Катюша Шурыгина больше всего на свете хотела стать самостоятельной, как ее старшие сестры-красавицы. И вот – первый шаг сделан: у нее появился кавалер. Настоящий. А уж когда этот кавалер пригласил ее на Валдай, отдохнуть и порыбачить, восторгу Кати не было предела – настоящая взрослая жизнь! Настоящее приключение! Вот только приключение получилось гораздо более опасным, чем она предполагала, да и взрослая жизнь началась у нее более драматично, чем планировалось. Зато финал этой драмы оказался самым что ни на есть счастливым. В общем, рыбалка на Валдае окончилась вовсе не приготовлением ухи.
Путешествие в страну мужчин Эксмо М. 2011 978-5-699-44977-4

Юлия Климова

Путешествие в страну мужчин

* * *

Этот вечно недовольный, скрипучий, едкий, как столетняя ржавчина, голос всегда вызывал у Степана приступ колючего страха и клаустрофобию. Степан вжимал лопоухую голову в плечи, морщился, опасливо поглядывал то на окно, то на дверь, а иногда даже жалобно шмыгал носом, точно проверял: пахнет обыкновенными проблемами или надвигается свирепая буря? В данный момент явно надвигалась буря, и оставалось всего несколько минут на бесполезную панику и вопрос: «А сегодня-то за что?» Вроде за предыдущие пролеты он уже схлопотал сначала по самые уши, а уж затем и по рыжую макушку и наивно полагал, что недельку будет тихо-спокойно…

Кому рассказать, он, тридцативосьмилетний мужчина, чуть ли не до смерти боится свою тетку! От одного ее взгляда подскакивает давление, отнимаются ноги, сохнет во рту и бледнеет и без того светлая кожа. Кому рассказать?

– А сегодня-то за что? – по привычке жалобно выдохнул Степан и нервно заерзал на потертом диване.

Ответа долго ждать не пришлось – дверь распахнулась с особым грохотом, причины которого пока были не ясны, и в комнате запахло порохом.

«Может, она того… головой ее открыла… голова-то у нее железобетонная…» – вспыхнула и пропала мысль. Степан бы и сам с радостью превратился в пыль, но, увы, это было не в его силах.

На пороге стояла Раиса Антоновна. Бывший муж наградил ее фамилией Горячева, а мама с папой – длинным острым носом, маленькими серыми глазками, тонкими губами, жесткими волосами пепельного цвета, узкими плечами, широкими бедрами и ростом чуть ли не метр девяносто. Выражение лица Раисы Антоновны всегда напоминало сводку Гидрометцентра в дни затяжных осенних дождей, первых заморозков и слякоти, а ее резкий хрипловатый голос наводил ужас не только на соседей по лестничной площадке, но и на глуховатую консьержку, молоденького участкового и даже на тараканов. Именно поэтому в доме, где проживала гражданка Горячева, тараканов не водилось.

– Степан!

– Я! – подпрыгнул он.

– Уж не сомневайся, я знаю, что это ты. – Раиса Антоновна вытянула правую руку и ткнула пальцем в своего великовозрастного племянника. – Мое терпение лопнуло!

– Я помыл посуду, – проблеял Степан, надеясь на снисхождение. – Вынес мусор и… проветрил кухню.

– Круг, – с победной ухмылкой произнесла Раиса Антоновна.

– Какой круг? – Степан от удивления позабыл об элементарных правилах безопасности и, вместо того чтобы вжаться в диван, подался вперед.

– Коричневый! Коричневый круг от чашки… – Глаза Раисы Антоновны хищно сверкнули. – Сколько раз я говорила, что чай нужно размешивать медленно, не торопясь, тогда никаких коричневых кругов на столе не останется. Ты же плюешь на мои слова и размешиваешь чай слишком быстро. Нетерпеливо размешиваешь! – Голос Раисы Антоновны взметнулся к потолку, и стекляшки люстры, купленной еще в далекие советские времена, дрогнули. – А твои носки? Они лежат в корзине для белого белья, а должны лежать в корзине для цветного белья! Но это еще не все…

Степан втянул в легкие побольше воздуха и на миг замер. Пока ситуация не превратилась в критическую: следы чая на столе, носки не там, где нужно… Ничего нового, ничего серьезного. Он и сам не понимал, почему его оплошности имеют столь затяжной и хронический характер. Вроде мешает медленно, вроде кладет, куда нужно, вроде не шаркает, не роняет, не просыпает мимо, но каждый раз одно и то же! Хоть ты тресни!

– Я терпеливо размешивал, – выдохнул Степан и уныло посмотрел на тетку.

За восемь лет совместного проживания он так и не научился говорить ей «ты», твердо возражать или толково отстаивать свою точку зрения. А главное, ну чего она от него хочет? Чего пристает? Ему же немного нужно: поесть, попить, почитать медицинскую энциклопедию, опять поесть и попить, принять витамины и еще что-нибудь по мелочи. И как его угораздило оказаться бок о бок с этой вреднейшей, ужаснейшей Раисой Антоновной?! Хотя давным-давно он сам по доброй воле переступил порог ее квартиры.

«Может, обойдется…» – подумал Степан, мечтая о валериановых каплях и маленькой рюмочке коньяка, однако страшная фраза «Но это еще не все…» и свинцовый взгляд теткиных глаз говорили совсем о другом. «Не надо было к ней переезжать, не надо», – дежурно попричитал он и шумно вздохнул.

Восемь лет назад Степан проживал в Мытищах – в однокомнатной квартире на пятом этаже. Работал где придется, изредка встречался с одинокими девушками из категории «за тридцать», лечил несуществующую язву и несуществующий хронический ларингит, питался кашами и макаронами, совершал вечерние прогулки и полагал, что его спокойствию ничего не угрожает и жизнь всегда будет протекать однообразно и тихо.

Правда, водились за ним и темные делишки, но о них Степан предпочитал не вспоминать – по молодости да по глупости с кем не бывает?

Родителей нет, друзей тоже, зато пара-тройка приятелей имеется – и тетка в Москве…

Тетка.

Ох уж эта тетка…

Созванивались они редко – на праздники, дни рождения и в случае мировых катаклизмов. Инициатором контактов в основном была Раиса Антоновна. Но вот случилось так, что звонки стали чаще, продолжительность разговоров увеличилась с пяти минут до получаса, и через некоторое время Степан уже не мог заснуть без ровного уверенного голоса единственной родственницы, которая вдруг на пятидесятом году жизни заскучала и почувствовала стойкую тягу к материнству. «Что ты сидишь в своих Мытищах? Переезжай ко мне, устроишься здесь, в Москве, на хорошую должность, рядом со мной будешь, все ж мы не чужие. А квартиру сдай, чего добру пропадать. Детей у меня нет, так о тебе заботиться буду, ты небось и носки толком постирать не в состоянии». Напор Раисы Антоновны сделал свое дело, и Степан, мечтая о домашнем уюте, наваристом борще (а вдруг нет у него никакой язвы?), сдал квартиру и переехал к тетке. Кто ж знал, кто ж знал!

И поначалу вроде все шло гладко: Раиса Антоновна стирала, убирала, готовила и не слишком докучала, но потом ее материнский настрой пошел на убыль, и она превратилась в классическую мачеху из сказок, с той лишь разницей, что домашние обязанности так и остались лежать на ее узких плечах. И это был особый, всегда беспроигрышный повод запилить племянника до полусмерти. Удовольствие, не сравнимое ни с чем.

Кошмар с каждым днем становился все мучительнее. Но Степан уже не мог отказаться от комнатки с видом на унылый двор, от потертого дивана, плюшевого и мягкого, от ковра с ромбами по углам и оленями в центре, от люстры из прозрачных стекляшек, от подоконника, заставленного вонючей геранью, и от многого, многого другого… Он привык и к Москве, и к борщам, и к вареникам, и к чистым носкам, и к тому, что можно не работать, и даже к кобре-тетке привык! Поругает, попилит острыми зубищами, да и оставит в покое на пару дней, и ничего страшного вроде не произошло – обошлось, и ладно.

– Но это еще не все… – повторила Раиса Антоновна и скривила губы. – Что ты можешь сказать о моем любимом махровом полотенце? О полотенце желтого цвета с белыми полосками по краю?

Только сейчас Степан обратил внимание на то, что тетка прячет левую руку за спиной, и, скорее всего, в данный момент ее цепкие узловатые пальцы сжимают это треклятое полотенце!

– Я его не брал… и не видел…

– Неужели?

– Точно.

– А я вот думаю иначе!

Раиса Антоновна вытащила из-за спины полотенце, быстро расправила его и продемонстрировала поникшему племяннику четкие бордово-фиолетовые пятна, украшающие середину и края мягкой ткани.

– М-м… – жалко протянул Степан.

– Что это? Что это, я спрашиваю?!

Молчание вряд ли бы спасло. Ничего не оставалось, кроме как покаяться.

– Вино. Красное, полусладкое.

– Я так и знала! – Раиса Антоновна от негодования и ликования топнула ногой. – Опять с Нинкой развратничал!

Покраснев, Степан резко замотал головой:

– Нет, она просто зашла… мы расстались…

Это была полуправда, а о горькой правде он предпочитал не думать, оберегая сердце от инфаркта, желудок – от все той же язвы, а нервную систему – от вялотекущей депрессии.

Да, крепкая, яркая, пахнущая жасмином Нина-Нинель его бросила (а кому нужен ленивый неработающий мужчина, живущий на небольшой доход от квартиры в Мытищах?), но перед сокрушительным «Я слишком хороша для тебя, прощай!» она подарила ему последний эротический эпизод, столь великолепный, что теперь, мысленно перебирая утраченные удовольствия, Степан готов был плакать. Горько, горько плакать… «Надеюсь, ты меня не скоро забудешь», – хохотнула Нина напоследок и ушла, хлопнув дверью. Ушла, а разлитое вино, обида и пустая надежда впитались в любимое банное полотенце Раисы Антоновны, на котором Нинель возлежала столь трепетно, столь живописно…

И как тетка его нашла? Он же хорошо его спрятал: запихнул под ванну, хотел позже отнести в химчистку…

– Значит, твоя потаскунья шарила в моем шкафу, трогала мои вещи и… и… Я даже не могу представить, что она делала с моим любимым полотенцем! – В голосе Раисы Антоновны зазвучали не только гневные, но и трагические ноты. – И это после того, как я застукала ее голой на столе собственной кухни!

– Вы тогда все неправильно поняли, – заплетающимся языком выдал Степан, – у нас была важная дата, год знакомства… и Нинель, то есть Нина… хотела сделать мне сюрприз. Ну… хм… ей казалось, что так… хм… получится… торжественно.

– Торжественно? – брови Раисы Антоновны от искреннего удивления подскочили на лоб.

– Я не то слово подобрал… не то…

История с «аморалкой на кухне», а именно так тетка именовала события месячной давности, Степан с удовольствием вычеркнул бы из памяти и из жизни. Он до сих пор не мог забыть визг Раисы Антоновны и пронзительные звуки бьющейся посуды. Его встречи с Ниной не были такими уж частыми, и домой он ее приглашал лишь в исключительных случаях. А разве год знакомства – не исключительный случай? Тетка на работе – ничто не предвещало беды! Степан побежал в магазин за коробкой конфет, потому что заранее не подготовился, забыл о важной дате, а Нинель, томимая страстью, разделась и устроилась на столе: вот, мол, я какая – лучший десерт, какой только может быть!

Но тетка пришла с работы значительно раньше. Видимо, чутье сработало! И, конечно, на кухонном столе она обнаружила не салат из помидоров и огурцов, не банку шпрот и не тарелку с супом – она обнаружила совершенно голую и абсолютно бесстыжую Нинку, которая при виде родственницы любимого мужчины не потупила застенчиво взор, не залилась краской стыда, не прикрылась краем шторы, а искренне и громко захохотала, обмахиваясь от избытка чувств мятой бумажной салфеткой.

Степан влетел в квартиру пять минут спустя, но Раиса Антоновна была так занята битьем посуды и выдворением «порочной шалавы» из кухни, что племянника не заметила. А он метался из угла в угол, ойкал, охал, собирал с пола одежду подруги и невнятно и тщетно пытался успокоить разбушевавшуюся тетку.

Нина-Нинель позвонила на следующее утро и сказала, что подобного удовольствия она уже давно не испытывала и им нужно обязательно повторить такой фейерверк эмоций, но уже без Раисы Антоновны.

– Не то слово подобрал? Да ты предавался утехам на моем столе! Утехам с этой шалавой! А теперь? – Тетка взмахнула злосчастным полотенцем. – А теперь оказывается, она имела наглость прийти еще раз!

– Ну, каким утехам… – Степан сморщился. – Это же так… общение…

– Убирайся из моего дома! – вскричала Раиса Антоновна, швырнула на пол полотенце, демонстративно потопталась по нему и вылетела из комнаты.

Дальнейшее Степан воспринимал в полубессознательном состоянии: уши заложило, картинка поплыла, а сердце, казалось, остановилось.

Тетка вернулась через несколько секунд с большим коричневым чемоданом, некогда прибывшим вместе с хозяином из Мытищ, и быстро и ладно стала паковать вещи, изредка бросая недовольные фразы и гневно потрясая то кулаком, то указательным пальцем. Все ее движения были настолько четкими и точными, трусы, носки и майки она так идеально складывала ровными стопками, оставляя достаточно места для брюк и рубашек, что в голове Степана задребезжала мысль: сколько же раз в мечтах она уже прогоняла его из квартиры?

– Убирайся! – в который раз выкрикнула Раиса Антоновна и напоследок больно ужалила: – К шалаве своей убирайся! Раз она тебя любит, то и приютить не откажется!

Вытолкав племянника на лестницу, она многозначительно громыхнула чемоданом и хлопнула дверью.

– Я-я… – попытался вставить хоть что-то Степан, но тут же замолчал и крепче прижал к груди любимую медицинскую энциклопедию. Оправдания уже никого не интересовали, привычная жизнь рухнула, и реальность происходящего холодом пробрала до самых костей.

– Одни мы с тобой остались, – шмыгнул он носом, теребя замусоленный угол книги. – И куда идти?

Степан немного потоптался около мусоропровода, надеясь, что тетка остынет и позовет обратно, затем застегнул молнию ветровки, вяло пнул ногой чемодан, тяжело вздохнул и нажал кнопку лифта. Где найти временное жилье, куда податься?

– Поеду к Павлу, – решил он и, бросив последний взгляд на дверь теткиной квартиры, с чувством произнес: – Грымза проклятая! Самая настоящая грымза!

До Ярославской улицы он добрался за полчаса – расстроенный, подавленный и раздраженный. Он уже отвык от таких марш-бросков, от толчеи в общественном транспорте и поэтому безмерно жалел себя и настойчиво винил во всем Нинку. Ей лишь бы поиграть, а ему? Ей лишь бы ногами подрыгать, а ему? Семью захотела! А где взять здоровья на эту семью?! Какая работа, когда в трамвае его укачивает, а в метро начинаются приступ кашля и расстройство желудка одновременно?! Степан поджимал губы, шмыгал носом и тащил тяжелый чемодан от автобусной остановки к бело-желтой башне (с передышками через каждые десять метров). Одна дура, вторая дура, а ему-то как жить?..

Дверь Павел открыл сразу, будто только и ждал момента, когда к нему кто-нибудь заглянет. С последней встречи он ничуть не изменился. Это порадовало и несколько успокоило: все по-прежнему смазлив, волосы все так же обесцвечены «под блондина», все те же прыщи на носу.

Сунув руки в карманы спортивных штанов, Павел оглядел гостя с головы до ног и, не задавая вопросов, пропустил в квартиру.

– А я от тетки ушел, – отчитался Степан, с облегчением пристраивая чемодан около кресла. – Вернее, она меня выгнала… Мегера – она и есть мегера. Я, конечно, понимаю, что тебе постояльцы не нужны. – Он жалобно приподнял рыжие брови. – Но мне бы дней пять перекантоваться, а дальше… В Мытищи, наверное, вернусь, вот квартиру освободят, и вернусь.

– Ага, я от тетки ушел, я от дядьки ушел, я от зайца ушел, я от волка ушел, – усмехнулся Павел и, подхватив со стола пачку сигарет, добавил: – А от меня не уйдешь.

– Чего? – не понял Степан.

– Очень ты вовремя, мне напарник нужен.

– Какой еще напарник?

– Бездомный, безработный и с простой неприметной внешностью. Правда, ты рыжий… – Павел закурил и почесал небритую щеку.

– Я не ярко-рыжий, – на всякий случай заступился за себя Степан и аккуратно присел на подлокотник кресла. – И я кушать хочу.

– Есть дело.

– Какое? У меня хронический ларингит… и подозрение на язву.

Павел ответил не сразу – с минуту смотрел на приятеля, хмурился и барабанил пальцами по столу.

– Мне нужен напарник. Как в старые добрые времена. Помнишь или уже позабыл?

Таких намеков Степан очень боялся: последнее время ему казалось, что «лихая молодость» – это сон или выдумка, ну, в крайнем случае, затертое до дыр прошлое – далекое-далекое, а значит, ненастоящее. Но Павел, видимо, относился к былым «подвигам» иначе.

– О чем это ты?

– О том самом. Ладно, ладно, не дергайся, дельце ерундовское, и всего-то один разок помочь нужно… Я, знаешь ли, решил быстро разбогатеть – с риском, но по-умному.

– Но… как именно? – осторожно поинтересовался Степан, уже терзаемый дурными предчувствиями.

– Легко и просто, – Павел дернул плечом и добавил: – На свете так много толстосумов, у которых есть избалованные дочки…

– Что? Не понял…

– Я тебе сейчас все объясню.

Последующие пятнадцать минут Степан просидел с открытым ртом и округлившимися глазами, его уши оттопырились еще больше и покраснели, а живот урчал не то от голода, не то от нервов. Оказывается, Павел замыслил не что иное, как похищение дочки какого-нибудь богатея. Ничего себе ерундовское дельце!

– Все будет нормально, не боись, я же не дурак какой-нибудь. Главное, не завышать выкуп и отдать девчонку в целости и сохранности. А нам-то она все равно на фиг не нужна.

– Но тюрьма… – напомнил Степан, облизывая пересохшие губы.

– Риск не больше, чем раньше, и твое дело обычное – на шухере постоять. Не заладится, так топай спокойно домой. Я же тебе сказал, нужно сделать все по-умному и не зарываться. Вот, например, шоу-бизнес лучше не трогать, раструбят во всех газетах – не отмажешься, а владельца какого-нибудь ювелирного магазина, банка или страховой компании пощипать – самое милое дело.

– Так, может, ты уже и выбрал кого?.. – тихо поинтересовался Степан, надеясь, что происходящее – лишь дурной сон.

– Может, и выбрал, – загадочно улыбнулся Павел, отправляя недокуренную сигарету в пепельницу.

Он подошел к шкафу, взял с книжной полки фотографию и протянул ее Степану. Тот с волнением, страхом и любопытством уставился на не слишком четкий портрет. Девушка, волосы цвета лесного ореха, глаза темные, большой капризный рот и вроде не костлявая…

– А кто это? – поднимая голову, шмыгая носом, спросил Степан.

– Екатерина Шурыгина. Двадцать один год. Учится в институте, – быстро ответил Павел и с ухмылкой добавил: – И она – дочь Короля Алкоголя.

Глава 1

В пятьдесят один год он уже не мечтал о любви. Какая любовь, когда волосы поседели, работа заняла все свободное время, а дочери выросли и шагнули в самостоятельную взрослую жизнь?

Три дочери – это много. Очень много. Не каждый выдержит.

Полина, Ольга, Катюшка.

И воспитывать их пришлось самостоятельно, без бабушек и дедушек и, к горькому сожалению, без жены…

Главное, они абсолютно разные! И сюрпризы преподносят такие, что голова кругом и год за два считать можно! Петр Петрович нахмурился, бросил взгляд на часы и припарковал машину около подъезда своего дома.

Полина… Вот кто особенно потрепал ему нервы! Вот благодаря кому журналисты последнее время с удовольствием склоняли фамилию Шурыгина в своих газетенках, подкрепляя сочные истории не менее сочными фотографиями. То его старшей дочери захотелось поучаствовать в непотребном конкурсе… хм… «Лучшая попка сезона» – и, конечно же, она победила, то на банкете оказалось слишком много алкоголя, и желание раздеться и устроить стриптиз одержало победу над разумом, то еще что-то в этом роде! Полина с детства творила что хотела, и никто не мог ее остановить. И в юности она была самой задиристой, самой своевольной и самой непредсказуемой особой, обладающей насмешливым взглядом и ослепительной улыбкой. Училась, правда, хорошо, но поведение и поступки сводили с ума и заставляли хвататься то за сигарету, то за сердце! Уж слишком легко Полина относилась к важным вещам, и эта черта характера лишь закрепилась с годами. Красива, дерзка, умна. А скольких мужчин она лишила покоя, скольких кавалеров без особых размышлений отодвинула в сторону – всем спасибо, все свободны! А ему так хотелось внука, шебутного любознательного паренька, с которым можно поиграть в морской бой или футбол…

И собственным салоном «Анни» Полина совершенно не интересовалась – по ночам пропадала в клубах, а днем безмятежно спала. И сил бороться с этой избалованной девчонкой уже не оставалось… Но в феврале Полина скоропалительно вышла замуж за Андрея Стрельцова, и, кажется, брак весьма благотворно повлиял на ее характер, хотя муж оказался ей под стать!

– От этой парочки можно ожидать чего угодно, – буркнул Шурыгин, поднимаясь по лестнице к лифту. Еще немного – и он дома. Крепкий чай, ровный шум телевизора и, пожалуй, простенький бутерброд с колбасой или сыром будут очень кстати, день выдался тяжелый, хотелось отдохнуть, расслабиться. – Девочки, мои девочки, – нараспев произнес Петр Петрович и устало расстегнул пуговицы пиджака.

Ольга… Его помощница, опора, правая рука. Профессионал! Как хорошо, что она решила работать с ним бок о бок в «Форт-Экст» – холдинге, президентом и владельцем которого он является долгие годы. И все у нее правильно и по полочкам, четко, продуманно, никакой суеты, лени или праздности. Два высших образования, знание английского, немецкого и французского языков, школа сомелье, должность директора департамента закупок… Он мечтал, что со временем одна из дочерей возьмет на себя ответственность за «Форт-Экст», и Оля, безусловно, справится.

Но личная жизнь средней дочери всегда была поводом для волнений и грусти. Трехлетний брак с пустозвоном Константином Белкиным закончился разводом, и начался длительный период затворничества. Оля не посещала светские вечеринки, не общалась с подругами, отдавала предпочтение строгим деловым костюмам и слишком уж увлеклась работой. Встречи, совещания, командировки, опять встречи, совещания, командировки… Душа за нее болела, а бывшего муженька хотелось найти и пристрелить! Найти и пристрелить! Но Судьба знает, в какой момент вильнуть в сторону, и Оля встретила мужчину, который перевернул ее устоявшийся и слишком правильный мир вверх тормашками. Никита Замятин, сын давнего друга и наследник ресторанной империи «Пино Гроз», вернулся из Лондона в Москву и растопил лед в сердце Оли. Вчера она собрала вещи и ушла к нему – влюбленная, сияющая, счастливая.

– Все будет хорошо, все получится, – тихо произнес Шурыгин, вынимая ключи из кармана.

Может, средняя дочь подарит ему долгожданного внука? Внук – это мечта! Еще какая мечта! Может быть, может быть, почему бы и нет?..

Катюшка… Его любимица, его малышка. И неважно, что ей двадцать один год – она по-прежнему для него кареглазая крошка, внешне очень похожая на покойную мать, она по-прежнему нуждается в заботе, внимании и контроле. И вот уж кому точно пока не следует думать о мужчинах, так это ей. Никаких мужчин! Она еще мала, слишком ранима, мечтательна и наивна. Сначала – институт, затем – работа в «Форт-Экст», несколько лет на приобретение опыта, а там видно будет. Хм, но разве можно доверить Катюшку кому-нибудь? Хотел бы он посмотреть на героя, который осмелится просить ее руки и сердца. Хм, уж лучше пусть этот фрукт не попадается на его пути. Никаких мужчин – и точка! Даже через десять лет ему будет тяжело расстаться со своей любимицей, со своей малышкой…

– Контроль, абсолютный контроль, – серьезно произнес Петр Петрович и открыл дверь.

Но в квартире было тихо и темно: не шумел телевизор, не журчала вода в ванной, не звучала телефонная болтовня, не горел свет в коридоре. Загуляла где-то Катюшка, загуляла…

Шурыгин нахмурился, посмотрел на часы – половина десятого, сменил ботинки на тапочки, вынул из кармана мобильник, прошел в кухню, повесил пиджак на спинку стула, нажал кнопку чайника, еще раз посмотрел на часы, сел за стол и набрал номер младшей дочери. Но безликий женский голос сообщил, что она недоступна – позвоните позже, дорогой товарищ.

– И где ее черти носят! – сердито бросил Петр Петрович, но тут же замер, неотрывно глядя на телефон. Тишина и особое волнение, к которому за последние дни он стал привыкать, осторожно коснулись души, и мысли потекли совсем в другом направлении.

А может, сейчас позвонить Ей?.. Прямо сейчас взять и позвонить…

Шурыгин тяжело вздохнул и на миг закрыл глаза.

В пятьдесят один год Петр Петрович уже не мечтал о любви. Но никогда не знаешь, что тебя ждет за поворотом, чей взгляд встретится с твоим, и сердце вспыхнет… Он оказался не готов. Он не поверил! Он даже пытался улизнуть от этого невероятного чувства, он спасался бегством! Но брякнули серебряные браслеты, мяукнула кошка, ухнул филин – и его судьба оказалась решена.

Он познакомился с Любой при невероятных обстоятельствах – в магическом салоне. Пыльные книги, мерцающие свечи, круглый стол, скатерть до пола, стеклянный шар на тяжелой мраморной подставке, запах сушеных трав… и жгучий взгляд темных глаз. Длинные кудрявые черные волосы, цветастая юбка… Цыганка. Тонкая, как тростинка, желанная, как мечта, терпкая, как черемуха…

И как его, серьезного, солидного бизнесмена, занесло в такое место? О чем он думал?! О чем? Об Ольге и Никите. Да, именно о средней дочери и ее молодом человеке. В тот момент невозможно было понять, какие отношения их связывают, вместе они или нет?

Дочери, дочери… сумасшедший дом какой-то! Умеют девочки преподносить сюрпризы!

Шурыгин переступил порог магического салона с наивным и отчаянным желанием узнать правду, но так и не смог задать вопросы, потому что сердце уж слишком громко стучало, сбивая с мыслей, потому что стеклянный шар переливался то синим, то бордовым светом, потому что свечи дрожали, а голова кружилась… И он сбежал («Извините, я нарушил ваш покой… я здесь случайно… извините») и уже на следующий день горько пожалел об этом. Душа ныла и не находила покоя, повсюду мерещились черные кошки, работа не клеилась, мелкие неудачи подстерегали на каждом шагу. Он должен был вернуться и еще раз увидеть Ее – просто так… Но Любы в салоне не оказалось, и прошли еще долгие часы и дни, прежде чем он смог ее увидеть. Но и вторую встречу он тоже вряд ли когда-нибудь забудет, особенно потому, что на этот раз сбежала уже Люба.

– Спасибо, – тихо произнес Петр Петрович.

Кому спасибо? Судьбе, которая скрестила дороги именно в этой точке, старой Раде – бабушке Любы, хозяйке магического салона, которая чуть-чуть вмешалась и чуть-чуть помогла, и самой Любе, подарившей ему робкую надежду на счастье. Она оказалась школьной учительницей, а не гадалкой или дипломированным магом… И еще спасибо одному человеку, имя которого Шурыгин из вредности не хотел называть.

Егор Кречетов. Но это отдельная история.

– Люба, Любовь… – Петр Петрович вновь дотронулся до телефона и улыбнулся. Он осмелился позвонить лишь один раз. Вчера. И пока список романтических подвигов на этом заканчивался.

– Здравствуйте, Люба…

– Здравствуйте, Петр Петрович…

Они сказали друг другу всего несколько слов, будто шли по тонкому льду и боялись ошибиться. Он спросил: почему она исчезла так неожиданно, она смущенно ответила: не знаю, так получилось, непривычная обстановка, много людей…

– Но мы еще встретимся? – с надеждой спрашивал он.

– Да, конечно, – отвечала она.

– Я все объясню… у меня три дочери – это так много… – путался он.

– Ну что вы, – мягко упрекала она, – это замечательно.

Вот из-за старшей дочери он чуть не потерял Любу. А кто еще мог во время танца рухнуть на пирамиду из бокалов? Только Андрей и Полина! Петр Петрович устало потер ладонью лоб. Та еще парочка… На презентациях, банкетах, фуршетах всегда приходится нервничать и оглядываться по сторонам – отчебучат они что-нибудь или обойдется? Честно говоря, редко когда обходится – не одно, так другое…

Не прекращая думать о вечной проблеме отцов и детей, Шурыгин вновь посмотрел на часы и нахмурился.

Где Катя?

Но все тот же безликий женский голос сообщил, что она, увы, по-прежнему недоступна.

– Контроль, нужен абсолютный контроль, – сердито буркнул Петр Петрович и нетерпеливо побарабанил пальцами по столу.

* * *

Оторвать взгляд от его крепких обнаженных рук было невозможно. И от обнаженных ног – тоже. Вот это мощь, вот это сила! А как он двигается, как злится, как улыбается… Катюшка мечтательно вздохнула и закусила нижнюю губу. Полина вышла замуж и укатила к Андрею. Ольга за считаные минуты собрала вещи и отправилась к Никите. Пора бы и ей уже начать с кем-нибудь серьезные отношения. Прошлые мимолетные увлечения не в счет. Так, ничего особенного – любовью и не пахло. А хочется именно любви! Самой настоящей!

Как у Полины.

Как у Оли.

И все же какие у него руки, какие ноги – как у голливудского актера! И длинная светлая челка волшебно подпрыгивает в такт движениям, а острый нос роднит его со Штирлицем. Ага. Ему бы пошла военная форма…

Катюшка чуть съехала с пластикового кресла вперед и деловито скрестила руки на груди. Бамц-бамц-бамц! Мяч стучал по раскрашенному полу в такт мыслям, а теплый ветерок невинного возбуждения уже щекотал шею. Бросок – пара метров полета – и мяч аккуратно вошел в корзину.

– Серега лучший, правда?! – радостно выпалила Светка, торопливо вынимая из сумочки косметичку. – Не то что наши молокососы-однокурсники. А баскетбол – его страсть! Я сюда два раза в неделю прихожу – поболеть, да и вообще…

– А сколько ему лет?

– Точно не знаю, двадцать девять, кажется. Я слышала, как препод по истории хлопал его по плечу и говорил, что скоро тридцать и все такое, мол, молодец, многого добился. Он раньше в сборной института числился, а теперь просто приезжает пару раз в неделю и играет с друзьями и нашими малолетками. По нему, кстати, и Оксанка с Маринкой сохнут. – Света наклонила голову набок и приподняла брови. – Только он их не замечает. Перекинулся парой слов, и все. А они-то, дурехи, почти месяц в спортзале дежурили, чуть не разругались вдрызг.

Катюшка села ровно, вынула мобильник из кармана джинсовой куртки и отправила его в сумочку – все равно разрядился и толку от него нет. Затем застегнула молнию и накрутила на палец рыжеватый локон.

– А как его фамилия?

– Романенко. А что, понравился?

Раздался свисток, редкие аплодисменты и едкие замечания победителей, а также короткие обещания отыграться в следующий раз.

– Не-а, – из вредности ответила Катюшка, резко встала и направилась к выходу. – Я домой.

Но взгляд настойчиво устремлялся в сторону баскетболистов. Сергей – хорошее имя, в книжках так обычно называют положительных героев. Вот бы представить его Полине (наверняка ахнет и поздравит с удачным выбором) и Оле (не придет в восторг, укажет на разницу в возрасте и вообще запретит думать о «мальчиках» на ближайшую пятилетку). В любом случае это было бы здорово! Интересно, как он целуется? Ладно… Глупые мысли… «И все бы мне завидовали», – коротко улыбнулась Катюшка и поправила на плече сумку.

– Эй! – раздался мужской голос, и она обернулась.

Пигалица и первая факультетская сплетница Светка стояла рядом с Сергеем, и ее лицо светилось приторным самодовольством.

– Давай знакомиться, – предложил красавец баскетболист и в три шага преодолел приличное расстояние.

Катя автоматически выпрямила спину, убрала за ухо волосы и мило улыбнулась. В такие моменты она всегда вспоминала Полину и изо всех сил старалась походить на нее. А Полина какая? Смелая, решительная, красивая, уверенная в себе и сексуальная!

– Екатерина.

– Сергей.

– Отлично, – влезла Светка и округлила глаза, что означало: не будь дурой, вдруг он втрескается в тебя по самые уши. – Ну, я пошла, общайтесь… – Не удержавшись, она хихикнула и прикрыла ладошкой рот.

– До завтра, – ответила Катюшка, мысленно радуясь знакомству.

Полина, наверное, похвалит.

Оля, наверное, не одобрит.

Папа… Папе лучше вообще ничего не рассказывать.

– А я тебя здесь первый раз вижу, – улыбнулся Сергей.

– А я раньше и не оставалась на игру.

– Подбросить к дому?

– Да, – легко ответила Катя и кокетливо взяла его под руку.

Полина похвалит.

Оля не одобрит.

Папа?.. Папа не узнает.

Быть самой младшей в семье – сомнительное удовольствие. Конечно, тебя балуют, заботятся, усиленно любят, но и многое запрещают. Маленькая – и все тут! Никто и не вспоминает, что ей уже давно двадцать один год, что она не глупенькая девочка, обожающая сладости и газировку, а самостоятельная девушка, которая больше пяти лет пользуется косметикой, носит короткие юбки, читает любовные романы, смотрит мелодрамы и мечтает об обыкновенном принце. Желательно, конечно, на белом коне, но и на чем-нибудь другом тоже сойдет. Был у нее Лешка, был у нее Антон. Дураки! У одного в жизни все слишком просто, у другого – слишком сложно. Подруги целуются, обнимаются, расслабляются, когда родителей нет дома, а она, оберегаемая сестрами и папой, чаще бывает на светских приемах занудных VIP-персон, чем в ночных клубах или на приятельских вечеринках. О, если бы она хоть раз заикнулась о том, что не придет ночевать… Н-да-а… Ее бы убили. Сразу! Ольга бы завалила аргументами, засушенными до гранитного состояния, а папа накрыл бы волной такого гневного недоумения, что лучше и не начинать. Полина? Полина бы приободрила, но вмешиваться не стала: даже с ее легкими взглядами на жизнь «крошке Катюшке» еще рано отправляться в свободное плавание. Младшая в семье – это приговор.

Сергея пришлось ждать около раздевалки минут пятнадцать, но время не было потрачено зря. Катя припудрила носик, мазнула кисточкой с румянами по щекам, покусала губы для яркости и привела в порядок волосы: расчесала, а затем взбила их. Сбегала к зеркальной двери конференц-зала и осталась довольна собственной внешностью. Он взрослый парень – это здорово! Главное, чтобы не видел в ней лишь симпатичную малолетку.

– Ну, пошли, – сказал он, засовывая руку в карман, и Катюшка радостно кивнула.

В одежде Сергей оказался ничуть не хуже, чем в трусах и майке: голубые джинсы и синий свитер с широкой красной полосой на груди удивительно ему шли. И объемная спортивная сумка удачно завершала образ супермужчины. Он точно с обложки журнала, но только не противно-смазливый, а классический такой… Ну, супермужчина – он и есть супермужчина!

Катюшка сжимала губы, чтобы не озарить мир преждевременной блаженной улыбкой.

– Ты где живешь?

– На Ленинском проспекте.

– С родителями, что ли?

«Что ли» ей не очень понравилось. Будто она сама не может жить там, где ей хочется!

– С папой, – ответила Катюшка, опуская подробности про сестер. Теперь-то они разъехались – Полина к Андрею, Ольга к Никите.

Сергей перешагнул последнюю ступеньку, остановился, заглянул ей в глаза и насмешливо спросил:

– Папина дочка, что ли?

Опять это противное «что ли»!

Уверенности значительно поубавилось, и Катя от обиды поджала губы. Ну и что? Да, она живет с отцом, можно подумать, все после школы собирают вещи и отправляются из родительского дома куда глаза глядят!

Эх, но она не только живет с отцом, она действительно самая настоящая папина дочка – ни шагу без его разрешения. Наверняка он сейчас трезвонит на мобильник, и хорошо, что зарядка скоропостижно скончалась.

– Вовсе нет, – хлопнув ладонями по перилам, Катюшка тоже перешагнула через ступеньку. – Сестры разъехались, а я пока не могу оставить папу одного.

– Значит, самостоятельная? – Сергей опять усмехнулся.

– А у тебя это вызывает сомнения? – стараясь быть небрежной, спросила она. – Ну, где твоя машина?

Он нажал кнопку брелка, и белая «десятка», припаркованная около рекламного стенда, приветливо пискнула.

– Садись, – кивнул Сергей, распахивая заднюю дверцу, чтобы бросить на сиденье сумку.

Катюшка уселась в кресло, бегло осмотрелась и перевела взгляд на часы – еще не вечер. Папочке она не отзвонилась – ну и ладно, в конце концов, до двенадцати далеко, и… и возможно, он сам задерживается. А через полчаса она будет дома.

Но Сергей явно никуда не торопился. Включив музыку, повернулся к Катюшке и нежно провел пальцем по ее щеке, отчего по телу побежали мурашки.

– Я рад, что ты зашла в зал и мы познакомились.

– Я тоже рада, – ответила она, улыбаясь.

– И ты точно не папина дочка? – с иронией в голосе повторно спросил Сергей.

– Точно, – с вызовом ответила Катя.

– Тогда поехали со мной на озера.

Катя с волнением ожидала приглашения в кафе, ресторан или кинотеатр, но озера… Что он имел в виду?

– Какие озера? – удивленно спросила она, отчего-то вспомнив учительницу географии и ее вечное: «А тебе, Шурыгина, Колумб бы не доверил даже драить палубу на «Санта-Марии», и 3 августа 1492 года ты бы, скорее всего, тушила треску в глиняном горшке, а не собиралась в экспедицию к новым берегам!»

– Самые обыкновенные валдайские озера. Я с друзьями еду на майские праздники – порыбачить и отдохнуть, и готов взять тебя с собой. Или ты предпочитаешь торчать в Москве?

«Я папина дочка, я папина дочка, – затараторила про себя Катюшка, трусливо вжимаясь в мягкую спинку сиденья. – Я папина дочка… совсем маленькая… ага, ага…»

Вот как теперь объяснить, что ее никто никуда не отпустит? И, если честно, она пока не готова ехать за тридевять земель с малознакомым человеком, пусть у него и суперские руки и не менее суперские ноги.

А Полька бы поехала…

Эх.

– Мы мало знакомы, – тихо протянула Катюшка и, вернувшись в образ сексапильной брюнетки, выпрямила спину, вздернула нос и повторила громче: – Мы мало знакомы.

– Отдельная комната тебе гарантирована, – бросил Сергей, разворачиваясь к рулю. – Пара домиков на турбазе уже забронированы. Подумай, а то у нас одно место пропадает. Картошка на углях, шашлык, рыбка только что из водички – или ты привыкла к трюфелям и перепелкам?

Проверяет он ее или хочет уколоть, Катюшка никак не могла понять, но на всякий случай отодвинула сумочку, привезенную Полиной из Парижа, поближе к дверце. Ну, чтобы в глаза не бросалась.

Какие трюфели, какие перепелки, если Ольга последнее время варила рис и готовила говядину на пару! Где эти трюфели? Где эти перепелки?

– Я же сказала, – пожала она плечами, – мы мало знакомы, дело только в этом. – Она закусила нижнюю губу и посмотрела в окно. «Н-да, представляю лицо папочки, если бы он узнал о возможной поездке на валдайские озера».

И все же ей стало ужасно весело от заманчивых перспектив знакомства, от разговора и от уютной атмосферы, царившей в машине. Точно она выпила пару бокалов шампанского, и музыка, медленная романтичная музыка, вылетающая из динамиков, звучала именно для нее, В душе от этого пели робкие мелодичные колокольчики – динь-динь, динь-динь. И никакая она не маленькая… маленьких с собой на валдайские озера не зовут. А где, кстати, находится Валдай?

Когда за окошком показался родной дом, Катюшка напряглась в ожидании прощания. Каким оно будет? Захочет ли Сергей с ней встретиться еще раз? Кафе, ресторан, киношка – почему бы и нет?

– Это твой дом? – с непонятной интонацией в голосе спросил он, притормаживая около подъезда.

– Ага.

– Неплохо.

– Четвертый этаж, – зачем-то уточнила Катя и застегнула куртку.

– Даже боюсь спросить, сколько у вас комнат.

– Много, – она улыбнулась до ушей и вжала голову в плечи.

– Понятно…

Кажется, его голос стал резче или показалось?

– Ну, пока, – жизнерадостно бросила она, стараясь произвести нужное впечатление.

– Подожди! – Сергей наклонился, достал из бардачка блокнот, ручку, быстро написал номер своего мобильника и вырвал лист. – Позвони, если скучно будет или вдруг надумаешь метнуться на озера.

– Ага, – кивнула Катюшка и с сожалением отметила отсутствие с его стороны домогательств и намеков. Пусть бы еще раз дотронулся до ее щеки или обнял напоследок… Или уточнил, когда они теперь увидятся.

Но он же дал номер телефона, хотя почему-то не попросил ее номер в ответ.

А потому что не хочет навязываться! Решение и выбор за ней!

Более или менее в себя Катюшка пришла только за дверью подъезда. Ух! Она легко и просто познакомилась с Сергеем Романенко, по которому, как оказалось, сохнут и Оксанка, и Маринка. И он позвал ее в далекое путешествие и пообещал накормить печеной картошкой, шашлыком и рыбой… Ну что, папа, Полина и Оля? Не ожидали?

– Я – роковая брюнетка, – хихикнула Катюшка и заспешила вверх по лестнице. – М-м-м, – высунула она язык и скорчила гримасу, – много вы понимаете! Колумб, Колумб!..

Этот выпад предназначался вредной учительнице географии, которая частенько любила еще приговаривать: «Ты, Шурыгина, сама абсолютно не в состоянии определить, где Курильские острова, а где Огненная Земля».

* * *

– Ты фильм про Красную Шапку смотрел? Два волка: один – худой и высокий, второй – короткий и толстый…

– Смотрел, – буркнул Степан, нервно листая страницы медицинской энциклопедии.

– А еще: большой мешок и маленькая глупенькая девочка…

– Не такой уж она и глупой была! И насколько я помню, дело закончилось не в пользу волков.

Павел ничего не ответил. Плюхнувшись на диванные подушки, он раскинул руки в стороны, уставился в потолок и скользко улыбнулся. Степан – трусливый дурак, привыкший держаться за теткину юбку, но с ним все же лучше, спокойнее. Пусть нудит, никуда ему не деться. А как они заживут потом, как заживут! Рестораны, машины, женщины…

– Тяпа, а как ты относишься к женщинам? – насмешливо спросил Павел, поворачивая голову в сторону приятеля.

– Положительно, – натянуто ответил Степан, но тут же, вспомнив Нину-Нинель, поморщился и откорректировал ответ: – Терпимо.

Ох, как бы ему хотелось сейчас оказаться совсем в другом месте! И пусть бы тетка ругала за грязные носки в корзине для белого белья или за хлебные крошки на журнальном столике и пилила с утра и до вечера. Не с его здоровьем, возрастом и характером ввязываться в подобные истории. Пашке-то что! Пашка и не из таких передряг чистеньким выходил! И еще неизвестно, чем он занимался последние годы… Если не врет, то сначала на хлебозаводе работал, потом барменом в дешевой забегаловке, потом альфонсом (весьма «милое» занятие)… Целый день Павел мусолит свой план, слушать невозможно, уже в груди странные похрипывания наблюдаются и пальцы на ногах холодеют и скрючиваются – к чему бы это? И на кой черт их свела судьба сто лет назад! Сходил, называется, к однокласснику в гости и подцепил эту заразу – Павла! – на всю оставшуюся жизнь. Это именно Пашка его сбивал с пути истинного! Подежурь вот здесь, постой вот там, держи выручку, не правда ли, легко получилось?

И Пашка еще умеет притянуть к себе, точно гипнозом обладает – слушаешь и веришь, что действительно все просто и без проблем.

Степан шмыгнул носом и быстрее зашелестел страницами книги, демонстрируя чрезмерную занятость. Вот с кем он всегда находил общий язык, так это с медицинской энциклопедией 1961 года издания, Москва. Главная редакция – А.Н. Бакулев и Ф.Н. Петров.

Предстарческие психозы – психические расстройства, возникающие в возрасте 50–60 лет и позднее, протекающие с явлениями тревоги, тоскливости, рассеянности, беспокойства… Больным кажется, что с ними или с членами их семьи должна случиться беда… они ждут за что-то наказания… их необходимо вовремя помещать в психиатрическую больницу.

Какой кошмар! Уши Степана вспыхнули огнем. Конечно, до пятидесяти еще далеко, но перспективы удручающие. И уже сейчас имеются предпосылки. Какой кошмар!

– У тебя вода есть? Фильтрованная, – пискляво произнес он, жалко сморщившись.

– В чайнике. Обычная, – махнул рукой Павел и, оживившись, сел. – Я тебе ее покажу.

– Кого?

– Младшую Шурыгину.

– Нет, не надо… – Степан замотал головой и поджал ноги под кресло. Вероятность заполучить предстарческие психозы намного раньше обещанного срока обрушилась на плечи неподъемным грузом. – Я решил… я в этом не участвую…

Но Павел не обратил внимания на отказ. Подскочив, он отбил чечетку на месте и многозначительно произнес:

– Ларьки вместе грабили и за девчонкой вместе пойдем, понятно?

– Я не грабил, – отчаянно замахал руками Степан, – я только на шухере стоял. Это было давно… очень давно… и всего пять раз или шесть… ты же сам говорил, что это не считается…

– Ха, а я тебе врал! И если меня поймают, обязательно скажу, кто меня заботливо прикрывал.

– Но…

– Давай, Тяпа, давай, – усмехнулся Павел, – не трусь. Будем потом черную икру есть ложками и мимо твоей тетки на лимузинах проезжать. Хочешь на белом? А хочешь на розовом? – Он щелкнул зажигалкой и засмеялся. – Не трусь, Тяпа, не трусь!

Степан вновь всхлипнул – жалобно, горько – и поплелся на кухню пить воду обыкновенную. Выхода нет… выхода нет. Пашка ни за что не отпустит, да и вдруг настучит на него из вредности при плохом раскладе? А может, обойдется? Чуть-чуть риска – и все позади. Это же только на шухере постоять… один разок… Как в старые времена.

Глава 2

Если бы Катя чувствовала себя хоть в чем-то виноватой, она бы тихонько открыла дверь, быстро скинула верхнюю одежду, подхватила тапочки, прокралась на цыпочках в свою комнату, разделась, юркнула в постель, накрылась одеялом почти с головой и закрыла бы глаза – завтра ругать будут уже не так сильно…

Но она себя виноватой совершенно не чувствовала. Более того, праведный гнев на сестер и папу за излишнюю опеку тесно переплелся с восторженным: «Я взрослая, я взрослая, я ему понравилась!» и с мечтательным: «Как же хочется отправиться в путешествие – вперед к неизвестности и новым чувствам!» Разве многого она хочет? Разве у нее нет права на собственную жизнь? Не абы какую, а восхитительную!

Катюшка хлопнула дверью, сунула ключи в карман, бросила сумку на диванчик, возвела глаза к потолку и шумно и счастливо вздохнула. Она не поняла, что произошло: влюбилась или нет? Она не знает, что будет завтра: встретятся ли они еще? Но улыбка не сходит с лица, душа поет, и немножко дрожат пальцы, точно экзамен позади и в зачетке стоит твердая четверка. Почему четверка? Потому что пятерка – это слишком. Пятерка не дает развернуться мечтам, она утверждает, а не подталкивает вперед…

«А мне еще столько нужно узнать и попробовать», – смущенно протянула про себя Катюшка – и наткнулась на суровый отцовский взгляд. Э-э…

– Ты где была? Посмотри на часы! Почему твой телефон не отвечает?! – Петр Петрович сдвинул брови и, не сбавляя накала, резко добавил: – Я волнуюсь. Тебе не приходит это в голову?

Нет, ей это в голову совершенно не приходило, то есть абсолютно.

– Десять часов с копейками, – удивленно ответила Катя, не понимая сути претензии, – время еще детское.

– Без двадцати одиннадцать, – уточнил Петр Петрович. – Что с твоим телефоном?

– Разрядился, зараза.

– Что за выражения?

– Извини, вырвалось… Я могу уже пойти… м-м-м… спать?

– Нет, я жду тебя в кабинете! – громыхнул Петр Петрович и решительно направился в свою «обитель».

На протяжении последних ста лет в кабинет вот таким тоном вызывали только Полину, и уж там ей доставалось по полной программе… Гром и молния!

Катюшка на миг замерла, не веря глазам и ушам: неужели ее сейчас будут ругать, как Полину?.. Ага, по-настоящему… Ух!

Сунув ноги в тапки, она прошла в ванную, вымыла руки, потянула время около зеркала, хмыкнула и спокойно отправилась на казнь. Она же ни в чем не виновата! Видимо, папа тоскует по старым добрым временам, когда они жили все вместе, когда Полина сводила с ума, а Оля занималась хозяйством и шелестела страницами договоров и в своей комнате, и в кухне. Теперь-то конечно! Теперь-то сконцентрировать внимание можно только на ней. А кого интересует, что у нее в душе?

Катюшка подавила хулиганскую улыбку, расправила плечи и перешагнула порог кабинета. Эх, хотела бы она посмотреть на папино, Полинино и Олино лица, если бы в один прекрасный день она собрала сумку и уехала на озера или еще куда-нибудь. С мужчиной. Ага. Высоким, красивым мужчиной.

– Садись, – Петр Петрович указал на стул, а сам сел в кресло за письменный стол. Сложив руки перед собой, он внимательно изучил внешний вид младшей дочери (вроде не разгильдяйский) и приступил к допросу: – Где ты была?

Катюшка плюхнулась на стул и взяла несколько секунд на размышление. Можно бесконечно выкручиваться, можно выдать часть правды, можно всю правду, можно преподнести историю так, что вроде и правда, но без криминала (для папочки маленькое приключение с Сергеем Романенко, наверное, будет криминалом). Но с другой стороны, если она не начнет себя вести как взрослая самостоятельная девушка, то…

– Я слушаю тебя, – поторопил Петр Петрович.

– В институте, – честно ответила Катя.

– Ты перешла на вечернее обучение? – иронично спросил он.

– Нет… ну… закрутилась: то одно, то другое, а потом пошла в зал.

– Какой еще зал?

– Спортивный, конечно.

