный сын ярла был настроен беспечно.

— Да уж справлюсь как-нибудь и с колдовством. Через астрал уйду. Или разнесу его серые тени к демоновой матери! На худой конец, самого гоблина поглощу. Противно, конечно, но ради дела…

— Хельги, — тихо, проникновенно сказал Аолен, — ты, конечно, и грозный и могучий, этого никто не отрицает. Но беда наша в том, что мы слишком мало смыслим в колдовстве. Вдруг ты просто не захочешь этого сделать? Лишишься собственной воли, как принцесса-невеста, и пойдешь, куда поманят?..

— Но ведь он может просто не пойти вечером в библиотеку? — спросил Рагнар с надеждой.

— Тогда гоблин придет за ним сам. Отказ засчитывается за поражение, это общее правило.

— С юридической точки зрения, сделка абсолютно незаконна, — заметил Орвуд. — Ее можно оспорить.

Но эльф безнадежно махнул рукой: юриспруденцией магию не перешибешь.

Они еще долго спорили, перебирали варианты — Меридит почти не слушала. Она была совершенно деморализована. В отличие от брата по оружию диса была прилежной студенткой, училась ровно и стабильно, успевала даже по тем предметам, что лежали вне сферы ее собственных интересов. Она-то прекрасно осознавала всю безнадежность ситуации. И не только в теории.

Она была совсем маленькой тогда, и говорить об этом в семье не любили, но тетка Оса, старшая сестра ее матери, именно так пропала однажды: встретилась на узкой дорожке со старухой-скессой, польстилась на легкую наживу, да и сгинула без следа. Сама ушла — никто ее силком не тащил… Неужели так будет и с Хельги?! С ее братом, которого она любит больше всего на свете, и жизнь без которого представляется полной бессмыслицей?! Они так долго были вместе, столько всего пережили, они стали одним неразрывным целым — а теперь он уйдет навеки, один, в серые тени, и она его больше не увидит ни-ког-да…

Комок подступил к горлу, в глазах защипало. Она больше не могла сдерживаться. Сорвалась с места, бросилась к выходу, чтобы успеть выскочить до того, как позорно разревется на глазах у посторонних… и в самых дверях нос к носу столкнулась с Ильзой!

«Временное нездоровье» не помешало девушке выглядеть веселой и беззаботной.

— Что я вам сейчас расскажу! Какую я только что забавную штуку видела! В сортире… в смысле в уборной, — поправилась она, заметив присутствие кальдорианцев. — Ой! Меридит, что это с тобой?! На тебе лица нет!

— Ничего… — Диса поспешила взять себя в руки. Ведь она не одна любит Хельги. Для Ильзы разлука с ним станет не меньшим ударом. Значит, надо ее хотя бы подготовить, нельзя же вот так прямо, в лоб… — Я в порядке. Что там у тебя в сор… в уборной? Рассказывай.

— О! — опять повеселела девушка. — Пошла это я, чтобы… гм… неважно. Короче, захожу, а там!.. Пляшет, представляете! И поет еще! Ну до чего смешно! Раскурлыкался, как тетерев на току, меня даже не заметил!

— Да кто поет-то?! — сердито прервала ее сумбурный рассказ Энка. — И когда ты у нас научишься…

Ильза очередную нотацию выслушивать не стала:

— Да гоблин же! Домовый гоблин, маленький такой, страшненький…

— Гоблин?!! — Меридит подскочила к ней, тряхнула за плечи, заорала прямо в ухо: — Что он пел?!! Говори!!!

— Ой! Что ты как бешеная?!! — Ильза не на шутку перепугалась. — Песенку пел… Глупая такая песенка… Щас…

— Пым…?!

— Пым-быр-хут. Смешное слово, я сразу запомнила!

— Нет, ты точно запомнила? Не путаешь? Ты уверена?! — придирчиво допрашивала диса.

— Точно! Уверена! А ты сегодня как псих ненормальный! — Бедная девушка уже чуть не плакала.

— Нормальная я! Нормальная! — не стесняясь посторонних, ликовала Меридит. — Ильза!!! Ты моя радость!.. Ты мое счастье, дай я тебя поцелую! Ты меня просто к жизни вернула! Пымбырхут!!! Имя какое дурацкое! Хельги, запоминай лучше, смотри не попутай!

— Да уж постараюсь, — проворчал тот. Он так и не проникся серьезностью своего положения. Потому что магию в свое время учил кое-как, и тетки его никуда не пропадали, ни родные, ни подменные, если не считать вторую сестру ярла Гальфдана, которую по зиме сожрал голодный тролль, но та давняя история никакого отношения к колдовству не имела.

— Явился?! — сказал гоблин вместо приветствия. — Ну говори тогда, как меня зовут?.. Да не тяни, что за дурная манера?

— Наверное… наверное, тебя зовут… ну, хотя бы почтенный Тупхудор! — Хельги поступал, как учила Энка: сразу дать правильный ответ нельзя, надо сделать вид, будто и вправду гадаешь. Она читала об этом в одном из своих «куртуазных» романов. Но если прежде над таким источником информации друзья только посмеялись бы, то теперь безоговорочно восприняли его как руководство к действию.

Гадкий гоблин, услышав неверный ответ, по-поросячьи хрюкнул от удовольствия, потер сухие серые ладошки:

— А вот и нет! Вот и нет! Иначе меня зовут! Первая ошибка!

— Тогда… тогда, может быть, Тагчеффахгхор?

— Ты что, совсем дурак?! Это же орочье имя! — обиделся домовик. — Придет же в голову! Тьфу-тьфу, чур меня, чур!.. Последняя попытка у тебя осталась! Давай, говори уже, нечего время тратить. Перед смертью не надышишься! — Интересно, было это сказано в переносном смысле или в прямом?

Хельги недобро усмехнулся. Маленькая дрянь нравилась ему все меньше.

— Ну не знаю, что и сказать! Разве что Пымбырхут! Больше ничего в голову не идет!

Наверное, во всем мире, и уж точно — во всем Староземье не сыскать народа более униженного и забитого, чем домовые гоблины. Всякий, мало-мальски владеющий магией или способный за нее заплатить, считает обязательным заполучить себе такого слугу: смирного, исполнительного, безропотного и не требующего оплаты. Их держат в черном теле, им поручают самую скучную и грязную работу, но им же и доверяют практически безгранично: секретные бумаги, тайники со сбережениями, жизни собственных малолетних детей… И никто не задумывается о том, сколько злобы может таиться в сердцах маленьких обитателей серых теней, и что будет, если злоба эта однажды вырвется наружу…

Надо было видеть, как перекосилось яростью морщинистое личико безобидного с виду созданьица, какая лютая ненависть полыхнула в подслеповатых глазках…

— Ты знал!!! — взвыл он, в отчаянии заламывая костлявые ручки. — Ты меня обманул! Ты не мог догадаться!!! — Гоблин орал так, что брызги слюны летели изо рта.

Хельги рассмеялся ему в лицо:

— О! Неужели я назвал подлинное имя?! Угадал, надо же! Удача-то какая! Кто бы мог подумать?! Что ж, уговор дороже денег. Давай книгу.

— Подавись!!! — взвизгнул Пымбырхут и щелкнул пальцами.

Книга — толстый тяжелый том в кожаном переплете с медными уголками и замочком — сорвалась со стеллажа и полетела прямо в Хельги с такой скоростью, что, если бы не реакция воина, если бы не успел уклониться, — угодила бы точно в голову и, пожалуй, убила бы на месте.

— Премного благодарен! — раскланялся демон-убийца, поднимая с пола распластанный фолиант.

Слова пропали даром. Гоблин успел раствориться в тенях.

— Как говорится, отделались легким испугом, — прокомментировала Меридит, перелистывая пожелтевшие страницы, испещренные затейливой сехальской вязью. «Путевые записки странника Шонихая аб Дахана из Хеммы» называлась книга.

— Угу! Легким! — скептически фыркнула Энка. — Ты бы на себя со стороны посмотрела. Такой вид был, будто тебя дракон жрет заживо, начиная с ног!

Меридит ей отвечать не стала, только плечами передернула. Подумаешь, дракон! Есть в жизни вещи и пострашнее!.. Когда смертные хотят поблагодарить богов, они идут в храм с жертвами и дарами… Интересно, есть ли какой-нибудь специальный, надежный способ, чтобы донести свою благодарность до Сил Судьбы? Ведь не направь они в тот злополучный час Ильзу в… уборную — страшно подумать, чем бы кончилось дело. И для Наемников, и для мира в целом…

…Четыре с лишним сотни лет тому назад, в далекой Хемме жил человек по имени Шонихай аб Дахан, сын могущественного визиря Дахана аб Саллеха. Был он богат, по староземским меркам, несметно, а по сехальским, имперским, — достаточно для того, чтобы позволить себе не утруждаться работой и жить в собственное удовольствие.

Молодой Шонихай мог бы проводить дни свои в неге и наслаждениях, есть на золоте, пить вино как воду, спать на драгоценных шелках — каждую ночь с новой женщиной, и никогда не знать лишений и тревог. Но он вместо этого стал на стезю странствий.

Почему — было загадкой для всех, кто знал его лично, и стало загадкой для читателей его трудов. С первых же строк становилось ясно: менее всего в жизни этот человек был приспособлен к путешествиям. На кораблях его укачивало даже в штиль, равно как и на верблюдах. От верховой езды болела спина и обострялся геморрой. От ветра кружилась голова и стучало сердце. Чужеземную пищу отказывался принимать нежный желудок. Северные холода были причиной постоянного кашля.

К недугам физическим прибавлялись страдания душевные. Шонихай боялся разбойников — морских и сухопутных в равной мере, ночной нежити, дурных покойников, моровых поветрий и стыдных болезней, кусачих насекомых и собак, бесчестных женщин, пространств открытых и замкнутых, одиночества и темноты.

Вероятно, самоистязания доставляли аб Дахану какое-то извращенное удовольствие. Иначе как объяснить, зачем он, раз за разом возвращаясь «едва живым» (по его же собственным словам) из очередного похода, тут же, на собственные средства, снаряжал новую, еще более отдаленную и опасную экспедицию?

Где только он не побывал за свою беспокойную, многотрудную жизнь! В самом начале карьеры прошел с караваном всю Аттаханскую степь до самого Трегерата. Потом на корабле обогнул Аполидийское побережье и нанес дипломатические визиты в Сильфхейм и Дефт — это было его первое плавание. Дальше — больше. Срединные герцогства, Приморские герцогства, Закатные острова, Арвейские горы — везде побывал! До самых северных земель порывался добраться — но в Граммарском заливе был атакован фьордингами. Чудом удалось уйти, и после длительного ремонта на верфях Ипских островов («Надо же, и у нас побывал!» — умилилась Ильза) пришлось взять обратный курс, на юг. Из всех его путешествий это было единственным неудачным.

Казалось бы, сколь увлекательной, полной приключений была жизнь сехальского странника! Сколько интересного и познавательного он мог бы поведать читателям! Увы. Почтенный Шонихай аб Дахан рассматривал мир исключительно «сквозь призму собственных страданий» (цитата)! Литературный труд его представлял собой столь красочное и многословное живописание терзаний плоти и духа, что у Меридит (она одна читала по-сехальски, именно ей пришлось работать с текстом) глаза слипались от скуки и челюсти сводило зевотой. Более занудного чтива ей доселе не попадалось!

Несправедливо было бы утверждать, что полезная информация в «Записках» отсутствовала совершенно. Для историков и географов труды сехальского землепроходца должны были представлять немалый интерес. Но для того чтобы добыть крупицы нужных сведений, им пришлось бы продираться через такие словесные дебри, что не каждый выдержал бы подобное испытание. Потребовался бы очень серьезный мотив, некая вдохновляющая цель.

А что может быть серьезнее и важнее, чем спасение Мира? Вот и пришлось бедной Меридит добросовестно проштудировать фолиант вдоль и поперек — и все ради одной-единственной фразы: «Проезжая мимо скверного северного городка… побывал я на могиле недавно убиенного правителя здешних земель, Карола по прозвищу Кровавый. Видел я и белый камень, и надпись на нем, но мельком, ибо задержаться хоть на миг не позволил обычный в этих местах ветер, от ледяных порывов которого не спасают ни меха, ни кожи. О злой, о безрадостный край…» — и так далее, и пошло-поехало «сквозь призму страданий»…

— Вот и все! — объявила Меридит. — Больше о Кароле ни строчки! Стоило мучиться!

— Что значит, «все»?! — опешила Энка. — Как городок-то назывался?!

— А не разберешь как! Смотри, тут нарочно зачеркнуто!

Энка выхватила книгу из рук боевой подруги, долго вертела так и эдак, стараясь различить старую надпись под чернильным пятном, судя по его выцветшему виду, таким же древним, как сама книга, но успеха не добилась.

— Подлость какая! Кому, интересно, понадобилось пакостить?! — злилась она. — Неспроста это, ох, неспроста!

А Рагнар прошипел мстительно, не по-рыцарски, а по-сприггански — нахватался дурных манер:

— Вот, боги дадут, спасем мир, вернусь домой, приглашу наемного колдуна — пусть всех домовых гоблинов из замка повыведет! Кто бы мог подумать, что они такие зловредные твари?!

Была ли книга, указанная Пымбырхутом, единственной, содержащей сведения о захоронении, или нашлись бы другие, более информативные, а он нарочно подсунул поврежденную, — осталось секретом. Друзья единодушно решили: хватит утомительных поисков, надо довольствоваться малым и продолжить путь в Даан-Азар.

Сборы были недолгими, уже на другое утро они покинули гостеприимный оттонский замок и выдвинулась к границе. Ехали верхом, под проливным дождем — ждать у моря погоды было не в их правилах.

Дэн был крайне недоволен — его вполне устраивала вольготная жизнь при дворе. Он настойчиво порывался остаться, по примеру Генриетты Рю'Дайр, благоразумно рассудившей, что боги создали ее не для ратных свершений. Но клиенту (в отличие от принцессы) однозначно дали понять: его присутствие в этом мире терпят только потому, что он единственный умеет так ловко, без душевных терзаний, порочить невинных дев. Если же он откажется принимать участие в деле и выполнять свои обязанности, то будет немедленно выдворен на родину. Вот и пришлось ему громоздиться на мокрую, скользкую и норовистую кобылу по кличке Ехидна и трое суток почти безвылазно трястись в неудобном седле, рискуя с непривычки здоровьем столь важного для «дела» органа.

Фактически страдал не он один. Верховая езда никому не пошла на пользу. Даже несгибаемая диса пожаловалась вскользь, что у нее «вся задница отваливается».

Зато цель была достигнута в рекордно короткий срок, и пологие вершины Даарн-Ола вынырнули из-за пелены дождя и тумана.

На пограничном переходе, отмеченном белым в черную полоску столбом, все было идиллически мирно. Стражи участка лежали под двумя тесно сдвинутыми телегами и резались в кости — Оттон против Даан-Азара. Появление наследника престола застало людей врасплох. Они неловко повскакали, набив себе шишек о дно телеги и тем самым очень насмешив Урсулу. Меридит хотела оставить девчонку в Оттоне, на службе в замковой охране, но та воспротивилась: устроила грандиозный рев и пообещала, что все равно сбежит и пойдет следом, ей тоже интересно спасать мир. Рагнар бранить подданных за нерадивость не стал: «Пусть себе отдыхают люди, этот участок у нас самый спокойный», только поручил им заботу о лошадях: «Такая крупная скотина в подземельях ни к чему».

…А они, подземелья, начинались от самой границы. Шагах в тридцати от полосатого столба открывалось широкое, округлое устье штольни.

Из дневника Хельги Ингрема

Никогда прежде нам не доводилось бывать в Подгорном королевстве. Жаль. Несколько лет назад оно произвело бы на нас большее впечатление. Тогда нам не с чем было сравнивать, разве что с кобольдовыми ямами. А теперь есть, и сравнение не в пользу Даан-Азара, это даже Орвуд признает.

Те, кто оказался в подземелье впервые — Урсулка и кальдорианцы — потрясены здешними его размерами и величием (про величие это не я придумал, и не тот эльф, чья непереваренная сущность гнездится внутри меня; это Годрик так высказался).

Но есть в мире Макса такое место — метрополитен. Огромные тоннели прорыты под землей, по ним с ревом носятся самоходные повозки, транспортируют жителей с одного конца города на другой. Сами тоннели черные и безобразные, зато станции между ними отделаны цветным мрамором, украшены статуями, ярко освещены — будто огромные залы королевского дворца. Очень эффектное, запоминающееся зрелище. Галереи Даан-Азара выглядят скромнее.

Зато народу в них толпится не в пример меньше, пугающих скоплений не наблюдается — уже плюс. Для сравнения: в метрополитене, при подходе к самодвижущейся механической лестнице, зачастую кажется, что тебя непременно раздавят заживо.

Нашу компанию внутрь королевства (нелепая фраза!) пропустили неохотно. Сперва Орвуд чуть не час торчал в караульном помещении (точнее, в караульной пещере) и что-то объяснял стражникам на повышенных тонах. Потом с каждого из нас взяли подписку, что мы не станем торговать целебными травами из-под полы, — такая глупость! Могли бы досмотреть и убедиться, что никаких трав у нас при себе нет. Наконец пропустили. Похоже, дело в нашу пользу решил тот факт, что Рагнар — наследник престола дружественного государства. Иначе могли не пропустить вовсе. Гномы — очень подозрительный и замкнутый народ, это общее мнение… Впрочем, не тому их судить, кто рожден спригганом и воспитан фьордингом.

До родных мест Орвуда оказалось целых четыре дня пути — и все под землей! Только изредка и ненадолго мы оказывались под открытым небом — когда центральный тоннель, соединяющий населенные пункты, прорезали особенно глубокие межгорные лощины. Тогда мы проходили по их дну, реже — по подвесным мостам, ненадежным на вид, но добротным и крепким на деле. Гномы умеют строить, этого у них не отнять.

Вообще, подземная жизнь Даан-Азара организована примерно по тому же принципу, что и наша обычная. Здесь есть «города» — большие скопления жилых пещер, самые богатые из которых расположены на верхних ярусах, некоторые даже имеют окна. По словам Орвуда — сами мы не видели — из них открывается прекрасный вид на окрестные горы. Чем глубже под землю, тем беднее жилье. В самом низу, где жить нельзя из-за сырости и прочих неудобств, расположены общественные помещения — пещеры муниципалитета, городские службы, торговые лавки, ремесленные мастерские, школы, склады, питейные заведения и тому подобное — инфраструктура, выражаясь языком иного мира. В целом, это похоже на гигантский муравейник.

От городов отходят штольни и гезенки, они ведут в рудники, большей частью старые, давно выработанные. Впрочем, прогресс не стоит на месте, кондиции меняются: то, что в прежние времена шло в шлам, теперь считается неплохой рудой. Поэтому многие из заброшенных рудников начинают разрабатывать снова.

Кое-где маленькие частные шахты обустроены подъемниками, по ним гномы выбираются на поверхность, к своим огородам. Местные власти строительство шахт не одобряют (из-за сквозняков, что ли? — я прослушал). Берут с них большой налог. Тот гном, который может позволить себе личный выход на поверхность, считается очень состоятельным.

Города соединены друг с другом длинными тоннелями (здесь их называют «галереями»). Галереи природного происхождения весьма живописны, рукотворные очень скучны. На пути встречаются специальные пещерки для отдыха путников, по сути, наши трактиры и гостиные дома. В двух таких мы останавливались на ночь. Чисто, клопов нет, но кухня плохая и отчаянно воняет анисом. Гномы добавляют его в эль. Мы попробовали, по настоянию Орвуда, — редкая гадость! Но говорить об этом вслух нельзя — расценят как смертельное оскорбление. Для жителей Даан-Азара анисовый эль — национальная гордость, его почитают как напиток богов. Орвуд нас заранее предупредил, чтобы помалкивали, если не понравится. Предвидел!

Основным транспортным средством в королевстве служат пони, на редкость упитанные, жизнерадостные и нагловатые. Это потому, что в золотом эквиваленте даан-азарский пони стоит лишь немногим дешевле сильфхеймского грифона. Понятно, что хозяева с них пылинки сдувают.

Еще в этих местах много кошек — чтобы не плодились крысы. Кошки состоят на балансе муниципалитетов, все до единой учтены, ходят в красивых именных ошейниках. Наверное, они воображают себя очень важными персонами — слишком уж бесцеремонно себя ведут. Беспрепятственно заходят в любые помещения, как общественные, так и частные (в Даан-Азаре никто не ворует, дверей здесь нет в принципе, только плотные занавеси от сквозняков), творят, что хотят, — никто их не гонит и не ругает, ведь они на государственной службе. Посторонних не стесняются совершенно.

К примеру, как-то поутру наша Ильза открыла глаза и обнаружила, что прямо поперек нее развалился совершенно незнакомый кот темно-серой масти, очень крупный и тяжелый. Откинул лапы в одну сторону, хвост — в другую, дрыхнет без задних ног и вставать не собирается. Приятно ему, видите ли, на теплом! Ильза пошевелилась, так он на нее зашипел, типа лежи и не дергайся, не беспокой почтенное животное. Но она из-под кота все-таки выползла, встала, и он ушел очень недовольный. Даже от мяса отказался, хоть я долго уговаривал. Ильзе, похоже, было стыдно. У меня сложилось впечатление, что если бы она не побоялась наших насмешек, то побежала бы следом, извиняться. Очень уж осмысленным, разумным был у кота взгляд. Может, они здесь какие-нибудь измененные и с ними надо обращаться вежливее, чем с обычными? Не забыть при случае проверить в астрале…

Чем ближе подходил Орвуд к родным местам, тем больше знакомых встречалось ему на пути, и тем сильнее ему казалось, что, здороваясь, они как-то странно на него поглядывают. Вроде бы как с сочувствием! С чего бы это? Уж не случилось ли дома какой беды?! Все ли живы-здоровы?!

Тревога Орвуда нарастала. Час, другой, третий он терпел, старался держаться в рамках принятых в Даан-Азаре приличий, а потом не выдержал, уцепил за пояс очередного знакомого, молодого Хагвуда Тунолда, притянул к себе и потребовал яростно:

— А ну, говори! Признавайся, чего вы все на меня таращитесь, будто я привидение или у меня борода выпала?!

Собеседник замялся, потупился:

— Нет, мы ничего… А ты того… не знаешь еще?

— Чего я должен знать?!! — заорал ему прямо в ухо почтенный Канторлонг. — Что там без меня стряслось?! Какая беда?!! Не томи, или я с ума сойду!

— Да нет, ничего страшного… — Гном все не решался сказать прямо. — Наоборот… Хотя это как посмотреть… Короче, родители твои из горы вернулись! Вот! — выпалил он наконец.

Хорошо, что верный друг рыцарь был рядом. Хорошо, что он успел уцепить бедного Орвуда за шиворот. Потому что тот вдруг побледнел, пошатнулся и едва не упал.

— Вернулся… Кто?!!

— Родители твои. Отец и мать, оба сразу. Из горы, — раздельно, как глухому, втолковывал Харвуд, — так что извини… — Он неловко засуетился, заспешил прочь.

— О-о-о! — стонал гном, схватившись за голову. — О-о-о, Силы Стихий! О-о-о! — Похоже, ни на что более связное он в ту минуту был не способен.

Родные и близкие встревожились не на шутку — никогда прежде они не видели приятеля таким потрясенным и растерянным. Куда девались его обычная самоуверенность, свойственный гномам апломб? На него было просто жалко смотреть!

— Объясни толком, наконец! — потребовал Хельги. — Что там за история с родителями? Нас это тоже, между прочим, касается! Брат ты нам или кто?!

— Ужасная история! Ужасная! И главное, как не вовремя, демон побери!.. О! Кабак! Очень кстати! Идемте, мне надо выпить! Сядем, и расскажу!

И рассказал.

Неясно, почему они не узнали этого прежде, из каких соображений Орвуд скрытничал, но судьба его, оказывается, была отчасти схожа с судьбой Ильзы.

В возрасте двенадцати лет он остался без родителей. Не осиротел, а именно остался без. Отец с матерью ушли на работу, в забой, и не вернулись. Пропали без вести. Такое порой случается в горах Даарн-Ол. Есть, как известно, под землей места, где время течет иначе. Быстрее, медленнее, где как. Отчего так происходит — одним богам ведомо. Опасные это места. Разбросанные в толще породы без всякого порядка — то глубоко, то у самой поверхности, — они ничем себя не проявляют, и не догадаешься, что угодил в такое, покуда из него не выберешься. Для тебя одна смена идет — а снаружи годы пролетают…

Вот почему пропавших своих соплеменников гномы из жизни не вычеркивают, пока тело не найдут (обвалы и прочие несчастные случаи в горе тоже не редкость), или срок давности — триста лет — не истечет. Бывало, что и позднее возвращались, но это уж совсем редкость. Имущество поступает на государственное хранение и не наследуется до третьего колена. Оплакивать пропавших не принято — грех, если заживо! Родичи горюют тайно, не демонстрируя своих чувств.

И этот обычай в свое время пришелся Орвуду очень на руку. Потому что он, стыдно признаться, не горевал! По родному-то отцу с матерью!

О пропавших, как о мертвых, либо хорошо, либо ничего. Вот он и помалкивал, не любил распространяться о делах семейных. Но теперь, когда все изменилось, старые родичи вернулись, он мог с чистой совестью признаться новой родне: если бы власти Даан-Азара надумали провести состязание на звание самого вредного и скандального гнома в королевстве, для Кемры и Долвуда Канторлонгов просто не нашлось бы достойного соперника.

Жизнь под одной крышей, или, как говорят в Подгорном королевстве, «под одним сводом», с матерью и отцом была сущим наказанием для малолетнего Орвуда и двух его старших сестер. Внезапно лишившись родительской опеки, он и сестры — хоть и боялись признаться в этом друг другу и даже себе самим — почувствовали большое облегчение.

Заботу о племянниках взял на себя дядька Домурвуд, не родной, двоюродный. Он не питал к ним нежных чувств, обращался строго, даже, скорее, сурово (впрочем, баловать детей у гномов вообще не заведено). Но после бесконечных домашних скандалов, склок и непрерывного брюзжания жизнь в чужой семье казалась юным Канторлонгам верхом блаженства.

Дядюшка Домурвуд был гномом порядочным, он сделал все, чтобы поставить на ноги приемных детей: дал приличное образование, девочек удачно выдал замуж, Орвуду помог с местом. Все трое были искренне благодарны ему и не желали себе лучшей судьбы. О возможном возвращении родителей они предпочитали не задумываться…

Но те вернулись. Почти через тридцать лет.

«Какая радость, ах, какая радость! — внушал себе Орвуд, кусая губу. — Радуйся, паразит этакий, благодари добрых богов, не каждому выпадает такое счастье!» Он очень старался, ведь всякий добропорядочный гном обязан любить и почитать родителей. Но радость никак не желала приходить.

Друзья поглядывали на Орвуда с волнением — он был сам не свой. А спросить или посоветовать что-нибудь не решались. Слишком уж необычной была ситуация. Демон его знает, как принято вести себя в таких случаях, чтобы не оскорбить ненароком гномьих чувств.

Первым осмелился подать голос Рагнар, заговорил осторожно:

— Послушай… Я что подумал… Если тебе так неприятно… — Тут он перебил сам себя, решив, что фраза построена недостаточно деликатно. — В смысле, если ты пока не готов к встрече с родителями, давай просто к ним не пойдем. Они ведь тоже пока не знают о твоем прибытии…

— Но очень скоро узнают! Меня видела куча народу, кто-нибудь обязательно проболтается. Тот же Харвуд первым побежит докладывать! И тогда пиши пропало! Мне конец!

— Почему сразу конец? — удивился рыцарь. — Что они тебе сделают? Ведь мы будем далеко. Посердятся и перестанут.

Орвуд горько усмехнулся и взглянул на друга-рыцаря, как умудренный жизнью старец смотрит на неразумного юнца.

— Что сделают, говоришь? Да что угодно! К примеру, проклянут за непочтение. С них станется. Слышал что-нибудь о родительском проклятии?

— Не-а! — помотал башкой оттонский наследник, сын любящих отца и матери. — Разве бывает такое?

Зато наследник ольдонский определенно слышал, потому что изменился в лице и побледнел — видно, было от чего!

— Да ну-у! — не хотел верить он. — Не могут родители так страшно обойтись с собственным ребенком из-за какой-то малости! На это даже мой папаша не способен!

— А мой — способен, если под горячую руку! Потом, может, и сам будет жалеть, да поздно! — объявил Орвуд, и в голосе его звучала такая несокрушимая уверенность, что Эдуард больше не спорил.

Отправиться прямиком в родительскую пещеру у Орвуда не хватило духа. Повел друзей к дядюшке.

— А! Явился! Долго же тебя не видно было! — приветствовал тот племянника в своей обычной, более чем сдержанной манере. — Знаешь уже, что тут у нас случилось?

— Знаю, — подтвердил Орвуд угрюмо. — Наше семейство постигло великое счастье.

— Да, — мрачно буркнул дядюшка, — это стало большой радостью для всех нас, большой, большой радостью… да. А это с тобой кто? Что за народ? Зачем привел?

Орвуд хмыкнул:

— Как же я их не приведу, если они теперь наша родня?

Пожилой гном глянул исподлобья, уточнил:

— Что, все? Вместе с эльфом?

— Почти. Вот те трое парней, — он кивнул на Дэна и кальдорианцев, — просто знакомые. Остальные — родственники.

— И каким же это боком? — Дядюшка говорил равнодушно, почти без выражения, трудно было понять, недоволен он таким большим прибавлением в семействе или просто интересуется.

— Кто по оружию, кто по судьбе.

— А! Ну коли так, проводи в дом, негоже родню на пороге томить… Жена! — крикнул он в глубь пещеры. — Жена! Где ты там? Собирай на стол! Родня в гости пришла!

Переполошенная женщина выскочила навстречу, наспех вытирая руки о белый кружевной передник.

— Здравствуй, братец, здравствуй, се… тьфу! — Она увидала гостей, поняла свою ошибку и напустилась на мужа: — Вот дурень старый! Перепугал-то как! Я было подумала, опять Долвуд со своей гарпией притащились!.. Проходите, проходите, гости дорогие! К столу пожалуйте! Чем боги послали…

От угощения «дорогие гости» отказались, вежливо, но решительно. Не хотелось вводить гномов в расход. Семейство дядюшки Домурвуда считалось если не богатым, то весьма зажиточным; это было видно и по обстановке пещеры — дубовая резная мебель дольнской и оттонской работы, пурпурный сехальский ковер на полу, множество золотых украшений и даже предметов обихода, и по ее расположению — на втором ярусе сверху. Но друзья слишком хорошо знали Орвуда, чтобы не понимать: незапланированные траты (а они обещали быть немалыми; не так-то просто накормить из домашних запасов дюжину гостей) обычно удручают любого гнома независимо от уровня его благосостояния.

Кроме того, не вызывало сомнений, что прием оказался столь радушным лишь по одной причине: сработал принцип «из двух зол выбирают меньшее». В другой ситуации тетушка Мондра наверняка отнеслась бы к внезапному появлению орды новых племянников и племянниц менее благосклонно. Иноплеменную родню не приветствуют даже такие терпимые народы, как кудиане, или такие прогрессивные, как люди. Чего же ждать от замкнутых, верных старым традициям гномов?

Да, вот о чем не подумал Орвуд, когда обзаводился братом и сестрой по оружию, так это о своей старой, даан-азарской родне!

— Не представляю, что ты скажешь родителям! — украдкой шепнул дядюшка Домурвуд на ухо племяннику. — Как будешь объясняться?! Со свету сживут, помяни мое слово!

Орвуд побледнел, он был окончательно деморализован.

— Может, того… Совсем про них не говорить? Зачем, собственно? Схожу, засвидетельствую почтение, и уберемся потихонечку с глаз долой! Папаша с мамашей ничего не узнают…

Пожилой гном на минуту задумался, потом вынес свой вердикт:

— Ну уж нет! Так тоже не годится. О тех, что Судьба дала, — ладно, можешь промолчать. Такое родство имеет значение только для магов. Но тех двоих, что по оружию, предъявить обязан. Это уже вопрос юридический. И с землевладением связан, и с правом наследования.

— Тоже верно, — вынужден был согласиться Орвуд. — Поведу знакомить. Ох, что-то будет?!!

К родителям они пошли вчетвером. Кроме брата и сестры по оружию Орвуд решил прихватить Рагнара. Сам он этого не помнил, но по рассказам тетушки Мондры выходило, что «окаянный Долвуд со своей Кемрой», помимо всех прочих своих грехов, были еще и большими снобами. Любили изобразить из себя аристократов крови, которым все прочие гномы в подметки не годятся. Вот Орвуду и подумалось: может, им польстит общество настоящего принца, престолонаследника дружественной державы? Может, в его присутствии они постесняются давать волю эмоциям и словам, не станут доводить дело до крайности?

— Пожалуй, я тоже с вами пойду, — надумала вдруг Энка. Ей стало любопытно: что же это за чудовища такие вышли из горы, если даже Орвуд, Наемник Судьбы, прошедший все огни и воды, пред ними трепещет, как робкий юнец?

— Не-эт!!! — завопил тот в голос. — Только не это! Умоляю! Ради спасения мира, помилосердствуй!!!

Бедный гном был в ужасе. Привести сильфиду с ее, прямо скажем, неоднозначным характером в дом Канторлонга-старшего — это все равно что бросить горящую головешку в дровяной сарай! Наверное, она сама это поняла, потому что настаивать не стала, только уточнила:

— Даже если я дам клятву рта не раскрывать?

Орвуд вместо ответа только кивнул. Он вдруг почувствовал себя совершенно обессилевшим.

— Ладно, — с несвойственной ей покорностью согласилась девица, — ступайте без меня. Да хранят вас добрые боги!

И снова, как обычно, Аолен не сумел разобрать, серьезна она или насмехается.

От дядюшкиной пещеры до родительской ходу было примерно четверть часа по неширокой, но очень опрятной, хорошо освещенной боковой штольне — этакой тихой, респектабельной улочке в богатом квартале. Потом следовал короткий спуск, Долвуд с супругой жил уровнем ниже кузена. Зато пещера их имела на одну камеру больше и была просторнее в целом. Да и обстановкой не уступала.

Орвуд не бывал в ней с тех пор, как стал совершеннолетним, поступил на службу и получил глубоко под землей свое первое, муниципальное, очень скромное жилье. Родительскую же пещеру опечатали охранными знаками (чистая формальность, в Даан-Азаре воровства не бывает), и долгие годы она пустовала, дожидаясь хозяев.

Но для Кемры и Долвуда годы эти пролетели одним днем.

Шестидесятилетними, полными здоровья и сил, ушли они в забой в тот злополучный для них, но счастливый для окружающих вторник — такими и вернулись почти тридцать лет спустя. Для гномов, чья жизнь измеряется столетиями, срок не такой уж большой. И все-таки мир успел порядком измениться, а они остались прежними. И подстраиваться под новую реальность не имели ни малейших намерений.

Перешагнув через родной порог, Орвуд не мог отделаться от ощущения, будто он вернулся в собственное прошлое: молодые родители в старомодных одеждах — на отце кургузый зеленый сюртук с большими медными пуговицами и дурацкие штанишки до колен — теперь таких никто не носит; на матери — клетчатое платье с высокой талией, розовый кружевной чепец с отворотами едва ли не в пядь, голова в полумраке кажется огромной и круглой — смех, да и только!

В обстановке тоже никаких перемен. По словам дядюшки, полгода прошло с их возвращения. Могли бы уже, казалось, приобщиться к цивилизации — пробить штреки, протянуть трубы к колодцу и общей выгребной яме! Нет, так и стоят на кухне бачки с запасом воды, а в нужнике — две ночные вазы. А освещение! Ну кто в наши дни жжет в жилом помещении, будто в забое, коптящие сальные блендочки, когда на дольнском рынке можно купить склянку с магическим огнем внутри? И хватает его надолго, и цена сходная. Понятно, что в былые годы все это было роскошью, доступной лишь гордым обитателям первого уровня. Но времена-то меняются, слава всем богам! А эти живут, как в Средневековье, право! Что за глупое упрямство?

Такие вот мысли мелькали в голове Орвуда, впервые ступившего под отчий кров после долгой разлуки. Дорогой он еще надеялся: вдруг неожиданная встреча с прошлым оживит трогательные воспоминания детства, вызовет в душе печальное, но приятное чувство ностальгии… Нет. Не было ничего, кроме глухого раздражения. Родной дом давно стал чужим и чуждым… Или он был таким всегда? Тоска, тоска.

Отцу с матерью на подавленное состояние сына было наплевать. Собственно, они его, сына, даже не узнали. Оно и понятно — столько лет прошло, мальчик превратился в зрелого мужа. Но Орвуд, как ни странно, к такому приему оказался не готов и воспринял его как оскорбление. Он наивно ожидал проявления родительских чувств хотя бы в самый первый миг встречи. Одно теплое слово — и он с радостью простил бы им все прежние обиды, он был готов начать отношения с чистою листа. Увы, чуда не произошло.

— Ты кто таков? Чего надо? — преградил путь отец, вскочивший на шум шагов. — Пшел прочь, здесь милостыню не подают!

Орвуд болезненно поморщился. Его дорожная одежда в самом деле не была богатой, но и на рубище нищего не походила. Просто отцу нравилось говорить гадости.

— Здравствуй, папаша, — сквозь зубы процедил гном. — Вообще-то я твой сын. И пришел не милостыню просить, а засвидетельствовать почтение.

— А-а! — Руки в боки, растопырилась поперек коридора мать. Выглядывая из-за отцовского плеча, принялась отчитывать сына, как неразумного отрока: — Явился — не запылился! И где тебя, оболтуса, носило столько времени?! Полгода носа в родной дом не казал! Это теперь называют почтением?! А с бородой у тебя что?! Нечесаная, как пакля!.. И что за народ с тобой? — Это его спутники рискнули выглянуть из-за угла. — Что за твари? Умеешь ты себе компанию выбирать, ничего не скажешь! Хорош сынок вырос, спасибо братцу Домурвуду! Воспитал племянничка! Удружил! Со всяким сбродом дружбу водит…

— Мамаша, это не сброд… — начал было Орвуд, но тут вмешался отец. Ему тоже хотелось поскандалить, и уступать жене очередь он не собирался.

— Умолкни, женщина! Со всякой ерундой потом разберемся! О главном надо речь вести! О том, чего он в жизни достиг, пока мать с отцом ради него в забое кайлом махали!

…И понеслось! Родители были недовольны всем. Зачем выучился на горного мастера, когда семейные традиции велят единственному сыну непременно идти в кузнецы, по стопам прапрадеда Торквода? Орвуд о такой традиции, равно как и о прапрадеде Торкводе, слышал впервые в жизни. Зачем поступил на службу за гроши, как нищий, вместо того чтобы открыть собственное дело? Почему до сих пор не обзавелся семьей, будто поганый евнух? И чем, собственно, он занят в последнее время?! Шляется демоны знают где, вдали от родины предков, годами о нем ни слуху ни духу! Разве к лицу добропорядочному гному, отпрыску почтенной, благородной фамилии Канторлонгов, махать мечом на чужбине, будто он безродный наемник?! Он бы еще медальон на шею навесил! То-то позорище! Вот они в его годы…

Мать с отцом наперебой сыпали истеричной бранью, стараясь переорать друг друга, сбиваясь на взаимные обвинения в неправильном воспитании детей. Они галдели, будто две сороки в одной клетке, и конца этому, казалось, не будет никогда.

Орвуд слушал молча, мрачный и неподвижный, только желваки на скулах перекатывались. Хельги его выдержкой был потрясен до глубины души. Будь это его собственные родители, он не смог бы вынести и половины тех упреков и откровенных оскорблений, что сыпались на голову брата по оружию. Мать он, пожалуй, тоже не решился бы тронуть, потому что дама и вообще, но уж отца-то обязательно сгреб за шиворот и размазал бы по стенке! Хоть и учили его в детстве уважать старших, да только всякому терпению рано или поздно приходит конец!

Из дневника Хельги Ингрема

Воистину все познается в сравнении!

К примеру, я привык всю жизнь проклинать своего подменного папашу-ярла за испорченное детство. Но сегодня днем мне стало понятно: по большому счету он был безобиден аки ундинка-ручейница! Ну даст, бывало, мимоходом по шее, ну обзовет Трюмовым отродьем или волчьим выродком, ну без еды оставит — подумаешь! Подобные мелочи идут детям только на пользу: укрепляют характер и готовят к невзгодам будущей жизни.

Конечно, если бы у меня самого, не дайте боги, завелся отпрыск, я, в силу излишней цивилизованности и прогрессивности, обращался бы с ним гораздо мягче — и не уверен, что его воспитание от этого не пострадало бы. Детей надо растить в строгости, «плох тот родитель, что жалеет розог» — так с глубокой древности до наших дней учат мудрецы.

Однако строгость эта тоже должна иметь разумные пределы и не доходить до абсурда.

Потому что родители нашего Орвуда — это просто что-то ужасное!!! Никогда прежде я не сталкивался с тварями настолько скандальными! Пред ними меркнут даже пресловутые тетки Меридит вкупе с королем ольдонским!

Сегодня они устроили настоящую словесную экзекуцию. Не скажу точно, сколько она длилась — мне показалось, что целую вечность. Похоже, процесс смешивания собственного сына с грязью доставлял им ни с чем не сравнимое удовольствие. Орвуду припомнили все его грехи, реальные и мнимые, едва ли не с момента зачатия. Его обзывали такими словами, за которые даже эльфы убивают на месте! При этом мать с отцом успевали еще и между собой разругаться чуть не до драки! А мы с Меридит, Рагнаром были вынуждены стоять у порога — приглашения в дом не удостоились — и выслушивать это безобразие. Бедному Орвуду было мучительно стыдно (я слышал, как он потом жаловался дядьке), а нам его мучительно жаль. Настолько, что я с радостью убил бы его родителей — и всем сразу стало бы легче. Но Меридит сказала, что поднимать руку на родню в первый день знакомства — большой грех. Тем более формально они и нам почти что отец и мать, а всякому известно: отцеубийство до добра не доводит.

Вот я и не решился. Не знаю, может быть, напрасно? Думается мне, что-то не в порядке с четой Канторлонгов! Просто не могут нормальные существа иметь столь невыносимый нрав! Либо они душевнобольные, либо проклятые. Последнее представляется более вероятным: как-никак сумасшествие — это не бубонная чума, чтобы заражаться им целым семейством… Хотя есть еще такое понятие, как индуцирование… Но не в этом суть. Главное — налицо патология! Так, может, все-таки стоило их прикончить, чтобы не мучились сами и не мучили окружающих? Надо будет посоветоваться с Аоленом, он лучше разбирается в этических вопросах.

В любом случае проблема с родителями Орвуда на ближайшее время утратила актуальность и перешла в разряд чисто теоретических. И все благодаря Рагнару. Он, честь ему и хвала, сумел уладить ее дипломатическим путем.

Нет, не ошибся мудрый гном в своих расчетах, ставку сделал верную. Не кончилось бы дело добром, не вмешайся в него, в самый критический момент, наследник престола оттонского!

Растерзав в клочки сына, Долвуд с Кемрой переключились на его спутников. Известие о пополнении семейства ввергло их в состояние восторженной ярости — откуда только силы брались! Любое нормальное существо на их месте давно выдохлось бы. А у этих будто второе дыхание открылось! С каждой минутой гномы распалялись все больше. И наступил момент, которого Орвуд страшился больше всего — зашла речь о нем, о родительском проклятии!

А что?! И проклянут! Проклянут! Именно такого обращения заслуживают те сыновья, что поганят собственный род чужой кровью, позорят беспутством и бездельем! Проклянут — и навсегда покинет его удача, ни одно дело, будь оно торговым, ратным или еще каким, не будет успешным, женщины перестанут приносить радость, дети будут рождаться уродами, жизнь превратится в мучительный кошмар, а после скорой смерти сущность его сожрут злые демоны и имя будет предано забвению!

Такая вот незавидная участь грозила Канторлонгу-младшему, а заодно с ним и целому миру, ведь дело по его очередному спасению становилось заранее обреченным на провал!

И тогда Рагнар почувствовал: пришла пора вмешаться! И смело, без приглашения, шагнул из коридора в жилую пещеру. Хельги с Меридит переглянулись — и шмыгнули следом. Не бросать же друга на произвол судьбы!

Оттонский король Робер Восьмой, при всей своей разудалой лихости и внешней бесшабашности, был отличным дипломатом. Он умел воевать — но умел и хранить мир. Принц Рагнар был истинным сыном своего отца. Он умел убивать — но умел и убеждать.

Самым трудным оказалось вклиниться в разговор, улучить момент между истерическими выкриками новых сородичей. А дальше — дело техники, как любил говорить друг Макс. Напрягая всю мощь своей луженой глотки — чтобы не переорали — рыцарь разразился речью. И пусть не было в ней высокопарных фраз и изящных оборотов, а те, что были, больше подходили не монаршей особе, а десятнику из казармы — от этого она только выигрывала, звучала более убедительно для того, кто привык к душной полутьме забоя, а не к блеску дворцовых залов.

Начал рыцарь с того, что объявил Орвуда Канторлонга ни больше ни меньше любимым избранником богов и судеб и с таким искренним восторгом расписал его личные подвиги, что не только сторонние слушатели, но и непосредственные участники тех событий прониклись убеждением, будто мир выстаивал раз за разом исключительно благодаря ратному таланту, воинской отваге и невиданной мудрости брата по оружию.

Но это была лишь стрелковая подготовка. Пускать в ход тяжелую кавалерию Рагнар не спешил. Сперва он предоставил гномам возможность переварить услышанное и выдвинуть контраргумент: какого демона он тратил годы на спасение мира, ежели семейству его с того никакой выгоды?!

Любой другой на месте Рагнара ответил бы прямо: а где бы оно было, ваше семейство, если бы он не спас мир? Но оттонец отлично умел чувствовать противника; он на интуитивном уровне понимал: простая логика с этими сумасшедшими тварями не сработает. Поэтому не стал тратить на нее время, прямо перешел к красочному описанию несметных богатств, добытых Орвудом с помощью меча, магии и интеллекта. Он говорил, говорил, и глаза гномов разгорались алчным огнем…

— Да что ж это творится такое! — раздался крик души Долвуда Канторлонга. — Сам, значит, в золоте ходит, с золота ест-пьет, а родному отцу с матерью завалящего гостинца не догадался привезти из странствий своих! И что такой негодный отпрыск заслуживает, окромя отчего проклятия?!

Надо было видеть ту искаженную ужасом мраморную маску, в которую превратилось лицо бедного Орвуда в этот миг! Он-то уже успел расслабиться, поверить, что беда миновала!

Но страшноватая физиономия оттонского наследника расплылась в лучезарной улыбке.

— Так ведь как оно вышло-то, почтенные! Не ведал горемычный сын ваш, какая радость его дома ожидает! А как узнал — тотчас и говорит мне: «Скорее, брат Рагнар, шли грамоту в Оттон, пусть не мешкая вышлют мне мешок-другой золотых, чтобы дорогим моим родителям хоть на первое время хватило, да еще золотую ванну надобно захватить. — Знал, знал рыцарь, где у гномов самое слабое место! — Потому что негоже, чтобы сын жил лучше отца»! Вот как он сказал! А я уж и бумагу в лавке купил, и чернилами обзавелся. Нынче же вечером отпишу, с гонцом отправим — и двух недель не пройдет, как будет у вас весь груз — и золото и ванна…

— Моя?! — не выдержал, сдавленно взвыл Орвуд.

— Тихо ты! — шикнул рыцарь. — Думаешь, у нас в королевстве одна-единственная ванна?

В общем, соглашение было достигнуто. Долвуд с Кемрой обещали не проклинать сына и признать новую родню, если в ближайшее время получат обещанные дары.

Вернувшись из «гостей», рыцарь поторопился засесть за письмо. Писал долго, высунув от усердия кончик языка, пачкая пальцы чернилами, будто малолетний школяр.

«Привет вам, дорогие папаша и мамаша, ваши величества, от сына вашего Рагнара!

Не успели мы давеча расстаться — уже пишу вам взад. Не иначе уготовано мне судьбой превратиться к старости в писаря! Но теперь не о том.

У дорогого друга нашего Орвуда приключилась великая радость. Родители его, что сгинули без вести в рудниках тому уж тридцать лет как (без малого), намедни объявились живые и здоровые телом, хвала всем богам и демонам в особенности! Такие вот чудеса порой случаются в горах, ничего тут не поделаешь.

А потому прошу вас, дорогие родители, выслать в Даан-Азар без промедления пару-тройку мешков золотых да еще ту ванну на грифоньих ногах, что за ненадобностью стоит у мамаши в чуланчике. Вроде она потяжелей той, что в кладовой под парадной лестницей, и блестит лучше.

Поистине от щедрости и расторопности нашей теперь зависит судьба Мира! Пусть в телегу коней порезвей запрягут и меняют почаще, днем и ночью гонят.

На том с почтением и до встречи!

Любящий вас сын Рагнар, рыцарь Золотого Меча».

— Вот! — Он протянул бумагу Меридит. — Проверь, не много ли ошибок? А то будет неловко перед дворцовым книгочеем.

Диса пробежала глазами текст.

— Терпимо, — вынесла вердикт она, жирно вычеркивая оборот «взад». — Ты бы хоть объяснил им, зачем деньги нужны. Намекнул как-то. Не о медных грошах речь идет!

— А! — легкомысленно отмахнулся наследник — Не суть! Писать лень, расскажу при случае. От двух мешков и одной ванны королевство наше, боги дадут, не обнищает…

Письмо ушло в Оттон без изменений, тем же вечером.

Пока Хельги делал очередную запись в дневнике, а Рагнар кропал свое послание, Меридит и Орвуд делились со спутниками своими впечатлениями от визита, причем гном был куда менее сдержан в выражениях, нежели диса. Девица, из деликатности, пыталась сгладить наиболее острые моменты, старалась отделаться обтекаемыми фразами. Но старший брат по оружию предпочитал называть вещи своими именами. Новая родня была ему много ближе старой, кровной, и он не видел причин скрытничать, оправдывать последнюю в глазах первой.

А причина была. Характер дочери сенатора Валериания, как известно, тоже оставлял желать много лучшего. Она и здесь нашла повод для насмешек.

— Никакой опыт не бывает лишним! — хихикнула она. — Теперь мы, по крайней мере, знаем, в кого Орвуд уродился таким сварливым!

Но Меридит сурово, исподлобья взглянула на боевую подругу и попросила строго:

— Не надо этим шутить! Ты просто не представляешь, о чем говоришь! Тебя с нами не было!

И сильфида, как ни странно, приумолкла.

— Как только выдастся свободное время, приглашу хорошего колдуна, — пробормотал Орвуд себе под нос, ни к кому конкретно не обращаясь. — Думается мне, Хельги прав. Мои родители прокляты. Или еще как-то зачарованы. С этим надо что-то делать, иначе рано или поздно беды не миновать!

Следующий, свободный от семейных визитов день был посвящен архивам — один-единственный день! Никто не рассчитывал отделаться так легко! Идеальный порядок Центрального Даан-Азарского архива особенно бросался в глаза после чудовищного бедлама оттонской библиотеки. Все здесь было по полочкам да по номеркам… Вот только полочек этих да номерков насчитывалось такое несметное множество, что Рагнар, увязавшийся с друзьями неизвестно зачем — читал он еще плоховато, — только присвистнул: «Ох, покусай меня химера! Да здесь работы на долгие годы!» Конечно, он безбожно преувеличивал. Орвуд собирался уложиться дней в пять: «Если искать с утра до поздней ночи и не лениться». Но вышло еще быстрее, спасибо Силам Судьбы!

Выяснилось, что до поздней ночи архив не работает, а закрывается, как все нормальные учреждения королевства, в шесть часов пополудни. Это сообщил сердитый архивариус не в меру засидевшимся посетителям. Задерживаться ради них дольше положенного он, разумеется, не собирался — с какой стати? — пришлось давать мзду.

Давал Рагнар, поэтому сумма оказалась превышающей самые смелые ожидания старого гнома, да и вообще «все разумные пределы», как позже высказался Орвуд. Но щедрость оказалась не напрасной. Архивариус резко подобрел и удосужился спросить: чего, собственно, ищут почтенные господа? Какую запись, в какой книге, за какой год?

Орвуд ввел старика в курс дела, дескать, ни года не знаем, ни книги. Нужны торговые записи эпохи Карола Освободителя, за несколько лет до его кончины и за несколько после. Нет ли в них сведений о некоем королевстве, с которым торговля сперва велась, а потом оборвалась резко и без видимых причин? Да так, чтобы больше ни одного упоминания?

Честно говоря, гном думал, что архивариус его «пошлет по направлению», выражаясь языком казармы. Но тот вдруг изменился в лице, решительным движением закинул бороду за спину, подоткнул подол длиннополого коричневого одеяния, кряхтя, взгромоздился на стремянку, с виду легкую и шаткую, на деле прочную и надежную, как все изделия гномов, протянул руку к полке, почти не глядя, и — о чудо!.. Они потратили на поиски целый день, архивариус — менее минуты!

— Вот здесь, видите?! — Он ткнул в страницу пергамента пухлым пальчиком, много лет не знавшим ни кузнечного молота, ни боевого топора, ни горного кайла. Пальчик заметно дрожал, но не от старости, от волнения. — Сможете прочесть?!

