Юлия Климова
Здравствуйте, я Ваша золушка
Любимой маме
Андрей Юрьевич Белозерцев сделал большой глоток минералки, точным движением отправил пластиковый стаканчик в мусорную корзину, взъерошил русые волосы и, постукивая колпачком ручки по столу, методично произнес:
– Марина, ничего не поделаешь – менять придется очень многое. Мы скатились на последние строчки рейтингов и бездействовать в данном случае попросту не имеем права. Грядут перемены. – Он придвинул к себе пухлую кожаную папку и вынул из нее исписанные размашистым почерком листы бумаги. – Основная работа ляжет на ваши плечи… Здесь я подробно изложил план дальнейших действий и пометил пункты, которые требуют особого контроля. Обратите внимание на пункт под номером пять – нести за него ответственность будете именно вы.
Андрей Юрьевич протянул лист Марине, откатил назад кресло и встал.
«Да, – подумал он, закладывая руки за спину, – в жизни нашего журнала начинается новый этап. Успешный. Хотя… гори оно все синим пламенем!».
В те недалекие времена, когда владельцем журнала «Артэль» был умный и вечно занятой Кирилл Григорьевич Фокин, проблем практически не возникало. Устойчивый спрос читателей, толковая реклама, хорошие показатели успеха, никаких случайных сотрудников и четкий, годами выработанный стиль. Белозерцев, являясь главным редактором, с удовольствием засиживался в кабинете до глубокой ночи и с не меньшим удовольствием просыпался в семь утра, приводил себя в порядок и отправлялся на работу.
Но судьба была немилосердна к Фокину, и в возрасте пятидесяти трех лет он скоропостижно скончался от болезни сердца. Его супруга, погоревав, решила лично заняться журналом и, отменив ранее принятую политику невмешательства в дела главного редактора, бросилась штурмовать неведомые вершины. Поначалу Белозерцев молчал, входя в скорбное положение вдовы, но затем терпение иссякло и он настоял на серьезном разговоре. Госпожа Фокина покивала, согласилась немного «попридержать коней» и практически тут же потребовала заменить три полосы на другие, более интересные (на ее взгляд).
Белозерцев старался быть объективным и признавал, что некоторые идеи Фокиной заслуживают одобрения, но нельзя же обрушивать на верного читателя столько новшеств сразу и совершенно ни к чему делать из информационно-развлекательного журнала исключительно развлекательный. Спрос постепенно пойдет на спад, а на завоевание новой аудитории уйдут долгие месяцы (и это притом, что конкурентов пруд пруди!).
Андрей Юрьевич даже подумывал уволиться, но в последний момент всегда рвал заявление об уходе на мелкие кусочки и тяжело вздыхал. Во-первых, «Артэль» – его детище. Сколько он здесь проработал? Пятнадцать лет. Во-вторых, бросать увлеченную госпожу Фокину как-то не по-мужски, да и есть еще надежда, что она перебесится… В-третьих, не хочется в сорок лет начинать все заново. Один раз в неделю он благословляет номер в печать, идет в свой любимый ресторанчик, заказывает пиво, форель и чувствует себя прекрасно… Вообще-то, так было раньше. Сейчас – пиво и форель остались, а вот привычного удовлетворения нет…
Через пять месяцев вдова действительно стала признавать свои ошибки. Но уволившихся сотрудников не вернешь, разочарованных читателей – тоже. Да и новый курс уже проложен и вновь все перечеркивать – рискованно. Оставалось только одно – плюнуть на старые обиды, встретиться и хорошенько подумать.
Два дня они исправно думали и пришли к компромиссу. Было решено:
а) ввести один новый проект, который в силу актуальности и интересности привлечет и удержит читателей;
б) постепенно вернуть старые рубрики и прекратить «разброд и шатание» как на рабочих местах, так и на страницах журнала.
Вдова также клятвенно пообещала, что больше давить не станет, займет место наблюдателя и только в самых крайних случаях (бла-бла-бла) будет настойчиво стучаться в дверь. В эти заверения Белозерцев не поверил – рано или поздно госпожа Фокина от скуки и несметного количества идей, размножающихся в ее голове со скоростью три штуки в день, вновь ворвется в его кабинет и потребует заменить одно на другое. Но пока – полгода у него есть, а после… ну что ж, он готов работать дятлом, готов двадцать четыре часа в сутки прокладывать путь к разуму госпожи Фокиной. Практика показывает – достучаться можно.
– Номер пять? – Марина с интересом пробежалась взглядом по строчкам и замерла, читая обведенный зеленым маркером текст. – Но-о… – протянула она, медленно поднимая голову. – Андрей Юрьевич, вы это серьезно?
– Никаких «но», – строго сказал Белозерцев и категорично хлопнул ладонью по столу. – Приступайте.
Глава 1
Самая обыкновенная Золушка
Владимирская область
Последние четыре месяца Сашенька Аксенова пребывала на вершине счастья. Даже ворчание вечно недовольной тетки и мелкие пакости двоюродной сестрицы не могли омрачить этого необыкновенно-волшебного состояния души.
У нее есть Пашка.
Пашка!
Иногда хотелось задрать голову к небу и закричать изо всех сил: «У меня есть Пашка!!!». И чтобы обязательно в ответ раздалось эхо. Звонкое и протяжное.
Ей двадцать два года, а ему – двадцать восемь. Ощутимая разница. Будто он такой взрослый-взрослый, знает ответ на любой вопрос и… любит Сашеньку… ну конечно же, любит. Такое всегда чувствуется.
А она – вечная мечтательница и доверчивая натура. И на свой возраст, если честно, не тянет. Рост – метр шестьдесят, волосы темно русые до плеч и вьются. На щеках детский румянец, да и выражение лица детское. Тут и ямочки к месту пришлись, и чуть пухлые губы, и курносый нос, и брови-черточки. Вот глаза могли нарушить первое впечатление – глубокие и выразительные, но это если вглядываться, если тонуть в этих глазах…
– Саш, может, на фиг кино, пойдем ко мне, а? – прошептал Пашка в ухо, когда до окошка кассы остался приблизительно метр.
– Не знаю… – девушка пожала плечами и покосилась в его сторону. По спине побежали колючие мурашки.
Сашенька уже давно собиралась совершить с Пашкой «это самое», и мысленно на каждый такой вопрос всегда отвечала «да», но затем привычно трусила и отчаянно мотала головой. Он же не лез с уговорами, терпеливо ждал пару-тройку дней и опять делал попытку к сближению, но согласия так и не получал.
Сашенька сама не понимала, почему тянет – роднее и дороже Пашки у нее никого не было и не будет. И не надо. Но… «Первый раз всегда страшно… момент какой-то неподходящий… трусы в горошек… вдруг его родители вернутся из командировки на полгода раньше… вдруг, вдруг, вдруг…» – фразы в голове начинали стремительно кружиться, и отговорки наслаивались одна на другую. «Просто еще не время», – обычно утешала она себя, надеясь, что очень скоро проблема отпадет сама собой. Раз – и как в сказке! Сердце заволнуется, забьется и с губ сорвутся совсем другие слова.
– Ну, ладно… пойдем к тебе, – кивнула Сашенька, краснея. – Только я ненадолго, а то тетка ругаться будет.
Последнюю фразу она добавила просто так, чтобы скрыть противное смущение и собраться с мыслями.
Она согласилась, что ли?
Взяла и согласилась?
Вот и хорошо, вот и замечательно… Пашка-то давно намекает, и правильно делает – сколько можно по кафешкам да по кинотеатрам ходить. Пора начинать новую жизнь, совсем уже взрослую. Сашенька улыбнулась и кивнула еще раз. А ведь они могли и не познакомиться, разминулись бы в этом огромном мире… Не налетела бы она четыре месяца назад на Пашку в магазине, не рассыпала бы на затертый пол яблоки, апельсины и лимоны… и все… Кошмар!
– И чего ты свою тетку боишься? – фыркнул Пашка, сжимая руку Сашеньки. – Половина дома принадлежит тебе, и селить кого попало на твои квадратные метры она не имеет права. Факт? Факт. К тому же ты совершеннолетняя и от нее никак не зависишь, пусть дочери своей нотации читает…
– Я ее не боюсь, – сморщила нос Сашенька. – У меня родственников больше нет – только Галина Аркадьевна и Светка, ну зачем я буду отношения с ними портить… И вообще, мы же договаривались на эту тему не разговаривать.
– Извини… не удержался… Мороженого хочешь?
– Ага.
– Сейчас целый килограмм куплю!
Пашка жил в центре города в двухкомнатной квартире. Пользуясь тем, что родители пребывают в длительной командировке, он частично передвинул мебель, приобрел парочку кресел, напоминающих огромные бесформенные мешки, поснимал со стен акварельные картины местных мастеров и убрал на балкон коврики. Достойная зарплата программиста и финансовая помощь родителей, поступающая на банковский счет из Новосибирска, позволили купить здоровенный жидкокристаллический телевизор серебряного цвета и DVD-плеер со всевозможными наворотами. Собственно перед этой роскошью Пашка и проводил большую часть свободного времени. Сашенька уже дважды была в его квартире, дважды засиживалась допоздна и дважды участвовала в теткиных допросах. То есть отвечала честно на заданные вопросы и смущалась, когда Галина Аркадьевна смотрела уж слишком пристально. Но это было давно – в самом начале отношений (Пашка еще тогда не целовал так страстно и не обнимал так крепко).
– Шампанское будешь?
– Нет, спасибо, я только мороженое чуть-чуть…
Усевшись на угол дивана, неподалеку от журнального столика, Сашенька замерла, поглядывая на дверь. Сейчас Пашка принесет мороженое, они его слопают, а потом… Ага. Давно пора… Она самая счастливая на свете, потому что теперь никакого душевного одиночества нет. Его попросту не существует! А есть – он. Близкий и любимый человек.
Сашенька расстегнула верхнюю пуговицу кофточки, взбила волосы, выставила маленькую грудь вперед и на всякий случай пощипала и без того покрасневшие щеки (а что здесь такого? какие мысли, такие и щеки…). Именно так, по ее мнению, должна выглядеть сексапильная девушка, готовая к эротическим приключениям. Как в кино!
Процесс поедания пломбира занял буквально считанные минуты, Сашенька успела съесть только половину белоснежного кубика, как ласковые руки Пашки оказались на ее талии. Несколько поцелуев торопливой цепочкой легли на плечо, затем вторая пуговица была расстегнута, а там уж… Сашенька отставила тарелку с мороженым на журнальный столик и повернулась к любимому. Томно вздохнула и, стараясь «быть на высоте», издала не то стон, не то мычание. Пашка, посчитав этот звук окончательным и бесповоротным «да!», сунул руки под ее кофту и нащупал застежку лифчика. Парнем он был опытным и с мелкими преградами в виде замочков-молний предпочитал разбираться сразу.
Сашенька все ждала, когда же закружится голова, защемит сердце, онемеют руки, ноги… когда же бесконечное счастье, перемешанное с романтикой и любовью, заполнит ее до самой макушки?! Но вместо этого в носу настойчиво защекотало, а в животе булькнуло.
– Апчхи-и-и! – звонко чихнула Сашенька в плечо Пашки.
– Будь здорова! – машинально ответил он, продолжая мучиться с застежкой лифчика.
– Спасибо… Апчхи-и-и!
– Еще раз будь здорова.
– Спасибо… Апчхи-и-и! Апчхи-и-и! Апчхи-и-и!
– Ты чего? – Пашка отстранился и нахмурился. – Простыла?
– Да нет, – замялась Сашенька, понимая, что вернуться к пылким объятиям, обещающим головокружение, сердечный трепет и томление, она уже не сможет. – Апчхи-и-и! – выдала она еще звонче и потерла ладонью покрасневший нос.
– Аллергия? – разочарованно спросил Пашка, тоже осознавая, что продолжения (увы, увы, увы) не будет. Он посмотрел на пломбир и вздохнул.
– У меня никогда ее не было… – Сашенька поймала на себе полный надежды взгляд и торопливо принялась застегивать пуговицы. Вскочив, она задела тарелку, и та спикировала на паркет. Дзынь! – Ой, извини… Как-то по-дурацки все получилось…
Она еще больше смутилась, растерялась и в дополнение к этому вновь чихнула. Ну, почему, почему так… Почему?! Это же Пашка, ее Пашка!
– Ерунда, – утешил он, улыбаясь. – А посуда вообще бьется к счастью. Ерунда.
Сашенька подняла маленький серый осколок, который, точно мышонок, прижался к ее тапку, и тоже улыбнулась.
– Ага, ерунда, – согласилась она и добавила: – давай я уберу.
– Не, я сам, а потом пойдем в кино – собирались же…
Пашка встал с дивана, скользнул взглядом по ладной фигурке Сашеньки и сдержал очередной вздох – с чего начали к тому и вернулись. Эх…
* * *
Сентябрь радовал приятной, ровной погодой, птичьей болтовней, яркими красками и теплыми вечерами. Если прошлая осень выдалась холодной и мрачной – ветер завывал с утра до ночи, то в этом году царил уютный покой, которого не мог нарушить даже редкий дождик. Перестукивание капель лишь добавляло музыки, а запах сырости, перемешанный с пряно-сладким ароматом цветов, заставлял глубже вдыхать воздух и замедлять шаг.
Взгляд Сашеньки то прыгал с фонаря на фонарь, то скользил по мокрому асфальту. Она держала Пашку под руку и мысленно перебирала занятные моменты только что просмотренной комедии. Нет, героиня какая-то странная, разве можно быть такой наивной? Влюбилась в прохиндея, оказалась одна в чужом городе без гроша в кармане, влипла в историю… Ну вот о чем она думала?.. Потом встретила красавца-принца, а потом еще одного… Сашенька посмотрела на Пашку и гордо вздернула нос. Ее Пашка самый лучший! Самый! И ничего страшного, что сегодня она… расчихалась… глупо, конечно, но когда люди любят друг друга, то… то в конце концов все получается хорошо. Чувства сметают на пути любые преграды – старая истина, и… и… и вообще! Вот!
– До перекрестка дойдем, а дальше я сама, – сказала Сашенька.
– Уже темно, я лучше до дома тебя провожу, – возразил Пашка. – Тетка твоя меня все равно уже видела…
– Нет, до перекрестка.
– Как хочешь, – буркнул он недовольно. – Но тебе с ней надо быть построже…
– Ну Паша…
Попрощались они коротко. Он поцеловал Сашеньку в щеку, сжал пальцы, развернулся и пошел обратно.
«Сейчас поймает машину и поедет к себе… Обиделся…», – подумала Сашенька и, насупившись, поплелась к своему дому.
К своему дому…
Родителей у Александры Аксеновой не было. Уже давно. Отец погиб в автомобильной аварии, а мама, не пережив этого, зачахла через год. Из родственников осталась только тетка и двоюродная сестра Света, а из имущества – половина дома на краю родного города. Ничего не поделаешь, надо жить дальше.
Галина Аркадьевна сразу же взяла Сашеньку под свое крыло, окружив ее излишним вниманием и подчеркнутой заботой. «Сиротой же осталась, – вздыхала она, переговариваясь через забор с соседями. – А так на отца похожа, на брата моего… так похожа… Вот хочу ее в педагогический колледж определить. Воспитатель – профессия хлебная, если с умом к делу подойти».
«С умом» Галина Аркадьевна подходила практически ко всему и особенно быстро и охотно решала те вопросы, которые сулили хоть какую-нибудь прибыль. Посчитав, что половина дома для Сашеньки – это слишком большая роскошь, она сначала сдала одну комнату улыбчивому студенту, а затем еще одну – худющему коллекционеру пивных банок (своим богатством он тут же завалил выделенные ему десять квадратных метров и плюс кладовку). Сама же Галина Аркадьевна прекрасно жила вместе с дочерью на другой половине и к себе никого пускать не собиралась. «Это деньги для нашей семьи», – пафосно говорила она Сашеньке и торопливо убирала в свой карман только что собранную арендную плату.
А Сашенька и не перечила, ютилась в родительской комнате, училась в колледже и подрабатывала курьером в небольшой торговой фирме.
Галина Аркадьевна ни на секунду не ослабляла своей заботы и не сомневалась в светлом будущем своей племянницы. «Ты думаешь, зачем тебе педагогическое образование? – философствовала она, завтракая ватрушкой и чаем с молоком. – Свою выгоду надо всегда понимать. В детскому саду тебе делать нечего, платят там мало, да и голова пойдет кругом от такого количества сопливых детей. Я тебя пристрою гувернанткой в хорошую семью, сейчас это модно и даже престижно. Ответственность небольшая, зато хлеб с сырокопченой колбасой всегда будешь кушать».
Сашенька долго отходила от смерти родителей, да и Галину Аркадьевну побаивалась, поэтому только пожимала плечами и соглашалась. Какая разница… А еще очень хотелось тепла, самого обыкновенного – родственного, они же семья…
Отношения со Светой у Саши не складывались. Старшая сестрица училась в финансово-юридической академии и задирала нос так высоко, что практически протыкала им небо. Вещи – только из фирменных магазинов, подруги – только дочери влиятельных особ, мужчины – обеспеченные красавцы (ну, это в мечтах…). Бывали моменты, когда Свету пробивало на разговоры, тогда она вызывала к себе Сашеньку и насмешливо учила ее «уму-разуму».
«А у тебя неплохие шансы удачно выйти замуж, – посмеивалась Света, накладывая на ногти слой дорогого лака, – получишь диплом по специальности «воспитатель дошкольных учреждений» и мамочка пристроит тебя в хорошую семью ребенка нянчить. А ты не зевай, охмуряй хозяина. Женушка потом с ребенком свалит, а ты прямиком на ее местечко – плюх и в дамках. И сразу рожай, чтобы не отвертелся».
На подобное Сашенька всегда отвечала одно и то же: «меня это не интересует», «я сама разберусь за кого мне замуж выходить, а за кого нет», «давай поговорим о чем-нибудь другом». Света кривила губы и закатывала глаза, что переводилось приблизительно следующим образом: «ну и дурочка же ты…».
Как только Сашенька получила диплом, Галина Аркадьевна засуетилась – обзвонила всех подруг и знакомых и, расписывая достоинства своей племянницы, попросила помощи с трудоустройством («сироткой же девочка осталась, ответственность на мне лежит преогромная»).
Нуждающиеся в няне для своего ребенка нашлись довольно быстро, и судьба Сашеньки была решена. Отныне пять дней в неделю с утра и до позднего вечера она должна была заботиться о пятилетнем Коле – сыне бизнесмена и манекенщицы. Папа-бизнесмен дома появлялся только к ночи, в одной руке всегда газета, в другой – ноутбук. Мама-манекенщица любила спать до обеда, мало ела и находилось в состоянии постоянного раздражения. А Коля делал что хотел и ругать его за такое поведение не разрешалось.
Уже через два дня Сашенька задумалась об уходе из этой «замечательной» семьи, но тетя монолитной стеной стояла на страже ее помыслов и поступков. «Совесть у тебя есть? Я для тебя столько сделала, а ты? Кому рассказать! Нельзя же быть на столько неблагодарной! Я думала, ты станешь мне на старости лет опорой, я всегда гордилось тобой, а ты? Какой еще детский сад? Будешь гувернанткой у Коли и точка, – гневно говорила Галина Аркадьевна и добавляла: – вспомни своих родителей, разве они отступали перед трудностями?..». Сашенька сжимала губы, шла в комнату и ругала себя как только могла. Ну почему она слушает тетку? Почему?! А потому что слишком хорошо ее знает. Если они поссорятся, то Галина Аркадьевна начнет жаловаться всем соседям, запрет дверь, ведущую на ее половину дома, и прекратит всяческое общение с ней, с Сашенькой. Конечно, и так в душе постоянное одиночество, но потом-то станет еще хуже… Ладно уж, подумаешь, разберется она с этим Колей, он, в конце концов, тоже никому не нужен.
Жильцы на Сашиной половине дома сменялись довольно часто. Были вполне нормальные, были и чудные. Одних не хотелось забывать, других не хотелось вспоминать. Особенно досаждали командировочные – не понятно, как они ухитрялись днем работать, если обычно ночами пили и закусывали? Загадка…
Комнаты, лестницы, коридорчики, терраса – все уже давно требовало ремонта, но Галина Аркадьевна не торопилась красить, белить и клеить. «Это такая морока… наверное, лучше весной…» – обещала она и откладывала это дело в долгий ящик. А полгода назад она пригласила еще постояльцев – молодую супружескую пару с крикливым попугаем в придачу, и личная территория Сашеньки сократилась до минимума – до одной-единственной комнаты. О вечерах, проведенных на уютном чердаке, теперь можно было забыть. И хотя шум-гам и бардак уже давно стали привычными, она больше не торопилась домой, а долго гуляла по улицам, заглядывала в магазины и мечтала о невозможном и прекрасном. И вот наконец-то судьба притормозила на нужной отметке – Пашка, у нее есть Пашка! А все остальное – временные проблемы…
Сашенька повернула налево и пошла по освещенной фонарями дороге. Пятиэтажки и высотные дома остались позади, а по бокам потянулись частные домики, утопающие в зелени и цветах. Высокий забор, низкий, узорчатая калитка, кирпичная стена, дверь с «глазком», опять заборчик, а вот и ее дом… Она открыла калитку, отметила, что окна на стороне теткиной половины уже не горят (допрос будет не сегодня), и направилась по узкой каменной дорожке к крыльцу.
Пройдя по коридору на кухню, она порадовалась, что никого не встретила – вечер был волнительный и немного нервный, и сейчас очень хотелось побыть одной, а не выслушивать малоинтересные истории или поддерживать пустой разговор. Выпив полстакана холодной воды, Сашенька взяла с подоконника красное яблоко и пошла в свою комнату. Вот сейчас она ляжет на кровать, прямо так, не раздеваясь, закроет глаза и подумает о чем-нибудь… хорошем. Про Пашку подумает, про свои дурацкие «апчхи» и про то, что завтра будет новый день – замечательный, солнечный, добрый.
Сашенька достала из кармана ключ (приходится запираться, а что делать?) и… услышала громкий, раскатистый храп, который доносился из ее комнаты.
Этого не может быть…
Она прислушалась.
Храп.
Точно – храп!
Сашенька надавила на ручку двери (открыто!) и заглянула в комнату. На кровати лежал человек. Мужчина. Огромный, как бык. И он спал. И, скорее, всего видел красочные сны – свет настольной лампы падал на мясистое лицо и грузное тело, давая возможность оценить незнакомца целиком и полностью.
– Кто это? – вслух изумилась Сашенька, отлетая от двери, как ошпаренная.
Кто это???!!!
На ее кровати???!!!
Только сейчас она заметила в углу, около старой тумбы, большую кожаную сумку с потрескавшимися ручками.
Командировочный… опять… но почему в ее комнате?
Закусив губу, Сашенька заметалась по коридору. Первым желанием было броситься к тетке и все выяснить, но к горлу подступил ком обиды, из глаз брызнули слезы, а сердце сжалось и забилось, как у насмерть перепуганной птицы. Ну пойдет она сейчас к Галине Аркадьевне и та ей что-нибудь ответит, но мужика-то этого с кровати до завтрашнего утра точно не спихнуть, да и нет желания заходить в комнату после такого… свинства.
Сашенька села на стул и беззвучно заплакала. Хватит. Пашка прав, она должна изменить свою жизнь. Она должна заявить о своих правах и должна стать сильнее и настойчивее. Завтра утром она поговорит с Галиной Аркадьевной и… и пусть жильцы выметаются к чертовой матери!
– Пусть выметаются, – всхлипнула Сашенька и, вынув из кармана платок, шумно высморкалась.
Завтра, она поговорит с теткой завтра…
Глава 2
Старый добрый Фей
Владимирская область
Федор Иванович Веревкин сидел в шкафу. Пушистый мех, украшавший рукав куртки, противно лез в лицо и вызывал вполне справедливые приступы негодования. Но убрать «эту гадость» было совершенно некуда, а если учесть, что дышать в столь ограниченном пространстве, забитом шмотками, весьма проблематично, то хоть караул кричи! А еще под задницей, как назло, оказался шуршащий пакет, а значит, телодвижения не желательны. Хруп, хруп – и все! Задушит Отелло и Дездемону, и этого… как его… ну, хахаля ее!
«То есть меня, – подумал Федор Иванович и дернул носом. – И доказывай потом свою непричастность и невиновность…».
Веревкин прислушался, тяжело, но беззвучно вздохнул. Вообще-то, он причастен и виновен, чего уж там… и еще неизвестно чем для него эта история закончится, но… но жить-то хочется.
А все так красиво начиналось – собственноручно выращенные гладиолусы сорта «Донна Мария», плитка молочного шоколада и коронное «как вы прекрасны, Танечка».
Татьяна Ильинична, работающая продавцом в колбасном отделе скромного магазинчика, раскраснелась и пригласила к себе. Не зря же он «окучивал» ее два с половиной месяца: и подарочки дарил, и поглаживал, по возможности, мягкие места, и шептал в ушко комплименты, и ручку целовал. Этакое настойчивое заигрывание с ясным подтекстом. Вроде как, и ей сериальных приключений хочется (скоро уж пятьдесят лет стукнет, а приключений все нет), и ему «надоть». Хотя она не в его вкусе, но зачем усложнять… Крепко сбитая невысокая хохотушка, крашенная «а-ля блондинка» (волосы цвета увядшего лютика), обладательница трех золотых зубов, поклонница яркой косметики – не так уж и плоха Танечка! И колбасой «докторской» пахнет, что немаловажно… И все уже было, как у людей – страсть приняла подобающее ей горизонтальное положение, сердца бились в унисон, «молодая» хихикала часто и призывно, но… с ночной смены неожиданно вернулся муж… Ситуация, как в заезженном анекдоте.
«Надо было поподробнее узнать, кто у нее муж, чтоб, значит, спрогнозировать возможные варианты… – покачал головой Федор Иванович, чувствуя, как немеет правая нога. – Муж, муж… Прогульщик он самый настоящий! Сидел бы на своей работе, как по графику положено, так нет же, надо обязательно людям жизнь испортить!»
За свои шестьдесят пять лет Федор Иванович Веревкин побывал в разных передрягах и в шкафу сидел не в первый раз (в четвертый или пятый), но обычно проблема решалась быстро – жена выпроваживала муженька за хлебом-молоком и путь становился свободным, а тут – никаких шансов! Отказался супруг Татьяны Ильиничны топать на ночь глядя в магазин – зуб у него, видите ли, болит, вот он и вернулся домой раньше… Симулянт!
Федор Иванович состроил гримасу и прислушался. Из соседней комнаты (или из кухни) до него долетали некоторые фразы, которые давали возможность составить картину происходящего.
– …а гладиолусы такие драные ты где взяла? – недовольный мужской голос.
– Купила… у одной старушки.
«Они не драные! – мысленно возмутился Федор Иванович. – Они гофрированные! Понимать же надо!»
– У старушки… – шепотом перекривил он, пытаясь немного изменить позу. – Да я еще о-го-го…
Это была правда. Любовным похождениям Федора Ивановича Веревкина мог позавидовать сам Казанова. Годы шелестели, как страницы толстой энциклопедии, а чувства к противоположному полу и не думали ослабевать – вперед и с песней! Два раза он был женат, но оба брака развалились именно из-за разгульного характера Веревкина (кобелировал исключительно для бодрости духа, понимать же надо…). Детей вот не народил – это жаль, это непорядок…
– Налей еще водки – зуб прополощу… – донесся капризный голос мужа «Танечки».
– Да ты уже наполоскался. Полбутылки как не бывало!
– Болит, зараза! Налей, говорю…
– А может, тебе поехать к врачу?
– Ты на часы-то посмотри! Все уже закрыто!
– А, вроде, около хозяйственного круглосуточная стоматология была…
– Денег на такую роскошь у меня нет, я же не олигарх какой-нибудь!
Очередная попытка Татьяны Ильиничны спасти положение с треском провалилась. Федор Иванович загрустил… Может, рогоносец примет изрядное количество «беленькой» и заснет? Тогда на цыпочках, на цыпочках… и за дверь! Водка – она любую хворь лечит, особенно больные зубы, да и снотворное отменное – пусть пьет побольше.
– Гладиолусы ему мои не понравились… – буркнул Веревкин, осторожно вынимая целлофановый пакет из-под мягкого места. Раздалось тихое шуршание, которого никто, кроме Федора Ивановича, услышать не мог. – «А я вот сейчас выйду из шкафа – и будешь потом рассказывать психиатрам про белую горячку», – зло подумал он, представляя выражение лица несчастного рогоносца.
Страх и паника уже отступили, сидеть в шкафу надоело и последняя мысль показалась не такой уж и плохой. А что? Эффект неожиданности сыграет свою роль – и все обойдется без жертв и разрушений. Татьяну Ильиничну, конечно, жалко, но с другой стороны – не надо изменять. Фи. Федор Иванович поморщился, приоткрыл на сантиметр дверцу шкафа и тут же ее закрыл. Нет, он подлой душонкой никогда не был и не будет, женщину подставлять – это ж последнее дело!
Или не последнее?
Хм…
А еще можно прикинуться домовым. Сейчас в каждой третьей передаче по телевизору рассказывают про всякие… как их там? Ну-у… эти… м-м-м… паранормальные явления! О! Точно! Они самые – явления. Если верить телевидению, то кругом полным-полно инопланетян и всякой нечисти – заполонили, понимаешь, Землю от полюса до полюса и чувствуют себя здесь, как дома.
Да, почему бы и нет. Внешность позволяет.
Федор Иванович пригладил короткую бороду, почесал за ухом и кивнул собственным мыслям. Домовые – они именно такие: лопоухие, косматые, наполовину седые, наполовину рыжие… Еще бы шапку-ушанку напялить, для пущей правдоподобности – и порядок! Кстати, об одежде… Нет, не получится из него дух запечный… Трусы и рубашку при возгласе «Муж вернулся!» он надеть успел, а вот брюки были спешно засунуты Татьяной Ильиничной под кровать – без порток на паранормальное явление он не потянет, никак не потянет.
«Жаль, – подумал Федор Иванович, прощаясь с замечательной идеей, – очень жаль».
Голоса супругов стали громче, а слова, произносимые ими, – отчетливее. Раздались шаркающие шаги и скрип двери.
– Утром меня не буди, зуб, вроде, успокоился, может, и без врача обойдусь.
– Да ложись ты уже, а то опять разболится, – донесся нервный голос Татьяны Ильиничны. – А я тут… рядом… прилягу пока, а потом на кухню пойду прибираться, а ты спи. Спи.
Кажется, рогоносец решил вздремнуть… хм… Федор Иванович замер, вновь испытывая затяжной приступ страха. С одной стороны – избавление близко, с другой – надо еще дожить до этого самого избавления. А вдруг нападет кашель или чертов пакет зашуршит, или мех на рукаве куртки защекочет нос… Одно движение и… и зубы завтра будут болеть у него самого – муж «Танечки» с удовольствием впечатает кулак ему в физиономию.
– Погаси свет.
– Спокойной ночи, дорогой.
«Спокойной ночи», – мысленно добавил Федор Иванович, искренне надеясь, что ночь у всех действительно будет спокойной.
Сидеть пришлось еще довольно долго, но наконец дверь шкафа бесшумно приоткрылась и в полутьме появилось бледное лицо Татьяны Ильиничны. Перетрухала она не меньше, и сейчас, конечно же, мечтала только о том, чтобы любвеобильный гость исчез из ее квартиры как можно скорее.
Сделав несколько знаков, она сунула Веревкину брюки и мотнула головой на кровать, мол, супруг мой почивает, давайте-ка, Федор Иванович, уходите, но только по-тихому, умоляю вас, по-тихому…
Федор Иванович медленно спустил на пол одну ногу, затем другую. Колени хрустнули, а поясницу прострелило так, что в глазах зарябило – не молодой уже, чтобы по два часа в шкафу куковать! Татьяна Ильинична блеснула золотым зубом и махнула рукой, мол, поторапливайтесь, а то не ровен час супруг проснется…
«Да сейчас я, сейчас», – округлил глаза Федор Иванович и, точно космонавт, который заново учится ходить, сделал один шаг. Почувствовав наконец руки и ноги, а также волну неприятных укольчиков, пролетевшую по телу, он, как и собирался, на цыпочках направился в коридор. Татьяна Ильинична тоже на цыпочках пошла следом.
– Бр-р-р, – донесся протяжный звук с дивана, и процессия, состоящая из двух человек, мгновенно остановилась. – Бр-р-р.
Затем стало тихо.
Федор Иванович, больше не желая искушать судьбу, прижал брюки к груди и, теряя остатки самообладания, пулей вылетел в коридор.
Брюки он натягивал в лифте – усмехался в усы, зарекался еще когда-либо встречаться с замужними дамами и кряхтел. Оказавшись на улице, он тут же закурил папиросу и несколько минут стоял под фонарем, вдыхая крепкий дым. Так долго без курева – это ж подвиг!
– Поеду-ка я завтра в Москву, – решил он, застегивая молнию спортивной кофты. – Хватит… И гладиолусы продам подороже, и яблоки… Пора возвращаться.
Он сунул руку в карман брюк и матросской походкой направился к автобусной остановке. Может, повезет и не придется тащиться на край города пешком…
Большую часть года Федор Иванович Веревкин проживал в Москве – на десятом этаже панельного дома в собственной двухкомнатной квартире. И если бы не тяга к земледелию, вряд ли бы когда-нибудь оказался во Владимирской области. Трудился шофером в таксопарке, приударял за представительницами прекрасной половины человечества, уважал новостные программы, выпивал с дружками по праздникам и редко – по выходным. Потом стала болеть спина, да и крутить баранку надоело – Федор Иванович устроился сторожем на автостоянку. Работа необременительная с избытком свободного времени, практически сам себе хозяин – живи да радуйся. Он и жил, и радовался.
Участок в десять соток и покосившийся темно-зеленый домишко достались Федору Ивановичу пятнадцать лет назад в качестве наследства и поначалу не вызвали никаких чувств. Продать, что ли? Да, наверное, продать… Вроде, и покупатель нашелся быстро, и деньги неплохие обещались попасть в карман, но в душе скребло, не отпускало. Больше половины жизни уже прошло, а дерева он не посадил, дом не построил, сына не родил… Эх… и старость коротать на одну пенсию не хочется, а тут все же приусадебное хозяйство. И земля с каждым годом все дороже и дороже… Продать? Нет, – «мое добро, мое богатство». Так Федор Иванович стал каждое лето проводить во Владимирской области на своих сотках. Сначала сажал только укроп и петрушку, потом еще кабачки, потом появились яблони и груши, потом огурцы-помидоры, а уж затем и горячо любимые гладиолусы. Чем меньше оставалось до пенсии, тем дольше он задерживался на разлинованной грядками «фазенде» – уезжал в конце весны и возвращался в начале осени. Правда, мотался туда-сюда довольно часто – то с цветами, то с урожаем. Постоянного заработка уже не было и доходы от продажи гладиолусов, овощей и фруктов были неплохим подспорьем.
– В Москву, – повторил Федор Иванович, перешагивая лужу. Потер поясницу и с чувством добавил: – и больше никаких замужних! Баста!
* * *
Под утро Сашенька заснула. Прислонив голову к стене, вытянув ноги, она закрыла глаза и почти сразу же отключилась. Состояние покоя было глубоким, но, увы, недолгим. В восемь с треском и шумом по дороге промчался мотоцикл, и Саша, вздрогнув, проснулась. Зевнула, потянулась, с тоской посмотрела на дверь своей комнаты и встала со стула. Прерывистого храпа слышно уже не было, но легче от этого не стало – там на ее кровати дрыхнет чужой мужчина, куда уж хуже… Ну почему, почему тетя дала ему ключ?
Галина Аркадьевна всегда просыпалась рано, и Сашенька, не откладывая намеченный разговор в долгий ящик, поплелась на другую половину дома. Она полночи негодовала, задавалась вопросами, сама же на них отвечала, и теперь в душе присутствовали лишь пустота и усталость. Пусть этот человек просто уйдет из ее комнаты и пусть подобное никогда не повторяется. Пусть!
Свернув к кладовке, Сашенька открыла дверь, обитую светлым деревом, перешагнула порог и пошла на кухню – в это время Галина Аркадьевна обычно готовила завтрак и смотрела утренний сериал.
Здесь, на территории тети, царила совсем другая атмосфера, да и обстановка разительно отличалась от Сашиного жилья. Мебель добротная, из натурального дерева, отяжеленная зеркалами и всевозможными узорчатыми вставками, ковровые дорожки чистые и яркие, точно их купили вчера, диваны пухлые, широкие с небольшими подушками и лохматыми пледами. В вазах сухоцветы, на стенах большие картины в резных рамках. Чистота и порядок.
Сашенька тоже устраивала у себя генеральные уборки, но постояльцы быстро сводили все ее усилия на нет, а уж про развалившуюся мебель лучше вообще помолчать…
– Доброе утро, – сказала она, застав, как и ожидалось, Галину Аркадьевну у плиты.
– Доброе, – ответила та, щурясь. И без того маленькие глазки превратились в щелочки.
– Я хотела с вами поговорить… – с волнением начала Сашенька. Вздохнула и опустилась на мягкую плоскую подушку, лежащую на табурете.
– Догадываюсь о чем, – хмыкнула Галина Аркадьевна, откладывая на тарелку блестящую от масла лопаточку. Убавив на плите огонь, она развернулась к племяннице и скрестила руки на груди.
– Вчера я пришла домой поздно…
– И где ты была?
– В кино.
Галина Аркадьевна кивнула, принимая объяснение – на щеках проступил нервный румянец, брови чуть подскочили на лоб. О том, что у Сашеньки появился молодой человек, она уже знала, но пока не решила, как к этому относиться. С одной стороны – это хорошо, возможно, сиротка съедет к своему мужу (если парень, конечно, на ней женится), с другой стороны – это плохо… как бы не пришлось расставаться с приносящим доход имуществом. Муженек может оказаться весьма прытким товарищем… А еще хуже, если Сашка в подоле ребенка принесет – и позор, и обуза, и сопли с подгузниками!
– Я вернулась, а моя комната занята. То есть… там мужчина… спал… спит, – Сашенька заправила за ухо кудрявый локон и подняла глаза на тетку. Опять куда-то пропала смелость и заранее подготовленные слова. – Вы ему дали ключ… Ну зачем же?
– Домой надо приходить вовремя, – отрезала Галина Аркадьевна, получая удовольствие от неуверенного голоса племянницы. – Ишь, взрослая стала, на гулянки шастает!
– Но… – окончательно растерялась Сашенька. – Это же моя комната… И я уже взрослая и могу приходить домой тогда, когда считаю нужным.
– Да-а-а??? А о приличиях ты подумала?
– Но…
– Я легла спать в одиннадцать часов, – Галина Аркадьевна нахмурилась, затем резко развернулась, составила с плиты сковородку и водрузила на ее место пузатый чайник. Подплыла к столу и села напротив Сашеньки. – Если бы ты пришла раньше, мы бы все смогли решить, а так… Человек приехал с вокзала и попросил место для ночлега. По рекомендации попросил, не выставлять же его на улицу. Я не знала, вернешься ты со своих гулянок или нет… – тетка дернула плечом и развела руками, – в любом случае ничего страшного не случилось. Постояльца зовут Григорий Зубов, он человек положительный, занимается торговлей – погостит три дня и уедет, и будешь ты жить в своей комнате, как и прежде.
Сашенька посмотрела на тетку с безграничным удивлением. Ну как же так? Как же так?! Почему Галина Аркадьевна разговаривает с ней спокойно, будто действительно ничего ужасного не случилось?
– А я где буду жить эти три дня? – с отчаянием спросила она, немного подавшись вперед.
Хороший вопрос… Галине Аркадьевне он совсем не понравился. Она очень надеялась, что такой поворот заставит племянницу перебраться к своему дружку, а там уж они пусть как хотят… Но, кажется, с этим она поторопилась – Сашка съезжать и не думает… и что теперь делать? Брать командировочного к себе? Исключено! Вот только не хватало, чтобы пришлые топтали ее ковры и ходили справлять нужду в ее туалет! А Зубов еще такие деньжищи заплатил… с такими деньжищами никак невозможно расстаться. Вынул из кармана и сунул, не глядя – немелочный человек. Есть еще вариант взять на три дня Сашку к себе, но вдруг ей здесь понравится? И не выгонишь потом.
– На террасе есть отличный диван…
– Но уже холодно, – перебила Сашенька, не веря своим ушам.
– Оденься потеплее, – Галина Аркадьевна поджала губы и хлопнула ладонью по столу. – Не надо из-за ерунды делать трагедию.
Ах, как же хочется, чтобы племянница исчезла из ее жизни раз и навсегда, чтобы весь дом принадлежал только ей – Галине Аркадьевне Аксеновой! Она уж и так и сяк назло девчонке делает, а той хоть бы что – цветет и улыбается. Особенно последнее время улыбается!
Сашенька вскочила с табуретки так, что та громыхнула, клетчатая подушечка полетела на пол. Тетка не права, тысячу раз не права и в этом не может быть никаких сомнений! Почему она должна мерзнуть в продуваемой всеми ветрами террасе, когда у нее есть собственная комната с дорогими сердцу вещами?! Почему командировочного нельзя было устроить на половине Галины Аркадьевны?
«Почему мое мнение ничего не значит, почему я у себя дома всегда, как в гостях? Почему, почему, почему?»
Посмотрев на тетю, Сашенька еле сдержала слезы. Не любит ее Галина Аркадьевна, совсем не любит и никогда между ними не будет теплых родственных чувств. И все – самообман. И больше так жить нельзя!
«Пашка… у меня есть Пашка, – схватилась за соломинку Сашенька, чувствуя обиду и надежду одновременно. – Я ему очень нужна, на всю жизнь нужна! А отсюда я уйду… Вот возьму и уйду. Прямо сейчас.»
Не говоря ни слова, она развернулась и вышла из кухни. Сейчас она позвонит Пашке, договорится о встрече и все ему объяснит. А он поймет, обязательно поймет, поддержит и поможет. Потому что они любят друг друга, потому что они должны быть вместе. Всегда вместе.
Глава 3
Не слишком-то сказочный принц
Кольцо с бриллиантами из красного золота. Кольцо из золота 585-й пробы с жемчугом. Кольцо из золота 750-й пробы с бриллиантом и сапфиром. Кольцо из платины…
Сергей пробежался взглядом по сияющим украшениям и ткнул пальцем в стекло витрины.
– Девушка, пожалуйста, покажите это кольцо, – попросил он, обращаясь к приятной молоденькой продавщице. – Скажите, если размер не подойдет, его можно будет увеличить или уменьшить?
– Да, конечно, – кивнула девушка и положила перед Сергеем черную бархатную подушечку.
Он ничего не понимал в подобных побрякушках, а походы по ювелирным магазинам его всегда напрягали. Денег не жалко, но суета вокруг по сути бестолковых бирюлек ужасно раздражает.
«Тебе это нравится? А это нравится? А это?».
«Нравится. Бери и пошли отсюда!».
Но сейчас ему необходимо купить красивое кольцо. Красивое и строгое одновременно. Дорогое. С приличным бриллиантом.
– Годится, – сказал Сергей и полез в портмоне за пластиковой карточкой.
«Неужели я собираюсь жениться? – усмехнулся он про себя. – Не может такого быть…»
Отношения с женщинами для Сергея Ермакова никогда не носили серьезный затяжной характер. И никогда ранее он не задумывался о браке. Встречи, расставания, вновь встречи и вновь расставания – сердце всегда свободно, душа всегда холодна. Нет, он увлекался, болел страстью, совершал немыслимые поступки, был то ласков, то резок, то равнодушен, то внимателен, но эти связи никогда не являлись настоящими и прочными. Всегда кто-то рядом, но это всего лишь «кто-то».
Женщины часто сами искали с ним знакомства, делали первый шаг, предлагали номер телефона, улыбались. К такому вниманию он относился снисходительно и при случае пользовался и наивными, и расчетливыми, и знойными, и самовлюбленными натурами. Иногда сам расставлял сети – заманивал, затягивал, иногда одерживал быстрые победы, иногда просто плыл по течению. Обыкновенная игра желаний, которая к тридцати двум годам стала вполне привычной. ЗАГС, клятвы верности, штамп в паспорте – это вызывало лишь недоумение и насмешку.
Полтора года назад он познакомился с Никой Сотниковой – некогда успешной моделью и ныне не менее успешным редактором журнала «Кисс». Познакомился и, точно в зеркале, увидел в ней отражение себя самого (такая же небрежность в отношениях, такой же упор на любимую работу, такая же независимость во всем). Потом, правда, у них обнаружились и различия во взглядах, но это уже не имело никакого значения – они стали звеньями одной цепи. Он не спрашивал, с кем она провела прошлый вечер, она не спрашивала, кто та брюнетка, с которой его видели на банкете в клубе «Графит» (земля слухами полнится…). Она знала, что всегда может рассчитывать на его помощь, а он знал, что ей можно доверять и ни один разговор «по делу» не станет завтра достоянием общественности.
Сергей все чаще и чаще набирал номер телефона Ники и однажды задумался о будущем… Хорошо лежать рядом с ней в тишине, вдыхать ментоловый дым ее сигарет и думать о чем-то своем. Хорошо пить утром кофе, обсуждая планы на предстоящий день. Хорошо проводить вместе отпуск, хорошо отправляться вдвоем на частную вечеринку к общим знакомым. Хо-ро-шо.
А к черту холостую жизнь… Вряд ли он когда-нибудь встретит женщину, с которой ему будет так же комфортно, как с Никой. Вряд ли…
Расплатившись, Сергей вышел из магазина и направился к машине. Сегодня вечером она улетает в Париж на показ мод, и ужина в ресторане с чередой помпезных слов не получится. Оно и к лучшему, все равно он не сможет произнести цветистую речь, нафаршированную банальностями, да и Ника не склонна к приторной романтике. Так к чему нужна эта ерунда?
«Давай поженимся».
«Давай».
Просто и по-честному. Ну, он готов еще добавить что любит, готов прижать ее к себе и… Сергей улыбнулся и сел за руль. Рычание мотора и темно-синяя «Тойота» резко сорвалась с места.
Ника всегда вставала рано, делала короткий комплекс упражнений хатха-йоги, принимала душ, завтракала фруктовым салатом или хлопьями с молоком и либо работала дома за ноутбуком, либо устремлялась в офис редакции. Сергей не сомневался, что застанет ее дома, так как на дворе суббота и на часах еще только десять. Полдня будет принадлежать им, а потом он отвезет Нику в аэропорт и она улетит в Париж. Короткий плащ, маленький чемоданчик, сумочка через плечо, аромат духов и… кольцо с бриллиантом на пальце. Его кольцо.
– О! Привет! – распахнув дверь, воскликнула Ника. Схватила Сергея за локоть и втащила в коридор. Тут же обвила его шею руками, тряхнула головой и, сощурившись, протянула: – чего в такую рань? Соскучился?
– Соскучился, – усмехнулся он, скользя рукой по шелку короткого розового халатика. – Ты долго не открывала, я уже на мобильник собрался звонить.
– Мылась, – она дернула плечом, и холодные капли воды упали с ее мокрых медных волос на рукав его рубашки.
Пиджак Сергей оставил в машине и теперь испытывал особое удовольствие от близости ее тела, так крепко прижатого к его груди. Между ними всего лишь тонкая ткань рубашки и халатика… Ника, Ника, Ника… Красивая, прохладная, терпкая, самоуверенная, умная Ника. А ведь он и правда соскучился. Отговорить бы ее от поездки в Париж… но ей нужно готовить статью о каком-то модельере… Неделю, ее не будет неделю.
– Ты как раз к завтраку, – она шутливо оттолкнула его, прислонилась спиной к противоположной стене и выставила правую ногу чуть вперед. – Но предупреждаю, ничего, кроме фруктов, у меня нет.
– Переживу как-нибудь, – улыбнулся в ответ Сергей, скользя взглядом сверху вниз.
Пока Ника крутилась около стола, нарезая кубиками груши и яблоки, он сидел в глубоком кресле и неотрывно следил за ее неторопливыми движениями. На этой просторной кухне, обставленной яркой мебелью в стиле «модерн», она казалась меньше ростом, не такой деловой и моложе своих лет. Выглядела она всегда отлично, как и положено девушке, некогда вышагивающей по подиуму, но в строгом приталенном костюме она была иной – бизнес-леди, а тут домашняя…
– Ты на меня не готовь, – ровно произнес он, переводя взгляд на холодильник. Все же надо было купить шампанское…
– Да знаю я, что ты не ешь такое, – Ника махнула рукой и, оторвав от ветки почти черную виноградину, положила ее в рот. – Тебе бы бифштекс или жареного цыпленка, – она засмеялась и направилась к раковине.