Ответ Петру Петровичу не понравился. Спортивный зал – это мячи, корзины, канаты и разогретая толпа любителей побегать и попрыгать. И насколько он помнил свои молодые годы, к футболистам, баскетболистам, теннисистам всегда прилагалась группа болельщиц-поклонниц. Нет, если бы Катюшка хоть раз заинтересовалась спортом, он бы предположил что-нибудь иное, но его изнеженная и капризная младшая дочь никогда не тяготела к физическим нагрузкам, а значит…

– И что ты там делала?

– Смотрела игру.

– Какую?

– Баскетбол.

Отлично! Здоровые парни в трусах и майках матерятся и толкаются, желая получить мяч, а она смотрит и слушает. Отлично!

– И?

– Что «и»? – Катюшка непонимающе приподняла брови. «Папа, ну как тебе объяснить?» – Я пришла домой в пол-одиннадцатого. Это же не ночь? Я вообще не понимаю, почему ты недоволен.

Петр Петрович и сам не мог четко сформулировать претензии. Работа, работа, работа… Он не знает, с кем она дружит, как проводит свободное время, о чем мечтает, наконец! Собственно, это его вина, но и у нее ответственности в словах и поступках не наблюдается. Нет ответственности. Ау-у, ответственность, где ты?..

– Ты должна приходить домой не позже десяти часов, и я хочу знать, где ты находишься. И зачем тебе мобильный телефон, если ты не даешь себе труда его зарядить?

– Так получилось…

– Это не ответ. – Немного успокоившись, Петр Петрович откинулся на спинку кресла и покачал головой. – Катя, – строго продолжил он, – я не хочу, чтобы ты совершила ошибки, о которых впоследствии пожалеешь, ты еще наивна и мала…

– Двадцать один год, между прочим, – обиженно буркнула Катюшка.

– В твоем возрасте лучше всего сосредоточиться на учебе, не нужно забывать о самодисциплине и дальнейших перспективах. Ты же умная девочка, и все в твоих руках. Но если начнешь разбрасываться, если станешь позволять себе небрежность и…

Дальше Катюшка уже не слушала. Голос отца потянулся к потолку, затем к книжным полкам, а потом устремился к окну и вылетел на улицу. А Сергея можно назвать красивым. Руки у него и ноги такие… мужские. Длинная светлая челка, острый нос… И смотрел он на нее с интересом. Девчонки умрут от зависти, если узнают. Потому что он взрослый, а это шаг к серьезным отношениям – надолго. А у нее как раз еще не было серьезных отношений – с затяжными поцелуями, огненной страстью и трепетной любовью. Как у Полины, как у Оли, как у многих женщин на планете Земля. Он должен в нее втрескаться по самые уши! Должен превратиться в бедного трубадура, который ходит по свету и слагает песни о прекрасной кареглазой Екатерине и о своем глубоком чувстве, сжимающем сердце до боли…

Катя представила Сергея с тромбоном в руке, в линялой футболке, порванных на коленях джинсах, давно потерявших цвет и само право на существование, и скептически сморщила нос. Не-а, трубадур из него не выйдет. А Дон Кихот? Ламанчский? Или какой он там?.. На старой кляче с копьем!

– …ты меня слушаешь? – раздраженный голос безжалостно разорвал очередной образ на две лохматые части. – Расскажи, о чем ты думаешь, обещаю, я все пойму.

О, как заманчиво!..

Она даже не успела осознать своих порывов, своих «да» или «нет», как на свободу вырвалась правда…

– Я влюбилась, – выдохнула Катя, улыбнулась и неуверенно добавила: – Наверное, влюбилась…

Первый раз в жизни Петр Петрович Шурыгин захотел, чтобы у него оказались проблемы со слухом. И чтобы эти слова явились не чем иным, как самой обыкновенной слуховой галлюцинацией. Он ослышался, обманулся, неправильно понял… Его дочь, его малышка не может влюбиться сейчас. Абсурд! Очередная детская глупость!

– Ты влюбилась? – коротко спросил он, крепко вцепившись в подлокотники кресла.

– Ну-у-у, это еще не точно… я сегодня познакомилась с молодым человеком, который… вроде понравился, – Катюшка выдала информацию порционными вагончиками и замерла, ожидая ответную реакцию. А что такого? Миллионы девушек каждый день знакомятся, общаются и строят планы на будущее. «Папочка, пойми же меня, пойми!» Полины нет… кому излить душу? Сам же попросил рассказать о наболевшем!

– Та-а-ак, – протянул Петр Петрович, тщательно подбирая слова для дальнейшей нравоучительной беседы, которую хотелось решительно сократить до емкого: «Чтобы я этого больше не слышал, марш в постель!» Она совсем еще мала, а кругом шныряют наглые, самоуверенные негодяи, мечтающие только об одном! Когда-то он и сам был таким негодяем и прекрасно знает, к чему ведет «тактика ближнего боя».

– Он играл в баскетбол, а я сидела на скамейке болельщиков, – робко уточнила Катюшка, потупив взор. Ага, так и было. Он играл, она сидела…

А потом Сергей пригласил ее в путешествие.

А вдруг папа отпустит? Вот возьмет сейчас и отпустит?!

Да, она должна отстаивать свои права!

– И как зовут этого… героя? – процедил Петр Петрович, хотя правильнее было спросить: «Как зовут этого камикадзе?»

– Сергей Романенко. Он немного старше меня… – сгладила углы Катюшка, тщетно пытаясь понять настроение родителя. – И, папа… – Она вдруг улыбнулась и радостно выпалила: – И, папа, он пригласил меня на озера! Романтично, правда? Помнишь, Полька отправилась любоваться фонтанами в Питер на целую неделю с братом одноклассницы? А помнишь, она попыталась добраться автостопом чуть ли не до Новосибирска, желая попасть на рок-фестиваль, но на полпути застряла в какой-то глуши, где проходил совсем другой фестиваль – любителей пива… Помнишь? Я пока не уверена, что хочу поехать, но я никогда не была на Валдае. Там турбаза, и у каждого будет отдельная комната. – Катюшка подскочила и заходила по комнате. – Папа, а может, мне и правда махнуть на озера? – Она остановилась, наклонила голову набок, шмыгнула носом и закусила нижнюю губу. – А?

«Точно так же много лет назад она стояла на новогоднем утреннике в детском саду, – вспомнил Петр Петрович, сжимая зубы. – Только огромного белого банта с разноцветными блестками не хватает».

Довольно! Он слишком долго и терпеливо слушал этот восторженный бред. Какой еще, к черту, Валдай?! Полина? О да, он помнит все ее выкрутасы, и седина у него появилась как раз после славного фестиваля пива в деревеньке не то под Тюменью, не то под Екатеринбургом, больше напоминавшего банальную молодежную пьянку, чем культурное мероприятие с участием знатоков! Никакого Валдая, никакого Сергея Романенко с загребущими руками, никаких отдельных комнат на краю вседозволенности не будет! Хватит с него Полины!

Из-за стола Шурыгин поднимался медленно, словно черная туча, долго копившая раздражение и злость. Его аристократическое лицо вмиг огрубело, в глазах сверкнул огонь, а пальцы сжались в кулаки. Довольно! Хотя бы младшую дочь он оградит от болезненных разочарований, и он сделает это даже наперекор ее собственным наивным желаниям! «Какой-то здоровый детина будет ее обжимать за сотни километров отсюда?.. Довольно!»

– Катя, ты меня сейчас очень удивила. Ты действительно считаешь, что я могу благословить тебя на все четыре стороны, отпустить с малознакомым парнем неизвестно куда и спокойно продолжить работу, делая вид, будто так и надо?! – Голос Петра Петровича становился жестче и резче с каждым словом. – Ты действительно так считаешь? – Он чуть подался вперед и приподнял брови. – О какой любви идет речь, если ты знакома с ним несколько часов?!

Катюшка вздрогнула и вжала голову в плечи.

– Но ты же сам сказал: расскажи, и я пойму…

– А я не предполагал, что у моей младшей дочери такое богатое воображение! Я не предполагал, что ее голова забита совершеннейшими глупостями! И я лишний раз убедился в том, что ты слишком мала и наивна и отпускать тебя дальше чем на километр категорически нельзя! – Петр Петрович громыхнул креслом, сделал несколько нервных шагов к книжным полкам, резко остановился и, посмотрев прямо в глаза Кате, громко и четко добавил: – Я не желаю больше слушать этой ерунды, ты должна учиться – вот главное! И я теперь буду следить за каждым твоим шагом! Хочешь любви? Прекрасно! Станешь взрослее, умнее, встретишь достойного человека и выйдешь замуж! А пока у тебя в голове ветер. И потрудись заряжать мобильный телефон, иначе в следующий раз я сам отправлюсь за тобой в институт и переверну все вверх дном, но найду тебя!

Бросив последнюю угрозу, Петр Петрович вернулся за стол, сел и уткнулся в бумаги, обозначив тем самым конец «задушевной» беседы. Нужно было раньше заниматься ее воспитанием, конечно, а то слоняется не пойми где! Не хватало ему получить вторую Полину! Нет, сердце у него не железное и подобной катастрофы уже не выдержит – Катя должна, наконец, понять, что в жизни главное. А также пришло время научиться разбираться в людях! И думать, думать нужно: что и зачем делаешь и к чему это может привести.

– Иди спать! – резко добавил он, считая тему закрытой.

Катюшка почувствовала, как пол уходит из-под ног, от обиды на глаза навернулись крупные слезы. Всхлипнув, она бросила на отца отчаянный взгляд и вылетела из кабинета. Как он мог так обмануть ее надежды! И почему нельзя влюбиться в двадцать один год? Она сама еще не разобралась… Или разобралась? И зачем говорить «Я пойму», если понимать не собираешься? А Сергей на нее смотрел по-особенному! И она вовсе не глупый цыпленок и не наивная дурочка!

– А вот уеду, и будете знать! – Вытерев ладонью слезу, Катя рухнула на кровать, уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала.

Почему, почему Полине можно, а ей нельзя? Почему она должна жить взаперти под надзором, когда на улице весна?

– Сама виновата! – Она ударила кулачком по одеялу и издала плаксивый стон. И что на нее нашло? Зачем рассказала о встрече с Сергеем? Разве папа мог понять ее чувства и переживания? Хорошо еще, он не бросился сразу убивать всех молодых людей, которых она хотя бы раз держала за руку! Лешка и Антон были бы уже мертвы и похоронены за чертой города, и только одинокая ворона безутешно бы каркала над их могилами.

– Ничего, – переворачиваясь на спину, всхлипнула Катюшка, – я вам покажу, какая я маленькая… будете знать, как меня обижать… И ты, папа, поймешь, что я взрослая, что я имею право на нормальную жизнь и могу встречаться с кем хочу.

Шмыгнув носом в последний раз, Катя вытерла щеки, поджала губы и села. Волосы прилипли к лицу, и она недовольно убрала их за уши.

«Дорогой папа, я уехала на Валдай с Сергеем. Не волнуйся, все будет хорошо, я просто хочу отдохнуть от учебы. Целую, твоя младшая дочь. P.S. Не ищи меня, пожалуйста. Обещаю заряжать мобильник каждый день».

Вот такое письмо она оставит на прикроватной тумбочке перед майскими праздниками.

– Ага, ага.

* * *

– Она, видите ли, влюбилась, – Петр Петрович отшвырнул ручку и устало провел ладонью по лицу. – Любовь – это совсем другое.

А какое?

Да кто ж его знает…

Рука сама потянулась к телефону, и Шурыгин, бросив взгляд на часы (поздно, да, уже поздно, но все же), быстро набрал номер Любы. Номер, который он выучил сразу, номер, который имеет черную масть и аромат полевых цветов.

Он должен с ней поговорить, должен услышать ее голос и условиться о встрече. Хватит по-мальчишески трусить.

Ухнуло сердце или ухнул филин? Какой еще филин! Петр Петрович улыбнулся и взволнованно стал слушать длинные гудки. Один, второй, третий…

* * *

Сколько раз бабушка изумлялась ее затяжному спокойному одиночеству. «Ты когда начнешь свою личную жизнь устраивать? Свободная женщина в тридцать пять лет должна за мужчиной, как за хлебом, ходить. Я в твоем возрасте уже трех детей нянчила и четвертого ждала! Мать твоя второй раз замуж вышла и укатила в Астрахань… Ты молода, красива, умна, в тебе цыганская кровь течет! Да ты одним взглядом должна их с ума сводить!» – частенько говаривала старая Рада, переживая за личную жизнь внучки. Но Люба лишь отшучивалась – ей никогда не нужны были искусственные отношения, которые не греют – лишь галочка на все том же одиночестве.

Она ждала любви. Настоящей. Всегда ждала.

В жизни случалось разное, но сердце не горело огнем, цыганская кровь не бурлила… Что же теперь?

Люба отложила в сторону последнюю проверенную тетрадь, поднялась со стула, подошла к шкафу, распахнула дверцу и протянула руку к самой дальней вешалке. Длинная цветастая юбка и алая кофта со шнуровкой на груди.

– Что же теперь? – улыбнулась Люба, представляя себя танцующей в этом пестром наряде. – Бабушка, видела бы ты меня сейчас! – прошептала она и прислонилась спиной к шкафу.

Теперь она ждет от него звонка, ждет встречи, она еще раз хочет заглянуть в его глаза, прочувствовать его силу, дотронуться до весомого, но пока, увы, незнакомого мира… Какой он, Петр Петрович Шурыгин?

Она – школьная учительница, рассказывает детям о цветах и травах, о птицах и насекомых, и о многом, многом другом. А он – владелец холдинга, светский человек, отец трех взрослых дочерей. Не слишком ли различны их жизни и пересекаются ли они хоть в одной точке?

Телефон зазвенел – и вопросы мгновенно отступили, сердце подсказало: это он.

– Да?

– Здравствуйте, Люба.

– Здравствуйте, Петр Петрович…

– Извините, что так поздно…

– Ничего, я не сплю. – Она села в кресло, положила на колени вешалку с ярким нарядом и улыбнулась. Он позвонил. Да, он позвонил.

– Я очень хотел услышать ваш голос, Люба. И очень хотел бы вас увидеть.

– Давайте встретимся завтра, – просто предложила она, поймав волнение в его голосе и стараясь скрыть собственное волнение. – Завтра вечером я буду в Ботаническом саду, я занимаюсь растениями в одной из оранжерей, и освобожусь около восьми часов. Вам будет удобно?

– Да, конечно!

Она еще раз улыбнулась и тепло ответила:

– Вот и отлично.

Глава 3

– Это я, привет… Катя то есть.

Она нервно сжала мобильник и воровато огляделась по сторонам. И хотя рядом никого не было – студенты давно разбрелись кто куда, этажи опустели, сердце все равно ойкало и екало так, будто она стояла на сцене Большого театра и сообщала публике о своих тайных мечтах. «Леди и джентльмены! Я влюбилась и собираюсь сбежать из дома! Только не говорите об этом моему папочке!»

Полдня она тряслась от радости, что все решено и она свободна, а также от воспоминаний о встрече с Сергеем (высокий, блондин, нос Штирлица, и как ловко он отправлял мяч в корзину!). Чем больше она думала о нем, тем больше убеждалась, что он особенный, необыкновенный, лучший. И как нежно Сергей провел пальцем по ее щеке…

– Привет, я тебя узнал.

– А я решила позвонить, потому что… потому что… а просто так!

К разговору Катюшка тщательно подготовилась перед зеркалом в туалете, но по закону подлости ловкие фразы куда-то улетучились, а ничего умного в голову не шло. Главное – не мямлить! Непринужденность и уверенность в себе – вот путь к успеху! Так Катя настраивала себя еще пять минут назад, но теперь коленки дрожали, щеки горели, и казалось, глупее ее нет никого на свете.

– Правильно сделала, у меня как раз обеденный перерыв и есть время поболтать.

«Уффф, – мысленно протянула Катюшка, почувствовав поддержку. – Я смогу, я смогу».

– А где ты работаешь?

– В одной приличной конторе.

– Понятно… – Она бесшумно вздохнула, зажмурилась и решительно выпалила: – А я надумала поехать с тобой на озера. Ты прав: чего торчать в Москве, если можно поесть печеной картошки и рыбы. Предложение еще в силе?

– Конечно, в силе, – легко ответил Сергей. – И конечно, поехали. Уверен, тебе понравится, там очень красиво. Кстати, выезжаем тридцатого, в пятницу утром, так что пакуй вещи. – Он усмехнулся и добавил: – Сейчас тепло, шубу брать не надо.

– А я и не собиралась брать шубу, – улыбнулась Катюшка. – Сапоги нужны? Резиновые?

– А они у тебя есть? – В голосе собеседника проскользнули насмешка и удивление.

– Нет, но я куплю.

– Знаешь что, давай встретимся сегодня вечером и все обсудим. Времени осталось мало, так что решим кучу организационных вопросов сразу.

– Отлично! – Катюшка закивала, будто Сергей мог ее увидеть. – А где? Во сколько?

– Около главного входа ВДНХ в семь. Устроит?

– Ага, договорились.

Закончив разговор, она крутанулась на месте, сунула мобильник в сумку и, подпрыгивая, точно школьница, понеслась домой. Если человек хочет начать самостоятельную жизнь, ему не нужны чьи-то одобрения и разрешения, он должен ее просто начать – и точка! Сергей о ней позаботится, он же старше и опытнее. А ее дело быть неотразимой, роковой и волшебной!

На волшебство Катюшка потратила больше трех часов: мылась, одевалась, красилась, потом переодевалась, потом умывалась, опять переодевалась, причесывалась, красилась, переодевалась… Ей хотелось выглядеть эффектной, но не очень… то есть чтобы он не догадался о затраченных усилиях и о жгучем желании понравиться, но при этом она должна выглядеть на пять с плюсом. Остановившись на светлых джинсах, тонком желтом свитере под горло и короткой черной курточке, она наконец-то успокоилась. Образ получился яркий и сочный, можно даже сказать аппетитный. Розовая помада, тушь – и она готова к великим свершениям!

– Не волнуйся, папа, сегодня я приду не поздно, – многозначительно сказала она пустующему кабинету и отправилась на свидание.

Опоздала она лишь на пять минут, Сергей уже стоял около главного входа. Очень хотелось, чтобы в его руках оказался роскошный букет алых или бордовых роз, но, увы, никаких цветов не было. «Еще рано, – подумала Катюшка, – у нас же пока нет серьезных отношений, мы еще только в начале пути!» Хотя романтика должна присутствовать с самого начала… Наверное, не успел купить.

Но цветов все равно хотелось.

– Привет, а я уже приготовился к долгому ожиданию, – Сергей кивнул в сторону фонтанов, павильонов, ларьков и добавил: – Пойдем.

– Я редко опаздываю, – просто ответила Катюшка, смахнув челку набок.

– Извини, вытащил тебя в такую даль, но я работаю поблизости, а вечером еще куча дел…

– Ничего, я здесь сто лет не была, так что прогуляюсь с удовольствием.

Она покосилась на Сергея и робко скользнула взглядом по его фигуре. То ли в мечтах она увеличила его мышцы в два раза, то ли в трусах и майке в зале он смотрелся особенно спортивно, то ли именно эти брюки, рубашка и джемпер скрадывали силу, но только сейчас он выглядел симпатичным долговязым парнем лет двадцати пяти, а не могучим шотландским горцем, готовым превратить в рубленую котлету кого угодно. Но это такие мелочи!

Катюшка почувствовала легкий озноб, когда представила его уверенные руки на своей талии, вспомнила, как он коснулся ее щеки…

– Значит, ты решилась?

– А? Что? А! Ну да!

– А папа не будет против? – усмехнулся Сергей.

– Абсолютно нет!

– Как я уже говорил, выезжаем тридцатого, много барахла с собой не бери, всего-то четыре дня на отдых.

– А кто еще поедет?

– Мои друзья – Вика и Костик.

– Понятно, – ответила Катюшка, бодро прибавляя шаг.

Сергей продолжил инструктаж, а она стала думать совсем о другом: получается, что едут две пары и забронированы два домика. А она будет жить с Сергеем или с Викой? Вроде с Сергеем. Хорошо это или плохо? И как бы она сама хотела?

Он остановился, взял ее за руку и чуть притянул к себе. Катюшка подняла голову и встретила насмешливый взгляд. Взгляд обжигал, топил и смущал.

– Я еще не говорил, как ты красива сегодня?

– Не-а, – она мотнула головой и щедро улыбнулась.

– Я был не прав… Ты красива. Очень.

– Спасибо, – Катя сделала кокетливую попытку освободиться из объятий, но Сергей не отпустил.

– Я рад, что ты едешь, и обещаю: тебе понравится.

Окончание фразы прозвучало слишком двусмысленно, и Катюшка на миг струхнула. Но у нее же будет отдельная комната, и Сергей не похож на злодея, обижающего очаровательных девушек. Он похож на киногероя! И Оксанка, и Маринка много бы отдали ради одного свидания с ним. Но он выбрал ее. Как же от него вкусно пахнет! Какой-то тайной и кедром.

– Надеюсь! – Она опять улыбнулась.

Сергей подвел ее к скамейке, они сели и стали смотреть на фонтан. Шум воды гармонировал с шумом мыслей в голове Кати, и она замерла, надеясь усмирить волнение. Полина всегда кидалась в омут с головой – и ничего страшного не случалось, она только приобрела опыт, который впоследствии ей наверняка пригодился. Вряд ли старшая сестра нервничала по каждому пустяку, вряд ли трусила перед мужчиной…

– Купаться любишь? – спросил Сергей.

– Ага, но пока еще холодно, – Катюшка повернулась и опять встретилась с ним взглядом. Он смотрел на нее внимательно, с любопытством.

«Лучше бы он смотрел на меня с восхищением», – подумала она и смело придвинулась к Сергею поближе.

Его ладонь скользнула по ее талии и остановилась, как бы раздумывая, затем неторопливо поднялась по спине вверх. Он коснулся пальцами ее волос, шеи, усмехнулся и убрал руку.

«Я ему очень нравлюсь», – подумала Катя, пряча неловкость.

– Да, еще холодно… Давай прогуляемся до Ботанического сада, – предложил Сергей, – а потом я отвезу тебя домой.

– Хорошо, – радостно согласилась Катюшка, вспоминая уютный салон «десятки». Они будут рядом, интимно близко, и может, он ее поцелует…

* * *

Из страха попасть в пробку и опоздать Петр Петрович сначала собирался совершить подвиг – поехать на метро. Да, пришлось бы покупать билет, смущенно тыкать его в щель турникета (кто знает, какой стороной? не придумали ли там чего-нибудь новенького?), но лишь бы не опоздать. А потом Шурыгин подумал о том, что приятно будет довезти Любу до ее дома (дополнительное время, проведенное наедине, сколько нужных важных слов можно сказать и услышать, сколько узнать… и о ее комфорте, конечно, не стоит забывать), и Шурыгин сел за руль.

Этим вечером ему сопутствовала удача: ни одна пробка не задержала его ни на минуту, даже светофоры, сговорившись, выдавали только зеленый свет. Петр Петрович сильно нервничал и находился в том приподнятом настроении, которое хоть и будоражит, но делает человека абсолютно счастливым.

На условленном месте он оказался в половине восьмого. Скромный, но одновременно необыкновенно красивый букет из разноцветных фрезий, сделанный под заказ, жег руки и притягивал взгляды прохожих.

«Люба, Люба…» – мысленно повторял Шурыгин, расхаживая туда-сюда по высушенному солнцем асфальту. Он пытался угадать, какой она будет этим вечером… Красивой? Да, да, само собой! Но какой? Будет ли в ее глазах гореть цыганский огонь, который лишил его воли при первой встрече в магическом салоне ее бабушки, или она будет классически прекрасна с нотами тайны… именно такой она предстала перед ним в ресторане «Пино Гроз» при второй встрече. Ему хотелось и того и другого сразу! Ему хотелось прижать ее к себе, коснуться густых черных волос и не отпускать. И пусть под ногами крутятся черные кошки и где-то ухают филины! Тысячу раз – пусть!

Через десять минут он позвонил Полине.

– Как у тебя дела? Все в порядке?

– Конечно, папочка, у меня всегда все в порядке!

Еще через пять минут он позвонил Оле.

– Как у тебя дела? Все в порядке?

– Я так счастлива… я так счастлива…

Еще через пять минут он позвонил Катюшке.

– Ты где? Чем занимаешься?

– Гуляю, дышу свежим воздухом… Ага, скоро домой.

Черт-те что! Петр Петрович сунул мобильник в карман. Гуляет она, дышит свежим воздухом! Чувствует он, что-то здесь не так – и слова торопливые, и голосок ручьем журчит… Нужно будет с ней еще раз хорошенько поговорить.

Но тут Петр Петрович увидел Любу и вмиг забыл обо всем на свете.

Она, улыбаясь, шла ему навстречу. Высокая, стройная, тоненькая. В длинной юбке, прикрывающей туфли, белой блузке, коротком легком пальто нараспашку. На правой руке виднелись съехавшие к запястью тонкие кольца серебряных браслетов, волосы распущены по плечам, и кудряшки подпрыгивают в такт движениям.

«Люба, Люба…» – мысленно повторил Петр Петрович и, как мальчишка на первом свидании, торжественно вытянул руку с букетом перед собой.

– Спасибо, – сказала Люба, вдыхая нежный аромат колокольчатых цветов. – А в моей оранжерее такие не растут…

– Посадим, – пообещал Петр Петрович и тепло улыбнулся. Удивительно, ему даже нравилось, что они одного роста. Ее глаза на уровне его глаз.

– Летом здесь очень красиво, обязательно приходите посмотреть, – ответила она и взяла его под руку.

– Я приду. Надеюсь, летом мы здесь тоже будем гулять вместе.

Некоторое время они шли молча, не торопясь. Петр Петрович и Люба вдыхали ароматы весны и наслаждались сказочным моментом. Каждый хотел и одновременно не хотел нарушать эту робкую тишину.

– Вы здесь работаете? Да, вы говорили… Интересно? – Петр Петрович повернул голову в сторону Любы.

– Безумно интересно и приятно. Я прихожу не так часто, как хотелось бы, и я не назвала бы это работой…

– Понимаю, – Шурыгин кивнул и автоматически ослабил узел галстука. Господи, он не привык так просто гулять с женщиной! Рестораны, рестораны, рестораны, редко театр – и то, когда это было! Да и когда в его душе последний раз царила подобная неразбериха, когда сердце сжималось от волнения и страсти? Нет, страсть тут ни при чем… то есть при чем, но не настолько… Нежность, бесконечная нежность бежит по венам, радость, трепетная радость бьется в груди. – Я очень скучал, Люба. Я боялся вас больше никогда не увидеть… – Он остановился, повернулся и поцеловал ее руку. Бряк-бряк – приободрили серебряные браслеты.

Она почувствовала себя неловко, смутилась и тут же улыбнулась. Что она могла ответить? Только правду.

– Я тоже скучала, и я тоже боялась вас больше никогда не увидеть…

* * *

После короткого разговора с отцом, отогнав мимолетное чувство вины, Катя совершенно расслабилась и размечталась. Во-первых, после Валдая она коротко пострижется, как Полина, и тоже превратится в этакую обворожительную, стильную и деловую француженку. Во-вторых, она обязательно познакомит Сергея с папой и с сестрами. В-третьих, она начнет подумывать о работе… Это важно, да, это важно! Именно потому, что она от всех кругом зависит, ее считают маленькой наивной девочкой… Обидно!

Они свернули на одну из дорожек Ботанического сада, обменялись короткими взглядами и пошли дальше.

– Звонил твой отец? – спросил Сергей.

– Да, я обещала поужинать с ним, но потом решила встретиться с тобой и… не получилось, – соврала Катюшка, поддерживая имидж независимой девушки. – Мы сейчас живем вдвоем, сестры разъехались, – торопливо добавила она. – И я в доме за главную! – Не удержавшись от собственной мнимой важности, она надула щеки и прыснула от смеха. – Ну, я поддерживаю папу как могу…

– И много у тебя сестер? – поинтересовался Сергей.

– Две.

– Прилично.

– Ага, папа мечтал о сыне, но судьба распорядилась иначе, и теперь он усиленно мечтает о внуке.

«Интересно, кто из нас троих первой подарит ему внука? – промелькнул в голове Катюшки вопрос. – А вдруг я?»

Представив себя с памперсом в одной руке и с погремушкой в другой, она задумчиво сморщила нос – картинка показалась абсолютно нелепой. Не-а, вряд ли она займет первое место по рождению мальчиков, Оля с Полиной ее наверняка обскачут. Да и, честно говоря, больше хочется девочку… дочку… ага. И не сию минуту, а попозже.

– А ты бы кого хотел: мальчика или девочку? – брякнула Катя, не успев вовремя прикусить язык. Тут же смутившись, она споткнулась, выровняла шаг и пошла быстрее.

– Не знаю, мне все равно. Я пока повышать рождаемость в стране не планировал, – с насмешкой ответил Сергей.

– Я тоже пока не планирую повышать рождаемость, – на всякий случай поддержала Катя.

В Ботаническом саду пахло весной – по-особенному приятно, точно именно здесь традиционно журчал первый ручей, пробивался первый подснежник, гордо распрямлялся первый листок. И влюбленные парочки, то сидящие на скамейках, то гуляющие по дорожкам, щедро добавляли к царившей атмосфере дополнительные порции тепла, романтики и света. Катюшка смотрела на них, счастливых, и завидовала. Живут же люди! «Хотя, может, они мне тоже завидуют», – она хитро прищурилась и со значением посмотрела на Сергея. Но взгляд не задержался на красивом лице спутника, а устремился чуть левее и дальше.

Около двух широких глиняных ваз, выкрашенных белой краской, рядом с желто-оранжевой клумбой непонятных цветов Катя увидела своего отца и на миг потеряла способность здраво соображать. Почему? Откуда? Как это возможно? Он следит за ней? Он сейчас устроит скандал? Испортит ее свидание?.. Мысли запрыгали, как перепуганные кузнечики, и только через полминуты Катюшка увидела намного больше.

Петр Петрович Шурыгин был не один. Рядом стояла высокая черноволосая молодая женщина. Она улыбалась ему, а он улыбался ей. И они-то как раз никого не замечали, и они-то явно были счастливы, и между ними, бесспорно, были и весна, и первый ручей, и первый подснежник, и даже первый листок! Как же он смотрел на нее, а как она касалась его руки!

«Обалдеть!» – мрачно подумала Катюшка и, вцепившись в локоть Сергея, потянула в противоположную сторону.

– Пойдем туда, ладно? Мне кажется, там здорово… – протараторила она, удаляясь от шокирующей правды.

У отца есть женщина!

И не абы какая… а красивая! Очень красивая! Экзотическая… Как птица со страницы древней книги, как малахитовая шкатулка, как тонкая ветка черемухи с черными бусинами-ягодами, как… как… Да что же за дурацкие сравнения лезут в голову! Ревность хмыкнула и больно сжала сердце. Катюшке захотелось остановиться, топнуть ногой, вернуться, высказать все, что она думает по этому поводу, вцепиться в отца и ни за что не отпускать и не отдавать! Он же любит только Полину, Олю и ее. И она у него самая маленькая и самая любимая! И он ей нужен, очень нужен… Да, она иногда гадала, встречается ли с кем-нибудь папа, не монах же он, не может же столько лет быть один. Ответ всегда был сухой и рассыпчатый: неизвестно, возможно, какая разница, вряд ли, ну, по-разному в жизни бывает, наверное, был однажды короткий роман или два, ему не нравятся современные девушки, он вечно занят…

А оказывается, у него достаточно свободного времени…

Катюшка оглянулась и еще раз оценила картинку. Даже если бы расстояние между ними было в два или три раза больше, она бы все равно угадала трепетные отношения, поняла, что к чему. Видела ли она когда-нибудь отца вот таким – беззащитным, несмелым, растерянным…

«А мне говорит, чтобы дома сидела!» – зло подумала Катюшка и поджала губы. До чего же жаль, что она не может отправиться на Валдай прямо сейчас! А еще лучше – в Мексику или в Гондурас!

– Ты куда бежишь? – раздался удивленный голос Сергея, и Катя поняла, что действительно почти бежит к воротам Ботанического сада.

– Я домой, хорошо? Мне же вещи собрать нужно! Я забыла: резиновые сапоги брать или нет?

– Бери, – пожал он плечами и улыбнулся. – Я подвезу тебя.

Катюшка сразу сбавила шаг и немного успокоилась. Хотелось обернуться еще раз, но делать этого она не стала. У нее свидание, и никакие длинные черноволосые ветки черемухи его не испортят! И пусть потом кто-нибудь скажет, что она не имела права уезжать так далеко с малознакомым мужчиной! Пусть только скажут!

Катя почувствовала руку Сергея на талии и с вызовом улыбнулась. Ошибки, видите ли, нельзя совершать! Много вы понимаете в ошибках!

– Ага, подвези, – кивнула она, убирая локон за ухо. – Я ужасно устала, даже не знаю почему.

– Наверное, не привыкла ходить пешком.

– Наверное…

В машине Катюшка быстро пристегнулась, откинулась на спинку кресла и замерла. Она была абсолютно уверена, что Сергей ее сейчас поцелует – он просто обязан ее поцеловать! И когда его губы коснулись ее губ, она, стараясь походить на героиню мелодрамы, быстро закрыла глаза и «издала короткий стон наслаждения»:

– Ммм…

* * *

Степан негодующе фыркнул и демонстративно скрестил руки на груди. Целуются… Тьфу! Ей на голову скоро мешок наденут, а она целуется!

Он сделал слабую попытку разозлиться на младшую Шурыгину, но не получилось. Увы, не получилось. И как тут получится, когда обстоятельства меняются на глазах, когда поясница затекла, а ноги зудят, точно вновь вернулась детская аллергия на апельсины и сладкое.

– Я устал… – жалобно выдал Степан, плаксиво морщась. – И она не одна, видишь? Не одна! Мы так не договаривались. Этот гусь выше меня в два раза!

– Плевать, – похлопывая по рулю, обмотанному синей изолентой, ответил Павел. – Не всегда же он будет рядом, и не дураки же мы, чтобы лезть на рожон.

– Целый день ходим за ней по пятам: то на автобусе, то на метро, то на этом тарантасе! То я звоню тебе, то ты звонишь мне… Сил больше нет. Где ты взял эту развалюху? – Степан недовольно оглядел потрепанный салон «копейки». – Угнал? Нет, не отвечай, я не хочу знать… Здесь пахнет, ужасно пахнет… Трупами!

Павел закинул голову назад и громко захохотал. Н-да, кажется, скучно со Степаном не будет.

– Какими еще трупами? – хмыкнул он, успокоившись. – Машина моя, я ее пять лет назад в карты выиграл. Может, у тебя еще и проблемы с обонянием?

Но Степан, обиженно отвернулся и отвечать не стал. Пахло действительно отвратительно, ну, не трупами, а чем-то вроде гнилого лука и забродившего компота. Эх, а как пахло на кухне у Раисы Антоновны… Он расстроенно вздохнул и вновь посмотрел в сторону «объекта слежки». Екатерина Шурыгина, улыбаясь до ушей, стояла около двери подъезда и прощально махала рукой приятелю.

– Пока-пока, милый, – прокомментировал Павел.

– И что ей дома не сидится! – буркнул Степан.

Глава 4

Дорогой папа, я уехала на Валдай с Сергеем. Не волнуйся, все будет хорошо, я просто хочу отдохнуть от учебы. Целую, твоя младшая дочь.

P.S. Не ищи меня, пожалуйста. Обещаю заряжать мобильник каждый день.

Текст записки Катюшка вспоминала неоднократно: и когда затаскивала в лифт огромный чемодан на колесиках, и когда стояла около подъезда, ожидая Сергея, и когда пристегивалась ремнем безопасности, и когда через час неожиданно захотела в туалет, и когда грызла печенье, поглядывая в окно, и когда до пункта назначения остались считаные километры. «Папа, ты, конечно, удивишься и, возможно, захочешь меня поругать, но я буду уже далеко…»

Изначально они собирались поехать на поезде, но Сергей передумал, и за долгие часы, проведенные в машине, у Катюшки онемело все что только можно. И чемодан, как назло, подпрыгивал и гремел в багажнике на каждой яме и кочке. Да, она взяла с собой резиновые сапоги, плащ, шарф, фен, косметику, зонтик и целую кучу очень нужных вещей – ну и что? Вдруг пригодится! Ей просто необходимо выглядеть на пять баллов – взрослая жизнь предполагает трудности и самостоятельность.

Сергей вел себя так, точно и не было поцелуя, а Катюшка не особо заморачивалась по этому поводу. В груди дрожали восторг и волнение, а в голове слова складывались в предложения:

Дорогой папа, я уехала на Валдай…

Сам факт ее невероятного скоропалительного отъезда перекрывал даже особые отношения с Сергеем. Она решилась, она смогла, она доказала!

– Вылезай, приехали. Дальше придется идти пешком, надеюсь, это тебя не огорчит.

– Пешком… А далеко?

– Не-а, километра полтора, не больше.

Катюшка вылезла из машины. Прохладный воздух тут же защекотал нос и наполнил легкие. Природа… ага, природа!

– Хорошо, – выдохнула она и огляделась.

Асфальтированная дорога, разрисованная трещинами, уходила вдаль, справа находился реденький лесок, за ним на возвышении виднелась добротная деревенька. Слева тоже шелестели сочной листвой деревья, а прямо перед носом стоял длинный двухэтажный дом, обнесенный высоким забором.

– Здесь я оставлю машину, – прокомментировал Сергей, вынимая из багажника ее чемодан, свой рюкзак, спортивную сумку и чехол с удочками. – Подожди, буду через пару минут.

Машина скрылась за воротами, и Катюшка мечтательно улыбнулась: здорово, просто здорово! Есть плюсы и в «диком» отдыхе – это особое ощущение свободы и особое возбуждение. Кажется, закроешь глаза, раскинешь руки и обязательно взлетишь, как птица. И солнце будет слепить глаза, и мечты станут реальностью, и никто не начнет пилить, мол, ты еще мала, это нельзя и это нельзя тоже.

– Я молодец, – похвалила себя Катюшка, достала мобильник из кармана и с равнодушием отметила, что связи нет. Ну и ладно, подумаешь, может, через полтора километра появится.

– Бери чемодан, и пошли, – раздался за спиной насмешливый голос Сергея.

Катя развернулась и сначала посмотрела на него, а затем перевела удивленный взгляд на свой гламурный чемодан, украшенный наклейками с изображением Пизанской башни, египетских пирамид и портретом Софи Лорен в стиле ретро. Нет, если бы она планировала нести этого пузатого монстра, она бы урезала количество «жизненно необходимых» вещей раза в два. Она же не Шварценеггер, не Брюс Уиллис и даже не Джеки Чан! Пакет молока и пучок петрушки – вот максимальный вес, который она в состоянии безболезненно перенести из пункта А в пункт Б.

«Мы так не договаривались…» – невольно жалобно подумала Катюшка и резко ссутулилась.

– Он тяжелый, – протянула она, не теряя надежду на лучший исход.

– Сочувствую, – бросил Сергей, подхватывая по очереди рюкзак, сумку и чехол с удочками. Плечи и руки теперь у него были заняты, что удручало еще больше.

Так он серьезно?

Полтора километра пешком…

Еще секунда – и Катюшка издала бы душераздирающий стон, но дыхание перехватило, а в глазах сверкнули непрошеные слезы. Не слишком-то романтично получается, не как в сказке… Но выбора, увы, нет. Как в таком случае поступила бы Полина?

Катюшка наморщила лоб, пытаясь представить подобную ситуацию… Не-а, не могла ее красивая, стильная, умная сестра оказаться один на один с тяжелым чемоданом!

Ну и пусть!

Сдвинув брови, она решительно вытянула ручку чемодана и устремилась вперед к озеру, к долгожданному отдыху, ко всему новому и желанному (ритмичный грохот увесистого имущества сопровождал каждый ее шаг). Сергей же не виноват – руки у него заняты, и если она отправилась в путь совершенно самостоятельно, то и должна сама позаботиться о некоторых вещах…

Эх, не нужно было брать пену для ванны, три кожаных ремня с красивейшими пряжками, насадки для фена, маникюрный набор, две пары кроссовок, дорожный утюг и многое, многое другое…

Первое колесико отвалилось приблизительно через двести метров, второе – через триста, на ладонях вздулись мозоли. Ничего, главное – добраться до турбазы, конкретнее – до кровати, а там жизнь наладится. Как же это озеро называется?.. Сергей утром говорил… Велье. Точно, Велье!

Катюшка сменила руку и, наплевав на уже поцарапанный, но все еще красивый корпус чемодана, поволокла неподъемную ношу дальше.

– Помочь? – спросил Сергей, остановившись на повороте.

– А ты сможешь? – выдохнула Катюшка, тяжело дыша. – У тебя же руки заняты.

– Удочки, пожалуй, я смогу тебе доверить, – усмехнулся он в ответ.

Странно, то ли долгие часы, проведенные в машине, то ли волнение сыграли свою роль, но она совсем не подумала о таком простом варианте. Она же может нести удочки, и одна рука у него будет свободна. Свободна для чемодана!

Суперрешение. Супер!

«А почему сразу не предложил?» – прожужжала комаром в ухо вредная мысль и улетела прочь.

Настроение мгновенно скакнуло вверх. Катю потянуло на романтику. Теперь, когда идти стало легко, вновь хотелось болтать и кокетничать.

– А твои друзья Вика и Костя…

– Они еще вчера уехали, наверное, уже ловят рыбу.

Вот и хорошо, вот и пусть ловят. Катюшка беспричинно заулыбалась, сорвала листок с куста и пошла быстрее. Воображение нарисовало ряд уютных домиков на берегу озера (красная черепичная крыша обязательна!), сетчатый гамак, натянутый между двумя крепкими деревьями, дощатый пирс с креслом-качалкой (как в одной мелодраме), яркие лодки (почему-то похожие на венецианские гондолы), уютный бревенчатый ресторанчик в сторонке, в котором кипят страсти не хуже, чем в столовой из фильма «Девчата»… И еще комната – ее комната будет уютной! С мягким светлым ковром, широким окном, полупрозрачными желтыми шторами и кроватью… Щеки Кати полыхнули огнем, потому что неожиданно она задалась вопросом: какой будет эта самая кровать, двуспальной? Вообще-то, она не собирается, пока не собирается… Это путешествие – возможность узнать друг друга получше, обрести уверенность и получить массу приятных впечатлений, не более.

Катюшка глянула на Сергея, и в памяти всплыл эпизод с поцелуем. Ей понравилось, даже очень. Первый поцелуй должен быть именно таким – не затяжным, без особых выкрутасов и в то же время многообещающим.

– А телевизор там есть? – спросила она, не прекращая прикидывать, сколько еще осталось идти.

– Нет, глупо ехать за тридевять земель, чтобы валяться перед телевизором.

– Конечно, с этим я абсолютно согласна. И я тоже буду ловить рыбу!

– А ты умеешь?

– Немного.

– Ничего, я тебя научу.

– А мы будем ловить на блесну, червяка или кашу?

– О, да ты, как я погляжу, подкована, – Сергей обернулся и улыбнулся.

– Ловила однажды с папой, давно, в детстве, – радостно ответила Катюшка.

Минут через двадцать она увидела спокойные воды озера Велье. Деревья расступились, и вот оно, чудо! Небывалая красота – тихая, дивная, гармоничная до каждой травинки, сказочная и даже мудрая. Катя прижала удочки к груди и задержала дыхание. Полтора километра пешего хода показались сущим пустяком, тем более что пузатый чемодан еще километр назад перестал быть ее головной болью.

Около берега покачивался небольшой бело-голубой катерок, на корме которого сидел крепкий мужичок в дутой куртке. Он курил папиросу и читал газету.

– Привет! – крикнул Сергей, подходя к катеру ближе. – Вроде мы без опоздания.

– Салют, – лениво ответил мужичок и, посмотрев на наручные часы, удовлетворенно кивнул.

– Здравствуйте, – поздоровалась Катюшка, с интересом глядя на катер. Дальше они поплывут? Ничего себе! А если она захочет вернуться раньше (ну, вдруг), как же она доберется до этого берега? Или стоит только попросить, и этот человек перевезет ее обратно? Хотя какой толк в этом береге, когда она понятия не имеет, в какую сторону ловить попутку.

– Забирайтесь, и поплыли. Ветрено сегодня, чаю охота, – убирая газету во внутренний карман куртки, поторопил мужичок.

Сергей, пристроив рюкзак, сумку и многострадальный чемодан, сел на скамейку. Катя следом за ним деловито шагнула на «борт корабля» и устроилась рядом.

– Совсем чуть-чуть – и вы на месте, – добродушно заверил «капитан» и подмигнул Катюшке, отчего ее душу накрыла волна детского восторга.

Она сбежала. Взяла и сбежала! И пусть кто-нибудь скажет, что она не имеет права на самостоятельную жизнь: на собственные радости, ошибки и любовь. Как у Полины, как у Оли.

«И как у тебя, папа! Вот и встречайся со своей черноволосой и следи за ней…»

Покосившись на Сергея, Катюшка отметила, как он хорош, и, коротко улыбнувшись, осторожно коснулась рукой его руки. Пожалуй, это будет ее первое романтическое приключение – он втрескается в нее по уши, и очень скоро весь институт узнает о ее невероятных отношениях со взрослым и красивым Сергеем Романенко.

– Подождите! Пожалуйста, подождите! – раздался жалобный голос, и Катюшка, обернувшись, увидела невысокого лопоухого толстячка, одетого в темно-синий спортивный костюм. Мужчина тяжело бежал к катеру, размахивая целлофановой сумкой и кепкой, рыжие волосы торчали в стороны, отчего он походил на ржавый одуванчик. – Подождите! Пожалуйста, подождите! Возьмите нас с собой! Нам до деревни…

Из леса появился еще один мужчина, явно моложе первого. Казалось, он был ужасно недоволен: глаза закрывала бейсболка, но поджатые губы и быстрая решительная походка демонстрировали его настроение. Да, молодой и, кажется, симпатичный.

– До какой вам деревни? – поинтересовался «капитан». – Если до Ситников, то подброшу, а если до Новых Верхушек или до Рыбарей, то это мне вовсе не по пути.

– Нам до Ситников, – обрадовался рыжий мужчина, – как раз до Ситников!

Молодой подошел ближе, поднял ворот тонкой ветровки и вмешался в разговор:

– Да, нам бы до деревни, а рыба у вас здесь хорошо ловится?

– Этого добра навалом, – гордо ответил «капитан». – Лещ, окунь, плотва, щука… Устанете жарить и варить! Давай сюда, отчаливаем!

Катюшка с любопытством смотрела на незнакомцев и гадала, каким ветром их занесло в эти края. Наверное, тоже отдыхать приехали. Она поймала беспокойный взгляд рыжего мужчины и приветливо ему улыбнулась, но он резко отвернулся, нахохлился и замер.

«Стесняется, что ли? – мысленно хихикнула Катюшка и беззаботно посмотрела на голубое небо, по которому неторопливо плыли ватные облака. – Ты, папа, главное, не волнуйся, я скоро вернусь».

* * *

Рыжий мужичок и высокий парень в бейсболке точно растворились в воздухе, но Катюшке было совершенно не до них. Она ступила на землю и увидела перед собой унылую турбазу. Большая часть домиков нуждалась в рядовом ремонте (хотя бы косметическом). Конечно, жить можно, но… Катюшка сморщила нос, покосилась на Сергея и выдала «искреннюю» улыбку. Не было красных черепичных крыш и сетчатых гамаков, не было кресла-качалки, а мрачноватые моторки, выстроившиеся вдоль берега, никак не ассоциировались с Венецией, романтикой и любовью. Они ассоциировались с пачкой «Беломора», залатанной телогрейкой, бутылкой водки и полисом о страховании жизни, который Катя сейчас бы оформила не задумываясь.

Скромные туалеты-пеналы особенно притягивали взгляд. «Удобства» на улице, что может быть хуже?

«Там дырка, – вздохнула Катя, – круглая дырка в полу, предназначенная для…» Ничего страшного, она же не хрупкая изнеженная барышня, не промажет!

Но как идти в такой туалет ночью?

«Ерунда, – приободрила себя Катюшка, – это всего лишь турбаза, и это всего лишь туалет».

Ну да, она немножко избалована, но совсем же чуть-чуть. Просто непривычно и неуютно, и она здесь, кроме Сергея, никого не знает.

– Пошли, – скомандовал он и махнул рукой в сторону домиков с широкой коричневой полосой на стенах.

– Эй! – донесся резкий женский голос.

Катюшка повернула голову и увидела высокую тощую девушку в джинсах и объемном сером свитере, лишь подчеркивающих ее худобу. Рядом стоял коренастый парень, одетый почти так же.

– Вика и Костик, – прокомментировал Сергей.

– Привет, – легко произнесла Вика, когда они подошли ближе. – А мы скучали. Тебя как зовут?

– Катя, – ответила Катюшка, стараясь выглядеть уверенной и независимой. Но обстановка и скользкая улыбочка Вики совсем к этому не располагали.

После короткого знакомства они все же добрались до своего домика, Катюшка вздохнула с облегчением, потому что к тому моменту она мечтала только о мягкой кровати и одиночестве.

Комната оказалась вполне приличной, хотя и маленькой. Люстра напоминала китайский фонарик, стол стоял около окна, на стене висела фотография большой неопознанной рыбины, а широкая деревянная кровать была накрыта бежевым покрывалом. Стопка постельного белья лежала рядом на стуле, но сил на простынку, наволочку и пододеяльник не нашлось.

– Нормально, – тихо произнесла Катюшка и потянула чемодан к столу. В животе требовательно заурчало, и она посмотрела на часы: покормят же их? Любопытно, чем здесь кормят? Уха или борщ, овощной салат или оливье, картошка, шашлык с аджикой или кетчупом, соленья – неважно, сейчас она будет рада любому блюду. И еще пусть будет компот!

Обернувшись, она увидела Сергея, он стоял в дверях и с интересом наблюдал за ней.

– Я пойду прогуляюсь, а ты разбери вещи и приготовь что-нибудь поесть.

– Поесть… – начала Катюшка, но тут же замолчала, потому что взгляд Сергея стал горячим и острым. В груди неожиданно екнуло.

Он подошел ближе, чуть наклонился, заглянул в ее глаза и каким-то особым голосом произнес:

– Ты же позаботишься обо мне, правда?

– Ага, – только и смогла выдохнуть Катюшка.

* * *

– Идиот, – процедил Павел и поддал камень ногой.

– И ничего не идиот! – взвился Степан и прижал к животу пакет с медицинской энциклопедией. – А что, по-твоему, нужно было делать?

Павел лишь поморщился в ответ.

Катю Шурыгину они уже «высиживали». Четких планов не было, но следовало наблюдать за девчонкой с утра и до вечера. Вот сегодня они с утра и «засели в засаде», то есть в раздолбанной «копейке», которой давно полагалось скончаться в судорогах, но колымага ездила, что было очень кстати. К дому подъехала уже знакомая «десятка», а вскоре появилась и девчонка с чемоданом. Куда-то парочка намыливалась.

Они тронулись с места и направились к перекрестку, и Павел рванул следом. На МКАД? Ладно. Из города? Пусть. Может, оно и к лучшему?

