Василий Орехов

Юрий Бурносов

Железный доктор

Доктор N, мой друг, пропал.

Михаил Булгаков. Необыкновенные приключения доктора

Пролог

Белый прогулочный теплоход «Виктор Толоконский» шёл по Обскому морю.

Праздный народ на палубе беззаботно плясал под свежий музыкальный хит, выпивал и закусывал, активно тусовался, как и положено сливкам общества, заплатившим приличные деньги за мини-круиз. Капитан и владелец теплохода, тучный пожилой моряк по фамилии Федосеев, с высоты капитанского мостика скептически разглядывал бурлящую прямо под ним толпу богатых бездельников, намётанным глазом бывалого человека выхватывая из неё то один, то другой архетипический образ. Насмотрелся за годы дикого капитализма, чего уж там, наловчился угадывать характер и положение каждого по нескольким специфическим деталям. И ничего-то, ничегошеньки за прошедшие десятилетия, со времён его молодости, не изменилось, хоть и прогресс шагнул вперёд, и всё такое…

Вот крепкий старик в дорогом костюме — солидный господин, представитель краевой администрации или партийный функционер, и рядом — молоденькая девушка с фигурой топ-модели и в короткой юбочке. Вполне сошли бы за деда и внучку, если бы Федосеев не знал наверняка, что у богатых внучат солидных людей есть дела поинтереснее, чем мотаться в круизы с престарелыми родственниками. Да и обитают они обычно далековато от Сибири, учатся в разных сорбоннах и оксфордах. Времени на ерунду у них нет, а в круизы они предпочитают ходить по Средиземному морю и со своими сверстниками, у которых имеется собственная яхта.

Вот низенький тип довольно неприятной наружности, похожий на того скупого гнома из мультика, который из патологической экономии клал в торт соль вместо сахара. Глазки бегают, уголки губ опущены вниз, сутулится как пустынный гриф. Определённо, бухгалтер крупной фирмы, который совсем недавно начал запускать лапу в закрома родной организации. Прикупив новую машину себе, шубу жене и квартиру любовнице, решил немного развеяться перед неминуемой отсидкой. Судя по внешнему виду, гулять на свободе ему осталось совсем недолго: таких фраерков вычисляют довольно быстро — они не умеют красиво блефовать, не умеют делать хорошую мину при плохой игре, не умеют талантливо подделывать документацию, не умеют вдохновенно врать так, чтобы в глазах не читался отчётливый ужас перед разоблачением. По крайней мере, Федосеев вычислил его с первого взгляда и едва ли доверил бы ему судовую кассу.

Несколько молодых ребят — трое волосатые, как доисторические хиппи, один лысый, один коротко стриженный. Один из патлатых явно крашеный — не встречается в природе волос с таким платиновым отливом. Все тщедушные, худые, щупленькие, в каких-то дурацких ветровках с трёхбуквенным латинским логотипом, только коротко стриженный помассивнее и в кожаной косухе. Можно ставить на спор капитанскую трубку, что это выбралась проветриться верхушка какой-нибудь внезапно разбогатевшей местной компании по производству онлайн-игр. Шальных денег уже много, а вот видок по-прежнему голодранский. Ну, ладно, наесть солидные щеки и справить себе приличную одёжку, чтобы подходила под солидные щеки — это дело наживное.

А вот ещё одна довольно скромно одетая девушка со светлыми волосами и бокалом красного вина в руке — смакует этот бокал уже битый час, между прочим. Странновато выглядит на фоне прочей весьма не бедной компании. Вполне могла бы быть пиар-менеджером или директором по персоналу у тех волосатиков, только держатся они явно порознь. Впрочем, если приглядеться, то можно заметить, что и маечка, выглядывающая у неё из-под распахнутой куртки, эксклюзивная, и простые с виду джинсики удивительно удачно сидят, чего обычно не бывает с дешёвыми мозамбикскими или таджикскими, а стало быть, сшиты на заказ за хорошие деньги. И мордочка вполне ухоженная — значит, может позволить себе потратить на уход за внешностью несколько часов в день вместо того, чтобы к десяти лететь в офис, а вечером в запарке готовить ужин мужу. А вот, кстати, и муж — перебросилась парой слов со стоящим у борта массивным парнем, словно со старым знакомым. Нет, стоп, не муж. Рожу такую понимающую состроил, что сиделке в сумасшедшем доме сто очков вперёд даст. Строгий костюм, руки чуть ли не по швам, военная выправка, габариты среднего платяного шкафа, выражение «чего изволите?» на не испорченном интеллектом лице — явный телохранитель. Хм, ещё интереснее…

— Не понимаю я этих фигуристов, Артурыч, — задумчиво проговорил рулевой по имени Коля, делая вид, что перекладывает штурвал. Фигуристами он называл туристов, мотивируя это тем, что какая разница — всё равно в рифму. — Бабло ведь лопатами гребут, девать некуда. Отдыхай себе хоть на Канарах, хоть на Багамах — да хоть в Австралии. Так нет же, в Сибирь попёрлись. Что у нас тут смотреть, кроме дурацкого Барьера?

— А в Австралии твоей чего смотреть, салабон? — вяло осведомился Федосеев, не отрывая взгляда от странной девушки, которой он никак не мог придумать подходящую биографию. На нём были чёрный китель с белой рубашкой, строгие брюки и твёрдая капитанская фуражка с «крабом» неопределённой флотской принадлежности, отчего толстяк отчаянно потел, и интенсивно ворочать языком ему было лень.

— А в Австралии этот… как его… серфинг, — сообщил Коля. — Пальмы там, мишки панды… Утконосы и ехидины…

— Сам ты ехидина, — хмыкнул капитан. — Да и насчёт мишек не уверен. А вот белые акулы-людоеды там точно водятся. Смотрел кино про дайверов?… Удовольствия мало, знаешь.

— А можно не купаться! — азартно не сдавался рулевой. — У нас-то вон тоже не шибко искупаешься, холодрыга, родники. Зато там пальмы…

— Может, у них эти пальмы вот уже где сидят, — Федосеев похлопал себя ладонью по необъятному брюху в районе печени. — Родины небось хочется, землицы русской. Да и вообще не всё равно тебе, почему их сюда тянет? Зато получишь за один рейс столько, сколько люди на лесозаготовке за месяц напиливают. Сиди, что называется, и не чирикай.

— Это да, — согласился рулевой. — Это ты справедливо, Артурыч. Тут с тобой прямо и не поспоришь.

Он отпустил штурвал и закурил. По сути, рулевой здесь был таким же элементом ретро-шоу, как и многое на этом теплоходе, словно возвращавшем пассажиров на целый век назад, в благословенные времена патриархальной советской стабильности. На самом деле «Толоконского» вёл по заранее проложенному курсу автокапитан, а мощные сонары прощупывали дно на предмет всплывающего топляка и прочего крупного мусора — как-никак, на дне Обского моря находились затопленные больше века назад деревни и леса. В случае чего приборы тут же вносили изменения в программу компьютерного навигатора. Впрочем, через четверть часа и сонары, и автокапитана придётся выключить, иначе они не позволят вплотную приблизиться к цели путешествия — тут-то вроде бы ненужный рулевой и продолжит управлять судном вручную.

— А братан-то мой, Пашка, в армию пошёл, — поведал Коля, глубоко затягиваясь и выпуская неровные колечки дыма. — Опять контракт подписал.

— Где служить будет? — безо всякого интереса осведомился Федосеев.

— А тут и будет, в Колывани. На базе, которая в бывшем женском монастыре.

— Не настрелялся, что ли? — скривился капитан. — Я думал, Паша умнее — в столицу попросится, или в Америку, ну или на Кавказ хотя бы…

— Да что такого, Артурыч? — искренне удивился рулевой. — Во-первых, от дома близко, и места все знакомые, мы за грибами туда раньше ездили. Жена опять же рядом, ты ж Нинку знаешь — муж в Тверь, жена в дверь. А так под контролем будет: Пашка нагрянет в увольнительную, если что, рыльце ей отполирует по-свойски… Да тут, возле Зоны, и платят больше. Как в зоне боевых действий!

— Платят-то платят… — Капитан болезненно поморщился, покачал головой. — Но место уж больно поганое, хоть вроде ничего и не слышно в последнее время. А если опять цинки начнут приходить?

— Если бы да кабы, Артурыч, знаешь, что бы во рту росло? А хорошая зарплата на дороге не валяется. Куда у нас сейчас парню с руками и головой можно устроиться? Сам вон про лесозаготовки говорил. Да и Паштет наш — водила, ему-то что. С «карташом» в окопе всяко не сидеть…

— Знаешь, Колян, если оно всё опять оттуда попрёт, без разницы будет, водила ты или повар. Один хрен, с «карташом» в руках концы отдавать или за баранкой…

— Типун тебе, Артурыч, на то самое место, — сказал рулевой. Щелчком отправив за борт окурок, взялся за штурвал. — Пора уже автоматику отрубать. Пропустим весь сабантуй.

— Да оно само скажет, когда пора. Не дёргайся, молодой.

Стуча каблучками по металлическим ступеням трапа, на капитанский мостик поднялась та самая белокурая девушка с бокалом вина (чья-то любовница? популярная певица? бизнесвумен? нет, ничего ей не подходило). Вообще-то пассажиры на мостике не приветствовались, но и прогонять богатого туриста было как-то не с руки. Тем более девушку. Тем более симпатичную девушку. Тем более симпатичную девушку — богатого туриста с массивным телохранителем-кавказцем за спиной.

— Можно я тут постою и посмотрю? — спросила она. — Мы ведь уже подплываем?

— Смотрите, конечно, — сдержанно отозвался Федосеев. — Чего ж.

Впереди прямо из неподвижного зеркала зеленоватой воды постепенно поднимался Тайвань, ощетинившийся пышной сосновой хвоей. По берегам сосны стояли сухие, корявые, словно иссушенные подземным пожаром, а здесь поди ж ты, благоденствовали.

Это заметила и пассажирка.

— Ой, зелёный какой! — сказала она. — Это тот самый остров?

— Да, Тайвань, — степенно отозвался рулевой Коля, который в компании юной девушки подобрался, стараясь выглядеть старше и мужественнее. Хотя с ней ему, разумеется, абсолютно ничего не светило, но Коля действовал неосознанно, на древних мужских рефлексах.

— А мы на него сойдём?

— Нет, сходить на него мы не будем, — терпеливо сказал Федосеев. Этот надоевший разговор туристы заводили с ним уже не один раз. — Во-первых, тут сложно подойти к берегу. А во-вторых… неприятное место. Всякое про него рассказывают, знаете ли.

— Вы про грибы, что ли? А это правда, что они живые и туда-сюда ползают?

— Правда, — неохотно сказал Федосеев, поглядывая на приближающийся остров посреди мёртвого водохранилища.

Толстяк терпеть не мог эту огромную мёртвую лужу, окруженную заброшенными санаториями, безжизненными коттеджными посёлками и наполовину высохшим лесом. Он хорошо помнил, как купался тут в детстве и ловил лещёй с лодки. С тех пор многое изменилось… А вот острова Тайвань Федосеев вообще всегда боялся. Ещё пацанами они с приятелями плавали сюда искать живые грибы, согласно легенде переползавшие с одного берега на другой, и вход в шахты, ведущие к запретным подземельям Академгородка. Входа они так и не обнаружили — или старшие ребята наврали про него, или слишком хорошо он оказался замаскирован, а вот грибы… Они сидели по всему острову, крупные, крепкие. Нет, они никуда не ползли, но вызывали неприятное чувство беспокойства, словно эти мелкие твари смотрели на тебя, стоило повернуться к ним спиной. Федосеев с пацанами удрал тогда с Тайваня очень быстро.

— Страшно как, — сказала девушка, делая очередной крошечный глоток из своего бесконечного бокала. — А то, что мы к Барьеру так близко подойдём — это не очень опасно?

— Мы так подойдём, что опасно не будет. И сразу назад. Зато впечатлений на всю жизнь.

Пронзительный сигнал, заставивший девушку вздрогнуть, известил о том, что автокапитан согласно заложенному в него маршруту собрался поворачивать оглобли. Рулевой Коля поспешно снял с прибора фальшивую пломбу, откинул прозрачную крышку и вырубил автоматику.

Согласно правилам судоходства теплоходу нельзя было приближаться к Барьеру на расстояние менее пяти километров, поэтому ближе умный автомат его попросту не подпускал. Но в том и состояла привлекательность круиза, чтобы проскочить вплотную к жутковатой запретной границе Академзоны, которая в этих местах проходила по воде. Официально маршрут пролегал из Камня-на-Оби с остановками на берегах водохранилища и многочисленных островах — шашлык-машлык, стрельба по белкам, купание в чистых речушках, — но именно величественное зрелище Барьера являлось неофициальной изюминкой круиза. На самом деле сюда отправлялись за адреналином. Чем ближе к Барьеру проскальзывал теплоход, тем лучше платили заказчики. Поэтому в непосредственной близости от острова автоматику команда вырубала, после чего «Толоконскому» предстояло уже на ручном управлении обогнуть Тайвань, находящийся ещё по эту сторону действительности, и постоять минут десять-пятнадцать, позволив пассажирам насладиться зрелищем, сполна ощутить адреналин и досыта нащёлкаться фотомыльницами. Там, за перемешивающимися и переливающимися, словно прозрачное северное сияние, слоями реальности виднелась запретная территория, оккупированная гигантскими механическими монстрами и крошечными, невидимыми, но гораздо более опасными наноорганизмами, печальное пространство давней техногенной катастрофы, уничтожившей Новосибирск. Затаив дыхание, туристы жадно шарили взглядами по мёртвому берегу водохранилища, выискивая нетронутые залежи расколотых человеческих черепов и следы битв огромных механохищников. В принципе, постхолокостный пейзаж, открывавшийся их глазам, давал пищу для любых интерпретаций: при желании и соответствующей фантазии на этом унылом берегу с закопченными руинами, обугленными поваленными деревьями и грудами полуразложившегося мусора можно было разглядеть всё что угодно. Трупов, правда, Федоссев так ни разу и не обнаружил, сколько ни вглядывался. Дав пассажирам как следует проникнуться величием момента, живой капитан включал автоматического снова, и теплоход отправлялся назад. Риск, конечно, приятная штука, если только не слишком рисковать.

Военные туристов не трогали, хотя прекрасно знали о несанкционированных зигзагах круизных судов возле Тайваня. У армии хватало своих проблем, куда более серьёзных, чем богатенькие идиоты, жаждущие пощекотать свои истрёпанные нервишки. Вот и сейчас справа над берегом на хорошей высоте прошёл боевой «Ка-85», с которого не могли не наблюдать движущийся к мутно шевелящемуся Барьеру белый теплоход, такой яркий на фоне тёмной неподвижной воды; тем не менее вертолёт спокойно полетел дальше, а Федосеев печально прикинул, что по возвращении в Камень-на-Оби ему придётся давать комендантским на лапу сверх оговоренной суммы, ибо не фиг попадаться на глаза патрулям, с которыми тоже надо делиться. Его предупреждали.

— Спуститесь, пожалуйста, на палубу, — попросил Федосеев пассажирку. В непосредственной близости от Барьера, да ещё и на ручном управлении шкипера ничто не должно отвлекать. А Коля уже чуть из штанов не выпрыгнул, изо всех сил изображая тёртого и бывалого морского волка.

Девушка, пожав плечиками, подчинилась. И тут же заверещали сонары — как ждали, пока посторонний удалится.

— Что ещё за хрень? — вскинулся Федосеев.

— Не знаю, Артурыч, — озабоченно пробормотал рулевой, вглядываясь в монитор. — Что-то словили… Шибко крупное вроде, засветка в половину экрана. Может, старый сруб приплыл?…

— Может, и сруб… Обогни с запасом, — велел капитан.

«Толоконский» послушно двинулся в обход зафиксированного сонарами подводного объекта.

На палубе продолжала греметь музыка, которая внезапно взвизгнула и умолкла.

— Смотрите, смотрите! — восторженно заорал кто-то.

— Что у них там ещё? — буркнул Федосеев. — Пойду проверю…

Пассажиры собрались по левому борту и внимательно вглядывались в мутную воду. Федосеев присоединился к ним, но ничего, кроме дохлого леща, вяло колышущегося в районе кормы, не увидел.

— Что случилось? — спросил капитан.

— Там что-то было! — сказал светловолосый молодой человек из компьютерщиков, дыша на капитана парами хорошего коньяка. — Блеснуло и исчезло.

— Рыба, может? — предположила уже знакомая пассажирка.

— Не рыба. Железное, по-моёму…

— Железное?! — Федосеев насторожился и резво скомандовал: — Так, господа, всем отойти от бортов! Держаться в центре палубы!

Пассажиры хоть и с ворчанием, но послушались, тем более что в середине палубы как раз стояли столы с выпивкой и закуской.

Капитан бегом вернулся на мостик.

— Сонары бесятся, — растерянно сообщил рулевой. — Не нравится мне это, Артурыч…

— Пассажир какую-то железку в воде видел, — поведал капитан, отдуваясь после пробежки. — Давай живо полный задний, потом развернёмся.

— Железяку?! Мать моя женщина! Тут-то откуда?…

Рулевой послушно врубил «полный назад», двигатели взвыли, заглохли на миг, потом взвыли снова. «Виктор Толоконский» сбавил ход, остановился… Мелко дрожа, начал потихоньку пятиться.

— Дай мне. — Федосеев решительно оттёр заметно побледневшего подчиненного в сторону, сменил его за штурвалом. Сейчас во избежание неприятностей на управлении должен быть опытный рулевой. — И вот что… Вызывай-ка военных, Колян!

— Уверен, Артурыч? Сейчас развернёмся, а там уже полным ходом… — начал было рулевой, но капитан рявкнул:

— Вызывай, я сказал! Ситуация один!…

Что-то длинно и омерзительно проскрежетало под днищем, перекрывая его последние слова. Замерев, как сделавший стойку заяц, Федосеев напряженно вслушивался в этот долгий, тоскливый, выворачивающий нервы звук. Наверное, с таким безнадёжным скрипом сама собой открывается в полночь заржавленная дверь старого склепа на заброшенном кладбище.

— Что это? — испуганно прошептал Коля, тоже уловивший мучительный скрежет — не только слухом, но и всем телом, потому что вибрация отдалась на корпус.

— Вроде насквозь не проткнуло, — сосредоточенно пробормотал Артурыч. — Слава богу! Просто скребёт по днищу…

Теплоход резко дёрнулся и внезапно остановился, словно наткнувшись на невидимоё препятствие. По судну прошла мгновенная, выматывающая душу дрожь, и оно ощутимо накренилось на один борт.

Фуршетные столы со скрипом поехали по палубе, задзинькали падающие вилки, начали со звоном разлетаться вдребезги бокалы и тарелки. Вразнобой заголосили пассажиры.

— Что за чертовщина происходит? — весело выкрикнул кто-то. Однако в этом пьяном веселье уже ощущались нотки паники — всё-таки туристы не забывали, что находятся в непосредственной близости от чрезвычайно опасной местности, где может произойти всё что угодно. Они просто ещё не могли позволить себе поверить до конца, что воплотились в реальность те самые полпроцента вероятности, которые устроители тура отводили на непредвиденные ситуации и из-за которых, собственно, тур и был столь популярен.

А потом палуба резко ушла у них из-под ног и тут же снова крепко ударила по ногам — но уже под другим углом. Устоять не сумел никто, а платинововолосый компьютерщик, перевалившись через страховочные леера, головой вниз полетел за борт в изумлённом молчании.

— Человек за бортом! — рявкнул Фадеев, цепляя спасательный круг, висящий на внешней стене рубки.

— Да что же это такое, Артурыч! — взвыл Колян, тыкая непослушными пальцами в сенсоры дальней связи.

Но вызвать он уже никого не успел.

Глава 1

Военно-транспортный вертолёт заложил солидную дугу над лесом, выбирая место для посадки.

Володя Рождественский, прикрыв глаза и откинув голову, ощущая затылком мощную вибрацию корпуса вертолёта, отдававшуюся в зубах и черепной коробке едва уловимой ноющей болью, ещё раз на всякий случай прокручивал в памяти всё, что вдалбливали ему в Военно-медицинской академии. Огнестрельные раны… рубленые раны… травматическая ампутация… артериальное кровотечение, венозное кровотечение… термическое поражение… радиационное поражение… биологическое поражение… нанопроникновение…

В вертолёт его притащили в последний момент чуть ли не за шиворот. Хотя сегодня ничто не предвещало аврала или обшей тревоги по форме номер один. Володя мирно чистил картошку в своей комнатке в военном городке: хотел приготовить отличный холостяцкий ужин — азу по-татарски. Купил на рынке солёных огурцов, картошки, лука, хорошей баранинки, засунул в морозильник бутылочку славной томской водки для полного счастья, и вдруг нате — получите-распишитесь. Ещё и наорали: почему, мол, не отвечаете на сигнал экстренного вызова, офицер?! А у Володи музыка играла, а портативный армейский приёмник в воротник форменной куртки вшит, а куртка — в шкафу висит… Кто ж виноват, что ему до сих пор не вживили стандартный армейский чип?

Рождественский недружелюбно покосился на старшего группы, здоровенного, как сейф, подполковника Гончаренко. Хотя как раз подполковник наотрез отказывался брать молодого лейтенанта медицинской службы в этот рейд, чего Рождественский знать в принципе не мог.

— Ильич, — доказывал Гончаренко начальнику штаба, — мы ж не по грибы идём. Человек только неделю как прибыл на место службы, даже не познакомился толком ни с кем, не говоря уже о боевой подготовке… Совсем пацан ещё, сразу после академии. Что он там видел? Лягух резал? А тут — боевая операция, красный код…

— У меня приказ! — возражал начштаба. — Сам генерал Шикунов приказал: красный код и группа по варианту «один». А там предусмотрен офицер-медик. Кого я туда ещё суну? Капитан Рейдель на севере, там прорыв был, семь раненых. Левин — с ним улетел. В госпитале только женщины. Беришвили в отпуске, старлей ногу на рыбалке сломал…

— Военфельдшера давай.

— И что потом? Представь, что он оттуда не вернётся, а? Сразу вопросы: почему военфельдшер, что он там делал, когда по всем инструкциям положен офицер-медик? Кого по шапке за несоответствие или даже под трибунал? Да что я тебе объясняю, Игорь, ты и сам всё прекрасно понимаешь! Должен быть врач — стало быть, врач и полетит. Ещё спасибо скажете…

— Твою мать! — процедил Гончаренко. — Спасибо тебе, Ильич! Огромное человеческое спасибо! До земли кланяюсь! Да у него даже импланты не вбиты — что я с ним буду в Зоне делать?!

— Минимальный комплект имплантов ему за минуту вобьют. Пусть по ходу и приживаются, он же врач, ему в атаку всё равно не ходить. А в Зоне присматривайте за ним как следует, и все дела.

— В атаку не ходить… В Зоне, Ильич, кругом атака, — буркнул подполковник. Он уже понял, что брать с собой молодого военврача придётся неизбежно, а потом нянчиться с ним, неопытным, как с малым ребёнком.

И вот теперь офицер-медик Володя Рождественский сидел на мелко дрожащем сиденье в брюхе армейского вертолёта, сжимая коленями «репку с маком» — так именовался на военном жаргоне роботизированный полевой медицинский комплекс РПМК, довольно увесистая и неуклюжая штука, которую военврачам приходится таскать на себе в таких вот экстренных командировках. «Репка» умела многое, но и ломалась часто, порой совершенно неожиданно и бесповоротно. Поэтому Володя захватил ещё и старую добрую походную аптечку, любовно собранную им лично вне всяких уставных рекомендаций. Аптечку он запихал в пустой контейнер своего бронескафандра с ярко-красными крестами на груди, плечах и спине. Пустых контейнеров там имелось ещё достаточно — боекомплект врачу полагался уменьшенный, так как из оружия он имел только стандартный армган с минимальным боепитанием и совсем уж потешный в условиях Пятизонья пистолетик калибра 5,45 мм в набедренной кобуре.

Плечи ныли от наспех загнанных имплантов, которые ему вбил суровый военфельдшер перед самым вылетом. Володя зябко поёжился — неприятно было чувствовать в себе что-то инородное, хотя как врач он понимал сущность и необходимость этих электронных приспособлений. Самоё обидное, что он пока не ощущал от них никаких плюсов — настройка требовала времени, организм привыкал, импланты осваивались. Могли, кстати, и не освоиться — случаи отторжения исчислялись сотнями, и тогда в Зоне они как минимум будут бесполезны. Это как минимум.

— Итак, ребята, дела такие, — объявил тем временем подполковник Гончаренко. Он стоял посреди салона вертолёта, словно древний рыцарь в полном турнирном доспехе: забрало шлема откинуто, руки упёрты в бока бронескафандра, нога поставлена на контейнер со станковым лазерным метателем, словно на труп поверженного дракона. — На Обской луже пропал теплоход с дуриками. Сорок три дурика плюс экипаж. Теплоход «Виктор Толоконский», белый такой.

— Ага, там ещё капитаном жиртрест. Вот и доплавались за шальной денежкой, — безразлично сказал кто-то из лейтенантов. Ниже по званию в группе из четырнадцати человек был только один, выше — двое: Гончаренко и его заместитель капитан Якубович.

— Доплавались, — снисходительно согласился Гончаренко. — Наши слетали к Барьеру — никаких следов теплохода, только мусор плавает. Но одна из пассажирок успела позвонить отцу через спутник и сказать, что с острова — или из-под воды — вылезло что-то железное и схватило теплоход.

— Ни себе хрена! — пробормотал долговязый лейтенант Константинов с вытянутым, словно у лошади, лицом. Его Володя знал, потому что жил в соседней комнате и даже успел выпить с ним пива в военторговском баре.

— Я такого тоже сроду не слыхал, — кивнул подполковник. — По воде из Академзоны ничего не лезет, это закон природы. Сами понимаете, девчонке всякое могло причудиться. Может быть, когда она звонила, у неё в мозгу уже вовсю наники кишели… Но главное, братцы, не в этом. Главное в том, что эта девчонка — дочка председателя Совета Федерации Сухомлинова.

— Сухомлина, — мрачно поправил капитан Якубович.

— Да и хрен бы с ним, — отмахнулся подполковник. — Сами понимаете, задача у нас не из рядовых. В случае удачи — то есть если найдём девку — всем светят звёздочки и ордена. — Он строго посмотрел на подчиненных. — Даже если мёртвую найдём, и то, наверное, что-то светит…

Володя непроизвольно поморщился — уж больно деловито подполковник рассуждал о чужой судьбе. Молодая девушка, веселилась, наверное, на теплоходе, радовалась жизни… А о ней теперь говорят как о неодушевленном предмете. Хотя то, что Рождественский знал об Академзоне, действительно оставляло исчезнувшим пассажирам теплохода мало шансов. Без спецсредств, без оружия, без защитных костюмов там не выжить. Там даже еды нет. И воды нет. Ничего там нет, кроме руин, мусора, зарослей автонов и местных жителей, абсолютно и категорически враждебных людям.

— Высаживаемся сразу за Барьером на пляже у бетонки, там, где «Песочница» была, — продолжал Гончаренко. — Ищем следы. Хотя если людей утащили, к примеру, через Тайвань, чёрта с два чего найдём.

— Этот Тайвань давно затопить пора, — сказал кто-то. — Всего-то пара вакуумных бомб, и все дела…

— Да нет там ни хрена, — отозвался Якубович. — Ещё в первые годы после катастрофы всё облазили, просветили и прозвонили. Никаких секретных ходов.

— Наноорганизмы чего только не умеют, — покачал головой подполковник. — В общем, высаживаемся и ищем. Если пусто — выдвигаемся мимо яхт-клуба к трассе, там разберёмся. Поскольку на севере только что была буча, у нас может быть потише, но лучше на это не надеяться. Далее, последнее по списку, но не по значению: у нас в группе новый военврач, лейтенант Рождественский.

Все повернулись и посмотрели на Володю с нескрываемым интересом, словно он только что возник в салоне вертолёта из воздуха. Он с трудом подавил желание встать по стойке «смирно» или кокетливо поклониться, и лишь кивнул. Военсталы дружелюбно заулыбались.

— Первый выход — и сразу за звёздочками! — бодро проговорил Константинов. — Повезёт — вернёшься старлеем!

Все заржали. Подполковник Гончаренко поднял руку:

— Всё, хорош веселиться. После познакомитесь поближе. За врачом присматриваем, как за своими собственными… короче, зорко присматриваем за врачом. Другого у нас нет… Снижаемся, кстати.

Вертолёт теперь вибрировал послабее, турбины урчали не так надрывно. Потом его ощутимо закачало, и Володя с ужасом понял, что они, наверное, как раз минуют Барьер, мрачный мутный купол, накрывающий Академзону.

Через полминуты лейтенант медицинской службы стоял на грязном песке заброшенного пляжа с неизбежной «репкой» за плечами и смотрел, как из вертолётного чрева выволакивают освобождённый из контейнера станковый метатель. Это была здоровенная дура на широких самоходных гусеницах, Володя стрелял пару раз из такой в академии, на полевых занятиях. Инструкциями стрелку-оператору строго-настрого запрещалось использовать метатель как средство передвижения, но долговязый Константинов тут же встал на верхний щиток гусеницы, как на самокат, отъехал метров на десять от вертолёта, лихо развернулся и занял позицию, нацелив ствол на уходящий вверх берег.

Володя осмотрелся. Слева в мутную воду врезалась бетонная стрела волнореза, уходящая довольно далеко. Бывший пляж начинался прямо у бетонки: неширокий, всего метров тридцать песка. Посреди пляжа через равные промежутки торчали какие-то обломанные металлические палки. Бывшие пляжные зонтики, догадался Володя. Вернее, скелеты пляжных зонтиков…

Вертолёт снова загудел, вздымая тучи пыли, поднялся в воздух, взмыл в небо и исчез за Барьером, который отсюда выглядел совсем иначе и был почти не заметен: так, лёгкое мерцание, словно горячий воздух над летним асфальтом. Сталкеры остались одни — пока тот же самый вертолёт, получив вызов от командира, не заберёт группу.

— Коля, давайте налево, обойдёте «Песочницу» и в яхт-клуб, а мы — этим азимутом, — подполковник Гончаренко махнул рукой вправо.

Володя посмотрел, куда указывал Гончаренко — небольшая бетонная площадка, жалкие обрывки каким-то чудом сохранившейся сетки-рабицы, а за всем этим — кривой деревянный каркас, обтянутый полуистлевшим зелёным брезентом. Это, видимо, и был пляжный пивняк, где когда-то освежались пенным напитком отдыхающие. Половина группы согласно оговоренной тактике двинулась туда, вторая во главе с капитаном Якубовичем направилась к сваленным неподалеку как попало огромным бетонным блокам.

Не получивший никаких указаний Володя поправил тяжёлую «репку» и стал осматриваться на месте.

Деловитая суета высадки не давала ему отвлекаться на пустяки. Но сейчас он остро ощутил, что находится на враждебной территории, где каждый шаг может быть предельно опасным, где ужасная смерть может скрываться за любым камнем и любым кустом. Вон он, Барьер: человеческая территория осталась с той стороны, а здесь — владения кошмарных технотварей.

Когда-то здесь был город. Вернее, городок. Академгородок — часть огромного мегаполиса под названием Новосибирск, разросшегося до неприличных размеров в связи с Олимпиадой 2048 года, а параллельно превратившегося в крупнейший научный центр мирового значения. Экологичные строительные материалы, новейшие технологии, суперметро со скоростными поездами… И всё это превратилось в пепел, грязь и руины в один день — 13 сентября 2051 года. День, в который произошёл Третий взрыв, или просто Катастрофа, как называли это событие в народе. До него, как не трудно догадаться по названию, было ещё два, сопоставимых по масштабам. Сначала катастрофа на ЧАЭС в 1986 году, когда на самом деле рванула вовсе не сама станция, а разрабатывавшаяся в лаборатории неподалеку секретная установка, которая якобы обеспечивала гиперпереходы в пространстве. Второй взрыв — снова на Чернобыльской атомной электростанции, уже законсервированной — произошёл в 2012 году и привёл к появлению знаменитой аномальной Зоны в границах уже существовавшей радиоактивной чернобыльской зоны отчуждения. А третий… Собственно, это был даже не взрыв, а целая серия взрывов — в пяти разных точках Евразии, в одночасье ставших смертельно опасными Зонами наподобие чернобыльской, изолированными от остального мира и соединенными гипертоннелями.

Институт имени Курчатова в Москве. Недостроенная ещё с советских времён атомная электростанция на полуострове Казантип в Крыму. Атомная станция в Сосновом Бору. Территория отчуждения вокруг бывшей Чернобыльской АЭС.

И Новосибирский Академгородок.

Пятизонье, одним словом. Обширные пространства, на которых ныне правили бал наноорганизмы, биомеханизмы и энергомонстры — «мутировавшие», обретшие разум, зажившие своей жизнью машины, переделанные для неизвестных и непостижимых человеческим разумом целей в агрессивных металлических хищников роями нанороботов, вырвавшихся в результате третьей катастрофы из неведомых пространств — то ли из другой реальности, то ли из будущего, то ли из очередной военной лаборатории… Здесь, в Академзоне, наноорганизмы были особенно активны, потому что ко времени Катастрофы Новосибирск стал мировой столицей нанотехнологий. Как выяснилось, себе же на беду…

И всё же Рождественский никак не мог убедить себя, что находится в преддверии ада. Пляж, расстилавшийся у его ног, выглядел слишком обыкновенно. Грязный, серый, неживой — но таким он вполне мог быть, к примеру, поздней осенью, когда купаться приходит лишь редкий морж. Впрочем, грязный — не совсем верное определение. Пляж только выглядел грязным, песок был словно перемешан с пеплом, а вот бытового мусора Володя почти не видел. Только уже упомянутый каркас пивняка да обломки чего-то вроде пластиковых кресел.

А вот вся прибрежная полоса была завалена топляком, который сбился в плотную массу. Кое-где корявые полусгнившие стволы торчали, словно клыки или когти мёртвого звероящера. На них с тихим шелестом накатывала серая вода Обского водохранилища. Володя углядел среди топляка остатки рыбьих скелетов, покрытых кусками разбухшей побелевшей плоти, и брезгливо поморщился — запах на берегу наверняка стоит преотвратный.

Он отвернулся от воды и стал смотреть в обратную сторону. Там, где заканчивалась полоса песка, виднелись остатки обгорелой деревянной постройки, которую Гончаренко назвал «Песочницей». Рядом с «Песочницей» торчали какие-то странные кусты, чем-то напоминавшие неимоверно разросшуюся мать-и-мачеху, у которой с одной стороны листочки тёмные, а с другой — светлые. Володя пригляделся и чертыхнулся про себя — какая ещё мать-и-мачеха! Это же те самые пресловутые металлокусты, которые называют «автонами»! Металл отсвечивает, вот что…

Володя был в курсе, что с любым металлом и пластиком, попадающим в Академзону, здешние наноорганизмы расправляются быстро и со знанием дела. И, как он ещё припомнил, на таких вот кустиках иногда произрастает весьма зловредная нанодрянь. Вспомнив про жуткие наники, военврач вздрогнул и взглянул на датчик — нет, поблизости вроде никакой мерзости нет. Грозный вид метателя, за которым горой возвышался уверенный в себе Константинов, тоже успокаивал. Однако что-то внутри лейтенанта медицинской службы не переставая дрожало мелкой дрожью. Так бывает в детстве, когда входишь в тёмную комнату, точно зная, что в ней никого нет и быть не может, но всё равно ждёшь, что тебя схватит что-то ужасное. И даже чувствуешь лёгкое разочарование, когда так ничего и не происходит…

В наушнике щёлкнуло, и раздался чей-то искаженный до неузнаваемости голос:

— Док, это Первый. Идите сюда.

«Первый» означало «подполковник Гончаренко», и Володя поспешил к брезентовым останкам пивняка. Военсталкеры стояли возле них полукругом, глядя на песок, на котором лежала человеческая нога.

— Осмотрите конечность, док, — приказал подполковник. — Что можете сказать?

Володя присел на корточки, непроизвольно качнувшись в сторону под тяжестью «репки с маком», и уставился на ногу. Нога была мужская — мускулистая, покрытая рыжеватыми волосами, с зеленоватой татуировкой в виде кельтского орнамента чуть выше щиколотки. Отрезанная, а не оторванная или отрубленная — причём такое впечатление, что резали чем-то вроде лазера, слегка поджарив срез. Потыкал пальцем — свежая.

Свои соображения Володя доложил Гончаренко. Подполковник хмыкнул.

— Обронили, что ли, шайтаны… — с заметным акцентом сказал смуглый лейтенант с глубоко посаженными злыми глазами.

— Или не доели, — буркнул Гончаренко. — Странно, наники вроде биомассой разбрасываться не привыкли. Лады, ребята, идём дальше, мясо потом заберём, чего его за собой таскать. Коля, — это уже адресовалось группе Якубовича, — мы к яхтсменам.

Как ни странно, зловещая находка ничуть не напугала Рождественского. Нога — ну и нога, он в анатомичке привык к тому, что человеческое тело удобно разбирается на составные части точно так же, как армган или металлопластиковая полевая шина ПШ-63. Ничего сверхъестественного или страшного в найденном обрубке не было. Ровным счётом ничего.

Возможно, лейтенант изменил бы своё мнение, если бы оглянулся и увидел, как, проткнув кожу, из отрезанной ноги наружу вылезли тонкие серебристые нити, быстро сплетающиеся в узловатые щупальца, и как через секунду нога шустро поползла вверх по песчаному склону.

Но Володя не оглянулся. Он торопился вслед за уходящей группой, то и дело поправляя «репку» и проклиная себя, что не подогнал заранее ремни и магнитные застежки. По-прежнему ныли плечи с вбитыми имплантами. Хотелось пить; военврач вспомнил, что у него прямо под носом торчит гибкий наконечник поилки, и сделал несколько глотков витаминизированной воды.

— Док! — окликнул его подполковник Гончаренко, и лейтенант ускорил шаг. — Не отставать! Влезешь в мухобойку, домой пришлют бандеролью.

Мордатый лейтенант по кличке Водяной — не исключено, впрочем, что это была фамилия — засмеялся. Володя, мысленно отметив, что обращения «на вы» подполковнику хватило ненадолго, догнал группу и пристроился след в след за смуглым. Он вроде бы вспомнил его фамилию — Рахметов.

Военсталкер оглянулся через плечо и подмигнул.

— Пока не страшно, доктор? — сказал он. — Тут места тихие, спокойные. Эти твари к воде мало ходят, редко.

Группа обошла бетонный куб, с крыши которого тоже свисали обтрёпанный брезент и обломанные деревянные палки — видимо, остатки летнего тента. Володя живо представил себе, как жарким летом загорелые парни в плавках сидели под хлопающим на ветерке тентом и тянули холодное пиво, которое покупали в пивняке. Представил, как они неспешно, со знанием дела разговаривали об оснастке катамаранов класса «Торнадо» — говорят, здесь была неплохая спортивная база, а местные яхтсмены участвовали в международных гонках…

Володя тряхнул головой: надо сосредоточиться.

За голой бетонной коробкой был спуск к небольшому, явно искусственному заливчику, бывшей стоянке катеров и яхт. От яхт-клуба почти ничего не осталось: залитая бетоном площадка, остатки панельных строений, деревянный настил. Валялись на берегу истлевшие деревянные остовы разбитых суденышек, окруженные корявыми зарослями автонов. Элинги и кирпичные хозяйственные постройки давно растащили для своих нужд деловитые обитатели Академзоны, живые и мёртвые.

Володя вертел головой, прикидывая, что будет делать, если вдруг из-за холма вылезет какой-нибудь сталтех. Хотя нет, сталтехи вроде в основном в Новосибирске… Или здесь тоже есть? Многочисленные брошюры и учебные фильмы порой противоречили друг другу и сами себе, а лекции тех ребят, кому довелось бродить по Пятизонью, вкратце можно было свести к одной мысли: «Попадёте в Зону — сами увидите».

Володя как раз вспоминал, что он знает о скоргах — микроскопических металлизированных частицах, способных создавать сложные самоорганизующиеся структуры, — когда совсем рядом вдруг треснул под чьей-то ногой брошенный пакет из-под чипсов. Рождественский резко вскинул голову и увидел гротескную массивную фигуру, высунувшуюся из-за растрескавшейся бетонной плиты, косо торчащей среди низкой молодой поросли металлорастений.

Монстр был похож на человека — но не больше, чем чудовище доктора Франкенштейна из недавнего 3D-фильма. Черепная коробка амбала когда-то была неаккуратно вскрыта, а потом так же неаккуратно нахлобучена на место и прошита металлическими стяжками. Могучий торс был обтянут лохмотьями старого защитного комбинезона. С морщинистого черепа свисали пряди выгоревших на солнце волос, а глубоко в глазницах тускло и угрюмо поблескивали красные огоньки фотоэлементов. Вместо левой руки у жуткого гибрида покойника и механизма торчал странный четырехствольный аппарат, а на правой не хватало двух пальцев — большого и указательного. Вместо них в ладонь были вживлены блестящие суставчатые стержни сантиметров по двадцать длиной, словно чудовище хотело показать военному медику «козу».

Внезапно обнаружив в паре метров от себя настоящего сталтеха, военврач на мгновение оцепенел, но тут же принялся суетиться, пытаясь активировать армган. Без толку — оружие переводиться в боевое положение категорически отказывалось.

К счастью для Рождественского, на мгновение опешил и сталтех. Он явно не ожидал обнаружить на берегу группу вооруженных противников из шести человек и теперь, согласно заложенной примитивной программе, сосредоточенно оценивал обстановку вместо того, чтобы начать активно действовать.

Время словно остановилось — военврач с ужасом смотрел на иссохшую плоть сталтеха, простёганную серебристыми и золотистыми металлическими нитями. Володя попытался позвать своих, занятых другими делами, но сумел лишь сдавленно пискнуть. Впрочем, этого вполне хватило, чтобы военсталкеры услышали, и всё вокруг сразу пришли в движение, стронув с места замершую на доли секунды реальность.

Сталтех сделал полшага вправо, обратно за огромный кусок бетона, прикрывшись им словно щитом. Мгновенно вскинутая механическая рука-оружие с пронзительным визгом выбросила в направлении армейской команды четыре ярко-оранжевых искрящихся шара.

За миг до этого Гончаренко успел проорать: «Жмур!» — и боевая группа рассыпалась. Поэтому залп медлительного сталтеха пришёлся в пустоту. Вонзившись в грунт и полуразваленную стену какой-то руины неподалеку, оранжевые шары с грохотом взорвались, далеко разметав земляные брызги и кирпичную крошку. Тогда биомеханический монстр молниеносно выбросил из-за бетонного обломка удлинившуюся прямо на глазах правую руку, ухватил Володю металлическими когтями за плечо и рывком подтащил к себе. Рождественский попытался было сопротивляться, однако с тем же успехом он мог бороться с паровозным шатуном или гидравлическим прессом — его ботинки пропахали в земле глубокие борозды, и он с размаху треснулся боком о бетон. В несчастной «репке» что-то протестующе хрустнуло.

Ситуация разом стала патовой. Сталтех взял заложника, которым теперь прикрывался так, что попасть в него было невозможно, предварительно не пробив навылет врача. Военсталкеры вжались в землю, в наушнике зашептал подполковник:

— Док, стой тихо, не дёргайся… сейчас что-нибудь придумаем…

По спине Володи потекли холодные струйки пота. С трудом повернув голову, он с ужасом посмотрел в лишённые всякой осмысленности глаза человекообразного чудовища с поблескивающей в глубине кроваво-красной искрой. Возле самого уха военврача, внутри головы живого механизма, что-то едва слышно билось и жужжало. Дыхание спазматически перехватывало от невероятной трупной вони, источаемой техномертвецом. Рождественский прекрасно понимал, что сталтех без особого труда может пробить ему кулаком шлем и внедрить в мозг пленника колонию скоргов, превратив его в такого же полумеханического монстра… С другой стороны, оставалась слабая надежда, что монстр не полный идиот и медик пока нужен ему живым — иначе сталтеха сразу завалят военсталкеры. Его и Володю, которого он превратит в такого же омерзительного и зловещёго сталтеха…

Чёрт, а пистолет?!

Морщась от боли — металлические пальцы-стержни впились в плечо так, что ощущалось даже через плотный материал скафандра, — лейтенант вслепую сунул дрожащую руку вниз и нащупал рукоятку пистолета, торчавшую из набедренного чехла. Это была армейская модель без предохранителя, хорошо знакомая по тиру Академии: вынул — и сразу, без раздумий жми на спуск.

Володя так и поступил.

Он выпустил всю обойму. Сталтех дёрнулся, когда несколько пуль вошли ему в ногу и нижнюю часть живота — выше Володя просто не мог направить ствол, не позволяла как следует вывернуть кисть громоздкая «репка», да и сталтех ограничивал его свободу движений мёртвой хваткой. Однако это всё равно не помогло Рождественскому вырваться из железных объятий — пальцы монстра ещё сильнее впились ему в плечо, ощутимо продавив скафандр. От боли военврач со свистом втянул сквозь зубы холодный воздух.

— Да стой же ты тихо! — рявкнул подполковник.

— Вот же ишак! — злобным эхом отозвался, судя по всему, Рахметов.

Очевидно, Володя сделал что-то не так, но что именно, понять так и не смог. От нестерпимой боли в плече, невероятной вони вяленой плоти и неудержимого страха он был близок к обмороку. Бесполезный разряженный пистолет выпал из руки, и военврач почувствовал, как сталтех медленно, но неудержимо тянет его за бетонный блок. Видимо, чёртов монстр так и собрался отступать — прикрываясь заложником.

В планы Рождественского это не входило, он снова задёргался, пытаясь безуспешно завладеть армаганом. Сталтех легонько встряхнул добычу: дескать, не суетись под клиентом, червяк, поздно уже. А ведь тоже человеком когда-то был, скотина! Может, даже военсталкером — по лохмотьям, свисающим с торчащих костей и металлических тяжей, теперь и не определишь…

Володе внезапно стало до дурацких слёз жалко так и не приготовленного азу и бутылочки томской водки, томящейся в морозильнике. Пропадут ведь… И себя ему тоже стало невероятно жаль — в первом же рейде так глупо и нелепо отдать концы… Интересно, что маме напишут? «Выполняя конституционный долг, смертью храбрых…» Мама старенькая, у неё инсульт был, ей нельзя такие письма получать…

Злобно сморгнув навернувшиеся на глаза слёзы, Володя твёрдо решил по возможности дороже продать свою молодую жизнь, хотя пока и не представлял особо, как это сделать. Однако сознание захлестнула такая волна жгучей адреналиновой ненависти, что военврач не сомневался: как минимум какую-нибудь важную деталь он этому механическому чудовищу точно оторвёт. Нельзя, чтобы его смерть осталась безнаказанной…

В этот момент за спиной что-то громко хлопнуло, и хватка механического чудовища сразу ослабла. Володя стремительно вывернулся из разжавшихся стальных пальцев, упал на четвереньки и резво отполз в сторону. Завалившись на бок и прикрываясь рукой от нестерпимого жара, он ещё успел увидеть, как лучи армганов яростно пронзают корчащуюся, обугливающуюся, распадающуюся на фрагменты кошмарную фигуру сталтеха.

Эндоостов биомеханического чудовища ещё дёргался, когда подполковник Гончаренко осторожно приблизился к останкам живого трупа и старательно выжег черепную коробку дотла, поставив луч армгана на промышленную мощность. Потом подобрал пистолет Рождественского и бросил его врачу, всё ещё сидевшему на песке. Володя вяло вскинул руку, но пистолета, естественно, не поймал.

— Чего дёргался-то? — спросил подполковник. — Кузя с Водяным уже с фланга обошли, всё было бы как в аптеке, а ты вдруг стрелять начал.

— Я думал, подобью его… — виновато сказал Володя, пытаясь подняться.

Подошедший Рахметов протянул ему руку, за которую военврач благодарно уцепился.

— На будущее: ты не думай, а делай что говорят. В армии находишься, а не в филармонии, — проворчал Гончаренко, продолжая рассматривать останки поверженного врага.

— Ай, хорошо сказал, гражданин подполковник-начальник! Прямо чистая Савонарола.

Голос был совершенно незнакомый, и доносился он с той же стороны, откуда появился сталтех. Володя испуганно дёрнулся, заозирался, но Рахметов положил руку ему на плечо:

— Не суетись, Пилюлькин. Это свои. Партизаны.

Незнакомец был очень маленького роста, метр пятьдесят, не больше. Вернее, даже меньше, потому что лишние сантиметры ему добавляли массивный шлем и толстые подметки башмаков. Скафандр «партизана» был собран из совершенно несочетаемых, казалось бы, фрагментов. Основу составлял стандартный армейский костюм старого образца, уже упомянутый здоровенный шлем был от вовсе неизвестной модели ярко-красного цвета — пожарной, что ли, — а из многочисленных карманов, контейнеров и чехлов торчали совсем уж непонятные причиндалы. На поясном ремне с двух сторон висели большие пистолеты явно иностранного происхождения. В руке таинственный незнакомец держал неизвестный Рождественскому боевой агрегат, демонстративно направленный стволом в небо. Из ствола поднимался лёгкий фиолетовый дымок.

— Оппаньки, — сказал подполковник не слишком приветливо. — Гляди-ка — Бандикут. Каким ветром?

— Здоровеньки булы, гражданин подполковник-начальник, — с достоинством проговорил карла. — Здорово, мужики.

Никто не ответил. Военсталкеры разошлись в стороны, взяв окрестности под наблюдение, а таинственный Бандикут тем же тоном — спокойно, солидно, чуть насмешливо — продолжал:

— Зачем сталика-то моёго раздолбали, орлы? Совсем делать нечего? Я его с утра скрадывал, между прочим!

— Так ты ж сам его в затылок хлопнул, — заметил подполковник.

— Что ж мне делать было, если он вашего доктора-врача ухватил? — обиделся новоприбывший. — Но в кашу я его не превращал, в отличие от вас.

— Слышал, док? — Гончаренко кивнул Володе. — С тебя бутылка. Вот кто тебя спас.

— Дождёшься от вас, — безнадёжно махнул рукой Бандикут. Сквозь замурзанный щиток шлема Володя видел только его сердитые бесцветные глазки и мохнатые брови, беспрестанно шевелящиеся, словно гусеницы.

— А на кой тебе сталтех-то понадобился? — поинтересовался Гончаренко.

— Есть люди, которые за них денег дают, гражданин подполковник-начальник, — терпеливо, как сумасшедшему, пояснил Бандикут. — В нормальной кондиции, конечно, а не за этот хлам… Нет, ну надо ж вам было так его порубить! Я ведь аккуратненько, в затылочек…

— А чего он был такой… неторопливый? — неожиданно для себя подал голос Рождественский, подбирая пистолет и вытряхивая из ствола набившийся песок.

Гончаренко аж крякнул от удивления — мол, не ты ли только что, испугавшись неторопливого, палил во все стороны и трясся аж до обморока? Володя почувствовал, что краснеет до самой макушки. Утешала его только мысль, что через стекло шлема это, наверное, не так заметно.

— Да глушёный потому что, — невозмутимо ответил Бандикут. Поняв по общему молчанию, что этой информации недостаточно, пояснил: — У них бывает фигня какая-то типа инфекции. Потому и глушёный. Здорового я бы один не стал отлавливать, что я, самоубийца? А этот мне утром подвернулся, я сразу усёк — что-то с ним не то. Километра три шёл следом, уже монету подсчитывал в уме. А тут вдруг вы нарисовались, черти… — Бандикут с ненавистью пнул ещё подёргивавшийся закопчённый торс сталтеха.

— Ладно, проехали, — сказал подполковник, — а то сейчас ещё компенсацию за понесённый ущерб попросишь. Скажи-ка лучше, раз ты тут с утра вертишься: не видал чего интересного?

— Тут на каждом шагу столько интересного, что наделать можно прямо в рейтузы, — солидно ответил Бандикут.

— Конкретизирую, — раздражённо сказал подполковник. — Сегодня теплоход с туристами пропал. Прямо у Тайваня.

— А, вон чего… То-то ваши тут вертелись — и вертушки, и катер… Вот вы зачем, гражданин подполковник-начальник. — Сталкер попытался пожать плечами, но в плотном скафандре это было не так-то просто. — Нет, теплохода не видал. Да и хрена ли вы его здесь ищете? На дне ищите, чё.

— Может, и на дне, — сказал подполковник. — А может, и не на дне. Ну а вот допустим — чисто теоретически: кому тут у вас может понадобиться целый теплоход народу? Полсотни человек почти что.

— Нашему брату сталкеру точно ни к чему, — покачал головой Бандикут. — В заложники? Возни не оберёшься, да и нет у нас таких отмороженных, в Москве разве что… Баб — тех да, кто-нибудь мог подцепить. Но там же не целый теплоход баб был, не?

— Нет, не целый, — сдержанно согласился подполковник.

— Во. Потому, гражданин подполковник-начальник, если кому ваши туристы и надобны, то никак не Ордену. И не нам, дикарям. Остаётся кто? А остаются железяки и наники.

— И зачем им люди?

— А хрен их знает. Сталтехов делать. Или просто посмотреть, чего внутри. Интересно же. А может, ваших баб с теплохода жрут уже вовсю. Вот потеха! — Бандикут захихикал, не опуская ствол.

— Ладно, вали отсюда, клоун, — велел Гончаренко. — И не попадайся. Мужики не станут смотреть, кто там шастает — сначала пальнут, потом проверят, что за жмурик лежит.

— Знаю я ваши замашки, гражданин подполковник-начальник. Потому и живой до сих пор, — сказал Бандикут, развернулся на месте и, не прощаясь, скрылся за покосившейся бетонной плитой. Слышно было, как он карабкается по склону и что-то недовольно бормочет себе под нос.

— Кто это, товарищ подполковник? — спросил Володя осторожно.

— Бандикут, — задумчиво ответил Гончаренко. — Вольный сталкер.

— Бандикут… это вроде бандит?

— Это кличка, док. Зверь такой есть — длинноносый бандикут. В Австралии, что ли. Страшный, как вся моя жизнь.

— А… мы разве не должны были его задержать? — ещё более осторожно уточнил Рождественский.

Подполковник косо посмотрел на него:

— Вообще-то мы его и уничтожить можем. С полным основанием, согласно инструкции командования. Имеем такие полномочия. Хочешь — догоняй и уничтожай. Или можешь задержать, если уничтожать своего спасителя жалко. Мы тебя тут подождём.

— Н-нет… — затряс головой Володя. — Я же не к тому спросил…

— А если не к тому, то учти на будущее, док: в Зоне человек человеку всё же больший друг, чем всё остальное. Поэтому иногда — подчеркиваю: иногда! — люди здесь друг другу помогают. Как Бандикут тебе сегодня. Хотя мы, конечно, и сами бы справились. Зря ты дёргался.

Подполковник нагнулся, брезгливо порылся в обгоревших останках сталтеха и вытащил из груды лома небольшой прозрачный кубик. Подбросил на ладони, потом нашёл на земле плоский камешек, положил на него находку и раздавил тяжёлым ботинком.

— На всякий случай, чтоб никто из наших не позарился, — пояснил он. — И чтобы Бандикут потом не вытащил. Помощь помощью, а незаконные операции поощрять ни к чему.

Володя сообразил, что Гончаренко вытащил из сталтеха мю-фон — мощный имплант-передатчик, стоивший за Барьером больших денег и, естественно, запрещённый к выносу и тем более использованию.

— Отдохнули? — поинтересовался подполковник у спецназовцев. — Двигаем дальше.

Они неторопливо тронулись. Гончаренко ушёл вперёд.

— Насчёт теплохода этого пропавшего, — неожиданно проговорил Рахметов. — Вроде с воды его сдёрнули, ага. Но ведь не было ещё такого ни разу! Может, они просто на выворотень напоролись, а девчонке примерещилось? А народ с палубы действительно Орден снял… Откуда под водой механизм взялся?

— Там под водой чего только нету, — буркнул Кузя, зорко поглядывая по сторонам.

— Ты про деревни утонувшие, что ли? — поинтересовался Рахметов.

— Деревни — это фигня, братцы. Деревни те сгнили давно. А вот рассказывали мне здешние жители… ну, вернее, бывшие здешние жители, из тех, кто успел дёру дать во время катастрофы… так вот, поговаривали они, что тут под водохранилищем чуть ли не целое метро.

— Иди ты в пень, мистер Кузякин, — махнул рукой Водяной. — Метро — оно в самом Новосибирске было.

— Ну, не совсем метро, — поправился Кузя. — Короче, ещё давно, полвека тому, кто-то видал, как в Обском море выдвинулся шлюз, прямо из воды, и на берег выполз. А из шлюза — танки. Выехали и поехали куда-то, а шлюз обратно спрятался…

— Поди, рыбаку какому спьяну привиделось.

— А грибы на Тайване тоже всем привиделись? — спросил Кузя.

Водяной замолчал, а военврач ничего не понял: зачем грибы? Какие грибы?…

— Однако всякое бывает, — покачал головой Водяной. — Грибы-то они, само собой, грибы. Но и фактор бухла нельзя не учитывать. Мне один раз после двух бутылок на голодный желудок почудилось, что на плацу не салабоны из пополнения маршируют, а самые настоящие боты. Ну, вы поняли — есть такие, на двух ногах, человекообразные.

— Это ты, Водяной, человекообразный. А боты — человекоподобные, — разумно заметил самый молчаливый в группе, военсталкер Чекрыгин, носивший редкое звание младшего лейтенанта. Видимо, разжаловали за какую-то провинность или, напротив, за небывалые заслуги повысили по максимуму из профессиональных старшин: так порой делали, если повышаемый не имел высшего образования, а учиться до полноценного лейтенанта не хотел. Чекрыгину с виду было хорошо за тридцать, так что второй вариант выглядел более реальным.

— Я помню, — оживился Рахметов. — Ты совсем дурак был, стрелять ботов хотел. Мы с ребятами тебя в душевой заперли.

— Ага, утром проснулся — смотрю, кругом кафель, вода капает… Думал, за мертвяка приняли и в морг снесли! — поведал Водяной, не прекращая во время своего поучительного рассказа внимательно контролировать местность.

— Я помню, как ты орал! — снова встрял Рахметов. — «Выпустите меня, дяденьки трупорезы, я живой!»

Все тихонько засмеялись.

— Баста, — сказал подполковник, — закончили политинформацию. — Потом переключил частоту и окликнул: — Коля?

Капитан Якубович не отвечал.

— Коля?! — уже с тревогой проговорил Гончаренко и снова переключился. — Константинов, как там обстановка?

— Нормальная, — отозвался с берега Константинов, ждавший у своего лазерного метателя. — Сижу, курю. Примус починяю.

— Из Колиной команды никто не появлялся?

— Тихо вроде.

— Да вот в том-то и дело, что тихо… — Подполковник выругался и скомандовал: — Все назад!

— Может, просто связь навернулась? — предположил Рахметов. — Тут сплошь и рядом такое.

— Может, и навернулась… Вот заодно и проверим, — отрезал командир.

Группа снова вышла к брезентовому пивняку.

— А ноги-то нету… — растерянно сказал Водяной.

— Хрен с ногой, где Якубович?! — рявкнул подполковник.

От кромки берега навстречу им катил на своём метателе Константинов. Затормозив, спрыгнул и сообщил:

— Ничего не видел, только Бандикут по самому гребню прошуршал. Я слыхал, как вы с ним встретились.

— Давай вперёд, — озабоченно приказал подполковник, — вон туда, через баскетбольную площадку и наверх по склону. Мы за тобой.

— Есть, товарищ подполковник! — отозвался Константинов.

Еле слышно урча, метатель пополз к торчавшим из-за бугра верхушкам деревьев. Отряд устремился за ним, оставляя на сыром и сером песке рубчатые следы армейских ботинок. Заторопился и Володя, неуклюже поддёрнув «репку с маком».

— Надо бы аппарат проверить, товарищ подполковник! — крикнул он, припомнив, как «репка» жалобно хрустнула при ударе о бетонный блок.

— Потом проверишь, — жёстко сказал Гончаренко. — Он сейчас без надобности.

В этот момент внезапно пошёл дождь. Он гулко забарабанил по шлему и плечам бронескафандра, и пляж стал ещё больше похож на осенний — унылый и всеми покинутый. Володя притормозил и оглянулся — вода Обского моря вскипала под дождевыми каплями, Барьер искрился, переливался, сразу став заметнее.

— Док! — заорали ему прямо в ухо. — Чего встал? В цирке, что ли? Смотри, клоуны утащат!

Подскочив на месте, лейтенант медицинской службы Рождественский бросился следом за уходящей группой, подгоняемый Рахметовым.

В полуметре от того места, где он стоял, из песка показались тоненькие серебристые щупальца. Вытянулись, осторожно, уворачиваясь от дождевых капель, потрогали оставшиеся следы и снова исчезли в песке.

Глава 2

Когда новоиспечённый лейтенант Володя Рождественский выбрал при распределении базу военных сталкеров «Колывань», бывшие курсанты посмотрели на него как на опасного идиота. Один из лучших на курсе по медицинской подготовке, Рождественский еле-еле вытянул физуху, стрелял так себе, в обязательных военных дисциплинах вроде тактики откровенно путался. Но по результатам выпускных тестов набрал количество баллов, позволяющее делать свободный выбор, — и захотел в военсталкеры.

Начальник Военно-медицинской академии, добрый генерал-майор Пирожок, огорчённо вертел в пухлых руках рапорт Рождественского и рокотал:

— Вы хорошо подумали, товарищ лейтенант? Это вам не у бабушки ватрушки кушать, это Пятизонье, шашки-деревяшки!

Старик Пирожок был отличным хирургом, а потому носил в академии кличку Пирогов, благо настоящая фамилия у него уже и так звучала как кличка. Присловье «шашки-деревяшки» он вставлял к месту и не к месту, даже в торжественную речь на всеобщем построении к 23 февраля. Сейчас эти «шашки» звучали по-особому: с грустью и отеческой заботой.

— Ты пойми, шашки-деревяшки: это Пятизонье, — перешёл на «ты» генерал. — Я там только с краю пару раз побывал, и то по ночам потом в кровати подскакивал, жену до полусмерти пугал. Думаешь, там как в сериалах по Первому общенациональному, шашки-деревяшки? Отважные герои побивают стальную нечисть, спасая прекрасных девушек и прочее мирное население? Чёрта с два, товарищ лейтенант! Это работа — грязная, кровавая и неблагодарная. Война, короче. А ты, шашки-деревяшки, тридцать раз еле подтягиваешься!

— Я же туда не подтягиваться еду, товарищ генерал-майор, — резонно возразил Рождественский.

Пирожок приумолк, пожевал толстыми губами, немного подумал.

— Это верно. Но зачем в самоё пекло-то лезть? Вот смотри: в Африке миротворцы нужны. Там тоже стреляют. В Штатах — у них там опять Техас отделяться затеял, шашки-деревяшки, подмоги просят, полевых врачей не хватает. Чем тебе не по нраву?

— Я всегда мечтал о настоящей службе, — стоял на своём Володя. — А в Штатах так в госпитале и просижу. Эка невидаль — Штаты… Ну, можно мне в военсталкеры, товарищ генерал-майор? По правилам не имеете никакого права отказать.

— Какой вы, однако, настырный, лейтенант, — снова перешёл на «вы» Пирожок. — Правила он, видите ли, знает…

Генерал ещё раз внимательно прочёл рапорт (Володя всё это время стоял по стойке «смирно»), запыхтев, вывел: «Направить согласно рапорту» — и размашисто подписался.

— Удачи, лейтенант, — сказал он, вставая из-за стола и пожимая Рождественскому руку.

Когда Володя отдал честь, развернулся и по-уставному вышел из кабинета, забыв, разумеется, спросить: «Разрешите идти?», старенький генерал повернулся и посмотрел на стену. Среди вымпелов и флагов там висел голографический снимок в чёрной траурной рамке: весёлый молодой парень без шлема, в обшарпанном бронескафандре с капитанскими звёздами, на заднем плане — БМП на воздушной подушке «Ирбис» и тускло мерцающий Барьер…

Парень был очень похож на генерала.

* * *

Володя Рождественский видел кадры спутниковой съёмки пострадавшего Новосибирска и Академгородка. Зрелище было неприятное, словно лицо человека, изъеденное язвами, сквозь которые наружу проступают зубы, хрящи и кости — на практикумах по экзотическим заболеваниям подобные лица показывали регулярно. Чаще всего это были обитатели Африки и Азии, но недавняя вспышка гангренозно-водяного рака в Орловской области наглядно продемонстрировала, что самая невероятная экзотика перестаёт быть таковой.

В данный момент лейтенант Рождественский стоял на краю омерзительного безобразия, в которое превратился ведущий научный центр России, и пялился на знаменитый холм, выросший на месте городка. На вершине холма кружилось вихреобразное образование — тамбур.

На одном склоне поблескивали битым стеклом развалины Торгового центра, на другом — упавшее плашмя и рассыпавшееся здание гостиницы. Володя вспомнил, что у гостиницы было сказочное название «Золотая долина». И улица ещё была такая неподалеку — Золотодолинская. С названиями улиц в бывшем Академгородке вообще было хорошо: улица Академическая, улица Учёных, Цветной проезд, Морской проспект… Последний вёл прямиком к пресловутому Обскому водохранилищу, которое обитавшие тут до катастрофы местные жители трогательно именовали морем. До катастрофы здесь было красиво — сосновый лес, уютные коттеджи, ботанический сад. Володя видел фотографии разных лет. Нет, их не показывали на лекциях, зачем? Их Рождественский сам нашёл в интернете, уж очень было любопытно — что же здесь находилось до того, как всё накрылось медным тазом…

До того было очень хорошо. Мирно. А теперь — этот уродливый апокалиптический холм, развалины домов вперемешку с высохшими стволами поваленных сосен… Словно поиграл гигантский ребёнок — раскидал кубики, разбросал домики, растоптал клумбочки. Чего-то не заметил, и оно осталось невредимым. К примеру, вон там, километрах в трёх отсюда — белый пятиэтажный кирпич здания Института ядерной физики. Точнее, бывшего Института ядерной физики. Поди ж ты, вокруг всё перекручено, а в институте даже оконные стёкла целы… Поблескивают.

Всё это Володя тоже видел в учебных фильмах и на картинках, но одно дело — таращиться на экран в тёмной учебной аудитории, слушая, как за спиной похрапывает нерадивый курсант Бондарев, и совсем другое — стоять сравнительно недалеко от эпицентра этого чудовищного катаклизма, разом перечеркнувшего тысячи жизней.

— Идём, идём, — поторопил Рахметов. — Не надо стоять, идти надо!

— Погоди, Рахмет, — неожиданно осёк подполковник. — Пусть док пару секунд посмотрит, попривыкнет. Не помнишь, как сам таращился в первом рейде на развалины ТЦ? Ускорение к пятой точке пришлось применять.

Кто-то утробно хохотнул и тут же утих, потому что смешного сейчас было в общем-то мало. Группа Якубовича не отзывалась, что с ней — никто не знал. Возможно, и в самом деле проблемы со связью, но почему тогда ребята не вернулись на пляж? Да и куда они могли двинуться без согласования с подполковником?

— Всё, идём, — Гончаренко толкнул военврача в плечо. — На тамбур вообще лучше зря не глазеть. Всякое случается.

— Что именно, товарищ подполковник?

— Всякое, — многозначительно повторил Гончаренко. Тон сказанного был таким мрачным, что Володя поскорее отвернулся от холма, зажмурился и зачем-то даже потряс головой.