Сергей подавил желание встать и подойти к ней.
– Пойдем в ресторан, когда ты вернешься…
– Приглашаешь?
– Да.
– Обязательно пойдем, – она вдруг стала серьезной, – я хочу потребовать повышение и твои советы будут очень кстати.
В этом вся Ника. «Потребовать повышение». Не попросить, а именно потребовать. Молодец.
– Мы можем обсудить это сейчас.
– Нет, лучше потом, когда вернусь.
После завтрака они переместились в одну из комнат. Разбросанные по полу и дивану журналы и книги говорили о том, что Ника сейчас усиленно готовится к поездке – на обложках фрагменты показа мод, да и заголовки говорят сами за себя. Сергею нравилось ее отношение к работе, он и сам временами так же вспыхивал идеями и планами. Они очень похожи. Очень.
Ника переоделась в джинсы и вязаный топик, расчесала длинные волосы и удобно устроилась за письменным столом. Вздохнув по поводу еще не собранного чемодана, она потянулась и посмотрела на Сергея.
– Ты отвезешь меня в аэропорт?
– Конечно.
– Так хорошо, что ты приехал, мы не виделись целую вечность.
– Вчера виделись и позавчера, – Сергей подошел к ней и прислонился боком к краю столешницы.
– Надо же, – она усмехнулась.
Прислушиваясь к тиканью часов, Сергей на миг замер. И как делают эти предложения?.. И зачем тянуть время в ожидании особо подходящего момента?.. Куда уж подходящей.
– Если ты захочешь, – он взял ее руку в свою, – мы будем вместе… всегда вместе.
Выражение лица Ники несколько изменилось – брови удивленно приподнялись, а губы сжались. Тон его голоса показался странным и смысл слов не сразу дошел до сознания.
О чем он? О чем?
– Как это – всегда вместе?
– Давай поженимся. Я серьезно.
В комнате воцарилась тишина. Он пристально смотрел на нее, пытаясь понять, какие мысли сейчас бродят в ее голове. Она смотрела на него, оценивая услышанное.
– Раньше я о браке не задумывался, впрочем, ты и сама знаешь как я к этому всегда относился, – продолжил Сергей, – но ты… ты – та женщина с которой я хочу прожить всю жизнь, – он помолчал и добавил: – Ты выйдешь за меня замуж?
Ника поднялась с кресла, неуверенно улыбнулась, а затем тихо спросила:
– Я не поняла… ты… шутишь?
– Нет, не шучу.
Встретившись взглядом с Сергеем, она прочитала в его глазах решимость и твердость, покачала головой, пожала плечами и… засмеялась. Сначала тихо, а затем все громче и громче. Буквально сложившись пополам, она сделала несколько шагов к плюшевому дивану и рухнула на мягкие клетчатые подушки.
– Ой, не могу… ну ты даешь… замуж… – Ника села и, продолжая веселиться, взяла с подлокотника пачку сигарет и торопливо закурила, отгоняя рукой от лица дым. – Серега, ты что? С ума сошел?
Ермаков не ждал такой реакции – это уж точно. Да, Ника могла отложить ответ, отказать, в конце концов, но смех… столь искренний смех с нотками недоумения? Почему?
– А что тебя так веселит и изумляет? – холодно спросил он, щурясь.
– О, я объясню тебе! Брак для девушки – это отличный шанс попасть в «десятку». Это счастливый билет до остановки под названием «Успех и деньги». Это… – Ника подняла глаза к потолку и вздохнула. – И дурой будет та девушка, которая разменяет данный билет на какую-нибудь ерунду или не доедет до пункта назначения и выйдет на другой остановке. Например, на остановке «Любовь и четверо детей в придачу». Ты казался мне всегда таким разумным человеком, который понимает столь очевидные вещи!
– Оказалось, не понимаю, – Сергей сжал пальцы в кулак и тяжело посмотрел на Нику. Она всегда была расчетлива, но он не думал, что до такой степени… Или… она постепенно становилась такой, а он и не замечал? Сначала она была манекенщицей, потом ей это надоело и она увлеклась журналистикой, а потом кто-то из знакомых устроил ее редактором в «Кисс». Ника всегда умело совмещала одно с другим и всегда четко знала чего хочет. А вот ему, как оказалось, были известны не все ее желания и устремления…
– Да не сердись ты на меня, – она вновь засмеялась, поднося к тонким губам сигарету. – Кто же знал что тебя так переклинит! Ну же, не злись! Просто подумай, о чем я тебе говорю. Попытайся меня понять. Я права, тысячу раз права! Надеюсь, ты не купил мне кольцо? – Ника кокетливо сморщила носик и выдала милую улыбку.
– Нет, – соврал Сергей.
– Это хорошо, хотя и жалко, – легко бросила она, поднимаясь с дивана. – Ну, давай без обид, ладно? Ты – супер-мужчина, и я сама себе завидую, когда ты рядом, но если мы поженимся… то… то с моей стороны это будет глупый и дурацкий поступок. Да, ты отлично зарабатываешь, у тебя машина, квартира, но есть мужчины, которые зарабатывают намного больше. И главное – они не тратят деньги направо и налево, не думая о завтрашнем дне. Они преумножают свой капитал. – Ника положила руки на плечи Сергею и добавила: – и я хочу выйти замуж именно за такого человека, и для этого я занимаюсь собой, завожу нужные знакомства и не купаюсь в коротких лучах сентиментальности. И тебе советую поступать так же. То есть найди себе какую-нибудь молоденькую дурочку, у которой папа, нефтяной магнат, и женись на ней.
Она потянулась к губам Сергея, но он отстранился.
– Пожалуй, я так и сделаю, – ответил он. В его словах сквозила усмешка. – Как только мне встретится дочка нефтяного магната – я тут же потащу ее к алтарю. Спасибо за совет.
– Я не хотела тебя обижать… – Ника потушила сигарету в стеклянной пепельнице и скрестила руки на груди. – Из уважения к нашим отношениям и чтобы больше не было таких неловких ситуаций – я сказала тебе правду. – Она начала сердиться и раздражаться. – Думаешь, мне нравится работать до ночи, таскаться по бесконечным тусовкам, устранять конкуренток, выстраивать карьеру по кирпичику? Это мой задел на будущее! Возможно, ты меня не правильно понял. Мне не нужны деньги ради денег, брюлики и отдельно взятые яхты. Я не хочу быть просто куклой среди роскоши. Я хочу особую жизнь, в которой буду успешна и значима! А муж – это лишь дорога, которая приведет меня к цели.
– Не волнуйся, я тебя правильно понял.
Сергей злился, по-настоящему злился – не только на Нику, но и на себя. Дурак, дурак… Дурак! Хорошо ума хватило кольцо сразу не достать, а то вообще бы выглядел полным идиотом! «Давай поженимся…». Ч-ч-черт!
Кивнув, он направился к двери.
– Подожди… – попыталась остановить его Ника. – Да не относись ты к этому так серьезно!
– А я и не отношусь, – он сунул ноги в ботинки, обернулся, криво улыбнулся и вышел из квартиры, плотно закрыв за собой дверь. – «А я и не отношусь», – повторил Сергей уже про себя, быстро спускаясь по ступенькам на первый этаж.
Только вот сердце ныло и в висках стучали болезненные молоточки. Будь ему сейчас лет шестнадцать, он бы поддал ногой урну, да так, чтобы она гремела метров десять, выплевывая в разные стороны мусор! Но ему тридцать два и, похоже, его злость останется при нем.
В машине Сергей просидел минуты две неподвижно, затем завел мотор. Только сейчас он вспомнил, что обещал отвезти Нику в аэропорт, но возвращаться не стал – придется ей вызвать такси. Через неделю они, наверняка, увидятся и, конечно, сделают вид, будто ничего и не было – их отношения вряд ли сильно изменятся в ту или иную сторону. Да, через неделю. Она вернется из Парижа отдохнувшая, довольная и на ее пальце не будет кольца… Его кольца.
Вдавив педаль газа в пол, Сергей сжал руль – досада и злость не отпускали. Он выехал со двора и помчался в сторону центра. Светофоры мигали то зеленым, то красным, то желтым, и он заставлял себя тормозить, когда этого требовали правила. Заставлял себя сбавлять скорость и прогонял мысли прочь.
Пролетев по Садовому Кольцу, он свернул к набережной Москвы-реки. Остановил машину около дорожки пожелтевших кленов, хлопнул дверцей, вдохнул влажный воздух и подошел к ограждению. Мутная вода неспокойно рябила, вспыхивая то тут, то там молочными бликами.
Сергей вынул из кармана брюк бархатную коробочку, открыл ее, задержал взгляд на кольце – бриллиант отчего-то показался тусклым, хотя солнце светило ярко, закрыл ее и со всего размаха бросил как можно дальше в реку.
Бульк! И все.
Он немного посмотрел на дублирующие друг друга круги и вернулся в машину, включил музыку и вновь рванул с места…
На этот раз Сергей покидал город, он гнал вперед, превышая допустимую скорость, остро желая побыть в одиночестве – подальше от Москвы, там, где никто не полезет в душу и где он сможет разобраться в себе.
«Давай поженимся…».
«Я не поняла… ты… шутишь?»
Глава 4
И что теперь делать?
Владимирская область
– Извини, что я так рано. Сегодня суббота, ты, наверное, хотел выспаться…
Сашенька сделала большой глоток обжигающего чая и тяжело вздохнула.
– Тетка? – понимающе спросил Пашка, вынимая из шкафчика пачку печенья «Юбилейное».
– Угу.
– Сколько я тебе раз говорил – будь с ней построже. Ты имеешь право приходить домой во сколько считаешь нужным, и пусть она…
– Не в этом дело, – перебила Сашенька. – Когда я вчера пришла, она уже спала… но… м-м-м…
Пашка нахмурился, откусил печенье и поторопил:
– Давай, рассказывай.
И Сашенька рассказала. Как вернулась после кино, как подошла к своей комнате, как услышала храп, как не поверила собственным глазам и как просидела всю ночь на стуле. И объяснения Галины Аркадьевны тоже изложила правдиво и подробно.
– …она ко мне относится, как будто я… но это же моя комната!
– Это твоя половина дома, – поправил Пашка. – Ну почему ты меня никогда не слушаешь!
– Я слушаю!
– Нет, не слушаешь!
Сашенька, понимая, что Пашка во многом прав и что сейчас ей вовсе не хочется ссориться еще и с ним, поставила чашку на клеенчатую скатерть, опустила голову и опять вздохнула.
– Я больше не могу там жить, – она хлюпнула носом и сцепила пальцы. – Противно… Мужика этого командировочного я из своей комнаты не выгоню, а на террасе спать холодно. Сколько он пробудет? Два дня? Три? Пять? Мало ли как…
– Тогда скажи, чтобы твоя разлюбезная Галина Аркадьевна пустила тебя к себе, а то совсем уже обнаглела – кладет твои деньги в свой карман и считает, будто так и надо!
– Я к ней не пойду…
– А где ты собираешься жить? – откинув со лба светлую челку, с недоумением спросил Пашка.
Сашенька подняла на него глаза, пожала плечами и робко улыбнулась, и до него медленно, но верно стало доходить, куда она клонит…
– Ты самый дорогой человек в моей жизни… – пробормотала она и замолчала.
Тут же потеряв аппетит, Пашка встал и заходил по кухне от окна к двери. Влип. Глупо влип. Она ему, конечно, нравится и даже очень, но он не дурак, чтобы попадаться на удочку. Если он ее пустит пожить к себе хотя бы на несколько дней (пока не свалит этот хренов командировочный), то – прощай, свобода. Возвращаться к тетке она не захочет. А жениться он собирался уж никак не в двадцать восемь лет! Там, где идет разговор о гражданском браке, там и до ЗАГСа полкилометра. Плавали, знаем… Хотя, если она останется у него ночевать, то он наконец-то… Не, обойдется он как-нибудь… Перетерпит.
Тетка у нее вообще прибабахнутая, и Сашке с ней никогда не справиться, а ему вот больше делать нечего как дом их делить…
И на улицу – то ее не выставишь… Раньше, раньше ему надо было головой думать, а то связался с котенком, а таких не бросают, таких как раз в дом несут – холят, лелеют и… любят. А он не любит. Не успел еще заболеть, слава богу. Знал, знал, что потом будут с ней проблемы, и все равно распустил павлиний хвост! Идиот!
– Саша, я знаю, что мои слова совершенно не кстати, – начал Павел, возвращаясь на табурет, – но лучше я скажу тебе все сейчас, чем потом. – Он побарабанил пальцами по столу и отвел глаза в сторону. – Ты же сама видишь, что у нас с тобой… ничего не получается. Не ладится как-то… Мне сначала казалось… а теперь не кажется… понимаешь?
– Нет, – мотнула головой Сашенька.
– Как друг я тебе во многом готов помочь, но наши отношения… Прости, но я не думаю, что нам стоит и дальше встречаться.
Выпалив это, Паша почувствовал неимоверное облегчение. Теперь-то уж что дергаться – сказал и сказал. Главное сделано. Он поступает честно. Во-первых – ничего не обещал, во-вторых, ну нет у него в душе того волнения, на которое она рассчитывает. Говорил ли он ей о любви? Фиг его знает! Если не помнит, значит, и не было этого.
– Ты со мной расстаешься?… Я тебе не нужна? – тихо спросила Сашенька, чувствуя, как краснеют щеки и как подкатывает к горлу ком. Может, она не правильно поняла Пашку? Своего Пашку…
– Ну почему сразу – не нужна… я же говорю, как друг я буду рад тебе помочь. Давай подумаем, где ты можешь переждать три-четыре дня… Я могу одолжить тебе денег, устроишься в гостинице… Дороговато, но на несколько дней…
Встретившись с ней взглядом, он осекся.
– Паша, как же так?..
Ну все, сейчас начнутся слезы… Пора закругляться.
– Я тебе ничего не обещал, и давай не будем расставаться вот так – со скандалом.
Но у Сашеньки на скандал уже не было никаких душевных сил. Она медленно встала и так же медленно поплелась к двери. О таком она читала в романах, о таком она слышала от подруг, о таком смотрела кино, о таком она никогда не задумывалась по отношению к себе. Разве так бывает? Ведь еще вчера… В миг она все поняла – он испугался, испугался и она действительно ему совершенно не нужна! Вернее нужна, но похоже, только для одного…
– Апчхи! – громко чихнула Сашенька и, всхлипнув, выскочила из квартиры.
* * *
К обеду настроение дошло до критической точки. Нарыдавшись, Саша устроилась на террасе и вспоминала последние четыре месяца.
Пашка… ее Пашка… Они ходили в кино, кафешки, просто гуляли по улицам… Было же хорошо.
– Было… – выдохнула Сашенька, сжимая пальцами узкий деревянный подоконник.
За окном моросил дождь и капли воды рисовали на стекле однообразный узор – тонюсенькие полосочки наискосок.
Теперь она одна, совсем одна…
– Теперь я одна, совсем одна…
Уйти бы отсюда, куда глаза глядят. Подальше от Галины Аркадьевны, Светки и… Пашки. Далеко-далеко: за глубокие моря, за дремучие леса, за высокие горы. Забыть обо всем и начать жизнь заново. Самостоятельно.
Что здесь осталось?
Она обернулась и посмотрела на дверь, ведущую в коридор и к комнатам. Командировочный, пожилая дама, мечтающая наладить личную жизнь, семейная пара с крикливым попугаем в нагрузку – постояльцы. Ни одного близкого человека.
Сашенька вновь глянула в окно, вспомнила, что утром не вынула из почтового ящика газету и торопливо выскочила на улицу. Ящик у них хоть и новый, но дождь все равно проберется куда не следует и намочит тонкую бумагу.
Вернувшись, она села на скрипучий покосившейся стул, поджала ноги, отложила газету в сторону и пролистала рекламный журнал. Последние страницы пестрели предложениями о работе и обещаниями, от которых в душе затеплилась надежда. Требуются, требуются, требуются… Где? Во Владимире, в Кольчугине, в Суздале, в Москве…
«Принимаем на работу выпускников и молодых специалистов. Стартовая заработная плата – 15 тысяч рублей. Требования к кандидатам – минимальные. Работа в офисах Москвы, Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода и Ярославля.
Более подробную информацию о компании, вакансиях и требованиях к кандидатам вы можете получить по адресу: г. Москва, Вишняковский переулок, дом…
Профессиональное обучение и карьерный рост гарантируем!»
Это объявление Сашенька перечитала несколько раз. Расплывчато, но так заманчиво… Она уедет далеко, как и мечтала несколько минут назад, вырвет из сердца Пашку, наконец-то лишится «теплой опеки» Галины Аркадьевны, чему-нибудь научится, познакомится с хорошими людьми.
И зарплату предлагают просто огромную! На такую и комнату можно снять, и жить целый месяц вполне прилично. А она же готова много работать, будет стараться изо всех сил – с утра до ночи, и, кто знает, возможно, со временем действительно получит хорошую должность. И тогда Пашка поймет!..
Опять Пашка…
Ну, почему так…
Сашенька положила журнал на колени и нахмурилась. У нее есть обязательства перед мальчиком Колей, его мамой-манекенщицей и папой-бизнесменом, но с весны она всегда слышала только одно: «ты мне надоела», «мы тебя уволим», «да нельзя же быть такой нерасторопной», так что – все к лучшему. Родители Коли найдут другую гувернантку и вряд ли будут сожалеть о прежней.
Значит, она поедет в Москву.
Сейчас вот соберется и поедет.
Да, а почему бы и нет…
А если не возьмут на работу?
Ничего страшного, она всегда может вернуться обратно. Если все время сидеть на одном месте, то и жизнь пройдет мимо и не узнаешь, как оно там – за глубокими морями, за дремучими лесами, за высокими горами. И любовь к Пашке пройдет… ничего же не будет о нем напоминать… Пройдет боль и любовь. Пройдет.
Сашенька прижала к груди журнал, вскочила со стула и решительным шагом направилась в свою комнату. Командировочный громко и протяжно пел на кухне: «тройка мчится, тройка скачет, вьется пыль из-под копыт…» и помешать сборам никак не мог.
Спешно сложив в сумку вещи, которые показались необходимыми, Саша застегнула молнию, огляделась, перечеркнула страх, проигнорировала сомнения и вернулась на террасу.
У нее есть немного денег – на первое время хватит, потом-то она уже зарабатывать начнет… или вернется обратно… Не надо думать о плохом! Не надо! Все получится! Сашенька кивнула своим мыслям.
Еще остался один нерешенный вопрос – где жить в Москве? Не на вокзале же. Гостиницы – удовольствие слишком дорогое, на комнату денег тоже не хватит… А если обратиться за помощью к Элеоноре Борисовне? Маминой лучшей подруге. Она приезжала на похороны, звала в гости и даже в прошлом году поздравляла с днем рождения, а еще говорила – «если тебе что-нибудь понадобится, обязательно звони». Сердце Сашеньки задрожало от волнения. Нет, она не будет злоупотреблять гостеприимством, как встанет на ноги, сразу же подыщет себе жилье. У Элеоноры Борисовны семья: муж – ученый, сын – студент и собака… кажется, доберман – зачем же людям мешать?
А если Пашка поймет, что ошибался?
Опять Пашка…
Все уже решено и нечего метаться! Она позвонит родителям Коли, попрощается с Галиной Аркадьевной и Светой, скажет им, что просто уезжает в гости к Элеоноре Борисовне, узнает расписание автобусов, отправляющихся в Москву, и начнет новую жизнь. Самостоятельную.
– Ой, забыла! – Сашенька торопливо поставила сумку на пол и бросилась обратно в свою комнату. Она редко пользовалась мобильным телефоном, подаренным Светой на прошлый Новый год («на возьми, мне эта модель уже надоела»), но сейчас он мог здорово пригодиться. В чужой город лучше ехать во всеоружии. – А Пашку я забуду, – бурчала под нос Сашенька, выдвигая ящик письменного стола, – и с мужчинами больше никогда встречаться не стану. Не нужны они мне.
* * *
Мысленно Галина Аркадьевна потирала ручки – ее племянница уезжает (жаль, если ненадолго). Скатертью дорога, милая.
– Да кому ты нужна в этой Москве, – фыркнула Света, лениво щелкая пультом телевизора.
– Я же говорю, – Сашенька скрестила за спиной пальцы, – меня Элеонора Борисовна пригласила. На месяц… Я уже вещи собрала и зашла попрощаться.
– Конечно, поезжай, – приторно улыбнулась Галина Аркадьевна. – Город посмотришь, отдохнешь. Родителям Коли я все объясню…
– Я им уже позвонила…
– Вот и хорошо. А комнату твою я пока буду сдавать, зачем же деньгам зазря пропадать, – глазки Галины Аркадьевны воровато забегали. Что бы еще такое девчонке сказать, чтобы обратно не торопилась… – А Григорий Лукич как раз решил подзадержаться у нас… все дела торговые. Света, бери с него пример – учился человек и теперь место хорошее занимает.
«Мою комнату он занимает», – про себя рассердилась Сашенька.
– Ма, ну чего ты опять пристаешь? Я только-только академию закончила! Имею я право на отдых или нет?
– Имеешь, имеешь…
– До свидания, – выдохнула Сашенька, желая как можно скорее оказаться подальше и от тети, и от двоюродной сестрицы. – Пойду я, а то на автобус опоздаю.
Галина Аркадьевна кивнула и выдала еще одну приторную улыбку. Душа аж подпрыгнула от пузырящегося восторга – наконец-то, наконец-то! В голове кнопочками защелкал калькулятор, подсчитывая вероятный доход, на который можно рассчитывать, сдавая еще одну комнату. Неплохо, очень даже неплохо…
Как только Сашенька вышла за дверь, Галина Аркадьевна тут же прилипла к окну. Выражение ее лица выдавало все тайные мысли и желания, а взгляд настойчиво подталкивал племянницу в спину. Доброго пути – пиши, звони, всегда рады встретить, будем скучать… Ага!
Глава 5
Дороги пересекаются… в лесу
Владимирская область
– А ну посторонись, девицы-красавицы!
Сашенька повернула голову и увидела в проходе смешного мужичка. Из-за плеч у него торчал рюкзак болотного цвета, а в руках он держал по ведру с гладиолусами. Цветы были бережно обмотаны пожелтевшей от времени марлей, но яркие краски лепестков все равно пробивались сквозь мелкую сеточку. Сам он был похож на лесовичка – невысокий, лохматый, с рыжей бородой и торчащими в сторону усами. Черные резиновые сапоги поскрипывали при каждом его шаге.
– Где тут местечко свободное есть?! – бодро крикнул он, шагая вперед и при этом цепляя рюкзаком высокие спинки кресел.
Свободных мест было предостаточно – Сашеньке показалось, что «лесовичок» выбирает с кем бы ему сесть, с кем провести долгие часы до Москвы.
– А иди к нам, соколик! – хохотнули две бабульки, похожие одна на другую, как две капли воды.
– Ну вас, – засмеялся мужичок, – вы меня плохому научите! Ишь как глаза горят!
Старушенции, абсолютно довольные полученным ответом, выдали новый взрыв хохота, а Сашенька отвернулась к окошку, борясь с душевным волнением. Куда она едет? Зачем? Взяла вдруг собралась и отправилась в путь… А Пашка ничего и не знает… и с Элеонорой Борисовной она толком не договорилась. Позвонила, представилась, та ее узнала, даже обрадовалась, но как только дело дошло до главной части разговора, на линии образовались какие-то помехи. Элеонора Борисовна кричала в трубку: «что, что, ничего не слышно, повтори…» и просила перезвонить. Сашенька набирала номер еще три раза, но никто не ответил. Так что теперь она едет в чужой город, можно сказать, сюрпризом.
– А здесь местечко свободное?
– Да, – ответила Саша, понимая, что теперь переживать и мучиться сомнениями она не сможет – шумный попутчик избавит ее от всех душевных терзаний. Улыбнувшись, она добавила: – цветов у вас так много…
– Сам выращиваю, – похвалился «лесовичок», пристраивая ведра в проходе. – Гладиолусы – это же поэзия! Одни названия чего стоят: «Зеленый Лед», «Перо Павлина», «Курортный роман», «Волшебная Свирель». А? Каково? Понимать же надо!
Он плюхнулся в кресло и пригладил короткую бородку. Сашенька изумилась цвету его глаз – цвет лесного ореха. Точно лесовичок!
– Ага, красиво, – согласилась она и второй раз за последние часы улыбнулась.
– Зовут меня – Федор Иванович Веревкин, – представился он, – а ты кто такая будешь?
– Александра.
– Хорошее имя. Правильное.
Половина пути пролетела действительно незаметно. Федор Иванович то рассказывал, как выращивать гладиолусы, то цеплялся к сидящим неподалеку великовозрастным барышням, то подбадривал водителя, то задавал вопросы. Он лучился простым здоровым оптимизмом, и Сашеньке даже захотелось придвинуться к нему поближе или положить голову на его плечо.
– А ты к кому едешь?
– К маминой подруге. Она уже давно в Москве живет – лет двадцать пять. Учиться отправилась и замуж вышла.
– Да, такое частенько случается. Знаешь что, ты как сможешь, заходи ко мне в гости, – Федор Иванович полез в карман потертого коричневого пиджака, достал карандаш, замусоленный блокнот на пружинках и, высунув кончик языка, старательно вывел свой адрес. Вырвал листок и, протянув его, добавил: – я один живу, супруги-то от меня сбежали… Главное, я виноватым не был, природа – зараза такая, подкачала!
При чем здесь природа, Сашенька не поняла, но бумажку взяла, сложила ее пополам и пожала плечами. Вряд ли она когда-нибудь отправится в гости к этому милому «лесовичку», но он так искренне пригласил, что отказать сейчас было бы некрасиво.
– А нас чего в гости не зовешь? – пропела одна из бабулек. – Мы б с пирогами пришли!
– Обойдетесь, – добродушно ответил Федор Иванович.
И тут автобус повело вправо, а затем влево, он несколько раз дернулся, издал рычащий и чихающий звуки и резко остановился.
– Ой! – взвизгнули старушки, и по рядам кресел пролетели возгласы недоумения и возмущения.
– На кой так тормозить-то! – крикнул белобрысый парень, махнув кепкой.
– Безобразие! Безобразие! – заверещала тощая, похожая на куклу Барби, девица.
Федор Иванович бросился на выручку к гладиолусам.
– Все! Приехали! – рассерженно гаркнул водитель.
Десять минут пассажиры дружно надеялись на то, что автобус каким-нибудь невероятным образом починится. Потом еще десять минут куксились и ворчали, потом опять ждали и надеялись, потом бухтели и ругались.
– Значит, так, – облокотившись на спинку одного из кресел, начал свою речь взмыленный водитель, – колымага дальше не поедет – кирдык ей пришел. Кто не слишком торопится, может ждать подмоги. Вызов я уже сделал, так что шансы добраться до Москвы часа через три есть. Пока прикатят, пока то, пока се… Ну, а кому невмоготу – выходите на дорогу и голосуйте, народ у нас отзывчивый, авось кто и подвезет… тысячи за полторы или две.
– Как это автобус дальше не поедет?! – запищала «Барби». – Торчать здесь три часа… да вы с ума сошли! Тут осталось-то всего километров сто! Немедленно почините свою развалюху! – Натолкнувшись на равнодушный взгляд водителя, она подскочила с кресла, схватила свою маленькую кожаную сумочку и, недовольно махая рукой, заспешила к выходу. – Да о чем с вами разговаривать! Все ясно! Я сейчас же поймаю тачку и уеду отсюда! Но учтите, если частником окажется какой-нибудь маньяк, я вас потом по судам затаскаю! Номер вашей колымаги, как вы изволили выразиться, я запомнила, так что…
Окончание угрозы разобрать не удалось – «Барби» спрыгнула со ступенек автобуса и исчезла из поля зрения.
– Да кто на тебя позарится – доска гладильная, – фыркнул водитель, вынимая из мятой пачки сигарету. – Жрать надо, тогда на человека будешь похожа, и маньяки, соответственно, начнут тобой интересоваться. Размечталась! Маньяка ей подавай.
Пассажиры, потеряв одного «бойца» и поняв всю бессмысленность дальнейших пререканий, выдали общий тяжелый вдох огорчения и волной хлынули на улицу.
Сашенька пребывала в состоянии растерянности. Ждать пару часов другой автобус, а потом потратить еще час-полтора на дорогу до Москвы? Но будет уже вечер, а нужно еще отыскать дом Элеоноры Борисовны, да и неловко как-то вваливаться к ней на ночь глядя… А если обещанная подмога задержится?.. Нет, надо добираться самостоятельно.
– Народ, кто со мной?! – крикнул белобрысый парень, накидывая на плечи спортивную ветровку. – Выйдет гораздо дешевле, если мы скооперируемся.
Пока Сашенька думала, что делать, первая партия пассажиров умчалась к городу на белоснежной «десятке».
– Александра! Поедем? – донесся голос Федора Ивановича.
Мысли от волнения запутались, растерянность сковала душу, и Саша, закусив губу, замотала головой. На двоих до Москвы – приблизительно по тысяче рублей… Может ли она себе это позволить, когда впереди сплошная неизвестность? Вряд ли.
Две бабульки-хохотушки, тут же вцепились в Федора Ивановича и потянули к дороге. Смех, взмах руки и – ш-ш-ш-ш – перед ними остановилась старенькая, потрепанная жизнью вишневая иномарка. Хозяин двух ведер с гладиолусами и бойкие старушенции полезли в салон машины. Вж-ж-жик – и еще одна машина унесла к городу пассажиров приболевшего автобуса. Только сейчас Сашенька сообразила, что могла бы быть четвертой и платить пришлось бы гораздо меньше, но теперь суетиться было поздно. Около дороги в стороне от нее кучно стояли четыре человека, и она в их компанию никак не вписывалась. Пятый в данном случае – лишний.
Через три минуты она осталась одна, хотя был еще водитель, который сидел на ступеньках автобуса и курил.
– Извините, – обратилась к нему Сашенька, – а подмога точно придет?
– Точно, – кивнул тот, почесав за ухом. – Не буду же я тут до утра куковать.
– Два часа надо подождать?
– А кто ж его знает!
– А что же мне делать…
– Отдыхай, – он потушил сигарету о подошву ботинка и устало потянулся. – Со всеми-то почему не поехала?
Сашенька пожала плечами. Надо было, наверное… Но она растерялась, не каждый же день она совершает такие путешествия, да и денег в обрез.
– Мне бы в Москву побыстрее…
– Так топай лесом, тут всего-то два километра. У меня дача вон за тем лесочком, я эти места хорошо знаю.
Вытянув шею, Саша посмотрела на полоску деревьев.
– Два километра… – пока не понимая о чем речь, тихо повторила она.
– Ну да, – вдруг оживился водитель. Он встал, снял кепку и указал на дорогу. – Перейдешь на ту сторону, тропинку видишь? Вот и иди по ней – никуда не сворачивай. Прямо, все время прямо! Места здесь хорошие, лес добрый – грибов и ягод навалом. Красота! – Он улыбнулся. – У меня раньше своих колес не было, так я только электричкой и мотался туда-сюда. Доберешься до перрона, купишь билет – и будет тебе Москва за копейки. Поняла?
Электричка! Всего два километра по прямой!
– Ага, спасибо, – горячо поблагодарила Сашенька, мгновенно поднимая с земли сумку. – Значит, дорогу перейти и по тропинке?
– Ну, да. Главное – топай прямо.
– Спасибо! – она кивнула и с надеждой посмотрела на цепочку берез и на островки высоких порыжевших кустарников. Не зря говорят, что выход из затруднительного положения всегда можно найти.
«Это знак, – подумала Сашенька, – у меня все получится».
* * *
Осень Сашенька любила особенно. И за сочность красок, и за царственное величие, и за невесомую тишину, и даже за слякоть. Прогулка по желто-зеленому лесу ожидалась легкой, приятной, нужной – хороший повод успокоиться, продумать свои дальнейшие действия и… научиться не вспоминать Пашку. Вот она идет по сухой тропинке, перешагивает корни деревьев, похожие на толстые веревки, и совершенно не вспоминает о нем. Ни капельки!
«Интересно, он скучает?..»
Чем чаще она «не вспоминала» о Пашке, тем сильнее злилась. Раньше такого не было, но, видимо, тупая боль уже не могла флегматично сидеть на месте – она нарезала круги по душе, шаркая ножками.
«Если у нас не ладилось, как он сказал, то зачем же тогда меня к себе… ну, звал?»
Вопросов становилось все больше и больше, но ответы отчего-то на них не требовались. Она ругала Пашку, оправдывала, пыталась найти минусы в себе, вновь сердилась на него и шагала вперед. Теперь уверенность в том, что она приняла правильное решение (уехать, уехать, уехать), окрепла, и хотя бы от этого было хорошо.
Стоп…
Сашенька споткнулась о торчащий из земли гладкий камень и с изумлением уставилась на тропинку.
Развилка.
Но как же так?
Водитель автобуса уверял, что надо все время идти прямо, а тут… одна дорожка уходит налево, а другая – направо. Не под большим углом, но все же расходятся в разные стороны.
– И куда теперь? – Сашенька оглянулась. Не вернуться ли? Но она уже столько прошла… Километр точно. И скоро начнет темнеть.
Нет, надо идти дальше.
Но куда?
Она шагнула в траву, наклонила голову на бок и попыталась понять, какая дорожка более прямая, но после пятиминутных исследований пришлось признать, что занятие это бессмысленное – метров через десять обе решительно расходились в разные стороны.
А все казалось таким простым…
Нужно просто выбрать и надеяться на удачу.
«Дороги всегда куда-нибудь ведут… к населенному пункту или станции… – несколько утешила себя Сашенька. – А населенные пункты всегда недалеко от станции… значит, если я выйду к станции, то я молодец, а если к населенному пункту, то мне подскажут, где станция. Ох. Приблизительно так…».
Сначала она пошла по левой дорожке, затем вернулась и пошла по правой, потом все же выбрала левую.
Лес то редел, то густел, небо постепенно хмурилось, зарастая облаками – стало темнеть. Застегнув джинсовую куртку до верхней кнопки, Сашенька поежилась и прислушалась – ветер нагло пролетел по макушкам деревьев, и где-то хрустнула ветка.
«Только не надо бояться, не надо ничего придумывать, – затараторила она про себя. – Дождь, наверное, будет дождь… погода портится… вот и звуки разные мерещатся. А здесь никого, кроме меня, нет».
Минут через двадцать она поняла, что выбрала не ту тропинку, но признаваться в этом себе не спешила. Дорожка теперь была тоненькая, заросшая травой – вряд ли она вела к станции. Разум настойчиво предлагал вернуться обратно, и не на развилку, а к автобусу, но ледяной страх полз по спине, не давая возможности принять такое решение. Сашеньке казалось, что она перешагнула порог жуткой сказки и даже оборачиваться нельзя – все кошмары лесной чащи набросятся на нее, жадно облизываясь, стуча ложками по пустым тарелкам.
«Надо вернуться!» – строго сказала она себе и остановилась.
Хруп – раздалось сзади.
«Что это? Кто это?»
Хруп. Хруп.
«Показалось, конечно же, показалось…»
Хруп. Хруп. Хруп.
«Помогите!!! Помоги-и-те-е!!!»
Первым желанием Сашеньки было броситься вперед – не важно кто издает эти звуки, не важно кто стоит за спиной… стоит и дышит… нет, дыхание не слышно, но она-то чувствует… Собака? Чудовище? Маньяк? Людоед?… Не важно! Бежать! Бежать без оглядки!!!
Но страх теперь повязал по рукам и ногам – все, что Сашенька смогла сделать, так это медленно развернуться на месте…
Метрах в пятнадцати от нее стоял мужчина. Небритый, коротко стриженный. Волосы темные, почти черные. И джинсы черные, и свитер черный. Взгляд острый, тяжелый. В правой руке топор…
– Ты куда направляешься? – резко и хрипло спросил он, делая шаг ей навстречу.
«Не показалось… – обреченно подумала Сашенька, крепче сжимая ручки сумки. Шлеп – на нос упала крупная дождевая капля. – Не показалось…».
Глава 6
Дочь нефтяного магната
Сергей остановился и посмотрел на девушку. Немая она, что ли?.. Ах, да! Топор! Черт! Понимая, что, наверняка, напугал ее, он убрал руку за спину. Хотя, чего уж теперь… Да и без топора у него вид не слишком располагающий к беседе. Н-да… Хотел раздобыть немного дров, а нашел кое-что другое – кучу проблем, по всей видимости…
Усмехнувшись своим мыслям, он повторил вопрос:
– Ты куда направляешься?
Девушка прошелестела губами одно короткое слово, но разобрать его не удалось.
– Что?
– Гуляю… – тихий и писклявый ответ.
«Замечательно – гуляет она… с сумкой».
– И в какую же сторону ты гуляешь?
– Туда, – девушка дернула рукой и качнулась.
– Заблудилась?
Она усиленно замотала головой, отрицая его предположение. Кудрявые русые волосы вспорхнули вверх и несколько раз скользнули по овальному лицу.
«Заблудилась… Возись теперь с ней…».
– Ты в деревню шла?
– М-м-м…
«Хороший ответ. Наверное, не в деревню… Если так и дальше пойдет, то к утру я что-нибудь узнаю», – с иронией подумал Сергей.
Теперь он не мог ее бросить – хочет она того или нет, но ей придется принять его помощь. Уже темнеет и девчонке не стоит шляться одной по лесу, тем более она понятия не имеет, где здесь юг, север, запад и восток.
– Давай ты скажешь, куда идешь, а я тебя провожу, – произнес он ровным голосом. «Это ж еще и предложить надо по-особенному, чтоб согласилась… Ну и денек сегодня!».
Сашенька упорно пыталась справиться с оцепенением и страхом, но коленки дрожали, язык не слушался, а сердце уже несколько минут обитало в районе живота – рухнуло вниз и затихло. Куда бежать: направо, налево, прямо? Кто этот человек и что ему нужно? О чем он сейчас спросил? Слова она слышала, но ничего не поняла…
Чувствуя, что до потери сознания остались считанные секунды, она шмыгнула носом и пролепетала:
– Спаси-и-ибо, до свидания.
– Послушай… тебе не надо меня бояться. Я всего лишь хочу помочь. На свете слишком много придурков и отпустить тебя одну неизвестно куда я не могу. Рад бы, но не могу.
«Уверен, она как раз и считает меня самым главным придурком в этом лесу», – Сергей нахмурился и, приняв решение больше не «тянуть резину», перешагнул тонкое дерево, поваленное непогодой, и направился к заблудившейся незнакомке. Он, в конце-концов, приехал сюда не в няньки играть – настроение и так паршивое, а тут еще она… Конечно, он все понимает – испуг и так далее, но… Пусть посидит у него в доме, переждет собирающийся дождь, погреется, вспомнит куда шла, и он ее потом проводит – хоть до деревни, хоть до станции.
Осознав, что мужчина приближается, Сашенька почувствовала долгожданный прилив сил. Теперь она смогла разглядеть его лучше и добавленные к уже сложившемуся образу детали ей весьма не понравились. Ему около тридцати. Глаза не серые – нет, они стальные… Над бровью короткий белый шрам… И веет от этого человека немыслимой опасностью! Бежать… Бежать!!!
– Дождь начинается, мой дом недалеко… – начал Сергей, замедляя шаг, но его слушать никто не собирался.
– До свидания! – вдруг крикнула девушка и тут же бросилась в лес. Ее голубая джинсовая курточка светлым пятном замелькала среди деревьев.
Несколько секунд Сергей стоял неподвижно, дивясь траектории, по которой двигалась «его маленькая проблема». Девчонка то дергалась вправо метров на пять, то влево, то кружила на небольшом пятачке, то тормозила и ныряла в кусты.
«Следы заметает, что ли?.. – изумленно подумал он и, оставив топор на дряхлом пне, сорвался с места. – Ну, куда она? Куда?! Потом же вообще не выберется! Ненормальная!».
– Стой! Да не трону я тебя! – он с налета перепрыгнул небольшой муравейник, подвернул ногу, выдал строчку нецензурных слов и прибавил скорость. – Бери левее! Прямо – обрыв!!! – заорал он и мысленно назвал себя полным идиотом. Теперь получается, он дает советы, как лучше от него сбежать. Но с другой стороны, еще не хватало, чтобы девчонка свернула шею! «А может, еще посоветовать бросить сумку, это даст ей возможность продержаться на пол минуты дольше…».
Черт! Теперь он споткнулся о сумку… кажется, беглянка вполне справляется и без его советов. Сергей хмыкнул – расстояние между ними сокращалось…
* * *
Плечо сжали сильные пальцы, и Сашенька взвизгнула. Он ее поймал: как мотылька, как воробья, как зайца. А на что она надеялась? За стометровку в школе никогда не ставили больше четверки. Да будь она хоть олимпийской чемпионкой по бегу, он все равно бы догнал!
– Не бойся меня… – он развернул ее и крепко прижал к себе. – Ну, видишь, я почти не страшный.
Тяжело дыша, они затянувшееся мгновение смотрели друг на друга.
– Отпустите меня, пожалуйста, – жалостно всхлипнула Сашенька.
– Ты забыла добавить «дяденька». – Он усмехнулся, покачал головой, ослабил хватку и, крепко сжав ее запястье, потянул за собой обратно. – Тебя как зовут?
– А вам зачем?
– Для нормального человеческого общения. Я – Сергей.
– Александра, – помедлив, ответила она.
– Сашка, что ли? – Сергей обернулся. – Или Шура?
– Саша.
Вдалеке громыхнул гром. Дождевые капли зачастили ему в ответ, зашушукались, зачиркали по листочкам. Сергей пошел быстрее, нагнулся и подхватил свободной рукой сумку, которая оказалась легкой.
– Топор заберем – и бегом в дом, – сказал он. – Дров на вечер хватит, согреешься.
– Спасибо, я не замерзла, – выпалила Сашенька, еще надеясь вырваться на свободу. – Отпустите, мне на станцию надо…
– И ты знаешь, где она находится? Не дури, дождь закончится – я тебя провожу. Ты в Москву собиралась?
– Да.
Больше Сергей задавать вопросы не стал, пусть девчонка успокоится, а то дрожит, как осиновый лист. И понесла же ее нелегкая этой дорогой… Лучше бы она согласилась остаться у него до утра – завтра он все равно возвращается в Москву. Но от такого предложения она уж точно упадет в обморок, и так, наверняка, напридумывала себе кошмаров размером с небоскреб.
Сашенька шла, как во сне. Плечи и рукава уже промокли, и знобило не то от страха, не то от холода. Очень хотелось оказаться в тепле, и даже продуваемая ветрами терраса, на которую ее выселила Галина Аркадьевна, сейчас казалась самым уютным местом на Земле. Зачем она потащилась в Москву? Почему не осталась в автобусе? Наверное, его сейчас чинят… Сколько прошло времени? Час или два?
Деревья расступились, и Сашенька увидела уложенную волнистым шифером крышу – тонкая струйка дыма тянулась из трубы вправо к лесу. Высокий забор, выкрашенный зеленой краской, обхватывал весомый участок земли и горделиво демонстрировал тяжелую кованую калитку, сквозь решетку которой была видна дорожка и зад темно-синего джипа.
– Добро пожаловать, – глухо сказал Сергей, устремляясь к дому.
Вдали показался край деревни, и для Сашеньки это стало приятным моментом.
Калитка скрипнула, под ногами зашуршали мелкие камушки гравия. Три стертых ступеньки, дверь и… наконец-то тепло.
– Снимай мокрую одежду и бросай куда-нибудь, я ее сам потом просушу.
Сашенька послушно стянула куртку и положила ее на подлокотник старомодного кресла. В самом кресле мятой кучей лежали какие-то вещи… Пиджак, рубашка, галстук… «Костюм», – с удивлением отметила Саша и покосилась на Сергея. Затем взгляд ее скакнул по комнате, выхватывая особо примечательные фрагменты.
Посередине – круглый стол, вокруг него – самые обыкновенные деревянные стулья. Один диван придвинут к стене, другой – поменьше, стоит напротив черно-серой печки. Полы затоптаны, наверное, их не подметали и не мыли миллион лет. Со второго кресла свешивается бурая лохматая шкура, окна наполовину задернуты короткими коричневыми шторами, у желтой люстры, напоминающей цветочный горшок, отбит край… Берлога. Самая настоящая берлога.
Сашенька подошла к печке и села в угол диванчика. Он здесь живет? А костюм? Джип? Это его дача? Или здесь он от кого-то прячется? Бандит?..
– Выпей чаю, – Сергей подошел к ней и протянул кружку.
Глотнув сладкого горячего чая, Сашенька поежилась. Так здесь тепло, хорошо… но страшно.
– Вы бандит?
– Нет.
– Вы меня похитили?
– А твоя родня в состоянии заплатить выкуп?
– Да! – вдруг подскочила Сашенька. Он же ее не тронет, если она окажется богатой особой. Внешне она на нее не тянет… ну и что!
– И кто у нас папа? – Сергей сел в кресло на лохматую шкуру, вытянул ноги и тоже глотнул чая.
– Нефтяной магнат, – выпалила Сашенька и замерла, понимая глупость происходящего. И зачем она ляпнула эту дурь…
Хозяин дома не выказал заинтересованности, не прыснул от смеха – он… поперхнулся и громко закашлял. Наклонился, поставил кружку на пол, встал, выровнял дыхание, покачал головой и задумчиво произнес:
– Так вот вы какие – дочери нефтяных магнатов, – и широко, искренне улыбнулся.
– Смейтесь, сколько хотите, – устало произнесла Сашенька и медленно опустилась обратно на диван, допила в тишине чай и откинулась на жесткую спинку. То ли улыбка Сергея, то ли череда сегодняшних стрессов сыграла свою роль, но она наконец-то почувствовала душевное облегчение. Страха больше не было, он улетучился, оставив после себя мягкую, бархатистую грусть. Пашка? Его образ померк и стал маленьким, полупрозрачным. Он теперь где-то далеко-далеко – за глубокими морями, за высокими горами, за дремучими лесами…
– Саша? – Сергей подошел ближе и дотронулся до ее плеча. Глаза закрыты, румянец на щеках погас, выражение лица спокойное.
Спит. Она спит.
«Вот и отлично, – подумал он, осторожно вынимая из руки девушки пустую кружку. – Не придется ее сторожить всю ночь…».
Закрыв на всякий случай входную дверь на ключ, он пошел в соседнюю комнату, рухнул на узкую кровать, перевернулся на спину и стал смотреть в потолок.
«Давай поженимся…».
«Я не поняла… ты… шутишь?»
Он гнал от Москвы прочь, злился и надеялся, что вдали от шумной городской суеты, вдали от людей, он утихомирит жующую нервы и самолюбие досаду, поймет, что решение жениться на Нике – глупая блажь, и вернется обратно в привычном расположении духа. Собственно, отчасти ему удалось приблизиться к желаемому, теперь можно сказать – уже плевать… почти плевать. Те чувства, которые он испытывает к Веронике Сотниковой не граничат с любовью – это иное… Завтра он вернется в Москву, с удовольствием окунется в работу и жизнь покатится по привычным рельсам.
Сергей закинул руку за голову и шумно вздохнул. К черту загсы и браки! И хорошо, что три года назад он купил этот дом, и хорошо, что он ничего здесь не переделал, только натащил старой мебели, благо друзья мечтали избавиться от надоевшей рухляди, привел в порядок электричество, покрасил забор, дабы внести свою лепту, и обновил замки – вот и все коррективы. Правда, убраться бы не помешало, а то вон какие гости захаживают – «дочери нефтяных магнатов»! Сергей криво улыбнулся (лишнее напоминание о Нике) и прислушался к барабанному стуку дождевых капель. Не замерзнет ли девчонка ночью? В печке последние дрова догорают…
– Придется побыть нянькой, – буркнул он, поднимаясь с кровати.
* * *
Федора Ивановича Веревкина дорога измотала до приступа хандры. Все же два ведра с гладиолусами – ужасная обуза. Здоровье надорвешь, пока довезешь их до Москвы целыми и невредимыми. А еще рюкзак с яблоками!