Степан ныл всю дорогу: куда мы едем, зачем, а как же обед? То ему в туалет нужно, то тошнит, то света мало, то клаустрофобия… Но Павел нытье вытерпел – им же выпал шанс! Девчонка с чемоданом – значит, отправилась отдыхать (это уж потом он понял, что ее потянуло на озера).

А Тяпа не давал ни минуты покоя: на дежурство у дома Шурыгина он взял и свою дурацкую энциклопедию, и батон хлеба, и бутылку минералки. Подготовился, зараза, не хуже агента 007! И сожрал все сам за считаные минуты!

Но у Павла и не было аппетита – он превратился в охотника, которому интересна лишь конкретная дичь. И шли они потом за девчонкой и ее парнем километра полтора, держась на расстоянии. Эта избалованная кукла поначалу громыхала чемоданом так, что потерять их было практически невозможно, да и дорога одна…

– А что это за стук да гром, почему земля дрожит?

– А это моя лягушонка в коробчонке едет!

Но когда показалась вода, Павел на миг растерялся. Нельзя светиться!

– Разворачивайся, Тяпа, уходим, – резко и расстроенно бросил он, проклиная часы, проведенные за рулем.

Но Степан оказался не готов к такому сокрушительному разочарованию. Как уходим? Опять пешком? А затем в тесную машину и умирать до Москвы? Здравствуйте, милые клаустрофобия и язва желудка? Жрать-то уже нечего! Нет, ни за что! Степан замотал головой и, понимая, что на стороне друга – сила и авторитет, а на его стороне – жалость к собственному организму и момент неожиданности, рванул к катеру. Пусть подбросят хотя бы до какой-нибудь деревни, где можно поесть и передохнуть, а обратно уж как-нибудь: опять по воде, а затем на машине или лучше на поезде. Как-нибудь!

«Подождите! Пожалуйста, подождите!»

– Идиот, – все же повторил Павел для профилактики. Злость ушла.

– Тетка пилила, а теперь и ты еще, – надулся в ответ Степан. – Я как лучше хотел.

– Она нас видела.

– Ну и что? Если ты в такси с кем-нибудь проедешься, ты на следующий день лицо этого человека вспомнишь?

– Да ты так орал, что забыть тебя невозможно!

– Неправда, я был вежлив и почти незаметен.

Павел фыркнул и ткнул пальцем в полуразрушенный дом, появившийся из-за деревьев:

– Вон твои Ситники, развалюха какая-то, думал, здесь тебя накормят? Ха! И не мечтай!

Губы Степана болезненно скривились: в мечтах он уже отламывал ломоть черного хлеба, намазывал его толстым слоем топленого масла и опускал столовую ложку в густые наваристые щи. Как у тетки.

Но деревня не производила впечатления сытного места: домов было мало и в основном – либо недостроенные, либо полуразвалившиеся. Лишь правее кучно стояли явно жилые дома, производившие благоприятное впечатление.

– У меня почки, – пожаловался Степан.

– У меня тоже, – усмехнулся Павел.

– Я в том смысле, что мне нельзя спать на земле.

– Не боись, нормально устроимся.

Настроение у Павла немного улучшилось. Неожиданно он даже порадовался тому, что ситуация сложилась именно таким образом. Сцапать девчонку в лесу – пара пустяков, а то, что она их видела… Тяпа прав, она их не вспомнит, да и не собирался он потом ходить в маске, как Мистер Х. Мало ли на свете худых блондинов да рыжих любителей поныть – пойди да найди!

* * *

– Так, так, посмотрим, – нараспев протянула Катюшка и расстегнула молнию рюкзака. – Я умею готовить. Да, я умею готовить, это пара пустяков…

В голове еще промелькнуло: «Главное – не победа, а участие», но эта мысль вызвала только нервный смешок.

Пачка макарон, пачка гречки, пара банок говяжьей тушенки, чай в пакетиках, сахар, масло, соль, хлеб, джем, сырокопченая колбаса, картошка, печенье, небольшое пластиковое ведерко маринованного мяса и еще ерунда всякая. Скатерть-самобранка не прилагается.

– Макароны с тушенкой, – решила Катюшка, деловито скрестив руки на груди. – И еще бутерброды с колбасой.

С трудом воздержавшись от немедленного поедания колбасы, она налила в кастрюлю воды, добавила соли и включила двухконфорочную плиту. Распечатала пакет с макаронами, поставила кастрюлю на конфорку, плюхнулась на табуретку, прислонилась к столу и подперла пухлую щечку кулаком. Вари, горшочек, вари!

Но как же хочется колбасы…

Как хочется колбасы!!!

А чего ждать?

И зачем ждать?

Катюшка подскочила, схватила нож и отрезала щедрый кусок салями, который сразу после чистки исчез за щекой. М-м-м… вкуснота! Жуется только плохо, зараза.

Чем же еще заниматься в этой крохотной кухне (комнатенку метр на метр трудно называть кухней)? Меню продуманно, вода закипает, макароны ждут своего часа, корова с банки тушенки смотрит внимательно и одобрительно. Катюшка отрезала еще кусок колбасы и слопала его с не меньшим наслаждением.

А вот не нужно было оставлять ее одну. «По Вике он, что ли, соскучился?» – равнодушно подумала она и снова взялась за нож.

Вода закипела неожиданно – забулькала так, что горячие брызги полетели во все стороны. Отправив все макароны из пакета в кастрюлю, Катюшка уже напевала вслух, предвкушая вкуснейшую еду и благодарность Сергея. Пусть знает, что она не папина дочка, пусть знает, что она – о-го-го! Не только сногсшибательная девушка, но и мастер на все руки!

Но макароны быстро и подло разбухли и демонстративно отказались помещаться в кастрюле. Пришлось часть вынимать половником и перекладывать в миску. Затем приключилась новая напасть: ни дуршлаг, ни открывалка для консервов обнаружены не были.

– Отвернись, – сердито сказала Катюшка корове и показала ей язык. – Нечего на меня смотреть, я тебя все равно съем.

Колбаса же, – единственная союзница, катастрофически уменьшалась, что тоже огорчало.

Накрыв кастрюлю крышкой, оставив приличную щель, Катюшка попыталась слить воду в ведро, стоящее около двери, и этот маневр почти удался, вот только часть макарон нагло вынырнула и, как назло, брякнулась на пол.

– Черт! – с чувством произнесла Катюшка, ошпарив вдобавок руку паром. – Не макароны, а сволочи какие-то.

Вернув кастрюлю на плиту, она немного постояла в нерешительности, переводя взгляд с подсолнечного масла на сливочное, и сделала выбор в пользу второго. Но тушенка не давала покоя. Как же ее открыть?!

Теперь взгляд Катюшки остановился на ноже – опасно, но чего только не сделаешь во имя любви!

Еще пара кусочков колбасы послужили отличной моральной поддержкой.

– «Суровый бой ведет ледовая дружина, мы верим мужеству отчаянных парней…» Та-та, та-та, та-та-та… я сделаю это!.. «В хоккей играют настоящие мужчины, трус не играет в хоккей! Трус не играет в хоккей!»

Хрясь!!! Нож соскочил, консервная банка полетела на пол, а Катюшка на всякий случай зажмурилась. «А пусть он сам готовит еду… и пусть сам обо мне заботится… Полина никогда бы не стала варить гадкие макароны, она заказала бы суши – прямо сюда! И их, наверное, доставили бы на вертолете МЧС…»

– Ты чем занимаешься?

Катюшка открыла один глаз и увидела Сергея. Пришлось открывать второй глаз.

– Готовлю… макароны с тушенкой.

Он посмотрел на валявшуюся на полу банку тушенки, на горку макарон рядом, на кастрюлю, на жалкие остатки колбасы…

– Ты уверена, что занималась именно этим? – усмехнулся Сергей и убрал челку со лба.

– Уверена, – кивнула Катюшка, – просто не было открывалки и… дуршлаг куда-то запропастился… Ничего, что я колбасу съела?

– Ничего, – еще раз усмехнулся Сергей, – только я ее привез для Вики, она просила.

– А, понятно… А может, она захочет макарон?

– Сомневаюсь.

Вообще-то Катюшка тоже в этом очень сильно сомневалась, но нужно же было хоть что-то сказать.

– А когда будет шашлык? – вспомнив о роли уверенной в себе красотки, торопливо поинтересовалась она.

– Когда стемнеет, – улыбнулся Сергей, поднял с пола консервную банку и со стуком поставил ее на стол.

Глава 5

То одно, то другое. Работа не отпускала, и домой Шурыгин вернулся только в десять. Душа пела, душа волновалась, душа трепетно хранила воспоминания о встрече с Любой. Каждый телефонный звонок (а их количество перевалило уже за восемь) был разобран по предложениям и словам, тщательно проанализирован и вспоминался с любовью.

Разлука в день-два столь огорчительна, столь болезненна… Теперь нужно пригласить Любу в театр или ресторан.

«Боже, еще один вечер, проведенный с ней!»

Петр Петрович вынимал ключи из кармана и, как мальчишка, пытался определить: когда уже можно поцеловать?

Эта мысль обжигала сердце, вызывала улыбку и сто миллионов сомнений. Конечно, это должно произойти спонтанно, но все же когда?

Какие у нее губы на вкус?

Ответит ли она на поцелуй?

– Рано, рано, – бурчал Шурыгин, решительно опуская себя с небес на землю.

Больше всего на свете он боялся обидеть Любу, поторопить. Сбежала же она тогда из «Пино Гроз». Еще бы! Все чужие. Да и он хорош – бросил ее одну. Нет, нельзя повторять ошибок, да и как поцеловать? Как? А вдруг она превратится в черную кошку или пантеру? Петр Петрович закинул голову назад и от души засмеялся, и только в этот момент понял, что находится в квартире один. Темно, тихо и пусто.

Где Катя?

Быстро сняв ботинки, Шурыгин заглянул в комнату младшей дочери, затем прошел в кухню.

– Нет ее, – сердито подытожил Петр Петрович и сразу же взялся за мобильник.

Но Катя была недоступна. Буря негодования медленно, но верно стала набирать обороты.

Опять за старое! Опять в спортзале!

Он вернулся в ее комнату, включил свет и огляделся. Взгляд остановился на прикроватной тумбочке, точнее, на белом листе бумаги. Интуиция уже свистела, дула в охотничий рожок и топала ногами так, что закладывало уши. Оставалось только подойти и протянуть руку.

Дорогой папа, я уехала на Валдай с Сергеем…

Петр Петрович медленно опустился на кровать, затем подскочил и прочитал еще раз.

– Катя! – гневно крикнул он и резко развернулся. Она уехала… Невозможно! Невероятно! – Катя… – отчаянно повторил он тише.

Девчонка. Маленькая наивная девчонка!

– Я найду этого негодяя и убью, – попытался утешить себя Шурыгин, но утешение получилось слабым.

Немедленно, сейчас же он должен вернуть свою дочь. Он должен устроить ей серьезную взбучку! Он должен обнять ее и убедиться, что она цела и здорова. Катюшка, ох, Катюшка…

Дорогой папа, я уехала на Валдай с Сергеем…

Гнев и отчаяние перемешались, дальнейшие действия Петр Петрович совершал уже автоматически. Он еще раз набрал номер Кати – недоступна, распахнул шкаф и осмотрел полки (о черт! он понятия не имеет, что лежало на них вчера!), попытался проанализировать, во сколько она уехала (утром они позавтракали вместе, а дальше? мимо, мимо, мимо!). Вот черт! Петр Петрович вновь схватил листок, но в этот момент загудел мобильник. Увидев «Катюшка», он благодарно возвел глаза к потолку и нажал кнопку.

– Привет, пап, это я. Тут связь плохая… еле дозвонилась…

– Ты где? Катя, ты где?!

– На Валдае, я же тебе написала. – Голос показался каким-то детским и в то же время упрямым, и эта смесь Шурыгину категорически не понравилась.

– Как ты могла уехать без моего разрешения?! – взревел он, мысленно радуясь, что с ней, по крайней мере, все в порядке. Хотя о каком порядке может идти речь, когда она уехала не одна, а со взрослым малознакомым парнем! Уж, наверное, этот мерзавец не об окунях и пескарях сейчас думает!

– Папа, – Катюшка помолчала, – не нужно на меня ругаться, пожалуйста. Я взрослый человек и имею право на… короче, мне захотелось, я так решила, вот и уехала. Ты только не волнуйся, папочка, здесь очень красиво. А мобильник, зараза такая… ой, извини, работает только на холме. Я сейчас как раз на нем стою, – радостно закончила она. – На холме в смысле.

– Ты не взрослый человек, ты маленький человек, – отрезал Петр Петрович, – и я хочу знать, где конкретно ты находишься?!

– Э-э… пока, папочка, меня зовут… извини… мне надо бежать.

Связь оборвалась.

Петр Петрович сжал зубы и мысленно досчитал до пяти. Не помогло.

Дочери! Три дочери! Это же сумасшедший дом какой-то!

Не раздумывая более ни секунды, он набрал номер Егора Кречетова – номер человека, который решал любые проблемы, но и брал за это слишком много. Кучу денег и три килограмма нервных клеток в придачу!

– Егор, ты мне нужен срочно!

– Полина?

– Нет!

– Оля?

– Нет!

– Катюха, значит.

– Мне сейчас не до иронии! Она сбежала. На Валдай! Я понятия не имею, где она находится в данную минуту, и самое ужасное, она уехала не одна!

– А с кем?

– С великовозрастным мерзавцем!

– Таким же, как я? – насмешливо спросил Кречетов.

– Хуже! – взревел Шурыгин. – Ее нужно немедленно найти, слышишь?!

Он шумно вздохнул и сморщился, точно прожевал дольку лимона. Около четырех лет он терпит – да, да, именно терпит! – Егора. Порекомендовали однажды друзья частного детектива («Отличный парень, утрясет любые проблемы, вот только наглости ему не занимать, да и в работу его лучше с советами не лезть – свои у него методы и связи»), с тех пор никак они расстаться и не могут. Это правда: Кречетов мастерски ставит точки вместо запятых, избавляет от любой головной боли, но в нагрузку к этому везде чувствует себя как дома и острит по поводу и без повода. И проникнуть в его внутренний мир совершенно невозможно, а уж понять его принципы (как выглядят его «можно» и «нельзя»?) – и подавно!

– Давайте по порядку, – предложил Егор, и Петр Петрович коротко рассказал о недавней ссоре, о Сергее Романенко (а это имя навсегда врезалось в память – негодяй!), о записке и телефонном разговоре.

– …мы отправляемся за ней немедленно. Я прочешу весь Валдай вдоль и поперек, но найду ее!

– Каким голосом она разговаривала с вами?

– Нормальным, совершенно нормальным! У нее, видите ли, началась новая жизнь – взрослая!

– Значит, этот вопрос терпит до завтра.

– Нет!

– Да. И я поеду один или не поеду вообще.

– Я не собираюсь сидеть на месте, когда этот мерзавец…

– Я поеду один или не поеду вообще, – уверенно повторил Егор. – Что вы знаете об этом парне?

– Ничего, только имя и фамилию, – Петр Петрович скрипнул зубами и нервно заходил по комнате.

Ему самому хотелось отправиться за Катюшкой, найти ее, хорошенько отругать, а затем разобраться с Сергеем Романенко. Он бы испепелил его взглядом! Схватил за горло и… Мерзавец, бесспорно, он мерзавец… Но нужно еще считаться с Егором. О чем тут говорить: Кречетов сделает все быстро и правильно, не подведет, и если сказал, что поедет один, то ничего не поделаешь, спорить бесполезно. А может, оно и к лучшему, а то не так-то просто в нужную минуту сдержать гнев…

– Хорошо, поезжай один, но только сегодня! Сразу сдавать позиции Петр Петрович не собирался.

– Завтра, – ответил Егор. – Меня совершенно не радует перспектива провести ночь на берегу озера, кормя комаров под кваканье лягушек.

Петр Петрович неодобрительно хмыкнул. Ничего против того, чтобы Кречетова сожрали комары, он не имел.

* * *

Егор сунул мобильник в карман джинсов, достал из пачки сигарету и закурил. Серые клубы дыма поплыли к окну.

– Кажется, малявка выросла, – усмехнулся Егор и сжал губы в тонкую холодную линию.

Катюшка Шурыгина. Вредный, капризный, избалованный и отчаянный котенок. Значит, ей захотелось взрослой жизни, значит, она встретила человека, который настолько вскружил ей голову, что она не побоялась гнева и запрета отца.

– Хотел бы я посмотреть на этого бравого парня, – вновь усмехнулся Егор и мысленно добавил: «И на лицо Шурыгина я хотел бы посмотреть в тот момент, когда он прочитал записку». – Да, Петр Петрович, умеют ваши дочери преподносить сюрпризы. Ну, двоих мы с вами пристроили, уже легче.

Едкая улыбка скользнула по лицу и исчезла. Егор вспомнил бурную историю взаимоотношений Полины и Андрея, затем – непростую любовь Оли и Никиты и быстро затушил сигарету. Он уже давно разгребает мелкие и крупные неприятности Шурыгина, и уже давно его работа касается не только бизнеса, но и семьи Петра Петровича, точнее, трех его совершенно разных и совершенно непредсказуемых дочерей. И как-то так получается, что все другие дела тут же уходят на второй план, стоит только взять телефон и услышать: «Егор, ты мне нужен!» Желание заниматься чем-то другим пропадает. И до того Шурыгин колоритная персона, что и не хочется отмахиваться от его просьб, а как приятно его поддевать и не менее приятно слышать его раскатистое «Кречетов, не смей!» или «Кречетов, иди к черту!». Петр Петрович, Петр Петрович…

Сколько раз Шурыгин взрывался, сколько раз клялся, что больше никогда не обратится к Кречетову за помощью, но слова всегда оставались только словами. А все почему? А потому что лучше ему не найти. И Егор это знает и с удовольствием играет на нервах всесильного Короля Алкоголя – Петра Петровича Шурыгина.

– И куда тебя занесло, малявка?

Кречетов вынул из шкафа черную кожаную сумку и бросил в кресло, следом полетели футболка, носки, пара пачек сигарет… Много барахла брать с собой Егор не собирался, но на всякий случай лучше позаботиться о самом необходимом – против жизненного опыта не попрешь.

«Обратно Катю я не потащу, уж извините, Петр Петрович. Но я должен убедиться, что с ней все в порядке, что никто ее не посмеет обидеть. А дальше вы уж сами разбирайтесь».

Но сначала нужно ее найти: обзвонить все турбазы Валдая и узнать, где именно снимает домик или комнату Сергей Романенко. И очень повезет, если этот вопрос решится быстро.

– Я тебя найду, – ровно произнес Егор и посмотрел на часы.

* * *

Колбаса была вкусная, но, увы, голод опять давал о себе знать, организм требовал вкусной и здоровой пищи. Отчего-то почувствовав неловкость, макароны с тушенкой Катюшка есть не стала, о чем сейчас мучительно сожалела. «Ты, Шурыгина, совершенно не готова к супружеской жизни, – любила приговаривать учительница по домоводству и, щурясь, с упоением добавляла: – Твой муж умрет от голода в муках, и тебя, голубушка, свекровь за это тоже сведет в могилу». Утешением мог служить только обещанный шашлык. Костер уже вовсю трещал, и Катюшка, улыбаясь, предвкушала поздний ужин.

А с папой она поговорила нормально. Он немного поругается, а потом поймет… ну, должен понять… Интересно, как там Полина, как там Оля?

– Катя, овощи помой и порежь! – донесся веселый голос Сергея. Она обернулась и увидела «своего Ромео» в обществе Вики и Кости.

Стоят! Болтают! Пиво пьют! Вот сами бы и помыли помидоры.

Она встала и поплелась к беседке.

Почему он не попросил Вику? Наверное, не доверяет столь ответственное дело этой тощей курице… Катюшка усмехнулась и высыпала огурцы и помидоры из пакета в миску. Не нравится ей эта мадам, совсем не нравится. Смотрит хитро и губы кривит. А может, она тоже влюблена в Сергея? А что, такие случаи известны. Вроде сама встречается с одним, а поглядывает на другого и ждет подходящего случая, чтобы изменить положение.

«Мымра», – вынесла окончательный приговор Катюшка, и на душе стало значительно легче.

Шашлык приготовили в рекордно короткие сроки, но только его оказалось мало. Мужчины себе отказывать ни в чем не собирались, а Вика хоть и не стала наедаться на ночь, положила на свою тарелку целую кучу ароматных кусочков. Катюшка, не желая оставаться в тени, поджала губы, решительно заграбастала оставшееся себе – и заметила насмешливый взгляд Сергея. Ну и пусть! Да, она вот такая милая девчонка! И вообще, кто резал помидоры, тот и прав! А завтра она наловит рыбу – и все ахнут.

«А теперь я бы с удовольствием легла спать», – подумала Катя и покосилась в сторону своего домика. И вдруг она испугалась: а о чем сейчас думает Сергей, а он что-нибудь планирует… ну это, как его?

Точно прочитав Катюшкины мысли, Сергей встал со своего места, пересел ближе и хозяйским жестом притянул ее к себе. На миг стало хорошо и уютно, захотелось закрыть глаза и уснуть под треск костра и неторопливую болтовню, но страх-ежик больно кольнул и фыркнул. Да, у нее своя комната, и еще было не так много поцелуев, чтобы… но он уже взрослый, и, может, ему и не нужны эти поцелуи?

– Я, наверное, пойду спать, – выпалила Катюшка и торопливо поднялась. – Я сегодня ужасно устала, а завтра еще рыбу ловить… – Она выпрямила спину, старательно демонстрируя уверенность, и добавила: – А вы тут… э-э-э… отдыхайте. Спокойной ночи.

– Рано еще, – возразил Сергей.

– Спокойной ночи, малыши, – пропела Вика.

Катюшка коротко улыбнулась, выдала «до завтра» и направилась к домику. Пусть думают что хотят, а она идет спать!

«Интересно, а на двери комнаты есть замок? Просто так, на всякий случай… ну чтобы… э-э-э… не было никаких недопониманий и недоразумений…»

Что Сергей о ней подумает, если она воспользуется этим замком?

«Что я гордая и неприступная крепость!»

– Я – Полина, я – Полина, – улыбаясь, затараторила Катюшка и почувствовала себя намного уверенней. Ее старшая сестра частенько плевала с высокой колокольни на мнение всяких Вик и Костиков, а все вопросы и томления Сергея она бы вообще считала в порядке вещей. – Я – Полина.

Замок был, Катюшка заснула быстро и крепко.

Глава 6

В три часа ночи она проснулась от жуткого холода, который сковал руки, ноги и заморозил даже нос. Катюшка натянула одеяло вместе с пледом до макушки и замерла, сонно надеясь на долгожданную порцию тепла. Но прошло минут десять, а лучше не стало.

– Люди добрые, помогите… – тихо простучала она зубами и сцапала со стола мобильный телефон. Узнав время, Катюшка жалобно застонала (подъем не скоро, а как согреться, непонятно). Промучившись еще пять минут, она встала, надела на себя все, что было можно, и вновь спряталась под одеяло и плед. Блаженное тепло наконец-то разлилось по телу, но стоило высунуть нос, как он тут же замерзал.

«А как спит Сергей? Он там ничего себе не отморозил?»

Однако она вовсе не собиралась идти в соседнюю комнату и проверять, не превратился ли он в эскимо? Кажется, в углу его комнаты стояла печка… но почему он ее не затопил?

«Наверное, дров нет, – решила Катюшка и закрыла глаза. Нужно попытаться уснуть… – Сон, сон, приходи… ну давай же… сколько тебя ждать!»

Почти час она ворочалась, представляя то пляжи острова Самуи, то пляжи острова Бали, еще полчаса вспоминала квартиру на Ленинском проспекте, уютную комнату и кровать, затем клялась, что выйдет замуж только за дровосека, имеющего топор, бензопилу «Дружба» и печку, затем мысли словно покрылись тонкой корочкой льда, и она наконец уснула…

– Эй! – раздался голос Сергея и громкий стук в дверь. – Подъем! Если я не ошибаюсь, кто-то собирался ловить рыбу!

Катюшка открыла глаза, резко встала и подскочила к двери.

– Ага! Я собиралась! Сейчас! – торопливо застрочила она, сражаясь с замком («Заржавел он, что ли, за ночь? Неудивительно при таком холоде!»).

Распахнув дверь, она встретила изучающий взгляд Сергея.

– Ты замерзла?

– Ну да, – сморщив нос, ответила Катя и машинально одернула сначала торчавшую из-под свитера кофту, а затем и сам свитер.

– А чего не сказала? Я бы дал тебе обогреватель.

Катюшка растерянно пожала плечами. Оказывается, здесь выдают обогреватели, один был у Сергея, и стоило только попросить… Но как бы она сказала об этом? Это же нужно было пойти в его комнату ночью, разбудить и объяснить, что ей холодно… Слабо она представляла такой вариант.

– Не сообразила как-то, – туманно ответила Катя и очаровательно улыбнулась.

– Жду тебя через пять минут на берегу, собирайся, – сказал Сергей и, оставив девушку наедине с чемоданом, вышел из домика.

– Собирайся, – передразнила его Катюшка, начиная злиться. Да у нее позади бессонная ночь и отмороженные конечности! И где сочувствие? – И что брать с собой? – спросила она дверь и закусила нижнюю губу.

Резиновые сапоги – вот важнейшая вещь на рыбалке!

– Угу, – выдохнула Катюшка и поспешила к чемодану.

Сейчас она наловит рыбы, и Вика позеленеет от зависти! Вперед и только вперед! За окунями, пескарями и щуками!

Прохлада первомайского утра заставила Катюшку вернуться за джинсовым пиджачком. Застегнув пуговицы, она заглянула в комнату Сергея и увидела два обогревателя около кровати – один еще теплый. «Ну и ладно», – подумала она и вприпрыжку понеслась сначала к туалету, а затем на берег. Идею чистить зубы холодной водой (а на горячую уже не было времени) она отвергла и заменила эту процедуру двумя пластинками мятной жевательной резинки. Еще бы позавтракать, но, увы, Сергей об этом не упомянул, а она же не обжора какая-нибудь, чтобы с утра до вечера думать о еде… Эх, сейчас бы вчерашней колбаски!

На берегу уже готовились к отплытию: весла лежали на траве, Костя крутился вокруг удочек, Вика сидела в лодке и с интересом ковырялась в металлическом чемоданчике, извлекая из него блестящую мелочовку. Сергей стоял рядом со второй лодкой и похрустывал яблоком, Катюшка с удовольствием отметила, что ветровка защитного цвета ему очень к лицу и серая бейсболка тоже – сразу вспомнился Джек Лондон и его «Морской волк». Для полного сходства не хватало лишь резкого соленого ветра и… и еще чего-то не хватало. «У тебя очень буйная фантазия, Шурыгина, – частенько приговаривала учительница литературы и, тяжело вздыхая, добавляла: – Нет, наш директор не похож на Андрея Болконского, и при встрече в коридоре не нужно с ним здороваться по-французски».

Катюшка шагнула на берег и по-хозяйски осмотрела резиновую лодку, на которой ей предстояло плыть за добычей. Если у Вики с Костей была древняя моторка с облупившейся краской, то они с Сергеем располагали вполне достойным пузатым средством передвижения. Это он позаботился, конечно, он! Интересно, далеко ли им плыть и кто больше наловит рыбы?

– Отлично, – похвалила Катя и гордо вздернула нос, кинув довольный взгляд на Вику. – А где моя удочка?

– Не волнуйся, этого барахла навалом, – лениво ответил Сергей, – залезай.

Но новые резиновые сапоги категорически не хотели забираться в лодку без предварительной прогулки по берегу, новые брюки в обтяжку, впрочем, тоже. Катюшка закинула голову назад, посмотрела на небо, затем насладилась всевозможными видами озера, а затем уж неторопливо, повиливая бедрами, направилась к лодке. И легкий ветерок, и влажный воздух, и белый свитер и короткий джинсовый пиджачок – все в данную минуту было кстати, все идеально. Она зашла в воду по щиколотки, постояла немного и сделала еще несколько смелых шагов вперед, странно, но именно в этот приятный момент Катюшке захотелось оказаться совсем в другом месте, но в каком именно – она не знала.

– Змея, – тихо произнесла Катюшка, глядя в воду. – Мамочка, там змея…

Разглядеть хорошенько она не успела, но нечто длинное и извивающее дернулось в ее сторону. Водоросли – не водоросли, ветка – не ветка… змея, точно змея! Страх сжал сердце, по телу побежали мурашки, колени подогнулись. Она вспомнила, как в далеком детстве из кустов к ней приползла хоть и тощая, но ужасно опасная гадина с малюсенькими желтыми глазками, после встречи с которой снились кошмары целую неделю. И вот опять…

– Змея!!! – завопила Катюшка во все горло, отскочила назад и наступила на скользкий камень.

Нога подвернулась, резиновый сапог скрипнул, руки перестали слушаться и взметнулись вверх. Она попыталась поймать взглядом Сергея, но окончательно потеряла равновесие и полетела назад. «Бух!» – раздался глухой удар, и в глазах замелькали неровные островки облупившейся краски.

«Это я головой об лодку», – поняла Катюшка и почувствовала, как холодная вода проникает сквозь новые брюки. Обоняние обострилось: запахло тиной, рыбой, сыростью… Она хотела встать, но чернота навалилась и унесла ее далеко-далеко…

* * *

– Да, еду.

– Где она, ты нашел?

В голосе Шурыгина было столько требовательных, почти командирских, нот, что Егор от удовольствия улыбнулся.

– Почти нашел, – ответил он, врубая погромче музыку.

– Сделай тише, черт побери! Где она?

– Сегодня Первое мая… праздник… не так-то легко связаться с нужными людьми…

– И?

– Озеро Велье, – бросил Егор, продолжая дразнить Шурыгина, – наверное, красивые места…

– Так она там?.. – уже не обращая внимания на тон, выдохнул Петр Петрович. – Она с ним?

– Надеюсь. Домик забронирован на Сергея Романенко.

– Если этот мерзавец дотронулся до моей дочери хотя бы пальцем…

– Вы что имеете в виду? – «наивно» уточнил Егор.

– То самое! – взревел Шурыгин. – Увидишь ее и сразу тащи домой! Впредь я буду более внимательным и глаз с нее спущу! Катя, Катя… Ну зачем она уехала?!

– Все очень просто, – философски ответил Егор. – Девочка выросла.

От этих слов ему самому на миг стало неуютно. Малявка выросла. Да. И теперь крутит роман с каким-то парнем. А может, и правда, взять ее за шкирку и притащить к папочке, уж он ее теперь от себя ни на шаг не отпустит. Будет спокойнее…

Егор представил, как вспыхнут Катюшкины карие глаза, как полетят в его сторону возмущенные взгляды. О! Котенок будет биться до конца, он будет царапаться и кусаться, закидает его такими проклятиями, что озеро Велье выйдет из берегов от их количества и качества…

– Ты чему радуешься? – в трубке раздался резкий и настороженный голос Петра Петровича.

О да, они всегда четко чувствовали настроение друг друга!

– Вам показалось, – улыбнулся Егор.

– Ничего подобного! О чем ты думаешь? Ты ее привезешь?

– Посмотрим…

– Я так и знал! Я хочу, чтобы она вернулась домой, слышишь? И я не хочу, чтобы ты делал то, что считаешь нужным, я хочу, чтобы ты выполнял мои указания.

– Петр Петрович, а как вы себе это представляете? – спокойно поинтересовался Егор. – По доброй воле она не поедет. Так как?

– Это не моя, это твоя проблема! И это твоя работа!

– То есть вы мне даете полную свободу действий, главное – доставить к подъезду, я вас правильно понял?

– Да, главное вернуть живой и здоровой! И как можно скорее! И если у Сергея Романенко после встречи с тобой будут болеть глаза и уши, а может, еще и ноги, а также руки и живот…

– Петр Петрович, – наигранно изумленным голосом перебил Егор, – вот уж не подозревал, что вы столь кровожадны.

– Кречетов, – вдруг устало произнес Шурыгин, – привези мне ее, пожалуйста.

– Посмотрим, – помедлив, ответил Егор и, не желая слушать проклятья уже в свой адрес, прервал разговор и вернул мобильник в кобуру. – Привези, – тихо повторил он и выключил музыку.

Музыка мешала, отвлекала и совершенно не соответствовала настроению Егора. Через пару часов он будет на берегу озера – спасибо друзьям-приятелям, помогли отыскать нужную турбазу. Черт, Первое мая – не лучший день для поисков.

Он вспомнил улыбку Катюшки, ее отчаянный и одновременно наивный взгляд, вспомнил, как она смело пригласила его на танец в ресторане «Пино Гроз», когда хотела получить информацию об отношениях Ольги и Никиты (Шурыгин, как всегда, взвалил семейные дела на его плечи)… Она кокетничала и старалась ему понравиться – наверняка представляла себя роковой Полиной, копировала ее во всем.

Егор улыбнулся.

А он тогда прижал ее к себе нарочно сильно и посмеялся – трудно было не щелкнуть малявку по носу.

И сейчас Кречетова ожидает спектакль, в котором и ему уготована роль. Он бы с радостью выполнил поручение Шурыгина быстро и четко или, наоборот, растянул удовольствие, наблюдая некоторое время со стороны, но, увы, не тот случай.

* * *

Петр Петрович глотнул кофе, стукнул чашкой по столу и посмотрел на часы. День, когда у него родится внук, будет самым счастливым, это уж точно. Конечно, он ждет внука не от Катюшки. Ни в коем случае! А вот Полина и Оля могли бы…

Так, Полина…

Он торопливо взял телефон и набрал номер старшей дочери.

– А-л-л-о-о, – не сразу сонно протянула Полина.

– Это все твое дурное влияние! – от души резко рубанул Петр Петрович и добавил: – Катя сбежала из дома, ты об этом знаешь?

– Как сбежала? – раздался удивленный голос Полины. – Куда?

– На Валдай!

– А зачем?

– Влюбилась! А впрочем… – Шурыгин махнул рукой и громыхнул стулом. – Ну почему она всегда берет пример с тебя, а не с Оли? А?

– Подожди. В кого она влюбилась? Я точно знаю, что Катя ни с кем не встречается, кругом же одна мелкота. Ты уверен?

– Абсолютно. Она звонила и…

– Во дает! – искренне изумилась Полина. Катюшку можно было назвать домашней девочкой, которая почти всегда слушалась любимого папочку беспрекословно. Влюбилась – это хорошо и плохо, и не всегда плюсов больше, чем минусов, а с Катюшкиной-то наивностью… – Полагаю, ее нужно вернуть. Сейчас мы с Андреем быстренько соберемся и метнемся на Валдай, уже вечером ты сможешь надрать ей уши, нет проблем, – решительно произнесла Полина и философски добавила: – Ну, если она, конечно, не успела выйти замуж.

– Чтобы вернуть, нужно сначала найти, – проворчал Петр Петрович, игнорируя последнюю фразу Полины (его старшая дочь и за пять минут до Армагеддона будет шутить и играючи решать вопросы добра и зла: ангелы направо, демоны налево – шагом марш!). – Я уже отправил за ней Егора. Он ее привезет! Во всяком случае, я на это очень надеюсь.

– Да, точно! Егор найдет ее без проблем! Я ей немедленно позвоню…

– Бесполезно, связь появляется, только когда твоя взбалмошная сестра стоит на холме.

– Честное слово, я ничего не знала о Катином отъезде, я бы ее отговорила. Зачем ехать в такую даль, если и здесь полно…

– Полина!

– Шучу. Должна же я как-то поддерживать тебя и себя.

– Не сомневаюсь, ты бы ее отговорила! И не сомневаюсь, посоветовала бы еще что-нибудь похлеще! Например, поучаствовать в ток-шоу «Хочу замуж за снежного человека» или побриться налысо! Когда Егор привезет ее, – Шурыгин сделал многозначительную паузу, – я всыплю вам обеим!

С чувством глубокого удовлетворения он оборвал разговор и разом допил кофе. Кречетов не подведет: если он берется за дело, то можно уже не беспокоиться. Наглый, конечно, сверх меры, но с этим уже ничего не поделаешь.

«И достанется же кому-то такой зять», – покачал головой Петр Петрович и сел в кресло. Сколько крови Кречетов у него выпил… и все у него с иронией, с насмешкой! Правда, однажды он помог найти Любу…

«А за это я его как-нибудь потом поблагодарю», – не без вредности подумал Шурыгин, переключаясь на более приятные мысли. Он был на взводе, душу со вчерашнего дня терзала тревога, и сейчас, когда ситуация перешла под контроль Егора, он мог позволить себе немного покоя и тепла.

Не раздумывая, Петр Петрович набрал номер Любы и после волнующего «здравствуйте» с улыбкой произнес:

– А у меня дочь сбежала… младшая… говорит, влюбилась…

Первый раз до тихой, почти тайной грусти он осознал, что у него три действительно взрослые дочери.

Глава 7

Машину пришлось бросить около дома отдыха. Дальше – полкилометра пешком до турбазы. Егор шел неторопливо, с удовольствием любуясь пейзажем и совершенно не беспокоясь о предстоящей встрече с Ромео и Джульеттой. Остаться на пару дней и развлечься рыбалкой? Когда еще появятся возможность и время? Или порадовать Шурыгина и притащить Катю домой? Полно дел, но торопиться не хочется…

Персона Сергея Романенко Кречетова не беспокоила и не интересовала. Но парню здорово не повезет, если в глазах Катюшки будут блестеть слезы. «Надеюсь, ты не обидел ее, Р-р-ромео…»

Что он о нем знает?

Собственно, ничего.

– Ну и ладно, – Егор достал сигареты, закурил и улыбнулся, представляя, с каким выражением лица его встретит младшая головная боль Петра Петровича Шурыгина. – Малявка, ты попалась! – усмехнулся он, стряхивая пепел.

Турбаза не произвела на него особого впечатления – стандартные, слегка обшарпанные домики, развалюха-баня ближе к воде, несколько мангалов в компании с пластиковыми столами и стульями стоят в сторонке, дожидаясь, по всей видимости, вечера. Вполне сносно, но не более того.

Егор поймал белесого паренька лет десяти, задал ему несколько вопросов и двинулся к бытовке, выполняющей функцию общественной столовой. Наверное, это место переживало не самые лучшие времена. Кругом было пусто, лишь седобородый пенсионер, сидя на бревне, любовно раскладывал рыбацкие принадлежности по бесчисленным карманам жилетки, и полная женщина в ярко-оранжевом платке развешивала белье на веревках около небольшой детской площадки, где были лишь песочница без песка, ржавые качели и деревянная горка.

Егор уже почти подошел к бытовке, когда к нему навстречу вышел высокий блондин в спортивном костюме и белоснежных кроссовках. Чутье сыщика безошибочно подсказало, что это и есть Сергей Романенко – именно такой самодовольный, отутюженный молодой человек и мог вскружить голову Катюшке настолько, что она не послушалась грозного отца.

«Ты мне уже не нравишься, парень», – холодно подумал Егор, щурясь.

Он бы мог поиграть в интеллигентность («Добрый день, я ищу девушку, возможно, вы знакомы…») или пройти мимо, но внезапно почувствовал злость: именно в такие моменты хочется не просто пройти мимо, а очень сильно задеть плечом. Если этот парень – Сергей Романенко, то Катюшка здесь не останется. К папе, к папе…

– Я ищу Екатерину Шурыгину, – холодно произнес Егор, опуская вежливое приветствие. – Где она?

На лице блондина в строгой последовательности проявились недоумение, любопытство, настороженность. Он вжикнул молнией кофты вверх-вниз и, стараясь быть уверенно-равнодушным, спросил:

– А ты кто?

– Друг.

– Надо же! – На лице парня на миг появилось победное выражение. – Представь себе, я тоже ее друг, причем близкий.

– Сергей Романенко? – решая вопрос с формальностями, равнодушно спросил Егор.

– Ну да.

«Малявка, ты едешь домой».

– Проводи меня к ней.

– А как ты нас нашел?

– Я частный детектив, работаю на ее отца.

До подобного пафоса Егор опускался редко, но в данном случае мера была необходимой – сто баксов на то, что с лица крутого парня Сергея сейчас стечет краска! Он из тех голубчиков, которые сильны со слабым, и «слишком ранимы» рядом с сильным. Такому и по физиономии съездить – никакого удовольствия.

Изменения в настроении Сергея Романенко действительно произошли, но пока еще неявные. Он вновь задергал замком молнии, сверля Егора взглядом, и взял минуту на размышление. По-видимому, работа мозга была успешной, потому что следующая фраза получилась насмешливой и скользкой.

– А что, ее отец сильно волнуется? Неужели девочке нельзя смотаться с друзьями на рыбалку?

– В данный момент волнуется не столько ее отец, сколько я, – широко улыбнулся Егор, и эту улыбку никак нельзя было назвать добродушной. – Где Катя?

Сергей отвел глаза в сторону, поддел носком белоснежной кроссовки плоский камешек и ответил в никуда:

– Она в больнице. Сотрясение мозга… – А затем уже небрежно добавил: – Никто не виноват, так получилось, несчастный случай.

Душа Егора мгновенно заледенела, кулаки сжались, и лишь благодаря привычной выдержке и волнению за жизнь и здоровье Катюшки он не двинулся с места.

– Значит, сотрясение мозга, – произнес Кречетов, втягивая носом колючий воздух.

– Я же говорю – случайное. Она испугалась, оступилась и ударилась головой о край лодки. Я и подхватить-то не успел. Хочешь, вези Катю в Москву, раз ее отец так беспокоится.

«А ты не повезешь? Или рыба сейчас слишком хорошо ловится?»

– В какой больнице она находится?

– Не совсем в больнице, – пожал плечами Сергей. – Она в медблоке дома отдыха «Зеленый горизонт», к ним все с ближайшей округи съезжаются. Это полкилометра отсюда.

– Я знаю.

По иронии судьбы именно рядом с этим домом отдыха Егор бросил свою машину. Теперь ему предстоял обратный путь, который он проделает в два раза быстрее.

– Я могу проводить, – Сергей сунул руки в карманы штанов, качнулся на пятках и продолжил: – Катя мне нравится, так что…

«Забудь, парень, – глаза Егора предупредительно сверкнули. – Если окажется, что ты хоть в чем-то виноват… Я вернусь, обязательно вернусь, и сделаю это даже с удовольствием».

* * *

Искусственные цветы на стенах и низеньких журнальных столиках вызвали короткий приступ раздражения, Егор мысленно убрал это барахло к чертям собачьим и двинулся дальше. Сотрясение мозга. Ударилась головой о край лодки. «Катюха, и зачем тебя только понесло на Валдай…»

Хотя неудивительно. Иногда единственный способ спастись от Шурыгина – это спрятаться. Желательно хорошо и надолго. Сколько раз он сам отключал телефон или игнорировал звонки, сколько раз говорил: «Конечно, сделаю» – и не двигался с места. А уж от младшей дочери Петр Петрович, безусловно, ожидает абсолютного послушания, и в его представлении жизнь Катюшки должна идти строго по плану.

«Молодец, что сбежала», – мысленно похвалил Егор и свернул к медблоку. Добродушный охранник рассказал, как и куда пройти («Чтоб, значит, наша Елизаветина тебя не застукала!»), и теперь оставалось только миновать пару дверей и холл.

«Только вот не с тем парнем ты сбежала, Катя».

Егор еще подумал о сигаретах, но в подобных местах, увы, не курят.

– Молодой человек, вы куда?!

Резко остановившись, он развернулся и увидел маленькую полную женщину в белом халате. В руках она держала подставку со сверкающими пробирками и небольшую бутыль с прозрачной жидкостью.

– Добрый день, мне нужна Екатерина Шурыгина.

– Подождите, подождите, – пискляво затараторила женщина, приближаясь. – Так же нельзя, вы разрешения спросили? Вы кто? Нет, ну так же нельзя, подождите…

Егор сделал шаг ей навстречу и щедро улыбнулся – с персоналом любых гостиниц и больниц он всегда договаривался быстро. В редких случаях, когда не было времени на «дружественный монолог», он просто делал то, что считал нужным, не обращая внимания на возгласы и недовольство.

– Меня зовут Егор Кречетов, я приехал по поручению отца Кати и хотел бы ее увидеть.

Женщина поджала губы и с интересом скользнула взглядом по крепкой фигуре «нахала», точно от его внешности многое зависело. Увиденное, вероятно, произвело на нее положительное впечатление, она расслабленно вздохнула и покачала головой.

– Вы к Шурыгиной, да? Совсем маленькая девочка! Ох уж эта мне молодежь, ни о чем же не думают… едут и едут, да все с ухажерами, да спиртное целыми сумками везут, мимо этих турбаз страшно же ночью пройти!

Улыбка Егора исчезла, он прищурился и холодно спросил:

– Где Катя сейчас находится?

– В палате твоя голубка. Лежит одна-одинешенька! Отец-то сам приедет? Ох уж это мне молодежь, ни о чем же не думают… едут и едут…

Спрашивать о состоянии здоровья Катюшки эту даму с пробирками было совершенно бесполезно. Возможно, она и выдала бы нужную информацию, но не раньше чем через полчаса, когда лекция на вечную тему подойдет к концу, раз пятьдесят будут названы виновные и досконально проанализированы старые добрые времена. А тратить Егор время не собирался.

– Спасибо, – коротко бросил он и, не получив точных координат, направился дальше.

– Третья палата! – вслед ему прокричала дама в белом халате.

Первая, вторая, третья… Егор остановился напротив двери и пару секунд помедлил. Нет, он не желает представлять ее бледной, неподвижной, несчастной. Катюшка не должна быть такой. Вот сейчас он откроет дверь, встретится с ней взглядом, и уже через секунду в него полетит подушка! Да пусть она кидается в него чем хочет, пусть злится, капризничает и отказывается ехать обратно в Москву. Пусть.

Он открыл дверь и сразу увидел около окна белую кровать, на которой лежала Катя. Руки вытянуты вдоль тела, глаза закрыты, выражение лица спокойное. Спит? Он подошел ближе, злясь и волнуясь, обнаружил на ее щеках легкий румянец и несколько успокоился. Только сейчас он понял, как переживал за эту «взрослую» девчонку, как тяжело было бы узнать, что с ней что-то случилось…

У Кречетова вновь появилось желание встретиться еще раз с Сергеем Романенко.

Протянув руку, Егор коснулся ее челки.

Катюшка открыла сначала один глаз, затем второй…

– Ты? – удивленно спросила она, часто-часто моргая, точно прогоняя дурной сон. – Ты?

– Привет, – бодро ответил Егор, радуясь удивленным и негодующим ноткам в ее голосе.

– Ты, – сказала она уже твердо и мгновенно села. Карие глаза заметали молнии, щеки полыхнули огнем, брови сдвинулись к переносице. – Ты что здесь делаешь? Как ты меня нашел? Тебя папа прислал, да?!

Ее отчаяние и гнев вызвали у Егора вторую волну радости. Он довольно улыбнулся и плюхнулся на стул возле кровати. Вытянул ноги, откинувшись на спинку, посмотрел на младшую наследницу алкогольной империи «Форт-Экст» и насмешливо ответил:

– Я по тебе, малявка, так соскучился…

– Ну почему, почему вы не оставите меня в покое! – возмутилась Катюшка и ухнула кулаком по одеялу. – Я же имею право! Это моя жизнь.

– Голова не болит? – поинтересовался Егор.

– И не смей называть меня малявкой! М-м-м… – Катя отчаянно застонала и, соскочив с кровати в боевом облачении – в трусах и майке, – встала напротив ненавистного Добермана. Доберман! Да, именно так прозвала его Ольга давным-давно. – Где мои вещи?

Егор скользнул взглядом по ее ладной фигурке и нарочно нагло уставился на грудь.

– Ну, сотрясением мозга здесь и не пахнет, – сказал он, развлекаясь, – ты вообще чем занималась в этих белоснежных апартаментах?

Кречетов поднял голову, и их глаза встретились. Долго, слишком долго они смотрели друг на друга…

Катюшка плохо помнила, как оказалась в этой белой, пахнущей лекарствами комнате. На берегу после падения вокруг нее началась какая-то суета, затем – темнота и провал, затем они плыли, но совсем недолго, а затем была хорошая дорога, по которой она шла с Сергеем, все время извиняясь. Голова не болела вообще, если не считать затылка, на котором образовалась небольшая шишка, а вот сердце ныло жалостно и обиженно, и какая-то нелюбовь ко всему вокруг навалилась на плечи и не отпускала. Она бесконечно нуждалась в тепле и ласке, в возвышенных словах и утешении, хотела хныкать, и чтобы обязательно жалели. Но Сергей был скуп на слова, только твердил: «Не грусти, сейчас тебя подлечат – и все будет в порядке». И если быть честной с собой, то, увидев Егора, она очень обрадовалась! На секунду ей даже захотелось вскочить, повиснуть на его шее, уткнуться носом в джинсовую рубашку, вдохнуть знакомый запах сигарет и парфюма и разрыдаться. Как же хочется домой!

Но Егора прислал папочка. Никто не верит в нее, Екатерину Шурыгину, никто не понимает, как ей нужна свобода, как ей нужны чувства, как ей необходимо счастье…

Егор, Егор, тысячу раз Егор! Он всегда на посту, всегда где-то рядом!

Сто лет назад отец добавил трем дочерям в мобильник номер этого Добермана, и все последующие годы он им шагу не дает ступить самостоятельно!

Почти всегда небрит, почти всегда насмешлив, и никто не знает, чего от него ждать.

И куда он смотрел секунду назад? На ее грудь! Ага, хочет смутить? Ну и пожалуйста! Да, у нее есть грудь! Совершенно нормальная грудь! И даже самая лучшая грудь на свете!

– Я здесь отдыхаю со своим молодым человеком, – гневно прошипела Катюшка. – Понятно?

Егор посмотрел направо, затем налево, пожал плечами и ответил:

– Не вижу здесь никакого молодого человека. Ты уверена, что он существует?

– Он самый лучший на свете!

– Неужели лучше меня? – поддел Егор.

Катюшка лишь многозначительно фыркнула и, сдернув с кровати одеяло, укуталась в него.

– Где мои вещи?

– Вон там… – Егор показал на стул в противоположном углу комнаты и весело поинтересовался: – Когда поедем в Москву?

– Никогда! – отрезала Катюшка, натягивая еще влажные джинсы. – Зачем ты меня нашел, вот зачем ты меня нашел, – забубнила она как старая бабка, – всего-то на четыре дня уехала…

– Голова болит? – повторил вопрос Егор.

– Нет, я совершенно здорова!

Она лежала и ждала Сергея. Он сказал, что так нужно, что это ради ее здоровья, что хотя бы сутки нужно пробыть здесь и понаблюдать, что у нее легкое сотрясение мозга и нельзя рисковать… Она ждала, ждала, ждала своего принца, но он не приходил. Зато пришел Егор!

– Кать…

– Ну?

– Поехали в Москву.

– Нет.

– Как хочешь. – Егор поднялся и направился к двери.

– Ты куда?

– Пойду пообщаюсь с врачом или медсестрой, а ты жди меня на улице.