Они цепочкой двинулись среди высоких куч битого кирпича, перемешанного с галькой и древесной щепой. Аномалий-ловушек (вернее, их характерных признаков, изученных на специальном факультативе) Рождественский пока не замечал; впрочем, в Академзоне их по каким-то причинам было значительно меньше, чем в других четырех. Зато там и сям хищно простирали свои острые ветви заросли металлокустарника, над некоторыми подрагивали едва заметные разноцветные облачка химических испарений. Рождественский из того же факультатива помнил, что такие кустики лучше обходить стороной: испарения эти ядовиты и очень активны, порой разъедают перчатку или башмак боевого скафандра за десять-пятнадцать секунд. Кое-где в изломах металлических ветвей прятались «почки» — гнезда созревающих скоргов.

— Да, может собственных платонов и быстрых разумом автонов российская земля рождать, — пробурчал кто-то из военсталкеров, вдохновлённый картиной.

— Да ты никак стихоплёт, Водяной? — удивился Гончаренко.

— Это Ломоносов, товарищ подполковник. С моими дополнениями на злобу дня.

— Значит, эрудит, — злорадно сказал Гончаренко. — Вернёмся, заставлю стенгазету оформлять. Замполит уже задолбал своими замечаниями: почему, дескать, стенгазеты до сих пор нет? А док тебе статью напишет — что-нибудь о личной гигиене бойца, например. Напишете, док?

— Алгоритм смены неисправного мочеприёмника в полевых условиях, — предложил тему Константинов, медленно ехавший в арьергарде на своём лазерном метателе. Военсталкеры снова невесело засмеялись, а Рождественский подумал, что тема эта довольно актуальна. Действительно, отправлять естественные потребности в Зоне — сложное занятие: тот же радиационный фон никоим образом не способствует оголению любых частей тела, не говоря уже о многих чисто специфических факторах. Ещё в Академии Володя слышал популярную байку о том, как на Казантипе один неосторожный сержант присел по нужде, и ему прямо в задницу тут же влез мини-биомеханизм. Скорее всего, врали, но проверять на практике правдивость этой истории никто не собирался. К тому же бронескафандр заботливо оснащался простенькой системой регенерации — даже скорее накопления, потому что использованные ассенизационные боксы необходимо было сбрасывать по мере заполнения. Лишь малая часть отфильтрованных отходов шла на пополнение запаса питьевой воды и в систему охлаждения скафандра.

Военсталкеры шли молча, только кто-то еле слышно насвистывал модную песенку, отчаянно фальшивя. Эта навязчивая пакость почему-то всё время звучала по радио на КПП. Наученный недавним горьким опытом Володя то и дело поглядывал на датчик, но тот ничего не фиксировал. Зона вокруг была мертва.

Внезапно ожила связь — Рождественский от неожиданности едва не подпрыгнул.

— …Игорь, Игорь! Отвечай, Игорь! — откуда-то издалека, словно со дна глубокого колодца, донёсся голос капитана Якубовича, то и дело пропадая в скрежещущих помехах. — Игорь, ответь! Мы… шрх-х-х—х-х-х—х-х-х-х… под землёй! Тут такое… Повторяю, они ушли под… хр-р-р-р-р—р-р-р-рш-ш—ш-ш… Ранен, потеряли троих… хр-р-р-р-р-р—р-р-р-р—р-р… сука, мы не удержимся, быстрее… ш-ш-ш-ш—ш-ш-ш-ш-ш—ш-ш-ш…

— Коля?! — тревожно окликнул Гончаренко, но связь прервалась так же неожиданно, как и появилась. — Коля! Коля, я Первый, отвечай! — монотонно повторял подполковник в пустоту.

Цепочка военных замерла на небольшой высотке, состоящей сплошь из битого кирпича и бетона. Слева среди разнокалиберных оврагов и воронок торчала корявая сосна с зеленеющими на самой верхушке клочками хвои, справа к Академическому холму тянулась пологая равнинка, а впереди виднелись какие-то совсем невообразимые бесформенные руины. Гончаренко продолжал тщетно вызывать капитана, потом озабоченно сказал:

— Привал — минута. Клювами не щёлкаем. Стоим, отдыхаем, а я пока свяжусь с отцами-командирами…

Военсталкеры заняли оборону, собравшись в кружок. Володя, естественно, очутился в самой середине, а подполковник отошёл в сторонку и присел на раскрошившуюся плиту с зияющим оконным проёмом.

Рождественский боязливо поёжился: в голосе обычно спокойного и даже флегматичного капитана Якубовича он услышал леденящий душу ужас. «Под землёй»… Куда ж это их занесло?

— Куда ж их занесло? — озвучил кто-то из военсталкеров тревожные мысли военврача. — В канализацию, что ли? Где их теперь искать?…

— Может, и в канализацию, — легко согласился Константинов. Он вопреки всем инструкциям приподнял забрало шлема и закурил, картинно облокотившись на облезлую турель метателя. — Здесь полно подземных коммуникаций, и не факт, что после Катастрофы их засыпало. Серёга Плетнёв рассказывал, они как-то спускались в коллектор.

— Кто их туда понёс? Какой шайтан? — угрюмо спросил Рахметов.

— Я не спрашивал, какой именно шайтан, а Плетень бы и не ответил, потому что с ними особисты из Москвы ходили. Поди, бумагу о неразглашении подписывал.

— Да тут везде одно сплошное неразглашение, — мрачно сказал Кузя. Этот плотный, даже толстоватый лейтенант стоял рядом с Володей и всё время громко сопел. Военврач сделал для себя мысленную отметку: по возвращении проверить состояние носоглотки, может, Кузе перегородку надо оперировать. Хотя о каком возвращении сейчас можно думать? Рождественский искренне поражался спокойствию членов группы. Только что пропали их товарищи, Якубович сообщил нечто странное и пугающее, возможно, погиб, где-то идёт бой, а они стоят, рассуждают…

Хотя что делать-то? Стрелять?

А в кого?

Бежать на выручку?

А куда?

И вообще команды не было. Руководству виднее, когда надо бежать и стрелять. А поскольку руководство в данный момент связывалось с вышестоящим командованием, вопрос, судя по всему, и вовсе вышел непростой. Отправившись на поиски в таком опасном месте, запросто можно угробить и остаток команды. Рождественский ничуть не удивился бы, если бы командование сейчас велело Гончаренко немедленно сворачивать операцию и срочно возвращаться на базу, забыв про группу Якубовича.

— Убили базар, — деловито ворвался в беседу подошедший тем временем подполковник, засовывая в нагрудный карман сигаретную пачку рации. — Значит, алгоритм такой: живо выдвигаемся вон к той страшненькой сосне, там будет лощинка, отсюда её не видно. Дальше объясню. Готовность номер один. Конь — первый.

Константинов выбросил окурок, лихо развернул метатель, шваркнув из-под гусениц щебёнкой, и покатил к одинокому корявому дереву. Остановившись там, он снова развернулся и замер, направив ствол метателя выше голов приближающейся группы.

Военсталкеры с оружием наизготовку один за другим длинными перебежками бросались к указанному маркеру, внимательно глядя по сторонам. Рысцой приблизившись к несчастной сосне, Володя осторожно потрогал больную, уродливую кору. Странно было видеть в Зоне нечто живое. Как оно тут продержалось столько времени, бедное дерево? Его соплеменникам, судя по валявшимся вокруг огрызкам стволов, повезло куда меньше.

— Не трогай ничего, Пилюлькин! — рявкнул Рахметов. — Укусит!

— А теперь диспозиция, — громко сказал подполковник. — Я связался по красной линии с командованием. Нам приказано действовать по обстоятельствам, а обстоятельства вы знаете: группа капитана Якубовича, судя по тому, что успел сообщить Коля, находится под землёй. Здесь много чего осталось, ещё со времён Советского Союза. Тогда строили на века, к тому же всё, что касалось обороноспособности, во-первых, секретилось, а во-вторых, проходило тройную проверку качества. Поэтому коммуникации сохранились, хотя частично, конечно, завалены и разрушены. И что в них за это время завелось — сам господь не ведаёт… — Было отчётливо видно, что действовать по обстоятельствам Гончаренко смертельно не хочется, поэтому он подсознательно тянет время, разливаясь соловьём.

— М-мы… под землю полезем? — вырвалось у Володи. Прозвучало это робко и испуганно, Рождественский тут же устыдился, но его неожиданно поддержал Кузя:

— Игорь Захарович, нас же слишком мало. То есть я не против, но мы ж не знаем, куда именно пошёл Якубович с братвой. Как мы его найдём?

— Повторяю: действовать будем по обстоятельствам, — сухо сказал подполковник. — Куда именно пошёл Якубович — примерно известно, там кто-то успел маячок врубить, даже идентифицировать не успели, кто именно… Но точку наши засекли, и я теперь примерно понимаю, куда Коля влез — или куда его загнали. С этой стороны попроще, это в районе институтов и университета целые лабиринты. Собственно, если кто-то против, могу отпустить желающих, но до берега пойдёте без сопровождения, а там ждите вертолёт. Ну, Кузякин?

— Да вы что, Игорь Захарович… — опешил Кузя. — Я же просто так…

— А если просто так, — сказал Гончаренко, — тогда спускаемся в лощинку и открываем люк. Он там должен быть, но сверху могло мусором и щебнем присыпать. На неизбежный вопрос: «А откуда вы, товарищ подполковник, знаете про люк?» — ответ придумайте сами.

— Но, товарищ подполковник… — начал было Константинов, однако командир предупреждающе поднял руку:

— Я же сказал — придумай сам.

— Нет, я про другое, — не унимался Константинов. — Метатель куда девать? Или он в люк пройдёт?

— Не пройдёт он ни хрена, Конь. Метатель оставим здесь. На обратном пути заберём, а если не сможем забрать — спишем как боевую потерю. Он всё равно не новый, после капремонта.

— Това-арищ подполковник! — умоляюще протянул Константинов. — Да я его с турели сниму и на себе понесу!

Чекрыгин присвистнул.

— Сорок кило? — с сомнением прищурился Гончаренко. — А дотащишь?

— Тридцать два, — уточнил лейтенант. — Я прицельное устройство сниму, на кой бес оно в тоннелях? И охладитель.

— Всё равно не допрёшь, хоть ты и Конь, — покачал головой старик Чекрыгин.

— Я помогу, товарищ подполковник, — решительно сказал Володя Рождественский.

К нему вопросительно повернулось пять голов в армейских шлемах.

— Вот! — обрадовался Константинов. — Доктор поможет. Там же батареи можно отстегнуть, я понесу метатель, а док — батареи.

— Хорошо, принимается, — кивнул подполковник. — Снимай свою дуру с турели, а вы, док, помогайте. Водяной, на контроле. Остальные — за мной, искать люк.

Военсталкеры шустро спустились в лощинку. Володя проводил их взглядом и вернулся к Константинову, который открыл ячейку ремкомплекта в станине метателя и уже снимал турель, орудуя торцевым ключом. Водяной мрачно стоял рядом и озирал окрестности, поводя вытянутой рукой с армганом.

— Вот тебе батареи, док, — сообщил Константинов, вручая Рождественскому продолговатые коробки оливкового цвета с разъемами. Коробки весили прилично, и Володя только теперь понял, что тащить и их, и злополучную «репку» будет очень тяжело. Этот же нехитрый вывод сделал и Константинов, который посоветовал:

— Сними ты свою амбулаторию. Сроду не видел, чтобы от неё толк был, а весит как танк. Тем более ты её об камень покоцал, когда тебя сталик схватил. Кинь вон под сосенку, на обратном пути заберём. Если её наники к тому времени не растащат, само собой.

Пожав плечами, Володя снял «репку» и аккуратно положил возле корней. Осматривать пострадавший в схватке со сталтехом аппарат он не стал — некогда и незачем. К тому же у него имелась и несанкционированная аптечка — это уж на совсем печальный случай.

— Держи, — Константинов извлёк из всё той же станины матерчатые чехлы. — Они вообще-то не от батарей, но по размеру подходят. Засунь батареи, повесь на плечо и носи, не на руках же их нянчить.

Последовав дельному совету лейтенанта, Рождественский запихал тяжёлые коробки в чехлы, повесил на плечи наподобие почтальонских сумок прошлого века, попрыгал для проверки — достаточно удобно, идти почти не мешает.

— Долго возитесь, — сердито сказал в наушнике Гончаренко.

— Готово, товарищ подполковник! — бодро отозвался Константинов и взвалил на плечо метатель.

Они поспешили к остальным, которые уже стояли возле открытого люка. Рифленая металлическая крышка была откинута на массивных петлях, вниз уходил и терялся в темноте тоннеля пологий цементный пол.

— Как это обитатели Зоны железяку не утащили? — задумчиво сказал Кузя.

— Значит, нужна она им. Двери в хату закрывать, — ответил Чекрыгин. Прозвучало это довольно зловещё, и Володя невольно опять завертел головой в поисках того, кто тут двери закрывает.

— Вперёд, — приказал подполковник, дав понять, что дискуссия окончена. — Я — первый, потом Конь с доком, дальше Кузя, Рахмет, Чекрыгин. Водяной — замыкающим. Люк за собой закрыть.

Мысленно перекрестившись, Володя Рождественский подождал, пока Константинов двинется вслед за подполковником, и тоже полез в темноту. Автоматически включился фонарик на лобовой части шлема, высветил неровные стены, по которым змеились провода в толстой оплётке. За спиной залязгала закрываемая крышка, Водяной выругался:

— Твою мать, чуть палец не прищемил!

Семь фонарей давали вполне сносное освещёние. Датчики молчали — то ли тоннель впереди был пуст, то ли они попросту не работали под землёй. Володя, разумеется, надеялся на первое. А вот Гончаренко, судя по всему, уверен не был, потому что скомандовал:

— Конь, будь начеку. Если там чего зашебуршится, сразу открывай огонь, да смотри мне башку не снеси. Остальные тоже поаккуратнее, армган рикошета не даёт, но хрен знает, куда луч может ударить. Бликом тоже поджарить можно, были такие грустные случаи. — Подполковник секунду помолчал и добавил устало: — Ну, с богом, ребята. Если Коля и остальные живы, мы обязаны их найти.

Они двинулись вперёд довольно быстрым шагом. Топот тяжёлых башмаков эхом отдавался в ушах. Пыхтящий под тяжестью метателя лейтенант Константинов бормотал:

— Артиллеристы, Сталин дал приказ… Артиллеристы, зовет Отчизна нас… За слёзы наших матерей из всех наличных батарей по биомеханизмам — огонь, огонь! Ты, док, если что, батареи мне пошустрее подавай, я крикну, когда надо будет. Если вдруг обматерю в горячке, не серчай. Тебя звать-то как?

— Володя, — сказал Рождественский. Они уже знакомились, когда пили пиво в баре, но Константинов, похоже, уже всё позабыл.

— Вован, короче. А я Толик. Извини, руку потом пожму, а то тяжело.

— Да ничего. Слушай, а откуда подполковник про этот люк проведал?

— А чёрт его знает. Палыч вообще человек таинственный, но командир толковый, каких поискать. Может, осведомители шепнули. Тот же Бандикут, к примеру. Не наше это дело, Вован. А ты-то как в первый раз? Ещё и на сталика нарвался, страшно небось?

— Страшно, — неохотно признался Володя. — Думал, всё. Утащит, и буду потом по Зоне ковылять с полными мозгами наноботов, как механическое чучело…

— Да никуда бы он тебя не утащил. Один сталтех на пять… ну, на четыре человека со стволами — не боец. Положили бы его, и ничего бы он тебе не сделал.

— Всё равно страшно.

— Не видал ты, Вован, страшного, — со вздохом произнёс Константинов. — Мне по контракту чуть меньше года осталось тут трубить, рассчитаюсь — и куда-нибудь в Африку. База миротворцев в Кейптауне, прикинь! Океан, пиво холодное, негритяночки… И никаких долбаных роботов, что самоё главное.

— Мне в Академии предлагали, — рассеянно сказал Володя, поправляя ремни от чехлов с батареями. — Я отказался. Сюда хотел.

— Ты чего, контуженный? — опешил Константинов. — Вот прямо так взял и забил на Африку?! А здесь-то тебе что понадобилось? Ну, боевые платят, аккордные… Нет, не стоит оно того.

— Долго рассказывать. Семейные проблемы.

— А. Бывает. — Константинов сообразил, что расспрашивать дальше не стоит, и снова что-то забубнил себе под нос.

Володя на ходу отвёл рукой свисавший с потолка обрывок провода и запоздало испугался:

— Ч-чёрт… Это не виселица была?!

Виселицами на местном сленге именовались обжитые скоргами провода, способные схватить и в пару секунд придушить прохожего. Подполковник Пронин на факультативе рассказывал о них жуткие вещи. Собственно говоря, подполковник вообще ничего, кроме жутких вещёй, про Пятизонье не рассказывал.

— Во-первых, виселицу датчик ловит, — наставительно сказал Константинов. — По приборам идём, командир сканирует местность. Во-вторых, если датчик вдруг валяет дурака, виселица среагировала бы на первого в колонне. Не дрейфь, медицина, всё под контролем.

Сокрушённо покачав головой, Рождественский увеличил мощность фонарика.

Тоннель ничуть не менялся, хотя продвинулись они уже метров на триста: влажные голые стены, кабели в толстой чёрной изоляции, распределительные щиты, упрятанные в поржавевшие металлические коробки с непонятными аббревиатурами и цифрами, нарисованными масляной краской. В выбоинах пола поблескивали лужи воды, да и в целом воздух в тоннеле был сырой и тяжёлый. Рождественский с надеждой подумал, что металлическим монстрам здесь тоже должно быть неуютно. Влага вредна для их здоровья. Впрочем, антикоррозионные покрытия и нержавейку пока ещё тоже никто не отменял…

— Стоп! — скомандовал Гончаренко.

Володя сделал по инерции ещё пару шагов и едва не врезался в широкую спину подполковника. В свете фонарей он сразу увидел причину остановки — тоннель пересекался с другим, куда более просторным. Собственно, второй тоннель был скорее огромной норой с земляными стенами и полом из утрамбованной бетонной крошки, в которой легко разминулись бы два железнодорожных состава. На плотной глинистой почве виднелись следы то ли ковшей, то ли роторов, словно тут не так давно прошёл горнодобывающий комбайн.

— Раньше здесь этого не было, — задумчиво пробормотал подполковник.

— Вот это мы удачно зашли! — с восторгом в голосе воскликнул Кузя, протискиваясь между стеной и плечом военврача. — Я же говорил, что метро! А вы не верили.

— Да не метро это, — раздражённо сказал Гончаренко. — Раньше был обычный тоннель, чуть пошире того, по которому мы шли. А потом его кто-то расширил, причём изрядно… На хрена, спрашивается?

— Биомехи, — не то спросил, не то заключил Чекрыгин.

— Больше некому. Не сталкеры же… — Подполковник на миг задумался. — Так, ребята, если я правильно сориентировался, то если мы пойдём налево, придём в Институт ядерной физики.

— Вот уж куда нам точно не надо, — сварливо буркнул Водяной.

— Не надо, — согласился Гончаренко. — Поэтому мы пойдём направо. Тем паче что это получится примерно навстречу нашим.

— Направо пойдёшь — Коня потеряешь! — брякнул Водяной, толкнув Константинова локтем в бок.

— Иди ты в пень, мистер Водяной! — сердито ответствовал лейтенант на манер самого Водяного.

Подполковник снова двинулся первым. За ним, чиркнув по бетону тоннельной арки стволом метателя, затопал Константинов. Володя поторопился следом, сделав несколько глотков витаминизированной воды и ощутив, как она стекает по пищеводу в пустой желудок. А ведь он даже позавтракать не успел: пока на рынок бегал за продуктами, пока то да сё, решил уже не перебивать аппетит, дождаться азу… Вот и пожрал, блин. В контейнере скафандра, конечно, имелся сухпай, а рядом с поилкой торчал гибкий наконечник, из которого при желании выдавливалась сладковатая и сытная ореховая паста, но разве это еда? Володя тяжело вздохнул, в желудке что-то жадно заурчало и заворочалось. Рождественский вспомнил, как бабушка рассказывала, что в животе крикун сидит: захочет есть — начинает кричать, пока не накормят. Володя по малолетству очень боялся и потому хорошо кушал, чтобы не доводить крикуна до истерики…

Военврач с отвращением зачавкал липкой пастой.

Шедшие позади Рахметов и Кузя вполголоса затеяли спор насчёт того, кто и как рыл данный подземный ход.

— Тут к северу, на бывшей станции Сеятель, музей железнодорожной техники был, — убеждённо говорил Кузя. — Оттуда и приползло. Там и локомотивы, и паровозы, и снегоочистители — всякой твари по паре. Прикинь, что из них могло вырасти!

— Какой паровоз-шмаровоз, тут даже рельсов нет! — возражал азартный Рахметов.

— Ты видел биомеха на гусеницах, который в руинах желдорвокзала в Новосибирске бесчинствует? При жизни тепловозом был, между прочим. Наники — они такие, что хочешь придумают.

Володя выпил ещё немного водички, чтобы смыть жирную ореховую пленку с языка. Повертел головой — на стене мелькнула корявая надпись, сделанная чем-то тёмно-красным: Romero must die! Военврач даже не успел прикинуть, что бы это могло значить, потому что Гончаренко вдруг заорал:

— Огонь!!!

— Ложись! — нечеловеческим голосом взвыл Конь.

Мощная вспышка метателя на мгновение ослепила Рождественского. Он прижался к стене, вцепившись обеими руками в чехлы с запасными батареями.

Военсталкеры наперебой загалдели:

— Вон они, суки!

— С потолка! По потолку бегут!

— Ай, шайтан!…

Проморгавшись, Володя всё равно ничего не обнаружил. По стенам и потолку земляного тоннеля метались лучи фонарей, и только нарастающий стрекочущий звук, словно одновременно заработали сотни заводных игрушек, говорил о том, что, кроме людей, здесь есть кто-то ещё.

А потом Рождественский их увидел.

Металлические пауки размером с овчарку бежали по стенам и потолку, посверкивая ярко-зелёными фасеточными глазками. Длинные многосуставчатые лапы с когтистыми пальчиками на концах ловко цеплялись за глинистую поверхность, а вместо челюстей у каждого искрилась электрическая дуга.

— Это рабочие боты, не боевые! — прорвался сквозь шум рёв подполковника. — Близко не подпускайте! Они сваркой бьют!

Константинов с рычанием провёл пульсирующим лучом метателя по стене, сметая ботов, градом посыпавшихся вниз. Кто-то швырнул далеко в глубь коридора плазменную гранату — оранжевое пламя вспыхнуло, снова на миг ослепив Володю. Откуда-то кубарем вылетело оплавленное тело паука, врезалось в колено военврача, и тот, судорожно дёрнув ногой, отфутболил механическую тварь обратно.

— Батарею, твою мать!

Это был всё тот же лейтенант Константинов, грубый в горячке боя, как и было обещано. Володя поспешно выволок из чехла тяжёлую коробку батареи и сунул Коню. Тот отщёлкнул использованный заряд, вставил новый и опять принялся зачищать стены. Отряд потихоньку отступал назад, стараясь оставлять между собой и наступающими ботами безопасное расстояние при помощи непрерывного огня.

Внезапно сверху посыпалась земля, потом потолок просел и обрушился прямо на головы военсталкеров. Вместе с потолком хлынула новая партия металлопауков. Военврач с ужасом увидел, как в паре шагов от него несколько ботов вцепились манипуляторами в Водяного и поволокли в разные стороны. В наушниках завибрировал жуткий вопль, прервавшийся не менее кошмарным бульканьем — один из пауков отхватил военсталкеру голову и покатил прочь, поддавая свободными ногами, словно мяч или шар для кегельбана.

Прямо над доктором по стене скользнул луч метателя, на плечи Володе посыпались спекшаяся глина и детали бота.

— Не стой как баран! — завопил Константинов, прижав щиток своего шлема к щитку Володиного. — Стреляй!

Рождественский врубил армган и открыл огонь. Специально искать цели не приходилось — уродливые суставчатые создания метались по стенам и потолку в лучах фонарей и бликах армганов, отвратительно треща и стрекоча. Вместе с матерщиной военсталкеров это создавало совершенно апокалиптическую какофонию.

Он не видел, попал в кого-то из юрких биомеханизмов или нет. Старался в основном не попасть в своих. Блестящие механические твари с верещанием плавились, разлетались яркими брызгами, рассыпались на составные части…

— Батарею!!!

Отброшенным использованным зарядом Конь едва не зашиб Рождественского, с трудом успевшего отскочить. В свете фонаря промелькнул Чекрыгин — левой руки по локоть у него не было, а в правой он сжимал боевой нож и пытался сбить им с себя бота, плотно обхватившего торс младшего лейтенанта своими мерзкими ногами. У Володи перед глазами сразу мелькнули строчки учебника: бронескафандр в случае такого увечья автоматически накладывает пневможгут выше раны, так что кровопотери можно пока не бояться… Потом вколоть обезболивающее, антибиотик, покрыть раневую поверхность гемогелем…

От врачебных мыслей Рождественского отвлёк подполковник, снова перекрывший дикий шум сражения командой:

— Отступаем! Бегом!!!

Володя до сих пор не ощутил всего ужаса ситуации. Кровавое мельтешение боя вокруг напоминало скорее новый голливудский 3D-боевик или продвинутую компьютерную игру с полным эффектом присутствия, нежели реальную схватку здесь и сейчас. Рождественский всегда сразу врубал подобные игрушки на самый сложный уровень и, ещё не успев наработать необходимых навыков для прохождения, некоторое время оторопело наблюдал за происходящей вокруг убийственной суетой компьютерных монстров и враждебных головорезов, успевать реагировать на которую не было никакой возможности. Однако приказ есть приказ: автоматически подчинившись, Володя бросился прочь, во тьму тоннеля, спотыкаясь и оглядываясь через плечо. За ним бежали остальные члены группы. Прикрывали отход Гончаренко и Константинов со своим метателем.

Стоп! А батареи?!

Рождественский затормозил, по инерции пробежав ещё несколько шагов. Ему до сих пор совсем не было страшно: встреча со сталтехом показалась куда более жуткой, чем эти игрушечные роботы. А может, в кровь просто выплеснулся адреналин — ведь Володя только что видел, как эти игрушки в клочья разодрали Водяного и изувечили Чекрыгина…

— Толя! Батарея! — крикнул он, задыхаясь.

— Вовремя ты! Я думал, свалил без оглядки! — рявкнул в ответ Константинов, выхватив из рук помощника заряд и зашипев от боли. Перчатки его бронескафандра свисали лохмотьями, и военврач вспомнил, что Конь снял с метателя систему охлаждения, а при таком темпе стрельбы не выдерживает даже термостойкая ткань. Ожоги второй, а то и третьей степени. Что там на этот случай в аптечке? Антиожоговая мазь, ещё раз обезболивающее, снова антибиотики… жидкий аэрозольный бинт-пленка…

— Да их тут сотни! — раздался в наушниках потрясённый вопль Рахметова.

Слева подполковник Гончаренко методично, как в тире, отстреливал набегавших металлопауков, паля сразу из двух армганов, с двух рук. Бравому командиру не хватало только сигары, чтобы совсем походить на героя старого фильма про вьетнамскую войну.

Прокравшийся понизу паук внезапно плюнул в Гончаренко длинной струей сварочного огня, и Володя с ужасом увидел, как мгновенно потемнела и запеклась обожжённая кожа на щеке подполковника. Командир взвыл, выронив один армган, и вскинул освободившуюся руку к лицу, но так и не коснулся ожога толстой перчаткой, сумев остановить ладонь в сантиметре от пострадавшей скулы.

— Получай, гадина! — сорвавшимся голосом возопил военврач и выпустил в коварного бота ползаряда одним махом. Паук растекся по цементу серебристой лужей, а подполковник крикнул, кривясь от боли и всё ещё прикрывая рукой изуродованную половину лица:

— Так держать, док!

Он тут же шагнул в сторону и скрылся из поля зрения Володи, а Константинов самостоятельно выдрал из чехла на плече Рождественского последнюю батарею. Даже на таком расстоянии врач почувствовал, как от метателя пышет жаром.

Банг!!!

Прямо в грудь Володе врезался паук, бросившийся на него со стены. Удар вышел не очень сильный — когда в Академии Рождественский гонял мяч за футбольную команду курса, со штрафного порой попадали и посильнее, — но военврач не ожидал толчка и опрокинулся на спину, гулко ударившись затылком шлема о твёрдый пол тоннеля. Пробежав по нему паучьими лапами, бот унёсся вслед за отступающей группой, за ним прострекотали ещё дюжины две маленьких механических монстров, и неожиданно стало тихо и темно.

Видимо, от удара Володя на минуту потерял сознание — не могло же всё вокруг измениться так внезапно? В голове гудело, но Рождественского не тошнило, значит, не сотрясение. Или сотрясение, но слабое. Военврач попытался вскочить, но ничего не вышло — его повело в сторону, и он мягко повалился обратно на пол.

Да и вскакивать было уже ни к чему. Рождественский прислушался — тишина. Бой явно завершился чьей-то победой. Видимо, Володя лежал без чувств куда больше минуты. За это время боты вполне могли перебить оставшихся членов группы. Но почему они тогда не тронули беспомощного военврача?

Другая версия, господа офицеры: он валялся без сознания, а военсталкеры решили, что он мёртв, и ушли. Стало до боли обидно: как же так?! Группу Якубовича искали, рисковали, спустившись под землю, а его — бросили?…

Нет, нет! Такого просто не может быть. Они бы наверняка проверили, что с Володей, есть же датчик жизненно важных функций, в конце концов, они знают инструкцию…

Но тогда ситуация ещё хуже. Потому что это означает, что группы подполковника Гончаренко нет в живых.

Лейтенант заёрзал и осторожно сел, упёршись руками в пол. Голова по-прежнему кружилась, но в целом он чувствовал себя вполне сносно. Фонарик не работал. Мог отказать фотоэлемент, автоматика — штука тонкая. Вспомнив тренинг, Рождественский нашёл на плече щиток управления, сдвинул крышечку и активировал фонарик вручную. Тот с готовностью вспыхнул, осветив участок пола, на котором валялся посечённый лучами армганов паук-бот. Биомеханизм напомнил Володе японские конструкторы, которые в детстве ему покупал отец. Подобные жуки, скорпионы и прочие гнусные твари при помощи маленького гаечного ключика и такой же миниатюрной отвёрточки собирались из металлических деталек. Но те не двигались, а эти…

Хотя и эта тварь больше не двигалась. Внутри поблескивающего сегментированного тела что-то еле слышно гудело, в злобных глазках изредка вспыхивали зелёно-синие искорки, но паук явно был мёртв — если этот термин вообще годился в отношении биомеханического порождения Зоны.

Сглотнув слюну, Володя откашлялся и попытался встать на ноги. С трудом, но ему это удалось. Опершись о стену, он попытался найти свой армган, но оружия нигде не было. Военврач даже не помнил, что произошло с лазером — может, он выронил его, когда отдавал Константинову батарею? Или потерял, уже когда упал, а потом армган утащили боты?…

Володя осмотрелся и обнаружил, что дохлых пауков вокруг валяется несколько. Одни оплавленные, превращенные практически в слитки металла, другие — порезанные на части. Трупов, вопреки ожиданию, не обнаружилось — только лужа подсохшей уже крови, размерами наводящая на мысль о повреждениях, не совместимых с жизнью. Рождественский припомнил, как разорвали и растащили на куски Водяного, и угрюмо покачал головой. Отсутствие трупов совершенно ни о чём не говорило.

Военврач побродил взад-вперёд, посветил вокруг и нашёл привалившегося к стене Рахметова. Смуглый лейтенант был мёртв: шлем разбит, а голова обожжена так сильно, что превратилась в головешку. Других ран на теле не видно, значит, кровь не его… В руке Рахметов сжимал боевой нож — видимо, дрался до последнего, расстреляв и батареи, и патроны из пистолета. Вон и пистолет валяется рядом, а чуть поодаль — ещё один уничтоженный бот с лапами, обрубленными тяжёлым стальным лезвием. Одна согнутая нога бота, отделённая от туловища, методично скребёт по полу, собрав вокруг себя уже изрядную кучку цементной пыли…

Стоп, подумал военврач. Что за чёрт? Почему не слышно, как нога бота скрежещет по цементу?!

Разгадка пришла быстро — от удара вырубился не только фонарик, но и внешний микрофон. Его тоже пришлось включать вручную, и сразу мир наполнился звуками.

Капающая с потолка вода.

Шорох агонизирующего металлопаука.

Далекое эхо — стук и шуршание, скорее всего, осыпающаяся глина в конце тоннеля…

И больше ничего.

— Первый, Первый, — осторожно сказал Володя.

Ответа не было.

— Первый! — почти закричал он. — Товарищ подполковник! Это я, Рождественский! Врач!…

Безрезультатно.

Это по-прежнему могло означать всё что угодно. Возможно, в команде оказалось слишком много раненых, и ребята отступили перед превосходящими силами противника, решив, что Володя мёртв, как Рахметов, даже не попытавшись эвакуировать трупы. С другой стороны, биомеханизмы вполне могли утащить трупы с собой, при этом бросив тело Рахметова и ещё живого Рождественского, хоть это и было несколько нелогично. Однако Володя уже понял, что искать логику в действиях железных монстров бессмысленно. Либо какая-то логика в их действиях на самом деле была, но своя, скрытая, недоступная пониманию обычного армейского врача. Может быть, вся стая биомеханизмов бросилась вдогонку за отступающими, и те увели её достаточно далеко, а вернуться за брошенными телами металлическим паукам что-то помешало — например, атака другой враждебной стаи живых роботов…

Постояв над телом покойного военсталкера, Рождественский подумал, что надо бы сказать какие-то особенные слова или, может, прочесть молитву… Хотя Рахметов, наверное, был мусульманин, а Володя и православных-то молитв не знал, благо очередная мода на православие благополучно закончилась ещё до его рождения. Поэтому он глубоко вздохнул, сказал: «Прости, брат…» — и отошёл в сторону.

Там он окончательно пришёл в себя и стал прикидывать, как быть дальше. Значит, армгана у него нет. Досадно. Зато имеется пистолет, так нелепо использованный в битве со сталтехом, и совсем мало пригодный для самообороны нож. Воды и еды достаточно, есть лекарства в аптечке, датчик… чёрт, датчик, похоже, в тоннеле не сработал… ну да ладно, если выбраться на поверхность, он обязательно заработает, как и аварийный маячок…

МАЯЧОК!!!

Володя в сердцах треснул себя кулаком по забралу шлема. Как можно было забыть про аварийный маячок?! Ещё старшина, выдававший бронескафандр в каптерке, завещал: если что, если потерялся, если остался один, врубай маячок! Он подразрядит батареи рации, фонаря, прочих систем, но даст сигнал, который поймают на базе.

Поймают и пришлют помощь.

«Скафандр пока бэушный, второй срок, — немного виновато сказал тогда толстый усатый сержант, взгромоздив на стол пластиковый ящик. — А вот маячок новый стоит, месяца три как начали такие монтировать — в полтора раза мощнее старых!»

Сковырнув защитный алюминиевый колпачок и щёлкнув миниатюрным тумблером, военврач облегчённо вздохнул. Он почти физически чувствовал, как тревожный сигнал пронизывает десятки метров почвы у него над головой. А на базе его ловят, идентифицируют и говорят: «О, посмотрите-ка! Да это же лейтенант Рождественский! Не может быть! Скорее посылайте спасательную группу, немедленно вытащим его оттуда!»

Но и сидеть сложа руки тоже не годилось. Повертев головой, Володя прикинул: вроде бы они шли оттуда. Значит, в эту же сторону, к люку, и нужно возвращаться. Может быть, он ещё успеет догнать своих — при условии, что они целы… Если же нет, то хотя бы подберёт чей-нибудь армган или найдёт свой. Это же тоннель, а не лабиринт. Возвращаться следует только тем путём, которым пришёл сюда. А потом он вылезет наверх, до берега там рукой подать, место вроде бы тихое…

Вполне вероятно, так всё и случилось бы. Вот только военный врач в звании лейтенанта Владимир Рождественский перепутал направление и пошёл совсем в другую сторону.

Он быстро шагал, инстинктивно стараясь держаться поближе к стене и даже касаясь её левой рукой. В правой Рождественский сжимал пистолет. Датчик оживать по-прежнему отказывался, но мёртвая тишина в тоннеле, нарушаемая лишь занудной капелью, демонстрировала, что он здесь один. По крайней мере, пока.

— Артиллеристы, Сталин дал приказ, — забормотал было Володя в такт шагам, но тут же испуганно осёкся. Наверное, лучше не шуметь. А может, правы были Константинов и добрый генерал Пирожок? Нужно было плюнуть на амбиции, отправиться в Техас, оперировать там в тёплом, светлом, стерильном госпитале жертв гражданской войны, а после смены идти в бар есть поджаренные добродушным толстым негром горячие стейки средней прожарки с гарниром из пышного картофельного пюре и сладкой кукурузы… Запивать всё это великолепие ледяным пивом, наливая его в кружку из запотевшего полуторалитрового кувшина…

На глаза навернулись слёзы. Теперь-то уже ничего не поделаешь, несчастный военврач прекрасно это понимал. Главное — выбраться, а потом уже разберёмся, решил он. А вместо стейков пока обойдёмся противной ореховой пастой — безвкусный сухпай из контейнера пускай лежит на чёрный день, чтобы не открывать лишний раз забрало шлема.

Потянувшись губами к эбонитовому наконечнику и зачмокав, Володя не заметил, как из чёрного пролома под самым потолком выглянула вытянутая перекошенная тень. Двигаясь механически, рывками, она выбралась из своего укрытия, на миг зависла над беззаботно бредущим внизу военврачом и внезапно обрушилась на него.

Рождественский коротко вскрикнул, треснулся головой о цемент и во второй раз за последнюю четверть часа потерял сознание.

Фонарик погас.

Глава 3

Володя закашлялся, потому что прямо в горло ему лилась вонючая обжигающая жидкость.

— Ожил, — удовлетворенно, хотя и с некоторым удивлением сказал знакомый голос.

Рождественский открыл глаза и увидел над собой лицо, которое тоже оказалось знакомым. Сердитые бесцветные глазки, мохнатые брови, беспрестанно шевелящиеся, словно отвратительные гусеницы.

Маленький сталкер Бандикут. Только его не хватало.

— Чё, узнал дядю? — осведомился Бандикут и противно захихикал. — Вот уж кого не думал ещё раз встретить в этом мире, так это тебя, доктор-врач.

Володя продолжал кашлять — уж больно едкой и противной оказалась гадость, которой пытался напоить его злобный коротышка. Жидкая пластмасса, не иначе. А он ведь глотка три, а то и четыре сделал…. Тьфу, дрянь какая!

Однако в голове слегка прояснилось, военврач сделал глубокий вдох и тут же подавился прохладным воздухом, сообразив, что забрало шлема открыто. Он нелепо зашарил и зашлёпал руками по лицу, пытаясь захлопнуть забрало, но тут же понял, что лежит вообще без шлема.

— Не гоношись, — деловито велел Бандикут, завинчивая крышку на зелёной пластмассовой фляге и пряча сосуд за спину. — Дыши легко и свободно, как на магаданском курорте. Уж от чего — от чего, а от воздуха на Зоне сдыхают в самую последнюю очередь, доктор-врач. Обычно до летательного исхода просто не доходит, гораздо раньше помирают от чего-нибудь другого.

— Летального, — машинально поправил Рождественский, приподнимаясь на локтях. Сесть у него с первого раза не вышло. — До летального исхода.

— Один хрен в результате погибший труп насмерть убитого покойника выходит. Хоть по-научному, хоть по-простому, по-сталкерски, — рассудительно заметил Бандикут. — А ты вообще куда пёрся-то, скажи на милость?

— К своим, — угрюмо буркнул Володя. Он всё же сумел сесть и обнаружил, что находится в довольно просторной пещёрке, освещаемой переносным фонарём. С низкого потолка свисали сухие корешки и какой-то серый мох — наверное, так изнутри выглядит барсучья или кроличья нора. Фонарь был древний, такие Рождественский видел только в кино. За выпуклым подкопчённым стеклом потрескивало и плясало синеватое пламя; кажется, там горел керосин или бензин, а то и вовсе какое-то масло.

Помимо фонаря в пещёрке имелись драные полосатые матрасы (на одном из которых военврач и сидел в данный момент), бесформенная куча железяк в углу и — чудо, чудо! — оставленная им под изуродованной сосной «репка с маком», она же роботизированный полевой медицинский комплекс РПМК, невинно пострадавшая в неравной схватке со сталтехом.

— Подобрал вашу бандуру, — с гордостью сообщил сталкер, перехватив Володин взгляд. — Полезная штука, чё. Пригодится в хозяйстве.

— Это армейское имущество! — возмутился Рождественский.

— Сам ты армейское имущество, доктор-врач, — неприятно усмехнувшись, сказал Бандикут. — Я за вами зря, что ли, по развалинам таскался? Под землю даже попёрся, жизнью рисковал, можно сказать. Так что трофей не обсуждается. Понял? Станина с шасси от метателя там осталась, вот её можешь забрать. Только на хрена она тебе? Ралли по Зоне устраивать? Да и куда тебе наверх-то, тебе к мамке надо. А поскольку мамки тут нету, то временно я за неё побуду.

Володя не нашёлся, что сказать на такую наглость. К тому же он чувствовал, что быстро пьянеет. Из желудка поднималось неприятное тепло, перед глазами всё плыло. А ведь если у него и в самом деле сотрясение мозга, то алкоголь ему никак нельзя!

— Чего ещё скажу, — продолжал тем временем Бандикут, доставая из-под матраса мятую консервную банку без каких-либо опознавательных знаков и откупоривая её ножом. Нож был Володин. — Дурак ты круглый, доктор-врач. Врубил свой маяк и прёшь как дядя Стёпа.

— Как… как кто?

— Дядя Стёпа. Был такой козырный мент в детских книжках, ты тогда небось не родился ещё. Сейчас вас таким книжкам не учат, говну всякому только… Дядя Стёпа Мент, короче, тоже ходил как долбня, издалека видная. Ты что, не соображаешь, что твой маяк — та ещё приманка для железяк? Я его сразу выковырял к бесу.

— Это же аварийный м-маяк… — заплетающимся языком пробормотал Рождественский.

— Сам ты м-маяк! — Бандикут постучал себя согнутым пальцем по низкому грязному лобику и облизал нож, после чего положил его на безопасном расстоянии от лейтенанта. — Думаешь, на базе в Колывани прямо щас всё бросят и полетят тебя искать? Ну да, верно, сигнал словят, запеленгуют… Может, даже вертолёт отправят. Но до тех пор тебя двести пятьдесят восемь железяк зафиксируют и разберут на запчасти. Эх, ты… Грудь в крестах, голова в кустах! — И сталкер звонко щёлкнул ногтем по красному крестику на бронескафандре военврача.

— Я не подумал…

— Я так и подумал, что ты не подумал. Жрать-то будешь? Могу поделиться. Знаешь, как амеба говорила? Бог велел делиться. И поэтому часто делилась пополам. — Бандикут заржал, потом подцепил грязными пальцами из вскрытой банки горсть печёночного паштета и протянул лейтенанту.

— Н-нет… — замотал головой Володя. — Я н-не хочу… — От запаха пищи, тем более поданной таким неаппетитным способом, его замутило.

— Как хочешь. — Бандикут был невозмутим. — Сам сожру. А может, ещё стаканчик примешь?

Володя замотал головой, едва сдержав рвотные позывы. Ещё не хватало облеваться перед этим ничтожеством, подумал он. И так ни во что не ставит, скотина…

— Ну и правильно. Бухальце, доктор-орёнврач, оно когда в меру, то полезно в любых количествах, а сверх меры — смерти подобно. — Сказав так, дрянной коротышка принялся алчно пожирать жирный паштет, напоминая какое-то небольшое грязное животное. Крысу? Хомяка?… — Ещё когда тебя сталтех прижал, я сразу сообразил: ты первый раз в прериях, — глубокомысленно поведал он.

— В каких пыр… прериях? — с трудом проговорил военврач, безуспешно борясь с подступающим опьянением.

— Ну, в пампасах. Обычно с гражданином подполковником посерьёзнее пацаны ходят, а тут ты — как из ясельной группы. Ходишь, маякуешь… Скажи спасибо, что я тебя вырубил.

— Так это… это вы были?!

— Нет, фея-крёстная! — огрызнулся Бандикут. — Я же говорю: за вами шёл, присматривал. Военные — они такие: после себя набросают разного, а если сами полягут, так вообще словно на ярмарку пришёл. Я вот с тобой вожусь, а надо бы пойти амуницию собрать…

— Чью… чью ам-муницию? — пролепетал Володя, уже заранее зная, что ответит сталкер.

— Да вашу, — доверительно сообщил коротышка. — По-моёму, никто живым не ушёл. Нашли куда сунуться — в самоё гнездо! Там давно уже весь железнодорожный музей с Сеятеля поселился. Наверху им тяжеловато было, у них с мелкими механизмами что-то вроде ссоры, так они в тоннели перебрались. А вы, как лохи, прямо в самую духовку. Гражданин подполковник-начальник, поди, тоже полёг в пылу сражения. А ведь хитрый был мужик, кручёный… Даже жалко его малость.

Бандикут задумался, то и дело запуская пальцы в паштет, громко чавкая и чмокая. Он порезался о неровный край жести, но даже не заметил этого — кровь лениво капала в банку и перемешивалась с паштетом.

— Точно жрать не будешь? — очнувшись от мыслей, уточнил сталкер.

Володя затряс головой, в ужасе подумав, что может быть в крови у давнего обитателя Академзоны.

— Как хочешь, — пожал плечами Бандикут и быстро доел остатки. — Уф-ф… Господь напитал, никто не видал. А кто и видел, тот не обидел… — Он покосился на лейтенанта. — Не, вроде не обидел. Поспать бы, но недосуг. Слушай сюда, доктор-врач. Ты, я так понимаю, один остался. А не был бы ты, кстати, доктор-врач, и тебе бы кранты пришли. Не стал бы я тебя спасать.

— З-зачем… зачем я вам нужен? И что за д-д-дрянь вы мне дали?!

— Не дрянь, а хороший синтетический спиртик! — всерьёз обиделся Бандикут. — Сам изготовляю, между прочим. А нужен ты мне на органы.

Рождественский вытаращил глаза.

— У нас тут видал чего — одно железо, — благодушно поведал маленький сталкер. — Поэтому если пленного поймал — считай, запасная печень у тебя в кармане. Или почки… — Внимательно посмотрев на военврача, Бандикут скривил унылую рожу: — Ёлки, такого даже дразнить неинтересно. Берут же нынче в армию всякую шантрапу… Ладно, шучу я. Шучу. Какие с тебя, к бесу, органы? Мозжечок с ноготок… А зачем ты мне нужен, доктор-врач, я тебе потом расскажу. Когда вернусь.

— Я… Я не могу т-так… — продолжал бормотать Володя, уже мягко заваливаясь на спину, на матрас. — Мне надо… н-надо доложить…

Хихикающее личико Бандикута раздвоилось, затем растроилось, потом три личика расплылись в разные стороны, и военврач Рождественский вырубился напрочь.

— Вот так, — деловито сказал сталкер, вытирая жирные руки о матрас, на котором сидел. — Вот и ладненько. Доложить ему надо, гляди-ка… Говорю же, спиртяга ещё тот. Доставляет не по-детски. Ладно, доктор-врач, пусть тебе приснятся сахарные ангелочки, а я пошёл…

* * *

Пробуждение было отвратительным. Во рту стоял привкус горькой химии, голова болела (впрочем, к этому военврач уже привык ещё после того, как грохнулся в тоннеле). В пещёрке не было никого, только всё так же горел, потрескивая, фонарь да на полу валялась пустая консервная банка. Наверное, Бандикут, как и обещал, ушёл мародерствовать.

Нож и пистолет коротышка сталкер, разумеется, унёс с собой. И походную аптечку унёс, собака. Даже часы с руки снял — не посмотреть, сколько времени проспал… Всё остальное в бронескафандре было вроде бы цело, кроме, понятное дело, безжалостно выковырянного Бандикутом аварийного маячка.

Первым желанием Рождественского было бежать отсюда сломя голову, но он тут же обнаружил, что пещёрка имеет лишь один вход, он же выход — запертую квадратную металлическую дверь размером где-то метр на полтора с маленьким иллюминатором посередине. Сквозь стекло иллюминатора была видна лишь темнота. Подёргав дверь и попинав её, Володя пришёл к выводу, что побег временно отменяется.

Осмотр пещёрки тролля тоже ничего не дал. Груда железяк оказалась именно грудой железяк, не более: гнутые шарниры, оборванные тяги, упрятанные внутри округлых корпусов моторчики, треснувшие шкивы, мотки проводов, покорёженные печатные платы… Ничего, даже отдаленно напоминающего оружие. На всякий случай Володя выбрал тяжёлый рычаг и положил на видное место — по башке шарахнуть, если что, сгодится.

В резервуаре ещё оставалась витаминизированная вода, которая немного сняла похмелье. Потерев гудящие виски, Володя тихонько выругался, потом неожиданно засмеялся. Нет, с ума военврач не сошёл — он просто увидел прямо перед собой «репку». А «репка» означала практически весь список лекарств, который только можно придумать.

Короче, «репка» лечила что угодно, если только вообще работала.

Трясущимися от волнения руками Рождественский включил роботизированный комплекс. Хирургическую операцию он себе делать не собирался, хотя тот же аппендикс «репка» удаляла на раз и так же шустро разбиралась с целым набором открытых и закрытых повреждений человеческого тела. Но сейчас Володе было достаточно минимальной диагностики, каковую он и запросил у медицинского агрегата.

Пару секунд после получения задания комплекс не отвечал, и Володя испугался, что удар о бетонную плиту стал для «репки» роковым. Однако электроника в конце концов пискнула, замигал жёлтый огонек, и робот выбросил три гибких жгута с присосками на концах. Может, какие-то функции РПМК и утратил, но явно не все.

Володя прилепил две присоски на виски и одну — на запястье, для чего пришлось снять перчатку. Его тут же уколола миниатюрная игла экспресс-анализатора, после чего «репка» надолго задумалась, считывая показатели. Затем та же игла сделала ещё три молниеносных укола, вводя медицинские препараты, которые робокомплекс счёл необходимыми для пациента в данный момент. Жёлтый огонек погас, жгуты втянулись обратно. Диагноза на табло не появилось — стало быть, организм в норме, даже сотрясения мозга, которого военврач так боялся, не обнаружилось.

— Ах ты, молодчина! — с теплотой сказал Володя, похлопывая «репку» по кожуху. От хороших новостей в голове сразу прояснилось, тело налилось бодростью, захотелось есть. Мерзкую ореховую пасту Рождественский решил приберечь на чёрный день, а пока действовать по принципу «грабь награбленное». Он пошарил под матрасами и нашёл небольшой продуктовый склад в ямке, прикрытой стальным листом. Правда, большая часть консервных банок и пластиковых упаковок с концентратами датировалась сороковыми годами, но Володя отыскал две относительно свежих и кое-как расковырял жесть об острый край металлической рамы, обнаруженный им среди прочего хлама.

В одной банке оказалась птичья тушёнка, в другой — мандариновый компот. Обсасывая мягкие косточки и запивая их сладкой жижицей, Володя сосредоточенно прикидывал, как ему лучше поступить. Попробовать взломать дверь? Она выглядела не слишком-то крепкой, скорее всего, Бандикут её откуда-то приволок и установил сам. Или дождаться хозяина, улучить момент и стукнуть хорошенько по кумполу вон тем симпатичным рычагом? Этот вариант Володе нравился больше, потому что в таком случае он мог разжиться оружием. Но как он, врач, сумеет исподтишка ударить по голове человека? Притом человека, который его спас? Если не врал, конечно, про смертельную опасность аварийного маячка…

Доев тушёнку и запоздало пожалев, что не проверил консервы на радиоактивность, Володя снова осмотрел дверь, на сей раз подойдя к вопросу конструктивно. Трясти и пинать её, словно гамадрил, он не стал, уделив внимание креплению. Разумеется, до надёжности ядерного убежища тут было далековато. Во-первых, дверь открывалась наружу и предназначалась для защиты от проникновения извне, а не для удержания кого-то внутри жилища. Во-вторых, петли держались на больших болтах, которые в теории можно было бы просто открутить, имей Володя гаечный ключ. Но ключа у него не было, зато имелась целая куча металлического хлама плюс верная «репка».

В набор медикаментов, которыми был напичкан РПМК, входило и некоторое количество стимуляторов. Одни предназначались для повышения выживаемости, к примеру, в условиях повышенной радиации или пониженного содержания кислорода, другие помогали продержаться при обильной кровопотере и сильном болевом шоке, третьи — осуществить марш-бросок на приличной скорости по пересечённой местности… Вся эта хитроумная химическая мешанина довольно серьёзно била по организму, но в некоторых ситуациях выбирать не приходилось. Сейчас, по мнению Володи Рождественского, сложилась именно такая ситуация.

Он попытался вспомнить всё, что знал о штатных армейских стимуляторах, дабы ограничиться меньшим злом. Но всяко выходило, что за четверть часа работы организма в усиленном режиме придётся потом расплачиваться изрядным отходняком. Главное — постараться свалить подальше отсюда и найти укрытие. Беда была в том, что Володя даже примерно не представлял, где сейчас находится. Логово Бандикута явно находилось под землёй и вряд ли далеко от тоннеля, в котором полегла группа подполковника Гончаренко — раз Бандикут тащил военврача сюда на себе, хотя впечатления здоровяка никак не производил.

Вспомнив о погибших офицерах, Володя снова пригорюнился. По сути, он не знал толком этих людей, даже не со всеми успел словом перекинуться, но на душе было препогано. Какая ужасная смерть — металлические пауки растерзали…

Интересно, а что с ним-то теперь будет, если он вернётся? Выжил один из целой группы… Комиссуют? Решат, что получил серьёзную психологическую травму? Нет, комиссовать, видимо, не комиссуют, но с базы наверняка переведут от греха подальше в какой-нибудь крупный госпиталь. С другой стороны, Володя теперь вроде как обстрелянный ветеран, таких обратно в Зону посылать надо, а не прятать по тихим местам… Чёрт, как всё сложно-то…

Ладно, заключил Рождественский. Потом разберутся. А сейчас надо отсюда поскорее выбираться, потому что маленькому проходимцу он нисколько не доверял. Судя по всему, у Бандикута и в самом деле имелись некие прожекты насчёт Володиного будущего, вот только сам Володя ни секунды не сомневался, что ничем хорошим эти прожекты для него не закончатся. Поэтому начал действовать.

Первым делом он выпотрошил «репку», а именно — опустошил контейнеры с обезболивающими и противорадиационными препаратами, которые от большой нужды можно применить и без инъектора, просто раздавить капсулу и проглотить. Затем сделал себе укол стимулятора, разгоняющего человеческие мышцы до троекратной мощности; главное теперь было — проявлять осторожность, чтобы не порвать мышечные волокна. Когда мускулы стали наливаться энергией — Володя ощутил это как мелкие и довольно неприятные подрагивания и покалывания под кожей, — он взял заблаговременно найденный рычаг и, молодецки крякая, принялся сбивать дверь с петель.

Головку первого болта он разворотил с третьего удара, с другим пришлось повозиться, но и этот наконец поддался. Ни малейшей усталости, ни дискомфорта военврач не чувствовал, хотя прекрасно осознавал, что это ненадолго — перегруженные мышцы скоро превратятся в тряпки, и ему придётся отлёживаться, пока они хоть чуть-чуть не придут в норму.

Снеся ещё один болт, он навалился на дверь, перекосил её и несколькими ударами выбил из рамы. Жалобно треснул сломанный замок, Володя отшвырнул в сторону железяку, которую в обычной ситуации даже не поднял бы, и хотел уже броситься в открывшийся низкий тоннель, но вовремя спохватился. Воскликнув: «Не доставайся же ты никому!», он всё тем же рычагом раздолбал в хлам многострадальную «репку». Тащить её с собой не имело смысла, самому бы выбраться, а оставлять Бандикуту — много чести. И так поди наварился с покойников, что не дотащит.

Потом Володя с тем же мстительным удовольствием сложил продовольственные припасы маленького ублюдка в пластиковый мешок, что валялся в углу, не забыв даже флягу с отвратным спиртом. Мешок он присобачил к креплениям на скафандре, где ранее находилась «репка», взял в руки рычаг и двинулся в путь.

Разумеется, на Бандикута он по закону подлости наткнулся через полсотни шагов по узкому тоннелю, явно проложенному не самим сталкером — на стенах сохранилась голубая кафельная плитка, пол был кирпичный, хотя просевший и кривой. Опустив голову и сгибаясь под тяжестью трофеев, Бандикут рысил навстречу и едва не врезался в Рождественского.

— Твою ж мать!… — закричал сталкер, резво отскочив назад.

Думать было некогда. Володя успел лишь погасить мощь своего удара, в последний момент изменив его направление. Если бы рычаг угодил вертикально, то, скорее всего, просто вбил бы незадачливую голову Бандикута в плечи, не спас бы и пожарный шлем. Но Володя ударил вскользь, отчего сталкер отлетел в сторону, врезался в стену, коротко вякнул, рикошетом отскочил обратно и ничком рухнул на кирпичи. Судя по всему, он отрубился от сильного сотрясения, но Рождественский на всякий случай немного выждал, прежде чем обыскивать преступного типа.

В рюкзаке у Бандикута среди объедков и всякого хлама он нашёл три армгана — к сожалению, без батарей, а стало быть, абсолютно бесполезных. Оружие сталкера, ту самую дуру, из которой был завален сталтех, Володя взять не решился — он с трудом представлял, как ею пользоваться, к тому же пушка была, может, и мощной, но однозарядной и явно самодельной. Ещё откажет в самый неподходящий момент…

А вот два пистолета с пояса Бандикута военврач снял, и все четыре обоймы к ним тоже забрал. Негусто, но всё же оружие. И нож собственный, казенный, вернул на пояс. А вот аптечки и своего пистолета не обнаружил — то ли Бандикут хорошо их спрятал в берлоге, то ли куда-то успел заныкать по пути. Скорее всего, так оно и было — маловато трофеев волок с собой ушлый сталкер, явно не всё, что смог найти. Тайнички, небось, оборудовал где-то, скопидом…

— Цел? — осторожно спросил Володя, тряхнув Бандикута за плечо.

Коротышка молчал, но по дрожанию ресниц было ясно, что он не помер, а пребывает в глубоком обмороке. Ну и хорошо. Очухается, куда денется. Некогда с этим уродом в доброго самаритянина играть. Пусть скажет спасибо, что до смерти не зашибли.

— Ладно, — сказал Володя, поднимаясь. — Надеюсь, никто тебя тут не сожрёт. А мне идти надо. Понимаешь?

Идти в самом деле было надо, и как можно шустрее. Мышцы уже отходили от стимуляторной атаки, так что требовалось срочно найти более или менее подходящее убежище. И здесь лейтенант Володя Рождественский совершил очередную ошибку, потому что не подумал о самом простом решении проблемы — вернуться в логово, связать Бандикута и спокойно отлежаться. Военврач хотел скорее выбраться из жутких подземных коммуникаций и потому побежал вперёд в надежде успеть на стимуляторах добраться до Обского моря.

Это было, пожалуй, худшее, что он мог сделать в сложившейся ситуации.

Коридор закончился весьма неожиданно — тупиком. Володя завертел головой, прикидывая, не проскочил ли на бегу мимо какого-то ответвления (на самом деле он пропустил их с десяток, совершенно не заметив), потом посмотрел вверх и увидел на высоте метров трёх нижние поручни металлической лестницы, покрытой следами коррозии. Посмотрел вокруг — нет ли какой подставки, ведь корявый коротышка Бандикут явно не мог достать так высоко. Не нашёл, обреченно вздохнул, прицелился и на последних остатках стимулятора подпрыгнул изо всех сил.

Уцепился Рождественский удачно, подтянулся, некоторое время поднимался на руках, пока нога не нащупала скобу. Посветил вверх фонариком — лестница уходила в округлый зев вертикальной шахты, что там в конце — можно было только догадываться. Мешкать не стоило: если мышцы сдохнут на лестнице, то не останется сил даже зафиксироваться и повиснуть.

Военврач принялся карабкаться, словно обезьяна, подстёгиваемый красочными воображаемыми картинками: вот обессилевшие руки разжимаются, соскальзывают, и он падает вниз с хрензнаетсколькиметровой высоты, в финале дистанции ударяясь головой о кирпичный пол. Разлетающийся пластик вперемешку с костями черепа и мозгами Рождественский представил настолько достоверно, что даже ойкнул от ужаса и кратенько выматерился.

Падать ему, к счастью, не пришлось. Лестница закончилась люком, в который Володя упёрся шлемом и аккуратно приоткрыл. Снаружи оказалось довольно светло, хотя шахта выходила в помещёние. Вокруг валялись битое стекло и груды разноцветного мусора, и Володя не сразу понял, что находится внутри книжного магазина. Он бы так и не понял, если бы не увидел косо болтающуюся пластиковую вывеску с выцветшей надписью: «Книжная планета». Ул. Ильича, 6, ТЦ Академгородка. Часы работы: 10:00 — 21:00».

С трудом выбравшись из люка и захлопнув крышку, Рождественский отполз в сторону, бросил мешок с украденной едой и привалился к одной из отсыревших и разбухших от времени и непогоды книжных куч, тут же расползшейся под его весом. Получилось удобно — что-то вроде пневматического кресла. Володя расслабился, и тут же мышцы скрутило так, что он едва не взвыл от боли. Судорожно нашарил в контейнере обезболивающее, запихнул в рот и принялся жевать, сплевывая куски пластиковых капсул. Горькое лекарство стекало в горло, но боль не унималась. Рождественский закрыл глаза, перед ними бешено вращались разноцветные круги, словно праздничный фейерверк. Сознания он не потерял — наверное, организму уже надоело это делать. Поэтому военврач просто лежал и ждал, пока боль уйдёт.

Она ушла минуты через три, показавшихся ему тремя часами. На смену боли явилась слабость — лейтенант даже не мог поднять руку, чтобы закрыть шлем. Что там шлем — он не мог толком держать голову, она заваливалась на сторону, как у новорождённого.

«Уж от чего — от чего, а от воздуха на Зоне сдыхают в самую последнюю очередь. Обычно до летательного исхода просто не доходит, гораздо раньше помирают от чего-нибудь другого», — вспомнились слова Бандикута.

Да уж. Сейчас, например, Рождественского можно было брать голыми руками. Или что там у биомеханизмов — манипуляторы? Вот, голыми манипуляторами…

Но сделать несчастный военврач ничего не мог и даже не представлял, сколько продлится такое состояние — последствия зависели в том числе и от физической силы человека, а Володя атлетом никогда не был. В Военно-медицинской академии он уныло висел на турнике, словно груша, или сваливался с брусьев, вызывая зубовный скрежет у мускулистых инструкторов. В бассейне на сдаче зачётного заплыва едва не утоп. Если бы не чисто медицинские достижения, чёрта с два он вообще закончил бы академию. Может, в самом деле надо было больше думать о занятиях в тренажерном зале, нежели о факультативе по армейской сексопатологии или практикуме на тему: «Удаление корня зуба в полевых условиях при отсутствии ультразвукового оборудования»?

Теперь оставалось лишь сожалеть и пассивно следить за окружающим миром, приходя помаленьку в норму. Минут двадцать-тридцать это займёт точно. А то и больше.

Окружающего мира, кстати, было совсем немного: со своего импровизированного ложа Володя видел только полуразвалившийся стеллаж, стопки книг, обломки перекрытий и несущих конструкций, неопрятно свисающие лохмотья пластикового покрытия стен. В проломе стеллажа Рождественский углядел детскую коляску, из которой прямо на него смотрели два диких зелёных глаза. Рождественский дёрнулся было, но быстро понял, что глаза ненастоящие, стеклянные, и принадлежат они плюшевой пуме внушительного размера. Похоже, рядом был детский отдел. Интересно, как эта пума умудрилась так сохраниться? Впрочем, кому она сдалась тут. Дети железячные, что ли, с ней играть станут? Какие, к чёрту у них дети?…

Володя хотел тряхнуть головой, чтобы отогнать идиотские мысли — сказывается всё же, что крепко приложился ею несколько раз. Но мышцы шеи пока отказывались подчиняться лейтенанту. Что ж, придётся ждать. Рождественский скосил глаза в другую сторону. В уголке скалился человеческий череп — наверное, продавец книг или читатель… А может, и писатель, у которого тут в момент Катастрофы была раздача автографов. Почему нет?

Ещё Володя наблюдал фрагмент серого неба в стенном проломе. Очень далеко по небу что-то неторопливо двигалось — то ли армейский вертолёт, то ли биомеханизм-дракон, у которых в Бердске, на площадке бывшего вертолёторемонтного завода, находилась база. В первом случае маячок мог бы помочь Рождественскому, во втором — погубить его, но маячка стараниями гнусного Бандикута всё равно не имелось, так что мучительная проблема выбора в данном случае не стояла.

А ведь сюда и в самом деле может что-нибудь приползти, дошло до Володи. Развалины ТЦ, то бишь Торгового Центра, где в мирные времена жители Академгородка покупали всякие полезные вещи, находились аккурат под академовским тамбуром, на краю холма, который Володя разглядывал после своей встречи со сталтехом.

Рождественский поёжился, представив, что тамбур висит где-то у него над головой… А где тамбур — там и наносимбионты, то есть биомеханизмы, управляемые скоргами. И сталкеры. И вообще много чего обитает в районе академовского тамбура, недаром покойный подполковник Гончаренко даже смотреть на него особенно долго не велел…

Володя попытался взять пистолет. Движения его сделали бы честь старому паралитику — пальцы правой руки даже коснулись ребристой рукояти, но обхватить её сил уже не хватило. Левой руке не удалось и этого — она вообще практически не шевелилась.

Неподалеку что-то обрушилось, потом залязгало, раздался жужжащий шум, словно работали сервомоторы. Видимо, по руинам бродило очередное железное чучело, то ли патрулирующее территорию, то ли просто промышляющее что-нибудь полезное для своих механических нужд. Жужжание приблизилось, на мгновение стихло, после чего стало удаляться.

Рождественский перевёл дух и обнаружил, что пальцы правой руки за это время успели ухватиться за пистолетную рукоятку. Вряд ли это помогло бы, появись здесь нежданный гость, но тенденция несколько обнадеживала.

Что же делать дальше? Может, не стоило удирать от Бандикута? В конце концов, мелкий мужичок был не таким уж злобным… Повадки, конечно, гадостные, но уж всяко получше, чем у нанометаллических обитателей Академзоны. Правда, эти его разговоры о планах насчёт Рождественского звучали жутковато и неприятно. С другой стороны, вдруг он собирался вытащить Володю отсюда за вознаграждение? А в ответ получил железякой по башке… Теперь если и хотел, точно передумал.

Володя сокрушённо покачал головой и отметил, что сделал это без труда. Попробовал усесться, точнее, улечься поудобнее — получилось! Мышцы отзывались запоздало и не в полную силу, как бывает после долгого сна, но главное — слушались!

Торопиться было некуда. В руинах поодаль стояла тишина, снаружи снова пошёл крупный тяжёлый дождь, который немного успокаивал лейтенанта — ведь любая тварь из металла должна относиться к воде с неприязнью и вряд ли станет бродить в дождливую погоду.

Ага. Именно: бродить вряд ли станет. Укроется в развалинах. Что и сделали два примитивных биомеханизма из уверенно стремящегося к нулю числа тех, что ещё шастали по Академзоне, не будучи ни отловлены и переделаны наноорганизмами, ни привлечены в свои ряды более высокоорганизованными ботами или транспортными монстрами с Сеятеля. В мире человеческих отбросов есть бомжи — именно такие бомжи, только механические, искали сейчас приюта в развалинах Торгового Центра. Где случайно наткнулись на обессилевшего лейтенанта Рождественского, который под мерный стук капель неожиданно для себя задремал, лежа на уютной кровати из раскисших фантастических романов.