– Три колоса я безвозвратно потерял, – сокрушенно выдохнул он, проводя ревизию дорогих сердцу цветов. – Прости, «Пиковая Дама», прости…
Устроив своих любимцев на ночлег в ванной, Федор Иванович душевно поужинал яичницей с помидорами и бутербродом с килькой, взбодрился рюмочкой водки и улегся на диван с газеткой. Тэкс, тэкс… И чего же у нас творится за рубежом?.. Тэкс, тэкс…
– Гадят в океан и гадят, ракеты запускают и запускают, «Оскар» нам опять не дали… – проворчал Федор Иванович и добавил уже другим тоном: – зато доллар настойчиво падает – пустячок, а приятно.
Ознакомившись со спортивной колонкой, не найдя там для себя никаких приятностей, он посмотрел на настенные часы, сел, отложил газету в сторону и, хлопнув ладонями по коленкам, торжественно произнес только одно слово:
– Пора!
Да, пора…
С первой супругой Федор Иванович отношений не поддерживал и даже не знал, где она в данный момент находится: то ли уехала обратно в родной Рыбинск, то ли снимает квартиру в Москве, то ли вышла замуж, то ли еще как ее судьба вильнула – давным-давно состоялся их брак и давным-давно он закончился разводом. А вот со второй женой – Машенькой, была иная история… Проживала она, как назло (или к счастью) в противоположном доме на девятом этаже. И окошки ее квартиры, как назло (или к счастью), были аккуратно напротив. Дворик между домами маленький: три березы, два клена, песочница, качели, клумба, скамейка, «ворота» с натянутыми веревками для сушки белья… А у Федора Ивановича, как назло (или к счастью), был военно-полевой бинокль, купленный еще при царе Горохе в комиссионном магазине. И раза два в неделю он при помощи данной оптики… бессовестно подглядывал. Собственно наблюдать получалось только за кухней (окна единственной комнаты бывшей супруги украшала узорчатая тюль), но и этого было вполне достаточно – Мария Дмитриевна любила стряпать и читать любила именно за кухонным столом. Наденет очки и читает, а Федор Иванович подглядывает…
Познакомились они семь лет назад во дворе. Она неподалеку от детской площадки изо всех своих скромных сил выбивала ковер, а он шел с работы домой и… залюбовался. Красивая женщина. Необыкновенно красивая! И необъяснимо воздушная, трогательная. Федор Иванович даже не сразу сообразил, что познакомиться просто, нужно только подойти и предложить помощь – минут пять он не двигался с места, впитывая волшебный образ, а потом все же осмелился…
И замуж Марию Дмитриевну он позвал довольно быстро (через три месяца), и она согласилась – легко, радостно. В его квартире сразу же образовался уютный порядок, кухня пропахла пирогами и другими вкусностями, постиранное и отглаженное белье стопочками разлеглось на полках шкафа, оторванные пуговицы, дырки в карманах канули в прошлое. Но не эти благоприятные перемены делали его счастливым, а просто она была рядом – воздушная, трогательная. Длинные каштановые волосы, неизменно собранные на затылке в небрежный пучок (уже седина в них путается, а красоты не меньше), глаза глубокие, теплые, руки полные, гладкие, движения мягкие, женственные…
Пять лет душа в душу, а потом…
Федор Иванович загулял – ни с того ни с сего, по глупости. Он и сам потом не мог понять, на фига ему понадобилась медсестра из поликлиники?! Ляпнул по старой привычке комплимент – и закрутилось… А та еще шустрой особой оказалась – быстренько организовала встречу и на следующий день рассвистела о случившемся всем, кому только можно. Нет, Федор Иванович вины с себя не снимал, наоборот, судил себя самым страшным судом и ругал весьма крепкими словами, но – обратно стрелки часов не повернешь и факта измены не исправишь. Стыдно было возвращаться домой и противно было смотреть на свою физиономию в зеркало.
А «добрые люди» не дремали и неприятную новость до Марии Дмитриевны исправно донесли. Она только спросила: «правда это или нет?», а он побледнел, покраснел и не посмел солгать. Машенька не стала обсуждать его постыдный поступок, не стала заламывать руки или нещадно бить тарелки и чашки. Никаких охов и вздохов. Она собрала вещи и ушла. Подала на развод и попросила больше ее не беспокоить.
Федор Иванович еще долго надеялся на прощение и все же беспокоил (еще как беспокоил!), но потом понял – бесполезно. Его Машенька такое простить не могла.
Он сердился («ну и ладно! подумаешь!»), отчаянно горевал («как же я без нее, голубушки?»), придумывал оправдания собственной глупости, ругался извилисто на себя и кратенько на всех остальных, а потом наступил новый период – период апатии, который сменился напускной бравадой, а уж потом пошло-поехало… Вот только вечерами, когда в домах загорался свет, Федор Иванович брал бинокль и шел к окну. Как там его Машенька? Читает или готовит? Что читает? Что готовит? Иногда ему казалось, будто он слышит шелест страниц, иногда ему мерещился аромат вкуснейших блюд, иногда…
– Пора, – повторил Федор Иванович и вскинул бинокль, как охотник вскидывает ружье.
Поставив локти на подоконник, он поймал нужную картинку и замер. Мария Дмитриевна – его милая Машенька, привычно суетилась на кухне. На лице волнующая улыбка, в руках то тарелка, то салатник, то вилка. Прямое бирюзовое платье с белыми манжетами и воротничком (о! он помнит это платье, оно надевалось только в торжественных случаях), волосы уложены непривычной волной… А за столом сидит мужчина… И, вроде, белые гвоздики торчат из вазы.
– Это еще что такое… – пробормотал Федор Иванович, не веря своим глазам. – Это еще что такое?!
Глава 7
Пунктиры случайных встреч
Открыв глаза, Сашенька несколько секунд удивленно смотрела на закопченную дверцу печки, затем подскочила и закусила губу. Это не сон! Она в лесу, в чужом доме! Провела ночь на стареньком диване под пропахшей костром телогрейкой… кажется, телогрейки вчера не было…
Сергей… Где он?
Половица за спиной коротко скрипнула.
– Проснулась?
Сашенька обернулась и увидела Сергея. Он стоял около двери. По-прежнему небрит, по-прежнему в черном свитере и… опять с топором в руке.
– Дрова рубили? – спросила она, испытывая приступ неловкости.
– Рубил. Сейчас поедем в Москву, так что собирайся. Чайник на печке, если хочешь…
– Нет, спасибо.
Он пожал плечами и, подхватив с кресла мятые вещи, вышел. Тяжелые шаги раздались за стенкой справа, затем громыхнул стул и что-то упало на пол.
«Наверное, он не маньяк, – улыбаясь, подумала Сашенька и опустилась на мягкий край дивана, – и, возможно, не бандит».
Сегодня все было по-другому: солнечное утро, никакого страха и надежда. Та самая надежда, которая помогала собирать сумку, подталкивала сначала к автобусу, а затем и в лес. Пусть с приключениями и задержкой на целую ночь, но она доберется до Москвы. А там… а там видно будет!
Выехали они через двадцать минут – джип, вальяжно переваливаясь по кочкам, устремился к шоссе. Сашенька проводила взглядом небольшую деревеньку, золоченое поле, паутину серо-коричневых тропинок и, утонув в кожаном кресле, принялась мысленно напевать детскую песню. Рифмованные строчки сами всплыли в памяти, и отвязаться от них удалось, только когда до Москвы осталось километров тридцать. Ля-ля-ля, ля-ля-ля… Вроде, пейзажи за окном уже не были такими живописными – то тут, то там мелькали придорожные кафе, магазины, заправочные станции и прочие торговые «толкучки», но на душе было светло и празднично. А еще внутри, огненным оранжево-красным осенним листком, подрагивала благодарность Сергею. Он помог ей. Просто так.
Сашенька покосилась в его сторону и тут же переключила внимание обратно на холмы и деревья. Он хороший и ни капли не страшный.
– Тебе не дует? Я могу закрыть окно.
И еще заботливый.
– Нет, не надо.
– Куда тебя отвезти?
Сашенька назвала адрес Элеоноры Борисовны и вновь посмотрела на Сергея. О чем-то он все время думает? И хмурый. Интересно, откуда у него шрам над бровью?..
– Подрался в детстве, – сухо произнес Сергей, точно прочитал ее мысли.
– Что? – не сразу поняла она.
– Ну, ты же смотрела на мой шрам.
На щеках Сашеньки вспыхнул румянец, и она поторопилась отвести глаза. И чего она на него уставилась? До Москвы осталось совсем чуть-чуть… В окно надо смотреть. В окно!
* * *
У Элеоноры Борисовны она никогда не была, но знала, что та живет в центре неподалеку от метро «Пушкинская», и как только в окне мелькнул величественный памятник поэту, сердце екнуло.
– Подъезд какой? – спросил Сергей, сворачивая в один из дворов.
– А уже приехали?
– Да. Вот этот дом.
«Ой!» Сашенька на миг закрыла глаза и глубоко, бесшумно вздохнула – до самостоятельной жизни остались считанные минуты.
– Наверное, первый подъезд. Квартира двенадцатая…
Машина резко остановилась, дверные замки приветливо щелкнули.
– Больше одна по лесу не гуляй, – усмехнулся Сергей, вылезая из машины. – Особенно по вечерам.
– Спасибо вам, большое спасибо, – затараторила Сашенька, опять краснея. – Извините, что вам пришлось побегать за мной… я же не знала, что вы…
«…нормальный», – закончила она уже про себя.
– Ничего страшного, это было даже забавно, – донеслось в ответ.
Сашенька тоже выбралась из машины и оглядела дворик. Чисто, зелено, хотя разве сравнишь эти мелкие бархатцы, торчащие из квадратной кирпичной клумбы, с цветами, растущими в ее саду? Да и трава редкая, а макушки деревьев обрублены. Странно, осень здесь еще не вступила в свои права: желтые пятна листвы – пока редкость.
– Держи, – Сергей протянул сумку и добавил: – удачи.
– Еще раз спасибо.
Сашенька задрала голову вверх и посмотрела на окна – где-то там, где-то там… Она подошла к подъезду и обернулась. Отчего-то по сердцу скользнула тоска и в душе дернулось острое желание вновь оказаться в уютном кресле машины, рядом с Сергеем.
«Я просто трусиха, – решила она, поднимаясь по широким ступенькам. – Элеонора Борисовна добрая и приятная женщина, она мне поможет».
* * *
Элеонора Борисовна воскресным утром страдала от приступов депрессии, раздражения и мигрени.
Пусик – ее супруг, опять работал до трех часов ночи, усыпал пеплом новый бежевый ковер (между прочим, китайский, ручная работа – шерсть плюс шелк), разлил на столе коньяк и утром убежал на работу, проигнорировав приготовленный завтрак (между прочим, яичница со шпинатом и отварная телятина).
Мусик – ее сын, вообще не пришел ночевать. Позвонил в двенадцать, сказал, что останется у Лизы (наглая дылда с бесстыжими глазами!), добавил: «Мамуля, ты у меня классная» и бросил трубку. Да, она у него «классная» и именно поэтому отправилась в его комнату и устроила обыск (должна же она – лучшая мать на свете, знать о своем чаде все!). Но делать этого, конечно, не стоило… Под подушкой чада она обнаружила номер отвратительного журнала, в ящике стола – стопку фотографий призывно улыбающихся особ (и это… его девушки? он их коллекционирует, что ли?). Под матрасом – пачку сигарет (весь в отца!). За шкафом – полбутылки виски (опять в отца!). В кармане джинсов – презервативы (хорошо это или плохо? есть над чем подумать…).
Лапусик – ее доберман, вчера стащил и сожрал половину буханки ржаного хлеба, а сегодня (стоило только отвернуться) слопал завтрак Пусика. И вообще – он жрет все, абсолютно все, что плохо и хорошо лежит!
Депрессия, раздражение, мигрень – это только начало. Они доведут ее, доведут до гробовой доски!
Элеонора Борисовна погрозила кулаком в сторону кабинета супруга, затем в сторону комнаты сына и подбоченясь грозно посмотрела на притихшего на кушетке добермана. Вот сейчас, сейчас она выскажет этой наглой псине очень многое! Наболело!
Что ей обещали в клубе пять лет назад? «Он будет послушным, трудолюбивым, раскроет лучшие стороны своей души…» Вранье! Послушный он, только когда перед его носом маячит кусок мяса, трудолюбивый, только когда это мясо жует! Душа? Ах, да! Душа! Может часами подлизываться, надеясь получить еще один кусок мяса. «Лучшая порода в мире», «уважайте свою собаку», «любите ее». Они сумасшедшие, что ли? Да как они могли говорить такое?!
Мелодичный перелив звонка спас Лапусика от расправы.
– Это еще кто? – поморщилась Элеонора Борисовна, откидывая со лба рыжую челку.
На пороге стояла Александра Аксенова – дочка покойной подруги…
Приехала все-таки.
– Саша? Да что же ты стоишь – заходи, заходи!
Элеонора Борисовна потянула девушку за рукав и выдала гостеприимную улыбку. Но в душе никаким радушием и не пахло. Во время телефонного разговора с Сашей она сразу смекнула что к чему и, как ей показалось, очень удачно выкрутилась: «алло, алло… ничего не слышно…», а потом попросту не брала трубку. Ну зачем ей такая гостья? Ей хватает Пусика, Мусика и Лапусика! Дел невпроворот, а тут еще одна головная боль! Чужой человек в доме – кому это понравится?
Взглядом оценив девушку с головы до ног, Элеонора Борисовна сдержала тяжелый вздох. А если Мусик – ее любвеобильный сынок, увлечется Сашей? А если та ответит взаимностью? Нет, такой расклад допустить никак нельзя – вдруг поженятся!
«Приезжие невесты нам не нужны, – подумала Элеонора Борисовна. То, что она сама много лет назад была как раз такой невестой, она предпочла не вспоминать. – Как бы Сашу выставить за дверь… поаккуратнее и побыстрее?»
* * *
– Ты звонила, а я и не поняла к чему… Значит, приехала? Молодец. По делу или развлечься? Что же сразу не зашла? Или ты прямо с дороги? Телятину любишь? А шпинат? Проходи на кухню… тапочки, вот тапочки. Ты работаешь? С теткой ладишь? А у меня сейчас такой тяжелый период в жизни… Даже не буду рассказывать. Пусик… то есть Илья Игоревич, пишет очередной научный труд, мы тут ходим на цыпочках – чихнуть боимся! И последнее время у него проблемы со здоровьем. Врачи рекомендуют покой, но разве людям это объяснишь? Всем что-то надо… А ты на сколько дней приехала?
– Пока не знаю.
– А где жить собираешься?
Элеонора Борисовна так мельтешила, так частила с вопросами, что Сашенька совершенно растерялась. Она помнила мамину подругу иной – спокойной, внимательной, мягкой женщиной, а тут… не знаешь, на какой вопрос отвечать и как объяснить ситуацию. Наверное, все же надо было дозвониться повторно.
– Я… думала… у вас остановиться. На некоторое время, – Сашенька прошла на кухню и села на стул. – С Галиной Аркадьевной у меня отношения не сложились, так получилось… Я бы хотела…
– Саша, ну что же ты не предупредила заранее? Сейчас я разогрею телятину, – Элеонора Борисовна поставила на стол широкую кастрюльку и потянулась к подставке за вилкой. – Временно мы не можем принимать гостей. Я же говорю, Илья Игоревич плохо себя чувствует – врачи настойчиво рекомендуют покой. Я устрою тебя в гостиницу. А с Галиной Аркадьевной, если поссорилась – помирись. Вы молодые многих вещей не понимаете, вот взять моего Мусика… то есть Макара. Спорит со мной по каждой ерунде и совершенно не слушается, а ведь я ему добра желаю!
Элеонора Борисовна с причитаниями стала жаловаться на своего сына, а Сашенька, теряя с каждой минутой недавно обретенную надежду, неотрывно следила за ее резкими движениями и слушала.
– …а вот приедешь в следующий раз, и мы с тобой в театр сходим или на концерт. Хотя тебе, наверное, нравятся другие исполнители… Макар вообще слушает только тяжелую музыку. Мужики, одетые в черное, хрипят в микрофон про скорую смерть и ломают на части гитары. Смотреть невозможно! Я огурец присолю, так лучше…
Перед Сашенькой появилась тарелка, на которой лежала зеленая яичница и ровный кусочек мяса. В то же мгновение рядом появился доберман, в глазах которого читалась мольба и вселенская тоска. «Бедный, – подумала Сашенька, – кушать хочет». Как только Элеонора Борисовна отвернулась к окну, она разломила кусок мяса на две части и одну (большую) сунула собаке. В ответ – молчаливая благодарность и слюни на пальцах.
– Значит, устроишься в гостинице, а завтра приходи к нам на ужин. Я застолья не люблю, но ради твоего приезда приготовлю что-нибудь не слишком сложное, но вкусное. Илья Игоревич обожает тушеную капусту с острыми колбасками, пожалуй, на этом блюде и остановимся.
Сашенька положила вилку на тарелку и подняла глаза на Элеонору Борисовну. На гостиницу денег нет, а еще надо найти работу, дождаться первой зарплаты, снять комнату… И еще есть вероятность, что ничего не получится. Как бы это все объяснить…
– Мне жаль, я не могу тебе полноценно помочь, но ты пойми меня правильно. Мне сейчас очень тяжело, проблемы прибывают и прибывают – я измотана и мечтаю хотя бы о коротком отдыхе. Но какой тут отдых, когда душа денно и нощно болит за Пусика… то есть за Илью Игоревича.
– Ну что вы… Я понимаю, – выпалила Сашенька, поднимаясь, – извините, что я сразу с дороги к вам. Очень вкусное мясо и яичница. Спасибо.
– Ты уже собралась уходить? Подожди, еще чай с сухарями…
– Нет, нет, спасибо, я наелась. Мне в гостиницу надо… я, пожалуй, пойду.
«Я бессовестная, – думала Сашенька, спускаясь по ступенькам. – Нагло приехала к человеку – «хочу у вас жить»… Разве так можно? У Элеоноры Борисовны муж болеет, а я…».
Она открыла дверь подъезда и вышла на улицу. Если до этого момента она худо-бедно держалась – отчаянию и слезам воли не давала, то тут сникла и тихо заплакала. Где-то в глубине души теплилась надежда, что машина Сергея все еще стоит около подъезда. Вдруг, ну вдруг он решил немного подождать – на всякий случай. Вдруг, он опять захочет помочь… В Москве у нее больше никого нет. Кроме него…
Но машины не было. Сергей давно уехал.
«Какая я глупая», – Сашенька посмотрела на серый асфальт, на тощие бархатцы, торчащие из клумбы, и поплелась в сторону проезжей части.
Усевшись на скамейку неподалеку от памятника Пушкину, она положила сумку рядом, достала из кармана носовой платок и высморкалась. Как она может вернуться? Куда? Командировочный, наверняка, уже распихал свои вещи по полкам ее шкафа и чувствует себя, как дома. Да, она вправе выгнать постояльцев и, кажется, уже есть на это силы, но теперь, после ссоры с Галиной Аркадьевной, после того, как надежда на родственные отношения испарилась без следа, после расставания с Пашкой… возвращаться очень тяжело. Невыносимо тяжело.
И есть же еще надежда. «Принимаем на работу выпускников и молодых специалистов. Стартовая заработная плата – 15 тысяч рублей…». Надо только найти место проживания. Она всхлипнула и вновь заплакала.
– Извините, – раздался спокойный женский голос. – Вы чем-то расстроены? Могу я помочь?
Сашенька подняла голову и увидела высокую, красивую, хорошо одетую девушку. Она стояла в двух шагах – напротив, и ждала ответа. Длинные черные волосы ветром разбросаны по плечам, тонкие губы сжаты, глаза большие в обрамлении бархатных ресниц.
– Нет… наверное, нет… – пробормотала Сашенька, автоматически притягивая к себе сумку.
Девушка не обратила внимания на отказ, подошла и села рядом.
– Меня зовут Марина, а вас как?
– Александра.
– У меня такое чувство, что в Москве вы не так давно. Несколько часов. Я угадала?
Сашенька с удивлением посмотрела на девушку и кивнула.
– Только что с поезда?
– Не совсем…
– Я тоже когда-то приехала в Москву с кучей планов и надежд, – Марина улыбнулась и открыла маленькую лаковую сумочку. – И… и все мои мечты сбылись. Возьмите визитку, возможно, она вам пригодится. У вас здесь есть родственники? Где собираетесь жить?
Вдаваться в подробности Сашеньке не хотелась, она просто сунула руку в карман джинсовой курточки, что бы предъявить Марине адрес Элеоноры Борисовны.
– Вот, – сказала она, разворачивая бумажку.
– Федор Иванович Веревкин. Метро «Перово», улица Утренняя…
«Нет, нет», – хотела остановить Сашенька, но дыхание перехватило. Она вынула из кармана не ту записку… Попутчик-лесовичок – веселый, хороший, добрый Федор Иванович…
– …устроишься, обязательно позвони мне. Возможно, я смогу тебе помочь с работой, – перейдя на «ты», продолжила Марина. – У тебя какое образование?
– Педагогическое.
– Хорошо. Не потеряй визитку.
Новая знакомая встала, улыбнулась и зацокала каблуками к припаркованным вдоль дороги машинам. Сашенька некоторое время смотрела ей вслед, а потом опустила глаза на визитку.
«Образцова Марина Леонидовна
Заместитель главного редактора журнала «Артэль»
Адрес…
Телефон…
Факс…»
Минуту Сашенька пребывала в замешательстве – взгляд прыгал с записки Федора Ивановича на визитку Марины (туда и обратно, туда и обратно), затем она встала, подхватила сумку и спросила у первой встречной женщины:
– Скажите, пожалуйста, а где находится станция метро?
* * *
Утро Федор Иванович потратил на сбор информации: что за индюк появился у Машеньки, как зовут, кем работает, серьезно у них или «закрутилось от скуки»?
Соседки, хихикая, охотно ответили на вопросы, и через пару часов картина обрисовалась неутешительная – мужчина оказался персонажем, увы, положительным. Вдовец, бывший военный, пятьдесят пять лет (моложе Машеньки на три года!), владелец собственного авто (а кое у кого тоже есть драндулет! только он немного не фурычит), трудится завхозом в спортивном комплексе и (о, ужас!) имеет серьезные намерения. И кто он после этого? Стопроцентный индюк!
Федор Иванович так переволновался, что не только принял ванну с душистым мылом, но и подстриг усы, бородку и торчащие из-за ушей рыже-седые кудри. Перегладил скопившееся белье, протер бинокль и подоконник. Отдав за полцены почти все гладиолусы приятелю, торгующему на рынке самолично выращенными овощами, он с энтузиазмом накинулся на яблоки. Резал, чистил, варил компот и варенье, укладывал в банки и закатывал новенькими разноцветными крышками. Он старательно занимал себя чем мог, но привычный покой в душу возвращаться не собирался. Ишь ты, молодого себе нашла! Военного! Ать-два левой, ать-два правой. Тьфу!
Когда раздалась трель дверного звонка, Федор Иванович уже и сам маршировал по квартире – так лучше думалось, да и сидеть на месте расшалившиеся нервы и скрипучая ревность не позволяли.
– О! – поприветствовал он Сашеньку, отступая назад. – Добралась, значит? Молодец.
– Ага, добралась, – согласилась она, вдыхая вкусный аромат яблок. – Извините, я без приглашения.
– Я же тебя приглашал! – Федор Иванович отобрал сумку, швырнул ее на осевший диванчик и добавил: – заходи и располагайся.
Появлению Сашеньки он внутренне обрадовался, надо же кому-то излить свое беспокойство, надо же с кем-то обсудить создавшееся положение, должен же еще кто-нибудь понять трагичность момента!
Саша прошла по потертой ковровой дорожке в небольшую комнату, уютно обставленную незамысловатой мебелью, прислонилась к комоду и с надеждой посмотрела на Федора Ивановича. Позволит ли он… немного пожить у него?
– Ты у родственницы своей была? – участливо спросил он, нервно разглаживая бледно-голубую матерчатую скатерть.
– Я к маминой подруге ехала, – напомнила Сашенька.
– И как?
– У нее муж болеет… и проблемы.
Дальше она говорить не смогла, опять появились предательские слезы.
– Да ты что? – растерянно выдохнул Федор Иванович, устремляясь к гостье. Усадив Сашеньку за стол, он широкой шершавой ладонью погладил ее по голове. – Да ты что! А ну-ка рассказывай…
А с чего начать? Со школы, со сложных отношений с Галиной Аркадьевной, с момента появления первого постояльца, с мальчика Коли и его вечно занятых и недовольных родителей, с Пашки?
Сашенька всхлипнула и, сбиваясь то на одно, то на другое, стала пересказывать последние десять лет своей жизни. Где-то получалось коротко, где-то – длинно, но остановиться она уже не могла. Федор Иванович слушал внимательно и то хмурился, то качал головой, то перебивал сердитым: «вот ведь зараза какая!». Причем эти слова являлись универсальными и применялись абсолютно ко всему. Через час они уже пили чай с яблочным вареньем и дружно охали, поддерживая тем самым друг друга.
– Понимаете, – говорила Сашенька, – я как лучше хотела… чтобы не ссориться…
– А я ее любил, – раскрывал душу Федор Иванович, – да и сейчас…
– Я смотрю – он на моей кровати лежит… почему она так поступает? Я же ее родня…
– Накуролесил я тогда, как сволочь последняя, а она не простила… И права, сто раз права! А теперь индюка завела… отловить бы его в темном переулке…
– А у Элеоноры Борисовны семья… я и не собиралась навязываться… – прижимала руку к груди Сашенька, – просто она в свое время звала и я подумала…
– Пусть Машенька будет счастлива, она в отличие от меня этого заслуживает, но… – Федор Иванович беспокойно ерзал на стуле, – не могу я ее отпустить! Понимать же надо!
– Пашка меня очень поддерживал… а потом… может, я сама виновата?
– У нее волосы тяжелые, густые, каштановые… А если этот завхоз на ней женится? В каком он, интересно, звании…
Выговорившись, они устало помолчали, а затем Федор Иванович твердо сказал:
– Жить будешь у меня. С работой я тебе помочь не могу, а вот комната и стол – пожалуйста. Ты не стесняйся, устраивайся, вместе-то оно веселей.
– Спасибо, – тихо ответила Сашенька и было в ее голосе столько искренней благодарности, что Федор Иванович почувствовал себя неловко.
«Поймать бы ее тетку – да крапивой, крапивой… – кровожадно подумал он, черпая ложкой варенье. – А с Пашкой я бы разобрался по-мужски».
– А может, цветов Машеньке подарить? – спросил он вслух, барабаня пальцами по столу. – Я же ее любимые гладиолусы оставил, сорт так и называется: «Люби Меня! Люби!».
Сашенька поняла: еще немного – и Федор Иванович сам расплачется.
– Давайте гладиолусы, – твердо сказала она, – я отнесу.
– Но…
– Позвоню в дверь и отдам или на коврик положу. Как лучше?
– Лучше отдай… нет, лучше положи… Эх, жаль цветы – не письмо какое-нибудь – в почтовый ящик не сунешь! – Федор Иванович забегал, не зная за что хвататься. – Я их заверну в газету, чтобы не сразу догадалась… или лучше в целлофан? Чтобы увидела и обрадовалась? А если ухажер на них наткнется?
– Пусть натыкается!
– Точно, – одобрительно закивал Федор Иванович, – пусть любуется! Пусть знает, как я ее люблю – голубушку Машеньку! А ленточкой обвязать?
– Ага.
– А она догадается, как думаешь?
– Наверняка.
Федор Иванович притормозил и с сомнением спросил:
– А если не возьмет из-за этого?
– Значит, лучше оставить на коврике – возвращать некому будет.
– Да!
Букет для Марии Дмитриевны Сашенька несла улыбаясь. Прикоснувшись к чувствам других людей, впитав волнение Федора Ивановича, она вдруг вновь поверила в любовь – есть она, есть! По-разному в жизни бывает, но любовь существует.
Она бережно положила розовые гладиолусы на аккуратный коврик, помедлила немного, затем нажала на кнопку звонка и метнулась к лестничному пролету.
«Кажется, я все же начала новую жизнь, – пронеслось в голове, когда за спиной хлопнула дверь подъезда, – и кажется, новая жизнь мне нравится».
Глава 8
Задачка под номером пять
Откладывать поиск работы в долгий ящик Сашенька не собиралась. Понедельник – очень подходящий день для первого собеседования. Многообещающее объявление в журнале немного смущало отсутствием телефона и слишком размытой информацией, но, кто знает, вдруг это тот самый шанс… Тем более что выбора особого не было.
Встречу с Мариной Сашенька не забыла – визитка по-прежнему лежала в кармане джинсовой куртки, и в памяти изредка всплывала Пушкинская площадь, белые стрелки фонтана, скамейки и стройная черноволосая девушка, которая предложила помощь с трудоустройством. Заместитель главного редактора – Образцова Марина Леонидовна. Разговор с ней тогда взбодрил, а сейчас от чего-то настораживал, а сама встреча теперь казалась почти придуманной. Если бы не визитка, то все можно было бы свалить на стресс – привиделось, да и только.
Вещей с собой Сашенька взяла немного, и с утра пораньше ей предстояло выбрать, что надеть на собеседование. На ее взгляд, вполне подходили черные брючки со стрелками и мягкий белый свитер. Белый верх, черный низ – идеальное сочетание на все случаи жизни. Синоптики обещали солнечную погоду без осадков, и надобность в верхней одежде очень удачно отпала.
Сашенька выяснила у Федора Ивановича, где находится Вишняковский переулок, подробно записала полученные витиеватые ориентиры и отправилась «на разведку».
Светлый, не слишком высокий дом произвел на Сашу благоприятное впечатление, а вот третий подъезд, указанный в объявлении, вызвал недоумение. Вернее, не сам подъезд, а огромный плакат, который криво висел на козырьке. «РАБОТА» – крупные красные буквы и… больше ничего. Это название фирмы? Ну, кто знает…
Первый этаж представлял собой длинный, узкий коридор со множеством дверей. Яркое освещение подчеркивало неопрятность «офиса» (несколько узких ламп нервно подмигивало и потрескивало, но здесь, видимо, это никому не мешало).
Саша одернула свитер, вдохнула, выдохнула и робко постучала в первую дверь.
– Заходите! – раздался басовитый женский голос.
За столом около черного шкафа в окружении бумаг, папок и коробок сидела полная женщина – с боевым макияжем на лице и тощим коротким хвостиком на макушке. Два локона унылыми шнурками свисали по щекам, доходя почти до плеч. Возраст ее не поддавался определению.
– Здравствуйте, – тихо произнесла Сашенька и торопливо добавила: – я по объявлению. «Принимаем на работу выпускников и молодых специалистов…».
Она резко замолчала, потому что выражение лица женщины молниеносно изменилось на доброе и милое.
– Очень рада! Я как раз ответственная по кадрам! Сейчас я устрою тебе маленькую экскурсию, и ты сама поймешь, что попала куда нужно. Наталья Вениаминовна – меня так зовут.
– Александра, – уже по привычки произнесла Сашенька. За последнее время ей приходилось представляться много раз.
«Ответственная по кадрам» тут же взяла ее под руку и потащила за собой в коридор. Теперь ее голос был ласковым, подчеркнуто заботливым. Так обычно разговаривают с душевнобольными.
– Мы открыты для всех. Главное, чтобы человек был честным, целеустремленным и коммуникабельным. Уверена – эти качества у тебя есть. Не смотри, что у нас бедноватая обстановка, мы практически сидим на чемоданах – скоро переезжаем в новый офис. Филиалов у нас целая куча – разбросаны по России, как очаги полезных ископаемых… О! Как я красиво сказала! – Наталья Вениаминовна от восхищения даже остановилась, а затем приторно продолжила: – заработная плата хорошая и что особенно важно – ее размер полностью зависит только от тебя. Ну и карьерный рост – завсегда пожалуйста. Мы же понимаем, как это важно для фирмы и для наших сотрудников.
Она распахнула одну из дверей и Сашенька увидела сосредоточенно работающих девушек. Все молодые, жутко занятые и хмурые. Почти каждая прижимает телефонную трубку к уху и либо что-то тараторит, либо что-то активно записывает.
– Вот, – с гордостью сказала Наталья Вениаминовна, – а ведь когда-то не знали, с чего начать, как подступиться… а теперь это наша гордость! Идем дальше. – Следующую дверь, прежде чем открыть, она любовно погладила. – А здесь в основном работают мужчины – самое дорогое, что у нас есть. Ты замужем?
– Нет, – коротко ответила Сашенька.
– Ты еще молодая, успеешь, – успокоила Наталья Вениаминовна. – Да и у нас – для брака, для семьи есть подходящие кандидатуры, – она подмигнула. – Хотя холостых разбирают быстро, кто не успел, тот опоздал.
Кандидатуры для брака, для семьи интересовали Сашеньку меньше всего, но так как от нее явно ждали заинтересованности, она с серьезным выражением лица «изучила» представленных мужчин. В комнате у окна сидели две женщины, а остальные столы занимали обещанные «женихи» и они отчего-то вызвали в душе только всплеск удивления и разочарование.
Наталья Вениаминовна еще долго рассказывала о предстоящей работе, затем проводила обратно в свой кабинет и, усевшись в скрипучее кресло, прочеканила:
– Мы тебя берем. Вопросы есть?
Вопросов у Сашеньки было предостаточно – экскурсия особо ничего не прояснила.
– А в чем будет заключаться моя работа?
– Ничего сверхсложного! Справочники видишь? – Наталья Вениаминовна указала на привалившуюся к стене высокую стопку новеньких толстых справочников. – Один твой. Мы продаем канцелярские принадлежности: карандаши, линейки, степлеры, дыроколы, маркеры… Продаем мелким оптом. Ты будешь обзванивать все фирмы подряд и предлагать наш товар, поверь мне, ручки и скрепки нужны всем. Договариваешься, оформляешь заказ, машина со склада отвозит всю эту канцелярию куда следует, а ты получаешь свой верный процент. Постепенно у наших девочек и мальчиков появляются постоянные клиенты, что, конечно же, благотворно сказывается на их заработной плате. Как я уже говорила – твоя карьера в твоих руках!
Себя на таком месте Сашенька представляла с трудом – для торговли нужен особый склад характера, которого у нее нет и никогда не было. «Добрый день, вам нужны карандаши, линейки, ластики…». Справится ли она?
«Я должна попробовать», – твердо сказала себе Саша.
– А когда приступать?
– Завтра, приходи к девяти. Только хочу предупредить… – Наталья Вениаминовна с напускной важностью пролистнула бумаги, лежащие перед ней, – первые две недели считаются учебными и, даже если ты оформишь несколько заказов, процент тебе полагаться не будет. Мы в тебя вкладываем силы и средства, так что все честно и правильно.
Из кабинета Натальи Вениаминовны Сашенька вышла в задумчиво-растерянном состоянии. Вроде, она устроилась на работу, вроде, есть перспективы… Коллектив молодой, на отсутствие прописки внимания не обратили, но… чувства уверенности, ощущения стабильности – нет. И радости тоже нет.
На улице, около урны, курила худенькая девушка – Саша видела ее в одной из комнат. Будущая коллега выпустила клуб дыма, потерла нос и поинтересовалась:
– Взяли?
– Да, – ответила Сашенька.
– У нас всех берут, – сообщила девушка, и интонация ее голоса показалась весьма зловещей.
– А…
– Завтра не приходи.
– Почему? – Сашенька удивленно приподняла черточки-брови.
– Ну ты даешь… – хмыкнула девушка. – Потому что две недели задарма отработаешь, а потом тебе скажут «до свидания». Штат у нас укомплектован под завязку, а новеньких-глупеньких принимают на время… Два-три заказа фирме обеспечишь и ни копейки за это не получишь. Наша Вениаминовна найдет к чему придраться – уволит, а на твое место опять найдет наивную душу. Бесплатная рабочая сила. Понятно?
– Да…
Вернувшись в квартиру Федора Ивановича, Сашенька переоделась, повесила вещи в шкаф, достала из кармана визитку, взяла телефон и набрала номер Марины.
* * *
«Обратите внимание на пункт под номером пять – нести за него ответственность будете именно вы».
– Легко сказать… – буркнула под нос Марина и нажала кнопку на кофе-машине. Коричневая струйка устремилась в пластиковый стаканчик, а в нос влетел приятный горьковатый аромат зерен арабики.
«Обратите внимание на пункт под номером пять…». Кошмар, думать больше ни о чем не получается!
Поздоровавшись с проходящим мимо рекламщиком и сделав глоток кофе, Марина направилась в собственный кабинет. После разговора с Белозерцевым прошло две недели, а проект не двинулся с места… Но вчера, кажется, повезло – она встретила ту, которой будет отведена главная роль. Но почему же Саша не звонит?
«Ладно, подожду до завтрашнего утра, а потом сама ей позвоню. Адрес я запомнила, а номер телефона узнать не составит труда. Главное – она подходит… приезжая, нигде не работает и глаза глубокие… Андрей Юрьевич, для вас я ее из-под земли достану!».
Успешную карьеру Марина умудрилась сделать к двадцати восьми годам – умом и упорством, упорством и умом. Приехала в Москву, поступила в институт, окончила его с красным дипломом и устроилась в газету журналистом «на подхвате», а затем быстро оттеснила таких же, как она, начинающих в сторону и, получив уважение, повышение заработной платы и заказ на крупную статью, уволилась. Душа требовала иного: меньше суеты и однообразия, больше порядка и простора для жизни.
Следующим местом работы стала редакция журнала «Артэль». Здесь Марина задержалась надолго и за четыре с половиной года доросла до высокой должности. Начальник Андрей Юрьевич Белозерцев доверял ей во всем, а она в ответ старательно выполняла его поручения и делала это не просто хорошо, а отлично. «Приступайте», – его любимое слово, которое приравнивалось к благословению.
Журналу за последнее время очень досталось – госпожа Фокина проскакала по его страницам, точно перевозбужденная газель, разбрызгивая собственные идеи направо и налево. Марина терпеть не могла эту заносчивую бабу и искренне сочувствовала Андрею Юрьевичу. Она уже начала бояться, что «Артэль» потонет. До ужаса было обидно, и не всегда удавалось сдержать отчаяние, раздражение и злость, но Белозерцев чудом нашел общий язык с Фокиной, и шанс выплыть все же появился.
Марина поставила пластиковый стаканчик на угол стола, сняла пиджак, повесила его на спинку кресла и заходила по кабинету. В памяти вновь всплыл разговор с Белозерцевым…
– Приступайте, – сказал Андрей Юрьевич.
– Вы хотите, чтобы я нашла девушку – возраст от двадцати двух до двадцати шести лет, незамужнюю, не имеющую никакого отношения к журналистике? Самую обыкновенную и одновременно особенную, – Марина указала длинным ногтем на пятый пункт.
– Да.
– Но так не бывает. Или обыкновенная, или особенная.
– Бывает, – уперся Белозерцев, – я имею ввиду… м-м-м… Когда ты ее увидишь, ты меня поймешь. Вот здесь, – он ткнул себя пальцем в грудь, – у нее должно быть светло, а здесь, – теперь он ткнул пальцем в висок, – не пусто.
Общаясь с Мариной, Андрей Юрьевич частенько перескакивал с «вы» на «ты» и обратно, но на это никто никогда внимания не обращал.
– Она должна вести дневник, который мы по ее согласию будем предъявлять читателям. И так из номера в номер, – проговорила Марина. – Она пишет честно, как есть, а мы печатаем – своего рода сериал, рассчитанный на привлечение внимания молодежи и женщин до тридцати семи-тридцати восьми лет.
– Правильно. Зная начало истории, многие захотят узнать и конец. Редактура минимальная. Слова искренние и настоящие – это очень важно, поэтому никакой журналистике здесь не место. – Белозерцев зажмурился, потер лоб и продолжил: – Сейчас одно из самых модных направлений в Интернете – открытые дневники. Народ пишет что хочет и дает возможность другим ознакомиться со своими радостями и горестями. Любовь, боль, разочарование, душевные метания, надежды – темы вечного интереса, и наша героиня тоже поделится своими волнениями и тайнами с общественностью.
– А если ее жизнь окажется скучной, тусклой? – поинтересовалась Марина.
– Тогда вы исправите эту ошибку – разнообразите ее будни. Но вранье мы исключаем сразу. – Белозерцев категорично мотнул головой. – Наш журнал должен стать ближе к читателю… роднее, что ли… Нам необходимо вернуть старые добрые времена и данный проект поспособствует этому. Для мужской части аудитории мы пока ничего нового открывать не будем – вернем прежние рубрики. Так что приступайте.
Итак, Марине предстояло найти особенную девушку, которая при этом не слишком бы выделялась из числа сверстниц. Сначала пришлось обзванивать знакомых, но подходящая кандидатура в списках их друзей и родственников не значилась – все не то, не то… Затем Марина углубилась в Интернет: форумы, сайты знакомств, чаты, общества одноклассников… В глазах уже рябило от фотографий и строчек пустой болтовни – интуиция молчала, точно ей заклеили рот скотчем.
Через неделю Марина поняла, что выбрала неверный путь. Во-первых, далеко не каждая девушка захочет рассказывать о своей жизни на всю страну. Во-вторых, через некоторое время она может передумать, и тогда придется искать другую, и момент сериальности будет нарушен. В-третьих, в Интернете в основном сидят профессиональные болтушки – молодежь нынче от чатов и форумов не отлипает. В-четвертых, дневник не должен напоминать гламурный кусок розового желе – избалованные и самовлюбленные девицы не подходят, в-пятых, в-шестых…
«Не то, не то, – засыпая и просыпаясь, думала Марина.
Нужна девушка с финансовыми проблемами. Девушка, у которой на данном этапе существуют еще и проблемы личного характера (вот пусть о них и начнет рассказывать – народ любит переживать), девушка одинокая во всех отношениях (без жениха, родителей, друзей). То есть идеальный вариант – приезжая. Только что с поезда. Растеряна и не знает куда приткнуться. Да».
Прогулявшись по вокзалам, Марина вновь пала духом. У нее украли кошелек. Отдавили ногу. Она уронила на асфальт мобильник и он разбился. Каблук сломался. Три раза ее обматерили, да так, что в ушах звенело. Молодая цыганка неоднократно пыталась предсказать судьбу и каждый раз начинала с убийственной фразы: «черный ворон уже кружит над тобой…». Ее толкали, пихали или, наоборот, игнорировали – остановить выбор хоть на ком-нибудь не представлялось возможным. Не было ни задумчивых, ни растерянных девушек – они четко знали куда идти и где сколько платить. А многих приезжих встречали с радостными возгласами и улыбками.
«Мир стал другим», – с раздражением констатировала Марина, устало прислоняясь плечом к прохладной серой стене вокзала. Где Золушки? Где?!
– Черный ворон кружит над тобой… – в который раз раздалось за спиной, и она спешно направилась к выходу.
Вчера Марина решила устроить себе выходной – воскресенье все-таки. Она и так засиживается на работе допоздна, а тут еще поиски главной героини нового проекта…
Утро было потрачено на салон и магазины. Приятно прогуляться по центру города, подставляя лицо легкому ветру. Дела, дела, дела… надо же иногда и отдыхать.
И вот – Пушкинская площадь. На скамейке сидит и плачет девушка. Волосы темно-русые – вьются, голова опущена и челка падает на глаза. Рядом сумка.
Приезжая.
У Марины аж мурашки пробежали по спине.
Она!
Без сомнений – она…
«Александра, ну что же ты не звонишь», – Марина сделала еще один глоток кофе, и… мобильный телефон тут же запиликал.
– Добрый день, это Саша. Вы вчера дали мне визитку…
Глава 9
Срочно в номер!
Покоя Федору Ивановичу Веревкину не было – ревность уютно устроилась на плече, свесила ноги и непрерывна шептала одно и то же: «Они поженятся, поженятся, поженятся». Прихлопнуть бы вредную болтушку, но без нее совсем одиноко станет.
С одной стороны, лучше ничего не знать, к чему подробности? Так и до бессонницы недалеко, до язвы желудка и до помешательства. С другой стороны… Да как это не знать?! Речь идет не о ком-нибудь, а о Машеньке! Он должен знать все!
И Федор Иванович наседал на подруг бывшей супруги, на говорливых и едких соседушек. Оказалось что «ейный жоних» совсем обнаглел – последние две недели приезжает каждый день на обед. Работа близко – вот и катается туда-сюда в свое удовольствие. И белая «десятка»-то у него всегда чистая, и одет прилично, и побрит. Солдафон.
Конечно! Почему бы ему у Машеньки не столоваться, когда она так готовит, так на стол накрывает… Да чего уж тут говорить… Эх.
Федор Иванович первую половину дня провел около окна. На подоконнике лежал бинокль, стояли перегруженная окурками пепельница и тарелка, на которой обиженно загорали две холодные сосиски (диагноз – любовь и отсутствие аппетита). В душе раздувалось вполне объяснимое желание устроить «ейному жониху» какую-нибудь гадость. Такую, чтобы обедать он спокойно не смог. Ни-ког-да.
«Десятка» подъехала к двум часам дня – действительно, зараза, чистая. Федор Иванович потянулся к биноклю. Ага…
«На генерала не тянет», – вынес он вердикт и удовлетворенно хмыкнул.
Мужчина оказался коренастым, светловолосым и лопоухим. Пиджак сидел на нем в обтяжку и казался маловатым, брюки же, наоборот, были как будто на два размера больше положенного.
«Если Машенька ему до сих пор брюки не подшила, значит, ничего серьезного между ними нет», – подумал Федор Иванович, вынимая папиросу из пачки.
Рассуждал он так не потому, что искал утешения, а потому что была на то веская причина. Мария Дмитриевна большую часть своей жизни проработала портнихой и шила преотлично. Последние годы принимала постоянных клиенток на дому, и времени не хватало, чтобы выполнить валившиеся на нее заказы. Федор Иванович особо уважал этот талант и за пятилетку совместной жизни сам научился отличать, где коротко, где длинно, а где надо приукрасить.
Мужчина зашел в подъезд, а Федор Иванович бросился к двери.
– Пообедаешь ты у меня сейчас, – едко сказал он, торопливо открывая замок.
Сначала он обошел «десятку», затем задрал голову и посмотрел на окна квартиры Марии Дмитриевны, затем улыбнулся и… со всего маху пнул ногой по бамперу. Пип-пип-пип-пип…
Теперь главное – смотаться.
Но лишить себя удовольствия понаблюдать за реакцией «жониха», Федор Иванович не мог, поэтому особо маскироваться не стал, а спрятался за припаркованным неподалеку грузовиком.
Через несколько секунд окно на девятом этаже открыли, показалась рука…
«Давай, давай, отключай, – фыркнул Федор Иванович, – все равно ничего у тебя не получится. Спускаться тебе придется, голубчик».
Спускаться пришлось – попытки отключить сигнализацию из окна не увенчались успехом. Мужчина вышел, понажимал кнопку на брелке, посмотрел по сторонам и направился обратно к Марии Дмитриевне.
Федор Иванович, надеясь, что суп уже остыл, вышел из засады и с не меньшим смаком пнул «десятку» повторно – в колесо. Пип-пип-пип-пип… И бегом за грузовик.
«Жоних» на этот раз задержался около машины подольше, открыл и захлопнул дверцу, вновь поставил на сигнализацию, опять огляделся и зашагал к подъезду.
«Не дам я тебе поесть», – мысленно произнес Федор Иванович, готовясь к третьей вылазке.
Теперь он не торопился, растягивал удовольствие – пусть враг расслабится, вздохнет с облегчением, сядет за стол, возьмет ложку, зачерпнет наваристый суп, откусит мягкий черный хлеб и… Пип-пип-пип-пип… Федор Иванович вновь хихикал, пританцовывая от радости за грузовиком.
Картина повторилась. Теперь, наверное, остыл уже не только суп, но и второе. Что там у него на второе? Куриные крылышки, отбивная, рыба? Ах, как Машенька готовит рыбу! Карпа. В духовке. С лимончиком и специями… Вспомнились сосиски, оставшиеся на подоконнике, и процесс слюноотделения ускорился. «А ведь я с утра ничего не ел – все из-за этого лопоухого генерала!». Злость указала на «десятку», и Федор Иванович устремился вперед.