– И не подумаю!

– Не расстраивай меня, Катя.

– А то что? – Она с вызовом вздернула нос и сдула челку с глаз.

– А то я расскажу твоему замечательному Сергею, что ты обожаешь молочные коктейли, что в твоей комнате плюшевых игрушек больше, чем в «Детском мире», что, когда тебе очень хочется подслушать, о чем разговаривает твой отец, ты идешь в ванную, забираешься на тумбу и прикладываешь ухо к стене, что первым парнем, который тебя поцеловал, был однокурсник Леха Самойлов… бедный парень, – Егор усмехнулся. – Кажется, на следующий день ты самолично украсила его глаз красочным фингалом.

– Он всем разболтал! – негодующе выкрикнула Катюшка и тут же поняла, что Егор ждал от нее именно этой реакции. – Дурак, – выдохнула она, злясь на себя и на него, и тут же, наткнувшись на холодный взгляд, закусила губу и отвернулась. Доберман!

Егор тонко улыбнулся и вышел, плотно закрыв за собой дверь. Он был доволен. «Не хочешь в Москву – не надо, будем ловить рыбу».

Заглянув в кабинет, на двери которого висела табличка «Медсестра», Кречетов вновь увидел ту же женщину в белом халате. Идеально чистые пробирки теперь стояли перед ней на столе, а вот бутыль с прозрачной жидкостью исчезла.

– Ну как там наша Катя? – строго поинтересовалась медсестра.

– Спасибо, хорошо, – весело ответил Егор и прислонился спиной к дверному косяку. – Извините, как вас зовут?

– Елена Сергеевна.

– Елена Сергеевна, а что вы мне можете сказать относительно здоровья Екатерины Шурыгиной?

– Она… упала.

– Это я знаю.

– Сотрясение мозга вроде нет… самочувствие удовлетворительное.

– А что же она у вас здесь делает, не подскажете?

– Так парень ее, высокий такой, симпатичный, упросил меня подержать пока девочку в палате, мол, спокойнее будет, – объяснила Елена Сергеевна и смущенно кашлянула, из чего Егор сделал вывод, что заботливым «упросил» дело не ограничилось. Видимо, устал Сергей Романенко от новых чувств и решил взять небольшой отпуск.

– Спасибо, – кивнул Егор. – Мы уходим, провожать не нужно, дверь сами закроем.

Катюшка послушно ожидала его на улице (хорошая штука – шантаж). Недовольство и решимость были видны в каждом шаге, в каждом жесте, и Егора это ужасно позабавило. А еще ему понравилось, как солнце золотит Катины волосы, как она морщит нос и бурчит что-то, репетируя, скорее всего, речь, предназначенную для него или для папочки. Наивный котенок…

– Что тебе сказали?

– Что ты здорова.

– Обалдеть!

– Я тоже так думаю, – усмехнулся Егор.

– Значит, я могу идти?

– Сначала расскажи, как ты упала.

– Стояла в воде, наступила сдуру на камень, нога подвернулась, и я, как последняя клуша, бухнулась башкой о лодку, – честно и быстро ответила Катюшка. – Только папе не говори, пожалуйста, – взмолилась она, не желая раздувать скандал еще больше. – Не скажешь?

Вот такие моменты в отношениях с малявкой Егор обожал – сколько раз он подлавливал ее и сколько раз еще подловит. Ну разве можно отказаться от вспышки огня в огромных карих глазах, от смятения в них, и наверняка после его слов еще вспыхнут щеки, и поди разбери от чего – от смущения или от гнева… Он заглянул Катюшке в глаза и понял, она уже угадала ответ – слишком часто он смеялся над ней, произнося стандартную фразу.

– А что мне за это будет? – все же не удержался он.

– Какой же ты… какой же ты… Доберман! – выдохнула Катюшка и возмущенно добавила: – Я возвращаюсь на турбазу, и ты меня не остановишь.

– Доброго пути.

Развернувшись, она сделала несколько шагов по дорожке, затем остановилась, сжала кулаки и подняла глаза к небу. Ну почему всегда так! Почему! Она совершенно не представляет, куда идти!

– Куда мне идти? – не желая демонстрировать отчаяние, не оборачиваясь, твердо спросила она.

– Ты сейчас у меня спрашиваешь или у неба? – поинтересовался Егор.

– У тебя!

– По асфальту до ворот, а затем выбирай ту дорогу, которая без шлагбаума. Полкилометра – и ты на турбазе.

– Спасибо, – выдохнула Катюшка и устремилась к цели.

– Не за что, – улыбнулся Егор, сел на скамейку, закинул ногу на ногу, достал из кобуры мобильник и вызвал Шурыгина. – Здравствуйте, Петр Петрович, как жизнь?

– Ты ее нашел? – раздался сухой голос в трубке.

– Нашел. Бодра и здорова.

– Хорошо… А Романенко?

– Тоже бодр и здоров.

– Меня интересует, он с ней или нет?!

– Петр Петрович, в каком смысле?

– Кречетов… – Голос Шурыгина стал тише, а затем грянул гром: – Она с ним или нет? Ты везешь ее домой или нет? Где она?! Почему ее мобильник опять недоступен?!

– Всем-то вы недовольны, Петр Петрович, – иронично ответил Егор. – А я вот, не поверите, сейчас абсолютно счастлив.

– А это меня беспокоит еще больше, – едко произнес Шурыгин. – Немедленно вези ее домой!

– Не могу.

– Почему?

– У меня отпуск… рыбалка…

– Кречетов, я тебя очень прошу, – наконец сдался Петр Петрович, – скажи, что там происходит? Я же волнуюсь, черт тебя побери!

– Сейчас она не уедет из принципа, – спокойно ответил Егор, – но завтра будет новый день.

– Я хочу, чтобы этот мерзавец не подходил к ней на пушечный выстрел! Она действительно так сильно влюблена?

– Нет, он – лишь повод сбежать от вас.

Пара секунд понадобилась Петру Петровичу на то, чтобы переварить правду, затем он неожиданно серьезно и строго сказал:

– Я хороший отец. Будут у тебя свои дети, тогда меня поймешь.

– Когда ж они будут, если вы мне и дня продыху не даете.

– Нет, я тут, Кречетов, ни при чем. – Голос Петра Петровича стал не просто едким, а сладко едким, будто наконец-то он получил шанс одержать победу. – Ты сначала найди ту девушку, которая согласится выйти за тебя замуж…

– Ох, Петр Петрович, – с удовольствием протянул Егор, – неужели вы до сих пор полагаете, что для появления на свет детей необходим штамп в паспорте?

– Хам, – припечатал Шурыгин и напоследок потребовал: – Завтра Катюшка должна быть дома, и я не хочу, чтобы эту ночь она провела в доме с Сергеем Романенко.

– Выбор невелик: или с ним, или со мной. Вы что предпочитаете, Петр Петрович?

– Спокойной ночи, Кречетов! – гаркнул Шурыгин, и в трубке раздались недовольные гудки.

Егор встал со скамейки, убрал мобильник в кобуру и потер небритую щеку. Полкилометра до турбазы (эта дорога уже стала привычной), но сначала он хорошенько поест и посетит местный магазин. Как ни крути, а ему нужна удочка.

– Ловись рыбка, большая и маленькая, – тихо произнес Егор и тоже на миг поднял глаза к небу.

* * *

Вечер для Шурыгина начался с томительного ожидания. Люба опаздывала уже на пять минут, это одновременно обжигало нервы и приятно волновало. Вот сейчас она зайдет в зал и сядет за столик напротив него. Брякнут браслеты, мелькнет улыбка, соскользнут с плеча черные кудрявые волосы. Он готов ловить каждое ее движение, впитывать каждое слово, делать все, что возможно и невозможно, только бы ей было хорошо. Откуда взялись этот трепет, эти чувства?.. Он и не думал, и не предполагал, он и не надеялся…

Неужели он дождался настоящей любви?.. Конечно, рано об этом говорить… но говорить хочется именно так. Даже страшно представить, что они могли разминуться в этом мире.

Вечер для Любы начался с торопливых шагов и досадного огорчения. Машина пронеслась мимо по луже, и брызги полетели в сторону тротуара. Пришлось быстро приводить юбку в порядок и бежать в ресторан. Как же не хотелось опаздывать! И как унять душевную дрожь, не спешить верить, как сдержать собственные порывы и не сказать лишнего? Или не сделать лишнего?

Неужели она дождалась настоящей любви?.. Конечно, рано об этом говорить, но…

– Добрый вечер, – Петр Петрович встал и счастливо улыбнулся. С каждым днем она становится все красивее и ближе.

– Добрый вечер, я опоздала совершенно случайно.

– Это неважно, абсолютно неважно!

В папку меню Шурыгин заглядывать не стал. Уютный ресторанчик, увитый плющом, декорированный разноцветными фонариками и маленькими картинами, он посещал давно и всегда заказывал один и тот же салат и одно и то же мясо. Люба автоматически выбрала овощи со свининой, хотя куда больше еды ее интересовал человек, сидевший напротив, и все, что было связано с этим человеком, казалось ей особенно важным.

– Как Катя?

– Слава богу, Егор ее нашел. Она у меня такая маленькая наивная девочка… – Петр Петрович улыбнулся. – Вроде и отругать нужно, но я так рад, что с ней не приключилось беды! Я вас обязательно познакомлю с этой бандой, то есть со всеми моими дочерьми. – Он вновь улыбнулся и, неожиданно осмелев, накрыл ладонью руку Любы. – Я вас очень ждал…

Она сделала маленький глоток вина, поставила бокал на стол и смело взглянула в его глаза. Сердце забилось сильно-сильно, и пальцы сами сплелись с его пальцами. Этот стол, скатерть, тарелки, вилки, ножи – все это лишнее, ненужное. И расстояние в полметра огромное, обидное…

– Вы пригласите меня на танец? Потом?

– Да, конечно, – Петр Петрович кивнул. Он чуть не признался, что сегодня выбрал этот ресторан именно потому, что здесь звучит приятная музыка и посетители танцуют, когда им хочется. Шурыгин мечтал заключить Любу в объятия, мечтал дотронуться до тонкой талии и черных волос. Мечтал поцеловать…

Люба улыбнулась и почувствовала себя свободно и легко. Скорей бы уже принесли выбранные блюда, они бы все съели и пошли танцевать.

– Как ваша бабушка?

– Хорошо, передавала вам привет.

– Вы ей тоже передайте… привет, – выдохнул Петр Петрович, вспоминая старую Раду и ее хитрый взгляд. Вот уж кто точно цыганка, так это она – Рада! И карты раскладывает так, что и не поймешь: гадает или сама судьбу рисует. Особенная женщина, особенная.

К мясу Люба не притронулась, Шурыгин тоже почти не ел. Он дождался медленной песни и решительно встал из-за стола.

– Можно? – спросил он, протягивая руку.

Он сразу прижал Любу к себе, и в ответ она прижалась к нему. Его пальцы коснулись ее талии, спины… Ее пальцы коснулись его плеч, шеи… Секунда – и все надуманное испарилось. Глаза – в глаза, и губы сначала робко, а затем торопливо коснулись губ. Это был короткий поцелуй, но такой долгожданный…

Глава 8

Катюшка вышла из домика и сладко потянулась – замечательное утро: теплое, ласковое, мягкое, доброе. Ее глупое падение почти забыто, голова вообще не болит.

Вчера вечером папочка поговорил с ней даже терпимо, Сергей был мил и не слишком мучил вопросами о Егоре, а Егор… сейчас, наверное, он дрыхнет в своей постели в Москве, и это очень хорошо, просто замечательно! Приехал, убедился, что с ней все в порядке, понял, что она никуда не поедет, – и гуд бай!

Улыбнувшись небу, деревьям, детской площадке, Катюшка пошла к воде. Может, отдых и не получается таким, как ей хотелось бы, но это от неопытности в вопросах быта и любви. Ничего, главное – начать! А дальше будет легче. Да и Сергея до поездки она толком не знала, они еще не притерлись… Так это называется?

Ну, теперь-то они притрутся! Без сомнений!

Катюшка кивнула – и остановилась как вкопанная.

На краю пирса спиной к ней сидел мужчина. Голубая рубашка, рукава закатаны чуть ли не до плеч, спиннинг, сигаретный дым… В его позе было столько уверенности в себе, столько спокойствия и насмешки, что Катюшка на миг потеряла дар речи. Этот человек не мог находиться здесь! Не должен был остаться и так нагло появиться поутру, когда она уже успокоилась. Не имел такого права!

– Ты, – выдохнула она и сжала пальцы в кулаки. – Ты!

Егор лениво обернулся и выдал короткую улыбку:

– Доброе утро, как спалось?

– Ты должен быть в Москве.

– Да ну? – наигранно удивился он и вновь повернулся к воде.

Катя нахмурилась и поджала губы. Это не отдых, не личная жизнь – это какая-то коммунальная квартира! Егор будет шпионить за ней (ясное дело, будет!), а как же Сергей, Вика и Костик? Теперь она превратится в маленькую девочку из песочницы, потому что папа приставил к ней няньку… Позор.

Катюшка быстро вынула из кармана мобильник и побежала на холм. Пусть папа забирает своего Добермана немедленно, пока Сергей не проснулся!

Но на этот раз был недоступен телефон Петра Петровича.

Катюшка попыталась найти способ, как выкрутиться из дурацкой ситуации, ничего не придумала и, помедлив, направилась к Егору. Оказавшись рядом, она кашлянула для привлечения внимания, хотя гораздо больше ей хотелось топнуть ногой и затеять скандал.

– Давай поговорим серьезно, – стараясь сохранять спокойствие, начала она. – Я приехала сюда, чтобы отдохнуть и… – пару секунд она помолчала, – …и чтобы получше… поближе… короче, чтобы пообщаться со своим молодым человеком. Это понятно? – Она наклонила голову набок.

– Вполне, – бросил Егор.

– И ты мне мешаешь.

– Чем?

– Своим присутствием!

– Не может быть, – он повернулся к ней и приподнял брови.

О, за это лживое изумление она бы с радостью столкнула его в воду! Десять раз бы столкнула!

Катюшка скривила губы и, учитывая отчаянное положение, в котором оказалась, умоляюще произнесла:

– Егор, ну пожалуйста, уезжай, ну соври что-нибудь папе, ну пожалуйста…

Его взгляд стал колючим.

– Нет.

– Почему? Я же тебя никогда ни о чем не просила.

– Разве?

Егор отбросил сигарету в сторону, неторопливо поднялся, смотал леску, крутанув ручку катушки, положил спиннинг на доски пирса и скрестил руки на груди. И Катя вдруг почувствовала себя беззащитной и маленькой, практически крошкой перед опасным саблезубым тигром.

Как же обидно! Никто ее не понимает! Никто не желает помочь! Она одна, совсем одна… Егор сильный, смелый, умный и всегда на сто шагов впереди. Да, были моменты, когда она обращалась к нему за помощью, но он не очень-то и помогал, вернее, все делал как-то не так, по-своему, возможно, даже шиворот-навыворот. В результате, правда, плохое уходило и оставалось только хорошее.

– Пару раз не считается, – сказала Катюшка. – И это было давным-давно.

Он улыбнулся и стал расстегивать рубашку.

– Пойдем купаться, Катя.

– Ты что? С ума сошел? Вода холодная!

– Ерунда.

Увидев его плечи, грудь, живот, Катюшка замерла. А он расстегнул джинсы, снял их и вслед за рубашкой бросил на доски. Движения были простыми и естественными, точными, без многозначительности, но тем не менее производили какое-то странное гипнотическое действие. Может, от того, что раньше ей не доводилось видеть Егора Кречетова в таком виде.

– Ты уедешь? – тихо спросила она, скользя взглядом по его загорелым рукам…

– Нет.

– Почему?.. А впрочем, понятно: папа платит тебе кучу денег! – стараясь спрятаться от растерянности, выпалила Катя. – А где ты ночевал?

– В доме номер четыре, заходи в гости, если скучно будет.

Он прошелся по пирсу к берегу, хлопнул ладонью по изогнутым перилам и невозмутимо шагнул в воду, точно та не была холодной. Катя неотрывно смотрела, как Егор ровно движется, с какой уверенностью идет вперед. Разве можно такого человека отговорить? Не-а, нельзя.

Бух! Брызги полетели в разные стороны, и Егор поплыл явно с удовольствием. Катюшкино сердце затрепетало. Оставался только миг до честного признания: она рада видеть его здесь, так гораздо спокойнее, хотя и выглядит она, конечно, глупо…

– Привет, давно встала?

Катя обернулась и увидела Сергея. Внезапно он показался ей еще меньше и худее, чем тогда на ВДНХ, и его безупречный вид теперь воспринимался неестественным и лишним. Странно…

– Привет, – улыбнулась Катя, прогоняя неожиданные сомнения. – Полчаса уже не сплю. Погода просто отличная, правда?

– Да, пойдем погуляем, – Сергей кивнул на тропинку, ведущую к лесу. – Вика с Костиком все равно спят.

Катюшка быстренько заправила локон за ухо и направилась к Сергею. Сейчас она все ему объяснит, наврет, если понадобится, и пусть Егор и дальше думает, будто он самый умный на свете!

* * *

Егор плыл быстро. Холодная вода обжигала кожу, расслабляла мышцы и в то же время бодрила. Он получал удовольствие от скорости, прохлады, от ситуации в целом и от того, что еще только должно было случиться. Катюшкины глаза еще много раз недовольно вспыхнут – котенок еще выплеснет на него не один стакан возмущения…

Он ее увезет. Это можно было бы сделать прямо сейчас, но всему свое время, и лучше, если некоторые вещи она поймет пораньше. Маленькая, капризная, беззащитная малявка… Беззащитная – вот ключевое слово. Он помнит ее мечтательной, грустной, веселой, забавной, сердитой, и он хочет, чтобы она и дальше оставалась разной – но счастливой, чтобы боль никогда не коснулась ее души, чтобы ни один засранец не посмел воспользоваться ее наивностью… «Будешь нянькаться? – спросил себя Егор и, помедлив, ответил: – Буду, че-е-ерт».

* * *

– И когда этот парень уедет?

– Я тебе сейчас все объясню, – выдохнула Катюшка, собирая уверенность по крупицам. – Понимаешь, папа привык держать под контролем абсолютно все. Полина вышла замуж, Оля уехала, ну и… Вот он и взялся меня контролировать. У Егора еще характер дурацкий… Вредный характер. Короче, вдвоем они вообще… – Она принялась отчаянно кусать нижнюю губу, взгляд заметался по траве и кустам, выискивая точку опоры. Как можно не выглядеть маленькой девочкой, когда все только и норовят испортить жизнь?! Она подняла глаза на Сергея и вдруг разозлилась на всех разом. Почему же она, ни в чем не виноватая, должна оправдываться? Где вообще романтика, за которой она приехала?! – Мне кажется лучше не обращать на него внимания, – закончила Катюшка почти строго.

– А с тобой-то он в каких отношениях? – поддавая ногой небольшой камешек, спросил Сергей.

Его вопрос прозвучал равнодушно, но Катя почувствовала наигранность. Ух ты, неужели ревнует?!

– А ни в каких, – она дернула плечиком, – Егор папе помогает, и мы видимся иногда.

Ага, пусть поревнует, но не слишком сильно, а то вдруг начнутся проблемы… Она попыталась представить, какие проблемы могут начаться в таком случае, и тихо хмыкнула. Наверное, подерутся. Собственно, ничего забавного в этом нет, но сама борьба в фантазиях рисовалась столь короткой, что воспринимать ее серьезно не получалось.

Сергей выше Егора, но у Егора плечи шире и, как оказалось, куча рельефных мышц, да и сильный он, и еще… И еще он победит Сергея сразу. Иначе и быть не может. Неясно почему, но победит. Егор – он и есть Егор.

Теперь Катюшка попыталась понять свое отношение к такому итогу и удивилась, осознав, что Егором она гордится и ни при каких обстоятельствах не сможет расстроиться из-за его победы. Он победит Сергея – и пусть!

– Значит, ты все же папина дочка?

– Совсем чуть-чуть, – Катя кокетливо улыбнулась и сморщила нос.

– Но, надеюсь, твой отец не будет против, если мы немного… – Сергей остановился, поймал ее за руку и притянул к себе. – Если мы немного побудем вдвоем.

«А что конкретно он имеет в виду?.. Мы вроде и так вместе или он о… об этом? – Катюшка подняла голову и встретила вопросительный взгляд Сергея. Он смеется над ней, заигрывает или спрашивает разрешения? – Хм, вообще-то папа будет против».

– А мы же и так вместе, – легко ответила она, делая вялую попытку освободиться. Сейчас ей не хватало расстояния (хотя бы в метр), и воздуха почему-то тоже не хватало. И мысли, назойливые, гневные, постоянно крутились вокруг Егора и не давали возможности сосредоточиться. Почему Сергей на нее так смотрит, ревнует? Ага, точно. И что теперь делать?

– Вместе, но этого мало, – усмехнулся он, неохотно разжимая руки. – Надеюсь, этот вечер у нас будет особенным. И никто нам не помешает.

Катюшка робко покосилась в сторону Сергея и задержала дыхание. Ей показалось, что он разговаривает не с ней, а с самим собой. И он вовсе не мечтает об особенном романтичном вечере где-нибудь на берегу озера – слишком холодно он это сказал, он просто хочет доказать кому-то свое право на нее. Но кому? Надеюсь, этот вечер у нас будет особенным. И никто нам не помешает. Егору?

Егор, опять Егор! Нужно поговорить с ним еще раз – решительно и твердо.

* * *

Авитаминозы – болезненные состояния, развивающиеся вследствие длительного качественно неполноценного питания, в котором отсутствуют соответствующие витамины… В прошлом вспышки авитаминоза встречались часто во время войн при осаде городов, а также в тюрьмах, на каторге…

– Нас ждут цинга и рахит, – переводя взгляд с макарон на хлеб, глухо произнес Степан.

– Нас ждут большие деньги, красивые женщины и лимузины, – насмешливо возразил Павел. – И перестань читать эту дурную книженцию! Давай отправим ее в печь?

Столь возмутительное предложение поступало не впервые, поэтому Степан, опасаясь за жизнь драгоценной собственности, торопливо убрал энциклопедию в пакет.

– А может, вернемся? – осторожно предложил он и добавил уже смелее: – В Москву. Холодновато здесь, и пища неполноценная…

– Хватит канючить, – беззлобно бросил в ответ Павел. – И вообще, хватит валять дурака, мы сюда не жрать приехали и не хрень всякую читать. Время идет! Давай собирайся, и пошли!

– Куда?

– Туда!

– Нет.

– Да.

Степан облизал пересохшие губы и заерзал на стуле. Стул солидарно скрипнул, но, увы, на этом его поддержка закончилась. Эх, где бы раздобыть валериановых капель и рюмочку коньяка… А еще лучше – машину времени! Чтобы смотаться на много лет назад и тщательно стереть встречу с Павлом со страниц судьбы, а затем спрятаться под теплое крыло Раисы Антоновны и сидеть там тише воды, ниже травы.

– Во, смотри, супервещь! Как купил, так с собой и таскаю. Не боись, Тяпа, до победы остались считаные шаги!

Увидев в руках приятеля коричневый пузырек с какой-то жидкостью, Степан почувствовал слабость во всем теле и дрожь в пальцах. Нет, не до победы остались считаные шаги, а до обморока!

– Даже не рассказывай мне, что это такое, – надулся Степан и демонстративно отвернулся. – Я к этому дрянному пузырьку не имею никакого отношения.

– Конечно, не имеешь, – засмеялся Павел, – куда тебе!

– А если девчонка уснет и не проснется?

– Неумный ты, Тяпа… Все продумано до мелочей.

– А почему ты тогда не продумаешь нормальный обед и ужин? – ехидно поинтересовался Степан. – И этот дом… – Он обвел взглядом продуваемую всеми ветрами комнату. – И этот дом категорически нельзя назвать домом! Это развалюха какая-то! Не удивлюсь, если я получу воспаление легких! У меня уже наблюдаются непонятные звуки в груди.

– Чего там непонятного? – засмеялся Павел, плюхаясь на свободный стул. – Душонка твоя трясется от страха, вот и все. И скажи спасибо, что есть крыша над головой, могли бы по твоей милости и в лесу ночевать, сам же рвался в Ситники, забыл?

Степан обреченно потупил взор и тяжело вздохнул: да уж, его вина. И еще – Катьки Шурыгиной, понесла же ее нелегкая в такую даль.

– Скорей бы история с девчонкой закончилась, – буркнул он, глядя с тоской на макароны.

– Так я же говорю: собирайся, и пошли, чем раньше управимся, тем лучше. Ты ее сам по голове тюкнешь или мне доверишь?

Глаза Степана округлились, он подался вперед, открыл рот и тут же закашлял от волнения и возмущения. О «тюкнуть» они не договаривались точно!

– Ты… – протянул он и, проглотив слова, замахал руками.

– Шучу, – улыбнулся до ушей Павел, абсолютно довольный произведенным эффектом. – Я просто подумал, что твоя медицинская энциклопедия очень для этого подойдет… Шучу, шучу, – повторил он, увидев, как сильно прижал к груди книгу Степан. – И повезло же мне с напарничком… Любо-дорого посмотреть.

Глава 9

Целый день Катя слонялась по турбазе, выискивая развлечения. Вроде и Сергей был рядом, и Вика с Костиком звали на лодочную прогулку, а все равно она была одна и никак не могла найти себе занятие, которое отвлекло бы и успокоило. Взгляд так и метался туда-сюда, стараясь поймать Егора. Но папочкиного Добермана нигде не было видно. «Дрыхнет небось в доме номер четыре и…» – дальше мысль обрывалась. Катюшка не могла понять, чего хочет: чтобы он дал ей повод для злости или чтобы оставил наконец в покое? Она решительно была настроена поговорить, но о чем? О том, что он мешает ее личной жизни, или о том, что Сергей мечтает об особом вечере, а она не готова? «Глупость какая-то», – расстраивалась Катюшка почти до слез. Но рядом не было ни одного близкого человека, кроме Егора… А он близкий? Она не знала ответа, вот только душа ныла и вздыхала.

Часам к девяти вечера ноги все же привели к домику под номером четыре. Робко постучавшись и не дождавшись ответа, Катя юркнула за дверь и огляделась: планировка и обстановка такие же, как и у нее, но здесь спокойно. Чик-трак – она в домике, точно в детской игре: повернулся невидимый ключ в замке, и уже никто до нее не доберется: ни страшный зверь, ни злой колдун, ни даже Кощей Бессмертный.

– Чик-трак, я в домике, – шепотом произнесла заклинание Катюшка и улыбнулась.

– Устал тебя ждать, – раздался знакомый насмешливый голос.

Она зашла в комнату, вздернула нос и посмотрела на Егора. Лежит, отдыхает, книжку читает… Конечно, у него нет никаких проблем!

– Привет, – ответила Катя, села на стул, закинула ногу на ногу и деловито побарабанила пальцами по столу. – Ты не уехал.

– Как ты догадалась?

Катюшка промолчала – ей нужно было время, чтобы справиться с непонятной радостью. Он не уехал, он ее не оставил. Егор Кречетов… папочкин Доберман… И теперь ни капельки не страшно, и все будет хорошо.

– Ты не уедешь? – уточнила она.

Он неторопливо поднялся, сел и ответил:

– Нет.

– Ладно.

– Неужели?

Катя резко повернула голову и, конечно, увидела в его глазах искры. Такие знакомые искры смеха… Нахмурив лоб, она попыталась вспомнить, как и когда познакомилась с Егором, но этот день и час ускользнули, оставив лишь тепло на душе. Она хотела бы его победить хоть раз! Обхитрить, обмануть, обыграть… Она хотела бы стать такой же сильной, равной, но это невозможно. И нужно ли? Да, нужно! Или нет?

– Турбаза – не моя собственность, – небрежно произнесла Катюшка. – Лови рыбу, отдыхай, я не против. Только, пожалуйста, не вмешивайся в мою жизнь.

«Это я сейчас очень хорошо сказала, – мысленно похвалила она себя, – грамотно!»

Егор потянулся за сигаретой, но дымить не стал. «Малявка, кажется, совсем обнаглела, что с ней делать?..»

Он всегда относился к Кате тепло и бережно, только вряд ли она об этом догадывалась – за усмешкой легко прятать любые чувства. Щелкнуть по носу – приятный пустяк, смутить – удовольствие. Зачем? Да просто так. Потому что маленькая, потому что забавно злится и поджимает губы. Невозможно равнодушно смотреть на ее попытки стать взрослой. «Катя, Катя… Тебе не нужно превращаться в Полину. Она – это она, ты – это ты».

– Я сам разберусь, что мне делать, – спокойно ответил Егор.

– То есть будешь мешать?

– За сегодняшний день я ни разу не подошел к тебе, все наши встречи – твоя инициатива.

– Но…

Вот как Кречетов умудряется вывернуть ситуацию таким образом, что он вроде совершенно ни при чем, а она во всем виновата? Катюшка коротко вздохнула, решительно встала и направилась к двери. Ей не о чем разговаривать с этим наглым самоуверенным человеком!

Но в душе она хотела остаться, более того, душа требовала передышки и покоя, которые, странно, можно было получить только здесь – рядом с Егором. Ноги не слушались.

Резко развернувшись, Катя с вызовом встретила его взгляд. Или ругаться, или уходить – третьего не дано. А уйти она не может, что-то необъяснимое держит, не отпускает.

– Ты… – начала она, набирая в легкие побольше воздуха, – ты…

– Доберман, – подсказал Егор, развлекаясь.

– Да! И ты портишь мои отношения с Сергеем!

– Настоящую любовь ничем не испортишь.

– Ты способен на все!

– Проверим?

Удивленно приподняв брови, Катюшка шагнула назад. В душе вспыхнули беспомощность и отчаяние (никто не понимает, как ей тяжело, а Егор еще и смеется!) Проверим? – что он имел в виду? Почему его глаза потемнели?

– Ты такой же, как и мой отец, – тихо произнесла она, изрядно струхнув. – Живете, как вам хочется, а мне ничего не разрешаете.

– Слышал бы тебя Петр Петрович, – протянул Егор и улыбнулся. Положив сигарету на тумбочку, он встал с кровати и подошел к столу. Катюхе плохо, переживания терзают маленькое перепуганное сердце, и Сергей Романенко – лишь часть метаний. Она злится, вредничает, переживает, но не уходит… Н-да, детское упрямство не так-то легко сломить. Отпустить или не отпустить? Напугать или пожалеть? Или проверить, чего стоит ее пылкая любовь? Но ответ и так известен. Ничего не стоит. Ровным счетом ничего. – Значит, мы с твоим отцом похожи?

– У вас куча женщин! – Обвинение взлетело к потолку пестрой раненой птицей. – Я все знаю!

– А подробнее?

– Папа встречается с какой-то девушкой! У нее черные волосы и черные глаза! Она похожа на цыганку! Она околдовала его, и он меня забыл!

Теперь они поменялись местами: Катюшка, всхлипнув, плюхнулась на кровать и, защищаясь от мыслимых и немыслимых невзгод, скрестила руки на груди. Вот, получите! Не считайте ее наивной дурочкой! Она все знает! Подлые обманщики!

– Ее зовут Люба, – спокойно ответил Егор. – Уверен, очень скоро отец познакомит вас.

– Я не желаю с ней знакомиться! Он теперь любит только ее! И пусть оставит меня в покое! Она похожа на цыганку, понимаешь?!

«Ревнивый котенок… Петр Петрович, что же вы так неаккуратно?»

– Она и есть цыганка, – улыбка Егора стала шире. – Но разве это имеет значение? Люба работает учительницей в школе, и вообще очень приятный человек.

– Конечно, ты их защищаешь, потому что и сам… – Катюшка замолчала. Взгляды встретились, и душа размякла, заныла, расслабилась. Уже давно нужно было с кем-то поговорить о папочкиной любовнице, поплакать, даже порыдать громко-громко, ведь от одиноких переживаний мало толку… Уткнуться бы в чье-то сильное плечо, получить пусть маленькую, но порцию сочувствия и понимания. Как бы она ни лгала себе, ни фантазировала, ни отвергала правду, но сердце-то не обманешь: вот мужчина, которому она всегда может довериться, у которого всегда может попросить помощь. – Я… – Катюшка закрыла глаза, и по ее щекам поползли горькие слезы.

«Черт», – выругался Егор, сел рядом и прижал ее к себе.

– Чего ревешь, малявка? – нарочно бодро спросил он.

– Я папе совсем не нужна… теперь… Ты бы видел, как он на нее смотрит!

– Глупыш, да ты его самая любимая малышка.

– Враки. Это раньше так было…

– Ты путаешь одно с другим. Разве твой отец не заслуживает счастья?

– Она чужая! – Катюшка всхлипнула и вытерла ладонью слезы, но они полились с новой силой. – И я его счастье, я!

– Конечно, ты, и ради тебя он пойдет на все, но… – Егор покачал головой и шумно вздохнул. Какой-то многопрофильный частный детектив из него получается – еще немного и он превратится в многоопытную няньку: в одной руке зонтик, в другой – саквояж, а на голове модная шляпка. Вообще-то, Шурыгин сам должен объяснять дочерям прописные истины. «Да, Петр Петрович, очень хорошо вы устроились».

– …но она молодая и красивая, да? – резко закончила Катюшка, стукнув Егора кулаком по ноге.

«Ну да», – чуть не пошутил он, но это добило бы девчонку окончательно.

– Ты ревнуешь.

– Нет! Она плохая!

– Хорошая.

– Плохая!

– Хорошая.

– Плохая! – Катюшка вскинула голову и… замерла.

Лицо Егора было совсем близко… Только сейчас она поняла, как сильно сжимают ее плечи руки Кречетова. Звенящая тишина и недосказанные слова, разобрать которые не представлялось возможным, обрушились на нее вместе с запахом сигаретного дыма и тонким ароматом парфюма. Неожиданно для себя она робко подняла руку и коснулась ладонью его колючей щеки – тепло… Он не шевельнулся, лишь привычно прищурился, отчего на миг показался опасным, хищным. Но Катя не отдернула руки, не отскочила, не отвела глаз – по телу побежали горячие ручейки волнения, и неодолимое желание прижаться еще сильнее остановило и слезы, и переживания. Ничто не существовало в эту минуту, и это было удивительно и прекрасно.

Егор смотрел на нее неотрывно. Знал, чего хочет, и знал, что этого делать нельзя. Катюшка сбежит, не поймет, не простит. Он и сам не собирается понимать, да и о чем речь… Большущие карие глаза, пухлые капризные губы, упрямый подбородок и мокрые от слез щеки. У вас куча женщин! Но у него нет, и никогда не было вот такой – маленькой, смешной, наивной, отчаянной и упрямой.

Катюшка всегда приносила радость. Обычно, покидая дом Шурыгина, он долго хранил в памяти каждый ее взгляд, каждый выпад, шалости и смех. Вспоминал, перебирал, усмехался. И к Петру Петровичу отправлялся с удовольствием, потому что впереди была короткая встреча со взбалмошной малявкой… И нянчится с ней он сейчас уж точно не за деньги. Отношения с Шурыгиным и его семьей – это отдельная песня, никак не связанная с платой за труды.

Катя дотронулась до его щеки… Раз, два, три… Что ж, он терпел, сколько мог.

Чуть наклонившись, Егор осторожно, сдерживаясь, коснулся Катюшкиных губ, но выдержки хватило ненадолго. Сжав ее руку, переплетя пальцы, через секунду он целовал ее уже жадно, неотрывно. «Вкусная девочка моя», – пронеслось в голове, и, надеясь встретить хотя бы всплеск сопротивления, он уложил Катю на спину. Но не было никаких преград, способных охладить, остановить. Она шелохнулась, шмыгнула носом и послушно закрыла глаза. И это перечеркнуло оставшиеся «нельзя», понесло вперед с такой скоростью, что в висках застучало….

Первые мгновенья Катюшка контролировала происходящее, но потом голова закружилась, и тело предательски откликнулось на ласку. Она ответила на поцелуй, и от этого стало хорошо, страшно и непонятно. Катя уже не видела Егора, лишь чувствовала, стремилась, боялась. Подобного с ней никогда не случалось, такие эмоции прежде не заполняли душу, не перечеркивали разум и волю, не молили о продолжении… Хватка Егора ослабла, а затем его рука коснулась подбородка, шеи, груди. Тихонько вжикнула молния кофты и на миг стало прохладно, затем его губы обожгли кожу, и Катюшка недовольно нахмурилась – как много на ней ненужной одежды, зачем? Пусть он снимет ее.

– Егор…

Он тут же остановился и, тяжело дыша, вновь вернулся к ее губам.

Но она не против, совсем не против, как объяснить, если сил нет даже на слова…

– Котенок…

«Он не назвал меня малявкой!» – где-то в глубине души подпрыгнул восторг, и улыбка растянулась до ушей.

Почувствовав руку Егора на груди, она заерзала от нетерпения, и он быстро снял бретельку лифчика. Сейчас бы открыть глаза, увидеть выражение его лица, но невозможно… Разве бывает настолько хорошо?

Не бывает.

Вопрос больно ужалил, и тело онемело.

– …ты портишь мои отношения с Сергеем!

– Настоящую любовь ничем не испортишь.

– Ты способен на все!

– Проверим?

Вот он и проверил, да? Катюшка резко оттолкнула Егора, подскочила, кое-как запахнула кофту и уставилась на него с открытой ненавистью.

– Справился, да?! – выдохнула она, гневно сжав кулаки. – Дурак! Ничего у тебя не получится, ясно?!

– Катя, – Егор быстро встал и шагнул к ней.

– Не подходи! – Она предупредительно выставила руку. – Для тебя все способы хороши, лишь бы победить! Ты такой же, как и мой отец! И вообще! Я люблю Сергея! Я с ним сюда приехала, с ним и уеду! – Голос дрожал, в глазах вновь блестели слезы. Кречетов сто лет над ней смеялся и еще столько же будет! Главное для него – выполнить поручение папочки, а на ее чувства – плевать! Дурацкий мир мужчин, в котором нет ничего хорошего! Еще бы понять, отчего Полина в этом ужасном мире чувствует себя комфортно?! А Сергей… а Сергей ее ждет, и она сейчас пойдет и подарит ему особый вечер! Жалко, что ли! И потом, она виновата (хороша, нечего сказать!). Практически падшая женщина! Кошмар! – Дурак! – крикнула Катя напоследок и пулей вылетела из домика.

Егор не бросился за ней, не поймал, не перекинул через плечо, не потащил к машине. Он слишком хорошо ее знал… Холодная улыбка скользнула по губам и исчезла.

– Петр Петрович, уж извините, но ситуация вышла из-под контроля…

* * *

Толстые книги стопками лежали на низких широких полках: без особого порядка, покрытые паутинным слоем пыли. Три маленькие тусклые лампы не столько давали свет, сколько являлись частью декораций, зато свечи горели ярко, призывно, наполняя «Магический салон Рады» ароматами: травяным, горьковато-цитрусовым, медовым, цветочным. Смесь получалась на удивление легкой, волнующей, гармоничной и мягко успокаивала смущенного Шурыгина. «Волшебный» стеклянный шар, возвышающийся на середине стола, бутылочки, баночки, амулеты, черные шторы, потрепанные стулья с неестественно изогнутыми спинками… Все на своих местах, как и прежде.

«Жуткое местечко», – в который раз подумал Петр Петрович и опасливо поглядел на старую Раду.

Ох уж эти визиты вежливости! Одно дело, когда родители, сестры и братья понравившейся девушки – простые смертные (пусть и с ужасным характером!), но как быть, если единственная родственница возлюбленной оказывается практически ведьмой? Не совсем, конечно, почти.

Стопроцентная цыганка, гадалка и… хитрая старуха!

Шурыгин подавил улыбку, потому что «хитрой старухой» он называл Раду из вредности. Уж и помучила она его при первой встрече… натерпелся!

На вид ей лет семьдесят. Дородная, седые волосы, морщины на спокойном лице, достоинство в каждом движении и одновременно мудрая простота – какая старуха?! Пожилая леди? Возможно.

– Спасибо, что пришли, – разливая по чашкам чай, произнесла Рада. – Ждала вас.

«Ждала! – мысленно фыркнул Петр Петрович, не испытывая недовольства. Учитывая историю первого знакомства, ему непременно полагалось раздражаться, и он старательно вживался в роль. – Наверняка утром карты раскинула, трефового короля с дамой пик соединила, чугунной сковородкой сверху придавила – и нет проблем! Гости тут как тут!»

– А мы, честно говоря, к тебе завтра собирались, но потом передумали, – ответила Люба, помешивая тонюсенькой ложкой сахар.

«Ага, – продолжил мысленно возмущаться Петр Петрович, – наколдовала – вот и передумали. И не захочешь – придешь».

– А я сегодня умучилась – целый день народ бестолковый в дверь ломится. И всем привороты да любовь подавай! – махнула рукой Рада.

Шурыгин покраснел, поперхнулся печеньем и закашлял. Быстро восстановив дыхание, он заерзал на стуле и «участливо» поддержал разговор:

– У меня как раз с дочерью сейчас проблемы. Влюбилась и сбежала.

– Младшая, – кивнула старая Рада.

– Да.

Можно было не спрашивать, Люба рассказала или нет? Цыганские штучки, дело понятное!

И вдруг Шурыгина точно иглой кольнуло: недавно он заходил в этот салон с целью узнать будущее Ольги и Никиты, а не спросить ли о Катюшке? Когда закончится эпопея с Сергеем Романенко? Будет море слез или его младшая дочь наконец-то возьмется за ум, перестанет подражать Полине и направит силы на учебу? И еще… расстроена она или нет? Спасибо, Кречетов держит ситуацию под контролем, а то так и до нервного срыва недалеко! Кстати, последний раз он разговаривал с Егором утром.

– Вас что-то беспокоит, Петр Петрович, – загадочно улыбнулась старая Рада, и по спине Шурыгина побежал холодок.

– Может, еще чаю? – заботливо предложила Люба и коснулась пальцами его руки.

Как же она красива, особенно здесь, среди свечей, старинных книг и прочей магической атрибутики. И именно она вместе со своей мудрой бабушкой придает атмосфере салона подлинность – переплетено так много, что и не поймешь, где правда, а где вымысел, где тайна, где чудо, где судьба.

– Нет, спасибо, – ответил он сначала Любе, на миг поймав ее пальцы. – Я уже выпил две чашки, этого более чем достаточно. Очень вкусный чай.

Затем Шурыгин перевел взгляд на Раду и, собрав мужество, выдавил из себя:

– Да, я очень беспокоюсь о младшей дочери. Катюшка – совсем еще ребенок: наивна и немного избалована. И влюбленность эта… Не могли бы вы… – Он внутренне сжался и, решая покончить со сложной темой, трусостью, предвзятостью и многим другим разом, торопливо выпалил: – Не могли бы вы рассказать, что с ней происходит, и главное – чего ждать?

Петр Петрович покосился на Любу, боясь встретить насмешку, но его Эсмеральда с надеждой смотрела на старую Раду.

– Бабушка, – произнесла она строго, – ну ты же можешь…

– Могу, – ответила та и, проворчав: «Вообще-то, у меня рабочий день уже закончился», направилась к одной из полок, на которой лежала ветхая колода карт.

Глава 10

Душа, точно клавиши расстроенного пианино, то отчаянно всхлипывала, то хрипела, то стонала, то счастливо смеялась. Последнее выбивалось из общего трагического настроя, и Катюшка гнала прочь все, что казалось непонятным и удручало еще больше. Любые оправдания, утешения – долой! Ей плохо, она самый несчастный человек во вселенной!

– Дураки и негодяи, – еле сдерживая новый поток слез и ненавидя абсолютно всех мужчин, шипела Катя.

Нос покраснел и распух, губы алели, щеки, наоборот, были бледны и к тому же испачканы потекшей тушью.

«Наверное, я сейчас выгляжу ужасно», – горько подумала она и остановилась. Безобразие, нужно немедленно привести себя в порядок, предстоит «особый вечер» с Сергеем…

– Нет, – отрицательно мотнула головой Катюшка. – Да, – произнесла она, соглашаясь.

Каждое действие Егора прокручивалось в памяти, как на кинопленке, кадры прыгали, дрожали, удивляли, волновали и жгли.

Да как он смел!

«А я папе расскажу, – мстительно решила она, вытирая щеки ладонью и сдувая со лба челку. – И папа Егора убьет!»

Зажмурившись, Катюшка представила картину дуэли: Кречетов в белой рубашке и черных рейтузах в обтяжку, папа тоже в белой рубашке, но рейтузы на нем зеленые. Лес, поляна, хмурые тучи, воздух тяжелый, влажный, с запахом прелой листвы. Секундантов нет – дело спешное, и плевать на правила, зато есть пистолеты, гордость и честь!

– Ты посмел тронуть мою дочь, и теперь готовься к смерти!

– Она была слишком хороша, кто может винить меня за то, что я не устоял перед ее неземной красотой!

– Ты воспользовался ее смятением и наивностью, так умри сейчас же!

– Я ни о чем не жалею!

Бабах! И первая пуля – мимо. Бабах! И вторая пуля тоже мимо.

Нелепость какая-то.

Катюшка недовольно хмыкнула. Нет, никому она ничего не расскажет – невозможно. Егор целовал, ласкал… Это было волшебно… по-настоящему. Улетая в необыкновенную страну, название которой пока неизвестно, она не волновалась о внешнем виде, о словах, о… Да ничто не тревожило сердце. Он и она. А остальное казалось лишним, неважным…

И тем обиднее и больнее!

Думает, справился!

Самоуверенный, наглый болван!

Наверное, веселится сейчас, сравнивает с миллионом других более опытных женщин… Дурак!

Несколько успокоившись, Катя сунула руки в карманы кофты и пошла на берег к воде и лодкам. Глаза красные – нечего ей сейчас встречаться с Сергеем. А Егор скоро поймет, какая она девушка (очаровательная и сексуальная), и перестанет смеяться! И сто раз пожалеет о своем циничном поступке! И ему будет неприятно, потому что она выбрала другого. И сомневаться нечего – у нее есть молодой человек (любимый, между прочим), которому она искренне верна! И естественно, именно Сергея нужно сделать самым счастливым на свете. А всякие Доберманы пусть катятся куда подальше…

Вновь вспомнив прикосновения и поцелуи Егора, Катюшка практически врезалась в Вику.

– Смотри, куда идешь, – равнодушно заметила Вика и уже насмешливо добавила: – Голова, что ли, кружится от избытка чувств?

– Ага, – автоматически ответила Катя и глупо улыбнулась, пытаясь привести мысли в порядок.

– Ну, ясно.

– Что?

Вика оглянулась по сторонам, ковырнула носком спортивной туфли песок, театрально зевнула и чуть наклонила голову набок. Несомненно, ей хотелось развить тему, но она почему-то не могла сделать этого. Во всяком случае, сразу.

– Никак не пойму, ты действительно такая наивная или притворяешься? Кто из вас двоих больше придуривается, а?

Предчувствие очередной беды (чего уж там, бывает ли хуже?) холодом скользнуло по шее. Во рту у Катюшки пересохло, к горлу подкатил ком, в груди судорожно сжался страх. Такое случается, когда стоишь на вершине высоченной горы и решаешь: скатиться или нет? Разум кричит «Сумасшедшая, не надо!», но ты знаешь, что все равно произойдет через несколько секунд… Шаг, еще один – и только ветер свистит в ушах!

И хотя Катюшка догадывалась, что речь пойдет о Сергее, она, учитывая недавнюю сцену с Егором, забеспокоилась и потребовала конкретики.

– Ты о ком?

– Конечно, о Романенко. – Качнувшись на пятках, будто ее тощее тело толкнул порыв ветра, Вика хитро сверкнула глазками и неторопливо, явно растягивая удовольствие, продолжила: – Ты же ничуть не нравишься ему… это он так… мстит Альбинке. Только не говори, что ты верила в неземную любовь, планировала выйти за него замуж и нарожать кучу детей. Смешно!

– Мстит Альбинке… – эхом повторила Катюшка.

– Она дочь богатого бизнесмена, кажется, ее папочка занимается недвижимостью. Красивая, как Вивьен Ли! И еще избалованная и капризная! Сергей втрескался в нее по уши. Полгода у них вроде любовь была, а потом… А потом идиллия превратилась в скукоженный башмак, слишком они разные, да и запросы у Альбины немереные… Обычная история.

– А дальше?

– В конце концов, наигравшись, она, на радость богатенькому папочке, укатила с каким-то успешным адвокатом в Таиланд и сейчас, наверное, греет свои силиконовые сиськи на солнышке.

– А я? – Катюшка задохнулась и почувствовала ноющую боль в сердце.

– А ты точно такая же. Дочь богатого человека. Не Вивьен Ли, конечно, но зато избалованная и капризная, вот он и тешит свое самолюбие, мстит и радуется. Глупо, но зато успокаивает. – Вика едко улыбнулась и прошлась по Кате взглядом с головы до ног. – Да, не Вивьен Ли, – повторила она насмешливо. – И пешую прогулку с чемоданом до турбазы он тебе устроил исключительно из обиды, сюда можно гораздо проще добраться, без марш-бросков по пересеченной местности, и ужин заставил готовить назло, и прочее, прочее, прочее. Сергей представляет, что ты – это она, и развлекается на полную катушку. Я, кстати, сама с ним встречалась четыре года назад, но мы быстро разбежались, оставшись друзьями. Романенко – не мой герой, слишком много амбиций и эгоизма.

Глаза у Катюшки округлились – на нее вмиг обрушилось столько новостей, что невозможно было понять, от чего расстраиваться в первую очередь.

Она не Вивьен Ли.

Какая-то Альбинка была и до сих пор маячит.

Сергей встречался с Викой.

Полтора километра с чемоданом в обнимку без всякой надобности.

И ужин она готовила зря!

И в больнице валялась, как ненужная игрушка! Зайку бросила хозяйка – под дождем остался зайка…

– Я не Вивьен Ли, – еле слышно прошептала Катюшка, оттягивая момент встречи с настоящей проблемой. Чик-трак – и она в домике.

Но спрятаться от правды надолго не получилось: губы задрожали, слезы вновь заблестели в глазах.

Она ему и не нравилась! Ни на минуту! Ни на самую крохотную секундочку! Тащила, как дура, чемодан и варила макароны! А он…

– А я тебя везде ищу, – раздался за спиной голос Сергея.

Вика невинно улыбнулась, скрестила руки на груди и, «не желая мешать влюбленным», направилась к детской площадке.

Катюшка стояла не шевелясь. Отчаянное желание схватить что-нибудь тяжелое, например, весло и шандарахнуть подлого Сергея по башке боролось с желанием просто разрыдаться. Она должна заглянуть в его лживые глаза, должна отыскать в них подтверждение, должна задать вопрос, получить на него ответ и… стать самой несчастной девушкой на свете!

Развернувшись, Катюшка посмотрела на Сергея. Опрятен, красив, доволен собой. Да, веслом треснуть обязательно нужно.

– Кто такая Альбина? – вопрос вырвался сам собой.

