Werewolf
Холодная Зима (Агония 2)
Это время когда ледяной ветер
Отнимает остатки тепла
Это время нескончаемой ночи
И кажется что весна не придет никогда
Автор Зима одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года выдалась на удивление суровой.
Столбик термометра часто опускался ниже тридцати, а иногда и ниже сорока градусов. Птицы мерзли на лету. Однажды на городских трамваях, оставленных в трамвайном парке под открытым небом, за ночь слезла вся краска. Казалось, сама природа чувствовала, что происходит…
Холодная зима
Картинки из прошлого
Москва улица Фрунзе 19 Здание генерального штаба
Советской армии 18 июля 1972 года Лето семьдесят второго года было жарким и сухим. Полыхали леса и торфяники, их горький дым пеленой окутывал летнюю Москву. Дышать было решительно невозможно, те счастливчики, чей отпуск по графику пришелся на лето, уже отдыхали в санаториях в Крыму, Абхазии, Аджарии, а те, кому не повезло, каждое утро просыпались с головной болью от дыма. Пожар на торфяниках самый страшный, горит под землей и его потушить невозможно. Облегчение мог дать только хороший дождь, а его-то как раз и не было вот уже вторую неделю. Дошло до того, что секретарям обкомов прилегающих к Москве областей, где горело, вменили в обязанность осуществлять личный контроль за тушением пожаров и ежедневно докладывать в Москву. Но потушить пожары пока не удавалось.
Черная Газ-13 "Чайка" сверкая отдраенным до блеска хромом, подкатила к подъезду мрачного серого здания еще сталинской постройки, в котором располагался генеральный штаб Советской армии – ее мозг, ее оперативный центр. Знающие люди понимали, что все ниточки управления армией сходятся не в министерство обороны, а именно сюда, в генеральный штаб. И это было правильно.
Водитель машины – высокий лейтенант в идеально отглаженной форме даже не подумал выйти и открыть дверь пассажиру "Чайки", он знал, что пассажир этого не любит и не поймет. Как только машина затормозила точно напротив массивных деревянных дверей генштаба, дверца "Чайки" распахнулась, и из машины появился среднего роста, подтянутый, лысоватый человек. Хлопнув дверью машины, он легкой, совсем не по возрасту походкой сделал несколько шагов до двери, без видимых усилий сам открыл тяжеленную дверь и исчез в здании. Машина тут же отъехала.
Первый заместитель министра обороны СССР, начальник генерального штаба, генерал армии Сергей Леонидович Соколов недоумевал, почему его так срочно вызвали из отпуска. Еще вчера он отдыхал в санатории Министерства обороны в Крыму, наслаждался теплым морем и отдыхом. Но спецсвязь в санатории была, и если бы в армии произошло какое-либо ЧП, об этом бы сообщили. Однако никакого сообщения не было, а вместо него приехали два порученца из министерства обороны и доложили, что его срочно вызывает в Москву Гречко. Пожав плечами от недоумения, генерал Соколов быстро, по-военному собрался и выехал на аэродром, где стоял закрепленный за ним самолет – салон Ил-18. Семья осталась в Крыму, отдохнуть им все-таки надо, да и сам Сергей Леонидович надеялся, что решив быстро возникшие срочные дела в Москве, он все же вернется в санаторий догуливать отпуск.
Сойдя с трапа в Кубинке (военный аэродром – прим автора) Соколов сильно удивился – у трапа стояла не его обычная машина, а новенькая "Чайка", по номерам он опознал машину, которая возила министра Гречко. Пользуясь отсутствием начальника генштаба, закрепленную за ним машину отправили в Горький, на Горьковский автомобильный завод для ремонта и техосмотра, и теперь по идее должны были бы прислать "разгонную" Волгу. Но если министр обороны прислал на аэродром свою, закрепленную за ним машину – значит, произошло что-то очень серьезное…
Пока Чайка и сопровождавшая ее машина ГАИ мчались в Москву, Соколов пытался просчитать, что произошло. Серьезное ЧП в армии, с гибелью личного состава? Быть не может. Учений на это время никаких запланировано не было, в генштабе и министерстве многие в отпусках, а вне учений какое может быть ЧП? Революция в какой-то из стран третьего мира, причем такая, где требуется тайное или явное присутствие советской армии, посылка оружия и военных советников? Это более вероятно, но. Несмотря на пребывание в отпуске Соколов ежедневно слушал новости по радио, если бы произошло что-то подобное – было бы сообщение по радио. Тоже непонятно.
Машины шли ходко, магистрали в Москве были относительно свободными, кроме того в этой пятилетке построили много новых чтобы разгрузить центр Москвы. В поездке автомобиль ГАИ почти не понадобился, только в одном месте пришлось включать мигалку, а так проехали относительно свободно. У самого здания генштаба автомобиль ГАИ ушел вперед, Чайка подрулила прямо к дверям. Стараясь не дышать гарью, генерал Соколов прошел в здание…
Личное дело
Соколов Сергей Леонидович Родился 1 июля (18 июня по ст.ст.) 1911 года в Евпатории Таврической губернии (ныне Автономная республика Крым, Украина) в семье служащего. После революции в 1918 году семья перебралась в уездный городок Котельнич Вятской губернии, где прошли ранние годы будущего маршала. Трудовую деятельность начал в 1927 году упаковщиком посуды в райпотребсоюзе, затем оказался в числе переведённых на ответственную комсомольскую работу. В 1930 – 1932 годах – освобождённый секретарь комсомольской организации промкомбината механических мастерских в районном доке, позднее избран членом бюро райкома комсомола. Член ВКП(б) с 1937 года.
В рядах Красной Армии с 1932 года. По комсомольской путёвке получил право поступления в Горьковскую бронетанковую школу. Успешно пройдя вступительные испытания, был зачислен в училище курсантом (май 1932 – ноябрь 1934), командовал взводом и ротой. С отличием пройдя курс армейской подготовки, на прохождение дальнейшей службы направлен на Дальний Восток в танковые войска, где командовал взводом, ротой и отдельным батальоном. Участник боёв на озере Хасан (1938).
В Великую Отечественную войну в июне – сентябре 1941 начальник штаба танкового полка, участник боёв на Западном фронте. С октября 1941 – старший помощник начальника, а с апреля 1942 – начальник отдела Автобронетанкового управления, с июня 1942 – начальник штаба этого управления, с января 1943 по март 1944 начальник штаба Управления командующего бронетанковыми и механизированными войсками Карельского фронта. В марте – сентябре 1944 – командующий бронетанковыми и механизированными войсками 32-й армии того же фронта.
Участвовал в обороне и освобождении советского Заполярья, проявил личное мужество и высокие организаторские способности в управлении бронетанковыми войсками.
В 1947 окончил Военную академию бронетанковых и механизированных войск. После окончания академии с ноября 1947 командир танкового полка, в 1948-1949 начальник штаба танковой дивизии. В 1951 окончил военную академию Генштаба. С января 1952 командир механизированной дивизии, затем на штабных и командных должностях. В 1960-1964 начальник штаба – первый заместитель командующего войсками Московского военного округа, с июля 1964 первый заместитель, а с октября 1965 командующий войсками Ленинградского военного округа.
С апреля 1967 Соколов – первый заместитель министра обороны СССР. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 апреля 1980 года "за личное мужество и умелое управление войсками, проявленные при оказании интернациональной помощи Демократической Республике Афганистан" Маршал Советского Союза Соколов удостоен звания Героя Советского Союза (медаль "Золотая Звезда" N 11438 с вручением второго ордена Ленина) С 22 декабря 1984 по 30 мая 1987 – Министр обороны СССР.
Потерял пост министра обороны после полёта Руста. Депутат Верховного Совета СССР 7-11 созывов. С июня 1987 по июль 1989 года – генеральный инспектор Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР, впоследствии старший Группы (в должности оставался вплоть до её отмены в январе 1992 года). Некоторое время являлся советником Главнокомандующего Объединёнными Вооружёнными Силами СНГ, с сентября 1992 года – советник при Министерстве обороны Российской Федерации.
С начала 1990-х годов осуществлял координацию деятельности общественных организаций по делам ветеранов воинской службы, участвовал в работе комиссий по подготовке и проведению мероприятий в связи с памятными событиями военной истории Отечества: в 1994 году возглавил Фонд 50-летия Победы. 5 августа 2000 года Указом Президента РФ N 1441 утверждён в состав Российского организационного комитета "Победа" и избран заместителем председателя этой общественной организации. С 2002 года возглавляет клуб ветеранов-военачальников при Московском Доме ветеранов войн и Вооружённых Сил Картинки из прошлого Здание генерального штаба СА Кабинет начальника генерального штаба 18 июля 1972 года Воздух в здании генерального штаба был горячим и спертым, окон не открывали, чтобы не дышать гарью. Дежурный у знамени вытянулся, отдал генералу честь, Соколов кивнул и начал подниматься по лестнице к своему кабинету, здороваясь с попадавшимися навстречу офицерами. Многие офицеры из-за жары были без кителей, в одних рубашках, но Соколов замечаний не делал. В конце концов – действительно жарко, кондиционеров раз-два и обчелся, новое здание генштаба строить пока не начали, хотя в план на пятилетку включили. В конце концов, отсутствие кителя на мозгах не сказывается, а в Генштабе ценили именно думающих офицеров.
Но воспринимать Соколова как командира, снисходительного к промашкам и упущениям подчиненных было нельзя. Соколов был жестким, опытным и требовательным офицером, прошедшим, как говорится и Крым, и Рим, беспощадным к упущениям, влияющим на боеготовность. В армии до сих пор ходила легенда о его проверке в конце шестидесятых системы ПВО на севере. Прилетев с группой офицеров на КП дивизии ПВО он не стал выискивать недостатки в оформлении ленинской комнаты, как это делали одни, и пить водку с проверяемыми, как это делали другие. Несмотря на то, что светлого времени оставалось мало, а погодные условия были не из лучших, он потребовал вертолет и вылетел на позицию ЗРВ. Прибыв туда, он первым делом потребовал продемонстрировать проход команд и сигналов с КП командира дивизии на позиции дивизионов. Возвратясь на дивизионный КП, Соколов поднял одну эскадрилью ПВО по тревоге и приказал удалиться в глубь океана на 100 км, сделать разворот и обозначить нападение авиации противника на аэродром Анадырь. Вторая авиационная эскадрилья осталась на аэродроме, новой задачи не получала. С получением сигналов от РТС о целях была поднята и вторая авиационная эскадрилья. Она не успела произвести взлет, как была подвергнута удару. Выводы проверки и последовавшие за ними оргвыводы были серьезными…
Толкнув рукой свою дверь, генерал оказался в своей приемной. Его адъютант, подполковник Песков вскочил, отдавая честь.
Соколов мгновенно огляделся – пусто. Что еще раз доказывало, что вызов был неожиданным и о его присутствии в Москве не знает никто. Если бы эта информация разошлась по министерству, в приемной уже было бы не протолкнуться от ходоков и просителей из различных военных округов. Сейчас же в приемной никого не было.
– Кто? – спросил Соколов у своего адъютанта, поздоровавшись с ним за руку и кивнув на дверь его кабинета – Гречко… – тихо, словно чего-то опасаясь произнес адъютант Вот это номера… По уставу министр обороны как старший по званию и по должности должен был вызвать Соколова в свой кабинет, а не приезжать к нему. Если Гречко здесь – значит, произошло действительно что-то серьезное.
Толкнув дверь, Соколов прошел в свой кабинет. Министр обороны, сбросив китель, сидел на приставном стуле к столу, на его рубашке отчетливо проступали следы пота, было действительно жарко. Занимать место хозяина кабинета, как это делали некоторые не слишком умные военачальники, находясь в кабинете младших по должности и званию, он не стал. Хозяин кабинета – он и есть хозяин. Подумав, Соколов не стал занимать место во главе стола, а сел напротив.
– Вовремя ты в отпуск уехал Сергей, ох вовремя – Гречко отхлебнув воды из стоящего рядом с ним стакана – ты на пляже загораешь, а мы тут вот задыхаемся. Я своих всех в санаторий отправил, а сам дымом дышу.
– Может, окно откроем?
– Ты что? – маршал даже скривился – и не вздумай. У тебя тут хотя бы дымом не пахнет. Догадываешься, для чего я тебя из отпуска выдернул?
– Какое-то ЧП?
– Да нет, не ЧП – маршал Гречко открыл лежавшую рядом с ним папку, достал пару листов бумаги и подтолкнул к Соколову – ознакомься. Про секретность, думаю тебе напоминать не надо.
Генерал Соколов вчитался в бумагу и вдруг ощутил, как по спине ползут тонкие струйки пота…
Подлежит возврату в течение трех дней
ЦК КПСС (Общий отдел, первый сектор)
Особая Папка
Экземпляр единственный
N П87 от 16 июля 1972 года Коммунистическая партия Советского Союза, Центральный комитет
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Вопрос Министерства Обороны СССР, Министерства иностранных дел СССР, Международного отдела ЦК КПСС – Одобрить проект распоряжения Совета Министров СССР (прилагается) – Контроль исполнения возложить на кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС тов.
Гречко А.А.
Результаты голосования:
"ЗА" Брежнев, Воронов, Кириленко, Косыгин, Мазуров, Подгорный, Суслов, Шелест Секретарь ЦК Катушев К.Ф.
К Постановлению ЦК КПСС
N П87 от 16 июля 1972 года
Экземпляр единственный
Особая папка
Совет министров СССР
РАСПОРЯЖЕНИЕ
Москва, Кремль
От 18 июля 1972 года 1. Поручить министерству обороны СССР разработать и представить на утверждение в срок до 01 октября 1973 года план действий по установлению прогрессивных коммунистических режимов во всех странах Ближнего и Среднего Востока в период до 01.01.1985 года.
2. Поручить министерству иностранных дел СССР дать указание совпослам на сбор информации в странах пребывания по спискам Министерства обороны СССР, а также оказывать необходимое содействие Министерству обороны СССР.
Председатель Совета министров СССР
А. Косыгин – Что значит "во всех", Андрей Антонович? – генерал Соколов осторожно положил бумаги на стол.
– Во всех – это значит во всех, Сергей. Именно – во всех. Без исключения.
Соколов вдохнул спертый воздух, задержал дыхание, через несколько секунд выпустил воздух через нос. Надо сосредоточиться…
– Напрасно так тяжело вздыхаешь, Сергей – сразу отреагировал маршал Гречко – это сделать не так уж и сложно. И сделать это надо. Ближний и средний Восток – это стратегически важный регион, а наши позиции там все еще слабы. Недопустимо слабы!
– Речь идет про какую-то конкретно страну, Андрей Антонович? – осторожно поинтересовался Соколов – Вообще – про все. Но у меня есть мысль, на какую страну следует в первую очередь обратить внимание…
С этими словами маршал Гречко с шумом отодвинул стул, прошел к стене, на которой висела карта мира, ткнул пальцев в одну из стран на юге. Генерал Соколов вгляделся – и его снова прошиб холодный пот.
– Это невозможно, Андрей Антонович. Иран… Там же американцы стоят, на их вооружении находится такое оружие, какого нет даже у многих стран НАТО. Если… американцы пойдут на все, вплоть до ядерного удара.
– И, тем не менее, мы должны это сделать – жестко сказал Гречко – на карте стоит многое. Если Иран будет наш – мы получаем громадную территорию, Каспий становится нашим внутренним морем. В Иране – огромные запасы нефти и газа. Кроме того, мы сможем построить в Иране базы советского ВМФ и получить прямой выход в Персидский залив. Это будет совсем не что черноморский флот, запертый Турцией в Черном море, ты это понимаешь не хуже меня. И не забывай, что согласно советско-иранскому договору от двадцать первого года мы имел право ввести туда войска.
– Насколько я помню, это право ограничено целым рядом условий, Андрей Антонович … – сказал Гречко – Ерунда. Условия можно создать! Я вчера весь день просидел на Старой Площади, в Международном отделе. Там умные люди работают, Сергей. От нас требуется только разработать военную часть операции, остальное сделает Международный отдел. С ТУДЕ (Иранская коммунистическая партия – прим автора) они сами поработают и с азербайджанским землячеством (Иранский Азербайджан составляет значительную часть территории Ирана, иранские азербайджанцы подвергаются гонениям и унижениям – прим автора) связи хорошие налажены. Глаза боятся – а руки делают. Тебе сколько гулять осталось?
– Восемь дней, Андрей Антонович – автоматически ответил Соколов, понимая, что отпуск пропал. Но Гречко неожиданно улыбнулся.
– Ну, вот и лети, догуливай свой отпуск. Все лучше, чем в Москве легкие портить.
А на досуге все хорошенько обдумай и как выйдешь на работу – сразу же ко мне. И представь кандидатуру, кто возглавит разработку и реализацию оперативного плана.
– Ивашутин, наверное – задумчиво сказал Соколов – тут работа как раз для разведчиков. И немаленькая.
– Э, нет… – твердо сказал Гречко – Ивашутин не подойдет. Нет.
– Почему?
– Ивашутин начальник ГРУ, он сам работать не будет, поручит кому-то. Чем больше звеньев в цепи – тем больше шанс, что она порвется. Ты знаком лично с кем-нибудь из аппарата ГРУ, кому можно доверить такое серьезное дело?
Соколов задумался… Перед глазами внезапно всплыл тот высокий, крепкий седой полковник, бывший СМЕРШевец. С этим человеком Соколов встречался, когда командовал Ленинградским военным округом. Фамилия… Горин кажется. Соколов помнил, что Горин был из ГРУ.
– Кажется, припоминаю одного… Горин, кажется фамилия…
– Горин? Владимир? – маршал Гречко прищурился – кажется, и я его помню. Еще по Германии. Он в СМЕРШе в свое время работал…
– Верно…
– А сейчас он в ГРУ работает?
– Кажется, да… Надо точнее узнать…
– Так и узнай. Как приедешь сразу и узнай. Если он в ГРУ – значит, подойдет.
– А как я его привлеку, Андрей Антонович? Через голову Ивашутина?
– Это мои проблемы – твердо сказал Гречко, поднимаясь со стула – ты главное разузнай про него. Если Горин подойдет, с Ивашутиным решу я.
Маршал Гречко пошел к двери, у порога внезапно остановился.
– Да Сергей… – Гречко несколько секунд помолчал, будто раздумывая говорить или нет, затем продолжил глухим, странным голосом – за операцию отвечаешь ты. Лично.
И… если со мной что… операцию не прерывать. По приезду я тебя представлю людям в Международном отделе, с кем нужно работать…
– Андрей Антонович, вы о чем? – с трудом вымолвил потрясенный последними словами маршала Соколов – Да так… Ни о чем… Странные дела творятся, странные… Ты езжай, Сергей, семья ждет…
Бесшумно закрылась дверь…
Личное дело
Гречко Андрей Антонович (4 октября 1903 – 26 апреля 1976) – советский военачальник, государственный и партийный деятель, Маршал Советского Союза. C 1953 главнокомандующий Группой советских войск в Германии. 1957 – Главнокомандующий Сухопутными войсками Советской Армии. В 1967-1976 министр обороны СССР.
Андрей Антонович Гречко родился 4 октября 1903 года в деревне Голодаевка (ныне село Куйбышево Куйбышевского района Ростовской области).
В Советской Армии – с 1919 года. Окончил кавалерийскую школу (1926), Военную академию имени М. В. Фрунзе (1936) и Военную академию Генерального штаба (1941).
Участник Гражданской войны, рядовой. После окончания кавалерийской школы командовал взводом, эскадроном. С октября 1938 года – начальник штаба Особой кавалерийской дивизии ВОВО, участвовал в походе в Западную Белоруссию в сентябре 1939 года.
В первые дни Великой Отечественной войны работал в Генеральном штабе. С июля 1941 года командовал 34-й кавалерийской дивизией, вступившей в 1-й половине августа в бой с немецко-фашистскими захватчиками южнее Киева и до января 1942 года сражавшейся в составе 26-й армии, 38-й армии, затем 6-й армии на Левобережной Украине.
С января 1942 года – командир 5-го кавалерийского корпуса, принимавшего участие в Барвенково-Лозовской наступательной операции.
С марта 1942 года возглавлял оперативную группу войск, которая в составе Южного фронта вела упорные бои с превосходящими силами противника в Донбассе.
С апреля 1942 командовал 12-й армией, оборонявшейся на ворошиловградском направлении, с сентября – 47-й армией, с октября – 18-й армией, сражавшейся на туапсинском направлении.
С января 1943 года – командующий 56-й армией, которая в ходе ожесточённых боёв прорвала сильно укреплённую оборону противника и вышла на подступы к Краснодару, а в феврале-апреле в составе Северо-Кавказского фронта участвовала в Краснодарской наступательной операции.
В сентябре 1943 года войска 56-й армии во взаимодействии с 9-й армией и 18-й армией в ходе Новороссийско-Таманской наступательной операции освободили Таманский полуостров.
С октября 1943 года А. А. Гречко – заместитель командующего войсками Воронежского (с 20 октября – 1-го Украинского) фронта.
С декабря 1943 года – командующий 1-й гвардейской армией, которая участвовала в Житомирско-Бердичевской, Проскурово-Черновицкой, Львовско-Сандомирской, Западно-Карпатской, Моравска-Остравской и Пражской операциях.
После окончания войны до 1953 года А. А. Гречко командовал войсками Киевского военного округа. С 1953 года назначен главнокомандующим Группой советских войск в Германии; в этом качестве организует подавление июньского народного восстания 1953 г.. В 1955 году ему присвоено высшее воинское звание "Маршал Советского Союза". С ноября 1957 года Маршал Советского Союза А. А. Гречко – первый заместитель министра обороны СССР, главнокомандующий Сухопутными войсками. C 1960 года – 1-й заместитель министра обороны СССР – главнокомандующий Объединёнными ВС государств – участников Варшавского Договора.
В 1967-1976 годах – министр обороны СССР. Член ЦК КПСС в 1961-1976 годах (кандидат с 1952), член Политбюро ЦК КПСС в 1973-1976 годах (первый министр обороны, включённый в Политбюро после 16-летнего перерыва с отставки Жукова).
Министр обороны СССР, Маршал Советского Союза А. А. Гречко умер 26 апреля 1976 года. Похоронен в Москве, на Красной площади у Кремлёвской стены.
Совершенно секретно
Министр обороны СССР
ПРИКАЗ
23 июля 1972 года N 276 Во исполнение распоряжения Совета Министров СССР от 15 июля 1972 года ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Начальнику Главного разведывательного управления Генерального штаба Министерства обороны СССР генералу армии Ивашутину П.И. откомандировать генерал-лейтенанта Горина В.В. в распоряжение министра обороны СССР вплоть до особого распоряжения.
2. Исполнение доложить.
Министр обороны СССР
А. Гречко Стало уже общим местом распространяться насчет немощности старцев Политбюро, в золотой фонд советского юмора вошли и "гонки на лафетах" и "Политбюро решило почин вчера умершего товарища Суслова энергично поддержать". Но никто не задумывался над зловещей периодичностью происходящих на советском политическом олимпе смертей.
А ведь для опытного человека это все не выглядело анекдотом. Люди уходили один за другим, большинство – при очень странных обстоятельствах. Кого-то дискредитировали политически, кого-то убирали физически. Начиная со второй половины семидесятых годов смерть, словно навязчивая черная собачонка преследовала кремлевскую и околокремлевскую элиту…
Политическая игра
Андрей Антонович Гречко – Ты ужинать будешь?
– Отстань!
Клавдия Владимировна, жена всесильного министра обороны тяжело вздохнула. С мужем приходилось нелегко – вот и опять он черный как туча.
– Если будешь – скажи, я подогрею…
– Отстань, тебе говорю!! – заорал маршал – Детей бы постыдился… – проговорила женщина, закрывая за собой дверь кабинета Маршал Советского Союза Андрей Антонович Гречко невидящим взглядом проводил жену, достал из стола бутылку "Хванчкары", налил бокал, выпил залпом, не чувствуя вкуса. Хотел налить еще, но передумал. Убрал бутылку в стол. Напиваться не время.
Не время…
В последнее время нервы маршала были на взводе, от того он и срывался в семье, а иногда и на работе. Съезд партии прошел тяжело, а подготовка к нему – еще тяжелее. Маршал Гречко был в армии с 1919 года и один из немногих помнил, что происходило в конце тридцатых годов. Пережив это страшное время, он сделал для себя единственный вывод: армия в политику лезть не должна. Не должна! Ее дело – охранять Родину, политикой пусть занимается кто-то другой. Иначе – стоит только встать на эту скользкую дорожку, и того и гляди закончится новым тридцать седьмым годом, а то и чем похуже. Нет уж, увольте.
Но теперь уже было ясно, что в стране раскол, особенно сильно проявилось это при подготовке к съезду. Все эти намеки, визиты в министерство… Особенно усердствовал председатель КГБ Юрий Андропов, которого Гречко ненавидел, как и всех комитетчиков. Расплодились… Андропов штат раздул – под полмиллиона. Чем занимаются – непонятно. Офицеры, мать их. На полигон бы всех. Ненавязчиво ему давали понять, что надо выбирать – с кем ты, кого поддерживаешь. А Гречко выбирать не хотел – о чем и дал понять ясно и недвусмысленно. Но "подходы" не прекращались. И еще это долбанное медицинское обследование – причем не в собственном, армейском госпитале, а почему то в четвертом управлении Минздрава, обслуживающем ЦК. Неужели копают, сейчас найдут какую-нибудь болячку и – на пенсию, в группу генеральных инспекторов. А нового министра обороны – выберет Юра Андропов. Ну, уж нет…
Маршал взглянул на часы – почти двенадцать. Зря на Клаву наорал, зря… И идти будить как-то неудобно. Можно и здесь, на диване лечь. А утром поговорить, извиниться… Да, так и надо поступить.
Но утром маршал Гречко не проснется…
Боец советской армии с 1919 года, министр обороны СССР, маршал Советского Союза, Андрей Антонович Гречко умрет 26 апреля 1976 ночью, во сне. Умрет внезапно, неожиданно, без каких-либо видимых причин, установить причину смерти так и не удастся. Следующим министром обороны, нарушая традиции, станет не боевой офицер, а технарь, специалист по системам вооружения, Дмитрии Федорович Устинов, закадычный друг председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова. Но армией все равно кто-то должен командовать – и поэтому на посту начальника генерального штаба останется генерал армии Сергей Леонидович Соколов…
Картинки из прошлого
Владимирская область 20 августа 1972 года Забрызганный грязью пожилой, одышливый ГАЗ-69, прозванный в народе "Козел" с военными номерами проскочил тихий уездный городок на рассвете. На часах было чуть больше семи, и городок только просыпался. Каменным был только центр, а все окраины состояли из деревянных домов с приусадебными участками. Слышалось мычание коров, небо было чистым от облаков, обещая хороший, погожий денек. Как раз для уборки хлеба.
Газик наматывал на коленвал километр за километром, сидящий за рулем человек в старой военной форме без погон довольно улыбался, оглядывая окрестности.
Примерно в таком же месте прошла его молодость, и сейчас он с удовольствием смотрел на важно идущих к пруду гусей, идущую к колонке старушку с коромыслом, заброшенную и заросшую бурьяном церквушку. Остановиться бы… Вдохнуть чистый деревенский воздух, послушать утреннюю перекличку петухов… Нельзя…
Выбравшись за город, "Козел" бодро побежал по асфальтированной дороге, по обе стороны которой росли стеной высокие тополя. Вот и нужный поворот, за которым дорога резко шла под уклон. Человек не сдержался, заглушил мотор, вышел из машины, постоял, вслушиваясь в тишину. Внизу, под горой по обе стороны только что заасфальтированной дороги, что черной лентой вилась среди полей, желтые поля пшеницы перемежались маленькими перелесками и зеленым полотном скошенной травы.
Слева, сбоку виднелась небольшая деревушка, справа подальше – еще одна. Часть хлеба уже была сжала и аккуратные копны стояли на поле ровными строчками.
Человек вздохнул. Он жил в Москве и редко выбирался в провинцию. Сейчас же он видел перед собой именно то, что он защищал с юных лет и до седых волос. Пред собой он видел Родину…
Проведя рукой по седым волосам, человек забрался в машину, завел мотор. До места встречи еще километров тридцать и надо было спешить…
Во Владимирской области есть много чего интересного, как известного широкой публике, так и нет. Но самое главное – она славится грибными лесами. Такого количества грибов сложно найти где либо еще. Белые, грузди, подберезовики.
Откроешь, бывало, зимой, когда мороз рисует на стекле причудливые узоры, литровую банку с солеными груздями и в комнате долго стоит запах. Напоминание о лете…
Проскочив колхоз, стоящий последним на дороге, человек объехал его по грязной, разбитой колее. Легковая машина здесь бы застряла точно, но "Козел" бодро завывая мотором, протащился по грязевой колее и выехал на пригорок. Внизу, у ручья стоял такой же Газ-69. Человек аккуратно запарковал свою машину рядом, достал с заднего ряда сидений большую плетеную кошелку, надел высокие резиновые сапоги – роса была уже холодной, и без сапог можно было запросто застудить ноги.
Хлопнул себя по карману, проверяя на месте ли нож – как-то раз он забыл его и пришлось собирать грибы, давя ножку пальцами. Кажется, все на месте, можно идти на охоту. Грибную охоту.
Через ручей, отделявший колхозное поле от леса был перекинут мостик, представлявший собой толстое, почерневшее от старости бревно, к которому были приделаны перила. Человек осторожно, крепко держась за перила, перебрался на другой берег, взглянул на часы. Семь часов сорок одна минута, встреча назначена на восемь. Значит, время еще есть. С этой мыслью человек, достал из кармана нож, открыл его и медленно пошел вперед, внимательно смотря себе под ноги.
К месту встречи он вышел вовремя, ровно в восемь ноль-ноль как и договаривались.
В лесу уже были грибники, но никто не обращал на него никакого внимания – просто еще один пожилой седой пенсионер с корзинкой. Опытный человек, присмотревшись понял бы, что этот пенсионер движется по лесу словно тень – даже веточка под ногой не хрустнет, что выдавало солидный боевой опыт пенсионера. Но таких выводов делать здесь было некому…
Само место встречи представляло собой приметную толстую раздвоенную ель на опушке, рядом с которой кто-то поставил три чурки такой длины, что на них было удобно посидеть. И сейчас на одном из этих пней сидел человек примерно такого же возраста, в брезентовом зеленом плаще, скрывающем старую военную форму. Под ногами у него стояла корзинка, в которой было всего несколько черных груздей на дне. Негусто, негусто… Увидев вышедшего из леса второго грибника, он обрадовался.
– Ну, покажи что набрал…
Генерал-лейтенант Горин поставил корзинку, которая была на три четверти заполнена разными грибами, в основном черными груздями, на второй пень, на третий сел сам, вытянув ноги, чтобы они немного отдохнули.
– Молодец… Фартовый ты на грибы. А у меня смотри – кот наплакал. Не попадаются…
Начальник ГРУ ГШ МО СССР, генерал армии Ивашутин потряс почти пустой корзиной.
– Места просто знать надо… Грибов тут полно…
– Это здесь-то грибов полно? – переспросил Ивашутин – вот я на Иссык-Куле этим летом отдыхал, в санатории, меня местные товарищи возили в лес – вот там грибов полно. Березовая роща, а в ней подберезовиков – страсть! Хоть косой коси. А киргизы не собирают. Только русские по грибы и ходят и то только для себя.
– Почему, интересно?
– А в киргизском языке слова "гриб" и "конские гениталии" одинаково произносятся.
Вот киргизы и брезгуют. Нас там человек пятнадцать было, приехали, зашли в рощу.
Через десять минут – у каждого корзинка с верхом, причем ни одного червивого. А тут ходишь…ходишь…
– Места знать надо… – задумчиво повторил Горин.
– Оно верно – согласился Ивашутин – только ты мне скажи вот чего. Чем это вы с Соколовым таким занимаетесь, о чем даже я знать не должен? А?
– Сами же понимаете, товарищ генерал армии… – начал было Горин но начальник ГРУ его перебил.
– Да все я понимаю. Дело служивое. Я ведь тебя не ругать сюда вызвал. Я тебе как на духу, говорю – никакой обиды у меня нет, если что нужно будет – только скажи.
Что Гречко тебя через мою голову забрал – прошли и забыли. Все – сказал, как отрубил Ивашутин.
– Буду знать – ответил генерал Горин после небольшой паузы – вы сами понимаете, секретность нужна только на период разработки оперативного плана. Как до реализации дело дойдет – все равно без вас не обойдемся. А сейчас, просто надо обеспечить максимальную секретность, поэтому то я и работаю один, почти все сам делаю.
– Ну, вот и договорились – подвел итог Ивашутин – я пойду своих догонять, а то как бы искать не начали. Кстати. Поделись-ка грибками со старшим по званию и должности. -???
– Давай, давай, пересыпай. А то получается, что я куда-то запропал, а вышел без грибов. Где, спрашивается, был? А так скажу, что грибное место нашел, долго собирал, вот и отстал. Конспирация. А ты еще наберешь. Пересыпай, не жалей…
Личное дело Ивашутин Петр Иванович (настоящая фамилия Ивашутич, 6 сентября 1909, Брест-Литовск – 4 июня 2002, Москва), один из руководителей органов государственной безопасности и разведки, в 1954-1963 гг. – 1-й заместитель председателя КГБ СССР (с 5 ноября по 13 ноября 1961 г. – и.о. председателя КГБ), с 1963 по 1986 год – начальник Главного разведывательного управления, генерал армии (1971), Герой Советского Союза (1985).
В 1926-1931 работал на железной дороге и на механическом заводе в городе Иваново-Вознесенск. В 1930 вступил в ВКП (б). В 1933 окончил Сталинградскую военную авиационную школу лётчиков. В 1933-1936 – лётчик-инструктор 107-й авиабригады Московского военного округа. В 1937 – командир тяжёлого бомбардировщика ТБ-3. В 1937-1939 учился в Военно-воздушной академии имени Н. Е.
Жуковского. С 1939 – в органах контрразведки РККА. Участник советско-финской войны. Занимал должность начальника особого отдела стрелкового корпуса.
Во время Великой Отечественной войны в 1941-1943 г. заместитель начальника Особых отделов НКВД Закавказского военного округа, Крымского и Северо-Кавказского фронтов, Черноморской группы. В 1943-47 начальник Управления контрразведки СМЕРШ Юго-Западного и 3-го Украинского фронтов, с 1945 – Южной группы войск.
В 1947-49 г. после расформирования ГУКР СМЕРШ – начальник контрразведки МГБ Ленинградского военного округа.
В 1950-1954 и с 1966 депутат Верховного Совета СССР. В 1951-1952 заместитель начальника 3-го Главного управления (военная контрразведка) МГБ СССР. В 1952-1953 министр государственной безопасности Украины. С 1954 заместитель председателя КГБ при Совете министров СССР. С 1963 по 1986 – начальник Главного разведывательного управления. В 1987-1992 годах – в Группе генеральных инспекторов Министерства обороны СССР. С 1992 – в отставке. Умер 4 июня 2002 года в Москве. Похоронен на Троекуровском кладбище.
Так начиналась трагедия… Так, волей всего нескольких человек, был запущен маховик грандиозной спецоперации. Впрочем, историю всегда меняли одиночки или группы неравнодушных. Для того, чтобы остановить этот маховик потребовались усилия одной сверхдержавы и своры предателей во второй. Тогда, в семьдесят втором, страна жила, строилась, досрочно выполняла пятилетние планы. И слова "Афганистан" тогда еще никто не знал… г. Москва 15 августа 1978 года Бр-р-р-р Что за черт…
Бр-р-р-р. Бр-р-р-р Какого, спрашивается, черта я купил этот кошмарный будильник. Прямо как молотком по голове да с самого утра. И сигнал такой мерзкий, прямо в уши лезет.
Бр-р-р-р Кажется, действительно пора вставать. Только пару дней назад отдежурил по городу, а голова просто чугунная. К тому же сегодня на работу надо идти. Черт…
Это снова я. Соболев Сергей Владимирович, теперь уже следователь генеральной прокуратуры союза ССР. Защитился я тогда успешно, странную историю, произошедшую во время практики, поднимать не стали, просто сделали вид, что ничего не было.
На следующий же день меня распределили в генеральную прокуратуру. Судя по всему, не обошлось без вмешательства Александра Владимировича, моего руководителя по дипломной практике, старшего следователя по особо важным делам. Он работает в генпрокуратуре до сих пор, несколько раз я попадал в состав возглавляемых им следственных бригад, но рассказывать там особо нечего.
Могу поделиться радостью – я, наконец-то получил квартиру. Всего лишь однокомнатную, на окраине Москвы – но все же свою квартиру. Тут, видимо отец подсуетился – дом милицейский. Хотя в нем получили квартиры еще несколько человек из прокуратуры. В общем – свое пристанище у меня теперь есть и можно…
Мать говорит, что можно жениться. Но мне пока неохота. Есть, конечно, девушка, зовут Наталья. Отец у нее заведующий каким то трестом или базой, не знаю точно.
Был я как-то раз у них дома и больше появляться не хочу. Не то чтобы…
Неприятно как-то.
Ладно, разболтался я что-то. Еще на работу опоздаю.
На кухне у меня, конечно же бардак и ничего к утру не приготовлено – матери дома нет, а сам я готовить что-нибудь пристойное так и не научился. Достал из стола финку (подарок отца) покромсал колбасу и хлеб, налил холодного чая. Вот тебе и еда. Брюхо набил – и ладно.
Немного утолив голод, начал искать, во что бы одеться. Костюм я гладил… по-моему шесть дней назад. Или семь. Сойдет. Все равно в транспорте мнется.
Схватив папку и хлопнув посильнее дверью, чтобы сработал замок, я побежал вниз по лестнице.
Здание генеральной прокуратуры Союза ССР – Соболев!
Мать вашу… Попал…
– Соболев! Ты когда дела дооформишь и мне сдашь! Обвинительное по Понятовскому когда будет?
Потапов Василий Петрович. Начальник отдела. Аккуратист и зануда каких мало. Но сейчас он прав. Дела я действительно не сдал, а там всего -то – где обвинительное заключение написать, где просто все материалы собрать и подшить.
Ну, ненавижу я эту бумажную работу!!!
– Завтра обвинительное по Понятовскому будет, Василий Петрович!
– В общем, так, Соболев. Завтраками от тебя я уже сыт. Как приходишь в кабинет – откладываешь все дела, садишься за машинку и начинаешь печатать обвинительное по Понятовскому. И сегодня – мне на стол. Затем наведи порядок и в других делах! Из-за тебя показатели отдела вниз идут! Иначе – тринадцатой зарплаты тебе в этом году не увидеть, как своих ушей!
Отделавшись от Потапова, я поспешил к своему кабинету, на ходу размышляя.
Насколько я узнал прокуратуру и следствие за время работы здесь, следователи делились на две большие группы. Одни любили проводить собственно следственные действия, разоблачать, придумывать ходы, чтобы припереть подозреваемого к стенке, совались во все щели вместе с угрозыском, хотя дело следователя – сидеть в теплом кабинете и ждать, что ему угрозыск на блюдечке принесет. К таким относился я, Александр Владимирович. Волка ноги кормят. Другие – как раз любили сидеть на попе ровно, строчить на машинке, подшивать материалы. Было и таких немало.
Так вот. Почему бы нельзя на каждое дело назначать двух следователей. Один следствие ведет, другой оформляет. Каждый делает то, что он любит и умеет делать.
И нет проблем. Мне вот теперь обвиниловку на Понятовского писать – как ножом в сердце. Полдня считай, пропало. Но надо.
Открыл дверь, посмотрел – все вроде в норме, ничего не пропало. Недавно у одного из следователей умудрились выкрасть из кабинета дело, пришлось восстанавливать.
Теперь все следователи, приходя на работу, прежде всего, проверяли – не побывал ли кто в их кабинете в период их отсутствия. Кажется, никого не было.
Открыл сейф, достал три неаккуратно подшитые папки с уголовным делом Понятовского. Достал с полки уголовный кодекс с комментариями, постановления пленума Верховного суда (обобщение судебной практики по категориям дел, имеющее обязательное значение для нижестоящих судов – прим автора), разложил все около машинки. Достал из стола пачку машинописной бумаги, черные листы – копирки, заправил в машинку. И – начал печатать…
– Сергей! Ты здесь что ли?
Я удивленно воззрился на шефа. Сегодня я решил поработать подольше, но зато совершить трудовой подвиг – "добить" все пять дел и завтра с утра сдать их по назначению. И это мне удалось – передо мной на столе громоздились две стопки аккуратно подшитых папок, обвинительные заключения по всем делам были готовы. В общем, работу я сегодня провернул – адскую.
– Здесь, Александр Владимирович. Вот, дела дооформил, домой собираюсь.
Шеф помрачнел – Боюсь, что домой пока не получится, Сергей. Я как раз пятого следователя искал.
Надо на обыск съездить.
– Пятого? А зачем пятого?
– Реализация будет в пяти местах одновременно. Сейчас одного деятеля взяли, на горячем раскололи (то есть добились признательных показаний сразу после задержания, когда человек психологически выбит из колеи – прим автора). Он еще пять человек указал, надо срочно обыски проводить. Постановления я только что подмахнул, надо пять групп создать. Вот как раз ты и на месте оказался…
Плакал мой спокойный тихий вечер…
– А что за дело то?
– Хозяйственники…
В середине семидесятых годов начало назревать новое явление в отечественной криминальной практике. Сначала на него не обращали внимания, считали все проявления единичными случаями. Потом поняли, что кому-то очень выгодно считать все это единичными, не связанными между собой случаями. До какого то времени это считалось несерьезным, ведь к этому времени удалось почти полностью разгромить группировку "воров в законе", а это еще те гаврики были. А тут, подумаешь…
Мафия. Само существование мафии в советском союзе как явления не признавалось, считалось что это атрибут загнивающего Запада. Но мафия была, только не того типа, какой сложился на Западе. Если там мафия занималась торговлей тем, что было запрещено, в основном – оружием и наркотиками, то у нас ситуация обстояла немного по-другому. Существовал так называемый дефицит – товары, спрос на которые значительно превышал предложение. Громадным неудовлетворенным спросом пользовались вещи, произведенные в странах СЭВ (Совет Экономической Взаимопомощи – объединенная экономика социалистических стран), особенно одежда и мебель. Про вещи, произведенные на Западе (например, в дружественной нам Финляндии, откуда шли огромные закупки) и говорить было нечего – сметалось с прилавков за минуты.
И тогда люди, которые встали на ответственные посты в советской торговле, особенно внешней смекнули, что, торгуя разрешенными и нужными всем вещами (не то, что на Западе наркотиками – упаси Бог), в условиях дефицита можно зарабатывать не меньше, чем, торгуя наркотиками на Западе. А если дефицита нет – так его надо создать. И понеслось…
Прокуратура, милиция реагировали, нельзя сказать, что никто не реагировал. Сам пару раз ездил с сотрудниками ОБХСС (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности – прим автора) на обыски. Видел завалы товаров на базах, гниющие и портящиеся продукты – ради создания искусственного дефицита торгаши сознательно гноили и портили товары. Это была уже не "усушка-утруска" (Система, позволявшая нежадным торговцам регулярно отщипывать маленький кусочек для себя, оправдывая небольшие недостачи. Те, у кого было терпение, становились миллионерами и на этом – прим автора) – это был реальный подрыв экономики.
Появлялись подпольные миллионеры – и на этой базе стал возрождаться институт "воров в законе". Подпольные миллионеры имели огромные деньги, часто наличными, но о них никто не знал. Воры же либо элементарно грабили торгашей, пользуясь тем, что в милицию они заявить не могут, придется ведь объяснять, откуда у скромного директора торга такие деньги в квартире. Либо еще круче – регулярно вымогали деньги, предлагая торгашам защищать их от самих себя же. Денег в системе становилось все больше, и злокачественная опухоль расползалась.
У крыльца здания генеральной прокуратуры было многолюдно, пофыркивали моторами Жигули и Волги, некоторые черные, некоторые белые, некоторые в милицейской раскраске. Переминались с ноги на ногу следователи, которых шеф выловил в это позднее время в здании прокуратуры. Отдельной кучкой стояли сотрудники ОБХСС, некоторые были мне знакомы, и я приветственно помахал им рукой. Все нервничали.
– Итак, товарищи!
Шеф выскочил из здания, одевая на ходу плащ. В руках у него было несколько конвертов.
– Прошу следователей подойти ко мне.
Шеф быстро распихал по рукам четыре конверта, пятый оставил у себя.
– В конверте – адреса и вся информация, которая нужна для работы. Вскрыть – только в машине, после выезда на место. Работаем быстро, если клиент в расколе – тащим сюда и оформляем явку с повинной, пока горячий. Работаем аккуратно, чтобы потом комар носа не подточил – потом дело разваливать будут, чувствую. Пошли!
