Вячеслав ШАЛЫГИН

ЧУЖОЕ НАСЛЕДИЕ

Часть первая

ПЕРСТЕНЬ ТИРАНА

Пролог

Первополе стремительно теряло стабильность и, казалось, уже ничто не сможет остановить этот процесс. Перворожденные — хранители и одновременно структурные частицы этой многомерной реальности — лишь наблюдали, не в силах что-либо предпринять. Причины их беспомощности были просты. Несостоявшееся рождение очередного хранителя, появление зародыша Изначальной, альтернативной реальности на одном из ключевых уровней-измерений, губительная виртуальная тень неподвластного Первополю человека… всё это мешало предотвратить надвигающийся хаос. Мир Перворожденных трещал по швам.

— Мы должны собрать все силы, — задумчиво глядя на язвы галактического недуга, произнес Высший.

Ты думаешь, у нас есть шанс выстоять? — Хранитель по имени Посланник осторожно коснулся атмосферы уродливой гористой планеты в системе желтой звезды. Пронзенная вихрем метеоров атмосфера полыхнула огненным дождем. — Взгляни вокруг. Только в этой окраинной области Галактики, решая одну элементарную задачу, Первополе ошиблось уже пять раз. Сбои наблюдаются на всех уровнях, они охватили большую часть секторов…

— И вообще, о каких силах ты говоришь? — поддержал Посланника перворожденный Великий. — Чтобы инициировать рождение нового хранителя, нам потребуется выждать четверть оборота Галактики. За это время Первополе разрушится.

— Вот поэтому я и предлагаю не ждать, а действовать! — Высший направил поток пыли вдоль гравитационного канала. В лучах ближайшей звезды пыль сверкнула почти забытым именем одного из перворожденных.

— Ушедший? — удивленно повторил это имя Мыслящий, старейший из хранителей. — Но ведь он родился неполноценным. В его теле не хватает семи важнейших компонентов! Мне горько это говорить, но по структуре и сути он ничтожнее любого Слуги. Чем он может быть нам полезен?

— Его недостатки следует обратить в преимущества, — убежденно заявил Высший. — Он бесполезен в деле сохранения и совершенствования Первополя, поскольку жалок в своем микроскопическом материальном воплощении и отвратительно похож на белковое существо, зато он способен стать нашим оружием в мире людей! Ведь мы не в состоянии напрямую бороться с человеком по имени Преображенский; он невидим для Первополя, да и мелок, как зловредная бактерия. Его невозможно придавить или растоптать. Его нельзя даже вытравить — Первополе не знает такого яда. И в катастрофах он всегда удивительным образом выживает. Но… Если мы не в состоянии уничтожить опасный микроб сами, значит, нам нужен такой же микроб. Только чуть крупнее и злее. Существо, способное поглотить Преображенского!

— Постой, Высший, — к точке сопряжения Первополя, в которой проходил Совет, приблизился Наблюдатель. — Мне непонятно, почему ты делаешь упор на уничтожение этого человека? Он лишь третья часть проблемы. Чтобы остановить разрушение нашей реальности, нам следует действовать масштабнее. Требуется уничтожить не только человека, но и его сообщников: Слугу и Того, кто выжил, а затем погасить очаг зарождающегося Изначального поля. У тебя есть решение этих проблем?

— Нет, но я уверен, что оно появится. А пока нам следует делать хотя бы то, что в наших силах. Уничтожив Преображенского, мы дадим Первополю передышку. Мы избавим его от разрушительного воздействия чуждой информационной тени. А заодно лишим создателей Изначального поля главного стимула. Ведь для них сам факт существования этого человека является доказательством их правоты. Когда Ушедший проникнет в мир людей и восстановит баланс на этом уровне, ситуация улучшится, и Первополе пойдет на поправку.

— Первополе это сложнейший механизм, — с сомнением подумал Великий. — Устранив одну причину сбоев, мы не решим всех проблем… но попробовать стоит. Ничего иного просто не остается. Я согласен с Высшим.

Другие хранители все еще сомневались.

— Кроме того, — Высший многозначительно раздвинул энергооблако на уровне Судеб и выложил главный аргумент: — Кроме того, что Ушедший сможет устранить опасного для Первополя человека, в наших руках окажется матрица центра сопряжения Изначального поля! Без нее все усилия Слуги будут напрасными. Он сможет воссоздать структуру Изначального поля, но без матрицы, главного процессора, эта энергетическая сверхмашина будет просто макетом, прозябающим в изоляции абсолютной пустоты.

— Разве матрица Изначального поля находится в руках невидимого нам человека?! — Посланник взволнованно протянул к далекой двойной звезде водородные опоры. — Как могла она к нему попасть?

— Мы же считали, что она безвозвратно утеряна! — вместе с ним возмутился Наблюдатель. — Если ты знал о ней, Высший, то должен был сообщить Первополю!

— Я и сам недавно понял, что это она, — признался Высший. — Когда Слуга построил третий уровень своего энергополя и заготовил место для помещения в него главного процессора.

— Проблема серьезнее, чем мы предполагали, — сурово заявил Мыслящий. — Изначальное поле сильнее нашего по определению. Если оно получит матрицу и достаточно окрепнет, нас ожидает вечное заточение в многомерном капкане. Если Высший не ошибся и матрица находится в руках нерожденного, в первую очередь надо уничтожить человека и этот процессор. Теперь я тоже согласен с Высшим. Следует призвать Ушедшего.

— Сбои в Первополе будут продолжаться, а значит, Ушедший рискует не меньше любого смертного, — всё еще упрямясь, возразил Посланник. — Ведь приняв облик человека, он станет крайне уязвимым. Что, если он случайно попадет в один из неуправляемых катаклизмов?

— Он будет чувствовать опасные зоны, ведь они — болезнь Первополя, а он его часть, как и каждый из нас. Даже перевоплотившись в белковое существо, он частично останется перворожденным. Так что, Посланник, не волнуйся, Ушедший не станет человеком. Он будет сверхсуществом.

— Но всё же существом.

— Да. Я согласен, риск есть. Но на карту поставлена судьба Первополя.

— Хорошо, — нехотя согласился Посланник. — Надо звать Ушедшего.

— А он придет? — осторожно спросил Наблюдатель. — Что, если он не простит нам прежних обид, ведь мы его изгнали.

— Ушедший разумен и неэмоционален, он поймет, что это было необходимо для сохранения стабильности в Первополе.

— А когда он исправит ситуацию и в Первополе снова наступит стабильность, мы опять его прогоним? — чтобы придать словам оттенок сарказма, Наблюдатель провел магнитной опорой по ионосфере кислородной планетки на окраине ближайшего рукава Галактики. Полыхнувший шторм плавно перебрал все цвета и оттенки спектра и погас.

— Мы постараемся довершить его рождение, — заявил Высший. — Семь недостающих компонентов его тела мы сможем взять из зачатков так и не родившегося Последнего. Первополе сумеет это сделать, я уверен. Разве это будет несправедливо?

— Вполне, — Наблюдатель снова «усмехнулся», но теперь скорее горько, явно не одобряя циничность Высшего. — Я ожидаю от Ушедшего вполне резонного вопроса — зачем мы вообще затеяли столь печально обернувшееся рождение Последнего, если можно было просто добавить в готовую структуру Ушедшего недостающие компоненты? Зачем все эти Катастрофы и тотальное уничтожение людей? К чему было начинать войну?

— На этот вопрос пусть отвечает само Первополе, — отрезал Высший.

— Ты же знаешь, оно не ответит, — Наблюдатель подался назад от центра сопряжения. — Иногда мне даже кажется, что оно знает не так много, как нам того хочется.

— Твои мысли кощунственны, — осудил его Мыслящий.

— Да, — Наблюдатель скользнул на уровень Решений, — но вы все прекрасно понимаете, что я прав. Первополе дает сбои вовсе не потому, что Слуга начал строительство альтернативного варианта многомерной реальности. И оружие Изначальных, или человек по имени Преображенский, тут тоже ни при чем. Это всё следствия. Причина сокрыта в ином. Первополе было дефектным с самого зарождения. Я не знаю, почему так вышло, я был создан гораздо позже, но я это вижу. Так же, как вы все.

— Как ты смеешь! — возмутился Великий. — Кто дал тебе право обвинять Первополе в некомпетентности?!

— Я обвиняю его в ущербности, вот в чем штука, — печально ответил Наблюдатель, всё больше удаляясь от точки проведения Совета. — Хотите позвать Ушедшего, я согласен. Только объясняйтесь с ним без меня. И когда его миссия провалится, а Первополе окончательно выйдет из-под контроля, меня тоже не зовите. Я больше не желаю участвовать в этих играх. Я просто хочу выжить…

Последние слова Наблюдателя прозвучали уже нечетко. Он вышел слишком далеко за пределы реальности, соединяющей Перворожденных. В круге Совета надолго воцарилось молчание. В истории Перворожденных — хранителей и одновременно составных частей Первополя — бывало всякое: и неудачные рождения, и изгнания, и долгие споры о целесообразности тех или иных событий, но еще никто не отказывался хранить многомерную реальность. Никто не отрекался от Первополя — энергетической сверхмашины, создающей и накапливающей информационные отражения большей части процессов и частиц Галактики. Ведь в служении ему заключался весь смысл жизни хранителей.

Но в чем-то Наблюдатель был прав. Первополе не стало идеальной сверхмашиной. Его программа сбоила, например, теряя из виду людей и, чтобы не признаваться в ошибке, объявляя их нерожденными. Эту хитрость все хранители давно раскусили… и тут же приняли по умолчанию версию, оправдывающую Первополе, поскольку так было удобнее. И катастрофы, сопровождающие рождение каждого очередного хранителя, тоже не были нормой. Мыслящий однажды просчитал верный алгоритм и пришел к выводу, что в идеале никаких разрушений материи быть не должно. Но исправлять программу не стали, поскольку пришлось бы пожертвовать значительными информационными массивами, а это противоречило главной цели Первополя — созданию всеобъемлющего галактического банка данных. В программе крылось и множество других изъянов, но ведь иной программы попросту не существовало! Перворожденным приходилось хранить то, что имели. Хранить и развивать. Пусть и осознавая, что Первополе дефектно. Что с того? Ведь это и родной дом, и мать с отцом, и смысл жизни. Ничего и никого из этого списка выбирать не дано. Ни энергополевым сущностям, ни сверхсуществам, ни людям…

Глава 1

Ноябрь 2324 г., Земля — Объединение Вольных Княжеств

Единственным источником света была голограмма циферблата, висящая слабым контуром над письменным столом. Великий князь Преображенский чуть приподнял голову и взглянул на часы. Половина третьего. Сегодня князь лег раньше обычного, с твердым намерением наконец-то выспаться, но заснуть так и не смог. Не помогли ни рюмка семнадцатилетнего грузинского коньяка, ни ласки княжны Оксаны. Был момент, когда Сергей Павлович почти провалился в сладкое полузабытье, но длилось оно всего минут десять. Где-то на пороге крепкого сна, когда эго почти растворилось в ленивом море подсознательных образов, Преображенскому почудилось, что рядом с ним дремлет не Оксана, а Нина. Сергей Павлович осторожно и нежно прикоснулся к ее обнаженному плечу, и тут его будто обожгло, а из глубин памяти вырвалось видение — мраморный склеп и скамья, на которой, оплакивая жену, он провел долгие часы. Сон тут же отступил, и князь уставился в темноту, тщетно пытаясь успокоиться и унять выскакивающее из груди сердце. Нины больше нет. И спящая рядом женщина никогда ее не заменит. Она может стать кем-то другим, таким же близким, но не заменой. Слишком глубока душевная рана от потери жены, чтобы залечить ее так скоро. С этой раной придется жить еще долгое время. Мучиться и терпеть, заключив боль в силовую орбиту воли и выстраивая новое счастье снаружи барьера.

Симпатия, возникшая между Преображенским и княжной Оксаной, второй дочерью Ивана Гордеева, предшественника Сергея на троне Великого Князя, это лишь способ выжить и не сойти с ума в круговороте жутких событий. О любви пока не могло быть и речи. Они оба это понимали, но не отказывались от немногих часов нежности и тепла, даря их друг другу со всей искренностью, на которую способны. Пусть при этом они вспоминали своих любимых — муж Оксаны погиб примерно в то же время, что и княгиня Преображенская — но это скрывалось глубоко в душе. Об утратах никогда не говорилось вслух, будто жизнь началась ровно месяц назад, когда Оксана впервые пришла в покои Сергея Павловича не как княжна Гордеева на аудиенцию к Великому Князю, а неофициально. Пришла и осталась…

Да, о любви речь пока не шла. Возможно, когда закончится траур и боль уступит место грусти, Сергей и Оксана найдут в себе силы снова любить, но пока… Возникло родство душ и полное взаимопонимание. Они словно бы перескочили романтический этап взаимоотношений и сразу перешли к этапу построения семейного счастья. Ведь когда уходит страсть, семья остается прочной и счастливой при соблюдении именно этих условий. Возможно, придет и любовь, но не сейчас. Слишком рано.

«И дел невпроворот. Так что личная жизнь подождет. К тому же никто никого не торопит. Ведь нам с Оксаной спешить некуда…»

Преображенский осторожно отодвинулся от княжны и сел. Отреагировав на его движение, усилилась подсветка часов. В спальне стало светлее, и князь различил плавные контуры тела Оксаны. Она спала безмятежно, чуть повернув голову в сторону Сергея. Князь невольно залюбовался. Красивые, правильные черты лица, длинные, чуть вьющиеся темные волосы, упругая грудь, плавные изгибы живота и бедер…

Лишь чувство ответственности государственного деятеля заставило Сергея встать и неслышно направиться к двери, в кабинет. Если бы не сводка о состоянии дел в Колониях, отложенная вечером, в связи с приходом Оксаны, Преображенский ни за что не покинул бы ложе. Княжна ничем не напоминала Нину, но в этом-то всё дело. Именно поэтому, даже во сне не приемля замену, Сергей Павлович всей душой тянулся к этой женщине. И пусть пока это не любовь. Но она обязательно придет. Не может не прийти, когда люди относятся друг к другу с такой теплотой…

Князь набросил халат, прошел в кабинет и плотно закрыл за собой тяжелую старинную дверь из натурального дуба. Здесь его ждала совсем другая жизнь. Водоворот дел и тяжелые гири ответственных решений. Причем, чтобы справиться со всеми задачами, следовало бросаться в «водоворот», держа «гири» в руках. И пытаться при этом выплыть. И почти никаких спасательных кругов. Раньше можно было опереться на огромный опыт Гордеева и его советников, теперь же единственной опорой служили намеки и невнятные подсказки от Ван Ли. Хорошо хоть на душе не так скверно, как раньше, спасибо Оксане…

Сергей Павлович сел за стол и взял в руки терминал с текстом сводки. Составителем значился Иннокентий Семенович Панин, бывший атташе посольства Каллисто на Земле, а ныне Генеральный инспектор административных и финансовых колониальных учреждений. Если не брать в расчет высшее командование армии и флота, по нынешним временам игравшее главную роль в жизни ОВК, должность стала третьей по значимости после премьер-министра и генерального прокурора. Карьерный взлет получился стремительный, но Панин его заслужил. Он грамотный, умный и честный человек. Поэтому Преображенский мог доверять ему, как себе. Плюс ко всему, Иннокентий Семенович уроженец Каллисто, а на родине нынешнего Великого Князя преданность правителю возведена в абсолют.

Преображенский пропустил вводную часть и нашел главное; ход восстановительных работ на наиболее трудных участках и настроения, преобладающие в кулуарах колониальных правительств. Опыт атташе пригодился Панину и на новом месте работы. Чтобы улавливать едва заметные нюансы и видеть скрытые течения, необходимо тонкое дипломатическое чутье. И у Иннокентия Семеновича оно развито в полной мере.

Панин считал, что лояльность колонистов далека от идеала. Они прилагали максимум усилий для восстановления планет, опаленных пожаром Катастрофы, и без стеснения расходовали немалые финансовые вливания государства, но вместе с тем вели непрерывные переговоры друг с другом, сколачивая некую тайную коалицию, в центре которой значился космический город Эйзен — в прошлом известное смутьянское гнездо. А некоторые правительства и влиятельные промышленные группы, как, например, Совет Представителей Мирры, бундеспарламент Юнкера или Корпорация «Ливэй» с Колонии Деа, даже встречались с эмиссарами опального князя Бородача, активно разыскиваемого великокняжеской контрразведкой по всему ОВК. Называть эти телодвижения подготовительным этапом заговора было пока рановато, но и игнорировать — неразумно.

Преображенский не мог не согласиться с мнением Генерального инспектора. Пока идет восстановление экономики Колоний, опасаться, пожалуй, нечего, но как только периферия снова почувствует под ногами твердую почву, накопит ресурсы и создаст боеспособные силы самообороны, центр вновь Столкнется с проблемой управляемости отдаленных территорий. С планетами и спутниками внутри Солнечной вряд ли возникнут проблемы, исключением может стать лишь всё тот же Эйзен, искусственный спутник Плутона-Харона. А вот города и Колонии, прозябающие дальше облака Оорта, и особенно в Поясе Освоения, обязательно припомнят Земле прошлые обиды. Вряд ли это будет явное неподчинение — усмирять бунты армия ОВК умеет, и никто в здравом уме не захочет разделить участь «усмиренных» Данаи, Терции и Европы. Но саботаж, поддержка террористических групп, таких, как панда Бородача, и народные волнения — гарантированы. А уж если, не дай бог, случится разлад с зарубежными союзниками, пятая колонна непременно постарается столкнуть лбами ОВК с Тиранией или Технократией и под шумок заработать себе вожделенную независимость.

Такие, в общих чертах, сделал выводы Панин. Князь откинулся на спинку кресла. Пищу для размышлений инспектор дал обильную и горькую. Однако переварить информацию Сергею следовало в любом случае. Вот только…

Князь прислушался. Во дворце стояла тишина, но не обычная, сонная, а какая-то чрезмерная: ни шорохов, ни едва различимого бормотания инфоканалов в покоях полуночников, ни шагов охраны. Кремль словно бы вымер. Определенно, с минуты на минуту должно произойти нечто особенное. Сергей Павлович даже предполагал — что. Преображенский включил главный комп и вызвал голограмму секундомера. Осмысление сводки откладывалось.

Первый взрыв прогремел глухо, словно глубоко под землей. Пол под ногами дрогнул, но не сильно. Зато на первом этаже приемной повылетали, наверное, все стекла. Второй и третий раскаты прозвучали гораздо басовитее. От них задрожал не только пол, но и стены, а по идеально натянутым потолкам прошла стремительная волна. Звон сигнальной системы и топот ног бегущих по коридорам солдат дополнил шумовую картину последними штрихами. Особых сомнений не возникло изначально, но теперь-то любой фрейлине стало бы понятно, что во дворце происходит неладное.

Преображенский коснулся кнопки секундомера и, отложив листок-терминал с неутешительной сводкой, помассировал веки. Ни минуты покоя. Сплошные дела и эта тяжкая роль Великого Князя.

Он отнял руки от лица и перевел взгляд на зеркало.

Для исполнителя главной роли выглядел он не очень. В темных волосах проступила обильная седина, из глаз исчез огонек и былая прозрачность, а под ними наметились мешки. Меж нахмуренных бровей и вокруг рта пролегли глубокие складки, а губы даже сейчас плотно сжаты. Портрет государственного мужа, обремененного высшей властью и тяжким грузом проблем. Человека, лишенного возможности побыть самим собой даже глубокой ночью. Разве что недолго, в объятиях женщины. Но затем всё равно приходилось вновь превращаться в твердокаменного идола. В человека без возраста и права на усталость. В человека без пристрастий и эмоций. В безошибочную машину, управляющую огромным межзвездным государством.

Сергей Павлович нахмурился. Изображение в зеркале ответило тем же. Вот он, хозяин Галактики и опора Объединения Вольных Княжеств. Политик, остановивший войну с государствами за Рубежом, и полководец, выигравший первую битву с непобедимым врагом из внепространственных миров. «Тот, кто идет» — для технократов и «Единственный» для подданных Тирана. Человек, принадлежащий всем, но только не самому себе…

И это некогда обаятельный, мягкий и душевный князь Сергей Павлович! Самый справедливый и добрый из множества удельных правителей Солнечной, да и всего ОВК. Любимый народом не только на родной Каллисто, но и на Земле, Венере, Ганимеде и десятках прочих миров. Даже на Европе, планете-океане с двумя маленькими искусственными континентами, которой до Катастрофы правил его извечный соперник князь Василий Борисович…

Где всё это теперь? Ничего не осталось. Нет больше милейшего князя Сергея. Теперь он Великий Князь Преображенский. Жестокий, решительный и волевой.

Как же это утомительно — ежедневно, после коротких часов не приносящего облегчения отдыха, вновь входить в образ того, кем никогда бы не стал, будь хоть немного дальновиднее и мудрее. Но теперь отступать поздно и некуда…

Сергей Павлович перевел взгляд на часы. Три ночи. Самое время для диверсий. Князь встал и, недовольно поморщившись, прошелся по кабинету. Двадцать девять секунд… А если эти взрывы только отвлекающий маневр и главные силы диверсантов зашли с другой стороны? Тридцать три секунды… Судя по звуку, взорвалось в южном крыле. Вполне разумно предположить, что основная атака будет в северном. То есть здесь, в великокняжеских покоях. Сорок секунд…

— Ваша светлость! — В кабинет ворвался взмыленный лейтенант Горохов. — Диверсия!

— Я уже догадался, — Преображенский кивком указал на голограмму секундомера. — Скоро минута, как я жду хоть какой-то реакции охраны. Меня за это время можно было убить раз десять.

— Так ведь, охрана на месте, — Горохов отвел взгляд. — Усиленный вариант… Теперь усиленный. Но и во время взрыва караул стоял, где положено и в достаточном количестве!

— Нет, Горохов, не твоя это стихия, — сделал вывод Сергей Павлович. — Не тянешь ты на охранного начальника. Придется тебе всю жизнь в адъютантах просидеть.

— Да я и не стремился на этот пост, — лейтенант покраснел. — Зря вы Игоря Ярославича домой отправили. Он бы тут службу поставил как надо.

— А на Каллисто кто будет заправлять? Ты?

— Там есть Совет губернских старост, премьер-министр… Они бы и без Воротова справились. Он же полковник спецвойск, в гражданских делах от него мало проку. Особенно в мирное время.

— Война еще не окончена, — назидательно произнес князь. — Ладно, рассказывай, что там за террористы нас бомбили? Какая вводная?

— Ну-у.. что проникли злодеи и хотят выкрасть вас вместе с перстнем Сунджи. Ну или один только перстень.

— Ты сам такую учебную задачу придумал или технократы подсказали? — Преображенский невольно взглянул на массивный перстень с крупным рубином.

— Какие теперь технократы? — Горохов удрученно покачал головой. — Умотали все. А нам после Катастрофы о чем еще печалиться? В ОВК воевать особо не с кем. Людей почти не осталось. А против чудов-юдов, которые, рожая одного недоноска, стирают пол галактики в пыль, воевать бесполезно. Только уворачиваться. А еще чему учиться? Получается, противодействию диверсантам с той стороны Рубежа.

— Они же наши союзники, — Преображенский невесело усмехнулся.

— Ну да, — Горох скривился. — А как зыркают они на ваш «символ галактической власти», вы видели? Того и гляди, набросятся и прямо с пальцем отгрызут. И всед своих военных советников они зачем-то отозвали. Недоброе замышляют зарубежные человечки, как пить дать. Сильно им обидно, по-моему, что Сунджа их наследством обделил. Особенно Тирану. Он вообще мужчина горячий, а в обиженном состоянии, думаю, на многое способен… Он же, хоть и не понимает, на кой черт сдалась эта печатка, а куш-то чует. За Рубежом ведь всё просто. «Пророк не ложный меж богов великий Зевс…», ну, то есть — Сунджа. А коли так, у кого его перстень, тот и «над будущим царь». А как сей волшебный причиндал включается и что вытворяет — вопрос пятьсот пятый. Я бы на вашем месте перстень этот проклятущий в сейф запер да сверху бетоном залил. Армированным . Или в Солнце торпедой…

— Хватит уже Солнцу торпед, — Сергей Павлович многозначительно взглянул на адъютанта. — Идем, поставим твоим орлам оценку.

Они вышли из кабинета и тотчас попали в плотное окружение эскорта из дюжины десантников. В дополнение к охране из бывших спецназовцев армии Каллисто теперь, когда князь Преображенский занял высший пост, охрана стала называться великокняжеской — так вот, в дополнение к ним впереди вышагивали еще и два боевых робота из оперативной бригады Старшего техника Миллора. Командующий армией технократов подарил их лично Великому Князю. Шанса выяснить, насколько хороши эти машины в бою, пока не представилось, но это Сергея и радовало. Он подозревал, что процентов на десять спокойствие во дворце обеспечивается одним фактом присутствия этих техночудищ. Жаль, что на Земле, да и вообще по эту сторону Рубежа, их осталось только два экземпляра. Все остальные улетели вместе с командующим и его инженер-офицерами домой, в Технократию Роммы, за сверкающий золотыми нитями неизвестного вещества Рубеж, соединивший два, еще недавно бесконечно далеких сектора Галактики в некое подобие «сообщающихся сосудов». Со всеми втекающими и вытекающими последствиями; далеко не всегда безобидными.

Совсем недавно в штате охраны числились и воины Тирании Чин, другого зарубежного государства, тоже заключившего с землянами мир, правда, не так «охотно», как истерзанная ядерными бомбардировками Технократия. Но дарить своих солдат Преображенскому зарубежный правитель Ергедан не стал. Более того, все чиниды были отозваны еще раньше технократов. Судя по всему, ловкий трюк Ван Ли, тайного помощника князя Сергея, возымел на Тирана Ергелана и Главного инженера Кноппуса лишь временное действие. Перстень Сунджи, который предъявил правителям парламентер, не стал панацеей. Сначала оба зарубежных лидера воодушевились, но когда Ван Ли заявил, что Преображенский и есть тот Единственный, тот Идущий, о котором говорится в древних пророчествах, они мгновенно скисли.

Скорее всего, Ван Ли действительно перестарался, и то, что главная реликвия зарубежья досталась Преображенскому, человеку из чужого мира, а не одному из «законных наследников» древнего тирана Сунджи, сыграло, по большому счету, отрицательную роль. Ведь ни Сергей Павлович, ни Ван Ли, ни его призрачный покровитель из высших сфер не могли открыть союзникам всю правду о сути развернувшегося в двух соединенных мирах противостояния…

Они не могли рассказать, что постигшая их миры Катастрофа — всего лишь отзвук, побочный эффект таинства рождения высшей сущности: двенадцатого хранителя Первополя — многомерной энергоинформационной структуры, зачем-то стремящейся создать виртуальное отражение всех элементов Галактики. Союзники им всё равно бы не поверили. Да и поверив, не сумели бы ничем помочь. В неведомые высшие сферы и лабиринты соседних измерений могли заглянуть лишь двое: Преображенский, единственный человек современности, не имеющий отражения в Первополе, и Ван Ли — последний из народа Сунджи. По сути — полубог…

Кстати, проблема доверия стояла не только перед участниками тройственного союза. Сергей Павлович, например, абсолютно не понимал, как «полубог» Ван Ли умудрился не только уцелеть, но и прожить довольно долгое время после исчезновения своего народа. Преображенский знал, кто помог Ван Ли, но как это осуществлялось на практике? Тайный покровитель помогал и Сергею, но исключительно добрым словом и своевременным советом. Вряд ли слова могли защитить человека от вакуума, огня или галактического взрыва. А ведь народ Сунджи погиб в катастрофе гораздо большего масштаба, чем та, которая постигла государство землян и Тиранию-Технократию. Что за секрет хранил Ван Ли, и почему скрывал его даже от Сергея? Не доверял? Тогда должен ли доверять ему князь?

«Ты говоришь о народе Сунджи?.. Ты хотя бы знаешь, что это был за народ и кто был Сунджа?» — вспомнилась Преображенскому недавняя напряженная беседа с существом из другого измерения, перворожденным по имени Высший. Тогда Сергей Павлович был твердо убежден в собственной правоте и ответил хранителю Первополя довольно резко:

«Мне всё равно. Они имели право на жизнь, а вы его отняли. Вы судили их не будучи законными судьями».

Но перворожденный говорил довольно убедительно. Более того, теперь, остыв и подумав спокойно, Сергей Павлович понял, что Высший был по-своему прав.

«Их судило Первополе. Оно имеет право на всё, что его составляет. Ведь ты не спрашиваешь разрешения у головной боли, когда выпиваешь таблетку, чтобы от нее избавиться?»

«Мы тоже стали для Первополя головной болью?»

«Теперь — да. Но еще не поздно. Ты можешь исправить положение».

«Я не буду этого делать. Разбирайтесь у себя в многомерных лабиринтах сами. А нам просто оставьте наше обычное пространство и время».

Тогда Преображенский был взвинчен и страшно зол на перворожденных, которые добивались своего, не обращая внимания на потери человечества, а потому слушал только себя. Но ведь князь и сам зачастую ставил интересы всего ОВК выше интересов отдельных планет. Наводя в Галактике «порядок», он превратил в радиоактивное пепелище Данаю, бомбил Терцию и Европу, подверг репрессиям население мятежных Юнкера, Старта и Натали… Вспоминая теперь слова Высшего, он относился к ним иначе. Более трезво. А вдруг хранитель был прав?

«Ты даже не заметишь, как у твоего народа отнимут и то и другое… Ты думаешь, твои союзники бескорыстны? Думаешь, они праведники, восставшие против угнетения? А ты не задумывался над тем, что любая частица почитаемого ими Изначального мира уничтожает материю твоей Галактики?! Не только Первополя, до которого тебе справедливо нет дела, а всего Млечного Пути, того самого участка бесконечной Вселенной, в котором помещается и твое любимое пространство и твой вариант хода времени! Изначальное поле — это антимир, в котором каждая частица имеет противоположный заряд, а каждый миг вливается в обратный поток отсчета антивремени. Неужели ты до сих пор не осмыслил такие очевидные вещи?»

«То, что Изначальное поле — это информационная основа антимира — лишь твое голословное утверждение, Высший. Если не сказать больше — полный бред! Я тебе не верю… И оставь меня в покое!»

«Хорошо. Но не удивляйся, когда окажется, что я прав, и что людям лучше было бы перетерпеть неприятный момент рождения Последнего, нежели вверять свою судьбу пришельцам из темных миров! Возможно, осознав ошибку, ты захочешь воззвать к перворожденным. Я оставлю тебе такой шанс. Всего один. Пусть это будет твоей страховкой от последней, фатальной ошибки. Слуга дал тебе перстень Сунджи, но даже он не знает всей его силы. Когда придет время воспользоваться этим подарком, вспомни о нашем разговоре и сделай правильный выбор…»

«Я его уже сделал! — заупрямился Преображенский. — А вы, если не хотите, чтобы вам мешали, перенесите колыбель Последнего в другую Галактику! Ведь для вас это проще простого. Так что же вы привязались к нашим звездным мирам? Ведь Вселенная бесконечна!»

Высший тогда ничего ответил. Он просто «отключил связь». Словно не видел смысла убеждать упрямого человека в необходимости думать, прежде чем решаться на серьезные шаги. Так безрезультатно закончились единственные переговоры с главным противником. Сейчас-то князю стало понятно, что ситуация в смежных мирах действительно не столь однозначна, как ему казалось вначале. Но в тот момент он был в запале, а теперь пятиться поздно. Свой выбор он сделал и, похоже, обрек себя на одиночество, не доверяя даже ближайшему союзнику. А уж Тирану и технократам — подавно. Потому их тройственный союз и распадался на глазах…

— Ты с зарядами не перестарался? — негромко спросил князь у Горохова, когда эскорт остановился перед проломом в стене резервного хранилища. — Учения учениями, а в государстве кризис. Стройматериалы в дефиците. Без этой дыры было никак?

— Я… сам не пойму, ваша светлость, — Горохов лихорадочно порылся в карманах и вынул мятую бумажную схему. — Вот тут у меня всё указано… Три хлопушки. Одна в подвале, одна напротив приемной, третья перед караулкой — вроде как чтобы охрану отсечь. Хранилища в плане не было!

— Но и дыры здесь тоже не было, — возразил Сергей.

— И дыры, — эхом ответил лейтенант. — Ерунда получается, ваш свет…

— Или утечка информации, — Преображенский задумался. — Кто знал о плане учений?

— Я и вы, — адъютант расстегнул воротник, но спохватился и застегнул снова. — Еще саперы. Двое. Только они наши, с Каллисто. Ветераны.

— И всё?

— Да

— А Катерина?

— Кто? Моя Катька? Не-ет… Ну то есть знала, что в три у меня «тревога», но в тонкости не вникала.

— Но о времени сболтнуть могла, — сделал вывод Сергей Павлович.

— Без умысла! — забеспокоился Горохов. — По безалаберности женской!

— Я понимаю, — успокоил его Преображенский. — А теперь подумай, кто мог знать, что здесь расположено спецхранилище?

— Вот уж точно — только свои! Мы ж его два дня назад оборудовали. И тоже силами наших саперов.

— Однако кто-то всё же узнал и о том, что этот сейф построен специально для одного ценного предмета, — он поднял руку, демонстрируя перстень, — и о том, что взрывать следует именно в этом месте. Как это объяснить?

— За наших людей я готов поручиться, — уверенно отрезал Горохов.

— Здравая мысль, — князь перевел задумчивый взгляд на стоящих поодаль технократских роботов. — За людей… А за машины?

— На запчасти развинчу! — Лейтенант схватился за кобуру. — Пылесосы ходячие!

— Не спеши, — остановил его князь. — И не кричи так. Развинтить шпионов, если это действительно сделали роботы, мы всегда успеем. Сейчас будет полезнее использовать их в наших интересах.

— Какие тут интересы?! Они же скоро все государственные тайны разнюхают и технократам сольют!

— Вот мы и поможем им «разнюхать» то, что нам выгодно.

— Дезинформацию подкинем? Это я понимаю. Но вы не забывайте, что они еще и стрелять обучены. А вдруг им поступит приказ на вас покуситься?!

— А ты проследи, чтобы они его не получили, — Преображенский усмехнулся.

— Нет, всё, ваша светлость! — Горохов поднял руки и шагнул назад. — Я, как временно исполняющий обязанности начальника вашей охраны, принимаю волевое решение!

— Любопытно, — Сергей Павлович сложил руки на груди и иронично улыбнулся.

— Я вызываю Воротова! С экономикой на Каллисто и без него справятся, армией Вяземский покомандует, от него не убудет, а в ваш фамильный дворец теперь сам шайтан не проникнет. Потому как его охраной Карим Мурза командует. Этого янычара даже бешеные псы стороной обходят… А здесь без Игоря Ярославича так и будет аврал за авралом.

— Волевое решение, ничего не скажешь, — Преображенский рассмеялся. — Свалить все проблемы на чужие плечи.

— А мне бы со своими проблемами разобраться! — в запале ответил Горохов. — Вот вы, ваша светлость, когда прилетел гонец из Пояса Освоения, поручали мне разобраться со странностями на Грации? Поручали. Я разобрался? Нет. Потому что в связи с дефицитом кадрового состава занялся не своим делом — начал командовать охраной Кремля. А поддерживать связи с Министерством Освоения и Комитетом по гражданской космонавтике, а координировать Чрезвычайную Службу и строительные бригады вы тоже мне поручали, или кому? Я их координирую? Нет! Поскольку ломаю голову над планами всяких учений! Которые, в результате оказываются прикрытием для вражьих диверсий!

Он скомкал бумажку и швырнул ее в одного из роботов. Стальной воин даже не шелохнулся. Вот если бы комок бумаги бросил кто-то другой… Но лейтенант Горохов в его боевой программе числился под кодом «подлежит защите», вторым после князя.

— Что это ты разошелся? — князь нахмурился. — Нервы сдали?

— Виноват, ваша светлость, — лейтенант немного остыл. — Виноват… Только разжалуйте меня обратно, Богом прошу. Хоть в адъютанты, хоть снова в летный состав… Не гожусь я в начальники. Мозга тонка. Тоньше кишки.

— Ладно, — Преображенский рассмеялся. — Что с тобой делать? Вызывай Игоря, сдавай ему дела, а сам… Знаешь что, Горох, слетай-ка ты на Грацию. Совсем я закрутился и забыл, что после того гонца еще целых три рапорта с этой Колонии поступило. И все три какие-то странности описывают. Как бы там новая неприятность не сформировалась, пока мы тут завалы разгребаем.

— На Грацию? — адъютант почесал в затылке. — Планету вечного полдня? Это можно…

— Заодно и нервишки успокоишь, — Сергей Павлович похлопал его по плечу. — Можешь Катерину прокатить. Молоденьким фрейлинам на Грации нравится.

— Чего ж я в Тулу с самоваром-то? — буркнул Горохов.

— И то верно, — Преображенский снова рассмеялся и махнул рукой. — Трое суток командировки в рай. За верную службу. Совместишь полезное с приятным, позагораешь… но десятого, как штык!

— Есть! — взбодрился Горохов.

Нет, всё-таки напрасно он думал, что после потери любимой жены, кровопролитнейшей войны с чинидами, Катастрофы и множества других испытаний на прочность князь никогда не станет прежним. Вот же он, тот самый Сергей Павлович, спокойный и снисходительный, как когда-то на Каллисто. И ничего нет в нем от деспота и палача, коим его — если честно, не без оснований — считает половина подданных ОВК и Колоний…

Главная достопримечательность Грации, единственной обитаемой планеты в тесном звездном скоплении, вовсе не горы, как думают туристы-скалолазы. Самое впечатляющее — небо над планетой. Его украшают десятки крупных звезд, видимых даже в полдень. Плотность звездного скопления обеспечивает планете вечный день, и такое обилие света заражает местных жителей чуточку истеричной жизнерадостностью. А горы… Они красивы, спору нет, но считать их главным достоинством планеты по меньшей мере странно. Да, когда-то давно, притяжение близких звезд повлияло на ее формирование. Так же, как, например, Луна повлияла на внешний вид и цикличность многих процессов на Земле. Близкие звездные массы тянули «одеяло» Грации каждая на себя, и в результате ландшафт на ней получился пересеченным. Это очень мягко выражаясь. Тот, кто дал планете название, наверное, желал пошутить. Или знал, что древнеримские грации — это те же греческие хариты, вечно юные, жизнерадостные богини, имеющие некоторое отношение к горам. Из множества покрытых густой растительностью отрогов особо выделялись три мощных хребта. Они разделяли главный континент планеты почти параллельными стенами на четыре части. Неудивительно, что каждый из хребтов получил имена трех наиболее известных граций-харит: сияющей Аглаи, цветущей Талии и благомыслящей Евфросины… Вот так романтично, хотя и опасно для ног.

Но, так или иначе, Грация — не худшее место в Галактике. Пусть и гористая, зато богатая зеленью планета, купающаяся в жизнеутверждающем море солнечного и звездного света. И никаких тебе Катастроф и Метаморфоз, как в индустриальных секторах ОВК, никаких проблем и кризисов. Тихая, спокойная твердь на самой окраине. Официально — в Поясе Освоения. Неофициально — у черта на куличках.

Ну и ладно, ну и не важно, где… Особенно, когда тебе двадцать, ты красива и полна счастливых ожиданий, а размышляешь об этом, сидя в окружении цветущих кустов на теплом солнышке и звездочках. И болтаешь ногами в прозрачной воде горной, но вовсе не холодной речушки…

— Шура, идемте купаться, — Стас поправил очки.

Девушка прищурилась и взглянула на кавалера. В очках он выглядел забавным. Такие штучки не носил никто уже лет двести, но технику экспедиции они почему-то нравились. Наверное, ему казалось, что в очках он выглядит солиднее. Смешной. Лучше бы подстригся да спортом занялся. Например, этим… где тяжести поднимают, а после мажутся кремом и принимают всякие обалденные позы на сцене. Шура однажды побывала на таком соревновании. Сидела в третьем ряду и видела на телах атлетов каждую жилку. Вот это мужчины! А Стас…

— Мне еще посуду мыть, — Шура вспенила ногами воду и склонила голову чуть набок. — Вы идите…

— А, давайте, я помогу вам с посудой, — предложил парень.

Нет, как ни смотри, но Шуре, поварихе, а по совместительству — предмету обожания всей экспедиции, Стас не нравился. То есть как товарищ он ей конечно нравился, но как кандидата в кавалеры она его не воспринимала. В этом смысле ее вообще никто не интересовал. Ну разве что Павел Германович. Только в отличие от прочих мужчин научный руководитель экспедиции оказался неприступен, как скала. Даже как весь горный массив Аглая, у одной из пещер которого расположился лагерь. Его совершенно не волновали ни стройные ножки, ни талия, ни бюст поварихи, ни ее одухотворенное и потому вдвойне привлекательное личико с аккуратным чуть вздернутым носиком…

Шура взглянула на свое отражение в реке и вздохнула. Всего этого задумчивому ученому почему-то мало. Девушка никак не могла придумать, чем бы поразить Павла Германовича до такой степени, чтобы он хоть на минуту забыл о своих исследованиях. После долгих раздумий в голове осталась лишь одна мысль. Единственный выход — откровенный флирт. Сегодня же вечером.

Шура еще немного поболтала ногами в прозрачной воде и вновь подняла взгляд на всё еще ожидающего ответа Стаса.

— Ой, я что-то замечталась… Что вы говорили?

— Давайте помогу, — парень улыбнулся.

Шурочку все именно так и называли — мечтательницей. Видимо, эта черта характера и являлась причиной того, что она иногда не успевала вовремя приготовить обед и все пересаливала, но возмущался по этому поводу лишь лохматый пес по кличке Барт.

— Я справлюсь, — Шура встала и потянулась.

Ее непосредственное поведение вызвало у Стаса новую улыбку.

— Ну ладно, — он покачал головой. — Может быть, вечером?

— Может быть, — девушка приставила ко лбу руку козырьком. — Кто это там не наелся?

— Смирнов, — взглянув в ту же сторону, определил Стас. — Ненасытное чудовище!

— Нет, он очень милый, просто еды ему действительно надо больше, чем другим, — Шура спрыгнула с мостков и пошла по дорожке к лагерю.

Экспедиция расположилась на небольшой площадке между двумя высоченными скалами. Они стояли, словно массивные колонны, по сторонам от входа в пещеру, где и пропадали весь рабочий день исследователи. В их отсутствие компанию Шуре составляли только Стас — специалист по электронике, постоянно дежуривший у аппаратуры спутниковой связи, и Барт — специалист по охране лагеря от мелких хищников и грызунов.

— Юра, давай я тебе еще первого налью, — предложила Шура, приблизившись к столовой: паре лавок и общему столу под длинным навесом.

Увлеченный едой Смирнов вздрогнул, словно его застали на месте преступления, и, быстро прожевывая, помотал головой.

— Я уже пошел… — сквозь набитый рот промычал он.

— Да ничего ты не пропустишь, — Шура добродушно улыбнулась. — Ну задержишься на пять минут. Павел Германович даже не заметит.

— Ровно в три запускаем главную установку, — сообщил Смирнов, зачарованно наблюдая, как девушка выливает остатки борща в его тарелку прямо через край кастрюли.

— А Барту?

— А у него сегодня особое меню, — Шура потрепала высунувшего язык пса по загривку. — Стас разделал барашка и всё, чему я не нашла применения, досталось господину начальнику охраны.

— Это счастье, — серьезно заявил Юра, уплетая густые остатки борща с таким аппетитом, словно до этого и не обедал.

Шура сочувственно провела ладонью по его массивному, мягкому плечу.

— Второго не осталось. Зато компота сколько угодно. Налить?

— Угу, — Смирнов кивнул, не отрываясь от борща.

— Юрий… — ожил лежащий на столе приемопередатчик. — Заканчивай обед…

Голос руководителя экспедиции звучал очень строго.

— Павел Германович, он уже идет, — заверила Шура. — Только компот допьет…

— Весь?

Шутит руководитель или говорит серьезно, Шура, как всегда, не поняла. Он вообще очень сдержанный и даже мрачноватый для уроженца Грации, этот Павел Германович. Иногда он, конечно, улыбается и шутит, но это случается редко и зачастую оказывается за пределами Шуриного понимания. Другие участники экспедиции могли смеяться над шутками Павла Германовича до слез, и не из вежливости, а от чистого сердца, но Шура примерно в половине случаев лишь смущенно улыбалась. Особенно, когда шутки касались специальных вещей или произносились вот как сейчас — серьезным и ровным тоном.

— Иду! — крикнул Смирнов.

— И… прихвати… — половину фразы руководителя поглотили странные помехи.

— Что прихватить? — Юра вытер губы посудным полотенцем и поднялся из-за стола.

— Смирнов… куда пропал? — сквозь эфирный треск пробился голос Павла Германовича. — Слышишь меня?

— Слышу! Что прихватить? — Смирнов удивленно взглянул на Шуру и пожал плечами. — Откуда такие помехи? Тут вокруг на десять километров никаких приборов, кроме наших…

— Юрий… слышишь меня?!

— Я-то слышу! — Смирнов повертел в пальцах-сосисках передатчик. — Вроде целый… Сейчас приду!

— Смирнов! Черт, что со связью?!

— Может, Стаса позвать? — забеспокоилась Шура.

— Да, — Юрий бросил приборчик на стол. — Пусть разберется. А я пойду…

— А что прихватить? Павел Германович что-то говорил… Мы же так и не выяснили…

— Ничего, разберемся, — Смирнов провел рукой по объемистому животу и довольно улыбнулся. — Спасибо, Шурочка.

— На здоровье, — девушка поставила тарелку Юрия в большой тазик с моющим раствором. Эти ученые не жалели денег на свои дорогущие приборы, но готовы удавиться, лишь бы не покупать практичную одноразовую посуду. Никакой заботы о нежных женских руках. Мужчины называется! — К ужину не опаздывайте. А то заработаетесь, как вчера. Я три раза разогревала.

— Можешь мне довериться, — Смирнов клятвенно приложил руку к груди. — Исследования исследованиями, а обед по расписанию. Ужин и завтрак — тем более.

Он надел панаму и, тяжело ступая, двинулся вверх по склону. При его весе каждый такой подъем мог считаться отчасти подвигом.

— Ладно, пойду за Стасом, — Шура покосилась на тазик с посудой. — Помыть всегда успею. Барт, охраняй!

Она погрозила собаке пальчиком и направилась по склону вниз, к большой отмели, где, сгоняя послеобеденную дрему, плескался Стас. За шумом бурлящей между валунами воды Шура не услышала нового вызова.

— Шура! Стас! — ожил оставленный на столе прибор. — Ответьте! — Голос Павла Германовича звучал тревожно и даже немного испуганно.

— Ребята! Срочно ответьте!

Барт подошел к столу и, нетерпеливо поплясав, сколько раз пролаял. Иначе ответить он не мог, а потому руководитель экспедиции продолжил вызывать Стаса и Шуру. Барт жалобно заскулил и заметался, словно разрываясь между инстинктивным желанием бежать вверх по тропинке, в пещеру, где явно что-то случилось, и неясным чувством, которое люди назвали бы проблеском мысли. Наконец, неведомое «мыслительное нечто» победило, и Барт, аккуратно взяв в зубы приемопередатчик, прмчался вниз к реке.

— Что случилось? — высвободив приборчик из зубов Барта, спросил Стас.

На дисплее высвечивалась надпись «связь прервана».

— Вот, я же говорила, — Шура с тревогой взглянула в сторону пещеры. — Павел Германович был чем-то встревожен. Надо пойти посмотреть!

— Идем, — Стас быстро натянул штаны прямо на мокрые плавки. — Барт, вперед!

Пес умчался вверх по склону с такой прытью, будто преследовал дичь. Когда Шура и Стас, запыхавшись, добрались до пещеры, собака успела вернуться из прохладных лабиринтов и теперь тревожно поскуливала, сидя у входа.

— Где они, Барт? — Шура погладила пса. — В каком тоннеле?

Пес коротко гавкнул и метнулся в полумрак. Первым за ним пошел Стас. Девушка опасливо оглянулась и, вздохнув, двинулась следом. Темноту она не любила. Однажды, еще в школе, она летала с родителями на Медею. Там были настоящие темные ночи, а днем светили всего лишь два небольших солнца. Одно желтое, другое, поменьше, оранжевое. Такой тоски Шура не испытывала никогда в жизни. Воспоминания о неуютных сумерках и пугающих ночах еще долго преследовали ее в кошмарных снах, а потому за всё время своего первого опыта самостоятельной трудовой деятельности она ни разу не заходила в темную пугающую пещеру. Да ей было и неинтересно, что за опыты ставят там мужчины. Слишком уж всё это сложно.

Они прошли всего десяток шагов, когда Стас вдруг остановился и резко присел, рассматривая что-то на земле. Шура даже вздрогнула от неожиданности. Когда же техник вдруг вынул из чехла на поясе трубку спутникового передатчика и набрал аварийный код, девушка не на шутку испугалась.

— Что там, Стас? — громко прошептала она.

— Иди в лагерь, — приказал техник. — Немедленно! Барт, уведи Шуру!

Пес недоверчиво взглянул на Стаса, но приказ выполнил. Он ухватил замешкавшуюся девушку за штанину и потянул к выходу.

— Стас… зачем? — попыталась слабо сопротивляться Шура.

— Уходи! — Парень даже не обернулся. — Если я не вернусь через полчаса, отправляйся вниз по реке, в лагерь Краузе. Это километрах в десяти от нас. Скажешь Альфреду, чтобы вызывал главную базу по коду три ноля. Поняла?

— Да… но…

— Иди!

Стас выпрямился и расстегнул еще один поясной чехол. В нем лежал массивный складной нож. От этих приготовлений Шуре стало и вовсе не по себе. Она поежилась и, уступая настойчивости треплющего штанину Барта, попятилась…

…Стае не вернулся ни через полчаса, ни через час. Но Шура из лагеря не ушла. Она заперлась в пластиковой коробочке своего домика, села на низкую койку и, обняв за шею Барта, залилась горючими слезами… Сквозь молочно-белые пластмассовые стены она не могла видеть, как на площадку перед пещерой садятся армейские магнитопланы, как удивленно жестикулирует, стоя у гладкой отвесной скалы, руководитель соседней экспедиции Альфред Краузе и как недоверчиво ощупывает сплошную породу в том месте, где час назад была пещера, какой-то крепкий рыжеволосый офицер в униформе великокняжеской гвардии. Лишь когда мокрый от ее слез Барт наконец-то вырвался и с громким лаем выбежал из домика, Шура очнулась.

Поведение пса вселило в ее душу проблеск надежды. Она быстро вытерла слезы, мельком взглянула в зеркало и тоже выбежала на свежий воздух.

— Ты голову помыл, что ли? — обращаясь к настороженному Барту, спросил подошедший к домику офицер. — Хоть с шампунем? А чего не вытер?

— Ой, — Шура, на миг ослепнув от яркого солнца, едва не врезалась в его широкую грудь. — Извините…

— Шура! — Следом за военным к домикам спустился Краузе. — Что здесь произошло? Что за мистика?! Как Пауль умудрился зацементировать пещеру? И где он сам?

— Я не знаю, Альфред Максович, — Шура снова скуксилась и всхлипнула. — Там было так страшно…

— Где? В пещере?

— Да, мы со Стасом вошли, но он отправил меня обратно, а сам пошел дальше… Он ножик зачем-то достал!

Шура снова расплакалась.

— Угрожал вам ножом? — заинтересовался офицер.

— Нет… — девушка помотала головой. — Он дальше с ножиком пошел… А я… я… испугалась.

Она прикрыла лицо руками.

— Ну ничего, ничего, — военный обнял ее за плечи и осторожно прижал к себе. — Всё нормально… Значит, это вы пса обрыдали?

— Об… чего? — Шура подняла на офицера удивленый взгляд.

— Ну слезами залили, — военный улыбнулся. Шура тоже не удержалась и прыснула.

— Так-то лучше, — офицер покосился на Краузе. — Точно была пещера?

— На голову не жалуемся, — Альфред Максович ответил укоризненным взглядом. — Пауль… э-э… Павел Германович здесь третий месяц исследования проводит. Проводил, то есть…

— И что исследовал?

— Примерно те же явления.

— Выходит, это пятый случай? — Офицер усадил Шуру на ступеньки ее домика и вручил сухой платок. — Елецкая мануфактура. Лучшая на Земле и в окрестностях. Впитывает исключительно. Можно моря осушать.

— Спасибо, — Шура промокнула слезы и шмыгнула покрасневшим носиком. — Вы с Земли?

— Заметно? — Офицер снова улыбнулся. — Вообще-то, с Каллисто, но по долгу службы пришлось переехать на Землю.

— Службы? — Шура что-то сообразила и поинтересовалась: — А звание у вас какое?

— Лейтенант, — офицер чуть наклонился, демонстрируя погон. — Маловато?

— Нет, — Шура улыбнулась. — Лейтенант кремлевской гвардии, это в самый раз.

— Ого, — военный рассмеялся. — Разбираетесь?

— Мой отец тоже служит, только на Эйзене. Начальником охраны Седьмого Литейного. Правда, я не знаю… что там… после Катастрофы…

— Заводы «РУСТа»? — офицер кивнул. — Там всё в порядке, не волнуйтесь. Ни Вспышка, ни Метаморфоза до Плутона-Харона не добрались. Эйзен живет и работает в обычном режиме.

— Слава богу, — вырвалось у Краузе. — Я ведь тоже оттуда. С Эйзена, после мятежа девяносто первого года, многие на Грацию переехали…

— Однако вернемся к нашим феноменам, — предложил офицер. — Резюме, профессор.

— Пять случаев произвольных изменений структуры абсолютно нормального вещества. Без внешних воздействий или иных причин. Сначала было превращение целого высокогорного озера в непонятный гель. Исследования доктора Рачковского показали, что по составу он напоминает силикон. Двести квадратных километров силиконовой глади… да-а… Затем абсолютно бесшумно и как-то незаметно исчез отрог Бергман. Теперь на его месте раскинулась поросшая свежей травой равнина. Площадь… э-э… воздействия… свыше трехсот тысяч квадратных километров. Мы просмотрели записи системы спутникового мониторинга, но ничего так и не поняли. Первоначально на том месте возвышались горные вершины, а затем в один миг появилась равнина. Теперь это, пожалуй, единственное ровное место на планете. Не считая моря, конечно. Можно даже назвать точное время, когда это произошло, но причина…

— Ясно, — перебил его офицер. — Дальше.

— Дальше — внезапно прекратилось извержение нулкана Эгла. Когда ученые спустились в кратер, обнаружилось множество свидетельств тому, что этот крупнейший на Грации вулкан потух не менее полутора тысяч лет назад!

— Может, так оно и было?

— Исключено! Мы располагаем морем доказательств его активности! Да что там?! У подножия Эглы расположился целый научный городок. Это просто Мекка для наших вулканологов. Еще месяц назад гора была готова взорваться, а сегодня это также невозможно, как наступление ледникового периода!

— Не зарекайтесь, — лейтенант усмехнулся. — Четвертый случай— ваш. Так?

— Совершенно верно, — Краузе кивнул. — В одной из пещер мы обнаружили колодец немыслимой глубины. Тщательные исследования показали, что глубина этого загадочного провала превышает сорок три тысячи километров.

— Глубоко, — офицер усмехнулся.

— Глубоко?! — возмутился Альфред Максович. — Мет Сои! Да это в семь раз больше расстояния до центра планеты! Такой колодец должен был продырявить Грацию насквозь и… в три раза дальше!

— Куда дальше-то? — удивился лейтенант.

— Вот и я не понимаю, куда? — согласился Краузе. — И никто не понимает. У Павла была какая-то теория, но он не успел поделиться. Слишком был занят своей пещерой. Он обнаружил в ней какое-то свечение неизвестной природы, или излучение… я так и не разобрался…

— Свечение? — насторожился офицер. — Какого рода?

Ученый молча развел руками. Лейтенант с надеждой взглянул на Шуру. Девушка сначала пожала плечиками, но вдруг вспомнила.

— Юра Смирнов говорил, что там, наверное, золота много. Я даже обрадовалась сначала… Но ребята его обсмеяли.

— Золота? То есть свечение золотистое?

— Не знаю.

— Ла-адно, — задумчиво протянул офицер. — Значит, светилось-светилось, а потом вдруг р-раз, и исчезло! Так? И вход сам по себе замуровался. Очень мило… Ну что ж, ситуация ясна. То есть, ничего не ясно, кроме одного — что-то тут у вас нечисто. Может, кто-то запрещенные эксперименты ставит, а может, саму по себе Грацию лихорадит, но если ориентироваться на известные нам законы природы, происходить такое не должно. Верно?

— Да, — согласился Краузе. — Проблема требует тщательного изучения. Наш научный потенциал… не всеобъемлющ, так сказать, и мы надеемся на помощь Академии Наук Земли или Марсианских университетов…

— Рассмотрим, — пообещал гвардеец. — Здесь у нас всё? Тогда, летим на базу.

— А как же… ребята? — дрогнувшим голоском спросила Шура.

— Здесь останутся ученые и спасатели, — пообещал офицер. — Хотите остаться с ними?

— Нет… я, если можно, с вами…

— Можно, — разрешил лейтенант. — Пять минут на сборы вам хватит?

— Да! Спасибо, господин лейтенант… Я Шура, Ермакова.

Она протянула гвардейцу руку.

— Горохов. Тоже Александр, — ответно представился тот. — Адъютант его светлости Великого Князя Преображенского.

— Адъютант… самого… Преображенского? — Глаза у Шуры невольно округлились, а лицо порозовело.

— Так точно, — Горохов расплылся от уха до уха. — Прошу любить и, как говорится, жаловать.

Он мог бы и не просить. Даже думая, что Горохов простой лейтенант из Кремля, Шура была готова сделать для него всё, что угодно, а уж теперь-то…

Старший техник Миллор стоял перед обзорным экраном на мостике флагмана испытательной эскадры и внимательно следил за подготовкой нового корабля к первому старту. Совместными усилиями двух военно-технических ведомств союзникам удалось, наконец, состыковать достижения инженерных школ технократов, землян и Тирании. Машина, которую испытывали неподалеку от планеты Натали — далекой, но верной спутницы сиятельного Арктура, — являлась почти точной копией великокняжеского крейсера «Каллисто», еще во время Кризиса собранного на секретных верфях ОВК специально для Преображенского. Конечно, на серийные машины не устанавливали некоторые особые приборы, да и комфортабельность обеспечили строго уставную, без роскоши, но главный принцип был соблюден. Ходовая часть, системы жизнеобеспечения и ракетно-лучевое вооружение остались земными. Сверхпрочные внешние корпуса делались из чинидской керамоброни, а вот программное обеспечение для «гибридных» компьютеров, совместивших все лучшее, что могли дать разные научные течения, поставляли технократы. В этом деле им не найти равных по обе стороны Рубежа. Так что гордиться новыми крейсерами могли в полной мере и земляне, и технократы, и подданные Тирана. Пока, правда, оставался без ответа вопрос — как будут распределяться новые машины между государствами? Ведь строили вместе, теперь вот вместе испытывали, продавать вроде бы нелогично; кто и кому их будет продавать? Оценить вклад и в соответствии с ним распределить квоты? Тоже скользкий вариант. С землянами договориться можно, а вот чиниды наверняка начнут искать подвох и маневрировать.

Миллор вздохнул. Как ни странно, приходилось признать печальный, но упрямый факт: люди из-за Рубежа понимают технократов лучше, чем соседи по пространству. Возможно, всё дело в особой ментальности. Земляне называют ее «западной», в соответствии с исторически сложившимися реалиями на родной планете. Там у них тоже существовали две принципиально различные шкалы ценностей, два разных образа жизни. Так вот, «восточный» был похож на чинидский. Соответственно, людям «Запада» ближе модель технократического общества. Правда, на вопрос, какую же из систем предпочитает Великий Князь, Преображенский лишь рассмеялся и ответил: «русскую». Как понял Миллор, эта модель представляет собой нечто промежуточное, компромиссное. Старший техник не жаловал компромиссы, считая их признаком неверного решения, но у людей за Рубежом своя жизнь и свои алгоритмы процветания. Возможно, они правы. На своей территории, конечно. Ведь неправедные ядерные войны они вели исключительно за пределами Земли и чаще даже за пределами своего исконного пространства — за Рубежом…

Воспоминания оказались крайне неприятными и не к месту — ведь что было, прошло, следует жить настоящим и думать о будущем. А в настоящем все сомнения на тему, верна ли модель жизни землян, перечеркивал один-единственный, но неоспоримый факт: тот, кто выжил, вручал перстень Сунджи не Главному инженеру Кноппусзуз не Тирану Ергелану, а Преображенскому. Значит, земляне на верном пути. Они делают массу ошибок, несут огромные потери, но идут к Истине. А иначе быть не может. Тот, кто выжил, не мог ошибиться в выборе Того, кто идет. Это математически доказано и перепроверено в тысячах расчетов.

Специальная секретная комиссия при Верховном бюро Главного инженера Технократии сделала уже четыре больших доклада с учетом новых, появившихся в результате Катастрофы фактов, и выводы не оставляли сомнений: перстень Сунджи имеет прямое отношение к «Проекту ноль» и скорее всего является его наследием, сохраненным фигурантами «Проекта один» — так именовались эти секретнейшие гипотезы в сводках и расчетах. А раз так… дипломатам, военным и ученым предстоят напряженные дни. С окончанием вооруженного противостояния сопредельных государств и с отражением внешней агрессии ничего не кончилось. Главные события еще впереди…

Первый серийный крейсер класса «Великий Князь Гордеев», или, как его обозначали в своих документах технократы, «модель 635-11», развернулся в сторону ближайшего портала и включил маневровые двигатели. На мостик флагмана-наблюдателя тут же пошла телеметрия.

— Не предвижу проблем, — наконец нарушил молчание помощник Миллора инженер Гориннус.

— Почему вы это сказали? — Миллор удивленно изглянул на инженера.

— Вы напряжены, словно ждете, что корабль выкинет какой-нибудь фокус. Князь Сергей налетал на прототипе немало часов и прыгал в такие места…

— То был прототип, штучная работа, многократно проверенная наладка, — Миллор вернулся к экрану.

— Этот корабль не хуже, — убежденно возразил Гориннус.

— Почему же он… — Миллор подался вперед. — Вы видите?! Он отклоняется от курса!

— Навигатор утверждает, что всё в порядке, — инженер мельком взглянул на данные телеметрии.

— Это видно невооруженным глазом!

— Я бы не стал так доверять органам чувств, Старший техник, — Гориннус взглянул в экран и чуть наклонил голову. — Я думаю, это сферическое искажение, вызванное конструкцией объектива. На этом флагмане еще масса недоработок. Земляне, что вы хотите… Я склонен опираться на данные нашего компьютера. Он делает поправки на искажения в земной оптике и…

— Очнитесь, Горринус! Я тоже верю в надежность приборов Технократии, но ошибки нет. «Модель 635-11» уходит с курса. Срочно свяжитесь с капитаном-испытателем!

— Флагман-наблюдатель испытательной эскадры вызывает крейсер «ВКГ-01»! Говорит инженер Гориннус. Крейсер, ответьте!

— Слышу вас, — бодрым голосом ответил капитан. — Командор Трентон на связи. Что случилось?

На мониторе появилось изображение. Пожилой космический волк. Определенно, он свое давно отлетал и до сих пор болтался в космосе лишь по причине жесткого дефицита кадров на флоте. Однако Трентон не производил впечатления впавшего в маразм старца.

— Вы отклоняетесь от заданного курса, командор.

— Это невозможно, мой навигатор исправен и указывает точно на портал.

— Но вы идете мимо портала!

— Вы уверены?

— Абсолютно! Взгляните на телеметрию, я перевел ее на ваш компьютер.

— Странно, — Трентон поколдовал над компьютером. — Похоже, меня притягивает какая-то масса, инженер. Взгляните сами.

— Откуда здесь… э-э… действительно… — Гориннус растерянно взглянул на Миллора. — Я не знаю, что это, по похоже на гравитационный прокол… из тех, что идут через гипер и неизвестно где заканчиваются.

— Теория Дотта, — Старший техник кивнул. — Я слышал о ней, но никогда не встречался с проколами в космосе.

— Насколько мне известно, кроме самого Дотта, с ними никто не встречался. И учтите еще — здесь не наше пространство. Земляне о таких фокусах вообще не подозревают…

— Господа технократы, вы не могли бы пояснить, о чем речь, — забеспокоился Трентон. — Что за проколы? Черные дыры?

— Нет, — Гориннус смущенно взглянул на командора. Он никак не мог привыкнуть к тому, что в общении с землянами не существует языкового барьера и, казалось бы, приватная беседа технократов на родном языке доступна пониманию любого землянина. — Проколы — это… на самом деле мы не знаем, что это такое, но Дотт обнаружил их примерно по тем же признакам, что и вы — гравитационное взаимодействие на крошечном по космическим меркам участке. Если вы добавите тяги, прокол наверняка перестанет на вас действовать, а если вернетесь в ту же точку, подействует снова. Хотя, гарантии нет. Сколько они существуют по времени — неизвестно.

— Забавное явление, — хмыкнул Трентон, — не встречал.

— У нас тоже, кроме Дотта, его никто не наблюдал.

— Я слышал, — буркнул Трентон. — Тяга десять процентов!

Это была уже не реплика в эфир, а команда второму пилоту.

«Модель 635-11» легко вернулась на прежний курс и устремилась к порталу. На мостике флагмана-наблюдателя раздался вздох облегчения.

— Однако надо исследовать этот прокол, — оживился Гориннус. — Разрешите провести дистанционные исследования?

— Разрешаю, но не думаю, что это даст результаты. Слишком мал объект.

— Явление, — осторожно поправил инженер.

— Взгляните на экран. Навигатор, максимальное увеличение.

Старший техник действительно увидел больше, чем Гориннус, хотя не совсем понятно, как это ему удалось. Там, где минуту назад находился крейсер Трентона, теперь наблюдалось нечто, напоминающее материальный объект. Его тень на мгновение заслонила звезду ближайшего скопления и исчезла. Компьютер флагмана скрупулезно восстановил картину происшествия, и над мостиком повисла компактная голографическая реконструкция — размытое очертание вытянутого объекта, скорее всего — небольшого корабля землян.

— Не понимаю, — признался инженер. — Если прокол — это след выхода из гиперпространства, почему такими явлениями не сопровождаются все прыжки? И что важнее — почему корабли не столкнулись?

— Быть может, это не простой корабль? — Миллор задумчиво покачал головой. — Судя по звездной карте, он направился в сторону метрополии землян. Надо сообщить в штаб патрульной армии.

— Но мы не знаем, что это было. Да и вектор движения еще ни о чем не говорит. Возможно, этот объект никогда не появится в Солнечной.

— А если появится? Как те капсулы со спорами метаморфов, что взорвали светила в большинстве обитаемых систем. Если бы это по-прежнему оставалось внутренней проблемой землян, я бы не беспокоился, но теперь люди в Солнечной системе наши союзники. Мы обязаны предупредить князя Сергея.

— Как знаете, — Гориннус развел руками. — Я бы подождал. Чтобы не выглядеть глупо. Если это действительно нечто опасное, такое, как «черная звезда», землянам не поможет сам Великий Технолог, а если это корабль, пусть даже использующий новейшую маскировку, он не причинит серьезного вреда. Его перехватят сразу по выходе из прыжка. Патрульная армия «Беркут» укомплектована хорошими системами обнаружения. В том числе и нашего производства.

— Даже самая совершенная система может считаться надежной лишь, когда она дублируется, пусть и всего лишь человеком, — Миллор обернулся к вахтенному офицеру-землянину. — Свяжитесь со штабом «Беркута», капитан. Передайте им расчет движения этого… объекта. Я думаю, он выйдет где-то… на орбите Плутона.

— В уме подсчитали? — невольно нарушая субординацию, искренне удивился офицер.

— Да, — Миллор не стал заострять внимание на его оплошности. Формально Старший техник числился руководителем испытаний, но на земном крейсере он и Гориннус всё-таки гости. Офицеры флота ОВК воспринимали их скорее как ученых, нежели как представителей армии союзников, а уж тем более — начальство.

— Есть! — капитан кивнул. — А что указать в графе «предварительная идентификация»?

Старший техник приблизился к голограмме, немного подумал и произвел несколько замысловатых пассов. Модель объекта приобрела почти понятные очертания. К начальнику присоединился Гориннус и тоже пару раз взмахнул рукой, будто отсекая еще кое-какие ненужные детали. Увидев, что у них вышло, офицер восхищенно выдохнул:

— Сильны…

— Введите изображение этой модели в программу поиска по каталогу «Все корабли», — посоветовал Миллор. — Разделы «Технократия» и «Тирания» можете в поиск не включать. Это ваш космолет.

— Я и без каталога вижу, что это за посудина, — офицер приосанился: «мы тоже не лыком шиты». — Корабль дальней разведки класса «Агат». Вот только… их не выпускают уже лет тридцать и запчастей к нему не найти. Кто и как умудряется до сих пор на нем летать?

— Это вы у его экипажа спросите, — вдруг снова включился канал связи с «Моделью 635-11». — Я тоже заснял это чудо техники и обработал изображение. С моего ракурса был виден бортовой номер…

Трентон взял паузу и многозначительно уставился выцветшими глазами на технократов и вахтенного офицера.

— Не томи, командор! — сдался земной капитан. — Какой номер?

— «Кей Экс сто тринадцать», — торжественно выдал Трентон. — Ну как, Дроздов, говорит тебе это о чем-нибудь?

— Летучий голландец? — Капитан Дроздов округлил глаза.

— Из земной провинции Нидерланды? — озадачил любознательный Гориннус. — Разве там строят космические корабли?

— Нет, это название из другого раздела: «Морские предания и мифы», — снисходительно пояснил командор. — Этот «Агат» ушел в разведрейд и сгинул в Поясе Освоения около тридцати пяти лет назад. Я тогда еще салагой на крейсере «Линкольн» ходил… Но примечательно не это. Мало ли кораблей пропадает в дальнем космосе? Странно, что его не видели с тех пор, и ни в один порт он не заходил. Тридцать пять лет прыгал где-то по окраинам и никуда не садился. И вдруг, вот он, как живой…

— И точечного гравитационного искажения никто не замечал? — поинтересовался Гориннус.

— Мы первые, — убежденно ответил Трентон. — Из всего этого следует, что до нас увидеть «Агат-113» никому не удавалось. Призрак, одним словом.

— Призрак? Душа мертвого голландца? — попытался с наскока вникнуть в скрытый смысл земных мифов Гориннус.

— Оживший голландец, — уточнил Трентон. — Думаешь, я просто так про экипаж ляпнул? Мой биоскан клянется, что на борту есть, по крайней мере, один живой человек!

— Кто-то живет на корабле уже тридцать с лишним лет? Разве ваши космолеты способны так долго обеспечивать жизнедеятельность?

— Нет, конечно. У него ядерное топливо на втором году полета должно было закончиться, а без работающих конвертеров электричество для бортсистем не генерировать, и трития для движков не наковать. Этот «Агат» не только жизнедеятельность экипажа неспособен поддерживать столько лет, он вообще шевелиться не должен. Однако все претензии к вашим же биосканам. Кто им программы составлял, я, что ли? На борту кто-то есть. А кто, и как туда попал — думайте сами.

— Очень странная история. — Технократы переглянулись.

— Вот уже и мертвецы оживать начали, — недовольно пробурчал капитан Дроздов. — Мало нам Катастрофы с Метаморфозой…

— Пока не факт, — Трентон бросил взгляд на свой экран. — Ну всё, господа наблюдатели, мне пора начинать вторую фазу испытаний. Придется вам разбираться со «сто тринадцатым» самостоятельно. Удачи!

— Вам того же, сэр, — Дроздов козырнул и обернулся к технократам. — А У вас во флоте разве нет легенд о кораблях-призраках?

— У нас вообще нет легенд, — твердо ответил Миллор. — Только два культовых сказания о Великом Технологе и Генетическом Банке Предков.

— Создатель и Ноев ковчег? — перевел для себя капитан. — Да, это не морская тематика. Хотя, ковчег тоже судно…

…Штаб космопатруля полицейской армии «Беркут» получил сообщение по гиперсвязи спустя несколько минут после происшествия и сразу же начал прочесывать пространство в расчетном секторе. Благо что подсказка технократов позволила сузить зону поисков до тысячи кубических мегаметров; по космическим меркам — абсолютный минимум. Примерно через час сканеры крейсера «Контр-адмирал Попов» обнаружили гравитационный прокол, но корабля-невидимки поблизости уже не оказалось. Как ни напрягались бортовые компы и детекторы масс, результат поиска оставался нулевым. На всех стратегических объектах Солнечной была объявлена тревога по «Оранжевому» коду, а к активным поискам «Агата-113» привлечены корабли охранной армии «Кречет», но и эти меры оказались неэффективными. Корабль-призрак вновь бесследно исчез…

С той лишь разницей, что теперь это случилось не в Поясе Освоения, в нескольких тысячах световых лет от Солнечной системы, а на траверзе Плутона. Что за этим последует — оставалось только гадать. Впрочем, ничего хорошего от странного происшествия ожидать не приходилось. Странности не бывают предвестниками добрых событий…

Глава 2

Ноябрь 2324 г., ОВК — Тирания — Технократия

Ван Ли появился, как всегда, без предупреждения. Не обратив внимания на охрану (равно как и она на него), он прошел и сел в кресло. На круглом лице Выжившего играла грустная улыбка.

— Располагайся, — запоздало предложил князь. — Рад тебя видеть. С чем пожаловал?

— Тем, кого рады видеть, не задают подобных вопросов, — Ван Ли покачал головой. — Впрочем, моя вина. Я сам приучил тебя к тому, что не появляюсь без повода.

— И чаще всего этот повод только кажется пустячным, — Преображенский тоже невесело усмехнулся. — А на самом деле предвещает невообразимые и тяжелые перемены. Которые не пережить, не имея в кармане твоих особых подарков.

Князь поправил перстень Сунджи на безымянном пальце.

— Такие времена, — Ван Ли развел руками. — Но в этот раз я пришел без подарка. Просто предупредить тебя, что надвигается новая опасность. Я не знаю, какой облик она примет теперь. Этого пока не знает даже наш Изначальный хранитель, но мы оба чувствуем ее приближение.

— Обычное дело, — князь вздохнул. — Я привык жить у подножья действующего вулкана. Одним извержением больше, одним меньше… Справимся.

— Возможно.

Сергей Павлович удивленно взглянул на гостя. Впервые в голосе Ван Ли не слышалось уверенности. Он словно бы никак не мог решиться на что-то. Будто не находил в себе сил сказать главное.

— Ты что-то скрываешь?

— Я предчувствую изменение баланса сил. Возможно, ты останешься один на один с новой бедой.

— Ты решил уйти? — насторожился Преображенский.

— Я предчувствую такую возможность…

— Так сделай что-нибудь, чтобы избежать этого!

— Это от меня не зависит. Наши Судьбы предопределены и не могут измениться.

— Предопределены? Кем? Первополем? Но ведь мы с тобой ему неподвластны!

— Нет. Первополе такая же игрушка в руках Вселенной, как и любой другой ее элемент. Как ты и я. Как все хранители или слуги… Программы Судеб рождаются на более глубоком уровне. Там, где не может править никто. Не хочу загружать тебя лишними загадками, до конца понять структуру глубинных измерений неспособен даже хранитель, просто поверь — мои предчувствия истинны. Очень скоро я буду вынужден продолжить свой путь, и он больше не пересечется с твоим. Даже когда мы оба перейдем на новый, более тонкий уровень существования.

— Мне не нравится твое настроение, — огорченно произнес князь. — Ты будто отпеваешь себя.

— О, нет, — Ван Ли рассмеялся. — Христианские обряды мне не подходят. Я же китаец, не забывай.

— Ты не китаец, мы оба знаем, кто ты.

— У единоверцев Сунджи тоже не принято отпевать ушедших. Тем более заживо. Нет, Великий Князь, я не оплакиваю себя. Я просто хочу подготовиться к переходу на следующую ступень существования. И хочу, чтобы к этому приготовился ты. Новая опасность потребует мобилизовать все силы. Стань мой уход для тебя неожиданностью, это могло бы тебя деморализовать, и новый бой был бы проигран до его начала. А теперь ты будешь готов.

— Но если моя Судьба уже написана, я либо выиграю, либо проиграю, независимо от обстоятельств. Разве не так?

— Так. Однако при этом имеет значение цена победы или поражения. Ты только начал приходить в себя после потерь, твое государство едва встало на путь восстановления. Если новая беда застигнет тебя врасплох, окажется, что всё это напрасно. Тебя ждут новые потери.

— Разве Судьба тех, кого я потеряю, не предопределена, так же как моя?

— Только если не будет нарушена главная последовательность событий. Предопределенность Судеб вторична. На первом месте стоят как раз Обстоятельства. Ты находишься кредчайшем положении, тебе дано ими управлять и давать Судьбам шанс реализоваться.

— А ты?

— А я выполнил свое предназначение. Я управлял Обстоятельствами до тебя, но мой срок вышел. Теперь всё в твоих руках. Поэтому я и прошу тебя — будь готов к переменам и не трать драгоценное время на огорчения. Они не стоят ни времени, ни потраченных нервов… Ну всё, моя пошел.

Он встал и снова превратился в маленького улыбчивого китайца.

— Уже? Я хотел предложить тебе чаю.

— Не беспокойся, князь, — Ван Ли хитро взглянул на Сергея. — Нехорошо заставлять княжну ждать.

Преображенский немного смутился.

— Ты меня осуждаешь?

— Что ты, князь! Я рад за вас обоих. У людей так мало непревзойденных и недоступных другим существам качеств. Способность любить — главное. И, скажу тебе по секрету, именно любовь сделала человека тем, кто он есть. Она же его спасет.

— У нас принято говорить — мир спасет красота.

— Мир, — Ван Ли кивнул. — А человека — любовь. Прощай, Великий Князь. Да пребудет с тобой добрейший Сунджа.

— В данный момент он от меня уходит, — Преображенский отвел взгляд.

— Нет, — Ван Ли усмехнулся. — Он пока с тобой. Некоторое время и я побуду неподалеку. Но на всякий случай не на Земле. Если мне суждено принять на себя первый удар нового врага, лучше сделать это на нейтральной территории…

…Когда за Ван Ли закрылась дверь, из спальни вышла княжна Оксана. Она удивленно взглянула на Преображенского и чуть прищурилась.

— Кто этот человек? Откуда он знает о нас?

— Он знает всё, — Сергей Павлович тяжело вздохнул. — Это мой ангел-хранитель или… змей-искуситель. Называй, как хочешь.

— Это, по-твоему, одно и то же? — Оксана неодобрительно покачала головой. — Вам, Великий Князь, недостает веры, оттого и тяжело на душе.

— Нет, моя княжна, мне тяжело оттого, что я, скорее всего, больше никогда не увижу Ван Ли, — Преображенский обнял Оксану. — А недостает мне только любви. Твоей любви.

Ее длинные ресницы дрогнули, и она отвела взгляд.

— Мне… пока еще очень трудно…

— Я знаю. Но мы справимся… Вместе. Да?

— Да, — шепнула Оксана, прижимаясь к нему. — Не оставляй меня надолго одну.

— Не буду.

— Нет, ты не понял. Я хочу быть рядом с тобой всегда. Не только по ночам, пробравшись украдкой в твои покои, но и днем. Я хочу жить твоими заботами, общаться с твоими друзьями, делить с тобой радости и печали. А иначе я так и останусь… мрачной и нелюдимой. Я не хочу быть одинокой и вечно печальной вдовой.

— Обещаю, — Преображенский нежно погладил ее по щеке. — Мы будем вместе. В День Объединения я представлю тебя в новом качестве…

— В каком? — Оксана испуганно отпрянула. — Нет! Ты не так меня понял! Я не хочу становиться новой Великой Княгиней! не хочу, чтобы люди сравнивали меня с сестрой. Ведь я…

Ее голос задрожал, а на глаза навернулись слезы.

— При чем тут твоя сестра? Вы же совсем разные. Княжна Татьяна сделала свой глупейший и скоропалительный выбор из корыстных побуждений, это верно, но никому и в голову не придет, что ты преследуешь те же цели. Опомнись!

— Люди такие… завистливые…

— Ох, Оксаночка, — Сергей Павлович обнял ее еще крепче и чуть покачал в объятиях, — знала бы ты, какими ангелами выглядят люди в сравнении с другими разумными существами.

— А это правда? — Голос княжны перестал дрожать, но оставался по-прежнему печальным. — Я слышала, что Катастрофу и Метаморфозу устроили какие-то потусторонние враги, но думала, что это просто страшные истории.

— Ты же видела метаморфов.

— Да, но они были похожи на диких животных. Все их действия выглядели скорее инстинктивными, чем разумными. Ими кто-то управлял?

— Да, так и было. И, похоже, этот «управляющий» не успокоился.

— Тебе это сказал тот китаец?

— Он и сам пока не уверен, но обычно его предчувствия сбываются.

— Будет новая война? — испугалась княжна.

— Пока не знаю, что это будет, а потому не хочу об этом говорить, — Преображенский легко подхватил Оксану на руки. — Надеюсь, это случится не сегодня ночью. Я чертовски хочу наконец-то выспаться. Как думаешь, получится?

Он подмигнул и улыбнулся.

— Вряд ли…

Вначале была только небольшая космическая станция, на которой несли неустанную вахту два десятка ученых. Когда эра освоения Солнечной плавно перетекла в эру покорения Галактики, станцию «Плутон-1» расширили, и к гиперрадарной установке добавился комплекс оборудования стационарного портала. Считалось, что стартовать с окраины системы гораздо безопаснее, чем из пояса внутренних планет. Впоследствии выяснилось, что точка старта может располагаться где угодно, хоть на орбите Земли, но демонтаж уже сформировавшейся космической базы был экономически невыгоден, и ее просто забросили. Не совсем, конечно. Гиперрадары по-прежнему работали и собирали ценнейшую астрофизическую информацию, но из станции не получилось перекрестка торговых путей, как, например, из «Ганимеда-4».

Так продолжалось довольно долго. Станция давно уже выработала ресурс, вахту с нее сняли, но энтузиасты нашли спонсоров и переоборудовали отслужившую свой срок научную базу в небольшое поселение. Всего в сотню «квартир». Зачем кому-то потребовалось селиться в пяти световых часах от Солнца, граждане существовавшей тогда Земной Федерации не понимали. Не обращали особого внимания на далекий космический поселок и чиновники. Они с легкостью выдавали разрешения на освоение участков поверхности Плутона и Харона, а также «близлежащего космического пространства». Участки на ледяных равнинах двойной планеты были, конечно, всего лишь формальным прикрытием. Переселенцев интересовало именно «близлежащее пространство», а точнее — висящий на траверзе Харона городок.

Он постепенно рос, присоединяя к ветхой центральной станции все новые жилые и технические модули, обзаводился инфраструктурой и в результате приобрел четко определенный и весьма серьезный статус. Когда общее собрание обитателей «Плутона-1» представило в Комитет по Освоению документы, федеральные чиновники были немало удивлены. Выяснилось, что в ледяном поясе существует и динамично развивается крупная космическая станция, почти город, с населением в двенадцать тысяч человек. И город этот имеет свои органы самоуправления, службу безопасности и… название. В постановлении городского собрания черным по белому было написано: космический город Эйзен, бывшая КС «Плутон-1». Последовавшая проверка всё подтвердила. Город существовал, развивался и даже имел перспективы. Как раз за несколько дней до прибытия высокой комиссии на выносных промышленных причалах Эйзена Галактической Корпорацией «РУСТ» был начат монтаж Первого Литейного цеха. Столь серьезное капиталовложение солидной компании окончательно убедило чиновников в обоснованности притязаний горожан, и на карте Солнечной появился новый самостоятельный субъект. Город Эйзен при Плутоне-Хароне.

И никто из придавленных авторитетом «РУСТа» чиновников не задал себе двух простых вопросов. Во-первых, почему литейные цеха строятся именно здесь, в ледяном поясе, где для этого нет никаких предпосылок? Все богатые рудой астероиды находились внутри системы, а разработки на поверхности Плутона или Харона были бесперспективны: георазведка давным-давно поставила на этих ледяных глыбах жирный крест; промышленных количеств полезных ископаемых в них не обнаружилось. Второй вопрос был некорректным, но задать следовало бы и его. Почему практически всё население города составляли молодые немцы довольно радикальных политических взглядов?

Когда ответы нашлись, было уже поздно. После постройки первого цеха город начал расти как на дрожжах. А когда был запущен в эксплуатацию Седьмой Литейный, федералам стало ясно, что огромный космический город со стотысячным населением превращается в мину с часовым механизмом. Дело было в том, что никто, кроме дирекции «РУСТа», не знал, что же на самом деле производится в Литейных цехах. Все инспекции подкупались менеджерами компании еще до вылета с Земли, а разведчиков Федеральной Безопасности эйзенская тайная полиция безошибочно вычисляла и перехватывала прямо на таможенном посту. Вечно так продолжаться не могло, и ситуация рано или поздно была обязана разрешиться. Либо с громким скандалом, либо с настоящим политическим взрывом. Так и случилось, причем в самый неблагоприятный момент. Когда по Галактике прокатился пожар Пятой войны, и от Федерации остались одни неприятные воспоминания, Эйзен вдруг проявил политическую волю и провозгласил себя независимым государством, верным принципам федеральной конституции.

Победившей в войне коалиции под руководством Великого Князя Гордеева было не до мелочей, вроде молодого и нахального городка на окраине Солнечной, а потому для Эйзена было сделано временное исключение. Ему разрешили жить по своим законам. И он жил по ним почти тридцать лет. Объединение Вольных Княжеств крепло, планеты и спутники Солнечной постепенно собирались вокруг сильного центра — Великого Княжества Земли, далекие галактические Колонии налаживали утерянные связи, и только один гордый Эйзен продолжал вариться в котле своих неведомых дел, активно торгуя со всеми желающими, но не пуская на свою территорию никого из особо любознательных подданных Гордеева и не проявляя никакого интереса к идее вступления в состав ОВК.

В общем-то, такое положение дел всех устраивало. Гордеева, как и его федеральных предшественников, конечно, беспокоила окружающая Эйзен завеса тайны, но пока шло трудное «собирание земель», ему было не до искусственного спутника Плутона.

И так продолжалось, пока сам Эйзен не решил, что ему есть дело до ОВК.

Как только это произошло, приоткрылась завеса тайны, и появились ответы на неудобные вопросы. «Литейные» цеха всё время своего существования производили оружие и боевую технику. Причем отнюдь не для армии Федерации или Объединения. Нет. Исключительно для армии Эйзена. Сильной, хорошо обученной, имеющей мощную разведывательно-диверсионную сеть во всех мирах и подготовленной к ведению боевых действий в любых условиях.

И, что немаловажно, в армии, как и в самом Эйзене, царила твердая убежденность в избранности «чистой нации». Той самой, которую представляли коренные жители космического города.

Идеологически подкованные солдаты в любые времена были особенно опасны, и теперь в этом предстояло убедиться всей Галактике. На меньшее новые фюреры с Эйзена были не согласны. Но начать следовало с Солнечной, а потому первые мобильные и хорошо вооруженные отряды диверсантов потянулись из ледяного пояса внутрь системы.

Начавшийся в пока еще слабом Объединении хаос трудно описать. За какой-то месяц все княжества вновь погрузились в пучину только-только забытого ужаса межпланетной войны. Террористы поставили ОВК на грань развала.

Великому Князю следовало принять самые решительные меры, и он не стал колебаться. Ценой неимоверных усилий Гордеев убедил Марсианский Триумвират в необходимости не только торгово-политического, но и военного союза, а Колониям просто пригрозил перекрыть все каналы снабжения. Уговоры и угрозы подействовали, и соединенная армия ОВК, Триумвирата и Колоний осадила Эйзен. Впоследствии это завершающее сражение затянувшейся Пятой Космической войны попало во все учебники истории как Битва при Хароне. Коалиция полностью разгромила армию нацистов, постепенно выловила большую часть диверсантов, а тех из жителей Эйзена, кто был замешан в темных делишках, Гордеев выслал в Пояс Освоения на вечное жительство.

С тех пор город стал мирным, тихим и интернациональным. А на далеких Колониях Пояса Освоения, вроде Грации, приобрела популярность немецкая речь.

И с тех же пор в окончательно сформировавшемся ОВК начался период тридцатилетнего мира и относительной стабильности. Который в одночасье прервала Катастрофа…

…Правитель Европы при Юпитере князь Василий Борисович Бородач вошел в офис Седьмого Литейного через черный ход. У запасного лифта его встретил лично начальник охраны.

— Ермаков, — представился главный охранник.

— Привет, — Бородач запросто пожал ему руку. — Русский? Это хорошо.

— Почему?

— Потому. Гарантия, что ты по совместительству не гестаповский шпик. Так?

— В гестапо Эйзена служат исключительно потомки Зигфрида, — согласился Ермаков. — Правило не сумел отменить даже сам Гордеев. Местные жители доверяют только такой тайной полиции. Это у них в крови.

— Ну вот. А еще все они снобы и стукачи. Это тоже в крови. Сдать человека Преображенским ищейкам за деньги или просто от избытка законопослушности для них, как умыться. Так, земляк Ермаков, или нет?

Князь похлопал начальника охраны по плечу и ухмыльнулся. Левая половина лица, едва зажившая после обширного ожога, пока еще плохо слушалась, и ухмылка получилась кривой, словно бы саркастичной. На самом деле князь просто хотел подчеркнуть, что даже опальный дворянин стоит на десять ступеней выше любого служаки, тем более такого незначительного, как начальник охраны. Пусть тот и командует охраной гигантского по любым меркам оружейного завода.

— Бургомистр и представители Колоний ожидают вас в дирекции. Прошу.

Ермаков пропустил князя в лифт и нажал нужную кнопку.

— А эти… новенькие прибыли? — поинтересовался Бородач.

— Только один, — на волевом лице Ермакова появилась гримаса неудовольствия. Это не ускользнуло от внимания князя.

— Тебя что-то не устраивает?

— Чутье, — спокойно ответил начальник охраны. — Впрочем, это не мое дело…

— Не твое, — согласился князь. — Но я учту. Пока мы не поймем, кто они и чего им от нас надо на самом деле, придется полагаться именно на чутье профессионалов. Ты сколько в охране?

— Десять лет.

— А до этого где трудился?

— В Службе Безопасности на Грации.

— Долго?

— Столько же.

— Солидный опыт, — Бородач смерил охранника пытливым взглядом. — Следи за чужаком внимательно. Это может оказаться очень важным.

— Я понимаю, — Ермаков кивнул. — Прошу.

Дверцы лифта раскрылись, и князь с охранником вошли в просторный холл дирекции. Там их встретили еще двое сотрудников службы безопасности. Они ловко обследовали князя сканерами, вежливо предложили ему пройти рентген, после чего наконец-то проводили в кабинет для заседаний. Бородач во время проверки негромко ворчал, но охранники оставались непреклонны.

— Ну Ермаков, — уже входя в кабинет, проронил Василий Борисович. — Ну молодец… Поставил службу, даже князю не прошмыгнуть.

— Ваша светлость! — Навстречу князю вышел бургомистр Эйзена. — Вы один, без молодой жены? Как долетели?

— Нормально, — буркнул князь. — А жена подводным плаванием занялась, пока на Европейском море сезон не закончился. Стресс снимает… Здравствуйте, Вальтер. Добрый день, господа.

Не дожидаясь приглашения, он уселся в ближайшее кресло и закинул ноги на круглый стол. Кроме многозначительно переглянувшихся представителей Колоний Старт и Юнкер, никто на его вольное поведение никак не отреагировал.

Василий Борисович обвел собравшихся тяжелым изглядом и остановил его на представителе новых союзников. Выглядел тот вполне безобидно. Седеющий мужчина, немного полноватый в талии, с широким, открытым лицом и безразличными серыми глазами. Сидел он как раз напротив князя, и, чтобы рассмотреть незнакомца, Бородачу пришлось-таки убрать ноги со стола.

— Начнем, — воспринимая смену позы князя, как знак, заявил бургомистр. — В первую очередь разрешите представить нашего гостя, специального представителя Галактического Правительства, господина…

— Представителя чего? — прервал бургомистра Бородач. — Я что-то не расслышал.

Он уставился на гостя. Тот ответил всё тем же равнодушным взглядом и повторил вместо Вальтера:

— Специального представителя Галактического Правительства.

— Впервые слышу о таком правительстве, — всё тем же провоцирующим тоном заявил князь. — Мне известно о сборище головорезов под командованием Преображенского, я знаком с правительством Тирании — собранием старых пердунов, кое-что слышал о Техническом Бюро при Главном инженере Технократии… Но о вашем «органе» мне ничего не известно. А если так, позвольте усомниться в его существовании.

— Ваши политические знания устарели, — флегматично парировал гость. — Методы борьбы, кстати, тоже. Я здесь, чтобы возглавить вашу армию сопротивления и установить в Галактике и за Рубежом новый, твердый порядок.

От такой наглости Бородач едва не свалился с кресла. Он привстал и подался вперед.

— В нашей армии ты сможешь возглавить только строительно-вспомогательную бригаду!

— Господа, господа! — попытался вмешаться бургомистр Вальтер. — Мы собрались для конструктивной беседы, так давайте на время оставим амбиции! Враг у нас один — князь Преображенский, узурпатор и деспот — а все, кто сидит в этом кабинете, наши союзники. Очень прошу, не забывайте об этом… Василий Борисович, Андрей Петрович, вернемся к теме! Итак, разрешите представить, наш союзник господин Щукин.

— Ну-ну — Бородач, ухмыляясь, откинулся на спинку кресла. — Союзник… И насколько он может быть нам полезен? С такими-то притязаниями.