— Отчего бы нет? — недоуменно пожал плечами Орвуд. — Грамотные, слава всем богам… «По особому указу Его Королевского Величества Гюбиха Пятого, в счет погашения половины долга за зимнюю поставку снеди для неурожайной провинции Эрр-Ол, уплачено в казну Невенора семь больших (пореформенных) мер золота в монетах старой чеканки. Четверть, по обоюдному согласию сторон, компенсирована поставкой каменного угля из расчета… — Дальше шла чистая бухгалтерия, одним гномам понятная, ее чтец пропустил. — На последнюю четверть испрошена отсрочка платежа сроком на полгода под процент… и Слово в заверение дано…»

— Видите?! Слышите?! — торжествовал старик. Глаза его нездорово блестели, мелко подергивалось правое веко. — Это оно! Последнее упоминание о королевстве Невенор!!! Больше ни одной записи! Нигде ни словечка — уж я все перерыл, до последней страницы, можете не сомневаться! — Тут он вдруг перешел с крика на страшный, заговорщицкий шепот: — И долг-то! Долг остался непогашенным!!! Вот откуда все беды Даан-Азара! Вот почему золото в наших землях перевелось и от орков житья не стало! Слово нарушено! Проклято Подгорное королевство! Прокляты мы, и сами о том не ведаем!!! — Гном опять заговорил громко, с горечью в голосе: — А ведь я о том бумагу писал, и не раз! И в муниципалитет наш, и в казну. До самого Его Величества, Гюбиха Седьмого, будь он неладен, дошел! Все попусту! Смотрят — и не видят, слушают, да не слышат, будто зачарованные! Выгнали меня в три шеи, опозорили на старости лет… Но вы-то, почтенные, скажите, ведь не примерещилось мне?! Не выжил я из ума?!

Стало жутко. Так всегда бывает, когда сталкиваешься с чем-то тайным, неведомым и непонятным.

— Нет, не примерещилось, — тихо, чужим голосом ответила за всех Меридит. И совсем еле слышно добавила: — Мы постараемся…

Что именно — она не стала уточнять, а старик — спрашивать. Только бормотнул себе под нос что-то вроде:

— Теперь можно хоть помереть спокойно.

Назавтра Орвуд пошел в архив один — производить расчеты. Помощь в этом деле ему была не нужна: «Только мешаться будете!»

И пришлось грамотной части коллектива проводить время так, как проводили его накануне неграмотные и несовершеннолетние — сидеть безвылазно в дядюшкиной пещере.

Потому что Даан-Азар — не то место, где иноземцы свободно разгуливают по улицам.

Чужих здесь не ждут. Чужих здесь не любят… Но приглашают иногда — если возникает горькая необходимость.

К примеру, всем известно: в каждом приличном городе должна быть своя ведьма, хотя бы одна. Случаются порой в жизни проблемы особого рода, когда ни маг, ни колдун не поможет — только она. Но такова уж у гномов природа, что женщины Даан-Азара, почти поголовно, начисто лишены способностей к ведовству. Встречаются редчайшие исключения, по одному на два-три поколения, но для нужд государства это явно недостаточно. Вот и приходится нанимать со стороны, из числа кудиан или людей.

И так уж совпало, не то по воле непредсказуемых Судеб, не то по дурацкому стечению обстоятельств, что старая ведьма Эббер-Дора — так назывался родной город Орвуда, столица королевства, — фрау Лозуш решила удалиться на покой, и на ее место пригласили новую, Вендолину Нехт.

Была она молода — совсем девочка, недавняя выпускница Эрринорской школы — и очень хороша собой. С позиции гномов оба эти качества являлись для практикующей ведьмы совершенно лишними. Но после той бойни, что учинило так называемое Братство истинных богов в землях Запада, выбирать им не приходилось. Чудом уцелевшие представительницы этой и без того редкой и востребованной профессии были теперь нарасхват. Спасибо, что хоть такая досталась!

Вендолина Нехт прибыла в Даан-Азар совсем недавно, за пару дней до Наемников и их компании, и еще не успела освоиться в городе, разобраться в сложной системе его пещер, галерей и шахт. Она заблудилась по дороге из продуктовой лавки, и случилось это как раз в тот день, когда Орвуд работал в архиве, а все остальные скучали у дядюшки…

Нет, не все! Настал момент, когда Дэну скучать надоело. Не за то он бабки платил, чтобы сидеть безвылазно в подземной дыре. И захотелось ему… нет, не поразвлечься — на этот счет он не обнадеживался, — а хотя бы ноги размять.

Спрашивать позволения он не стал — с какой, собственно, стати? Просто поднялся и вышел. И никто его задерживать не догадался — решили, что в уборную. А когда хватились, клиент был уже далеко. Упустили!

Ильза, Энка и маленькая Урсула хотели бежать следом. Если честно, не потому, что пеклись о его благополучии, просто им тоже не сиделось на месте. Но Аолен девиц остановил. Даан-Азар — государство спокойное, добропорядочное, почитающее законы превыше воли богов. Здесь не принято устраивать пьяные драки все против всех, грозящие гибелью случайным прохожим, грабить и убивать на улицах, силой забривать в рекруты или продавать в рабство. Худшее, что грозит чужаку, при условии, что он сам не совершил преступления, это быть задержанным для установления благонадежности, и выдворенным из страны. Пусть клиента сцапают — поделом ему! Вернется из архива Орвуд, как-нибудь вызволит с Рагнаровой помощью, потому что закон в Даан-Азаре почитают превыше воли богов, но мзду любят больше закона. А до тех пор пусть посидит часок-другой под замком — только на пользу пойдет.

Так, не сказать, что в эльфийском духе, но вполне благоразумно рассудил Аолен.

Право, лучше бы он рассуждал иначе! Скольких осложнений удалось бы избежать! Увы. История сослагательного наклонения не имеет. Выходец из иного мира и начинающая ведьма Вендолина Нехт неумолимо двигались навстречу друг другу.

Настроение у девушки было прекрасным, неудача ее не раздосадовала, и спрашивать дорогу она не спешила — ей захотелось прогуляться. После страшного верхнего мира, после ужаса последних месяцев Подгорное королевство казалось тихой, уютной норкой, безопасной даже для одинокой девушки, такой беззащитной с виду (на лбу-то у нее не написано, что ведьма).

Трудно живется на свете тому, кто молод и красив. Но только не в Даан-Азаре. Гномы — благопристойный, серьезный народ: даже молодые парни не имеют мерзкой привычки хватать девушек за разные места, отвешивать шлепки пониже спины, дергать за косы и кричать вслед непристойности. Разве это не прекрасно?

Перед ее отбытием на место новой службы родные Вендолины, простые альгальдские рыбаки, отговаривали, предупреждали: среди гномов она навсегда останется чужой. Принять их приглашение — значит обречь свою юность на одиночество.

Девушку их слова не смутили. Одиночество — удел каждой ведьмы, где бы та ни жила. За годы учения Вендолина успела бесконечно отдалиться от собственной семьи. Старые связи были порваны, а обзаводиться новыми она не стремилась. Из ее товарок по школе в прошлогодней бойне уцелела едва ли четверть — лишь немногие, самые сильные, сумели укрыться от глаз сектантов и не угодили на костер по доносу. Девчонок отлавливали и жгли одну за другой, даже малолеток-первокурсниц, они плакали и звали маму, когда их тащили на костер. Счет жертв шел на сотни. Самой Вендолине порой приходилось неделями таиться по холодным подворотням, сухим сточным канавам и чердакам в облике черной собаки или кошки, а ночами, с риском для жизни, подбираться к горячим еще кострищам, чтобы собрать хоть одну горстку пепла очередной убитой подруги и помочь ее сущности найти путь к Долине забвения. После пережитого кошмара девушке хотелось только одного — покоя. Подгорное королевство было именно тем местом, где его можно было обрести — ведьма чувствовала это очень ясно и радовалась новой жизни.

Но недолгой оказалась радость. Разочарование вывернулось из-за угла в образе очень странного и неприятного парня в дикой, нездешней одежде. Был он человеком, а может, не человеком вовсе — кем-то другим, бесконечно чужим и чуждым. Откуда взялось этакое пугало среди замкнутых, негостеприимных гномов?!

От удивления Вендолина вытаращилась на незнакомца, будто на диковинного зверя, без всякого стеснения, приличествующего порядочной девушке.

Почувствовав на себе чей-то изучающий взгляд, Дэн обернулся — и случилось! Он тоже ее заметил.

Когда боги раздавали смертным народам красоту, гномьи женщины стояли не в самом конце очереди, но явно ближе к хвосту. Низкорослые, коренастые и широкоплечие, с топорно-грубыми лицами и редкой щетиной на подбородках и шеях, особенно заметной у брюнеток, они не были откровенно уродливы, как орчанки или троллихи, но и красавицами их не считали даже собственные соплеменники. Не спасала даже молодость. По дороге Дэну встретилась пара-тройка удивленных девичьих мордашек, но он при всем желании не мог назвать их хотя бы просто миленькими. Заводить с такими знакомство не возникало ни малейшего желания. «Боги упасите!», как говорят обитатели этого мира.

Вот почему он был приятно взволнован, обнаружив, что стал объектом пристального внимания особы совершенно другого рода, нежели неказистые уроженки здешних подземелий. Высокая, изящная, как фарфоровая статуэтка, темноволосая и голубоглазая, — такую рыбку нечасто выловишь даже в тех местах, где красоту продают как товар, не то что на здешнем безрыбье!

Разумеется, Дэн не был насильником, сексуальным маньяком, готовым наброситься на совершенно незнакомую девушку. Он не стал бы так поступать ни при каких обстоятельствах. Но кто мог запретить ему мечтать и воображать?

Беда в том, что о женщинах Данила обычно мечтал в очень циничной форме. И этот случай исключением не был.

Юная Вендолина Нехт тем временем сгорала от глупого девичьего любопытства, совершенно не вяжущегося с ее серьезной и ответственной профессией. Откуда взялся?! Какого роду-племени тварь?! Отчего так странен и далек?.. Не подойдешь ведь, не спросишь…

Чтобы получить хоть какой-то ответ, ведьма решила воспользоваться навыками, приобретенными в Эрриноре. К сожалению, она, как это свойственно молодости, переоценивала собственные возможности. Школьной скамьи недостаточно, чтобы сделаться настоящим профессионалом — нужен многолетний опыт. Его-то Вендолине и не хватало. Заглядывать в чужой разум она научилась давно, но отличать желания от намерений пока не умела. В мысли незнакомца проникла легко — и увидела такое!!! Приличная девушка даже себе самой не посмеет повторить, что это было!

Обида захлестнула обжигающей волной.

— Будь ты проклят, поганый развратник! — сорвалось с побелевших от ярости губ, пальцы сами собой черканули в воздухе огненный символ «адр» — пылающий контур с шипением рассыпался мелкими искрами, озарив на секунду полумрак подземелья. — Будь ты проклят! — повторила ведьма со слезами.

Дэн так и не понял, что это было, отчего девчонка, с виду вполне адекватная, вдруг зашипела дикой кошкой и принялась метать искры, будто закоротивший терминатор. Вроде бы повода он ей не давал — отчего взбесилась? Страшная, глаза горят, волосы дыбом — вылитая ведьма, только помела не хватает! Жуткое зрелище!

— Психопатка! — бросил он ей вслед и поспешил прочь. Настроение был испорчено, гулять больше не хотелось.

Разыскивать и вызволять беглеца из темницы Орвуду, вопреки ожиданиям эльфа, не пришлось. К его приходу Дэн давно был на месте, смирно сидел у дядюшки — будто и не отлучался никуда. Спутникам о своей странной встрече он ничего рассказывать не стал, а те и не расспрашивали. Смерили недовольным взглядом, типа явился — не запылился, и продолжали свои разговоры. Только Хельги посмотрел чуть пристальнее — ему на миг показалось, будто с клиентом что-то не в порядке… что-то неуловимо изменилось. Нет, вроде бы все как прежде.

Увы. Полезная привычка регулярно навещать магическое пространство у грозного и могучего демона Ингрема так и не сформировалась. Иначе он непременно узрел бы мощную черную нить, змеей опутавшую чахленькую астральную проекцию вверенного ему клиента, и принял соответствующие меры. К колдуну сводил бы, что ли! Но он этого не сделал.

Так и стал Данила проклятым. Со всеми вытекающими, точнее, невытекающими последствиями. Но проявиться им суждено было гораздо позднее. К тому моменту Дэн и сам успел позабыть о ведьме из подземелий, и роковую свою неудачу с событиями в Даан-Азаре никак не связывал… Но об этом — в свой черед.

Орвуд вернулся из архива немного недовольным. Не его правота подтвердилась, а Аолена. Забытое королевство надо было искать поблизости от границ Даан-Азара, примерно на полдороге между Дольном и Уэллендорфом, по левому берегу Венкелен.

Неммлехские чащи — так назывались эти края. И славой они пользовались дурной. И гномы и кудиане рассказывали про тамошние леса всякие страсти, даже древесину там не заготавливали, ввозили издалека. Потому что замечено было: построишь из неммлехских бревен дом — непременно погорит, укрепишь стены и кровлю в забое — обязательно случится обвал, затопишь печь неммлехскими дровами — угореть недолго, свяжешь плот — перевернется, смастеришь какую мебель либо домашнюю утварь — не будет мира под твоей крышей, ладу в семье. Гроб и тот не сколотишь — встанет покойничек, пойдет бродить по округе…

Недоброе, гиблое место. Впрочем, в Староземье подобных не счесть. Жуткое наследие оставила потомкам эпоха магических войн. Но Неммлехские чащи, похоже, имели совсем иное происхождение — кто бы мог подумать?!

— Идемте, идемте скорее! — торопила спутников Энка. Благочинный Даан-Азар надоел ей хуже горькой редьки, выражаясь языком мудрого народа (чтобы не выразиться языком кансалонских казарм). — Ну что вы копаетесь?!

Упрек был несправедлив. Они не «копались», напротив, собирались очень расторопно. Пошвыряли в заплечные мешки нехитрые дорожные пожитки и кое-какую снедь, распрощались с хозяевами, расплатились за постой (дядюшка с тетушкой отказывались, отнекивались, но не слишком настойчиво) и двинулись в путь. И даже Орвуд не ворчал, что выходят на ночь глядя и что умнее было бы дождаться утра. Ему самому не терпелось очутиться как можно дальше от новообретенных родителей — как говорится, от греха. К тому же под землей понятия день и ночь вообще становятся несколько условными, а остановиться на отдых можно в любом месте и в любой момент: не нужно искать укрытие на случай непогоды, ведь крыша над головой есть всегда.

Но защитный круг оказался нелишним даже под землей. И чем дальше к востоку, тем очевиднее становилась в нем нужда.

Начинались земли (точнее, подземелья), принявшие на себя самый первый, самый страшный удар Аль-Оркана и так и не оправившиеся после него — а ведь прошла с той поры уже не одна сотня лет.

Главные галереи, связывавшие населенные пункты, были тщательно расчищены и имели мирный, вполне респектабельный вид. Но городки становились все беднее, встречались все реже, а в некоторые и попасть было нельзя — подход к ним перегораживали тяжелые кованые ворота с мощными охранными символами на створках.

Зато вымершие поселения попадались на пути все чаще. Опустевшие, обвалившиеся пещеры и заброшенные забои, черные, полузаваленные штольни, тоннели, ведущие в никуда. Прах и тлен, сырость и могильный холод, давящая, смертная тоска… Истлевшие кости и проржавевшие секиры. Горькая память об ужасах войны… Сколько народу полегло под этими сводами? Тысячи? Десятки тысяч?

Гномы больше не жили здесь.

Но природа не терпит пустоты, и когда уходят одни, на их место рано или поздно приходят другие. Те, кому по нраву прах и тлен, и память давних войн, и свежая плоть и кровь… Что за твари населяли теперь руины старого Даан-Азара, можно было только гадать — на глаза они не показывались. Но были рядом — чувствительный эльф каждым нервом ощущал их близкое присутствие. Следили. Подстерегали. Выжидали. От них так и разило Злом — древним, неведомым, глубинным…

— Страшно! — подвывала Ильза, не таясь, когда под ногой с тихим хрустом рассыпался в пыль очередной незамеченный череп. — Ой, страшно!

— Ага! — жалобно хлюпала Урсулка.

— А зачем опять с дороги свернули?! — бранился Орвуд. — Сами лезете куда не надо, а потом скулите!

— Так интересно же! Все кругом старинное! — втолковывали девчонки, выкладывая новые находки: тяжелый орочий меч, богатый шлем с большой пробоиной, золотую монету старой дольнской чеканки.

— Интересно — значит, нечего дрожать и ныть! Только нежить своими страхами приманиваете! Вдруг она их жрет?!

Аолен эти короткие вылазки тоже не одобрял: мертвых тревожить негоже, провоцировать Зло ни к чему. Но разве остановишь трех ученых магистров, одержимых жаждой познаний? Как ни привал — Хельги и девицы лезут, куда не надо — в очередной заброшенный тоннель, а молодежь, ясное дело, за ними! И Рагнар туда же! И клиент — что с него взять? Только кальдорианцы чинно сидят на месте — им вера не позволяет. Но от этого не легче.

Мертвые подземелья тяготили эльфа, он все чаще уговаривал спутников выбраться под открытое небо. Но получал неизменный ответ Орвуда: прямой дороги поверху не проложено, придется плутать горными тропами, вместо одной недели пути по максимуму уйдет все три по минимуму. Разве они могут себе позволить рисковать судьбой мира, так бездарно растрачивая драгоценное время?

Что он мог на это возразить? Кого в наш просвещенный век, век узких специалистов, интересуют предчувствия дилетанта?

…Нападения не было долго — почти до самого конца пути. А когда все-таки состоялось, понять, было оно спровоцированным, не было ли, оказалось невозможно. Поэтому каждый судил так, как ему было выгоднее.

Скорее всего, атаки было не избежать в любом случае. Потому что в полузаваленный, заброшенный тоннель им пришлось свернуть поневоле — главная дорога увела бы их слишком далеко на восток.

Более или менее связное впечатление о том сражении сложилось только у Дэна. Ему было с чем сравнивать. А другим — не было, потому что фильма «Властелин колец» они не смотрели.

Клиента королевство гномов разочаровало, он представлял себе его совсем иначе. Где величественные залы со стрельчатыми сводами, колоннами и огромными статуями? Где изящные дуги узких мостов, переброшенных через разверзнутые пасти бездонных пропастей? Где великолепные чертоги, полные злата-серебра и драгоценных каменьев? На многие километры тянется один и тот же скучный индустриальный пейзаж — или уместнее сказать интерьер? Не королевство — шахта криворожская!

Битва его тоже разочаровала — он ждал большего. Где грохот барабанов и звуки рога? Где тучи стрел? Где орочьи орды, цепные тролли и огненные демоны с хлыстами?

Из холодной глубины, из вековечной тьмы выползла белесая, будто выцветшая тварь с выпученными, как у жабы, глазами. Ростом она была всего-то метра два в холке. Ходила на четырех конечностях, постукивая о камень длинными когтями. На длинной тонкой шее раскачивалась из стороны в сторону почти человечья голова, но с хищной, зубастой пастью. В целом ничего особенного. До голливудских монстров, прямо скажем, далеко.

Тварь атаковала с налету, почти беззвучно. Внешних эффектов не было, и Дэн не сумел понять, сколь тяжела была битва на самом деле. Не замечал и того, что сам в ней реального участия почти не принимает, что его вместе с юными кальдорианцами сразу оттеснили в самое безопасное место, и защищает их, не жалея собственной крови, десятилетняя девчонка.

Чудовище оказалось удивительно юрким и проворным для своего размера. Нападало по-кошачьи, ловко орудуя передними конечностями. И еще било башкой, как булавой, расшвыривало противников по сторонам. Тощая шея его только внешне казалась уязвимой, беззащитной. Напрасно Рагнар что есть мочи, наотмашь рубил по ней мечом. Сталь была бесполезна, она не причиняла врагу ни малейшего вреда. И магия его не брала — огненные шары отскакивали и били рикошетом по своим. И даже запретное оружие оказалось бесполезным — редкий случай! Лезвия из драконьего серебра оставляли на теле глубокие раны, из которых сочилась густая желтоватая жижа, но насмерть не убивали.

Усталости тварь не знала, от ран не слабела, чего нельзя было сказать о ее противниках. Они уже не надеялись победить — хоть бы убежать! Но она и этого не позволяла — легко перемахивала над головами, раз за разом преграждая путь к отступлению. Положение становилось безнадежным.

— Хельги! Ради всех богов, поглоти ты эту дрянь!!! — взвыла Энка в отчаянии. — Это единственный выход!!!

И демон, вопреки своему обычаю, не стал протестовать и ругаться. Но и поделать ничего не смог. Потому что сущности у подземного чудовища не было вовсе! Лишь пустая телесная оболочка, каким-то непостижимым образом ведущая самостоятельную жизнь. В голове не укладывалось, что на свете могут водиться столь противоестественные создания.

Гораздо позже, от друга-колдуна Балдура, Хельги узнал: очень редко, но встречаются существа, у которых на одну сущность приходится два, а то и несколько тел, и между ними она, сущность, может свободно перемещаться, а также управлять им на расстоянии. Ему надо было искать связующую нить, идти по ней, тогда бы он добрался до сути чудовища и уничтожил его.

Но он этого не знал, не сообразил в пылу сражения. Выбрал другой — старый, проверенный, но слишком рискованный путь: пустил в ход спригганскую магию. Улучил момент, когда тварь оказалась чуть в стороне, отступила на несколько шагов, готовясь к новому броску — и шарахнул Силами Стихий. Не по врагу — толку от этого не вышло бы — по сводам тоннеля.

Конечно, он не рассчитал удара. Конечно, перестарался — слишком много серого камня было вокруг.

Оглушительный треск лопающейся породы мгновенно перерос в грохот и рев чудовищного обвала. Тварь скрылась из виду, погребенная под обломками. Ее противников ударная волна отшвырнула на несколько шагов, с размаху шарахнула оземь. Острые осколки впились в лицо — и больше Дэн ничего не видел и не слышал, потому что кто-то прикрыл его своим телом, потом навалилось что-то тяжелое, стало нечем дышать, и он надолго потерял сознание. А когда очнулся, все было кончено.

Побитые, окровавленные спутники его кое-как выползали из-под куч каменного крошева и пыли, поднимались со стонами, терли запорошенные глаза…

Земная твердь — тяжелая, неподатливая стихия. Управлять ею — это не облака по небу гонять! Расплачиваться приходится по полной! Долго, долго Аолен старался понять, жив Хельги или уже нет, и никак не мог прийти к однозначному выводу.

Дэну захотелось посмотреть на покойника — случаются иногда у людей такие нездоровые интересы. Не поленился, подполз ближе, несмотря на жгучую боль в ногах и спине. Зря только мучился! Предполагаемый покойник открыл глаза, растянул в гадкой усмешке бескровные губы и, будто угадав мысли Дэна, прохрипел мстительно:

— Вот если бы я сейчас помер, ты бы уже никогда не смог бы вернуться на родину!

— Живой! — выдохнула Меридит. — Слава всем богам!

— Я бессмертный демон! — гордо напомнил тот.

— По тебе не скажешь! — проворчал эльф.

А верная себе Энка накинулась с бранью, и даже перебитая нога ей в том не мешала:

— Ишак ты, а не демон, демон тебя раздери, простите за каламбур! Зачем учинил такое безобразие?! Нас же чудом не завалило! Убийца ты и есть после этого!!!

— Ничего подобного! — воспротестовал подменный сын ярла. — Я нарочно следил, чтобы нас не накрыло, стороной прошло.

— Вот я и говорю: чудом! Зная, сколь ты силен в магии… — не успокаивалась вредная девица.

— Неужели так трудно было просто взять нас и увести через астрал? Хотя бы к Максу или еще куда-нибудь? — поддержал ее Орвуд, демонстрируя истекающую кровью рану в бедре.

— Легко! — Демон усмехнулся еще противнее. — Но только вместе с чудовищем — у меня не вышло его от вас отделить. То-то бы Макс обрадовался, спасибо сказал за такого гостя!

— А вы заметили — оно было немного похоже на Лавренсия Снурра! — неожиданно подала голос Ильза, минуту назад бесчувственная. — Ох, а вдруг это его родственник?! Хельги, ты его совсем задавил? Насмерть?

— Щас откопаем и проверим! — огрызнулась за брата Меридит.

Ильза притихла. Она вдруг поняла, что ужасно по ним соскучилась — по Лавренсию Снурру, его жене Офелии и крошке Паскуалю… Эх, вот бы повидаться!

Из дневника Хельги Ингрема

Я рад, что мы наконец выбрались из Даан-Азара. Не люблю подземелья. Каменная масса слишком давит на психику. Не представляю, чего привлекательного находят гномы в такой жизни?

И хорошо, что больше на нас никто не нападал. Второго раза я, пожалуй, не пережил бы. Аолен ругается, говорит, Силы Стихий однажды меня убьют… Может, Энка права, и мне следует активнее тренироваться на демона?

Уже полдня продираемся сквозь Неммлехские чащи — они начались от самого подножия Даарн-Ола. И впрямь дурное место! Подлесок — сплошной шиповник, терновник и тому подобная колючая дрянь. Будто нарочно разводили! Одежда рвется, сами идем расцарапанные — морды хуже чем после вчерашнего боя! Зря Аолен старался, исцелял.

Нам прежде уже доводилось бывать в зачарованных лесах: Чернолесье, Морагские топи… Магия там была не в пример мощнее. Но здешняя — какая-то особенная, изощренно пакостная. Точнее сформулировать не могу, ибо в вопросе не силен. Сюда бы колдуна хорошего — он бы разобрался, что к чему… Ах, где-то сейчас наш Балдур Эрринорский? Нам так его не хватает! Оказывается, очень тяжело быть в разлуке с тем, с кем связан общей судьбой. Мы скучаем по Балдуру, скучаем по Максу…

Зато клиент наш надоел хуже… неважно. Очень надоел. Даже не знаю почему. Вроде бы ничем не досаждает: не ноет (не в пример Бандароху Августусу), не бранится, с разговорами не лезет, идет себе и идет. Но раздражает ужасно. Не только меня — всех. Даже с кальдорианцами мы худо-бедно свыклись, но с этим типом — никак. Жаль, что он в нашем деле совершенно незаменим, иначе давно бы уже отправил его куда подальше!

…Ну надо же! Оказывается, здесь невозможно развести костер! Хворост сухой, а не горит, даже невозможно его подпалить! Магическое пламя тоже сразу гаснет, и у Аолена и у меня! Интересно, действуют ли тут защитные круги? Сейчас проверим…

Действуют! И на том спасибо! По крайней мере, сможем спать спокойно: еще неизвестно, кто бродит в этих краях по ночам. К слову, насчет дня уже ясно: никого, кроме нас! Лес совершенно мертвый: ни зверя, ни птицы, ни разумной твари. Лесовиц нет, пикси нет, ундинок в ручьях нет — спросить дорогу решительно не у кого. Ломимся наугад, полагаясь лишь на собственную интуицию… Интересно, есть у меня интуиция? Очень хочется надеяться…

Все гуще становился лес. Кустарник плотной стеной преграждал путь, чтобы преодолеть ее, приходилось мечами прорубать узкий коридор. Он зарастал едва ли не на глазах: захочешь вернуться шагов на триста — вновь упрешься в глухую стену. Расчистишь для ночлега поляну достаточной ширины — проснешься зажатым внутри плотного кольца; поленишься — будешь выковыривать себя из колючек и колючки из себя, как в самое первое утро. Зато на спящих никто не нападал. Ночной лес был таким же безжизненным, как и дневной.

Из дневника Хельги Ингрема

Каждый день мы говорим себе, что хуже быть уже не может, а на следующий день понимаем, что снова ошиблись.

Мне кажется, я за всю свою сознательную жизнь столько мечом не махал, сколько за шесть дней в этом лесу! Окаянные кусты растут плотно, будто в хорошей живой изгороди. Тысячи, тысячи шагов живой изгороди — от этого можно сойти с ума!

Для ночлега вырубаем поляну такой ширины, что на ней свободно можно было разместить целую сотню, однако до утра все равно зарастает. Рубим ночь напролет, посменно.

Коридоры смыкаются все быстрее — идешь и слышишь, как шелестят за спиной отрастающие ветви. Энка мучается клаустрофобией. Ильза и Урсула просто ревут, стоит одной начать, вторая подхватывает. Меридит их ругает: «Воины называется!» По-моему, она к ним порой слишком строга.

Аолен говорит, что весной, в цвету, эти заросли должны выглядеть просто великолепно. Не спорю. Но сейчас стоит глубокая осень, лес гол и безобразен. И скелеты в кустах его отнюдь не украшают. Первого мы нашли вчера, около полудня. За сегодняшний день встретилось еще три, с виду вроде бы человечьи. Думается, несчастные вот так же, как и мы, пробирались сквозь чащу, но перестали сопротивляться, обессилев или просто заснув, застряли в кустах, не смогли выбраться и погибли от голода и жажды. Просто жуть! Врагу не пожелаешь!

Энка считает, все они были принцами и рыцарями. Каким-то образом преодолев чары забвения, несчастные догадались, что содержание романа о Спящей красавице не художественный вымысел, а жестокая реальность, и, по благородству натуры, полезли спасать заколдованную деву. Тут им и конец пришел. Очень грустная история. Хочется верить, что с нами подобное не произойдет. Последнее из мест, где мне хотелось бы помереть, — это куст шиповника.

Но вообще, несмотря на все страсти, интуиция (будем надеяться, это именно она, а не пустые надежды) подсказывает, что мы на верном пути. Логично предположить, что лес густеет именно по направлению к запретному, охраняемому им месту, то есть к зачарованному замку. Подле его стен плотность колючей растительности должна достигнуть максимума, зато внутри, боги дадут, станет легче.

Все. Больше писать не могу — моя очередь рубить…

Да! У меня родилась очень ценная идея насчет клиента. Как только он сделает свое, с позволения сказать, дело и станет больше не нужен, я сразу воплощу ее в жизнь! Скорее бы!..

Ужасная мысль! Я забыл про пиявок для профессора! Не представляю, как теперь бы…

Эта запись была последней из всех, сделанных магистром Ингремом в Неммлехских чащах.

Интуиция его не подвела. Следующий день оказался самым страшным. Кустарники свились плотными клубками, поднялись в рост высоких деревьев, ощетинились колючками всех сортов и размеров: прямые острые шипы в полпальца длиной, загнутые кошачьим когтем крюки, ряды мелких частых игл… Кусты были изменены настолько, что определить их природу стало невозможно: не шиповник, не терновник — совсем другие растения. Растения-убийцы. На их верхних ветках висели тельца мертвых птиц, у их корней не росло ни сухой былинки, лишь черная голая земля. Они умели двигаться: так и норовили захлестнуть ноги, впиться шипами в лицо, вцепиться в волосы… Казалось, они чувствуют кровь и тянутся к ней. Или это страх и боль привлекали их?

Это было настоящее сражение, тяжелое и кровавое, с противником беспощадным, неуязвимым, не знающим страха и усталости. Люди и нелюди выбивались из сил, а кусты — что им сделается? На месте отрубленных ветвей тут же вырастали новые. Коридор… впрочем, не было уже никакого коридора, смыкался прямо за спиной. И остановиться, опустить меч нельзя было ни на секунду: стиснет — не выберешься. Приходилось рубить и рубить, без передышки, шаг за шагом, час за часом…

— Я по нужде хочу! — выла непосредственная Урсула. — Что мне де-элать?!

— Все хотят! — рычала в ответ суровая кузина. — Терпи!

— Не могу больше!

— Тогда в штаны!

— А-а-а! Воинам в штаны не подобает! Проруби мне окошечко! Хоть на минуточку-у!

Какая минуточка, когда крючья тянутся уже к самому горлу, шипы лезут в глаза?! Какое окошечко, когда в мешанине ветвей на два шага перед собой уже ничего не видно?!

И все-таки они продвигались вперед. Шаг за шагом. Час за часом. Выстроившись боевым клином: Рагнар в острие, воины по бокам, кальдорианцы с клиентом — внутри, там безопаснее, Урсулка — где приткнется…

Рискуя споткнуться, упасть и больше не встать, Годрик поднял тоскливый взгляд к небу. Высоко, высоко, в мелкие просветы ветвей проглядывали его розовые клочки. Значит, наступил вечер. Солнце скоро сядет, силы кончатся — и придет конец… «Пусть, — подумал юноша равнодушно. — Хотя бы отдохну. Скорее бы…»

И в этот самый миг раздался звон металла о камень. Меч Рагнара налетел на препятствие.

Высоко, на семь-восемь шагов, уходила вверх крепостная стена….

Великое счастье, что была она по всем параметрам подходящей для прохода — не пришлось огибать ее в поисках ворот. На это уже ни у кого не хватило бы сил.

…Никогда прежде Дэну не доводилось проходить сквозь стены. Нет, чисто теоретически он представлял, как это делается: видишь цель, веришь в себя… На практике ничего подобного не потребовалось. Его просто втащили силой. Да еще и по шее дали, за то что упирался, «как молодой конь перед оковой».

— Думаешь, легко проход удерживать? — злобно шипел на него демон-убийца. — Вот перекрою сейчас, и останешься на веки вечные замурованным! — Понятно, что слова его уверенности Дэну не придавали.

Тогда Энка решила придать ускорения: коленом под зад. Не ожидавший такой подлости, Данила не устоял на ногах, пролетел вперед. Тело вошло в камень, как в воду. Упал на живот, головой внутрь — стало душно и страшно, он чувствовал, что тонет, запаниковал, забился… Но тут чья-то спасительная рука уцепила его за шиворот, проволокла несколько шагов… дала по шее… И кошмар кончился! Не было ни смертоносных зарослей, ни давящей толщи камня… Заката в небе тоже больше не наблюдалось.

Там, за стеной, сиял ослепительно-яркий день. Воздух плыл знойным маревом. По-летнему зеленела травка — мягкая, безобидная…

— Сглузду двинуться можно! — в свойственной ему манере, выразил общее мнение Рагнар.

Вот как выглядело оно — остановленное время!

Что так бывает, знали все. Кое-кто даже видел собственными глазами: профессор Перегрин демонстрировал второкурсникам опыт: замедлял ход времени в клетке с чижом, и птица замирала в прыжке, повисала в воздухе с распростертыми крылышками.

Но одно дело — маленькая золотая клетка, и совсем иное — огромный королевский замок! Да и периоды остановки были несопоставимы: в лаборатории счет шел на минуты, здесь — на века!

…Жарким июльским полднем 5629 года время в королевстве Невенор прекратило свой ход. Мгновения перестали сменять друг друга. Неверно говорилось в романе — замок не заснул, он застыл: король с королевой в сладких объятиях друг друга; придворные, кто где стоял, кого где застигли чары; боггарты в щелях за каминными печами и домовые гоблины в чуланах. Замерли в воздухе крошечные феи, что порхали над кустами душистых роз. Стала без движения и вся скотина: лошади в конюшнях, коровы в хлевах, свиньи на заднем дворе, гончие на псарне, куры, где они бегали, голуби на крыше, утки на пруду и белые жирные гуси там же. И даже клопы в постелях были объяты чарами. Огонь в очаге — и тот застыл, жаркое перестало шипеть…

Это было странное, неприятное зрелище, раздражающее своей противоестественностью. Люди, нелюди и животные, замершие в динамических, лишенных равновесия позах. Неподвижный огонь, неподвижная вода — льющаяся и не выливающаяся, будто нарисованная на холсте. Остановившийся в воздухе камень — мальчишка швырнул в ворону. Белье на веревке, висящее под углом к земле, — когда-то его развевало ветром… И толстый, мохнатый, как войлок, слой пыли на всем. Самая мощная, самая изощренная магия не брала эту летучую субстанцию! Медленнее, чем требует естество, а все-таки она накапливалась. Воистину пыль — она царства заносила…

— А можно их трогать?! — Маленькая Урсула была в полном восторге: скакала вокруг неподвижных фигур, опасливо тыкала пальцем. — А если их переставить на другое место, что будет?!

— И правда, что получится? — заинтересовался магистр Ингрем и недолго думая повалил на бок какого-то дядьку в богатых одеждах, осторожно, чтобы ненароком не повредить. Тело мягко легло наземь. Теперь человек и впрямь походил на спящего. Только не дышал.

…Красавица тоже не дышала.

Они нашли деву на пороге полутемной каморки — с веретеном в руке, с окровавленным пальчиком. Вне сомнений, это была она, принцесса Хекенрозе! Первым ее обнаружил Эдуард. Благодаря приобретенным в детстве навыкам, он как никто другой умел ориентироваться в королевских дворцах, по едва приметным признакам разведывать потайные комнаты и переходы. В конце одного из таких переходов и лежала отравленная злыми чарами принцесса.

Автор романа преувеличивал, невероятной красавицей она не была. Лично Эдуарду не понравилась категорически — отталкивающее впечатление производили слишком широко расставленные глаза и крошечный, безвольно скошенный подбородочек. «Уж не врожденный ли сифилис?»[11] — мелькнула мысль у Хельги.

Чуть было не брякнул вслух, но вовремя сообразил: клиенту об этом лучше не знать. Магическая наука на месте не стоит, и сифилис в наш просвещенный век излечивается легко. Но обыватели этому, как правило, не склонны верить. Слишком пугает само слово. Так что лучше не рисковать: вдруг клиент откажется — что тогда?

— Ну кто будет целовать? — нетерпеливо спросила Энка, оборачиваясь к принцам.

— Рагнар! Его очередь! — поспешно откликнулся ольдонский наследник.

— Это почему моя?! А ты что же?!

— А я уже целовал! Средневековую жабу! Забыл?

Про жабу — принцессу Рю'Велот — Рагнар помнил. Справедливость возражений Эдуарда признавал. И против красавицы ничего не имел… Если бы только быть уверенным, что она действительно спящая! Потому что с виду дева больше походила на покойницу, да еще и дурную! Целовать ее решительно не хотелось.

— Тогда пусть Годрик. Он тоже принц, — нашел выход Эдуард.

— Верно! — обрадовался рыцарь.

Юноша побледнел, попятился:

— Я?! Я не могу!!! У меня невеста!.. И потом, Пресветлый Кальдориан не велит… — Тут взгляд его упал на Хельги, и в глазах его блеснул луч надежды. — Я знаете что слышал? В Северных землях ярл — это вроде нашего короля…

— Ничего подобного!!! — Хельги мгновенно понял, куда тот клонит. — Ярл — это намного ниже! И я ему не родной сын! И по природе — убийца! От меня нельзя ждать конструктивного эффекта, только деструктивный!

— Можно! Еще как можно! — принялись наперебой убеждать принцы.

— Нет, нельзя! Нельзя! — злился тот.

— Это очень легко проверить, — вмешалась в мужской разговор сильфида. — Поцелуй ее, и посмотрим. Не очнется — ты был прав, очнется — значит, ошибался. Целуй, нечего время тянуть.

— Ни за что! Хоть режьте!

— Хельги, счастье мое, ну что ты, право, идиотничаешь? — рассердилась сестра по оружию. — Неужели так трудно поцеловать бедную спящую девушку? Это тебя ни к чему не обязывает.

— Ага! Как же, не обязывает! По книге, тот, кто разбудит принцессу, должен стать ее мужем! Лично мне такой участи не надо!

— А у меня невеста!..

— А я уже целовал!..

— Кальдориан не велит!..

Принцы галдели наперебой. Энка их не слушала, ее интересовал только Хельги.

— Ты же сам говорил: ярл ниже короля, от убийц конструктивного эффекта не бывает…

— Говорил и буду говорить! Но фактор случайности тоже нельзя сбрасывать со счетов: пять веков прошло, за это время магические процессы могли дать сбой. У нас демонова прорва настоящих, законных принцев! Пусть исполняют свое историческое предназначение, а не сваливают на других…

Дэн слушал-слушал их распри, посмеивался про себя и наконец, решил вмешаться.

— Эй, народ, — окликнул он. — Хорош базарить! Я не понял, чего вам так приболело ее будить? Только трепыхаться станет! Пусть себе дальше дрыхнет — мне спокойнее.

Принцы умолкли, переглянулись.

— Ну если тебе это не помешает… — сказал Хельги холодно.

— Не помешает, не боись! — самоуверенно ухмыльнулся клиент.

— Тогда мы вас оставляем.

Никогда прежде, даже в самый свой первый раз, Дэн не знал проблем такого рода.

Злой рок — иначе это не назовешь! Настал час расплаты за греховные помыслы. Проклятие ведьмы Вендолины Нехт наконец проявило себя.

Старался он долго и усердно. Не вышло ни-че-го. Вообще. Чтобы не вдаваться в подробности физиологического свойства, скажем так: была дева непорочной — непорочной и осталась.

Как Дэн воспринял случившееся? Философски. Был обескуражен, но не более. Ведь он еще не знал, что это — всерьез и надолго, списал свою неудачу на состояние партнерши: лежит, не дышит… С такой у любого могут возникнуть трудности, тут некрофил нужен, а не нормальный человек!

В общем, с собой любимым Данила примирился быстро — он всегда умел это делать. Но признаться в поражении посторонним?! Нет, нет и нет! О том, какие последствия будет иметь его ложь, о судьбе чужого мира — даже если это действительно иной мир, а не виртуальная игрушка — он задумываться не желал. «Не мои проблемы», — сказал он себе. И на вопрос бесцеремонной рыжей девки о том, удачно ли все прошло, ответил утвердительно, без всякого колебания, без малейших угрызений совести.

А усомниться в его словах, тем более проверить их, никому и в голову не могло прийти. Они вообще старались больше не думать о содеянном. Когда совершаешь что-то действительно гадкое, пусть даже во имя всеобщего блага, об этом стараешься скорее забыть.

Урсула не хотела покидать замок так скоро. Столько всего интересного было здесь, столько чудесных маленьких вещиц лежало повсюду без присмотра! Столько трофеев можно было бы откопать под вековыми наслоениями пыли! Но взрослые спешили прочь, не оглядываясь. Бежали, как грабители с места преступления.

Пересекли площадь, задний двор, миновали ворота — их едва удалось отворить — и заперлись в совершенно непроходимые дебри. За время, проведенное ими в замке, заросли сделались еще гуще, еще страшнее. Казалось, будто враг стянул все свои силы к подножию замка, чтобы дать последний, решающий бой.

— Не пробьемся! — мрачно констатировала Меридит.

— Не пробьемся, — согласились сотники.

— Угу! — подтвердил Рагнар, лаконично, но веско.

Пришлось, по выражению почтенного Канторлонга, поворачивать оглобли — возвращаться в замок и держать новый совет.

— Хельги, через астрал ты нас не вытащишь? — без всякой надежды спросил Аолен.

— Не-а! Вокруг чересчур много магии, а вы слишком мелкие. Я вас просто не вычленю.

— Что и следовало ожидать, — кивнул эльф. — Тогда остается единственный выход.

— А именно? — осведомился демон подозрительно. Он уже понял, о чем пойдет речь.

— Целовать! — Аолен был краток.

— По жребию!!! — Меридит поспешила вмешаться, пока не возобновился старый спор. — На кого Силы Судьбы укажут, тот пусть и целует. И без пререканий!

— И дамы? — уточнила Ильза удивленно.

— Дамы-то тут при чем? — огрызнулась диса.

Но те, кто дамами не являлся, тянули жребий поголовно, невзирая на происхождение. На этом настоял Эдуард. Под тем предлогом, что никто не может знать со стопроцентной уверенностью, какая кровь течет в его жилах, не примешалась ли, случаем, королевская. Пришлось с ним согласиться.

И жребий выпал на Хельги.

— Но один я туда не пойду! — обреченно заявил демон-убийца. — Идемте со мной.

…Принцесса лежала на полу, там, где они ее и нашли. Только поза была другая, менее целомудренная. И платье оказалось сорвано, тряпкой валялось в пыли.

— Тьфу ты! — сердито плюнул Орвуд, обернулся к клиенту. — Что же ты с ней так?! Хоть бы в порядок привел!

Тот гадко ухмыльнулся, типа я не нанимался.

Аолен сдернул со стены пропыленный гобелен, прикрыл тело по пояс. Велел демону:

— Целуй скорее! Чего тянешь?.. Меридит, ты бы хоть Урсулку отослала, что ли!

— Верно! — спохватилась та. — Что это я! А ну, марш отсюда! Жди на лестнице!

— У-у-у — заныла было девчонка, но получила крепкую оплеуху и поспешила ретироваться.

Проводив ребенка взглядом и убедившись, что та не подглядывает, Хельги встал на четвереньки и торопливо чмокнул деву в нос — первое, что подвернулось. Естественно, та и не думала оживать.

— Да кто же так целует, осел?! — возмутилась Энка. — Надо нежно и страстно! Давай заново. И целься лучше. В губы надо попасть, не в нос!

Хельги покорно повторил попытку, изобразил некое подобие чувств, но результат был прежним.

— Вот видите! Я же говорил! Это Силы Судьбы нарочно устроили, чтобы вы раз и навсегда поняли: я для таких дел не гожусь! Тяните жребий заново, без меня.

Стали тянуть. Во второй раз Судьба остановила свой выбор на Эдуарде.

Тот хотел было возроптать, но бывший наставник сверкнул злым желтым глазом и прошипел:

— Убью!

— Убьет, — авторитетно подтвердила сестра по оружию. — Ты его знаешь.

Да, он его знал, притом очень хорошо. И ясно понимал: Хельги его не убьет. Ни при каких обстоятельствах. Мало того, даже бить не станет.

Именно поэтому Эдуард больше не спорил. Пошел и сделал, что надо. Чисто механически, без всякой нежности и страсти. Тем не менее эффект последовал незамедлительно. Миг — и пришло в движение все то, что столетиями оставалось неподвижным: люди и нелюди, животные, растения, стихии, само Время!

Наверняка неизвестному автору душещипательного романа о Спящей красавице этот миг представлялся весьма романтичным: всеобщее ликование, поцелуи и объятия… Вряд ли он мог учесть такой фактор, как вековая пыль. Тучи и тучи пыли поднялись в воздух! Замок потонул в ее удушливых клубах.

— Бежим! — неожиданно заорал Эдуард. — Скорее прочь!!! Пока они тут все не прочихались! Не то поздно будет! — И припустился вскачь, подавая пример спутникам. Несся он так, будто от голодных троллей спасался!

Догнать ольдонского наследника удалось уже за воротами.

— Ты чего? Куда сорвался?! Спятил?! — принялись допытываться родные и близкие.

Принц шумно перевел дух. Отвечал сумбурно:

— Я… ф-ф-фу! Просто мне вдруг в голову пришло… Представилось мне: что, если бы это случилось в нашем дворце! В смысле в Ольдоне! Если бы это мой папаша вдруг обнаружил, что весь дворец завален пылью, родная дочь изнасилована, и рядом крутится дюжина незнакомых субъектов сомнительной наружности! Что бы он с нами сделал?!

— Что?! — подпрыгнула от любопытства маленькая Урсула, не имевшая несчастья быть знакомой с ольдонским монархом.

— Что? — хором спросили из вежливости Годрик и Спун.

— Да на плаху бы отправил, вот что! Без суда, как Макс говорит, и следствия! И это еще в лучшем случае!

— Ну-у! — не поверил, хотел возразить Рагнар. Дескать, здешний король знал о пророчестве, понял бы что к чему. Разобрался…

Но тут подал голос Годрик. Тихо, неуверенно пробормотал:

— Да… И мой тоже…

И рыцарь не стал продолжать. Потому что так уж устроено большинство правителей: сначала отправляют на плаху, а потом уже разбираются. И если бывают среди них счастливые исключения вроде короля Робера Восьмого, это еще не значит, что король Невенорский будет принадлежать к их числу.

— Молодец, друг! — хлопнул он Эдуарда по плечу. — Лихо соображаешь! Мне лично и в голову не пришло! Кабы не ты — вот вляпались бы!

Его хвалили, он смущенно улыбался, все были довольны… И только излишне проницательная дочь сенатора Валериания ехидно посмеивалась про себя. Она одна из всех догадывалась об истинной причине спешного Эдуардова бегства: так уж устроены некоторые из мужчин, что свадьба для них страшнее плахи и топора…

Вековые заросли стремительно погибали.

Летом этот процесс выглядел бы эффектнее, по осени же, когда кусты стоят голые, он в глаза не бросался. Был только один явный признак увядания: отрубленные ветви не отрастали вновь, прежде гибкие и неподатливые, теперь они легко ломались.

На второй день пути стало возможным отложить мечи. Рагнар шел впереди, с медвежьим треском ломился сквозь заросли, прокладывал дорогу. Остальные трусили следом и радовались жизни. «То-то невенорцам будет хворосту на зиму!» — завидовала Ильза.

А на третий день кустарник кончился. Внизу, под обрывом, протянулось широкое русло Венкелен.

— Ой! Река! — удивилась девушка. — А я думала, мы назад, в Даан-Азар возвращаемся!

Право, ей стоило помалкивать! Избежала бы длинной и обидной нотации на тему: «Когда наконец боец Оллесдоттер научится ориентироваться в пространстве?»

Левобережный пейзаж выглядел скучным и пустынным. С реки тянуло промозглым холодом. Вода была серой и грязной, у берега плавали хлопья неприятной желтоватой пены, колыхались длинные, темно-бурые водоросли, похожие на клубки змей с головы известного аполидийского чудовища горгоны. Мимо плыли вниз по течению большие бочки — верно, где-то неподалеку перевернулся плот. Одна, вторая, третья… Ильза насчитала всего одиннадцать штук, а потом отвернулась и не стала больше смотреть. Вид их почему-то навеял безотчетную тоску, захотелось плакать. Или это не в бочках дело, а в унылой серости осеннего дня, усталости и бесприютности?

— Сейчас купаться будем! — бодро объявила Энка. — Давно пора, мы уже несвежие!

— Ты что, дура?! — поставил вопрос ребром Орвуд. — Вода леденющая! Чай, не лето на дворе!

— Неважно. От нас уже псиной несет! — конкретизировала определение девица. — А воду мы будем греть на костре. По котелку на нос.

Маленький дорожный котелок девица неизменно таскала с собой, будучи главной любительницей супов и прочего жидкого варева.

— А разводить в чем? Может, у тебя в мешке и корыто имеется?

Корыта, понятно, не имелось. Зато шагах в пятистах вверх по течению встретилась опустевшая рыбацкая хижина, сбоку был пристроен маленький сарайчик, а в нем нашлось вполне подходящее по размеру ведро. Дэн, с рождения привыкший к удобствам цивилизации, не представлял, чем оно поможет. Разве способен взрослый человек либо другая тварь, сравнимая с ним по размеру, обойтись при мытье одним-единственным ведром?

Оказалось, прекрасно может. И голову хватает промыть, и на тело остается. Но только если имеешь определенный навык. Дэн такого навыка не имел, воду лил почем зря, будто она из крана текла, и потому попал в положение затруднительное. Сидел в сарае мокрый, замерзший, весь в мыле — отвратительном вонючем мыле местного изготовления — пока для него кипятили вторую порцию.

— Утопиться он там, что ли, надумал?! — ворчал Орвуд. Он остался последним на очереди, уже хотел спать, задержка его злила. — У самого даже бороды нет, а воду тратит, будто с ног до головы шерстью покрыт! Будто он волосатый гурр, а не человек! Совершенно не приспособленное к жизни создание!

— Точно! — согласился Хельги. — Он не создан для нашего мира! Пора от него избавиться.

— Хочешь на родину вернуть? — Вопрос был чисто риторическим, но ответ оказался неожиданным и интригующим:

— Не-а! Миру Макса тоже не помешает подольше отдохнуть от такого неприятного типа! Знаю я одно местечко — туда нашему клиенту самая дорога!

…Из сарая рысью примчался Дэн — сам голый, без штанов, только чресла кое-как обмотаны махровый полотенцем, — срамотища! Девицы демонстративно отвернулись. Маленькая Урсулка хихикнула и подтолкнула Ильзу в бок:

— Смотри! Смотри скорее! Волосатый какой! Даже на спине! Гадость, да?! — Она впервые видела так близко настолько голого дядьку.

Ильза, понятно, смотреть не стала. А Орвуд нарочито громко прошептал, якобы про себя:

— Ну точно гурр! Вылитый! Хоть сейчас на помойку!

— Послушай, — вкрадчиво начал Хельги за ужином, — у меня к тебе предложение есть. Деловое. Очень выгодное! За ту же цену — куча новых впечатлений! Соглашайся — не пожалеешь!

…Исчадие сфер иных не беспокоило цимбака Инолгу с весны. Полгода он прожил более или менее спокойно. «Может, не помогли антибиотики, может, оно все-таки подохло от бубонной чумы?» — родилась надежда, робкая и глупая. Всем известно — демоны бессмертны.

На этот раз он явился не один. С ним был долговязый темноволосый парень. Незнакомый, очень странного вида. Цимбак таких прежде не встречал, ни в своем мире, ни в чужом.

— Правильно! — Демон перехватил взгляд Инолги и будто бы прочитал мысли. — Он не из вашего мира и не из нашего. Знакомьтесь. Дэн, это цакас Инолга…

— Цимбак! — нервно пискнул тот.

— Один демон, пусть будет цимбак. Знакомься, цимбак, это Дэн! На самом деле у него есть другое имя, только я уже не помню. Захочет — сам скажет. Этот месяц он будет жить у тебя.

— У меня?! Зачем?!! — Инолга был в панике: еще одно чудовище под боком!

— Что значит — зачем? А для чего вообще ходят в чужой мир? Ты к нам тогда с какой целью полез? Для развлечения! Вот и будешь теперь сам развлекать нашего клиента! Покажешь ему достопримечательности вашего поганого мира. Хочешь, можешь на охоту сводить! — Тут демон усмехнулся, хищно и страшно. — Помнишь, как тот раз нам весело было!..