– Вика насвистела… – Сергей шумно вздохнул и с раздражением посмотрел вслед бывшей подруге. – Я раньше с ней встречался, а что?

– А я?

– А с тобой я встречаюсь сейчас.

– И я тебе нравлюсь?

– Само собой.

– А до турбазы можно было добраться как-то иначе? Ну, чтобы не тащиться полтора километра с вещами? – Кате трудно было выбрать самый важный вопрос, она автоматически выдавала то, что удавалось выхватить из водоворота мыслей. Но она уже почти не сомневалась: все, что сказала Вика, – чистая правда (ленивое недовольство, напряженная поза Сергея были тому подтверждением).

– В каком смысле?

Их глаза встретились, и все стало абсолютно ясно.

– Ты позвал меня сюда, чтобы… потому что… ты хотел отомстить ей… а тут я… да? – Катюшка закусила нижнюю губу и отчаянно вздернула подбородок. – Отвечай! – крикнула она, старательно сдерживая слезы.

– Поезжай-ка в Москву, – небрежно ответил Сергей. – К своему папочке. А мне нужна женщина, а не капризная сопля.

Весенний зеленый мир в замедленном действии стал рассыпаться на малюсенькие детальки. Вот она, любовь, вот они, мужчины! А она-то поверила, поругалась с отцом, тащила чемодан… и варила макароны! Не надо забывать о макаронах! И колбасой сырокопченой ее попрекали! Скупердяи! И зачем было терпеть, стараться, когда все здесь сразу было чужим?.. Только с приездом Егора она почувствовала себя гораздо лучше, но Кречетов – тот еще Доберман. И вообще! Нет настоящей любви и нет настоящих мужчин! Каждый использует ее в своих целях, им плевать, что у нее есть душа!

– И уеду! Уеду в Москву! – всхлипнула Катюшка и с вызовом посмотрела на Сергея. В этот момент она вдруг поняла, что видит его в последний раз. Отчего так показалось? Странно. Но в последний раз – точно. И никакого сожаления по этому поводу не возникло. Прощай, исчезни, растворись! – Вы мне все надоели! И я возвращаюсь к папе, да!

Больше сдерживаться было невозможно: жалкие слезы потекли по щекам, подмачивая гордость и волю. Теперь сердце заболело сильнее, и не осталось слов на красивый достойный уход. Нет, она не Полина, она не желает видеть этого человека, и пусть ее хоть каждый второй считает маленькой и слабой! Она такая и есть.

Всхлипнув два раза подряд, Катюшка сжала кулаки и бросилась в лес – подальше от бессовестных негодяев и предателей! И подальше от подлого Добермана, который тоже посмеялся над ней.

«Шурыгина, – частенько вздыхал физрук, почесывая лысый затылок, – бег на время кардинально отличается от бега на выносливость, ты же смешиваешь эти понятия и, более того, катастрофически усложняешь дело. Нет, Шурыгина, я не буду стрелять тебе в спину! Не нужно оглядываться и петлять, черт тебя побери!»

* * *

– …если ты пришел сюда с добрым сердцем и чистыми помыслами, – глубокий протяжный голос старой Рады профессионально менялся от слова к слову: затихал, становился громче, манил, отталкивал, – если твои шаги легки, а поступки справедливы, то нить судьбы поведет, потянет за собой, и откроются тайны и истины, которые не давали покоя, которые пока тщетно пытался постичь разум…

– Извините, – осторожно перебил Петр Петрович, опасаясь навлечь на себя немилость, – а нельзя ли без этого… я, если честно, не готов… м-м-м… слишком уж серьезно… извините еще раз…

– Бабушка! – с упреком выдохнула Люба, поднимаясь со стула. Она встала за спиной Шурыгина и в знак поддержки положила руки ему на плечи. – Мы и так тебе верим.

Улыбнувшись, Люба просительно приподняла тонкие черные брови. «Бабушка, не мучай его, пожалуйста…»

Но что значит «не мучай»?! А как же удовольствие от проделанной работы? А как же тень на плетень? Да и хочется понервировать этого, в общем-то, хорошего человека. Дорога ему Люба, и всю жизнь над ней трястись будет, не обидит, утешит, если понадобится, но… Рада разочарованно насупилась и подчеркнуто недовольно принялась раскладывать карты перед собой. Должна же она немного повредничать – ей, между прочим, по рангу положено! А еще нужно отвлечь Петра Петровича Шурыгина, запутать, сбить с дороги, потому что предчувствия никогда не обманывают – стоило взять колоду, как по рукам побежала дрожь. Неспроста это. Ох, Катюшка, и куда же завела тебя Судьба?.. Отчего огни свечей прыгают, отчего «рубашки» карт сливаются в причудливый узор?

«Она куда-то бежит», – подумала Рада и, тряхнув головой, метнула быстрый взгляд на Любу. Но внучка смотрела чуть в сторону, точно боялась угадать плохое.

– Надеюсь, с Катей все в порядке, – приободрил себя Петр Петрович и машинально ослабил узел галстука. – За ней приглядывает Егор – частный детектив, он всегда мне помогает в затруднительных ситуациях.

– Потенциальный жених, значит, – припечатала Рада, пряча иронию.

– Что? А нет! Он не в том смысле, – махнул рукой Шурыгин и тут же радостно расслабился. Ошибочный намек «старой ведьмы» снимал налет мистики с происходящего, а с души – легкий страх перед неизвестностью. Свечи, книги, лампы, да тут даже у самого закоренелого скептика волосы дыбом встанут! – Мы давно знаем друг друга, и Егору я всецело доверяю, – добавил Петр Петрович.

Если бы на него столь сильно не давила обстановка магического салона и если бы не мешало волнение, он бы почувствовал, как напряглись руки Любы, в ее торопливом поглаживании он угадал бы тревогу и участие.

Рада быстро перевернула несколько карт и подалась вперед.

Петр Петрович тоже вытянул шею, хотя комбинация шестерок, десяток, королей и тузов ему ни о чем не могла рассказать.

Еще движение – и пять следующих карт перевернуты.

– Бабушка, что там? – первой не утерпела Люба.

– Дело ясное, – важно кивнула Рада в сторону четырех карт с изображением молодых мужчин: трое лежали с одной стороны, а один – с другой. – Кружат вороны, кружат…

– Я так и знал! – Петр Петрович хлопнул ладонью по столу. – Мне этот Романенко сразу не понравился! Куда он потащил Катю? Зачем? То есть я понимаю, зачем, но как он мог!

– Бабушка, пожалуйста, подробнее, – попросила Люба.

– Тот, с кем твоя дочь уехала, плохой человек. Ни души, ни добра, ни света, – отодвинув левее блюдце с чашкой, твердо начала Рада. – Он использует Катю в своих целях, утешает давние горести. Здесь место надеждам, метаниям и слезам, будет отчаяние и боль.

Петр Петрович потянулся к мобильнику:

– Так, пусть немедленно возвращается домой! А этому негодяю я уши оборву!

– Поздно рвать уши, – фыркнула Рада и тут же пожалела о вырвавшихся словах, рассказывать все она не собиралась. Судьба Катюшки Шурыгиной лежала лицевой стороной вверх: тропинки бежали в разные стороны, кружили, переплетались, разветвлялись, замедляли ход и вместе с тем вели в одну точку… Не вмешиваться. Ни в коем случае не вмешиваться.

– Почему? – настороженно поинтересовался Петр Петрович.

– Катя уже сама разобралась. Смотрите внимательно: вот эта дорога изменила направление…

– Хм, откуда вы знаете?

– Десятка рядом с шестеркой, – многозначительно ответила Рада.

Эту «волшебную» колоду карт он видел ранее – особенная колода, пухлая и картинок полно непонятных, а лица словно «живые». Разное мерещится. И не валеты это, а хрен знает кто! Мутит чего-то цыганка-гадалка, ох, мутит…

– Если бабушка сказала, значит, так и есть, – не без гордости произнесла Люба и улыбнулась.

Петр Петрович поднял голову и посмотрел на нее с благодарностью – поддержка дорогого человека сейчас была так нужна! Еще полтора месяца назад он и представить не мог, что обстоятельства приведут его в магический салон к гадалке – иногда жизнь преподносит удивительные сюрпризы, и часто они приятны.

Какая же Катюшка молодец, что послала Сергея Романенко подальше! Разобралась его любимая малышка вполне самостоятельно. Вот только слезы… Ну ничего, это даже полезно, в следующий раз будет взвешивать свои решения, а то полетела неизвестно куда, неизвестно с кем…

– А дальше? – тихо спросил Петр Петрович.

«Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – мрачно подумала Рада, прикидывая, как бы поскорее закончить разговор. Не любила она гадать близким людям, а сейчас и подавно не хотела этого делать. – А дальше туча черная…» Молча собрав карты, она положила колоду на бархатную скатерть и легким щелчком нарушила порядок – картонки заскользили, выстраиваясь в ровную дорожку.

– Третья, четвертая и восьмая, – приказала она.

Шурыгин взял и перевернул каждую названную, но Рада на картинки посмотрела лишь мельком. Протянув руку, она коснулась его запястья и замерла.

– Что? – настороженно спросил Петр Петрович.

– Я скажу тебе, чего ждать, скажу, как умею, но объяснений не жди, знания в данном случае не всегда к месту.

– Хорошо.

– Дочь твоя сейчас бежит навстречу счастью и несчастью, ее душа трепещет от обиды и радости. Она отказывается от того, что уже невозможно отдать, ей не потерять своего и не найти чужого. Давно пересеклись пути, но стрелки часов были неторопливы, они ждали того самого часа, той самой минуты. Судьбу не изменить – сети расставлены и нет пути назад… Кружат вороны, осторожничают, крылья сложить не могут, чуют добычу, но волк рычит и рвет когти. Он пойдет по следу, злой, опасный, он возьмет то, что принадлежит только ему, и… – Старая Рада коротко улыбнулась. – Еще чаю не хотите, Петр Петрович?

Ошарашенный, Шурыгин перевел взгляд на карты и посмотрел на них уже с болезненным интересом. Услышанное странно тлело в памяти: вроде слова и были, но ускользали – почему, отчего?.. Три валета (или как называются эти картинки? кто ж разберет!): один – красной масти и два – черной. Радует, что их стало меньше. Уже легче.

Но этот красный кого-то напоминает… Острый взгляд и насмешливая улыбка.

Какие там вороны кружат, чья эта карта?

* * *

Перепрыгнув через корягу, Катюшка понеслась дальше. Тропинка давно осталась позади. Ее это ничуть не беспокоило, наоборот, желание спрятаться, отгородиться от всяких «добрых» Вик, равнодушных Костиков, лживых Сергеев и циничных Егоров настойчиво толкало в глубь леса. Ей даже хотелось заблудиться – пусть ищут! А завтра утром она уедет в Москву – к папе! Получите, получите, получите!

Споткнувшись, Катя инстинктивно вытянула руки вперед и удачно спилотировала на траву. Так, не шевелясь, сочувствуя себе изо всех сил, она пролежала минуту. Затем раздался хруст веток и тяжелые шаги. Не успев испугаться, Катюшка сделала резкую попытку перевернуться на спину – лицом к кронам деревьев и звездному небу, и, к своему изумлению, увидела лишь темную фигуру и лохматую, как шерсть бездомной дворняги, тряпку.

– Ковыляй сюда, гипертоник! – раздался незнакомый насмешливый голос, и поджилки, как им положено, затряслись.

Глава 11

Звонок мобильника застал Шурыгина в ванной – остатки геля для бритья на подбородке, полотенце по старой привычке перекинуто через плечо. Торопиться не хочется. Зачем? У нормальных людей – еще здоровый сон! Первомай удачно попал на выходной, а в таких случаях в понедельник офисы бывают пусты. Нет, конечно, он поедет на работу, вот только сегодня – никакого трудоголизма! Запрещено. Еще свежи воспоминания о вчерашнем вечере (он целовал, бесконечно целовал Любу…), и сердце приятно ноет от избытка чувств.

Номер определился – Катюшка. Петр Петрович улыбнулся и, настраиваясь на очередной строгий разговор, кашлянул. «Ладно, я уже не сержусь, надеюсь, Егор привезет тебя домой сегодня или завтра. И больше никаких глупостей!»

– Да, – произнес он, стирая краем полотенца гель для бритья.

– Доброе утро, – раздался в ответ едкий неприятный голос. – Как поживаете?

– Вы кто?

– Не волнуйтесь, сейчас я все объясню.

«Кружат, кружат вороны…» – пронеслось в голове Шурыгина, и Петр Петрович замер, предчувствуя беду. Да и как можно было не предчувствовать, когда мобильник Катюшки находился в руках совершенно незнакомого человека!

– Вы кто? – повторил Петр Петрович ледяным тоном.

– Пожалуй, я не буду отвечать на этот вопрос. – Короткий смешок и еле слышный шорох. – Но причину своего звонка я с удовольствием объясню. Ваша дочь Катя похищена и в данный момент находится в надежном месте. Не волнуйтесь, с ней все в порядке – ей не причинят вреда, если вы, конечно, будете благоразумны.

– Чего вы хотите? – резко спросил Шурыгин, метнув взгляд на часы. Нет, это не страшный сон и не розыгрыш, его малышка попала в беду. Нельзя паниковать и суетиться, нужны силы, терпение и холодный рассудок. Невозможно!

– Естественно, денег.

– Сколько?

– Об этом я сообщу позже. А пока, пожалуйста, не делайте того, что может меня огорчить. Не будем расстраивать друг друга, – судя по голосу, незнакомец заторопился. – Забудьте про милицию и не выезжайте из города. В ближайшее время я позвоню.

Гудки, гудки, гудки…

В жизни Шурыгина случались сложные ситуации, но эта по праву заняла бы первую строчку рейтинга. В глазах потемнело, и Петр Петрович машинально схватился за спинку стула. Удивительно, но он оказался готов к разговору – никаких необдуманных слов, никакой истерики. Хорошо, что поверил сразу, не бросил трубку или не наделал лишнего. «Кружат, кружат вороны…» – будто Рада направила по верной дороге, помогла справиться с первым ударом. Что же еще говорила старая гадалка? В голове – каша! Катюшка…

Шурыгин рухнул на стул и быстро набрал номер Егора. Чем Кречетов занят? Какого черта! Что ему известно? Невероятно, как такое могло произойти у частного детектива под носом?!

– Доброе утро, Петр Петрович, – раздался хриплый голос Егора.

– Ты еще спишь?

– Поздно лег.

– И чем ты занимался?

Но ответ интересовал Шурыгина мало (мысли скакали, точно взбесившиеся мустанги). Петр Петрович собирался с духом, чтобы сказать: «Катю похитили», но никак не получалось.

Ясно: Кречетов ничего не знает. Очень хотелось найти виновного, заорать, сорвать злость, разбить что-нибудь!

– Не поверите, но первый раз в жизни меня измучила бессонница.

– Катю похитили, – наконец тихо произнес Петр Петрович и добавил: – Мне велели оставаться в Москве.

* * *

Бу-бух! Сергей Романенко с такой силой впечатался в стену бытовки, что ребра испуганно заныли – еще удар, и они превратятся в детальки из набора «Сделай сам». «Чокнутая семейка, и детектив этот тоже чокнутый!»

– Когда ты последний раз видел Катю? – резанул Егор, щурясь.

– Вчера! – выдохнул Сергей и сделал неудачную попытку убрать руки Кречетова со своей спортивной кофты. Грудь сдавило так, что дышать он уже не мог.

– Где она ночевала?

– А я откуда знаю?!

– Ты привез ее сюда и, значит, должен знать!

– Я не нанимался скакать вокруг каждой…

Глаза Егора сверкнули гневным огнем, Сергей поежился и мгновенно пожалел о сказанном. Одно дело развлекаться с «папенькиной дочкой», другое – противостоять сыщику, у которого наверняка есть разрешение на ношение оружия. И зачем он только связался с этой девчонкой!

– Почему Катя не ночевала в доме? – холодно спросил Егор.

– Мы поругались, она убежала.

– В какую сторону?

– В лес, – Сергей махнул рукой, показывая направление. – А ее на берегу нет? Ничего, вернется, – стараясь сохранить лицо, почти ровно добавил он. – Люди ссорятся-мирятся, это обычно никого не волнует.

– Ошибаешься. Меня волнует все, что с ней происходит! – Егор тряхнул Романенко еще раз и тут же с раздражением отступил. Нельзя поддаваться эмоциям и попусту тратить время. – Что на Кате было надето, когда вы виделись в последний раз?

– Бело-розовая футболка, или рубашка, или кофта, – натянуто перебрал варианты Сергей.

– Значит, не успела переодеться.

– Да заснула небось где-нибудь, может, у Вики спросить?

Но Егор не удостоил Романенко ответом. Развернулся и широко зашагал к лесу. Нужно было еще вчера увезти Катюшку обратно в Москву, этого бы не случилось. Но он не хотел насильно – с обидой и ненавистью в ее глазах. Он и так испугал, смутил, смял чувства маленького котенка. Если б знать, если б вернуть вчерашний вечер…

Бело-розовая кофта, именно на ней он расстегивал молнию, тоненькая бретелька лифчика и робкий Катюшкин вздох… Не уберег, не согрел, не спас.

Егор сжал зубы и пошел быстрее. Необходимо отбросить боль, вину, злость и вернуться к прежнему состоянию – сосредоточиться и просто работать. Ничего личного, никаких слабостей, только тогда он найдет ее. Следы есть всегда, но их нужно увидеть и прочитать.

Почему Катю похитили именно здесь? Удобно? Да. Но кто знал, что она собралась на Валдай? Вернуться и хорошенько тряхнуть Романенко? А если это он? Нет, кишка тонка. И друзья его ни при чем.

Возможно, ее просто вели от Москвы и подвернулся удачный момент. Да, похоже. Тогда далеко не увезут, смысла нет и опасно. Сейчас бы собаку – хорошо обученную овчарку…

У похитителя (а один ли он?) – Катин телефон, по которому будут вестись переговоры. Мобильник необходимо заряжать. На сколько его хватит? Если часто не пользоваться, то надолго. И зарядного устройства нет… или есть под рукой подходящее? Об этом позже. Шурыгину нельзя никуда ехать, пусть дома сидит… Обращаться ли за помощью к местным оперативникам? А где они? Найти, вообще-то, не проблема, но стоит ли? Нет, не сейчас. В любом случае они далеко, да и пока непонятно, кто враг – слабый, сильный? Если Катюшку давно вели, то дело дрянь.

Егор набрал номер Шурыгина и, особо не надеясь на хорошие новости, спросил:

– Ну что?

– Пока тихо, – сухо ответил Петр Петрович.

– Романенко ничего не знает, они поругались вечером.

– С ней все в порядке, я чувствую, с ней все в порядке.

– Да, – ответил Егор, коротко простился, прервал разговор и огляделся по сторонам. В глаза не бросались сломанные ветки или примятая трава – обычная поляна, кусты, деревья.

Невозможно прочесать лес вдоль и поперек, на это нет времени.

«Где ты, Катя?»

Да, он опять ее ищет, но на этот раз все гораздо сложнее.

«Держись, котенок, держись!»

* * *

– Андрей, подъем!

– Дорогая, убей будильник – сегодня выходной.

– Мы едем на Валдай!

– Ты решила открыть еще один салон поближе к минеральным источникам? Или твой отец опять на что-то осерчал и отправляет нас в ссылку? Я не согласен. Прошлую неделю мы вели себя прилично и не заслужили такого сурового наказания…

– Хватит шутить! Катюшку похитили!

Андрей открыл глаза и встретил взволнованный и решительный взгляд Полины. Откинув тонкое одеяло, он сел и свесил ноги с кровати.

– Так. Валдай… Катя… У нее там парень какой-то? Дорогая, успокойся!

– Папа звонил. Катю похитили, Егор ее ищет. А эта скотина…

– …ее парень, – уточнил Андрей.

– Да! Эта скотина вообще ни о чем не переживает! О-о-о, как я хочу его уничтожить! Стереть с лица земли!

– Не проблема. Едем.

Полина кивнула, гневно фыркнула и быстро направилась к двери.

– Я возьму только самое необходимое, – бросила она торопливо. – И не вмешивайся, когда я буду дробить Сергея Романенко на маленькие кусочки!

– Ну что ты, дорогая, – потер колючую щеку Андрей, – в такие моменты я даже боюсь к тебе подходить.

* * *

– Никита, вставай!

– Малыш, я тоже тебя очень хочу… Иди сюда, моя любимая девочка…

– О чем ты? О нет! То есть… Прошу тебя, вставай!

– Сегодня выходной, и мы, бесспорно, должны провести его с толком…

– Мы едем на Валдай. Немедленно!

– Куда? Это идея твоего или моего отца? Или они опять хорошенько посовещались вдвоем? – Никита лениво перевернулся на спину и улыбнулся. – Объясни им, что у нас все в порядке и мы, конечно же, в самое ближайшее время подумаем о детях – экология и здесь не подкачает.

– Катю похитили, папа звонил.

– Но она вроде отдыхает со своим парнем… – Никита нахмурился, поднялся и посмотрел на Олю. – Ты же сама говорила…

– Да, говорила. И еще я говорила, что он отъявленный негодяй! Катя мала, доверчива, а он воспользовался ее наивностью. Двадцать один год – это не так уж и много. Нужно было сразу за ней ехать!

– Подожди, успокойся, сейчас быстро соберемся, поедем на озера и порубаем всех к чертовой матери! Как зовут того парня?

– Сергей Романенко. Но, кажется, он непричастен к похищению… – Оля покачала головой, и в ее глазах мелькнули слезы. – А может, все не слишком плохо? Может, я неправильно поняла?

– Малыш, разберемся на месте, и позвони Полине, она наверняка знает подробности.

– А Романенко?

– Убью, как и обещал.

* * *

Павел хлебнул горячего чая, вытянул ноги, откинулся на спинку стула и зевнул. Равнодушно осмотрел старые деревянные балки, стены с облупившейся краской, выцветший календарь за 1983 год, кособокую скамью и остановился взглядом на приунывшем напарнике.

– Ну и что у нас сегодня болит? – насмешливо поинтересовался Павел. – О чем нынче вещает медицинская энциклопедия? Желтуха, дальтонизм, кривошея или банальный аппендицит?

– Совесть болит, – буркнул в ответ Степан и бросил в широкую, пожелтевшую от старости пиалу кубик сахара. Уставившись на темные круги, он нервно задергал носом, точно пытался без помощи рук прогнать несуществующую муху. – Может, девчонке чего надо, а? Может, отпустим, а?

– Ты чё, сдурел? А ну-ка открой нужную страницу и почитай про воспаление мозга, – Павел засмеялся собственной шутке. – Ты лучше бы подумал, сколько денег срубить с ее папаши, чтоб не прогадать и не заломить лишнего. Чем быстрее мы решим все вопросы, тем лучше. Это сейчас Шурыгин в панике и готов выполнять наши требования, а потом наверняка о родной милиции вспомнит. Короче, сколько нам нужно? Я предлагаю двести тысяч баксов… или в евро брать?

– Ты как хочешь, только давай побыстрее, – вжал голову в плечи Степан.

– А не мало?

– Нет, даже много.

– Я раньше хотел триста тысяч, но передумал. Лучше потом еще кого-нибудь похитим, как считаешь?

Степан, поперхнувшись кусочком хлеба, округлил от ужаса глаза. Перспектива стать профессиональным бандюганом его ничуть не прельщала. Более того, последние дни он думал только об одном: как вернуться к Раисе Антоновне (позвонить, написать письмо с извинениями и обещаниями или поехать и бухнуться в ноги? или устроить «случайную» встречу в ее любимом продуктовом магазине?). Он уже и сам готов стирать собственные вещи, и никаких бессовестных Нинель в его жизни больше не будет!

– Я требую нормального питания! – вдруг неожиданно для себя пискнул Степан. – Трехразового питания! И по ночам холодно!

– Пойди девчонку проверь, – недовольно поморщился Павел, игнорируя привычную истерику напарника.

– Не пойду.

– Почему?

– Я ее боюсь.

– Ты мне это, Тяпа, брось, – Павел вздохнул и сел ровнее. – Тебе с ней здесь куковать, а не мне.

– В каком смысле?

– Я сейчас позвоню Шурыгину и договорюсь о сумме, хотя ясно, что он на любую согласится, потом мне придется ехать за деньгами, а ты останешься здесь с нашей золотой курицей. Тьфу, то есть с курицей, несущей золотые яйца. Понятно? Все же остановимся на двухстах тысячах долларов… или евро? Маловато, зато сразу и без проблем. Для Короля Алкоголя – это ерунда! Он и возню устраивать не станет! Ты почему молчишь, Тяпа? Помощи от тебя – ноль. У меня голова уже опухла, а ты с утра до ночи строение скелета изучаешь. Найдут тебя археологи через пятьсот лет и изучат, не беспокойся, и диагнозы поставят будь здоров! – Павел вновь засмеялся и потянулся к хромой табуретке за сигаретами. – Как бы с деньгами разобраться? Где устроить передачу? Может, пень какой рядом с трассой пометить, а самому в кустах посидеть? Тут уж верняк! Никаких ментов Шурыгин за деревьями не спрячет. Я-то раньше в Москве планировал встречу, кто ж знал, что судьба на Валдай забросит. А все же девчонка молодец, здорово нам помогла – и от папочки подальше уехала, и в лес погулять пошла… Тяпа, я с тобой разговариваю, чего молчишь?

Нервы Степана в тот момент напоминали сохнущее на ветру белье – в груди колыхалось и тряслось так, что, казалось, вот-вот ноги оторвутся от земли и тело унесется к облакам. Нет, он не согласен! Нет, он не готов! Будь проклят тот день, когда он встретил Нинель, когда ее пышные формы помутили разум! А также пусть будут прокляты дни, когда черные носки попадали не в ту корзину, а на столе оставались коричневые круги от чашки. Степан поднял пиалу и посмотрел на свеженький круг. Вскочив, он тут же схватил первую попавшуюся тряпку и молниеносно стер след, напоминающий о былых промахах.

О, если бы можно было, он бы исправил ошибки: носочек к носочку и плюс добропорядочная жизнь скромного монаха. Водоворот Пашкиных поступков настойчиво тянет на дно, и вода уже подступает к горлу! Остаться наедине с девчонкой (и кто ее только в лес тащил? ловила бы рыбу)! Он старый больной человек и подобных испытаний не выдержит! А если она захочет пить, есть или в туалет? А если она на него нападет, свяжет и бросит в лесу одного? Или того хуже, оттащит в милицию? Да он вообще вряд ли когда-нибудь найдет силы и смелость просто подойти к Кате Шурыгиной.

– У меня самоотвод, – официально произнес Степан, прислушиваясь к учащенному сердцебиению. – Самоотвод по состоянию здоровья.

– Да куда ж ты денешься, Тяпа, – усмехнулся Павел, – мы с тобой теперь в одной связке.

– А если сюда явится ее парень? Тот, с которым она приехала? Придет и треснет меня по голове какой-нибудь дубиной. – Голос Степана дрогнул: эту картину он представил детально во всех подробностях. – Черепно-мозговая травма, сотрясение мозга… – Он схватился за спасительную энциклопедию и зашелестел страницами.

– Ого, да ты герой! Ее дружок-то совершенно выпал у меня из головы. Сейчас позвоню Шурыгину – пусть «наш папочка» готовит деньги и убирает с дороги кого следует. А дежурить тебе около девчонки придется, если ты, конечно, хочешь, чтобы история первого похищения наконец-то закончилась… – Смерив Степана многозначительным взглядом, Павел встал и вынул из кармана Катин мобильник.

– Мы договаривались только на один раз!

– Аппетит растет во время еды. Ты невнимательно читаешь свою энциклопедию, глянь про аппетит, уверен, ты узнаешь много интересного. Я к деревне, здесь связь плохая, а ты навести девчонку, как там она поживает.

– Но…

– Не гунди, Тяпа.

Павел вышел, скрипнув дверью, а Степан поджал ноги под стул. История первого похищения… Кошмар!

Проведя резко вспотевшими ладонями по коленям, он зажмурился и искренне произнес:

– Раиса Антоновна, я больше так никогда не буду, возьмите меня обратно.

Глава 12

К баньке Степан шел крадучись, постоянно оглядываясь, тяжело вздыхая. И что за наказание такое! Почему именно он должен сторожить девчонку? Павел кашу заварил, вот пусть сам и расхлебывает. И деньги пусть себе оставляет, и в тюрьму потом садится. Непонятно, зачем ему вообще понадобился напарник?

– Муки-то какие я принимаю, – простонал Степан, представляя зал суда и шеренгу разгневанных присяжных. – Наверняка самый большой срок дадут и на здоровье не посмотрят.

А если у Кати Шурыгиной хорошая память на лица? Составят потом фоторобот и обклеят серыми бумажками всю Москву, Раиса Антоновна пойдет за хлебом и увидит. Конечно, похожих людей много, и найти иголку в стоге сена затруднительно, но, если верить детективным историям, преступника обычно губит излишняя уверенность в себе, а еще случай. Повезло – не повезло. И очень часто не везет.

– Может, голову чем-нибудь обмотать? – вслух задумался Степан и замер, осознав, что уже давно стоит перед дверью баньки, и если Катя Шурыгина не поленилась найти какую-нибудь самую маленькую щелку, то… – Уф, – только и смог он выдать и тут же прислонился спиной к бревенчатой стене.

Надо бы с девчонкой о чем-нибудь поговорить. Жива ли? Или хочет чего? Нет, он не собирается выполнять все ее капризы! Кто тут похититель, а кто похищенный? Степан, пытаясь взбодриться и погасить страх, гордо выпрямил спину. Но по-человечески он мог бы немного облегчить ее страдания. И потом на суде она обязательно должна сказать, что он был учтив и заботлив.

И жалко ее, бедолагу, томится под замком безвинно.

Пытаясь обозначить свое присутствие, Степан кашлянул.

Тишина.

– Гхм, – издал он, прислушиваясь. – Гхм, гхм!

Тишина.

– Екатерина… э-э… как вы себя… э-э… чувствуете?

Тишина.

– Есть ли у вас… это… как его… какие-нибудь просьбы?

Тишина.

А вдруг у нее тоже случаются приступы клаустрофобии? Сердце начинает частить, воздух кажется тяжелым с металлическим привкусом, горло перехватывает, и до удушья остаются считаные минуты… На лбу Степана выступили капельки холодного пота. Сглотнув и нервно пригладив рыжие волосы, он отлип от стены, встал точно напротив узкой двери баньки и подался вперед. Девчонку-то, возможно, нужно спасать!

– Екатерина, отзовитесь! Кхе… кхе… Воды не требуется?

– Да пошли вы, сволочи!!! – шандарахнул гневный ответ.

«Нет у нее никакой клаустрофобии», – с огорчением подумал Степан, теряя в лице Екатерины Шурыгиной «сестру по болезни». Голос звонкий. Тахикардия? Вряд ли. Жива, бодра и сердится. И к тому же послала его куда подальше… Негодяй, мол, плохой человек, похитил и заточил в башню, столкнул нос к носу с тяжелыми бытовыми условиями, лишил дома, семьи…

– Выпустите меня немедленно! Иначе я разберу эту халупу на бревнышки! Гады!

– Ну и молодежь пошла, а с виду нормальная, спокойная… – прошептал Степан, опасливо отступая на шаг. Но, с другой стороны, девочку понять можно, вот только лучше бы она была тихой и несчастной. – Э… как ваше самочувствие? – погромче спросил он.

– Плохо!

– Но… что-нибудь нужно?

– Да!

– А что именно?

– Туалет!

Уши Степана заалели, точно флажки на демонстрации.

– Но-о-о… у вас же есть ведро… в уголочке стоит…

– Вот сами в ведро и…

– Хорошо, я понял, – торопливо ответил Степан и вжал голову в плечи. Именно этого он и боялся: Екатерина Шурыгина под разными предлогами начнет проситься на свободу, а он будет вынужден отказывать. Ужасное, ужасное напряжение для нервной системы! Предынсультное состояние. Бессовестная девчонка – есть же ведро! Зеленое, почти новое! – Вы, барышня, слишком многого хотите. Я не собираюсь выполнять все ваши пожелания. Имейте совесть…

– Вы же сами спросили: чего я хочу, – раздался резкий голос «заключенной».

– Спросил, – нехотя согласился Степан, изучая лепешку лишайника, удобно устроившуюся на нижней доске двери. – Но… вы должны понимать…

– А теперь я хочу есть!

– Э…

– А потом я опять захочу в туалет!

– Но…

– А затем опять есть! Негодяй! Отпусти меня, а то хуже будет! Мой папа вас всех убьет!

Лоб Степана вновь покрылся холодным потом. Струйка потекла по виску, щеке и, шлепнувшись на ткань тонкой рубашки, превратилась в маленькую, но довольно некрасивую кляксу. Он уже совершенно запутался: кто из них плохой, кто хороший, кого нужно жалеть, кому оказывать помощь… Должен он сейчас злиться или нет? И двухсот тысяч долларов за такое «чудо» не мало ли? Или им самим еще придется заплатить, чтобы папочка забрал любимую дочку?

– Избалованная девчонка, – насупился Степан, старательно выращивая в душе гнев. Пух! – проклюнулся первый робкий росток и уверенно потянулся вверх, набирая силу. Но уже через несколько секунд листочки задрожали, стебелек ослаб, и на месте гордого побега осталась лишь сморщенная потемневшая закорючка. Не получается сделать из Екатерины Шурыгиной виноватую. Никак не получается.

– Там хлеб и сушки в пакете, – торопливо начал Степан, вытирая ладонью пот с лица, – и бутылка с водой на полу.

– И ведро ваше вонючее рядом!

– Почему вонючее? Почти новое.

– А вы в него нужду не справляли? – Голос «заключенной» на этот раз был озабоченно-деловитым.

– Нет, что вы! – замотал головой Степан. – Это ваше личное ведро! То есть личный туалет.

– Ладно, – донесся спокойный ответ. – А вы кто?

– Похититель, наверное…

– Толстый или худой?

– А?

– Вы тот, что пониже и потолще, или тот, что повыше и похудее?

– Потолще, потолще! – отчаянно выпалил Степан, клятвенно прижимая руки к груди. – Рыжий! И уши немного торчат!

Только бы его не перепутали с Павлом – это обидно и даже несправедливо. У них же нет ничего общего! «Я и оказался-то здесь случайно, по недоразумению, и мыслей о подобном злодеянии у меня никогда не было. И в тюрьму я не хочу!»

Но тут Степан запоздало понял, что в уточнениях зашел слишком далеко, осталось только паспорт девчонке показать, и все – сушите сухари, собирайте вещи.

– А может, я и не толстый! – выдал он, отрекаясь от ранее сказанных слов. – И волосы у меня черные! И уши… – «Какими же бывают уши?» – И уши… небольшие… овальные!

– И борода синяя!

– Что?

На миг воцарилась тишина, а затем из баньки вырвался такой надрывный и оглушительный крик, что в «овальных» ушах Степана зазвенело.

– Откройте дверь! Откройте дверь немедленно!!! Мой папа все равно вас найдет и убьет!!!

* * *

Разговором с Шурыгиным Павел остался доволен – Король Алкоголя готов в ближайшее время передать кругленькую сумму, да и жениха дочки с турбазы уберет, чтобы не нервировал и не отвлекал. Пока все складывается удачно, без серьезных проблем. Легкая добыча! Необходимо найти место для операции «Здравствуйте, долгожданные двести тысяч баксов» – и ура новой жизни! Хотя и сейчас можно расслабиться и помечтать.

Степану – пятьдесят тысяч – большего этот тяжелобольной не заслуживает. Да и зачем ему деньги? Валидол и валерьянка не так уж и дорого стоят, а народные средства, зверобой и крапива, вообще обходятся даром – рви, суши и тщательно пережевывай на ужин. Ха! Павел поддал ногой камень и широко улыбнулся. Дурак Степан, и вылечить его дурью башку невозможно. Да и надо ли? Удобный напарник, трус, правда, редкостный, но и в этом есть свои плюсы.

А денег после дележа останется не так уж и много. Нужна машина. Эх, не разгуляешься!

– Плевать, – хмыкнул Павел, выходя из леса на трассу. Катя Шурыгина – это лишь пробный шар, будут потом и дорогущие машины, и костюмы, и запонки с бриллиантами, и сексуальные девушки, похожие на голливудских звезд.

Павел огляделся, цепко изучил каждый куст и неторопливо пошел вдоль дороги. Лучше пусть Шурыгин оставит деньги где-нибудь здесь – нет, не с краю, а… Вот отличный полосатый столб, на нем табличка, рядом старый рекламный щит с куском оранжевого плаката и левее корявая береза… Такое место с другим не спутаешь. И удобно наблюдать за происходящим. Шурыгин должен подъехать, оставить сумку с деньгами, а затем пусть катится в Москву – просто и надежно.

Воодушевленный, Павел резко свернул от столба обратно к лесу и принялся считать широкие шаги. Если идти прямо, а папочка девчонки с пути уж точно не собьется, то приблизительно через двадцать пять метров будет большое поваленное дерево.

– Неплохо, – прокомментировал Павел, потирая руки. – Здесь пусть сумку и оставит. Теперь бы уточнить координаты и на всякий случай еще раз посчитать шаги… Отличное местечко, и с дороги не просматривается.

Присев на поваленное дерево, Павел тщательно пригладил волосы, стряхнул с джинсов засохший лист, шумно вздохнул и представил огромную кучу денег. Шуршат, шуршат бумажки, зовут, манят…

* * *

– …немедленно откройте! Слышите?! Откройте!

Из последних сил Катюшка громыхнула кулаком о дверь, закусила нижнюю губу, топнула ногой и вернулась на скамейку, застеленную комковатым буро-зеленым одеялом.

– В тон ведру, что ли, подбирали, – сердито буркнула она и сверкнула карими глазами в сторону заколоченного окошка. Приступ гнева прошел, и теперь хотелось горько плакать. Нет, она не смелая, вовсе не смелая и очень боится того высокого парня, который вчера сунул ей мокрую вонючую тряпку в лицо… Идиот! Книжек начитался, что ли, или фильмов насмотрелся? Никакого парализующего действия тряпка не произвела (ясно же, рассчитывали на это), а вот запах от нее шел ужасный – кислый, тухлый.

– Фу-у-у, – тихо протянула Катюшка и сморщилась от воспоминаний.

Она сразу поняла – нужно «терять сознание». Не драться и кусаться, а притвориться обыкновенным мешком с картошкой. Может, позже получится вырваться или удастся подслушать разговор – с двумя мужчинами разве ей справиться? Но тащили ее так, что о побеге не могло быть и речи. Худой радовался, толстый охал – непонятная парочка. А еще от страха тело стало каменным, и со стороны она наверняка походила на большую пластмассовую куклу.

– Эй! – перебил ее мысли обеспокоенный голос врага. – Вы почему кричать перестали? Хм… Вы как себя чувствуете?..

Он издевается или просто сумасшедший? А как бы он себя чувствовал взаперти?

Интересно, как там папа, Полина, Оля, Андрей, Никита…

Раз похитили, значит, денег попросят… Эх, все расстроятся, заволнуются и бросятся ее спасать. Катюшка тут же представила, как кружат над лесом вертолеты, как спецназ прочесывает каждый километр, как громко вырывается из мегафона: «Всем оставаться на местах, сопротивление бесполезно! Лечь на землю, руки за голову… Екатерина Шурыгина, вы свободны!»

– Не молчите, скажите что-нибудь… – вновь донеслось из-за двери. – Вода есть? А хлеб не кончился? Ау-у-у…

Катюшка покрутила пальцем у виска, подтянула ноги и обхватила руками коленки.

– Егор, где ты? – прошептала она, роняя первую слезу. – Ты меня спасешь, я знаю, иначе и быть не может.

Противный Доберман… Она бы сейчас прижалась к нему сильно-сильно! И даже если бы он назвал ее малявкой, ничуть бы не расстроилась! Рядом с ним спокойно, рядом с ним так хорошо…

– Екатерина… э-э… вас не мучает клаустрофобия?..

– Мучает, – равнодушно бросила Катя.

– Сердцебиение учащенное?

– Да.

– Я очень рад, что вы со мной опять заговорили! А дыхание? Затрудненное?

– Ага.

– Вам необходимо отвлечься! И вы не волнуйтесь, мы не много денег запросили, уверен, скоро вы будете дома.

Катя закрыла глаза, и слезы, обгоняя друг друга, потекли по щекам. «Егор, Егор, где ты? Совсем близко, я знаю…. Ты ни за что бы меня не бросил, даже если бы папа не попросил, ты бы не бросил… Папочка, только сильно не переживай и не сердись…»

– Вы опять не отвечаете, – в голосе врага промелькнуло беспокойство. – Старайтесь дышать ровно, это иногда помогает…

– Мой папа вас убьет, – злорадно ответила Катя. – Он всегда так поступает, когда меня кто-нибудь обижает. У нас есть загородный дом, а за ним кладбище – из пятнадцати могил, я каждую хорошо помню. Учитель истории – он мне тройку во второй четверти поставил, учитель физкультуры – он все время понижал мою самооценку, учительница по географии – из-за Колумба она порвала контурную карту, учительница по домоводству – сама напросилась, выбросила мой лимонный пирог в мусорку, даже не попробовав, форма у него, видите ли, была не идеальная. Потом препод по высшей математике, это уже институтские жертвы пошли, потом…

– Подождите, Екатерина, вы же шутите?!

– Не-а, – мотнула головой Катя, – мой отец в гневе страшен! И вообще, не мешайте думать.

За дверью наконец-то воцарилась тишина, но ненадолго.

– Извините, а о чем вы думаете?

– Об одном замечательном мужчине. Он скоро придет и спасет меня.

– Не хочу, чтобы вы питали ложные надежды, извините, но ваш жених сегодня вернется в Москву, хм, мы позаботились об этом…

– Жених?

– Парень, с которым вы сюда приехали.

Ах, вот о ком он! Но о Сергее Романенко она вообще не вспоминала, будто и не было такого человека в ее жизни. Сейчас ей даже трудно детально представить его внешность. Высокий – да, симпатичный – да, мужественный… нет.

Катюшка нахмурилась, не желая воскрешать в памяти последние дни. Этот «роман» – ее самая большая ошибка. Пустота какая-то, глупость. Папа был прав, она с готовностью признает его правоту и теперь будто стала самой собой, вот только цена за прозрение оказалась высокой…

– Ну и пусть уезжает, – ответила Катюшка, не раскрывая карты. Незачем им знать про Егора.

А он придет и спасет.

И худому похитителю точно врежет по физиономии!

Получи, гад, получи! Будешь знать, как вонючие тряпки в лицо совать!

– А сейчас как ваше сердцебиение? – донесся заботливый голос похитителя.

– Частое, – улыбнулась Катюшка и, протянув руку к пакету, вынула обсыпанную маком светлую сушку. Она будет думать только о Егоре, будет мысленно звать его, и он услышит, почувствует и придет. Как он ее обнимал, целовал… Больше ни с кем и никогда ей не будет так хорошо. И никому и никогда она не позволяла так много. – Когда ты меня спасешь, – спокойно и тихо произнесла Катя, – я сама тебя поцелую. Ага.

* * *

– Бабушка!

– Я здесь совершенно ни при чем.

– Ты знала!

– Поверь, ничего конкретного.

– «Кружат вороны».

– Образное выражение, не более того. И потом они всегда кружат!

– Бабушка!

– Я здесь совершенно ни при чем.

Люба негодующе хлопнула ладонью по столу и пристально посмотрела на хитрую старую Раду. Но в этот момент «волшебный» стеклянный шар помутнел, затуманился, а затем неторопливо стал набирать бордовый цвет, чем переключил внимание на себя. Тяжелая мраморная подставка мгновенно поймала яркие блики и тускло засветилась, обманчиво демонстрируя силу – вот, мол, я какая, тоже могу.

– Наглый шар, – фыркнула Люба и вновь посмотрела на бабушку.

– Ничего не наглый, – заступилась Рада. – Он всегда такой, когда ты влюбляешься или гневаешься.

– Я влюблялась при нем только однажды.

– И он был бордово-красный, да?

– Откуда ты знаешь, тебя же рядом не было? – Люба прищурилась, теперь ее взгляд стал лукавым. – И вообще, эта штука работает от розетки!

– Поначалу – да, но потом я решила экономить на электричестве и выдернула…

– Бабушка!

– А зачем платить, если он и так фурычит.

– Откуда ты взяла это слово?

– А сегодня ко мне слесарь приходил: начальницу свою давно любит, а взаимности нет.

– О-о-о… – Люба дотронулась длинными тонкими пальцами до виска, театрально возвела глаза к потолку, сделала несколько шагов к окну и устало опустилась в кресло. Немного помолчала, дождалась, когда шар успокоится (интересно, если поднять край скатерти, что она увидит? Неужели и правда эта штука давно работает без всякого электричества? Нет, лучше не проверять). – Ты знала, – строго повторила Люба и замерла, требуя ответа.

– Ничего конкретного, – упрямо повторила старая Рада.

– Девочку похитили, Петр измучился… А я ничем не могу помочь!

– Можешь. Будь рядом, этого достаточно. Как часто люди не понимают элементарных вещей и мало что ценят. Все образуется.

– Ожидание невыносимо, – выдохнула Люба.

– Не ты одна сейчас ждешь.

Старая Рада многозначительно приподняла брови и тяжело села за стол. Прошептав набор странных магических слов, она вдруг улыбнулась, а затем коснулась «волшебного» шара. Тот вспыхнул зеленым и погас.

– …она отказывается от того, что уже невозможно отдать, ей не потерять своего и не найти чужого. Давно пересеклись пути, но стрелки часов были неторопливы, они ждали того самого часа, той самой минуты…. Он пойдет по следу, злой, опасный, он возьмет то, что принадлежит только ему… – тихо произнесла Люба фразы, которые накрепко засели в душе.

– Ну да, как-то так, – нехотя подтвердила Рада. Седая прядь выбилась из пучка, но она не стала заправлять ее. Это Шурыгин не сможет вспомнить, не сможет расставить по Полю Судьбы имена, а Люба – других кровей, она и сама могла бы отодвигать завесу тайны, вот только выбрала для себя обычную жизнь.

– По следу идет Егор Кречетов.

– Да? – «проявила любопытство» Рада. – А! Точно! Вспомнила! Хорошее имя, мне нравится.

– Петр…

– Не вмешивайся.

– Почему?

– Это ничего не изменит, и ты это знаешь.

– Я должна как-то помочь, – с болью в голосе произнесла Люба.

– Он пойдет по следу, злой, опасный, он возьмет то, что принадлежит только ему… – ответила Рада и добавила: – Егор Кречетов уже совсем близко – на расстоянии вытянутой руки.

Глава 13

Теперь он не позволял себе неторопливой походки, не брал лишних минут на раздумья, да и красоты Валдая проносились мимо. Мысли выстраивались в четкие схемы, а интерес распространялся только на то, что хоть как-то могло быть связано с Катюшкой. Она уверена: он рядом, ищет, не отступит и не свернет. Она надеется…

Пару раз Егору даже казалось, что он слышит ее голос.

Сейчас бесполезно винить себя – пустая трата времени. Этим он займется позже, когда на лице самой лучшей малявки на свете вновь засияет улыбка, в больших карих глазах запрыгает радость, и она будет недовольно морщить аккуратный носик. Пусть капризничает или сердится, лишь бы была жива, здорова и счастлива.

– Да, Петр Петрович, – Егор сжал мобильник и ускорил шаг. Впереди уже показалась деревня.

– Двести тысяч долларов, – сухо произнес Шурыгин.

– Звонил тот же человек?

– Да, я сразу узнал голос.

– Маловато требует.

– Может, он местный, не профессионал? Случайно узнал, что Катя из обеспеченной семьи, и…

– Сейчас выясним, пришлый он или здешний. Я около Ситников – к турбазе это ближайшая деревня. Пообщаюсь с народом, возможно, что-нибудь и всплывет.

– Егор… – Петр Петрович замолчал.

– Я найду ее, – в который раз произнес Кречетов.

– Он еще хочет, чтобы Романенко вернулся в Москву, называл его «женихом»…

– Нервничает, – зло усмехнулся Егор, вынимая из кармана зажигалку. – Уберу я этого «жениха» отсюда через час – не проблема.

– Полина с Олей едут к тебе, я совершенно запутался: нужно их останавливать или нет… Ничего уже не понимаю!

– Они звонили мне по очереди, и я объяснил, как добраться.

– Ты думаешь, они не помешают?

– Не помешают, будут сидеть на турбазе. По лесу шляться, конечно, им нельзя, но когда я найду Катю, ей потребуется поддержка.

– Ты прав, ты абсолютно прав! Ужасно, что мне нельзя покидать Москву!

– Ничего, мы тут сами разберемся.

– Егор…

– Я найду ее.

– Да, да, да…

– Что он еще говорил? Где и когда нужно передать деньги?

– Утром обещал позвонить.

– Голос какой?

– Деловитый и довольный.

– Ну, пусть порадуется еще немного. – Егор остановился, прижал мобильник к уху плечом, закурил и, помедлив, добавил: – Если я сегодня Катю не найду, завтра есть смысл обратиться за помощью.

– Он неоднократно подчеркивал, что никого вмешивать нельзя, – резко перебил Шурыгин. – Это может все испортить, я не могу рисковать. Он согласен на двести тысяч – я их отдам, и все закончится. – Голос Петра Петровича дрогнул. – Как же я боюсь за нее, кто знает, как нужно поступить! Быть может, именно бездействие ее и погубит!

Егор понимал, как трудно принять решение, но люди, совершающие похищение, далеко не всегда выполняют свои обещания.

– Он звонит с ее мобильника – засечь место трудно, но…

– Хорошо. Да, ты прав. Так лучше. Подключай кого угодно, я тебе всецело доверяю. Или…

– Времени мало. Уверен, деньги он захочет уже завтра. Мне все-таки кажется, что это не профессионал, а значит, удача на нашей стороне. Я свяжусь с вами через полчаса, есть шанс, что в Ситниках я выйду на след.

Отправив телефон в кобуру, Егор стряхнул пепел и окинул тяжелым взглядом деревню. Разномастные дома тянулись по холмам змейкой, чередуясь островками насаждений, плодовых деревьев и просто бесхозными кусками земли, заросшими травой. Деревня производила удручающее впечатление, будто какой-то великан однажды здесь устроил пикник с костром, шашлыком и танцами. Выпил лишнего, помял и раскидал домики, а затем равнодушно ушел, оставив позади унылую картину. Лишь правее виднелись ухоженные участки, обнесенные добротным забором.

Егор пошел по широкой, истоптанной дороге, внимательно изучая постройки, окна, калитки, двери. Пытаясь выглядеть простым приезжим парнем, он сунул руки в карманы джинсов и «подправил» выражение лица на беззаботное.

Деревня Ситники оказалась настоящим прибежищем котов и кошек: черные, рыжие, белые, трехцветные, они флегматично прогуливались вдоль заборов, спали под старенькими лавками, лакали воду из консервных банок или сидели сфинксами, зорко оглядывая личную территорию.