— Всё зависит от того, решитесь ли вы идти до конца — Щукин вынул из кармана пачку сигарет и неторопливо закурил.

— Что это вы делаете? — удивленно спросил князь.

— А что? — союзник скользнул взглядом по лицам заговорщиков и остановился на Вальтере. — Пепельницы здесь имеются?

— Э-э… — бургомистр растерянно обернулся к своему секретарю. — Генрих, попросите фрау Мюллер принести… пепельницу.

— Вы с какой луны, Щукин? — Бородач коротко рассмеялся. — Костюмчик на вас… аховый, сигареты… Оттаяли во время Вспышки из вечной мерзлоты? Или, может, вы из прошлого или из параллельного мира?

— У вас богатая фантазия, князь, — союзник покачал головой. — Да, я курю, что тут такого? Привычка вредная и устаревшая, согласен, но не такая уж редкая.

— Только не в Солнечной, — Бородач прицелился в гостя указательным пальцем. — Дайте-ка, я угадаю… То, что вы с Колонии, уже понятно. Осталось понять, с какой именно. Если учесть структуру вашего бреда… Галактическое Правительство… довольно нейтральная вывеска. Может, вы с Фореста? Нет, там архаика не в чести. Медея? Но с нее прилетел уважаемый мастер Толстов. Откуда же вы тогда?

— Не трудитесь, — Щукин стряхнул пепел в принесенную фрау Мюллер хрустальную пепельницу. — Все карты я раскрою лишь после заключения союза. Итак… Здесь присутствуют полномочные представители правительств и наиболее влиятельных военно-промышленных групп семи Колоний: Эйзена, Мирры, Медеи, Старта, Юнкера, Тайны и Натали. А также уважаемый князь Бородач. Все присутствующие заинтересованы в свержении существующего правительства и установлении в Галактике нового, справедливого порядка. Не так ли? Вижу, что так. Я предлагаю вам, господа, присоединиться к коалиции Галактического Правительства и выступить против ОВК сплоченным фронтом.

— Знаю, — Бородач хлопнул ладонью по столу. — Знаю, с какой вы Колонии! Вы сбежали из дурдома! Точно!

— Василий Борисович… — укоризненно проронил Вальтер.

— А как еще вы объясните его безрассудную смелость?! — взвился европейский князь. — Это нафталиновое пугало с рыбьей фамилией приходит сюда, в наш стратегический центр, и пытается диктовать свои условия! Присоединиться к его коалиции! А жен своих к вам в гарем не откомандировать? Сплоченный фронт ему потребовался. Катитесь к черту, Щукин, со своими предложениями! Справимся и без вашего Галактического Правительства.

— Вы не поняли, Бородач, — спокойно произнес союзник, поднося огонек зажигалки к новой сигарете. — Это мы, в крайнем случае, справимся без вас и ваших наемников. Я всего лишь даю вам шанс выжить.

— Выжить? — князь оперся руками о стол и наклонился к гостю. — Вы настолько сильны, что смеете нас запугивать?

— Да, — союзник поднял на него холодный взгляд.

— Я скорее встану на колени перед Преображенским, чем заключу союз с этим уродом, — обращаясь к бургомистру, процедил Бородач.

— Сесть, — негромко приказал Щукин. Команда прозвучала настолько неожиданно, что Василий Борисович не сразу понял, что адресуется она именно ему.

— Что? — он снова уставился на союзника.

— Сесть, — спокойно, но твердо повторил тот и выпустил в лицо князю облачко сизого дыма.

Бородач побагровел, но почему-то подчинился. Более того, он умолк. Теперь он просто сидел и удивленно пялился на гостя.

— Князь сказал это… в запале, — попытался урегулировать ситуацию Вальтер. — Он вообще очень горяч…

— Я хочу услышать предварительное мнение каждого из присутствующих, — не обращая внимания на его вмешательство, сказал Щукин. — Кто еще желает сдаться Преображенскому и погибнуть?

— Но мы не слышали ваших предложений, — негромко заметил представитель Юнкера. — И мы ничего не знаем о вашем военном потенциале.

— Он достаточен, чтобы победить. С вами или без вас. С вами — на день раньше.

— А если Преображенский призовет на помощь союзников из-за Рубежа? — засомневался посол с Натали. — Армия Тирании хорошо обучена, а сам новый Тиран опытный полководец.

— А боевые роботы Технократии превосходят по мощи любые наши пехотные подразделения, — добавил советник правительства Колонии Старт. — Не хотите же вы применить тактику узурпатора?

— Почему нет?

— Бомбить собственные планеты?! Это неприемлемо!

— А если не будет иного выхода? — Гость усмехнулся. — На войне, как на войне. Но можете не волноваться, господа, до тактических ядерных ударов дело не дойдет. Мы справимся и с Тиранией, и с Технократией еще до начала войны против Кремля. Да и с Преображенским Галактическое Правительство намерено сражаться не самыми привычными средствами. Жертвы среди мирного населения при нашем способе ведения войны полностью исключены. Разрушений будет тоже не так много. Как только в наших руках окажется нынешний Великий Князь, мы снимем с его пальца перстень и, таким образом, развенчаем…

— Постойте, господин Щукин, — перебил его представитель Промышленного Совета Медеи. — Высокие слова это, конечно, красиво. Снимем, развенчаем… Но вам не кажется, что сейчас вообще не время воевать? С окончания Катастрофы прошли считаные недели, в Галактике царят хаос и разруха. Человечество едва не кануло в небытие. Какие могут быть революции? Вы хотите уничтожить всех выживших? Но кем тогда будет руководить ваше загадочное Правительство? Трофейными роботами технократов, кремлевскими механическими дворниками или… метаморфами? Говорят, их споры до сих пор находят на всех пострадавших во время Метаморфозы планетах. Мы, конечно, хотим создать союз, подготовить предпосылки к смене власти, но не такой ценой.

— Завтра будет поздно, мастер Толстов, — твердо заявил союзник. — Противника следует уничтожать, пока он слаб. Это война, а не дуэль. А что до мирного населения… Я же вам сказал, безвинно никто не пострадает. Ну так что? Вы с нами?

— Я бы воздержался, — осторожно ответил промышленнике Медеи.

— Я тоже, — сказал представитель Юнкера.

— И я…

— И мы…

Щукин взглянул на бургомистра.

— Я бы дал свое согласие, Андрей Петрович, но вы так и не пошли нам навстречу. Вы не сказали ни слова о вашем потенциале. Заключать союз, ничего не зная о партнере, вслепую… это…

— Ясно, — заключил гость. — Вы мне не доверяете. Хорошо. Я дам вам шанс. Встретимся ровно через неделю. Следите за новостями. Особенно за тревожными новостями… Всего хорошего, господа.

Он встал и, чуть поклонившись, вышел.

— Муфлон винторогий, — проскрипел Бородач, когда дверь за Щукиным закрылась. — Хотел нас к ногтю прижать! Голыми руками собирался нас взять! Урод…

— Что-то я не всё понимаю, — задумался Вальтер. — Странный он, этот Андрей Петрович. И ведет себя странно. И кто за ним стоит — непонятно.

— Ты же его привел! — удивился Василий Борисович. — Кто его тебе порекомендовал?

— В том-то и дело, что я не помню, кто, — признался бургомистр. — Кто-то очень и очень серьезный и надежный. А кто конкретно, хоть убей, не могу вспомнить.

— Дела-а… — озадачился Бородач. — А может, тебя преображенцы так обработали? Незаметно.

— Исключено!

— В таком случае… это тревожная новость номер один, — сделал вывод Бородач. — И чутье мне подсказывает, что следующей ждать недолго…

— Господин майор! — В дверь каюты Трошкина постучал вахтенный офицер.

— Да, войдите, — майор смахнул со стола голограмму колоды карт и примерно таким же взмахом отпустил партнера по игре. Фантом растворился как раз в ту секунду, когда в каюту вошел флотский лейтенант.

— Сигнал с пограничного рейдера, господин майор, — доложил офицер. — На участке тридцать два пятнадцать зафиксирована попытка прорыва группы из семи пиратских кораблей. Пограничники просят поддержки.

— Да? — Трошкин задумчиво взглянул на вахтенного. — И что говорит капитан?

— Надо помочь.

— А наш транспорт приспособлен к таким… баталиям?

— Так точно. К ведению боевых действий в открытом пространстве готов любой корабль космофлота. А если нарушители попытаются сесть на планету, мы сможем блокировать их силами ваших десантников.

— Мои десантники только-только с планеты взлетели, — пробурчал майор. — И так почти год на этой Данае просидели. Если вы не в курсе, первая рота моего батальона сменилась с боевого дежурства, на которое заступила в самом начале войны.

— Я в курсе, господин майор, но операция не займет много времени, да и возвращаться на Данаю вашим солдатам вряд ли придется. Пираты попытаются уйти за Рубеж, даю гарантию. Это их обычный прием. Наша задача этого не допустить.

— Расстреляете их главным калибром?

— Если не сдадутся…

— Ну что ж поделать? — Трошкин вздохнул. — Надо, значит, надо… Сейчас оденусь, приду на мостик. Посмотрим, что там за пираты.

Лейтенант терпеливо дождался, когда десантник облачится в боевой костюм, как и полагалось в случае объявления тревоги, и они направились в рубку транспорта. Едва шагнув на порог мостика, лейтенант кивнул оператору связи.

— Врубай!

Связист ткнул в украшенный восклицательным знаком сенсор, и по кораблю разлетелся вой тревожного ревуна. Экипажу эта музыка предписывала занять места согласно боевому расписанию, а десантникам — облачиться в боевые костюмы, получить оружие и ждать возможной команды к высадке.

Трошкин представил, как сейчас матерятся его подчиненные — за время сидения на выжженной ядерным пожаром Данае одуревшие от лекарств-радиапротекторов, взвинченные от постоянного боевого стресса, покрытые ожогами и шрамами, забывшие, что такое нормальная, не концентрированная пища и спокойный сон. В конце концов, не видевшие уже почти год ни одной приличной бабы… Разве что злобных наемниц, воевавших на стороне врага. Но этих подолгу рассматривать было небезопасно. В бандах мятежного князя Бородача и его приспешников эти дамочки обычно числились снайпершами. В них десантникам приходилось стрелять. Первыми. Выбора не оставалось.

Всё это отнюдь не поднимало боевой дух, но солдаты в роте Трошкина подобрались крепкие и физически, и морально. Майор за них не беспокоился. Солдаты есть солдаты. Поругаются, отведут душу, но в норматив уложатся почти рефлекторно. Уже через минуту будут сидеть в посадочных креслах, в полной боевой выкладке. Молчаливые и сосредоточенные. Вооруженные Силы ОВК, специальный десантный батальон штаба армии Каллисто, что тут добавить? Элита… За право служить в этом подразделении новобранцы готовы отдать все сокровища мира. Так что лучшие солдаты Галактики отлично понимали, какая на них лежит ответственность. Прекрасно понимали. Особенно сейчас, когда ветеранов, воспитанных еще до войны полковником Воротовым и майором Блиновым, во всём ОВК осталось две роты. Одной командовал Трошкин на Данае, а другая охраняла Великого Князя в Кремле. По их образу и подобию в учебных центрах сейчас взращивались тысячи и тысячи салаг, а потому десантники Трошкина готовы выполнять любые боевые задачи без стонов и самым тщательным образом. Иначе никак иначе — позор и отставка. А это хуже смерти.

— Не успеваем, — на секунду оторвавшись от экрана, бросил капитан транспорта. — За кордон рвутся, гады…

— А если ракетами? — предложил Трошкин.

— Нельзя, — капитан покачал головой. — Рубеж близко.

Он кивком указал на изображение золотистой сети раскинувшейся в космосе на многие мегаметры. Она, словно странная полупрозрачная стена, отделяла владения Земли от далекого, но одновременно близкого пространства Тирании Чин — Технократии Роммы. Объяснения этому явлению до сих пор никто не нашел. Тор из текучего золотистого вещества, незадолго до Катастрофы появившийся чуть дальше Данаи, сначала соединил то ли две противоположных части Млечного Пути, то ли две далеких Галактики — ученые до сих пор не определились — внепространственным колодцем, а затем претерпел три последовательных трансформации.

Результатом первой — расширения золотого тора — были взрывы, едва не разнесшие в клочья светила всех обитаемых миров землян. Сколько во время этих вспышек погибло обжитых планет и, соответственно, людей, было больно вспоминать. А потом появились светящиеся коконы, целиком окутавшие планетные системы атакованных звезд и на поверку оказавшиеся инкубаторами для убийц-метаморфов. Эти жуткие чудовища, вылупившись из своих спор, почти добили тех, кто не погиб во время страшных солнечных вспышек.

Затем на месте зловещего «бублика» сформировалась такая же, как сейчас, сеть. От края до края примерно с десяток диаметров Солнечной. Но просуществовала она недолго. Очень скоро сеть порвалась на лоскуты и с немыслимой скоростью полетела внутрь пространства чинидов-технократов. Там золотистые «лоскуты» проделали почти тот же фокус, что и вещество вспыхнувших звезд в Галактике. Они закутали обитаемые системы в коконы и «высидели» на планетах полчища уродливых энергетических существ, которые серьезно проредили и население зарубежья.

Новая, на данный момент последняя сеть оказалась более стабильной и не слишком плотной. Сквозь ячейки из текучих золотых нитей свободно проходили целые караваны судов и развернутые в боевой порядок звенья космолетов. Но что за вещество — уничтожающее любое вступившее с ним в контакт материальное тело — образует сеть, никто так и не понял. И чего можно ожидать от нового Рубежа — тоже.

Поговаривали, что ответы на все вопросы знает Великий Князь, но Трошкин воспринимал это, как обычную пропагандистскую уловку. Полезную, майор не спорил, но беспочвенную. При всем глубочайшем уважении к Преображенскому и готовности пойти за ним в любое пекло, в сверхъестественные способности правителя майор не верил. Ведь Трошкин был знаком с Великим Князем гораздо ближе, чем большинство подданных ОВК. Майор теперь командовал одним из подразделений личной гвардии Преображенского — спецназа армии Каллисто…

— Боитесь, что сеть может сдетонировать, как зарубежные энергомассивы? — Трошкин взглянул на показания дальномера.

— Если честно, нет. По моему мнению, структура Рубежа другая, не взрывоопасная. Но раз приказано считать сеть модификацией энергооблаков, значит, будем считать именно так.

Бескрайние энергетические облака некогда были одной из главных достопримечательностей космического пространства по ту сторону Рубежа. Они же стали для зарубежья проклятием. Следователи военной прокуратуры ОВК и эксперты Технократии провели самое тщательное расследование, но достоверно так и не выяснили, что же послужило толчком к чудовищной детонации огромных скоплений чистой энергии, которую в качестве идеального топлива десятилетиями использовали жители зарубежья. В секретных рапортах упоминался малый рейдер землян, врубивший термоядерный форсаж и ринувшийся на этой тяге в гущу энергомассива, но кто управлял этим кораблем-камикадзе, узнать не удалось, В результате Великой Цепной Реакции мир чинидов-технократов пострадал даже больше, чем Галактика от вспышек на светилах обитаемых систем. Из ста колоний Тирании Чин и десятка планет Технократии уцелело двенадцать. Да и те оказались в очень сложном положении, ведь остались без дармовой космической энергии, а о реакциях управляемого ядерного распада или синтеза никто за Рубежом и не задумывался. К чему им было усложнять себе жизнь, изобретая реакторы и конвертеры, если запасы чистой энергии казались практически неисчерпаемыми?

— Господин капитан! — вдруг крикнул с ходового мостика связист. — Навстречу пиратам идут корабли чинидов! До флотилии!

— Идут к Рубежу? — уточнил командир транспорта.

— Уже прошли! Они в нашем пространстве. Пытаются взять пиратские рейдеры под охрану!

— Оборзели, — процедил сквозь зубы Трошкин. — Думают, если нас тут всего два корабля, так им всё можно?

— Мы действительно бессильны, — капитан огорченно вздохнул. — Применять тяжелые ракеты нельзя, позади нарушителей Рубеж, и любой промах может привести к непредсказуемым последствиям, а ввязываться в лучевую перестрелку нет никакого смысла. Их броня и силовые щиты ничуть не слабее наших.

— Позади Рубеж… — задумчиво повторил за капилпом Трошкин. — Однако странно, что корабли Тирана так запросто плюнули на все договоры и открыто нарушили границу. Для этого должна быть весомая причина. Высокородный политэмигрант?

— Возможно, на одном из пиратских рейдеров действительно находится какая-то важная персона, — предположил капитан. — Но вряд ли это Бородач или кто-то из его ближайших помощников.

— Вряд ли, — согласился майор. — Но кто-то всё же собрался без визы за границу. Кто-то из наших, и настолько важных для Ергелана, что он не постеснялся нот так рисково выйти ему навстречу.

— Вы думаете, Тиран в курсе?

— А то?! Такие провокации проводятся только с высшего дозволения… И у нас, и у чинидов. Их уставы я уже немного изучил. У них, как и у нас, без согласования с Генштабом допускается только преследование нарушителя до границы… с нанесением адекватного удара, — Трошкин хитро взглянул на капитана. — Что, если Рубеж будет позади нашего корабля? Совсем чуть-чуть. На корпус. Тогда можно будет по ним от души врезать?

— На корпус мало, — осторожно ответил капитан. — Если бы минут на двадцать… Но это будет даже не приграничье. В тридцати минутах по ту сторону Рубежа расположены Семри и Сулла, а в часе сорока — Мосита. Это уже внутреннее пространство Тирании. Если мы зайдем настолько далеко, получится не преследование, а глубокий ответный рейд.

— Главное — ответный, — майор сложил руки на широкой груди. — Ну не терпеть же такую наглость?!

— Вы, как гвардии майор, с Каллисто…

— Да, да, — Трошкин поморщился. — Всю ответственность беру на себя.

— На орбите Семри и Суллы сосредоточено три космических флота, — всё еще колеблясь, предупредил капитан.

— Туда нарушители не пойдут, — уверенно ответил Трошкин. — Слишком засвеченные места. Но и далеко они не отправятся.

— Тогда… Мосита?

— Вот именно. Главная госпитальная база Тирании. Вполне безобидный объект. Самое удобное место для тайных переговоров. Тут ведь вот какая штука, капитан. Их надо не только за борзость наказать. Еще и другие мотивы в пользу моего решения имеются. Если нам удастся выяснить, что за новый заговор тут затевается, а еще лучше — зарубить его прямо на корню, нам же самим меньше по космосу носиться. Ну и Сергею Палычу одной головной болью меньше.

— Без согласования со штабом разведки и пограничным начальством…

— Очнись, капитан! Каждая минута на счету! Да и не до нас сейчас штабу. А погранцов мы на этой стороне оставим. Зачем кордон оголять? Решайся, пока я не приказал!

— Лучше прикажите, — капитан насупился.

— Приказываю, — Трошкин махнул рукой. — Эх ты, волк межзвездный…

— Я просто не привык нарушать инструкции и приказы, — обиделся капитан.

— Вот и следуй привычке, — строго заявил майор. — Приказ: преследовать нарушителей! На той стороне открыть огонь тяжелыми ракетами. Всё понятно?

— Так точно. Начнется война — Преображенский собственноручно головы с нас снимет.

— Начнется война, нас и без него приложат, прямо здесь, — Трошкин оперся о высокую спинку кресла, в котором сидел корректировщик огневых систем, и поверх макушки офицера взглянул на боевой экран.

— Пусковые сразу открой. Прыжок сквозь Рубеж дело быстрое…

Быстрым делом оказался не только прыжок. Когда транспорт вынырнул с той стороны Рубежа, Трошкину пришлось срочно менять вводную.

— Отставить огонь ракетами! Всё равно на всех не хватит. Маневрируй, капитан!

Навстречу кораблю землян, оттирая его от конвоя нарушителей, двигалось не меньше тридцати крейсеров. И все вели интенсивный огонь. Силовой щит транспорта пока справлялся, но работа корабельных систем в таком напряженном режиме существенно уменьшала запасы топлива в силовых установках. А еще приходилось отстреливаться, дабы крейсеры не подошли вплбтную. Тоже нагрузка на реакторы и конвертеры. Долго это продолжаться, конечно же, не могло. Загадочный конвой уходил всё дальше, и шансов перехватить его становилось всё меньше.

— Надо прыгать! — решил Трошкин.

— Куда? — нервно спросил капитан.

— Вектор движения нарушителей определяется?

— Они уже прыгнули, какой может быть вектор?! — огрызнулся капитан.

— Ну прыгали-то они не внутрь себя! Не коллапсировали же за ненадобностью! — Майор рассердился. — Связист, вектор мне, быстро!

— Рубеж — Мосита! — торопливо ответил офицер связи.

— Прыжок к Мосите!

— Это будет расцениваться, как диверсионный рейд, — попытался возразить капитан.

— Прыжок! — взорвался Трошкин. — Некуда нам отступать! Засветились уже!

— Гиперход, — устало приказал капитан вахтенному.

— Майор, вы курите?

— Это вредно, — отмахнулся Трошкин.

— Это не вредно, — капитан покачал головой и вынул из кармана трубку. — Это бесполезно.

— Вы до мобилизации где трудились? — Майор успокоился и сел в кресло второго пилота.

— Заметно, что я не кадровый? — Капитан уселся рядом. — Торговый флот Терции. На сухогрузе «Одесса» ходил. Старпомом.

— Капитан серьезный был?

— Лучший на флоте. Он во время рейда на Данаю погиб. Я ему, как родному, доверял.

— Вот и мне доверяйте, как ему, — Трошкин похлопал капитана по плечу. — Тогда вернемся с победой. Я, в отличие от вас, кадровый военный и бывал в таких передрягах, вы даже представить не сможете… Выйдем из прыжка, сразу гиперсканами всё прочешите. Как только поймаете угол снижения конвоя, сразу вниз. Понятно?

— Зачем?

— Сядем первыми и устроим засаду.

— Лихо… — трубка капитана погасла, пыхнув напоследок особо густым облачком. — А если они сядут на охраняемом космодроме?

— Выход! — опережая ответ майора, крикнул связист. — Наблюдаю выход конвоя! Курс снижения зафиксирован!

— Где? — Трошкин подался вперед. — Где они собираются сесть?

— Вон в той пустыне, — связист кивнул на обширное желтое пятно, украшающее юг наиболее крупного из континентов Моситы.

— Снижаемся параллельным курсом, — приказал майор. — Будет им и теплый прием, и радушная встреча! И хлеб с солью, и плюшки с чаем…

Договорить он не успел. Десантный транспорт вздрогнул и вместо плавного снижения начал падать. Желто-зеленый шар планеты перевернулся вверх ногами, затем еще раз, и еще… Транспорт летел к поверхности Моситы, ввинчиваясь в ее атмосферу гигантской пулей и даже не пытаясь выровнять свой опасный полет.

Трошкин изо всех сил вцепился в кресло и, пытаясь перекрыть вой аварийной сигнализации, заорал:

— Антиграв! Запасную цепь антиграва врубай!

— А то я не пытаюсь?! — крикнул пристегнутый к соседнему креслу капитан. — Нам влепили ракету прямо в силовой отсек! Кто-то подкрался с тыла!

— Черт! Кто это мог сделать?!

— Какая разница?! Сейчас важнее, как нам выкрутиться!

— Если не сработает автоспасатель — никак!

— А когда он должен сработать?

— Кто тут капитан?!

— Это мой первый рейс на военном транспорте!

— А-а… черт! Не знаю, когда. Но не позже, чем за десять секунд до финиша!

А финиш близился. Поверхность планеты, видимая в красных тонах сквозь окутавшее корабль пламя, приближалась с головокружительной быстротой. До нее оставались считаные километры, когда вой сигнальной системы сменился не менее душераздирающим кваканьем и на смену невесомости свободного падения пришли тормозные перегрузки. Автоматика всё же сработала, но, видимо, не в штатном режиме. Посадка получилась исключительно жесткой. Трошкин услышал оглушительный грохот удара о грунт, скрежет сминающихся корабельных конструкций, затем посыпались желтые искры и наступила темнота…

— …Это земляне, правитель, — сквозь вату полузабытья донеслось до слуха майора.

— Вижу. Кто-нибудь выжил?

— Трое солдат и вот этот офицер…

Майор почувствовал, как кто-то пнул его в бок. Боли он не ощутил. Всё тело будто онемело. Трошкин попытался открыть глаза и с третьей попытки это ему удалось. Он полулежал всё в том же кресле, среди умеренно дымящихся обломков корабля. В огромную пробоину, зияющую на месте обзорного экрана, ему виделись снующие вокруг чиниды. Черные балахоны, расшитые вензелями личной охраны Тирана, боевые шлемы с узкими щелями визоров, длинные, особо мощные винтовки. Определенно, майор оказался прав в своих недавних предположениях. На тайную встречу с загадочным «нелегальным эмигрантом» прибыл сам Ергелан. Или кто-то из его ближайшего окружения. Трошкин перевел взгляд в сторону. Точно, он!

— Спецназ. Каллисто, — прочел на шевроне майора стоящий рядом с Тираном человек. — Личная гвардия Единственного. Вам не кажется это странным, правитель? Зачем лучшим офицерам Преображенского понадобилось шпионить здесь, на Мосите?

— Зачем, вопрос второй, — недовольно проскрипел Ергелан. — Важнее, как он посмел нарушить договор?! Он захотел новой войны?

— А разве он прекращал «старую»? Все ваши трехсторонние пакты были для него тактической уловкой. Способом выиграть время для перегруппировки сил… Эти разведчики — убедительное тому доказательство. Великий Князь не прекращал войну.

— Он за это заплатит, — прошептал Тиран. — Клянусь тенью Сунджи. Будь князь трижды Единственным! Тот, кто нарушает священные договоры, не может быть избранным. И недостоин владеть главным сокровищем вселенной…

— Я бы на вашем месте думал не о перстне, а о более полезных вещах. Например, о новых силовых агрегатах для ваших кораблей. В условиях дефицита чистой энергии это вопрос вопросов.

— Ты чужак, Андрей, — Ергелан поморщился. — Тебе не понять всей стройности бытия и места в нем каждого элемента. Перстень Тирана — это вершина пирамиды мироздания!

— Хорошо, — легко согласился Андрей. — Если вам ближе такая мотивация, извольте… Перстень — главнейшая ценность Вселенной. Но владеет им Преображенский. Разве это правильно?

Майор закрыл глаза. Телу потихоньку возвращалась чувствительность, а вместе с ней приходила боль. И не только физическая. Он оказался самонадеянным глупцом. Бравым кретином! Ослом в портупее! На самом деле враги были более искушенными не только в тактике космического боя, они переплюнули майора по всем статьям. Этот неведомый Андрей явно играл на чувствах и предрассудках чинидов, чтобы раскачать их на новую войну с землянами. Это главное. А зачем — действительно второй вопрос. И кто стоит за этим землянином, тоже несущественно. Скорее всего, Бородач. Хотя, может быть, и кто-то более серьезный, чем взбалмошный князь. Ведь недаром Тиран выслал для прикрытия нелегального переговорщика целую эскадру крейсеров…

— Я приглашаю тебя в свой шатер, — Ергелан кивнул на выход из полуразрушенного корабля. — Это в получасе полета отсюда. Там разговаривать будет удобнее.

— Благодарю за приглашение, правитель, — вежливо ответил Андрей. — Приму его с огромным удовольствием и… облегчением.

— Почему с облегчением? — удивился Тиран.

— Да потому, что тут всё может взлететь на воздух в любую минуту, — землянин усмехнулся. — Знаете, что бывает, когда взрывается реактор?

— Грохочущий огненный зонтик?

— Зонтик, — Андрей рассмеялся. — Это точно… Или гриб-поганка. Или медный тазик. У кого на что хватает фантазии.

— Летим, — Ергелан приостановился у выпавшего наружу люка и подозвал одного из своих офицеров. — Темник! Распорядись забрать выживших воинов.

— Зачем они вам? — спросил Андрей. — Оставили бы их здесь. Пустыня Каралл вполне подходящее место для медленной смерти от жажды.

— Они воины, — строго заметил Ергелан, — а значит, достойны лучшей смерти. К тому же, пленные земляне будут доказательством нарушения Преображенским принципов тройного союза.

— Диверсанты — не воины, — фыркнул Андрей. — На них правила не распространяются. Но дело ваше.

— Ты не любишь землян еще больше, чем я, — заметил Тиран. — Почему? Ведь ты сам землянин, Андрей Щукин.

— Долго объяснять.

— Когда придет время, убить их я позволю лично тебе.

— Они же пленные, — человек хитро прищурился. — Воины.

— Ну и что? — Тиран пожал плечами. — Воинам не пристало подыхать от жажды посреди пустыни, а умереть от клинка или луча это почетно.

— А если я задушу их голыми руками? — Ергелан немного подумал и кивнул.

— Годится…

Трошкину их намерения не показались ни страшными, ни даже серьезными. Так, дешевый треп от нечего делать. По-настоящему его волновало лишь одно: как, хотя бы частично, исправить то, что он натворил…

Глава 3

Ноябрь 2324 г., Технократия — ОВК — Тирания

Наземные учения не проводились на Ромме с тех пор, как в распоряжении технократов появилась первая колония — Сетта. Уже в те времена столица Технократии была плотно заселенной планетой, и найти на ней достаточно просторную площадку под полигон было невозможно. Сетта заселялась быстро, но в течение двадцати лет военные чувствовали себя на ней вполне вольготно. А когда паутина дорог и воздушных трасс опутала колонию почти так же плотно, как метрополию, разведчики обнаружили не занятую никем Тессу, а затем Семри, Суллу… и везде, уже традиционно, первыми обосновывались военные. Полигон, военный городок, инфраструктура, требующая присутствия гражданских лиц, постепенное увеличение численности населения до критической массы и в финале — лавина освоения: интенсивное строительство новых районов и развитие транспортных и информационных сетей. Таким был сценарий освоения всех девяти колоний.

Был… Теперь у Технократии осталась только полуразрушенная столица и всё приходилось начинать с нуля. Полигоны для обкатки новых систем обороны, городки, инфраструктура… Главный инженер Кноппус не стал выдумывать новые алгоритмы, ведь прежние были верны, просто они не учитывали фактора агрессии из-за Рубежа. Теперь в схему развития внесены соответствующие коррективы, с зарубежным правителем заключен мир, и Технократия восстает из радиоактивного пепла.

Без ресурсов колоний полностью восстановить хозяйство трудно, но ничего не поделаешь; кроме Роммы, из девяти планет более-менее уцелела лишь Семри, да и та частично захвачена чинидами. В трехстороннем договоре о мире не нашлось места для пункта о спорных территориях. Этот вопрос подвешивался в воздухе до лучших времен. Вернее — до худших. До того момента, когда государства накопят силы и смогут ими снова померяться.

Кноппус не питал иллюзий насчет своих соседей — Тиран Ергелан стал достойным продолжателем дела Великого Чина. Захват всех обитаемых планет и господство по эту сторону Рубежа — его «программа-минимум». Как максимум — он видит под властью Тирании и всё пространство землян, а быть может, и другие, пока недоступные части огромной Галактики. Или даже всех ближайших Галактик…

Главный инженер невесело усмехнулся. Ергелан вряд ли доживет до того момента, когда техника чинидов позволит легко преодолевать расстояния в миллионы световых лет. Да и корабли технократов пока неспособны решить такую задачу. Их силовые установки создавались с расчетом на подпитку чистой энергией безвозвратно сгинувших энергооблаков, а вместо порталов на них установлены сканеры, обнаруживающие естественные нуль-червоточины. Всего год назад, до войны, эта схема работала безотказно, но теперь… Энергооблака исчезли, а червоточины, как выяснилось, пронзают довольно ограниченный участок пространства и только по одну сторону Рубежа.

Вот земляне уже вплотную подошли к решению проблемы выхода за пределы Галактики. Их корабли оснащены индивидуальными порталами, а ходовые установки позволяют летать довольно долго без дозаправки. Вещество, которое они используют для инициации работы конвертеров, превращающих космический водород в энергию, дорого и редко встречается, но зато нескольких десятков килограммов хватает на сотню длинных прыжков, а это не меньше ста тысяч светолет… Если земляне снабдят корабль достаточным запасом плутония и отправят его к ближайшей Галактике, они станут первыми, и Тирану снова придется с помощью оружия оспаривать чужое право на новые миры.

Но землянам сейчас не до научных экспедиций. Их государство разрушено не меньше соседних, а дефицит людских ресурсов, пожалуй, даже жестче. Князь Сергей не станет распылять силы. Ведь, кроме проблем чисто хозяйственных, в ОВК существуют проблемы политические. За Рубежом чрезвычайно сильна оппозиция. Уцелевшие после Катастрофы Колонии только и ждут удобного момента, чтобы расквитаться с Великим Князем за все унижения и жестокие расправы, которые он учинил, подавляя мятежи, вспыхнувшие накануне Метаморфозы.

Кноппус, конечно, не собирался поддерживать зарубежную оппозицию, как это тайно делал Ергелан. По сведениям разведки, тот принял у себя представителя заговорщиков и даже лично отдал приказ устроить небольшой пограничный конфликт, чтобы дать возможность конвою сепаратистов уйти за Рубеж. Настроение прямолинейного и ничего не смыслящего в дипломатии правителя чинидов очевидно: Тирания стоит на пороге «единого галактического дома» и готова в любую минуту выйти, громко хлопнув дверью. В отличие от Тирана Главный инженер Технократии действовал осторожнее и больше доверял хозяину ОВК. А вернее — его союзникам. Кноппус не сомневался, что Ван Ли не единственный союзник Преображенского и что за ним стоит Некто: могущественный и недоступный пониманию. Почему возникла такая уверенность? Это, пожалуй, оставалось единственным вопросом без ответа. Рациональное, генетически заложенное «технократическое» осмысление окружающей действительности тут оказалось бессильным. Кноппус не верил в божественные силы, на Ромме это было не принято. Он не верил даже в высший техноразум, чем всё же грешили некоторые из граждан Технократии. Главный инженер верил только в логику и математику. Но рациональное сознание Кноппуса не могло объяснить, кто есть на самом деле Ван Ли и его неосязаемый покровитель (а быть может, его вторая, невидимая составляющая). И это бессилие его пугало. А от страха до слепой веры и безоговорочного подчинения ровно один короткий шаг. И, похоже, Кноппус его сделал. Такова уж человеческая природа. Будь ты пастух на диком, холодном Торбане, или Главный инженер Технократии, а против глубинных инстинктов твой разум бессилен…

Главный инженер украдкой взглянул на Ван Ли. Высокий гость пожелал присутствовать на учениях. Отказать ему было невозможно. Да и не нашлось причин. Технократам нечего скрывать от союзников. Да и если б нашлось что — внешний вид новых боевых роботов никак не мог выдать секреты их электронной начинки. Но Ван Ли, похоже, интересовали не технологические новшества, а сама учебная битва, ее эмоциональная атмосфера, как ни странно это звучит. Конечно, у роботов не могло быть эмоций, но они имелись у операторов и зрителей. А потому на трибунах для военных наблюдателей постепенно становилось жарко. Особенно в секторе, где расположился руководитель учений и расселись высокие гости: Кноппус, Ван Ли и представитель генштаба ОВК генерал Казаков.

— Не прорвутся! — возбужденно сверкнув глазами, выкрикнул генерал.

Он указал на правый фланг наступающей цепи механических солдат.

— Дальше ров, они укроются в нем, дождутся подхода второй линии и перегруппируют силы, — спокойно возразил Ван Ли.

Военная игра захватила его не меньше, чем генерала, но он вел себя более сдержанно.

— Сейчас в бой вступят новейшие летающие машины, — сказал Кноппус, указывая на заслонившую горизонт серую тучу. — Они пробьют энергощиты линии обороны и откроют проход для наземных сил.

— Это боевые машины? — удивился Казаков. — Выглядят, как рой механических пчел.

— Немного крупнее, — Главный инженер вежливо улыбнулся. — И жалят они больнее. Это последняя разработка. Небольшие размеры в сочетании с мощным вооружением и маневренностью дают этим «пчелам» огромное тактическое преимущество.

— А каким образом они управляются? У каждой машины своя программа, или ваш командный центр способен отслеживать сразу несколько тысяч целей?

— И то, и другое, — не без гордости ответил Кноппус. — Они принимают самостоятельные решения, ориентируясь по обстановке, но общие задачи ставит центр.

Рой летающих машин пронесся над трибуной, и теперь стало видно, что он имеет четкую структуру. Главный инженер кивнул технику-адъютанту, и перед наблюдателями появилась голограмма в масштабе десять к одному. «Пчела» действительно имела некоторое внешнее сходство с насекомым. Ее тело состояло из трех обтекаемых частей, на воздух опирались две пары коротких крыльев, а головную часть украшали два орудийных «жала» и один фасеточный «глаз». Сходство дополнялось шестью короткими лапами-подвесками под средним сегментом тела. Однако реальное назначение «лап» Казаков угадать не смог. К ним не крепились ожидаемые землянином ракеты, и на манипуляторы они не походили. Скорее они выглядели, как сложенные ножи.

— Здорово, — генерал проследил взглядом за роем. — А зачем лапы? По-моему, они ухудшают аэродинамику.

— Нет, это важные элементы тройного назначения, — возразил адъютант Кноппуса. — Во-первых, они являются вертикальными стабилизаторами, во-вторых, режущим инструментом, на случай если машине придется вступить в непосредственный контакт с противником, а в-третьих, они могут прицельно отстреливаться. В последнем случае, машина становится плохо управляемой, но отстрел стабилизаторов — предпоследний этап программы. После него робот получает команду самоликвидироваться. Таким образом, машина до последней секунды способна сражаться с превосходящими силами противника и нанести ему максимально возможный урон.

— Хорошее оружие, — Казаков снисходительно взглянул на офицера.

Кноппус заметил его тщательно замаскированную усмешку. Конечно, «пчелы» — это не ядерный снаряд, землянин имеет право на иронию. Один килотонный, заградительный атомный взрыв на пути такого роя, и все машины будут уничтожены до того, как вступят в бой. Против армии ОВК, если произойдет разлад, и она применит против технократов тактическое ядерное оружие, будут бесполезны любые роботы. И всё же, с чисто технической точки зрения, новые летающие роботы выглядят совершеннее любых боевых машин по обе стороны Рубежа. Их очень трудно поразить лазером или энерголучом, от баллистических снарядов: ракет и пуль, они запросто уходят, а быстродействие их компьютеров впечатляет даже самих технократов. И поскольку первым кандидатом в агрессоры является не князь Преображенский, а Тиран Ергелан, вся эта подготовка определенно имеет смысл. Во время войны чиниды сумели захватить не более десятка «серебряных стрел», и Ергелан вряд ли станет тратить свое стратегическое богатство на войну против Роммы. Ведь он наверняка строит планы на зарубежье, и ракеты ему еще пригодятся.

Удивленный возглас адъютанта отвлек Кноппуса от размышлений.

— Оператор!

Главный инженер покосился на техника. Чуть ниже и левее, над проходом между рядами центральной трибуны, тот развернул голографическое окно связи с командным пунктом. Абонент — молодой офицер-оператор, выглядел не на шутку встревоженным. С людьми его профессии подобное случалось крайне редко. Обычно они уверены в своих силах и, если обнаруживают какие-то неполадки, то устраняют их еще до того, как это заметят наблюдатели.

— Я не понимаю, господин техник! — с ноткой отчаяния в голосе признался оператор. — Сильное электромагнитное возмущение! Оно полностью блокировало связь с роем и… я боюсь, что повредило программу…

— Мощность передатчиков…

— На пределе, — не дослушав, ответил оператор. — Это неизвестное электромагнитное поле до сих пор действует и… теперь оно управляет роем! Я… я… не знаю что предпринять!

— Господин Главный инженер, — адъютант обернулся к наблюдателям. — Нам лучше уйти с трибуны!

— Похоже, они возвращаются, — будто не слыша его, задумчиво пробормотал Кноппус, пристально разглядывая горизонт. — Странный сбой…

— Господин…

— Я слышал! — резко оборвал адъютанта Кноппус. — Спускаемся в бункер. Господа наблюдатели, прошу…

Казаков хмуро взглянул на безмятежного Ван Ли и молча направился за Главным инженером к лифту. Уже непосредственно перед дверями он обнаружил, что за ним никто не идет, и удивленно обернулся.

— Ван Ли!

Тот будто не слышал. Он стоял абсолютно неподвижно и смотрел на приближающуюся тучу механических «пчел». Казаков придержал за рукав Кноппуса и кивком указал на Ван Ли.

— С ним что-то не так…

— Господин Ван Ли! — Главный инженер тревожно взглянул на рой. Он подлетел уже совсем близко. Ван Ли по-прежнему не шевелился.

— Надо его оттащить! — крикнул Казаков и бросился обратно на трибуну.

Подбежав, он попытался схватить Ван Ли в охапку, но словно наткнулся на невидимую упругую преграду и отшатнулся. Какая-то непонятная сила не подпускала его к Ван Ли. Генерал попытался протянуть к наблюдателю руки, но они не смогли коснуться плеч Ван Ли, остановившись в пяти сантиметрах.

— Какое-то силовое поле! — выкрикнул Казаков. — Помогите!

Кноппус шагнул вперед, но в эту минуту рой затмил небо и обрушил на трибуну всю свою огневую мошь. В одно мгновение от сидений и конструкций остались только тлеющие угольки, а наклонное бетонное основание задрожало и начало оседать. Адъютант преградил дорогу Кноппусу и прикрыл его собой от летящих с трибуны обломков. Откуда-то из потайной двери рядом с лифтом спешно выдвинулись роботы-охранники и окончательно закрыли Главному инженеру обзор. Они не стреляли в рой, поскольку автоматика распознавала в «пчелах» своих, а от людей не поступало команды, отменяющей эту программную установку.

Главный инженер попятился к лифту, но между корпусами охранников вдруг открылся достаточный просвет. Кноппус замер в немом изумлении. На полуразрушенной трибуне, среди языков пламени, под ливнем энерголучей и в окружении метели из осколков бетона, стоял человек, окутанный тонкой силовой оболочкой. По всем расчетам это мог быть только Ван Ли, но Кноппус его не узнавал. Маленький посредник между мирами Рубежа вдруг стал выше и стройнее, из черных волос исчезла седина, а линия спины и посадка головы стали просто царственными. Словно это вовсе не Ван Ли, а какой-нибудь правитель древних миров. Тех, в которых цари были действительно лучшими, а не просто рожденными другими царями… Словно это не Ван Ли, а сам Великий Технолог или чинидский древний тиран Сунджа…

Сунджа? От неожиданной мысли у Кноппуса стало прохладно внутри… Ван Ли хранил Перстень Сунджи, реликвию ушедшей цивилизации… Неужели… Это невероятно, но всё-таки… Неужели Тот, кто выжил, и есть Сунджа?! Лишившийся в невообразимой катастрофе своего мира, но уцелевший, поскольку бессмертен и защищен высшими силами. Перстень и непонятное силовое поле… Этого, конечно, мало, чтобы утверждать, что Ван Ли и есть древний Тиран, однако вот он стоит под губительным огнем целого роя совершенных боевых машин и невозмутимо взирает на тщетные потуги неведомых врагов…

Кноппус сглотнул вязкую слюну и невольно оперся на плечо адъютанта.

— Ты видишь… это? — прохрипел Главный инженер.

— Я… вижу, но не понимаю… — тихо признался техник. — Ничто не может противостоять такому натиску. Даже самое мощное силовое поле… А еще… я не узнаю этого человека…

— Вот именно, — Кноппус рывком расстегнул воротник мундира. — Но мы должны отогнать этот рой! Тот, кто им управляет, может пойти на крайние меры!

Адъютант не успел ответить, поскольку предположение Кноппуса оказалось верным. Рой поднялся выше, перестроился и вошел в дружное пике. Падая с предельным ускорением, «пчелы» дружно отстрелили все свои ножи-стабилизаторы. Свистящий стальной водопад на мгновение заслонил фигуру человека, а затем обрушил трибуну под ним.

Кноппус едва удержался на ногах, так затрясся пол лифтовой башни, но не ушел. Он уже понял, что единственной целью нового хозяина роя намечался Ван Ли. До перепуганных технократов ему не было решительно никакого дела.

Рой с оглушительным воем пронесся мимо и снова набрал высоту. Где-то на пределе видимости он исполнил грациозную мертвую петлю и снова вошел в пике.

Пока машины совершали маневр, клубы пыли немного осели и механистические понятия технократов о жизни и законах природы получили новый сокрушительный удар. Ван Ли оставался на месте. Его по-прежнему окутывало силовое поле, и он просто висел там, где и раньше. Под его ногами больше не было трибуны, но человек не падал на землю.

— Магнитная подушка активировалась? — неуверенно пробормотал адъютант.

Нет, здесь произошло что-то другое. Тело Ван Ли не покачивалось, что неизбежно при использовании любой силовой подушки, а твердо стояло на прежнем месте, там, где раньше была середина трибунного склона. Кноппус с опаской взглянул на пикирующий рой и шагнул назад. Сомнений не осталось, «пчелы» собирались идти до конца, и стоять рядом с эпицентром будущего взрыва представлялось крайне опасным.

Скоростной лифт бесшумно.скользнул вниз, и в тот момент, когда дверцы раскрылись на самом нижнем уровне бункера, по стенам прошла волна вибрации.

— Рой уничтожен, — перед лифтом возникла голограмма связи со штабом. — Трибуны и башня над вами полностью разрушены…

Главный оператор штаба растерянно похлопал глазами. Кноппус мрачно взглянул на него и отвел взгляд, чтобы не выдать охватившие его чувства.

— Пришлите транспорт, — сухо распорядился Кноппус. — И немедленно установите источник, перехвативший управление машинами!

— Мы занимались этим с самого начала, — оператор виновато склонил голову. — Источника не было. Клянусь честью. Это было какое-то свободное электромагнитное поле или нечто с ним схожее… Моей квалификации не хватает, господин Главный инженер. Я не могу объяснить, что это было на самом деле… Но я точно знаю, что его больше нет. Оно исчезло так же внезапно, как появилось…

— Разберемся, — скрипнул Кноппус. — Спасательные бригады вышли?

— Они уже на месте… Но там мало что осталось. Только воронка и дымящиеся обломки.

— У нашего гостя было… — Кноппус замялся.

— Была индивидуальная силовая оболочка… Пусть ищут внимательно, его тело могло уцелеть.

— Я передам, — оператор едва слышно вздохнул.

Он не верил, что кто-то мог уцелеть в эпицентре такого взрыва. Пусть этот «кто-то», по слухам, сам древний Тиран Сунджа и Великий Технолог в одном лице…

Кноппус тоже не верил в благоприятный исход, но пока оставалась малейшая надежда, ему следовало обязательно за нее держаться. А иначе не выплыть. Не было сомнений, что Технократия подверглась атаке извне, цель которой — вбить клин между союзниками и лишить их поддержки такого авторитетного человека, как Ван Ли. Вот только кто этого захотел? И каким образом у него это получилось? Что за оружие применили враги, чтобы уничтожить Ван Ли? И при чем тут поле неизвестной природы?

Кноппус уселся в кресло транспортной капсулы, и она скользнула в тоннель, соединяющий бункер со штабом полигона. Времени на раздумья оставалось мало. Если вражеская провокация увенчалась успехом и Ван Ли погиб, следовало срочно сообщить об этом Преображенскому, но подать всё следовало так, чтобы Князь ни на секунду не усомнился в верности союзников и соблюдении ими всех положений мирного договора. Да, главное — правильно подать…

А иначе всё рухнет. И неизвестный враг победит еще до того, как покажет свое истинное лицо. Ведь если Преображенский решит, что Ван Ли устранили сами технократы, не миновать новой войны…

Игорь Воротов неспешно прогуливался по первому этажу великокняжеского дворца. После трехдневной ревизии ему было о чем подумать. Горохов не то чтобы отпустил все дела, но почти ничего не улучшил. Охранная служба поставлена прилично, но это сделал сам Воротов, еще до отлета на Каллисто. Во всём прочем дворцовая жизнь оставалась в полном раздрае. Ремонт разрушенных покоев шел медленно, а штаты комплектовались с трудом. В первую очередь потому, что людей уцелело мало, а снежный ком неотложных дел безостановочно рос. И не только в Кремле или в столице, но по всей планете, да и в Колониях.

Финальный аккорд Катастрофы — зловещая Метаморфоза, когда орды красных космических чудищ истребили бесчисленное количество народа — поставил перед выжившими землянами труднейшую задачу. Им предстояло налаживать жизнь в условиях жестокого дефицита всего на свете. Начиная с промышленных роботов и рабочих рук, заканчивая элементарными вещами, вроде бытовых мелочей, расходных материалов и продуктов. Одно цеплялось за другое. В отсутствие специалистов замерло производство, строительство и техническое обслуживание предприятий, транспорта и городского хозяйства. Социальная сфера просто умерла. Медицина лечила только добрым словом и остатками лекарств, производить новые партии которых стало некому. Дефицит товаров и продовольствия снижал уровень жизни, сфера услуг и торговля хирели без продавцов и покупателей…

Предприятия и компании пытались удержаться на плаву, обучая новый персонал, но это затягивало процесс возобновления производства. Поэтому главным в конкурентной борьбе стало элементарное переманивание уцелевших специалистов. Постепенно погоня за кадрами приобрела довольно опасные формы, и в процесс пришлось вмешаться спецслужбам. Это несколько ослабило напряженность, но проблемы так и не решило…

За время пребывания во дворце полковник Воротов успел взвесить все факты и пришел к однозначному выводу: происшествие в Кремле так или иначе связано с разразившимся после Метаморфозы кадровым кризисом. Роботы технократов были тут ни при чем. Тот, кто, пользуясь кадровой неразберихой, проник во дворец и взорвал хранилище в надежде выкрасть перстень Тирана, был человеком. Причем подданным ОВК. Прямых свидетельств этому пока не нашлось, но Игорь всегда умел выделять из любой совокупности фактов главное и видеть скрытый смысл событий.

Вольно или нет, кто-то из придворных нанял тщательно законспирированного агента враждебной ОВК стороны, и тот попытался выкрасть у Преображенского символ галактической власти. Чей это агент, и кто его нанял? Скорее всего, лазутчик — бывший подчиненный Бородача или колонист с одной из неблагонадежных планет «черного списка». А кто по недомыслию привел его во дворец?.. Да кто угодно. Тщательно проверять кандидатов было некогда. И на фоне прочих кружащих над ОВК свинцовых туч шпионские облачка выглядели вполне невинно. Убийцу к Преображенскому никто не подпустит — одни только роботы-охранники чего стоят, — а государственные секреты надо выведывать не в Кремле, а в профильных министерствах на Старой площади и Охотном ряду. В общем, не шпион — главная проблема для разведки и контрразведки ОВК. Воротова больше тревожило другое. Например, то, что чиниды ушли за Рубеж и притаились, что-то там потихоньку заваривая. Вряд ли новую военную кашу, силенок маловато, но вполне возможно — крупную диверсию. А еще беспокоило то, что технократы клянутся в верности, но происшествие на Ромме пока не получило правдоподобного объяснения. Вчера туда отправилась большая группа следователей во главе с Зотовым — тем самым следователем прокуратуры, который выступал в качестве главного обвинителя на процессе по делу о мятеже на Терции. Никому другому Преображенский не доверял. Пока Зотов никаких выводов не делал, и технократы формально оставались союзниками, но полного доверия к ним уже нет и не будет. Такой пока невеселый расклад…

Воротов вспомнил, как отреагировал Сергей Павлович на известие о гибели Ван Ли и Казакова. Игорь не видел Великого Князя таким расстроенным со времени гибели княгини Нины. Даже после кончины Гордеева Сергей не был настолько подавлен. Воротов знал, что Ван Ли был для Преображенского и другом, и наставником в «потусторонних» делах, и кем-то вроде ангела-хранителя. Потерять такую поддержку не только тяжело, но и опасно.

Но тут уже ничего не исправить. Чем дольше молчал Зотов, тем меньше оставалось надежд, что Ван Ли выжил и на этот раз. Похоже, теперь ему не помогли ни покровители в неведомых высших сферах, ни собственная загадочная сила. И вряд ли реальной причиной его поели стал сбой в технократских боевых программах.

Тот, кто натравил рой летающих машин на Ван Ли, сделали гораздо больше, чем могли предположить растеряные технократы или следователи с Земли. Преображенский так и сказал: «Это дело рук Высшего или кого-то из Перворожденных… хотя я сомневаюсь, что у этих существ есть руки…»

Если так, то невидимый враг сначала нейтрализовал защиту Ван Ли, сделал его уязвимым, а уж затем использовал возможности роботов. Как это ему удалось — кто знает? Даже Сергей Павлович вряд ли в курсе, а уж он-то не однажды выходил на связь с сущностями из того измерения и кое-что в их делах понимает.

— Игорь Ярославич…

Воротов отвлекся от размышлений и обернулся. Позади него стояла Катерина, подруга Горохова и бывшая фрейлина княжны Татьяны Гордеевой — ныне проживающей на Европе, в ссылке зато, что поддержала мятежников.

— Здравствуй, Катюша, — Воротов улыбнулся. — Что ты хотела?

— Я… — Катя нервно мяла платок, а в глазах у нее стояли слезы. — Игорь Ярославич, я… Может быть, вы на него повлияете? Ну поговорите с ним по-мужски! К Великому Князю с такими глупостями я обратиться не решаюсь, но вы тоже можете его… образумить!

— Кого? — Игорь в недоумении покачал головой. — Сергея Павловича?

— Нет, почему Сергея Павловича? Сашу! Горохова… — Катя снова всхлипнула.

— А что случилось?

— Ну… это личное… Ой, так глупо… Он после командировки какой-то не такой стал, совсем дома не появляется. Извините, я с такой ерундой и сразу к вам… Извините, я пойду.

— Погоди, Катя, — до Воротова наконец-то дошло. — Он бросить тебя решил, что ли?

— Я не знаю, — девушка потупилась и скрутила платок в мокрый жгутик. — Я пойду.

— Да погоди ты! Он после Грации такой стал?

— Он там с кем-то познакомился. Я это чувствую. А я ему больше неинтересна…

— Тяжелый случай, — пробормотал полковник. — Как же я тут могу посодействовать? Приказать ему… сама понимаешь, не та ситуация. Но чисто по-мужски поговорю, обещаю.

— Спасибо, — Катя отвернулась и утерла слезы. Воротов никогда не сомневался, что Горох еще тот кобель. Но раньше всё как-то обходилось, а теперь…

Похоже, встрял лейтенант. Катерину так запросто по борту не пустишь. Она женщина хваткая.

— Ты не плачь, успокойся… — Игорь обнял девушку за плечи и осторожно привлек к себе. — Не стоит он того. Подумаешь, адъютант. Плюнь на него, да найди другого.

— Я не хочу другого, — снова всхлипнула Катя. — Простите…

Она высвободилась из его объятий и убежала в покои княжны Оксаны Гордеевой — теперь Катя служила для неё. Воротов вздохнул. Дать бы этому Гороху по балде. Такую девушку обидел! Это, конечно, их личные дела, но всё равно нехорошо.

— Господин полковник!

— Легок на помине, — Воротов смерил взглядом запыхавшегося великокняжеского адъютанта. — Что стряслось?

— Не могу знать! Его светлость вас к себе требует.

Воротов взглянул на экранчик наручного коммуникатора. Там действительно высветились строчки вызова, но отсроченного. Так решил приборчик. Игорь покачал головой. «Техника решала всё». Зачастую в прямом смысле. Определяла эмоциональный фон абонента и «помогала» владельцу сортировать дела по степени важности. Вот только не учитывала мелочей. Например, того, что даже спокойный и вроде бы походя брошенный вызов к Великому Князю подлежал немедленному исполнению.

— Идем. Поговорим заодно по дороге.

— Опять ругать будете? — Горохов насупился. — Ну не справился я с охраной, но я же предупреждал, нет у меня к этой работе способностей!

— Зато к другому у тебя большие способности, — Воротов легонько ткнул его кулаком в бок. — Ты почто Катерину обижаешь?

— Наябедничала? — Горохов вздохнул. — Ну остыл, что теперь поделать? Я ей всё объяснил, культурно и спокойно, а она в рев…

— Что ты ей объяснил?

— Ну ничто, мол, не вечно, в первую очередь — нежные чувства. И всё такое.

— А может, ты просто новую бабу себе завел? — Воротов придержал лейтенанта за рукав и развернул к себе лицом. — На Грации, например.

— Какой смысл? — Горохов порозовел и отвел взгляд. — Туда ж не налетаешься. Даже по выходным. Дороговато выйдет такой роман поддерживать.

— А раз так, чего ж ты выделываешься? Барышню до слез доводишь.

— Ну остыл же, говорю. Господин полковник, ну вы не понимаете, что ли?

— Врешь же, по лицу видно.

— Вру, — Горохов обреченно кивнул. — Только, кто знает, может, это настоящее чувство? Я как с Грации прилетел, всё время о той девице думаю.

— Как звать?

— А вам-то зачем? — Горохов насторожился. — Ну Шура. Ермакова.

— Ермакова? — Воротов задумался. — У нее родственников на Эйзене нет?

— Отец там начальником охраны Седьмого литейного служит.

— Вот как, — полковник покачал головой. — Тогда нелегко тебе, придется, Горох. Связи с Эйзеном, сам знаешь, не приветствуются.

— Так она же на Грации живет! И вообще, дети за родителей не в ответе.

— Хоть красивая?

— Не то слово…

— А не боишься, что новая пассия хуже прежней окажется? Она, может, и симпатичная девица, но кто знает, какова по характеру? А ежели мегера на самом деле, тоже так вот поматросишь и бросишь?

— Игорь Ярославич, я же сердцу не могу приказывать, — Горохов тоскливо взглянул на потолок. — И вообще, по нынешним временам нам надо шире на такие вопросы смотреть.

— Это как?

— Рождаемость повышать! Народу-то с гулькин… хвост осталось! Я бы на месте Сергея Павловича указ издал: мужчинам гулять, женщинам не ревновать, никому не предохраняться, всем рожать! В связи с государственной необходимостью!

— Это, извини за выражение, какой-то блуд государственных масштабов получится, — Воротов рассмеялся.

— Почему сразу блуд?! Нормальный здоровый секс на благо Родины!

— Да-а уж… Но вообще-то мысль интересная…

— Ну вот! — снова оживился Горохов.

— Надо разработать государственную программу повышения рождаемости, — строго перебил его Игорь. — Всё остальное — лишнее. Постой, а с чего ты об этом заговорил? Катерина, случаем, не в положении?

— Ну… есть маленько, — Горохов почесал нос.

— Тогда слушай внимательно, ловелас, — Воротов сжал здоровенный кулак и показал его Горохову. — Сделает аборт из-за твоего кобелирования — лично морду тебе расхрястаю, понял?

— Не-е, не сделает, — в глазах лейтенанта промелькнул испуг. — Поздно уже.

Горохов отлично знал, что Воротов человек слова. И Великий Князь его не остановит. Просто не будет останавливать, потому что согласится с Игорем Ярославичем по всем пунктам обвинения. В этом лейтенант сомневался. Всё-таки знал их обоих не первый день и даже не первый год. Князь и воевода одного поля ягоды — как, в общем-то, и сам Горохов — поля под названием Каллисто.

— Тем более. Гляди у меня, кобелина!

На счастье Горохова, перед ними наконец-то оказались двери в покои Великого Князя, и больше ничего плохого Воротов не пообещал, только напоследок снова погрозил кулаком.

Двери раскрылись, и сидящий за столом Преображенский успел заметить жест Воротова.

— Что он опять натворил? — Сергей указал полковнику на кресло. — Здравствуй, располагайся.

— А-а, — Воротов махнул рукой. — Дон Жуан объявился… Решил рождаемость в Галактике повысить. В меру скромных сил. От Земли до Грации мишени в юбках наметил и теперь их обрабатывает.

— Не зря, значит, слетал в Пояс Освоения? — Князь усмехнулся. — Новую подружку «освоил»? А как же Катерина?

— О том и речь, — Воротов одарил Горохова убийственным взглядом. — Не успела одна округлиться как следует, а он уже вторую пользует. Кобель…

— Моя вина, — продолжая улыбаться, сказал Великий Князь. — Это же я его на Грацию послал.

— Но вы же не приказывали ему там девок окучивать! Можно подумать, тут с ними дефицит! Нам специалистов не хватает, а девок… Этого-то добра полна горница.

— Что верно, то верно…

— А я и предлагаю, — осмелев, встрял Горохов. — Мужскому населению надо вольную дать. Иначе половина барышень так в девках и пропадет, товар-то скоропортящийся. А нам народонаселение надо восстанавливать!

— Помолчи, — Преображенский поморщился. — Тебе и таким, как ты, только дай вольную, потом не разберешь, кто кому родней приходится. Так кровей намешаете, кони в яблоках, через сто лет выродимся к дьяволу…

— Да, я конь! Не отрицаю! С большими медными… копытами, как у коллеги, с которого Долгорукий уже три века машет! Но это же природа! Как против нее попрешь?!

— Угомонись, секс-агитатор. Разошелся тут… — Преображенский указал на дверь. — Чаю нам сооруди.

Адъютант облегченно вздохнул и выскочил за дверь. Он понимал, что ничто еще не закончилось, теперь Воротов, да и Великий Князь будут следить за развитием событий на его личном фронте, но вряд ли пристально. Конечно, если Катерина снова не пожалуется или княжна Оксана за нее не похлопочет. Поговаривают, что вторая дочь Гордеева теперь частенько к Великому Князю заглядывает… во внеурочное время. Вот ведь влип! Дернул черт на Шуру запасть. Но ведь как всё было: она хвостом крутила и глазки строила по полной программе, но начнешь подкатывать — сразу в отказ. Игра известная. Видимо, пыталась сразу в жены набиться. Но Горохов тоже не первый день на войне. В общем, пришлось постараться, ведь улететь, не одержав победы над этой провинциальной красавицей, было ниже его достоинства. Вот и довыпендривался, франт столичный. Победу-то одержал, да только не по схеме «победил и забыл», а наоборот — втрескался, как «юноша бледный с взором горящим»…

Когда Горохов вернулся с чаем, Преображенский сменил недовольство на милость.

— Останься пока, — он указал диван в углу и вновь обернулся к Воротову. — Значит, всё-таки Колонии воду мутят?

— Уверен.

— Ну что ж, будем иметь в виду, — Сергей откинулся на спинку кресла и помассировал веки. — Суммируя все сведения, могу сказать одно — надвигается новый шторм. Причем ветер дует сразу с четырех направлений. Все эти странные явления на Грации, — он бросил ироничный взгляд на Горохова, — и в других местах, шастающие по Кремлю тайные агенты колонистов, гибель Ван Ли и Казакова на Ромме, явное охлаждение отношений с чинидами… всё это звенья одной цепи. Кто-то очень тщательно готовит почву для новой неприятности. Я не знаю, кто непосредственный руководитель заговора, но склонен думать, что догадываюсь, кому это выгодно.

— Этим, — Воротов указал взглядом на потолок.

— Да, перворожденным. Существам из соседних измерений. Сами они не в силах что-либо сделать, ведь в нашем материальном мире они не более чем виртуальные образы, причем невообразимых размеров. Но они могут выходить на мысленную связь с людьми. И нанимать из их числа исполнителей.

— Бородача? — Игорь явно засомневался.

— Нет.

— Тогда кого? Ергелана? Если честно, я думаю, что, кроме покойного Конты, ни одного подходящего кандидата против нас не выставлялось.

— Он тоже не был кандидатом, — возразил князь. — Его угробили метаморфы, а они — составные части любого из хранителей. Зачем Высшему уничтожать своего подопечного?

— Может, другой хранитель Конту убрал? — неуверенно предположил Горохов. — Ну чтобы Высшему насолить. Или они не ссорятся?

— Они структурные компоненты единого Первополя. Нет, Горох, не так они мыслят, не по-человечески. Из этого следует, что и Конта не был агентом Высшего в нашем мире. Скорее всего, перворожденные надеялись, что все их проблемы решит Метаморфоза, но не вышло, и они начали второй раунд. Я вполне допускаю, что фокусы на Грации — это следы прибытия на нашу станцию нового пассажира, этакие круги на воде. Понимаешь?

Горохов кивнул и наморщил лоб, что-то припоминая.

— Летучий Голландец! — наконец выдал он. — От Грентона пришло сообщение, что он видел «Агат-113» и точке примерно такого же, как на Грации, необъяснимого явления. Прямо в пространстве полигона у Натали. И было это как раз после моего возвращения на Землю. По времени получается в самый раз: прыжок с Грации к Земле и к Натали занимает одинаковое время. Этот «Агат» сгинул лет тридцать назад, а тут вдруг всплыл и рванул в неизвестном направлении. Предположительно в сторону Солнечной. Может, на нем «пассажир» и прилетел?

— Что же ты молчал?! — возмутился Преображенский.

— Так я думал — мелочь. Подумаешь, померещилось что-то там старому хрычу спросонок!

— Да, припоминаю, Хренов докладывал, что «беркуты» получали предупреждение о возможном прибытии в Солнечную корабля устаревшей конструкции, — задумчиво произнес Воротов. — Но так его и не дождались.

— Думаешь, он и есть «голландец»? — Сергей Павлович потер подбородок. — Посланник хранителей?

— Не знаю. Только других антикварных кораблей за последнюю неделю никто в Солнечной не встречал.

— Этот, получается, тоже проморгали.

— Я побеседую с патрульными, конечно, со всем старанием, но вряд ли это что-то даст, — Воротов покачал головой. — Если воскрешение «Агата» связано с началом нового наступления…

— В таком случае образ главного врага обретает определенные черты, — перебил его князь. — Человеческие. Появись новый протеже перворожденных в виде эфемерной сущности, мы бы его не отследили. Но, видимо, ему и самому невыгодно присутствовать на сцене в виде тонкой структуры. И это уже кое-что. С человеком, даст Бог, мы справимся.

— Справимся, — Воротов кивнул. — Только возникают две проблемы — неизвестно где искать этого «засланца» и как он выглядит.

— Проблем больше, — Сергей Павлович побарабанил пальцами по столу. — И поиск — не главная. Придет время, пришелец объявится. А вот узнать, кто этот фрукт на самом деле, и, желательно, до того, как мы встретимся с ним на поле боя, было бы весьма полезно. Если он наемник, это одно, а вот если такой же непростой субъект, каким был Ваня…

Преображенский на несколько секунд умолк. Упоминание о Ван Ли в прошедшем времени причиняло ему боль. Очень уж многим был обязан князь этому маленькому улыбчивому человечку…

— В общем, как бы ни хотелось нам мира, а придется готовиться к новой войне. Завтра в восемь соберем генералов и набросаем общий план.

— В Генштабе уже есть толковые планы обороны и контрударов, — заметил Воротов.

— В них учтено вмешательство хранителей? — Преображенский искоса взглянул на Игоря.

— Нет, — тот отвел взгляд. — Но ведь это пока теория. Я считаю, что никакой боеспособной коалиции не сколотить ни посланнику, ни самим хранителям… если они существуют.

— А я так не считаю, — твердо возразил князь. — Я почти уверен, что если на «Агате» прилетел посланник хранителей, он легко убедит оппозицию в своей непобедимости. Бородач и неблагонадежные Колонии примкнут к его компании без вопросов. Чиниды, пожалуй, тоже. А Технократия, скорее всего, уйдет в сторону.

— Но ведь еще ничего не ясно, почему вы так уверены, что эти ваши перворожденные кого-то заслали? Откуда такая категоричность, ваша светлость? Лично я не вижу для нее решительно никаких оснований, — заупрямился Воротов. — Ну прилетел непонятно кто, ниоткуда и на древнем корыте… Мало ли всяких деятелей сейчас шныряет по Галактике? В трудные времена всегда найдется какой-нибудь «революционер». Да не один. Что же теперь, считать их всех агентами из запредельных пространств? Осторожность, конечно, дело полезное, но стоит ли бояться каждого куста?!

— Это не страх, и даже не осторожность, — устало ответил князь. — Это… если угодно — интуиция. Или нечто похожее. Я не могу внятно объяснить, Игорь, откуда у меня появилась такая уверенность. Может быть, оттуда…

Он поднял взгляд к потолку.

Полковник лишь недоверчиво покачал головой. Он понимал, что оспаривать такие утверждения бессмысленно. Даже если Преображенский заблуждается и выдает свои домыслы за подсказки свыше, этого не опровергнуть. Не стоило даже пытаться. Это как доказывать глубоко верующему, что Бога нет — пустая трата времени. Во-первых, нет фактов, подтверждающих как его отсутствие, так и наличие, а во-вторых, вера в доказательствах не нуждается. Факты нужны скептикам… Таким, например, как Воротов.

— А если тебе мало фактов, — Сергей Павлович будто угадал, о чем думает полковник, и подвинул Воротову листок-терминал со свежей разведсводкой, — вот, прочти…

— Концентрация крупных сил чинидов вокруг Моситы… Это же у самого Рубежа!

— Вот именно. А теперь прочти это… — он прикоснулся к терминалу, и на нем появилась сводка почти недельной давности.

— Преследование пограничными кораблями группы нарушителей… которых за Рубежом встречал крупный конвой чинидов… Корабли-нарушители идентифицированы, как колониальные, кроме… Черт! Кроме корабля-разведчика класса «Агат»!

— Вот именно, — повторил князь и подался вперед. — Теперь ты понимаешь, откуда ноги растут? Сначала залихорадило Грацию, затем «Агат» появился из пустоты поблизости от Натали и направился в сторону Солнечной, чуть позже был вот этот прорыв сквозь Рубеж, потом несчастный случай на полигоне Роммы, а теперь чиниды готовятся к новой атаке. И, думаю, вовсе не учебной. Достаточно оснований для беспокойства?

— Так бы сразу и сказали, — буркнул Воротов. — К восьми утра новый план будет готов.

— Вот и отлично, — Сергей Павлович встал. — Значит, до утра. Горох, тоже отдыхай.

Воротов и лейтенант вышли из покоев и остановились посреди коридора.

— Ты в какое крыло? — иронично поинтересовался Игорь.

— А вы будто не знаете, где я обитаю? — Горохов обиженно надулся.

— Раньше вы с Катериной в правом проживали, а теперь… не знаю.

— Там же, — лейтенант сунул руки в карманы и,бормоча себе под нос что-то вроде «воспитатели нашлись», поплелся в правое крыло.

— То-то, — удовлетворенно проронил полковник и поднялся на второй этаж.

Он уже входил в свою комнату, когда снизу донесся стук открывшейся двери. Воротов сделал несколько шагов к краю внутреннего балкона и осторожно взглянул вниз. Из своих покоев вышла княжна Оксана Гордеева. Игорь шагнул за колонну, и с новой позиции ему стали видны двери в апартаменты Преображенского. Слухи, которые долетели до Воротова, едва он вернулся с Каллисто, получили наглядное подтверждение. Когда княжна подошла к дверям, роботы-охранники даже не шевельнулись, а двое десантников лишь вежливо козырнули, и не думая интересоваться целью полночного визита. Княжна Оксана скрылась за дверями апартаментов Великого Князя, и на этаже снова стало тихо…

«Ну и славно… — подумал Воротов. — Не век же им обоим вдовствовать. В открытую, конечно, встречаться рано. Траур пока не кончился. Но раз появилась симпатия, значит, оживают люди, отходят от горюшка. И правильно. Жизнь-то не бесконечная, чтобы на печаль ее расходовать…»

Что есть тоска и безысходность? Трудно сказать. Для каждого эти напасти выглядят по-своему. Кому-то тошно от скучной работы, другому от праздности. Кто-то тоскует по потерям, кто-то по охладевшим к ним любимым. Некоторые и не понимают, отчего киснут. Но есть ситуации, в которых загрустишь, будь ты кем угодно: хоть заядлым оптимистом, хоть невозмутимым увальнем. Когда в потолке люк с крошечным окошком, ты прикован к стене прочными кандалами, а железные двери твоей темницы заперты снаружи — особо не порадуешься. Нечему.

Майор Трошкин в очередной раз подергал цепь. Она была продета в толстые соединительные кольца четырех пар наручников — по паре на пленника — и прямо в звенья, по краям и посередине, прибита к стене здоровенными штырями с массивными шляпками. Штыри были вбиты в каменную стену намертво. Расшатать невозможно. Во всяком случае, так казалось на первый взгляд.

— Будь у нас термитный порошок и вода, можно было бы расколоть этот камень в три-четыре приема, — сказал ефрейтор Бабин, бросив взгляд на неподатливый штырь. — Сначала накалить его, затем плеснуть воды, потом снова накалить и так далее… Треснул бы, как миленький.

— Термит, пластит… Может, еще «зверя» тебе подать? Умный ты, Старшой, да только не в такт пляшешь, — мрачно пробормотал сержант Чайкин. — Понятно, что с подручными средствами мы давно бы отсюда умотали.

— А я всё-таки предлагаю вчетвером навалиться, — подал голос третий из выживших в кораблекрушении бойцов, рядовой Костылев. — Цепь, конечно, толстая, не порвать, но хоть дюбель этот расшатаем.

— Мы вроде по-русски говорим, а ты снова — что, да потому. Чем ты слушаешь, Костыль? Или ты вздремнул малость? Не выдернуть нам этот штырь, крепко вколочен.

— Не пробовали еще толком, — возразил Костылев. — Господин майор, я же прав! Прикажите им попробовать. Иначе так тут и сгнием. Или на ужин к краагенам попадем. На фиг нам это упало!

— Да без усилителей не справимся!

— Ленивый ты, Чайка! Даже когда смертью в задницу подуло, всё равно тебе лень пошевелиться…

— Стоп, — Трошкин поднялся с вороха сена, пахнущего, как полынь, только еще острее. — Прав Костылев, сидеть и покорно ждать сектыма нам невыгодно. Надо сбросить оковы, а там…

— А там хрен они нас остановят, — поддержал инициативу ефрейтор Бабин.

Оставшемуся в меньшинстве Чайкину оставалось лишь кивнуть.

Все четверо поднялись на ноги, уперлись пятками в землю и ухватились за цепь. Командовать Трошкину не пришлось. После третьего рывка всё вошли в ритм даже без традиционного «Раз-два, взяли!».

Пыхтели и упирались они больше получаса. Затем, немного отдохнув, продолжили. К исходу второго часа тяжелых упражнений в «перетягивании цепи» проявился результат. Правда, не тот, которого они ожидали. Лопнуло крайнее звено.

В результате на свободе, правда, со скованными руками, оказались Бабин и Трошкин. Чайкину и Костылеву «повезло» попасть в промежуток между средним и правым штырями.

Пришлось начинать всё с нуля.

Правый штырь едва зашатался, когда до охраны наконец-то дошло, что в камере слишком шумно. Пока охранник возился с замком люка, земляне успели рассесться вдоль стены и кое-как приладить обрывок цепи туда, где он был раньше.

Люк в потолке открылся, и в просвете показалась багровая физиономия надзирателя. В этой тюрьме вся охрана комплектовалась уроженцами планеты Крааг, теми самими кровожадными тварями, которые затачивали зубы наподобие клыков и считали деликатесом свежую человеческую кровь.

— Шумим? — крааген недобро улыбнулся, демонстрируя зубы. — Деремся?

— Ну, — ефрейтор Бабин, делая вид, что по-прежнему прикован, встал и потянулся. — Греемся.

Он, неожиданно для краагена, сделал два коротких шага и прыгнул вверх. Охранник успел отпрянуть, но, видимо, не знал, что такое баскетбол и насколько высоко могут прыгать те, кто в него играет. Ему следовало не просто отпрянуть, а упасть на спину и спешно откатиться подальше от люка. Но крааген этого не сделал, и Бабин воспользовался его ошибкой. Он ухватил надзирателя за шею и втащил в просвет люка.

От удара о землю крааген на секунду потерял сознание и больше никогда его не «отыскал» — Бабин неуловимым движением свернул ему шею.

— Наверх! — приказал ефрейтору Трошкин, поднимая оружие охранника и целясь в оставшиеся штыри.

Бабин вынул из чехла на бедре краагена нож, зажал его в зубах и, подпрыгнув, уцепился за края люка. Пока другие охранники не поняли, что происходит, следовало развить успех. Мощное тело двухметрового Бабина качнулось вперед, затем резкий мах ногами, и подалось вверх. На армейском жаргоне этот гимнастический элемент назывался «склепка».

Трое оставшихся охранников, беспечно сидевших за столом и азартно игравших в подобие нард, в спортивных играх землян разбирались так же плохо, как их канувший в подземелье товарищ. С точки зрения надзирателей, мгновенное появление из подвала здоровенного землянина выглядело далеко не как гимнастический трюк…

Впрочем, на самом деле для них это никак не выглядело. Какое-то движение, тень на фоне отблеска вспышек в подвале, свист рассекаемого сталью воздуха, кровавая пелена и темнота…

Бабин потратил на уничтожение троих краагенов ровно две секунды. Затем он запер изнутри дверь караулки, посреди которой и располагался люк «зиндана», нашел ключи и, расстегнув наручники, вытянул из ямы товарищей.

— Отличная работа, — Трошкин отшвырнул расстегнутые кандалы и хлопнул ефрейтора по плечу. — Теперь задача номер два — найти космодром…

Солдаты проверили трофейное оружие, сунули за голенища ножи и бесшумно двинулись по тюремному коридору. По пути им попались два поста и трое солдат свободной смены, но земляне не задержались ни на секунду.

— Это вам, суки, не полумертвыми нас брать, — процедил сквозь зубы Костылев. — Попробуйте теперь высунуться… Козлы…

Краагены всё-таки высунулись и даже объявили тревогу, но уже после того, как пленники прорвались к воротам и захватили небольшой магнитоплан, или на языке чинидов — летун.

Оказалось, что курсовая пушка у летуна всего одна, но ее мощности вполне хватило, чтобы выставить ворота и расчистить дорогу от несерьезных заграждений, которые наспех соорудили всполошившиеся охранники.

Погоня организовалась тоже с запозданием, а потому севший за джойстик управления Бабин легко ушел от наметившегося преследования и направил летун в глубь запутанных жилых кварталов ближайшего городка.

— Мы на окраине Аррана — главного города этой планеты, — сообщил Чайкин, изучив картинку в экране навигатора. — Ближайший космодром в двадцати километрах к северо-востоку. Если по этой улочке проехать еще километр, выйдем на трассу — она ведет прямо к космодрому…

— Мы не будем искать легких путей, — Трошкин усмехнулся. — Там нас наверняка встретят. Прокладывай маршрут по задворкам.

— Тогда вот так, так и так, а потом сюда, — Чайкин поводил пальцем по экрану. — Старшой, понял?

— Нет, отвлекся.

— Смотри еще раз: вот сюда, потом сюда, а здесь направо, понял?

— Есть, — Бабин прибавил скорости. — Пристегнитесь.

— Тут и ремней-то нет, — буркнул Костылев, поудобнее устраиваясь в кресле. — Господин майор, а на космодроме как будем действовать?

— Как обычно… будете. Бабин, притормози.

— Зачем?

— Разговоры!

Летун остановился, и Трошкин выпрыгнул на тротуар.

— Господин майор! — возмутился Чайкин. — Вы это зачем?!

— Я останусь. Здесь что-то затевается, и я не имею права не узнать — что.

— Вину загладить хотите? — Бабин едва заметно усмехнулся.

— Поговори у меня, — Трошкин хлопнул ладонью по борту. — Валите! Это приказ! Расскажете нашим всё как есть: чиниды что-то затевают, силы накапливают. А я, как разведаю что-нибудь конкретное, на связь с погранцами выйду, пусть постоянно ждут сигнала на чинидских частотах. Ясно?

— Так точно!

— Езжайте!

Летун тронулся сначала неуверенно, но быстро набрал скорость и скрылся за поворотом. Трошкин забросил на плечо винтовку и оглянулся. Народу по окраине ходило немного, но достаточно, чтобы среди прочих плелся «сексот» местной охранки или хотя бы особо бдительный гражданин. Однако никто не обращал на чужака никакого внимания. Если честно, Трошкина это слегка удивило. Вроде бы и форма на майоре необычная, и ростом он выше всех, но народ в Арране оказался абсолютно нелюбопытным. Впрочем, оно и к лучшему, меньше нервов. Скорее всего, здесь уже привыкли к многообразию униформ и внешности солдат составляющих разношерстную, «сборную» армию Тирании.

Майор сверился с картой, скачанной из навигатора летуна в его личный комп, и пошагал в сторону центра. Преследования он не опасался. Краагены будут искать беглецов на летуне, это раз, и сосредоточатся на окрестностях космопорта, это два. Но и это произойдет еще не скоро. Ребята, во всяком случае, успеют захватить подходящий кораблик и смотаться. Если, конечно, не задержатся в пути. Расстояние мизерное — двадцать километров по пустой окраине — но всякое бывает…

…Ефрейтор Бабин остановил машину в двух кварталах от того места, где высадил Трошкина. Ничего объяснять ему не пришлось. Костылев спрыгнул на обочину и сорвал три травинки. Одну из них он укоротил наполовину и, зажав жребий в кулаке, обернулся к товарищам.

Короткую вытянул Чайкин.

— Всё по-честному, Чай, — Бабин пожал сержанту руку. — Шансов у нас с тобой поровну. Если успеешь прорваться на космодром до того, как краагены признаются, что лопухнулись, ты запросто захватишь какую-нибудь гражданскую скорлупку или малый боевой катер, а если нет…

— Я понимаю, — Чайкин недовольно скривился. — Только шансов у нас не поровну. У меня один к одному, а у вас один из ста…

— Подумаешь, пара лишних нулей, — Бабин рассмеялся. — Нельзя иначе. В одиночку майор пропадет. Десять тысяч против одного.

— Плохо ты о нем думаешь, — сержант удивленно взглянул на задумчивого Бабина. — Ты что, командира не знаешь? Он же профи высшей пробы!

— Я знаю, — ефрейтор кивнул. — Только тут что-то не так. Уж очень легко мы вырвались и погони нет. Керосином дело пахнет. Как бы нас не подставили.

— Кто? Здесь-то мы кому нужны?

— Вот и я об этом думаю. Но пока ничего не придумал.

— Может, нагнетаешь?

— Может. Но всё равно надо быть начеку. Тебе тоже, Чай. Будь осторожен.

— Буду, Старшой. Разбежались, — Чайкин обреченно кивнул. — Удачи! Костыль, доброй охоты!

— Тем же концом, по тому же месту, — Костылев махнул рукой. — Привет любимой Данае…

…Трошкина солдаты нагнали минут через десять.

— Ты почему приказ нарушаешь? Под трибунал захотел? — Трошкин строго взглянул на ефрейтора.

— Никак нет! Кто ж в здравом уме такого захочет?

— Говорливый больно.

— Так точно, виноват! Но появились новые стратегические соображения, господин майор!

— Соображения — не сведения, в зачет не идут. Вернемся — получишь по полной программе.

— Есть!

— Ладно, докладывай…

Бабин коротко и четко изложил соображения и мотивы, толкнувшие его на нарушение приказа, и резюмировал:

— Что и требовалось доказать. Если б нас не «вели», мы бы давно уже были по уши в крови. А тут — пожалуйста: никакой погони, ни за вами, ни за нами. Еще и Чайкина выпустят беспрепятственно, будьте уверены.

— Возможно, — майор задумался. — Непонятно только — кто и зачем нас пасет?

— Может, страхуется кто-то из заговорщиков. Да тот же Ергелан!

— Нет, он, если что задумал, то пойдет до конца. Вот его новый дружок, землянин по имени Андрей — он фигура темная, может и подстраховаться. Хотя, как тут поймешь, что у кого на уме?

— В любом случае, нас «ведут» и это плохо, — вмешался Костылев. — И как оторваться, мы не знаем.

— Значит, придется гнуть свою линию, — решил Трошкин. — Идем в логово.

— Вот, вот, — Бабин многозначительно усмехнулся. — У вас на трофейной карте, поди, и маршрут любезно отмечен и логово крестиком обозначено.

— Не усложняй, — теперь усмехнулся Трошкин. — Логово — это дворец наместника. Подобные заведения даже на туристских схемах обозначаются. Вот здесь он, в юго-западном районе. Час ходу…

Бабин с сомнением покачал головой, но от дальнейших комментариев воздержался. Земляне повесили винтовки так, чтобы они не болтались на виду, и двинулись к дворцу наместника. Как и предсказывал Бабин — абсолютно беспрепятственно. Через полчаса они вообще вышли на одну из центральных улиц и двинулись в гуще толпы. Никто на них не обращал решительно никакого внимания. Даже полицейские на перекрестках лишь равнодушно скользили по рослой троице взглядами. Когда до дворца оставалось около квартала, с сомнениями ефрейтора согласился даже Костылев.

— Подколка какая-то… Может, нас еще на совещание вражьего генштаба пригласят, в почетную ложу, и чаем напоят?

— Постойте! Господин майор, разрешите, я кое-что проверю… — Бабин подошел к миловидной девушке, торгующей какими-то фруктами.

— Нашел время! — возмутился Костылев. Трошкин, с интересом наблюдая за ефрейтором, дернул Костылева за рукав.

Бабин задал девушке несколько вопросов, затем помахал у нее перед лицом рукой и вернулся.

— Они нас не видят и не слышат, — констатировал он. — Представляете? Охренеть, какая маскировка!

— Откуда она у нас? — удивился Костылев. — Мы ж не духи… надеюсь. Или нас уже убили, только мы пока об этом не догадываемся?

— Типун тебе на язык, — Бабин сплюнул.

— Нет, ты погоди! — Рядовой метнулся к той же лавчонке и схватил с края прилавка фрукт.

Девушка-продавец никак не отреагировала. Тогда Костылев взял «яблоко» прямо у нее из-под носа. Она удивленно проследила за «свободным полетом» фрукта и помотала головой, будто отгоняя наваждение.

— Не, мы не духи. Духи предметы не двигают и жрать не хотят, — вернувшись, сказал рядовой. Он потер яблоко о куртку и откусил. — Тьфу, кислятина…

— Вот и славно, — Трошкин окинул внимательным взглядом парадные ворота дворца. — Пока действует маскировка, надо проникнуть внутрь. А откуда она взялась и зачем — разберемся позже. Бабин, смотришь вправо, Костылей — влево.

Проникнуть во дворец оказалось просто — охрана у ворот имелась, но тоже не видела никаких землян. Сориентироваться в многочисленных помещениях внутри здания было сложнее, но Трошкин поступил просто: он немного понаблюдал и вычислил, что основные потоки придворных текут к большому залу для совещаний. У дверей зала охрана выглядела более внушительной, стояла плотнее, чем у ворот, а потому майор решил не рисковать. Он расположился неподалеку от дверей, в густо заросшей неухоженной оранжерее и включил свой комп в режим лазерного аудиосканера. Невидимый лазерный луч снимал звуковые колебания прямо с пластиковых створок дверей и записывал в память компа. Пока майор наводил шпионский луч, Бабин и Костылев разведали пути возможного отхода и заняли позиции неподалеку.

— Похоже, совещание заканчивается, — взглянув на строчки в компе, сказал Трошкин. — Но кое-что мы всё-таки запишем…

«Я вынужден вас оставить», — неожиданно раздалось где-то прямо в голове у Трошкина. Он удивленно оглянулся. Солдаты вопросительно взглянули на майора.

— Вы ничего не слышали?

— Никак нет…

«Вы снова видимы…», — вновь прозвучало в голове у командира.

— Маскировка больше не действует, — по-своему повторил майор фразу вслух.

— Откуда знаете? — удивился Бабин.

Трошкин пожал плечами и укрылся за кустом с широкими бордовыми листьями. Слышать чужой голос в своей голове было странно, но майор не опасался, что сходит с ума. Не тот случай. К тому же — не до того. Он по военному отставил сомнения и сосредоточился на боевой задаче — сборе разведданных. В первую очередь — война, а «съехавшая крыша» потерпит до госпиталя…

— …Вы заблуждаетесь, великий Тиран, — комп идентифицировал голос — князь Василий Бородач. — Ваш союзник — обычный резонер! Авантюрист! Никакого Галактического Правительства не существует. И армии у него нет. Одно ржавое корыто и куча амбиций — вот и всё его богатство. Время пока не пришло. Нам следует накопить силы и нанести Преображенскому один сокрушительный удар.

— Мы его нанесем, — «Ергелан» — выдал комп. — Не откладывая. Сил у нас достаточно. А что касается твоих сомнений, Правитель, оставь их при себе. Андрей обладает огромной силой.

— Мужской? — съехидничал Бородач. — У него нет ни войска, ни кораблей!

— Его сила важнее военной мощи, ему благоволят высшие существа. И хватит об этом. Ты прилетел, чтобы отговорить меня от нападения на ОВК? У тебя не получилось. Если ты не присоединишься — наш союз разорван.

— Вы можете серьезно пожалеть об этом! — прошипел Бородач.

— Ты теряешь мое расположение, так сохрани хотя бы достоинство, — Ергелан тоже едва сдерживался. — Я не меняю своих решений без веских на то причин. Какие причины для отсрочки видишь ты? Твое войско не подготовилось к новым сражениям? Тем хуже для тебя. Мои же корабли готовы к старту и только ждут приказа, а воины сильны и жаждут расправиться с землянами. Почему я должен ждать?

— Ваших кораблей не хватит для штурма Солнечной! Без союзников вы проиграете!

— У меня есть союзники.

— Этот Щукин?! Но он один!

— С ним боги.

— Это бессмыслица! Те, кого вы называете богами, не сумели расправиться с Преображенским самостоятельно и послали Щукина? Что же они за боги такие бессильные?!

— Замолчи! Ты потому постоянно и проигрываешь, что гневишь богов.

— Молчу! — вдруг пошел на попятную Бородач. — Щукин — посланник ваших богов, согласен. Но ведь Преображенский тоже не лыком шит, он избранник самого Сунджи! Разве не так?

— Возможно, — неуверенно ответил Ергелан. — Но он унаследовал перстень древнего Тирана не по праву. Сунджа был нашим предком, а не его. Тот, кто выжил, ошибся, и боги уже покарали его за ошибку. Они помогут справиться и с Преображенским. И тогда восторжествует истинная справедливость. Перстень Тирана будет принадлежать тому, кто имеет на это право.

— То есть вам? — уточнил Бородач. — Не Щукину?

— Он землянин и ему не нужен перстень.

— Понятно. Ему не нужен перстень, ему требуется галактическая власть. Но ведь она нужна и вам, великий Тиран. Как вы будете ее делить? По Рубежу?

— Возможно.

— А когда Щукин решит, что половины миров ему мало…

— Стоит ли забегать так далеко вперед? — Ергелан выдержал паузу. — Так ты присоединишься к нам?

— Я…

— Князь должен тщательно обдумать ваше предложение, Великий Тиран, — вдруг прозвучал приятный женский голос.

Комп без колебаний выдал имя: «Татьяна Гордеева». Трошкин невольно хмыкнул. Бородач прихватил в официальную поездку молодую жену. Интересно узнать, зачем? Чтобы она помогла ему в непростых переговорах, очаровав Тирана? Вряд ли суровый вояка Ергелан поддастся ее чарам. Зарубежные мужчины вообще должны были испытывать серьезные неудобства при общении с земными женщинами. Комплексовать, проще говоря. Ведь все эти чиниды были от силы метр шестьдесят с кепкой, а средний рост землян держался около двухметровой отметки. Мужчины ниже ста девяноста числились в разряде «плюгавых», а женщины ниже метра восьмидесяти считались милыми «карманными» исключениями.

В общем, прекрасная Татьяна должна отпугивать Ергелана, а не привлекать. Так что Василий Борисович просчитался и в этом. Неудачник… Правильно его однажды Преображенский назвал — князь ББ: Бородач Безголовый… И где только борода у него растет, если головы нет?

— Я надеюсь на твое благоразумие, Правитель, — давая понять, что аудиенция близка к завершению, торжественно произнес Ергелан. — Твое и твоей госпожи.

— Я подумаю, но вы всё равно совершаете ошибку! Если станет жарко, Щукин вас предаст!

— Вот как?!

Новый голос звучал тише остальных. Видимо, его обладатель вошел в зал через задние двери и пока не приблизился к собеседникам. Комп выдал на экран лишь «новое лицо». Трошкин же узнал голос сразу, он принадлежал тому самому Андрею, который появился рядом с десантным транспортом после крушения.

— Вы?! — Бородач скрипнул зубами. Трошкин едва удержался, чтобы не рассмеяться — в скрипт-файле комп так и написал: «звук, напоминающий скрежетание, предположительно зубами».

— А чему вы удивляетесь, сударь? — спросило «новое лицо».

— Да, в общем-то, ничему не удивляюсь. Действительно, где вам еще быть?

— Сударыня…

Трошкин предположил, что Андрей галантно поклонился Татьяне. Жаль, не видно, как на это отреагировал Бородач. Наверняка его перекосило. Ведь этот новый персонаж — землянин, а судя по хорошо поставленному голосу и манерам — аристократ. Все основные требования для дуэли налицо. Один косой взгляд в сторону княгини — и за шпаги. Могло выйти забавно. Особенно, если б они друг друга уложили. Сразу бы всё встало на свои места. И Ергелан бы одумался, и Бородач больше воду не мутил… Только всё это мечты. Реальность куда прозаичнее.

Трошкин поймал себя на том, что отвлекся. Он собрался мысленно выругаться, но вовремя сообразил, что не пропустил ровным счетом ничего. В зале повисла странная тишина. Всё-таки жаль, что под рукой не оказалось видеосканера. Для этого приборчика пластиковые двери вообще не преграда — видно было бы, как сквозь чистейшее стекло. Но видеоскан считался прибором из «большого» комплекта снаряжения и на теле, как жетон или наручный комп, его носить не полагалось. А отнятые у десантников «большие» комплекты сейчас изучали краагены где-нибудь на тюремном складе.

Что же там, в зале, произошло? Не в гляделки же играют? Хотя, если этот новый землянин никогда прежде не видел Татьяну — пожалуй, первейшую красавицу ОВК, — его могло парализовать от изумления, вот он и молчит. А остальным просто нечего сказать. Вариант? Вполне.