– Я тебе сейчас ноги переломаю! – раздался из подъезда громогласный рык, и на улицу выскочил враг номер один.
– Ёксель-моксель, – выдохнул Федор Иванович и, понимая, что если он сейчас не превратится в ракету, ему действительно придется подружиться с гипсом, подпрыгнул и полетел к своему дому.
Вообще-то, можно было остаться и сойтись в честной битве посреди двора, но инстинкт самосохранения – штука очень серьезная, и потому эта идея была отвергнута сразу.
«У нас разные весовые категории, – оправдался Федор Иванович, захлопывая за собой дверь. Не знаешь кода – не войдешь. – Вот и ладненько, вот и хорошо».
* * *
– Я не совсем поняла. Мне нужно рассказывать о своей жизни… Это и есть моя работа?
– Да, – ответила Марина и добавила: – почти так. Приличную часть времени ты будешь проводить здесь – в офисе. Тебе необходимо освоить компьютер, научиться излагать свои мысли. Конечно, можно писать и ручкой на бумаге, но…
– Я немного умею… – краснея, перебила Сашенька – на компьютере. Марина улыбнулась и одобрительно кивнула:
– Как только освоишься, у тебя появятся дополнительные обязанности – ничего сложного. Мне не всегда хватает времени на разбор бумаг и часто требуется курьер, которого почему-то никогда нет… Если ты согласна, то я прямо сейчас провожу тебя к рабочему месту.
Нагружать Сашу лишними обязанностями Марина не собиралась, она особо и не задумывалась о том, что за главной героиней проекта надо присматривать. А за ней присматривать именно надо! Она не должна быть предоставлена сама себе, сбежит еще… Да и куда ее потянет от скуки? Подвиги в данном случае – хорошо и даже прекрасно, но как бы эти подвиги не увели ее далеко от журнала «Артэль». Нетушки, пусть полдня крутится под ногами, чай и кофе, например, приносит, ерундой всякой занимается, а после обеда – ищет на свою голову приключений. Под легким, ненавязчивым контролем ищет.
– Я согласна, – ответила Сашенька и робко улыбнулась.
Когда она зашла в офис редакции, то не поверила собственным глазам. Он был почти хрустальный. Огромное пространство со стеклянными перегородками, кабинеты с большущими окнами чуть ли не до пола – светло и необычно. А еще – кругом сочная зелень (не искусственные цветы, а настоящие). И спокойно. Каждый занимается своим делом.
Выслушав предложение Марины, Сашенька вновь была крайне удивлена. Неужели это серьезное предложение?..
Очутиться на страницах журнала ей совершенно не хотелось, писать о личном – тоже, да и не умеет она сочинять, ну, пусть не сочинять, но все равно… Значит, опять неудача? И куда теперь идти? Федор Иванович деньги за комнату брать отказывается, говорит: «ты на ноги сначала встань»… Очень, очень надо поскорее встать на ноги!
Попробовать устроиться няней… но кто доверит своего ребенка приезжей? У нее даже рекомендаций нет. И прописки нет…
Но Марина пообещала помочь, назвала размер заработной платы, сказала, что Сашина фамилия под блоком дневника фигурировать не будет. И, вроде, ее фотографию в журнале печатать тоже никто не собирается.
Марина говорила и говорила, и все стало казаться Сашеньке не таким сложным и странным, и уже не хотелось уходить из солнечно-хрустальной редакции журнала.
«Если ты согласна, то я прямо сейчас провожу тебя к рабочему месту».
Надо отвечать… Сашенька в этот момент вдруг почувствовала сильную потребность выговориться, рассказать о себе пусть не все, но хоть малость. Ей очень долго не хватало заботы и понимания, а сейчас в душе слишком много волнения и сомнений. Слишком много одиночества. Напротив сидит Марина – она же поможет.
И Сашенька согласилась.
– Прекрасно, – тонкие губы вытянулись в удовлетворенную улыбку. – Не вижу смысла откладывать начало работы. Номер нашего журнала выходит раз в неделю – по четвергам, если ты успеешь сегодня что-нибудь написать и твоя история подойдет и заинтересует, мы срочно отправим ее в печать. Пойдем, – Марина встала, – я покажу твой стол.
Саша даже зажмурилась от восторга. У нее будет собственный стол! С компьютером, телефоном, калькулятором (он ей нужен?), подставкой с ручками и карандашами, со стопочкой липких листочков, с клеем и еще много с чем!
Марина вышла за дверь, и Саша последовала за ней, но далеко идти не пришлось – буквально под окном кабинета и располагалось ее рабочее место. И оно было именно таким, как мечталось.
– Включай компьютер и пиши, – скомандовала Марина.
– А с чего начать? – Растерялась Саша.
– Не имеет значения. Маленькое вступление о себе и далее выплескивай все, что тебе захочется. Ненужное мы уберем. Постарайся выделить наиболее яркие моменты своей жизни или вспомни какую-нибудь забавную или, наоборот, грустную историю, которая случилась с тобой недавно. Это твоя первая проба пера – и если что-нибудь не получится, мы сделаем работу над ошибками. Реальные имена можешь менять на вымышленные, такой прием допускается. – Марина выдвинула кресло, указала на него и, развернувшись, направилась обратно в свой кабинет. – И побольше чувств! – крикнула она через плечо и добавила тише: – Удачи.
Через несколько минут Сашенька сидела и смотрела на белый лист экрана. На лице – высокая степень задумчивости.
Маленькое вступление… Написать про Галину Аркадьевну или Свету? Или… про Пашку? Пальцы легли на клавиатуру… А если про то, как она сегодня утром ходила устраиваться на работу? Или все же про Пашку? Как он там, кстати?
Сашенька вздохнула, подняла голову, посмотрела на плоские круги ламп, перевела взгляд на экран и поджала губы. С чего начать? С чего?
И вдруг внутри щелкнуло, вернее, булькнуло, будто камушек упал в воду и пошли круги… Круги, круги, круги… Пальцы сначала медленно, а затем быстрее стали выискивать нужные буквы, которые плавно сливались в робкие слова. Сашенька писала о том, что так и не улеглось, не успокоилось в душе, о том, что пусть не надолго, но все же согрело ее. И в этот момент она чувствовала себя счастливой и абсолютно свободной. Свободной от горестей и разочарования.
* * *
«…и я побежала. Как ненормальная. А он за мной! Бегу и думаю – бросить сумку или нет? Документы и деньги в кармане, но вещи-то жалко… Он кричит что-то, но слов я разобрать не могу, да и не слишком стараюсь. Ноги не слушаются, сердце колотится, страшно до ужаса!
Поймал он меня около оврага, я только успела заметить, что топор он в руке больше не держит, обрадовалась, и сразу в глазах потемнело. Как до его дома добрались, плохо помню, но, вроде, не слишком долго шли, и я несколько раз просила отпустить меня.
Дождь уже пошел сильный, куртка промокла. Когда я оказалась около печки, то сразу почувствовала себя лучше. Он мне чаю налил – вкусного, горячего. Я уже тогда бояться перестала, но отчего-то подумала, что он бандит и прячется в лесу от правоохранительных органов. Там костюм в кресле лежал, а еще лохматая медвежья шкура… Почему же я так подумала? Я до сих пор не представляю, кто он.
Утром я проснулась рано (как заснула, тоже не помню), было тепло. Оказалось, это не сон… Телогрейка, которой он меня накрыл, сильно пахла костром – очень приятный запах, родной.
А потом мы поехали в Москву на его большущей синей машине. Он мало разговаривал и хмурился. Спросил – не дует ли мне, а то можно закрыть окно. Я сказала, что не дует. А мне и не дуло.
Я попросила отвезти меня к знакомой (к подруге мамы), он отвез, и мы расстались около подъезда. У него лицо такое… открытое, глаза серые, волосы очень коротко стриженные – черные. Свитер на нем тоже был черный. А сам он – хороший человек, который мне очень помог.
Я его не забуду».
Белозерцев закончил читать, снял очки и посмотрел на Марину.
– Что у него было в руке? – спросил он, приподнимая брови.
– Топор, – ответила та, пожимая плечами.
– Хм… – Андрей Юрьевич еще раз заглянул в листок, прищурился. – Она придумала историю?
– Я спросила ее об этом, говорит, что нет, и я склонна ей верить.
– Но как его хотя бы зовут?
– Пока допрос с пристрастиями я не устраивала… пусть будет интрига, но в дальнейшем лучше бы узнать его имя, – голос Марины стал тягучим, – если временами их сталкивать, то… Посмотрим… Написано искренне, правила я совсем чуть-чуть. На мой взгляд, попробовать можно.
«Фокиной бы понравилось», – усмехнулся про себя Белозерцев, а вслух сказал:
– Поставьте в конце троеточие.
– Будем печатать?
– Да.
Глава 10
Запятая, троеточие и родственники на хвосте
К четвергу Сашенька чувствовала себя уже более уверенно. Появился маленький круг обязанностей, и это было приятно. За следующие «откровения» она пока не бралась – время позволяло не торопиться, а душевных порывов пока не наблюдалось. На крайний случай она решила написать про Федора Ивановича, он, правда, идею эту не одобрял и постоянно бубнил одно и то же: «Ладно уж, но только если совсем кранты». Работу Сашеньки он не понимал и очень боялся, что ее «надурят и объегорят», рекомендовал приглядывать за руководством и не слишком болтать языком.
Марина завалила мелкими поручениями, и большая их часть никак не была связана с журналом «Артэль». Стоило Сашеньке плюхнуться в кресло, как она тут же вызывала ее к себе и отправляла то в прачечную, то в сбербанк, то еще куда-нибудь. Сашенька к такой эксплуатации в личных целях относилась совершенно прохладно – какая разница, что и кому делать? Работа у нее такая, вот и все.
Выхода свежего номера она практически не ждала, как-то не верилось, что ее мини-рассказ может появиться на белых скользких страницах. Чудно. Но четверг настал, и милая секретарша Белозерцева – Лидочка, проходя мимо, положила на край стола еще тепленький журнал. Он вкусно пах краской и поблескивал в свете ламп, как глянцевая лужа на солнце.
Сашенька пролистнула страницы, нашла свой «дневник», прочла вступительный абзац, подготовленный Мариной, а затем пробежалась глазами по строчкам. Слова ее, но ощущение в душе странное, будто она к этому никакого отношения не имеет. Может, просто не смогла передать настоящие эмоции? Не важно. Она закрыла журнал и отложила его в сторону. Подняла голову и увидела в окне кабинета свою начальницу, которая жестом пригласила ее к себе.
– Мне нужны ксерокопии, – Марина протянула прозрачный файл с бумагами. – По две штуки с каждого листа. Еще загляни в архив и найди апрельские номера две тысячи третьего года.
Первое поручение Сашенька выполнила довольно быстро, а вот со вторым возникли некоторые трудности – в архивной комнате порядком и не пахло (зато пахло клеем и еще какой-то химией). Передвинув несколько коробок, она наконец добралась до нужной полки и выдвинула пластиковый ящик, на котором был указан нужный год.
Прижимая к груди журналы, с чувством выполненного долга Саша распахнула дверь и… увидела его.
Небрит, серая рубашка навыпуск… Идет и здоровается с сотрудниками редакции…
Это все, что она успела заметить, потому что тут же юркнула обратно в архив.
Сергей…
Как он здесь оказался???
Сашенька привалилась к стеллажу, закрыла и открыла глаза. Кажется, в таких случаях положено ущипнуть себя (побольнее!) – страшные сны обычно на этом заканчиваются.
Она чуть приоткрыла дверь… Сергей, сунув одну руку в карман, шел к кабинету Белозерцева.
– Мамочки… – прошептала Сашенька, задерживая дыхание. Неужели он купил журнал, прочитал, догадался, о ком идет речь, и приехал разбираться? Но разве такие, как он, читают глупые откровения девушек? Конечно, такая вероятность была и есть, но она настолько мала (ничтожно мала!), что даже задумываться об этом не стоило. И она же не написала ничего обидного… – Мамочки, – повторила Сашенька, оседая на одну из коробок. Коробка, не выдержав навалившегося на нее веса, дала усадку.
Нет, номер с блоком ее дневника вышел только сегодня, вряд ли Сергей успел и купить его, и прочитать, и рассердиться, и приехать… Вряд ли. Да и шел уверенно, здоровался, улыбался, чувствовал себя, как дома…
«Я здесь посижу, – решила Сашенька, вытягивая шею, – только бы Марина меня не хватилась».
Минут двадцать она сидела практически неподвижно, глядя в дверную щелку. Но вот мелькнула серая рубашка – Сергей направлялся к выходу. Поворот головы, небрежное движение руки, прощальный кивок кому-то, и все – исчез из весьма ограниченного поля зрения. Уф…
Сашенька для верности переждала еще немного, затем осторожно выбралась из архивной комнаты и огляделась. От вопросов и волнения кружилась голова, но надо было срочно бежать к Марине и отчитываться о проделанной работе. Сердце тикало, как таймер на бомбе замедленного действия, непонятная, совершенно дурацкая улыбка вдруг растянула губы, предъявив миру две ямочки, «ой-ёй-ёй» – стучало в висках, а кончики пальцев похолодели и онемели. Сейчас Сашенька вряд ли бы смогла ответить на вопрос: чего в ее душе больше – испуга или радости?
– Молодец, – похвалила Марина, даже не глядя на стопку предъявленных ксерокопий. – Отдохни пока, выпей кофе… Ты уже работаешь над продолжением дневника? Завтра вечером я бы хотела посмотреть твои наброски.
– Угу, – ответила Сашенька и, не удержавшись, спросила: – а сейчас приходил мужчина, он кто?
– К Белозерцеву? О, это Сергей Ермаков – один из самых успешных журналистов, – Марина оторвалась от компьютера, собрала черные волосы в хвост и тут же вновь рассыпала их по плечам, – он друг Андрея Юрьевича и пару лет назад частенько подкидывал нам отличные статьи, которые здорово нас выручали.
«Не бандит», – подумала Сашенька и вслух спросила:
– А сейчас не подкидывает?
– Нет, он теперь птица другого полета, но с Белозерцевым они по-прежнему дружат. Он приезжает к нам изредка, чем подрывает работу половины офиса.
– Почему?
– Потому что женская часть редакции, увидев Ермакова, резко забывает о своих делах, – Марина усмехнулась. – Понять это, конечно, можно…
Сашенька вздохнула с облегчением. Значит, Сергей не собирается высказывать претензий и вообще ничего не знает.
А Марина явно решила передохнуть и немного посплетничать. Крутанувшись в кресле, она закинула ногу на ногу и добавила:
– Недавно он сделал предложение Веронике Сотниковой, а она ему отказала.
– Какое предложение?
– Замуж.
– А почему отказала? Не любила?
– А кого она вообще любит? Ника у нас – звезда журнала «Кисс» – все успевает: и по командировкам заграничным помотаться, и на фотосессиях блеснуть, и статьи подготовить, и побыть приглашенной персоной на модной тусовке, и мужчинам лапши на уши навешать, и карьеру сделать…
В голосе Марины сквозили раздражение и нелюбовь к Сотниковой, и Сашенька почувствовала себя неловко, но уйти пока не могла – вопросы так и лезли, так и лезли…
– А откуда же стало известно, что он ей предложение сделал, и что она отказала?
Марина покачала головой и едко улыбнулась:
– Она сама тут же подругам и растрепала, наверняка, всю дорогу до Парижа висела на телефоне. Полагаю, предложение Ермакова ей очень польстило. Но, возможно, в этой истории больше вранья – Ника любительница набить себе цену. Странно, что он вообще с ней связался… – Марина хмыкнула и повернулась к компьютеру. – У нас с Сотниковой общие знакомые, да и на всевозможных мероприятиях пересекаемся часто.
Так вот почему он был хмурый – прекрасная Вероника отказала ему… Сашенька почувствовала нездоровую обиду, объяснить которую не смогла, и настроение отчего-то поползло вниз… Сергей любил и, наверное, любит эту самую Веронику Сотникову, и похоже, она очень красивая…
Вернувшись на свое рабочее место, Саша села за стол, подперла кулаками щеки и привычно закусила нижнюю губу. Как тесен мир…
«Я больше не буду о нем писать».
Но хочется писать только о нем.
«Ничего страшного не случилось».
Но колени до сих пор дрожат.
«Это просто от неожиданности…»
Жаль, что она видела его только мельком.
«Интересно, он бы узнал меня?»
Конечно, вряд ли Сергей бегал по лесу еще за кем-нибудь.
«Надо быть осторожной и не попадаться ему на глаза».
Почему?
«Я напишу про Федора Ивановича и в самом конце чуть-чуть про Сергея».
Да, если не называть имени, то никому и в голову не придет…
«…не думала, что мы еще когда-нибудь встретимся – совсем не ожидала, но не зря же говорят, что мир тесен. Еще как тесен! И это даже хорошо.
Меня он не увидел, я быстро и трусливо спряталась… Почему струсила? Были на то причины…».
* * *
Владимирская область
У Светланы Аксеновой была очень серьезная проблема – она пухла от безделья. Нет, в весе не прибавляла, на ее стройной фигуре изъяны по-прежнему не значились, но внутреннее состояние оставляло желать лучшего. Она маялась. Маялась и изнывала от скуки.
Спать устала, лежать – тоже.
Какое-то время она развлекалась бесконечным макияжем и переодеваниями, но всему есть предел – наигралась. Ночные клубы (а их в городе не так уж и много) надоели, да и часто ходить не с кем. Подруги и бывшие однокурсники днем карьеру делают – им спать надо, а Света сидит дома и свободного времени у нее целая куча.
Финансово-юридическую академию она закончила (благодаря мамочкиным деньгам) и мечтала, как и многие, устроиться на престижную высокооплачиваемую работу. Но не сразу, а через полгодика – отдых после диплома необходим. Конечно, если бы к ней пришли с перспективным предложением, она бы согласилась, но бегать самой по собеседованиям… Невозможно.
Мамочка, вообще-то, хлопотала за дочку, и Свету настойчиво звали в банк, но большую зарплату сразу не обещали… А кому нужна маленькая? Вкалывать с утра до ночи за гроши, что ли? У нее академия за плечами, и только за это полагаются бонусы!
Вот Света и пухла от безделья. Мечтала о том, как все еще ахнут, как крутой и богатый продюсер или генеральный директор подкатит к ней на роскошной тачке и бросит к ее ногам мир бриллиантов, мир злата и серебра. Но пока не подкатывали…
Несмотря на то, что свою двоюродную сестру Света считала глупой неудачницей, она ей все-таки завидовала. Иногда. Себе в этом не признавалась и сформулировать причину не могла – чувство зависти ерзало где-то в душе и не слишком мешало. А сейчас Сашка отправилась в Москву и, наверняка, там как сыр в масле катается. Элеонора Борисовна небось кудахчет над ней и по кинотеатрам да ресторанам водит…
Чем больше Света думала об этом, тем сильнее работало воображение. Сашка представлялась то в красивой иномарке, то в обществе интеллигентных молодых людей, с которыми ее познакомил муж или сын Элеоноры Борисовны, то с кучей подарочных пакетов в руках, то с бокалом шампанского на светской вечеринке. Она там, а Света здесь. Пухнет.
– Ма, а Сашка когда вернется? – как-то поинтересовалась Света.
– А кто ж ее знает, да пусть сидит в Москве сколько хочет, – сморщившись, ответила матушка.
– Она не звонила?
– Разве ей такое в голову придет? – нарочито страдальчески всплеснула руками мать. – Ей там небось пряники глазированные посулили, и она мигом родную тетку забыла. А я, между прочим, ее растила, уму-разуму учила… Хоть бы подумала о том, что я волнуюсь!
– А если она в Москве еще месяц проторчит?
– Вот и хорошо, – хлопнула пухлыми ладонями благодетельница. Комнату я ее сдала – очень удачно получилось.
Света выключила телевизор и вышла из кухни. Не, с матерью каши не сваришь – у нее на уме только постояльцы и комнаты – ничего в жизни не понимает. А Сашке надо позвонить… Мобильник она с собой взяла?
Усевшись на кровать, Света набрала номер и стала слушать гудки. Наконец, в ухе щелкнуло и раздался голос:
– Алло.
– Привет, куда пропала-то?
– Света… здравствуй. Как у вас дела?
Света закатила глаза и тяжело вздохнула. Какие у них тут могут быть дела? Одно и тоже…
– Нормально. Мать беспокоится, вот я и позвонила.
Не признаваться же в собственном любопытстве и зависти…
– У меня все в порядке, я устроилась, работаю, – голос Саши стал звонким, радостным. – Москва такая большая, красивая…
– Подожди, – перебила Света, которая хоть и ожидала нечто подобное, но к успеху двоюродной сестры совершенно не была готова. «Я устроилась, работаю»… что за фигня такая?!! – Ты возвращаться собираешься?
– Пока нет.
– Тебя Элеонора Борисовна к себе взяла?
– Нет, у нее муж болеет… – голос Сашки продолжал оставаться бойким и позитивным. Я совсем в другом месте живу.
Свете стало еще хуже. Значит, у Сашки жизнь бьет ключом?
– А где ты живешь?
– У меня комната… Один очень хороший человек пригласил меня к себе и…
– Мужчина?
– Да… – и пауза. – Нет, это совсем не то, что ты подумала! Федор Иванович замечательный человек…
– А работаешь ты где?
– В еженедельном журнале «Артэль».
– Кем?!
– Ну… я… помогаю… – замялась Сашка. Но не сильно.
– Кому?!
– Заместителю главного редактора.
Это был удар! Удар, который по силе можно было сравнить с падением Тунгусского метеорита.
Сашка – никчемная дуреха, окопалась в Москве, да еще и на работу устроилась не куда-нибудь, а в журнал! И это – за считанные дни!
– А ты не врешь?
– Нет, – изумленный ответ.
Так… Света встала с кровати, посмотрела на шкаф, затем попыталась вспомнить, где в данный момент находится ее супермодный, супергламурный розовый чемодан (купленный для поездок за границу), и, буркнув: «Я тебе через пять минут перезвоню», оборвала связь.
Так… Матери она ничего не скажет, вернее, наврет, что едет в Москву всего на один день – проведать Сашку. А сама тоже «устроится». Устроится по полной программе! Здесь развернуться негде, а там… Вещей придется брать минимум… Чемоданчик хоть и маленький, но может вызвать лишние вопросы: зачем она столько барахла тащит с собой? Ну и плевать, хочется – вот и тащит! Хорошо бы сразу взяли в какую-нибудь крутую фирму, а далее задача – подцепить начальника и удачно выйти за него замуж. Хорошо бы. Но… Нет! Пусть Сашка устроит ее в журнал. Юристы нужны везде. Интересно, самый-самый главный редактор – мужчина? Было бы неплохо…
Так… А с кем живет ее двоюродная сестра? Ни фига не понятно! Комнату сняла? На какие деньги? Кстати, денег надо взять с собой побольше – шмоток в Москве купить, по клубам прогуляться… Ничего, Сашка подвинется, итак на нее слишком много добра свалилось. Правда, жить в одной комнате с этой неудачницей особого желания нет, но недолго потерпеть можно, а когда зарплата повалит, тогда и ситуация изменится. Или когда подвернется обеспеченный мужчина, похожий на Брюса Уиллиса или на Бреда Питта. Или Тома Круза. Ну, в крайнем случае, на на Аль Пачино.
Света вынула из шкафа стопку одежды и швырнула ее на кровать. Сборы! Сборы! Сборы!
Ее настолько захватила идея отправиться в Москву, что она даже не успела удивиться собственному энтузиазму. Привычные вещи в миг стали раздражать и казаться никчемными и тусклыми. Зависть, направленная в сторону Саши, и мысль: «Если у нее получилось, то я уж и подавно смогу» оказались просто невероятным стимулом и ускорителем. Сборы! Сборы! Сборы!
Справившись с волнением, решительно настроившись на поездку, Света вновь схватила мобильник и, дождавшись голоса двоюродной сестры, твердо произнесла:
– Саша, диктуй адрес. Я еду к тебе в гости.
Глава 11
«Мы с вами где-то встречались…»
«Лучше бы наоборот», – подумала Марина, еще раз пробегая глазами текст. Большая часть про замечательного Федора Ивановича Веревкина и совсем чуть-чуть (небольшой абзац) про пока неизвестного мужчину… Но, впрочем, и так – неплохо. Интрига есть, волнение – тоже, а спешить раскрывать карты ни к чему. Интересно, где Саша умудрилась его встретить во второй раз? Где она бывает по вечерам? И еще очень интересно, какие чувства она к нему испытывает? Благодарность или нечто большее? Пока не понятно…
– Отлично. А у меня для тебя есть сюрприз, – улыбнулась Марина и выдвинула верхний ящик стола.
– Какой? – удивилась Сашенька.
– Надеюсь, приятный.
Марина протянула оранжевый конверт, в котором оказался пригласительный билет – глянцевый, похожий на открытку. По косой прописными золотыми буквами сияла надпись:
«Осенний Бал – танцуют все!».
Сашенька потрогала пальцем кружевные буквы и подняла голову. Она поедет на бал? На настоящий бал? Но разве в наше время устраивают такие торжества?
– Да, да, да, – монотонно произнесла Марина, – тебя ждет очень много неожиданного, восхитительного и необыкновенного: воздушное белое платье, вальсы Штрауса, пламя свечей, изысканные блюда и огромное количество скучающих холостяков. Заинтриговала?
Выражение лица подопечной Марине понравилась – изумление, сомнение и радость. Собственно, иной реакции она не ждала.
– Но…
– Не волнуйся, платье, туфли, макияж – я беру на себя, с подготовкой никаких проблем не будет, – голосом деловитой доброй феи проговорила Марина. – Ты умеешь танцевать? Полонез? Вальс? Кадриль?
Об этом Марина спросила просто так – ясно же, что не умеет.
– Вальс немного… могу, – ответила Сашенька, вспоминая, как на выпускном металась с одноклассником по стертому паркету актового зала. Раз-два-три, раз-два-три… почти в такт.
– «Немного» в данном случае не годится, – покачала головой Марина, – но ты не бойся, многие приглашенные проходят перед балом двухмесячное обучение. Тебе, правда, на подготовку осталась всего неделя, но не обязательно же разучивать все танцы. Один-два освоишь – и нормально. Я в прошлом году участвовала только в полонезе – нет ничего проще. Идешь себе, идешь с партнером, смотришь вперед, руку держишь ровно. Поворачиваешь и опять идешь. Самое трудное – не смеяться.
Сашенька улыбнулась, вновь потрогала красивые буквы и убрала пригласительный билет в конверт – в душе царила растерянность. Она ничего не понимает… Бал, свечи… и Марина в прошлом году танцевала полонез…
– Я ничего не понимаю, – честно призналась она.
– Сейчас я тебе все объясню…
Решение отправить Сашеньку на бал пришло неожиданно. Марина даже удивилась, почему не подумала об этом раньше – подопечную временами надо развлекать, а разве роскошное торжество – не отличная возможность внести в ее жизнь разнообразие? Вот пусть потом и пишет об этом! Информации и впечатлений хватит на два номера. И мужчины… Не стоит о них забывать. На подобных мероприятиях завязываются знакомства, которые часто перерастают в нечто большее. Вдруг Саша втрескается в кого-нибудь по уши? Хорошо бы. Интрига наслаивается на интригу, и читатели с нетерпением ждут четверга, мечтая купить любимый журнал.
Сама Марина уже трижды присутствовала на Осеннем Балу, но культурные походы были частью работы. Первый год пресса дралась за возможность освещать столь красочное событие, но потом стало спокойнее, и сейчас это право закреплено за журналом «Артэль», журналом «Кисс» и еще двумя-тремя газетами – ни к чему создавать толпу из фотографов, да и дамы в пышных платьях, и кавалеры в смокингах плохо смотрятся с диктофоном в руке, а без соответствующего наряда никто не может переступить порог наполненного музыкой зала.
Пять приглашений уже давно лежали в ящике стола. Марина еще неделю назад позаботилась о платье, Белозерцев привел в порядок свой единственный смокинг, два билета были закреплены за подчиненными. Оставалось распределить обязанности, набросать план работы, утрясти детали и пристроить еще один билет…
– Раз в году в сентябре в ГЦКЗ «Россия» проходит Осенний Бал. Учредителями и организаторами которого являются: администрация города, несколько благотворительных фондов, ассоциация бальных танцев. Билеты дорогущие, строжайший дресс-код. Для женщин обязательны вечерние платья длиной до пола – предпочтителен белый цвет. Для мужчин – фрак, смокинг с бабочкой или парадная военная форма. Около шестидесяти пар дебютантов два месяца разучивают танцы. Лучшие флористы украшают залы живыми цветами. Лучшие кондитеры готовят изысканные десерты. – Марина развела руками, вдохнула и добавила: – это – Настоящая Сказка.
– Ничего себе… – с трудом произнесла потрясенная Сашенька.
– Бал длится с девяти вечера до утра, и за это время многие успевают встретить «ту единственную» или «того единственного», которых искали всю жизнь. Поговаривают, что холостякам делают большую скидку на билет, но это, конечно же, вранье, – Марина искренне и звонко рассмеялась.
С утра у Сашеньки голова была забита мыслями о Свете. Федор Иванович ничего против гостьи не имел, даже наоборот – выказывал по этому поводу странную радость (напевал: «Любо, братцы, любо, любо братцы жить…» и пританцовывал), но на душе все равно было неспокойно. Света устойчиво ассоциировалась с грустным прошлым – тут же появлялись образы командировочного, храпящего на кровати, Галины Аркадьевны и Пашки. Да и нельзя сказать, что отношения с двоюродной сестрой были из разряда положительных… Но сейчас, после слов Марины, от тревог не осталось и следа – теперь Сашенька думала только о предстоящем бале.
У нее будет необыкновенное платье. Ух, ты!
Вальс, полонез, десерты… Ух, ты!
На миг закрыв глаза, она увидела в темноте желто-оранжевый танец свечей, услышала музыку и вдохновенно вздохнула. Это праздник!
– Но я же никого не знаю, – Сашенька спустилась с небес на землю и посмотрела на Марину. – Как же я там… совсем одна?
– Не волнуйся, наш журнал освещает это событие. На балу буду еще я, Андрей Юрьевич, наш фотограф и Денюхин – не засохнешь ты от одиночества. Кстати, свои впечатления ты сможешь потом использовать в дневнике.
Чтобы выпалить благодарственную речь, состоящую в основном из горячих «спасибо», Сашенька набрала в легкие побольше воздуха, но ее порыв был срезан знакомым мужским голосом:
– Всем привет. Марина, извини за вторжение. Где шляется Белозерцев?..
«У-у-ух…» – сердце сжалось в маленький комочек и полетело вниз. Не спрятаться, не скрыться… Сергей.
– …мобильник не отвечает. Я ему барахла всякого привез – он просил…
Сашенька не услышала, а почувствовала за спиной один тяжелый шаг, еще один, еще.
– …букинистика и пара дисков. Я у тебя оставлю, передашь?
– Привет, передам, конечно, кидай на стол, – весело и доброжелательно говорила тем временем Марина. А Белозерцев в ГИБДД поехал, нарушил он там чего-то – теперь разбирается.
Сашенька медленно повернула голову и тут же встретила удивленный взгляд серо-стальных глаз. Ну, да, ну, да… это она… ну, да, ну, да… это он.
– Сергей, ты в «России» будешь? – спросила Марина, с сожалением выбрасывая пустой пластиковый стаканчик. Кофе, увы, выпит давно, а за новой порцией идти лень.
– Я принесу! – выпалила Саша, подскакивая. Вылетев из кабинета и сжимая в руке конверт, она устремилась к кофе-машине. «Ой, ой, ой! А если бы он спросил, что я здесь делаю? А если бы Марина сказала, что я рассказываю о своей жизни… А если бы он захотел почитать… Ой, ой, ой!»
Но он же все равно спросит. Конечно же, спросит…
Эх!..
* * *
Особой дружбы у Сергея с Белозерцевым никогда не было. Раньше в основном объединяла работа, да и теперь она играла не последнюю роль. Редкие встречи за стаканом пива, обсуждение обыденного и наболевшего, общие знакомые… Но каждый занят своим делом, и у того, и у другого свободное время весьма ограничено.
О проблемах Белозерцева Сергей знал – хуже нет, когда появляется вот такая Фокина и переворачивает все с ног на голову. Хорошо еще – она сама не вздумала стать главным редактором журнала, а могла бы… с ее-то рвением! Даже странно, что до такого она не додумалась…
Белозерцев злился, Сергей давал советы.
Сам бы он терпеть такое не стал – не тот характер. Именно поэтому мотался по всему миру, трудился сразу для нескольких газет, и ни от кого не зависел. Талант, повышенная работоспособность и харизма давали ему возможность выбора. А потому он делал что хотел и поступал так, как считал нужным. Пожалуй, единственным напрягом, случившемся за последнее время, можно было считать отказ Ники – где-то он просчитался, где-то потерял контроль над собственными чувствами и желаниями… Расслабился.
Этим утром Сергей планировал заскочить к Белозерцеву на пару минут, но визит пришлось продлить… В кабинете Марины за овальным столом для совещаний сидела знакомая девушка – Александра. Да, он был удивлен. А еще больше его удивила ее реакция – вместо стандартного «кажется, мы с вами где-то встречались» она вспорхнула и улетела. Неужели, она продолжает его бояться? И что она здесь делает? По всей видимости, работает.
* * *
Поставив стаканчик, Сашенька нажала кнопку.
«У-у-у-у», – загудела кофе-машина.
«И-и-и-и», – заныло у Сашеньки внутри.
«Блюм», – плюхнулась последняя капля и по кофейной глади пошли короткие круги…
– Ну, здравствуй, дочка нефтяного магната, – сухой, ровный голос за спиной.
Сашенька обернулась.
– Здравствуйте… – На щеках вспыхнул румянец. Сергей… И что же он все ходит и ходит, ходит и ходит, дел у него разве других нет?
– Чего сбежала? Я, вроде, сегодня без топора. – Он подошел ближе и встал напротив.
– Я…
– Ты здесь работаешь?
– Да.
– Давно?
– Нет. Вы знаете… мне уже надо идти… – Сашенька махнула рукой в сторону архивной комнаты, но тут же поняла свою ошибку и махнула повторно – на кабинет Марины.
«Наверное, сейчас побежит, и опять будет заметать следы…», – насмешливо подумал Сергей, представляя, как Саша срывается с места и устремляется вперед, петляя вокруг столов.
Взяв стаканчик, он тоже поставил его на пластмассовую решетку кофе-машины и тоже нажал кнопку. «У-у-у-у», – раздалось прерывистое бухтение, а затем: «бульк, бульк, бульк». Он заглянул в глаза странной девушки, безошибочно прочел в них смятение и произнес:
– Не буду тебя задерживать, Саша.
Сашенька чуть заметно кивнула, отвела взгляд и сделала шаг в сторону. Сильное желание остаться и рассказать ему о своих трудностях приковало ноги к полу. Но разве может она себе такое позволить и разве Сергею это интересно?
– До свидания, – тихо сказала она и быстро пошла к кабинету Марины.
Глава 12
Заходите, гости дорогие…
– Так. На чем мы остановились? – Марина сняла трубку с дребезжащего телефона, дала ценные указания, небрежно вернула трубку на место и продолжила: – значит, от приглашения на Осенний Бал ты не отказываешься?
– Конечно, нет, – замотала головой Сашенька, – спасибо!
– Замечательно, и не волнуйся, одна ты не будешь. Вот Ермаков тоже собирается. Он, правда, не любитель подобных мероприятий, но как человек сознательный приедет обязательно. Полвечера будет подпирать спиной какую-нибудь колонну, хмуриться и смотреть на часы, потом станцует пару положенных вальсов и, вздохнув с облегчением, отправится домой. В прошлом году он приехал вместе с Сотниковой, а в этом, скорее всего, явится в гордом одиночестве. Хотя, кто его знает…
– А почему ему не нравятся такие мероприятия? – вопрос сам сорвался с губ Сашеньки.
– Ты представляешь его в смокинге? – хмыкнула Марина. – С бабочкой?
– Нет, – Сашенька улыбнулась. Сергея она хорошо представляла среди дремучего леса с топором в руке, небритого и опасного.
– А мне повезло – этот феномен я наблюдала дважды, – Марина усмехнулась. – Ермаков вообще не любит помпезные вечеринки, а уж бал… Нет, это не для него.
– Тогда зачем он едет? – удивилась Саша.
– Я же говорю – сознательный. Во-первых, один из организаторов – его родственник, пусть дальний, но все же… Во-вторых, больше половины вырученных средств уходит на благотворительность. В-третьих, на вечере всегда присутствует много друзей и знакомых, например, та же Ника Сотникова. В-четвертых, ему по рангу положено хоть иногда участвовать в светской жизни. И так далее. Причин масса, но основные, конечно, первые две. Вот он и мучается. – Марина развела руками над столом и подвела итог: – для большинства девушек Осенний Бал праздник, а для многих мужчин – всего лишь долг.
К своему рабочему месту Сашенька шла в приподнятом настроении – приятно, когда впереди тебя ждет столько прекрасного и удивительного. Когда на голову неожиданно сваливается настоящее чудо! Когда черная полоса сменяется белой, когда… Она остановилась, посмотрела на буфетный шкаф, полки которого были заставлены пластиковыми стаканчиками и коробочками с различными сортами чая, и изменила маршрут. Сергей уже уехал, и она может спокойно выпить кофе – не волнуясь, не заикаясь. Она может немного помечтать, представляя себя в белом платье, танцующей летящий вальс. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
А кто же в этой сказке будет ее партнером, кому она обязательно истопчет мыски ботинок?
«Сергей», – пронеслось в голове, и Сашенька пролила сливки мимо стакана.
* * *
Федор Иванович грустил. Ну почему, почему Сашина двоюродная сестра – Света, едет в гости одна? А как же ее мамуля – легендарная Галина Аркадьевна? Так бы было замечательно – мамочка на обед, а доченька – на ужин… Уж он бы им объяснил разом, «что такое хорошо, а что такое плохо». Надолго бы запомнили… Ну, да ладно, пусть из развлечений пока будет только Светка.
– Светка-пипетка, – процедил Федор Иванович, и глаза его сверкнули мстительным огнем. – «Любо, братцы, любо, любо братцы жить…»
Он помаячил около окна, посматривая то на двор, то на противоположный дом, затем достал из холодильника желтую эмалированную кастрюлю с борщом и водрузил ее на плиту. Нарезал черный хлеб, укропчик и почистил большую луковицу.
Как только под крышкой забулькало, Федор Иванович поставил на стол глубокую тарелку и в предвкушении сытной трапезы потер руки. Зачерпнув столовой ложкой сметану, он выдохнул оптимистичное «ух!» и… и, довольно причмокнув, зашаркал в коридор – в дверь позвонили, а гостя он как раз ждал. Вернее, гостью. Правда, не так скоро.
– Здравствуйте, я сестра Саши.
«Никакого сходства», – подумал Федор Иванович, с любопытством оглядывая с головы до ног высокую девушку. Тощая брюнетка, губы бантиком, нос вздернут. Юбчонка с рюшами – еле трусы прикрывает, и как она себе попу-то не отморозила?! Зато джинсовые сапожища чуть ли не до колен, хотя живот наружу, опять же опасно для здоровья – не лето нынче…
– Здравствуйте, я сестра Саши, – повторила девушка, делая маленький шаг к розовому чемоданчику.
«Вот ведь молодежь нетерпеливая пошла, – покачал головой Федор Иванович, – подумать спокойно не дадут».
– Чего?! – громко переспросил он, вытягивая шею вперед. – Чего-о-о?
Света недовольно поджала губы. С матерью она поругалась, потом тряслась в автобусе, проголодалась, как стая волков, еле нашла улицу и дом, а тут еще с хозяином квартиры проблемы. Надо было вечером приезжать – Сашка бы уже вернулась с работы, но с другой стороны, нет ничего хуже, чем ждать.
«Глухой дурак», – поставила диагноз Света, а вслух произнесла:
– Я приехала к сестре, можно зайти?!
– А-а… понял, – Федор Иванович кивнул и пропустил гостью в тамбур.
Пока сестрица Сашеньки снимала сапоги и короткую курточку, он неотрывно следил за ней. Ишь ты, оглядывается, улыбается… И чему радуешься, красавица? С чемоданом прикатила, уж не жить ли ты здесь собралась? Ну-ну…
Света увидела на тумбочке рядом с журналами Сашин мобильник и рассердилась. Теперь понятно, почему эта неудачница не отвечала на звонки, вечно она забывает телефон! Как же зовут хозяина квартиры? Сиди тут теперь с ним допоздна…
– А Саша когда придет?
– Чего? – Федор Иванович наклонил голову на бок и почесал бороду.
– Когда придет Саша?! – выкрикнула Света, стараясь, чтобы вышло не слишком грубо. Ей здесь жить, и хочешь – не хочешь, а производить благоприятное впечатление нужно.
– Небось к ужину.
– В шесть?
– Где нравится, там и можешь сесть, – невпопад ответил Федор Иванович, подтягивая линялые спортивные штаны.
«Глухой, как пень», – тяжело вздохнула Света.
– А в какой из комнат она живет?
– Нет, сосед мой не пьет, – хмыкнул Федор Иванович и, махнув рукой, мол, ты перепутала, милая, направился в кухню. И остывший борщ он съест с большим удовольствием. Съест в гордом одиночестве.
Усевшись за стол, он добавил сметаны в тарелку, смачно хрустнул луковицей и заработал ложкой. Света, остановившись рядом с раковиной, сглотнула набежавшую слюну и покосилась на желтую кастрюлю – в животе протяжно заурчало. А ее угощать не будут? А почему?.. Сразу вспомнились наваристые мамины супчики и бульоны.
– Я… наверное, с вами пообедаю. – сообщила Света глухому пню.
– Чего?
– Я, говорю, тоже бы пообедала! – крикнула Света и резко ткнула розовым ноготком в кастрюлю.
– А-а, – протянул Федор Иванович, улыбаясь, – помой, конечно, я же не против, только спасибо скажу.
С дурным предчувствием Света подняла крышку – пусто. На дне только три маленьких картофельных кубика и кружок морковки. И, кажется, ей теперь придется выполнять роль посудомойки… Да пропади пропадом эта кастрюля! Не за этим она приехала в Москву! Где Сашка?!
Света поставила кастрюлю в раковину, взяла в одну руку колючую губку, а в другую бутылочку с моющим средством и мысленно взвыла. Дома по хозяйству крутилась мать, и заниматься такой гадкой работенкой не приходилось. Фу… Да как вообще моется посуда?! «Ладно, только один раз, только один раз… продержусь до возвращения Сашки, а там пусть она сама разбирается с этим чурбаном бородатым».
«Давай, давай, красавица, старайся, – про себя приободрил гостью Федор Иванович, – труд – он всегда на пользу».
Но Света особо усердствовать не собиралась, сполоснув кое-как кастрюльку, она поставила ее на соседний стол, вытерла руки о висевший на крючке фартук и, посчитав, что теперь-то она обед точно заслужила, решительно заглянула в холодильник. На полках стояли еще две маленькие кастрюльки, мисочка, рыбные консервы, молоко, лежали пакет с дырчатым сыром и пакет с тремя сосисками.
– А хлеб у вас есть? – спросила она, оборачиваясь.
– Если хочешь, можешь присесть, – радушно ответил Федор Иванович.
– Я, говорю, хлеб есть?!
– Есть. В булочной на углу.
«Чего он врет-то… – не поняла Света, – перед ним же на тарелке два куска черного лежат… Жадный старикан! Наверняка, и за сосиски удавится!»
Мелькнула мысль все же сходить в магазин – до вечера-то далеко, но сил и желания на это не нашлось… Короче, она кастрюлю помыла, и пень обязан ее покормить. Вот так! А то сам лопает, воняет луком и сметанку в борщ подкладывает, а ей что?.. Налил миску до краев и жрет с удовольствием! О… У Сашки же должны быть свои продукты – личные. Где они?
– А в холодильнике есть Сашина полка?
– Чего?
– Где Сашина полка?!!
– Ну, сходи в магазин, только ты недолго…
Терпение Светы иссякло, она взяла пакет с сыром и пакет с сосисками, закрыла дверцу холодильника и положила добычу на стол. Нет хлеба и не надо, просто с горячим чаем тоже будет очень неплохо.
Федор Иванович доел суп, похлопал себя по животу, отодвинул тарелку и сцапал только что почищенную гостьей сосиску. Он, конечно, сыт, но двоюродная сестра Сашеньки не получит ничего.
От шока и возмущения Света на пару секунд потеряла дар речи. Рука этой «глухой тетери» так быстро мелькнула перед глазами, что она даже не сразу поняла, что произошло. Дядька отобрал у нее сосиску. Отобрал и сожрал! На ее глазах!
«Самый настоящий гад», – заскрипела зубами Света. Почистила вторую сосиску, положила ее на край разделочной доски и взялась за третью.
Но вторая сосиска была проглочена хозяином квартиры с точно такой же скоростью.
«Это я себе чищу!»
– Сыра мне еще порежь, пожалуйста, – вежливо попросил Федор Иванович, не спуская глаз с последней сосиски.
«Ага, щассс», – мысленно протянула Света, скрипя зубами. О, если бы ее дальнейшая жизнь частично не зависела от этого бородатого сморчка, она бы сейчас послала его куда подальше. Но она приехала покорять Москву и на первых порах без жилплощади ей никак не обойтись.
– Очень мне у вас нравится! – громко выпалила она и, больше не совершая ошибки, откусила почти половину сосиски.
«Эх, не уберег», – расстроился Федор Иванович.
Нож застучал по доске, и три тонких ломтика сыра аккуратно легли друг на друга. Света, выдавила из себя улыбку и добровольно принесла жертву на пользу собственной судьбе – «ешь, но остальное – мое». Ломтики молниеносно отправились в рот хозяина квартиры.
– Давай еще, – потребовал Федор Иванович, облизываясь.
Нет, одной сосиски за вымытую кастрюлю слишком мало! И разве так нужно принимать гостей?! Света поискала глазами чайник.
– Когда придет Саша?
– Чего?! – послышался стандартный ответ.
– В шесть часов или в семь?!!
– Это кто обнаглел совсем?
– Да нет же! Я сказала – семь! Понимаете, семь!!!
Федор Иванович встал, боком оттеснил Свету к стене, отобрал нож, брусочек сыра и проорал ей в ухо:
– Ты чего кричишь в моем доме, ненормальная?!!
– Так вы же глухой… – резко испугавшись, промямлила Света.
– Сама ты глухая! А ну-ка забирай свой поросячий чемодан и уматывай отсюда! Ишь ты приехала! Ждать устали! – Федор Иванович сдвинул брови и демонстративно откусил сыр. – Нам тут с Сашенькой хорошо и никакие голопопые девицы нам не нужны! Особенно такие, как ты! Счастливого пути!
Растерявшись, Света пискнула нечто невразумительное, вжала голову в плечи и бросилась в коридор. А мужик-то чокнутый! И агрессивный! Ноги со скоростью звука влезли в сапоги, руки скользнули в рукава куртки.
– Я вам кастрюлю помыла, а вы… – затараторила она, но, встретив убийственный взгляд, вылетела на лестничную площадку с чемоданом в обнимку.
– И чтоб духу твоего здесь больше не было! – выскакивая следом, взвился Федор Иванович. – А квартиру я Сашеньке завещаю, так и знай! И на мамашку твою управу найду! Ух, получите у меня! – он погрозил кулаком в пустоту и, мгновенно успокоившись, прислушался – чемодан приятно гремел вниз по ступенькам. – Так-то лучше, – с улыбкой добавил он и запихнул в рот оставшийся кусочек сыра.
Вернувшись в кухню, Федор Иванович отодвинул тюль, посмотрел на окна Машеньки и многообещающе произнес:
– Я на всех управу найду.
* * *
Перебирая впечатления, скопившиеся в душе за день, Сашенька повесила сумку на крючок вешалки и направилась в свою комнату. Из ванной доносились звуки струящейся воды – значит, Федор Иванович моется. Эх, до чего же сейчас хорошо…
Она переоделась, села на диван и замерла с мечтательной улыбкой на лице. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… Скоро они поедут с Мариной выбирать платье, а в следующую пятницу будет бал. Дамы приглашают кавалеров или кавалеры приглашают дам. Нет, она побоится кого-нибудь приглашать…
Последний раз она танцевала с Пашкой на концерте заезжей звезды, и он тогда прижимал ее к себе, шептал в ухо всякую ерунду…
Сашенька обняла себя за плечи, точно замерзла, и попыталась понять, что же она к нему чувствует? Раньше Пашка так много для нее значил, а теперь?..