На каждом конверте была написана цифра, моей был номер четвертый. Там же был написан и номер машины, оглядевшись я понял – белая Волга, приданные мне ОБХССсники уже сидели в ней. Подбежав к машине, я ввалился на заднее сидение, положил папку на колени.
– Поехали!
– Ты сначала хоть скажи куда – пробурчал милиционер-водитель – Поехали, выедем отсюда, конверт вскрою, скажу.
Водитель пожал плечами, повернул руль, Волга ловко развернулась и вырулила на улицу. Как только ворота остались позади, я надорвал конверт, вынул бумагу, лежавшую сверху. И чуть не выронил весь пакет.
Беляковский Зиновий Ефимович…
Отец Наташи.
И что я должен был, по-вашему, делать? По закону в этом случае следователь должен взять самоотвод. Если бы дело происходило в здании генеральной прокуратуры – я бы так конечно и поступил. Но сейчас мы ехали в машине, позвонить Александру Владимировичу и все рассказать я не мог. Поворачивать назад?
И сорвать следственное действие – нормально я буду выглядеть, если четыре группы свою задачу выполнят, а пятая – нет? А если именно там, где я еду находятся основные улики – и подозреваемый, узнав о задержании своих сообщников, успеет их уничтожить или спрятать? Развалится дело, не успев начаться – и виноват в этом, буду как раз я.
– Что с тобой? Ты как-то с лица весь сбледнул – сидевший рядом знакомый ОБХСС-ник, по имени Дмитрий (раз работали уже вместе) наклонился ко мне – Нет, нет… Ничего… – машинально ответил я, вытирая покрывшийся холодным потом лоб – просто с утра пахал, устал как собака.
– Ничего… Сработаем – и поедим поправимся… – подмигнул Дмитрий – я место знаю, там "Московскую" экспортную, с зеленой этикеткой раздобыть можно. Это тебе не бодяга из-под прилавка, отвечаю. Чистая слеза. В голову сразу бьет, а с утра свеженький как огурчик, похмелья – никакого. Как оформим клиента – так и съездим.
– Да, да… – пробормотал я, думая о своем…
Наташа дома? Вроде не должна – она говорила, что с матерью к родственникам в Ленинград собирается. А если дома? А если даже и нет – все равно рано или поздно домой приедет и что тогда? Что делать то??? Господи, хоть бы ничего не найти.
Хоть бы ничего не найти…
– Эй, ты что заснул? – Дима, потряс меня за плечо – приехали же…
Наташа жила с родителями в роскошной четырехкомнатной квартире, в доме еще сталинской постройки, на третьем этаже. Выйдя из машины, взглянул на окна – окна горели. Только бы ее там не было…
– Понятых?
– Давай – машинально ответил я, и мы побрели по снегу к подъезду.
– Только ты нормальных понятых давай! – сказал своему коллеге Дмитрий – не как в прошлый раз…
Прошлый раз… Полгода назад было, летом. Во время обыска, тоже по хозяйственному делу, в качестве понятой пригласили старушку – соседку. И как выяснилось, напрасно – она болтала, не переставая все время, пока длился обыск.
Я узнал про ее дочь, про ее непутевого сына, по заразу – сноху, про внуков – в общем, про всю ее родню. Словоохотливая бабушка, у меня аж голова вспухла от ее речей.
– Если увидишь бабку – спасибо и до свидания…
– Может, сам понятых поищешь тогда? – огрызнулся второй ОБХСС-ник Поднялись на второй этаж, все передо мной плыло как в тумане. Подойдя к обитой натуральной черной кожей двери, Дмитрий уверенно нажал на крохотную кнопку звонка. Я отступил в сторону.
– Кто там? – раздалось через несколько секунд – Откройте, милиция! – произнес сакраментальную фразу Дмитрий За дверью воцарилась тишина – Еще не хватало, если дверь придется ломать – пробурчал Дмитрий, и в этот момент дверь распахнулась.
– Чем обязан, товарищи? – на пороге стоял сам Зиновий Ефимович Беляковский, директор горпищеторга Москвы (Были такие структуры, заведовавшие всеми продовольственными магазинами в городе. Воровали там по черному – прим автора) невысокий, лысый, крепкий. Почему-то он был одет так, как будто собирался выйти на улицу. Его глаза в долю секунды пробежались по Дмитрию, перескочили на меня, тут он вздрогнул, но вида не показал и почти сразу взял себя в руки.
– Милиция, товарищ Беляковский – Дмитрий отработанным движением раскрыл красную корочку с золотым тиснением "МВД СССР" – Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности. Давайте, пройдем в квартиру.
Сзади, на лестнице, уже раздавались голоса – поднимался второй ОБХСС-ник с понятыми.
– А чем, простите, обязан?
– Пройдемте в квартиру, там и поговорим – Дмитрий двинулся вперед и Зиновий Ефимович отступил, пропуская нас в квартиру. Следом, не поднимая глаза, как нашкодивший пацан, прошел я. Хлопнула дверь…
– Зиновий Ефимович! – оказавшись в большой комнате, где я еще недавно ужинал с родителями моей потенциальной жены, Дмитрий сразу взял быка за рога – мы должны провести у вас обыск. Вот постановление о проведении обыска, подписано прокурором города Москвы. Распишитесь здесь.
– Бред какой-то. Расписываться не буду – проговорил Беляковский. Либо он невиновен, либо великолепно играет – лично я бы ему поверил.
– Ваше право – пожал плечами Дмитрий – понятые, внимание. В вашем присутствии будет производиться обыск. Разъясняю вам, что в соответствии со статьей сто тридцать пять УПК РСФСР понятой обязан удостоверить факт, содержание и результаты действий, при производстве которых он присутствовал. Понятой вправе делать замечания по поводу произведенных действий. Замечания понятого подлежат занесению в протокол соответствующего следственного действия. Права и обязанности понятого вам понятны?
Оба понятых – необъятная тетка лет сорока и старый седой дед, кивнули – Тогда распишитесь в протоколе, что права и обязанности понятого вам разъяснены – Дмитрий с силой пихнул меня локтем, и только тогда до меня дошло, что вообще то я должен еще и протокол следственного действия писать. Непослушными руками я перебрал бланки в портфеле и достал бланк протокола обыска.
– Где расписаться – понятые уже стояли у стола – Вот здесь… – я ткнул ручкой в нужное место – Да, кстати – продолжил Дмитрий – прошу заметить, что с постановление прокуратуры о производстве обыска товарищ Беляковский ознакомился, но расписаться отказался. Вы, как понятые должны присутствовать в том месте, где производится обыск и внимательно наблюдать. Если мы найдем что-то – то сразу предъявим это Вам. Понятно?
Понятые снова кивнули – Приди в себя – прошипел Дмитрий, снова пихнув меня кулаком, и громко продолжил – товарищ Беляковский, вам предлагается перед началом обыска добровольно выдать все имеющиеся у вас вещи, запрещенные к гражданскому обороту. Например – оружие, наркотики. Желаете, что-нибудь выдать?
Беляковский отрицательно покачал головой.
– Выдать не желаете – констатировал Дмитрий – тогда приступим. И последний вопрос, перед тем как мы собственно приступим к обыску. Все ли вещи, деньги и ценности, находящиеся в этой квартире принадлежат вам? Если нет – то укажите, какие именно вещи вам не принадлежат и кому они принадлежат, если не Вам?
– Конечно, все – возмущенно сказал Беляковский – а кому еще может принадлежать то, что находится в моей собственной квартире? Конечно, мне.
– Хорошо. Тогда приступим.
Обыск – это одно из самых сложных следственных действий. В милиции есть настоящие специалисты по обыскам, которые буквально нюхом чуют, где что спрятано.
Как говорил нам Григорий Петрович, преподававший криминалистику, нельзя научиться обыскивать. Кому-то это дано, а кому-то нет. Конечно, старый спец, работавший еще при Сталине, маленько преувеличивает. Но то что, специалисты по обыскам буквально чуют, где что спрятано – это есть такое.
Обыскивать лучше всего по часовой стрелке, начиная от двери. На криминалистике нам показывали примерно пятьдесят типичных мест, где преступники, что-либо прячут, кроме того, у каждого почерк свой. Пропускать нельзя ничего. Кроме того, грамотный следователь обычно во время обыска либо сам наблюдает за подозреваемым, либо поручает кому-то делать это. Дело в том, что когда сотрудники, делающие обыск приближаются к тому месту, где что-то сокрыто – подозреваемый обычно начинает нервничать. И если эти реакции, часто неосознанные, подметить – то сразу понятно, на какие места, на какую книгу в книжной полке, например, надо обратить особое внимание. По идее наблюдать за подозреваемым во время обыска должен был я – но мне было в этот момент ни до чего и я вообще боялся даже глаза поднять на Зиновия Ефимовича.
– О как! – внезапно раздался голос Дмитрия, и я аж подпрыгнул на стуле – понятые, внимание!
Я впился глазами в Дмитрия, который с торжествующим видом вытащил из книги тонкую пачку зеленоватых купюр. Доллары!
– Итак. В вашем присутствии, товарищи понятые, мы нашли раз-два….- двадцать две. Двадцать две банкноты номиналом сто долларов каждая. Итого две тысячи двести долларов. Заносим… в протокол.
Дмитрий положил веер зеленых купюр передо мной, я начал записывать в протокол.
– Подбросили. Подбросили… Это не мои – на Зиновия Ефимовича было страшно смотреть, он сразу как-то посерел – это провокация!
– Разберемся, товарищ Беляковский! – уверенно сказал Дмитрий – пока товарищ следователь пишет протокол, мы еще поищем.
Но больше мы ничего не нашли. Пара золотых цепочек, несколько колец, сберкнижки, двести сорок семь рублей наличными. И все.
В прокуратуре, куда мы приехали уже совсем потемну, было оживленно. Мы приехали предпоследними, шеф и еще две бригады вернулись, оставалась еще одна. Все оживленно переговаривались, шутили, кто-то писал какой-то документ, пристроившись на краешке стола – видимо дооформлял протокол.
– Что нарыли? – Александр Владимирович подошел к нам с Дмитрием – Доллары – ответил за меня Дмитрий – самые настоящие доллары – Доллары?! – по тону шефа я понял, что он немало удивлен этим обстоятельством – сколько?
– Две тысячи двести долларов. Стодолларовыми купюрами.
– И все?
– Все… – недоуменно ответил Дмитрий – а что там еще должно было быть? Еще нашли немного золота, сберкнижки, денег немного – но все в пределах. У меня дома золота у жены и то больше.
– А ты что такой смурной? – обратился шеф ко мне – Устал я, Александр Владимирович – выдавил из себя я – сегодня пять дел дооформил, а под вечер еще и это. Все перед глазами плывет.
– Ладно – шеф потрепал меня по плечу – сейчас разъезжаться будем. Подбросим тебя прямо до дома. Время уже вечернее, клиенты все в КПЗ – пусть ночку там переночуют, а с утра ими и займемся. Утро вечера мудренее, как говорится. Сейчас поедем…
Как мы доехали до дома, я не помню. Не ужиная, я завалился на кровать и тут же заснул мертвецким сном.
Картинки из прошлого 20 марта 1963 года, Иран Из выступления имама Хомейни Перед верующими в мечети Азам "… Горе нашей стране и правящему режиму! Горе нам и всему остальному миру!
Горе молчащим улемам и притихшим городам Неджефу, Куму, Тегерану и Мешхеду! Эта мертвая тишина приведет к тому, что наша страна, наша честь, наше достоинство будут растоптаны сапогами израильтян при помощи бехаитов (бехаиты – средневековая секта, часть из которых нашла пристанище в Иране – прим автора).
Раньше советниками иранских шахов были улемы. А кто советники теперь? Израиль!
Наши советники – евреи. В газете "Дуниа" они сами признались, что дали по пять тысяч долларов каждому из двух тысяч бехаитов, по пять тысяч долларов из казны мусульманской нации да еще по тысяче двести туманов (иранская валюта – прим автора) на авиабилеты. И для чего? Для того, чтобы они слетали в Лондон и приняли участие в антиисламской встрече. Таким образом, им оказано высочайшее почтение. Наши паломники, наоборот, принуждены испытывать самые жестокие трудности и даже подкупать чиновников, чтобы получать разрешение, и только после этого немногие добивались своего. Каким только запугиваниям они не подвергались, и сколько трудностей возникало на обратном пути! Более того, будучи в Мине и в Мекке, они вынуждены терпеть придирки презрительного чиновника, если кто-нибудь выскажет правдивое мнение, что исламу угрожают евреи. Господи, уж не жид ли управляет всеми нами на самом деле? Уж не прожидовлена ли наша страна?…" Картинки из прошлого Место, координаты которого неизвестны Подмосковье, 40 километров от Москвы февраль 1973 года Сегодня генерал Горин не принимал никого – с самого утра он заперся в кабинете вместе с чайником, заваркой, несколькими крупномасштабными картами и кучей документов. Сегодня он наметил для себя провести – в одиночку! – предварительный "прогон" плана, который сам практически в одиночку и разработал. Сегодня ему предстояло из разрозненных кусков, разработанных им ранее, собрать шедевр.
Примерно наметить сроки тех событий, которые не произошли, но обязательно должны произойти, необходимые ресурсы для этого.
Расстелив на столе крупномасштабную карту Ближнего и Среднего Востока, генерал положил рядом два листа бумаги формата А4, фломастеры и несколько ручек. Сейчас он, нависая над картой подобно полководцу, готовящему генеральное сражение.
Рассматривая то одну то другую карту, генерал то и дело делал только ему понятные записи на листах бумаги.
Итак, первая цель – Иран. Цель стратегическая, Гречко здесь прав. Ни для кого не секрет, что Советские войска ушли из северного Ирана в сорок седьмом только после того, как Трумэн пригрозил Сталину атомным ударом. В сорок девятом бомба появилась и у нас – но было поздно, дело было сделано. Теперь же нам предстояло в эту страну вернуться.
Иран граничил с нами, причем граница была очень протяженной, как наземной так и морской. С севера Иран граничил с тремя советскими республиками – Арменией, Азербайджаном, Туркменией. Со стороны Армении на границе – сплошные горы, не пройти. Со стороны Азербайджана и Туркмении – чуть лучше. Но все равно плохо – практически вся территория Ирана представляет собой горы. И тем не менее – плацдармы для сосредоточения войск найти можно. Вот они, родимые – на другом берегу Каспийского моря – в районе городов Решт и Амоль. Именно там можно захватить плацдармы, наладить переброску войск через Каспий и выдвинуться к Тегерану. Тем более, что от этих плацдармов до, собственно, самого Тегерана – меньше ста километров по прямой. Но – опять-таки горы, Эльбрус – это не шутки.
Быстрым броском армия до Тегерана выдвинуться не сможет, техника вообще не пройдет. Кроме того – как и в любой восточной стране, наиболее боеспособные части своей армии, до сорока процентов личного состава шах сосредоточил в районе Тегерана. Армия на Востоке – это прежде всего средство укрепления личной власти и только потом – средство защиты чужой земли от неприятеля. Но Тегеран захватывать надо – и быстро, в первые же часы. Придется забрасывать спецназ ГРУ, а потом в час Ч десантировать на Тегеранский международный аэропорт воздушно-десантную дивизию, чтобы занять аэропорт, быстро зачистить его, подготовить к приему тяжелых транспортных самолетов с личным составом и тяжелой боевой техникой.
После того, как наладится воздушный мост – не мешкая начинать штурм Тегерана.
Возможно, даже одной дивизии ВДВ не хватит – генерал Горин сделал на одном из листов пометку, расчет сил и средств для захвата Тегеранского международного аэропорта, а потом и самого Тегерана сделают люди из Генштаба.
Кстати, какие племена проживают по побережью Каспия со стороны Ирана? Генерал порылся в бумагах, достал справку аналитического отдела ГРУ. Ага, Гилани и Мазандарани, оба племени исповедуют шиизм. Не раскачаешь… Пустой номер.
Генерал положил справку обратно.
Соседи… Горин начал рассматривать страну за страной. Афганистан. Пакистан, Ирак, Турция. Это по суше, по морю – Кувейт, Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты, Катар, Оман. А ведь хороша у нас позиция получается, хороша…
Если мы занимаем Иран, получается половина береговой линии Персидского залива, включая и его бутылочное горлышко – Ормузский пролив – наши! Американский шестой флот в этом случае оказывается в западне, Персидский залив не широк и прекрасно будет простреливаться нашими противокорабельными ракетами насквозь. Мы в любой момент сможем перекрыть минами и мобильными береговыми комплексами противокорабельных ракет Ормузский пролив и расстрелять американские корабли как в тире. Американцы уйдут, рисковать они не будут. А это значит – все страны Персидского залива переориентируются в своей политике с Соединенных штатов Америки на нас. И тогда… Не секрет, что цена на нефть регулируется в том числе и кораблями шестого флота США, днем и ночью присутствующими на рейде Персидского залива. Если этих кораблей не будет, а вместо них там будут стоять корабли с красной звездой на флаге… Тогда арабы попросят за нефть с американцев настоящую цену. И Америка рухнет, жить ей останется недолго. Мда… Здорово Соколов придумал, здорово…
Генерал отошел от карты, в раздумье прошелся по кабинету. Взял стоящий на столе мельхиоровый подстаканник со стаканом чая, помешал ложечкой, отхлебнул. Уже холодный… Что-то не давало покоя, какая то мысль вертелась в голове, готовая родиться на свет. Но додумать ее почему то не удавалось. Соседи.
Соседи…
Генерал поставил стакан с чаем на стол, снова подошел к карте, внимательно вгляделся. Соседи. Афганистан, Пакистан, Иран, Турция. Высадка со стороны Каспия.
При десанте со стороны моря наладить оборону берега легко, атакующий в этом случае оказывается в невыгодном положении и несет большие потери. Если шах прознает о плане, а подготовку к высадке десанта, к сосредоточению сил и десантных средств на том берегу Каспия скрыть будет сложно… Опять же американцы помогут, АНБ с их космической разведкой. Тогда армии придется туго, потери при морском десанте будут значительные, при воздушном – тоже.
А что если…
Внезапно в голове генерала оформилась, выкристаллизовалась и засияла бриллиантовым блеском та мысль, которая вертелась в голове, и которую он не мог сформулировать. Конечно же! Дезинформационная операция! Для успеха операции надо, чтобы шах думал, что напасть на него собираются совсем в другом месте, и сосредоточил основные силы именно там, а не на границе с Советским союзом! Тогда высадка пройдет намного быстрее и потерь при ней будет намного меньше. Надо, чтобы шах думал, будто на него собирается напасть кто-то из соседей, и чтобы он сосредоточил свою армию, по крайней мере, наиболее боеспособные части на границе с этим соседом! А потом, когда все станет ясно, перебрасывать войска навстречу наступающей Советской армии будет уже сложно. В этом случае, сложный рельеф местности, не позволяющий оперативно перебрасывать войска с одной части страны в другую играет уже нам на руку, а не шаху! Вот так!
Генерал отошел от стола, возбужденно потер руки, допил холодный чай. Это действительно великолепная идея. Оставалось только решить кто будет тем самым соседом, который будет угрожать Ирану. Турция? Невозможно, она член НАТО.
Пакистан? Там нищета беспросветная, вдобавок война с Индией. Афганистан? Ну, это смешно.
Ирак. Ирак… Единственная страна, угроза со стороны которой в глазах шаха Ирана будет смотреться реальной и весомой, если не считать, конечно, Советский Союз.
Ирак.
Генерал снова вернулся к столу, посмотрел на карту. И тут ему пришла в голову еще одна гениальная мысль.
Как нейтрализовать ту крупную группировку сил иранской армии, которая расположена на подступах к Тегерану. Ведь нашим десантникам и спецназовцам будут противостоять серьезные силы. Очень серьезные. При малейшей опасности для шаха они двинутся к Тегерану. И что тогда? Одной дивизией ВДВ штурмовать город? Да, конечно, часть дополнительных сил и средств будет переброшена по авиамосту, но много ли удастся перебросить? Притом пока мы будем перебрасывать самолетами свои танки, иранский шах на месте сидеть не будет – он будет сосредотачивать в Тегеране свои силы и ему, в отличие от нас, придется перебрасывать их по земле, а не по воздуху. Значит, время будет играть на стороне шаха, а не против него.
Рисковать молниеносным броском на Тегеран или десантированием не на аэропорт, а прямо на сам город? Неприемлемый риск. Недопустимый.
А что если… организовать народное восстание! Вот тебе и повод для введения войск. Если предположим иранская коммунистическая партия ТУДЕ, или какая-либо другая партия, организует народное восстание для свержения прогнившего шахского режима и просит Советский Союз оказать братскую помощь? А если еще в рядах восставших окажутся советские спецназовцы…
Тогда армии придется разрываться на три части: держать границу с Ираком, готовым в любой момент напасть, усмирять восстание трудящихся масс в иранских городах и сдерживать советскую воздушно-десантную дивизию, наступающую на Тегеран.
Выполнить все три задачи – нереально.
Горин отошел от стола, задумался. Все то, что он придумал, было хорошо, но… это пока были только его мысли. Все это время он работал по линии контрразведки и делами зарубежными не особо интересовался, если не считать теми делами, которые он вел в рамках "Контура". Сейчас генерал отчетливо понимал, что знаний по обстановке на Ближнем и Среднем Востоке ему не хватает и этот пробел необходимо незамедлительно восполнить. Да.
С этой мыслью генерал подошел к столу и записал на одном из листов бумаги: заказать аналитические материалы по обстановке в Турции, Ираке, Афганистане, Пакистане и самом Иране, по основным политическим силам, военным и политическим деятелям этих стран.
Без этих справок двигаться дальше было нельзя. Прежде чем что-то делать, надо хорошенько изучить вопрос…
Все. На сегодня закончили. Генерал Горин аккуратно сложил документы и карты, отнес их в большой сейф, запер. Запирая сейф, он наткнулся на свежую информацию, разведданные поступившие от "Пеликана". Тема примерно схожая. Генерал задержался, достал бумагу, снова начал перечитывать…
Главное разведывательное управление
Генерального штаба
Министерства обороны СССР
Особая папка
Уничтожается в первую очередь
Выносить из здания запрещено
Снимать копии запрещено
Вскрыть только с согласия
Начальника управления
Дело агентурной разработки N 3597
Пеликан … 89. Источник сообщает, что 18 ноября сего года состоялось заседание Специального координационного комитета Совета национальной безопасности США. Присутствовали: президент США Р. Никсон, директор ЦРУ США У. Колби, министр обороны США М.
Лейерд, госсекретарь США Г. Киссинджер. На повестку дня был поставлен вопрос о дальнейших действиях США в связи с арабо-израильским кризисом и объявленным в связи с этим странами ОПЕК нефтяным эмбарго для стран, поддержавших Израиль.
Приняты следующие решения:
1. О создании стратегического нефтяного резерва США для недопущения катастрофического развития ситуации в случае нового резкого сокращения поставок нефти 2. О комплексе мер по стимулированию разведки новых месторождений и наращиванию добычи на старых месторождениях на территории США.
3. О комплексе мер по наращиванию двусторонних связей с членами правительств и членами правящих монархических семей стран, входящих в ОПЕК с целью получения в будущем рычагов, позволяющих воздействовать на решения ОПЕК.
Исполнение последнего пункта возложено на директора ЦРУ У. Колби 90. Источник сообщает, что 28 ноября сего года директор ЦРУ У. Колби с группой сотрудников ЦРУ и группой сотрудников строительной компании "Бектал" на частном самолете вылетел из бизнес терминала международного аэропорта г. Вашингтона в г.
Джидда, Саудовская Аравия. Цель поездки неизвестна. Визит неофициальный, прессе о визите не сообщено. Самолет принадлежит компании "Бектал Пауэр". …
Картинки из прошлого
Джидда, Саудовская Аравия 29 ноября 1973 года Маленький частный "Фалькон" (марка бизнес-самолета – прим автора) по пологой дуге заходил на посадку. Директор ЦРУ Уильям Колби прильнул к иллюминатору самолета, разглядывая проносящуюся под крылом голую пустыню, маленькие нищие арабские деревушки. Промелькнула белая полоса бетонного шоссе, на удивление хорошего, две полосы в каждую сторону. Почти как в США.
– Дороги здесь хорошие… – задумчиво пробормотал Колби, отрываясь от иллюминатора и пристегивая ремень безопасности. Самолет уже шел на посадку.
– Еще бы им не быть хорошими – засмеялся Ричард Хелмс, бывший директор ЦРУ, ушедший в отставку полгода назад и теперь водящий в совет директоров Бектал – их мы строили.
– Я смотрю, вы много чего понастроили по миру, Ричард – улыбнулся Колби – что бы мы без вас делали…
– Это верно – без тени улыбки отозвался Колби, тонкую иронию директора он не понял и принял похвалу за чистую монету – один "Транс-Арабиан" чего стоит. ("Транс-Арабиан" – трубопровод, берущий начало в Саудовской Аравии и заканчивающийся в порту Бейрута, который тогда был крупнейшим нефтяным портом и нефтехранилищем на Востоке. Объект стратегический. После начала гражданской войны в Ливане и разрушения Бейрута почти не используется, нефть теперь возят танкерами, так как трубопровод, который можно перекрыть или разрушить на Ближнем Востоке – дело рискованное. Прим автора). И еще больше мы построим в будущем!
Директор Колби отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Как же место меняет людей… Со своим предшественником на посту директора ЦРУ, Ричардом Хелмсом, Уильям Колби был знаком давно, более того – в свое время работал под его началом. Хелмс был заместителем директора ЦРУ с 1952 года, не вылезал из Лэнгли, в то же время как самому Колби пришлось поработать какое-то время на низовой работе, немало при этом запачкавшись. Один Вьетнам чего стоит. Колби работал там под прикрытием должности американского представителя агентства международного развития, на самом же деле претворяя в жизнь оперативный план "Феникс" в ходе которого было похищено и убито несколько десятков тысяч вьетнамцев, подозреваемых в связях с коммунистическим Вьетконгом. И пока Колби гнил в душной атмосфере Сайгона, рискуя словить пулю в спину на темной улице, Ричард Хелмс дышал кондиционированным воздухом в своем кабинете в Лэнгли. Сволочь. Зато потом и местами поменялись они стремительно: Хелмс полетел за глупые попытки помешать президенту замять дело с Уотергейтом (скандал, связанный с незаконным прослушиванием помещений Демократической партии США. По результатам этого скандала президенту Ричарду Никсону был вынесен импичмент – прим автора), придурок. Зато сам Колби взхлетел на вершину мгновенно: второго марта 1973 года назначен заместителем директора ЦРУ по оперативной работе, десятого мая, почти сразу же – директором ЦРУ. А Хелмса, надо же, подобрал Бектал. Недаром говорят, что бывших директоров и заместителей директоров американской разведки в Бектал принимают даже без собеседования…
И как только Хелмс вновь обрел твердую почву под ногами – он сразу же задрал нос.
С людьми из Бектала разговаривать было вообще тяжело, шуток они не понимали. Но сейчас связи Бектала, завязанные еще в сорок седьмом, при строительстве "Транс-Арабиан", были критически важны для будущего Соединенных штатов Америки. Поэтому – шутки в сторону. Кстати про шутки…
– Слушай Рик… Про нас с тобой надо анекдот сочинить. Начинаться он будет так: летят как-то в самолете на соседних креслах бывший директор ЦРУ и действующий директор ЦРУ…
Раздались вежливые приглушенные смешки.
Маленький самолетик вздрогнул от удара колесами о бетон взлетно-посадочной полосы, побежал, сбавляя скорость. Никуда не сворачивая, остановился.
– Нам что, придется топать до аэровокзала по жаре? – спросил Колби, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Нет – ответил Хелмс – это частная полоса, на ней могут приземляться только самолеты, принадлежащие королевской семье и ее гостям. Нас встретят у трапа.
Пилот самолета вышел из кабины, открыл дверь, выглянул наружу. Затем выставил легкий алюминиевый трап, чтобы пассажиры могли выйти. Самолет был небольшим, поэтому необходимости в большом самоходном трапе не было.
Колби ступил на трап четвертым, сойдя на бетонку, глянул в блекло-голубое арабское небо. Температура была не меньше сорока градусов и вышедший из прохладного кондиционированного салона самолета Колби моментально взмок, тяжелая удушливая жара навалилась на него подобно ватному одеялу, от жары даже потемнело в глазах.
– Мистер Колби! – переговорив с встречающими, Хелмс подошел к нему – шейх Фахд очень извиняется за то, что лично не смог приехать и встретить дорогих гостей.
Он прислал своих людей, чтобы встретить нас и проводить в подготовленные для нас апартаменты. Сам же шейх сможет встретиться с нами завтра.
Пять одинаковых белых внедорожников "Рейндж-Ровер", только появившихся на рынке, полукругом стояли около самолета…
Шейх и наследный принц династии Фахд оказался полноватым, моложавым на вид человеком, c головы до ног он был закутан в традиционную арабскую одежду, галабию. Улыбаясь, он пожал протянутую Колби руку двумя руками, как это было принято на востоке, указал на кресла, стоящие на террасе особняка под тентом.
Особняк стоял на возвышенности, и с террасы была видна часть Джидды.
– А мы ведь с вами коллеги мистер Колби – аккуратно выговаривая английские слова произнес араб – Коллеги? – недоуменно поднял брови Колби – Да, коллеги. Видите ли. У нас в семье за каждым закреплена работа. И мой отец поручил мне курировать спецслужбы. Поэтому мы коллеги.
Директор ЦРУ с трудом удержался от презрительного смешка – нашел, с чем сравнивать. Сравнил мощнейшую спецслужбу мира, чьи агенты есть на всех континентах и даже в самом логове врага – в Москве, и разведку захудалой арабской державы. Когда их кортеж проезжал по улицам Джидды, Колби насмотрелся на грязь, нечистоты и мусор прямо на улицах. Прямо по улицам бродили тощие козы, жевавшие всякую бумажную рвань, играли полуголые арабские бачата (мальчики, арабск. – прим автора). Просто невероятно, что такой вот отсталой, убогой нации Господь наш подарил такое процветание. Ведь Саудовская Аравия буквально стояла на нефти – черной крови экономики. И теперь, когда цены на нефть резко выросли, поток нефтедолларов буквально хлынул сюда. А ведь в США уже громадные очереди на заправках и температура отопления в правительственных зданиях снижена. И все это – из-за грязных арабов! Просто невероятно…
Колби замялся, не понимая, как ему разговаривать с этим арабом. Уловив заминку, араб начал говорить первым.
– Мистер Стивен звонил насчет вас и заверил меня в вашем высоком статусе и способности решать серьезные проблемы у вас в стране…
Мистер Стивен? Директор не сразу понял, что речь идет о Стивене Бектале, основном владельце и президенте строительной корпорации Бектал. Значит, у арабов он не мистер Бектал, а просто мистер Стивен. Интересно, интересно…
– У нас действительно возникли проблемы, господин Фахд – медленно и отчетливо сказал Колби – и проблемы эти связаны с вашей… рискованной, скажем так, политикой на нефтяном рынке. Вы – наш основной поставщик, а мы – ваш основной покупатель. Сейчас вы повысили цены на нефть в четыре раза за очень короткий период времени. И более того – вы объявили эмбарго всем странам, поддержавшим Израиль во время войны. В результате этого эмбарго появились нечистоплотные дельцы, их много и они покупают нефть у вас якобы для нейтральных стран, а потом перепродают нам втридорога. Деньги, которыми наживаются эти дельцы, не достаются ни нам, ни вам. Вы должны понимать, господин Фахд, что Соединенные Штаты Америки не могут так долго держаться. Мы не можем… объяснить нашему народу, почему он должен мерзнуть зимой. Поэтому мы вынуждены будем предпринять… жесткие, скажем так действия для того, чтобы возобновить поставки нефти в полном объеме.
– Такие же жесткие как во Вьетнаме? – моментально срезал жестким и своевременным вопросом директора ЦРУ шейх Фахд Колби в замешательстве протянул руку к столику, медленно отпил чая из старинной посуды. Его мозг в это время работал на максимальных оборотах, пытаясь продумать достойный ответ. А этот шейх непрост, ох непрост… Недооценили.
Действительно, Вьетнамская война уже угробила одну администрацию и вот-вот угробит еще одну. Потери американцев во вьетнамских джунглях были просто чудовищными, как людскими, материальными, так и моральными. Американская армия, та самая, которая сражалась на фронтах второй мировой, а потом обороняла Корею от безмерных посягательств Сталина, фактически умерла в джунглях Вьетнама.
Сейчас это была не армия – это был вооруженный сброд. Солдаты употребляли спиртное и наркотики, ходили на пацифистские митинги. Армия погибла, это надо было признать и создавать новую. Ни о каком втором вооруженном конфликте, помимо Вьетнама речи просто быть не могло – это могло привести к масштабному социальному взрыву в самой Америке и свержению правительства. И, кажется, шейх это понимал.
– Господин шейх – медленно и осторожно произнес Колби – вы неправильно меня поняли. Здесь я гость, я не приехал угрожать вам войной.
Шейх удовлетворенно кивнул – Но вы тоже должны отдавать себе полный отчет в том… – продолжил директор Колби – к чему может привести ваша политика. У вас под боком уже есть страны, в которых мусульмане забыли Коран, забыли Аллаха. С каждым годом таких стран на Ближнем Востоке становится все больше и больше. Сейчас в этих странах командуют безбожники, коммунисты, красные. Соединенные Штаты Америки – единственная страна, которая может остановить коммунистов на пути к мировому господству. Но вы должны нам в этом помогать – а вместо этого вы пытаетесь нас уничтожить. Ведь без нашей помощи и поддержки коммунисты могут прийти и на эту землю, господин Фахд.
Вспомните судьбу несчастного короля Ирака Фейсала, что с ним сделали коммунисты…
– Неверные собаки… – пробормотал принц, задумавшись. Напоминание про Фейсала было зловещей правдой, эта история до сих пор леденила кровь монархов и их семей на Ближнем Востоке. Теперь в сложную ситуацию был поставлен он, ведь все что говорил гость, было вполне разумным. Коммунистов надо остановить.
– Я не могу сам принимать такие решения, господин Колби – вымолвил, наконец, шейх – у нас такие вопросы решает семейный совет. Но я донесу ваши слова до своего отца и до других принцев. А дальше – все решит совет. Я думаю, наша встреча не последняя…
– Безусловно, господин Фахд – моментально отреагировал Колби – наша встреча, безусловно, не последняя… г. Москва Здание Генеральной прокуратуры Союза ССР 16 августа 1978 года – Принес? Вот молодец – Потапов глядел на меня поверх сползших на нос очков – клади вон туда!
С трудом я донес огромную кипу папок до маленького стола в углу кабинета и с облегчением свалили свою ношу туда. Столик угрожающе затрещал.
– Вот ведь молодежь – добродушно проворчал Потапов – пока не пнешь, как следует, ничего не делаете. Не то, что в наше время – без лишних напоминаний все в срок делали и сдавали.
Я благоразумно промолчал – если что-то ответить, то Потапов может и на целый час лекцию закатить на тему "Раньше было лучше, чем сейчас" или "А вот при Сталине порядка больше было…" – Ладно, иди – проворчал Потапов – и больше сроки сдачи дел не срывай!
Выходя из кабинета, я думал о своем и уже собирался идти к Александру Владимировичу, как вдруг на меня буквально налетел Дмитрий.
– Вот вы где, товарищ следователь. Я с самого утра по всему зданию как конь бегаю, вас ищу. Надо на обыск ехать, по вчерашнему делу. Срочно.
– Я не могу, Дима – ответил я – я должен Александра Владимировича найти…
– Так Калинин команду и дал – ехать с самого утра, как только ты появишься в прокуратуре так сразу и выезжать. Его ты не найдешь сейчас, он поехал на обыск, только во второй половине дня будет. Поехали, давай собирайся, машину я выбил, внизу ждет. Сам знаешь, как с машинами туго. Поехали!
Не дожидаясь моего ответа, Дмитрий побежал к лестнице, а я остался в коридоре прокуратуры.
Черт бы все побрал…
Московская область, 40 километров от Москвы Дачный кооператив "Майский" 16 августа 1978 года – О, как валютные спекулянты живут! – высказался милиционер-водитель, тот самый который возил нас и вчера, когда мы подъезжали к шикарному дому, кажется построенному по прибалтийскому проекту (тогда это было очень престижно – прим автора), двухэтажному – тут за однокомнатную квартирку горбишь, годами очереди ждешь, а эти…
– Помолчи! – жестко отрезал Дмитрий – не болтай. Лучше машину припаркуй вон там, а не посреди грязи!
Водитель пробурчал что-то, но припарковался там, где и было сказано. Рядом уже стоял белый РАФ (был такой микроавтобус, типа ГАЗели – прим автора) и милицейская "канарейка", видимо местная.
– Пошли… – усмехнулся Дмитрий, доставая из багажника Волги какую-то длинную штуку – будем валютных спекулянтов раскулачивать…
– Это что? – я кивнул на длинный агрегат в руках Дмитрия – Это… Это миноискатель – усмехнулся Дмитрий – у армии достали. Нынче многие торгаши и валютчики сокровища в земле прячут. Не перекапывать же весь участок…
Страшный мат раздался примерно через час, где-то на участке. Я в это время находился на втором этаже дома, обыскивал книги. Услышав на улице крики и мат, я бросил, кажется, Платона и побежал по узкой лестнице вниз.
У роскошных клумб внизу у дома столпились милиционеры, раздавался отборный мат и крики.
– Что случилось? – попытался протолкаться поближе к центру – Да, б…, Виктор Петрович в яму провалился! – один из милиционеров повернулся ко мне.
Виктор Петрович, один из ОБХСС-ников с помощью коллег поднялся с земли и, страшно матерясь, пытался отряхнуть свой костюм от грязи.
– Это что, от туалета яма, что ли? – брякнул я Раздались смешки…
– Да какой на… туалет! – Виктор Петрович просто кипел от возмущения – я хотел к стене подойти, на клумбу вступил, и х…к! Вниз! Е… твою мать! Костюм испоганил весь, стирать придется…
– Хорошо, ногу не сломал…- заметил кто-то – в такой яме запросто…
– Ничего себе яма… – заметил подошедший Дмитрий – а ну-ка отойдите все…
Яма была размеров примерно метр на метр, и около двух метров глубиной. В такой яме действительно можно было не только сломать ногу, но и свернуть шею. Вся яма была изнутри обделана полиэтиленом в три слоя и досками. Сверху была крышка, на которой располагалась собственно сама клумба с цветами. Один человек мог это все сдвинуть в сторону, хоть и с трудом. В такой яме можно было спрятать очень и очень многое. Сейчас же там не было ничего…
Москва
Генеральная прокуратура 16 августа 1978 года – Значит, на даче ничего не нашли, только пустую яму, а в доме – две тысячи двести долларов и все. Так?
– Так, Александр Владимирович…
– Интересная картина получается… – шеф откинулся на спинку стула – ни черта не понимаю. Под этим Беляковским были все гастрономы района. У всех четверых директоров магазинов, которых мы взяли, нашли дома столько всего – Гохран отдыхает! У одного золотых изделий выгребли – килограммов десять! А ведь у этого Беляковского должно было быть больше, чем у всех остальных – ведь с ним делились все без исключения. Это сейчас мы четырех директоров магазинов загребли – а ведь делились все, не надо себя обманывать. Все! И где же все это? Нашли только валюту – это же смешно. Где все то, что было в яме? А валюту он зачем дома в книге хранил – это же серьезная статья дополнительно к тому, что есть. Если бы этой валюты не было – мы бы его и задержать не смогли бы! И так дело на соплях висит, директора магазинов показывают, что каждую неделю отстегивали по несколько тысяч рублей Беляковскому – а у Беляковского ничего нет. Интересные дела… Ты, кстати, по валюте экспертизу назначил?
– Нет – удивленно сказал я – а зачем?
– Назначь – сказал Александр Владимирович – лишним не будет. Пусть и ЭКУ (экспертно-криминалистическое управление – прим автора) поработает. Лишним не будет. Завтра будет приказ, я тебя в следственную бригаду включу. Как раз Беляковским и займешься, тот еще фрукт. Если нормально сделаем – тебе "важняк" светит (должность следователя по особо важным делам – прим автора).
– Александр Владимирович – глубоко вдохнув, начал я – Да?
– Я не могу…
– Что не можешь? – удивился шеф – Не могу работать по этому делу.
– Это еще почему?
– У меня невеста есть…
– И что? – удивился Александр Владимирович – пусть привыкает к ненормированному графику работы своего будущего мужа. Лучше сейчас с этим разобраться, чем потом она тебе будет скандалы на кухне закатывать. Не согласен?
– Да не в этом дело – тяжело вздохнул я – ее фамилия Беляковская… Наталья Беляковская…
– Твою мать… – после минуты тяжелого молчания выдохнул шеф – вот жизнь то сволочная… Бьет наотмашь, сука… Ладно, я тебя понял. При таких обстоятельствах ты действительно не имеешь право работать по этому делу, ни по закону, ни по совести. Ладно. Иди…
Картинки из прошлого
Ирак, Багдад 14 июля 1958 года – Ваше величество! Ваше величество!
Король проснулся, недоуменно глядя на своего слугу, верного старого Тарика – Что случилось, Тарик? Ты знаешь, который час?
– Танки в городе, Ваше Величество! Танки!
– Танки? – король, которому не исполнилось еще и шестнадцати, и который до сих пор находился под опекой назначенного регента Абделя Илаха, не мог понять, что случилось – какие танки?
– Танки! Они уже недалеко, я только что прибежал. Я сам видел. Наши танки!
За окном отчетливо слышались одиночные выстрелы.
– Где Илах? – спросил король, окончательно проснувшись – Во дворце, Ваше величество, внизу!
Набросив на себя халат, несовершеннолетний король бросился вниз, на первый этаж дворца. Его регент, Абдель Илах, одетый, несмотря на позднюю ночь, разговаривал с начальником дворцовой стражи, отдавая распоряжения об обороне дворца. У окон первого этажа занимали позиции автоматчики и пулеметчики охраны. Во дворце уже никто не спал.
– Что происходит?
Абдель Илах повернулся к нему – Похоже, какое-то подразделение армии взбунтовалось, Ваше величество. Вам беспокоиться не о чем, к утру подойдут верные вам части и мятеж будет подавлен.
Идите наверх, успокойте семью…
– Но…
– Вам нечего беспокоиться, Ваше величество – спокойно и твердо сказал Илах – идите наверх к семье. Я все здесь улажу…
– Говорит Иракская Республика! Сегодня – день победы и славы. Враги бога и народа убиты и выброшены на улицу. Будем едины в борьбе против империалистов и их агентов…
Король Фейсал выключил радиоприемник и повернулся к семье. За одну ночь он как-то разом повзрослел, теперь это был не подросток, это был взрослый мужчина. Теперь он был действительно готов занять принадлежащий ему по праву трон – вот только трон находился под прицелом танковых орудий.
– Что…
В дворцовой комнате, окна которой еще не были разбиты пулями, открылась дверь, вошел регент Абдель Илах. Его лицо было просто серым.
– Ваше величество… Танки у дворца, они захватили радиоцентр и мосты. И еще…
Дворцовая гвардия перешла на их сторону. Они требуют сдаться. Немедленно. Если мы не сдадимся в течение часа, они откроют огонь по дворцу из танковых орудий.
Приказывайте, Ваше королевское величество. Я сделал все что мог…
Впервые регент Абдель Илах назвал полным титулом короля.
Король Ирака Фейсал, встал, прошелся по комнате. Положил руку на Коран.
– Мы должны подчиниться нашей судьбе – твердо, по-королевски сказал он – какой бы она не была. Пусть нас ведет Аллах.
В Багдаде наступал новый день, освященный сталью оружия и ядом измены. По исклеванным пулями ступеням королевского дворца Каср-ар-Рихаб медленно спускалась королевская семья. Впереди шел несовершеннолетний король Фейсал, держа перед собой в высоко поднятых руках Коран, которому было несколько сот лет.
Он шел спокойно и величаво, шел прямо на автоматные и пулеметные стволы, отслеживающие каждое движение короля. Увидев, как один из офицеров, стоящих чуть сбоку, поднимает пулемет, он закрыл глаза и даже успел вознести последнюю короткую молитву Аллаху… 14 июля 1958 года в Ираке начался государственный переворот. Девятнадцатая и двадцатая бригады 3-й дивизии иракской армии, расположенные недалеко от Багдада, в Баакубе, во главе с полковниками Абдель Керим Касемом и Абдель Салямом Арефом получили приказ отправиться в Иорданию. Однако офицерский состав бригад во главе с Касемом и Арефом, которые были настроены прокоммунистически, принял решение воспользоваться удобной ситуацией с тем, чтобы занять Багдад и свергнуть империалистический режим короля. В 3 часа ночи революционно настроенные армейские части вошли в Багдад, перешли мост Фейсала, а затем заняли радиоцентр, центральный телеграф и окружили королевский дворец Каср ар-Рихаб. К военным присоединилось гражданское население. К пяти часам утра завязалась недолгая перестрелка между повстанцами и отрядами, охранявшими королевский дворец.