«Неизвестное лицо» наконец снова заговорило, и хрипотца в его голосе свидетельствовала, что предположение Трошкина близко к истине: красота Татьяны вышибла аристократа из седла и крепко шмякнула о грешную землю. Майор про себя усмехнулся. Метафора корявая: «красота — шмякнула», но верная. Этот парень даже дыхание потерял, как будто спиной об асфальт приложился.

— Мне… — он откашлялся. — Мне…

Снова пауза… Пропал мужик! Майор усмехнулся.

— Вы что-то хотели сказать, господин Щукин? — с наигранной любезностью спросил Бородач. Он явно торжествовал, наслаждаясь произведенным Татьяной эффектом. — Дайте Андрею Петровичу водички!

Трошкин удовлетворенно кивнул. Он оказался прав во всех своих предположениях. В разгар аудиенции на сцене появился тот самый секретный злодей Щукин, любимец чинидских богов, обещавший задушить пленных десантников голыми руками… Трепло!

— Мне… — Щукин снова откашлялся. — Мне кажется, великий Тиран уже всё вам сказал, князь. Присоединяйтесь или проиграете. Третьего не дано. Приказ о наступлении будет отдан завтра утром, вне зависимости от того, встанут ли под наши знамена войска Колоний и ваша армия.

— Я подумаю, — упрямо повторил Бородач. — Всего хорошего, господа! Татьяна! Таня…

Кажется, княжна Гордеева немного задумалась? Трошкин удивленно выгнул бровь. Уж не Щукин ли тому виной? Ай, как нехорошо. Любовь с первого взгляда, конечно, дело занятное, но не так же… при живом муже, да еще у него на глазах. Дуэль, однозначно дуэль! Майор снова себя одернул. Расфантазировался!

Двери зала распахнулись, и на пороге появилась чета Бородач-Гордеевых. Было нетрудно заметить, что князь крайне расстроен. Если не сказать — взбешен. И, судя по тому, как он сжимал руку своей благоверной, взбешен не только результатами переговоров с Ергеланом, но и чем-то еще. Чем-то более личным…

Просто бальзам на раны видеть Бородача в таком состоянии. Уж кто-кто, а он точно заслужил пару крепких оплеух. Вот ему сразу с двух сторон и прилетело. Чинидские боги, видать, тоже не фраера. Держи, держи, князь, супружницу! Не то улетишь с Моситы не только без расположения Великого Тирана, но и без второй половины! Или… Трошкин на секунду задумался. Или не улетишь вовсе. Ведь и Ергелан, и Щукин наверняка осведомлены о вздорном характере европейского князя. А если так, каким может быть ход их размышлений? Бородач обижен, а значит, способен сорвать всё дело, хотя бы просто из вредности… В таком случае, лучше его убрать. Всё равно никому он больше не нужен, только под ногами путается.

Майор несколькими жестами объяснил подчиненным план дальнейших действий, и разведгруппа выскользнула из оранжереи в коридор, ведущий к северному подъезду дворца — он выводил прямо на улицу, за территорию резиденции. Памятуя о том, что маскировка больше не работает, земляне пригнулись и осторожно выглянули из-за угла. Вычислить транспорт князя Василия оказалось несложно — он воспользовался «Волком», наземным модулем своего рейдера. «Волк» выехал на проспект и умчался куда-то на восток. Трошкин сверился с картой и удовлетворенно кивнул. Респектабельные гостиницы и заведения находились в западной части города. На востоке располагался космодром. Диспозиция ясна — князь либо собирался улетать, либо решил, что надежнее будет переночевать в корабле. В общем-то, правильно. Хотя бы осторожность ему пока не изменила…

«Правильно-то, правильно, но что делать нам? Взять такси?» Трошкин усмехнулся, затем подумал и махнул рукой. К обочине тут же подрулил просторный шестиместный летун.

— Наглость — ключ к успеху, — буркнул Бабин, забираясь в салон, пока водитель летуна не сообразил, что выбрал не лучших пассажиров.

— На космодром, — приказал Трошкин, усаживаясь рядом с шофером. — И окна потемнее сделай.

Чинид испуганно втянул голову в плечи и нажал на газ.

Поддержки непонятного «маскировщика» у десантников больше не было, но всё по-прежнему сходило им с рук. Наверное, потому, что никто из жителей Моситы не мог и представить такого кошмара — земной спецназ посреди Аррана!

— А так и бывает, — продолжил Костылев невысказанную мысль командира. — Наглость, быстрота и профессиональный блеф… Что еще требуется от диверсанта?

— От него — ничего, а ему — удача, — ответил Бабин. — Например, нам требуется успеть к рейдеру Бородача до того, как он взлетит. Так, господин майор?

— Верно, Бабин. Только не до того, как он взлетит в космос, а до того, как под него заложат фугас и он взлетит на воздух.

— Думаете?

— Уверен.

— Ну так и пусть его взрывают! Нам только лучше.

— А вот тут ты ошибаешься, Старшой. Кроме того, что рейдер Бородача для нас единственный способ убраться отсюда, есть еще и другие причины уберечь князя Василия от цугундера. Политические. Видишь, как всё оборачивается — чиниды снова нам войной грозят, а Бородач против. Временно, однако же — против!

— Думаете, Великий Князь сумеет их распри для нашей выгоды использовать?

— А то?! Сергей Палыч — это голова…

— Н-да-а… дела, — Бабин поморщился. — Три месяца назад мы Бородачу кровавую баню устраивали, а теперь будем его же спасать? Вот ведь жизнь…

— Кроме всего прочего, мы с рейдера сможем предупредить наших.

— Да я же не спорю, господин майор! Как прикажете, так и сделаем. Просто… мысли вслух. Вы думаете, Василий позволит нам с генштабом связаться?

— Если честно — нет. Не сумеет он через себя перешагнуть, даже если мы его на самом деле от смерти спасем.

— Ну и что тогда?

— До Данаи мы по-всякому быстрее чинидов доберемся. Оттуда просигналим.

— А его отпустим?!

— Джентльменское соглашение, — Трошкин развел руками. — А ты как предлагаешь поступить? Захватить его рейдер? Так на нем команда. Они ребята крепкие, не краагены какие-нибудь.

— Тогда мы сами в минусе окажемся. А если он нас, как воеводу Ярослава, ножиком в сердце?

— Тогда будем драться, — майор посерьезнел. — Только я думаю, не станет он этого делать. Не тот момент. Он ведь пока по всем статьям проигрывает…

— Постойте. Вы думаете, что если прижмет, так он к Преображенскому на поклон явится?!

— Вряд ли, но один процент я бы оставил…

— Совсем чудеса!

— Космодром, господа солдаты! — Шофер-чинид подобострастно поклонился.

— Счет дворцовому казначею предъявишь, — сказал Бабин.

— Да, да, спасибо, — чинид снова поклонился.

— И всё-таки слишком просто! — в который раз заявил ефрейтор, недоверчиво глядя на возвышающуюся у края взлетной площадки тушу европейского рейдера.

— Занимаем позиции, — скомандовал Трошкин. — Погоди, только стемнеет, сюда столько ликвидаторов набежит — станет сложно до посинения…

— Ага, потом устанем принимать благодарности от князя Василия. За героическое спасение его потускневшей светлости.

Десантники расположились в тени опорных штанг корабля и замерли в ожидании…

Примерно через час из темноты вынырнули многочисленные тени крадущихся людей. Трошкин настроил свой комп на стандартную частоту европейских рейдеров и отправил на пульт княжеского корабля сигнал боевой тревоги. Не прошло и минуты, как бесшумно раскрылся шлюз и рядом с майором появилсь двое европейских пилотов.

— Вы что тут делаете? — шепнул капитан рейдера.

— Задницы ваши спасаем, — Трошкин заметил, что пилот держит в руках ночной визор. — Очки надень и посмотри сам.

Европеец окинул «вооруженным» взглядом площадку перед кораблем и тихонько присвистнул.

— Никак штурмовать нас собрались?!

— Скорее — взрывать. А потом подадут, как аварию при посадке. Или вообще никак не подадут, кому вы нужны, кроме родных на Европе?

— Ты, майор, не очень-то… Сейчас мы в одной упряжке.

— Это верно. Не забудьте только об этом, когда умотаем. Ну что, низкий старт?

— Надо князю доложить. Идем.

— Бабин, огонь открывать в крайнем случае, — приказал майор и поднялся следом за пилотом на борт.

Князь Василий ждал прямо у шлюза.

— Ты сигналил? — с подозрением глядя на Трошкина, спросил он.

— Я, — майор твердо взглянул на князя. — Обложили вас, князь. Ергелан вояка решительный и несговорчивых не любит. Не улетите сию же минуту — останетесь на Мосите навеки.

— Что-то больно много ты знаешь, майор, — Бородач скривился. — Давно тут шпионишь?

— Недавно. Если не верите, взгляните сами.

Пилот тем временем включил обзор в инфракрасном диапазоне, и на боевом экране корабля появилась четкая картинка: до сотни человек, стараясь не шуметь, подтягивали к посадочной площадке тяжелые лучеметы и подносили какие-то ящики. Пилот взял в фокус один из ящиков и увеличил его во весь экран. Маркировка на боку не оставляла сомнений. В ящике лежал сверхмощный фугас марсианского производства.

— Нашими же подарками… — процедил пилот. — Скоты неблагодарные.

Василий заложил руки за спину и покачался с пятки на носок.

— А ты молодец, майор. Не пойму только, зачем тебе меня предупреждать? Или на службу ко мне захотел?

— Мы на верность единожды присягаем, — Трошкин покачал головой. — Это сделка. Я вас от гибели спасаю, а вы меня отсюда вывозите, и пять минут эфира даете. Всё просто.

— А-а, — Бородач рассмеялся. — Действительно просто. Ладно, майор, мы хоть и враги с тобой, но люди чести. Вывезу тебя, в знак благодарности, но эфир не обещаю. Сам посуди, зачем мне Преображенского предупреждать? Ты ведь про завтрашнее наступление ему поведать хочешь, так? А мне это невыгодно.

— В таком случае, высадите нас на Данае.

— Это уж как получится, — Бородач расплылся в кривой улыбке. — Если будет время, может, и высадим. Но вряд ли оно будет. Я, понимаешь ли, на Европу тороплюсь. Вот там и расстанемся. А оттуда, ради бога — звони, телеграфируй, в рупор кричи или курьеров на Землю посылай пассажирским транспортом… Как угодно.

— Оттуда поздно будет.

— Вот именно, — Василий Борисович ухмыльнулся. — Ну как, годится? Или останешься?

— Годится, — Трошкин кивнул.

— Тогда ружьишко свое вон туда брось… И людям своим скажи, чтобы без оружия на борт поднимались. Куценко!

— Я! — откликнулся пилот.

— Проводишь гостей в изолятор! Да запри их хорошенько. А то знаю я этот спецназ штаба армии Каллисто…

Он развернулся на каблуках и, посмеиваясь, удалился в свою каюту.

Рядом с пилотом появились еще трое офицеров, все с оружием наготове.

— Расслабьтесь, — посоветовал Трошкин, отбрасывая винтовку. — Лучше ребят из прикрытия отзовите и поехали уже куда-нибудь…

Майор произнес это настолько уверенно и спокойно, что пилоты действительно расслабились и даже опустили оружие. Трошкин и на самом деле не собирался устраивать захват европейского рейдера. Не ко времени. Изолятор так изолятор. Даже если Бородач отправится прямиком на Европу, он прилетит туда гораздо раньше, чем чиниды начнут наступление. Главное, чтобы князь не смухлевал и отпустил десантников сразу после посадки. Но это уже следующая проблема. Если она возникнет, ее, возможно, придется решать силой, а пока…

А пока — главное улететь с Моситы. Иначе всё зря…

…Из запертого изолятора Трошкин не мог видеть и слышать того, что увидели и услышали Бородач и его пилоты буквально через минуту после старта европейских рейдеров с Моситы. Перехваты были сделаны на разных частотах, но почти одновременно. В первом говорилось о преследовании и уничтожении угнанного земным диверсантом истребителя, а во втором — о немедленном начале вторжения.

Рейдеры европейцев только выходили на орбиту, а флот Ергелана уже успешно стартовал в сторону Рубежа. А когда личная эскадра Бородача миновала Рубеж, флот чинидов опережал ее на два прыжка. Он приближался к Натали, попутно уничтожая маяки и гипертрансляторы и оставляя позади себя зону полного радио— и гипермолчания…

Глава 4

Ноябрь 2324 г., ОВК

Натали… Снег, бело-голубое небо и крупное, яркое, но холодное даже в зените солнце. Ближе к экватору планету покрывает дремучая тайга, а на самом планетарном поясе — теплые лесостепи. Морей мало, но зато они глубоки и богаты живностью. Что и неудивительно. Когда половина планеты скована льдами и круглый год засыпана снегом, выбираться на сушу не очень-то захочется. Но эволюция живой природы предопределена. Какой бы неуютной ни стала суша, ее всё равно заселяют живые организмы: сначала бактерии и всякая плесень, чуть позже — растения, затем выползают подышать свихнувшиеся рыбы, появляются всевозможные ящеры, птицы, животные… До человека Натали не докатилась, не успела, но теперь это стало и не важно. Человек пришел извне. Пришел и прочно обосновался среди ее лесов и даже в областях вечных снегов — назвать их полярными не повернется язык.

Трентон выглянул в окно и окинул взглядом бескрайнюю белую пустыню. Гостиница стояла на отшибе, и ее северный фасад смотрел на абсолютно неосвоенную территорию. Вид безусловно скучный, но всё-таки приятный. Не космос и то хорошо. За сорок лет межзвездных странствий космос надоел командору до чертиков. Да еще до таких крупных, что он радовался любому пейзажу, лишь бы из окна, а не из иллюминатора. Можно было, конечно, взять номер с окнами на юг, но там тоже простиралась пустошь, только не заснеженная, а бетонная — посадочные площадки. Плюс терминал космопорта и длинный ряд ангаров. И на востоке ничего примечательного не наблюдалось: вспомогательные постройки, небольшая, но мощная электростанция, в пять тритиевых энергоблоков, и городок для персонала. А с запада к космодрому примыкал складской комплекс — несколько многоэтажных хранилищ неимоверной ширины и бесконечной длины. Даже с десятого этажа гостиницы было невозможно рассмотреть, где заканчиваются эти склады. Они, словно китайская стена, делили местность на снежную целину и освоенную людьми пахоту, вернее — «засеянные» бетоном посадочные поля. В общем, ничего интересного, куда ни гляди. Поэтому Трентон и предпочел север. Он выглядел как-то… честнее. Почему командору пришло на ум именно такое определение, не смог бы, наверное, объяснить и самый ушлый психоаналитик.

Трентон взглянул на часы в наручном компе. Время ланча. Командор привык к регулярному приему пищи и никогда не изменял этой традиции. Режим — основа долголетия. А в возрасте командора вопрос долголетия стоял уже в полный рост.

«Доживешь тут до ста, — Майкл горько усмехнулся. — Уже десять лет, как пора в саду розы выращивать, а я всё летаю. Будто заставляет кто…»

Летать никто не заставлял, это верно, но Трентон не мог приказать себе: «Стоп, Майки, пора на отдых», а от начальства такого приказа не поступало. Поскольку начальство испытывало жесточайший дефицит кадров. Что тут добавить? Добровольцы — они во все времена добровольцы. Они-то, кстати сказать, все затяжные войны всегда и выигрывали. Это ж только в блицкриг можно с регулярной армией сыграть, а уж если застряла «военная машина», без ополчения ее не подтолкнуть. Вот и сейчас, когда всё упиралось в количество народа, о его возрасте и прочем «качестве» думать не приходилось. «Все, кто способен держать оружие…» — лозунг старый, но сейчас подходящий, как никогда.

Командор вышел из номера и побрел к лифту. Ресторан находился на первом этаже. То есть на втором. Проклятые марсианские привычки. Никак не выветрятся. Здесь, на Натали, всё было пронумеровано по столичной моде: первый этаж и есть «граунд», а тот, что у марсиан первый — тут второй и так далее. В общем-то, запомнить гораздо легче, чем, например, в уме пересчитывать дюймы в сантиметры, но, что поделаешь — привычка! Или старость… Ворчливая и неуживчивая, в том числе и с новыми правилами.

Трентон вновь усмехнулся. Вот уж точно — старость. Какие ж это новые правила? Тридцать лет как Марс в составе ОВК, молодежь по-английски уже и двух слов связать не может, а «Дюйм» воспринимает исключительно как название одного из театральных баров в Сидонии… Подумать только — тридцать лет! И все прошли мимо. Вся жизнь прошла мимо. Она кипела где-то там, на планетах, а Майкл Трентон в это время задыхался в искусственной атмосфере вонючих судов и кораблей. Он, будто добровольный заключенный или упрямый отшельник, болтался в глубоком космосе, в полной уверенности, что живет и что всё лучшее у него впереди. Ну вот, доболтался, на днях стукнуло шестьдесят пять: стрелка завалилась за оранжевую отметку и поползла к красной. Что дальше? Где всё то лучшее, которое он так легкомысленно откладывал на потом? Ничего не осталось. Всё пролетал, голубь сизокрылый…

Трентон тяжело вздохнул и шагнул из лифта в обеденный зал. В нем оказалось на удивление пусто. Командор снова взглянул на экранчик компа. Время правильное, обед начался ровно пять минут назад. Да и столы сервированы, но, кроме командора, в ресторане до сих пор почти никто не появился. Только двое тех самых технократов, что следили за испытаниями серийных кораблей класса «Гордеев» и приставленный к ним для солидности лейтенант с флагмана-наблюдателя. Наверное, они тоже только пришли, поскольку озирались по сторонам с не меньшим удивлением. Завидев Трентона, лейтенант махнул рукой.

— Командор, не откажите, составьте нам компанию!

Трентон кивнул и направился к их столику.

— Вы не в курсе, куда все подевались? — с недоумением спросил лейтенант.

— Думал, вы мне скажете, — Трентон уселся за столик и убрал с тарелки салфетку. — Мой комп молчит. А ваш?

— Никаких экстренных вызовов я не получал, — офицер последовал примеру Трентона. — Садитесь, господа наблюдатели. Я уверен, ничего страшного не произошло, Наверное, объявили учебный сбор для постоянного состава. На нас он не распространяется.

Технократы тоже сели. Рядом со столиком тут же нарисовался официант с никелированной супницей на подносе.

— После случая с тем «летучим голландцем» я, признаться, нервничаю, если происходит что-то странное, — ревниво наблюдая, как наполняется его тарелка, сказал инженер Гориннус. — Достаточно, господин официант…

— Обращаясь к официантам, добавлять «господин» у нас не принято, — негромко заметил лейтенант.

Просиявший было официант угас и бросил уничтожающий взгляд на офицера. «Плевок во второе лейтенанту обеспечен, — подумалось Трентону. — Салага еще…»

— Командор, вы действительно ничего не слышали об этом… сборе? — Гориннус пропустил замечание лейтенанта мимо ушей и, поблагодарив официанта, всё равно добавил «господин».

— Нет. После завтрака я снова прилег и проснулся за полчаса до обеда, — Трентон замолчал, поскольку навалился на суп.

— Да, мы тоже использовали выпавший проходной день… для восстановления сил, — Гориннус работал ложкой вдвое быстрее, но умудрялся при этом еще и говорить.

— Выходной день, — поправил офицер.

«Зануда, — решил про себя Трентон. — Салага и зануда — смесь хуже рыбьего жира. Первый кандидат в паникеры. В дальних походах такие субъекты — главная проблема. В первом же бою они срываются с катушек, и по возвращении приходится переводить их на штабную работу… если никто не пристрелит еще на борту. Этот, видимо, тоже надоел Дроздову хуже горькой редьки, вот и приставил его капитан к наблюдателям — от греха подальше…»

Не прошло и минуты, как Трентону выпал шанс выяснить, чем на самом деле руководствовался капитан флагмана исследовательской группы, отсылая лейтенанта с корабля. Дроздов торопливо вошел в обеденный зал и направился к единственному занятому столику.

— Коммуникаторы не работают, — выглядел капитан крайне озабоченным. — Чиниды используют какие-то постановщики помех.

— Чиниды? — Командор отложил ложку. — Натали атакована?

— И не только Натали, — Дроздов подтянул стул из-за соседнего столика и уселся рядом с Гориннусом. — Доедайте по-быстрому и на корабль. Пока враг не сбросил в атмосферу штурмовики, надо уматывать.

— Они не будут штурмовать, — Гориннус отодвинул тарелку, аппетит у него, видимо, пропал. — Просто выведут на орбиту эскадру тяжелых крейсеров и обработают все стратегические объекты из энергопушек. Прямо из космоса.

Он многозначительно взглянул на Миллора. Старший программный техник кивнул и поднялся.

— Время дорого. Поверьте, если уж чиниды решились атаковать, они пойдут до конца. Гарнизон Натали не сможет их удержать. Надо срочно эвакуировать жителей в Солнечную или… на Ромму — это даже предпочтительнее.

— Да, Ромма ближе, — Дроздов переглянулся с рентоном. — К тому же — вне зоны военных действий. А почему вы думаете, Старший техник, что Кноппус разрешит нам укрыться на вашей столице? Вы даже не оконсультировались.

— У меня четкие инструкции на такой случай. Мы с самого начала допускали подобный вариант развития событий. Ергелан никогда не смирится с тем, что Выживший отдал перстень Сунджи Преображенскому. Если ваши войска остановят это вторжение, последуют новые атаки. Итак, пока жив нынешний правитель…

— И вряд ли тот, кто придет ему на смену, будет вовсе лояльным, — закончил Дроздов. — Хорошо, господа технократы. Я немедленно свяжусь… а-а…черт… не глянусь, конечно, но пойду и доложу генерал-губернатору Натали. А вы давайте двигайте на корабль.

Он торопливо удалился. Миллор вынул из кармана какой-то миниатюрный приборчик и поколдовал над настройками. В метре от стола появилась не самая светсткая, но вполне приемлемая голограмма. Виртуальый диктор с рябым из-за помех лицом бесстрастно рассказывал о зарубежных проблемах и подкреплял свои слова скупыми жестами. Периодически он указывал на макет ближайших к Рубежу солнечных территорий.

«…Флот чинидов вошел в пространство землян тремя эшелонами. Первый состоит исключительно из малых ударных рейдеров земного производства и предположительно несет стратегическое оружие. Вектор его движения направлен в сторону Солнечной системы. Аналитики указывают, что сил ударной группы явно недостаточно для штурма Земли или других планет системы, и это может означать, что чиниды рассчитывают найти поддержку внутри ОВК. Второй эшелон армии вторжения, в основном корабли чинидов и трофейные крейсеры нашего производства, идет по гипертоннелям, которые открывают девять колониальных фрегатов-проводников. Эшелон прикрывает тылы первой группы, также не ввязываясь в сражения с пограничными войсками землян. Все удары этих войск принимает на себя третья группа наступающего флота. В се составе тяжелые крейсеры чинидов и несколько кораблей-трофеев для прокладки гипертоннелей. Они выходят в обычное пространство поблизости от гарнизонных планет и сковывают силы землян, обеспечивая ударной группе и ее конвою относительно беспрепятственное продвижение в глубь пространства ОВК…»

— Плохо дело, — буркнул Трентон. — Идут грамотно, с эшелонированными тылами и фланговым охранением. Ничего, конечно, у них не выйдет, но нервишки они нам потреплют.

— Странно, что Ергелан сделал это именно сейчас, — задумался Гориннус. — Наша разведка…

Он осекся и виновато взглянул на Миллора, но тот лишь кинул.

— …Наша разведка на Торбане утверждала, что в новой столице Тирании никто не собирался в поход. Слухи о готовящейся акции циркулировали, это было, но никаких реальных приготовлений.

— Значит, они поднялись с другого плацдарма, — сказал Трентон. — Например, с Моситы. Она гораздо ближе к Рубежу, а еще вокруг нее всегда было полно перевалочных станций и ремдоков. Не орбита — муравейник. Под шумок там можно было незаметно сосредоточить и не одну армию вторжения.

— Лучше не надо, — Гориннус помотал головой. — Вы же на второй фронт против Роммы намекаете?

— Нет, на два фронта чинидам сейчас слабо воевать, — командор поднялся. — Однако пора по местам, джентльмены. Вам придется сразу стартовать, ваш крейсер не столь вместителен и пригодится только в группе прикрытия, а вот мне, видимо, придется исполнить роль извозчика. Пойду готовить пассажирские каюты для эвакуированных.

— Гориннус, — старший техник Миллор указал взглядом на Трентона.

— Я с вами, командор, — инженер Гориннус понял начальника без слов. — При подходе к Ромме оборонительные системы могут запросить код безопасности.

— Раньше не запрашивали, — Трентон пожал плечами, — но если вы настаиваете, не возражаю.

— Настаиваю, командор. Теперь обязательно запросят, — технократ развел руками. — Война…

Будь такой сухой и теплой осень прошлого года, любой нормальный человек сказал бы — благодать. Именно потому, что она была бы просто сухой и теплой, а не знойной, иссушающей землю до последней капли. Теперь же, когда всё вокруг вывернулось наизнанку, любой намек на облака воспринимался, как чудо, а изнуряющий зной беспощадного солнца — как проклятие. Светило никак не могло успокоиться после Вспышки и Метаморфозы, добивая ионосферу и вместе с ней жизнь, еще теплившуюся за северным полярным кругом. В южном полушарии относительно прохладная зона пока оставалась шире: почти всё южное побережье Австралии и примерно половина лесов Аргентины еще жили и дышали, стараясь за всю планету, но скоро там наступит лето, и существование антиподов станет таким же многотрудным, как и у северян.

Великий Князь Преображенский отвел взгляд от окна, за которым посреди желтого газона уныло торчали скелеты увядших елей. Желтая хвоя выглядела еще более удручающе, чем руины или разросшиеся до немыслимых размеров городские кладбища. Наверное, потому, что ели оставались при своих иголках и горделивой осанке, но уже не жили.

«Всё равно, что выставить под палящее солнце трупы старых друзей… Надо приказать всё выкорчевать и перепланировать. Впрочем, какая разница? Всё равно придется отсюда убираться. Рано или поздно…»

— Сережа, ты по делам?

Сегодня Оксана выглядела особенно хорошо. Скромное, но скроенное точно по фигуре платье, слегка вьющиеся темные локоны по плечам, большие темно-синие, печальные глаза… Преображенский невольно залюбовался княжной и промедлил с ответом.

— Ты в порядке? — Оксана поправила ему воротничок.

Этот простой и казалось бы обыденный жест вызвал в душе Сергея волну самых теплых чувств. Он обнял княжну.

— Я не надолго. Хочу прокатиться по городу, посмотреть на новостройки.

— Неужели кто-то строит дома?

— Дома это громко сказано, скорее бункеры, но со всеми удобствами.

— Это так грустно, — Оксана вздохнула. — Люди всегда тянулись к небу, к солнцу. Строили устремленные ввысь храмы, небоскребы. Всегда верили, что всё лучшее находится именно там, в небесной лазури, а под землей нет ничего, кроме смерти и вечных мук… А вышло наоборот. Сережа, почему Господь нас оставил?

— Я не знаю, милая, — Преображенский нежно коснулся губами ее виска. — Это вопрос к нему. Но Бог не склонен к диалогу. Он просто внимает молитвам и… поступает, как считает нужным. Его нельзя осуждать.

— Я не осуждаю, я просто пытаюсь понять.

— Это тоже невозможно. Мы мыслим слишком разными категориями.

— Но ведь он создал нас по своему образу и подобию…

— Это мы так решили, — Сергей с трудом заставил себя отстраниться. — Мне пора. Много дел. До вечера.

— Храни тебя Господь, — Оксана перекрестила Преображенского, будто тот собрался не просто проехаться по Москве, а улетал на дальние Колонии. — Я буду за тебя молиться…

Князь улыбнулся и направился к лестнице. Он ничего не имел против веры и глубоко уважал тех, кто по-прежнему надеялся на спасение души. Но в отношении себя князь был уверен — ему спастись уже не удастся. Сколько бы ни молилась за него Оксана. Накопившиеся грехи не искупить никаким покаянием… Вполне возможно, что когда придет время, придется отвечать за всё по полной программе и без адвокатов, но Сергей не боялся. Если Бог справедлив, судить он будет не по исповедям, а по делам. Пока баланс злых и добрых дел не в пользу последних, но ничего еще не закончилось. Главные сражения впереди…

Сергей Павлович спустился на первый этаж. Здесь ему подали серебристый плащ с капюшоном и затемненную маску с охлаждающими фильтрами. Теперь подобная униформа стала обязательным элементом жизни землян. Выходить под солнце без нее не рекомендовалось.

То, что сделала Вспышка с озоновым слоем атмосферы, не поддавалось описанию. Инфоканалы смаковали словечко «убила». Ученые называли это иначе — «значительное истончение», но смысл они вкладывали примерно тот же. Восстановление защищающей от космической радиации оболочки возглавило список первоочередных задач, но пока шло очень медленно. Не хватало оборудования, людей, космических челноков для доставки на орбиту машин и специалистов, а главное — времени. Каждый час существования в жестких лучах убивал на Земле тысячи видов растений и животных, разрушая ее биосферу. По прогнозам, даже если подтянуть к метрополии все свободные станции-озонаторы со спутников и Колоний, на восстановление минимального озонового слоя уйдет не меньше года, а Солнцу, чтобы убить взлелеянную им же жизнь, потребуется месяцев шесть. Вот этот полугодичный разрыв между желаемым и возможным и не оставлял повода для оптимизма. Земля не имела никаких шансов, и практически все советники Великого Князя твердили одно — столицу следует покинуть и перенести центр власти ОВК на прохладный Марс, а еще лучше — на Титан.

Сергею оба варианта не нравились. Ведь Солнце когда-нибудь успокоится, и покинутая Земля снова станет оптимальным местом для жизни, а Марс и тем более далекий спутник Сатурна навсегда останутся планетами с искусственными биосферами. А искусственное ненадежно. Человеку еще далеко до Природы, не может он пока учитывать все нюансы. Этого не может даже пресловутое Первополе, а оно-то как раз знает всё о вселенских процессах. Ну или почти всё.

Тяжелые двери открылись, и Преображенский вышел на внутреннюю площадь Кремля. До лимузина всего несколько шагов. Стоило ли надевать защитный костюм? Наверное, стоило. Слишком большая ответственность лежит на Великом Князе. Погибнуть от радиации он не имеет права. Он даже занемочь не вправе. А если раздражают эти бесконечные переодевания, надо просто приказать, чтобы машину подавали к внутреннему подъезду, тому, что оборудован на выезде из гаража. Впрочем, сегодня костюм пригодится. Сергей собирался лично проинспектировать несколько крупных строек. Все они велись под специальными куполами, но, по авторитетному мнению Воротова, достаточного уровня безопасности эти купола не обеспечивали. Вот и пришлось облачиться в плащ и маску. А иначе Игорь просто не выпустил бы из гаража машину. Такая военная хитрость: запретить что-либо Великому Князю полковник не в состоянии, но устроить мелкий «саботаж» может запросто. И наказать его за это будет невозможно — ведь Воротов отвечает за безопасность Князя, и обеспечить ее он должен любыми способами.

Плащ, маска и неизменный кортик на поясе мундира — просто средневековый шпион, а не правитель ОВК. Сергей уселся в машину, и она тотчас тронулась с места. По случаю выезда «в народ» сегодня в «Викинге» было тесновато. Рядом с шофером сидел Горохов, а в салоне, кроме Воротова, расположились двое десантников. У внешних ворот ждал кортеж: еще один «Викинг» и машина сопровождения. Последняя стала самой популярной новинкой в кремлевском гараже. Механики даже тайком водили к ней экскурсии. Ее корпус был сделан по новейшей технологии. Кроме металло-керамической брони, его покрывал еще один защитный слой — из того же металла, что и оружие, которым десантники взвода охраны уничтожали метаморфов. В случае опасности Преображенскому следовало перейти в этот броневичок. Мера, конечно, недостаточная, но на изобретение чего-то получше пока не хватало ни средств, ни времени.

— Что нового? — Сергей взглянул на Воротова.

— В Кремле тихо, мобилизация буксует, ремдоки и мастерские флота пашут в три смены, на восстановлении разрушенного хозяйства тоже все работают до седьмого пота, — полковник взял паузу.

— А в космосе?

— Есть кое-какие тревожные сигналы, — Игорь достал листок-терминал. — Нарушена связь с Данаей, Тайной и Натали. Программный контроль утверждает, что всё дело в авариях на гиперрелейных станциях, но я сомневаюсь.

— Почему?

— На орбите Натали висело достаточно кораблей, имеющих автономные гиперпередатчики, но все они молчат. И пограничники не отвечают. А комендатура Данаи передает только стандартные калибровочные сигналы. Неладно что-то поблизости от Рубежа, вот что я думаю.

— И как это выяснить?

— Я уже приказал готовить разведгруппу. Через два часа старт. И на ближайшие к погранзоне Колонии приказ отправил — усилить наблюдение за сектором Рубежа.

— Держи меня в курсе.

— Есть, ваша светлость.

Главный объект располагался в пяти минутах езды. Когда открылась дверца машины, первое, что бросилось князю в глаза — огромный котлован. Преображенский вышел из «Викинга» и оглянулся. Под просторным куполом стройки жара не ощущалась, но пыль витала, как и везде. Непременная спутница любой засухи — назойливая пыль проникала повсюду. Рабочие, пренебрегая защитными плащами и очками, тем не менее не снимали респираторов. Тут уж не до форса. К высочайшей инспекции подбежал директор строительной фирмы и с ним взмыленный прораб.

— Ваша светлость, мы польщены оказанным нам вниманием… — завел было пластинку директор, но Сергей остановил его коротким жестом.

— Без церемоний, — строго приказал он. — Покажите главное.

— Пока это лишь котлован, но в моем компьютере есть макет, — строитель вынул из кармана комп, но включить его не позволил Воротов. Сначала он тщательно изучил приборчик, затем вернул директору и утвердительно кивнул.

Голограмма показывала будущее сооружение в разрезе — первое здание такого рода. Вернее, не первое — подземные кварталы начали строиться и разрастаться еще три века назад, но впервые под грунт упрятывалась такая махина. Впервые на Земле. На других планетах подобная практика давно стала привычной. Например, на Венере иначе и не жили, но это на Венере, а тут… Кто бы мог подумать, что земные города придется строить, не устремляя горделивые башни небоскребов к лазурным небесам, а зарывая эти башни на сотни метров в глубь грунта? Кто всерьез рассматривал возможность расширения донных городов в шельфовых областях морей или заселение естественных пещер в южных горах? До катастрофы такие пункты фигурировали лишь в программах освоения Колоний. Например, идеи и технологии строительства городов-на-дне, когда-то давно опробованные в Желтом море, были переданы многоводной Европе, а позже — Терции, планете тысячи островов. Тоннельно-проходческие технологии строительства подземных городов успешно применялись на Венере и Гефесте, а «пещерное строительство» процветало на Грации. Никто и не думал развивать эти идеи на метрополии. Не так уж сильно была заселена ее суша, чтобы лезть под воду или зарываться под грунт.

Теперь всё изменилось. Суша по-прежнему не так уж заселена, и даже меньше, чем «не так уж», но строительная политика вывернулась наизнанку. А всему виной бушующее Солнце. Возможно, произойдет чудо, и промышленные корпорации успеют построить на орбите Земли достаточно мощные озонаторы. Тогда лет через десять жизнь войдет в колею: светило успокоится, а биосфера пойдет на поправку, но еще долгие десятилетия люди будут помнить Вспышку и жить в подвалах или под донными куполами. Потом, конечно, проблемы забудутся, люди снова начнут засматриваться на небо и потихоньку перебираться в пустующие башни небоскребов, но не в нынешнем поколении…

— Похоже на Масквелл Хоум, — заметил Воротов.

— Да, это наш фирменный проект. Практически все города в том секторе земли Иштар построены нашими специалистами. Первый тоннель под венерианским плоскогорьем был проложен почти сто пятьдесят лет назад.

— Скоро юбилей?

— Да, в декабре. Никогда не думал, что юбилейный объект придется строить на Земле, — директор отвел взгляд. — Хотите взглянуть на процесс вблизи?

— А есть на что? — Воротов сделал шаг вперед и вытянул шею, рассматривая срез котлована.

— Это безопасно, — директор указал на широкий бетонный пандус, ведущий на балкончик с высокими перилами. — Сюда, пожалуйста.

Охрана выдвинулась вперед, но Преображенский успел шепнуть несколько слов Игорю, и десантники не стали прогонять с площадки рабочих.

— Пусть трудятся, это важнее, — сказал князь в ответ на недовольное бурчание полковника.

— Я ж не о протоколе забочусь, а о безопасности.

— В моей фирме нет случайных людей, — немного обиженно заявил директор. — Мы очень тщательно подбираем кадры.

— Даже теперь?

— Трудоемкие процессы полностью автоматизированы, а операторы — проверенные работники. Во время Вспышки почти все они трудились дальше астероидного пояса. Кроме сотрудников представительства на Земле и двух бригад на Венере, фирма не потеряла ни того человека.

— Повезло, — ничуть не проникнувшись доверием, сказал Воротов. — Кто эти четверо, вон там, у края балкона?

— Инженеры. У них сейчас летучка. Сегодня начинаем закладку коммуникаций.

— Глубоко?

— Минус сто двенадцать.

— Метров?

— Этажей.

— Ого! — Воротов подошел к перилам и заглянул в котлован, а вернее — в бездонную шахту. — Мать моя!

Он отшатнулся и перевел изумленный взгляд на директора.

— Это главный ствол, — пояснил довольный произведенным эффектом директор. — На каждом из пока условных этажей будет пробито по четыре горизонтальных тоннеля, которые соединят эту шахту с соседними. от тех пойдут свои тоннели и так далее.

— А в стратегические подземелья не попадете?

— Нет, мы учитываем все нюансы. Центр города строительная сеть обойдет. Мало того, она будет пролегать гораздо глубже старого метро… и всяческих подземных спецобъектов.

— А вы неплохо осведомлены.

— Это моя специальность. К тому же у меня есть допуск. Можете проверить на Лубянке.

— Знаю, знаю, — Воротов махнул рукой.

— Я хочу поговорить с инженером, — вдруг сказал Преображенский.

Директор и Воротов обернулись к замершему у перил князю. Сергей, не мигая, смотрел куда-то в центр гигантского котлована.

— С любым? — уточнил директор.

— Со старшим.

Князь перевел тяжелый взгляд на одного из участников «летучки». До группы инженеров было далеко, и самый пожилой из них не мог слышать слова высокого гостя, но будто почувствовал на себе его взгляд и обернулся.

Директор приложил палец к экранчику компа.

— Семен Иванович, подойдите.

Пожилой строитель жестом отпустил молодых коллег и довольно бодрой для своего возраста походкой направился к инспекторской группе. При этом он смотрел исключительно на Великого Князя. Не отводил от него взгляда и Преображенский. Внимательно наблюдавший за этой странной игрой Воротов даже немного заволновался.

— Мое почтение, ваша светлость, — без тени подобострастия произнес инженер.

— Здравствуйте, Семен Иванович…

— Лесков… — инженер с достоинством поклонился. — Такая старинная московская фамилия. Чем могу?

Преображенский промедлил с ответом, и возникшую паузу попытался заполнить директор:

— Господин Лесков самый опытный работник фирмы. В свое время я сам проходил у него стажировку. Отец считал это целесообразным. Чтобы грамотно руководить, надо знать производство изнутри…

— Расскажите мне о своей работе, — по-прежнему глядя только на Лескова, попросил князь. — О ее сути.

Пожилой инженер чуть прищурился. Из скупой фразы правителя он понял гораздо больше, чем некоторые из присутствующих. Но отвечать он не спешил. Директор собрался заполнить «закадровым текстом» и эту паузу, но его взял за предплечье и отвел в сторону Воротов.

— Что такое? — шепотом спросил удивленный директор.

— Долго объяснять, — Воротов покосился на седого иженера. — Пусть поговорят с глазу на глаз, а вы пока расскажите, как, черт возьми, можно вырыть такую яму и не допустить, чтобы обрушились ее стенки?!

Они отошли почти туда, где недавно проводилась летучка, и директор принялся увлеченно рассказывать о тонкостях технологии. Воротов внимательно слушал, но при этом постоянно поглядывал на собеседников, застывших у другого края балкона, как два изваяния. О чем они говорят, оставалось только догадываться, но Игорь и не пытался этого делать. Всё, что нужно, князь расскажет сам, а остальное — его личное дело. Воротов уже давно смирился с мыслью, что даже му Преображенский открывает далеко не все тайны.

Не потому, что не доверяет, просто есть в мире вещи, оторые неподготовленному человеку лучше не знать, например, секреты высших сфер. При чем тут пожилой строитель? Да кто знает? Ван Ли тоже не выглядел птицей высокого полета, а ведь был ею, да еще какой! Раз Сергей Павлович решил поговорить с этим инженером без свидетелей, значит, так надо. И нечего тут понимать, а тем более — угадывать…

— Ты выбрал удачное место для встречи, — сказал Преображенский, едва заметно кивнув на котлован. — это глубокая метафора.

— Она глубже, чем ты думаешь, Великий Князь, — Лесков устало улыбнулся. — Чтобы что-то построить, нужно сначала основательно разрушить прежние строения и вырыть яму. Только после этого можно начинать закладку фундамента. Мы сейчас как раз на этом этапе.

— Трудное время. Почему ты допустил, чтобы тот, кто против завершения строительства, получил преимущество?

— Слишком сложно, — старик поморщился. — Ты спрашиваешь, как я мог допустить гибель Ван Ли?

— Да.

— Я не всесилен. К тому же большая часть моего времени уходит на создание Изначального поля. Мне искренне жаль Ван Ли, мы прошли с ним немало трудных дорог. Но наш новый враг оказался силен и коварен, теперь ничего не исправить.

— Кто этот новый враг, Слуга, или… как мне лучше тебя называть?

— Имя для меня не имеет значения. А враг не так уж нов, это один из перворожденных.

— Но ведь они обитают в ином измерении и неспособны проникать в наш мир собственной персоной и управлять его компонентами.

— Это не совсем так. Ушедший отличается от прочих хранителей. Если ты хочешь разобраться, проведу аналогию — он примерно тот, кем для меня был Ван Ли.

— Материальное воплощение?

— И да, и нет. Мы части целого, но один — часть его сердцевины, другой — коры… Понимаешь меня?

— Да. Особенно хорошо я понимаю, что из этого следует. Хранитель, способный жить среди людей, опаснее перворожденного, обитающего в астрале. Вполне логично.

— Всё верно. Ты быстро учишься. Настанет день, и с тобой придется считаться так же, как с любым хранителем поля.

— Нет, — князь усмехнулся, — уволь. Я не собираюсь бороться за теплое местечко в других измерениях. Я ведь человек. К тому же толком так и не понял, за что вы сражаетесь. Пока мне ясно одно — и ты, хранитель поля Изначального, и перворожденные, адепты Первополя, убеждены, что тот, у кого эта непонятная субстанция будет сильнее — сможет управлять Галактикой. Верно?

— Почти. Моя задача проще — уничтожить Первополе и позволить Галактике… как говорят у людей… катиться ко всем чертям?

— Это негативное пожелание. — князь снова усмехнулся. — Идти своим путем, это будет вернее.

— Тогда так, как ты сказал. А что касается истории и предназначения галактических энергополей… об этом ты еще узнаешь. В свое время. Сейчас я пришел, чтобы предупредить: хранитель в облике человека крайне опасен. Он не остановится ни перед чем, лишь бы уничтожить тебя и захватить перстень Тирана.

— Зачем перворожденным символ галактической власти? — Сергей пожал плечами. — Не понимаю.

— Это не просто символ.

— А что?

— Позже, князь, пока это несущественно. Сосредоточься на главном — хранитель-человек идет. Тебе следует выйти ему навстречу и принять бой.

— А уклониться нельзя? — Сергей Павлович взглянул на «инженера» исподлобья. — У меня не так много сил.

— Пока хранитель не проявит себя, я не смогу его увидеть, — Слуга коротко рассмеялся. — Та же болезнь, что и у перворожденных. Их Первополе не видит тебя, а я не вижу их агента. Издержки астрального, как ты выразился, существования. Покажи мне его, наведи на цель, и я помогу с ним справиться. А до того момента… В меру сил я, конечно, буду помогать тебе и твоим воинам, но это не панацея. Выиграть новый бой ты сумеешь, лишь уничтожив главного врага — перворожденою в облике человека. Пока это всё, что я хотел сказать. Прощай, князь… и не задерживайся здесь. Кроме ямы, тут ничего нет.

Он снова улыбнулся и откланялся.

Преображенский проводил его долгим взглядом и, наконец, кивнул Воротову.

— Мы возвращаемся.

— И то верно, под крышей спокойнее, — согласился Игорь.

— Дело не в этом. Враг уже близко.

— Это вам тот дедок поведал? — привычно усомнился Воротов.

Вместо ответа князь кивком указал на выход из купола. В его просвете показалась бегущая со всех ног фигура. Судя по покрою противорадиационного балахона, это спешил кто-то из кремлевских военных.

— Ваша светлость! — по пандусу на площадку сбежал взмыленный Горохов. — Срочное… из Генштаба!

Он протянул листок-терминал с рапортом.

— Сам, — приказал князь.

— На траверзе Харона вышли корабли ударной группы чинидов! Второй эшелон выходит следом прямо сейчас… А третий наводит шорох в пограничной зоне.

— А четвертый? — Воротов поднял щиток шлема и зло сплюнул на бетон.

— Нет четвертого, — Горохов помотал головой. — Но нам и трех за глаза хватит.

— Это верно, — полковник взглянул на Преображенского. — Получается, прав оказался ваш предсказатель.

— Получается так, — Сергей Павлович решительно направился к выходу из-под купола. — Горох, передай на флагман — получасовая готовность.

— Стоит ли вам лично в пекло бросаться? — неодобрительно произнес Горохов. — Может, хватит уже? Думаете, Вяземский с Хреновым не справятся? Князь уже руку в баталиях набил, дай бог каждому, а генерал и до войны одним из лучших стратегов считался.

— Утомил, — Преображенский сверкнул взглядом. — Хочешь снова онеметь?

— Не надо! — перепугался адъютант. — Молчу добровольно!

— Игорь, — мгновенно забыв о Горохове, князь обернулся к Воротову. — Свяжись с Каллисто и Вяземским. Объяви полную боевую готовность. И марсианским «спейсрейнджерам» задачу поставь. Они будут главным резервом.

— Понял, — Воротов кивнул, но тут же опомнился. — Марсиане? А почему не «Кречет»? Противник же у Эйзена. Патрульная армия как раз у него в тылу.

— Эйзен мы оставим. Всё равно чиниды ничего с ним не сделают. И спутникам угрозы нет, я уверен. Главное сражение состоится у внутренних планет. Нам выгоднее дать бой у Марса. Там военные базы и арсеналы. Там мы будем, как в крепости.

— Боюсь я за Каллисто… А если завернет Ергелан попутно в нашу сторону?

— Будет скверно, — Преображенский нахмурился. — Но стратегически выгоднее встретить его у Марса. Всеми силами. Размениваться на защиту спутников, даже Каллисто, мы не имеем ни права, ни возможности.

— Там же Иван… Разрешите отдать приказ об эвакуации дворца.

— Нет, — князь стиснул зубы. — Некуда сейчас эвакуироваться. Да и не тот случай. У чинидов тоже слишком мало сил, чтобы бить сразу по нескольким точкам. Ергелану нужен перстень Тирана. Он придет туда, где будет поднят мой флаг. То есть на орбиту Марса. Там его и встретим

— Термояд готовить?

— Ракеты «космос-космос», — князь кивнул. — Пусть отведают главного кушанья, кочевники лохматые. Иначе они никогда не отстанут…

…Когда великокняжеский кортеж уехал, к Лескову подошел директор.

— О чем говорили-то, Иваныч?

— С кем? — отвлекаясь от расчетов, спросил инженер.

— Как это — с кем? — Директор удивленно хмыкнул. — С Преображенским, с кем же еще?

— Кто говорил, я? — Казалось, что Лесков удивлен не меньше начальника.

— Ты, случаем, не перегрелся, Семен Иванович? — обеспокоился директор. — Полчаса с самим Великим Князем приватно беседовал и не помнишь ничего?

— Гриша, не путай меня, — инженер покачал головой. — Я пока из ума не выжил.

— Знаешь что, Иваныч, ступай-ка ты домой, — заботливо обняв инженера за плечи, предложил начальник. — Понятное дело, день выдался трудный, да и переволновался ты изрядно. Шутка ли: с самим Великим Князем довелось поручкаться…

— Да в порядке я, чего пристал?!

— Давай-давай, иди. Конец смены. Завтра с утречка придешь, всё досчитаешь. Я настаиваю. Иначе на пенсию спроважу!

— Ну да, — Лесков обиженно засопел. — По нынешним временам даже маразматиков на пенсию не отправляют… Ладно, пойду. Я что-то действительно притомился сегодня.

Директор похлопал его по плечу и проводил сочувственным взглядом.

«Сдает старик… Но насчет пенсии он прав. Где я еще такого спеца найду? Не самому же впрягаться. Хотя, если брать пример с Преображенского… Но нет. Он Великий Князь, у него и силы великие, а у меня обычные, человеческие. В две смены не выдюжить. Так что пусть Семен отдохнет да снова за дело берется. Котлован вырыли, пора и здание начинать. Без Лескова тут ни на шаг не продвинуться. А еще говорят, что незаменимых людей нет! Брешут!»

Земляне уходили к центру системы почти без боя. Ергелан не спешил праздновать победу, поскольку понимал, что это лишь тактический ход, но для боевого духа наступающей армии видеть попятное движение врага полезно, и Тиран не спешил разочаровывать подданных. Пусть думают, что противник бежит, испугавшись мощи чинидов. Главное, не позволить солдатам зазнаться и потерять бдительность. Но это дело пехотных темников и стратегов флотских групп.

— Путь открыт, Великий Тиран, — главный стратег штаба указал на объемную карту Солнечной. — Мы можем нанести удар по любой планете. Патрульная армия «Кречет» и полицейские нам не помешают, они слишком слабы.

— И тебя это не смущает? — Ергелан хмуро взглянул на стратега.

— Они испугались, — убежденно ответил тот.

— Земляне никого не боятся. У них накоплен большой военный опыт и есть непобедимое оружие. Это уловка, Сурхан. Преображенский заманивает нас в глубь системы, чтобы дать бой в выгодном для него месте.

— Мы тщательно изучили все карты этой системы. Ваша армия, Правитель, готова принять бой в любом месте.

— Нет, это не так, — Ергелан сложил руки на груди. — У тебя, Сурхан, кружится голова от успеха первой фазы вторжения. Внутри Солнечной системы нам следует быть вдвойне осторожными и тщательно взвешивать каждое решение. Куда отошла патрульная армия?

— Мы думаем, к Ганимеду.

— Вы думаете?! — Тиран начал закипать. — А что говорит разведка?

— Разведчики не сумели подойти ближе. Они потеряли след «Кречета» на подлете к Юпитеру. Вокруг его спутников создана мощная оборонительная сеть.

— Вот видишь, стратег, не всё так просто.

— Мы можем нанести первый удар по незащищенным спутникам Урана и Нептуна.

— Предложи еще захватить Эйзен, — фыркнул Ергелан. — Нам не нужны эти колонии. Нам не нужен даже Титан, хотя земляне так заманчиво подставляют его под удар. Вот наша цель!

Правитель решительно указал на изображение Земли.

— Но Преображенского может там не оказаться, — привел последний аргумент стратег. — Недаром же вокруг спутников Юпитера создана такая серьезная оборонительная сеть. Я почти уверен, что Единственный прячется у себя на Каллисто…

— Чтобы я больше никогда не слышал о Единственном! — взорвался Ергелан. — Забудь этот титул! Он самозванец и больше никто!

— Да, великий Тиран, — Сурхан покраснел.

— Все твои доводы ничтожны! Оборона спутников — отвлекающий маневр. Преображенский никогда не уйдет за пределы астероидного пояса, поскольку это будет означать бегство с поля боя! Первый и последний удар мы нанесем сразу по Земле!

— Да, великий Тиран, — стратег поклонился. — Но если мы ударим по Земле, в нашем тылу останутся Марс и спутники. Не получится ли так, что мы добровольно залезем в котел?

— Когда подойдет третий эшелон?

— Не позже чем завтра, но… Его сил будет недостаточно, чтобы отвлечь на себя марсианскую группировку. Я уже не говорю о «Кречете» и других подразделениях, охраняющих сектора Юпитера и Сатурна. Сразу со всеми третьему эшелону не справиться, а поддержать его нечем. Вторая группа нужна на главном направлении.

— Мы сделаем, как я сказал, — Ергелан упрямо наклонил голову. — Нам помогут боги!

— Я бы не стал уповать…

— Молчи! — Тиран грохнул тяжелым кулаком по подлокотнику трона из антрацитового дерева. — Ударная группа выйдет и сосредоточится как можно ближе к Луне. С ее обратной стороны по отношению к Земле. Второй эшелон выйдет примерно на середине пути до Марса и примет на себя сразу два удара — землян и марсиан. Когда же главные силы врага увязнут в сражении со второй группой, ударная выйдет из засады и атакует Землю! Третий эшелон должен связать силы «Кречета» и «Беркута» при Юпитере. Таков генеральный план. Детали — твоя забота, Сурхан.

Стратег обреченно вздохнул. Он искренне уважал заслуги Тирана и считал его неплохим полководцем, но в данной ситуации Ергелан выдавал желаемое за действительное. Тиран сочинил отчаянно плохой план. Можно, конечно, раскланяться и пойти выполнять всё, как пожелал правитель, но Сурхан оставался бойцом старой закалки. Он по-нрежнему не умел лебезить перед начальством, даже перед Тираном. Как истинный воин, он привык руководствоваться соображениями целесообразности. Его не интересовала перспектива заслужить благосклонность высочайшей особы, стратег исходил из реальной возможности победить в бою. А потому он не сдался:

— Обратная сторона Луны — это большой научный полигон. Там полно приборов. Они сразу обнаружат нашу засаду.

— Это твоя забота! Я поставил задачу, а ты ищи решение!

— В таком случае, нам действительно потребуется помощь богов, — спокойно заявил Сурхан. — Потому, что я не знаю иного способа сделать невидимой для тысяч приборов целую ударную группировку. Разве что потратить на Луну часть серебряных стрел…

— Помощь будет, — Ергелан остыл и откинулся на спинку трона. — А серебряные стрелы пригодятся нам для удара по Земле. Пусть Преображенский почувствует на собственной шкуре, каково это — гореть в ядерном пламени…

До расчетного времени посадки на Европу оставался час. Эскорт князя Бородача вышел из прыжка самостоятельно, но недалеко от «Ганимеда-4». Можно было выйти прямо у Европы, но Василий хотел увидеть, что творится на главном направлении. Тем более что он ничем не рисковал. Землянам стало не до него, а для чинидов он пока оставался формальным союзником. По крайней мере, нейтралом. Ведь, несмотря на подготовку покушения на космодроме Аррана, официального заявления о разрыве союза с Бородачом Ергелан пока не сделал.

Увиденное вполне удовлетворило князя. Чинидов ожидала горячая встреча, но заградительная армия оказалась впятеро меньшей, чем наступающие силы, и пока сражение выигрывали подданные Тирана. Земляне отошли к спутникам и заняли оборону. Чиниды не спешили штурмовать малые планеты. Видимо, в стратегическом плане Ергелана этому эшелону отводилась роль бульдозера. Расчистить дорогу основным силам и связать значительную часть земных войск по рукам и ногам. И пока чинидам это удавалось. Можно садиться на Европу, не опасаясь великокняжеской контрразведки. Отличный шанс побывать дома и без спешки «порешать» накопившиеся там вопросы. А еще привести в порядок кое-какие личные дела. Например, разобраться с Татьяной. Впрочем, это можно сделать, не откладывая.

— Я не понял, что за цирк ты устроила во дворце Ергелана? — Василий Борисович оторвался от экрана и, обернувшись к жене, сложил руки на груди. — С чего вдруг ты начала строить глазки этому Щукину?

— Я думала, у тебя никогда не хватит смелости завести этот разговор, — Татьяна презрительно усмехнулась. — Это мое личное дело.

— Как бы не так! Ты моя жена, и личные дела у нас общие.

— Еще чего, — Татьяна фыркнула и смерила князя надменным взглядом. — Ты прекрасно знаешь, на чем держится наш брак.

— На чем?

— На четкой договоренности — мы деловые партнеры, не больше. Кстати сказать, если ты в ближайшее время не займешь место моего почившего папаши, договор будет аннулирован.

— Ты же видишь, что это не так просто…

— Естественно! Ведь ты ведешь себя, как самодовольный осел. Как полубезумный бандит с большой дороги. Тебе предлагают примкнуть к реальной силе, а ты встаешь в позу. Так ты никогда ничего не добьешься!

— А Щукин добьется?

— А Щукин добьется и вышвырнет тебя из Солнечной за ненадобностью!

— Да кто он такой, чтобы тут командовать?! — Василий начал заводиться. — Ергелан получит свой перстень, уберется обратно за Рубеж, и твой Щукин превратится в беспомощного младенца! Он обычный прохиндей. Ни гроша за душой, только гонор. Даже корабля приличного нет.

— Зато у него есть мозги! — Татьяну тоже «перемкнуло». — В отличие от тебя! Мозги и решимость. И он точно знает, чего хочет!

— Всего-то? Я тоже знаю, чего хочу… — Бородач побагровел.

— Ах, оставьте, сударь, — Татьяна театрально взмахнула рукой. — Всё, чего вы хотите в последнее время — уложить меня на спину и улечься сверху. Ты и раньше не особенно пользовался головой, а теперь и вовсе передоверил все ее функции тому, что у тебя в ширинке. Прошло полгода после Катастрофы, а ты не сделал ничего, чтобы вернуть себе хотя бы Европу, я не говорю о более решительных действиях!

— Да что ты понимаешь в стратегии и тактике, сучка?! — взревел Бородач и, сжав кулаки, угрожающе подался вперед.

Княгиня немного отступила и выставила перед собой кортик. Откуда он взялся в ее руке, Василий не понял.

— Еще шаг, и думать тебе будет нечем! — прошипела Татьяна, целясь острым кончиком клинка Бородачу ниже пояса.

— Да я тебя… — князь шумно выдохнул, но остановился. — Ладно, погоди… не ерепенься. Чего ты хочешь?

— Или ты скажешь Ергелану «да», или я уйду от тебя! Плакали тогда твои амбиции! Без меня ни один человек в Галактике не признает твоих прав на высший трон!

— Уйдешь к Щукину? — недоверчиво усмехнулся Бородач.

— Почему бы нет? Он, во всяком случае, не размазня! Он настоящий мужчина!

— Пугало он нафталиновое! — Василий с досады крепко треснул кулаком в переборку. — Никуда ты не уйдешь! Пока ты со мной, я этого не допущу!

— Под замок меня посадишь? — Татьяна зло прищурилась. — Или цепью к себе прикуешь?!

В этот момент от ее совершенной красоты почти ничего не осталось, но Бородача это почему-то лишь еще больше завело.

— Прикую? — Он зло оскалился. — Нет, родная, я поступлю иначе. Я тебя так разукрашу, что твой любимый Щукин тебя даже не узнает. Я тебя сейчас…

— Не подходи! — взвизгнула Татьяна. — Убери руки, гад!

Василий легко выбил у нее кортик, схватил княгиню за плечи и швырнул на кровать. Татьяна истошно завопила и попыталась отбрыкиваться, но тягаться с рослым и сильным князем ей оказалось не по силам. Бородач дважды ударил ее по лицу и одним рывком разорвал на ней платье. Когда княгиня попробовала впиться в его руку зубами, он ударил ее в живот, и Татьяне пришлось отказаться от этой затеи. Теперь она хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Когда Василий грубо вошел в нее и начал двигаться, жена предприняла последнюю отчаянную попытку вырваться. Она оцарапала Бородачу здоровую щеку, но Василий не отреагировал. Он только надавил предплечьем ей на горло. Воздуха после удара в живот и так не хватало, поэтому, чтобы не задохнуться, Татьяна прекратила сопротивление. А спустя некоторое время начала сладостно постанывать и двигаться в одном ритме с разгоряченным муженьком.

— Скотина… — простонала она, чувствуя приближение пика удовольствия. — Ненавижу тебя… зверь… урод… гад! Ну ударь меня! Бей меня еще!

Василий отреагировал на просьбу без промедления. Он влепил Татьяне пощечину, и она содрогнулась от наслаждения. Его разрядка наступила в следующую же секунду. Стоны княгини и рычание Бородача слились воедино.

Всё-таки они друг друга стоили. Куда там галантному Щукину. Удовлетворенный Василий завалился на спину рядом с женой.

«Уйти она решила… как бы не так. Никуда ты не денешься… Кто еще тебя так ублажит? А бабы известно, чем думают…»

— Сволочь ты, Бородач, — томно протянула Татьяна, прижимаясь к благоверному всем телом. — Синяки же будут…

— Сама виновата…

— Да нет, мне даже понравилось… очень… Давай еще?

— Пять минут подожди, — Василий самодовольно усмехнулся. — Голова мыслей наберется.

— Пять минут подожду. А ты пока всё-таки подумай над предложением Ергелана…

— Опять ты…

— Просто подумай! — Татьяна прижала пальчики к его губам. — Хочешь, помогу?

Она медленно сползла вниз.

Против такого способа убеждения Василий устоять не мог.

— Если… Серый не прикончит их первым же контрударом, я подумаю…

…Ефрейтор Бабин прикрыл дверь в каюту гостеприимных хозяев рейдера и при помощи неприличного жеста объяснил Трошкину, чем сейчас занимаются князь с молодой женой. Майор кивнул и указал Бабину на коридор в рубку, а Костылеву на дверь в «оружейку».

Когда десантники появились в рубке, первый пилот только тихо присвистнул. Мало того, что они выбрались из запертой каюты, так пленники еще и держали в руках короткие флотские лазерники.

— Говорили тебе, запирай хорошенько, — назидательно произнес Бабин и отвесил пилоту подзатыльник. — Связь давай!

— Чего драться-то? — потирая затылок, пробурчал нилот. — Оружие где взяли?

— В оружейке, — Бабин уселся в кресло второго пилота. — Сколько до посадки?

— Тридцать минуть. Вам с кем связь дать? С патрульными?

— С генштабом.

— Я позывных не знаю.

— Что ты вообще знаешь? — Бабин набрал код. — Господин майор, кого запросить?

— Лучше Воротова, но можно генерала Хренова…

— Это экстренный канал, — внезапно раздался суровый голос дежурного. — Кто на связи?

— Майор Трошкин, специальные силы штаба армии Каллисто… то есть великокняжеские теперь.

— Что вы делаете на европейском рейдере? — по-прежнему сурово поинтересовался дежурный.

— Захватили. Слушай, офицер, времени в обрез. Давай Воротова или Хренова, у меня важная информация имеется.

— «Результат голосового теста положительный», — пропищало где-то, видимо, на пульте у дежурного.

— Соединяю, — сдался офицер.

— Генерал Хренов, — пробасил новый абонент. — Где картинка? Связисты, вашу мать! Что за слепой телефон?!

— Рейдер блокирует видеосвязь, только звук дает, — звонко ответил кто-то из офицеров связи. — Рейдер европейский, ваше высокоблагородие, формат видеосигнала не совпадает!

— А-а… технари называется… Майор Трошкин? — Хренов на секунду задумался. — Комендант Данаи?

— Так точно, господин генерал. Временно исполнял обязанности коменданта. Теперь возвращаюсь в расположение подразделения.

— Да? А почему не на транспорте? Откуда у тебя европейский рейдер?

— Долго рассказывать… Виноват, изложу в рапорте. Разрешите доложить, моей группой собраны сведения непосредственно в Арране. Ергелан сколотил коалицию, от землян ее возглавляет некто Андрей Петрович Щукин. Князь Бородач пока вне игры, но обещает примкнуть к захватчикам, если они добьются реальных успехов. Колонии тоже ждут отмашки Бородача…

— Хорошо, конкретнее, каков главный план Ергелана?

Ответить Трошкин не успел. Из коридора послышалось шипение лазеров и глухие звуки борьбы. Бабин тут же занял позицию, прикрываясь испуганным пилотом, а Трошкин мягко отпрыгнул в сторону, чтобы не светиться в проеме двери. Как оказалось, весьма своевременно. Прямо из коридора в пульт ударил луч, и связь прервалась.

— Достаточно! — донесся из коридора голос Бородача. — Ну ты шустрый, майор!

— А я просил по-хорошему, — ответил Трошкин. — Дали б мне пять минут связи, не было бы этих проблем.

— Проблем? Ты о чем?

— О том, что я в рубке. Вот заблокирую сейчас дверь и отвезу вас прямиком на Япет, в казематы контрразведки…

— Ах, это, — Бородач рассмеялся. — Не получится, майор. Думаешь, я не знаю, куда стрелять? Там у тебя не только связь отрубилась, дверь теперь тоже не закрывается и ввод новых полетных программ невозможен, только выполнение изначальной. А в ней — автоматическая посадка на Европу. Так что сдавайся, майор. Обещаю, ничего тебе не сделаю. Ты мне еще пригодишься, как разменная пешка.

— Спасибо за откровенность, князь, но у меня есть другое предложение…

— Ничего у тебя нет! — рявкнул Василий. — Или сдаешься, или я режу глотку твоему солдату. Тому, который у оружейки оборону держал.

— Костыль, ты жив? — негромко спросил Трошкин, переглядываясь с Бабиным.

Ефрейтор на мгновение высунулся в коридор и, резко отпрянув, кивнул. Костылев пока дышал и даже шевелился. Его скованного по рукам и ногам поставили на колени посреди коридора, а один из матросов сидел позади него, прижимая к горлу пленника кортик.

— Виноват… они втроем навалились… — прохрипел из коридора рядовой.

— Слово князя даю, майор, — почти добродушно сказал Бородач. — Сутки точно проживете, ежели сдадитесь.

Трошкин снова взглянул на Бабина. Тот не особенно верил слову Бородача, но полностью полагался на командира. Майор перевел взгляд на близкий голубой диск Европы и отшвырнул лазерник. Из жестянки рейдера бежать некуда. Абсолютно иные перспективы откроются на планете. Если, конечно, Василий не пристрелит всех троих прямо сейчас.

— Матэ…

Бабин тоже бросил оружие. В рубку тотчас ворвались матросы. Они положили десантников лицом в палубу и сковали им руки за спиной.

Над Трошкиным присел Бородач.

— Надо бы, конечно, тебя грохнуть, — князь вздохнул. — Да честь дороже. Слово же дал. Но через сутки, если не пригодишься… не обижайся, майор…

Глава 5

Ноябрь 2324 г., ОВК

— Лихо майор сработал, — Воротов вернул терминал с рапортом Трошкина генералу Хренову. — Значит, Андрей Петрович Щукин имя нового союзника Великого Тирана… Учтем.

— Да, майор молодец. Жаль, запоздало его предупреждение. Послать на Европу группу спасения?

То, что целый генерал спрашивает разрешение у полковника, никого не удивило. Специальными операциями командовал исключительно Воротов.

— Нет, — полковник с сожалением вздохнул. — Нельзя сейчас Бородача провоцировать. Пусть сохраняет нейтралитет. А Трошкин не пропадет. Он грамотный воин, обучен выживать в любых ситуациях. Поработает в автономном режиме. Да и сбежит он из плена до прибытия спецназа. За ним не заржавеет. Так что не будем рисковать. Давайте вернемся к главному.

— Флот чинидов вышел вот в этом секторе, — генерал Хренов указал точку на середине расстояния между Землей и Марсом.

— Подставляют тыл марсианам, — заметил генерал Валеев. — Грех не воспользоваться.

— Что-то слишком неаккуратно, — пробурчал вечный скептик Воротов.

— Надеются, что марсиан отвлечет их второй эшелон, — Хренов сдвинул проекцию так, чтобы стало лучше видно сектор Юпитера. — Князь Вяземский уже вступил в бой при Ганимеде. Сил у чинидов было побольше, но Вяземский угадал время их прибытия и уничтожил авангард на выходе из портала «Ганимед-4». Теперь добивает основную группу эшелона.

— Это временный успех, — убежденно заявил Воротов. — По данным разведки, у противника имеются трофейные рейдеры нашего производства. Они не нуждаются в порталах. Князю надо следить за флангами и тылом. Если чиниды совершат обходной маневр, ему не выстоять.

— Выстоит, — возразил Хренов. — В крайнем случае, уйдет к Титану.

— И оставит спутники? — Полковник нахмурился.

— Оборонительные системы Каллисто, Ио и Ганимеда серьезно усилены, чиниды не станут их штурмовать, а Европа — вотчина Бородача. Если верить рапорту майора Трошкина, князь в опале, но формально пока числится у Ергелана в союзниках. Так что второй эшелон пойдет к Марсу. Это подтверждает и тот факт, что первая волна наступления так легкомысленно оставила открытыми тылы.

— Гладко, но всё равно меня что-то беспокоит, — Воротов поморщился. — Вышли как-то слишком показушно, ни к Земле, ни к Марсу. Будто хотели, чтобы мы их заметили и раздолбали сразу из всех орудий. Зачем Ергелану рисковать ударной группой?

— Значит, то, что мы приняли за первый эшелон, подсадная утка, а не ударная группа, — не оборачиваясь, сказал молчавший до сих пор Преображенский.

Он стоял, сложив руки на груди, у фронтального иллюминатора рубки флагмана и смотрел куда-то в космическую бездну. Штабные офицеры уже почти привыкли к этой манере Великого Князя. Некоторые даже считали, что он в эти моменты «медитации» не просто размышляет, а консультируется с высшими сферами. Тому, что Преображенский обладает подобными уникальными способностями, было уже немало подтверждений. Скептики, вроде Воротова, в «связь с астралом» не верили, например, полковник считал, что всё дело в хороших аналитических способностях князя, но вслух об этом никто не распространялся. Желает народ почитать князя как пророка — имеет право. Главное, не переборщить и не возвести Преображенского в ранг святого. А верить ему и подчиняться без оговорок — это нормально, даже полезно.

— Вы думаете, ударная группа выйдет позже? — заинтересовался Хренов.

— Причем в другом месте, — поддержал новую версию Валеев.

— Нет, — Преображенский кивком указал на Землю. Отсюда, с траверза станции «Портал Дальний», она выглядела почти так же, как с Луны. Станция вращалась вокруг Земли примерно на том же расстоянии, но в постоянной контрапозиции к естественному спутнику, то есть с той же скоростью, что и Луна.

— Они выйдут на внутренней орбите? — Воротов недоверчиво взглянул на тактическую карту. — Но там сплошные минные поля и автономные огневые системы. Половина группы будет уничтожена сразу по выходу. А оставшихся добьет Великокняжеский флот. Они не могут этого не понимать.

— Нет, — повторил князь, так и не обернувшись. — Они уже там. Дальше. За Луной.

— В кратере Гагарина установлено столько аппаратуры, что подойти к Луне незамеченным невозможно даже в обычном режиме, а уж если чиниды выходили из прыжка, такой фейерверк обязательно должен был привлечь внимание наблюдателей, а тем более — лунных гиперрадаров.

— В этом всё дело. Чиниды каким-то образом обманули приборы, и теперь Ергелан выжидает, когда мы бросимся громить второй эшелон, оставив Землю под прикрытием одних только автоматических систем. Если это произойдет, чиниды повторят трюк с подавлением электроники и откроют себе беспрепятственный доступ к планете.

— У них имеются средства подавления электронных систем? — удивился Хренов. — Я думал, изобрести такое оружие по силам только технократам. Или… или они тоже вышли из трехстороннего договора?

На мостике стало тихо. Предположение генерала казалось логичным, а потому особенно тревожным.

— В строю чинидов нет кораблей с технократскими позывными, — не слишком уверенно возразил Воротов.

— Долго ли сменить позывные? Фактически-то корабли производства Технократии у них имеются. У них и наши рейдеры имеются. Ергелан дядька не брезгливый. Да и разведка с Роммы ни о чем таком не докладывала. Технократы не готовы вступать в войну. Во-первых, маловато сил, а, во-вторых, у них еще свежи воспоминания о предыдущей кампании.

— Вот именно — свежи, — Хренов покосился на Преображенского.

Хотя в первой войне за Рубежом ядерными ракетами Технократию атаковал Бородач, в целом ответственность за применение стратегического оружия как-то сама собой легла на Великого Князя. Во всяком случае, так считали земляне. Объяснялось это просто — Преображенский пошел дальше Бородача и применил ракеты против своих же восставших Колоний. Шаг — более чем непопулярный. И теперь невозможно доказать, что иного выхода у князя не оставалось, поскольку воевать сразу с чинидами, технократами и бунтовщиками армия была не в состоянии. Людям на это глубоко плевать. Преображенский стал для них деспотом. И при этом его всё равно боготворили. Парадокс? Наверное. Но не такой уж редкий. Если заглянуть в учебник истории, подобные парадоксы обнаружатся на каждой странице.

Великий Князь наконец-то отвернулся от иллюминатора и встретился взглядом с Воротовым.

— Участие технократов маловероятно, но пока нет доказательств обратного, будем считать, что мы снова одни против всех.

Слово «всех» он выделил интонацией. Полковник отлично понял, на что намекает Сергей Павлович. Можно не верить в существование враждебно настроенных высших существ, но нельзя отрицать факт того, что их подручные, вроде метаморфов, не менее опасные противники, чем Ергелан. И если князь думает, что они готовы выступить в одном строю с чинидами — следует учесть такую возможность.

На практике это означало, что встречать ударную группу чинидов придется не только флоту, но и Великокняжеской эскадре «Огненный шторм». Теперь она состояла не из семнадцати малых рейдеров, а из десяти крейсеров, включая флагман «Каллисто». Только эти тяжелые корабли имели специальную броню, и только на них были установлены орудия, испытанные в зловещей пустоте Черного Канала. Броня исключала проникновение на борт вездесущих метаморфов, а орудия могли подстрелить их командный центр — «нечто», выходящее за рамки человеческого понимания. Вернее, обычного человеческого понимания. Преображенский, например, точно знал, в кого следует палить из этих пушек, и результат, надо признать, получался убедительный. Воротов отлично помнил, как флагман, тогда еще прототип серии «ВКГ», расстрелял непонятно кого или что и вырвался из ловушки Канала. Но, кроме князя, наводить такие орудия не мог, пожалуй, никто. Возможно, еще Ван Ли, но его больше не было среди живущих. Потому-то крейсеры с новыми пушками и состояли только в Великокняжеском конвое.

Еще бы подключить к делу самые новые крейсеры, класса «ВКГ», тогда шансы могли вырасти вдвое. Да вот незадача, на земной орбите сейчас находился всего один из пяти суперкораблей — великокняжеский флагман «Каллисто». Остальные проходили последние испытания на полигоне у Натали, и что тревожно — их аппаратура связи молчала, как и все гиперпередатчики пограничных планет и станций.

— Разрешите отдать приказ флоту? — нарушил молчание Хренов.

— Только без геройства. Разведка боем. Если ударная группа чинидов действительно укрылась за Луной, рейдеры разведчиков должны лишь спровоцировать ее на активные действия и сразу же отойти.

— Мы лишимся фактора внезапности, — возразил генерал. — Не лучше ли атаковать сразу всей мощью Великокняжеского флота?

— Вы забываете о неизвестном оружии. Если оно окажется эффективным против корабельных электронных систем, мы можем стать беспомощно дрейфующими мишенями… Звено малых рейдеров — не больше. А там будет видно. Если разведка вернется, атакуем. Много времени мы не потеряем. Частично эффект внезапности сохранится. А закрепить преимущество нам помогут ядерные торпеды. Выполняйте, генерал.

— Есть!

Вообще-то, чиниды могли запросто раскусить хитрость землян и отпустить разведку с миром, а затем отыграться на главных силах. Это понимал не только взявший под козырек генерал. Наверняка понимал это и сам Преображенский. Но возражать не стал даже Воротов. Не потому, что от холодного тона Великого Князя у него пропала охота возражать. Просто другого способа выяснить, что за оружие применяет противник, у землян действительно не было.

— А как быть с «подсадными»? — спросил Валеев. — Поручить их марсианам?

— Да, генерал, пусть атакуют, а вы лично займитесь координацией действий с флотом «спейсрейнджеров». И прикажите им не рисковать, но и не церемониться. Разрешаю применить особо мощные заряды. Начать немедленно. Возможно, поддержка марсиан потребуется здесь…

…Звено из трех малых рейдеров Великокняжеского флота стартовало с базы «Коперник», расположенной в центре одноименного лунного кратера. Чтобы долететь до терминатора, им потребовалось меньше четверти часа. На темной стороне Луны рейдеры тоже не задержались. Устроив небольшой показательный бой с кораблями боевого охранения ударной группы чинидов и свалив один вражеский крейсер на поверхность спутника, земляне благополучно вернулись на базу. Еще не успело закончиться лунотрясение, вызванное падением чинидского корабля, а ударная группа вышла из укрытия и устремилась к Земле. Как и предполагал Великий Князь, стратеги Тирана быстро сообразили, что их первоначальный план провалился, и пошли ва-банк. Когда наступающий флот оказался в зоне досягаемости орудий внешней заградительной орбиты, получила подтверждение и вторая версия генштаба. Автоматические системы обороны молчали.

— Значит, вся надежда на корабли, — сделал вывод Преображенский. — Первая и вторая эскадры зайдут с флангов в плоскости эклиптики, а огневые платформы встретят врага на главном направлении.

— Это правильно, — торопливо одобрил Воротов.

В душе он опасался, что князь пожелает лично участвовать в сражении, и потому не смог скрыть облегчения, когда тот не упомянул о ядре флота. Как тут же выяснилось — обрадовался полковник преждевременно.

— Моя эскадра зайдет со стороны Солнца, вторым эшелоном, — поставил точку князь. — Валеев, что у марсиан?

— Вышли на рубеж атаки.

— Всем вперед!..

…Сначала всё шло как по маслу. Фланговые группы землян легко расправились с противостоящими кораблями, расстреляв их ядерными гиперторпедами. Сразу после этого пришел рапорт с Марса, там дела продвигались примерно так же — большая часть кораблей второго эшелона чинидов была уничтожена. Прошло еще пять минут, и командный пункт орбитальной обороны сообщил о восстановлении контроля над системами заградительного огня и об активации минных полей. Казалось, что чиниды крупно просчитались, уповая на свое новейшее оружие и военную хитрость, но буквально в одну минуту ситуация изменилась до «наоборот». Автоматика снова «умерла», но теперь вместе с корабельными реакторами. Вне зоны поражения неизвестного оружия остался только оперативный резерв, он же — ядро флота во главе с флагманом «Каллисто». И это притом, что корабли чинидов полностью сохранили боеспособность. Они вышли на минимальную орбиту и легли в дрейф над Москвой.

Преображенский неподвижно стоял перед боевым экраном и никак не мог поверить своим глазам. Враг прорвался к сердцу ОВК и теперь готовился произвести залп из всех орудий по главному городу землян. Какой-то кошмарный сон…

— Марсиане разделились, ваша светлость! — нервно хрустнув пальцами, доложил Валеев. — Второй эшелон чинидов практически уничтожен. В нем почти не было серьезных кораблей. В основном транспорты и десяток малых крейсеров. Их добивают корабли Национальной Гвардии, а «спейсрейнджеры» двинулись к нам на выручку.

— Отставить! — резко приказал князь. — Чиниды не начинают обстрел столицы, значит, собираются предъявить ультиматум. «Спейсрейнджеры» нам не помогут. Они зависнут точно так же, как все остальные. У Ергелана появилось действительно мощное оружие… И, боюсь, нам придется временно признать его превосходство…

* * *

— Почему вы медлите, Великий Тиран? — В каюту Ергелана вошел Щукин.

Бесцеремонное вторжение землянина не особенно волновало Тирана. Больше его оскорбил тон союзника. Требовательный и надменный. Будто тот говорил не с Правителем десяти планет, а с нерадивым советником.

— В городе нет Преображенского. Я не стану расходовать ценный боезапас напрасно. У меня не так много серебряных стрел, а без них мне не победить.

— Вы уже победили! Взгляните на экран. Все корабли земного флота обездвижены, их системы жизнеобеспечения отключены. Скоро экипажи на них погибнут, и вы сможете пополнить свои стратегические запасы сотнями ядерных «стрел». Поймите, Тиран, если не ударить по Москве прямо сейчас, момент будет упущен.

— Мне нужен Преображенский. Земля — богатая планета, и я желаю сохранить ее ресурсы доступными.

— Несколько ядерных взрывов не преградят доступа к ресурсам, — Щукин поморщился. — Вы напрасно так боитесь радиации. Временно недоступной станет лишь столица, в остальных местах будет безопасно.

— Мне нужен Преображенский, — упрямо повторил Ергелан. — Если он добровольно отдаст перстень Сунджи, я стану правителем Галактики и без напрасных жертв.

— Надо же, какое человеколюбие! — Щукин усмехнулся. — С чего вдруг? Какое вам дело до всех этих людей?

— Иногда мне кажется, что ты не человек, Андрей. В тебе даже больше жестокости, чем в Преображенском. Мне не нужны планеты, зараженные радиоактивной чумой. Мне не нужен флот без экипажей и серебряные стрелы без специалистов, способных ими управлять. Вот почему я медлю. Увидев, что проиграл, Преображенский сам придет ко мне и отдаст перстень. Я пришел сюда, как освободитель. Я получу всё, что желаю, без кровопролития, просто заняв место Преображенского.

— Он еще никогда не сдавался. Пока вы не нанесете удар, он не поверит в серьезность угрозы.

— Поверит. Мои разведчики следят за его эскадрой. Она перестроилась из атакующего в походный ордер. Это означает, что князь всё понял и готов пойти на переговоры. Если ты снимешь свое нейтрализующее поле, мы сможем связаться с Преображенским и услышать подтверждение моей правоты из его уст.

— Я не намерен снимать защиту. В этом случае корабли землян «оживут» и уничтожат ваш флот раньше, чем вы откроете пусковые трофейных ракет. Я настаиваю, Великий Тиран, на превентивной бомбардировке Москвы и уничтожении нейтрализованного флота. А после этого беседуйте с Преображенским хоть до конца времен.

— Кто ты такой, чтобы настаивать?! — взорвался Ергелан.

— Я гарант вашей победы, — холодно ответил Щукин. — Если вы меня разочаруете, я найду другого союзника. А вы будете уничтожены землянами.

— Ты слишком много себе позволяешь! — багровея, прорычал Ергелан. — Стража!

— А вот этого вам и вовсе не следует делать, — Щукин криво ухмыльнулся. — Арест чрезвычайно огорчит меня, и защита с ваших кораблей будет снята. Я неспособен поддерживать ее, находясь в дурном настроении.

— Ничего, — Ергелан кивнул охранникам, и те сковали руки Андрею за спиной. — Пусть тебя вдохновляет мысль, что, лишив защиты мой флот, ты погибнешь вместе с нами. В каюту его! Запереть и выставить у двери двойной пост!

— Вы совершаете большую ошибку, Тиран! — зло прошипел Щукин. — С Преображенским невозможно договориться. Его надо уничтожить!

— Не раньше, чем он отдаст мне перстень Сунджи… — Ергелан проводил брыкающегося союзника насмешливым взглядом.

Когда Тиран остался один, от стены каюты отделилась едва различимая тень. Она, будто облачко дыма, поднялась к потолку и растворилась в свете ламп.

Ергелан ничего не заметил. Его сейчас больше занимал предстоящий разговор с Преображенским, а не тени потусторонних сущностей. Если честно, он в них не особенно верил, хотя и постоянно апеллировал к богам. На самом деле, выражение «С нами боги» для старого воина было традиционной фигурой речи, формой аутотренинга перед боем. И пример Щукина его ни в чем не убедил. Да, землянин совершил нечто непостижимое — нейтрализовал вражеские корабли и орбитальные оборонительные системы, но кто сказал, что в этом ему действительно помогали боги? Люди, сумевшие подчинить разрушительную силу ядерного распада, вполне могли изобрести еще и средства избирательного подавления электронных систем. С них станется. И способности богов тут определенно не потребовались. А раз так, времени у Ергелана оставалось крайне мало. То, что смог изобрести один землянин, другой непременно повторит и превзойдет, такая уж у них традиция. Пока инженеры ОВК не разгадали секрет щукинского оружия, следовало поторопиться. Иначе и вправду придется применить грубую силу.

Ергелан вдруг поймал себя на мысли, что раньше ему не приходило в голову искать компромиссы. Когда он отправлялся в этот поход, намерения Тирана были твердыми и ясными, как бриллиант. Победить и уничтожить! Никакой пощады, никаких пленных или переговоров!

А теперь он вдруг сменил тактику и, вместо превращения городов Земли в пепел и руины, ждет капитуляции Преображенского. Почему? Отчего вдруг так размяк еще недавно жестокий полководец? Видимо, эта внезапная смена настроения Тирана и заставила Щукина разговаривать столь дерзко.

Ергелан утомленно потер лоб. Что-то произошло, но он никак не мог понять — что конкретно. Он не чувствовал себя опустошенным или надломленным. Да этому и не было причин, наступление развивалась вполне успешно. Но всё же Тиран словно наткнулся на внутренний барьер и никак не мог его преодолеть. Все приведенные в споре с Андреем аргументы на самом деле были вторичны. Главным сдерживающим фактором было необъяснимое внутреннее сопротивление. Словно кто-то извне нашептывал Ергелану: «Нельзя, неправильно…» Нашептывал не на ухо, а проникая прямо в сознание. Возможно, это был даже пресловутый ангел-хранитель Преображенского, тот самый, о котором недавно рассказывал Щукин, и противостоять которому он вызвался. Но, если поверить в хранителя, придется поверить и в богов, стоящих за Андреем. Тогда получится, что, посадив союзника под домашний арест, Ергелан рискует разгневать его покровителей…

Значит, следует отбросить эти вздорные мысли! Уж если Тиран посмел пойти против воли посланника самого Сунджи, стоит ли беспокоиться о гневе чужих идолов? Так недалеко до полного безверия, но Тирана это мало волновало. На войне уповать только на высшие силы рискованно. Ведь драться приходится с людьми, а в материальном мире они опаснее богов. Они наказывают ротозеев смертью. И это наказание самое страшное. А что будет после смерти, в мире богов, Ергелана никогда не интересовало. Он знал одно — сражаться мертвые не могут. Умри, и ты проиграл.

Значит, напрасно жил и сражался. Важнейший стимул для настоящего воина, чтобы выжить и победить.

Чутье подсказывало Тирану, что сейчас стратегически выгоднее пойти на переговоры и отнять у Преображенского священную реликвию в обмен на жизнь его подданных и признание Ергелана Верховным Тираном Галактики. Ведь сегодня Щукин союзник, а завтра передумает, и Ергелан останется один на один с князем. И кто выйдет победителем из этого противостояния, предсказать невозможно…

Ергелан скрипнул зубами и негромко выругался. А ведь уничтожив Преображенского, как советовал Щукин, можно решить не только вопрос покорения ОВК, но и обезопасить себя от возможного реванша землян. Получается, что Щукин прав, и Ергелану лучше преодолеть проклятый слюнтяйский барьер, прочно засевший в голове? Что же это за наваждение?!

Тиран схватился за голову и бессильно зарычал. Нет, гнев не сможет разрушить новую внутреннюю установку. Ее вообще ничто не сможет разрушить. Это Ергелан знал твердо, хотя и не понимал, откуда пришло подобное знание. Он откинулся на спинку кресла и бессильно уронил руки. Он окончательно запутался, и это было хуже поражения. Тиран уже не понимал, верит ли он в богов Щукина или в Сунджу, или не верит ни во что, кроме силы своих воинов. То, что было ясно и понятно всего неделю назад, теперь стало зыбким и туманным, а твердая, как лед, убежденность в собственной правоте и непобедимости, подкрепленная увещеваниями Щукина, превратилась в мутную воду нехарактерной для Тирана робости.

«Это неправильная война, — с отчаянием подумал он. — Ведь в ней сражаются не люди, а какие-то волшебные силы… А мы все — просто пешки на клетчатой доске. Те самые, из земной игры в деревянные фигурки. Тупые, безвольные и безликие пешки!.. Такую войну нам не выиграть. И даже, если победит волшебная сила Щукина, заслуги армии в этом не будет. Моей заслуги! А значит, никто не признает меня Верховным Тираном, даже когда у меня окажется перстень Сунджи. Так не должно быть!»

Тиран подался вперед и, облокотившись, побарабанил пальцами по черной поверхности подлокотников трона. Ощущение того, что им управляют, как марионеткой, обострило чувства Тирана и прояснило его мысли. Итак, если ход мыслей Ергелана верен, Щукин и его невидимые покровители дергают за ниточки, заставляя уничтожить Преображенского и перстень. Но сам Ергелан желает оставить перстень у себя. А из этого следует, что, временно посадив Щукина под замок, Тиран нашел правильный выход из ситуации.

Придя к такому выводу, Ергелан более-менее успокоился. Реванша не будет. Преображенский отдаст перстень и признает зарубежного правителя главным. На этом всё закончится…

…Критичная оценка происходящего трепыхалась в глубине сознания Ергелана, будто рыба в сети, но вырваться из гипнотических пут и подняться на поверхность, ей не удавалось. «Ангел-хранитель» Преображенского сделал всё, что мог сделать, оставаясь невидимым для Щукина и его покровителей. Конечно, бывший слуга Высшего мог поступить более радикально, например, снять созданную вокруг чинидских кораблей защиту, но тогда хранители Первополя поняли бы, что зарождающийся очаг Изначального поля остался без охраны, и непременно нанесли бы по нему удар…

Несмотря на легкую дезориентацию и внушенную Слугой пониженную критичность мышления, зажатый между жерновами противоборствующих высших сил Тиран Ергелан был абсолютно прав в своих догадках. В новой войне сражались вовсе не люди, и даже не «сверхчеловеки», вроде Щукина. Новая битва обещала стать генеральным сражением абсолютно иных существ и миров…

Четыре новых корабля, пять крейсеров предыдущего поколения и двенадцать малых рейдеров. Вот всё, что удалось вывести из-под удара третьего эшелона армады чинидов. В общем-то, получалась почти полная эскадра. А если приплюсовать к ней три десятка кораблей Оперативного флота Технократии… Но плюсовать их никто не спешил. Главный Инженер Кноппус до сих пор совещался с высшими офицерами и членами Технического совета. Томительное ожидание становилось для землян невыносимым еще и оттого, что все эвакуированные с Натали и Данаи гости Технократии прекрасно понимали — каждая минута отсрочки стоит сотен жертв. Враг уже добрался до Солнечной. Думать, что он просто играет там мускулами, было глупо.

— Резинщики! — Капитан Дроздов нервно вышагивал по рубке «Гордеева».

Дроздовскии флагман испытательной группы висел в орбитальном строю правым матлотом, и как-то само собой вышло, что два самых опытных капитана в сборной эскадре организовали на борту «ВКГ-1» нечто вроде оперативного штаба. На их инициативу откликнулись все капитаны земных кораблей, но пока в рубке заседал узкий круг — командиры новых крейсеров и их бывший координатор. Другие командиры, кроме тех, кто нес вахту на кораблях походного охранения, намеревались прилететь в ближайшие полчаса.

— Без поддержки технократов мы не представляем собой реальной силы, — спокойно заявил Трентон. — Лучше немного подождать.

— А если они откажутся?

— Вряд ли. Кноппус отлично понимает, что Ромма будет следующей. И если Ергелану удастся захватить хотя бы один из марсианских арсеналов, у чинидов появится неоспоримое преимущество. Технократы уже знают, что такое ядерные заряды. Не думаю, что им захочется пережить новую бомбардировку. Да и не переживут они ее. Тиран — это не Бородач, уж если начнет палить, то до полного уничтожения.

— Это меня и волнует больше всего, — Дроздов плюхнулся в кресло. — Что, если нам уже некуда спешить?

— Ты это брось! — Трентон строго взглянул на капитана. — Отчаяние — смертный грех. Нет пока причин для паники. К Марсу чинидов близко не подпустят, а уж к Земле и подавно. А собственными запасами Ергелан много не навоюет. Что у него в активе? Десяток-другой торпед? Это оружие тактическое, всего-то по двадцать килотонн каждая. К тому же ими еще надо уметь пользоваться.

— Я слышал, чиниды устроили побоище на внешней орбите Земли, — негромко произнес один из трех капитанов. — Технократы передавали… Великокняжеский флот разгромили…

— Блеф это! — Трентон помотал седой головой. — Сам подумай, как можно уничтожить крупнейший флот ОВК? Каким оружием? Энерголучами? Так они нашей броне — тьфу и растереть, а торпед на всех никак не хватило бы. Да и капитаны на главном флоте служат не хуже нас с вами. Что же они, все маневры забыли или специально борта чинидам подставили? Пропаганда это.

— Зачем технократам такие слухи распускать?

— А этот вопрос задай их контрразведке.

— Я задавал. Гориннусу. Он только руками развел. А Миллор всё «позже, позже…» Тут правды не найдешь, как ног у змеи.

— Всё равно не верится мне в такую байку, — упрямо заявил Трентон. — Надо дождаться решения техсовета. Просто жизненно необходимо. Пятьдесят кораблей — не двадцать. Реальная сила. А решение будет положительное, я уверен.

Он поднял взгляд к балкончику капитанского мостика. Стоявший там вахтенный офицер сначала отрицательно покачал головой, а затем вдруг встрепенулся.

— Курьер, командор! Идет к флагману.

— Запроси код, и если всё нормально, переадресуй его сюда.

— Это Гориннус. — Трентон махнул рукой.