– Почему тебя сегодня задержали? – заходя в комнату и вытирая волосы махровым полотенцем, спросил Федор Иванович. Тельняшка и мягкие свободные штаны делали его похожим на потрепанного ветрами морского волка. – Смотри, за переработки они должны платить дополнительно.
– Добрый вечер, – улыбнулась Сашенька, отодвигая вопрос, связанный с Пашкой, в сторону. Конечно, чувства еще остались, но, как ни странно, душа болит уже не так сильно. До избавления осталось совсем немного. – Я сама закопалась, и время пролетело быстро… А Света не звонила? Я телефон на тумбочке оставила, а она собиралась сегодня приехать.
– Так она и приехала, – перекидывая полотенце через плечо и засучивая рукава, ответил Федор Иванович. Уши у него покраснели. – Только побыла она немного… сосиску съела и заспешила обратно.
Сашенька удивленно приподняла брови:
– Как это так?
– А я почем знаю, – ворчливо выдал Федор Иванович. – Нервная она какая-то, может, ей витаминчиков попить, а?
– Я думала, она меня дождется, – растерянно проговорила Сашенька.
– Видимо, торопилась… – Федор Иванович стыдливо уставился на обтрепанные кончики тапок и добавил: – Не переживай, мало ли какие у нее дела… Понимать же надо…
– А я и не переживаю, – устало вздохнула Сашенька и закрыла глаза – раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Глава 13
Берегите ноги, господа!
Два дня стрелки часов огорчали своей медлительностью. Выходные тянулись до невозможности долго, и пришлось устраивать генеральную уборку, чтобы немного отвлечься и заодно навести порядок (чему и была посвящена вторая половина воскресенья). Федор Иванович горячо сопротивлялся, выступал против «жестокого произвола и негуманного отношения к реликвиям» и тщательно изучал каждую мелочь, объявленную Сашей мусором, но в конце концов смирился и внес свою лепту, разобрав полки двух шкафов и отдраив до бриллиантового блеска окна во всей квартире. «Вполне», – охарактеризовал он проделанную работу и благодарственно хлопнул Сашеньку по плечу. «Ага», – согласилась она и с надеждой посмотрела на часы – десять. Пора отправляться спать, а завтра… А завтра понедельник!
И понедельник не разочаровал – уже в одиннадцать Марина потащила Сашеньку по магазинам. Никаких крупных покупок не предвиделось, так как платье планировали взять напрокат, но для бодрости духа, для особого настроения такой мини-шоппинг был необходим. Маленькое круглое зеркальце, почти игрушечный флакончик духов, блеск для губ, компактная пудра – вот то, что принесло Сашеньке тихую радость и добавило блеск глазам. Марина осталась довольна.
Следующим пунктом стал салон красоты, где над Сашенькой немного поколдовали, подчеркнув ее индивидуальность и достоинства.
– Считай это генеральной репетицией, – коротко улыбнулась Марина, придирчиво оглядывая свою подопечную, – то же самое плюс укладка волос тебя ожидает в пятницу.
– Здорово, – кивнула Сашенька, надеясь, что выщипывать брови перед балом уже не будут.
А затем пришло время выбирать платье. Машина Марины остановилась около магазинчика, прилепленного к жилому дому: витрины украшены длинными золотыми и серебряными перьями, полосками ярких лент, широкополыми шляпами, клубками тесьмы, кружев и небрежно раскиданными рулонами ткани. Всего было так много, что в глазах у Сашеньки зарябило.
– Здесь шьют хорошие платья и костюмы, – пояснила Марина, решительно открывая дверь. – Шьют дорого, но желающих сделать заказ всегда предостаточно.
Магазин представлял собой большой зал (снаружи помещение казалось куда меньше), в котором царил точно такой же художественный беспорядок, как и в витринах. Три примерочных располагались в дальнем углу справа, слева – передвижные вешалки с плотными рядами платьев, а все остальное – столики и стулья, заваленные тканями и прочей атрибутикой портняжного ремесла.
– Добрый день, – поздоровалась Марина с седой женщиной, тщетно пытающейся отыскать нужное в большой бежевой коробке, наполненной пакетиками с пуговицами, бисером, кнопками…
– Добрый. Вы к Валентине Юрьевне? Сейчас приглашу.
Валентина Юрьевна появилась незамедлительно и, лучась добротой и заботой, активно принялась подбирать Сашеньке платье. Марина настаивала на белом, и в первую очередь были рассмотрены именно такие варианты, но ничего подходящего не нашлось. То грудь тонула в лифе, то юбочная часть оказывалась слишком коротка, то не по фигуре, то слишком вызывающе, то слишком скромно… Так выбор перескочил на бледно-розовые и голубые платья, и Сашенька вздохнула с облегчением – в белом наряде она чувствовала себя как невеста… которая забыла подыскать жениха. Некомфортно. Еще очень расстраивало то, что ее вкус вовсе не совпадал со вкусом Марины, и к ее пожеланиям особо никто не прислушивался.
Валентина Юрьевна непрерывно щебетала, а Марина отрицательно мотала головой. Сашенька мерила и снимала, мерила и снимала, и уже мечтала, чтобы этот конвейер пастельных тонов наконец-то остановился.
– Берем, – одобрила Марина, когда Сашенька надела розовое атласное платье, отделанное белым кружевом на манжетах, на поясе и по подолу.
– Очень красиво, – охотно поддакнула Валентина Юрьевна, отступая на шаг, – мы и сумочку вам подберем в тон и шляпку…
– Шляпку не надо, – категорично ответила Марина.
Сашеньке платье понравилось, хотя чувствовала она себя в нем несколько неуютно: ничего удивительного – раньше носить такое не приходилось. Она покрутилась около зеркала, представила себя вальсирующей, улыбнулась и выдохнула:
– Да, берем.
В обувной магазин она ехала в состоянии приятной усталости. Готовясь к очередным сложностям с выбором, она утешала себя тем, что подойдут любые белые туфли, и вряд ли Марина будет особо придираться, раз юбка такая длинная.
– Я на очень высоких каблуках ходить не умею, а танцевать вообще не пробовала, – на всякий случай предупредила Саша.
– Научишься, – отрезала Марина. В пять тебя ждет преподаватель танцев, будешь репетировать в новых туфлях.
– Сегодня – уроки танцев?! – ахнула Сашенька.
– Да, времени осталось не так много, – серьезно ответила Марина. – Обучение входит в стоимость пригласительного билета – эта инициатива организаторов Осеннего Бала, что, в общем-то, правильно.
Покупка туфель к Сашиной радости не заняла много времени. Белые, с двумя аккуратными бантиками, с высоким, но устойчивым каблуком, они идеально сели на ножку, да так, что снимать уже не хотелось.
– Берем, – произнесла ключевое слово Марина.
– Берем, – опять согласилась Сашенька.
От полноценного обеда пришлось отказаться (как кружиться под музыку с булькающим в животе супом?), поэтому, вернувшись в офис и зайдя в столовую, Сашенька позволила себе только салат с хлебом и полстакана сока. Сил на вальсы и мазурки осталось немного, но страх опозориться на балу и желание научиться красиво и правильно танцевать бодрили и толкали на скромные подвиги.
До студии Сашенька доехала самостоятельно на метро, чему была несказанно рада (при Марине она, наверняка, смущалась бы разучивать всевозможные па). Предъявила на входе пригласительный билет и поднялась на второй этаж, где в зеркальном зале уже проходили обучение три пары дебютантов и две пожилые пары. Звучала приятная мелодичная музыка и четкие указания преподавателей: «локоть выше, спину ровнее, поворот, еще поворот, опять локоть повис!..». Сердце забилось быстрее, и радость мгновенно утопила страх.
– Я Александра Аксенова, – представилась она худосочному молодому человеку, сидящему в углу зала на узкой деревянной скамейке. – Вы мне не подскажете…
– А я как раз вас жду, – он резко поднялся и улыбнулся. – Николай. Буду обучать вас премудростям танца.
– Большое спасибо, – горячо ответила Сашенька.
Как только она обула туфли, Николай вывел ее в центр зала и, переходя на «ты», спросил:
– С вальсом знакома?
– В рамках школьной программы, – пожала плечами Саша, имея в виду выпускной вечер.
– Понятно, – усмехнулся Николай. Дождавшись следующей мелодии, он припечатал одну руку к Сашиной спине в районе лопаток, а второй сжал ее ладонь. – Для начала просто расслабься и следуй за мной.
Расслабиться не получилось, следовать – тоже. Сашеньке очень захотелось продемонстрировать свое умение и заслужить похвалу. Она изобразила «ход конем», споткнулась и повисла на Николае.
– Работа предстоит огромная, – мрачно произнес он, помогая партнерше выпрямиться.
– Вы не беспокойтесь, – утешила она, – я очень быстро учусь, давайте попробуем еще раз.
– Спину держи ровно, живот втяни, голову чуть на бок, улыбка и-и-и-и… пошли! Раз-два-три, раз-два-три…
– Раз-два-три… Ой! Я вам на ногу наступила…
* * *
Владимирская область
С Ирмой Пашка познакомился в ночном клубе неделю назад. После расставания с Сашей он пытался избавиться от неприятного осадка в душе и надеялся по-быстренькому подцепить какую-нибудь красотку. Именно «по-быстренькому» и получилось – Ирма сама сделала первый шаг, попросив угостить ее коктейлем. Паша обрадовался. Внешность и раскованное поведение юной дамы обещали не только завистливые взгляды друзей, но и страстные ночи. Блондинка, глаза кошачьи – раскосые (вот она, экзотика!), губы искрятся блестками, фигурка, как с обложки журнала. И знает чего хочет, и кокетливо требует это через каждые десять минут.
С ней Пашка оказался в постели на следующий день к обеду. Она так стонала и повизгивала… Точно такие же звуки она издавала вечером, когда выклянчила новый мобильный телефон со стразами и целую гору дорогущей косметики. Паше нравилось производить впечатление состоятельного мужчины, который для «своей девочки» луну с неба достанет, и он охотно тратил деньги. Но на четвертый день волей-неволей стал сравнивать Ирму с Сашенькой, и сравнение это, как ни странно, было не в пользу новой подруги.
«Ну и что, – думал Паша, – и вовсе она со мной не из-за побрякушек. Да многие бы могли купить ей и побольше, но она-то со мной. А Саша… она другая…»
Ирма лихо пила шампанское, закусывала кислой клубникой из супермаркета, дула губки, хныкала, что нет взбитых сливок, и охотно стягивала с себя кофточку при каждом удобном случае. Пашка даже не успевал намекнуть или пристать «как следует», а она уже танцевала стриптиз на диване и манила пальчиком.
Половина накопленных денег за неделю растаяла.
Ну и ладно.
Было однажды у Пашки желание позвонить Сашеньке (как она там… разобралась с теткой?), но он сдержался и вновь переключил внимание на Ирму. Что было, то уже травой поросло, глупо же возвращаться к прошлому. Возвращаться? Нет, конечно же, нет! С Сашей он расстался – навсегда. Они разные да и к серьезным отношениям он не готов, а иных с ней получиться не может.
– Не люблю понедельник, – Ирма сморщила носик и сунула косметичку в сумку. Пашка уже давно заметил, что сначала она собирает вещи и только потом надевает нижнее белье и остальную одежду. – Все какие-то чокнутые, уставшие… Бегут куда-то, злятся, суетятся… Не представляю, как я буду работать когда закончу институт.
– А я не представляю, как можно сидеть на лекциях и сдавать зачеты – давно это было… – вздохнул Паша ностальгически.
– Ну, вот, – Ирма с коротким «вжик» застегнула молнию компактной сумочки и потянулась к лифчику. – Вроде, ничего не забыла. Мы же сегодня последний раз встречались…
– Как? – изумился Пашка, свешивая ноги с дивана. Пожалуй, было чему удивиться.
– Ну, порезвились и хватит, – улыбнулась Ирма, оборачиваясь в поисках трусиков. – У меня же есть жених, только он вечно пропадает в командировках. Зато зарабатывает хорошо. А мне скучно, понимаешь? Ну почему я в двадцать лет должна сидеть у окна и на дорогу смотреть – не скачет ли мой принц на белом коне? Глупо же, правда? А так – ты получил удовольствие, и я получила удовольствие, и всем хорошо.
Ирма была настолько естественна в своей философии, что Пашка минуты на три потерял дар речи.
«Какое еще, на хрен, удовольствие?! То есть – да, было, но откуда взялся жених?»
Пока он подбирал слова, Ирма оделась и зашлепала в коридор.
– Если увидишь меня в ночном клубе, то сделай вид, будто мы не знакомы, а то вдруг я буду не одна…
– Подожди, но я думал… – дернулся Пашка.
– Чего? – сделала удивленные глаза Ирма.
– Нет, ничего…
Демонстрировать свою наивность и глупость Пашка не стал. Он-то полагал, что Ирма втрескалась в него по уши, что она еще такого крутого парня не встречала, что через неделю он представит ее друзьям, что потом будет небрежен и этим привяжет ее к себе еще сильнее… Да много таких «что» крутилось в голове! А оказалось – он просто привал, на котором Ирма мило провела время. Не более. А завтра она забудет его имя, а послезавтра бросится в объятия к жениху. К такому же идиоту, как и он – Пашка. Слабое утешение…
– Ну, пока, – Ирма чмокнула его в щеку, помахала ручкой и хлопнула на прощание дверью.
– Пока… – тихо ответил Пашка.
Глава 14
А прошлое уже далёко – ту-ту-у-у…
Похлопав по весомой стопке журналов, Федор Иванович довольно крякнул – теперь он знаменитость! Спасибо Сашеньке. Уж расписала она его положительные качества подробно и от души. И добрый, и справедливый, и мудрый, и заботливый! Да, он такой. И Машенька, когда прочтет, забудет своего индюка и вернется к нему – к прославленному Федору Ивановичу Веревкину – человеку со всех сторон замечательному.
– Я двадцать штук купил, – похвастался он, когда Сашенька вернулась с работы. – Соседям раздам и себе на память оставлю.
Она улыбнулась, вспоминая, как Федор Иванович на ее вопрос «а можно ли написать про вас?» протяжно бухтел и повторял: «только в крайнем случае». Значит, ему понравилось, как же хорошо…
Сашенька открыла свежий номер журнала на страничке с дневником, прочитала только последний абзац, подняла голову и задумчиво посмотрела в окно.
– А этот… который… в лесу тебе встретился… он чего? – запинаясь, спросил Федор Иванович. Историю знакомства Сашеньки с Сергеем он уже знал, а тут, кажется, появились новые подробности… и запутанно как-то – непонятно. То есть, вроде, все на поверхности, но… ни черта не понятно! Встретились опять где-то… случайно ли? «Меня он не увидел, я быстро и трусливо спряталась… Почему струсила? Были на то причины…». Про него же она пишет, про него! Ох, надо за ней присматривать… Вон щеки огнем вспыхнули – что у нее в голове? А на душе?.. – А ну-ка выкладывай все по порядку! – строго добавил Федор Иванович, чувствуя себя в этот момент не то отцом, не то дедом Сашеньки.
– Завтра пятница, – тихо произнесла она и закрыла журнал.
Время с понедельника до четверга пролетело как один день. Вроде, только что выбирала платье и покупала туфли, осваивала азы танца. А теперь – до Осеннего Бала осталось совсем немного, и на последнем занятии в студии Сашенька уверенно, легко и с удовольствием вальсировала со своим педагогом, который ее щедро хвалил. Да, меньше чем за неделю она научилась неплохо танцевать. Ноги ныли, спина болела, но эти погрешности не имели никакого значения – шесть часов каждодневного кружения под музыку приносили не только усталость, но и волнующую сердце радость. Завтра, завтра пятница…
– Спокойной ночи, – выдохнула Сашенька и устало поплелась в свою комнату.
– Но… – Федор Иванович хотел сказать, что еще только семь часов и спать укладываться рано, но передумал, махнул рукой и, недовольно качая головой, устремился к шкафу. Полчасика он подежурит с биноклем, потом еще раз перечитает Сашин рассказ в журнале, потом еще раз подежурит, потом еще раз перечитает… И где Саша могла встретить парня из леса – Сергея? Кто ж их знает! – Нравится он ей, – сердито буркнул Федор Иванович, ища глазами пачку папирос, – ох, нравится…
* * *
Владимирская область
Небольшой Пашкин отпуск подходил к концу, он и брал-то его только, чтобы хорошенько нагуляться с Ирмой. Какая может быть работа, если каждую ночь новая подруга тянет или в ресторан, или в клуб, а уж затем – в постель. Кто же знал, что он для нее всего лишь пилюля от скуки, источник новых побрякушек.
«Стерва, – цедил про себя Пашка, заводясь с каждым часом все сильнее и сильнее. – Саша бы никогда…»
Последнюю фразу он редко продолжал – чего рассуждать, и так ясно… сам дурак.
На девушек он теперь смотрел с неприязнью и опаской – в каждой мерещилась профессиональная стерва. Уязвленное самолюбие, вселенская обида, досада не давали никакого покоя. Пожалуй, теперь он мог доверять только Саше.
«А что, – думал Пашка, откидывая со лба светлую челку, – командировочный, наверняка, уже убрался из ее комнаты, проблемы с местом проживания больше не существует. А значит… а значит, вполне можно вернуть прежние отношения».
Он извинится, мол, погорячился, был неправ, идиот, конечно, и все такое – а Саша простит. Почему бы ей не простить? И пойдет привычная жизнь… А всякие Ирмы и прочие гетеры пусть катятся куда подальше.
Пашу удивляло, что Сашенька ни разу ему не позвонила. Он, когда расставался, очень боялся продолжительных слез и постоянных напоминаний о себе. «Давай попробуем еще раз», «Мне без тебя плохо», «А ты совсем по мне не скучаешь?» – приблизительно такой реакции он ожидал. От влюбленных девушек не так-то легко отделаться.
Но Саша не звонила.
Пашка задавался вопросом «почему?» и ответа не находил. Обиделась? Это можно понять, но ее чувство к нему должно быть сильнее любых обид. Разве нет?
Поглядывая на телефон, он тщательно подбирал слова извинений, и к вечеру четверга окончательно «созрел». Пять минут позора (каяться всегда трудно), обещания, сожаления и то самое «давай попробуем еще раз» – вот утвержденная программа намеченного примирения. Ну, практически никакого риска.
Зная, что Сашенька редко пользуется мобильником, Пашка, нервно промаршировав по коридору, набрал номер ее домашнего телефона. Трубку сняла противная Галина Аркадьевна и слова: «Здрасти, позовите, пожалуйста, Сашу» тут же примерзли к языку. Вдруг эта дура полезет с вопросами или еще с чем-нибудь полезет, на фиг ее. На фиг.
Пашка вновь смерил шагами коридор, прогнал мысли о трусости прочь и, накинув ветровку, выскочил из квартиры. Разговор по телефону – это в любом случае не то, что нужно. Конечно, он бы постарался договориться о свидании, но Сашенька могла бы и отказать, лучше же встретить ее «случайно» на улице. Если она еще не вернулась от капризного мальчика Коли, то есть шанс столкнуться с ней на перекрестке около продуктового магазина или в самом магазине, или на автобусной остановке рядом с недостроенной заброшенной спортивной школой. Шансов – масса.
Через полтора часа, покружив по знакомому району, вспомнив места прежних свиданий, Пашка, изрядно загрустив, поплелся к дому Сашеньки. Ноги сами понесли. Раз решил, то нечего откладывать примирение на потом, к тому же увидеть ее действительно хочется… Уже очень сильно хочется. И никакая Галина Аркадьевна не страшна. Пусть только попробует полезть с вопросами!
* * *
«Хорошо Сашка устроилась! Черт!» Света резким движением смахнула с плетеного кресла пожелтевший лист, села и насупилась. Да вот, пришлось возвращаться обратно – с розовым чемоданом и с клокочущей злостью в обнимку. Старый козел напугал ее и выгнал, и ничего не оставалось, как вернуться домой – к мамочкиным борщам и нравоучениям. О-хо-хо, триумфальное будущее она представляла себе совсем не таким. Совершенно не таким!
А что оставалось делать? Дождаться Сашку? И опять столкнуться с ненормальным бородатым сморчком? Нетушки, слишком большое испытание для гордости. А если посмотреть правде в глаза… то совсем дурно станет. Дедок этот ее сразу невзлюбил и ни за что не разрешил бы у него жить, а без жилья о карьере можно забыть. Не на улице же ночевать. Деньги, деньги… все упирается в проклятые деньги!
А как же Сашке повезло!.. Старику мозги запудрила своей порядочностью, втерлась в доверие, да так, что он ей квартиру завещать собирается – зараза! И он зараза и она зараза… Мучаясь приступом зависти, Света поджала губы и стукнула кулаком по подлокотнику. И тут взгляд сфокусировался на светловолосом молодом человеке, одетом в джинсы и синюю ветровку с отделкой в виде красных полосок на рукавах. Давно он уже маячит за забором, давно, но близко не подходит… Ха! Да это же Сашкин дружок! Бывший, по всей видимости. Это от любви к нему она тут порхала, как бабочка… Встречались-жались-мялись и расстались. Ага, расстались, а то бы она не укатила в Москву и он бы не болтался тут маятником… Света усмехнулась, встала и направилась к калитке. Что ж, пусть и ему будет плохо. Сейчас она расскажет горе-воздыхателю о своей двоюродной сестричке (которая прекрасно живет в двухкомнатной московской квартире и не страдает от ностальгии), и почувствует себя намного лучше.
Как зовут молодого человека, Света знала – пару раз, сгорая от любопытства, она подслушивала телефонные разговоры Саши. Однажды даже проследила за ней до кинотеатра и, убедившись, что парень не представляет собой ничего особенного (не олигарх уж точно). вздохнула с облегчением и потеряла к роману сестры всякий интерес.
– Эй, привет! – крикнула она, распахивая калитку. – Ты Павел, да?
Пашка дежурил около дома уже минут пятнадцать (в Сашиной комнате свет не горел, а значит, оставался шанс перехватить ее на улице) и, старательно проговаривая слова извинений (уже по сотому кругу), вышагивал туда-сюда, глядя под ноги. Услышав звонкий оклик, он поднял голову и оглянулся. Хм… дочурка Галины Аркадьевны – Света… ходячий кошмар номер два… из той же породы, что и Ирма…
– Ну, – ответил он, подходя ближе.
– К Сашке пришел? – поинтересовалась Света.
– Пришел.
– И долго здесь шлындать собираешься?
– Пока ее не увижу. – Дашке не хотелось вступать в переговоры.
– Поссорились?
– Не твое дело.
– Напрасно ты хамишь мне, – Света едко улыбнулась, – я же помочь хотела… Саша же… А, в общем, разбирайся сам.
Она дернула плечиком и нарочно медленно повернулась к Пашке спиной.
– Подожди, – торопливо выдал Пашка, попадаясь на крючок, – где она?
Света наклонилась, сорвала травинку и, предвкушая шоковую реакцию, не без удовольствия ответила:
– Далеко. Укатила в Москву.
– Зачем? – в голосе Сашкиного ухажера послышалось безграничное удивление.
– А надоело ей здесь, и ты, наверное, не оправдал ее ожиданий. – как можно более равнодушно постаралась произнести Светка.
Мысли и чувства у Пашки смешались. К такому повороту событий он действительно оказался не готов. Сашенька – добрая, милая, маленькая мечтательница и трусиха, вдруг уехала. Одна. В незнакомый город. Так вот почему она не звонила…
– Точно уехала? – на всякий случай переспросил Пашка.
– Ну, да.
– В Москву?
– Ага, – Света кивнула и манерно повисла на калитке, – и уже устроилась по полной программе: работа, квартира… Я ездила к ней в гости – все в ажуре.
Все в ажуре… В сердце у Пашки екнуло. То есть Саша встала утром, собрала вещи и… уехала. И бегать за ним она не собиралась, и о «давай попробуем еще раз» не думала. И (о, ужас!) теперь она где-то прекрасно живет и… он ее безвозвратно потерял. Или почти потерял?
– А когда она уехала?
– Давно, недели две прошло, – сообщила Света.
– Разве у нее в Москве есть знакомые?
– Теперь, наверное, есть, – искренне засмеялась Света. – Изначально она к подруге матери ехала, но та ее к себе не позвала, и теперь Саша проживает у… мужчины.
Чем дальше, тем хуже. Пашка тоже облокотился о калитку. Во рту пересохло. Неужели Саша предпочла ему кого-то другого и так быстро?.. Нет, это невозможно! По всем пунктам – невозможно!
– У какого еще мужчины?
Немного протянув с ответом – размышляя, сказать правду или наврать с три короба, Света нехотя ответила:
– Мужчина как мужчина, в возрасте уже. Сашка у него комнату снимает.
– А поконкретнее, сколько ему лет? – Паша волновался все сильнее.
– Ну, может, шестьдесят, может, больше… откуда я знаю! – сморщилась Света. – Он в ней души не чает, квартиру собирается подарить…
Следующий вопрос: «А на какие средства она снимает комнату?» Пашка проглотил. Кажется, Света что-то говорила про работу…
– А где она работает?
– В журнале… помогает не то главному редактору, не то еще какому-то…
– А он… мужчина? – голос Пашки явственно дрогнул.
– Кто?
– Редактор этот.
– Понятия не имею, – фыркнула Света, радуясь растерянности бывшего ухажера сестры. Пусть, пусть помучается. А еще лучше – пусть немедленно едет в Москву (уж адресок она непременно даст), обязательно там нарвется на ненормального старика и получит хорошенько по башке! Не все же ей одной страдать! А Сашка либо вернется и будет полной дурой, либо пошлет этого добра-молодца куда подальше… Лучше бы вернулась – приятнее как-то.
– Я ей позвоню… наверное, – проблеял бывший ухажер.
– Угу, только наберись терпения, мобильник у нее вечно где попало валяется. – заботливо сообщила добрая Света.
«Нет, не надо звонить, – подумал Пашка, теребя замочек «молнии» ветровки, – надо ехать. Все равно ничего толком не ясно, а один телефонный разговор может испортить ситуацию окончательно. Надо ехать!»
– Ты сказала, у тебя есть ее адрес… – робко начал он.
– Есть, – протянула Света и не менее сладко добавила: – записывай.
Глава 15
Бедствия с последствиями
– Во сколько ты проснулась?
– В девять.
– Плохо.
– Но я больше не смогла, – оправдываясь, сказала Сашенька, перекладывая трубку к другому уху. Марина на сегодняшний день надавала кучу заданий, и, кажется, первое уже провалено.
– Тебе предстоит бодрствовать всю ночь, ты не должна быть уставшей и вялой, так что немедленно отправляйся обратно в постель.
– Хорошо, – пообещала Сашенька. Ей не верилось, что на подобном торжестве можно быть сонной мухой. Она, конечно, ляжет и поворочается еще пару часов, раз надо, но это пустая трата времени – заснуть вряд ли получится.
– В час тебе привезут платье, будь с ним, пожалуйста, аккуратна – завтра его нужно вернуть в целости и сохранности, – тем временем продолжала инструктаж Марина. – На обед много не ешь, на ужин тоже… Полтретьего ты должна быть в салоне, полшестого к тебе приедет мастер по прическам и визажист, а я заеду за тобой без двадцати восемь. С мобильником не расставайся, мало ли что случится – для меня ты всегда должна быть в зоне досягаемости. Поняла?
– Ага, – Сашенька кивнула. Пункты расписания она уже давно выучила наизусть, и сейчас просто хотелось парить в облаках, что, собственно, она и делала. Тик-так, тик-так – торопятся часы, но минуты продолжают тянуться невыносимо долго.
– Я еще позвоню, – добавила Марина.
– Хорошо.
Закончив разговор с Мариной, Сашенька добросовестно легла в постель и промечтала, глядя в потолок, целых полчаса. Она улыбалась, вздыхала, хмурилась, и вновь улыбалась. На душе было удивительно тепло и радостно. Наконец-то долгожданный день наступил!
Без пяти час привезли платье, Сашенька уж и позабыла, какое оно красивое. Расстегнув «молнию» полупрозрачного чехла, вынув атласное чудо на свободу, она не без гордости продемонстрировала его Федору Ивановичу.
– Ух ты… – протянул он, почесывая затылок, – ты и правда, что ли, на бал собралась?
– Да!
– Ёксель-моксель…
Похоже, в такую перспективу до этого момента он не верил. Какие такие балы? Уже давным-давно не гремят по дорогам кареты, уже давным-давно в воздухе не витает запах свечей, да и музыку нынче слушают совсем другую… А тут – нате, пожалуйста, – юбка уж точно до пола будет и кружева, кружева…
– Дорогое, небось, – оценил Федор Иванович, боязливо трогая скользкий атлас.
– Дорогое, – согласилась Сашенька. – Марина его напрокат взяла, завтра уже вернуть нужно.
– Ты там танцуй, не стесняйся, – тут же принялся давать советы Федор Иванович, – нечего стены подпирать. Я вот по молодости ух как отплясывал!
– Не сомневаюсь, – Сашенька хихикнула и понесла платье в свою комнату.
Проигнорировав обед, выслушав ворчание Федора Ивановича («разве ж можно от щей отказываться? в щах вся сила!»), Сашенька отправилась в салон. Мучили ее на этот раз больше двух часов (несколько коротких косметических процедур, маникюр, педикюр) – так что домой, к приезду мастера по прическам и макияжу, она еле успела.
Мастером оказалась тощая остроносая девушка, побившая все рекорды по болтливости. За полтора часа Сашенька и Федор Иванович, у которого от любопытства уши увеличились в два раза, а от нетерпения закончились папиросы, узнали абсолютно все о нынешних мужчинах, о хитрых свекровях, о подлых подругах и о многом другом. Картина вырисовывалась забавная и удручающая одновременно. По мнению мастера Ангелины, мир давно катился в тартарары. «Хвостатые чудовища» сели на шеи «узницам любви» и поехали. И нет этой несправедливости конца и края. Приводя примеры, размахивая руками, она, тем не менее, не забывала о работе: сначала выпрямляла, а затем завивала локоны, пшикала лаком, мазала гелем, пудрила, красила.
– Вот здесь, не могу с вами согласиться, – всего единожды встрял со своим мнением Федор Иванович, – есть среди мужчин и настоящие…
– Кобели? – перебила вопросом Ангелина, чем вызвала у оппонента приступ вишневого смущения.
– Ну почему же сразу кобели… – еле слышно пробурчал он, ерзая на краю дивана.
– А потому что иных нет! – отрезала Ангелина и продолжила захватывающий монолог.
Сашенька многоступенчатую лекцию по пессимизму не слушала – потому что знала: есть на свете любовь, есть, та самая, необыкновенная. Надо ее только дождаться, надо поверить…
Она рассталась с Пашкой… как же было больно! И сейчас сердце сжимается и хлюпает при мысли о нем… ну и что… Теперь она и сама понимает – не могло у них ничего получиться, не могло… Или так только кажется, потому что он далеко? Или в ее жизни появился другой человек, о котором хочется думать? Постоянно думать.
– Готово! – громко объявила Ангелина и отошла назад, внимательно изучая Сашеньку. – Поверь мне – ты необыкновенная!
– Я ее одну отпускать боюсь, – выдохнул Федор Иванович. – Красота-то какая… понимать же надо!
– Вот тут я с вами совершенно согласна, – поддержала Ангелина, укладывая в кожаный саквояж профессиональную палитру косметики.
– А я там буду не одна, – утешила Сашенька, искренне надеясь на это. Хоть бы Марина не позабыла о ней и была рядом.
Подойдя к зеркалу, она с минуту смотрела на отражение, затем произнесла теплое, искреннее «спасибо». Такой она всегда была в глубине души, и именно такой она хотела быть сегодня – легкой, естественной… Очаровательной.
– Спасибо, – еще раз сказала она и глянула на часы. Эх, жаль, платье надевать еще рано.
Проводив Ангелину, проигнорировав теперь и ужин («нормальные люди от гречневой каши с тушенкой не отказываются!»), Сашенька все же не удержалась и достала платье из шкафа. Разложила его на диване, расправила складки и представила, как летит розовым облаком по залу. Музыка, музыка, музыка… Мелькают лица, доносится звон бокалов… Как много намечтала она за последние дни…
Интересно посмотреть на Белозерцева во фраке или в смокинге, и на Сергея тоже… интересно…
А какое платье будет на Марине?
Сашенька провела пальцем по белым кружевным манжетам. Ну, не такая уж и куча времени осталась. В машине придется садиться, юбка все равно помнется… Марина к тому же говорила, что в специальной комнате перед началом торжества всем желающим юбки отпаривают специальным утюгом… Можно надеть платье сейчас и полчасика аккуратно поносить, ни к чему не прислоняясь, зато потом не надо будет торопиться. То есть – уже пора!
Радостно подскочив, Сашенька скинула короткий халатик и принялась облачаться в роскошный наряд. Это оказалось не так уж и сложно, только пришлось изогнуться, чтобы застегнуть длиннющую «молнию» на спине – шурша нижней юбкой, платье идеально село на фигуру.
– Духи! – воскликнула Сашенька и подскочила к шкафу (на одной из полок лежали приятные мелочи, купленные в понедельник). Она взяла овальный серебристо-голубой флакон, открыла крышку и…
– А-а-а!!! – раздался дикий крик Федора Ивановича, а затем грохот и звон разбивающейся посуды.
Вздрогнув от неожиданности, уронив флакон на пол, Сашенька бросилась на кухню. Фасон и длина платья не располагали к бегу, и пришлось подхватить юбки.
– А-а-а!!! – раздался повторный крик, и сердце от испуга сжалось и задрожало. Что случилось?! Что с ним?! – А-а-а!!!
Тяжело дыша, Сашенька влетела в кухню…
На полу вокруг ножки стола мирно покоился скромный ужин пенсионера Веревкина – гречка с тушенкой и островки квашенной капусты вперемешку с мелкими осколками. Сам Федор Иванович, белый, как простокваша, стоял, ссутулившись, прижимая к груди правую руку, которую вполне можно было назвать… окровавленной. На стуле лежал нож, а под стулом извивались дорожкой страшные бордово-красные кляксы.
– Я… я… – пролепетал Федор Иванович и медленно опустился на стул.
– Где йод, зеленка, бинт?! – крикнула Сашенька, распахивая дверцы навесного шкафчика.
– Там… – он махнул левее, и Сашенька открыла следующую дверцу. На нее тут же посыпались крышки для банок, одноразовые стаканчики и картонная коробка, забитая пакетиками со специями. В носу защекотало, а горло тут же обожгло перцем.
– Апчхи!!! – громко чихнула она, машинально отряхивая с платья пряные крохи. – Да где же?! Где?
В соседнем шкафчике она наконец-то нашла все необходимое для оказания первой помощи пострадавшим во время ужина. Схватив с полки бинт, вату и йод, она метнулась к Федору Ивановичу и осторожно дотронулась до его руки.
– Покажите, – потребовала она.
– Я крови боюсь, – пискнул пенсионер.
Сашенька тут же посмотрела на пол и только сейчас поняла, что красные пятна – это всего лишь кетчуп (стеклянная бутылка валялась неподалеку). Сразу стало значительно легче.
– Нужно обработать рану…
Федор Иванович шмыгнул носом, оторвал руку от груди и повернул ее ладонью вверх. Около большого пальца Сашенька увидела трехсантиметровый надрез, немного крови, а все остальное – кетчуп.
– Я бутылочку взял, тряхнул… а она полетела… я нож задел, а он… тоже полетел… тут и тарелка упала… Так больно! – Понимая, что опозорился и практически устроил много шума из-за пустяка, Федор Иванович виновато добавил: – просто я очень крови боюсь…
Сашенька тяжело вздохнула и потянула тяжелобольного к раковине, включила воду и укоризненно произнесла:
– Как же вы меня напугали.
Федор Иванович порозовел и сунул руку под струю прохладной воды.
– Больше не буду, – пообещал он, – э… э… давай считать, это была учебная тревога… – он осекся и замер. Лицо по цвету вновь стало напоминать простоквашу.
Сашенька удивленно проследила за взглядом Федора Ивановича и тоже мгновенно побледнела – на ее юбке рядом с поясом красовалось приличное пятно кетчупа… А еще она поняла, что ее воздушное розовое платье пахнет специями для гриля и сухим укропом.
– Это можно отмыть, – пискнул Федор Иванович, отступая назад, – это можно исправить…
Но, увы, правда была иной…
* * *
К Осеннему Балу Сергей всегда относился с долей здоровой иронии – ну, надо, так надо. Тем более что, отдав долг женской части приглашенных, станцевав пару-тройку вальсов, можно кучно собраться с друзьями где-нибудь в сторонке и выпить. Правда, в прошлом году улизнуть не удалось – перевозбужденные дебютантки и их мамаши замотали практически до смерти. А в те минуты, когда, вздохнув с облегчением, хотелось протянуть руку к бокалу с коньяком, как назло оказывалось, что выпить не с кем, потому что теперь юные леди расхватали друзей.
Встреча с Никой Сергея не беспокоила, после возвращения из Парижа она сама позвонила и поделилась впечатлениями о командировке. Она не упоминала о его предложении, и Сергей делал вид, будто не собирался на ней жениться. Он заранее знал, что так будет, и разговаривал легко, точно выдавал заученную роль. А, отключив мобильник, сам удивился царившему в душе равнодушию. Видимо, переболело. Странно, что так быстро… Наверное, затея изначально была глупой – порывистой, мальчишеской. Смешно признаться самому себе – тепла захотелось, обыкновенного тепла. И на миг показалось…
Сергей застегнул пуговицы на жилете, поправил «бабочку», усмехнулся и провел рукой по гладко выбритой щеке.
Таким идеально-отутюженным он бывает только один раз в году.
* * *
– Что значит, не надо за тобой заезжать? Что значит, ты опоздаешь? Что значит, ты доберешься сама? – Марина не верила своим ушам, а то, что ситуация вышла из под контроля, вообще раздражало. Вела, вела девчонку по пунктам плана, столько сил вложила, а в самый последний момент… – Ты можешь объяснить в чем дело?
– У меня тут маленькая проблема… так получилось… я задержусь…
Большего Сашенька сказать не могла. Как рассказать про кетчуп? Про специи для плова, гриля и картофеля, про испорченное платье и безумное желание все же попасть на бал? Невероятным, волшебным образом обязательно попасть на бал! Вдруг Марина рассердится (а она обязательно рассердится!), разочаруется (а она обязательно разочаруется!) и больше никогда никуда не позовет (так будет!)…
– Но ты приедешь?!
– …да.
Глава 16
Платье для Золушки
Сердце Федора Ивановича разрывалось на части – виноват, кругом виноват! И зачем он только решил поужинать, зачем взял в руки бутылку с кетчупом, зачем заорал, как кабан недорезанный!
– А если пятновыводителем, а? У меня пузырек есть… позапрошлогодний, – он тяжело вздохнул, посмотрел на разложенное на диване платье и тихо добавил: – деньжищ-то оно сколько стоит… кошмар… но это я, конечно, беру на себя.
– Я сама виновата, не надо было его так рано надевать, – изо всех сил сдерживая слезы, проговорила Саша.
– Ты только не расстраивайся сильно, сейчас мы что-нибудь придумаем, – Федор Иванович заметался по комнате, – давай присыплем чем-нибудь, а? Пудрой! У тебя есть пудра?
Сашенька тяжело вздохнула.
– Я сейчас еще раз попробую аккуратно застирать, – она поднялась с дивана, постояла немного и снова села. Ничего не поможет… Пятно на семьдесят процентов удалить получилось, и есть вероятность, что справиться с ним еще процентов на десять можно, но что делать с запахом? Его же никакими духами не перебьешь!
– А если влажной марлей протереть, а потом утюжком… – начал Федор Иванович и осекся, увидев в глазах Сашеньки слезы. Они блеснули и все-таки покатились по щекам, переполняя душу неимоверным отчаянием и болью. «Ах ты пень старый! Ах, кочерыжка бестолковая! – воскликнул про себя Федор Иванович, мотая бородой, – да что ж ты пичугу такую праздника лишил, да что ж ты натворил-то!»
– Ничего страшного, – смахивая слезы, попыталась улыбнуться Сашенька. – Все к лучшему. Я и сама знаю, что мне там делать нечего, напридумывала просто… Ну как бы я с чужими людьми общаться стала… это же на всю ночь… Марину вот подвела, а так… незачем мне на бал ехать… Все к лучшему…
– Да ты что! – взорвался Федор Иванович, – Да кому как не тебе ехать?! Ты только посмотри на себя! Принцесса, как есть принцесса! Не какая-нибудь штампованная, а настоящая! И ни один бал без тебя хорошим не получится! Дурацким будет без тебя бал! Пустым и дурацким! – он всплеснул руками и издал беспомощное продолжительное «у-у-у».
Эти искренние слова мгновенно высушили слезы, Сашенька мягко улыбнулась и вдруг неожиданно для себя с грустью сказала:
– Просто там будет один человек… я хотела его увидеть.
В комнате воцарилась тишина, Федору Ивановичу даже показалось, что он дышать перестал. На лице Сашеньки явно читались испуг и удивление – кажется, она сказала вслух то, что и про себя-то не произносила… «Просто там будет один человек… я хотела его увидеть», – самые обыкновенные слова о чем-то необыкновенном.
– Он? – еле слышно спросил Федор Иванович.
– Он, – еле слышно подтвердила Сашенька и опустила глаза. Щеки порозовели.
Теплые особенные чувства, которые могут быть одновременно невесомыми и невозможно тяжелыми… Миллионы надежд, которые могут дарить счастье или поселять в сердце горькую тоску… Капля восторга, которую можно сравнить с чудом или вечным проклятьем… О, как много Федор Иванович знал об этом, как много… Но он-то – беспутный олух, заслужил душевные муки, потому что предал свою Машеньку, а Сашеньке-то за что? Ее-то надежды почему должны превратиться в пыль на ветру?.. Несправедливо! Понимать же надо!
Федор Иванович со злостью посмотрел на ненавистное пятно и… хлопнул себя ладонью по лбу!
– Подъем! Ноги в руки и за мной! – скомандовал он и вылетел из комнаты. – Будет у тебя платье, честное слово, будет!
* * *
Перед дверью бывшей жены Федор Иванович стоял целых пять минут – не поднималась рука к звонку. Это дома последние две недели он храбрился и пыжился, придумывал многоходовые примирения и репетировал витиеватые фразы. А здесь – трусил. Трусил, но не отступал. Ради Сашеньки и ради того самого сто первого «прости», которое не досказал тогда, он должен был переступить порог Машенькиной квартиры. Должен. И еще – ради своей мечты…
Наконец, он медленно поднял руку, что-то буркнул под нос и нажал кнопку.
Сначала – тишина, потом еле слышные шаги, потом опять тишина, потом бряцанье замка.
Федор Иванович обернулся на Сашеньку и, встретив понимающий взгляд, несколько приободрился.
Дверь распахнулась.
– Добрый вечер, – ровно произнесла Мария Дмитриевна Веревкина, приветствуя гостей.
– Здравствуй, Машенька… Маша… А я вот зашел… по делу. А это – Александра, постоялица моя. У нас тут кое-что приключилось… только ты можешь помочь… э-э-э… да, только ты.
Сашенька, прижимая к груди чехол с платьем, с интересом и надеждой смотрела на Марию Дмитриевну. Именно такой она ее представляла – приятной, женственной, спокойной. Тяжелые каштановые волосы собраны на затылке в пучок, взгляд чуть строгий, но в глазах искрится тепло, кофта белая, накрахмаленная… Она похожа на добрую учительницу, которая собирается сказать нечто важное на классном собрании.
– Проходите, пожалуйста, – Мария Дмитриевна посторонилась, пропуская гостей.
Очутившись в единственной комнате уютной квартиры, Сашенька огляделась – да, здесь действительно живет профессиональная портниха и ее жизнь неотделима от любимого ремесла. В углу – деревянная ширма, дверцы массивного шкафа открыты и на них на двух тонких золотистых вешалках висят прямое платье и недошитое короткое пальто, на столе несколько игольниц, напоминающих рассерженных ежиков, голубой сантиметр, оранжевый сантиметр, линейка, плоские кругляши мела, коробка с обрезками ткани. Но на полу – ни ленточки, ни ниточки, ни пылинки.
– Машенька… Маша, – вновь неуверенно забормотал Федор Иванович, – давай пройдем в кухню… и я тебе все объясню… э-э-э… я бы не стал тебя беспокоить, но… а Саша пока посидит здесь… подождет…
На лице Марии Дмитриевны появилась улыбка – быстрая, приятная, и этого оказалось достаточно, чтобы Сашенька успокоилась.
– Хорошо, я как раз заварю чай. У меня есть пирожки с повидлом. Александра, вы любите пирожки?
– Да, очень люблю.
– Вот и прекрасно. Пойдем, Федор, ты мне поможешь.
На кухне Федор Иванович сник. Оказавшись наедине со своей любимой Машенькой, он окончательно убедился в том, что жить без нее он больше не может. Не может и все тут! Ах, как же она красива. И родная, до боли в сердце – родная! Он прижался спиной к подоконнику, немного обрадовался, отметив, что никаких гвоздик не наблюдается, и выдохнул:
– А я тебе гладиолусы… передавал…. Твой любимый сорт…
– Спасибо, я поняла, чей это подарок.
– И что? – Федор Иванович подался вперед.
– Спасибо, – повторила Мария Дмитриевна и засуетилась около плиты. По ее виду никак нельзя было понять, о чем она думает, рада гостям или нет. И вдруг она замерла – в одной руке тарелка, в другой заварочный чайник, повернула голову и посмотрела в глаза бывшему мужу. – Вот и свиделись… – тихо произнесла она.
Сглотнув, Федор Иванович резко схватил с блюда пирожок и принялся его поедать с невероятной скоростью – нервное напряжение достигло пика и справиться с ним он уже не мог. Слопав один пирожок, Федор Иванович схватился за другой, и за третий.
Мария Дмитриевна вздохнула и спросила:
– А что у тебя с рукой?
– Рана, – с набитым ртом произнес Федор Дмитриевич, протягивая обмотанную бинтом ладонь. – Очень глубокая! Еле кровь остановили… – и тут он вспомнил про Сашу. – Машенька, милая, помоги! Времени совсем не осталось!
Мария Дмитриевна вздрогнула и со стуком поставила маленький керамический чайник на конфорку.
– Да что у вас случилось-то?
Не зная с чего начать, Федор Иванович стал выдавать информацию небольшими порциями и вовсе не в той последовательности, в какой надо было. Он так торопился, что часть слов проглатывал, но несмотря на это история получилась понятной и по-настоящему трогательной. Теперь Мария Дмитриевна знала все: и про вредную тетку Галину Аркадьевну, и про наглую Светку, и про прохиндея Пашку, и про Марину, и про Осенний Бал…
– …влюбилась она, что ли – не пойму… а только обязательно ей надо попасть на этот бал! Она так ждала… разучивала танцы, – горячился Федор Иванович, размахивая руками, – не ела сегодня ни черта! Ты ей пирожков-то дай, пожалуйста, от таких пирожков никто отказаться не сможет! А я же не со зла… испортил, как есть платье испортил… А если рюшку на это место какую-нибудь пришить, а? Или бантик? Ты же волшебница, руки у тебя золотые… Помоги.
Выслушав речь до конца, Мария Дмитриевна подхватила блюдо с пирожками и, покачав головой, молча, вышла из кухни. Федор Иванович чуть ли не вприпрыжку последовал за ней.
* * *
В ГЦКЗ «Россия» Марина приехала без двадцати девять. Относительно своей подопечной она уже успокоилась (приедет – хорошо, нет – ну, что с ней поделаешь…) и теперь спокойно прохаживалась мимо огромных зеркал, поглядывая то на свое отражение, то на роскошные букеты из бордовых и белых роз, выстроенные вдоль стен. Ее элегантное серебристо-сиреневое платье из тафты и органзы подчеркивало бесспорные достоинства фигуры и безукоризненно подходило к лицу. Прикоснувшись к волосам, непривычно уложенным в тугую высокую прическу, Марина остановилась и повернула голову к помпезно украшенному входу. Наконец-то! Андрей Юрьевич Белозерцев.