Первый представлял собой безмозглое порождение племени шагающих роботов-уборщиков, которые были введены в эксплуатацию как раз накануне Катастрофы. Такие механизмы производства Брянского машиностроительного завода ковыляли по различным общественным зданиям большой площади, от гипермаркетов до аэропортов, и прилегающим к ним территориям, бдительно высматривая окурки, обёртки от конфет и другой мелкий мусор. В процессе скоротечной эволюции и единения с такими же недоразвитыми наноорганизмами робот обрёл оружие — нечто вроде пневматического ружья, получившегося из бывшего вакуумного пылесоса, а также гибкие многосуставчатые манипуляторы.

Второй неуклюже передвигался на металлических узких гусеницах, предназначенных для гладкой поверхности, и нуждался в постоянной помощи товарища, застревая и падая на многочисленных неровностях. Как он взобрался на холм, можно было только догадываться, равно как и о том, чем был до Катастрофы этот помятый и побитый цилиндр метровой высоты. Если бы Рождественский смотрел культовый некогда фильм «Звёздные войны», то, наверное, мог бы сравнить его с тамошним роботом R2D2, но лейтенант этого старья не видел. Новый век принёс новые стандарты творчества и новых кумиров, так что плоское кино уже почти никого не интересовало, кроме горстки замшелых киноманов со снобских форумов.

Когда механическая парочка проникла в бывшее помещёние «Книжной планеты», лейтенант сразу открыл глаза, едва услыхав скрежет металлических гусениц по битому бетону и шипение старого гидравлического привода ходуль экс-уборщика. Военврач даже успел сориентироваться и вытянуть руку с пистолетом в направлении появившихся монстров, однако в то же мгновение уборщик выстрелил. С громким хлопком вылетевший из пылесосного раструба свинцовый шар размером со сливу выбил пистолет из всё ещё слабой руки Рождественского. Лязгая траками, второй биомеханизм деловито подкатил к Володе и завис над ним, угрожающе наклонившись и потрескивая электрическими разрядами, срывающимися с поднятых вверх рук-контактов. В сыром воздухе запахло озоном, ржавым железом и смазочной жидкостью.

На самом деле эти два чудом уцелевших представителя так называемых примитивов были едва ли не самыми безобидными представителями Пятизонья. Но после встречи со сталтехом и битвы в подземном тоннеле Володя не делал различий между стальными чудовищами. Поэтому он пару мгновений зачарованно смотрел на то, как низенький гусеничный биомеханизм продолжает искрить и пощёлкивать, а мутировавший уборщик, не опуская своего странного оружия, обходит их обоих по широкой дуге.

Далее всё завертелось и замелькало, словно электрический детский волчок со смещённым центром тяжести.

Володя, не рассчитывая на левую руку и не имея возможности снять пистолет с крепления на левом бедре онемевшей от удара, но вполне подвижной правой, сделал вроде бы глупый, но неожиданно действенный ход. Он сгрёб с пола пару расквашенных томов и в отчаянии швырнул в приближающегося уборщика, который с его пушкой выглядел более угрожающим.

Примитив тут же выстрелил, но не попал, потому что одновременно пытался неуклюже увернуться от броска. Он даже не оценил низкую степень опасности Володиного снаряда, просто автоматически отреагировал на раздражитель. Под левую ходулю подвернулась книга с подходящим названием: «Непоседа», биомеханизм зашипел гидравликой, зашатался и с грохотом рухнул на пол, протягивая манипуляторы то ли к Рождественскому, то ли к своему подельнику за помощью. Подельник перестал угрожающе искрить и покатился спасать приятеля.

В этом он, впрочем, так и не преуспел, потому что внезапно вымелькнувший из дверного проёма тёмно-красный луч пронзил и вскрыл его приземистое тело-цилиндр как консервную банку. Металл по границе разреза тут же вскипел, вспух безобразным багровым рубцом, дохнув в сторону военврача яростным жаром. Смертельно раненный робот судорожным движением угрожающе развернулся к дверям на одной гусенице, пытаясь зафиксировать нового противника. Внутри его корпуса что-то взорвалось с лёгким хлопком, выбросив через вентиляционные щели клубы чёрного вонючего дыма, удушливо потянуло горелой изоляцией.

Второй примитив истерично бился на полу, упираясь манипуляторами и пытаясь встать. При этом он непрерывно палил из своей пневматики; свинцовые шары энергично рикошетили от потолка, и Володя инстинктивно прикрылся рукой, чтобы не схлопотать в лоб. Поэтому он не увидел трагической кончины второго биомеханизма, который добили в упор ещё одним выстрелом.

— И кто тут у нас, спрашивается? — раздался весёлый голос с хрипотцой. — Мама родная — военный! Что, военный, вляпался?

Володя убрал руку от шлема.

Перед ним стоял высокий и массивный человек в таком же драном и битом, как у Бандикута, скафандре, поверх которого был накинут коричневый плащ. Совершенно лысый, череп покрыт старыми шрамами, лицо широкое и мосластое, как у типичного братка прошлого века. Довольная ухмылка от уха до уха, словно беспомощный военврач стал для него приятным сюрпризом. Но особое внимание Рождественского привлекло лёгкое красноватое свечение вокруг правой ладони незнакомца. Тот, перехватив Володин взгляд, с досадливым видом стряхнул свечение с руки, словно грязь, и крикнул, не поворачивая головы:

— Где ты там, Карапет? Тут ещё живой мужик валяется. Из-за Барьера, между прочим! Хочешь потрогать?

— Иду, иду, — сварливо отозвались из-за стены.

Володя завозился, пытаясь сгруппироваться, но лысый предостерегающе направил на него палец:

— Не дёргайся, военный. Очень не советую. И пистолет не трожь. А то живьём зажарю.

Поскольку никакого оружия в руках у незнакомца не было, военврач сообразил, что перед ним — энергик, представитель самого распространённого типа сталкеров, обладающих способностью управлять энергией. Он действительно запросто мог поджарить Володю, направив на него тепловой или электрический удар при помощи собственных имплантов, оплавившихся в момент Катастрофы. Поэтому Рождественский предпочёл не испытывать судьбу, которая и так была в последнее время чересчур благосклонна к нему.

Прихрамывая, в дверном проёме показался второй сталкер. Этот был совсем не боевого вида: пузатый, пожилой, с жёсткой чёрной щетиной на носатом и щекастом смуглом лице. Через защитные очки на мир смотрели его унылые, словно у крупной собаки, карие глаза. Одет пузан был в какую-то стёганую фуфайку, обшитую пластинами металла; на тыльной стороне запястья правой руки у него был прикреплен армган.

— Зачем кричал, Бордер? — всё так же сварливо спросил он. — Валяется человек — и пусть себе валяется, да? Или сам убить не можешь?

— Убить успеем, — возразил Бордер. — Сначала поговорить бы надо. Не так часто к нам из-за Барьера гости приходят. Военный, лейтенант… Медик, правда, ну да это фигня, мало ли что можно на скафандр налепить. — Он оттолкнул ногой безмолвный, истекающий струями чёрного дыма биомеханизм, который отъехал на гусеницах к стеллажу и тихо стукнулся об него.

— Я действительно медик, — проговорил Володя, не ожидая, впрочем, от этого особенной пользы.

— Сейчас проверим. — Карапет подошёл к нему поближе, воняя застарелым потом, присел на корточки, заглянул в глаза и потребовал тоном доцента-экзаменатора: — Расскажи-ка мне… э-э… ну, к примеру, о методах диагностики цирроза печени.

Володя на миг закрыл глаза, поразившись неуместности и неожиданности вопроса. Но отвечать следовало поскорее, и в мозгу привычно пришли в движение невидимые колесики, потащившие за невидимые нити из тёмных закоулков страницы давно прочитанных учебников.

— Значит, так… — забормотал Рождественский. — Начальным этапом диагностики при первом обращении больного к врачу является… является уточнение жалоб пациента и общий осмотр больного. Благодаря высокой компенсаторной возможности клеток печени развитие цирроза может долгое время оставаться бессимптомным. Однако большинство больных циррозом жалуются на общее недомогание, слабость, потерю аппетита, снижение веса, кожный зуд, боли в суставах, выпадение лобковых волос, снижение либидо, нарушение менструального цикла…

— Лобковых волос, надо же, — хмыкнул Бордер.

— Дальше, дальше, — ласково произнёс толстяк, снимая с Володи пистолет. От него ощутимо пахло потом и чесноком. Откуда у них в Академзоне чеснок? — Какие ещё симптомы?

— Н-ну… Часто присутствуют нарушения работы желудочно-кишечного тракта: тошнота, рвота, диарея, обесцвечивание каловых масс, непереносимость жирной пищи и алкоголя. Нередко у больных циррозом отмечается повышение температуры тела. Боли в правом подреберье являются классическим симптомом цирроза печени… — Володя замялся, но тут же вспомнил: — Как правило, боли тупые, ноющие. Появление болей связано… связано с растяжением капсулы печени, хорошо иннервированной блуждающим нервом. Увеличение размеров печени устанавливают при общем осмотре больного. Далее…

— Хватит, — махнул рукой Карапет и поднялся. Повернувшись к своему спутнику, уверенно сказал: — Бордер, он в самом деле врач.

— Тогда он нам действительно не нужен, — незамедлительно решил лысый Бордер.

Толстяк поднял исцарапанный армган.

Володя понял, что теперь ему уж точно крышка. Не было смысла даже бросаться на Карапета, потому что лысый энергик тут же испепелит его мощным зарядом. Поэтому военврач обреченно смотрел на внушительный нос смуглого толстяка с большой бородавкой на кончике, а в голове вертелся совершенно неуместный — или, наоборот, вполне своевременный — анекдот про нелепую смерть, которая пришла к мужику в клоунском наряде.

— Ну чего, я стреляю, да? — уточнил на всякий случай Карапет.

— Не, станцуй лучше, — раздражённым тоном отозвался Бордер. — Птичку-польку. Не нужен он нам, Карапет. Понял? Не ну-жен.

Карапет флегматично пожал плечами и прицелился в голову военврача.

Глава 4

Бандикут метался по разгромленному логовищу и отчаянно матерился.

— Ах ты, сука, доктор врач! — вопил он. — Молокосос хренов, тварь недоделанная! Чтоб у тебя перец отсох и яйца отвалились!…

В бессильной ненависти он то и дело пинал лежавшую в куче мусора металлическую раму, неизменно ушибал ногу, что удваивало поток проклятий, но тут же забывал об этом и продолжал суетливо бегать по пещёре, пока рама снова не подворачивалась ему под ноги. Особенно огорчили маленького сталкера сломанная дверь и уничтоженная «репка». А когда он обнаружил разорённый пищевой склад, то сокрушённо обхватил руками голову, сел на матрас и принялся качаться взад-вперёд, бормоча:

— А говорила тебе мама — не делай человеку хорошего, он потом тебе за это же самоё в рожу-то и плюнет!

Покачавшись и побормотав минут десять, Бандикут слегка успокоился, хотя по его взгляду, время от времени взблескивавшему ненавистью, было видно, что ярость всё ещё клокочет у него в груди. Он старательно разгрёб землю в углу, докопался до деревянной крышки, открыл тайник и сложил туда трофейные армганы. Потом подумал, почесал переносицу и вынул один обратно, прихватив несколько батарей.

— Сейчас я тебе задницу-то подпалю, — зловещё прошипел он, с характерным щелчком загоняя батарею в гнездо армгана. — Задницу-то. Никуда ты не денешься, куда ты из ТЦ денешься… никуда ты не денешься из ТЦ…

Продолжая злобно твердить: «Никуда не денешься, влюбишься и женишься!», сталкер тщательно проверил свою пушку жуткого вида, подхватил армган, кое-как забаррикадировал проём искорёженной дверью и отправился на розыски беглеца.

* * *

— Почему это я вам не нужен?! — вдруг искренне возмутился Володя. Помирать Рождественскому совершенно не хотелось. — Ты, лысый! — Терять ему уже было нечего, поэтому он попер напролом.

— Стой, Карапет, — равнодушно велел толстяку Бордер. — Ну, лысый; дальше-то что? Лысые теперь запрещёны? Ладно, это к делу не относится, но я тебе всё же малость поясню. Вот скажи мне на милость, для чего ты нам, военный? Что ты можешь рассказать полезного? Ваши с нами обычно не церемонятся, чуть что — сразу огонь на поражение. Или ты думаешь, армия тебя выкупит? Да чёрта с два. То есть выкупить-то она выкупит, вернее, пообещает. Но как только мы тебя в условленное место доставим, там нас и хлопнут. Нас не должно быть на свете, военный. Сечешь? А мы — есть.

Карапет монолог товарища не слушал — раз больше никого пока не следовало убивать, он не терял времени даром и теперь по-хозяйски копался в останках биомеханизма-уборщика, что-то там уже деловито отвинчивал, разложив на полу набор ключей и отвёрток в матерчатом чехле с ячейками.

— З-зараза! — сердито пробормотал он. — Старьё сплошное… Сто лет таких не видел, думал, переловили всех давно… Даже мю-фона нету, прикинь, да?

— Слушай, неужели тебе неинтересно, для каких целей я здесь? — с плохо скрываемой надеждой спросил Володя у лысого.

— Не-а, — покачал круглой головой Бордер. — Меня дела военных не интересуют. У меня здесь других проблем достаточно. С мафией проблемы, с Орденом проблемы… А от военных я стараюсь держаться подальше. Но ты не волнуйся, что на тебе толкового есть, так это мы и с трупа снимем…

— Однако ты со мной разговариваешь, а не стреляешь, — сказал военврач, стараясь говорить уверенно. — Значит, тебе всё-таки интересно.

— Да я просто никуда не тороплюсь, — пояснил сталкер. — Карапету вон минут пять ещё нужно, чтобы раздеть биомехов, и мне на это время надо себя чем-нибудь занять. Ладно, бухти, что ты там хотел сказать сверхценного, а потом мы тебя шлёпнем, разденем и пойдём.

Похоже, Бордер отнюдь не собирался шутить. Володя всегда подозревал, что в сталкерской среде царят нравы, весьма далекие от нравов мирного времени, но факты оказались ещё печальнее. И самым печальным, несомненно, было то, что они непосредственно коснулись его самого.

Тем не менее козырь у лейтенанта всё-таки имелся, и он тут же его выложил, понимая, что отступать уже некуда и что если он и дальше будет тянуть, то вполне может оказаться на полу с простреленной башкой:

— Сегодня на Обском море пропал теплоход. Экскурсионный, на котором к Барьеру туристов возят. Сорок три человека и экипаж, причём одна из пассажирок успела сообщить, что на них напало нечто, вылезшее из воды.

— И какая нам с этого корысть? — сосредоточенно спросил Бордер, разглядывая ногти с видом завзятого метросексуала. Карапет продолжал рыться в недрах поверженных биомеханизмов, разочарованно ворча и полязгивая ключами. Армган он с руки снял, чтобы не мешался, и бережно положил рядом, понимая, что в случае чего напарник-энергик справится с пленным и без его помощи.

— Тут всё дело в том, что это за пассажирка.

Лейтенант замолчал, выжидающе глядя на Бордера. Тот продолжал исследовать ногти, потом принялся полировать их о лацкан плаща. Прикинув, что молчать дальше совсем уж непродуктивно, Володя закончил:

— Это дочь председателя Совета Федерации Сухомлинова.

— Сухомлина, — поправил Карапет, не отрываясь от своего занятия.

— Да, Сухомлина, — согласился Рождественский. — Нашу группу послали её искать, но в тоннеле на нас напали. Металлические пауки, подполковник сказал, что это рабочие боты. Перед этим они, судя по всему, уничтожили другую часть нашей группы…

— Что за подполковник? Сколько человек было в группе? Куда делись? — Бордер явно заинтересовался и теперь уже не скрывал этого.

— Подполковник Гончаренко. Четырнадцать человек. Бандикут сказал, что все погибли вроде бы…

— Стоп-стоп-стоп-стоп-стоп!!! Тут ещё и Бандикут примазался?! Вот с этого момента совсем подробно давай, военный, — потребовал лысый сталкер. Его толстый спутник перестал возиться с биомеханизмом и внимательно уставился на лейтенанта, почесывая отвёрткой небритый подбородок.

— М-меня Бандикут подобрал. Я в тоннеле заблудился… — замямлил Володя, не зная, в плюс ему пойдёт знакомство с Бандикутом или в минус. Сталкеры переглянулись, Бордер поощрительно кивнул, демонстрируя, что ждёт продолжения рассказа. — Я уснул, он пошёл за трофеями… Пока ходил, я дверь сломал, в коридоре на Бандикута и напоролся. Ну, стукнул его… Он там валяется, наверно, до сих пор…

— Убил?! — несказанно удивился лысый.

— Нет, что вы… Просто сильно стукнул.

— Зря, — искренне огорчился Бордер. — А дальше что было?

— Потом я сюда вылез, сел отдохнуть, а тут — биомеханизмы…

— Разве это биомеханизмы, — презрительно сказал Карапет и сплюнул. — Фигня это, а не биомеханизмы. Их голыми руками можно было завалить. Странно, что они тебя сами не испугались.

— А вы-то, дебилы хрестоматийные, в тоннели полезли… — пробормотал Бордер. — И Гончар, идиот, повёл вас туда. Как надену портупею, всё тупею и тупею… — Он ещё поворчал и утих.

Володя пожал плечами, пытаясь сообразить, правильно ли он поступил, утаив истории со сталтехом и стимуляторами. В общем-то к делу они не относились.

Бордер молчал. Наконец он встряхнулся, словно огромная птица, поправил плащ и проронил:

— Насколько я понимаю, ты хочешь сказать, что, если мы найдём пропавшую девчонку, её папаша может отвалить неслабые бабки?

— И не только бабки, — торопливо пошёл ва-банк Рождественский. — Я думаю, председатель Совета Федерации может сделать для вас очень многое сверх того. Скажем, закрыть глаза на какие-то ваши… э-э…

— …Преступления, — закончил за военврача лысый сталкер.

— Правонарушения, — мягко поправил тот.

— Выдать нам паспорта, извлечь импланты и поселить в городе Сочи, например, — продолжал энергик, не обратив внимания на поправку.

— Запросто, — согласился Володя, не понимая, куда этот правонарушитель клонит, но уже ощущая, что энтузиазма от предложения он не испытывает.

— Запомни, военный: импланты извлечь нельзя, — жёстко произнёс Бордер. — Невозможно. Это теперь часть нашего организма. Ходят, конечно, разные байки про Красного Доктора и Таблетку Шульца, но я что-то не видел сталкеров, которым они помогли. А значит, не поможет и долбаный председатель долбаного Совета Федерации. Так что остановимся пока на деньгах и некоторых других приятных вещах… Я одного только не понимаю: даже при таком раскладе — зачем нам лично ты? За информацию, конечно, гран мерси, но сам понимаешь, делить награду пополам приятнее, чем на три части…

— А я, кажется, понимаю, — сказал вдруг чернявый толстяк, поднимаясь с колен и покручивая в пальцах отвёртку. — Если мы вдруг найдём девочку или её след, кто пойдёт рассказывать об этом военным? Ты? Или я? Нас сразу прихлопнут, даже слушать не станут. А вот он — запросто.

— А ведь верно, Карапет! — Бордер хлопнул себя ладонями по ляжкам. — Я сразу и не сообразил. Но тут есть небольшая закавыка. Всё упирается в то, что мы не знаем, где искать девчонку, если она до сих пор жива. Не знаем даже приблизительно. И ты тоже не знаешь, военный. Мораль?

— А? — тупо спросил Рождественский.

— Мораль такова: не ходил бы ты, Ванек, во солдаты…

— Меня Володя зовут.

— Один хрен, — махнул рукой Бордер. — Так что не обессудь, толку с твоей истории никакого. Поди туда, не знаю где, найди то, не знаю кому… Лучше бы ты в адвокаты пошёл, или кто там у вас на воле больше всех сейчас зарабатывает? А так — небось, папаша офицером был?

Нет, офицером отец Володи Рождественского не был, как могло показаться из честолюбивых устремлений Володи служить именно в Зоне.

Папа его был самым обычным поваром. Ну, то есть не совсем обычным, а очень хорошим поваром в очень неплохом ресторане «Династия Романовых» в Великом Новгороде. После Катастрофы Великий Новгород по причине опасно близкого расположения к Серебряному Бору и тамошней Зоне стал расти и процветать — тут тебе и военные, и учёные, и журналисты, и разнообразные мафиозные структуры, о которых в приличном обществе говорить не принято… В общем, на обед юный Володя имел не банальные котлетки с картофельным пюре, а какие-нибудь телячьи медальоны в мятно-миндальном соусе с гарниром из артишоков и авокадо. Неудивительно, что к окончанию школы он быстро набрал лишний вес, что для будущего повара — а отец прочил его именно в повара — было делом чести. Поскольку мама умерла, ещё когда Володе было шесть лет, ни дополнительно поддержать эту идею, ни противостоять ей было некому.

— Худой повар ни у кого не вызывает доверия! — внушал отец, весивший около ста восьмидесяти кило. — Кто в здравом уме пойдёт к беззубому стоматологу или к безграмотному учителю?

При этом он энергично дирижировал шашлычком из морских гребешков, с которого на белоснежную скатерть капал густой коричневый соус терияки.

Однако в результате у Володи имелся целый ряд проблем. Его дразнили одноклассники. Его не замечали девочки. Его не взяли в молодёжную футбольную школу, хотя футбол он очень любил. Впрочем, приучившись вкусно есть, он неизбежно начал неплохо готовить сам.

В повара Володя не собирался, конечно, но постепенно осознал, что ему ничего не остаётся. И осознавал до тех самых пор, пока в соседней однокомнатной квартире не поселился комиссованный из армии старший лейтенант дядя Толя Овсянников.

Дядя Толя служил как раз в Серебряном Бору, где и получил ранение. Познакомился с ним Володя случайно — Овсянников чинил во дворе свою новенькую «ладу-магнолию» и попросил подать ключ на шестнадцать. Володя, помимо «подай-принеси», помог дельным советом, благо у отца была такая же «магнолия», пока он не стал шефом в «Династии Романовых» и не перешёл на элитный «ЗИЛ-камергер». Отцовская лайба постоянно ломалась, как это всегда бывает с продукцией Волжского автозавода, и Володя не раз помогал её ремонтировать.

Слово за слово, и дядя Толя пригласил смышленого соседского парнишку в гости, где за пивом рассказал о страшных буднях военных сталкеров.

Володя слушал, развесив уши по плечам. Дневные и ночные рейды. Перестрелки со злокозненными сталкерами, наполовину людьми, а наполовину — продуктами Зоны, ставшими такими из-за имплантов, оплавленных во время Катастрофы.

— Да какие они люди?! — горько восклицал дядя Толя, наливая себе в стакан с пивом сто граммов водки «Медведефф». — Не люди они, Володька! Помню, у нас в боевой группе был такой Паня, ну, Павел… ты понял, карочь… Так он отбился в ночи, то ли они его отловили… Карочь, на следующий день к Барьеру подкинули — нос отрезан, уши отрезаны, мужицкое тоже всё отрезано, на груди вырезано — «Привет от Ордена»… Мы с ними тоже не церемонились, но мы-то люди. Поймали — к стенке, карочь, и только-то…

Володя вздыхал, глотая тёплое пиво, и сравнивал рассказы отца на тему: «Как мы сегодня попробовали приготовить улиток сплинандеро с орегано по-паросски» с героическими повествованиями дяди Толи Овсянникова:

— …И вот мы такие идём, четверо всего, а он — навстречу! С автобус размером, карочь, и отовсюду пушки торчат, как на линкоре! Ну, думаю, пришла пора помирать, Анатолий. Потом, думаю, чего это? Я — человек, а оно — машина железная! И тут я его, карочь, из подствольника прямо в голову! И ребята ещё помогли… Карочь, завалили мы его, а тут — второй! Они по двое ходят, если что. Ну, я и второго — с этим, правда, повозиться пришлось, шустрый оказался…

Нет ничего удивительного в том, что в результате Володя подал документы в военное училище, устроив предварительно домашний скандал. Отец пошумел-пошумел, призывая на голову непутёвого отпрыска кары всех кулинарных богов, но в конце концов сдался. Не чужой всё-таки, своё чадо, хоть и непутёвое.

Срубили Рождественского тут же, на физподготовке. После чего добрый подполковник из комиссии посоветовал, бросив сокрушённый взгляд на круглый Володин животик:

— Я помню, помню, что вы на собеседовании говорили. Если всё так серьёзно, вам прямая дорога в военные врачи. Захотите — и Зона будет, и всё что угодно… А на физику там не особенно смотрят, там голова нужна. Ну, и ещё руки.

И действительно, в Военно-медицинскую академию Рождественский прошёл без особого труда, хотя и с известными оговорками насчёт желательной физической формы. Отец подарил ему на прощание блокнотик со сборником особо изысканных кулинарных рецептов и попросил, если не заладится, возвращаться — у них как раз некий Константиныч собирался на пенсию.

В Академии у Володи всё складывалось удачно, он здорово сбросил вес, подтянулся, но любовь к хорошей кухне сохранил по сей день. Однако великим разочарованием стало то, что героический дядя Толя Овсянников оказался обычным складским сержантом, которого придавило какими-то ящиками в результате обрушения неправильно собранного стеллажа. Один из офицеров-инструкторов Академии знал его по Серебряному Бору и долго смеялся, когда Володя с придыханием пересказал ему ряд особенно впечатляющих приключений соседа.

Первой мыслью Рождественского было забрать документы и поехать на смену престарелому Константинычу, попутно высказав всё, что накипело, броненосному военсталкеру дяде Толе. Но Володя решил остаться — из гордости, из юношеского упрямства, из нежелания продемонстрировать отцу свою слабость. И сейчас проклинал себя за это решение, представляя, что мог бы не валяться на груде раскисших склизких книжек, ожидая выстрела из армгана, а стоять у котла на кухне и помешивать поварёшкой вкусно пахнущую солянку с каперсами…

Именно в этот момент на сцене появилось очередное действующее лицо.

Это был не бродячий робот-примитив с мозгами набекрень, а вполне дееспособный боевой охранный бот из числа тех, что периодически патрулировали окрестности академовского Тамбура. Обученный и перепрограммированный нанохозяевами, тускло поблескивающий синеватой вороненой сталью корпуса, смертельно опасный. Сталкеры, вероятно, сумели бы засечь его приближение вовремя, но слишком увлеклись разговором с военврачом, почуяв запах хороших денег — нет ничего занимательнее, чем разговор о хороших деньгах, — и бот нанёс удар первым.

Более или менее свежие модели охранных ботов до Катастрофы оснащались преимущественно парализаторами, электрошокерами и прочими гуманными видами оружия, призванными не убить нарушителя, а обездвижить и успокоить его. Но данный механический блюститель порядка за несколько лет изрядно изменил штатную комплектацию — шокер превратился в мощный энергоразрядник, а толстые лапы заканчивались теперь пулемётными стволами крупного калибра, вероятно, снятыми с брошенной военной техники.

Володя заметил пришельца первым, но сумел только ткнуть в его сторону пальцем, моментально потеряв дар речи. Бордер оглянулся и вжался в стену, почти растекшись по ней, словно вампир из фильма ужасов. А вот Карапет оплошал. Его армган так и валялся на полу рядом с инструментами, при помощи которых он разбирал павших примитивов. Гортанно выкрикнув на незнакомом Рождественскому южном языке, толстяк метнул в бота отвёртку, которую держал в руке, и кинулся к своему оружию.

Отвёртка громко цокнула о корпус бота и отлетела в сторону. Биомеханизм не среагировал на неё, мгновенно оценив ничтожность угрозы. Он дал короткую очередь, и четырнадцатимиллиметровые пули разорвали в клочья грудь толстяка, отбросили его к наружной стене помещёния, которая от сильного удара обрушилась и погребла тело под обломками кирпичей и штукатурки. Фуфайка с металлическим пластинами, понятное дело, удержать такой калибр никак не могла. Ноги Карапета, торчащие из-под свежего завала, судорожно дёргались, размазывая быстро увеличивающуюся кровавую лужу, словно сталкер пытался безуспешно убежать от неумолимой смерти.

Бот тем временем развернулся и, оценивая ситуацию, словно уставился на Володю. Конечно, у проклятой железяки не имелось глаз или даже объективов: она сканировала местность совсем иным способом. Но Рождественский готов был поклясться, что она смотрит на него — пристально, бесстрастно, изучающе.

С пальцев Бордера с треском сорвался сияющий ярко-красный шар и врезался в противника. Бот успел среагировать на раздражитель и сместился в сторону, прежде чем его поразил направленный прямо в центр корпуса файербол, но после ослепительной вспышки от попадания огненного мяча в правую лапу-пулемёт та оказалась неуклюже вывернута вбок и явно небоеспособна. Воспользовавшись секундным замешательством врага, Бордер отклеился от стены и с разбегу прыгнул в пролом. За жужжанием механизмов бота и тихим шелестом так и не прекратившегося дождя лейтенант всё же услышал, как лысый сталкер неудержимо катится вниз по обломкам, увлекая за собой лавины мусора.

Рождественский оказался лишён обоих пистолетов, да и вряд ли они помогли бы ему в схватке с противником подобной весовой категории и огневой мощи. Бот, очевидно, убедился, что военврач безоружен, и стоял неподвижно: то ли прикидывал, что делать с Володей дальше, то ли совещался с кем-то по мю-фонной связи. Убивать добычу он пока не собирался — у него определённо была директива собирать поверженных безоружных человеков живыми.

Однако и Володя сделать ничего не мог. Он осторожно пошевелился, проверяя, восстановились ли мышцы. Они ныли, но работали, пусть и не на сто процентов. А толку? С ножом на биомеханизм кидаться, как покойный Рахметов? Так то были пауки, они сравнительно мелкие и хрупкие. А здесь — всё равно что на танк.

— Слушай, может, я пойду? — осторожно спросил Рождественский. Мало ли, вдруг этот бот только на сталкеров настроен, а военных не трогает?

Биомеханизм молчал и не двигался, только рефлекторно подёргивал искалеченной конечностью: где-то в шарнирном суставе продолжал работать заклинивший искорёженный сервомеханизм.

— Молчание — знак согласия?

— Ты ему ещё трогательную песенку спой, доктор-врач. Как львёнок и черепаха, — послышался свистящий шёпот неизвестно откуда.

Бандикут?! Откуда он здесь взялся?

Чёрт, да он же в люке, дошло до Рождественского. Очухался и прошёл следом по тоннелю. Делов-то.

— Отвлеки его! — прошипел невидимый сталкер.

— Как же тебя отвлечь, скотина металлическая? — сокрушённо пробормотал Володя и попытался подняться. Бот не реагировал, по-прежнему стоя напротив угрожающей махиной. Однако едва военврач привстал на одно колено, неожиданно ожил и двинулся к нему, на ходу вздёргивая уцелевшую руку-ствол.

Вот я и допрыгался, уныло заключил лейтенант, не сводя глаз с приближающегося металлического убийцы.

В тот же миг крышка люка взмыла в воздух, загрохотала по полу, как гигантская монета, и из отверстия в полу, как чёртик из табакерки, выскочил Бандикут. Он выстрелил сразу с двух рук — из своей умопомрачительной крупнокалиберной гаубицы и из армгана. Оба выстрела попали в цель: армган отсёк и без того повреждённую Бордером лапу, а другой заряд угодил в самую середину приземистого округлого корпуса и пробил там дыру размером с хороший арбуз.

В помещёнии коротко взвыла сирена — сработало сигнальное устройство бота, потом он завалился на бок, в падении выпустив длинную очередь из пулемёта. К счастью, пули прошли мимо Володи и мимо Бандикута, который так же резво нырнул в люк, как и появился оттуда. С потолка посыпались куски пластикового покрытия и битое стекло из чудом уцелевших во время катаклизма ламп.

Упав, биомеханизм заскрёбся в попытках подняться. Из пролома в корпусе валил вонючий жёлтый дым, сыпались разноцветные искры. Володя на четвереньках бросился к армгану Карапета, который так и остался лежать возле полуразобранного уборщика. Схватив оружие и поскользнувшись на покрывавших пол сырых книжных страницах, он неуклюже перевернулся, шлёпнулся на задницу и высадил по боту всю батарею, совсем как недавно по металлопауку в тоннеле. Руки у лейтенанта тряслись — и с перепугу, и мышцы ещё не восстановились, поэтому он сплошь исчертил лучом механическую тварь, не нанеся новых серьёзных повреждений прочному корпусу.

Из люка высунулся Бандикут и заверещал:

— Хорош палить, пехота! Давай сюда, мало ли кого он позвал! Набегут сейчас, покажут нам козу на возу!

С этими словами маленький сталкер ухватил Рождественского за ногу и бесцеремонно поволок под землю. Володя не сопротивлялся, наоборот, уронив опустевший армган, отталкивался руками, помогая коротышке себя тащить. Издыхающий бот тем временем выпускал клубы дыма, ярко искрил, ворочаясь и иногда взревывая сиреной.

— Стойте! Я с вами!

На голову военврача, еле-еле успевшего уцепиться за скобы, свалился вернувшийся снаружи Бордер, окутав его полами плаща.

— Люк! Люк закрой, падла! — заполошно заорал снизу Бандикут. Лысый выругался, нашарил крышку люка и задвинул её у себя над головой.

Вниз сталкеры спускались, обмениваясь репликами через молчащего Володю.

— Здорово, полудурок! — кричал пыхтевший Бандикут. — Ты-то здесь как? Слыхал я, как вы доктора-врача на бифштексы хотели разделать!

— Подслушивал, что ли?

— Вы бы погромче ещё орали. Странно, что вся Зона не сбежалась послушать.

— Башка-то цела, корявый? Пацан сказал, нехило тебя приложил.

— Так уж прям и приложил!

— Что, не бил он тебя по башке, что ли? — ехидно осведомился Бордер.

— По башке бил, сука, — не стал отпираться Бандикут. — Но с этим я потом разберусь. Дело вправду может выгореть, хотя что-то нас многовато для концессии… Не люблю я делиться, лысая пачка.

— Это все знают, — сухо сказал энергик. Он спускался быстро, едва не наступая грубыми ботинками на руки с трудом цеплявшегося за скобы Рождественского.

Наконец военврач оказался на полу и едва успел отскочить, потому что сверху сверзился Бордер. В свете включённого фонарика лысый сталкер ещё более напоминал упитанного вурдалака.

— Хрена ли ты светишь в морду, военный? — спросил он злобно. — Отверни прожектор!

Только сейчас Володя сообразил, что он опять остался без оружия. Наедине, что немаловажно, с двумя вооруженными типами, которые, мягко говоря, не испытывают к нему особой приязни. Да, у него есть нож, но что ему даст эта игрушка против сталкера-энергика?

— За мной идите, — буркнул Бандикут и затопал по коридору.

Бордер бесцеремонно пихнул Володю в спину:

— Давай, шевели батонами, военный!

Володя послушно зашевелил батонами, понимая, что энергик в любую секунду может приготовить из него хорошо прожаренный бифштекс, какие так удавались Рождественскому-старшему.

Они проследовали мимо зияющих в стенах проломов, закрытых металлических дверей, большой квадратной комнаты, в которой сохранились стол, сломанное кресло и настенный календарь аж за 2030 год с рекламой голографических панелей «Горизонт». Мимо всего этого Володя в запале и на стимуляторах проскочил в прошлый раз, даже не обратив внимания.

— А ну, стойте, — велел Бандикут.

Володя и Бордер остановились, коротышка просеменил мимо них обратно, ухватился за свисающий со стены кусок толстого кабеля и с силой дёрнул. Метрах в десяти позади с грохотом обрушился потолок, заполнив узкий коридор пылью.

— Охренел?! — заорал Бордер, протирая запорошенные глаза ладонями. — Предупреждать надо!

— Система безопасности, — деловито пояснил Бандикут. — Спалили мою секретную тропку, пришлось перекрыть… Позарастали стежки-дорожки! А ты, доктор-врач, даже не представляешь, как крупно мне нагадил!

— Спасать не надо было, — огрызнулся Володя, которому надоели постоянные шпильки.

— Надо-надо, — погрозил грязным пальцем сталкер. — Именно что надо. Нагадил — рассчитайся. Я человек справедливый. Теперь с тебя живого не слезу, будь спокоен.

— Да уж, — презрительно хмыкнул Бордер, всё ещё пытаясь проморгаться. — Справедливый. И честный. И прямой. Как строительный отвес.

— А ты, лысая пачка, не встревай! Ты у меня в гостях. Захотел бы — вообще тебя с собой не брал бы. Или оставил бы под завалом. Сейчас придём, сядем, всё спокойно обсудим как белые люди. Пошли, недалеко уже осталось.

Пожав плечами, Бордер снова пихнул Володю в спину.

— А поаккуратнее нельзя?! — внезапно огрызнулся тот. Ему уже порядком надоело, что с ним обращаются, как с бессловесным скотом.

— Нельзя, — отрезал лысый энергик. — Из-за тебя Карапет погиб. Понял? Ты знаешь, каким он биоником был? От бога!

Так вот в чём дело… Биониками, или лекарями, назывались сталкеры, которые были способны лечить различные травмы до средней тяжести, несложные переломы, ожоги, слабые химические отравления. Они же были специалистами по модулям жизнеобеспечения и метаболическим имплантам, а также могли усиливать способности других классов сталкеров. Не исключено, что покойный Карапет и до Катастрофы был медиком — недаром он так уверенно экзаменовал лейтенанта на предмет цирроза печени…

На переговоры они засели в уже знакомой Володе пещёрке Бандикута, в углу которой валялись бренные останки раздолбанной военврачом «репки». Бордер с сомнением огляделся и заметил:

— Ну и логово же у тебя, Бандикут. Как у крысы.

— Крысы не крысы, а живу и не жалуюсь, — необидчиво произнёс коротышка, зажигая свой допотопный фонарь. — У вас на Пироговке, может, и получше, зато у меня куда спокойнее.

Бордер тут же уселся на матрас, кивнул лейтенанту — дескать, и ты садись, не маячь. Володя нарочно остался стоять, понимая, что выглядит глупо, но слушаться команд лысого, как собачке, ему совершенно не хотелось.

— Слезу девственницы будешь? — поинтересовался у Бордера Бандикут.

— Отравишь же, — с отвращением скривился тот. — Лей, конечно.

— Я не буду, — поспешно предупредил Володя.

— А я тебе и не предлагаю! — возмутился маленький сталкер. — Тебе, доктор-врач, этот спирт хорошо бы в задницу налить и подпалить. За все твои заслуги. Даже пистолеты мои, и те похерил… Ну да ладно, я сегодня добрый.

— И справедливый, — съехидничал лысый, расправляя полы плаща, чтобы удобнее было сидеть. — И прямой, что тот портновский метр.

Бандикут не стал спорить, лишь облил собеседника холодным молчаливым презрением, после чего оперативно накрыл на стол, добыв из тайника консервы и выпивку. Лейтенант наивно полагал, что в прошлый раз забрал с собой все пищевые запасы маленького сталкера, но обнаружил, что на сей раз продукты были извлечены из другого потайного места. Наверное, тут такие тайнички в каждом углу. Чёрт, плохо пошарил: может, там и серьёзное оружие имелось…

Судя по запаху, во вскрытых банках была рыба в масле.

— Помянем Карапета, — сказал Бордер, торжественно поднимая пластиковый стаканчик со спиртом.

— Помянем, — согласился Бандикут и добавил непонятное: — За проход в ИЦиГ с костями получил эцих с гвоздями…

— Нормальные у вас тут отходные молитвы, — пробурчал себе под нос Володя.

Бандикут смерил его надменным взглядом и надменно сказал:

— Что бы вы понимали, новое поколение! ИЦиГ — это вам не баран чихнул, это Институт Цитологии и Генетики. Карапет там работал раньше. Генетиком был. Учёным с мировым именем.

— С мировым именем Карапет? — с иронией спросил Володя.

Про эцих с гвоздями он даже спрашивать не стал: и так ясно, что какая-то гадость.

Бандикут и Бордер уставились на него так, что ему срочно захотелось стать невидимым, а ещё лучше — вообще не рождаться на свет.

— Карапетян его фамилия. Была, — сухо пояснил лысый. — Ну, будем.

Дальше сталкеры пили вообще без тостов и без разговоров, закусывали консервами, громко чавкая и не обращая никакого внимания на продолжавшего стоять военврача. Помаявшись и побродив туда-сюда с пару минут, он сел в уголке на корточки и принялся ждать, чем закончатся поминки.

Ожидание приятным не было. А ну как эти упыри, обидевшись за своего генетика, надумают что-нибудь учинить с военным врачом, лейтенантом Владимиром Рождественским? Вдруг решат, что он никуда не годен, как решали до этого все окружающие — начиная от учителей и заканчивая его собственным отцом?…

Володя затосковал. Всю жизнь ему приходится доказывать всему миру, что он не верблюд. И всю жизнь он вляпывается в ситуации, в которых ему неизбежно приходится это делать. Может, нужно что-то изменить в себе? Почему все люди, попадающиеся ему на жизненном пути, даже такие ублюдочные типы, как этот карлик Бандикут, ведут себя так, словно на лбу у Володи Рождественского написано: «Я лох, пни меня посильнее»?

Выпив ещё спирта и окончательно насытившись, Бордер вытер руки о полосатый матрас и, вопреки опасениям Володи, вполне миролюбивым тоном сказал:

— Ну-ка, военный, расскажи нам ещё про украденную девку. Думаю, Бандикуту будет интересно, чего я с тобой нянчусь, а не пустил сразу на мясную похлебку.

Делать было нечего, Володя снова подробно пересказал историю о прогулочном теплоходе и пропавшей дочери председателя Совета Федерации. Затем озвучил своё предложение, сделанное Бордеру и покойному ныне Карапету.

Сталкеры внимательно выслушали лейтенанта, после чего переглянулись, и Бандикут сказал:

— А чего, толково говорит доктор-врач.

Лысый невесело усмехнулся:

— Видать, в самом деле сильно он тебя по башке треснул. То есть я понимаю, что теоретически с этой истории можно нарубить бабла. Но где ты будешь эту девку искать? Зона — она ведь большая.

— Да нет, я серьёзно, — сказал Бандикут, сверкая маленькими бесцветными глазками. — Фигня в том, что я примерно представляю, куда они девку утащили вместе со всеми этими идиотами с теплохода.

— А почему вы не сказали подполковнику, когда он вас спросил? — вскинулся Володя. — Мы же могли их спасти! Мы…

— Вы свою задницу спасти не смогли. О чём вообще базар, доктор-врач?

— То есть Гончар в самом деле навернулся? — уточнил Бордер.

— Там вся группа навернулась, — скривился Бандикут. — Чего они в катакомбы полезли, не понимаю. Вроде не дураки, серьёзные мужики… ну, разве вот кроме этого недоразумения… Да, и вот ещё что, — теперь маленький сталкер обращался к Рождественскому. — Ты заканчивай мне тут выкать, доктор-врач. Дома у себя выкай, когда вернёшься. А то ещё по имени-отчеству звать начнёшь или честь отдавать.

— А как твоё имя-отчество, кстати? — ехидно спросил Бордер. — Сам-то не забыл, корявый?

— Сам я много чего помню, — солидно отвечал Бандикут, продолжая пристально смотреть на военврача. Лицо злого коротышки неожиданно сделалось печальным и задумчивым. — Что надо, то помню… А что не надо — забыл давно. Порядок такой.

— Ну и ладно, — неожиданно миролюбиво поставил Бордер точку в этом странном монологе. — Ты лучше рассказывай давай, что знаешь про украденную девку, раз уж начал.

— Ты что, лысый? — выпучил глаза маленький сталкер. — Ты вообще чего спрашиваешь, сам-то хоть понял, а? То есть я тебе сейчас тут всё изображаю в изящных позах и жестах, а потом ты шмаляешь мне в голову своими волшебными искорками и идёшь снимать пенки? А вот этого не хочешь ли? — Подтянув поближе к себе армган, свободной от оружия рукой Бандикут сделал неприличный жест. — Ты мне, Бордер, не верти. Я буду выдавать информацию по мере надобности, и ни минутой раньше. И по крупицам. Ты меня знаешь.

Лысый встал и развёл руками. Полы длинного дырявого плаща взлетели, словно крылья, и опали.

— Как скажешь. По мере надобности так по мере надобности. И по крупицам. Мне главное, чтобы ты не врал. Сбрешешь — уж соображу как-нибудь, запомни.

— Вот это правильно, — вдруг успокоился Бандикут, болезненно откашлялся и поинтересовался: — А кто там в книжной лавке металлолома-то накрошил? Я краем глаза видел пару дохлых железяк. Ты, что ли, доктор врач?

— Ага, он, — хмыкнул энергик и снова сел на матрас. — Его эти два ведра на ножках потрошить собирались, когда мы подошли. Совсем зелёный. Чёрт-те кого уже вояки в Зону засылают… Не идут к ним, что ли, нормальные мужики?

Володя решил, что сейчас не лучший момент демонстрировать обиду, но вставил:

— Я только что из академии. Просто не было другого врача, чтобы с группой послать.

Лысый смерил Володю неодобрительным взглядом:

— Понаберут по объявлению…

Бандикут почесался, покашлял и предложил:

— Может, вздремнём? Дело к ночи, коридор я завалил…

— А как мы назад-то вылезем, кстати? — озабоченно спросил Бордер.

— У меня ходов тут — немеряно. Несколько лет строил. Один завалил — другие остались. В Зоне под землёй спокойнее, чем снаружи… Вернее, пока спокойнее. Что-то чугунки под землю полезли, всё им неймётся. Лады, спать пора.

Поделив матрасы, сталкеры опять вспомнили о лейтенанте, продолжавшем смирно сидеть в уголке. Вернее, он сам о себе напомнил, осторожно сказав:

— Мне бы по нужде… Где тут можно?

— Везде, — зевнув, произнёс Бандикут. — Вон, вышел в коридор и гадь себе без проблем у стеночки. Хотя стоп, у тебя же в скафандре для этих дел специальный мешок есть или типа того. Чего голову морочишь? Под себя и ходи, чё.

— Вы… Ты про систему регенерации? Там боксы менять надо, ну и… я подумал, что лучше оставить их на дорогу…

— Верно рассуждаешь, нечего регенератор запакощивать до поры, — со знанием дела согласился Бандикут. — Есть у тебя всё-таки ложка мозгов, а то я уж сомневался. Ладно, иди гадь, только не под самой дверью.

— Не сбежит военный? — ленивым тоном поинтересовался лысый.

— Куда ещё он сбежит? Главный коридор засыпан, а в остальных он запутается, так и помрёт в лабиринте. Ради всего святого, Монтрезор!

Бордер насмешливо хмыкнул.

Володя, отодвинув в сторону им же сорванную с петель дверь, вышел в коридор. Подсвечивая фонариком, убедился, что маленький сталкер не соврал и сам активно использует доступные окрестности как санузел. Долго возился с застежками скафандра, а потом, сидя орлом у полуосыпавшейся кафельной стенки, подумал: а может, в самом деле попытаться удрать? Ни Бандикут, ни тем более лысый Бордер ему совершенно не нравились. Во-первых, это были отъявленные преступники. Жестокие, хитрые, беспринципные и бесчестные. Во-вторых, они явно многое скрывали. Бандикут сначала сыпал блатным жаргоном и каким-то дядей Стёпой Ментом, а тут вдруг мимоходом Эдгара По процитировал… Бордер тоже не лыком шит, явно понял суть цитаты.

Интересно, а кем они были до Катастрофы? Лейтенант знал, что вживлённые импланты у всех, кто находился вблизи или внутри нынешних пяти Зон, оплавились и фактически вросли в организм. А поскольку импланты в конце сороковых — начале пятидесятых ставили всем желающим подпольно и по государственным лицензиям, сталкеры могли оказаться кем угодно, от бывших сотрудников милиции или ФСБ до членов преступных группировок. Беда была в том, что Катастрофа всех уравняла: обладатели имплантов стали людьми, которые больше не могли покинуть Зону. Большинство погибло, а самые способные выжили и превратились в таких вот бордеров, бандикутов и карапетов… Нормальные ведь, наверное, люди были. Семьи имели, детишек… Карапет вон и вовсе — учёный с мировым именем. На конференции, поди, всякие ездил, симпозиумы научные. И не вовремя дома оказался. Да и эти, небось, какими-нибудь доцентами были. Хотя, может, и пришлые. С Большой земли в Пятизонье лезло полно всякой шушеры. Деньгами ведь пахнет, и немаленькими деньгами…

Нет, убегать сейчас не резон. В самом деле, заблудиться в подземных переходах и тоннелях — проще простого, лучше уж выбраться на поверхность вместе со сталкерами, а там уже разобраться, что к чему. Да и Бандикут, похоже, что-то знает о пропавших пассажирах. Может, кого-то удастся спасти?

Вернувшись, Володя обнаружил, что сталкеры не спят, шепчутся. С его появлением они замолчали, и Бандикут добродушно осведомился:

— Погадил? С облегченьицем… А у меня тут вопрос созрел, вон чего. И, кстати, ложись на матрас, не ходи как циркуль.

Военврач лёг на свободный матрас, поправил его под головой, потом свернул в валик вместо подушки. Спать в скафандре было не очень удобно, но не снимать же…

— Але! — нетерпеливо окликнул маленький сталкер.

— Что за вопрос?

— Вопрос такой: а если мы эту девку найдём уже дохлую? — спросил Бандикут. — Перепадёт нам чего от её папашки?

Володя поморщился от такого неприкрытого цинизма.

— Думаю, если найдём тело и доставим за Барьер, перепадёт.

— Ну да, ну да… Но ты учти, доктор-врач: чтобы никаких подстав. Если какая гадость с твоей стороны выйдет — подыхать буду, но пристрелю. Не успею я — Бордер поджарит, чё.

Лысый сталкер издал некий неопределённый сонный звук, очевидно, подтверждая слова Бандикута.

— И чтобы все наши условия, как скажем, выполнили. А то знаю я: сначала одно пообещают, потом — другое, а в результате вообще шлёпнут, чтобы не рассчитываться…

Володя вздохнул и решительно сел на матрасе.

— Слушайте, — сказал он, — вы что тут, совсем одичали? Только бабки на уме. Люди же пропали! Отдыхали, плыли себе по Обскому морю — и пропали. Может, их ваши железяки уже на органы разбирают! А может, и не железяки вовсе, а…

Лейтенант осёкся, а Бандикут сварливо проговорил:

— Ты продолжай, продолжай. Не железяки, а братья-сталкеры? Думаешь, обидимся? Не обидимся же, а, лысая пачка?

Бордер не отзывался — спал уже, что ли?

— Сталкеры — они всякие есть, — вещал между тем карлик. — И жить им тоже надо, и жрать, и оружие надо, и боеприпасы, и снаряга разная… А ты, доктор-врач, прежде чем нотации тут зачитывать, подумал бы: вас сюда послали туристов этих нелепых спасать? Да хренушки! Вас послали девку эту искать, потому что батя у неё — председатель Совета Федерации. Щёлкнет пальцами — все должны прыгать и ещё спрашивать, достаточно ли высоко прыгают. Что, скажешь, не так?

Рождественский сглотнул вставший в горле ком и промолчал. Чёртов коротышка был прав — разумеется, ЧП есть ЧП, и спасательную группу послали бы в любом случае, но основополагающей задачей всё равно были поиски Сухомлиной. Сразу же вспомнились слова подполковника Гончаренко в вертолёте: «Сами понимаете, задача у нас не из рядовых. В случае удачи — то есть если найдём девку — всем светят звёздочки и ордена. Даже если мёртвую найдём, и то, наверное, что-то светит…». Подполковник рассуждал примерно так же, как и Бандикут, а военсталкеры не возражали. И чем они лучше?

— Задумался или заснул, доктор-врач? — окликнул Бандикут. — Не, не заснул, сопишь неровно… Правда глаза колет? Небось пёрся сюда, представляя, как выносишь на руках запёр Барьер прекрасную пленницу, а к тебе бежит её благодарный папундель со звёздой Героя России в руках?

— Не представлял, — сказал Володя несчастным голосом и снова лёг.

На неровном потолке пещёрки, с которого свисали корешки, плясали блики от фонаря. Вот так, наверное, жили первобытные люди. Ну, почти так. А сейчас — двадцать первый век через зенит перевалил, а люди как жили неандертальцами, так и живут…

— Не представлял — и молодец, — одобрил Бандикут. — Значит, не совсем ты ещё сволочь, доктор-врач, хоть по башке меня, старенького старичка, стукнул, ограбил, да ещё и квартерку мою попортил. А мы с лысым упырём — самые настоящие сволочи, с пробами, с печатями. Потому и веди себя с нами соответственно. Это я по-доброму предупреждаю, доктор-врач. Выпил, пожрал, расслабился…

Лейтенант отвечать не стал: лежал и по-прежнему смотрел в потолок. Хлебнул немного витаминизированной водички, отметив, что осталось маловато и скоро придётся пить то, что пьют сталкеры. Сон не шёл, и Володя начал было считать белых тигров, но тут беспрестанно вертевшийся, похрюкивавший и пыхтевший Бандикут снова заговорил:

— А, ещё забыл важное. Ты вон чего… Нож-то мы тебе оставили, так что если вдруг решишь ночью нас… того, на Луну, значит, отправить, то крепко подумай сначала.

— Подумал, подумал уже, — сердито отозвался Володя. — Спи. Мешаешь.

— Ага, — согласился маленький сталкер и фальшиво спел противным голоском пещёрного тролля:

После этого Бандикут наконец заткнулся. Белые тигры исправно пробегали перед внутренним взором военврача, и где-то на сорок пятом — сорок шестом он стал проваливаться в сон. Сквозь дрему услыхал:

— Слушай, а ты как дверь-то выломал?

— В академии много спортом занимался. Гиревым… — лениво соврал лейтенант и мгновенно провалился в сон.

Он даже не подозревал, что в ближайшие несколько дней у него не будет больше возможности уснуть — разве что вечным сном.

Глава 5

Скелет сидел на поваленной бетонной опоре остановки общественного транспорта и смотрел на лейтенанта Рождественского, улыбаясь так залихватски, словно собирался вскочить и сплясать камаринского на потеху почтенной публике. Скелет был облачен в облезлый бронекостюм без шлема, с побелевшего черепа свисали остатки светлых волос. Рядом валялся древний, совершенно проржавевший «калашников».

Второй скелет лежал ничком у ног первого, вытянув руки вперёд. Он тоже был в броннике, армган какой-то неизвестной Рождественскому модели так и остался на костях запястья, а на второй руке ярко поблескивали золотые часы. Кажется, «ролекс».

— Чего они тут?… — спросил лейтенант, не отводя взгляда от истлевших мертвецов.

— Кто? А, Грызун с Ливнем? Место здесь дурное, доктор-врач. Ловушка, или, по-научному, аномалия. — Бандикут громко прокашлялся, отхаркнул какую-то зелёную гадость и продолжал: — В Зоне какой только хрени нету. Да ты, поди, слыхал на инструктаже, или как там у вас оно называется.

— А почему у покойников оружие не забрали? Ну и часы вон…

— А потому, доктор-врач, что ловушка непонятной природы. Оно как было-то? Я сам не видал, но мужики рассказывали. Шли по делам четверо — эти два дохляка плюс Косматый и Заяц…

— Не Заяц, а Сифон, — лениво поправил Бордер, прислонившийся к изломанному каркасу ларька с уцелевшей вывеской: «Живое пиво». Лысый внимательно озирался, пока Бандикут и военврач присели отдохнуть — отслеживал местность.

— Один хрен, — отмахнулся коротышка. — Всё равно обоих нету уже, подохли потому что, какая им разница… Короче, шли четверо, Ливень и говорит: «Ай, ногу подвернул! Дай сяду починюсь». Отходит шагов на пять и садится вон на ту бетонную хрень. Только сел — мужики и видят: голова набок, язык свесился, а кожа с мясом быстро так облезать с него начинают, словно кислотой облили. Даже не закричал. Опа — и вот уже шкилетина сидит вместо Ливня.

— А этот… Грызун его спасти, что ли, пытался? — осторожно спросил Володя.

— Да прям там — спасти! Обшмонать хотел, чего добру зря пропадать-то. Вот как ты: оружие, мол, часы золотые… Теперь вон, видишь, лежит. Протянул грабки… Тоже на глазах облез. А часы, кстати, до сих пор идут, суки, — с нескрываемым раздражением произнёс сталкер. — Хотя они с ручным подзаводом, давно сдохнуть должны были.

Лейтенант внимательно присмотрелся к стрелкам, скакавшим за толстым сапфировым стеклом. Без десяти одиннадцать.

— Может, их проволочкой зацепить?

Сталкеры невесело засмеялись, потом Бандикут снова закашлялся, заперхал, отплевался и пояснил:

— Ты думаешь, тут совсем дебилы ходят, доктор-врач? Пробовали уже. Не отпускает ловушка. Торчат эти ребята как статуи — их потом вшестером пробовали веревкой тянуть, петлю накидывали… Вон, видишь, у Ливня на шее всё ещё хвост болтается?

Да, теперь Володя заметил, что с шеи сидящего скелета свисает петля из серого шнура, обрезанный конец которого змеей свернулся на коленях бронекостюма.

— Во. Даже на сантиметр не сдвинули, понял? Плюнули и бросили. Может, они вообще заразные, те часы. Да и на хрена они нужны? Так, игрушка…

Судя по громкому вздоху, Бандикут сам не верил тому, что сказал про игрушку. Зелен, дескать, виноград.

Рождественский бросил последний взгляд на неразлучных покойников, угодивших в аномалию, и спрятался обратно за афишную тумбу у ларька, где и укрывалась вся троица. Сидели они здесь довольно давно, минут пятнадцать. Отдыхали, плюс ещё Бордер углядел в отдаленных руинах какое-то неприятное шевеление и велел малость переждать.

А начался день с грубого толчка в плечо, который разбудил военврача. Над ним склонился Бандикут, громко кашляя и восклицая:

— Утро наступило! Прямо на живот! Вставай, доктор-врач, жрать пора. Спирт будешь?

Лейтенант зажмурился и потряс головой. Открыл глаза — мерзкий коротышка никуда не исчез. Значит, всё это был не дурацкий сон.

— Ранняя птичка спиртик попивает, а поздняя — глазки продирает, — наставительно сказал сталкер и принялся вскрывать консервы.

— Спирт не буду, — предупредил Рождественский, принимая сидячее положение. Мышцы после вчерашнего форс-мажора ужасно ныли, но он ожидал, что будет гораздо хуже.

— И правильно, — заметил Бордер. Лысый сталкер старательно проделывал в сторонке, у стены, комплекс каких-то сложных физических упражнений, размахивая руками и ногами. Плаща он так и не снял, поэтому по убежищу метались порывы ветра, словно от лопастей вентилятора. — Нам больше достанется. Кстати, я тут порылся в твоих вещах, уж не обессудь. Много полезного нашёл. Я сам хоть и не врач, но от Карапета кое-чего нахватался по верхам.

— Карапет — он кандидат медицинских наук был, — доверительно сообщил Бандикут, заметив, как яростно сверкает глазами оскорблённый до глубины души военврач.

— Да ты не злись, военный, — мирным тоном сказал Бордер, пыхтя и отдуваясь. По лысине стекали крупные капли пота. — Я ничего не взял, ты ж у нас теперь вместо Карапета, стало быть, и хозяйство твое. Кстати, ты, каракатица мелкая, дай ему пушку какую-нибудь. Сам знаешь, наверху без пушки никак.

— Вот он сделает из твоей задницы люля-кебаб при помощи этой пушки, будешь знать, — буркнул Бандикут, который всё ещё возился с завтраком.

Бордер промолчал, а маленький сталкер вместо оружия бросил военврачу откупоренную жестяную банку. Внутри оказалась рисовая каша с мясом, вполне вкусная и съедобная. Володя молча съел её, игнорируя ехидные предложения сталкеров налить стаканчик — то ли им нравилось дразнить лейтенанта, то ли в самом деле скучно было пить вдвоём. В результате вместо спирта коротышка выдал Володе банку южнокорейского кокосового нектара и добавил сурово:

— По пути с жижкой будет плохо. У тебя в скафандре запас есть, вот им и пользуйся. Из луж, прудов и ручьёв в Академзоне пить нельзя. В смысле, тебе нельзя — нам-то уже плевать, всё равно тут подохнем.

Хоть это и прозвучало грубо, в полном соответствии с традициями противного Бандикута, но вселило в сердце Володи Рождественского надежду. О нём заботятся. Стало быть, в самом деле не завалят в последний момент. Или же заговаривают зубы, они ведь не дураки…

— Ты уверен, что знаешь, куда нам идти? — спросил тем временем Бордер, проглатывая очередную порцию жуткого бандикутовского спирта. Бандикут с усилием прожевал комок пищи и сказал, вытирая тыльной стороной ладони жирные губы:

— Я-то знаю, а ты меня кончай колоть, лысая башка. Или думаешь, я просто так, со скуки взялся вас по Зоне таскать? У меня других дел полным-полно.

— Сбрешешь ведь, недорого возьмёшь, — усомнился Бордер.

— Сбрешу — шлёпнете, — пожал плечами Бандикут. — Ты же и шлёпнешь, когда сообразишь. Или вон доктор-врач. Хотя он вряд ли, сопливый совсем.

— Этот сопливый тебе колокольню едва не снёс, — ехидно напомнил лысый.

— Вот-вот, — не растерялся Бандикут, — а нормальный мужик снёс бы, не рефлексируя и не задумываясь. Кто я ему? Так, фуфло. Не сват, не брат… Чего не добил-то, а, доктор-врач?

— Да вроде не за что, — честно признался Володя, дохлебывая из банки вкусный нектар. — Ты меня тем более спас. Ну, когда сталтеха завалил. И потом в тоннеле подобрал…

— У вас тут прямо Ромео и Джульетта, — громко расхохотавшись, сказал Бордер. — Друг спас жизнь друга… Может, я вам мешаю, мужики?

— Лысый, иди пописай! — сердито пробурчал Бандикут и швырнул пустую банку в стену пещёры. Жестянка с грохотом отскочила и едва не угодила Бордеру по лысине. Сталкер укоризненно покачал головой, но ничего не сказал, а выдал лейтенанту армган, выбрав наиболее обшарпанный, и пару батарей.

Потом они долго шли по коридорам.

Нет, «шли» — не то слово. Правильнее сказать — пробирались. Бандикут, ворча и бормоча, открыл распределительный электрощит на стене коридора. Обнаружилось пробитое в кирпичной кладке большое неаккуратное отверстие, на которое сталкер указал пальцем и велел:

— Вон туда лезьте, лишенцы.

Первым полез Бордер, за ним последовал Володя. Замыкал шествие Бандикут, тщательно закрывший за собой щит. Тоннельчик был узкий, видимо, какой-то сугубо технический рукав для прокладки труб и кабелей, и ползти по нему пришлось на четвереньках. Рождественский то и дело стукался шлемом о низенький потолок. Периодически под ногами что-то попискивало и протискивалось вдоль стен, топоча маленькими лапками. Перед носом маячили стершиеся подошвы огромных башмаков Бордера.

— Крысы, иху мать, — сообщил сзади пыхтящий Бандикут, отбросив взвизгнувший комок шерсти. — Их тут полно. Наверху-то железяки помаленьку отлавливают, не знаю, на хрена они им… А здесь — живут вон. Есть мутанты, а есть и обычные. К северу белых полно, из институтов, видать, разбежались… Те позлее, а эти смирные, чё.

— Мне всегда было интересно, чего они здесь жрут, — заметил Бордер.

— Может, склад какой распотрошили… Тут с прошлого века ещё бункеры есть, я однажды в такой случайно вылез. Так там на стеллажах — пшённый концентрат, целые тонны. В картонных пачках, самоё то крысам похавать.

— Сам бы похавал. Или продал.

— Успею. Там и мне, и крысикам хватит…

Потом им стало не до разговоров — тоннель за очередным люком был ещё уже и ниже, причём с потолка то капала, а то и лилась струйками ледяная вода. На полу воды было сантиметров двадцать, потому продвигались вперёд медленно и молча, только Бандикут иногда гнусаво матерился.

Володя время от времени вспоминал занятия в академии. Преодоление полосы препятствий не шло ни в какое сравнение с этим подземным марафоном — так, послеобеденная прогулка.

По затопленному тоннелю они шли больше часа. Выбрались внутрь бетонного цилиндра — то ли канализационного коллектора, то ли некого секретного сооружения, не исключено, что и недостроенной ракетной шахты… Рождественский заикнулся было насчёт привала, но сталкеры так на него посмотрели, что он тут же умолк и решил с подобными инициативами больше не выступать.

Из коллектора они по ржавой металлической лесенке поднялись в небольшой зал. Судя по раздолбанным фундаментам, торчащим из пола обрывкам кабелей и остаткам креплений, здесь когда-то размещались некие механизмы или приборы. Куда и зачем их уволокли, можно было только догадываться. Учитывая, что всё происходило в Академзоне, механизмы вообще могли уйти отсюда сами. Подумав об этом, лейтенант поправил на запястье армган и нервно огляделся — а ну как сейчас из-за угла вылезет какая-нибудь жуткая конструкция? Но никто не вылез, лишь Бандикут сказал, болезненно кашляя:

— Всё, щас будем на свет божий выползать. Готовьтесь, православные.

— Это мы на Учёных, что ли? — прикинув что-то в уме, поинтересовался лысый сталкер.

— Примерно там, — уклончиво ответил Бандикут. — Вон дверь, открывайте.

Бордер пожал плечами и принялся откручивать приржавевшие барашки. Володя помогал, а Бандикут стоял чуть поодаль и держал дверь на прицеле своей жуткой пушки. Тактику коротышки военврач понимал: вполне возможно, с той стороны притаился управляемый мудрыми наноботами биомеханизм и выжидает, когда эти смешные, мягкие и тёплые людишки пожалуют к нему в гости.

Дверь с противным скрипом отворилась. В проёме никого не было, только серый свет, руины и заросли металлических кустов-автонов. Точнее, не совсем руины: некоторые дома выглядели практически целыми, в отличие от лунного пейзажа в районе ТЦ. Никакой активности здесь вроде не наблюдалось, но Володя не слишком полагался на свою наблюдательность, а потому решил дождаться, пока обстановку оценят профессионалы.

— Знакомоё место, только я поверху сюда обычно забредал. Тихо здесь как-то, — покрутив носом, словно принюхиваясь, сказал Бордер. — Не нравится мне это. Даже мозгоклюйчиков распоследних, и тех не видать.

— У нас наверху всегда потише было. Это ж не Ща и не Сеятель. По мозгоклюям он соскучился, — с отвращением произнёс Бандикут и сплюнул. — Не хрен пялиться по сторонам, пошли помаленьку. Нам ещё надо Растамана навестить.

— Это ещё зачем? — не стал скрывать удивления лысый. Видимо, он совершенно иначе представлял себе дальнейший путь. — На фига нам Растаман?

— А затем, чтобы ты спросил. Дело у меня к нему. Плюс пускай вон доктора-врача осмотрит. У тебя же армейские импланты вставлены, доктор-врач?

— Да, стандартный комплект… — отозвался Володя, не понимая, к чему клонит дрянной коротышка и при чём тут какой-то растаман.

— Вот, тем более, — наставительно поднял палец Бандикут.

Бордер традиционно пожал плечами и поинтересовался:

— А рассчитываться как с Растаманом станешь? Он, сволочь, скаредный. Ничего просто так не делает.

— Просто так и мышь не пукнет. А с Растаманом у меня свои дела, разберёмся, благословясь. Если хочешь, посиди пока тут, мы с доктором-врачом тебя подцепим, как освободимся. Если раньше твои мозгоклюи драгоценные не подцепят. — И Бандикут радостно захихикал, искренне наслаждаясь очередным образчиком своего нехитрого юмора.