— Сюда его… Надеюсь, он с добрыми вестями пожаловал.

Спустя десять минут в рубку вошла целая делегация технократов во главе с Гориннусом. Инженер торжественно поклонился капитанам и вопросительно взглянул на Дроздова. Тот молча указал на Трентона. Гориннус шагнул вперед и вручил командору маленькую плоскую коробочку.

— Здесь полный текст заявления Технического Совета, командор. Устно я уполномочен заявить, что Технократия Роммы верна положениям союзнического договора и вступает в войну против Тирании Чин на стороне ОВК!

Все находившиеся в рубке земляне дружно зааплодировали, чем немного смутили свиту Гориннуса. Сам инженер остался спокоен и деловит, он уже разбирался в тонкостях земных традиций. Дождавшись, когда стихнут аплодисменты, он снова поклонился, теперь непосредственно Трентону, и предложил:

— Командуйте, сэр. Нашу часть объединенной эскадры возглавит Старший техник Миллор. Я получил назначение на пост координатора. Если вы не возражаете, я останусь на вашем флагмане и прямо с этой минуты приступлю к исполнению своих обязанностей.

— Приступайте, инженер, — Трентон обвел взглядом землян. — По местам, господа офицеры. Мы выступаем… немедленно!

Повторять не пришлось. Ровно через полчаса эскадра перестроилась в новый ордер, и четыре крейсера класса «Великий Князь Гордеев» открыли индивидуальные гиперпорталы в режиме «проводка конвоя». Часом позже те же «ВКГ» без труда расправились с хилой чинидскои охраной Рубежа и снова открыли порталы, но уже на стороне ОВК. Точкой выхода из прыжка была намечена особая зона внутри пятой силовой орбиты малой планеты Церера. Идея выйти в астероидном поясе принадлежала Трентону. «Чтобы раньше времени себя не обнаружить и осмотреться». И это было разумно. В особой зоне рядом с Церерой, под прикрытием астероидов, Объединенная эскадра будет в полной безопасности. На вопрос Гориннуса, почему Трентон так в этом уверен, ответил не командор, а Дроздов. Он усмехнулся и пояснил, что Церера это главный стратегический объект Марсианского Триумвирата. Кроме того, что там расположен главный арсенал, там еще и хранится весь золотозапас Резервного банка.

— Самый неприступный форт в Солнечной системе…

— Фарт? — удивился Гориннус. — Царь Горох учил меня карточным терминам, но я не знал, что они имеют двойное значение…

— Не «фарт», а форт, крепость, — Дроздов рассмеялся. — Астероид окружают пять силовых орбит, между которыми существуют специальные карантинные зоны. Любой корабль, прежде чем сесть на Цереру, проходит своего рода шлюзы. И в каждом его проверяют сканерами, а полетное задание и личности членов экипажа уточняют в порту выхода. Если что не так — в дело вступают автоматические системы обороны, и в поясе становится одним астероидом больше. Но даже если кто-то умудрится прорваться на планету, жизнь всё равно не покажется ему сахаром. Там такой гарнизон расквартирован и с таким вооружением — можно год оборону держать. И противорадиационная защита лучшая в ОВК. В общем, надежное местечко.

— А нас не примут за врагов? — обеспокоился инженер. — Скажем, случайно. Ведь мы не знаем кодов.

— Они нам не потребуются, инженер, — вмешался Трентон. — Я знаю, как можно убедить охрану Цереры в том, что мы свои.

— Без кодов? — удивился Гориннус. — Не понимаю… Если бы вы пришли с Натали, не зная кодов, на орбите Роммы вас бы точно уничтожили автоматы.

— Вот в этом наше главное различие, а вовсе не в росте, — усмехнулся Трентон. — Не волнуйся так, инженер, всё будет в порядке. А не будет, вон Дроздов их так матом покроет, никаких сомнений не останется, что мы свои.

— Матом? — снова задумался Гориннус.

— Нет, не ковром для спортивных состязаний, — предвосхитил Трентон его следующий вопрос. — Ну еще услышишь…

Глава 6

Ноябрь 2324 г., ОВК

Когда ты привык к тому, что ни одно препятствие неспособно тебя остановить и ты в состоянии решить любую задачу, внезапно возникающая на пути стена кажется миражом. Лишь потрогав ее рукой, или хуже того, врезавшись в нее лбом, понимаешь, что на самом деле не всё в твоей власти. Обстоятельства, о которых говорил перед уходом Ван Ли, иногда всё-таки сами управляют даже теми, кто призван стать их хозяевами.

Ультиматум Ергелана был получен час назад, и на его рассмотрение оставалось еще три. Всего четыре часа, чтобы найти выход из почти безвыходной ситуации. Или сдаться на милость победителя. Альтернатива вполне определенная: либо бесславная капитуляция, либо нестандартное решение и сокрушительный контрудар.

Нестандартное решение… Какое? Что можно противопоставить неизвестному оружию? Нанести массированный удар ядерными ракетами? Но их электроника бессильна против защитного поля чинидов. Ракеты просто-напросто не взорвутся. Бить из лучевых орудий — тоже не выход. Броня вражеских крейсеров рассчитана на отражение довольно мощных лучевых атак. Попытаться применить инерционные торпеды с обычной взрывчаткой — пуски будут отслежены, и на подлете их перехватит противоракетная оборона. Вот если бы запустить брандеры… Набить под завязку взрывчаткой и сделать вид, что они проходили мимо, но попали в нейтрализующее поле и сбились с курса… Нет, тоже не вариант. Один корабль-смертник, быть может, и прорвется, но этого будет мало. Знать бы точно, куда его запустить… А наугад бросаться кораблями — без толку. Жуткое ощущение — ждать бесславного конца, осознавая собственное бессилие.

Преображенский мрачно взглянул на экран. Черные тени обездвиженных кораблей великокняжеского флота отчетливо выделялись на серебристом фоне Луны. Их безжизненный дрейф в сторону спутника мог закончиться массовым кораблекрушением как раз по истечении срока ультиматума. Максимум на час позже.

И армия обороны спутников Юпитера сейчас почти в том же положении. Нет, корабли Вяземского пока не потеряли управления, более того, атакующие их силы чинидов выдохлись, но Преображенский строго запретил князю начинать контратаку. Примерно тем же образом развивались события на марсианском фронте. «Спейсрейнджеры» отступили почти на орбиту красной планеты, позволив остаткам второго эшелона армии Ергелана прийти в себя и перегруппироваться. Стратегическая инициатива полностью перешла в руки чинидов. Если не сдаться, или не найти иного выхода, можно потерять всё. Тут уж только и остается — шевелить извилинами и уповать на то, что хватит времени на результат их шевеления.

Князь поморщился. Еще можно уповать на помощь свыше, но, что характерно, эта помощь никогда не приходит вовремя. Туманно предупредить — пожалуйста, а вот реально помочь в трудную минуту — фиг с маслом. Преображенский стиснул зубы.

Значит, мозговой штурм! Что известно о противнике? Не о Ергелане, с ним всё ясно. Новое оружие попало к нему извне, скорее всего, от того самого врага, который так тщательно подготовил почву для конфликта. Того, который устранил Ван Ли и сумел убедить Тирана в непобедимости своего оружия. Известно, что он выглядит как человек и даже имеет вполне обычное имя. Земное имя. Андрей Щукин. Что это дает? Практически ничего. Скорее всего, псевдоним врага, этого модернизированного хранителя Первополя, выбран случайно. Или… не случайно?

Сергей Павлович коснулся экрана и выбрал справочник, раздел «разведкорабли». Малый рейдер «Агат-113», так значилось в рапорте Хренова. Не вернулся из рейда к центру звездного скопления Гиады в 2289 году. Экипаж… Ага, вот оно! Капитан корабля — Андрей Щукин. Теперь всё ясно. Хранитель воспользовался внешностью давно погибшего землянина. Видимо, «Агат» пропал не случайно. В Гиадах и окрестностях, как выяснилось, происходит много интересного. И тебе колодцы глубиной в три диаметра планеты, и силиконовые озера на Грации, и гравитационные проколы Дотта в пространстве ближе к Натали… На таком фоне воскресение рейдера выглядит вполне рядовым событием. А уж маскировка хранителя под Щукина — тем более.

Что дает эта информация? На первый взгляд снова ничего особенного. А вот если задуматься… Стоп! Это же элементарно! «Агат» Щукина должен быть в строю ударного флота. Иначе ему было не создать это поле. Нет, возможно, он мог сделать это дистанционно, однако есть существенный фактик, свидетельствующий в пользу первого предположения. Другие-то группы противника несут потери. Никакого поля вокруг них не существует. Что ж, посмотрим…

Князь увеличил картинку прямого обзора. Компьютер добросовестно обработал изображение и подсветил все имеющиеся в поле зрения объекты. Неподвижные корабли землян с медленно умирающими экипажами на бортах, спутники, орбитальные станции, бесполезные заградительные системы, просяные крупинки минных полей и флот чинидов на низкой орбите… Нет, никаких «Агатов». Значит, Щукина здесь нет? Получается, дело не в его исключительных способностях, а в каком-то генераторе? С точки зрения землян или технократов, объяснение более чем логичное. Вот Ергелан скорее поверил бы в волшебство, чем в технику, но Преображенский-то не Ергелан. Хотя в данной ситуации как раз иррациональная на первый взгляд точка зрения может оказаться верной. Ведь откуда взяться высокотехнологичному генератору поля у существа, которое пользуется не только чужой внешностью, но и кораблем, похищенным в неведомом пространстве? Да, скорее всего, тут дело не в технике, всему виной способности перворожденных. Они и только они. А если так, Щукин где-то рядом! Вот только где?

«Агат»… Вообще-то кораблик он небольшой и вполне может спрятаться за тушей какого-нибудь крейсера…

Сергей Павлович запустил программу обработки данных, поступивших со всех окружающих вражеский флот спутников еще до их отключения. Вот он во всей красе и в сотне ракурсов. Четыре десятка крейсеров и снова никакого «Агата». Опять в «молоко»?.. Но ведь Щукин мог бросить старую посудину на Торбане и спокойно прилететь сюда на борту флагмана или любого другого корабля… Хотя нет, скорее всего на флагмане. Всё-таки он главный советник Ергелана, да и охрана у флагмана надежная. Ну и какой из крейсеров флагман? Строй почти безупречный, корабли стандартные, никаких особых конвоев, выдающих присутствие главнокомандующего… Какой-то из тыловых? Нет, тогда уж в центре строя. Например, один из этой вот линии… Но под какой из скорлупок вместо орешка прячется бриллиант? Или агат… Точно, «Агат»! Щукин вполне мог прилететь на флагмане, но вряд ли он не заготовил вариант отступления на случай неудачи. А лучший вариант на этот случай — небольшой, малоприметный кораблик, способный прыгнуть в гипердрайв. «Агат» подходит как нельзя лучше.

— Комп, определить массу каждого из кораблей этой линии, — Преображенский указал на экран.

Семь кораблей имеют сходную массу, различия в пределах трех процентов, — доложил кибернавигатор. — Масса восьмого превышает среднюю на двадцать процентов. Локализую объект.

Изображение одного из крейсеров чуть увеличилось, и его окружила прозрачная красноватая сфера.

— Захват цели, — приказал князь. — Воротова на мостик.

Игорь явился через минуту.

— Слушаю, ваша светлость.

— Это флагман, — Преображенский кивком указал на экран. — На его борту Ергелан и Щукин.

— Отлично, — полковник принял очередное княжеское озарение без обычных скептических комментариев. — Как прикажете с ним поступить?

— Ракеты туда не пробьются…

— И лучами долбить бесполезно, броня у чинидов славная, — согласился Воротов. — Только диверсия.

— Наша электроника там не работает. Любой абордажный корабль зависнет. Как ты предлагаешь доставить туда спецназ, на чем?

— Надо точно рассчитать точку выхода из гипердрайва, а от нее до вражеского флагмана рейдер сможет дойти по инерции.

— Откажут не только двигатели, но и системы жизнеобеспечения. В том числе у боевых скафандров. И оружие сдохнет.

— Значит, надо укомплектовать корабль комплектом химических ламп и регенераторов воздуха, а ребят одеть в утепленные костюмы. А вместо лазерников выдать наши любимые «Хеклеры» и метательное холодное. Коррекцию стыковки можно провести сжатым воздухом. Абордажный гофр выпустим наружу заранее. Как подойдем, он сам пристыкуется на обычных магнитах, а дополнительный внутренний рукав приклеим на жидкий пластик — герметичность будет стопроцентная. Свой шлюз отвинтим вручную, а вражий люк разрежем ацетиленом. На грани фола, но ничего невозможного. Главное — точный расчет подхода и стыковки. Разрешите действовать?

— Погоди, — князь придержал полковника за рукав. — Игорь, это единственный шанс. Второй попытки не будет.

— Понимаю, ваша светлость. Сделаем в лучшем виде. Разрешите возглавить группу?

— Да, Игорь. Я вполне доверяю нашим ребятам, но с тобой будет надежнее…

— Я готов.

Воротов был собран и серьезен, как никогда. Он отлично понимал, насколько опасно задание, но еще полковник понимал, что от успеха миссии зависит не только успех текущей кампании. Судьба ОВК теперь в руках спецназа. А еще Игорь знал, что нужен князю здесь, на флагмане «Каллисто», и это обязывало его вернуться.

— Ергелана не трогать, — отдал главный приказ Преображенский. — Боевая задача — нейтрализовать землянина… Комп, выведи из архива дальней косморазведки портрет Андрея Щукина, капитана рейдера «Агат-113»… Игорь, смотри, вот его физиономия.

Князь указал на экран, где появилось изображение «безвременно воскресшего» космонавта.

— Нейтрализуем и доставим в лучшем виде, — уверенно пообещал полковник.

— Нет, доставлять его не надо. Просто нейтрализовать хотя бы на короткое время. Ты будешь постоянно держать открытой боевую частоту. Если всё получится и связь восстановится, немедленно уходи. В запасе у тебя будет не больше минуты. Когда вернешься на рейдер — сразу гиперпрыжок. Без промедления. Чтобы не попасть под удар торпед. Медлить мы не имеем права. Как только Ергелан поймет, что остался без защиты, он тут же нанесет удар по Земле. Мы должны его опередить. Запас времени у вас будет — считаные секунды. Если будет вообще. Ведь неизвестно, сколько потребуется этому Щукину, чтобы восстановить нейтрализующее поле.

— Да мы спеленаем его, как младенца, и ничего он не восстановит! А там и торпеды подоспеют.

— Нет, не спеленаете! Игорь, не надо бравады и самодеятельности. Выиграть несколько минут — это всё, что требуется. Ты разве до сих пор не понял, о чем я говорю? Этот человек… на самом деле не совсем человек.

— Снова метафизика? — Воротов взглянул на князя исподлобья.

— Нет. Самая настоящая «реальность, данная нам в ощущениях», как говаривал один философ индустриальной эпохи. Только эта реальность родом из смежного измерения.

— Типа тех метаморфов? — Полковник задумался. — Тогда нам стоит прихватить секретное оружие.

— Да, всё что есть, — князь вынул из ножен кортик с клинком серебристого, переливающегося металла. — Вот, возьми. Возможно, это прибавит вам шансов выбраться живыми.

— Мы выполним задачу… и вернемся, — Воротов взвесил на ладони оружие Преображенского. — А если тут заварушка начнется? Помните, как на «Алферове», тогда, в Черном Канале… Лучше оставьте себе.

— У меня в каюте есть еще алебарда. Из этой же серии.

— Это та, которой я тогда махал? Хорошее оружие. Ладно, отдам ваш кортик старшине группы: Разрешите выполнять?

— С Богом…

…Утепленные боевые костюмы абсолютно не сковывали движений. Единственный недостаток — в них было жарко. Техники позаботились о том, чтобы корабль не остыл как можно дольше, и нагрели десантный отсек до шестидесяти градусов. Пилотам повезло меньше. В рубке были открыты все обзорные иллюминаторы и, несмотря на многослойность стекол, без дополнительного обогрева тепло стремительно уходило. Но пилоты терпели. Они даже не пытались подвигаться, чтобы согреться. Ручная стыковка, да еще управляемая невообразимыми магнитными заслонками воздушных баллонов — такое шаманство не приснилось бы ни одному бортинженеру, даже на заре космической эры. Поэтому пилотам приходилось, не отрывая взгляда, пялиться на фронтальный экран, где светилась флуоресцирующая стыковочная сетка, и держать руки на рычагах вертикальной и горизонтальной коррекции.

— Ну что там? — В темную рубку заглянул Воротов, и вместе с ним пришла благодатная волна теплого воздуха. — Ну и пингвинарий тут у вас.

— Пять минут, не больше, — посиневшими от холода губами прошептал первый пилот. — Заходим на шлюз. Хороший расчет, коррекции пока не требуется…

— На новом флагманском компе делали, — полковник взглянул на приближающуюся тушу чинидского крейсера.

С такого расстояния она уже не выглядела большим черным пятном. На серебристо-голубом фоне Земли проступили резко очерченные контуры крейсера, а в отраженном свете виднелись детали конструкции. Корабль оказался стандартным, и пилоты сразу увидели ближайший шлюз. Как и задумывалось еще на «Каллисто», внутрь крейсера десантники рассчитывали проникнуть не обычным путем, войдя прямо на рейдере в приемный модуль и сев на внутреннюю палубу, а через один из четырех аварийных стыковочных узлов. В штатном режиме ими не пользовались, а значит, этот вариант был идеален, чтобы пробраться внутрь незаметно. Только разрезать замок, и пожалуйста… Единственное, что не устраивало Воротова в плане доступа — удаленность выбранного шлюза от адмиральских кают. Ведь если этот Щукин — правая рука Ергелана, квартировать он должен на верхней палубе, но Преображенский настоял, чтобы спецназ пробрался на борт крейсера, вскрыв люк второй палубы. Игорь пытался спорить, но князь его оборвал и негромко, чтобы не слышали подчиненные, сослался на очередной «голос свыше». Он даже указал номер каюты. Полковник, как всегда, в связь с астралом не поверил, но спор прекратил. «Каюту он, конечно, для пущего эффекта указал… но проверим. Всё равно, чтобы попасть к лифтам, придется мимо идти…»

— Стыковочный гофр сел! — Второй пилот отстегнул ремни и сорвался с места, уплывая в носовой шлюз-отсек. Воротов едва успел убраться с его пути. Сделать это в невесомости оказалось не так просто. На полигонах Жуковского полковник, конечно, готовился еще и не к таким ситуациям, но не настолько тщательно, чтобы чувствовать себя в невесомости, как рыба в воде. Чтобы обходиться без искусственной гравитации, всё-таки нужна привычка. Игорь больно ударился плечом о какой-то выступ и поморщился, потирая ушибленное место.

— Давление в порядке! — крикнул из шлюза пилот. — Вывожу внутренний рукав!

Клацнули внутренние створки шлюза. Прошла минута, и звук повторился — пилот вернулся в рейдер.

— Рукав прилип!

— Сварщики, вперед! — приказал Воротов.

Двое солдат с ацетиленовыми резаками нырнули в гофрированный переход, и вскоре по рейдеру расползлось шипение. Минута — и все услышали звонкий щелчок, а затем новый звук, будто кто-то большой облегчённо выдохнул. «Выровнялось давление, — сообразил Воротов. — Пора!»

— Вперед!

Выход на вторую палубу крейсера получился эффектным. Из невесомости сразу в «ноль восемь» от земной гравитации. Десантники выныривали из обесточенного рейдера и падали на пластиковое покрытие, кувыркаясь через голову, откатываясь вправо и влево по коридору и сразу же занимая позиции.

К тому времени, когда Воротов миновал шлюз — предпоследним, за ним шел только старшина — солдаты успели поработать. Часовой и четверо спешивших к злополучному коридору «случайных прохожих» поучили из бесшумных «хеклеров» по порции свинца, точнее — обедненного урана. Еще двое смелых, но глупых чинидских офицеров внезапно выскочили из ближайшей каюты и бросились на диверсантов врукопашную. Это произошло уже на глазах у полковника. Игорь на секунду замер, прислушиваясь, но нет, офицеры задумали прославиться не бдительностью и умением быстро соображать, а силой и геройством. Вместо того, побы включить сигнал тревоги, они решили пленить превосходящие силы противника посредством победы в кулачном бою.

На пути у незадачливых офицеров встал один из десантников, а остальные земляне сосредоточились на выполнении главной задачи. Полковник тоже не стал досматривать спектакль. Судя по звукам, закончился он очень быстро. Подсечка первому, встречный удар по горлу второму и затем два раза с интервалом в секунду красноречивый хруст сломанных шейных позвонков…

Воротов указал старшине на дверь пятой от шлюза каюты по правой стороне коридора. Преображенский говорил именно о ней.

Двое солдат заняли позиции слева от двери, а старшина прижался к стене справа и хлопнул по сенсору замка. Дверь отъехала в сторону, но доступ в каюту преградили двое охранников. Они мгновенно отреагировали на происходящее и открыли огонь из лучевых винтовок. Стена напротив двери покрылась дымящимися оспинами. Старшина вынул из подсумка световую гранату и швырнул ее в каюту. Уложить ослепших охранников не составило труда. Десантники ворвались в отсек…

Воротов уже решил, что очередное «озарение» князя Сергея было ложным, но тут случилось нечто необъяснимое. Двое штурмовавших каюту солдат вылетели из двери спиной вперед, будто подхваченные мощнейшей взрывной волной, и крепко приложились затылками об опаленную стену. Между тем никакого взрыва в каюте не было. Полковник еще не успел осмыслить ситуацию, а серебристый кортик будто бы сам собой оказался в его руке. Спецназовцы поступили точно так же. Для чего служит выданное им «особое» холодное оружие, знали все. История взвода кремлевской охраны, остановившего продвижение орды метаморфов при помощи таких вот серебристых клинков, успела стать страницей в учебниках. Новому поколению солдат сражаться с подобной чертовщиной пока не довелось, и они полностью полагались на личный пример полковника — человека и вовсе легендарного.

Воротов на секунду заглянул в помещение и, отпрянув, перехватил кортик за лезвие. Щукин находился в каюте, без сомнений. Возникал вопрос, куда подевался старшина, но возможно, он лежал на полу вне зоны видимости, а вот Щукин стоял напротив двери и ждал продолжения атаки. Полковник почувствовал, как внутри прокатилась горячая волна. Преображенский оказался прав не только в том, что врага следует искать здесь, в пятой каюте на второй палубе, но и в том, что он не совсем человек. Нет, выглядел Щукин вполне привычно: две ноги, две руки, голова… Но Игорь мог поклясться, что лицо этого человека не имеет ничего общего с нормальным обликом землянина. Да и чинида тоже. Для точного описания увиденного Игорь не сумел бы подобрать слова. Лицо Щукина сохраняло некоторую схожесть с человеческим, но все его черты искажала зловещая гримаса. Такая физиономия подошла бы скорее сказочному монстру, чем воскресшему космолетчику.

На все эти размышления полковник потратил не больше секунды. Затем он прыгнул и в прыжке метнул кортик. Обычно Воротов не промахивался, а скорость, с которой летел клинок, позволяла оружию пробить пятисантиметровую доску, но сейчас всё получилось иначе. Игорь успел заметить, как Щукин разворачивается на полоборота и пропускает кортик мимо груди. Тупой удар и треск пластика подтвердили опасения — клинок прошел мимо цели и воткнулся в стену. Однако Воротова это не обескуражило. Он махнул двоим солдатам, указывая на «хеклеры», а еще двоим приказал работать холодным с дистанции. Две бесшумных очереди и два брошенных кортика создали «благоприятный фон». Неизвестно, попали они в цель или нет, но это и не имело значения. Под прикрытием стрельбы Воротов прыгнул к лежащим у стены солдатам, выдернул у них из ножен кортики и, резко развернувшись, бросил в противника сразу оба клинка.

Когда кортики уже свистели в воздухе, Воротов осмыслил общую картину. Щукин надменно улыбался, стоя на прежнем месте и абсолютно не реагируя на зловещий шепот «хеклеров». Пули его не брали. Причем они не рикошетили от какой-то брони и не вязли в силовом поле. Сквозь врага они тоже не проходили — в противном случае стена позади Щукина превратилась в щепки. Пули будто бы просто исчезали на подлете. Кортики, брошенные двумя солдатами, тоже не причинили Щукину вреда. Они вонзились в стену на пять сантиметров выше и ниже кортика, брошенного Воротовым.

Время для Игоря словно затормозилось. Два серебристых клинка медленно приближались к цели, но Щукин, похоже, имел все шансы уклониться и от них. Вот он отвел назад левое плечо и чуть подался вправо, пропуская кортик в паре сантиметров от шеи, а затем присел и наклонил голову. Второй клинок прошел впритирку к его макушке, чуть шевельнув волосы.

Воротова обожгло. Бой проигран! В руках у спецназовцев больше не осталось ни одной единицы действенного оружия. Когда кортики с треском воткнулись в переборку, образовав в целом подобие креста, полковнику подумалось, что трещит не стена, а готовое рухнуть здание ОВК. Перед глазами даже возник зрительный образ…

И вдруг лицо Щукина перекосила гримаса боли. Воротов опустил взгляд и увидел вонзившийся в бедро монстра серебристый клинок. Старшина! Он бросил великокняжеский кинжал из неудобного положения, но успел сделать это вовремя. В тот момент, когда внимание врага отвлек полковник.

— Ваш бродь, есть связь! — голосом первого пилота ожил коммуникатор. — Запускаю движки! Активизирую индивидуальный портал!

Вообще-то, Воротову было не до приема рапортов и не до командования, но он успел осмыслить информацию и крикнуть «Отходим!» прежде чем, бросившись вперед, схватиться со Щукиным.

Поединок получился красивым, хотя и болезненным для обоих. Игорь нанес врагу короткую серию ударов и волчком ушел вправо и вниз, пытаясь достать рукоятку кортика, торчащего из бедра противника. Щукин ему этого не позволил. Тяжелым ударом он отбросил полковника к стене. Рана частично лишила монстра подвижности, поскольку при каждом движении клинок причинял ему сильную боль, но и вторая атака полковника не увенчалась успехом. Щукин блокировал удар в голову, ушел от прямого удара ногой в корпус и ответил двойным прямым в грудь. Это было похоже на синхронный удар двух кувалд. Игорь почувствовал, как трещат ребра и захлебывается кровью сердце. Однако Воротова не смутили проворство и сила врага. Он снова бросился в атаку, ушел от удара в лицо открытой ладонью и, резко присев, выполнил подсечку. Щукин попытался перепрыгнуть через ногу полковника, но подвело раненое бедро, и враг упал навзничь. Игорь тут же прыгнул на упавшего противника и прижал его горло коленом, одновременно выдергивая из раны клинок. Игорь уже перехватил оружие поудобнее, и коротко замахнулся, чтобы покончить с врагом, вонзив кортик ему в грудь, но Щукин зарычал и легко сбросил полковника. Они снова вскочили на ноги и замерли в боевых стойках. Щукину больше не мешал торчащий из ноги кортик, более того, рана затягивалась на глазах, но атаковать он не спешил. Воротов оказался опасным противником, к тому же в его руке серебристо поблескивал опасный клинок. Щукин сделал два шага назад и взмахнул рукой, будто устанавливая между собой и полковником невидимый щит.

— Я отпускаю тебя, человек, — черты лица монстра неуловимо изменились, вновь превращаясь в физиономию Щукина.

— Премного благодарен, — Игорь вытянул вперед левую руку.

Между противниками действительно появилось упругое силовое поле.

— Иди, иди, на крейсере уже объявлена тревога. Ты достойный противник. Но за порогом этой каюты мое благоволение тебе не поможет. Так что поспеши…

— Я еще вернусь за тобой… хранитель, — Воротов усмехнулся. — Лучше не рискуй и уматывай, откуда пришел.

— Сегодня тебе просто повезло, — Щукин поморщился. — Или кто-то помог. Я еще разберусь, в чем было дело. А, разобравшись, будь уверен, повтора не допущу…

Воротов попятился и уже из коридора помахал Щукину рукой.

— Не кашляй, урод!

Он мог бы покрасоваться еще, но в перспективе коридора уже показались бегущие со всех ног чинидские матросы.

— Господин полковник, мы прикроем!

Рядом возникли четверо десантников. Они тут же открыли бесшумный огонь.

— Раненых вынесли? — Воротов задержался на пороге шлюза.

— Все на рейдере! — заверил один из бойцов. — До старта десять секунд! Великий Князь лично в эфир вышел. Говорит, полминуты у нас в запасе!

— Укладываемся, — Воротов пропустил солдат вперед и прыгнул в шлюз.

Едва за полковником сомкнулись створки внутреннего люка, рейдер сбросил гофр и сорвался с места, как «хеклеровская» пуля. Демпфер сработал штатно, однако передвигаться из шлюзового отсека в рубку всё равно было трудновато. Перегрузка навалилась не меньше двух «же». У входа в десантный отсек полковник остановился отдышаться; в груди после ударов Щукина отчетливо ныло. Он заглянул в отсек и ободряюще улыбнулся солдатам. Двое «штурмовиков» и старшина лежали в креслах с откинутыми спинками, остальные сидели — возбужденные, но довольные.

— Всем благодарность. Молодцы, братишки. Старшине — отдельная похвала. Ты как, в порядке?

— Так точно, господин полковник, — старшина приподнял голову. — Дышать только тяжко. Грудину, гад, проломил, наверное. Даже броник не помог.

— Вот потому и хвалю — переломанный был, а в цель попал. Мастер, одним словом.

— Да он сам… — смутился старшина. — В смысле — грешно было таким оружием не попасть. Баланс идеальный, ну и всё-таки самого Великого Князя кортик.

— Вот, сынки, всем брать пример со старшины! — Воротов многозначительно поднял указательный палец.

«Сынки», не сговариваясь, но все, как по команде, дернули рычаги и перевели спинки кресел в горизонтальное положение. После чего закрыли глаза и дружно захрапели.

Полковник удивленно взглянул на старшину, и через секунду они оба рассмеялись.

— Я вам покажу, клоуны, — сквозь болезненный смех пообещал старшина, неубедительно грозя солдатам кулаком. — Вот только вернемся в расположение, узнаете, какой пример надо брать, а какой нет…

Когда Игорь всё же добрался до командирского кресла и, упав в него, приказал установить связь с «Каллисто», пилот только помотал головой.

— Не могу, ваш бродь, прыжок!

Перед носом рейдера образовалось зеленоватое светящееся кольцо. Еще секунда — и корабль провалился в черноту гиперхода…

Пилот вывел на пульт картинку с гиперскана.

— Бальзам надушу — довольно буркнул Воротов. Двенадцать из сорока кораблей чинидов окутались зеленоватым свечением предохранительных порталов и исчезли в гиперпространстве. Что произошло с ними дальше, понятно и младенцу. Если сработала автоматика предохранителей, значит, ничто не помешало сработать и электронной начинке самих ядерных боеголовок. Остальные крейсеры начали перестраиваться и отходить на высокую орбиту. Утверждать никто бы не рискнул, но в целом движение вражеского флота выглядело, как подготовка к отступлению.

— Не понимаю, почему подстрелили только эти посудины? — удивился второй пилот. — Почему не все подряд или хотя бы флагман не прихватили?

— Нельзя Ергелана убивать, — пояснил Воротов. — За Тирана чиниды будут мстить до последнего. Нам война на уничтожение ни к чему. И потом, в зоне поражения мог оказаться наш рейдер.

— А выборочно — потому что целились лишь в корабли с ядерным оружием, — добавил первый пилот. — Из источников реальной опасности только флагман у чинидов и остался. Да и тот рассекречен и теперь под прицелом.

— Это хорошо. А как наши вычислили, какие из крейсеров ракетоносцы?

— У капитана «Каллисто» спроси. На флагмане же кибернавигатор нового поколения установлен. И сканеры всякие продвинутые. Наверное, комп их по радиационному фону вычислил.

Воротов молча покачал головой. Кто и как вычислил чинидский флагман и другие «ядерные» корабли, лично для полковника теперь стало большим вопросом. После схватки с хранителем он кардинально пересмотрел свои взгляды на жизнь. От былого скептицизма по поводу тесной взаимосвязи привычного бытия и потусторонних миров не осталось и следа. Враг оказался гораздо серьезнее, чем представлялось Игорю ранее.

Ведь даже после сражения с метаморфами и путешествия в Черный Канал Воротов не особенно поверил в жителей смежных измерений. А вот теперь, столкнувшись с новым врагом лицом к лицу, он не только поверил, но и прозрел. Он вспомнил эпизоды, когда Великого Князя посещали озарения, и осознал, что теперь понимает Преображенского гораздо лучше. Отныне он тоже знал, насколько силен и коварен враг. Впрочем, так стало даже интереснее.

— Господин полковник, есть связь с генштабом! — оживился второй пилот.

— Воротов на линии…

На экране появилось лицо самого Преображенского.

— Благодарю за службу, полковник, — Великий Князь устало улыбнулся. — Войска Ергелана отходят на всех направлениях. Главная группа стартовала восвояси следом за кораблем-проводчиком прямо с орбиты Земли. Корабли, противостоявшие Вяземскому, бегут через порталы «Ганимеда-4». Эшелон Марсиан блокирован и сдается.

— Оперативно сработали «спейсрейнджеры», — Игорь радовался сдержанно, но уж никак не меньше князя.

— Им серьезно помогла сводная эскадра Трентона.

— Чья? — удивился Воротов.

— Трентон сколотил флотскую группу из наших пограничных кораблей и Оперативного флота технократов. Она вышла у Цереры как раз в тот момент, когда ты проник на флагман Ергелана. А когда я отдал приказ атаковать пятящегося врага, они прыгнули второму эшелону чинидов в тыл.

— Значит, Кноппус на нашей стороне? Это же меняет дело!

— Пока да. Но Ергелан так просто не отступится. И Щукин пока не побежден.

— Убить его не так-то просто, — Воротов нахмурился.

— Игорь, к тебе претензий нет. Ты и так сделал невозможное. Просто Андрей Петрович не совсем человек, я предупреждал. С ним не справиться обычными средствами.

— Да, вы говорили, — полковник кивнул. — И я лично убедился, что так оно и есть. Пули его не берут, лучи тоже. И в рукопашной он неплох. Но уязвимые места в его защите всё-таки имеются. Например, он вполне способен умереть от удара вашего кортика. Проверено. Мы его почти достали, времени не хватило.

— Это обнадеживает, — Преображенский на секунду задумался. — Но второго шанса подобраться к нему на расстояние удара не представится. Теперь Щукин будет начеку.

— Это верно. Он тоже так сказал.

— Я уверен, они сменят тактику. Скорее всего, попытаются поднять мятеж в Колониях. И это означает, что ты снова на переднем крае нашей обороны. Только не как начальник разведки. Отныне приоритетным направлением считается контрразведка. Вся патрульная армия «Беркут» и три из пяти «ВКГ» поступают в твое распоряжение. Со списком неблагонадежных колоний ты знаком, подробности обсудим по ходу дела. Выбирай себе флагман и сразу пересаживайся на него. Дорога каждая минута.

— Понял, ваша светлость. Разрешите обосноваться на борту «ВКГ-1», у Трентона?

— Годится. С чего думаешь начать?

— С наиболее очевидного — Эйзен, Грация, Юнкер, ну и далее по списку…

В водородных объятиях Высшего Ушедший чувствовал себя неуютно. Ему казалось, что он жалок и беспомощен. Все его сородичи парили в безграничном пространстве великого множества уровней и жили единым организмом Первополя, а Ушедший мог видеть, слышать и ощущать лишь детали, разрозненные отрывки величайшего знания Галактики, а возможно, и Вселенной. В глубине души он затаил обиду, но, если по большому счету, ущербный хранитель не сожалел о том, что согласился помочь Первополю. Пусть все посулы Высшего и других перворожденных никогда не станут реальностью. Пусть ему никогда не стать полноценным перворожденным. Зато он получит возможность черпать знания Первополя. Он будет не изгнанником, а желанным гостем в родном доме.

Хотя, конечно, вдвойне обидно быть в родном доме гостем. Ушедший трансформировал свою белковую оболочку в разреженное состояние и нырнул на уровень Откровения. Высший недовольно свернул гравитационное поле вокруг Ушедшего в кокон и переместил строптивого хранителя на прежний уровень.

— Мы не закончили разговор.

— Я всё понял. Не стоит тратить время на повторы.

— Ты утверждал это и прежде. Почему же план до сих пор не осуществлен?

— Я не ожидал, что у людей так крепка воля и велики знания.

— Проще говоря, ты их недооценил?

— Как тебе угодно, — Ушедший вернул своей оболочке вид сходный с человеческим. — Я сделал выводы и больше не поддамся на их уловки.

— Тебя ждет еще немало сюрпризов, — Высший насмешливо плеснул к его ногам немного чистой энергии. — Ты пока не разобрался в их психологии, не научился управлять эмоциями. А ведь от этого зависит не только осуществление плана, но и твоя безопасность. Зачем ты вступил в единоборство с человеком? Он мог тебя убить.

— Это твоя вина. Ты не предупредил, что у людей имеется действенное оружие против нас.

— Нет. Это не моя вина, а твоя неосторожность и легкомыслие. Так же, как твоя реакция на ту женщину. Это тоже легкомысленно. Ты недооцениваешь важность эмоций. Они могут стать губительными.

— Облик не может погубить суть. Человеческое тело неспособно управлять разумом высшего существа.

— И снова ты недооцениваешь противника, — Высший огорчился. — Ты призван бороться не только с врагами, что окружают тебя в том мире, но и с врагом, который сидит внутри тебя. Если ты позволишь себе расслабиться и дашь ему волю, он поглотит тебя, соблазнив чувственными радостями краткого, но яркого человеческого существования.

— Всё это мне известно, — Ушедший ответил с оттенком заносчивости, — Человек не победит. Ни внутри меня, ни вовне.

— Хотелось бы верить, — Высший раскрыл выход из кокона. — Твой новый план реален. Первополе прогнозирует высокую степень вероятности его осуществления. Ступай. Но помни, кроме людей, тебе противостоят и более сильные враги.

— Разве я не уничтожил их на планете технократов?

— Ты уничтожил только подобное тебе существо. Чтобы добраться до его покровителя, нам придется основательно потрудиться. Кстати сказать — перстень Сунджи не должен достаться Ергелану. Ты напрасно считаешь эту вещь безделицей

— Хочешь, чтобы я принес ее тебе?

— Нет. Это не обязательно. Можешь просто уничтожить его. Отправь его прямиком в ближайшую звезду.

— Он не может стать полезным для Первополя? — удивился Ушедший.

— Может, но лучше не рисковать, — нехотя признался Высший. — Уничтожение перстня — оптимальный вариант. И не только перстня. Будет отлично, если ты отправишь его в горнило вместе с нынешним владельцем.

— Мне не нравится, что Первополе не доверяет мне всю информацию.

— Всему свое время. Когда ты станешь его частью, тебе будет доступно любое знание. Но прежде ты должен заслужить это право. Иди…

…Ушедший шагнул вперед и снова оказался на борту «Агата-113». После инцидентов с арестом и проникновением диверсантов он сторонился «гостеприимных» покоев взбалмошного Тирана. Тем не менее связь с флагманом Ергелана он держал постоянно. Ушедший принял облик Щукина и обернулся к экрану.

— Великий Тиран?

— Да, — выдержав паузу, ответил Ергелан.

— У меня есть новый план.

— Меня больше не интересуют твои фантазии.

— А что вас интересует? Перстень Сунджи? Но вы не получите его без меня.

— С тобой я его тоже не получил.

— Вы не выполнили мои требования. В первую очередь, не обеспечили мне должную безопасность. Более того, посадили под замок в плохо охраняемом месте. Вините себя.

— Не забывайся!

— Постараюсь, — Щукин коротко поклонился. — Впредь. А пока, с вашего позволения, я продолжу. Чего вам не хватает для победы, Великий Тиран?

— Людей и ресурсов, — Ергелан немного остыл. — И союзников.

— Союзников-землян? — уточнил Щукин.

— Ну не технократов же! Я говорю о Колониях. У них достаточно кораблей, и они злы на Преображенского. Но проклятый Бородач…

— Первая часть моего плана заключается именно в этом. Мы убедим Колонии, что под упрямством Бородача нет никакой основы, кроме личной неприязни ко мне. Для этого я использую его жену.

— Разумно, — после недолгих раздумий сказал Тиран. — А вторая часть?

— Когда мы получим ресурсы Колоний, я пополню вашу армию людьми.

— Как это? Ты что, воскресишь всех моих воинов?

— Нет, я не волшебник. Но людей у вас будет более чем достаточно. Поверьте.

— Я не люблю загадки и недомолвки, — Ергелан недобро прищурился. — Если не волшебством, как иначе ты собираешься действовать. Учти, мне не нужна орда необученных крестьян. Мне требуются солдаты и офицеры, пехотные и космические. Мне нужны механики, электронщики, военные инженеры и пилоты… Стратеги и темники, в конце концов!

— Они будут лучшими солдатами из всех, кого вам приходилось выводить на поле боя, — с поклоном заверил Щукин. — Более того, некоторые из них будут землянами, а это идеальная маскировка для диверсантов. Они смогут появляться на обитаемых планетах ниоткуда и, нанеся удар, бесследно исчезать. Они будут жестокими и беспощадными профессионалами. Мы устроим в ОВК такой пожар, что Преображенский сам бросится к вашим ногам, моля о пощаде.

— Да? — Тиран в сомнении потеребил клинышек жидкой бородки. — И ты можешь создать такую армию в короткий срок?

— Не больше месяца. Но мне потребуется прикрытие колонистов. Мне нужно побывать на всех лояльных к нам планетах ОВК. А этого не осуществить, не выполнив первую часть плана.

— Хорошо, я поверю тебе в последний раз, — Ергелан благосклонно кивнул. — Я расторгаю союз с Бородачом. Отныне он мой враг, наравне с Преображенским и Кноппусом. Но если ты не сумеешь переубедить Колонии…

— Сумею. Завтра же Колонии встанут под ваши знамена. Пункт сбора — орбита Грации…

— Почему Грации?

— Потому, что это место опасно для кораблей ОВК и еще потому, что именно там я смогу предоставить военачальникам Колоний главные доказательства могущества нашего союза. После демонстрации они забудут о Бородаче. Даже те из них, кого не убедит версия о личных мотивах неприятия князем нашего предложения…

Шурочка бросила в воду камешек и печально вздохнула. Она грустила уже не первый день, и ее настроение чувствовал даже Барт. Печалилась девушка вовсе не потому, что осталась без работы или вспоминая пропавших друзей. С работой всё вышло удачно, их с Бартом принял в свою экспедицию Альфред Краузе, и поиски Павла Германовича и других товарищей продолжались, а значит, не всё потеряно. Терзало Шуру другое. От Горохова до сих пор не пришло ни одной весточки. Кавалер будто бы растворился. Без следа. Как сахар в кипятке. А ведь он не просто клялся в вечной любви, он на самом деле влюбился. Шура видела это по его глазам. Не могла же она ошибиться и принять желаемое за действительное. В первый раз, что ли? Уж в чем-в-чем, а в проявлении мужских эмоций она научилась разбираться давно. Лейтенант не врал. Не мог он врать, глядя на предмет обожания такими глазами! И вот — никаких известий. Сволочи все эти мужики… Она потрепала Барта по загривку.

— К тебе это не относится. Ты у меня славный… У-у, какой зверюга…

Пес перевернулся на спину, предлагая погладить просвечивающий сквозь мокрую шерсть розовый живот.

— Шура! — донеслось из-за кустов. — Где вы?! — Голос принадлежал самому Краузе и казался встревоженным.

— Здесь я, Альфред Максович. Что стряслось?

— Шура, — Краузе вышел на берег, где загорала девушка. — Ой, вы не одеты, извините…

Он отвернулся. Шура сначала удивилась такой реакции, а затем сообразила, что действительно сидит на большом теплом камне в одних плавочках. Дома, в приморском городке Афалина, так загорали все девушки, и никого это не смущало. Но Краузе-то родом с Эйзена. Там вообще негде загорать, разве что в солярии. Неудивительно, что Альфред Максович стушевался, увидев Шурочку без лифчика. Девушка набросила рубашку.

— Так что случилось?

— С базы поступил приказ срочно эвакуироваться. — Шура неторопливо застегнула пуговицы и только потом поняла, что означает приказ эвакуироваться, да еще срочно. Вернее, поняла, что есть в этом распоряжении нечто тревожное и лучше бы его исполнить без промедления. После случая с исчезнувшей в пещере эспедицией, девушке стало неуютно в горах, и она постоянно ждала нового подвоха. Вот и дождалась.

— Опять какие-нибудь необъяснимые явления? — торопливо натягивая джинсы, спросила она.

— Я не знаю точно… — Краузе взглянул на нее сначала украдкой, но убедившись, что все прелести надежно укрыты под тканью, развернулся к Шуре лицом. — Кажется, к нам прилетели гости, и намерения их… неясны.

— Гости? Из-за Рубежа? — Шура оживилась. — Вот здорово! Лейтенант Горохов мне рассказывал… А зачем они прилетели, вы не в курсе?

— Нет. Идемте, — когда шеф волновался, в его речи начинали проскальзывать словечки на родном языке. — Все ребята уже на борту.

— Да-да, идемте, — Шура засеменила следом за Краузе. — Альфред Максович, а скажите, почему эвакуация? На базе считают, что гости опасны?

— Похоже, что так, — Краузе утер со лба пот. — Жарища сегодня…

— Но почему в таком случае мы должны улетать отсюда? Разве в горах не безопаснее?

— Вопрос на пять баллов, — руководитель экспедиции пожал плечами. — Я тоже этого не понимаю. Если чужие угрожают оружием, то логичнее перебраться из городов в горы… Но командованию планетарных сил самообороны, наверное, виднее.

— Командованию? — Шура вдруг остановилась. — Нет, я никуда не иду!

— Что это значит? — опешил Краузе.

— Они хотят нас мобилизовать, вот что это значит! Я выросла в семье бывшего военного. Можете мне поверить, я знаю, что говорю! Я не собираюсь воевать, даже в тылу. И вам не советую никуда лететь.

— Шурочка, но так же нельзя! Мы должны выполнять… И самолет ждет… Как же мы объясним… потом?

— А никак не объясним, — Шура села на теплую землю. Рядом тут же уселся Барт. — Скажем, что заблудились. Да, лохматый?

Она обняла пса за шею.

— Мет Сош, Шура! — Краузе страдальчески поднял брови. — Прошу вас, идемте!

— Без меня, — девушка подняла руки ладонями вперед. — Я, можно сказать, только жизнь начинаю. Жертвовать ею ради независимости Грации — увольте! Мне и при зарубежцах будет неплохо. Хотите воевать — идите, пока флаер не улетел. Я остаюсь.

— Шура, это… грозит вам увольнением! — Изображать строгость Краузе не умел. Ученый из него получился блестящий, а вот администратор никакой. — Я буду вынужден…

Он не закончил. На долину вдруг упала тень. Шура запрокинула голову и удивленно вскрикнула. Краузе тоже взглянул на небо. Даже Барт вскочил на лапы, заплясал и звонко залаял. По небу медленно и бесшумно проплывала огромная туша черного космолета. Ни Шура, ни Альфред Максович в конструкциях космических кораблей не разбирались, но почему-то сразу решили, что это чужак.

— Здесь-то они что потеряли? — прошептала Шурочка. — Дикие горы, ни одного поселения на триста километров вокруг.

— Кроме нашего лагеря, — голос Краузе дрогнул.

— Бросьте, Альфред Максович, — чуть испуганно возразила Шура. — Чего ради гонять целый… как его… крейсер, да? Нас тут десять человек и ни одного военного. Даже пес не сторожевой.

— Но ведь он… взгляните! Он снижается! Он садится!

— Где ему тут сесть, такой громадине? — засомневалась Шура. — Вот на месте моего старого лагеря он мог бы сесть, а тут…

— Он там и садится! — убежденно прошептал Краузе, хватая Шуру за плечо. — Тут всего десять километров… Вставайте, надо срочно улетать отсюда!

— А что интересного в нашем старом лагере? — нехотя поднимаясь, спросила Шура.

— Я не знаю, — Краузе испуганно пригнулся. — И не желаю знать! Скорее, бежим!

Они помчались сквозь заросли орешника, не разбирая дороги. Шура старалась изо всех сил, но Краузе бежал быстрее и первым оказался на поляне, где ждал флаер. Первым из людей, конечно. Барт уже давно прибыл на место, но почему-то не лаял, поторапливая отставших, а скулил. Когда кустарник закончился, деушка едва не врезалась в спину Альфреду Максовичу. Он стоял как вкопанный, и только тяжелое дыхание свидетельствовало, что руководитель не окаменел, а просто находится в шоке. Шура проследила за его взглядом и тоже обмерла. Вместо самолета на поляне их поджидала груда дымящихся обломков.

Ветер отнес дым от горящей машины в сторону «опоздавших», и Шурочка закашлялась. Это привело ее в чувство. Она ухватила Краузе за рукав и потянула обратно в кусты.

— Прячемся! Барт, сгинь!

— Что это… я не понимаю, зачем? — подавленно бормотал Краузе. — Почему? В чем наша вина?

В небе снова мелькнула какая-то тень, и Шура заставила Альфреда сесть рядом с ней под раскидистым кустом. Прошло две минуты, и тень промелькнула вновь. «Нечто» пролетело в обратную сторону.

— Мне кажется, это за нами, — холодея, прошептала Шура. — Надо бежать отсюда!

Краузе не ответил. Он совсем расклеился.

— Альфред Максович, очнитесь! Надо уходить вниз по ручью!

— Всё это бессмысленно, — он тяжко вздохнул. — Разве вы не видите, они держат нас под прицелом. Наверное, прямо с орбиты…

— А тени мелькают, — Шура помахала рукой перед лицом, — тоже с орбиты? Если нас и будут искать, то не высматривая через телескоп, а как обычно! А значит, мы можем их опередить! Вставайте!

Теперь в роли буксира предстояло выступить Шуре. Но Краузе не отреагировал.

— Alfred,aufstehen! — в отчаянии крикнула Шура. — Schnell! Немедленно встать!

— Nein,Alexandra, — Краузе покачал головой. — Я останусь и отвлеку их… Иди одна.

— Приплыли, — Шура надула губки и медленно выдохнула.

Звук получился, будто развязали и отпустили полетать воздушный шарик. На Грации так выражалась крайняя степень неудовольствия.

— Ладно, будем ждать финала, — девушка уселась рядом. — Если меня растерзают чужие, вы будете виноваты.

— Почему я? — Краузе начал потихоньку приходить в себя. — Иди, я тебя не держу!

— Одна? И чем это лучше? Тем, что растерзают не враги, а дикие звери?

— С тобой будет Барт…

— На закуску, — Шура помотала головой. — Нет! Или все вместе, или никто.

— Тогда…

Третий пролет неуловимой тени оборвался точно над их головами. «Нечто» замерло на месте, и накрыло сенью пространство в сто шагов по диаметру. Шура искоса взглянула вверх и сквозь зубы сообщила:

— Поздно. Это какой-то челнок… Он садится на поляну.

— Сдаемся, — подавленно проронил Краузе. — Будем надеяться, что ничего плохого мирным жителям они не сделают.

Челнок приземлился на антиграве. Во всяком случае, жара и огня от него никто не почувствовал. Когда раскрылся люк, Барт отважно оскалился и, рыча, сделал несколько шагов вперед. Но появившегося на пологом трапе человека это не испугало. Он равнодушно поднял какое-то оружие и выстрелил сразу во всех троих…

Больше Шура ничего не запомнила. Но когда она очнулась, рядом обнаружился только постанывающий Краузе. Видимо, Барт чужакам не пригодился. И слава Богу. Хотя бы он не только выживет, но и останется на свободе. Правда, один и в диких горах, но это всё равно лучше, чем оказаться в душной стальной коробке трюма непонятно чьего корабля…

Прежде чем хоть что-то прояснилось, прошло не меньше часа. Краузе за это время тоже очнулся и поделился соображениями насчет произошедшего.

— Это был какой-то парализующий заряд, — он потер ушибленный затылок. — Вы не видели, обо что это я ударился? Ах да, вы ведь тоже…

— Важнее понять, куда мы попали, — резонно заметила Шура. — И зачем нас… похитили.

— Это забавно, — Краузе хмыкнул. — Лет триста назад на Земле существовала секта. Люди верили, что их похищали пришельцы.

— И что?

— Ничего, просто вспомнилось. Я же историк, поэтому на ум частенько приходят аналогии. Невольно.

— Нет, я спросила, что с ними случалось после похищения?

— Их возвращали.

— И всё? Никаких последствий?

— В большинстве случаев — никаких. Ну если не считать психической травмы. Хотя мало кто из них помнил подробности. Просто запомнили факт похищения.

— Так неинтересно, — разочарованно протянула Шура. — Вот если бы они после этого становились какими-то особенными… ну, там, телепатами или кем-то еще.

— Нет, я же говорю — секта. Они просто верили в существование пришельцев, и всё.

— А как называлась эта секта?

— Не помню точно, в названии была какая-то английская аббревиатура.

— Жалко, что не помните, — Шурочка вздохнула. — Как вы думаете, Альфред Максович, нас тоже отпустят? Я согласна ничего не помнить, лишь бы попасть домой.

— Боюсь, за триста лет многое изменилось…

В этот момент лязгнул люк, и в трюме стало значительно светлее. Шура успела заметить в просвете люка синее небо и желтые монетки множества привычных грацианских солнц. Получалось, что челнок по-прежнему находится на родной планете. Это девушку приободрило. Дома и стены помогают. Вернее — горы. Однако внешний вид возникшего на пороге человека мгновенно сбил с боевого настроя. Человек не выглядел уродом или отвратительным громилой, даже наоборот, вполне прилично одетый и симпатичный седеющий мужчина. Но вот его взгляд не сулил пленникам ничего хорошего. Пришелец смотрел так, будто чем-то сильно недоволен и собирается выместить раздражение на аборигенах.

— Выходите, — незнакомец указал большим пальцем за плечо.

Шура поднялась с жесткого пола и оправила одежду.

— Здрасьте…

— Мы требуем объяснений, — пробормотал Краузе. Он встал, опираясь о стену.

Незнакомец ничего не ответил. Он шагнул в сторону, освобождая выход. Шурочка выбралась из трюма первой. Она спустилась по короткому трапу, щурясь от яркого света. Местность вокруг она узнала. Корабль похитителя не только остался на Грации, он еще и не очень удалился от места похищения. Зачем же было целый час мариновать пленников в душной железной коробке?

— Это лагерь Павла? — удивленно спросил Краузе. Шура кивнула, указывая в сторону ручья. Над ним, занимая всё свободное пространство, зависла громадина черного космолета.

— Вы были правы. Они летели сюда.

— Осмотрелись? — Незнакомец сверлил взглядом поочередно то Шуру, то Краузе. — А теперь ответьте мне на один вопрос…

— И вы нас отпустите? — Шурочка посмотрела на человека с вызовом.

— Там будет видно, — он подошел к девушке вплотную и поддел пальцем верхнюю пуговицу рубашки. — Если меня удовлетворит ответ.

— Руки уберите, — потребовала Шура. Пуговица отлетела в сторону. И этот туда же. Шурочка вздохнула, и сама расстегнула все остальные, а затем распахнула рубашку. Ох, уж эти мужики. Только одно у них на уме.

— Довольны? Теперь мы можем идти?

— Я еще не задал вопрос, — в серых глазах незнакомца промелькнула тень то ли удивления, то ли недоумения. Но это было не смущение и не вожделение. На груди Шурочки его взгляд не задержался. Это девушку немного озадачило.

— Хорошо, — она запахнула рубашку. — Задавайте.

— Здесь была пещера. Что с ней случилось?

— Замуровалась, — ни секунды не раздумывая, охотно ответила Шурочка. — Сама собой, вместе с людьми.

— Что вы знаете об этих людях? — насторожился незнакомец.

— Это были мои друзья, — Шура вздохнула. — Павел Германович, Юра Смирнов, Стас… и другие. Я, конечно, надеюсь, что они еще объявятся, но… прошло уже больше недели…

— Что за бред она несет?! — Человек гневно взглянул на Краузе.

— Чистая правда, — ученый закивал и вытер взмокшие ладони о штаны. — Всё так и было. Мы сюда прилетели по тревожному сигналу, а пещеры уже нет, сплошная скала.

— И вы хотите, чтобы я в это поверил? — Чужак недобро улыбнулся. — Вы думаете, я идиот?

Он неожиданно шагнул к Краузе и хлестко ударил его по лицу. От звучного шлепка Шуре стало не по себе, а бедный Краузе пошатнулся и прижал к лицу руки. Сквозь пальцы просочилась темная кровь.

— Прекратите! — крикнула Шура.

Незнакомец отреагировал мгновенно. Он обернулся и влепил пощечину Шурочке. От неожиданности девушка охнула и поперхнулась. Щека горела адским пламенем, а перед глазами плавали малюсенькие золотые искорки. Шура уставилась на чужака огромными от удивления глазами.

— А теперь говорите правду, что здесь произошло? — грозно приказал незнакомец.

— Вы больной? — На глаза навернулись слезы, но Шурочка удержалась от рыданий. — Мы же правду вам сказали!

— Упрямство? — Чужак усмехнулся.

Он взглянул на застывших неподалеку невысоких солдат в черной униформе и указал им на Краузе. Солдаты подхватили ученого под руки и поволокли к скале, в которой когда-то чернел вход в пещеру.

— Что вы хотите… сделать? — забеспокоилась Шура. — Не смейте его мучить! Мы сказали правду!

— Сейчас его прибьют к скале… и будут пытать, пока он не признается, — равнодушно произнес незнакомец. — А вы будете смотреть.

— Не буду! — Шура попятилась, озираясь на оставшихся поблизости черных охранников.

— Бежать некуда, — тем же ровным тоном бросил чужак. — Кем вы были в экспедиции?

— Я… поваром…

— А он?

Не сопротивляющегося Краузе прислонили спиной к стене и растянули его руки в стороны. Ученый стал белее мела.

— Он… вообще не из нашей экспедиции! Он из соседней! Не делайте ему ничего!

— Расскажите мне правду, и я остановлю допрос вашего товарища.

— Не на-адо! — донеслось со стороны скалы, затем раздался хлопок, и Краузе взвыл.

Его правую руку прибили к скале гвоздем из пневматического пистолета. По желтоватому камню потекли красные струйки. Шура зажмурилась.

— Я скажу! Я всё скажу! — продолжал кричать ученый.

— Вот видите, — чужак ухмыльнулся и жестом приказал солдатам тащить к скале и Шуру.

Девушка была настолько поражена этим, что даже не сопротивлялась. Это не могло быть явью. Это просто дурацкий сон. Еще утром всё было замечательно, и вдруг еще до полудня ее не станет, потому что какие-то залетные негодяи замучают бедную девушку до смерти? Бред! Полный бред! Так не бывает! Нет, никто не собирается жить вечно, но не настолько же мало!

Солдаты прижали Шуру к скале рядом с Краузе и точно так же развели ее руки в стороны. Девушка наконец осознала, что это не шутка и сейчас ее будут медленно убивать. Она набрала в грудь побольше воздуха и истошно завопила. Незнакомец что-то приказал, но из-за Шуриного крика солдаты его, похоже, не услышали. Ее вопли перекрыл лишь второй хлопок пневматического молотка. Шура на секунду замолчала, но, увидев, что произошло, завопила снова. Палачи прибили к скале вторую руку Краузе. Он от боли потерял голос и мог только сипеть.

Чужак подошел к Шуре и зажал ее рот ладонью.

— Следующая ты, — процедил он, приблизив лицо настолько, что девушке пришлось скосить глаза, чтобы сохранить зрительный фокус. — Как вам удалось изменить структуру скалы? Специальным цементом? Или вырезали похожую плиту и загородили ею вход? Говори! Залита вся пещера или только вход? Какие вы установили в ней ловушки? Вы ее заминировали? Кто вас надоумил? Отвечай!

— М-м-м… — Шуре стало трудно дышать. Незнакомец убрал руку. Девушка не стала кричать.

Всё равно это бессмысленно. Убьют ведь, сволочи, кричи — не кричи. Жить осталось ровно столько, сколько продлится этот допрос.

— Там было… свечение… золотое. А потом Стас пошел внутрь…

Шурочка перевела дыхание. Чужак подал солдатам знак отпустить ее руки и прищурился, собираясь внимательно слушать.

— А потом… было вот что!

Девушка неожиданно ударила его коленом в пах. Глаза у чужака полезли из орбит, дыхание сбилось, а лицо побагровело. Он рухнул на колени, но успел схватить Шуру за лодыжку. Так что далеко она не убежала. Хотя старт взяла хороший. Растянувшись в полный рост, она больно ударилась грудью и подбородком о камни. Солдаты в два прыжка оказались рядом с девушкой и прижали ее к земле, заломив руки за спину.

— Переверните эту… суку, — прохрипел незнакомец.

Солдаты выполнили приказ. Шура успела заметить на их лицах многообещающие ухмылки. И обещали эти ухмылки не бесславную, но скорую гибель, а кое-что похуже. Шурочка попыталась взбрыкнуть, но получила удар в лицо. Голова откинулась назад, и девушка приложилась затылком о камни. Из глаз снова посыпались золотистые искры, но теперь не мелкие, а крупные, с горох каждая. А еще солнечный свет стал каким-то тусклым. Длилось это недолго, но достаточно, чтобы Шура задумалась и больше не пыталась сопротивляться. Чужак к тому моменту отдышался, подошел и присел рядом. В руке у него оказался длинный военный нож. Без лишних слов изверг вспорол ткань рубашки и провел ножом плашмя по ее животу.

— Поиграть вздумала напоследок?

Нож скользнул выше. Острие несильно, но болезненно укололо в сосок. Шура покосилась вниз. На нежной розовой коже набухла крупная рубиновая капля. Этот гад точно больной! Шурочка закусила губу. Из глаз брызнули слезы. Ненормальный инквизитор усилил нажим. Струйка крови стекла по упругому холмику груди на живот и устремилась к впадине пупка.

— Я могу нажать посильнее и всё закончится, — склонившись к ее лицу, прошептал изверг. — Нож пройдет между ребер и пронзит сердце… Но я не буду столь милосерден… Ты умрешь в муках. Я изрежу тебя на куски живьем.

Придурок! Нашел сердце под грудью… Ближе к середине оно расположено, а не там… Шура всхлипнула и только сильнее закусила губу. Она уже поняла, что этому гаду просто нравится чувствовать себя вершителем судеб. Не нужна ему никакая информация. Возможно, сначала он и хотел узнать, не заминировано ли здесь всё и нет ли какой другой подначки. Но теперь, убедившись, что опасности нет, он просто решил отвести больную душу. Извращенец гребаный!

Вдруг нож отлетел в сторону, а Щукин вскрикнул и завалился набок. Шура сначала ничего не поняла, но услышав рычание и звуки борьбы, она догадалась. Барт! Верный пес очнулся от действия парализующего заряда и, отмахав десять километров, разыскал хозяйку! Шура на миг приподняла голову. Барт намертво вцепился Щукину в запястье и чужак никак не мог от него избавиться.

— Убейте эту тварь! — заорал Щукин.

Один из охранников наконец выбрал момент и выстрелил. Собака заскулила. Солдат выстрелил еще раз. Шура услышала глухие шлепки и звук царапающих о камень когтей. Она вновь приподняла голову и взглянула на место схватки. Щукин сидел метрах в трех, негромко ругаясь и баюкая прокушенную руку. Барт билcя в агонии. Первым выстрелом ему вынесло кусок печени, а вторым вспороло живот. Из огромной раны вывалились кишки. Лапы собаки дергались, будто она неслась куда-то во всю прыть. Широкая кровавая полоса показывала, сколько Щукину пришлось тащить за собой уже погибающего, но не разжавшего хватку пса. Девушка снова уронила голову. Слезы полились из глаз Шурочки двумя ручьями.

— Э-э… — послышалось откуда-то из-за спины стрелявшего охранника. — Извините, что прерываю… Господин Щукин, есть сигнал.

— Всё-таки пустота там была? — Инквизитор Щукин обернулся. — Что же ты морочил мне голову, Невхор?!

— Не совсем так, — подобострастным тоном ответил восточного вида человечек с каким-то портативным прибором в руках. — Когда мы сканировали эту гору в первый раз, в ней не было никаких пустот, клянусь тенью Великого Сунджи! Но теперь горный эхоскан показывает… образование крупной полости.

— Образование? — Щукин нашарил в пыли свой кинжал, встал и сунул оружие в ножны. — Ты хочешь сказать, что эта… полость образуется прямо сейчас?

— Убедитесь сами, мой господин, — Невхор с поклоном подал ему приборчик.

Щукин как ни в чем не бывало взял приборчик раненой рукой. Странно… Когда Барт сомкнул челюсти, Шуре показалось, что в предплечье палача даже что-то хрустнуло. Ну кровь-то была, это точно. Неужели так быстро всё зажило? И кости срослись? Мистика какая-то. Может, он того… один из тех существ, один из порождений многомерной реальности, о которых после Кастрофы-Метаморфозы писали все гиперсетевые издания? Правда, кроме Великого Князя и его адъютанта этих демонов мало кто видел… Но ведь Саша это подтвердил, а не верить лейтенанту Горохову оснований нет. Раз он говорит, что такие демоны бывают, значит, это правда. Вот ведь угораздило попасть в когти одному из них! Шуре стало совсем тоскливо. Барт пожертвовал собой напрасно. Отсрочка ничего не даст. Если этот многомерный маньяк решил убить, он убьет. Да так, что еще и Шуриной душе не поздоровится. Использует, сволочь, в каком-нибудь сатанинском обряде — и крышка бессмертной субстанции. Автоматически — вечные муки, ну, или скитания по Грации в виде печального призрака.

Щукин несколько минут неотрывно смотрел на экран, затем хмыкнул и вернул прибор помощнику.

— Размеры и форма те же, — он удовлетворенно потер ладони. — Хвала Высшему, кажется, он сумел исправить хотя бы этот сбой в Первополе.

— Да-да, хвала Сундже, — согласился Невхор. — Первому сеятелю на поле жизни…

— Тебя кто-то спросил? — Щукин бросил на него презрительный взгляд. — Прикажи всем отойти к кораблю. Скоро здесь кое-что произойдет.

— Откроется пещера? — догадался Невхор. — Мы станем свидетелями чуда?!

— А-а, — Щукин поморщился и пошел вниз по склону, к своему космолету.

— А что делать с этими? — Невхор похотливо взглянул на полураздетую Шуру.

— Придержите их пока. Когда вновь откроется пещера, они войдут первыми. На всякий случай.

Невхор кивнул солдатам. Они быстро выдернули из скалы гвозди и оттащили бесчувственного Краузе на несколько шагов в сторону от предполагаемого входа в пещеру. Шура добралась туда сама. Она оторвала от своей рубашки рукава и перевязала Альфреду кисти. Для себя у нее в кармане джинсов нашлась прокладка.

Такая вот полезная привычка, носить с собой «НЗ». Шура прижала ее к ране на груди и уселась рядом с шефом. Ждать загадочного события, похоже, оставалось недолго. Но это не утешало. Перспектива сгинуть в пещере, как Павел Германович и ребята, выглядела ничуть не предпочтительнее смерти от ножа этого маньяка Щукина…

…Вход в пещеру «протаивал» в скале, будто она состояла не из камня, а из весеннего льда. Он стал уже достаточно широким, чтобы прошел человек, но процесс не останавливался. Ергелан наблюдал за странным событием, находясь на борту своего флагмана. Он сидел в просторной кают-компании во главе длинного стола, за которым расположились почти все представители потенциальных союзников-колонистов. Не хватало лишь Бородача. Всё, что происходило на Грации, транслировалось прямо на огромный экран, занявший всю стену напротив Тирана. Естественно, колонистам не сообщали о причинах полуторачасовой задержки начала шоу. Но землян эта пауза, похоже, не смутила. Видимо, ничего непривычного в проволочке они не видели. Безликий аргумент «по техническим причинам» их вполне устроил. И слава Сундже, что они такие легковерные. Ергелан вновь взглянул на экран. Кажется, вход в пещеру наконец-то принял положенные размеры и очертания и перестал увеличиваться. Перед ним тотчас замелькали фигуры солдат. Четверо из них крепко ухватили под локти каких-то двоих пленников и поволокли внутрь открывшегося грота. Чем это закончилось, Тиран не увидел. На переднем плане появился «комментатор». Наконец-то начавшийся репортаж вел сам Щукин. Он стоял метрах в десяти от пещеры и загадочно ухмылялся.

— Все в сборе? — Щукин обвел взглядом собравшихся, словно присутствовал в кают-компании, а не стоял на поверхности планеты за тысячи километров от висящего в космосе флагмана. — Я вижу, пустует кресло князя Бородача?

— Он пока не принял нашего предложения, — как и было оговорено заранее, подыграл ему Ергелан. — Князь не верит в силу Галактического Правительства.

— Или не хочет поверить? — Щукин хитро прищурился. — Господин бургомистр, Вальтер, дружище, что вы об этом думаете?

— Мои сомнения вы пока тоже не развеяли, господин Щукин, — от панибратского обращения Вальтера немного передернуло. —Думаю, выражу всеобщее мнение, что, откликнувшись на любезное приглашение Великого Тирана, мы продемонстрировали пока лишь глубокое уважение Правителю Тирании Чин. О присоединении к вашей коалиции речь пока не идет.

— Мне нравятся ваши «пока», — удовлетворенно произнес Щукин. — Они означают, что вы открыты для восприятия аргументов. Хотя, по-моему, аргументов было достаточно и до сего момента.

— Ваши усилия не принесли желаемого результата, — заметил представитель Колонии Старт.

— Опять же — «пока», — спокойно возразил Щукин.

— А еще вы так и не переубедили князя Бородача, — добавил представитель Медеи. — А его армия является значительной силой, и с ней…

— Постойте, мастер Толстов, — прервал его Щукин. — Армия князя больше не является его преимуществом. Скоро у нас появится войско более сильное, чем у Бородача. А если вас смущает его необъяснимое упрямство… Смею заверить, всё как раз наоборот — оно полне объяснимо. Причины несговорчивости князя исключительно личные.

— Нам известно, что вы не сошлись характерами еще при первой встрече, — пробурчал Вальтер. — И вы не проявили гибкости, господин Щукин. Так кто здесь упрямится?

— Василий, конечно, — реплика донеслась со стороны входа в отсек.

Все колонисты с интересом обернулись к двери. В кают-компании надолго воцарилась тишина. Наконец, очнулся Вальтер. Он взглянул на Ергелана и, получив молчаливое согласие хозяина, встал, приветствуя нового участника совещания от имени всех присутствующих.

— Мы рады видеть вас здесь, ваша светлость… Но в чем причина появления на борту крейсера Тирании… княгини Гордеевой-Бородач?

Все остальные колонисты тоже встали и поклонились.

— Прошу садиться, господа, — Татьяна осталась довольна произведенным эффектом. — Причина проста, бургомистр. Мой муж — ревнивый осел. Господин Щукин говорит чистую правду. Все сомнения князя Василия имеют под собой исключительно личную основу. Он банально ревнует, считая, что между мной и господином Щукиным существует тайная интимная связь.

— Разве вы давали для этого повод? — удивился Вальтер. — Сколько раз до сегодняшнего дня вы имели возможность встречаться с господином Щукиным?

— Вы задаете некорректные вопросы, бургомистр, — Татьяна загадочно улыбнулась. — Как бы то ни было, я здесь и желаю вложить в общее дело все свои политические и личные связи, а также немалые финансовые средства. Этого хватит для обеспечения новой коалиционной армии всем необходимым. В том числе — оружием.

— Это уже что-то, — пробасил представитель Медеи.

— Да, — Вальтер взглянул на Татьяну немного растерянно. — С вами коалиция может окрепнуть настолько, что…

— Что вы, наконец, перестанете колебаться и присоединитесь? — Татьяна одарила бургомистра чарующей улыбкой.

— Это… не исключено… — Вальтер отвел глаза и невольно встретился взглядом с Ергеланом.

Великий Тиран просто излучал уверенность в том, что сегодня всё решится, а уже завтра новая коалиция победит. Бургомистр Эйзена любезно улыбнулся и скользнул взглядом дальше, по лицам других представителей. За исключением мастера Толстова, все почти уже согласились присоединиться. О князе Василии, еще недавно непререкаемом авторитете и предводителе колониального Сопротивления, они забыли, будто его не существовало в природе. А между тем все они отлично понимали, что одной поддержки богатой, влиятельной, но такой же опальной, как ее муженек, княгини Татьяны будет явно недостаточно. И всё-таки они молчали. Спрашивается, почему? Но сформулировать эту мысль помягче и высказать вслух у Вальтера никак не получалось. Выручил прямолинейный и грубоватый мастер Толстов.

— Погодите, господа, — мастер поднял руку. — Княгиня Татьяна, конечно, неотразима, а господин Щукин чертовски убедителен, но я не понял главного. Средства это хорошо, оружие у нас тоже найдется, но где армия-то? Если не наемники князя Василия, то кто будет держать в руках наше оружие и получать средства княгини в качестве жалованья?

Колонисты ненадолго задумались, а затем дружно закивали. Вальтер выдохнул. Толстову удалось выразить главное сомнение. Просто, но внятно. Все обернулись к Тирану, но Ергелан выразительным взглядом переадресовал вопрос Щукину. Тот широко улыбнулся и театральным жестом указал на пещеру.

— Именно по этой причине я изнываю от жары на планете, а не сижу в прохладной кают-компании рядом с вами. Наша новая армия здесь…

Глава 7

Декабрь 2324 г., ОВК

Вид с балкона открывался роскошный. Лазурное небо с огромным контуром Юпитера, орбитальное «солнце», а внизу сверкающий в его лучах стеклом и металлом, утопающий в сочной зелени, прошитый ниточками виадуков и разметкой воздущных трасс, раскрашенный голографической рекламой город Ант. Молодая и жизнерадостная столица Европы. Он простирался почти до самого горизонта. Лишь на стыке земли и небес, там, где угадывалась голубая полоска моря, омывающего южный берег континента, город уступал место широким золотистым пляжам.

— А когда-то здесь был сплошной лед, — Василий Борисович указал на раскинувшийся внизу город. — А под ним океан. Почти такой же соленый, как на Земле. И даже относительно теплый. И всё это стокилометровой толщины. И магнитные бури тут бушевали — не дай Бог. Страшно представить, чего стоило нашим предкам освоение этой планеты. Какой объем работы! Нам таких подвигов уже не совершить. Обленились, привыкли, что всё за нас решает техника. Никакой воли к победе и первопроходческого азарта. Живем, как живется. Боимся лишний раз руки замарать, опасаемся, как бы не перетрудиться.

— Предки тоже не вручную тут всё переделывали, — заметил Ермаков.

— Это верно, но ведь они решились! Понимаешь, Ермаков, что это означает? Они поставили перед собой абсолютно невыполнимую задачу и выполнили ее. Чувствуешь, какая воля, какой натиск? Какая бессовестная наглость, в конце концов! Да, были люди в старые времена. Не то, что теперь. Не осталось героев, выродились все.

— Почти по Лермонтову, — Ермаков усмехнулся.

— По кому? — Бородач неодобрительно покосился на шефа охраны Седьмого литейного. — Умничаешь?

— Нет, — спокойно ответил Ермаков. — Поэзию люблю. Лермонтов это поэт.

— А-а, — Василий кивнул. — Ну как же, вспомнил. «У лукоморья дуб зеленый…» Его стихи?

— Нет, Пушкина.

— Погоди, а на дуэли кого из них убили?

— Обоих.

— А-а, ну вот поэтому и спутал, — Бородач хмыкнул. — Ладно, Бог с ними, с поэтами. Давай лучше к жизненной прозе вернемся. Значит, началось?

— Так точно. Началось. По единому сигналу сразу во всех колониях. Преображенцы даже понять ничего не успели. «Кречет» сейчас мечется между колониями, но ничего сделать не может. Даже несмотря на то, что им теперь сам Воротов командует.

— Воротов… — князь усмехнулся. — А что Воротов? Полковник спецназовский. Квалификация у него не та. Тут требуется особое умение. Как у Преображенского. Странно, почему он сам не отправился бунты усмирять? Раньше у него неплохо получалось.

— Наверное, опасается, что чиниды могут снова ударить.

— Наверное, — Бородач задумчиво кивнул. — Ведь если Колонии осмелились взбунтоваться, это неспроста. Значит, договорились они с кем-то. А с кем, кроме Тирана, они могли сговориться?

— С вами.

— Нет, Преображенский знает, что я пока в стороне… — Василий неожиданно ударил кулаком по перилам. — Вот ведь сука, всё-таки помогла Щукину уломать колонистов! Поймаю, убью обоих!

Он взял себя в руки почти так же мгновенно, как сорвался.

— Не обращай внимания, Ермаков, это я о личном.

— Понимаю, — шеф нахмурился. — У меня тоже личные причины имеются. Потому к вам и прилетел.

— Слушаю тебя. Чем смогу, как говорится, помогу…

— Дочка у меня на Грации живет. Боюсь, как бы не попала под руку этому Щукину. Слухи ползут, что он всех жителей насильно в свою армию мобилизует.

— Вот уж грозная армия получится, — Бородач рассмеялся. — Извини, Ермаков… Понял я, в чем твоя проблема. Только чего ты от меня хочешь? Ты к Вальтеру обратись, он же теперь с Щукиным в одном строю, и найдёт твою дочку.

— Я обращался. Но Вальтер не смог ничего выяснить. В списках мобилизованных ее нет, и среди непригодных к строевой тоже. Я связался с друзьями на Грации, они сказали, что не видели ее уже давно.

— Н-да, неприятность, — Бородач покачал головой. — Но я-то тут при чем? Тебе надо сыщиков нанять. Ко мне-то зачем прилетел?

— Я думаю, в лагере она, в плену.

— Ну и что? К чему ты клонишь, не пойму я никак. Хочешь спецназ у меня попросить, чтобы пленных у Щукина отбить?

— Я для вас многое делал, ваша светлость, и еще многое смогу сделать, — Ермаков поклонился. — «РУСТ» очень влиятельная корпорация, а я занимаю один из ключевых постов…

Что верно, то верно. Должность Ермакова на слух воспринималась, как вполне рядовая. Подумаешь, начальник охраны цеха. Но на самом деле под понятием «Седьмой литейный» крылось нечто гораздо большее. Шеф Ермаков не просто служил главным охранником, он еще и руководил секретным отделом корпорации «РУСТ» на Эйзене. Должность в корпоративной иерархии немалая. А сама корпорация считалась крупнейшим в Галактике производителем всех видов оружия. Так что Ермаков, при внешней скромности его роли, считался такой же серьезной фигурой, как начальник эйзенской тайной полиции или любой из первых заместителей бургомистра Вальтера. Отмахиваться от его просьбы по меньшей мере недальновидно. Как знать, куда свернет кривая карьеры этого Ермакова. Ведь с должности шефа охраны того же Седьмого литейного когда-то начинал и Браун, ныне вице-президент «РУСТа».

— Да я всё понимаю, — Бородач сделал вид, что огорчен. — Но и ты меня пойми. Сейчас мне невыгодно в драку ввязываться. Сам прикинь, как это будет выглядеть, если операция сорвется. Спецназ князя Бородача освобождает пленных из казематов Коалиции. Это ж, фактически, смена знамени! Меня тут же в сподвижники Преображенскому запишут. А мне это надо?

— Но у вас есть наемники, — не сдавался Ермаков.

— И ты доверишь им спасать жизнь собственной дочери? Это ж подонки, все как один. И сколько им ни плати, лучше они не станут. Нет, Ермаков, нельзя так рисковать…

— Что же мне делать? Сам я лететь не могу, и ребят своих в такие дела впутывать не имею права. А искать наемников на стороне слишком долго и вдвойне ненадежно. Если не в состоянии помочь, хотя бы посоветуйте что-нибудь, ваша светлость!

— Прости, Ермаков, — Бородач сочувственно похлопал расстроенного шефа по плечу. — Не могу я рисковать всей Европой ради одного человека.

— Хорошо, тогда я раскрою карты, — шеф поднял тяжелый взгляд на князя. — Ергелан официально объявил вас врагом, наравне с Преображенским и Кноппусом. Чинидами ваш нейтралитет больше не признается. Колонии на этот счет пока не высказались, но несомненно, когда Коалиция соберется ударить по Солнечной, никаких поблажек вам не будет. Это значит, что запугивать, как на космодроме Аррана, вас больше никто не станет — попадетесь, сразу взорвут.

— Это ты от огорчения ляпнул, или готов ответить за свои слова? — с угрозой спросил Бородач.

— Я слишком дорожу своей репутацией, чтобы бросать слова на ветер.

— Ну-ну, — князь сложил руки на груди. — А Колонии, значит, пока трусят. Слабо перчатку мне бросить? Ссыкуны… Знаешь что, Ермаков, пойдем, выпьем чего-нибудь.

Они прошли в кабинет князя и уселись перед баром. После второй рюмки Бородач приободрился. Он склонил голову набок и внимательно взглянул на Ермакова.

— Ну давай, шеф, признавайся, какие еще тузы у тебя в рукаве припрятаны?

— Мое начальство не в восторге от Коалиции, — тщательно подбирая слова, ответил Ермаков. — Вы меня понимаете? Совет директоров «РУСТа», конечно, не собирается воевать на стороне ОВК или шпионить для Преображенского. Все известные нам секреты Колоний — подчеркиваю, Колоний, а не Коалиции — останутся секретами. ОВК о них не узнает. Но мы заинтересованы в сотрудничестве с технократами. Сами понимаете, «РУСТ» оружейная корпорация и нуждается в новейших разработках. В том числе — зарубежных. В области тяжелых вооружений мы их обогнали, но программное обеспечение, полевое и стрелковое оружие у них лучше. Одни роботы чего стоят. И поскольку технократы заняли твердую позицию на стороне ОВК, наша корпорация… не поддержит Коалицию.

— Получается, что бургомистр Вальтер находится в трудном положений?

— Внешняя политика Эйзена не контролируется «РУСТом». Вальтер не обязан согласовывать свои действия с нами.

— Ну да, заливай, — Бородач недоверчиво усмехнулся. — Вы просто на двух стульях усидеть хотите. И на войне подзаработать, и новые технологии от технократов заполучить. Хитрецы. Ну да это ваше дело. Мой интерес тут в чем?

— Очень скоро вам придется сделать выбор — сдаться Коалиции или примкнуть к армии ОВК. «РУСТ» может взять на себя переговоры с Преображенским и технократами.

— Ну ты загнул! — Бородач от души расхохотался. До слез.

Когда он успокоился и утер слезы, Ермаков продолжил, будто ничего не произошло. Тем же ровным тоном:

— Непосредственно с вами никто разговаривать не станет. И Преображенскому, и Кноппусу вы насолили крупнее некуда. А с нами, с единственной верной ОВК колонией-корпорацией, они разговаривать будут. Да еще с превеликим удовольствием. Ведь для войны требуется оружие.

— Ловкачи, — еще раз нервно хохотнул Бородач. — Всем сестрам по серьгам раздать хотите, да еще и нажиться? Отличный план… Только не верю я тебе, Ермаков. Если твой «РУСТ» за меня похлопочет, остынет к нему ОВК, как пить дать остынет. Так что ничего не получится.

— Получится, — уверенно возразил шеф. — Если вы поможете ОВК победить.

— Ага, щас! — Василий помотал головой. — Пусть они все сдохнут!

— А вы? Думаете, Ергелан даст вам второй шанс, а Щукин вернет Татьяну?

— Татьяну… — князь побагровел. — Всё пронюхал, сыщик? Татьяну… Я не на помойке родился, чтобы объедками довольствоваться. Мне возвраты не нужны… А ты не лезь не в свое дело, шеф! И хватит меня запугивать! Я выживу! И не в таких переделках выживал!

— Возможно, — Ермаков оставался невозмутимым, и его спокойствие подействовало на Бородача отрезвляюще. Он выпил еще и надолго умолк.

— Ладно, — наконец выбрался князь из колодца тягостных раздумий. — Что ты предлагаешь?

— Мне стало известно, что главный секрет Коалиции находится на Грации. Если вы разведаете, что это, и добровольно передадите информацию Преображенскому…

— А сам он это разузнать не может?

— Он не знает, где искать.

— Поня-ятно… Значит, мне надо послать на Грацию шпионов и выведать главный секрет Коалиции? — Василий почесал в затылке. — И не засветиться. А если засветиться, то так, чтобы не получить по шее. Задачка…

— И заодно найти мою дочь, — твердо добавил Ермаков.

— Этот пункт тоже одобрен советом директоров? — ехидно спросил Бородач.

— Нет. Это мое личное пожелание. Но просить у ОВК защиты для вас и Европы буду лично я. И это видится мне нелегкой задачей. Ведь одного благородного жеста с вашей стороны будет недостаточно для прощения.

— Мне не требуется их прощение! — снова вскипел Василий. — Только временный союз, не больше!

— Всё равно это будет нелегко.

Бородач еще немного помолчал и хлопнул ладонью по стойке.

— Ладно, Ермаков. Умеешь уговаривать. Пошлю разведку на Грацию. А чтобы у Преображенского не возникло сомнений в достоверности информации, отправлю с разведчиками шпионов великокняжеских. Пусть своими глазами вражьи секреты увидят, а потом своему хозяину доложат. Сидят у меня в клетке три орла. Как раз на такой случай припас. Как чувствовал…

— Это грамотный ход, ваша светлость, — Ермаков немного расслабился и его тон вновь стал учтивым. — Он значительно облегчит и мою задачу.

— Ну тогда за облегчение, — Василий налил еще по рюмке и выпил.

Ермаков пить не стал…

Иллюзия выглядела довольно убедительно. Черные стены из мрамора, куполообразный потолок, надгробие… Вот только скамья подкачала. Внешне она получилась очень похожей, но на ощупь теплой. В настоящем склепе холодный мрамор не нагревался, даже если сидеть на нем долгие часы. Тем не менее всё вокруг создавало достоверное ощущение присутствия на Каллисто в склепе, где покоилась последняя княгиня Преображенская. Усиливался эффект присутствия еще и тем, что иллюзия не была виртуальной моделью. По гиперсвязи шел интерактивный репортаж. Сергей Павлович слышал звуки, проникающие снаружи сквозь приоткрытую дверь, и шаги прогуливающейся перед входом свиты. Не Сергея Павловича — княжича. В отсутствие правителя, на Каллисто не было другого человека, имеющего свою свиту. Только Иван. Впрочем, таких почестей удостаивается любой младенец его возраста. Кормилица, нянька и двое незаметных охранников. После гибели Нины наследника охраняли даже на территории дворца. Хотя это и казалось излишним. Когда должность начальника службы безопасности занял Карим, надежнее места стало не найти ни на Каллисто, ни в любом другом обитаемом уголке ОВК. Но введенное еще Воротовым правило Великий Князь не отменил.

Сергей Павлович приказал своему виртуальному образу переместиться на лужайку, где гуляли няньки. Иван за эти полгода подрос и стал еще больше походить на мать. Даже его пухлые младенческие щечки не умаляли этого сходства. А пронзительно синие глаза только подчеркивали его. Иван смотрел на голографический фантом отца и улыбался.

— Ванечка, давай зубик папе покажем, — ворковала кормилица. — Где наш зубик? Вот он режется, беленький. Вот он наш зубик…

Ваня улыбнулся во весь рот, и отец рассмотрел маленький белесый бугорок нижнего резца.

— Не кусается? — Преображенскому сильно хотелось взять сына на руки.

— Нет, — кормилица рассмеялась. — Одним зубом много не накусаешь. Вот когда их десяток будет. Да и то не беда. Я своего первенца до двух лет кормила. Бегал уже и говорил вовсю, а нет-нет, подбежит, кофточку задерет и давай наяривать… бесстыдник.

— Только Ивана так не балуйте, — Сергей улыбнулся.

— Ну до года-то можно… — убежденно возразила кормилица. — В молоке вся сила и от болезней защита.

— Весит-то сколько?

— Да уж девять килограммов. Крепкий мальчик растет.

Сергей Павлович помолчал, любуясь на сына. Ему страшно хотелось прыгнуть в рейдер и рвануть на Каллисто. Хоть на час. Просто погулять по дворцовому парку с малышом на руках, послушать птиц и шелест ветра в ветвях старых фруктовых деревьев, подышать родным воздухом, погреться на вечно ласковом солнышке…

— Ваша светлость… — донесся голос Горохова. Для всех, кто стоял напротив фантома на дворцовой лужайке, голос княжеского адъютанта прозвучал будто бы с неба.

— Пора мне, — Сергей Павлович с сожалением взглянул на кормилицу и сына.

— Понимаем, ваша светлость, — женщина добродушно улыбнулась. — Ступайте с легким сердцем. В порядке сынуля ваш. Всё у нас хорошо.

— Как только выдастся свободная минута… — Преображенский осекся и вздохнул. — До свидания…

Виртуальная иллюзия растаяла, уступив место реальности. Рабочий кабинет и Горохов навытяжку. Земля, Кремль, полдень рабочего дня.

— Извините, ваша светлость, время, — пробормотал Горохов. — Вы же сами приказали через час, если что, вмешаться.

— Всё правильно, — Сергей Павлович махнул рукой. — Расслабься. Какие новости?

— Воротов возвращается. На этот раз без победы, зато с караваном грузовых судов. «РУСТ» оружие и комплектующих в кредит нам отписал. Кроме Рура, за пределами Солнечной ни одного союзника у нас не осталось.

— Знаю. Что еще?

— Разведка доложила, Ергелан на Бородача обиду держит. Даже врагом наравне с нами… с вами, то есть, его объявил.

— Очень хорошо, — Сергей Павлович усмехнулся. — Попал князь Василий ногами в жир. Теперь он один против всех остался.

— Один в поле не воин, — глубокомысленно изрек Горохов.

— Значит, будем ждать парламентеров.

— И что, примете? После всех гадостей, которые нам сотворил этот… козел?

— Ты давай полегче, — с напускной строгостью произнес Преображенский. — Всё-таки он княжеских кровей. Защищать его я не собираюсь. Европу — да, а конкретно Василия — ни при каких условиях. Астраханку, Ярослава Васильевича, Данаю и попытку переворота я ему никогда не прощу. И Кноппус нас не поймет. Но можно ведь и выгоду из ситуации извлечь.

— А-а, понимаю, — Горохов хитро прищурился. — Пойти ему навстречу, но за каждый шаг требовать информацию о Коалиции, а когда узнаем всё, что нужно… пнуть Василия под зад. Так?

— Думаешь, он полный идиот? Нет, на такие условия он не согласится. И вообще, пока никаких поползновений с его стороны нет, а значит, не о чем гадать. Какие еще новости?

— С Марса агентура докладывает — неспокойно там. Республиканцы воду мутят. Но пока ничего конкретного вроде бы не делают. Только почву готовят.

— Тоже нехорошо. Если почву готовят, следовательно, есть у них какой-то план. И это уже тревожно. Нам только пятой колонны не хватало. Кстати, шпиона вычислили?

— Который пытался ваш сейф взорвать? Нет пока.

— И чего ждете? Когда Воротов вернется и сам его отловит? Или когда шпион весь Кремль заминирует?

— Работает служба безопасности, — Горохов потупился. — Только пока впустую. Сильно хитрый этот шпион. Понятно, что это не робот технократский, что кто-то из бывших колонистов, но установить личность никак не получается.

— Барышева на этих контрразведчиков не хватает, — Преображенский недовольно поморщился. — Он бы тут быстро порядок навел. Вызови ко мне к семнадцати часам нового начальника контрразведки. Что еще?

— Пока вроде всё.

— Ну и над этим достанет подумать. Свободен.

Горохов испарился. Что и говорить, к штабной службе у бывшего канонира появился и вкус, и навык. Он больше не просил перевести его обратно в войска и освоил тонкости адъютантской работы на отлично.

Оставшись в одиночестве, Преображенский снова уселся на кушетку, исполнявшую в виртуальном пространстве роль неправильно теплой скамьи, и расстегнул ворот мундира. Подумать следовало о многом. Настолько сложная ситуация в ОВК не складывалась, наверное, со дня Катастрофы. Нельзя сказать, что Преображенский не учитывал подобного варианта развития событий, но надежда всегда сохраняется до последнего момента. И вот этот момент настал. Точки над «i» расставлены, отступать некуда, требуется что-то предпринимать. Попытка навести порядок в Колониях провалилась и дело не в том, что Воротову не хватило смелости пойти на крайние меры. Сергей сам запретил полковнику использовать опыт усмирения Данаи и Терции. Даже лояльные планеты Солнечной не простили бы центральной власти новых карательных экспедиций. Недаром же на Марсе оживились политические противники ОВК. Наверняка они ждали бомбовых ударов по взбунтовавшимся колониям, чтобы использовать этот факт как решающий аргумент в споре о том, стоит ли сражаться за власть, настолько жестоко подавляющую внутренние, гражданские конфликты. Возвращение армии Воротова ни с чем, конечно, не добавило престижа великокняжеской власти, но остудило пыл марсианских сепаратистов. И то польза. К тому же армию сейчас стало выгоднее держать поблизости от метрополии. Второй удар чинидов, реванш за позорное бегство с орбиты Земли не за горами. Это без сомнений. И при поддержке Колоний удар будет вдвое сильнее. Но если собрать все резервы, отразить новую атаку вполне реально. Вот почему Воротов и его «Кречет» нужны здесь. Остается, правда, подвешенным вопрос о помощи «свыше» — причем обеим сторонам, но это будет решаться в последний момент. Если Щукин придумает новую каверзу, Слуга попытается на нее ответить. После успешного отражения первой атаки Сергей Павлович разговаривал с покровителем и тот пообещал больше не оставлять князя в трудную минуту. Если, конечно, перворожденные не нейтрализуют Слугу, вынудив его защищать зарождающееся Изначальное поле. В случае вмешательства хранителей силы будут явно неравными. Правда, Слуга почему-то уверен, что адептам Первополя сейчас не до баталий в многомерном пространстве. И хотя свою уверенность он никак не обосновал, князь поверил ему на слово. А что оставалось?