Они говорили на разных языках — представитель фирмы и тщедушный узкоплечий мужичонка по имени Инолга, — но понимали друг друга. И Дэн новую речь понимал как свою собственную, но больше не удивлялся.

Вступать в разговор он не спешил, просто не видел в том необходимости. Стоял, глазел по сторонам, изучая обстановку, весьма странную на вид — этакая безумная смесь экстремального хай-тека с угаром псевдобарокко, но не лишенную своеобразной эстетики, создаваемой, главным образом, приятным для глаз кремовым тоном интерьера спальни. Да, почему-то именно с чужой спальни начиналось его новое путешествие.

Довольно скоро визуальные впечатления себя исчерпали, тогда Дэн стал прислушиваться к разговору.

Ему были не рады — это сомнений не вызывало, равно как и огорчения. Наоборот. Плюгавый человечек не понравился Дэну с первого взгляда, было приятно ему досадить, да посильнее! Человечек был вне себя. Дэн злорадствовал минуту-другую, но потом вдруг понял: это не досада типа «незваный гость хуже татарина», не закономерное в подобной ситуации раздражение. Страх — вот как называлось это чувство. От человечка исходили волны животного, гибельного страха, их можно было ощутить почти физически. Дэн даже обернулся машинально — посмотреть, не стоит ли кто ужасный за их спинами? Но там никого не было. Человечек боялся именно их, и никого другого! Или нет, не их, — его. Того, кого Дэн считал не более чем представителем фирмы, мелкой сошкой, заслуживающей примерно столько внимания и почтения, сколько обычно выпадает на долю проводников-туземцев в странах «третьего мира». За многие недели он ни разу не обратился к нему по имени, замечал, только если возникала нужда, как правило, чисто бытового свойства… Он видел его в бою. Видел, как тот убивал, и чудовищ, и не только. Страшно убивал, жестоко. И каменные стены отворял, и границы миров…

Но почему-то раньше Дэну не приходило в голову, что его надо бояться. А теперь — пришло! Заразная это штука — страх…

— Хочешь, на охоту своди. Помнишь, как тот раз нам весело было? Ну что же ты молчишь? Ведь замечательное вышло развлечение, разве нет?

Цимбак молчал. Говорить он не мог — перехватило голос. Страшная картина той бойни стояла перед глазами как наяву. А по ноге струилась горячая, гадкая жижа, лилась из-под штанины в тапочку и дальше, на дорогой кумский ковер…

— Фу-у! — удивленно и бестактно сказал демон. — Ну надо же! Пожалуй, я вас оставлю…

Из дневника Хельги Ингрема

Слава всем богам и демонам! Спровадил! Жить стало лучше, жить стало веселее — так обычно говорит Макс, он большой любитель разного рода цитат и изречений, вроде нашей Энкалетте. Только она предпочитает мудрость народную, а Макс — поэтов, лицедеев и философов.

Надеюсь, к тому, как я поступил с клиентом, он отнесется философски. Поутру заскочу, сообщу.

Теперь о главном. Хотя для кого как… Короче, Мир мы опять спасли, способом постыдным и достойным всяческого осуждения. Наверное, поэтому нет никакой радости на душе, нет торжества победы.

К тому же семейное дело наше еще очень далеко от завершения. Две принцессы остаются в плену, и мы должны их вызволить. Надеюсь, лорды не прикончат их за ненадобностью или с досады, нам в отместку. Что-то подсказывает мне: Рагнар таким развитием событий будет очень огорчен, но как-нибудь переживет. Но для Годрика гибель невесты станет страшным ударом. Хоть он и убежденный кальдорианец, парень, в сущности, не вредный, я не желаю ему зла. К тому же мы немало пережили вместе, и в тяжелые моменты он неизменно показывал себя с лучшей стороны. Конечно, в бою от него было больше хлопот, чем пользы. Но трусости он не проявлял, и это главное. Боевые качества — дело наживное. Чего нельзя сказать о личностных. Тут все зависит от природы.

Взять, к примеру, того же цакаса… нет, он теперь цимбак. Слова-то какие — одно нелепее другого! Так вот, этот цимбак Инолга боится меня до неприличия, а ведь я его ни разу даже не ударил толком! Выйдет ли из такого хороший боец? Или Бандарох Августус. Я готов об заклад биться: даже в том случае, если самые выдающиеся воины Староземья и окрестностей возьмутся обучать его своему искусству — толку не будет. Возможно, рано или, скорее, поздно, он научится держать в руках оружие, но настоящим воином ему не стать, в силу особо нежной натуры… Зато с женой ему повезло. Дама она, прямо скажем, агрессивная, но Бандароху именно такая и нужна. В случае войны есть кому защитить многодетное семейство от врага…

Даже не знаю, чего это я про них вспомнил? Пожалуй, это не к добру. Хорошо, что мы договорились о ночном дежурстве. Кое-кто (из рода сильфов) считал его излишеством. Якобы защитного круга будет вполне достаточно, места здесь мирные. Очень спорное утверждение. На этом участке Венкелен всегда было полно речных грабителей и прочего маргинального элемента. По слухам, тут даже упыри встречаются… или оборотни? Не помню, да и не суть. Сейчас меня сменит Ильза, и я пойду спать. Будем надеяться, ни те ни другие нас не потревожат…

Пожелание его исполнилось, но только наполовину. Ни оборотни, ни упыри их действительно не побеспокоили. Случилось гораздо худшее.

Наемные убийцы!

Дюжина черных фигур возникла будто из ничего. Как они подкрадывались, Рагнар — именно в его смену случилось нападение — не видел; возможно, шли под прикрытием магии. Но тревогу рыцарь поднять успел, враг не застиг спящих врасплох.

Несколько секунд натиск нападавших сдерживал защитный круг. Потом он был пробит очень профессиональным силовым ударом, и битва началась.

Наемники-кансалонцы — великолепные воины, все как один, ведь плохих, не справившихся с квалификационными испытаниями, просто не принимают в гильдию. Сравниться с ними могут, пожалуй, только убийцы из древней, как само Староземье, Черной гильдии. Их техника боя несколько отличается от традиционной кансалонской (менее приспособлена для открытых пространств), но качеством не уступает — Годрик, Спун и, по малолетству, Урсула не могли ей противостоять. Да и Орвуд был слишком нерасторопен. Силы оказались неравными.

У Черной гильдии свой устав, свои жестокие правила. Нарушение их карается неотвратимо и сурово — не позорным изгнанием, как у Белых Щитов, — только смертью. Взяв плату, наемный убийца пойдет до конца. Он не посмотрит, кто перед ним: нежная дама, неопытный юнец, младенец или дряхлый старик. Он не отступит ни перед какой преградой. Он не знает жалости и страха. Его нельзя перекупить. От него никогда и никому не бывает пощады.

Единственный способ остановить его — это убить. Но сделать это очень и очень непросто, особенно в тот момент, когда он всеми силами старается убить тебя. И ему плевать на жизни тех, кто пришел вместе с ним, да и на свою собственную по большому счету. А тебе и самому помирать пока не хочется, и близких надо уберечь…

Нет, не равными были силы, как ни крути! И если бы они потерпели поражение в том бою, ни боги, ни смертные не могли бы их осудить.

Но они победили — верно, так было угодно Судьбе. Только цена оказалась страшной.

У самой двери, привалившись спиной к стене, лежал Эдуард, наследник престола ольдонского. Из груди его торчала черная рукоять кинжала. Из угла рта по белому лицу стекала черная струйка крови.

Рядом, на коленях стоял Годрик, его трясло. Ведь это он должен был сейчас лежать замертво, с ножом в груди. Это в него, не в Эдуарда, целил убийца. Тот закрыл его собой, защищал до последнего, а когда им на помощь смогла прийти Энка — было уже поздно…

Хельги не раз доводилось видеть, как здоровенные мужики, грозные кансалонские воины, «каменные лбы», не почитающие ни богов, ни демонов, воют в голос над телами своих убитых учеников. Он, если честно, удивлялся тогда, не понимал, что общего может быть у них с этими зелеными, бестолковыми юнцами, едва научившимися держать в руках меч? Что связывало их настолько крепко, что осиротевший наставник порой готов был с горя руки на себя наложить, приходилось удерживать силой?

Теперь он это понял.

Эдуард считался бывшим учеником. Хельги сам, давно уже, объявил его самостоятельным воином. И квалификационные испытания тот прошел успешно, и медальон свой получил… Пустые формальности! Оказывается, они ничего не значили. Связь, порожденная обетом, сохранилась.

И вот теперь она рвалась — с кровью, как живая плоть. Душа, сама сущность, разрывалась от боли.

Нет, он не выл, не рвал на себе волос, не катался по земле, молотя по ней кулаками, будто желая отомстить за собственную боль. Он просто стоял и смотрел. И что происходило с ним в эту минуту, понимала только Меридит. Чувствовала — ведь она была его сестрой. Трясла за плечи, просила сквозь слезы: «Только не молчи! Говори со мной, слышишь! Не смей молчать!!!» Но он молчал. Голос перехватило от боли.

Плакали Ильза с Урсулой — не таясь. Плакал Спун. Энка всхлипывала, пряча лицо, — она воин, ей бы не следовало… Но разве смертному хватит сил удержаться в такую минуту? Они знали — однажды она настанет. Но не думали, что так скоро…

Это было невыносимо — ощущение собственного бессилия. Аолен не хотел верить, не мог смириться. Целебная магия заживляет раны, но не оживляет мертвых. Такого не бывает. Но Аолен не сдавался. «Вдруг не все потеряно? — тешил себя несбыточной надеждой. — Вдруг удастся сохранить ту ниточку, что еще связывает Эдуарда с этим миром, ту призрачную тончайшую грань, что отделяет душу его от Долины забвения?»

Эльф снова и снова творил заклинания, чертил символы — все то, что обычно делал, исцеляя раненых. Он тратил столько сил, что хватило бы на целый полевой лазарет или холерный барак. Рагнар пытался его увести — опытным взглядом воина, повидавшего много десятков смертей, он видел отчетливо: все кончено. Аолен же не желал признавать очевидного.

Но силы его были на исходе. Он не хотел отступать — просто больше не мог ничего поделать. Ни-че-го…

— Ой! — раздался вдруг взвизг Урсулы. — Гляньте! Он шевельнулся! Моргает!!!

— Так бывает, — хрипло, чужим голосом, пояснил ребенку Орвуд. — Это агония.

— Да нет же!!! — Маленькая диса уже достаточно убивала на своем веку, чтобы понимать, что к чему. — Он глаза открыл! Он смотрит!!!

Эдуард глядел на них испуганным, непонимающим взглядом. Рядом в глубоком обмороке лежал Аолен.

Если бы кто-то однажды задумал устроить состязание на скорость перемены настроения, первенство всех миров одержала бы Энка. Только что она казалась убитой горем, но теперь в ее заплаканных глазах загорелся нездоровый интерес.

— Эдуард, — окликнула девица. — Эй! Ты меня слышишь? Скажи честно, ты живой или уже дурной покойник? — Так уж устроен этот мир, что нормальные покойники не встают, только дурные.

— Н… не знаю, — пробормотал бедный принц. Он и вправду не знал. Последнее, что осталось в памяти, — это жгучая боль удара. А дальше — полная темнота.

— Хельги! — распорядилась неугомонная сильфида. — Не стой столбом! Живенько проверь, нет ли на нем укусов. Видишь, Аолен отключился, придется тебе. Как-никак твой ученик. Хоть и бывший. Эй, ты вообще меня слышишь?!

Демон безмолвствовал.

— Отстань от него! — зашипела диса. — И без тебя тошно!

— Давайте я осмотрю, — вызвалась Ильза. Она готова была любить Эдуарда и упырем. Хоть в какой-то мере живой — и за то спасибо добрым богам и демонам!

— Да чего вы ко мне пристали, — вяло, опасаясь потревожить рану, отбрыкивался недавний покойник — он панически боялся щекотки, особенно в области шеи, — никакой я не упырь! Никто меня не кусал! Ножом ударили, и все — видите, дыра какая! Сейчас и вправду кровью истеку!

— Все мы сейчас кровью истечем, — мрачно пробурчал Орвуд, зажимая ладонью бедро.

Только теперь они спохватились, вспомнили про собственные раны, которые некому было исцелить — Аолен лежал пластом, не мог даже говорить, только кивал.

Замерзшие, измученные болью ран, окровавленные и грязные, среди разбросанных трупов встретили они тот рассвет.

— Стоило вчера мыться! — ворчал Рагнар.

Энка решила его утешить:

— Ничего! Скоро, боги дадут, Аолен оклемается, нас исцелит — снова воды нагреем…

— Ну уж нет! — возмущенно завопил принц. — Ты как хочешь, а лично я каждый день в воде полоскаться не нанимался! Я рыцарь, а не ундинка-ручейница! — Что поделаешь, представления о личной гигиене у наследника оттонского престола были самыми что ни на есть средневековыми.

Вот что значит отлично подготовленный военный лекарь! Другой бы на его месте до вечера провалялся бы без сил — Аолен же встал на ноги к полудню и сразу занялся самыми серьезными из ран. Не исцелил, конечно, так, прикрыл, чтобы кровь не текла. И купание устраивать не позволил, зря Рагнар переживал.

Оставаться в злополучной хижине на вторую ночь друзья не решились — пережить еще одно нападение они бы не смогли. Конечно, вероятность его была очень мала. Наемные убийцы — товар штучный, дорогостоящий, толпами ходят редко. Но, как говорят в казармах многих миров, лучше перебдеть, чем недобдеть.

«И поволоклись они на ночь глядя, куда ноги несут — известно, дурная голова ногам покоя не дает!» — именно так, не без осуждения, прокомментировал их действия Орвуд. Сам он был склонен руководствоваться другим принципом: ядро в одну воронку два раза не попадает.

Идти было тяжело — болели недолеченные раны. Разговаривать не хотелось — только пить, от потери крови пересыхало в горле. Фляжки скоро опустели. Рядом текла Венкелен, но эльф пугал холерой. Якобы она в здешних водах так и кишит. Места тянулись необжитые, колодцев не было. Ручьев на пути тоже не попадалось.

Только ближе к закату, чуть в стороне от речного русла, обнаружился небольшой заболоченный ключик. В неглубоком окошке стояла мутная, зеленоватая водица. Холерный рассадник — так определил его лекарь. «Плевать! — решила Ильза. — Лучше помереть от холеры, чем от жажды!» Нагнулась, зачерпнула… И тут что-то огромное и страшное, никак не сопоставимое с крошечными размерами ключа, вынырнуло со дна…

— Лавренсий Снурр!!!

Должно быть, сама Судьба сделала своим наемникам столь щедрый подарок, потому что Лавренсий Снурр и сам толком не понимал, чего его вдруг занесло в эту забытую богами лужицу. Заглянул на всякий случай, для очистки совести: вдруг болотник помоложе на ужин попадется — для малыша… А попалось вон что! Гости дорогие! То-то радость в доме!

Действительно, радость. Лучшего убежища, чем нижние воды, им было в жизни не сыскать. Ни один наемный убийца, даже самый ловкий, не доберется до своей жертвы на дне Венкелен!

Теперь можно было и отдохнуть. Выспались, избавились от ран — Офелия умела их залечивать лучше любого профессионального целителя.

И настал час, когда Эдуард потребовал объяснений: что было с ним в ту страшную ночь?

— Помер ты! Убили тебя насмерть! — не дав никому рта раскрыть, прямо, с детской непосредственностью выпалила Урсула. — А потом ты вдруг восстал. Аолен тебя оживил.

— Неправда, — голос эльфа был странным, лишенным выражения; он не ребенку возражал — говорил сам с собой, — это не я. Я бы не смог. И никто бы не смог, даже демоны. Такое в принципе невозможно. Мертвые не становятся живыми.

— Тогда какого демона ты силы тратил?! — напустился на него Рагнар. — Чуть сам не помер! Я же тебе говорил… Хотя на твоем месте… — Он осекся, не стал продолжать.

— Может, он у нас все-таки упырь? — Вопрос был задан не без тайной надежды, Энка всегда любила неожиданные ситуации. — Или кто-то вроде? Какие там бывают процессы? Псевдолетальные? Псевдовитальные? Эдуард, прислушайся к себе: тебе, часом, кровушки хлебнуть не хочется?

— Не хочется мне кровушки! — взревел принц. — Разве что твоей! И не хлебнуть, а пустить! Чего ты на меня наговариваешь?! Живой я!

— Живой! — авторитетно подтвердил Аолен.

— Живее всех живых! — нервно хихикнул демон, вспомнив что-то из другого мира. Он еще не отошел от пережитого шока, хотя тщательно скрывал свое состояние от Аолена.

— Тогда я вообще ничего не понимаю! — обвиняюще заявила сильфида.

И тут в разговор вмешался Лавренсий Снурр:

— Знаете что, ребятки… Я ведь подольше вашего на свете живу, на пару тысяч годков, а может, и поболе… Разного повидал. И давно меня такой вопрос занимает: отчего демоны эти… ну, которые боги… Эх, не мастер я речи говорить! Короче, почему они так редко поодиночке заводятся? Обычно целой кодлой — это я в хорошем смысле… Сами судите: есть в Аполидии Зевес — и при нем куча всяких, я уж по именам не помню… Афана? Афена? На севере — Один, и асы с ним, десятка два-три, поди, будет. Семейство целое…

— И к чему это ты клонишь? — вдруг насторожился Хельги.

— К чему клоню-то? А помните, в Средние-то века, Кальдориан окаянный…

— Пресветлый!!! — хором, не сговариваясь, простонали Годрик со Спуном.

— Да хоть какой, не о том речь! Полежал он в могиле в обнимку с Граалем, полежал — и что с ним сталось? А потом с Лапидариусом вашим? Изменились ведь! Потом, в наше время уже, верховный мангоррит коснулся источника неведомой Силы — тоже демон знает во что превратился, из убитых восстал. Вы сами рассказывали!

Тут уж и Эдуард понял, куда ветер дует, обиделся:

— Ты что?! Я-то ни с чем не обнимался и не касался ничего!

Лавренсий Снурр ухмыльнулся во всю свою зубастую пасть.

— Будто бы? Думаешь, в наставнике твоем меньше силы, чем в том Граале? Другое дело, обращаться он с ней не умеет… А я так рассуждаю: демоны — они образуются из смертных. Того же Кальдориана взять. Только у него, видно, семейства не было, вот и остался один. А у кого родня есть — наделяют ее своей силой. Может, невольно, а может, и по воле своей. Чтобы не расставаться, не видеть, как мрут от старости, один за другим… Вот и возникают демоны уровнем пониже…

Хельги слушал слова чудовища и чувствовал, будто животворный бальзам льется на его свежую душевную рану. Выходит, не все потеряно? Не все так безысходно в его бессмертной судьбе? И самого страшного, того, что ждало в отдаленном грядущем, о чем невыносимо было даже думать, можно избежать?!!

Эдуард тоже оживился:

— О! Выходит, я теперь как бы бессмертный?! И значит, мне никакое оружие не страшно? Как демону?

— Не обольщайся! — поспешил осадить Аолен. — Это значит только одно: простая сталь берет тебя чуть хуже, чем нормального, неизмененного смертного. Не более того. Но есть еще и драконье серебро, и куча другой магической дряни — не забывай об этом!

Из дневника Хельги Ингрема

…Общество Лавренсия Снурра пошло на пользу всем нам, и мне в особенности. Прежде я не раз задавался вопросом: что сталось с нашими предшественниками? С теми, кто спасал этот мир до нас? Куда они подевались, почему Силам Судьбы потребовалась замена в нашем лице? Я часто думал об этом, и ответы, приходившие на ум, были неутешительны.

Но теперь, после слов Лавренсия Снурра… Нет. Об этом пока рано — боюсь сглазить.

Подумаю о проблемах более насущных, а именно: кто на нас напал? В смысле кто именно нанял убийц, потому что сами, по собственному почину, они не нападают никогда.

Весь сегодняшний день мы рассуждали об этом. Версий было несколько. Став Наемниками Судьбы… тьфу! Терпеть не могу это название, в нем слишком много идиотской патетики в духе бардов и менестрелей. Подозреваю, что именно они его и сочинили. Проклясть их всех, что ли, на досуге?

Короче, став Наемниками, мы перешли дорогу многим. Первое, что приходит на ум: лорды решили отомстить, ведь мы грубо нарушили их планы. Нашли нас с помощью магии и направили по следу убийц, поняв, что справиться самостоятельно не в силах. Вот только Орвуд сомневается: стоит ли месть таких материальных затрат? Дюжина убийц стоит немногим меньше сотни солдат! К чему такие расходы, если дело проиграно, и гибель врага уже ничего не может изменить?

Кроме того, не стоит списывать со счетов других наших противников. В свое время под видом наемных убийц действовали, притом весьма профессионально, мангорриты. Вдруг кто-то из них уцелел?

Недобитые некроманты, случись таковым сохраниться, скорее всего, стали бы мстить с помощью колдовства. Но могли и поостеречься пускать его в ход, чтобы не привлекать внимание Коллегии.

А есть еще и последователи Пращура — вдруг кто-то из них был проклятым и не попал под действие нашего камня Ло?

И наконец последнее. Вдруг кто-то новый, доселе нам неведомый, задумал навредить миру и решил заблаговременно устранить возможную помеху, убрать нас со своего пути? Пожалуй, этот вариант самый нежелательный. Теперь нам придется постоянно быть начеку. Из охотников мы превратились в жертву. Очень, очень неприятно. Хотя кое-кого из рода сильфов это, похоже, развлекает… И если быть до конца откровенным, кое-кого из рода спригганов тоже. Только бы Орвуд не заметил — он будет ругаться.

Макс меня сегодня тоже ругал. Я успел к нему заскочить. Нет, не за то, что я спровадил клиента в мир цакаса, то есть цимбака, а за то, что не запросил отдельную плату. «И суть тут не в корысти, просто так дела не делаются, — сказал мне Макс. — Один мир — одна цена, два мира — другая. Бизнес есть бизнес».

Я немного огорчился, тогда Ирина предложила: пусть это будет бонус от фирмы за участие в спасении мира. Бонус — это по-нашему премия, я так понял. Но, на мой взгляд, клиент и без того свое получил, в процессе, так сказать, спасения. Обошелся бы и без дополнительной награды.

Но сделанного не воротишь, впредь буду умнее…

У Лавренсия Снурра мы договорились задержаться еще на пару дней. Это собьет с толку возможных преследователей, а нам даст время отдохнуть и подумать в спокойной обстановке, что делать дальше. Фактически мы пришли к тому, с чего начинали. Мир между делом спасли, но в главном, в поиске невест, не продвинулись почти ни на шаг.

Ильза наша ни о чем думать не хочет. Она целый день возится с Паскуалем Снурром. Он уже немного подрос — размером стал почти с Рагнара — и начал учиться говорить. Не понимаю, чего такого замечательного находят дамы в нечленораздельных звуках, издаваемых младенцами? Почему впадают в такой восторг и умиление? Очередная загадка женской натуры. Должно быть, все дело в материнском инстинкте, и мне этого никогда не постичь.

А вообще, надо отдать должное: Паскуаль — далеко не самый худший вариант, если сравнивать его с другими младенцами. Орет, но в меру. Помню, в свое время дети Бандароха Августуса, Маркс, Энгельс и Ильич… Тьфу-тьфу! Чур меня, чур! Не надо о них вспоминать! Как бы опять беды не накликать!.. Похоже, я становлюсь суеверным.

В гостях у семейства Снурров они провели в общей сложности четыре дня — больше Энка на одном месте высидеть без дела не могла. Да и Годрик начал нервничать из-за невесты, даже расплакался неожиданно, без объяснения причины. Но прозорливая девица сразу догадалась, в чем она состоит, и использовала как аргумент: бедный юноша страдает, а они, жестокосердные существа, грубые солдафоны, не желают войти в его бедственное положение, расселись, как короли на именинах, колом с места не сдвинешь!

Крыть было нечем, пришлось собираться в дорогу, хотя Орвуд, к примеру, был вовсе не прочь отдохнуть еще денек-другой. Не дали. Погнали в Конвелл, причем нижними водами — одно это является суровым испытанием для сугубо сухопутной гномьей натуры.

Северное направление было выбрано не случайно. Сперва Хельги предлагал отправиться на запад, поискать Балдура, потому что самостоятельно, без привлечения специалиста, им никогда не найти дорогу в Сокрытые Пределы. Но у Аолена нашлось возражение: Балдур им в этом не помощник, даже наоборот. Сокрытые Пределы изначально были созданы таким образом, чтобы в них не мог проникнуть ни один носитель колдовства, тем более черного. Пусть Балдур занимается своими делами, а им придется нанять хорошего мага, желательно эльфа.

— Еще не хватало — нанимать! — возмутился Орвуд. — Что у нас, знакомых магов нет? Эльф — не эльф, какая разница? Идемте в университет, к вашему профессору. После всего, что вы для него сделали, он просто обязан помочь…

— Ни за что! — прорычал Хельги. — Только не мэтр Перегрин! Мы не станем его беспокоить.

Девицы согласно закивали. Орвуд собирался настаивать, но вмешался Лавренсий Снурр.

— До Уэллендорфа поверху — неделя пути, низом — все три, — сказал он. — Давайте отведу вас в Конвелл. Туда дорога прямая, завтра вечером будем на месте.

И они согласились. Потому что магов в Конвелле пруд пруди — целая Академия. Правда, профессор Перегрин всегда был невысокого мнения о тамошней школе, но Энка подозревала, что он не вполне объективен по причине давней конкуренции между упомянутыми учебными заведениями.

Уже в пути Меридит обратила внимание на странную нестыковку:

— Лавренсий Снурр, что-то я не поняла! Разве твой дом стоит не в Уэллендорфе, под городской ратушей? Ты же сам говорил тогда, на свадьбе…

— Говорил, — вздохнуло чудовище в ответ, — а что толку? Такое уж свойство у них, у нижних вод, что с верхами не совпадают… Муниципалитет по весне водопровод починил, удобные, прямые ходы пересохли, сохранились токмо окольные… Теперь пока заново трубу не прорвет… Такое неудобство! Офелия Сакс сына нашего Паскуаля прежде в городской ров выводила — хорошо! Тихое место, безопасное. А теперь приходится им в Герцогствах гулять. Там, сами знаете, какой народ. Бешеные все, что люди, что нелюди. Того гляди, стрелять начнут или копья метать. Напугают маленького, будет нервным расти…

Лавренсий Снурр еще долго повествовал о тяготах современной жизни и проблемах воспитания подрастающего поколения — Хельги почти не слушал. Он думал о своем — о природе таинственного явления, именуемого в просторечии нижними водами. И еще о том, почему ни профессор Перегрин, ни другие преподаватели-маги ни разу не упомянули о нем студентам. Была ли информация засекреченной или сильные мира сего сами ею не владели?

…Дорога до Конвелла оказалась легкой и неутомительной, заняла около суток. Включая одну ночевку в подводной пещерке явно рукотворного происхождения, но давно опустевшей. Стены ее изнутри были покрыты мягкими, похожими на картинки мха, водорослями. Другие растения, с длинными тонкими стеблями, пологом занавешивали вход, придавая обстановке камерность, создавая почти домашний уют.

— Похоже, тут морген жил, — определил Лавренсий Снурр, оглядевшись. — Отшельник какой-нибудь либо поэт… Щас скелет поищу.

— На кой демон тебе его скелет? — удивился Рагнар.

— Так любопытно же! Лавренсий Снурр всегда интересуется стариной, — пояснил он, так и найдя скелета. — В другом месте помер, — заключил провожатый. — Либо сожрал кто, прямо с костями.

— Кто?! — испугалась Ильза. — А нас не сожрет?

— И то верно, — кивнуло чудовище. — Кто мог его сожрать? Не я — это точно. Лавренсий Снурр всегда помнит, кого где поймал… Офелия Сакс разумных тварей вовсе не ест, такой у нее принцип. Паскуаль не подрос еще… А больше, кажись, некому. Спи спокойно, я с тобой!

— Я тебя за руку буду держать, на всякий случай, — попросила Ильза. Слова провожатого ее не успокоили. Потому что, хоть и прожил тот не одну тысячу лет, знать все на свете не дано никому. Мало ли кто бродит в нижних водах по ночам! Мало ли чем этот кто-то питается! Вдруг мирными путниками? Людьми, эльфами, гномами? Возможно. Но только не Лавренсиями Снурррами. Значит, надо держаться к нему поближе…

Зря она беспокоилась. Ночь прошла мирно, никто страшный не напал. А поутру Меридит нашла письмена на камне и даже смогла прочесть — язык подводного народа моргенов здорово напоминал староэльфийский. «Место обезрыбело, переселился в южную протоку. Справляться у соседа Миллуарика», — гласила надпись.

Ильзе стало скучно. С того дня как страшный фьординг Улаф вывез ее пленницей из разоренного Лотта, вокруг постоянно творились всякие ужасы. Люди убивали нелюдей и наоборот. Чудовища пожирали и тех и других. Мага превращались в чудовищ. Мир грозил рухнуть в любой момент. И все эти страсти стали настолько привычными, даже обыденными, что ей как-то в голову не пришла такая проза жизни, как мирное переселение незнакомого моргена, отшельника или даже поэта, по причине безрыбья… Случаются же на свете чудеса!

Неприветливо встретил путников Конвелл. Дождь лил как из ведра, порывы северного ветра гнули деревья к земле, холодало с каждым часом — того гляди, снег повалит. Может, оно и к лучшему. Тем редким вечерним прохожим, которых непогода еще не загнала под крыши, не пришлось удивляться: что это за твари разгуливают по их городу мокрыми насквозь? Не упрятать ли их в темницу за неблагонадежность вида? Конвелл был консервативным городом. Здесь не любили чужаков, если только они не торговые гоблины и не привезли на продажу сехальский товар, неизменно пользующийся большим спросом у состоятельных горожан.

— Уже поздно искать мага, — сказала Ильза. — Ночь скоро. Давайте пойдем в гости к Бандароху Августусу, там и заночуем.

— Еще не хватало! — ужаснулся Хельги. — Целая ночь в обществе этого урода и его окаянного потомства! Дети будут орать и не дадут нам выспаться. Надо приткнуться в каком-нибудь сарае. Или поискать съемное жилье.

— О! Ты знаешь, сколько здесь стоит снять жилье?! Целое состояние, уж поверь! Мы с Эдуардом прошлым летом приценивались — не подступиться было! А теперь наверняка еще вздорожало! А в сарай нам нельзя, мы же мокрые! Риматизм будет! — вдохновенно вешала Ильза, искоса поглядывая на Орвуда. Она знача, кого привлечь в союзники.

— Точно! — попался на удочку гном. — Я слышал, Конвелл — очень дорогой город… и не смотри на меня, как солдат на вошь! — последняя фраза была адресована грозному и могучему демону. — Вопрос не в скупости, а в принципе! Не желаю, чтобы местные обыватели обогащались за наш счет! И вообще, какой резон платить за то, что может достаться даром? Немедленно идем к Бандароху, мне надо бороду сушить!

Хельги принялся роптать, но старший брат по оружию слушать возражения не желал. Остальным было все равно. Бандарох так Бандарох, лишь бы просохнуть…

Тем горше было их разочарование, тем сильнее злорадствовал Хельги. Нет бы снять комнату прямо у реки, чтобы далеко не ходить, — пожадничали! Тащились через весь город, на другой его конец, под ледяным дождем, под ударами ветра — и что толку? На дверях Августусовой квартиры красовался амбарный замок. Угол проема заплетала густая, непотревоженная паутина с седыми коконами дохлых мух, тут же висел скрюченный трупик паука. Порог был покрыт толстым слоем пыли.

— Здесь не живут с лета, — определила Энка.

Прежде Ильза в такой ситуации непременно впала бы в панику. Насочиняла бы всяких ужасов, вроде морового поветрия, выкосившего семейство Бандароха под корень. Запугала, измучила бы и себя и окружающих. Но теперь жизнь и ее кое-чему научила.

— Переехали, — решила она. — Дети подрастают, старое жилье стало тесно… Где их теперь искать? Может, у соседей справиться?

— Какие соседи — ночь на дворе! — Единственный активный союзник бойца Оллесдоттер вероломно переметнулся на сторону противника. — Деваться некуда, надо искать съемное жилье… Только где?

— Идемте к моему прежнему хозяину, — предложил Аолен, — у него всегда есть свободные комнаты.

— А берет дорого? А идти далеко? — последовали вопросы. Второй принадлежал Эдуарду, первый — понятно кому.

— Берет дорого. Идти далеко. Кварталов пять, — был ответ. — Но другого жилья я не знаю.

— Ну что вы, эльфы, за народ такой, — брюзжал Орвуд дорогой. — Прожил в городе чуть не год и ничего толком не разведал! Теперь почтенный гном вынужден мерзнуть из-за твоей безынициативности!

— Не из-за его безынициативности, а из-за твоей скаредности! — не преминул вставить Хельги. — Говорил, не надо идти к Бандароху — не послушался! Вот и поделом тебе!

— Кто же знал, что его, паразита, в такой час дома не окажется? — перешел в оборону гном.

— Я знал! Что от Бандароха Августуса никогда нельзя ждать добра! Пора бы вам это усвоить! — Приятно чувствовать себя победителем.

Житейские коллизии утряслись глубоко за полночь, даже несгибаемая диса успела промерзнуть до мозга костей. Наутро к частнопрактикующему магу Эвриану, выбранному по рекомендации того же квартирного хозяина, явились клиенты в столь плачевном состоянии, что тот первым делом поспешил уведомить: «Целительством не занимаюсь, только общемагической практикой!» А потом чуть в обморок не упал. Потому что магом он был хоть и молодым, но сильным и высококвалифицированным: астрал зрить умел, демона-убийцу от обычного, низшего демона отличал. Но к тому, чтобы в его дом под видом простого смертного вваливался собственной персоной высший демон-убийца — пока не привык!

— Сгинь! — Эвриан в ужасе отпрянул, черканул в воздухе огненную гексаграмму — изгоняющий демонов знак Соламина. — Изыди, порождение сфер иных, туда, откуда явился в наш мир!

Вообще-то против высших демонов магия смертных бессильна, тут никакой Соламин не поможет, и молодой маг это прекрасно знал. Но подвели нервы — действовал чисто машинально, не задумываясь о последствиях, ни на что не надеясь, просто с перепугу.

Любой другой на месте Хельги просто отбил бы его заклинание, либо без последствий пропустил через себя, кому как нравится, но грозный и могучий демон Ингрем таких полезных навыков не имел и такого грубого подвоха не ожидал. Принял на себя всю мощь магического удара, летел, кувыркаясь, сквозь бездны астрала аж до самого Уэллендорфа и там с размаху врезался головой в стену дровяного сарая, набил шишку на лбу.

Но недолго маг торжествовал победу. Минуты не прошло, как противник воротился назад, разъяренный, бледный от негодования и боли, с глазами, полыхающими красным огнем.

— Какого демона?!! — зашипел он злобно. — Кажется, я не давал вам повода так с собой обращаться! Если здесь всегда так принимают клиентов, то помяните мое слово, практика ваша просуществует недолго! — вот как изящно он выразился! На самом деле на языке вертелись совсем другие слова, так и рвались наружу, но Хельги стоически сдержался. Ему хотелось, чтобы незнакомый маг сразу понял, что имеет дело не с дикими наемниками, не с бродягами с большой дороги, но с существами цивилизованными, образованными и культурными.

Увы. Усилия его пропали даром. Маг был охвачен таким ужасом, что никакого внимания на столь изысканный стиль общения не обратил.

— Убийца! — выдохнул он, ничего другого, более конструктивного, просто в голову не пришло. — Убийца!

— Допустим. Ну и что? — В голосе демона звучал вызов. — Это еще не повод, чтобы швыряться мной, будто метательным диском! Я, между прочим, и ответить могу!

— Хельги, — шепнул Аолен по-аттахански, справедливо полагая, что маг грубого языка степных разбойников и наемников Кансалонской гильдии не знает, — уймись. Не угрожай ему, он и без того тебя боится!

— Почему? — искренне удивился тот. — Что я ему сделал?

— Ты ему явился. Он это так воспринимает. А явление убийцы, сам понимаешь, обычно никому добра не приносит.

— Значит, это он меня со страху отфутболил? — ввернул словцо из иного мира Хельги. — А я думал… Короче, жду вас на улице. Объясняйтесь с ним без меня.

Из дневника Хельги Ингрема

Магов не люблю. Всех, кроме профессора Перегрина, которого слишком уважаю и боюсь, чтобы обсуждать и осуждать. Остальных — терпеть не могу! Воображают из себя невесть что (пользуясь лексиконом нашей Ильзы), а на деле — просто измененные твари, вроде староземских пиявок!

Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь: магия дурно влияет на психику смертных, а может и бессмертных, не мне судить. Все маги схожи друг с другом по характеру: надменные, заносчивые, амбициозные, склонные к двойной морали. И чрезвычайно бесцеремонные! Из-за окаянного Эвриана я сегодня чуть шею не свернул. Испугался он, видите ли! Маг называется! Можно подумать, демонов никогда не видел! Чему его только учили, хотелось бы знать! Если ты работаешь по найму, должен уметь обходиться с клиентами вежливо, проявляя деликатность, а не орать во всеуслышание об их недостатках. «Убийца, убийца!» Я же не виноват, что таким родился, участь свою не выбирал. Для чего было мною швыряться? Право, обидно.

Не везет нам последнее время с компанией, вот что я заметил. То и дело попадаются какие-то неприятные личности, и стоит избавиться от одной, тут же возникает новая. Проклятие, что ли, такое?

Уж не знаю, как удалось нашим столковаться с этим Эврианом, но заказ он принял. И цену запросил «божескую» — так сказал Орвуд. Зная особенности гномьей натуры, слова эти надо расценивать так, что маг станет работать почти задаром. Интересно, с чего бы это? Наверное, мнит себя благородным и не желает наживаться на страданиях несчастных дев. Что ж, тем лучше для нас.

Как ни ругал Хельги магическое сословие, но моральные качества Эвриана он переоценил. Не в благородстве дело было, а исключительно в любопытстве и профессиональных амбициях.

Обнаружить реликты легендарной Волшебной страны, раскрыть тайный заговор против существующего миропорядка — за подобные заслуги причисляют к рангу Великих! Раз в жизни магу выпадает такая невероятная удача, и Эвриан не намерен был упускать свой шанс. Потому и цену назначил смешную: наслышан был о гномьей скупости, побоялся спугнуть клиента. Потому и сеанс назначил на завтра. Он понимал, что будет тяжело, придется готовиться весь день и всю ночь, без сна и отдыха, но был готов на все, лишь бы дело не сорвалось по какой-нибудь нелепой случайности.

…Выпроводив посетителей — те, впрочем, и сами не стремились задерживаться дольше — и наскоро отобедав впрок, Эвриан поднялся в лабораторию.

Лабораторией своей он очень гордился, хоть и была она бедновата и неказиста. Ну да в его возрасте у большинства коллег по цеху и такой нет, пользуются общественными, при учебных заведениях или муниципалитетах. А Эвриану повезло. Дядька по отцовской линии, богатый торговец мануфактурой, помог приобрести выставленную на торги практику старого мага Лапидариуса, сгинувшего без вести пару лет назад. Маг был причислен к Великим, считался одним из ведущих, лучших в своем деле. Однако и жилье его и лаборатория оказались пришедшими в упадок, доход был скудным. За последние годы он порастерял всех своих клиентов, занимаясь исключительно научными изысканиями. Скитался по Староземью и окрестностям, менял города и времена, а имущество ветшало без хозяина…

Но начинающему магу каким бы он ни был хорошим на самом деле, и каким бы великолепным себя ни считал, на большее рассчитывать не приходится. Главное, не отчаиваться, не отступать перед первыми трудностями, твердо идти к своей цели.

Богатство и слава — дело наживное. И теперь Эвриан был близок к ним как никогда прежде — он чувствовал это всем своим существом. Разыгравшееся воображение рисовало восхитительные сцены: вот он, облаченный в новую, черную с золотом, парадную мантию, делает доклад на специально созванном по такому поводу заседании Верховной Коллегии, и сами Великие внимают ему, недавнему школяру, затаив дыхание! А дальше… Ох, что будет дальше… Дух захватывало от открывающихся возможностей и перспектив!

И так он увлекся мечтами, столь самозабвенно углубился в работу, что не уловил слабого шороха у черного хода, не услышал тревожного скрипа старой половицы.

Конвелл — добропорядочный и цивилизованный город. По ночам жители его мирно спят, не опасаясь, что в дом их ворвутся грабители или ночная нежить. И охраняет их покой лишь легкая дверная щеколда и слабенький охранный значок «труг» над входом. А уж ставить защиту или запирать двери днем горожанам и в голову не приходит. Молодой маг Эвриан на свою беду исключением не был…

Кто станет чертить защитные круги и выставлять сменный караул, ночуя под крышей респектабельного доходного дома в добропорядочном цивилизованном городе? Только законченный параноик! Среди Наемников Судьбы таковых не было. А потому живы они остались по чистой случайности.

Народная молва под влиянием бардов, менестрелей и прочих творческих натур, представляет сильфов этакими возвышенными, эфирными созданиями, питающимися исключительно божественной амброзией и нектаром цветов. Явное преувеличение. Вкусы у обитателей Сильфхейма вполне земные.

Кое-кто, к примеру, до страсти обожает соленую сельдь, и если уж дорвется, то потребляет в неимоверных количествах, пугая родных и близких. А после селедки, как известно, очень хочется пить. Энка за ужином хватанула из кувшина через край, полным ртом, и только осушив его наполовину, разобрала, что не морс это, а самое настоящее винище! Со всеми вытекающими в прямом смысле слова последствиями. Так уж действовало вино на ее организм, что не сон получался, а сплошная беготня «до ветру».

Только это их и спасло. Убийцы вновь не смогли застать свои жертвы врасплох.

На этот раз их было меньше — всего шестеро. Ставка явно делалась исключительно на внезапность. На победу в открытом бою убийцы не рассчитывали, сразу попытались уйти, спастись бегством. Им не позволили. Профессионально отрезали все пути к отступлению и перебили, остервенело и жестоко, с раздражением, типа «поспать не дали, гады!». Наемные убийцы — вне закона. Убивать их, без суда и следствия, позволено даже в самых добропорядочных и цивилизованных городах. Ни один не ушел живым. Трупы выкинули из окна на улицу — утром увезут.

В землях Конвелла издавна заведен такой порядок: ранним утром объезжает город, грохочет деревянными колесами по брусчатке мостовой низкая, длинная телега, запряженная плохонькой лошаденкой. Возница с лицом, вечно скрытым под низко надвинутым капюшоном, с помощью длинного крюка затаскивает на нее тела бродяг, нищих и других несчастных без роду-племени, не переживших ночь. Во дни моровых поветрий работы у него невпроворот, в спокойное время случаются порожние рейсы. Но тем осенним утром труповозу пришлось-таки потрудиться!

А у Орвуда с домовладельцем вышел спор, кто кому должен: постояльцы — за беспорядок в комнате и испорченный кровью половик, или хозяин — за беспокойство. Почему в его хваленом заведении на мирных путников нападают наемные убийцы?! Почему не приняты меры безопасности?! Где надежные запоры, где магическая защита?! Что за беспечность, в наше-то неспокойное время?! А может, вопрос стоит иначе? И не настоящие убийцы это были, а простые грабители? И хозяин не с ними ли заодно? Заманивает состоятельных клиентов, а потом убивает и грабит? Нет? А где доказательства? А вот мы сейчас пойдем к властям, пусть разбираются!..

В итоге всю сумму, уплаченную за постой, Орвуд получил обратно и еще десять золотых сверху — в счет морального ущерба.

— И не стыдно тебе заниматься вымогательством и шантажом! — корил гнома Аолен, уже на пути к дому мага. — Знаешь ведь, что это были самые настоящие убийцы, явились по наши души, не в первый раз уже!

— Не стыдно! — гордо отвечал гном. — Не я, он сам первый начал, полез со своими претензиями! Мы сделали общественно полезное дело, а этот мироед захотел нажиться на чужой беде, так и поделом ему! Не запросил бы лишнего — остался бы при своем! — И добавил, совсем уж неожиданно и непонятно: — Жадность фраера сгубила!

— Кого сгубила? — удивленно моргнула Ильза. — Чьего жениха?[12]

— А мне почем знать? Присловье такое, из иного мира. Макс часто говорит. — пожал гном плечами.

— Лучше бы он говорил только о лошадях, — проворчала девушка себе под нос. — По крайней мере, понятно было.

— Мне думается, это цитата из какой-нибудь поучительной притчи! — тут же нафантазировала скорая на суждения и выводы сильфида. — Хельги, не забудь, расспроси при случае Макса, в чем там суть. Возможно, кое-кто сможет извлечь из нее полезные уроки. — Она выразительно покосилась на гнома, но тот сделал вид, будто не заметил, и прибавил шагу.

…На подходе к дому мага у Аолена вдруг возникло нехорошее, тревожное чувство. Было оно столь смутно и мимолетно, что делиться переживаниями со спутниками он не стал.

Однако дурные предчувствия не обманули. У самого входа, на стене чернел начертанный углем символ. Магии в нем не было совершенно — просто бессмысленная закорючка, напоминающая детские каракули или росчерк, заменяющий неграмотному личную подпись. Но сотники-кансалонцы отпрянули от нее как от ядовитого гада. Знак Черной гильдии — вот что это было. Верная примета того, что убийца выполнил свою работу.

Тело Эвриана нашлось в лаборатории, подле стеллажа со справочной литературой. Молодой маг лежал лицом вверх, раскинув руки. В своей серой, дешевой рабочей мантии, широкой не по размеру, он был похож на распластавшуюся по полу птицу. Несчастную, жалкую птицу, которой чья-то злая рука безжалостно свернула шею, а потом, в мертвое уже тело, всадила по самую рукоять серебряный нож. Точно в сердце. Почти без крови. Не суждено было сбыться радужным мечтам. Верховная Коллегия не пополнилась новым членом. Магическая лаборатория по Сенной улице, дом № 45, лишилась очередного хозяина. Искать путь в Сокрытые Пределы стало некому. «Не люблю магов, — писал в своем дневнике Хельги, — но такой участи я ему, видят боги, не желал!»

— Ведь это его из-за нас убили! — горестно прошептал Спун, опускаясь на колени подле распростертого тела — ноги вдруг сделались ватными, не хотели больше служить. — Это мы виноваты! Мы! Мы! — У него началась настоящая тихая истерика.

Меридит отработанным движением бывшего десятника треснула юношу по затылку, рявкнула, как на плацу:

— А ну, встать! — И добавила чуть мягче: — Уймись! Если кто-то из нас и несет ответственность за его гибель, то ты — в самую последнюю очередь.

Трудно сказать, что именно отрезвило страдальца — крепкая затрещина или любопытство. Он перестал причитать, раскачиваясь из стороны в сторону, отнял руки от залитого слезами лица и спросил голосом почти нормальным, лишь немного подрагивающим:

— Почему именно я — в последнюю очередь?

Что могла ответить на это Меридит? «Потому что ты — зеленый юнец, толстый увалень, которого все любят, но никто не уважает. Потому что ты не имеешь слова, не принимаешь решений — так не тебе и отвечать за них. Потому что от тебя в этой жизни вообще ничего не зависит, ты не принадлежишь себе, ты всего лишь придаток к своему господину, его тень — а какой спрос может быть с тени?» — Вот что она должна была ему сказать, дочь гордого проклятого народа, в чьем языке даже слова такого нет — «слуга». Но она промолчала.

Ответил Годрик, назидательно, как старший младшему:

— Потому что мы — верные слуги Пресветлого Кальдориана. Он ведет нас по жизни, а мы лишь вершим волю его.

Хельги на это хотел сказать гадость, но не успел.

— А-а-а!!! — вдруг донесся с улицы истошный бабий вопль. — А-а-а!!! Убили-и-и! Убили, душегубы! Стража, стража, сюда-а-а! Уби-и-или!

— Вот стерва! — сплюнув по-кансалонски, выругалась Энка. Она сразу смекнула: баба, должно быть, соседка, или приходящая прислуга, нашла труп раньше их, но звать стражей сразу побоялась. Выжидала, подкарауливала, зараза, пока его обнаружат другие, и только тогда подняла тревогу.

— Уходим! Если не хотим выяснять отношения со стражей!

— А чего их выяснять-то? — удивился Эдуард. — Сразу видно, это не наша, это наемных убийц работа! И потом, мы только вошли, а убили его давно. Наверное, вчера еще. Гляньте, окоченел совсем! — Для пущей наглядности он пошевелил тело носком сапога. Без всякого цинизма, совершено равнодушно, как вещь. Просто он давно, давно привык…

Спун всхлипнул и отвернулся.

— Это ты дознавателям в темницах будешь доказывать, кто и когда убил. И не надейся, что тебе придется легко, — зловеще усмехнулась девица.

И снова в памяти ольдонского принца всплыло то смутное, страшное воспоминание детства: темный каземат, наполненный странными металлическими предметами со следами крови на них, и жуткий, гибельный вопль раздираемой заживо плоти…

— Бежим! — скомандовал он и подтолкнул к выходу замешкавшихся кальдорианцев.

Квартал покидали в большой спешке, подворотнями и темными переулками — по улицам уже топала, громыхала оружием городская стража. Убийство мага, пусть даже начинающего, — событие из ряда вон выходящее. Коллегия такие вещи не спускает. Но сама проводить следствие не станет — мелковата персона убитого. Спросит со светских властей. А тем будет очень, очень кстати, если под руку подвернется сомнительная компания иноземцев, так или иначе причастных к делу. Потому что найти наемного убийцу — задача практически невыполнимая, а Коллегия будет ждать отчета о поимке и казни преступника.

В общем, из Конвелла надо было уходить несолоно хлебавши. Спасение невест вновь откладывалось на неопределенный срок.

…И снова была дорога. Скучный серый тракт, размытый осенними дождями, разбитый колесами тяжелогруженых торговых повозок. По обочинам — старые корявые вязы, обезображенные «ведьмиными метлами». Одиночные могильные камни через каждые двести — триста шагов. Бедные поселения, измученные последней войной, непосильными налогами и дурным климатом, с каждым годом становящимся все холоднее и сулящим неурожаи и вечную нужду. Такими были они, земли добропорядочного, цивилизованного Конвелла. Оскудевшие, но не самые худшие в Староземье. Северные, западные соседи и те из восточных, что еще были живы, считали их благополучными… Дорога вела на Уэллендорф.

И снова были споры, долгие споры на привалах, дающие больше вопросов, чем ответов…

— Не понимаю, как убийцы нас находят, — жаловалась Ильза, помешивая закипающий суп. — Я думала, мы сбили их с толку нижними водами.

— Значит, не сбили, — откликнулся эльф. — Магия.

— А-а! — понимающе кивнула девушка. Она давно свыклась с тем, что есть на свете вещи, которые лежат вне сфер ее разумения.

Но Хельги такой ответ не удовлетворил.

— Понятно, что магия. А если конкретнее? Как они это делают? Лично я знаю только один способ — кровавый след… — И пояснил для неосведомленных: — Короче, если у тебя на оружии осталась кровь того, кого ты непременно должен догнать и добить, нужно идти к магу. По крови тот обнаружит врага на любом расстоянии, где бы он ни находился. И портал откроет, если хватит квалификации и силы. Хороший метод, надежный. В Сехале так дезертиров ловят.

— Верно, — подтвердил Рагнар. — Есть такой способ. Меня наш войсковой маг хотел обучить, да без толку… Надо вспомнить, где мы свою кровь проливали.

— Ох, где мы ее только не проливали! — безнадежно махнул рукой гном. — А другого метода нет?

— Есть, — подтвердил Аолен. — Помню, учили когда-то… Поиск по имени, поиск по астральным проекциям…

— О! — встрепенулся Эдуард. — А почему мы сразу не стали искать невест по именам? В смысле не мы, а их родители? Уж они-то знают, как звать их дочерей! Наняли бы магов…

— Это очень сложный метод, — перебил эльф. — Не каждый мастер справится. Тем более если объект поиска выведен в Сокрытые Пределы.

— А через астрал?

— То же самое. Проекция простого смертного слишком мала и незаметна. Метод пригоден для розыска сильных магов, но не юных непорочных дев.

— А демонов? — спросила Меридит задумчиво. — Возможно, нас вычисляют по проекции Хельги?

Брат по оружию с негодованием фыркнул, дескать, от тебя-то я такого обвинения не ждал!

— Ничего подобного! По моей проекции я сам себя вычислить и то не могу! Ты бы ее только видела — жуть во мраке! Ноги в Сехале, уши за Границей жизни, руки вообще неведомо где, мы таких мест и не знаем — поди разбери, где у этой путаницы физический центр!

— Да, — согласилась диса, — пожалуй, ты отпадаешь. Давайте думать, кому из врагов известны наши имена.

— Всем подряд! — снова фыркнул демон. — Спасибо бардам и менестрелям. На каждом углу орут о «наших славных подвигах»! Поубивал бы, честное слово! Чтоб им… мм!

— Молчи! — Сестра по оружию зажала ему рот ладонью. — Хватит с них, бедных, и вампирских клыков!

— А если все-таки кровь? — подала голос сильфида, дотоле, вопреки всем своим правилам и обычаям, молчавшая. Орвуд уже тревожиться начал — не заболела ли? — Помните: чем проще метод, тем выше вероятность его использования. Второе правило Саммаура никто не отменял…

— Вот и я о том же! — обрадованно подхватил Хельги. — О вероятностях! Кто мог раздобыть нашу кровь? Некроманты? Мангорриты? Поклонники Умрана и Эрды? Сомневаюсь. Не до того им было. Неизвестный враг? Откуда ему ее взять? И зачем ему было убивать Эвриана? Нет, мне кажется, все указывает на лордов. На их мечах наша свежая кровь. Эвриан — прямая угроза их тайне, их последнему убежищу. Убить его — вполне логичное решение.