Начальники охраны – офицеры-курды подполковник Тага Бамарни и лейтенант Мустафа Абдула не только не оказали сопротивления, но и сами присоединились к подразделениям Арефа и Касема. В 6 часов утра дворец пал. Королю Фейсалу II и его регенту Абделю Илаху путчисты предложили сдаться. Король и вся его семья вышли из дворца, каждый из них держал над головой Коран. В то время как они покидали дворец, лейтенант Абдель Саттар аль-Абоси без приказа открыл пулеметный огонь и расстрелял почти всю королевскую семью. Фейсал II скончался позже от ран в больнице, куда его доставили.
После этого началась расправа с королевской элитой, жертвой которой стал пробританский премьер-министр Нури аль-Саид. Здание английского посольства было сожжено. Народ снес памятники королю Фейсалу I и британскому генералу Моду, утопив затем их в Тигре. В тот же день Касем, провозгласив Ирак республикой, возглавил новое правительство…
Много лет спустя, диктатор Ирака Саддам Хуссейн жестоко покарает курдов.
Наверное, это была воля Аллаха – весь курдский народ расплатился за двух негодяев, подло предавших своего монарха.
Москва
Генеральная прокуратура 21 августа 1978 года Все время, начиная с того момента, как я вляпался в это дело, с арестом Беляковского, я ходил как в воду опущенный. Конец рабочей недели пролетел незаметно, я оформлял какие-то не слишком значительные (по меркам генеральной прокуратуры, вообще то у нас незначительных дел не было) дела. В пятницу, когда настало время ехать домой, я ощутил какое-то несказанное облегчение – такого еще никогда не было, работой я был по-настоящему увлечен. Пришла мысль, что может бросить все к… – я даже испугался этой новой и незнакомой для меня мысли – как это все бросить?!
Ночью, часа в четыре в субботу зазвонил телефон. Поставили мне его совсем недавно, так то на телефоны была очередь, и они имелись далеко не в каждой квартире. Но мне, как прокурорскому работнику поставили. И вот теперь он меня будил своим противным, пронзительным звонком. Выругавшись, я поднялся с кровати, надел на одну ногу тапок, на вторую тапка не было. Проклиная всех и вся, я поплелся в прихожую, где на маленьком столике стоял телефонный аппарат.
– Алё… – пробурчал я в трубку, толком не проснувшись – Не проснулся? – знакомый голос отца – давай, подъем, немцы рядом. Забыл?
– Что? – растерянно сказал я – Эх, ты… – с укоризной протянул отец – мы вроде как за грибами договаривались…
Забыл? Пока доедем, пока то-сё… Поднимайся давай, я за тобой заеду минут через двадцать и двинем.
Выругавшись про себя, я сел на табуретку рядом с телефоном. Мысли ворочались в голове подобно мельничным жерновам. Действительно, пару недель назад договаривались, а теперь забыл напрочь. Отказаться? Нет…
Сбросив с ноги единственный тапок, я поплелся в ванную, чтобы хоть под холодным душем немного прийти в себя…
Владимирская область 21 августа 1978 года Лесной массив – Значит так. Заходим парами: вы с этой стороны, а мы вон туда дальше продвинемся. И вперед. Далеко в лес не заходите, в чаще все равно грибов почти нет…
Нас было четверо: я, отец, генерал Горин и его сын Иван. Все одетые, кто в старую военную форму, кто в спортивный костюм, но на всех были высокие резиновые сапоги. У каждого – огромная, плетеная корзинка, в которую грибов войдет литров двенадцать, а если с верхом – то больше. Распределились так, что Иван пошел с моим отцом, мне же в напарники достался Владимир Владимирович. Срезав себе по тонкой, но прочной ветке, дабы разгребать листву, мы двинулись вперед, внимательно глядя под ноги.
– Как поживает доблестная прокуратура? – поинтересовался генерал Горин через несколько минут нашего похода – Живем, не жалуемся – буркнул я – дела оформляем…
– Э, э! – генерал нырнул мне прямо под ноги и через секунду выпрямился с большой черной шляпкой черного груздя в руках – что это с тобой? Прямо по грибам ведь идешь, чуть не наступил. Рассказывай. Или на личном фронте проблемы?
– Да нет… все нормально.
– Я же вижу что ненормально – когда Владимир Владимирович "брал след", остановить его невозможно – я еще с утра приметил что ты как в воду опущенный.
Расскажи, не держи в себе.
В конце концов, может действительно рассказать?
– Да ерунда все это… – в последний раз попытался отмахнуться я – Да не ерунда… Если бы ерунда, ты бы в другом настроении был. Рассказывай, давай…
И я начал рассказывать…
– Значит директор торга без копейки денег… – задумчиво проговорил генерал – вот дела то… Да еще и отец твоей девушки. Просто фантастика какая-то…
– Фантастика не фантастика, но влип ты конкретно – строго сказал генерал Горин – Это где это я влип? – недоуменно спросил я – Не проявил бдительность, встречался с дочерью человека, замешанного в криминале – а ведь ты следователь прокуратуры, а не Ванька с завода – Вот, спасибо… – обиделся я. Видя мое насупленное лицо, генерал поставил почти полную корзинку на землю и расхохотался.
– Шучу я… А ты поверил? Ха-ха… – внезапно его лицо стало снова серьезным – а расскажи-ка поподробнее про ту яму. Говоришь, большая яма была?
– Два куба – сказал я, наскоро прикинув в голове ее объем – Ого! И пустая?
– Пустая – И дома кроме валюты ничего не нашли?
– Не нашли… А к чему эти вопросы?
– Да я тебя хочу на одну мысль натолкнуть. Но хочу, чтобы ты додумался сам – в конце концов, ты следователь, не я. Подумай и скажи, на что похожа эта ситуация.
Поставь себя на его место и скажи: что это все значит.
И тут до меня дошло…
– Да он же бежать собирался!
– И не просто бежать – подтвердил генерал – а бежать за границу. Для этого и доллары и рубли. На первое время только для того, чтобы пересечь границу. А вот где его основная часть богатств, та которая хранилась в яме объемом два куба…
Не знаю почему, но у меня такое подозрение, что все уже за границей. И как он смог все это за границу перевести – вот самый большой вопрос в этом деле, на который ты и должен найти ответ…
Картинки из прошлого
Место, координаты которого неизвестны
Подмосковье, 40 километров от Москвы апрель 1973 года 11 часов вечера Сидя за столом в запертом кабинете, генерал задумчиво перебирая, тасуя будто колоду карт три фотографии. Три человека… До этого, генерал четыре дня просидел над аналитическими справками о положении в интересующих его странах, потом заказал несколько дополнительных материалов о заинтересовавших его людям.
Материалы пришли вчера, и до сегодняшнего вечера генерал прочел их все, отобрав в конечном итоге троих. Трех человек, каждый из которых должен был сыграть в плане генерала строго определенную роль.
Три человека. Сейчас генерал внимательно всматривался в их лица на фотокарточках, как будто пытаясь чудесным образом проникнуть в мысли этих людей. Понять, что они думают. Чего боятся. Как ими можно манипулировать.
Три человека. Один из них был у высшей, неограниченной власти в своей стране.
Второй шел к такой власти в своей стране, сметая все на своем пути. Третий был изгнанником и жил в чужой стране, не переставая быть от этого менее опасным.
Опасными, впрочем, были все трое…
Личное дело Рухолла Мусави Хомейни (17 мая 1900, по другим данным, родился в 1898 или 1903 году – 3 июня 1989) – аятолла, рахбар (вождь), лидер исламской революции 1979 года в Иране. Высший руководитель Ирана с 1979 г.
Рухолла Мусави Хомейни родился 17 мая 1900 г. (по другим данным в 1898 г. или 1903 г.) в городке Хомейне, в 300 км к югу от Тегерана, в семье священнослужителя. Уже в самом имени для иранца-шиита заключено много сведений.
Рухолла значит "Божий дух". Мусави, перешедшее из имени отца сейида Мустафы Мусави, говорит, что его род восходит к седьмому святому и непорочному имаму Мусе Казему, а следовательно к пророку Мухаммеду Когда мальчику было пять месяцев, его отца убили, а в 15 лет он потерял мать.
Рухолла учился в местных школах Хомейна. Затем начал изучать арабскую грамматику и логику у своего старшего брата Сейида Муртазы, более известного как аятолла Пасандиде. В 1920 г. Рухолла отправился в город Арак, где начал учиться в религиозной школе, которой руководил аятолла Сейид Абделькарим Хаэри. К 1926 года Рухолла Мусави получил полное религиозное образование и под руководством аятоллы Хаэри получил степень муджтахида, после чего начал преподавать в Куме. В 1929-1936 гг. Хомейни преподавал в религиозной семинарии исламское право и философию, написал ряд научных работ.
Преподавал в Куме, в 50-е годы получил титул "аятолла". С 1963 года находился в оппозиции к шахскому режиму Ирана. Его арест повлек самые крупные волнения за десятилетие, свыше 1000 убитых. Был властями выслан в Турцию, затем переехал в Ирак, в 1978 году иракские власти неожиданно отказались от мысли ликвидировать его и выслали в Париж.
В январе 1979 года возглавил исламскую революцию в Иране. Через две недели после бегства шаха, 1 февраля 1979 года, вернулся в Иран. 11 февраля назначил временное правительство во главе с Мехди Базарганом.
В соответствии с Конституцией, принятой в декабре 1979 года, занял пост Высшего руководителя Исламской Республики Иран. Проживал в городе Куме, но деятельно участвовал в политической жизни страны.
Из иностранных политических лидеров встречался только с Ясиром Арафатом и Э. А.
Шеварднадзе. На многочисленные поздравительные телеграммы Леонида Брежнева не отвечал.
В течении правления поддерживал экспорт исламской революции в страны региона, рассматривая как возможность такового ирано-иракскую войну. Когда в августе 1988 года он согласился на прекращение войны с Ираком, то решение далось ему тяжело,
"как выпить чашу с ядом".
Аятолла Хомейни стал первым духовным лидером Исламской Республики Иран (ИРИ).
Его резиденция находилась в шиитском центре Ирана – г. Куме. Однако в 1980 г., после перенесенного инфаркта, он переехал в пригород Тегерана. Скончался 3 июня 1989 г. Похоронен в Тегеране, на кладбище Бехеште-Захра. На его похороны собралось около 10 млн человек.
Личное дело Саддам Хусейн Аль-Тикрити Аль-Маджид – родился 27 апреля 1937 года в небольшом городке Тикрит. Его отец – простой крестьянин – умер, когда Саддаму было девять месяцев. По местному обычаю, его дядя Аль-Хадж Ибрагим – армейский офицер, боровшийся против британского господства в Ираке, женился на вдове брата и взял сироту в свою семью, в которой было много детей и мало достатка.
Саддам не посещал школу до девяти лет. Позже пытался поступить в элитарную военную академию в Багдаде, но провалился на первом же экзамене. С помощью дяди Саддам переехал в Багдад и поступил в колледж "Аль-Харк". Здесь же в 1954 году он вступил в тайную ячейку партии БААС, идеи которой представляют собой причудливую смесь социализма и арабского национализма.
В 1958 году власть в Багдаде захватил генерал Абдель Керим Касем. В следующем году Саддам был включен в группу, на которую возлагалась задача убить премьер-министра Касема. Они устроили засаду на автомобиль, в котором находился тогдашний иракский диктатор. Покушение закончилось неудачей, Саддам бежал в Сирию, затем – в Египет.
В Багдад Саддам вернулся после переворота, совершенного партией БААС в феврале 1963 года. Первая ступень служебной лестницы – начальник службы порядка баасистской партии. В этом качестве Саддам впервые совершил массовые репрессии.
Вскоре партия БААС потеряла власть, и новый режим счел Саддама опасным для себя.
Он провел два года в тюрьме, вышел на свободу и принял участие в очередном государственном перевороте, совершенном партией БААС в 1968 году. Как следует из официальной биографии, он среди первых "въехал на танке во двор президентского дворца".
Огромные доходы от экспорта нефти позволили осуществить масштабные реформы в области экономики и в социальной сфере. К середине 1970-х годов Саддам всячески стимулировал предпринимателей и все больше привлекал частные компании, местные и зарубежные, к государственным программам развития. По всей стране шло строительство университетов и школ, автострад и электростанций, водопроводов и систем канализации, малых и больших домов. Открывались многопрофильные и специализированные больницы. Была создана система всеобщего образования и здравоохранения. Под руководством Саддама началась интенсивная кампания по борьбе с безграмотностью. Результатом курировавшейся Саддамом кампании по борьбе с безграмотностью стало увеличение уровня грамотности населения с 30 до 70 процентов, по этому показателю Ирак вышел в лидеры среди арабских стран.
Проводится электрификация, значительно увеличилась сеть автомобильных дорог.
Уровень жизни в Ираке стал одним из самых высоких на Ближнем Востоке. Ирак создал одну из самых современных систем здравоохранения на Ближнем Востоке.
После национализации иностранных нефтяных промыслов, Саддам приступил к модернизации сельской местности, начав механизацию сельского хозяйства в крупных масштабах, а также выделив земли крестьянам. По оценкам международных банков и иных финансовых учреждений (МБРР, МВФ, Дойче банка и других), у Ирака образовался весьма крупный валютный резерв в 30-35 млрд. долл.
К началу 1980-х Ирак стал, наряду с Египтом, наиболее развитым государством арабского мира.
Саддам Хусейн, между тем, укреплял свою власть, продвигая на ключевые роли в правительстве и бизнесе родственников и союзников. Устранив в 1976 году самых влиятельных в армии баасистов – генерала Хардана ат-Тикрити (во время зарубежной поездки ему сообщили что он снят со всех постов. В Ирак он не вернулся и вскоре был убит в Кувейте неизвестными) и полковника Салиха Махди Аммаша (назначен послом в Финляндию), Хусейн принялся за тотальную "баасизацию" страны – идеологическую и административную. Саддам начал с госаппарата, срастив его с партийным. Произошла "чистка" в армии: все нелояльные к режиму офицеры увольнялись либо отправлялись служить в Курдистан, а в военные академии и колледжи стали приниматься только члены партии. Функционеры "Джихаз ханина" уничтожили все независимые фракции и группировки внутри самой "Баас". "Баасизация" армии, по замыслу Хусейна, имела целью создания "идеологической армии", нацеленной на защиту власти партии. С помощью секретной службы Хусейну удалось справиться с противостоящими ему в партии и правительстве силовиками, расставить на ключевые места верных людей (преимущественно из родственного тикритского клана) и установить контроль над важнейшими рычагами управления государством. 16 июля 1979 года президент аль-Бакр ушёл в отставку, якобы по болезни (утверждали, что он посажен под домашний арест). Его преемником был объявлен Саддам Хусейн, который также возглавил региональное руководство партии "Баас". Фактически Саддам Хусейн таким образом присвоил себе диктаторские полномочия. Немедленно был арестован генеральный секретарь Совета революционного командования Абд аль-Хусейн Масхади, который под пытками дал показания о гигантском заговоре, якобы возникшем в "Баас" в пользу Сирии. На состоявшемся спустя два дня партийном съезде Масхади вывели на трибуну, и он указал как на своих соучастников на 60 депутатов, которых немедленно арестовали.
После прихода к власти Саддам Хусейн сразу же столкнулся с серьёзной угрозой своему правлению, исходившей от соседнего Ирана. Аятолла Хомейни, лидер победившей в Иране исламской революции, собирался распространить её на другие страны Персидского залива; кроме того, он имел личную неприязнь к Саддаму Хусейну. Иран начал оказывать поддержку подпольной шиитской группировке "Ад-Даава аль-исламия", развернувшей кампанию покушений и террористических акций против представителей руководства Ирака.
Предлогом для начала войны стало невыполнение Ираном своих обязательств по Алжирскому соглашению 1975 года, согласно которому Иран должен был передать Ираку некоторые приграничные территории. После ряда столкновений на границе 22 сентября 1980 года иракская армия вторглась на территорию соседней страны.
Наступление поначалу оказалось успешным, но в результате мобилизации иранского общества на борьбу с агрессором, к концу осени оно было остановлено. В 1982 году иракские войска были выбиты с иранской территории, и боевые действия перенеслись уже на территорию Ирака. Война перешла в затяжную стадию, сопровождавшаяся использованием Ираком и Ираном химического оружия, ракетными обстрелами городов и нападениями на танкеры третьих стран в Персидском заливе обеими сторонами. В августе 1988 года ирано-иракская война, стоившая обеим сторонам огромных людских и материальных жертв, прекратилась фактически на условиях status quo.
Личная популярность Саддама достигла своего пика к началу арабского совещания в верхах в Багдаде в мае 1990 года, где он призвал его участников к созданию единого фронта против агрессии Запада, подчеркнув важность повышения координации действий арабов. Однако вместо создания объединённого фронта во главе с Багдадом на совещании появились признаки того, что другие арабские правительства готовы бросить вызов претензиям Саддама на лидерство. Президент Египта Хосни Мубарак не разделил этот призыв, заявив, что "арабская миссия должна быть гуманной, логичной и реалистичной, свободной от преувеличения своей роли и запугивания".
В результате войны с Ираном иракской экономике был нанесён значительный ущерб.
За восемь лет боевых действий образовалась внешняя задолженность, оценивавшаяся примерно в 80 млрд. долларов. У страны не было возможности её погасить; наоборот, требовались дополнительные финансовые поступления для восстановления промышленности.
В июле 1990 года Ирак обвинил соседний Кувейт в ведении экономической войны против него и в незаконной добыче нефти на иракской стороне пограничного нефтяного месторождения Румейла. Действительно, Кувейт уже некоторое время превышал установленные для него квоты ОПЕК на добычу нефти. Однако каких-либо свидетельств того, что Кувейт выкачивал нефть с иракской территории, нет.
Кувейтская сторона не поспешила выделить Ираку требуемую им компенсацию (2,4 млрд долларов). 2 августа 1990 года иракская армия вторглась в Кувейт и оккупировала его. 8 августа было объявлено об аннексии страны, ставшей 19-й провинцией Ирака под названием "Аль-Саддамия".
Агрессия против Кувейта вызвала единодушное осуждение мирового сообщества. На Ирак были наложены санкции, и по мандату ООН была создана международная коалиция, ведущую роль в которой играли США, пользовавшиеся поддержкой всех стран НАТО и умеренных арабских режимов. Сосредоточив в Индийском океане и Персидском заливе мощную военную группировку, США и их союзники провели операцию "Буря в пустыне", разгромив иракские войска и освободив Кувейт (17 января – 28 февраля 1991).
Успехи войск коалиции вызвали всеобщее восстание против режима, как на шиитском юге, так и на курдском севере Ирака, так что в какой-то момент восставшие контролировали 15 иракских провинций из 18. Саддам подавил эти восстания, используя высвободившиеся после заключения мира части Республиканской гвардии.
Жестокость, с которой режим расправлялся с восставшими, заставила коалицию ввести "бесполётные зоны" на юге и севере Ирака и осенью 1991 изгнать иракские войска из трёх североиракских провинций (Эрбиль, Дахук, Сулеймания), где под прикрытием войск НАТО было создано курдское правительство. Между тем в областях, возвратившихся под его власть, Саддам продолжал политику репрессий: это относилось как к Киркуку и другим районам Курдистана, где продолжалась "арабизация" (изгнание курдов с передачей их домов и земель арабам), так и на шиитском юге, где убежища повстанцев – болота в устье Шатт-эль-Араба – были осушены, а проживавшие там племена "болотных арабов" выселены в специально построенные и целиком подконтрольные посёлки…
Личное дело Реза-Шах Пехлеви, Мохаммед (1919-1980), шахиншах (шах) Ирана, известен как Мохаммед Реза Пехлеви. Родился в Тегеране 27 октября 1919, сын Реза-шаха Пехлеви.
Получив частное образование в Иране, продолжил учебу в колледже Ле-Росей в Швейцарии, в мае 1937 вернулся в Тегеран. Стал шахом в 1941, когда под давлением Великобритании и СССР его отец был вынужден отречься от престола. В августе 1953 из-за разногласий с премьер-министром Мохаммедом Мосаддыком вынужден был покинуть страну. Возвратился после свержения Мосаддыка, к которому приложило руку ЦРУ США. С этого времени стал правителем страны и в ходе т.н. "белой революции" начал процесс модернизации экономики и общества. Крестьянам-издольщикам были распроданы земельные участки, на которых они работали и которые принадлежали шахскому двору и государству. В начале и середине 1960-х годов крупных помещиков обязали продать или сдать в аренду издольщикам большую часть своих земель, а на оставшихся крупных площадях развернуть капиталистическое сельскохозяйственное производство. Значительные средства были вложены в ирригацию, энергетику, транспорт и образование, в результате чего в 70-х годах Иран был одной из самых быстрорастущих экономик мира. В 1970-х годах, используя быстрый рост доходов от экспорта нефти, Мохаммед Реза Пехлеви форсировал процесс индустриализации и значительно укрепил вооруженные силы, благодаря чему Иран стал мощной военной державой, крупнейшей в районе Персидского залива. Шах также установил контроль над иранской нефтяной промышленностью. Вместе с тем он пресекал все попытки ограничить его власть, и режим жестоко подавлял массовые протесты как исламских фундаменталистов, так и коммунистов. В 1979 в результате всеобщих антишахских выступлений шах был вынужден покинуть Иран, после чего монархия в стране была упразднена. Когда в том же году он приехал в США на лечение, исламские активисты захватили в качестве заложников сотрудников американского посольства в Тегеране и потребовали его выдачи. Реза-шах получил убежище в Египте. Умер Реза-шах 27 июля 1980.
Трое… Генерал смешал фотокарточки и снова разложил их в ряд перед собой. Трое…
Двое должны были послужить ледоколами. Взломать оборону Ирана, которая, кстати, была очень даже на уровне, создавалась при активном участии американских специалистов. Один должен был нанести удар снаружи, другой изнутри, уничтожив режим. Но сорвать банк в этой игре должен был четвертый игрок. Он, генерал-лейтенант Горин Владимир Викторович. А в целом – Союз Советских Социалистических Республик.
Москва
Здание генеральной прокуратуры 24 августа 1978 года.
Вторник начинался тяжело, даже очень. Допросив с утра двух гавриков, сейчас я сидел и готовил материалы к очной ставке. До нее было еще два часа, и готовиться к ней надо было очень и очень тщательно. Как учил Александр Владимирович – с карандашом и листом бумаги в руках, читая материалы дела, показания, намечая вопросы и тактику допроса в зависимости от ответов. По моим прикидкам один должен был расколоться почти сразу, но наверняка это было сказать нельзя. Со вторым же придется повозиться – в глухом отказе.
Резко открылась дверь, в последнее время она у меня скрипит – надо петли смазать – и я поднял глаза. На пороге кабинета, почему-то не заходя, стоял Александр Владимирович.
– Курить будешь?
Е… Я сразу вспомнил практику, каким я был молодым и глупым и чем все это закончилось…
– Покурим… – согласился я, отодвигая в сторону бумагу и ручку…
– Короче, не буду тянуть кота за одно место… – шеф сразу взял с места в карьер едва я только закрыл за собой дверь туалета – сегодня утром я работал с Беляковским. Он в глухом отказе, мало того – у него уже появился адвокат. Причем раньше, он занимал солидную должность в милиции, сейчас ушел на вольные хлеба по выслуге и адвокатствует…
Новости меня не удивили – чего-то подобного приходилось ожидать.
– Александр Владимирович, а вы ожидали чего-то другого? По-моему ждать, что у такого туза не окажется адвоката – просто глупо.
– Да к адвокату то я был готов – шеф с шумом выдохнул воздух – вчера под вечер я получил экспертизу по валюте…
– Уже? – удивленно вымолвил я – в ЭКУ что, власть поменялась?
Действительно, экспертизы из ЭКУ приходилось ждать в лучшем случае неделю.
– Вот то-то и оно, что уже – понимающе кивнул шеф – я тоже удивился. Такая быстрая экспертиза наводит на нехорошие размышления, согласись. Но самое интересное, что в ней было написано.
– И что же?
– Представленная на экспертизу купюра Федерального резерва США достоинством сто долларов выполнена кустарным способом, методом офсет…
– Е…
Вот так номера. Просто валюта это одна статья, а фальшивая валюта – другая, намного более тяжкая…
– И теперь поправь меня, если я ошибаюсь – продолжил Александр Владимирович – через руки такого туза как Беляковский, директора городского торга прошло наверняка немало долларов. Может быть, больше чем через иные руки рублей. Ну ладно, я бы поверил, если бы фальшивая купюра была одна из пачки – в конце концов, и на старуху бывает проруха. Но, чтобы такому опытному человеку всучили целую пачку поддельных долларов… Не верю.
Вот за что я уважаю нашего шефа – и не только я один – так это вот за что. Есть следователи, которые выбирают удобную для себя версию и видят только те факты, которые в эту версию укладываются. Неудобные же факты, выбивающиеся из общей стройной картины, которую они успели нарисовать у себя в голове, они просто предпочитают не замечать. А то и хуже – начинают подтасовывать факты в поддержку своей версии. Александр Владимирович был не таков – он видел все факты и никогда не закрывал глаза, если шло что-то не так.
– Странно… – сказал я – Еще бы не странно… Но самое главное. Как только Беляковский узнал про результаты экспертизы, он сразу замолчал. Наглухо. И стал требовать тебя. Сказал, что у него есть информация, очень серьезная – но ни с кем кроме тебя он разговаривать вообще не будет. Вот так вот.
– Это нарушение – сказал я – я не имею права его допрашивать – Согласен – кивнул шеф – нарушение. Но ты ведь можешь просто с ним поговорить без протокола – в этом никакого нарушения нет. Впрочем, решай сам.
Когда я отказывался. Лезу во все тяжкие…
Москва
Следственный изолятор N 2
"Бутырская тюрьма" 25 августа 1978 года.
По роду своей деятельности мне часто доводится бывать в следственных изоляторах.
И каждый раз я выхожу оттуда вымотанный и эмоционально на нуле. Видимо сама атмосфера следственного изолятора, вековые биоволны беды, скопившиеся в этих стенах, действуют на всех людей, кроме тех, кто тут работает – но это видимо особенные люди.
Пока ждем пропуска, расскажу анекдот. У одной дамы – следователя восьмилетняя дочь, на уроке, где рассказывали, у кого чем родители занимаются на вопрос, а чем же занимается твоя мама выдала: а моя мама – все по судам да по тюрьмам. Все были просто в шоке.
– Оружие есть? – высунувшись в окошко, спросил замурзанный УИНовец (управление исполнения наказаний, тогда подчинялось МВД, а не Минюсту как сейчас. Охрану же осуществляют внутренние войска – прим автора) – если есть, сдавайте!
– Нету оружия – буркнул шеф – а побыстрее пропуска выписывать нельзя? Пятнадцать минут копаетесь.
– Нельзя – буркнул УИНовец, на лице которого отпечаталось навсегда выражение "не мешайте работать, суки!" – Твою мать – тихо проговорил Александр Владимирович – совсем тут распоясались, как я погляжу. При всех строгостях, чай и водяра в камерах не переводится.
Охраннички…
– Через пару минут в "кормушку" (окошко в двери. В камерах через такие передают пайку, поэтому их и называют "кормушка" – прим автора) просунули наши удостоверения и временные пропуска.
– Пошли… – как-то по блатному усмехнулся Александр Владимирович – у меня тут кум (заместитель начальника колонии по режиму – прим автора) знакомый.
Повидаемся…
Бутырка, бутырка… Для некоторых – как дом родной, для некоторых – каторга.
Место концентрации зла и боли, пропитавших эти стены настолько, что у непривычного человека здесь начинает болеть голова.
У первого пропускного пункта к нам прикрепили прапора внутренней службы, который и повел нас, подобно проводнику у Данте по кругам Бутырского ада…
Первым миновали "трюм" – огромное, отделанное кафелем помещение, с огромными дверями, которые никогда не были открыты одновременно. Здесь проходила разгрузка и первичная сортировка тех, кому не повезло угодить в СИЗО. Сейчас в этом помещении было пусто и гулкие шаги по кафелю создавали эхо, гулявшее в закрытом помещении. Миновав "трюм" мы пошли зарешеченными, перекрытыми решетчатыми дверьми во многих местах коридорами к кабинету местного "кума", майора внутренней службы Александра Васильевича Петухова.
Об этом человеке можно рассказать и подробнее, ибо жуткая его слава вовсю гуляла в криминальных и околокриминальных кругах. Бутырского абвера (оперчасть – прим автора) боялись даже самые отмороженные блатнюки.
Вообразите себе человека, ростом сто шестьдесят семь сантиметров и весом девяносто пять килограммов. Причем, в этих девяноста пяти килограммах нет ни грамма жира – только кости и тренированные мышцы. Как-то раз кум Петухов на спор с блатными загнул вокруг своей талии лом. "Ломом подпоясанный" – в среде блатных это один из высших рангов.
Сама по себе фамилия "Петухов" (петух – так в местах не столь отдаленных называют пассивного педераста – прим автора) могла вызвать в блатной среде массу насмешек, если мы не ужас, внушаемый синим (синие – уголовники. Название происходит от татуировок, которых на коже бывает так много, что человек и впрямь кажется синим – прим автора) обладателем этой фамилии. Одного удара кума хватало, чтобы незадачливый блатной надолго отправился на больничную койку с сотрясением мозга, а то и чем похуже.
Кабинет "кума" был обставлен просто и незатейливо – крашенные зеленой краской стены без единой картинки на них, железная дверь за которой скрывался санузел, стол, который, наверное, помнил еще сталинские времена, два больших железных шкафа. В углу – сделанные по заказу, крашенные серебрянкой две двухпудовые гири.
И, наконец, сам кум – майор внутренней службы Петухов, сидевший за столом на железном стуле, сделанном на заказ в промзоне одной из колоний.
Нас он встретил радушно, с Калининым поздоровался за руку (от моего взгляда не укрылось, как Александр Владимирович поморщился, видимо рукопожатие было крепким), мне же он только кивнул.
– За кем?
– Беляковский, по валюте – коротко ответил шеф – А, этот… – протянул Петухов, взялся за телефонную трубку, по памяти набрал нужный номер – я его в чистую хату поместил. Такие же хозяйственники, как и он, сидят. В черной хате, их бы петухами сделали (в камере, где власть у уголовников их бы изнасиловали – прим автора). Не любят синие хозяйственников. Сейчас приведут. Вам тет-а-тет нужен?
О как! Какие слова оказываются, начальники оперчастей знают. Тет-а-тет…
Александр Васильевич коротко кивнул.
– Пойду, пройдусь…
С этими словами майор Петухов, накинув на плечи подобно бурке форменный китель, вышел из кабинета.
– Кто будет допрашивать?
– Попробую я – сказал Александр Владимирович – но если он упрется – тогда работай ты.
– Я же не знаю по этому делу ничего – сказал я – Самое главное – запомни то, что он тебе скажет, с остальным потом разберемся.
Кажется, ведут…
Зиновий Ефимович Беляковский, несмотря на то, что провел несколько дней в СИЗО, сломленным совсем не казался. С сидельцами я по роду деятельности встречался часто и многие, попав в СИЗО приходили в ужас и уже на второй день готовы были взять на себя все, вплоть до покушения на Ленина. Зиновий Ефимович же, судя по всему, был слеплен совсем из другого теста…
– Наручники снимать? – поинтересовался конвоир?
– Снимайте – махнул рукой Александр Владимирович Со скрипом захлопнулась дверь. Растирая запястья, Зиновий Ефимович опустился на стул.
– Как видите, следователя Соболева я вам привел, товарищ Беляковский – официальным тоном начал Калинин – теперь очередь ваша. Что имеете сообщить следствию?
– Все что я имею сообщить, я сообщу только следователю Соболеву – твердо сказал Беляковский Мы с шефом переглянулись. Крепок… И ведь на самом деле говорить не будет – к гадалке не ходи.
– Товарищ Беляковский – сделал последнюю попытку Калинин – дело в том, что дело веду я. Сергей Владимирович вас допрашивать не имеет права, он не может быть следователем по данному делу и вам не хуже чем мне известно, почему.
– Все что я имею сообщить, я сообщу только следователю Соболеву – повторил Зиновий Ефимович – если нет, отправляйте обратно в камеру…
Мда…
– Хорошо… – Александр Владимирович тяжело поднялся со стула, прошагал к металлической двери, стукнул по ней. Дверь сразу же открылась, конвоир ждал снаружи. Кивнув мне, Калинин вышел из кабинета. Я и Зиновий Ефимович Беляковский остались в кабинете одни. Сразу повисло тяжелое молчание…
– Ты не думай…
– Что? – переспросил я – Ты не думай – тяжело сказал Беляковский – я к тебе не в претензии. Сам натворил, сам и расплачиваться должен. Хотя и выбора то у меня, по сути, не было.
Наташку жалко… Ты ведь следователь, проследи, чтобы не обижали, ладно…
– Хорошо – кивнул я – прослежу не переживайте… Зиновий Ефимович – Вот и хорошо – какой то странной улыбкой улыбнулся он – тогда мне и помирать не страшно…
– Умирать – удивился я – почему умирать?
– Потому что мне не жить – тихо и твердо проговорил Зиновий Ефимович, проговорил таким тоном, что у меня мурашки побежали по коже – не жить. Не дадут мне до суда дожить, Сережа…
– Да бросьте Зиновий Ефимович – нарочито небрежным тоном произнес я – что с вами случится. Вы в нормальной камере сидите, не с уголовниками. С чего вы так паникуете?
– Я не паникую – тем же тоном сказал Беляковский – поэтому и позвал тебя. Люди, которые меня под вас подставили, меня рано или поздно убьют. Скорее рано. Те шавки магазинные, которые на меня наговаривают – все это не просто так организовано, Сережа, понимаешь?
– Нет – сказал я, потому что действительно ничего не понимал.
– А хочешь понять? – тем же странным тоном спросил Зиновий Ефимович – Хочу – ответил я – Ну, тогда слушай…
– Бред… – недоверчиво протянул Калинин, когда я вкратце рассказал содержание разговора с Беляковским – ахинея полная. Он что из-за этого тебя звал?
– Мне показалось, что он это бредом не считает… – осторожно проговорил я – Да, брось… – расхохотался шеф – это обычная залепуха (ложь – прим автора). А я то как дурак уши развесил… Он просто решил развести кого-нибудь и с этого поиметь. Тебя он выбрал, потому что ты моложе и знаешь его дочь. Вперед наука.
Поехали…
Москва 26 августа 1978 года С утра я проснулся с жуткой головной болью, ломило все тело. Заснул я только в час ночи после того, как второй раз выпил снотворного. Весь вечер я думал над рассказом Зиновия Ефимовича Беляковского. Выглядел он полным бредом и попыткой отмазаться от серьезных обвинений (а они действительно были серьезным, фальшивая валюта это тебе не шутки), можно было как и шеф посмеяться и забыть, но… что то не давало мне забыть. Именно потому что этот рассказ по уму казался бредом я и верил в него – для отмазки можно было бы придумать и что-то поправдоподобнее.
С утра для того, чтобы прийти в себя, потребовалось самое сильное средство из всех какие были – йеменский кофе. Его присылал отцу друг из Йемена – какой-то советник. Каждый месяц он с оказией посылал нам посылки из Йемена, прежде всего хороший зерновой кофе. Как я узнал от ценителей – в Йемене вообще выращивают лучший в мире кофе, правда, достать его почти невозможно. У меня же он был и в немалых количествах…
Сойдя с трамвая, я неспешно шел к зданию генеральной прокуратуры, когда сзади вдруг раздался визг тормозов. Сделав шаг в сторону я обернулся – метрах в пяти от меня стояла черная "Волга", с переднего пассажирского сидения мне махал Калинин. В недоумении я подошел к машине.
– Что случилось?
– Садись, нет времени – оборвал меня Калинин Я забрался на заднее сидение, машина резко рванула с места.
– Что случилось? – повторил я – Беляковский умер.
Начальнику оперчасти
СИЗО N 2 г. Москвы
Майору внутренней службы
Петухову А.В.
РАПОРТ
Довожу до вашего сведения, что сегодня 26.08.78 г. в помещении N 137, где содержатся осужденные, ожидающие этапирования к местам отбывания наказания, мною был обнаружен труп Беляковского Зиновия Ефимовича со следами насильственной смерти. К содержавшимся в камере осужденным были применены спецсредства.
Старший наряда ДПНК
Лейтенант внутренней службы
Пивоваров К.С.
Следственный изолятор N 2
"Бутырская тюрьма" На сей раз, нам не выписывали пропуска вообще – машина резко развернулась, подрулила к воротам трюма и просигналила. Ворота со скрипом отъехали в сторону, Волга проскочила внутрь и остановилась. Рядом с дверь, ведущей по внутренние помещения СИЗО нас ждал тот же провожатый, что и вчера.
Подходя к кабинету начальника оперчасти, мы услышали вскрик и какой-то грохот.
Наш провожатый показал рукой на дверь и удалился, Калинин подошел к двери и постучал – Кто там?! – приглушенно рявкнули изнутри – Калинин – отчетливо сказал Александр Владимирович За железной дверью раздалась ругань, тяжелые шаги, наконец, дверь открылась, и в коридор высунулся майор Петухов. Вид у него был слегка встрепанный.
– Уже знаете что ли?
– Знаем – спокойно сказал Калинин – Заходите, раз так – махнул рукой Петухов – заодно эту мразь послушаете.
В углу кабинета, сломанной куклой лежал невысокий человек в форме, из носа тонкой алой полосой подтекала кровь.
– Что это ты так лютуешь? – спокойным тоном поинтересовался Калинин – Что лютую? – переспросил Петухов, шумно дыша носом – ты не слышал этого петушка, что он пел тут прямо перед твоим приходом. Сука.
– И что же он пел?
Человек в углу пошевелился, застонал…
– Да бред полный – рявкнул Петухов, поднимая за шкирку конвойного из угла и с размаху сажая на железный табурет – ты прикинь, он оказывается, перепутал!
Перепутал, твою мать! По ошибке сунул Беляковского в камеру с блатными, с беспредельщиками! Нет, это же надо, б…, так ошибиться?! И как своевременно ошибиться! По нему Генеральная прокуратура следствие ведет, и тут вдруг Ваня наш ошибся! Так, твою мать?!
Человек в форме поднял перемазанное кровью лицо и мы увидели, что он еще очень молод – двадцать пять, не больше. Типичное, русское крестьянское лицо, веснушки, большие, оттопыренные уши…
– Ошибся я. Извините… – с трудом проговорил он – Ах ты… – Петухов замахнулся снова, но шеф резким движением удержал его руку – Остынь. Я сам.
Майор Петухов сплюнул на пол, хотя по меркам тюрьмы это считалось святотатством, наклонился к надзирателю – Слушай сюда чушкарь – прошипел он – если ты не завяжешь мне фуфло толкать, я тоже ошибусь. По ошибке затолкаю тебя в пресс-хату к ворам и ключ потеряю. Тебя же падлу на кусочки порежут и в парашу спустят! А я тоже скажу: ошибся, извините.
Понял, сучонок?!
– Остынь, тебе говорю! – в голосе шефа явно прорезался металл.
– Ладно… – Петухов выпрямился – давай, коли его. Я пройдусь пока, воздухом, б… подышу. А если он дурака валять не перестанет – так я его и в самом деле в хату к ворам определю. Он же от них бабло берет – вот пусть теперь с ними взасос поцелуется…
Громко хлопнула дверь.
– Сереж, извини… – проговорил шеф – ты не мог бы нас оставить наедине с…
Иваном?
Через час – Бред – недоверчиво сказал Петухов, выпустив в воздух густой, ядреный клуб дыма – он тебе фуфло прогнал, на жалость решил давить, сука. Очко на кон ставлю – врет. На самом деле он потихоньку чай, водяру сюда таскал, а теперь ему кто-то бабло отвалил – вот он и ошибся. Я эту мразь насквозь вижу!
– Я вчера выслушал одну историю и сказал что это ложь – спокойно сказал Калинин – а вот теперь человек, который ее рассказал в морге лежит. И ложью эта история уже не кажется – да вот поздно. Подумай, может ты сейчас такую же ошибку совершаешь, как и я – вчера?
– Ладно, пойдем в кабинет – скривился Петухов – я хочу сам этого придурка послушать…
Иван сидел на стуле перед столом кума, рядом на столе лежал окровавленный платок, видимо Калинин дал. Сейчас он пил воду из стакана, даже от двери была слышна как зубы выбивали дробь об край стакана…
– Давай рассказывай! – заявил Петухов, садясь за свое рабочее место – да не тушуйся. Ты меня тоже пойми – если каждый ошибаться начнет, так как ты ошибся, изолятор в бардак превратится. А мне это надо? Вот я и вспылил. Значит, говоришь, у тебя мама болеет?
– Да… – тихо произнес Иван – Чем?
– Болезнь почек… Очень тяжелая…
– Аналогичный случай был на Минской пересылке – хохотнул Петухов, но тут же оборвал смешок – и что дальше?
– Нужны лекарства… Импортные… У нас их не достать… Я пытался…
– Так… – понимающе кивнул майор Петухов – и к тебе кто-то подошел и предложил достать лекарства, в случае если ты, конвоируя Беляковского, вдруг ошибешься камерой. Так?
Опустив голову, Иван кивнул – И теперь мы подходим к самому интересному – победным тоном заключил Петухов – я думаю, что до этого ты мне не врал, так не ври и дальше. Кто был тем провизором, который пообещал достать тебе лекарства? Только не говори, что его лицо ты плохо запомнил в темноте – иначе я опять могу выйти из себя. А у меня рука тяжелая. Итак, это был…
– Бриллиант… – обреченно выдохнул Иван – Подумай хорошенько Ваня – ласково сказал Петухов – ну какой Бриллиант? Если ты имеешь в виду вора в законе по кличке "Бриллиант" – так он, родной у нас чалится.
И нахрена ему все это надо, скажи мне? У него что, других забот мало? Даю тебе вторую попытку. Итак, это был…
– Говорю вам, Бриллиант – выкрикнул внезапно Иван – я правду вам сказал.
Бриллиант это был. Я согласился и в тот же день в почтовом ящике две упаковки лекарства нашел. Бриллиант пообещал, что если я ему помогу – то он мне двухгодичный запас лекарства устроит.
– Врешь! – начал краснеть Петухов.
– Саша! – жестко сказал Калинин – давайте-ка выйдем все!
Фыркнув, Петухов направился к двери, мы двинулись за ним.
– Полный бред! – возмущенно сказал Петухов, едва закрылась дверь кабинета – это не может быть Бриллиант!
– Почему? – спросил я – Да потому! – взорвался Петухов – Бриллиант вор в законе! Образование у него три класса и два коридора! Какие нах… швейцарские лекарства, он про них и не знает ни хрена! Если к нему в руки любые лекарства попадут – он сожрет просто целую упаковку, чтобы забалдеть вот и все! И еще. Ну, нахрена Пете Бриллианту, простите, это все надо? Он Беляковского и не видел ни разу, тот не шерстяной (приговоренный воровской сходкой к смерти – прим автора). На кой черт Бриллианту организовывать смерть человека, которого он ни разу не видел и который ему и на х… не нужен?
А?
– Может и не нужен… – задумчиво протянул шеф – а может и очень даже нужен. Ты вот что Саня. Посади-ка Ваню в отдельную камеру. И чтобы никого рядом не было, можешь даже у нее отдельный пост выставить. Или в блок смертников посади, там охрана самая серьезная. Но чтобы такого, как произошло с Беляковским, с Ваней не произошло с гарантией. А я с Сергеем поеду в прокуратуру, подумаю. Потом приеду.
Добро?
– Пойдет…
Документы подлинные
Особая папка
N СТ109/31И от 08.01.1974 года
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Секретариата ЦК Коммунистической Партии Советского Союза Об обращении к руководителям группировок Народно-Демократической Партии Афганистана "Парчам" и "Хальк" 1. Утвердить текст обращения к руководителям группировок "Парчам" и "Хальк" и направить его в Кабул по каналам КГБ при Совете Министров СССР (прилагается).
2. С текстом обращения ознакомить совпосла в Афганистане.