Разумеется, лысый энергик сидеть тут в одиночестве не планировал. Втроём они двинулись вдоль длинного панельного дома, предварительно прикрыв за собой дверь и замаскировав её мусором. Володя с интересом озирался, благо здесь картина была совершенно иной, нежели он видел раньше: почти целые здания, весёленькая детская игровая площадка, на которой даже яркий антивандальный пластик до сих пор не выцвел, ржавые кузова автомобилей, скрюченные и переплетённые между собой засохшие сосны…

Ещё не так давно здесь жили люди. Вон на той лавочке сидели, наверное, старушки, перемывали кости прохожим: «А вон Федька из двенадцатой квартиры опять пьяный прётся, щас ему евонная Клавка задаст!» — «А эта, эта! Юбку напялила, ажно все трусы наружу! Нет, мы такое не носили!…»

На площадке, наверное, играли дети. Вон по тем асфальтовым дорожкам, ныне поросшим металлической дрянью, катались на велосипедах и электромобильчиках. Забивали мячи в небольшие ворота, с которых теперь свисали остатки сетки. На что всё это разменяли? Во имя чего?…

Володя тяжело вздохнул.

С выщербленного асфальта компания свернула на еле заметную тропинку, петляющую среди низенькой желтоватой травы. В шаге от тропинки рос крупный боровик, который удивил Рождественского больше, чем в своё время сталтех. Лейтенант даже остановился и присел на корточки.

— Гриб, — потрясённо сказал он. — Настоящий… Мы такие собирали в лесу, на суп, на жаренку… Соус ещё из них отличный, со сливками если…

— Говорила Маша Пете: «Ты б не ел грибы бы эти»… — пробормотал притормозивший рядом Бандикут. — Хочешь, сорви. Сделаешь потом себе бешамель с бланманже.

— Ты про остров Тайвань слыхал? — серьёзно спросил Бордер.

— Это который в Обском море? — проявил эрудицию Рождественский.

— Он самый. А про ползающие грибы?

— Говорили что-то в части… Но это же сказки?

— Тут всё сказки, — печально сказал Бандикут. — Про белого бычка, про семеро козлят и про чудо-юдо поганое. Отойди-ка в сторонку, доктор-врач.

Володя непонимающе покосился на коротышку, потом поднялся и послушно отошёл. Бандикут вскинул армган и аккуратно, короткими вспышками расстрелял гриб. Тот вспучился и лопнул, превращаясь в угли, вокруг затлела и задымилась трава.

— Зачем? — в недоумении спросил лейтенант.

— Говорят, что эти грибы — один из первых продуктов нанотехнологий, военный, — пояснил Бордер. — Ещё в двадцатом веке что-то здесь учёные схимичили. На Тайване, в частности… Там потом иногда люди пропадали, на острове. А после Катастрофы ещё и сами наники над ними поработали. Так что не исключено, что этот гриб — вовсе и не гриб. Точнее, не совсем гриб.

— А может, просто гриб и есть, — тут же встрял Бандикут, уничтожив жалкие останки боровика. — И жарить его можно, и жрать, хотя радиации в нём до задницы. Но в Зоне грибам не место. А что подозрительно, то опасно, доктор-врач. Всё, шпарим дальше, а то стоим тут, как три тополя на Плющихе, осталось только дракону нас засечь.

В гости к Растаману они прибыли через несколько минут. Для этого им пришлось спуститься в подвал одного из уцелевших зданий. Володя ещё издали разглядел, что раньше это была школа: здание такое… типичное, а вон в окне кто-то портрет Льва Толстого вывесил, подрисовав графу чёрным маркером очки и чертячьи рожки. Шутнички… Над широким крыльцом, рядом с дверным проёмом Володя увидел мраморную табличку: «Частный образовательный лицей № 130 имени академика Лаврентьева». Табличка выглядела как новая.

Ёлки, подумал лейтенант, а ведь тут дети, наверное, были в момент катастрофы. Школа же. Может, здесь и остались? Воображение услужливо нарисовало классы, в которых за партами аккуратно сидят ряды маленьких скелетиков, положивших истлевшие кисти на пыльные учебники и тетради… Володя потряс головой и устремился за сталкерами, которые обходили здание слева.

За углом, с внутреннего двора, стена школы была вся изрисована граффити. Среди разноцветной вязи Володя заметил вполне связное: «Сонча-Печка 2006», подивился древности надписи и полез вслед за Бандикутом в еле приметную щель, которая и являлась входом в подвал. Сбегали, поди с уроков, курили за углом тут… Тьфу ты! Следует научиться не думать о том, о чём думать не следует. Вот только не получается. Как там было — «не думай о белой обезьяне»? Вот-вот, оно самоё…

— Теперь стоп! — командирским тоном приказал Бандикут. — Здесь везде ловушки. Он нас уже засёк тем более и через камеры видит.

— Правильно говоришь, полурослик, — отозвался откуда-то из-под потолка механический неестественный голос. — Засёк и давно веду. Кто это с тобой?

— Не узнал, что ли? — лениво спросил энергик. — Совсем мозги скурил?

— А, лысый череп! А третий? Вы что, вояку сюда притащили?! Охренели, ботва?

— Кого надо, того и притащили. Открывай давай, сало, а то камнем кину! — злобно рявкнул коротышка.

— Камнем он кинет, видали такую говняшку… — ворчливо изумился невидимый собеседник.

Залязгали механизмы, кусок пола уехал вбок, открыв небольшой проём, светящийся жёлтым искусственным светом. Это и был вход в жилище Растамана. Точнее, часть входа: компании пришлось миновать ещё три самооткрывающихся и самозакрывающихся люка, пока их не встретил хозяин.

Растаман оказался толстяком с длинными волосами, заплетёнными в дреды. Из-под коротковатой майки с концентрическими разноцветными кругами над поясом пятнистых камуфляжных штанов виднелось волосатое пузо, а в руке Растаман держал допотопный безыгольный инъектор. Ко всему прочему он был босиком.

— Быстро рассказали, кого привели, — брюзгливо потребовал толстяк.

— Это военный врач. От группы отбился, — пояснил Бандикут. — Вернее, группе кирдык, а его я вытащил. Они, прикинь, в катакомбы полезли — ну, где шайка с Сеятеля заселилась.

— Военные… — с презрением протянул Растаман. — Господи, делают же где-то таких недопырков!

— А ведь их, между прочим, Гончар вёл, — встрял лысый Бордер.

— Гончар?! — несказанно удивился толстый. — Фигассе… А что случилось-то? С каких делов вдруг группу погнали?

— Мы, может, войдём да сядем? — вопросом на вопрос ответил Бандикут. — А то не гостеприимно ни хрена получается.

— А, ну да… Прошу, — галантно шаркнул пяткой по полу Растаман и сделал приглашающий жест.

Жил толстяк значительно комфортнее, нежели Бандикут. Судя по всему, в бывшем бомбоубежище под школой, которое обустроил и модернизировал. В большой комнате стояли два мягких дивана, заваленные приборами и книгами стеллажи, пульт управления с несколькими работающими мониторами, на которых подрагивало монохромное изображение различных фрагментов окрестностей школы, рабочий стол, кресло. Стены оказались увешаны разноцветными постерами неизвестных Рождественскому групп и исполнителей, преимущественно негров. Боб Марли. Питер Тош. UB40. Кто все эти люди? Что они значат для Растамана? Из невидимых колонок звучала ритмичная неторопливая музыка — видать, те самые негры.

Над плакатами, почти под самым потолком висела грязноватая зелёная растяжка с белыми буквами: «Гордись и помни свято, что ты из сто тридцатой». Володя удивлённо поморгал. Растаман перехватил его взгляд и кратко пояснил:

— Ностальгия.

— Учились тут? — вежливо спросил Володя.

— Преподавал. Химию. Ха-ха-ха!

Может, и не соврал жирный. Рождественский так до сих пор и не сориентировался, чему здесь можно верить, а чему — нет.

В углу тарахтел огромный белый холодильник, из которого, к великому удивлению военврача, Растаман извлёк три банки пива, швырнув инъектор на кресло.

— Садитесь вон на диван, — предложил он, подцепив ногой столик на колесах и подкатив его к гостям. Володя аккуратно опустился, куда велели, и взял ледяную банку. «Рижское», Томский пивзавод. Произведено два с небольшим месяца назад. Как они его сюда доставляют?! Впрочем, про каналы поставок туда-сюда через Барьер знали все, и перекрывать их, насколько понимал Рождественский, никто не собирался по самым разным причинам. Хотя при желании Зону могли бы запечатать в два-три дня. Но не запечатывали, и потому отсюда исправно шли в обычный мир артефакты, а сюда — ну, вот, к примеру, «Рижское»…

— Свеженькое, — со знанием дела отметил Бордер, в два глотка осушивший свою порцию. — Хорошо живёшь, волосатый. Прямо как рыба в биде.

— Уметь надо, лысый. Рыба ищет, где глубже, а человек — где рыба.

— Куда нам. Мы — расходный материал, мелкая сошка, — делано вздохнув, сказал энергик. — Это ты дела проворачиваешь, а мы тебе хабар собираем. За копейки, между прочим.

— Ладно, кончай ныть. Что там за история с группой Гончара?

— Давай я расскажу, — предложил Бандикут, к пиву, как ни странно, не притронувшийся.

Володя, рассеянно прихлебывая пенистую жидкость, выслушал в принципе правдивый рассказ коротышки. Разумеется, о цели их путешествия Бандикут не обмолвился ни словом, как и о пропавшей дочери председателя Совета Федерации.

Растаман помалкивал, иногда качая головой, а по окончании рассказа уточнил:

— Точно всех вояк завалили?

— Ну, слушай, там такое мясо было понакидано… — покачал головой Бандикут. — Что мне, всю эту расчленёнку собрать и пересчитать надо было?

— Что-то нечисто тут. — Растаман скептически поморщился. — А про теплоход интересно, хорошо, что рассказал. Я-то сижу тут у себя в бункере, как сыч, не слыхал даже… И Карапета жаль, говорил я ему — бросай свои ходки за хабаром собачьим, иди ко мне, хорошая работа есть. Не послушался Карапет, и вот результат… — Толстяк тяжело вздохнул, жировые складки на его щеках вздулись и опали, словно у жабы. — Но вы-то куда чапаете? И зачем вояку за собой тащите, пусть он даже и доктор?

— Есть у нас кое-какие планы, — уклончиво сказал Бандикут. — Фишка в том, сало, что нам нужны твои профессиональные услуги. Ты ж мне должен кой-чего, если не забыл.

— Забудешь с тобой, как же… Чего конкретно надо?

— А вот доктора-врача посмотреть. У него импланты свеженькие, армейский комплект. Надо бы перенастроить, как ты умеешь. Или снять и поменять на толковые.

— Эй, эй! — воспротивился Володя, поспешно поставив банку на столик. — Я не хочу!

— Тебя не спрашивают, — безжалостно отрезал Бандикут. — Сейчас от них толку никакого почти, а Растаман тебя протестирует и сделает так, как лучше. Не ссы, кабы мы тебя привалить хотели, стоило бы нам тащиться в такую даль… Что, сало, займёшься доктором?

— Займусь, отчего ж не заняться. Сейчас, я скоро, — хмуро сказал Растаман и утащился в соседнюю комнату, где принялся чем-то греметь и стучать. Грохнуло разбитое стекло, толстяк выругался.

Володю слегка затрясло. Что делать? Чего они ему напихают? И ведь не вскочишь и не убежишь… Нашли себе игрушку, сволочи…

Бордер тем временем поинтересовался у коллеги:

— Ты пиво-то чего не пьёшь?

— Не любил никогда баночное. Жизни в нём нету, лысая башка. То ли дело взять разливного светлого… Нальёшь в бокальчик по стеночке, тараньку порежешь… Икорка янтарная, сладкая, на солнышке светится… Или пузырик плавательный. Многие выбрасывают, а пузырик — это же цимес! Его на спичке чуток обжарить — и в рот. Прожевать — и пивка… А можно и прицепчик, граммов сто пятьдесят. Но не в пиво лить, в пиво — это быдлячество. Надобно эти сто пятьдесят просто махнуть перед пивом, а потом пивко идёт вообще как в сухой песок. Помню, взяли мы как-то с мужиками по пять литров алтайского, поехали… — Бандикут внезапно осёкся, губы его задрожали. Взяв свою банку, он молча сунул её лысому.

— Может, всё-таки не надо? — по-детски спросил Володя. — Я про импланты. Мне и так хорошо…

— Да ничего тебе не будет, — отмахнулся Бордер, откупоривая полученную банку. — Станешь, как я, файерболами кидаться, чем плохо? Или по своей основной специальности пойдёшь, биоником. Тест покажет.

— Да я не хочу! — Володя вскочил и заорал: — Что вы мной вертите, как марионеткой?! Сидят тут, ж-жабы… Короче, или вы ко мне по-человечески будете относиться, или я никуда с вами не иду! Стреляйте, чёрт с вами!

Махнув рукой, военврач сел, схватил пиво, решительно отхлебнул и подавился. Бандикут, выслушавший эту краткую, но эмоциональную тираду, раскрыв рот, услужливо постучал лейтенанта по спине.

— Охренеть, — заключил коротышка. — Даёшь ты копоти, доктор-врач!

— Никто тебя стрелять не станет. Поставят нормальные импланты, твои копеечные вынут, с ними в Зоне долго не протянешь, — скучающе разъяснил Бордер, приканчивая пиво коротышки.

— Нормальные — это оплавленные?! — встопорщился военврач.

— Нормальные — это нормальные. Наше предприятие займёт неопределённое количество времени, военный. А ты нам живой нужен.

— Но я же… Я же стану как вы! — упавшим голосом пробормотал Володя. — Я же потом… Ведь из Зоны нельзя выйти, когда импланты?

— Можно, можно, — ласково успокоил лысый. — Мы ж не сталтеха из тебя делаем, прости Господи. Всё вставляется и вынимается.

— Входит и выходит, — непонятно добавил Бандикут и заржал.

— Чего вы тут разорались? — Из-за двери высунулся Растаман. — Иди сюда, вояка. Снимай скафандр, клади вон в угол.

Лейтенант обречённо разоблачился и вошёл в комнату, оказавшуюся чем-то вроде операционной. Посередине стояло гинекологическое кресло, опутанное проводами, помигивали огоньками какие-то приборы, под потолком жужжал вентилятор.

— Ложись в кресло, — сухо велел Растаман. В руке у него был уже знакомый безыгольный инъектор.

— Ты что? Оно же вон чего… женское… — растерялся Володя. — Ты куда мне вообще чего вставлять собрался?!

— Другого нету, а для работы и такое годится. Найдёшь операционный стол или хотя бы стоматологическое кресло — тащи, хорошо заплачу. А пока — что есть, тем и пользуюсь. Залезай уже, лейтенант. Какая тебе разница? Аборт не сделаю, не бойся.

Понимая, до чего нелепо выглядит, Рождественский вскарабкался в кресло и устроился там с максимальным неудобством. Растаман возился с инструментом, пошипел им, цвиркнул струйкой прозрачной жидкости.

— Обезболивающее, — пояснил он, перехватив взгляд военврача.

— Что именно?

— Серволин.

— Его же не используют уж лет десять как!

— Слушай, я же сказал: другого нету, а для работы и такое годится, — беззлобно повторил Растаман. Волосатое брюхо, свисавшее из-под футболки, шевелилось, словно жило своей собственной жизнью.

— Нет, так не пойдёт, — решительно воспротивился лейтенант. — Пиво, значит, свежее, а обезболивающему сто лет в обед? Не-е… У меня есть нормальное обезболивающее, штатное.

— Коли своё, мне какая разница, — равнодушно пожал плечами толстопузый лекарь.

Володя неуклюже слез со своего насеста, вернулся к бронескафандру и нашёл в аптечке обезболивающее.

— В плечо коли, — распорядился Растаман. — Эстет!

Лёгкий укол, чувство сильного холода… Через полминуты сработает, прикинул Рождественский и вернулся на кресло. Растаман терпеливо ждал, отложив инъектор и распутывая провода с датчиками.

— Объясняю суть происходящего, — сказал он, пощёлкав тумблером на квадратной панели с двумя круглыми циферблатами. Стрелки крутанулись, что-то затикало. Аппаратура выглядела беспросветно самопальной, каковой, скорее всего, и являлась. — Сейчас я проведу тест на предрасположенность — чтобы с бухты-барахты не влепить тебе абы какой имплант. С такой методикой многие не согласны, но я работаю как привык.

— Угу, — буркнул лейтенант, ущипнув себя за кожу на сгибе руки. Боли не было, препарат действовал. Перед вылетом на задание фельдшер вбил ему импланты вообще без обезболивания, но сейчас Растаман собирался вначале извлечь армейские, а потом вставить плавленые, и эта процедура наверняка была болезненной.

— Потом поставлю тебе что нужно. Есть у меня запасец.

— Откуда? — прямо спросил Володя. — Оплавленные импланты нельзя извлечь без смертельной угрозы для организма. Красный Доктор и Таблетка Шульца не помогают, мне Бордер говорил…

— Бордер правильно говорил, — легко согласился толстопуз. — Только импланты нельзя извлечь без риска из живого организма. С мёртвым всё совсем иначе. Ему по большому счёту уже всё равно.

— Так это… из трупов?!

— Ну, если бы тебе сердце или там почку пересадили от покойника, небось не парился бы, а? — широко заулыбался Растаман, демонстрируя белоснежные зубы. В верхний левый клык был вставлен небольшой кристаллик — может быть, даже бриллиант. — Импланты — та же фигня. И ещё: я слышал, как ты там бушуешь, поэтому малость успокою. У тебя будут стоять сугубо временные импланты. То есть их можно вынуть при желании, если не очень затягивать.

— Срок?

— Недели две можешь таскать не задумываясь. Ну, полторы. Потом начнется врастание. Через месяц вынуть их станет большой проблемой, но в принципе решаемой пятьдесят на пятьдесят. Дальше — хуже, и чем дальше — тем всё хуже. Понял?

— Понял, — сказал Володя и закрыл глаза.

Растаман, напевая себе под нос, принялся обклеивать лейтенанта датчиками.

Тестирование прошло быстро, затем толстяк, ничего не сказав, но продолжая напевать, сноровисто раскромсал Рождественскому плечо, вынул окровавленные армейские импланты, побросал в кювету. Из контейнера извлёк пару других, вставил в рану, соединил контакты, прихватил микрозажимами, залил регенерирующей пеной и сверху налепил пластырькожу.

— Готово, — с нескрываемой гордостью сказал Растаман, словно только что спас жизнь умирающему на хирургическом столе. — Слезай.

Володя слез с кресла, помолчал и спросил:

— И кто я теперь?

— Робот-убийца, — усмехнулся толстяк, колыхая пузом. — Не переживай, кем был, тем и остался. Бионик. Не зря пошёл в свою медицинскую академию, видать, чувствовал… Слабенький, конечно, ну так я и импланты ставил соответствующие.

— И что я теперь могу?

— Лечить помаленьку. Рак не вылечишь, а вот лёгкое пулевое — запросто. А как — сам поймёшь, я тебе не инструктор. Ну и, ясное дело, всё это — только на территории Зоны. За Барьером всё быстро вырубится. И любой ваш армейский коновал твои импланты извлечёт — если вовремя поспеешь, я уже объяснял по срокам.

Бандикут и Бордер встретили возвращение Володи сдержанно.

— Он пришил ему новые ножки, — меланхолично произнёс Бандикут. — И опять побежал по дорожке.

Бордер вообще ничего не сказал, он в отсутствие Растамана совершил набег на холодильник, и количество пустых пивных банок на столике изрядно увеличилось. Толстяк с укоризной покачал головой, но ничего на этот счёт не сказал.

— Забирайте, — проговорил он вместо этого, кивая на облачающегося в бронескафандр лейтенанта. — Будет вам вместо Карапета ветеринар.

— Ага. Бионик, — с пониманием заключил Бандикут. Только сейчас Володя заметил у него в грязной лапке флягу. Тоже не терял времени даром, оно и по хитрой роже видать. — Был доктор-врач, доктор-врач и остался. Везёт некоторым. Напомни потом, мне надо геморрой полечить.

Военврач реагировать на шутку благоразумно не стал, к тому же, зная мерзкого маленького сталкера, подозревал, что это могла быть вовсе и не шутка.

— Так куда вы всё-таки идёте? — снова поинтересовался Растаман. — Вижу ведь, тут теплоход этот пропавший замешан. Пассажиров, что ли, найти хотите? Что за приступы неконтролируемого гуманизма? Или вы за бабло подрядились?

— Тебе, сало, всё равно не скажем. Должок мне погасил — и спасибо, — скрипуче заявил Бандикут. — Дальше сами разберёмся. И особо не звони за теплоход и за то, что нас видал. Я тебя знаю, всё равно попалишься, но — по мере сил не звони.

— Ты же знаешь, мне на дела двуногих наплевать, — сказал толстопуз, поддёргивая сползающие шорты.

— Кто бы говорил, — иронически скривил рожу Бордер. — Сидишь тут в подземелье, как паук, за паутинки всех дёргаешь… Сбрехал, поди, что про теплоход-то не слышал? Не может такого быть.

— Ну и сбрехал! — неожиданно признался Растаман. Он подошёл к холодильнику, достал себе банку пива, с треском открыл и опрокинул в бездонную глотку, потом взял пульт и убавил громкость музыки. — Ну и сбрехал; знаю про теплоход. Тут с вашим теплоходом реальная такая суматоха, если серьёзно. Орден засуетился, так что вы, парни, поосторожнее.

— Убьют — плакать станешь? — спросил Бордер, поднимаясь и отряхивая свой вампирский плащ, словно испачкался, сидя на диване.

— Плакать хрена с два стану, но с вас мне толку всегда больше было, чем с Ордена. Знаешь ведь, не люблю я их. И они меня не особо любят. А ещё, говорят, в районе Ща видели Дьякона.

Про Дьякона Володе доводилось слыхать и раньше — он был одной из мифических личностей Пятизонья. Чокнутый сталкер, который везде искал Антихриста, чтобы убить. Понятное дело, на роль Антихриста безумцу годится кто угодно, потому сталкеры в свою очередь охотились за Дьяконом. Точнее сказать, пытались охотиться: бытовало вполне серьёзное мнение, что Дьякона на самом деле не существует, а якобы убиенные им сталкеры — жертвы банальных частных разборок, каковых в Пятизонье пруд пруди.

— Дьякона где только не видели, а толку, — безразлично махнул рукой лысый сталкер и снова сел. — Вот про Орден любопытно. Им-то какой интерес?

— Ордену везде интерес, — мрачно сказал Бандикут. — Им только дай лапу наложить, а что там в сети попало — разберутся позже.

Слушая разговор, лейтенант пытался понять, что же с ним произошло. Никаких особенных сверхъестественных сил он в себе не чувствовал, только побаливало расковырянное жирным Растаманом плечо — заморозка уже начала отходить. Володя искренне надеялся, что толстяк не занёс туда никакую инфекцию, не говоря уже о наноагентах. Проверить это он не мог никак, в сложившейся ситуации оставалось лишь полагаться на авось. Про марионетку он, конечно, верно сказал, марионетка и есть… Но, с другой стороны, хорошо, что хоть жив до сих пор. И даже здоров. И почти что цел… А импланты можно и выковырнуть, в самом деле. Это ведь у новых сталкеров, то есть людей с имплантами, благодаря Катастрофе оплавившимися и наделившими владельцев уникальными возможностями, эти самые импланты стали частью организма. Нельзя вынуть сердце, чтобы человек при этом не умер — и импланты нельзя. А временные, то есть такие, как вставил Растаман, действительно тот же военфельдшер перочинным ножом вытащит. Дьявол, это ж сколько объяснительных придётся писать по возвращении! Выжил один из группы, вернулся с нештатными плавлеными имплантами… Кто вставлял, с кем контактировал, кто помогал…

Тьфу ты. Ещё вернуться надо, а потом уже про объяснительные думать. Может, если и в самом деле Бандикут не врёт и получится найти пропавшую девушку, то и никакие объяснительные не понадобятся.

— Слушайте, — довольно неучтиво перебил Володя негромко переговаривающихся сталкеров, — раз уж я теперь практически один из вас…

Бандикут отвратительно захихикал, Бордер кисло улыбнулся, а жирный врач-подпольщик со скептическим видом почесал толстое брюхо.

— Хорошо, — быстренько поправился военврач, — раз уж мы теперь вроде как вместе работаем, может, расскажете, зачем железяки могли похитить теплоход? Точнее, не теплоход, а людей с него?

— Да тут всё просто на самом деле, — ответил Растаман. — Сталтехов видел?

— Ха-ха! Видел… Он не то что видел, один его так за задницу ухватил, что до сих пор небось синяки! — заржал Бандикут, в ажитации хлопая по дивану ладонью.

— Тем более, — не разделяя его веселья, продолжал Растаман. — Сталтех есть что? Сталтех есть бывший человек, из которого наши маленькие друзья сделали наномеханическое существо. Но всё равно видно, что сталтех — почти то же самоё, что и робот. И чем дольше существует это существо, уж простите за тавтологию, тем больше становится роботом. Потому ходят слухи — хотя есть серьёзные основания полагать, что это и не слухи вовсе, — что наники пытаются сделать такого сталтеха, который внешне будет выглядеть как самый настоящий человек. Видимо, для этого им люди и нужны.

— Так вот же, — Володя показал на Бандикута. — Тоже почти что люди.

Коротышка наклонил голову набок, словно прислушивающаяся собака. Бордер хмыкнул.

— Эти рожи? Ты не понял, брат, — вздохнул Растаман. — Им нужны люди, которые не вызовут подозрений за территорией Зоны. Эти рожи не годятся — на них пробы негде ставить, плюс остаточные явления, которые любой сканер считает… То ли дело, скажем, ребёнок. Или женщина, среди сталкеров женщин — раз-два и обчёлся…

— А зачем этим… наноботам выходить за территорию Зоны?

— А зачем люди с той стороны лезут сюда? Добыть вещи, которых за территорией Зоны нет. Точно так же там есть вещи, которых нет в Пятизонье. Но в целом, конечно, можно только догадываться, что наники затевают… К примеру, захват власти в России.

— То есть?! — опешил Володя, не веря собственным ушам.

— То есть симпатичная девушка встречается с президентом Российской Федерации, скажем, на каком-то праздничном мероприятии, когда президент выходит в народ. Хватает его за руку, молниеносно перебрасывает в его тело колонию специально выращенных наноорганизмов…

— И?! — насторожился Бандикут.

— И всё.

В комнате повисла тишина, нарушаемая только еле слышной музыкой и урчаньем холодильника.

— Однако… — протянул наконец Бордер с уважением. — Никогда о таком не думал.

— Я же не говорю, что так оно и есть, — засмеялся толстяк, явно наслаждаясь произведённым эффектом. — Это только одна из версий. Может быть, у них совсем другие планы, там ведь и логика иная, и мораль… Искусственный интеллект — штука страшная, братцы, и недоступная нашему пониманию.

— Да нет, сало, — покачал головой Бандикут. — С учётом некоторых обстоятельств, неизвестных тебе, твоя версия очень даже толковая.

Володя внимательно смотрел на Бандикута, потом перевёл взгляд на задумчиво кивающего Бордера.

Дочь председателя Совета Федерации. Третьего лица в государстве. Что ей стоит встретиться с президентом, с премьером, с председателем Государственной Думы, с министром обороны, не говоря уже об отце?!

— Получается, что… — начал было лейтенант, но Бандикут торопливо рявкнул:

— Цыц! Ты, доктор-врач, помалкивай в кулачок! Жопе слова не давали, слыхал в детстве такое? Понял — ну и молчи, по пути разберёмся.

Растаман недовольно хмыкнул, но ничего не сказал. Смолчал и Володя: в самом деле, зачем рассказывать этому странному человеку о том, что среди похищенных — дочь председателя Совета Федерации? Бандикуту виднее.

— В любом случае пора заканчивать обсуждение, — решительно поставил точку Бордер. — Идти пора, засиделись мы тут.

— Скатертью дорога, — заявил толстопуз. — Катитесь колбаской. Будет нужда — заходите.

— Не забудь мою просьбу, сало: раз про теплоход знаешь, то про нас хотя бы не звони, — напомнил Бандикут, собирая свои нехитрые манатки с дивана. — А то побежишь сейчас Ордену стучать.

— Я же сказал уже один раз: с Орденом мне не по дороге, — насупился Растаман.

— Шучу, шучу, — примирительно сказал коротышка. — Выдающихся трудовых свершений тебе.

Выбравшись из подземелья Растамана, Рождественский и Бордер побрели вслед за Бандикутом, высматривавшим одному ему известные ориентиры. Плечо болело сильнее и ощутимо дёргало, видимо, действие обезболивающего заканчивалось.

Метров через триста всё тех же руин и засохших сосен Бандикут остановился и, пригнувшись, принялся разглядывать землю под ногами. Рождественский приблизился к нему и увидел след ботинка.

— Прошёл кто-то. Только что, — шипящим шёпотом произнёс Бандикут. — Гадом буду, не нравится мне это!…

Маленький сталкер оказался стопроцентно прав, потому что, как только он выпрямился, по ним открыли ураганный огонь.

Глава 6

Лейтенант Рождественский ничком упал в сухую траву и автоматически, на вдолбленных в академии рефлексах перекатился за еле заметный бугорок. Не бугорок даже, а так, лёгкую неровность местности, за которой можно было укрыться, только изо всех сил вжавшись в землю. Над головой грохотали импульсные очереди и шипели лазерные лучи, потом довольно далеко, метрах в пятнадцати левее, блеснул мерцающий разрыв плазменной гранаты. Что-то тяжело обрушилось, подняв клубы пыли, тут же забившей всё дыхательные пути.

— Але, доктор-врач! — завопил Бандикут, скорчившийся за перевёрнутой легковушкой, когда-то запаркованной во дворе, а теперь, похоже, время от времени служившей игрушкой гигантским биомеханизмам. — Они вон из той хаты бьют, где вывеска «Парикмахерская»! Я успел засечь! Давай попробуй обползти справа, ложбинкой, и вдарить по ним сбоку. А мы с лысым отвлекать станем!

— Хорошо! — крикнул в ответ Володя.

Легко сказать — обползи ложбинкой, когда та ложбинка глубиной сантиметров двадцать. Чуть задницу приподнял, можешь с ней и попрощаться… Но делать было нечего, и военврач пополз, пыхтя и ругаясь вполголоса. В довершение ко всему с неба внезапно, безо всякой предварительной рекогносцировки обрушился дождь, моментально превративший сухую почву в липкую скользкую грязь, ползти по которой было ещё труднее.

— Партизаны не сдаются! — истошно заорал тем временем за спиной Бандикут и бахнул из своей грандиозной пушки, чей кошмарный звук Володя вряд ли уже спутал бы с чем-либо другим.

То ли вопль, то ли выстрел привели к неожиданному результату — стрельба утихла. Володя приподнялся и чуть ли не на карачках поскакал по грязи, потом прыгнул и на пузе въехал за толстый ствол упавшей сосны. Судя по всему, его маневр остался незамеченным: никто не стрелял, а кто-то из нападавших крикнул в свою очередь:

— Корявый, вылезайте! Стрелять не будем!

Тяжело дыша, Володя прополз вперёд, выглянул из-за вывёрнутого из земли комля. Дом с покосившейся облезлой вывеской «Парикмахерская» был совсем рядом, рукой подать. Из ближайшего оконного проёма выглядывал человек в непрозрачном сферическом шлеме, но смотрел он вроде бы совсем в другую сторону, хотя поди разбери в этой штуке, куда он смотрит… Плюнув, лейтенант вскочил на ноги, метнулся за угол дома, прижался спиной к панели. И снова его не заметили, отвлекшись на переговоры с Бандикутом, который хрипло орал:

— Обзовись сначала! А за корявого потом отдельно поговорим!

— С вами говорит командир отдельного отряда Ордена Священного Узла!

А вот и пресловутый Орден… О нём Володя тоже слышал много. По сути, Орден являлся наиболее организованной структурой сталкеров Пятизонья, попасть в которую было очень трудно. Всей правды об Ордене не знал никто, даже половины правды, наверное, — в основном слухи, легенды и байки. Поговаривали, что Орден планирует захватить так называемый Узел — огромную таинственную пещёру, расположенную глубоко под землёй, в которой сходятся все существующие гипертоннели, ведущие в другие Зоны. Впрочем, это могло быть чьей-то досужей выдумкой. Главное же заключалось в том, что, по сути, Орден был врагом для всех — и для обычных сталкеров, которых старался подмять под себя и контролировать, и для военных, которые Ордену всячески противодействовали. Потому военный бронескафандр, даже с красными крестами медика, защитой при встрече с бойцами Ордена не являлся.

— Не знаю такого погонялова — Командир! — издевался тем временем Бандикут. — Сказал бы уж как у вас там между собой принято — брат Ананий или брат Акакий… И вообще, что за дикость? Идут люди по своим делам, никого не трогают, а в них начинают всякой хренью стрелять!

— Сложите оружие, и я всё объясню. Нам лишние жертвы не нужны. Мы стреляли только затем, чтобы показать своё превосходство. Обратите внимание, что огонь вёлся не прицельно.

— Превосходство у вас? Ну так выходи сюда, брат Ананий! Мы тоже стрелять не будем. Тут и побухтим, а то что ж ты рыло за стенкой прячешь?

Невидимый командир орденского отряда молчал — наверное, обсуждал дальнейшие действия с товарищами. Интересно, что сейчас поделывает Бордер? Вполне вероятно, заходит с другой стороны… Если вообще жив, его-то Володя с тех пор, как начали пальбу, не видел.

— Хорошо, я выхожу! — крикнул наконец командир.

Рождественский осторожно выглянул из-за угла и увидел, как открылась дверь под вывеской «Парикмахерская» и оттуда вышел с чуть поднятыми руками человек. Выглядел он довольно странно: не знакомой лейтенанту модели, но явно весьма качественный бронекостюм, на котором крепился весьма неуместный в данных обстоятельствах разноцветный аксельбант. Сделав несколько шагов, командир отряда остановился и поднял руки повыше, демонстрируя свои миролюбивые намерения.

— О чём говорить станем? — послышался голос Бандикута, и коротышка высунулся из-за своего укрытия.

— У тебя оружие, — холодно заметил командир, глядя на монструозную пушку Бандикута.

— А она не снимается, — с деланым сожалением сказал Бандикут и снова спрятался за перевёрнутый автомобиль. — Там крепления сложные, долго возиться. Не ссы, стрелять не стану. Говори, чего надо.

— У нас есть информация, что у вас есть информация… тьфу ты! — в сердцах сплюнул командир, запутавшись в словесных оборотах. — Короче, вы знаете про исчезнувший теплоход.

— Все знают за исчезнувший теплоход, — немедленно отозвался Бандикут, больше не показываясь. — Мы что, крайние?

— У нас есть… Нам известно, что с вами — человек из-за Барьера, который владеет важной информацией. Военный. Предлагаю передать его нам, после чего мы отпустим вас без каких-либо репрессий.

Володя закрыл глаза. Сейчас его сдадут Ордену, а Орден — это хуже, чем придурковатые, но довольно объяснимые в своих поступках вольные сталкеры. Орден — это фанатики, а любые фанатики опасны. «Человек из-за Барьера»… Интересно, откуда они всё пронюхали? Жирный подвальный житель сдал?

— А на хрена он вам? — живо поинтересовался любознательный Бандикут. — То есть я в курсе, что вас хлебом не корми, дай только вояку выпотрошить. Но хотелось бы поконкретнее узнать. Может, нам он нужнее.

— Это не твоё дело, — сказал командир. Судя по голосу, он начинал сердиться всерьёз.

Володя ещё успел подумать, что Бандикут, скорее всего, ссориться с Орденом не станет и предпочтет синицу в руках, то есть возможность свалить без потерь, журавлю в небе — гипотетическому вознаграждению за дочь председателя Совета Федерации, которую ещё поди найди. Дальше Рождественскому думать стало некогда, потому что из пролома в стенной блочной панели, практически в паре метров от него, показался человек в таком же бронескафандре, как у командира отряда, что разговаривал сейчас с маленьким сталкером.

Выстрелил Рождественский машинально. Человек из Ордена нападения не ждал, поэтому сделать ничего не успел. Выстрел пришёлся в середину груди, и пришелец повалился навзничь, стукнувшись шлемом о стену.

Володя растерянно застыл, и тут с неба обрушилось что-то ужасное.

Чудовищный рёв прорезал пространство — то ли вой живого существа, то ли оглушительная механическая сирена. Володя вскинул голову и успел увидеть, как в небе над домом пронеслась невероятная тварь, покрытая шипастыми пластинами, словно доисторический ящер. Вот только пластины взблескивали металлом и были приклёпаны к корпусу чудовища. Растопырив когтистые лапы, тварь мелькнула в воздухе, рассекая его мощными винтами и размахивая длинным гибким хвостом, на конце которого торчали в разные стороны зазубренные шипы. На консолях дракона — а это, несомненно, был дракон — размещались уродливые приспособления, предназначение которых было ясно с первого взгляда — убийство и разрушение. Бывший армейский вертолёт, превращённый наноботами в биомеханическое чудовище.

Володя заморгал, и в этот момент дракон, скрывшийся из виду за краем крыши и, судя по звукам, зависший над ней, атаковал здание. Со страшным грохотом стена осыпалась кусками бетона с торчащей арматурой. Выбитый страшной звуковой волной из реальной действительности, лейтенант в клубах пыли бросился на землю рядом с убитым. Несмотря на то, что мир вокруг превратился в оглушительно звенящий, странный, лениво вращающийся вокруг своей оси пылевой кокон, военврач сумел быстро стряхнуть шоковое оцепенение и шустро потащил тело убитого им врага на себя, используя его в качестве щита. Наверное, сработали неведомые ранее инстинкты, а может быть, организм, в очередной раз попавший в смертельно опасную ситуацию за последние сутки, уже научился оперативно и правильно реагировать на возникающие проблемы. Мир вокруг продолжал рушиться и взрываться, стекло шлема залило кровью покойника и облепило пылью, в результате чего эта отвратительная каша совершенно закрыла обзор. Но смотреть всё равно было особо некуда. Володя просто лежал и ждал, пока всё закончится. Или пока его наконец убьют — он и так прожил в Зоне дольше положенного… А жалко, лениво подумал он, усилием воли пытаясь подавить комариный писк контузии, делавший мир вокруг нереальным, словно 3D-боевик. На самом интересном месте…

Снова что-то взорвалось с ужасным грохотом, и внезапно невыносимая тяжесть придавила Рождественского к земле. Он истошно закричал, пытаясь столкнуть с себя многотонный груз, из глаз потекли слёзы. Сквозь одуряющий звон Володя почти слышал, как трещат ребра. Лёгкие отчаянно и безрезультатно пытались втолкнуть в себя хоть немного воздуха, пока над лейтенантом не сгустилась милосердная мгла.

* * *

— Горазд ты без сознания валяться, — ворчливо заявил Бандикут. Он стащил с Володи шлем и брызгал в лицо грязной водой из лужи, чтобы привести в себя.

Рождественский оттолкнул руку сталкера с очередной пригоршней мутной жижи и прохрипел:

— Я не без сознания. Но почти вырубился. Что это было?…

— На тебя железобетонная конструкция завалилась, — сказал Бордер, который сидел на корточках рядом с ними. — Хорошо, что этот хрен роль подушки сыграл. Удачно ты придумал мертвецом накрыться. Кстати, это ты его завалил или просто кирпичом пришибло?

— Я… — виновато произнёс Володя. — Я обошёл вокруг, как вы сказали, а тут он прямо на меня выскочил из пролома. Я случайно выстрелил, вот и… А потом дракон прилетел.

— Да, дракоша очень вовремя прибыл, — пробормотал Бандикут. — Я уже понял, что командир этот хренов добром нас не отпустит, а тут ещё ты одного завалил…

— А почему он напал?

— А почему вообще драконы нападают? — пожал плечами маленький сталкер. — Летел себе, видит — людишки возятся. Дай, думает, вмешаюсь. Почему-то вот решил, что надо разогнать тех, что в здании. Но так везёт не всегда.

— И где они?

— Свалили. Я пошарил — мертвецов вроде нету, если только совсем уж под развалинами кто не остался… Я мыслю так: орденоносцы подумали, что у нас тут мнемотехник, который управляет драконом. Бывает такое, если ты вдруг не знал. Мнемотехника у нас, конечно, нету, но если Орден думает, что есть, то и на здоровье. Вот они прикинули, что против дракона таким отрядом не выстоять, и удрали. А дракон, собака такая, наделал шороху и полетел по своим делам.

Володя сел, повёл плечами. Ребра болели, но сломанных вроде не ощущалось. Или он, как бионик, незаметно сам себя вылечил?

Дождь не прекращался, и Володя надвинул шлем, с которого побежали кроваво-грязные струйки.

— процитировал Бандикут какого-то неизвестного Володе поэта. Не исключено, что стихи были собственного сочинения — такие же гадкие, как и сам карликовый сталкер.

Лейтенант тщательно протёр бронестекло.

— Я-то подумал, тебе башку разнесло, доктор-врач, — продолжал вещать Бандикут, пока лысый сталкер обыскивал покойника. — Шлем весь в кровище, сверху кусок железобетона валяется… Даже расстроился, не поверишь! А потом вижу — руками дрыгаешь, вроде не в агонии, а как будто материшься азбукой глухонемых. Ну, навалились мы с Бордером, вынули тебя из-под этого лося…

— Спасибо, — искренне сказал Володя.

— За спасибо только солнышко встаёт, — скривился в мерзкой улыбке коротышка. — Должок теперь за тобой.

— У вас тут, смотрю, строго с этим, — буркнул Рождественский.

— Уж так заведено. Можно, конечно, и прикончить благодетеля, чтобы должок не возвращать. Но это неприлично. Даже у пиратов Карибского моря кодекс чести был, а мы что, хуже? Если любой из команды проявит трусость, попытается утаить от других часть общей добычи или попытается убежать, команда должна высадить виновного на необитаемый остров с бутылкой пороха, бутылкой рома, бутылкой пресной воды и заряженным пистолетом. Если любой из команды будет уличён в воровстве или нечестной игре, он должен быть высажен на необитаемый остров только с заряженным пистолетом…

— И где тут у вас необитаемый остров? — ехидно поинтересовался Володя.

— Да везде, — не задумываясь, ответил Бандикут. — Глаза протри…

Бордер вдруг громко присвистнул.

— Видал, кого наш приятель завалил?

Бандикут, оскальзываясь на грудах бетонных обломков, на четвереньках подполз к мёртвому телу и заглянул ему в лицо.

— Ешкин кот! — удивлённо воскликнул он. — Да это же Культяпка!

— Что ещё за Культяпка? — с недоумением спросил лейтенант.

Перед ними лежал мужчина лет сорока, тщательно выбритый, с интеллигентным лицом, искажённым предсмертной гримасой. В его открытых глазах уже собралась дождевая вода.

— Ну, Культяпка он по жизни, а в ордене — рыцарь, брат Антон. Не последний человек, прямо скажем. И боец неплохой… был. Как же тебя угораздило завалить такого бычару? Правду говорят, дуракам везёт!

Володя неожиданно почувствовал, как к горлу непреодолимо подкатывает ком. Лейтенант едва успел отвернуться, и его неудержимо вырвало.

— Блюёт! — с нескрываемым удивлением отметил Бордер, стягивая с пальца убитого рыцарский перстень. — Первый у тебя, что ли?

Яростно отплевываясь, Володя кивнул.

— Хлипкая пошла молодёжь, — сокрушённо вздохнул Бандикут. — Я, помню, когда первого своего мочканул, у него голова отвалилась — лучом резал, понимаешь, её и срубило ненароком. Так мы с Карасём-покойничком потом в футбол этой головой играли…

Лысый жёстко прервал его:

— Врёшь ты всё. Помню я, как ты и блевал точно так же, и нажрался потом, как свинья, и жаловался, что к тебе по ночам мертвец приходит и в глаза смотрит… Хорош брехать уже.

— Да пошёл ты, — буркнул Бандикут. Молча поднявшись, ушёл в руины и уже оттуда крикнул: — Умник, твою мать!

Бордер проводил его безразличным взглядом, повернулся к Володе и сказал:

— Снимай-ка армган, военный.

— Это за то, что я стрелял, когда не следовало? — ершисто уточнил Рождественский, активировав сенсор и отдав свой армган сталкеру.

— Нет, просто тебе полагается трофейный, — спокойно ответствовал энергик. — А у Культяпки, он же брат Антон, получше твоего. Вернее, такой же штатный армейский, но они у себя в мастерских Ордена их модернизируют. Энергоблок помощнее, луч соответственно тоже.

Лейтенант послушно надел на запястье оружие убитого. Снова затошнило, но на сей раз он справился с собой и спросил:

— А Орден не вернётся?

— Запросто может вернуться с подкреплением. Но не слишком быстро, потому что они дракона боятся. Так что фора с полчаса у нас есть. Эй, где ты там, чёртов гном? — крикнул Бордер, рупором приложив руки ко рту. — Хорош там шарахаться!

Над кирпичной осыпью появилась голова Бандикута с моргающими глазками.

— Чего орёшь, полоумный? Тут я, рядом гадил.

— А я уж думал, обиделся, — хмыкнул Бордер.

— Чего на лысого дурака обижаться? Идём уже. Или вы тут над ним гражданскую панихиду собираетесь устроить?

Нет, панихиду устраивать никто не собирался. Бандикут повёл свой маленький отряд дальше, и довольно скоро они добрели до знакомой остановки. Скелеты, как и прежде, сидели себе под дождём, крупные капли барабанили по бренным останкам сталкеров и пивного ларька.

— Висит тут, сволочь, раздражает, — злобно заявил Бандикут, одним движением сорвав вывеску «Живое пиво». — Давайте решать, лишенцы, как дальше идём. Под землю уходим или же поверху. Под землёй спокойнее, поверху полегче.

— Ты можешь сказать хотя бы, куда мы идём-то? — со вздохом спросил Бордер.

— Могу, — согласился Бандикут, отшвыривая несчастную вывеску далеко в руины. — В Ботанический сад.

«Крупнейшее ботаническое научно-исследовательское учреждение на территории Азиатской России — Центральный сибирский ботанический сад СО РАН — популярное место отдыха горожан и гостей города, входящее в тройку мест Новосибирска, которые посещаются чаще всего.

Находится рядом с Академгородком, занимая площадь более ста гектаров. Включает в себя главный лабораторный и экспериментально-производственный корпуса, множество оранжерей и теплиц, различные технические и производственные помещения.

Долгое время Ботанический сад располагался в Заельцовском районе Новосибирска, где включал в себя дендрарий, георгинарий, экспозиции травянистых растений. С 1964 года для дальнейшего развития научных исследований, а также улучшения состояния лесопосадок Новосибирского научного центра Центральный сибирский ботанический сад переехал в Академгородок.

Коллекции и экспозиции растений Ботсада в настоящее время превышают четырнадцать тысяч видов, включая более трёх тысяч экзотических для Сибири растений из тропиков и субтропиков, а также более ста видов редких растений, занесённых в Красную книгу.

Ботанический сад ведёт активную научную и просветительскую работу, проводит различного рода научные конференции. При нём действует множество научных организаций.

При этом Ботсад остаётся и любимым местом отдыха как для жителей Академгородка, так и для остальных новосибирцев и гостей города, чьё внимание привлекают не только редкие и экзотические растения в оранжереях, но и расположенные на открытом воздухе Каменистая горка, Сад непрерывного цветения, Бонсай, пруд на речке Зырянке и т.д.

Летом здесь нередко можно встретить велосипедистов, зимой — лыжников. Особо удачливые жители Академгородка ухитряются даже собирать на территории сада грибы».

Рождественский с недоумением закрыл потрёпанную цветную брошюру и вернул Бандикуту, который спрятал её в карман.

— Ничего не понимаю, — честно признался он. — Ну, цветы там, озеро, велосипедные прогулки. Грибы… Тоже ползают, что ли?

— А чёрт их знает, доктор-врач. Может, и ползают. Тут дело в другом. В прошлом веке до шестьдесят четвёртого года ботанический сад был совсем в другом месте. А потом его перенесли сюда. А перенесли потому, что до шестьдесят четвёртого года строили подземный городок. И потом над этим городком разбили пресловутый сад, чтобы чёрта с два кто-нибудь догадался, что там за хрень под ногами у этих лыжников и велосипедистов.

— А ты откуда знаешь?

— Работал я там, — коротко сообщил Бандикут. — Не стану рассказывать, что там в городке делали, к тому же в сорок шестом его закрыли окончательно. Точнее, законсервировали. С тех пор я там не был, но ходы-выходы знаю.

— Это хорошо, но с какого перепугу нам именно туда тащиться? — раздражённым тоном спросил Бордер. Они как раз спускались по довольно крутому склону среди засохших и частично поваленных деревьев, то и дело поскальзываясь на мокрой глине. Когда-то здесь была проложена асфальтовая дорога, но её давно размыло, остались лишь бесформенные островки твёрдого. По левую руку тянулись изъеденные коррозией и поросшие металлокустарником трубы — очевидно, старая теплотрасса. Жилая часть Академгородка давно осталась позади, и с тех пор их никто не тревожил, только далеко на севере пролетел дракон, вполне вероятно, тот же самый, что шутки ради спас их во время стычки с Орденом. Следующая встреча с летучей гадиной могла оказаться вовсе не такой приятной, поэтому они на всякий случай спрятались и переждали в канаве.

Бандикут о чём-то задумался и пропустил вопрос энергика. Тот повторил:

— Эй! Так зачем нам в городок твой?

— Ты про что, лысый? — очнулся Бандикут.

— Чёрт, ну и клинит тебя… Что мы забыли в твоём секретном городке, говорю?

— Я слыхал, что именно там наники проводят опыты над людьми. От человека, которому я в этом плане по ряду причин доверяю железно. В плане информации то есть.

— И что это за человек? — поинтересовался Володя.

— А человек этот тебе вполне известен, доктор-врач, — сказал Бандикут, мрачно поблескивая глазками. — Звать его подполковник Гончаренко, он же — Гончар.

* * *

Марина Сухомлина открыла глаза и увидела труп.

Она не закричала лишь потому, что не могла этого сделать — рот закрывало нечто вроде загубника для акваланга, прикреплённого к гофрированной резиновой трубке. Вместо крика получилось мучительное мычание, а вытащить изо рта загубник тоже не получалось, потому что руки были зафиксированы чем-то вроде зажимов.

Марина была девушкой умной и быстро сообразила, что дёргаться и вопить в данном случае бесполезно. Чтобы успокоиться, она закрыла глаза и попыталась сообразить, что последнее она помнит.

Теплоход «Виктор Толоконский». Она гуляет по палубе, следом таскается Тимур, личный телохранитель, без которого папа никуда её не отпускает. Марина бродит туда-сюда с одним и тем же бокалом вина, потому что второй ей не позволит взять тот же Тимур: «Марина Сергеевна, вы же знаете, Сергей Иннокентьевич разрешает только три бокала вина в день: один в обед, два за ужином». Потом поднимается на капитанский мостик, на мостике — смешной толстый дядька, суровый такой… Они ещё говорили про то, что к Барьеру подходить не опасно, если не слишком близко, и что на острове Тайвань в самом деле живут ползучие грибы. Хотя в грибы она так и не поверила…

Потом она спустилась. Кто-то из пассажиров увидел в воде что-то металлическое, потом… Потом теплоход за что-то зацепился… Она, кажется, начала звонить отцу… Дозвонилась? Или не успела дозвониться?…

Может, их спасли и она в больнице?

Марина снова открыла глаза. Труп никуда не делся — метрах в двух от неё он плавал в прозрачном чане с зеленоватым раствором. Голый мужчина лет тридцати, с заметным брюшком, опутанный разноцветными проводами… Вроде незнакомый. Тоже из пассажиров «Толоконского»?

Марина повернула голову. Справа была стена, выложенная белым кафелем, сверху — низкий потолок, выкрашенный почему-то в салатовый цвет. Чан с мертвецом стоял возле точно такой же стены, далее комната изгибалась буквой «Г». Что там за углом?

Она попробовала подняться на локтях, но ничего не получилось — запястья прикованы пластиковыми зажимами, чуть выше груди тело фиксирует такая же пластиковая лента. Ноги тоже обездвижены. Вместо привычной одежды, в которой Марина была на теплоходе — бесформенный балахон…

Остаётся лежать и ждать.

Нет, вряд ли это больница. Кафель потрескавшийся, краска на потолке облезла… Да и зачем её так привязывать? Может, перелом позвоночника?! Марина пришла в ужас от этой мысли, но потом попробовала пошевелить пальцами на руках и ногах — нет, всё в порядке. Значит… Значит, её обездвижили для иных целей.

Что-то стукнуло, потом раздался скрипучий звук, словно открылась дверь. Марина повернула голову и увидела человека, который шёл к ней. Он двигался немного странно, словно у него болели суставы. Одет он был в голубую больничную робу и такие же штаны, голова выбрита до блеска.

— Здравствуйте, — промычала Марина, надеясь, что человек её поймёт.

Пришелец никак не отреагировал. Он подошёл к ней вплотную, обдав неприятным химическим запахом, и расстегнул пластиковый ремень на груди. Освободил руки, после чего Марина сама вытащила изо рта загубник, отшвырнула его в сторону и спросила непослушными губами:

— Где я?

Человек молча освободил её ноги и сделал вялый жест, приглашая слезть с койки. Затем он повернулся к чану с плавающим покойником, и Марина закричала.

Затылка у вошедшего не было. В кости черепа был вырезан аккуратный круг размером с чайное блюдце, закрытый чем-то вроде прозрачного пластика. Сквозь него был отчётливо виден мозг с вживлёнными панельками, печатными платами и какими-то металлически поблескивающими вкраплениями.

Человек, не обратив внимания на её крик, возился в чане, опустив туда длинные худые руки. Марина прижала ладони к лицу и потрясла головой — нет, жуткая картина никуда не делась. Из вскрытого затылка вошедшего по-прежнему выглядывала бледная мозговая ткань, нашпигованная железом и электроникой.

Вскочив со своего ложа, оказавшегося хромированной каталкой на колесиках, Марина бросилась за угол помещёния. Там обнаружилось что-то вроде санитарного поста: столик с монитором, стульчик и дверь, через которую и вошёл жуткий тип. Над столиком висел бумажный плакатик с надписью: «Ответственный за противопожарную безопасность д-р Самойлов Н.В.».

Дверь была незапертой. Распахнув её, Марина оказалась в коридоре, уходившем влево и вправо. Он был освещён допотопными лампами дневного света, которые слабо гудели; некоторые не работали.

Куда бежать?!

Марина не успела решить, потому что на её плечи легли холодные влажные пальцы. Она с трудом подавила крик, после чего пальцы переместились на локоть.

— Надо идти. Не надо бегать, — раздался голос, сухой и шершавый, словно его обладатель страдал фолликулярной ангиной или надорвал голосовые связки.

— Где я, скажите, пожалуйста, — взмолилась Марина, когда человек без затылка повёл её по коридору налево. — Я… Я — дочь председателя Совета Федерации. Меня будут искать…

— Не надо говорить.

Лоботомированный ковылял рядом, сжимая её локоть. Он выглядел довольно слабым и неповоротливым. Марина прикинула, что могла бы справиться с ним без труда — ещё в школе она по настоянию отца занималась джиу-джитсу. Но стоило ли? Человек её не обижает, куда-то ведёт… Не лучше ли сначала разобраться в происходящем, чем бесцельно бегать по незнакомым коридорам, нарываясь на неприятности?

— Хорошо, — согласилась Марина.

Дальше они шли молча. По короткой металлической лестнице спустились на этаж ниже, где перед ними с шипением распахнулись металлические двери, видимо, среагировав на движение. Ничего примечательного по пути Марина не заметила, кроме странных архаичных табличек: «Уходя, гасите свет», «Пожарный гидрант», «План эвакуации», «Порошок не входи», «Дежурный на июнь 2045 — к-т Меламед К.Е.»… Это явно было некое научное учреждение, если предположить, что «д-р» и «к-т» — это «доктор» и «кандидат». В своём мнении Марина утвердилась, когда на нижнем этаже пошли двери с табличками типа «Проф. Филимонов С.С.». Это слегка успокаивало, но коридоры выглядели слишком запущенными и заброшенными, что не позволяло тревоге улечься окончательно.

— Сюда, — просипел провожатый, открывая дверь с надписью по трафарету: «СТОЛОВАЯ».

Это и в самом деле оказалась столовая. Ряды аккуратных столиков из тёмного дерева, стулья, с торца — раздаточная. Аккуратный плакатик с грозной надписью: «Спиртные напитки распивать строго запрещается под угрозой немедленного увольнения» и чьей-то размашистой подписью. Господи, даже солонки на столах…

— Надо сидеть, — словно собаке велел провожатый, указывая на ближайший столик.

Марина села на краешек, зачем-то потыкала в солонку пальцем. Соль совершенно окаменела, ею запросто можно было колоть орехи.

Провожатый тем временем убрёл, и вместо него появился небольшой робот. Это был самый обычный механический официант, какие вошли в моду в дешёвых заведениях лет двадцать назад. Марина помнила, что маленькой очень боялась жужжавших роботов на колесиках, и невероятно обрадовалась, когда папа стал видным политиком и они начали ходить в рестораны и кафе с нормальными человеческими официантами.

Робот подкатил к столику, остановился и при помощи гибкого манипулятора поставил перед ней тарелку и кружку, потом выплюнул из специального окошечка ложку в пластиковом пакетике. Не дожидаясь, пока официант уедет, Марина зачерпнула содержимоё тарелки и принялась его разглядывать. Вроде бы гречневая каша с мясом… В кружке плескалась чёрная жидкость, если верить запаху — кофе. Пожав плечами, Марина вспомнила вычитанный в какой-то книге солдатский принцип «есть, мыться и спать при каждом удобном случае, потому что следующий может представиться не скоро» и отправила ложку в рот. Каша была суховатой, но в принципе съедобной. Кофе оказался горячим и горьким, сахара в нём на вкус Марины не хватало.

Когда она почти доела свой обед (или это был ужин? а может, завтрак?), в столовую вошли ещё двое. Один — такой же унылый проводник в голубой больничной робе, второй — самый обыкновенный парень в футболке со странным трёхбуквенным латинским логотипом, словно скрученным из проволоки. Симпатичный, губастенький, с модной прической. Определённо крашеный — не бывает в природе волос с таким платиновым отливом. На лице парня возникло обалделое выражение, и он было рванулся к Марине, но провожатый ухватил его за локоть и усадил за соседний столик со знакомыми уже словами:

— Надо сидеть. Не надо говорить.

Марина жестом велела, чтобы парень молчал. Тот послушно кивнул. Как только провожатый ушёл, Марина вполголоса спросила:

— Ты кто? Где мы?

— Чёрт его знает! — испуганным шёпотом отозвался парень. — Я помню, как с теплохода в воду упал, когда он тонуть начал… Уроды какие-то кругом! Это никакая не больница, по-моёму!

Появился робот, который привёз соседу такой же обед, как ей. Хотя официант вряд ли способен был подслушать, парень подождал, пока тот уберётся восвояси, и продолжал:

— Меня Костик зовут…

Девушка представилась, подумав, что сроду не знакомилась с молодыми людьми в такой дурацкой ситуации.

— Не нравится мне всё это… — шептал парень, тиская в кулаке ложку. — Зомби эти… «Не говорить», «стоять», «сидеть»… И где остальные? Мы что, только двое со всего теплохода спаслись? Так не бывает…

— Разберёмся. Тебя где держат?

— Я не запомнил… — виновато признался Костик.

— Ладно, неважно. Кормят — значит, мы им зачем-то нужны.

Парень скорчил рожу и с отвращением принялся за еду.

Вернулись провожатые; они застыли бок о бок в проходе между столиками и явно ждали, пока их подопечные закончат есть. Заметив, что Марина положила ложку, один подошёл и положил ей руку на плечо:

— Надо идти.

Марина с отвращением сбросила похожую на гнусного паука кисть и поднялась из-за стола. Не удержавшись, сказала:

— Удачи, Костик! Вот увидишь, мы во всём разберёмся.

— О'кей, — неуверенно ответил Костик.

Они пошли вовсе не туда, где Марина очнулась в компании плавающего трупа. Поднявшись по таким же металлическим лестницам ещё на два этажа, двинулись по широкому коридору, отделанному деревянными панелями. Здесь на дверях тоже имелись надписи вроде: «Служба безопасности. Пост 2», «Пункт АХЧ» и «Трансформаторная». Выглядело всё побогаче и посимпатичнее, чем унылый кафель внизу, кое-где даже висели пыльные картины, преимущественно пейзажи и натюрморты, написанные маслом. Возле двери с надписью: «Комната отдыха» провожатый остановился и сказал:

— Сюда.

Марина нерешительно взялась за массивную дверную ручку, повернула её и вошла внутрь.

Там было довольно уютно. Кожаные диваны, огромный экран на стене, псевдоживые цветы. Но на всём этом тоже лежала печать запустения, а на большом диване посередине сидел вполоборота к Марине человек. Перед ним стоял низенький столик, на столике — ваза с фруктами и бутылка шампанского в ведёрке со льдом. Плюс два бокала на тонких ножках.

— Здравствуйте, Марина Сергеевна, — приветливо сказал человек, поворачиваясь.

Если бы на её месте был военврач Владимир Рождественский, он непременно узнал бы в загадочном незнакомце подполковника Гончаренко. Только страшного ожога, который командир подразделения получил в подземном тоннеле, на его лице уже не было.

Глава 7

— Это где-то тут, — задумчиво пробормотал Бандикут, останавливаясь.

В довольно глубокий овраг, усеянный бытовым мусором и сваленными как попало строительными балками, они спустились с большим трудом, то и дело падая, чертыхаясь и помогая друг другу. На дне оврага, среди завалов и баррикад, Бандикут разыскал нечто, напоминающее железобетонную дамбу, и теперь шнырял вокруг, пытаясь отыскать вход внутрь. Бордеро скептически смотрел на него, но молчал, а Володя просто присел на полусгнившее бревно, бездумно радуясь малейшей передышке.

Дождь давно закончился. Ботанический сад выглядел ещё печальнее, чем руины Академгородка. Мёртвые здания, ржавые автомобили и раскрошенный асфальт не так угнетали, как умершие деревья и кусты, торчащие из грунта, словно зомби мира растений. Рождественскому припомнилась виденная в детстве старинная сказка, в которой герои бродили по такому же мёртвому лесу со скорчившимися, почерневшими, неживыми деревьями. Ничто не говорило о том, что где-то здесь находится секретный научный городок. Бордер, похоже, тоже перестал верить своему подельнику, и они с Володей искренне удивились, когда Бандикут завопил:

— Эврика! То есть, говоря по-рашенски, нашёл!

Маленький сталкер стоял возле обычного с виду канализационного люка, чуть присыпанного землёй.

— Люк, — с некоторым сомнением констатировал лысый энергик. — Я твой отец, Люк. И что?

— Если видишь в стенке люк, не пугайся, это глюк, — в тон ему ответил Бандикут и захихикал. Прохихикавшись, коротышка пошарил вокруг взглядом, подобрал ветку покрепче и попытался открыть вход.

Ветка сломалась.

— Давай-ка, доктор-врач, — велел Бандикут, отшвыривая обломок. — Ты ж у нас гиревым спортом вроде занимался, вон как мне дверь на даче раскурочил.

— Отойди, чучело. — Бордер оттёр товарища плечом и примерился. С пальцев энергика сорвался ярко-оранжевый сгусток и ударил в край тяжёлой чугунной крышки. Она подскочила, встала на ребро, словно огромная монета, и начала заваливаться на место. Бордер в последний момент успел ухватить её за край и осторожно откатил в сторону.

Володя заглянул в люк. Ничего особенного, обычная канализация. Рифленые скобы, вмурованные в кирпичную кладку, уходят вниз, в свете фонарика видно дно трубы.

— Ты уверен, что привёл нас куда обещал? — спросил Бордер, тоже заглянув в люк и даже плюнув туда.

— Уверен.

— На вход в научный подземный центр не похоже, — покачал лысой головой энергик.

— А это и не вход в центр. Это вход в канализацию, которая ведёт в том числе к центру. Я как раз по этим делам специализировался.

— Говночистом был, что ли? — хмыкнул Бордер.

— Не говночистом, лысое чмо, а инженером по ассенизации! — Трудно было понять, всерьёз обиделся Бандикут или, как обычно, машинально отругнулся. Он побегал ещё немного вокруг люка и заявил: — Лезу первым. Вы дальше как хотите, только люк закройте. Не фиг его светить.

В трубе было просторно и сухо. Если когда-то здесь и протекали сточные воды, сейчас от них не осталось и следа. Ничем не пахло — Володя убедился в этом, открыв шлем.

Диаметр трубы позволял идти, выпрямившись в полный рост, что они и сделали. Бандикут бойко шагал впереди, приговаривая:

— Скоро должен быть поворот, я вам тогда скажу…

— Я тут подумал, — произнёс зачем-то Рождественский, — что в Зоне не столько на поверхности был, сколько под землёй.

— Погоди, доктор-врач, то ли ещё будет, — пообещал Бандикут, пыхтя. — Я вообще под землёй живу, если заметил. Так спокойнее. Наверху ты кто? Наверху ты мишень. Дракон тебя видит, Орден тебя ловит, военные вроде тебя тоже своего не упустят, я уж молчу про наники и прочие железяки. А под землёй только недавно всё зашевелилось, раньше-то была тишь, гладь и божья благодать. Многие, правда, не верили — истории всякие рассказывали жуткие, то да сё…

— Ты же сам и рассказывал, — напомнил Бордер.

— Конечно! Затем и рассказывал, чтобы кто попало сюда не лез. Потому и жил припеваючи. А те, кто этим байкам поверил, уже догнивают в большинстве своём. Кстати, сейчас поворот будет.

Поворот и вправду случился метров через десять. Такая же труба, уходящая налево. Под ногами захрустело стекло, Володя посветил фонарем и увидел, как в его свете переливаются осколки разбитых пробирок.

— Тут такого мусора полно будет, — вертя головой и вроде как принюхиваясь, сказал Бандикут. — Мы в нерабочей ветке были, а дальше какой только дряни не валяется.

Минут через пять молчания Володя не выдержал:

— Слушай, а вот ты про подполковника Гончаренко говорил… Ну, что он тебе рассказал про центр и про опыты над людьми. А он-то откуда знает? И зачем тебе сказал?

— А ты что, мент? — окрысился маленький сталкер, но тут же захихикал. — Многовато вопросов задаёшь, доктор-врач… Ты вообще про подполковника своего что знаешь?

— Да ничего не знаю, — пожал плечами военврач. — Я с ним познакомился-то буквально накануне. Но на базе говорили, уважаемый человек, Зону отлично знает, орденами награждён…

— Орденами награждён, — противным голосом передразнил Бандикут. — Никто ни чёрта у вас не знает про подполковника Гончаренко, понял? Хотя мужик он по-своему честный, не отнять. Да ты, поди, и сам заметил, когда после истории со сталтехом базар шёл.

— Заметил, — кивнул Володя.

— Во-от! Поэтому я ему и доверяю. Хотя всегда проверяю, согласно пословице. С ним работать можно, если осторожно. В отличие от множества других ублюдков с той стороны. И цену порой хорошую даёт.

— Не понял! — Рождественский даже остановился. Сзади выругался Бордер, едва не врезавшийся по инерции в спину лейтенанту. — Подполковник Гончаренко занимался какими-то незаконными операциями? Имел связи со сталкерами? Покупал этот… хабар?!

— Я разве чё-то такое сказал? — делано удивился Бандикут. — Да и лексика у тебя, доктор-врач… Незаконными операциями, итить-колотить! Ты вот сейчас чего делаешь, к примеру? Законную операцию проворачиваешь?