Он не предложил ее подвезти, не договорился заранее о встрече. Он вообще никогда не выходил за рамки рабочих отношений. Ни на йоту. А она ждала – терпеливо, молчаливо. Много лет ждала.
Когда же это началось? Да пожалуй, на первой встрече, когда он снял очки, протер их специальной салфеткой, вновь нацепил на нос и уткнулся в ее резюме. «Та-а-ак…», – протянул он, сосредоточенно читая, а ее пальцы мгновенно онемели и во рту пересохло.
Она старалась, работала за троих, не высыпалась и редко позволяла себе мечтать. Зачем мечтать? Все понятно – он начальник, она подчиненный, только работа и ничего более. И день шел за днем, и душа не ждала перемен…
Он не женат, романы с женщинами так редки, что на них можно не обращать внимания (она в курсе, она «наводила справки»…), закоренелый холостяк, трудоголик. И она такая же, только не по доброй воле, а вынужденно. Он рядом и – хорошо, спокойно. Он принадлежит только ей, правда, ничего об этом не знает…
– Марина, добрый вечер, вы прекрасно выглядите, – произнес Андрей Юрьевич, убирая пригласительный билет в карман. Сам он тоже выглядел превосходно: подтянут, свеж, одет с иголочки.
– Спасибо. – Марина искренне и радостно улыбнулась.
– Где Александра?
– Подъедет позже, возникли некоторые осложнения и она задержится.
– Надеюсь, ничего серьезного…
– Ничего серьезного. Наши, кстати, тоже еще не появились, Денюхин вечно опаздывает… – Марина раскрыла маленькую сумочку-кошелек и вынула мобильный телефон, – сейчас я ему позвоню.
– Не стоит, – Белозерцев огляделся и, перескакивая с «вы» на «ты», добавил: – ты слишком много работаешь, отдохни хотя бы этим вечером, ребята сами все сделают.
Если бы он произнес эти слова иначе, не так ровно, дежурно… если бы!..
– Пожалуй, я так и сделаю, – Марина кивнула и убрала мобильник в сумочку. – В главном зале пока разброд и шатание, шампанского нет… Я побуду здесь, скоро начнет играть оркестр… может, дождусь Сашу.
– Хорошо. Ты молодец, отлично справляешься, впрочем, как всегда. – Андрей Юрьевич взял Марину за локоть, – я просмотрел отзывы читателей на нашем сайте – народ заинтригован рассказами Александры и ждет продолжения, а это то, что нам нужно… – Он отвлекся, увидев на лестнице знакомого, махнул рукой и торопливо произнес: – пойду поздороваюсь, встретимся в зале.
«Идите, Андрей Юрьевич, – глядя в спину Белозерцеву, подумала Марина. – И, конечно, мы встретимся в зале… Возможно, я даже приглашу вас на танец».
* * *
– А чем оно пахнет? – Мария Дмитриевна удивленно приподняла брови и посмотрела на Федора Ивановича.
– Специями, – ответил он и, чтобы сгладить свое «геройское» участие в случившемся, добавил: – очень хорошими специями.
– Нет, это никуда не годится. Сашенька, пожалуйста, встань и покрутись, – Мария Дмитриевна решительно отложила платье на подлокотник кресла. – Думаю, я действительно смогу тебе помочь…
Окрыленная надеждой, Сашенька вспорхнула со стула и покрутилась. Запрещая себе смотреть на часы, она непрерывно повторяла про себя только одно: «пусть случится чудо, пусть случится чудо…».
Мария Дмитриевна подошла к шкафу, резко отодвинула вешалки вправо и достала объемный длинный темно-коричневый чехол.
– Это платье я сшила три года назад для дочери высокопоставленного лица. Девушка планировала выйти замуж и заказала у меня платье для помолвки. Она пожелала нечто необыкновенное… Но до помолвки дело так и не дошло – жених передумал… Видимо, не выдержал ее проблемного характера. Признаться, я и сама с ней намучалась, она все время была чем-то недовольна и негодовала по любому поводу… Ну, да неважно. Она оплатила мою работу заранее, но забирать платье отказалась – не захотела оставлять себе напоминание о несостоявшейся помолвке, так оно и висело у меня эти годы… Предложить его еще кому-нибудь я не торопилась, больно много сил вложила, стараний и души… – Мария Дмитриевна расстелила чехол на столе и потянула замочек «молнии» вниз. – Размер твой, если где-то надо будет подправить, я быстренько это сделаю. Федор, выйди, мы тебя потом позовем.
Федор Иванович послушно покинул комнату, а Сашенька подошла ближе, боясь поверить в свалившееся на нее везение.
Вынув платье, Мария Дмитриевна взяла его за плечи, слегка встряхнула и развернулась.
– Ну как? – спросила она, улыбаясь.
Ответ был написан на лице Саши крупными буквами: «спасибо за чудо… спасибо!». Она глубоко вдохнула, наполняя легкие звенящим воздухом, и прижала руки к груди, не веря своим глазам, безрезультатно пытаясь справиться с волнением.
Великолепное платье цвета шампанского – гладкая ткань с еле заметным золотым переливом… Платье с открытыми плечами, умеренно пышной юбкой, декоративное кружевными вставками, сборкой, усыпанное мелкими матовыми бусинками на корсете, по праву можно было назвать платьем для настоящей принцессы – нежной, чувственной… Прежний розовый наряд мгновенно погас и теперь казался простым и даже безвкусным.
– И я могу его надеть?
– Конечно, – улыбка Марии Дмитриевны стала шире. – И поторапливайся, тебе нельзя сильно опаздывать. Надо еще поправить прическу, макияж…
– Сколько еще ждать?! Можно зайти?!! – раздался из кухни громкий, пропитанный жгучим любопытством, голос Федора Ивановича.
– Нет!!! – хором ответили Сашенька и Мария Дмитриевна.
Платье оказалось точь-в-точь по размеру, только в лифе пришлось немного подтянуть складки, чтобы достичь абсолютно идеальной посадки. Его и гладить-то практически не пришлось – материал хорошо держал форму и мялся с большим трудом. Мария Дмитриевна так ловко и быстро вносила коррективы, что сомнения Сашеньки отступили прочь – она успеет, успеет. Она будет танцевать, она не подведет Марину, она будет счастлива, просто счастлива. И все.
– А теперь – можно! – громко сказала Мария Дмитриевна, довольная проделанной работой.
Федор Иванович робко зашел в комнату, округлил глаза и тут же закашлял (видимо, поперхнулся собственными впечатлениями). Обойдя вокруг Сашеньки три раза, успокоившись, он плюхнулся на диван и с чувством произнес:
– Знай наших!
От смущения он никак не мог подобрать нужные слова, поэтому только развел руками и добавил многозначительное: «ух, понимать же надо». В голове образовалась путаница, которую упорядочить не представлялось возможным. Фразы, начиная с: «как ее теперь отпускать…», «кто же на самом деле этот – он?», «а не обидит ли?» и заканчивая: «а молодец я, что испортил предыдущее платье», растревожили душу и выбили из колеи. А еще – гордость за Машеньку, за ее мастерство подступила к горлу, да так, что не продохнуть! Машенька, его Машенька, вот она какая!
– Спасибо вам. Огромное спасибо! – воскликнула Сашенька и, подскочив к Марии Дмитриевне, обняла ее. – Это самое красивое платье на свете!
– Не за что, – тепло улыбнувшись, ответила та. – Не зря, значит, я его хранила… А туфли есть?
– Есть, они подойдут.
– Вот и отлично.
Сидя на кухне, Федор Иванович зря времени не терял – он думал: где взять транспорт? Нельзя же девчушку в бальном платье отправить в метро, да и ловить частника чревато – мало ли, машина грязной окажется… Надо раздобыть подходящий транспорт. Эх, если бы он заранее привел свою развалюху в порядок…
Мысленно перебрав всех знакомых, он остановился на старом приятеле Савке Чижове, который сам на любимой черной «Волге» ездил редко и удачно жил по соседству. Оставалось только договориться – Федор Иванович набрал номер телефона.
Савва на удачу оказался дома и к тому же пребывал в прекрасном расположении духа, что частично сгладило его хроническую жадность «Бери, – сказал он, зевая, – только на обратном пути залей полный бак и помой ее». Всего-то! Федор Иванович засиял от счастья.
– По коням! – скомандовал он. Пропустил Сашеньку вперед и уже на пороге, обернувшись, тихо спросил: – я… зайду… потом… а? Ну, так… просто… можно?
Мария Дмитриевна промолчала, но Федору Ивановичу показалась, что она кивнула.
Глава 17
Добро пожаловать на бал…
– Ну, я пойду.
– Ну, иди.
– Вернусь утром.
– Это я помню, – Федор Иванович протянул Сашеньке пригласительный билет, который ранее пришлось предъявить, чтобы подъехать поближе к главному входу «России», и нахмурился. «Кабы… енто… шобы…»
– Я пойду.
– Подожди.
Поерзав немного, он для начала глубоко вздохнул. Как бы ненавязчиво, тактично… э-э-э… предостеречь от необдуманных поступков? Хоть самому напяливай фрак и тайно пробирайся на бал! Представив себя в подобном облачении, Федор Иванович хмыкнул в бороду. Ужасно хотелось курить, но всю дорогу он терпел ради Сашеньки – не должно от нее пахнуть ядреным табачищем, не должно.
– Что? – спросила она, сцепив от волнения пальцы. Сейчас, вот сейчас ей придется выйти из машины и одной отправиться…
– Значит так! – четко произнес Федор Иванович, выпячивая для важности грудь. – Отправляясь на бал, ты должна кое-что знать и помнить. – Он помолчал немного. – Мужчинам доверять нельзя. Поняла?
– Ага, – кивнула Сашенька, еле сдерживая улыбку. – Я и не собиралась…
– Чего???
– Доверять им.
– Молодец, а теперь иди, итак уже опоздала.
Открыв дверцу, Сашенька помедлила, затем быстро чмокнула Федора Ивановича в заросшую щеку и выпорхнула на улицу. Ветерок ласково скользнул по обнаженным плечам, рукам, всколыхнул юбку.
В глазах заплясали, заискрились огни гирлянд, а в сердце влетела музыка, несущаяся из распахнутых стеклянных дверей. Осенний Бал – она дождалась, она успела.
– И помни, что я тебе сказал, – донесся смущенно-ворчливый голос Федора Ивановича, но Сашенька не разобрала слов. Растерянно улыбнувшись, она сначала медленно, а затем быстрее пошла к ступенькам, покрытым красной ковровой дорожкой.
* * *
Зал был разделен на несколько зон. Справа вдоль стены тянулись три ряда белоснежных столов, в отдалении виднелись еще столы размером явно побольше. В центре каждого стояла ажурная вазочка с мелкими желто-красными цветами и подставка с программой мероприятия. Белоснежные тарелки, белоснежные пики салфеток, прозрачные бокалы. Народ в основном толпился именно здесь. Кто-то сидел, кто-то стоял, кто-то пил шампанское, кто-то вел оживленные разговоры, а кто-то просто отдыхал, слушая музыку в исполнении Большого симфонического оркестра. Музыка пока была плавной, тихой, даже убаюкивающей.
Зона, выделенная под танцы, начищенная до блеска, казалась почти зеркальной. Еще немного – и по этой глади поплывут пары дебютантов: прелестные юные девушки в белых платьях и подтянутые мужчины во фраках. Еще немного…
Строгая оркестровая зона располагалась на возвышении в конце зала и вызывала живейший интерес присутствующих – приглашенные полукругом собрались около музыкантов и расходиться не собирались. Возможно, они уже сейчас надеялись увидеть скрипку Страдивари, которую должен был привезти в Москву специально для Осеннего Бала один из австрийских гостей.
На золоченых тумбах стояли мозаичные вазы с высоченными розами и букетами из диковинных неведомых цветов. С балконов дождевыми струйками свисали крохотные лампочки гирлянд. От помпезной красоты оформления захватывало дух и щемило сердце. Сашенька, переступив порог зала, растерялась и замерла. Взгляд скользил то вправо, то влево, то вверх, то вниз. На какое-то время она даже забыла, что должна отыскать Марину – просто стояла и смотрела.
А отыскать Марину было не так уж и легко – использование мобильных телефонов после девяти часов не допускалось, а значит, нужно идти вперед и крутить головой во все стороны. А еще надо ее узнать, иногда наряд и прическа кардинально меняют внешность человека.
«Марина, ау-у», – жалобно протянула Сашенька и пошла вдоль столиков. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, народ оживился и ручейками потек к своим местам, свет стал ярче, музыка громче. Начало церемонии! Да. Начало церемонии.
«Мамочка-а…».
Заметавшись, Сашенька налетела на стул, затем на даму-блондинку, затем чуть не опрокинула вазу.
«Мамочка-а…».
Торопливо развернув пригласительный билет, она нашла номер своего места – «Кат. С14», и окончательно впала в отчаяние. Что это? Где это?! Не может же она стоять столбом практически посреди зала! И сесть на чужой стул тоже не может. «Мамочка-а…».
Сжав пригласительный билет, так что он хрустнул, Сашенька метнулась к официанту.
– Скажите, пожалуйста, где находится столик под номером «Кат. С14»? Это столик прессы.
– Вон там, рядом с балконом, – кивнул парень и быстро зашагал прочь. Все официанты как-то разом пропали… в зале, наверное, остались служащие, но угадать их сейчас, в суете и спешке было практически невозможно. Все во фраках, смокингах – кто здесь кто?
Сашенька бросилась к балкону, но, видимо, она получила неверную информацию, потому что ни Белозерцева, ни Марины она там не обнаружила. За одним из столиков сидела роскошная молодая женщина и двое мужчин, но обратиться к ним с вопросом язык не повернулся.
«Я пропала!» – Сашенька зажмурилась и резко развернулась. Сегодня уже случилось одно чудо – она получила самое красивое, самое необыкновенное платье на свете, ну пусть же произойдет еще одно чудо – она откроет глаза и увидит Марину или Белозерцева.
Сашенька открыла глаза и… увидела Сергея. Он стоял напротив со странным выражением лица. Он вообще был странный – непривычный. Во фраке, с «бабочкой».
– Ты, – сказал он и покачал головой.
– Я, – согласилась Сашенька. Чего уж отпираться…
* * *
Сергей шел к Нике – до нее оставалось буквально несколько шагов. Начало церемонии: открытие бала и выход дебютантов, он собирался скоротать в ее обществе. Первая часть – официальная, всегда затянута и скучна, и в этом году вряд ли стоит ожидать чего-то иного. Да, красиво, но настоящий праздник все же начинается тогда, когда главный танцмейстер громко произнесет всеми ожидаемую фразу: «Вальсируют все!». А пока можно занять «место в партере» и просто наблюдать, обмениваясь с друзьями короткими фразами.
Он шел к Нике, но путь преградила девушка… Она взялась не пойми откуда (кажется, вынырнула справа) и встала как вкопанная к нему спиной. Сергей привычным оценивающим взглядом скользнул по ее фигуре и сощурился. Интуиция подсказала, что незнакомка хороша собой. Сейчас она обернется, и он увидит ее лицо… Нет, никаких неожиданностей не будет – ее внешность не окажется удручающей – он никогда не ошибается в таких делах.
Девушка развернулась…
Темно-русые волосы убраны высоко назад, личико овальное, черточки бровей сдвинуты к переносице, на щеках яркий румянец, губы сжаты. И глаза закрыты.
Он ее узнал… Почти сразу. Все же несколько секунд для этого понадобилось.
На ней дивное платье цвета шампанского… А какого же цвета ее глаза? «Серо-голубые», – тут же пронеслось в голове. Надо же – запомнил… А она сейчас совсем другая и в то же время – близкая, знакомая. Сергей сам удивился тем смешанным чувствам, которые взметнулись в душе и осели обратно. Удивление, непонятная радость, тепло…
Интересно, о чем она думает? Губы еле заметно дергаются и на лице буря эмоций.
Она открыла глаза.
Ты… Я…
Сергей улыбнулся и вновь покачал головой.
– Опять потерялась?
– Нет… то есть – да.
Сердце Сашеньки совершило троекратный кульбит и отчаянно заколотилось. Минуту назад, разыскивая место «Кат. С14», она безуспешно боролась с приступом паники, а сейчас еще добавился мгновенный шок. Она очень хотела встретиться с Сергеем, но оказалась к этому совершенно не готовой, впрочем, как всегда.
– Сдается мне, что самая красивая девушка, присутствующая в этом зале, сейчас стоит передо мной, – произнес Сергей.
Он хотел ее приободрить, но тут же осознал, что сказал вовсе не дежурный комплимент. Первый раз в жизни он был искренен на эту тему. Вот только красивая – не совсем то определение, которое точно бы охарактеризовало Сашу. Обворожительная, неотразимая, шикарная?.. Все не то… Чувственная? Сергей остановил взгляд на ее губах и мысленно усмехнулся – наваждение прошло – опять перед ним просто заблудившаяся девчонка. Так и должно быть, он слишком взрослый для нее – не только по годам, но и по жизненному опыту, и к тому же его никогда не тянуло на наивных малышек. Вон за столиком сидит Ника и болтает со своими приятелями, она – да, она из подходящей обоймы.
Сашенька тяжело вздохнула. Уф. «Самая красивая девушка» – это он о ней сказал. Да, точно о ней. На всякий случай все же захотелось обернуться (может, там еще кто-то стоит?), но тело предательски онемело.
– И вы… тоже… – выдала она, безуспешно пытаясь подобрать нужные слова, чтобы охарактеризовать изменившуюся внешность Сергея. Сейчас он был похож на представителя знати, для которого посещение балов – давняя привычка. Фрак, воротничок с загнутыми углами, «бабочка», жилет – вещи несовместимые с ним, и, тем не менее, он не производил впечатления человека, стесненного одеждой и этикетом. Небрежная поза, спокойствие, граничащее с равнодушием, и уверенность в себе – такой же, как и раньше…
– Марина и Белозерцев в другом конце зала, – он взял ее за руку, как тогда в лесу, и потянул за собой, – пойдем, я провожу тебя.
Сашенька быстрыми мелкими шажками последовала за Сергеем. Если бы он обернулся на миг, то увидел бы на ее лице счастливую улыбку. Но он не обернулся, он шел вперед, огибая белоснежные столы и стулья – неторопливо, без суеты.
– Добрый вечер, – выдохнула Сашенька, когда встретила удивленные взгляды Марины и Белозерцева. Они уже сидели за столом и ожидали начала церемонии.
– Пришлось вернуться, – выдвигая один из свободных стульев, сказал Сергей. Сделав Саше знак, чтобы она присаживалась, он с иронией добавил: – что же вы не заботитесь о своих молодых сотрудниках? Так и растерять их недолго.
– Мы заботимся, – ответила Марина, – только почему-то эти молодые сотрудники взяли моду опаздывать…
– Не будь занудой, – перебил Сергей, – часом раньше, часом позже, какая разница.
Он оглянулся – почти все уже заняли свои места, бросил: «ладно, встретимся позже» и зашагал обратно.
– Я не нарочно, – попыталась оправдаться Сашенька, – так сложились обстоятельства…
– Ничего страшного, – мягко произнес Белозерцев и улыбнулся. – Главное, что ты успела.
Если Андрей Юрьевич был изумлен необыкновенным преображением Сашеньки, то Марину удивляло другое: где она взяла столь дорогое и красивое платье и почему не надела розовое? По всей видимости, Сашино опоздание было как-то связано со сменой гардероба, но такое понятное и простое объяснение почему-то лишь злило.
Ее подопечная выглядела по-особенному хорошо, она выделялась на фоне царившего маскарада и можно было с уверенностью сказать, что своим внешним видом она переплюнет даже дебютанток, которые потратили на подбор наряда и косметики кучу времени, которые еще с раннего утра начали приводить себя в порядок и над прическами которых колдовали супер-мастера! Да, переплюнет.
И еще Марину удивляло, почему Белозерцев смотрит на Сашу так внимательно, так пристально… А может, в этом и кроется причина вдруг появившегося раздражения?
* * *
– Вот я… пришел.
– Вижу, – строго ответила Мария Дмитриевна. – Мой руки и проходи в кухню, я как раз чай заварила. Расскажешь про Сашеньку.
– Само собой, – скидывая ботинки, радостно ответил Федор Иванович. Но когда он оказался за круглым столом, застеленным бежевой скатертью, бодрости поубавилось. Здесь было так спокойно, так уютно и так пахло прошлой жизнью! Он нервно придвинул к себе тарелку с ароматными зелено-красными яблоками и посмотрел на мыски тапочек. А если прогонит? Не сразу, а потом, когда он попытается наладить отношения… Надо еще где-то найти смелость и попытаться их наладить.
Мария Дмитриевна поставила перед Федором Ивановичем высокую кружку с чаем, сняла полотенце с блюда, на котором пирамидкой лежали пирожки, и подошла к плите. Приподняв крышку кастрюли, критически осмотрела булькающий суп, помешала его половником и спросила:
– Все в порядке? Сашенька успела на бал?
– Успела, – резко кивнул Федор Иванович. – После нас еще две дамочки подъехали – платья белые, блестят… А музыка там прямо гремит! Огни переливаются. Красотища, конечно. И… волнуюсь я.
– Сашенька умница, все будет хорошо.
– Это да, но… волнуюсь я. Волнуюсь…
В кухне повисло молчание, с минуту тишину нарушало лишь постукивание ножа о доску – Мария Дмитриевна резала зелень.
– А ты чего суп-то на ночь глядя затеяла? – Федор Иванович решил разрядить обстановку невинным вопросом. И тут же мелькнула неприятная мысль: а может, супчик для друга сердешного готовится (чтоб ему пусто было, индюку этому!)?
С ответом Мария Дмитриевна торопиться не стала. Отправив зелень в кастрюлю, сполоснув доску и промокнув руки полотенцем, она коротко произнесла:
– Завтра некогда будет, – выключила конфорку и добавила: – пойдем в комнату, мне еще поработать нужно.
В комнате Федор Дмитриевич занял место в кресле около шкафа и, мечтая о куреве, волнуясь до дрожи в коленках, принялся барабанить пальцами по деревянному подлокотнику.
– Хм, я это… спросить хотел…
Мария Дмитриевна выдвинула ящик комода и достала большую плоскую коробку, из которой торчали прозрачные макушки узких пакетиков, и задумчиво пробормотала: «какие же пуговицы выбрать?..». Улыбка, тронувшая ее губы, была легкой и быстрой, гость ее заметить никак не мог.
– Извини, не расслышала, что ты сказал? – спокойным и ровным голосом спросила Мария Дмитриевна.
– Спросить хотел… – совсем смутился Федор Иванович. – Как поживаешь, Машенька… Маша?
– Хорошо, заказов сейчас много, кручусь потихоньку.
– А… хм, и я кручусь… – разговор на тему работы приободрил Федора Ивановича. Гладиолусы по-прежнему выращиваю, приторговываю помаленьку… «Волшебный Фонарь», «Поющие Фонтаны», «Свет Далекой Звезды»… ну, ты помнишь эти сорта… наверное… и, конечно, «Люби Меня! Люби!»… Твоим любимым сортом в прошлом году три полосы занял… тоже мне… нравится. А может, мне еще тебе принести… гладиолусы? Я в область быстро смотаюсь – туда и обратно.
– Ты что?! – ахнула Маша. – Ради меня в такую даль…
– А я ради тебя на что угодно готов! – Федор Иванович подскочил, понял, что выдал свои тайные чувства, медленно вернулся в кресло и виновато опустил голову. – Я обязательно съезжу и привезу, – тихо выдохнул он, поднимая глаза. Не сердится ли? Не смеется?
Мария Дмитриевна не смеялась и не сердилась. Она неподвижно стояла около комода и с грустью смотрела на своего бывшего мужа. Ей не нравилось делать вид, будто она не понимает, что происходит – какое уж тут удовольствие, но… но…
Про недавнюю активность Федора Ивановича соседки ей все уши прожужжали (и ничего-то с ними – балаболками, не сделаешь!). И вопросы он задает, и допытывается, и краснеет, и пыхтит, и сердится. А у окна она его и сама сто раз видела – стоит с биноклем… как капитан на мостике.
– Спасибо, – Мария Дмитриевна вынула несколько пакетиков из коробки, подошла к шкафу, сняла вешалку с платьем и, устроившись на углу дивана, высыпала пуговицы на юбку.
Федор Иванович встал с кресла и сел на другой угол дивана.
– А вот… гости к тебе часто приходят? – чуть осмелев, «невинно» поинтересовался он.
– Бывают, конечно, я гостям всегда рада.
– А кто?
– Иришка с первого этажа, Катерина Васильевна, а на прошлой неделе бывшая одноклассница из Волгограда приезжала, мы с ней всю ночь проболтали.
Нет, никакие одноклассницы и соседки Федора Ивановича не интересовали. Как на счет вдовца? Бывшего военного пятидесяти пяти лет?! Завхоза спортивного комплекса!
– Хм, а… мужчины?
Сдержать улыбку Марии Дмитриевне не удалось.
– И мужчины тоже заходят.
– Я так и думал, – Федор Дмитриевич вскочил и заметался по комнате, усмирять и дальше клокочущие эмоции он просто уже не мог. – Ты самая лучшая, а я… а они… а он… Нет мне прощения, я знаю… но ты помни, всегда помни, я… я… жизнь за тебя готов отдать! Да! И это не пустые слова! – Он остановился и разрубил воздух рукой. – Готов! Каждую секунду готов! Я же… – он свел густые брови на переносице… – я же… оно самое…
Наблюдать эту сцену Марии Дмитриевне было тяжело и даже больно. Ее же Федор – родной. Обидел? Да, обидел, но все равно родной. А прощать она его не собиралась. Никогда. Но… в жизни так много «но»…
Она и суп-то затеяла, только чтобы отвлечься, успокоиться, чтобы быть при деле, когда он вернется, а сердце подсказывало – обязательно вернется.
– Сядь, Федя.
– Я тебя всей душой… люблю. Ты прости меня… пожалуйста.
Федор Дмитриевич сел и плотно сжал губы. В глазах защипало. Схватив гладкую черную пуговицу он добавил ее в кучку таких же. Мария Дмитриевна взяла перламутровую серую и положила ее в другую кучку. Он взял еще одну пуговицу и вновь положил к таким же, она опять взяла серую и задержала движение…он коснулся ее руки и сжал пальцы. Пуговица выкатилась и беззвучно упала на пол.
– Я тебя всей душой… прости…
– Я знаю… Федя.
Глава 18
Вальсируют все!
Торжественное шествие дебютантов могло заворожить кого угодно. Разговоры стихли, бокалы с минеральной водой вернулись на белоснежные скатерти, движение за столиками практически прекратилось. Все взгляды были нацелены в зону танцев.
Пары двигались медленно, плавно. Девушки держали в правой руке маленькие букетики в осенних желто-красных тонах и сдержанно улыбались, мужчины, вытянувшись в струну, старательно демонстрировали достоинство и невозмутимость, хотя удавалось это не всем.
– Мне кажется, перед выходом их надо обязательно щекотать, – пошутил Белозерцев, за что схлопотал укоризненный взгляд пышной дамы, сидящей за соседним столиком.
– Красиво, – прокомментировала Марина.
– Ага, – восхищенно согласилась Сашенька.
– Надеюсь, наши парни трудятся во всю, и пролета с фотографиями не будет. – Андрей Юрьевич вытянул шею и попытался отыскать Денюхина с фотографом, но пары уже разошлись в стороны, из-за чего хорошенько разглядеть зал не получилось.
– Не волнуйтесь, до начала застолья они уж точно не расслабятся, – успокоила Марина.
В животе у Сашеньки булькнуло – первый раз за день она почувствовала голод. И почему у Марии Дмитриевны она съела только один пирожок? Надо было слопать два или три. Но стоило воздуху пропитаться звуками вальса, как проснувшийся аппетит тут же пошел на спад. Белые облака платьев и яркие пятнышки цветов на миг замерли, а потом полетели, синхронно кружась и раскачиваясь. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
Сашенька смотрела на танцующие пары, практически не моргая, и до ужаса боялась, что кто-нибудь споткнется и шмякнется на блестящий пол – такой детский страх – вдруг сказка закончится. Но не зря дебютанты несколько месяцев разучивали простые и сложные па – никто не упал и никто даже не споткнулся.
Затем, согласно программе, выступил с короткой речью представитель мэрии, затем приглашенные смогли насладиться голосом оперной певицы Леоноры Тиро, затем надрывно прозвучала скрипка Страдивари, а уж потом в зал вернулись пары дебютантов и еще раз продемонстрировали идеальные вальс.
– Пора уже переходить к польке и галопу, – протягивая руку к бокалу с водой, прокомментировал происходящее Белозерцев.
– А когда и нам можно будет танцевать? – спросила Сашенька, обращаясь к нему.
– Полагаю, скоро.
И вот наконец-то главный танцмейстер Осеннего Бала громогласно объявил:
– Вальсируют все!!!
По залу тут же пронеслись нетерпеливый шелест платьев и приглушенное гудение голосов. Эти приятные звуки были мгновенно подхвачены новым вихрем музыки – радостным и трогательным одновременно.
– Иоганн Штраус, – без эмоций произнесла Марина.
– Здорово, – искренне выпалила Сашенька.
Она нетерпеливо сцепила пальцы и замерла. «Ну пригласите же меня, пригласите!». Ах, как захотелось вспорхнуть и устремиться туда – в гущу танца, чтобы кружиться, не переставая, чтобы вдыхать тонкий аромат роз, чтобы почувствовать на себе волшебство вечера. Ах, как же захотелось!
Воображение без промедления нарисовало неясную мужскую фигуру в черном фраке, которая отделяется от толпы и довольно быстро направляется в ее сторону. Вот сейчас проявятся знакомые черты, вот сейчас раздастся знакомый голос…
– Можно вас пригласить на танец?
Сашенька часто-часто заморгала и поняла, что никто перед ней не стоит – неясная фигура бесследно исчезла, а голос, раздавшийся слева, ей совершенно не знаком. Она повернула голову и увидела пухлого усатого мужчину, волосы которого блестели от переизбытка геля.
– Да, – ответила она и вежливо улыбнулась.
* * *
Больше часа они сидели рядом, держа друг друга за руки. Особо не разговаривали, а так… думали, вспоминали. Федор Иванович то робко поглядывал на свою Машеньку, то довольно ерзал, то счастливо вздыхал. Но, несмотря на общий фон радости, сердце все же пожевывала ревность. Ему ли с его «бравым» прошлым ревновать? А вот ведь скрутило так, что не продохнуть! Теперь-то он на своей шкуре прочувствовал каково это – любить и терять надежду, любить и не находить утешения. А вдруг она передумает? Но разве она что-то обещала?.. Федор Иванович зажмурился и, не утерпев, выдохнул:
– Я ж как тебя с… этим… увидел, так совсем о покое забыл. До того тяжело стало. Все мечтал да верил, а тут как обухом по голове…
– О ком ты?
– Ну-у, ходит же к тебе… – Федор Иванович насупился и кинул на Марию Дмитриевну еще один робкий взгляд.
– Юра?
– Уж не знаю, как ты его величаешь. Бывший военный, в спорткомплексе работает и вдовец.
Мария Дмитриевна сначала засмеялась, а потом рассердилась.
– Ты что! Какой же он вдовец при живой жене?! Так говорить нельзя!
– А если у него есть жена, то что он у тебя тут делает? И гвоздики зачем дарит? Я тебе сам подарю… гладиолусы! Он, конечно, молодой – только-только за пятьдесят перевалило, и машина у него есть, но…
– Федя, я тебя сейчас по голове чем-нибудь тресну, чтоб глупости не говорил, – расстроилась Машенька. – Ты где насобирал-то подобное?
– Подружки-соседки твои… поделились, – Федор Иванович пожал плечами, намекая на свою полную непричастность.
– Сороки-белобоки, а не подружки! – Мария Дмитриевна встала и всплеснула руками. – Ты смотри! Брата моего двоюродного вдовцом сделали! Они сказки сочиняют, а ты слушаешь и повторяешь. Гвоздики… Меньше надо у окна с биноклем торчать.
Федор Иванович покраснел так, что пожарная машина на его фоне сейчас бы показалась бледной. Ой, дурень, ой, дурень…
– А он… брат твой, да? Двоюродный? – радость ударила в голову.
– Да, – четко ответила Мария Дмитриевна. Подошла к столу, закрыла широкую деревянную шкатулку и… хитро улыбнулась. Ревность была приятна и, выставляя гвоздики к окну пару недель назад, Мария Дмитриевна не сомневалась, что ее бывшему мужу это не понравится. Она хотела его озадачить, удивить, распалить, но не думала тогда, что соседки наболтают ему всякой ерунды от души. Ох, и повеселились сороки-белобоки! Ох, и напридумывали!
– А гвоздики мне клиентка подарила – в знак благодарности за хорошую работу. Я ей юбку сшила. Юра полгода назад в Москву перебрался с семьей, помнишь, он к нам один раз приезжал, когда мы только поженились? У него еще такая смешная бородка была «клинышком»?
– Смутно, – честно признался Федор Иванович и ни к месту улыбнулся до самых ушей.
– Он с женой поругался и ко мне стал обедать приходить, и ужинать иногда… Тяжело же, когда с близким человеком в ссоре. Теперь-то уж они помирились.
– А я увидел, что на тебе платье парадное, и чуть с ума не сошел! Гвоздики, наряд особенный… и он…
– Платье? Так у Катерины Васильевны день рождения был, и я его надевала, мы часа в три отмечать засели и гуляли до вечера. В тот день у меня пирог удивительно воздушным получился… А потом Юра подъехал.
– Уф, – только и смог выдохнуть Федор Иванович. На него обрушилась блаженная истома, он расслабился и с чувством произнес: – а про меня в журнале написали, что я очень хороший – заботливый и добрый. Может, опять поженимся, а?
* * *
– Извините, вас как зовут?
– Саша.
– Позвольте и мне представиться – банкир Герман Александрович Кобякин.
– Очень приятно, – ответила Сашенька, пока не понимая, приятно ли ей на самом деле или нет.
– Пожалуй, я сразу раскрою карты… – продолжал тем временем усатик. – Я же не случайно пригласил вас на танец.
– Да?
– Мне нужна жена. Красивая, скромная, порядочная. И мне кажется, вы отлично подходите на эту должность.
– Нет, я не подхожу, – испуганно мотнула головой Сашенька и, сбившись с ритма, наступила на ногу разомлевшему банкиру. – Ой, извините!
– Ничего страшного, мне даже понравилось, – он улыбнулся и продолжил: – напрасно вы отказываетесь вот так – сразу. Или вы посчитали мое предложение несерьезным? Что вы! Я ждал этого бала целый год и только для того, чтобы подыскать супругу! Где еще в наше время можно встретить достойную женщину? Только здесь!
– Но почему же… – Сашенька от удивления даже не нашла, что сказать.
– Я абсолютно в этом уверен! И я выбрал именно вас.
Восторженное настроение Сашеньки пошло на спад, быть выбранной на «должность жены» Германа Александровича Кобякина ей совершенно не хотелось. Ей хотелось танцевать.
– Мы с вами совсем незнакомы…
– Вы правы, но эту досадную ошибку легко исправить. – Банкир Кобякин оказался упорным. – Расскажите мне о своей семье.
– Герман Александрович… – Сашу начала злить такая навязчивость.
– Для вас просто Герман.
Сашенька покосилась на банкира и попыталась определить: сколько ему лет? На первый взгляд – сорок восемь или даже больше. Нет, называть его по имени она никак не сможет. Да даже будь он моложе… нет, он совершенно чужой человек.
– Мне кажется… – она смутилась, но решила не отступать, – мне кажется, к выбору жены нельзя подходить так…
– Планово?
– Да.
– Понимаю ваш романтичный настрой, но выражу свое несогласие. Планировать в жизни нужно абсолютно все! Абсолютно. – Герман Александрович откинул голову назад, и слипшиеся волосы блеснули гелем. Раздув щеки, он повел Сашеньку вправо, затем картинно развернул, видимо, позабыв о том, что танцует не танго, и добавил: – наш брак – дело решенное, если, конечно, в вашем роду не было душевнобольных. На своих наследников я, знаете ли, делаю огромную ставку.
«Ну, – подумала Сашенька, – Галина Аркадьевна и Света, конечно, не подарок судьбы, но на душевнобольных не тянут».
– С моими родными все в порядке, – буркнула она, пытаясь подстроиться под темп Кобякина. Музыка стала стихать, и Саша вздохнула с облегчением – танец заканчивался.
– Замечательно, – обрадовался тостяк. – Заметьте, меня не интересует достаток вашей семьи, я вполне смогу обеспечить и вас, и ваших родителей. Я человек щедрый и порядочный – вы не будете ни в чем нуждаться. Моя жена должна производить хорошее впечатление в обществе, я уже прикинул, каким должен быть ее, то есть ваш, гардероб и подготовил смету на украшения…
Дальше Сашенька уже ничего не слышала, потому что увидела Сергея. Он кружился в паре с той самой роскошной медноволосой девушкой, которая сидела за столиком прессы на низком балконе.
Столик прессы… Она идеально красива… Вероника Сотникова…
Имя вспыхнуло так неожиданно резко, что Сашенька остановилась. Танец закончился, и ее реакция не показалась Герману Александровичу странной.
– Я с удовольствием провожу вас, – протянул он, кивком благодаря за вальс.
– Спасибо, – тихо ответила Сашенька.
О Веронике Сотниковой она практически никогда не думала – личность бывшей модели, ныне редактора журнала «Кисс», была далекой и нереальной. Разговор с Мариной забылся, оставив в душе легкий налет волнения и недоумения. А теперь…
Так вот она какая – успешная Ника Сотникова – девушка, не пожелавшая выходить замуж за Сергея… Но они не расстались, не разругались… вальсировали, будто между ними не случилось ничего тягостного…
– Сейчас будет ужин, – бубнил тем временем на ухо Кобянин, – а затем продолжится танцевальная программа, я обязательно приглашу вас, Саша, и мы еще поговорим. Нам еще многое нужно обсудить.
– Хорошо, – обреченно ответила Сашенька, очень надеясь, что ее пригласит кто-нибудь другой и тем самым спасет от этого брачного кошмара.
Когда Сашенька вернулась к Марине и Белозерцеву, стол уже был накрыт: небольшие тарелочки с легкими закусками расположились двумя полукругами, в ведерке со льдом полулежала бутылка шампанского, рядом стояли бутылка вина и бутылка коньяка.
– Краб с авокадо, башенка с моцареллой, маринованное филе говядины, кокот из лесных грибов с трюфелем и курицей, – частично перечислил блюда Андрей Юрьевич, – что тебе положить, Саша?
– Кокот, – ответила она, рассчитывая, что им окажется пестрая закуска, разложенная на зеленых листьях салата.
Не угадала.
Через двадцать минут Сашенька могла похвастаться тем, что перепробовала абсолютно все. Сначала она стеснялась, а потом, встретив лучистый взгляд банкира, сидящего неподалеку, нервно принялась есть. Так было вкусно, что она уже не смогла остановиться.
– А у тебя появился ухажер, – усмехнулась Марина, отправляя в рот тонкий треугольник сыра. – Глаз от тебя не отводит.
– Я больше не хочу с ним танцевать, он какой-то… странный, – пожаловалась Сашенька, раздумывая – рассказать про его планы или нет. Марина, наверное, посмеется, да она бы и сама посмеялась, если бы на горизонте не маячила перспектива испорченного вечера. А вдруг он и правда будет ее приглашать на каждый вальс, польку или галоп? Она не слишком хорошо выучила танцы, но Германа Александровича это вряд ли остановит.
– Не волнуйся, – разливая шампанское, сказал Белозерцев, – ты будешь танцевать только с тем, с кем посчитаешь нужным, я за этим прослежу. И не бойся отказывать.
Сашенька заметила, как напряглась Марина. Неосторожно брякнув вилкой о тарелку, она вздернула подбородок и потянулась к бокалу. Она расстроена? Но почему?
Уже через полчаса грянула полька, и народ, не желая засиживаться после вкусных и сытных блюд (которые значились в меню почему-то как легкая закуска), охотно заторопился в центр зала. Германа Александровича Кобякина ничуть не смутил быстрый темп танца, он встал, откашлялся и зашагал вразвалочку к «будущей жене».
Сашенька побледнела и нервно выпила полбокала шампанского. Но как только банкир подошел к столу, Андрей Юрьевич встал и холодно произнес:
– Дама уже приглашена на два последующих танца, – взяв Сашеньку за руку, он увлек ее за собой.
Герман Александрович, недовольно крякнув, повернулся к Марине.
– Нет, – резко бросила она, не дожидаясь слов приглашения.
Разочарованному банкиру оставалось только скрипнуть зубами и вернуться на свое место.
– Помни о моем преклонном возрасте, – улыбнулся Андрей Юрьевич, когда они с Сашенькой встали напротив друг друга. – С прыжками у меня всегда было плохо.
– Я тоже не очень умею, – радостно ответила она, отправив ему взгляд, переполненный благодарностью.
Пары понеслись сначала вправо, а затем влево. Многие сбивались, но это вызывало лишь задорный смех. Белозерцев смотрел по сторонам, пытаясь уловить рисунок танца, Сашенька делала тоже самое, но получалось все равно в разнобой.
«Надо устроить нечто подобное на следующей корпоративной вечеринке, – тяжело дыша, подумал Андрей Юрьевич, – и надо обязательно пригласить госпожу Фокину – вот на что нужно переключать ее неуемную энергию». И еще он подумал, что галоп и мазурку его сердце уже не выдержит.
– Спасибо вам! – эмоционально поблагодарила Сашенька, делая финт ножкой.
– Не за что, – проскрипел Белозерцев, промокая платком лоб.
* * *
Ника к танцам относилась прохладно, больше удовольствия она получала от демонстрации собственной персоны, новых знакомств и болтовни. Обойдя зал, поприветствовав подруг, она прошлась мимо ложи для VIP-гостей и, не встретив ни одного заинтересованного взгляда, устремилась к столику Сергея. Церемонию открытия бала он наблюдал, сидя рядом с ней, явно скучал и ждал второй части торжества, затем пригласил ее на вальс, а потом отправился ужинать к своим друзьям-приятелям. Раньше он так никогда не поступал – она всегда чувствовала его поддержку, они могли часами непринужденно беседовать, обсуждая разом кучу тем. Обиделся? Не простил отказа? В том-то и дело, что нет! Он вовсе не притворялся, ему действительно рядом с ней было скучно… И это казалось невероятным… и откровенно расстраивало.
– Ну, как тебе вечер? – она села на стул, закинула ногу на ногу и пригладила рукой шелк платья. – Когда же принесут десерт, он всегда такой вкуснющий.
– Вполне, – Сергей налил для Ники шампанское в чистый бокал и вернул бутылку обратно в ведерко. – Первый раз я не жалею, что пришел.
Она проследила за его взглядом и удивленно приподняла бровь.
– А кто та девушка, которая танцует с Белозерцевым? Сначала ты с ней нянькался, а теперь он… Кто она?
Сергей сделал глоток коньяка и улыбнулся.
– Дочь нефтяного магната, – ответил он и, резко поднявшись, пошел разбивать пару.
Глава 19
Каждой даме по кавалеру
Польку сменил вальс. Белозерцев сделал шаг к Сашеньке и протянул руку. Свет в зале стал более густым, оранжевым, по полу пролетели лазерные миражи опавших листьев.
– Андрей, ты не устал? – раздался насмешливый голос Сергея.
Андрей Юрьевич поднял голову, Саша обернулась и почувствовала, как по спине побежал холодок.
– Явился, не запылился, – протянул Белозерцев, расстегивая пуговицы жилета. Ему, наоборот, стало жарко.
– Если дама не возражает, – улыбнулся Сергей, – я бы хотел разбить вашу пару.
Он подошел еще ближе и встал рядом с Сашенькой.
– Дама не возражает? – поинтересовался Андрей Юрьевич.
– Нет, не возражаю, – выдохнула она.
– Вот и отлично, я тогда пойду съем что-нибудь, надеюсь, горячее уже принесли. – Кивнув, Белозерцев развернулся и пошел к своему столику.
Сергей встал напротив Саши, поднял руку – она положила в его ладонь свою. Второй рукой он коснулся ее спины, тихо посчитал: раз, два, три, и повел в танце. Приставные шаги влево, подъем на носки и обратно вниз, приставные шаги вправо, а потом, игнорируя подробности правил, вихрем по большущему кругу.
– У тебя глаза сейчас голубые, – улыбнулся он.
– Это свет… такой, – ответила Саша.
Музыка ворвалась в душу и загремела, забилась, забурлила… Сашенька не чувствовала ног, но зато руку жгло так сильно, что хотелось ее отдернуть, и спину жгло тоже, в том месте, где его пальцы касались кожи. На миг Сергей притянул ее к себе и тут же отпустил. Стальные глаза странным огнем обожгли еще и щеку, губы. Сашенька обмякла и превратилась в легкую пушинку, которую несет вдаль ветром, а куда – она и сама не знает…
Сергей получал удовольствие от танца, от тепла Сашиного тела, от еле уловимого аромата духов. Ему нравилось на нее смотреть и отчего-то нравилось смущать. Овальное личико, курносый нос, румянец на щеках. Девчонка. Но взгляд сам скользит к ее губам и рука сильнее сжимает ее пальцы – сегодня она все же другая.
– Не устала?
– Нет.
Почему он ее пригласил… Не хотел общаться с Никой? Решил развеяться? Вовсе нет. Это был секундный порыв. Саша так подпрыгивала вместе с Белозерцевым, так смеялась… Невозможно было смотреть на это спокойно. И он не стал смотреть – пусть лучше Андрей вальсирует с Мариной, а то ведь дальше своего носа ничего не видит. Рядом женщина, которая душу за него готова отдать, а он польки отплясывает. Сергей усмехнулся – старый дурак ты, Белозерцев, старый дурак! Только слепой не заметит чувств Марины, только слепой.
Музыка оборвалась неожиданно резко, и пары по инерции продлили вальс. Главный танцмейстер выдал несколько шуток и огласил следующую часть программы: кадрили и польки. Молодежь ринулась к центру зала, а гости постарше, наоборот, потянулись к столикам.
– В быстрых танцах я не силен, – сказал Сергей, – но буду рад пригласить тебя на следующий вальс.
Сашенька поймала его короткую улыбку и согласно кивнула. Они отошли на край танцевальной зоны, чтобы не мешать парам, приготовившимся к лихому ритму кадрили. Только сейчас Сергей отпустил ее пальцы и, скользнув по руке вверх, дотронулся до локтя. По телу пробежали совершенно ненужные мурашки, и Сашенька сжалась, стараясь не показывать смущения. Но тут в голове всплыл образ Кобякина, и вся романтика рассыпалась в пыль.
– Я здесь постою, – неуверенно произнесла она, пытаясь разглядеть вдалеке столик банкира. Сидит он, ждет или переключился на кого-нибудь другого?
Герман Александрович именно сидел и именно ждал.
– Боюсь, ты опять умудришься потеряться, так что лучше я отведу тебя к Марине. К тому же пришло время выпить и перекусить. Как на счет ароматного куска мяса и бокала вина?
Сашенька неопределенно пожала плечами. Конечно, Белозерцев обещал оградить ее от нежеланных кавалеров, да и нет ничего страшного в том чтобы еще раз поговорить с Кобякиным и все ему объяснить, да и, может, он уже забыл о ее существовании, а может, его слова были попросту шуткой, которую в тот момент она не поняла… Целая куча «может», но как же не хочется портить то волшебное настроение, которое переполняет душу, как же не хочется сейчас еще с кем-нибудь танцевать…
– Я лучше здесь побуду, посмотрю на кадриль.
– Уверена? – уточнил Сергей, глядя Саше в глаза.
– Да, – ответила она слишком торопливо.
Если раньше он не смог бросить ее в лесу, то сейчас не может оставить ее одну в круговороте бала. Начнут липнуть всякие… Сергей нахмурился, не понимая, откуда у него такие мысли? Собственно, на подобном мероприятии является нормальным заводить знакомства, веселиться, совершать глупости и даже влюбляться (половина девушек приехала именно за этим) и, собственно, нормально, если к Саше начнут липнуть молодые люди. Он окинул взглядом зал – эй, это уже не лес!