Выписки: т. Андропову, Пономареву Результаты голосования: "ЗА" – секретари ЦК т. Суслов М.А, Долгих В.И., Капитонов И.В., Катушев К.Ф., Кириленко А.П., Кулаков Ф.Д., Пономарев Б.Н., Устинов Д.Ф., Пельше А.Я.
Текст директивы совпослу в Афганистане
Кабул Встретьтесь с К. Бобраком и Н.М. Тараки и передайте в отдельности следующее:
"В Москве с глубокой тревогой относятся к сообщениям, поступающим из Кабула о продолжающейся взаимной борьбе между фракциями "Парчам" и "Хальк". Эта междоусобная борьба носит, к сожалению, затяжной характер, ведет к ослаблению обеих фракций, Вносит раскол в ряды прогрессивных сил, в демократическое развитие страны в целом.
Создавшееся положение может радовать только внешних и внутренних врагов Республики Афганистан, организующих антиправительственные заговоры, саботаж и другие враждебные действия, стремясь реставрировать прежние порядки. В этой сложной обстановке все прогрессивные силы, руководствуясь интересами страны и ее народа, должны отбросить прочь разногласия и объединить свои усилия на оказание всемерной помощи республиканскому режиму, укреплению его социальной базы, на организацию отпора внутренней и внешней реакции. Только совместными усилиями всех прогрессивных и патриотических сил можно добиться успеха в этот ответственный для Афганистана период.
С текстом настоящего обращения ознакомьте совпосла в Афганистане.
Об исполнении доложите.
ЦК КПСС
Об обращении к руководителям группировок Народно-демократической партии Афганистана "Парчам" и "Хальк" В соответствии с Постановлением ЦК КПСС N… от… Международному отделу ЦК КПСС совместно с ПГУ КГБ при Совете министров СССР поручено направить руководителям Народно-демократической партии Афганистана "Парчам" – Кармалю Бобраку и "Хальк" Нур Мухаммеду Тараки обращение с призывом сосредоточить свои усилия на оказании поддержки правительству в укреплении социальной базы республиканского режима и борьбы с реакционными силами.
Проект обращения к К. Бобраку и Н.М. Тараки прилагается.
С КГБ при СМ СССР (т. Мортиным Ф.К.) согласовано С текстом обращения целесообразно ознакомить совпосла в Афганистане Проект постановления ЦК КПСС прилагается Зам.зав. международного отдела ЦК КПСС Р.В. Ульяновский
N 25-С-2
От 02.01.1974 года
Москва
Здание генеральной прокуратуры 26 августа 1978 года – Попал я!… – заявил шеф, плюхнувшись за стол в своем кабинете.
– Да уж… – протянул я – еще непонятно, как вы за задержанного отчитываться будете. Он же за вами числится. И дело, считай в развале.
– Да это-то все ерунда… – махнул рукой Калинин – отпишемся. А вот то, что я нюх потерял – это несомненно. Сейчас бы я Беляковского ох, о многом спросил бы – да время ушло. Безвозвратно.
Александр Владимирович пальцами открыл стоящую на столе бутылку Боржоми, с каким-то остервенением глотнул.
– Ладно. Давай-ка еще раз прокрутим, что он успел тебе сказать. Значит, он говорит, что в стране существует налаженная сеть по вывозу теневого капитала за рубеж. Так?
– Так – кивнул я – и более того. Беляковский уверен, что эта сеть контролируется сотрудниками КГБ.
– КГБ… – задумчиво повторил Александр Владимирович – контора глубокого бурения.
Давно мы с ними не сталкивались, ой, давно… И что-то у меня нет никакого желания с ними сталкиваться опять.
– У меня тоже – сказал я – Но придется – подытожил шеф – просто так я все это не оставлю. Если числящегося за мной задержанного убивают – это просто так у них не пройдет.
Беляковский рассказал тебе о том, кто держал с ним контакт?
– Рассказал…
– Тогда поехали! – шеф вскочил со стула – Куда? – недоуменно произнес я – В ЭКЦ (экспертно-криминалистический центр – прим автора). Попробуем нарисовать фоторобот.
Москва Экспертно-криминалистическое управление МВД СССР 26 августа 1978 года Пока мы ехали к экспертно-криминалистическому центру, я напряженно размышлял, снова и снова перебирая в голове все то, что сказал мне Зиновий Ефимович Беляковский при нашей последней встрече. Если тогда мы отмахнулись от его слов – то теперь отмахиваться просто не имели права.
Итак, деньги. Верней переправка денег за границу. По словам Беляковского ему предложили участвовать в этой системе с 1975 года. И предложил ему это ни кто иной, как Никоненко Рафаил Ильич, на тот момент заместитель начальника управления торговли г. Москвы, который курировал продовольственную розницу.
Зиновий Ефимович на тот момент был руководителем райпищеторга в одном из центральных районов города Москвы. Благо комиссия за перевод была просто смешной – десять процентов от суммы. И принимали все – золото, рубли, валюту.
Ну, хорошо. Допустим. Это еще могло быть. В это я мог поверить – торговая мафия становилась сильнее с каждым годом – они вполне могли наладить канал переправки денег и ценностей за границу. Но дальше он рассказал такое, что не укладывалось в голове.
Осенью 1976 года его… завербовали! Да, да, именно завербовали. Звали куратора Владислав Валерьевич и он был сотрудником госбезопасности. Верней, Беляков сначала не знал, что этот самый Владислав Валерьевич является сотрудником госбезопасности, не знал до тех самых пор, пока тот не попросил написать расписку о добровольном сотрудничестве. Деваться, как вы сами понимаете, Беляковскому было некуда.
И свел этого Владислава Валерьевича с Беляковским тот самый человек, который принимал ценности и деньги у Беляковского. Причем принимал внаглую, прямо в здании Внешэкономбанка СССР, особо не скрываясь и не стесняясь. Судя по всему, там это было обычной практикой. Звали этого человека Борис Моисеевич и он был ответственным сотрудником Внешэкономбанка СССР.
Расписка Я, Беляковский Зиновий Ефимович, исходя из высших интересов партии и народа, добровольно соглашаюсь сотрудничать с органами советской государственной безопасности. Для конспиративного общения выбираю псевдоним "Грузин". Мне разъяснено, что в случае разглашения информации, ставшей мне известной в связи с этим сотрудничеством я могу быть осужден по соответствующим статьям УК РСФСР, и ко мне могут быть применены соответствующие меры наказания – вплоть до смертной казни.
З.Е. Беляковский Зиновий Ефимович полагал, что деньги переводят ему на счет в швейцарский банк.
По крайней мере, он, пользуясь связями еврейской общины, попросил проверить – и пришел ответ, что деньги на счете на самом деле были. Значит, система работала, обманом она не была.
Развязка наступила совсем недавно – Беляковский просто решил бежать из страны.
Наталью с матерью он отправил в Ленинград, чтобы оттуда по своим каналам переправить в Финляндию и дальше. Сам собирался бежать на днях – тут его и взяли.
Как же это все понимать?
Москва 26 августа 1978 года
Кабинет руководителя
Подразделения "Спектр" КГБ СССР – Докладывайте…
Руководитель "Спектра", полковник Кондратьев Игорь Викторович вообще был человеком необычным – чем сложнее была ситуация, тем он становился спокойнее.
Внешне. Своих чувств и эмоций он никогда не проявлял – правда, от его спокойствия знающие люди непроизвольно ежились. Вот и сейчас – майор Головнин непроизвольно откашлялся – во рту все-таки пересохло…
– Основной источник информации нам удалось блокировать. Причем раз и навсегда, утечка информации более невозможна.
– Источник успел передать кому-либо информацию?
– Вообще то мы сработали быстро… – замялся майор – Но… – подсказал ему Кондратьев – Но со следователем он успел встретиться.
– Кто у него следователь?
– Дело ведет следственная бригада. Руководитель – старший следователь по особо важным делам Калинин Александр Владимирович.
– Калинин?! – тут выдержка изменила полковнику, он даже привстал на стуле – ты уверен?
– Уверен – несколько недоуменно подтвердил майор – Калинин Александр Владимирович Кондратьев опустился на стул, желая заполнить чем-то возникшую в разговоре паузу, достал носовой платок и вытер лоб. Калинин…
– Значит, Калинин… – проговорил он – а следователя Соболева в этой бригаде, случайно нет?
– Нет – Ты уверен?
– Уверен, товарищ полковник. Никакого Соболева там точно нет, там три следователя и никакого Соболева. Я точно помню!
– Хорошо. Держи информацию под контролем, постарайся узнать, кто посещал Беляковского в тюрьме и о чем они разговаривали. Иди.
Когда Головнин покинул кабинет, полковник Кондратьев встал, подошел к окну, выглядывающему во дворик здания. Окно, если приложить к нему руку, неприятно вибрировало – таким образом, достигалась защита от подслушивающих устройств, считывающих информацию по лазерному лучу на окне – такие устройства уже были разработаны, хотя и в единичных экземплярах. Готовилась и защита от них.
Калинин…
Москва, Лубянка 26 августа 1978 года
Кабинет председателя КГБ СССР К председателю КГБ СССР полагалось записываться на прием заранее и приходить точно вовремя. Именно так. Сидеть в приемной, ожидая момента, было дурным тоном – поэтому генерал Журавлев, записавшийся на прием еще вчера, входя в главные ворота основного здания на Лубянке, бросил взгляд на часы и отметил, что у него есть лишние три минуты. Значит, можно идти и помедленнее…
В кабинет председателя он прошел сразу, не ожидая в приемной, секретарь увидев его просто коротко кивнул и указал на дверь. Вздохнув воздуха как перед прыжком в бассейн с вышки, Журавлев пошел вперед…
То, что он до сих пор работал в КГБ, было просто чудом. Несколько лет назад, в семьдесят первом, именно он отвечал за операцию против "Контура" – группы заговорщиков в системе МВД и армии. Операция закончилась чудовищным провалом – документы, свидетельствующие о причастности КГБ СССР к покушению на Леонида Ильича Брежнева, оказались у "Контура", а потом были переданы в ЦК КПСС.
И что сделал Брежнев? НИЧЕГО Он не сделал ровным счетом ничего, он даже не заговорил с Андроповым насчет этих документов. В свое время точно также он поступил с Михаилом Андреевичем Сусловым, когда тот на пару с Шелепиным и Мазуровым готовились поднять бучу на очередном пленуме ЦК и сместить Брежнева со своего поста. Брежнев тогда тоже никак не наказал главного вдохновителя и организатора этого заговора Михаила Андреевича Суслова – и с тех пор никто не служил ему вернее и преданнее, чем Суслов. То же самое он попытался и проделать и с Андроповым – единственным евреем в Политбюро.
Но Андропов повел себя по-другому. Первым делом, когда он понял, что гроза благополучно миновала, и ему ничего не грозит, он распорядился прекратить все активные действия против семей Брежнева, Щелокова и других членов "Днепропетровской группы". Вместо этого он поручил осторожно и тщательно собирать информацию, документировать все грешки, мелкие и крупные и… ничего не предпринимать. Вся информация накапливалась и клалась под сукно.
А грешки были. Назову тот, которым грешили многие жены влиятельных людей. В СССР происходили регулярные и значительные повышения цен на золото и золотые изделия.
Решения об этом принимались на самом высоком уровне – и вот Галина Брежнева и Светлана Щелокова, которая была на семнадцать лет моложе мужа, взяли такую моду: за день до повышения цен они являлись в ювелирный магазин на Арбате, директор которого был их хорошим знакомым, и скупали все золото. Все, которое было. А как цены повышали – сдавали его в магазин обратно, уже по новым ценам. Конечно, на фоне того, что творилось потом, в девяностые годы, эти гешефты выглядели не более чем милой шалостью, но для тех времен это было очень и очень серьезно.
Параллельно, был запущен проект по дискредитации остального состава политбюро, тех, кто может побороться за власть с Андроповым. Дискредитация шла по двум направлениям: еврейство и здоровье. По Москве, да и не только по Москве ходили, передаваясь из уст в уста самые невероятные сплетни. Каждому из членов Политбюро – Гришину, Кириленко, Устинову, Черненко, даже Суслову была придумана еврейская фамилия. Ходила масса слухов и анекдотов о здоровье, как самого Леонида Ильича, так и его приближенных – что кому-то помогают встать с туалета охранники, что кого-то вносят на носилках на заседание Политбюро. На самом деле это была ложь – Брежнев например, охотился почти до самой своей смерти, а какой охотник из больного человека? Тем не менее – чем более дикими и неправдоподобными выглядели эти самые слухи, тем больше верили в них люди.
Если бы кто-то проанализировал все ходящие по стране слухи и кривотолки, то выяснил бы одну вещь: в них никогда не упоминался Андропов. И это несмотря на то, что по матери он был Файнштейн, а болезнь почек терзала его все время, пока он руководил КГБ, фактически из всех членов Политбюро он был самым больным. И, тем не менее – ни в анекдотах, ни в слухах он почти не упоминался. Всеми слухами "занималось" пятое, идеологическое управление КГБ СССР, которое возглавлял Филипп Денисович Бобков (впоследствии ставший начальником службы безопасности у М.Б.
Ходорковского – прим автора) – нужные аккуратно запускались, ненужные изымались – вместе с теми, кто их распространял.
Вообще, картина на советском верху по слухам была примерно такая: Брежнев и его окружение, также и другие члены Политбюро воруют, берут неслыханные взятки, тоннами скупают золотые изделия, разворовывают Алмазный фонд, Галина Брежнева меняет любовников как перчатки, от имени Брежнева правит неизвестно кто. И посреди всего этого содомского бардака – белый и пушистый, честный и бесстрашный председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов, героически со всем этим борющийся.
Про "Вы только живите…" никто и не догадывался.
Юрий Владимирович на самом деле не боролся. Он все фиксировал, документировал и клал под сукно. Одновременно строя лестницу, которая могла бы ему помочь дотянуться до самой вершины власти. И сейчас эта лестница была уже почти готова…
Знаете… Я много размышлял о природе взаимоотношений Брежнева и Андропова.
Брежнев достоверно знал, о том, что Андропов смотрит выше, мечтает занять его место. И он уже предпринимал шаги к этому, очень серьезные шаги! Так почему же Брежнев не сместил Андропова со своего поста. На мой взгляд, причины здесь две.
Первая – показная рабская преданность Андропова лично Леониду Ильичу Брежневу, на что тот оказался, к сожалению падок. Один пример: как-то раз во время заседания Политбюро Брежнев вдруг тяжело произнес примерно следующее: а знаете, дорогие товарищи… Что – то я чувствую себя все хуже и хуже, здоровье пошаливает. Пора мне, наверное, на покой, на пенсию.
Мертвая тишина… И срывающийся, угоднический голос Андропова: "Леонид Ильич, вы только живите, ни о чем не беспокойтесь. Соратники у вас крепкие, не подведем…".
И второе. В Политбюро Брежнева окружали действительно специалисты своего дела, превосходившие его профессионализмом. Гречко, вступивший в Красную армию в 1919 году, боевой офицер, маршал, позволявший себе обращение "Леня". Суслов и Косыгин – два специалиста еще сталинского призыва – один по идеологии, другой по промышленности. Косыгин так вообще отвечал за эвакуацию предприятий на восток во время гитлеровского нашествия. Громыко – опытнейший министр иностранных дел. Для Брежнева они были подобно волчьей стае, посреди которой одна ошибка и – все. Не секрет, что те, кто свергали Хрущева, никак не могли найти, кого же поставить вместо – вот и предложили Брежнева как наиболее слабую, управляемую кандидатуру.
Брежнев это знал…
И единственным, на кого он мог положиться в этой стае волков, был Юрий Владимирович Андропов – дважды изгой. Изгой потому что еврей и изгой, потому что председатель КГБ. Больше Брежневу опереться было не на кого. И поэтому, председатель КГБ раз за разом получал индульгенцию от имени самого генерального секретаря ЦК КПСС. Брежнев и Андропов оказались в одной лодке, утлой и ненадежной, окруженной акулами. И единственным путем к спасению для них было – держаться друг за друга. Мертвой хваткой!
– Разрешите? – Журавлев застыл у двери – Заходите – тихо и спокойно сказал Андропов, кладя на стол папку с документами.
Присел на стул за приставным столом, Журавлев стразу перешел к докладу, не теряя времени даром.
– Все прошло хорошо. Дело даже не возбуждалось.
Андропов снял очки и внимательно посмотрел на подчиненного.
– Ты уверен?
– Несомненно – кивнул Журавлев – все чисто. Ни вскрытия, ни экспертизы, ничего.
– Смотри… – неопределенно, и от этого зловеще проговорил Андропов – как-то раз ты уже столкнулся с "Контуром". И едва голову себе не свернул. Да и мне тоже.
Помимо официальной власти есть и неофициальная.
– Я помню, Юрий Владимирович. К встрече с "Контуром" мы готовы.
– Иди…
Когда за генералом Журавлевым закрылась дверь, председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов достал из кармана бархотку, начал протирать очки, напряженно думая. Все прошло чисто – снова. Интересно, почему ничего не предпринимает "Контур"? Почему? Неужели он распался? Или накапливает информацию, чтобы снова вбросить ее на самый верх? Что происходит?
Но что бы не происходило – играть надо дальше. Впервые за длительный срок в Политбюро появилось вакантное место – и его надо заполнить своим человеком.
Сейчас их всего двое – он и Устинов, а все остальные – против. Надо продвинуть хотя бы еще одного человека. Кого?
Выбор был небогат. Шеварднадзе – трогать нельзя. Он на своем месте, секретарь ЦК компартии Грузии, на этом месте активно нарабатывает себе имидж непримиримого борца с коррупцией, уничтожает порядки, которые ввел этот жирный боров Мжаванадзе. Алиев? Тот занимается тем же самым в Азербайджане. И, кроме того – оба они силовики, один генерал милиции другой генерал КГБ, ни тот ни другой про сельское хозяйство ничего не знают. Остается только один вариант – самый слабый из всех возможных кандидатов. Зато на крючке, причем таком, что не соскочишь.
Преемник безвременно ушедшего Кулакова на посту первого секретаря Ставропольского крайкома партии, как раз сельскохозяйственный край, должен же хоть немного в сельском хозяйстве разбираться. Слаб, труслив, безволен, любит поговорить. В случае чего – таким и пожертвовать не грех…
Юрий Владимирович Андропов нажал кнопку селектора, вызывая секретаря.
– Соедините со Ставрополем по "вертушке", с крайкомом партии…
Политическая игра…
Федор Давыдович Кулаков – Завтра как обычно, Вова – Хорошо Федор Давыдович – кивнул прикрепленный (телохранитель на слэнге советских спецслужб) Федор Давыдович Кулаков исчез в дверях ярко освещенного кирпичного дома, расположенного в центре Москвы и принадлежащего Управлению делами ЦК КПСС, только после этого черный лакированный ЗИЛ медленно отъехал от тротуара. Этот район был спокойным, в каждом подъезде дежурил консьерж, поэтому провожать охраняемого до двери смысла не было.
– Для меня есть что-нибудь? – обратился Кулаков к сидевшему за небольшим столиком с телефоном в холле на первом этаже средних лет человеку В ответ человек протянул Кулакову два журнала и толстую газету – его почта, которую он выписал на домашний адрес. Благодарно кивнув, Кулаков собрался идти к лифту, но вдруг остановился – А где Петр? Разве не он сегодня дежурит?
– Петр приболел, Федор Давыдович – спокойно ответил человек – я его заменяю на время – Что с ним? – обеспокоенно спросил Кулаков – С желудком что-то… Как раз на медосмотре был в нашей поликлинике врачи и не отпустили. Придется полежать недели две…
– Тогда передавайте ему мои пожелания скорого выздоровления.
– Обязательно передам, Федор Давыдович. Спасибо. – ответил дежурный.
Махнув рукой, Федор Давыдович Кулаков направился к лифту, но на полпути сменил направление движения, решив подняться по лестнице. Что-то не давало ему покоя.
Медосмотр… Больница… Да дня назад на медосмотре был он сам и с тех пор чувствовал себя неважно. Проклятые врачи, не то, что больных лечат – и здорового в гроб вгонят! Или нервы? Нервы…
Ни для кого не было секретом, что Кулаков был одним из самых вероятных претендентов на пост Генерального секретаря партии – и по возрасту и по опыту работы. Более того – основной состав Политбюро в случае чего проголосовал бы за него, а сам Леонид Ильич уже неоднократно заговаривал о том, что работать, так как раньше нет больше сил и надо уступить дорогу молодым. Вообще все ожидали больших перемен весной 1976 года, на двадцать пятом съезде КПСС. Готовилась большая реформа – для Брежнева создавали новый пост председателя КПСС, позволяющий ему "царствовать, но не править". Генеральным секретарем партии же становится другой человек – в числе претендентов сначала называли Щербицкого, потом его самого. Но не Андропов! Никто не знает, каким чудом Андропову удалось не допустить реформы. И это при том, что она была нужна как воздух – в это же время здоровье Брежнева внезапно пошатнулось, причем настолько, что он пережил клиническую смерть! Но – не смогли. Не сделали. А потом реформа стала невозможной – сразу после съезда умирает маршал Гречко, умирает внезапно и скоропостижно и на его место назначают Дмитрия Устинова – закадычного друга Андропова. Армия и госбезопасность – с таким тандемом не могли справиться даже остальные, объединившиеся вокруг Суслова и Громыко члены Политбюро. А тандему сложившаяся ситуация была выгодна. Очень.
Открывая дверь своей квартиры, Федор Давыдович вспомнил новый, дошедший до него слух – что его сын является законченным гомосексуалистом, а заодно и наркоманом.
Господи, до чего дошло… Вранье уже перехлестывало через край, и причина этого для Кулакова была совершенно очевидной…
Через час, выпив крепкого чая, член Политбюро ЦК КПСС Федор Давыдович Кулаков ляжет спать. Ляжет, чтобы уже не проснуться…
Осторожный стук в дверь нарушил мертвую тишину огромной квартиры. Три стука.
Чуть погодя еще три. Осторожно щелкнул замок. Человек, который "подменял заболевшего консьержа" осторожно, не включая свет – он прекрасно видел в темноте – прокрался в спальню. Лунный свет освещал спальню неверным, мерцающим светом, человек осторожно прикоснулся рукой к шее лежащего на кровати. Готов.
Оглядевшись, человек достал откуда-то из-под пиджака почти пустую бутылку водки и аккуратно положил ее рядом с кроватью итак, чтобы часть водки пролилась на ковер. На руках у него были тонкие нитяные перчатки чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Уходя, он повернулся и осмотрел картину, как художник удовлетворенно осматривает картину после последнего нанесенного мазка. Все было идеально – не придраться.
Щелкнул дверной замок…
Утром 17 июля 1978г. казус маршала Гречко приключился с членом ПБ, Секретарем ЦК 60-летним Кулаковым, предшественником Горбачева в кресле первого секретаря Ставропольского крайкома. Его обнаружили в спальне мертвым. Как? Что? Почему?
Полумиллионный КГБ не видел, не слышал, не знает. Те, кто описывал смерть Кулакова, обязательно со смыслом намекали на початую бутылку водки, обнаруженную рядом с телом Кулакова Про эту смерть написал в своей книге Ф. Т. Моргун: "…Нужно рассказать о загадочной смерти Кулакова. Это был могучий, мудрый, порядочный человек. Лидер, на которого мы совершенно обоснованно делали ставку, полагая, что он займёт пост генерального секретаря после Брежнева. Но к концу семидесятых над ним стали сгущаться тучи. В один из приездов в Москву я зашёл к Фёдору Давыдовичу. Не мог не сказать о том, что меня тревожило: "Фёдор Давыдович, я последние месяцы регулярно слушаю зарубежные радиоголоса. И все они изо дня в день твердят, что Брежнев тяжело болен и на его место готовится Фёдор Давыдович Кулаков. Не знаю, как вам сказать, но я страшно боюсь этих провокаций". Он сидел молча. Поднялся, подошёл ко мне, обнял и тихо, на ухо сказал: "Федя, я этого тоже очень боюсь".
Сразу после этого состоялся Пленум – надо было закрывать кадровую брешь, назначать кого-то на сельское хозяйство – после смерти Кулакова пост стал вакантным. В качестве кандидатов рассматривались министр сельского хозяйства СССР В. Месяц, заведующий сельскохозяйственным отделом ЦК В. Карлов и первый секретарь Омского обкома партии С. Манякин. Все – многоопытные, достойные руководители. Пленум же, как известно, избрал Михаила Сергеевича Горбачева, которого активно протежировал председатель КГБ Андропов…
Картинки из прошлого
Кейп-Код, штат Массачусетс 1974 год Всем людям, богатым и облеченным властью, надо иногда отдыхать. Власть – это вообще бремя, тяжелое и утомительное. Но каждый раз далеко отдыхать не поедешь.
Поэтому, уже в конце девятнадцатого века остров Кейп-Код, расположенный рядом со средоточием экономической власти Нью-Йорком и совсем недалеко от средоточия политической власти Вашингтона, стал идеальным местом для расположения курортов и загородных домов элиты. Пустынный, продуваемый солеными атлантическими ветрами, с дюнами и широкими пляжами, по которым так приятно пройтись утром босиком…
Уже после второй мировой войны он был полностью застроен небольшими, нарочито скромными дощатыми домами, стоящими иногда в нескольких метрах от океана. Но нарочитая скромность могла обмануть только неопытного человека – то тут то там можно было увидеть черные седаны с множеством антенн, а три моста – единственные ведущие на остров дороги, если не считать морского пути, скрытно, но надежно охранялись.
В одном из домов, расположенном в районе внешнего мыса, чуть в стороне от городка Провинстаун, сегодня проходило совещание. Совещание, своим масштабом никак не сопоставимое с местом, в котором оно проходило. Собравшиеся на него гости – все как один белые джентльмены от пятидесяти до восьмидесяти лет, свои автомобили оставили в Провинстауне, причем все эти автомобили были не их собственными, а взятыми напрокат. До дома, где их ждал горящий камин, и немудреная местная снедь на столе их доставляли на гольф-каре, принадлежащем хозяину этого особняка. А один из гостей, самый молодой из всех (ему только-только стукнуло пятьдесят) и вовсе добрался пешком, отказавшись от гольф-кара и сказав, что предпочитает пройтись. Сейчас же все гости были на месте и, рассевшись полукругом перед камином, дегустировали блюдо из трески, выловленной этим утром.
– Черт, совсем не то дерьмо, которое я ем каждое утро – закончив со своей порцией, пробурчал один из собравшихся – Что, Том, устал от омаров в шампанском? – мгновенно подколол его другой.
– Да брось… Здесь натуральное все – и еда и воздух…
– И рад бы в рай, да грехи не пускают… – подключился к беседе третий.
– Итак, господа! – хозяин домика поставил бокал на стол, как бы давая понять, что неофициальная часть закончена и теперь начнется деловая – давайте послушаем, что нам скажет сегодняшний докладчик. Думаю, его доклад вызовет интерес и натолкнет на серьезные размышления…
– Благодарю Том – докладчик поднялся, оправил пиджак, встал у камина – прежде всего господа, я думаю, что представляться мне не надо. Все присутствующие здесь хорошо меня знают.
Владелец домика легким киком подтвердил слова докладчика, как бы давая знак продолжать…
– Тогда перейдем прямо к делу. Я думаю, все вы уже поняли, что политика предыдущих администраций завела нас в тупик. Более того, она поставила страну на грань катастрофы. За последнее время бы получили два серьезных удара. Из Вьетнама мы были вынуждены уйти, уйти с позором, потеряв только убитыми до пятидесяти тысяч человек. У нас больше нет армии, джентльмены, та армия, что геройски сражалась в Нормандии и в Корее погибла в малярийных вьетнамских джунглях! И если сейчас красные нападут на нас – ответить нам будет нечем!
Кто-то из гостей судорожно сглотнул и потянулся к графину с водой.
– Второй удар мы получили на Ближнем востоке! За какой-то год цена на нефть взлетела в четыре раза, нам нечем отапливать свои дома, нечем заправлять машины!
Арабы вышвырнули нас с нефтяных месторождений, ставят нам условия, заставляют нам продавать свои танкеры за бесценок! Грязные козопасы диктуют условия богоизбранному народу Америки!!!
Реакция на скандальное выступление докладчика у гостей была разной. Двое явно не выражали одобрение скандальному тону выступления. Один же, родом из Техаса, потерявший многие миллиарды долларов в результате нефтяного эмбарго и национализации месторождений некоторыми арабскими странами наоборот едва удерживался от того, чтобы не захлопать. Остальные бесстрастно слушали.
– Но самое, страшное не в этом! Самое страшное в том, что от великого унижения Америки выигрывает Советский Союз! Они поставляют в Европу свою нефть! Они тянут туда свой газопровод! Все больше и больше европейских предприятий начинают торговать с красными! В Западной Германии полно советских агентов! Канцлер Брандт – советский агент, он проводит враждебную нам политику! В Италии, во Франции – везде поднимают голову коммунисты!
– Спокойнее, Збигнев, спокойнее… – снисходительным тоном сказал хозяин этого дома, крупный промышленник и финансист (равно как и все, кто собрались в этом вечер в доме) – мы ведь не на митинге и не в телестудии. Не надо таких эмоций.
– Извините… – выступающий откашлялся – просто у меня свои личные счеты к коммунистам. Продолжим. Так вот. Европейский континент, который с самого конца второй мировой войны был привязан к нам планом Маршалла, из источника доходов превратился в источник проблем. Один де Голль чего стоит – ведь именно он фактически обрушил Бреттон-Вудскую систему (в 1944 году в местечке Бреттон-Вудс прошла конференция, на которой было принято решение о том, что курс американской валюты привязывается к золоту, а курсы всех других валют – к доллару. Это обеспечило послевоенное доминирование США. Систему разрушил де Голль, который, видя что правительство США включило печатный станок для покрытия расходов на войну во Вьетнаме предъявил Америке доллары для обмена на золото. США отказались это сделать, после чего Бреттон-Вудская система рухнула, и начался разгон инфляции – прим автора), предъявив нам доллары для обмена на золото. И это в то самое время, когда мы несли огромные расходы на войну во Вьетнаме. Это была подрывная операция, согласованная с коммунистами, господа! Хорошо, что нам удалось скинуть де Голля, иначе возможно сейчас бы уже создался союз Москва – Париж – Бонн.
И что мы видим? Мы видим какие-то идиотские меры по "разрядке". Разрядке – интересно кто это придумал? Советский подпевала Киссинджер сдает одну позицию за другой, а мы спокойно на это смотрим! Мы что, хотим, чтобы русские танки дошли до Вашингтона?
– Ближе к делу – проворчал один из присутствующих – на собрания бэрчистов я хожу по субботам (Общество Джона Бэрча – ярые антикоммунисты – прим автора), а сегодня пятница.
– Мы должны прекратить отступление перед коммунизмом и перейти к активным и решительным действиям! Я считаю, что основой в этом должен стать ислам.
Советский Союз уязвим прежде всего с юга, там на юге – громадная и плохо контролируемая граница, южные республики Советского союза населяют люди, которые мировоззрением сильно отличаются от русских. Многие из них хотели мы открыто молиться Аллаху, но Советский строй атеистичен по сути и жестоко подавляет религию, что вызывает недовольство. Мы должны сделать все, чтобы дестабилизировать там обстановку. И в этом нам помогут как раз арабские страны и Турция.
– Связываться с арабами? – скептически сказал один из гостей – уже разок связались. Отстроили им нефтепромыслы, оборудование современное поставили – а они нас вышибли пинком под зад.
– С арабами можно будет разобраться потом – сказал докладчик – первая цель все-таки уничтожить Советский союз и коммунизм. В одиночку мы не справляемся, это уже видно – значит надо привлечь к этому делу арабов. Арабы в чем-то – как дети, ими легко манипулировать. Верность Аллаху, необходимость любой ценой помочь единоверцам – на Востоке это сомнениям не подвергается. С этого и надо начинать.
Арабы предоставляют деньги, наши же деньги, уплаченные за нефть и пушечное мясо, благо у них его достаточно. Мы предоставляем технологии и вооружение. Основная цель – разложить и дестабилизировать весь мусульманский юг Советского союза, заставить его вкладывать туда все больше и больше денег. Если там начнется вооруженное сопротивление по типу басмаческого – прекрасно. Если нам удастся через юг Советского союза наладить распространение наркотиков – еще лучше. Если Советский союз ввяжется в какой-нибудь конфликт на юге – это вообще прекрасно.
Можно привлечь и Турцию – хоть она и считает себя светским государством, на самом деле мусульманских фанатиков там хватает. А с другой стороны – "Серые волки" (Серые волки – опасная террористическая организация, борющаяся за возрождение Османской Империи и возврат ей всех земель, которые когда либо ей принадлежали. Претендует на Крым и весь юг России – прим автора), их тоже можно привлечь к борьбе с коммунистами. Стратегической целью Америки должно стать недопущение дальнейшего сближения СССР и стран Западной Европы и создание на юге Советской империи огромной дуги нестабильности, которая вынудит Советский Союз отказаться от борьбы с нами и переключить свое внимание на то, что происходит на его южных рубежах. Никаких лакомых геополитических кусков там нет, а вот ресурсов, коммунисты потратят там изрядно. Такой должна быть наша политика господа!
Когда последний гость на гольф-каре растворился в сгущающейся над островом тьме, хозяин дома вышел на крыльцо, вдохнул полной грудью соленый морской воздух.
Здесь он чувствовал себя моложе на десять лет, вот только выбираться сюда удавалось нечасто. Чуть ниже, у самого края прибоя неподвижно стоял докладчик, он нервно, взатяжку курил и тоже смотрел на горизонт. Бесшумно ступая по мокрому песку, хозяин дома подошел, положил руку на плечо.
– Ты сегодня был в ударе, Збигнев. Не знаю как остальные, но я на ближайшем заседании комиссии (Трехсторонняя комиссия – тайный политический клуб, в который входят наиболее влиятельные закулисные игроки английской и американской политической арены – прим автора) буду рекомендовать принять твою программу…
– Они не понимают… – тихо проговорил докладчик – вы все ничего не понимаете.
Вам не пришлось бежать из дома, из страны, захваченной русскими ордами. Русские топчут мою родину уже три века, а вам все равно…
– Ты всегда плохо относился к русским – отметил хозяин дома – Я их ненавижу. Ненавижу…
Личное дело Бжезинский Збигнев Казимеж (род. 28 марта 1928 г., Варшава) – американский политолог, социолог и государственный деятель. Долгое время являлся одним из ведущих идеологов внешней политики США. Советник и член правления Центра стратегических и международных исследований при университете Джона Хопкинса.
Автор книги "Великая шахматная доска: Господство Америки и его геостратегические императивы". Широко известен своими взглядами, пропагандирующими мировую гегемонию США.
Родился в Варшаве в семье польского дипломата (по некоторым данным, родился в польском консульстве Харькова, ул. Ольминского). С 1938 года живет в Канаде, в 50-е годы стал гражданином США и сделал академическую карьеру: закончил университет Макгилла со степенью магистра и Гарвардский университет со степенью доктора политических наук (1953 г.) (докторская диссертация была посвящена формированию тоталитарной системы в СССР), преподавал в Гарварде, в 1961 году перешел в Колумбийский университет, возглавил там новый Институт по вопросам коммунизма (Institute on Communist Affairs).
В середине 60-х годов был назначен членом совета планирования государственного департамента. Первым предложил объяснять всё происходящее в социалистических странах с позиций концепции тоталитаризма. Автор глобальной стратегии антикоммунизма, теории конвергенции, теории технотронной эры и концепции американской гегемонии нового типа. В 60-х годах был на посту советника в администрациях Кеннеди и Джонсона, занимал жёсткую линию по отношению к Советскому Союзу. В конце срока Джонсона являлся советником по внешней политике вице-президента Хамфри и его президентской кампании. Суровый критик политики Никсона-Киссинджера.
В 1977-1981 годах занимал должность помощника президента США по национальной безопасности в администрации Картера. Являлся активным сторонником секретной программы ЦРУ по вовлечению СССР в дорогостоящий и по возможности отвлекающий военный конфликт, о чем после начала Афганской войны написал президенту Картеру:
"Теперь у нас есть шанс дать Советскому Союзу свою Вьетнамскую войну". В период президентства Клинтона Бжезинский являлся автором концепции расширения НАТО на Восток.
В настоящее время является консультантом Центра стратегических и международных исследований (Center for Strategic and International Studie) и профессором американской внешней политики в Школе современных международных исследований Пола Нитце (School of Area and International Studies) при Университете Джонса Хопкинса в Вашингтоне, член совета директоров Национальной поддержки демократии (National Endowment for Democracy), член организации "Freedom House", член Трёхсторонней комиссии (Trilateral Commission), член Американской академии гуманитарных и естественных наук (American Academy of Arts and Sciences), сопредседатель Американского комитета за мир в Чечне.
Москва
Набережная Москвы-реки 26 августа 1978 года – Значит, говоришь "Грузин" ему псевдо присвоили…
– Псевдо? – непонимающе спросил я – Псевдоним. Агентурную кличку – усмехнулся генерал – а этот…
– Беляковский – подсказал я – Вот-вот. Беляковский. Он чем-нибудь был похож на грузина?
– Да нет…
– Значит, с ним специалист работал – сказан генерал Горин – Почему вы так думаете? – недоуменно спросил я – Видишь ли… У каждого опера по несколько агентов, от десятка и больше. А у хороших – и по несколько десятков. Помнить псевдоним каждого – сложно. И тогда идут на ухищрения, чтобы упростить. Например, Беляковскому могли присвоить псевдоним "Белый" или "Заяц" – чтобы лучше запомнить. Конечно, если бы кто из моих так сделал, я бы голову отвинтил за такие вот… упрощения. Потому что контрразведчик может установить соответствие псевдонима конкретному человеку только как следует ознакомившись с личными делами подозреваемых, а это недопустимо. Но здесь, при работе внутри страны за таким вот упрощенчеством не особо следят, да и работают в двойке (Второе главное управление КГБ СССР, контрразведка – прим автора) люди, которых с ПГУшниками (от слова ПГУ, Первое главное управление КГБ СССР, внешняя разведка – прим автора) не сравнить. Как говорится – труба пониже, да и дым пожиже. А этот молодец… Соблюдает меры предосторожности…
– И что же мне теперь делать? – спросил я – А что, ты думаешь, что надо что-то делать – генерал повернулся, испытующе посмотрел мне в глаза – Ну… да.
– А зачем?
– Ну… – я задумался, а и в самом деле, зачем – понимаете… я не могу так это оставить. Я должен узнать, что случилось на самом деле. Должен, понимаете… Я не знаю, как это объяснить…
– Знаешь… – после долгого молчания сказал генерал – я тебя знаю не первый год … И с твоим отцом с войны знакомы. Ты… достойный сын, своего отца, знай это.
Давай свой фоторобот, попытаюсь разобраться, что к чему. Через пару дней я тебя найду…
Картинки из прошлого
Ирак, Багдад 10 февраля 1963 года Реактивные истребители-бомбардировщики, поднявшиеся с базы ВВС Хабания в плотном строю шли над Багдадом. В центре города они совершили красивый разворот, и зашли на цель. Четыре маленькие капли отделились от самолетов и понеслись к земле. Еще через несколько секунд громовой разрыв четырех полутонных бомб сотряс израненный город.
Министерство вело бой уже два дня. Расположенное в самом центре Багдада, оно не было взято путчистами с наскока и теперь огрызалось автоматным и пулеметным огнем. Узкие улочки не позволяли подвести танки и открыть огонь прямой наводкой, поэтому оно до сих пор держалось. Но самолеты… От самолетов скрыться было невозможно.
Три бомбы попали прямо в министерство, четвертая ударила аккурат в гущу верных путчистам солдат Багдадского гарнизона, разметав их тела. Тем не менее, оставшиеся в живых радостными криками и стрельбой в воздух приветствовали бомбежку…
Когда три взрыва сотрясли старое здание, премьер-министр Ирака генерал Абдель Керим Касем инстинктивно вжал голову в плечи, ему показалось, что здание сейчас обрушится, похоронив под собой своих защитников. Стены содрогнулись как при землетрясении – но здание устояло, англичане строили на века. Все комнаты и коридоры были забиты поднявшейся при взрыве пылью.
Сидеть здесь нельзя. Иначе так и погребут под развалинами. Проверив висевший на плече автомат, Касем выскочил в коридор, где и наткнулся на полковника Хаббаса, своего заместителя еще по тем, армейским временам, одного из тех, кто остался верен генералу до конца. Рваная форма, перепачканная пылью и кровь, то ли своей то ли чужой, безумный взгляд, намертво зажатый в руках автомат…
– Что происходит?
Хаббас смотрел на своего шефа, не понимая вообще, о чем тот говорит. Контузия…
– Что происходит? – встряхнув Хаббаса, крикнул Касем Полковник Хаббас потряс головой, приходя в себя. В глазах наконец то появилось осмысленное выражение…
– Плохо… Бои идут второй день, но у наших сторонников не хватает оружия. Им удалось поднять всю армию, где это возможно они применяют танки. Уличные бои идут по всему городу…
– Кто у них во главе – спросил Касем, хотя прекрасно знал ответ – Ареф! Еще генерал аль-Бакр! И тот мерзавец, Хуссейн, он в числе тех, кто сейчас нас осаждает!
Ареф… Сволочь. Лучший друг, предавший его…
Первым вопросом, по которому развернулась борьба уже в июле 1958 года было присоединение Ирака к только что созданной Египтом и Сирией Объединенной Арабской Республике (ОАР). За присоединение выступали националисты и лидеры партии Баас, верившие в арабское объединение. Против высказались коммунисты.
Касем яростно выступал против такого объединения. Его позиция объяснялась тем, что он не хотел превращать Ирак в ещё одну часть большого государства под руководством Египта, подчинившись Насеру, которого он не любил и боялся.
Стремясь дистанцироваться от коммунистов, Касем начал репрессии против левых.
Тогда же, сразу после революции, между Касемом и его соратником Арефом, который также выступал за союз с Египтом, началась борьба. Последний проиграл борьбу за власть в сентябре 1958 года. Он был снят со всех постов и отправлен в отставку.
Два месяца спустя он попытался организовать переворот вместе с двумя десятками офицеров. Переворот провалился, 19 офицеров были казнены. Ареф был приговорен к смертной казни, но его помиловал Касем и отправил послом в ФРГ. Впоследствии его спецслужбы раскрыли еще 29 заговоров против него Но борьба за власть резко обострилась, когда 5-6 марта 1959 года Иракская коммунистическая партия (ИКП) организовала в третьем по величине городе Ирака – Мосуле, главном оплоте баасизма, Большой фестиваль мира. К началу фестиваля в город прибыли 250 тысяч активистов ИКП. Через день после фестиваля, когда большинство участников покинули город, военное командование местного гарнизона подняло мятеж под панарабистским лозунгами. На улицах города началась вооруженная борьба между коммунистами, панарабистами, христианами, туркменами, арабами и другими. Пока в Мосуле шла борьба между главными соперниками – коммунистами и панарабистами Касем не вмешивался, чтобы с помощью левых сил покончить с мятежными офицерами, арабскими националистами и сторонниками мусульманского братства. 8 марта правительственные войска начали штурм Мосула и к следующему дню армия и вооруженные отряды коммунистов жестоко подавили его.
Последовали изнасилования, убийства, грабежи, групповые суды и казни в присутствии ликующих толп. Жизни лишились сотни людей, в большинстве арабские националисты. Считается, что последовавшие после подавления мятежа казни и стали причиной попытки покушения на Касема.
Через месяц произошло еще одно кровопролитие. В первую годовщину иракской революции в Киркуке прошла большая демонстрация курдов, чтобы выразить свою поддержку Абделю Касему. Но вместо митинга началось смешанное восстание курдов, коммунистов, мусульманских фракций и армейских войск в Киркукском районе. Только к 20 июля восстание было подавлено правительственными войсками с тяжёлыми потерями.
– Сайиди (уважительное обращение в Ираке – прим автора), вас к телефону!
Генерал Касем резко обернулся, с удивлением посмотрел на побеспокоившего его офицера.
– А что, связь работает? Ее же отрезали!
– Только что заработала!
Касем широкими шагами прошел в свой кабинет. На столе, заваленном кусками штукатурки и пылью, занудно трещал телефон.
– Я слушаю…
– Генерал Касем, именем революции сдавайтесь! Выхода нет, министерство окружено, ваши сторонники прекратили сопротивление! Сдавайтесь, или будут новые жертвы!
Странно, знакомый голос… Где то он его уже слышал…
Генерал Касем не знал, что от лица мятежников с ним разговаривает Саддам Хуссейн, человек, покушавшийся на него и приговоренный иракским судом к смертной казни.