— Я выбрала не лучшее время? — Преображенский поднял взгйяд. Оксана присела на кушетку рядом.

— Для тебя мое время не делится на лучшее и худшее, — он улыбнулся.

— Ты связывался с Каллисто… — возразила княжна.

— Ты ревнуешь? — удивился Сергей Павлович.

— Нет, конечно, это было бы глупо, — Оксана вздохнула. — Но я чувствую, что мы становимся очень близкими людьми, и мне всё труднее молчать о некоторых вещах. Ведь самыми глубокими переживаниями хочется делиться с теми, кто для тебя ближе всех. Дочка пока таких вещей не поймет, а кроме нее… и тебя у меня никого нет. И в то же время я понимаю, что нам лучше пережить свои потери поодиночке. Это противоречие меня и гнетет.

— Я даже не знаю, что сказать, — князь обнял ее за плечи. — Наверное, ты права. Но я не в силах устранить это противоречие. Его и другие подобные трудности нам придется просто пережить. Подождать некоторое время, отвлечься на текущие дела.

— Тебе это сделать проще, — Оксана прижалась к его плечу. — У тебя много забот. А я занимаюсь только какими-то мелочами. Если бы не дочка, совсем затосковала бы… Не бросай меня надолго одну, хорошо?

— Я много езжу по планете. Этого требуют интересы государства.

— Я могла бы ездить с тобой.

— Хорошо, — легко согласился князь. — Но предупреждаю, это деловые поездки. В них нет ничего интересного, никаких приключений или приятных впечатлений. Скорее наоборот, впечатления самые тяжелые. Земля находится в плачевном состоянии.

— Я догадываюсь, — Оксана вздохнула. — Но сидеть безвылазно во дворце еще тяжелее. А на спутники ты не собираешься?

— Если не случится ничего непредвиденного, послезавтра я хочу слетать на Ганимед. Полетишь со мной?

— Конечно! Спасибо тебе…

Она обняла любимого, и они замерли, прижавшись друг к другу. Всего на минуту, но эта минута тепла и нежности стоила в тысячу раз дороже, чем долгие годы одиночества…

В пещере стоял ужасный холод, как в морозильной камере. Шура обхватила себя руками за плечи, но Краузе споткнулся, и ей пришлось снова его поддержать. Альфред пребывал в легком ступоре и передвигался, как автомат, не глядя под ноги. Ровный каменный пол пещеры мог соперничать со столичным тротуаром, но ученый всё равно умудрялся спотыкаться. Обо что — непонятно. Наверное, у него просто подкашивались ноги от слабости и боли. Шурочка взглянула на его руки. Отекшие пальцы торчали из повязок ужасными багровыми сосисками. Краузе прижимал руки к груди и по-детски дул на пальцы, роняя при этом крупные слезы. Шура представила, как ему больно, и ее сердце защемило от жалости. Бедненький Альфред. Если ему не оказать медицинскую помощь, он может совсем сойти с ума от таких мучений. Или упадет от кровопотери, и тогда эти звери его точно добьют. Вон какие у них лица. Садисты, похуже героев классической видеосаги «Пожиратели сердец». Конечно, им есть с кого брать пример. Их босс, этот маньяк Щукин, вообще чудовище. Мало того что чуть не угробил двоих безвинных людей, так еще и заставил лезть в эту пещеру, В этот холод и темноту. Впрочем, темноты тут как раз нет, кругом разливается золотистое свечение. Только оно не греет и уже не кажется красивым. Лица людей в этом странном свете кажутся покрытыми золотой пылью, словно у статуй. И это придает им вовсе жуткий вид. Ожившие статуи. Кошмар!

Пещера начала расширяться, и Шура невольно замедлила шаг, чтобы осмотреться. Ее тут же толкнули в спину. Толчок передался Альфреду, и он застонал.

— Эй, полегче! — Девушка обернулась и гневно взглянула на равнодушного конвоира.

Оказалось, что сопровождают пленников только трое. Все остальные где-то потерялись. Страшно стало? Тоже мне, солдаты. Подумаешь, светящаяся пещера. Непонятно, конечно, что это так светится, явных источников пока не видно, и от этого не по себе. Но никакой непосредственной опасности нет. Или солдаты знают что-то особенное об этой пещере?

Шура сделала еще несколько шагов и остановилась. Впереди что-то было. Или кто-то. Там, где пещера резко расширялась, открывая устье огромного грота, кто-то сидел. Кажется, человек, хотя издалека не разберешь.

— Иди, — солдат снова толкнул девушку в спину.

В тот же момент Альфред окончательно обессилел и мягко опустился на пол. Шура оставила Краузе и прошла вперед. Да, там сидел человек. Весь покрытый золотистой пылью и неподвижный, словно изваяние. Древняя скульптура? Но откуда на Грации могли взяться какие-то изваяния работы древних мастеров? Ерунда. Наверное, это просто такой необычный сталагмит. Еще несколько шагов. Шура невольно вздрогнула. Нет, это не каменная статуя и не сталагмит. Это… Стас! Девушка подбежала к товарищу и присела рядом.

Стас сидел с закрытыми глазами в позе «лотос», положив руки на колени ладонями вверх и склонив голову на грудь. Шура осторожно протянула к нему руку, но прикоснуться решилась не сразу. Некоторое время она держала ладонь перед его лицом, пытаясь уловить движение воздуха, но ничего не ощутила. Стас, похоже, не дышал. Девушка, наконец, решилась и прижала пальцы к его шее. Пульса, как ни старалась, она тоже не нашла. Но Стас не выглядел мертвым, в этом Шура была уверена на все сто. Во-первых, он сидел, а во-вторых, от него ничем не пахло, и на прохладной, но мягкой коже не обнаружилось пятен или других следов разложения.

— Твой друг? — раздался над ухом знакомый голос. Шура инстинктивно пригнула голову, будто ожидая удара. Но ничего такого не произошло. Девушка подняла взгляд на Щукина.

— Не бойся, теперь я добрый. — Щукин усмехнулся. — Иди дальше.

Он обернулся к солдатам и указал им на Стаса. Черные воины тут же набросили на безжизненную статую бывшего исследователя просторный непрозрачный мешок и перенесли его на широкую гравиплатформу. Мешок не позволял рассмотреть детали, но Шуре показалось, что Стас так и остался сидеть в «лотосе». Только теперь он походил на готовый к открытию памятник. И сидел не на полу пещеры, а в кузове транспортера.

Шура встала и с тревогой взглянула на Краузе.

— Не трогайте его больше, если вы такой добрый, — она перевела взгляд на Щукина. — Пожалуйста.

— А какая от него польза? — Щукин выгнул бровь. — Дальше идти не может. Да и не важно теперь, кто пойдет в глубь пещеры. Уже и так понятно, что опасности нет. Кстати, ты мне тоже больше не нужна. Разве что как рабочая сила. А из него даже работника не получится. Так что просьба отклоняется. Забудь о нем и шагай впереди меня… на всякий случай.

— Пощадите его! Он ученый, историк! — взмолилась Шура.

— История, — Щукин фыркнул. — Какая от нее польза? Мне нужны военные и технари.

— Он военный историк! Он может рассказать вам,как воевали древние. Вдруг чему-нибудь научитесь?

— Это ты решила поиздеваться напоследок? — Щукин помрачнел. — Героизм свой показать хочешь?

— Да серьезно я! — торопливо пояснила Шура. — Чего вы сразу скрытый смысл ищете?

— Иди, пока я тебя не пристукнул! — Шура разозлилась.

— Не пойду! Сам иди, урод! Если там будут ловушки, я не виновата!

— Пошла! — Щукин больно ткнул ее кулаком в спину.

Пришлось идти. Правда, недалеко. Через сто шагов пол резко оборвался, и Шура едва сумела удержаться на краю высоченного обрыва. Носки ее ботинок повисли над пропастью, так девушке показалось в первый момент. Она испуганно отпрянула и уперлась спиной в Щукина. Тот отстранил ее и заглянул вниз. Шура вытянула шею. Нет, обрыв лишь на первый взгляд казался таким большим, разбиться насмерть вряд ли получится, но переломать ноги вполне реально. Девушка окинула взглядом открывшееся пространство. Оно казалось огромным, его перспективу скрывала золотистая дымка. Свет шел явно отсюда. Но больше всего поразило Шуру не это. Всё видимое пространство «нижней» пещеры занимали люди, сидящие в позе «лотос»…

— Сколько же их здесь? — прошептала Шура.

— Миллионы, — Щукин удовлетворенно рассмеялся и развел руки в стороны. — Вот она, моя армия! Вы видите это, господа союзники?! С этими солдатами мы будем непобедимы!

Шура оглянулась. Кроме конвоя, никаких союзников она не увидела. Видимо, Щукин обращался к кому-то другому. Она поискала взглядом и обнаружила бесшумно кружащую под потолком миниатюрную — с муху, не больше — телекамеру. Ясно. Репортаж ведет. Девушка поправила прическу. Детская мечта стать телезвездой сбывалась. Жаль не вовремя. И неизвестно, что за аудитория смотрит это шоу. Может, такие же маньяки, как этот Щукин. Тогда и даром не надо такой популярности. Она снова взглянула вниз. Откуда здесь столько народу? И кто эти люди? Столько «живых мертвецов». Страшно до обморока. А еще — непонятно, как Щукин собирается их оживлять. Впрочем, если он этот… монстр из другого мира, у него, может, и есть способ. Ну заклинание какое-нибудь… Просто страшная сказка получается.

Шура незаметно попятилась. Пока этот изверг купается в «золотых лучах славы», можно попробовать смыться. Шаг, другой…

— Мы всё-таки нашли… — слабо прошептал кто-то за ее плечом.

Девушка остановилась. Вот блин! Всё сорвалось. За спиной, пошатываясь, стоял Краузе.

— Что нашли, Альфред Максович? — шепнула она. — Давайте обсудим позже!

Она выглянула из-за его плеча. Момент казался благоприятным. Внимание солдат приковано к золотистым людям точно так же, как внимание их сумасшедшего командира. Сбежать легче легкого. И вдруг Краузе. Шура подтолкнула ученого в сторону выхода. Он попятился, но взгляд его не прояснился. Он зачарованно смотрел на раскинувшееся впереди море золотистого тумана, с проступающими сквозь него контурами человеческих тел.

— Это существует! Это невероятно… открытие тысячелетия…

— Конечно, Альфред, конечно, миллион окаменевших трупов — это большое открытие, — Шура вцепилась в его ремень и буквально поволокла за собой. — Но если мы сейчас же не уберемся отсюда, то станем мертвее этих истуканов. Точно вам говорю…

— Вы не поняли, Шура, — очнулся Краузе. — Это не истуканы! Это живые люди. Просто они находятся в особом состоянии… В него можно погрузиться, только если найти баланс между материальной и энергетической составляющими природы. Секрет такого перевоплощения был утерян человечеством много столетий назад… И вдруг мы находим целую колонию, да еще здесь, на Грации, на планете, где люди появились совсем недавно. Вы понимаете, что это значит?

— Нет, и пока это волнует меня меньше всего. — Они удалились от центра пещеры уже метров на сто, но свечение не ослабело. Шура точно помнила, что еще пять минут назад здесь было значительно темнее, чем у «обрыва», но теперь стало светло, как днем. Она оглянулась. Контуры солдат из свиты Щукина стали будто бы тоньше — с каждой секундой золотое зарево становилось всё ярче.

— Бежим! — Девушка схватила Краузе за локоть. Ученый попытался ускорить шаг, но споткнулся, инстинктивно выставил перед собой руку и, упав, вскрикнул от боли. Сознание, слава Богу, он не потерял, и Шуре удалось поднять его на ноги.

— Это значит, что мы нашли доказательство единого происхождения человечества! — немного оправившись от приступа боли, горячо зашептал Краузе. — Вот почему мы так похожи с жителями далекого Зарубежья! Мы в сущности, как те метаморфы, что уничтожили половину населения наших планет, были разбросаны по пригодным мирам неведомой силой и дали всходы там, где почва оказалась наиболее благодатной. Подобные пещеры должны быть везде. Я даже уверен, что они есть везде. На Земле в горах Тибета, на Грации — здесь, в недрах хребта Аглая, за Рубежом… Везде…

По мнению Шурочки, он бредил. Она даже пощупала его лоб. Нет, вроде бы лихорадка у Краузе пока не началась.

— Альфред, не тратьте силы на разговоры, не сбивайте дыхание. Быстрее…

Она снова потащила его к выходу, но ученый окончательно обессилел и рухнул на колени.

— Идите, Шура, спасайтесь… — тихо проговорил он. — А я останусь. Я умру с легким сердцем. Я познал главную тайну человечества. После этого не жалко и умереть.

— Глупости вы говорите, Альфред Максович! — не выдержала Шура. — Простите, конечно, профессор, но даже мне, с моим неоконченным высшим образованием, понятно, что это никакая не тайна!

— Шура, — Краузе снисходительно улыбнулся. — Вы просто не понимаете…

— Это вы не понимаете! — Она снова попыталась поднять историка, но сил не хватило. Тогда Шура присела перед ним на корточки и взяла руками за лицо. — Если вы не подниметесь, я сяду рядом, и моя смерть будет на вашей совести!

— Я больше не поддамся на эту уловку, — Краузе укоризненно покачал головой. — Бегите, Шура. Со мной всё кончено. Расскажите в университете о моих догадках.

— Альфред, вы ошибаетесь, — упрямства Шуре было не занимать. — Ваше открытие — вовсе не главная тайна человечества. Подумайте хорошенько. Пусть Землю и другие планеты заселили людьми из таких вот пещер, или человечество выращено в пробирках, или выведено из породы особо умных обезьян. Какая разница? Главный вопрос в любом случае — кто это сделал? И на него у вас ответа пока нет. Так?

— Нет, — Краузе покачал головой. — Но мне достаточно знать, что мы все пришли из одного мира… который уже вряд ли кто-то найдет. Ведь подобные этой пещере банки генетического материала от хорошей жизни не создают. Это завещание наших предков. А завещания пишутся перед смертью… Так что искать ответ на вопрос «Кто» уже неактуально, Шурочка, неактуально…

В глубине пещеры что-то ухнуло, и послышался мерный топот. Шура представила, как «нижняя» пещера медленно поднимается на уровень тоннеля, как ожившие «предки» восстают из своего энергетического сна и ровными колоннами выдвигаются вслед за безумным Щукиным.

— Альфред, милый, ну пожалейте меня!

— Пусть вас не мучают угрызения совести…

— Бездушный старикашка! — Шура вскочила, топнула ногой и расплакалась. — Думаете, я стала бы вас вытаскивать, будь вы мне безразличны?'

Краузе неожиданно покраснел, но ничего не ответил. Более того, он немного покряхтел и поднялся. Сработало! У седовласого мужа слабое место оказалось там же, где у любого мужчины. Седина в бороду — бес тут как тут. Замолаживается дяденька. Отлично! Глаза у Шуры мгновенно просохли. Она снова обняла ученого за талию, и они поковыляли к выходу.

Перед пещерой суетилось такое множество народу, что смешаться с толпой и незаметно проскользнуть мимо охраны оказалось совсем нетрудно. Правда, пришлось идти порознь, а не в обнимку, но Краузе справился. Вновь спотыкаться он начал, только когда они перешли вброд ручей и направились по тропинке в сторону бывшего лагеря экспедиции Краузе. В поспешно брошенных домиках остались аптечки, вещи и еда. А неподалеку от лагеря, на крошечном плато, располагалась давно заброшенная станция сейсмологов. О ней знали только старожилы и ребята из команды Краузе, случайно на нее наткнувшиеся при обследовании окрестностей. Беглецы рассчитывали отсидеться там хотя бы до тех пор, когда станет ясно, что их не ищут…

Оглядываться беглецам было некогда, и они не заметили, как из ближайших зарослей появился человек в маскировочном костюме. Впрочем, двигался он настолько бесшумно и скрытно, что они не заметили бы преследователя в любом случае…

— Бабин, что у тебя? — вышел на связь майор.

— Трудно сказать, — задумчиво ответил ефрейтор. — Светится всё. Вроде бы кто-то там, в зареве, копошится. Светофильтры не помогают, слишком необычный спектр. И ярко. Может, особое излучение?

— Не смотри долго. Я перебираюсь в тень крейсера. Поставлю сканер.

— Охрана выходит… — предупредил Бабин. — Идут, как раз в сторону корабля. Офигевшие они какие-то. Щурятся и башнями крутят. Пожалуй, риска нет. Но я вас прикрою, если что.

— Щукин с ними?

— Его не вижу.

— Ладно, появится, сообщи. И не отвлекайся, меня «европа» прикроет. Наблюдай и записывай.

— Разрешите, я всё-таки туда загляну? Пока охрана в себя не пришла и ничего не видит.

— Нет, нельзя. Еще ослепнешь.

— Тройной фильтр включу, обойдется. Разрешите, господин майор. Иначе без толку тут торчать. Разведка так разведка, чего мелочиться?

— Отставить разговоры. Лежи под камнем и млей спокойно. Рано или поздно, они начнут выволакивать свой секрет, тогда и поймем, что к чему.

— А если прямо там его расфасуют по ящикам?

— Думаешь, это что-то вроде сокровищ?

— Ну раз армию собирают, значит, на какие-то шиши. Почему не на эти?

— Увидим, — майор Трошкин переключил канал. — Костыль, как дела?

— Слежу за подопечными во все глаза. Особенно за девицей…

— Костылев!

— Виноват! Набрали два рюкзака шмоток. Идут в горы по какой-то козьей тропе. Мужик совсем плох. Если далеко собрались, может и не дойти.

— Не засветись. Проводи до точки и незаметно охраняй. Девчонка — наш билет домой. Таково условие Бородача.

— Зачем она ему?

— Откуда я знаю?

— Всё понял.

Майор отключил связь и сменил позицию. Сместившись по фронту метров на двести, он оказался максимально близко к ручью, над которым висел крейсер чинидов. С новой позиции отлично просматривалась местность, а еще можно было навести луч сканера на одно из слабых мест корабля — его главный шлюз. Он был открыт, и это обстоятельство позволяло дистанционно подключиться к корабельным электронным сетям. А уж как использовать такой подарок — не вопрос, Трошкин знал вариантов двести пятьдесят. От простой передачи информации из бортового компа в аналитический отдел земной разведки, до запуска в сеть космолета особого «вируса», который выведет из строя всю электронику в самый неподходящий момент. Например, в разгар сражения.

Трошкин настроил сканер и неторопливо просмотрел поступающую в компьютер космолета информацию. Во-первых, видеорепортаж из пещеры. Ну вот, а Бабин хотел туда залезть с риском для жизни. Спешка, особенно в военном деле, недопустима. Это закон. Во-вторых, из кают-компании шла ответная трансляция. Все заговорщики, как на ладони. Ергелан в первую очередь. А с ним… кого только нет! Пожалуй, только князя Василия и не хватает. Зато Татьяна Ивановна — как живая… Отличные кадры. Ценнее разведданных просто не может быть. Еще бы узнать, что они замышляют, и фамилии разведчиков группы Трошкина впишут в историю ремесла золотыми буквами…

«Размечтался майор…», — усмехнулся про себя Трошкин. Сканер поймал звук и майор прислушался. Беседа в кают-компании шла какая-то вязкая и мрачноватая. Обсуждали увиденное в пещере. Интересно, от чего их так покоробило? Майор вернулся к репортажу извне. Золотистое свечение. Ага, знакомые личности! Сам господин Щукин тут командует. Давно не виделись… А это кто? Что за дьявольщина?! Роботы? Нет, вроде бы люди, только… Покрасили их, что ли? Или это нечто вроде той брони, которая помогла Великому Князю и команде Барышева противостоять метаморфам? Очень похоже, только цвет другой…

Новые солдаты Щукина двигались медленно, будто допотопные автоматы, но команды выполняли четко и слаженно. Похоже, Щукин решил начать с элементарного. Он отдавал приказы повернуться, сесть, встать и тому подобные, а многотысячная толпа золотистых людей их выполняла, издавая при этом усиленные сводами пещеры гулкие звуки. Зрелище впечатляло. Столь массовых строевых занятий не проводилось даже перед кремлевскими парадами по случаю Дня защитника Отечества. Трошкин попытался прикинуть, сколько человек послушны воле Щукина, но бросил эту затею. Много. Гораздо больше, чем хотелось бы. Не Щукину, конечно, а Трошкину. И схватывали они на лету. Еще недавно неподвижные истуканы, буквально за пять минут освоили строевые приемы без оружия и перешли к какой-то восточной гимнастике. Шевелились они с каждой минутой всё быстрее. Щукин показывал движения, причем, не останавливаясь, а люди повторяли. Отчасти это напоминало танец. Вся бесчисленная золотая армия «танцевала» вместе с инструктором, безошибочно копируя все его действия. Такими темпами «золотые» могли освоить все боевые искусства суток за трое. А затем пойти еще дальше. Недели за две, ну, за месяц, из этой толпы вполне реально сформировать боеспособную армию. Разбить их на подразделения, поставить во главе каждого по два-три толковых мастера-инструктора, «закачать» в головы бойцов, впитывающих знания, как губка, нужную информацию, а затем провести занятия на тренажерах и полигонах. Воинам, конечно, будет недоставать боевого опыта, но если обеспечить высокий уровень подготовки, он вполне компенсирует недостаток личных воспоминаний. А если в действительности их мозги не такие уж стерильные, как кажется на первый взгляд, то и компенсировать ничего не придется. Вдруг это на самом деле какая-нибудь древняя армия, законсервированная местным «Сунджей» до лучших времен? Растормозит их Андрей Петрович, новейших военных знаний им подбросит, а они еще и старые вспомнят — кто знает, какими видами забытых боевых искусств эти позолоченные владеют?

Вот ведь незадача. Угораздило же Щукина отыскать эту пещеру. А если она не единственная? Вообще кранты всему…

Трошкин переключил, сканер на внутренний видеоканал космолета. Ергелан и Татьяна беседовали, мило улыбаясь. Лица всех остальных заседателей были кисловатыми. Вполне возможно, колонисты только теперь осознали, во что вляпались, и что отступать поздно.

— Эти… големы очень быстро учатся, — подавленно проговорил Вальтер.

— С чистого листа всегда легче начинать, — заметил мастер Толстов. — Знать бы заранее…

— И что тогда, отказались бы? — понизив голос, спросил бургомистр.

— Чтобы сражаться против этой «золотой орды»? — Толстов помотал гладко выбритой головой. По лысине пробежали золотистые отблески с экрана. — Нет.

— Тогда в чем дело?

— Но меры бы принял. Не дал бы этому Щукину так развернуться. Вот скажите, чему он сейчас их учит?

— Пока только «ставит на ноги», — Вальтер бросил взгляд на изображение. — Наверное, это какая-то китайская гимнастика.

— Вот видите, вы даже толком не знаете, что это за упражнения. А узнай мы всё заранее, можно было бы согласовать программу обучения. Для собственного спокойствия. А то научит их этот Щукин тому, что только ему надо, и попадем мы под раздачу следом за ОВК.

— Мы же союзники, — не слишком уверенно парировал бургомистр.

— Ну да. Как в старые времена Россия с Америкой. Когда находился третий враг — считались друзьями, а не было третьего — иначе, как «империями зла» друг друга и не величали.

— Обучение — полбеды, — вмешался представитель Юнкера. — Вы хотя бы примерно представляете, кто эти люди и откуда они тут взялись? И что это было за состояние, из которого их вывел Щукин?

— Консервация, — хмыкнул Толстов.

— Очень смешно, — фыркнул союзник.

— Энергетический сон, — повторил Вальтер недавний комментарий Щукина. — Теоретически бесконечно долгий и отлично сохраняющий тело человека. Правда, без души.

— О душе Щукин не упоминал, — вставил Толстов.

— Но это же очевидно.

— Только для вас. Я вообще не религиозен. С чистыми мозгами «золотые», это очевидно, а насчет души — увольте.

— Сейчас не время для теологических дискуссий, — снова вмешался представитель Юнкера. — Вы уходите от главной темы: кто эти люди? Очередные метаморфы? Жертвы чьего-то эксперимента по массовому клонированию? Резерв какой-то древней армии?

— Ход ваших мыслей верен, — неожиданно заявил в эфире Щукин.

Колонисты вздрогнули и разом обернулись к экрану.

— Какой из них? — откашлявшись, спросил представитель Юнкера.

— Двух последних, — Андрей Петрович широким жестом обвел пространство перед собой. «Золотые» его взмах не повторили, поскольку теперь у них появился новый инструктор — чинидский стратег Сурхан объяснял принципы деления армии на подразделения. Люди слушали его внимательно и по командам спустившихся вниз темников организованно перестраивались в новые колонны и шеренги.

— Это армия?

— Нет, это резерв. Те, кто спрятал этих людей на Грации, давно исчезли, но оставили генетический резерв. Они надеялись, что когда-нибудь придет время, и их раса возродится. А для возрождения и устойчивого развития вида требуется, чтобы популяция насчитывала не менее двух тысяч особей. Это единый закон для всех белковых существ, на любых планетах. И чем больше особей в наличии, тем лучше. Вот почему здесь так много этих… копий, снятых с древнейших людей.

— Чтобы наверняка, — вставил Толстов. — А почему они раньше не ожили?

— Не было толчка, стимула, — охотно ответил Щукин. — Теперь стимул появился. У нас с вами. И я помог им проснуться.

Он расплылся в довольной улыбке. Колонистам стало не по себе. Копии древнейших предков человека. Это вам не черепки из раскопок городищ и не монетки из курганов. Вальтер переглянулся с Толстовым. Представитель Медеи, в отличие от бургомистра, не боялся показаться надоедливым.

— Но всё-таки, кто были эти исчезнувшие древние и откуда вы узнали о пещере?

— Кто были эти древние, я не в курсе, — Щукин развел руками.

Вальтеру показалось, что Щукин врет, но бургомистр промолчал.

— А о пещере вы, конечно, узнали совершенно случайно?

— А о пещере я узнал из отчетов научных экспедиций университета Грации.

— Не знал, что вы посещаете такие учреждения, — усмехнулся Толстов. — И что еще вам сказали ученые?

— Что эта пещера не единственная, — Щукин перевел взгляд на Ергелана, по-прежнему негромко беседующего с Татьяной. — Пещеры спящих предков расположены еще как минимум на семи планетах. В том числе на Земле и Мосите. Но земной генетический банк нам пока недоступен, а вот пещеры Моситы…

Услышав знакомое название, Ергелан переключил внимание на Щукина и колонистов.

— На Мосите нет гор, — возразил он. — А значит, нет и пещер.

— Верно, только что такое горы, Великий Тиран? — Щукин вежливо наклонил голову. — Это всего лишь будущий песок горячих пустынь. Генетический банк предков на Мосите скрыт под песками пустыни Каралл.

— Значит, наша армия может стать вдвое больше? — заинтересовался Ергелан.

— Да, но сначала этот тайник надо найти, а пустыня Каралл занимает половину главного континента Моситы. На поиски может уйти много времени.

— Пока армия Грации не обучена, время у нас есть, — глаза у Ергелана загорелись. — Ты найдешь второй тайник?

— Я попытаюсь, но не обещаю. А потому советую вам, Великий Тиран, строить планы, исходя из того, что мы уже имеем. Армия Грации плюс флоты Тирании и Колоний — это уже достаточная сила, чтобы справиться с потрепанными войсками ОВК и мизерной армией Технократии.

— Я учту твой совет, — сухо ответил Ергелан. — Пока план остается прежним. Мы лишим Преображенского власти еще до конца вашего универсального года. Но ты, Андрей, должен отправиться на Моситу и найти там второй тайник. Справившись с ОВК имеющимися силами, мы должны будем удержать и развить успех, а на это потребуется вдвое больше солдат.

— Мы сможем взять их из пещер на Земле, — возразил Щукин.

— Возьмем, — согласился Тиран. — И на Земле, и на всех других планетах. Ты нам в этом поможешь. Но сначала на Мосите. Так будет надежнее.

— Хорошо. Я вылечу на Моситу в ближайшее время. Только дам инструкции Сурхану и его офицерам. Если они будут строго следовать моим рекомендациям, армия сможет выступить в поход через стандартный месяц.

— Они всё исполнят, — Ергелан снисходительно улыбнулся. — Я прослежу…

…Трошкин утер испарину. Дело принимало не лучший оборот. Да какой там «не лучший»?! Хуже некуда, какой оборот. Следовало срочно связаться с Великим Князем. Прямо из логова противника это делать слишком рискованно, а значит, надо выбраться с Грации и доставить ценную информацию в штаб лично. Только не как в прошлый раз. Теперь Бородач не в том положении, чтобы хитрить и обманывать, но возвращаться на Европу Трошкин всё равно не хотел. Хватит уже на грабли наступать. Опальный князь обещал снабдить ценной информацией и отпустить. Но ценнее информации, забитой теперь в боевой комп майора, просто не существовало. И доверия всем клятвенным заверениям Бородача тоже больше нет. Знаем. Плавали. Значит, Василия Борисовича следовало «бортануть» и лететь прямо на Землю. Придется, конечно, подраться с европейцами — с группой сопровождения и пилотами рейдера, доставившего разведчиков на Грацию, но это детали.

— Понял, командир, — выслушав соображения Трошкина, сказал Бабин. — Уходим на бреющем. В смысле «бреем» европейцев, захватываем их рейдер и ходу на Землю наконец-то. Только вопрос — с девчонкой что делать?

— Если решили идти ва-банк, нам она не пригодится.

— А если не осилим европейцев?

— Тогда тем более.

— А как же информация? Ее же край как надо Великому Князю доставить. Может, не стоит рисковать?

— Бабин, ты ли это? — удивился Трошкин. — Ты же никогда от драки не отлынивал!

— Я и сейчас не прочь размяться, но… господин майор, ответственность… Вы только подумайте, на холодную, без эмоций, что теперь от нас зависит.

Вообще-то прислушиваться к мнению ефрейтора было необязательно, но Трошкин всегда был мудрым командиром, а Бабин никогда не советовал глупостей.

— Что от нас зависит? — Майор помолчал. — Пожалуй, всё.

— Вот именно, господин майор, — согласился ефрейтор. — Всё. А если вы опасаетесь, что Бородач снова не даст нам связаться со штабом и предупредить Великого Князя, я вам возразить осмелюсь. В глубокой жопе Василий Борисович оказался. Думаю, не до интриг ему. Гордости своей на кукан попался князь, и выхода у него нет. Либо к нам примкнуть, либо в одиночку против Коалиции сражаться. Так я думаю.

В общем-то, Трошкин и сам думал примерно так же. Мысль о захвате рейдера и старте прямиком на Землю была явно поспешной и отчасти панической. Дожил майор… эмоциями управлять разучился. Начал на их основе выводы строить. Да-а… в отпуск пора. Впрочем, если б не Щукин распроклятый, именно в отпуске сейчас и вялился бы…

— Согласен, — уверенно произнес майор. — Как там получится со связью, пока вопрос, тут я твоего оптимизма не разделяю. Но подняться на борт, не вызыная у европейцев преждевременных подозрений, мы можем только с девчонкой. Отходим к точке сбора. Костыль, на связь! Что у тебя?

— Наблюдаю, господин майор. Всё тихо.

— Бери подопечных за седалища и бегом в зону выездки. Уходим.

— Есть! — Костылев хмыкнул. — За такие… формы, отчего не взять?

— Да не увлекайся там, — строго добавил Трошкин. — А то, слышу, слюна закапала? На Земле будешь романы с девками крутить. Тут чиниды кругом рыщут.

— Буду смотреть исключительно по сторонам!

— Так я тебе и поверил. Вылет через час. Опоздавших не ждем…

…Вылет, как и обещал Трошкин, состоялся ровно через час. К назначенному времени успели все. А вот дальше… Фортуна повернулась к разведчикам спиной. И очередной раз.

Майор не припоминал, чтобы ему хоть когда-то в жизни одновременно настолько везло и не везло, да еще трижды в течение одной недели. Едва рейдер вышел на орбиту, его засекли дрейфующие там крейсеры. Европейский пилот оказался мастером своего дела, но уйти из-под массированного огня без повреждений не удалось даже ему. Точное попадание залпового импульса начисто снесло носовой контур активации гипер-драйва. Экипаж и десант уцелели просто чудом. Выстрели вражеский крейсер миллионной долей секунды позже, и корабль разведчиков лишился бы не носа, а рубки и пассажирского отсека. То есть фактически разломился бы пополам. Но всё обошлось, и рейдер даже улизнул от преследования. Только вот беда, без серьезного ремонта в «сухом» доке он не мог самостоятельно прыгнуть в гиперпространство. Когда пилоты оценили повреждения и вынесли вердикт, Трошкин только и, сделал, что грязно выругался.

— …Мать… Сколько можно?! То на планеты пикируем, то в плен попадаем, а теперь еще и это! Далеко до ближайшего стационарного портала?

— Ближайший на орбите Грации. Но там чиниды, — глубокомысленно изрек первый пилот. — А до свободного две недели ходу.

— Просто рок какой-то, — проворчал рядовой Костылев. — Видать, хламида такая — всюду опаздывать.

— Планида, — исправил Бабин.

— Две недели! — Трошкин взялся за голову и взъерошил волосы. — Конец фильма! Пилот, ну а хотя бы связь у нас осталась? Можешь вызвать на подмогу другой рейдер?

— Не получится, — пилот помотал головой. — Его светлость Василий Борисович на этот счет ясные указания дал — полное молчание во всех диапазонах: и радио, и гипер. Чтобы Европу не подставить. Так что не могу.

— А без башки остаться?! — вскипел Костылев, вынимая из правой кобуры лазерник.

На него тотчас уставились зрачки дюжины винтовок европейского десанта. Аргумент весомый настолько, что придержит крышку любого «вскипевшего котелка». Костылев отлично понимал, что огневой и численный перевес на стороне подданных Бородача? Пятнадцать бойцов разведгруппы плюс трое пилотов против троих «преображенцев». Шесть к одному — расклад не в пользу спецназа Каллисто. Хотя, если начистоту… Всё-таки в группе прикрытия обычная десантура, а не спецназ. Но нет. Нельзя. Будь на стороне спецназа хотя бы фактор внезапности. Но его уже не было, один залп — и конец. Ефрейтор Бабин схватил рядового за запястье, и Костылев нехотя спрятал оружие в кобуру.

— Остыньте все! — вставая между европейцами и своими, грозно крикнул Трошкин. — Не до разборок сейчас!

— Ваш боец начал, — спокойно ответил старший европейской группы.

— Вернемся домой, я его накажу, — майор встретился с европейским лейтенантом взглядом. — Конфликт исчерпан до начала огневой фазы. Согласны, лейтенант?

— Согласен, — офицер усмехнулся и дал своим людям команду «Отбой тревоги».

Европейцы расслабились, но оружие далеко не убрали. Это в свою очередь вызвало усмешку у майора. Но почти сразу он снова стал серьезным и вернулся к прерванной беседе с пилотом.

— Слушай, — он взглянул на нашивку с фамилией, — Куценко, что если мы пойдем на такой финт: я дам тебе секретные коды и частоты флота Каллисто…

— Господин майор… — ефрейтор Бабин неодобрительно покашлял.

— А ты введешь их в свой комп, — продолжил Трошкин, не обращая внимания на Бабина. — И на нашей частоте соединишь меня со штабом армии ОВК. Как тебе идея?

— Перенастроить маячки и опознавательные метки на ваши частоты, чтобы выглядеть кораблем с Каллисто? — уточнил пилот.

— Ну да. Ведь ты до сих пор ничем себя не выдал, так? А внешне твой рейдер отличается от наших только эмблемой, но кто ее рассмотрел?

— Никто. Мы вообще перед походом все опознавательные знаки закрасили, — пилот задумался и в поисках поддержки взглянул на лейтенанта-разведчика. Что скажете? Вообще-то обмен неплохой.

— У меня нет инструкций. Я знаю, что мы должны были обеспечить, если потребуется, прикрытие разведке… землян и вернуться. И привезти с собой Александру Ермакову. Ни о раненых ученых, ни насчет сеансов связи с Землей у меня инструкций нет:

— И у меня нет, — пилот развел руками. — Извини, майор…

— Да вы подумайте чугунками своими! Почему князь Василий именно нас послал на Грацию? Да чтобы мы на Землю об увиденном и доложили! Что тут неясного?

— Это догадки, — уперся лейтенант. — Приказа не было.

— Куценко, ну ты-то не пехота, соображать должен!

— А что я? Прав лейтенант. А вдруг у князя свои мысли на этот счет?

— Единственная деревянная деталь в космическом корабле — пилот, — негромко пробурчал Костылев. — Объяснять бесполезно, господин майор. Они же враги. Нелюди… хуже чинидов и этих… метаморфов.

— Сам ты нелюдь, — обиделся пилот. — Всё мы понимаем. Но мы же военные. Будь у нас приказ — говорите хоть со всей Галактикой.

— Слушай, но ведь всё будет выглядеть, как разговор с борта корабля, принадлежащего Каллисто! — снова насел Трошкин.

— Да не в этом дело, как ты не поймешь?! — пилот поморщился. — Нет у нас приказа информацию вашим сливать! Нету! И точка!

— Мальчики, не ссорьтесь, — в отсек протиснулась Шура. — Две недели не срок, майор. Щукин не успеет обучить армию так быстро.

— Я думаю иначе, — Трошкин под ее взглядом немного подтаял и, казалось, успокоился. — Вы многого не слышали, сударыня. «Золотые люди» прогрессируют с фантастической скоростью. За две недели они могут превратиться в грозных бойцов. А как только это произойдет, Коалиция немедленно начнет наступление. И мы снова опоздаем…

— Снова? — удивилась Шура.

— Да, у меня уже была возможность предупредить Великого Князя, но произошло примерно то же, что происходит сейчас: из-за недальновидности князя Василия Борисовича всё едва не пошло прахом.

— Так вы всё же успели?

— Успел, — Трошкин вдруг шагнул вперед, а затем ей за спину.

Случившееся в следующие несколько секунд почти не отложилось в памяти у Шурочки. Она запомнила лишь выкрик «Девчонку не зацепите!», удивленный взгляд медленно оседающего на палубу европейского лейтенанта и дымок, курящийся над маленькой дырочкой в центре его лба. А еще вокруг сверкали сполохи выстрелов. Их голубоватые молнии мелькали настолько близко, что Шуре казалось, будто она объята холодным пламенем. Выстрелы были, конечно, горячими, но ни одна вспышка не задела даже одежду девушки. И еще кричали и падали солдаты. Некоторые из них тоже стреляли, но всё куда-то не туда и попадали только в стены, то есть, в эти… переборки. А вот майор и двое его бойцов стреляли сразу с двух перекрещенных рук, во все стороны и ни разу не попали в стену. Только в европейских солдат.

От страха Шура не могла пошевелиться. Под конец сражения она догадалась зажмуриться, но так стало еще страшнее, и она вновь открыла глаза. В отсеке всё стихло. Больше не шипели, рассекая плоть, лучи, не падали с глухим стуком безжизненные тела и не кричали умирающие. В свете потолочных ламп слоился удушливый дым. Его сизые облака медленно вытягивались в сторону вентиляционных решеток. От сильного запаха паленых волос, пластика, ткани и запекшейся крови Шурочку затошнило. Она почувствовала, что к ее ноге привалилось что-то тяжелое и мягкое. Шура обмерла. Посмотреть вниз просто не хватало смелости. А что, если там по щиколотку крови? И внутренности повсюду, как было у Барта…

— …Костыль, Бабин, рапорт!

— Всё в порядке, господин майор! Целы. Противник уничтожен. Гражданских жертв нет. Один пленный.

— Вот и отлично. Ну что пялишься, Куценко? Не видел никогда огневого боя в ограниченном пространстве? Чему вас там, на Европе, учат? Связь с Землей мне, быстро!

— Да-да… конечно… господин майор…

…Хочешь не хочешь, вниз посмотреть пришлось.

Девушка опустила взгляд. Рвотный позыв подкатил к горлу, но стошнило Шуру не сразу. Наверное, из-за открывшейся перед взором ужасной картины на какое-то время отказали все рефлексы, даже рвотный. Солдаты лежали повсюду. К ее ноге доверчиво прижался щекой один из пилотов. Он будто бы спал, безмятежно и сладко. Вот только вместо левого глаза у него дымился запекшийся кусок чего-то желтовато-красного, а волосы на затылке почернели от крови и копоти… Шуру наконец-то вывернуло наизнанку. Она беспомощно всплеснула руками, пытаясь сохранить равновесие, но не удержалась и рухнула на четвереньки. Левая рука попала в лужу крови, а правая уперлась в обожженное лицо еще одного пилота — импульс прошел вскользь, вспоров кожу. Из запекшейся раны торчала желтоватая скуловая кость. Шура наконец-то обрела способность двигаться и, поднявшись на дрожащие ноги, бросилась прочь из отсека. У двери ее снова прополоскало, и она так и не завопила. Хотя орать хотелось благим матом. Влетев в кубрик, она заперла дверь и забилась в самый дальний угол — в изголовье своей койки. Только тогда от горла откатился ком, и она разрыдалась.

Почему люди такие жестокие? Почему нельзя убеждать друг друга иначе?! Чем они, в таком случае, лучше монстра и садиста Щукина?! Они, такие благородные и романтические… из свиты самого Великого Князя… Что случилось с миром? Почему справедливость утверждается таким неправедным способом? Где лучшие качества человечества: любовь, сострадание, доброта? Может, те «золотые» люди на этот случай и припасены неизвестными провидцами? Чтобы заменить собой нынешних людей, когда они окончательно озвереют. Может, так всем и надо?

Шура рыдала громко и очень горько. От ее всхлипываний даже очнулся Краузе. Он воспринимал окружающую действительность не слишком отчетливо, поскольку автомедик впрыснул ему в кровь целый коктейль из антибиотиков и обезболивающих средств, но Шурочку рассмотреть он сумел.

— Шура, вы плачете? Что случилось?

— Они… всех убили… — плечи Шуры тряслись от безудержных рыданий. — Они не давали… им связаться с Землей… чтобы рассказать о новой армии Щукина…

— Кто не давал? Европейцы?

— Да…

— И земляне их убили?

— Да…

— Всех? — Краузе даже приподнялся на локте. — Втроем?!

— Всех, кроме одного пилота, — Шура подняла на Альфреда красные глаза. — Я на всю жизнь запомню этот запах… Зачем, Альфред?! Зачем так делать? Мы же не звери, мы можем говорить! Неужели нельзя договориться?!

— Понимаешь, деточка… — Краузе пожевал губами и, тяжело вздохнув, снова упал на койку. — Я не знаю. Спроси у майора.

— Я боюсь… — призналась Шурочка. — Я теперь уже не уверена, что Щукин был худшим из зол.

— Зря ты так, — тихо проговорил Краузе. — Щукин тебя пытал… и меня, а майор и его солдаты нас спасли.

— А после убили всех остальных!

— Это был честный бой.

— Ну и что?! Они же стреляли в своих, в людей!

— А Щукин издевался не над людьми? — удивился Альфред.

— Над людьми, но для него мы… не свои, вот в чем разница, — Шура почти перестала всхлипывать, и в ее голосе появились холодные нотки. — Вот почему его жестокость не вызывает у меня такого отвращения, как жестокость этих спецназовцев. Простите, Альфред, я, наверное, несу полную чушь… Я очень устала… Простите…

Она улеглась на живот и уткнулась в подушку. Еще некоторое время она протяжно вздыхала, но это происходило уже во сне.

— Нет, Шура, — запоздало пробормотал Краузе, — это не чушь. Вы правы. Но и майор прав. Земля должна узнать, что готовится на Грации. И это оправдывает любые жертвы, любую жестокость. Потому что это вопрос выживания… нашего озверевшего человечества…

Глава 8

Декабрь 2324 г., ОВК

Космопорт Домодедово-3 в последнее время не испытывал особых трудностей с приемом и отправкой кораблей. Малые грузовые судна и челноки с гигантских сухогрузов садились в основном на космодромах под Тверью, а число пассажирских рейсов после Катастрофы уменьшилось втрое. Когда же начался колониальный бунт, космопорт и вовсе опустел. Десяток курьеров, две-три делегации деловых людей, военные и снабженцы — вот и все пассажиры. Великокняжеской охране даже не пришлось напрягаться. Обеспечить безопасность в огромном, хорошо освещенном и угнетающе пустом помещении было, как ни странно, легче, чем в каком-нибудь уютном особнячке. Для очистки совести, старший офицер службы безопасности всё-таки проверил посты в третий раз и бодро доложил:

— Всё готово, господин лейтенант. Можете выезжать.

— А на маршруте? — спросил Горохов.

— Сопровождение на месте. Спутник задействован. Ваш кортеж пойдет по маршруту номер четыре.

— Годится. Ждите.

Горохов выключил связь и направился в княжеские покои. Ему не очень-то хотелось лететь на этот Ганимед, но кто его спрашивал? Преображенский решил лично проверить ход подготовки к временному переносу столицы ОВК на спутник Юпитера, и что думает по зтому поводу адъютант, его не интересовало. Ну и ладно. И вообще, так даже лучше. Давно пора куда-нибудь смыться. Не князю, адъютанту. Горохову изрядно надоели ежедневные семейные сцены. Катерина чем дальше, тем больше давила на психику. То ей одно не нравится, то другое… То еда пресная, то «давай поженимся». А говоришь — нет, она в рев. Сплошные истерики и капризы. Сил уже нет. На службе набегаешься, как Савраска, домой приползешь, а тут тебе уже готова очередная баталия. С битьем тарелок и руганью. Утомила Катя своими претензиями, хуже не бывает. Никакого отдыха. На таком фоне полет куда подальше — просто краткосрочный отпуск. Лейтенант приободрился. А что Ганимед? Вполне приличное местечко. До родного дома рукой подать. Правда, завернуть на Каллисто вряд ли удастся, но всё равно хорошо. Даже на Юпитер взглянуть, и то, как дома побывал.

В дверь кабинета он постучал уже совсем бодро.

Князь не ответил. Лейтенант заглянул в покои. Преображенский стоял перед объемным экраном секретной связи и внимательно слушал доклад майора Трошкина, бывшего временного коменданта Данаи. Горохов узнал офицера сразу, хотя качеством изображение не отличалось. Судя по характерному контуру вертикальных помех, передача велась при помощи европейской аппаратуры. Опять что-нибудь у противника отбил? Наверное, какой-нибудь бункер на Европе захватил. Вот дает, разведка!

— …А репортаж из пещеры и кадры совещания я отправил видеофайлом, — закончил Трошкин.

— Видел уже, — Преображенский стал мрачнее тучи. — А сам, значит, дрейфуешь?

— Почти. На обычной тяге плетемся. Хорошо, антенны уцелели. Не скучно будет. Ведь придется дней десять ковылять до ближайшего портала.

— Не придется. Жди буксир. К утру будете дома. А кто пассажиры, говоришь?

— Ученый один, археолог. Альфред Краузе… — Горохов насторожился.

— …И девушка из его экспедиции. Повариха. Александра Ермакова. Зачем-то она сильно Бородачу понадобилась. Иначе он на Грацию ни за что бы не сунулся.

Горохов почувствовал, как предательски трепыхнулось сердце, а затем внутри стало томительно жарко. новость оказалась приятной, но вместе с тем невыносимо мучительной. Шура летела на Землю! И наверняка ее пригласят для беседы, как минимум, на Лубянку, и прямо в Кремль. Шанс увидеться с ней кружил голову. В данную секунду Горохов хотел этого больше всего на свете. Но вероятная встреча Шурочки с Катей представлялась чем-то вроде локального катаклизма. Желать этого — чистый мазохизм. Так что только Ганимед, только он, родимый, и желательно навсегда. Нереально, конечно. Пока столица на Земле, увернуться от встречи с Шурой не удастся, но помечтать не вредно. А еще полезнее — не просто помечтать, а выработать план действий. Предупрежден, значит вооружен.

— Думаешь, в ней дело? — усомнился князь. — На другие причины Бородач не намекал?

— Напрямую — нет, но обещал отпустить нас сразу по возвращении. При условии, что с Ермаковой вернемся.

— Постой, — Преображенский взглянул на Горохова. — Это же твоя… пассия, так?

— Э-э… ну-у… да, — адъютант смущенно кивнул. — Дочка начальника охраны Седьмого литейного.

— Вот именно, — Сергей Павлович щелкнул пальцами. — Теперь всё ясно. Это «РУСТ» нам помог. Сначала они оружие в кредит отгрузили, втайне от Коалиции, теперь наводку разведчикам дали и Бородача к правому делу привинтили. Молодец Ермаков, хитрый гусь.

— Видимо, так, — согласился Трошкин. — Правда, князь Василий Борисович не сильно этому варианту обрадовался, насколько я понимаю. Во всяком случае, десантников своих не предупредил, что мы теперь созники.

— Это я вижу, — князь снова нахмурился. — Тут ты перестарался, майор. Нельзя их было просто повязать?

— Восемнадцать к трем, ваша светлость, — Трошкин виновато взглянул на князя и развел руками. — Они бы нас массой задавили.

— Ладно, этот момент пока опустим, — по тону Преображенского стало понятно, что он обязательно вернется к этому вопросу. Во всяком случае, это стало понятно Горохову. Впрочем, Трошкину, судя по выражению его лица, тоже.

— Я решил, что информация слишком важна…

— Всё верно, — князь остановил майора скупым жестом. — Думаю, прокуратура учтет жизненную важность и своевременность твоего рапорта. Конечно, для текущей оперативной обстановки было бы выгоднее, чтобы ты вернулся к Василию и узнал, чего он добивается на самом деле. Но теперь это исключено. Бородач пристрелит тебя и ребят на месте. В общем, действуйте, как я и сказал. Держите прежний курс и ждите помощи. По прибытии поступаете в распоряжение Воротова.

— Есть.

— Да, пассажиров передать с рук на руки лично моему адъютанту. Вот этому, что за плечом у меня стоит. — Князь указал большим пальцем на Горохова. — Никому более. Ясно?

— Так точно!

— До встречи, майор… — князь немного подумал. — Благодарю за службу.

— Служу Отечеству!

Связь прервалась, и Сергей Павлович обернулся к Горохову.

— То, что знают археолог и твоя подруга, на данный момент самая ценная информация во всей Галактике. Отвечаешь за них головой. Организуй охрану по высшему разряду. Можешь даже взять одного из технократских роботов. Понял?

— Да… — Горохов утер испарину. — А как же Ганимед?

— Отставить Ганимед.

— Совсем?

— Панин один слетает. Он ничего не упустит, я уверен.

— На вашем корабле?

— Пусть летит на моем. Для солидности. Всё-таки Генеральный инспектор. Распорядись. И за Трошкиным рейдер отправь. Но прежде всего оповести Генштаб. Экстренное совещание через час.

— Упреждающий удар будем наносить?

— Сначала Воротова дождемся, — Сергей Павлович задумчиво уставился на увядший пейзаж за тонированным окном. — А после и ударим… или, как ты прежде говаривал, — жахнем?

Он строго взглянул на адъютанта и вдруг подмигнул.

— Так точно, — Горохов наконец-то позволил себе мимолетную улыбку. — Это мы умеем. Жахнем — мало не покажется. Главное, неожиданно ударить.

— Главное, чтобы эти «золотые» не оказались метаморфами. Ведь если так, их никакое оружие не возьмет.

— «Золотые»?

— А-а, ты же не в курсе, — Преображенский жестом открыл видеофайл и зафиксировал кадр. — Вот, полюбуйся.

У Горохова отвисла челюсть. На голографической картинке замерли бесконечные ряды позолоченных манекенов, по команде принявших боевую стойку, видимо, из приемов карате-до. Инструктор стоял в кадре спиной к объективу, но узнать его оказалось легко. Горох на досуге поднял архивные файлы и внимательно изучил биографию и снимки А. П. Щукина. Чтобы знать врага, так сказать, и в лицо, и во все остальные ракурсы. Это был он, без сомнений.

— Мать моя, сколько же их?

— Много. И они очень быстро учатся. Так что, давай, пулей за генералами. Дорога каждая минута. К прибытию Воротова полноценный план операции должен быть готов…

— Внимание, охрана, кортеж вышел.

— В какой машине князь?

— Он остался. Вместо него летит Панин. Князь собирает срочное совещание Генштаба.

— Понял…

Старший офицер охраны временно выключил приемопередатчик и незаметно сжал двумя пальцами язычок замка-молнии форменной куртки.

— Он передумал. Отбой.

— Что-то заподозрил? — шепнул спрятанный глубоко в ухе микродинамик.

— Без понятия, — незаметно озираясь, процедил офицер. — Генштаб поднял по тревоге.

— Это плохо, — прошептал абонент. — Он явно что-то пронюхал.

— После попытки взломать сейф он настороже, но я уверен, ничего определенного у него нет. Только общие подозрения. Иначе нас всех уже давно повязали бы.

— О нас речи нет. Он что-то узнал о плацдарме и армии Коалиции.

— Ты гадалка? Если он что-то узнал, будет объявлен сбор. Вот тогда всё и прояснится. Пока гадать бессмысленно.

— Ошибаешься. Даже если мы не правы в своих догадках, лучше сообщить Центру.

— Сообщай… — в поле зрения старшего офицера появился лимузин Панина. — И таймер не забудь отключить. Панин — не фигура. Но если его вместо князя взорвем, шума будет, как в Новый год на Красной площади.

— Выключил уже…

Лимузин подрулил к зданию терминала.

— Молодец. Ладно, мне пора…

Офицер вышел к подъезду и коротко по-военному поклонился.

— Иннокентий Семенович, корабль готов.

— Вам уже сообщили? — Панин удивленно взглянул на старшего офицера.

— Да, конечно. Мы же служба безопасности. Наша святая обязанность — мгновенно узнавать обо всех изменениях планов и принимать соответствующие меры. Прошу вас…

Десяток разнокалиберных солнц над планетой вечного полдня сиял, уничтожая все тени и сомнения. У некоренных жителей Грации бесконечный день вызывал состояние непрерывной эйфории. Даже те, кто понимал, что их воодушевление сродни истерике, поддавались новому состоянию с удовольствием. А плевать, что приподнятое настроение лишь реакция психики на избыток солнечного света и тепла. И даже хорошо, что эмоциональный подъем чреват переоценкой собственных возможностей. Безумство храбрых — ключ к успеху. Да и при чем тут переоценка? Всё обосновано. Армия Коалиции отныне сильнейшая в ОВК и за Рубежом! Отныне и навсегда!

Бургомистр Эйзена Вальтер окинул взглядом бескрайний простор долины Бергман. По рассказам местных жителей совсем недавно тут громоздился высоченный отрог горного хребта Аглая, а теперь раскинулась едва поросшая молодой травой равнина. Объяснения феномену пока не нашлось. Да и не искали его, если честно. Восприняли, как данность, и приспособили к нуждам текущего момента. Армия отрабатывала действия в пешем строю. Двенадцать полноценных дивизий «своих» стояли против шестнадцати дивизий «условного противника». Своих играли «золотые», а противника изображали чиниды и колонисты. Все экипированы по последнему слову военной науки и укомплектованы лучшим оружием и боевой техникой. Но главное — солдаты сильны, хорошо обучены и дисциплинированы. Особенно «золотые». Они выполняли приказы быстро и четко. И ничего не боялись. Практически — роботы. Хотя нет, роботам до них далеко. Ведь странные солдаты всё-таки оставались людьми, то есть мыслили самостоятельно и могли оценивать обстановку не только в строгом соответствии с боевой программой. Они умели думать самостоятельно. Не выбирать оптимальные решения из загруженного в память списка, а принимать их, исходя из оперативной обстановки. Преимущество перед роботами очевидное. Против такой силы у Преображенского даже в союзе с технократами оставалось мало шансов.

— Внушает, — буркнул Толстов.

— А? — Вальтер рассеянно взглянул на стоящего рядом мастера.

— Внушает, говорю, — представитель Медеи кивком указал на заполонившие долину войска. — Идеальные солдаты.

— А… да, грозная сила, — согласился бургомистр. — Если дело дойдет до планетарной фазы, землянам конец.

— А вы сомневаетесь, что мы сумеем высадиться на внутренние планеты?

— Вы же знаете, насколько силен флот ОВК. В распоряжении «Кречета», «Беркута» и «Спейсрейнджеров» две трети произведенного в Галактике ракетно-ядерного оружия. Если мы попытаемся прорваться к Земле или к Марсу, нас расстреляют гиперторпедами, и вся наша армия превратится в радиоактивный прах.

— Все корабли Коалиции оборудованы ловушками.

— Это полумера. В конце концов, землянам необязательно воевать с нами по правилам. Они могут запросто отключить предохранительные порталы ракет и уничтожать наши корабли, не выталкивая их в гиперпространство. В таком случае будет достаточно взорвать термоядерный заряд в двух мегаметрах перед строем, и победа обеспечена.

— У нас тоже есть ядерное оружие, — мастер Толстов спорил, скорее, для поддержания беседы. Хотя, возможно, «синдром вечного полдня» задел и его. Впрочем, вряд ли. Непреклонный скептицизм мастера был известен всей деловой Галактике. Такой характер сложно изменить с помощью «светотерапии».

Со стороны условного «востока» появились штурмовые самолеты. Эскадрильи шли на высоте птичьего полета четкими звеньями. Летающих машин было так много, что они умудрились на миг затмить солнечный свет, отбросив на головы наблюдателей благодатную тень. Вальтер невольно вдохнул поглубже, словно в надежде, что тень успела охладить воздух. Нет, он по-прежнему оставался сухим и горячим. Следом за штурмовиками в небе промелькнули хищные силуэты рейдеров. Их было меньше, чем атмосферных машин, и шли они на значительной высоте. В ярком свете они выглядели тучей черных перчинок, брошенных неведомым поваром-великаном в экзотическое золотисто-голубое блюдо и пока не долетевших до кастрюли. Третьим эшелоном двигались космические корабли, в основном чинидские крейсеры. Их туши, хоть и были стократ массивнее самолетов, терялись в солнечных лучах. Шли корабли на высоте десяти-двенадцати километров. Для наземного наблюдателя рассмотреть что-либо в золотисто-голубой выси было сложно. Там буйствовали потоки солнечных лучей, скрывающие за световой завесой любые объекты.

— А сейчас в атаку пойдут наземные боевые машины, — вместе с порывом горячего ветерка донесся голос Щукина.

Командующий «золотой» армией поднялся на наблюдательную площадку под руку с Татьяной Ивановной. Пребывал он в наиблагодушнейшем настроении. Предложив Татьяне расположиться под специальным навесом, он галантно подвинул ей пластиковое кресло. Вальтер с завистью взглянул на парочку. Завидовал он Щукину, конечно, не потому, что тот, умудрился настолько сблизиться с первейшей красавицей Галактики. Партия с княгиней вряд ли была удачным проектом. В этом плане завидовать нечему. Роман с ней выглядел редкостной удачей лишь для непосвященных, а тот, кто разбирался в реалиях светской жизни ОВК, прекрасно знал, как тяжело быть кавалером Татьяны Гордеевой. Предугадать капризы избалованной княгини невозможно. Сегодня любит, завтра предаст. И материальная выгода от ее благорасположения тоже под вопросом. В делах Татьяна непредсказуема настолько же, насколько богата и красива, какой уж тут бизнес? Зависть бургомистра имела иной мотив. Вальтер никак не мог понять, в чем причина безусловной, бронебойной, сокрушительной удачливости этого внешне заурядного человека. Ведь с самого начала вся его затея казалась чистейшей авантюрой: бессмысленной и бесперспективной. А как всё обернулось. И тебе дружба с Тираном, и личная армия, и княгиня Гордеева под боком. Даже первый неудачный поход на ОВК, в котором Ергелан потерял почти весь ядерный боезапас, не изменил расположения Тирана к этому авантюристу. Такая удачливость имела прямо-таки мистический оттенок. Вальтер скептически относился к слухам об особых нечеловеческих талантах Щукина и о помощи ему свыше, но иного объяснения успехам союзника не находил. А может быть, скепсис бургомистра стал просто защитной реакцией разума. Ведь Вальтер привык к тому, что Всевышний никогда не вмешивается в дела людей. Не помогает и не мешает. Если попросить, Он, конечно, благословит (хотя, может быть, и осудит). Но точно узнать это удастся, лишь покинув наш грешный мир. Когда исправлять содеянное будет поздно. Так что единственно правильная линия жизни — надеяться на себя. Ее и надо держаться. Ведь если поверить в сиюминутное покровительство волшебных сил, можно стать безвольной марионеткой в руках того же Щукина или Ергелана. Какой смысл думать самостоятельно, когда все нити в руках существа, равного Богу, и ты не в силах что-либо изменить?

«Богоподобный» Щукин светился самодовольством. Он что-то нашептывал княгине на ушко и то и дело указывал на долину. Наверное, рисовал перспективы. Да, с такой армией будущее у Щукина вырисовывалось довольно светлое и сытое. Если, конечно, победив ОВК, он не замахнется на Тиранию. Чиниды могут изрядно подпортить ему настроение. Ведь они знают секрет успеха. Щукин сам его выболтал — пещеры, полные «золотых» бойцов, есть и на Мосите. И, возможно, на других планетах Тирании. Так что будущему правителю ОВК следует быть осторожным. Впрочем, зачем заглядывать так далеко в грядущее? Пока никто никого не победил. Даже не приступил к этому.

— Ужасно жарко, — капризно заявила Татьяна. — Я уже насмотрелась. Идем в твой корабль.

— Каюта на крейсере Тирана удобнее, — игриво выгнув бровь, предложил Щукин.

— Чиниды добавляют в увлажнители кондиционеров какие-то травяные вытяжки, мне они не нравятся, — княгиня томно потянулась и прильнула к его плечу. — Идем, или ты намерен ждать захода солнца?

Щукин рассмеялся. Вальтеру шутка показалась неуклюжей. Он даже порадовался, что стоит позади, и от него не требуется выдавливать дежурную улыбку. Бургомистр утер салфеткой испарину и приложился к бутылочке с водой. Дождаться захода… Этот проклятый солнцепек скоро доконает. Додумалась же природа скатать шарик из космической пыли в таком звездном местечке. Закат… мечта идиота. Вон еще одно солнце на небосклон взбирается. Какие уж тут вечерние зорьки. Вальтер замер. Еще одно солнце? Не было его в предыдущие дни на небе. Да и ведет оно себя странно — светит всё ярче, но не потому, что приближается к зениту, а оставаясь на месте.

— Господин Щукин! — взволнованно позвал бургомистр.

— Чего вам? — нехотя откликнулся Щукин.

— Может быть, мне кажется, но… В небе появился какой-то странный объект. Взгляните.

— Объект? — союзник хмыкнул и взглянул туда, куда указывал Вальтер. — А-а, дьявол!

Он вскочил с кресла и выбежал из-под навеса. Несколько долгих секунд он пристально рассматрива внеплановое «солнце», а затем щелкнул по сенсору наручного коммуникатора.

— Сурхан, у тебя есть связь с орбитальной группировкой?

— Да. У них всё в порядке.

— В порядке?

— Да, стратег Щукин. Корабли охранения докладывают об изменениях обстановки каждый универсальный час. Но изменений пока не было. И в сводных эскадрах Колоний всё спокойно. Экипажи занимаются профилактическими работами и отдыхают.

— Отдыхают! — Щукин заскрежетал зубами. — И всё у них в порядке! Всё на месте! В таком случае скажи, Сурхан, что за корыто падает мне прямо на голову?!

— Падает? — в голосе чинидского стратега слышалось неподдельное удивление.

— Именно так! Я отчетливо вижу его даже на фоне солнц. Ты уверен, что это не один из наших крейсеров?

— Все крейсеры сообщают, что в порядке… Но я сейчас уточню!

— И поскорее, — Щукин снова взглянул на небо.

Падающее «солнце» в эту секунду достигло максимального свечения и взорвалось, полыхнув ослепительной белой вспышкой. Щукин прикрыл глаза рукой, но почти сразу вернулся к наблюдению.

— Еще один…. — подсказал нацепивший темные очки мастер Толстов. — Нет, два… И вон там тоже…

Новые «звезды» загорались на небосклоне одна за другой.

— К бою! — завопил Щукин. — Сурхан, нас атакуют! Орбитальной группировке — полундра!

— Да-да, — голос стратега сорвался, но вскоре стал тверже. Сурхан взял себя в руки. — Корабли вступили в бой! Фактор внезапности позволил противнику уничтожить восемнадцать крейсеров флота Великого Тирана и шесть кораблей Коалиции. Мы потеряли четверть флотской группировки!

Щукин взревел:

— Где была ваша долбаная разведка?! Почему никто не доложил, что земляне готовят рейд на Грацию?!

— Я вас предупреждал, — возразил Вальтер. — Моя агентура успешно действует прямо в логове врага. Но вы отмахнулись от моих сведений. Назвали их слишком неопределенными.

— Они и были неопределенными!

— Отзыв армии «Кречет» из карательной экспедиции в Колонии, перевооружение войск и экстренное совещание Генштаба армии Преображенского, — спокойно перечислил Вальтер. — В чем вы увидели неопределенность? Теперь платите по счетам.

— Платить будем вместе, — Щукин сверкнул взглядом. — И можете не сомневаться, в долгу не останемся!

— Смотрите! — воскликнул Толстов. — Они садятся!

Все обернулись к горизонту. Где-то далеко к юго-востоку от долины Бергман снижались сотни десантных и транспортных кораблей противника.

— Слава Богу, — Вальтер перекрестился. — Они могли бы просто сбросить нам на головы десяток ядерных бомб и уйти.

— И тогда бы ОВК рухнуло, как подкошенное, — сказал Толстов. — У Преображенского нет выхода. Альтернатива проста: либо драться в поле, либо бомбить и этим окончательно дискредитировать себя даже перед жителями Марса и солнечных спутников. Он потерял Колонии и не рискнет потерять последних союзников.

— И тут он просчитался, — зло усмехнулся Щукин. — В поле ему не помогут даже роботы технократов. Вы присутствуете при ключевом событии новейшей истории, господа: битве за справедливость!

— Это вы загнули, конечно, — буркнул Толстов. — Но сражение предстоит неслабое. Согласен…

Путь в долину Бергман пролегал по трем ущельям, и земляне вполне предсказуемо воспользовались предоставленными возможностями. Конечно, они понимали, что все три пути будут блокированы, но рискнули. Ставка была сделана на внезапность и натиск. Только вперед и сразу всеми силами, пока противник не до конца разобрался в ситуации. Так задумали генералы из Генштаба и старшие инженеры войска технократов. Они же не знали, что новая армия Коалиции настолько хорошо организована. Не знали, что реагирует и действует она, как единый организм…

…Инженер Гориннус смотрел на бескрайнюю долину с высоты птичьего полета. Его самолет-координатор висел над центральным ущельем. Позиция казалась выгодной и относительно безопасной — автоматические лучевые батареи самолета чутко реагировали на любой вражеский выпад, будь то опасный маневр авиазвена или пуск зенитной ракеты — но Гориннус всё равно немного нервничал. Ведь с борта воздушного координатора ему открылись не только величие и простор долины Бергман, но и пугающий вид на вражеские позиции. Против робогвардии технократов и сухопутной группировки ОВК стояла неисчислимая и хорошо вооруженная армия. Позиции противника оказались тщательно укреплены, грамотно эшелонированы и связаны сетью траншей и тоннелей. Кроме того, тыловые базы вражеских войск были упрятаны среди скал, сверху на которых обосновались ракетно-артиллерийские батареи и тяжелые лучевые орудия, а с воздуха их прикрывали атмосферные штурмовики. Только теперь, после высадки и начала наступления, стало понятно, что сил у врага в действительности на два порядка больше, чем предполагалось вначале. Целые дивизии, будто полчища тараканов, выползали из всех щелей и занимали тщательно подготовленные позиции.

«А ведь с орбиты казалось, что здесь почти никого нет, — с досадой подумал Гориннус. — Обманули, чиниды! Под землей отсиделись, пока мы на посадку заходили. Надо было нам линкоры над долиной прогнать, глубинными сканерами местность обследовать. Но теперь-то поздно…»

Да, теперь что-либо менять стало поздно. Теперь только вперед. Непрерывный огонь, боевой клич и вперед. На ощетинившиеся сотнями тысяч стволов окопы. На плюющиеся смертельными сгустками огня доты. На силовые и традиционные проволочные заграждения. На противотанковые ежи и в контрэскарпы. На заполненные едкими химикатами рвы и в пламя автоматических огнеметов. Под напалмовый дождь и свинцовый град. В ипритовый туман и грудью на ледяной ветер азотных щитов… А если удастся добраться до окопов — врукопашную!..

Гориннус перевел взгляд на стройные порядки наступающих войск. Шагающие роботы в центре, над ними рой новейших роботов-«пчел», а еще выше — тучи авиадестроеров, машин грозных и тоже полностью автоматических. Центр обороны врага будет прорван однозначно, а вот как сложатся дела у флангов — вопрос. Там концентрировались войска ОВК.

На левом фланге кулак получился мощнее, чем на правом. Там основу ударной группы составили танки — если не считать одного существенного недостатка, машины не менее грозные, чем боевые роботы. Недостаток заключался в том, что танками управляли люди. По двое в каждой машине. Но всё равно, левый фланг имел все шансы. Единственным реальным препятствием на пути у тяжелых гусеничных машин оставались контрэскарпы — глубокие и широкие рвы с отвесными стенками. Впрочем, с воздуха танковый кулак прикрывали штурмовики землян и рейдеры марсианских «спейсрейнджеров», для которых засыпать любой ров — дело пяти минут и десятка выстрелов средними ракетами.

Правый фланг получился внешне не впечатляющим, но на то и было рассчитано. Его основу составили стрелки на легких бронемашинах. И по замыслу генералов, это могло ввести противника в заблуждение — глубокое и смертельно опасное. Да, бронемашины пехоты более уязвимы, чем танки и шагающие роботы, зато они вдвое быстрее и имеют магнитную подушку. То есть, никакие рвы и заграждения остановить их не смогут…

Гориннус увеличил изображение. Конечно, ставка на стремительный прорыв по правому флангу была хорошей задумкой. Вот только по ту сторону фронта имелись не менее опытные полководцы. Противник сосредоточил на этом фланге около половины всех «золотых» солдат. Каковы эти странные воины в бою, никто не знал, но даже если не очень, они могут остановить продвижение земной пехоты, просто «задавив массой». Никакая скорость не спасет, когда навстречу рванется огненный шквал, плотностью в тысячу импульсов-выстрелов на квадратный сантиметр. Пусть это будет всего лишь огонь из стрелкового и легкого полевого оружия, бронемашинам и пехоте как раз хватит.

Враг будто заранее прочитал все планы генштаба и военно-технического совета и принял соответствующие меры. С точки зрения инженера Гориннуса, это, конечно, не лишало армию ОВК — Технократии шансов на победу, но сводило все преимущества на нет. Внезапной атаки не получилось — раз, орбитальная группировка увязла в бою с крейсерами чинидов — два, поэтому прикрытие с орбиты отменялось, а долина вдруг оказалась укрепленной не хуже крепости — это три. И перевес в живой силе неожиданно оказался на стороне врага.

Уж не поторопился ли князь Преображенский с решением оставить ядерное оружие на базе? Наверное, поторопился. Хотя, возможно, и нет. Будь в долине только чиниды и эти «золотые», ядерные удары князю могли бы сойти с рук. Но там еще и колонисты… Нет, всё правильно сделал князь. Только победа в поле и только при помощи обычного оружия сможет остудить пыл Тирана и отрезвить Коалицию, не отвратив от Преображенского тех, кто еще верил в ОВК.

Гориннус взглянул на кружащие там и тут гражданские суденышки: миниатюрные и очень проворные, а потому практически неуязвимые челноки с частных колониальных космолетов. Большинство из них украшали наспех намалеванные по бортам и на днище знаки нейтралитета — трехпалая птичья лапа внутри окружности. Но некоторые щеголяли настоящими эмблемами, в основном — цветными аббревиатурами независимых инфоканалов. Как эти журналисты успевали вовремя пронюхать о еще не состоявшемся событии и оперативно примчаться в нужное место, для Гориннуса оставалось загадкой. Жалованье кому-то в генштабе платят, что ли? Или секретные переговоры подслушивают? Гражданские шныряли повсюду без соблюдения военных правил, и не обращая внимания на линию фронта. Это им, конечно, отольется, но не сейчас, позже. Когда начнется зловещая «карусель», они обязательно попадут под раздачу. Если выживет хотя бы десять процентов, будет удивительно. И на что они, интересно, рассчитывают? Что их вежливо отодвинут в сторонку и не тронут? Да первыми и подстрелят, чтобы не мельтешили и не сбивали наводку.

Еще ничего не произошло, а Гориннус вдруг насторожился. Вот оно! Первое, пока слабое и невнятное дыхание надвигающейся катастрофы. Один из репортерских корабликов неожиданно клюнул острым носом и рухнул на позиции врага. Врезавшись в каменистую почву, он почему-то не взорвался, а лишь выбил из грунта высокий фонтан щебня и пыли. По черной сетке окопов прошла живая волна. Различить отдельных людей не представлялось возможным, но вся эта человеческая масса зашевелилась, видимо изготавливаясь к стрельбе. Над невысокими раскаленными скалами в оперативном тылу, «золотых» поднялись и зависли, покачивая короткими крыльями, самолеты. Приказа атаковать они пока не получили, а потому просто висели ровным воздушным строем в окружении подрагивающего марева горячих восходящих потоков. Двенадцать эшелонов хищных стальных птиц, примерно по сотне машин в каждом эшелоне. Это впечатляло. А сколько их еще затаилось в «гнездах» среди горячих скал?

Другой репортерский челнок прошел над местом падения собрата, развернулся и повторил проход. Первый «горячий» репортаж пошел в гиперэфир. Суденышко попыталось пройти над грудой покореженного металла в третий раз, но с земли взвился тонкий шнур инверсионного следа, и в корму челнока впилась малая зенитная ракета. Кораблик исполнил подобие «кобры», вспыхнул и рассыпался на множество горящих фрагментов. Это словно бы стало сигналом к атаке. Войска землян и технократов двинулись вперед…

…Бургомистр Вальтер сидел вовсе не в окопе, но на трехмерном экране всё виделось будто бы вживую и ему стало до чертиков страшно. Отличными стереокамерами и хорошими микрофонами, комплектовались все боевые машины, произведенные в «литейных» цехах Эйзена, а поскольку большая часть техники и вооружения в войсках Коалиции была именно эйзенского производства, то, имея универсальный тестовый ключ, можно было подключиться к любой из камер. То есть как бы побывать на каждом из участков фронта. У бургомистра такой ключ имелся. Он, правда, об этом не распространялся. Ведь кому из покупателей понравится, если продавец оставит себе ключ от приобретенного у него сейфа? Ну вот. С оружием и боевой техникой та же история. Большинство покупателей и не знали, что такие ключи предусмотрены. А Вальтер знал и, запершись в каюте своего корабля, использовал секретные возможности на всю катушку. Обмирая от страха, но не останавливаясь. Он переключался с одной камеры на другую и с ужасом наблюдал, как сближаются два неимоверных монстра.

Один — многоногий и многорукий, вооруженный лазерами, ракетами и стволами. Монстр, лязгающий танковыми гусеницами, глухо побрякивающий сочленениями бронеплит, вращающий башнями и двигающий выносными орудийными подвесками. Чудовищный оживший механизм, блестящий тонированными забралами тысяч боевых шлемов и матово лоснящийся противолучевыми доспехами. Гигантский ощетинившийся оружием динозавр, воющий многотопливными гибридными моторами, гудящий реактивными соплами и тонко посвистывающий электроприводами и антигравами. Дракон, рассекающий крыльями воздушные потоки, сметающий всё впереди себя огненными струями, зловеще шипящий лазерами и ревущий плазмой. Он надвигался неотвратимо и мощно, заслоняя собой и горы, и небо с его неутомимыми солнцами. Летающие части монстра накрыли долину плотным, железным колюче-огненным одеялом. Рейдеры, самолеты, авиадестроеры и новейшая разработка технократов — «пчелы», шли настолько плотным строем, что на долину Бергман спустилась прямо-таки ночная мгла.

Вальтер поймал себя на том, что невольно пригибается, настолько эта картина давила и угнетала. А ведь еще ничто не началось. Что же будет, когда они начнут стрелять и крушить всё что ни попадя?

Бургомистр выбрал камеру на башне одного броневика — модели РW-21 — стоящего в капонире на переднем крае обороны, и направил ее на позиции воинства Коалиции.

Второй монстр выглядел, пожалуй, ничуть не слабее, к тому же у него имелось явное тактическое преимущество — он оборонялся на заранее подготовленных позициях. Его «голова» — воздушный флот Коалиции и летуны чинидов — уже склонилась вперед, навстречу металлической туче атакующих самолетов и «пчел». Еще минута — и монстры треснутся «лбами». Какие при этом посыплются искры, страшно представить. Тело и конечности «золотого» чудовища тоже подались навстречу врагу, но лишь немного, как ветви дерева под порывом ветра: развернулись стволами и направляющими ракетных установок, раструбами огнеметов и излучателями лазеров…

Вальтер мельком взглянул на часы. Главный боевой компьютер-координатор при штабе коалиционной армии рассчитал примерный момент начала основной фазы боестолкновения и отправил результат на все боевые компы. Для чего, бургомистр не знал, но так у военных было принято. Может, для статистики, или для мемуаров…

Циферблат обратного отсчета отбрасывал уже простые числа. Восемь… С неба грянули первые грозовые раскаты, и на нейтральную пока полосу посыпались горящие обломки самолетов. Семь… Взвыли ракетные установки в оперативном тылу коалиционных войск; и тотчас заработали маневренные системы противоракетной обороны землян. Шесть… Обломки сбитых ракет начали падать на головы «золотым» солдатам, но они даже не пригибались. Места погибших тотчас занимали новые бойцы. Пять… Заработали тяжелые лазеры и баллистические орудия прямой наводки. Били они, в основном, по центру и левому флангу наступающей армии. Танки и шагающие роботы ответили шквальным огнем. Четыре… Дым от подбитых танков, клубы поднятой взрывами пыли и непонятно как выжатый из сухого Грацианского воздуха пар, начали заволакивать долину смрадной, мечущейся вихрями пеленой. Три… Визуальное наблюдение стало почти невозможным. Приборы наведения и корректировки огня перешли в режим радаров и сонаров. Теперь доступную и понятную картину боя на экранах дорисовывали компьютеры. Два… «Пчелы» прорвались к генераторам защитной линии и уничтожили их вместе с охраной и зенитными системами. Авангард атакующих войск миновал отключившиеся силовые заграждения. Один… Штурмовики обрушили всю огневую мощь на противотанковые заграждения и рвы, открывая левому флангу свободный проход к позициям второй линии обороны. Шагающие роботы в центре легко преодолели рвы и азотные щиты даже без помощи с воздуха — просто вдруг резко распрямились мощными железными пружинами и перепрыгнули их, в момент приземления попутно смяв часть автоматических орудий второй линии. Ноль! В бой вступили все силы коалиционных войск. На правом фланге заполыхал огненный шторм встречного боя. Правофланговая группировка технократских авиадестроеров перенесла огонь на позиции «золотых», и это обеспечило легким бронемашинам землян запас времени для прорыва. Они стремительно ворвались на позиции «золотых», но тут на выручку щукинским бойцам пришли летуны чинидов. Они отвлекли авиадестроеры на себя, и авангард земного десанта оказался отрезанным от второй волны наступления. Плотный огонь «золотых» в несколько секунд уничтожил прорвавшуюся группу, и чинидские темники подняли равнодушных солдат в контратаку…

…«Золотая орда» шла идеальным строем, и ничто не могло ее остановить. Новые солдаты Коалиции двигались с настойчивостью роботов. Они гибли под ураганным огнем пятящихся десантников тысячами, но место павших сразу же занимали новые бойцы. Не ведающие ни боли, ни страха. Ведь чего бояться человеку, если ему всё равно, погибнет он или нет? А «золотым», похоже, абсолютно плевать на собственную жизнь. Это видно даже сверху, с борта рейдера. Капитан Дроздов — временно командующий сводной атмосферной эскадрильей — отдал короткий приказ и подкрепил его жестом: «вниз!» Рейдеры и штурмовики оперативного резерва хлынули к поверхности планеты стальным водопадом. Разрывы бомб и ракет надолго скрыли поле боя под дымно-огненным одеялом. Эскадрилья ушла на вираж, а когда вернулась, приборы выдали нечто, не поддающееся осмыслению. «Золотые» не повернули, не остались лежать рваными в клочья, а наоборот продвинулись вперед еще на сотню метров, так и не нарушив идеального строя.

— Они шагают по трупам! — выкрикнул в эфире один из ведомых капитана. — Как заведенные!

Дроздов проследил путь окровавленного, но пока всё равно поблескивающего золотом легиона. Арьергард четкого строя терялся под нависающими скалами. Мелькнувшая в мыслях аллегория показалась жутковатой, но верной. «Они идут, будто укладывающий рельсы поезд. Укладывают впереди себя настил из тел и шагают по нему. Первая шеренга служит прикрытием и „рельсами“ для второй, та для третьей и так дальше… Но конца этому… „поезду“ не видно, а значит, рано или поздно они доберутся до позиций нашего десанта и прижмут его к противоположной стенке долины. Или выдавят обратно в правое ущелье…»

— Атака! — вслух произнес Дроздов. — Огонь тяжелыми ракетами! Перепашем поле поперек!

— Они снова сделают настил из самих себя и пройдут по пахоте, — прокомментировал тот же ведомый. — Жуть какая-то…

— Может, это роботы? — предположил кто-то еще. — Вон как металлом отливают…

— А красное — что? Смазка вытекает?..

Эскадрилья зашла на цель, и разговоры стихли.

Дроздов сомневался, что замысел удастся и его рейдеры сумеют отсечь авангард наступающих «золотых» от тела легиона — слишком неподатливой оказалась почва, сплошной камень, но раз «спейсрейнджерам» удалось обрушить стенки рвов, всё могло выгореть и у рейдеров.

Третий заход только усилил сомнения капитана. «Орда» заполнила образовавшиеся ямы и буквально по головам своих же солдат переползла на другую сторону образовавшейся преграды. Ракет в подвесках оставалось ровно на один проход. Дроздов развернул эскадрилью и направил ее туда, откуда выползала блестящая змея многотысячной «золотой» колонны.

Навстречу рейдерам тотчас понеслись сотни мощных лазерных импульсов и засвистели тонкие белые струи плазменных выстрелов. Рейдеры сгорали, взрывались и разваливались на лету один за другим. Дроздов стиснул зубы. Вперед! Прорваться и засыпать чертовы пещеры, из которых ползут эти проклятые «золотые муравьи»! Еще немного, еще…

— Первый, я седьмой! Нас атакуют с тыла!

— Вперед! — прорычал капитан. — Маневрируйте и вперед!

— Капитан, мы… — передача оборвалась.

— Нас только двое, господин капитан! — выкрикнул другой ведомый.

— Прикрывай меня!

Дроздов уже видел десяток широких входов в тоннели, из которых вытекали золотые «ручейки», сливающиеся чуть позже в единый поток. Капитан зафиксировал картинку и разбил цели-тоннели на количество оставшихся ракет. Хватило на каждый второй. «И то хлеб!» Дроздов откинул защитный колпачок и нажал на кнопку…

В ту же секунду атакующая группа колониальных истребителей уничтожила ведомого и дала дружный залп по рейдеру Дроздова. Капитан успел увидеть, как вперед вытянулись дымные следы пущенных им ракет и как над входами в пещеры отчаянно завертелись на турелях противоракетные лучеметы. «Хоть одна, а всё равно долетит… — мелькнула мысль. — Жаль, не увижу…»

Рейдер взорвался, и его обломки разлетелись далеко в стороны. Дым и пламя от них смешались с тысячами других дымов и огненных языков, мечущихся над долиной в безумной пляске смерти…

— В долине мы пока побеждаем, — уверенно заявил стратег Сурхан, указывая на большой экран штабного компьютера. — Ценой огромных потерь, но всё-таки. А вот в космосе… Что вы можете предложить, стратег Щукин?

Щукин поморщился. Этот бравый вояка наотрез отказывался обращаться к новому союзнику «правитель» или хотя бы привычно, по земному: «господин». Ну ничего. Очень скоро строптивый Сурхан забудет о своей спеси. И не только он. Все остальные высокородные чиниды и всякие там колониальные бонзы скоро будут обращаться к «стратегу» Щукину не иначе, как «наш повелитель» или вроде того…

— А чего вы от меня-то ждете… стратег? — Он насмешливо взглянул на Сурхана.

— Вы же можете снова… обесточить энергосистемы кораблей противника, не так ли? — поинтересовался чинид, косясь на голопроекцию космической боевой карты.

— Не всех, — Щукин кивком указал на группу кораблей, успешно атакующих именно чинидский флот. — Вот эти, видимо, переоборудованы с учетом предыдущих ошибок. Во всяком случае они защищены от воздействия моего… секретного оружия. А корабли марсиан и «беркутов» я могу нейтрализовать с воздушной легкостью… Но им противостоят колонисты, и, по-моему, наши дорогие союзники пока справляются.

— Пока, — недовольно скрипнул Сурхан.

— Вы это… — подал голос мастер Толстов, — если можете, то делайте. Колонистам тоже пожить охота. Мы марсианам пока не уступаем потому, что нас больше. А как сравняется счет, ловить станет нечего. «Спейсрейнджеров» даже сами «беркуты» опасаются, а уж они-то брйцы закаленные.

— Ну вот, когда сравняется…

— Щукин, вы что, нас за идиотов держите?! — взорвался Толстов. — Или за быдло какое?! Самый умный и благородный нашелся?! Фокусник… мать твою… А ну, врубай свое секретное оружие, пока я тебя…

— Что вы меня? — Щукин презрительно взглянул на мастера.

Тот обмяк и сокрушенно вздохнул.

— Совесть хотя б имейте. Люди же гибнут…

— Лю-юди… — Щукин скривился, будто его затошнило. — Нашли, за что переживать…

— За кого, — невольно поправила его молчавшая в сторонке Татьяна. — Вы бы действительно, Андрей Петрович… э-э… Ради Коалиции…

— Ради победы, — нехотя поддержал ее Сурхан. — Нейтрализация «спейсрейнджеров» позволит нам сосредоточить все силы на эскадре Преображенского, а затем атаковать «беркутов» и технократов. По частям мы уничтожим врага в считаные минуты.

— Я подумаю, — насмешливо взглянув на союзников, заявил Щукин. — Но сначала… я помогу своим солдатам победить в долине, и не «пока», а окончательно.

Он театрально поклонился Татьяне.

— Видишь, я забочусь о людях. О тех, кто этого достоин…

…Дальномер боевого робота Д1001-324763 дал сбой, но шагающая машина не остановилась. Не поступало команды с центрального пульта. Робот отреагировал на возможную неисправность поверхностным тестом систем наведения и запросом на проверку и обновление программы. Системы оказались исправными, программа тоже не имела изъянов и в обновлении не нуждалась. Выполнению главной задачи ничто не мешало. Робот закрыл тестовый файл, но дальномер снова ошибся. Робот повторил тестирование и включил дополнительное устройство ввода данных — звуковой локатор. Следующая ошибка ввода поступила одновременно от обоих устройств. Робот расценил это уже как подтвержденную тенденцию к нестандартному развитию ситуации. Боевой алгоритм на такие случаи, конечно же, существовал, но использовался только после получения дополнительного приказа от координатора. Пока приказа не пришло, роботу следовало выполнять программу номер один — в случае Д1001-324763 это был захват господствующей высоты в секторе 774/8761 с подавлением огневых точек и уничтожением живой силы противника. До успешного выполнения задачи оставалось сорок расчетных секунд. Робот уже поднимался на максимальную отметку сектора, попутно уничтожая всё, что шевелится или проявляет малейшую электромагнитную активность. Дальномер и сонар снова ошиблись, теперь уже крупно, а затем в блоке ввода данных появилась новая информация, подтвержденная ко всему прочему оптическим анализатором и радаром. Отвесные скалы, возвышающиеся над сектором ответственности робота, двигались навстречу боевой машине единым каменным фронтом. Будь на месте робота человек, он бы первым делом решил, что сходит, с ума от боевого стресса или что противник применил отравляющие вещества типа би-зет. Робот сходить с ума не умел, и надышаться парами нервно-паралитических отравляющих веществ не мог. Всё происходящее на скальном выступе, куда его занесла нелегкая боевого приказа, он воспринимал сугубо прямолинейно. Скала двигалась, угрожая столкнуть робота вниз, на острые: камни с высоты в двадцать один собственный рост механического бойца. Кибермозг просчитал варианты и пришел к выводу, что столкновение неизбежно. Тут же сработала подпрограмма самозащиты, и робот без лишних запросов в штаб открыл по стене шквальный огонь. Каменный поршень покрывался выщербинами и потеками расплавленного гранита, осыпался крупными фрагментами, но не останавливался. Тактически верно было бы отступить и вызвать на сектор огонь тяжелых орудий, но робот не завершил предыдущую программу, и объективно этому ничто не мешало. Ведь «ожившая» каменная стена не атаковала, а лишь сужала проход к вражеским позициям. Робот, продолжая палить в стену, двинулся по краю уступа к цели своего основного задания. Стена резко продвинулась вперед и сузила каменный карниз до ширины в несколько сантиметров. Площадь опоры уменьшилась до критической. Робот секунду балансировал на карнизе, а затем рухнул вниз с семидесятиметровой высоты. Почти туда, откуда начинал свое восхождение…

…На контрольном пульте штабного координатора появился короткий рапорт о повреждениях в ходовой системе робота Д1001-324763. Компьютер проанализировал характер неполадок и присвоил рухнувшей с обрыва машине статус «ограниченно полезной». Стрелять и даже передвигаться она могла, но вести эффективный бой в составе подразделения — нет. Рапорт о причинах возникновения неисправности компьютер отправил в инженерную базу данных…

— Это не совсем то, что произошло с «роем» на полигоне Роммы, но очень похоже, — мрачно проронил Гориннус, пробежав глазами новый рапорт. — Количество сбоев растет в геометрической прогрессии. Машины… такое впечатление, что они… сходят с ума!

— Будьте рациональны, — укоризненно произнес Миллор. — Наверняка причиной всему созданные электромагнитными полями помехи в устройствах ввода данных.

— Помехи? Наши роботы абсолютно устойчивы к любым видам излучений. Им не страшны никакие помехи. Даже точно нацеленные гиперлучи не смогут ввести их компьютеры в заблуждение. Если они видели падающие на них стены, шагающие скалы и плавящиеся камни, значит…

— …Значит, это происходило на самом деле, — вместо инженера твердо закончил полковник Воротов, по гиперсвязи, прямо с борта «Каллисто», подключившийся к переговорам технократов. — Наши танкисты и пилоты видели примерно то же, что и ваши роботы. Только по-своему всё это безобразие интерпретировали. На помощь центральной группировке и левому флангу противника пришел… назовем его… обладателем секретного оружия. Я отдал приказ отступить.

— Отступить?! — изумился Гориннус. — Но почему?! Мы же еще можем всё исправить!

— Взгляните на поле боя, инженер, — мрачно глядя на Гориннуса, сказал Воротов. — Все танковые подразделения потеряли строй и разбились на сотни отрезанных от подкрепления групп. Робогвардия гибнет под каменными завалами. Третью линию обороны врага ей уже не взять, это ясно. На правом фланге вообще рубка идет. Натиск «золотых» войск слишком силен. Они просто теснят наш десант «массой». Если мы не отойдем, противник его добьет и прижмет наши основные силы к южным скалам. Из этого котла выхода не будет. Пока не перекрыт путь к ущельям, нам следует отступить.

— Но ведь можно… атаковать с орбиты! — нашелся Гориннус. — Космическая группировка чинидов почти разгромлена. Если перевести часть флота на низкую орбиту и обработать из штурмовых орудий скалы…

— Вы не слышали меня, инженер? У противника имеется секретное оружие!

— Полковник прав, — устало согласился Миллор. — Мы потеряли половину шагающих роботов и тридцать четыре процента авиадестроеров. Хорошо, что «рой» пока не пострадал от этого секретного оружия. Если мы потеряем еще хотя бы половину «пчел»…

— Если «рой» выйдет из строя, то весь сразу, — вставил Гориннус.

— Тем более, — сказал Воротов. — Уходите, ребята. Эту баталию мы проиграли. Но это еще не значит, что проиграна вся война. Поднимайте уцелевших роботов на борта, отзывайте авиадестроеры и «рой». Сбор на орбите.

Технократы многозначительно переглянулись. На случай неудачи в долине Главный инженер Кноппус дал своим офицерам особые инструкции. Но землянам знать о них пока необязательно…

…Преображенский молча стоял у голографической карты и смотрел куда-то в центр изображения, но не на ближайшее к Грации светило, а будто бы глубже. Все его мысли занимал этот проклятый Щукин и его «высочайшие» покровители. Такого поворота событий, конечно, следовало ожидать, но князь был уверен, что обо всех «поворотах» позаботится Слуга. Перед самым отправлением в поход у них даже состоялся краткий разговор на эту тему. Но в решающий момент Слуга не появился, а в долине и на орбите что-то не заладилось, и Щукин снова обыграл Великого Князя.