— Да я же не о том!… — начал было военврач, но Бордер толкнул его в плечо, и он снова двинулся вперёд, догоняя Бандикута. — Но ты про деньги сказал…

— Хабар подполковник сроду не брал, — отрезал маленький сталкер. — А в чём его интерес — это я рассказывать тебе не буду, доктор-врач. Потому что не верится мне, что Гончар так вот запросто позволил себе подохнуть. Ой не верится… Поэтому погожу я с ним прощаться и соответственно доверчиво выкладывать тебе все имена и явки.

Володя не настаивал. Он механически шагал по трубе и вспоминал, как подполковник инструктировал их в вертолёте, как представлял его группе, как отстреливался от наседавших биомехов в подземном тоннеле… И в группе все офицеры его любили и уважали… Нет, этот человек не мог быть коррумпированным ублюдком, криминальным отбросом вроде этих вот. Бандикут по своему мерзкому обыкновению просто наговаривает на кого ни попадя, к тому же проверить всё равно ничего нельзя. Особенно если подполковник погиб…

А если в самом деле не погиб?…

Несвоевременные мысли и рассеянность в очередной раз спасли Володю. Он споткнулся о просевший стык между секциями труб, упал на одно колено, и в то же мгновение прямо над ним промелькнул, лизнув шлем и лишив военврача зрения, ослепительный сгусток огня из импульсного ружья. Бандикуту, который был намного ниже ростом, чем Рождественский, выстрел тоже не повредил, а вот Бордер позади них коротко вскрикнул. Выяснять, насколько серьёзно ранение лысого энергика, времени не было, к тому же сталкер тут же подтвердил, что ещё жив и способен постоять за себя, пустив по трубе мимо спутников мощные файерболы с двух рук сразу. Вспышка высветила далеко впереди несколько вертикальных фигур, потом врезалась в стену и распалась на миллионы маленьких огней, словно фейерверк, однако Володя увидеть этого не смог — перед глазами мерцала сплошная пульсирующая тьма зелёного цвета.

Наученный горьким опытом, лейтенант тут же вырубил фонарик и рухнул на пол, забыв про боль в подвёрнутой ноге. К нему шустро отполз задним ходом Бандикут и рявкнул, хрипло дыша:

— Стреляй прямо вперёд, им там укрыться негде! Ты как там, лысая башка?

— Нормально! — со стоном отозвался Бордер. Видимо, энергика всё же задело выстрелом, но не серьёзно.

— Ну ты долбанул! — с восторгом заявил Бандикут, постреливая вперёд из армгана. — С двух рук прямо! Лысая башка, дай пирожка! Когда теперь восстановишься-то?

— А ты не мешай, вот и восстановлюсь… У меня и обычное оружие есть, — напомнил Бордер, тяжело дыша, однако пока не пуская свой армган в ход.

Военврач тоже стрелял в темноту трубы — не целясь, вслепую, благо стена слева, в которую он ткнулся боком, была подходящим ориентиром, чтобы бить лазером параллельно ей. На какое-то время он решил, что навсегда потерял зрение, и не на шутку запаниковал, но вращающаяся зелёная муть перед глазами всё-таки начала тускнеть, и в коротких вспышках выстрелов он стал понемногу различать очертания окружающих предметов. После одного из залпов он даже сумел разглядеть, что фигуры залёгших противников напоминают человеческие. Значит, это, скорее всего, сталтехи или же воины Ордена…

А вдруг военные?! Какая-нибудь спасательная экспедиция, прибывшая в том числе на его поиски? Они уже нашли похищенных с теплохода, теперь зачищают подземные коммуникации и вот нарвались на военврача со спутниками…

— Может, это свои? — крикнул он.

— Свои за Волгой лошадиную ногу доедают! — безапелляционно заявил Бандикут. — Кто там тебе ещё свои?

— Поисковый отряд с базы!

— Нечего ему тут делать! А хочешь, иди парламентером. Посмотрим, до чего договоришься с этими лоботомированными!

— А и пойду! Хорош стрелять!…

— Ну иди, — неожиданно сказал маленький сталкер, прекратив стрельбу и откатываясь в сторону. — Лысый, не шмаляй! Щас наш доктор-врач на переговоры двинет.

Лейтенант только сейчас сообразил, что после самого первого залпа в их сторону никто больше не стрелял. То ли Бордер положил нападавших своим суперударом, то ли в самом деле затаились и ждут…

Он крикнул:

— Не стреляйте! Я иду к вам!

Его голос эхом прокатился по трубе, отталкиваясь от стенок, словно бильярдный шар. В ответ с другой стороны вернулось гаснущее:

— …кто?…

— Видишь?! — Володя толкнул Бандикута в бок. — Отозвались!

— А то, — энергично кивнул тот. — Сталтехи тоже, бывает, разговаривают, братан. Особенно последних моделей… — Он мотнул башкой. — Ладно, иди, миротворец. Мы прикроем по возможности. Если что — сразу драпай назад!

Володя не нашёл в себе храбрости встать на ноги и пополз вперёд на четвереньках. Сзади вполне ожидаемо захихикал Бандикут.

— Я — лейтенант медицинской службы Владимир Рождественский! — закричал Володя, стараясь не обращать внимания на мерзкого коротышку. Получалось не особо. — Наша группа погибла при нападении биомехов! Командир группы — подполковник Гончаренко!

Впереди не отзывались. Володя прислушивался, пока не услыхал прилетевшее:

— …без оружия! Повторяю: мы — поисковый отряд, двигайтесь нам навстречу без оружия!

Разумеется, лейтенант не надеялся на то, что сталкеры тут же последуют этому приказу. Он решил, что доберётся до поисковиков сам, поговорит с ними, всё разъяснит и потом уже вернётся к Бандикуту с Бордером. Оружие он всё же решил не бросать — хотя бы потому, что не видел в этом смысла. Он военный, впереди тоже военные. Палить друг в друга они наверняка не станут.

— Я иду! — крикнул он. — Не стреляйте!

И включил фонарик.

Они стояли метрах в двадцати от него. Четверо, в ряд. Ещё один сидел, привалившись к стене. Все пять человек — в военных бронескафандрах, но что-то с ними определённо было не так…

Сделав ещё пару шагов, Володя понял, что именно. Нахлынувшую было эйфорию от близости спасения как ветром сдуло, потому что бронескафандры на «поисковиках» были разномастные, местами пробитые и прожжённые, а над воротниками без шлемов торчали лысые головы с пустыми глазами. У того, что сидел возле стены, верхняя часть черепной коробки была аккуратно снята, сквозь прозрачный пластиковый купол виднелся головной мозг, посверкивавший имплантами и электродами.

«Энергоблок мощнее», — мелькнули в памяти слова Бордера, подающего военврачу модифицированный армган, снятый с убитого рыцаря Ордена.

— Привет, ребята! — радостно произнёс Рождественский, продолжая шагать к ожидавшим его монстрам и изо всех сил надеясь, что его оживление не выглядит фальшивым. — Привет! Я тут потерялся, понимаете… Думал уже, пропаду… А тут вы!

Видимо, твари поверили, что лейтенант попался на крючок и ничего пока не понял. Один кивнул мерзкой башкой и заторможенно проговорил:

— Хорошо. Привет, брат.

— Привет, брат! — оскалился военврач и резко выбросил вперёд руку с оружием, одновременно бросаясь на пол.

Луч орденского армгана не шёл ни в какое сравнение с лучом обычного армейского. Троих врагов он просто рассёк пополам, как остро заточенный двуручный меч, невзирая на бронескафандры, пусть даже битые и с ослабленной защитой. Четвёртый — тот, что говорил, — сумел увернуться и бросился на Володю. К нему присоединился тот, что сидел у стены.

Выстрелить ещё раз Рождественский не успел, потому что нападавший отбил его руку в сторону. Тяжёлое тело врезалось в грудь, лейтенант опрокинулся и вцепился левой рукой в шею монстра, торчавшую из жёсткого обрезиненного воротника бронескафандра. Он не знал, повредит ли это противнику, но всё равно не имел возможности предпринять ничего более серьёзного.

— Засада! — успел крикнуть Володя, прежде чем рот ему перехватила холодная липкая рука. Он понял, что один из нападавших прижал его к полу, а второй — тот, что с прозрачным куполом на голове — заставил замолчать.

Фонарик на шлеме военврача светил прямо в лицо первому монстру. Пустые, немигающие глаза смотрели на Рождественского, изо рта вырывалось свистящее нечистое дыхание. Свободной рукой урод попытался ослабить хватку военного на своём горле, но не смог ничего поделать. Володя ещё сильнее сжал пальцы, монстру это явно не понравилось, хотя реагировал он совсем не как обычный человек. Видимо, болевой порог у него был ниже или воздуха для дыхания ему требовалось меньше.

Лейтенант дёрнулся, попытался мотнуть головой и, когда у него ничего не вышло, сделал последнее, что ему оставалось, — изо всех сил впился зубами в зажимающую его рот руку, словно бультерьер, поймавший крысу. Отвратительная плоть мёртвой ладони неожиданно легко отделилась от кости и осталась у него в зубах. Монстр отдёрнул пострадавшую конечность, Володя выплюнул его омерзительное мясо и снова хрипло крикнул:

— Засада!!! Назад!…

Первый урод тем временем бросил попытки оторвать руку Володи от своего горла и принялся методично, без замаха бить его по лицу, словно сосредоточенно толок что-то в огромной ступке, используя кулак вместо песта. Один из ударов пришёлся Рождественскому в глаз, в голове зазвенело и помутилось. Затем лопнула губа, на язык упал выбитый зуб, царапнув его острым краем, боль обожгла скулу, переносицу, подбородок…

— Сука! — выдохнул военврач и, собравшись с силами, ударил монстра головой в нос. Хрустнула кость, монстр отвалился на сторону, после чего Володя почувствовал, что его хватают за ноги и куда-то тащат. Он взбрыкнул, отбиваясь, но безуспешно. Из темноты вновь появился лоботомированный с куполом на башке и попытался схватить лейтенанта за горло.

Странно, почему они не стреляют, мелькнуло в голове у Рождественского.

Свалка на полу живо напомнила ему драки в школьные годы. Куча мала, когда дерущиеся не обращают внимания, своим достаётся от их ударов или чужим. Володе прилично попадало из-за лишнего веса, но драться он более или менее научился. Стоило ли это делать, чтобы опять угодить в такую вот школьную потасовку…

Из которой он вполне может не выбраться живым.

— Лежать! — каркнул лоботомированный.

Володя вывернулся из его хватки и рывком сел, чтобы с ужасом увидеть, как его тянут за ноги верхние половины тел тех полумертвецов, кого он срезал первым выстрелом. Одной рукой каждый из них упирался в пол, другой — держался за щиколотку лейтенанта. Вслед за обрубками тащились петли кишок, облитые пенящейся розовой жидкостью, непохожей на кровь.

На осознание увиденного кошмара Рождественский потерял драгоценные мгновения, и его снова атаковал монстр со сломанным носом, из которого торчали бескровные хрящи. Он повалил Володю, налёг ему всем весом на грудь и прижал к горлу лезвие боевого армейского ножа.

— Лежать! Молчать! Не говорить!…

— Молчать, пока зубы торчать! — раздался над головой знакомый голос маленького проходимца Бандикута, и в то же мгновение тяжёлый каблук с размаху въехал в морду механочеловека. Нижняя челюсть зомби с треском своротилась набок и повисла на вырванных полосах кожи.

Справа коротко мелькнули вспышки армгана — там, видимо, сражался Бордер. Вывернувшись из ослабевших объятий монстра, Володя увидел, как энергик добивает лоботомированного. Бандикут тем временем расправлялся с живыми обрубками, бросившими Володю и пытавшимися ползком удрать в боковое ответвление трубы.

Через несколько секунд всё было кончено. Бордер перезаряжал батарею в армгане, Бандикут стоял, прижав ногой к бетонной поверхности голову ещё живого урода со свёрнутой челюстью, всё вокруг было забрызгано розовой жидкостью. Кровью не пахло — разило какой-то едкой химией.

— Спирта дай, — задыхаясь, пробормотал Володя, не глядя протягивая руку. Бандикут шустро извлёк флягу, сунул лейтенанту. Тот щедро хлебнул, обжёгшись, прополоскал рот, выплюнул с утробным рыком.

— Ну и зачем продукт переводить? — попенял Бандикут.

— Я одного за руку укусил, — пояснил Володя, отплёвываясь. — Неизвестно, какая зараза… Какая угодно зараза…

— Что это за дрянь? Я таких не видел, — сказал Бордер, разглядывая труп лоботомированного.

— Я тоже не видел. На тебя похожи, — отозвался Бандикут. — Хотя слыхал про таких… А вот мы сейчас всё узнаем. Вот этого допросим и узнаем. Пока не сдох.

— Они живучие, — ещё раз сплюнув, сказал Володя. Во рту до сих пор стоял мерзкий привкус холодной плоти. — Эти вон меня тащили, хотя вроде бы сразу должны были помереть.

Лейтенант с кряхтением разогнулся, поморгал. Круги перед глазами уже не плыли, только на периферии зрения ещё можно было заметить расплывчатые, бледнеющие зелёные следы. Подойдя к располовиненным трупам, военврач с трудом нагнулся над одним из них, всмотрелся и поведал своим спутникам:

— Это не сталтех.

— Подержи-ка своего близнеца, лысый… Точно, не сталтех, — подтвердил Бандикут, глянув через плечо энергика. — Никаких тебе наноматериалов. Кишки, кости… вон желудок, по-моёму. Или печёнка?

— Печёнка… — подтвердил Рождественский. — Посветите-ка, я осмотрю остальных.

Бандикут хмыкнул, но послушно поднял фонарь повыше. Володя перевернул обрубок тела лицом вниз и увидел грубый шов на затылке.

— Нож, — лаконично сказал он, словно хирург на операции, и протянул руку. В ладонь удобно легла рукоять ножа — того самого, которым ему совсем недавно угрожал монстр.

Крови было совсем мало — точнее, не крови, а всё той же розовой жидкости, которая явно имела гемоглобиновую основу, но кровью как таковой определённо не являлась. Без особых церемоний взломав кости черепа там, где они срослись после давнего вскрытия, Володя раскрыл их, словно дверцы крошечного шкафа, и застыл, потрясённый.

Мозга внутри не было. То есть вообще. Вместо мозга в свете фонарей тускло поблескивала металлическая сфера.

— Опа, — озабоченно пробормотал Бандикут. — Таки сталтех.

— Не совсем, — проговорил Рождественский. — По сути, это обычный человек. Заменён только мозг. Других изменений нет.

— А я говорил, я говорил! — затараторил маленький сталкер. — Видишь, чего они из людей делают, доктор-врач?! То есть снаружи — человек, а внутри — железяка!

— Что там у вас? — с любопытством спросил энергик. — Я ж этого гада отпустить не могу.

— Сейчас покажу, — пообещал Володя. Он потянул на себя металлическую сферу, оборвал какие-то нити, уходящие от неё в спинной мозг, и, поднявшись, продемонстрировал трофей Бордеру. — Вот. Это его мозг. Точнее, то, что у него вместо мозга.

— Не вскрывай её! — поспешно предостерёг Бандикут. — Мало ли чего наружу полезет! И вообще не трогал бы — вдруг наники ка-ак прыгнут…

Володя поспешно выронил металлическую сферу на пол, словно обжёгшись. Она глухо стукнула и откатилась к телу бывшего хозяина.

— Охренеть… — Лысый покачал головой, продолжая удерживать слабо дёргающегося и скребущего по бетону ногтями живого мертвеца. — Значит, не сказки… И значит то, что они планируют…

— История про девку вполне может быть правдой. Вот Растаман голова! — с уважением произнёс Бандикут.

— Что-то тут не клеится, — заметил военврач, старательно вытирая ладони о скафандр.

— Почему?

— Потому что они не так уж похожи на людей. На зомби — да, но не на людей. И потом… Примитивные они какие-то. Туповатые. Физически слабые.

— Ага! Слабые. Вон как тебя укатали.

— Их было двое на одного, плюс ещё две живые половины. А один на один я бы с любым справился, скорее всего.

— Ещё бы, гиревой спорт, — подчёркнуто уважительно поддакнул Бандикут.

— А если это первая модель? — задумчиво предположил Бордер. — Бета-версия? Экспериментальные образцы?

Лысый сталкер попал в самую точку. Как же я сам-то не догадался, подумал Володя.

— Видимо, так оно и есть…

— И в трубах они патрулируют, потому что более толковое занятие им просто сложно придумать.

— Точно.

— Слушайте, лишенцы, а я ведь этого знаю! — с нескрываемым удивлением воскликнул Бандикут, который пристально разглядывал пленённого биомеха.

— Типа? — насторожился Бордер.

— Да рожа знакомая! Был такой сталкер, Самоцвет. Пропал, помнится, года два назад… Может, и раньше, я особенно не следил, в книжечку не записывал — оно мне надо? Точно, Самоцвет и есть. Ну-ка…

Бандикут одним движением взрезал ножом плотную ткань скафандра и обнажил бледное предплечье ходячего мертвеца. На нём чернела татуировка — надпись: «ДМБ 2040» и изображение танка на воздушной подушке.

— Самоцветик, — с умилением произнёс маленький сталкер. — Как живой. Узнаёшь меня?

Придавленный ботинком Бордера к полу монстр со свёрнутой челюстью и сломанным носом медленно перевёл взгляд на Бандикута.

— Узнаёшь, говорю?

Монстр равнодушно молчал.

— Ничего он не скажет, — уверенно заявил Володя. — Добейте его и дальше пойдём. Я думаю, у него там блок какой-то установлен. А тебя он в любом случае не помнит — старые мозги вычистили, а вместо них запихнули совершенно другие, машинные. Пародия на человека. Инстинкты.

— Главное, чтобы они не продвинулись дальше в исследованиях, — мрачно пробормотал Бордер.

Оттолкнув Бандикута, он вытянул вперёд руку, сосредоточился и выпустил в изуродованную голову бывшего сталкера Самоцвета заряд энергии, превратив её в головешку.

— Эй, лысая пачка! — возмутился Бандикут, не успевший прикрыться от яркой вспышки. — Предупреждать надо, между прочим!

— Постой, — сказал Володя, заметив, что лысый болезненно поморщился, опуская руку. — Тебя куда зацепило-то?

— А, ерунда, — Бордер развернулся вполоборота, продемонстрировав разорванный рукав плаща, на котором запеклась кровь.

— Давай полечу, что ли… — смущённо пробормотал Рождественский.

— О! Я и забыл, что ты у нас бионик! — обрадовался Бордер. — Давай, лечи. — Он с готовностью подставил предплечье. — Заодно и подкачаешь меня немного. Устал я, магнитно-конфигурирующий генератор много сил жрёт…

Коротышка чуть не подпрыгивал рядом, чтобы лучше видеть, что происходит.

Володя попросил Бордера снять плащ, что тот сделал с видимой неохотой, и осторожно поднёс к ране раскрытую ладонь, готовый в любой момент её отдёрнуть, если что-то пойдёт не так.

— Ну? — поинтересовался энергик, подождав пару минут.

— Сейчас… — процедил военврач.

Легко Растаману было говорить — сам, дескать, разберёшься, как лечить. А как тут разберёшься, если он даже не представляет, что должен делать и что при этом ощущать? Какие прилагать усилия и в каком направлении?…

Рождественский сосредоточился изо всех сил, даже губу закусил от напряжения. Всё внимание сконцентрировал на ране, опасаясь поднять взгляд, чтобы не натолкнуться на ухмылку Бандикута или понимающую, чуть презрительную гримасу Бордера. Поводил ладонью над разорванным рукавом энергика, не ощущая ровным счётом ничего. Никаких, что называется, целительских позывов. Только по виску поползла предательская капля пота, отвлекая и мешая как следует собраться.

Бесполезно.

— Слушай, — с трудом проговорил он, ощущая, как уши начинают пылать пунцовым цветом, — а ты не знаешь, как это делается?

— Понятия не имею, — безмятежно ответил Бордер. — Я ведь не бионик. Никогда не приходило в голову спросить, как это у них получается. Да они, небось, и сами не знают.

Ладно. Володя снова поднёс ладонь к ране, но теперь попытался максимально расслабиться, расфокусировал зрение, словно собирался медитировать. Не может такого быть, чтобы он оказался абсолютной пустышкой как целитель. Не исключено, впрочем, что пустышкой оказались оплавленные импланты, которые сменили уже неизвестно которого хозяина. Однако ни сталкеры, ни Растаман даже не предположили, что такое возможно. Значит, вероятность этого мизерна. Стало быть, надо попытаться изменить сам подход к лечению. Вероятно, нужно не напрягаться, а наоборот, полностью расслабиться, чтобы целебная энергия могла беспрепятственно циркулировать через организм начинающего бионика…

Что-то вкрадчиво шевельнулось на краю сознания — что-то лёгкое, светлое, трудноуловимоё. Военврач вздрогнул от неожиданности, и загадочное чувство разом растворилось в пространстве. Досадливо поморщившись, он снова попытался отстроиться от окружающего, полностью очистить сознание от любых мыслей, расслабиться и потеряться в реальности. Теперь это заняло больше времени, потому что подсознательно Володя всё-таки стремился поскорее ухватить за хвост то странное чувство лёгкости, которому явно не нравилось, когда за ним целенаправленно охотятся. Однако в какой-то момент на Рождественского всё же снова нахлынуло уже знакомоё ощущение. Он услышал лёгкий звонкий шум в голове, почувствовал, как руки становятся невесомыми, словно воздушные шары… как всё тело наливается неведомой энергией… как…

— Ну что, доктор-врач-бионик? Не получается?…

Голос Бандикута совсем не был насмешливым, в нём даже чувствовалось не свойственное мерзкому коротышке сочувствие — но тем не менее он вдребезги, словно кувалдой, разнёс необходимоё душевное состояние бионика, в котором, Володя уже был уверен в этом, только и можно проводить энергетическое исцеление.

— А?… — Рождественский перевёл мутный, отсутствующий взгляд на коротышку, и маленький сталкер невольно отшатнулся, поскольку глаза военврача вдруг налились кровью от нескрываемой ярости. — Слушай, ты можешь оставить меня в покое?! — заорал Володя, внезапно протянув к нему руку, словно хотел схватить паршивца за грудки.

— Тихо-тихо, доктор-врач, — примирительно сказал Бандикут, на всякий случай делая шаг назад. — Все живы, никого не убило, все довольны, все смеются…

— Я тебе сейчас посмеюсь, — обессилено проговорил лейтенант, опуская руки. — Сволочь… — Он снова повернулся к Бордеру, но теперь его трясло от возмущения, и добрых полторы минуты он не мог даже расфокусировать взгляд. Пальцы у него тряслись, руки подрагивали. Ни о каком подобии медитации в таком состоянии не могло быть и речи.

— Ладно, — осторожно сказал Бордер, из вежливости выждав ещё пару минут, — бывает. В другой раз попробуешь, идёт?

Володя глубоко вдохнул, коротко выдохнул и снова глубоко вдохнул.

— Ещё минута, — решительно произнёс он властным тоном, удивившим его самого.

Лысый энергик пожал плечами, потом послушно замер. Что касается корявого коротышки, то он за спиной у доктора, похоже, даже забыл, как дышать, осознавая ответственность момента. По крайней мере, оттуда не доносилось ни звука, ни шороха, ни мышиного писка.

Володя неимоверным усилием воли заставил себя успокоиться и, уже ничего не ожидая, снова принялся водить ладонями над предплечьем раненого. Ему уже было плевать, получится что-нибудь или нет. Но позорно сдаваться на глазах у сталкеров страшно не хотелось. Надо попробовать хотя бы ещё раз.

Некоторое время ничего не происходило. Затем лейтенант внезапно почувствовал оттенки уже знакомого ощущения. На сей раз он не стал концентрироваться на нём, чтобы снова не допустить той же ошибки, что и раньше, — и неожиданно от плеч, в которые Растаман вживил «плавленые» импланты, к ладоням несмело пробежало покалывающее тепло, затем ещё и ещё раз. Растопыренные пальцы врача мелко задрожали, однако он мгновенно придушил мучительное желание отвлечься на это новое странное чувство и продолжал пребывать в состоянии прострации, краем сознания понимая, что с ним происходит нечто необычное.

Когда по прошествии полуминуты он всё-таки невольно сфокусировал взгляд на ране энергика, то с несказанным изумлением обнаружил, что она затягивается прямо на глазах.

— Получается! — страшным шёпотом поведал Бандикут, выглядывая из-за Володиной спины.

На сей раз Рождественский не отреагировал на него, зачарованно наблюдая, как ткани руки и кожные покровы Бордера стремительно прорастают сами собой, как их края соприкасаются, схватываются…

Спустя минуту на месте раны остался только уродливый рубец.

Володя устало опустил руку и потряс ею. Чувство было такое, словно он её отлежал, под кожей бегали колкие мурашки, дыхание слегка перехватывало, будто он только что пробежал стометровку. Врач никак не мог заставить себя поверить в произошедшее.

— Сделал, — уважительно сказал Бандикут за его спиной. — Нормальный такой бионик, чё. Я и похуже видал, а уж с понтами такими, что просто класть некуда.

— Спасибо, — просто произнёс Бордер, надевая плащ.

И они двинулись дальше.

В канализационной трубе было темно и тихо. Бордер и лейтенант молчали, а Бандикут по-прежнему возглавлял шествие, непрестанно бормоча:

— Нет, вы прикиньте — Самоцвет-то не пропал, оказывается, а вот он где! И если они в самом деле серьёзно такими делами занялись, это что же они могут устроить, а?! А Растаман, Растаман! Сразу сообразил, что к чему, чёрт жирный!

— Не тарахти, — попросил наконец лысый. Своё чудесное исцеление он воспринял как должное, в отличие от полурослика и от Володи, который шёл, глубоко задумавшись. — Полагаешь, у них тут один такой патруль был?

— Не десять же! Тут не так много магистралей. Тем более что мы уже почти пришли, сейчас будет коллектор, а из коллектора — дверь.

— А где основной вход-то? — поинтересовался Володя, очнувшись от размышлений. — Должен ведь быть основной вход.

— Основной вход, доктор-врач, был в Академгородке. Улица Учёных, дом девять, квартира девятнадцать. Там весь дом в этом центре трудился, оттуда и на работу ходили. Электрокар ездил специальный… Наверху ничего не видно, людишки грибы собирают, шашлыки жарят… Хотя стоп, в Ботсаде шашлыки жарить запрещали. Так-то вот, доктор-врач. Засыпало его, а то прямо оттуда бы пошли. А ещё были несколько входов, те я и сам не знаю.

— Интересно, кто же здесь живёт и работает? Биомехи?

— Вопрос в том, кого считать биомехом, — сказал Бордер. — Где кончается человек и начинается биомех? И где начинается тот биомех, который становится врагом человеку?

— Да ты, блин, философ, лысый. — Бандикут указал на лесенку, поднимающуюся вверх: — Вон коллектор. Сейчас залезем и узнаем, кто тут живёт и работает. Точно не обрадуетесь.

* * *

В тур на теплоходе «Виктор Толоконский», отправлявшийся из Камня-на-Оби, Марину Сухомлину соблазнила поехать подруга.

— Маринка, это же так интересно! — тараторила Оксана, когда они ехали в Маринином кабриолете «ГАЗ-чемпион» по сияющему огнями вечернему Екатеринбургу. — Ребята с курса ездили, рассказывали. Представляешь, он прямо к самому Барьеру подходит! Говорят, можно даже этих… биотехников увидеть на берегу в бинокль!

— Биомехов? — уточнила Марина.

— Вот-вот, биомехаников! Страшно так! Сплошной адреналин!

— Это же, наверное, незаконно?

— Ну, не совсем законно, конечно… Хотя это обычный теплоход, очень комфортабельный. Выходит из Камня-на-Оби, на нём дискотека, бар хороший, люди приличные. А что он к Барьеру подплывает, так это совсем чуть-чуть незаконно, самую чуточку! Причём там у капитана вроде бы с военными всё договорено, так что все смотрят сквозь пальцы.

— Я даже не знаю… — задумалась Марина. На самом деле она, конечно, интересовалась происходящим в так называемом Пятизонье. Многочисленные статьи, книги, художественные фильмы только разжигали интерес, а попасть в Зону каким-то законным образом попросту не представлялось возможным. Так почему бы студентке факультета журналистики не прибегнуть к способу не совсем законному?

— А сколько стоит?…

Оксана назвала сумму, оказавшуюся совсем не страшной. Главное — не говорить отцу, решила Марина. Это стоило ей длительного разговора с телохранителем Тимуром, которого удалось убедить, что ничего опасного в поездке нет, тем более что он всегда будет находиться рядом. Тимур, правда, настоял, что все остальные правила, предписанные его нанимателем, председателем Совета Федерации Сухомлиным, будут соблюдаться неукоснительно. Так и было: три бокала вина в сутки, отшивание всех более или менее интересных парней, отбой в полночь… Скукота.

Зато потом всё изменилось. Но такого веселья Марина не пожелала бы никому.

А сейчас она опустилась на мягкий диван, послушно принявший её в свои мягкие обьятия. Незнакомец внимательно смотрел на неё, потом добродушно улыбнулся.

— Кто вы? — спросила Марина. — Откуда вы знаете, как меня зовут? Где я? Что со мной будет? Где Тимур?!

— Как много вопросов одновременно, — покачал головой человек с ожогом. — Хорошо, я постараюсь вам ответить. Меня зовут… э-э… скажем, Леонид Захарович. Да почему «скажем» — меня именно так и зовут. Ваши имя и отчество я знаю, во-первых, из документов, которые мы при вас обнаружили — я о студенческой карточке в кармане джинсов. А во-вторых, ваш отец всё-таки не последний человек, чтобы окружающие не имели сведений о его родных и близких.

— Я так и думала. Всё это из-за отца… Что вы хотите? Где я?…

— Снова вопросы, вопросы, вопросы, — улыбнулся Леонид Захарович. — Вы в безопасном месте, Марина Сергеевна. В Академзоне очень мало безопасных мест, и сейчас вы находитесь как раз в одном из них. Это научный центр. К сожалению, ничего более подробного сказать я не имею права, так как учреждение это секретное. Возможно, позже вы всё узнаете. Ничего ужасного с вами не произойдёт, поверьте. А вот насчёт Тимура — увы, он погиб при аварии теплохода.

— Значит, это всё-таки была авария?

— Давайте называть это так — для краткости. Хотя, по сути, это было нападение. Я всегда предполагал, что рейсы на теплоходе к Барьеру закончатся плохо. Полагаю, теперь-то эту лавочку прикроют — у нас ведь мужик не перекрестится, пока гром не грянет…

Марина молчала. При всей внешней приветливости незнакомца она чувствовала исходящую от него опасность. Он явно многое недоговаривал. Научный центр? А что за убогие зомби здесь бродят? И почему из научного центра до сих пор ничего не сообщили её отцу? Папа нашёл бы способ забрать её отсюда!

— Немного шампанского? — поинтересовался Леонид Захарович, с хлопком откупоривая бутылку «Абрау-Дюрсо».

Марина кивнула, продолжая лихорадочно думать, как вести себя дальше. Притворяться дурочкой? Или ещё немного повыступать?

— Я не понимаю, — решительно сказала она, хлопнув ладошкой по гладкой коже дивана.

— Чего именно не понимаете, Марина Сергеевна? — осведомился Леонид Захарович, наливая в бокалы шампанское.

— Я не понимаю, почему я до сих пор здесь, — Марина оторвала от кисти в вазе крупную зелёную виноградину, бросила в рот. — Сообщите моёму папе, он пришлёт кого-нибудь.

— Сейчас мы не можем этого сделать, — грустно покачал головой Леонид Захарович. — Я же сказал вам: на теплоход было совершено нападение. Ситуация в Зоне близка к выходу из-под контроля. У нас даже нет связи с Большой землёй. Для паники нет причин, наш центр совершенно автономен и отлично защищён. Как только всё более или менее наладится, мы сообщим вашему отцу.

Что ж, довольно складно, подумала Марина и взяла бокал с искрящимся ледяным напитком.

— А кто эти странные люди? Один из них меня сюда сопровождал… У него в голове какой-то механизм.

Леонид Захарович легко чокнулся с Мариной и, пригубив шампанское, разъяснил:

— Это жертвы Зоны. Как вы знаете, Катастрофа породила массу мутантов, в том числе механоидного типа. Собственно, назначение нашего центра состоит в том, чтобы пытаться таких мутантов вылечить. Или хотя бы сделать в большей степени людьми, чем они являлись после мутации. К сожалению, в нормальном социуме существовать они не могут, поэтому приходится использовать их на территории центра в качестве подсобного персонала. Уверяю, эти несчастные не причинят вам никакого вреда.

Марина пила шампанское и слушала неторопливый рассказ Леонида Захаровича, который, кажется, увлёкся.

— Видите ли, — говорил он, вслед за Мариной отщипывая виноградины, — изучение Пятизонья, несомненно, станет огромным подспорьем для всей мировой науки. И то, что это происходит именно в России, можно считать большой удачей — несмотря на все трагические потери. Я уверен, что те же Соединенные Штаты с радостью устроили бы на своей территории что-либо подобное — но никак.

— Знаете, по состоянию вашего центра я не могу сказать, что это передовое учреждение, — призналась Марина, поколебавшись несколько мгновений, стоит ли это говорить.

— Я вас понимаю, — согласился Леонид Захарович. — Но здесь есть несколько смягчающих обстоятельств. Во-первых, центр построен довольно давно, а потом был на длительное время законсервирован. Сами понимаете, такой сложный объект запустить вновь весьма сложно. Во-вторых, мы вынуждены доставлять сюда необходимоё оборудование, материалы, даже продовольствие практически по чайной ложке. Зона не позволяет наладить нормальное транспортное сообщение. В-третьих, объект засекречен, что также создаёт определённые трудности… Я мог бы перечислять и далее, но вы, полагаю, уловили суть.

— Уловила, — кивнула Марина. — Но что всё-таки происходит? Кто на нас напал?

— Я бы назвал это своего рода экспансией. Слишком гуманное отношение государства к обитателям Пятизонья привело к тому, что здесь начались фактически неуправляемые и почти необратимые процессы. В начале века были очень популярны научно-фантастические романы и кинофильмы о войне людей с роботами. «Терминатор» не видели, нет? Если угодно, именно это и может произойти, но уже не на территории Пятизонья, а в куда более крупных масштабах.

«А что, если он не врёт? Действительно, всё выстраивается очень складно… Что ж, нужно сделать ещё один шаг, и тогда станет понятно, что представляет собой этот Леонид Захарович…»

— Я могу встретиться с кем-либо из других пассажиров теплохода?

— Насколько мне известно, с одним из них вы уже встретились в столовой. Кстати, прошу прощения за скудный обед — приходится использовать неприкосновенный запас до тех пор, пока не наладится сообщение с Большой землёй. Что касается других пассажиров, то спасти удалось немногих. Причём большинство серьёзно пострадало, а некоторые… э-э… стали объектом воздействия местных враждебных сил. Поэтому мы были вынуждены изолировать их.

— Но хотя бы с Костиком я могу общаться?

— Разумеется. Я распоряжусь, чтобы вас поместили в соседний с ним гостевой номер из временной палаты, где вы находились сначала.

Марина допила шампанское, Леонид Захарович налил ей ещё. Марина покачала головой:

— Знаете, я что-то не очень хорошо себя чувствую…

— В таком случае вам необходимо отдохнуть.

Леонид Захарович с озабоченным выражением лица нажал кнопку на нижней поверхности стола. В дверях появился унылый тип в голубом, Марина даже не могла бы точно сказать, тот же самый, что её сопровождал, или совсем другой.

— Проводи её в семнадцатую комнату второго сектора, — велел Леонид Захарович. Унылый молча кивнул и остался стоять, ожидая, пока Марина встанет и выйдет из комнаты.

Он отконвоировал её до места и оставил в гостевом номере, который сильно отличался от кафельно-салатовой палаты. По сути, обычный номер в недорогой гостинице — с мягкой кроватью, шкафчиками, небольшим пустым холодильником, совмещённым санузлом — унитаз и душевая кабинка, — и стареньким телевизором на тумбочке, который не работал.

Марина задумчиво постояла, глядя, как из крана в раковину льётся ржавая струйка воды, потом закрыла кран и легла на кровать, застеленную чистым и даже свежим бельём.

История Леонида Захаровича её если и убедила, то далеко не до конца. Но пока вариантов всё равно не было.

Стоп, а как же Костик?…

Марина бросилась к двери и убедилась, что она заперта. Упав обратно на кровать, девушка заплакала.

Глава 8

Когда Володя Рождественский, свежевыпущенный лейтенант медицинской службы, сел на скоростной поезд до Томска, следом за ним в купе вошёл пожилой дядька с двумя старомодными чемоданами.

— Здравствуйте, — сказал дядька и громко чихнул.

— Здравствуйте. Будьте здоровы.

— Эх, не наздравствуешься, — почему-то грустно махнул рукой дядька и поставил чемоданы в багажное отделение. — Стало быть, соседи… Докуда едете?

— До конечной. Следую к месту службы, — весело сообщил Володя, которому не терпелось поделиться своей радостью.

— В Томск?

— Нет, дальше. База «Колывань». — Информация, выданная Володей, секретной не была.

Дядька, усевшийся на своё место и вытиравший розовые мордасы гигиенической салфеткой, с интересом посмотрел на соседа:

— Военсталкер, что ли?

— Военврач.

— Распределили?

— Сам выбрал.

Дядька покрутил головой на толстой волосатой шее.

— Даёшь, мужик… Ничего, что я на «ты»?

— Нормально.

— А я буду Павел. Просто Павел.

— Володя.

— Сейчас мы с тобой выпьем, и всё пойдёт нормально. Ехать-то до вечера.

Поезд тронулся и стал набирать ход. Через пару минут должна была сработать компенсаторная система, гасящая неприятные ощущения от бешеной скорости, с которой поезд мчался по монорельсовой дороге. Мимо промелькнул дебаркадер вокзала, а потом пошла сплошная стена тоннеля, по которому шёл поезд, тут же сменившаяся изображением, показывающим, что находится по пути следования за пределами тоннеля. Картинка ничем не отличалась от обычного вида из вагонного окна.

В купе сунулась проводница, уточнила, не нужно ли чего.

— У нас всё с собой, — подмигнул Павел.

— Понимаю, — улыбнулась проводница и исчезла. Павел тем временем выволок один чемодан из багажного отделения и принялся распаковывать, выкладывая на выдвинутый столик продукты. Выкладка завершилась бутылкой водки.

— Употребляешь?

— Можно, — не ломаясь, согласился Володя. В конце концов, до вечера он был совершенно свободен, да и в штатском, так что мог себе позволить.

Разложив на столике мясные деликатесы, маринованные огурчики, солёную капусту и вскрытую банку селёдочки, Павел взял из ниши штатные вагонные стаканчики и налил по полному:

— Ну, за отъезд.

Они выпили, и дядька без перехода спросил:

— А зачем ты выбрал-то эту Колывань, Володя? И почему на поезде едешь, а не стратопланом, например?

— С поездом всё просто — мне на базу нужно явиться только завтра. Раньше прилететь — что я там делать буду? Прилететь в обрез — неинтересно. Решил вот прокатиться. Я вообще люблю поезда… — Володя захрустел огурчиком. Видать, домашней засолки был огурчик, вкуснейший.

— С этим ясно. Ну, а про Колывань?

— Я с самого начала туда собирался. С детства ещё хотел в военсталкеры.

— Романтик, стало быть, — заключил Павел, снова разливая водку. — Думал, перевелись уже, однако, вижу, не все…

— А вы куда едете? — спросил Володя.

— Я тоже до конечной. Сам-то я физик. Занимался в том числе генерацией гипертоннелей. Знаешь, что это такое?

— Не очень… Это же как-то связано с возникновением Пятизонья, да?

— Правильно мыслишь. Хотя не напрямую… Ладно, не стану тебе голову забивать, не в этом дело. А еду я, как и ты, к новому месту работы.

— Тоже в Зону будете ходить? — восхитился Рождественский.

— Нет, спасибо. Был я пару раз в Москве, в Курчатнике. Так, мини-экспедиция, нас охраняли почище президента… Больше я туда не полезу, Володя. И тебе бы не советовал, но ты, вижу, упёртый парень, раз сам вызвался.

— А… что там?

— Там ад, — коротко сказал Павел и опрокинул стаканчик в рот. Пожевал губами, не закусив, и повторил: — Там ад, Володя. И хватит об этом.

Потом они говорили на разные отвлечённые темы: вернётся ли «Зенит» наконец в премьер-лигу, кто будет следующим президентом и чем плох нынешний, когда закончатся беспорядки в Японии и удастся ли там вообще восстановить какое-то подобие прежнего государственного устройства… Обсудили сериалы и викторины, погоду («Эх, Володя, сейчас разве лето? Вот был я молодой, тогда было лето!»), самых сексуальных актрис. Павел извлёк вторую бутылку, Володя пил уже по половинке, чувствуя, что иначе может прибыть в Томск совершенно никакой. Ближе к вечеру физик Павел напился и уснул, громко храпя. Володе храп его ничуть не мешал — он дожевывал кусочек вяленой говядины и смотрел в окно, точнее, на проекцию того, что должно было проноситься за окном. Мелькали рощицы, деревеньки, большие города, а Володя думал: правильный ли сделал выбор? Простые слова Павла: «там ад», тревожили точно так же, как в своё время будили воображение длинные и витиеватые истории бывшего военсталкера дяди Толи Овсянникова, оказавшегося обычной складской крысой.

Поздно вечером поезд прибыл в Томск. Володя растолкал соседа, тот вскочил, с виду совершенно трезвый, и рачительно принялся собирать недоеденное в чемодан. Рождественский не стал дожидаться, поблагодарил за угощение и компанию, попрощался и хотел выйти из купе, но Павел остановил его.

— Слушай, парень, — дыша перегаром, произнёс физик. — Ты подумай. Крепко подумай. Войдёшь в Зону — человеком из неё уже не выйдешь.

— Вы… Вы это в переносном смысле?

— И в переносном, и в самом прямом. Напиши рапорт, переведись куда-нибудь. Пять минут позора пережить можно. Да и кто тебя осудит?

— Но вы же… Вы были в Зоне. И вышли оттуда человеком.

— А кто тебе это сказал? — с кривой улыбкой спросил Павел.

Лейтенант Володя Рождественский решительно повернулся и вышел из купе через автоматически открывшуюся дверь.

* * *

А сейчас дверь не открывалась. Огромная, массивная дверь с заклёпками и небольшим окошечком из непробиваемого бронестекла, как авторитетно уверил Бандикут.

— Армганом не возьмёшь, только батареи посадим. А если из твоей гаубицы шмальнуть? — прикинул Бордер, барабаня по двери пальцами.

— А если ты опять с двух рук файерболами жахнешь? — парировал маленький сталкер. Он выглядел крайне озадаченным и явно чего-то недоговаривал.

Володя устало присел в уголке — он до сих пор так и не восстановился после сеанса целительства — и слушал, как сталкеры разбираются между собой. Склока разрасталась.

— Слушай, ты что, не знал, куда ведёшь? Или думал, что тут день открытых дверей?

— Да ты вообще не догадывался, что тут, под Ботаническим садом! А туда же, хвост задираешь! Если бы не я…

— Что — если бы не ты? Ну, что?!

Бандикут толкнул лысого в грудь, Бордер ответил, да так, что коротышка отлетел к стене. Со стороны это напоминало разборки между шестиклассниками. Володе надоело наблюдать за ссорящимися придурками, и он решил сыграть роль классного руководителя.

— Брэк! — громко крикнул лейтенант, поднимаясь, когда Бандикут кинулся на энергика с явным намерением, подпрыгнув, стукнуть по морде. Мелкий затормозить не успел, но лысый всё равно легко увернулся от удара. — Брэк, — повторил Володя, вставая между противниками. — Слушай, Бандикут, объясни нам тихо и мирно, по-человечески: что не так? Когда ты вёл нас через канализацию, не говорил, что дверь может быть заперта.

— Не говорил, — уныло буркнул коротышка, шмыгнув носом.

— Тогда что?

— У меня ключ был, — нехотя признался Бандикут.

— И где он? — сурово спросил Бордер.

— Потерял… Может, в тоннеле валяется. А может, дома остался. Он по карманам у меня тыкался, мешал… Я мог его выложить…

— Идиот, — безнадёжно проговорил лысый. — Лучше бы ты башку свою потерял. Или хрен, если тот до сих пор не отвалился.

Бандикут, как ни странно, отругиваться не стал — наверное, в самом деле чувствовал себя виноватым.

Вздохнув, Рождественский подошёл к двери и присел на корточки. Замочная скважина имела форму шестигранного отверстия. Видимо, здесь использовался не обычный ключ с бородками, а нечто наподобие железнодорожного, Володя видел такие в старых вагонах, которые иногда цепляли к дачным поездам. Принюхавшись, лейтенант уловил запах смазки — ну да, дверью пользовались, патруль зомби выбирался ведь как-то в тоннели. Может, стоило их обыскать? Володю передёрнуло при мысли, что придётся возвращаться к омерзительным разрубленным останкам. Впрочем, зомби вполне могли вылезать и через другие ходы, Бандикуту неизвестные.

— Эй, Бордер! — позвал Володя. — Глянь-ка сюда.

Лысый неохотно приблизился.

— У меня ничего подходящего нету, — сердито сказал он. — Пальцем тут не откроешь.

— Ничего ведь сложного… — задумчиво пробормотал Володя. — Металлический пруток. А попробуй открой. Обычный пулей бы выбили, и все дела…

— Ты что, на гражданке квартиры брал? — удивился Бордер.

— Нет, книжек много читал и кино смотрел.

Примитивность замка бесила Рождественского. Казалось бы, всего-то и нужна шестигранная железная палка или даже просто что-нибудь твёрдое, что можно было бы затолкать в отверстие и провернуть. Лейтенант попробовал сделать это ножом, но лезвие ножа оказалось шире, чем нужно.

— Пассатижи бы, — заметил Бандикут, сунувшись к замку и громко сопя. Володя так на него зыркнул, что маленький сталкер убрался ко входу в коллектор и тут же чем-то зачавкал, никому не предложив разделить трапезу.

Володя обшарил рюкзак — может быть, что-то из запасов разрушенной «репки» сгодится. Пластиковый хирургический держатель по размеру вроде бы подходил, благополучно зацепил внутренние стенки замка, но при чуть более сильном нажатии сразу сломался.

— А другой вход где? — спросил Бордер, наблюдая за тщетными манипуляциями лейтенанта.

— Я же говорил, что не знаю, — продолжая чавкать, отозвался от входа Бандикут. — А основной засыпало. Да и возвращаться на Учёных бессмысленно.

Володя внимательно посмотрел на маленького вредоносного спутника, который сидел на заднице, широко раскинув ноги. Точнее, внимание военного привлёк бронепластиковый гульфик, прикрывающий причиндалы Бандикута.

Перехватив его взгляд, коротышка испуганно вытаращился:

— Ты чё, доктор-врач?!

— Слушай, это у тебя ведь старого армейского образца костюмчик? — задумчиво проговорил Рождественский.

— Допустим. А чё?

— А то, что в них для дополнительной защиты репродуктивной способности организма от радиации вставляли пластину из свинцового сплава.

Бордер и Бандикут непонимающе уставились на военврача. Наверное, решили, что от обрушившихся на него за последние сутки бед и лишений он окончательно спятил.

— Куда ты клонишь? — осторожно уточнил энергик.

— Смотрите: шестигранный ключ — это просто железный прут соответствующего сечения. Значит, скважина — пустая железная трубка, которую вставленный прут плотно заполняет и проворачивает. Прута у нас нет, но мы вполне можем его сделать.

— Доктор-врач, тебе, может, чуток налить? — заботливо проговорил Бандикут. — Устал, видать…

Однако лысый энергик движением руки остановил его:

— Уловил, военный. Хочешь сделать ключ из свинца?

— Именно.

— А форму где возьмёшь? Расплавить-то свинец можно армганом, не вопрос — ставишь на минимальную мощность и хоть прикуривай…

— А форма — вот она. — Володя постучал кулаком по двери.

— В смысле?

— Сама замочная скважина и есть форма. Плавим свинец, заливаем в скважину, он там застывает. Ключ готов, остаётся только повернуть.

— И как ты его повернёшь, если он весь в скважине?

— Да хотя бы при помощи вот этого, — Володя подобрал с пыльного пола согнутый ржавый гвоздь. — Пока свинец не застыл, быстро вставляем в него гвоздь, вот и рукоятка.

В коллекторе повисло молчание. Затем Бордер отпустил Бандикуту лёгкий подзатыльник и сказал наставительно:

— Учись! Инженер, блин… ассенизатор…

Бандикут не стал спорить, он вообще в последнее время стал какой-то… присмиревший, что ли. Володя подумал, что маленький негодяй небось ностальгирует, вернувшись на место работы. Ходил, наверное, тут в мирное время, проверял свои коммуникации… А вечером — пять литров разливного с мужиками, рыбка с икрой… Можно понять человека. Поэтому лейтенант примирительно сказал:

— Да мне случайно в голову пришло. Кстати, с чистым свинцом у нас ничего бы не вышло, он медленнее застывает. А сплав из костюма — быстро. Поэтому свинец просто вытек бы с другой стороны, а этот в скважине застынет слоями и полностью её перекроет.

— И всё же беру свои слова обратно: не все у нас в армии идиоты, — заметил Бордер.

Емкость для плавки они сделали из крышки, снятой с корпуса армгана. Она запросто выдержала температуру плавления свинцового сплава — при стрельбе ей приходилось испытывать воздействие ещё и не таких температур. Жидкий сплав без особых проблем залили в скважину по желобку, сделанному из отодранной от костюма того же Бандикута защитной пластины. Соприкасаясь с холодным металлом, сплав застывал прямо на глазах, а когда он заполнил всю скважину, Бордер быстро сунул в него согнутый гвоздь.

— Ждём, — почему-то шёпотом произнёс Рождественский.

Они выждали некоторое время, потом для верности поплескали на скважину водой.

— Давай, — указал Бордер на торчавший из скважины согнутый конец гвоздя. — Перерезай, как говорится, ленточку.

Володя осторожно потрогал гвоздь, опасаясь обжечься, но тот уже был едва тёплым. Военврач увереннее ухватил самодельный ключ двумя пальцами и осторожно попытался повернуть его.

Замок с еле слышным скрежетом сработал.

— Дас ист фантастиш! — восторженно сказал Бандикут. — Только как же я теперь без своей защиты яиц, лишенцы?

* * *

Из коллектора они попали на технический этаж. По крайней мере, так инженер-ассенизатор Бандикут назвал этот сложный конгломерат труб, пультовых помещёний, рядов трансформаторных шкафов и электрогенераторов, щитовых и бойлерных.

— А сколько здесь всего этажей? — поинтересовался Рождественский, поравнявшись со сложной таблицей: «Схема аварийного отключения второй подстанции», датированной 2046 годом.

— А хрен его знает, — честно ответил Бандикут. — Я ж низшая ступень был, кто меня наверх-то пускал. Там чистота, комфорт. Стерильность небось… Даже сортиры поломавшиеся и то специальные люди чинили, с другим уровнем допуска.

— Так это был биологический центр?

— Да не знаю я, что они тут делали! — вспылил Бандикут, и Володя решил, что лучше от него с этим вопросом отвязаться.

Судя по гудению труб и миганию лампочек на запылённых пультах, центр работал. Может, и не на полную мощность, но функционировал. Кое-где из рваных пробоин в трубах оглушительно свистел пар, несколько распределительных щитов когда-то явно горели, потому что можно было обнаружить следы срабатывавшего аварийного пожаротушения — до сих пор на стенах висели клочья засохшей пены-пирофага. Допотопные камеры слежения, судя по всему, были отключены, их объективы оказались затянуты паутиной и покрыты слоем пыли. Это было на руку проникшей в тоннель маленькой группе — Володя ещё в трубе задумался, что будет, если их сразу же засекут.

Как ни странно, военврач всё меньше жалел, что ввязался в эту авантюру. Другого выхода у него всё равно не было, без сталкеров он уже давно погиб бы, а если и в самом деле удастся найти девушку… В конце концов, несколько раз он уже выкрутился в очень сложных ситуациях. Никогда раньше не ожидал от себя ничего подобного, а выкрутился. Ребра, правда, болят, и нога… Но ведь главное, что живой. Ребра заживут.

— Тут микрореактор стоит, ядерный, — объяснял Бандикут, показывая в очередной раз, куда сворачивать. — На нём всё и работает. Кажись, в тридцатом году ещё поставили.

— Интересно, как это всё пережило Катастрофу… — пробормотал Бордер. — Хотя вон Институт ядерной физики стоит себе как стоял.

Бандикут тут же продекламировал:

Покосившись на Рождественского, коротышка разъяснил:

— ИЯФ — это Институт ядерной физики. Фольклор, понял? А ещё про Торговый Центр есть, он же ТЦ. Слушай. — И продолжил:

Бордер насмешливо хмыкнул, но ничего не сказал.

Они приблизились к лифту. Судя по мигавшей над входом зелёной лампочке, тот работал.

— Может, поднимемся? Как белые люди, — нерешительно предложил Бандикут.

— Ага, — сказал лысый энергик. — А там уже ждут, чтобы посмотреть, кто это такие хорошие к ним снизу приехали. С цветами ждут и с оркестром.

— С цветами, а то! — захихикал Бандикут. — Это ж Ботанический сад или чё?

— Ну, на этаж можно подняться, — неожиданно решился Володя.

— Ещё не хватало в лифте застрять! — возмутился Бордер. — Аварийную службу тут не вызовешь, военный.

— Ладно, я ж так, теоретически предложил, — встрял коротышка. — На хрен этот лифт, идёмте вон по лестнице.

Безлюдные коридоры нагоняли тоску точно так же, как мёртвый лес и руины Академгородка наверху. Сразу ощущалось, что люди отсюда ушли — ушли давно, и те, кто пришёл вместо них, к людям не имели уже никакого отношения.

— Где крещёного человека долго не было, немудрено и чему другому завестись, — в унисон мыслям Володи пробормотал маленький сталкер. Наверное, опять цитата. Ой, не дурак Бандикут, совсем не такой дурак, каким старается казаться. Может, вовсе и не инженер-ассенизатор никакой. Хотя какая сейчас разница — привёл куда нужно, внутри вроде бы тоже пока ориентируется.

Лестница была перекрыта металлической сеткой и дверью из такой же сетки на железной раме. Видимо, обитатели центра спускались в подвал только на лифте, в лестнице нужды не имелось. Замок на двери висел хлипкий, и сталкеры без труда сломали его арматурным прутом, целая груда которых была сложена у стены.

— Теперь давайте потише! — со значением подняв палец, вполголоса предостерёг Бордер. — Мало ли кто тут шляется на жилых и рабочих этажах.

Выше технического этажа обнаружился широкий обшарпанный коридор с пустыми дверными проёмами и голыми коробками комнат. Видимо, тут тоже планировались какие-то службы, однако он даже не был отделан. На всякий случай его прочесали полностью — ничего интересного не обнаружилось, кроме останков примитивного механизма из первых, какого-то боевого гибрида, то ли по неясной причине почившего в одной из комнат естественной механической смертью, то ли кем-то умерщвлённого.

Следующий этаж оказался более обжитым. Комнаты имели двери, стены оказались покрашены или покрыты кафелем, но на полу лежал толстый слой пыли, лишь кое-где нарушенный старыми уже следами. Следы были разные — и ботинок, и гусениц, и механических опор, и крысиных лапок. Кто здесь только не шлялся в минувшие годы…

— Стоп! — неожиданно прошипел Бандикут, как обычно, двигавшийся в авангарде на правах знатока местности.

Володя и сам уже увидел, что стоп. Им навстречу из дальнего конца коридора шла цепочка следов. Условно человеческих — сапоги и ботинки. Шла и ныряла за дверь ближайшей комнаты, из-за которой доносились еле слышные голоса.

— Раз, два, три… четыре… пять… — шевеля губами, еле слышно считал Бордер. — Пять человек внутри. Кто бы это мог быть?

— Кто-кто… выигрыш в лото! Может, дальше пойдём? Проскочим незаметно, — предложил Бандикут, продолжая прислушиваться к происходящему за дверью.

— И оставим в тылу неизвестно кого? Причём превосходящие силы?

— Тихо! — опять зашипел Бандикут. Володя и лысый энергик замерли. — Там, кажется, бухают, за дверью… А раз бухают, значит, люди. На кой хрен сталтехам бухать? Во, чувак говорит: «Ну, за тех, кого с нами нету»… и голос вроде знакомый.

— Тебе один знакомый уже попался — Самоцвет, — прошептал Бордер.

— Да гадом буду, обычные люди! Что я, брата-сталкера не узнаю? И не Орден это, простовато для Ордена общаются, те обычно с приподвывертами всякими разговаривают… Как думаешь, доктор-врач? Постучимся?

— Постучимся, — недолго думая, решил Володя. После истории с замком, а скорее, даже после безумной драки в тоннеле с патрулем зомби и после лечения Бордера, спутники явно начали относиться к военврачу с большим уважением, чем раньше.

Энергик нахмурился, но смолчал. Бандикут кивнул и деликатно постучался.

За дверью завозились, потом чей-то голос приглушённо спросил:

— Кого несёт?

— О, Хирург! — обрадованно откликнулся маленький сталкер. — Хирург, ты, что ли?

— Я, — сказал человек за дверью. — Сам-то обзовись, рыло.

— Да Бандикут я, Бандикут! Нихт шиссен! Капитулирен! — залопотал коротышка, уже предвидя выпивку со старыми друзьями. — Со мной ещё двое — Бордер, ты его знаешь, и… И ещё один, новичок.

За дверью зашушукались, потом принялись отодвигать что-то тяжёлое — наверное, забаррикадировались на время отдыха. Разумно, ничего не скажешь. Потом дверь приоткрылась, изнутри велели:

— По одному входите, рецидивисты.

Бордер и Володя переглянулись.

— Да ладно, я первый, — Бандикут смело протиснулся в проём. Затем высунул голову обратно в коридор. — Чего встали? Давайте, там все свои. Бывает же такая фигня, а?

«Свои» сидели на составленных квадратом медицинских кушетках с виниловым покрытием. Под потолком горела довольно тусклая лампа, но после коридора, где приходилось пользоваться фонариками, в комнате казалось очень светло.

Не успел Володя оглядеться, а Бандикут уже возился среди съестного, кучей сваленного посреди одного из диванчиков, выбирая что повкуснее.

— Здорово, лысый, — прогудел один из сталкеров, плотный тип, вместо левого глаза имевший отливающий красным объектив.

— Привет, Дрозд.

Бордер развернулся к Володе и стал представлять сталкерскую братию:

— Это, как ты понял, Дрозд. Вот это — Хирург.

Хирургом оказался щуплый, под стать Бандикуту, человечек с тщательно ухоженными усиками.

— Это — Салтан.

Салтан вяло кивнул. У него была обычная бандитская рожа с расплющенным носом и нездоровой кожей.

— Супра.

Супра снизошёл до того, чтобы приподняться с дивана и протянуть Володе руку. С виду он был самый молодой в команде, белобрысый, с голубыми глазами.

— А это — Батон.

Батон что-то хмыкнул, потому что был занят — восстанавливал баррикаду у двери, сложенную из тяжёлых металлических шкафов. Он был в шлеме, поэтому его лица Володя не разглядел.

— Садитесь, братва, похаваем, что бог послал, — радушно пригласил Хирург и похлопал по дивану.

Володя сел, оказавшись между Бордером и бандитской рожей.

— Чего не представляешь новичка, лысый? — продолжал Хирург, мягко отобрав у Бандикута большую флягу в матерчатом чехле, из которой тот уже намылился отхлебнуть.

— Он без погонялова, — сказал Бордер. — И вообще случайно.

— А по виду так вообще вояка. Ты не вояка, новичок?

— Он самый, — не вступая в бессмысленный спор, согласился Володя. — Лейтенант медицинской службы Рождественский.

— Вот это мама угадала! — всплеснул руками Хирург. — Что-то я не понял, братва: вы кого нам тут привели?

— Долго рассказывать, — неторопливо произнёс Бордер. — Короче, мы за него ручаемся с Бандикутом. К тому же он у нас временный бионик, Растаман ему импланты впаял. Нормальные, вместо армейских.

— Ну-у, если ручаетесь… — не скрывая сомнения, протянул Хирург. — Хотя, конечно, странно. Уже начиная с того, что ты с Бандикутом припёрся. Вы ж сроду в паре не работали. И где Карапет?

— Карапет погиб, — не стал вдаваться в подробности лысый.

Хирург пристально смотрел на Бордера, остальные внимательно слушали, не встревая в разговор. Очевидно, усатый был здесь старшим и лично решал, как и что будет.

— Попозже помянем Карапета, — заключил он после паузы. — Давайте, располагайтесь как дома. И ты, лейтенант, тоже.

— Спасибо, — учтивым тоном сказал Володя.

Разлив по стаканам некое подобие бандикутовского спирта, выпили без тоста. Володя жевал сублимированную ветчину явно из армейского НЗ, запивал водой и ловил косые взгляды членов команды Хирурга. Ничего удивительного, если учесть более чем негативные взаимоотношения военных и сталкеров… Не будь он врачом, да ещё новообращенным биоником, запросто пристрелили бы. Невзирая на ручательство Бордера и Бандикута. Бандикут, кстати, то и дело ободряюще подмигивал, поедая тушёнку: не бойся, мол, доктор-врач, всё в порядке.

У Володи от угощения понемногу зашумело в голове, но он отметил, что стал привыкать к местной спиртовой гадости. Организм адаптируется, что ли?

— Как вас занесло-то сюда? — спросил наконец Бандикут, прикинув, что наступило время для неторопливой застольной беседы.

— Так же, как и вас, — уклончиво ответил Хирург. — Раскопали случайно вход, решили проверить, правда ли, что про Ботсад рассказывают. Оказалось, правда.

— Нашли чего?

— Да мы, считай, только пришли. Не успели толком ничего осмотреть. Вы через какой вход проникли?

— Через канализацию, — честно признался Бандикут.

— А там тоже есть? — удивился Хирург. — Мы через тот, что на Учёных.

Бордер уничтожающе взглянул на маленького соратника, но тот ничуть не смутился:

— Его же вроде завалило?

— Вот мы и развалили. Кстати, что там за бойня сегодня была? Дракон вроде развлекался.

— Это мы, — с нескрываемой гордостью сказал Бандикут, расплывшись в улыбке. — Нарвались на спецотряд Ордена. Только они нас собирались прищучить, как прилетел дракон и раздолбал рыцарей.

— Ишь, — оценил Хирург. — А что Орден-то хотел?

— А чёрт их ведает, этих недоносков. Не любят они нас.

— Это верно, не любят… И ты, лейтенант, с Орденом бился?

Володя вспомнил, как без раздумий выстрелил в человека, вылезшего из пролома. Но ответить не успел, его опередил Бордер:

— Даже завалил одного. Да ты его знал — Культяпка, он же брат Антон. Из наших.

— Ренегат хренов, — вставил Бандикут, в очередной раз удивив военврача мудрёным словом.

Сталкеры переглянулись, а бандитская рожа Салтан одобрительно хлопнул Володю по плечу.

— Нормально так! — одобрил Дрозд, хрустя галетой. — По этому поводу обязательно надо выпить.

Рождественский не видел ничего обязательного в том, чтобы пить за убийство человека, даже если он того заслуживал. Но с волками жить — по волчьи выть… Поэтому Володя послушно взял пластиковый стаканчик с дурно пахнущей жидкостью, чокнулся со всеми, задержал дыхание и одним махом проглотил выпивку. Явно сменивший гнев на милость Хирург лично поднёс ему кусок тушёного мяса на вилке.

— Что дальше будем делать? — спросил он, когда общество закончило закусывать.

— В смысле? — наклонил голову набок Бандикут.

— В смысле у нас особой цели нету, мы тут хотели пошариться и посмотреть, что да как. Вижу, электричество есть. Представь, какую здесь базу можно устроить! Хрен какой Орден прорвётся, да и вояки тоже… Железякам — и тем не по зубам.

— Не скажи. Компания с Сеятеля под землю ушла, могут пронюхать, будет тебе явление Христа уроду, — икая, заявил Бандикут.

— Не сразу же, — отмахнулся Хирург.

— Торопиться надо, — добавил Супра. — Пока тот же Орден не допёр, что здесь хорошо. Вот только слухи все эти про наников, что тут обосновались… Кстати, может, потому и электричество?…

— Не слухи это, — покосившись на лейтенанта, сказал Бордер. — Мы в тоннелях столкнулись с патрулем. С виду люди, а в башке — коробка железная. Отбились, конечно. Один из них, кстати, Самоцвет был.

— Вот ты куда канул, Самоцветик… — печально произнёс Батон. Он всё это время так и сидел, не снимая и не открывая шлема; не ел, не пил. Молчал.

— Не слухи… не слухи… — задумчиво повторил Хирург. — Тогда всё осложняется. Впятером… то есть ввосьмером нам не справиться.

— Мы с вами вроде не объединялись пока, — осторожно возразил Бордер.

— Так объединитесь, — хладнокровно заверил собеседник. — Кто сюда первый пришёл, теперь хрен разберёшь. Чтобы склоки не было, вместе и займёмся разработкой золотой жилы.

— Не пойдёт, — категорично произнёс Володя.

— Лейтенант, я тебя, конечно, уважаю, но ты тут ничего не решаешь. Запомни на будущее, — снисходительно обратился к нему Хирург. — Так как, лысый? А ты, Бандикут, что мыслишь?

— Я мыслю так, что я с вами, — быстро произнёс маленький сталкер.

* * *

Марина Сухомлина вытерла заплаканные глаза полотенцем, висевшим на спинке кровати, и села на одеяле. В том, что её заперли, в принципе ничего ужасного не было. Возможно, тормознутый проводник с электроникой в мозгах сделал это случайно. В любом случае она была жива и здорова…

Однако неплохо было бы ещё вооружиться. Так, на всякий пожарный случай.

С этой мыслью Марина быстро обыскала комнату и остановилась на перекладине для вешалок, изъятой из платяного шкафа-купе, встроенного в стену. Перекладина была алюминиевая, довольно лёгкая, но ничего лучше не нашлось. К тому же люди в голубом — а в качестве вероятного противника Марина пока видела именно их — выглядели хилыми и слабыми, неповоротливыми.

Похлопав импровизированной дубинкой по ладони, Марина снова опустилась на постель.

Конечно, её уже ищут. Даже если Леонид Захарович не врёт и центр попросту не имеет технической возможности связаться с папой, о пропаже теплохода наверняка знают все, кому надо. На Обском море, наверное, полно спасателей, а военные ждут приказа войти в Академзону…

А если даже предположить самый плохой сценарий? Допустим, её действительно захватили какие-то злоумышленники. Что они ей сделают? Да ничего! Живая дочь председателя Совета Федерации — товар куда более ценный, чем мёртвая…

Мёртвая…

Бр-р! Марину передёрнуло.

Нет, если они потребуют выкуп, то будут над ней трястись, как бы чего не случилось. Ну, может быть, отрежут палец. Максимум. Марина, поморщившись, посмотрела на свои тонкие пальчики с ухоженным маникюром. Наверное, это очень больно, но пережить можно. А потом и восстановить — сейчас даже руки и ноги восстанавливают, что уж говорить про палец…

— Ладно! — сказала Марина сама себе и снова похлопала по ладони дубинкой. — Мы ещё посмотрим, кто кого!…

И в этот момент дверь в номер отворилась.

Глава 9

— Я так с ходу подобные вопросы не решаю, Хирург. Можно мне переговорить с лейтенантом наедине? — спросил Бордер, всем своим видом старательно демонстрируя, что на отрицательный ответ от напарника он не рассчитывает.