— Но если мы наймем второго мага, потом третьего, четвертого? Не станут же они убивать всех магов подряд? — усомнился гном.

— Почему бы и нет? Коллегия — главный враг Волшебной страны. Если лорды настолько мстительны, что устроили за нами настоящую охоту, отчего бы, до кучи, и старым недругам не насолить?

— Эдак никаких денег не хватит, если всем мстить. — Орвуд всегда мыслил прагматично и считал, что другие поступают так же. — Дешевле плюнуть и отдать нам невест, чтобы мы отвязались. Чего они, право, в них вцепились, будто в родных?

— О! Тому может быть несколько причин, — принялся перечислять Аолен. — Во-первых, откуда им вообще знать, что наша цель — невесты, а не спасение Мира? Во-вторых, не исключено, что девы уже возвращены домой, только мы об этом пока не знаем…

— Точно! — обрадовался Рагнар. — Об этом мы не подумали!

Но эльф продолжал беспощадно:

— И третье, последнее. Не забывайте: есть вероятность, что бедные девы уже мертвы…

— Тогда я буду мстить! — взвизгнул Годрик. — Именем Пресветлого Кальдориана клянусь! Жизнь положу, но открою проклятые Пределы! Это мой священный долг!

— Мой тоже, — с кислой миной, без всякого энтузиазма признал Рагнар.

— Нет, это не последнее!

— Что?! — Все обернулись к Меридит, так странно и зловеще звучал ее голос.

— Я говорю, не последнее! Есть четвертый вариант. Что если девы лордам до сих пор нужны?!

— Зачем? — не понял Рагнар.

— Да мало ли! Вдруг Спящая красавица — не единственный запасной вариант? Или…

— Или этот выродок из иного мира нам наврал!!! — Глаза Хельги полыхнули хищным огнем. — Постереги пока! — Он зачем-то всучил свой дорожный мешок Рагнару и исчез в неизвестном направлении…

Согласившись на дополнительное предложение фирмы, Дэн не прогадал. Второй из миров, футуристический, пришелся ему весьма по вкусу. Колоритом и экзотикой он не уступал первому, средневековому, зато уровнем комфорта и качеством обслуживания многократно превосходил. И отношение к клиентам здесь было совсем другое. Подобострастное — именно это слово лучше всего определяло поведение цимбака Инолги с незваным гостем: угождал как мог, не жалея сил и средств.

Благо средства имелись, и немалые. Прошли те времена, когда скромному цакасу приходилось целый год откладывать понемногу, копить на достойный отпуск. Теперь в этом не было нужды — свободная наличность больше не переводилась, и важный цимбак мог позволить себе любые траты.

Дела Инолги пошли в гору после того страшного случая на охоте. Удача стала преследовать его буквально во всем. Начался бурный карьерный рост, совершенно неожиданный в его немолодом уже возрасте. Столь же неожиданно стали приносить большой доход акции, купленные как-то сдуру, в ранней юности, и долгие годы лежавшие мертвым грузом. Потом последовало чрезвычайно выгодное замужество старшей дочери, обеспечившее полезные связи в правительстве. Сын Лувал, милый, но от природы недалекий юноша, каким-то загадочным образом, без всякой протекции, ухитрился поступить в Академию Правопорядка — с его-то баллом по истории! И все это — только по большому счету! А сколько было случаев везения по пустякам, вроде вовремя прекратившегося дождя или выигрыша в благотворительную лотерею! Всего и не упомнишь! Создавалось впечатление, что сама теория вероятности стала давать сбои на цимбаке Инолге! Благосостояние его росло с каждым днем, семейство наслаждалось новой жизнью, даже у законной жены, дамы от природы властной и сварливой, заметно улучшился нрав.

Одного только Инолгу это внезапное благополучие не радовало.

Вот и теперь, на банкете в честь присвоения нового ранга (виданное ли дело — двух лет в цимбаках не проходил — цимицифога дали! Обычно люди таких назначений десятилетиями ждут!) он был мрачен в окружении ликующей родни и натужно-веселых коллег.

Потому что знал. Понимал то, о чем не подозревали другие. Успех в этой жизни не дается даром. Расплата придет неминуемо, в образе парня с волчьими глазами, красивого и страшного одновременно. Все, что нажил Инолга за последние месяцы: богатство, положение, — все отдал бы, ни минуты не сомневаясь, за то, чтобы никогда больше его не видеть, чтобы вернуться к прежней, скромной, зато безопасной жизни.

Но возврата к прошлому не будет — это он тоже знал… Живое напоминание сидело рядом, по правую руку, на положении почетного зарубежного гостя. Пило, ело и веселилось: назойливо и некультурно барабанило пальцами по столу в такт музыке… Неприятный, заносчивый тип, требующий постоянного услужливого внимания к своей персоне. За все время они ни разу даже не поговорили по душам — парень обращался с цимбаком, будто с прислугой. Но его Инолга не боялся. Видел ясно, хотя сам не понимал, каким образом, что этот, второй, не опасен, он простой человек, такой, как и все вокруг. Но угождал ему, как мог. Чтобы не прогневить ненароком того, первого. Потому что тот, первый, вернется. Он придет, явится неминуемо… Прямо сейчас?!!!

Хельги был в бешенстве. И плевать он хотел на то, что находится в торжественном зале, стоит посреди банкетного стола, одной ногой в салате, и десятки пар глаз взирают на него с немым ужасом. Он этого просто не замечал. Из всех присутствующих подменного сына ярла в тот момент интересовало только одно лицо.

Демон нагнулся, рывком, уцепив за грудки, выдернул клиента из-за стола, поднял кверху на вытянутой руке и зашипел, оскалившись по-волчьи:

— А ну, говори! Признавайся, трюмово отродье! Обесчестил красавицу, как было велено, или наврал, гад?!

Очень трудно сохранять достоинство, когда висишь в чужой руке, будто щенок, и ноги твои болтаются в метре от пола.

— Все я сделал! — полузадушенно прохрипел Дэн. — Поставь… меня на место… — Дальше прозвучало слово, которое из всех языков Староземья и окрестностей можно было перевести только на аттаханский. Но там, в Аттаханских степях, употреблять его не следовало ни в коем случае, ибо за такое оскорбление полагалась немедленная смерть.

К счастью, Хельги, будучи не диким степняком, а существом цивилизованным, образованным и прогрессивным, клиента убивать не стал. Потому что так дела не делаются, интересы фирмы выше личных обид.

Он даже в морду ему не дал, только встряхнул пару раз так, что у того челюсти лязгнули.

— Правду говори, гурров помет, если жить хочешь!

— Да какого черта?! Пошел бы ты со своей красавицей! Сказано было…

Хельги больше ничего не говорил. И ничего не делал. Только смотрел снизу вверх. И была в его взгляде такая запредельная, иррациональная жуть, что Дэн больше не мог отпираться:

— Ну не вышло у меня, подумаешь! С каждым может случиться! — Ему самому было противно слышать этот хнычущий, заискивающий, совершенно чужой голос.

Красный огонь в глазах демона потух, хватка чуть ослабла.

— Выродок, — сказал он устало, почти без эмоций. — Таких, как ты, по-хорошему, надо убивать, в каком бы из миров вы ни жили. Неужели так трудно было предупредить сразу?… Ладно, скажи до свидания, мы уходим.

— Стой! А вещи! Вещи мои! — запоздало заорал клиент, но тела их уже летели, подхваченные астральными вихрями, и огненные границы миров разверзались пред ними… — …Хотя бы докумен… — договаривать фразу не было смысла. Декорации сменились. В бесконечной дали остался банкетный зал футуристического мира. Вместо него появилась детская песочница с грибком.

— Макс, извини! — выпалил Хельги, отпихивая клиента в сторонку, чтобы не упал на Марину (у того вдруг закружилась голова). — Я его возвращаю! Сил больше нет! Убери его с глаз моих, пока до греха дело не дошло! Из-за этого ублюдка наш мир погибает!!!

— Что, опять?!! — Максим Александрович выронил из рук желтое пластиковое ведерко.

— Нет! — бестолково отвечал демон, опускаясь на бортик песочницы. Лицо его позеленело, под носом показалась кровь — дал о себе знать двойной переход. — Не опять, а дальше!.. Пойду я, ладно? На днях загляну…

Пришелец исчез. Макс снял куртку, протянул клиенту.

— На вот, накинь пока. А то люди смотрят…

Только тогда Дэн заметил, что стоит посреди детской площадки в одном лишь легком шелковистом одеянии без рукавов, больше всего напоминающем женский халат, либо японское кимоно, и плетеных сандалиях на босу ногу. А на дворе глубокая, хмурая осень, и из сизых туч, того гляди, повалит первый снег…

Часть четвертая

Из дневника Хельги Ингрема

Чтобы не вдаваться в излишние подробности, интересные лишь для бардов и менестрелей, буду краток.

Положение вещей на сегодняшний день таково, что мир надо спасать заново. Даже этой малости мы до сих пор не достигли, не говоря уж об основной нашей цели. А виной тому демонов клиент. Он страшно нас подвел. Хорошо еще, вовремя спохватились… впрочем, вовремя ли? Ведь срок гибели мира нам до сих пор не ведом. Идем в Уэллендорф, узнавать.

Наши все гадают, почему этот человек так с нами поступил. Рагнар по натуре своей очень благороден и добр, поэтому он склонен переоценивать нравственные качества других. Ему кажется (и Аолен его в этом поддерживает), клиент лгал не со зла, а по недомыслию. Якобы он так и не убедился в реальности нашего мира, воспринимал его как иллюзию, как очень сложную люксограмму вроде той, с которой мы столкнулись в прошлом году в черной башне. Вот если бы он осознавал всю серьезность ситуации — непременно предупредил бы нас об опасности.

Свежо предание, как любит говорить Макс, да верится с трудом. Не воспринял наш мир всерьез? Очень может быть. Боги наделили нашего клиента очень неповоротливым сознанием, я это сразу заметил. Но готов спорить на золотую ванну Орвуда — не стал бы он нас предупреждать в любом случае. Таким типам, как он, плевать на чужую жизнь, даже если это жизнь целого Мира…

— Ах ты, негодяй!!!

Возмущенный вопль вдруг раздался над ухом автора сих горьких строк.

— По какому праву ты собрался спорить на мою ванну?!!

Хельги обернулся:

— А по какому праву ты подглядываешь в чужие рукописи?

Но гнома его слова не смутили.

— По праву старшего брата, разумеется! Должен я следить за твоим моральным обликом, как ты думаешь?

— Должен, — покорно согласился Хельги, потому что это была чистая правда. На то старшие братья и существуют.

— Вот я и решил проверить твои записи — не сочиняешь ли ты чего непристойного?

— С какой стати я стал бы сочинять непристойности?! — обиделся демон. — По-твоему, я похож на извращенца?

— На грабителя ты похож! На разбойника с большой дороги! А еще юриспруденции обучался! На каком основании ты так вольно распоряжаешься чужим имуществом?!

— Да не распоряжаюсь я ничем! — утратил терпение подменный сын ярла. — Написал для красного словца, подумаешь!

— Все равно это нечестно! — поспешила вклиниться в перепалку сильфида, не могла же она отказать себе в таком удовольствии. — Какой вообще смысл спорить, если в случае проигрыша ты лично ровным счетом ничего не теряешь?

— Ха! Это я-то ничего не теряю?! Еще ни коня, ни воза, а вы мне уже всю плешь пробили! А представь, что будет, если я в самом деле проиграю его ванну!

— На клочки порвет, — признала поражение девица.

— Порву! — тоном, не сулящим пощады, обещал Орвуд.

— Вот видишь! Я, можно сказать, жизнь на кон ставил, а ты говоришь: несправедливо! — Хельги был очень доволен. Не каждый день удается одержать победу над таким записным демагогом, как Энка!

…Примерно на полдороге между Конвеллом и Уэллендорфом случилось новое нападение. Орвуд отлучился в кусты и едва не погиб от руки одиночного убийцы. Тот выскочил из сгустившихся сумерек, весь черный и страшный, с кривым сехальским ятаганом в руке. К счастью, Орвуд к тому моменту уже успел привести себя в порядок и смог дать достойный отпор. Когда на его вопли и лязг металла подоспели друзья, все было уже кончено. Мертвое тело лежало черной бесформенной кучей у ног взбешенного гнома.

— Нет, вы представляете?!! — пылил он. — До чего обнаглели — нужду спокойно справить невозможно стало! Ни чести ни совести! Гильдия называется! Право, я был о ней лучшего мнения! Думал, есть устав, правила…

— Есть у них и устав и правила. Но касаются они только внутренних вопросов и взаимоотношений с клиентами. Права и интересы жертвы во внимание не принимаются, — растолковал Хельги, но вместо благодарности заслужил новый упрек — в излишней осведомленности «по предмету столь щекотливому, что приличным существам должно быть стыдно ее выказывать». Дурной тон, видите ли! Зачем тогда спрашивал? Ох, нелегко иметь старшим братом гнома!

Но шутки шутками, а положение было отчаянным. Начинало складываться впечатление, что все убийцы Старых Земель открыли охоту на Наемников Судьбы. Откуда, из какой западни выскочит следующий, из-за какого угла вылетит дротик или стрела, в каком трактире вражеская рука поднесет кружку с ядом — поди угадай! Нанимать большие группы лорды, видно, больше не в состоянии, но одиночка не менее опасен. А может, и более — скрываться легче. Понятно, что всех сразу ему не убить. Но до кого-то он рано или поздно доберется, потому что даже самые лучшие воины не застрахованы от оплошностей и случайностей. И тогда… Страшно подумать, что будет тогда!

— Не понимаю, чего вы скуксились?! — вдруг напустилась на спутников Энка. — Хельги, ты демон или кто?!

— Демон, — нехотя признал тот. — А что толку, если я умею только крыши сносить?

— Неправда! Ты еще умеешь проклинать! Вспомни хромых мангорритов и зубастых комедиантов!

— Верно! — просиял горе-демон. — Как я сам не догадался? Это может сработать… Да будут прокляты все убийцы Черной гильдии во веки веков! Чтоб им орать петухом всякий раз, когда будут подбираться к жертве! — Он не стал откладывать дело в долгий ящик.

— Что за нелепые фантазии?! — напустился на брата гном. — Неужели трудно было придумать менее затейливое проклятие? Пусть бы у них руки отсохли или ноги отказали. Просто и надежно! А у тебя вечно какие-то выверты!

— Ничего, — вступилась за товарища Энка. — Я думаю, получится забавно.

— Вот-вот! Мир в беде, а вам бы только забавляться!..

Почтенный Канторлонг еще долго ворчал, но Хельги в ответ только помалкивал. Потому что не о забавах думал он, проклиная врага, а о справедливости. Негоже в наше нелегкое время лишать средств к существованию семьи профессиональных убийц. Надо дать им шанс. Коварство убийцам больше не поможет, но останется боевая выучка и физическая сила. Пусть все будет по-честному — так решил демон Ингрем. Но старшему брату по оружию об этом говорить не стоило, он бы все равно не понял.

Из дневника Хельги Ингрема

Уважаю колдунов. Очень полезные для общества персоны.

Одну из них мы встретили утром, в маленьком придорожном селе под названием Красивое.

На мой взгляд, его обитателям следовало бы быть самокритичнее. Потому что, сколько мы ни глядели по сторонам в надежде узреть хоть что-нибудь мало-мальски эстетичное, так ничего и не нашли. Окрестный пейзаж даже самый чувствительный из эльфов или поэтов не счел бы живописным: плоская равнина с перекопанными под зиму огородами, клочками сжатых полей, наполовину вырубленными на дрова перелесками и могильными холмами самого неблагонадежного вида. В самом селе домишки убогие, покосившиеся, крыши земляные или крыты тростником. Много старых пожарищ, много брошенного жилья — здесь проходил Вардох Глом. Здание сельской управы — новое, высокое, предмет общей гордости поселян — мы сначала приняли за коровник. Скотина во дворах тощая, народ низкорослый и голодный, девки страшные, как орчанки. На что ни глянь — ни намека на красоту или хотя бы благополучие.

Поэтому мы были приятно удивлены, обнаружив в этом забытом богами и демонами краю дипломированного, высококлассного колдуна.

Попали мы к нему случайно. Искали бабку, чтобы заговорила Урсуле ячмень. Целителю нашему такая хитрая хворь не по силам, даром что у них, у целителей, на получение диплома уходит семь лет вместо обычных пяти! Впрочем, что ни делается, все к лучшему. Бабки в селе не имелось: «Померла уж год как, от глубокой старости и язвы на носу». Видно, бурная молодость была у покойницы, не тем будь помянута! Нынче, как нам объяснили, хворых пользует колдун.

Мы сначала не поверили — откуда взяться в здешней глуши квалифицированному специалисту? Думали, налетим на шарлатана или в лучшем случае на знахаря, специализирующегося на скотине. Но это был именно колдун.

Оказалось, он беженец. По зиме ушел из Эрринора, чтобы не угодить на костер, и временно обосновался в Красивом, подальше от злых глаз. А до нашествия Братьев он преподавал в Высшей школе предметное колдовство. И, между прочим, знал нашего Балдура! Учились вместе, в одной группе! Право, как же тесен этот мир!

Встреча наша вышла обоюднополезной. От нас колдун узнал, что Братству истинных богов пришел конец и можно возвращаться домой — эта радостная весть до Красивого еще не дошла! Вот уж дыра так дыра!

А мы смогли решить целую кучку проблем. Во-первых, узнали, как именно находят нас убийцы. Оказалось, не в крови суть, а в ныне забытых приемах старой боевой магии. Во время сражения кто-то из лордов ухитрился пометить Спуна особой меткой. В астрале ее постороннему почти не видно — так, блеклое пятнышко, ни за что не найдешь, если не знаешь, что именно надо искать. Но благодаря ему мы у лордов будто на длинном поводке. Нигде не скроешься, никакой магией не замаскируешься. И снять отметину может только тот, кто ее поставил. Утешение одно — такие метки недолговечны. Держатся, самое большее, полгода, потом исчезают без посторонней помощи.

Спун на эту новость отреагировал очень болезненно. Хотел сразу наложить на себя руки, чтобы больше не навлекать на нас зла. Аолен запретил ему это делать, а Рагнар с перепугу еще и по шее дал, чтобы выбить дурь из башки. Но Годрик почему-то не возражал, помалкивал! Неужели хотел применить к любимому другу детства известный кальдорианский принцип? Терпеть не могу религиозных фанатиков! У них всегда беда с головой, кому бы из богов ни молились.

Во-вторых, колдун научил и нас ставить такие метки. Точнее, Аолена. Тот говорит, ничего сложного. Я тоже хотел попробовать, но колдун не велел. Сказал, что моя метка пещерного тролля на тот свет сведет, не то что уроженца Волшебной страны. Это потому, что я высший демон и силы свои не соизмеряю, так он объяснил.

И за это я тоже люблю колдунов. Приятно, когда от тебя не шарахаются, будто от прокаженного, увидав, кто ты есть по природе, а разговаривают как с нормальным смертным. Маги — те ведут себя иначе, и это очень оскорбительно.

В-третьих, нам больше не надо тратить время на дорогу. Колдун оказался мастером на все руки: кроме профильной, черной, имел общемагическую подготовку, достаточную, чтобы открыть портал. И строки сии я пишу, сидя дома, на коврике у собственной кровати; все другие места заняты.

Все-таки хорошо бывает вот так вернуться домой! Тепло, сухо, относительно безопасно… тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Одна неприятность — в доме уже неделю сломан водопровод, воды ни капли. Ужинать пойдем в трактир за углом, помыться не удастся вовсе. Аолен, Энка и Ильза горько разочарованы. Урсула и вовсе плачет — ей так хотелось поплавать в ванне второй раз в жизни (первый был в Оттоне). Но Рагнар и Орвуд выглядят подозрительно довольными. Они всегда радуются, когда удается избежать гигиенических процедур.

А моя душа, или что там бывает у демонов, пребывает в состоянии смятения и трепета. Потому что завтра мне предстоит доложить мэтру Донавану о том, что я забыл про его пиявок.

И еще… Да, пожалуй, меня смущает наше бесславное возвращение в Уэллендорф. Как там пела старая ведьма на тропе? «Судьба не той стороной повернулась, дорога кольцом замкнулась, ни ходу ни броду…» — что-то вроде этого. Будем надеяться, слова ее не распространяются дальше проклятой тропы. Или все-таки распространяются? Пока не стану это ни с кем обсуждать, чтобы не пугать раньше времени… или уже время?

Да! В-четвертых, Урсула избавилась-таки от ячменя! Обычно колдунов не учат целительству, но от покойной бабки ему досталось несколько книг, и он сумел в них разобраться! Вот что значит настоящий специалист! Не то что некоторые из рода эльфов! (Это не мои слова, а Орвуда.).

Вечер того же дня

…Короче, поужинали мы в трактире, ничего не скажешь! Еле расплатились! Потому что от трактира того мало что осталось. Нет, в смысле стены-то целы и мебель кое-какая. Но посуда — в осколки, и окна, и еда вся разлетелась по полу, и посетители разбежались. А главное, неловко вышло: нас в этом заведении хорошо знают, притом уже много лет. Еще студентами в него бегали, ели тухлую рыбу. Ничего не поделаешь, юг есть юг. Хорошей рыбы здесь даже зимой не найти. Вот у нас во фьордах… тьфу! О чем бишь я?

Да, об ужине. Начиналось все чудесно. Пришли, сели как порядочные, заказали окорок на вертеле, два пирога с капустой, один для Рагнара, другой для остальных. Девчонки чего-то сладкого взяли. Еще пиво было. Только недолго. Оно оказалось первой жертвой.

Едва нам успели подать еду, как от дверей раздались неожиданные звуки. Для того чтобы идентифицировать их как петушиный крик, требовалась весьма богатая фантазия. Очень уж непрофессиональным и нестройным было кукареканье, поэтому мы не сразу сориентировались, а только после того, как черная стрела расколола напополам наш кувшин с пивом. И пошло-поехало.

Убийц было семеро — видно, лорды сумели поправить свое финансовое положение. Или, может, проплатили этот заказ уже давно, трудно судить. А спросить не у кого, всех нападавших мы, в конце концов, перебили. Но не скажу, что это было легко. Мы сами тоже очень пострадали. Меридит, к примеру, едва не лишилась правого уха. Буквально на ниточке висело — мне от такого зрелища чуть плохо не сделалось. А Энка издевалась, типа какие нежности, не видал я, что ли, отрубленных ушей?

Конечно, видал я отрубленные уши, и немало — целые связки. Есть в нашей гильдии у «каменных лбов» такая мода — отрезать уши убитых ими лично врагов, нанизывать на веревочку и носить на шее на манер ожерелья. Потрясающая дикость нравов в наш-то просвещенный век!

Помню, был в моей сотне боец. Звали его Кампрулл Зобр. К какому народу принадлежал — думаю, родная мама его и та догадаться не могла. Ростом был с Рагнара, а то и повыше, мордой смахивал на тролля. Половина зубов выбита, череп лысый и блестящий, как полированный щит, шея шире башки, руки висят ниже колен, в общем, редкостный урод. Больше всего напоминал тот золотой памятник, что трегератцы поставили мне за избавление от Ирракшаны. Так вот, на этом Зобре вражеские уши висели аж в три ряда, и я вынужден был любоваться ими каждый день, пока ему, милостью добрых богов, не разнесло череп стенобитным орудием. Между прочим, это было наше орудие. Несчастный случай. А может, и нет, я не стал проводить дознание. Кампрулла многие не любили, и я в их числе. Очень мне не нравился взгляд, которым он на меня порой посматривал. И украшение его не нравилось.

Но то были чужие, совершенно незнакомые уши. А когда стоит вопрос о благополучии уха твоей собственной сестры — это гораздо хуже! Энка могла бы понимать такие вещи, а не обзывать меня нежной фейкой!

Спасибо Аолену, он быстро прирастил его на прежнее место. Зря я иронизировал по поводу его целительских способностей! Каюсь, каюсь!

Итак, результат сегодняшнего «ужина»: мы голодные (после боя было уже не до еды, лишь бы ноги до дому донести, да и не с полу же ее по крупицам собирать?), семь трупов в помещении, трое случайно пострадавших (к счастью, все трое живы, усилиями Аолена) и сорок золотых убытку за нанесенный заведению ущерб. Орвуд в ярости. Хотел повторить конвелльский трюк с «моральным ущербом», но в Уэллендорфе этот номер не прошел. Здешние трактирщики свои права знают.

Но есть в этой грустной истории один положительный момент. Мы смогли на практике убедиться: проклятие подействовало! Убийцы исправно кукарекают, внезапный удар нам больше не грозит. Видно, не такой уж я безнадежный демон, как некоторые стремятся изобразить!

Вот верно говорит мудрый народ: сам себя не похвалишь — никто не похвалит! Я же еще и виноватым остался!

Плохо проклял, ввел в расходы, чуть не оставил сестру без уха, и так далее, и тому подобное! Кажется, меня за всю мою долгую жизнь воспитывали меньше, чем за те месяцы, что Орвуд состоит нашим старшим братом!

Думаю, причина его сложного характера кроется в дурной наследственности: родители его — сущие упыри, что мать, что отец. Просто чудо, как мне «везет» на родню!.. Вообще-то зря я об этом, раз Орвуд решил контролировать мои записи.

25 октября

Сегодняшний день выдался удачным, не в пример вчерашнему. Встреча с профессором Донаваном прошла гораздо лучше, чем можно было ожидать. Он не стал ругать меня за пиявок, мало того, накормил кексами, напоил морсом из крыжовника. Правда, при этом он как-то странно на меня поглядывал и несколько раз справлялся о моем здоровье. Мол, уверен ли я, что со мной все в порядке? Пожалуй, он меня даже как-то побаивался, что ли… Было очень неловко, я решил, что кажусь психом.

Истинная причина такого внимания стала понятна позднее, когда я увидел свое отражение в большом зеркале на стене рекреации. Вообще-то оно повешено там для магических целей, на деле же перед ним любят вертеться университетские девицы. А я случайно бросил взгляд, когда проходил мимо. И ничего хорошего не увидел. Потому что вчерашние раны Аолен исцелил, но одежда над ними целее не стала — не успели зашить, и пятна крови с нее никуда не делись. А цветом лица я больше всего напоминал дурного покойника, вылезшего из могилы на поиски пропитания. И в таком непотребном виде я, возомнивший себя существом образованным, цивилизованным и прогрессивным, разгуливал по храму, можно сказать, науки! Вот до чего доводит походная жизнь! До полного одичания нравов! «Бытие определяет сознание» — мудро говорят в мире ином.

Но хорошо то, что хорошо кончается. Новых заданий профессор мне давать не стал, отпустил с миром до зимних вакаций. Похоже, он был рад, что дешево отделался. Все-таки очень неудобно вышло…

Пока я питался у мэтра Донавана, наши сидели в библиотеке, искали сведения о захоронении Карола Освободителя.

Но нашли лишь ссылку на библиотеку Трегерата, якобы только там, в закрытом хранилище, хранятся нужные книги.

И что за наваждение такое?! С тех пор как окаянная Судьба скормила мне Ирракшану, нас влечет в этот город, будто начинающих убийц на место преступления! Куда бы ни собрались — оказываемся в Трегерате! Проклятие, что ли, очередное? Старых-то нам мало…

Долго спорили, как поступить. Плюнуть на Каролову могилу, нанять мага и искать Сокрытые Пределы? Надежды на успех мало, да и найдем — а дальше что делать? Какие силы будут нам противостоять? Полная неизвестность! Идти в Трегерат? Это месяц дороги. Зимой. По степи. Тоска смертная! Взяли бы туфли-скороходы у джиннов — денег не хватит, поиздержались. Как быть?

Орали два часа, чуть не передрались, но наконец пришли к решению, устраивающему всех, кроме меня: обратиться за помощью к профессору Перегрину. Пусть откроет нам портал на Трегерат. В этом городе он самый сильный из магов, другие не справятся, так мне сказали. Орвуд сказал! Но думаю, причина несколько иная: другим надо платить. Между прочим, он предлагал привлечь профессора и к поискам Волшебной страны, но это было бы уже верхом наглости, так все решили.

Договариваться с мэтром Перегрином пошли Меридит и Энка. Я отказался наотрез: достаточно на сегодня позорился перед профессорами! Переговоры прошли успешно. Энка рассказывала, что у нее создалось впечатление, будто он ждал нашего визита и был отчасти в курсе наших дел. Хотя Меридит это отрицает. Не знаю, кому верить. С одной стороны, Энка любит если не приврать, то преувеличить. С другой, Меридит никогда не отличалась чувствительностью и прозорливостью, а от магов можно ожидать чего угодно.

Портал в Трегерат профессор открыл нам прямо из своей лаборатории. Шаг — и остался позади университет, и стоим мы посередь трегератской площади. А там жарища! В смысле не лето, конечно, но и не такой мороз, чтобы ходить в зимних куртках на меху. Горожане стали на нас оглядываться, пришлось первым делом бежать на рынок, переодеваться. «Бросать на ветер последние сбережения». Думаю, нет нужды уточнять, кому принадлежала эта фраза.

О, ему, бедному, еще предстояло узнать, что такое настоящие затраты! Страшно сказать, какую взятку пришлось дать, чтобы получить доступ в закрытое хранилище. Остались мы на полной мели, впору на поденную работу наниматься.

Зато уже несколько часов сидим в подземелье среди свитков и инкунабул и узнаем очень странные вещи.

Хотите верьте, хотите нет, почтенные читатели (случись таковым быть), но получается так, что тело предательски убиенного короля похоронили в четырех разных местах! А может, и больше их… Ну точно! Энка кричит, что нашла пятое! Интересно, такая путаница в книгах устроена нарочно, чтобы сбить со следа тех, кто станет искать могилу, или тушу несчастного вправду разделали на куски и зарыли в разных частях Староземья? Кому и зачем могло понадобиться так глумиться над трупом? Загадки множатся, ясности ни в чем. И работы все прибавляется: поди-ка обойди все указанные могилы, разбросанные по Старым Землям от Эттесса до Дольна. Между прочим, возле одной из них мы были совсем недавно — «Хроники Тайного союза Луны» (что еще за союз такой?) местом захоронения называют Конвелл, северные его окраины… «Судьба задом повернется, тропа кольцом замкнется…» Ходим по миру из года в год, как овцы, не по своей воле… Это не найм уже это, а плен… Страшно становится от таких мыслей.

Ладно, не стану больше отвлекаться от работы, надо искать дальше. Шестую могилу, будь она неладна…

Шестой могилы не нашлось, хоть и просидели до темноты и перерыли, что можно и что нельзя. Аолен, даром что лекарь, а не взломщик, ухитрился снять защиту со шкафа с запретными магическими рукописями, но в них о Кароле Освободителе не говорилось вовсе, только о заклинаниях и превращениях: кому это интересно? Новых ссылок тоже не было.

Итак, мест захоронения, реальных или мнимых, насчитывалось пять — и все удивительно знакомые, будто нарочно подбирали! — Эттесс, Конвелл, Дольн, Буккен и Дайр. Да-да, тот самый Дайр, родина принцессы Генриетты! «Неспроста это, ох, неспроста!» — каркала дочь сенатора Валериания с видом бывалой ведьмы-прорицательницы. Но какой в том сокрыт смысл, какая тайная связь — поди догадайся!

Подсказала карта. Отличная карта Староземья и окрестностей, красивая — с розой ветров, грифоньими головами и лентами — услужливо выпала из книги на пол. Хельги поднял ее машинально, развернул… Долго вглядывался в хитрую вязь рун… Потом достал карандаш.

— Ты с ума сошел? — напустилась сестра по оружию — Книга библиотечная! Не расплатимся! А еще цивилизованное…

Но он уже протягивал ей исчерченный лист.

Пять точек: Эттесс, Конвелл, Дольн, Буккен и Дайр были соединены тонкими линиями. Пять точек образовывали почти идеально правильную пентаграмму.

А всякому, кто мало-мальски сведущ в магии, известно: главное в пентаграмме не лучи, главное — центр. Но никаких специальных обозначений в этом месте на карте не было. Ни городов, ни поселений — ничего. Ровный зеленый фон.

— Все равно надо попасть туда в самое ближайшее время, чует мое сердце! — подскочила Энка.

— Разлетелась! — Орвуд смерил ее обвиняющим взглядом. — Не видать нам западных земель раньше середины зимы! Как мы будем выбираться из этой степной дыры, ты подумала? Без монетки в кармане?

— У меня есть монетка! — радостно объявила Урсула и извлекла из кармана медяк конвелльской чеканки.

От гномьего гнева девчонку уберег только юный возраст.

— А джинны не могут выдать туфли в долг? — спросил Эдуард с надеждой.

— Нет, — был лаконичный и исчерпывающий ответ.

— Тогда у меня есть одна мысль… — неуверенно начал принц. — Помните то подземелье, что начинается от Кирнерской пещеры? Оно ведь в Уэллендорф ведет? Три дня — и мы на месте…

Большинству эта идея показалась привлекательной, особенно тем, кому в упомянутом подземелье еще не приходилось бывать. Но заартачилась Энка. Хоть бейте ее, хоть режьте, хоть бросайте одну в степи на поживу голодным курганникам, но в мертвое царство сидов она больше носа не сунет. Если и удалось однажды выйти оттуда живыми, это не значит, что везение будет длиться бесконечно.

— Вот именно! — горячо поддержал Хельги. Все связанное с Ирракшаной вызывало у него чувство глубокого омерзения, и возвращаться в ее жилище он не желал ни на секунду.

— Тогда забирай нас отсюда демоническим путем! — потребовал гном. Уж он-то не имел ничего против подземелий.

— Демоническим — не могу, — отказался подменный сын ярла. — Могу магическим. Пшли!

— Куда? — озадачились спутники. Слишком неожиданным было услышать столь смелое заявление от того, кто в свое время даже самые простые из зачетов по магическим дисциплинам сдавал с третьего раза.

— Мага искать, куда же еще?

Ситуация прояснилась, но не до конца.

— Так ведь у нас денег нет! — напомнил Рагнар на случай, если Хельги об этом вдруг позабыл.

— И не надо. Мы не станем ему платить.

— А как же?!

— Мы станем его шантажировать!

— Чем?!

— Не чем, а кем. Мною! Пообещаем его поглотить, если не откроет нам портал в Срединные земли. — В Хельги проснулся дикий фьординг.

— Молодец! — просиял старший братец по оружию, поборник нравственности и морали. — Давно бы так! Сколько денег сэкономили бы!

— Вообще-то это незаконно, — вздохнул Аолен, понимая, что слова его уже ничего не изменят.

— Цель оправдывает средства! — хищно усмехнулся убийца.

Кальдорианцы опустили очи долу. Им было стыдно.

Маг нашелся. И шантажировать его не пришлось, сам был рад помочь великому победителю Ирракшаны, да славится имя его в веках. Но не мог. Хоть и числился лучшим специалистом в Трегерате, дальние порталы открывать не умел, сил не хватало. Предложил на выбор: Кансалон или Мормельн. Выбрали Мормельн — все ближе к цели.

А в Мормельне лил дождь…

Жизнь Буккена начинала входить в мирное русло. Нежить перебили — не всю, конечно, основную часть. По ночам без мощных охранных амулетов выходить на улицу не рекомендовалось. С другой стороны, что делать добропорядочным гражданам на улицах по ночам? Заброшенное хозяйство налаживалось, опустевшие дома заселялись новыми жильцами.

Балдур нашел свое жилье в состоянии вполне удовлетворительном: если выкинуть обглоданные трупы и разбитую мебель, вставить разбитые окна, побелить-подкрасить, — живи. К середине осени ремонт был закончен, и настал день, когда колдун решил, что пора возвращать любимицу Агнессу из чужого мира домой.

А для этого ему нужен был демон.

Любому школяру известно: вызвать высшего демона проще всего в том случае, если у вас имеется вещь, прежде принадлежавшая ему лично. И лучше всего для такой цели подходят волосы. Поэтому Балдур в медальоне на шее (обычно в таких хранят локоны любимой) держал прядь волос Хельги — разжился ей в один из зимних дней, когда Меридит в чужом придорожном сарае уродовала брата по оружию овечьими ножницами. Процедура называлась «подкоротить, чтобы в глаза не лезло».

К Хельги у Балдура было двойственное отношение. Когда демон находился рядом, он воспринимал его как простого молодого парня, близкого родственника вроде сына или брата, и обращался с ним соответственно: порой заботился, как старший о младшем, порой мог и отругать.

Но стоило тому оказаться далеко — и персона его разрасталась до размеров истинно божественных, в душе колдуна рождались трепет и благоговение. Верно говорят, великое видится на расстоянии…

…И исчезает вблизи. Вот и теперь, стоило мокрому насквозь, стучащему зубами демону образоваться внутри дымящейся пентаграммы, Балдур, вместо того чтобы пасть на колени и возносить хвалу, как подобает смертному при встрече со своим богом, высказался совершенно в ином духе:

— Хельги! Демон тебя побери! У тебя как с головой?! Зима на дворе, а ты даже без куртки! Полуголый бегаешь! Куда твоя сестра смотрит?!

— Она не смотрит, она сама так бегает, — фыркнул Хельги. — В Трегерате жара стояла, кто же знал, что в Мормельне пойдет дождь?

— Стоп, — перебил колдун. — Какой Трегерат, какой Мормельн, когда вы должны быть в Уэллендофе?

— Опять мир спасаем, — пояснил демон с обреченным вздохом.

— А! — понимающе кивнул Балдур и пошел в чулан за дорожным мешком. Возвращение к мирной жизни откладывалось на неопределенный срок.

…Лучшего подарка своим приунывшим Наемникам Судьба и придумать не могла.

Казалось бы, что меняло появление Балдура? Будучи колдуном, а не магом, он не открывал порталов (не то чтобы совсем не умел; если бы хорошенько постарался, пожалуй, справился бы, открыл, но только совсем короткий, уж никак не на пол-Староземья), а в поисках Сокрытых Пределов его черная квалификация служила скорее помехой, чем подспорьем. Но радость встречи была такой, что кое-кто из уроженцев славного Лотта даже прослезился. Да и те, которые выражали эмоции более сдержанно, чувствовали себя совершенно счастливыми. Подавленность и безнадежность сменились уверенностью: вот теперь, когда Балдур снова с ними, дело обязательно пойдет на лад. И не потому даже, что он старше, опытнее, мудрее и вообще отличный специалист в своей области, а просто потому, что теперь они снова вместе — надежные, испытанные в бою товарищи. Еще бы Макса сюда… Но Хельги обещал: если нужда заставит, обязательно сгоняет за ним в другой мир, а пока ни коня ни воза — нечего отрывать занятого человека от работы. Тем более теперь, когда фирма «Туда и обратно» тоже сделалась их общим, можно сказать, семейным делом.

«Балдура я вам привел — вот и радуйтесь. Хорошего понемножку», — заявил Хельги. Вот они и радовались. Не все, разумеется. Годрик со Спуном смотрели на вещи иначе. Они были просто в ужасе! Потому что всякому правоверному кальдорианцу доподлинно известно: водить компанию с демоном-убийцей — страшный грех, но с черным колдуном — во сто крат хуже! Увидев Балдура, бедные юноши пришли в такое смятение, что не могли смолчать, поделились своими переживаниями с Рагнаром. Тот, по простоте душевной, сболтнул Эдуарду. Эдуард обмолвился Ильзе. Ильза, обидевшись, доложила сотнику Энкалетте. Та тоже молчать не стала, поспешила уведомить Хельги, типа ты у нас теперь не самый плохой, нашлись твари пострашнее. Общения с черными колдунами Пресветлый своим поклонникам не прощает, так они говорят.

Хельги неожиданно оживился:

— О! Вот и прекрасно! Мы сейчас у него самого спросим, прощает или нет! Я давно хотел… Балдур! — окликнул он колдуна, шагавшего по степной дороге позади всех, в компании с Аоленом. У них нашлась какая-то общая, им одним интересная тема, и обсуждали они ее столь увлеченно, что здорово поотстали. — Скажи, ты ведь можешь вызвать бога Кальдориана?

— Ох, не знаю! — усомнился тот. — Он ведь высший! Нужен хотя бы артефакт…

— Да ладно! — Хельги был настроен легкомысленно. — Ерунда! Я тоже высший. А меня вызывают все кому не лень, даже студенты на практикуме, и без всяких артефактов!

— Ну ты другое дело… — начал было колдун, но осекся, сообразив, что собирается высказать отнюдь не лестное мнение о своем боге.

А тот, как на грех, сразу догадался о причине его замешательства, — очень неловко вышло!

— Да ладно, не стесняйся! Я и сам знаю, что демон из меня неполноценный! Но насколько я помню Кальдориана, тот недалеко от меня ушел. Попытайся, вдруг получится? Чего мы, в конце концов, теряем?

Процедура была стандартной — вызов по имени и захват ловушкой Соламина. Пентаграмма, начертанная прямо на земле острием меча, простенькая формула заклинания, щепотка змеиного порошка (специфика черного колдовства)… Для низших, примитивных обитателей астрала большего и не требуется. Но демонов высших так не вызывает никто. Это все равно как если бы нищий из подворотни потребовал у императора Сехальского, чтобы тот явился к нему на поклон! Балдур даже не надеялся на эффект, просто не хотел обижать Хельги отказом. Он был изрядно удивлен, заметив внутри пятиконечного контура знакомое мерцание и клубы дыма.

Те, кому уже довелось однажды встретить Кальдориана, потом утверждали в один голос: за прошедшие столетия он ничуть не изменился. Да и что такое тысяча лет для бессмертного? Краткий миг бытия…

Одежда была другая, не староземская вовсе, и на появление на публике явно не рассчитанная, в силу своей прозрачности и излишней эластичности. Зато физиономия — та же: помятая, небритая, с алыми отпечатками губной помады. На ногах Пресветлый держался нетвердо, и пахло от него не амброзией с нектаром — или чем там питаются добрые боги? — а разило перегаром.

На колдуна, на поклонников своих и прочих смертных, столпившихся вокруг пентаграммы, он не обратил ни малейшего внимания, будто и нет никого, пустое место, зато Хельги выделил сразу:

— А-а-а! Уби-ийца! Скока зим, ск… скока лет?! Рад, душевно рад вс-стрече! Пшли, выпьем, друг! Я угощаю! — Он сделал знакомый уже широкий приглашающий жест.

— Не пойду, — отказался демон сердито. Он надеялся, что современный Кальдориан окажется более трезвым, чем средневековый, и с ним можно будет столковаться. Увы, надежды не оправдались. Но он решил не отступать, хотя бы ради Годрика со Спуном. Пусть посмотрят, что подставляет из себя их бог, им будет полезно. — Скажи, — потребовал он, — какого демона ты так изуродовал Эскерольд?! Был такой хороший город, а теперь что?

— А что? — уточнил Кальдориан с неподдельным интересом. — Я там давне-енько… ик… не бывал! Разве в храм когда загляну, пожр-рать… у жр-рецов! Жр-рецы кормят! И наливают, к слову. Веришь, мне там такой хр… храм отгрохали! Ну я скажу-у! Вот у тебя есть свой храм? То-то же! Нету! Ик… хоть ты и уби-ийца, каких св-вет не видывал! А у меня — есть, хоть я и не того… не больно того… А уважением, вишь, п-пользуюсь! В натуре… в народе… тьфу! Вот ты меня уважаешь, а? — Он ткнул пальцем наугад, ни в кого не целясь, но так уж совпало, что указал на Спуна.

Надо было видеть лицо несчастного в этот момент! Побелев как мел, юноша рухнул в придорожную пыль. Он был в глубоком обмороке. Кальдориан произведенным эффектом остался доволен.

— Видал-миндал! Уважает! А как же? Как мене… меня не уважать, к-да у меня свой храм есть? Он такой здор-ровый… мыр… мрыы… мраморный… А в нем жратвы-ы! — Он развел руками, потерял равновесие и съехал наземь по невидимой стене ловушки, однако, молоть языком не прекратил: — И девки! Девки т… того, непорочные! Ик… слышь, убийца! Не хошь пить — пшли к девкам! Пр… рг… лашаю!

— Да сгинь ты уже! — Балдур с досадой щелкнул пальцами. — Изыди, откуда явился! — Ему надоело слушать пьяную болтовню.

Контуры Кальдориана медленно таяли в тусклом мерцании астрала, а из пентаграммы все еще неслись его вопли:

— Зр… ря ты так! Зря-а! X… рошие девки-и-и!..

— Да-а! — серьезно, без обычной своей иронии посетовала Энка, глядя ему вослед. — Совсем опустился мужик. А ведь неплохим магом был когда-то… Жаль.

«Sic transit gloria mundi»,[13] — печально молвил эльф на красивом мертвом языке латен.

Годрик не мог поверить увиденному. «Это неправда, — говорил он себе. — Это морок, обман, иллюзия, черное колдовство, что угодно, только не правда! Не Кальдориан. Пресветлый Кальдориан не такой! Он добрый, мудрый, строгий и справедливый. Он наше все, он смысл наш и суть наша. Он ради нас, и мы во имя него…»

— Вот баран безмозглый! — злился Хельги, наблюдая душевные терзания юного фанатика веры. — Как можно доверять чужим словам больше, чем собственным глазам? Какого демона нам тебя обманывать, скажи на милость?

— Во… искушение! — всхлипнул юноша.

— Да кому ты нужен, искушать тебя?! Чего ради?!

— Хельги, оставь его в покое! — потребовал Аолен. Кальдорианцам он не симпатизировал ни в целом, ни в частности, но благородная эльфийская натура не позволяла ему мириться с жестокостью, пусть даже невольной. — Ему нужно время, чтобы осознать и смириться. Переживать крушение идеалов всегда очень больно. Они вырабатываются годами и не могут перемениться в одно мгновение. Тебе вообще не следовало действовать так грубо, без подготовки. Несчастным всю жизнь вдалбливали в голову…

Хельги защитную речь эльфа дослушивать не стал. Он был сторонником радикальных мер, решительных действий и не любил излишнего психологизма.

— Знаешь, что я тебе скажу. Всех нас в детстве учат разным глупостям. Типа земля плоская и лежит на черепахе, дети заводятся в овощах либо посредством аиста, смысл жизни состоит в том, чтобы погибнуть на поле боя, и тому подобный вздор. И никто еще не помер, открыв для себя истину. Лучше знать правду, чем жить иллюзиями. Особенно если иллюзии эти социально опасны. Ты вспомни, во что превратился Эскерольд! А Годрик у себя на родине, между прочим, не последняя персона! Он наследник престола, и если раскрыть ему глаза, возможно, когда-нибудь он сумеет вернуть королевство к нормальной жизни.

— Так я же не предлагаю скрывать от него правду! — перешел в оборону эльф. — Просто сообщать ее следовало более тактично, что ли. Ты пойми, он не такой, как мы. Он не воин, а слабый, нежный юноша, с этим надо считаться!

Хельги не желал ничего понимать.

— Быть слабым и нежным юношей в нашем мире — непозволительная роскошь. И потом, я его несколько месяцев готовил — все напрасно. И не моя вина, что их разлюбезный Кальдориан оказался пьяной свиньей! Не я ему наливал — не с меня и спрос! А если этот ишак Годрик и дальше будет упираться, обвинять нас в обмане и искушении, я ему и второй раз Кальдориана вызову! Для очной ставки! Пусть между собой разбираются, где истина, где ложь!

Так они с эльфом и не договорились в тот день…

Из дневника Хельги Ингрема

Кальдориана сегодня вызывали. Вот пакость! В Средние века он еще сохранял черты былой импозантности, но за истекшие столетия успел совершенно деградировать.

А что, здорово эскерольдские жрецы придумали! Отличный способ! Находишь себе подходящего бога, прикармливаешь, спаиваешь и пользуешься его силой (потому что сила сохраняется даже у спившихся демонов, я нарочно посмотрел) — творишь от его имени, что твоей душе угодно. Я и раньше подозревал, что от жрецов один вред, сегодня же нашел тому лишнее подтверждение.

Кальдорианцы наши от увиденного страдают и рыдают. Спун, похоже, малость не в своем уме. Видите ли, Пресветлый в него пальцем ткнул! Чего страшного? Не понимаю. Я, из интереса, нарочно тыкал пальцем в Балдура (он мне поклоняется) — хоть бы что! Никаких эмоций! Спросил только, хорошо ли у меня с головой.

Видите ли, у них «болезненная ломка сознания», — звучит-то как! Аолен загнул! И я должен чувствовать себя виноватым, так он считает. И самое главное, я действительно чувствую себя виноватым… Как последний дурак!

Умом понимаю, что поступил правильно. Ни к чему с молодежью сантименты разводить. В жизни как бывает? Новобранец в первом бою впадет в ступор, застынет как столп, ни вперед ни назад — и что с ним делать? Уговаривать любезно и тактично, с учетом его неокрепшей психики? Так пока будешь уговаривать, ему десять раз голову снесут! А надо подойти и наорать командным голосом, и еще по шее дать как следует, чтобы в чувство пришел. Потому что это его единственный способ выжить в нашем жестоком мире.

Что же касается идеалов… Все мы через это проходили. Взять нас с Меридит. Нас с детства учили: чем больше ты народу на своем веку перебил, тем лучше, честь тебе и хвала. Но в университете убеждали в прямо противоположном: всякая жизнь священна, и отнимать ее нельзя вовсе…

Как сейчас помню: сидим мы в одиннадцатой аудитории, профессор Арнаан (он из эльфов) читает лекцию, да так, что мурашки по спине, и кажется, будто руки у тебя по локоть в чужой крови, прямо капает с них… Потому что убивали мы, ох, сколько убивали… Ничего. Пережили как-то. Осознали и смирились. А ведь нам хуже было. Не чужой дядька пьяницей оказался, а мы сами — извергами и убийцами.

Так вот, умом я все это понимаю, а на душе неуютно. Заразился эльфийской чувствительностью — вот беда! С кем поведешься, от того и наберешься…

Право, сколь же глубока мудрость народная — на все случаи жизни! Жаль, что только на словах. А как до дела доходит… Спрашивается, какого демона этим степнякам понадобилось на нас нападать? Ведь издали видно: не торговый караван идет, не обоз с пожитками. Всего-навсего пешие странники, без всякого имущества, и небогатые, раз потащились на своих двоих через степь. Взять с таких ровным счетом нечего.

Так зачем было провоцировать мирных путников, вынуждать их губить священные жизни в количестве сорока шести штук?

Или на разбойников прогрессивные идеи гуманизма не распространяются? Жаль, не спросил в свое время у профессора Арнаана. Хоть в чем-то была бы ясность.

К слову, теперь, после сражения, мы уже не пешком идем, а скачем на трофейных лошадях. Хорошие лошади достались, ничего не скажешь. Злые, кусачие, зато быстрые. И тоски по прежним хозяевам не выказывают, верно, привыкли переходить из рук в руки, от побежденного к победителю. Одна незадача — староземского языка не понимают совершенно. Только аттаханский. Да не тот аттаханский, что прописан в словарях, и даже не тот, что в ходу у наемников гильдии, а совершенно особый, принятый среди степных маргиналов.

Впервые пришлось пожалеть, что взяли с собой Урсулу. Маленьким девочкам, даже если они принадлежат к роду дис, слышать и тем более произносить такие слова совершенно ни к чему. Впрочем, она-то смущенной не выглядит. В отличие от Аолена и Ильзы. Не говоря уж о наших сектантах. Бедные! Столько моральных травм, и все в один день! Будто нарочно!

Или в самом деле — нарочно? Откуда нам знать, что у них на уме, у Сил Судьбы?

Серые снеговые тучи клубились, летели, гонимые ветром, с запада к востоку…

Черные разбойничьи кони неслись по степи с юга на север. Страшные, мохнатые, с бешено раздутыми ноздрями, с глазами, от злости налитыми кровью. Ильза в одиночку даже подойти боялась к своему скакуну. Рагнар держал под уздцы, отводил морду, а она подкрадывалась сбоку и громоздилась кое-как, по-бабьи, как потом выговаривала ей Меридит. Но черных коней, если честно, тоже побаивалась, только виду не показывала.

Дисе приходилось слышать от родных об этой редкой степной породе — кое-кто из теток сталкивался в бою. По их словам, кошмарные зверюги сражались наравне с хозяевами: сбивали врага копытами, рвали мощными желтыми зубами, затаптывали насмерть.

Испытать их боевую мощь на себе Наемникам не пришлось. Хельги, по своему обыкновению, перенес «невиноватую скотину» на безопасное расстояние. Чтобы не пострадала ненароком. Оставшиеся без хозяев звери ушли в степь, да не табуном, как принято у лошадиного племени, а разбрелись поодиночке в разные стороны. Трофейные приняли новых седоков с покорностью, но меж собой постоянно огрызались, так и норовили сцепиться.

— Ох, не нравятся они мне! — тревожился Аолен. — Я чувствую зло.

— О да! — с подтвердил Балдур. — Что есть, то есть! Злом так и разит! Жуткие твари! И странные!

— Измененные, — Хельги заглянул в астрал. — Наверное, эту породу вывели с помощью магии. Хорошие кони!

— Чего хорошего?! — Ильза даже обиделась немного. — Волки какие-то, а не кони! Хищники! Подойти и то страшно!

— Зато если убьют — не жалко. Настоящие боевые лошади именно такими и должны быть.