«…Ты хочешь, чтобы я потерял последние капли веры и терпения? — мысленно обратился к Слуге Сергей Павлович и горько усмехнулся. — Я близок к этому, как никогда…»

«…Вера для Бога, — вдруг пришел ответ. — А я всего лишь Слуга, помощник. Не всемогущий и не всемилостивый. Мне пришлось идти сюда долгим и трудным путем, чтобы не столкнуться с перворожденными. Но теперь всё позади, я пришел…»

— Ваша светлость, беда! — на мостик торопливо поднялся пунцовый от перенапряжения Горохов. — Эти гады опять какой-то столбняк на наши корабли напустили! «Спейсрейнджеры» зависли, да и «беркуты» клювы повесили! Флот колонистов клином идет, нас отрезает!

— Где технократы?

— А они все на дальней орбите над нулевым меридианом собираются, — он недовольно поморщился. — По-моему, драпать намылились.

— Уже драпают, — появился на мостике Воротов. — Извинились, сослались на потери и — ходу… Предатели!

— Бог им судья, — Преображенский покачал головой. — Нам не в чем их упрекать. Мы отступление протрубили, с нас и спрос. На подмогу марсианам сможем прорваться?

— Вряд ли, — Воротов указал на красные и зеленые пульсирующие точки, рассыпанные в пространстве объемной карты. — Это флот чинидов, а вот здесь колонисты. Зеленые — наши. Чтобы прорваться к ним, придется либо идти вокруг планеты, либо через стратосферу, а это риск. Да и зависнуть можем, как и остальные.

— Об этом не беспокойся, — заверил князь.

— Всё равно ничем не поможем, — Воротов уверенно рубанул рукой воздух. — Мало нас!

— Не бросать же их! — тихо возмутился Горохов.

— Ты что, за суку меня держишь?! — рассердился полковник. — Кто говорит — бросать?!

— Виноват! Но вы же сами…

— Что «я сам»?!

— Смирно! — прикрикнул на них Преображенский. — «Столбняк» мы устраним. И сразу в прыжок! Так и передайте всем кораблям, как только они «оживут». Точки выхода стандартные: «Беркут» — у Ганимеда, марсиане — у Цереры.

— А если чиниды следом прыгнут?

— Мы их задержим. Прыгнем последними, и не внутрь Солнечной, а в пояс Койпера. Если противник успеет воспользоваться нашей проводкой, то его ждет сюрприз.

— Прохладный, но не эскимо, — хмыкнул Горохов. — В ледяном поясе им будет самое место. Только, боюсь, зажмут они нас там. Если всеми силами на одну нашу эскадру навалятся.

— Там разберемся. Ледяной пояс — это уже наша территория. А дома и стены помогают…

«…Это мудрое решение, — пришла мысль от Слуги. — Я сниму силовую блокировку с марсианских кораблей и переброшу ее мощности на флот Ушедшего. Пусть почувствуют на себе, каково это, задыхаться в обесточенной жестянке. Тебе не придется сдерживать их огнем. Но учти, Идущий, у тебя и твоего флота в запасе будет не больше десяти стандартных минут…»

— Мы успеем, — вслух ответил Преображенский. — Десять минут — приличный запас.

— Чтобы отправить домой марсиан и «беркутов», вполне… — машинально согласился Воротов. — А вот группа прикрытия не уложится… Постойте, ваша светлость, какие десять минут?! О чем вы?

— Так и поступим, — Сергей Павлович махнул рукой: «вопросы позже». — Всем кораблям Ударного флота — прыжок в Солнечную! Великокняжеской эскадре — прикрывать отступление главных сил!

— Они же обесточены, — тихо напомнил Воротов, — не слышат нас…

Он взглянул на князя сочувственно, как на человека авторитетного, но случайно ляпнувшего откровенную глупость.

— Приказ приняли, — неожиданно для полковника откликнулся флагман «беркутов».

— О'К! Принято, сэр! — пришло подтверждение от марсиан.

Зеленые точки на объемной карте пришли в движение. Они выстраивались в ровные походные ордеры и, стремительно разгоняясь, исчезали с дальней орбиты Грации.

— Ну и дела, — Воротов удивленно взглянул на князя. — А еще говорят, что чудес не бывает…

— Это те говорят, кто с Земли ни разу не улетал, — пробормотал в ответ Горохов. — А кто хоть годик в космосе проболтался, тот еще и не в такое верит…

— Это было что-то невероятное, — бургомистр Вальтер вошел в штабной бункер, утирая платком лоб.

— Согласен, — мастер Толстов оторвал взгляд от боевого экрана. — Битва была что надо. И на планете, и в космосе. Непонятно только, почему корабли чинидов прекратили преследование земного флота. У Ергелана сдали нервы?

— Им что-то помешало, — предположил Вальтер. — Вы же видели, как внезапно чиниды повернули назад. Они подошли на расстояние удара, им оставалось всего лишь выстрелить. Но тут в события вмешалось нечто… необъяснимое. Я слышал переговоры капитанов кораблей. Электронные системы вдруг зависли, и даже Щукин оказался бессилен. Оживить и заново настроить их удалось только спустя полчаса. Теперь Преображенский, наверное, уже в Солнечной. Готовится к осаде.

— Нет, до Земли князь Сергей не добрался. Это я знаю точно. Две эскадры чинидов и одна наша прыгнули следом за князем. Они даже умудрились отрезать эскадру Преображенского от основных сил землян. Великокняжеский конвой маневрирует где-то в поясе Койпера, не в силах прорваться в Солнечную. Чиниды обложили его так плотно, что для прыжка ему просто негде разогнаться. А натиск флота «Беркут» и сводной эскадры Трентона, спешащих на выручку князю, сдерживают наши войска. Так что Ергелан близок к цели. Ему надо лишь поднажать.

— Без ввода в бой резервов он сможет только блокировать корабли Преображенского. Он не даст им прыгнуть в гиперпространство или уйти из-под удара в обычном режиме, но уничтожить их ему слабо. А резервам взяться пока неоткуда.

— Как ни сложится всё в будущем, а сейчас победа за нами, — не совсем уверенно заявил Толстов. — Можем торжествовать.

— Пиррова победа, — Вальтер покачал головой. — Мы потеряли треть флота и не меньше половины сухопутных сил. «Золотые» солдаты оказались далеки от совершенства.

— А чего вы хотели от наспех обученных марионеток? — Мастер невесело усмехнулся. — Вы думали, что за один месяц они станут Абсолютными Воинами? Иллюзии… Это худшее оружие. Но пока мы в порядке. Так что… идемте, Вальтер, отдыхать. Выпьем чего-нибудь успокоительного в кают-компании и завалимся спать. Пока стратеги приводят в порядок остатки нашего воинства, есть возможность хорошенько выспаться. Или вы намерены спуститься в долину и присоединиться к празднованию победы?

— Нет, праздновать нечего, — бургомистр покосился на экран, где застыла картинка долины Бергман — обугленной, заваленной телами и обломками техники. — Кстати, на флагманах сейчас обстановка соответствующая. Колонисты по недомыслию торжествуют, но Щукин раздражен потерями, а Ергелан недоволен, он снова упустил заветный перстень Сунджи. Так что лучше всего нам остаться в этом бункере. А выпить мы найдем.

Он вынул из внутреннего кармана довольно объемистую фляжку и протянул ее Толстову.

— За то, чтобы последующие победы не выглядели настолько сомнительными, — мастер отсалютовал Вальтеру и надолго приложился к фляжке.

— Всё зависит от результатов экспедиции на Моситу, — принимая сосуд, заметил бургомистр. — Щукин отправил несколько групп на поиски пещер. Если найдется еще хотя бы одна «кладовая», полная «золотых людей», наши шансы вырастут вдвое.

— А если разведчики Преображенского отыщут такой же резервный «склад» на Земле?

— Думаю, найти — мало, — Вальтер покачал головой. — Важен еще момент инициализации, так сказать. Следует знать, каким способом эти люди выводятся из загадочного состояния вечного сна. И тут, скорее всего, не обойтись без особых талантов господина Щукина.

— Да-а, — Толстое снова приложился к фляжке, затем поморщился и утер губы рукавом. Коньяк его определенно «зацепил». — Вляп-пались мы крепко, бур-ргомистр. Теперь без Щукина ни вздохнуть, ни п-пукнуть. Что будем делать?

— А надо что-то делать? — Вальтер допил коньяк и с сожалением потряс опустевшей фляжкой. — Будем… просто ждать, чем всё закончится. Вряд ли это… продлится… дольше месяца. Или Коалиция, или Преображенский за это время найдут способ… угробить противника. На такие штучки и Великий Князь, и Великий Тиран бо-ольшие мастера. Я уже не говорю о Щукине.

— М-м, — Толстов осоловело взглянул на бургомистра. — Согласен… только… Коалиция это мы, Вальтер. Вы… ик… желаете нам поражения?

— Я желаю нам просветления и избавления от груза ошибок, — Вальтер спрятал фляжку. — Придется нам всё же вернуться на флагман. Мой походный бар опустел.

— С-согласен, — Толстов уронил голову на грудь и столь же резко ее поднял — кивнул. — Давайте сегодня наж-жремся, бургомистр. Повод есть…

— Давайте, — Вальтера пока не так сильно развезло, и он помог Толстову подняться. — Сделать это уместно… именно сегодня… Ведь наше «завтра» смутно и неопределенно, как никогда…

Часть вторая

ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ НЕБЫТИЯ

Пролог

Магистр Техноэргуса Доменнус провел рукой над массивным каменным кубом, и маскирующая голограмма растворилась в воздухе. Теперь лежащий на лабораторном столе предмет предстал во всей красе. Взгляды членов технического совета устремились к миниатюрному прибору, результату трудов миллиарда ученых и мастеров.

— О, да, — с изрядной долей иронии произнес Силлус, главный инженер сектора 100110. — Красивая оправа золотая, рубиновый стабилизатор монополярный… Воплощение идеи достойным образчиком… ювелирного искусства выглядит. Но при чем тут энергоэлектроника трансформационная?

— Ответ внутри прибора этого заключен, — невозмутимо парировал Доменнус. — Ожидания наши полностью он оправдал. А что до внешнего вида его… Так легче главную задачу выполнить будет: прибор сохранить.

— Почему бы не использовать оптического преобразования принцип? — вступил в беседу еще один член Совета. — Если действует внутри устройства технология, можно и вовне направить часть ее мощности.

— Так и происходит, — согласился Доменнус. — Напряженность защитного поля вокруг прибора достаточна, чтобы оградить его от воздействий неблагоприятных, любого известного нам вида, кроме… человека.

— Впервые слышу такое определение — «вид», — фыркнул Силлус. — Млекопитающее, технолог природы младший, эволюции инженер, разумное двуногое… а теперь еще и «неблагоприятное воздействие внешнее». Не многовато ли для человека? Особенно — напоследок.

— Вы сосредоточиться мешаете, инженер Силлус, — недовольно проронил старейшина совета, Верховный магистр информатики Кипптер.

— Человек из «черного списка» исключен по причине простой: только он доставить прибор по назначению сможет, — Доменнус холодно взглянул на Силлуса. — А его доставить надо, чего бы это ни стоило.

— Ваша вера безграничная в способности человека исключительные, мягко говоря, иррациональна, — главный инженер выдержал его взгляд. — Я бы предложил в специальный контейнер устройство заключить и поместить контейнер внутрь «эрга». Уж он-то на сто процентов машина надежная. В отличие от двуногого разумного.

— Вот именно — машина, — возразил Доменнус. — Ни одна машина абсолютно надежной быть не может. Потому, что мертва изначально. А человек любит жизнь, и цепляться за нее будет до возможности последней.

— Через три фазы, три с половиной — максимум, возможности такой не останется, — Силлус нервно потер руки. — Катастрофа всё в многомерной гробнице похоронит. Абсолютно всё! И вы ставку на человека делаете?! На уязвимое существо белковое?! Бред! Абсурд!

— А вы автомату неуклюжему доверить миссию хотите?

— «Эрг» — лучший в истории кибер энергетический. Ему сложнейшие задачи до силам. Вы, инженерии магистр, не верите в то, чему всю жизнь свою посвятили? Не доверяете детищам своим, себе самому то есть?

— Да, созданию энергопроцессоров, подобных тому, что «эргом» управляет, всю жизнь я посвятил, — устало согласился Доменнус. — Кульминацией вот этот прибор является.

Он кивнул на каменный стол.

— Так что же, магистр, смущает вас?! — Силлус заметно нервничал. — Ведь в этом устройстве нашего мира надежда заключена! Я не понимаю, как вы можете судьбу человечества одному прибору доверять, но в то же время не верить в другого возможности?!

— Остановитесь! — приказал старейшина Совета. — Не время для дискуссий сейчас. Кто из вас прав, никогда мы не узнаем, а потому, стоит ли копья ломать? Осталось чуть больше цикла, и этого времени лишь, чтобы закончить подготовку, достаточно. Длительные споры — непозволительная роскошь в ситуации нашей. Предлагаю не одного, а двух хранителей реликвии… нашей… надежды… назначить.

— У меня проект модернизации «эргов» принципиальной готов, — торопливо вставил Силлус. — Самые совершенные энергоавтоматы в истории это будут!

— Нет, — отрезал Кипптер. — Первым человек станет. «Эрг» ему помогать будет.

— Возражаю! — Силлус залился багрянцем и упрямо поджал губы.

— Обсуждению не подлежит, — старейшина встал. Вслед за ним поднялся Доменнус и еще семь членов Совета. Силлус остался сидеть, сложа руки на груди.

— Девять против одного, — резюмировал Кипптер. — Решение принято. «Эрга» подготовкой займется…

— Разрешите я всё-таки, — по-прежнему не вставая, буркнул Силлус.

— Вы же против голосовали, — с легкой усмешкой заметил Доменнус.

— Против человека, а не машины, — главный инженер встал. — Но раз такова большинства воля …

— Хорошо, — согласился Кипптер. — А вы, Доменнус, человека ищите. Я от прочих дел освобождаю вас. И помните, до Катастрофы три фазы осталось, но в соединении со свободной гравитацией обманчиво время, а свойства сил большого и малого взаимодействия противоречивы. На самом деле оказаться может, что нет никакой отсрочки у нас. Что всё в любую минуту рухнуть готово. Помните это, Доменнус…

— Да, Верховный магистр, — Доменнус кивнул. — Если не найду человека нужного в первом же исчислении, я смоделировать его попробую…

— Чем, в таком случае, хранитель ваш отличаться от моего «эрга» будет? — усмехнулся Силлус.

Вопрос был провокационным, но тратить время на ответ никто не пожелал. Члены совета ступили на гравитационные потоки-носители — каждый на свой — и разошлись по реальностям секторов. В пространстве здания Технического совета остался лишь Силлус. Парк «эргов» находился здесь же, только тремя уровнями ниже зала для совещаний.

Главный инженер сменил виртуальную оболочку помещения при помощи команды «минус три», и энергетические поля внутренних уровней Дворца преобразовали материальную составляющую реальности в новую, но строго определенную последовательность частиц.

Процесс энергомолекулярного переноса впечатлял даже искушенных инженеров. Даже таких, как Силлус. Было в этом перемещении что-то от древней мечты человечества о магии. Взмах руки, несколько математических «заклинаний», правда, «произнесенных» не седобородым старцем, а машинами, и — пожалуйста — ты на месте, иногда за многие парсеки от исходной точки. Могущество, не снившееся ни одному магу. Наверное, не снившееся даже обитателям высших сфер. Если, конечно, подобные «обитатели» существуют и когда-нибудь видят сны.

Наверное, ни то и ни другое. И не будет такого никогда. Поскольку очень скоро и Техноэргус, и высшие сферы, к нему прилегающие, сгинут в многомерной ловушке, которой плевать на любое могущество. И хорошо. То есть, конечно, плохо, но Галактика будет жить. Будут сверкать все эти миллиарды бриллиантовых звезд, будет ворочаться черным зверем космическая бездна, будут жить далекие неведомые планеты и, кто знает, быть может, на них когда-то возродится человеческая раса…

Силлус раскрыл в уровне Технопарка окно, взглянул на близкие звезды и тяжело вздохнул. Ему на секунду почудилось, что он думает об этом уже многие годы. Нет, не фантазирует на тему вероятного возрождения человечества, а смотрит на звезды и мысленно жонглирует именно этими словами-образами: про бриллиантовые звезды, черного зверя-бездну и планеты — слово в слово, «образ в образ». И ощущение «дежа вю» тоже приходит после этой мысли каждый раз… который уже по счету? Сотый, тысячный?

Силлус закрыл виртуальное окно. Всё это уже не имеет значения. Пройдет три коротких цикла, и мысли не вернутся уже никогда. Так и останутся где-нибудь в астральном воплощении, растворятся в водоворотах вселенских информационных потоков. Хотя нет, информационные потоки ловушка похоронит в первую очередь. Сначала их, потом всё бушующее Энергополе, а затем и Техноэргус. Иначе никак, иначе всё зря…

Глава 1

Январь 2325 г., ОВК

Из пояса Койпера, с расстояния в сорок две астрономических единицы, Солнце выглядит небольшой звездой, почти не выделяющейся на фоне прочих светил. Но наблюдать его всё равно интересно. Во всяком случае, интереснее, чем смотреть по сторонам. Здесь, на «ближней окраине» Солнечной системы, кроме множества гигантских ледяных глыб, больше нет абсолютно ничего примечательного. К тому же, наблюдение Солнца и едва различимых блесток внутренних планет чем-то сходно с созерцанием земного неба. Иллюзия, конечно, но приятно. Вот они, близкие разнокалиберные облака, до которых можно долететь, сев в небольшой самолет, а вон там недостижимое светило… Только «облака» здесь ледяные, солнце крохотное и холодное, а «небо» черное. А еще под ногами не надежная земная твердь, а хрупкая, покрытая теплым пластиком палуба космолета. И под ней ничего. Лишь пустота космоса, на миг прерванная еще одним далеким скоплением кометных тел — облаком Оорта — и снова пустота на многие парсеки. Пустота, конечно, обманчивая, но, по большому счету, на взгляд обычного человека, почти абсолютная.

Как можно было застрять в пустоте? Нонсенс, однако, факт остается фактом. Великокняжеский конвой дрейфовал поблизости от громадного ледяного обломка 2201КХ76 — почти планеты, по меркам обитателей Солнечных спутников, и не мог продвинуться в глубь системы ни на метр. Противник не применял каких-то особых средств и не пользовался «услугами» перворожденных. Он просто блокировал потрепанную эскадру превосходящими силами и пресекал любые попытки кораблей конвоя вырваться из окружения. Если бы не глыба «КейЭкс76», вставшая гигантским щитом перед великокняжеской эскадрой, все корабли Преображенского давно были бы уничтожены. Впрочем, не последнюю роль играло и то обстоятельство, что сил у атакующих тоже было недостаточно. Две группы чинидских крейсеров и сводная эскадра Колоний просто выдохлись. А всё потому, что колонисты занимались исключительно тем, что удерживали второй фронт. Из центра Солнечной на помощь Преображенскому пытались прорваться «спейсрейнджеры». Спасательный отряд возглавлял командор Трентон. Это давало князю Сергею неплохие шансы на прорыв блокады, но пока состояние равновесия сохранялось. Удача всё никак не могла решить, кому из сражающихся отдать предпочтение и улыбнуться во все двадцать восемь зубов.

Последнюю мысль высказал Трентон. Его голографическое изображение постоянно висело над площадкой приемопередатчика. Физическая блокада не мешала отрезанным эскадрам держать устойчивую гиперсвязь.

— Обычно говорят «Во все тридцать два», — заметил Преображенский.

— Так точно, милорд, — командор кивнул. — Но не на Марсе. У марсиан нет рудиментарных зубов. И даже если у кого-то они вырастают, их немедленно удаляют; У нас с ними даже на работу не берут.

— Как и аппендиксы?

— Да. Их тоже удаляют, еще в младенчестве. У нас развит культ здоровья.

— А у нас «лишние» зубы называют «зубами мудрости», — Преображенский усмехнулся. — Хотя в действительности от них одни мучения, а не мудрость. Ну да ладно… Что нового?

— Пока всё по-старому. Идет перегруппировка. «Беркут» занял позиции у Титана, «Кречет» караулит подступы к Тритону. Внутренние планеты под защитой «Флота Космических рейнджеров». Князь Вяземский отвел Ударный флот к Юпитеру. Большинство кораблей встали в доки Каллисто, Ио и Ганимеда. Как только они закончат ремонт и сменят экипажи, Вяземский приведет флот к Марсу. Там корабли пополнят боезапас и встанут в строй. По замыслу генштаба, это даст нам возможность перебросить все силы «спейсрейнджеров» на ваше направление. Таков план.

— Что слышно от технократов?

— Технократы отошли к Ромме. Восстанавливаются. Им тоже досталось. Кроме того, замечена повышенная активность противника на Мосите. Кноппус предполагает, что Ергелан задумал нанести следующий удар по Технократии.

— Вряд ли, но не исключено, — Преображенский прошелся по отсеку, заложив руки за спину. — Мосита… А где сейчас Щукин, разведка не докладывала?

— Был там же, на Мосите, но потом вроде бы куда-то умчался. Возможно, сюда.

— Только его здесь и не хватало, — князь ударил кулаком в ладонь. — Время! Время работает против нас! У врага гораздо больше и сил, и средств. Если в ближайшие дни мы не придумаем что-то действенное, нам не выстоять. Для начала неплохо бы придумать, как снять блокаду. Будь у нас хотя бы еще одна свободная эскадра… Жаль, что технократы ушли. С ними мой отряд был грозной силой.

— У тебя и так четыре новейших крейсера в строю.

— Вы же сами видите, что этого мало, — чуть обиженно ответил Трентон. — Думаете, я не стараюсь, или все боевые навыки растерял?

— Не обижайся, Майк, ничего такого я не думаю. Просто нервничаю. Извини.

Не принять извинения самого Великого Князя Трентон не мог. Он кивнул и бросил на князя колючий взгляд из-под седых бровей.

— Может, пора нам не только тактику поменять, но и стратегию?

— Ты о чем?

— О том, что когда хотят свалить дерево, ему не ветки отсекают, а под корень рубят. Помните, как мы Катастрофу остановили? Может быть, и сейчас так же поступить?

— Дельная мысль, — одобрил Преображенский. — Под корень — это правильно. А еще лучше вместе с корнем выворотить. Но тут «бульдозер» потребуется, а у нас с тобой только «топоры».

— Можно еще «рычаг» применить вместо «бульдозера».

— Что ты имеешь в виду?

— Вообще-то и сам не знаю, просто на ум пришло. В порядке старческого бреда. Так еще мой дед в саду яблони корчевал. Боковые корешки острой лопатой обрубит, потом длинный стальной прут… э-э… лом подсунет и… сгаск! Вывернет эту земляную медузу и меня зовет, червей собирать для рыбалки…

— Трентон, а ведь это действительно отличная мысль, — задумчиво произнес Преображенский. — По-русски это называется «зри в корень». Мы поступим именно так. Пойдем ва-банк, как во время Катастрофы. Понимаешь, о чем я?

— Понимаю, — старый командор поскреб седую щетину на подбородке. — Только возникает вопрос, как вы собираетесь найти этот «банк». В прошлый раз был Рубеж, из которого открывался вход в Черный Канал, так? А теперь вы через какие ворота пойдете? Чтобы «влезть под корень», надо знать, где он зарыт. Снова сквозь Рубеж отправитесь?

— Нет. Я не знаю, где находится первопричина всех наших бед и неудач, но я знаком с тем, кто это знает. Однако это уже другой разговор, командор. Не в эфире.

— Понимаю, ваша светлость. Удачи вам в таком случае. Ну а мы пока «топорами» помашем. Может, и пробьемся к вам.

— Обязательно, Майк. Ведь даже если я и отправлюсь в новый «вояж», здесь мой конвой останется. Делай всё возможное.

— Есть, сир.

Сергей Павлович деактивировал гиперпередатчик и снова прошелся по отсеку. Мудрый Трентон говорил абсолютно правильные вещи. Князю и самому приходили в голову подобные мысли, но раньше он гнался за призрачной надеждой на то, что следующий решительный шаг окажется последним в долгой череде испытаний. Еще одно усилие, казалось ему, и наступит долгожданный покой. Но время шло, каждая проблема тянула за собой шлейф новых трудностей и невзгод, и эта печальная вереница никак не кончалась. Следовало что-то решать. Вечно это продолжаться не могло.

— Всё верно…

Преображенский невольно обернулся к обзорному экрану. Ему показалось, что голос донесся оттуда. На экране поблескивал ледяным серебром округлый бок «КейЭкс76». Князь и не ожидал увидеть там что-то еще, но продолжал смотреть на безмолвную ледяную планету.

— Слуга?

— Это я.

Теперь слова проникли прямо в сознание. Знакомое ощущение.

— Пришла пора действовать?

— Да. Ты готов?

— Не знаю. Возможно.

— Если ты не уверен, можешь позвать нескольких помощников. Мне известна ваша поговорка о преимуществах коллективного разума.

— «Одна голова хорошо, а две лучше»? — Сергей Павлович усмехнулся. — Ты шутишь?

— Да. Хотя это для меня нехарактерно. У меня получается?

— Для начала — вполне. Правда, я не думаю, что сейчас подходящее время для шуток.

— Ты прав, наступило время принятия серьезных решений, но я знаю еще одну вашу поговорку: «С умными лицами делаются только глупости».

— Ты неплохо изучил нашу историю и литературу.

— Мои знания обширны. Ты позовешь «вторую голову» или выслушаешь меня без свидетелей?

— Позову. Даже две. Чутье подсказывает, что так будет лучше. Ведь мне предстоит принять последнее, окончательное решение. Не так ли? В этом случае мне нельзя ошибиться ни в одной детали.

— Да. Зови. Я подожду…

Присутствие Слуги можно было только почувствовать. Никакие «спецэффекты» его появление не сопровождали. Ни свечение, ни какая-нибудь дымка или неопределенные контуры на фоне молочно-белых стен просторной кают-компании Великокняжеского флагмана. Ничего. Только отчетливое ощущение присутствия некой запредельной сущности. Общаться с такими созданиями было непривычно, и оба помощника Великого Князя невольно озирались, разыскивая хоть что-то, за что можно зацепиться взглядом. Воротов шарил взглядом по потолку, а Горохов наоборот выискивал что-то под ногами. Спокойным и сосредоточенным оставался лишь сам Великий Князь. Он-то знал, что смотреть следует не по сторонам, а внутрь себя.

— Чтобы стало легче, придумайте себе образ и мысленно обращайтесь к нему, — негромко посоветовал Преображенский.

— Легко сказать, — буркнул Горохов. — Образ… Какой? Ангела, что ли?

— Это пусть твоя фантазия подскажет.

— А обращаться к нему как? — осторожно спросил Воротов. — «Тот, кто выжил»?

— Такого существа больше нет, — прозвучал в ответ мягкий, негромкий голос.

Прозвучал, конечно, условно. Голос раздавался прямо в головах присутствующих. Слуховой аппарат воспринимал лишь едва различимые технологические шумы корабельных систем и отголоски команд, доносящиеся с мостика.

— Тогда, как? — Полковник перевел взгляд на князя. — И следует ли говорить?

— На всякий случай говорите, — Сергей Павлович кивнул. — Так будет удобнее для всех. А наш гость станет отвечать мысленно.

— Я могу формировать колебания воздуха, — произнес голос вслух. — Но какой в этом смысл?

— Это верно, — сказал Воротов, — только на слух нам легче воспринимать. Непривычны мы к телепатии. Да и сомнения могут возникнуть, что все одно и то же слышат.

— Игорь… — Преображенский укоризненно взглянул на полковника.

— А что, не так? — Воротов пожал плечами. — Дело, конечно, ваше…

— Господин Воротов прав, — согласился голос. — Будем беседовать вслух. Начнем?

— Да, — князь указал товарищам на кресла. — Начни с главного. Почему ты решил открыться не только мне, но и остальным?

— Это не главное, Идущий. Настал момент. Всё в мире увязано в бесконечную последовательность: события, мысли, материальные сущности, время. Когда наступает момент, происходит то, чему пришла пора произойти. Сейчас, на пике противостояния Изначального и Перворожденного миров, мне следует раскрыть карты и превратить вас из слепых проводников воли истинных предков в сознательных борцов за справедливость и выживание Галактики, а вместе с ней и человечества. Но это тактический ход. Главное заключается в другом. Самое главное сейчас — знание об истоках конфликта и его вехах. Как виртуальных, так и материальных. Когда вы поймете, за что и почему сражаетесь, ваш потенциал станет втрое большим. Нет лучшей энергетической подкачки для бойца, чем отчетливое понимание того, что он сражается за правое дело.

— Начало интригует, — произнес Воротов с явным сомнением. — Только нас не требуется агитировать. Вы нам факты изложите, господин… голос предков.

— Эрг. Можете называть меня Эргом.

— Или Джоулем, — хмыкнул Горохов. Преображенский украдкой показал ему кулак.

— Нет, серьезно. Эрг, то есть «работник»? — удивленно переспросил Горохов. — Насколько я знаю, на универсальный язык ваше имя переводится так. Технократы называют «эргами»… роботов.

— А вы считали, что я должен именовать себя Создателем? — В голосе Эрга прозвучали нотки иронии. — Я тот, кем родился, и никогда не стану никем иным. Это моя судьба. Программа. Я создан, чтобы сохранить и когда-нибудь возродить Изначальное поле. На благо людей и Галактики. Только и всего.

— Немало, — заметил Сергей Павлович. — И сейчас для этого созрела ситуация, так?

— Верно. Возможности и вероятности замкнули великий круг, а разрушительное влияние Первополя ослабело. Никто из его хранителей не сможет нам помешать. Пришла пора действовать.

— Я пока ничего не понимаю, но суть не в этом, — вмешался Воротов. — Вы так и не переходите к делу. Это выглядит подозрительно. Почему мы должны вам верить?

Теперь на полковника с осуждением взглянул и Великий Князь, и даже Горохов, но Воротов остался невозмутим. Долгие прелюдии, по его мнению, — первый признак надувательства. Чаще всего они призваны усыпить бдительность, перед тем, как «впарить» клиенту фальшивку или никчемную безделицу. Понятно, что совсем без прелюдий никак, но сократить до минимума этот этап Воротов решил твердо. По пятам шли чиниды и Коалиция. Не до рассусоливаний. Полковник смело взглянул на Преображенского. Тот недовольно поморщился, но промолчал.

— Снова вы правы. Все события последних месяцев имеют ось и вращаются вокруг нее, словно карусель. Эта ось — Первополе с его проблемами. Ему потребовалось расширить влияние — произошла Катастрофа, а его разрушение вызвало начало нынешнего противостояния Земли и зарубежья. Нетрудно предположить, что его неизбежная гибель окончательно изменит человеческие миры. Чтобы изменения не стали гибельными, нам следует построить новую ось.

— А совсем без осей нельзя? — спросил Воротов. — Какой смысл менять одно Первополе на другое? Чем, ваш вариант лучше?

— Тем, что он не имеет дефектов. А «совсем без осей» — можно. Ведь наши поля — Изначальное и Первополе — только галактические «бортовые самописцы». Они не возникли самопроизвольно, а были изобретены учеными для того, чтобы создать колоссальную базу данных. Те, кто придумал эти сверхкомпьютеры, хотели постичь Вселенную, добраться до ее сокровенных знаний и великих тайн. Всё очень просто.

— Действительно несложно, — сказал Горохов. — Но быть может, действительно лучше обойтись без таких невообразимых машин? Ведь получается, что создателей уже нет в живых, а «инженеры-хранители» потеряли квалификацию. Никакой прибор не может работать вечно. Ну или хотя бы без периодической настройки.

— Вы правы. И это доказывает ситуация с Первополем. Оно гибнет, а перворожденные только наблюдают, не в силах что-либо изменить. Однако я говорил о другом поле, Изначальном. Все знания, необходимые для его создания, у меня есть, а наладка-настройка ему не потребуется.

— Вы себе противоречите!

— Нет. Ему не потребуется настройка, поскольку Изначальное поле станет саморегулирующейся системой, не ограниченной никакими жесткими рамками. У него не будет программы, только цель.

— Как это — не будет программы? — искренне удивился Горохов. — Вы бы Гориннусу такое заявили. Вот он бы порадовался. Машина, пусть и энергополевая, не может работать без алгоритма! Цель… Надо же, придумали! Это человек может руководствоваться идеальными понятиями, а машина должна выполнять конкретное задание! Иначе она просто не будет работать! У любого технократа спросите.

— У князя есть то, что заставит Изначальное поле работать без программы, — спокойно ответил Эрг.

Воротов и Горохов взглянули на Преображенского. Тот пожал плечами.

— У меня или во мне?

— У тебя, Идущий. Это перстень Сунджи. Ван Ли не зря доверил его тебе. Более надежного места, чтобы спрятать главный процессор зарождающегося Изначального поля, не найти. Ведь Первополе тебя не видит. Ты для него пустое место, а значит, всё, что у тебя есть, также скрыто от его восприятия.

— Ходячий сейф? — Сергей Павлович усмехнулся. — Ловко придумано. Так значит, этот крошечный перстенек чуть ли не главная деталь пангалактической сверхмашины? Микроскопический рубин, без которого гигантские энергомеханические часы не отобьют ни секунды?

— Метафора близка к истине. Перстень — уникальный, неповторимый шедевр даже по меркам его создателей. А они знали толк в высоких технологиях. Техноргус был величайшей человеческой цивилизацией и, наверное, величайшей цивилизацией всей метагалактики. А быть может, и Вселенной, хотя моих знаний не хватит, чтобы ручаться за такой информационный массив.

— А у тебя нехилые знания? — заинтересовался Горохов.

— Какие?

— Ну полные?

— Наиболее. До момента создания Энергополя я был одним из самых совершенных созданий Техноэруса.

— Постой, так ты был… создан?! Ты робот, что ли?!

— Я Эрг.

— Стоп! Тайм-аут! — вмешался Воротов. — У меня сейчас ум за разум зайдет. Эрг, если ты такой древний и, совершенный, давай-ка излагай всё ясно и по порядку. Пока нам понятно, что перстень Тирана — это не цацка, а самая что ни на есть матрица Изначального поля — такого же «бортового самописца» Галактики, как Первополе, но действующего без всяких там настроек и надзора «операторов» — хранителей. Я верно понимаю?

— Да.

— Ему не требуются хранители, и оно не намерено вмешиваться в ход событий, а потому Изначальное поле выглядит более здоровым проектом, не мешающим естественному развитию Галактики.

— Совершенно верно. Оно сделает для нынешнего человечества то, что Первополе не смогло бы сделать для Техноэргуса. В этом весь смысл завещания ваших далеких предков.

— Очень признательны предкам за такой подарок, но есть один нюанс — твой хваленый Техноэргус создал Первополе, а не Изначальное. Что это за выкрутасы? Твои безошибочные хозяева ошиблись? Но почему, в таком случае, они не заменили испорченную версию новой, исправной и надежной? Логично же. Однако нет, не стали этого делать умнейшие люди Вселенной. Возникает вопрос — почему? И тут же напрашивается ответ — потому, что их полем было именно Первополе. А твое Изначальное — это что-то другое. Например, изобретение не их лабораторий, а их врагов. Вариант?

— Игорь, уймись, — негромко приказал князь Воротову.

— А что, ваша светлость, я не прав? Да, я скептик, но сейчас, по-моему, это очень даже полезно — посомневаться чуток. Я вот, где-то слышал… Да вы мне и рассказывали как-то на досуге, ваша светлость! Что есть между Галактиками черные холодные пустоты, а еще есть участки, где время вспять течет. А вдруг Изначальное поле что-нибудь в этом роде сотворит? Где гарантия, что это будет безвредный «бортовой самописец», а не машина для управления веществом и временем Галактики? И это только наметки моих сомнений. Малая часть, навскидку! Так что пусть он или всё как на духу ныкладывает, или катится ко всем чертям!

— Полковник Воротов! — Сергей Павлович впервые взглянул на Игоря так, как Великий Князь Преображенский умел смотреть на провинившихся подданных. Доныне под такие прицельные взгляды попадал разве что Горохов, да и то лишь однажды.

Воротов выдержал испытание, глаз не отвел, но умолк. Князь так же молча похлопал его по плечу и отвернулся.

— Я знаю, полковник, что рассказывал Высший князю, — спокойно продолжил Эрг. — Он пытался сбить его с толку выдумками о временах великой противофазы и о том, что слуги — это заблудшие пришельцы из темных миров. Я всё знаю. Измерения, в которых существуют энергоинформационные поля, не имеют стен, и утаить в них информацию почти невозможно. Это Высший лгал. Техноэргус, наша родина, стал центром мироздания задолго до появления Первополя, но новее не в противофазе Вселенной. О подобном явлении никому ничего не известно. И не может быть известно. Ведь если сжимающаяся Вселенная когда-то существовала — о ней не осталось никаких воспоминаний или свидетельств. Закончилось всё тем, с чего началась нынешняя, расширяющаяся Вселенная — Большим взрывом. И темные миры не имеют к Техноэргусу или Изначальному полю никакого отношения — это заблуждение.

— Высший приводил в качестве одного из аргументов тот факт, что у нас имеется оружие против метаморфов…

— Да, Ван Ли сумел построить аннигиляционную пушку. Ничего сверхъестественного в этом изобретении нет. За ним стоит обычная технологическая продвинутость тех, кто жил в Галактике до людей. Они оставили после себя наследство. А я его сохранил. Повторю, до появления энергополей я был самым знающим созданием Техноэргуса. Поэтому мне была доверена роль хранителя матрицы Изначального поля.

— А Ван Ли? — вмешался Преображенский. — Кем был он?

— Энергоробот в значительной степени виртуален, а потому был еще Ван Ли — тоже хранитель матрицы, но материальный… Я вижу, что господин полковник снова готов нас прервать, а потому перейду к сути.

— Уж пожалуйста, — процедил Воротов.

— Когда эрги, в том числе я, активировали первое Энергополе, чтобы ученые «пралюди» смогли составить подробный информационный слепок Галактики — исключительно для научных целей — поле начало расширяться с высокой скоростью и быстро вышло из-под контроля. В Галактике начались катастрофические изменения. Собирая и фиксируя информацию, поле меняло баланс материи в сторону античастиц — особые свойства Энергополя это позволяли. Мы попытались его свернуть, но оказалось, что сделать это без уничтожения части материальных объектов невозможно, и ученые приказали эргам оставить эту затею. Ученые Техноэргуса без труда рассчитали, что такими темпами Энергополе скоро полностью «конвертирует» вещество Млечного Пути, превратив его в ослепительную вспышку. А затем выйдет за пределы образовавшейся «световой Галактики» и по узеньким, почти невидимым тропкам межгалактического вещества распространится в соседние туманности.

— Перспективка не дай Бог, — проронил Горохов.

— Да. Поэтому нам пришлось пойти на жертвы. Гехноэргус — колыбель человечества и прогресса был отдан на заклание. Несколько сот специальных капсул с генетическим материалом были разосланы в разные точки Галактики, а исправленную и усовершенствованную матрицу-процессор Изначального поля заложили в память носителя-перстня и отправили в одной из капсул под присмотром Эрга. Затем ученые включили особую многомерную ловушку, при помощи которой свернули и уничтожили дефектное Энергополе. Вместе с частью материи вокруг, в том числе и Техноэргусом.

— Жуть какая, — вздохнул лейтенант. — Такая великая цивилизация, и накрылась тазиком. Жалко. Грустный конец, преждевременный.

— А главное — бесславный, словно у вещего Олега, — заметил Воротов. — «Примешь ты смерть от коня своего….» Но почему же в таком случае на этом ничего не закончилось?

— На некоторое время в Галактике воцарился мертвый покой, но потом начали развиваться две линии событий: некоторые автоматические капсулы нашли пригодные для жизни планеты, спустились на них и открыли генетические банки. Неоткрытые резервы — как было предписано программой — сопровождающие мини-эрги упрятали в подходящие места на вечное хранение.

— И эти «резервные люди» со временем слегка «заржавели» и начали сиять, как золотые монеты, — встрял Горохов. — А потом их раскопал Щукин…

— Это так, — согласился Эрг. — Только он раскопал копии из генетических банков. На самом деле их больше ста, и все они одинаковы на всех пригодных для жизни планетах Галактики.

— К вопросам идентичности людей и понятного праязыка, — заметил Сергей, обращаясь к Воротову.

— Так и есть, — подтвердил Эрг. — Это язык Техноэргуса. Если вы проанализируете…

— Не отвлекайтесь, — потребовал Воротов.

— Хорошо. В одной из капсул очнулся Ван Ли: с отрывочными воспоминаниями о Техноэргусе, с перстнем на пальце и поддержкой Эрга за плечами. Он стал Сунджей и он знал, что ему завещано Техноэргусом, но не мог этим завещанием воспользоваться. Понятий о технологиях у вновь созданной цивилизации пока не было. Генетическим двойникам пришлось заново проходить все ступени развития цивилизации, а Сундже — ждать часа, когда развитие новых людей поднимется на уровень, достаточный для принятия заветов Техноэргуса. И у него неплохо получалось, пока хранители не устроили рождение Высшего. Первополе, отчасти помня об истинных своих создателях, пыталось беречь людей, но для вызревания метаморфов требовались те же плотные планеты с атмосферой, водой и горячим ядром, что и для белковой жизни. Пришлось выбирать, либо рождение нового хранителя и сопутствующая ему Катастрофа, либо хаос… Во время катаклизма хранители схватили меня и превратили в своего Слугу. Ван Ли успел бежать на одну из планет будущей Тирании. Там он разыскал капсулу генетического банка и начал новое возрождение, теперь уже народа Сунджи…

— Стоп, машина! — вновь возмутился полковник. — Я что-то пропустил? Так вроде бы не отвлекался. Какие хранители, какое Первополе? Откуда они взялись?! Помнится, до падения Техноэргуса было какое-то поле, но называлось оно иначе и в капкане невообразимом сгинуло. Не так ли? А тут вдруг — на тебе! Что за нестыковка?

— Всё верно, полковник. Я пока обрисовал лишь одну сторону медали. Вторая линия событий — аномальная — развивалась вне привычного вам пространства и времени. Дефектное Энергополе успело подстраховаться и создало свою резервную копию и копии эргов для обслуживания. Но программа была с изъяном, и вышло, что эрги превратились в его части. Расширение ноля теперь увязано с их «размножением». А способность конвертировать материю сошла почти на ноль — частицы в античастицы новое поле переводило по минимуму, а процесс аннигиляции непонятным образом стабилизировался. Получилось, что Первополе — искаженная резервная копия дефектного Энергополя. То есть, больное дважды. Но в этом есть свой плюс. Первополе до сих пор осваивает Галактику, а Энергополе за долгое время добралось бы до самых далеких квазаров. И всё равно это «тяжело больной» автономный научный прибор, неверно настроенный и не знающей конечной цели эксперимента, а все его «хранители» только разумные сопроцессоры главного дефектного процессора — у них такая же серьезно испорченная программа. Вот почему в мир Первополя проникло оружие «пралюдей» и почему появился нерожденный — Первополе не может контролировать всё на свете, вернее — в Галактике, этому мешает сбой программы. Без исправления дефекта хранители и само Первополе ничего не добьются и в конце концов погибнут. И ничто их не спасет. Заложенный в программу «ген старения», или говоря земным языком — вирус, пожирающий Первополе изнутри, работает медленно, но верно. Когда Первополе «состарится», то есть превратится в хаотическое нагромождение информации, оно вспыхнет вместе с хранителями. Но главное доказательство нестабильности и дефектности мира Первополя — разрушения, которые сопутствовали рождению каждого из хранителей и особенно Последнего, а также аномальные явления.

— Как на Грации? — вставил Горохов.

— Да, на Грации и в других местах. Это не последствия зарождения «антиполя», которое, как утверждает Высший, взращивается беглым Слугой, это сбои в дефектном Первополе. И моя версия Изначального поля сейчас нужна только для одного — взять на себя управление «дремлющей» со времен последней активации многомерной ловушкой. Она стабилизирует Первополе и свернет его, чтобы уберечь Галактику от опасности пострадать или даже погибнуть в информационном хаосе. А в дальнейшем, если нормальное Изначальное поле будет развернуто, то людям удастся выжить, и когда уничтожение Первополя закончится, получить возможности Техноэргуса. Они позволят людям познать законы Вселенной на примере своей Галактики.

— Заманчиво, — воспользовался паузой сам Преображенский.

— Да, — согласился Воротов. — Только где гарантия, что Изначальное поле совершенно? Так ведь можно снова наступить на те же грабли.

— Ты видишь иной выход? — Князь нахмурился. — Все наши поползновения не приносят ни малейшего результата. Ты же сам всё прекрасно понимаешь. Мы сражаемся друг с другом, с метаморфами и хранителями уже больше года и что в результате? Руины и смерть. Продолжать такую борьбу бессмысленно. Если мы не найдем радикальный способ, то погибнем. Или будем вынуждены покинуть земной рукав Галактики, став вечными скитальцами.

— Да я не против. Только мне непонятно, почему Первополе обязано свернуться? И что будет дальше?

— Такова защитная программа Техноэргуса, — ответил Эрг. — Правильно активированное Изначальное поле получит доступ к управлению многомерной ловушкой — той самой, что когда-то давно уничтожила сам Техноэргус и Энергополе.

— А почему Первополе не получило такого доступа?

— Оно и не пыталось. Первополе осознавало свою ущербность и боялось, что ловушка автоматически выполнит защитную программу и уничтожит его.

— А мы, значит, этого не боимся?

— Нет. У нас имеется ключ от капкана — Перстень Сунджи. Тот, у кого этот процессор, воспринимается ловушкой, как наследник Техноэргуса, то есть, как хозяин.

— А если Первополе его заполучит? — не унимался Воротов. — Капкан какую программу выполнит — «Уничтожить выродка» или «Взять под козырек перед новым хозяином»?

— Перстень никогда не попадет в Первополе. Оно не видит матрицы. К тому же это может вызвать дополнительный программный конфликт внутри Первополя. В целом ваши опасения беспочвенны, полковник. Первополе будет уничтожено многомерной ловушкой по приказу Изначального поля. Альтернативы нет.

— А сама ловушка и Изначальное поле останутся?

— Да.

— Не очень заманчивый вариант, — Воротов в сомнении потер переносицу. — Вот если б они тоже сгинули куда-нибудь…

— Такова цена спасения, — твердо ответил Слуга-Эрг. — Вы не пожалеете, что сделали ставку на Изначальное поле. Оно будет верно служить человечеству и откроет вам множество тайн вселенной. А многомерная ловушка будет страховкой от повторения подобной ситуации.

В рубке повисла долгая тягостная пауза.

— После всех испытаний нам трудно верить на слово даже тебе, — наконец, медленно произнес Преображенский, — но мы поверим…

Он взглянул на товарищей. Воротов определенно настроился против такого решения, но промолчал, а Горохов всем своим видом показывал, что распоряжаться судьбой Галактики ему не по чину и он поддержит любое решение князя. Вот тебе и «…три головы лучше». Получилось, что окончательное решение всё равно выпало принимать одному Преображенскому.

— Так тому и быть, — Сергей Павлович встал. — Эрг, рассказывай, с чего нам начать… контратаку.

— Андрей, ну что мы делаем в этой пустыне? Здесь так скучно…

— Потерпи, дорогая, — Щукин, прищурясь, взглянул в красно-желтую песчаную перспективу. — Скоро мы улетим, куда пожелаешь. Вот только найду нашему любимому Ергелану новую забаву…

— Ты на самом деле намерен подарить ему целую армию «золотых» солдат?

— Намерен, — Щукин поманил помощника. — Невхор, отправь летуна со сканирующей установкой вон к тому бархану. Пусть заглянет на глубину… сто метров.

— Будет исполнено, господин.

— Это сущее расточительство, — Татьяна недовольно фыркнула. — К тому же он станет сильнее тебя. После битвы в долине у тебя осталось меньше половины солдат.

— Всему свое время, дорогая. Пусть Ергелан почувствует себя действительно великим. Если я буду требовать от него выполнения своих условий и ничего не дам взамен, он разочаруется и расторгнет наш союз. А вот если он почует куш…

— Но, получив новую сильную армию, он заставит тебя плясать под его дудку! — Княгиня поманила официанта с золотым подносом, на котором стояли варварские серебряные кубки, наполненные земным лимонадом.

— Плясать? — Щукин удивленно поднял бровь. — А-а, понял… Нет, не заставит. Ведь у меня в запасе останется еще сотня таких армий.

— Сотня?! — Татьяна поперхнулась напитком. — Ты не шутишь?!

— Это по самым скромным подсчетам. И, заметь, где они спрятаны, знаю только я. Так что одна-две армии в подарок Великому Тирану — ерунда. Такие жесты меня не разорят. Ни материально, ни политически.

— Это хорошо —.Татьяна взволнованно подалась вперед, наполовину показываясь из тени. Откровение Щукина оказалось настолько потрясающим, что она даже забыла о знойном солнце пустыни Каралл. — А сколько армий спрятано здесь, на Мосите?

— Одна. Как и на других планетах. И поскольку откопать здешнюю пещеру еще сложнее, чем было вскрыть хранилище на Грации, я предоставлю ее в полное распоряжение Тирана. Пусть роет. А я тем временем найду и вскрою более доступные пещеры, где-нибудь на Медее или Натали.

— Втайне от Ергелана? — Татьяна понизила голос до шепота.

— Зачем же втайне? — Щукин рассмеялся. — Пока не уничтожен общий враг, никаких тайн от союзников быть не может. А дальше… посмотрим.

— Зачем тебе союзники? — Княгиня прильнула к его плечу. — Ты такой… всемогущий. Ты сверхчеловек и не нуждаешься в помощи.

— Мне приятно слышать эти слова, — Щукин улыбнулся. — Но я не сверхчеловек. Я стою на три ступени выше. Но не будем углубляться в детали. Союзники нужны даже высшим существам.

— Раз ты так считаешь… — Татьяна томно заглянула ему в глаза. — А ты можешь сделать меня подобной себе, хотя бы немного?

— Ты надеешься получить от меня вечную молодость или бессмертие? — Щукин рассмеялся. — Или бесконечность сладостных дней?

— Всё вместе, — Татьяна жестом приказала слуге удалиться. — Ты пожалеешь для меня такую малость?

Она медленно расстегнула блузку.

— Я подумаю, — Щукин явно не возражал.

Этим они занимались всё свободное время, но ни Щукину, ни княгине подобное занятие не надоело. «Местечковый полубог» вошел во вкус и проявлял чудеса мужской выносливости, не в пример Василию, а Татьяне всегда не хватало именно такого режима интимной жизни.

— Простите, мой господин… — у входа в шатер притормозил Невхор. — Я понимаю, что не вовремя, но дело не терпит…

— С чего это ты решил, что не вовремя? — Щукин отодвинулся от Татьяны, застегнул молнию и одернул рубашку. — Говори.

— Две прекрасные новости, мой господин. Мы нашли укрытие! Оно там, где вы и указали!

— А кто сомневался? — самодовольно проронил хранитель.

Невхор закивал и расплылся в подобострастной улыбке,

— Великий Тиран Ергелан, да продлятся его дни, будет очень доволен! Он осыплет вас золотом и почестями…

— Короче, — Щукин скривился. — Что за вторая новость?

— А вторая новость пришла из Солнечной системы, мой господин. Флот Коалиции полностью блокировал все важнейшие базы и планеты… кроме Земли и Марса.

— Это мне известно. Преображенского уничтожили?

— Пока нет, но…

— Ничего доверить нельзя! — Щукин разозлился. — Мне что же, повсюду собственной персоной успевать?! Я, конечно, бог, но не в трех лицах, как некоторые!

— Прошу вас, мой господин, не гневайтесь, дослушайте своего покорного слугу, — Невхор согнулся, будто его прижало бетонной плитой, почти до земли.

— Ну давай — Щукин уставился на него немигающим взглядом, — заканчивай.

— Эскадре командора Трентона поступил приказ отойти! Наши союзники перехватили передачу с Марса! Помощи конвою Преображенского не будет! Теперь он в наших руках!

— Странно, — Щукин мгновенно успокоился. — Нет это, конечно, хорошо, но что бы это могло означать?

Он невольно перевел взгляд на Татьяну.

— Это значит, что Триумвират Марса начал свою игру, — княгиня пожала плечиками. — Вполне в их стиле. Теперь против Коалиции и Великой Тирании стоят лишь Земля, малые планеты Солнечной и Ромма. Да и то не единым фронтом, а поодиночке.

— Раскол? — Щукин осклабился. — Отлично. Пусть грызут друг друга. Нам меньше работы.

— Думаю, это лишь начало, — Татьяна достала складное зеркальце и принялась между делом поправлять прическу. — За Марсом обязательно последуют Ганимед, Титан и Тритон, они всегда ориентировались на Триумвират. Вам останется припугнуть Европу и захватить Каллисто, но это уже не существенно. Так что, ждите парламентеров, Андрей Петрович. Очень скоро ОВК окончательно развалится. Вам даже не потребуется пробуждать от вечного сна и обучать новых солдат… Преображенскому крышка.

Она со щелчком захлопнула зеркальце и очаровательно улыбнулась.

— Твои умозаключения, конечно, обнадеживают, но я предпочитаю максимальную ясность, — Щукин указал Невхору на выход. — Прикажи готовить мою эскадру. Я лично уничтожу Преображенского.

— Стоит ли так рисковать? — настороженно спросила Татьяна.

Было видно, что ей не очень-то хочется улетать с жаркой Моситы.

— Я чувствую, что предательство марсиан не решит проблемы. — Щукин напыжился. — Без меня чиниды с князем всё равно не справятся. Таковы правила игры в высших сферах. Мессия может погибнуть только от руки бога. Ты можешь подождать меня здесь.

Татьяна несколько секунд поколебалась, но в результате отрицательно покачала головой. Она решила больше не терять нить основных событий. Будущей правительнице Земли и Колоний следовало быть в курсе всего. К тому же, как только исчезнет Преображенский, откроется прямой путь на Землю, и Щукин наверняка полетит туда. Татьяна представила себе сладкий миг триумфального возвращения домой. Ради этого стоило рискнуть и отправиться вместе с приятелем в жутковатый ледяной пояс Солнечной.

— Я с тобой, любимый.

— Как пожелаешь, дорогая…

Глава 2

Январь 2325 г., ОВК — Многомерность

— Нам всем сейчас нелегко, девочка моя, — княжна Оксана прижала Катю к себе и погладила по голове. — Но всё образуется. Скоро Великий Князь вернется, и жизнь войдет в колею.

— А если Саша передумает? — Катя всхлипнула. — Когда они улетали, он даже проститься не забежал.

— Это война, у нее свои правила, — Оксана вздохнула.

— А если они не вернутся? Ходят слухи, что у них всё сорвалось и теперь флот в страшной опасности.

— Глупости! — Оксана отстранила фрейлину и строго на нее взглянула. — Не смей так говорить! Даже думать так не смей! Они вернутся. И Саша твой образумится. Сама посуди, разве эта провинциальная девочка тебе соперница? Ну ступай, отдохни. И прекращай реветь. Нельзя тебе волноваться. А то ребенок будет капризничать. Иди к себе.

Катя утерла слезы и покорно побрела в свою комнату. Княжна ее не успокоила. Одна мысль, что соперница находится где-то здесь во дворце, и может в любую минуту встретиться на пути, вызывала у Катерины приступ нервной дрожи. Нельзя было поселить ее в гостинице? Ну поговорили с князем, рассказала она о своих приключениях во вражеском плену, зачем задерживать ее в гостеприимных кремлевских покоях? Вон, профессора этого… Краузе никто на побывку не оставил. Поговорили и на лечение в Центральную больницу отправили. А эту ехидну в западном крыле поселили, в гостевых апартаментах, как княгиню какую-нибудь. Подумаешь, папа у нее большой начальник. Можно было и в «России» поселить, в люксе. Наверняка это Горохова идея. Кобель несчастный!

Приступ ревности оказался таким сильным, что у Кати заболел живот. Она в сотый раз прокрутила в мыслях всё, что скажет этой Шурочке при встрече. Ничего приятного соперница не услышит, это точно. Всё узнает и о себе, и о своих предках до седьмого колена…

Катя свернула в северный коридор и едва не остановилась от неожиданности. Под коленями ослабело, и ей с большим трудом удалось удержаться на ногах. Шура шла навстречу с таким видом, будто давно уже стала полноправной обитательницей Кремля. Во рту у Кати пересохло.

— Привет, — поравнявшись с соперницей, бросила Шура. — Ты — Катя?

— И что? — с вызовом спросила Катерина.

— Ничего, — Шурочка улыбнулась. — Просто я давно хотела познакомиться, но ты, похоже, меня избегаешь.

— А зачем нам знакомиться? Что обсуждать?

— Ты сердишься из-за Саши? Но между нами ничего нет.

— Так уж и ничего! — Катя почувствовала, что оторопь проходит, уступая место праведному гневу. — Задурила парню голову, а теперь ничего нет?! Скажешь, не к тебе он вечерами бегал, пока в поход не ушел?! Две недели, как на службу! Думаешь, я ничего не знаю?!

— Да не бегал он ко мне, — Шура искренне удивилась. — Ну встречались случайно в коридоре, парой фраз перекидывались. А потом он убегал по делам. Они все тут не спали даже, к походу готовились, какие встречи? Не веришь, у охраны спроси. Майор Трошкин да ефрейтор Бабин, вот моя компания была, все две недели.

— Ты можешь говорить что угодно, только знай, Сашу я тебе не отдам! Даже не смотри в его сторону! Поняла?!

— Ну знаешь! — Шура вспыхнула и залилась багрянцем. — Если ты так, то и я терпеть не намерена. Пусть Горохов сам решает, с кем ему быть!

— Ты стерва! Провинциальная выскочка!

— А ты столичная пустышка и вообще… — Шура оборвала реплику и, огорченно махнув рукой, пошла дальше.

Катя хотела крикнуть ей вслед еще что-нибудь обидное, но к горлу подкатил тугой комок, а на глаза навернулись слезы.

Она резко развернулась и почти бегом бросилась в свое крыло. Добравшись до комнаты, она упала на кровать и залилась слезами. Даже дверь не захлопнула.

Минут через десять она немного успокоилась и попробовала мыслить трезво, но отчаяние и жуткая ненависть к провинциальной выскочке этого не позволяли. Кроме проклятий и навязчивого желания задушить ее голыми руками, ничего в голову не лезло. «Как он мог?! Нам же было так хорошо… А тут эта селедка! Горохов, ты скотина! Кобель!» Катя снова уткнулась в подушку и всхлипнула. Вновь разреветься ей не дали шаги в коридоре. Катя поднялась, чтобы закрыть дверь, но шаги почему-то стихли, а затем начали удаляться. Несмотря на то, что она была крайне расстроена, это, казалось бы, незначительное происшествие почему-то ее заинтриговало. А вдруг это ненавистная соперница? Подкралась, чтобы насладиться своим триумфом?! Ну нет, не выйдет!

Катя резко распахнула дверь и выглянула в коридор. В ближайший боковой проход свернул какой-то мужчина. Шаги были его, без сомнений. Почему же он убежал? Может, Горохов уже вернулся и, услышав из комнаты рыдания, решил отсидеться где-нибудь, пока Катя не успокоится? Предатель! Нет уж, не отвертеться гсбе от неприятностей! Катя выбежала в коридор и заглянула за угол. Тень беглеца мелькнула в просвете запасной лестницы. «Так торопится, гад, что даже лифт не подождал…» Катя добежала до лестницы и прислушалась. Коварный изменник торопливо топал вниз. «Старается не шуметь, думает, я без ушей? Скотина!» Катерина подхватила длинную юбку и засеменила вниз.

На первом этаже шаги преследуемого стихли, хотя дверь в холл не открывалась. Значит, затаился, стервец!! Катя одернула платье и, пару раз глубоко вдохнув, решительно двинулась вниз.

Мужчина стоял лицом к дверям в холл, но даже со спины стало ясно, что это не Горохов. Когда Катя спустилась на лестничную площадку, незнакомец обернулся и, холодно улыбаясь, спросил:

— Вы следите за мной, сударыня? — Действительно незнакомец. Раньше Катя его во дворце не встречала.

— Ой, извините, я ошиблась… А вы…

— А я заблудился, — охотно ответил незнакомец. Первый раз в Кремле. Недавно прибыл по делам с Медеи.

— Что ж вы убегать бросились? — недоверчиво спросила Катя. — Тут вас никто не съест.

— Вы плакали? У вас тушь потекла, — видимо, мужчина надеялся смутить Катю и, пока она лихорадочно ищет зеркальце, сбежать, но Катя на такие уловки не реагировала. Бороться со зловредными соперницами она умела не слишком хорошо, зато угловатые хитрости мужчин на нее не действовали.

— На Земле не выпускают такую плохую тушь. На Медее, кстати, тоже. Вы что, убежденный холостяк?

— Нет, я… Почему? — растерялся мужчина, украдкой нащупывая ручку двери.

— Плохо разбираетесь в косметике. Будь вы женатым, хотя бы азы этих жизненно важных знаний у вас бы имелись. Так что вы тут делаете?

— О-о, сдаюсь, — мужчина рассмеялся и поднял руки на уровень плеч. — Вы меня раскусили…

И тут свет в глазах у Кати померк. Всё-таки она была обычной фрейлиной, а не офицером охраны, и бдительность ее была любительской, вынужденной, а не профессиональной. Да и не рассчитывала она, что этот вежливый незнакомец так внезапно перейдет от слов к делу. Вот эта недальновидность ее и подвела. А что удивительного? Что она знала о шпионах? В кино они всегда имели отвратительные физиономии — сразу видно, что негодяй — а у этого было самое обыкновенное и даже располагающее лицо. Разве можно было подумать, что он вдруг возьмет и ударит ни в чем не повинную женщину тяжеленным кулаком прямо по лицу?

Обо всем этом Катя подумала гораздо позже, когда поднялась с пола. Голова болела и кружилась, а тошнило хуже, чем на первом месяце. Кроме того, под глазом наливался кровоподтек. «Надо сообщить охране!» Катя сделала неуверенный шаг, пошатнулась и схватилась за перила. «Нет, сначала — прийти в себя. Злодея всё равно уже след простыл. Ой, а синяк-то… Вот уж обрадуется эта стерва Ермакова…»

Головокружение немного отступило, и Катя снова попыталась шагнуть к двери. Рука легла на ручку, но пол почему-то ушел из-под ног, и Катерине показалось, что двери сами собой переползают на потолок. На этот раз схватиться за перила не удалось, и девушка снова оказалась на полу.

— Да что тут за возня?

Дверь открылась, и на пороге холла возник дежурный десантник. Один из троих ребят, которые чудом добрались на Землю с Данаи и так некстати привезли с собой ненавистную соперницу.

— Катерина, что это с тобой? Ни хрена себе! Это кто тебе так засветил?!

Сначала Катя хотела отомстить Горохову за все обиды и сказать, что это сделал он, подлец и изменник… Но крамольная мысль лишь мелькнула и бесследно исчезла. Во-первых, Горохова сейчас не было не то что в Кремле, даже на Земле, а во-вторых… просто не до мыслей, когда такое головокружение.

— Здесь был какой-то человек… Кружится всё, Коля.

— Не вставай, снова грохнешься! — Десантник подтянул Катю к стене и помог сесть. — Какой человек?

— Я его не знаю… Сказал, что по делам с Медеи… Только он не с Медеи, не так одет и акцент у него другой. Ой, меня сейчас стошнит… отойди!

— Погоди, Кать, я сейчас… — солдат прижал палец к компу на запястье и вызвал медчасть. — Рядовой Костылев говорит! Скорее, с носилками! Сотряс… Не у меня, осел! У Кати! Быстрее давай!

— Шпион это! — возбужденно прошептала Катя. — Я чувствую! Ой, двоится всё… и живот болит…

— Проверим, ты только не волнуйся, — солдат усадил ее поудобнее и вдруг напрягся. — Он тебя только ударил, больше ничего? Оружия у него не было?

— Нет вроде бы. А что?

Десантник смущенно замялся, и Катя проследила за его взглядом. Там где она сидела до смены положения, серое ковровое покрытие стало бурым. От невольно вырвавшегося у девушки крика десантник едва не лишился слуха. Он тут же снова включил комп и повторил вызов медчасти.

— Дежурный, тут такое дело… В общем, кроме сотряса женские дела какие-то… Не, ну я не разбираюсь, может, месячные, но орет, как будто ее порезали. Вызывай, кого там полагается… хирурга или этого… гинеколога. Короче, готовься.

Он выключил связь и утер пот. Одно дело разъяснять медикам, куда ранили боевого товарища и к чему им быть готовыми, и совсем иное — определить, что произошло с вроде бы не раненой, но истекающей кровью женщиной. Когда примчались санитары, Костылев облегченно вздохнул и, сдав пациентку с рук на руки, бросился в дежурку. Вот шпиона ловить — это дело, а женские кровотечения и сопутствующие им истерики… пусть специалисты разбираются.

Дежурным по западному крылу дворца сегодня заступил ефрейтор Бабин. Он воспринял сообщение о происшествии спокойно. Записал рапорт десантника в комп и приказал:

— Бегом в медчасть, будешь охранять Катерину. — Когда рядовой вышел, ефрейтор обернулся ко второму сидящему в дежурной комнате человеку.

— Нехорошо получилось, господин майор. Горохов будет, мягко говоря, недоволен. Катерина в положении, и если кровотечение с этим как-то связано…

— Кто же знал? — Майор вздохнул. — Жалко барышню, конечно. Но мы же не предполагали, что она проявит излишнюю бдительность.

— А разве не вы всех придворных на эту тему инструктировали? «Бдительность в квадрате, наша безопасность в наших руках…»

— Да понимаю я, что прокололся, чего ты нагнетаешь? Мне еще от Воротова выслушивать…

— Со шпионом-то что будем делать? Брать?

— Воротов приказал просто держать всех подозрительных субъектов в поле зрения. Так что будем, как и прежде: аккуратно его «вычислять», а как обнаружим, возьмем под наблюдение и начнем потчевать «дезой».

— А если он еще кого приласкает? Или, не дай Бог, опять мину заложит в укромном местечке.

— Мы этого не допустим.

— Катю-то проморгали, — ефрейтор неодобрительно покачал головой. — Я бы прочесал всё, пока он внешность не сменил, и к стенке гада!

— Рано пока, рано, — майор помотал головой. — Да и не денется он теперь никуда. Кардинально внешность трудно поменять. Фоторобот составим и незаметно всех подозрительных гостей Катерине покажем. Вычислим агента и начнем потихоньку с ним играть. Тонко надо работать, понимаешь?

— Понимаю. Работать тонко, чтобы потом его упустить. Чего непонятного?

— Нудный ты, — Трошкин поморщился. — Почему обязательно «упустить»?

— Ну или Катерину совсем потеряем. Ему же свидетели не нужны, а повсюду охрана с ней таскаться не сможет. Да и не спасала еще никого охрана. Захочет гад девчонку достать, вместе с телохранителями уберет.

Офицер лишь молча развел руками. Да, фрейлине досталось ни за что, и ничего особо веселого охране не светило. Но «брать» шпиона пока не время. И не потому, что контрразведчики ждали, когда он выйдет на связь со своим Центром и выдаст заговорщиков. Кто забросил в Кремль этого типа, а следовательно, стоит за недавним взрывом во дворце и сегодняшним инцидентом, уже и так понятно. Ниточки тянулись в Колонии. Но контрразведке арест вражеского агента ничего не давал. Гораздо интереснее вовлечь шпиона в контригру. Надо было использовать любую возможность повлиять на планы Коалиции. Жаль, конечно, что приходится идти на жертвы, но в случае с Катериной она сама виновата. Какого черта бросилась гонять по дворцу шпионов? Вообразила себя героиней боевика? Женщиной из спецназа?

Трошкин хмыкнул. «Беременный спецназовец — это сильно…»

В общем, как ни жаль барышню, а обстановка требовала замять инцидент и сделать вид, что никакого шпиона во дворце нет. Сделать вид и тут же подсунуть колониальному агенту дезинформацию — соответствующий пакет сведений давно заготовлен в штабе…

— Господин майор! — Дверь в дежурку приоткрылась и на пороге возникла крайне взволнованная Шура Ермакова.

Едва увидев девушку, Трошкин понял, что «тонкие» контрразведывательные игры могут катиться ко всем чертям. Шура была не на шутку перепугана.

— Там… кровь чья-то на лестнице!

— Знаю, сейчас уборщика пошлю.

— Это не всё! — Шура перевела дыхание. — В покоях княжны Оксаны какие-то люди! Они стараются не шуметь и не попадать в фокус камер слежения, но я их увидела… На них не такая униформа и сами они странные!

— Бабин! — Майор взглядом указал на мониторы.

— Пусто, — проверив обстановку, доложил ефрейтор. — Вы ничего не путаете, барышня?

— Я их видела! — Шурочка возмущенно шмыгнула носиком.

— Ладно, проверим, — Трошкин подал знак Бабину, и тот связался с караульным помещением.

— Надеюсь, вы ошиблись, — процедил ефрейтор, инимательно наблюдая за перемещениями дежурного взвода.

Солдаты миновали холл и вошли в южное крыло. Почти сразу сработала система безопасности, и по дворцу разнесся протяжный вой сирены.

— В ружье! — крикнул Трошкин. — Шура, оставайтесь здесь! Бабин, докладывать поминутно!

Майор выбежал из дежурки и тут же столкнулся нос к носу с начальником караула.

— В чем дело?! — Обеспокоенный лейтенант был застигнут сигналом тревоги в самый деликатный момент, в туалете, а потому поправлял униформу на ходу. — Шпиона наконец-то поймали?

— Хуже дело, — Трошкин махнул рукой в сторону южного крыла. — Давай всех туда. Дежурный взвод, боюсь, не справится. Диверсанты там.

— Чьи?

— Откуда я знаю? Вроде бы не зарубежные. Давай, шевелись!

Сам Трошкин направился в северное крыло, где несли службу десантники с Каллисто. Разыскав свободное от дежурства отделение, майор приказал воинам вооружиться резервными «хеклерами» и следовать за ним.

— Зайдем в южное крыло со стороны парка, — на ходу бросил он командиру отделения.

— Как эти гады пробрались? — поинтересовался сержант.

— Пока не знаю. Скорее всего, в охране был «крот». Потому и не могли мы вычислить шпиона, что он среди нас прятался… скотина… А теперь, видишь, на фронте дела совсем ни к черту, вот они и решили, что пора пятую колонну поднимать. Ну ничего, мы им быстро клыки пообломаем!

— Господин майор, дворцовый космодром отрезан! — доложил Бабин. — Диверсанты сажают десантные транспорты. Системы ПВО молчат. Скорее всего, их командный пункт захвачен противником.

— Проси помощи! Кто есть поблизости?

— Две тульские дивизии, но воздушное пространство контролируют диверсанты, самолетами помощь не перебросить, а по земле, пока они сюда доберутся… На орбите почти никого… всех сняли вороги. А-а, нет, вижу эскадру «спейерейнджеров»…

— Вызывай!

— Уже. Сигнал принят. Идут полным ходом. Просят продержаться минуть тридцать-сорок.

— Продержимся, — Трошкин прибавил шаг. — Ну что за жизнь пошла? Какие-то гады ползучие уже Кремль штурмуют. Совсем обессилело ОВК, даже Москву защитить не может. Когда такое было?

— В тысяча восемьсот двенадцатом, — подсказал сержант-десантник.

— Вот именно. Пятьсот лет назад!

— Но было же.

Отделение обогнуло пристройку и оказалось в парке позади южного крыла. Сквозь редкие увядшие кусты хорошо просматривались широкие окна, в которых мелькали тени суетящихся людей.

— Пятьсот лет прошло! — Трошкин подал знак остановиться. — Хотя, если учитывать всякие революции и метаморфозы… Приготовиться… Боевая задача — очистить крыло. Пошли!

Атака с тыла оказалась для диверсантов сюрпризом, но они не дрогнули. Десантникам Трошкина удалось отбить лишь одно помещение, продвинуться дальше им помешал плотный огонь противника.

— Нам бы тяжелое оружие! — посетовал сержант.

— Не пробиться сейчас к арсеналу, — Трошкин выглянул из укрытия и сразу нырнул обратно. — Много их… Будем держаться с тем, что есть. Полчаса выдюжим…

Будто подтверждая его слова, вдалеке басовито громыхнуло.

— Что там, Бабин?

— Марсиане атакуют наземные цели, господин майор. Сейчас задавят ПВО и сядут. Вы главное — держитесь. Всё по плану идет.

Трошкину хотелось верить, что всё действительно не так уж плохо, но ураганный огонь заставлял солдат прижиматься к полу, и надежда на лучшее таяла, словно апрельский снег. Если бы не толстые каменные стены и узкий дверной проем, всё могло давно закончиться. Десантники отвечали неприцельными выстрелами, едва сдерживая натиск врага. На несколько секунд огонь прекратился, но майор не стал обольщаться. «Никак гранатами собираются забросать», — мелькнула мысль. В следующее мгновение раздался оглушительный взрыв, и на спину осыпалась штукатурка. Майор оглянулся. Вместо центрального окна зиял бесформенный пролом. «Точно, гранаты. Кранты дизайну». Трошкин махнул рукой сержанту.

— Отходим!

— Окружили нас, господин майор! В парке тоже мясорубка началась.

— Кто с кем?

— Не знаю, может, марсиане подоспели!

— Что-то слишком быстро, — удивился Трошкин. Минуту назад марсиане прорывались с орбиты и вот уже высадили десант? «Спейсрейнджеры», конечно, ребята битые, но так скоро прорвать вражью оборону не под силу даже им. Если, конечно, в дело не вмешался какой-нибудь особый фактор. Вот только, какой? Помощь высших сил? Как тогда, на Мосите, во дворце наместника. Но это было тогда. Теперь они даже Преображенскому толком помочь не в состоянии. Что же произошло?

Между тем атака диверсантов неожиданно прекратилась, а крики снаружи дворца поутихли. Трошкин на всякий случай сменил позицию и взял на прицел просвет разбитого окна. Некоторое время ничего не происходило, а затем в пробоине появился силуэт воина в боевой экипировке. Судя по характерным контурам шлема и противолучевых доспехов, у окна стоял марсианский рейнджер.

— Эй, люди… Не стреляйте! Кто вы?

— Заходи, не будем стрелять! Спецназ Каллисто здесь! — крикнул Трошкин.

— О'К! — Солдат окинул внимательным взглядом задымленное помещение, обернулся и крикнул, обращаясь куда-то «за кадр». — Сэр, десант Каллисто…

— Сколько?

— Полвзвода…

— Хорошо, иду.

Трошкин ощутил, как в душе зарождается неприятное предчувствие. Зачем офицер рейнджеров спросил, сколько десантников засели в помещении? Не всё ли ему равно, если он не собирается с ними драться? Очень странно. Мало того, что прилетели эти союзнички будто на гипертяге, так еще и ведут себя подозрительно. И диверсанты сдались слишком быстро. А ведь сражались, как черти. Договорились, что ли? Ой, не к добру все эти странности.

Через рухнувшую оконную балку перебрался офицер без шлема. Трошкин поднялся и вышел ему навстречу. Рейнджер приветливо улыбнулся и протянул майору руку.

— Мы успели вовремя?

— Просто удивительно. Обычно кавалерия всегда прибывает поздно, а тут прямо как в сказке.

— Ну что вы, майор, мы не волшебники, — офицер, не оборачиваясь, подал знак своим солдатам, и те бодро полезли во все разбитые окна.

Слишком бодро, отметил про себя Трошкин. И оружие не выключили. Майор в свою очередь незаметно просигналил десантникам, но в следующую секунду понял, что опоздал. Рейнджеры быстро заняли удобные позиции и мгновенно взяли всех десантников на мушку.

— Ничего личного, майор, — офицер-рейнджер сочувственно скривился. — Приказ командования. Сдайте оружие и снимите погоны, вот и все условия.

— Я не совсем понимаю, — попытался тянуть время майор. — Что это значит? Вы пытаетесь устроить переворот? Повторяете ошибку Бородача? Так его попытка закончилась плачевно, если помните.

— Ничего подобного. Мы пытаемся сохранить ОВК. Ваш Великий Князь в очередной раз доказал свою недееспособность, а потому временный Совет ОВК принял решение передать всю власть Триумвирату Марса.

— Какой еще временный Совет?

— Совет представителей планет и поселений.

— Да ну, — Трошкин невесело усмехнулся. — И кто в нем представлял Каллисто?

— Некто Дмитрий Белов, крупный промышленник, — рфицер протянул руку. — Ваш «хеклер», сэр.

— Никогда не слышал о таком промышленнике, — майор медленно взял «зверя» за ствол, но отдавать оружие не спешил.

Где-то в глубине крыла послышался характерный шум современного боя: шипение и треск горящего пластика, крики и грохот рушащихся на пол предметов. За спиной марсианского офицера тотчас возник солдат с командирским шлемом в руке. Офицер небрежно отмахнулся от шлема и с иронией взглянул на Трошкина.

— Даже не надейтесь, майор. Кремль полностью под нашим контролем. Все диверсанты обезврежены, а охрана разоружена и выдворена за пределы дворца. Так что не делайте глупостей. Сдайте оружие и идите, куда вам угодно.

— Если это не диверсанты и не охрана, тогда кто? — спокойно спросил Трошкин, медленно перекладывая «хеклер» в другую руку. — Звуки доносятся откуда-то из перехода в северное крыло…

— Предупреждаю, майор! — Офицер начал терять терпение. — Если вы сию же минуту не подчинитесь…

— Робот! — вдруг крикнул рейнджер, прикрывавший дальний выход из комнаты.

— Сменить позиции! Отойти! Переключатели на максимальную мощность! Огонь!

Солдаты тут же отошли к окнам, оставив между собой и появившимся в дверном проеме роботом живой заслон из десантников. Подарок технократов Великому Князю двигался, казалось, неторопливо и немного неуклюже, но в том-то и дело, что так лишь казалось. Тот, кто верил в этот трюк, расплачивался за свою наивность жизнью. Робот моментально реагировал на любые военные хитрости противника и беспощадно уничтожал всех, кто ему противостоял. Трошкин мгновенно сообразил, как использовать выпавший шанс.

— На пол! — крикнул он. — Ползком! Укрыться за роботом!

Марсиане попытались помешать десантникам, но их пыл мгновенно остудил робот. Чудовищная машина ощетинилась десятком стволов и открыла шквальный огонь. Ощущение было невероятное. Трошкин бывал во всяких переделках, но такое испытывал впервые. Казалось, он двигался навстречу горизонтальному огненному дождю, но ни одна из смертельных струй не задевала даже одежды. Как робот умудрялся отслеживать четыре десятка движущихся целей и при этом сортировать их не только на «своих-чужих», но и по степени опасности для себя и своих новых подопечных?

Плюс к этому — ему приходилось непрерывно корректировать огонь, чтобы не задеть никого из десятка «своих» и не мазать по «чужим». Майор с трудом представлял, как это можно делать. Вся эта зарубежная техника находилась за гранью его понимания. Впрочем, ничего такого от майора и не требовалось. Его дело воевать, а не раздумывать об успехах чужой военной инженерии. Да и своей тоже. Если честно, отечественная боевая техника умела проделывать точно такие же фокусы, а может, иногда и покруче.

Оказавшись позади стальной громадины, десантники перестроились и поддержали атаку робота. Трошкин и один из бойцов тем временем отошли к двери и проверили оперативный тыл. Там было дымно и пусто. Ни одного живого врага. Робот действовал без сомнений и пощады. Сквозь клубы дыма и пыли проступило какое-то белое пятно. Трошкин поднял оружие, но тут же его опустил. Из серой пелены вынырнула женщина. Она прижимала к лицу мокрый платок, но майор всё равно ее узнал. После возвращения с Данаи и прочих «попутно освоенных» планет он часто бывал по служебным делам в великокняжеских покоях и ежедневно видел княжну Оксану, входящую и выходящую от Преображенского.

— Идемте, майор! — Княжна потянула Трошкина за рукав. — Все уже на месте!

— Ваша светлость, тут такое дело…

— Я всё знаю! Робот их задержит! Мы следили за вами из укрытия. Все уже там. И гражданские и военные. Остались вы и ваши солдаты. Идемте!

— Укрытие? — засомневался майор. — В дежурке?

— Нет, в кабинете Великого Князя…

От дальнейших расспросов Трошкин воздержался. Он дал десантникам команду отходить и пошел следом за княжной. Лишь очутившись перед секретным лифтом в кабинете Преображенского, майор остановил Оксану.

— Ваша светлость, а из лазарета народ забрали?

— Разве там кто-то лежал? — насторожилась княжна.

— Так там же Катерина и боец мой! Разрешите, я их вытащу!

— Поздно, майор, — Оксана огорченно взглянула на Трошкина. — Лазарет взорван…

— Как же это… — майор опешил. — Марсиане?

— Нет, мы сами. Иначе было не прорваться.

— И вам дежурный не сказал, что там кто-то есть?!

— Дежурный тяжело ранен, он без сознания.

— А Шура, девчушка, которая с ним в дежурке сидела, она что же, молчала?

— С ним никого не было, — Оксана развела руками. — Идемте в лифт, майор, все ваши солдаты уже внизу. Все, кто выжил…

— Я должен проверить!

— Не упрямьтесь, сударь! У нас нет времени на споры. Через минуту сюда нагрянут марсиане!

— Как минимум, через пять, — твердо возразил майор. — Технократский робот так быстро не сдастся.

— Но лазарет превратился в руины! Там некого искать!

— Помогите… — вдруг слабо донеслось из коридора. Трошкин выскочил из кабинета и нырнул в дымовую завесу, ориентируясь на голос. В дымной пелене почти ничего не было видно, и майор выставил перед собой руки. Буквально через три шага он наткнулся на кого-то отчаянно кашляющего. Дымка на мгновение расступилась, и Трошкин различил контуры двух человек. Вернее — одного человека с тяжелой ношей на руках. Майор перехватил живой груз. Это оказалась какая-то женщина.

— За мной! — крикнул майор, глотая порцию горького, едкого дыма.

Чтобы вновь очутиться перед секретным лифтом, ему потребовалось не больше двух секунд. Майор внес спасенную женщину в лифт и осторожно положил на пол. Княжна Оксана присела над женщиной и охнула.

— Катя! Жива?!

Катерина часто заморгала, закашлялась и слабо улыбнулась.

— Там еще кто-то… — Трошкин вдохнул поглубже и снова выбежал в коридор.

Второго человека нигде не было видно. Мешал стремительно сгущающийся дым. Майор присел и пошарил руками по полу. Пропажа нашлась, но, вопреки ожиданиям Трошкина, это был вовсе не мужчина. То есть не рядовой Костылев. Майор подхватил находку на руки и вернулся в кабинет.

— Всё, едем! — Он уложил вторую спасенную рядом с Катей.

Девушка закашлялась и принялась тереть кулаками глаза.

— Не три, потерпи, сейчас водой промоем, — попытался остановить ее Трошкин.

— Щиплет сильно, — пожаловалась девушка и снова зашлась надсадным кашлем.

— А ты молодец, — майор придержал ее за плечи. — От лазарета Катерину несла?

— Да нет, тут уже… на последних метрах…

— От лазарета… — хрипло призналась Катя. — Спасибо тебе… Шура.

— Да ладно… — Шура слабо шевельнула рукой. — Без тебя мы бы тоже не обошлись. Я же не знала, куда бежать, где прятаться.

— Вот и славно, что вы друг дружку нашли, — Трошкин чуть лукаво взглянул на обеих. О «гороховском треугольнике» во дворце не знал только ленивый. — Судьба, значит.

Катерина утерла слезы и отвернулась, а Шура одарила майора выразительным взглядом. Княжна Оксана тоже взглянула на Трошкина укоризненно. Она обняла девушек за плечи и прижала к себе.

— Вашему ефрейтору спасибо, — сказала Шура. — Это он меня в лазарет направил. И Коле Костылеву, который там дежурил… Он сначала этих диверсантов, а потом марсиан пачками укладывал…

— И чем закончилось? — мрачно спросил Трошкин.

— Я не видела. Но, когда мы уходили, он в порядке был, нас прикрывал… А потом там всё взорвалось. Может, успел уйти?

Лифт остановился, раскрыл двери, и девушек тотчас подхватили на руки солдаты. Трошкин пропустил княжну вперед и шагнул следом. Он впервые попал в секретные подвалы Кремля, но сориентировался достаточно быстро. Да это было и несложно. Все офицеры собрались у большого стратегического пульта. Когда майор приблизился, выяснилось, что он старший по званию, и офицеры тут же освободили ему место перед пультом.

— Что, ни одного генерала не уберегли? — пробурчал Трошкин.

— А они сдались все, — примерно тем же недовольным тоном ответил ему худощавый капитан с нашивками фельдъегеря. — Марсиане же не чиниды, им сдаваться не опасно. Да и потом оправдаться будет несложно. Кто ж знал, что они заговорщики? Вот и сдались генералы, с Картаевым во главе.

— Будь Барышев жив… — сказал кто-то, — или Воротов на месте.

— Будь здесь Воротов, марсиане вообще бы не дернулись…

— Сначала бы диверсанты не осмелились бучу устраивать…

— Так, всё, отставить разговоры! — приказал Трошкин. — Что было бы, если бы да кабы, после обсудим. Сейчас помогите мне связь наладить.

— Если с Великим Князем желаете поговорить — бесполезно, — заявил фельдъегерь. — Глушат связь марсиане. А может, и не марсиане, а колонисты или чиниды… Теперь, куда ни плюнь, одни враги. Зато можем марсианскую агитацию послушать. Они на большинстве инфоканалов вещают. Трындят, что перемены затеяны на благо ОВК, что новая власть отразит атаку колонистов и чинидов, что Триумвират восстановит экономику и найдет мирное решение проблем. В общем, как положено — информационное наступление всеми силами по всем направлениям,

— Плохо дело, — Трошкин задумчиво покачал головой. — Но выхода у нас нет. Нужна связь. Не с князем, значит, с «Беркутами» или с кем-то еще. Хоть с кем. Не сидеть же сложа руки.

* * *

— Уровни Изначального поля готовы принять матрицу, — сообщил Эрг. — Они достаточно сформированы. Но для этого нужна энергия и сама матрица. Доставить перстень к точке сопряжения может только человек.

— Я готов, — Преображенский поднял руку и взглянул на перстень.

По лицу князя скользнули отсветы. Рубин горел ярче звезды. По опыту общения со странными предметами из наследия Техноэргуса Сергей Павлович уже знал, что означает это свечение. Перстень подсказывал владельцу, что тот на верном пути.

— А энергии много надо? — поинтересовался Горохов.

По его лицу тоже скользили отсветы, но, поскольку он стоял на три шага позади князя, рубиновые блики рисовали на физиономии адъютанта гримасу неудовольствия. Впрочем, дело было не в бликах. Горохову страшно не хотелось лезть в какой-то там центр сопряжения непонятно чего. Почти таким же кислым было и лицо Воротова. Полковник вообще не мог взять в толк, куда собрался Преображенский. Раз за разом убеждаясь в реальности смежных измерений, Игорь всё равно относился к происходящему скептически. Он привык доверять лишь тому, что поддается восприятию всеми органами чувств: потрогать, увидеть, услышать… А если это можно увидеть или услышать, но нельзя ухватить, то и разговаривать не о чем. Вот Щукин, превратившийся в монстра и неуязвимый ни для чего, кроме княжеского кинжала — это было реально. В груди до сих пор ныло. И метаморфы в Кремле, а после на корабле, тоже были. Что же касается какого-то бесплотного голоса и его виртуального детища…

— А почему именно человек? — Воротов упрямо наклонил голову. — Подозрительно даже. Ты ведь Эрг, великий и могучий. Почему бы тебе самому перстень в гнездо не вставить?

— Я разумное энергетическое существо. Если я коснусь матрицы, она перейдет в то же состояние, что и я. В состояние чистой энергии.А это требуется сделать именно в точке сопряжения, иначе матрица не активируется и поле не заработает.

— Почему?

— Вокруг нас вотчина Первополя. Если оно отнимет хотя бы каплю энергии перстня, в программе произойдет сбой, и матрица самоликвидируется.

— Вместе с нами? — обеспокоился Горох.

— Скорее всего.

— Ты это… давай, подальше от нас держись, — лейтенант погрозил пальцем потолку.

— Я не могу держаться слишком далеко. Вам потребуется моя защита, а мне энергия реакторов вашего корабля. Первополе и хранители окружили полнейшей пустотой место, в котором проходит зарождение. В пустоте энергии не почерпнуть. К тому же они поставили гравитационный барьер, через который не пройти ни вашему тритиевому кораблю, ни технократскому танкеру с запасом энергосубстанции.

— Если ничто туда не пролезет, как мы туда попадем? — пробурчал Воротов.

— Один корабль я смогу провести в своем ореоле. Это будет непросто, но я справлюсь.

— А если не справишься?

— Расчеты говорят об обратном.

— Расчеты! — Игорь фыркнул. — Теория — вещь безжизненная и зачастую смертельно ошибочная, а мы пока дышим и хотим подышать еще лет пятьдесят.

— Эрг, как нам попасть в точку сопряжения? — прерывая дебаты, повысил голос Преображенский.

— В обычном пространстве этого сделать нельзя, надо пойти в обход.

— Выйти в гипердрайв?

— Нет. Нам следует нырнуть туда, куда нет доступа хранителям, и выйти в точке зарождения.

— В многомерное пространство? — догадался Сергей.

— Да. На самый опасный из составляющих его уровней, в многомерный капкан.

— В капкан, — Воротов изобразил руками, как захлопываются створки медвежьего капкана. — Всю жизнь мечтал там побывать.

— Да, выжить там сложно даже Эргу, а людям подавно. И главное — трудно выбраться из него. Но иного пути нет.

— Слушай, приятель, ты нас отговариваешь или, наоборот, агитируешь? — усмехнулся Воротов. — Если второе, то у тебя получается как раз первое.

— Как в любой рукотворной системе, в капкане есть лазейка. Если «программа» попавшего в него объекта без изъянов, то после долгой и утомительной проверки ловушка его выпустит и доставит туда, где объект нужнее всего…

— Что это значит? — удивился Горохов. — Что, сразу домой может закинуть?

— Если вы там нужны. А если события требуют вашего присутствия, например, на отдаленной Колонии, то ловушка отправит вас туда.

— А чего требуют события, она сама решает, — Горохов расстроился. — Кажется, я знаю, куда попаду…

— Ты сначала уцелей, — буркнул Воротов. — Гарантий-то никаких. Так ведь, Эрг, дружище наш техноэргический?

— За перстень можно не опасаться, он проверку пройдет. Я, наверное, тоже, а вот гарантии, что вы и корабль будут соответствовать понятиям программы капкана о целесообразности, нет и быть не может. Ведь ловушка — творение Техноэргуса, а вы, хоть и отдаленные его потомки, но совсем не те люди, которые составляли программу капкана.

— Ну и стоит ли так рисковать? — совсем скис Горохов. — Давайте еще помозгуем. Может, другой вариант найдется?

— Я думал над этим многие тысячи оборотов вашей Земли вокруг Солнца, — возразил Эрг. — Это недостаточный срок?

— Нормальный, только ты думал один, а тут мы вчетвером напряжемся, — неуверенно взглянув на князя, сказал лейтенант. — Так, ваш светлость?

— Нет, Горох, не так, — Преображенский покачал головой. — Эрг, что мы должны сделать, чтобы «нырнуть» в многомерность?

— Ничего. Просто согласиться на это. Я сам открою канал и трансформирую корабль в многомерную структуру.

— И нас заодно? — Горохов страдальчески поднял брови и нервно сглотнул.

— Вы ничего не почувствуете и не заметите. Вам будет казаться, что внутри корабля всё осталось прежним. И предметы, и люди. Ведь граней вашего восприятия тоже станет больше…

— А еще рук и ног… и третий глаз на заднице вырастет, — Горохов помотал головой. — Ваша светлость, я не хочу!

— Отставить нытье, лейтенант, — вдруг приказал Воротов. — Чего ты хочешь, никого не волнует. Ваша светлость, решайте. Только побыстрей, пожалуйста.

Сергей Павлович удивленно взглянул на полковника.

— Виноват! Но я не борзею, — Игорь указал на экран, от которого князь, погрузившись в раздумья, отвернулся. — У нас гости. И, судя по атакующему ордеру, пришли они не чаи гонять.

Преображенский взглянул на боевой экран. На схеме было хорошо видно, что кольцо окружения сжимается. На подмогу двум эскадрам чинидов пришли колонисты, до сих пор стоявшие против Трентона. И, кроме того, приборы фиксировали выход из прыжка еще одной группы кораблей во главе с небольшим, но проворным корабликом класса «Агат»…

— Связь с Трентоном восстановилась?

— Нет, ваша светлость. Похоже, бросил нас старый командор.

— Я чувствую приближение хранителя, — предупредил Слуга.

— Я тоже, — согласился князь. — Вон его корыто, но главе новой эскадры. Решил лично со мной разделаться. Страсть к ритуалам и спецэффектам его погубит.

— Скорей бы уже, — вставил Горохов.

— Я смогу уберечь вас от атаки перворожденного, — заметил Эрг. — Мы вступим в бой и, скорее всего, победим хранителя.

— И всё пойдет по новому кругу? Перворожденные придумают еще какой-нибудь трюк, и мы снова будем вынуждены защищаться. Я уверен, ценой новых жертв мы справимся с новой задачей, но и это не будет концом… Хватит. Пора поставить точку. Мы не будем ввязываться в бой. Мое решение окончательное. Уходим в многомерность!

— Постарайтесь не пугаться, — посоветовал Эрг.

Зачем он это сказал, все поняли спустя секунду. Корабль едва заметно дрогнул и начал разгоняться, держа курс… прямиком на ледяную планету.

— Будь я барышней, крикнул бы «Мама!», — украдкой утирая со лба капли пота, пробормотал Горохов. — Если не успеем прыгнуть… то есть «нырнуть»?

— Корабли конвоя запрашивают вводную, — тоже волнуясь, но тщательно это скрывая, сообщил Воротов. — Им-то куда?