– Вас, кошки, к сожалению, спрашивать о чем-либо бесполезно, – мрачно произнес Егор и заметил на повороте крепкую старушку, одетую не по погоде в телогрейку, ватные штаны и высокие резиновые сапоги. Ярко-оранжевый платок покрывал голову, а в руке старушка держала черную лаковую сумку, да такую древнюю, что из нее в разные стороны торчали толстые нитки, а один бок был обмотан синей изолентой. – Добрый день! – крикнул Егор, привлекая к себе внимание.

– Добрый, – крякнула бабулька и, развернувшись в его сторону, поправила платок. – Ты откуда взялся? Заплутал или хлеба надо?

– Хлеба, – выбрал Егор, подходя ближе. Остановившись, он лениво привалился к шершавому стволу березы и добавил с долей подхалимажа: – Сто лет деревенского хлеба не ел.

– Наш-то само собой лучше. Натуральный! У нас тут вообще все натуральное, не то что в городах ваших – тьфу, химия сплошная! Рыбачить приехал?

– Да, приятель про эти места давно рассказывал, вот я и взял отпуск. На турбазе устроился, ничего так, только с едой перебои – кормят раз в день обедом, а остальное – уже моя проблема. Я привез с собой колбасы и лапши всякой, но и то, и другое быстро надоедает. Рыба, конечно, выручает, но то огурчика соленого хочется, то капусты квашеной…

– Уважаю, – с чувством произнесла бабулька и совершенно размякла.

– А вам, наверное, туристы уже надоели: ходят и ходят, покоя не дают. – Егор повернул разговор в нужное русло. – И дом отдыха рядом. Шумят?

– Не особо. Бывают у них гулянья, но все же они стороной держатся, не мешают. А вот с турбазы вашей часто приходят – за самогоном обычно. У нас дед Иван такую горькую змеючину гонит, что мертвый из могилы встанет! Аппарат у него полкухни занимает, уж он и трясется над ним, уж и трясется… Сам сделал!

– Молодец, – подыграл Егор, – но ведь напьются и буянят наверняка.

– Ох, да трезвый иногда хуже пьяного. Пьяный отоспится, и ладно вроде, а если трезвый дурной, то тут ничего не поделаешь – на всю жизнь наказанье. Вот несколько дней назад появились у нас двое… – Бабулька понизила голос, огляделась и негодующе тряхнула лаковой сумкой. – Откуда взялись, не ведаю, а только сразу понятно: жди беды… Один молодой, худой, волосы белые, а макушка желтая, красится он, что ли, как баба, не пойму… на лицо вроде и красивый – девкам точно нравится, а при этом неприятный. И прыщи на носу. Такие вреднючие прыщи, будто нутро его показывают. Понимаешь?

– Ага, – кивнул Егор, боясь спугнуть говорливую бабульку. – А второй?

– А второй маленький и пухлый. Волосы рыжие, на солнце прямо огнем горят. Чудной какой-то, я его всего два раза видела. Книгу в руках держит толстую, голову в плечи вжимает, глазки бегают… Боится чего-то. Шастают туда-сюда, а у меня сердце заходится.

– А молодого чаще видели?

– Да, он тоже хлебом интересовался и вообще магазинами. Спрашивал меня, где что продается. Так я проводила к Зойке, она по выпечке мастерица, я сейчас как раз к ней иду.

– А не знаете, где они остановились? В доме отдыха?

– Не, – бабулька энергично замотала головой, – в том-то и дело, что неподалеку. Вон тот участок заняли. – Она вытянула руку и указала согнутым пальцем на кособокую развалюху, окруженную ржавой сеткой забора. – Там уже лет десять никто не живет, тю-тю хозяева – в город подались и не вернулись. Хотя сейчас у нас все перекупают да отстраивают, земля нынче в цене! А уж приозерные места и подавно! Приедут, снесут и новую хату ставят. Коттедж называется.

– А если эти двое и есть хозяева?

– Нет, точно нет. Все у них с осторожностью – шмыг-шмыг. Будто от глаз людских прячутся. Лишний раз на улицу носа не кажут, не гуляют, ни с кем знакомства не заводят. Траву не косят, а там крапивы до подмышек наросло – непорядок. – Бабулька недовольно фыркнула и, защищая свою точку зрения, выдала последний аргумент: – Кошки их дом обходят, сама видела. Хвост трубой, шерсть дыбом и бегом вокруг колодца… Так к Зойке идем? Сколько тебе хлеба-то нужно?

«Нет, это не профессионалы, – подумал Егор, – это лохи какие-то. Засветились по полной программе, только что пиратский флаг из окна не вывесили. – Кречетов усмехнулся. – Они? Не они?»

– А где дом вашей Зои? Вы бы мне показали, а я бы попозже заглянул. Прогуляться по вашей деревеньке охота, а с буханками неудобно будет.

– Двадцать третий дом – по дороге прямо, сразу за мосточком. Ты с ней торгуйся, а то она как городского увидит, так цену на два умножает. А капусту у нее не бери, от нее всех поголовно пучит, только ее организм эту кислятину и выдерживает. Не знаю, чего она в бочку кладет, а только сидеть тебе потом в кустах с лопухами часа четыре. – Бабулька засмеялась, еще раз тряхнула сумкой и вразвалочку затопала по дороге к подруге Зойке. – Ко мне за капустой приходи! – крикнула она, не оглядываясь, и добавила: – Я около колодца живу!

Егор поговорил бы со старушкой еще – куча вопросов осталась без ответов, но это успеется, а сейчас ему нужно прогуляться до заросшей крапивой развалюхи. Там ли Катюшка?

Он набрал номер Шурыгина и быстро отчитался о проделанной работе.

– Будь осторожен, – коротко бросил Петр Петрович и сказал, что будет ждать следующего звонка.

Все-таки беда объединяет… Раньше они бы нашли сто поводов поругаться, Егор бы не пропустил ни одного момента, дающего возможность съязвить. Шурыгин бы многократно обвинял его в лени и наглости, угрожал, сердился и обещал забыть частного детектива Кречетова лет на двести. Да стоило им остаться наедине, как воздух накалялся до предела – слова летели точно в цель, оставляя после себя еле уловимый запах дыма. Шурыгин и Кречетов были равны в своих взглядах, убеждениях, силе, но только каждый был прав по-своему, и один не собирался уступать другому.

Мобильник завибрировал, и Егор вынул его из кобуры.

– Да, Полина.

– Мы приехали! Это же как нужно было влюбиться в мерзавца, чтобы тащиться лесом целый километр? Или два километра? Или три?! Я и не думала, что на свете существует такая любовь! Какие новости?

– Пока никаких.

Боясь, что Полина, Оля, Андрей и Никита немедленно рванут в лес на поиски Кати, он не стал рассказывать о разговоре с бабулькой. Нельзя мельтешить перед носом похитителей.

– Оля передает тебе привет. Спасибо, что ты с нами.

Егор устало улыбнулся – а где ж ему еще быть?

– Сидите на турбазе и без меня ничего не предпринимайте, понятно?

– Нет, мы как раз не собираемся сидеть сложа руки!

– Полина…

– Да, извини, я понимаю, погорячилась. Но мы хотим помогать.

– Хорошо, тогда первое задание. – Улыбка Егора стала едкой.

– Я тебя внимательно слушаю!

– Похитители требуют, чтобы Сергей Романенко вернулся в Москву, видимо, боятся активных действий с его стороны. Я хотел сам, но раз…

– Его нужно вышвырнуть отсюда к черту, да?

– Да, – ответил Егор.

– О-о-о, я тебя обожаю! Ты никогда не пожалеешь, что поручил это нам!

– Не сомневаюсь, – ответил Егор, мысленно посылая Романенко пламенный привет. «Твои дни сочтены, парень».

К халупе на краю деревни он шел уверенно и легко. Его козырь – эффект неожиданности. Притащить сюда Катюшку ночью – не проблема, никто ничего не видел и не слышал. Если зажать рот, стукнуть по голове… Щека Егора дернулась, и он запретил себе думать об этом. Главное – найти, а уж потом, если он увидит хотя бы царапину… И хорошо, что он перепоручил Романенко «заботам» Полины, а то слишком тяжело сдерживать свои порывы и инстинкты.

Крапива действительно разрослась будь здоров! И действительно поблизости не было ни одной кошки.

«Кто-кто в теремочке живет?»

Перешагнув лопату с коротким сгнившим черенком, валяющуюся около распахнутой калитки, Егор приблизился к покосившемуся, потерявшему вид и цвет дому. Нарочно смачно постучав в дверь кулаком, он бодро и нараспев произнес:

– Хозяева, открывайте! Говорят, вы хлебом торгуете, – так я пришел! Открыва-а-айте! Жрать очень хочется!

* * *

Катя не вернулась. Чтобы он еще хоть раз связался с капризной мелкотой!.. Никогда! «Даже ради забавы слишком напряжно». Пусть детектив за ней бегает, ищет, ему за это деньги платят, а он, Сергей Романенко, приехал отдыхать, и хватит с него суеты и нервотрепки. «Богатые избалованные девочки, идите к своим папочкам!» И Вика – завистливая дура, лучше бы держала язык за зубами! Майские праздники безнадежно испорчены.

Врезать детективу, если представится случай, или лучше не надо?

Измученный событиями последних дней, Сергей сидел на пирсе, закатав спортивные штаны до колен, засучив рукава до локтей и удобно откинувшись на спинку пластикового стула. Рыба не клевала, и поплавок торчал из воды немым укором.

– Извините, мне кажется, я ищу именно вас, – раздался за спиной бархатный женский голос.

Обернувшись, Сергей увидел необыкновенно красивую девушку. Короткая стильная стрижка делала ее похожей на француженку, цвет волос – горький шоколад. Высокая, стройная, длинноногая. Большой чувственный рот, который сразу притягивал взгляд. Короткие голубые шорты в обтяжку, белая майка и дорогущие кроссовки… Да за такой – хоть на край света!

– Меня? – Сергей встал и машинально принялся крутить маленькую ручку катушки.

– Вас как зовут?

– Сергей… Романенко.

– Ну вот мы и встретились, – она улыбнулась ослепительно, многообещающе и пошла по пирсу, как по подиуму. Пух-пух-пух – пружинили доски.

– Но мы не знакомы…

– Какие пустяки!

Сергей приставил спиннинг к перилам, расправил плечи и, пытаясь вспомнить, где он мог ранее пересекаться с этой удивительной девушкой (нигде! он бы обязательно запомнил!), торопливо опустил рукава кофты. Стоять рядом с ней в спортивном костюме – явное преступление.

– А как вас зовут? – спросил он, неотрывно глядя на нее.

– Я – Полина, – ответила девушка и вновь лучезарно улыбнулась.

– А я – Оля, – донесся другой женский голос, и только сейчас Сергей увидел еще одну необыкновенную девушку, стоявшую на берегу чуть левее. Она не была столь же эффектна, матушка природа в данном случае не хотела повторений. Длинные каштановые волосы с рыжиной стянуты в высокий тугой хвост, тонкие губы, острый подбородок. От нее шла головокружительная сила, казалось, Оля решит любую проблему, не сходя с места. Если понадобится, переставит людей, как шахматные фигуры, и хладнокровно объявит мат. Серые офисные брюки и короткий приталенный пиджак, с одной стороны, были неуместны в этих декорациях, но с другой – вызывали уважение. Будто она неожиданно для себя решила приехать на Валдай – хлопнула дверью кабинета, села в машину и примчалась сюда. Какая-то особенная внешность, уникальная.

И вторая девушка пошла к нему быстро и решительно. Ах, ах, ах – пружинили доски.

Вдобавок Сергей выхватил взглядом двух незнакомых молодых людей, стоявших плечо к плечу около перевернутых вверх дном лодок.

«Что происходит?» – мелькнул в голове животрепещущий вопрос, и нехорошее предчувствие больно укололо в сердце.

* * *

В ответ не раздалось ни звука – в доме царила тишина. Егор прищурился и сделал «контрольную попытку», крикнув все тем же развеселым голосом:

– Эй, открывайте ворота! Имейте совесть, хлеба охота!

Напрягшись, он попытался уловить скрип половиц, шепот или вздох, что угодно, подтверждающее присутствие в доме тощего и толстого похитителей. Сомнения улетучились, интуиция настойчиво повторяла: «Это они, это они, это они». Но халупа была пуста, если не считать мышей, которые вполне могли здесь обосноваться в отсутствие хозяев и кошек.

Дернув за металлическую ручку, «украшенную» пятнами ржавчины, Егор перешагнул стоптанный порог. Пыль, мусор и паутина сразу бросились в глаза, но между тем стало ясно, что совсем недавно в этих комнатах кто-то жил. Алюминиевый ковшик был наполнен водой, горбушка хлеба еще не заплесневела, мятый пакет из супермаркета (московский) лежал посередине круглого стола, стаканы с заваркой выстроились в ряд на потрескавшемся подоконнике, а на пыльном окне было написано (видимо, пальцем) «авитаминоз».

– Будет у вас за решеткой авитаминоз – это точно, – мрачно пообещал Егор и направился дальше.

Кречетов прошел по трем маленьким комнатам, внимательно изучая каждый метр. Он надеялся найти хоть какую-нибудь зацепку, но, увы, вещи, появившиеся здесь недавно, были безлики и не несли необходимой информации. Мелочовка, не более. И Тощий и Толстый уже не вернутся – нужно быть полными идиотами, чтобы рисковать таким образом. А вот Егор, в случае надобности, сможет сюда заглянуть.

Помедлив, он все же взял белый пакет с эмблемой супермаркета и ссыпал в него половину одинаковых окурков из пиалы, которую, видимо, использовали в качестве пепельницы, и, аккуратно сложив улики, сунул их в задний карман джинсов. Бросив последний взгляд на прибежище похитителей, Егор вышел из дома и направился к сараю – это была единственная дополнительная постройка на участке, если не считать туалета, привалившегося к умирающей яблоне.

Дверь открылась с противным ноющим скрипом, но внутри было жалко и пусто, лишь в углу лежала горка сухих дров, прикрытая выцветшим брезентом.

– Плохо, – шумно вздохнул Егор и с силой врезал кулаком по дверному косяку. – Черт, как же плохо!

* * *

«Катюшка, Катюшка! Только ты по неопытности могла выбрать такого скользкого типа. Да у него же на лбу все написано! – Полина оглядела Сергея с головы до ног и презрительно скривила губы. – Что, голубчик, обалдел? Неудивительно! Умерь пыл, милый, – светлая полоса в твоей жизни закончится именно сейчас».

Растягивая удовольствие, она сделала три последних плавных шага и замерла. Легкий ветерок пролетел мимо, приятно коснувшись щеки, точно подбадривал: «Задай-ка ему хорошенько, я все видел – этот красавчик заслуживает грандиозной трепки!»

– А вы кто? – растерянно спросил Сергей и поежился.

– А мы – команда спасателей, – серьезным тоном ответила Полина и медленно, чуть кокетливо, положила руки ему на плечи. – Если кто-то тонет, мы его обязательно вытаскиваем. – И с нажимом повторила: – Обязательно.

Мстительно сверкнув глазами, она сильно толкнула Сергея в грудь. От неожиданности он сразу потерял равновесие, смешно замахал руками и спилотировал в озеро, с шумом ударившись спиной о гладь воды. Брызги, вспыхивая на солнце, радостно полетели во все стороны, и Полина улыбнулась уже искренне – какое волшебное мгновение, жаль, Катюшка не видит! Подойдя к краю пирса, она презрительно фыркнула, предвкушая продолжение, и… прыгнула следом.

Оле Сергей Романенко тоже не понравился. Даже если бы он выглядел мужественно и надежно, она бы попросту не заметила этих черт. Человек, обидевший ее младшую сестру, не может вызывать уважения. А он обидел и, несмотря на то что Катюшка не вернулась после ссоры на территорию турбазы, преспокойно ловил рыбу. Пусть Сергей не знал истинной причины ее исчезновения, но разве он не должен нести ответственность за девушку, которую сорвал с места, лишил поддержки родных, близких и привез на Валдай? Она пропала, а он спокойно насаживает червяка на крючок! Как же захотелось вдруг превратиться в супергероя из американских мультфильмов, схватить Романенко за руку, за ногу (да неважно, за что!), раскрутить над головой и запульнуть на противоположный берег!

Новый салют брызг попал на брюки. Равнодушно отметив этот факт, Оля посмотрела на происходящее, коротко вздохнула, подумала: «Ну, не может Полина без спецэффектов», зажала нос пальцами и… тоже прыгнула в воду.

Андрей и Никита стояли на берегу и с интересом взирали на происходящее. Картина была живописной – самый настоящий триллер с великолепными актерами в главных ролях. Какой накал, какие страсти, какое торжество справедливости!

– Охренели! – захлебываясь, орал Романенко. – Чего вам от меня нужно?!!

– Не волнуйся, мы тебя потом спасем! – отвечала Полина, подпрыгивая и наваливаясь сверху.

– Но не сразу! – добавляла Оля, молотя кулаками изо всех сил.

Никита покачал головой, посмотрел на небо, точно хотел проверить, не начнется ли вскоре дождь, и недовольно произнес:

– Вода холодная, как бы девчонки не простудились.

– Холодная, – согласился Андрей, – но если мы вмешаемся, они нам этого никогда не простят.

Молодые люди обменялись понимающими взглядами и не двинулись с места.

– Вы кто?!! За что?!! – бессмысленно махая руками, пытаясь справиться с двумя «фуриями» одновременно, выпалил Сергей.

– Отлично! Почему бы нам не познакомиться! Полина Шурыгина! – выкрикнула Полина.

– Ольга Шурыгина! – представилась Оля и с удовольствием внесла ясность в происходящее: – Это тебе за Катюшку!

На лице Романенко сначала появилось замешательство, затем безграничное удивление – он мог предположить что угодно, но такое… Окончательно потеряв равновесие, под успешным давлением «бригады мстителей» он с ужасом пошел на дно.

– Ладно, наша очередь, – улыбнулся Никита.

– Сначала спасем, а потом опять замочим, – предложил Андрей.

Глава 14

Павел, пристроившись в углу на табурете, дымил второй сигаретой подряд, нарочно раздражая Степана. Скучно, а «болезный напарник» уже давно не развлекал жалобами на плохое здоровье или опасениями о скором конце света. Он лишь молчал, пыхтел и постоянно перекладывал с места на место выстиранные носки – самозабвенно сушил их, боясь подхватить грибок или простуду.

– Тяпа, да оставь ты их в покое, не мельтеши.

– Я сам знаю, что мне делать, – неожиданно огрызнулся Степан и тут же боязливо покосился на Павла. – Что ты решил? Когда девочка вернется домой?

– Или завтра, или… Понимаешь, изначально я хотел сделать все по-умному. Мало риска, хлопот, но приличные барыши в результате. А теперь я боюсь прогадать. То есть крупную сумму сразу требовать нельзя. Папашка, конечно, не пожадничает, но проволочки могут случиться… – Павел закинул ногу на ногу, убрал пятерней со лба светлые волосы, потрогал прыщ на носу, недовольно скривился и продолжил: – А пусть Шурыгин два раза нам деньги дает. С небольшим интервалом, чтобы пронюхать ничего не успел! И мы вернем дочурку в целости и сохранности. Как она там, кстати?

Изменения в планах Павла повергли душу и тело в состояние, близкое к коме. Во всяком случае, Степан посчитал, что онемевший язык, уколы неведомых иголочек в пальцах рук и ног и холодок в груди – верные признаки скорой встречи с «черным тоннелем», и неясно, забрезжит ли потом свет. Он и так завяз по самые уши! Нет, он влип, чудовищно влип!

– Как это… – выдохнул Степан, подаваясь вперед. – Давай ее отдадим прямо сейчас!

– Не-а, – равнодушно ответил Павел. – Уж от денежек, которые плывут к нам руки, я ни за что не откажусь, да и азартное это занятие – дочек толстосумов похищать. – Хлопнув ладонью по коленке, он засмеялся. – Тяпа, ну не трусь, прошу тебя, зато купишь потом самый дорогой измеритель давления! Даже два измерителя! – Успокоившись, он потушил сигарету, лениво посмотрел в окно и зевнул. – Назначу встречу Шурыгину на семь.

– Утра?

– Ага, завтра в семь я уже получу сумку с баксами – первый взнос!

– Мне кажется, ты идешь не по тому пути… то есть не по той дороге… то есть… неважно! – Степан заметался по маленькой комнате взад-вперед. – Зачем усугублять? Давай завтра ее и отпустим! Пусть катится на все четыре стороны, а мы наконец отсюда уедем! Я не могу есть этот кислый хлеб! – взвизгнул он, подпрыгивая. – И я не задержусь здесь ни на минуту! Психозы – болезненные расстройства деятельности головного мозга… Метеоризм – вздутие, пучение желудка… Стафилококки – род бактерий… вызывают нагноение ран, абсцессы… Геморрой – узловатое расширение вен нижнего отдела прямой киш… – Он запнулся, замотал головой и выдохнул: – Нет, нет, этого у меня никогда не будет! Я ухожу, уезжаю, я больше не могу!

– Тяпа, сядь, – холодно отреагировал на истерику Павел. – Никуда ты отсюда не уйдешь и не уедешь. Смотри за девчонкой! С этим ты справиться в состоянии?

– Нет! Она вредная и капризная! И она орет на меня!

– Н-да? И что же она орет?

– Что ее отец нас всех порешит! – Степан красочно провел большим пальцем по горлу, наглядно показывая, как именно произойдет кошмарное убийство.

– А, – махнул рукой Павел, – девчонка просто пугает. Она видела-то нас мельком, в полутьме.

– А еще она просится на улицу. У нее клаустрофобия!

– Ну, ты и дурак.

– Нет! В замкнутом пространстве…

– Ну-у-у, ты и дура-а-ак, – протяжно повторил Павел. – Еще скажи, что это заразно, – он усмехнулся. – Мне одного тебя хватает выше крыши, угомонись.

Степан плюхнулся на стул, надулся и поджал губы. Он твердо решил молчать, но уже через полминуты заговорил:

– Наверное, ей нужно поменять ведро, и еды у нее было мало.

– Похудеть килограммов на пять-шесть девчонке не помешает.

– А вода?

– Пусть экономит.

– Но…

– Ладно, завтра после встречи с Шурыгиным я что-нибудь придумаю, – милостиво согласился Павел. – В руках будут денежки и… Ха! Пойду позвоню многоуважаемому Петру Петровичу, а то он еще не знает, что ночь ему предстоит провести за рулем.

– А если Шурыгин пока не собрал нужной суммы?.. Столько наличных сразу и не бывает. – Степан заерзал на стуле, пытаясь представить огромную гору долларов, которая очень скоро свалится на их головы, но воображение отказалось работать в нужном направлении, и вместо богатства он увидел кандалы времен инквизиции и почерневшую плаху.

– Все у него есть, – фыркнул Павел. – Да и предупредил я его, можно сказать, заранее: мол, готовьтесь, это в ваших же интересах. Я завтра за выкупом пойду, уверен, передача денег пройдет гладко – в семь утра на трассе машин раз-два и обчелся, видно как на ладони, а ты за девчонкой присматривать останешься. Понятно?

– Угу, – кивнул Степан и осторожно спросил: – А как ты думаешь, она побег не замышляет?

Павел нахмурился, резко встал, шагнул к двери и, оглянувшись, напоследок сказал:

– Если девчонка сбежит, я твою башку какой-нибудь футбольной команде продам – пусть пацаны играют.

Громко заржав, он вышел из дома, а Степан зажмурился и застонал от беспомощности и обиды. Ну почему все мыслимые и немыслимые беды традиционно сваливаются на него? И клаустрофобия, и язва желудка, и бессонница, и… И гнусный Павел с его идиотскими шуточками и подсудным делом. А вдруг девчонка и правда сбежит? Она только с виду маленькая, а орет, как иерихонская труба! «Откройте дверь! Откройте дверь немедленно!!! Мой папа все равно вас найдет и убьет!!!»

– Ненормальная, – сделал окончательный вывод Степан. Но в его голосе не было ни злости, ни раздражения. – И сердцебиение у нее частое… – Он тяжело вздохнул и поплелся к баньке разведывать обстановку.

* * *

Катя замышляла побег. Сначала она думала об этом вяло, как о безнадежном деле: шансы равны нулю, ее стерегут двадцать четыре часа в сутки, неизвестно, где находится «тюрьма» и куда вообще бежать… Но попытку она сделать должна, потому что любой на ее месте поступил бы именно так.

Но время шло, и настроение менялось. В душе уже гремела барабанная дробь: обида, вредность и еще куча других чувств требовали немедленного действия. Ух, она им покажет, ух, покажет! Всех удивит! Вот сейчас! И будут потом похитители кусать локти и бегать по лесу: «Ау, Катя, где ты?!», а папа скажет: «Молодец, дочка, ты уже действительно взрослая!», а Егор… А с Егором они случайно встретятся на какой-нибудь красивейшей поляне: сочная зеленая трава, солнце, ромашки, лютики…

– Ты сбежала? – спросит он.

– Ага, – гордо ответит она.

– А я сам хотел тебя спасти.

– А я знаю.

И она улыбнется и бросится ему на шею.

И они поцелуются.

Катюшка вздохнула и покосилась на заколоченное окно. Нет, придется обойтись без солнца – дело к вечеру, в узкой щелке появился мутный сумеречный свет. Но полумрак, с другой стороны, еще лучше. Волнующе! Егор увидит ее и не поверит собственным глазам, решит, что это мираж… а потом… А потом она бросится ему на шею, и они поцелуются.

– Так-так… – протянула Катюшка, внимательно изучая место заключения, – так-так…

Конечно, лучше всего начать с окна. Понятно: заколотили его недавно, наверное, за пару дней до ее появления. А то, что прибито, всегда можно отодрать. Уж в этом ей равных точно нет! Как однажды сказал учитель физики: «Шурыгина, положи, пожалуйста, трубку Ньютона и шар Паскаля на стол, в твоих руках и то, и другое выглядит устрашающе».

Да, она бы начала с окна, но, увы, это не принесет никакого результата: голова и плечи не пролезут, максимум, что удастся просунуть, – ногу.

Подкоп!

Нужен подкоп!

Широкий и глубокий!

– Прощайте, доски, – решительно произнесла Катюшка и принялась вышагивать из угла в угол.

Банька, в которой ее держали, была совсем скромной и, уж конечно, не приспособленной для жилья. Вытянуться в полный рост на скамье, наспех приспособленной под спальное место, не представлялось возможным. Так что осмотр не занял много времени. Домик дряхлый, но с какой любовью делали! Как подгоняли планочки! И гвоздей не жалели! И старались изо всех сил! А главное – у нее нет ни топора, ни молотка, ни хотя бы лопаты.

– Ничего-ничего, – пробормотала Катюшка, опускаясь на колени, – не может доска оказаться сильнее человека. – Гневно стукнув кулаком по полу, она ахнула: один гвоздь радостно выпрыгнул из «гнезда», да так и остался торчать, демонстрируя солидарность. – Спасибо, друг, спасибо!

– Екатерина, – раздался из-за двери уже знакомый голос похитителя. – Вы как себя чувствуете, вам что-нибудь нужно?

«Чувствую я себя хорошо, а нужны мне столярные инструменты и… динамит, наверное», – подумала Катюшка, а вслух раздраженно и торопливо произнесла:

– Спасибо, все по-старому!

– Хлеб остался?

– Немного!

– Голос у вас какой-то странный…

– Нервничаю!

– В вашем положении это понятно, но вы все же постарайтесь успокоиться… хм, отвлечься…

«Да я отвлекаюсь, чурбан проклятый! – вспыхнула Катюшка, вынимая второй гвоздь. – Уйди, не мешай!»

– Я стараюсь!

– А ведро? – смущенно спросил похититель.

– Что ведро?

– Оно вас не очень беспокоит?

– Беспокоит, – процедила Катюшка. – А вас?

– Что меня?

– Совесть беспокоит?

С той стороны двери воцарилась тишина, затем раздался нервный кашель и тяжелое «ох».

– Беспокоит, – донесся робкий ответ.

Катюшка от удивления подняла голову и уставилась на стену.

– Обалдеть! – выдохнула она и с новой волной энтузиазма взялась за третий гвоздь.

* * *

– Наш мальчик уже ту-ту-у-у, – отчиталась Полина.

– Жив? – равнодушно поинтересовался Егор.

– Жив, но унесся в сторону Москвы с такой скоростью, будто ему в задницу огнедышащий дракон дул! Про Катю есть новости?

– Нет.

– Что собираешься делать?

– Они где-то здесь, я чувствую… и ищу.

– Держи нас в курсе.

– Да, конечно.

– Мы можем прочесать лес, не говори сразу «нет».

– Не сейчас, – ответил Егор. – Мне нужно еще немного времени.

Убрав мобильник обратно в кобуру, он в который раз мысленно похвалил Полину. Она держится молодцом, да и Оля, и Андрей, и Никита. Ни слез, ни истерик, ни спонтанных самовольных действий, которые в результате могут спугнуть, разозлить похитителей.

Ему нужно еще немного времени. Еще немного…

После деревни Егор отправился в дом отдыха, беседовал с отдыхающими – ненавязчиво, осторожно, заглянул в кабинет медсестры и там опять – ненавязчиво, осторожно… Разговаривали с ним охотно – и о рыбалке, и о политической обстановке в стране, и о плохом питании («Ворует здесь каждая вторая сволочь!»), и о мире во всем мире. Нет, подозрительных не замечали, но «жулья нынче развелось предостаточно!», нет, ничего не пропадало, но «присмотритесь к персоналу».

Егор надеялся, что Катюшку не увезли далеко (это похитителям было бы трудновато), да и следы указывали, что опытностью в данном случае и не пахнет. Скорее всего, работали по формуле «быстро решили – схватили – унесли – ждут».

Но на лодке могли перебраться куда угодно. Могли, могли, могли… Вариантов масса, а зацепки по-прежнему на этом берегу…

Не раздобыв никакой ценной информации, Егор после телефонного звонка Полины вернулся в деревню и отыскал дом добродушной бабульки. Целый день он провел на ногах – и под вечер навалилась сухая усталость, которая добавила злости и, как ни странно, торопила. Мозг уже кипел от вопросов, догадок и надежд, а душа ныла.

– Ну что, угостить тебя квашеной капусткой? – приветливо спросила хозяйка, вытирая руки о серый фартук.

– Если можно, – улыбнулся Егор, чувствуя подступающий голод. Целый день мотался и не думал о еде, а вот позволил себе «привал», и потянуло на хлеб-соль. Или уютная кухонька с короткими белыми занавесками, по старинке украшенная кружевными салфетками и всевозможными горшочками и кастрюльками, на него так подействовала, или действительно нужна передышка, чтобы потом с новыми силами взяться за поиски?

– А меня Анной Григорьевной зовут.

– Егор.

– А давай еще и картошечки, а?

– Давайте.

Хозяйка засуетилась с особой радостью, будто неделю ждала, когда же к ней заглянет гость. На столе мгновенно появились не только эмалированная желтая миска с капустой и глубокая тарелка с картошкой, но еще и хлеб, сало и небольшая стеклянная банка с неопознанной закуской.

– Это икра кабачковая с перцем, – объяснила Анна Григорьевна и постучала вилкой по крышке.

– Спасибо, – ответил Егор, усаживаясь поудобнее. Вся надежда на эту бабульку, вдруг что-нибудь интересное вспомнит. – А вы тех двоих: худого и толстого, когда последний раз видели?

– Не помню, – пожала Анна Григорьевна плечами, усаживаясь напротив, – то ходили, глаза мозолили, а то пропали. Да я в сторону того участка и не смотрю, неприятные они типы, как бы беду не накликали на наши Ситники. А ты ешь, ешь, голодный небось. И зачем тебе они?

– Любопытно.

Егор наколол большой кусок картошки и взял хлеб – аппетит вновь пропал, точно его и не было.

– А куда они могли перебраться?

– Да куда угодно! У нас тут простор! Сам видишь. И красота какая, не то что в ваших городах – бетон и машины! Тьфу!

– Согласен, – по-доброму усмехнулся Егор.

– А они или напились, да в доме дрыхнут, или рыбачить подались куда подальше, или до следующей деревни потопали. – Анна Григорьевна поправила прическу, удивительным образом собранную из двух тонких седых косиц, и произнесла с важностью: – Ежели дезертиры или шпионы или эти, как их, лица без определенного места жительства, то кочевать будут до зимы, а потом залягут где-нибудь, холода пережидать. А ты ешь, ешь.

– А если бы им лодка понадобилась, то к кому бы обратились?

– Шут его знает! – фыркнула хозяйка. – Лодка чуть ли не в каждом доме есть, да только либо дырявая, либо без мотора, а весла сгнили, либо жуки ее поели! Это я к тому, что в деревне нашей старики в основном живут, никто уж далеко от берега не плавает. Рыбачить – одно, а пришлых мужиков куда везти – не-е-е! – Она замотала головой, отчего короткие хвостики косиц стали подпрыгивать.

– А дом отдыха как обходится?

– А у них рыбалка с берега! Раз в неделю соревнования устраивают, кто крупнее рыбу поймает. Дураки! Плотвичкой и окунями друг перед другом бахвалятся! Место свое имеют, – она махнула рукой на окно, показывая направление, – вот там и шумят. Досками и дорожку выложили, и мост на воду, то есть не мост, а штука такая… Неважно, – она опять махнула рукой. – Два года назад у них несчастный случай приключился: напились отдыхающие и давай на моторках гонять, ну и вытаскивали их потом из воды – чудом спаслись, алкоголики чертовы! С тех пор в доме отдыха все скромно, лодки свои они под замок спрятали, а кто хочет покататься, те к Филимону обращаются.

Чутье сыщика сработало мгновенно, Егор напрягся и аккуратно положил вилку на тарелку. Вот за этой зацепкой он сюда и пришел. Ну же, Анна Григорьевна, не подведите.

– А кто такой Филимон?

– Лодочник. Бравый парень был, да только самогонка его сгубила. И жена его бросила, и любовница сбежала, ох… Младше меня на двадцать годов, а выглядит гораздо старше. Глаза мутные, волосы торчком, ноги кривые, а сам дурак!

Щеки хозяйки порозовели. Егор задумался: а не она ли и есть сбежавшая любовница бедолаги Филимона? Или, наоборот, не обратил он на нее внимание по молодости, и обида эта навеки застряла в сердце?

– Найти его хочу. Сколько ему лет, говорите?

– Ну, на десять годов меня младше, – недовольно «изменила показания» Анна Григорьевна и отломила кусочек хлеба. – А кукует он как раз на рыбацком пятачке дома отдыха… Охальник бесстыжий!

«Точно, отверг ее когда-то Филимон», – улыбнулся Егор, решив немедленно отправиться на поиски лодочника.

Глава 15

Петр Петрович то вскакивал, подходил к окну и долго смотрел на почти пустую офисную парковку (но белые полосы на асфальте не имели никакого успокаивающего действия), то возвращался за длинный стол переговоров и садился рядом с Любой. Он брал ее руку, сжимал, гладил и твердил: «Все будет хорошо, я знаю». Если раньше у него наблюдалась явная зависимость от Егора Кречетова (с ним легче решать и переживать даже незначительные проблемы), то теперь добавились еще две глубокие привязанности.

Старая Рада. Уж и не верил Петр Петрович никаким гадалкам («Развелось шарлатанов!»), и никогда ранее не посещал магических салонов («Как такое вообще может прийти в голову?»), а вот теперь зацепило. Нет, она не блефовала, не крутила-вертела общими словами, она точно имела особую связь с… Шурыгин не знал с чем, но в способности старой Рады верил. Какие фразы она произнесла тогда? «Кружат вороны» – это понятно, а потом? Почему же память упрямится и не пускает дальше?! Там было еще что-то важное… «Запечатала она свое пророчество, запечатала!» – мысленно восклицал Петр Петрович, изрядно сердясь. Да и не понял он тогда толком ничего – расплылось, развеялось, растворилось. Не ухватить. Но все действительно будет хорошо – это он почувствовал среди пыльных книг, свечей, пучков сушеной травы. И теплая уверенность осталась.

Люба. Она рядом. Один взгляд ее темных глаз – и страх отступает. Как он любит бряканье тонких серебряных браслетов, нежный аромат весенних цветов (духи? необязательно, она сама так пахнет!), черные кудри, в которых можно запутаться и пропасть раз и навсегда… Что бы он делал без нее, как он жил без нее?

– Я уверен, завтра Катя вернется к нам, – Петр Петрович потер ладонью лоб и откинулся на спинку стула.

– Обязательно вернется, – твердо согласилась Люба. – Там Егор, он найдет ее, вот увидишь.

– И я ее больше никуда не отпущу! Пусть сидит в своей комнате до замужества и крестиком вышивает! А в институт – только в сопровождении охраны. И точка! Зачем она поехала на Валдай? Зачем? А Романенко должен благодарить судьбу за то, что мне сейчас не до него. Все будет хорошо, я знаю, все будет хорошо. И, кстати, Егор может возить ее в институт. Да, пожалуй, я скажу ему об этом. И пусть только попробует отказаться!

Люба поднялась, встала за спиной Петра Петровича, обвила его шею руками, прижалась.

– Он не станет отказываться, – тихо произнесла она. Помолчала, а затем добавила: – Егор хороший, правда?

– Да, но наглый сверх меры, – без горячности ответил Шурыгин, вспомнив прежние войны и едкие ухмылочки Кречетова. Сколько ядовитых стрел еще недавно летело в обе стороны – и не сосчитать! Сколько поломано шпаг! Но сейчас Петр Петрович не смог бы искренне ругать Егора – сейчас у них вынужденное перемирие. Как в джунглях в период засухи: можно пить из единственного источника, не ожидая подвоха от рядом стоящего хищника. – Но сыщик он отменный, я ему доверяю.

Петр Петрович не успел развить тему – его мобильник загудел. «Катюшка» – известил определитель, и сердце защемило. Значит, похититель. Но он обещал позвонить завтра, что же изменилось?

* * *

Ждите два часа. Буду! – гласила записка, прибитая гвоздем к двери. Надпись далась автору нелегко: пузатые буквы скакали, а восклицательный знак напоминал угрюмую кочергу, потерявшую точку опоры. Ветерок дергал листок за углы, раскачивал, точно посмеивался над каждым, кому в ближайшее время мог понадобиться лодочник Филимон. Нет его.

Егор представил, сколько раз этот «занятой человек» ударил себя по пальцам молотком, прежде чем попал по гвоздю, и хмыкнул. Разочарованно сорвав записку, он смял ее и швырнул на скамейку. «А во сколько ты ушел, голубчик? И куда тебя понесло на ночь глядя?!»

Кречетов дернул дверь на себя, и та со скрипом поддалась. В нос сразу ударил запах рыбы, тины и грязных носков. Чистоплотностью и аккуратностью хозяин явно не страдал. Жена ушла, любовница сбежала… Привычки и характер Филимона оставили отпечаток на самом доме, и еще издалека можно было понять, что к чему.

Дом напоминал большой шалаш, который лет двадцать назад решили перестроить, расширить и улучшить. Решили и бросили начатое на полпути. Посеревшие доски лежали и вдоль стен, и рядом с туалетом, и на берегу. Крыша с одной стороны была покрыта коричневой черепицей, с другой – расслоившимся, потрескавшимся черным рубероидом. Труба водостока, ни с чем не соединенная, держалась на металлическом кольце и при непогоде, наверное, отчаянно болталась и громыхала. Зеленая краска соседствовала с синей и грязно-оранжевой. Зато к одному из окон был намертво прикреплен флюгер в виде совы, усевшейся на стрелу. Стрела указывала прямо, и никакое стихийное бедствие не смогло бы отклонить ее ни вправо, ни влево.

Единственная небольшая комната была и кухней, и спальней, и сараем, и душем, и сушилкой. Первым делом Егор открыл окно, чтобы хотя бы частично прогнать едкий запах, затем попытался найти лампу или свечку. Через некоторое время поиски увенчались успехом – две свечи загорелись, дрожа от сквозняка.

И присесть-то негде. Кучи одежды, дрова, вобла на веревке, книги на полу и на единственном стуле. Немытая посуда везде.

Прислонившись к тощему подоконнику, Егор закурил (удобно стряхивать пепел в окно, но глаза тем не менее привычно искали пепельницу).

Бутылки побольше, бутылки поменьше, стеклянные пузыри выдавали главное увлечение хозяина дома, и оставалось только надеяться, что через два часа (которые могут растянуться и на три, и на четыре, и на пять) Филимон объявится в более-менее приличном виде – язык заплетаться не будет, и память не подведет.

Увидев на полке среди чашек пепельницу, Егор обогнул стол и нетерпеливо взял ее. Его интересовали именно окурки. Заглядывали ли сюда Тощий и Толстый, наследили ли?

Они наследили. Среди мятых окурков дешевых папирос и даже самокруток лежало два ровных белых «бычка» – братья-близнецы тех, которые все еще находились в пакете в заднем кармане джинсов Егора.

– Здравствуйте, мои дорогие, – холодно произнес Кречетов и, небрежно убрав книги со стула, сел и вытянул ноги. Часы теперь тикали где-то возле сердца, на губах замерла зловещая улыбка.

Через двадцать минут нетерпеливое ожидание нарушилось телефонным вызовом Шурыгина. Голос Петра Петровича был таким громким и взволнованным, что прорывался сквозь шум и помехи связи.

– Он позвонил! Встреча завтра утром в семь почти на дороге! Я записал, где именно. Деньги я подготовил, во сколько лучше выехать, чтобы точно не опоздать? Ночью все равно нет пробок, но лучше заранее. Подожду пару часов поблизости. Завтра все закончится, и я увижу Катю!

– В семь утра? – уточнил Егор.

– Да!

– Где?

– Ты хочешь вмешаться? Ты считаешь это правильным? – Петр Петрович помолчал. – Я нервничаю и боюсь, все сорвется!

– Подождите, я найду для разговора место получше – плохо слышно, – ответил Егор и быстро покинув жилье лодочника, зашагал по берегу к рыболовному пирсу дома отдыха. – Где? – настойчиво повторил он, поднимаясь выше к деревьям – квакать и шуршать в ухе перестало.

– Зачем ты хочешь это знать, просто скажи мне, зачем?

– Чтобы понять: близко они или нет, не иду ли я по ложному следу.

– Без моего одобрения ты ничего не предпримешь?

– Обещаю, – легко ответил Егор и насмешливо по-детски скрестил пальцы.

Петр Петрович торопливо, будто скорость сказанного имела значение, на одной ноте выдал координаты встречи.

– …он сказал, я должен быть один – подъехал, оставил сумку и сразу же вернулся в Москву. Он проверит деньги и позвонит. И после нашего разговора он сразу отпустит Катю. Пока непонятно, каким образом. Но, наверное, он продумал и это. Ты слышишь меня?

– Да, – ответил Егор. Несмотря на возобновившееся кваканье в трубке, он, улыбаясь, шел обратно к домику Филимона. Тощий и Толстый здесь. Рядом. И эти два типа – неуклюжие лохи, с которыми он справится. От турбазы километра три-четыре до места встречи. Они рядом. И Катя рядом. «Малявка, держись, вытащу я тебя, обещаю, вытащу…» – Я их почти нашел, – тихо произнес он вслух, но Шурыгин услышал.

– Ты мне слово дал, – резко напомнил Петр Петрович. – Я передам деньги, и они вернут мою дочь! Давай не будем рисковать – не сейчас! Ты где?

– В гостях у лодочника.

– Он кто?

– Лодочник, – с улыбкой повторил Егор.

– Я чувствую, ты что-то задумал!

– Ничего нового, уверяю вас.

– Ты мне слово дал! – еще раз напомнил Шурыгин.

«А идите на фиг, Петр Петрович», – беззлобно подумал Егор, распахивая скрипучую дверь.

– Я вам позвоню позже, – ответил он. – И держите меня в курсе! Связь плохая…

Теперь каждый предмет в хибаре радовал. Стопки журналов, грязная посуда, бутылки и даже вобла встали на сторону добра и усиленно поддерживали незваного гостя: «Подожди, не уходи, Филимон сейчас придет и все расскажет, тайное, как и положено, станет явным, час уже прошел, осталось еще немного…»

– Надеюсь, записку он написал сегодня. Ну же, давай, возвращайся.

Закурив у окна, Егор подумал о том, что уже привык к рыбному запаху, и переключился на Шурыгина. Пусть Петр Петрович отправляется на встречу, пусть отдает деньги и уезжает обратно. Нет, никто не будет мешать – там, на дороге… Катя останется под присмотром только одного похитителя, скорее всего Толстого, именно он, если хорошенько проанализировать слова Анны Григорьевны, не лидер в этом дуэте. И вот здесь-то и пригодятся ум, сила, реакция и хороший удар в физиономию врага. А потом и Тощего встретить можно… Надо же помочь человеку пересчитать деньги, а то собьется еще.

Слово он дал. Тонкие губы Егора скривились в усмешке. Петр Петрович, да бросьте, неужели вы думаете, что наглец Кречетов изменит свое решение? Нет, он всегда поступает так, как считает нужным. Это его ответственность, и это его… малявка.

– Моя малявка, – шепотом произнес Егор, и душа наполнилась болью и теплом. И стало легче, потому что в этой сложной ситуации он вдруг почувствовал себя действительно вправе принимать решения.

Но уже через несколько секунд пришлось отвлечься от мыслей о Шурыгине и о том, как Петр Петрович будет позже махать руками и чеканить: «Я просил, я говорил, ты никогда меня не слушаешь!», потому что донеслись отдаленное пение, витиеватая нецензурная брань и берег огласился громоподобным голосом лодочника:

– Дом родимый, я вернулся!!! Встречай папочку!

– Пьян в стельку, – поставил диагноз Егор и развернулся к двери.

* * *

Филимон переступал порог тяжело, будто перед ним находилось непреодолимое препятствие с шипами и рвом – минимум метр в высоту и столько же в ширину.

Схватившись двумя руками за косяк, он поднял правую ногу и стал медленно сползать вниз, затем, собравшись с силами, вытянулся вверх, осмотрел единственную комнату, не обнаружил ничего интересного и буркнул в никуда:

– Извините, пожалуйста, не рассчитал… змеючина больно сильная была, а он наливает и наливает… все кровные денежки прожрал и проср… ик! – Громко икнув, Филимон отлип от дверного косяка, качнулся и, сделав несколько нетвердых шагов вперед, здоровенными ручищами схватился за край стола. – А она мне: «Поди вон!», где только слов таких протокольных нахваталась!.. Разлюблю ее, будет знать! Запах ей не нравится! Переезжать она не хочет! А я моряк! Я без моря не могу! Анна Григорьевна, Анна Григорьевна, – перекривил он, – какая она мне Анна Григорьевна?.. Анька, я сказал!

Навалившись на стол, он протянул руку к стакану, но взять не смог, рухнул на живот, обмяк и заерзал, пытаясь подняться.

Егор представлял Филимона другим – маленьким, щупленьким мужичком с бегающими глазками, дрожащими руками и страдальческим выражением лица. Но перед ним полулежал великан в клетчатой синей рубахе, черных залатанных штанах, высоких резиновых сапогах. Нестриженые седые волосы клоками торчали во все стороны, борода и усы прятали половину лица, но были на удивление аккуратно подстрижены. Филимон мгновенно перетянул свободное пространство на себя – и в комнате сразу стало тесно. На вид ему было от шестидесяти до семидесяти лет, не больше; что ж, Анну Григорьевну можно понять: очень уж колоритный персонаж местный лодочник, и озеро морем называет…

– Добрый вечер, – громко произнес Егор и сразу поймал удивленный взгляд хозяина дома.

– Темно, зараза, – пробормотал Филимон и добавил: – Где тут лампа… где лампа, я спрашиваю… ты х-хто?

– Я с турбазы… Приятелей своих ищу.

– А лампу зажги, а? – из последних сил протянул хозяин, тыкая пальцем в посудный шкаф.

Егор, неспешно выбирая тактику, подошел к шкафу, посмотрел на полки, потом открыл дверцу, нашел лампу и зажег ее. Стало гораздо светлее, и к беспорядку сразу добавились пыль и грязь.

– Мне Анна Григорьевна сказала, что вы здесь главный лодочник, – нарочно полоснул он по больному, – может, приятелей моих видели?

– Анька?.. – Филимон издал многострадальный стон, поднялся, добрел до серых тюков, наваленных в углу, споткнулся и упал на них. – Анька… – пробормотал он жалобно, сел поудобнее и вдруг превратился в большого ребенка, у которого отобрали конфету в ярком фантике: глаза округлились, губы надулись и задрожали, пальцы сцепились на животе. – Всю душу она мне вымотала! Десять лет маюсь!

– Сочувствую, – ответил Егор. И, желая как можно скорее получить ответы на свои вопросы, перешел к делу: – К вам два мужичка недавно заглядывали? Один тощий, второй толстый. Ищу я их.

– Давай выпьем, а? За жизнь мою горемычную… – внезапно проныл Филимон, и стало понятно, как обманчива внешность, а грозные слова – лишь бравада. – Были, были твои друганы… триста рублей дали, – сразу признался он, морща крупный нос.

– А за что?

– А кто ж их знает! Добрые люди!

– Да ладно уж, – улыбнулся Егор.

– А я их на постой определил. Тебя как звать-то?

– Егор.

– Нормальное имя, нашенское! А выпить нету?

– Нет.

– А денег дашь?

– Дам.

– Молодец! Я тебе все расскажу!

Егора это вполне устраивало. Он спокойно сел за стол, надеясь, что алкоголь не возьмет верх и Филимон успеет поделиться информацией до того, как отключится. Не спать, Филимон, не спать!

– А им что нужно-то было?

– А хата как раз и нужна была, – лодочник развел руками, задел стопку журналов, и они по одному съехали на пол. – Народ кругом, отвлекают… А кто ж уединения не хочет? Я вот хочу! – Лодочник стукнул себя кулаком в грудь, закряхтел и каким-то невероятным чудом поднялся, вцепившись в спинку кровати. – Прыщавый говорит: «Где тут можно пожить спокойно?» А я говорю: «В лесу, само собой, дурачина ты этакий!», а он мне: «А где в лесу?», а я ему: «Да у лешего, конечно!» – Филимон притопнул, выдал развеселое «Эх, ма!» и выпучил глаза, вероятно, изображая страшного героя русских народных сказок.

Егор подпер щеку ладонью, прищурился, смерил лодочника взглядом с головы до ног и, опуская прелюдию, резко потребовал:

– Подробнее.

Вынул из кармана обещанные деньги, пятьсот рублей, и положил их на стол рядом со стаканом.

– Был в Ситниках мужик чудной, – лодочник потер руки и хихикнул, – за охрану это… окружающей среды выступал! Приезжие, как им, иродам, и положено, в озеро гадили – то взорвут чего, то мусора навалят… И он им, значит, тоже пакостил аккуратно… Защищал нашу природу. Мать! Герой! Мать! – Филимон затряс кулачищем в воздухе и, не удержав равновесие, бухнулся на этот раз на кровать – пружины охнули на разные голоса и затихли. Приземлившись на бок, он схватил подушку и негодующе бросил на пол. – Неудобная, зараза, колючая, как сто ежей!

– Дальше.