— Знаете, кого-то они мне напоминают… — присоединился к разговору Орвуд. — Вот только не соображу кого…

— Хаввары-торх, — тихо пробормотал Эдуард.

— Что?!

— Я говорю, хаввары-торх. Ну помните, в Средние века? Подменыш, степная ведьма, та, что дала мне амулет против чар илфи?

— Верно!!! — Гном подскочил, будто золото увидел, хлопнул себя по лбу. — Хаввары-торх!

И тут, в ответ на его громкий возглас, раздалось долгое, протяжное ржание, полное смертной тоски. Черные звери метались, стонали и хрипели, били землю тяжелыми копытами, и крупные слезы катились из их глаз…

— А что, — глубокомысленно изрекла дочь сенатора Валериания, — отличная месть: не убить врага, а превратить его в бессловесную скотину, живущую по чужой воле. Никому не пожелаешь такое испытать… Интересно, а что стало с теми, вторыми, хавварами? Или торх? Кто был кто?

— Нижние — торх, верхние — хаввары. — Меридит это очень хорошо запомнила. — Передохли, наверное. Во всяком случае о кривоногих безумных карликах до меня слухи не доходили. Видно, им повезло больше… Э-э, Ильза, да ты что?! Чего вдруг скуксилась?! Туда им и дорога — какие чудовища были! Забыла, что ли?

Помнила Ильза, ничего не забыла. Но лошадей все равно было жалко: сами звери, а плачут, как люди, оплакивают горькую свою судьбу… Зачем так скверно устроен мир?

Так часто бывает — одни воспоминания влекут за собой другие, третьи… Старые беды начинают казаться увлекательными приключениями, о которых так приятно поболтать вечерком у костра…

Уже лежала позади кудианская Оуза с ее сытыми белыми козами, с забытой могилой бестолкового Царя Народов, и до Уэллендорфа оставался последний переход… Отчего бы не расслабиться усталым путникам, не позволить себе передохнуть лишний часок, не похвалиться былыми подвигами перед благодарными юными слушателями? Данар, Р'Анквар, Дагард из Кольгрена — романтика канувших в прошлое названий и имен… Велот, Эмайн, Морагские топи…

— А-а-а! — Демон подскочил с воплем. — Силы Стихий! Бумагу! Дайте кто-нибудь бумагу! Скорее!

— Зачем орать-то?! — рассердилась Энка, от неожиданности она облилась супом. — Что за спешка? Холера тебя разобрала, что ли?!

— Какая холера? — отмахнулся Хельги, варварски выдрал лист из собственного дневника, принялся чертить. Эттесс, Конвелл, Дольн, Буккен, Дайр — лучи пентаграммы. А в центре… — Вот, видите?! — Он сунул свое произведение под нос Рагнару, тот сидел ближе всех.

Энка отобрала у рыцаря чертеж, бросила беглый взгляд.

— Ну видим. И не впервой. Чего ради надо было нас пугать?

— Да ты в центр, в центр смотри! Я же нарисовал!

— Смотрю. Кляксы.

— Бестолочь! — Хельги разозлила ее недогадливость. — Это не кляксы вовсе! Это же Вдовье озеро! И Холм Героя рядом! Условные обозначения, могла бы знать!

— Это ты мог бы поаккуратнее рисовать… Погоди! Ты уверен?! Ты точно помнишь?! — Сильфида изменилась в лице.

— Конечно, помню! Поклясться могу! — Зрительная память подменного сына ярла еще никогда не подводила.

— Тогда почему ты сразу про них не сказал, когда карту смотрели? — осведомился гном подозрительно.

Демон в ответ лишь плечами пожал, удивляясь самому себе:

— Да как-то не пришло в голову. На карте озера не было, масштаб не тот. Вот я и не подумал… Хорошо, про Морагские топи заговорили, на мысль навели.

— Слу-ушайте! — протянул Балдур, тоже что-то припомнив. — А ведь сходится все! Нам в Школе говорили когда-то, вскользь… Это тайная мортальная магия: создание духа-покровителя! Методика Лодвейка: покойника расчленяют на пять частей, конечности и голову располагают в вершинах лучей пентаграммы, туловище — в ее центре. При этом лучи должны быть ориентированы по узлам силы, а центр — привязан к определенному пункту, имеющему позитивный мемориальный ореол. А дальше — дело техники…

— Погоди, — перебила Ильза. — Чего должен иметь пункт? — Она не знала таких хитрых слов.

— Ну… как бы это объяснить? Добрую славу, что ли? Обычно для этой цели используют места свершения подвигов, ратных и духовных, места проявления актов милосердия, самопожертвования, доблести и прочих высоких моральных качеств…

— …Места захоронения героев! — подхватил Хельги, уловив мысль колдуна.

— Да-а! — присвистнула сестра по оружию. — Интересная история! Наслушались лорды народных легенд, зарыли Карола в священной земле и ждут, когда им явится добрый дух. А того они, идиоты, не ведают, что нет в том месте никакой геройской могилы — только законсервированный рассадник дурных мертвецов. Представляете, что оттуда выведется?!

— Спасите мир наш добрые боги! — в отчаянии прошептал Годрик, пряча лицо в ладонях.

— Щас, спасут! — саркастически ухмыльнулся гном. — Жди! Оно им надо? Нет, кроме нас, никто этим заниматься не станет, не надейся! — И хихикнул еще противнее: — Ну разве что Кальдориан твой вдруг, на минуточку, протрезвеет!

Из дневника Хельги Ингрема

…Сложилась у нас новая рабочая версия. Аолен ее только что озвучил, очень образно и поэтично! Эльфы склонны к художественному слову. Мне такое не дано, но все же постараюсь воспроизвести, как получится. Сейчас, с мыслями соберусь…

Соберешься тут, пожалуй! Меридит решила, что лучшее средство от терзаний душевных — страдания телесные, и велела сестре возобновить занятия боевыми искусствами с Годриком и Спуном. Урсула — ребенок ответственный, она сразу же приступила к делу. Все трое скачут вокруг очага, угрожая безопасности моей чернильницы. Если прольют, придется дописывать карандашом, а я этого не люблю, выцветает быстро…

Все. Выгнал их из землянки (мы в ней остановились на ночь) на улицу. Продолжаю повествование.

В гибели Карола Освободителя вряд ли был повинен один только Аларик. Чтобы поднять руку на брата по оружию, нужно быть совершенно не в своем уме, точнее, находиться в зачарованном состоянии («во власти чар», выражаясь эльфийским языком).

Таков был «коварный замысел лордов», жаждущих, пусть в отдаленном будущем, реванша за поражение в войне с Коллегией и мести за гибель своей страны. Руками Аларика они убили Карола — самую значительную фигуру той эпохи, кроме того, их личного врага, а тело выкрали и похоронили по схеме Лодвейка.

Закапывали тайно, второпях, не удосужившись проверить подлинность легенды. Волшебная страна издревле славилась своими магами, потому небрежность, которую они допустили, можно объяснить только отчаянной спешкой.

Да и выбора у них особого не было. Магическая сила духа-покровителя зависит не от одного только исходного материала (личности погребенного). Очень важны размеры пентаграммы: чем длиннее лучи, тем мощнее получится дух, чем она правильнее геометрически, тем он будет стабильнее. Но есть еще одно условие. Необходимо, чтобы все шесть захоронений были проведены строго одновременно, мгновение в мгновение. Значит, между участниками ритуала должна существовать магическая связь. Вот для чего лучи ориентируют по направлению астральных потоков, а вершины располагают в узлах сил. Кстати, именно в узлах сил люди обычно строят свои города, так им кажется удобнее. Если посмотреть на карту Старых Земель, немного отыщется мест, хотя бы приблизительно соответствующих всем этим условиям. Видимо, лорды выбрали ближайшее из них.

Неясно другое. Куда смотрела Коллегия, когда лорды осуществляли свои манипуляции с телом? Неужели маги ни о чем не знали? На них непохоже… С другой стороны, почему бы и нет? Прозевали же они Вардоха Глома, и производство пороха в Аполидии, и прошлогодний мятеж Франгарона… Спесивые болваны, вообразившие себя правителями мира! Терпеть не могу! Проклясть их, что ли, на досуге? Вдруг подействует?..

Нет, не может быть. Коллегия тех времен была совсем другой, если смогла одолеть мощь Волшебной страны. Наверное, маги имели свои виды на дух Карола, вот и не стали мешать лордам, рассчитывая сделать это позднее, уже в наши дни… Тогда получается, они тоже не знали о дурных покойниках? Или нарочно позволили закопать труп в проклятом месте? Неужели конец света входил в их далеко идущие планы? Впрочем, все это только домыслы. Хочется верить, что мир не столь безобразен, как кажется.

Но возвращаюсь к нашей теории.

Итак, все хранили тайну. Лорды — само собой, для них это было жизненно важно. Родственники убитого — тоже: кто захочет признаться, что проворонил тело собственного отца, да еще и короля? Маги… от них всего можно ожидать.

Но кое-какие слухи все-таки просачивались, ходили в народе, отсюда пять разных письменных источников с указаниями пяти разных могил.

Такая вот версия. Верна она или нет, судить пока рано. Время покажет.

Ночью торхи загрызли убийцу. Его растерзанный труп поутру нашел Аолен. Встал, по своему обыкновению, с первыми лучами, вышел из землянки полюбоваться красотами пробуждающейся природы, а там лежит… не тело даже, а клочки мяса и черных одежд. Очень неприятно… хотя это с какой стороны посмотреть. Отличные сторожа получились из проклятых тварей!

Самое удивительное — как тихо все было проделано. Никто из сменных часовых не слышал ни криков боли, ни шума, ни конского ржания. Балдур вспомнил, что в его дежурство, около трех часов пополуночи до его слуха донесся отдаленный, ни на что не похожий звук — будто душат кого-то. Наверное, это и был убийца, решили все. Когда взрослый дядька орет петухом, да еще против воли, сопротивляясь сам себе, результат получается более чем странный.

Как ни мечтали дамы о горячей ванне с сехальскими благовониями, Уэллендорф пришлось проскакать на рысях. Побоялись тратить время, потому что самое главное — дата гибели Карола, день конца света — так и осталось тайной, покрытой многовековой завесой мрака.

А перед Уэллендорфом была паромная переправа — еле прорвались. Паромщик грудью стал: не допущу страшных тварей в родной город, не повезу через реку! Давали ему денег из небогатых запасов Балдура — отказался. Пришлось дать по шее — сразу стал сговорчивее. Что ж, это был его собственный выбор.

А после переправы напала очередная группа убийц… да что там группа! Настоящий отряд — почти два десятка! Эти на внезапность удара не рассчитывали, видно, успели осознать, что это преимущество утрачено их сословием навсегда. Действовали в открытую, напористо и нагло, с лихим петушиным криком вместо традиционного боевого «ура». Но были безжалостно растоптаны копытами черных коней.

Не умели убийцы сражаться на местности, не их профиль. Только и успели, что засадить стрелу в ногу Урсуле. К великому ее удовольствию. Маленькая диса хоть и морщилась от боли, но так и светилась радостью. Ух, кровищи сколько! Ух, какой шрам останется — будет что дома показать! Все увидят, что она настоящий воин, не в обозной охране подвизалась, а в живом деле была! Аолен в тонкостях детской психики не разбирался, обмолвился, что излечивает раны без шрамов — догонять девчонку пришлось! Так и ускакала со стрелой в ноге! Старшая сестра притащила ее на исцеление за шкирку, как котенка.

— Ах ты, паразитка маленькая! Мир на краю гибели, а она нашла время фасоны строить! Красавица несостоявшаяся! Шрам ей подавай! Может, тебе еще татуировку на пупе сделать, как у кудианской жрицы?! Или стрижку полубокс?!

— Получто?! — последнее предложение Урсулу так заинтересовало, что все предыдущие слова тут же вылетели из головы, воспитательный момент пропал даром.

Что такое «полубокс» Меридит сама не знала. Просто слышала, как этим самым «полубоксом» Ирина дразнила Макса. Вспомнилось же некстати! Урсула не отставала, канючила весь день. Ей представлялось, речь идет об одной из тех увлекательных вещей, про которые сколько ни спрашивай у взрослых, ответ будет неизменным: вырастешь — узнаешь. Беда в том, что из всей новой родни по-настоящему взрослыми она признавала только Балдура, Орвуда — потому что с бородой, и Аолена, скорее за серьезность характера, чем за число прожитых лет. К остальным же относилась без особого пиетета и была уверена: надо только проявить настойчивость и они сдадутся и приподнимут завесу возрастных запретов, откроют хотя бы толику тех секретов, что детям, какому бы народу они ни принадлежали, знать категорически не положено.

И была отчасти права. Настал момент, когда Хельги надоело слушать ее нытье, и он, игнорируя упреки Меридит в «потакании капризам, недостойным воина», отправился в другой мир за разъяснениями.

И попал так «удачно», что об изначальной цели визита мгновенно позабыл.

…Самоходная повозка с диким ревом и отчаянным визгом на поворотах неслась по темной, залитой потокам воды дороге. Макс, бледный как покойник, с каплями холодного пота на лбу, судорожно вертел кольцо, именуемое смешным словом «руль», но было ему, ох, не до смеха! Такое выражение лица бывает у воина за мгновение до смертельного вражеского удара. «Уходи!!! — бешено орал он Хельги, похоже, даже не удивившись его появлению на переднем сиденье. — Уходи, ради всех богов! Тормоза отказали!!!» Повозку швыряло из стороны в сторону, как пьяную. Хельги вцепился в непристегнутый ремень, вжался в спинку кресла, чтобы не стукнуться головой о стекло, а Макс все орал, но он его почти не слушал и уходить никуда не собирался. Он не понимал, что происходит, но чувствовал предельно ясно: это и есть та самая Беда, в которой друга бросить нельзя, потому что потом сам себе не простишь. Он не мог сказать, сколько это длилось — мгновение или целую вечность.

А потом из-за поворота, из залитой водой темноты вынырнули, рассыпались искрами в оконных брызгах два круглых, слепяще-белых огня. Что-то тяжелое, огромное, как дом, неукротимое, как боевой дракон, неслось навстречу… «Все, — обреченно сказал Макс, — конец», — и круто вывернул руль. Повозку повело вбок… Визг, скрежет… Хельги швырнуло вперед и вверх… Астральная чернота сменила тьму чужой ночи…

Это длилось одно мгновение. А потом снова была дорога, и холодный ноябрьский дождь лил как из ведра, лил и лил, но так и не мог затушить огонь — это полыхала под откосом чудесная серебристая повозка Макса, зловещий отсвет пожарища заливал полнеба…

Они сидели на обочине, плечом к плечу, подставив разбитые лица под холодные струи дождя — вниз, на одежду, они стекали уже красные. В голове была пустота. Опустошенность. Хельги впервые прочувствовал значение этого слова. Ни одной эмоции. Ни одной умной мысли. Внутри организма что-то противно дрожало — как у новобранца в первом бою. Надо было встать, но ноги отказывались служить.

— Хельги, — мертвым голосом спросил Макс, — скажи честно, ты цел? С тобой все в порядке?

— Не знаю, — вяло откликнулся демон. Он и правда не знал.

В ушах возник мерзкий воющий звук, ни на что знакомое не похожий… Нет. Так выло в подземелье с рыбами. Морок, что ли? Но звук приближался, к нему присоединился гадко мигающий синий свет.

— Гаишники едут, — без выражения отметил Макс.

— Кто? — переспросил Хельги из вежливости, на самом деле разговаривать не хотелось, хотелось спать.

— Менты. Ги-бэ-дэ-дэ.

— Гиб-дэдэ… — повторил демон, — гиб-дэдэ. Смешное слово. Лошадиное. Надо моего нового коня так назвать… хотя нет, у меня же кобыла… Слушай, я ведь так и не понял, кто едет-то?

— Ну ты тормоз… Представители правопорядка. Дорожная стража.

— А-а! Тогда знаешь, я пока лучше пойду… Чтобы не было лишних вопросов…

— Ну давай… Слышь, а ты вообще зачем приходил-то?

— Я? Зачем приходил?.. А! Спросить, что такое «стрижка полубокс».

Но так и не спросил.

— Что, война?!! — Меридит выронила точильный брусок.

Хельги в ответ вяло покрутил головой.

— Тогда почему ты в таком виде?! — Голос сестры по оружию звучал обвиняюще, так она скрывала испуг.

— В каком?

— Ильза, дай зеркало, — велела диса.

Та принялась дрожащими пальцами развязывать мешок, веревки не поддавались. Тогда девушка с досадой резанула их ножом, вывалила содержимое наземь. Она так спешила, будто от этого зависела жизнь ее любимого.

— Вот, смотри!

Меридит сунула крошечное зеркальце прямо под нос брату по оружию, он смог разглядеть только что-то мокрое и красное.

— Просто мы ехали в повозке… А потом она горела… Нет, сначала был свет. Макс не мог ее остановить… Тормоза… и я тоже тормоз, так он сказал… — Очень трудно описать словами то, чему нет аналогов ни в языке твоем, ни в твоем мире.

— Все! Отстаньте от него! — Аолен взял дело в свои руки. — Хельги, хватит болтать, ляг на спину! У тебя все лицо разбито!.. Воды мне кто-нибудь догадается дать? Вот проклятье, не видно ничего! Сплошное месиво!

— Может, шрамы останутся? — спросил демон робко.

— И не надейся! — отрезал лекарь.

И Хельги с завистью подумал о Максе: у него точно останутся, ведь в их мире не водятся эльфы.

…Последний раз они были здесь тысячу лет назад. Тогда местность выглядела зловещей и мрачной — и теперь казалась не лучше. В свинцовых водах мертвого озера отражалось блеклое осеннее солнце. Холм Героя высился мрачной громадой, нависал над чахлым окрестным лесом. Больные, искореженные дерева принимали такие причудливые формы, что наводили на неприятные мысли о зачарованной нежити, способной ожить и наброситься сзади в любой момент.

Не нужно было становиться магом, чтобы понять: ничего доброго от такого места ждать не приходится, ничего полезного из него извлечь нельзя, если только вы не задумали разводить на продажу упырей. Какой уж там дух-покровитель, когда все вокруг пропитано древним злом, надежно запертым от мира, спящим, но поныне живым! Конечно, если так можно сказать о мертвецах.

— На ночь я здесь не останусь, не надейтесь! — сказано это было с несвойственной Ильзе категоричностью. — Обязательно дрянь приснится!

— Давайте сходим, посмотрим, что стало с домом ведьмы Магды, — предложил Эдуард.

— Точно! — подхватила идею Ильза. — Интересно же! Вдруг там что-то сохранилось старинное? Пороемся…

Балдур хотел было сказать, что рыться в жилищах ведьм, даже давно заброшенных, даже на их развалинах, настоятельно не рекомендуется из соображений личной безопасности, но передумал. Пускай дети развлекутся, решил колдун, а в случае чего он сможет их уберечь.

Десять столетий прошло с тех пор, но дом еще стоял, вопреки законам бытия. Бревна сруба почернели от времени и дождей, они казались обугленными. Полуоткрытая дверь косо висела на одной петле, крыша зияла рваными провалами. Забора вокруг не было — истлел до основания, оставив вместо себя кольцо из потемневших костей, проглядывающее среди пожухлой травы и прелых осенних листьев. Но в глазницах тех черепов, что еще худо-бедно сохранили форму, не успели рассыпаться на составляющие, при приближении чужаков вспыхнул знакомый зловещий огонь.

— Вот она, сила-то! — восхищенно присвистнул Балдур. — Эх, и были же ведьмы в прежние времена! Нынешним не чета!.. А в дом входить нельзя, сразу рухнет. Он на одних чарах держится.

— У-у-у! — надулась Урсула.

— Давайте хоть по двору побродим, — попросила Ильза разочарованно. — А помните, вон в том углу оборотень на цепи сидел?

— Ты все путаешь, — возразил Эдуард. — Оборотень ближе сидел, у калитки.

— Точно, — подтвердил Хельги авторитетно. — Здесь, — он указал пальцем, — стояла его будка. А там, в углу — идол.

— Какой идол?! — удивленно обернулась Энка. — Не было никакого идола!

— Как же не было?! Был! Здоровенный такой, с дом высотой! Неужели забыли?! У вас что с головами?

Идола не видел никто. Чего только не припомнили в доказательство здравия ума и отсутствия раннего склероза: и цвет занавесок в окне, и расположение мебели в доме, и внешность ведьмы, и тому подобные мелочи, но не огромную, как дом, статую.

Балдур слушал их спор и посмеивался, но до поры помалкивал — зачем мешать молодежи познавать мир? Только когда дело запахло ссорой, колдун решил, что настало время вмешаться:

— Ну вы подеритесь еще! Не понимаю, что вас удивляет? Обычное дело: демоны способны видеть то, что сокрыто от глаз смертных. Ведьмы не любят выставлять свои артефакты на всеобщее обозрение, вот идола никто и не заметил, кроме Хельги.

— Верно! — Энка экспрессивно хлопнула себя ладонью по лбу. — Ослы сехальские! Могли бы и сами догадаться! Хельги, а какому богу был идол?

— Откуда мне знать? Я его не разглядывал. Стоит себе, думаю, и пусть стоит, зачем мне лезть в чужие дела? Это невежливо.

— А теперь он куда делся? — не унималась сильфида.

— Сгнил, — брякнул Рагнар, не подумав.

— Угу! Гениальная идея! Изба стоит, черепа уцелели, а могущественный колдовской артефакт сгнил! Что-то слабо верится!

— Значит, под землю ушел. Я слышал, такое случается с идолами. — Второе предположение рыцаря было много умнее первого.

— Правильно! — обрадовалась дочь сенатора. — Значит, надо копать!

— Это еще зачем? Это может быть опасно! К чему тратить силы и время?! — убеждали ее наперебой.

Но девица уперлась рогом: хочу видеть идола, и все тут! Приболел он ей! Так и пришлось копать. Потому что благоразумие благоразумием, а дурной пример заразителен. Посмотреть на таинственный артефакт захотелось всем, даже тем, кто тщательно это скрывал… Если только идол не остался невидимым.

Работали по очереди походной лопаткой Орвуда. Копали совсем недолго, около четверти часа. Потом Хельги посетила светлая мысль заглянуть в астрал. Прямо перед ним переливался всеми цветами радуги, но с выраженным преобладанием черного, огромный вытянутый кокон. Уцепил, потянул кверху…

Идол выскочил из земли с хлопком, как пробка. От неожиданности демон разжал пальцы, но высоченная фигура не упала наземь, осталась стоять вертикально, поддерживаемая неведомой силой.

Истукан был вырезан из могучего, в три обхвата, бревна. Древесина хоть и провела в земле демон знает сколько столетий, но выглядела благородно-старой, даже не подгнила. И грязь на нее не налипла, и время не сгладило черты сурового лика. Это был мужчина с неким предметом вроде короткого меча или жезла в руке, не молодой и не старый, безбородый и безусый, довольно привлекательный на вид, чем-то, казалось, неуловимо знакомый. Как это обычно бывает у идолов, детально и с большим художественным вкусом было проработано только лицо, зато фигура — весьма условно, без подробностей и деталей. Только самое основание статуи опоясывало кольцо незнакомых символов, выбитых ударами грубого резца.

— Хороший идол, — похвалил Балдур со знанием дела, — мощный. И вырезан грамотно. Теперь таких не делают.

— Разучились? — заинтересовался Рагнар. — Утратили старинные секреты?

— Ну не то чтобы утратили… Нужды особой нет. В наше время демонов призывают иначе, в ходу новые технологии: ловчая яма Соламина и тому подобное. Просто, быстро, незатратно. А главное — мобильно. Идолы привязывали колдунов и магов к месту: и не бросишь его, и с собой не увезешь; где поставил, там и живи весь свой век.

— Почему не увезешь? А подводу нанять? — Орвуд мыслил практически.

— Не поможет. Идол врастает в землю там, где был впервые активирован. Начнешь сдвигать — навлечешь беду. Вверх-вниз можно, в сторону — никак!

— Очень неудобно, — осудила Энка. Прожить всю жизнь на одном месте, привязав себя к дурацкому деревянному столбу — такой кошмар ее неусидчивой натуре и в страшном сне привидеться не мог!

— Зато надежно, — усмехнулся Балдур. — Прямая связь с богом. Жрецы по сей день пользуются именно этим методом… впрочем, им-то другого и не дано.

Постояли, помолчали, будто отдавая дань памяти ушедшим эпохам. А потом Энка размашистым движением сбросила с плеч походный мешок и бодро изрекла:

— Ну что? Теорию обсудили, пора переходить к практике!

— В смысле? — За скачками ее мыслей всегда было трудно уследить.

— Демона, говорю, пора вызывать! Чего время тянуть?

— К-какого демона?!!

— Да вот этого же! — Сильфида кивнула на статую.

— Зачем?!!

— А что он тут даром стоит? Хоть спросим, кто таков, как зовут. Зря, что ли, выкапывали?

И снова ее пытались вразумить, и вразумили бы, наверное, не найди она союзника в лице фаталиста Рагнара. А вдруг находка не случайна? Вдруг сама Судьба ниспослала ее и неизвестный бог должен помочь в грядущей битве за жизнь этого мира? Нельзя пренебрегать волей Высших Сил!

— Психи! — развел руками Балдур. — Боги Великие, с кем я связался! — И приступил к ритуалу. Потому что у него тоже был свой бог, и богу стало интересно: получится или нет?

Колдун поступил хитро. Действовать в лоб побоялся: кто знает, как поведет себя древний идол? На всякий случай заключил статую в пентаграмму и пошел по проторенному Величайшим магом Соламином пути. Но с поправкой на идола. «Если сработает, надо будет написать статью и запатентовать метод», — подумал он про себя.

Процесс шел медленно. Пентаграмма сияла дурным лиловым светом и гудела как растревоженный улей. Дым валил столбом — демон не показывался. Ждали пять минут, пятнадцать, двадцать… Ждать надоело.

— Да явись ты уже наконец! Вот зануда! — в сердцах воззвал Хельги. — Сколько можно тянуть?

Сказано это было исключительно для красного словца, на эффект он не рассчитывал. Но почти тотчас внутри пентаграммы нарисовался темный контур мужской фигуры.

— Ты звал меня, сын мой? — прозвучал красивый низкий голос.

Дым рассеялся. Идол исчез. На его месте стоял живой дядька, из плоти и крови, или что там бывает у демонов? Был он высок — в два человеческих роста, и… нет, не просто красив — великолепен, как истинный бог! Так и хотелось пасть ниц и возносить молитвы!

— Ну допустим, звал, — ответил Хельги не без вызова, ему не понравилась снисходительная фамильярность незнакомца. — Только с чего это я твой сын? Тоже, папаша нашелся!

— Только с того, что я — отец твой, — был ответ.

Хельги замер. Лицо его изменилось настолько, что Меридит сочла нужным подойти к брату и крепко обнять за плечи.

— Ты… мой… кто?!!

— Я — твой отец, а ты, убийца, — мой сын. Плоть от плоти, сущность от сущности… — Тут голос демона сделался печален, равно как и взгляд глубоких черных глаз. Он говорил, будто сам с собой, никого вокруг не замечая. Обитатели астрала часто ведут себя именно так: не диалог ведут, но вещают. — Я ждал этого дня… Я знал, что он настанет… За ошибки надо платить. Самонадеянность погубила меня, и я готов нести кару. Я считал, сила моя легко преодолеет проклятие смертных. Но я оказался неправ и стал отцом убийцы, какого дотоле не видывал свет. Сын мой явился за мной… Что ж, делай свое дело, убийца, чему быть, того не миновать!

— К-какое дело? — прошептал Хельги с отчаянием, чувствуя встречное движение астрала. — Чего ты от меня хочешь?!!

— Хельги, — ошеломленно пробормотала Энка, — похоже, он хочет, чтобы ты его поглотил!!!

— Я готов, — смиренно подтвердил демон.

— Да пошел ты!!! — заорал Хельги что было сил. — Сгинь!!!

Пентаграмма погасла.

Из дневника Хельги Ингрема

«Да пошел ты» — так я ему сказал. Очень по-американски. У Макса я смотрел подвижные картины из американской жизни, а Ирина мне переводила — так там, в Америке, все говорят друг другу «да пошел ты» или «иди в задницу». На последнее я все-таки не решился. Не хочется верить, но вдруг эта тварь и вправду мой отец? Родился же я от кого-то? Да и ему какой резон врать? Если бы, наоборот, отказывался — это еще можно было бы понять. Но кто по доброй воле захочет присвоить чужого сына?

Энка говорит, мы похожи… Нарочно, наверное, чтобы меня позлить.

Зачем меня злить, я и без того в ужасе, в ярости, просто вне себя! За кого они меня там, в сферах иных, принимают, демон побери?! Так и лезут в рот, так и лезут! Сожрать родного отца!!! Это уже не каннибализм даже, это еще хуже! Только абсолютно извращенной натуре может прийти в голову подобная идея! Неужели у бессмертных столь дикие нравы?! Определенно с ними нельзя иметь ничего общего!

Вот Кукулькан — нормальный демон, наверное, потому что молодой, не успел выжить из ума. Да Винчи тоже был ничего, но он не из высших. Остальные — уроды, каких мало! И мой, с позволения сказать, отец — хуже всех! Такое удумать про родного сына! Ненавижу! Даже подменный папаша Гальфдан — и тот порядочнее! Конечно, он меня терпеть не мог, лупил по поводу и без повода, обращался порой как с последним траллсом,[14] только и мечтал сбыть с рук. Но даже он не подумал и не поверил бы, что я могу его съесть! Никогда бы мне такую гадость не предложил! Тьфу! Прямо дурно становится от одной мысли!.. Воистину все познается в сравнении!

А наши меня теперь донимают: зачем я его прогнал, надо было хотя бы имя спросить. Плевал я на его имя с высокой башни! Если хотят, пусть сами вызывают и выясняют, только без меня. Не надо мне никаких отцов, не выношу я их…

И кто, спрашивается, дал право астральным тварям путаться с нормальными смертными женщинами? Своих, что ли, не хватает? Он, видите ли, силы не рассчитал, а я расплачивайся! Из-за него все мои беды! Из-за него я лишний раз шевельнуться боюсь, чтобы не вышло жертв и разрушений! Из-за него в моей голове угнездился выводок чужих сущностей!.. Силы Стихий, как же нелепо все это звучит! Просто бред! Прочтет кто — непременно решит, что писал умалишенный. А я, несчастный, вынужден с этим жить.

В общем, стало мне от нашего мира совсем тошно, и отправился я в другой, к Максу. И вел там себя, как самая нежная из фей: только что слезами не заливался! И сочувствовали мне, и утешали меня все, кто был в доме, — и люди и собаки (в смысле, Агнесса). У нас разве дождешься сострадания? Никогда! У нас даже самые трагические из обстоятельств превращаются в повод для насмешек. К примеру, Энка изобрела слово «отцеед». Или, по научному, paterofag. Разве не свинство с ее стороны? А Рагнар с его неуемным фатализмом уверяет, что наша с отцом встреча таит глубокий смысл. Он видит в ней перст судьбы. Знать бы еще, куда этот, с позволения сказать, перст указует! На мой взгляд, он просто кажет нам фигу (есть такой сомнительный аполидийский символ, не для приличного общества).

Верно говорят в народе, нет ничего хуже, чем догонять и ждать. Дни ползли медленно, как сонные осенние мухи, готовые вот-вот подохнуть. Очень скучное занятие — сидеть на холме в ожидании конца света.

Именно склоны Холма Героя сведущие в колдовстве и магии лица сочли наиболее безопасным и пригодным для временного проживания местом.

Время позволяло устроиться с комфортом. Вырыли землянку, добротную, в два наката — зимовать можно. Сложили очаг из ледниковых валунов, соорудили лежанки, подобие обеденного стола. Потом наступил черед Ильзы. Поистине боги наделили ее особым талантом хозяйки. С неподобающим настоящему воину увлечением взялась она за украшение быта. В ход шло все, что только можно было раздобыть в лесной глуши: какие-то коряжки и веточки, прибрежная глина, береста, содержимое дорожных мешков. Ее стараниями временное жилье на глазах приобретало черты оседлого уюта.

— Лепота-а! — язвила Энка, глядя на неустанные хлопоты домовитой лоттской девушки. — Теперь в нашем хозяйстве только козы не хватает! Вот заведем козу и останемся тут навеки, заживем простой, скромной и безыскусной жизнью мирных лесных тружеников. Орвуд станет жечь уголь на продажу, Ильза — вести дом, детей будем гонять по грибы-ягоды, Балдур пусть травами промышляет, зелья варит. А сами будем на большую дорогу выходить, чтобы оружие зря не ржавело.

— Угу! — фыркнул Рагнар. — Самое подходящее занятие для мирных тружеников!

— А иначе нам нельзя, — развела руками девица. — Не то твоя любимая Меридит превратится в троллиху! Ты этого хочешь? Социальный статус тебе дороже благополучия боевой подруги?

— Не морочь-ка ты мне голову! — сердито отмахнулся рыцарь и ушел помогать Балдуру.

Колдун был единственным, у кого имелось настоящее дело (хлопоты по хозяйству не в счет). Он искал захоронение. Это был бы оптимальный вариант: извлечь останки из земли, удалить из центра пентаграммы — и мир в безопасности, можно вплотную заняться невестами. Да только попробуй отыщи пятисотлетнюю могилу в дремучем лесу, особенно если ее, могилу эту, всеми силами стремились скрыть от чужих глаз! Отдели одного-единственного мертвеца от огромного скопища древних неупокоенных сущностей, голодных и яростных в своем бессилии! Не на день и не на два такая работа, при минимальных шансах на успех. Но это лучше, чем покорное бездействие, тягостное, унылое ожидание у моря погоды.

Погода стояла гадкая — не осень и не зима. То выпадет снег, то растает, смытый проливным дождем. То вылезет белое слепящее солнце и ударит мороз, скует мертвые воды озера коркой льда, то снова придет оттепель с резким западным ветром, от которого течет нос и хочется выть по-волчьи. До ближайшего села почти полдня пути, и делать в том селе решительно нечего, потому что жизни тому селу остались считаные недели. Еще не наступил декабрь месяц, а скудные запасы зерна в кладовых его обитателей подошли к концу. Не успели весной вспахать-посеять, не до того было — молились истинным богам, потом слагали вирши. Скотину перевели еще по прошлой зиме, птицу сентябрем доели. Чем дальше кормиться? Нечем. Надо с насиженных мест сниматься да по миру идти, лучшую долю искать. Вот ляжет снег, и пойдут всем селом — по распутице ног не вытянешь, а по морозцу можно и санки наладить. Запрягать в них некого, ну да не беда, сами впрягутся да покатят, покатят… Научился народ жить легко за год правления Пращура.

Так и пришлось Хельги беспокоить семейство Ветлицких, тащить провиант из другого мира. Пища оказалась странной, не всем по вкусу. Варить ее не надо было, только растворять в горячей воде. Для походной жизни лучшего не придумаешь, но Ильза ворчала: «Еда ненастоящая, нету от нее сытости!» На самом деле сытость была, не было возможности проявить свои кулинарные способности. Ильза скучала.

Скучали все. Даже торхи нетерпеливо ржали, огрызались, рыли мерзлую землю копытами. Торхи рвались в битву. Энка вела себя не лучше. Ржать не ржала, но огрызалась — будь здоров! Доставалось всем, кроме Балдура, колдун пользовался особым уважением девицы, его она до поры не трогала.

Отрицательный результат — тоже результат. Через неделю напряженных поисков, почти непрерывных колдовских процедур, Балдур смог с уверенностью установить: на холме могилы нет. Никакой. Ни Карола Освободителя, ни легендарного Героя. Единственные останки, которые удалось обнаружить, были слишком свежими, непогребенными, и принадлежали неведомой твари вроде оборотня, только выше ростом, с челюстями еще более мощными и страшными. Видно, здесь нашло свой последний приют одно из тех чудовищ, что разбрелись по Старым Землям по вине Братства истинных богов. А больше никого не было.

Необследованной оставалась обширная территория, прилегающая к озеру и подножию холма. Плюс само озеро. Трудно было представить, что лордам удалось зарыть труп на его дне, но Балдур и такую возможность не исключал: не только спригганам дано управлять стихиями.

— А хочешь, я его для тебя осушу, — услужливо предложил Хельги. — Станет легче искать.

— Только не это!!! — воспротестовал эльф, не оставив колдуну времени на ответ. — Вдруг ты нечаянно смешаешь стихии, или еще что-нибудь пойдет неправильно. И без того сидим, как на носу у спящего дракона, не хватало проклятых мертвецов взбаламутить!

— Пожалуй, ты прав, — был вынужден согласиться Балдур.

А Хельги почувствовал себя уязвленным. Может, он и не являл миру чудеса астральных манипуляций, и демон из него получился никуда не годный, но, будучи урожденным спригганом, Силами Стихий владел не хуже любого своего соплеменника, что не раз демонстрировал на деле. Доказательством этому служат, между прочим, и Холм Героя и Вдовье озеро, созданные им собственноручно на месте Морагских топей. Уж кому, как не Аолену, этого не знать?!

— Я знаю, знаю, — скорбно вздохнул эльф. — Но я знаю и то, с каким трудом ты возвращаешься к жизни после применения спригганской магии! Мы так тревожимся за тебя…

— Вот именно! — состроив зверскую физиономию, прошипела сестра по оружию. — Думай, гадай каждый раз: помрет — не помрет…

Хельги разозлился еще больше:

— Так и говорите, что все дело в ваших излишне чувствительных натурах! А меня нечего при посторонних круглым идиотом выставлять! Стихии я, видите ли, перепутаю! Надо же такое сочинить!

Он долго еще ворчал, в лучших традициях старшего брата по оружию. Привычку к кочевой жизни можно сравнить с дурманящей травой семейства Cannabis, что курят маргиналы Сехала и Южного Аполидия. От нее нельзя отказаться внезапно и избежать при этом неприятных последствий. Опустошенность, тревога и дурное настроение — таков результат резкой перемены образа жизни. Однако на этот раз процесс развивался неестественно быстро. Внезапная остановка вкупе с вынужденным бездельем в считаные дни сделала спутников излишне раздражительными и склочными; то и дело, по поводу и без повода, вспыхивали мелкие ссоры и короткие скандалы. Даже смиренный Годрик стал покрикивать на безропотного Спуна, и что самое удивительное, тот осмеливался, пусть вяло и робко, но все-таки огрызаться в ответ!

— Ведем себя, как психопаты! — сетовал Аолен. — Место, что ли, так действует? Похоже, оно заражает нас древним злом!

— Не говори! — решил поддакнуть Рагнар. — Если наши характеры так испортились за какие-то две недели, во что превратился дух Карола за сотни лет! Думается, наш Царь по сравнению с ним покажется маленькой феечкой!

Есть у народа и такая полезная мудрость: не буди лихо, пока оно тихо! Жаль, что славный оттонский рыцарь ее недооценил, жаль, что не смолчал. В качестве же «лиха» на сей раз выступила дочь сенатора Валериания, которая со скуки, в прямом смысле слова, полезла на стену. Вспомнила сомнительную байку о том, будто степные (именно степные!) гули умеют при желании бегать по вертикальным стенам, как мухи или ящерицы (откуда, спрашивается, в Аттаханской степи взяться вертикальным стенам?), и решила: а чем, собственно, сильфы хуже гулей? Неужели боги дали ее благородному и светлому народу талантов меньше, чем аттаханским трупоедам? Нет, она непременно должна была доказать обратное! Этим и занялась, благо высота землянки позволяла. Трудилась с большим рвением, но без малейшего успеха, даже навыки левитации не помогали. Невольные зрители уже начинали насмехаться над ее бесплодными усилиями, поэтому девица была просто счастлива возможности сменить тему. Она с шумом шмякнулась на пол и требовательно уставилась на Хельги, который сидел в сторонке и мирно писал что-то в своем дневнике, не принимая участия в общей суете.

— Правда! Где же твой Царь Народов?! Что-то он давненько не устраивал нам сюрпризов! Неужели позабыл своего «повелителя»? Хотя что я удивляюсь? Каков демон, таков и его…

Договорить она не успела.

— Умолкни, глупая дева!!! — раздался трубный глас из ниоткуда. — Как смеешь ты умалять величие повелителя моего и сомневаться в вечной моей преданности ему?! Да исполнится воля его! Повелитель возжелал — Царь Народов воплотил…

И он таки воплотил!

— Ой! А где это мы?! Такое странное место! Полки какие-то… бутылки… — В шепоте Ильзы слышался мистический ужас. — Хельги, ты же вроде ничего не желал…

— Угу! Не желал, как же! Вот! — Он протянул девушке раскрытый дневник. — Читай. Вслух. Чего уж теперь…

И она стала читать, медленно, по слогам, замирающим голосом.

Из дневника Хельги Ингрема

…Когда специально стараешься о чем-то не думать, оно само, будто назло, всеми правдами и неправдами лезет в голову. Это я об идоле. Который день извожусь любопытством и ругаю себя последними словами. Чего, спрашивается, психанул? Зачем не спросил у демона, кто таков, как его имя. Интересно ведь! Даже безотносительно того, что он воображает себя моим отцом (я пока не решил окончательно, верить ему или нет).

Конечно, можно в любой момент попросить Бандура вызвать его снова. Но мне неловко. Не воин, скажет, а дева на выданье: хочу — не хочу, пойду — не пойду, прогоните — вызовите… Подожду. Думается, Энка страдает от любопытства не меньше моего, зато долготерпением многократно уступает. Скоро она обязательно всех достанет, и вызов состоится без моего участия.

…Поиски наши продвигаются крайне медленно, и в успехе их Балдур абсолютно не уверен, говорит, чтобы мы не обольщались. Мы и не обольщаемся, поскольку в настроении пребываем самом скверном — никаких радужных надежд. Между собой грыземся, как цепные собаки.

По ночам мне снятся кошмары: мужики с мечами, жрецы в балахонах, расчлененные трупы, обезглавленные девы и тому подобная кровавая муть. Не знаю, может, это не простые сны, а видения? Должно же во мне быть что-то мистическое, раз сам я демон, и папаша мой демон, и видно, не из последних, раз ему такого крупного идола отгрохали… Хотя это еще не показатель. Лично у меня тоже есть идол, большой, каменный. Стоит себе в Сехале, и жертвы ему приносят — а что толку? Какой из меня демон — всем известно.

Но не буду заниматься самобичеванием, лучше опишу последний из моих странных снов (или видений?) — очень своеобразный, непохожий на предыдущие. Как будто бреду я в гордом одиночестве по бесконечно длинному деревянному помосту, протянутому через местность, здорово напоминающую север Аттаханской степи, только вся трава там синяя. Глухой такой цвет, приятный для глаз. Но мне откуда-то известно, что на самом деле он должен быть гораздо ярче. Вроде бы здесь случилась какая-то беда, вся трава завяла и потускнела. Мертвая она. И сухая. А помост мокрый и скользкий, как причалы во фьордах. Помню, в детстве я на таком поскользнулся и чуть череп не раскроил. Поэтому идти мне страшно до визга — редкая глупость! В реальной жизни только три вещи способны вызвать у меня подобное состояние: зачарованный перевал в Безрудных горах, клопы и профессор Перегрин (не в обиду ему будь сказано)…

Так вот, иду я, иду, еле ноги переставляю, дрожу от ужаса, и сколько часов проходит в этой тягостной дороге — сказать невозможно, кажется, целая вечность. И становится у меня на душе все тоскливее и безнадежнее, впору волком обернуться и выть на луну.

Но когда стало совсем невыносимо и я решил наложить на себя руки (для этого было достаточно просто спрыгнуть с мостков в мертвую траву), предо мной появился бог! Вижу: сидит на деревянном табурете полуголый, синий, очень толстый, очень лысый пожилой дядька с колотушкой ночного сторожа в руках, и понимаю — бог! Типичный высший демон, и надо ему поклоняться. А как это делают — не знаю, хоть в лепешку расшибись! Никому прежде не доводилось поклоняться, нет у меня такого полезного навыка.

А бог смотрит на меня требовательно, ждет. Стою пред ним истуканом — ужасно неприятная ситуация. И тогда, чтобы ее наконец разрешить, я сделал книксен. Как наша Ильза, когда хочет выглядеть вежливой и воспитанной девушкой. Получилось удивительно ловко, будто заранее тренировался. Даже края куртки не забыл оттянуть в стороны, на манер юбочки! Смех и грех!

Бог сразу подобрел, заулыбался — можно подумать, ему для счастья только моего книксена и не хватало — и говорит: «На тебе денег!» И протягивает он мне мешочек, полный мелких монет не нашей чеканки. Я имею в виду, не нашего мира. Такие в ходу в той стране, где живет Макс: на реверсе изображен всадник на коне, он закалывает копьем какую-то тварь, на вид вроде дракона, но слишком мелкую и тощую. Хороший охотник на такую с копьем, да еще конным, не пойдет — рогатиной обойдется. Или вообще трогать не станет, пока та не подрастет. Но сейчас не о том речь, а о сне.

Во сне, заполучив столько монет, я ужасно обрадовался, потому что сразу смекнул: на них я легко доберусь до Америки, до главного их американского идола. Это мне Макс с Ириной показывали картинки: стоит посередь Америки огромная статуя в виде сердитой тетки средних лет, на башке у нее рогатый венок, в руках факел. На самом деле никакой это не идол, простая скульптура. Элемент архитектуры. Но во сне я этого не знал, свято верил, что с помощью артефакта такой великой силы можно вызвать очень важную богиню, которая непременно ответит, где именно похоронено туловище Карола Освободителя.

Но стоило мне об этом подумать, как добрый бог исчез. На его месте появился мэтр Уайзер, очень исхудавший и потрепанный жизнью, показал непристойный аттаханский жест и противным голосом заявил, что до Америки денег не хватит. Только до стеклодувной мастерской. Этим он хотел меня уязвить. Но ему не удалось. Изделия из дутого стекла — всякие там колбы, реторты, перегонные кубы — всегда вызывали у меня восхищение совершенством форм и желание собственными глазами увидеть процесс их изготовления. Я давно собирался, при случае, побывать в стеклодувной мастерской, да все не дово…

— «…Я давно со-бирался, при случае, побывать в стек-лодув-ной мастерской… — медленно, по складам, читала Ильза, — да все не дово…»

— Теперь довелось, — с раскаянием вздохнул автор роковых строк.

Да, это была она, стеклодувная мастерская. Чья, какого города, какого королевства — одним богам ведомо. Ясно было одно: основное желание Хельги так и осталось не исполненным: процесса производства он не увидел. Предприятие не работало по причине выходного дня — такая досада! С другой стороны, не бывает худа без добра. Не пришлось объясняться с хозяевами — вряд ли их обрадовало бы внезапное, прямо из ничего, появление в их мастерской компании тяжеловооруженных иноземцев. Спасибо Царю Народов за трогательную заботу: об оружии он не забывал никогда, даже в тех случаях, если оно на момент перемещения лежало в сторонке.

В пустой мастерской царил приятный полумрак. В центре помещения были оборудованы рабочие места мастеров. Вдоль стен, на стеллажах, выстроились тесные ряды пузатых бутылей темного стекла, затейливой формы флакончиков для благовоний (Ильза не удержалась, стащила один, самый маленький), лабораторных колб и реторт, похожих на затвердевшие мыльные пузыри. У входа громоздились ящики с сырьем и боем. Теснота была необыкновенная — повернуться страшно. Дюжине торхов здесь ни за что не поместиться бы. Счастье, что Царь Народов никуда их не поволок.

Но оставил он и Годрика со Спуном, и маленькую Урсулу — видно, счел за чужих. Бросил одних, юных и беззащитных, в проклятом до жути месте!

— Урсула не беззащитная! Она воин! — оскорбилась за сестру Меридит. — Любая диса в ее возрасте способна…

— Вот-вот! И я о том же! — подхватила Энка злорадно (нечасто подворачивается такой удачный повод сказать гадость ближнему). — Нежные, беззащитные существа в компании с малолетней неуправляемой дисой, способной истребить все живое на тысячу шагов вокруг! Боюсь, нам уже не застать их живыми! Прикончит как пить дать!

— Типун тебе на язык! — рассердился Орвуд. — Нашла чем шутить!

— Щас как дам!!! — зашипела Меридит, резко развернулась, задела мечом рабочий стол. Раздался жалобный звон битого стекла. Несколько винных бутылей разлетелось вдребезги на клинкерном кирпиче пола.

— Вот росомахи! — отругал девиц брат по оружию. — Столько добра испортили!

— Не испортили, а испортила, — невозмутимо откликнулась дочь сенатора. — Твоя сестра неуклюжая, не я!

— Ты тоже виновата. Ты ее спро-во-цировала, — важно выговорила справедливая Ильза. — А Урсулочка кальдорианцев убивать не станет, я ее зря, что ли, все лето воспитывала?! Но что они станут делать, если к озеру явятся лорды и начнут устраивать конец света — этого я представить не могу.

Этого представить никто не мог. Об этом страшно было даже думать. Нужно было немедленно возвращаться… если бы еще знать, откуда возвращаться!

Для начала выбрались из мастерской на улицу. Дверь — добротную, дубовую, украшенную по верху маленьким цветным витражом, — пришлось высадить самым гоблинским (в мире Макса в подобных случаях говорят «варварским») образом. Стекло не уцелело, вылетело от удара, цветные осколочки разлетелись по мостовой. «Сгубили произведение искусства!» — без особого сожаления отметила магистр Энкалетте.

Выламывать чужие двери закон запрещает во всех городах и мирах. Чтобы избежать очень несвоевременного конфликта с местными властями, спутники поспешили покинуть место преступления, миновав квартала три. Бежали по боковым улочкам, узким, безобразно кривым, провонявшим помоями, кошачьей мочой, сырыми кожами, кубовой краской и неизбывной тоской бедности. На окраине каждого города любого королевства обязательно найдется такая вот скучная и безликая ремесленная улица.

Но эти — особенно кривые и гадкие — Хельги не спутал бы ни с какими другими улицами мира. Ведь именно с ними были связаны лучшие моменты худшего периода его недолгой пока еще жизни. Сюда, в дешевые пригородные кварталы, бегали в самоволку вечно голодные ученики Школы Белых Щитов в надежде раздобыть какой-никакой снеди на неправедно нажитые гроши. Бегал и сам Хельги, да почаще других, потому что, рожденный спригганом и воспитанный фьордингом, не видел в те годы ничего дурного в том, чтобы ограбить, при случае, заезжего путника. Коренных горожан, по негласному соглашению, не трогали: не дай боги, кто из них потом пожалуется начальству, — быть беде! А иноземцы не возражали, знали, что на Севере чтят право сильного.

Да, это был Север, свободный город Дрейд — шумный, грязный и бесшабашный, пристанище моряков, торговцев, наемников и негодяев всех мастей.

— Вот урод! — взвыла Энка, получив исчерпывающую информацию о своем местонахождении. — Не мог поближе забросить! Неужели стеклодувных мастерских нет в Буккене или Эрриноре?! А ты тоже хорош! — напустилась она на Хельги. — Вечно у тебя какие-то нездоровые желания! Не мог заказать что-нибудь полезное? Сокрытые Пределы или Средние века в день погребения Карола?! Ума не хватило?

Но на сей раз козыри были не в ее руках.

— Спорим, тогда Царь просто не явился бы! Он никогда не исполняет полезные желания! — мрачно буркнул демон и убрел в сторонку, он не был настроен на полемику.

Зато сестра его по оружию только и ждала этого момента.

Она стала посередь улицы, руки в боки, по-бабьи, и завопила, не стесняясь случайных прохожих:

— Нет!!! Вы только поглядите на нее, твари добрые! Сама лично спровоцировала Царя Народов, поставила мир на пороге гибели и еще осмеливается предъявлять претензии?! Есть у нее совесть или нету у нее совести?!!

— Сама дура! — привычно огрызнулась сильфида и поспешила сменить тему: — О! Смотрите, кабак! Раз уж выпал такой случай, давайте свернем горло промочить! Страсть как пива охота!

— Давай! — с большим энтузиазмом поддержал Рагнар. — Уже и пожрать бы не грех…

— Ну правильно! Так и надо! Они будут по кабакам рассиживаться, а бедные дети пусть пропадают на проклятом озере, и весь мир заодно с ними, — забубнил Орвуд, верный своей натуре. Но у дверей он оказался первым, потому что поесть и выпить гномы любят не меньше, чем сильфы и рыцари.

Кабачок оказался теплым и довольно опрятным для заведения такого рода. Однако спутники тут же пожалели, что поддались соблазну. За тремя из пяти столов гуляли фьординги. А там, где фьординги — жди беды, это известно каждому жителю Староземья и окрестностей.

— Уйдем отсюдова! — свирепо зашипела Ильза. — Не желаю, демон побери, дышать с ними одной ат-моф-серой!

И они ушли бы, потому что «атмофсера» была та еще! Одного из перепивших северян только что стошнило в углу. Бойкий паренек-уборщик уже успел ликвидировать с пола следы неаппетитной субстанции, но мерзкий запах остался. Даже Рагнару, привычному к разгулу солдатских попоек и излишествам дворцовых пиров, есть что-то расхотелось.

— Верно, — кивнул он, — уходим! На трезвую голову в такой атмофсере кусок в горло не полезет.

— Да атмо-сфера же! — потеряв терпение, рявкнула ученый магистр Меридит.

В повисшей на миг тишине голос ее прозвучал особенно громко. Фьординги как но команде обернулись, уставились на вошедших осоловелыми от хмеля глазами.

— Эй! — Один из них, здоровенный, с ранней сединой в темной бороде, вдруг поднялся с места и сделал несколько нетвердых шагов. — Снежный оборотень Хельги, подменный сын ярла Гальфдана Злого, владельца Рун-Фьорда, ты ли это?