Будущий диктатор Ирака, Ашурбанипал и Навуходоносор в одном лице. Всего этого Абдель Керим Касем тогда не знал…
Новая партия "Баас", которая начала только формироваться и была тогда немногочисленной (в 1958 году она насчитывала около трёхсот членов) решила прийти к власти и изменить политический режим. Для начала решили убрать генерала Касема. 7 октября группа заговорщиков попыталась убить премьер-министра страны, среди них был молодой Саддам Хусейн. Саддам вообще не входил в основную группу покушавшихся, а стоял в прикрытии. Но у него не выдержали нервы, и он, поставив под удар всю операцию, открыл огонь по машине генерала, когда та только приближалась. В результате шофер премьера был убит, но А. К. Касем серьёзно раненый, успел упасть на пол и уцелел. Самому Саддаму, легко раненому, удалось убежать через Сирию в Египет. Через три недели премьера выписали из больницы.
Тогда весь Ирак и услышал о партии Баас и ее бойце Саддаме Хусейне, будущем президенте Ирака. После покушения партия Баас была объявлена под запретом, семнадцать баасистов приговорили к смертной казни и расстреляли. Большинство других получили разные сроки заключения. Саддама Хусейна суд приговорил к смертной казни – заочно.
Из развалин разгромленного министерства обороны выходили люди в изорванной, испачканной кровью и грязью военной форме, ранены и контужены были практически все. Выходили по одному, бросая оружие в кучу у полуразрушенной стены. Пахло гарью и пылью.
Генерал Касем выходил последним, вместе с ним вышли еще двое высокопоставленных военных – генералы Таху аль-Шейх Ахмед и Фадиль аль-Махдави, сражавшиеся в здании министерства обороны. В них никто не стрелял – солдаты и офицеры, участвовавшие в мятеже жадно, с каким-то детским любопытством смотрели на вчерашних небожителей в перепачканных и окровавленных мундирах. Так делается революция…
– Генерал Абдель Керим Касем, именем революции вы и ваши сторонники объявляетесь арестованными. Вашу судьбу решит Аллах и революционный трибунал!
Среднего роста человек в наброшенном на плечи военном кителе с полковничьими погонами шагнул из толпы. Едва увидев его, Касем понял – конец. Вот теперь – конец.
– Вот как… Аллах и революционный трибунал… Кстати, ты теперь уже полковник? – пытаясь вложить в голос максимум презрения, проговорил Касем – не помню, чтобы я подписывал на тебя что-либо другое кроме смертного приговора.
Говоря таким вызывающим тоном, Касем пытался спровоцировать Саддама – пусть расстреляет прямо здесь. Ничего хорошего от "революционного правосудия" он не ожидал.
– Я полковник народной армии! – напыщенно проговорил Саддам Хусейн (а именно он руководил штурмом здания министерства обороны), хотя на самом деле он не прослужил в армии ни дня.
– Ты хочешь доделать то, что начал?
И тут Саддам смутился…
– Вашу судьбу, генерал решит революционный трибунал. Я только уполномочен достать вас туда. Дайте дорогу!
Повелительный голос Хусейна оказал воздействие на толпу, та нехотя расступилась, давая дорогу к стоящему у разрушенной стены ограды старому БТР.
– Идите, генерал! И молите Аллаха, чтобы мне удалось довезти вас живым – толпа с радостью разорвет вас на куски…
Телецентр Суд революции. Насколько он скор, настолько же неправ. Чаще всего это даже не суд – это простая расправа со старыми политическими противниками. Кровавая зачистка политического поля. Горе тем, кто попал в жернова революции. Но история неумолимо свидетельствует, что и те. Кто крутит эти жернова ненадолго переживают своих расстрелянных противников. Революция как Сатурн – пожирает своих детей.
Так было, так есть и так будет…
Со скрипом открылась дверь, в полутемную студию начали заходить люди с автоматами. Первым шел Саддам Хусейн, за ним шли несколько офицеров, судя по виду курды. Курдов всегда использовали в иракских политических разборках как палачей – каждая власть, укрепляясь на троне, принималась "решать курдскую проблему" огнем и мечом – поэтому набрать среди курдов расстрельную команду было проще всего. Генерал взглянул на часы – прошло всего сорок минут с тех пор, как их привезли в телецентр. Быстро, однако, управляется революционное правосудие…
Осторожно переступая через кабели и огибая телевизионную аппаратуру, к привязанным к стульям бывшим членам правительства подошел Хусейн. В руках у него была черная ткань.
– Глаза завязать? – осведомился он.
– А что ж мой старый друг Ареф не пришел мне объявить приговор. Ведь он заседает в трибунале? – презрительно спросил Касем Хусейн проигнорировал вопрос. Все было ясно без слов.
– Оставь себе – бросил Касем, двое других генералов кивками отказались от повязок.
Саддам Хуссейн повернулся, чтобы идти командовать расстрелом, но потом вдруг резко обернулся, наклонился к самому уху Касема, чтобы другие не слышали.
– Вы смелый человек, генерал – тихо прошептал он – только забыли одно простое правило. Нельзя оставлять живых врагов у себя за спиной. Нельзя никого прощать и нельзя никого оставлять в живых. Я вашей ошибки не повторю…
Касем изумленно поднял глаза и увидел в глазах относительно молодого человека в полковничьей форме нечто такое, что заставило его сжаться от ужаса. Перед самой своей смертью генерал Касем как будто заглянул в будущее и увидел, что уготовано его стране. И он понял, что в такой стране ему лучше не жить, лучше не видеть того, что произойдет. Когда зачитывали смертный приговор "именем революции за государственную измену и предательство интересов Ирака", генерал его не слышал.
Он был еще жив – но в то же время он умер именно в тот момент. Загремевшие после прочтения приговора автоматные очереди разорвали уже мертвое тело.
Трех человек привели в соседнюю телестудию и привязали к стульям. Перед расстрелом предложили завязать глаза, но они отказались. Им зачитали смертный приговор, после чего премьер-министра и двух его генералов расстреляли. Труп Абделя Касема посадили на стул перед телевизионной камерой и показывали на всю страну. Окровавленный труп "единственного лидера" на фоне изрешеченной пулями стены телестудии на протяжении нескольких дней транслировали по телевидению, чтобы народ мог убедиться: генерал Касем действительно мертв. Рядом с трупом стоял солдат, который брал мёртвого главу правительства за волосы, откидывал его голову назад и плевал ему в лицо.
У всех тех, кто участвовал в перевороте и выносил смертный приговор Абделю Кериму Касему, судьба будет разная. Кто-то умрет раньше, кто-то – позже. Но в одном их судьба будет единой – своей смертью не умрет ни один из них…
Место, координаты которого неизвестны
Подмосковье, 40 километров от Москвы 27 августа 1978 года Сегодня, генерал милиции Соболев Владимир Михайлович сам сидел за рулем. Из здания автобазы он выехал поздно, в полседьмого вечера и целый час бросал машину из одного узкого проулка в другой, внимательно вглядываясь, не повис ли за ним хвост. Вариант с хвостом был вполне вероятен, война между КГБ и МВД по сути не затихала, она просто перешла в новую стадию, когда стороны собирают друг на друга весь возможный компромат, готовясь к новой смертельной схватке. К тому же если КГБшникам удастся определить истинное местоположение "контура" – это будет вполне достаточным поводом для активных действий по уничтожению самой опасной для Андропова структуры в МВД. Соболев помнил, как прошлый раз КГБшники ткнулись носом в грязь и теперь они безусловно не упустили бы возможности для реванша.
Поэтому, отступления и упрощения в процедуре безопасности были недопустимы.
Тот самый крутой съезд в кювет сразу за резким поворотом на Минском шоссе был немного виден, все-таки к объекту проезжало по несколько машин в день и колею никуда не денешь, как ни старайся. Когда машина, протестующее взвыв мотором, соскочила в кювет, генерал подумал, что подвеска на его верной "Волге" скоро точно накроется…
В кабинете генерала Владимира Владимировича Горина, как и всегда, горел свет, и были задернуты шторы – обычно он работал допоздна. Раньше, во времена Сталина так работала вся страна, сейчас же в пять или шесть часов совслужащие срывались домой. Но Горин привычек не менял – тем более что работа в позднее время имела свои преимущества – например, что телефон молчит и тебя никто от работы не отрывает…
– Что-то произошло? – обеспокоенно спросил Соболев – ты меня зачем так срочно вызвал?
– Вчера я разговаривал с твоим сыном…
– Во что он опять влип? – генерал Соболев обессилено откинулся на спинку стула – куда его вечно несет…
– Ты не прав начет твоего сына и я тебе уже об этом говорил – жестко сказал Горин – он делает свою работу и делает ее более чем добросовестно. Раньше мы были такими же и все были такими же, это сейчас… Побольше бы таких как он – и вокруг было бы намного лучше. Или ты хочешь, чтобы он сидел в какой-нибудь конторке, перебирая бумаги с восьми до пяти?
– Да нет, конечно… Просто ты меня то же пойми – это мой сын и он ухитряется каждый раз влезть в самое пекло. Что на этот раз?
– Вот этого человека – генерал положил на стол фоторобот надо установить по твоей картотеке. Предположительно – двойка, московское управление. Кто-то из оперов. К завтрашнему дню сделаешь?
Надо сказать, что генерал Соболев действительно мог, используя свое служебное положение установить сотрудника "смежного" ведомства. Дело было вот в чем. Все картотеки – фотографии, отпечатки пальцев – в Советском союзе вело министерство внутренних дел, у КГБ своей картотеки не было. Данные эти в картотеку МВД сдавались обязательно и хранились там в закрытом разделе. Делалось это на случай того, если кто-то из "детей и внуков Дзержинского" вдруг пропадет из поля зрения, а потом вдруг появится в морге какого-нибудь уездного городка, в виде трупа. В этом случае УВД того города, где был обнаружен труп, по фототелеграфу должно было передать дактокарту (такой документ установленной формы, на котором хранятся отпечатки пальцев – прим автора) в ЭКУ МВД СССР. Там, если устанавливали, что она подходит к кому-либо из особого раздела, сначала звонили в город, где нашли труп и рассказывали какую-нибудь байку, а потом сообщали в КГБ о нашедшейся пропаже. Дальше КГБ решало проблемы с местными "пинкертонами" самостоятельно. В особых случаях, отпечатки пальцев в картотеку помещали под номерами без указания ФИО и без фотографии. Но с обычным опером из второго управления – не тот случай. Конечно, данные из закрытого раздела картотеки обычному менту не дали бы, но генерал Соболев не был обычным ментом…
– Сделаю. Так что же все-таки произошло?
– Твой сын не бросил расследование по Беляковскому.
– А чтоб… – Соболев с трудом сдержался – Он установил, что Беляковский в свое время был завербован товарищем, фоторобот на которого ты держишь сейчас в руках, этот товарищ представлялся опером из ГБ, ксиву (удостоверение – прим автора) показывал. И более того. Через этого товарища Беляковский сумел вывезти свои сокровища за границу и вложить на счет в швейцарском банке. Причем, судя по всему, не он один.
Соболев шумно выдохнул, путаясь переварить информацию – Сам то что думаешь?
– Сам то… – задумался Горин – сам я думаю, что это вполне реальная схема. Ты ведь выходил, по-моему, на… Останина из Госбанка если память не изменяет. Он что-то такое говорил о том, что существует канал перекачки денег за кордон, и хотя сотрудники Госбанка в доле, контролируется это все через КГБ. И как только он это начал говорить, сразу – опа! И нет человека. Упал под поезд метро. А вот на кой черт он поперся в метро при том, что у него у подъезда персоналка с водителем – история об этом умалчивает. Помнишь?
– Помню… неохотно проговорил Соболев – я и так и так крутился – глухо. Со смертью Останина – концы в воду. А копать по серьезному – значит, обозначать свой интерес.
– Теперь Сергей потянул за этот клубок с другой стороны. Может быть, и вытянет чего…
– Слушай… Подскажи что делать? Может его обратно домой перевезти, пусть пока у нас поживет? А?
– Перевезти то перевези… – усмехнулся Горин – только если я хорошо знаю Сергея, никуда он не переедет. Ты лучше пробей по своим знакомым, чтобы на него пистолет оформили. Пусть рапорт напишет на получение оружия, а ты протолкни. И я помогу.
Какая-никакая, а защита.
– Вот только ему пистолета и не хватало – разозлился Соболев – как раз в его годы пистолетом махать!
– Так мы и моложе были, махали – напомнил Горин – забыл совсем? Твой сын похож на нас в молодости, на тебя, на меня, на тех, кто вечно остался в том времени, на войне.
– Да не забыл… Времена сейчас совсем другие.
– Это верно, другие – улыбнулся Горин – если в войну враг был врагом, то сейчас враг не враг, друг не друг, а непонятно что. Каждый готов нож в спину всадить.
Так что пистолет сейчас не меньше нужен…
– Ладно, проехали… – Соболеву этот разговор стал неприятен – давай теперь по делам.
– Давай – согласно кивнул Горин – ты что-то узнал по Кулакову?
– Достоверного, конечно ничего нет… Тем более, что прах давно в Кремлевской стене покоится – очень удобно кстати, концы – в огонь. Тем не менее, мы проанализировали ситуацию, и нашли одну очень странную и настораживающую закономерность. И Гречко и Кулаков за несколько дней до смерти проходили диспансеризацию, причем если для Кулакова она была плановой, то Гречко должен был проходить ее в военном госпитале и гораздо позже. Но почему-то его заставили проходить ее в той же больнице Четвертого управления Минздрава. И через пару дней – оба умирают во сне и без всяких видимых причин. Догадайся, кстати, кто делал вскрытие?
– Известно, кто… Специалисты четвертого управления Минздрава. "При вскрытии поставленный диагноз полностью подтвердился… " – Верно. И рулит в этом четвертом управлении…
– Чазов…
Личное дело Чазов Евгений Иванович (10 июня 1929 Нижний Новгород) – советский кардиолог, академик РАН, доктор медицинских наук. В течение 20 лет (1967-1986) возглавлял 4-е Главное управление при Минздраве СССР – т. н. "Кремлевку". В 1987-1990 гг. – министр здравоохранения СССР. Член КПСС с 1962, с 1974 года – депутат Верховного Совета СССР.
В 1953 г. окончил Киевский медицинский институт, поступил в ординатуру на кафедру госпитальной терапии кардиолога А. Л. Мясникова в 1-ом Медицинского институте в Москве, защитил диссертацию кандидата медицинских наук. Работал в Институте терапии АМН СССР младшим, затем старшим научным сотрудником, позже – заместитель директора института по научной работе. Научные интересы Е. И. Чазова формировались под влиянием директора Института терапии АМН СССР, лауреата международной премии "Золотой стетоскоп" академика АМН СССР А. Л. Мясникова. В 1963 г. Е. И. Чазов защитил докторскую диссертацию. С 1965 г. по 1967 г. Е. И.
Чазов – директор Института терапии АМН СССР преобразованного в 1967 г. в Институт кардиологии (с 1976 г.- Институт клинической кардиологии им. А. Л.
Мясникова) АМН СССР. С 1968 заместитель министра здравоохранения СССР и одновременно заведующий отделением неотложной кардиологии Института кардиологии им. А. Л. Мясникова. В 1967-1986 гг. Чазов – начальник IV Главного управления при Министерстве здравоохранения СССР. В 1976 г. Чазов стал директором нового Всесоюзного кардиологического научного центра АМН СССР (в 1991-1997 гг. – Кардиологический научный центр РАМН). В 1997 г. Кардиологический центр был преобразован в Российский кардиологический научно-производственный комплекс Министерства Здравохранения РФ во главе с генеральным директором Е. И. Чазовым.
В 1968-1986 гг. Е. И. Чазовым – заместитель министра, а в 1987-1990 гг. – министр здравоохранения СССР.
Е. И. Чазов стал признанным авторитетом, объединяющим деятельность российский и американских кардиологов. В 70-80-е годы Е. И. Чазов совместно с Б. Лауном (США) был инициатором создания и сопредседателем международного движения "Врачи мира за предотвращение ядерной войны", которому в 1985 г. была присуждена Нобелевская премия мира.
Основные труды по проблемам тромбозов и инфаркта миокарда, метаболизма миокарда и недостаточности кровообращения. Редактор журнала "Терапевтический архив" (с 1973). Председатель Всесоюзного кардиологического общества (с 1975). В 1967 г. Е.
И. Чазов избран членом-корреспондентом АМН СССР, в 1971 г. – академиком АМН СССР, а в 1979 г. – академиком АН СССР.
Под его руководством защищено более 30 докторских и 50 кандидатских диссертаций.
Автор более 450 научных трудов, в их числе 15 монографий. Заслуженный деятель науки России, Узбекистана и Киргизии. Член экспертного консультативного совета Всемирной Организации Здравоохранения.
– Интересные дела… Кто лечит, тот и вскрывает… Диагноз полностью подтвердился… А ведь Чазов в свое время Андропова спас, если бы он не дал ему справочку о состоянии здоровья, такую как надо – на пенсии бы уже был наш председатель КГБ СССР – усмехнулся Горин – что думаешь делать?
– А что тут делать? Повторное вскрытие не проведешь, урны с прахов в Кремлевской стене. Можно наблюдение за Четвертым управлением установить, но толку то от него?
Без толку. Только засветиться можно.
– Это верно говоришь – задумчиво проговорил Горин, он уже просчитывал новую комбинацию – то, что уже сделано, не поправишь. Но ты ведь помнишь – для победы нужно опережать противника на шаг. Сейчас мы раскрыли, как действует противник – значит, мы должны опередить его. Андропов рвется к власти, это уже не подлежит сомнениям. Значит если появится новый претендент – его ждет то же самое…
– И тут мы должны опередить Андропова! – понял замысел генерал Соболев – просчитать, на кого направлен удар и опередить его, а по возможности – и нанести ответный! Хорошая идея…
– Только реализовывать ее придется тебе – сказал Горин – у меня нет ни свободной минуты сейчас.
– Да я уж понял… Хоть намекни…
– Извини – развел руками Горин – сам понимаешь, не первый день замужем. Могу сказать только, что скоро наступит время перемен. И очень больших…
Картинки из прошлого
Джидда, Саудовская Аравия июнь 1977 года – А мы неплохо здесь поработали… – усмехнулся адмирал, глядя в окно лимузина на проносящийся пейзаж. Теперь от аэропорта, где они приземлились несколько минут назад, до цента Джидды вела современная бетонная четырехполосная магистраль. Везде виднелись вздымающиеся к небу краны – шло активное, не прекращающееся даже ночью строительство.
– На наши же деньги – фыркнул маленького роста поляк, который все время поездки упорно смотрел себе под ноги.
Новый глава ЦРУ адмирал Стенсфилд Тернер тяжело вздохнул – переговоры будут сложными. Если у него с саудами разногласий нет – в конце концов, интересы одни и те же, что у саудовской королевской семьи, что у США, то новый госсекретарь может наделать дел. Одного резкого слова будет достаточно, чтобы обосрать все то, что готовилось несколько месяцев. Монархи и принцы люди обидчивые, а поляк за словом в карман не лез и выражений не выбирал. Сам адмирал Тернер особой ненависти к русским не испытывал – враги и враги, нам приказывают, мы выполняем.
Но поляк его удивлял – как только речь заходила про русских, ненависть буквально горела в его глазах, сжигала изнутри. Внезапно адмирал подумал, что президент сделал большую ошибку, взяв к себе в команду такого человека.
– Успокойтесь, мистер Бжезинский… – подчеркнуто спокойно произнес адмирал – переговоры пройдут нормально. Здесь наши друзья.
– Ваша власть меняется так быстро, что я не успеваю запоминать новые лица…
Шейх Аль-Фахд улыбаясь (хотя эта улыбка, как и всегда на Востоке ничего не значила) обеими руками пожал руки своим гостям, пригласил к столику, от которого тянуло соблазнительным запахом настоящего арабского кофе, заваренного в медной джезве.
– Вот почему я к вам приехал, так это научиться варить хороший кофе – пошутил адмирал – вообще-то меня учил варить кофе корабельный кок, но у меня получается почему-то грязная вода, а не кофе…
Шейх вежливо улыбнулся, изысканная лесть гостя ему понравилась – Варить настоящий кофе – это целое искусство и я с радостью научу вас. Если честно, я неоднократно бывал в вашей стране и действительно, не находил мест, где бы можно было выпить хорошего кофе…
Госсекретарь со стуком поставил опустевшую чашку на стол.
– Мы привезли вам предложение поучаствовать в одном очень интересно проекте, господин Фахд – торопливо, чтобы опередить уже намеревавшегося заговорить госсекретаря, произнес Тернер, открывая лежащую на коленях черную кожаную папку и вынимая несколько листов, скрепленных обычной скрепкой. Печатал он их сам, не доверяя никому другому.
Ни слова не говоря, шейх Фахд взял предложенные ему бумаги, погрузился в чтение.
Госсекретарь Бжезинский и директор ЦРУ Тернер обменялись взглядами, после чего поляк с недовольным видом снова принялся изучать свои ботинки.
– Это очень серьезные предложения… – неторопливо произнес шейх через несколько минут – даже слишком серьезные. Мы должны отдавать себе отчет, что Соединенные штаты и нас разделяет огромный океан, а до русских гораздо ближе. Одно дело – разовые согласованные акции или программы. Другое дело – то, что вы предлагаете, вести тайную подрывную войну на территории Советского союза. Дразнить русского медведя… между ним и вами все-таки целый океан и атомная бомба, а у нас нет ни того ни другого…
– Но та пробная акция прошла как нельзя лучше – все-таки встрял в разговор госсекретарь – Я бы не стал делать таких выводов, уважаемый… – поглаживая бороду, произнес шейх – нам удалось застать русских врасплох, но не более того. Порядок они восстановили очень быстро, информация о мятеже далеко не ушла. По моим данным зачинщиков ожидает расстрел. Не думаю, что это можно назвать акцией, которая прошла как нельзя лучше…
– Тем не менее, положительные результаты этой акции все же есть, дорогой шейх – осторожно проговорил Тернер – русские уже не могут чувствовать себя хозяевами в средней Азии. Мы дали им понять, что уголек религиозной воны тлеет, и вспыхнуть может в любой момент. Кроме того, наши сотрудники отследили реакцию русских, она оказалась далека от идеальной. Одно то, что они в первый день бросили на подавление бунта военных, даже не выдав им боевые патроны, говорит о многом. Эту слабость русских мы и предлагаем использовать…
– Слабость в любой момент может обратиться силой… – вздохнул шейх – кому как не вам это знать…
– Вам ли, хранителям двух святынь, бояться силы неверных… – бросил на стол последний козырь адмирал. Упрек сработал – шейх заметно смутился, достал полированные четки и начал нервно перебирать их. Неверный ударил по самому больному месту…
– Мы обсудим ваши предложения на семейном совете и дадим вам ответ…
– Когда? – поинтересовался адмирал, дурную привычку арабов маскировать отказ под необходимость "подумать", "обсудить" он знал и теперь твердо намеревался не упускать ситуацию.
– Через десять дней – ответил шейх, поднимаясь – через десять дней мы дадим вам ответ. Не будете вы столь любезны адмирал, передать привет своему предшественнику. Мне не хватает его общества… (От автора – предшественником адмирала Стенсфилда Тернера на посту директора ЦРУ был Джордж Буш) Москва 28 августа 1978 года – Я хочу, чтобы подробно рассказал мне, чем ты занимаешься по делу Беляковского.
О как! Я, кажется, уже упоминал раньше, что все конфликты у меня с отцом начинаются именно с таких вот требований, высказанных безапелляционным тоном.
Меня это сразу начинает бесить. А если меня что-то бесит…
– Вообще-то есть такая вещь как тайна следствия, если ты не забыл…
– Вообще то официально ты этим делом не занимаешься, и тем не менее, не хочешь оставить все это в покое. Поэтому про тайну следствия и прочую ерунду мне мозги пудрить не надо.
– Вообще то! – начал конкретно закипать я – мы, по-моему, уже договаривались не раз, что я – Сергей Соболев, а не сын генерала Соболева. И отчет по каждому делу, которым я занимаюсь, я давать не хочу!
– Стоп, стоп, стоп… – вовремя тормознул отец – мы как-то на ровном месте цапаться начинаем. Я все равно беспокоиться за тебя должен, я вроде как отец твой – а ты сразу шерсть дыбом и в глотку вцепиться готов.
В чем-то конечно батя был прав…
– Но ты и меня пойми! – сбавив тон начал я – я уже взрослый и хочу сам принимать решения в этой жизни. А насчет дела Беляковского… Знаешь, я действительно им занимаюсь, несмотря на то, что в состав следственной группы не вхожу и входить не имею права. И дело не в том, что я его лично знал. Просто… ты помнишь, что произошло несколько лет назад?
Отец с мрачным видом кивнул – Ведь тогда… тогда преступникам удалось уйти от наказания. Чтобы ты не говорил, я знаю точно, они ушли. Для чего же тогда я работаю? Для чего работаешь ты? Если правда не торжествует?
Отец отложил в сторону вилку и молча посмотрел мне в глаза. Молчал я, молчал и он. Наверное, зря я начал задавать такие вопросы, но тогда мне было просто необходимо, чтобы отец ответил хоть что-то.
– Вчера я был у Горина… Он сказал, что ты очень похож на нас в молодости… – видно было, что каждое слово дается отцу тяжело – я вспоминаю себя… тогда мы тоже лезли на рожон… готовы были идти вперед… и шли. Шли! А теперь… А теперь что то изменилось. Но я горжусь, что воспитал тебя таким, какой ты есть.
Поверь мне, горжусь…
Мы обнялись. Говорить было нечего, да и не нужно было тут ничего говорить.
– Ты с Натальей еще не виделся?
Я помрачнел, отец затронул больную тему. Что ей говорить, и что вообще у нас с ней будет после всего что произошло – я не только не представлял, но и боялся представлять.
– Нет… И честно говоря, даже не знаю, что будет…
– Мать переживает – тихо проговорил отец, оглянувшись на дверь – она думала внуков понянчит, а тут такое… Не расстраивай ее, ладно.
– Не буду. Только я и сам не знаю. Что делать. Честно.
– Да я и сам не знаю – горько усмехнулся отец – и хотел бы тебе посоветовать, да не знаю что. В мои времена таких вот запуток не было, все проще было. Одно скажу – ты на Наталью делишки отца ее не переноси. И поддержи ее, как мужик поддержи.
Она все-таки без отца осталась.
– Да поддержать то поддержу – тяжело вздохнул я – только думаю, не простит она меня. Для нее все прокурорские теперь враги. И я – в том числе.
– Значит судьба такая… А жаль, хорошо вы с ней друг другу подходили. Впрочем, любит – простит… – отец крякнув, поднялся, прошелся по комнате – и все таки я тебе не сказал, что хотел сказать. Ты рапорт на получение оружия напиши.
– Рапорт? – недоуменно сказал я – да с каких дел. У меня сейчас все дела – одна сплошная экономика, какое оружие. Только посмеются надо мной. Мол, в ковбоев поиграть решил.
– А ты все-таки напиши – твердо сказал отец – а там и посмотрим. Если уж ты опять начал лезть во все тяжкие, получай оружие, хоть мне немного спокойнее за тебя будет. К нам сюда ты, конечно, не переедешь, даже на время?
– Не перееду – твердо сказал я – с чего я должен сюда переезжать? У меня квартира есть, там и живу.
– Ну, я иного и не ожидал – усмехнулся отец – только оружие ты все-таки получи.
И будь осторожнее…
Картинки из прошлого
Ферганская долина 1976 год, вечер…
– Сашка!
Крик во дворе раздался, едва Сашка Коновалов вышел из-за стола. Воровато оглядевшись, тот выскочил на балкон.
– Выходи! – Его закадычные друзья – Али и Ислам стояли под окнами с весьма воинственным видом.
– Щас! – махнув друзьям рукой, Сашка проскочил обратно в комнату, начал разыскивать кеды – Ты куда? – крикнула из кухни бабушка – Ба, я с друзьями… Металлолом собирать…
– Какой металлолом на ночь глядя?!
– Пока, ба… – держа кеды в руках, Сашка выскочил за дверь На самом деле, Сашка, Али и Ислам действительно собирались подсобрать немного металлолома, вот только не там, где это делали обычно октябрята. И сдавать его они тоже не собирались. Ислам не далее как вчера сказал, что старшие пацаны показали ему лазейку в заборе, позволяющую проникнуть на территорию местной воинской части, на стрельбище. Вот друзья и решили пробраться, когда немного стемнеет и занятия на стрельбище прекратятся и пошариться в районе мишеней и стрелковых позиций. То, что военные просто не замечали – стрелянные пули и гильзы – для десятилетних пацанов было огромным богатством, каждая гильза с пулей легко могла быть обменяна на мороженое или пирожок. А уж если удастся найти целый патрон…
– Слушай… А там нас не поймают? Меня отец предупреждал – к военной части ни ногой!
Пару лет назад произошел несчастный случай – случайным выстрелом (первогодок чистил автомат, нарушая технику безопасности) была тяжело ранена женщина, идущая по дороге рядом с казармами. С тех пор все детям строго настрого запретили и близко подходить к части, зачастую подкрепляя внушение широким кожаным ремнем – для профилактики.
– Не боись! – авторитетно произнес Ислам, он был старше своих друзей на год и в компании он был заводилой – не поймают. Я вчера наблюдал – с шести часов на стрельбище ни одного человека, а сейчас полседьмого. Стемнеет в восемь, за это время мы карманы набьем и смотаемся… Да и от казарм – почти километр, если за нами выбегут – мы быстрее через забор смотаемся. Все продумано!
Странное это было время… По нынешним меркам – другой мир, другая цивилизация.
Жизнь устраивалась и складывалась совершенно по-другому, не так как сейчас.
Сашка был русским, его отец работал заместителем главного инженера на комбинате, добывавшем золото. Али был таджиком, Ислам – узбеком. Но они дружили уже три года, и никому даже в голову не приходило поинтересоваться национальностью друг друга. Любая семья была рада принять друзей своего сына в гости, накормить, чем Аллах послал. Никто даже представить не мог, что мир, в котором все жили сообща, рухнет в считанные месяцы и наступит время, когда русские, таджики и узбеки начнут убивать друг друга, захлебываясь в национальной и религиозной ненависти.
Тогда это никому не могло и в голову прийти…
– Я, кажется, рубашку порвал…
– Не хнычь, девчонка… – Ислам ответил Али подзатыльник – на обратном пути зайдешь ко мне, зашьем. И вообще – тише ты! Хочешь, чтобы нас поймали?
Метрах в двухстах от небольшой дыры в заборе, через которую только что на стрельбище пролезли пацаны, человек в маскировочном костюме осторожно поднял автомат с глушителем, прицелился…
На следующий день…
Правоверные!
Кяфиры убивают наших детей. Вчера, на стрельбище воинской части они убили троих наших детей! Они безбожники, они запрещают нам молиться Аллаху! Все правоверные мусульмане должны сплотиться и дать отпор кяфирам! Покараем неверных собак!
С нами Аллах!
– Товарищ полковник!
Полковник Мингазов, командир расположенной в Ферганской долине воинской части резко повернулся…
– Там… Там лейтенант Петровский! Его местные на базаре избили…
Выругавшись последними словами, полковник бегом бросился к санчасти, стоявшие на крыльце врачи молча расступились.
– Где?
– В третьей, товарищ полковник…
– Сюда нельзя! Нельзя, товарищ полковник!
Лейтенант Петровский лежал на каталке, смотреть на него было страшно. В углу палаты почти беззвучно плакала жена.
– Что?
Один из врачей повернулся.
– Без рентгена не скажу. Кажется, рука и ребра, сотрясение мозга вдобавок. И ножом порезали, правда несильно… Идите, товарищ полковник, не до вас…
Мингазов выскочил в коридор, ошалело огляделся по сторонам. Все то, что происходило в последний день, было настолько дико, что он просто не знал, как реагировать.
– Борщев! – гаркнул он, увидев в конце коридора начальника штаба полка Подполковник Борщев повернулся на крик, поспешил к командиру полка.
– Значит так… – в голове мутилось – объявляй казарменное положение. Пока все это не уляжется, из казарм никому ни ногой. Никаких увольнений, ничего.
Начинайте и семьи в казармы перевозить, у тех, кто в городе живет.
– Оружие выдавать?
С пронзительным, серебристым звоном в конце коридора разлетелось окно. Камень…
– Выдавай. Только офицерам. Усиль везде посты, особенно около оружейных складов.
Неровен час, отбиваться придется. Машина у тебя здесь?
– Да.
– Я заберу. На стрельбище сгоняю. Ты за старшего.
– Есть!
На стрельбище шла обычная криминалистическая работа, у края стрельбища стояли две патрульные "канарейки", УАЗ и Волга. Недалеко от забора столпились люди.
– Жди здесь, машину не глуши.
Водитель кивнул, полковник выскочил из машины еще на ходу и бросился к скоплению людей.
– Вы кто, представьтесь! – в нескольких метрах от места преступления его остановили – Полковник Мингазов, командир воинской части Стоящий неподалеку невысокий, темноволосый мужчина в летнем белом костюме, что-то писавший на листе бумаги, положенном на папку (старая привычка следователей – прим автора) поднял голову от бумаг, подошел ближе.
– Следователь Гафаров. Вы командир части, к которой относится это стрельбище?
Мингазов кивнул – Пропусти!
Милиционер отступил в сторону, давая дорогу.
– Осторожнее, давайте здесь встанем. Ближе не надо, можно затоптать улики. Я должен задать вам несколько вопросов относительно произошедшего.
Полковник снова кивнул, достал из кармана сигареты…
– Вчера на стрельбище проводились занятия?
– Нет – твердо ответил Мингазов – Уверены? – прищурился следователь – Уверен, чтоб вас! – сорвался полковник – вы за кого нас принимаете? Если на стрельбище поводятся занятия, командир части должен об этом знать, иначе он никакой не командир. Есть утвержденный график занятий, вчера никаких занятий не было. Могу показать.
– Обязательно – кивнул Джафаров – это мы потом поедем и оформим выемку под протокол, как полагается. А вчера вообще кто-нибудь мог стрелять на полигоне без вашего ведома?
– Быть такого не может – скривился Мингазов – как и из чего этот кто-то будет стрелять? Для проведения стрельб надо получать оружие, боеприпасы, оформлять ведомость, потом израсходованные боеприпасы списывать по ведомости – в общем, дольше бумаги будешь писать, чем стрелять. Просто так никому ни оружие, ни патроны к нему не могло быть выдано.
Следователь понимающе кивнул, в милиции была та же самая проблема – с бумагами…
– А кто-то из часовых? Мог он, например, открыть огонь, если увидел, что на стрельбище кто-то есть?
– Не мог. У него же патроны тоже выданы по ведомости, если он израсходовал патроны – как он потом сдавать их будет? Патронов не хватит. Кроме того – почему он не доложил о применении оружия, почему никто из личного состава части не слышал выстрелов? Не мог. Кстати, как пацаны?
– Одного в Ташкент увезли, в тяжелом состоянии. Шансов мало. Еще двое – насмерть.
– Понятно… – полковник сжал кулаки – моя помощь в чем-то требуется?
– Если можно, пришлите человек тридцать – сорок, надо стрельбище прочесать.
Может, гильзы найдем, может еще чего…
– Так этих гильз тут навалом, это же стрельбище… – устало сказал полковник – через двадцать минут пришлю…
– Товарищ следователь? – невысокий человек лет сорока в камуфляжной форме махал от ограды – подойдите сюда…
Джафаров направился к ограде…
– Смотрите!
На одном из столбов ограды был четко виден след пули.
– Ну и что?
– А то! – прапорщик улыбнулся – след от пули свежий, это раз. Второе – как же пуля могла попасть сюда, это получается, что стреляли вон оттуда, со стороны мишеней…
– Надо извлечь пулю. Сейчас криминалист подойдет, пока будьте здесь.
– Зачем криминалист? Сами справимся – прапорщик достал штык-нож…
– Нет! – сказал следователь – так нельзя. Надо выпилить пулю вместе с фрагментом столба. И в таком виде доставить эксперту. Лучше пилу привезите, и долото, если в части есть…
Всем хорошо известны жуткие события, произошедшие в конце восьмидесятых в Оше и Фергане. Но мало кому известна их первопричина. А ведь все началось гораздо раньше, первые беспорядки произошли еще в застойном семьдесят шестом. Именно тогда американцы в сговоре с саудитами начали реализовывать план по отторжению южных республик Союза. И этот план сработал – на сто процентов. Те семена религиозной ненависти, которые посеяли ваххабитские проповедники, дали обильную поросль в восемьдесят девятом в Фергане, в девяностом в Оше и Узгене и, в конце концов, расцвели в начале девяностых городов кровавыми цветами гражданской войны и религиозного экстремизма на некогда мирной и счастливой территории бывшей Империи…
– Идут! – крик раздался с крыши, оттуда видно было лучше Вооруженная палками, камнями, охотничьими ружьями толпа приближалась к воротам воинской части. Над городком уже поднимались столбы черного, тошнотворного дыма.
Полковник Мингазов стоял у самых ворот, вместе с ним за УАЗом прятались еще два офицера с автоматами Калашникова и начальник штаба подполковник Борщев с рацией.
Все понимали, что разъяренную толпу, в которой больше двух тысяч человек, так не сдержать, но готовы были умереть. Умереть здесь, на КП воинской части, но не отступить, не дать озверевшим от крови бандитам ворваться внутрь и захватить склады с оружием. На крыше штаба воинской части тоже заняли позиции бойцы с автоматами, не меньше отделения…
– Что штаб?
– Да все то же – сплюнул Борщев – не поддаваться на провокации, обеспечивать безопасность…
– Мать их…
Толпа подошла уже очень близко, с громким стуком ударился о борт УАЗа камень.
Полковник поднял пистолет и один раз выстрелил. Пистолетный выстрел щелкнул подобно бичу дрессировщика на арене и толпа на какую то секунду отхлынула назад, потом подалась вперед. И – остановилась. Самое главное – остановилась.
Вперед на несколько шагов вышел пожилой мулла, его черные как смоль глаза горели лютой ненавистью. Полковник Мингазов спрятал пистолет в кобуру, вышел из-за УАЗа и тоже сделал несколько шагов вперед.
– Ты кто? – спросил мулла по-русски, но с нарочитым, выставленным напоказ местным акцентом.
– Командир части полковник Мингазов – коротко сказал офицер, глядя мулле прямо в глаза – Мы хотим знать, кто убил наших детей. Их убили вы. Мы хотим, что бы вы выдали солдат, которые расстреляли наших детей. Пусть их судит народ.
– Есть следствие, оно разберется. Я уверен, что солдаты и офицеры моей части не стреляли.
– Мы сами разберемся – сказал мулла – если вы не хотите выдать ваших солдат, мы сами пойдем и найдем убийц наших детей.
Толпа за спиной муллы глухо волновалась – При попытке прорыва на территорию воинской части будет открыт огонь на поражение – твердо сказал Мингазов Толпа за спиной муллы зашевелилась, из нее вышел мужчина лет сорока. Все почему то притихли.
– Это ты, Ахмет – сказал мулла – я рад, что ты пошел с нами… Ты же не хотел.
– Я передумал – громко сказал мужчина – я пришел сюда для того, чтобы узнать, кто убил наших детей!
– Кяфиры не хотят нам выдать тех, кто это сделал – сказал мулла, и толпа угрожающе заворчала, чувствовалось, что сейчас может произойти все что угодно.
– А я хочу спросить у тебя, хаджи Абдулло – громко сказал мужчина – ответь мне, кто и за что убил моего Али?
– Спроси у кяфиров, Ахмет…
– Я спрашиваю у тебя – Ахмет вынул из кармана смятую листовку и швырнул ее в лицо муллы – ведь это твои нукеры расклеивали листовки, ими обклеен весь город.
Моего сына убили вечером, а уже на следующее утро весь город был в листовках и ты призывал во время намаза всех правоверных идти и отомстить кяфирам. С тех пор, как ты совершил хадж, Абдулло, ты сильно изменился, в твоих словах поселилась ненависть. Этих листовок напечатано несколько сотен, за одну ночь столько не напечатать. Значит тот, кто это печатал и расклеивал, заранее знал, что мой сын погибнет. Вот я и хочу знать хаджи, за что ты убил наших детей…
Москва
Здание генеральной прокуратуры 29 августа 1978 года – Александр Владимирович?
– Да? – шеф повернулся ко мне – Александр Владимирович, Наталья приехала в город…
– Наталья – это кто?
– Дочь Беляковского…
– А… – Калинин сразу помрачнел, о том, что у меня были отношения с Наташей, он знал – и что ты хочешь?
– Я могу… получить тело Беляковского… для погребения?
Шеф тяжело вздохнул – Вообще то расследование идет… ладно, беру грех на душу. Через час заходи ко мне, бумажку я нарисую. Звони, пусть подъезжает в СИЗО, тело там должно еще быть.
И мы поедем в СИЗО, заодно разберемся, что Петухов накопал по Бриллианту…
Следственный изолятор N 2
"Бутырская тюрьма" В тесном кабинете, после нашего стука что-то грохнуло, раздались тяжелые шаги.
Дверь открылась, на пороге вырос майор Петухов, почему-то весь красный и в поту.
– Заходите…
Мы зашли в кабинет, шеф огляделся по сторонам…
– Ты что, железо что ли тягал?
– Точно. Пятьдесят раз каждой рукой. Нервы на взводе…
Калинин сел на стул, положил рядом с собой папку.
– А что у тебя по Бриллианту? Допросил?
– Мать его…
– Что?
– Короче муть какая то рядом с этим Бриллиантом происходит. Сам не могу понять, в чем дело.
– Подробнее! – шеф помрачнел.
– Короче начал я работать с Бриллиантом. Сами понимаете – вор в законе, не фуфло какое-то. На раз его не расколешь, даже я не смогу. Вчера до позднего вечера с ним бился – без толку. Ушел в глухой отказняк – я не я и лошадь не моя. Ведите меня в хату, гражданин начальник. Ну, я решил отдохнуть немного – и завтра продолжить…
– И?
– Вот тебе и "и". С утра прихожу – а Бриллианта нет!
– Как нет?
– А вот так вот – нет! Ни с того ни с сего приехали с утра пораньше огольцы из МУРа, представили постановление следователя о проведении следственного эксперимента по какому – то убою и забрали его для проведения следственного действия. Вот сижу, жду.
– Сидишь, ждешь… – шеф задумался – а давай-ка звякнем в МУР, уточнимся. У тебя тут выход в город есть?
– Через коммутатор – кивнул Петухов, достал из ящика стола старый, черный, еще сороковых годов телефонный аппарат, крутанул один раз диск номеронабирателя – Танечка ты? С МУРом меня соедини… С кем? – Петухов поднял глаза от аппарата – Убойный отдел – подсказал Калинин – там либо Глазко либо Писарчук либо Веремеев. Лучше Глазко Константин Иванович.
– Убойный отдел, Таня. Глазко, Писарчук либо Веремеев. Кто будет.
Секунда потекла за секундой…
– Алло? Да, да. Глазко Константин Иванович? Майор внутренней службы Петухов беспокоит, СИЗО N 2. У меня в кабинете старший следователь генпрокуратуры Калинин, с вами поговорить хочет. Да. Передаю трубку.
Шеф пододвинул стул поближе, протянул руку через стол и взял черную эбонитовую телефонную трубку.
– Костя? Да, я. Вот не знаю, это ты мне сейчас скажешь, нормально или нет. Мне информация нужна: сегодня от вас явились люди, забрали из СИЗО Бриллианта, думаю, ты его знаешь… Я так и думал. Короче забрали этого Бриллианта и повезли на следственный эксперимент к вам по какому – то убою. Ты не мог бы выяснить, по какому убою, кто с ним работает и где, в кабинете или на месте? И если он еще у вас – скажи, чтобы пока его обратно не отправляли. Я к вам подъеду, у меня к этому деятелю вопросов выше крыши накопилось. И сюда мне перезвони, я здесь буду твоего звонка ждать. Все, жду…
Положив трубку, Александр Владимирович выжидающе посмотрел на Петухова – Сейчас узнаем, где его крутят. И по каким делам. Ты бы хоть чайку для гостей поставил, что ли…
– Это мигом…
Майор Петухов достал из стола большую, почти литровую жестяную кружку для воды, хлопнув дверью, вышел в соседнюю комнату. До нас донесся отчетливый скрип крана и журчание воды.
– Александр Владимирович…
– Что?
– А почему здесь в тюрьме у начальника оперчасти отдельный туалет и умывальник?
Да еще и холодильник.