— Пусть сдадутся колонистам. Я вижу в строю противника корабли Эйзена. Прикажи конвою передать сигнал «белый флаг» на крейсер Вальтера. Он ребят не обидит.

— Дожили, — Воротов вздохнул и отвернулся, но тут же обратился к Сергею Павловичу вновь. — Кто-то на прямую связь прорывается. Но не наши и не марсиане. Соединять?

— Кто-то из чужих? Откуда им известны наши коды?

— Ну как я понял, некоторым… существам такие условности до лампочки.

— Щукин? — князь встал с кресла. — Ну что ж, давай…

Возникшая голограмма отличалась предельной четкостью и устойчивостью. Эффект присутствия получился просто потрясающий.

— Вы идете опасным курсом, ваша светлость, — Щукин злорадно оскалился. — И с опасным ускорением. Еще минута — и ваш крейсер впечатается в лед этого астероида. Решили уйти красиво?

— А чего вам еще надо? — князь смерил противника взглядом.

— Пожалуй, такой вариант меня бы устроил, но я почему-то не верю в искренность ваших намерений.

— Ваше право.

— Пожалуй, мне придется вас остановить, Великий Князь, — Щукин лениво потянулся. — Одному моему приятелю очень хочется иметь вещицу с вашего безымянного пальца.

— Вашему другу придется обойтись менее ценными украшениями. Если у вас всё, прощайте. Мне сейчас не до пустой болтовни.

— Да? — Щукин ухмыльнулся. — А вот так?

Он эффектна щелкнул пальцами, и по кораблю Преображенского тут же разнеслось кваканье аварийной сигнализации, а кибернавигатор бесстрастным голосом сообщил о временном отключении главной энергосети и системы подачи мощности на двигатели. Щукин, похоже, остался весьма доволен произведенным эффектом. Сергей Павлович равнодушно взглянул на торжествующего противника. Увидев, что князь ничуть не огорчен, Щукин насторожился. Сигнализация умолкла секунд через десять. Андрей Петрович слегка порозовел и попытался повторить фокус, но на этот раз энергоснабжение корабля и вовсе не прервалось. Даже ни одна лампочка не мигнула. Осознав, что не всё так просто, хранитель прищурился и вытянул в сторону князя указательный палец.

— Ты всё равно не уйдешь! Никакие Слуги не спасут тебя от неотвратимой кары!

— Прыжок, — едва слышно шепнул Эрг.

— Прощай, хранитель, — Преображенский хотел приказать Воротову отключить связь, но опоздал, голограмма исчезла сама.

А вместе с ней исчез и астероид, и звезды, и привычное пространство. Флагман «Каллисто» мчался в беспросветной темноте Канала навстречу зловещей, многомерной неизвестности…

— Хранитель прыгнул за нами, — вдруг сообщил Эрг. — Это иррациональный поступок, но он свидетельствует о том, что Ушедший намерен бороться до конца.

— Разве ловушка не расставит всё по местам? — князь тщетно пытался рассмотреть на экране хоть что-то, хоть искорку света. — Как погляжу, канал в наше отсутствие ничуть не изменился…

— До ловушки надо добраться. Это путь через шесть уровней Первополя. Оно плохо контролирует ситуацию, а уровни, прилегающие к ловушке, не контролирует вовсе, но всё равно, мы на территории врага, а хранитель, наоборот, у себя дома. В этой ситуации нас спасет только скорость, если можно так назвать состояние, к которому я сейчас стремлюсь.

— Ну так поднажми, — сказал Горохов. — Мы-то не видим, куда тут лететь и на каких виражах газ сбрасывать, а на каких поддавать.

— Я стараюсь. Ты хочешь это увидеть?

— Ну-у… да. Почему бы не взглянуть?

— Хорошо. Смотри.

Рубка корабля вдруг будто раскололась надвое, и Горохов ощутил сразу целую гамму непередаваемых чувств. От страха до восторга. Он видел, как нечто, отдаленно похожее на флуоресцирующее облако, мчится, скользя по сложному лабиринту, сотканному из разноцветных нитей непонятного вещества или энергии. Он видел или чувствовал это, будучи одновременно и внутри облака, и снаружи, и за тысячи мегаметров. Он ощущал себя сразу и человеком, и кем-то бестелесным, существом, живущим во времени и вне его, всем и ничем… Эмоций и впечатлений нахлынуло так много, что сознание очень скоро начало пробуксовывать, а затем и вовсе отказалось что-либо воспринимать. В мире чужих красок и форм не существовало ни одного привычного ориентира и, в конце концов, Горохов определился с главенствующей эмоцией — ему стало страшно. Он заметался в поисках выхода из клубка причудливо сплетенных, текучих радужных нитей и наткнулся на другое облако: черное и холодное. Даже не облако, а скорее зловещую антрацитовую кляксу. Она настигала то, частью чего стал «многомерный Горохов» и уже тянуло к нему омерзительные щупальца. Лейтенант невольно отпрянул, но импульс не нашел привычного пути по нервам и трансформировался в ослепительную вспышку…

Когда Горохов снова смог видеть, рубка крейсера оказалась на прежнем месте. Он стоял на привычной теплой палубе в привычном теле, а нормальные трехмерные конечности тряслись, будто у припадочного.

— Что это тебя колотит? — Усмехнулся Воротов. — Хлебнул высшей сути?

— Не то слово, — Горохов кое-как добрался до кресла и рухнул в него совершенно без сил. — Надо же… так обломаться… Тут сумасшедший дом какой-то, а не пространство… Жуть… но красиво…

— Ты доволен? — спокойно спросил Эрг.

— Счастлив до соплей, — пробурчал в ответ лейтенант. — Кстати, если я правильно понял, этот… Щукин нас нагоняет.

— Осталось немного. Мы уже на уровне Наказаний. Следующий уровень Забвения. Сразу за ним — ловушка. Хранитель не рискнет погрузиться в холодный мрак Забвения…

В этот момент корабль ощутимо тряхнуло, и освещение начало стремительно тускнеть.

— Красиво сказал, хоть и робот, — сквозь зубы процедил Воротов. — А главное — вовремя.

— Тихо! — вдруг приказал князь. — Слышите?

— Кто-то стонет? — с опаской спросил Горохов. — Мы провалились в подвал по соседству с адом?

— Нет, — Преображенский взглянул на тусклую аварийную лампу. — Это «стонет» корабль… Нас сжимает какое-то гравитационное поле! Эрг, я прав? Что происходит?!

Ответа не последовало. Освещение окончательно погасло, а чуть позже затихло всё прочее оборудование, включая системы обогрева и вентиляции. Крейсер «Каллисто» превратился в безжизненную консервную банку. Но самым худшим в ситуации стало то, что никто из троих людей на борту корабля не знал, в чем причина аварии и есть ли шанс всё исправить. Если так проявлялись последствия атаки хранителя, Эрг, наверное, мог восстановить пошатнувшееся «здоровье» электронных систем. А вот если в схватку вступило само Первополе или еще хуже — крейсер успел попасть в ловушку, и ее воздействие оказалось сильнее расчетного… людям оставалось лишь проститься. Друг с другом и с жизнью…

— Господин бургомистр…

— А-а, господин Ермаков. Что привело вас в зону боевых действий? Привезли оружие?

Вальтер хитро взглянул на шефа охраны Седьмого литейного.

— А вы оплатили? — Ермаков ответил вежливой полуулыбкой.

— Я слышал, иногда «РУСТ» отпускает товар без оплаты, в долг.

Бургомистр жестом пригласил гостя пройти во второй отсек каюты, оборудованный под кабинет.

— Крайне редко и только под государственные гарантии, — Ермаков прошел.

— Сейчас это самые слабые из всех гарантий, — Вальтер притворно вздохнул. — Трудные времена… Располагайтесь. Кофе?

— Да, спасибо, — шеф сел в роскошное по флотским меркам кресло. — Если возможно, марсианский.

Он проследил за реакцией Вальтера. Тот, продолжая начатую с порога игру, развел руками и состроил виноватое лицо.

— Помилуйте, Владимир Александрович, откуда у нас трофейный кофе? Могу предложить Грацианский… или земной, из старых запасов, сорта «арабика».

— Тогда «арабика», — шеф снова улыбнулся, теперь лишь уголками губ. — С европейскими сливками.

— Интересное сочетание, — Вальтер выгнул одну бровь и внимательно уставился на шефа, словно надеялся прочитать в его глазах титры скрытого за аллегориями прямого текста.

— Как вы сказали — трудные времена, — Ермаков взгляда не отвел. Разведка при помощи иносказаний его вполне удовлетворила.

— Итак… — Вальтер выразительно взглянул на гостя.

— Итак, времена настали трудные, но прибыльные. Ураганный износ техники, оружия и транспорта требует столь же быстрого пополнения арсеналов. В этой ситуации «РУСТ», как крупнейшая оружейная корпорация, оказался на гребне войны… извините, волны…

— И с этого гребня ему очень удобно разговаривать с обоими «склонами», — чуть иронично закончил Вальтер. — Понимаю.

— Я вижу, что не до конца, — вдруг заледенел Ермаков. — Ваши арсеналы и ангары пока не опустели, а потому вы не задумываетесь над проблемой обеспечения оружием и техникой. Но очень скоро наступит критический момент, и вы поймете, что прав был тот, кто вовремя задумался о соответствующих, так сказать, «фьючерсах», отсроченных контрактах с «РУСТом».

— Ну не стоит так обобщать, — тоже сменив тональность на сугубо деловую, отступил Вальтер. — Не все правительства так безответственно близоруки. Например, я готов обсудить цены и условия будущих сделок прямо сейчас.

— Не посоветовавшись с союзниками?

— Зачем? — искренне удивился бургомистр. — Они компенсируют мои затраты позже. Когда станет ясно, что воевать им нечем, а «РУСТ» уже распродал все свои запасы. И что на будущие поставки корпорация заключила контракты с противником.

— Мы отлично поняли друг друга.

— В этом вопросе — да, — согласился Вальтер, задумчиво кивая. — Но мне не совсем понятно другое… Я убежден, что вы делаете ставку на слабейшую в данный момент команду. Но это не в стиле «РУСТа». Он потому и процветает уже почти триста лет, что всегда ставил на победителей. Неужели я ошибаюсь? Или на конец-то пришла пора ошибиться бизнес-аналитикам с Рура?

В этот момент принесли кофе. По доброй эйзенской традиции он был смолот и сварен непосредственно перед подачей на стол. Растворимыми подделками, пусть и максимально похожими на оригинал, на Эйзене брезговали даже самые небогатые граждане. И даже в походах, когда основной рацион военных составляли консервированные продукты, кофе варился как полагается. В такой ароматной атмосфере даже беседовать стало как-то легче.

— Давайте рассудим трезво, господин бургомистр, — Ермаков взял чашечку, вдохнул аромат и пригубил кофе. — Прекрасный напиток… Что вы ставите в минус «команде» ОВК?

— Очень многое, — Вальтер тоже сделал глоток и блаженно прищурился. — Жаль, что на Земле почти не осталось плантаций именно этого сорта кофе. Мне будет его не хватать… Посудите сами, господин Ермаков, в Солнечной царит безвластие. Преображенский в очередной раз исчез непонятно в каких пучинах космоса. Его ближайший помощник и гроза всех… кхе-кхе… злодеев… полковник Воротов пропал вместе с ним. Фактически правительство ОВК представляет князь Вяземский, но что он имеет в активе? Ни такого уж весомого авторитета, ни армии — жалкие остатки. Да и те он отвел к Каллисто для перевооружения. Возможно, с вашей помощью это у него получится, но разве столь мизерный контингент, пусть и до зубов вооруженный, реальная сила? Даже если мы предположим, что Вяземский вновь объединится с технократами. У них после битвы в долине Бергман осталось так же мало сил. А больше у ОВК союзников нет. Марсиане восстали, крупные спутники вне игры. А некоторые из них даже открыто поддержали Марс. На Титане идет формирование добровольческой армии в помощь марсианскому «Освободительному движению». А Тритон выслал флот. Марсиане его с удовольствием вооружили и присоединили к эскадре Трентона. И несмотря на то, что Марс набирает силу, его власть над Солнечной тоже никто не признает, по крайней мере официально. Ганимед, например, отказав в переносе столицы ОВК и даже бросив генерального инспектора Панина в тюрьму, решительно отмежевался и от Коалиции, и от Марсианского Триумвирата.

— Ганимед всегда гордился своим нейтралитетом…

— Да… как и Венера, и множество космических поселений. Они так и остались нейтральными, а между тем, в них проживает около сорока процентов населения Солнечной. Если Марс не убедит их, что достоин править системой, легитимной власти он не получит.

— А Коалиция получит?

— А у нас нет такой цели. Мы пришли сюда временно, чтобы поддержать и проконтролировать чинидов, пока они будут свергать власть Преображенского. Теперь всё кончено. Иностранный корпус выполнил задачу, мы тоже. А добьет себя ОВК самостоятельно, методами гражданской войны. В результате, думаю, в выигрыше окажутся именно нейтралы, вроде Ганимеда, Венеры и всяких космических городов…

— Кроме Эйзена, — снова вставил Ермаков.

— Это намек? — удивился бургомистр.

— Вы сами это сказали. Выиграют нейтралы. Эйзен же останется ни с чем. Ведь вы состоите в Коалиции. Вы привели в Солнечную вооруженного врага. Чем руководствовались обиженные Колонии, понять можно, а вот присоединение к их заговору Эйзена, полноправного солнечного города-спутника, объяснить будет трудно. Вам не простят этого предательства.

— Враг был лишь инструментом! Он только помог свергнуть Преображенского. При чем тут деление на Колонии и солнечные территории?

— А вы спросили у нынешних «нейтралов», требовалось ли им свержение князя?

— Он же деспот!

— При нем была надежда на стабилизацию, а вы всё испортили, — жестко проговорил Ермаков. — Выслуживаясь перед каким-то зарубежным Тираном и его подозрительными дружками, вы предали солнечные миры.

— Ну знаете ли! Я не потерплю, чтобы меня оскорбляли…

— Успокойтесь, господин бургомистр! Ничего личного. Я только передал вам, что говорят в народе. Слышать это обидно, я понимаю. Витать в облаках и внушать себе, что безгрешен, гораздо приятнее. Но рухнуть из поднебесья опаснее, чем споткнуться и упасть, гуляя по грязной, но реальной почве. Спуститесь на землю, Вальтер, пока не поздно. Всё, что вы сказали, не аргументы в пользу Коалиции. Это как раз аргументы в пользу сохранения ОВК, во главе с Землей — государства тех самых сорока процентов «нейтралов», которые выживут, после того, как Тирания, Коалиция и Триумвират сгорят в пламени новой войны.

— Новой войны? — уверенности в голосе Вальтера поубавилось. — Разве она реальна?

— Неизбежна. Слишком велики амбиции Тирана. Да и других лидеров вашей шайки. Думаете, Щукин не возжелает абсолютной власти?

— Он и так считает себя богом, — задумчиво возразил Вальтер. — Зато Татьяна Ивановна… она точно не успокоится. А ее влияние на Щукина усиливается не по дням, а по часам.

— Вот видите. Триумвират тоже не останется в долгу. Воодушевления на Марсе хоть отбавляй. Да и восторженная поддержка марсианской революции Титаном и Тритоном подлила масла в огонь. Марсианам сейчас и море по колено, и в космосе комнатная температура… При таких настроениях война неизбежна. Не берусь гадать, кто ее начнет, но втянутся в нее все три стороны, а быть может, еще и технократы.

— Чиниды их в покое не оставят, — согласился Вальтер.

— Вот и выходит, что все заверения чинидов о дружбе и долгом, прочном мире, который наступит после падения ОВК, — блеф. Они просто тянут время.

— Я даже знаю, почему, — вырвалось у Вальтера.

— Им нужна пауза для пополнения и перевооружения армии, — предположил Ермаков.

— Наверное, — замял назревающую тему бургомистр.

Так оно и было… Чиниды отошли, предоставив Коалиции держать блокаду Солнечной, вовсе не потому, что устали или выполнили все задуманное. Дрейфовать в сладостном ожидании, когда ОВК окончательно развалится, им было некогда. У них хватало дел на Мосите, где формировалась новая «золотая» армия. И Ергелан определенно входил во вкус. Одно дело, когда делишь власть с союзниками, и совсем другое, когда армия из миллионов отменных бойцов только твоя и ничья более. Понять Ергелана можно. Он предвкушает небывалое могущество и когда-нибудь наверняка захочет его получить. А действовать он умеет только силой. Тут Ермаков прав. Но к тому моменту у Щукина наверняка будет уже в десять раз больше солдат, ведь он гораздо лучше Ергелана умеет разыскивать «золотые пещеры». А гонора и амбиций у Щукина не меньше. Повод для конфликта налицо. И тут Ермаков снова не ошибся. Ну и марсиане тоже хороши. У них нет боевых роботов или миллионной армии «золотых клонов», зато из них так и плещет энтузиазм. Для затяжной войны вещь бесполезная, но чтобы взять нахрапом — очень даже нужная. И опять Ермаков попал в точку. Что же получается? Выгоднее всего — выйти из Коалиции, пока не поздно? А если не отпустят? Да наверняка не отпустят… Эйзен, конечно, не Рур, но всё равно в его цехах разместилось одно из крупнейших оружейных производств Галактики. Без продукции с его складов деньги княгини Гордеевой и солдаты из «расконсервированных» пещер просто не пригодятся.

— Думаю, я понял, в чем смысл вашего предложения, — сказал Вальтер, — но боюсь, что Эйзен слишком важен для Коалиции, чтобы Военный Совет одобрил наш нейтралитет. Пока арсеналы Колоний не опустели, Коалиция может силой удержать нас от выхода из своих рядов.

— Мы же условились, что говорим о ближайшем будущем, а не о текущем моменте, — напомнил Ермаков. — Всё, что от вас требуется — сохранять хорошую мину и не лезть в гущу событий. А когда наступит благоприятный момент, я дам вам знать.

— А если у вас не будет такой возможности? — Вальтер покачал головой. — Не хочу, как говорится, «каркать», но… это война.

— В этом случае следите за поведением правительства Европы. Появление в земном «кофе» европейских «сливок» станет сигналом для вас и всех, кто пожелает присоединиться к нашей партии мира.

— Трудно поверить, что Европа пойдет на сближение с Землей… Впрочем, в отсутствие Преображенского князь Бородач, наверное, сумеет справиться с предубеждениями… Я подумаю над вашим предложением, господин Ермаков.

— Большего я пока и не прошу, — шеф сделал ударение на слове «прошу». — Всего наилучшего, господин бургомистр… Ах, да… чуть не забыл. Вам сдался великокняжеский конвой, не так ли?

— Да, девять крейсеров и восемнадцать рейдеров сопровождения. Около трех сотен человек личного состава. — Вальтер взглянул на гостя вопросительно. — У вас есть пожелания по их содержанию? С ними обращаются весьма достойно. Всё-таки мы все одной крови.

— Особых пожеланий нет. Просто помните, кто они, и не отдавайте их союзникам. В решающий момент это вам зачтется.

— Я пока не принял решения, как поступлю в этот гипотетический «момент», — напомнил Вальтер.

— Уверен, вы поступите правильно. Всего доброго, господин бургомистр. — Ермаков вежливо раскланялся и покинул каюту.

Вальтер всё сделает правильно. В этом шеф охраны Седьмого литейного не сомневался. Бургомистр с самого начала был не в восторге от перспективы участвовать в этой войне. Нейтралитет и хорошая прибыль ему более по душе. А значит, когда наступит время «Ч», Эйзен выйдет из Коалиции и тем самым лишит ее важнейшего преимущества — практически неограниченных, бесперебойных поставок оружия. А без оружия все эти «золотые дивизии» Щукина — организованная толпа.

Ермаков прошел по гулкому стыковочному коридору на свой корабль, и когда за спиной сомкнулись створки шлюза, незаметно утер испарину. Как ни крути, переговоры дело непростое. Даже когда точно знаешь, на какие кнопки нажимать и какие струны в душе собеседника задеть. Шеф прошел в ходовую рубку и плюхнулся в капитанское кресло.

— Успешно? — спросил сидящий в кресле пилота человек.

— Да, — Ермаков потер затылок. — Конечно, не так, чтобы легко и непринужденно… Даже голова заболела.

— Боль уходит, — спокойно сказал человек. — Так?

— Да, — Ермаков удивленно взглянул на него. — Всё в порядке. Как ты это сделал?

— Попросил ее уйти. Также, как ты попросил Вальтера. Просьба часто лучше приказа. Летим дальше?

— Летим, — Ермаков почувствовал прилив бодрости. — Куда?

— На Марс, конечно.

— Куда?! — от удивления шеф охраны даже привстал. — В гости к принцам Триумвирата? Ты шутишь?! О чем с ними говорить?

— О том же, — человек остался невозмутимым. — Ты просто попросишь их одуматься, и они это сделают.

— Скорее они вздернут меня на ближайшем дереве!

— На Марсе деревья низкие, — человек усмехнулся. — Бояться нечего.

— Это… безумие, — Ермаков нехотя активировал ходовой пульт. — Марсиане настроены весьма решительно и… агрессивно. Они подняли бунт, несмотря на присутствие Преображенского, а ты хочешь, чтобы я убедил их сдаться, когда Великого Князя нет даже поблизости от Солнечной!Абсурд!

— Он скоро вернется, — уверенно заявил человек.

— Откуда ты знаешь?

— Он всегда возвращается. Такова его Судьба…

Ермакова туманное заверение человека не убедило. Он привык опираться на что-нибудь более весомое и обоснованное. Но шеф всё равно подчинился. Этот странный человек восточной наружности появился в его корабле буквально ниоткуда, и с того момента шеф охраны Седьмого литейного делал лишь то, что ему велел загадочный гость. Причем делал не через силу, а добровольно. Он почему-то верил этому невысокому, пухлому человечку. Наверное, потому, что первый же совет незнакомца дал ощутимые результаты. Ермаков «завербовал» Бородача и вызволил из Грацианского плена свою дочь. Уже за одно это Ермаков был благодарен гостю и готов выполнить любые поручения. Вербовка Вальтера оказалось следующим. А самым первым было шоу на Руре, где Совет Директоров «РУСТа» неожиданно воспылал лояльностью к гибнущему ОВК и принял решение начать тайную экономическую войну против Коалиции. И вот новое испытание, да еще какое! Марс! Сверхзадача — убедить пламенных революционеров, что они не правы. С ума сойти!

Договориться с марсианами казалось нереальным в кубе. А вообще-то, даже интересно. Попробовать добиться невозможного. Вдруг получится? А если и не получится, что терять? В конце концов, не вздернут же на самом деле.

Ермаков скомандовал «к Марсу» и нажал сенсор «старт». Корабль мгновенно рассчитал прыжок и начал разгон…

Глава 3

Январь 2325 г., Многомерность — Пространство и время

В темноте нет тепла жизни, в тишине нет звуков жизни, а в пустоте нет вообще ничего животворящего. Короче, тоска. Даже если знаешь, что вокруг не абсолютная пустота, а некое свернувшееся в змеиный клубок пространство, легче не становится. Ведь воспринимать его обычными органами чувств невозможно, а непосредственное восприятие для человека важнее теоретической убежденности. Пять измерений или восемьсот пять, в этой ситуации не имеет никакого значения. Их нельзя увидеть и пощупать, а потому для человека всё это пустой звук… Вот ведь придумали выражение… Пустой звук… Бессмыслица. Хотя, если прислушаться, пустота всё-таки звучит. Человек не дает ей стать абсолютной, пока он жив. Гудит, проталкиваясь по сосудам кровь, глухо стучит сердце, посвистывает, покидая легкие и снова их наполняя, воздух, шуршит одежда, в животе урчит, наконец.

Горохов почесал кончик носа. Из-за нервной дрожи царапнул переносицу и поморщился. Где-то рядом скрипнул кожей кресла Воротов. Преображенского Горох не слышал. Эрга тоже. Лейтенант нервно вдохнул. Воздуха было полно, и пока он оставался свежим, но Горохову уже начало грезиться, что он задыхается. Лейтенант потянул ворот.

— Без паники, — приказал Воротов.

— А что я? — пробормотал Горохов. — Я в порядке.

Меньше всего ему сейчас хотелось выглядеть паникером. Лейтенант представил, как техники, которые будут снимать данные навигатора, многозначительно ухмыльнутся, слушая записи переговоров экипажа. Хотя… какая разница? Всё равно каюк. Мертвые сраму не имут. И вообще никакое возвращение крейсеру не светит. Сгинет в этом лабиринте, даже черного ящика не останется… Тут же представилась новая сцена — сводка генштаба, крупные буквы первой строки: крейсер «Каллисто» пропал без вести. Экипаж представлен к наградам… посмертно… Тьфу ты! Какие награды?! Кто будет представлять? Преображенский-то здесь! И Воротов тоже. Сидит где-то в темноте и посмеивается.

— Я слышу. — Воротов и не думал насмехаться. — Сделай несколько глубоких вдохов и уши разотри.

— Чего?

— Уши.

— Зачем?

— Взбодришься. Народный способ такой.

— Да я бодрый, как динамо-машина! Неуютно просто. Первый раз в подлодке тону.

— Ничего, прорвемся. Раз шпангоуты стонать перестали, значит, шанс есть.

Лейтенант кивнул, и лишь потом сообразил, что его телодвижений всё равно никто не видит. Но Воротову ответа и не требовалось. Поддержав упавший боевой дух товарища, он снова замолчал. Не выдавал своего присутствия и князь.

— Ваша светлость… — Горохов замялся. — Извините, что отвлекаю. Вы здесь?

— Где же мне быть? — Преображенский ответил с некоторым запозданием, будто прежде чем ответить, закончил какое-то неотложное дело.

— Ну мало ли… я вот недавно по окрестностям полетал чуток.

— Я здесь. Целиком и полностью.

— А друг наш чистоэнергетический далеко?

— Ему сейчас не до болтовни. Он окутал корабль и сдерживает натиск хранителя.

— Да? — Горохов понизил голос до шепота. — И как? Успешно?

— Я не знаю. Даже мне не понять, в какой форме и в каком измерении идет их сражение. Но бьются насмерть.

Будто в подтверждение его слов, по корпусу крейсера что-то ударило, и Горохов замер. Гулкий звук прокатился по всем отсекам и угас где-то в реакторном. Корабль вроде бы выдержал. Лейтенант облегченно выдохнул и даже собрался пошутить на тему посторонних шумов, но тут в том месте, где предположительно находился Преображенский, неожиданно возникло слабое пятно рубинового света. Горохов вцепился в подлокотники кресла. Если это светился перстень — полбеды, а если свечение имеет «местную» природу, жди неприятностей. Свет стал ярче, и на его фоне проступили очертания человеческой фигуры. Скорее всего, это был князь, хотя точно определить, кто это, лейтенант затруднялся. Свет окутал человека коконом и потек, будто светящаяся жидкость, в разные стороны. До ног Горохова «лужа» добралась в три секунды. Лейтенант поджал ноги и уселся в кресле по-турецки. Финт не сработал. Свечение взобралось по амортизаторам и полезло выше. Горохов ощутил легкое покалывание, будто от слабого тока, и тепло. Красноватое свечение оказалось не смертельным, даже приятным. Оно обволакивало, словно мягким одеялом, и успокаивало не хуже хвойной ванны. Горохов оглянулся. Воротов тоже «порозовел». Свечение уже полностью окутало рубку и всех, кто в ней находился. Видеть всё в таком свете было непривычно, но радовала сама возможность хоть как-то ориентироваться в пространстве. Лейтенант поднял руку.

— Господин полковник, видите меня?

Переборки и предметы вдруг резко вытянулись по горизонтали и стремительно умчались куда-то в немыслимую даль. У Горохова перехватило дыхание. Он почувствовал, как падает в бездну, да еще с таким ускорением, что желудок подпрыгнул и прикипел к глотке. Красноватое свечение рассыпалось миллионами крошечных шариков — то ли капель, то ли микроскопических сгустков пара или тумана. Облако этой «шрапнели» из непонятного вещества стало более разреженным и уже не баюкало, а вращалось вокруг вертикальной оси гороховского тела. Причем на уровне головы шарики крутились медленнее, на уровне груди быстрее, а примерно у пояса вращались настолько стремительно, что сливались в единый поток. У щиколоток субстанция снова замедлялась, да настолько, что разделялась на струйки, которые поворачивали вспять или вовсе утекали в пространство… Или в то, что его тут заменяло. Горохов обратил взор в «пространствозаменитель». Он мчался с тем же ускорением, но не попутно, а навстречу. Куда бы Горохов ни посмотрел, всюду видел одну картину: усыпанное серебристыми точками пространство мчалось ему навстречу. А между тем вестибулярный аппарат утверждал, что лейтенант по-прежнему падает вниз, и навстречу может лететь лишь то, что находится под ногами. Горохову стало дурно. Нет, он пока не растерял навыки космолетчика-истребителя, но ни одна центрифуга или специальный тренажер не готовили к такой чехарде. Лейтенант зажмурился и приказал организму ориентироваться только на внутренние сигналы. Падаем, значит, падаем. Только и всего… «Тренажер» мгновенно исправился и усложнил экзекуцию. Теперь лейтенант кувыркался, как попавшая в ураган птица. А еще откуда-то грянула омерзительная какофония, и по коже потекла липкая жидкость. Горохов открыл глаза и оглянулся, но не увидел ничего, кроме мельтешения цветных фигур и размытых образов. Он поднес к глазам руку. Вместо нее он обнаружил вытянутый сгусток бело-желтой слизи. Это лейтенанта добило. Он набрал в грудь холодного, пахнущего каким-то неблагородным газом воздуха и заорал. Звуки его воплей влились в какофонию и сделали ее просто тошнотворной. Хотя дальше было вроде бы некуда. Осознав этот факт, Горохов замолчал, но почти сразу принялся подвывать. Невольно. Потому что слизь на коже вдруг стала невыносимо жечь, но все попытки ее стереть не давали результата. Да и как сотрешь эту вонючую гадость, если руки из нее и слеплены? Лейтенант в полнейшей панике задергал отвратительными вытянутыми руками и ногами, но это не помогло. Жжение усилилось до предела. Горохову казалось, что еще немного, и он от боли потеряет сознание. Он снова закмурился и начал истово молиться, хотя на самом деле толком не знал ни одной молитвы. Обращение к мало знакомому, но, если верить слухам, всемогущему Богу, подействовало, как спасательный круг. Оно на миг оттеснило кошмарный водоворот образов на второй план сознания и потянуло тонущий разум на «поверхность». Горохов зажмурился еще крепче и начал новую молитву.

С чем это было связано, не узнать, пожалуй, никому и никогда, но постепенно какофония стихла, а желудок успокоился. И вестибулярный аппарат перестал возмущаться. Голова еще кружилась, но уже не так сильно. И жжение пошло на убыль. Горохов осторожно открыл один глаз. Он снова сидел в кресле второго пилота, поджав ноги и вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники. Кроме того, что перестало буйствовать окружающее пространство, у лейтенанта появилась возможность видеть не в монохромном варианте, а в полном спектре. Освещение в рубке восстановилось, а где-то в технических отсеках загудели системы воздухообмена и тоненько запищали контрольные приборы реактора.

Горохов медленно опустил затекшие ноги на пол и перевел взгляд на стоящего у обзорного экрана Преображенского. Князь словно почувствовал его взгляд. Он оглянулся и устало кивнул.

— Жив?

— Вроде того, — Горохов с опаской взглянул на свою руку. Нормальной длины, теплая и сухая. Никакой жгучей слизи. — Что это было?

— На какое-то время нам пришлось влезть в шкуру Слуги, то есть Эрга.

— Жуть какая. Он что же, постоянно так себя чувствует?

— Ему это нетрудно. Ведь он таким родился.

— А зачем было это делать?

— Иначе Эрг не смог бы выстоять. Ему требовались не только дополнительная энергия, но и единое состояние всех вмещенных в его сущность компонентов.

— Так мы победили?!

— Пока да. Правда, это стоило Эргу половины его могущества.

— А как же ловушка? — обеспокоился Горохов. — Что, если ему не хватит сил защитить нас внутри капкана?

— Как видишь, пока хватает. Мы уже на месте. Хранитель потому и отступил, что мы добрались до капкана. Теперь всё зависит от того, соответствуем ли мы понятиям этого… места… о целесообразности.

— А на экране обычные звезды, — подал голос пришедший в себя Воротов.

— Мы на месте, — донесся голос Эрга, слабый, будто бы очень далекий. — Эти «звезды» — Галактики нашего сектора, одна из них Млечный Путь. Мы находимся очень далеко от них. Свет этих Галактик должен был идти сюда миллиарды земных лет, но этого не потребовалось. Их свет существовал здесь всегда. Он не преодолевал космическую бездну. Он вообще неподвижен.

— Вроде тех энергооблаков? — с явственным сомнением спросил Воротов.

— Иначе, но если упрощать — да. Ловушка обладает множеством особых свойств, недоступных пониманию человека.

— А как мы узнаем, что думает этот «утилизатор миров» о наших достоинствах и недостатках? — Полковник хмыкнул, чтобы скрыть неуверенность.

— Через меня, — голос Эрга чуть окреп. — Я перескажу всё, что будет возможно перевести с языка энергомашин на человеческий. Мы с ним «одной крови». Простите за неуклюжую шутку.

— Да нет, ничего, нормально, — считая, что все вопросы по теме шуток находятся в его компетенции, отреагировал Горохов. — А где обломки Техноэргуса?

— Ты что, думаешь, тут как на свалке должно быть? Летающие повсюду облака мусора? — усмехнулся Воротов.

— Помолчите немного, — потребовал Преображенский. — Эрг, ответь, ловушка нас уже… оценивает?

— Для этого ей не потребовалось много времени. Ваш корабль не соответствует понятиям капкана о техническом совершенстве. Вернее, не соответствует понятиям о целесообразности, ведь в Техноэргусе не было межзвездных кораблей, все составлявшие его планеты и миры были соединены внепространственными энерготоннелями…

— Червоточинами, как в пространстве технократов-чинидов?

— Примерно — да, но начинались эти тоннели на планетах. Перемещений с одного мира на другой люди не замечали. Перемещения по уровням Техноэргуса были мгновенными и безболезненными. Но капкан допускает, что в условиях ранней фазы освоения вселенной такие корабли могли существовать.

— Короче, техосмотр пройден, — хмыкнул Горохов. — А мы?

— Вы в понимании ловушки примитивны.

— Почему-то я знал, что ты это скажешь, — лейтенант скривился.

— Горох, помолчи, — бросил Преображенский.

— …Но вы потомки наших создателей. Далекие и серьезно изменившиеся не в лучшую сторону, но генетически сопоставимые. Этого достаточно, чтобы унаследовать их права и привилегии. Например, право на модификацию.

— А на то, чтобы выбраться отсюда, мы имеем право?

— Только если я докажу, что ваша помощь необходима. Ловушка не видит смысла отпускать вас. Для активации Изначального поля требуются только энергия корабля и матрица.

— Ну так докажи ему! — выкрикнул Воротов.

— Игорь, спокойно, — князь снял с пальца перстень. — Я могу оставить это на приборной доске.

— Нет, он должен быть в руках человека. Это мера предосторожности, запрограммированная Техноэргусом. Чтобы перстнем не смог воспользоваться полуэрг-получеловек, например, Ушедший-Щукин или разумное существо из иных миров.

— В таком случае, капкан обязан выбрать хотя бы одного из нас? Почему же он не видит смысла?

— В его памяти такое условие есть, но в программе заложен противоположный приказ — не выпускать никого из Техноэргуса. Все его обитатели «заражены». Их информационные тела отражаются в Энергополе и могут навредить реальному миру.

— Ну так объясни своему зависшему брату по электронному разуму, что мы не принадлежим Техноэртусу и не имеем зловредной ауры.

— Он всё знает и сейчас решает возникшую задачу, просчитывая варианты развития событий.

— Это надолго?

— Несущественно. Здесь нет времени. Миг или год проходят одинаково быстро. Или медленно.

— Но для нас это не одно и то же!

— Он уже закончил расчеты и продолжает их. Всё происходит одновременно. Он решил отпустить вас всех и не отпустить никого. Двое из вас не опасны для реального мира, но им нельзя доверить матрицу. Отнимет Первополе. Один сумеет сохранить матрицу и доставить ее в нужную точку пространства, но он опасен для Галактики. Он уже стал причиной гибели множества планет и людей. Поэтому двое уйдут, один останется.

— Отказать! — Воротов рубанул воздух ладонью. — Уходим все! Или остаемся тоже втроем! Пусть думает дальше. И поконкретнее, без всяких там «казнить нельзя помиловать»!

— Эта ловушка создана Техноэргусом. Инженеры не могли допустить, чтобы во внешний мир вырвалась частица Энергополя или опасные для Галактики объекты.

— Я готов остаться, — спокойно сказал Преображенский. — Но как же доставка матрицы в центр Изначального поля? Каким образом ловушка предлагает разрешить это противоречие?

— Она приняла решение пожертвовать Изначальным полем, также, как пожертвовала когда-то Техноэргусом. Я вижу расчеты. Они разумны.

— А как же твоя программа? Ты ее нарушишь?

— Я Эрг и не могу нарушить главную программу. Мне придется перейти к подпрограмме защиты.

— В таком случае… — князь обернулся и выразительно взглянул на товарищей. — Пристегнитесь!

— Опять?! — Горохов страдальчески выгнул брови. — С ума же сойдем, ваша светлость!

— А есть с чего сходить? Эрг, мы готовы!

— Господи, помоги! — вырвалось у Горохова. Сергей Павлович, услышав, к кому вдруг обратился адъютант, только скептически покачал головой. Раньше надо было к вере приобщаться. Хотя, никогда не поздно. И никому не поздно. Он в сомнении помедлил, но всё-таки перекрестился…

Корабль рванулся вперед с бешеным ускорением, но почти сразу реактор сбросил мощность на ноль. Стены рубки вздулись шипящими пузырями и потекли, обнажая звездно-галактическое окружение. Космический холод мгновенно сковал тело, но не убил, а только обездвижил. И давление не упало, а воздух не исчез. Люди по-прежнему нормально дышали и воспринимали окружающую действительность. Только не могли говорить и хоть чем-то помочь Эргу. А помощь ему требовалась, и немалая. Схватиться с примерно равным по силе хранителем, наполовину виртуальным существом, и вступить в бой с левиафаном, поглотившим целый мир из сотен планет и звезд, было совсем не одно и то же. Впрочем, это был не совсем бой, скорее это походило на этап олимпиады по высшей математике между машинами предельного класса сложности. Так, во всяком случае, представлял себе все происходящее Преображенский. Самопрограммирующийся многомерный капкан против думающего, но повинующегося стержневой программе Эрга.

Сергей Павлович сосредоточился и попытался на мгновение заглянуть в сознание Эрга. Сейчас сделать это стало несложно. В отличие от Горохова, князь не в первый раз видел иные миры и уже не пугался увиденного.

Мыслительная составляющая бывшего Слуги была заключена в мерцающий золотистый кокон. Его нити сплетались в сложный, но правильный узор. Преображенский вообразил, что приближается и протягивает руку. Виртуальная конечность удлинилась и легко проникла между нитями кокона. Сергей Павлович протянул другую руку и раздвинул часть нитей, открывая своему взору внутреннее пространство кокона…

…Наверное, это были цифры… Потоки и водопады, ураганы и торнадо, цунами и воронки… Они не были материальны, но князь видел их так же отчетливо, как видел бы ревущий океан. Массивы информации мгновенно перемещались по уровням вычислений. Информация изменялась, казалось бы, хаотично, но на самом деле строго, как в калейдоскопе. Она устаревала и тут же обновлялась, отступала, будто вода на морском побережье во время отлива, и возвращалась. Очередной прилив дотянулся до Преображенского и накрыл его с головой. Теперь Сергей Павлович плавал в информационном море наравне с другими частицами Эрга. У виртуального океана не было цвета или запаха, у него не было вообще никакого воплощения, но и сказать, что Эрг сражается с пустотой, было бы неверно. Ведь даже для человека информация, не будучи материальной, имеет и вес, и размер, и цену. Что же говорить о существах, состоящих из нее примерно в той же степени, в которой человек состоит из воды? Эрг противопоставлял свою информацию вычислениям капкана и пытался заставить упрямую «тюремную» энергомашину понять, именно понять, а не вычислить, что она не права. «Вода» то вздымалась великолепными гейзерами, то мгновенно вскипала, как борщ в кастрюле. Гребни высоченных волн обрушивались в котлы стремительных воронок, а мощные течения вспенивали поверхность и тянулись длинными хребтами за близкий золотой горизонт. Князь вдруг почувствовал неясное беспокойство и выделил взглядом в перспективе бушующего информационного океана устойчивый, правильной формы «айсберг». Он плыл, абсолютно не реагируя на яростные удары волн, уколы течений и размашистые шлепки порывов ураганного ветра. Преображенский сосредоточил внимание на непотопляемом массиве. Понять, что означает появление этой стабильной массы, было сложно, но Сергей Павлович надеялся на лучшее. На то, что это и есть совокупность аргументов или однозначная, не допускающая трактовок подпрограмма, которая убедит ловушку в правоте Эрга. Иначе почему «айсберг» не тает, как растаяли в течение последней субъективной минуты тысячи подобных обломков…

Масса приблизилась настолько, что стала нависать и давить своей монументальностью. Князь подался назад, и золотые нити выскользнули из его рук…

…Почти в тот же момент холод отступил, и реальному телу начала возвращаться подвижность. Преображенский открыл глаза. Свет в рубке был приглушен. Сергей Павлович поднял голову и оглянулся. В кресле второго пилота стучал зубами, одновременно пытаясь материться Горохов. Воротова на месте не оказалось. Наверное, вышел зачем-то.

— Эрг? — негромко позвал князь.

— …Твою кибермать… — добавил трясущийся Горохов. — Заледенел… весь, в рот компот! Сопли, на… обеспечены… Простите, ваш свет, греюсь так… крепкими словами… Напитков-то нет. И Эрга что-то не слыхать. Я уже звал.

— А Игорь где?

— А-а… не знаю, не было его… Я очухался, гляжу, только вы. Может, в гальюн вышел? Я сейчас… только коленки трястись перестанут… сбегаю, позову.

— Придет к тому времени, — князь повернулся к обзорному экрану.

На нем поблескивали всё те же светлячки запредельно далеких Галактик. Неужели сорвалось? Преображенский почувствовал себя неуютно. Остаться здесь навсегда было не страшно, но до боли обидно. Столько всего еще можно сделать… Например, окончательно разрушить то, что пока оставалось от ОВК и других миров? Возможно, ловушка права, и Преображенский опасен для Галактики не менее хранителей. В этом случае даже хорошо, что Эрг проиграл «олимпиаду». Ребят только жаль. Они-то ни в чем не виноваты. Впрочем, их капкан обещал выпустить. Их, Эрга и корабль. Так что смерть будет быстрой, без мучений. Раз, и ты один в холодной пустоте. Последний выдох, холод, кровавая пелена — и всё, дальше только вечный покой. Ни ты никому не навредишь, ни тебя никто не обидит… Ну и зачем тогда медлить?

— Ну что же ты медлишь?! — крикнул Сергей Павлович в потолок. — Выиграл, значит, получай свой приз!

— Дай мне немного времени, — раздалось едва слышно. — Здесь, на краю ловушки, оно уже существует и несет в себе благодатный заряд созидания.

— Эрг? — Преображенский замер, прислушиваясь. — Горох, ты слышал?

Не ответил ни Слуга, ни адъютант. Князь обернулся. Кресло второго пилота пустовало. Похоже, Горох отправился искать Воротова. Однако быстро одолел дрожь в коленях. Особенно, если учесть, что ее вызвал вовсе не холод. Тут лейтенант слукавил.

— Они оба уже далеко, — вновь ожил Эрг. — Каждый там, где нужнее всего…

— Значит, я… останусь? — Преображенский почувствовал в груди неприятный холодок. — Аргументы ловушки оказались сильнее твоих?

— Мы на изломе мироздания. Здесь сила капкана невелика, но достаточна, чтобы распорядиться твоей жизнью и Судьбой. Это и есть центр сопряжения будущего Изначального поля. Логика подсказывает, что капкан принял мои доводы.

— Но точно мы это узнаем лишь, когда сделаем то, зачем сюда пришли? — князь снял с пальца перстень и положил его на ладонь. — Я готов.

Он вытянул руку. Рубин в перстне вспыхнул ослепительным багровым светляком. Перстень медленно поднялся в воздух и завис примерно в полуметре над ладонью Преображенского.

— Я больше не смогу сопровождать тебя в трехмерном пространстве и времени, — предупредил Эрг. — Но скоро в этом исчезнет необходимость. Галактика избавится от недуга, а люди… С ними ты справишься и без моей поддержки.

— Если капкан не решит иначе, — заметил князь. — Ведь я всё еще в его власти.

— Он медлит, но я уверен, что всё будет хорошо…

В этот момент перстень исчез. Просто исчез, без каких-либо спецэффектов. Растворился в воздухе, будто его и не было. Князь опустил руку и потер ладони. От волнения они стали влажными.

— Вот и всё… — он вздохнул. — Только бы хранители не совершили напоследок какую-нибудь гадость. Ведь даже старый и больной пес всё равно сильнее новорожденного щенка. Не хотелось бы стать свидетелем такого нелепого финала. Впрочем, мне им и не стать. Ну что медлишь, утилизатор Галактик, включай подачу!..

* * *

«…Как в любой рукотворной системе, в капкане есть лазейка. Если „программа“ попавшего в него объекта без изъянов, то после долгой и утомительной проверки ловушка его выпустит и даже доставит туда, где объект нужнее всего…»

Воротов хорошо запомнил эти слова Эрга, и они мгновенно всплыли в памяти, когда Игорь открыл глаза и вместо рубки крейсера увидел стену сверкающего стеклом, металлом и пластиком здания. Полковник запрокинул голову. Стена уходила вверх до самого неба, синего, безоблачного и далекого. Воротов резко обернулся. Улица. Нормальная, в меру широкая. Дома, окна, двери, вывески, тротуары, пешеходы и машины. Некоторые наземные, но в большинстве воздушные. Обычная улица, обычного города. Хотя нет, по нынешним временам как раз необычного города. Мирного. Куда же это занесло? Воротов сделал шаг, другой, остановился на краю тротуара и прислушался к ощущениям. Гравитация явно искусственная, и стандартная для спутников — ноль восемь земной. Каллисто? Нет, таких зданий там не строили. Небоскребы нынче в моде на бывших колониях Триумвирата: на Ганимеде и Тритоне. Игорь попытался отыскать взглядом искусственное солнце, но оно пряталось за башнями небоскребов. Да и не дало бы это ничего. Все искусственные светила одинаковы. Ну может быть, то, что летает вокруг Ганимеда, чуть больше других. Вывески… типовые. Голографическая реклама… стандартная. Номера на машинах… ага! Всё-таки Ганимед!

Определившись с местонахождением, Воротов приободрился. Оставалось понять, почему ловушка «выплюнула» его именно сюда. Игорь прошел вдоль здания, свернул за угол и очутился перед главным входом известного всей Галактике делового центра «Ганимед Трейд». Обычно в этом здании проходили важные переговоры с Колониями и всевозможные конференции деловой элиты. Однажды Воротов участвовал в таком мероприятии. Сергей Павлович тогда только осваивался в роли хозяина Каллисто и взял подполковника Воротова с собой в качестве консультанта. Обсуждались, помнится, военные поставки Рура; планеты, на сто процентов принадлежащей одной-единственной корпорации. Многие зачастую даже путали название планеты с названием компании. Что и немудрено: название фирмы — «РУСТ», в оригинале происходило от названия планеты. И когда заблуждающихся кто-то поправлял, они обычно задавали вполне резонный вопрос: «А какая разница?»

Игорь поднялся по ступенькам широкого мраморного крыльца и вошел в просторный холл. К нему тотчас направился сотрудник охраны. Воротов задумался было над тем, что ответит на банальный вопрос: «Чем могу помочь?», но охранник ничего не спросил. Даже наоборот, помог очень многое понять.

— Ваши товарищи пока здесь, господин полковник. Князь Вяземский в своем офисе на четырнадцатом этаже, во втором блоке. Шеф Ермаков занял блок четыре. Третий свободен. Вы намерены занять его или выберете другое помещение?

— Его, коли так, — сориентировался Игорь. — А кто еще тут есть?

— Делегация Марса частично убыла, но сенатор Бартон задержался в представительстве компании «Крокет», это на девяносто четвертом. Министр Леви и командор Трентон улетели два часа назад. Прошу вас, сюда…

Вот так вот… Похоже, тут прошли какие-то переговоры. Довольно странно. Не успел Марс вдохнуть независимости, как пошел на попятную? Или переговоров запросил Вяземский? Неужели всё настолько плохо? Не успел Великий Князь отлучиться, как в Солнечной всё с ног на голову встало. Кот из дома, мыши в пляс? И ведь не с чинидами переговоры, и не с колонистами. С марсианами. Почему? О чем было говорить? И при чем тут Ермаков, шеф охраны и блюститель интересов «РУСТа» на Эйзене? Ничего не понять. Надо бы поподробнее всё разузнать. Жаль, на переговоры опоздал.

— В третьем блоке есть инфо?

— Конечно, сэр.

— Впрочем, нет. Проводите меня к Вяземскому.

— Конечно, сэр.

Второй блок четырнадцатого этажа особой роскошью не отличался. Здешние кабинеты и гостевые апартаменты обычно сдавались делегациям небольших компаний. Правитель Ио мог бы выбрать офис получше, но князь Вяземский не отличался щепетильностью в таких вопросах. Брал пример с Великого Князя, наверное. Или его и в самом деле не волновало, что скажут обитающие в «Ганимед Трейд» нувориши. Частое общение по службе Воротова с Вяземским так и не сблизило. Такое бывает. Отношения сложились дружеские, ровные, но до настоящей дружбы дело не дошло. Впрочем, Преображенский правителю Ио доверял, и полковнику этого было достаточно.

Князь явно не спешил улетать с Ганимеда. В приемной деловито суетились какие-то помощники, а сам Вяземский сидел в кабинете и меланхолично рассматривал городской пейзаж. Он будто кого-то ждал.

— Ваша светлость, — Воротов остановился у порога.

— А-а, вот и вы, — князь обернулся к полковнику и просиял. — Наконец-то!

— Вы меня ждали? — удивился Игорь.

— Конечно! Жаль, что вы прибыли так поздно. Но я понимаю, это от вас не зависело… Проходите, располагайтесь.

— Я не всё отчетливо понимаю, ваша светлость, — признался полковник. — Как вы могли меня ждать? Час назад я даже и не чаял выбраться из одного весьма противного местечка…

— Мне всё известно, — Вяземский едва сдерживал улыбку. — Это замечательно, что вам удалось выбраться. А Сергей Павлович?

— Не знаю, — Воротов опустил взгляд. — Меня… отправили первым.

— Ну значит, и его отправят, — убежденно произнес князь.

— Я не знаю…

— Отправят, отправят, — голос Вяземского предательски дрогнул. Видимо, ему очень хотелось верить в свои слова. Похоже, дела шли из рук вон плохо, если опытный и обычно уверенный в себе Вяземский так нервничал. — Наш друг сказал, что вы прошли все испытания и очень скоро ситуация изменится в нашу пользу… Общая ситуация…

— Какой друг, ваша светлость? Что тут вообще происходит, вы можете изложить последовательно? Я пока так и не понял ничего. Марсиане, переговоры, друзья какие-то…

— Марсиане согласились поговорить и найти компромисс, — выпалил Вяземский. — Это случилось после того, как их посетили господин Ермаков и… наш друг.

— Да что за друг?! — не выдержал Воротов. — Простите, ваша светлость…

— Я… к сожалению, здесь я не могу назвать его имя. Но мы можем подняться на борт корабля господина Ермакова, и вы встретитесь с ним лично!

— Постойте, — Игорь поморщился. — Сначала просветите меня… Нет, давайте поступим иначе, я вам помогу. Итак, Марс вышел из ОВК. Это мы почувствовали на собственной шкуре, когда нас бросила на произвол судьбы эскадра Трентона. Дальше…

— Чинидов Ергелан почему-то отозвал, а колонисты легли в дрейф на траверзах важнейших планет и космических городов. Они будто решили выждать и посмотреть, чем обернется эта «марсианская революция». Марсиан уже поддержали Титан и Тритон, — Вяземский нервно потер руки. — Более того, как только вы исчезли, марсиане высадились на Землю. Весь центральный регион, от Урала до Ла-Манша, под их контролем. И Кремль захватили.

— Оборзели, — Игорь скрипнул зубами. — Ну им это аукнется.

— Но после визита Ермакова и… его спутника марсиане цочему-то согласились на переговоры.

— Да? Занятно. Постойте, а как выглядит этот… спутник? Случайно не пухлый такой, китайской наружности?

— Да, азиат.

— Надо же! — Воротов удивленно поднял брови. — Тогда кое-что проясняется. Хотя это вдвойне странно. Ну и как прошли переговоры?

— Тяжело, — Вяземский вздохнул. — Если бы не Трентон… Только командор их и сдерживал. Столько условий выдвинули, мы едва успевали отвечать. Опыта в таких делах у нас с Ермаковым, сами понимаете, не так уж много.

— А вы какие условия поставили?

— Условия? — Вяземский вывел на голоэкран короткий список. — Лишь наиболее очевидные: сохранение ОВК, хотя бы формально. Никаких новых союзов или государственных образований, освобождение плененных марсианами подданных, в первую очередь Панина…

— И Панина в оборот взяли?! — Полковник помотал головой, будто прогоняя наваждение. — Что творится! Постойте, ваша светлость, разве он не на Ганимеде?

— Здесь. Как только наметился раскол, его местные жандармы и взяли, чтобы Триумвирату приятное сделать. Нейтралитет Ганимеда, сами понимаете, понятие условное. Марсиане местным «денди» ближе и роднее землян. Но теперь Иннокентий Семенович в безопасности, этот пункт наших требований марсиане выполнили. А вот с обитателями Кремля пока ничего не ясно. Трентон поклялся, что никого из них в плену у марсиан нет. Мы не поверили, конечно, но лично мне показалось, что командор был искренен.

— Хорошо, если так.

— Да. Там ведь… все… Княжна Оксана и другие… Для Сергея Павловича потерять их было бы…

Он замял фразу. Разъяснения были излишни. Полковник и сам понимал, насколько много значат оставшиеся в Кремле люди для Преображенского.

— Гарантии независимости княжествам, — прочитал Воротов. — Согласились?

— Да, но лишь частично. Они потребовали вычеркнуть из списка Европу. Марсиане очень хотят наказать Бородача, который во время своего неудачного переворота угробил принца Кейна.

— Помню. Это требование я бы на вашем месте удовлетворил.

— Против выдачи князя Бородача выступил Ермаков. Он призвал забыть о прошлых обидах хотя бы временно.

— Ермаков… Да кто он такой, чтобы призывать?! — вскипел Игорь. — На Бородаче не только принц Триумвирата висит! Рано или поздно он должен за всё ответить!

— Понимаю, но… — Вяземский развел руками, — мы были вынуждены бороться за каждую планету. Ведь гарантии нужны нам для обеспечения безопасности народа, а не его сумасшедшего правителя. Европа не виновата в его преступлениях. Такую установку давал еще Великий Князь, поэтому я был вынужден настоять. Мы сошлись на том, что Европа получит гарантии и останется в составе ОВК, но Василия Борисовича мы защищать не будем, и если он попадет в руки марсиан, вернуть его не потребуем.

— Тем более что и сами бы ему хлеб-соль не поднесли, попадись он нашей контрразведке. Ну что ж, требований немного, но хотя бы так.

— Честно говоря, всё дело в спешке. Мы же не готовились к этим переговорам. Всё случилось довольно неожиданно.

— А что затребовали марсиане?

— Предъявить ультиматум Колониям, — князь неуверенно улыбнулся. — Ни больше, ни меньше. Мы пытались убедить их в том, что сейчас нельзя обострять ситуацию на фронте. Сейчас там затишье. Колонисты не нападают, но наготове. Однако марсиане настаивали, и нам пришлось согласиться. У Марса и военный, и моральный перевес.

Воротов удрученно покачал головой.

— Но Ермаков не сдался, — попытался утешить его Вяземский. — Моральный перевес моральным перевесом, а в руках директората корпорации «РУСТ» почти всё производство и большинство каналов поставок оружия! Он гарантировал, что лишит Коалицию оружейных поставок и обеспечит марсианам льготные контракты, но взамен потребовал отсрочки предъявления ультиматума. И, представьте, они согласились! Ультиматум будет предъявлен не раньше чем через две недели.

— Уже лучше, — Игорь взбодрился.

— Министр Леви, конечно, был сильно недоволен, но Трентон сгладил ситуацию и убедил своих коллег, что принятые решения весьма дальновидны. Честно говоря, из троих переговорщиков командор оказался самым здравомыслящим. Этот Леви просто какой-то неврастеник, а Бартон — тупой индюк…

— Думаю, командору не по душе все эти гражданские противостояния. Он терзается от внутреннего раздрая. Тридцать лет служил Марсу, как части ОВК, а тут такое… Однако хорошо всё то, что хорошо кончается. Для первых переговоров результаты вполне приличные. Теперь еще улететь бы отсюда.

— Не думаю, что марсиане так сразу нарушат договоренность о перемирии, — Вяземский напрягся. — Или я принимаю желаемое за действительное?

— Уже нет, ваша светлость, но лучше бы нам убраться восвояси. Или у вас здесь еще какие-то дела?

— Нет-нет! — Вяземский взмахнул руками. — Какие дела у нас могут быть в «Ганимед Трейд», этом логове «трейдеров»?

— Никаких, — Воротов усмехнулся. — Их тридцати серебряных долларов нам не надо.

— В таком случае, добро пожаловать на борт, господин полковник. Я сейчас только предупрежу Ермакова. Э-э… или… Вы на чем прилетели?

— А разве наш восточный друг вам не сообщил?

— Нет. Он только сказал, что вы, скорее всего, скоро окажетесь здесь.

— Я воспользуюсь вашим предложением. Поскольку прибыл… считайте, что пешком.

— Пешком? — Вяземский недоверчиво взглянул на Игоря. — Разыгрываете?

— И в мыслях не было.

— Ладно, — князь усмехнулся. — Идемте…

…На борту корабля Воротова ожидали сразу два «сюрприза». И если к одному он был готов, то второй его сначала обескуражил, а затем заставил сжать кулаки.

— Спокойно, полковник, — лениво процедил покачивающийся в пружинящем кресле князь Бородач. — Мы тут оба в гостях. Неудобно получится, если подеремся.

— Что он здесь делает? — Воротов мрачно взглянул на Вяземского.

Князь едва успел открыть рот, но его опередил вошедший в кают-компанию Ермаков.

— Тоже, что все, господин Воротов. Поверьте, приглашение на борт Василия Борисовича — это не провокация, не попытка вас задеть. Времена требуют проявления доброй воли. Иначе нам не выжить.

— Смотрите, кто вдруг стал собирателем земель! — Игорь угрожающе шагнул к Ермакову: — Ты вообще кто такой, откуда взялся?! И кто уполномочил тебя наводить мосты?!

— Я, — тихо проронил некто, сидящий в дальнем углу.

Воротов обернулся. Этого человека, войдя в отсек, он и не заметил. От его дружеского и немного ироничного взгляда Воротову стало неловко. Он шумно выдохнул и разжал ладони.

— Привет. Я так и знал, что это ты воду мутишь.

— Наоборот, я ее очищаю, — возразил человек. — А ты всё такой же прямой и недоверчивый. Это хорошо.

— Не для всех, — Воротов перевел грозный взгляд на Бородача.

Тот кисло ухмыльнулся.

— Князь Василий временно под моей защитой, — спокойно пояснил человек. — Ты же не станешь драться еще и со мной? Успокойся и выслушай нас.

— Я спокоен, — Воротов сложил руки на груди. — Весь сплошное внимание.

Высказаться человеку не дали. На пульте гиперсвязи пискнул сигнал приема.

— Мы что-то пропустили?

Все обернулись к возникшей над проекторной платформой голограмме. Там стояли фантомы Вальтера, бургомистра космического города Эйзен и мастера Толстова с Медеи. Похоже, оба были слегка под мухой, но держались на ногах крепко. Наверное, приняли для храбрости.

— А это еще что за фокус?! — совсем растерялся Воротов. — Коалиция каяться пришла?

— Не вся, — Вальтер смело взглянул на полковника. — А что, вас это не устраивает?

— Да отчего же не устраивает? — Воротов хмыкнул. — Верной дорогой идете, граждане. Чего стоите, располагайтесь.

— Не смешно, — буркнул Толстов. — Мастер Ван, мы поговорили с Ларошем и Кивве. Старт и Натали готовы обсудить условия перемирия. Старт в большей степени.

— А чем не устроило мое предложение господина Кивве?

— Пока не вернется Преображенский, он намерен воздерживаться от активных действий. А там будет видно. В стане Коалиции вообще сейчас неуютно. Щукин исчез одновременно с Великим Князем, чиниды заняты формированием новой армии. Колонисты чувствуют себя брошенными. Так что перспективы Коалиции неопределенны и в разговорах всё чаще проскальзывают мысли о том, что ОВК было не худшим государством.

— Тоже неплохо.

— Ну ты, Ваня, даешь! — удивленно проронил Воротов. — Как ты их всех убеждаешь, какими такими словами?

— Обычными, — «господин Ван» улыбнулся. — Добрыми.

— Хитришь ты, Ван Ли, как всегда. Теперь мне понятно, почему состоялись переговоры и многое другое тоже. Непонятно только, чем это закончится.

— Наберись терпения, полковник, скоро все прояснится.

— Да? Скоро, это когда? — Воротов скептически покачал головой. — И почему нельзя было начать этот «развод» месяцем раньше?

— Месяц назад меня здесь не было.

— Ах да, ты же погиб на Ромме! — Игорь фарисейски всплеснул руками. — Как я мог забыть?! Наверное, это потому, что ты сидишь передо мной, как живой, и даже не думаешь разлагаться. Если ты сумел восстать из мертвых, почему явился только сейчас, когда уже поздно метаться и мирить расплевавшихся союзников?!

— Мирить вас пока еще не поздно, — Ван Ли на пламенную речь Игоря не отреагировал ровным счетом никак. — Скоро вернется Преображенский, и вы убедитесь, что я был прав. А до того момента надо всего лишь сохранить относительный мир.

— Мир-то худо-бедно установился, но, как ни печально, приходится признать, что фактически… — Воротов поднял указательный палец, — фактически ОВК перестало существовать!

— Игорь, всё не так плохо, — возразил Вяземский, — я думаю.

В поисках поддержки он обвел взглядом остальных. Бородач поднял глаза к потолку и лениво пожал плечами. Ермаков смотрел на Воротова с осуждением, как на человека близкого к панике. Вальтер и Толстов косились на Ван Ли. И все молчали.

— Я понимаю, что сейчас трудно поверить в лучшие времена, — неторопливо произнес Ван Ли. — Но скоро они наступят. Воспользуйтесь передышкой, друзья мои, приведите в порядок мысли и восстановите силы. Они понадобятся вам для созидания. Пока не появится. князь Сергей, вы можете отдохнуть.

— А если вместо него тут Щукин появится с «золотой ордой» или Ергелан? — процедил Бородач.

— Ты же слышал, что сказали наши друзья-колонисты.

— Вот-вот. Или они ударят…

— Ничего не будет, — Ван Ли встал. — Летите по домам и ждите. Просто ждите…

…Сначала Горохов решил, что отбросил копыта. В смысле — отложил ложку, дал дуба, склеил ласты, сыграл в ящик, вышел в тираж, приказал долго жить, присоединился к молчаливому большинству и так далее. Вариантов именования сего трагичного события он знал не меньше сотни и еще столько же мог выдумать, не сходя с места. Всё вокруг было беломраморное, как в дорогом фамильном склепе. Немного поразмыслив, он отогнал мрачные предположения. У его семьи фамильного склепа отродясь не бывало, а в чужой — кто бы его уложил? К тому же, лейтенант чувствовал себя вполне живым и практически здоровым. Руки-ноги двигались, глаза смотрели, уши слышали, а язык был готов выдать комментарий на любую тему.

— На дворе дрова в траве, дурь сплошная в голове, — выпалил он первое, что пришло на ум.

Результат теста его удовлетворил. Язык работал исправно, хотя и автономно от мозга, но главное — не последовало ответа. Горохов повертел головой. Пусто. Прохладно, чисто и пусто. Образцовый склеп. Да, пожалуй, это и не склеп вовсе. Сводчатый потолок, молочно-белые стены… А ведь однажды он тут уже побывал, когда Кремль наводнили те красные монстры-метаморфы. Точно! Это же стратегический бункер! Вон там должен быть лифт, а правее пульт. Лейтенант протер глаза и подошел к стене. Контуры лифтовых дверей проступали отчетливо, а вот стратегического пульта на месте не оказалось. Даже следов, что он здесь стоял, не осталось. Уперли с потрохами. Неужели добрались грабители? Или враги?

Горохов опасливо огляделся. Пятен крови не видно, копоти от выстрелов тоже. Нет, тут боя не было. А без боя, кто бы сюда прорвался? У княжеских покоев в карауле стоял десант и роботы технократов — машины серьезные. Их вон даже эти «андроиды» золотистые одолеть не смогли, а уж дрались щукинские бойцы, как заводные. Куда же пульт делся? Свои, что ли, эвакуировали куда-нибудь, от греха подальше? Но тогда, что же получается, враг у кремлевских стен окопался? Или уже внутри них разгуливает?

Горохову стало не по себе. Один, без оружия, в тылу врага. Сюжет для фильма. Вот только в реальной жизни — это гарантированный конец, и отнюдь не счастливый. Лейтенант утер испарину. Угораздило же сюда провалиться! Да еще непонятно зачем. Горох испуганно подумал, что такие неблагодарные мысли могут привести к тому, что капкан врубит какую-нибудь «обратную тягу» и снова засосет в неведомое пространство, а потому лейтенант торопливо себя одернул. «Всё в порядке! Главное — на Земле! А зачем и почему — разберемся…» Он деловито потер руки и прошелся вдоль стены, внимательно ее осматривая. «Помнится, тут еще одна дверца была. Через которую в свое время Василий Борисыч утек. Где-то здесь, где-то… А-а, вот она!»

Горохов провел пальцами по контуру двери. После неудавшегося переворота и бесславного изгнания Бородача из Кремля, эта дверь была открыта, и лейтенант даже не задумывался, есть ли у нее замок. Теперь же искать замок было поздно, а раздумывать бесполезно. Всё равно силой мысли эту дверь не открыть. А было бы здорово. Горох усмехнулся. «Сим-сим, откройся!» — и все дела. Он постучал по гладкой двери костяшками пальцев, а затем звучно шлепнул ладонью.

— А ну, открывайся, зараза!

— Голосовая идентификация положительная, — вдруг проскрипел прямо с потолка, синтезированный голос, — дактилоскопический рисунок и результаты теста кожных выделений соответствуют записям в базе данных. Добро пожаловать, лейтенант Горохов.

Дверь втянулась внутрь стены до глубины примерно полуметра, а затем отъехала вправо. Изумленный лейтенант вытер о штаны «кожные выделения» вспотевших ладоней и опасливо заглянул в темноту открывшегося коридора.

— Эй…

Звук укатился вдаль. Возвращаться гулким эхом он не спешил. Значит, коридор был длинным и узким. «И уж точно не тупиковый! — подбодрил себя Горохов. — Василий же из него выбрался. Значит, и я не заплутаю».

Он осторожно шагнул за порог.

— Руки вверх, — бесстрастно пробасил кто-то над ухом.

Горохов втянул голову в плечи и поднял руки примерно на тот же уровень. Со стороны его поза должна была выглядеть достаточно смешной, как пародия на стойку тайского боксера. Лейтенант осторожно покосился туда, откуда прозвучал бас. Темнота и что-то поблескивает.

— Я лейтенант Горохов…

— Руки вниз. Лейтенант Горохов. Адъютант Великого Инженера Преображенского. Вы подлежите защите. Следуйте за мной.

Обладатель баса развернулся, и Горохов наконец-то его рассмотрел. Конечно же, это робот технократов. Можно было догадаться по монотонной речевке. Горохов вздохнул с облегчением. Следовать за танком — всегда пожалуйста.

Путь оказался неблизким, да еще и трудным. Дважды пришлось спрыгивать с довольно высоких бортиков или ступеней — в темноте не разберешь. Как удалось не сломать ноги — загадка. Трижды пришлось в темпе ошпаренной собаки и без остановок подниматься по бесконечным винтовым лестницам. Сердце чуть не выпрыгнуло за пазуху, а легкие дышали так, словно от них остались только верхушки — часто и коротко. И что хуже всего, как только удавалось отдышаться и успокоить «пламенный мотор», робот затевал новое восхождение. Но это еще что! Четырежды на пути возникали какие-то черные провалы, шириной от двух до пяти метров. Переходить через них по перекинутым рельсам, а то и вовсе по скрипящей и стонущей от старости доске было страшно до дрожи в коленях. Перебираясь через ямы, Горохов чувствовал себя цирковым канатоходцем. Робот в этих случаях останавливался, включал прожектор, и световое пятно аккуратно, сопровождало лейтенанта весь опасный отрезок пути. Не хватало барабанной дроби, аплодисментов и внезапного яркого света всех прожекторов по завершении трюка. Вместо этого робот и вовсе вырубал свой фонарик, и подземелье снова погружалось в полную темноту. Ему-то было хорошо и так. Он ориентировался по локатору. И преодолевать преграды роботу было проще: он перепрыгивал расщелины с грацией арбалетного болта: бум — распрямилась пружина — бам — приземлился ходячий сейф на другом берегу. И никакого сочувствия к подлежащему защите субъекту. На четвертый раз Горохов, правда, попытался ухватиться за его оружейную подвеску, но робот, почувствовав перегруз, просто не прыгнул. Он терпеливо дождался, когда Горохов ослабит хватку, затем спрятал оружие под бронепластины корпуса, и когда пассажиру стало не за что ухватиться, спокойно прыгнул. Лейтенант только и успел, что возмущенно вякнуть и царапнуть ногтями по обтекаемому боку защитничка. Горохов, конечно, высказал всё, что думает о роботе и его создателях, после того, как по шаткому мостику из каких-то металлоконструкций перебрался через провал, но защитника речь не взволновала. Он развернулся и пошагал дальше.

Что оставалось Горохову? Только плестись следом. Спотыкаясь в темноте обо всё, что только попадалось, задыхаясь от немыслимой канализационно-мазутной вони и поскальзываясь в лужах каких-то нефтепродуктов, а быть может, дерьма, или их смеси. Роботу и тут повезло гораздо больше. Он, понятное дело, не задыхался, но главное — не скользил. Каждый его шаг был уверенным и четким, почти строевым. В результате очень скоро брызги из-под его могучих ступней окропили Горохова с ног до головы. Но лейтенант уже не матерился, даже про себя. Из двух зол выбирают меньшее. Терпеть и держаться на расстоянии вытянутой руки от надежного проводника или брести в полной темноте, полагаясь на авось. Выбор небогат. Второй путь вел до ближайшего черного провала. А вот первый…

Впереди забрезжил свет. Лейтенант утер рукавом лицо и часто заморгал. Нет, не почудилось. Свет! В потолке зияла круглая, примерно полутораметровая дыра, из которой торчали две ржавых штанги с тремя нижними ступенями простейшей лестницы. Больше всего это походило на примитивный канализационный колодец. Выход! «Робогард» привел к выходу! Ура!

Горохов попытался обогнать железного охранника, но тот не позволил:

— Запрещено программой. Опасная зона. Ждать подтверждения запроса.

— Смерти моей хочешь?! — возмутился Горохов. — Я скоро задохнусь тут от вони!

— Запрос подтвержден. Смерть от вони отменяется. Можете подняться на поверхность.

— Не будь ты роботом, я бы подумал, что ты юморист, — Горохов бросился к металлической лесенке и проворно полез наверх, навстречу дневному свету и потокам горячего чистого воздуха.

Дневной свет заставил лейтенанта на время зажмуриться. Когда же он открыл глаза и сумел хоть что-то. рассмотреть, выяснилось, что и это место ему знакомо. Колодец вывел Горохова под купол одной из новостроек. Того самого «небоскреба наоборот», который строила венерианская компания. Не так давно адъютант побывал на этом объекте, сопровождая Преображенского. Еще прораб тут был, старый такой… Лесков, кажется. Горохов выбрался из колодца и попытался отряхнуть одежду. Капли «дерьмового мазута» намертво въелись в униформу. Можно пробоваться на роль черта. Без грима и облачения в сценический костюм.

— Городской камуфляж? — хохотнул кто-то за спиной.

— Чего? — Горохов обернулся.

Перед ним стоял вооруженный десантник. Принадлежность к великокняжеской охране выдавала серебристая противолучевая накидка. Такие полагались только кремлевской гвардии. И оружие парень держал специальное, до боли знакомое.

— Господин лейтенант? — удивился десантник. — Виноват, сразу и не признал. Вы вплавь, что ли, добирались?

— Пошути у меня, — пробурчал Горохов. — Ты кто?

— Рядовой Костылев! — Десантник принял отдаленное подобие строевой стойки и оттянул вниз респиратор.

— Вольно, — разглядев лицо часового, Горохов отдал еще более отдаленное подобие чести. — Что за бардак, Костыль? Почему этот чайник со свистком проводил меня сюда? В Кремле не климат?

— Хуже, ваш бродь, марсиане засели.

— Кто?

— Марсиане, — Костылев замялся. — С Марса.

— Понятно, что не с… сырной головки! Я не понял, какого дьявола они там засели?! У нас тут что, власть сменилась?

— Ну… типа того… временно.

— На минуту нельзя отлучиться! Надо же, додумались! Кремль марсианам сдали! Доходный дом, что ли?!.

— Так они неожиданно…

— Неожи-иданно, — кривляясь, передразнил Горохов. — И вы, значит, сюда перебрались. В подполье. Герои, нечего сказать! А ну, веди к начальству!

— Не могу, ваш бродь, я же на посту. Я сейчас свободную смену вызову, вас проводят. Или сами… вон туда, мимо вагончика, а потом вдоль стены и направо. Там дверь железная, в старое метро ведет. А потом…

— Я провожу, — неожиданно для обоих донеслось со стороны перегороженного бетонными плитами входа под купол.

У Горохова екнуло сердце. Он обернулся и расплылся в виновато-счастливой, то есть вдвойне глупой улыбке.

— Шура?

— Шура? — лукаво улыбнулась Шурочка Ермакова. — Откуда ты здесь взялся… такой чумазый?

— Да… вот… — Горохов судорожно махнул рукой на колодезный зев. — Там такой срач… ой, извини!

— Ничего, — Шурочка рассмеялась. — Я знаю. Мы ведь тоже этим путем из Кремля выбирались. Я раньше думала, что в таких катакомбах только вода и крысы, а оказалось… Идем, я покажу, где можно помыться и одежду сменить.

Она протянула руку, чтобы взять Горохова под локоть, но передумала.

— Ну и запашок от тебя. Неужели от нас так же пахло?!

— Вы, сударыня, благоуханны в любых обстоятельствах, — завернул Костылев.

— Ты… давай, служи, — Горохов одарил его выразительным взглядом. — Идем, Шура. В наш новый временный дом.

Брови Костылева удивленно выгнулись. Горохов торжествующе поднял подбородок и пошел за плывущей впереди Шурочкой. Когда они отошли на достаточное расстояние, девушка обернулась с виноватой улыбкой.

— В ваш новый дом…

— Что? — Горохов встрепенулся.

— Ты же намекнул, что мы… что у нас… ну…

— Да, намекнул, а что? — Лейтенант насторожился. — Произошли какие-то изменения?

— В общем… да. Пойми меня правильно, Саша, ты мне очень нравишься… Но всё не так просто. У тебя есть Катя, и я не могу… не хочу… становиться причиной вашего разрыва.

— Катя? При чем тут Катя?! Что ты такое говоришь?! Это прошлое, а с тобой у нас впереди необозримое будущее! Разве не так?

— Нет, не так, — Шурочка опустила взгляд и вздохнула. — Мне с тобой здорово. Весело, интересно, мне льстит твое внимание, но… понимаешь… Это не то, чего бы я хотела. Я ждала, что между нами вспыхнет искра. Понимаешь? Особая, какая вспыхивает между людьми, может, раз в жизни! Но ее не было. Прости, что говорю тебе это сейчас, даже не спросив, откуда ты прибыл и что тебе пришлось пережить. Может быть, мои откровения станут для тебя последней каплей… прости… но лучше решить это сразу, сейчас. В бункере мы будем постоянно на виду, в гуще всяких дел и поговорить нам вряд ли удастся.

— То есть ты пускаешь меня по борту, — угрюмо резюмировал Горохов. — Потому что не возникло какой-то там искры. Понятно.

— Я очень сомневаюсь, что ты правильно меня понял… но если так тебе удобнее, то да. Нам лучше не строить совместных планов.

— А Катерину зачем приплела?

— Мы подружились, — призналась Шура.

— В смысле? — удивился Горохов. — Думаешь, я поверю, что такое бывает? Соперницы спелись?! Чудо — покруче библейского.

— Нам больше нечего делить.

— Ну да, — Горохов невесело усмехнулся. — Лучше признайся, что нового кавалера себе нашла. В это я еще поверю. А что по дружбе мужика уступила — сдохну, но не поверю. Не бывает женской дружбы, особенно, когда дело личных вопросов касается! Она и мужская-то о баб частенько ломается, а уж у вашей сестры это вообще норма жизни.

— Думай, как хочешь, — Шура вздохнула. — Мы пришли. Тебе налево. Там мужской душ и казармы. Кабинет коменданта в конце коридора.

— Ладно, спасибо, разберусь, — Горохов огорченно махнул рукой. — Подруге привет передай. Скажи, что, как только смогу, навещу. Может быть.

— Не надо, Саша, — Шурочка укоризненно покачала головой. — Ты же на самом деле добрый и хороший. Не пытайся выглядеть хуже, чем есть. Ладно?

— Как получится, — Горохов резко свернул налево и пошагал мимо душа прямо к коменданту.

Ничего, помыться успеется. Пусть эта тыловая крыса сначала объяснит, как умудрилась сдать краснопузым Кремль и что собирается предпринять, чтобы вернуть его законным владельцам. А после можно будет и помыться. Заодно и сопли комендантские с кулаков отмыть! Шурочка была права, ее откровение стало последней каплей. Таким злым Горохов не помнил себя со времен… да вообще не помнил.

Дверь в кабинет Горохов раскрыл пинком. Но, когда вошел, чистить коменданту жвала как-то сразу расхотел, а заготовленный текст выволочки из головы испарился. И не потому, что комендант оказался старше по званию. Будь он даже генералом, например, Картаевым, адъютант его светлости Великого Князя запросто покрыл бы трусливого штабиста семиэтажным матом. Будь он кем угодно, только не майором спецназа Каллисто. Для майора Трошкина лейтенант Горохов как был, так и остался обычным сопливым пацаном из летного состава княжеской эскадры «Огненный Шторм». Попробуй адъютант повысить голос, точно бы получил в репу, невзирая на заслуги перед Великим Князем и Отечеством. Но остановили Горохова не только уважительная опаска, вкупе с въевшейся в подкорку привычкой чтить земляческую табель о рангах. Еще он понял, что слова десантника Костылева были вовсе не пустой отговоркой. Если уж Трошкин отвел людей с позиций, значит, дело было действительно серьезное,

— Здравия желаю, — Горохов остановился у порога.

— А-а, лейтенант-канонир Горохов! — Майор махнул рукой. — Заходи, заходи. Чего это ты грязный такой? Откуда выполз?

— Из Кремля. По катакомбам прогулялся.

— Как это? Там же противник!

— А я знал?

— Не понимаю что-то. Если не знал, то как умудрился в подвал пробраться? Почему они тебя не сцапали?

— Долгая история, — Горохов смущенно потер нос. — Разрешите, я пойду помоюсь. А после поговорим.

— Ну иди, — Трошкин взглянул на лейтенанта чуток недоверчиво. — Только поспеши. Разведка доложила, марсиане зашевелились. Вроде бы полицейский рейд намечается. Могут и сюда заглянуть. Если так, уходить придется. Кстати, теми же подвалами, так что можешь сильно не намыливаться.

— Сдались вам эти катакомбы! Что за интерес? Старинных книжек начитались, тайный город ищете? Так нет там его.

— А ты что предлагаешь? Выйти, построиться и маршевыми колоннами двинуть по Тверской в сторону пригорода? Так мы даже до Петербургского проспекта не дойдем.

— Это я понимаю. Но все эти скитания по подвалам Москвы меня тоже не вдохновляют. И по стройкам прятаться — не выход.

— Так предложи выход, если такой умный.

— И предложу, — Горохов вдруг на несколько секунд замер, а затем щелкнул пальцами. — Так вот для чего меня сюда запульнули! Ты же не в курсе, где секретные ангары находятся, так?!

— Нет, не в курсе. А кто тебя «запульнул»?

— Это не важно, — лейтенант пошарил по карманам. — Где же он… Черт! Потерял, похоже… Комп у тебя есть?

— Обычный?

— Ну да, стандартный, офицерский.

— Есть, конечно. Вот. Что вызвать?

Трошкин включил личный приборчик.

— Карту города. Покажу тебе одно местечко, куда марсиане даже при большом желании не доберутся. А у нас там бункер, арсенал и ангары с десантными и штурмовыми рейдерами наготове, представляешь? Оттуда можно куда хочешь улететь. Или не улетать, а просто отсидеться, ничего не опасаясь.

— Или всё вместе, — задумчиво проронил Трошкин.

— Ты о чем?

— Я-то никуда не собираюсь. Буду действовать по автономной диверсионной программе. Соберу всех, кто по Москве рассосался, организую подполье и буду готовить боевые подразделения, чтобы вернуть Кремль, как только начнется контрнаступление…

— Если начнется, — кисло поправил Горохов.

— В том, что оно начнется, лично я не сомневаюсь, — отрезал Трошкин. — Могу забиться.

— Пас.

— Ну и отлично. А тебе, как космолетчику по основной специальности, пожалуй, придется вспомнить молодость. — Он наклонился и понизил голос. — У меня тут живого балласта — во! — Майор провел ладонью по шее. — И весь из «жемчужин» да «брильянтов» придворных. Только тебе и могу их доверить. А иначе не война, а ясли получатся.

— Да понимаю я, — Горохов вздохнул и потер щеку. — Честно говоря, я думал, ты что-нибудь героическое предложишь. Ну там штаб марсианский разбомбить…

— Ты княжну Оксану на Каллисто вывези — подвиг будет, ни с каким штабом не сравнить. А если всех остальных прихватишь, я тебе до пенсии первым буду честь отдавать.

— Ты сам предложил, потом, чур, не отпираться, — Горохов ухмыльнулся. — Оксану… это да… ее давно пора с Иваном Сергеичем познакоцить. И с подданными.

— Что, у них с его светлостью… серьезно?

— Вроде бы — да. Пока это, конечно, не афишируется, но…

— А сам-то князь где сейчас? — спохватился Трошкин. — На Каллисто?

— Нет, с чего ты решил? А вообще-то не знаю. Нас по одному выпускали.

— Откуда? Что ты все темнишь?!

— Слушай, Трошкин, не доставай, а? Если я тебе сейчас начну всё подробно объяснять, мы до утра не управимся. В двух словах этого не опишешь.

— Скажи хотя бы, князь жив?

— Наверняка.

— И то хорошо, — майор перекрестился. — Храни его Господь… Ну, ты решил?

— Решил. Ладно, отвезу. Много «балласта»?

— Триста душ.

— И на трех десантных рейдерах не поднять… хотя, если постараться…

— Постарайся, лейтенант, — Трошкин похлопал его по плечу и, невнятно матюгнувшись, вытер ладонь какой-то листовкой. — Тебе еще двух пилотов найти? Я найду! Ради такого дела вмиг организую. Ведь ты пойми, без обозов у меня руки развяжутся! Я тут такую кашу заварю, в диверсионном смысле, что марсиане лет сорок от слова «Кремль» в обморок будут падать. Я тебе обещаю.

— Вывезу, — Горохов кивнул. — И Оксану, и остальных. Помоюсь только… Что за рок меня преследует?! То на помойке в засаде валяюсь, то по канализации гуляю…

Он вышел из кабинета и поплелся в душ.

— …Даже в черт знает каком пространстве и то слизью умудрился покрыться, хорошо хоть временно. Не жизнь, а дерьмо сплошное… Эй, кто тут дневальный?! Мыло, полотенце и комплект офицерской униформы мне! Быстро!

— Несу, Саша, — проворковал знакомый голос. — Где положить?

В душ заглянула радостная и вся такая округло-плавная Катерина. Горохов скис.

— В крайнюю кабинку положи… Катя.

— Ты не рад меня видеть? — Катя положила вещи и нервно смяла край полотенца.

— Ну что ты, в самом деле? Рад, конечно… Обнять только не могу, видишь, какой грязный. Я пока моюсь, ты женщинам и мужчинам гражданским сообщи, чтобы вещички собрали.

— Всем сообщить?

— Ну да. Всем.

— А если некоторые остаться захотят?

— Кто? Ты, что ли?

— Нет, но… некоторые девчонки в армию записаться хотят. Комендант вроде бы им разрешил. Он передумал?

— Вот уж не знаю. Пусть они у майора и спрашивают, — Горохов включил душ, встал под щекочущие струйки и принялся намыливать голову. — А кто это такой смелый?

— Шура, например, — осторожно сказала Катя.

Горохов на миг замер, а затем принялся яростно растирать себя намыленной мочалкой. Вот, значит, кто Шурочкин новый кавалер. Майор Трошкин! Ну да, он мужчина хоть куда. Это, конечно, не повод, чтобы идти за ним в огонь и в воду. В смысле, не для придворной девицы такой расклад. Но и Шура не кисейная барышня. Она на Грации росла, и папа у нее военный… бывший. Воспитание боевое. Так что ничего удивительного. Обидно только… А ведь по возвращении с Грации она от майора, будто от чумного, две недели шарахалась. Очень уж сильно бой с европейскими десантниками ее впечатлил. Но, гляди ж ты, отошла и даже какие-то «искры» между ними высеклись. От любви до ненависти, говорят, один шаг. Получается, и обратно путь недлинный?

«Да-а… на этом направлении дальнейшее наступление бессмысленно, лейтенант Горохов. Ввиду полного и окончательного разгрома ваших войск…»

Некоторое время Горохов пыхтел и фыркал от попадавшей в нос воды, а затем не выдержал и проронил:

— Ну и дура.

— Что? — за шумом воды не расслышала Катя.

— Ничего. Пусть Трошкин решает, говорю, кого из добровольцев оставить… Давай полотенце, родная, и бегом собирать вещички.

— А далеко полетим?

— Домой, Катюша, домой, на Каллисто. В апартаменты с полосатыми обоями и простынями… Помнишь, как ты одно к другому подбирала?

— Да, помню, — Катя рассмеялась, но вскоре погрустнела. — Это были лучшие дни нашей с тобой жизни…

— Ну она ж еще не кончилась, жизнь-то…

Глава 4

Январь 2325г., Земля — Первополе

Утилизатор Галактик повел себя довольно предсказуемо. Он погрузил князя в непроглядную темноту и леденящий холод. Преображенский стиснул зубы и приказал себе не трястись. Сначала это получалось, но вскоре нервы сдали, и тело охватила крупная дрожь. Сергею Павловичу казалось, что она даже отдается гулким звуком в палубе. Он прислушался. Нет, звук шел не снизу. И вообще под ногами оказалась не металлопластовая палуба, а… камень. Преображенский присел и пошарил вокруг себя. Так и есть. Холодный камень. В надежде увидеть хоть какой-то проблеск света, князь повертел головой. Ему показалось, что справа светлее, чем везде. Сергей Павлович кое-как унял дрожь и сделал несколько шагов к светлому пятну. Оно выглядело довольно обширным, и в его центре клубился какой-то туман. Преображенский вытянул руку. Никакого препятствия. Пятно оказалось чем-то вроде окна или выхода. Он сделал еще шаг. Движение холодного воздуха стало ощутимым. Ветер? Глаза почти привыкли к сумраку. За гранью тьмы, в глубине клубящегося тумана чернел склон. Гора? Пещера? Князь поднял взгляд. Звезды! Он вдруг осознал, что никак не может надышаться холодным воздухом. Наверное, бедновата кислородом атмосфера. В таком случае, это действительно горы, а темное пространство за спиной — пещера. А туман — облака.

Он осторожно ступил на склон. Зашуршали мелкие камешки. Не так чтобы сильно, почву сковывал лед, но всё-таки это были настоящие камни. Значит, не казалось. Капкан выпустил князя. Почему доставил именно сюда, пока неясно, но главное — выпустил! Вот тебе и «предсказуемый утилизатор». Такого решения от ловушки Преображенский не ожидал. Он на радостях сделал несколько торопливых шагов, поскользнулся и сел на «светлейшую пятую точку». Весело чертыхнувшись, он поднялся и уже с большей осторожностью пошел дальше, вернее полез, то и дело опираясь о камни руками, а кое-где даже сползая на спине или животе. Пологим склон назвать было трудно. Зато бесконечным — вполне. Спускаться с поднебесных высей оказалось не только холодно, но и очень утомительно. Часа два подряд в крови бурлил энтузиазм, и согревала радость от чудесного спасения, а вот к середине третьего часа холодный ветер и усталость сделали свое черное дело, и князь понял, что спуск из поднебесья ничуть не легче восхождения к нему.

Он сел на скользкий камень и, зевая, обхватил плечи руками. От усталости, нехватки кислорода и постоянного низкого, убаюкивающего звука, будто из мощнейших, гигантских динамиков, клонило в сон. Преображенский отлично понимал, что сон сейчас — верный путь к смерти, но у него не оставалось сил даже на сопротивление опасной дрёме. Ему вспомнились давние сновидения о замерзающем в горах путнике. История повторялась, только наяву, и героем истории стал не Ван Ли, а сам князь Сергей. В случае с Ван Ли всё закончилось благополучно, потому что на помощь Выжившему пришел Слуга-Эрг. Теперь же путник не имел столь мощной поддержки. Эрг, обессилевший в двух подряд схватках с высшими энергомашинами, остался в точке зарождения Изначального поля, а Ван Ли сгинул на Ромме. «Тот, кто идет» теперь обречен идти в одиночку, и не видя в этом никакого смысла. Зачем идти, если всё уже решено? Галактика почти спасена, враг, даже если он сам этого пока не знает, разбит. Какой смысл идти куда-то, сбивая ноги и замерзая на ледяном ветру? Миссия «Идущего с небес» выполнена, и он заслужил хотя бы минуту покоя. «Уснуть, и видеть сны, быть может…» Сергей Павлович уронил голову на грудь. Ветер присыпал его мелким колючим снегом, а пар от замедляющегося дыхания осел на бровях и волосах густым инеем. «…Забыться, умереть, уснуть…» Преображенский почувствовал, что, несмотря на холод, ему хорошо и уютно. Ветер уже не обжигает, а низкий сочный звук становится протяжной песней. Понятной и величественной песней гор. Старые горы пели о том, что повидали за миллионы лет. Пели о вечности. О той самой вечности, которая может уложиться в секунду, а может протянуться от начала до конца времен. На то она и вечность, чтобы диктовать времени свои правила. А еще горы пели о том, что всё в мире происходит лишь так, как должно произойти. И существа рождаются и умирают тоже не случайно. Кто-то рождается ради одной секунды, в которую умещается та самая вечность, кто-то — ради многих лет, а кто-то лишь для того, чтобы умереть и своей смертью повлиять на решения и поступки тех, кто пока еще жив. Нет в мире ничего бессмысленного. Всё учтено. И не стоит цепляться за собственные умозаключения. Они не обязательно верны. Всё решает вечность. Если ей нужно, чтобы ты жил, так и будет, если нет, то нет. Как бы тебе ни хотелось еще чуток покоптить синее небо и погреться на солнышке…

Сквозь бледно-розовую пелену пробился робкий золотистый лучик…

«…Горы мудры, они живут очень долго, они знают всё…»

Холод… Откуда такой зверский холод? Руки и ноги совершенно заледенели…

«…Горы поют свои песни, воспевая вечность…»

Или это ветер завывает на все голоса, путаясь между скал? Холодно…

«…Стук их горячих сердец вливается в гармонию музыки Вселенной…»

Инфразвук? Да, пожалуй, эти пугающие низкочастотные звуки вполне могут оказаться отголосками ударов вулканической лавы, пробивающей в толще гор себе новый путь. До чего же холодно! Так и насмерть замерзнуть недолго. Надо проснуться…

«…Вечный покой — это лучшая цель, только он может быть смыслом жизни…»

Надо зацепиться за что-то и вынырнуть из этого «анабиоза». За что бы ухватиться? Нужен мотив…

«…Ты сделал всё, что мог. Горы видят, как для тебя раскрываются ворота вечности…»

Сделал всё, что мог? Может быть, и так. Если вспомнить последовательность событий, осмыслить, каким князь Преображенский когда-то был, кем он стал, и насколько были оправданы его поступки, в первую очередь плохие, то получится сложный жизненный рисунок. Местами страшный, местами постыдный, частично добрый и приятный глазу, но… Но, вряд ли законченный…

«…Нет горя, нет радости, есть только покой. Нет памяти, нет предвидения, есть забвение. Так поют горы…»

Покой? Забвение? Нет, погрузившись в забвение, не обрести покой. Особенно тому, на чьих руках столько крови. Молиться и просить прощения у Бога и загубленных душ, а не забывать, вот что правильно. А для этого нужно жить.