— Ну я. Чего надо? — не слишком любезно откликнулся тот на столь церемонное обращение.

— У меня для тебя весть от кормчего Рольфа.

— Говори! — Теперь в голосе Хельги звучала плохо скрываемая тревога. Уж он-то понимал: старый друг ярла не стал бы слать вести его подменышу, не случись на то особо важной причины.

— Так слушай же! Рольф велел передать вот что: подменный отец твой, свободный ярл Гальфдан Злой, сын Рекина, владелец Рун-Фьорда, достойно, как истинный воин, закончил путь свой в этом мире и ушел в Вальхаллу в последний день первого месяца осени… — Тут он сделал долгую театральную паузу, словно давая слушателям время осознать всю важность сообщения. По пьянке, по жизни ли, но этот фьординг любил, демон побери, красиво сказанное слово!

— Куда он ушел? — переспросила Ильза испуганным шепотом, большую часть напыщенной речи она пропустила мимо ушей, но в том, что успела уловить, ей почудилось недоброе.

— Помер он, — сердито растолковала Меридит.

— Ой! — сказала Ильза. — Ой! — Она не знала, печалиться ей или радоваться.

Хельги не проронил ни слова. Он тоже не знал. У него было такое ощущение, будто мир вокруг… нет, не рухнул, но весьма ощутимо вздрогнул. Не от горя, конечно. Какое горе, если в детстве подменыш только и мечтал о том дне, когда вырастет и собственными руками прикончит окаянного родителя, навязанного жестокой судьбой.

Просто он был не готов. Что-то изменилось в жизни, что-то привычное до незыблемости вдруг перестаю существовать. Это было странно. Будто одно из созвездий пропало с неба или яма разверзлась на месте знакомой горы… Казалось бы — какая разница, какой с них прок? А на душе смутно… Приходит тревожное ощущение пустоты. Когда некого становится ненавидеть — это тоже утрата…

А фьординг, насладившись торжественностью момента, продолжал:

— …И в первый день третьего месяца зимы в права ярла должен вступить законный сын его. Но боги дали Гальфдану Злому одного сына, а Судьба — двоих. И вот что велел передать тебе, подменыш, кормчий Рольф: люди Рун-Фьорда не желают признавать власть волчьего выкормыша, берсеркера Улафа Рыжего. И таких людей большинство. Тем, кто стоит за Улафа, их не одолеть, но напрасной крови будет много. И если хочешь ты, сын ярла, чтобы власть осталась у твоего рода — приди и возьми ее. Так сказал кормчий Рольф, и я передал тебе слова его.

— Благодарю тебя, человек. — Лицо Хельги было отстраненным, неподвижным, как застывшая маска. Шевелились только губы. — Но ответь, если знаешь. Люди Рун-Фьорда не хотят признавать власти волчьего выкормыша — так неужели они признают власть нелюдя?

Фьординг степенно, серьезно кивнул. Хмель давно вылетел у него из головы, видно, от чувства ответственности. Он был почти трезв, мыслил и говорил ясно:

— Кормчий Рольф ждал, что ты спросишь это. И велел ответить так: из двух зол выбирают меньшее. Людям нужен законный правитель. Пред законом равны вы оба — ты и Улаф, каждый в праве своем. Ярл Гальфдан не ждал скорой смерти и объявить имя наследника не успел. И хотя все знают, что он назвал бы имя Улафа, слово сказано не было. Ты был рожден женщиной-волком, но стал достойным и славным воином, из тех, чьи имена звучат в песнях скальдов. И ты, сказал Рольф, овладел семью из девяти искусств, а это немало значит в наши дни, когда молодежь забывает чтить обычаи своего рода и думает только о быстрой наживе и короткой славе. Твой брат Улаф из искусств освоил лишь три, в бою он не властен над собственным рассудком и любит убивать забавы ради. Рано или поздно он станет вне закона. А ярл вне закона — беда для всех. Вот почему люди готовы признать твою власть, подменыш… — Тут фьординг заговорщицки понизил голос: — И мать ваша, супруга ярла, из двоих сыновей, родного и подменного, поддержит тебя, подменыш Хельги. Так сказал свекор мой, кормчий Рольф, так я и передал.

— Ты принес важную весть, человек, благодарю тебя, — Хельги с трудом выдавливал из себя слова фьордингской формулы вежливости — не до церемоний ему было! — Назови мне имя твое, я буду его помнить.

— Меня зовут Эстольд Полутрезвый, сын Стига, — представился фьординг.

— Какое странное прозвище! Почему ты его получил? — не сдержал любопытства Эдуард, хотя прекрасно понимал, что лучше было помалкивать.

Но фьординг ответил, хоть и бестолково, но охотно и с гордостью, видно, прозвище было ему по нраву:

— Пью я часто и много, притом половина ума моего никогда не пьянеет, ею с вами и говорю… Так что передать мне кормчему Рольфу? — обратился он к Хельги.

— Передай, что были услышаны слова его. — Хорошо, что речевой этикет жителей фьордов предусматривал и те формулы, которые позволяли дать ответ, при этом ничего конкретного не сказав.

И они ушли. Но направились не на юг, спасать мир, и не на север, воевать за власть, а на запад, в другой кабак. Хельги заявил, что на нервной почве желает напиться. Однако напился не он, а Рагнар, и уважительную причину в свое оправдание нашел: помер какой-никакой, а родственник, надо помянуть. А пока он поминал, опрокидывая кружку за кружкой, Энка сгорала от любопытства. Но подступиться к Хельги напрямую не решалась, начала издалека:

— Скажи, о каких таких искусствах вы толковали? Семь из девяти, три из девяти… Якобы ты ими овладел? Что-то я за тобой не замечала…

Отвечал Хельги охотно, он успел совершенно успокоиться: невелика потеря, по большому счету туда ярлу и дорога была.

— Люди Северных земель считают признаками совершенства девять искусств: знание магических рун, кузнечное мастерство, чтение книг, лыжи, стрельба из лука, гребля, игра на арфе, стихосложение и игра в тавлеи. По обычаю этими искусствами должны владеть все сыновья благородных родов. Но насколько они стремятся к обучению — сами понимаете. То есть против оружия, гребли и лыж не возражает никто, но остальное, прямо скажем, не в чести. Так что я с моими семью из девяти могу считаться образцом добродетели.

— Скажи, а чем же ты не овладел, — заинтересовался Эдуард. — Ну насчет арфы все ясно, а второе?

— Тавлеи. Это такая игра, вроде сехальских шашек. Требует математического склада ума. Терпеть не могу! Кормчий Рольф лично пытался меня обучать, даже бил, но я всякий раз сбегал. Так и не выучился.

— А как же стихосложение? — возмутилась сильфида. — Не станешь же ты утверждать, будто обладаешь поэтическим даром?!

— Во всяком случае нас ему худо-бедно обучали в университете, — резонно возразил сын ярла. — Другим и этого не дано было. И потом, сложил же я стих про абсолютную идею? И про комара, правда, не до конца… Видимо, для фьордов этого достаточно…

Тут Энка хотела сказать еще что-то, судя по выражению лица, ядовитое, но не успела. Рагнар шумно свалился с лавки. Меридит, ненавидевшая пьяных до бешенства, тут же вознамерилась если не убить его, то покалечить, пришлось спасать ситуацию. До главного разговор так и не дошел.

Из дневника Хельги Ингрема

Однако недолго проходил я в счастливых обладателях двух отцов сразу, Судьба поспешила ликвидировать излишек. Вот когда начинаешь в полной мере постигать смысл известного принципа: ежели в одном месте что прибавится, в другом непременно убавится. Любопытно, в каких неожиданных ситуациях он порой реализуется!

А мне впредь нужно научиться спокойнее воспринимать семейные неурядицы, не допускать нездоровых реакций. Отцы — это неизбежное зло, назначенное нам природой. Именно так к ним и надо относиться, а не психовать на манер девы корриган. Помер и помер, явился и явился — наплевать и забыть. Есть проблемы поважнее.

Я понятия не имею, как должен поступить! Идти во фьорды или не идти, связываться с Улафом или не связываться? Отцовское наследство вкупе с властью нужны мне лично, как крысы в амбаре. Но почему-то лестно, когда тебя считают меньшим из зол, когда те, кто презирал и ненавидел тебя, готовы по доброй воле служить тебе. Глупость, конечно… И еще мама. Жена ярла. Неужели она решилась признаться посторонним, что предпочтет меня родному сыну? С ума сойти можно! Представляю, как братец Улаф всех достал! Ужасно хочется сделать ему гадость.

Но не стоит обольщаться. Единственный способ взять власть в Рун-Фьорде — убить Улафа. Уверен, и кормчий Рольф, и другие люди это понимают. Но понимает ли жена ярла? И что скажет она, если я прикончу рожденного ею человека? Родная кровь есть родная кровь, с этим ничего не поделаешь… С другой стороны, насколько я знаю мать, для нее, как для хозяйки Рун-Фьорда, очень важно, чтобы у власти остался именно наш род, ради этого она готова пойти на многое… Какая-то грязная история получается. Неприятно думать. И братоубийство до добра не доводит. У меня давно уже своя жизнь, своя судьба и другие родные, те, кто мне по-настоящему дорог… Допустим, отвоевал я Рун-Фьорд, стал ярлом — а дальше? Осесть в «отчем доме», завести жену с детьми и промышлять морскими набегами в лучших традициях рода? Идиотизм! Зачем мне чужие и чуждые заботы?..

Философское отступление, специально для профессора Донавана. Замечаю я вот что: чем цивилизованнее, образованнее и культурнее становится существо, тем сложнее ему жить на этом свете. Раньше все было просто: убей ты, пока не убили тебя, кто силен, тот и прав. Теперь все иначе. Теперь у меня сомнения, колебания и прочие побочные эффекты духовного прогресса. Порой мне начинает казаться, что я перестаю быть настоящим воином…

Должен сказать, за последние дни на меня свалилось слишком много проблем, как морально-этического, так и прикладного свойства. Впрочем, все они будут актуальны лишь в том случае, если мы сможем спасти Мир. Может, плюнуть, и не спасать?

Пожалуй, надо просто не думать об этом больше, и будь что будет…

…Хельги врал, врал безбожно, прежде всего самому себе. Старательно делал вид, что вопросы семейные его совершенно не волнуют, и на отцов — живого и покойного — ему наплевать с высокой башни, равно как и на Рун-Фьорд: станет ярлом братец Улаф или кто другой — дескать, какая разница, наплевать и забыть, а его задача — спасать Мир, не распыляясь на разные мелочи.

Примерно такой ответ получила Энка, когда снова полезла с вопросами, теперь уже прямыми: собирается он в Рун-Фьорд или нет?

Что за глупость?! Какого демона тратить на это время?! Зачем ворошить давно забытое прошлое теперь, когда у него совсем другая жизнь, совершенно иные приоритеты?! Пусть люди фьорда сами утрясают свои проблемы. Его, урожденного сприггана, ненавистного подменного сына, они вовсе не касаются…

Так он врал, а у самого в ушах как наяву звучали слова незнакомого фьординга: «…И мать ваша из двоих сыновей своих поддержит подменного…»

…Дети человечьи устроены так, что первые годы жизни начисто уходят из их памяти. Спригганы — другие. Они помнят все, едва ли не с момента рождения. И уж точно — со дня подмены. Помнил и Хельги.

Она не любила его — не могла простить утраты того, другого. Но иногда брала на руки — и ему становилось тепло, мягко и спокойно. Она кормила его своим молоком — он ел, орал и кусался, потому что вкус был мучительно гадким, но голод заставлял пересиливать отвращение. Если никто не видел, она плакала в эти минуты, гладила его по спине и называла «бедным маленьким чудовищем», и от прикосновений ее, от знакомых звуков голоса делалось легче…

«Не бей его, — говорила она мужу, бесстрашно останавливала тяжелую руку, — не смей! Разве тебе неизвестно: сколько раз ударишь подменыша — столько и будет бито твое родное дитя!» Так говорила она, но Хельги верил: это только слова, и защищает она не пропавшего годы назад родного сына, а выросшее у нее на руках чудовище.

Когда он сказал свое первое слово, она в ужасе ударила его по губам, потом принялась трясти за плечи, хлестать наотмашь: «Не смей! Не смей так меня называть!» А он только громче орал: «Мама!», потому что по-другому не умел. Но ей казалось — назло. Она почти убила его в тот раз. Спас, как ни странно, ярл. Выхватил ребенка из рук обезумевшей жены и отшвырнул в угол. И все те дни, что он провел между жизнью и смертью, она не отходила от него ни на шаг, не сомкнула глаз ни на минуту…

А потом мучила, мучила безжалостно рассказами о брате Улафе. Каким бы он рос замечательным, смелым, сильным и умным, каким великим воином должен был бы стать, если бы не злая судьба… Из всех мальчишек фьорда… да что там фьорда! — из всех детей Севера Хельги был самым метким стрелком, самым лучшим пловцом, самым выносливым гребцом. И не в природе нечеловечьей дело было, а в стремлении доказать. Из всех состязаний он проиграл только два, и то только потому, что накануне, по стечению обстоятельств, папаша избивал его так, что больно было шевелиться. С девяти лет он шел в бой наравне со взрослыми — и те признавали это. Он был первым всегда и во всем, за одним исключением: сколько бы ни старался, не мог превзойти братца Улафа — того, каким тот должен был бы стать…

«Вот, принес твоего выродка, — сказал ярл, свалив безжизненное тело подменного сына у ног жены. — Начинай готовить тризну, на этот раз точно не выживет». И Хельги мучительно хотелось ответить «не дождетесь!», но жуткая боль в пробитой насквозь груди не давала даже дышать. И снова жена ярла проводила бессонные ночи у его изголовья, и глаза ее были красными от усталости и слез… И она же несправедливо и жестоко попрекала его потом, втолковывала, что уж братец-то Улаф никогда так глупо не подставился бы под стрелу…

Так они и жили демонову дюжину лет. И все эти годы Хельги надеялся, что настанет однажды день, когда мама поймет и оценит, и, может быть, полюбит…

Неужели мечта начала сбываться? Но зачем так поздно, когда это уже не имеет никакого значения? Зачем братец Улаф оказался тварью настолько гадкой, что от него готова отвернуться родная мать? Зачем не оправдал ее надежд, не вернул потерянное счастье?.. Разве он достоин жить после этого? Но какую мать обрадует гибель родного сына?

А предательство сына подменного? Наверное, ей было плохо в те минуты, когда она говорила с кормчим Рольфом, тяжело давались роковые слова… Очень страшно пережить разочарование в самом любимом существе да еще открыть свои чувства постороннему. Боги дали жене ярла одного сына, но судьба — двоих. Родной подвел ее, оказался не тем, в кого она верила, кого ждала долгих тринадцать лет… Теперь она вынуждена рассчитывать на второго — того, которого вырастила и вскормила собственным молоком… Того, кто тоже подведет ее, потому что у него другая родня, другие приоритеты, и на прошлое ему плевать с высокой башни… Зачем вообще нужны такие сыновья?

— Прекрати себя изводить, — потребовала Меридит. Она слишком хорошо знала брата по оружию, чтобы поверить его бессовестной лжи. — Ты никому и ничем не обязан. Смотри на жизнь проще. Спасем мир — а там как карта ляжет. Будет настроение — сгоняем на Север, не будет — пошлем их всех подальше, фьордингов твоих. Чего ты зациклился?

«И то верно», — сказал себе Хельги, но навязчивые мысли не ушли бесследно, прокрались в сны. По ночам подменный сын ярла то убивал братца Улафа, жестоко и кроваво, при помощи чугунной сковороды, то убегал от покойного отца, преследовавшего его с целью прилюдно выдрать ремнем, то играл в кости на деньги с отцом новообретенным и раз за разом выигрывал. А по утрам корил себя: разве такие сны достойны воина?

…А дорога, лесная, заснеженная, вела путников в Дайр.

Погода установилась замечательная, редкая для этих суровых широт. Ранний, легкий еще морозец сковал вечную староземскую грязь. Солнце неярким белым пятном просвечивало сквозь серую дымку, радовало, но не слепило. Вековые ели с голыми стволами и пушистыми сизыми кронами стояли по обе стороны Дрейдского тракта, суровые и неподвижные, как воины в строю. Красивое, величественное зрелище…

— Хорошо! Жаль будет, если такой мир погибнет, — время от времени повторяла Ильза, с удовольствием втягивая ноздрями свежий морозный воздух. — Надо нам поторопиться.

И они торопились. Спешили, как могли. Даже разбоем не погнушались — отобрали санную повозку о трех лошадях у мирного проезжего. Думали, будет быстрее. Увы. Северные кони оказались пугаными, на Хельги реагировали, как на настоящего волка: вставали на дыбы, бились в панике, двигаться вперед не желали. Пришлось вернуть добычу. Не бросить на дороге, а именно вернуть хозяину — Хельги с Аоленом настояли. Спасибо, тот не успел далеко убежать. Перепугался, бедный, до смерти. Факт ограбления он воспринял философски: дело привычное, не в первый раз, не в последний. Но чтобы разбойники специально догоняли жертву с целью вернуть награбленное — с таким абсурдом он в своей жизни еще не сталкивался. Похоже, он счел их сумасшедшими.

— Не могли же мы бросить лошадей одних посреди леса? А если волки? — так объяснил друзьям свои излишне благородные действия Хельги.

— Да уж понятно, что ты не ради хозяина старался! — усмехнулась Энка. — Кто бы сомневался!

Сильфида была недовольна. На сей раз Балдуром.

— Безобразие! — ворчала она. — Ты такой высококвалифицированный специалист, а порталы открывать не научился!

— Я не «не научился», а мне не дано, — втолковывал ей тот. — Именно потому, что я узкий специалист. Черный колдун. У меня своя сфера деятельности, и пространственно-магические манипуляции в нее не входят.

Старался он напрасно. Энка все это и сама прекрасно понимала, цеплялась ради красного словца, срывала раздражение. К счастью, Балдур не воспринимал ее упреки всерьез, они его забавляли. Он слишком любил спутников своего бога, чтобы обижаться из-за пустяков.

На паромной переправе через незамерзшую еще Тарвелен случился казус — напал очередной убийца. Видно, он был из начинающих — совсем юнец, на вид не старше Годрика со Спуном. Чему-то его определенно учили, торговца или землепашца он обязательно убил бы. Но тягаться с наемниками Кансалонской гильдии ему в ближайшие годы не стоило.

Ильза сцапала убийцу за шиворот, как воришку-карманника, в тот момент, когда тот собирался выскочить из засады с ножом. Укрытие — куча мешков с углем — было выбрано злоумышленником неудачно. Зад, или, выражаясь по-военному, тыл, его отлично просматривался со стороны правого борта, куда Ильза отошла полюбоваться панорамой реки.

Сперва боец Оллесдоттер приняла паренька за грузчика, но, заметив подозрительный блеск металла в его руках, насторожилась, подобралась поближе. А услышав сдавленный петушиный крик, больше не колебалась, профессиональным ударом выбила оружие и с победным видом предъявила пленника друзьям:

— Вот! Поймала!

Мальчишка извивался в ее руках, брыкался и злобно шипел, пытаясь освободиться. Он недооценивал противника. Ильза на вид казалась девушкой нежной и слабой, он не терял надежды вырваться из ее хватки, на самом деле оказавшейся отнюдь не девичьей. Пришлось усмирить его ударом по шее, каким в разведке глушат «языков». Колени злодея подогнулись, тощее тело обмякло, обвисло грузом.

— Заберите его у меня, — потребовала Ильза. — Надоел. Держать тяжело.

Ношу по-рыцарски поспешил перехватить Рагнар.

— Другой раз бей полегче, немного вскользь, — посоветовала Энка. — Эдак и насмерть уложить недолго! Хребет перебьешь — и готово.

Хельги и Меридит согласно кивнули. Именно этим они обычно и грешили: не умели рассчитывать силу удара и портили «языков». Зато сотник Энкалетте работала с неизменной аккуратностью и брака не допускала. У нее было чему поучиться.

Парень пришел в себя минут через десять, уже будучи связанным по рукам и ногам.

— В расход ввел, гаденыш! — сердился Орвуд. — И без того денег кот наплакал, так еще на веревку потратились!

За неимением собственной (осталась в землянке на озере) веревку пришлось покупать у паромщика. А тот, паразит, почуяв выгоду, заломил такую цену, «будто она не из пеньки свита, а из сехальского шелка с золотой нитью», как образно выразился гном.

Паром мягко причалил к пристани. Пленника сгрузили на берег, как мешок: Хельги и Рагнар взялись с двух сторон за веревки и снесли по трапу в горизонтальном положении.

— Куда вы его теперь, болезного? — полюбопытствовал паромщик.

— Пытать станем! — бодро откликнулся Эдуард. — Сперва отрежем нос, потом уши, потом кое-что похуже… — Видно, давнее впечатление навсегда осталось у принца в памяти. — Будем мучить, пока не признается, кто его нанял.

Парень держался стойко. Первое время. Пока до его неповоротливого разума не дошло, какой именно орган подразумевается под туманным определением «кое-что похуже».

У Черной гильдии есть свои нерушимые законы. В частности, тайна клиента. Выдавать его имя нельзя, иначе просто умрешь, сраженный особым проклятием. Это в случае, если заказ оплатили предварительно или был дан задаток. Но существует вариант «непрямого найма»: клиент не заключает договор с кем-то конкретным, а объявляет на жертву охоту. И тот из убийц, кому повезет., получает расчет по предъявлении тела или иного доказательства выполненной работы. Так вот, до того момента, пока деньги не перешли из рук в руки, исполнитель и заказчик формально ничем не связаны. И убийца хранить тайну клиента обязан, но уже не столь строго. Допускается выдача под пыткой или продажа. «А если так, чего ради рисковать жизнью будущих детей?» — рассудил пленник. И заговорил.

— Ну не идиот ли ты? — зловеще усмехался Эдуард, поигрывая острым ножичком. — Где ты, а где мы. Неужели не видел, с кем связываешься?

— Видел, — буркнул мальчишка, — да уж больно хорошие деньги за него обещаны. А у меня мамка болеет. — Он жалостно шмыгнул перепачканным в угле носом.

— Погоди! За кого — «него»?! — удивился принц. Он был уверен, что заказ распространялся на всех.

— Вон за того! — Убийца кивком указал на Хельги. — Так и сказано было: нелюдь из породы северных оборотней, на морду красивый, на вид страшный, звать Хельги, подменный сын ярла… И дают за его голову тыщу золотом и два шелковых покрывала в придачу.

— Да?! — заинтересовался упомянутый нелюдь. — Это кто же так расщедрился?

— В самом деле! — повинуясь необдуманному порыву, подхватил Орвуд, и в голосе его не было ни капли иронии, только неподдельное возмущение. — Деньжищи какие! Сроду бы за тебя больше пятисот не дал…

— Спасибо, брат, на добром слове, — церемонно раскланялся демон. — А тебе, часом, не хочется самому заказ выполнить? Жаль такие деньги терять!

Орвуду стало стыдно, он примолк.

— Так кто заказчик? Говори! — Меридит вернула разговор в деловое русло.

— Фьординг какой-то. Имени не знаю, сам его не видел. Говорят, рыжий, здоровый, вся морда в шрамах….

— Братец Улаф! — едва ли не с радостью признал родню Хельги. — Больше некому! Он единственный из фьордингов заинтересован в моей смерти… Вот ведь скотина! О чем только думает?! Когда раскроется, что он подло, чужими руками убил собственного брата, его непременно объявят вне закона! А это удар по всему фьорду, если он станет ярлом!

— Ты сейчас не о фьорде, ты о себе беспокойся, — ворчливо посоветовал Орвуд. — Сумма за тебя назначена немалая. Найдется хороший стрелок, ударит издалека — и кукареканья не услышим…

— Надо срочно обновить амулеты! — встрепенулся Балдур. — Сегодня же займусь!

— Думаешь, поможет? — усомнился Рагнар. — Я слышал, у убийц стрелы особенные, заговоренные против охранных чар.

— Поможет, — обещал колдун. — Чем дольше стреле лететь до цели, тем легче ее отвести. И с черными стрелами я сам не раз дело имел, заговаривая на заказ. Пробьемся.

— Полезно иметь в хозяйстве черного колдуна! — сменила гнев на милость сильфида.

— А я знаете чего в толк не возьму? — вдруг принялась рассуждать Ильза. — Я тут посчитала… Помните, когда на нас сразу по десятку убийц нападало? Если тысячу на всех разделить, выйдет всего по сотне на нос… Ну может, за покрывала еще сколько-то выручат… Все равно мало. Чего ради жизни свои класть? Я бы лично не стала.

— Слу-у-шайте! Ведь верно девчонка говорит! — Орвуд хлопнул себя ладонями по бокам. — Овчинка выделки не стоит! Ерунда получается! Чтобы против одной-единственной жертвы убийцы ходили целым отрядом, да еще нападали на тех, кто им не заказан вовсе — о таком я не слыхивал!

— Не вижу ничего удивительного, — отозвался Аолен. — Просто было сделано два разных, независимых заказа. Когда нападали одиночки, они действовали по указке Улафа. Отряды работали на лордов. Причем и те и другие — без предварительной оплаты. На нас объявлена охота. Сперва желающих в ней поучаствовать было много, потом убийцы разобрались, с кем приходится иметь дело, и решили не связываться. Остались лишь самые отчаянные или дурачки вроде этого, — кивнул он на пленника. — Но крови они нам еще попортят, помяните мое слово! Убийцы Черной гильдии бывают очень настойчивы, преследуя жертву. Не спать нам спокойно, пока заказ не будет отменен.

— А как его можно отменить? — озабоченно спросила Ильза, исполнять роль загнанной дичи ей что-то не хотелось.

— Эй, — Энка ткнула пленника сапогом, — тебя спрашивают!

— По-разному можно. Бывает порой, что наниматель свою заяву снимает, через смотрящего. Это если вдруг обеднеет. А в вашем случае умней всего самим заказчика завалить. Платить станет некому, задарма никто из наших работать не захочет, — принялся разъяснять мальчишка с важным видом опытного консультанта. — Верно говорю, надо вам заказчиков мочить. Я бы сам так поступил, ежели, не дай боги, что… А хотите, я того, который фьординг, на себя возьму? Много не запрошу…

— Да пошел ты! — Орвуд щелкнул его по стриженому затылку. — Мы на тебя и так потратились! Сами убьем, кого надо, дешевле обойдется.

— Совсем дешево возьму, — захныкал тот, утратив былую спесь, — скидочку сделаю, что вы меня не убили… Я ведь на вас того… не со зла. Мамка у меня падучей болезнью мается, совсем работать не может, папанька в темнице навечно. Один семью кормлю… Пожалейте…

— Тебе бы не убийцей, тебе бы милостыньку на базаре просить, — пренебрежительно бросил Эдуард.

Мальчишка издевки не почувствовал, отвечал охотно:

— Так я и просил… Народ в наших краях больно злой, подавать не любит. Вот и пришлось мне, горемычному, папанькино ремесло осваивать… Мамка отговаривала, да деваться некуда… А может… — с надеждой вскинул он глупые, как у теленка, глаза, — может, вы мне нынче малость подадите на жизнь, добрые господа? Раз нанимать не желаете…

— А ну, брысь отсюда! — Рассвирепевший Орвуд одним махом рассек путы на ногах пленника. Он слишком хорошо знал Рагнара с Аоленом, чтобы не понимать: еще парочка-другая всхлипов и жалоб, и те полезут в карманы за последними медяками. — Чтоб я тебя больше не видел! Еще раз попадешься — живьем на куски порежу!

Горе-убийца, как был со связанными руками, неловко спотыкаясь и падая, бросился наутек.

— Да-а, — протянул Рагнар, глядя ему вослед, — мельчает Черная гильдия, мельчает…

— Не сглазь! — велела Меридит серьезно.

А вечером, на привале, она шептала на ухо брату по оружию:

— Вот видишь, зря ты переживал. Вопрос решился сам собой. Во фьорды рано или поздно придется идти поневоле, разбираться с братцем Улафом. Можешь спать спокойно… если убийцы не нападут.

Герцогство Дайрское Орвуду очень не понравилось. Чем именно? Пограничной пошлиной. Слыханное ли дело — драть по ползолотого с носа! Целое состояние, если пересчитать на девятерых! Сущий грабеж — вот как это называется! Он так и сказал пограничным стажам: сущий грабеж!

— Не нравится — ступай стороной, — беззлобно откликнулся толстый сонный стражник в овчинном полушубке. — Ищи, где меньше берут. Во-он тамочки, к западу, как раз обходная дорога имеется, мимо наших земель. Жлобы вроде тебя протоптали.

Тут Энка подло хихикнула. Орвуд же возмущенно вздыбил бороду и собрался демонстративно повернуть в указанном направлении. Но был остановлен демоном-убийцей.

— Притормози, — сказал тот. — Мы должны непременно попасть в Дайр.

— Это еще зачем? — удивился гном. — Ты решил нанести визит папаше Генриетты? Передать привет от поруганной нами дочери?

— Я решил поискать могилу Карола Освободителя, — возразил Хельги серьезно. — Здесь, в Дайре, закопана одна из частей его тела. Если ее извлечь и уничтожить, целостность пентаграммы нарушится, и конец света не состоится.

Реакция на эти слова последовала совсем не та, на которую рассчитывал Хельги. Старший брат не похвалил его за сообразительность, наоборот, набросился с упреками:

— А раньше ты не мог догадаться?! Когда мы скакали через Конвелл? Может быть, нынче миру уже ничто не угрожало бы, и нам не пришлось ноги бить, и…

— И мы лишились бы единственного шанса спасти невест! — обиженно перебил демон. — Ты головой своей подумай! В Сокрытые Пределы путь нам закрыт. Но для совершения ритуала лорды должны приволочь девиц на озеро. Там бы мы их отбили и решили две задачи разом.

— Погоди, — насторожился Рагнар. — Хочешь сказать, если мы пойдем в Дайр, я свою невесту уже не верну?

— Я хочу сказать, что выбор стоит между твоим личным счастьем и жизнью целого мира. Мы можем продолжить путь к озеру, но велика вероятность опоздать к началу ритуала. Можем разрушить пентаграмму, но девами в этом случае придется пожертвовать. Дальше решай сам.

— Согласен, — смиренно и смущенно кивнул Рагнар. Он снова поймал себя на том, что испытывает облегчение всякий раз, когда свидание с суженой откладывается на неопределенный срок. — Идем в Дайр.

И они пошли в Дайр. Однако жертвовать никем не пришлось. Они прочесали вдоль и поперек три старинных кладбища. Обошли все местные достопримечательности в поисках белого надгробия с надписью. Опросили всех знатоков истории и старожилов из числа нелюдей. Сходили к магу. Все тщетно. Те, кто прятал могилу от чужих глаз, свое дело знали. Тайное осталось тайным. Только время даром потратили. Целых три дня!

За этот срок изменилась погода. С запада пришло тепло, зимняя стужа сменилась осенней слякотью, дороги развезло в кисель, и до города дошли слухи о моровом поветрии, приключившемся в соседних землях. Границу моментально закрыли для въезда и стали поговаривать, что для выезда закроют тоже, поскольку герцог Рю'Дайр, будучи правителем добрым и мудрым, наверняка сочтет должным побеспокоиться о здравии тех своих подданных и иноземных гостей, кои, по скудоумию и беспечности, позаботиться о себе сами не в состоянии.

— Немедленно уходим! — распорядилась Энка, едва заслышав такие речи. — Не хватало нам тут надолго застрять!

— Можно подумать, ты не кансалонский диверсант, а гаремная баба, — фыркнула Меридит. — Ой, город перекроют, ой, не выберемся, застрянем! Ой, где нам, сиротам, городскую стражу одолеть!

— Какой смысл наживать лишние хлопоты, если их можно избежать? — Энка была сама рассудительность. — Тем более мне уже надоела эта дыра.

— А! Вот это уже ближе к истине! — язвительно усмехнулась боевая подруга.

Между прочим, пренебрежительно обозвав Дайр «дырой», сильфида тоже погрешила против истины. Возможно, строгому судье город показался бы чуть более провинциальным по сравнению с блестящим Эттессом, чопорным Эрринором или просвещенным Конвеллом — архитектура поскромнее, народ попроще, улицы погрязнее, несмотря на особую озабоченность правительства вопросами телесного здравия подданных, — однако все характерные атрибуты современной цивилизации в Дайре наличествовали в полном объеме.

Имелся здесь герцогский дворец, большой и красивый, выстроенный в стиле позднего барокко (старый, готический, был разрушен до основания в годы Первой Мировой). А еще в городе были конюшни и манеж, едва ли не более шикарные, чем сам дворец. Страстная любовь к лошадям была фамильной чертой Рю'Дайров, не случайно на их родовом гербе красовался динамичный силуэт вздыбившегося скакуна. «Наверное, бедная Генриетта, с ее-то конской внешностью, была отцовой любимицей, — вздохнул Рагнар с искренним сочувствием, — представляю, что он, бедный, пережил…» — Рыцарь так и не понял, почему эта задушевная фраза вызвала у его спутников бурную веселость.

Была в Дайре и Высшая школа, выпускающая философов, астрологов, предикторов[15] и почему-то маркшейдеров. А также ремесленное училище, сиротский приют, богадельня для инвалидов войн и дом для умалишенных.

На площади, примыкающей к рынку, стоял небольшой, аккуратный храм, дипломатично и предусмотрительно посвященный «всем богам». В самом деле, зачем прихожанам голову ломать, к кому из богов по какому вопросу поклониться, зачем бегать от алтаря к алтарю, от жреца к жрецу? Пришел на место, принес жертву, попросил, что надобно, а дальше добрые боги пусть сами меж собой разбираются, кто из них будет ту просьбу выполнять.

«Принцип одного окна!» — хихикнул демон, припомнив что-то из иного мира.

Еще в городе имелась опера. И Хельги готов был пойти в храм и принести благодарственную жертву всем богам за то, что времени осталось в обрез, и значит, приобщение к высокому искусству под конвоем дочери сенатора Валериания ему на этот раз не грозит.

Из дневника Хельги Ингрема

Плохо, что могилу части тела Карола мы не нашли. Хорошо, что не могли задержаться в Дайре надолго. Очень уж не нравился мне взгляд нашей Энкалетте, который она бросала на здание оперы. Было в нем, во взгляде этом, нечто зловещее. Право, я ждал худшего! Но, слава всем богам, пронесло! Поутру мы покинули город, и строки эти я пишу, будучи в полной безопасности… Ну может быть, не совсем полной.

Похоже, здешние леса еще не очищены от прошлогодней нежити и прочей колдовской дряни. Странные и неприятные следы время от времени встречаются нам на дороге. Формой они похожи на куриные, но размером — с медвежьи. Балдур тревожится — уж не василиска ли вывел кто-то из его покойных коллег?

Еще беспокоят убийцы-одиночки. Первый напал на выходе из города, выстрелил из-за угла. Спасибо, Балдур успел обновить амулеты, стрела прошла у меня над ухом, никого не задев. А лучника снял Аолен, когда тот высунулся посмотреть. Отличный был выстрел, ничего не скажешь! Второй убийца попытал счастья в лесу. Видно, следил за нами от самого города. Он тоже стрелял издалека, и тоже мимо. Опытный оказался, зараза, заставил нас побегать, прежде чем мы его прикончили!

Но думаю, это не конец. Найдутся и другие, прельстившиеся покрывалами братца Улафа. Нескоро, ох, нескоро Черная гильдия оставит нас в покое!..

В любом случае все перечисленное лучше, чем опера! Из двух зол выбирают меньшее.

А погода опять переменилась. Мороз грянул настоящий, зимний — лепешка успевает замерзнуть, пока откусываешь. Но снега нет — растаял в оттепель. Противно. И опасно. Земля смерзлась и растрескалась, как змеиная кожа. Следов на ней не остается — очень, очень некстати.

До озера, по нашим ничем не подкрепленным ощущениям, дней пять-шесть ходу. Может, меньше, если пойдем резво, с минимумом привалов (о настоящих ночевках и речи нет). С одной стороны, хорошо, что с нами нет Годрика и Спуна — в таком переходе они стали бы обузой. Но с другой… Очень тревожатся Аолен и Рагнар. Чего они нашли в этих кальдорианцах, почему так заботятся о них? Не могу понять. Отчего дергается Меридит — понятно. Урсула — дочь ее родной тетки, и вообще, хороший, воспитанный ребенок: и с мечом умеет обращаться, и с другим оружием. Не то что великовозрастные бестолочи из Эскерольда! Будет хуже всего, если… нет, не стану продолжать — боюсь накаркать.

Будет хуже всего, если они попадут в руки лордов и послужат «языками», имел в виду Хельги. Тогда утратится главное, а возможно, и единственное преимущество — внезапность…

Зря он переживал. На самом деле наемники и этой малости были давно уже лишены, по крайней мере, отчасти.

…Обнаружив себя сидящим на каменном полу посреди заполненной едким дымом пентаграммы, Хельги не удивился. Конец семестра, в Уэллендорфе практикум по вызову демонов, немудрено попасться в чью-то астральную ловушку. Не в первый раз, не в последний… Он уже открыл было рот для дежурной фразы: «Простите, господин профессор, я не нарочно…» Но вместо мэтра Перегрина из-за рассеявшейся пелены дыма показалась совсем другая, незнакомая фигура… или все-таки знакомая?! Изможденно-худой, прямой, как палка, старик с длинными белыми волосами, собранными на затылке в пучок, по моде давно минувших времен. «Дурацкая прическа, бабья», — машинально отметил Хельги.

Да, старец определенно был ему знаком. Именно его они с Меридит видели во время отчаянной вылазки в стан врага через чужой портал… Именно в его ловчую яму угодил могущественнейший и опаснейший из современных демонов-убийц. Этого только не хватало!

— Салма-циздар! — хрипло прорычал Хельги на языке степняков — пусть враг сразу поймет, с кем имеет дело. Существа цивилизованные, образованные и культурные по-аттахански не разговаривают, только дикие и беззаконные наемники.

— Что? — опешил маг. Видно, нормальные демоны обычно вели себя иначе.

— Здравствуй, говорю, папаша. Вызывал? Чего надо? — Хельги был нахален до развязности. Он решил прочно взять инициативу в свои руки. Раз уж попался, как дурак, во вражескую ловушку, надо было найти из нее достойный выход. «Хоть бы Балдур догадался вызвать меня обратно!» — мелькнула безнадежная мысль. Спутники давно привыкли к его внезапным отлучкам и в ближайшие часы не встревожатся… А еще высшие демоны умеют пробивать стены пентаграмм, не повреждая при этом окружающий мир… Нормальные высшие демоны. До чего же глупая ситуация!

Неловкая пауза длилась недолго. Старый маг оправился от замешательства и заговорил складно, как по писаному. Наверное, заранее готовился к встрече с персоной столь значительной, как грозный и могучий демон-убийца. Или это был привычный, профессиональный жаргон?

— Я, лорд Ллевелис, сын Алиара, призвал тебя, исчадие сфер иных, волею моей, силою моей и властью моей. Я хочу говорить с тобой, и ты ответишь мне, сколь ни велика мощь твоя и злоба твоя. Заклинаю! — Он красиво взмахнул руками, но никакого эффекта от этого жеста Хельги не ощутил. Но противиться не стал:

— Ладно, давай потолкуем. — Он, собственно, и не собирался хранить гордое молчание, как раз наоборот. Говорить — единственное, что он мог. Если не брать в расчет полное уничтожение Сокрытых Пределов, вместе со всеми их обитателями, не исключая пленных дев. Нет, прогрессивное существо даже ради собственной свободы не могло на такое пойти, не испытав других средств. Блефа, к примеру. — Хочешь, я расскажу о том, как ты умрешь? Как все вы умрете? Беда в том, что в астрале я ужасно неповоротлив! Хуже тролля в посудной лавке. Если ты не выпустишь меня немедленно, я буду вынужден пробиваться сам, и страшно представить, к каким жертвам и разрушениям это приведет! Вторая Мировая покажется детской забавой, уж поверь! — Для пущей наглядности демон слегка щелкнул астральным пальцем по невидимой стене. Раздался зловещий гул, где-то что-то тяжело рухнуло, посыпалось, из-за дверей донеслись испуганные выкрики.

Благородное лицо старца побелело, на скулах заиграли желваки:

— И ты, сын смертной матери, готов обречь на гибель сотни невинных жизней?

«О, — усмехнулся про себя Хельги, — вот и первый результат!» Сам того не желая, маг выдал ценную информацию: численность населения Волшебной страны ныне измеряется не тысячами даже — сотнями!

— Ну разумеется, готов. Хоть сотни, хоть миллионы… Я — демон-убийца, разве ты не знаешь? Какое мне дело до участи смертных? — отвечал он равнодушным тоном скучающего аристократа. Изредка, в критические минуты, в нем просыпался лицедейский дар, позволяющий вести себя естественно и убедительно даже в самой дурацкой роли… — Что такое ваша жалкая жизнь? Краткий миг пред лицом Вечности, мелкая разменная монета Судьбы… Короче, папаша, или отворяй ворота, или готовься к встрече с предками. У меня и без тебя делов много…

Худые плечи старца поникли. И заговорил он по-другому: оценив для себя расстановку сил, больше командовать не пытался — просил. Но прежде совершил поступок, изрядно смутивший Хельги, — тяжело опустился на одно колено, прижал руку к груди и опустил голову, будто вассальный рыцарь перед сюзереном.

— Я повинуюсь тебе, о Великий. Я разомкну контур Соламина. Но заклинаю! Молю тебя — выслушай! Только выслушай!

— Выслушаю, — поспешно согласился демон — а что ему оставалось? — Но только в свободном состоянии. Немедленно встань и выпусти меня, я не люблю замкнутых пространств! — Тут он погрешил против истины, соврал для пущей важности. На самом деле его отношение к замкнутым пространствам было совершенно нейтральным, и с освобождением он торопил лишь для того, чтобы старик сменил коленопреклоненную позу на ту, что больше соответствует его возрасту и чину.

Лорд с видимым усилием поднялся на ноги. Один изящный жест, короткое заклинание шепотом — и Хельги понял, что внутри пентаграммы его больше ничто не удерживает.

— О! Так-то лучше! — объявил демон, покинул свой плен и по-хозяйски плюхнулся в грязных походных штанах прямо на драгоценную бархатную обивку низкого восточного диванчика. — Реки, смертный, да будешь услышан! — Очередная фраза из дамского романа пришлась как нельзя кстати.

— Ответствуй, демон, — в тон ему молвил старый маг, — назван ли ты богом, поклоняются ли тебе смертные?

— А как же? — ответил Хельги не без гордости, которую позже, на страницах дневника, назвал «идиотской». — Мне целая куча народу поклоняется! — Правда, уточнять, какого именно свойства этот народ он не стал.

— Скажи, какие жертвы они приносят тебе?

«Неужели он ради этого меня вызвал?» — удивился подменный сын ярла про себя, но отвечать вопросом на вопрос не стал, признался прямо:

— Убийц мне приносят. Самых страшных, каких только найдут.

И тут старик снова пал на колени, молитвенно сложил руки, заговорил истово и страстно:

— Великий! Внемли мне, заклинаю! Исполни просьбу мою, не откажи! А я принесу тебе богатую жертву, я затоплю Старые Земли кровью убийц!

— Нет!!! Не надо! Это уже лишнее! — поспешил отказаться «грозный и могучий». — Говори, что ты хочешь, а там посмотрим. Заранее ничего не обещаю. — А как он мог обещать, если выполнять традиционные просьбы, с какими смертные обычно обращаются к богам, просто не умел?

Но то, что он услышал, превзошло самые скверные ожидания. Не силы, не власти, не здоровья, не богатства или удачи хотел старик. Он хотел невозможного!

— Я прошу тебя, Великий, я молю! Остановись сам и отзови спутников своих! Не стой у меня на пути, не препятствуй мне вершить справедливость!

— Это ты насчет ритуала с девами и духом Карола Освободителя? — уточнил «Великий». — Извини. Рад бы, да не могу. — Тут он был абсолютно искренен. — И знаешь что, маг? Пока дело не дошло до кровопролития, будет лучше, если вы остановитесь сами! Поверь?

Несколько минут длилось тяжелое молчание, противники смотрели друг на друга, и Хельги готов был сквозь землю провалиться, лишь бы не видеть горестного выражения лица старого мага, его выцветших глаз, наполненных так и не пролившимися слезами. Когда, дряхлое, немощное телом существо обращается к тебе, молодому и сильному, с унизительной мольбой, отвечать отказом очень нелегко.

А потом лорд Ллевелис заговорил снова, медленно, устало. Не как с пленным и не как с богом — как с равным.

— Послушай, ведь ты урожденный спригган… Знаешь, я знавал твоих предков… Квесты, Райдеры, Эрнигдейлы, Ингремы — славные, благородные имена, достойные легенд… Помню, с бабушкой твоей по материнской линии… нет, пожалуй, прабабушкой… Дэйла Райдер звали ее… Однажды мы с ней танцевали на балу… Ах, как же она была мила! Юная, грациозная, блестящая! Она казалась самой прекрасной женщиной на свете… Ты очень похож на нее лицом… Тебе неизвестно, что с ней сталось? Какова была ее судьба, после Исхода?

— Известно, — кивнул Хельги равнодушно. Спригганская родня значила для него еще меньше, чем человечья. — Мать рассказывала, бабке ее в бою надвое раскололи череп боевым топором. Не то в Первую Мировую, не то во Вторую — не помню. Я в истории не силен.

По лицу мага пробежала тень скорби.

— Да, — вздохнул он печально, — войны, войны… Сколько их было? Не удержишь в памяти… Жестокое, злое время… Скажи. Мать твоя — как ее звали?

— Анна Ингрем.

— Анна… Человеческое имя… Она рассказывала тебе про Эмайн? Про родину нашу?

— Рассказывала, — подтвердил урожденный спригган. — И она и другие. В нашем дольмене всех детей заставляли учить про Эмайн. — И добавил нарочно, чтобы позлить старика, чья осведомленность в вопросах семейных начинала раздражать: — Тоска смертная! Я не жалею, что он замерз.

Но собеседник обижаться не стал, только взглянул с жалостью, как на больного или глупого, и возразил мягко:

— Ты не говорил бы так, если бы видел наш архипелаг воочию.

— А я видел! — усмехнулся демон с вызовом. — Я бывал в прошлом, видел и замок королевы Мэб, и саму королеву, и еще этого… как его? Желтенький такой? Господин Пурцинигелус!.. Короче, ничего особенного! Мне не понравилось!

— О, да, да, — часто закивал старик. — Я запамятовал. Пророчество о Странниках, Грааль, спасение Мира… Но не суди о целом по малой его части. Вы посетили Сад Грез — плод королевской магии. Он был великолепным, но слишком искусственным и идеальным, чуждым жизни… А теперь я покажу тебе подлинный Эмайн! Узри, Великий!

Тонким и длинным, как у музыканта, указательным пальцем маг вычертил в воздухе затейливый огненный символ. И свет померк, будто наступила ночь. По углам зашевелились странные тени, послышались тихие голоса… А потом в самом центре лаборатории ярко вспыхнул хрустальный шар, покоившийся на низком столике с гнутыми ножками… И Хельги увидел.

Это было как во снах, только гораздо более реально, почти осязаемо. Плоские равнины с огромными кольцами дольменов, озера — то ледяные, кристально-прозрачные, то теплые, клубящиеся паром. Длинные трещины рассекали земную твердь, будто молнии — ночное небо, и жидкий огонь плескался в них. Фонтаны горячей воды били высоко, до самых облаков, и в брызгах их рождались невиданной яркости радуги. Он видел великолепные дворцы среди зеленых лугов, вековые дубовые рощи, вересковые пустоши, розовые от обилия цветов, и фей, кружащихся над ними в танце. Он видел табуны черных коней, пасущихся среди холмов, яблоневые сады, утопающие в весеннем цвету, безбрежную морскую гладь и огромные корабли с белыми парусами, летящие над ней… Это было невыносимо прекрасно! Даже во рту пересохло от восхищения, и стало трудно дышать…

— Видишь? Это твоя родина, мальчик! То, что было отнято у тебя не по праву, еще до рождения твоего… — Тут старик вдруг умолк, плеснул из высокого сехальского кувшина воды в красивый, затейливо граненный бокал, протянул собеседнику.

Позабыв всякую осторожность, Хельги залпом осушил его — только зубы лязгнули о стекло — и замер. Он не представлял, как вести себя, не знал, что сказать.

А маг — знал. Лицо его, минуту назад одухотворенно-светлое, помолодевшее, вновь одряхлело и ожесточилось, глубокие скорбные морщины пролегли от угла рта…

— Теперь внемли мне, юный демон Ингрем. Я расскажу тебе, как погибал Эмайн…

Это был большой заговор магов и жрецов, людей и нелюдей. Богатые, кровавые жертвы получили злые боги Севера. И настала вечная зима, оттеснив Границу жизни далеко на юг. В Замерзший Архипелаг превратились благодатные острова.

Но льды не приходят в один день. Это не раскаленная лава, плещущая из жерла вулкана. Не оползень, не обвал, не снежная лавина. Льды ползут медленно, дарят своим жертвам возможность уйти и спастись. Или погибнуть смертью мучительно-медленной — кто какую участь предпочтет…

Лета не было четыре года. Его ждали с надеждой — оно не приходило, даже в июле с северной стороны холмов лежал снег. А солнце слепило, холодное и злое. Лучи его больше не согревали землю. Тогда о проклятии заговорили люди. Они бросали добротные дома, еще недавно такие плодородные поля и тучные луга. Они грузили на утлые свои суда нехитрые пожитки и отощавший скот, плыли на континент, семья за семьей. Ушли те, кто смог, кто не успел умереть от голода — самые богатые. Что ждало их, привыкших к счастливой, сытой жизни без войн и болезней, в чужом краю? Уцелели они или погибли? Никто того не ведает. Некому было следить за их судьбой, как некому считать умерших на островах. И иссохшие тела несчастных не были преданы огню или земле, они так и оставались лежать там, где их застигал конец — замерзшие, как камень.

Но Волшебная страна еще жила. Держалась силой своей магии, сокрытая под ее завесой — и не было ей дела до внешнего мира, до бед людских. Еще лились над холмами и равнинами чудесные песни, рыцари выезжали на турниры, и в королевском замке шли балы…

Но однажды на северном горизонте показалась тонкая белая полоса. Она близилась, она росла ввысь день за днем, она превратилась в стену и закрыла горизонт… И тут началось вторжение с континента. В проливе стало тесно от кораблей. Кованые сапоги завоевателей топтали некогда заветную землю. Боевые маги подлых народов и изменники из числа народов высших крушили Предел за Пределом, пробивали завесу магии Волшебной страны, И гибли благородные воины ее, сотнями, тысячами, десятками тысяч. Стон и плач стояли во дворцах, и в убежищах под холмами, и на вольных равнинах… А льды шли, надвигались неумолимо, накрывали гибнущую землю тяжелой могильной плитой. Не стало больше садов, дубрав и вересковых пустошей, столь милых душе поэтов. Не стало озер и горячих фонтанов, радуги померкли, и жидкий огонь недр погас, будто остыло само сердце несчастной земли. Только лед и снег, снег и лед, и кровь на льду, и черными крестами вмерзшие в лед тела…

Шел седьмой год войны, когда в последний из уцелевших островных Пределов пришла страшная, гибельная весть: Пределы континента изменили своей королеве и стали на сторону Коллегии, а те, что хранили верность, — уничтожены войсками Карола Освободителя. Надежда умерла, как умерла сама жизнь благодатных островов Эмайн. Неоткуда стало ждать помощи, и отступать, бежать — некуда.

Тогда ушли спригганы. Сильный, бесстрашный и жестокий народ, элита воинства Волшебной страны. Они не хотели погибать, они променяли гордую и достойную смерть на жизнь разбойную и дикую в чужом холодном краю. Они пробивались с боями сквозь вражьи ряды, а вослед им неслись проклятия тех, кто оставался умирать на родине. И звериная сущность поселялась в их телах, уродуя прекрасные лица, и дети их превращались в демонов-убийц, и имена проклинавших стирались из памяти, чтобы во веки веков нельзя было те проклятия снять…

Последний Предел был укреплен так, что не только всем магам Коллегии — демонам не пробить. Он мог бы пусть скудно и горестно, но жить, если бы не лед. От гнева Стихий не скрыться за пеленой чар. И они решили умереть — героические дини ши, благородные тилвит тег, прекрасные гуараггед аннон, страшные слуа и еще многие, многие из тех народов, что составляли великолепный двор королевы-феи. Считаные тысячи выживших из сотен и сотен тысяч погибших. Они предпочли тоске чужбины вечный покой в Долине предков… Они лежали, плечо к плечу — прекрасные дамы и блестящие кавалеры, благородные старцы и прелестные младенцы — коченеющие от холода, но еще живые, под великолепными сводами дворцов и замков, и слышали, как стены трещат под натиском льда, как лопается камень, не выдержав страшной тяжести толщи замерзшей воды. Они умерли, умерли медленно и страшно… Большинство из них. Но не все. Обреченные на жизнь — так прозвали тех, кто уцелел. Ибо обречены они были на безотрадную и полную лишений жизнь в самых тайных глубинах Сокрытых Пределов, среди мертвых и проклятых Песков Шаала… И они жили, вопреки самой природе своей, год за годом, век за веком. Они ждали того часа, когда истечет ровно полтысячелетия со дня гибели властелина, чьим именем была изменена судьба Старых Земель — короля Карола Кровавого, и наступит светлая эпоха Возрождения…

— Ответь, о Великий, — в старчески блеклых глазах мага полыхал молодой огонь, — разве мы не достойны награды за наши страдания? Разве ты не желаешь счастья собственному народу? И разве мы желаем слишком многого? Мы не хотим отнять чужое — только забрать свое, то, что принадлежало нам по праву! Наша цель не месть, а справедливость. Никакими силами не повернуть время вспять, не вернуть былого. Но мы способны улучшить этот грязный, жестокий и подлый мир, сделать его таким, каким был бы он ныне, если бы сохранилась наша власть — власть Волшебной страны. Неужели вы, самой Судьбой призванные на защиту нашего мира, можете желать ему зла? Теперь, после того, что видел ты и слышал, неужели не изменишь намерений? Будешь по-прежнему стоять на нашем пути?