Хирург пожал плечами:

— Говорите, жалко что ли. Времени у нас вагон.

Бордер отвёл Володю в дальний угол комнаты, где из пыльного кашпо свисали засохшие плети какого-то растения.

— Слушай сюда, военный, — тихо произнёс лысый энергик. — Бандикут сейчас сдаст цель нашей экспедиции. Он не сволочь и не крыса, он просто такой. Это не объяснить. Просто почувствовал более подходящий для себя вариант. А вот компашка Хирурга — самые натуральные сволочи. В другой обстановке я бы с ними на одном гектаре гадить не присел, а здесь уже поздно было, иначе бы они что-то заподозрили. Да и свои счёты у меня с ними, они про них даже не подозревают, но я-то прекрасно знаю… Вот такие дела. А поскольку я им категорически не доверяю, нам нужно отсюда сваливать и всех опережать, хоть это и будет сложно.

— Может, не нужно? — усомнился Володя. — Всё же чем больше народу, тем…

— …Тем меньше кислороду, помнишь такую присказку? Ты девушку спасти хочешь?

— Да.

— И я, представь себе, тоже хочу. И не только из-за бабок или там индульгенции от властей. А эти, — Бордер мотнул лысой головой в сторону бригады Хирурга, — эти могут сделать что угодно. Перепродать её Ордену, который, как ты понял, тоже имеет в этой игре свой интерес. Затребовать какой-нибудь совершенно нереальный выкуп, а потом присылать папаше отрезанные пальцы — как это сделать, они придумают, есть множество нелегальных каналов отправить посылку за Барьер. В конце концов, не заморачиваться и пустить её по кругу или вообще оставить себе для мужских развлечений. Тут законов нет, военный. И не будет уже никогда.

— Закон фронтира… — механически пробормотал Володя. — Слушай, давай решать тогда, что делать. И, кстати, почему я должен доверять тебе, а не этому Хирургу?

— А это уж как хочешь, — равнодушно сказал Бордер. — Кому доверять, сам решай, не маленький. Вот я, вот они. Смотри внимательно, сравнивай.

— Ладно, — выдохнул Рождественский. — Убедил, будем считать. Но ведь они нас просто так не отпустят?

— Может, и нет. Давай попробуем для начала, а там решим по обстоятельствам.

Они вернулись к сталкерам, продолжавшим вяло доедать нехитрую снедь. Бандикут вроде бы дремал, захмелев, но лейтенант заметил, что коротышка чуть-чуть приоткрыл один глаз и внимательно наблюдает за происходящим.

— Короче, Хирург, — без обиняков начал энергик, — мы с лейтенантом уходим. У нас свои дела, у вас свои. Нечего нам всем кучей шастать по коридорам, как на экскурсии. Бандикут, если имеет такое желание, пускай остаётся с вами.

— Уходите, значит… — задумчиво произнёс Хирург, шевеля усиками. — Что-то как-то не по-человечески получается, Бордер. Только встретились душевно, посидели самую малость, а вы уже и собрались. Не по-человечески, однако…

— А где ты тут человеков видишь, чтобы по-человечески решать? — поинтересовался лысый. — Тут одни сталкеры.

Хирург визгливо рассмеялся, кто-то из его команды тоже хихикнул.

— Ну тогда не вопрос, сталкеры. Идите. — Главарь банды широким жестом указал на дверь, но тут же добавил: — Если докажете, что без нашей помощи обойдётесь. Нельзя вас таких красивых одних отпускать, опасно снаружи — наники, Орден, то-сё…

— Начинается, — поморщившись, буркнул Бордер.

— Начинается, — благодушно согласился Хирург. — Пускай лейтенант с кем-нибудь из наших побьётся. Победит — гуляйте. Проиграет — придётся вас, болезных, оставить, чтобы присматривать за вами, а то сгинете ненароком в этом центре, а нам потом кровь со стен соскребать… Как, идёт?

— Идёт, — сказал Бордер, толкнув Володю локтем. Военврач, открывший было рот для возражений, послушно промолчал.

Рождественский переводил взгляд с одного противника на другого. Как всё нелепо. Можно подумать, если он всё-таки победит, их так вот просто отпустят… Или всё-таки отпустят? Как сказал только что Бордер, здесь законов нет. Есть какие-то правила жизни, ему, лейтенанту Рождественскому, совершенно непонятные…

Ну и кого они выберут для поединка? Наверное, Дрозда или Салтана, они с виду самые серьёзные бойцы. Чёрт, запаниковал лейтенант, что там было-то важного на занятиях по рукопашному бою? В голове стали всплывать приёмы и блоки, причём Володя не был уверен, что всплывают они в правильных сочетаниях и вариантах. К тому же на занятиях он всегда был в лёгком комбинезоне, а сейчас — в тяжёлом бронескафандре… С одной стороны — плюс к защите, с другой…

— А костюмчики мы снимем, — словно прочитав мысли Володи, сказал Хирург. — Уравняем шансы. Да оно и бессмысленно — в броне руками драться.

— От вас кто будет? — сердито спросил Бордер.

— Да вот Батон, — усатый ткнул пальцем в сторону неподвижной фигуры в шлеме.

Это решение оказалось для Володи совершенно неожиданным. Но ещё сильнее он удивился, когда Батон со щелчком откинул забрало своего шлема.

* * *

Константин едва сумел увернуться от удара импровизированной дубинкой — алюминиевая штанга врезалась в дверной косяк, посыпалась пыль.

— Ты что, сдурела?! — воскликнул молодой человек. За его спиной в коридоре маячил провожатый в голубой робе, не выразивший ровно никаких эмоций по поводу увиденного.

— Извини, — виновато пробормотала Марина и потрясла рукой — удар жестоко срезонировал, и ладонь теперь отчаянно ныла.

Костик шагнул в номер, и «голубой» бесстрастно прикрыл за ним дверь. Еле слышно щёлкнул замок.

— Нас теперь что, вдвоём тут замуровали? — осведомилась Марина, бросая своё нехитрое оружие на кровать.

— Не знаю, — картинно развёл руками Костик и поискал, куда бы сесть. Взял стул, повертел, опустился на него. — Мне сказали, что по коридорам ходить без сопровождения опасно. Ещё сказали, что ты хотела меня видеть.

— Кто сказал?

— Да этот, зомби. Я так понимаю, двери они закрывают, чтобы мы себя не подвергали опасности.

— Да-да. Не шлялись без спросу… — кивнула Марина. — С тобой Леонид Захарович разговаривал?

— Какой Леонид Захарович?

— Ясно, не разговаривал. Есть тут обычный вполне мужик, не из этих истуканов. Шампанским меня угощал.

— Везёт, — мрачно сказал Костик.

— Он сказал, что начались какие-то проблемы с обитателями Зоны. Война — не война, какая-то фигня. Здесь у них закрытый научный центр, где лечат поражённых при Катастрофе, нас с теплохода чудом спасли и сюда притащили. Связи с другой стороной у них нет, как только появится — нас попробуют вытащить.

— Чего это он перед тобой так распинался? — подозрительно спросил Костик. — Меня вон разбудили, накормили поганой кашей и заперли. А тебе — шампанское, информация…

— Откуда я знаю, — раздражённо пожала плечами Марина, решив, что не стоит пока рассказывать первому попавшемуся, кто она на самом деле. — Я обычная студентка, сдуру попёрлась в этот круиз… А ты?

— Я — нейролингвист.

— Это ещё что такое?

— Изучаю мозговые механизмы речевой деятельности и те изменения в речевых процессах, которые возникают при локальных поражениях мозга. Кстати, наши провожатые в голубом — типичные представители. У них с мозгом явно не в порядке, и по речи это весьма заметно.

— Это не только по речи заметно. У них в башке дырки размером с арбуз…

Они подавленно замолчали, не зная, что делать и о чём говорить дальше.

— Что у тебя за буквы на футболке? — наконец нарушила гнетущее молчание девушка. — Что такое GSC?

— GSG, — нехотя отозвался Костик. — Немецкий элитный спецназ. Ребята новую онлайн-игру про него делали, я им помогал на досуге, решили проветриться за счёт фирмы… Вот и проветрились. — Он безнадёжно махнул рукой. — Не верю я в эти сказки, — еле слышно добавил он помолчав.

— Что? — не поняла такого резкого перехода Марина.

— Не верю я в эти сказки! — громче сказал он. — Как они нас спасли? Зачем сюда притащили? И центр этот на центр не похож, тут всё допотопное, заброшенное… Каша явно консервированная была, из банок, да ещё и просроченная. Учёных так не снабжают, я сам учёный, знаю.

— Его вроде бы недавно запустили, он закрытый стоял…

— Тем более в первую очередь натащили бы сюда новой аппаратуры, не говоря уже о жратве! — вспыхнул Костик. — Врал тебе этот Леонид Захарович, лапшу на уши вешал! Надо отсюда удирать. В любом случае, если он всё же не врал и нам хотят добра, нас, если поймают, поругают да и всё.

— Погоди, — остановила буйного нейролингвиста Марина. — Удирать — это ясно, но снаружи-то у нас Академзона. Мы там не выживем.

— Почему? Радиация?

— Радиация тоже, но не только в ней дело. Там же монстры.

— Ты 3D насмотрелась, по-моёму. В реальной жизни монстры наверняка не встречаются на каждом шагу, как в боевиках. Да и против них можно какое-нибудь оружие найти, — не унимался Костик. Из унылого и придавленного сложившейся ситуацией парня он неожиданно превратился в активный генератор идей — видимо, в его крови закипел адреналин.

— И где ты его найдёшь, это оружие? — устало спросила девушка.

— Ну… Где-нибудь… — Костик сник так же быстро, как перед этим ожил.

— Мы здесь сидим взаперти, как мыши. А ты говоришь — оружие… — Марина горько усмехнулась. — Нет, похоже, придётся ждать, что с нами дальше сделают…

— Почему взаперти? — неожиданно спросил Костик. — Не обязательно ведь выходить через дверь.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Марина.

— Вентиляцию.

Может быть, когда-то она была вполне симпатичной девушкой. Нет, не девушкой — крупной мужеподобной женщиной лет тридцати пяти. Но потом то ли катастрофа, то ли чьё-то нападение изуродовали её лицо до такой степени, что не приходилось удивляться, почему Батон до сих пор не снимала шлем. Даже видавшие виды сталкеры наверняка не были рады наблюдать такое за трапезой.

Лица у неё, по сути, не было. Наверное, Батон могла бы заменить какие-то наиболее изуродованные его фрагменты синтетической кожей, но по лишь ей известным причинам делать этого не стала. Ярко-синие глаза внимательно смотрели на Рождественского среди сплошного месива бугристых наростов и уродливых узловатых шрамов, уцелевшие губы, рассечённые тонким сухим порезом — пухлые, сердечком — еле заметно улыбались. Батон стащила с себя скафандр при помощи Супры и Салтана и осталась в тонком, облегающем тело костюме наподобие гимнастического. Фигура у неё была, что называется, на большого любителя — коренастая, со слишком широкими для женщины ступнями и узкими бедрами.

Бордер помог Володе раздеться. Под скафандром у лейтенанта был обычный лёгкий армейский комбинезон. Рождественский подвигал плечами, чтобы размяться. Ребра после потасовки с патрулем зомби сильно ныли (как бы не трещина), подвёрнутая нога болела. В поединок он собирался вступать не в самой лучшей форме.

— Кто она такая? — вполголоса поинтересовался доктор у лысого энергика.

Тот покачал головой:

— Господь её ведает, военный. Слышать про неё слышал, пару раз видел, но деталями не владею. Вроде бы сталкер как сталкер, не энергик. Мнемотехник, может быть, ходил такой слух. Но сейчас она в любом случае выходит на тебя с голыми руками.

— И что мне делать?

— Драться. Учили тебя, небось, в твоём училище?

— В академии, — машинально поправил Володя. — Учить-то учили, но я не особо учился… Может, на мировую пойдём?

— Как хочешь. Я тебя предупредил.

— Нет, — сказал вонврач, нагнувшись и разминая подвёрнутую ногу. — Будь что будет. Не такая уж она и здоровая с виду. Я думал, Салтана выставят.

Лысый ничего не сказал, но Рождественскому показалось, что в его глазах мелькнула досада.

Хирург тем временем воскликнул:

— Господа, господа! Давайте не станем забывать, что мы на вражеской территории. Пора уже дело делать.

— А если на вражеской, так, может, и не будем цирк устраивать?… — предпринял Бордер последнюю попытку решить дело миром.

— Ну так мы скоренько, — расплылся в улыбке Хирург. — Жизнь у нас скучная, серая, не тебе объяснять. В кои-то веки зрелище.

Бордер обернулся к Володе и ободряюще подмигнул. Бандикут так и сидел, развалившись на диване и подсматривая одним глазом. Салтан и Дрозд быстро развернули диван вместе с маленьким сталкером, освобождая центр просторной комнаты для грядущей драки.

Батон подпрыгивала в своём углу, словно боксер перед началом раунда. Только сейчас Володя обратил внимание на её кулаки — маленькие, но крепкие.

— Каковы правила? — хриплым голосом спросил Рождественский.

— Никаковы, — безмятежно ответил Хирург. — Когда станет понятно, что кто-то победил, тут и сказочке конец. Убивать друг друга не обязательно. Опасаюсь, что подобный исход нас вряд ли примирит.

Бордер снова обернулся и сделал странное движение бровями. Что он хотел сказать? Чтобы Володя не верил усатому и дрался до конца? Так это выходит, убивать женщину? Они что тут, с ума посходили?

— Начинайте, — Хирург сделал царственный жест.

Через мгновение Батон оказалась уже рядом с Володей, приблизившись за три лёгких, незаметных шага. Какого-либо ритуального приветствия перед боем ждать не приходилось — это был не официальный матч на первенство Академзоны, поэтому лейтенант не задумываясь ударил…

В то место, где только что находилась его соперница. Уклонившись и неуловимым движением чуть сместившись влево, Батон нанесла противнику удар двумя руками по почкам, швырнувший Рождественского на колени. Он задохнулся от жуткой боли, но постарался сгруппироваться и не раскисать, понимая, что иначе следующий удар станет для него последним. Впрочем, Батон совершенно никуда не спешила. Она отскочила в сторону и пританцовывала на месте, разминая запястья, вроде бы даже не глядя в его сторону.

Поднявшись на ноги, Володя предпринял ещё одну атаку — противница снова увернулась и на сей раз даже не стала его бить. Судя по всему, она издевалась, доказательством чего были одобрительные смешки бандитов Хирурга.

Быстро — как показалось лейтенанту — развернувшись, он не успел даже прикинуть, как действовать в следующее мгновение. Удар ногой в грудь отшвырнул его назад, спиной Володя врезался в стену, отчего у него напрочь отбило дыхание, и сполз на пол. Широко раскрытым ртом он хватал воздух, пытаясь наполнить беспомощно сокращающиеся лёгкие. Схватка в тоннеле с патрулем зомби, из которой он еле выбрался при помощи своих спутников, казалась ему теперь небольшой разминкой. Сейчас его методично, не спеша избивали. Батон явно занималась раньше каким-то из восточных единоборств, а то и комплексом таковых.

На изуродованном лице дамы плясала улыбка. Соперница подождала, пока под ехидные комментарии зрителей Володя с грехом пополам вдохнет наконец порцию воздуха и встанет, чтобы продолжать поединок.

Пошатываясь, лейтенант взглянул на Бордера. Лысый энергик бесстрастно смотрел на происходящее, глубоко засунув руки в карманы плаща.

— Плохо тебя дрессировали, лейтенант! — в восторге крикнул усатый сталкер. — Батон, сделай его!

Как ни странно, эту атаку Рождественскому удалось отбить. От злости и осознания неизбежного поражения сумбурные воспоминания об уроках у инструктора сложились в некое подобие системы блоков, и три удара Батон он яростно отразил, пропустив четвёртый — прямой в челюсть, без затей. Рот наполнился кровью из разбитых десен, но лейтенант удержался в вертикальном положении и ударил женщину ногой в левую голень. Это был один из коварных уличных ударов, которые маленький Володя постиг во время дворовых баталий в родном городе, и он сработал: Батон отскочила назад, по-прежнему приплясывая, но на ушибленную ногу ступая с заметной осторожностью.

Раздались громкие одинокие хлопки — это аплодировал Бордер. Кивнув Володе, он снова засунул руки в карманы плаща.

— Бокс! — азартно завопил Хирург, вскакивая с дивана.

Володя в ажитации поставил ещё пару блоков, третий удар пришёлся ему в ухо. В голове зазвенело, а Володя успел лишь повторить тот единственный эффективный выпад, который прошёл в прошлый раз — ещё раз ударить нападавшую по голени. Батон звонко ойкнула и отскочила. Лейтенант сделал это машинально, но, как стало ясно, совершенно правильно — удары в незащищенную голень болезненны.

Батон, судя по всему, разозлилась и решила не затягивать развязку. Следующая её атака была бы молниеносной, если бы не подвела вдруг всё та же злосчастная левая нога. Та вдруг подвернулась в самый ответственный момент, и женщина-боец, взмахнув руками, коснулась коленом пола. Она потеряла равновесие на долю секунды, но этого момента Рождественскому хватило, чтобы нанести последний удар — безжалостно, ногой в лицо, прямо в переносицу, понимая, что противник уже не успевает уйти с линии удара. С коротким воплем Батон откинулась назад и упала навзничь, неуклюже подогнув колени и разбросав руки.

В комнате наступила тишина, только слышно было, как сопит Дрозд. Хирург дёрнулся было, но тут же замер — руки, выдернутые Бордером из карманов плаща, пылали малиновым огнём. Супра, протянувший лапу к лежавшему на диване «карташу», тоже замер.

— Глянь, что с ней, — сухо и безадресно приказал лысый энергик.

Почему-то Володя решил, что Бордер обращается к нему как к медику и бионику. Хотя в голове по-прежнему гудело, почки ныли, а изо рта без остановки сочилась кровь, которую то и дело приходилось сплевывать, он склонился над распростёртым телом, едва не столкнувшись головой с Салтаном.

— Иди, иди, — буркнул военврач, отстраняя Салтана. Проверил сонную артерию — пульса нет. Проверил зрачки. Чёрт… Чёрт! Неужели он вбил ей носовой хрящ в мозг?! Он слышал, что это прекрасный способ отправить человека на тот свет голыми руками, который практикуют краповые береты и секретный спецназ Службы Национальной Безопасности, однако ему даже в страшном сне не могло привидеться, что он сумеет повторить этот трюк сам, пусть даже и случайно.

— Она мертва, — бесцветным голосом произнёс Рождественский.

— Бывает, — хладнокровно резюмировал Бордер, поводя из стороны в сторону руками-оружием — словно приглашая кого-нибудь оспорить своё заявление. — Не мы это начинали. Собирайся, военный. Бандикут, корявая скотина, ты тоже.

— А чего я?! — вскинулся Бандикут, тут же принявшись запихивать остатки еды с импровизированного стола в свои многочисленные карманы и контейнеры. — Я задремал, выпил лишнего, с кем не бывает…

— Постой, — сказал Володя, обращаясь к Бордеру, и снова перевёл взгляд на распростёртое тело Батон. — А её мы так и бросим?

— Нет, с собой возьмём! — ощерился лысый. — Унесём в двух рюкзаках. А хочешь, половину тут оставим, в следующий раз заберём. Может, не завоняет ещё к тому времени.

— Слушай, я всё-таки бионик. Я могу попробовать…

— Что ты можешь попробовать? Оживить труп?! — рявкнул Хирург. — Проваливайте отсюда, недоноски, раз уж так всё получилось! Мы вам дадим фору, чёрт с вами…

— Не ори, — коротко велел Бордер, не опуская рук. — Ты представляешь, что будет, если я пущу заряд с двух рук? Делай что тебе говорят. Кто у вас бионик?

— Вот он, — Хирург кивнул на Салтана. Кто бы мог подумать!

— Пусть поможет военному.

Салтан снова нагнулся к убитой женщине. Что делать и как себя вести, Рождественский консультироваться с ним не стал. Сплюнул на бежевый линолеум очередной сгусток крови, положил руки на сердце трупа, словно собираясь делать прямой массаж, и закрыл глаза. Салтан безмолвно положил свои руки сверху.

Сначала Володя ничего не почувствовал, как и в тот раз, когда лечил Бордера. Потом его безо всякого предупреждения накрыло, причём гораздо сильнее, чем раньше. Возможно, причиной этому была помощь ассистировавшего Салтана, а может быть, сам военврач с каждым разом набирался опыта, инстинктивно учился правильно распределять целебную энергию по нужным каналам. Мощный огненный поток скользнул от плеча через правую руку в левую, закольцевавшись в глубине тела и вращаясь стремительным пылающим колесом. Кажется, лейтенант вскрикнул, уже почти не в силах удерживать под контролем эту пламенную мощь, словно руку под струей горячей воды, однако сцепил зубы и ещё несколько мгновений невероятным усилием воли раскручивал циркулирующий внутри него светящийся поток до совершенно невообразимой скорости, на интуитивном уровне осознавая, что вялый ручеек энергии в инертное тело не польётся, без толку расплещётся в окружающем пространстве. Потом он резко, словно натянутую резинку, освободил искрящийся и покалывающий столб бешено движущейся энергии, и тот, вращаясь, с рёвом устремился в мёртвое тело — с рёвом, который, похоже, был слышен только бионикам.

Мёртвая Батон болезненно вздрогнула. Потом ещё раз и ещё.

Потом открыла глаза.

Володя выдернул свои руки из-под здоровенных лапищ Салтана и обессилено откинулся к стене. По сравнению с прошлым разом ему было очень худо. Голова кружилась, в желудке муторно завывала февральская метель. Казалось, из организма высосали абсолютно всё, что в нём было, остался только пустой мешок с перемолотыми костями и мышцами.

Салтан с обалдевшим видом сидел рядом с оживлённой женщиной по-турецки — видимо, ему было не лучше, чем Володе. Правда, перед этим его никто не бил.

— Нос… — с трудом пробормотал Володя, борясь с тошнотой.

— Что — нос? — с каким-то благоговейным трепетом спросил Хирург.

— Нос ей вправьте… — язык не слушался военврача, и он старался говорить как можно чётче и внятнее.

— Да ей по хрен, красивше всё равно не станет! — заржал Бандикут.

Маленького сталкера никто не поддержал — видимо, и в самом деле произошло нечто экстраординарное.

— Уходите, — тихо сказал Хирург.

Бордер по-прежнему не опускал рук, до конца не доверяя коллегам.

— Бандикут, быстренько помоги доктору встать и одеться, — велел он.

Коротышка, от которого воняло рыбными консервами и спиртом, послушно помог Рождественскому встать, проковылять в угол и влезть в скафандр. И без того тяжёлое снаряжение сейчас казалось многотонным, но Володя держался, опираясь на плечо Бандикута. Со своим небольшим ростом мерзкий хоббит представлял собой весьма удобный костыль.

На заплетающихся ногах лейтенант при содействии Бандикута добрался до двери, которую уже разбаррикадировал сметливый Супра. Парень таращился на Володю, словно на чудо чудное.

Бордер пятился вслед за ними, не опуская рук. Перед тем как покинуть комнату, он предупредил:

— Не надо нас отслеживать, боком выйдет. И вообще лучше сваливайте отсюда, Хирург. Плохое здесь место. Как бы не пришлось пожалеть потом.

— Идите, идите, — проворчал Хирург, прищурившись. — Считай, миром разошлись. Хотя и любопытно мне, чего вас сюда занесло… Может, скажешь, а?

— Бог подаст, — сказал Бордер и с грохотом захлопнул дверь.

По коридору они с черепашьей скоростью дотащились до лестницы на следующий этаж. Она тоже была перекрыта дверью, но здесь Бордер церемониться не стал и попросту сбил простые навесные замки лучом армгана. По лестнице поднялись выше, преодолели очередной коридор, после чего Бандикут заявил:

— Налево дверь должна быть. Точно помню, что должна.

Дверь в самом деле нашлась, закрытая снаружи на обычный архаичный засов. За дверью обнаружилась какая-то техническая комната с множеством тянущихся по стенам труб, оснащенных вентилями и электронными манометрами. В углу стояли столик и кресло, на столике — пустая бутылка из-под дешёвой водки с пожелтевшей этикеткой.

— Знакомоё хозяйство, — довольно осклабился Бандикут, помогая энергику втащить еле живого Володю внутрь. Военврача посадили в вертящееся кресло, после чего Бандикут запер дверь на такой же засов, как снаружи, и заявил:

— Можно тут малость отдохнуть, а то доктор-врач, того и гляди ноги протянет.

— Ноги сейчас ты сам у меня протянешь! — угрожающе пообещал Бордер, наставив на коротышку указательный палец. В случае с энергиком палец равнялся стволу крупнокалиберного пистолета, направленному в лоб, поэтому Бандикут испуганно икнул. — Что ж ты, гадина корявая, так сразу нас Хирургу продал?

— Кого это я продал?! — возмутился коротышка, переходя в наступление. — Кого это я продал? Никого я не продавал! Я для этой… для конспирации сказал, что я, мол, с ними. Я ж знал, что всё будет чики-пуки! Мимикрировал, во!

— Да ты хотел Хирургу всю информацию слить, я ж по роже твоей крысячьей видел! — Бордер злобно провёл растопыренной ладонью перед самым носом Бандикута. Тот прикрыл глаза и съёжился. — Прикинул, что их больше, и что с ними обстряпать дельце будет проще! Говори, так? Так?!

Бандикут сокрушённо вздохнул, почмокал губами и сознался:

— Ну, так. А что, разве неправда? Мы втроём уже чуть не влипли несколько раз, а тут с компанией быстро разобрались бы…

— В гробу я видал такую компанию, — сурово сказал Бордер, не опуская руку.

Володя наблюдал за этой непринуждённой беседой, бессильно развалившись в кресле и свесив руки почти до пола. Больше всего ему хотелось сейчас провалиться в сон, голова сильно кружилась, мысли путались и плясали. Однако один из ускользающих обрывков мыслей неожиданно подал хорошую идею: стимуляторы. А ведь точно, у него в запасе остались стимуляторы из набора «репки»!

Через минуту после того, как военврач разогнался стимуляторами, ему стало не в пример лучше. Тошнота сменилась острейшим чувством голода. Оба сталкера внимательно смотрели на него — Бордер выжидающе, а Бандикут с заметной радостью, потому что поиски в рюкзаке армейского стимулятора и последующая процедура его приёма прервали ссору с энергиком.

— Всё в порядке, — максимально бодро сказал Володя. — Перекусить бы…

— Ты ж только что у Хирурга в гостях жрал… — начал было сварливым тоном Бандикут, но тут же осёкся и принялся возиться с банками.

Лейтенант не отказался даже от спиртного, подумав, что в теперешнем его состоянии всё пойдёт на пользу. Нельзя сказать, что организм наполнился силами, но кашу после пары глотков спирта Рождественский жевал с удовольствием.

— Всего пару раз такое видел, — пробурчал Бордер, который сидел на полу у двери, закутавшись в плащ.

— Чего? — не понял Бандикут.

— Я не тебе. Пару раз такое видел, лейтенант, как мертвецов оживляют. Но там пара сильных биоников работала, в другом случае даже трое. А тут — Салтан, бионик никакой, так, креветка на безрыбье, и ты — вообще новичок с примитивными имплантами. Как такое получилось? У тебя в роду каких-нибудь экстрасенсов не было? Колдунов?…

— Да ну, какие колдуны, — Володя продолжал жевать, пытаясь припомнить свою родословную. — Батя повар, мама — учитель была. Дед один вроде адвокат, другой — что-то по чиновничьей линии. Бабки тоже ни в чём таком не замечены…

И только теперь Рождественский вдруг понял, что произошло.

Он только что оживил покойницу. Словно Христос Лазаря. Мёртвое тело, которое можно было смело закапывать, или что они тут делают с мертвецами, ожило. Конечно, эта девица была уже не совсем человек, чёрт её знает, что за электроника у неё напихана внутри, но с точки зрения медицины — простой, человеческой — она была окончательно и бесповоротно мертва. А он, лейтенант Володя Рождественский, вернул её с того света. Сам убил — и сам вернул…

— Дошло наконец? — насмешливо спросил Бандикут. — Вижу, что дошло… А я ещё думал, чего это наш доктор-врач такой спокойный. Сидит себе, хавает, бухает…

— Как я это сделал? — с трудом промямлил потрясённый военврач, не в силах прожевать очередную порцию каши.

— А чёрт тебя знает, — задумчиво сказал Бордер. — Странно всё это, в высшей степени странно.

— И что теперь со мной будет?

— Да ничего. Лечи людей. Меня вон, если подстрелят. Бандикута тоже можно, хотя и нежелательно. Воскрешай, коли придётся. Бандикута не надо, невелика потеря, только зря драгоценную энергию переводить.

— Иди в задницу! — дежурно бросил злобный гном.

Володя наконец проглотил кашу и посмотрел на свои ладони. Руки как руки. Пошевелил пальцами — ничего особенного.

И всё-таки он воскресил её. Воскресил…

— Охренел? — с пониманием поинтересовался лысый энергик. — Хирург вон тоже охренел, потому мы и ушли более или менее спокойно.

— А почему он Хирург? — спросил Рождественский, чтобы хоть на мгновение отвлечься от лезущих в голову невероятных мыслей. — Тоже бионик?

— Дерьмо он, а не бионик, — отрезал Бордер. — Людей технично режет, потому и Хирург.

— Вообще сволочь, — поддакнул Бандикут, но на него никто не обратил внимания.

Посидели, помолчали, причём энергик исподлобья изучал военврача, словно только сейчас его увидел. Володя и сам был бы не против себя поизучать. Особенно в свете последних событий. Теперь вся его жизнь должна была пойти по-другому. Это же, можно сказать, настоящий звёздный час! С таким уважением на него даже дворовый хулиган Малютка Скуратов не смотрел, когда, будучи пятиклассником, Вовочка Рождественский в первый раз решился дать заклятому обидчику сдачи. Хотя, конечно, Скуратов тогда воззрился на шпенделя с весёлым изумлением, а вовсе даже не с уважением. Но после уже не доставал Володю специально, так, разве что тот случайно попадался ему под ноги. А то, как смотрел на него Хирург — это что-то! Ради этого стоило жить. Ради этого, наверное, стоило терпеть тумаки в школе и насмешке в академии. Стоило ждать, надеяться и верить. Гнать, держать, вертеть, обидеть… видеть, слышать, ненавидеть… и зависеть и…

Володя понял, что окончательно отключается. Дурацкая школьная считалка всплыла неизвестно из каких закоулков мозга и действовала не хуже бенгальских тигров, которых надо считать для того, чтобы успешно заснуть.

Володя с усилием разлепил веки. Бордер всё так же пристально смотрел на него. Коротышка рылся в припасах и неодобрительно бурчал себе под нос — видимо, припасов оставалось мало.

— Надо бы водой затариться, здесь вода своя, артезианская, — заметил он, поболтав флягой. — По идее, тут и склады со жратвой должны иметься. Неприкосновенный запас.

— Вот доктор малость отдохнет, тогда и двинем дальше, — рассудительно сказал Бордер. — Ты, доктор, вздремни, если есть такая потребность. Мы постережём.

Володя благодарно кивнул и закрыл глаза.

И в этот же миг что-то живое обрушилось на них с потолка.

* * *

Костик балансировал на шаткой телевизионной тумбочке, возясь с защёлками вентиляционной решётки.

— Барашки приржавели, — пыхтя, докладывал он. — Никак не поддаются… Сейчас я их…

Марина держала Костика за ноги. Поддержка её была скорее моральной, потому что вздумай незадачливый нейролингвист свалиться с тумбочки, чёрта с два она бы его удержала. Но нейролингвист не свалился, более того — отвинтил приржавевшие барашки и спрыгнул на пол, держа в руках облепленную пыльными космами решётку.

— Готово! — с гордостью произнёс он, словно только что совершил невероятное открытие, несущее счастье и процветание всему человечеству.

— Молодец, — сказала Марина, с сомнением разглядывая открывшийся лаз. Сантиметров семьдесят в ширину, столько же в высоту… на четвереньках ползти в принципе можно.

— Слушай, а как мы туда залезем? — поворачиваясь к Костику, спросила Марина.

Тот почесал в затылке и с видом всё того же первооткрывателя воскликнул:

— Холодильник!

Вдвоём они подтащили холодильник к вентиляции. Первой полезла Марина, Костик подсадил её.

— Под юбку не заглядывай, убью! — сквозь зубы прошипела она, карабкаясь в дыру.

— Ты же в штанах, — опешил Костик.

— Значит, в штанины не заглядывай!

Внутри было гулко и неприятно. На дне вентиляционной шахты скопилась липкая пыль, где-то далеко гудел мотор — наверное, работал вентилятор. Марина проползла немного вперёд, потом сказала:

— Всё нормально. Залезай, только возьми мою дубинку, она на кровати валяется.

— Взял, — отдуваясь, сообщил Костик. Что-то зазвякало, его ботинки упёрлись в пятки Марины.

— Ты чего задом ползешь?! — изумилась она.

— Решетку обратно ставлю. На соплях держится, конечно, но отверстие закрывает. Если наш безбашенный друг в голубом явится, может, и не догадается сразу, что мы туда влезли. Вряд ли он помнит, где там должен холодильник стоять по правилам.

— Логично, — не могла не признать Марина. — И что, ты вот так раком и дальше будешь ползти?

— Почему раком? — обиделся Костик. — Будет рукав, развернусь. А пока и так проползу.

Они двинулись по шахте. Марина молила бога, чтобы на неё не свалился мохнатый паук или не выскочила крыса. У одного её приятеля в Екатеринбурге имелась огромная коллекция старинных фильмов ужасов, в которых герои частенько спасались бегством от живых мертвецов, вампиров или помидоров-убийц именно через вентиляцию. Добром это заканчивалось не слишком часто, а вот пауки, крысы или те же вампиры в вентиляции попадались сплошь и рядом.

Из коридора сквозь решётки в шахту пробивался неверный тусклый свет. Кроме приближающегося гудения, никаких звуков не доносилось. Сзади сопел и пыхтел Костик, которому пришлось ползти задом метров двадцать, пока он наконец не смог развернуться в небольшом ответвлении.

— Знать бы ещё, куда ползем, — критически заметил нейролингвист.

— Давай вернёмся, — пожала плечами Марина, хотя Костик этого видеть не мог.

— Бессмысленно.

— Тогда не ной. Слушай, я девушка, и то молчу. А ты всё ноешь и ноешь.

— Чего это я ною? — обиделся Костик. — И ничего я не ною! Просто я привык к продуманным действиям. А вдруг вылезем в какой-нибудь местный зверинец? Или на поверхность. Сомнительная перспектива, не правда ли?

— Я в любом случае впереди тебя ползу, мне и все шишки.

На это Костик не нашёлся, что ответить, и дальше полз молча. Затем они упёрлись в развилку — труба уходила налево и направо, а впереди был тупик.

— Куда двинемся? — спросила Марина.

— Один чёрт… Может, монетку бросим?

— У тебя есть монетка?

— Нету. Вообще ничего нету, всё из карманов выгребли, пока без сознания валялся.

— И у меня нету. Давай тогда вправо, там посветлее.

Через пыльные отверстия решёток Марина по пути пыталась рассмотреть, что находится снаружи. Но там не было ничего заслуживающего внимания: пустые комнаты абсолютно нежилого вида. Хорошо хоть свет горел. Видимо, он врубался автоматически по всему комплексу, а выключался уже индивидуально. В проползаемых комнатах свет горел потому, что выключать его там было попросту некому.

— Ты прав, сто лет тут никто уже не был, — скрепя сердце, согласилась с Костиком Марина. — Всё заброшено, грязь, пыль… Странно, что электричество есть.

— Электричество, вода, вентиляция вот работает с горем пополам… То есть центр действует, но на десятую долю своих возможностей. Он, судя по всему, здоровенный.

— Ты откуда знаешь?

— Видел на стенке схему, когда меня в столовую вели. Там было что-то типа: «Схема яруса В», для эвакуации, что ли… Так вот, этот ярус состоял из десяти этажей. Один ярус, прикинь? То есть их как минимум два, а если «В» — это не английская «би», а наша «вэ», то ярусов вообще минимум три.

Марина остановилась, больно стукнувшись головой о стык между секциями вентиляционной шахты.

— Так мы же тут заблудимся к чертям собачьим! Двадцать или тридцать этажей…

— Давай вернёмся, — ехидно повторил Костик недавние Маринины слова.

— Нет уж. Бессмысленно.

На очередном повороте они свернули налево, исключительно для разнообразия. Плодов это не принесло: всё та же пыльная шахта, однообразные помещёния за решётками. Гул моторов, правда, постепенно стих, но было непонятно, хорошо это или плохо.

Следующий выбор пришлось делать между «вверх» и «вниз», потому что шахта упиралась в вертикальный колодец со скобами на стене. Коллегиально решили подниматься, потому что центр, как ни крути, подземный, а им вовсе ни к чему спускаться в самые его дебри.

Уровнем выше оказалась точно такая же вентиляционная шахта, как та, часть которой они уже преодолели. Но далеко пробраться по ней парочке не удалось. Когда они выбрали прежнее направление и снова ползком двинулись вперёд, всего в нескольких метрах от точки подъёма целый участок вентиляции внезапно с треском обвалился, и Марина с Костиком, истошно вопя, обрушились вниз.

Глава 10

Пропавшую группу подполковника Гончаренко начали искать после того, как в условленный срок она не вышла на связь. Искали преимущественно с вертолётов, надеясь уловить сигнал чьего-нибудь аварийного маячка.

Один из вертолётов прошёл над Торговым Центром, когда Володя прятался в руинах книжного магазина. Это был армейский «Ка-85», который потом оказался сбит наземным огнём, в результате чего погибло шесть человек. Когда то ли биомехи, то ли сталкеры обстреляли ещё одну винтокрылую машину, с большим трудом вернувшуюся на базу, поиски было решено прекратить. Председатель Совета Федерации устроил форменную истерику, и его можно было понять — дочь всё же, но военные выразили соболезнования и учтиво ответили, что продолжать поиски не представляется возможным, потому что теперь уже приходится искать самих поисковиков. В результате полетели кое-какие головы с плеч, на которых красовались не самые многозвёздные погоны, и на тот момент, когда Володя Рождественский занимался боями без правил, все спасательные мероприятия были уже свёрнуты вплоть до особого распоряжения.

Когда замначальника базы «Колывань» по воспитательной работе осторожно спросил у командира, не повесить ли в вестибюле портреты членов группы в чёрных рамочках, командир послал его на три весёлых буквы, потому что в Зоне ещё и не то бывает, люди и через неделю возвращались.

Но в душе командир, конечно, ни в какое счастливое возвращение не верил.

* * *

Военврач Рождественский об этом ничего не знал и в настоящий момент был занят дезинсекцией.

В детстве Володя Рождественский неоднократно видел мадагаскарских тараканов. Мадагаскарские тараканы жили у соседского пацана в стеклянном ящике. Коричневые и усатые, они ползали там туда-сюда, жрали морковку и бананы, а в случае опасности отвратительно шипели. Мадагаскарские тараканы были длиной с палец, но по сравнению с тем, что посыпалось сейчас с потолка через внезапно открывшийся технический люк, их можно было считать милыми крохотулечками.

Пришельцы были размером с ладонь, попадались и покрупнее; посверкивающий тёмно-коричневый поток сбил сталкеров с ног, Бандикут брезгливо завопил и принялся расшвыривать тараканов в стороны ботинками. Ударяясь о стены, те без видимых повреждений падали на пол.

— Откуда их столько?! — орал Бордер, смахивая карабкающихся по его плащу тварей.

Опешивший Володя тоже принялся уничтожать нападавших, избрав иную тактику: прикинув, что его спецброню тараканьи жвалы вряд ли прокусят, он стал топтать их ногами, не обращая внимания на тех, кто карабкался по спине и плечам.

Панцири трескались, выплёскивая наружу жёлто-зелёную кашицу, однако даже полураздавленные насекомые ублюдки всё ещё пытались ползти. Лейтенант с отвращением заметил, что многие тараканы были продуктом наномутаций — с вкраплениями металлических деталей, какими-то серебристыми тяжами внутри, а некоторые потрескивали энергетическими разрядами, словно паукообразные боты, напавшие на отряд Гончаренко в тоннеле. Видимо, их заметил и Бордер, потому что прекратил без толку отряхиваться и стал методично выжигать тараканье стадо ударами небольших файерболов.

Это испугало нападавших сильнее, чем дикий танец военврача и футбол Бандикута. Те, что успевали увернуться, постепенно отступали к люку, откуда только что появились. Коротышка-сталкер не удержался и принялся палить вслед из пистолета. Лейтенант почувствовал, что несколько тварей лезут по спине, и, с размаху привалившись к стене, принялся энергично тереться о неё, словно медведь.

Через несколько секунд всё было кончено. На полу сплошным ковром лежали дохлые и подыхающие тараканы, ступать было скользко от расплывшихся внутренностей. В небольшом помещёнии едко пахло химией.

Бордер, тяжело дыша, массировал запястья, а Бандикут вертелся на месте, пытаясь осмотреть своё облачение.

— Это ж надо! — хлопотливо причитал он. — Вот твари, мать их!

Володя и сам только сейчас обнаружил, что стойкой броне его защитного костюма нанесены весьма серьёзные повреждения. Весь скафандр был покрыт царапинами, полукруглыми выемками от укусов, а в нескольких местах прогрызен почти насквозь. Рассказал бы кто-нибудь раньше, что такое возможно, Рождественский ни за что не поверил бы.

— Гадины какие, — продолжал бормотать Бандикут, просовывая палец сквозь дырку в складчатом рукаве. — Хорошо, ухватить не успели…

— Я таких раньше не видел, — проговорил энергик.

— Да они только здесь небось и живут, — злобно буркнул Бандикут и мстительно раздавил ещё шевелящего зубчатыми лапками таракана. — Крыс в Зоне полно, а тараканов почитай что и не наблюдалось. Чёрных как-то видал, но не здесь. Маленьких, обычных. Я, помню, их раньше борной кислотой травил. Мешаешь, короче, порошок борной кислоты с яичным желтком и сахаром, и на антресоли — они у меня, суки, на антресолях жили…

— Какая на хрен борная кислота, — поморщившись, сказал Бордер, который присел на корточки и разглядывал тараканьи трупы. Вытащив из чехла нож, он кончиком лезвия приоткрыл мёртвому насекомому пасть, внутри которой тускло поблескивали мелкие зубки в несколько рядов — острые как иголки. — Биомех. Не удивлюсь, если ими кто-то командует. Видали, как они организованно слиняли, наткнувшись на мои разряды?

— Может, они зассали дальше биться, когда я их ногами запинал, — предположил коротышка.

Лысый энергик кисло посмотрел на него, но спорить не стал.

— По-моёму, никем они не управлялись, — сказал Володя, устало прислонившись к стене и очищая бронекостюм от тараканьих кишок. — Слишком уж панически рванули отсюда. Наверное, против твоих разрядов у них защита слабая, вот и драпанули. Поняли, что на серьёзного противника нарвались. Ну, или у них какой-нибудь коллективный разум. Что-то такое я читал.

— Коллективный разум? — энергик с интересом уставился на лейтенанта. — А что, очень даже может быть.

— Валить надо отсюда вслед за тараканами, — посоветовал Бандикут, закончивший сокрушаться насчёт попорченного гардероба.

— Думаешь, вернутся? — усомнился лейтенант. — Как говорится, снаряд два раза в одну воронку не попадает.

— Умный ты какой стал, доктор-врач, — покачал головой коротышка. — Орденоносца завалил, бабу оживил и такой распрекрасный сделался дяденька сталкер, во всём-то он разбирается… Любишь острые ощущения? Купи себе шило. А нам отсюда валить надо.

— Поддерживаю, — мрачно согласился лысый энергик. — Ты извини, доктор, но тут не лучшее место для отдыха. Поищем, может, и найдём ещё чего. Справишься?

— Да я вроде ничего так себя чувствую.

— Вот и славно, — подытожил Бордер и отворил дверь. Высунул лысую башку наружу, осмотрелся, потом оглянулся и сообщил: — Никого, всё тихо. Давайте помаленьку вылезать. Бандикут, ты идёшь первым.

— Да и хрен бы с ним, — храбро сказал Бандикут и протиснулся в дверь мимо лысого. За ним, следуя мановению руки Бордера, пошёл Володя, а сам энергик прикрывал сзади.

Ничего необычного не происходило. Насколько мог судить лейтенант, они понемногу поднимались вверх, а так — всё те же коридоры, двери, схемы эвакуации в рамочках, огнетушители на крюках. Никто их не преследовал, ни банда Хирурга, ни тараканомехи, и Володя даже удивился, когда Бандикут, заглянувший за очередной поворот унылого коридора, отшатнулся и прошипел:

— Там двое!

— Кто? Вооружены? — так же шёпотом спросил Бордер.

— По-моёму, нет… — Бандикут зачем-то дунул в широкий ствол своего жуткого орудия. — Два обалдуя в голубых халатах. Ну, учёные такие носят, или там врачи в больнице.

— Откуда тут нынче учёные?

— А хрен их знает. Что увидел, то и говорю. Мне их разглядывать было как-то не с руки, знаешь ли.

— Отойди, — велел Бордер и вынул из внутреннего кармана плаща небольшое зеркальце на проволочной рукоятке. Он встал на колени и осторожно высунул зеркальце из-за угла. Долго всматривался, потом подтвердил: — Двое. Убогие какие-то с виду, оружия вроде нет… если только под балахонами своими не прячут. Какой-то ящик, что ли, собираются тащить. Короче, как только они этот ящик поднимут, мы на них бросаемся и валим. Желательно, чтобы не подохли, нам экскурсовод нужен, а то я тебе, корявый, с некоторых пор не слишком доверяю.

Бандикут насупился.

— Та-ак… — продолжал комментировать ситуацию Бордер. — Нагнулись… Ухватили за ручки… Подняли… Вперёд!

Володя конечно же припоздал. Бордер и Бандикут вырубили людей в голубом быстро и умело, а лейтенанту досталось лишь потоптаться в сторонке.

Худые, лысые, с бесцветными лицами, люди в голубых балахонах валялись на полу коридора, разбросав руки и ноги. Так делают дети, когда хотят напугать: «Смотри, мама, я мёртвенький!». В черепе каждого был вырезан кружок, закрытый прозрачной пластиковой панелью, через которую виднелась часть головного мозга со вживлёнными электродами, помигивающими огоньками и миниатюрными имплантами.

— Фигассе, — тяжело дыша, сказал Бандикут. — Такие же, как в тоннеле.

— Не такие же, — возразил Бордер. — Эти более хилые, а те вон как бились.

Володя присел на ящик — металлический, защитного цвета, с откидными ручками, — и постучал по нему кулаком:

— Может, посмотрим, чего они тащили?

— Нечего там смотреть, доктор-врач, — с видом знатока махнул рукой Бандикут. — Вон маркировка, ХО. Значит, химический отдел. У них в таких ящиках всякие реактивы хранились, пробирки, ещё разная научная хрень.

— Тип коньяка ещё есть такой — ХО, — заметил Бордер. — Хорошей выдержки.

— Думаешь, там коньяк? — поинтересовался Рождественский. — Серьёзно?

Энергик только грустно вздохнул.

Один из поверженных зомби неожиданно поскрёб пальцами по полу, потом открыл пустые стеклянные глаза.

— Э, тебя как звать? — тут же тоном гестаповца спросил Бандикут. — Самоцвета знаешь?

Зомби перевёл отсутствующий взгляд на коротышку, но ничего не ответил.

— Отведи нас к начальнику, — велел Бордер.

— Надо идти, — оживился вдруг зомби и попытался встать, но неуклюже завалился на бок. Со второй попытки ему удалось подняться; он ухватился за откидную рукоятку ящика и попробовал его поднять. Видимо, в полуэлектронном мозгу заработали остатки заданной программы.

— Брось, брось ящик, — приказал Бордер. — Веди к начальнику.

— Надо идти, — согласился зомби и, перешагнув вначале через ящик, а затем через своего по-прежнему неподвижного товарища, медленно зашаркал по коридору. Только сейчас Рождественский увидел, что он обут в больничные шлёпанцы без пяток.

— А с этим что? — маленький сталкер вопросительно кивнул на оставшегося лежать зомби.

— Ничего, — пожав плечами, сказал Бордер и выпустил короткий энергетический заряд прямо в пластиковую крышку на вскрытом черепе. Пластик помутнел и растрескался; зомби задёргался, приподнялся на локтях и тут же безвольно рухнул обратно на пол.

— Если и не подох, то надолго вырубился, — пояснил энергик, и они принялись догонять своего провожатого. Тот, впрочем, далеко не ушёл, крейсерская скорость у него и так оказалась слабенькой, да и шлёпанцы не способствовали быстроте перемещёния.

— А зачем нам начальство? — спросил, пыхтя, Бандикут. — Здешнее начальство нам вроде бы совсем ни к чему.

— А мы к нему и не идём, — пояснил Бордер. — Нам нужен обитаемый сектор, в котором они все кучкуются. А то с тобой можно год по этим ярусам тыркаться. Приведёт в жилую зону, мы его грохнем, а там уже будем осматриваться.

— А что, мудро, — подобострастно согласился Бандикут и зачем-то подмигнул лейтенанту.

* * *

Марина больно стукнулась спиной обо что-то твёрдое и ребристое, перекувыркнулась через голову и замерла. Рядом звучно грохнулся отвалившийся кусок вентиляционной шахты, потом, с коротким матерным вскриком, — Костик.

Наступила тишина, нарушаемая лишь громким пыхтением незадачливого нейролингвиста. Он долго ворочался, потом щёлкнул зажигалкой. Огонек холодного пламени высветил испуганное лицо Костика и фрагменты каких-то стеллажей, уставленных коробками.

— У тебя зажигалка была?! — удивилась Марина.

— Ну да. А что?

— Вот ты баклан!

— Это же для безникотиновых негорючих сигарет! Скорее фонарик, чем зажигалка…

— Ты же сказал, всё из карманов выгребли.

— А она не в кармане была, висела на ремне в чехольчике. Я сам не знаю, почему не забрали. Да и что ты хотела ею поджигать-то?

— Мало ли. Огонь всегда может стать оружием в умелых руках.

— По-моёму, ты «Маугли» обчиталась, — скептически произнёс Костик и посветил вокруг, подняв руку с зажигалкой повыше. — Умелые руки, блин… Слушай, это склад какой-то. Или кладовая.

Марина вместо того, чтобы рассуждать, поднялась, поёжилась, потому что спина после падения ощутимо побаливала, и сняла с полки оказавшийся неожиданно лёгким картонный ящик. Крышка была заклеена легко поддавшейся лентой, внутри обнаружились небольшие брикеты.

— «Каша пшённая», — прочла Марина. — Что за фигня?

— Концентрат, — объяснил Костик. — Ты что, каши никогда не ела?

— Сушёная, что ли?

— Потрошёная! Ладно, нам это ни к чему, не грызть же её. Посмотри, что там в других коробках, а я на этом стеллаже покопаюсь. Что найдёшь, озвучивай.

Похоже, падение из вентиляционной шахты на Костика повлияло самым неожиданным образом — в нейролингвисте проснулась командирская жилка. Марина недовольно фыркнула, но тем не менее послушно принялась вскрывать ящики и коробки, выбирая из разных мест стеллажа. Костик поставил включённую зажигалку на полку — для освещёния.

Судя по всему, запасы тут хранились с незапамятных времён, едва ли не с начала века: упаковки допотопных батареек, одноразовая пластиковая посуда, сменные патроны для противогазов, сухой спирт в кубиках, пакеты с сахаром и мукой, женские тампоны, совсем не похожие на современные нанопрокладки… Набор складированного добра выглядел весьма странным, и Марина решила, что сюда сволокли весь ненужный скарб, накопившийся на других складах. Кто бы в здравом уме хранил рядом инсектициды и растворимый клюквенный кисель в гранулах?

Она докладывала обо всём, что находила. Костик в ответ раздражённо бросал ей:

— Выкинь.

Сам он тоже копался среди барахла, но о находках молчал. Скорее всего, ему тоже не попадалось ничего дельного.

Обыскав свой стеллаж, Марина перебралась к стене, где стояли ящики побольше. Эти были уже не из картона, а деревянные, закрытые на защёлки, крышки для надёжности прикручены проволокой. С грехом пополам размотав проволоку на ближайшем ящике, Марина откинула крышку и обнаружила, что внутри аккуратно сложены запакованные в полиэтилен здоровенные пистолеты.

— Костик! — радостно воскликнула она, забыв, что только что дулась на возомнившего себя командиром нейролингвиста. — Пестики!

— Какие ещё пестики? — Костик прекратил копошиться и, спотыкаясь о разбросанный Мариной по полу хлам, подошёл к ящику. — Блин. Это скорее тычинки, а не пестики.

— Что, не оружие? — разочарованно спросила Марина.

— Как тебе сказать… Вообще-то хорошо, что ты это нашла.

— Так что оно такое?

— Резак.

— Для чего?

— Резать, для чего. Древняя модель, не плазменный, а обычный. Даёт короткий луч, которым можно резать железо или ещё чего-нибудь… Строительно-монтажный инструмент. — Костик освободил один из «пистолетов» от обёртки, пощёлкал чем-то и, вздохнув, сообщил: — Батарея посажена.

— А ты другой проверь, — посоветовала Марина.

Не другой, не третий, а лишь шестой резак сработал. Из отверстия на кончике ствола вырвался синеватый луч длиной и толщиной с карандаш. Инструмент еле слышно гудел, и Марина испуганно отшатнулась:

— С ума сошёл?! А если ты меня этим лучом?…

— Не бойся, — засмеялся Костик и помахал ладонью перед резаком. — Тут всё предусмотрено — луч короткий, я же говорил. Ограничен из соображений техники безопасности. Это же не военные излучатели. — Он вырубил инструмент и сунул за ремень джинсов, для чего тот пришлось немного ослабить.

— Смотри ничего там себе не подпали, — ехидно сказала Марина. — Если есть что подпаливать. Или штанишки спадут в неподходящий момент.

— Ты бы не брюзжала, а поучилась этим утюгом пользоваться, — парировал Костик. — Какое-никакое, а всё же оружие ближнего боя.

После того как распаковали ещё штук семь резаков, нашли второй с неразряженной батареей.

— Смотри, — сказал Костик. — Вот это сенсор включения. Это — предохранитель, до щелчка вниз. Ну и регулировка луча, я тебе поставлю на полную мощность, ничего тут не меняй. Запомнила?

— Сенсор включения. Предохранитель, до щелчка вниз. Регулировка, — послушно повторила Марина. Потом повертела тяжёлый резак в руках, прикидывая, куда же его девать.

— Интересно, почему мне оставили ту одежду, что на мне была, а тебя в эти кальсоны переодели? — задумчиво глядя на Марину, пробормотал Костик.

— Каль… что?

— Кальсоны. Раньше штаны такие носили, типа нижнего белья.

— Иди ты! — снова разозлилась Марина, отложила резак на полку стеллажа и принялась раскручивать проволоку на соседнем ящике. Там оказались гаечные ключи в смазке и пергаменте. В следующем ящике обнаружились большие жестяные банки с красными надписями «Осторожно! Токсично!».

— Есть хочешь? — окликнул Марину нейролингвист, тоже снова занявшийся изысканиями на стеллажах.

— А что там? — осведомилась девушка, снова запамятовав, что рассержена.

— Крекеры. Засохли, правда, но всё лучше, чем каменная каша.

Костик бросил Марине упаковку, девушка ловко поймала её на лету. Крекеры под названием «Сюрприз» были изготовлены в 2011 году, но выглядели вполне съедобными. Сунув в рот сразу несколько штук, Марина принялась ждать, пока они размокнут, чтобы их стало возможно разжевать. Костик тем временем, что-то напевая себе под нос, возился среди коробок под самым потолком, потом спрыгнул на пол и заключил:

— Ничего тут дельного больше нет. Хлам и мусор.

— Тогда пошли отсюда.

— Знать бы ещё, куда именно идти… — Костик захрустел крекером и скривился. — Чёрт, зубы можно сломать. Будем идти, посматривай на краны, водички бы неплохо попить. И с собой воды набрать на всякий случай.

— Слушай, может, сдадимся? — неожиданно предложила Марина. — Ну куда мы с этими сигаретными огоньками? Наверху подохнем ведь, там радиация, чудовища… Сожрут нас. А тут…

— А тут, — перебил Костик, — тепло, ходят добрые зомби с проводами в головешках, и этот… Леонид Захарович обещает отправить домой, шампанским угощал. Меня он ничем не угощал, так что, если хочешь, иди сдавайся. А я — дальше. Если они такие добрые и хорошие, то даже если нас поймают, всё равно не сделают ничего плохого.

— Нет, я с тобой… — вздохнув, сказала девушка. — По крайней мере, вернуться сюда всегда успею, если что.

— Вот, разумная мысль.

Дверь склада оказалась запертой, но Костик тут же устроил тест их импровизированному оружию. Порывшись в ящике, он нашёл ещё один резак с более или менее годной батареей, и через полминуты кусок двери вместе с замком со стуком упал на пол. Осторожно открыв дверь, они распихали по карманам и за пазуху упаковки с крекерами и вышли в коридор.

* * *

Зомби молчаливо шлёпал впереди, под прозрачной крышечкой в черепе что-то посверкивало.

— Не по себе мне, — пожаловался Бандикут, который, видимо, искал в Володе сочувствия, не надеясь получить таковое от сурового энергика. — Поймают, вставят в башку этакую кофеварку, и ходи тут как буратина… Лучше б уж убили.

— Никто тебя ещё не поймал, — сухо сказал лейтенант.

— Тебе, доктор-врач, хорошо говорить! Тебя, может, обменяют на что-нибудь. Магистра в обоз, на мыло менять будем! — процитировал коротышка кого-то, Володе незнакомого — видимо, другого сталкера. — Вон Орден как тобой интересовался, тоже, небось, прочухали фишку. Твоя фамилия, кстати, как? Ты вроде говорил у Хирурга в гостях, да я запамятовал.

— Рождественский.

— Рождественский? — Бандикут присвистнул. — Из поповских, что ли?

— Почему из поповских? — удивился Володя.

— Ну, это у них обычно такие фамилии, с позолоченными куполами. Рождественский, Воскресенский, Крестовоздвиженский… Тезоименицкий… Рождественский — это ещё поэт такой был, только ты небось не знаешь, дядю Стёпу вон и того не знал. Ни хрена же вы книжек теперь не читаете… А всё равно лейтенант. Офицер, как ни кинь. А я человек маленький, какой с меня прок? Кругом одни враги, вон лысый на что уж давно меня знает, и то норовит обидеть всё время, лишенец…

— Не обидеть, а пристукнуть, — буркнул Бордер.

— Вот, видишь?! — обрадовался коротышка подтверждению своего тезиса. — А я разве кому-нибудь что плохое делал? Я тебя, между прочим, от сталтеха спас! А ты меня потом вон… убил и ограбил, можно сказать, старенького старичка. Тебя разве этому в военном училище обучали, доктор-врач? Клятву Гиппократа небось давал, мяфа!

— Давать, — громко сказал, не оборачиваясь, их провожатый. Потом подошёл к щитку на стене, открыл его и нажал красную кнопку. Металлическая панель в конце коридора уползла вбок, открыв комнатку с металлическими же стенками.

— Лифт, — сказал Бордер. — Лифт нам на хрен не упал. Мы могли с самого начала на нём подняться, там бы нас и повязали. — Он подумал и добавил, словно это было крайне важно: — Тёпленькими.

Бандикут с готовностью кинулся вперёд, дёрнул зомби за рукав и, потрясая кулачком перед его носом, закричал:

— Не надо лифт! Надо пешком! Ауфштеен! Шпацирен! Ходить!

— Ходить? — зомби так и стоял, не убирая пальца с кнопки.

— Ходить! Не ездить! Нет лифт! Нихьт!

Зомби убрал палец. Лифт, немного постояв, закрылся.

— Ходить здесь. — Зомби двинулся дальше по коридору и неподалеку от лифта свернул налево.

— Видали? — торжествующе спросил Бандикут. — Надо будет, я общий язык с кем хошь найду!

— С Хирургом нашёл, мы уже видали, — внушительно сказал Бордер, и маленький сталкер прикусил язык. — Давайте догонять мертвяка, а то уйдёт, ищи его потом…

Но мертвяк никуда не ушёл. Он снова появился из-за поворота, двигаясь спиной вперёд и прижимая руки к груди. Сильно завоняло палёным. Зомби сделал ещё несколько неуверенных шагов, потом упал на колени и остался стоять так, не опуская рук.

— Кто это его? — недоуменно спросил Володя, но Бордер уже крался вдоль стены к повороту. За ним скользил Бандикут, размахивая своей страхолюдной пушкой. Рождественский поспешил следом, чтобы в этот раз успеть не к шапочному разбору и помня о своём трофейном армгане с модернизированной батареей, но стрелять снова не пришлось. Из-за угла с воинственным видом появилась довольно симпатичная молодая девушка с каким-то странным оружием в руке. Она решительно подошла вплотную к стоявшему на коленях зомби и упёрла ствол ему в лоб. Поднялась струйка дыма, что-то треснуло, и несчастный мертвяк повалился навзничь, застыв в неестественной позе.

— Хенде хох! — громко сказал Бандикут.

Девушка повернулась, увидела их и, ойкнув, выронила оружие.

— Тут ещё один, — поведал лысый энергик, который успел нырнуть за угол и выволочь из-за поворота парня в футболке и джинсах, с растрёпанными остатками модной прически платинового цвета на голове. В руке парень держал такое же оружие, как у девушки, но пользоваться им с прижатым к виску дулом бордеровского пистолета не решался.

— Кто такие? Ваше имя, чин, задание? Где переходили границу? — глумился окончательно вошедший в роль Бандикут, пока Володя не положил ему руку на плечо. Маленький сталкер обиженно оглянулся: — А чё? Допрашиваю по всем правилам русско-китайского разговорника одна тысяча пятьдесят девятого года!

— Вы… военный? — девушка смотрела на Рождественского, на его красный крест и лейтенантские знаки различия на бронекостюме. — Вас прислали за нами?

— За кем это — за вами? — уточнил Бордер, не опуская пистолета.

— За пассажирами теплохода «Виктор Толоконский»…

— Чтоб я так жил! — оживлённо воскликнул Бандикут. — А ты не того… не дочка президента?

— Председателя Совета Федерации, — поправил коротышку Володя и оттёр его в сторону. — Лейтенант Рождественский, база «Колывань». Вы — Марина Сухомлина?

— Да, — глаза девушки засветились радостью. — Вы отвезёте нас домой?!

Она, казалось, готова была броситься в объятия военврача, но опасалась Бордера и Бандикута с их совсем не военными внешностью, экипировкой и разговорами.

— Отвезём, — мрачно пообещал Володя. — Очень хорошо, что мы вас нашли.

— Это мы вас нашли! — встрял парень, теперь уже не пугавшийся пистолета. — Мы сами выбрались, сбежали…

— Никуда вы не выбрались, пацан, — солидно произнёс Бандикут и подёргал энергика за рукав плаща. — Лысый, опусти волыну. Свои же.

Бордер, похоже, до сих пор не верил, что искомый объект сам выскочил прямо в руки из-за угла. Пистолет он тем не менее убрал, но смотрел на вновь прибывших с нескрываемым подозрением.

— Резак, — сказал Бандикут, поднимая с пола оружие, которое выронила девушка. — Древний. Это они им зомбака вальнули.

Только сейчас Володя обратил внимание, что на груди убитого мертвеца тлеет голубой халат, а во лбу чернеет обгорелое по краям отверстие, из которого поднимается неприятный дымок.

— Это они резаком, значит, в упор его поджарили, — с восторгом продолжал коротышка. — У него луч — сантиметров десять максимум, это ж надо так ухитриться!

— Таким зомби только и валить, — сказал Бордер. — Они ж тормозные.

— Так вы нас увезёте отсюда? — продолжала девушка, то переводя взгляд с лысого энергика на Бандикута, то снова возвращаясь к Рождественскому. — Увезёте, правда? Я разговаривала с Леонидом Захаровичем, но почему-то ему не верю…

— Леонид Захарович? — заинтересовался Бордер. — Что ещё за Леонид Захарович?

— Ну… Он здесь главный, что-то вроде директора, по-моёму. Сказал, что здесь научный центр, сейчас его расконсервируют, пытаются как-то решить проблему Зоны… Только недавно начали, поэтому всё такое старое, нового просто не успели привезти, потому что сложно доставлять…

— Во даёт Захарыч! — присвистнув, покачал головой Бандикут. — А это кто тогда? Академик? — И он пнул в бок поверженного зомби.

— Он сказал, это жертва Зоны. Леонид Захарович сказал, что здесь пытаются лечить таких вот мутантов, но за территорией Зоны они существовать не могут, поэтому работают тут как подсобный персонал.

Девушка растерянно заморгала, прикусив нижнюю губу. Парень тяжело дышал, потом сплюнул.

— Толково придумано, — согласился Бандикут. — Захарыч не дурак.

— Что ещё за Захарыч? — нетерпеливо спросил лейтенант.

— А я что, разве не говорил? — притворно заморгал глазками дрянной коротышка. — Местный босс. Леонид Захарович Гончаренко его звать.

* * *

Они забились в очередной закуток на следующем ярусе, подальше от мёртвых зомби, и устроили военный совет, объединив его с обедом. Собственно, ели только Марина и Костик, сталкеры были ещё сыты после угощения у Хирурга, а лейтенант вообще плотно перекусил после воскрешения уродливой сталкерши по кличке Батон.

Бандикут, словно наказанный, сидел в углу и возился со своей гаубицей, что-то там чистил, смазывал. Из полумрака доносились характерные пощёлкивания и поскрипывания. Лысый энергик наконец не выдержал и заявил:

— Кончай скрежетать, унтерменш! Ещё стрельнёшь в кого ненароком. Видал я такие оказии.

— А я чего, я ничего, — буркнул коротышка и притих. Он явно был рассержен за то, что Володя и Бордер наорали на него в очередной раз. Ещё бы: оказывается, Бандикут знал, что в подземном центре заправляет брат-близнец подполковника Игоря Гончаренко, Леонид. Когда-то он был видным учёным от оборонки, то есть в принципе тоже военным. Возможно, даже генералом, жутко засекреченным. После катастрофы считалось, что он пропал без вести, но спустя некоторое время Гончаренко словно восстал из пепла и занялся своими делами. Обитал он в центре обособленно, дел почти ни с кем не вёл, кроме брата и ещё нескольких доверенных лиц, в сталкерские разборки не встревал, и о нём тоже старались лишний раз не вспоминать. Тем более о центре ходили разнообразные жуткие истории, хотя, казалось бы, чем в Пятизонье можно народ испугать? А вот поди ж ты, пугались.

Именно от подполковника Бандикут, имевший с ним кое-какие совместные предприятия, и услыхал, что в центре наноботы проводят опыты над людьми. Выходило так, что брат-близнец с этими наниками закорешился и работал совместно, а подполковник ему неким тайным образом помогал. Бандикут информацию запомнил, сопоставил с тем, что слыхал раньше от коллег-сталкеров, да и успокоился, намотав на ус.

Почему он сразу не раскрыл Бордеру и Володе тайну близнецов, объяснить Бандикут не сумел. Впрочем, лейтенант всерьёз подозревал, что у бывшего инженера-ассенизатора что-то с головой и мыслительные процессы Бандикута вряд ли носят логичный и прямолинейный характер. Однако на скрытного карлу наорали, после чего он и забился в угол.

Как теперь относиться к подполковнику, который Володе очень понравился? Если он погиб, то бог с ним; а если нет? Если ещё придётся встретиться и пересечься? Верить ему или не верить? Раз его брат корешился с наниками, значит, они вполне могли пощадить военного. Теперь стало ясно, откуда он узнал про вход в подземелья в начале операции.