– Так это потому, что если к нему зэка приводят, кто освещает обстановку в камерах, то выводить их в общий туалет, если приспичит, нельзя – кто-то может понять, что человека "от кума" привели. Если зэки узнают, что кто-то на кума работает, "стучит" грубо говоря – таких избивают, насилуют, часто убивают. А тут – все в одном кабинете. Холодильник – для колбасы, с агентурой же здесь колбасой расплачиваются. Такие вот дела.
Петухов вернулся с кружкой полной воды, примостил ее на сейфе, сунул туда самодельный кипятильник, включил в сеть…
– Тебя тут с этим самодельным кипятильником пожарники еще не долбают?
– Какие тут пожарники – усмехнулся Петухов – сюда пожарники не ходят…
– Везет… – вздохнул Александр Владимирович – а вот у нас шерстят. Недавно с замом по АХЧ (административно-хозяйственной части – прим автора) ходили, смотрели по всем кабинетам. У кого в кабинете кипятильник – тем выговор. Есть столовая, ходи туда чай пить. И все.
Вода в огромной кружке весело забулькала, майор вытащил кипятильник, достал из стола пачку чая со слоном на этикетке и начал щедрыми горстями кидать чай в кипящую воду.
– Э, э! Я чай просил, а ты чифир делаешь!
– Чифир не чифир… Чая много не бывает. Тем более чай хорош – индюха натуральная (Индийский чай, со слоном на этикетке. Самый вкусный чай, который автор когда либо пил, если не считать кенийского. Вообще, дешевый чай обычно вкуснее, чем всякая ароматизированная бадяга в пакетиках – прим автора)… Ты лучше вон там, с полки посуду возьми, как раз на троих заварил.
Шеф поднялся со стула и достал три точно таких же самодельных кружки, поменьше.
– Это тебе что, чайный сервиз с зоны прислали?
– Точно, самодельный. У меня ведь на любой зоне считай, крестники есть. Вот, порадовали кума…
Даже не морщась, Петухов взял горячую кружку, разлил ароматный, почти черный кипяток. Густой чайный аромат заполнил кабинет…
– А что, сахара нет… – спросил я Петухов, а затем и Калинин расхохотались – Какой сахар… – через смех выдавил из себя Петухов – с сахаром дома на кухне будешь пить. А тут, настоящий зоновский чаек, такого ты больше нигде не отведаешь. А ты – сахарок, сахарок… Пей давай! Кстати, правильно зэки говорят – всем стройки коммунизма на чифире подняты. Эх…
Майор Петухов сделал богатырский глоток обжигающей черной жидкости из своей кружки, довольно крякнул.
– Заедать будете?
– Да нет, зачем… – ответил Калинин, тоже глотнув "зоновского чайку" – этот бы чаек, да после баньки…
– То верно – кивнул с серьезным видом Петухов – чифир после баньки самое то! Как на облаке по небу летишь…
Глядя на шефа, осмелел и я. Подул на кружку, чтобы не было так горячо. Осторожно отхлебнул… И чуть было не выплюнул обжигающий настой. Горький, до ломоты в зубах, горячий… Пока чифир обжигающим комком шел по пищеводу, я пытался немного прийти в себя – Привыкай… – усмехнулся Петухов – на чифире можно двадцать четыре часа в сутки работать, проверено. Привыкнешь, потом за уши не оттащишь.
Глотнул еще. Странно – но чифир мне уже нравился. В голове прояснилось, в теле появилась какая-то легкость, кровь прилила к лицу…
На столе у Петухова жесткокрылым жуком протарахтел телефон, тот снял трубку, послушал, передал трубку Александру Владимировичу. Тот взял трубку, прижал ее к уху, мрачнея с каждым словом, доносившимся из нее.
– Короче – готовь вазелин, Александр Васильевич – мрачно сказал шеф – нет ни убоя на Петровке 38, ни Бриллианта. Вообще ничего нет. Упустили твои вора…
ТЕЛЕФОНОГРАММА – РОЗЫСК
29 августа 1978 г. из СИЗО N 2 г. Москвы совершил побег из-под стражи:
– Тимофеев Петр Спиридонович, 1922 года рождения, уроженец с Красное Юрьев-Польского района Владимирской области. Особо опасный рецидивист. Ранее судим по ст. 108; 145; 146 УК РСФСР Может представляться Бойко Валерием Степановичем, Конотопом Александром Германовичем, Козловым Петром Станиславовичем. При себе может иметь холодное оружие.
Примеры: на вид лет пятьдесят, рост примерно 170-172 сантиметра, телосложение плотное, волосы черные. Татуировки:
На плечах: витые погоны – эполеты царского образца.
На правом предплечье: текст "Вор в законе", чуть ниже изображение пирата в косынке, зажавшего кинжал в зубах, на кинжале надпись "ИРА" На левом предплечье: текст "Пахан зоны", чуть ниже – изображение Иисуса Христа и надпись "БОГ" На груди: изображение церкви с четырьмя куполами, чуть выше надпись "МИР" На локтях: восьмиконечные звезды На спине: слева изображение монаха, бьющего в колокол, справа изображение сидящего тигра и подпись "ТИГР" На коленях: восьмиконечные звезды На ногах: на левой надпись "Они устали" на правой "Ходить под конвоем" Всем сотрудникам отделов внутренних дел принять меры к срочному задержанию Тимофеева.
От автора
Коли уж об этом зашла речь – объясню читателям значение татуировок, ибо каждая нанесенная в местах лишения свободы татуировка имеет значение.
Витые погоны эполеты – знак вора в законе, о том же свидетельствует и татуировка "вор в законе" Надпись "Пахан зоны" означает, что когда-то этот человек был "смотрящим по зоне" Пират с кинжалом и надписью ИРА означает, что заключенный принадлежит к категории так называемого "отрицалова" – лиц, отказывающихся сотрудничать с администрацией учреждения и перевоспитанию не поддающихся. ИРА переводится как Иду Резать Актив – то есть иду резать сотрудничающих с администрацией исправительного учреждения заключенных.
Изображение Иисуса Христа и надпись БОГ – переводится как Буду Опять Грабить.
Наносится лицами, отбывавшими наказание за грабеж Изображение церкви с четырьмя куполами – означает, что человек четыре раза отбывал наказание в местах не столь отдаленных. Купола дорисовываются после каждой отсидки.
МИР – переводится как Меня Исправит Расстрел. Символ отрицалова Восьмиконечные звезды на локтях – переводится "эти руки никогда не будут работать" Изображение монаха бьющего в колокол – показывает, что человек не отмалчивается, когда надо восстановить справедливость.
Изображение тигра и подпись ТИГР – переводится как Товарищи Идем Грабить Ресторан. Означает, что человек отбывал наказание за разбой. Одновременно означает, что носящий эту наколку свиреп, агрессивен и никого не боится.
Восьмиконечные звезды на коленях – переводится "эти ноги никогда не встанут на колени" "Они устали ходить под конвоем" – тут без комментариев, все понятно.
Петухов поставил недопитую кружку с чифирем на стол, помрачнел лицом.
– То есть как – нет?
– А вот так. Никто Бриллианта на следственный эксперимент не выдергивал. В МУРе про это и слыхом не слыхивали!
– Да как же это так? А документы, а сотрудники?
– Какие документы? Давай посмотрим. И тех, кто у тебя сегодня его выпускал – тоже пригласи.
Майор Петухов сорвал трубку телефона, нервно накрутил короткий внутренний номер…
– Тищенко ты? А где Тищенко? Вы что там, совсем охренели, что значит вышел? Мать вашу! Найти – и ко мне в кабинет! Пулей!
Положив трубку, Петухов допил остатки чифира – Совсем охренели в атаке. Старший смены во время дежурства куда то вышел.
Полный…
Через десять минут в дверь постучали…
– Заходите, не стесняйтесь!
В дверь вошел настоящий гигант, под два метра ростом, в военной форме с погонами внутренних войск, кажется старлей. Несмотря на свои размеры, было явно видно, что Петухова он по-настоящему боится. Поскольку свободных стульев не было, гигант так и остался стоять перед столом Петухова.
– Тищенко… – мрачно начал Петухов – у тебя кто сегодня утром на воротах дежурил?
– Та… – богатырь говорил с ярко выраженным украинским акцентом – Ковалев и Аршава. А что?
– А то! – рявкнул Петухов – твои остолопы на фуфло повелись! И вора в законе выпустили! Мать вашу, идиотов краснопогонных! Башкой хоть иногда думать надо, в нее не только едят! Давай сюда этих, б… архаровцев, да по одному! И смену не сдавать, пока не разберемся! Давай, давай, шевелись!
Из протокола опроса
Сержанта внутренней службы
Аршавы К.И.
– Итак, еще раз. Когда появилась эта самая Волга?
– Говорю же – в семь часов тридцать минут она появилась. Полвосьмого.
– В семь часов тридцать минут. То есть – до начала рабочего дня. Вам это странным не показалось?
– А какое наше дело? Наше дело – стоять на воротах, проверять документы. Если документы в порядке – пропускать. А там документы в порядке были – и пропуска и удостоверения и постановление следователя. Все документы у них были.
– Что у них была за машина?
– Волга, двадцать первая, серого цвета. Обычная, не милицейская.
– Номера, конечно не запомнили?
– Нет, мы же не записываем. Да и машина внутрь не въезжала, остановилась у ворот.
– Хорошо. Кто проверял документы?
– Да я и проверял. А Миша Ковалев потом сопровождать их пошел…
Из протокола опроса
Младшего сержанта внутренней службы
Ковалева М.Г.
– В общем Коля у них документы проверил, я по инструкции решил их сопроводить к старшему смены.
– Какой Коля?
– Да Кахабер. Сержант Аршава, мы его Колей зовем, так проще. Так вот – сержант Аршава проверил у них документы и говорит это, мне – мол, проводи товарищей к Тищенко, к старшему смены. Ну, я и пошел.
– Приметы этих людей запомнили? Сколько их было?
– Да, трое их было. Старший среди них – среднего роста, жилистый такой.
Темноволосый. Лет сорок на вид. Небольшой шрам у левой брови, такой, полумесяцем.
Его тот, что за рулем сидел – Николаем Павловичем называл. Тот, что за рулем сидел – повыше, лет тридцать – тридцать пять, волосы светлые коротко стриженные.
В темных очках на пол-лица. Я его запомнил, потому что такие же очки себе хочу.
Через стекло плохо видно было, он из машины не выходил. И еще один – тоже среднего роста, молодой, лет двадцать пять, среднего роста, черные волосы, усики небольшие. Больше не помню ничего.
– Одеты как были?
– Тот, который старший – в серый костюм, остальные двое – в черные. У старшего еще плащ был, он его через руку перекидывал.
– Татуировки?
– Нет, какие татуировки…
– Оружие было?
– У старшего и еще одного – было, пистолета Макарова. На входе они их сдали, как положено, на выходе забрали и еще…
– Что?
– Я на машину смотрел. Кажется там автомат лежал, в салоне. Я мельком видел…
– Твою мать… – Калинин оторвался от чтения протоколов – вот ведь придурки. В машине автомат лежит, с каких пор у МУРовцев автоматы. Мозги совсем не соображают.
– Только автомата нам в деле и не хватало… – мрачно заметил я – Это точно… (прим автора – в то время наличие у бандитов автомата расценивалось как ЧП союзного масштаба. А наличие на четырех человек двух ПМ и автомата – полный абзац вообще…) Из протокола опроса Младшего сержанта внутренней службы Тищенко Н.Ю.
– Какие документы предъявили вам те, кто представился сотрудниками МУРа?
– Старший предъявил служебное удостоверение, на имя капитана Крестовского Николая Павловича, сотрудника Московского уголовного розыска. И постановление следователя о назначении следственного эксперимента.
– А как этот самый Крестовский объяснил, что на постановлении следователя есть виза начальника СИЗО, при том, что самого начальника СИЗО в этот момент на месте не было?
– Он сказал: вчера кто-то из МУРа тут был и подписал заодно с другими документами. А забрать Тимофеева вчера он не мог по причине отсутствия транспорта. Вот они и приехали с самого утра…
– И вы не позвонили ни начальнику СИЗО, никому другому, вы не попросили их дождаться пока приедет начальник СИЗО или начальник оперчасти – вы просто выдали им Тимофеева. Так?
– Ну, документы же в порядке были. А они сказали, что торопятся…
– Полный абзац – злобно выругался Петухов – меня эта уродская тупость просто убивает. Они видите ли торопятся… Долбоебы!
– Ну а что ты хочешь… Срочники, мозгов совсем нет. Документы в полном порядке – они и выдали. Им то до дверцы – стоят на посту и стоят, а там хоть трава не расти…
– Ладно… Что делать будем?
– Что делать, что делать… Я в прокуратуру поеду, выясню кто и как будет дело возбуждать по факту побега. Попытаюсь договориться, чтобы дело приняла к производству генеральная прокуратура, сдается мне, тут есть явная связь с убийством Беляковского в камере. А ты – докладывай наверх и готовь вазелин…
– Б… – снова выругался Петухов и в это время раздался новый стук в дверь.
– Да кто там, б…!!
– Товарищ… майор… Там женщины… две… Говорят что за телом Беляковского пришли. Оно ведь у нас пока или в морг уже отправили?
– У нас, у нас… Что делать будем? – Петухов взглянул на Калинина – А что тут делать? Выдадим, бумага есть. Вон, пусть Сергей с ними разберется…
Наташу я увидел во дворе изолятора. Светленькая, худенькая, тонкая как тростинка, одетая в брючный черный костюм, высокая. Наталья абсолютно не была похожа ни на мать, ни на отца, ни вообще на еврейку. Сейчас она стояла, ожидая пока вывезут тело ее отца.
– Товарищ следователь, все, выдаем?
Я ничего не ответил, в голове словно звенел колокол. Пространство как-то сузилось и остались только я, Наташа и тонкая, огражденная невидимыми стенами тропинка между нами. Что же делать…
– Так выдаем?
– А? – я словно очнулся от забытья, солдат внутренних войск, уже напуганный тем, что произошло до этого, недоуменно смотрел на меня. Сзади стояли два зэка из активистов, они катили каталку с телом Беляковского.
– Товарищ следователь, мы тело вон этим выдаем? – в который раз уж, наверное, переспросил солдат – Да… да, да. Выдаем, конечно.
– Давайте, аккуратно только, чтоб вас! – прикрикнул солдат на зэков и те осторожно покатили каталку вперед. Следом пошел и я.
Как я прошел эти двадцать метров, которые отделяли меня от Наташи? Да, наверное, так же, как идет осужденный на расстрел. В голове была пустота. Полная. Я знал, что должен что-то сказать, но слов не было. И что делать, я тоже не знал.
– Наташа, я… – начал я Хлесткий звук пощечины плеснулся на стены, отразился от кафеля пола и стен, затих где то вдали. Я молча опустил голову…
Картинки из прошлого
Москва улица Фрунзе 19 Здание генерального штаба Советской армии 12 ноября 1973 года
– Товарищи офицеры!
Вошедший в кабинет начальник генерального штаба генерал армии Сергей Леонидович Соколов Махнул рукой – мол садитесь – сразу подошел к расстеленной на столе для посетителей крупномасштабной карте.
В кабинете, помимо Соколова присутствовало четыре человека. Сам генерал ГРУ Владимир Владимирович Горин, одетый в штатское, помимо Соколова и еще одного человека никто из присутствующих его не знал. Генерал-майор, Герой Советского союза, командующий Воздушно-десантными войсками, Василий Филиппович Маргелов среднего роста, подтянутый, со стальным рукопожатием. Начальник Главного разведывательного управления ГШ, генерал армии Ивашутин Петр Иванович – по настоянию Горина его все же сюда пригласили, потому что участие ГРУ в операции намечалось очень и очень существенное, а командовать через голову начальника генерал Горин не мог, да и не хотел. Последним из присутствующих был недавно назначенный Заместитель Министра обороны СССР – начальник Тыла ВС СССР маршал Советского союза Куркоткин Семен Константинович, боевой офицер, переведенный на это место с должности командующего ГВСГ (Группа советских войск в Германии – прим автора) всего с год назад. Без начальника службы тыла такую специальную операцию провернуть было бы просто невозможно. Последним из присутствующих был командующий ВВС, главный маршал авиации, дважды Герой Советского союза Павел Степанович Кутахов (личный счет 28 фашистских самолетов). Без командующего ВВС так же было не обойтись, потому что переброска техники и личного состава планировалась в основном по воздуху, ВВС же должно было наносить при необходимости бомбо-штурмовые удары. Невысокий, как и все летчики, он уже примерялся к карте опытным взглядом, намечая расчет сил и средств, потребных для проведения такой операции и аэродромы взлета.
– Владимир Владимирович?
Находившиеся в кабинете генералы плотно обступили лежавшую на столе карту Ирана и прилегающих к нему территорий.
– Итак. Суть оперативного плана "Молот" заключается в быстрой нейтрализации вооруженных сил Ирана и оккупации всей территории страны. При этом, сама операция должна занять максимум неделю, крупных боестолкновений с иранскими вооруженными силами предполагается избежать, за исключением района города Тегеран – столицы Ирана – где такие столкновения неизбежны…
Если бы на совещании присутствовал кто-то, он, несомненно, заметил бы, что среди присутствующих нет представителей ПГУ КГБ, которые вообще то на таком совещании были бы уместны. Начальником ПГУ КГБ СССР в то время был Федор Констатинович Мортин, до этого тринадцать лет проработавший первым заместителем у мудрейшего Александра Михайловича Сахаровского, возглавлявшего внешнюю разведку СССР пятнадцать лет. Мортин был настолько опытен, что например в документах Политбюро и Совета Министров СССР, поручения частенько отдаются именно ему, через голову начальника – председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова. Организуя это совещание, Соколов советовался и с Гориным и с Ивашутиным на тему возможного приглашения Мортина. Решили все-таки не приглашать – для офицеров ГРУ не было большим секретом, что Андропов уже "сожрал" Сахаровского, а теперь усиленно копает и под Мортина. На ключевой должности руководителя ПГУ ему нужен был "свой в доску" человек (Забегая вперед, в 1974 году Андропову все же удалось скинуть Мортина и посадить на его место своего бессменного зама, свою тень – Владимира Александровича Крючкова – прим автора). Ивашутин справедливо заметил, что Мортин сегодня есть, а завтра нет, и кто придет на его место – неизвестно. Скорее всего – человек Андропова. А документы останутся, и тогда о секретности операции можно будет забыть. Кроме того – придя в ГРУ с должности заместителя председателя КГБ Ивашутин сразу начал усиленно развивать агентурную разведку и аналитический отдел ГРУ, как бы создавая противовес КГБ. Готово было еще не все – но, по мнению Ивашутина ГРУшного агентурного и аналитического сопровождения операции должно было быть достаточно. Тем более, что можно было подключать и аналитиков Генерального штаба. В общем – решили Мортина не приглашать.
– В Иране установлен монархический режим, у власти находится шахиншах Мохаммед Реза Пехлеви. Существуют мощные вооруженные силы, подготовленные американцами, их личный состав насчитывает уже более двухсот тысяч человек и продолжает расти.
Для справки – в 1971 году личный состав вооруженных сил Ирана составлял сто шестьдесят одну тысячу человек. Надо сказать, что с 1942 году в боевой подготовке вооруженных сил Ирана активно участвуют Соединенные Штаты Америки. У Ирана с США заключено всеобъемлющее соглашение о военной помощи, в стране уже много лет действуют три американские военные миссии – ARMISH, MAAG, GENMISH, деятельность которых охватывает все вооруженные силы страны, в том числе и систему подготовки командных кадров.
Личная безопасность шаха обеспечивается так называемой Императорской гвардией "Бесмертных", численностью примерно в полк. Личный состав "бессмертных" проходит обучение в США на базах сил специального назначения.
Также в Иране существует мощная система разведки и контрразведки, так называемая САВАК (Сазман-е Эттелаат-е ва Амният-е Кешвар", иранская национальная организация сведений и безопасности – прим автора). САВАК курируется ЦРУ и особенно – израильским МОССАД, в ней полно их инструкторов и советников. Эта организация включается в себя как разведку, так и контрразведку и является эффективным средством поддержания личной власти шаха. Так, переворот генерала Теймура Бахтияра, первого директора САВАК был сорван, а там Бахтияр был впоследствии убит в Ираке. Надо сказать, что Иран является практически единственным государством ближнего Востока, где удалось эффективно уничтожить организацию "Свободные офицеры". (Глубоко законспирированная организация молодых офицеров армий государств Персидского залива, которые пользовались поддержкой иностранных спецслужб, преследовавших свои цели в этом богатом природными ресурсами регионе. Деятельность этой тайной организации была предельно эффективной, ее членами были совершены государственные перевороты в Египте (1952 г.), Ираке (1958 г.) Йемене (1962 г.), Ливии (1969 г.) – прим автора). Надо сказать, что по непроверенным данным, до трети всех иранских мужчин являются осведомителями САВАК.
В 1960-х годах при содействии США и стран-участниц СЕНТО Иран осуществил несколько поэтапных планов реорганизации и модернизации своих вооруженных сил (план "Эф-Шин", план "Тадж"). Поэтому – на сегодняшний день Иран обладает без преувеличения наиболее мощными вооруженными силами в ближневосточном регионе.
Иран имеет границы с четырьмя независимыми государствами – Афганистаном, Пакистаном, Ираком и Турцией и с тремя советскими республиками – Арменией, Азербайджаном, Туркменией. Границы очень протяженные, как наземные, так и морские. Для начала разберем ситуацию с нашими границами. Со стороны Армении на границе – сплошные горы, не пройти. Со стороны Азербайджана и Туркмении – ситуация чуть лучше, но все равно. Использование тяжелой бронетехники техники затруднено практически на всей территории Ирана.
Сделав паузу, генерал Горин украдкой оглядел лица внимательно слушающих его офицеров. Соколов серьезнее и сосредоточен, на лице Маргелова застыло выражение "а мы их сейчас…", Ивашутин и Кутахов о чем-то серьезно думают, Куркоткин чем-то недоволен. Глубоко вдохнув, Горин продолжил.
– Суть оперативного плана "Молот" заключается в следующем. Атаковать Иран в лоб считаю недопустимым, это приведет к огромным потерям в армии и возможному вмешательству армии США. Поэтому. На первом этапе операции я предлагаю провести ряд акций прикрытия, для дестабилизации режима шахиншаха и отвлечения его внимания от Советского союза и границы с ним. Кроме того – необходимо подготовить параллельное правительство Ирана из членов ТУДЕ (Иранская коммунистическая партия – прим автора). Данные акции прикрытия должны привести к достижению оперативных, тактических и психологических преимуществ и создать необходимые предпосылки для проведения второго этапа операции "Молот". Основная операция в рамках плана "Молот" намечается примерно на 1980 год и заключается в захвате Тегерана силами воздушно-десантных войск и отрядами специального назначения ГРУ ГШ. После чего новое правительство немедленно заключит договор о дружбе и сотрудничестве с СССР и попросит ввести на территорию Ирана ограниченный контингент советских войск. В этом случае Соединенные штаты Америки вмешаться в ситуацию не смогут – просто не успеют. Военной миссии США новым правительством будет предложено добровольно покинуть страну. Думаю, что если Тегеран будет наш и правительство сидящее в нем – тоже, предпринимать решительные действия США не рискнут.
– Какие мероприятия планируются в качестве акций прикрытия? – поинтересовался генерал Ивашутин – Их несколько. Дестабилизация может быть как внутренней – вооруженные выступления внутри страны, диверсии, так и внешней – агрессия или угроза агрессии другого государства. Для достижения максимального результата предлагаю использовать оба метода.
Теперь кратко – военно-политическая ситуация в граничащих с Ираном государствах.
По плану "Молот" одно из государств, непосредственно граничащих с Ираном, должно отвлечь внимание Иранского генерального штаба от подготовки военной операции со стороны СССР. Как я уже сказал, таких государств может быть четыре: Турция, Пакистан, Ирак и Афганистан. Со стороны Персидского Залива есть еще ОАЭ, Катар и Саудовская Аравия, но их я опускаю – должна быть угроза именно наземного вторжения. Поэтому – именно одно из этих четырех государств.
Турция – член НАТО, там постоянно происходят военные перевороты. Достаточно сильная армия, есть ВВС и ВМФ. Граничит с нами. В общем – лучше не связываться.
Пакистан – армия намного слабее турецкой, членом НАТО не является. Да и серьезным противником для Ирана – тоже. Про Афганистан я и не говорю – нормальной армии там нет. Поэтому и Пакистан и Афганистан отпадает, равно как и Турция. Остается единственный реальный противник – Ирак.
На данный момент Ирак является единственным реальным противником Ирана, армию которого к тому же можно быстро довести до уровня, позволяющего прямо противостоять Иранским вооруженным силами. В Ираке на данный момент установлен просоветский социалистический режим, правящей партией является БААС (Партия арабского социалистического возрождения – прим автора), во главе государства стоит генерал Ахмед Хасан Аль-Бакр, он же возглавляет партию. Значительной властью в стране обладает вице-президент Садам Хусейн, на которого тоже следует делать ставку.
В настоящее время между Ираком и Ираном существуют предпосылки к серьезному вооруженному конфликту. Причиной является пограничный спор относительно государственной принадлежности реки Шатт-Аль-Араб. Если Иран настаивает на проведении границы по середине русла реки, то Ирак захочет получить оба ее берега, включая принадлежащий Ирану восточный берег, где расположены два крупных речных порта – Абадан и Хорремшехр. Ситуация усугубляется еще и тем, что в русле реки и по обеим ее берегам расположены крупные месторождения нефти.
Исходя из полученных в ходе подготовки плана данных я предлагаю с целью отвлечения внимания Ирана от СССР спровоцировать конфликт между Ираком и Ираном.
За счет этого лучшие и наиболее боеспособные подразделения иранских вооруженных сил будут стянуты на границу с Ираком, за счет этого оборона Тегерана будет значительно ослаблена.
– У нас есть агентура в руководстве Ирака? – поняв голову от карты, спросил Соколов, обращаясь к Ивашутину – Агентуры как таковой нет, страна социалистической ориентации… Но офицеров, ориентированных на нас в иракской армии много. В конце концов, практически все офицерские кадры новой армии Ирака проходят обучение в советских военных ВУЗах, есть и немало гражданских студентов. Если надо – через год у нас в Ираке будет несколько сотен агентов, серьезная агентурная сеть. Советники опять таки там находятся, можно провести работу через десятое управление (Десятое управление генерального штаба МО СССР, занималось отправкой военных советников за границу – прим автора). Можно и радиоразведку на Ирак переориентировать, если нужно…
– Нужно – сухо сказал Соколов – план разведмероприятий мне на стол. Срок – неделя. И обеспечьте надлежащую секретность.
– Есть.
– Каким образом мы спровоцируем конфликт между Ираном и Ираком? Вы уже продумали этот момент? – поднял глаза от карты Ивашутин, обращаясь к Горину – Задача это сложная и может занять не один год. Детального плана у меня пока нет – признался Горин – для того, чтобы его разработать, нужно плотно поработать с агентурными данными, скорее всего и выехать на место в роли военного атташе или кого-то в этом роде. Психология – материя очень тонкая… Тем не менее. Из всех военных и политических деятелей Ирака я выделил вице-президента Саддама Хусейна. В настоящее время именно он курирует внешние сношения Ирака, часто бывает за границей – поэтому достать о нем более подробную информацию сложности не составило. Про президента Ирака Ахмеда Хасана Бакра, например информации намного меньше. Тем не менее, я потратил несколько дней на изучение личности Хусейна, даже заказал его психологический портрет. И вот что мне написали: "Саддам Хусейн аль-Тикрити аль-Маджид обладает ярко выраженным нарциссичным складом личности. Психологические травмы, полученные им в детстве озлобили его. Этот человек подозрителен и агрессивен, склонен к импульсивным вспышкам ярости, однако это не исключает наличия у него здравого рассудка и способности совершать осмысленные и продуманные на несколько шагов вперед трудности. Яркий индивидуалист, упрям и не в состоянии объективно оценивать трудности. Является параноиком (что не исключает его вменяемости) и социопатом. Считает что цель оправдывает средства, для достижения целей готов идти на все." Считаю, что перед нами – не только будущий лидер Иракского государства, но и звезда всей арабской политической сцены, тем более что в деятельности партии БААС изначально заложены идеи арабского единения, панарабизма. Президент Ахмет Хасан Бакр не такой.
Несмотря на то, что он получил военное образование, является генералом, в перспективе он власть вряд ли удержит. Он расчетлив, в чем то даже флегматичен.
Поэтому для реализации нашего плана мы должны делать ставку именно на Саддама Хусейна, не забывая конечно поддерживать контакты и с Ахмедом Хасаном Бакром.
– Великолепно… – мрачно произнес Соколов – только я не понимаю, с какой стати мы должны поддерживать этого психопата? Такой человек как Хусейн, придя к власти, он вообще может поменять ориентацию страны. Нам что, нужен второй Садат с его Кэмп-Дэвидом? (Анвар Садат, президент Египта, в 1972 году выслал из страны советских военных советников и пошел на сближение с США. Апофеозом такой политики стал договор с Израилем, подписанный в 1979 году в Кэмп-Дэвиде США.
Убит шестого октября 1981 года во время военного парада офицерами-заговорщиками при очень подозрительных обстоятельствах – прим автора). Может лучше тогда вообще этого Хусейна спрофилактировать, пока все не зашло слишком далеко?
– Не нужно… – улыбнулся Горин – если Хусейн придет к власти в Ираке, ему этого будет мало. Конечно, для того, чтобы делать подобные заключения, материала у меня мало, но все же рискну – Хусейн видит себя в мечтах не просто руководителем Ирака. Ему нужна власть над всем арабским Востоком, всего без исключения. Он мечтает создать великую империю и властвовать в ней. Учитывая его психологические проблемы, нужно будет только немного подтолкнуть его в нужном направлении – а дальше он все сделает сам и именно так, как нам надо. Для того, чтобы быть до конца уверенным, мне нужно лично съездить в Ирак и познакомиться с товарищем Хусейном, пообщаться с ним в неформальной, так сказать обстановке…
– Под вашу ответственность… – покачал головой Соколов – если еще одна страна пойдет по дороге Египта и мы не сможем этому помешать – на Старой площади с нас голову снимут. И правильно сделают. Вы, кажется, еще упоминали про какой-то удар изнутри?
– Совершенно верно. – генерал Горин вытащил из папки и бросил на карту фотографию пожилого человека с длинной бородой в одеждах исламского муллы – это аятолла Рухолла Мусави Хомейни, высланный из Ирана за подрывную деятельности и выступления против режима. Что важно – сейчас он находится не где-нибудь, а в Иране, в священном для мусульман шиитов городе Неджеф, где занимается научной деятельностью, а также выступает с проповедями. Он является еще одним фактором раздражения в отношениях между Ираком и Ираном, но Бакр негласно поощряет эти проповеди. Этот человек вполне может подорвать режим иранского шаха изнутри.
– Каким образом? – поинтересовался Соколов – эти проповеди человека, который находится даже не в Иране, способны подорвать режим? При том, что как вы сами сказали, каждый третий иранец является осведомителем САВАК?
– Ну, один же человек смог… Владимир Ильич Ленин его звали. Я общался с профессором Гришановским из института стран Востока. В глазах большей части народа Ирана аятолла – воплощение Бога. Сейчас шахиншах Ирана всеми силами пытается модернизировать страну, подорвать влияние церкви – поэтому аятолла Хомейни имеет возможность называть его безбожником и агентом Израиля. Шаху нужно еще лет десять – пятнадцать, чтобы выросло новое поколение иранцев, поколение горожан для которых нормы ислама особого значения не имеют. Пехлеви спешит – но он может не успеть и он это прекрасно понимает. Если с одной стороны ударит Хомейни, а с другой стороны начнет работать ТУДЕ – у нее тоже не самые худшие позиции, особенно в иранском Азербайджане – то они если и не свергнут, то значительно ослабят режим. При этом, Советский союз может оказать негласную помощь сопротивлению. Возможности есть и по линии ЦК КПСС и по линии МИД и по линии ГРУ.
– Хорошо, допустим… – задумчиво сказал Соколов – все то что вы сейчас рассказали – обобщите и отдельной справкой мне на стол. Справку печатать в единственном экземпляре и передавать мне в руки, минуя секретариат и "входящие – исходящие" – это, кстати всех касается. Сколько времени вам понадобится?
– Десять дней – немного подумав ответил Горин – Хорошо. Десять дней. Теперь давайте перейдем к основной части операции.
– Основная часть операции заключается в следующем: после контролируемой дестабилизации режима одновременно должно произойти следующее. Ирак должен под любым предлогом – да хотя бы из за пограничного спора начать агрессию против Ирана. Иракские войска должны нанести отвлекающие удары, основная цель – ликвидировать или связать боем крупнейшую в этом районе военную базу Абандан. В это же самое время силами ВДВ и спецназа мы должны осуществить следующее.
Вначале забросить для окончательной разведки обстановки несколько групп спецназа ГРУ в район Тегерана. Далее. Ключ ко всему – три крупнейшие базы ВВС Ирана – Дошан Тапех, где располагается командование ВВС Ирана, Чарли-Морги и крупнейшая – Мехрабад. Все эти базы находятся в непосредственной близости к Тегерану. Во время первого этапа операции спецназ ГРУ должен вывести из строя управление всеми этими базами, уничтожить радиолокационное оборудование. Очень желательно уничтожить и командование баз, для создания большей паники. После чего под прикрытием истребительной авиации на эти базы десантируются парашютным способом две дивизии воздушно – десантных войск. Цель этих дивизий – окончательно зачистить все эти базы и занять оборону. После чего, используя возможности военно-транспортной авиации, на эти базы начинается переброска других частей и соединений. Одновременно части Среднеазатского военного округа начинают наступление через Эльбрус и пустыню Дашт-э-Кавир, захватывают базы Анжели, Ношар и Шари, части северокавказского военного округа начинают наступление в Восточном Азербайджане в направлении баз Табриз и Урумех. Высаженные же на военных аэродромах Дошан Тапех и Мехрабад части ВДВ и спецназа ГРУ начинают штурм Тегерана…
– Что скажете, Василий Филиппович? – задал вопрос Соколов Командующий ВДВ Маргелов не отвечая, зашел с другой стороны стола, примерился, словно игрок в биллиард.
– Какие силы у иранцев сосредоточены в районе Тегерана? – резко спросил он Мотострелковая и танковая дивизии. Плюс в самом городе – силы полиции и САВАК, до тридцати – сорока тысяч человек. Не армия, но в уличные бои можно вляпаться.
– Солидно… – задумчиво сказал Маргелов – как быстро нам смогут перебросить подкрепление? Если предположить, что на аэропортах я оставлю дивизию, то на штурм Тегерана остается только одна дивизия. Этого мало.
– Если использовать возможности среднеазиатского и северо-кавказского аэродромных узлов – твердо сказал Кутахов – то за день я смогу перебросить две мотострелковые дивизии со всем вооружением. Это если задействовать всю имеющуюся военно-транспортную авиацию и если удастся захватить все три базы, не повредив взлетно-посадочные полосы. И столько же – на следующий день. Безопасность в воздухе мы тоже берем на себя, кроме того, мы сможем нанести ракетно-бомбовый удар по позициям иранцев в случае серьезного сопротивления. Подходит?
– Вполне – кивнул Маргелов – этого должно хватить. Но все зависит от предварительной подготовки. Вступать в бой с танками и вести затяжные уличные бои в городе не хотелось бы.
– Хорошо – жестко сказал Соколов, как бы подводя итог всему совещанию – предварительно план принимаем, начинаем детальную проработку. Через десять дней жду каждого из вас с докладом. Напоминаю, что сам факт планирования операции "Молот" и все что относится к ней, является государственной тайной. Вопросы по операции есть?
Вопросов не было…
Москва
Здание генеральной прокуратуры 29 августа 1978 года, вечер – Здравствуйте, товарищи следователи… – в кабинет шумно ввалился подполковник милиции Константин Иванович Глазко, зам начальника отдела по расследованию убийств московского уголовного розыска. Настроение, судя по его виду, у него было хорошее. В отличие от нас…
– Здоровей видали… – мрачно ответил Калинин – присаживайся… (надо отметить – ни в милиции, ни в следствии никогда не говорят "садись" – только "присаживайся" Профессиональная привычка – прим автора) – Чай есть?
– С утра в Бутырке чифирнули, какой чай… Вон вода, в шкафчике чай, завари себе…
– То дело…
Поставив кипятиться воду, Константин Иванович оседлал старый, разбитый стул для посетителей, испытующе глянул на нас.
– Ну, рассказывайте, друзья мои, что происходит. А то сначала с утра ваш звонок, через час и у нас свистопляска началась. Начальник наш с утреца с бодуна – так на меня матом орал, чуть не лопнул. Как будто я пистолет пропил или что-то в этом духе. А я – ни в лес, ни по дрова, вообще не знаю, что и к чему.
– В общем, суть дела в следующем… – начал шеф – взяли мы нескольких торгашей за вымя, накидали им там много чего – там тебе и девяносто вторая (хищение госимущества совершенное путем присвоения или растраты либо путем злоупотребления служебным положением), и сто семьдесят третья (получение взятки) и сто семьдесят четвертая (дача взятки). И это только на первый взгляд. В том числе взяли Беляковского, директора горпищеторга. В доме, на даче у него – шаром покати, ничего нет. Зато две тысячи двести долларов – в книге дома, мало того еще и фальшивых.
– О как… Оказывается у нас директор горпищеторга валютчик и фальшивомонетчик.
Однако…
– Слушай далее. Только мы начали его вертеть на предмет, куда он неправедно нажитое спрятал, супостат такой – как в СИЗО контролер ошибается дверью и заталкивает его в камеру к уголовникам, где ему мигом ласты склеили (убили – прим автора). Начали мы этого парнишку, контролера колоть, кто его надоумил мирного валютного спекулянта в камеру к самым черным уголовникам засунуть. Тот и назвал Бриллианта, Петю – вора в законе. Самое главное – такую историю слезливую рассказал – что Петя Бриллиант лекарства для больной мамочки очень редкие пообещал достать. Вчера начали работать с Бриллиантом – а сегодня Петя с кичи подорвался, да так красиво! Приехали трое, на "волжане", с удостоверениями МУРовцев, с пистолетами, в машине автомат. С документами, оформленными как надо – комар носа не подточит. По документам, конечно, будет экспертиза, но на первый взгляд – шедевр просто. И теперь ищи – свищи Петю по всему Советскому союзу.
– А МУР то тут при чем оказался? – спросил Глазко, отключая кипятильник и заваривая чай – Да ни при чем. Просто эти гаврики на Волге представились МУРовцами, удостоверения показали. Верней удостоверение только один показал – некий капитан Крестовский Николай Павлович из МУР. Вроде как приехал за подследственным нужно срочно вывезти Бриллианта на следственный эксеримент. Настолько срочно, что нельзя дождать пока автозак до МУРа пойдет, вам же подследственных централизованно привозят – отвозят?
А ведь шеф далеко не всю информацию изложил, многое по делу Беляковского скрыл, не стал рассказывать. И о моей роли в этом деле тоже умолчал и о признании Беляковского.
– Вот ведь б… – выругался Глазко разливая чай, мало того, что за дело по башке дают – так теперь еще ни за что получим. Что за… Как ты говоришь этот, с удостоверением представился?
– Крестовский Николай Павлович.
– Как фамилия?
– Крестовский – повторил шеф – ты его знаешь, что ли…
В ответ Глазко расхохотался, едва не выпустив из рук стакан с обжигающим напитком…
– Ну, Бриллиант… Ну сука… Ну, вора… Ну, черт засиженный… Ведь мало того, что он над нами поглумился – он над нами еще с выдумкой поглумился, с фантазией…
Ну, сволочь… Ведь это же надо так с СИЗО подорваться, кому рассказать – не поверят… А краснопогонные клювом прощелкали… Ну, Бриллиант…
– Ты это о чем… – мрачно спросил Александр Владимирович – чего ты смешного во всем этом дерьме увидел.
– Да вот что… – пояснил Глазко, приходя немного в себя и отхлебывая чай – фамилия эта – Крестовский – зуб даю, не случайно была выбрана… Ох, не случайно…
В картах четыре масти – пики, черви, бубны и крести. Крести считаются исконно воровской мастью. Зуб даю, отсюда и фамилию они придумали и на ксиве нарисовали – Крестовский. Они как бы нам намекали, кто они такие… Ох, черти хитрожопые…
– Да, хреново… – сказал я – Куда уж хреновей… сказал Калинин – а подполковник Глазко веселится, потому что не его отделу все это дерьмо с побегом расхлебывать. А у нас – в городе вооруженная автоматом банда. Да еще с удостоверениями сотрудников МУРа, которые даже в СИЗО не раскололи…
– Оно так – согласился Глазко – кто расследование вести будет?
– Я попросил истребовать дело – сказал Калинин – слишком много параллелей с делом Горпищеторга нарисовывается. И очень нехороших параллелей. Так что ты не веселись, свою долю поручений следователя тоже отхватишь, на спокойную жизнь не надейся…
– Покой нам только снится… – отозвался Глазко.
А мне вся эта история с побегом не нравилась все больше и больше. Отхлебывая чай, заваренный Константином Ивановичем, я находил в ней все больше и больше нестыковок…
– Александр Владимирович?
– Да? – шеф обернулся, посмотрел на меня.
– Покурить не желаете? – я кивнул головой в сторону туалета. Глазко ушел в противоположную сторону, вниз к лифтам и к машине.
Наш тайный пароль… Все серьезные дела, когда не нужны были посторонние уши ни в каком виде, мы обсуждали в туалете.
Толкнув дверь, я прошел в темный, гулкий, пустой к этому времени мужской туалет, вошедший следом Александр Владимирович включил свет. Мельком глянул на кабинки – пусто, а иначе и быть не могло – рабочий день закончился.
– У меня есть соображения, по побегу Бриллианта, хотелось бы обсудить, пока мысли свежие есть в голове…
– Давай, обсудим… – сказал шеф, привалившись спиной к стене и закуривая сигарету – Вам не кажется что побег какой – то… нарочито наглый, что ли…
– Ну так… Бандиты, они и есть бандиты… Наглые – это верно, просто нахрапом сработали.
– Почему у них в машине открыто лежал автомат?
– Ну не открыто, его мельком увидели. Могли бы и не увидеть. И потом – у них удостоверения сотрудников МУР, забыл?
Тем не менее, Калинин сказал это как-то неуверенно. По его виду было понятно, что он тоже серьезно задумался над всем этим…
– Ну, хорошо. У них есть удостоверения сотрудников МУР. Но ведь любой чрезмерно бдительный сотрудник ГАИ может остановить машину, увидеть автомат и проверить номера удостоверений, проверить по базе данных. И тогда что? Если у них фальшивые удостоверения – зчем им так рисковать?
– Оно так…
– А зачем эти деятели полезли с фальшивым постановлением и фальшивым удостоверением внутрь Бутырки? Ну, ладно, попались им на дороге такие вот контролеры – раздолбаи, а если бы попались бдительные контролеры? Если бы они стали проверять опять таки номер удостоверения? Звонить в МУР и выяснять, работают ли у них такие люди? И потом – Бриллиант начал колоться только вчера – как они смогли так быстро среагировать? Ведь у них возможностей завалиться было – масса. Нужно было брать откуда-то бланки документов, узнавать фамилию следователя Мосгорпрокуратуры, на которого можно сослаться. Какое дело он ведет.
Изготавливать фальшивое постановление, рисовать подписи. Вам не кажется, что за один день – слишком большая работа для группы уголовников, пусть даже и серьезной группы?
– Кажется – кивнул Александр Владимирович, он уже видимо понял, к чему я веду, но хотел дать высказаться мне – и что дальше?
– Я бы сунулся в такое дело – приходить в СИЗО с фальшивым документом, освобождать подследственного, причем не просто обычного подследственного, а вора в законе только в одном случае. Если при проверке моего удостоверения выявится, что оно на самом деле выдавалось и именно Крестовскому Николаю Павловичу. Вот так вот. Я думаю и оружие, по крайней мере, у одного из них было табельное, и автомат они не то чтобы открыто держали – но и не скрывали особо. По этой же самой причине – проверка ГАИ должна была оказать подлинность удостоверения. И мне даже кажется, я понял – что это за удостоверение…
– Ты хочешь сказать, что у них были документы прикрытия? (от автора – в данном случае имеется в виду, что для сотрудников КГБ, которым по служебной надобности нужно было иметь какое-то удостоверение, но не КГБ СССР, выдавались удостоверения сотрудников уголовного розыска – подлинные удостоверения, но на вымышленные имена и фамилии. Проверка по базе данных показала бы, что такое удостоверение существует, именно за этим номером, и выдано именно на указанного в нем человека).