– Ну а потом этого мужика невзлюбили, однажды даже огрели дубиной по башке. Ха! Крепкая башка оказалась. И он ушел жить в лес. Природу любил, говорю, как я – море! И дом себе справил, и нужник, и баню – все как у людей! А в Ситниках редко появлялся, только к бабе своей и хаживал.

– Далеко его дом?

– Не-е, близко… Ох, уж эти бабы… – Филимон пригорюнился, видимо, вспомнив зазнобу Анну Григорьевну. – А потом он с ней, само собой, поругался! С бабой! Я же говорю – стервы! И…

– И? – поторопил Егор.

– И превратился в лешего, – тихо ответил лодочник и опять стал похож на большого ребенка. На его лице появилась блаженная улыбка, глаза восхищенно засияли.

«Надеюсь, – мрачно подумал Егор, – он не думает, что сейчас я начну читать ему сказки, а затем спою колыбельную?»

– В какого лешего?

– Самого настоящего! Косматого, с ветками на голове! И на теле тоже… ветки… И мои слова – истинная правда! Любой в Ситниках подтвердить может! Даже Анька моя подтвердит!

«Так, нужно сворачивать этот бред…» Егор полез за сигаретами, но остановился. За пепельницей пришлось бы идти к полкам, а глаз спускать с Филимона нельзя ни на секунду.

– Я бы хотел с приятелями повидаться.

– Так они велели не беспокоить их пока… сами объявятся, когда захотят…

– Уверен, мне они обрадуются. Где этот дом?

– Ты что, ты что! – замахал руками Филимон, делая героические попытки подняться. – Сам не найдешь, заплутаешь к едрене фене! И ямы там кругом…

– Какие ямы?

– Медвежьи, разумеется.

– Разве у вас тут водятся медведи? – «удивился» Егор.

– Не водятся, но Леший думал иначе, или… Я подозреваю, что копал он их для приезжих. Эх, он с какой любовью их копал! Четыре штуки наши деревенские парни нашли и засыпали, а две так и остались, о них только я знаю. Тс-с-с, – протянул Филимон, приставив указательный палец к губам, – тс-с-с… я их берегу, как историческую ценность, так сказать. Упадешь и шею свернешь! Точно! – Филимон раскинул руки в стороны и изобразил безвременно погибшую курицу, во всяком случае на большее поза и выражение лица не тянули.

– А приятели мои шею не свернут?

– Не, – обиделся лодочник, я им честно сказал: «Не ходите туда, коли жить хотите», все по-честному! – Лодочник красноречиво поджал губы и размахнулся, желая стукнуть кулаком по спинке кровати. Но сил у Филимона не осталось, он впечатался носом в матрас, хрюкнул и… захрапел.

– Даю тебе ровно час, – холодно произнес Егор, щелкая зажигалкой. – А потом мы пойдем в лес.

Глава 16

Но лодочника не удалось разбудить ни через час, ни через два, ни через три. Глыба в синей клетчатой рубашке и щедро залатанных штанах сотрясалась до половины шестого, изредка выплевывая бранные слова, фыркая и кряхтя. Имя Анны Григорьевны тоже звучало и каждый раз имело различные оттенки: от коротко-гневных до извинительно-нежных.

Достучаться до Филимона не получалось: ни холодная вода, ни другие способы не принесли результата – он спал и видел цветные сны, в которых любимая женщина вредничала и отказывала ему по всем пунктам. Егор знал, что так будет, но все же надежда не давала покоя. Осталось-то несколько шагов… Он даже подумывал вернуться в Ситники и попросить Анну Григорьевну проводить его до дома Лешего, но пойдет ли пожилая женщина с малознакомым приезжим в лес? Да еще к такому месту, да еще под угрозой попасть в медвежью яму… Вряд ли. Нужен Филимон, а он спит.

– Ладно, время терпит, – кое-как успокоил себя Егор и оставил лодочника в покое. Пусть спит, а то перепутает что-нибудь или свалится в лесу.

Пусть спит.

Шурыгин звонил несколько раз. К пяти утра он добрался до пункта встречи, вернее, не доехал около десяти километров, припарковался и погрузился в нервное ожидание. «Я боюсь не найти этот столб и корявую березу!», «А вдруг он не отдаст Катю?!», «Как она там…», «Только не вмешивайся, а то знаю я тебя…», «Мы же договорились, да? Ты тоже думаешь, что мы поступаем правильно, да?», «Не вмешивайся, слышишь?»

«Не волнуйтесь, Петр Петрович, все будет так, как вы скажете», – под храп лодочника спокойно отвечал Кречетов. Большую часть ночи он смотрел на часы, экономил сигареты и анализировал множество вариантов развития событий. И упускать шанс он не собирался.

– Подъем, – полшестого сказал Егор резко и четко.

Филимон на секунду затих – казалось, даже остановил дыхание, затем заворочался, задергал мясистым носом и, точно внутри у него была крепкая пружина, мгновенно сел. Но тут же, открыв глаза, качнулся и схватился ручищей за спинку кровати.

– Ты х-хто? – выдохнул он, удивленно округлив глаза. – А-а-а… вспомнил! То есть…

– Вчера вы обещали проводить меня до дома Лешего, – с вежливой улыбкой произнес Егор, – буду рад, если вы сдержите свое обещание.

– Ох, грехи мои тяжкие…

В голове лодочника, видимо, грохотали пушки, а также проносились поезда, трещали вертолеты и противно каркали вороны, и все это повторялось бесконечно без спасительных перерывов. На лице отражалось столько трагизма и мольбы, что казалось, будто Филимон – самый несчастный человек на свете: помогите, люди добрые, оставьте в покое, дайте бочку воды, подушку, одеяло и прогоните ворон вместе с вертолетами прочь!

– Идем, – коротко скомандовал Егор, решительно встав со стула.

– Идем, – уверенно произнес Филимон и поднялся, кряхтя и охая. – Я это… уже пожилой человек… – на всякий случай напомнил он и пригорюнился: – Но дорогу покажу… да, если уж обещал… А я точно обещал?

На берегу лодочник явно почувствовал себя лучше: оживился, выругался в сторону пирса, помянул недобрым словом отдыхающих и, пружиня шаг, направился к лесу.

– За сколько дойдем? – спросил Егор, оглядываясь. Несмотря на бессонную ночь, он не мог себе позволить усталости или небрежности; наоборот, чувства обострились. Волк вышел на охоту.

– Да минут за пятнадцать-двадцать, – махнул рукой Филимон, – это если без привалов… А мне привалы нужны. Это я на вид такой крепкий, а радикулит проклятый как прихватит! – Он остановился и тяжело задышал. – О, чой-то перед глазами плывет… старость не радость! И самогонка тоже… – Филимон споткнулся и стыдливо поморщился. – Пью я из-за Аньки – ясное дело! Жить ко мне не идет! А я в деревню не вернусь! Я – моряк! Мне без моря никак нельзя! Аньку-то мою видел, а? Красавица… – Он счастливо вздохнул и блаженно закатил глаза к утреннему небу, споткнулся и хмыкнул: – И злющая! А мы этих-то не побеспокоим? – вдруг сменил он тему.

– Нет, не побеспокоим, – улыбнулся Егор.

– Они ж мне денег дали, неудобно как-то…

– Вы мне дом покажите издалека, а сами возвращайтесь.

– Точно! Будто я и ни при чем, ага? Или они приятели твои? И что с моей головой? – Филимон пожал широкими плечами. – Здесь помню, а здесь не помню. Невероятно, но факт, – подняв указательный палец, поджав губы, он споткнулся в третий раз.

– А где ямы, которые ваш Леший выкопал?

– А я и это разболтал? Во даю! – кажется, лодочник обрадовался. – А ямы засыпали. Остались две, но они по другую сторону – замаскировано так, что ни в жисть не найдешь! Хоть партизань, хоть вилами тыкай! Я их берегу, ямы эти… историческая ценность, так сказать!

– А если кто-нибудь свалится? – поинтересовался Егор.

– Тогда я, конечно, расстроюсь, – ответил лодочник и тяжело вздохнул.

Филимону понадобилось два привала, и до дома Лешего они дошли довольно быстро. Егор с каждым шагом становился мрачнее и немногословнее, а когда деревья поредели и впереди показались бревенчатые стены и черная крыша, он остановился и потянулся к пачке сигарет, но так и не закурил.

– Вот здесь он, голубчик, и проживал, – проскрипел Филимон, приваливаясь к ели, – надо было хоть ковш воды с собой взять! Пить охота.

– Тихо, – бросил Егор таким тоном, что лодочник замер. – Где ямы?

– С той стороны, – просипел Филимон, – но все дороги слева, туда никто и не шляется. Места не ягодные и не грибные… болиголов к середине лета до подмышек вырастает и еще дрянь всякая… а он здесь жил… ага… и вон банька… парился, значит… отшельник, мать его. Ну, я пошел? Мне еще к Аньке, извиняться…

– Спасибо, – кивнул Егор, повернулся к дому и прищурился. «Катюшка, теперь ты совсем близко – на расстоянии вытянутой руки».

* * *

Павел собирался на встречу, как на первое свидание. Ему даже было жаль, что нет белой рубашки и чистых брюк, а еще солнцезащитных очков, которые придали бы образу оттенок крутизны и таинственности. Уже очень скоро он станет богатым человеком. Машины, рестораны, красивые девушки – мечта!

– Тяпа, ты что такой кислый? Поджелудочная беспокоит или мышца какая? – самодовольно усмехнулся Павел. – Не боись! Денежки приведут тебя в порядок!

– Давай ее отпустим, – шмыгнул носом Степан. – И немедленно вернемся в Москву!

– Не дури, и хватит уже ныть. Хочешь, я в магазин какой-нибудь вечером сгоняю и куплю тебе… печенки трески! Ха!

– Она в масле.

– Вредно? Ну не капризничай, я же от всей души!

– Я больше не могу торчать в этом страшном лесу!

– Не начинай, – разозлился Павел. Ему уже до тошноты надоели одни и те же разговоры, а сейчас он вообще пребывал в отличном расположении духа и слушать жалобы капризного напарника не собирался. – Да, хорошо бы закатить вечером пирушку, мне и самому надоело питаться сухарями да баранками, я подумаю об этом. Ну, Тяпа, пожелай мне удачи! – Надев на голову бейсболку, Павел сунул в карман мобильник и застыл в ожидании напутственных слов.

– А когда ты вернешься?

– Через часик, наверное.

Степан поерзал на стуле, покосился на окно и положил ладони на колени.

Сегодня самый ужасный день в его жизни. Самый кошмарный, самый чудовищный! Хотя вчерашний был не лучше. Душа сжимается, печень отказывает, жизнь катится в тартарары, а на страницах судьбы невидимая рука неторопливо с нажимом выписывает одно кровавое слово «виновен» и ставит в конце восклицательный знак.

Степан почувствовал легкое головокружение, побледнел, обмяк.

Совесть! У него есть совесть! И она болит! Хотя об этом страшном недуге ничего и не написано в медицинской энциклопедии. Да, он слаб и боязлив, и Павел уже два раза напоминал о грешках молодости… Но вот сейчас им передадут деньги, и все – преступление века. Последняя точка, а дальше – приговор! И девчонка – вредная, избалованная – как назло, не вызывает антипатии. Упертая! И несчастная: сидит там, тоже сушки грызет, и нет ни в чем ее вины…

А Павел ее не отпустит! Он еще денег хочет! И всегда будет хотеть! А потом что? Другая чья-то дочка?.. «Не-е-ет», – мысленно протянул Степан. Но как сорваться с крючка? Как сбежать, как оказаться на свободе? Ведь он тоже не свободен! Или свободен?

– Ты не торопись, – сказал Степан, – э-э-э… чтобы все было в порядке…

– Чао, – протянул Павел и с легкостью, точно он собирался на дискотеку в ближайшую деревню, обогнул стол. – Смотри за девчонкой хорошо, она нам еще понадобится. И не дрейфь, Тяпа, не дрейфь, мы новую жизнь начинаем!

Громко хлопнула дверь, скрипнули ступеньки, и повисла тишина. Страхи тут же полезли из всех щелей, настойчиво требуя внимания. Степан вновь покосился на окно, с минуту посидел неподвижно, потом медленно поднялся и принялся за уборку.

Грязные кружки – мыть, полы – подмести, стекла можно протереть. Но руки не слушались, а главное – он не привык трудиться.

Попытка отвлечься провалилась с треском.

А если сбежать? Вот прямо сейчас! Гори оно все огнем! И Павлу он потом и не нужен будет! У Павла появятся деньги! В Мытищи! Прямо сейчас! Или к Раисе Антоновне? И молить о прощении!

Степан напрягся, представляя радужные картины, предчувствуя радость и даже восторг.

– Да… – выдохнул он, не в силах противиться выдуманному счастью. – Да…

Но девчонка… Екатерина Шурыгина. Она сидит в тесной баньке и ждет… надеется…

– Нет, я не добрый, – мотнул головой Степан, отрицая любые положительные порывы со своей стороны. – Я даже злой! – воскликнул он, топая правой ногой. – Я похудел! – он топнул левой ногой. – Да провалитесь вы все пропадом! Каждый сам за себя!

Успокоившись на этом, он пригладил жидкие волосы, гордо расправил плечи и обвел комнату победным взглядом, который остановился точно на медицинской энциклопедии. И он болен! Катастрофически болен! Разве можно забыть о язве и ларингите?

Павел будет рад, если не придется делиться!

Но девчонка? Екатерина Шурыгина?

Капризная и вредная… Как же она?

* * *

Особыми достижениями Катюшка похвастаться не могла – удалось отковырять три доски. Но все усилия оказались напрасными. Под первым слоем досок виднелся второй, более крепкий, и уж на него-то не хватило ни сил, ни оптимизма.

– Гадкая баня! – с чувством произнесла Катюшка и стукнула кулачком об пол. Бесполезно, ей никогда не выбраться отсюда!

А если притвориться тяжелобольной или объявить голодовку? Но разве она не голодает? Хлеб закончился, остались баранки и сухари. О, есть вода! Чуть-чуть. Наверное, скоро ей принесут еще одну бутылку, и, если изловчиться и треснуть похитителя чем-нибудь тяжелым по голове…

Катюшка мечтательно вздохнула, представляя удивление врагов, поднялась, покрутилась немного, дотронулась до шершавой стены, прикидывая, можно ли протаранить ее чем-нибудь, и приложила ухо к заколоченному окошку. Тишина.

– Никто меня не ищет, что ли? – жалобно выдохнула она, выпрямляясь. – Папочка, спаси меня, пожалуйста!

Катюшка обняла себя за плечи и вновь опустилась на пол. Она хотела сказать: «Егор, спаси меня, пожалуйста», но в последний момент исправилась. Из вредности? Ну, наверное, хотя… Последнее время она старалась не думать о Кречетове, но не получалось. Перед глазами постоянно маячили его руки. Она бы доверилась этим рукам. Теперь бы доверилась.

Егор, Егор, Егор… Жалеет ли он о том, что обидел ее? Понял ли, как ошибался?.. Наверное, он сейчас очень переживает, не ест, не пьет, злится… и ищет ее. Катюшка улыбнулась, нежно, по-детски, и закрыла глаза, вспоминая. Свернуться бы в комочек, и пусть он ее прижмет к себе. Пусть спасет. Что между ними произошло тогда? И произошло ли? Возможно, она все придумала… Или нет? Значит ли она для него хоть что-нибудь? То есть не как дочка Петра Петровича Шурыгина, за которой нужно присматривать, как за маленькой, а вот она сама…

– Ну-у… – протянула Катюшка, и щеки порозовели. – Видит ли он во мне… женщину?

Вопрос был смешным, нелепым и почему-то болезненным. Она хихикнула, открыла глаза и посмотрела на низкий потолок. Неожиданные слезы вдруг быстро-быстро скользнули по щекам, и Катюшка горько всхлипнула.

– Приходи же, – шепотом попросила она, – ты же знаешь, как я тебя жду.

– Извините… – раздался знакомый голос похитителя. – Вы не спите?

«Вроде я не его звала». Она сердито нахмурилась, повернула голову вправо и громко ответила:

– Не сплю.

– Я бы хотел поговорить с вами, но не уверен… То есть… Понимаете, я нахожусь в затруднительном положении, и у нас с вами минут сорок… Наверное, надо было торопиться, но я боялся. Екатерина, вы слышите меня?

– Слышу, – вздохнула Катюшка. К чудачествам похитителя она уже успела привыкнуть.

– Вы не хотели бы пойти домой? То есть… – Из-за двери донеслось протяжное «ох». – Я категорически отказываюсь участвовать в этом безобразии. Извините меня! Я попал в сети! – Голос похитителя сорвался, и вновь воцарилась тишина.

Катя мгновенно вскочила и сжала кулаки. Сейчас бы она с радостью высказала все, что накипело. Обалдеть! Куда она попала?! Алисе в Стране чудес и то было проще! Вы не хотели бы пойти домой? – кошмар какой-то! Явное издевательство!

– Вы… вы… – начала она и задохнулась от возмущения.

– Екатерина, вы вправе меня ненавидеть, но поверьте, я… неплохой человек! И я пришел вас освободить… Да, именно так. Только, пожалуйста, не убегайте сразу, мне… э-э-э… необходимо некоторое время, чтобы скрыться… вы понимаете меня?

Катя категорически не понимала, но на всякий случай ответила:

– Конечно, понимаю. Чего же здесь непонятного?

– Тогда мы с вами договоримся следующим образом: вы садитесь куда-нибудь… и начинаете считать… до пятидесяти. Нет, до тридцати! А то он может вернуться… Я открою дверь, и как досчитаете – выходите. Хорошо? А я как раз успею скрыться. Хм… Договорились?

«Это сон, – подумала Катя. – Ага, сон».

Как жаль, что окно заколочено! Взглянуть бы одним глазком на этого чудака. Клаустрофобия, учащенное сердцебиение… Он правда такой или притворяется? И он ее сейчас действительно отпускает?

– Договорились, – кивнула она, развернулась, подошла к скамейке и села. – Начинать считать?

– Да! Ой! Подождите!

– Жду.

– Я просто хотел сказать… м-м… извините, пожалуйста, извините! Я больше так никогда не буду! Хорошо?

– Хорошо, – ответила Катюшка, удивленно приподнимая брови.

– Считайте!

– Один! Два! Три!

– Ой! – За дверью что-то громыхнуло. – Прощайте!

– Четыре, пять, шесть…

Интересно, он действительно ее отпустил, а сам убежал? А где второй похититель – тот неприятный тип? А может, они поссорились, поэтому так получилось? А вдруг это дурацкая шутка? Нет, не похоже…

Катюшка считала и пыталась угадать, что же происходит на самом деле.

– …двенадцать, тринадцать, четырнадцать…

Не опасно ли выходить? Не ждет ли ее там новая беда? Она медленно встала и сделала несколько осторожных шагов вперед.

– …двадцать один, двадцать два, двадцать три…

Уже страшно. Ага. Очень страшно. Тук-тук – колотится сердце, и немеют ноги.

Катя облизала пересохшие губы и продолжила:

– …двадцать восемь, двадцать девять…

Протянув руку, она замерла, ожидая чуда. Чуда, которое пока не имело названия и границ. Вот сейчас, сейчас все будет хорошо. Обязательно будет хорошо!

– …тридцать, – пискнула она и вжала голову в плечи.

Дверь резко распахнулась, и Катюшка увидела Егора. Широкие плечи заслонили свет, тяжелый взгляд полоснул по баньке, точно нож по пирогу. Секунда – и настрой Добермана изменился, он расслабился, улыбнулся и так знакомо произнес:

– Привет, малявка, надеюсь, ты вела себя плохо?

Глава 17

Уткнувшись носом в его грудь, Катюшка вдыхала до невозможности родные запахи. Сигареты, наглость, дерзость, восток и запад, хвоя, опять сигареты… Так пах только он, ее личный волчище. Егор Кречетов.

– Вижу, ты готовила побег… Молодец.

Катюшка покосилась на доски, выдранные с огромным трудом, и улыбнулась. Да! Готовила побег! Да! Молодец!

– Я тебя ждала, – выпалила она и покраснела. – Ты почему так долго не приходил?

Егор отстранился немного, взял Катю за подбородок и заглянул в глаза – внимательно, пристально. Он пытался отыскать в них все страхи и печали, выпавшие на ее долю, пытался понять, что именно с ней случилось, но большие карие озера светились счастьем, и ни один островок не маячил на горизонте. Хорошо.

– Прости, – улыбнулся он в ответ. – Заплутал немного.

– Спасибо!

От ее обид не осталось и следа. Наоборот, появилась какая-то сковывающая неловкость. Кажется, она собиралась его поцеловать… в награду… Это же нормально – поблагодарить таким образом? Катюшка робко коснулась локтя Егора и представила, как поднимается на цыпочки, тянется…

– А сейчас нам нужно уйти отсюда, и побыстрее, – сказал Кречетов, взял ее за руку и потащил за собой. – Я видел, он сам открыл дверь. Почему? Что он тебе сказал?

– Извинился и попросил досчитать до тридцати.

Егор притормозил, оглянулся и посмотрел на Катю.

– А подробнее?

– Не знаю, – она пожала плечами. – Он вроде говорил, что не хотел участвовать в похищении, что он неплохой человек. А потом стал извиняться и попросил досчитать до тридцати. Ну, сбежать ему надо было… а самый главный другой – это точно! Он тоже куда-то ушел, наверное, раньше…

– Сознательный нам попался товарищ, – насмешливо сказал Егор и потянул Катю дальше в лес. – Я тебя оставлю у лодочника. Если его нет, просто посидишь в доме и подождешь, хорошо?

– А ты куда?

– Мне нужно вернуться сюда.

– Не-а! Я с тобой!

– Слушайся меня, пожалуйста, – без нажима произнес Егор, и Катюшке стало безумно обидно.

Кажется, он опять в ней видел маленькую девочку, а она-то мечтала… «Пожалуйста, пусть он сейчас остановится, прижмет меня к себе, поцелует, пожалуйста!» Егор необыкновенно сильный, необыкновенно умный, необыкновенно красивый! Да, да, да! – раньше она это тоже знала и чувствовала каждой клеточкой тела, только он был недосягаем: то равнодушен, то холоден, то насмешлив. Она боялась его, и именно страх сжимал сердце и одновременно волновал душу… «Пожалуйста, пусть он остановится!»

Егор думал о том, что ему необходимо вернуться, и сделать это лучше как можно скорее. Тощий отправился за выкупом, а Толстый, похоже, струхнул. Так или иначе он, Егор, не успокоится, пока полностью не обезопасит Катюшку. Ее маленькая ладошка в его руке – бежит котенок, пыхтит, сопит и, кажется, сердится. Егор по-доброму усмехнулся и вынул из кобуры мобильник – пора уже объявить семейству Шурыгиных, что все в порядке. И нужно решить еще один организационный вопрос. Первым он набрал номер Полины, но она оказалась недоступна (чертова связь!), затем набрал номер Оли.

– Да, я слушаю, – раздался взволнованный голос.

– Привет!

– Егор, какие новости?

– Самые хорошие, – он обернулся, подмигнул Катюшке и, сбавляя скорость, протянул ей трубку.

– Это я! Это я! – затараторила она, еще не зная, с кем разговаривает. – Оля! Я соскучилась! Ага, со мной все в порядке! Как Полина, как папа? Он ругался? Я вас всех люблю… – шмыгнув носом, Катя споткнулась и отдала трубку Егору. Слезы потекли рекой, и говорить она уже не могла.

– Оля, у меня к тебе просьба. Мы сейчас движемся к дому лодочника – от турбазы это по течению километра полтора. Он живет на берегу – мимо не пройдете. Мы будем там минут через пятнадцать. Я оставлю Катю и уйду.

– Ты хочешь поймать их, да? Они где?

– Точно не знаю.

– Мы сейчас же отправимся к этому дому! На лодке мы доберемся быстро.

– Спасибо.

Они поняли друг друга без лишних слов, и Егор прервал разговор. Катюшке сейчас нужны внимание и забота, а его ждут Тощий и Толстый.

Затем он набрал номер Шурыгина. Раздалось кваканье вперемешку с шумом, а потом прорвался возмущенный голос Петра Петровича:

– Я звоню, но нет даже гудков! Ты где?

– Связь плохая, вы же сами знаете, – с улыбкой ответил Егор. Вот теперь все вернулось на круги своя, вот теперь их отношения стали прежними – и произошло это в одну секунду. Хорошо, даже приятно! Пошатнувшийся мир наконец-то приобрел устойчивость, воцарилось прежнее равновесие сил – этакая гармония с острыми краями, едкими словами и своеобразным покоем.

– Я оставил сумку с деньгами! Пять минут назад около поваленного дерева! Но он мне пока не звонил, наверное, хочет убедиться, что его не обманули. Я еду в Москву, хотя мне это совершенно не нравится. Было бы разумнее повернуть к турбазе и встретить Катю. Хорошо, что ты там…

– Петр Петрович, жаль, такие деньжищи уплыли, жаль…

– Что? – удивленно переспросил Шурыгин, поймав в тоне Кречетова привычные наглые нотки.

Егор остановился, давая возможность Катюшке выровнять дыхание, и вновь протянул ей мобильник.

– Порадуй папу, – заговорщицки произнес он и увидел в ее глазах блики радости.

– Привет, – тихо произнесла она и зажмурилась, ожидая грома и молний. – Я больше не буду…

Трубка даже квакать перестала.

Что именно говорил Петр Петрович, Егор не знал. Он отошел к пню, наполовину прикрытому муравейником, и поддал ногой прошлогоднюю шишку. Но взгляд тянулся к Кате…

Она смеялась и плакала, обещала быть примерной дочерью, заверяла, что все в порядке («Нет, ничего не болит, только есть хочется»), и постоянно заправляла за ухо каштановый локон. Такая маленькая, смешная, беззащитная… И кусает пухлые губы, волнуясь…

Егор отвел глаза, посмотрел на часы и вернулся к Кате. Она отдала мобильник.

– Как дела, Петр Петрович?

– Ты… – Шурыгин замолчал, явно подбирая слова. Что ж, положение у него было незавидное, впрочем, подобное случалось постоянно, когда дело касалось Кречетова. Крылатая фраза «Победителей не судят» уже давно застряла в зубах. – Спасибо, – весомо добавил он.

– Поворачивайте к турбазе. И созвонитесь с Полиной или Олей, они объяснят, как добраться.

– Но как ты ее нашел? А где похитители?

– Все потом, – коротко ответил Егор и, убрав телефон в кобуру, повернулся к Катюшке. – Нам нужно бежать. Сможешь или устала?

– Смогу.

Ее щеки вновь порозовели, но он сделал вид, будто ничего не заметил. «Котенок, я вряд ли герой в данной ситуации. Тебе нужно успокоиться и прийти в себя».

* * *

На берегу в почти стройную шеренгу выстроились Полина, Оля, Андрей, Никита. Видимо, нетерпение достигло критической точки, и стоило Катюшке выйти из леса, как родственники рванули к ней. Обоюдная радость была настолько сильной, что Егор не сдержал улыбки. Куча-мала, да и только! Все кричали, целовались и обнимались, тормошили друг друга и постоянно твердили «Ну, я знала!», «А я был уверен!», «Наконец-то!».

Облокотившись на перила, неподалеку стоял лодочник Филимон и, почесывая бороду, с недоумением взирал на происходящее. Наверное, он уже успел навестить Анну Григорьевну, получил необходимое прощение и теперь, мучимый похмельем, раздражался и мечтал о тишине и покое. Но не судьба: дощатый пирс громыхал от счастливых прыжков и возни!

Егор, поймав взгляд Полины, махнул ей рукой, что означало: «Берегите Катюшку, а мне нужно вернуться обратно». Полина в ответ кивнула и крепко прижала младшую сестру к груди.

И Кречетов побежал. Свободно, легко, уверенно. Деревья мелькали, зеленые кусты проносились мимо. Цель приближалась.

* * *

– Денежки!

Душа Павла пела и плясала. В его руке – тяжелая сумка, и стоит всего лишь вжикнуть молнией, чтобы увидеть долгожданное богатство. И он уже вжикал (раз пять или шесть). Останавливался, заглядывал внутрь (неторопливо, растягивая удовольствие) и с наслаждением дотрагивался до ровных прохладных пачек. Столько денег он никогда не видел. Невозможно жалко делиться с нытиком Тяпой. Да на что этот капризуля потратит свою долю?! На лекарственные травы и тонометр? На ортопедический матрас и вагон минералки? На лимоны и укроп? Глупость какая-то. Нет, необходим размах!

– Дам ему тридцать тысяч, и хватит, – решил жадный Павел. Особой помощи от Степана все равно нет, так что все справедливо.

Повертев головой и выкатив грудь вперед, он матросской походкой направился дальше. Эх, не хватает победной музыки и грома аплодисментов – ну, кто еще на Валдае может похвастаться таким уловом?! Никто!

Ориентировался Павел не слишком хорошо, что отчасти портило настроение – не было возможности расслабиться и в полной мере насладиться мыслями о добыче. Нет, Катьку Шурыгину пока отдавать нельзя, с папочки наверняка удастся стрясти еще столько же. А почему бы и нет? А уж потом пусть девчонка катится на все четыре стороны!

«И надо бы Тяпе купить пожрать, – подумал Павел, – а то совсем раскиснет».

– Отлично, – бросил он и, увидев черную крышу домика и бок баньки, неожиданно для себя взял левее. – Деньги любят счет, – буркнул он, оправдываясь.

Кто знает этих богатеев? Шурыгин мог обмануть и урезать выкуп или бессовестно подсунул фальшивку – авось пронесет! Нет, никому доверять нельзя!

Павел хмыкнул и вновь углубился в лес. Ему до дрожи хотелось растянуть удовольствие, которое доставляла тяжесть в руке. Тянуло к тесно стоящим деревьям, к высокой траве, в которой вязли ноги, к толстым стеблям малосимпатичного растения, все чаще и чаще попадающегося на пути, болиголов, что ли? Сейчас он выберет местечко поуютнее, усядется, поставит сумку, расстегнет молнию и по локоть погрузит руки в свое прекрасное будущее… И не придется видеть кислую физиономию Тяпы, который ничего не понимает в жизни!

Поближе к кустам, поближе, чтобы никто не мешал. Даже мухи чтобы не беспокоили!

Наконец Павел выбрал место и немного успокоился. Облизал губы, точно перед богато накрытым столом, небрежно швырнул сумку, мол, двести тысяч баксов – дело обычное, и твердо шагнул на пятачок земли, который отчего-то был покрыт желтым мхом, а не лютиками.

* * *

– А-а-а! – разорвал тишину яркий, но короткий крик.

Егор повернул голову, прищурился и попытался определить расстояние. Недалеко. Автоматически скользнув взглядом по баньке (дверь по-прежнему закрыта, засов сдвинут так же, как раньше), он быстро понял, что Тощий не возвращался, и свернул вправо, туда, откуда донесся крик и где, по рассказам лодочника Филимона, находились две медвежьи ямы, охраняемые им и возведенные в ранг исторической ценности.

– А-а-а! – на этот раз в крике слышались удивление и испуг. – А! А! А! – Неизвестный страдалец кричал с паузами, будто ему делали одну прививку за другой.

Егор выругался и прибавил шаг. Кому там плохо?

Увиденное могло вызвать лишь тяжелый вздох разочарования и брезгливость: охота безнадежно испорчена, и этот… фрукт слишком жалок.

Тощий – а это, без сомнения, был именно он – лежал в глубокой яме на спине, задрав ноги. Под ним виднелась кучка сухих колких веток, впрочем, на его одежде тоже было достаточно мелкого мусора и земли. Рядом валялась пузатая спортивная сумка, и Егор знал, какие тайны она хранит.

– Тебе повезло, – тихо произнес он и спросил громко: – Как тебя зовут?

– П-п-павел… кажется… или Степан…

– Фамилия?

– Не помню… – Парень заерзал, запищал, глупо захлопал глазами. – Больно в боку-у… А вы кто такой?

– Доберман, – огрызнулся Егор, представляясь некогда полученным от Оли прозвищем.

– Н-не-е знаю такого…

– Твое счастье.

– Но… я ничего не помню… – плаксиво сказал Тощий и жалобно сморщился. Покосившись на сумку, он протянул руку и дотронулся пальцем до плотной ткани. – Что я здесь делаю? А это мое?

– Уже нет, – с ледяной улыбкой ответил Егор.

– А где я живу? Вы отведете меня домой?

На лице горе-похитителя читались растерянность и беспомощность. Он и двигаться-то, похоже, особо не собирался – лежал спокойно, задрав ноги, и даже не пытался встать. Шею не свернул, особых травм не наблюдалось, скорее задумчив, чем напуган. И, кажется, действительно не понимает, где находится и как сюда попал. Головой вниз, что ли, спилотировал и угробил свой куриный мозг?

Егор вновь разочарованно шумно вздохнул и достал мобильник. Пусть Шурыгин разбирается, связывается с представителями местных правоохранительных органов и вызволяет этого недоумка из ямы, а также выясняет, действительно ли у «несчастного» отшибло память.

Глава 18

– Папа скоро будет, не волнуйся. – Оля достала из шкафчика стопку вещей и положила их на кровать. – Какое счастье, что ты с нами и все наконец-то закончилось!

– Ага, – согласилась Катя, откидывая крышку чемодана. Главного похитителя поймали, и вроде у него теперь серьезные проблемы с головой, а второй, тот, который ее отпустил, исчез бесследно, и, наверное, к лучшему. Его жаль, чудак какой-то. Любимого папочку она еще не видела, до турбазы он не доехал, так как пришлось срочно решать вопросы с местной милицией, но он звонил и то дрожащим голосом говорил, как ее любит, то рассказывал, сколько охранников теперь будет сопровождать ее от дома до института и обратно. Кошмар! Кажется, она попадет под еще больший контроль. Хотя эти новости волновали ее мало, душа болела о другом…

– Нашла куда сбегать, – фыркнула Полина, закидывая ногу на ногу, – романтика – это, конечно, хорошо, но нормальный санузел тоже, знаешь ли, необходим! – Она внимательно посмотрела на Катюшку и закусила нижнюю губу. Младшая сестра явно витает в облаках, тиха и будто находится в робком ожидании… Переживает о случившемся? Понятно. – Мы твоего Сергея немножко искупали, надеюсь, ты не против?

– Что? – спросила Катя.

– Ничего, – беззаботно махнула рукой Полина, поняв, что ее вообще не услышали.

– Где обувь? – Оля огляделась и нахмурилась, боясь что-нибудь пропустить. – Зубная щетка, косметика… Это твое полотенце? Я поговорю с папой, мы с Никитой хотим, чтобы ты пожила у нас. В институт можно не ходить недельку, потом нагонишь, да и занятий у вас в конце весны практически нет…

«С ума сойти, – с улыбкой подумала Катюшка, – Оля разрешает мне прогуливать. Мир точно перевернулся!»

Забота и участие сестер были до слез приятны, она даже и не думала, что так соскучилась, но взгляд не отрывался от двери, а уши, наверное, уже выросли в два раза, надеясь уловить тяжелые, уверенные шаги Егора.

Какая же она дурочка! Как она могла раньше не понимать своих чувств?! Фыркала, вредничала, капризничала, так ведут себя маленькие девочки… А разве в малявок влюбляются? Интересно, почему он тогда ее стал целовать, уложил на кровать и… Что-то доказывал, высмеивал или есть иная причина? Но нет, он никогда не обижал! Катюшка мотнула головой. Никогда! И почти нянчился с ней. Дразнил, конечно, но не обидно.

Надеяться или не надеяться?

Она автоматически сунула в чемодан вещи стопкой.

– Подожди, – остановила Оля, – так мы его не закроем. Давай я сама упакую.

– Ладно.

Надеяться или не надеяться?

И это не потому, что Егор помог выбраться из заточения – искал и нашел… В том-то и дело, что причина иная – давняя, острая, горячая! Катюшка подошла к окну, дотронулась пальцами до стекла и нарисовала невидимое сердце. Всегда, когда к ним приезжал Егор, она старалась оказаться поближе – ей было удивительно неспокойно, если она не перекидывалась с ним хотя бы парой слов. А вечер в «Пино Гроз»!

– А что мне за это будет? – спрашивал он.

– А чего ты хочешь? – нарочно кокетливо интересовалась она.

– Поедем ко мне после ресторана?

Егор шутил! Привычно шутил! Но память о том танце обжигала.

Катя нарисовала рядом еще одно невидимое сердце.

«Пино Гроз»… В тот момент она испугалась, потому что почувствовала силу Добермана, его власть над ней. И первый раз тело откликнулось, поддалось, и желание вспыхнуло огнем.

Он шутил… но сейчас она бы согласилась.

И неважно, чем бы закончилась история ее… любви.

– Ну как, копуши, собрались? – раздался усталый и одновременно веселый голос Егора.

Катюшка вздрогнула, что не укрылось от Полины, и резко обернулась. Погрузившись в отчаянные переживания, она пропустила его шаги.

– Почти, – ответила Оля, пытаясь пристроить между свитерами фен. – Не верится, уже через несколько часов мы вернемся, и все пойдет по-старому. – Она сунула пустые пакеты в карман чемодана и выпрямилась. – Скорей бы папа приехал.

Катюшка неотрывно смотрела на Егора. Хотелось опустить глаза, но не получалось. Нет, никто не должен понять, даже он, не должен! Но не получалось…

– Если мы что-нибудь забудем – не проблема, – небрежно бросила Полина, поднимаясь со стула. – Нет такой страны мира, где бы я не оставила часть своего имущества. Правда, объем моего багажа никогда не страдал от этого. – Она улыбнулась. – Всегда можно купить новые шмотки. Да, Оля?

Полина видела, куда устремлен взгляд Кати, и смятение младшей сестры стало понятно. Почти понятно. Неужели? Когда? А впрочем… Стало радостно и грустно: их малышка влюбилась… И в кого! «Папу хватит удар, – пронеслось в голове. – Впереди минимум война». А Егор? Полина быстро посмотрела на него и отчетливо поняла: война будет долгая и сокрушительная… Или, наоборот, стремительная. Кречетов казался расслабленным, но его глаза жгли. Если он примет решение, то пройдет сквозь стены и запреты, возьмет то, что посчитает нужным, и легко уйдет. Таким она его никогда не видела.

Кто будет прав? Кто виноват?

И будет ли кому-то больно?

– Да, – согласилась Оля. – Но на магазины не всегда есть время, да и с некоторыми вещами жалко расставаться.

Полина тоже умела принимать решения и уже знала, чью сторону займет. В Катюшкиных глазах сияло счастье, а Егор при всем своем очаровательном нахальстве более чем достоин уважения. И сейчас в этой комнате, бесспорно, есть два лишних человека. Ошибка, которую необходимо срочно исправить.

– Оля, проводи меня в туалет, я боюсь, – совершенно серьезно произнесла Полина. – Воспоминаний о Валдае мне хватит на всю оставшуюся жизнь. Романтика! Дырка в полу, а бумагу нужно приносить с собой! – Она строго посмотрела на обалдевшую сестру и добавила: – Сначала ты меня посторожишь, а потом – я тебя. И учти, если я увижу там хотя бы одну муху, я упаду в обморок.

– Поверь, не все так плохо, – усмехнулся Егор.

– А ты… – начала Оля, но продолжить не успела. Полина настойчиво потянула ее из домика.

Хлопнула дверь, а затем донеслось приглушенное наигранно возмущенное:

– Есть же Эйфелева башня, Биг-Бен, Колизей, наконец! В школе это проходят. Ты плохо проверяла у нее уроки! Потянуло же девочку окуней ловить…

«Спасибо, Полина», – мысленно поблагодарил Егор.

Катюшка стояла, прислонившись спиной к стене и опустив руки. Улыбка, сначала робкая, а затем широкая и светлая, озарила ее лицо. В груди задрожало волнение, но счастье затопило его, и стало хорошо, просто очень хорошо.

– Мы уезжаем, – коротко сказала Катя первое, что пришло в голову.

– Я тоже.

– Чемодан почти собрали…

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично.

Егор подошел к Кате и замер. Она ждала, и он безошибочно чувствовал это: один жест, один поцелуй – и обратной дороги не будет. Волосы до плеч, немного вьются, аккуратный носик, щечки, губы…

Он искал ее несколько дней или вечность?

Он знает ответ, и знает его давно.

Маленький теплый котенок, малявка, без которой не будет радости в жизни.

– Я… – прошептала Катюшка, и ее глаза неожиданно наполнились слезами. – Ты колючий…

– Да, давно не брился, – ответил Егор и добавил: – Иди ко мне.

Он прижал ее к своей груди так сильно, что стало трудно дышать. Слова тоже где-то застряли, но в первые минуты они все равно были лишними – лишь шорохи одежды сопровождали смелые и несмелые движения.

Катюшка устремилась к его губам, и Егор поцеловал быстро и коротко, затем уткнулся в шею, втянул упоительный аромат нежной кожи, скользнул ладонями по спине вверх и вниз, чуть приподнял край кофты, но остановился. Вернулся к губам и теперь целовал долго, глубоко, получая отклик на любое свое желание. Катя таяла, отдаваясь целиком и полностью – и за это Егор был благодарен, это было особенно дорого.

– У меня раньше никого… то есть я… – тихо произнесла она, опустив голову. – Наверное, ты так не думал… ну, я же приехала сюда не одна… но я не собиралась… и я запирала дверь на замок, – Катюшка вздернула подбородок и со страхом заглянула в потемневшие глаза. Что он теперь скажет? Хорошо это или плохо? И понятно ли она объяснила? Опять она получается маленькой, а мужчинам нужны женщины опытные… или необязательно?

Егор ее понял. Он удивился, но ответить ничего не успел, потому что за дверью раздался трубный глас Петра Петровича: «Катя! Катюша!!!»

* * *

Шурыгин, решив все вопросы, мечтал только об одном: увидеть дочь, обнять и увезти в Москву как можно скорее. Только тогда он успокоится! Черная полоса закончится, и настанет мир и покой. Никита сказал, что Катя собирает вещи. Это замечательно, значит, задержек не будет.

Петр Петрович дернул ручку первой двери, затем второй и сразу увидел Катю – свою малышку. Она стояла у окна и казалась напряженной и неожиданно повзрослевшей, вроде внешних изменений не произошло, но тем не менее… Рядом стоял Егор, но взгляд не успел сфокусироваться на нем – позже, позже…

– Катюшка, – выдохнул Шурыгин. Молниеносно преодолел расстояние в несколько метров и взял ее за плечи. Жива, здорова!

– Папа…

– Прости, – сказал он, извиняясь за все плохое, что в ее жизни было, есть и, вероятно, будет.

– Я сама виновата, – шмыгнула Катя носом и тут же повисла на шее отца. – Папа, папочка…

– Петр Петрович, надеюсь, вы не расплачетесь, – раздался ироничный голос Егора.

Шурыгин повернул голову. Хм… «А я надеюсь, Кречетов, ты не думаешь, что я сейчас тебя тоже обниму», – едко подумал он, радуясь обычному раскладу в отношениях. И почему постоянно выходит так, что Егор – молодец и его нужно хотя бы поблагодарить? Да потому что он отлично делает свою работу и этим хорош! Ну, простое «спасибо» произнести несложно, а уж за Катюшку и подавно, но они и так понимают друг друга без лишних слов и оба знают цену поступкам.

– И не мечтай! – ответил Петр Петрович с точно такой же усмешкой, как у Егора.

* * *

Уехать удалось во второй половине дня: все дружно добрались до дома отдыха, где были оставлены машины, и еще некоторое время потратили на прощание. Полина и Андрей, Оля и Никита с шутками спорили, у кого будет гостить Катя в первую очередь – аргументы громыхали на весь Валдайский край, потому что никто не хотел уступать. Петр Петрович не вмешивался, но при этом не отпускал младшую дочь ни на шаг от себя. Закупив печенья, булок, конфет и соков, он постоянно ее кормил и поил. «Кушай, кушай, ты похудела». В Катюшку же ничего не влезало, да и от былого аппетита не осталось и следа. Она кружила по парковке, ожидая, когда появится Егор, и нервно гадала, как он теперь к ней относится? И еще один вопрос не давал покоя: когда они увидятся? Казалось, с возвращением в Москву она потеряет его навсегда. А ей так необходимо, чтобы он был рядом. Прижаться бы к нему хоть на миг…

Завидев Кречетова, широко шагавшего к ним, Петр Петрович напрягся.

– По машинам, – скомандовал он и кивнул Кате.

– Как скажете, сэр! – поддразнил Андрей.

– Едем, – отрапортовал Никита.

Шурыгин подошел к серой «Тойоте» и немного помолчал, сверля недовольным взглядом Егора.

– Грязный, – брякнул он, указывая на капот.

– Так я не на свадьбу ехал, – улыбнулся наглый Доберман.

– Погода портится…

– Переживем.

Петр Петрович качнулся на пятках, насупился, затем быстро протянул руку и серьезно произнес:

– Спасибо.

Егор заглянул в его глаза, нарочно помедлил пару секунд и… пожал руку.

– До свидания, – раздался позади неуверенный голос Катюшки.

Резко обернувшись, Шурыгин посмотрел на дочь – ее благодарный, теплый, какой-то особый взгляд был устремлен на Кречетова, точно рядом больше никого и не было. Да что рядом – на тысячу километров не было! Пурга, ураган, гром и молния не смогли бы погасить света ее глаз… Конечно, она признательна, но… Петр Петрович почувствовал неприятный дискомфорт, неловкость, объяснения которым найти не смог.

Тогда он перевел взгляд на Егора.

И увиденное не понравилось вдвойне.

Нет, лицо наглого Добермана хранило спокойствие, но… Опять это «но»!

Он пойдет по следу, злой, опасный, он возьмет то, что принадлежит только ему… – вдруг всплыли в голове забытые слова старой Рады, и Шурыгин, перечеркивая предчувствия, отвергая намеки и все, что только можно отвергнуть, решительно потянул Катю подальше от «Тойоты».

– По машинам! – рявкнул он, распахивая дверцу.

– Трындец, – тихо произнесла Полина и добавила: – Амур, ты вообще о чем думал, когда целился?

* * *

До Москвы он добрался только к вечеру – голодный, холодный, грязный, облепленный дохлой мошкарой и паутиной. Волосы торчали в разные стороны, на щеке красовались три царапины. К тому же после неудачного падения Степан хромал на левую ногу, отчего выглядел еще более жалко и даже трагично. Он бежал лесом, задыхался и снова бежал, точно за ним гнались злые собаки. Не разбирая дороги, без всяких ориентиров, несся вперед, прижимая к груди одну-единственную драгоценную вещь – боевую подругу, медицинскую энциклопедию. Павел не будет его искать: деньги вскружат голову, и делиться не захочется.

«Да, да, да», – уговаривал себя Степан, чудом оказавшись на трассе.

От собственной смелости и решимости дрожали коленки и горели оттопыренные уши. Как он посмел? Как отважился? Невероятно, но факт! Просто в сознании что-то щелкнуло, он отодвинул засов, освободил Екатерину Шурыгину и пустился наутек. Наверное, из двух кошмаров (гнев напарника или тюрьма) он выбрал наименьший. Нет, Павел не станет рассказывать на каждом углу о грехах молодости. И его, Степана, не найдет теперь! Или найдет, но особого вреда не причинит… Нужно спрятаться, забиться в угол и переждать!

А на свете есть только одно безопасное место. Только одно! Это квартира Раисы Антоновны. Только там можно вновь стать счастливым, обрести покой и уверенность в завтрашнем дне. Носки? О, он будет очень внимателен и никогда не перепутает корзину для цветного белья с корзиной для белого. И круги от чая он готов отмывать по три часа в день! С энтузиазмом и удовольствием!

Степану повезло: отзывчивые люди бесплатно довезли его почти до дома тетки. И он, взволнованный, позабывший об усталости и о «хроническом плохом самочувствии», прошагав два квартала, не стал ждать лифта, а, перепрыгивая через ступеньку, устремился вверх. Кнопка звонка показалась такой родной, что он чуть не расплакался.

– Кто там?! – недовольно гаркнула Раиса Антоновна. Она никогда не смотрела в глазок сразу, сначала шло опознание по голосу, а уж затем придирчиво изучалась картинка.

– Я… – просипел Степан, молясь и надеясь. Услышав страшное «кто там?», он окончательно оробел; недавние приключения показались чепухой, выдумкой, бредом, в то же время душа сладко заныла.

Визгливо защелкали замки, и дверь распахнулась. На пороге стояла высоченная грозная Раиса Антоновна. На ее шее болтался полосатый фартук, из кармана которого обреченно свешивалось розовое вафельное полотенце.

– Ты, – произнесла она и дернула носом. Замерла на несколько секунд, затем протянула ручищу, сцапала потерявшего дар речи Степана и втащила в квартиру.

– Я… – тише повторил он, не сопротивляясь, и часто закивал на всякий случай, чтобы у тетки развеялись последние сомнения.

– Посмотри на себя! Где тебя носило? Почему я должна обзванивать больницы и морги? За что мне наказание такое!

– Э… я, это… очень виноват… да… Слезно прошу извинить! Больше не буду!

Что именно он не будет делать, Степан объяснить не смог, прорезавшийся голос сорвался, а мысли испарились. К тому же он неожиданно оказался зажат в объятиях-тисках. Тетка содрогнулась от всхлипа, затем хватка ослабла, и раздались привычные команды:

– Марш в ванну! Вещи в помойку, чтобы я этой антисанитарии не видела!

Степан счастливо подскочил, скинул ботинки и, пристроив книгу на краю тумбочки, не дожидаясь повторного приглашения, метнулся в ванную комнату и завертелся около раковины волчком. Дом родной! Дом! Включил горячую воду, принялся торопливо скидывать вещи – куча на полу росла очень быстро. Все в помойку – не жалко! Главное – он вернулся, и Раиса Антоновна уже не сердится! А Павла нет, тю-тю, его и не существовало!

Но когда на пухлом теле остались только цветастые семейные трусы, Степан остановился. Наклонился, поднял грязнющий черный носок и быстро, точно его могли поймать на месте преступления, сунул его в корзину для белого белья. Блаженная улыбка засияла на круглом лице. Пусть на него уже завтра обрушится лавина гнева – пусть! Он это заслужил.

Глава 19

– Объясни, как тебе в голову пришла столь грандиозная идея? Собрать по-тихому вещички и умотать на Валдай. Ты что! – Полина, проходя мимо зеркальной стены, покосилась на отражение семенившей за ней Катюшки и осуждающе приподняла брови. Но даже если бы она нацепила на нос очки с толстыми стеклами, то не стала бы похожа на строгую учительницу, отчитывающую подростков за плохое поведение. Полина лишь хотела растормошить, разговорить младшую сестру, отвлечь от мрачных мыслей. Хотя редкая, но счастливая улыбка на лице Катюшки говорила о том, что о Егоре Кречетове она вспоминает намного чаще, чем о похитителях. – Я очень удивилась, когда папа позвонил и сообщил о твоем побеге. Романенко – сомнительный товарищ… – осторожно задела скользкую тему Полина и открыла дверь своего кабинета. – Заходи!