Вздохнув, лейтенант сообразил, что в задумчивости только что пропустил заданный ему вопрос и проговорил:

— Что вы сказали?

— Я говорю, получается, что вы нас отсюда не вытащите, — печально сказала Марина Сухомлина, подцепляя камнеподобным крекером паштет из бандикутовской банки. Володя из вежливости тоже попробовал угощение, но крекер твёрдостью и вкусом походил скорее на кусок кафеля.

Девушка держалась очень хорошо, и Рождественский не переставал этому удивляться. Он ожидал, что дочь председателя Совета Федерации, представительница «золотой молодёжи», окажется беспомощной капризной дурой, не приспособленной к таким жизненным коллизиям. А она вон как бодро прикончила зомбированного (хотя этого можно было и не делать, но ведь она не знала), и сейчас не сказать чтобы впала в депрессию, узнав, что посланный на её поиски отряд военсталкеров полностью уничтожен. Хотя и посуровела, конечно.

— Попробуем вытащить, — заверил её лейтенант. — Вон у нас и проводник есть.

— Да уж, — фыркнула девушка, покосившись на Бандикута. Тот в ответ показал язык и отвернулся.

— Вы дадите нам оружие? — спросил Костик. Нейролингвист тоже держался неплохо, но относился к своим новым знакомым с заметно большей подозрительностью, чем его спутница.

— Дадим. Не с этой же лазерной указкой тебе ходить. — Бордер отцепил от пояса пистолет и, развернув рукоятью от себя, подал Костику. — Стрелять умеешь?

— Умею. Я в тир ходил, — сказал Костик, взял пистолет и, выщелкнув обойму, умело её проверил.

— Ишь! — удивился лысый энергик. — В самом деле соображаешь. Только вот что: не стреляй, пока я не скажу. Ну или вот хотя бы он.

Бордер кивнул на Рождественского, несказанно его этим поразив. В иерархии их маленького отряда, похоже, произошли некоторые перемены. Не оправдавший доверия Бандикут сместился в самый низ. Лейтенант прикинул, что в такой ситуации маленький сталкер вполне может сбежать, улучив удобный момент. А там или прибиться обратно к Хирургу, если тот всё ещё на территории центра, или выбраться наружу в одиночку, благо Бандикуту не привыкать, или же вообще пойти к Гончаренко и на правах знакомого его брата рассказать всю историю. Хотя Гончаренко, судя по рассказу Марины, ничего нового от Бандикута не услышит, разве что про Рождественского.

Надо за ним присматривать, решил Володя.

— А вы… Вы — сталкеры? — осторожно спросил Костик, положив пистолет на колени.

— Сталкеры, — кивнул Бордер.

— И зачем вы нам помогаете в таком случае?

— А ты думал, сталкеры обычно тут же съедают сырыми тех, кого ловят? — усмехнулся энергик. — Нет, не всегда. Далеко не всегда. Сначала как следует перчат, поливают кетчупом, майонезом… — Он покосился на собеседника, слушавшего его с напряженным, сосредоточенным вниманием, и не удержался — фыркнул. — Я прекрасно знаю, что у вас там про нас пишут в газетах, в Интернете, показывают по новостным каналам… В основном правду, конечно, чего уж там. Но далеко не всю.

— Вы хотите получить выкуп? — предположил Костик.

— Разумеется. Иначе какой резон с вами возиться? Тут как на Диком Западе — каждый сам за себя.

— На Диком Западе было гораздо сложнее, — возразил Костик. — Мой отец — поклонник вестернов, я читал много книг, фильмы смотрел старые. Там были не просто хорошие парни и плохие парни. Там были ещё хорошие плохие парни и плохие хорошие парни.

— Тогда можешь записать меня в хорошие плохие парни, если тебе так спокойнее. А вон того злобного гнома — в плохие-преплохие. Доктор не в счёт, он тут временно, хотя…

Бордер не договорил, но Володя догадался, что он хотел сказать. Что-нибудь вроде «хотя у него есть способности, которые очень пригодились бы здесь».

Нет, нет. Даже не думать об этом. Как только представится такая возможность, выдрать с мясом вбитые Растаманом импланты!

Но он ведь может лечить… Лечить так, как не лечат таблетки и инъекции из набора «репки», как не лечат куда более редкие и дорогостоящие препараты в клиниках за Барьером. Чёрт побери, да он ведь совсем недавно сумел оживить человека! Сумел то, чего не сделали бы ни в одном суперсовременном реанимационном центре мира, фактически попрал физические законы, влез на метафизическую территорию! И что теперь? Лишиться этого бесценного дара? Он же не сможет никого вылечить за Барьером…

Володя потряс головой, сообразив, что именно этот вопрос мучает его с того самого момента, как они распрощались с бандой Хирурга. Не время сейчас забивать мозги такими сложными рассуждениями. Нужно выбраться из центра, как-то дойти до этого самого Барьера, установить контакт с военными… Где расположены стационарные контрольные пункты? Говорили ведь тебе: учи карту, учи! Чёрт знает что позапоминалось, а то, что жизненно пригодилось бы сейчас — в одно ухо влетело, в другое вылетело… Аварийный маячок был, так собака Бандикут его разломал и выбросил. Что же делать?

— Слушай, Бордер, — сказал он. Лысый внимательно посмотрел на Рождественского. — Нам нужна связь с Забарьерьем. Что можно придумать?

— Да масса вариантов, — беспечно ответил энергик. — Тот же Растаман вовсю общается с Большой землёй, ты по пиву мог судить. Но, конечно, придётся где-то отсидеться, пока суд да дело. И не факт, что жиртрест нас не сдаст.

— Другой вариант?

— Другой вариант — перебросить за Барьер для связи тебя. Но как это сделать, пока не представляю. Не дракона же нанимать, хотя он вроде за нас заступился, когда мы с Орденом схватились…

— А что, дракона в самом деле можно нанять?! — поразился Володя.

Бордер пожал плечами.

— Всякое случается. Для этого нам нужен мнемотехник, способный управлять драконом, а его, во-первых, поди ещё найди, а во-вторых, попробуй заинтересуй. Они чокнутые по большей части, хотя кто тут, в Академзоне, не чокнутый? Да и собьют дракона на Барьере. За него он не ходок.

— Хорошо. Ещё вариант?

— Нет больше вариантов, — улыбнулся Бордер.

— Ты же сказал — масса.

— Для Зоны, доктор, два варианта — уже масса. Обычно здесь выбирать не из чего… — Энергик замолчал, потом заметил, обращаясь уже к Марине Сухомлиной: — Тебе переодеться бы нужно, девочка.

— Я знаю, — согласилась Марина. — Неудобно и прохладно…

— Снаружи ещё холоднее будет. Да и тебе тоже не мешало бы прибарахлиться, — повернулся Бордер к Костику. — В идеале — броню бы вам какую-нибудь найти…

— В тоннеле дохлые зомби лежат, из патруля, — подал голос из своего угла Бандикут. — Можно с них снять, хотя доктор-врач там почти всё в капусту лучом порубил.

— Через тоннель нельзя, — возразил Бордер.

— Почему это? — спросил Рождественский. — Нас там никто не ждёт.

— В Зоне есть старый принцип: никогда не возвращайся той же дорогой, что пришёл. Уж не знаю, почему, но он всегда работает. Не хочу так сильно рисковать, доктор.

— И что это значит?

— Это значит, что мы должны найти другой путь.

Марина и Костик внимательно вслушивались в разговор, понимая, что сейчас решаются их судьбы.

— А если его нет? — спросил Рождественский.

— Если его нет? — Лысый энергик помолчал, почесал подбородок. — А если его нет, — сказал он решительно, — значит, его надобно проложить. В конце концов, не зря ведь я ввязался в эту авантюру, доктор.

Володя хотел было усомниться в сталкерских суевериях, которые запрещали им двигаться по проверенной и явно безопасной дороге, но не успел. Где-то совсем недалеко загрохотали выстрелы, потом бахнул взрыв — так, что с потолка посыпалась штукатурка.

— Твою мать! — испуганно завопил Бандикут, вскакивая в углу.

Девушка машинально придвинулась ближе к Костику, который не знал, что ему делать — то ли обнимать Марину, то ли хватать выданный Бордером пистолет.

А ещё через несколько мгновений кто-то со всего размаху врезался в дверь, запертую Бордером изнутри на слабенький врезной замок, и завопил:

— Спасите! Мы все здесь умрём!!!

Глава 11

Как выяснилось чуть позже, белобрысый сталкер по кличке Супра из команды Хирурга был недалек от истины. По крайней мере, «хирургические» бандиты полегли все, удрать сумел только этот. Потому и уцелел, что сразу смылся, оценив соотношение сил и улучив момент.

— Мы, как договорились, решили свалить отсюда. Ты, лейтенант, на Хирурга больно уж сильное впечатление произвёл, ага, — бормотал Супра, потирая ладони, словно на морозе, когда они быстро уходили по коридорам. — Он и говорит: «Хрен с ними, пошли, потом вернёмся, всё равно они тут подохнут»… ну, он думал так, Хирург, а вышло наоборот.

Со слов Супры получалось, что бандиты наткнулись ярусом выше на целую компанию биомехов, которые положили всех из армганов. Сыграли свою роль элемент неожиданности, а также то, что двое сталкеров были заняты, таща на руках воскрешённую лейтенантом, но ещё не вполне пришедшую в себя Батон. Супра шёл в арьергарде и сразу сообразил, что сопротивление бесполезно. За ним гнались, он побросал оставшиеся плазменные гранаты и обрушил за собой свод коридора. Бордер не поленился проверить — так всё и оказалось. Это гарантировало, что преследователи если и появятся здесь, то нескоро, добравшись обходными путями. Лысый энергик был крайне недоволен тем, что возвращаться приходится той же дорогой, а стало быть, нарушалось одно из неписаных правил Пятизонья. Бандикут тоже выглядел озабоченным и опечаленным, но Володя не забывал приглядывать за хитрым коротышкой, чтоб не удрал ненароком.

— Нет худа без добра, — заметил Рождественский. — Хоть приоденем наших бойцов.

— Я с покойника не стану ничего надевать! — воспротивилась было Марина, но энергик тут же прикрикнул на неё:

— Тихо, бикса! Если не хочешь наверху помереть, наденешь всё, что скажем! У себя дома будешь решать, какие туфли напялить и как рожу помадой раскрасить!

Марина испуганно посмотрела на Бордера и больше не спорила.

Несмотря на сталкерские суеверия, обратный путь прошёл без приключений. Знакомые коридоры, ориентиры, метки… А вот и технический этаж с его распределительными щитами и трансформаторными шкафами.

— Может, разнести им тут всё к чёртовой матери? — кровожадно предложил Костик, притормозив возле помигивающего лампочками пульта. — Обесточим, будет подарочек.

— Это какие-то вспомогательные линии, — возразил Бандикут. — Реактор совсем в другом месте находится.

— А вы откуда знаете? — удивился Костик.

— От верблюда, — буркнул коротышка. — Иди давай… Разнесёт он всё, видали… разносчик нашёлся…

Супра с интересом вертел головой по сторонам, но чаще посматривал на Марину с Костиком. Наконец не выдержал и спросил:

— А вы откуда взялись?

— Мы с теп… — начала было Марина, но Бордер торопливо рявкнул:

— А тебе какая забота, Супра? Ты не вынюхивай тут, кто и зачем откуда, мы тебя вообще, считай, из милости с собой взяли! Брешешь небось насчёт Хирурга? Решили нас найти, малость покумекав? Ну?

Супра оскорблённо мотнул башкой.

— Я же знаю, из Хирурга гуманист — как из Бандикута Кинг-Конг. Потому топай молча, что тебе надо знать — мы сами скажем.

— Ладно, Бордер, я же просто так спросил, — извиняющимся тоном сказал Супра.

Лысый энергик скорчил рожу.

Молодой сталкер приотстал и пошёл рядом с Володей, видимо, чувствуя в нём родственную душу. Некоторое время шёл молча, но всё же не удержался от беседы. Ничего спрашивать, правда, не стал, зашёл с другой стороны:

— Я тут сам недавно… Год как пришёл с той стороны.

— А чего пришёл-то? — с любопытством поинтересовался Рождественский.

— Да были проблемы с очень серьёзными людьми, — уклончиво сказал Супра. — Пришлось брать ноги в руки и сюда драпать, хорошо, знакомый был, у которого канал есть… А то уже лежал бы на дне Оби с кирпичом на шее. А вы-то как сюда? Из армии, что ли, дезертировали?

— Всё гораздо сложнее, — помрачнел Володя. — Вышло так.

— Карта легла, — понимающе кивнул Супра. Он поправил на плече изрядно потёртый «карташ» и добавил: — Ну вы и штуку учинили с тётей Батон… Я думал, такого не бывает, а кто рассказывает, врут всё. Она же труп трупом была.

— Я сам не особо понимаю, как оно у меня вышло, — честно сказал Рождественский. — Я второй день как бионик.

— Оно вроде как от рождения у людей такое, — пояснил Супра. — Или есть, или нету. Вы вот в армии врачом были, значит, какая-то тяга у вас к этому занятию — людей лечить. Салтан ветеринаром работал когда-то, у него тоже есть… была… способность. Но чтобы покойника оживить — это… это ух!!!

Молодой сталкер помотал головой, не зная, как выразить своё восхищение словами. Володя подумал, что Супра далеко не дурак, и его рассуждения насчёт врожденных способностей не лишены здравого смысла. А что такого? Имплант просто усиливает эти способности. Как там говорил жирный Растаман после того, как провёл тест: «Не переживай, кем был, тем и остался. Бионик. Не зря пошёл в свою медицинскую академию, видать, чувствовал…»

И снова Рождественский ощутил острое, болезненное сожаление, что за Барьером утратит такие уникальные способности. Супра хотел спросить что-то ещё, но заметил, что лейтенант задумался, и лезть не стал.

Через некоторое время они уже были возле двери, для которой так хитроумно изготовили свинцовый ключ. Он по-прежнему торчал в замке, никуда не делся, да и чёрта с два его теперь оттуда вытащишь. Бандикут, впрочем, попытался зачем-то, но не преуспел.

— Ох, как не хочется мне туда идти, — с сомнением покачал головой Бордер, заглядывая в чёрный проём, выводящий в канализационные тоннели.

— Да тут осталось-то всего ничего. Скоро в Ботсаду вылезем, — осторожно сказал Бандикут.

— То-то и оно. Что там Хирург бухтел? Что прямо с Учёных вход раскопали?

— Ну.

— А сколько их всего? Не факт ведь, что два входа-выхода, а, Бандикут?

— Есть основной, на Учёных. Есть запасной, я даже не представляю, где он находится. Ну и вот этот, канализационный. Ты, лысый, надеюсь, умом не тронулся, не собираешься от распахнутой двери возвращаться ещё один выход искать?

По физиономии Бордера было видно, что именно об этом он только что и размышлял. Но, глянув мельком на Марину, зябко обхватившую себя за плечи, и на Костика в футболке и джинсах, махнул рукой:

— Чёрт с вами, пойдём здесь. По крайней мере, какие-то обновки им подберём. Не лезть же в самом деле наружу в одном исподнем…

Дверь они на всякий случай за собой закрыли.

Перебитые зомби лежали в том же месте, где их оставили. Ворча себе под нос, Бандикут деловито принялся разоблачать дважды покойного Самоцвета, а Бордер занялся вторым. Марина с ужасом смотрела на эту сцену, не обращая внимания, что Костик слегка приобнял её за плечи.

Супра оживился:

— Это вы их покрошили, что ли?

— Нет, подземные гномы! — огрызнулся Бандикут.

Супра фыркнул, Рождественский тоже не удержался — уж очень копошащийся в полутьме коротышка напоминал того самого подземного гнома, крошащего киркой непрошенных гостей. Бандикут вяло ругнулся и продолжил стягивать с мертвеца бронескафандр.

Облачить Костика с Мариной в трофеи оказалось делом непростым. Особо они не церемонились, даже Марина, но оба были довольно субтильными, поэтому все вещи оказались им велики с хорошим запасом.

— Ладно, велики — не малы, — заключил лысый энергик, потуже затягивая ремни и закрывая защёлки. — Жаль только, шлемов нету.

Затем Бордер объяснил, как пользоваться подобранными импульсными «карташами», но велел без нужды не палить, потому что как бы беды не вышло.

— И вообще, наверху держитесь рядом, все команды исполнять незамедлительно, рот не разевать, — сурово приказал он.

Рождественский подумал, что совсем недавно это относилось бы и к нему, а теперь, поди ж ты, он уже обстрелянный ветеран… Эту гордую мысль Бордер тут же развеял, добавив во всеуслышание:

— И ты, доктор, тоже зузлом не клацай. Хожу тут с вами, как с детским садом на экскурсии…

Володя ощутил, как краска заливает лицо, и порадовался, что в тоннеле довольно темно. Посветив фонарем, он увидел, что Марина безуспешно пытается расправить жёсткий складчатый воротник, и поспешил на помощь.

— Секундочку, я быстро, — сказал он.

Освобождая замявшийся край, лейтенант положил ладонь на затылок девушки и легонько нагнул её голову вперёд.

И замер.

Под волосами, чуть ниже затылка, прощупывался едва заметный шов. Поаккуратнее, чем у зомби, которому Володя вскрыл череп и нашёл внутри металлическую сферу, заменявшую мозг, но всё равно хорошо заметный для врача. И совсем маленький, коротенький…

— Всё? — уточнила тем временем Марина.

— А?! — опомнился Рождественский. — Что?

— Я спрашиваю, всё? Неудобно голову так держать…

— А… Да-да, всё.

— Спасибо, — сказала Марина, встряхивая волосами.

Володя постоял, пребывая в сомнениях, потом тихо сказал Бордеру:

— Слушай, надо поговорить.

— Что, прямо так срочно?

— Совсем срочно. Вспомнил кое-что важное.

— Вспомнил? — подозрительно прищурился Бордер. — Хорошо, отойдём. Только так, чтобы всех видеть.

Они сделали несколько шагов к стене. Марина, впрочем, внимания на них не обращала, пытаясь приспособиться к неуютному бронекостюму. Костик занимался тем же самым, а Бандикут скептически наблюдал за молодёжью. Супра маялся в сторонке, ощущая себя чужим в этой компании.

— У неё на затылке шов, — без обиняков заявил Володя.

— Что?!

— Шов. Такой же, как у мертвяка был. Вот тут, — и Рождественский для наглядности хотел похлопать себя ладонью по затылку, но наткнулся на шлем. Тем не менее Бордер всё понял.

— Может, просто поранилась, а эти зашили?

— Хотелось бы верить… Но больно уж совпадение подозрительное.

— Слушай, она же ведёт себя совершенно как человек! — встревоженно сказал Бордер.

— Да, — кивнул Володя. — Разве что немного чересчур спокойно, но я это списывал на шок и на особенности психики. И вот это как раз хуже всего.

— И меня кое-что насторожило, доктор. Команду Хирурга положили, а мы везде прошли спокойно, — задумчиво произнёс Бордер, не сводя глаз с девушки. — И без помех вернулись обратной дорогой.

— Думаешь, за нами наблюдали?

— По крайней мере, вполне могли. И мы, таким образом, облегчили им задачу. Не удивлюсь, если нам до самого Барьера зелёный свет обеспечат… Кстати, тебе не показалось, что дракон тогда тоже появился очень кстати? Ордену нас отдавать было невыгодно, вот и проводили до тоннеля…

— А нападение патруля?

— Видно, не срослось что-то, не успели отозвать или дать указания… Зато потом мы тут ходили как по майскому проспекту. Когда нас уже чётко локализовали благодаря патрулю.

Оба помолчали.

— Что будем делать? — спросил наконец Володя шёпотом.

— Дальше идти, что же ещё. Пусть там сами разбираются, чего с ней делать. Батя небось не сторожем работает, наймёт врачей, вытащат ей эту железяку, если она в самом деле там есть… Девчонка, по-моёму, сама не понимает, что с ней случилось. Может, там программа прошита — врубится только за Барьером или вообще в Екатеринбурге… Наники многое умеют.

— А что, если показать её Растаману? Всё равно ведь по пути.

Бордер с кислой улыбкой покачал головой:

— По пути… Скажешь тоже. Я тебе уже объяснял: в Зоне по пути не бывает.

— Но ты же сам предлагал вариант, что мы через Растамана свяжемся с военными!

— Предлагал, — не стал спорить лысый энергик. — Но Растаману нужен будет свой интерес в деле. Жиртрест ничего просто так не делает, к тому же я не уверен, что он никак не связан с Гончаром.

При упоминании подполковника Рождественский поморщился, словно от зубной боли.

— Растаман может проверить, что там у девушки с головой. У него есть аппаратура. Может, всё ещё можно исправить…

— Ты что, операцию на мозге ей будешь делать?! — вытаращил глаза Бордер. — У Растамана вообще-то не хирургическое отделение!

— Мы хотя бы поймём, что происходит. Тем более что Марина пока ничего не знает.

— Или притворяется, — безмятежно возразил Бордер.

Рождественский заметил, что маленький сталкер с интересом прислушивается к их разговору, и поднёс палец к губам:

— Потише!

— Или притворяется, — почти шёпотом повторил энергик. — Ч-чёрт… Не знаю, что и делать. Плюнуть на вас, бросить всё и уйти, а дальше сам разбирайся. Как тебе такая диспозиция, а, доктор?

— Не очень, — честно сказал Володя.

— Ладно, не мельтеши. Раз уж я ввязался куда не следовало, постараюсь довести дело до конца. Валим к Растаману, а там посмотрим, на кого жирный работает… Знаешь, если бы не твои игры в воскресителя, я бы дальше не пошёл, доктор. А теперь вижу, что непростой ты человек. И девку, не исключено, вытащишь. А там, глядишь, старине Бордеру тоже что-то перепадёт, потому что похож ты на мужика честного, хоть и глупого, уж извини. Кстати, потому и честен, что глуповат. Так всегда бывает.

Военврач не обиделся, потому что с точки зрения Бордера наверняка так всё и выглядело. Да и не только с точки зрения Бордера…

— С воскрешением неудачно получилось, как видишь, — только и сказал он.

— Туда той стерве и дорога, — заявил лысый энергик и похлопал Рождественского по плечу. — Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Ты не понимаешь: тут совсем не в ней дело как таковой. Тут дело в принципе.

Костик неуклюже расхаживал по тоннелю туда-сюда, привыкая к тяжёлой одежде. Марина уже смирилась с ситуацией и внимательно рассматривала валяющиеся тела зомби. На лице её отражалась сложная смесь отвращения и сострадания.

— Всё, пора идти, — сказал Володя, которому было очень не по себе. Лейтенант смотрел на симпатичную девушку, а видел чужеродную сферу, вставленную в мозг или даже заменившую его. И уже казалось ему, что в больших глазах Марины посверкивают кроваво-красные огоньки, словно у того сталтеха, который напал на военврача неподалеку от Барьера. Это, конечно, было полной чушью, но подсознательно Рождественский всё равно боялся девушки. Боялся — и вместе с тем ощущал к ней невероятную жалость. Милая девчонка, не ломака, не изнеженная истеричка — и попала в такую скверную историю только из-за того, что папа у неё большой босс. Дела…

А что, если совсем ничего уже нельзя изменить? Операция необратима, наноорганизмы полностью контролируют дочь Председателя Совета Федерации, и её поведение в сложившихся обстоятельствах — всего лишь умелая маскировка, притворство? Может быть, на самом деле она как раз изнеженная истеричка, а сейчас умело прикидывается? В конце концов скудоумные и заторможенные зомбаки действительно могли быть просто устаревшим продуктом, ранними моделями, лишенными необходимых качеств для диверсанта в мире людей, забракованными Гончаренко…

Марина приветливо улыбнулась лейтенанту и сказала:

— Да, пойдёмте скорее. Здесь так жутко… Только я очень быстро не смогу, костюм очень тяжёлый и размера на три больше, чем нужно…

— Тут уже недалеко, — успокоил Бордер, цепко вглядываясь в её лицо.

— Вообще рукой подать! — поспешно встрял Бандикут. — Ещё немного, а там уже и Ботанический сад маячит. Вы, кстати, чего там решили, пока шушукались, лишенцы? Мне не доверяете, да? А зря. Бандикут, конечно, сволочь известная, но никого ещё на ровном месте не подводил.

— Кончай тарахтеть, — сухо велел коротышке энергик. — К выходу веди, а наверху разберёмся. А то строим-строим планы, а они рушатся один за другим. На загад не бываешь богат — слыхал такую поговорку?

— Яволь, — пробормотал Бандикут и привычно дунул в ствол своей кошмарной пушки.

* * *

Бандикут оказался прав: вскоре они уже выбрались через знакомый люк в овражек, засыпанный хворостом вперемешку с железобетонными балками и окружённый мёртвыми деревьями. После затхлой канализации воздух здесь казался свежим, и Володя с наслаждением вдохнул полной грудью. Как быстро человек ко всему привыкает! Ещё недавно боялся лишний раз шлем приоткрыть, а теперь с наслаждением впускает в лёгкие местную заразу. Говорят, курить не так вредно, как дышать в Зоне…

Костик с Мариной, которые на поверхность до сих пор не выбирались, выглядели удивлёнными.

— Я как-то иначе это всё себе представлял, — признался Костик, шмыгая носом.

— Я тоже, — сказал Рождественский. — В фильмах, книгах, даже в документальных репортажах всё совсем по-другому выглядит. Пострашнее. А тут обычный лесопарк, дождь моросит… Но погоди, в городок когда выберемся, увидишь весь ассортимент Пятизонья.

Люк для гарантии завалили несколькими полусгнившими бревнами, чтобы вслед за ними не вылезла никакая дрянь. Бандикут даже не поленился забросать баррикаду сверху грязью, словно оно давно уже так валяется. Потом, непрестанно оскальзываясь, они полезли по склону оврага. Костик трогательно помогал Марине, а лейтенант подумал, что не так-то просто ему будет подать ей руку, если что. На её месте Володя видел то приснопамятного сталтеха, то жуткого патрульного из тоннеля, то марионеточное существо в голубом балахоне. Он тешил себя надеждой, что шрам у неё остался после лёгкого ранения, но в глубине души сам в это не верил. Не верил в эту версию и Бордер, который внимательно следил за каждым движением девушки.

Бандикут, выбравшись из мрачных подземелий, повеселел и болтал без умолку:

— А вот туда если пойти, будет озерцо. Говорили, там какая-то падла живёт, вроде жабы, только с бегемота размером. Сам не видал, но люди видели. Воет страшно и погнаться может…

На страшилку никто не отреагировал, даже Костик с Мариной, которые карабкались вверх, пыхтя в непривычных тяжёлых бронекостюмах и то и дело цепляясь за сухостой. Гнилые деревяшки с корнем выворачивались из сырой земли, и кончилось это тем, что девушка завалилась на спину и съехала почти к исходной точке подъёма. Пришлось спускаться и помогать ей всем миром. Рождественский попытался разглядеть шрам через волосы, но напрасно — шевелюра у Марины была густая и плотная, дай бог каждому.

Выбравшись наверх, с оглядкой двинулись к руинам зданий. Возле скелетов сталкеров и пивного ларька расстались с Супрой, который через мгновение уже резво улепётывал, пригибаясь, через замусоренный пустырь. Затем Бандикут кратенько поведал молодёжи поучительную историю про Ливня и Грызуна, а также показал упорно продолжающие тикать часы с ручным подзаводом. Марина и Костик впечатлились, и Володя снова подумал, что так талантливо притворяться всё же нельзя, если ты не голливудская актриса. Или же наники в центре воистину умеют творить чудеса. Хотя кто сказал, что не умеют? Лейтенант сам фактически превратился в ходячее чудо, прямо Иисус Христос…

От невесёлых мыслей Володю отвлёк негромкий окрик Бордера:

— Ложись!

Наученный горьким опытом блужданий по Академзоне, военврач без лишних слов бросился под ржавый остов грузовика, весь источенный то ли коррозией, то ли скоргами, полупрозрачный от ветхости. Рядом плюхнулась Марина, тяжело дыша и непрестанно убирая со лба прилипшие волосы.

— Что… — начала было она, но Володя показал ей кулак, и девушка сразу заткнулась.

Над останками домов чуть правее с рокотом пронёсся дракон. Рождественский видел, как Марина проводила его расширившимися глазами. Нет, не притворяется. Всё как сказал Бордер — программа запустится строго в определённый момент, до которого Марина будет обычным человеком с естественными страхами, мечтами и прочим чисто человеческим багажом. А вот потом…

— Что это было? — шёпотом спросила Марина, когда летающий биомеханизм скрылся из виду.

— Дракон, — пояснил лейтенант. — Бывший вертолёт.

— Ни фига себе! — восторженно выдохнула девушка. — Я только на картинках такое видела…

— Вот и радуйся, что он нас не заметил. Не дай бог тебе ещё раз увидеть такое живьём.

Неясно было, тот ли это дракон, что спас их от Ордена, а если даже и тот, не изменились ли у него намерения. Допустим, что его в самом деле послали из центра присмотреть за отрядом и проследить, чтобы никто не мешал им выйти к Барьеру. А если нет?

— Быстро к руинам, дальше за мной! — рявкнул Бордер, возникнув совсем рядом, словно из-под земли.

Два раза приказывать не понадобилось. Они пересекли улицу и выскочили к полуразрушенным зданиям, а оттуда короткими перебежками бросились к «Частному образовательному лицею №130 имени академика Лаврентьева». Толстой с рожками и в очках был на месте, сурово смотрел из окна на неприглядный пейзаж Зоны.

— Мы что, к Растаману, что ли, двигаем? — осенило Бандикута, когда они направились к подвалу.

— К нему, — не оборачиваясь, сказал лысый энергик. — Дела есть неотложные.

— И опять мне ни слова! Слушай, Бордер, я же объяснил насчёт Хирурга. И про Гончара всё рассказал. А что не сразу, так некогда было и к слову не пришлось. Ну скажи, доктор-врач, ты-то мне доверяешь хотя бы?

— Нет, — отрезал Рождественский. — Не доверяю.

— Тьфу ты! — обиделся Бандикут. — Чёрт с вами, не доверяйте. Я ещё докажу, что не говно. — С этими словами маленький сталкер пролез в подвал впереди Бордера и заорал: — Открывай, сало! Мы вернулись!

Растаман отозвался не сразу. Пришлось подождать примерно с минуту, в продолжение которой Бандикут призывал на голову жиртреста всевозможные жуткие кары.

— Хватит орать, — ответил наконец толстяк. — Открываю. Только без шуточек.

— Мы тебе, что ли, клоуны? — гневно вопросил коротышка, осторожно пробираясь к открывшемуся в полу люку. Памятуя о системе ловушек, Володя след в след пошёл за ним, далее цепочкой потянулись остальные.

— Вы совсем охренели! — возмутился Растаман, встретив их за всеми своими шлюзами. — Кого теперь припёрли?… — Потом он разглядел, что в битые бронекостюмы одеты персоны, весьма экзотические для Академзоны, и всё понял. Машинально подтягивая широченные шорты, толстяк восхищенно пробормотал: — Таки нашли! Неужели с теплохода?

— С крейсера «Петр Великий», — отодвигая с дороги Марину, произнёс лысый энергик. — Нам нужна твоя лаборатория, Растаман. — Страшным пальцем он недвусмысленно ткнул в толстяка, который тут же обильно вспотел.

— Ты чего, Бордер?! Ты же знаешь, я… Меня нельзя…

— А я тебе пока ничего и не делаю, Растаман, — терпеливо сказал Бордер. — Нам нужна лаборатория, только и всего.

Военврач уже понял, что жирный тип обитает тут на правах нейтрала, который выполняет определённые функции в обмен на то, что его никто не трогает. Даже биомехи — и те, наверное, сюда попусту не лазят, у них тоже какая-то система действий прослеживается… И сейчас Бордер этот нейтралитет показательно нарушал.

— Хорошо, идём, — обреченно сказал Растаман. Он сделал широкий жест пухлой рукой, приглашая следовать за ним.

— Давай не спи, доктор, — велел Бордер, — у него тут кругом сюрпризы.

Володя последовал за Растаманом, на всякий случай нацелив армган в жирную спину с расползающимися по футболке пятнами пота. От толстяка разило страхом — сидя в своих катакомбах, словно улитка в раковине, он, видать, отвык уже, что проблемы можно решать и таким способом, простым и грубым. В прошлый раз Растаман выглядел не в пример солиднее и неприступнее.

— Музыку выруби, — велел Рождественский.

Толстяк послушно исполнил приказ и застыл, опустив руки. Бордер провёл в бункер остальных, Костика и Бандикута определил на диван. Костик в растерянности сел и потерянно замер, а маленький сталкер тут же полез грабить холодильник, прикинув, что к списку его смертных грехов перед Растаманом это уже ничего принципиального не добавит.

Марина тоже хотела сесть на диван, но Бордер довольно неучтиво придержал её за руку, сказав:

— Погоди. Нужно кое-что проверить.

— Я… Я не понимаю… — начала было Марина, но лысый бесцеремонно поволок её в лабораторию. За ним, вздыхая и сокрушённо чмокая мокрыми губами, потащился Растаман.

— Что вы задумали? — Костик нервно встал с дивана, но Бандикут толкнул его обратно, сказав:

— Сиди, студент. Тебе пива или водки? Они там долго провозятся, так что не напрягайся. Лучше заняться чем-нибудь полезным. Так тебе пива или водки?

— А что будет с ней?

— Сядь ты, в самом деле! — сердито сказал лейтенант. — Ничего страшного не будет. Обычная медицинская проверка. Поверь мне как военному медику.

Костик с сомнением покачал головой, но рыпаться больше не стал.

— Да ты у нас прямо Железный Доктор! — восхищенно заметил Бандикут, который, не теряя времени, снова сноровисто рылся в холодильнике.

— Какой-какой доктор? — устало поинтересовался Володя.

— Железный. Знаешь, был такой Железный Канцлер? Никому спуску не давал. Вот ты теперь такой. Только Доктор. Всех строить начал.

Махнув на него рукой, Рождественский прошёл в уже знакомоё подобие операционной. Марина в ужасе таращилась на гинекологическое кресло, и Володя подумал — а что, если сейчас у неё всё и запустится, от стрессовой ситуации?! Но нет, не запустилось. Судя по потрясению, девушка решила, что сейчас её в лучшем случае изнасилуют, а в худшем — пустят на органы. По щекам её побежали слёзы, после чего Марина неожиданно бросилась на ближайшего, кто к ней стоял — на Растамана. Поскольку она уже успела — видимо, по приказу Бордера — снять бронекостюм и осталась в своём балахоне, то легко запрыгнула на плечи толстяка, обхватив ногами его жирные колыхающиеся бока, и впилась ногтями в щеки. Растаман завопил, Володя и лысый энергик принялись поспешно отдирать девушку от несчастного. Это удалось не сразу, а когда шипящую, словно кошка, Марину всё же оттащили в сторону, лейтенант увидел, что её острые ногти пропахали на мясистых щеках толстяка глубокие кровоточащие борозды.

— Тихо! — рявкнул Бордер и сунул девушке под нос ствол пистолета. Марина ещё не видела в деле его энергетические возможности, поэтому сталкер справедливо рассудил, что огнестрельное оружие в демонстрационных целях будет весомее пальца.

Растаман обиженно пыхтел, размазывая по роже кровь и слёзы. Володя отвёл его к столику и обработал раны спиртом, потом хотел замазать коллагеном, но толстяк уклонился:

— Пусть подсохнет, и так заживёт… Где вы такую бешеную кошку нашли?

— Других там не было, — заявил Рождественский и обернулся к Марине. — А вы заканчивайте концерт, барышня! Мы обещали вас отсюда вытащить? Обещали. Чтобы мы могли это сделать, вам нужно пройти… э-э… своего рода медосмотр. Поликлиник тут нет, поэтому пришли сюда.

— А сразу объяснить нельзя было? — с вызовом спросила девушка, тяжело дыша после схватки.

— Вот я и объяснил! Мало? Время дорого, некогда доходчивее объяснять! Давай живо на кресло!…

Что-то я раскомандовался, сам себе удивился Володя, глядя, как Марина при помощи энергика взбирается на гинекологическое ложе. Ну и хорошо, я всё же врач, она мне доверяет, видимо, в отличие от остальных. Железный Доктор, мать его…

— Сканер головного мозга есть? — через плечо осведомился военврач у Растамана.

— Есть, — буркнул тот. — У меня много чего есть. Полные закрома.

— Включай и давай сюда.

— Как Зона людей меняет, а? — забормотал толстяк, с лязгом открывая металлический шкаф и извлекая оттуда плоский футляр. — Недавно тут чуть кресло мне не обмочил, а сейчас покрикивает…

— Ты бы видел, Растаман, что он сделал, — веско сказал Бордер, внимательно отслеживавший происходящее, — не ворчал бы сейчас.

— А что он такого сделал?

— Потом расскажу.

Марина с надеждой посмотрела на Володю:

— Это не больно?

— Обычное сканирование, где же тут может быть больно? — успокоил тот и взял у Растамана сканер. Модульная сетка автоматически раскрылась, образовав полусферу-экран. Сыну повара Володе Рождественскому сканер более всего напоминал обыкновенный дуршлаг.

Когда голова Марины оказалась внутри полусферы, Володя настроил изображение и застыл. Из-за плеча, воняя потом, заглянул Растаман и удивлённо присвистнул.

— Что там? — заволновалась девушка, наблюдая за их реакцией.

— Н-ничего… — пробормотал лейтенант.

— Это то, что я думаю? — корректно уточнил толстяк.

— То самоё.

Рождественский отключил сканер и отдал хозяину.

То, что они увидели, подтверждало его подозрения. Нет, мозг оставался на месте, но внутрь него была вживлена металлическая сфера размером с грецкий орех. Как раз по размеру шва, сделанного на затылке. Видимо, это и была управляющая наноколония, не замещающая человеческий мозг, как у тормозных зомби из тоннельного патруля, а живущая с ним в симбиозе. Как мастера из центра сумели за такой короткий срок срастить волокна до полного контакта, оставалось только гадать. Но самоё печальное, что Володя ничего не мог с этим поделать.

Военврач поймал взгляд Бордера, нахмурившего брови, и покачал головой.

— Так, секундочку, — решительно заявил сталкер. — Девушка, иди на диванчике посиди. Перекуси там со своим приятелем, чего найдёшь.

Марина слезла с кресла и, то и дело оглядываясь, удалилась в соседнюю комнату.

— Эй, гном! Присмотри там за гостями! — крикнул ей вслед Бордер, и коротышка ответил что-то неразборчиво-утвердительное.

— Дела плохи, — сообщил Рождественский. — Наноколония уже подсажена.

— Я же говорил! — колыхнул телесами Растаман. — Рано или поздно они бы до этого додумались.

— Извлечь можно? — спросил Бордер.

— В таких условиях — никак.

— Нельзя, — подтвердил и Растаман. — Одно дело — импланты вбить или там починиться, а тут нейрохирургическая операция, которую не в каждом медицинском центре сделают…

— Значит, придётся её так переправлять, — решил энергик. — А на Барьере будешь объяснять своим, военный, что к чему.

— Да мне же не поверят! — вскинулся Володя. — Подумают, чокнулся врач. К тому же дочь Председателя Совфеда… Её сразу к генералу…

— Тогда отбой, — печально заключил Бордер, засовывая руки глубоко в карманы плаща. — Значит, не вышло у нас спасение, доктор.

— Но можно ведь что-то сделать? И потом, если запуск программы отложен… Они ведь могли бы сразу её переключить, полностью? Но не стали. Им нужно абсолютно чистое человеческое сознание, которое не даст сбоя. До определённого момента. Ведь так? — Рождественский просительно уставился на толстяка.

Растаман помялся, потом пожал плечами:

— Ну, есть резон… То есть пока она самый обычный человек.

— И те, кто её зарядил этой дрянью, не знают, что мы в курсе, — закончил лейтенант. — То есть у нас развязаны руки, пока они не узнают, что мы знаем.

— Ох ты и накрутил, доктор, — горько усмехнулся лысый энергик. — Но твою мысль я в принципе понял. Вопрос в другом: что делать-то? Сам же сказал — с растаманскими цацками мы ничего сделать не сможем. Убьём девчонку, и всё. Я верно говорю?

— Вообще-то есть у меня одна мысль… — осторожно произнёс толстяк, поглаживая исцарапанные щеки.

Бордер и военврач уставились на него в ожидании. Растаман помолчал, словно не решаясь говорить дальше, кашлянул и продолжил:

— На Пироговке большая частная клиника. Ну, роддом ещё рядом был, прочая мутотень…

— Ты чушь не неси, жирный, — кожа на лбу Бордера собралась в складки, не предвещающие ничего хорошего. — Я на Пироговке, считай, живу. Я там каждый угол знаю. От поликлиники не осталось ни хрена.

— Слушай, Бордер, зачем бы мне врать сейчас? — обиделся толстяк. — Я ж не говорю, что ты там не знаешь ничего. Дай договорить. От клиники, конечно, ни хрена не осталось, но есть человек, который там успел порыться и добыл кое-что.

— Что именно? — спросил Володя.

— Он добыл «Баст», — торжественно сказал толстяк, и на лице его расплылась немного попорченная царапинами от ногтей улыбка.

Глава 12

Человека, у которого имелся «Баст», звали Рельс. Насколько понял Рождественский, Бордер его хорошо знал и потому при упоминании перекосился.

— Что не так? — поинтересовался Володя.

— Да этот Рельс… Ладно, это позже, ты лучше скажи быстренько, что такое «Баст», чтобы ради него так рисковать.

«Баст»… Лейтенант и не подозревал, что здесь была подобная вещь. Роботизированный нейрохирургический стенд-комплекс, разработанный незадолго до Катастрофы. Странно, что его успели установить в местной клинике. Хотя почему странно? Передовое место, наукоград… А может, установить и не успели, только привезти. По сравнению с медико-диагностическим комплексом «Баст» лейтенантская погибшая «репка» была отбойным молотком.

Всё это Рождественский быстро разъяснил Бордеру.

— А ты умеешь работать с этим комплексом? — недоверчиво спросил лысый.

— Умею. Ну, то есть не совсем умею, но разберусь. К тому же не забывай, что я — бионик.

— Ишь! — почему-то обрадовался сталкер. — Вон как заговорил! Почувствовал, а? Железный Доктор! — Бордер повернулся к толстяку. — Ты знаешь, что он сделал, Растаман?

— Вылечил кого-нибудь? — без особого энтузиазма предположил тот.

— Из мёртвых поднял! Понял? Правда, вместе с Салтаном — ну, ты знаешь Салтана, — но, думаю, не в Салтане тут дело.

— Иди ты! — не поверил Растаман.

Бордер щёлкнул себя ногтем безымянного пальца по переднему резцу, а потом сделал режущее движение ребром ладони по шее. Толстяк выпучил глаза:

— А кого оживили?

— Того уж нет, — вздохнул Бордер. — Помнишь, у Хирурга баба была в команде? Батон. Страшная, как смертный грех.

— Помню. Её, что ли? А кто её вальнул?

— Да сам наш доктор и вальнул. А потом оживил. Но на обратном пути их с Хирургом и прочими железяки положили в… неважно где, короче. Так что предъявить феномен мы тебе не можем, но мне ты, надеюсь, веришь?

— Чего ж тебе не верить, — развёл руками толстяк. — Зачем бы тебе врать?

— Вот и славно. Всегда с тобой приятно было иметь дело, Растаман. А если ты сейчас объяснишь мне, как добраться до Рельса и на что выменять у него эту медицинскую приблуду… Она здоровая, доктор? Тяжёлая?

— Килограммов двести, думаю, — предположил Володя.

Бордер присвистнул:

— На себе не допрёшь.

— Я могу дать вам машину, — сказал Растаман.

— Не понял! — прищурился лысый сталкер. — Что это за аттракцион неслыханной щедрости? И Рельса нам выложил, и машину предлагаешь… То есть я ничего такого не хочу сказать, но у тебя обычно долг платежом красен. А я свой должок уже разбазарил, когда вон доктору импланты вбивали.

— Всё просто, — мотнул башкой толстяк. — Мне нужен «Баст». Сам я его не доставлю, кого-то нанимать — опасно, могут перепродать, прогадить, поломать, в конце концов. И вам тоже нужен «Баст» — на один раз. Вы мне его спокойненько привезёте, установите, доктор поможет настроить. Сделаете, что необходимо, и свалите. Идёт?

— Нарисовал красоту — прямо не стереть. — Бордер засмеялся и шутливо ткнул Растамана пальцем в брюхо, отчего тот икнул. С учётом того, что палец энергика был орудием убийства, шутка вышла сомнительная, хотя энергик наверняка на это и рассчитывал. — Идёт, толстый. Я так и думал, что у тебя своя корысть. Зато теперь спокойнее, когда разъяснил. Люди со своей корыстью всегда надёжнее, чем неожиданно бескорыстные пройдохи.

— А вы бионик? — с интересом спросил Рождественский.

Толстяк покачал головой, отчего поцарапанные щеки затряслись, словно желе.

— Нет, у меня вообще нет имплантов. Ну, почти нет.

— А почему же вы тогда не вернётесь за Барьер?

— Потому что здесь интереснее жить, — пожал плечами Растаман.

Машина оказалась «ладой-магнолией», совсем такой же, как была когда-то у Володиного отца. С выбитыми стёклами, покрытая вмятинами, с облупившейся тёмно-синей краской. Но всё же это был автомобиль, способный передвигаться. Растаман лично продемонстрировал это, с огромным трудом втиснувшись на переднее сиденье (задних не было вообще) и погазовав на месте. Аккумуляторы, судя по датчику, были полностью заряжены.

— Водить умеешь? — спросил Бордер Володю.

Они собрались у машины в некоем подобии подземного гаража, который также служил Растаману складом и, судя по запаху, помойкой.

— Умею. У моёго бати такая же «магнолия» была.

— Это хорошо. Потому что я с тобой поехать не могу, а Бандикуту руль доверит только последний дебил.

— Я поеду с… с ним?! — Рождественский растерянно кивнул на маленького сталкера, который шнырял среди ящиков и контейнеров. Бандикут успел изрядно надраться, пока ждал результатов переговоров. По настоянию Бордера толстяк вколол коротышке какой-то антидот, но тот явно подействовал не до конца, и теперь Бандикут что-то напевал.

— Мне нужно остаться, чтобы присмотреть за девчонкой, да и за Растаманом тоже не повредит, — пояснил Бордер, понизив голос. — Сам понимаешь, на чёртова гнома их оставить нельзя. С другой стороны, Рельса он знает, на местности ориентируется, воевать тоже умеет в случае нужды. Идиот, да, но что поделать…

— Спасибо, удружил, — засопел обиженный военврач. Он уже привык к рассудительности лысого энергика, чувствуя к нему нечто вроде уважения, и вот теперь ему в попутчики подсовывают малорослого неврастеника, которому к тому же нельзя доверять.

— В машине только два места, сзади вы погрузите установку, — продолжал Бордер. — Я понимаю, что напряжно, но иначе никак. Да тут в принципе совсем недалеко. Машина — вещь редкая, я уж и забыл, когда последнюю на ходу видал. Все примут вас за обычного носорога, то есть биомеха на автомобильной основе, их тут на Сеятеле шныряло раньше до беса. Железнодорожные чугунки из музея под землю вроде ушли, в военные тоннели, а машинки ещё остались кое-где. Даже если вас сталкеры засекут, подумают, что какие-то мнемотехники развлекаются. Вы больше железяк берегитесь. Ну, и Ордена, само собой.

Лейтенант вздохнул. Судьба в очередной раз связывала его с Бандикутом. Вот так и таскай его с собой, как Сизиф свой камень… Лишь бы не подвёл.

— Я его предупрежу, — сказал Бордер, словно читая Володины мысли. — Скажу, что под землёй найду в случае чего и отрежу всё, что наружу торчит. Он меня знаёт, поэтому поверит.

Рождественский удивлённо взглянул на энергика и понял, что тот не шутит.

Марина и Костик паслись в сторонке. После медицинского осмотра девушка безуспешно пыталась выяснить, что же такое нашли у неё в голове, но объяснять ей было опасно. Володе пришлось неуклюже соврать, что нужно залечить последствия травмы, иначе возникнут проблемы с переходом Барьера. Нащупав шрам, Марина вроде бы поверила, но то и дело переспрашивала, не обманывают ли её и всё ли закончится успешно. Костик, похоже, подозревал неладное, но высказывать свои подозрения не спешил. Нейролингвист, видимо, понимал, что самим им отсюда не выбраться никак.

— А вот это вы отдадите Рельсу, — сказал Растаман, доставая из кармана шортов полотняный мешочек. Развязав горловину, он наклонил его над поверхностью ближайшего деревянного ящика, и наружу выскользнула плата за «Баст».

Это был артефакт, называемый «фрич». Разумеется, воочию лейтенант такую редкость ни разу не видел, но по инструктажам и справочникам знал очень хорошо. Точное происхождение артефакта не было известно, предполагалось, что это продукт утечки лабораторного аммиака, претерпевшего метаморфозу в результате Катастрофы.

Выглядел фрич словно круглая лужица воды, покрытая льдом. Трогать её у Володи не было никакого желания, тем более что он знал, что в случае прикосновения фрич обволакивает руку наподобие резиновой перчатки, которую очень трудно снять. При желании потом можно было даже ковырять пальцем в носу, но всё неорганическое, чего касалась рука в такой «перчатке», замерзало и от малейшего удара рассыпалось в инеистый прах.

— Отдадите Рельсу, — повторил толстяк, осторожно смахивая фрич обратно в мешочек, — и мы с ним в расчёте. Если заноет, что мало — соврёт, собака. Мы давно уже договорились, что с меня фрич, с него аппарат.

— И тем не менее если он не согласится? — спросил лейтенант, осторожно убирая мешочек в карман бронескафандра.

— Тогда мы его пристрелим на хрен! — заявил, подходя, Бандикут. — Вы, кстати, о ком базарите?

Бордер картинно закатил глаза.

— Слушай сюда, корявый, — наставительно сказал он. — Ты едешь с доктором к Рельсу.

— Это какой Рельс, беззубый, что ли?

— Если будешь перебивать, сам станешь беззубый, — пригрозил Бордер.

Бандикут мелко закивал:

— Я слушаю, слушаю! Просто уточнил информацию. Мало ли в Академзоне рельсов.

— Мы знаем только одного, поэтому заткнись. Поедете к Рельсу вот на этой колымаге. За рулем — доктор. Надеюсь, что доберётесь без приключений, хотя где ты, там и хреновы приключения на каждом шагу. Короче, приедете, произведёте обмен, заберёте у Рельса несколько ящиков. Доктор ему отдаст, что положено.

— Можно его кокнуть и даром всё забрать, — предложил было Бандикут, но тут же выставил перед собой ладони, словно защищаясь: — Молчу. Приедем, отдадим, заберём. Никаких проблем.

— Слава богу, дошло. И едете сюда. Если возникнут сложности, вызывай меня по мю-фону.

Это была новость. Рождественский и не знал, что у лысого энергика есть мю-фон. Он видел, как подполковник Гончаренко извлёк такую штуку из разбитого сталтеха и раздавил каблуком ботинка, но не подозревал, что этот имплант имеется у Бордера. Принцип действия мю-фона до сих пор никто толком не изучил, за Барьером его хранение жестоко каралось, внутри Барьера имплант-передатчиком пользовались далеко не все, потому что последствия такого использования были непредсказуемы. Видимо, Бордер тоже выходил на связь через мю-фон только в экстренных случаях. Вот как сейчас, к примеру.

— Заметано, — согласился Бандикут, у которого, получается, тоже стоял подобный имплант. Похоже, о своих товарищах Володе Рождественскому предстояло узнать ещё очень много нового.

Не говоря больше ни слова, маленький сталкер забрался на пассажирское сиденье «магнолии».

— Давай, — Бордер протянул лейтенанту руку. — Мы ждём.

Рукопожатие сталкера оказалось сильным и ощутимо тёплым.

— Возвращайтесь скорее, — жалобно сказала Марина. Снова одетая в старый побитый бронекостюм, она выглядела очень трогательно, и военврач подумал, что вот из таких девушек, наверное, и выходят лучшие жены — не из холодных красавиц и не из застёгнутых на все пуговицы дурнушек, поскольку и у тех, и у других полно комплексов и всяких других тараканов, а именно из таких вот спокойных и обаятельных среднестатистических девчонок. Но при этом, конечно, не из дочерей председателей Советов Федераций…

— Шеф, два счётчика! — дурным голосом завопил Бандикут из машины.

Толстяк поспешил к настенному щитку, откинул крышку и щёлкнул тумблером. Загудел мотор, и ворота из толстой бетонной плиты, закованной в стальную раму, стали медленно подниматься. Володя сел за руль, погладил рукой панель сенсорной коробки передач, подправил камеру заднего вида и запустил двигатель. Ворота тем временем уже поднялись настолько, чтобы «магнолия» смогла проехать. Помахав рукой оставшимся в Растамановском подвале, лейтенант аккуратно вырулил наружу и по пологому пандусу направил автомобиль ко вторым воротам. Для старого бомбоубежища, которым военврач считал логово Растамана, это уже смотрелось крутовато. Зачем всё это было построено под зданием школы, оставалось только догадываться, но Володе Рождественскому и без того хватало парадоксов Зоны.

— В последний раз, помню, на тачке ехал в «Золотую рощу» за бухлом, — предался воспоминаниям Бандикут. — Нам с мужиками малость не хватило, меня за добавкой послали. Тачка, конечно, получше была, эта совсем уж рухлядь, где её только жиртрест раскопал…

— Слушай, помолчи, пожалуйста, — сквозь зубы попросил Володя, и они выехали на поверхность.

* * *

Вести машину по полуразрушенному Академгородку было ещё более диким и пугающим занятием, чем передвигаться на своих двоих. «Магнолию» то и дело подбрасывало на кочках и глубоких выбоинах, дорога как таковая отсутствовала, разогнаться свыше десяти километров в час не представлялось возможным. Двигатель мерно урчал, оставалось надеяться, что ни он, ни гремящая подвеска не сломаются на полдороге.

Вокруг возвышались руины вперемешку с переломанными деревьями и высокими зарослями металлокустарника с острыми листьями. Раньше здесь была красивая местность — чистый воздух, белочки сновали между соснами… Теперь же всё здесь напоминало хроникальные кадры последствий бомбежек Дрездена и Хиросимы, которые Володя видел в детстве по познавательному каналу. В одном месте, в точности как там, на единственной сохранившейся стене отпечатались четыре чёрные тени, оставшиеся от людей. Рождественский не знал, каким образом в Академзоне получились такие отпечатки, и не стал бы держать пари, что это именно тени, а не вдавленные в стену неведомой силой человеческие останки. Он поспешно отвёл взгляд, тем более что всё равно надо было в оба следить за дорогой, а не глазеть по сторонам.

— Вон там у меня баба жила, — тяжело вздохнув, произнёс Бандикут, на которого нахлынули воспоминания. — Вон тот дом… ещё цветочный магазин на первом этаже был… А здесь прямо ехай, как раз на Пироговку. Тут почти всё время по прямой, не заблудишься, доктор-врач.

«Магнолия» преодолела глубокую яму — даже не яму, а скорее просевший участок бывшей улицы, потом объехала по остаткам тротуара лежащий поперек дороги столб линии электропередачи. Брошенных машин, в отличие от окрестностей Ботанического сада, здесь почти не обнаружилось, а те, что были, представляли собой практически распавшиеся в пыль каркасы: все работоспособные механизмы были превращены в железных монстров и разбрелись по Зоне. Впрочем, препятствий здесь хватало и без машин. В одном месте пришлось перебираться через расползающиеся гряды битого кирпича, бывшего когда-то, как пояснил Бандикут, одним из корпусов общежитий университета. «Магнолия» отчаянно забуксовала, едва перевалив передними колесами гребень одной из кирпичных куч, и Рождественский уже решил, что тут им не проехать, когда целый пласт мусора впереди осыпался с тихим стуком и шорохом, и машина сползла вниз.

— Фигня война, — прокомментировал маленький сталкер. — Если обратно тут не проедем, другим путём двинем. Я здесь все дороги знаю.

Несмотря на выбитые стёкла, из пасти Бандикута на весь салон пахло жутким перегаром, и Володя демонстративно закрыл забрало шлема. Коротышка не расстроился. Вначале он принялся напевать:

Покосившись на Володю, сталкер пояснил:

— Гимн Новосибирского университета.

Высунувшись из окна, Бандикут долго всматривался в проползавшие мимо развалины, затем выставил руку с пушкой и выстрелил.

— Кто-то пялился, — пояснил он подскочившему на сиденье лейтенанту. — Всегда лучше выстрелить первым, иначе будет поздно.

Как ни странно, к месту назначения они прибыли относительно быстро и без потерь. Загнав «магнолию» в указанный Бандикутом укромный закуток между двумя уцелевшими железобетонными стенами, Володя выключил двигатель и выбрался наружу.

— Я сейчас, — пообещал маленький сталкер и принялся возиться в салоне. — Установил растяжечку, доктор-врач, — сказал он, захлопнув дверцу. — Если кто-то попытается угнать нашу таратайку, окажется в аду. Ну, или в раю, если это будет хороший, добрый человек. Хотя сомневаюсь, что хороший и добрый человек поступит как последняя гадина и захочет лишить нас транспорта.

Рождественский подумал, что будет очень нехорошо, если они вернутся с комплексом «Баст» и обнаружат взорванный автомобиль. Однако в действиях Бандикута была своя логика, и от споров лейтенант воздержался.

— За мной, — скомандовал Бандикут и, пригнувшись, побежал среди развалин. Володя последовал за ним, прикинув, что за время пребывания в Академзоне он передвигался в основном или бегом, или ползком, или скрючившись в три погибели. С учётом этого у низенького Бандикута шансов выжить было заметно больше.

Пролом в стене лейтенант не заметил, едва не проскочив мимо, и среагировал лишь на исчезновение своего напарника. Бандикут тут же высунулся из щели и помахал рукой:

— Куда? Уже пришли! Будем надеяться, что хозяин дома.

Чтобы узнать, дома ли хозяин, пришлось долго колотить в стеклопластиковую дверь, преграждавшую пролом в нескольких метрах от входа. Когда Бандикут в последний раз бахнул ногой и собирался уходить, в двери открылся неприметный глазок.

— Твою мать, весёлые человечки! Как минимум один весёлый человечек, — сказали за дверью гнусавым голосом. Потом она отворилась, и на пороге появился странный человек, весь перекособоченный, с галогеновым фонарём в руке. — Тебя не знаю, — безапелляционно заявил он лейтенанту. — Зачем пришёл?

— Мы от Растамана, — встрял Бандикут, не дав Володе ответить. — Пришли за грузом. Растаман сказал, у тебя надо забрать какие-то ящики.

Рельс недоуменно уставился на коротышку.

— Комплекс «Баст», — добавил немного информации Рождественский.

— А, помню, — сообразил наконец хозяин. — Жирному борову он всё-таки понадобился? А я ведь говорил — забирай скорее, забирай скорее!

— Загнал уже кому-то?! — безмерно огорчился Бандикут.

Володя замер — подобный вариант он как-то не рассматривал.

— Да нет, лежит на месте, — уныло сказал Рельс. — Просто всё надо делать своевременно. Проходите.

Он пропустил их мимо себя и запер дверь. На ней Володя успел заметить как минимум пять разнокалиберных засовов.

— Неплохой костюмчик, — заметил Рельс одобрительно, хлопая военврача по шлему куцепалой ладонью. — Сам вояку пристрелил или помог кто?

— Сам, — буркнул Володя, решив, что в долгие объяснения лучше не вступать.

— Идите вперёд. Жаль, угостить вас нечем. Алкоголь я не пью, организм не принимает, а разную химию ты вроде не любил, метр с кепкой… Кстати, как погоняло твоего приятеля?

— Железный Доктор, — поспешно сказал Рождественский, пока Бандикут не брякнул очередную гадость.

— Железный, гляди-ка! Зачётное погоняло, — снова одобрил Рельс. — Из новых, что ли? Вроде я о тебе не слыхал раньше.

— Из новых. Бионик, — поведал Бандикут.

Они вошли в просторное помещёние, и Рельс поставил свой фонарь на широкий металлический стол. На столе разложены были стопки книг, какие-то бумаги, а также несколько человеческих черепов, поблескивавших в тусклом свете.

— Вон ваш товар, — Рельс указал на несколько ящиков, стоящих рядом со столом. — «Баст», нераспакованный. Я был начальником АХЧ, когда нас всех господь наказал… Что взамен-то принесли? Как договаривались?

— Фрич, — Володя достал из кармана мешочек с артефактом. — Держи.

Рельс небрежно взял мешочек, развязал, заглянул внутрь. Удовлетворённо кивнул и бросил на стол среди книг.

— Забирайте. Таскать не помогу, извиняйте, я и так еле живой.

Лейтенант внимательно осмотрел своё приобретение. Шесть ящиков: два больших, четыре поменьше. Те, что большие, можно было переносить только вдвоём.

— Давай, Бандикут, — сказал Володя, указывая на ближайший.

Сталкер походил вокруг, наклонился и ухватился за угол.

— Тяжёлый, сволочь… — бормотал коротышка, когда они волокли драгоценный груз по узкому коридору.

Запихивая ящик в грузовое отделение салона «магнолии», Рождественский прикинул: а что, если Рельс сейчас снова запрётся? Или перестреляет их прямо в коридорчике? Завхоз завхозом, но нравы тут крутые…

— Совсем сдал старина Рельс, — сокрушённо сказал Бандикут. — Он в мухобойку попал. Обычно после неё не выживают, а он вот выжил. Хоть и надорвался.

«Влезешь в мухобойку, домой пришлют бандеролью», — вспомнил Рождественский поучение подполковника Гончаренко.

— Он тоже сталкер? — поинтересовался лейтенант.

— Нет. Ты думаешь, что все, кто здесь живёт — сталкеры? Нет, доктор-врач. Здесь много простых людей, которые никому, кроме Зоны, не нужны. Да они, честно говоря, и самой Зоне ни хрена не нужны, просто им податься больше некуда, — грустно заключил Бандикут. — Кажется, я тебе уже разъяснял…

Никаких козней бывший завхоз по кличке Рельс им не учинил. Загрузив ящики в машину, они дружелюбно распрощались с ним и выехали из укрытия.

И тогда в небе появился дракон.

Со свистом и рокотом чудовище вырвалось из-за хаотичного нагромождения обломков зданий и зависло метрах в двадцати над землёй. Орудийные стволы механического монстра хищно заворочались, воздух со свистом располосовал гибкий шипастый хвост. Дальше Рождественский разглядывать дракона не стал — врубил полный газ, вырулил с условной улицы вправо, в вымершую рощицу, и помчался, ломая корпусом торчащие из земли остатки берёзок и сосенок. Гнилые куски древесины шрапнелью разлетались в разные стороны, «магнолия» то и дело цепляла потёртым брюхом кочки, одну из глубоких луж форсировала на такой скорости, что мутная волна плеснула сквозь выбитое стекло внутрь салона. Вымокший Бандикут азартно завопил:

— Йаху-у-у!!! Дамы приглашают кавалеров!

Прямо по курсу огненными цветками плавно расцвели ракетные разрывы — дракон преследовал машину по пятам. Скорость мутировавшего вертолёта и старенькой «лады» даже сравнивать не было смысла, поэтому Володя надеялся исключительно на маневр и на русский авось. В конце концов, руины и нагромождения мусора мешали не только ему, но и дракону. Выскочив на более или менее ровный участок дороги, военврач не погнал по нему дальше, а вроде бы вопреки здравому смыслу с душераздирающим визгом покрышек круто свернул мимо длинного бетонного забора к следующему кварталу развалин. Дракон по инерции проскочил вдоль проезжей части, но мгновенно развернулся, и массивный забор тут же начал осыпаться целыми секциями под градом крупнокалиберных пуль.

Что-то громко ударило по крыше автомашины, и тут же лопнуло деформированное этим ударом заднее стекло. Рождественский инстинктивно пригнулся на мгновение, а Бандикут через образовавшееся отверстие принялся палить назад и вверх, практически не целясь. Воздух вокруг вибрировал от непрерывного злобного воя, по уцелевшей кирпичной стене впереди внезапно сверху донизу полоснул красноватый луч, и она тут же стала разваливаться, словно кусок торта, разрезанный острым ножом. Огромный кирпичный пласт начал заваливаться прямо на машину. Целые кирпичи и их оплавленные куски забарабанили по капоту, но «магнолия» чудом успела проскочить до того, как обрушилась основная часть стены, погребая под собой тротуар и всё, что имело несчастье на нём оказаться. Это дало беглецам несколько секунд форы, потому что во взметнувшихся до пятого этажа гигантских клубах оранжевой пыли дракон потерял из виду автомобиль — или решил, что он остался под тоннами обрушившегося строительного мусора.

— Где учился водить, доктор-врач?! — заорал Бандикут, громко чихая. Они снова мчались по улице, лихо огибая препятствия, словно на трассе слалома. Лейтенант даже поверить не мог, что совсем недавно тащился здесь на жалких десяти километрах в час.

— Батя научил! — заорал Володя в ответ. Импульсная стрельба и грохот рухнувшего здания на время почти лишили их обоих слуха, поэтому для того, чтобы хоть что-то расслышать сквозь плотный комариный писк в голове, приходилось вопить изо всех сил.

— Хреново научил!

Маленький сталкер заржал, но им тут же снова стало не до смеха, потому что дракон опять появился в зоне прямой видимости и принялся поливать их из всего наличного вооружения. Машину резко подбросило, словно норовистую кобылу, и Володя испугался, что у них отлетит задний мост. Но старенькая подвеска справилась, «лада» только неуклюже вильнула, зацепив крылом согнутый параллельно земле дорожный знак пешеходного перехода. Крыло со скрежетом оторвалось и, кувыркаясь, улетело в развалины.

Бандикут суматошно отстреливался, едва успевая перезаряжать свою крупнокалиберную дуру, но особого вреда дракону вроде бы пока не нанёс. Насколько помнил Рождественский, самой опасной породой драконов считались красные, потомки армейских штурмовиков. Этот был, насколько он успел разглядеть, зеленовато-бурым, а потому, наверное, так до сих пор и не попал в уворачивающуюся «магнолию». Сбить же дракона в любом случае было делом крайне сложным. Стрелковое оружие не годилось для этого напрочь, разве что при суперудачном попадании. Тут требовались серьёзные средства противовоздушной обороны, на самый крайний случай — гранатомёт. Володя надеялся, что пушка Бандикута хоть немного приближается по своим тактико-техническим характеристикам к гранатомёту, но дракон как летел, так и продолжал лететь, а маленький сталкер в конце концов сообщил:

— Всё, трандец! Заряды кончились!

— Куда ехать-то?! — крикнул в ответ лейтенант, потому что в ходе бесчисленных маневров окончательно утратил всякое чувство направления.

— Сейчас направо поворачивай!

Рождественский послушно бросил машину вправо. Её снова подбросило так, что шершавый руль внезапно выскочил из рук. С грохотом отлетела и исчезла за кормой задняя дверца. Не растерять бы груз, в панике подумал Володя, иначе всё предприятие лишится смысла… Потеря одного блока означала бы потерю всего комплекса «Баст», запасных частей здесь днём с огнём не найдёшь.

Стоп. У Бандикута кончились заряды? Ну так у него-то самого они не кончились! Пусть он и не сумеет повредить взбесившийся вертолёт, но вполне способен отвлекать его и непрерывной стрельбой сбивать ему прицел, как это делал только что коротышка.

— За руль! — проорал Володя, почти физически ощущая, как дракон высматривает его своими тепловизорами, сканерами, биоиндикаторами или что там вставили ему братья-наники вместо глаз.