– Именно. Документы прикрытия. И тогда сразу становится ясным – кто и зачем все это устроил – убийство Беляковского и побег Бриллианта. Ведь перед смертью Беляковский назвал вполне конкретную службу, переправляющую на рубеж деньги и ценности на огромные суммы. И тогда – Бриллиант скорее всего убит, он уже отработанный материал. Неясно только – почему Бриллианта не убили в камере СИЗО, для чего надо было громоздить столь сложную и опасную для всех участников комбинацию.
– Зато я знаю… – сказал шеф – ты еще слабо разбираешься в блатном мире, а вот я навидался. Дело в том, что Бриллиант вор в законе. Нельзя просто так подписать арестанта или даже контролера СИЗО на убийство вора в законе. По блатным понятиям тот, кто убил вора в законе, должен быть казнен самой страшной и мучительной казнью. Никто на такое дело не подпишется. А вот если Бриллиант совершил побег и пропал – дело совсем другое. Что с ним произошло на воле и где – это еще большой вопрос. Поэтому в данном случае уместен был именно побег…
Во время этого анализа я совершил одну ошибку. Страшную. Ни с того ни с сего я почему то решил, что Бриллиант убит. Хотя оснований для этого не было никаких.
Роковые последствия этой ошибки мне было суждено испытать потом…
Документ подлинный
Совершенно секретно
ЦК КПСС
1796
21 июня 1974 года 2 сектор
Подлежит возврату
Общий отдел ЦК КПСС
ЦК КПСС
Об информации для руководителей афганских прогрессивных политических организаций "Парчам" и "Хальк" об итогах визита Мухаммеда Дауда в СССР.
Руководители прогрессивных политических организаций Афганистана Кармаль Бобрак ("Парчам") и Нур Тараки ("Хальк"), поддерживающие неофициальные контакты с ЦК КПСС через резидента Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР в Кабуле, вскоре после установления в стране в июле 1973 г. республиканского режима, используя прогрессивно настроенные элементы в ЦК республики, правительстве и армии, повели беспринципную междоусобную борьбу за укрепление позиций и влияния своих группировок, за право "представлять коммунистическую партию" в стране.
Вместе с тем они, равно как и прокитайские и националистические группировки, развернули активную политическую работу в армии и в государственном аппарате, что вызвало серьезное беспокойство главы государства и премьер-министра республики Афганистан Мухаммеда Дауда.
Особое беспокойство М. Дауда вызвала переданная ему органами безопасности информация о якобы вынашиваемых левыми силами планах отстранения его от власти, если он не пойдет на ускорение социально-экономических преобразований и перевода Афганистана на рельсы некапиталистического, а в дальнейшем и социалистического пути развития.
В феврале-марте 1974 г. М.Дауд провел ряд мер, направленных на подавление прогрессивных сил и запретил "Парчам" и "Хальк" заниматься политической деятельностью.
В январе 1974 г. К. Бобраку и Н. Тараки была высказана рекомендация (СТ 109-31гс от 8.1.74 г.) о необходимости прекращения междоусобной борьбы, воссоединения обеих группировок в единой партии и сосредоточении их совместных усилий на всемерной поддержке республиканского режима в стране.
Полагали бы целесообразным вновь высказать им эту рекомендацию, которую можно было бы включить в информацию об итогах недавнего визита М. Дауда в Советский Союз. С информацией следовало бы ознакомить совпосла в Кабуле.
Проект постановления ЦК КПСС прилагается Зам. зав международным отделом ЦК КПСС (Р. Ульяновский) 21 июня 1974 г.
N 25-С-1183
СТ-149
N СТ129/11С от 26.06.1974 г.
Особая папка
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Секретариата ЦК Коммунистической партии Советского Союза Об информации для руководителей афганских прогрессивных политических организаций "Парчам" и "Хальк" об итогах визита Мухаммеда Дауда в СССР.
1. Утвердить текст телеграммы, содержащей информацию для руководителей афганских прогрессивных политических организаций "Парчам" (К. Бобрака) и "Хальк" (Н.
Тараки) об итогах визита М. Дауда в СССР и направить ее по каналам КГБ в Кабул для передачи адресатам (прилагается).
2. С текстом телеграммы ознакомить совпосла в Кабуле.
Результаты голосования:
Принято на заседании секретариата ЦК 26.06.1974 г. Пр. 129 п. IIс.
"ЗА" – секретари ЦК т. Суслов М.А, Долгих В.И., Капитонов И.В., Катушев К.Ф., Кириленко А.П., Кулаков Ф.Д., Пономарев Б.Н., Устинов Д.Ф., Пельше А.Я.
Выписки: тов. Андропову, Пономареву 15.05.1978 г. Тов. Пономареву Б.Н. (указание тов. Боголюбова К.М.) Особая папка Приложение Шифром КГБ Кабул Резиденту КГБ При очередной встрече с К. Бобраком и Н. Тараки сославшись на поручение, передайте им следующее:
"В Москве высоко оценивают итоги официального дружественного визита в Советский союз главы государства и премьер-министра республики Афганистан Мухаммеда Дауда, которые зафиксированы в совместном советско-афганском заявлении, опубликованном в СССР и в Афганистане. Выражается уверенность в том, что этот визит внесет большой вклад в укрепление отношений дружбы и плодотворного сотрудничества между нашими странами. С большим удовлетворением отмечают тот факт, что свой первый визит за границу лидер республиканского Афганистана нанес в Москву, к своему северному соседу.
Непосредственное участие генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева, председателя Президиума Верховного совета СССР Н.И. Подгорного, и Председателя Совета Министров СССР А.Н. Косыгина в переговорах с М. Даудом и другими афганскими государственными деятелями, которые проходили в атмосфере сердечности, взаимопонимания и высокого уровня доверия свидетельствует о том большом внимании, которое советские руководители уделяют укреплению и расширению дружественных, добрососедских отношений с Республикой Афганистан, подъему этих отношений на новую, более высокую ступень.
В ходе переговоров был обсужден широкий круг вопросов двусторонних отношений и международного положения.
Советские руководители, идя навстречу пожеланиям афганской стороны, заявили, что Советский Союз, как и прежде, будет оказывать содействие своему южному соседу в реализации планов республиканского правительства, направленных на дальнейший подъем и развитие национальной экономики, повышение благосостояния и культуры афганского народа. Была достигнута договоренность по широкому кругу вопросов двустороннего сотрудничества, поставленных афганской стороной.
При обсуждении международных вопросов была выявлена общность или близость взглядов обеих сторон по многим из важнейших проблем, что с удовлетворением отметили советские руководители и глава республики Афганистан.
Можно с уверенностью сказать, что результаты официального дружественного визита М. Дауда в Советский Союз окажут благотворное влияние на дальнейшее развитие и укрепление тесной дружбы и плодотворного сотрудничества между двумя нашими странами на благо советского и афганского народов, в интересах всеобщего мира.
Расширение и укрепление дружественных советско-афганских отношений, базирующихся на принципах равноправия, взаимного уважения суверенитета, независимости и невмешательства во внутренние дела друг друга несомненно будет способствовать дальнейшему упрочению республиканского режима, утвердившегося в Афганистане в июле прошлого года. Это будет также содействовать стремлению афганского народа и руководства республики осуществлять назревшие социально-экономические преобразования, продвижению страны по пути мира, созидания, национального и социального прогресса.
Само собой разумеется, что задачи, стоящие перед Республикой Афганистан, очень большие и довольно сложные. "Но они, как показывает опыт, могут быть успешно решены" – заявил Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорный 5 июня 1974 года в речи на завтраке в Кремле в честь М. Дауда, – когда твердо проводится намеченный курс, в строительство новой жизни вовлекаются широкие народные массы, когда активно и сплоченно действуют силы, которые искренне заинтересованы в укреплении нового строя".
Перед прогрессивными силами Афганистана, объективно являющимися верными и надежными сторонниками республиканского режима, стоят огромной важности задачи.
В условиях непрекращающейся борьбы внутренней и внешней реакции, пытающейся реставрировать старые порядки, руководители прогрессивных организаций должны отбросить в сторону имеющиеся разногласия, так как продолжение междоусобной борьбы между ними лишь ослабляет их, и по существу льет воду на мельницу реакционных сил.
Интересам укрепления национальной независимости страны отвечало бы сплочение сил, объединенных сейчас в "Парчам" и "Хальк" с целью защиты интересов рабочих, крестьян, всех трудовых слоев афганского общества на базу сотрудничества с республиканским режимом и правительство республики во главе с Мухаммедом Даудом".
С текстом настоящей телеграммы ознакомьте совпосла Об исполнении доложите.
Москва Здание ЭКУ МВД 30 августа 1978 года
Сегодня я не выспался. Глаза в кучу, уши закладывает, как во взлетающем самолете.
Крыша едет. В общем – следователь из меня сегодня, честно говоря, никакой. С утра поехал не на работу в прокуратуру – поехал в экспертно-криминалистическое управление. Туда как раз должны были привезти тех архаровцев, которые проворонили Бриллианта в Бутырке – составлять фоторобот Николая Павловича Крестовского, якобы работника МУРа и иже с ним. Тогда я еще не знал – какое принято решение по этому факту, кто будет возбуждать дело и расследовать его – то ли мы, то ли МВД. Но если даже и не мы – дело меня интересовало, на получившиеся фотороботы я просто обязан был взглянуть. Да и мне надо еще попытаться кое-что сделать…
Составление фоторобота тогда было процессом долгим, даже очень. Неудобным и нудным. Это сейчас есть компьютеры, и есть специальные программы по составлению фотороботов – нарисовать можно минут за двадцать. Тогда же процесс заключался в следующем: в экспертно-криминалистическом управлении лежали здоровенные тома с "заготовками".
Лист бумаги с изображением человеческого лица разрезался на пять частей.
Прическа, лоб, глаза, нос и щеки, подбородок. Вариантов различных лиц были тысячи, все они были пронумерованы и подшиты в папки. Специалист, работающий со свидетелем, пролистывал варианты и выбирал по описанию свидетеля сначала прическу, потом лоб, потом глаза и так далее. В общем – из отдельных деталей, словно из конструктора конструировался человеческий образ. Потом полученный таким образом фоторобот размножали на ротопринте (была такая штука, жутко неудобная, не то, что нынешние принтеры – прим автора). В особых случаях со свидетелями работали профессиональные эксперты – художники, набрасывавшие портрет – фоторобот с нуля на картонке, по описаниям. Но это работа была еще более тяжелая, мутная, специалистов не хватало – и поэтому основная часть фотороботов делалась на основании этих самых заготовок.
Сейчас, в тесном кабинете сидели три специалиста ЭКУ и трое солдат внутренних войск – начальник смены и двое контролеров. Те самые идиоты, которые проморгали Бриллианта. Кабинет был тесный, эксперты и свидетели, сидели чуть ли не на головах друг у друга, пытаясь составить фотороботы лиц, приезжавших в СИЗО.
Вообще то работая таким образом, эксперты нарушали правила – в одном и том же кабинете нельзя было работать с тремя свидетелями, проходящими по одному и тому же делу одновременно. Видимо, свободных кабинетов в ЭКУ как всегда не было, один нашли для работы – и ладно…
Не желая мешать работе, я осторожно зашел, склонился к уху одного из криминалистов, тихо прошептал – Долго еще?
– Еще минут сорок. Пока можете посидеть, подождать…
– Да нет… Я лучше наверх пройду с начальством вашим поздороваюсь…
С начальством мне и в самом деле надо было поздороваться – и попытаться решить проблему, не дававшую покоя мне всю ночь…
– А, Сергей… Заходи, заходи…
– Здравствуйте, Генрих Витальевич Генриха Витальевича Рубинштейна я знал еще по университету – помимо своей работу в ЭКУ он еще умудрялся читать кое-какие курсы в университете. Причем на его-то курсах всегда была полна аудитория – в отличие от многих других профессоров, оторвавшихся от практики, Генрих Витальевич давал только те знания, которые реально могли пригодиться в следственной работе. Поэтому, на лекции и практические занятия Генриха Витальевича Рубинштейна "забивали" (забить – значит пропустить занятие, студенческий жаргон – прим автора) только идиоты.
– Как дела, как работа?
– Да работаем потихоньку…
– Ну так уж, потихоньку – рассмеялся Генрих Витальевич – ты ведь, как я помню по распределению в Генеральную прокуратуру попал?
– Вообще то да.
– А Генеральная прокуратура потихоньку – помаленьку не работает. Так что там у тебя?
– Вообще то, Генрих Витальевич, мне надо одного человека установить по картотеке.
Фоторобот есть, не слишком хороший, конечно, но есть. Мне следственное поручение писать или так обойдемся?
Вообще то следственное поручение мне писать не хотелось, иначе бы я уже давно его написал. Дело в том, что этот фоторобот был второй копией фоторобота того самого человека, который завербовал Беляковского. Первый фоторобот я отдал Владимиру Владимировичу и потом понял, что возможно совершил ошибку. Человек, изображенный на фотороботе, скорее всего был разведчиком или контрразведчиком, контрразведчиком же был и генерал Горин. Поэтому, могла получиться такая ситуация, когда Горину будет нужно прикрыть этого человека и он прогонит мне дезинформацию. Именно эта мысль пришла в голову мне вчера вечером, и из-за нее я не спал всю ночь. А мне надо было знать правду – хотя бы для Наташи…
– Обойдемся, ни к чему бумагу марать – решил Рубинштейн – сейчас сделаем. В лучшем виде.
Генрих Витальевич снял трубку, набрал короткий внутренний номер телефона…
– Витя? Витя, ты?… Слушай, дорогой, сейчас к тебе подойдет следователь Соболев из прокуратуры Союза с фотороботом. Установи его как можно быстрее, хорошо… Нет, бумажки не надо писать… Все, отправляю.
– Давай – третий этаж, девяносто восьмой кабинет. Спросишь Пешкина.
– Спасибо, Генрих Витальевич…
– Да, какой разговор… – улыбнулся старый еврей – криминалист Спустившись на этаж, я нашел девяносто восьмой кабинет – еще одна стандартная обшарпанная деревянная дверь в ряду себе подобных. Толкнул ее, зашел в кабинет, огляделся. Навстречу мне поднялся пожилой, седоватый, невысокого роста человек.
– Я товарища Пешкина ищу…
– Уже нашли, молодой человек. А вы, как я понимаю, следователь Соболев – Он самый – Давайте, посмотрим, что за фоторобот…
Достав из папки сложенный вчетверо фоторобот, я протянул его Пешкину. Тот принял, аккуратно развернул на столе, расправил линейкой, укоризненно покачал головой – С бумагами аккуратнее надо обращаться, молодой человек. Видите, как измяли?
Ладно, что тут у нас…
Пешкин натянул очки, внимательно осмотрел фоторобот, пригибая голову к листу так близко, что едва не касался бумаги носом. И тут резко поднял голову.
– Так я же этого человека уже устанавливал вчера.
– В смысле? – недоуменно переспросил я – Да в том, что мне на днях принесли точно такой же фоторобот. И я его устанавливал. Только вчера результаты отдал.
Вот то новости…
– А кто заказывал, можете посмотреть? Или у вас не записывается?
Старичок снова с укоризной глянул на меня поверх толстых стекол древних очков.
– Молодой человек… Это у вас, у молодежи ничего не записывается – а у старого Пешкина везде идеальный порядок и все записывается. Сейчас проверим.
Чихнув, старичок полез в стол, кряхтя вытащил толстый, потрепанный гроссбух.
Начал медленно перелистывать засаленные страницы…
– Ага, вот. Установлен как… Как Пугачев Владислав Валерьевич, капитан. Второе главное управление КГБ СССР, обслуживает г. Москва. (букву Г старичок произнес как хэ) Интересные дела… Так… Заказчик. Соболев Владимир Михайлович, отдел криминальной разведки МВД СССР. Стоп, стоп… Это ваш родственник?
– Это мой отец…
Мой отец…
– Что с вами, молодой человек… – голос старичка доносился до меня словно сквозь вату – присядьте, присядьте. Нашатырчик нужен?
Резкий запах у самого носа заставил меня дернуться.
– Ну, вот… А то прямо побледнели весь. Не бережете здоровье, спортом не занимаетесь… На лыжах надо ходить, бегать. Я вот каждый день бегаю – и здоров как бык! Ну, как? Получше?
– Да, спасибо… – прокаркал я – мне бы записать его данные, адрес и прочее…
– Молодой человек – пристально посмотрел на меня Пешкин – этот товарищ у нас по спецкартотеке проходит. Там только ФИО, звание, место работы и дактокарта. И телефон, куда звонить, если что. Я и так вам не имел право информацию выдавать – но ладно, выдал. Тем более без документов.
– Хорошо… А мой отец забрал установочные данные?
– Да, вчера заехал и забрал…
Выйдя из кабинета, я присел на неудобный подоконник, бросил рядом папку, не замечая неодобрительных взглядов – сидеть на подоконниках с советских учреждениях не поощрялось. Сейчас я пожалел, что не курю – хотелось привести в порядок вздыбленные мысли…
Итак. Пугачев Владислав Валерьевич. Владиславом Валерьевичем звали того человека, сотрудника КГБ, который работал с отцом Наташи, с Зиновием Ефимовичем Беляковским, и который, скорее всего его и подставил. Скорее всего, это не совпадение, это один и тот же человек – таких совпадений не бывает. Зиновию Ефимовичу он сказал свои настоящие имя и отчество – просто потому что так удобнее общаться и потому, что он никак не предполагал, что Зиновий Ефимович назовет их кому-то еще.
Почему отец? Почему он пытался установить одного и того же человека, что и я.
Какое он имеет ко всему этому отношение?
Какое???
Блин, ну конечно! Голова совсем не соображает, простейшие логические выводы не могу сделать. Фотороботов было два, один из них у меня, второй я отдал генералу Горину, попросил установить. Отец работает с генералом Гориным вместе, является его старым другом – значит, он отдал отцу фоторобот и попросил его установить, используя возможности милиции. Значит, у отца был именно тот экземпляр фоторобота, который я отдал Горину! Правильно! В этом смысле у армии намного меньше возможностей, чем у МВД, тем более у начальника отдела криминальной разведки, перед которым вообще все двери открыты. Логично? Логично! Значит, отец устанавливал этого Пугачева по просьбе генерала Горина.
Значит, все нормально. Отец отдаст результаты Владимиру Владимировичу, а тот передаст их мне. Даже не зная, что мне удалось решить проблему самостоятельно.
Все нормально!
Спустившись вниз, я снова зашел в кабинет, где составляли фотороботы сотрудники тюремной охраны. Сейчас там сидел только один эксперт, двое экспертов куда то ушли. Составив стулья, у стены плотной группой сидели военные из внутренних войск.
– Закончили?
– Да… – ответил мне эксперт – понесли распечатывать. Если аппарат не сломался – минут через десять принесут.
– А если сломался?
– Тогда и неделю могут чинить, пока не починят, ничего не будет…
Вот такая вот у нас техника. На грани фантастики…
Через пятнадцать минут, когда я уже начал беспокоиться, а военные начали изнывать без курева, с шумом открылась дверь, в кабинет пошел один из экспертов, с победным видом держа свежеотпечатанные листы.
– Ну там и очередь… Все как с цепи сорвались. Это вам, товарищ следователь?
– Мне, мне… Расписаться где-нибудь надо?
– Да, вот здесь…
На выходе из здания ЭКУ, меня догнал Тищенко, тот самый начальник смены, проворонившей Бриллианта, осторожно тронул меня за плечо.
– Что? – я обернулся, посмотрел на него.
– Товарищ следователь… Не знаю, как вас зовут…
– Сергей Владимирович.
– Сергей Владимирович… А вы Бриллианта поймаете?
Детский сад…
– Птичек ловят. А преступников – разыскивают и задерживают. Задержим, задержим…
Москва Здание генеральной прокуратуры СССР 30 августа 1978 года
Подходя к кабинету Калинина я услышал, как Александр Владимирович громко и настойчиво что-то говорит. Занят… Осторожно, чтобы не отвлекать, я поскребся в дверь, потом приоткрыл ее…
Старший следователь по особо важным делам Калинин сидел за своим столом с грозным видом, в стороне, прямо на столе сидел подполковник Глазко. Оба они мрачно смотрели на съежившегося перед ними на стуле невысокого, полностью лысого мужичка в дорогом костюме. Тот опустив голову вниз и, закрыв лицо руками негромко всхлипывал.
– Заходи, Сергей, заходи! – преувеличенно громко воскликнул Калинин – заходи и полюбуйся, что здесь происходит…
Колют… Интересно, кто это?
Осторожно ступая, стараясь производить как можно меньше шума, я прошел в кабинет, снял и повесил ветровку, положил на свободный стул папку и листки фотороботов.
Присел недалеко от Глазко.
– Вот это вот! – все тем же нарочито громким голосом продолжил Калинин – ни кто иной, как Борис Михайлович Повзло, начальник управления Внешэкономбанка СССР.
Именно он принимал деньги и ценности у Беляковского, и у многих других (только потом я понял, что шеф отчаянно блефовал, вообще вся эта операция с демонстративным задержанием Повзло была отчаянным блефом и могла закончиться предельно плохо, даже выкинштейном). И думал, что про это никто и никогда не узнает. А сейчас он говорит, что никакого Беляковского не знает, и в глаза не видел! Интересно, правда…
– Интересно… – осторожно произнес я – Вот и я о том же! Константин Иванович, дайте-ка подозреваемому на опознание фотографии.
Глазко достал из ящика стола, на котором он сидел три фотографии и протянул их допрашиваемому (на опознание предъявляют как минимум три фотографии. Хотя и протокол надо писать, а тут Калинин протокол не писал, чем нарушал УПК РСФСР. Ну да ладно… – прим автора).
Повзло осторожно взял фотографии, поднес к очкам одну, другую – и тут выронил все три.
– Он… он что… мертвый?
– Кто мертвый? – спросил Калинин – вы Беляковского имеете в виду, уважаемый? Да, Беляковский мертв. Задержали, поместили в СИЗО, а в СИЗО его убили. Он тоже, как и Вы, ничего не знал и ни про какие деньги никогда не слышал. Смекаете?
Повзло истерически, с женскими всхлипами, заплакал навзрыд, очки упали на пол.
Калинин и Глазко спокойно ждали. Через несколько минут, Повзло вытерев рукавом дорогого пиджака лицо, тихо пробормотал.
– Товарищ следователь… А можно мне… бумагу и ручку…
Генеральному прокурору
Союза ССР
Тов. Руденко Р.А.
От начальника управления
Внешэкономбанка СССР
Повзло Б.М.
Заявление Уважаемый товарищ Руденко. Хочу покаяться в том, что совершил, рассказать всю правду о происходящем, и рассчитываю на снисхождение советского правосудия.
C конца одна тысяча девятьсот семидесятого года во Внешэкономбанке СССР действует устойчивая преступная группа, оказывающая услуги по переправке неправедно нажитых капиталов за рубеж. Данные операции маскируются в бухгалтерской отчетности как обычные конверсионные и межбанковские операции. В деятельность преступной группы меня вовлек в 1971 году заместитель директора Внеэкономбанка СССР Ванников, являющийся моим непосредственным начальником. Он же отдавал мне распоряжения на совершение незаконных операций с деньгами и ценностями, на прием этих денег и ценностей у клиентов и за перевод их за пределы Советского Союза. Данные переводы осуществлялись ежемесячно, адресатом всегда выступал Базельский Банк Международного Регулирования. Лично я, за прошедшее время по указаниям Ванникова незаконно перевел за границу денег и ценностей на сумму около восьмидесяти миллионов долларов США. За оказываемые услуги Ванников выплачивал мне ежемесячно вознаграждение наличными, без подписания каких либо ведомостей, говорил, что это премия. Сумма премий составляла примерно три – пять тысяч рублей в месяц в зависимости от объема проведенных мной операций.
Помимо Ванникова подозреваю, что участниками преступной группы являются Рачковский, Тихонов, Губанов. Все они тоже получали премии от Ванникова. Что они делали и какие суммы переводили – об этом я не знаю.
Из клиентов могу назвать Беляковского, директора горпищеторга, Соколова, директора гастронома Елисеевский и многих других. Точный список готов составить вместе со следователями.
Я готов сотрудничать со следствием, рассказать следователю всю правду и надеюсь, что мне это зачтется на суде.
Б.М. Повзло Калинин снял трубку телефона, набрал номер. Бросил нам:
– Костя, Сергей, протокол пока оформите. Пока задерживаем как подозреваемого.
Бланки вон там, в шкафу.
Шкаф был рядом со мной, достав бланки, я начал привычно заполнять протокол, Константин Иванович местами подсказывал что писать, так как я присутствовал не с самого начала.
– Вы меня… арестовываете? – всхлипнул Повзло – Для тебя мил человек, надежная камера в СИЗО сейчас самое подходящее место! Не смекаешь, чем все это пахнет? – поднял голову от протокола Константин Иванович – так что мы тебе большую услугу оказываем. Сиди тихо!
Тем временем, Александр Владимирович набрал номер.
– Саша ты? Это Калинин беспокоит. Нет, пока не задержали, такого архаровца на раз не задержишь. Хочу тебя об одной услуге попросить. Я сейчас к тебе клиента направлю. Знаю, как у тебя с камерами, но… Помести его в одиночку, рядом поставь постоянный пост. Не дай бог с ним то же что и с Беляковским. Очень внимательно, Саша! Очень! Да, спасибо. За мной должок…
Трубка с треском легла на рычаг. Победно глянув на нас, на Повзло, Калинин снял трубку еще раз – вызывать конвой…
Когда Повзло увел конвой, шеф от радости пару раз хлопнул в ладоши, бросил явку с повинной Повзло и некоторые другие бумаги в папку "К докладу" и с силой шваркнул ею об стол.
– Что дальше? – спросил Константин Иванович – Сейчас пойду, запишусь на прием к Руденко. Покажу что нарыли. Надо создавать особую следственную группу. Пока все в раздрае, надо действовать. Петухов сейчас на взводе, он за этим Повзло будет как за своим родным папой смотреть, а Петухов это умеет. Так что в Бутырке Повзло достать не смогут. Попробую получить санкции на выемку документов во Внешторгбанке. Завтра производим выемку документов и задерживаем Ванникова. Эх! Как хорошо дело то пошло, сам не ожидал!
Дело то действительно хорошо пошло. Только вразнос.
– Пока работать. Можете даже сегодня уйти домой пораньше… – напутствовал нас шеф – чую, работы завтра будет до такой то матери…
– Александр Владимирович, а фотороботы?
– Возьми пока с собой, до завтра у себя в кабинете держи! – отмахнулся шеф – не до них сейчас…
Дойдя до кабинета, где я сидел я открыл ключом дверь, осмотрелся. Моего соседа по кабинету не было – в командировке. Вообще, он ездил в командировки достаточно часто и большую часть времени кабинет был в моем полном распоряжении. Меня же в командировки не посылали уже достаточно давно…
Бросил на стулья ветровку, на стол фотороботы, присел, задумался. Было такое странное ощущение, что все выходит из под контроля, что меня несет словно детский кораблик в бурной, горной реке и вот-вот захлестнет волнами…
Работать не хотелось, в голове была полная пустота. Мрачно взглянув на недооформленные документы, я начал придумывать, чем же занять остаток дня и тут мне пришла в голову идея.
Швырнул фотороботы в сейф, захлопнул дверцу, ключ бросил в карман. Закрыл дверь кабинета и пошел вниз, на выход. Очереди на проходной, как это обычно бывает в восемь утра, и в пять вечера не было, показал удостоверение и вышел свободно. На улице был тихий, не холодный и не теплый, не осенний и не летний день. Небо было затянуто серой пеленой туч, но ни ветра, ни дождя не было. По улице мчались машины, но природа будто замерла в ожидании чего-то. Два дня до осени…
Легкой походкой я прошел несколько сотен метров по улице, до ближайшего уличного телефона – автомата, нащупывая в кармане двушки (были такие монеты, по две копейки, ими оплачивался телефонный разговор из таксофонов – прим автора).
Телефон был на месте, и даже трубка не оборвана. Сняв трубку и положив двушку в монетоприемник сверху, я начал набирать номер телефона генерала Горина…
Надо сказать, что при общении с генералом Гориным я неосознанно, на каком то инстинктивном уровне принимал меры безопасности. Например, ни из дома, ни с работы я ему не звонил – только с таких вот уличных телефонных аппаратов, которые невозможно засечь. И встречались мы чаще всего на улице и всегда – в отсутствие посторонних лиц.
Генерал снял трубку почти сразу, после второго гудка.
– Владимир Владимирович?
– Я слушаю, Сергей (Горин всегда узнавал по голосу людей, которые ему звонили, не ошибался никогда. Память у него была превосходная…) – Хотелось бы встретиться… По поводу той просьбы…
– Да я помню. В двадцать часов, на старом месте. Устроит?
– Вполне…
– Вот и договорились…
В трубке раздались короткие, отрывистые гудки. Положив трубку на аппарат, я быстро пошел назад, к зданию прокуратуры. Времени до двадцати ноль-ноль оставалось еще много…
Место, координаты которого неизвестны
Подмосковье, 40 километров от Москвы 30 августа 1978 года 16.00.
– Владимир Владимирович?
Генерал Горин поднял глаза от документов, внимательно посмотрел на вошедшего в кабинет аналитика, одного из членов "Контура".
– Да, Михаил Анисимович, что у вас?
– Только что пришли данные, очень интересные. Вы ведь просили отслеживать действия генеральной прокуратуры по делу Беляковского и прочих?
– Да.
– Так вот. Сегодня рано утром заместитель начальника отдела МУР подполковник Глазко задержал на выходе из дома начальника управления Внешэкономбанка СССР Повзло Бориса Михайловича. И доставил его на допрос в здание генеральной прокуратуры Союза к старшему следователю Калинину, который является руководителем следственной группы по этой разработке. Нам удалось снять информацию и записать допрос Повзло, благо здание генеральной прокуратуры защищено от прослушивания очень плохо. Только что вышел на связь генерал Соболев из криминальной разведки МВД, пленка с записью допроса у него, и он срочно просит вас приехать в Москву. Очень срочно!
Окраина Москвы. 30 августа 1978 года 17.00 Здание автобазы УИН МВД СССР
– Что? – Горин рывком отворил дверь кабинета и увидел своего старого друга, Соболева Владимира Михайловича, начальника криминальной разведки МВД СССР. Он сидел за приставным столиком, на голове мы надеты массивные наушники. На маленьком столике перед ним медленно вращались две катушки со специальной пленкой (раньше были такие магнитофоны – катушечные. Катушка с пленкой была диаметром сантиметров тридцать. Пленка с одной катушки моталась на другую, пустую – прим автора).
– На, сам послушай! – Соболев снял с головы наушники и протянул Горину. Тот присел рядом, надел наушники, перемотал катушки на самое начало, включил на прослушивание и закрыл глаза…
– Веселые дела… Вот это прокурорские хватили… – потрясенно проговорил Горин – ай, молодцы… Ведь это…
– Вот именно – сказал Соболев – и снова Сергей в гуще событий. Ведь отстранили его от этого дела, отстранили – нет, суется. Но это еще не все.
– А что еще?
– Я вчера установил того человека, который был на фотороботе. Том самом, который дал тебе Сергей. Тебе не успел сказать.
– И кто изображен на фотороботе?
– С большой долей вероятности – Пугачев Владислав Валерьевич, капитан госбезопасности. Второе главное управление, обслуживает Москву. То есть именно этот человек работал с Беляковским. С большой долей вероятности он же организовал его убийство в следственном изоляторе!
Потрясенный генерал Горин поднялся на ноги, прошелся по кабинету.
– Поверить не могу… – наконец сказал он – ты сам во все это веришь? КГБ так грубо не работает, зачищает концы. А это не работа… бред какой – то. Ведь получается что? Этот самый капитан Пугачев, если его правильно удалось идентифицировать, вербует Беляковского. Беляковский отправляет деньги за рубеж по каналам КГБ. И тот же Беляковский погибает в СИЗО. Кстати, ты по моему говорил, что запросишь материалы по гибели Беляковского?
– Запросил… – мрачно сказал Соболев – и там такая… В общем – еще круче.
Беляковского втолкнули в камеру к уголовникам, не в ту, в которой он сидел, и там его кончили. Виновным в этом происшествии оказался контролер Бегляев. Дпльше непонятно, но судя по всему его раскололи и сразу после этого, зам по режиму Бутырки, майор Петухов начинает прессовать одного из сидельцев, кстати смотрящего по СИЗО. Вора в законе по кличке Петя Бриллиант. Как я понял – именно этот самый Бриллиант и заказал убийство Беляковского, почему – непонятно.
– А что говорит сам Бриллиант? – поинтересовался Горин – А ничего…
– Тоже несчастный случай?
– Хуже. Побег.
– Что-о-о…- изумился Горин – вот это дела…
– Именно. На Бриллианта объявлен местный розыск, с завтрашнего дня объявят всесоюзный. А сам побег – хоть фильм по нему снимай. С самого утра подъезжает серая Волга, три человека в ней. По меньшей мере, у двоих – удостоверения московского угрозыска, в салоне автомат, у двоих пистолеты ПМ. И предписание на выдачу этого самого Бриллианта для проведения следственных действий – на бланке, со всеми печатями и подписями и даже с визой начальника СИЗО. Бриллиант, в сопровождении этих ухарей, спокойно выходит из СИЗО, садится в Волгу и поминай как звали.
– От оно как… Все интереснее и интереснее…
– Что думаешь?
– А что тут думать? – сказал Горин, многозначительно улыбаясь – как бы то ни было факт остается фактом. Кажется, гэбье подставилось и крепко. Не знаю – то ли это чья то личная, дурацкая инициатива, то ли это какая-то пошедшая вразнос операция – но они подставились. Мы давно подозревали, что по каналам госбезопасности за рубеж переправляются деньги – а вот теперь на эту схему появились доказательства. Теперь нам надо всемерно помочь прокуратуре распутать этот клубок. Таким образом, они сделают все работу за нас, думаю, уже завтра у детей и внуков Дзержинского земля под ногами загорится. Ай, молодцы… Кстати.
Забыл тебе сказать…
– Что…
– Мне звонил Сергей. Сегодня в двадцать ноль-ноль у нас встреча. Он хочет знать, что с тем фотороботом.
– И что ты скажешь?
– Что ничего установить не удалось, конечно… Действительно лучше, если Сергей будет держаться от этого дела подальше…
Москва
Набережная Москвы-реки 30 августа 1978 года – Владимир Владимирович?
– Да – Ну и что… с тем фотороботом…
– Да ничего… Совпадений не выявлено. Похоже, то ли ты неправильно Беляковского понял, то ли он тебе дезу прогнал, то ли еще чего. Скорее всего, глухие телефоны получились – Беляковский описал тебе человека на словах, ты немного переиначил.
Вообще так нельзя составлять фоторобот – со слов, если ты искомого человека никогда не видел даже. И итог – никаких совпадений, даже отдаленных…
Вот как! Только весь мой предыдущий опыт позволил мне не вздрогнуть и никак не выдать себя.
– И что же теперь делать? – отчаянно стараясь замаскировать волнение спокойным отстраненным голосом, спросил я – Если серьезно – бросил бы ты это дело с валютчиками, со спекулянтами. Мутное оно. И бесперспективное.
– Я подумаю – сказал я Думал я всю ночь. И снова не спал. Почему Владимир Владимирович не сказал правду?
Неужели он во всем в этом как-то замешан? А если нет – то что же? Отец запретил?
Но как бы то ни было – теперь я отчетливо понимал, что остался совсем один…
Совершенно секретно
2977
ЦК КПСС
Об обращении к ЦК Компартии Чехословакии о К. Бобраке Резидент комитета госбезопасности СССР в Кабуле информирует о том, что бывший посол Демократической республики Афганистан в Праге Кармаль Бобрак, которому чешские товарищи предоставили политическое убежище после смещения с должности посла ДРА и его отказа вернуться на родину, ведет среди парчамистов (членов бывшей группировки "Парчам" во главе с К. Бобраком), находящихся за рубежом (в капиталистических и социалистических странах) и в Афганистане, работу по их сплочению для борьбы против существующего в Афганистане режима, против правящей Народно-демократической партии и правительства ДРА (щ/т-ма из Кабула, спец N 1537 от 25.10.1978 г.).
Полагали бы целесообразным обратиться к ЦК КПЧ с предложением провести с К.
Бобраком беседу о необходимости прекращения им деятельности, враждебной прогрессивному режиму в Афганистане.
Проект постановления ЦК КПСС прилагается Зам зав международным отделом ЦК КПСС Р. Ульяновский 9 ноября 1978 г.
N 25-С-2175
Особая папка
N СТ-134/16 от 15.11.1978 г.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
Секретариата ЦК Коммунистической партии Советского Союза Об обращении к ЦК Компартии Чехословакии о К. Бобраке Утвердить текст телеграммы совпослу в Чехословакии (прилагается) Совершенно секретно Приложение
ПРАГА
СОВПОСОЛ
Встретьтесь с заведующим отдела международной политики ЦК КПЧ и, сославшись на поручение ЦК КПСС, сообщите следующее.
Находящийся в ЧССР бывший посол Демократической Республики Афганистан в Праге Кармаль Бобрак ведет определенную работу среди афганцев, находящихся за рубежом как в социалистических, так и в капиталистических странах. Его усилия концентрируются на установлении связей с парчамистами (членами группировки "Парчам" по главе с К. Бобраком), организационном сплочении их на платформе борьбы против существующего в Афганистане режима, против руководства Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) и правительства ДРА. Он пытается также устанавливать с этой целью связи и со своими сторонниками, находящимися в Афганистане и работающими в НДПА, в афганской армии, в государственных учреждения и в других организациях.
Подобная деятельность К. Бобрака стала известна руководству Афганистана и вызывает негативную реакцию. Она ставит и тех, кто предоставил ему гостеприимство, и советских товарищей в ложное и затруднительное положение перед нынешним революционным режимом в Афганистане.
Деятельность, направленная на ослабление правящей в Афганистане партии НДПА и подрыв ее усилий по строительству нового Афганистана может рассматриваться как ошибочная, приносящая только вред Афганистану.
По имеющимся данным в Афганистане прекратились репрессии против парчамистов, лояльно относящихся к режиму и честно работающих в госучреждениях, не подвергаются преследованиям семьи парчамистов. К. Бобраку следовало бы учитывать эти обстоятельства и сделать из этого правильные выводы: ни самому не участвовать в антигосударственной деятельности, и не подстрекать к этому своих сторонников.
Москва Здание генеральной прокуратуры СССР 31 августа 1978 года
С утра зарядил дождь. Мелкий такой, противненький. Серая пелена измороси висела над Москвой, приглушая все звуки и цвета. Было холодно мокро и мерзко.
На работу я поехал на машине, хотя обычно этого не делал. Просто идти до метро под этой мелкой водяной пылью было выше моих сил. Странно, но если Москвич, перед тем как завестись долго чихал и пырхал – сегодня завелся буквально с полтычка. Осторожно вырулив на улицу, я поехал к зданию прокуратуры…
Уже на вахте, проверявшая удостоверения вахтерша сказала, что следователь по особо важным Калинин просил зайти к нему сразу, как только я появлюсь. Видимо и впрямь происходило что-то серьезное…
Александр Владимирович уже сидел одетым в плащ, подмышкой у него была толстая черная кожаная папка с документами. В кабинете было много народа, кого-то я знал, кого-то нет. Все куда-то собирались.
– А, Сережа… – шеф протолкался к выходу, увлек за собой. Вышли из кабинета, остановились у двери…
– Короче ситуация на сегодняшний день такова. Вчера я попал к Руденко, тот дал санкцию на выемку документов во Внешэкономбанке и на задержание Ванникова и других, кого назвал Повзло. Я, конечно, удивился, не думал, что вот так сразу, с ходу санкционируют – но есть, как оно есть. Сейчас мы выдвигаемся во Внешэкономбанк, ты будь тут, сиди как пришитый. Как вернемся – поможешь допрашивать и оформлять. Добро?
– Добро… – я пошел к своему кабинету. Бумажной работы опять скопилось море…
Вернулись нескоро – прошел уже и обед. Только в два часа коротко – внутренний звонок – прозвякал телефон, я снял трубку.
– Сергей. Ко мне зайди…
Значит, приехали. И явно не с пустыми руками…
Пошел к двери, и вдруг резко остановился. Что-то забыл. Что? А… Фотороботы же вчерашние, шеф просил их подержать у себя. Открыл сейф, достал фотороботы, пошел к шефу…
У шефа в кабинете было тесно, сидел сам Калинин, Глазко, еще кто-то из оперативников и задержанный. Высокий, дородный, в очках с золотой оправе, в кабинете прокуратуры от казался каким – то чужеродным… ну не его место это было – перед следователем сидеть. Не вписывался он в обстановку.
Когда я зашел, шеф как раз проводил допрос…
– Так значит, вы ни на какие вопросы отвечать не хотите товарищ Ванников…
– Верно – снисходительно с барским видом кивнул тот – я вам назвал номер телефона, позвоните по нему и вам там объяснят, какую ошибку вы совершаете. До звонка по этому номеру я ничего говорить не буду…
– Сергей… – отвлекся шеф – организуй-ка нам конвой до Бутырки. Тут человек как раз в несознанку играет, пусть посидит немного…
Трюк это был старый, на психику подследственного давило безотказно. В принципе, Калинин и сам мог набрать номер и вызвать конвой – но здесь важен был именно психологический момент…
– Да что вы себе позволяете! – вскинулся подследственный – Сидеть! – рявкнул Глазко…
– Сейчас, сделаем… – ухмыльнулся я, раскусив игру – да, Александр Владимирович…
Бумаги заберите, вчерашние…
Бумаги я положил на самый край стола, пошел к двери – и тут услышал тихий хрип за спиной. Обернулся – сидевший на столе Ванников выпученными глазами смотрел на фотороботы, хватая ртом воздух будто выброшенная из воды на берег рыба…
Ванникова отправили в больницу на скорой, остальных задержанных увезли в СИЗО – работать сегодня было уже бессмысленно. Изъятые во Внешэкономбанке документы сгромоздили у меня в кабинете, я запер дверь на ключ, а шеф сходил вниз и забрал ключ с вахты. Дверь опечатали.
Сейчас мы сидели в кабинете Калина втроем – сам Калинин, я и Константин Иванович Глазко. И пытались понять, что же все-таки происходит. Дело шло в разнос.
– Итак, подводим итог… – усталым голосом начал шеф – что мы имеем. Капитан госбезопасности Пугачев Владислав Валерьевич из второго главного управления КГБ СССР является прямым куратором Ванникова, заместителя директора Внешэкономбанка СССР. Он же отдает приказы на совершение преступных махинаций с валютой и ценностями, на перевод огромных сумм за границу. И все это длится несколько лет.
Это первое. Второе – по поступившей по оперативным каналам информации мы проводим обыски и задерживаем Беляковского Зиновия Ефимовича, начальника горпищеторга Управления торговли города Москвы. Ни на даче, ни в квартире Беляковского ничего не находится, никаких ценностей в отличие от других задержанных. Зато находится две тысячи двести долларов США, фальшивых. Точно неизвестно, но, скорее всего они подброшены. Это – считай расстрельная статья.
Это второе.
Третье. Беляковский Зиновий Ефимович решает бежать из страны, Пугачев узнает об этом. Все деньги и ценности, которые Беляковский перед побегом переправляет за границу, он на самом деле никуда не переправляет, а забирает их себе. Меньшая часть достается Ванникову, большая Пугачеву.
Четвертое. Пугачев организует убийство Беляковского в тюрьме, используя для этого вора в законе по кличке Бриллиант. Судя по всему, Бриллиант находится на связи либо у самого Пугачева, либо у кого-то из его знакомых. Скорее второе. И отказать капитану Пугачеву в маленькой просьбе ну никак не может – иначе пикантный факт сотрудничества вора в законе с Конторой Глубокого Бурения станет известен всем. А за это – убивают. Таким образом, Беляковского убивают в тюрьме.
Пятое. Бриллианта начинает колоть Петухов, начальник оперчасти Бутырок.
Бриллиант понимает, что долго он не продержится и передает на волю Пугачеву весточку – требует организовать побег, в противном случае угрожая назвать его имя как заказчика убийства Беляковского. На следующий день Пугачев с двумя неизвестными лицами появляется в Бутырском СИЗО и внаглую организуют побег Бриллианта. Ничего не забыл?
– Да вроде ничего… – сказал я – И последнее, шестое. Что нам со всем с этим делать?
– Ну, Ванников же дал показания, под протокол…
– И попал потом в больницу! – припечатал Калинин – все эти оказания можно легко развернуть. Еще и виновными останемся – довели свидетеля до острой сердечной недостаточности. Ты, Костя, охрану у больничной палаты организовал?
– Круглосуточный пост – кивнул Глазко – два человека. Надежные.