Хельги тряхнул головой, потер ладонями лицо. Он чувствовал себя как-то… странно. Перед глазами теснились прекрасные образы, в ушах звучали страстные и страшные речи… Реальность сплеталась с видениями, настоящее с минувшим, правда с вымыслом… И так хотелось любить этого несчастного, но благородного и гордого старца, и слушать его, и слушаться, соглашаться с ним во всем. Так хотелось ответить «да»…

— Нет! — преодолевая собственные чувства, ответил подменный сын ярла. — Не изменю. Я ничего не имею против ваших целей, но мне известно то, что неизвестно вам. И мир лучше не станет, он погибнет. И мы должны это предотвратить. Работа такая. Прости… — Ах, как тяжело давались слова! Мысли путались, вдруг-нестерпимо захотелось спать и видеть сны о прекрасной утраченной родине…

Старый маг склонился над ним, протянул руку. Кончиками иссохших, холодных пальцев коснулся лба. Темнота сгустилась…

— Ты должен. Должен. Мы хотим спасти этот мир, вернуть ему процветание и величие, ты должен нам помочь…

И тут — не демон, не спригган, не образованное и культурное существо, даже не воин — дикий зверь, волк животным чутьем своим почуял опасность… Нельзя медлить, нельзя говорить, нельзя слушать эти завораживающие речи… Бежать! Бежать сию секунду, или поздно будет!

И он рванул сквозь предательски пустую черноту астрала, по той единственно верной, ярко сияющей нити, что нельзя разорвать никакими чарами…

— О! Хельги вернулся! Где тебя носило?.. Да что это с тобой?! — услышал он знакомые голоса, но кто именно что говорит, разобрать уже не мог. Все слилось в общий встревоженный гул, и разум в нем потонул окончательно.

— Ничего страшного, — авторитетно заявил Балдур, изучив бесчувственное тело, аккуратно пристроенное Рагнаром у сосны. — Он жив, здоров и весел, просто спит. Реакция на магическое воздействие. Побочная, так сказать.

— В смысле? — испугался Эдуард. В магии он разбирался мало, лекарском деле — не более того, но как-то слышал краем уха, что побочная реакция — это нехорошо.

— В смысле зачаровать его пытались, опоили каким-то зельем. Для демона это не опасно, на них такие вещи не действуют вовсе, или действуют, но слабо. Проспится к завтрашнему утру.

— И какой гад это сделал?! — Меридит принялась оглядываться с таким видом, будто надеялась этого «гада» найти, схватить и разорвать.

— Тот, кто его вызвал. Сильный, опытный маг, подозреваю, из числа лордов — кому еще он мог понадобиться?

— Братцу Улафу, — напомнил Рагнар, не подумав.

— Кишка тонка у братца Улафа для такого дела, — ответил колдун грубовато. — Не его масштаб. Великого мага шелковыми покрывалами не купишь.

— Не стоит гадать, проснется — сам расскажет, — предложил Аолен.

И тут Хельги пробудился. Ненадолго. Ровно настолько, чтобы сбивчиво сообщить, где именно побывал, и вполне членораздельно обругать себя «безмозглым идиотом, который за двадцать с лишним лет жизни не уяснил, что нельзя тянуть в рот всякую дрянь без разбору». А потом снова заснул, привалившись к сосновому стволу. Тогда колдун достал из кармана иглу, проткнул палец. И собственной кровью начертил на бледной щеке демона некий знак, похожий на зловещую руну «каун»,[16] но с дополнительной поперечной чертой.

— Охранный символ, — пояснил он свои действия, — чтобы его назад не уволокли и вообще не вызывали больше до поры до времени.

— До какого времени? — очень заинтересовалась диса.

— Пока знак не сотрется.

— Слу-ушай! — Девица от волнения даже подскочила. — Давай ему, пока спит, татуировку сделаем! Чтоб уж навсегда!

— Но тогда я тоже не смогу его вызывать, — возразил Балдур, — а вдруг понадобится? Мало ли какие обстоятельства могут возникнуть…

Так и остался грозный и могучий демон без татуировки. Он спал, время шло впустую, мир приближался к гибели, и ждать следующего утра не было никакой возможности.

— Идите-ка вы дальше, — решил колдун, — а мы с ним останемся. Проснется — догоним через астрал.

— Отлично! — просияла сильфида, радуясь, что не придется томиться долгим ожиданием.

А Меридит хотела завопить, что Хельги ее брат по оружию, поэтому именно она должна с ним остаться, и она его не бросит, и вообще… Не позволило знаменитое дисье благоразумие. Как бы ни любила она брата, как бы ни хотела лично о нем заботиться, факт оставался фактом: в сложившейся ситуации от опытного колдуна пользы больше, чем от воина, пусть и не менее опытного. И потом, это ведь ее и никого другого Хельги умел безошибочно отыскать в астрале.

— Ладно, — разрешила она недовольно. — Оставайтесь. Только ты смотри, того… — Что именно Балдур должен «смотреть», она и сама не знала, поэтому брякнула первую пришедшую в голову глупость: — Ты его не обижай!

— Щас! — Тот даже руками всплеснул от возмущения. — Непременно примусь издеваться над бедным беззащитным созданием! Буду бить и калечить! Вот только дождусь, когда вы наконец уйдете — и сразу за дело!

— Извини, — нервно хихикнула Меридит. — Я не то имела в виду.

— Идите уже, — махнул рукой колдун.

Но тут, неожиданно для всех, взбунтовался Орвуд. Демонстративно плюхнулся в только что наметенный сугроб и воинственно заявил:

— Я тоже остаюсь!

— Это еще зачем? — не поняли его порыва спутники.

— Затем. Устал я, не желаю понапрасну ноги бить. Отдохну до завтра.

— Вот бурдюк ленивый! — рассердилась Энка, стала, руки в боки, приготовилась к долгим пререканиям.

Но Меридит настойчиво потянула ее за рукав:

— Идем! Хочет — пусть остается, тебе какая разница?

— И что это ты сегодня такая покладистая? — Девица смерила боевую подругу подозрительным взглядом.

— Отвяжись! — буркнула та в ответ и зашагала прочь.

Просто она поняла. Ни при чем были ноги, усталость или лень: Орвуда остановил страх, тревога за брата по оружию — новое, незнакомое прежде чувство, с которым гном еще не умел справляться. Ведь прежде у него не было родственников, любимых по-настоящему, и он не знал, каково это — бояться потерять близкое существо. Ему еще предстояло научиться с этим жить…

И они остались втроем, под сосной, в холодном лесу, медленно заносимом снегом. Балдур подремывал у костра, Хельги спал одурманенным сном, и только гном не находил себе покоя, суетился рядом. Он то махал рукой перед носом младшего брата, то хлопал его по щекам, в надежде вернуть к действительности из мира грез, то ему начинало казаться, будто бы тот дышит слишком тихо, и он лез холодными, плохо гнущимися и почти утратившими чувствительность пальцами проверять, есть ли пульс, бьется ли сердце. А потом тормошил, приставал к Балдуру:

— Ты уверен, что он у нас не помрет? Нет, скажи, ты абсолютно уверен?

— Уверен, — терпеливо отвечал колдун. — Убежден. Абсолютно. Непоколебимо. Гарантирую. Клянусь честью… Да прекрати ты наконец себя изводить! Это простые волеподавляющие чары, для бессмертного они не опаснее укуса комара.

— А для смертного, значит, опасны?! — цеплялся к словам въедливый гном. — Ты учти, Хельги у нас демон неполноценный, не смотри, что кажется грозным и могучим.

— Неважно, — втолковывал Балдур, — главное — суть, а не детали. Все будет хорошо.

Почтенный Канторлонг ненадолго успокаивался, но скоро находил новый повод для тревоги:

— Скажи, ты уверен, что он у нас не простудится? Земля-то холодная! Как бы не замерз?!

В этом вопросе Балдур никаких гарантий дать не мог. Тогда Орвуд принимался подбрасывать дров в костер, подтыкать одеяло…

Так и миновала та ночь. А к полудню прекрасно выспавшийся демон и полусонные сиделки его воссоединились с компанией… и едва узнали своих спутников! Моровое поветрие, наделавшее столько переполоха в Дайре, на поверку оказалось свинкой! Карантинные меры, принятые заботливым герцогом, не спасли. Ильзу, Рагнара, Эдуарда и великовозрастную дщерь сенатора Валериания — всех четверых поразила детская хворь. И, разумеется, специализирующийся на благородных недугах эльф лечить такое не умел!

Нельзя сказать, чтобы они сильно страдали физически. Скорее, морально. Девиц раздражал изуродованный внешний вид — кому понравится бродить по миру с раздутой физиономией? Рагнара беспокоило иное.

— Ох, только бы на низ не перешло, — причитал он, не стесняясь присутствующих дам, — ох, только бы не перешло! Отец меня прибьет! Он мне уж сколько лет пеняет, что никак потомством не обзаведусь. А если я вовсе не смогу, после болезни? От свинки, говорят, бывает бесплодие… Что делать-то будем? С наследниками-то? — Он подпихнул в бок друга-принца.

Но Эдуарда вопросы престолонаследия занимали куда меньше. У него болели уши и горло, разговаривать не хотелось.

— Подумаешь, — отмахнулся он. — Лично у меня есть сестра. В крайнем случае она родит.

— Да-а! Тебе повезло! А мне как быть? — затосковал оттонец.

— Ты, во-первых, не каркай, — посоветовала скорая на решения сильфида, — а во-вторых, если что, Розалиана коронуете. В крайнем случае.

— Верно! — просиял рыцарь. — Как я сам не догадался! Я его летом видал — славный парень растет, крепкий, даром что сынок кузена Улля!.. Только имя ему придется поменять, вот что! Настаивать буду! Розалиан Первый, король оттонский! Ужас! Да нас все Староземье засмеет!

…Впрочем, время показало, что волнения были напрасны. До органов государственной важности болезнь не добралась.

Из дневника Хельги Ингрема

Умные существа никогда не станут принимать еду или питье из рук врага. Жаль, что я к таковым не отношусь.

Ругают меня все, кроме Эдуарда, — ему по чину не положено — и, к сожалению, заслуженно. Обобщенный перечень упреков таков: я до сих пор не научился обходить ловчие ямы Соламина, я позволил себя опоить, я всех перепугал до смерти, я даже не попытался хоть что-то разузнать о невестах. И самое главное: я, как последний идиот, слушал чужие речи, занимался историческими экскурсами, вместо того чтобы воспользоваться случаем и объяснить лордам, какую ошибку они допустили и чем она грозит миру! Я должен был орать, бить, крушить, но хоть как-то их вразумить! Почему я этого не сделал?

А я и сам не знаю почему. Прямо затмение какое-то нашло, мозговой ступор. Единственное, что можно предположить: я попал под воздействие чар еще до того, как выпил зелья. Слишком уж впечатлило меня созерцание ландшафтов утраченной родины. Красиво было, спору нет, но все-таки я не эльф и не поэт, чтобы, будучи в своем уме, так болезненно реагировать на природные объекты.

А душещипательное повествование о гибели островов Эмайн! Боги великие, ведь я в тот момент едва не разрыдался на манер девы корриган!.. Как там было? «…И кровь на льду, и черными крестами вмерзшие в лед тела…» Звучит, а?!

Помню, вошла наша тысяча в Корр-Танг, только что отбитый у орков. Поперек улиц баррикады из трупов. Все подряд в одной куче — бабы, старики, младенцы… Причем не целиком, а по частям — руки, ноги, головы… У кудиан выгрызены внутренности, люди просто разодраны в клочья — орки их не едят, говорят, мясо нечистое… Не знаю, может, у проклятых гоблинов есть какая-то народная забава, связанная с подбрасыванием в воздух кишок? Иначе как объяснить, почему они, кишки человечьи, гроздьями свисали с деревьев?.. Идем по городу, а под ногами слякоть, как осенью, только не от дождя — от крови. Ее уже песок не впитывал. Про запах я молчу — летом дело было. От такого запаха не только у орка — у кого угодно марах приключится… Дома лежат в руинах — это уже при штурме наши маги огненными шарами били. Среди развалин копошится всякая мелочь — домовые гоблины, еще какие-то твари вроде боггартов. Орки их не тронули, они сами сошли с ума от страха и вида крови. Бродят, как призраки, таращатся бессмысленно или сидят, раскачиваются и воют так, что мороз по коже… Мы мимо проходим, а они к нам руки тянут молча. Зачем — непонятно. Спрашиваем — не отвечают, только стонут. Страшно до одури.

Вдруг видим — посреди руин стоит храм, уж не помню, кому из южных богов посвященный. Целехонький — ни царапинки, будто не война кругом. Ну думаем, чудо! Бог свое имущество уберег! Заглянули посмотреть. А там девчонки. Прятались они в нем, надеялись, бог спасет. Много, много девчонок, целый храм битком. Живые. Только на самом деле лучше бы им быть мертвыми и лежать на улицах в общих кучах, после того, что с ними сделали орки… Говорят, ни одна потом не выжила…

И что, спрашивается, я тогда делал в Корр-Танге? Оплакивал погибших? Как бы не так! Жрать мы сели. Прямо посреди улицы, среди трупов. Наши обозы были разбиты под Уммаром, провианта не подвозили три недели, а тут в одном из подвалов обнаружилась бочка соленого козьего сыра — уж не знаю, почему орки ее не нашли раньше нас? — вот мы и устроили пир. А он мне про кровь на льду!

И потом, что-то не понравилась мне история со спригганами! За что их, собственно, прокляли? За то, что не захотели лежать и дожидаться, покуда их заживо раздавит льдом? Да с какой, собственно, стати? Что за бред? «Они предпочли тоске чужбины вечный покой в Долине предков…» Придет же в голову такая глупость… Аолен говорит, я сужу как наемник, у которого никогда не было родины. Возможно. Но я живой наемник, а не мертвый тилвит тег или кто там еще? Гуараггед аннон.

Получается, «обреченные на жизнь» имели право спастись, а спригганы обязаны были помереть из принципа? И это лорды называют справедливостью? Не уверен, что существа с такими сомнительными морально-этическими установками в принципе способны принести в этот мир добро… А может, их, нынешних, в свое время тоже проклял кто-то из оставшихся на Эмайне? За то, что ушли? Поэтому они теперь и творят демон знает что, и влекут Староземье к гибели?..

В общем, история темная, мир жесток и несправедлив, и одна у меня в жизни отрада, что демоны не болеют свинкой.

P.S.

А самое обидное вот что! Когда мы с Меридит в прошлый раз побывали в лаборатории мага-лорда, там на полу был расстелен специальный ковер с вытканной на нем пентаграммой — очень красивый.

На этот же раз я, прибыв по вызову, оказался на голом каменном полу, а ковер лежал рулончиком в сторонке. Не удостоили меня, значит, чести! Побоялись, вдруг наслежу! Мелочь, казалось бы, какую воину и замечать не пристало, а зло берет!

Чем ближе к озеру подходили Наемники, тем тревожнее становилось на душе. До невыносимости. Не потому, что мучили дурные предчувствия — просто так бывает всегда. Когда до цели далеко, от душевных мук ожидания отвлекают мысли и переживания более насущные, разум милостиво оберегает сам себя от напрасных страданий, не способных ничего изменить. Но постепенно, с приближением, тревога неизвестности выходит на первый план, становится непреодолимой. Что-то ждет там, впереди? Не случилось ли чего ужасного, непоправимого за время отсутствия? И это томительное предчувствие беды пугает больше, чем сама беда, гонит вперед: будь что будет — лишь бы скорее!..

Последние часы пути они почти бежали, напролом через лес, без передышки, позабыв о собственных хворях. Даже на разговоры не оставалось душевных сил. Лишь бы скорее, а там — будь что будет!

Но не было ни-че-го. Тишь да гладь, будто и не отлучались никуда. Ни намека на чужое присутствие. Мирный дымок над кровлей жилья. Мокрое детское белье на веревке, растянутой между деревьями, — видно, Урсула только что занималась стиркой, — и сама Урсула, со счастливым визгом вынырнувшая из землянки и повисшая на шее Рагнара — почему-то именно его она избрала объектом для изъявления эмоций.

— Наконец-то!!! — орала она и дрыгала ногами в воздухе. — Вернулись!!! Это вас дух уволок, да?! Я так и думала! Так и думала! И нашим кальдорианским болванам говорила: вернутся! До конца света обязательно успеют!

— Успели! — выдохнул Эдуард и устало опустился на заснеженную кочку — ноги вдруг отказались служить. «Неужели так подкрадывается старость?» — подумалось впервые в жизни.

Но тут Урсула с детской непосредственностью спросила:

— А что это вы такие страшные, на себя не похожи? У-у-у! — Для наглядности она раздула щеки. — Морды жирные, как у троллей!

И принц сообразил, что дело не в прожитых годах, а в свинке.

— А где они, наши болваны? — поинтересовался Хельги спустя пару минут, когда стало очевидно, что, кроме милого ребенка, навстречу вернувшимся никто не спешит.

— Кальдорианцы, — с упреком поправил Рагнар. — Годрик и Спун.

— Да ладно, я и так поняла! — откликнулась маленькая диса. — Скоро вернутся. Территорию пошли обходить. Они ее каждый день обходят, лазутчики недоделанные! Боятся проворонить лордов. Я им говорю: «Дураки! Никто мимо нас не пройдет, заметим. Ни к чему по проклятым местам в одиночку шастать!» А они не слушают ничего! — Она обернулась к сестре: — Зря ты мне их бить не позволила!

— Зря, — согласилась та. Инициатива юношей, в самом деле, была ненужной, если не сказать опасной.

А Урсула добавила заговорщицки:

— Странные они какие-то, кальдорианцы наши…

Тогда все пропустили мимо ушей ее слова.

А дальше все вернулось на круги своя. Потянулись дни ожидания. Правда, теперь оно переносилось много легче. Не было больше глупой раздражительности, мелких склок и взаимных обид — будто переболели и выздоровели.

И занятие для каждого нашлось. Меридит, к примеру, взялась точить-перетачивать все имеющееся в наличии оружие, как и положено всякой уважающей себя дисе на пороге большой битвы. Аолена потянуло слагать печальные песни об осени, хотя за порогом землянки стояла самая настоящая зима и пурга заметала лес белым покрывалом. Балдур потихоньку, не привлекая внимания, продолжал свои колдовские изыскания. Он еще не терял надежды обнаружить захоронение.

Ильза взяла на вооружение сомнительную идею: помирать, так хоть в чистом, и устроила грандиозную стирку-штопку-починку. Причем она так увлеклась этим занятием, что Эдуард не раз высказывал опасение: как бы спасателям мира не оказаться на момент начала боевых действий без сухих штанов!

Вообще-то у принца была своя причина роптать. По доброй дружбе и равенству в воинском звании девушка привлекла его к работе: заставила ходить за хворостом, таскать и греть воду, развешивать белье и выкраивать заплаты. Спору нет, времени, чтобы скучать, у наследника престола ольдонского не осталось, но и назвать такое времяпрепровождение веселым и приятным он не мог. Попробовал было умерить хозяйственный пыл боевой подруги, заявив, что вода в озере проклятая, пропитанная древним Злом, и стирать в ней никак нельзя. Но домовитая лоттская девушка мгновенно нашла выход: «Будем топить снег». Сказано — сделано. В результате резко увеличился расход топлива, и работы только прибавилось. Зато помогать Эдуарду, к пущей его радости, вызвалась Энка. Оказалось, что ей до страсти нравится собирать хворост — кто бы мог подумать?! Поистине непредсказуемая натура!

В то время когда друзья занимались хозяйством, Рагнар и Орвуд без зазрения совести картежничали на интерес. Потом сменили надоевшие карты на кости, и Хельги, отложив дневник, принялся внимательно наблюдать за процессом. Ему было интересно: как именно сложится игра у двух существ, каждое из которых не может выиграть в принципе? Результат вышел ужасающим. Вопреки всем законам вероятности, игрокам раз за разом выпадала ничья! Сперва такой расклад казался им забавным, но после тридцатого совпадения они заподозрили, что дело нечисто. Тут уж необыкновенным явлением заинтересовались все, принялись экспериментировать. Играли по двое, и кучками, и всем скопом — с одинаковым равным результатом. «Место проклятое, для игры в кости не годится», — убеждал Хельги, а сам с замиранием сердца ждал: вот сейчас, сейчас кто-нибудь догадается привлечь к опытам кальдорианцев или Урсулу — и пиши пропало! Несостоятельность его теории «дурного места» станет очевидной, возникнут ненужные вопросы, подозрения…

К счастью, сестру до эксперимента не допустила Меридит: дисьим детям играть в азартные игры не положено до достижения совершеннолетия, это очень строгое правило, вроде бы даже имеющее магическое подкрепление. А кальдорианцы…

С кальдорианцами было не все так просто. Они-то с озера не отлучались. Для них-то ничего не изменилось, все шло по-старому. И прежде не особенно общительные, сторонившиеся иноверцев юноши за время ожидания сделались замкнутыми до угрюмости. Они целыми днями пропадали в лесу под старым предлогом обхода территории, причем ходили порознь, видно, повздорив между собой. Возвращались под вечер, продрогшие и уставшие, ели плохо, спали беспокойно.

Рагнар, по доброте душевной, хотел прекратить их бессмысленные вылазки, но юноши проявили несвойственную им настойчивость, и рыцарь плюнул: «Делайте, что хотите! Чем бы дитя ни тешилось…» Остальные же и вовсе не вмешивались, потому что — с какой стати? Не маленькие, способны сами за себя отвечать. Охота мерзнуть и простужаться — кто бы возражал! Пусть мерзнут, пусть болеют, это дело личное, в бою от них все равно проку нет. «Возможно, физические страдания помогают легче пережить крушение духовных идеалов» — так рассудил для себя Аолен. А другие на эту тему и не думали даже…

Из дневника Хельги Ингрема

Почему-то принято считать, что демоны обладают даром предвидения. Не знаю, возможно, это мнение справедливо в основе своей, но ко мне оно никоим образом не относится.

Каждый день я явственно чувствую: вот сегодня, сегодня начнется! Придет роковой час! И надо ли говорить, что он, час этот, наступать и не думает? Всем моим предчувствиям грош цена в базарный день. Досадно.

Идут шестые сутки со дня нашего возвращения из Дрейда. Ильза уже перестирала все, что могла, даже походные мешки (явное, на мой взгляд, излишество), а перемен никаких. Времени прорва — впору садиться диссертацию писать. Чернил мало, вот беда. На дневник хватило бы. Впрочем, если кончатся — наведаюсь в другой мир, раздобуду там. Макса навещу или Инолге нервы попорчу… Мне нравится над ним издеваться, видимо, таким недостойным образом проявляется сущность убийцы. Не знаю, следует ли мне сдерживать ее низменные устремления или, наоборот, дать волю естеству? Надо посоветоваться с Аоленом, когда никого не будет рядом…

Да, жизнь моя в последние недели стала очень сложной и запутанной. Но случаются в ней и светлые моменты. К примеру, Орвуд с Рагнаром наконец-то утратили интерес к игре в кости, снова взялись за карты. Кальдорианцы больше не путаются под ногами, бродят где-то поодаль. Рагнар сходил на охоту — еды у нас, видите ли, маловато осталось! — а вернулся ни с чем. Оно и понятно: местность насквозь проклятая, кто станет тут водиться по доброй воле? Лес совершенно мертвый, ни следа на снегу, даже мышиного. Вороны и те не каркают, хотя им никакое зло не страшно, в самых жутких местах встречаются. А здесь — нет!

Или не в магии причина, а в сильных холодах? За несколько морозных дней Вдовье озеро покрылось льдом, Балдур бродит по нему в поисках могилы и жалуется, что работать сложно — мешает повышенный силовой фон. И ругает он этот фон на чем свет стоит, а я тихо радуюсь. Потому что не будь его, этого фона, маскирующего наши астральные проекции, такой опытный колдун, как Балдур, непременно сообразил бы, отчего никто из нас не может выиграть в кости. И наверняка не догадался бы смолчать, рассказал всем. Тогда наступил бы для меня личный, индивидуальный конец света! Ужас, ужас! Страшно представить! Энка жизни не даст… И Рагнар спасибо не скажет. Меридит по шее надает… Орвуд! Про Орвуда-то я забыл! Катастрофа!

О! Притчу вспомнил! Ванедскую.

Короче, жила в одном сайрате глупая дева. Вот сидит она и плачет. Подходит к ней сестра и спрашивает: «Чего ты, сестра моя, плачешь так горько?» А та отвечает: «Как же мне не плакать? Вот скоро выйду я замуж, родится у меня сынок, назову его Фыртах-ве. Вдруг выйдет он за ворота — а тут мимо наш дракон Туоп летит. Задел задней ногой — и нет моего Фыртах-ве! Вай-вай, горе-горе!» Села сестра рядом, стали на два голоса плакать. Потом другая сестра вышла, мать, тетка, бабка… Все сидят и плачут: «Вай-вай! Бедный Фыртах-ве!» Наконец отец плач услышал и спрашивает, в чем дело. Говорит ему глупая дочь: «Вот скоро выйду я замуж, родится у меня сынок, назову его Фыртах-ве, в честь дедушки Зартаха. Вдруг выйдет сынок за ворота — а тут дракон летит. Зашиб задней ногой насмерть! Нету моего Фыртах-ве! Ой, горе-горе!» А отец на это и говорит: «А ну, цыц, дуры бабы! Нечего слезы лить, похороним как мужчину!»

Ну точно про меня притча!

Из дневника Хельги Ингрема

(по прошествии трех дней)

С утра началось в нашем глухом краю какое-то шевеление. Не в физическом мире — в астральном. Источник и природу его я понять не умею, но кажется мне, будто кто-то за нами наблюдает. В смысле не конкретно за нами, а за местностью в целом. Причем к лордам этот таинственный наблюдатель отношения не имеет, такое у меня… предчувствие, что ли? Впрочем, всем известно, какова цена моим предчувствиям. Полагаться на них нельзя, возможно, это лишь игра заскучавшего воображения. Однако осторожность не помешает, решили мы, и не пустили Годрика и Спуна в их традиционный обход. Оба очень недовольны, сидят по углам, надутые, как аттаханские сурки. Смотреть тошно…

Ожидание утомляет всегда, но ожидание напряженное — в особенности. Я решил стереть с лица охранный знак, нанесенный Балдуром. Пусть маг лордов снова меня вызовет, хочу поговорить с ним по-хорошему, на трезвую голову, предупредить об опасности. Весь день сижу, жду — не вызывает, гад! А ведь до этого несколько раз пытался, Балдур это ясно чувствовал, а я — нет. Плюнул, наверное. Понял, что не получается, и решил больше не связываться. Досадно!

О! Опять астрал дернулся! Да так, что я даже подпрыгнул, и Энка обозвала меня припадочным! Может, это начал пробуждаться дух Карола?

Нет, не может. Так говорят Балдур с Аоленом: дух не восстанет прежде, чем будут совершены специальные ритуалы (с применением наших невест). Почему они в этом так уверены? По-моему, от духов следует ожидать чего угодно. К примеру, наш Царь Народов восстал без всякого ритуала. Мы просто провалились в его могилу и все… Или это и был необходимый ему ритуал? Трудно судить о том, в чем ни демона не смыслишь. В любом случае надо быть настороже.

Орвуд считает, что пора нам продумать линию поведения, согласовать, как будем действовать, когда оно начнется. Но у наших дам один ответ: война план покажет. И Меридит, и особенно Энка не любят ничего загадывать заранее, говорят, дело обязательно пойдет наперекосяк. Я для себя пока не решил, чья позиция вернее, потому помалкиваю. Но планы обдумываю.

Надежнее всего было бы из укрытия перестрелять всех дев по дороге на алтарь. Но для нас этот вариант, к сожалению, неприемлем… да и не так хорош, как показалось вначале. Лорды знают, что мы постараемся им помешать. Значит, позаботятся о защите. Маги они не особенно сильные, но мы — еще хуже. Конечно, у нас есть Балдур, он отличный профессионал, но у него не та специализация. Как правило, на поле битвы маг выходит против мага, колдун против колдуна — при каждой сотне обычно состоят на службе и тот и другой. Смешанные бои возможны, если маг будет атаковать сам, а не уйдет в глухую оборону. Защитную магию колдовством не пробить, это все знают, даже я. Растянут завесу вокруг алтаря, сделают, что им надо, а нам останется только рядом стоять и глазами хлопать: видит око, да зуб неймет…

Да, очень непростой расклад. Как бы не пришлось нам иметь дело с самим восставшим духом! Надеюсь, Балдур знает, как их убивать, ведь это уже его профиль…

Эта запись оказалась последней из сделанных на проклятом озере. Кончилось ожидание, пришло время действовать.

Лорд Ллевелис не смыкал глаз уже третьи сутки. Долгие века ожидания подходили к концу. Нервы были на пределе. У всех. Замок пребывал в движении, голоса и музыка, топот и стук, шорох и скрип наполняли его, мешая уснуть. Где-то вострили оружие, где-то начинали готовить порталы, где-то пели песни о былой славе, где-то молились.

Сквозь открытое окно доносились звуки лютни и скрипок — в королевских залах был бал, последний в старой жизни… А может, и вообще — последний в жизни? Там в радужном свете магических огней по зеркально-гладкому мозаичному полу скользили, кружились, летели в танце, давно позабытом в большом мире, прекрасные дамы в пышных нарядах своих прапрабабок, блестящие кавалеры в бархате и шелках таких ветхих, что не рассыпались они в прах только благодаря магии. Реликты, призраки великой эпохи, ушедшей в небытие, отнятой и стертой из памяти ныне живущих. Несчастные осколки прошлого, утратившие место в этом мире… Смогут ли они обрести его вновь? Достанет ли им сил? Завтра он получит ответ на этот вопрос. Только завтра. О боги, как же мучительно тянется время!..

Пять веков — долгий срок. Их остались считаные единицы — тех, кто воочию видел Волшебную страну, кто помнил былое ее величие и страшный ее крах. Дряхлые старики, такие же, как он сам… Уже не прадеды даже — предки тех, кому завтра предстоит едва ли не впервые в жизни покинуть надежные глубины Сокрытых Пределов и шагнуть в большой мир, чтобы сделать его своим. Не измениться под стать новой эпохе, но вернуть былое.

Долгие годы они жаждали мести. Они жили этой мечтой, упивались ее ядом, отравляли души детей и внуков своих, рожденных в неволе. Они умерли — почти все — так и не дождавшись Великого дня. Кто двухсот лет недотянул, кто — всего двадцати… Выжившие уже не хотели мстить — былая ярость перегорела. Виновники их бед сами давно уже истлели в могилах, а потомки их… Не ненависти они были достойны, а жалости. Что за мир достался им в наследство от безумных предков? Грубый, уродливый и жестокий. Все возвышенное и прекрасное ушло из него вместе с Волшебной страной. В нем нельзя было жить, только прозябать, утопая в грязи и пороках…

Так думал лорд Ллевелис, придворный маг ее величества. Думал всегда. До самого последнего дня.

Наверное, это бессонные ночи дурно повлияли на его разум, заставили повернуть мысли в новое русло. Если прежний, ушедший мир действительно был столь прекрасен, как он его помнил, почему случилась беда? Откуда взялись воинственные орды, проклинающие его чудесную родину, готовые жизни свои положить, лишь бы ее уничтожить? Что это было? Массовое безумие? Злые чары магов-завистников? Происки злых богов? Или нечто иное? Как жилось под властью королевы-феи тем, кто не имел доступа в ее заветную обитель?

Этого лорд Ллевелис не знал. Ему не исполнилось двадцати лет, когда пришли льды, а до этого он ни разу не покидал островов. А зачем? Развлечений хватало и при дворе. Рыцарские турниры, дворцовые интриги, конные выезды, охота, балы… Безмятежное веселье, великолепная природа, восхитительные яства, волшебная музыка… И пары кружились в танце — дамы в новых пышных нарядах и драгоценностях, блестящие кавалеры в орденах и лентах…

А совсем рядом — рукой дотянешься — уже гибли от голода тысячами люди Эмайна: пахари, скотоводы и ремесленники, черная кость Волшебной страны. Но не было до них дела героическим дини ши, благородным тилвит тег, прекрасным гуараггед аннон…

Старик тряхнул головой, отгоняя крамольные мысли. К чему они теперь, когда им лично взращенные молодые маги уже открывают порталы в дальние земли, и воины готовы к бою, и канцелярия уже распределяет ордена и ленты, и весь Последний Предел живет ожиданием чуда Возрождения… Даже если бы он захотел — не смог бы их остановить. Но он и не хотел.

Просто ему было страшно.

Положа руку на сердце, он неплохо провел последние пять веков. Была жгучая тоска по утраченной родине — со временем она утихла, превратилась в обычную ностальгию. Была угроза извне: маги Коллегии, особенно из числа континентальных эльфов, не жалели сил на поиски последнего вражеского убежища — первую сотню лет, потом успокоились, им надоело жить войной. Была скука изоляции, была нужда (никогда, впрочем, не доходившая до голода) — и это прошло. Золотая клетка стала привычной, жизнь при дворе вошла в прежнее русло. Все как на родине: рыцарские турниры, дворцовые интриги, конные выезды, охота, балы… Волшебная страна в миниатюре. С одной только разницей. Не благодатные острова Эмайн приютили ее, а проклятые Пески Шаала… Но когда тебе перевалило за пять сотен, и ты живешь в довольстве и комфорте, почитаемый едва ли не превыше самой королевы, — это уже не столь важно. Страх потерять то, что имеешь, начинает пересиливать желание обрести новое.

Но он знал, что справится с этим страхом. Во имя будущих поколений.

Больше тревожило другое. Наемники Судьбы. Восемь существ — семеро смертных, один бессмертный. Очень юные, очень живучие, очень опытные воины. Они уже не раз спасали этот мир. От некромантов и убийственных огненных рыб, от гнусных сектантов, от угрозы из былых времен и иных миров.

Он разведывал специально, он многое узнал о них с того момента, как они встали у него на пути. Но так и не понял, почему они сделали это? Прежде Стражи всегда действовали на пользу этому миру — почему же теперь решили действовать во вред? Или…

Демон Ингрем — с ним надо было поговорить! Не атаковать его разум магией, не опаивать зельем. Не вещать самому — дать слово ему. Не убеждать — спрашивать.

Чем прогневили Судьбу они, живущие вопреки? Что заставило Высшие Силы вмешаться в дела смертных? Какие только беды не обрушивались на Старые Земли и их беспокойные окрестности! Погибла Волшебная страна, прекрасный сон наяву — Силы Судьбы не препятствовали этому. Орды проклятых гоблинов стирали с лица земли города и села — Силы Судьбы были не против. От северных льдов до южных морей гремели Мировые войны, Первая, потом Вторая, мир тонул в крови — и это не беспокоило равнодушные Силы. Что же заставило их поставить вершителей справедливости, служителей Возрождения на одну доску с сумасшедшими сектантами и магами-отщепенцами? Он должен был искать ответ на этот вопрос, вместо того чтобы упиваться собственным красноречием и испытывать силу свою на бессмертном…

Ошибку маг осознал сразу, как только демон сбежал. Исправить не смог. Сколько ни старался, тот больше ни разу не явился на зов. А теперь на это уже не осталось времени. Над Песками Шаала забрезжил тусклый рассвет. Последний Предел озарился волшебно-розовым сиянием нового дня.

Верховная Коллегия заседала в Конвелле узким кругом — только президиум и Совет патриархов. Великий маг Оберон делал доклад.

И говорил он о том, как пять веков назад боевые маги недавно вышедшей из подполья Тайной Коллегии крушили Предел за Пределом, прорываясь к самому сердцу Волшебной страны, ко двору королевы Мэб, стремясь навсегда стереть с лица земли этот одиозный символ жестокой эпохи. Но слишком силен и опытен был противник. Утопающий в собственной крови, теснимый ледяной стихией, он нашел-таки путь к отступлению, сумел укрыться за глухой завесой магии. Последний Предел остался не сломлен, и зло затаилось в нем.

Долгие десятилетия не прекращались поиски. Магия, черное колдовство, подкуп, ложь, пытки — все шло в ход. Любые средства были хороши в этой войне. Потому что все понимали: пока жив хоть один из приближенных королевы — не знать покоя Старым Землям. Сто лет пройдет, пятьсот, тысяча — рано или поздно Волшебная страна попытается взять реванш, отмстить за свое поражение.

Так оно и вышло.

22 декабря 6032 года был предательски убит легендарный Карол Освободитель, чье имя еще при его жизни служило символом победы над Волшебной страной. Самым невероятным было то, что не от руки врага, коих у него насчитывалось великое множество, пал великий король. Преступление совершил один из самых близких и верных ему людей — брат по оружию, который прежде не раз ценою собственной крови доказывал свою преданность.

Так уж погано устроены смертные, что кровное родство порой значит для них меньше, чем должно. Отец может убить сына, сын поднять руку на отца, брат пойти на брата… О брачных узах и говорить нечего — от северных льдов до южных морей не найти на просторах Староземья такого города, такого селения, в котором бы ни один муж не забил бы до смерти жену, ни одна жена не отравила бы мужа поганым грибом либо ведьминым зельем…

Но есть и другие, более надежные связи, которые так просто не разорвешь, потому что не простые, природные они, а на особой магии основаны. И братство по оружию — из их числа. Какая бы ссора ни случилась, какую бы выгоду ни сулили — не способен брат по оружию изменить брату, не способен предать. Сам — никогда! Только если ему помогут. Те, кто умеет обращаться с магией. Причем очень, очень хорошо. Не для простого мастера эта задача — для Великого!

Вот почему Коллегия уже тогда заподозрила неладное. Но меры принять не успела. Тело Карола было похищено прямо из тронного зала альгальдского дворца. Кем? Это было очевидно. Зачем? Нетрудно было догадаться: чем влиятельнее при жизни был покойник, тем мощнее получится из него дух-покровитель. Где была заложена пентаграмма? Об этом удалось узнать случайно, не иначе промыслом добрых богов. Случайно в Эттессе схватили лазутчика. Случайно он знал больше, чем полагается простому шпиону. Случайно на допросе присутствовал опытный маг. Под пыткой допрашиваемый указал место погребения правой руки короля. А дальше — чистая геометрия. Так тайное стало явным.

Что же предприняла Коллегия, обнаружив, какая угроза нависла над отвоеванными ею землями? Поспешила устранить ее, разрушив роковую пентаграмму? Нет. Боевые маги оставили все как есть, и осведомленность свою даже от коллег держали в глубочайшей тайне целых пять веков, до этого самого дня.

Но почему же они бездействовали? Восставшие духи — опаснейшие создания, мощью своей подобные богам и демонам. Как Оберон и его не менее именитые соратники могли допустить, чтобы под самым боком у них веками крепла вражеская сила, способная повернуть вспять колесо истории, лишить народы Староземья всех завоеваний, доставшихся им ценой великой крови? Было это бессилием пред свершившимся или преступным легкомыслием? А может, происками коварного противника?

Нет. Это было началом воплощения грандиозного плана, призванного раз и навсегда покончить с Волшебной страной, до которой так и не удавалось добраться иным способом. Враг должен погибнуть от собственной руки — таково было решение Коллегии. А для претворения его в жизнь требовалось не так уж много усилий…

Создание духа-покровителя — процесс трудоемкий и поэтапный. Ровно через год — день в день, минута в минуту — после закладки пентаграммы магам надлежит вернуться в ее центр и, определив по особым астральным признакам параметры трансформации, рассчитать время перерождения смертной сущности в бессмертного духа.

Вот в эти-то признаки маги Коллегии и внесли свои коррективы. Дата была рассчитана неверно. Карол Освободитель уже не был человеком на момент своей гибели. Он уже изменился, и до полного перерождения ему не хватало всего-то полвека, и ни минутой больше!

Пять долгих столетий провел могущественный дух заточенным во тьме могилы! В десять раз дольше, чем требовалось по технологии Лодвейка! За этот срок не могло не возникнуть явление, именующееся в современной магической науке эффектом Хаз-Зарата. Томящийся в неволе дух (каковой бы природы — естественной или рукотворной — он ни был) дает клятву верно служить тому, кто выпустит его на свободу. Но не в меру затянувшееся ожидание ведет к озлоблению, и клятва становится другой. Дух принимает решение убить освободителя. И решение свое неминуемо исполняет. Причем, если дух относительно слаб, дело ограничивается одной или несколькими личностями. Но духи могущественные мыслят иными категориями и масштабами: целые города и народы гибнут от гнева их.

Вот какую участь уготовила Коллегия подданным Мэб, вот что подстерегало их на Вдовьем озере! Волшебная страна доживает последние часы, а магам-победителям только и остается, что, направив на район всевидящее око, наблюдать за ее бесславным концом! С тем чтобы потом, когда гневный дух утолит свою жажду крови и успокоится, прибрать его к рукам — авось в хозяйстве пригодится…

Увы! Им, магам-победителям, тоже неведома была страшная тайна Морагских топей. Древнее Зло, сотворенное запретной магией, запечатано было Силами Стихий, а они, Силы эти, почти не оставляют астрального следа… В отличие от полезного устройства, именуемого всевидящим оком. Это из-за него магическое пространство дергалось так, что кое-кого из демонов-убийц боевая подруга обозвала припадочным!

Мало кому в этом мире доводилось видеть благородного, утонченного эльфа, который, стоя посреди убогой лесной землянки, колотил бы себя ладонью по лбу и во всю глотку орал: «Идиоты!!!», и еще кое-что по-аттахански. Некоторые вообще не поверили бы, что подобные чудеса случаются на свете.

Однако Аолен вел себя именно так! Причем ни свет ни заря, а по спригганским меркам — так и вовсе среди ночи: на улице, по зимнему времени, даже еще не начало светать. А потому подменный сын ярла не был расположен к дипломатии, спросил грубо, зато по существу:

— Ты что, сдурел?!

— Нет!!! — прокричал эльф с воодушевлением. — Я понял! Мы были идиотами!.. Да вставайте же вы, в конце концов! Подъем!.. — Он принялся бесцеремонно трясти спавших, стягивать одеяла — только что ногами не пинал.

— Нет, вы посмотрите на него! Первородный называется! — свирепо шипел Хельги, спросонья не попадая в рукава куртки. — Образец добродетели и хорошего тона! Ну чего ты меня дергаешь?! Чего тебе от меня посреди ночи надо?!

— Чтобы ты перестал копаться, как курица в гнезде, и шел искать могилу! Благо я понял где!

— Да ты что! — Настроение демона мгновенно переменилось, сон как рукой сняло. — Правда понял?!

— Нет! — фыркнул эльф. — Понарошку! Развлечься решил посреди ночи!.. Оделись наконец тетери сонные? Идем?

— Вот что дурное окружение с эльфами делает! — присвистнула дочь сенатора Валериания. — Никакой культуры речи!

Догадка, осенившая Аолена, была столь очевидна, что оставалось только удивляться, почему она не пришла никому в голову раньше. Действительно, идиотизм — убить столько времени на бесплодные поиски и не сообразить простейшую вещь: твари, жизнь которых традиционно протекала за гранью пространственного раздела, наверняка должны были, умышленно или просто по привычке, использовать тот же принцип для сокрытия тайны. Не могилу Карола надо было искать, а открывать путь к ней — путь в Сокрытые Пределы.

Любой эльф умеет делать это с детских лет. Аолен затратил на все про все не более десяти минут.

И мир вокруг изменился. Не полностью, но очень заметно. Основные географические объекты остались на своих местах: Холм Героя высился над лесом, и Вдовье озеро лежало у его подножия. Но лес! Что сталось с ним! Исчезли непролазные заросли гадкого колючего кустарника. Голые, корявые деревья уступили место великолепным корабельным соснам с янтарными стволами и сизым мохнатым елям. На поникших лапах их лежал пушистый иней, крошечные сосульки свисали с кончиков игл хрустальными подвесками, ярко поблескивали в свете зари. Воздух сверкал морозными искрами, небо было безоблачно-розовым — настоящая зимняя сказка! Мечта любого поэта! Полтысячелетия минуло, а здесь еще чувствовалось влияние магии Волшебной страны, изображающей мир лучше, чем он есть на самом деле. Даже не верилось, что совсем рядом, руку протяни — достанешь, затаилось вековечное Зло!

Могилу искать не пришлось — она сразу бросалась в глаза. Плосковерхая глыба белого камня высотой в полроста человека лежала точно посередине между берегом озера и подножием холма. А рядом из-под снега выглядывали камни поменьше — серые ледниковые валуны. Один, второй, третий — целое каменное кольцо!

— Ой! — воскликнула Ильза, вспомнив. — Это же наши собственные камни! Мы их сами натаскали, помните?! Когда спасались от мертвецов! В Средних веках! И до сих пор лежат! С ума сойти!

— И правда! — Эдуард обрадовался так, будто старых знакомых встретил. Приятно, право, оставить свой след на земле! — А как же они угодили в Сокрытые Пределы? Ведь мы их по ту сторону собирали?

— Мало ли что может случиться за тысячу лет? — пожал плечами Аолен, ничего более определенного он ответить не мог. Он никогда специально не интересовался свойствами разделенного пространства, явление это казалось эльфу по-житейски обыденным, слишком привычным, чтобы задумываться о его природе. Быть может, напрасно он им пренебрегал? Что-то слишком часто приходится с ним сталкиваться, причем на уровне уже далеко не бытовом…

Из размышлений его вывел приглушенный возглас Хельги:

— Ах, демон побери! Неужели?.. Прячемся!!!

Да только где тут спрячешься, в кружевном и прозрачном зимнем лесу? Да еще толпой в дюжину голов? Ну свалились в ближайший овражек, залегли — а что толку, если, по изящному выражению высокородного оттонского рыцаря, все задницы наружу торчат?

— Не беда, — успокоил Балдур. — Сойдет и так. Кто появится — я тому глаза отведу.

— Магу? — усомнилась Энка. — Великому?

— Да хоть председателю Верховной Коллегии! — самоуверенно усмехнулся колдун. — Скажу без ложной скромности…

Не сказал. Не успел. Шагах в тридцати к югу открылся мощный портал, и от слов пришлось перейти к делу, впрочем, не такому уж обременительному для настоящего специалиста, коим Балдур Эрринорский, несомненно, являлся. Оно не мешало ему наблюдать за происходящим вместе со всеми. Именно наблюдать — ничего иного им не оставалось. Как и предвидел Хельги, лорды позаботились о защите. Пространство внутри каменного кольца было ограждено щитом Беллерота такой мощности, что никакому смертному не пробить, будь он хоть трижды Великий. Да и бессмертному, прямо скажем, не каждому. Только тому, кто согласится пренебречь сопутствующими жертвами и разрушениями.

— На крови ставили, — прошептал Балдур с уважением, — жизнью кто-то заплатил. Добровольно.

Стало жутко.

…А портал искрился и мерцал золотистым маревом. Из него выходили воины в сияющих доспехах, вооруженные копьями и длинными мечами, потом — молодые кавалеры и дамы придворного вида, за ними — важные вельможи в бархатных мантиях и белых плащах. Сколько их было? Да уж не меньше двух сотен!

— Ах, демон побери! Щас они нам весь обзор перекроют! Не увидим ничего! — запричитала сильфида — и получила локтем в бок от боевой подруги. Потому что на самом деле вместо «ничего» она сказала совсем другое, аттаханское слово из разряда тех, что Урсуле было знать рановато.

Однако тревожилась Энка напрасно. Все прибывшие, как по команде, выстроились в два ряда, в шеренги по шестеро, образовав коридор от портала до алтаря. Позиция же наблюдателей оказалась очень удачной — на одной линии с указанными объектами, и живая стена никак не мешала обзору. Им было прекрасно видно, как после минутной паузы из золотого тумана портала стати выныривать новые фигуры.

Сперва двое вынесли трон, очень красивый, резной, с инкрустацией. А потом…

Да, это была она! Та, которую весь мир считал давно умершей! «Сама», как величал ее бывший пленник Лавренсий Снурр. Королева Мэб собственной персоной!

Увы, минувшие столетия не пошли ей на пользу — это сразу бросилось в глаза тем, кому нечеловеческое зрение позволяло различить мелкие подробности на расстоянии. Лицо королевы, хоть и казалось безупречно-молодым, было бледно и неподвижно, как посмертная маска: никаких эмоций, никакой мимики. В движениях пропали былая легкость и грация, они сделались скованными, механическими, как у марионетки, которую дергает за ниточки кто-то невидимый.

Медленно-медленно шествовала Мэб от портала к трону, и восемь юных прелестных пажей с трепетом несли шлейф ее великолепного, но безнадежно старомодного мехового манто.

Потом так же медленно опустилась она на атласное сиденье трона и замерла в неестественной позе, чуть подавшись вперед прямым корпусом, скрестив руки на груди. Пажи опустились на колени подле ее ног.

Затем появился маг. Лорд Ллевелис, старый знакомый Хельги. Худой и высокий старик, очень импозантный, с лицом благородным до невозможности. «В молодости был редкостным красавцем!» — подумалось сильфиде.

И наконец…

— Сидеть!!! — Меридит рванула Годрика вниз, зажала ему рот ладонью и для верности вдавила лицом в снег.

Рагнар время от времени пытался представить себе, как это будет — и каждый раз воображение рисовало леденящие душу сцены: бледные колдуны в черных одеждах под руки, силой волокут к алтарю несчастных дев, оцепеневших от ужаса или, наоборот, бьющихся в бесплодных попытках освободиться… Или нет, не под руки тащат их, но, связанных по рукам и ногам, несут на длинных палках, будто кабаньи туши с охоты… Бросают на жертвенный камень, грубо срывают последние одежды… Крики, слезы, обмороки…

Ничего этого не было.

Девы шагали на своих двоих, уверенно и бодро. Колдуны шли рядом, галантно поддерживая дам, и не более того. И во взглядах, которыми они обменивались… Да! Восприимчивые эльфы не ошибаются в таких вещах! Это была любовь — Аолен был готов поклясться! Самая настоящая, чистая любовь, без всяких яиц илфи и прочих колдовских ухищрений. Подлинное, природное чувство!

Проследовав одна за другой, пары остановились у королевского трона, церемонно поклонились, испрашивая благословения, и направились к алтарю. Лишь легкие белые туники были на девах, они ступали по снегу босыми ногами, но холода, судя по их виду, не испытывали вовсе — только счастье. Первой со своим кавалером шла принцесса Хекенрозе, заметно посвежевшая и порозовевшая со времен своего зачарованного сна. Следующей была девушка миниатюрная, легкая, как фея, и прелестная, как дева корриган. Годрик, глядя на нее, стонал и грыз кулак, чтобы удержаться от крика. Меридит на всякий случай продолжала придерживать его за ремень.

Завершала же шествие пара довольно нелепая, потому что кавалер был красив, статен и высок, но дама превосходила его по росту на полголовы, а по ширине — почти вдвое! У девушки было круглое лицо с пухлыми щеками, маленьким вздернутым носиком, маленькими алыми губками и большими голубыми глазами, не замутненными излишним интеллектом. В отличие от подруг по несчастью (или наоборот?), торжественно-строгих и серьезных, она так и не прониклась важностью момента — всю дорогу до алтаря легкомысленно и жеманно хихикала, что-то шептала кавалеру на ушко.

— Моя! — тяжко вздохнул Рагнар.

Пары остановились возле надгробия, лорд Ллевелис приблизился к ним, длинным посохом вычертил на снегу витиеватый магический символ. Зазвучали слова заклинания, такого долгого и монотонного, что не только сторонние наблюдатели, но и сами участники церемонии испытали немалое облегчение, когда чтение закончилось и камень озарился бледным сиянием Силы.

Близился кульминационный момент ритуала. Кавалеры приподняли, подсадили дам на алтарь, двое — легко, один — с заметным усилием: мало того что кнусская принцесса обладала изрядным весом, она вдобавок извивалась и повизгивала — ей было щекотно, когда брали за талию. По рядам присутствующих прокатился сдавленный смешок. Маг поднял руку, призывая к порядку. Наконец все утряслось. Девы были наверху, спутники присоединились к ним, а дальше…

— Ой! Что это они делают?! — прошептал Годрик в ужасе.

— Рога нам с тобой наставляют, вот что! — хмыкнул рыцарь в ответ.

Аолен, зардевшись маковым цветом, отвернулся. Меридит поспешно спихнула сестрицу в овраг:

— Сиди там! Высунешься — убью!

— У-у-у! — привычно захлюпала та.

А Ильза, сообразив, что именно сейчас произойдет, всполошилась:

— Ой! Ой! А мы что, смотреть будем?!! Ой, срам какой!

— Вот именно! — зашипела сильфида свирепо. — Мы что, на представление пришли?! Делать что-то надо!

— А что ты сделаешь? — с философским спокойствием спросил Балдур. — Щит Беллерота нам самим не пробить. Придется ждать.

— Чего?! У моря погоды?!

— Ждать, когда Карол пробьет его изнутри. За ним, я думаю, не задержится. Духи совершенно не выносят замкнутых пространств.