– Пожалуй, я составлю тебе компанию, – ровно произнес он. Мясо с вином подождут, Белозерцев – тоже, с Никой он и так уже провел достаточно времени (для дружеских отношений достаточно), а большее теперь кажется лишним, ненужным.
– Спасибо. – обрадовалась Саша, но постаралась не подавать вида.
– Не за что.
Через секунду перед Сергеем выросла одна из дебютанток – высокая брюнетка в белоснежном платье с маленьким букетиком в руке. Проигнорировав Сашеньку, она лучезарно улыбнулась, выпятила грудь, продемонстрировав откровенную линию декольте и пропела:
– А не пригласите ли вы меня на следующую польку? Обещаю вам незабываемые впечатления.
– Пожалуй, нет, – сдержанно ответил Сергей, «забывая» прибавить положенные этикетом извинения.
Лицо девушки вспыхнуло удивлением, губы скривились – к отказам она, видимо, не привыкла. Фыркнув, вздернув нос, девушка резко развернулась и отправилась на поиски «более достойного» мужчины.
Сашенька не смогла сдержать искреннюю детскую улыбку – хорошо, что он отказал, приятно.
– Ну, а ты с кем сегодня танцевала – рассказывай, – небрежно спросил Сергей, отводя ее немного в сторону.
– Первый вальс с Германом Александровичем Кобякиным…
– Банкиром?
– Да. Вы его знаете?
– Лично нет, но наслышан. Чудной, говорят, субъект.
– И мне так показалось…
– Почему?
– Он сказал, что ждал этого бала целый год, потому что решил жениться… и что я ему подхожу… и он хотел бы познакомиться поближе.
– А ты?
– А мне он не понравился, – честно ответила Сашенька.
– Банкир и не понравился? – иронично уточнил Сергей и тут же встретил изумленный и даже рассерженный взгляд. Он просто пошутил, но, кажется, теперь ему придется выслушать пылкую речь про ту самую любовь, которая сдвигает горы, сметает на своем пути препятствия и делает человека невероятно счастливым. Отказать себе в маленьком удовольствии – смутить ее, сбить с толка, он не мог и поэтому добавил: – разве брак с таким человеком – не выгодная партия, о которой мечтает каждая девушка? Разве это не долгожданная путевка в светлое завтра?
Как там говорила Ника? «Брак для девушки – это отличный шанс попасть в десятку. Это счастливый билет до остановки под названием «Успех и деньги».
– Вы это серьезно? – тихо, с сомнением спросила Сашенька. – Но замуж нужно выходить по любви, по очень большой любви – настоящей, понимаете? – Ее щеки вспыхнули, и от волнения она стала покусывать нижнюю губу.
Ну вот, он так и думал – Сергей еле сдержал улыбку, разве она могла ответить иначе? Стесняется, явно побаивается его, а туда же – за веру в любовь готова броситься на амбразуру.
– Прости, я глупо пошутил. – Он наклонился и вкрадчивым шепотом произнес: – Я, конечно, считаю точно так же.
В который раз, не выдержав его взгляда, Саша опустила глаза. Забавно сморщила курносый нос и кивнула своим мыслям. Да, любовь есть… настоящая! И нельзя в этом сомневаться – категорически нельзя. Сашенька подняла голову – Сергей по-прежнему смотрел на нее. Любовь есть… от нее бросает то в жар, то в холод… то дрожат коленки, то перехватывает дыхание…
Его рука легла на ее талию.
– Давай прогуляемся, – предложил Сергей, – уже должны были открыть выставку картин – посмотрим и вернемся к десерту, наверное, ты очень любишь сладкое.
– Люблю, – подтвердила Сашенька, не узнавая собственный голос.
* * *
Вальса не было как назло! А ведь она уже почти решилась… Что здесь такого – пригласить Белозерцева на танец? Пару раз на корпоративных вечеринках они уже топтались под музыку, неторопливо обсуждая рабочие моменты журнала да и на прошлогоднем балу провели несколько танцев вместе, так с чего вдруг ступор?
Чем дальше, тем сложнее…
И вальсов, как назло, нет!
Молоденькие дебютантки беззаботно-счастливо скачут то вправо, то влево, хохочут, стреляют глазками… а она сидит за столиком в компании Вероники Сотниковой и мучает вилкой пропитанный травами и лимоном кусок семги. Марина мысленно издала стон отчаяния – сейчас еще, наверняка, Мисс Я Самая Крутая На Свете начнет трепать нервы. И зачем только она притащилась, кто ее звал?
– Что-то наши мужчины совершенно не обращают на нас внимания, – насмешливо произнесла Ника, поднося к губам бокал с вином. – Сергей прилип к какой-то девчонке, а Белозерцев, как всегда, по уши в работе. Я уже скоро поеду домой… Чертов бал! Ни одного приличного знакомства!
– Я тоже скоро поеду домой, – бросила Марина.
– Почему ты не заарканишь Белозерцева? Он хорош… – Ника отклонилась и поискала его глазами, – он же тебе давно нравится, да?
– Занимайся своей личной жизнью. – оборвала ее Марина.
– Фи, как грубо, – Ника усмехнулась, понимая, что задела за больное, и остановила взгляд на одном из приглашенных. – Если не ошибаюсь, этот глянцевый гриб – финансовый воротила… как его? Последние месяцы он часто мелькает по телевизору.
– Кобякин, – равнодушно ответила Марина.
– Да, точно. Отвратителен, но богат. И почему в жизни все так несправедливо? И когда Сергей отлипнет от этой девицы? И на что она надеется? Он же наиграется и бросит ее. – Раньше Ника еще бы добавила: «ему хорошо только со мной», но фраза застряла на полпути, и настроение мгновенно испортилось. – Интересно, сколько ей лет? Выглядит на двадцать и то только потому, что раскошно одета.
– Двадцать два.
– Сергей сказал, что ее папочка весьма богат.
– Он пошутил.
– А ты откуда знаешь?
– Она моя подчиненная, – Марина перестала терзать семгу и тоже посмотрела на Сашеньку. Действительно, Сергей рядом. И что мужики в ней находят? Белозерцев вот тоже… смотрел на нее, как на чудо природы. Обыкновенная же. Или нет? – Ревнуешь? – не удержалась она от укола.
– Вот еще, – Ника скривилась и оглянулась. Кто нальет еще вина? Похоже, никто.
А Марина ревновала и первый раз ей захотелось сорвать на ком-нибудь злость.
– Вон посмотри, опять идет, – недовольно протянула она, наблюдая за Кобякиным. – Полагаю, это по твою душу, я ему уже один раз отказала. Целый час просидел, глядя на наш столик… женщин кругом, что ли, мало?
Герман Александрович подошел к Нике, пошлепал губами и произнес стандартную фразу:
– Можно вас пригласить на танец?
– Да, – ответила она, нехотя поднимаясь. Отвратителен, но богат. И почему в жизни все так несправедливо?..
Ника поздно сообразила, что следующий танец тоже быстрый. Скакать в вечернем платье, как антилопа гну, желания совершенно не было, но, увы, никуда не денешься – не бросать же банкира посреди зала. Музыка гремит, пары кружатся и подпрыгивают почти синхронно.
– Скажу честно, вы мне не слишком подходите, – сразу и откровенно выдал Герман Александрович. – Но я решил дать вам шанс. Скажите, в вашем роду были душевнобольные?
– Нет, – тяжело вздохнула Ника, делая три шага вперед. Подпрыгнула и добавила про себя: «но теперь, наверное, будут».
* * *
Покинув в сопровождении Сергея главный зал, Сашенька с приятным смятением окунулась в иной мир – в мир тихой музыки, мягких полутонов и строгих декораций. В просторных холлах редко встречались гости бала, не было суеты, и только иногда к потолку летели взрывы смеха и восторженные голоса. Пожалуй, активность наблюдалась только около выставленных картин – позвякивая бокалами, знатоки и любители вели неспешную беседу, прохаживаясь взад-вперед.
– Если честно, я в этом абсолютно не разбираюсь, – сказал Сергей, когда они покинули мини-выставку.
– Я тоже, но мне очень понравились черно-белые рисунки, – ответила Сашенька.
– Ты не забыла, что обещала мне следующий вальс? – поинтересовался Сергей.
– Нет, – Саша улыбнулась и покосилась в его сторону.
– Молодец, – легко бросил Сергей и тоже улыбнулся.
Они дошли до островка зимнего сада и остановились. Со стороны главного зала неслись звуки польки, а со стороны лестницы – медленные переливы в исполнении небольшого оркестра.
– Наверное, вальс не скоро будет, – выдохнула Сашенька и в сто первый раз покраснела. Никак, ну никак ей не удается успокоиться в его присутствии. Почему? Потому…
Сергею нравилось за ней наблюдать, и просто смотреть на нее нравилось. Серо-голубые глаза, курносый нос. Смущается по поводу и без повода и, конечно, он уже давно понял, что она к нему неравнодушна – самая обыкновенная детская влюбленность в принца на белом коне, вернее, в небритого мужика с топором в руках, который появился из ниоткуда и помог. Ах, Сашка, Сашка, нашла в кого влюбляться… Не надо, не надо путать принца с серым волком.
– Разве это проблема? – он шагнул к ней. – Повальсировать мы можем и здесь.
– Но…
Сергей вспомнил их первую встречу, вспомнил собственное раздражение, ее испуг и извилистый кросс между деревьев, вспомнил, как она жалобно просила отпустить ее… Девчонка. Как еще к ней относиться? И все же взгляд метнулся к ее пухлым губам…
Вновь сжав ее пальцы, он расправил плечи и, приготовившись к стандартному «раз-два-три», сказал:
– Ты же мне обещала танец, не так ли?
Сашенька кивнула. Она и не собиралась отказываться, робкое «но» вылетело само собой. Какая разница, где танцевать, главное – с ним…
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… Сердце ныло и пело, сердце было согласно на все. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… Пусть это будет самый долгий вальс на свете, пусть он не заканчивается никогда!
Но Сергей остановился.
Крепко прижав Сашеньку к себе, он дождался когда она поднимет глаза. Провел ладонью по ее щеке… наклонил голову, потратил две секунды на размышление и все же поцеловал. «Зачем?» – пронеслось в его голове, но… но ее губы оказались нежными и послушными, она прильнула к нему, доверяясь целиком и полностью… Зачем? Пустой, ненужный вопрос. Ах, Сашка, Сашка, не надо путать принца с серым волком…
* * *
Когда он перестал ее целовать? Секунду назад? Минуту? Сашенька стояла с закрытыми глазами, чувствуя на талии тяжелую руку Сергея. Она открыла глаза, машинально дотронулась пальцами до губ и замерла…
Сейчас ей было не просто хорошо, ей было – волшебно. Но чувства и страхи в душе смешались, смущение достигло предельной отметки, а вопросы, точно осенние листья, закружились, замелькали…
«Только не убегай», – подумал Сергей, но Сашенька юрким зверьком вырвалась из его рук и метнулась сначала к лестнице, а затем к залу.
«Опять петляет», – мелькнула следующая мысль, и он бросился следом.
Но бежать далеко не пришлось – около бархатных портьер Саша сама притормозила, наткнувшись на Белозерцева, Марину и Нику.
– Ты откуда? – изумилась Марина, переводя взгляд на Сергея.
– Я…
– Мы были на выставке, – спокойно, почти равнодушно, ответил он за Сашу, – приобщались к прекрасному.
– И как? – многозначительно спросила Ника.
– Замечательно, – он улыбнулся в ответ, – черно-белые рисунки производят неизгладимое впечатление. Нам очень понравилось, так что и вам рекомендую.
– А мы уже домой собрались, – вмешался в разговор Белозерцев, – как раз, Саша, тебя искали. Ты с кем поедешь? Со мной или с Мариной и Вероникой?
– Я ее отвезу, – четко произнес Сергей.
Несмотря на приличное количество вариантов, выбор у Сашеньки был только один. Она не может поехать с Сергеем – хочет, но не может. Как сейчас оказаться с ним наедине? Что он ей скажет? А вдруг вообще посмеется?
Марина и Ника… Находиться рядом с женщиной, на которой он собирался жениться, она не в силах… только бы сейчас не задумываться над вопросом, а любит ли он ее до сих пор?
– Андрей Юрьевич, я с вами поеду… Хорошо?
– Конечно, – Белозерцев тут же взял ее под руку и быстро попрощался со всеми. – Ну, еще увидимся, – добавил он и поморщился: – Жду не дождусь, когда сниму смокинг. Александра, пойдем, ты, наверняка, устала.
Сашенька пролепетала «до свидания» и направилась вместе с Андреем Юрьевичем к лестнице, а в спину ей отточенной стрелой полетел взгляд Марины. Взгляд, переполненный ревностью.
Глава 20
Нечаянно, негаданно…
Главное – ни о чем не думать, не вспоминать. Нужно занять себя делами и крутиться-вертеться, пока часы не покажут десять вечера. И завтра то же самое. Или не так? Сашенька выключила пылесос, тяжело вздохнула и улыбнулась. Пограничное состояние между радостью и грустью, между умиротворением и нервным перевозбуждением тянулось с девяти утра. Поспала она мало, но нескольких часов оказалось вполне достаточно – уж чего-чего, а сонливости у нее не наблюдалось.
Мысленно она постоянно возвращалась на Осенний Бал, боролась с собой, но все равно вспоминала вальсы, польки, Сергея… поцелуй… Да как такое можно забыть, вычеркнуть из памяти? Самая робкая, самая тайная, самая отчаянная мечта сбылась и в душе до сих пор звучит музыка и… ворочается вопрос: а что дальше?
Главное – ни о чем не думать, не вспоминать. Нужно занять себя делами и крутиться-вертеться…
Но почему он так поступил?
И почему же она не поехала вместе с ним!
А вдруг, он обиделся?..
А вдруг, он ничего не чувствует… то есть… ну, просто так поцеловал?
А Вероника Сотникова очень красивая…
Главное – ни о чем не думать…
Сашенька убрала пылесос на место, отдраила плиту и раковину, полила цветы и спешно собралась в магазин. Федора Ивановича нет, и интуиция подсказывает, что он у Марии Дмитриевны (эх, хорошо бы они помирились!), а значит, можно спокойно сварить первое – и никто не будет кидать в кастрюлю странные корешки и приговаривать: «это для аромату, понимать же надо». Сашенька улыбнулась, надела кофту, подхватила сумку и выпорхнула из квартиры.
– Понимать же надо, – весело произнесла она, нажимая кнопку лифта.
На покупки она потратила минут сорок. Особых очередей не было, но ей захотелось погулять мимо полок, вдыхая аромат свежевыпеченного хлеба, и… и ни о чем таком не думать.
Обратно она шагала с увесистым пакетом, мурлыкая под нос «пам-парурам-пам-пам», и пружинила в такт. Ее праздничная прическа потеряла вид, а ветер, воспользовавшись случаем, внес и свою порцию беспорядка, но спутанные пряди с кудряшками на концах ей удивительно шли и добавляли трогательных штрихов счастливому выражению лица.
Свернув к дому, она убрала волосы за ухо и переложила пакет в другую руку. Сейчас она поднимется на десятый этаж, откроет дверь и приготовит любимые Федором Ивановичем щи. «Укроп купила, чеснок купила, бородинский хлеб тоже…» Мысли Сашеньки оборвались. Она остановилась и не поверила собственным глазам…
Около подъезда на зеленой скамейке сидел Пашка.
* * *
В час дня Сергея разбудил телефонный звонок. Домой он приехал под утро в препоганом настроении и надеялся проваляться в кровати до четырех, но кто-то нетерпеливый трезвонил и трезвонил, и пришлось свешивать ноги с кровати и плестись за мобильником.
– Надо было его отключить, к чертовой матери, – буркнул Сергей и вынул телефон из кобуры.
Ника.
Здравствуй, «дорогая», не могла бы ты позвонить через пару часов.
– Привет, – сказал он, проводя рукой по коротко стриженным черным волосам.
– Надеюсь, разбудила?
– Да.
– Не сердись, – голос Ники звучал бодро, видимо, она умудрилась выспаться. – Собственно, я звоню просто так, поболтать.
– Может, позже?
– Ну перестань, я сгораю от любопытства! Кто та девушка, с которой ты пропал на целый час? Марина сказала, что она ее подчиненная… Ты намерен с ней встречаться?
Сергей мгновенно проснулся. Первый раз… первый раз Ника задавала подобные вопросы. Никогда раньше ее не интересовало: с кем он проводит время. Вернее, они всегда смотрели сквозь пальцы на увлечения друг друга. Они, как два корабля, изредка расходились в разные стороны, но к положенному сроку причаливали к одной пристани. И каждый знал и был уверен, что другой обязательно причалит. А вот теперь у Ники появились сомнения…
– Я не хочу это обсуждать, – ответил Сергей неожиданно резко для себя.
– Ну, как хочешь, – в голосе Ники послышалось напряжение и легкая обида. – А я битый час провозилась с одним финансовым воротилой. Липкий и противный, как… Вряд ли я подберу достойное сравнение. Еле отвязалась. Ты вечером занят? Может, сходим в ресторан или клуб? Лучше что-нибудь демократичное… пиво и немецкая кухня.
– Я подумаю, – ответил Сергей, зная, что он никуда не пойдет. С Никой не пойдет.
– Ладно, спи и позвони мне ближе к вечеру. Бай-бай.
Положив мобильник на край журнального столика, Сергей, не торопясь, направился в ванну. Плеснул в лицо ледяной воды, облокотился двумя руками о раковину и, подняв голову, посмотрел на себя в зеркало. Хорош-ш-ш… Серый волк. «Кто та девушка, с которой ты пропал на целый час… Ты намерен с ней встречаться?»
Он снял махровое полотенце, вытерся, бросил его на стиральную машинку и пошел в кухню. Приготовил крепкий кофе, сел на табурет, закинул ногу на ногу и прислонился голой спиной к прохладным обоям.
Телефона Саши у него нет, но он знает, где ее найти… а нужно ему это или нет?.. ну, поцеловал девчонку, ну и что… раньше бы тут же забыл, а тут – душа не на месте… и настроение поганое было именно из-за нее… то есть не из-за нее, а из-за себя – идиота… да, раньше бы забыл… А может, это первые признаки старости? Сергей усмехнулся – губы растянулись в улыбке, глаза превратились в щелочки. Сашка, Сашка, ну что с тобой делать…
* * *
– Привет… – Павел встал со скамейки и добавил уже более уверенно: – А я за тобой приехал.
Он окинул Сашеньку цепким взглядом и отметил, что выглядит она отлично. Прическу поменяла… похудела или наоборот – поправилась? Изменилась. И надо признать – он по ней соскучился. Увидел и честно обрадовался: вот его настоящая девушка и другой не надо. Им так хорошо было вдвоем – и в кино, и в кафе, и на улице… Это тетка ее – вредная, жадная Галина Аркадьевна, во всем виновата, если бы не она, то не потерял бы он Сашеньку, не лопухнулся бы так с Ирмой, и не стоял бы сейчас столбом, как дурак, пытаясь подобрать нужные слова. Но, конечно, и он виноват… перепугался-засуетился…
– Здравствуй, – ответила Сашенька, подходя ближе. Она поставила пакет на скамейку, села и посмотрела на Пашку.
Он тоже сел и взял ее за руку.
– Наверное, мой приезд тебя удивил… – робко, но пафосно произнес Пашка.
– Удивил, – ответила Сашенька, еще находясь в растерянном состоянии.
– Я и сам от себя такого не ожидал, то есть… – неуверенно пробормотал Пашка. – Ты почему уехала?
Сашенька пожала плечами. Храпящий на ее постели командировочный, неприятный разговор с теткой, расставание с ним – с Пашкой… Слишком много навалилось тогда, вот и уехала. Разве он не понимает этого?
– Захотелось самостоятельной жизни, – серьезно ответила Сашенька.
Что он сказал?
«Я приехал за тобой».
Ох… ох… ох! Сашенька высвободила руку и резко придвинула пакет к себе – в обнимку с продуктами намного спокойнее.
Любит ли она Пашку так же, как и раньше?
И были ли те чувства любовью?
И имеет ли это значение?
– Апчхи! – звонко чихнула Сашенька.
– Будь здорова, – с поспешным подобострастием пожелал Пашка.
– Спасибо, – поблагодарила Сашенька.
Пашка глубоко вдохнул, набрав в легкие побольше воздуха, выдохнул и «ринулся в бой». Он заранее решил при разговоре вести себя уверенно, чтобы Сашенька не сомневалась в его настрое, чтобы она тут же плюнула на новую работу, на ставший уже привычным новый быт и, не раздумывая, вернулась домой. К тетке или к нему? Пока к тетке. Он даже готов серьезно поговорить с Галиной Аркадьевной, тем самым продемонстрировав заботу, ну, а уж потом… попозже… наверное, через полгода… Да, точно через полгода они поженятся. Все равно ему никто больше не нужен – Сашенька родной и близкий человек, девушка, которую он не смог забыть, которая не подведет, которая всегда вызывала у него особые чувства. Просто он трусил, а это, кстати, нормально: брак – дело серьезное.
– Я приехал за тобой, – твердо повторил Пашка. – Теперь все будет по-другому. Я слишком мало о тебе заботился и совершенно не помогал справляться с теткой, а она еще та ехидна. – Пашка скривился. – А о нашем последнем разговоре, пожалуйста, забудь. Сам не знаю, что на меня нашло… Прости, ладно?
– Ладно, – кивнула Сашенька. Ей совсем не сложно его простить, даже легко. – А ты откуда узнал мой адрес? Света сказала?
– Да, она… – кивнул Пашка и просительно заглянул Сашеньке в глаза. То есть ты на меня больше не сердишься?
– А я и раньше не сердилась… – пожала плечами Сашенька.
– И мы сейчас же едем обратно – домой? – продолжал штурм Пашка.
В носу опять защекотало, и Сашенька на секунду зажмурилась, задержала дыхание, чтобы не чихнуть. Нет, Пашку она больше не любит и, самое странное, – он стал для нее абсолютно чужим. Больше не хочется ему доверять, не хочется делиться радостями и горестями. Нет, это уже не ее Пашка, и она уже не его…
– Я не могу, – ответила Сашенька, поднимаясь. – Мне надо щи сварить и вообще…
– Какие щи? – Пашка даже растерялся.
– С капустой и сладким перцем, – пояснила Сашенька, нетерпеливо глядя на дверь подъезда. Федор Иванович только такие уважает.
– Подожди. – вскинулся Пашка. – Я же с тобой о нашем будущем разговариваю! Мы поженимся, обязательно поженимся! Следующей весной. Обещаю! И с теткой твоей я разберусь, не беспокойся, больно наглая она и жадная. Ты можешь на меня положиться, я тебя в обиду не дам!
«Поздно», – устало, без тени злорадства, подумала Сашенька, а вслух сказала:
– Ты меня тоже извини. Все теперь по-другому… Извини.
Подскочив, Пашка принялся нарезать круги возле скамейки.
– Конечно, у тебя теперь крутая работа и на мозги никто не капает… но ты не должна менять настоящие чувства на иллюзии, – он сбился с мысли, остановился и посмотрел на нее. – Федор Иванович этот… он к тебе пристает?
Сашенька засмеялась – сначала тихо, а затем громче.
– Ты что? – она махнула рукой и потянулась к пакету. – Он замечательный, он обо мне по-настоящему заботится. Как дедушка, понимаешь?
– А с чего бы ему о тебе заботиться? – ехидно сморщился Пашка.
– Просто так… – Саша перестала смеяться, – по-человечески.
Нахмурившись, Пашка вновь плюхнулся на скамейку.
– Короче, мы уезжаем – и все, – решительно заявил он. – Я тебя люблю, ты меня любишь, а остальное – ерунда!
Да, когда-то Сашеньке было хорошо с ним, но теперь она знает, каково это, когда земля уходит из под ног, когда мир кружит голову яркими красками, когда рассыпаются сомнения, когда хочется раскинуть руки, подпрыгнуть и полететь, когда за один взгляд, прикосновение полжизни отдать не жалко, когда болит в душе, и страшно, если эта боль вдруг оборвется.
– Извини, Паша… но я не люблю тебя, – тихим, но твердым голосом проговорила Саша.
Пашка замер с открытым ртом.
Дернув пакет, Сашенька устремилась к подъезду. Она чувствовала себя немного виноватой и… счастливой, будто с плеч упал тяжелый груз, мучавший ее очень долго. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… Прости, Пашка, прости, а еще – спасибо…
* * *
Федор Иванович возвращался домой в состоянии головокружительного опьянения. Нет, алкоголь к этому не имел никакого отношения – Машенька, его милая добрая Машенька перечеркнула прежнюю обиду и, как самый ценный подарок, протянула ему надежду. Понимать же надо! Уж он теперь о-го-го! Уж он теперь не подведет! Не осталось в нем дури ни грамулечки, знает, знает он теперь, как легко потерять самое главное, самое дорогое в жизни. Машенька для него – все!
Шагнув на дорожку детской площадки и улыбнувшись до ушей, Федор Иванович углубился в мечты о будущем, но ход мыслей довольно быстро прервался – около подъезда он увидел Сашеньку и незнакомого молодого человека. Худой, волосы светлые, прямые – челка на глаза падает. Кто таков? Уж не тот ли самый, про которого она в журнале писала? Уж не тот ли самый, с которым она хотела встретиться на балу? Уж не тот ли самый, который душу ей разбередил?
Федор Иванович пошел медленнее, а затем и вовсе остановился. Беспокойство и любопытство крепко схватили его за руку и потянули в сторону пестрых кустов. Подслушивать и подглядывать, конечно, плохо, но он волнуется за Сашеньку, а как иначе? Она ему, между прочим, не чужой человек. Жизненного опыта у нее маловато, сама может и не разобраться: кто положительный, а кто – так себе; кто честен, а кто врет. И получается, что небольшая разведка необходима!
Федор Иванович осторожно продвинулся вперед и навострил уши. Обрывки фраз, долетевшие до него, особо картину не прояснили, но вот имя паренька сказало о многом.
Паша…
Ага… попался, голубчик… прикатил, значит… А зачем? Глаза Федора Ивановича вспыхнули недобрым огнем – так просто Сашеньку он не отдаст, не позволит ее обижать. Да, он и сам не безгрешен, но это совсем другая история.
«Я приехал за тобой… Теперь все будет по-другому». Опомнился! Ну-ну, кто бы сомневался, другой такой девчушки просто нет!
Чем дальше Федор Иванович слушал Пашку, тем сильнее укреплялся во мнении, что «данный фрукт» Сашеньке не пара. Себя он любит, а не Сашеньку. Себя. И внешность-то у него смазливая, скользкая… и глаза челкой завесил… и вообще! Возвращайся-ка ты, парень, назад, а еще лучше – женись на Светке-пипетке, вот с ней вместе вы отлично смотреться будете.
«Извини… но я не люблю тебя». Молодец девочка! Умница! Федор Иванович улыбнулся и посмотрел на небо. Хо-ро-шо. Правда, еще не известно, что собой представляет тот – другой…
Саша ушла, Паша остался, и Федор Иванович понял – сейчас его минута триумфа. Бодрым шагом он вышел из засады и потопал по тротуару к подъезду. Почему бы ни поддержать молодого человека в тяжелую минуту? По-дружески…
– Эх, – выдохнул Федор Иванович, присаживаясь на скамейку. – Дождь, наверное, будет – тучи вон собираются. Осень нынче теплая выдалась, не то, что в прошлом году, и дожди теплые…
– Наверное, – буркнул молодой человек, не поворачивая головы.
– А ты к моей постоялице приехал? – без перехода поинтересовался Федор Иванович. – Я видел, она с тобой разговаривала.
Пашка оживился, оторвал взгляд от асфальта и развернулся.
– Да, к ней, так она у вас проживает?
– Ага, замечательная девушка, повезет тому, кто в жены ее возьмет. Добрая, отзывчивая, хозяйственная, красавица к тому же, – Федор Иванович многозначительно поднял палец, – не девушка, а мечта! Не нарадуюсь на нее.
– А я как раз… – Пашка заерзал, – а я как раз жениться на ней хочу. Не сейчас… весной. Мы с ней давно встречаемся.
– Да? – Федор Иванович «искренне» изумился. – А тебя как зовут?
– Павел.
– Не, ничего она про тебя не рассказывала.
– Просто мы поругались перед ее отъездом, и сейчас она на меня сердится… А вы бы помогли мне?
– Каким образом? – Федор Иванович полез в карман за папиросой. Щас-с-с, размечтался! Ищи дурака!
– Я ее очень люблю, вы в этом не сомневайтесь. Я ради нее на все готов. Мне без нее плохо… И Саша меня любит, я знаю. Но сейчас у нее новая работа, хорошая, да?
– Вроде. да, – пока не понимая, куда ведет Паша, осторожно согласился Федор Иванович.
– Ну вот, – воодушевился Пашка, – работа хорошая, вы ее поддерживаете, Москва, новые впечатления… А вы бы ей в комнате отказали, она бы и вернулась сразу домой.
– Чего? – Федор Иванович аж подпрыгнул.
– Если ей жить негде будет, она же не сможет в Москве долго задерживаться, так?
До Федора Ивановича наконец-то дошло, о чем речь, – от удивления он даже рот открыл. Ах ты поганец этакий, ах ты огрызок червивый… подлая душонка!
– Хм, – тем не менее сдержался он и постарался придать себе задумчивый вид.
– Вы ей скажите, что к вам родственники должны приехать или что вы ремонт решили сделать, или еще что-нибудь, – принялся учить жизни Пашка, – а я ваши финансовые потери компенсирую.
– Боюсь, это не поможет, – усмехнулся Федор Иванович, усмиряя гнев.
– Почему?
– А потому что ты сильно ошибаешься, – он выдержал паузу и с удовольствием добавил: – Не тебя она любит. Не тебя.
Теперь пришел черед удивляться Павлу – «не тебя она любит…». От двусмысленности фразы свело челюсть, а в душе взвилась буря эмоций. Нет, Сашенька как раз любит его! Только его! Невозможно представить, будто она испытывает столь сильные чувства к кому-то другому. Она обиделась – понятно, хочет немного проучить – тоже понятно, но…
– Вы хотите сказать, что она с кем-то встречается? – голос Пашки резко осип. Да когда бы она успела – познакомиться и полюбить?!
– Вообще-то, я болтать о личном не люблю, – поморщился Федор Иванович. Оглянулся, точно их могли подслушать, придвинулся к Пашке и продолжил тише: – но есть человек, который для нее очень важен. Он ей здорово помог… в лесу… Она заблудилась, а он ее к себе пригласил, а утром в Москву привез. Такое, сам понимаешь, не забывается. И потом они еще встречались… Я уже научился определять, когда она о нем думает. Говорит чего-нибудь, говорит, а потом вдруг задумается, щеки порозовеют, глаза заблестят… Или улыбаться начнет мечтательно на ровном месте… Серьезно это у нее. – Федор Иванович откинулся на спинку скамейки и запыхтел папиросой. Обалдевшим видом Пашки он остался доволен, но все же не удержался от контрольного выстрела: – И сегодня ночью ее не было, на бал они ездили.
– Какой бал? – чуть слышно пролепетал Пашка.
– А шут его знает. В концертном зале «Россия» каждый год проходит. К одежде такие строгости предъявляют! Мужчины либо фрак, либо смокинг надеть должны, а дамы – шикарные платья до пола. Ты бы вчера Сашеньку видел! Уверен, краше ее на балу никого не было. – Федор Иванович многозначительно подмигнул и добавил: – О как! Так что возвращайся обратно, парень, ловить тебе здесь нечего.
– Неправда, она меня любит, – тихо и неуверенно протянул Паша. – Сердится только. А остальное – несерьезно… от обиды.
– Да? – с сомнением уточнил Федор Иванович. – Тогда ты должен остаться и бороться! Давай! Это по-мужски! Я тебе помогу, – он подался вперед и потер ладонями по коленкам, – как он приедет, я тебе позвоню, и ты сразишься с ним в честном бою. Накостыляешь хорошенько, чтоб знал, как на твою девушку заглядываться – и порядок! Ну, как? Годится?
Пашка сжался, скуксился и засопел. Встречу с Сашенькой он представлял иначе. Увидев его, она должна была подпрыгнуть от радости, броситься ему на шею или наоборот – смутиться… В любом случае преграды должны были рассыпаться, а не вырастать. Он виноват, он сожалеет, он извиняется – она всхлипывает и не знает что делать. Он заверяет ее в любви – она торопится собрать чемоданы. Ну, приблизительно так с небольшими отклонениями. А картина нарисовалась совершенно другая… Сашенька нашла ему замену почти сразу – не мучалась, не терзалась. Она действительно начала новую жизнь, а он опоздал… И он больше никогда не найдет такую девушку.
«Неудачник», – неожиданно подумал Пашка и испугался собственного приговора.
– А это не ошибка? – спросил он, отводя глаза в сторону.
– Да уж какая может быть ошибка, – старательно изумился Федор Иванович, – мы же с ней в одной квартире живем.
– А он какой? Ну, друг ее…
– Я его ни разу не видел, только знаю, что у него машина крутая. Большой синий джип, – для наглядности и устрашения Федор Иванович развел руки, демонстрируя неимоверные размеры наикрутейшего джипа. – Вот такой!
Пашка встал, сунул руки в карманы и медленно поплелся вдоль низенького заборчика к проезжей части.
– Так просигнализировать тебе, когда он приедет?! – с глумливой заботой поинтересовался Федор Иванович. – Ты телефончик оставь, а я позвоню.
– Не, не надо, – Пашка остановился и обернулся. – Зря я приехал.
«Зря, еще как зря! – мысленно прорычал Федор Иванович, – топай отсюда, пока я тебе – куренку, шею не свернул! Ишь ты чего удумал, чтобы я Сашеньку на улицу выгнал!»
– Ну смотри, дело хозяйское, – бросил он, поднимаясь со скамейки. Потянулся с удовольствием и, не удержавшись, добавил: – Поезжай домой и привет передавай…
– Кому? – не понял Пашка.
– Ну, это я так, вообще.
«Кому, кому… – усмехнулся про себя Федор Иванович, – Галине Аркадьевне, конечно».
* * *
На кухне приятно пахло огурцами и укропом. На столе стояла миска с овощным салатом и тарелка с кусочками селедки, и то, и другое было заботливо обтянуто пищевой пленкой.
– А я обед не успела приготовить, – выпалила Сашенька, когда Федор Иванович плюхнулся за стол. – Мясо только в кастрюлю отправила.
– Ерунда, – махнул он рукой, виновато поглядывая в окно. Ну, влез немножечко куда не следовало, ну и что… А как смолчать, когда паренек с такими предложениями пристает?! Пусть катится обратно, не достоин он Сашеньки, не достоин! – Я и не голоден.
– Пашка приезжал, – вдруг замерев около плиты, призналась она. – За мной…
– А ты?
– А я его больше не люблю. Совсем.
Федор Иванович хоть и слышал уже эти слова, но был им рад. Приободрившись, он тоже решил признаться в своих кознях.
– Видел я его и даже разговаривал. Он расстроенный был, а я его… поддержал, – соврал он и покраснел. – Случайно познакомились и…
– Подглядывали? – спросила Сашенька.
– Чуть-чуть.
– Подслушивали?
– Самую малость.
– И как это называется?
– Забота о ближнем, – важно ответил Федор Иванович, чувствуя, что Сашенька на него совсем не сердится.
Она покачала головой, улыбнулась и, вынув из пакета буханку «бородинского», принялась ее резать. Тема Паши по взаимному молчаливому согласию была закрыта раз и навсегда.
Теперь Федору Ивановичу предстояло тактично узнать подробности прошедшего бала. «Просто там будет один человек… я хотела его увидеть». Встретились ли?..
– Хм, – начал он. Снял пленку с селедки и протянул руку к куску хлеба. – Меня утром-то не было… хм… всю ночь не спал, переживал… хм… Как там… ну это?
Сашенька улыбнулась до ушей, отложила нож и счастливо выдохнула:
– Хорошо. Марина приезжала за платьем, сказала, что все равно бы его пришлось отдавать в химчистку. А у вас?
– И у меня хорошо, – тоже улыбнулся Федор Иванович. – Правда, я теперь на испытательном сроке. Машенька еще сомневается… Имеет право! – он шмякнул селедку на ломтик «бородинского» и мечтательно вздохнул: – Мы завтра в деревню уезжаем, будем вместе, как в старые, добрые времена, – он опять счастливо улыбнулся. – Я теперь Машеньку беречь буду, как… Ты чего смеешься? – Федор Иванович деланно нахмурился, смущенный всплеском собственных чувств.
– Радуюсь, – ответила Сашенька, – вы такие замечательные.
– Ну, ты это… – он смутился еще больше. – Зубы-то мне не заговаривай, рассказывай: с кем танцевала, что ела и как себя вела.
Сашенька села за стол, подперла щеки кулаками и выдала подробный, но путаный отчет:
– Зал был оформлен необыкновенно красиво: вазы большущие с розами, столики с белыми скатертями и стулья с белыми чехлами, свет мягкий, приятный… мужчины, как на параде… музыка то громкая, то тихая, я сначала заблудилась, а потом нашлась… У Марины платье было необыкновенное, а Белозерцев в смокинге… Когда вышли пары дебютантов, у меня даже дух захватило. Девушки в белых платьях с букетиками в руках… а потом они танцевали – никто не сбился, я жутко волновалась…
«Это все замечательно, – нервничал и сердился про себя Федор Иванович, – но где же главное?..»
– …пам-парарам… потом они опять танцевали… а скрипка так пела! Я чуть не расплакалась! А потом вышел главный танцмейстер и объявил: «Вальсируют все!», и так он это торжественно сказал…
– И кто тебя пригласил? – не вытерпел Федор Иванович.
– Сначала банкир – солидный мужчина с усами, – бросилась перечислять Сашенька, – потом Андрей Юрьевич, – оказывается, он так здорово умеет танцевать польку! Никогда бы не подумала! А на работе серьезный и всегда очень занят.
– А дальше?
– Дальше?
– Да. Дальше.
Сашенька сложила ломтики хлеба стопочкой, покусала нижнюю губу, а затем выдала исчерпывающую информацию:
– А потом я еще танцевала.
От напряжения на лбу Федора Ивановича выступил пот. В его-то возрасте такие волнения! Откусив бутерброд, он ритмично заработал челюстью. Ясное дело – встретились они… опять у нее щеки пылают!
– И? – вопросил он, надеясь хоть на какое-нибудь продолжение.
– Я счастлива, – просто ответила Сашенька, поднимая глаза. – Я очень счастлива.
Глава 21
А враги не дремлют
Первую половину понедельника Сашенька носилась по офису истребителем – Марина просила то одно, то другое, и постоянно выражала недовольство. Десять походов в архив, горы ксерокопий, двадцать марш-бросков к кофе-машине, три марш-броска в магазин…
В час беготня прекратилась. «А теперь садись за написание дневника, – потребовала Марина, – возьми за основу бал и добавь что-нибудь на свое усмотрение. У тебя и без моих советов хорошо получается, уверена, ты и на этот раз справишься».
Сашенька направилась к своему рабочему месту, села, придвинула поближе клавиатуру и задумалась. Про Осенний Бал хотелось написать ярко, чтобы каждый, кто возьмет в руки журнал, смог прочувствовать атмосферу и даже услышать музыку. С каких же слов начать?
Но начать никак не получалось. Промучившись двадцать минут, Сашенька погрузилась в приятные сердцу воспоминания и, взяв чистый лист бумаги, принялась рисовать по краям цветочки, листики, скрипичные ключи, звездочки. Рука, точно жила своей жизнью: неторопливо двигалась по листу, оставляя россыпи черточек и кружочков, которые собирались то в букет, то в пучок фейерверка. А затем появились ровные строчки слов…
От резкого телефонного звонка Сашенька вздрогнула и подхватила трубку:
– Сходи на ресепшн, возьми для меня письма и, пожалуйста, приготовь еще кофе. Двойную порцию, – раздался торопливый голос Марины.
– Ага, сейчас, – ответила Сашенька и, сунув листок в лоток с бумажками, отправилась на первый этаж.
Выполнив оба задания, вернувшись, она попыталась сосредоточиться на своем дневнике – вроде, наконец-то выплыли на поверхность чувства и мысли, способные передать те самые ощущения. Пальцы легли на клавиатуру.
Рассказ выходил очень даже не плохой – вдохновенный и искренний, первый раз Сашеньке действительно нравился ее скромный писательский труд. Она поджимала губы, морщила нос, хмурилась, улыбалась и постукивала по клавишам. Закончила она в четыре часа. Пробежавшись взглядом по тексту, подправила ошибки, обозначила абзацы и, удовлетворенная, распечатала.
Марине она несла листок даже с гордостью – приятно осознавать, что у тебя получилось. Получилось именно так, как задумывалось.
– Я написала. Вот, – Сашенька положила на стол перед Мариной лист и даже приготовилась к одобрению.
– Что это?
– Рассказ про Осенний Бал. Я все подробно написала, только, кажется, объем вышел слишком большой для…
– Но я уже взяла у тебя рассказ, – Марина подняла глаза и небрежно дернула плечом. – Ничего не понимаю.
Сашенька тоже ничего не понимала, поэтому позволила себе удивиться:
– Как? Когда? Да нет же, я только что его написала, – она растерянно улыбнулась и еще раз указала на листок: – вот он.
– Рассказ лежал у тебя на столе в рукописном варианте, я его забрала. Ты, кажется, уходила за письмами… да, точно, за письмами. Молодец, никаких правок я вносить не буду – это ни к чему. Уверена, читательский интерес после такой искренности удвоится или утроится. Андрей Юрьевич будет доволен.
Ноги Сашеньки онемели, руки тоже. Неужели… Нет, нет, нет! Узоры, кружочки, цветочки, звездочки… Что она там написала? Мамочки-и… Невозможно, невозможно… Марина взяла и прочитала? Мамочки-и-и…
– Нет, это нельзя печатать, – она замотала головой, – это мое… я не для этого… то есть это… Пожалуйста, верните мне тот листок, вот рассказ для журнала, а те записи я делала для себя. Их никто не должен читать! Здесь больше и лучше, а там… верните, пожалуйста, листок…
Марина посмотрела на бледную Сашеньку и ответила:
– Исключено, новый блок твоего дневника уже два часа как в работе и обратной дороги нет.
Обратная дорога, конечно, была, но ревность уже пустила ядовитые корни, и сдавать свои позиции в ближайшие сто лет не собиралась. Марина прекрасно понимала, что делает. О, как много она теперь понимала!..
– Это были очень личные записи…
– Тем интереснее будет читателю.
* * *
Вернувшись на свое место, Сашенька с минуту сидела неподвижно, глядя на экран монитора. Мир рухнул? Да. И еще как рухнул! Со скрежетом, грохотом и криком: «помогите, люди добрые!», и еще с традиционным: «мамочки-и-и». Слова, которые она писала только для себя, слова, в которых отражается ее собственная личная тайна, станут доступны всем – купи журнал и загляни в душу. Но разве не на это она соглашалась, когда подписывала договор? Разве не этого от нее изначально ждали и Марина, и Белозерцев?
– Нет, на это я не соглашалась, – тихо произнесла Сашенька и закрыла файл с теперь уже не нужным рассказом.
Марина должна была спросить разрешение! Должна! Эх, надо было раньше хватиться листка… эх… эх… эх…
Но разве можно взять без спроса и уйти? Сашенька рассердилась, по-настоящему. Подобные настроения случались редко и обычно были связаны с Галиной Аркадьевной, но теперь всплески негодования полетели в сторону Марины. Не честно! Намечавшиеся слезы исчезли, а черточки бровей поползли навстречу друг другу. Так нельзя! Сашенька принялась нервно мучить карандаш. Не честно!
Почему, почему она все время попадает в такие истории? Потому что она не слишком решительна, тверда, иногда вообще наивна? Да, да, да… Но переделать себя невозможно, и всегда не хватало рядом близкого человека. Поддержки не хватало. Тяжело одной. Одиноко и тяжело.
Федор Иванович уехал с Марией Дмитриевной в деревню – с ним сейчас и не посоветуешься, да и что он скажет, известно. «Ах, черти полосатые! Уходи оттуда немедленно!».
Да, надо уйти, поругаться и уйти… только сначала необходимо прочитать, что написано в договоре, который она подписала…
Да, надо уйти, поругаться и уйти, но тогда, возможно, она больше никогда не увидит Сергея. Никогда. А это так страшно…
Сашенька почувствовала, как злость уходит. Каждая клеточка тела расслабилась, а мысли потекли совсем в другом (уже привычном) направлении. О чем он думает, вспоминает или нет, понравилось ли ему ее целовать?…
– Вот бы он приехал сегодня… – прошептала Сашенька и закрыла глаза. – Вот бы приехал…
Даже если он сделает вид, будто не знает ее – пусть, даже если посмеется – пусть, даже если… нет, он не такой, он самый лучший, он никогда ее не обидит. Никогда!
Она его любит.
Любит!
Слышите все – люби-и-ит! И это счастье – теплое, долгожданное, настоящее.
А если он в четверг прочитает журнал, то…
– Мамочки-и-и.
* * *
Сергей нажал кнопку, и болтовня радиостанции оборвалась. Как-то так получилось, что он рано освободился, как-то так получилось, что домой он поехал другой дорогой, как-то так получилось, что остановился он около офиса редакции журнала «Артэль» и как-то так получилось, что уже полчаса он сидит и смотрит на подъезд дома. Сидит, смотрит, улыбается. И все это – чистая случайность, стечение обстоятельств. Улыбка стала еще шире. Ну где ты, Саша? Во сколько заканчиваются твои трудовые будни?..
Он не думал, о чем они будут разговаривать, о ее реакции на его появление, он не представлял себе ничего, потому что вовсе не собирался объявлять о своем присутствии. Днем вдруг захотелось ее увидеть, и он не нашел причин, чтобы отказать себе в этом. И дела закруглил пораньше, и поехал другой дорогой…
Она, конечно, еще совсем девчонка, а он, конечно, серый волк. Если он себе позволит, то она доверится…
– Идиот, – покачал головой Сергей и тут же увидел Сашу.
Уставшая или грустная, а может, и то, и другое… Она закрыла дверь, развернулась и пошла мимо ларьков, а потом остановилась на перекрестке. Джинсы, курточка, маленький хвостик на затылке.
– Здравствуй, Саша, – он потер небритую щеку и провел рукой по рулю. – Здравствуй.
Можно подъехать к ней, подвезти. А можно этого не делать.
Светофор переключился на зеленый, и Саша с редким потоком пешеходов перешла дорогу. Красный свет на «зебре» – машины зафырчали и рванули вперед.
Можно подъехать, а можно этого не делать…
Дождавшись, когда Сашина спина исчезнет из вида, Сергей завел мотор и поехал домой.
* * *
Белозерцев, проходя мимо ее кабинета, махнул рукой – он отправляется в командировку, вернется только к концу недели. Летите, Андрей Юрьевич, летите.
Семь часов вечера – и ей пора. Марина встала, посмотрела на идеально чистый стол своей подопечной, сжала пальцами спинку кресла, помедлила, затем села обратно, выдвинула ящик тумбочки и вынула ксерокопию рассказа.
Как все удивительно удачно получилось… В окно кабинета она видела, как Сашенька что-то калякала на листке и как потом этот лист спрятала в лоток. Оставалось только подойти и взять…
Глаза побежали по уже читаным строчкам, а на губах заиграла недобрая улыбка. Удивительно удачно… Да, а иначе и быть не могло. И как хорошо, когда ты располагаешь властью, и как хорошо, когда кому-то тоже… плохо. Последняя мысль Марине совсем не понравилась, и она тряхнула головой, решительно отказываясь от нее. Сашина работа – писать откровения, она сама согласилась, так что все правильно, а личное отношение не имеет никакого значения.
Марина вспомнила, какими глазами посмотрел на Сашеньку Белозерцев, когда увидел ее на балу…
Марина вспомнила, как покровительственно он разговаривал с Сашей, как обещал защиту…
Марина вспомнила, как Белозерцев пригласил Сашеньку на польку…
Марина вспомнила, как Белозерцев и Сашенька смеялись, танцуя…
Как он предложил подвезти ее…
Как она согласилась – выбрала именно его! Хотя могла поехать и с ней – Мариной, и с Сергеем.
– Никакого личного отношения. Работа, только работа, – произнесла Марина.