– Хорошо. Внуши им – кто бы не рвался к Ванникову, под каким бы то ни было предлогом, какие бы корочки не показывали, пусть и КГБшные – не пускать! Ни под каким видом и соусом! И с главврачом поговори – чтобы медперсонал за Ванниковым был закреплен один и тот же, причем проверенный.
– Сделаю – Глазко поднялся и вышел из кабинета.
– А мне что делать, Александр Владимирович? – спросил я – Тебе то… Тебе – пока ничего. Завтра видно будет. Да, кстати, совсем забыл… – шеф хлопнул себя ладонью по лбу – ты что, заявление на выдачу оружия, что ли писал?
– Да… – кажется, я даже покраснел – а что?
– Да ничего. Как ни странно, разрешили – шеф полез в ящик стола и вытащил какую-то бумагу и кургузый, отливающий черным, до боли знакомы ПМ. Пистолет был уложен в рыжую кожаную кобуру для ношения подмышкой, ремни кобуры были обернуты вокруг нее так, что получался этакий сверток…
– Вот, Константин Иванович с утра привез, с утра дел было по горло, поэтому и отдаю только сейчас. Сам Глазко уехал, просил передать. Да не хватай так жадно – шеф все-таки заметил мое движение рукой к кобуре с пистолетом – распишись сначала…
Достав из внутреннего кармана пиджака ручку, я повернул к себе бланк ведомости, черканул свою закорючку в графе "получил"…
– Обойма только одна. Тебе на сегодня хватит?
– Хватит… – вот теперь я точно покраснел – Слушай – шеф наклонился в мою сторону – ты скажи, зачем тебе оружие?
И что говорить?
– Отец посоветовал получить…
Если не знаешь что говорить – проще и правильнее всего сказать правду. Возможно не всю, но – правду – Отец… – хмыкнул Калинин – ну смотри… ты человек взрослый. Только я тебе скажу, по моему опыту – чем дальше от оружия, тем лучше. Тем меньше всякой ерунды может случиться. Ладно. Я пойду снова на прием к Руденко прорываться, ты посиди здесь до конца рабочего дня, подежурь. Все равно у тебя кабинет бумагами завален и опечатан. Если до конца дня не вернусь – иди домой. Кабинет закроешь, ключ оставишь на вахте. Завтра продолжим, хорошо?
– Хорошо…
Телефонный звонок прозвенел под самый конец рабочего дня, когда я признаться уже начал подремывать. Все-таки напряжение последних дней сильно давало о себе знать.
Дернувшись от неожиданности, я чуть не сшиб локтем телефон, но все-таки сумел ухватить трубку…
– Генеральная прокуратура, Соболев – Сережа…
Наташа…
– Как ты меня нашла… – тупо спросил я, лихорадочно пытаясь понять, что же мне говорить.
– Я в приемную позвонила… Мне сказали, что если твой кабинет не отвечает, то скорее всего ты в кабинете Калинина… Вот я и…
– Нам надо поговорить – сказал я, хотя абсолютно не представлял о чем. Мысли неслись в голове, подобно коням на взбесившейся карусели…
– Я тоже так думаю… – раздалось в трубке после долгого, оглушающего молчания – нам о многом надо поговорить.
– Где тебя забрать? Я на машине…
– Не нужно. Я рядом с твоим домом, приезжай, я буду ждать тебя там.
– А как…
– У меня же ключ есть, забыл?
И в самом деле, забыл…
– Я приеду. Скоро.
– Буду ждать. Нам действительно нужно поговорить.
Наташа положила трубку, а я еще долго в оцепенении сидел за чужим столом с поднесенной к уху трубкой и тупо слушал раздающиеся из нее гудки…
Москва 31 августа 1978 года Кабинет руководителя Подразделения "Спектр" КГБ СССР
Майор Виталий Петрович Головнин неспешно шел по пустынному, застеленному выцветшей красной дорожкой к коридору своего непосредственного начальника.
Срочный вызов застал его на рабочем месте, он как раз собирался ехать за город, на один из объектов, там его ждали, но – ничего не поделаешь. Пришлось отложить.
Чем был вызван срочный вызов к начальству, Головнин не знал, но и плохого ничего не ожидал. В конце концов все задачи, поставленные перед его отделом на месяц были выполнены, проведены были и некоторые внеплановые разработки. Вполне можно было рассчитывать на премию.
Войдя в кабинет полковника Кондратьева, Головнин резко остановился у самой двери – в таком состоянии своего шефа Виталий Петрович не видел никогда. Кондратьев курил, открыв окно и сбрасывая пепел во внутренний дворик – немыслимое дело!
Никогда раньше он себе такого не позволял, да и курить он бросил давно.
– Игорь Викторович…
– Кто у тебя курирует Внеэкономбанк? – резко, с места в карьер спросил Кондратьев Господи… А там то что случилось?
– Капитан Пугачев. Владислав. Толковый парень…
– Где он сейчас?
– Он на больничном… Три дня назад больничный взял, простыл… Кажется.
Кондратьев помрачнел еще больше.
– Кому он передал дела?
– Да никому… У него больничный до завтра, по его объектам все тихо пока… А что случилось?
– А то! – внезапно выкрикнул всегда спокойный Кондратьев, отчего Головнин едва не упал на месте – что во Внешэкономбанке обыск идет и документы изымают! Вот что случилось!
Головнин не поверил своим ушам, сказанное казалось дурным розыгрышем. У кого хватило ума проводить обыск и выемку документов во Внешэкономбанке? Кто вообще себе такое позволил, кто дал санкцию?
– Кто проводит обыск? – недоуменно спросил Головнин – Прокуратура союза ССР, вот кто! Хорошо нам известный следователь по особо важным Калинин с целой оравой с утра заявился! Документов изъяли – целый багажник ими загрузили! А мы – ни сном, ни духом, при том, что объект – в нашем оперативном обслуживании! Где Пугачев?! Найти немедленно, чтобы через час был здесь!
– Есть! – четко ответив, майор выскочил в коридор, не обращая внимания на приличия задыхаясь, бегом побежал к своему кабинету. С разбега ткнулся в дверь – заперто! Сам запирал перед уходом. Ругаясь нашарил в кармане ключ, сунул в замочную скважину, тот не поддавался. Да что же это такое… Только через несколько секунд майор Головнин понял, что пытается открыть замок кабинета ключом от домашней двери. Выбрал правильный ключ, сунул в замочную скважину, с хрустом провернул – дверь поддалась. С шумом ворвался в кабинет, отпихнул с дороги мешающий пройти стул, сорвал трубку с городского телефонного аппарата.
Нашарил в закоулках своей памяти нужный телефонный номер, прижав плечом трубку к уху, стал нервно выкручивать номеронабиратель. И долго слушал отрывистые, механические гудки…
– Товарищ… полковник. У Пугачева дома телефон не отвечает…
Полковник Кондратьев сидел на подоконнике, свою сигарету он уже выкурил и теперь молча смотрел в окно. Не оборачиваясь, бросил – Группу – на квартиру Пугачева. Найти немедленно и доставить сюда. Вторую группу возглавите сами – и во Внешэкономбанк, пулей. Разберитесь – кого задержали, какие документы изъяли, где задержанные и документы находятся сейчас.
Как разберетесь – вернетесь и доложите.
На столе протарахтел телефон, Кондратьев протянул руку и снял трубку – Полковник Кондратьев? – сухой, словно принадлежащий роботу голос. Началось…
– Да.
– Вас вызывает к себе генерал Журавлев срочно. Машина за вами уже вышла.
– Понял.
Швырнув трубку на рычаг, Кондратьев поднял глаза на стоящего в дверях, белого как мел Головнина.
– Бегом!!! – заорал, не сдержавшись, Кондратьев…
Москва Вечер 31 августа 1978 года
Очень тяжело говорить о том, что произошло дальше. Все что произошло в тот вечер, я помню до сих пор, в мельчайших подробностях. Сколько ночей я не спал, раздумывая – а что бы могло произойти поступи я по-другому. Если бы я не захотел разговаривать с Наташей и сказал бы, чтобы она не приходила ко мне домой, вернула ключ и забыла обо мне навсегда. Если бы я попросил ее не приходить ко мне домой, а подождать меня в другом месте. Если бы…
Чтобы тогда стало со мной, с Наташей. С отцом, с Владимиром Владимировичем. С Андроповым, с Брежневым. Со всей нашей страной. В одной книге сказано, что бабочка, только взмахнув крылом, может вызвать ураган на другом конце вселенной.
Наверное, это правда. Эта та самая правда, которая не дает мне покоя до сих пор…
Едва дождавшись окончания рабочего дня, я даже не вышел, а выбежал из прокуратуры. Вылетел, как на крыльях. Пистолет прямо в кобуре я сунул в карман, отчего тот раздулся до невозможности. Так пистолет мог и выпасть, но мне на это было наплевать. Сунул ключи дежурному, уже внизу вспомнил, что забыл закрыть, как следует дверь, но возвращаться не стал. Проскочил через вертушку, вылетел на улицу, побежал к своей машине, судорожно нащупывая в кармане ключи. Завел своего Москвича, разворачиваясь, чуть не столкнулся на узкой улице с фургоном. Под протестующий вой клаксонов, поехал домой…
Как я ехал с Большой Дмитровки к себе, в Выхино – лучше рассказывать не буду.
Тогда нравы были строже, и задержи меня ГАИ – мое удостоверение следователя Генеральной прокуратуры от лишения прав никак не спасло бы. По крайней мере, две аварийные ситуации я точно создал, только чудо что никуда не вписался сам и никто никуда не вписался из-за меня. Как бы то ни было – доехал я до дома за рекордные тридцать четыре минуты.
Уже ставя машину у подъезда, я мельком бросил взгляд на стоящую у соседнего подъезда серую Волгу. С одной стороны – машина как машина. С другой стороны – машин тогда было немного, не то, что сейчас, и серой Волги в этом подъезде не было ни у кого, это я знал точно. Более того – мотор Волги был заведен, за рулем кто-то сидел и курил, сбрасывая пепел в открытое окно, со стороны водителя. Лица водителя я не заметил – да что там говорить, наверное, я бы и родную мать тогда не заметил, в таком состоянии я был. Захлопнув дверь Москвича, я рысью побежал к подъезду.
На первом этаже щелкнул выключателем – было пасмурно и в подъезде уже было темно.
Безрезультатно. Пощелкал – никакой реакции, видимо опять где-то что-то перегорело. Плюнув, побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки…
Квартира моя была на четвертом. Остановившись перед квартирой я сунул руку в карман – но рука наткнулась на пистолет в кобуре. Черт… Засунул кобуру с пистолетом в карман, а в глубине кармана были ключи от дома. Так и потерять ведь пистолет можно, а потерять пистолет – моментальный "выкинштейн" из органов, без вариантов, это даже хуже чем потерять служебное удостоверение. Вытащил из кармана кобуру, пистолет прямо в кобуре взял в левую руку. Хорошо, что папку оставил на работе – то-то бы она мне сейчас мешала. Навалившись на дверь (что-то замок заедал последнее время, а починить было все недосуг), я вставил ключ в замок и провернул его. Язычок замка с едва слышным лязгом втянулся в дверь…
Вообще, в типовых советских квартирах того периода прихожие были очень маленькие, буквально три – четыре квадратных метра. Только чтобы раздеться и повесить вещи.
Прямо напротив двери на стене были три выключателя – свет в прихожей, свет в туалете и свет в ванной.
Открыт дверь (открывалась она наружу) я сделал шаг вперед, бросил ключи на полку справа от входа, потянулся рукой к выключателю. Уже тогда я должен был понять, что что-то не то – в прихожей стоял странный запах. Да и свет она должна была включить сама, если бы пришла и открыла дверь своим ключом. Но все мысли мои были заняты встречей с Наташей…
– Наташа…
Я сделал еще один шаг вперед, щелкая выключателем. Сумрак прихожей разрезал свет потолочной лампы и только тут я понял, что что-то не то. Нога моя немного проскользнула по чему-то скользкому на полу, опустив глаза, я с ужасом увидел, что покрытый линолеумом пол в прихожей в некоторых местах залит чем-то красным…
Краем глаза, я заметил какое-то движение со стороны комнаты. Развернулся – увидел надвигающегося со стороны комнаты незнакомого коренастого темноволосого пожилого мужика. В руке его был кухонный нож, занесенный для удара. Времени совсем не оставалось, защититься приемом рукопашного боя в тесной прихожей было невозможно. И тут я, совершенно на инстинктах, перехватил левой рукой пистолет.
Как только указательный палец нащупал спусковой крючок, я не раздумывая со всей силы нажал на него. В тесноте прихожей выстрел из пистолета Макарова больно жахнул по ушам…
Остался в живых я тогда чудом. По инструкции досылать патрон в патронник без необходимости было нельзя, милиционеры так и несли службу – с пустым патронником.
Но МУРовцы, схватывающиеся с бандитами едва ли не каждый день, на эту инструкцию плевали. У бандитов инструкций не было, а в критической ситуации решают иногда доли секунды, тратить их на передергивание затвора пистолета никто не хотел. И предохранитель тоже включался нечасто. Поэтому Константин Иванович Глазко, работавший в МУРе по убийствам, получая для меня пистолет, совершенно автоматически проверил обойму и дослал патрон в патронник. Предохранитель же он не включил. В таком виде он и передал пистолет Калинину, а Калинин передал его мне. Таким образом, только счастливой случайностью можно объяснить то, что в этот день, у меня в прихожей оказался в руках заряженный и поставленный на боевой взвод пистолет…
Пистолет, конечно же, заклинило. Он был вложен в кобуру, поэтому стреляная гильза не смогла экстрагироваться из пистолета, и его заклинило. Но и одного выстрела хватило.
Пуля попала незнакомому мужику (тогда я еще не знал, что это и есть Бриллиант) прямо в грудь, в сердце, падая на меня, он выставил вперед нож и клинок сделал длинную, глубокую борозду, разрезав на мне ветровку и оцарапав кожу на животе.
Мужик грохнулся на меня, чуть не сбив меня с ног. Я автоматически сделал шаг назад, чуть не упав – и он без движения растянулся на скользком линолеуме прихожей…
Выронив пистолет, я бросился в комнату. Наташа лежала на полу, рядом с кровать, лежала изломанной куклой на животе. Упав на колени, я перевернул ее – и отшатнулся. Ковер под ней был мокрым от крови, лицо ее было белым как мел. На губах почему то застыла улыбка – последняя улыбка…
ВОЛГА!
Не знаю, как и почему пришла ко мне в голову эта мысль – но перед глазами сразу встала та серая Волга с заведенным мотором у подъезда, ждущий кого-то водитель, сбрасывающий пепел в открытое окошко машины. И тут я понял все.
СУКИ!!!
Вскочив, я бросился в прихожую, подхватил с пола пистолет. Не захлопнув дверь, бросился вниз, перепрыгивая через ступеньки полутемного подъезда. На ходку сбросил кобуру с пистолета, рванул на себя затвор. Затвор сыто лязгнул, выбрасывая стреляную гильзу и досылая очередной патрон в патронник. Выбив плечом дверь, я вывалился из подъезда.
Водитель Волги увидел меня сразу. Увидел и выхватил пистолет. Машина стояла у соседнего подъезда, как только я показался под освещенным козырьком подъезда, водитель сразу включил передачу и даванул на газ. Словно в замедленной съемке я видел, как Волга рванула с места, с ревом разгоняясь, как в открытом окне водительской двери появилось черное дуло пистолета, как срез ствола окрасился желтым…
И тут какая-то холодная, нечеловеческая ярость охватила меня. Мне было наплевать, что будет потом. Первая пуля с противным визгом пролетела слева, ударив в бетонный козырек подъезда, вторая рванула полу ветровки и ударила в подъездную дверь. Третий выстрел я сделать не дал. Аккуратно, словно на полигоне "Выстрела" с отцом, я упал на одно колено, вскидывая пистолет. И когда мушка и целик замерли на темном проеме открытого окна водительской двери Волги, я трижды плавно нажал на спуск…
Слитный, негромкий рокот мотора Волги сразу сбился, я вел стволом пистолета за серым пятном движущейся машины. Но новых выстрелов уже не требовалось. Резко свернув влево, машина врезалась в плотный кустарник, с треском ломающихся веток остановилась. Мотор окончательно заглох…
Держа в опущенной руке пистолет, я подошел к Волге, глянул в салон. Водитель машины откинулся на спинку сидения, съехать вниз ему мешал ремень безопасности.
По одежде на груди медленно течет темно-красная струйка, лобовое стекло пробито пулей и тоже забрызгано красным. Голова изуродована пулями – лучше не смотреть…
Сзади от подъезда раздался истерический, на высокой, тошнотворной ноте визг – и он моментально вывел меня из оцепенения. Засовывая пистолет в карман, я бросился бежать, бежать, куда глаза глядят…
Москва, Лубянка 31 августа 1978 года, вечер Кабинет председателя КГБ СССР
– Проходите.
Секретарь председателя КГБ СССР открыл дверь и провинившиеся – генерал Журавлев и полковник Кондратьев, с понурыми лицами прошли в кабинет. Встали в метре от стола, не смея сесть…
Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов, не обращая внимания на подчиненных, неспешно налил в стакан холодной минералки "Боржоми", с наслаждением выпил. Сухим голосом бросил.
– Садитесь. Докладывайте.
Журавлев и Кондратьев отодвинули стулья, сели, стараясь производить как можно меньше шума. Переглянулись. Затем генерал Семен Кузьмич Журавлев, как старший по званию начал.
– У нас ЧП, Юрий Владимирович. Серьезное.
– Это я уже знаю – нарочито спокойным, сухим голосом отозвался Председатель – что за ЧП. Конкретно. Вы что, даже доложить нормально не можете?
Откашлявшись, Журавлев снова заговорил – Сегодня Генеральной прокуратурой была проведена выемка документов во Внешэкономбанке СССР и задержаны несколько его сотрудников. Прямо на рабочих местах.
– Кто?
– Калинин, Юрий Владимирович. Во главе группы, производившей обыск, был именно он.
– Калинин… – Андропов произнес эту фамилию медленно, будто пробуя ее на вкус – снова Калинин. Что за документы изъяли, кого задержали?
– Ванникова. И всех остальных. Все документы по "Потоку" изъяты, все до единой бумажки. И ничего другого. Калинин точно знал, что брать.
– А где был офицер, в чьем оперативном обслуживании находился объект?
Журавлев и Кондратьев переглянулись…
– Он взял больничный, Юрий Владимирович. Взял больничный и скрылся, установить его местонахождение мы не можем…
– Нормально… – Андропов не повышал голоса, но у сидевших перед ним офицеров мороз пошел по коже – значит вот как у нас идет работа. Объект чрезвычайной важности остается без оперативного обслуживания, а мы об этом узнаем, только тогда когда происходит серьезное ЧП. Прекрасно.
Офицеры смотрели куда-то себе под ноги…
На столе у председателя резко зазвонил один из телефонов, тот снял трубку…
– Андропов… Где…Понял, примем меры. Спасибо.
Положил трубку, посмотрел на офицеров.
– Фамилия вашего потерявшегося офицера случайно не Пугачев?
Журавлев и Кондратьев снова переглянулись…
– Пугачев…
– Только что звонил начальник ГУВД Мосгорисполкома. У них ЧП по городу. В Выхино была перестрелка. Во дворе обнаружен труп мужчины в автомобиле, при нем – документы на имя капитана госбезопасности Пугачева Владислава Валерьевича. В одной из квартир дома рядом с местом перестрелки – еще два трупа, один тоже с огнестрельным ранением…
Офицеры молча смотрели на Председателя – Отправляйтесь на место, разберитесь. Если не разберетесь, обратно можете не возвращаться.
Офицеры молча, пятясь, под пристальным взглядом Андропова вышли из кабинета.
Оставшись в одиночестве, Председатель снял очки, тщательно протер их бархоткой, снова надел. Снял трубку внутреннего телефона, вызвал секретаря.
– Договоритесь о встрече с Руденко на завтра. На как можно более раннее время. И все материалы по Руденко, по грузинскому, по алмазному делу – ко мне на стол…
Окраина Москвы. 31 августа 1978 года
Здание автобазы УИН МВД СССР – С каждым днем все интереснее и интереснее…
Генерал Горин снял с головы массивные наушники – он только что слушал материалы последнего радиоконтроля в здании Генеральной прокуратуры, остановил крутящиеся катушки магнитофона. Широко улыбнулся.
– Вот теперь то ты попался, Юрий Владимирович. Как веревочке не виться – а конец все таки будет! Вот теперь – все.
– Как будем работать – спросил сидевший за столом генерал Соболев – Да очень просто! – Горин улыбался, от неожиданного подарка судьбы в виде дела Пугачева ему хотелось петь – сегодня найди Сергея, пусть он сведет меня с Калининым, который руководит следственной группой по этому делу. Я бы конечно мог и сам на него выходы найти, но лучше, если меня Сергей представит. Проще будет найти взаимопонимание. И будем готовить материалы для доклада в ЦК партии.
– Ты думаешь, что этому делу дадут ход?
– А куда денутся? – снова улыбнулся Горин, улыбнулся хитро и лукаво – в этом деле Андропов облажался по полной. Он ведь всеми силами создает себе имидж больше католика, чем папа римский, неутомимого борца с коррупцией, обличителя! А у самого что творится? Через его ведомство тузы подпольной экономики переводят за рубеж деньги – причем это сотни миллионов долларов. Его сотрудник такого натворил, что волосы дыбом встают. Убийство, мошенничество, организация побега из тюрьмы особо опасного рецидивиста – где это видано?! И кто-то еще говорит, что МВД полностью разложилось – на себя бы посмотрели!
– А Руденко?
– А Руденко на нашей стороне будет – уверенно заявил генерал – Руденко такой человек, который все отдаст за возможность продемонстрировать свою власть. Для него власть – наркотик. Если мы дадим возможность Руденко выйти на ЦК, как следует доложить дело и свалить Андропова – он за такую возможность обеими руками ухватится! Это же великолепно – свалить самого Андропова, члена Политбюро!
Руденко давно отстаивает идею главенства генеральной прокуратуры над всеми правоохранительными ведомствами страны. Расследование все равно будет генеральная прокуратура вести…
– Товарищ генерал! – в кабинет заглянул порученец – вас по спецсвязи. В машине.
– Сейчас вернусь…
Генерал легкой походкой, почти вприпрыжку пробежал по затрапезным коридора базы (объект особой важности был замаскирован под третьестепенный объект, поэтому все на этой базе было старым, облезлым и не раз чиненным), спустился по лестнице, вышел на улицу. По дворе пофыркивала заведенная Волга, водитель протянул генералу трубку аппарата спецсвязи, аппаратура которого была установлена в багажнике и между сидениями машины…
– Горин… Да, соединяйте… Слушаю… Сергей? Ты где?… Что?! Ты где сейчас?!
Оставайся там, я сейчас приеду! Понял? Оставайся там!
Генерал швырнул трубку водителю, рывком открыл заднюю дверь Волги.
– Поехали!
Генерал Соболев, когда Горин не вернулся обратно, забеспокоился. Десять минут он ждал, потом вышел на улицу – машины Горина и его самого след простыл.
Нахмурившись, Соболев пошел к КП и узнал, что машина Горина уехала десять минут назад, причем торопились как на пожар. Пожав плечами, Соболев вернулся на рабочее место, недоумевая, что же могло произойти такого срочного, что заставило Горина бросить все и куда-то ехать. О том, что произошло, ему сообщили через пятнадцать минут – один из старших офицеров милиции, выехавших на ЧП, узнал, что это была за квартира, где нашли два трупа, кому она принадлежала – и позвонил генералу Соболеву…
Фрунзенская набережная Черная Волга вынырнула откуда то из дворов, я даже не успел заметить, откуда.
Заслышав за спиной визг тормозов, я дернулся, резко обернулся – Волга стояла у самого тротуара. Открылась передняя дверь, из салона вышел генерал Горин…
– Владимир Владимирович…
– Потом! – резко оборвал он – пистолет где?
Я вытащил из кармана пистолет, отдал ему. Тот достал из кармана платок, завернул в платок пистолет и спрятал его обратно в карман.
– Полезай в машину на заднее сидение. Там сзади плед есть, накройся им. И – ни звука!
Вздохнув, я полез в машину, накрылся плотным покрывалом. Хлопнула дверь. Сухой голос Горина – Миша, давай на объект как можно быстрее. Дворами, чтобы на глаза никому не попадаться.
Взревел двигатель, машина ходко тронулась с места. Я лежал накрытый плотным пледом и ничего не видел. Меня тоже – не видел никто. И только сейчас я понял – что произошло. И горько, почти беззвучно – заплакал…
Место, координаты которого неизвестны
Подмосковье, 40 километров от Москвы 31 августа 1978 года 22.00.
– Давай вставай! Пошли!
Генерал Горин стоял у задней двери Волги, вокруг было так тихо, как бывает только ночью за городом. Мертвящие, ослепительные лучи прожекторов разрезали темноту на объекте…
Когда я выбрался с заднего сидения машины, генерал, не оглядываясь, пошел к зданию, я направился следом. Наши шаги по бетонным плитам гулко отдавались с ночной тишине, словно работал какой-то метроном. Что со мной будет дальше – я не знал. Да и после смерти Наташи мне было – все равно.
Пройдя три стальные двери, поднялись наверх. Как и в прошлый раз, когда я здесь был, в коридорах было светло, безлюдно и тихо. Красная дорожка под ногами, ряды безликих, укрепленных дверей с номерами…
Открыв ключом дверь, Владимир Владимирович быстрым шагом прошел к себе в кабинет, я шел следом. Указав мне на стул, сам генерал скрылся за незаметной дверью в торце кабинета. Через пару минут вернулся, небрежно бросил снятый плащ на приставной столик, накрыв им телефоны, сам сел за стол. Испытующе посмотрел на меня.
– Чай поспеет минут через пять. А пока – давай рассказывай, что произошло.
Только все четко и внятно, ничего не утаивая. Понял?
Москва, Лубянка 31 августа 1978 года, вечер Кабинет председателя КГБ СССР
– Картина пока непонятна, Юрий Владимирович, но вот что нам удалось узнать.
Действительно, в Выхино сегодня произошла перестрелка. В убитом опознан капитан госбезопасности Пугачев Владислав Валерьевич. Причина смерти – два пулевых ранения в шею и в голову, похоже пистолет Макарова, хотя точнее скажет экспертиза. Оба несовместимые с жизнью. В момент смерти он находился в автомобиле и тоже сделал два выстрела из своего табельного оружия – но, судя по всему, ни в кого не попал. Но самое главное – еще два трупа нашли в квартире дома, рядом с которым произошла перестрелка. На четвертом этаже в одной из кварт Ир дверь была открыта, а в ней – два трупа. Но самое главное – кому принадлежит квартира, в которой обнаружили трупы…
– И кому же?
– Квартира принадлежит Соболеву Сергею Владимировичу, следователю Генеральной прокуратуры! Тому самому, который работает вместе с Калининым! – победно проговорил Журавлев Юрий Владимирович Андропов встал из-за стола, в раздумии прошелся по кабинету.
Снова вернулся за стол.
– Продолжайте.
– Один из трупов удалось опознать, он только что объявлен в союзный розыск.
Тимофеев Петр Спиридонович, уголовная кличка Бриллиант. Вор в законе союзного масштаба. Только на днях бежал из СИХО N 2 при странных обстоятельствах.
Объявлен в союзный розыск, только вчера. Но самое главное – следствие по факту побега почему-то ведет не МВД, а Генеральная Прокуратура и конкретно – Калинин!
– Вот оно как… Дальше…
– Калинин на месте происшествия был, причем очень нервничал. Вообще, туда сразу очень много из милиции приехали, из главка. Нас они не заметили…
Вообще то на месте происшествия работал Кондратьев, его вообще нигде никто и никогда не замечал, да и милицейские документы прикрытия у него были. А в суете, неизбежно образующейся на месте любого крупного ЧП сам черт ногу сломит.
Присутствие незнакомого милиционера, когда приехало столько народа из главка никого не насторожило. Генерал Журавлев отсиживался в машине в соседнем дворе.
Однако, Журавлев искренне считал, что он рисковал наравне с Кондратьевым…
– Тимофеев, судя по всему, скончался от огнестрельного ранения в сердце. Рядом с ним обнаружили нож, выпал из его руки. И третий труп – девушка, молодая, пока не опознали. Скончалась от множественных ножевых ранений в область живота. Больше ничего узнать не удалось.
Андропов помолчал, раздумывая. Дело было странным и непонятным. Вообще от всей этой истории пахло очень и очень нехорошо. Но каким то сверхъестественным чутьем Андропов понял, что эта история – и есть шанс на его спасение.
– Продолжайте работать по этому делу. Всех кто занимается расследованием – под контроль, с привлечением любых ресурсов. И если завалитесь…
Место, координаты которого неизвестны
Подмосковье, 40 километров от Москвы 31 августа 1978 года 23.00
– Вот это ты наделал делов, Сережа… – генерал Горин отхлебнул из стакана горячий, ароматный чай – вот это ты наделал делов… Ты даже сам не представляешь, в какую мясорубку ты попал…
– И что будет… – спросил я – Не знаю, что будет. Но… короче то дело, которое вы расследовали. Дело Внешэкономбанка (я даже не удивился, откуда Горин про него знает, просто принял как должное)… Дело Пугачева. От него ниточки на самый верх вели, вы с Калининым даже представить не могли, какую паутину затронули. И теперь твоим делом попытаются воспользоваться для того, чтобы развалить дело Внешэкономбанка.
Тут – без вариантов, давить будут так что…
На столе мелодично звякнул телефон. Звякнул один раз и умолк. Спецсвязь…
– Да. Да он у меня. Приезжай…
Положив трубку, генерал посмотрел на меня.
– Твой отец сюда едет. Будет здесь через полчаса. Что будем делать?
– Я готов ответить за все, что совершил – глухо сказал я, пялясь в дубовый паркет пола – Да готов то ты готов… – задумчиво проговорил Горин – только твоя ответственность не нужна никому… Понимаешь? Важен не сам Соболев и то, что он сделал – или не сделал. Важно дело Соболева. Оно жизненно нужно Андропову как инструмент давления и торга. Раздувая это дело. Он будет давить на Калинина, на Руденко, на твоего отца… В связи с делом Внешэкономбанка у него земля под ногами горит – поэтому он будет биться до конца. А на суд тебя не выведут – потому что суд никому не нужен. Более того – суд над тобой просто опасен.
Смекаешь?
– И что теперь?
– А вот что! – генерал Горин, кажется, пришел к какому то решению – ты должен исчезнуть. Да не смотри на меня так. Соболев Сергей Владимирович исчезает без вести, по весне в лесу под Москвой находят полуразложившееся тело, пистолет рядом с ним, вот этот самый, который ты мне дал. А вместо Соболева вдруг появляется Иванов Иван Иванович. Или Петров Петр Петрович. Или… в общем неважно. Главное – другой человек, ни в чем не замешанный. Этот случай наименее выгоден Андропову, так у него выбиваются некоторые козыри. Не все конечно, но пока ты жив – Андропов может манипулировать тобой как хочет.
– И как вы себе это представляете, Владимир Владимирович? Мои отпечатки пальцев есть в картотеке. Меня знают многие в Москве. Думаете, меня не опознают?
– Ну, варианты разные могут быть… – протянул Горин – хотя в чем-то ты прав.
Тебе надо уехать из страны. На несколько лет. Куда то, где ты будешь не на виду, и где о тебе все забудут. А отпечатки пальцев – а что у тебя отец не генерал милиции? Отпечатки пальцев – сегодня они одни, а завтра другие. Да и после того, как по весне твой "труп" найдут – дальше искать не будут. Согласен?
– Согласен… – протянул я – А насчет уехать… – генерал Горин перелистнул лежавший на столе справочник с номерами Генштаба и министерства обороны, снял трубку с одного из аппаратов, набрал телефонный номер.
– Михаил Павлович? Горин беспокоит из ГРУ. Добрый день, верней уже ночь.
Извините что домой звоню. Не разбудил?… Ну и хорошо… У вас штаты ГВС (ГВС – главный военный советник, имеется в виду система отправки офицеров в качестве военных советников в страны социалистической ориентации – прим автора) укомплектованы? Нет? Так я и думал. Скажи, куда сейчас набор идет? Понятно…
Для моего человечка место найдется непыльное? Да, оперативная необходимость…
Вот и хорошо. Завтра я тебе документы на него подвезу, оформи его как можно быстрее… Да… Вот спасибо…
Генерал положил трубку – Послезавтра улетаешь. До отлета будешь сидеть безвылазно здесь, в моем кабинете. Вон там, в комнате отдыха.
– И куда?
– Афганистан. Слышал когда-нибудь?
– Нет…
– Там набор идет. Офицеров не хватает. Катастрофически.
– Я же не офицер.
– Да брось… Туда отправляют всех кого только можно, таких берут что… Я тебя оформлю еще и через военный атташат, и кое с кем переговорю, чтобы помогли тебе войти в курс дела. Ну и сам с тобой немного позанимаюсь до отлета. Знаешь, сколько в Великую Отечественную краткие курсы разведчика занимали времени?
– Нет.
– Две недели. Две недели – и парашютирование в тыл к фашистам. Вот так вот. Двух недель у нас с тобой нет – но есть два дня. А остальное – на месте освоишь, ребята из аппарата военного атташе тебе помогут. Вот так вот.
На столе снова прозвякал телефон…
– Пропустите!… Твой отец приехал, через пять минут тут будет. А я пока пойду, распоряжусь, чтобы тебе документы выправили. Фамилию себе придумай какую-нибудь простенькую.
– Белов! – сходу выпалил я, не знаю, но в голову сразу пришла именно эта фамилия.
– Ну, пусть будет Белов… Сиди здесь жди отца. А я пошел…
Москва, Большая Дмитровка 15 01 сентября 1978 года Кабинет Генерального прокурора СССР Р.А. Руденко
– Где они? Назначались, на десять часов, сейчас уже десять минут одиннадцатого!
– Руденко в который раз уже недовольно смотрел на часы, одернул свой белый прокурорский китель – Видимо задерживаются, Роман Андреевич… – первый заместитель генерального прокурора Александр Михайлович Рекунков тоже недовольно посмотрел на часы, зачем то переложил с места на место папку с материалами.
Третий, находящийся в кабинете человек сидел молча, закрыв глаза и не обращая внимания на нервничающих прокуроров. Это был сам министр внутренних дел СССР генерал армии Николай Анисимович Щелоков…
– Хорошо. Коли уж товарищи из КГБ задерживаются, предлагаю попробовать угадать, что они скажут. Вот Вы, Николай Анисимович, на месте Андропова что бы нам сказали?
– Да все просто – сказал Щелоков – для внешней разведки нужна валюта. Внешние источники ее получения могли находиться, и скорее находятся под контролем спецслужб Запада. Вот и решили раздобыть валюту и валютные ценности – в своей стране…
– Но это же бред – возмущенно проговорил Рекунков – это такой бред, что уши вянут. А как быть с тем, что несколько сот миллионов долларов выведены из страны и переведены за границу, в швейцарский банк? Это что – тоже оперативная необходимость?
– А почему бы и нет… – вздохнул Руденко – вот ты, Саша можешь точно установить, на чьи счета пошли эти деньги? На счета КГБ или на счета этих зажравшихся нуворишей? Если ты обратишься с запросом в Базельский Банк Международного Регулирования, то через пару месяцев получишь вежливое письмо – отписку.
Швейцарцы на том и держатся, потому у них все деньги и хранят. Я с этим еще во время Нюрнбергского процесса столкнулся (Р.А. Руденко был главным обвинителем от СССР на Нюрнбергском процессе – прим автора). По совести рядом с Шахтом (Ялмар Шахт – гитлеровский министр экономики, получил в Нюрнберге 10 лет – прим автора) на скамье подсудимых должны были швейцарские гномы сидеть, да кто же их туда посадит. А оперативных возможностей узнать правду у нас нет. Ни у тебя, Саша, ни у меня, ни у Николая Анисимовича. Ни у кого нет. Только у Андропова. Что он скажет на ЦК – то правдой и будет, потому что никак не проверишь. Понял?
Щелоков, нахохлившись, рисовал что-то в своем блокноте, но после последней фразы Руденко на секунду оживился, черкнул туда пару слов.
Прозвякал телефон, Руденко снял трубку, выслушал…
– Андропов поднимается. И иже с ним…
Через пару минут дверь кабинета открылась. В кабинет уверенно вошел председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов, следом за ним шел генерал КГБ Семен Кузьмич Журавлев. Посверкивая линзами очков, Андропов недовольно глянул на сидевшего в кабинете Щелокова, своего давнего и лютого врага – но ничего не сказал, принялся молча устраиваться на стуле.
– Товарищи – начал Андропов – я бы хотел получить объяснения относительно вчерашнего обыска и изъятия документов во Внешэкономбанке СССР.
Руденко переглянулся со Щелоковым. Наглость, конечно, второе счастье…
– А в чем собственно дело, Юрий Владимирович? – недоуменно проговорил Руденко – прокуратура выполняет свою работу. У нас расследуется уголовное дело, один из задержанных дал показания о незаконной деятельности некоторых должностных лиц Внешэкономбанка. Прокуратура, как это и полагается ведущему следствие органу, провела задержания и выемку документов, относящихся к уголовному делу. Все в рамках закона.
– Однако, ваши действия дезорганизовали ряд важнейших операций ПГУ. Ни для кого не секрет, что у нас есть проблемы с валютой, необходимых для зарубежных операций и мы решали их в рабочем порядке через Внешэкономбанк. Вам следовало бы позвонить и посоветоваться, перед тем как производить аресты.
Руденко с трудом подавил всколыхнувшийся гнев – Прокуратура в своей деятельности руководствуется уголовно-процессуальным кодексом, товарищ Андропов. И в нем не предусмотрено, что перед производством следственных действий мы должны звонить и с кем-то советоваться! Закон есть закон!
– И по какому же закону ваши следователи убивают наших людей и устраивают перестрелки на улицах? – нагло заявил Журавлев. Андропов промолчал, не одернул своего подчиненного – значит, они договорились заранее – А по какому закону – вступил в разговор Щелоков – ваши люди совершают убийства и организуют побеги из-под стражи особо опасных рецидивистов? Это что – тоже оперативная необходимость?
– Именно – заявил Андропов – если вы имеете в виду побег Тимофеева Петра Спиридоновича из-под следствия из Бутырского СИЗО – то он давно находился у нас на связи и мы его извлекли из СИЗО по оперативной необходимости.
– А как тогда Тимофеев – с угрозой в голосе спросил Руденко – оказался в квартире нашего следователя Соболева, о котором вы только что упомянули, совершил там жестокое убийство, а потом попытался убить и самого Соболева?
Получается, ваша оперативная необходимость перерастает в совершение особо тяжких преступлений?! Я думаю, наш разговор заходит в тупик. И проще он пойдет на Старой Площади, в отделе административных органов ЦК, вам так не кажется?
– Можно поговорить и там – нехорошо улыбнулся Андропов – но тогда и мне найдется чего сказать. Про якутские алмазы. Про Мжаванадзе. Про ювелирные магазины. Про ценности, которые изымаются у задержанных и потом куда то пропадают. Так может все-таки продолжим разговор здесь…
Генерал армии Щелоков вышел из здания прокуратуры, нахмурившись, посмотрел по сторонам. Машины по улице ехали медленно, со включенным ближним светом. Первое сентября…
Водитель подал огромный черный ЗИЛ прямо к подъезду здания генпрокуратуры на Большой Дмитровке, Щелоков сел в машину, захлопнул тяжелую дверь…
– Ну что?
Щелоков посмотрел на своего зама, генерала Виктора Семеновича Папутина – Да примерно все так, как ты и сказал. Вывернулся, сволочь еврейская. Эх, если бы не тот пацан с его пистолетом…
– Если бы да кабы… Все равно Андропов сильно подставился, судя по всему уничтожена одна из его важнейших разработок. Не сегодня так завтра эти козыри все равно сыграют.
– Еще вот что… – вспомнил Щелоков – у Руденко мне пришла в голову одна мысль.
Ее Руденко высказал и сам не заметил что сказал. Нужно создавать отдел внешней разведки на базе МВД.
– Отдел внешней разведки? – переспросил Папутин – хорошо бы но как вы себе это представляете, Николай Анисимович? Насколько мне известно, Андропов и так в истерике бьется, оттого что армейцы налаживают свою агентурную сеть и занимаются внешней разведкой. Будь его воля – он бы ГРУ включил в состав КГБ.
– А никогда не задумывался, Виктор, почему Андропов так нервно на все это реагирует. Никогда не задумывался, что деятельность ПГУ КГБ никто не может проверить? Верней проверяет ПГУ КГБ само ПГУ КГБ, там отдел внутренней контрразведки создан. Вот нас, например, прокуратура проверяет, суд. Партия, в конце концов. А Андропова и его внешнюю разведку не проверяет никто, что он докладывает тому и верят. Мне, например, в свете последних событий все эти истерики Андропова кажутся очень и очень подозрительными – видимо есть что скрывать. Поэтому и надо создавать свою, милицейскую внешнюю разведку. Сейчас приедем в министерство, я тебе дам докладную записку почитать, ее Крылов (Фамилия подлинная Крылов Сергей Михайлович, генерал-лейтенант милиции. Начальник штаба МВД СССР – прим автора) мне несколько дней назад на стол положил. Предлагает по образцу межгосударственного полицейского объединения капиталистических стран – Интерпола, создать международную милицейскую организацию социалистических стран – Интермил. Тогда я ее в долгий ящик положил, а сейчас вижу – идея в общем здравая. Я тебе ее дам до завтра – успеешь изучить?
– Постараюсь…
– Ну, вот и хорошо. А пробьем решение ЦК – на Интермил поставим либо тебя, либо Крылова. Там должность будет явно на уровне первого замминистра. Скорее всего, тебя…
– А на мое место кого? Чурбанова?
Министр не ответил…
Кубинка
Военный аэродром 03 сентября 1978 года
Сегодня дул ветер. Сильный, пронизывающий. Осень вступала в свои права, по небу неслись серо-коричневые клочья туч. Похолодало…
Черная Волга генерала Горина прошла через КПП, ее не досматривали. Дежурившие на КП части солдаты синхронно вскинули ладони в фуражкам. После КПП Волга резко повернула влево и понеслась по бетонке. Водитель вел уверенно, судя по всему, он был здесь не первый раз и прекрасно знал, куда следует ехать.
Аэродром в Кубинке – один из основных военных аэродромов СССР, жил насыщенной жизнью – грузились и разгружались громадные военно-транспортные самолеты, с длинных бетонных взлетно-посадочных полос то взлетали, то садились самые разные самолеты – маленькие вострокрылые истребители и тяжелые вальяжные транспортники.
Шум работы десятков реактивных двигателей давил на уши, остро пахло авиакеросином.
Волга резко свернула раз, другой, проехала мимо длинного ряда ангаров, снова резко повернула, пронеслась в проеме между двумя из них. И резко затормозила аккурат неподалеку пилотской кабины исполинского "Антея".
Я вышел из машины, осмотрелся. Все казалось незнакомым и настораживающим.
Навстречу нам, с небольшой лесенки спустился невысокий человек в летном костюме с погонами полковника ВВС. Четко козырнул, глядя на генерала Горина. Генерал ответил тем же, передал папку с документами. Летчик открыл, мельком просмотрел документы, утвердительно кивнул, махнул рукой и снова направился в сторону самолета…
– Ну что?
Владимир Владимирович подошел ко мне, мы обнялись. Крепко, до боли… Отца не было, поехать он не смог, потому что за ним могли следить.
– Вот так вот… – задумчиво проговорил Горин, поправил мне воротник новенького офицерского кителя – теперь ты начинаешь карьеру в армии… Никогда не думал, что так обернется. И отец твой не думал, даже не хотел, чтобы так вышло. Но судьба, она… сука та еще… И коли уж такое выпало… служи Сергей честно и не позорь ни отца своего ни меня. Обещаешь?
– Обещаю! – твердо сказал я – обещаю, Владимир Владимирович. Обещаю.
– Ну, вот и хорошо – Горин отстранился – тогда я пойду. Думаю, скоро свидимся.
Не прощаемся.
Генерал резко повернулся, сел в машину. Не оборачиваясь. Уходя, оборачиваться нельзя, иначе не вернешься… Черная Волга резко взяла с места и через несколько секунд исчезла за ангарами.
И именно в этот момент Сергей Владимирович Соболев умер, я ощутил это именно тогда, в тот момент. И родился Сергей Владимирович Белов, капитан Советской Армии.
Четко отдав кому-то невидимому честь, я повернулся и пошел к своему Антею. Тоже не оглядываясь.