— А-а! — понимающе кивнула сильфида. В этом вопросе она была вполне солидарна с духами.

И тут Хельги вдруг поднялся во весь рост, шагнул из оврага.

— Ты куда?! — страшным шепотом закричала диса. — Спятил?!

— Нет. Все нормально. Схожу для очистки совести, поговорю. Типа я демон и им явился. Попробую предупредить, вдруг послушают?

— Ну попробуй, — разрешила сестра по оружию. — Только осторожно! Если что — уходи астралом, не жди, пока пристрелят.

…Ах, как же он жалел в тот момент, что не умеет увеличиваться в размерах, подобно богу Кукулькану, или завораживать взором, как приснопамятная Ирракшана, что рядом, на худой конец, нет ни одной крыши, которую можно было снести в качестве доказательства грозной и могучей демонической сущности. Увы, ничего этого не было. Приходилось рассчитывать только на собственное красноречие, здравый смысл лорда-мага и твердую память их старой знакомой, королевы Мэб. Но ни в одном из перечисленных качеств магистр Ингрем не был уверен. «Скорее всего, меня просто сочтут психом, — думал он. — Вот дурацкая ситуация!»

— Эй! — окликнул он, прильнув лицом к невидимой поверхности щита Беллерота, как вурдалак к оконному стеклу родного дома. — Эй-эй! Почтенные! Задержитесь на минутку, поговорить надо!

В торжественной тишине голос его прозвучал особенно громко. Ряды вздрогнули, сотни пар глаз с удивлением и ненавистью воззрились на него. Ах, как же не любил подменный сын ярла оказываться в центре такого вот нездорового внимания! Но на что не пойдешь ради спасения мира!

— Кто таков? — отрывисто рыкнул один из лордов, судя по облику, высокий военный чин. — Как посмел? — И приказал: — Удались, неразумное чадо, иначе смерть тебе!

Хельги хотел сказать в ответ гадость, но не успел.

— Ты?!! — раздался голос старого мага, и страх звучал в нем. — Явился?!! Сгинь, исчадие сфер иных! Изыди, откуда явился в наш мир!

— Вот заладили, — обиделся демон. — Не сгину, не надейтесь. Я по делу вообще-то. У меня, можно сказать Откровение!.. Да прекрати ты, дед! — Он почувствовал, как задрожал астрал, магические нити свились в жгуты, потянулись к нему, как щупальца морского кракена. — Я же вас не трогаю, просто поговорить пришел! Можешь ты просто поговорить?!

Нет, не желал старик разговаривать, продолжал творить свою магию, по большому счету бесполезную, но назойливую, как укусы клопов… Не на того нарвался! Это только в любимых дамских романах сильфиды герои то и дело не могут столковаться, потому что один, вместо того чтобы излагать суть, умоляет его выслушать, а другой упорно отказывается. — Хельги был не из таких. За годы службы в рядах наемников, он научился доносить свою мысль до окружающих даже вопреки их желанию.

Не обращая внимания на отвратительные конвульсии магического пространства и протестующий гул толпы, он принялся орать в манере десятника на плацу — громко, четко и без претензии на культуру речи. Зато доходчиво и по существу!

— Идиоты!!! — орал он, не стесняясь присутствием королевы. — Придурки средневековые! Где были ваши глаза, когда вы зарывали ваши трупы в одной яме с дурными покойниками?! Теперь-то хоть их разуйте, глаза ваши, если они у вас есть в принципе! Покровителя ждете?! Дожидайтесь! Щас вылезет! Мокрого места не оставит, ни от вас всех, ни от этого постылого мира! Будет вам Возрождение! Такой справедливости огребете — мало не покажется!.. Ллевелис, демон тебя побери, ведь ты же маг! Ты должен иметь соображение! По-твоему, какого гоблина мы за вами таскаемся по всему свету, лезем в ваши планы?! Развлечения ради?! Мы — Наемники, Стражи! Судьба, будь она неладна, приставила нас спасать Мир! Будь он вне опасности — стали бы мы с вами связываться? Сам подумай!

Если честно, он не рассчитывал на успех и орал только затем, что не стоять же безмолвным столбом, раз уж явился?

Но зерно упало на подготовленную почву. Смутные, неоформленные сомнения, неясная тревога, не дававшая лорду Ллевелису покоя все последние дни, обрели четкие очертания. Маг получил ответ на свой вопрос: вмешательство Стражей не было случайным.

Холодея от нарастающего страха, старик устремил взгляд в астрал, в самые древние и тайные его глубины, недоступные взорам менее опытных магов и бестолковых юных демонов. О боги, что он там увидел!!! Мерзостное, тошнотворное месиво запретной магии гнездилось там, откуда должен был явиться миру добрый дух-покровитель Волшебной страны!?

Лорд Ллевелис никогда не считал предикторику своим коньком, грядущее редко открывалось ему, даже в тех случаях, когда он использовал специальные средства. Но теперь он видел, четко и ясно, будто оно происходило на самом деле. Видел, как рушатся города и гибнут селения, как тонут в пламени пожаров леса и воды Океана пожирают прибрежную сушу. Как мертвецы встают из могил, а живые уходят в Долину забвения до срока… Он видел черные чумные полотнища на крепостных стенах и синие огни на мачтах кораблей… Разверзшиеся пасти неведомых чудовищ, растерзанные в клочья тела юных дев… Видел мертвых младенцев с вывернутыми коленями и животами, раздутыми от голода. Видел беззубых старух, взявшихся за копья и мечи, потому что умерли те, кто должен был защищать их старость… Он видел конец этого мира.

Современной науке доподлинно известно — длятся пророческие видения не более пяти секунд. Но тому, кто переживает их, кажется, будто проходят долгие часы.

Маг упал в снег на четвереньки, некрасиво, не по-благородному. Тело его тряслось, как в лихорадке, старое сердце бешено колотилось в груди, готовое разорваться в любой момент, из носа капала кровь, он задыхался. Он целую минуту не мог вымолвить ни слова — ах, как много значит порой одна-единственная минута!

— Не-эт!!! — пронзительно закричал лорд Ллевелис. — Остановитесь!!! Прекратить немедленно! Все прекратить!

Но было поздно. Слишком сильно любили друг друга молодые чародеи Волшебной страны и похищенные ими девы, слишком долго ждали этого момента и слишком были им поглощены, чтобы обращать внимание на то, что творится вокруг. Под шумок они продолжали начатое дело… И вскрикнула от незнакомой боли принцесса Хекенрозе. Роковые капли крови упали на белый камень алтаря.

Это доброму духу-покровителю для освобождения из могильного плена требовались особые условия, сложные заклинания и кровь трех наследниц. Черному духу-разрушителю и одной хватило. Черный дух восстал.

С грохотом разлетелась, рассыпалась каменными брызгами могильная плита, волна осколков хлестнула по ногам собравшихся. Многие попадали наземь, и снег вокруг окрасился красным. Бесчувственные тела любовников расшвыряло по дальним сугробам.

Потом загудела земля, низкий глухой рокот шел, казалось, из самых недр ее. Почва над могилой вздыбилась, разверзлась наподобие кратера, и дым повалил из него, как из жерла огненной горы… и черная фигура соткалась из него, она стремительно росла, вздымалась над холмом…

Дрогнул астрал, лопнула как мыльный пузырь непробиваемая защита Беллерота. Само пространство схлопнулось, разделы его сомкнулись, исчезли чудесные сосны и ели, и зловещая тень нависла над корявым и голым зимним лесом, заслонив восходящее солнце.

— Ну и как такое убивают?! — в смятении прокричала Энка на ухо Балдуру.

Колдун не ответил.

…Нет, не для смертных была эта битва. Но и смертным дело нашлось. На озере треснул лед, и белый пар поднялся на морозе от темной воды. Земная дрожь подняла, взмутила придонный ил, а со склона холма устремилось вниз, к воде, крошево обвала. Стихии смешивались, поднимая от тысячелетнего сна измученных голодом призраков Морагских топей… А кругом было столько отличной еды… И началось сражение.

Единственным положительным моментом в этой истории было то, что у лордов имелось оружие, способное разить призраков. Выходцам из Волшебной страны не было дела до запретов Коллегии, они не собирались отказываться от драконьего серебра. Именно из него были выкованы их мечи и наконечники копий. Смертные и мертвые сражались почти на равных, но это уже не могло спасти мир. Иные Силы решали его судьбу.

— Не может быть! — шептал Оберон, не отрывая взор от хрустальной поверхности всевидящего ока. — Боги Великие что же это?!! Немыслимо! Невозможно!

Ведущие маги Староземья безмолвно толпились вокруг, и смертный ужас был написан на лицах их, обычно таких величественных и невозмутимых.

— Скорее! — обернувшись, скомандовал король-эльф. Он был воином, он умел справляться с собственной слабостью, вовремя взять себя в руки. — Медлить нельзя, иначе будет поздно! Открывайте порталы, готовьте оружие! Мы должны остановить проклятое исчадие могильных бездн! — Подавая пример остальным, он сжал в руке боевой посох, черканул в воздухе символ портала…

Но председатель Коллегии судорожно вцепился ему в плечо, сжал так, что пальцы побелели.

— Не-эт!!! — срывающимся на визг голосом выкрикнул он. — Не смейте! Вы выманите его сюда! Он и до нас доберется!

— Коллега, разве вы не видите — это же светопреставление! — чуть спокойнее вторил глава Совета патриархов. — Смертным его не остановить! Нет, мы не станем вмешиваться в битву, надо позаботится о собственной безопасности! Староземье обречено, но мы еще можем спастись! Подумайте о своем народе, подумайте о своей семье, почтенный Оберон!!!

Напрасно эльфийский маг взывал к чести собравшихся, твердил об ответственности современной магии за судьбу мира. Напрасно, потеряв терпение и надежду, он обзывал коллег трусами и подлецами! Порталы отворялись один за другим, но не на Вдовье озеро вели они. Поддавшись панике, Великие маги разбегались кто куда, прятались по своим норам, громоздили астральные щиты…

Зал заседания опустел в считаные минуты. И остались в нем патриарх Оберон и десяток молодых парней из числа кандидатов. Они не входили ни в Президиум, ни в Совет патриархов, и на закрытое заседание их, взяв клятву о неразглашении, допустили в качестве мальчиков на побегушках: ну там кресло передвинуть, поддержать под локоток одряхлевшее светило, чтобы мимо сиденья не промахнулось, водицы докладчику поднести…

— Вот и все, коллеги, — устало сказал им Оберон. — Заседание окончено. Надеюсь, вам уже доводилось участвовать в военных действиях? — И, не дожидаясь ответа, он открыл портал. Шагнул, не оглядываясь. Он не хотел видеть лица тех, кто следовал за ним. Он знал, что ведет их на смерть.

…Было темно, как в ночи. Чернота клубилась в воздухе, застилала дневной свет.

Жители дальних селений видели, как, рассыпая стрелы молний, мечется в небе над лесом исполинская человекоподобная фигура, сотканная из клубов густого дыма. Видели и огненную петлю, захлестнувшую шею чудовища; свободный конец ее уходил вниз, пропадал в лесу.

Но те, кто был рядом, кто был внутри, — могли видеть только тьму. И еще — узкий красный луч, уходящий от земли высоко вверх. Хеммский аркан — называлось это явление. Приспособление для поимки духов. Хитроумные южные маги ловят им ифритов, рассовывают по кувшинам, закрывают печатью Соламина и несут на продажу. Или зашвыривают подальше в море, если ифрит попадается особенно злобный и буйный, желания исполнять отказывается. Не в этом суть.

А в том, что черных духов хеммским арканом дотоле никто никогда не ловил. Балдур Эрринорский сделал это первым — от безысходности, чтобы не дать уйти и обрести полную свободу. Но поймать — дело нехитрое. Главное — удержать. Вот на это сил смертного не хватит, будь он хоть Председателем Верховной Коллегии магов, не то что простым боевым колдуном! Балдур напоминал рыбака, подцепившего в открытом море на крючок акулу: сорвется — не сорвется, уйдет — не уйдет, конец один — в зубастой пасти.

Единственное, что обнадеживало, — это присутствие демона. Во время недавней битвы с Франгароном они уже проделывали похожий фокус: Балдур использовал Хельги в качестве источника чистой Силы. Только благодаря ему черный дух еще не вырвался на свободу. Но долго так продолжаться не могло.

— Аолен! — крикнул колдун, и голос его был еле слышен в гуле сражения. — Перехвати аркан! Мне надо освободить… — «Руки» — хотел сказать он, да только не руками держат астральные нити.

Однако эльф понял, что от него требовалось, и даже попытался исполнить — да куда там! Не тот уровень подготовки, не та специализация. Хорошо еще, что не покалечился.

— Я мага приведу! — сообразил Рагнар, в боевой обстановке мозг его работал много лучше, чем в мирное время. — Маг поможет! — Он выскочил из оврага, устремился к камню… Но не добрался, увяз где-то в гуще призрачной битвы…

Ждать помощи был неоткуда. Но она пришла.

Новый портал открылся так неудачно, что Орвуду оттоптали руку, а маленькую Урсулу чуть насмерть не раздавили — именно на нее попадала основная часть магов во главе с Обероном. Хорошо, что она была крепким ребенком с прочными ребрами. Сломались лишь два из двенадцати — такая малость не могла лишить боеспособности юную воительницу из породы дис.

…Свою роль в этом сражении маг Оберон изначально представлял несколько иначе. Вообще-то он собирался возглавить операцию по спасению мира. Но не успел он вывалиться из портала (именно вывалиться, будто неопытный студент. В астрале демон знает что творилось. Спасибо еще, что до места добраться удалось!), как средней руки… нет, не маг даже — поганый черный колдун всучил ему луч хеммского аркана и проорал в ухо: «Смотри, не упусти!» И пришлось послушаться, пришлось держать, потому что выпустить в самом деле было нельзя — на тонкой нити аркана в буквальном смысл слова висела судьба этого мира. И не было никакой возможности «перевесить» ее понадежнее, потому что любая магическая манипуляция требует свободного времени, хоть немного, хоть пары секунд, а где их взять, когда руки, образно выражаясь, заняты?

Маги, даже боевые, одиночки по натуре, по самой сути своей. К коллективным действиям они непривычны. Потом, когда все кончилось, Оберон спрашивал себя: почему он не сообразил перепоручить аркан одному из своих молодых спутников? Казалось бы, чего проще? Само напрашивается… А вот не сообразил! Будто ступор какой: вцепился мертвой хваткой, отбирай кто силой — не отдал бы! Да, должно быть, так вот приходит старость… Однако в тот момент у него почти не было надежды до нее, до старости, дожить…

…Хельги начало той битвы запомнил плохо. И в дневнике посвятил ему одну-единственную фразу: «Это было чудовищно!». Сущность его словно разделилась на две самостоятельные части. Одна, демоническая, служила пассивным источником Силы, и было ей худо до тошноты. Другая, нормальная, спригганская, воспользовавшись старым каменным кольцом, глушила врага Силами Стихий — и ей приходилось еще хуже. Друг другу эти части не мешали, между собой не взаимодействовали, но окружающую действительность воспринимали слегка заторможенно.

— Очнись!!! — больно тряхнув за плечо, крикнула сестра по оружию. — Бежим!!!

— Куда? — не понял он.

— Делай как все! — последовал по-военному короткий ответ. На объяснения не было времени.

Со стороны могло показаться, будто они бегут с поля боя. Хорошо, что в царившем хаосе никто ни на кого не обращал внимания, иначе позору не оберешься. Кое-как отбиваясь от призраков, они отходили в западном направлении. Право, легче было бы оставаться на месте! От страшного воя болели уши, ураганный ветер со свистом бил в лицо. Не то черный дух был тому причиной, не то манипуляции Хельги со стихиями имели побочный эффект — гигантская воздушная воронка образовалась над местом сражения, она затягивала в себя беглецов, не давала уйти. Чем дальше от ее эпицентра, тем труднее давался каждый шаг.

Из чащи, издавая утробные вопли, не имеющие ничего общего с конским ржанием, выскочили торхи — вот уж кого не ждали! Черные твари пастью рвали врагов на части, и зубы их действовали не хуже драконьего серебра — поверженные мертвецы не восставали.

Откуда-то вынырнул Рагнар, окровавленный, но веселый, и тоже стал «делать как все», хотя и недоумевал, с какой стати надо отступать в самый разгар славной битвы.

А они и не отступали вовсе! Они пробивались к дому ведьмы Магды. Таков был замысел Балдура, и смысл его Хельги долго не понимал, потому что к двум его частям добавилась третья, та, что чисто механически рубила, резала, колола — и делала это превосходно, но соображала совсем слабо. Когда же наконец сообразила — пришла в такую ярость, что едва не прокляла собственных родных и близких. И было за что! Ведь они, подлые, задумали отвратительное! Вызвать его родного отца — вот каков был их план!

Позднее, когда страсти улеглись, он вынужден был признать это решение оправданным. Но в тот момент возмущению его не было предела, о чем он не замедлил оповестить спутников в самой резкой форме, на языке вольных Аттаханских степей.

— Не дури, — ответили ему. — Это наш единственный шанс. Одолеть духа такой силы способен лишь полноценный демон.

— А к Кукулькану обратиться нельзя?! Обязательно папашу звать?! Мне назло?!

Оказалось, нельзя. Потому что рыжую божественную бороду Орвуд оставил дома, чтобы не таскать лишний груз. А тот ее клочок, что был припасен «для связи», он давно потерял, как пояснил сам гном. Но Хельги не поверил, ему казалось — спрятал нарочно, чтобы ему досадить. И пока братья по оружию выясняли отношения, обзывая друг друга интриганом и параноиком соответственно, Балдур под шумок совершал ритуал. Процесс шел быстро — колдун уже имел опыт. Демон явился на зов, бледный и печальный.

— Что надобно вам, смертные? — равнодушно вопросил он.

Каждому практикующему колдуну и магу известны специальные речевые формулы для общения с бессмертными — своего рода этикет, знак уважения. Но теперь Балдуру было не до сехальских церемоний. Да и демон был свой, можно сказать, родственник…

— Видишь?! — Он ткнул пальцем в черное клубящееся небо.

— Вижу, — согласился демон, — черный дух огромной силы бесчинствует в вашем мире — и горе этому миру!

— Сами знаем, что горе. Потому и призвали тебя. Можешь его остановить?

— Могу, — подтвердил тот. — Но к чему? Что мне за дело до вашего мира?

— Хотя бы то, что здесь живет твой собственный сын и вся его родня! — с негодованием вмешался Орвуд. И обернулся к брату по оружию: — Хельги, не стой столбом, попроси папу вежливо. Пусть исполнит, что требуется.

— Исполняй, что требуется, не то махом сожру! — прорычал демон-убийца. В тот момент он был совершенно не расположен к вежливости.

Но отец в злые намерения сына, видно, не поверил, потому что уточнил с сомнением в голосе:

— Но ведь ты, сын мой, способен и сам истребить этого врага, к чему тебе моя помощь? Поглоти его — и твой мир спасен…

Наемники в смятении переглянулись. Слова демона били точно в цель — как теперь Хельги выкрутится? Что ответит отцу?

— Я падаль не ем!!! — прошипел тот яростно и очень искренне. — Ты затем произвел меня на свет, чтобы пичкать всякой дрянью?! Хорош папаша, нечего сказать! Врагу не пожелаешь!

Дотоле неподвижное лицо демона болезненно исказилось, будто он получил удар хлыстом.

— Я исполню волю твою, сын мой, — покорно молвил он…

Магическая битва — феерическое зрелище, пугающее, смертоносное, но прекрасное. Мелькают красные и белые огненные шары, вспыхивают голубые зигзаги молний, снопами рассыпаются цветные искры, мерцают световые столбы… Так бывает, когда сражаются смертные — маги и колдуны. Бой демона с духом оказался куда менее красочным — наблюдателей, приготовившихся стать свидетелями чего-то немыслимого, ждало разочарование. Энка потом долго жаловалась, что чувствует себя обманутой. Возможно, жителям дальних селений повезло больше, потому что великое видится на расстоянии. Но те, кто был внутри, только и успели заметить, как мощный порыв ветра разорвал, расшвырял по небу клубы черных туч. Неокрепший, не успевший набрать полную силу дух оказался слабоватым противником для высшего демона. Пяти минут не прошло, как отец Хельги вернулся с победой, и по виду его никто не сказал бы, что он только что участвовал в сражении: ровное дыхание, невозмутимый взгляд… Даже волосы не растрепались!

— Я исполнил волю твою, сын мой, — оповестил он уныло. — Злой дух низвержен. Теперь ты позволишь мне жить?

— Валяй, живи, — процедил убийца сквозь зубы и повернулся спиной к миру.

Демон исчез. Идол погрузился в землю.

— Вот видишь, как просто! А ты упрямился!

— Спасение мира всегда требует жертв. Согласись, эта была не самая страшная…

— Ну, радость моя, ну, давай я тебя поцелую!..

— Не будь бараном, все уже кончилось! Наплюй!

Слов было сказано много, но Хельги слушать ничего не желал. И признавать ничего не собирался. И плевать тоже. И целовать его не надо. И вообще…

— Да что же мы, идиоты, стоим?! — вдруг взревел Рагнар. — А невесты?! Невест выручать надо! Не то их покойники сожрут! Забыли?!

Забыли. Сработала привычка: мир спасен, значит, дело сделано. Увы — не в этот раз!

— Бежим! — скомандовал Аолен и первым устремился в лес. Из всей компании он один заметил, что Годрика и Спуна нет рядом! Когда они их потеряли, в какой момент? Этого не помнил никто. Живы ли? Этого никто не знал.

Задним умом крепки все — и смертные и демоны не исключение. Потом, когда все кончилось, Хельги ругал себя: раз уж пришлось подрядить для спасения мира папашу — почему было не заставить его заодно и с морагскими призраками разобраться? Скольких страданий он лично избежал бы! Спригганская магия никогда не шла на пользу его здоровью, а разделять стихии иным, менее болезненным способом он не умел. Наверное, умели маги: Ллевелис, Оберон и те, кого он еще с собой притащил? Но до них, до магов, нужно было еще добраться, чтобы проинструктировать. Сами они явно не догадывались, как одолеть врага. А ведь слывут мудрецами!..

Обратный путь вышел трудным. Порывы ветра били в спину с такой силой, что на ногах более или менее твердо держался одни Рагнар — он весил больше всех. Остальные то и дело падали, растягивались во весь рост, рыли носом снег. На голову валились сучья, а то и целые древесные стволы — только успевай уворачиваться! Странно, но проклятым мертвецам ветер нисколько не мешал, они его даже не замечали. Они нападали, нападали, и не было им конца…

Из дневника Хельги Ингрема

Начало сражения помню фрагментарно и сказать могу только одно: это было чудовищно! Впрочем, конец оказался не лучше.

Мой новый папаша-демон угробил черного духа, но я не испытываю благодарности. Ему это ничего не стоило, но не пригрози я ему… понятно чем, он и пальцем бы не пошевелил, гори весь наш мир синим пламенем.

Он боится меня, и это отвратительно. Хотя и небесполезно. Страшно вспомнить, сколько сил выкачал из меня Балдур, чтобы удержать врага на привязи! Однако того неутолимого голода, который мучил меня после битвы с магом Франгароном, на этот раз не было. Аолен утверждает, что об этом позаботился мой папаша. Верно, испугался, как бы я его с голодухи не сожрал. Странно, что я ничего не заметил. Обычно процедуры демонического питания оказываются весьма болезненными. Видимо, дело в родственных связях, они облегчают процесс. Но теперь не о том.

После того как дух был, выражаясь языком моего папаши, низвергнут и Балдур прекратил меня эксплуатировать, в голове моей малость прояснилось, все дальнейшие события помню отчетливо и спешу записать для истории.

Какое-то время ушло у нас на то, чтобы пробиться назад к озеру. Призраки кишели на пути, и не так-то просто было от них отбиваться, имея всего два действующих меча. Один — наш собственный, из старых, — носит с собой Энка, второй где-то раздобыл Рагнар. Хорошо торхам — у них зубы почище драконьего серебра! Интересно, если бы я догадался обернуться волком, может, и мои были бы не хуже? Только противно всякую дрянь ртом хватать. Мечом сподручнее.

Добравшись-таки до озера, я занялся разделением стихий. Меридит отгоняла мертвецов, чтобы мне не мешали, Ильза помогала Меридит. Остальные организовывали магов, направляли их интенсивные, но бесполезные усилия в нужное русло. Говорят, это было непросто. Охотно верю. Очень нелегко заставить подчиняться того, кто привык всю жизнь командовать, научить чему-то того, кто мнит себя великим мудрецом, — философская мысль, специально для профессора Донавана! Но хватит философии, продолжаю излагать факты.

Итак, совместными усилиями стихии были разделены, и битва, к радости тех, кто еще оставался в живых, закончилась. Морагские мертвецы покинули наш мир, уж не знаю надолго ли. Следом поле боя оставил Оберон и его сотоварищи. Ушли через портал, и трупы свои уволокли — пять или шесть, а может, и больше. Не понимаю, зачем Коллегия послала на такое опасное дело неподготовленных новичков? Конечно, маги отвратительны по натуре своей (мэтр Перегрин не в счет!), а все-таки живые твари, жалко их. Рагнар хотел высказать королю Оберону, что нельзя так подставлять молодых, необученных воинов, это грешно и недостойно, но тот не захотел с нами общаться. Сбежал, как упырь от осины, хоть мы давно знакомы. Рагнар считает, от стыда. Но Аолен говорит, дело не в нас, а в лордах. Наверняка Оберон и Ллевелис были противниками в той давней войне, и теперь им неприятно встречаться.

Тогда мы решили поприветствовать королеву Мэб. Ее мы тоже когда-то знавали, и в гостях бывали, и вообще… Короче, решили не уподобляться магам и проявить учтивость. Не тут-то было! Хотя к трону ее мы подошли свободно — от щита Беллерота и ошметков не осталось, личные телохранители валялись трупами. Любой враг мог бы без помех убить ее в тот момент, если бы захотел. Да только нужды в том не было. Королева оказалась мертвой без посторонней помощи! Нет, она не погибла в сражении, как значительная часть ее подданных. Я не специалист в данном вопросе и могу ошибаться, но мне представляется, что жизнь покинула ее тело уже лет четыреста как, а может, и больше. Автономный зомби — называется подобная псевдовитальная структура. Гадость редкая. Не знаю, зачем таких разводят? Да еще сажают на трон? Лично я глубоко убежден: народу, жизнью которого управляет мертвец, не приходится рассчитывать на светлое будущее и вести речь о Возрождении.

Так я и сказал лорду Ллевелису, который подошел выразить нам признательность за спасение (вежливый дед, хоть и маг, не то что его коллега Оберон). В ответ тот разразился длиннейшей и скучнейшей тирадой. Мы слушали чисто из деликатности, а он все говорил и говорил о злой судьбе и мщении, о вине и покаянии, о безысходности и об отсутствии места в этом мире…

И тут нашу Ильзу осенила идея, поистине достойная великих мира сего! «О! — вскричала она, — вам жить негде, а у нас целое королевство пустует, огроменное, вход в Трегерате, выход в Уэллендорфе! Селись — не хочу!» Ильза добрая девушка, она всегда рада помочь ближнему. Жаль, я не могу жениться на ней, потому что не хочу плодить проклятое потомство.

Предложение ее, на мой взгляд, совершенно гениальное, как это всегда бывает в нашей дружной компании, было воспринято неоднозначно. Орвуд, не стесняясь присутствием заинтересованной стороны, принялся доказывать, что наследником земельных (точнее, подземных) владений сидов является Бандарох Августус и мы ими распоряжаться не должны.

По-моему, это глупость. Плевать я хотел на имущественные права Бандароха! Подземное царство обнаружили мы, кроме нас, о нем вообще никто не знает. Значит, можем делать с ним что пожелаем. Что сказал призрак старого замка? «Царство возродится»! Он не уточнял, кто именно его возродит. Может, Августус и потомок славного древнего рода сидов, однако мелковат он для такого масштабного деяния. Даже если будет плодиться по-прежнему, и Маркс, Энгельс и Ильич — не последняя его тройня.

Со мной согласились многие, но Орвуд продолжал гнуть свое и цитировать юридические кодексы держав Староземья.

Тогда в наш спор вмешался лорд Ллевелис. Он нашел способ уладить проблему. Оказывается, у них есть принцесса! Не краденая, своя собственная, доморощенная. Недавно родилась. Она не прямая наследница Мэб, но кровная ее родственница. Сама королева «уже не та, что прежде», как дипломатично выразился маг (да уж, определенно не та!), и юная Ванесса (если я не перепутал имени) должна со временем сменить ее на троне. Так вот, если соединить узами брака эту самую принцессу и одного из отпрысков Бандароха, — законность будет соблюдена!

Это решение понравилось всем, кроме Ильзы (никогда у нас не обходится без «кроме»): «А если принцесса вырастет страшненькой, или глупенькой, или с дурным нравом? Если не полюбит ее ни Маркс, ни Энгельс, ни даже Ильич — тогда что? Женить насильно, против воли? Разве теперь Средние века? — сказала она, но потом передумала и велела: — Ладно, вы пока заселяйтесь, а дальше будет видно. Только имейте в виду, ремонт будет большой, а то как входишь — сразу уборная!» Далась же ей эта уборная, без конца вспоминает!

Лорд Ллевелис ответил, что трудности их не пугают, выдал нам новую порцию признательности, обещал непременно отозвать наемных убийц, уточнил географические детали и открыл портал в Трегерат.

Орвуд потом долго ворчал, бранил лордов. Оказывается, он рассчитывал воспользоваться их порталом для возвращения в Уэллендорф. Не удалось. Замковые развалины Уэллендорфа — место забытое и неприметное, Кирнерскую же пещеру в Трегерате знают все, неудивительно, что лорды избрали именно этот маршрут. Но Орвуд воображает, будто они поступили так нам назло. На самом деле лордам просто в голову не пришло, что существа, приставленные спасать Мир, не способны самостоятельно добраться до дому магическим путем, но он не хочет этого понимать и злится.

Расставшись с лордами, мы пошли в землянку, позавтракать и погреться. И тут случилось совсем невозможное! К нам прискакали торхи и… заговорили! По-аттахански! И тоже выражали признательность! Старинное проклятие лишило их спутников — хавваров (симбионтов, я бы сказал), способности членораздельно говорить, превратило почти в зверей. Но по условию, разум должен был вернуться к ним, соверши они воистину благое деяние. Мы предоставили им возможность поучаствовать в спасении Мира, проклятие потеряло силу, они вновь стали собой, за что нам безмерно благодарны. А мне — в особенности, потому что я демон, и они отныне станут почитать меня как бога! Вот только этого мне и не хватало в жизни для полного счастья!

В общем, поклонников у меня прибавилось. Вот только я не уточнил, шла речь о наших двенадцати или о всем поголовье? Сколько их бегает по степи? Сотни? Тысячи?.. Однако везет же мне с контингентом! Сплошь маргинальный элемент: черные моджахеды, черные колдуны, проклятые кони… Меридит считает, это закономерно. «А кто еще, по-твоему, должен поклоняться демону-убийце? Маленькие феечки или девы корриган?» Не знаю, наверное, она права, но лично я предпочел бы дев… Ой-ой! Не зря ли я это написал?! Не надо никого, чур меня, чур! Правильно говорит Энка, я должен быть осторожен в своих желаниях! Закрываю тему!

Ну вот, кажется, и все. Мир спасен, царство сидов на пути к возрождению, равно как и Волшебная страна, миссия наша выполнена… Да! Про самое-то главное я забыл! Про невест, ради спасения которых было затеяно все предприятие.

Так вот, чисто семейное дело наше обернулось полнейшим крахом. Ни одна из девиц (все три чудом выжили в резне, хоть и не обошлось без ран) не пожелала быть спасенной и вернуться в объятия законного жениха. Они полюбили своих похитителей и именно с ними вознамерились разделить судьбу. Годрик совершено убит таким поворотом событий, он страдает, рыдает и грозится наложить на себя руки. Что ж, его право. Аолен отговаривает, а я не стану. Рагнар же пытается обмануть себя самого и очень неубедительно скрывает ликование. Он бродит с понурым видом и трагически кряхтит, но время от времени забывается и начинает насвистывать казарменные песенки, содержание которых никак не вяжется с душевными муками. Мы его не осуждаем. Мальвия не родилась красавицей, но это полбеды. Возможно, мы несправедливы, а внешность обманчива, но выглядит кнусская принцесса полной дурой и ведет себя соответственно. Рагнару повезло, что она предпочла другого. Другому — не повезло…

«…Но так ему и надо, чтобы неповадно было уводить чужих невест», — хотел продолжить Хельги, но не стал. Было далеко за полночь, и ему захотелось спать. Отложив дневник, демон заполз под одеяло, закрыл глаза… и почувствовал угрозу. Что-то страшное затаилось рядом! Совсем рядом. Снаружи землянку охраняли торхи, и в надежности такой стражи Хельги не сомневался. Но опасность была внутри. Он перекатился на спину. Сжал рукоять кинжала. Чуть приоткрыл глаза, чтобы не светились в темноте, замер и принялся ждать.

Медленно, медленно тянулось время. Мирно посапывали родные и близкие. Годрик всхлипывал во сне — даже жалко стало. Урсула свистела носом и чихала — простудилась, что ли? Рагнар раскатисто всхрапывал. Не происходило ровным счетом ничего. Но опасность была рядом. Что-то темное, что-то злое… А спать хотелось все больше… Будто наплывало что-то… Будто в карауле никогда не стоял!..

Он только на миг сомкнул глаза… И едва не проворонил беду! Еще миг — и было бы поздно. Очнувшись, Хельги увидел… невероятное! Юный Спун склонялся над спящим колдуном, и лезвие ножа, занесенного для удара, сверкнуло в его руке!

— Ты что, сдурел?!! — вскрикнул демон. Рванулся вперед, выбил нож, схватил кальдорианца за шкирку… И получил такой удар в грудь, что отлетел на несколько шагов, врезался в стену и сполз на пол, не в силах сделать ни вдоха.

В землянке началась суета, спросонья никто не соображал, что происходит, люди и нелюди бестолково метались в темноте. Спасибо, Балдур догадался засветить магический шар.

— Это Спун! — прохрипел Хельги с усилием. — Он рехнулся! Хватайте его!!!

И снова было сражение. Одиннадцать против одного. И перевес был не на стороне одиннадцати! Огромного труда стоило им оглушить и связать обезумевшего юношу.

— Во силища! — восхищенно присвистнула Энка, глядя, как тот бьется в путах, рычит с пеной у рта. — Кто бы мог подумать! Казался таким увальнем! Что это с ним сталось? Неужели психоз на нервной почве?

Аолен, встав рядом на колени, долго изучал связанного. Потом резко поднялся и объявил:

— Нет! Это не психоз, это хуже! Я вижу две сущности вместо одной!

— Раздвоение личности! Шизофрения! — обрадовался редкому диагнозу ученый магистр Ингрем, но тотчас спохватился: — Ой! Ведь я умалишенных с детства боюсь! — И попятился. — Надо его в дурдом сдать. Только я, чур, не понесу!

— Не надо его сдавать, — решил внести ясность колдун, он тоже успел разобраться, что к чему. — Это не душевная болезнь, это одержимость.

— Да ты что! — всплеснула руками Меридит. — Урсула, отойди подальше от греха! А кем одержимость? Кто в него вселился?

— Откуда мне знать? Демон или, скорее, дух… Кто-то очень мощный, очень злобный… Черный… Черный дух?! Неужели?! Силы Стихий!!!

— Нет, ну не болван ли мой папаша?! — возмутился Хельги и передразнил противным голосом: — «Черный дух низвергнут»! А посмотреть, куда именно низвергнут, что, ума не хватило?! У-у, ненавижу!.. А интересно, почему он выбрал именно нашего Спуна? Столько народу кругом крутилось — полезай в любого!

— Мне думается, он овладел его сущностью уже давно, во время их с Годриком обходов территории. А выбравшись на волю, вселился в его тело.

Так говорил Балдур, а Аолен в это время с замиранием сердца вглядывался в сущность эскерольдского принца — все ли в порядке? Меридит перехватила его пристальный взгляд, прошептала одними губами:

— Ну что?!

— Порядок, — прошептал эльф в ответ настолько тихо, чтобы человечье ухо не могло уловить его слов. — Это он.

— Урсулку мою проверь, — попросила диса, — она с ними оставалась.

Ухо Урсулы человечьим не было.

— Ты что, дура?! — протестующе завопила она. — Щас ка-ак двину! Не посмотрю, что ты старшая!

Дело закончилось символическим подзатыльником и демонстративным ревом — люди так и не поняли, из-за чего сыр-бор.

Встал вопрос, что делать со Спуном? Самый простой и надежный способ избавить общество от злого духа, обретшего плоть, — убить его носителя. Но как быть, если этим пресловутым носителем оказался ваш добрый знакомый, если вы вместе шли по жизни сквозь бури и невзгоды, делили походный кров, хлебали из одного котла, укрывались одним одеялом? Если считали его едва ли не родным, пусть и не самым любимым? Тогда нужно искать другой выход.

На самом деле одержимость — явление не настолько редкое, чтобы не нашлось желающих на нем заработать. Изгонять духов, незаконно оккупировавших чужие тела, берутся деревенские бабки, ведьмаки и ведьмы, колдуны, в том числе черные, лекари и целители всех мастей, маги с дипломом и без. И все справляются. Потому что умеют оценить мощь духа и определить заранее, удастся его одолеть или не стоит связываться. Если да — принимаются за работу. Нет — отсылают клиента к более опытному коллеге. Это лучше, чем взяться за невыполнимое и опозориться, а то и погибнуть.

Аолену освобождать одержимых прежде не доводилось. Балдур имел опыт, небольшой, но достаточный, чтобы понимать: для изгнания этого духа потребуется целый консилиум Великих магов во главе с председателем Верховной Коллегии. Но как их собрать? Как заставить уделить время и потратить силы на персону столь незначительную, как чей-то слуга? Предложить золото? Коллегия несметно богата. Запугать последствиями — они и впрямь будут ужасны, ведь сила черного духа станет расти с каждым днем? Не подходит. Маги непременно решат пойти по пути наименьшего сопротивления — прикончить одержимого, пока не поздно. Шантажировать отказом спасать мир впредь? Да плевать им на мир, были бы сами живы! Прибегнуть к демонической помощи — пригласить Кукулькана, или снова вызвать папашу? Тоже не выход, сказал Балдур. Мощь обитателя астрала слишком велика. Чужую сущность из тела он, несомненно, извлечет, но и собственной, природной не поздоровится. Дело кончится гибелью или превращением в зомби — истории известны такие примеры. Именно поэтому демонов, даже низших, никогда не призывают для исцеления одержимых… Короче, куда ни кинь — всюду клин. И все-таки должен быть выход, надо его найти!..

Они слишком увлеклись поисками, чтобы помнить о печально известном кальдорианском принципе. А когда вспомнили — было поздно. Непоправимо поздно.

Годрик стоял над телом связанного слуги, и на руках его была кровь. А из груди, из самого сердца лежащего торчала затейливо витая рукоять кинжала, матово поблескивало в свете магического шара драконье серебро. Много, много запретного оружия осталось валяться бесхозным на поле недавнего боя…

— Ты… ты зачем это сделал?! — отчаянно взвизгнула Ильза.

— Это был мой долг, — тут же откликнулся убийца. Голос его был тверд и спокоен, так могут говорить лишь те, чья совесть чиста и нет сомнений в собственной правоте. — Он стал опасен и для нас, и для этого мира. И я, как господин его, обязан был его остановить.

— Но не так же!!! Ты его убил! Убил! Мы бы нашли способ!.. — Она расплакалась, Урсула принялась подвывать.

— Цель оправдывает средства! — отчеканил юный кальдорианец. — Мой способ был самым простым и надежным. Спуна, безусловно, жаль, но у каждого своя судьба.

К убитому подошел Рагнар, сам не зная зачем, выдернул нож из раны. В тишине гадко хлюпнула кровь, тело судорожно дернулось.

— Любимейший друг детства, да? — горько усмехнулся рыцарь.

— А вы хорошо проверили? Может, он не совсем умер? — забеспокоился, засуетился Эдуард, приняв конвульсии трупа за признак жизни. — Вдруг можно что-то сделать? Как тогда со мной?

Они проверяли. И сделать ничего было нельзя. Слишком мало времени прошло, одержимый не успел измениться. Он умер человеком. Искореженные чужой злобой черты разгладились, лицо сделалось обиженно-удивленным, как у ребенка, у которого родная мать отобрала игрушку. Он вообще был похож на младенца, большого, пухлого и невинного. Такие не должны умирать. На это тошно было смотреть.

— Пойдемте отсюда, — предложил Хельги. — Не станем ждать утра.

— Идем! — подхватила Ильза истово. — Не могу спать рядом… с этим! — Кого она имела в виду?

Собирались быстро, почти молча. Покидали в мешки одеяла — вот и все сборы. Накрыли тело дерюжкой, погасли магический шар. Хельги обрушил свод землянки — вот и готова могила для Спуна, чтоб не пожрал никто. Свистнули торхов, принялись грузить пожитки.

Годрик молча протянул Аолену свой мешок — сам не умел управляться, привык, что ему помогают. Но эльф отшатнулся, даже руки за спину спрятал.

— Нет! — сказал резко, почти выкрикнул. — Отойди. Ты больше не с нами.

В растерянности юноша обернулся к другому своему опекуну, Рагнару.

— Верно. Ступай своей дорогой, — велел рыцарь и отвернулся.

Тут нервы принца не выдержали. Он плакал, он кричал, цеплял спутников за одежду, падал на колени — форменная истерика! Они не могут бросить его одного в лесу! Кто будет его кормить? Куда он пойдет?! Он не знает дороги домой, здесь проклятое место, а дальше — мороз, разбойники, голодная нежить! Он погибнет один, непременно погибнет! У него даже охранного амулета нет, потерял…

Его слушали равнодушно, только колдун снял что-то с шеи и швырнул на снег.

— На вот, не скули. От нежити убережет. С остальным справляйся сам — может, повезет. У каждого своя судьба.

И они ушли. А Годрик остался.

Скакали молча, всю ночь. Ни слова не проронили и торхи, видно, по привычке, а может, из деликатности, кто их знает? Только под самое утро Энка вдруг, без всяких предисловий спросила Хельги:

— Скажи, если бы дух вселился в твою Меридит, и она сделалась угрозой миру, и не было бы вообще никакой надежды обезвредить ее иным способом, ты смог бы поступить, как Годрик?

— Нет! — быстро откликнулся демон-убийца, он будто бы ждал этого вопроса. — Я убил бы себя, чтобы не видеть, как она губит Мир.

— Вот я и думаю, — непривычно медленно проговаривая слова, рассуждала вслух сильфида, — почему Силы Стихий выбрали в Стражи именно нас? Им, скорее, нужны такие, как Годрик, способные на любой шаг ради высшей цели. А нам не хватает решимости и фанатизма. В самом крайнем случае мы будем не Мир спасать, а друг друга. Разве не так?

На адресованный в пространство вопрос ответил Аолен:

— Ты права. Я тоже думал об этом. Зачем Судьба связала нас такими тесными узами, что мы уже не мыслим жизни друг без друга? Может быть, именно для того, чтобы нам было ради кого этот Мир спасать? Ведь мы в большинстве своем — тут он невольно покосился на Рагнара, — не благородные, бескорыстные герои, готовые на подвиг во имя всех живущих. Но и не настолько меркантильны, чтобы рисковать жизнью только ради золота. Нам нужен дополнительный стимул. Они нам его дали. По большому счету мы все время именно друг друга и спасаем. А Мир — так, заодно…

Эпилог

Ничем не примечательным вышел обратный путь. Знакомая дорога по скучным землям, даже в зимнюю пору лишенным всякой живописности. Привычные атаки убийц-одиночек («привет от братца Улафа», — называл их Хельги) надоели хуже клопов. Все надоело!

Правда, на подъезде к Конвеллу заметное оживление в их безрадостное существование внесла Ильза. Неожиданно для всех (возможно, и для себя тоже), без всякого повода и предисловия девушка объявила, что намерена в самое ближайшее время выйти замуж за Эдуарда.

— Что вдруг?! — удивилась Энка. — Ведь ты любишь Хельги!

— Люблю, — согласилась та. — Но он меня в жены не возьмет, сама знаешь. А Эдуард — его ученик, он как раз мне подходит.

— И где тут связь? — еще больше удивилась сильфида. Ей казалось, что она весьма искушена в делах сердечных, но мотивы Ильзы были ей абсолютно не понятны.

— А я — его брат по оружию, — ухмыльнулся Орвуд. — Выходи за меня.

На самом деле видеть бойца Оллесдоттер в качестве супруги почтенному гному вовсе не улыбалось, он просто развлекался. Но Эдуард этого не знал и забеспокоился.

— Э-э! — вскричал он. — Нечего чужих невест отбивать! Хуже лордов, право! — В Ильзу ольдонский принц был влюблен давно, страстно и настолько тайно, что даже себе самому боялся признаться.

— Не могу за тебя, — отказала девушка гному. — Брат — это одно, ученик — другое. Очень большая разница.

В чем именно она, разница эта, в ее понимании состоит, Ильза объяснить не смогла, как ее ни пытали. Но почему-то она была убеждена: если выйти за брата любимого — получится измена и предательство, едва ли не кровосмешение. А за ученика — все равно что за него самого. Так уж ей представлялось.

Тогда Орвуд прицепился из вредности:

— Думается, не по чину тебе за принца выходить. Родом не вышла.

— Я маркиза! — обиженно напомнила невеста.

— Вот именно! — хором подтвердили Рагнар, Эдуард и Хельги. Последнего такой поворот событий тоже устраивал как нельзя лучше.

— Этого недостаточно, — упрямился гном. — Это мезальянс. Не уподобляйтесь Улль-Бриану с пастушкой.

— Ничего! — воодушевленно потер руки наследник оттонского престола. — Сейчас она у нас настоящей принцессой станет! Ильза, будешь моей сестрой по оружию?

— Конечно, — степенно согласилась та. — Я же тебя люблю. В смысле как брата… — И размечталась: — Тогда у меня еще мама с папой будут, и не останусь я сиротой…

— К вопросу о связях и стимулах! — усмехнулся Аолен.

А Рагнар обрадовался:

— Вот и прекрасно! Сейчас договор заключим, потом по дороге свернем в трактир, сыграем свадьбу…

— Может, сперва хотя бы до дому дойдем? Невесте перед свадьбой помыться не грех! — остановила увлекшегося рыцаря Меридит.

— Ладно, — сник тот, — домой так домой… в Уэллендорф, что ли? Или к нам в Оттон?

— До Узллендорфа ближе, — решил Хельги.

В Уэллендорфе возникла небольшая проблема с торхами. Пришлось, не заходя домой, отправляться к паромной переправе, перевозить копытных через Венкелен. Нечего было и рассчитывать, что несговорчивый паромщик пустит на свою посудину страшных говорящих коней одних, без провожатых. Не говоря уж о том, что денег у торхов в помине не было.

Дядька, как и в первый раз, заупрямился, разорался: денег не надо, пшли прочь! Тогда к нему вплотную подошла Энка и зашипела страшным голосом:

— Вот если ты их сейчас перевезешь — ускачут в степь, и больше ты их не увидишь никогда. Откажешься — расплодятся по всему Староземью, спасу не будет! Знаешь, как человечину зубами рвут?! Страсть! А вон та кобыла, смотри, беременная уже!

Хельги стоял рядом, добросовестно переводил торхам ее слова.

— Вот дуреха! — обиделась указанная кобыла. — И вовсе я не беременная, просто сытая и гладкая!

Против упоминания человечины не возразил никто.

Что оставалось бедному паромщику? Перевез. И денег не взял.

Пока провозились с торхами, наступил вечер, сгустились синие зимние сумерки, мороз ударил — домой захотелось, страсть! Там тепло, там спокойно и безопасно. Там — мирная жизнь, в которой они — не воины, спасающие мир, а простые обыватели, которые днем ходят на работу и в трактир, вечером моются в ванной, ночью спят на своих кроватях, в ночных рубашках с кружавчиками (не все, конечно) и даже без ножа под подушкой…

— Стоп! — вдруг замер на месте Хельги. До дверей их дома оставались считаные шаги. — Смотрите! Что это?! — Кивком головы он указал на окно их квартиры.

В окне ярко горел свет. Не то магический огонь, не то штук десять свечей… Вот вам и мирная жизнь!

— А может, это не засада? Может, хозяин решил нас выселить и сдал комнаты другому? — шепотом гадала Ильза по дороге наверх.

— Как он мог нас выселить, если на пять лет вперед проплачено? — сердито шипела в ответ Энка. — Одного не пойму: зачем они свет зажгли? С головой себя выдали. Щас мы их!..

Но это не была засада. И хозяин оказался ни при чем.

Рагнар тихо постучал в дверь — откроют или надо ломать? Открыли. На пороге, в длинном цветастом халате и пуховом платке Ильзы, в домашних шлепанцах Меридит стояла… Генриетта Рю'Дайр собственной персоной!

— Ну наконец-то! — зычно провозгласила она. — Явились, демоны вас раздери на части! Я уж до смерти заждалась!

— Ты… откуда?! — попятился от неожиданности рыцарь.

Чудесное появление дайрской принцессы в Уэллендорфе объяснялось просто. Прожив неделю-другую в гостеприимном оттонском дворце, дама вдруг обнаружила себя в интересном положении. В таком, что о возвращении в отчий замок не могло быть и речи — родители непременно потребуют ответа, где и с кем нагуляла, и в жизни не поверят, что с парнем из мира иного ради спасения мира родного. Ей не поверят, потому что убеждены: у всех девок одно на уме, и принцессы не исключение. А двум престолонаследникам дружественных держав и настоящему демону поверят, потому что персоны важные, требуют уважения.

Ждала она их в Оттоне, ждала, потом надоело. Пока река не стала, перебралась в Уэллендорф — вдруг туда раньше придут? Спасибо, королевские гребцы знали дорогу к их жилью, проводили. Взяла у хозяина ключ, снова стала ждать. Ждала, ждала… Уж и ребенок родился, а они все не шли…

— Где ребенок?! — взвизгнула Ильза. — Покажи!

— А что так рано-то? — бестактно удивился Хельги. — А по моим расчетам выходило, если что, так не раньше февраля, и то недоношенный…

— По его расчетам! — возмутилась Генриетта. — Да кто тебе вообще дал право рассчитывать такие вещи?! — Но быстро сменила гнев на милость и пояснила: — Просто у нас в родне по материнской линии были феи. Поэтому все быстрее.

— Надо же! Феи! — восторженно, без намека на иронию шепнула Ильза на ухо жениху. — А я думала, лошади… Так где ребенок-то?!

— Идем, покажу, — великодушно, широким жестом пригласила принцесса. — В кухне он, там от печи теплее…

Ребенок лежал в деревянной колыбели у стола, весь в голубых кружевах. Тихо попискивал во сне. В крошечном сморщенном личике явственно просматривались лошадиные черты…

— Ай, какой хорошенький!!! — всплеснув руками, вскрикнула Ильза негромко, чтобы не разбудить.

И тут…

Уже лет десять как появилось в Уэллендорфе сказочное достижение современной цивилизации — водопровод. Однако работало оно, скажем прямо, по настроению. И настроение это случалось нечасто. А потому в ванной комнате приходилось постоянно держать несколько ведер с водой для бытовых нужд, а в кухне, на столе — большой кувшин для питья.

Вот из него-то, из кувшина этого, из тайных его недр, вдруг высунулась синяя когтистая рука с поднятым кверху указательным пальцем.

— Должо-ок! — раздался глухой, как из бочки, голос. Синее существо с кудианской тропы! Про его существование, про давнюю сделку успели давно забыть, а оно — помнило! И явилось: — Отдавайте то, чего дома не знали! Уговор есть уговор!

Но не успела несчастная мать понять и испугаться, не успела разрыдаться Ильза, как случилось новое событие. Черная фигура с бодрым боевым кукареканьем влетела в окно, высадив раму. Щепки и осколки разлетелись по кухне. Перевернувшись через голову, убийца ловко вскочил на ноги, в руках его блеснуло по ножу. Изящным движением он поднял клинки над головой, изготавливаясь для броска змеи, и ринулся вперед, на Хельги…

Но в тот же миг рухнул навзничь, налетев физиономией на мощный кулак Рагнара. Потому что против грубой и примитивной физической силы северян приемы красивого сехальского стиля тайшан-фа порой, увы, не срабатывают.

— О-о! — мгновенно сориентировавшись, завопил гном. — Вот уж сюрприз так сюрприз! Вот кого не ждали, так не ждали! Эй, синий! Смотри, какая тебе удача подвалила! Тяни скорее, покуда не очухался! Сбежит — не догонишь!

Водяное создание обескураженно попятилось:

— Дык я того… С младенцем вроде сподручнее… Хотя этот крупнее… — Нет ничего сложнее в этом мире, чем проблема выбора!

— Бери крупного, не прогадаешь! — подзуживал Орвуд. — Тебе, поди, работник нужен, а не сосунок! Ты прикинь в уме, сколько этот младенец сожрет, покуда вырастет! Сплошной убыток!

— И то верно, — кивнул синий. Схватил убийцу за ногу и уволок в кувшин.

Ильза поспешно выплеснула воду в помойное ведро.

— А то забудем, выпьем, а в ней кто только не плавал! Запоганили всю! Не хватало поносу приключиться, перед свадьбой-то!

А Энка получила возможность еще раз блеснуть мудростью народной.

— Нет худа без добра, — многозначительно произнесла она.