– А Сергей мне и не нравился, – спокойно ответила Катюшка, – и вообще…

Она села в кресло и машинально взяла с журнального столика рекламную брошюрку. Вчера она гостила у Оли с Никитой (они закормили ее мороженым и пирожными, а также укатали на аттракционах, и странно – ни разу не отругали), а сегодня – «дежурство» Полины. И, конечно, после продолжительного похода по торговым центрам, обеда в ресторане, еще одного продолжительного похода по торговым центрам они приехали в салон «Анни». Приятная музыка, сияние ламп, всевозможные ароматы, суета мастеров, умиротворение в SPA-зоне, стрижка, краска, грязи, бамбуковые палочки и даже бокал вкусного вина или прохладного шампанского – вот на что можно рассчитывать этим вечером. Хорошо, когда твоя старшая сестра – владелица салона!

– Чем будем заниматься? – бодро поинтересовалась Полина, снимая с плеча тонкий ремешок сумки.

– Челку хочу короткую.

– Давай я тебе ее лично отстригу?

– Не-а, – мотнула головой Катюшка, и они дружно рассмеялись. – А когда ты откроешь второй салон, то как его назовешь?

Полина пожала плечами и ответила:

– А фиг его знает! Честно говоря, думать об этом очень утомительно. – Она улыбнулась и сменила тему разговора: – Как поживает твой новый мобильник?

– Отлично. Жалко старый номер, но папа считает…

– Безопасность прежде всего! – закончила Полина, усаживаясь в свое хозяйское кресло. – Я отправила эсэмэску Егору с твоим номером, на всякий случай. Ты не против?

– Нет.

Их взгляды встретились, Катюшка первая отвела глаза.

– Это тоже в интересах безопасности, правда? – На лице Полины вновь появилась улыбка. – Разве не он нас всегда спасает?

– Папа, наверное, и сам… ну, отправил… ему номер…

– Сомневаюсь.

– Почему?

Полина проигнорировала вопрос, хотя ей было что сказать. Она понимала, какое смятение сейчас царит в душе младшей сестры, какая тайна бьется и рвется на свободу. Прекрасная тайна, которая может принести и радость, и грусть… Если Сергей Романенко – всего лишь большая слизкая лягушка, то Егор… Егор совсем другая персона – волк. И он никогда и ни за что не обидит Катю. Он либо сделает шаг и пойдет до конца, либо останется стоять в стороне и не двинется с места. Играть, как самодовольный кот с наивной мышкой, точно не станет. Именно поэтому она отправила эсэмэску и написала, что сегодня Катюшка гостит у нее в салоне. Если приедет или позвонит, значит, любит. «Ух, – Полина чуть откинула голову назад и мысленно хмыкнула. – Черт, и что тогда делать? Отпустить? – Она опять улыбнулась. – Да кто ж меня спросит!»

– Ага, давай укоротим тебе челку, – решительно произнесла она.

Но Катюшка уже передумала. Во-первых, изменения, пусть и незначительные, могут не понравиться Егору, во-вторых… Эх, да и первого пункта вполне достаточно.

– Нет, спасибо, я лучше кончики подровняю или еще чего-нибудь сделаю.

– Например?

– Ну-у, – пожала плечиком Катя и хитро добавила: – Я бы выпила шампанского.

– Слышала бы тебя Оля, – многозначительно произнесла Полина.

– А хочешь, я тебе расскажу, почему уехала на Валдай? Конечно, не только из-за этого, но… Последняя точка, понимаешь?

– Пока не очень, но готова тебя слушать хоть до утра.

Скинув разноцветные босоножки, Катя подтянула ноги на кресло и обхватила колени руками. У нее сейчас сумятица и в душе, и в голове, и, наверное, будет легче, если она поделится с Полиной частью своих переживаний. Ей катастрофически не хватает поддержки и слов утешения! По всем поводам не хватает, кстати.

Егор…

Вчера он не звонил, потому что у него не было нового номера, но сейчас уже есть. Она ему разонравилась или… ему нужна опытная женщина… «Дурочка! Не нужно было ему говорить! – Катя нахмурилась, ругая себя, а потом пронеслась отчаянная детская мысль: – А вдруг он боится, что папа станет ругаться?» М-м-м… Нет, нет, нельзя думать ни о чем, что их разделяет. В жизни много сложных вещей, но любовь сильнее всего! Главное, он должен помнить о ней, мечтать о встрече… Как же без него плохо, как же плохо!

Раньше она могла подойти к Егору – он часто приезжал по папиным делам, могла поболтать о пустяках или даже фыркнуть недовольно, а теперь… а теперь она думает о его глазах, губах, подбородке, плечах… Он обычно смотрит так, что дух захватывает. От одного его прикосновения становится уютно, спокойно, и при этом руки-ноги отнимаются. «Позвони, пожалуйста, позвони… Один разочек! Я не могу без тебя… уже не могу… совсем…»

– У папы есть женщина, – выдохнула Катюшка. – Я их видела. И расстроилась тогда… а сейчас я понимаю: он имеет право, и… – Она посмотрела на сестру. – Вот.

У Полины от удивления запершило в горле, коротко кашлянув несколько раз, она обмахнулась тонкой папкой и села ровно.

– Какая женщина? – на всякий случай переспросила она.

– Красивая. Цыганка. Егор с ней знаком… сказал, она хорошая.

– Вы это обсуждали?

– Ну да. Ее Любой зовут, – Катюшка смешно сморщила нос, точно ей предлагали съесть тарелку холодной манной каши. Видимо, ревность до конца не исчезла.

«Ничего себе, – протянула Полина. – Сходила я, называется, замуж! Чуть не пропустила самое интересное!»

– Она правда цыганка?

– Ага. Высокая, как папа. Волосы кудрявые и черные, и сама такая… тоненькая. Училкой работает. А у меня с учителями всегда сложные отношения были… Помнишь географичку? И физрука, и физика…

– Помню, – кивнула Полина.

– Но пускай он с ней встречается, мне не жалко.

– М-м-м… Очень хорошо, что ты мне рассказала. Давай будем чуткими и терпеливыми, папе необходима наша поддержка. И мне кажется, тебе нужно отвлечься от всех проблем разом. Марш в зал, и стриги там себе что хочешь, – весело ответила Полина, но тут же спохватилась: – В пределах разумного, конечно. Как ты отнесешься к ужину в семейном кругу? Надеюсь, положительно. Вечеринку я организую сама. Иди, иди, развлекайся…

Как только за Катюшкой закрылась дверь, Полина встала и заходила по кабинету – на лице сияла улыбка, которая выдавала мысли и чувства. Да! У папы роман! Ах, как же хочется посмотреть на красавицу Любу! Цыганка? С ума сойти! Ужин, ужин… да! И вполне можно совместить приятное с полезным – не будем забывать про Егора…

Высоченные каблуки мягко утопали в ковровом покрытии, вопросы и идеи теснились в голове. Полина на ходу подхватила сумочку, остановилась, вынула мобильник и набрала номер.

– Папа, привет!

– Привет. Как Катя?

– Отлично, в данную минуту перекрашивает волосы в синий цвет. Шучу.

– Когда-нибудь вы доведете меня до инфаркта, – вздохнул Петр Петрович.

– Я считаю, нам пойдет на пользу семейный ужин в уютном ресторане, как ты на это смотришь? По-моему, всем необходимо отвлечься, встряхнуться и пообщаться.

– Да, хорошо, ты права.

– Как насчет «Пино Гроз»? Ты сможешь поболтать с отцом Никиты, а мы выпьем, потанцуем и…

– И опять куда-нибудь упадете и что-нибудь разобьете, – фыркнул Петр Петрович, намекая на эксцентричное танго, несущее жертвы и разрушения. Полина и Андрей познакомились как раз во время танца, и у них, похоже, вошло в привычку куролесить до звона бокалов и шока окружающих. Практически на любых мероприятиях приходится приглядывать за этой сладкой парочкой.

– Обещаю вести себя хорошо, – улыбнулась Полина.

– Я это слышу с тех пор, как ты научилась говорить, – ворчливо ответил Петр Петрович, но недовольство было нарочито напускным. – Да, в «Пино Гроз» лучше всего, я договорюсь с Левой.

– Отлично, я тогда позвоню Егору и приглашу его.

– Зачем?

– Как зачем? – Полина ожидала такого ответа, но показательно удивилась. – Он спас Катю, а я, например, даже не успела толком поблагодарить…

– Так позвони ему, – быстро перебил Петр Петрович.

– Папа, перестань. Не знаю, отчего ты опять на него сердит, но поверь, это совершенно ни к чему. Вечно вы воюете на пустом месте. Егор очень помог, и мы должны быть ему благодарны. Надеюсь, его роль в спасении Кати ты отрицать не станешь?

– Не стану, – коротко бросил Петр Петрович. – Но у Егора полно работы, ему не до ужинов.

– Ничего страшного, вырвется на свободу, – теперь Полина добавила голосу беззаботности. – Ему тоже полезно немного отдохнуть после бега с препятствиями по валдайским лесам. И вообще, он для нас много делает, не понимаю, почему ты против…

– Я не против, просто… Ладно, позвони Егору, – со скрипом согласился Петр Петрович.

«Да!» – Полина возвела глаза к потолку. Ну что ж, остался еще один щекотливый момент…

– Если ты тоже хочешь пригласить кого-нибудь… – она задержала дыхание, – то обязательно пригласи. Мы будем рады твоим… знакомым. Уверена, вечер получится душевным. – «Папа, ну пожалуйста!» В трубке повисла тишина, затем послышалось задумчивое «кхм». Неплохо! Полина взволнованно одернула левой рукой полупрозрачную белую кофту и вновь заходила по кабинету. – Ну, ладно, пока, у меня куча дел, да и к Катюшке я давно не заглядывала, вдруг она и вправду решила стать Мальвиной… Шучу, шучу. Оле об ужине я сообщу сама. Пока-пока.

Положив мобильник на стол, Полина крутанулась на каблуках и резко замерла. Привалившись к дверному косяку, стоял Егор. А это означало слишком много.

– Привет, – сказал он и с мальчишеской улыбкой добавил: – Если ты перекрасила Катюшку в блондинку, я тебя съем.

* * *

Беспокойство достигло точки кипения. Шурыгин выдвинул ящик стола, сунул руку в дальний угол и вытащил пачку сигарет. Вредно, но иногда невозможно стерпеть, нервы натягиваются в струну, и сила воли стыдливо шаркает ножкой. Он давно бросил курить, но на крайний случай держал в кабинете «успокоительное». Редко срывался на одну сигарету, а затем ругал себя за несдержанность.

– Егор, – произнес Петр Петрович и побарабанил пальцами по столу. Кажется, пришло время взглянуть правде в глаза.

Что у Кречетова произошло с Катюшкой? Неспроста они смотрели друг на друга так, точно между ними сворачивался торнадо… И Рада напророчила, напустила тумана! А если Егор позволил себе лишнего… Уже позволил? Этот наглец всегда делает то, что ему вздумается! Нет, он бы не посмел. И точка.

– Не посмел бы, – тихо произнес Петр Петрович, прекрасно понимая, что кривит душой.

Егор и Катюшка.

Сколько раз приходилось наблюдать спонтанные, ничего не значащие отношения Кречетова с женщинами. Пара слов, пара жестов – и вот уже не видно Добермана поблизости, уехал. Потащил добычу домой! А наутро не дозвонишься!

Мог ли Егор поцеловать Катю?

Не мог.

Мог.

Петр Петрович закрыл глаза.

Собираться и ехать к старой хитрой Раде? И пусть раскладывает карты хоть по три, хоть по четыре в ряд? Трясти «волшебный» шар и требовать ответа?!

Давно пересеклись пути, но стрелки часов были неторопливы, они ждали того самого часа, той самой минуты. Что значат слова, как с этим бороться?

Егор и Катюшка.

Нет!

Она маленькая, наивная девочка, а он…

«Вполне достойная кандидатура», – непонятно откуда всплыл ответ.

«Самодовольный Доберман!» – резко возразил Петр Петрович.

«Никогда не подводил», – тот же вкрадчивый голос, очень похожий на голос Рады.

«Плюет на чужое мнение и приветствует беспорядочные связи!»

«Если бы он не плевал, то Катюшке пришлось бы добираться лесом самостоятельно, и не факт, что она бы успела сбежать до возвращения Тощего».

«А беспорядочные связи? – ехидно повторил Петр Петрович. – Не надо забывать о них!»

«Но теперь-то он встретил свою любовь, так? А прошлое есть у каждого, так?»

– Какая еще любовь… – выдохнул Шурыгин вслух. – Не бывать этому! – И хлопнул ладонью по столу, подтвердив свое окончательное решение. Нет, не получит Егор Кречетов Катю. Невозможно.

Но почему они смотрели так друг на друга? Петр Петрович вспомнил эти взгляды и в бессилии скрипнул зубами. Все, хватит думать о плохом, через полчаса он забросит бумажки, планы, отчеты и поедет к Любе, потому что она пригласила в гости. Ее тепло, чуткость, забота так много значат. Он устал от переживаний. Какое счастье, что в его жизни есть любимая женщина…

– Если бы Кречетов понял, как это важно, как это много значит… – наставительным тоном произнес Шурыгин, поднимаясь с кресла, но фразу не закончил, потому что вспомнил вторую часть разговора с Полиной.

– Если ты тоже хочешь пригласить кого-то… то обязательно пригласи.

Почему она так сказала? Нет, хватит! Последнее время он только и занимается тем, что ломает голову над той или иной проблемой! Да и пытаться понять, какие подводные камни хранят в себе слова дочерей, – занятие совершенно бесполезное. Девочки – эта мафия! – при необходимости с удовольствием дружат против него, и тому, кто попытается распутать клубок интриг, будет только хуже! Миледи и кардинал Ришелье – дети по сравнению с Полиной, Олей и Катей. Неясно, что лучше: когда они возводят замки «невинного» обмана поодиночке или сообща…

Шурыгин стремительно вышел из кабинета и переключился на мысли о любимой женщине, но слова старшей дочери не выходили из головы.

Нет, он пока не собирался знакомить Любу с девочками, но его отношение к ней серьезно. Может, действительно пришло время?.. Так быстро пришло. Разве он в силах представить завтрашний день без нее? Умной, доброй, красивой…

– Пора, – выдохнул Петр Петрович и сразу успокоился, будто добавил в мозаику последнюю недостающую деталь. И странно: стало легче, никакого нервного смущения в душе не возникло (потом оно появится наверняка, но не сейчас, не наедине с собой). – Пора, – улыбнулся он и бодро хлопнул дверцей машины.

Глава 20

Катюшка не могла понять, чего в ней больше: радости или грусти. Настроение скакало то вверх, то вниз, то вправо, то влево, то глохло на повороте. Верить в хорошее очень хочется, но сомнения не дают покоя. А будущее без Егора ей не нужно, и пусть это слишком громкие слова, но так она чувствует.

– Он меня пытался спасти, – тихонько выдохнула она и улыбнулась, вспоминая, как самый замечательный на свете Доберман распахнул дверь и произнес: «Надеюсь, ты вела себя плохо?» От его слов всегда становится легче. Он всегда относился к ней по-особенному.

Катя знала это. Какие ядовитые шуточки он прощал ей! И лишь щурился, когда она вредничала. И никогда не «стучал» папочке, хотя мог бы.

А теперь все изменилось. Она была откровенна с ним, и кто скажет, плохо это или нет?

Приложив руку к груди, Катюшка замедлила шаг – вот она какая, оказывается, любовь… непростая.

«Я люблю его, и даже если папа будет против, я… Я опять сбегу. С Егором. На край света!»

– Здравствуйте, – Катюшка перешагнула порог маникюрного кабинета и, встретив приветливую улыбку мастера, тоже улыбнулась. – Мне бы ногти покрасить…

Посмотрев на свои руки, Катя закусила нижнюю губу. Н-да, кошмар… наверное… Кажется, она переусердствовала, когда выковыривала доски из пола баньки, но, с другой стороны, похвастаться длинными ухоженными ногтями она никогда не могла, а профессиональный маникюр делала всего-то несколько раз – здесь, в «Анни». Но однажды она, конечно, станет такой же красавицей, как Полина!

– Садись, садись, – пригласила мастер. Младшую сестру своей начальницы она знала и относилась к ней с теплом.

Катюшка плюхнулась на стул и сразу улетела в прекрасную Страну Любви. На переживания сил уже не было. Страна Любви, да… Она еще никогда не бродила по этим мощеным улицам, не любовалась фонтанами и роскошными кустами роз, не срывала вкусные сочные фрукты с веток, не смеялась заразительно громко, кружась под музыку, она еще не знала, что можно, а чего нельзя, нужно ли соблюдать правила (а есть ли они?), и очень боялась ошибиться, потерять надежду и сказку.

«Я позвоню ему сама… Или нельзя?! Егор, Егор, Егор, где же ты? Я хорошая, очень хорошая, пожалуйста, думай обо мне…» Удивительное состояние! Невозможно понять, отчего на свободу просятся слезы: от радости или от страха потерять его?

Как она жила раньше? Можно было еще сто лет назад сказать важные слова… Катюшка нахмурилась. Не-а, она бы все равно струсила. И сейчас трусит! Да и тогда Егор бы лишь щелкнул ее по носу…

«Малявка, – мысленно произнесла она. – Да, это я».

– Извините, я, наверное, потом ногти покрашу, – вздохнула она и невпопад пожала плечами. – Мне нужно срочно поговорить с Полиной.

Неожиданно резко встав, равнодушно отметив, что ногти на одной руке уже намазюкали какой-то прозрачной жидкостью, а на второй – нет, Катя выскочила за дверь и устремилась в SPA-зону – там стоят мягкие зеленые диванчики и можно побыть наедине и попробовать справиться с возрастающим волнением. А вдруг Егор разочаровался и больше никогда его руки не обнимут, не прижмут… Его губы не коснутся ее губ, и в душе навсегда останется боль потери? Нет, нужно идти к Полине, все рассказать, и пусть успокоит, пусть объяснит, пожалеет…

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Катюшка заспешила к кабинету сестры.

«Я ей скажу так: Полина, только не подумай, что это у меня несерьезно… у меня серьезно! Я Егора люблю. Правда, люблю… И мне кажется, так было всю жизнь. Просто я не понимала… или, вернее… ну, немножко боялась, немножко не верила… Нет, – Катюшка сморщила нос, – нужно сказать четко и прямо, иначе она решит, что я выдумываю или шучу».

Но как сказать четко и прямо, если слова дрожат и путаются, и это такая тайна, которую хочется держать двумя руками и не отпускать?! Даже на секундочку страшно потерять прекрасную боль, подпрыгивающую в груди, точно хрупкий мячик для пинг-понга.

«Я, может, и не буду ничего рассказывать, посижу рядом с Полиной, и все».

Около зеркальной стены Катюшка притормозила, потому что поймала тонкий, почти неощутимый аромат мужского парфюма и сигарет – терпкая, вкусная и знакомая смесь. Нет, Егор не мог оказаться в «Анни» – почудилось, конечно же, почудилось. В мыслях только он, неудивительно, что… Катюшка нервно покусала губы и вдруг ощутила каждой клеточкой тела его присутствие. Сомнения вмиг исчезли – он здесь, здесь, здесь! Она пулей полетела к кабинету Полины и рванула дверь на себя. О, какое бы ее постигло разочарование, если бы предчувствие обмануло, если бы ее не встретил знакомый насмешливый взгляд!

– Привет, – выдохнула Катюшка и замерла, сдерживая отчаянный порыв броситься к Егору. Можно или нельзя? Зачем он приехал? К ней или по делам к Полине? О чем они разговаривали еще секунду назад? Какой же он красивый, необыкновенный, хороший и невероятно нужный! Она сделала маленький шажок, робкий, трогательный, и нервно спрятала руки за спину.

– Привет, – ответил Егор и улыбнулся.

И этой улыбки было более чем достаточно – сказка стала явью. Больше она вытерпеть не могла. Присутствие сестры не имело уже никакого значения – и, расправив крылья, маленьким воробышком Катя устремилась вперед, улыбаясь до ушей. Как говорила ворчливая учительница литературы: «Ты, Шурыгина, совершенно не похожа на Ассоль. Та была на редкость терпеливой девушкой, умела ждать, что уже само по себе достойно уважения. Вот Грей и приплыл к ней на корабле с алыми парусами…» «Ну и пусть», – отвечала Катюшка, продолжая тайно мечтать об Андрее Болконском, графе Монте-Кристо и Атосе…

Сильные руки Егора поймали ее, притянули к себе, мгновенно добавили столько уверенности, что закружилась голова.

– Извините, покину вас на минутку, – раздался торопливый голос Полины, – мне нужно кое-что проверить. Вчера привезли три коробки косметических средств и… – Полина помолчала, а затем строго добавила: – Катя, чтобы дома была в десять часов, а то папа нас всех убьет. – Улыбку она себе позволила только за дверью.

Егор чувствовал тепло Катюшкиного тела и не хотел разжимать рук: его цыпленок, его котенок, его воробей… Он, не раздумывая, приехал в «Анни» и так же, не раздумывая, увезет ее отсюда.

Теперь уж никто и ничто не остановит.

По дороге он представлял, как вспыхнут Катюшкины глаза, как неуверенность смешается с пылкой решимостью, он предчувствовал удовольствие от ее присутствия, от прикосновений и теперь гладил свою любимую «малявку» по голове и осторожно целовал в макушку. Он бы поцеловал и в губы, но она уткнулась в его грудь, спряталась, и он не стал торопить.

– Давай я приглашу тебя в кино, – мягко сказал он.

– У-у, – она мотнула головой.

– Мороженого хочешь?

– Не-а…

– А куда поедем?

Катюшка помолчала, затем вздернула подбородок, смело заглянула в его глаза и ответила:

– К тебе.

Егор прижал ее сильнее, нежно поцеловал в губы, свободной рукой провел по спине, бедру. Он давал Кате возможность передумать, но в то же время соблазнял, не в силах отказаться от нее.

– Или все же мороженое и кино? – спросил он.

– К тебе, – серьезно ответила она и обвила его шею руками. – К тебе.

Он целовал ее долго, пока она не задрожала, не зашептала слова, которые так важно и приятно было услышать.

– Крошка, поехали ко мне, поехали, котенок, – пробормотал он и на ухо шепнул: – Люблю тебя, малявка, понимаешь? Не уверен, что домой ты вернешься в десять…

Она почувствовала, что он улыбается.

* * *

Картофельный салат и жареная рыба Петру Петровичу понравились. Пообедать в офисе не пришлось, и отказываться от ужина он не собирался. Тем более что блюда были заботливо приготовлены Любой. Это удивительно приятно, когда о тебе заботятся, – вроде простые вещи, а как они дороги. Но все оказалось не так просто. Черная кошка Чара, лишенная комплексов и элементарного гостеприимства, уселась напротив, у плиты, и недовольно уставилась на него. «Ты кто? Зачем пришел к моей хозяйке? Вообще-то, здесь мои владения», – хищные глаза поблескивали холодно и сердито. Кусок в горло не лез.

«Все равно я поужинаю, – мстительно подумал Шурыгин, – вкусно! А ты стучи, стучи хвостом об пол… Я еще на твоей хозяйке женюсь, понятно?»

– Положить салата? – спросила Люба.

– Да, – кивнул Петр Петрович.

– Как Катя?

– Хорошо, Оля с Полиной ее развлекают. Полина решила завтра устроить семейный ужин в «Пино Гроз», я бы хотел пригласить тебя. И я бы хотел познакомить тебя со своими дочерьми. – Петр Петрович посмотрел на Любу, мягко улыбнулся и добавил: – Очень вкусная рыба, спасибо.

Сейчас он бы повернулся к кошке и по-мальчишески показал ей язык, но не стал – возраст, строгий костюм и еще миллион причин остановили от хулиганства. Но, бесспорно, победа будет за ним!

– Ты уверен? – Люба взволнованно коснулась пальцами стакана с соком и сжала губы. То, что ей предлагал любимый мужчина, значило слишком много: его намерения серьезны, его чувства глубоки. Она представила, как стоит под пристальными изучающими взглядами Полины, Оли и Кати, и, убрав кудрявый локон за ухо, мужественно посмотрела прямо.

– Уверен, – твердо ответил Петр Петрович и накрыл ее руку своей. Пальцы сжались, и по ее телу пробежала приятная волна счастья.

– Я очень рада. Конечно.

– Не беспокойся, дочки у меня хорошие. Иногда сбегают из дома, иногда устраивают шоу на чужих днях рождения, выходят замуж за первых встречных или, наоборот, за друзей детства, которых не видели сто лет, фотографируются полуобнаженные на обложку журнала и прочее… А так да, хорошие, – он широко улыбнулся и сказал тише: – Не бойся… Хотя я и сам их боюсь. – И заговорщицки подмигнул ей.

– Спасибо, – улыбнулась Люба. – Мне стало легче.

* * *

Егор целовал ее в машине, около почтовых ящиков, в лифте. Катюшка доверчиво льнула и то смело поднимала голову, то прятала смущение, привычно уткнувшись носом в его грудь. Карие глаза сверкали, лучезарная улыбка не сходила с лица.

«Никому его не отдам, – взволнованно думала она, – потому что он мой!»

Егор вынул из кармана ключи, открыл дверь, вновь притянул Катю к себе, взял за подбородок, осторожно коснулся губами ее губ и тихо, но четко произнес:

– Никому тебя не отдам. Потому что ты моя, – улыбнулся и иронично по-доброму уточнил: – Понятно?

– Ага, – кивнула Катя, радуясь тому, что их мысли безошибочно совпали.

– Ну и я тебя тоже никому не отдам, понятно? – смело спросила она.

– Да. – Он задержал взгляд, который до краев переполнил Катину душу смятением и желанием. Внутри заныло, и захотелось просто закрыть глаза и довериться Егору целиком и полностью. – Котенок… – мягко произнес он, как всегда, точно разгадав ее чувства. – Пойдем.

Это уверенное «пойдем» оказалось обжигающим до мурашек, до бешеного стука сердца, до трусливого «ох» и до решительного «ах» – Катюшка еще не успела возвести воздушные замки их близости, не успела нафантазировать слова и картинки и теперь даже обрадовалась, что нет ничего лишнего, придуманного, пустого. И еще она поняла, что чувствует себя бесконечно счастливой в руках любимого мужчины и что это очень важно – доверять.

Егор не сводил с нее глаз.

Катя вошла в квартиру, остановилась в коридоре, сняла босоножки и замерла. «Малявка…» – с удовольствием подумал он, быстро подхватил ее на руки и заглянул в глаза.

– Чай с конфетами предлагать? – поинтересовался Егор и прищурился.

– М-м-м… не надо, – ответила она и сморщила нос.

Положив ее на кровать, Егор устроился рядом и подпер щеку кулаком.

– Ну, что будем делать, самая замечательная девчонка на свете? – нарочно спросил он.

– Не смотри так! – вспыхнула Катя.

– Ладно, – легко ответил он и придвинулся ближе. Протянул руку и молча расстегнул три верхние пуговицы на ее кофте, коснулся пальцами шелковистой кожи. – Но смотреть на тебя иначе невозможно…

Ему хотелось торопиться и одновременно – растягивать удовольствие, а еще больше хотелось, чтобы этот вечер стал для Катюшки волшебным и чтобы ее сомнения, если они и были в глубине души, исчезли без следа.

Он расстегнул оставшиеся пуговицы и скользнул ладонью по ее животу.

– Поцелуй меня, пожалуйста, – попросила она, и Егор подался вперед.

Губы не отрывались от губ очень долго, он ласкал ее, настойчиво уводя в Страну Любви, где можно бродить по мощеным улицам, любоваться фонтанами и пышными кустами роз, срывать вкусные сочные фрукты с веток, смеяться, кружиться под музыку…

Катя остро реагировала на бережные прикосновения, и стало жаль, когда на миг, чтобы снять рубашку и джинсы, он оторвался от нее. Одежда полетела на пол, и ощущение тепла и уюта вернулось. Катюшка закрыла глаза, почувствовала жар его сильного тела и услышала уверенные и горячие слова:

– Котенок, я готов выполнять каждое твое желание.

Глава 21

– Папа позвонил и сказал, что будет не один, – сообщила Оля.

– И мне позвонил, – улыбнулась Полина.

– И мне, – кивнула Катя.

Они сидели за столом роскошного ресторана «Пино Гроз» и меньше всего думали об изысканной еде и тонких винах. Без внимания оставались и маленькие глиняные вазочки с ароматными цветами, длинные тонкие хлебцы в плетеной тарелке, плавная мелодия, доносившаяся от мини-сцены. Дочери Короля Алкоголя дружно ждали той минуты, когда появится Люба. Раньше строгий папочка не знакомил их со своими женщинами. Вдруг она станет новым членом семьи?

– Дорогая, – начал Андрей, – может, пока потанцуем? Как раз Петр Петрович подтянется и…

– Дорогой, еще не время, – лукаво улыбнулась Полина.

– Я предлагаю ознакомиться с меню, а то сейчас придет мой отец и будет бурчать, что мы до сих пор ничего не заказали, – сказал Никита, – и я, признаться, пойму его негодование.

– А как дела в твоем ресторане? – полюбопытствовала Катюшка, деловито побарабанив пальцами по кожаной папке меню.

– Спасибо, хорошо, ремонт идет полным ходом, – ответил он. – Жду не дождусь открытия.

Лев Аркадьевич, отец Никиты, появился минут через пять. Обычно он носил не слишком ему подходящие тесные костюмы, а этим вечером выбрал кремовую рубашку, серые брюки и клетчатую вязаную жилетку, отчего приобрел почти домашний вид. Пожурив молодежь за отсутствие на столе закусок, он поинтересовался главой семейства, быстро заказал вино, соки, воду и сел на свободное место. На Олю Лев Аркадьевич смотрел с обожанием и, видимо, не переставал радоваться тому, что его сын влюбился по уши в такую замечательную девушку – о подобной невестке можно только мечтать! «Мой-то оболтус, надеюсь, скоро женится», – с удовольствием говорил он знакомым с умилением на лице. И надежды были не напрасными: случайно он обнаружил у Никиты бархатную коробочку с кольцом, украшенным крупным бриллиантом.

– А вот и папа, – многозначительно объявила Полина, и головы присутствующих синхронно повернулись в одну сторону.

Петр Петрович, как и собирался, приехал не один. Под руку его держала высокая стройная черноволосая девушка, одетая в длинное синее платье, облегающее фигуру. Она была необыкновенна, красива, и в каждом движении угадывалось достоинство. И пара – он и она – несмотря на разницу в возрасте, получилась на удивление гармоничной, правильной, что отметили все собравшиеся.

– Добрый вечер, – ровно произнес Петр Петрович, – познакомьтесь, это Люба, моя Люба.

«Сейчас расплачусь», – подумала Полина, неожиданно испытав приступ сентиментальности.

«Я рада за тебя, папа», – подумала Оля и сжала под столом руку Никиты.

«Училка… – подумала Катюшка и улыбнулась: – Добро пожаловать в нашу ненормальную семью».

– Здравствуйте, – мягко произнесла Люба.

– Предлагаю наконец-то заказать горячее, сколько можно тянуть! – нарочито ворчливо произнес Лев Аркадьевич, и напряжение исчезло, точно тяжелый занавес разом рухнул.

* * *

– Полина, ты вчера дозвонилась до Егора? – Петр Петрович взял вилку и нож.

– Да, – ответила она.

– И где он?

– Скоро будет. Дела, дела, дела… Ты часто забываешь, что он работает не только на тебя.

– Почему вы всегда его защищаете? – Петр Петрович усмехнулся, но продемонстрировать раздражение не получилось. Усмешка вышла даже доброй. Но, конечно, отказываться от привычной роли Шурыгин не собирался и повторил с нажимом: – Почему вы его защищаете, не понимаю?

– Потому что он самый лучший, – тихо произнесла Катюшка и тут же поймала удивленный взгляд отца.

– Согласна, – подтвердила Полина.

– Егор хороший, – поддержала Оля.

– Мне он понравился, – сказала Люба.

«Та-а-ак, – мысленно протянул Петр Петрович, – уже сдружились… Кречетов у них без пяти минут герой… Куда катится мир?»

Он вновь посмотрел на Катю, и в сердце кольнуло смутное предчувствие… Ее щеки порозовели, глаза вспыхнули, точно свечи, к которым поднесли огонь. Хм, на тарелке лежит нетронутая еда, а уж отсутствием аппетита его младшая дочь никогда не страдала.

«Кречетов, только попробуй… – пронеслась следующая мысль, но в глубине души Шурыгина робко подпрыгнула правда: а что ты сможешь сделать? – Нет, нет и нет!»

Петр Петрович резанул ножом мясо, наколол кусок и, торопливо макнув в томатный соус, отправил его в рот. «Это я просто придумал, ерунда какая-то, и откуда только такие мысли берутся?»

Егор приехал спустя час. Шурыгин впервые увидел перед собой идеального частного детектива из какого-нибудь голливудского блокбастера. Гладковыбритый, отутюженный, немного усталый, в черном парадном костюме, белоснежной рубашке и при галстуке, он выглядел не просто безупречно, он выглядел… победно! Такая резкая перемена обрушилась на Шурыгина, как мешок с мукой. Бу-бух!

«Разоделся, как на свадьбу…» На лбу выступили мелкие капельки пота. Петр Петрович достал из кармана носовой платок и быстро промокнул лоб. Он уже все понял, хотя ни одно слово не было еще произнесено, ни одно движение не бросилось в глаза, и все же еще надеялся, отвергал шокирующую правду… Его младшая дочь, наивное, избалованное, родное создание, не может, не должна! Хотел бы он посмотреть на того героя…

– Добрый вечер, – произнес Егор, – извините за опоздание, не получилось приехать раньше.

Ледяное «здравствуй» Шурыгина утонуло в общем хоре приветствий.

Повернув голову, Петр Петрович внимательно посмотрел на Катю. Она сидела спокойно, немного отодвинувшись от стола, положив руки на колени, и вроде бы такая же, как обычно, но восхищенный блеск ее глаз перебивал даже свет великолепных люстр «Пино Гроз». Ох уж эти глаза…

«Кречетов… – сжал зубы Петр Петрович, – если ты только посмел…»

– Хорошо выглядишь, – игриво бросила Полина.

– Я старался, – ответил Егор. И сразу, не дожидаясь официанта, подхватил из ведра со льдом бутылку шампанского и долил в бокалы всем присутствующим девушкам, откинулся на спинку стула и бросил равнодушный взгляд на тарелки с холодными закусками.

– Я знаю, ты любитель мяса, а у нас отличные стейки, – предложил Лев Аркадьевич. Ему как владельцу ресторана хотелось, чтобы все непременно ели и обязательно много.

– Спасибо, – ответил Егор, – пока воздержусь.

Катюшке казалось, что она находится в невесомости. Вот сейчас она оторвется от стула и взлетит, музыка станет громче, и с потолка посыплется конфетти и еще что-нибудь милое, воздушное. И только присутствие папы удерживало ее в реальности – нельзя пока расправлять крылья. Он рассердится, точно… Но теперь-то все по-настоящему, и каждая секундочка, каждый вдох и выдох настолько важны, что не передать словами. Вчерашний вечер она запомнит навсегда. Конечно, Егор с папой разберутся, они же ее любят, но сейчас нужно быть спокойной, не ерзать, не кричать на весь мир «Ура, ура! я счастлива!», не улыбаться до ушей… Ну, еще десять минут она выдержит. Максимум – пятнадцать. Как хочется вновь оказаться в его объятиях… Она поймала короткую ободряющую улыбку Егора и тоже улыбнулась.

– Дорогая, можно тебя пригласить на танец? – немного наклонившись к Полине, иронично спросил Андрей.

– Да, дорогой, – ответила она и вспорхнула, точно яркая птичка.

«Начинается…» – сердито подумал Петр Петрович. За кем присматривать в первую очередь?

Но танец оказался вполне приличным, если не считать того, что рука «этого лоботряса» так и норовила соскользнуть вниз к «лучшей попке сезона».

– И я хочу пригласить тебя, – улыбнулась Люба, и Петр Петрович быстро встал и галантно протянул руку.

– Извини, – ответил он, – я должен был сам, но душа как-то не на месте…

– Ты волнуешься?

– Да. Наверное.

– Все будет хорошо, – шепнула она, – я знаю.

Он вдохнул еле уловимый аромат ее духов, улыбнулся и произнес:

– Что бы я без тебя делал, любимая моя?

К закускам и горячим блюдам Петр Петрович вернулся в момент, когда Полина с Олей о чем-то шушукались, а Андрей с Никитой уплетали разрекламированные стейки с отменным аппетитом (чему друг Лева был несказанно рад). Только Егор и Катюшка ничего не ели…

Ох, какие кошки скребли на душе! Толстые кошки! Ехидные и вредные! Петр Петрович усадил Любу, сел и придвинул тарелку к себе поближе. Нужно поговорить с Кречетовым обязательно! Эта непонятная ситуация… глупейшее положение…

– Катя, можно пригласить тебя на танец? – голос Егора мгновенно нарушил ход мыслей.

– Да! – она тут же подскочила и устремилась к нему.

«Голубки! – вспыхнул Петр Петрович. – Под замок посажу, под замок!»

За столом воцарилась тишина, которую он не заметил – вилки и ножи перестали звякать о тарелки, разговоры прекратились, даже шампанское перестало шипеть в бокалах. Зато музыка кружила над залом так, точно наконец-то ее выпустили на свободу. Задевая лепестки цветов и висюльки люстр, она летела к цели и заставляла вздрагивать сердца.

Егор притянул Катю к себе, заглянул в ее глаза, улыбнулся. Ее ладошки легли на его плечи, и захотелось прижать свою малявку крепче, но он сдержался. Нет, он ничего не планировал заранее. Побрился, надел костюм – да, но должен же он хоть раз предстать перед отцом любимой девушки при параде (завязывая галстук, Егор мужественно сдержал усмешку). Ничего не поделаешь, уж так сложились обстоятельства, что его отношения с Петром Петровичем Шурыгиным практически сразу перешли в разряд непростых. И неважно, каким образом Король Алкоголя узнает, что его любимица «досталась наглому Доберману», – результат будет одинаков… Гром и молния.

Так стоит ли тянуть?

Нет, он ничего не планировал заранее.

Левой рукой Егор прижал Катю к себе крепче, правая рука неспешно – по локтю, плечу, шее – поднялась вверх, пальцы коснулись подбородка. Ему бесконечно нравилась ее податливость, доверие, и восторг тоже нравился. И это все он собирался сохранить, сберечь.

Она улыбнулась и тихонько прошептала: «Я счастлива». Егор уже не мог остановиться на полпути – этот котенок принадлежит ему, иначе не будет. Он наклонился и поцеловал Катюшку в губы. Музыка громыхнула, но гневный крик Шурыгина перекрыл ее:

– Кречетов!!!

Петр Петрович задохнулся негодованием – тайные опасения оправдались. Его малышка и… Егор. Еще неделю назад он не мог вообразить такого! Он против, категорически против! Немыслимо! «Что Кречетов делает? Что он делает?» Целует… При всех! Чувства смешались и превратились в одну огромную тучу черного цвета. Брови сомкнулись на переносице, на лбу собрались морщины, дыхание замедлилось, сжатые губы побледнели. «Что он делает? Что он делает?!!» Нет и нет!..

Шурыгин, испепеляя взглядом Кречетова и стараясь не смотреть на Катюшку (но возможно ли это, когда происходит такое?!), стал медленно и грозно подниматься со стула. До землетрясения, цунами, снежной лавины, смерча оставались считаные секунды.

– Папа, – неожиданно рука Полины легла на плечо Петра Петровича.

– Папа, – Оля, сидящая рядом, накрыла ладонью его правую руку.

– Петр, – Люба накрыла ладонью его левую руку.

В глазах на секунду потемнело, голова закружилась, а затем… А затем вспыхнул свет. Землетрясение, цунами, снежная лавина и смерч замерли на подходе. Катя и Егор уже не целовались, они шли к столу. Он – уверенный («и, конечно же, наглый!»), она – смущенная, взволнованная («и счастливая?»). Петр Петрович посмотрел на Олю, затем – на Любу и неожиданно почувствовал, как бесконтрольный гнев отступает. Стало легче, может, от того, что появилась определенность? Или была иная причина?..

– Папочка, я тебя очень люблю, – торопливо произнесла Катюшка, – но я и Егора люблю, понимаешь?

– Понимаю, – ледяным тоном произнес Шурыгин. – Ты, Кречетов… – начал он убийственную речь, – ты, Кречетов…

– Петр Петрович, – спокойно перебил Егор, – предлагаю перемирие.

Ослабив галстук, он по-джентльменски выдвинул Катин стул, усаживая ее.

– Папа, – требовательно произнесла Полина.

– Папа, – умоляюще произнесла Оля.

– Петр, – тихо произнесла Люба, но он услышал.

Шурыгин набрал в легкие наэлектризованного воздуха, с шумом выдохнул и понял, что проиграл (не зря хитрая Рада юлила! не зря!). Однако осознание этого почему-то не расстроило. Петр Петрович прислушался ко внутренним ощущениям и не нашел ни злости, ни раздражения – одна досада. Тяжело расстаться со своей малышкой, да и Егор – еще та заноза! Но… опять это «но»! А кому бы еще он смог доверить ее? Разве есть такой человек на свете? Больше нет. Трудно пережить взросление дочерей, как же быстро летит время… Но он должен.

– Перемирие только до завтра, – буркнул Шурыгин и едко с удовольствием пошутил: – И знаешь что, Кречетов, теперь я не стану платить тебе за работу, мы же почти родственники.

– Папа! – Катюшка бросилась к нему, обняла и поцеловала в щеку. – Спасибо, папа! А можно мы пойдем… ну, погуляем?

В глазах Кречетова появились искры смеха: «Мужайтесь, Петр Петрович, мужайтесь…»

– Идите, – со скрипом разрешил Шурыгин. – Но чтобы в девять ты была дома… Нет, в восемь!

– Не обещаю, – ответил Егор.

* * *

Они оставили машину около ресторана и пошли по вечерним улицам, держась за руки. Иногда Егор притягивал Катюшку к себе и целовал, она отвечала, сияла от счастья и была готова скакать от радости на одной ножке. Еще не стемнело, но ей казалось, будто свет приглушен, а редкие огни в окнах горят очень ярко. Жалко, что на небе нет звезд – маленьких, больших, серебристых. Всем же известно: если звезда падает, нужно срочно загадать желание. Какое?

Ну-у…

Пусть они живут долго и счастливо, и у них появится куча детей. Два мальчика и две девочки. Или три мальчика и три девочки. Получится большая дружная семья.

– Люблю тебя, котенок.

Катя подняла голову и посмотрела на Егора.

– И я люблю тебя, – сказала она серьезно и уже через секунду утонула в его объятиях.

Эпилог

Спустя год

Рабочий день закончился, Петр Петрович резко отодвинул от себя стопку бумаг, не желая больше углубляться в сложные вопросы. Лучше завтра, на свежую голову. Он устало потер глаза, шумно вздохнул и откинулся на высокую спинку кресла. Пора ехать домой, хорошо бы, дороги оказались свободными, и не пришлось бы торчать в пробках. Его ждет Люба, любимая Люба… Она обещала наколдовать вкусный ужин, а значит, сегодня они засидятся допоздна за столом, разговаривая обо всем на свете, и душа будет петь от счастья, и он опять станет вспоминать их первую встречу. Неужели они могли разминуться? Вот не пошел бы он тогда в магический салон… Нет! Стоит подумать об этом, как сразу портится настроение. Как же он ее любит!

Да, они будут есть салат, картошку, мясо, пить вино. И черная кошка Чара, конечно, начнет фыркать и крутиться под ногами. Ревнует хозяйку! Шурыгин довольно улыбнулся.

Отправив ручку в красивую полированную подставку, он поднялся. И тут раздался торопливый стук, не требующий ответа. Дверь распахнулась, и в кабинет вплыли Полина, Оля, Катюшка и их драгоценные мужья. Петр Петрович на всякий случай нахмурился, так как визит был неожиданный, а от своей молодежи он ожидал чего угодно. Но, скользнув взглядом по округлившимся дочерям, он размяк, точно булочка, которую окунули в молоко, и опять улыбнулся. Скоро у него появятся внуки, как же долго он ждал!

Пацаны! Хорошо бы родились пацаны! Ну, или два мальчика и одна девочка.

– Здравствуйте, Петр Петрович, – приваливаясь к шкафу, поприветствовал Андрей. – А мы шли мимо и решили заглянуть, вдруг вы соскучились.

– У нас новости, – весело бросил Никита.

– Добрый вечер, папа, – нарочно выделяя последнее слово, с иронией произнес Егор.

«Папа…» – скрипнул зубами Шурыгин. Надрать бы Кречетову уши и задницу за этого «папу»! Знает, что при Катюшке он не станет ругаться, и пользуется ситуацией!

Наглый Доберман!

– Очень рад вас видеть, – радушно ответил Петр Петрович.

– Да, у нас новости, – подтвердила Полина, выходя на первый план. – Мы сегодня были на УЗИ и теперь знаем, – она выдержала паузу, – какого цвета покупать распашонки! Ура! Скорей бы уже, а то я стала похожа на мыльный пузырь. Дорогой, – обратилась она к мужу, – ты не мог бы сам выносить и родить второго ребенка?

– Как скажешь, дорогая, – развел руками Андрей.

– Договорились! – Она подошла к кожаному диванчику и села.

– Папа, у нас все чудесно, никаких проблем или осложнений нет, – отчиталась Оля за себя и сестер. – Не волнуйся.

– Ага, – кивнула Катюшка и посмотрела на Егора. Тот в ответ подмигнул.

– Главное – это здоровье, – выдохнул Петр Петрович, не в силах опуститься в кресло. Неожиданное волнение и нервное напряжение сковали тело, и руки-ноги перестали слушаться. Его девочки совсем взрослые и скоро станут мамами… Удивительная штука – жизнь! – И-и-и… кого мы ждем? – спросил он, приподнимая брови.

– Девочку! – гордо ответила Полина и погладила живот.

– Старались, как могли, Петр Петрович, – широко улыбнулся Андрей.

– И у нас девочка, – Оля улыбнулась мягко, точно уже сейчас прижимала к груди малышку.

– Мой отец на седьмом небе от счастья, – прокомментировал Никита. – Сказал, что вам непременно нужно встретиться и отметить это событие.

– Конечно, – согласился Шурыгин. Со старшим Замятиным, своим давним другом, он виделся неделю назад, и они как раз спорили целый час, кого ожидать: внука или внучку.

Хм… пока что-то нет пацанов, но Петр Петрович не унывал. Переведя взгляд на Катюшку, он замер, надеясь услышать волшебное слово «мальчик». Самолеты, машинки, ракеты, танки, солдатики, футбольный мяч… Сколько раз он представлял, как идет в магазин и покупает игрушки «для настоящих парней», а потом возится на ковре с шустрыми внуками, играя в войнушку!

– Ну-у-у… – протянула Катюшка, вжимая голову в плечи, – еще неясно… не очень видно… бывает же такое?..

Шурыгин понял – девочка! Просто всем известно, как он мечтает о внуке – самолеты, машинки, ракеты, танки, солдатики, футбольный мяч, – и младшая дочь не хочет его огорчать. Петр Петрович покосился на Кречетова (он знал, какую многозначительную едкую усмешку получит в ответ). И пусть это из области фантастики, но наглый Доберман специально расстарался и сотворил девчушку!

– Поздравляю, – не разочаровал Егор. – Шесть девчонок в семье… О чем еще можно мечтать?

«Ладно, – подумал Петр Петрович, – но потом-то точно три парня будут!» Улыбнувшись, он одернул пиджак, деловито сел за стол, положил руки перед собой и вздохнул уже счастливо:

– Люблю я вас всех. Вы мои самые дорогие.

И до того стало хорошо, что сердце защемило.

Во сколько, говорят, жизнь только начинается?

Сегодня, сейчас.

– Папочка, и мы тебя любим!!!

– Петр Петрович, а мы-то вас как любим!

Он расслабился, разомлел…

Три внучки! Почти одновременно! Знай наших! А имена, конечно, он сам придумает, а то молодежь эта – разгильдяи! – выберет что-нибудь не то. Марианну какую-нибудь или Жоржетту. Не-е-ет! Петр Петрович на всякий случай сдвинул брови. Этот момент он обязательно проконтролирует. Как же хорошо!

Домой он приехал только к половине десятого – окрыленный, взволнованный, сияющий. Припарковал машину, пересек двор и поднялся на лифте. Если Люба была дома, он не пользовался ключами: нажимал кнопку звонка и терпеливо ждал ее шагов и бряканья замка. Она всегда встречала его так, будто они не виделись долгих сто лет, – клала руки на плечи, прижималась, целовала. Браслеты позвякивали, кошка мяукала, и по-прежнему казалось, что где-то ухает филин. Но это ухало сердце. Его сердце.

– Ты задержался, – Люба прильнула и тихонько коснулась губами его губ. – Очень тебя ждала… очень-очень…

– Извини, – Петр Петрович вдохнул родной аромат полевых цветов. – Девочки заехали.

– Как они?

– Все в порядке. Я по тебе соскучился.

Он не хотел размыкать рук, отпускать ее, пусть они еще немного вот так постоят – обнявшись, а уж потом настанет время ужина. С салатом, мясом, вином, разговорами.

– У нас будет ребенок, – шепнула Люба и, немного отстранившись, заглянув в его глаза, повторила: – У нас будет ребенок.

Владельцу и президенту холдинга «Форт-Экст», Королю Алкоголя Петру Петровичу Шурыгину понадобилась ровно минута на осознание этого восхитительного факта. Рука медленно опустилась вниз и замерла на пока еще плоском животе Любы – радость подпрыгнула до небес! У них будет ребенок… У них будет ребенок!

– Я люблю тебя, я люблю тебя… – забормотал он, растеряв другие слова, но они и не были нужны.

– И я люблю тебя, – ответила Люба.

Петр Петрович осторожно отвел от ее лица черные кудри и поцеловал в нос, щеки, губы.

– Милая моя… милая моя, драгоценная…

И вдруг ему почудился голос. Откуда он взялся? Непонятно… Может, нервное напряжение сыграло свою роль или усталость? «Ерунда», – Шурыгин тряхнул головой и вновь положил ладонь на живот Любы. Эх, месяцы теперь потянутся… когда же ребенок родится, когда?

Но голос не отпускал, он настойчиво пробирался до сознания, игнорируя преграды.

«Мальчик», – разобрал Петр Петрович и удивленно обернулся. В коридоре, кроме них, никого не было. Тогда он посмотрел на кошку Чару, но та, не вмешиваясь в дела людские, сидела на коврике и усердно облизывала лапу.

«Мальчик», – услышал Шурыгин вновь и наконец-то понял, кому принадлежит немолодой бархатный голос, всегда дарующий надежду. Этой женщине не обязательно находиться поблизости, чтобы видеть и знать, чтобы понимать и предчувствовать… Старая Рада, наверное, сейчас сидит за круглым столом, раскладывает карты, поглядывает на «волшебный» шар и улыбается.

Да. Улыбается.