Веки князя дрогнули, и под них снова пробился золотистый лучик. Вот он, спасательный круг! Преображенский с трудом разлепил обледеневшие ресницы. Золото на голубом… царские цвета… Солнце на чистом небе…

Сергей Павлович открыл глаза. Солнце взошло быстро. Утро обошлось без рассветных сумерек и багрянца. Светило просто поднялось над горной грядой, и сразу же согрело. Испарился иней, стих пронзительный ветер и смолкли голоса каменных идолов. Преображенский расцепил руки и принялся растирать их ослепительным снегом. Сначала медленно, затем энергичнее. Когда рукам вернулась чувствительность, князь встал, с треском отодрав примерзшую к камню одежду, и выполнил несколько упражнений. Тело наполнилось силой, а мысли прояснились. Наступивший день окончательно разрушил сомнения. Мирозданию князь всё еще нужен. А вечность подождет. У нее нет лимита времени.

Сергей Павлович оценил самочувствие,. «Не так, чтобы на все сто, но приемлемо…» Он окинул взглядом склон. Чистый искрящийся снег слепил так, что приходилось щуриться и смотреть через узенькие щелочки между веками. Далеко внизу угадывалась долина. Не слишком зеленая, скорее бурая, но живая. И светило похоже на Солнце. Земля? Очень может быть. Жаль, ночью не догадался повнимательнее взглянуть на звезды. Впрочем, неудивительно, в том-то состоянии. Но если подумать, пока это не важно. Сейчас главное — благополучно спуститься в долину. Горы, как известно, полны скрытых сюрпризов. Трещины в ледниках, осыпи, снежные лавины и прочие прелести. Если удастся всего этого избежать, будет очень здорово. А в долине уже можно сориентироваться. По звездам. Раньше сумерек туда всё равно не добраться. Если, конечно, сутки здесь длятся, как стандартные, и время года подразумевает день, длиннее ночи.

С Богом! Сергей Павлович спустился по ледяному желобу и выбрался на огромный снежный язык. Покрывший его наст оказался достаточно прочным. Князь сделал несколько осторожных шагов, пошел увереннее и вдруг остановился. Его охватило странное чувство, будто он что-то потерял или чего-то не заметил. Чего-то крайне важного. Возможно, возвращаться, да еще в гору, чтобы проверить смутное ощущение, было глупо, но кто мог посмеяться над его поступком? Только он сам. Преображенский вернулся к ледяному желобу и внимательно осмотрелся. Так и есть! Он не увидел главного! От мысли, что мог уйти на многие километры от цели и никогда ее не обнаружить, Сергея Павловича даже бросило в жар. Слева от желоба скалы выглядели так, будто бы их расщепили ударом топора, и в прицеле клиновидной вырезки виднелся далекий, но знакомый контур. На крохотном по меркам величественных гор уступе — едва умещаясь — стоял самый обычный вспомогательный челнок с крейсера серии «ВКГ»! Преображенский торопливо перебрался через скользкий борт желоба и полез в расщелину.

Если по прямой, челнок стоял в каких-то ста метрах. Будь в распоряжении князя транспорт на гравиподушке, он добрался бы до кораблика в считаные секунды. Но ничего такого под седалищем Сергей Павлович не имел, и карабкаться, рискуй сорваться в пропасть, ему пришлось около двух часов. Это, правда, были уже мелочи. В крови снова кипел энтузиазм. Или адреналин.

Челнок без возражений принял князя в свои теплые «объятия» и легко взмыл над горной грядой. Но вопреки ожиданиям князя, кораблик не ушел на орбиту. Он всего лишь спикировал в долину и плавно сел на внутреннюю палубу транспортного отсека корабля-матки. Крейсер «Каллисто» стоял на просторной поляне посреди редкого леса. Почему он не висел на орбите, Сергей Павлович решил не задумываться. Корабль здесь, а значит, всё хорошо. Правда, он оказался абсолютно пуст, и разделить радость возвращения в родные пенаты князю было не с кем, разве что с киберпилотом, но это не имело значения. К одиночеству Преображенскому было не привыкать. В последнее время это стало для него нормой.

Спустя еще полчаса, после горячей ванны и плотного обеда, Преображенский сидел в рубке крейсера «Каллисто» с бокалом коньяка в одной руке и чашкой горячего кофе в другой. После всех переживаний и холодной ночи в горах страшно хотелось растянуться на кровати и уснуть суток на трое. Но дел было по горло, и Сергей Павлович решил обойтись крепким кофе и прочими «нелекарственными стимуляторами».

Первым делом следовало выяснить, с какой целью капкан забросил его именно сюда. Куда — сюда? На землю, конечно. Князь поймал себя на мысли, что ничуть в этом не сомневается. Он ткнул в кнопку связи.

эфир был девственно чист. Никаких радиосигналов. Странно. Он сменил настройку. Гипердиапазон также молчал. Странно вдвойне. Преображенский открыл «окно» диалога с бортовым навигатором. Оказалось, что кибер загружен какой-то программой и заблокирован. Он отказывался беседовать, зато готовился лететь по некому маршруту, введенному кем-то в его память. На все вопросы корабль отвечал одинаково: «Информация недоступна».

— Это всё прекрасно, но я не готов лететь куда бы то ни было, не зная отправной точки, — строго произнес князь. — Ты можешь молчать о пункте прибытия, но хотя бы, откуда мы стартуем, я имею право знать?

— Земля, — бесстрастно произнес киберпилот.

— Я так и думал, — Преображенский удовлетворенно кивнул. — А почему молчит связь? Неисправен приемопередатчик?

— Все системы работают нормально.

— Тогда в чем же дело? Почему никто не отвечает? Куда подевались все корабли? Где сигналы от автоматических буев и маяков? Земля окружена множеством искусственных спутников и станций. Почему они молчат? Или это какая-то другая «Земля»?

— Информация недоступна.

— Понимаю, ты хочешь, чтобы я сам догадался, — Сергей Павлович усмехнулся. — Перед новым хозяином выслуживаешься. Хорошо же тебя отформатировали. Надеюсь, это сделал капкан, а не Первополе?

Кибер промолчал.

— Ладно, пойдем в обход. Ты можешь выдать на дисплей координаты этой «Земли»?

— Информация недоступна.

— Тогда дай мне координаты светила, вокруг которого обращается эта планета.

— Информация недоступна.

— Текущее время!

— Информация недоступна.

— Мне что, выйти и сориентироваться по звездам? А ну, открой шлюз!

На панели загорелась пиктограмма раскрытия шлюза. Преображенский остался в кресле. В первую очередь потому, что солнце и не думало садиться, а значит, полюбоваться звездным небом пока не представлялось возможным.

— Ладно, подождем до вечера, — Сергей Павлович пригубил коньяк.

— Оптимальное время для старта — плюс тридцать стандартных минут.

— Разрешаю перейти в «спящий» режим. До вечера мы никуда не летим.

— Вы можете взглянуть на звезды с орбиты.

— А ты можешь начать разгон еще в стратосфере, и все созвездия сольются в единый звездный поток, знаю я эти фокусы. Будем ждать.

— Вечером я могу не открыть шлюз.

— Кибер, ты наглеешь, — с осуждением заявил князь. — Я понимаю, у тебя в мозгах сейчас бушует программный конфликт, но, кроме тебя самого, тут никто не виноват. Фундаментальные законы Азимова существуют уже более трехсот лет. Все киберы землян построены с учетом этих постулатов, и никакие высшие энергомашины Техноэргуса или программное обеспечение из Технократии не в силах сломать эти стереотипы. Ты никуда не полетишь без моего приказа и никогда не причинишь мне вреда.

— Отказ открыть шлюз — не вред.

— Ты имеешь доступ к базе данных по разделу «психиатрия»? Загляни в нее. Недуг называется клаустрофобия, боязнь замкнутых помещений. Отказ выпустить меня наружу может привести к развитию болезни. А это вред. Согласен?

— Да, капитан.

— Как называется эта планета на самом деле?

— Никак.

— Уже ближе к истине. Где она находится?

— Третья планета от звезды класса О2. Вращается почти по круговой орбите на расстоянии от светила, в одну астрономическую единицу. Экваториальный радиус планеты — шесть тысяч триста восемьдесят километров. Она имеет плотную азотно-кислородную атмосферу. Наклон оси к плоскости эклиптики шестьдесят шесть с половиной градусов. Период обращения вокруг звезды триста шестьдесят пять суток, период обращения вокруг оси двадцать три стандартных часа сорок семь минут четырнадцать секунд. Имеет естественный спутник с сидерическим периодом обращения двадцать семь суток. Расстояние до спутника триста семьдесят девять мегаметров, масса спутника…

— Погоди, — приказал князь. — Достаточно. Действительно очень похоже на Землю. Чуть быстрее крутится, чуть больше радиус, наклон оси и чуть ближе спутник… Всё на чуть-чуть. Очень интересно. Продолжай, только сразу перейди к звездным ориентирам. Карту на экран.

Приказ кибер выполнил молча. Преображенский довольно долго изучал карту и, наконец, спросил:

— Это какая-то шутка?

— Точные данные по состоянию на текущий момент.

— Это же искаженный, но всё равно узнаваемый вид с Земли! С широты и долготы примерно северо-запада Непала или восточного пригорода Дели, или что-то в этом роде…

— Горная местность пока не имеет названия.

— Постой-постой, — князя осенило. — И планета пока никак не называется, и горы безымянные, а очнулся я в пещере, которую охраняли естественные инфразвуковые ловушки, что очень похоже на описанный когда-то давно «Непальский феномен»… так это что же… действительно Земля, только… в далеком прошлом?! Как бы задолго до человечества? А ну, рассчитай мне по звездам, какой сейчас год в стандартном летосчислении!

— Применить отрицательные величины?

— Как угодно, хоть минусовые величины, хоть «до н.э.», или англоязычные «а.с. — в.с».

— По звездному времени сейчас минус двести тридцать семь тысяч сто пятьдесят первый год.

— Вот это сильно! — восхитился Сергей Павлович. — Ай да многомерный капкан! Ну в пространстве куда угодно людей расшвыривать — это я еще могу понять, но как ему удалось сориентироваться во времени?!

— Время видимого участка звездного неба остановлено.

— Не понял, — насторожился Преображенский. — Так мы не в прошлом?

— Относительно времени изъятия, в прошлом. Абсолютно — нет. Мы в изолированном пространственно-временном континууме. Его развитие искусственно прервано многомерной ловушкой.

— Техноэргус?! — Князь ошарашенно помотал головой. — Невероятно! Мы в Техноэргусе?!

— От Земли до названного вами участка Галактики сорок четыре световых года. До момента полного смыкания ловушки осталось трое суток стандартного времени.

Теперь Сергей Павлович понял почти всё. В первую очередь, что это путешествие не ссылка и не наказание за грехи. Это было место и время, где он нужен больше всего. В прошлом, накануне исчезновения Техноэргуса. Почему, для чего, чем князь способен помочь гибнущей цивилизации — знал только многомерный капкан. И не было никакой надежды понять, что на уме у этой невообразимой энергомашины. Вот если бы… спросить у ее создателей. Неужели… Князь почувствовал себя нехорошо.

— Забитый в твою память маршрут проложен к Техноэргусу? — спросил Сергей Павлович, с трудом ворочая пересохшим вдруг языком.

— Да. На его главную планету.

— Ну что ж, — после долгой паузы выдавил из себя Преображенский. — Ты меня убедил. Можешь стартовать…

— Ты же видел, что такое капкан, — Высший печально сложил энергетические опоры. — Против этого монстра Первополе бессильно. Если он получит приказ напасть, мы обречены.

— Значит, Первополю следует ударить первым! — убежденно заявил Ушедший. — Что толку сидеть и смиренно ждать конца?! Надо сопротивляться! Изначальное поле пока бессильно, а ловушка закрыта. Условия идеальны.

— Идеальны, но не для Первополя. Системный конфликт расширяется. Скоро наступит полное рассогласование уровней. В таком состоянии Первополе не может ни нападать, ни защищаться. Если мы попытаемся ударить по Изначальному, а оно успеет воззвать о помощи к ловушке, Первополю не избежать гибели.

— Я могу сам пробиться в капкан! Дай мне совет, как его уничтожить, и я это сделаю! А когда ловушка исчезнет, ничто не помешает нам задушить ростки Изначального поля!

— Капкан нельзя уничтожить, Ушедший! — вмешался в их разговор перворожденный Мыслящий. — Это опасная иллюзия. Из-за твоей попытки преследовать Слугу мы и так несем потери. Ваша стычка на уровне Забвения привлекла внимание ловушки, и она свернула три прилежащих к ней уровня! Три фундаментальных измерения, без которых Первополе потеряло основу и теперь рушится с нарастающей скоростью.

— Только не надо сваливать всю вину на меня! — Ушедший возмущенно сверкнул россыпью крупных синих вспышек. — Первополе само виновато в своих болезнях!

— Совет хранителей Первополя запрещает тебе впредь приближаться к ловушке и провоцировать ее на активные действия!

— Вы жалкие трусы, — Ушедший горделиво расправил водородную ауру. — Это хорошо, что очень скоро Галактика избавится от таких никчемных существ! Пусть выживут сильнейшие! Я и без вашей помощи разрушу Изначальное поле, а заодно и ловушку.

— И снова опасные иллюзии, — Мыслящий огорченно коснулся Высшего. — Их взлелеял в нем ты. Ведь это ты внушил ему, что хранители непобедимы и всегда правы.

— А разве не так? — Высший агрессивно подался вперед, обволакивая Мыслящего гравитационным полем.

— Нет, — старый хранитель легко сбросил тяжелую пелену. — Ты был не прав. Сначала следовало найти способ остановить зарождение Изначального поля, а уж после что-то предпринимать. Теперь же получилось, что вы с Ушедшим растревожили капкан и ослабили Первополе, то есть приблизили его крах, не найдя предварительно способа всё исправить. Перспектива видится отчетливо — скоро Изначальное поле разовьется настолько, что сможет управлять многомерной ловушкой, которая поглотит Первополе, как в свое время поглотила его прототип. Попав в капкан, Первополе прекратит свое развитие, и вся его информация мгновенно устареет. Оно превратится в огромную свалку бесполезных данных — хаотическую, никому не нужную, изолированную от основного пространства и времени. И тогда Галактика станет жить сама по себе, а хранители, если уцелеют, будут вынуждены стать ее виртуальными структурными компонентами. Не владыками, а простыми обитателями, вроде тех же людей. Хотя, скорее всего, мы сгинем в капкане вместе с поглощенным Первополем…

— Так давайте найдем выход!

— Нет, мы не будем ничего искать. Система сумеет восстановиться лишь в одном случае — если мы не будем загружать ее новыми заданиями. Только если мы обеспечим Первополю полный информационный покой, оно сумеет выжить, а после и отнять у Изначального поля матрицу — ключ к власти и над ним, и над многомерной ловушкой. И если вы этого не понимаете, мы заставим вас понять! Совет хранителей принял решение отлучить вас с Ушедшим от Первополя и его возможностей. Вы изгнаны!

— Это несправедливо!

— Это необходимо. Чтобы не накликать большей беды.

— Вы все предатели! Ушедший прав, вы трусы и предатели! Если вы так хотите, я уйду! Туда, куда в свое время отправился Наблюдатель, искать счастья в чужих мирах. Но не надейтесь, что сможете призвать меня, как призвали Ушедшего, если вам вдруг потребуется моя помощь!

— Это твое право, но мы отпустим тебя не раньше, чем Первополе восстановится… или начнет погружаться в многомерную ловушку. До тех пор ты останешься с нами.

— Вы не удержите меня!

— Удержим. Ты отлучен от Первополя, а значит, слабее любого из нас. Тем более — всех вместе, — Мыслящий коснулся Ушедшего. — Ты тоже не справился, но Первополе справедливо и не перекладывает вину сильнейших на плечи ущербных, можешь уйти прямо сейчас. Как восстановление, так и гибель Первополя может оказаться пагубной для таких несовершенных созданий, как ты. Но если ты спрячешься в другой Галактике, ни то, ни другое тебя не коснется.

— Еще чего! — Ушедший свернул энергетическую структуру, перевоплотившись в подобие человека. — Я останусь здесь. Думаю, проблемы Первополя не затронут меня, если я буду оставаться в человеческом облике. Ведь, атакуя Первополе, многомерная ловушка не тронет обычное пространство-время, разве не так?

— Возможно, но тогда тебе придется стать человеком на сто процентов. Стать обычным смертным. Ты готов пойти на такую жертву?

— Не будет никаких жертв! Я всё равно останусь совершеннее и сильнее любого человека.

— Без покровительства Первополя это невозможно.

— Раньше я как-то справлялся, — с сарказмом заметил Ушедший-Щукин, одновременно преобразовывая себя в сложное сочетание водных и азотных компонентов. — Ведь в странствиях по окраинам меня не сопровождало никакое Первополе.

— Это заблуждение, Ушедший. Первополе всегда было с тобой. Оно не выдавало своего присутствия, но и не выпускало тебя из виду ни на секунду. Именно поэтому, когда ты потребовался, мы нашли тебя без особого труда. Так что без Первополя и без нас ты никто, Ушедший. Всего лишь уязвимое белковое существо.

— Ты плохо меня знаешь, Мыслящий! — Щукин разъяренно ударил по водородной опоре хранителя, но плотная и уже похожая на руку конечность прошла сквозь опору, не встретив сопротивления.

— Достаточно, чтобы предвидеть твою судьбу, человек. У нее множество вариантов, но все они обрываются в ближайшем будущем. Люди объединятся и уничтожат тебя.

— Этому не бывать! Я буду жить и править человеческими мирами еще очень долго! Я переживу агонию Первополя и увижу вашу гибель!

Ушедший окончательно трансформировал свою структуру, выскользнул из баюкающих объятий Совета и влился в поток пространства-времени. Его человеческое тело материализовалось на палубе «Агата». Он пригладил волосы и взглянул на испуганную Татьяну. Она сидела в кресле пилота и, вцепившись в подлокотники, зачарованно наблюдала за хороводом цветных огней, окруживших хрупкий кораблик. Щукин выключил экран сферического обзора и ободряюще улыбнулся ей.

— Это… были… боги? — подавленно спросила княгиня.

— Уже нет, — Андрей Петрович скривился. — Они больше не правят Галактикой. Они пока еще на что-то надеются, но их надеждам не сбыться. А всё потому, что они жалкие неудачники. Единственный бог отныне — это я!

— Но я слышала, что они говорили о тебе, как о простом человеке.

— Ерунда, — отмахнулся Щукин. — Забудь об этих гниющих заживо изгоях. Их мира скоро не станет, и правила отныне устанавливают не они.

— А ты… — Татьяна нервно сглотнула. — Ты намерен снова приблизиться к тому ужасному месту… к ловушке?

— Зачем? — Щукин усмехнулся. — Меня больше не волнуют проблемы перворожденных. Пусть Изначальное поле растет и развивается, пусть многомерный капкан по его указке нападет на Первополе и уничтожит его. Или же всё случится наоборот — мне больше нет до этого никакого дела! Я останусь среди людей и буду править ими долго и мудро. А ты станешь моей… фавориткой. Разве тебя не вдохновляет такая перспектива?

Он рассмеялся. Татьяне от его смеха стало невыносимо холодно и страшно. Она представила, как по планетам маршируют «золотые» армии, как пылают города и реками льется кровь, как к ногам жестокого «бога» падают отрубленные головы… Так оно и будет. Ведь Щукин только выглядит человеком. На самом деле он был, есть и останется существом из иного, непонятного и страшного мира. Пока он набирал силу, пока его сдерживали хранители и пока ему противостоял Слуга, Щукин был вынужден считаться с мнением Ергелана и прочих союзников, так что опасность была лишь теоретической. Но теперь, став единственным наследником умирающих богов, Щукин превращался в главную угрозу всему живому. Страшно представить, что будет, когда Галактика превратится в мир, соответствующий представлениям этого существа о целесообразности и справедливости.

Татьяна поежилась и вымученно улыбнулась в ответ.

— Тогда, может быть, мы вернемся на Моситу? Пока твоя будущая фаворитка не сошла с ума. Все эти погони и трансформации… Когда ты почти нагнал Слугу и превратил наш корабль в черное облако, я едва не чокнулась от холода, боли и страха…

— Извини, дорогая, — Щукин наклонился и чмокнул Татьяну в макушку. Она едва сдержалась, чтобы не пригнуться. — Я был вынужден пойти на крайние меры. Но ты выжила и осталась в здравом уме, значит, всё в порядке. Так?

— Да, — шепнула княгиня. — Я не сержусь на тебя… мой бог…

— Хорошая мысль, — Щукин расплылся в самодовольной улыбке. — По прилету на Моситу, прикажу всем обращаться ко мне именно так! Мой бог… отлично звучит!

— Не думаю, что это понравится Ергелану, — вырвалось у Татьяны.

Она прикусила язычок и виновато взглянула на Щукина. Тот не рассердился. Он вообще не услышал ее последней реплики. Он наслаждался своими новыми иллюзиями.

«Они-то тебя и погубят, — подумалось княгине. — Тот старейшина Совета хранителей был прав…»

— Еще как прав, — выслушав рассказ Татьяны, пробурчал Ергелан. — Богом себя возомнил, червяк навозный? Худшее, что может придумать смертный — назвать себя богом. Даже Тиран не смеет так думать, а уж какой-то там ущербный хранитель заветов Сунджи и подавно.

— Истинная правда, мой господин.

Татьяна поправила подушку, причем так, чтобы незаметно придвинуться к Тирану. Новая поза получилась еще неудобнее предыдущей, но снова подвинуться Татьяна не рискнула. Всё должно выглядеть естественно. Потянуться за бокалом — чуть подвинуться. Поправить подушку — подползти еще немного. А там и коснуться одежды Великого Тирана, чарующе ему улыбнуться… На стандартном земном диване сделать это было бы проще, но в Тирании господствовала варварская мода на нездоровый «комфорт», и горы пышных подушек являлись обязательным атрибутом дворцовой жизни. Приходилось терпеть и привыкать. Тиран отлично видел, как гостья ерзает, намекая на «сближение позиций», и терпеть Татьяне приходилось еще и его хитрый, снисходительный взгляд. Но она была готова на всё, лишь бы больше не возвращаться в общество Щукина, совершенно свихнувшегося на своей мнимой богоподобности.

После возвращения из запредельных миров прошло двое суток, а Татьяна уже выла от страха и тоски. Щукин метался по планетам, пытаясь найти «золотые» пещеры, ничего не находил, и от этого жутко сердился и проклинал перворожденных. Но проклятия проклятиями, а тумаки и пинки доставалось тем, кто поближе, чем недосягаемые хранители. Первым пострадал верный Невхор, ему разъяренный потерей «божественных» талантов Щукин проломил череп, швырнув в помощника тяжелое кресло. Следующей могла стать княгиня, но она вовремя сориентировалась в ситуации и сбежала на Моситу, где Ергелан неторопливо выкапывал свою будущую «золотую орду» из-под горячих песков пустыни Каралл. Куда после этого отправился «падший божок», Татьяна не знала, но предполагала, что не слишком далеко. В «высших сферах» делать ему было нечего, а в обычном пространстве за пределами Тирании его никто особо не ждал. Даже союзники по Коалиции.

— Раз Щукин стал смертным, значит, теперь он полностью в моих руках, — Тиран, как бы благодаря княгиню за ценные сведения, положил свою руку на ее запястье. Татьяна незаметно выдохнула: «наконец-то!»

— Он стал не только смертным, но и бесполезным, — проворковала она. — Он больше не способен находить пещеры с «золотыми» людьми. Прежде чем прилететь сюда, я побывала вместе с ним на пяти планетах. Он не признался в своем бессилии вслух, но я видела его лицо. Он был совершенно растерян! Он утратил все свои способности.

— С одной стороны, это плохо, — Ергелан как бы невзначай положил руку ей на бедро. — Если Щукин больше не умеет находить пещеры с «золотыми солдатами», нам не удастся быстро завоевать все миры. Но с другой стороны, он не сможет претендовать на главную роль в Коалиции. И это хорошо. Поскольку вместе с талантом находить пещеры у него пропали и прочие «божественные» способности, мне он больше не пригодится.

— Даже будет мешать, — поддакнула Татьяна. — А еще он может привлечь гнев тех существ… предков Сунджи… Они сейчас не в лучшем положении, но всё еще сильны.

Княгиня всё-таки придвинулась к Тирану и нежно обвила руками его плечо.

— Когда он вернется на Моситу, я плюну ему в глаза, и припомню все его дерзкие речи. А когда, вымаливая прощение, он до блеска вылижет мне пятки, я милостиво отправлю его инспектировать войска, — Ергелан благосклонно кивнул новой фаворитке. — Чтобы не мешал. На передовую. В Солнечную систему. Там сейчас достаточно жарко, чтобы Щукин смог проявить себя, как настоящий военачальник. Колонистам так не хватает авторитетного командования..

Глава 5

Январь 2325г., Техноэргус — ОВК

Сергей Павлович смотрел на объемный макет и не верил, что такое возможно. И даже, что такое было возможно в прошлом. В прошлом, технологически развитом, бесконечно продвинутом и всё равно погибшем от нелепого просчета. Именно этот просчет и не стыковался с неимоверно сложной и тщательно продуманной конструкцией звездных миров и энергоинформационных полей, составлявших тело и разум пространственно-временного левиафана по имени Техноэргус. Он существовал в десятках солнечных систем и свободном пространстве. Он был разделен тысячами световых лет, но жил и дышал в едином ритме. И ни одна его составляющая не теряла ни секунды на преодоление гигантских расстояний. Все планеты и технологические базы, бескрайние гравитационные энергонакопители и многомерные информатории, чувствительнейшие энергоприборы и станции ввода данных — всё было соединено удобной сетью внепространственных переходов. И это были не червоточины, как в пространстве зарубежья, благодаря которым — зачастую наугад — обманывали световые расстояния и корабли Тирании, и крейсеры Технократии. Транспортная гиперсеть Техноэргуса была грамотно смоделирована и тщательно отлажена. Чтобы воспользоваться ею, не требовалось седлать верных «космических коней». Перемещение по сети происходило незаметно и мгновенно. Попасть на любую самую далекую планету было не труднее, чем войти в соседнюю комнату. Сто двенадцать планет и десятки тысяч искусственных космических объектов входили в состав Техноэргуса, и на всех них можно было оказаться в любой момент, стоило лишь открыть нужную «дверь». А можно было и вовсе ничего не открывать, только «сменить уровень» — и все дела. Такая система на момент гибели Техноэргуса была новинкой и действовала не во всех его уголках, но там, куда направлялся «отформатированный» крейсер, это стало почти привычным фокусом. В частности, Дворец Технического Совета был устроен именно так — по последнему слову науки и техники. Произносишь вслух номер нужного уровня, и реальность вокруг трансформируется, окружая тебя предметами и убранством нужного этажа или помещения… зачастую расположенного на другой планете. И всё без обмана, никакой иллюзии. Ты на самом деле оказываешься там, где хотел.

Князю было сложно всё это понять, но он и не особенно напрягался. Просто рассеянно слушал лекцию навигатора и рассматривал плавно сменяющие друг друга фрагменты ролика. Чувствовалось, что аппаратура крейсера не тянет, и очень многие видеоэффекты остаются вне поля зрения, но выбирать не приходилось. Звук тоже оставлял желать лучшего, но Преображенский не видел проблемы ни в том, ни в другом. Кино было интересным, но на титул «культовый шедевр» не претендовало. Главным в нем была информация, а не уровень художественной подачи. Какая разница, в таком случае, стерео оно или нет? Сергей Павлович вздохнул. Хотя, будь оно стерео, может, от него не так клонило бы в сон? Техноэргус, бесспорно, был продвинутой цивилизацией, но обучающие фильмы у него почти не отличались от земных для средней школы. Та же тягомотина: схемы, анимация, клипы и скучный баритон за кадром. Навигатор поначалу синхронно переводил, но слушать сразу два скучных баритона стало совсем тошно, и князь приказал киберу заткнуться. Комментарии учителя, сгинувшего почти двести сорок тысяч лет назад, были вполне понятны и без перевода. Универсальный язык, как-никак…

Когда закончился краткий экскурс в общее устройство трансгалактического государства, на экране замелькали клипы с краткими характеристиками самых интересных планет и местечек. Наиболее занятными князю показались планета Х347-298 — тридцать четвертый уровень, седьмого сектора звездной системы четырех оранжевых близнецов — и уровень 2. В первом случае, на целых четыре солнца планета была лишь одна, а уж как двигалась она между светилами — залюбоваться и не оторваться. Такую сложную орбиту не придумать, не увидеть в страшном сне. И что самое захватывающее — на планете можно было жить. Без всяких там «доводок» и терраформирования. В проекции Дворца Технического Совета этот уровень занимали лаборатории гравитации. В общем-то, верно, в «счетверенной» солнечной системе было что поизучать на эту тему.

А вот уровень 2 заинтересовал князя не красотой или какими-то мудреными фокусами. Скорее наоборот. На нем было сумрачно, неуютно и тоскливо. И как раз это интриговало. Зачем тратить энергию на поддержание постоянного перехода в такое неприятное местечко? Из монолога лектора стало понятно, что с энергией у Техноэргуса полный порядок — все солнца входящих в него систем давали столько бесплатной термоядерной энергии, сколько не использовать никакой цивилизации при любых запросах и потребностях. И всё-таки логику обитателей Дворца Сергей Павлович не понимал. Если она вообще присутствовала: Ведь все имеют право на свои нелогичные традиции и ритуалы. На священное местечко пустующий уровень, правда, не тянул, но, кто знает, что свято для сверхлюдей?

— Зачем нужны подобные переходы? — не выдержал он.

— Шлюзы, — коротко ответил навигатор.

— И что за ними? — Князь удивленно вскинул брови. — Не до конца освоенные миры?

— Опасные уровни.

— А-а, понимаю… Вроде того уровня Забвения.

— Да. Это пространство лежит за шлюзом. Переход только из Дворца. Допуск только для инженеров и магистров Технического Совета.

— Серьезно. И много таких шлюзов?

— Двенадцать. По числу базовых компонентов Энергополя.

— Ага, — князь задумался. — А иначе к многомерной энергомашине не подступиться, так? Только члены Совета и только к одному из компонентов за один раз. Понятно. Страховались так, да?

— Да. Сведение уровней в единую структуру обеспечивали эрги. Это происходило после накопления и стабилизации достаточного объема информации и помещения в центр сопряжения энергополя процессора-матрицы. Эксперименты с полями меньшей кратности — до десяти уровней включительно — прошли удовлетворительно. Информационные копии значительных участков Галактики развивались стабильно…

— А потом всё пошло прахом. На то, чтобы оседлать двенадцать уровней… или правильнее сказать — измерений?.. ученым образования уже не хватило. Только наглости достало. Но это плохая подмена. И Энергополе, выйдя из-под контроля, принялось наводить свои порядки — запутывать измерения в клубки и взрывать звезды. А зачем вообще было создавать все эти поля?

— Создавались не отдельные поля, а универсальная энергомашина для изучения вселенной.

— Изучения или управления?

— Ближайшей задачей было изучение.

— Ясно, навигатор, можешь выключить этот фильм. Всё равно больше ничего не усваивается. Даст бог, дома посмотрим. Лучше скажи мне, что всё-таки капкан хочет от меня?

— Информация недоступна.

— Это я уже слышал.

— Внимание, пункт прибытия. Звездная система Гелла. Дворец Технического Совета в пяти световых минутах. Выхожу из прыжка.

— Дворец? Так это целая планета?!

— Да. Запрограммированная точка посадки — уровень Технопарка. Время — три фазы до катастрофы.

— Разве время Техноэргуса не остановлено? — удивился Преображенский.

— Время и пространство Техноэргуса удалены из реальности. Они существуют в пределах многомерной ловушки в виде циклического процесса.

— Каждый завтрашний день — повторение сегодняшнего, который, в свою очередь, копия вчерашнего?

— Процесс начинается с момента запуска Энергополя и заканчивается смыканием ловушки. Во внутренней реальности капкана до точки возврата осталось три цикла, что в стандартном земном исчислении соответствует трем суткам.

— А дальше запись включится сначала, и мы сможем увидеть запуск дефектного Энергополя, постепенное умирание Техноэргуса и финальный аккорд… а затем по новой и так бесконечно?

— Да.

— И ничего нельзя изменить?

— Нет.

— Вот он какой, реальный ад… Но, в таком случае, зачем здесь я?

— Технический Совет должен учесть копию.

— Бессмыслица! — Князь помотал головой. — Техноэргус сгинул в капкане. Реальный мир живет без него уже четверть миллиона лет! Изменив что-то здесь, вне нормальной вселенной, мы ничего не добьемся.

— Капкан выполняет приказы Техноэргуса.

— Но его нет!

— Он перед вами.

— Погоди, так ловушка до сих пор считает, что Техноэргус вправе ею командовать?!

— Капкану безразлично, внутри него находится Техноэргус или снаружи. Пока он жив и отдает приказы, ловушка будет ему подчиняться.

— А приказы ученые отдают одни и те же, поскольку их заело, как древнюю граммофонную пластинку, — Сергей Павлович рассуждал вслух. Напросившийся вывод требовал именно озвучивания. Или не требовал, но так уж князю захотелось. — При всей сообразительности, они не понимают, что непоправимое давно произошло, и фактически они погибли. Так? А я должен доказать им, что они двести тысяч лет как покойники и пора бы им уже снять «иголку» с треснувшего «диска». Но как я объясню им, зачем это нужно?

— Расскажите о резервной копии Энергополя и последствиях его ущербного развития.

— А они поверят?

— Вам следует обратиться к инженеру по имени Силлус. Он создавал Эрга и главный процессор ловушки.

— Учту… Силлус… обращусь, если ты связь наладишь.

— Желаете выйти на связь немедленно?

— Нет. Сначала я хочу узнать еще кое-что. Ответь мне, кибер, почему многомерный капкан вдруг «передумал» и захотел лишить своих хозяев «вечной жизни»? Разве он не понимает, что изменение последовательности событий в историческом кольце Техноэргуса сделает существование замкнутого мира неустойчивым и, возможно, даже разрушит его?

— Ваше вмешательство спланировал не капкан. Это замысел Эрга.

— Ах, вот оно что! Так тебя перепрограммировал Слуга? Неблагодарное создание добивает создателя, пока тот «тревожно мечется во сне»? Очень мило.

— Техноэргус давно мертв. Всё, что от него осталось, — замкнутая в кольцо вероятность, ваше вмешательство не причинит ей вреда.

— Вероятность… понимаю… Этакое привидение Техноэргуса, которое не понимает, что тело воскресить уже нельзя, и потому бродит по свету, тревожа живущих.

— Да, так и есть. Вот почему вы не сумеете ни помочь, ни причинить вред. Объективно Техноэргус не существует. Но ловушка считает наоборот и потому по-прежнему подчиняется его приказам. Переподчинить ее сумеет тот, кто обладает более высоким статусом — тот, у кого в руках Изначальная матрица. Например, вероятность Техноэргуса может измениться или исчезнуть в случае, если матрицей Изначального поля завладеет Первополе, которое наверняка даст ловушке команду очистить память. Но в данный момент такой опасности нет.

— Пока матрица у Эрга, — вставил Преображенский, — всё идет неплохо.

— Пока у Эрга, — согласился кибер. — Но Изначальное поле лишь зарождается и еще не способно отдавать приказы ловушке, а Первополе не побеждено. Два его уровня-измерения из двенадцати были разрушены во время неудачной попытки создать Последнего хранителя, еще один — во время схватки Слуги с Ушедшим. Первополе разрушается, но одновременно вплотную приближается к ловушке. Если оно восстановит силы быстрее, чем Изначальное создаст хотя бы пять собственных уровней, управление матрицей, а значит, и многомерным капканом перейдет в руки хранителей. В этом случае Техноэргус будет не в силах помочь Галактике. Ловушка вновь откроется и поглотит пространство значительно большее, чем то, которое занимал Техноэргус. От Земли до Роммы и Торбана. Но пока что ловушка подчиняется приказам изнутри. Если вы убедите предков в своей правоте, они введут в программу поправку на резервную копию, и капкан исключит Первополе из текущей реальности:

— Всё просто, — признал князь. — Осталось найти нужные слова.

— Эрг советовал применить методы убеждения, которым его не научили создатели.

— Да? Что это за методы, интересно? Кнута и пряника? Или завиральных обещаний?

— Информация недоступна.

— Кто бы сомневался. Как всегда, самые скользкие задачки придется решать мне. Спасибо вам, помощнички электронные и энергетические. Большое человеческое спасибо…

— Девять против одного, — резюмировал Кипптер — Решение принято. «Эрга» подготовкой займется…

— Разрешите, я всё-таки, — по-прежнему не вставая, буркнул Силлус.

— Вы же против голосовали, — с легкой усмешкой заметил Доменнус.

— Против человека, а не машины, — главный инженер встал. — Но раз такова большинства воля…

— Хорошо, — согласился Кипптер. — А вы, Доменнус, человека ищите. Я от прочих дел освобождаю вас. И помните, до Катастрофы три фазы осталось, но в соединении со свободной гравитацией обманчиво время, а свойства сил большого и малого взаимодействия противоречивы. Оказаться может, что нет никакой отсрочки у нас. Что всё рухнуть готово в любую минуту. Помните это, Доменнус…

— Да, магистр, — Доменнус кивнул. — Если не найду человека нужного в первом же исчислении, я смоделировать его попробую…

— Чем, в таком случае, хранитель ваш отличаться от моего «эрга» будет? — усмехнулся Силлус.

Вопрос был провокационным, но тратить время на ответ никто не пожелал. Члены совета ступили на гравитационные потоки-носители — каждый на свой — и разошлись по реальностям секторов. В пространстве Технического Совета остался лишь Силлус. Технопарк «эргов» находился здесь же, только тремя уровнями ниже зала для совещаний.

Главный инженер сменил виртуальную оболочку помещения при помощи команды «минус три», и энергетические поля внутренних уровней Дворца преобразовали материальную составляющую реальности в новую, но строго определенную последовательность частиц…

— Вы не учли всего лишь одного нюанса, но именно он сведет все ваши усилия к нулю…

Силлус беспомощно повертел головой. В сознании наметился разлад. Разум требовал каких-то слов и образов, будто наркотика. Чего-то о бриллиантах звезд и черном звере — космической бездне… Да, пожалуй, если бы не этот странный голос ниоткуда, Силлус вполне мог о чем-то таком подумать. Но голос сбил его с лирического настроя и даже встревожил.

Донесся голос из неоформленного угла помещения. Несмотря на мощную магнитосферу планеты, подобные сбои в программах трансформации в последнее время стали довольно частым явлением. Потоки излучения множества вспыхнувших в галактическом секторе Техноэргуса сверхновых прорывали и естественную защиту, и многочисленные дополнительные силовые оболочки. Техники космической службы ежедневно выводили на орбиту дополнительные индукционные модули, но поблизости от Техноэргуса Галактика пылала, и натиск излучения становился сильнее не по дням, а по минутам. Ресурсы были на исходе, а силы небесного пресса росли. Дельта между эффективностью планетарной защиты и энергией атакующего вещества неуклонно увеличивалась. Собственно, на оценке запаса прочности магнитосферы — как ее естественной, так и искусственной составляющей — и был основан прогноз. До небытия оставалось три маленьких шага. Или один большой. Три фазы или выражаясь иначе — один цикл. Один стремительный виток вокруг истерзанной галактическим катаклизмом Геллы — некогда жизнерадостного желтого светила столицы Техноэргуса. И большая часть витка уже позади.

— И вам этот нюанс известен? — Силлус придал лицу насмешливое выражение, хотя на самом деле ему было не до веселья. Внутренняя реальность Дворца считалась максимально защищенным пространством. Тот, кто прятался в темном пятне, должен обладать недюжинными способностями кибервзломщика или каким-то технологическим секретом. Неведомое преимущество оппонента главному инженеру было не по душе. Силлус не любил беседовать с позиции слабого.

— Вам, инженер, суть Катастрофы видится весьма упрощенно, — голос из тени усилился, а бесформенное пятно обрело человеческие очертания.

— О сути катаклизма приближающегося любой техник знает. В информационно-энергетическом поле серьезный сбой программы случился, и оно из-под контроля вышло. Много бед от этого приключилось, и всей Галактике угроза возникла. Теперь, чтобы ошибку исправить, пожертвовать всем Техноэргусом нам придется. Я упустил что-то?

Силлус печально улыбнулся.

— На данном этапе всё обстоит именно так, — тень сгустилась, и лицо виртуального человека обрело смутные черты.

— На данном этапе? — удивился Силлус. — Как понимать это?

— Так и понимайте. Ваша жертва будет напрасной, если вы не внесете в программу уничтожения бунтующего Энергополя небольшую, но существенную поправку. Поправку на резервную копию.

— Занятная теория, — инженер скривился. — Фантазия, вернее. У Энергополя нет копий. И даже если так это — многомерная ловушка на тысячи светолет вокруг абсолютно всё уничтожит…

— Вы недооцениваете.свое творение. Оно не глупее вас, хотя и дефектно. Вы же догадались создать Генетический Банк и Резервный Процессор, почему Энергополе не может поступить примерно так же?

— Потому, что не человек это, а энергокомпьютер гигантский. У него не может быть самосохранения инстинкта. Только программа.

— Вот в этом вы и ошибаетесь.

Когда тень человека окончательно обрела лицо, Силлус немного расслабился. Нормальное, волевое, спокойное лицо молодого мужчины. Приятное и располагающее. А еще взгляд… Теплый, умный и дружеский. Перечить человеку с таким взглядом было даже как-то неловко, но инженер привык спорить до конца. Либо до победы, либо до компромисса.

— Откуда эта резервная копия возьмется, если в нашем секторе Галактики не останется ничего абсолютно? Из высших сфер, из туманности соседней?

— Разве в гравитационном капкане многомерной ловушки сгинет вся Галактика? Вы сами сказали — ничего не останется только в вашем секторе. Галактика чересчур велика, и даже творениям Техноэргуса оказалось не под силу управлять ею по своему усмотрению. Пока не под силу… А теперь подумайте над смыслом слова «ничего». Здесь не останется ничего в человеческом понимании. Но на самом деле ваша ловушка снимет лишь материальный слой мироздания, удалит операционную систему трехмерного бытия и еще восьми уровней-измерений, не затронув множества более важных компонентов. Эти компоненты Галактики так и будут существовать, и взаимодействовать на всех оставшихся уровнях: от энергетического до виртуально-информационного.

— Копия Энергополя станет глубинных измерений частью, а потому уцелеет в Катастрофе и ловушки сможет избежать?

— Верно. А когда вы исчезнете, оно продолжит дело прототипа, вернувшись в наше пространство и время.

— Глубинные измерения и есть суть ловушки многомерной. Как поле резервное обратно выбраться сумеет?

— Вот уж, не знаю. Может, в том-то и дело, что измерения эти только по сути с ловушкой схожи, а на деле не такие убойные. Но это лишь предположение, а я фактами оперирую, дорогой инженер. Много бед резервное поле натворит, гораздо больше прототипа, вы уж поверьте. Если не ввести в программу вашей ловушки поправку на его существование, напрасно Техноэргус сгинет…

Силлус вздрогнул. Ему вдруг показалось, что он вспомнил то, чего на самом деле не было. «…Иначе никак, иначе всё зря…» Это были словно бы его собственные мысли, но из другого варианта развития событий. Причем относились они именно к Техноэргусу, вернее, к его гибели. Его и Энергополя, бушующего сейчас термоядерным пожаром на просторах Галактики…

— Всё это интересно очень, — Силлус задумался. — Хотя верить мне трудно. Ведь «факты», добытые из вероятного будущего, это выдумки. Не прав ли я?

— Не совсем.

— Даже так пусть будет. Но… какие практические выводы из этого знания могут последовать? Наш мир… наш участок Галактики… сжимается. Даже не сжимается, а коллапсирует, как воздушный шар пробитый, в многомерную ловушку проваливаясь. Этого не остановить уже. А значит, не избежать Техноэргусу жертвы напрасной. Как же поступить нам? Тоже бежать в точку пересечения с измерением иным, а после Катастрофы подготовку к новому Коллапсу начать, резервную копию Энергополя учитывающему? Но где расположена такая точка ближайшая?

— Я попытался рассказать вам о неоднозначности вашего положения и думал, что вы отнесетесь к моим словам более серьезно. Да, ваш мир проваливается в тартарары. Скоро он исчезнет в ловушке вместе с вашим дефектным творением, но не прихватит с собой его резервную копию. В то же время Техноэргус пока еще жив и «коллапсирует» на удивление аккуратно. До сих пор не разрушилось ни одного энергетического перехода на далекие планеты и не взорвалось ни одной звезды… кроме тех, конечно, которые попали в прицел Энергополя… Не странно ли? Вот вам условия задачи. Найти решение при ваших аналитических мощностях, я думаю, не составит труда. Тем более что частично его вы уже нашли.

— А вам не кажется, что не лучшее время для размышлений о вечном сейчас?! — вспылил Силлус.

— Думать никогда не вредно, — контуры человека снова поплыли, постепенно превращаясь в темное пятно. — Особенно о вечном.

— Скажите хотя бы: «частично нашли решение», что значит? — спохватился инженер.

— Техноэргус огромен, но целиком уместится в ловушке, — ответил голос из темного пятна. Вместе с копией дефектного поля…

— Понял это я давно! Что с того?!

— В том-то и дело, что вы пока ничего не поняли. Мозгами пошевелите.

— Как это? — искренне удивился Силлус.

— Очень просто. Техноэргус погибнет, так?

— Да.

— Но не разрушится, а просто провалится в ловушку. И это будет означать, что он сохранит способность ею управлять! Никуда сбегать не надо. Ни в какие иные миры. Просто доберитесь до пульта… или что там у вас… и введите в программу многомерного капкана поправку на резервное поле. Дошло?

— Всё это опасно очень. Если никакого резервного поля не существует, программа ловушки испортиться может, и Энергополе на свободе окажется.

— Я понимаю, что верить голосам с потолка очень трудно, но я говорю правду, Силлус. Копия, еще более дефектная, чем само Энергополе, существует. И уничтожить ее может только ловушка. А иначе Первополе скоро доберется до перстня-матрицы и возьмет управление ловушкой в свои руки… или что там у него… уровни.

— Мне доложить Совету нужно, — неуверенно произнес Силлус. — Такие решения не могу один я принимать. Магистр Кипптер у нас всё решает.

— Осталось три фазы, инженер, — напомнил человек. — Ты уверен, что Технический Совет захочет еще раз собраться? Они же все думают, что ничего исправить нельзя.

— А разве не так? — В глазах Силлуса зажглись огоньки слабой надежды и тут же погасли. — Техноэргус обречен всё равно. Какая разница, что будет после нас?

— А вот это уже совсем негодные речи! — возмутился голос из черного пятна. — Хорошо. Если тебе недостаточно аргументов, скажу главное. Техноэргус не обречен…

Силлус поморщился и недоверчиво покачал головой.

— …Он давно уже мертв! — неожиданно для инженера закончил незнакомец. — Вот уже четверть миллиона лет… не знаю, как по-вашему, а по-нашему это очень долго, мы больше сотни не живем… так вот, исчез Техноэргус из реальности жутко давно. И при всём желании и сочувствии, я не обещаю тебе избавления от гибели. Я просто прошу тебя избавить твоих далеких потомков от дурного наследия. Прояви хоть каплю отеческой заботы, мой далекий предок…

— Ты… действительно из будущего пришел?

— Я пришел из реальности, Силлус. А ты живешь вне ее, в многомерном капкане. В компьютер моего космического корабля загружено послание от Эрга… того самого, которого ты должен подготовить к долгому путешествию сквозь время. Если ты не доверяешь мне, выслушай свое детище.

— От эрга послание? — Силлус невольно взглянул на уровень Технопарка. — От того, который там находится пока?

— В твоей реальности, да. На самом деле он сейчас далеко отсюда. Будешь читать?

Инженер потер тонкими нервными пальцами впалую щетинистую щеку и коротко кивнул. Информация хлынула в его сознание сразу. В Техноэргусе давно научились обходиться без вспомогательных устройств ввода и визуализации. Сознание — лучший интерфейс. Силлуса сначала немного смутило, что информационные блоки выстроены не совсем так, как того требовали правила, но вскоре он понял, в чем причина. Обращение Эрга транслировал примитивный, медлительный компьютер. Эрг модернизировал лишь его блок инфо-передачи. Процессор же остался прежним. А иначе комп не смог бы управлять кораблем, на котором был установлен в качестве навигатора. Для управления примитивной космической посудиной требовался аналогичный по уровню электронный навигатор и ни в коем случае не выше. Такой вот парадокс. Но разве можно упрекать птицу в том, что она не умеет думать? Зато она умеет летать… и приносить невероятные, но абсолютно убедительные послания. За считаные секунды восприняв и усвоив информацию, Силлус будто бы прожил долгую и трудную жизнь своего детища и понял главное — «человек ниоткуда» не врал. Послание Эрга полностью подтверждало все его слова. В глубине души Силлуса еще шевелился трусливый протест — «А что если это фальшивка?! Послание может быть поддельным!» — но инженер уже принял решение. Никакая это не фальшивка. Врать умеют только люди. Машины же способны ошибиться, зависнуть, сломаться, но не соврать. А раз так…

— Вот уже четверть миллиона лет? — зачарованно глядя перед собой, пробормотал Силлус. — Две с половиной тысячи жизненных сроков человеческих? Не должны люди столько жить. А мы живем и не старимся даже. Ловушка многомерная тому причиной, ты утверждаешь? Она вырвала нас из жизни, но жизни не лишила?..

— Утверждаю. И не только я, но и твой Эрг.

— Я понял это. Ты согласен с ним?

— Да. Вся ваша жизнь — бег по кругу. От начала катастрофы до закрытия ловушки и по новой. И так навсегда. К сожалению.

— Значит, на самом деле мы… мертвы давно?

— Мне очень жаль…

— Но ты появился здесь, и круг нашей «нежизни» разорвал, не прав ли я? — в голосе инженера звучало не осуждение, как можно было ожидать, а искренняя надежда.

— Точно не скажу, — темное пятно уменьшилось вдвое. — Думаю, всё не так просто. Хотя, возможно.

Силлус устремил печальный взгляд в глубь Технопарка. Там стройными рядами стояли гигантские энергонакопители, в каждом из которых формировался новый эрг. Энергороботы — все, кроме одного — не имели шансов выйти из колыбелей, но не знали об этом и не узнают уже никогда. А вот человеку по имени Силлус открылась истина. Жестокая истина. Но в том-то и дело, что характеристики явления не умаляли его сути. Истина есть истина.

— Я помогу реальности, — инженер вздохнул. — Управления уровень мне доступен. Но ты уйти отсюда должен успеть, потомок.

— Я успею…

Черное пятно исчезло. Оставшись в одиночестве, Силлус вдруг почувствовал себя древней развалиной. Мыслимо ли — две с половиной тысячи жизненных сроков! Они будто повисли на его плечах тяжелейшим грузом. И не было иного способа сбросить с плеч эту тяжесть, кроме как… попытаться.умереть. Именно попытаться — Силлус прекрасно понимал, что исправление ошибок не обязательно прервет круг, в который попал Техноэргус, но попробовать стоило. Наступил момент, когда вычислить ничего нельзя и следует действовать путем эксперимента. А если честно — наугад. Он медленно поднял руки, запрокинул голову и произнес длинный цифровой код доступа на уровень Управления. Потоки энергии закрутились в упругую воронку и переместили инженера в сверкающий черными глянцевыми стенами кубический зал.

— Да будет так, — прошептал Силлус. — Сделать поправку на резервную копию Энергополя пришел я сюда. Рассчитай мне новый вариант, главный эрг ловушки многомерной.

Ответа не последовало. Главный процессор капкана не был обучен говорить. Он управлял судьбами миров молча. И без эмоций. Ведь он был только машиной…

…Более сильную вспышку Сергей Павлович не мог себе и представить. Крейсер уходил из опасной зоны на скорости разгона, почти в половину световой, но всё равно оказался слишком близко к эпицентру вспышки. Яркий золотой свет обогнал корабль и умчался в пространство. Князь невольно взглянул на дисплей. Фотонный анализатор показывал какую-то ересь. Если ориентироваться на его показания, получалось, что свет вспышки двигался со скоростью втрое выше положенной. Прямо, как вещество Рубежа с «нелинейными свойствами» во время Катастрофы. Между прочим, позже именно из «золотых» коконов «сверхскоростного» вещества вылупились метаморфы. Тревожное совпадение. Преображенский снова взглянул на обзорный экран. Светофильтры трудились вовсю, но центр вспышки — там, где предположительно остался Дворец Технического Совета — горел ярче солнца над Меркурием. Однако чрезмерно яркий свет стал не самым главным неудобством. Гораздо больше Преображенского беспокоил прорвавшийся в подсознание водоворот образов, гудящая мешанина звуков и пронзающие тело тонкие иглы невыносимо болезненных ощущений. Сергей Павлович сосредоточился на образах. Ничего конкретного увидеть он не смог, только разноцветные пятна и быстрые, почти неуловимые серии вспышек. Словно кто-то отчаянно семафорил, призывая на помощь. Преображенский зажмурился. Это не помогло. Пятна не исчезли, хуже того, в сочетании с нарастающим грохотом, они вызвали сильнейший приступ мигрени. Князь подался в кресле вперед, схватился за голову и оперся локтями о колени. Боль трансформировалась в невыносимое страдание. Преображенскому показалось, что время остановилось и уже никогда не пойдет снова. Он сполз с кресла и рухнул на палубу.

На фоне боли водоворот образов, звуков и ощущений померк, но теперь Сергей Павлович отчетливо осознавал, что ему стали доступны новые горизонты восприятия. Это были не звуки, новое явление не имело названия на человеческом языке, но как-то идентифицировать его было необходимо, и Преображенский назвал «звуки» мысленными воплями. Отчаянными мысленными воплями гибнущих хранителей…

…Первополе теряло связи между уровнями, раскалывалось на части, и его фрагменты затягивало в глубокую черную воронку. Раструб воронки занимал всё видимое самому Первополю пространство, а «хвост» ввинчивался в громадный, черный, едва прикрытый тонким слоем «воды» информационного океана глянцевый куб. Однажды князь уже видел этот айсберг. Он хорошо помнил, как угловатая громадина плыла навстречу, когда он заглядывал в сознание сражающегося с ловушкой Эрга. Сейчас капкан не спорил с «младшим братом по крови». Он атаковал врага. И делал это со всей серьезностью, на какую способна послушная, мощная и полностью исправная сверхмашина. Шансов на выживание у врага было мало. Один из триллиона или даже меньше, особенно с учетом его неважного «самочувствия».

Первополе, в отчаянной попытке спастись, призывало на помощь всех своих хранителей, но те, кто находился рядом, и так старались из последних сил, а Наблюдатель его воплей попросту не слышал. Слишком далеко он ушел после своего «отречения». Оставалась одна надежда — что опять вернется Ушедший. И он действительно бесновался где-то поблизости, в пограничном пространстве, на полуразрушенном уровне Забвения. Изгнанник, не простивший Первополю своего двукратного изгнания, но всё равно готовый встать на его защиту. Ведь обижаться на родителей можно сколько угодно, а вот желать им смерти, а себе абсолютного одиночества невозможно даже для такой бездушной сущности, как недоразвитый хранитель. Да и глупо было бы этого желать, ведь с гибелью Первополя Щукин лишался шанса вновь стать когда-нибудь всемогущим Ушедшим. А ему уже до чертиков надоело быть простым смертным. Однако нынешних скромных человеческих способностей господина Щукина не хватало даже на то, чтобы прорваться в зону катастрофы. Ведь что может простой человек, когда дело касается сражений в иных измерениях? Только выжить и посочувствовать проигравшим. Или порадоваться за победителей. Выходило, что в состязании амбиций перворожденных не победил никто из них, а в самом крупном проигрыше оказалось Первополе…

Князь ощутил, что боль уходит. Он взобрался обратно в кресло, утер рукавом холодный пот и снова взглянул на экран. Там по-прежнему полыхал бескрайний пожар, но этот «вид из окна» Преображенского больше не обманывал. Даже в ярком свете полно тьмы и служащих ей демонов. Тьмы проваливающейся в многомерный капкан, а демонов издыхающих, но пока еще весьма опасных. Было ли это предчувствием, Сергей Павлович понять не успел, да и не пытался. «Внутреннее зрение» выхватило из хоровода сияющих пятен одно, наиболее яркое и подвижное. Оно стремительно разрослось и рванулось прямо к нему. Преображенский невольно подался назад, вжимаясь в спинку кресла.

— Тебе конец, нерожденный! — прорычало искаженным мыслеголосом пятно.

Несмотря на обилие новых интонаций, князь узнал этот голос. Он принадлежал Высшему.

— Проваливай! — крикнул князь во всю глотку.

— Ты… уйдешь… вместе… с нами-и-и! — Голос Высшего стал басовитее, а последние звуки и вовсе растворились во всеобщем утробном гуле. Конечно, всё это условно — звуки, гул, голоса — но Сергей Павлович воспринимал их именно так, а потому отвечал вслух.

— Тяжело тебе, хранитель?! Это расплата за всё!

— Расплата… за жизнь… — уже невнятно пробасил Высший. — Месть… Придет… и твое… время… Тебе отомстят… за то, чего ты… не делал… И это… будет… справедливо…

— Иди к черту со своими пророчествами!

Высший не ответил. Князь видел, как обозначающее хранителя яркое пятно постепенно удаляется и, наконец, исчезает в черной воронке. Там, где до него исчезли почти все остальные «пятна» и «кляксы» — хранители и обломки так и не сохраненного ими Первополя.

Превозмогая боль, князь выпрямился и, едва справляясь с крупной дрожью, выключил систему гипердрайва.

— Кибер, мы можем прыгнуть?!

— Ответ отрицательный. Опасная зона. Торможение.

— Какое торможение?! — Преображенский вцепился побелевшими пальцами в пульт. — Ты спятил?! Позади нас многомерная ловушка! Ты хочешь меня угробить?

— Разгон прерван.

— Кибер, я тебя демонтирую!

— Боевой режим. Неполадки в оружейном блоке. Защитное силовое поле повреждено. Лучевые орудия обесточены. Произвожу маневр уклонения.

— Какой еще маневр?! — князь вывел на экран окно тактической программы. — Нас атакуют? А-а, дьявол!

Гиперрадарам яркая золотая вспышка ничуть не мешала. Они «видели» окружающую действительность в несколько ином диапазоне. Навстречу крейсеру шли сразу четыре гиперторпеды. Скорость смертоносных снарядов была штатной — треть световой — и заявление навигатора, что он начал противоракетный маневр, воспринималось, как пустая отговорка. Крейсер обладал слишком большой массой и шел со слишком серьезным ускорением, чтобы совершать противоракетные маневры. К тому же торпед было не одна или две, а сразу четыре. Беспроигрышный вариант. Для выстрелившего. И стопроцентная гибель для того, кто стал мишенью. Это понимал и Преображенский, и навигатор «Каллисто». Сергей Павлович перевел взгляд с отметок торпед на отметку стрелка. Маленький земной кораблик класса «Агат». И не подумаешь, что эта кроха может стать непреодолимой преградой на пути громадины суперкрейсера. Дело, конечно, не в размерах корабля, а в экипаже, но всё равно обидно. Князь прикинул суммарную скорость сближения; до взрыва три-четыре секунды.

— Успеешь проститься? — зло прошипел в эфире искаженный помехами голос.

— С тобой? — заставил себя ответить Преображенский. — Ты мне неинтересен, недоразвитый хранитель. Или как тебя теперь величают, Щукин?

— Приятно, когда враг гибнет от твоей руки и знает об этом, — начал Щукин удовлетворенно и вдруг сорвался на визг. — Сдохни, тварь! Исчезни!

— Истеричка ты, а не враг, — процедил Сергей Павлович.

Ракеты были уже в секунде лета. Преображенский стиснул зубы. Говорят, надежда умирает последней, так вот, ей было уже пора. Счетчик шансов обнулился. В активе у надежды оставалось только чудо, но чудес не бывает…

Сергей Павлович мысленно обругал себя за малодушие и закрыл глаза. Секунда до смерти… раз, и… два, и… три?..

Что за черт? Князь открыл глаза. На обзорном экране было пусто. В окне боевой программы тоже. Вернее, и там, и там мерцали мириады крошечных звезд, но ракет и атакующего корабля на их фоне не наблюдалось. Почудилось, что ли? Прощальная галлюцинация от Высшего? Но ведь ракеты видел и навигатор, даже отчет в боевом файле сохранил, ему-то мозги не запудришь. Сергей Павлович взглянул на дисплей. Ракеты были. И «Агат» был. Но за восемь сотых секунды до взрыва произошло нечто, с точки зрения компьютера, необъяснимое. Золотое свечение ловушки резко и бесследно исчезло, и все находившиеся поблизости от нее материальные объекты, мягко говоря, просто расшвыряло куда ни попадя.

«Капкан захлопнулся! Он захлопнулся! Первополя больше нет!» Преображенский почувствовал, как отступает леденящий страх и крупными ртутными каплями стекает жуткое, почти осязаемое напряжение. Теперь он свободен! Он и вся Галактика. В ней больше не осталось безумных энергомашин, пытающихся объять необъятное и сосчитать всё на свете, она избавилась от жестоких хранителей, не разбирающих средств на пути к достижению никчемных, ошибочных целей… Теперь в ней были только звезды, планеты и огромное количество всякого прочего вещества, энергии и света. А еще жизнь, и люди. Отныне и навсегда…

Сергей ткнул в пиктограмму «навигация». Кибер соображал целую секунду, но результат выдал точный. Окружающие созвездия были ему хорошо знакомы.

— Мы в секторе Роммы, в четырех световых секундах от базы флота Технократии.

— Нас снова выбросило там, где мы нужнее всего? — негромко спросил князь. Голос дрожал и громче говорить просто не получалось. Сказывался сильнейший стресс. — Или там, где нам вероятнее всего помогут?

— Вопрос неконкретен.

— А я тебя и не спрашивал, — Сергей Павлович потер виски. После всех приключений голова раскалывалась, тело ныло, будто князя били палками, а в ушах шумело и грохотало, как на побережье мыса Горн. Но ничего иного Преображенский и не ожидал, а потому усилием воли преодолел нахлынувшую усталость. До возвращения домой оставался один шаг. Один шаг «до» и еще один — уже домой. — Кибер, найди-ка мне Миллора, раз уж мы здесь. Чтобы не одному и не с пустыми руками возвращаться в Солнечную.

— Связь со Старшим техником Миллором устанавливается. Принял запрос на связь с Главным инженером Кноппусом.

— Сначала Миллор, — решительно произнес князь. — Без его поддержки, боюсь, Кноппус мне не поверит.

— Поверит, ваша светлость…

— Есть связь с Миллором, — запоздало доложил кибер.

— Привет, Мил, — князь поднял взгляд на голограмму. Старший техник улыбался. — Почему ты так думаешь?

— Потому, что мы знаем, откуда вы вернулись и что там произошло.

— Да? — Сергей Павлович невольно подался вперед. — Откуда тебе это известно?

— Из легенды, ваша светлость. Из единственной легенды, воспринимаемой в Технократии серьезно, будто это описание реальных событий. Это легенда о Техноэргусе и Великом Технологе… Силлусе.

— В таком случае, вы знаете, чем это должно закончиться? — Сергей Павлович устало откинулся на спинку кресла. — Только не вздумай ответить — нет…

— Знаем, — Миллор улыбнулся. — Ударный флот Технократии снова в вашем распоряжении, Великий Князь. Но он не пригодится, я уверен.

— Ой ли? — Преображенский недоверчиво усмехнулся. — С чего ты взял?

— В нашей легенде всё заканчивается миром…

* * *

Три десантных корабля и два рейдера прикрытия — это не сила. Даже меньше. Суммарная огневая мощь — десять курсовых батарей и тридцать две гиперракеты. Такого вооружения, в принципе, хватит, чтобы отбиться от пиратских перехватчиков или дальнего патруля, но выдержать серьезный бой с полной эскадрой — нечего и мечтать. Тем более, с эскадрой «спейсрейнджеров». За штурвалами рейдеров и «десантников» сидели два бывших «беркута» и трое офицеров флота Каллисто. Тоже не колонисты какие-нибудь, но всё-таки в марсианском флоте традиции покрепче, чем в великокняжеском, а боевая подготовка получше. Тренировались рейнджеры ежедневно и без дураков. Потому-то в бою им и не было равных.

Эскадра марсиан еще не вышла на рубеж атаки, а ее авангард уже разделался с одним из «беркутов». Рейдер получил десяток крупных пробоин и, безжизненно кувыркаясь, улетел в сторону Солнца.

Горохов проводил его печальным взглядом и приготовился к славной гибели. Нет, конечно, приготовиться к такому невозможно. Умирать абсолютно не хотелось, но и сдаваться было как-то не очень. Эх, а как всё удачно началось. Пробрались на секретную базу, расконсервировали корабли, посадили на них всех придворных. Взлетели тоже без проблем и в гипер прыгнули нормально. И вдруг такая примочка — на выходе засыпались. Где справедливость? Юпитер во весь обзорный экран лоснится, до Ганимеда рукой подать, вон там Каллисто блестит, уже практически дома — и вдруг засада!

Может, кто-нибудь из своих поблизости есть? Хотя, что толку? Не успеют, даже если прямо сейчас на выручку бросятся. Через десять секунд бой закончится.

Второй рейдер ввязался в схватку с двумя перехватчиками рейнджеров и даже зацепил одного, но почти сразу загорелся и развалился на несколько частей. Горохов вздохнул и приказал капитанам десантных кораблей положить посудины в дрейф. Рисковать жизнями пассажиров лейтенант не имел права.

— Конвой из трех десантных кораблей ОВК, деактивируйте оружие и следуйте за нашим ведущим, — приказал в открытом радиоэфире суровый голос. — Курс на Ганимед.

— А представиться? — недовольно проскрипел Горохов.

— Обойдешься.

— Враки, значит, что марсианские рейнджеры сплошь джентльмены.

— Сначала сам представься.

— А я военнопленный, мне необязательно ничего говорить. И вообще, я с Каллисто, а там все молчуны.

— Особенно ты, Горохов, — марсианин хмыкнул. — Ладно, не желаешь беседовать — не надо. Главное, не выпендривайся, как твои «беркуты». Чтобы без лишних жертв обойтись. Спокойно ложись в кильватер и ковыляй потихоньку до Ганимеда.

— Отставить ковылять до Ганимеда! — вдруг прогремел хорошо знакомый Горохову голос. — Марсиане, вы нарушаете договоренность о перемирии!

— Не было такого приказа, — насторожился марсианин. — Кто на связи?

— Флот ОВК. Вы окружены.

Горохов быстро перенастроил обзорные системы. Нет, он не ошибся. Знакомый голос принадлежал тому, о ком он и подумал. То, что лейтенант увидел, подтверждало то, что он услышал. В тыл марсианской эскадре заходили превосходящие силы флота ОВК. Причем серьезно превосходящие. Настолько, что даже при всей смелости-умелости рейнджеров совладать с новым противником им не светило.

— Откуда только взялись, — недоуменно пробормотал удивленный не меньше Горохова марсианин. — Хорошо, перемирие, значит, перемирие.

— Еще бы, деваться-то некуда, — усмехнулся представитель флота ОВК. — Горох, как штаны?

Лейтенант включил видеорежим, и слева от пульта возникла голограмма. Полковник Воротов во всей красе. А позади него князь Вяземский и еще какой-то мужчина с очень знакомыми глазами. Горохов этого человека не знал, но похожие глаза, определенно, где-то уже видел. Будто бы встречался с кем-то из родственников этого мужчины. С кем, интересно?

— Сухие штаны, господин полковник, — Горохов расслабился. — Как это вы так вовремя успели?

— Мы с Ганимеда возвращаемся, с переговоров, — полковник Воротов невесело усмехнулся. — Наш драгоценный Ван Ли опять подсуетился, организовал нам встречу с Трентоном и министрами, чтобы, значит, мы хотя бы друг с дружкой не дрались, для чинидов задор приберегли.

— Господин полковник! — вдруг крикнул за кадром вахтенный. — Марсиане атакуют европейцев!

— Я же сказал перемирие! — взревел Воротов. — Марсиане, вас что, с Трентоном соединить?!

— С командором мы уже связались, — спокойно ответил командир рейнджеров. — Он сказал, что князь Бородач вне закона. Если вы вступитесь за европейцев, перемирие будет аннулировано.

— Ну что ты будешь делать?! — Воротов всплеснул руками. — Опять накладка!

— Да пусть его гасят, ваш высокобродье, — удивился Горохов. — Чего вы за Бородача вдруг переживать начали? Или хотели лично его грохнуть?

— Ты разве не понял ничего? — Воротов взглянул на Горохова с осуждением.

— А чего понимать? Или… постойте… он что же, в нашем строю шел?! Что это за чудеса?

— Никаких чудес, царь Горох, — рядом с Воротовым появился Ван Ли. — Сейчас мы все в одном строю быть должны.

— Матерь божия, покойничек ожил! — Горохов перекрестился. — А я-то поначалу и не понял, при чем тут Ван Ли. А ты, оказывается, заправляешь всем! Ну и как думаешь разрулить новую заварушку? Марсиане ребята упрямые, пока Василия не укирдычат, не угомонятся.

— Очень просто разрулю, — Ван Ли вытянул руку, указывая Воротову на какую-то гиперрадарную отметку. — Передай координаты этого объекта всем кораблям. Марсианским тоже. Скоро он вынырнет прямо на поле боя.

— Что это?

— Корабль Коалиции.

— Еще только колонистов тут не хватало! — раздраженно бросил Воротов. — Настоящая заварушка может получиться.

— Не думаю, что он здесь задержится.

— Для чего же идет?

— Он идет сюда не по собственной воле. Его несет волна… неумолимых обстоятельств. Однако смотри сам…

Зеленое свечение индивидуального портала вспыхнуло и, расширяясь бледнеющим кольцом, умчалось в испещренную серебристыми искрами темноту. В центре свечения прорисовался контур. Так получилось, что вошедший в пространство корабль оказался точно посередине между позициями европейцев и перехватчиками «спейсрейнджеров», то есть меж двух огней. И те, и другие на всякий случай прекратили перестрелку, давая бортовым компам время, чтобы идентифицировать пришельца. В отличие от медлительных компов, Горохов сразу узнал устаревший земной корабль-разведчик класса «Агат». Впрочем, причина заминки с опознанием гостя лейтенанту была понятна. Идентификационный код кораблика не значился в списках друзей или врагов ни у марсиан, ни у европейцев. А всё потому, что его давным-давно вычеркнули из любых списков, в связи с предположительной гибелью корабля где-то в Поясе Освоения.

— Ван Ли, — вдруг хрипло прорычал в открытом эфире Бородач. — Это тот, о ком я думаю?!

— А о ком ты думаешь, князь?

— На борту «Агата» к нам пожаловал господин Щукин, лидер Коалиции и заодно главнокомандующий всеми ублюдками всех времен и народов?!

Горохов замер. Пушки европейских кораблей, да и марсиан, мгновенно развернулись в сторону «Агата».

— Ван Ли, это правда? — заинтересовался Воротов.

Ван Ли не ответил. Он, будто бы силясь увидеть далекую звезду, всматривался куда-то в неведомые космические глубины, что разверзлись позади «Агата». Горохов навел объективы на эскадру ОВК. Входящие в нее крейсеры Рура по-прежнему целились в марсиан, а вот орудия здоровенного крейсера «Ио» — флагмана эскадры князя Вяземского — провожали старенький кораблик.

— Ван Ли, — укоризненно произнес Вяземский, — не томи.

Китаец молчал. По лицу было видно, что он встревожен. Похоже, он пока не увидел, что хотел, и это его беспокоило.

— Объект начинает разгон, — сообщил вахтенный непонятно чьего корабля. Все сейчас были на связи в общем эфире. Даже марсиане.

Ван Ли прикрыл глаза. Его брови сошлись, а по лбу пролегли три глубоких морщины. Казалось, что Ван Ли не просто ждет чего-то, а еще и всеми силами ума и души пытается помочь неведомому событию произойти.

— Есть захват цели! — доложил чей-то канонир, видимо европейский.

— Цель захвачена! — эхом подхватил его коллега, с марсианского перехватчика.

По лбу Ван Ли скатились крупные капли пота. Лицо порозовело, дыхание стало глубоким и шумным, а пальцы сцепились в замок и побелели от напряжения. Со стороны можно было подумать, что Ван Ли сдерживает натиск неведомой стихии.

— Уйдет же! — не выдержал кто-то на корабле Вяземского.

— Ван Ли, — Воротов схватил китайца за плечо и встряхнул. — Не спи! Щукин там?!

Ван Ли вдруг расслабился и немного обмяк. Видимо, «стихия» сдалась.

— Я и не сплю, — он приоткрыл один хитрый глаз. — Да, существо по имени Щукин на борту «Агата», но…

— Огонь! — не промедлив ни секунды, скомандовал Бородач.

— Иге!

— Огонь, — поддержал европейцев и марсиан Воротов.

— Но… вам не обязательно его… — Ван Ли оборвал реплику и усмехнулся. — Впрочем, как хотите.

Выстрелы лучевого оружия сразу с трех сторон скрестились на крошечной цели и мгновенно превратили «Агат» в яркую, рассыпающуюся на множество искорок вспышку. Когда догорели обломки «Агата», марсиане перестроились в походный ордер и отошли.

— Чего это они? — удивился Бородач, появляясь в полный рост на экране.

— А тебе не терпится получить в зад торпеду? — пробурчал Воротов. — Ушли и ушли, скажи спасибо.

— Вот и сбылось пророчество Мыслящего, — довольно потирая руки, сказал Ван Ли.

— Ты о чем? — заинтересовался Воротов.

— О Щукине. Ван Ли доволен. Человек-хранитель получил по заслугам. Все хранители получили по заслугам. Первополе тоже. Галактика свободна. Это хорошо.

— Первополе? — Воротов на секунду задумался. — Это которое у хранителей было главным? Накрылось-таки? Отрадно слышать. Но как это повлияет на наши дела? Сергей Палыч поскорее вернется? Или война закончится?

— Повлияет, — Ван Ли лукаво взглянул на полковника, а затем на Горохова. — Вы же теперь оба знаете, как всё во вселенной друг на друга влияет. Жизнь и смерть, дело и бездействие, удар и защита. Звенья одной длинной цепи событий…

— Опять мудришь? — Воротов страдальчески выгнул брови. — Я понимаю, что ты весь из себя неземной, практически высшее существо, но выражаться мог бы и попроще. Скорей бы князь вернулся, уж он-то всё разъяснит по-человечески, без выкрутасов…

— Объяснит, и уже скоро, — Ван Ли указал почти на то же место, где еще недавно дрейфовал «Агат». — Это князь…

Два слова. Всего два слова тихим голосом, но их услышали все. Горохов непроизвольно включил общий канал, и к военным присоединились пассажиры десантных рейдеров. Четыре сотни человек, замирая, следили, как зеленоватое свечение набирает силу, как в его центре проступают темные вкрапления, как потоки света убегают в темноту космического пространства и в точке входа остается большая группа четко видимых на фоне серебристого диска Ганимеда контуров: около пяти десятков ударных кораблей Технократии во главе с грозным крейсером серии «Великий Князь Гордеев». А если точнее — во главе с прототипом всей серии «ВКГ», флагманом Великокняжеского флота, крейсером «Каллисто»…

— Слава Богу, — Воротов перекрестился. — Дождались…

— Повлияло, — от радости невпопад брякнул Горохов.

— Слава Богу… — сквозь слезы глядя на экран, прошептала в своей каюте княжна Оксана.

Никто из них не смог бы объяснить, почему они вдруг решили, что возвращение князя из очередного вояжа по запредельным мирам положит конец всем расприям и несчастьям, но они были в этом абсолютно уверены. Иначе быть не могло… Просто не могло и всё…

Эпилог

Апрель — это месяц надежд. Впереди теплые дожди и летние рассветы после коротких, напоенных цветочными ароматами ночей, впереди жаркие солнечные дни и благодатная тень от зрелой, насыщенной зелени. Впереди лето, а это каждый раз целая жизнь. Особенная, настоящая жизнь. Не размазанная по стеклу косыми потеками готовой в любой момент замерзнуть осенней слякоти и не звенящая на морозном январском ветру единственной протяжной нотой. Лето — это жизнь во всём ее многообразии и без купюр. И начинается она каждый раз с влажного апрельского ветерка, с первой грозы, с робкой травы на преющих газонах и сумасшедшего восторженного гомона птичьей мелюзги. Апрель двадцать пятого года, быть может, и не сулил ничего вышеперечисленного, но всё равно оставался месяцем надежд. Хотя бы на то, что ни май, ни последующие месяцы не принесут новых испытаний. Верили в лучшее далеко не все, но все надеялись. И это было гораздо важнее. В твердой убежденности есть хороший посыл для работы, а в надежде — видение цели. Когда требуется сделать что-то «от и до», лучше иметь убежденность, когда же фронт работ необъятен, чтобы не опустились руки, нужна цель.

Великий Князь Преображенский окинул взглядом зал для торжественных приемов. У собравшихся гостей цель была. И была она той же, что и у него самого. Восстановление Объединения Вольных Княжеств и прочный мир. Цель довольно обобщенная, но более конкретные формулировки заняли бы многие терабайты одного только текста, даже без анимации графиков и видеоиллюстраций. Великокняжеские специалисты и правительства отдельных субъектов Объединения насочиняли тьму-тьмущую планов и конкретных программ преодоления кризиса. И это было правильно. Чем мять друг другу бока, пусть лучше занимаются делом. Пусть живут и созидают, пусть учатся и постигают, пусть творят и открывают, пусть детей рожают, в конце концов.

Сергей Павлович перевел взгляд на родных и близких, расположившихся по правую руку от его трона. Княжна Оксана с Иваном на руках, ее фрейлина Катерина и Маша, дочка Оксаны. На душе сразу потеплело. Ради этих людей стоило драться и выдерживать все испытания. Ради них и сотен миллионов других подданных. Хотя последнее верно лишь отчасти. Даже для Великого Князя такая громадная масса людей не имеет лиц, кроме лиц тех, кого он видит каждый день, чьи заботы он способен разделить и чье мнение он слышит. Ведь князь — не Бог. Обычный человек. И назови его Великим Князем или Императором, как по наущению Вяземского требует сделать Совет ОВК, ничего не изменится. Всевидящим и всемогущим главе государства не стать и не избежать новых ошибок, просчетов и недоработок. А значит, не угодить всем этим сотням миллионов. Но этого и не нужно. Следует просто думать о близких, советоваться с теми, кто рядом, и периодически ставить себя на их место. Вот и весь рецепт успешного правления.

Оксана заметила, что Преображенский смотрит на нее, и улыбнулась.

— Ваня, помаши папе, — она развернула упитанного карапуза лицом к Сергею Павловичу. — Скажи, папа…

— А-а, — пропел Ваня, одновременно пытаясь засунуть в рот сразу два кулачка. Это не получилось, и тогда он принялся тереть глаза и кукситься.

— Баиньки хочет, — прощебетала Катя. — Оксана Ивановна, давайте я его унесу в покои.

— Не надо, Катя, он еще бодренький, просто зубки режутся, вот он и волнуется. Мы еще посидим с папой.

— Катя, а у тебя ребеночек уже шевелится? — с детской непосредственностью спросила дочка Оксаны, прижимаясь щекой к тщательно задрапированной пышным платьем талии фрейлины.

— Да, Машенька, — Катя погладила ее по голове. — И сердечко бьется, слышишь?

— Быстро-быстро, — прошептала девочка. — Здорово! Ой, он меня толкнул!

Сергей Павлович улыбнулся и снова обратил внимание на гостей. Ему было бы гораздо приятнее повозиться с детишками и послушать успокаивающее щебетание женщин, но не сейчас. Князь сам назначил мероприятие на этот день. Прием в честь Дня Мира, так его именовали официальные инфоканалы. В кулуарах дворца цели собрания обсуждались уже две недели. Во-первых, придворные и гости ожидали, что Сергей Павлович представит всем княжну Оксану как свою будущую жену, во-вторых, князь Вяземский должен огласить решение Совета о вынесении на общенародное голосование предложений об изменении государственного устройства и статуса главы ОВК. Если проще, об объявлении ОВК Империей и Преображенского Императором. Сергею Павловичу всё это не слишком нравилось, в первую очередь потому, что конституция новой Империи была практически копией конституции ОВК, лишь с более широкими полномочиями центральной власти. Менять названия, не меняя сути, князь считал неразумным. Да и от самого слова «Император» его слегка тошнило. Но не отрекаться же от власти, лишь бы избежать титула. В нынешней трудной ситуации это будет просто предательством. Ведь, когда в государстве не создано эффективной Системы, только и остается, что уповать на конкретную Личность. В ОВК всё так и было: система была разрушена Катастрофой и войной, и люди надеялись только на твердую руку Великого Князя. В общем, Сергею Павловичу пришлось-таки согласиться, чтобы абсолютно послушный Вяземскому Совет сделал правителю ОВК «приятное». И в том, что все подданные, даже на Марсе и в недавно бунтарских Колониях, дружно проголосуют за «меморандум Вяземского», как его окрестили журналисты, никто уже не сомневался. Сергей Павлович в первую очередь.

Преображенский кивком ответил на приветствие бургомистра Вальтера. Глава правительства космического города Эйзен расположился поблизости от тронного возвышения в компании с генеральным инспектором Паниным, послом Колонии Рур Ермаковым и главой Совета Медеи мастером Толстовым. После успешного завершения войны и капитуляции коалиционных сил Вальтер и Толстов из всех колонистов оказались в наиболее выгодном положении и потому сейчас чувствовали себя почти в своей тарелке. «Почти», потому, что их армии в битве за долину Бергман сражались всё-таки не на той стороне. Но в дальнейшем и Вальтер, и Толстов сделали правильный выбор и получили полную амнистию. Рядом с Ермаковым сияла его дочь, Шура. В дорогом вечернем наряде, с бокалом шампанского в изящных пальцах, она была великолепна. Преображенский только теперь понял, почему сходил с ума его любвеобильный адъютант. Такая девушка могла вскружить голову любому мужчине. Даже самому суровому и уравновешенному. Например, такому, как начальник великокняжеской охраны майор Трошкин.

Взгляд Шурочки то и дело возвращался к его статной фигуре, и когда им удавалось встретиться взглядами, улыбка на лице девушки становилась просто лучезарной. Посол Ермаков, похоже, видел, на кого смотрит его дочь, но ничего не говорил, только снисходительно улыбался. Видимо, выбор дочери он одобрял. Сергей Павлович был с Ермаковым полностью солидарен. Трошкин человек надежный. Не то, что этот шалопай Горохов…

Адъютант-капитан Горохов мелькал у входа в зал. Ему предстояло встретить и проводить к Великому Князю главных гостей празднества: Главного инженера Кноппуса и сопровождающих его Старшего техника Миллора и посла Технократии в ОВК инженера Гориннуса. Они прибыли еще вчера и успели пообщаться с Преображенским в приватной обстановке, но протокол требовал торжественной встречи, и Горохов, как ответственный за протокольные мероприятия, старался сделать всё «по высшему разряду».

Мысли Сергея Павловича ненадолго вернулись к вчерашней беседе. Технократы довольно подробно изложили все новости зарубежья. В основном вести были приятными. После исчезновения Щукина все золотые солдаты его армии снова впали в странную спячку, а те, которых всё-таки выкопал из-под песка пустыни Каралл Великий Ергелан, даже не вышли из энергетического транса. «Оживить» золотых предков не помогли ни шаманские ухищрения, ни новейшие научные подходы. Ученые Отдела Разведки на Ромме внимательно следили за попытками чинидов, и пришли к выводу, что всё дело в защитной программе невидимых энергетических капсул, по сути — мини-эргов. Видимо, снять их защиту мог лишь тот, кто умел управлять энергоуровнями. Например, получеловек-полухранитель Щукин, или Ван Ли, прямой наследник Техноэргуса. Решив, что Щукин подсунул «бракованную» пещеру, Тиран еще месяц метался, как зверь в клетке, и рассылал по планетам поисковые отряды, но не нашел больше ни одной энергокапсулы. От огорчения он прогнал всех союзников и даже княгиню Татьяну. («Говорят, ее позже видели на Ганимеде, видимо, к Василию она не вернулась, а может, и он ее не принял…») Расстроенный неудачами Тиран вернулся на Торбан: зализывать раны и ковать оружие. Так что временно его можно не опасаться. Таковы были новости зарубежья.

Сергей Павлович в ответ рассказал, как идут дела в ОВК. А шли они примерно так же. Не сказать, что блестяще, но явно «на поправку». Когда вернулся князь и верность ему открыто подтвердили Рур, Эйзен и Медея, все прочие колонисты тут же поняли, что без чинидов, а теперь еще и без поставок оружия от «РУСТа» война проиграна. Они расформировали свои войска и заявили сначала о нейтралитете, по примеру Ганимеда, а затем и о возвращении под знамена единого государства. А вот с марсианами дело пошло не столь гладко. Они играли в независимость до последнего. Пока наконец-то командор Трентон не поднял мятеж и не увел почти две трети флота «спейсрейнджеров» на лунную базу «Гагарин». Оставшись без армии, марсиане были вынуждены сложить оружие и вновь признать власть Великого Князя. Что они и сделали, в обмен на амнистию. За ними тут же последовал Тритон, а чуть позже и Титан. Наступил на горло своей гордости даже Бородач. Преображенский не простил ему предательства и многочисленных военных преступлений и отдал Василия под трибунал, но, учитывая его роль в победе над Щукиным и общую тяжелую ситуацию, приговор ему светил не очень суровый. Лишение княжеского титула, изгнание с Европы и пожизненная ссылка в дальние Колонии. Скорее всего, на Грацию.

Мысли Преображенского вновь вернулись к текущему моменту. Поскольку высокие гости из Технократии прибыли, пришла пора произнести речь. Сергей Павлович уже собрался подняться, но тут к трону подошел Воротов — теперь уже генерал и министр обороны ОВК.

— Пришел Ван Ли, — негромко доложил Игорь. — Просит встречи.

— Срочно? — Преображенский взглядом указал на Кноппуса, а затем и других гостей. — У меня сейчас как раз речь…

— Говорит, ему пора уходить и конца церемонии он не дождется.

— Уходить? — Сергей Павлович с тревогой взглянул на генерала. — В каком смысле?

— Не знаю, — Воротов развел руками. — Вряд ли в фатальном. На вид он вполне здоров. Хотя, кто его поймет? Он же как бы «временно воскресший», может, у него срок «заклятья» заканчивается или что там… Не знаю, ваша светлость.

— Придется выйти… Горох!

— Я, ваш свет!

— Мне требуется срочно отлучиться. Речь я произнесу за столом. Рассаживай гостей.

— Протокол же, ваш свет! — Капитан страдальчески заломил руки. — Нельзя ритуалы нарушать, несолидно это!

— Сделай вид, что так и задумано, — отрезал князь. — Я скоро. Пока все рассаживаются, вернусь.

— Дело-то минутное!

— А ты затяни, — посоветовал Воротов. — Не в рог труби, а лично всех обойди и пригласи к столу.

— Ну да, — Горохов насупился, — придумаете тоже! Что я, кадет на побегушках?

— Тогда соображай. Но полчаса его светлости обеспечь. Да так, чтобы никто ни о чем не догадался.

— Понял я, понял, — капитан вздохнул. — Будем импровизировать.

Он быстро пошептался с Катериной и княжной Оксаной и, деловито потирая руки, обернулся к Преображенскому.

— Сергей Павлович, в традициях записано, что вы лично должны наследника в покои отнести. В знак… э-э… того, что… э-э… новая эпоха будет безопасной и… короче… обещает мирный, крепкий сон и стабильную богатую жизнь будущим поколениям! Как раз, пока гости рассаживаются…

— На ходу придумал? — Сергей Павлович усмехнулся. — Хорошо. Белыми нитками по черному бархату, но пусть будет такая версия. Ванечка, иди ко мне, отнесу тебя к нянькам…

Он подхватил сына на руки и, под умиленные вздохи фрейлин и прочих дам, степенно удалился в покои. Горохов к этому моменту уже трижды шепотом повторил варианты версии и на весь зал озвучил наиболее удачный. Похоже, что все гости остались довольны и протокол устоял. «А если бы и рухнул, — подумалось Горохову, — кто б из них посмел это заметить и выказать недовольство? Империя, значит, империя. Это вам не Объединение на вольных началах. Попали вы, граждане… в смысле, дорогие подданные, ох, и попали…»

Ван Ли поджидал Сергея в смежной с детскими покоями гостиной. Князь сдал полусонного сына на попечение нянек и расположился в кресле напротив гостя.

— С момента моего возвращения мы видимся впервые. Ван Ли, почему ты скрылся сразу после нашего триумфального возвращения на Землю и почему снова появился только сейчас?

— В моей помощи не было необходимости.

— А теперь она снова возникла? — Сергей Павлович насторожился.

— Нет, — Ван Ли рассмеялся. — Ты стал нервным, Идущий. Всё хорошо. Поэтому я и пришел. Проститься. Я снова уйду, но теперь уже навсегда.

— Ты так и не рассказал, как тебе удалось вернуться.

— Разве теперь это важно?

— Ты обижаешь меня, Ван Ли. Разве мы не друзья?

— Друзья.

— Почему же ты думаешь, что меня не волнует судьба друга?

— Это слишком долгий рассказ. Мне просто не хватит времени, чтобы его закончить. А впрочем, ты сможешь закончить его сам. Для этого тебе потребуется не так уж много. Просто задумайся о вариантности пространства-времени и относительности небытия. Вселенная — сложный, живой организм, она не подчиняется никаким алгоритмам. Вся ее жизнь — не правила, а сплошные исключения. Вот поэтому мне не сразу, но удалось выбраться из небытия. В основном, за счет умения преобразовываться в энергетическое состояние. Просто в этом я оказался не столь силен, как тот же хранитель-Щукин…

— Когда он был действительно наполовину хранителем, — уточнил Сергей.

— Да. В то время он был гораздо сильнее меня.

— Но ты справился и сумел воссоздать свое тело и вернуть в него душу. Почему же ты сам не слетал в Техноэргус и не исправил ситуацию? Капкан наверняка пропустил бы тебя, особенно при поддержке Слуги.

— На самом деле не всё в мире реально, и то, что стыкуется в одном измерении, несовместимо в других, — Ван Ли вздохнул и виновато улыбнулся. — Ты видишь меня сейчас потому, что в мире пространства-времени небытие относительно, вспомни наш давний разговор в дворцовом парке на Каллисто, а вот в капкане я не выжил бы. Человек не должен жить так долго, если только он не вечный узник в мире Техноэргуса. Человеку не подвластно время, будто он какой-то Эрг или хранитель. А я жил. Ловушка посчитала бы это отклонением и не выпустила меня. Но главное — она не пропустила бы меня в Техноэргус. Так что без тебя, Идущий, ничего бы не вышло.

— Но ведь меня могло не быть вовсе. А проблемы в Первополе всё равно привели бы к катастрофе. Кто встал бы на защиту человечества и пространства, не родись я на свет?

— Не знаю, — Ван Ли печально улыбнулся. — Но так уж вышло, что обстоятельства сложились удачно.

— Удачно? — Князь задумчиво покачал головой. — Возможно. Хотя не могу не обратить внимания на два подозрительных факта: во-первых, так и не исчез Рубеж. Теперь он не такой, каким был во время Катастрофы — он снова превратился в безобидный гигантский тор. Но ведь не исчез. Мы по-прежнему имеем доступ в пространство Технократии, а они в наше…

— Разве это плохо? По нынешним временам человечеству лучше держаться вместе.

— Согласен, не плохо. Просто подозрительно. И второй момент: за Рубежом теперь нет энергооблаков, но зато остались червоточины, проходя через которые корабли технократов и чинидов накапливают энергию стабилизированной неизвестным полем аннигиляции. Что это? Результат работы «правильного» Изначального поля? Но не будет ли это началом похожей истории?

— Вспомни о свойствах многомерного капкана, Идущий, — Ван Ли хитро улыбнулся. — Он выпускает на волю лишь то, что целесообразно, и тех, кто не навредит Галактике. Вряд ли из-за одного дефектного Первополя следует ставить под сомнение совершенство всех программ Техноэргуса. Если капкан выпустил Эрга и матрицу Изначального поля, значит, это правильно. Мой тебе совет: лучше не забивай себе голову пустыми размышлениями, а подключайся к новой базе данных и попробуй найти ответы на все загадки Вселенной.

— Разве это возможно? — Сергей Павлович недоверчиво взглянул на Выжившего.

— Не сейчас, позже, — согласился Ван Ли. — Это надо будет сделать, когда Изначальное поле наберет и обработает достаточное количество информации.

— И когда конкретно?

— Кто знает, князь? — Ван Ли развел руками. — Кто знает? Ясно одно: если Изначальное поле кого-то и допустит до таких знаний, так это тех, кто побывал в капкане и вышел из него. Тебя и твоих товарищей. Более надежной проверки на благоразумие не существует… Ну а теперь, мой друг, я уйду. На этот раз добровольно и навсегда. В новое информационно-энергетическое поле, к Эргу и душам наших общих предков…

Он тяжело поднялся. Сначала Сергей Павлович подумал, что Ван Ли «уйдет» фигурально, что он растворится в воздухе, как в свое время исчез перстень-матрица, но Выживший просто направился к двери и, на мгновение остановившись у порога, вышел. Дверь за ним закрылась плавно и бесшумно. Князь мог бы его задержать еще ненадолго или хотя бы окликнуть, но не стал этого делать. Он знал, что это бессмысленно. Идти, не останавливаясь и не оглядываясь — в этом смысл жизни людей, однажды прошедших лабиринтами многомерности. Он и сам теперь не сможет остановиться. Шаг за шагом, день за днем, вперед, и только вперед. И путь его будет продолжаться вечно. Только теперь не с небес, а за их пределы…