Кстати, о Сергее Ермакове…
Кто бы мог подумать… Вот он – таинственный незнакомец, рыцарь, принц! Раньше такое и в голову не могло прийти, а теперь… Никаких сомнений – рукой Саши написана эта сногсшибательная правда. Да и элементарная логика (если бы подобная версия не казалась столь невероятной) мог ла бы вывести на след.
«А потом мы поехали в Москву на его большущей синей машине». У Сергея серебристо-синий внедорожник.
«…не думала, что мы еще когда-нибудь встретимся – совсем не ожидала, но не зря же говорят, что мир тесен… Меня он не увидел, я быстро и трусливо спряталась…» Он приезжал в редакцию, и Сашенька спрашивала о нем… Значит, тогда она узнала его имя и кто он.
Марина усмехнулась – с ума сойти… И девчушка пылко влюблена в Сергея, как настойчиво она просила не отправлять рассказ в печать – три раза подходила, но, тем не менее, поглядывает на Белозерцева… Да, поглядывает! Почему она поехала именно с ним? Не знает, кого выбрать?
Марина отодвинула листок в сторону – нет, она не будет ломать голову над этим. И так тошно и больно. Почему нет лекарств от безответной любви? Она согласна выпить пилюлю и забыть своего начальника раз и навсегда. Андрей Юрьевич, Андрей Юрьевич…
– Нет, не хочу никаких лекарств, – тихо произнесла Марина. – Лучше так… Но Саше больше не стоит зариться на чужое… да и нечего тут порхать со счастливой улыбочкой на лице! Хорошо, что вы, Андрей Юрьевич, в командировке… хорошо…
Новый материал журнала Белозерцев до четверга не увидит, с откровениями Саши он сможет ознакомиться, только когда вернется, а значит, он не помешает… а мог бы, Ермаков его приятель, мало ли как… Но с другой стороны – не разочаровывать же госпожу Фокину и читателей, да и фамилия Сергея в дневнике не фигурирует и его заслуги тоже…
– Хорошо, что вы, Андрей Юрьевич, в командировке, – довольно повторила Марина и добавила: – А Сергею уже давно пора узнать правду…
Глава 22
Маленькие шалости
Владимирская область
– Машенька, тебе не холодно?
– Нет, Феденька.
– А может чайку?
– Да, вроде, уже попили два раза.
– А шашлык? Я быстро приготовлю.
– И пообедали недавно.
– А плюшки принести? До того знатные плюшки у тебя получились!
– Не надо, Феденька, лучше сядь, отдохни, – с улыбкой, кутаясь в пушистый светло-серый пуховой платок, ответила Мария Дмитриевна. – Ты замучил меня заботой, – она по-доброму засмеялась, – я и пожелать ничего не успеваю, а ты уже все сделал.
– Так я стараюсь, – заулыбался Федор Иванович, присаживаясь рядом. Помедлив, он осторожно приобнял свою Машеньку. Ух, хорошо! – Когда поженимся-то, а?
Она положила голову на его плечо и счастливо вздохнула.
«Скоро, значит», – подумал Федор Иванович и прижал Машеньку крепче.
– Ты Сашеньке сегодня звонил?
– Звонил, тут же откинулся Федор Иванович, – вроде, бодрая, но меня не обманешь. Ох, влюбилась моя пичуга, ох, влюбилась…
Федор Иванович хлопнул ладонью по коленке и промычал нечто нечленораздельное – душа за девчушку болела так, что хоть возвращайся!
– Ничего, Феденька, – успокоила Машенька, – наладится у нее, очень я в это верю.
– Пойду-ка я прогуляюсь, – задумчиво произнес он. – Похожу по участкам, в магазинчик загляну, может, еще куда…
– Иди, конечно, – одобрила Мария Дмитриевна, поднимаясь со скамейки, – а я порядок в доме наведу: вещи по шкафам разложу, а ненужное в сарай отнесу.
– Там все нужное, – забеспокоился Федор Иванович. – Вот до чего вы с Сашкой одинаковые! – Он погрозил пальцем и ворчливо добавил: – Знаю я ваш порядок, ничего же потом не найдешь.
– Не волнуйся, – улыбнулась Мария Дмитриевна, – без твоего разрешения ничего выкидывать не буду.
Федор Иванович на всякий случай напустил на себя строгости, потом издал предупреждающее «хм» и отправился к калитке.
В воскресенье портить настроение семейству Аксеновых он не стал, в понедельник, вторник – тоже, а вот сегодня созрел. Почему бы ни навестить родню Сашеньки? Не поздоровкаться? Милые же люди – Галина Аркадьевна и ее дочь Света, и им, наверняка, интересно узнать, как поживает в Москве их родственница. Родственница, которую они выставили за дверь.
«Плохой я, да, плохой, – разговаривал с собой Федор Иванович, топая к лесу, – бессовестно выведал у Сашеньки ее адрес… но с другой стороны… но с другой стороны – зло должно быть наказано и… и пошалить немножко можно».
Он улыбнулся, достал папиросу, закурил, сунул руки в карманы спортивных штанов и зашагал быстрее.
До окраины города было недалеко, и дорога не заняла много времени. Погода располагала к прогулкам, а запахи осени приятно щекотали нос. Свернув на нужную улицу, Федор Иванович уже предвкушал встречу с Галиной Аркадьевной и уже приблизительно знал, что скажет…
– Добрый день, мне бы хозяйку! – прислонившись к забору, обратился он к худой незнакомой девушке, уютно устроившейся в раскладном кресле с книгой. Постоялица, наверное.
– А она в саду, – ответила та, указывая на противоположную сторону участка, – заходите.
Пройдя по узкой дорожке, оформленной местами серой плиткой, среди раскидистых яблонь он увидел тетку Сашеньки – та развешивала белье на ровно натянутых веревках.
– Здравствуйте, Галина Аркадьевна, – поприветствовал ее Федор Иванович, подходя ближе.
Обернувшись и убрав тощую желтую прядку за ухо, она секунду смотрела на него с удивлением, затем расплылась в наигранной улыбке и приторно пропела:
– А вы по объявлению? Здравствуйте, здравствуйте. Одна комната у меня есть, позавчера освободилась. Не очень большая, но светлая и вид из окна просто замечательный. – Сашина тетка подхватила пустой таз и неторопливо пошла к крыльцу, – пойдемте, я покажу вам комнату…
– Нет, я по другому вопросу, – Федор Иванович усмехнулся в бороду и добавил: – Я бы хотел осмотреть половину дома, принадлежащую Александре Аксеновой.
– Что? – Галина Аркадьевна резко остановилась, чуть не уронив таз, и замерла с полуоткрытым ртом. Такого шокирующего сочетания слов ей слышать не приходилось. «Половина дома, принадлежащая Александре Аксеновой» – без пяти минут инфаркт.
– Я – Федор Иванович Веревкин. Вам Света обо мне ничего не рассказывала?
– Света…
– Да, ваша дочь, – твердым голосом уточнил Федор Иванович.
– Э-э-э…
– Александра сейчас живет у меня, – в роли сурового представителя закона Федор Иванович чувствовал себя замечательно.
– Ах, да, – Галина Аркадьевна потеребила пуговицу лохматой вязаной кофты, криво улыбнулась и подергала носом, будто хотела обнюхать гостя. О поездке в Москву Света ей немного рассказала и действительно упоминала «старого дурака с веником вместо бороды»… да, да… точно, точно… – Ой, что же вы сразу не сказали… Я так рада, что Сашенька хорошо устроилась, как она поживает? Я сегодня собиралась ей звонить. Пойдемте в дом, я напою вас чаем. Вы варенье любите? У меня есть отличное малиновое и клубничное варенье.
Разбрасывая во все стороны флюиды «неподдельной искренности», Галина Аркадьевна нервно соображала: зачем притащился Веревкин, и какое отношение имеет его визит к Сашкиной половине дома? Хочешь, не хочешь, а пока придется принимать его тепло… на всякий случай.
– Пожалуй, с клубничным я чаек попью, – милостиво согласился Федор Иванович.
Просторная гостиная и кухня Федору Ивановичу не понравились – сплошное нарочитое богатство. Вроде, обычные вещи, а все с каким-то подвыподвертом: если тесьма, то обязательно заканчивается тяжелой золотой кистью, если ковер, то обязательно с персидским мотивом, картин не много, но большие, шторы в три ряда (смотреть на них – и то жарко становится). Кругом чисто и сразу видно, что хозяйка очень любит свои хоромы – стоило Галине Аркадьевне оказаться в родных стенах, как ее осанка стала величавой, а походка более плавной.
На стол она накрыла в считанные минуты. Федор Иванович нарочно шумно, причмокивая, стал пить чай, с удовольствием похрустывая колотым сахаром. Клубничное варенье ему категорически не понравилось – слишком приторное и ягоды слизкие, сам он варил гораздо вкуснее (и тут никаких сомнений быть не могло!).
– Я человек по своей природе не городской, – перешел к делу Федор Иванович, – дым, гарь, машины – нет, это не для меня. Да и возраст уже обязывает… Ревматизм иногда мучает и бессонница.
– Как я вас понимаю, – Галина Аркадьевна села напротив и положила руки на стол. – Но молодежь отчего-то тянет именно в город.
– Ну, имеют право. – Федор Иванович облизал ложку, обслюнявил ее хорошенько и зачерпнул из вазочки еще варенья. Заметив на лице хозяйки брезгливое напряжение, он еще и неторопливо перетрогал все ломтики белого хлеба и, не выбрав достойный, махнул рукой и прихлебнул чай.
– Да, конечно, в городе больше возможностей – дрогнувшим голосом согласилась Галина и спросила. – А Саша работает?
– Да, отлично устроилась, очень я за нее рад. Умница, красавица и душа светлая. Мы вот как раз с ней подумали и решили… Я лучше перееду на ее жилплощадь, а она останется на моей. В Москву я мотаться буду, но редко – здесь воздух вкусный и природа… Вчера еще сомневался, а сегодня всю эту красоту увидел и понял – надо собирать рюкзак, – Федор Иванович отодвинул фарфоровую чашку и похлопал себя по животу. – Ну, что в Москве хорошего? Даже самогонку гнать негде – не развернешься! Да и невкусная она получается, не ядреная. – Он сжал пальцы в кулак и потряс им, демонстрируя ту самую ядреность, которая должна быть.
– Вы уверены? – сипло спросила Галина Аркадьевна, чувствуя в горле ком.
– Конечно, уверен. Никакой ядрености!
– Нет, я не об этом… – с трудом проговорила Галина Аркадьевна, – вы уверены, что здешняя природа вам подходит, что она не скажется плохо на вашем здоровье?
– Абсолютно, у меня даже сейчас прилив сил! – Федор Иванович скользко улыбнулся, вытянул шею вперед, и добавил тише: – Я же еще – будь здоров… два раза был женат и опять собираюсь.
– Да? – Галина Аркадьевна икнула и отшатнулась.
– Угу. А вы, кстати, хорошо выглядите… для своего возраста. Сколько вам? Шестьдесят? Если вы одинокая и желаете, то…
– Нет! – взвизгнула Галина Аркадьевна. – Мне пятьдесят один год! И я не одинокая! И не желаю!
– Без проблем, – утешил ее Федор Иванович, – я это переживу, так как вы все равно не в моем вкусе.
Подобное хамство Галина Аркадьевна предпочла проглотить – были дела и поважнее.
– Но вдруг Саша сама захочет вернуться? – спросила она.
– Мы с ней разберемся, – Федор Иванович облизал губы и озадаченно посмотрел на Галину Аркадьевну, будто надежда, что она может ему понравиться, не угасла окончательно. – Сейчас у нее намечается этот… как его… карьерный рост! Очень я за нее рад. А у меня семь внуков – всех возрастов и полов, им тут самое раздолье будет, так что дело решенное, я переезжаю. Вы мне, пожалуйста, покажите Сашину половину дома, надо прикинуть, какую мебелишку привезти, куда ее поставить… И участок я перекопаю. Кому нужны бестолковые цветы? Вот поле картошки и кабачков – это совсем другое дело! Сейчас такую отличную химию в магазинах продают – сам бы кушал, да проблемы с желудком. У меня, извините, газы. Я свою половину участка обработаю, и никаких проблем с колорадским жуком не будет! У меня не будет. Возможно, эти сволочи перебегут к вам.
Галина Аркадьевна поднялась и пошатнулась – она так до конца и не поняла, от чего передохнут жуки – от химии или от газов. В висках заныло, перед глазами поплыли круги. Ах, Сашка! Ах, сиротка несчастная! Кто бы мог подумать, что она такую подлянку устроит! Тихая, тихая, а свои делишки отлично обтяпала! Как жить дальше? Конец многолетнему бизнесу?
– Вы себя плохо чувствуете? – «участливо» поинтересовался Федор Иванович, наблюдая бледность хозяйки. – А то я готов оказать первую медицинскую помощь: искусственное дыхание и все такое…
– Спасибо, не надо, – пропищала Галина Аркадьевна, теряя последние капли самообладания. С Сашкой она боролась легко, а с этим лешим как?
– Ну, пожалуй, начнем обход, – хлопнув в ладоши и смачно потерев их друг о друга, заявил Федор Иванович. – Комнат сколько?
– Извините, мне надо позвонить, – вцепившись в полотенце, Галина Аркадьевна вылетела из кухни. Где Света? Опять шляется по магазинам?! А денежки-то скоро закончатся! Есть ли шансы вернуть Сашку обратно или исправить ужасающую ситуацию? И как водить по комнатам, если там постояльцы?
Тыкая дрожащим пальцем в кнопки, Галина Аркадьевна мужественно старалась не упасть в обморок.
– Света? Света! Где ты? Приезжай немедленно! Какое еще платье? Скоро мы вообще без штанов останемся…
Проводив взглядом Галину Аркадьевну, Федор Иванович усмехнулся в бороду, встал и осторожно на цыпочках пробрался в гостиную. Из глубины дома до него донеслись переполненные паникой слова и он, удовлетворенно кивнув, бесшумно вышел на улицу.
Главное, она не стала звонить Саше. Вряд ли она будет это делать, пока не придумает, как себя грамотно вести, да и если позвонит – пусть…
Представляя, как Галина Аркадьевна будет извиваться угрем, стараясь умаслить Сашеньку, Федор Иванович открыл калитку. Если придется, он потом все объяснит своей девчушке, наверное, она его поругает немного, но потом простит. Ну не мог он поступить иначе, не мог.
«Я, конечно, плохой, – опять журил и оправдывал себя Федор Иванович, – но пошалить-то можно!..»
Улыбнувшись, он с чувством выполненного долга зашагал в деревню к Машеньке, к своей Машеньке. К женщине, которую он безумно любит, которую обязательно сделает самой счастливой на свете!
Он поднял голову, посмотрел на узорчатые верхушки деревьев и громко на весь лес крикнул:
– Эх, понимать же надо!!!
* * *
Марина неторопливо перелистывала свежий номер журнала. Читатель его сможет купить только завтра, а вот у нее он уже на столе. Удачные фотографии, хорошо подобранная цветовая гамма, статья о правильном питании, интервью с продюсером начинающей певицы, дневник девушки Александры… Саши…
– Замечательно, – проведя ладонью по гладкой странице, произнесла Марина. – За-ме-ча-тель-но.
Она достала из ящика два предыдущих номера и большой белый конверт…
* * *
Перелопатив кучу материала, Сергей так и не смог отыскать нужную информацию, к тому же никак не удавалось выстроить текст так, чтобы один абзац цеплялся за другой, интригуя и подталкивая вперед – работа не клеилась. Две встречи он отложил и, засев дома с ноутбуком, пытался закончить зависшие статьи и подогнать к срокам новые, но чем дальше, тем больше раздражала эта рутина.
На приготовление завтраков, обедов и ужинов он не отвлекался, заказывал пиццу и суши на дом – неплохо и в холодильнике к тому же имеется пиво.
Вчера звонила Ника, разговор получился никакой: она весело журчала об очередной вечеринке в клубе и о командировке в сопровождении владельца крупного модельного агентства, он вежливо слушал и смутно понимал, о чем вообще речь. Оборвалась связующая нить, и теперь жизнь Ники казалась малоинтересной и чужой. На какой-то момент Сергей задумался – а не обида ли в нем говорит, но такое предположение показалось забавным, и он перестал задаваться вопросами. В конце концов – ему все равно.
Уже в среду затворничество надоело, и во второй половине дня он решил прогуляться. Съездил в книжный, заскочил на автомойку, а затем в продуктовый магазин, но потом, вернувшись, вновь засел за статьи – куски ранее написанного продолжали не складываться в единое целое.
Звонок вырвал Сергея из болота раздражения, и он пошел открывать дверь. Если учесть, что никакую доставку он не заказывал и в гости никого не ждал, вопрос: «кого принесло?» был очень уместен.
А принесло неряшливого парнишку-курьера, который, протянув объемный конверт, выклянчил чаевые и вполне удовлетворенный ускакал вниз, перепрыгивая через ступеньку.
Сергей плюхнул конверт на стол и посмотрел на него с равнодушием. Опять какая-нибудь реклама – пластиковые окна, Интернет, каталог одежды или иная дребедень. Отправитель не указан, из ориентиров – только его собственный адрес.
Оторвав край конверта, он вынул три номера журнала «Артэль» и удивленно приподнял брови – с чего бы ему получать такие подарки? Потом он попытался вспомнить, а не договаривался ли он о чем-нибудь с Белозерцевым, но потом заметил, что из каждого журнала торчит маленькая закладка-липучка.
Сергей открыл первый номер на заложенной странице. Глаза профессионально сфотографировали разворот, а затем побежали по строчкам.
«Поймал он меня около оврага, я только успела заметить, что топор он в руке больше не держит…»
«Он мне чаю налил – вкусного, горячего…»
«Я до сих пор не представляю, кто он…»
Она писала о нем.
Саша.
«Он мало разговаривал и хмурился. Спросил – не дует ли мне, а то можно закрыть окно…»
«У него лицо такое… открытое, глаза серые, волосы очень коротко стриженные – черные. Свитер на нем тоже был черный…»
О нем.
Ощущения были странные – приятная невесомость. Он точно вновь оказался рядом с ней, протянул руку, и она положила в его ладонь свою. И он крепко сжал ее пальцы, чтобы не убежала, не исчезла…
Второй журнал.
Третий…
«…я все думала, когда же это случилось? Может, в лесу? Но нет, я тогда так перепугалась! Наверное, утром, на следующий день, только я этого не поняла… А может, когда я увидела его в редакции… нет, все же в лесу…»
«…он рядом и сердце перестает биться – правда, правда! Бум – и тишина. Каждый раз я стараюсь взять себя в руки, но не получается…»
«…бал для меня очень много значил, я никогда не была на таких мероприятиях и никогда не надевала такое платье. Это настоящее волшебство – красивое, музыкальное. С одной стороны, я боялась оказаться среди незнакомых людей… ну, я бы не так ела, не так танцевала, не то говорила и вообще… но, с другой стороны, я могла увидеть Сергея. И даже могла с ним поговорить… ну-у-у, о чем-нибудь. А если бы он пригласил меня на танец, я бы стала самой счастливой на свете…»
– Я пригласил тебя на танец, – тихо произнес Сергей и улыбнулся.
«…он пригласил меня на танец! Это был вальс. Очень красивая музыка и он совсем близко! Кажется, я ни разу не наступила ему на ногу…»
– Ни разу.
«…мы немного поговорили и пошли смотреть картины. Щеки у меня горели, надеюсь, он ничего такого не заметил…»
– Прости, но я заметил.
«…он особенный и когда дотрагивается, у меня в животе становится горячо…»
– Сейчас ты меня смутила.
Сергей положил журнал на стол.
Тогда на балу он на секунду задался вопросом: а как здесь оказалась Саша? Пригласительный билет – дорогое удовольствие, и представить, что Белозерцев подарил его новому сотруднику, который еще и месяца не проработал – невозможно. Но вопрос улетел в даль…
А все, оказывается, очень просто. Самое обыкновенное реалити-шоу на страницах журнала… «Молодец, Андрюха… стратег, тактик… Фокина, наверное, теперь спит спокойно…». Сергей выдвинул стул и сел. Только с героиней вы переборщили… перестарались – поймали бабочку и сунули между страниц, странно, что грузом не придавили…
«Да я и сам хорош…» Он покосился на ровные строчки печатных букв и вновь улыбнулся. В животе у нее горячо… с ума можно сойти.
Сергей взял мобильник и набрал номер Белозерцева (это же он прислал журналы – кто же еще…), но на вызов ответа не последовало – длинные гудки и обрывистый звук «кляк-кляк». Ладно, он дозвонится позже.
«…я все думала, когда же это случилось? Может, в лесу?»
А когда же это случилось с ним? И случилось ли? Сидел же в четырех стенах, ел пиццу, работал и почти не думал о ней. Почти…
«…он особенный…»
«Да уж… знала бы ты, чего я хочу…»
Глава 23
Липкий листочек счастья
Кажется, стопка бумаг на ее столе никогда не растает. Марина отъехала в кресле немного назад, положила ногу на ногу и с сожалением посмотрела на пустой пластиковый стаканчик. Когда-то она получала настоящее удовольствие от работы, а сейчас превратилась в робота. Даже полюбила пить чай и кофе из одноразовых стаканчиков, хотя можно было завести чашку. Яркую, красивую чашку. Но, увы.
Четверг, сегодня четверг…
– Из командировки он вернется завтра…
Андрей Юрьевич звонил, интересовался рабочими моментами, спрашивал про Сашу, вернее, про ее дневник. Да, все хорошо, все в порядке… До тошноты хорошо.
Марина поднялась и, двигаясь по периметру кабинета, стала закрывать жалюзи на окнах. Не офис, а аквариум! Нет никакой возможности побыть одной.
Мобильник в сумочке сначала загудел, а затем запиликал, но она не поспешила ответить на вызов – надоели, все надоели.
Наконец она взяла трубку. «Сотникова» – определился номер. Вот уж чудо из чудес, последний раз она звонила миллион лет назад.
– Да.
– Привет. Как дела?
– Нормально, – равнодушно ответила Марина.
– А я через три дня опять лечу в Париж, даже не спрашивай зачем – не скажу, могу только намекнуть, что скоро появится разгромная статья об одном очень известном модельере. Половину своей коллекции он содрал у… Ну, потом узнаешь, – игривый голос Ники на пару секунд смолк и послышался дорожный шум. – Даже десятиминутные пробки меня выводят из равновесия… А ты все сидишь в своей стекляшке? И когда Белозерцев тебя куда-нибудь отправит…
– Мне и здесь хорошо. – оборвала поток щебета Марина.
Зачем она позвонила? Болтает, будто лучшая подружка…
– Это ты зря, хотя, дело твое…
– Вот именно.
– О, не обижайся, пожалуйста, кажется, любое упоминание Белозерцева тебя нервирует. И мы обе знаем почему, – Ника хихикнула. – Не могу поверить, что ты не в состоянии его подцепить, у меня таких проблем никогда не было…
– И поэтому ты в тридцать лет одна, – припечатала Марина.
– Во-первых, не в тридцать, – отчеканила явно уязвленная Сотникова, – а в двадцать девять, во-вторых, я никогда не бываю одна, в-третьих, у меня есть цель и рано или поздно я своего добьюсь.
– Удачи.
Ника помолчала, чем опять удивила Марину. Может быть, ей что-то нужно, но она не знает, как об этом спросить? Похоже на то.
– Ты давно видела Ермакова? – наконец вызвала истинную причину звонка Ника. Он к Белозерцеву не приезжал?
– Андрей Юрьевич в командировке, к нему сейчас никто не приезжает.
– А, понятно, – голос Ники погрустнел. – Ну ладно, не буду тебя отрывать от важных дел. Когда я вернусь, мы могли бы встретиться. Попили бы кофе, назло диетам поели бы пирожных со взбитыми сливками и обсудили бы мужчин. Давненько я этим не занималась, – она засмеялась и кокетливо добавила: – я как раз сейчас познакомилась с одним весьма крутым и симпатичным товарищем. Вернусь, расскажу. Ну все, пока, наконец-то я вырвалась из пробки!
Марина отправила мобильник в сумочку и устало опустилась в кресло. После разговора остался неприятный осадок, который тяжелым грузом упал на натянутые нервы… Ника может бравировать своей красотой, связями, успешностью, может отвлекаться на яркие картинки жизни, но ей одиноко. «Так же, как и мне одиноко». Глаза Марины заблестели от слез.
«Крутые и симпатичные товарищи», наверное, приближают к каким-то заветным целям, но совершенно не греют душу, а жить с холодом в груди не каждый сможет.
– Я не такая, – замотала головой Марина. – Я умею любить, я люблю!
Да, она счастливая… Да! Она счастливая, потому что рядом с ней – Андрей Юрьевич Белозерцев. Пусть он видит в ней только заместителя, пусть, но он-то для нее так много значит!
– Я умею любить, – пробормотала Марина, вытирая первую слезу, – и я люблю его глаза, нос, руки… я даже очки его люблю…
А Ника не умеет – и это весомая разница между ними. И Нику жалко, а ее – Марину, нет, потому что у нее внутри горит огонь и еще какой!
– Я даже очки его люблю, – повторила Марина и, закрыв лицо руками, беззвучно зарыдала.
* * *
– Можно? – робко постучав, Сашенька заглянула в кабинет. – Я хотела сказать…
Она замолчала.
Ее начальница плакала – вздрагивали плечи, раздавались частые всхлипы, в воздухе дрожали отчаяние и боль.
Марина махнула рукой, мол, уходи, не сейчас, и Сашенька выскочила за дверь, но вовсе не для того, чтобы исчезнуть и не появляться – она бросилась к буфетному шкафу, налила в стакан холодной воды и устремилась обратно.
– Возьмите, пожалуйста, – несмело сказала она, не зная, чем еще можно помочь. Конечно, все умеют плакать и каждому человеку рано или поздно бывает плохо, но Марина… Она уверенная, серьезная, строгая, даже холодная… невозможно предположить, что могло произойти, чтобы она так сильно рыдала, так страдала…
Сашенька протянула руку и погладила ее по плечу.
– Вы не расстраивайтесь, все наладится…
– Не наладится, – выдавила из себя Марина. Схватила сумочку, вытряхнула содержимое на стол, взяла упаковку одноразовых платков и зарыдала с новой силой.
– Если вас кто-то обидел, то…
– Никто меня не обидел! – воскликнула Марина. – Ничего ты не понимаешь! Мне очень-очень плохо, уже давно плохо…
Как ее успокоить? Сашенька растерянно оглядела кабинет и, не придумав ничего лучше, еще раз погладила Марину по плечу.
– А кофе принести?
– Нет!
Марина высморкалась в платок, подняла голову и посмотрела на Сашеньку. Ее глаза покраснели, ресницы слиплись, тушь размазалась по щекам, тонкие губы дрожали. Сил сдерживать страдания в душе больше не было – желание выговориться смело все преграды на своем пути.
– Я его люблю, понимаешь?.. Жить без него не могу, понимаешь? А он совершенно не обращает на меня внимания… И я не знаю, что мне делать… это невыносимо… И я ревную его к каждому столбу, даже к Фокиной! А ей скоро перевалит за пятьдесят! Если я знаю, что он с ней будет встречаться, я покупаю пачку сигарет и вообще не сплю! Я сошла с ума, я знаю… Работа, работа, его интересует только работа, а я отличный заместитель и не более.
Вынув чистый платок из упаковки, Сашенька протянула его Марине. Кажется, она понимала, о ком речь… Об Андрее Юрьевиче Белозерцеве. Надо же, а она не замечала…
– Не расстраивайтесь, пожалуйста, – Сашенька попыталась подобрать нужные слова, – я вас очень понимаю, честно, понимаю… Бывает, что люди не сразу… вы ему очень дороги, я уверена.
– Да? С чего ты взяла? – Марина отдернула платок от лица.
– Вы однажды разговаривали с каким-то мужчиной, он часто к нам приходит по поводу рекламы, а Андрей Юрьевич стоял около переговорной комнаты и смотрел… а потом пошел к себе… улыбнулся и пошел… он о чем-то приятном подумал… ну, он к вам очень хорошо относится…
– В этом-то вся и проблема, – плечи Марины опять задрожали, – я для него хороший заместитель, я справляюсь с обязанностями… – Марина осеклась. Подумать только, кто ее утешает! Саша! Ирония судьбы! И почему она ей все разболтала? Не удержалась!
Но слезы душили, и через секунду опять стало все равно, с кем делиться болью. А может, наоборот, Сашенька была именно тем человеком, который мог понять…
– А воды еще принести?
– Не надо воды! Ничего не надо, – Марина убрала с лица прилипшие волосы, – я его и к тебе ревную… безумно ревную!
Сашенька выпрямилась и отступила на шаг.
– Но… это напрасно…
– Почему же? – она вытерла ладонями щеки. – Разве он тебе не нравится?
– Нравится как человек. Он умный, мне кажется, очень порядочный, но… вы же читали мой дневник…
В кабинете стало тихо. Марина сначала посмотрела на Сашеньку, а затем отвела глаза в сторону. Только сейчас она почувствовала облегчение, давно нужно было поплакать, просто поплакать. Столько лет держать в себе неразделенную любовь… Кто ж такое выдержит… «Я виновата. Перед ней», – подумала Марина и торопливо произнесла:
– Спасибо. Иди домой, сегодня больше никаких поручений не будет.
– Меня Люда попросила помочь, и я бы… – нерешительно пробормотала Саша, – как раз хотела спросить, можно мне…
– Да, конечно, помоги, – перебила Марина и стала складывать вещи обратно в сумку. Слезы высохли, но на сердце теперь было тяжело не только из-за Андрея Юрьевича Белозерцева… До чего она докатилась, в кого превратилась… Стыдно. Пусть Саша скорее уйдет – невозможно смотреть ей в глаза… Марина взяла косметичку, достала зеркальце и очередной носовой платок. Она исправит свою ошибку, немедленно исправит и больше никогда не станет опускаться до подлости. До чего она докатилась, в кого превратилась… Марина все же повернула голову, все же посмотрела Саше в глаза и добавила: – Спасибо, прошу тебя, пожалуйста, иди, мне нужно привести себя в порядок. Спасибо.
Сашенька помедлила немного, потом вышла из кабинета – и Марина успокоилась Да, наверное, ей сейчас действительно лучше побыть одной. Безответная любовь… да, это тяжело… все мысли только о нем… Она остановилась, обернулась на закрытые жалюзи окна и вздохнула.
* * *
Ее звонок Сергея не удивил – должен же ему хоть кто-то дать объяснения. Жалко, что так и не удалось связаться с Андреем, ну да ничего, успеет он еще намылить ему шею…
Марина предложила встретиться. Торопила, явно волновалась и обрадовалась, когда он согласился.
«В три часа ты свободен?».
«Да». У него сейчас куча времени…
От обеда в небольшом ресторанчике, расположенном неподалеку от редакции, она отказалась и напросилась в гости – «без проблем, приезжай, поговорим». Сергей запихнул в шкаф свитер, джинсы и поздравил себя с успешной уборкой. Мысли о Саше давно оторвали его от работы, и со вчерашнего дня он не садился за ноутбук. Сашка, Сашка…
Марина приехала точно в три.
– Проходи, – легко сказал Сергей, пропуская ее вперед. – Кофе будешь?
– Нет, спасибо.
Она сама повесила плащ в шкаф, сняла туфли, проигнорировала тапочки и босиком прошла в комнату. Села на диван и сложила руки на коленях.
Ермаков сел напротив в кресло и вытянул ноги – поза под названием «я внимательно слушаю».
– Ты не в курсе, почему Белозерцев не берет трубку?
– Он в командировке и, кажется, забыл мобильник в кабинете, позвони на другой. – ответила Марина.
– Не уверен, что у меня есть номер.
– Сергей… – Марина сцепила пальцы, – это я прислала тебе… конверт.
Ого! На нее он вовсе не думал.
– Спасибо, – улыбнулся Сергей, – сам-то я окончательно обнаглел и уже года три не покупаю и не читаю ваш журнал.
– Не иронизируй, пожалуйста… – Марина опустила глаза. Да, она приехала рассказать правду, но как же это непросто.
– И за закладки спасибо, – коротко добавил Сергей, отправив Марине острый, как бритва, взгляд.
– Я… виновата перед Сашей и, наверное, перед тобой. Сегодня у меня не хватило мужества попросить у нее прощения, но позже я обязательно извинюсь. Ты не вздумай на нее сердиться, она совершенно ни при чем, то есть… Я лучше расскажу тебе все по порядку.
Сергей промолчал, давая возможность Марине справиться с волнением. Он сменил позу, сел ровно и приготовился слушать. Сердиться на Сашу? Нет, такое даже не приходило в голову. Как можно сердиться на ту, которая перевернула его жизнь вверх тормашками, встряхнула душу так, что до сих пор не все встало на места. И это он оставил ее одну… со своими мыслями, переживаниями и чувствами… А оставлять ее одну никак нельзя, она обязательно заблудится, потеряется или влипнет в историю.
Для себя он все решил.
– Нам было необходимо поднимать рейтинг, – начала Марина, – да ты и сам знаешь… Андрей Юрьевич наконец-то пришел с Фокиной к компромиссу, и оставалось только воплотить в жизнь подготовленный план. Чем мы и занялись… Сначала я подумала, что это бредовая идея, но дневники сейчас действительно на пике моды и… Я стала искать подходящую девушку…
Рассказывая, Марина постепенно успокаивалась, а Сергей молча слушал, не перебивал. Почти до всего он дошел своим умом и сейчас только узнавал недостающие подробности. Значит, последнюю часть дневника Сашенька не собиралась обнародовать, вернее, для журнала была написана другая, не такая личная история… Эх ты, Марина.
– …уверена, она очень переживает и я тебя прошу – не обижай ее. Нельзя ее обижать. Я знаю, как ты относишься к женщинам…
«А как я к ним отношусь?» – Сергей погасил улыбку.
– …и про Нику знаю…
«Нечего уже знать».
– …но Сашу не обижай. И подчеркиваю – только я во всем виновата, – твердо закончила Марина и подняла глаза, надеясь на понимание. – Андрей Юрьевич ее, наверное, не отпустит из-за Фокиной… слишком бурное обсуждение идет на сайте… Почему ты молчишь? Что ты собираешься делать?
– Я? – правая бровь чуть приподнялась. – Лично я собираюсь и дальше повышать рейтинг вашего журнала.
Сергей все же не смог сдержать улыбку.
* * *
Офис опустел еще час назад, почти все сотрудники редакции журнала «Артэль» отправивились по домам. Тихие разговоры доносились из бухгалтерии – девочки частенько засиживались допоздна, сквозь стеклянные перегородки виднелась голова корректора Катеньки Сухановой – любительницы поболтать днем и ударно поработать вечером. Сашенька сняла с вешалки джинсовую курточку, надела ее, взяла сумку и направилась к двери. Последнее время она не торопилась домой. После бала не торопилась.
Спустившись по ступенькам на первый этаж, она приложила пропуск к вертушке и вышла на улицу. Глубоко вдохнула прохладный, пахнущий сыростью, воздух и…
– Если бы я знал, что ты такой трудоголик, то приехал бы на два часа позже.
Она резко обернулась.
Сергей стоял в паре метров от нее, прислонившись спиной к шершавой стене. Черные джинсы и тот самый черный свитер.
– Добрый вечер, – ответила Сашенька, веря и не веря собственным глазам. Он здесь, он рядом. Он ждал ее? Да?
Сделав несколько шагов, Сергей остановился. Он ждал ее. Да. Сколько он всего передумал, пока сидел в машине, пока расхаживал по тротуару, пока стоял здесь. Разволновался неожиданно для себя… Как ее не обидеть словом, жестом, прикосновением? Куда пригласить? Отчего-то не хочется предлагать ресторан или кино. Хочется побыть с ней наедине.
– Наверное, ты еще не видела ночную Москву, давай я покатаю тебя по городу, – предложил он.
В машине Сашенька расслабилась, отложила сумочку на заднее сиденье, поерзала в кресле и робко улыбнулась. Он приехал к ней. И у них свидание. Что бы на это сказал Федор Иванович? Правильно – «понимать же надо!».
– Если дует, я закрою окно.
Как тогда…
– Нет, не дует.
– Музыку включить?
– Да, если можно.
Сергей бросил на Сашу короткий взгляд и улыбнулся. «Да, если можно». Можно.
Остановившись на светофоре, он выбрал подходящую радиостанцию и посмотрел в окно. Ларек прессы… на витрине, наверняка, стоит свежий номер журнала «Артэль».
«…я все думала, когда же это случилось? Может, в лесу?»
Зеленый свет.
– Поедем ко мне, – вдруг сказал Сергей и, протянув руку, взял Сашину ладонь в свою. – Поедем?
– Да, – не раздумывая, ответила Саша.
Включив поворотник, Сергей развернул машину, тут же взял правее и остановился. Потом, потом он обязательно покажет ей Москву, а сейчас… а сейчас это никому не нужно.
Сергей привлек Сашеньку к себе, наклонил голову и коснулся лбом ее лба… Несмело ее руки скользнули к его плечам, она закрыла глаза, и он ее поцеловал. Осторожно, неторопливо…
– Поедем ко мне? – повторил он.
– Да, – повторила она.
И как он протянул без нее почти неделю?.. И зачем тянул?.. Обидеть боялся, зная свой скверный характер? А не надо обижать, надо просто сделать ее счастливой – больше всего на свете хочется именно этого. Нет, он не повезет ее в свою квартиру – они вернутся туда, где все начиналось… Сергей сбавил скорость и свернул в сторону МКАД.
Сашенька улыбнулась, ей захотелось, чтобы он опять взял ее за руку или опять поцеловал. Долго-долго целовал, много-много раз. Душа ждала любви и счастья и наконец-то дождалась! Но есть одно «но»… весомое «но», которое мучает, не дает покоя. Она должна рассказать Сергею правду… И страшно подумать, как он отреагирует на нее. Вдруг все рухнет, сказка испарится…
– Я должна кое в чем признаться, – выдохнула Сашенька, отрезая путь назад.
– В чем? В том, что весь мир уже давно следит за нами в замочную скважину? – с иронией в голосе спросил Сергей. – Ну, это уже не новости.
– Вы читали, да?
– Немного.
– И… сердитесь?
– Нет, мне даже приятно.
Повернув голову, Сашенька попыталась понять – шутит Сергей или нет?
– Мне не надо было… – оборвав фразу, она замолчала.
– Сегодня ко мне приезжала Марина и не уехала, пока не взяла с меня три честных слова, что я не обижу тебя. Я не обижу тебя, и я хочу чтобы ты об этом знала, – серьезно сказал Сергей, – и больше ни о чем сейчас думать не надо.
* * *
Как тогда, Сашенька сняла куртку и положила ее на подлокотник кресла. Все тот же круглый стол посередине, деревянные стулья, два дивана, печка, бурая лохматая шкура, коричневые шторы, люстра, напоминающая цветочный горшок… Будто и не было долгих дней между прошлым и настоящим.
– Чувствуй себя как дома, – улыбнулся Сергей и внимательно посмотрел на Сашу, пытаясь угадать ее мысли, пытаясь понять: напугана или нет. Надо бы затопить печку чтобы она не замерзла.
– Здесь ничего не изменилось.
– А я с тех пор и не приезжал сюда. Наверное, ты хочешь есть…
– Нет, – Саша мотнула головой, и кудряшки скользнули по лицу.
«Как тогда», – подумал Сергей и направился к печке, но остановился на полпути – рядом с Сашей. Он дотронулся до ее шеи, провел пальцем по нежной коже, тяжело вздохнул, затем чуть приподнял ее голову за подбородок. Серо-голубые глаза говорили «да»…
Эпилог
– А я тебя ждал.
– Ну, еще бы.
– Честное слово, я не думал, что речь о тебе, – Белозерцев снял пиджак, небрежно бросил его на спинку стула и поправил галстук. Суетливо переложив стопку папок на другой край стола, он вынул из подставки ручку, изобразил на лице напряженную работу мыслей и сел. – Я вернулся полдесятого, а тут… журнал… Марина. Никто же не предполагал! То есть Марина предполагала, но я-то нет. – Он побарабанил пальцами по столешнице и посмотрел на Сергея. Развел руками и… засмеялся. – Не знал я, веришь, не знал!
– Верю, и как ты понимаешь, пришел поговорить о Саше.
Андрей Юрьевич опять стал серьезным, хотя уголки губ так и тянулись вверх. Влип его друг-приятель, невооруженным глазом видно – влип по самые уши, и зачем явился, вполне понятно, но закрывать успешный проект сейчас, когда читательский интерес медленно, но верно пополз вверх… ах вы черти полосатые, да что же вы всю малину портите!
– Проект я не закрою, – твердо произнес Белозерцев, нервно раздумывая, а что же, собственно, делать?
– Закроешь.
– А почему ты решаешь за нее?
– Она тоже этого хочет, ей тяжело даются подобные откровения.
– Замечательно! – Белозерцев хлопнул ладонью по столу и подскочил, – закрыли-открыли, какие могут быть проблемы? Да никаких! А у меня Фокина на шее и отчеты с минусами по всем пунктам! Мое слово твердое – нет.
Сергей смотрел на разволновавшегося Белозерцева с неизменной улыбкой на лице – да, куда ж ты денешься, старина, отпустишь, еще как отпустишь…
– Андрей, мы с тобой оба знаем, что по сути Саша и так свободна от обязательств, я к тебе пришел только потому, что она очень хорошо относится и к тебе, и к Марине, и не хочет…
– Как это свободна? Она подписала договор, – ехидно перебил Белозерцев.
– Да ладно тебе, – хмыкнул Сергей, – читал я утром этот договор. Ерунда. Она должна сдавать материал раз в неделю… Ну будет она тебе писать про погоду или про мир во всем мире, тебя это обрадует? А уж я прослежу, чтобы описания погоды были подробными и бесконечными.
– Гад ты, Серега, – махнул рукой Белозерцев и тут же назло добавил: – Но я против – и точка. Ишь ты, защитник нашелся!
Получив удовольствие от первой части разговора, Сергей решил перейти ко второй. Он знает, что Саше нравится здесь и знает, что она хотела бы остаться. И еще она переживает, что подведет Марину и Белозерцева, а значит, и ему придется пойти на уступки. «Сашка, ты моя Сашка…». Он улыбнулся, представляя, каким будет выражение лица Белозерцева через минуту.
– Ладно, предлагаю компромисс, – сказал Сергей, вытягивая ноги и откидываясь на спинку стула. – Саша останется здесь и будет и дальше помогать Марине. Для дневника она напишет последний блок – заключительный, она сама это предложила, а вместо нее… а вместо нее на твой рейтинг буду пахать я.
– Что?
– Уж так и быть, продаюсь тебе в рабство, – он усмехнулся. – Договариваемся на две статьи в месяц в течение года.
– Ух ты, – выдохнул Андрей Юрьевич и ослабил узел галстука. – Ты согласен вернуться и вновь работать на «Артэль»? Ну ты даешь, вот это любовь! – Он наткнулся на хмурый взгляд. – Понял, понял, я ни во что не вмешиваюсь, конечно, это ваше личное дело, – он сдержал ехидную улыбку и снова выпалил: – Ух ты! Это же совсем другой разговор! Четыре статьи в месяц…
– Две статьи, – напомнил Сергей.
– А как насчет трех?
– Две статьи.
– Уговорил.
Теперь душа Андрея Юрьевича была спокойна, даже более того – мысленно он потирал руки. Только что он заполучил первоклассного журналиста, за которым гоняется толпа главных редакторов – госпожа Фокина умрет от восторга! Нет, пусть не умирает, он уже к ней привык и сам засохнет от тоски без ее выкрутасов. А Сереге он даже завидует по-доброму и за Сашу рад, вот ведь как судьба иногда виляет! Андрей Юрьевич вздохнул – он и сам давно мечтает о семейном счастье, но трусит, отчаянно трусит перед той, которая уж года два живет в его сердце, а других и не надо. Пытался, отвлекался, но быстро терял интерес… А она слишком красива, слишком молода… и слишком официальна с ним, точно специально отгораживается, чтобы не портить рабочие отношения, чтобы не говорить неловкое «нет» своему начальнику… Сначала думал – пройдет, а теперь, когда не прошло, просто радуется, что она рядом. И успехам ее радуется. А еще злится на себя за то, что не хватает смелости рискнуть. Разве так сложно произнести только одну фразу: «Марина, ты сегодня вечером занята? Не согласишься поужинать со мной…» Честно – чем дальше, тем сложнее.
– И сегодня у Саши будет выходной, – поднимаясь, сказал Сергей. – Я обещал показать ей Москву.
– Завтра и так суббота, – из вредности ответил Андрей Юрьевич.
Дверь открылась, и в кабинет зашла Марина. В серо-бежевом приталенном деловом костюме, с распущенными по плечам волосами, на высоких каблуках она была похожа на бизнес-леди из американского фильма. Тонкая, красивая. Проходя мимо Сергея, она поздоровалась.
«Удачи», – шепнул он и поспешно вышел из кабинета («разберется когда-нибудь эта парочка со своими чувствами или нет?»). Миновав стол секретаря, он направился к рабочему месту Саши. Суббота, видите ли, завтра… Много ты понимаешь, Андрюха!
– Все в порядке, Андрей Юрьевич ничего не имеет против твоей свободы, – Сергей подмигнул Сашеньке, – он даже подарил тебе один день отпуска.
– Точно?
– Да.
Улыбнувшись так, что на щеках заиграли ямочки, она крепко прижалась к нему. Запоздало сообразив, что на них сейчас смотрит чуть ли не вся редакция, она сделала попытку отстраниться, но Сергей держал ее крепко. Прищурившись, он с удовольствием наблюдал ее очередное смущение.
– Пусть смотрят, – сказал Сергей.
– Пусть, – согласилась она.
Пусть, пусть, пусть… Пусть весь мир смотрит! Как же хорошо, когда рядом самый лучший, самый любимый человек на свете!
– Ты собиралась написать заключительную часть дневника, может, расскажешь, о чем пойдет речь, так, на всякий случай, – тихо с иронией произнес он. – Будем ли там фигурировать мы с тобой и наша подготовка к свадьбе?
– Нет! Про это я писать не буду!
– Уверена? – хитро прищурился Сергей.
– Да.
– Жаль. А про что будешь? – Про вторую свадьбу супругов Веревкиных? Или про что?
Не раздумывая, Сашенька ответила:
– Про то, что я очень, очень счастлива.
– Пусть смотрят? – уточнил Сергей.
– Пусть, – улыбнулась Саша и закрыла глаза.
Его руки скользнули вверх по ее спине, по плечам… ладони коснулись щек. Пусть смотрят…
* * *
Андрей Юрьевич поправил очки, глотнул минералки, отправил ручку обратно в подставку и пробежался глазами по забитой цифрами таблице, которую принесла Марина. Голова отказывалась соображать – слишком событийным выдалось утро.
– Я займусь этим позже, – он отложил лист и не без гордости добавил: – У нас намечаются положительные перемены. Сергей Ермаков теперь будет писать статьи для нашего журнала – возвращаются старые, добрые времена…
– Я очень рада, – мягко ответила Марина, присаживаясь рядом на широкий, обитый синей тканью стул.
– А Саша больше не будет вести дневник, но писать у нее получается неплохо… продолжил Белозеров. – Какое у нее образование?
– Педагогическое.
– Пожалуйста, возьми ее под свое крыло, я знаю, ты сможешь ее многому научить.
– Конечно, – Марина улыбнулась и кивнула. Задержав взгляд на руках Белозерцева, она медленно подняла глаза. Светлые волосы с рыжиной… сколько раз она представляла, как дотрагивается до них… Вообще-то, на его теле вряд ли найдется место, до которого бы она не дотрагивалась в мечтах. А вы и не знаете об этом, Андрей Юрьевич… не знаете…
– Приступайте, – привычно благословил он.
Наверное, их разговор закончен, но нет сил уйти. Почему, почему Сергей пожелал ей удачи? Слишком много написано на ее лице и трепетные чувства очевидны всем, кроме…
– Что-нибудь еще? – спросил Белозерцев, переключаясь на свои дела. Он раскрыл ежедневник и залистал страницами.
Марина встала и пошла к двери. Стук, стук, стук – каблуки…
«Удачи».
Она остановилась.
«Удачи».
Развернулась.
«Удачи».
И спросила:
– Андрей Юрьевич, а вы сегодня вечером заняты? Не согласились бы вы поужинать со мной?
Его рука дрогнула, сердце ухнуло и зачастило…