— Не понял! — гаркнул Бандикут, мотая головой, чтобы побороть непрекращающийся звон отбитых оглушительными звуками барабанных перепонок.

— За руль садись, кретин!

Меняться местами на ходу, да ещё пытаясь при этом продолжать маневрировать на пересечённой местности — не самая простая вещь на свете. Однако в конце концов этот почти цирковой трюк им удался, и Бандикут как клещ вцепился в баранку, сверля маленькими глазками дорогу впереди, а лейтенант высунулся из окна, готовясь стрелять из своего трофейного армгана с модифицированным энергоблоком.

Но выстрелить он не успел.

Гугух!!!

В паре метров от дико вильнувшей «магнолии» земля вспучилась, словно наружу пытался выбраться огромный крот. Собственно, через несколько мгновений он и выбрался. В воздухе среди летящих во все стороны комьев глины мелькнули бешено вращающиеся роторные грунтозацепы, потом на поверхность вырвалась сама боевая машина, истошно ревя сиреной. В прошлой жизни это был старый железнодорожный снегоочиститель, Рождественский не раз видел такие в детстве на задворках станции, составленные грустными рядами. Сейчас корпус со следами оранжевой покраски щетинился непонятными иглами и крючьями, зубчатые колеса яростно перемалывали почву, и Бандикут едва успел увернуться от этого мастодонта, слепо бросив машину в сторону.

С появлением мутировавшего снегоочистителя расклад сил тут же переменился. Зафиксировав нового, более серьёзного противника, дракон мигом забыл о «магнолии» и бросился на второго великана, поливая его массированным огнём.

Чуть не вписавшись со всей дури в истлевшую коробку перевёрнутого автобуса, коротышка начал судорожно выкручивать руль, едва успевая перехватывать его то одной, то другой рукой, уже понимая, что это совершенно бессмысленно и он окончательно потерял управление. Машину неудержимо занесло в куче сваленного на краю руин строительного щебня, словно на скользкой дороге, и юзом потащило прямо на острый угол сколотой железобетонной панели, торчащей из полуразрушенной стены здания. Военврач осознал, что сокрушительный удар огромного острия придётся точно в боковую дверцу со стороны водителя. В том, что на такой скорости этот гигантский консервный нож не только вскроет борт автомобиля, словно жестяную банку, но и пропорет его насквозь через весь салон, превратив их обоих в кровавый фарш, не было ни малейшего сомнения.

— Тормози!!! — отчаянно проорал Рождественский, хотя понятно было, что в сложившейся ситуации это бесполезно.

Бандикут тоже вопил что-то неразборчивое и несуразное, совершенно ненужное, выпуская наружу панический страх, и продолжал, продолжал выкручивать баранку, отчего машину заносило ещё больше. Разбрызгивая в разные стороны щебёнку, автомобиль по инерции продолжал скользить в сторону плиты, изображавшей лезвие гильотины, однако скорость его стремительно падала — высокие, по колено сугробы щебня утормаживали его, как клейкая лента муху. Когда дверца машины с треском ударилась о край сколотой плиты, «магнолия» уже почти остановилась, и каменному лезвию удалось только пробить крыло, войдя в салон не больше чем на пару сантиметров.

Рождественский и Бандикут обалдело уставились на торчащий из дверцы бетонный клинок, а затем разом, словно по команде, развернулись на сто восемьдесят градусов — туда, откуда доносились громоподобные звуки битвы титанов.

Пока люди в автомобиле боролись с силами ускорения и инерции, снегоочиститель успешно отразил атаку противника, а теперь развернулся, расшвыривая землю из-под гусениц, и дал оглушительный залп по низко летящей цели. В цель он не попал, но сбил дракона с курса, и тот, уворачиваясь от вражеских ракет, зацепил бортом верхний этаж одной из руин. Искорёженная пулемётная консоль, сорванная ударом, грохнулась в нескольких метрах от «магнолии». Дракон возмущенно и обиженно взвыл, размахивая хвостом.

— Получай, сука! — азартно закричал Бандикут, подскакивая на сиденье, словно ребёнок.

Володя быстро огляделся, но машина оказалась в тупике — с одной стороны выезд блокировал перевёрнутый автобус, с другой — торчащие из земли бетонные плиты, а сбоку бушевали сражающиеся чудовища. Вот прихлопнут их сейчас ненароком, и выйдет совсем уже нелепо…

В этот момент снегоочиститель, всё-таки поймав длинную очередь от дракона, спустившегося пониже для лучшего прицела, обиженно зарычал и стремительно выбросил из люка нечто вроде посверкивающей ловчей сети. Гремя и разворачиваясь прямо в воздухе, переплетение тонких металлических цепей накрыло бывший вертолёт, лопасти которого тут же увязли, и дракон с тяжёлым гулом обрушился на землю, покорёжив корпус о бетонные плиты. Победно взревела сирена, снегоочиститель ухватил бьющегося из последних сил противника сложными многосуставчатыми манипуляторами и, сдавая задним ходом, поволок его под землю, словно безжалостный паук. Через несколько секунд на месте боя остались только медленно оседающая внутрь себя воронка в земле да валяющаяся в груде щебня разбитая вертолётная консоль.

— Уматываем отсюда! — вытирая с лица пот, гаркнул Володя.

Однако маленький сталкер не торопился уматывать. Он выскочил из-за руля, подбежал к консоли и поволок её к трупу автобуса, пыхтя и отчаянно чертыхаясь. Спрятав добычу в автобусное брюхо и забросав мусором, коротышка вернулся в машину и пояснил:

— Ценная вещь! Потом как-нибудь подскочу и заберу, с неё много полезного можно снять, если разбираешься.

Понемногу приходя в себя после пережитого, они медленно выехали на уже знакомый вроде бы участок Пироговки. Володю ощутимо потряхивало, адреналин постепенно отпускал. Он поёжился и спросил:

— А почему крот за нас вступился?

— Он не за нас вступился, доктор-врач, — заявил Бандикут. — Он нас даже не заметил, а если и заметил, то подумал, что какой-то мелкий носорог рядом ошивается. Эта штука, видать, с Сеятеля — станция такая железнодорожная, совсем недалеко.

— Это там музей железнодорожной техники был? — вспомнил Рождественский рассказ военсталкера Кузи о том, что после Катастрофы с Сеятеля расползлись мутировавшие локомотивы. Да и Бандикут что-то такое городил.

— Он самый. Откуда знаешь? — с подозрением спросил полурослик. — Короче, у тамошних биомехов с местными вроде как война. Их под землю и вытеснили, где вы с Гончаром имели неосторожность на них наткнуться, как последние лохи. Дракон — он за местных, его контролируют здешние наники. А паровоз зачем-то рылся неподалеку и услыхал, видать, как это чудище лесное орёт, нас преследуя. Вот вылез и захомутал родименького. А мы, кстати, уже приехали.

В самом деле перед ними была школа и размаскированный въезд в подземные владения Растамана. Бандикут аккуратно вкатил потрёпанную «магнолию» под бетонный козырек, приветливо поднявшийся им навстречу и тут же начавший опускаться за кормой. Они дождались, пока вторые ворота пропустят их внутрь, остановились посередине склада-гаража и заглушили двигатель.

— Эй, братва! — звонко крикнул Бандикут, и под потолком забегало эхо. — Встречайте товар, наливайте водилам!

Из-за штабеля коробок вышёл Растаман. Ободранные Мариной щеки были кое-как залеплены не подходящими по тону полосками пластырькожи, дреды топорщились в разные стороны.

— Чего орать-то? — сумрачно произнёс он. — Ну, приехали. Всё в порядке, привезли аппарат?

— Вон, в машине лежит, — сказал маленький сталкер. — Ты знал бы, что с нами наверху было, навалил бы полные рейтузы. Прикинь, только мы от Рельса выехали, всё чин по чину, как вдруг появляется, сука, дракон! Я доктору-врачу и говорю…

— Это, несомненно, весьма интересная история. Но расскажете её потом, а сейчас нам нужно поговорить о совсем других вещах. Не правда ли, товарищ лейтенант?

Володя резко повернулся к говорившему и увидел обожжённое лицо подполковника Гончаренко.

Глава 13

— Я ведь не хотел тебя брать, док, — доверительно сказал подполковник, опускаясь во вращающееся кресло. — Говорил Ильичу, начальнику штаба: ну куда мне пацана девать? Нет, положено, говорит, никак нельзя по инструкции без медика за Барьер… Но ты, смотрю, тут не пропал. Друзей себе нашёл.

Рождественский угрюмо молчал. Рядом с ним сидели Бордер, Костик и Бандикут, всех четверых под прицелами «карташей» держали пятеро зомби, прибывших с подполковником. Марина сидела чуть поодаль, похоже, совершенно запутавшись в происходящем. Здесь же был и Растаман, который стоял возле холодильника, горестно сложив руки на огромном пузе.

— Я не ожидал, что вы… что вы… — Володя хотел сказать подполковнику что-нибудь обидное, что-нибудь такое, чтобы прожгло до печёнок, но никак не мог найти подходящего слова.

— Что я — кто? Сволочь? Предатель? Враг народа?… — Гончаренко улыбнулся одной стороной лица, вторая так и оставалась спекшейся после бойни в подземном тоннеле. Тогда они были рядом, сражались плечом к плечу… — Видишь ли, док, я ведь, по сути, ничего страшного не сделал. Да, у меня есть свои интересы в Академзоне, так у кого их нет? У генерала Шикунова, думаешь, нет? Или у начштаба? Вовсю торговля идёт! А я ведь эту Зону регулярно топчу — в отличие от тех, кто в кабинетах штаны протирает. А имею за это кривые армейские импланты и конституционно гарантированное право сдохнуть тут в любом рейде. Ну, и плюс копеечные премии. Да ты сам всё видел, тогда, в тоннеле. Я что, не рисковал смертельно? — Указательным пальцем он описал в воздухе круг рядом с повреждённой частью своего лица. — Кстати, ты хорошо себя вёл, док. Для необстрелянного, да ещё медика — вообще практически идеально. За такое поведение в бою к награде представляют.

Рождественский поморщился, но промолчал.

— Напрасно морщишься, док! — повысил голос Гончаренко. — Вот мне по совокупности Героя дадут, уверен. Или Первозванного. Да и тебе ещё не поздно всё исправить. Выживший человек из моёй группы дорогого стоит, и как свидетель в том числе. Посуди сам, лейтенант: ну, допустим, начнёшь ты за Барьером права качать, доказывать чего-то. Кому скорее поверят Шикунов и люди из столицы — мне, подполковнику, ветерану базы «Колывань», или тебе, вчерашнему выпускнику Академии, который с перепугу в Зоне малость двинулся умом, да ещё и связался со сталкерами, незаконные импланты себе вбил? Тебя в трибунал потащат, а всё, что ты будешь говорить в мой адрес, пойдёт как отягчающее. Очернил, понимаешь, Героя России.

Военврач понимал, что Гончаренко прав. Никто его слушать не станет, подполковник предлагает ему единственный способ спасения с этой зачумлённой территории. Что ему мешает вообще прикончить зелёного лейтенанта, который всё равно считается пропавшим без вести? А так можно будет вернуться домой, к нормальной жизни, где в небе не голосят механические драконы, где никто не пытается ежеминутно тебя убить, где не бродят по улицам зомби с наноколониями вместо мозгов….

С другой стороны, он же таким образом сам поможет протащить туда, за Барьер, часть этой самой Зоны. И чем всё это кончится?

— Для чего вы всё это делаете? — глухо спросил Володя. — Я имею в виду, зачем вы помогаете этой диверсии? Потому что её затеял ваш брат?

— Да, и поэтому тоже — но в десятую очередь. Леонид всегда был идеалистом, как большинство учёных. А я — прагматик. Я выстраиваю свою систему поступков и взглядов на жизнь, исходя из вероятности получения практически полезных результатов. Поверь, док, я долго думал, стоит ли во всё это ввязываться и чем это грозит. И решил, что стоит. Потому что на самом деле не случится ничего страшного. Ты сам видел: в Академзоне всё время идёт война. Те, кто сидит в Институте ядерной физики, воюют с биомехами старого типа, против них — вольные сталкеры, против сталкеров — Орден, против Ордена… Все против всех. Леня поступил разумно, когда закрылся в своём центре и не стал особо ввязываться в дела, происходящие наверху. И к нему в результате тоже никто не лез. Ты не представляешь, док, сколько открытий сделано только за последний год! Официально, на Большой земле с этим никто не даст работать, за тот же мю-фон за Барьером резво дают высшую меру, не говоря уже о более редких артефактах… А ведь это будущее, лейтенант. Реальное будущее! Невообразимый технический прогресс! Ты понимаешь, что это означает для человечества?

Бордер вопросительно поднял брови: да, что же оно означает? Крайне интересно, товарищ подполковник!

— Ты всё правильно просчитал, Рождественский, — продолжал Гончаренко. — По сути, мы хотим захватить власть при помощи наноразума. Точнее, власть как таковая нам не нужна, власть можно оставить прежним носителям, достаточно просто её контролировать…

Володя осторожно взглянул на Марину — нет, девушка по-прежнему ничего не понимала, стартовая команда ещё не поступила, программа пока не запустилась. Она даже представить себе не могла, что речь идёт о ней, что захват власти за Барьером основан на Марине Сухомлиной.

— Все разговоры о том, что наноразум чужд человеческой логике — ерунда. Всё будет идти так, как идёт, все изменения будут делаться только во благо общей техночеловеческой цивилизации. Наники изначально не были враждебны людям, но сложившаяся после Катастрофы ситуация заставила их бороться за выживание. Что называется, ничего личного, только бизнес. — Подполковник криво усмехнулся. — Соответственно, если за выживание бороться не придётся, никаких враждебных действий с их стороны не будет. Они слишком рациональны для того, чтобы проявлять нерациональную агрессивность. В результате нашей операции они получают территории для расселения и простор для научных исследований. А люди получают такой невероятный прогресс, по сравнению с которым эпоха научно-технической революции — тьфу!

Костик смотрел на Гончаренко дерзко и вызывающе, но тоже молчал. На левой стороне лица у него пламенел кровоподтёк — во время захвата логова Растамана парня пришлось успокаивать при помощи рукоприкладства.

— Пойми, лейтенант: человечество уже давно увязло в бессмысленном потреблении и топчется на месте. Невероятный взлёт компьютерных технологий был последним прорывом научной мысли. После этого что серьёзного мы изобрели — скажем, с начала этого столетия?

— 3D-кино, — проронил Бандикут и тут же втянул голову в плечи, словно опасаясь, что ему отвесят затрещину, как Костику.

— Да хрен там, — устало проговорил Гончаренко. — Середина прошлого века. Старый принцип был только слегка усовершенствован. А на самом деле даже те немногие передовые технологии, которые мы имеем на сегодняшний день — армганы, лазерные пушки, примитивные искины, переносные медико-диагностические комплексы — они все разработаны на основе исследований Пятизонья. Настоящая научная работа сейчас кипит в пяти точках земного шара, отделённых от всего мира Барьером. В то время как человечество ради гамбургера и виртуальной реальности отказалось от полётов в космос и освоения Антарктики, здесь разрабатываются двигатели новых типов, способные к межзвёздным перелетам. Вы понимаете, что это значит? Я в детстве обожал старую научную фантастику — в моё время её уже практически никто не писал, но в пиратских библиотеках попадались настоящие шедевры… Ефремов, Снегов, Павлов… Я не мог уснуть по ночам, я грезил о том, как вырасту и полечу на Луну. Но в моё время, пропади оно пропадом, никто уже не летал на Луну! Никто даже не собирался!…

— Как же вы, такой весь из себя прагматик, радеете о столь идеалистических вещах? — спросил Володя. — Жаждете создать целую наноимперию, чтобы заставить людей интересоваться наукой. Пробудить их, так сказать, ото сна разума. Это ведь идеализм чистой воды.

— Нет, лейтенант. Это именно что прагматизм чистейшей воды. Потому что при помощи этой самой, как ты выразился, наноимперии человечество имеет реальные шансы выползти из болота бессмысленного потребительства, в котором оно погрязло в конце прошлого века, и снова начать расширять собственные горизонты, как раньше. Тебе вот, скажем, не больно, что твои ровесники по всему миру превращены в стадо жвачных животных? Ты знаешь, какое у нас число малолетних алкоголиков? Знаешь, сколько народу сидит на игле и в виртуальной реальности, сколько во всём мире интернет— и порнозависимых? Разве это не прагматизм — спасти их от саморазрушения, чтобы они приносили реальную пользу обществу и двигали его вперёд? Для процветания империи нужны здоровые граждане — здоровые физически и морально.

— И поэтому, значит, вы собираетесь разрушить старый мир. Из-за того, что человечество движется не туда, куда вам хочется.

— Да никуда оно не движется, в том-то и дело, — горько возразил подполковник. — Ходит по кругу, как стадо баранов, в лучшем случае топчется на месте. Нет, чтобы разорвать этот круг, чтобы повести наконец людей вперёд, нужна совершенно новая общественная система. Старая исчерпала себя полностью.

— А сами вы, конечно, диктатором. На Луну полетите, исполнять свои детские мечты.

— Упаси бог, — отмахнулся Гончаренко. — Я досыта накомандовался в жизни, хватит с меня. А на Луну я, боюсь, уже не успею — такие масштабные проекты не за один десяток лет осуществляются, я могу уже и не попасть в космонавты по дряхлости. Но ты, док, ещё молодой и, как имеющий непосредственное отношение к нашим планам, вполне можешь далеко пойти. Я слов на ветер не бросаю. В новом правительстве земного шара неизбежно потребуются энергичные молодые люди, способные нестандартно подходить к самым сложным ситуациям. Нам предстоит решить ещё очень много проблем.

— А с нами что будет, гражданин подполковник-начальник? — снова подал голос Бандикут.

— Что с тебя взять, дикая тварь из дикого леса, — усмехнулся Гончаренко. — Будешь дальше бегать, пока не прихлопнут ненароком свои же. Хотя здесь поспокойнее станет, зачистим территорию, биомехов совместными усилиями прижмем. Я за пацанов, которые в тоннеле полегли, этим, с Сеятеля, все шестеренки вырву.

— Так это была случайность?! — вырвалось у Володи.

— Что? — искренне удивился подполковник. — Конечно, случайность! Думаешь, я специально своих людей туда на смерть повёл? Говорю же, нарвались на железнодорожных… Война, док. Везде война. Все против всех. И она рано или поздно выберется за пределы Пятизонья, ты же сам видел, что творится. Так лучше мы сделаем этот выход полностью управляемым и постараемся свести её к минимуму.

— Товарищ подполковник, — громко сказал Костик. — Я ничего не понимаю. Что здесь происходит? Вы обсуждаете какие-то вещи, которые выглядят совершенно дико. Простите, но я…

— А вот тебе, парень, не повезло, — с грустью перебил нейролингвиста Гончаренко. — Ты узнал много такого, чего знать никак не должен был. Извини, но так получилось. Один из нас лишний.

Пистолет возник в его руке молниеносно, Володя даже не заметил, откуда — словно вырос прямо из ладони, как у какого-нибудь сталтеха. Оглушительно грянул выстрел. Нейролингвиста отбросило на спинку дивана, и он так и остался сидеть между Бордером и Бандикутом, обливаясь кровью, которая толчками вытекала из аккуратной дырочки точно посреди лба. Марина коротко вскрикнула и осела на пол, закатив глаза. Один из зомби заботливо подхватил её левой рукой, не опуская «карташ». Компания, прибывшая с Гончаренко, вообще выглядела куда проворнее, нежели попадавшиеся до сих пор лоботомированные особи. Видимо, брат Леонид в самом деле постоянно прогрессировал в своих экспериментах, и это были промежуточные модели — нечто среднее между человеком и сталтехом.

Что произошло в их отсутствие, Рождественский не знал до сих пор. Судя по тому, что Растаман свободно стоял, а не сидел вместе с ними на диване под дулами «карташей», именно он их сдал, жирная гадина. Под благовидным предлогом отослал двоих прочь, чтобы раздробить отряд, а сам впустил подполковника. И уже неважно, доложил ли толстяк Гончаренко об их появлении или же подполковник сам отследил. Главное — результат, а он плачевный. Как минимум один труп. Как минимум.

— Отнесите в соседнюю комнату, — велел зомбированному подполковник.

Тот послушно поставил «карташ» к стене, подхватил Марину на руки и унёс.

— Напрасно вы это сделали, — покачал головой Рождественский, стараясь сохранять расползающиеся остатки хладнокровия. — Она ведь запомнит.

— Спишем на нервное потрясение. Плюс к тому ничего особенного не произошло — я уничтожил сталкера, что, как известно, не возбраняется. Откуда ей знать, кто этот человек на самом деле? Он ей сам рассказал? Ну-ну. — Подполковник убрал пистолет в кобуру и развёл руками: — Всё очень хорошо выходит, док. Мы идём к Барьеру и получаем заслуженные награды, девушка возвращается к отцу, а господа сталкеры, так и быть, идут по своим делам. Все довольны, все смеются…

Рождественский покосился на него. Эту фразу он уже слышал сегодня от Бандикута. Только у коротышки там ещё было окончание — «никого не убило». Однако сейчас оно совсем не подходило к ситуации. Уже убило, и ещё как. Хотя вроде бы все довольны и все смеются.

— А не врёшь, подполковник? — тут же спросил Бордер, прищурившись. Он выглядел совершенно спокойным, хотя его лысый череп был забрызган каплями крови Костика.

— А зачем мне врать, сталкер? Бандикута я знаю, как облупленного, и он меня тоже. Вредить друг другу смысла нет. Тебя я вообще не знаю, в первый раз вижу. Как погонялово-то?

— Лысый, — решительно сказал Бордер.

Растаман приоткрыл было рот, но поймал бешеный взгляд Володи и захлопнул пасть.

— Не слыхал даже, — покачал головой подполковник. — Столько вас развелось, как тараканов прямо, всех и не упомнишь…

Вернулся зомби, который относил Марину в лабораторию-операционную, поднял свой «карташ» и замер рядом с остальными, сказав: «Готово».

— Тогда давай отпускай нас, — сказал Бордер. — Чего ж мы тут сидим, штаны зря протираем? Не казенные чай. А то скажешь, как пацану, что слишком много знаем, и пулю в лобешник. Чем дольше сидим, тем больше знаем…

— Вы за Барьер всё равно не ходите, чего с вас взять. — Подполковник повернулся к своим зомбированным солдатам и велел: — Не стрелять. Этих двух отпускаем.

Бордер с кряхтением поднялся с дивана, отчего опиравшийся на него плечом труп Костика мягко завалился на бок. Бандикут поспешил следом за товарищем.

— Спасибо, подполковник. Честный ты мужик, как я вижу, — с чувством произнёс энергик, шагнув к Гончаренко. — И соображаешь, что к чему. Я теперь тебе пригожусь, вот увидишь. За мной не заржавеет. Держи краба, подполковник. — И Бордер сунул Гончаренко руку.

То, что случилось в следующий момент, заняло всего несколько секунд, но в сознании Володи Рождественского растянулось на минуты.

Подполковник Гончаренко с кривой обожжённой улыбкой пожал ладонь Бордера. В следующее мгновение раздался сухой треск, что-то блеснуло, глаза подполковника вылезли из орбит, из горла вырвался сдавленный хрип, а потом его тело вспыхнуло внутри бронекостюма — вложив всю свою мощь, энергик ударил его чудовищным электрическим разрядом. Мёртвый Гончаренко упал на колени и начал клониться на сторону, но Бордер не выпускал его руку. Он просто не мог этого сделать — сгенерированный разряд вернулся к нему самому, хоть изрядно истощённый, но всё равно сильный, и скрюченные судорогой электрошока пальцы лысого заклинило в начавшей понемногу чернеть и обугливаться ладони военного. Бордера судорожно заколотило, он постоял ещё немного, а потом, увлекаемый тяжестью тела подполковника, ничком упал на пол.

Как только послышался треск энергетического разряда, Бандикут рыбкой нырнул мимо зомби в коридор, ведущий к складу-гаражу. Цель коротышки была понятна: на длинном столе в гараже лежало оружие, которое сняли с Бандикута и лейтенанта. Зомби на мгновение замешкались — перед смертью хозяин всё-таки отдал им приказ не стрелять по этим двоим, так что Бандикут получил полсекунды форы. Однако эти пациенты действительно оказались продвинутыми, потому что они тут же сориентировались и начали действовать по обстановке. Впрочем, до спецназовцев им всё равно было далековато, потому что они не учли маленького роста беглеца. К тому же в коридоре Бандикут резво упал на четвереньки и так бросился в прорыв — сказывался опыт лазания по шахтам и тоннелям. Импульсные заряды ударили в диван в том месте, где только что находился сталкер, потом — в стену коридора, чуть выше промелькнувшей задницы дрянного хоббита, которую он отклячил выше головы.

Не дожидаясь, пока огонь перенесут на него, Володя сверзился с края дивана и нырнул на пол, укрывшись за массивной спинкой. Завоняло горелой обивкой, по комнате пополз сизый дым.

Бандикут тем временем ещё раз доказал, что недаром столько времени выживал в Зоне. Он резво ухватил два армгана, в том числе Володин, и молниеносно ушёл в перекат, спасаясь от стены огня, которую обрушили на него зомби. Выкатился за пределы обозримого из комнаты пространства — и исчез, затаился, словно его и не было никогда. Однако первый же противник, сунувшийся в коридор, оказался крест-накрест перечеркнут смертоносным лучом и развалился на куски.

Лоботомированные возобновили обстрел, и из коридора донёсся грохот падающих ящиков, на которые наталкивался удирающий Бандикут. Двое бросились за ним, ещё двое — в щель под диваном Рождественскому были видны их ноги — заняли позицию возле дверей в коридор и стерегли Володю, не предпринимая наступательных действий, но и не позволяя ему высунуться из укрытия. Видимо, они опасались, что у него может быть оружие. Чёрт, будь у него армган, один выстрел в щель параллельно полу мог бы вывести из игры обоих противников.

Со склада Растамана снова донеслись стрельба, отчаянные вопли коротышки и грохот рушащихся металлических контейнеров — охота на Бандикута была в самом разгаре. Тем временем зомби, оставшиеся в комнате, похоже, тоже сообразили, что позиция у них проигрышная и при наличии оружия лейтенант уже давно нанёс бы удар прямо из укрытия. А значит, оружия у него скорее всего нет. Один из врагов остался возле двери, а другой медленно двинулся к дивану, наверняка держа его под прицелом.

Вот и всё, безучастно подумал Володя, глядя из-под дивана, как шаркают по полу к его убежищу растоптанные армейские ботинки. Шум на складе утих — против двух противников не сумел устоять даже Бандикут, а значит, помощи теперь ждать было неоткуда. Пол под ногами механического полумертвеца скрипел и потрескивал. Наконец зомби остановился прямо возле дивана. Военврач вскинул взгляд и увидел, как над верхним краем стоящих вертикально подушек появилась голова без шлема. Лоботомированный осторожно заглянул за диван и, обнаружив беззащитно скорчившегося на полу лейтенанта, вытянул в его сторону руку с армганом.

Невероятно хотелось зажмуриться, но Рождественский неимоверным усилием воли продолжал смотреть на поблескивавшую на руке лоботомированного смерть. В общем-то он понимал, что нет особой разницы, как умереть — стоя с высоко поднятой головой, сидя, лежа или на коленях. Умирать зажмурившись было бы гораздо легче. Но с детства вбитые в подсознание Володи 3D-боевиками и военными рассказами императивы настаивали, что умирать надо, глядя смерти прямо в глаза. Достаточно уже было и того, что в свои последние мгновения он лежит за диваном, словно кот, застуканный за царапаньем обивки.

Над ним зашипел армган. Лейтенант всё-таки не выдержал нечеловеческого напряжения и в последний миг крепко зажмурился. А когда через неуловимое мгновение снова распахнул глаза, то голова зомби, торчавшая над диванными подушками, дымилась, обугленная до кости. Звякнул армган, который лоботомированный безвольно упустил из руки — он вонзился в пол в сантиметре от скулы военврача, едва не выбив ему глаз. Затем ноги дважды трупа подкосились, и он мягко повалился на диван.

Стреляли из коридора, и второй зомби, оставшийся в комнате, открыл огонь в проём двери. Оттуда выплеснулась ответная волна огня, однако лоботомированный снова укрылся за стену у притолоки. Протянув руку, Володя сгрёб трофейный армган и надел его на руку. Вот это уже совсем другое дело…

Ослепительный просверк, скользнув из-под дивана, параллельно полу устремился к зомби и подсёк ему ноги. Опрокинувшись во весь рост, лоботомированный в бешенстве принялся размахивать оружием — боевой луч чиркал по потолку и стенам, обрушивая целые пласты штукатурки. В какой-то момент в дверях словно ниоткуда возник Бандикут и влепил ему одиночный в голову, прекратив эту смертельно опасную для окружающих агонию.

— Вылезай, Железный Доктор-врач! — кашляя, крикнул коротышка. — Не боись, тех двоих на складе я уже уделал!

Володя выбрался из своего убежища, перепрыгнул тлеющий диван и бросился к лежащему навзничь Бордеру.

Энергик был ещё жив. Лейтенант с трудом высвободил его руку из обгоревшей перчатки бронекостюма Гончаренко. Плоть кусками отваливалась с костей Бордера, однако он застонал и открыл глаза. Володя в ужасе зажмурился — его глазные яблоки были белыми, словно сваренное вкрутую яйцо. Кожа на лице энергика потрескалась, плащ был горячим на ощупь.

— К-как… как я его… — прохрипел Бордер, растянув спекшиеся губы в мучительной улыбке. — Соврать п-пришлось… про Лысого… он мог слышать про меня, я сильный… сильный энергик…

— Сейчас, сейчас, — забормотал Володя, пытаясь расстегнуть застежки на скафандре под плащом, но Бордер остановил его руку:

— Не надо… Х-хватит уже… Н-не сможешь, д-доктор… внутри всё… всё с-сгорело… Он был с-сука, этот Г-гончар… Зона не должна выходить за Б-барьер, паскудство это…

— Я помогу, я попробую… — продолжал бормотать Володя.

Ему наконец удалось расстегнуть доспехи энергика, и он принялся водить ладонями над его обожжённым телом. И застонал от бессилия: адреналин заставлял сердце неистово колотиться, только что пережитая смертельная опасность не давала расслабиться, энергия не хотела концентрироваться.

Лысый сталкер покачал головой:

— Не надо. П-плащ мой… с-себе возьми… Железный Доктор…

— Сейчас, сейчас… — Военврач всё-таки сумел собраться, глубоко вздохнул и начал раскручивать внутри себя сверкающий энергетический поток. — Две секунды потерпи…

Концентрация заняла гораздо больше времени. Рождественский уже отчаялся, когда огненное колесо энергии всё-таки замелькало с нужной скоростью. Лейтенант торжествующе ощутил покалывающий искрящийся поток в ладонях, перенаправил его в тело Бордера — и вдруг словно споткнулся, впустую расплескав часть энергии в пространстве. Бордера перед ним больше не было — осталось только тело. Железному Доктору было не впервой оживлять мертвеца, однако повреждения, несовместимые с жизнью, у энергика оказались слишком велики. Пока военврач латал одни чудовищные ожоги, целительная энергия стремительно утекала через другие. Тут нужна была целая бригада железных докторов, да и то не факт, что они сумели бы удержать жизнь в изувеченном теле Бордера.

Володя поморгал, прогоняя слёзы, набежавшие то ли от едкого дыма, то ли… Рядом с ним стоял на коленях Бандикут, жадно вглядываясь в потухший взгляд энергика. Он поднял голову, посмотрел на внезапно застывшего лейтенанта и всё понял. Закрыл глаза.

— Вы его в гараж отнесите, — виноватым голосом сказал за их спинами Растаман. — Я его потом похороню по-человечески…

— Я тебя, собака, сейчас похороню по-человечески на хрен!!! — взревел Бандикут, вскакивая и хватая толстяка за глотку, для чего ему пришлось подняться на цыпочки.

Лейтенант кинулся следом и с трудом оторвал обезумевшего маленького сталкера от Растамана. Тот обеими руками держался за горло и сипел:

— Я не виноват! Они как-то сами отследили вас и пришли… Я не мог не впустить, они же могли меня уничтожить…

— Я тебя сам сейчас уничтожу, мешок с дерьмом! — рычал Бандикут, дёргаясь в руках Рождественского, словно пойманная рыба. — Ублюдок жирный!…

Толстяк отступал, пока не упёрся спиной в пульт.

— Стой! — прикрикнул на Бандикута Володя. — Он нам нужен! Он же техник. Я один не соберу «Баст»…

Бандикут вырвался из его рук и, злобно сверкая глазками, принялся отряхиваться. Толстяк с благодарностью посмотрел на Рождественского, но тот сурово сказал:

— Я бы тебя сам пристрелил, если бы не нужда. Давай неси Бордера в гараж. Потом похоронишь. Смотри, проверю. А остальных покойников сам убирай, как знаешь. Хоть сожри, мне без разницы.

Жиртрест с трудом потащил дымящееся тело по полу. Сплюнув, ему принялся помогать Бандикут.

— Стойте! — вспомнил Володя. Подошёл, снял с Бордера горячий кожаный плащ и надел на себя поверх бронекостюма. Сунул руки в карманы — пусто, только в одном обнаружилась аккуратно сложенная вдвое фотография, запаянная в пластик. Женщина лет тридцати, в старомодных линзовых очках, некрасивая, но с доброй улыбкой. На руках — маленький ребёнок с удивлёнными глазами и смешным светлым хохолком, сжимающий игрушечного зайца. В уголке мерцала дата съёмки: 12.07.2051.

* * *

Растаман, подобострастно поддакивая, помогал лейтенанту собирать стенд-комплекс. Вопреки опасениям Рождественского, никакого урона сложной технике безумная гонка с драконом не нанесла, всё работало исправно, и минут через сорок они всё-таки сумели запустить «Баст». Жиртрест и в самом деле оказался хорошим техником, хоть и сволочным человеком. Впрочем, с классными специалистами чаще всего так и случается.

Марина давно пришла в себя. Володе пришлось сочинить красочную историю о том, что на подвал Растамана напали какие-то бандиты, притворяясь военными; от них пришлось отбиваться, Костик и Бордер погибли. Растаман и Бандикут подтвердили рассказ, после чего Володя оставил растревоженную девушку на попечение маленького сталкера, а сам занялся подготовкой к операции.

— Я за исход всё равно не ручаюсь, — на всякий случай предостерёг Растаман. Толстая рожа малость успокоился, сообразив, что без него операция не состоится, да и Володя вряд ли позволит Бандикуту прикончить его по окончании. — Ты — бионик, плюс военный медик, но это почти полевые условия, несмотря на «Баст».

— Ничего, — буркнул Рождественский, введя данные со сканера и выгнав из операционной Бандикута. — Это умная техника, справится… Готовь всё для регенерации тканей, наркоз, стимуляторы… да не поганый серволин, а нормальную современную химию! У тебя ведь наверняка есть!

— Хранил немного для себя, — признался толстяк и со страдальческим видом полез копаться в шкафчиках.

Вскоре все емкости были заполнены, аппарат попискивал, заканчивая просчитывать алгоритм операции. Лейтенант привёл Марину и аккуратно уложил её на мягкое покрытие комплекса.

— Я всё равно не понимаю, что вы со мной делаете… — пробормотала девушка, закрывая глаза и проваливаясь в сон.

— Всё будет хорошо, — успокоил Володя, накрывая Марину прозрачным герметичным колпаком, обеспечивающим стерильность.

Зашипел воздух. Через минуту стенд-комплекс сообщил, что готов начать операцию. Гибкие манипуляторы застыли у затылка Марины, на котором виднелся небольшой шрам. Он почти уже зажил, и военврач подумал, что вовремя его увидел. Ещё день — и совсем ничего не осталось бы, ни следа…

— С богом, — сказал Володя и нажал пусковую кнопку старта.

Наблюдать за производимой робокомплексом операцией было довольно любопытно. «Баст» трудился значительно быстрее, чем обычный врач. Зажимы с двух сторон мягко зафиксировали голову пациентки, резиновый валик нанёс на затылок эпиляционный крем и тут же смахнул опавшие волоски. Из защитного кожуха на штативе выдвинулся плазменный резак. Зашипело пламя, кончик огненного карандаша выдвинулся из аппарата не больше чем на пару сантиметров.

Растаман протяжно вздохнул, когда крошечный столб пламени вошёл в голову девушки. Зрелище действительно было не из приятных.

Несмотря на то, что действия механического доктора выглядели устрашающе, он взрезал шов чрезвычайно аккуратно, а затем так же осторожно вскрыл черепную коробку, проделав в ней небольшую «форточку» и отогнув кость вместе с куском кожи в сторону. Обнажился мозг, а в нём — гладкая поблескивающая сфера, соединенная с мозговым вещёством сотнями тончайших подрагивающих нитей.

— Вот она… — благоговейно прошептал толстяк.

На мгновение манипуляторы застыли, словно «Баст» задумался, как действовать дальше, потом снова заработали. Едва заметные лазерные лучи то здесь, то там принялись перерезать нанонити, опутавшие мозг девушки будто причудливая паутина.

А через несколько секунд что-то пошло не так.

«Баст» внезапно замер и тревожно засигналил. Растаман вскинулся едва ли не с удовлетворением — ещё бы, он ведь предсказывал, что всё может плохо кончиться! Однако быстро принял скорбный вид и участливо поинтересовался:

— Что такое? Системный сбой?

— Не знаю…

Володя поспешно запустил корректирующие программы, помогающие комплексу самому разобраться в происходящем. Оказалось, среагировавшая на вторжение управляющая наноколония начала сопротивляться. Володя не знал, было такое заложено её создателем, Леонидом Гончаренко, или же наники решили обороняться сами, значительно повышая температуру отдельных участков паутины и тем самым сбивая с толку рободиагност. Подобные ситуации в его электронные мозги заложены не были, «Баст» по сути удалял обычную опухоль, новообразование, а о возможностях наноорганизмов Зоны не знал ничего. В случае опасного повышения температуры у пациента он был обязан прервать операцию, предоставив решение контролирующему его действия врачу. Лейтенант в растерянности взглянул на операционное поле — манипуляторы успели отсечь больше половины контактных нитей, однако нейропаутина по-прежнему зловещё поблескивала. Никто не мог гарантировать, что теперь она обезврежена.

— Чёрт! Чёрт! — воскликнул Рождественский и, щёлкнув замками, откинул колпак.

Поднятые манипуляторы медицинского комплекса бессильно обвисли.

— Ты что?! — испуганно вытаращил глаза Растаман. — Стерильность…

— Пошёл в задницу! — рявкнул Володя и, встряхнув кистями, словно фокусник, готовящийся продемонстрировать занятную штуку с картами, осторожно просунул руку в отверстие в черепе Марины и ухватился кончиками пальцев за металлическую сферу. Появилось знакомое ощущение тепла, сфера словно окуталась плотной неподатливой оболочкой, не позволяя прикоснуться к себе. Это могло быть и результатом воздействия бионических процессов, и сопротивлением заключённых внутри неё наников. Собравшись с духом, Рождественский решительно ввёл пальцы глубже, крепче обхватил отвратительный шарик и потянул на себя.

Закусив губу, он с замиранием сердца чувствовал, как рвутся тонкие нанонити, как они лопаются, бессильно повисая и свиваясь в кольца.

— Мы её теряем! — выкрикнул следящий за мониторами Растаман роковую фразу, сто раз слышанную Володей в бесконечных сериалах из жизни медиков.

Разумеется. Эта сфера наверняка контролировала не только поведение девушки в определённой ситуации, но и многие другие жизненные процессы, хоть и не вмешивалась в них. Однако без неё жизнедеятельность организма была невозможна, ведь её паутиной был покрыт почти весь мозг. Они с Растаманом должны были это предусмотреть.

— Уже почти всё…. Почти всё… — пробормотал Володя и брезгливо бросил сферу в небольшой прозрачный контейнер, который тут же автоматически захлопнулся. Оставалось очистить рану от остатков контактных нитей, но с этим уже мог справиться и «Баст». Комплекс послушно заурчал, манипуляторы вновь забегали, зашипели медицинские лазеры.

— Всё плохо, — доложил Растаман. — Все жизненные показатели падают. Скоро опустятся до необратимых. И это… ты трогал эту штуку…

— Поддерживай! — злобно прервал его лейтенант.

«Баст» вернул на место и зафиксировал черепную «форточку», залил её остеоклеем, потом начал скреплять рану медицинскими скобками. Но состояние Марины ухудшалось с каждой секундой, давление и пульс падали, мозговая активность снижалась. Организм не мог правильно работать без симбионта. Запустилась программа реанимации, но мониторы свидетельствовали, что пользы от неё нет никакой. Девушка стремительно умирала, и через полминуты аппаратура зафиксировала клиническую смерть.

— Ты бионик? — сквозь зубы процедил Володя.

— Что? — не понял ассистент.

— Ты бионик?!

— А, это… я это… нет.

— Тогда пошёл вон!

Не заставляя повторять два раза, Растаман развернулся и, громко топая, выбежал из операционной. Лейтенант снова откинул прозрачный колпак и положил обе руки на затылок девушки, прямо на свежий шрам.

Спокойствие.

Отстранённость.

Медитация.

Тепло.

Покалывание.

Грохочущий поток энергии, словно вулканическая лава, хлынул от плеча через правую руку в левую, закольцевавшись и стремительно завертевшись в голове. Всё было точно так же, как в случае с уродливой девицей по кличке Батон. Только теперь было гораздо труднее и больнее, потому что тогда его немного подпитывал ныне покойный Салтан, а теперь ассистента у него не было. Да и предыдущее оживление выпило из него слишком много сил, и он ещё не восстановился до конца. А потом ещё Бордер…

Володя неожиданно почувствовал, как пол уходит у него из-под ног. Тошнотворная слабость накатила прибойной волной и не спешила откатиться назад. Он покачнулся, пошире расставил ноги, чтобы не упасть. Главное — не хлопнуться в обморок. Ему ни в коем случае нельзя потерять сознание, нельзя потерять контроль над энергией, которая сейчас бурлящим потоком вливалась в тело Марины. Если он прервёт контакт, девушка умрёт окончательно, и никто уже ничего не сможет сделать.

Стиснув зубы, Рождественский чувствовал, как тело покидают последние силы. Он закрыл глаза, перед ними завертелись разноцветные спирали, раскручиваясь всё быстрее и быстрее…

Испугавшись, лейтенант распахнул глаза, цепляясь за ускользающую реальность. Он Железный Доктор, он сможет, он справится… он обязан… господи, но до чего же хочется спать… почему всё снова вертится перед глазами?…

Покачнувшись, военврач упал и бессильно растянулся на полу.

* * *

— Как знал, сберёг немного, — бормотал успокаивающе знакомый голос.

Бандикут сидел над Рождественским на корточках и осторожно лил из банки прохладное пиво, стараясь попасть Володе в приоткрытый рот. Подавившись пеной и закашлявшись, тот рывком сел и пробормотал:

— Что с ней?

— С девкой? — уточнил маленький сталкер, вливая в себя остаток пива, чтобы не пропадало. — Вон лежит. Дышит, — снова уточнил он в ответ на яростный взгляд лейтенанта. — В себя ещё не пришла, но жирная жаба говорит, что всё в порядке. С тобой, доктор-врач, я смотрю, надо рядом держаться. Если что — с того света достанешь.

Рождественский снова завалился на спину, потому что сильно кружилась голова.

— Ты полежи, полежи, — поощрил Бандикут. — Может, жрать хочешь?

— Потом. Растаман! — позвал Володя.

Толстяк послушно пришлёпал и наклонился к нему.

— С девушкой правда всё в порядке?

— Ага. Все показатели в норме. Ты просто ураган, док.

— Помогите мне встать.

Бандикут и Растаман помогли лейтенанту встать на ноги. Марина лежала под прозрачным колпаком, глубоко и спокойно дыша. Контейнер, в который Володя бросил извлеченную из головного мозга девушки металлическую сферу, был наполнен серой копошащейся слизью.

— У тебя есть плазменный сжигатель? — спросил Володя.

— Есть, — кивнул Растаман.

— Уничтожь. — Военврач сунул контейнер в руки толстяку.

— Блин! — выдохнул толстяк. — Это сколько же денег!…

— Жги, говорю! И при мне, — поспешно добавил Железный Доктор.

Когда наноколония была успешно уничтожена, Бандикут помог ему перебраться в главную комнату и усадил в кресло — не на гинекологическом же, в конце концов, лежать Железному Доктору. Маленький сталкер уже успел прибраться здесь на свой вкус — отволок к дальней стене обгоревший диван и сложил на него останки зомби и подполковника Гончаренко, накрыв их куском брезента, из-под которого торчала скрюченная рука. Ещё пованивало немного дымом и горелым мясом, но принудительная вентиляция уже выгнала почти все неприятные запахи и гарь наружу.

— Костика я к Бордеру отнёс, — сказал Бандикут. — Жаль пацана, вообще ни за что пропал.

— Их целый теплоход ни за что пропал, — угрюмо произнёс Рождественский. — И если мы нейтрализовали Гончара, это не значит, что его братец остановится. Материала, надо понимать, хватает. А если не хватит, он снова запустит за Барьер какую-нибудь дрянь, чтобы похищать людей. Видишь, под водой Барьер не останавливает биомеханизмы…

— Ладно тебе об этом, после разберёмся, — отмахнулся хоббит. — Появилась у меня тут мыслишка собрать кое-кого и распатронить этот центр совместными усилиями. Опять же за Хирурга есть кому рассчитаться. А ты, доктор-врач, забирай свою девку и домой вали.

— Какая же она моя? — слабо усмехнулся Володя. — Она председателя Совета Федерации.

— Эй, будешь ты мне ещё говорить! Я ж знаю, как это бывает. Перейдёте Барьер — тебя сразу в герои, в спасители. Она, ясное дело, растает. А там уж сам смотри, не прощёлкай нужный момент.

— Иди ты, — буркнул лейтенант. — Тоже мне сваха.

Бандикут не обиделся.

— Бордера жалко, — сказал он. — Вроде никогда мы с ним не дружили особо, цапались частенько, даже пристрелить могли друг друга пару раз, здесь это быстро… А всё равно жалко. Красиво он ушёл. Я бы так, небось, не смог.

— Ну, ты тоже не промах, — успокоил коротышку Володя. — Вон как всех положил.

— Это разве бойцы, — скривился Бандикут. — Вот Бордер был боец… А вообще ты не воображай, что я сильно страдаю. Отстрадались. Тут постоянно кого-то теряешь, доктор-врач. А если учесть, что самых дорогих людей мы потеряли уже давно… — Бордер помолчал. — Просто жалко. Так что, жрать-то не будешь? Тут у жирного полный холодильник всякой бациллы.

— Потом. Голова кружится…

— А я похаваю, — рассудил Бандикут. — Когда ещё теперь доведётся объесть толстого гада. Поди, и не впустит меня больше. Кончить его, что ли, перед уходом, раз толку от него на будущее никакого?… А ты ложись, ложись на свободный диван, Железный Доктор, а то заснёшь да выпадешь на хрен из креслица.

Маленький сталкер достал из холодильника палку копченой колбасы, полкруга сыра и, естественно, банку пива. Уселся рядом с накрытыми брезентом покойниками и принялся откусывать по очереди то сыр, то колбасу. Несмотря на некоторые лирические отступления, в характере и повадках гадкого карлы ничего не изменилось. Даже чавкал он так же громко и омерзительно.

Володя потихоньку задремал, однако организм находился в том непонятном раздёрганном состоянии, когда до смерти хочется спать, но сон категорически не идёт. Перед глазами плясали картинки пережитого в Академзоне, словно нарезка из дурного 3D-боевика. Сражение с металлическими пауками в тоннеле сменялось дракой с безобразной сталкершей, бегство от дракона по разрушенной Пироговке — перестрелкой с патрулем зомби в канализационной системе, вспыхивающее лицо подполковника Гончаренко — с комьями серой слизи, шевелящимися в закрытом контейнере…

Незаметно для себя Володя всё же уснул, завернувшись в плащ Бордера, и проснулся через несколько часов, разбуженный жутким грохотом.

Грохотал Бандикут, который, в очередной раз плотно покушав и допив все запасы пива из холодильника, решил смастерить Марине толковый костюмчик из имеющегося материала. Инструмент у Растамана нашёлся, а специалистом по части бронекостюмных компиляций Бандикут был, судя по его собственной одёжке, уникальным. Сейчас он стучал молотком по шлему, пытаясь таким нехитрым способом подогнать его к горловине скафандра. Скафандр был уже собран из как минимум трёх разных, но со шлемом выходила незадача.

— А, проснулся, доктор-врач! — ворчливо констатировал Бандикут. — Я уж думал, продрыхнешь сутки напролёт. А я, видишь, решил твою красавицу приодеть.

— Достал уже… — промямлил Володя сварливым тоном. Голова была словно свинцом налита. А ты как думал, лейтенант Рождественский? Легко в одиночку покойников оживлять?

— Дядя Серёжа мне всё рассказал, — сообщила Марина, появляясь из операционной. На ней взамен вконец затасканного балахона был длинный белый халат — наверное, из гардероба Растамана. Сам толстяк выглядывал из-за плеча девушки и никаких гнусных планов на сей раз вроде не вынашивал.

— Дядя Серёжа? — не понял лейтенант.

— Ну, меня так зовут, — смущенно произнёс маленький сталкер, с особым ожесточением стукнув по шлему. — «Дядя Бандикут» как-то совсем уж нелепо звучит.

Володя едва удержался, чтобы не рассмеяться.

— Он сказал, что вы меня спасли. Вытащили с того света. — Марина присела на краешек дивана, и военврач машинально подвинулся, освобождая побольше места. — Как вы это делаете?

— Я бионик. Вы знаете, что такое бионик?

— Это сталкер, который лечит. Дядя Серёжа и это мне объяснил, он сказал, что вы бионик от бога.

Бандикут покраснел и начал чем-то мерзко скрежетать.

— Я не это хотела спросить. Как вы это делаете?

— Если бы я знал, Марина, — грустно сказал Рождественский. — Это ведь не я сам. Это импланты, которые сидят у меня в плече. Это Академзона. Мы можем всё это только вместе.

— Всё равно спасибо вам… — Она взяла его за руку, и лейтенант вдруг ощутил, насколько это ему приятно. — Я знаю, у меня в… в голове была эта дрянь. Чтобы повлиять на папу, на других… Вы её вытащили. Странно, но я ничего не чувствую. Совсем-совсем ничего…

— Операцию я сделал на очень хорошем, современном стенд-комплексе.

Говоря это, Володя прекрасно понимал, что дело здесь не только в роботизированном комплексе. При всей своей уникальности «Баст» покойников не оживлял, а после подобной операции на мозге пациенту пришлось бы отлёживаться несколько дней, приходить в себя и восстанавливать рефлексы. Марина же стояла перед ним, живая и невредимая. И «совсем-совсем ничего» не чувствовала.

Неловкое затянувшееся молчание нарушил Бандикут, громко объявивший:

— Извольте мерить, мадама. Ваш костюм готов.

Марина поднялась с дивана и уволокла бронескафандр в операционную, предварительно выставив оттуда Растамана. Толстяк по-прежнему выглядел наказанным, но лейтенант не собирался предпринимать к нему никаких карательных мер. Надо будет Бандикуту, сам разберётся. Проковыляв к холодильнику, Володя нашёл на полке пакет молока, критически его осмотрел. Полторы недели всего, как произвели в Барабинске. Вот же пройдоха этот Растаман, такое свежее молоко даже в магазине на базе «Колывань» не всегда найдёшь… Открутив крышечку, он сделал пару больших глотков. Растаман, пригорюнившись, сидел на корточках под плакатом с каким-то из своих негров и жалобно смотрел на него.

— Что дальше-то делать будем, доктор-врач? — спросил Бандикут, который так и остался сидеть на полу в окружении разбросанных инструментов и деталей разобранных бронекостюмов. — Если очухался, надо к Барьеру топать. Выведу я вас на пост…

— А сам? Может, махнёшь с нами на ту сторону? Ты не энергик, не знаю, что там у тебя за импланты стоят… Может, получится вынуть.

— Кому я там нужен? — отозвался маленький сталкер. — Здесь дел полно к тому же. Ну, если подкинете бабла или, ещё лучше, пожрать и выпить — не обижусь.

— Подумай… — лейтенант чуть не назвал сталкера «дядя Серёжа», но вовремя остановился. — Подумай, Бандикут. Может, правда с нами уйдёшь?

— Знаешь старый анекдот про еврея? Вчера егерь Иванов, обходя границы Приокского заповедника, застрелил одиноко сидящего на пеньке еврея. Видимо, холод и голод выгнали носатого к людям… — Бандикут подождал немного в надежде, что Володя засмеётся, но тот не засмеялся. — Вот так и я, — продолжил коротышка, — как тот еврей. Холод и голод выгонят — тогда и пристрелите. А сейчас ещё рано. Так и порешим, доктор-врач: поможешь чем сможешь. Батя девкин тоже не работяга заводской, пожелает — кинут мне какой-нибудь пустяк с вертолёта, а я и подберу. Скажем, в километре от поста, на который я вас выведу. Через неделю ровно. Идёт?

— Идёт. Я Марине скажу.

— Марине я уже сказал, — расплылся в довольной улыбке Бандикут. — Это я на всякий случай ещё и тебя заряжаю. Вдруг два раза сработает. Два контейнера лучше, чем один, доктор-врач.

Из операционной вышла Марина в свежеизготовленном костюме. Бандикуту и впрямь удавалось бронепортняжничество: старый скафандр сидел на девушке плохо, а этот смотрелся даже с некоторым шиком.

— Спасибо, дядя Серёжа, — сказала Марина, и Бандикут, снова покраснев, принялся собирать с пола раскиданные инструменты. — Володя, а вы себя как чувствуете?

— Нормально практически. — Рождественский допил молоко, поискал, куда бросить пустой пакет, и поставил его на холодильник.

— Так мы сегодня пойдём?

— Сколько нам до поста тащиться? — спросил лейтенант у Бандикута.

— Полчаса, ну, минут сорок. Если всё будет спокойно.

— Может, в самом деле не будем валандаться? Чего ждать-то?

— Я вообще-то ждал, пока ты выспишься, доктор-врач. Надо — хоть ночью пойдём.

— А сейчас, кстати, что? — смутился Володя, который и в самом деле потерял счёт времени.

— Утро, утро сейчас, — благодушно его успокоил Бандикут. — Собирайтесь, да и пойдём. Пораньше — оно вернее получается: кто-то ещё спит, кто-то уже спит, разве что железякам по фигу, когда по Зоне шляться.

Но вскоре выяснилось, что по фигу не только железякам.

Глава 14

Бандикут настоял на том, чтобы предварительно позавтракать.

— Тебе, может, и поллитры молока хватит, а мне надо чего поплотнее. Обмен вещёств у меня, как у морского конька, — пояснил он. — Поспешный. К тому же ты скоро будешь по ту сторону Барьера в кабаке сидеть с генералами, Первозванного своего обмывать да эскалопы уминать один десяток за другим, а я пока ещё до своего подвальчика доберусь… Да и там ты всю жратву спёр, если помнишь, а что не спёр, то понадкусывал. Ещё и дверь попортил, чинить теперь придётся.

В качестве искупительного жеста Володя поджарил на древней газовой плитке большущую сковороду яичницы с беконом. Конечно, это была ерунда, а не яичница, отец такую без колебаний выбросил бы в помойное ведро. Вот если бы сюда помидорчиков, да немного болгарского перчика, да вместо бекона — свиных колбасок или маленьких тефтелек, да ворчестерширского соуса, да свежей зелени, да молотого душистого перца… А так получилась голая глазунья, да ещё и на маргарине — сливочного масла, как ни странно, у Растамана в холодильнике не нашлось. Холестерина, что ли, боялся подлый жиртрест.

Коротышка-сталкер сожрал почти всю сковородку один. Марина съела небольшой кусочек, хоть и похвалила, а толстяк вовсе не стал завтракать. На его лице было отчётливо написано: «Когда же вы все уже отсюда провалите, сволочи». С учётом постоянных угроз со стороны Бандикута его можно было понять. Рождественский не сомневался, что маленький проходимец ещё не раз и не два сюда наведается и будет всячески третировать жиртреста, напоминая ему о подлом поступке, из-за которого погибли Бордер и Костик. Собственно, Растаман был не слишком-то и виноват — свой нейтралитет он покупал именно тем, что старался угодить и нашим, и вашим, но Володе не было жалко хитрого толстяка. К тому же этому выжиге практически бесплатно достался совершенно исправный медицинский стенд-комплекс. Поди, устроит тут платную клинику, разбогатеет, прославится…

— Может, на машине поехать? Мне понравилось, — заявил Бандикут, старательно заряжая свою гаубицу. Воинственная небритая рожа маленького сталкера была вымазана засохшей яичницей.

— Один раз уже съездили, — напомнил лейтенант. — Так прокатились, что еле ноги унесли.

— Шучу я, доктор-врач, шучу. Нам сейчас особенное внимание привлекать ни к чему, — щёлкнув предохранителем, успокоил Бандикут. — Проскочим тихо, как мыши. Раз — и под матрас! Набегался я уже, хватит. Устал.

Володе показалось, что толстяк, слушавший исподтишка их разговор, с облегчением вздохнул. Не исключено, что разговор насчёт поездки вредный Бандикут только ради этого и затеял — чтобы подразнить Растамана, попугав его изъятием автомобиля. «Лада-магнолия» в результате их поездки и так оказалась раздолбанной дальше некуда, но, по крайней мере, оставалась на ходу и подлежала ремонту. А в дополнение к уже нанесённому ущербу злобный карла полностью разорил холодильник гостеприимного хозяина, а также реквизировал у него целую кучу патронов к своей крупнокалиберной бандуре, которыми от души набил карманы.

Из растамановского бункера они выбрались через всё тот же въезд-выезд. На долгое мучительное мгновение, когда одни ворота уже опустились, а вторые ещё не поднялись, Рождественскому почудилось, что коварный толстяк решил запереть их здесь и уморить голодом. Но Растаман не стал искать на свой объемистый зад новых неприятностей. А может, в его туше ещё оставалась капля совести.

Снаружи — о, чудо! — светило солнышко, пробиваясь сквозь худосочные тучки и Барьер. В солнечных лучах даже исковерканные остовы машин, руины и кучи мусора вокруг выглядели не так печально, как раньше.

— Редкая фигня, — подтвердил Бандикут, прикладывая к бровям ладонь и вглядываясь в небо. — Ещё бы дождичек, и грибы полезут. — Он подумал и резюмировал: — И всех сожрут на хрен.

К манере Бандикута шутить уже привыкла даже Марина, которая учтиво похихикала.

— Рельса на прощание навестить не желаешь, Железный Доктор-врач? — поинтересовался маленький сталкер. — Нам почти что по пути, можем нанести визит вежливости. Поблагодарить за хирургический комплекс, кофию попить, например, с бубликами.

— Нет уж, спасибо, — покачал головой лейтенант. Если Растаман хотел поскорее избавиться от них, то Володя — поскорее выбраться из Зоны.

Они медленно двинулись вдоль полосы руин, обозначавших границу улицы. Марина держала в руках «карташ», для человека непривычного он был удобнее и безопаснее армгана. Остальное трофейное оружие Бандикут забрал из подвала с собой, скрутив в вязанку; снаружи, извинившись, на пару минут исчез за развалинами. Вернувшись, удовлетворённо сообщил:

— Схоронил. Потом заберу, или пусть даже поржавеет к халдейским бесам, только бы жирному не досталось. Хватит с него.

На память злонравный коротышка оставил Растаману шесть трупов, которые тому придётся как-то утилизировать. С одной стороны, вроде бы и пакость, с другой — Володя не сомневался, что толстяк предварительно вытащит из мертвецов импланты и с выгодой для себя реализует, да и броню разберёт на запчасти. Бандикут этого, наверное, не учёл, а военврач ему напоминать не стал, чтобы зря не расстраивать.

Давно у Володи Рождественского не было такого хорошего настроения. Даже вчерашние события — смерть Бордера в том числе — казались какими-то далекими, полузабытыми. Ещё и солнышко… Бандикут же, напротив, неожиданно начал озираться, потом свернул с улицы в чахлый лесок между микрорайонами, пробормотав:

— Бешеной собаке семь верст не крюк…

— Что такое? — забеспокоился Володя.

— Да ничего, доктор-врач. Предчувствие какое-то нехорошее. Больно тихо да красиво кругом, не к добру. Дай бог, чтоб я ошибался…

Сталкера они заметили слишком поздно — когда он вышел из-за огромного бульдозерного ковша, косо торчавшего из земли. Куда среди леса девался сам бульдозер, было непонятно. Впрочем, в условиях Академзоны было совершенно не исключено, что ушёл сам. Володя быстро вскинул руку с армганом, делая шаг назад, чтобы прикрыть собой девушку, но Бандикут остановил лейтенанта:

— Это свой. Подождите здесь.

Коротышка направился к сталкеру, измождённого вида мужичку с большущим рюкзаком за плечами, с виду безоружному. Они переговорили о чём-то, со значением покивали друг другу, потом мужичок развернулся и торопливо двинулся на восток, а Бандикут вернулся и сказал:

— Плохо дело, братцы. Вас ищут.

— В смысле? Гончаренко?!

— Нет, не Гончаренко. То есть Гончар из центра, скорее всего, тоже ищет, но это не он. Орден. А я ещё думал, чего это они так подозрительно приутихли, совсем не суют нос, куда их не просят… Там впереди засада.

— Сталкер сказал?

— Он самый. Звать Лошак. Его не тронули, он безобидный и придурковатый малость. Но засаду засёк. Хорошо, что подвернулся по пути.

Володя с сомнением посмотрел вслед бредущему среди ядовитых металлических зарослей Лошаку.

— Придурковатый, говоришь? Может, привиделось ему?

— Он не в том смысле придурковатый, что засаду от незасады отличить не может. Просто он с домами разговаривает, а помимо этого вполне адекватен.

Вздохнув, лейтенант не стал выяснять, в чём заключается принцип разговоров с домами, а спросил:

— А с чего он добрый такой? Ходит по лесу, путников предупреждает об опасностях…

— Он мне должен, иначе бы и предупреждать не стал. Тут такие вещи, как долги и обещания, много значат, доктор-врач. Ты что, не понял ещё?

— И что будем дальше делать?

— Менять маршрут. Орден на многое способен, но не весь же Барьер он перекрыл. Эти говнюки думают, что мы на пост попрёмся, а мы их надуем. Как в том анекдоте: деньги дадим, а сами не поедем. Покажем им козу на возу… — Бандикут с сомнением нахмурился и прибавил: — Издали.

— Есть другой пост?

— Поста нет, но есть Сеятель. А возле Сеятеля с той стороны — постоянные усиленные патрули. Боятся, что бывшие музейные экспонаты неожиданно наружу рванут. Какая тебе разница, на стационарный пост выходить или к передвижным воякам?

Сеятель… Вот оно как. Рождественский снова вспомнил жуткий снегоочиститель, выдирающийся из-под земли и размахивающий крючьями. В ушах опять зазвучал торжествующий вой сирены, похожий на трубный глас динозавра из 3D.

Марина нерешительно посматривала то на Володю, то на Бандикута:

— А что такое Сеятель?

— Станция, — в унисон ответили оба. Вряд ли девушке нужно было рассказывать, что такое на самом деле Сеятель и кто там обитает.

— Мы там точно пройдём? — уточнил Рождественский, отряхивая пыль с пол бордеровского плаща.

— Лучше железяки, чем Орден, — веско сказал маленький сталкер. — Железяки предсказуемы, а вот Орден — ни хрена.

До подступов к Сеятелю они добрались без приключений. Близость станции подтверждали разбросанные там и сям железнодорожные шпалы, а вот рельсов и следа не было. Очевидно, мутировавшие локомотивы приспособили их для своих нужд.

Ближе к музею стали попадаться реликвии свирепых битв примитивных биомехов с более высокоорганизованными монстрами: лопнувший и раскрывшийся, словно цветочный бутон, паровозный котёл, искорёженная колесная пара, расплющенный в лепёшку старинный автомобильчик, танк-бронезавр без башни и с размотанными гусеницами, покрытыми кривыми шипами… Трофейная нанокоманда сюда пока не поспела, но такое раздолье заставляло напряженно оглядываться. Свято место, как известно, пусто не бывает. А может быть, на поле боя не допускала гиперактивных наников противная сторона, что тоже не добавляло оптимизма — раз так, значит, имеются и патрульные. Нападения можно было ожидать в любой момент.

Первый патрульный бот они заметили издалека. Причудливый механизм, напоминавший грубо сколоченный портативный танк на шасси от мотоцикла, солидно катился по исковерканному ландшафту, грохоча и покачиваясь на неровностях. Криво приваренная пулемётная башенка то и дело проворачивалась в гнезде, контролируя окрестности.

— Вот он, собака, — прошептал Бандикут, когда они втроём растянулись на земле. — Дозорный. Где один, там и другие. Они стаями шастают. Другой раз целый взвод попадётся. Охраняют, что ли, чтобы супостаты драгоценное железо не растащили?

Не заметив нарушителей, бот скрылся из виду, и маленький сталкер погнал свою команду через открытое пространство к железнодорожной насыпи. Укрывшись за насыпью, отдышались, Володя глотнул воды из заполненного у Растамана встроенного баллончика.

— Далеко ещё?

— Недалеко, — сказал Бандикут. — Осталось только через насыпь перевалить, а потом…

Он начал падать раньше, чем раздались выстрелы. Мигом сообразив, в чём дело, военврач рухнул рядом с ним и дёрнул за ногу замешкавшуюся девушку. Щебёнка фонтанчиками взлетала в воздух от пулемётных попаданий, барабанила по шлему, который Володя поспешно закрыл.

Лежа на спине и глядя в солнечное небо, Бандикут проговорил:

— Наугад лупят. Не по нам, а по насыпи. Засекли движение. Вот черти!

— Орден? — спросил Рождественский, испытывая самоубийственное желание высунуть голову над насыпью и посмотреть, кто же это там палит.

— Больше похоже на ботов, — покачал головой Бандикут. — Орден зря не станет вот так трещать. Мы им нужны целые. Ну, как минимум, ты, доктор-врач, с девчонкой. А боты просто отпугивают чужаков. Как собака лает.

«Собаки лаяли» минут десять, то утихая, то возобновляя огонь. Плюнув, компания беглецов проползла за насыпью метров пятьдесят, и вскоре зона обстрела осталась позади. Боты, судя по всему, действительно не отличались сообразительностью. Бандикут наконец набрался смелости и выглянул поверх насыпи, за ним последовал Володя, но охранники уже сочли задание выполненным, свернулись и убрались восвояси.

— Раз тут боты, значит, нету Ордена, — предположил маленький сталкер.

И ошибся.

Зелёное здание станции Сеятель Бандикут показал им издали. Как ни странно, оно уцелело, хотя вокруг всё было сплошь распахано, перерыто и искромсано. Аккуратный домик выглядел среди этого безобразия чужеродно, словно игрушечный.

— Специально не перестраивали чёрт знает с какого года, — поведал Бандикут. — Оно вроде как приложение к музею. В Энск отсюда ездили, в зоопарк… Как потом сохранилось, ума не приложу. Видно, никому не нужно оказалось.

На месте музея лежало несколько перевёрнутых и распотрошенных пассажирских вагонов — от обычных современных и начала века до раритетов, которые показывали обычно в фильмах про царскую Россию. Вагоны, не имевшие собственного движителя, ценности не представляли и мутациям не подвергались, их просто раскулачили.

— Давненько я тут не ходил, а почти ничего и не изменилось, — с удовлетворением заключил Бандикут. — Вагоны эти общипанные валяются, надо мимо них проскочить, а там и Барьер.

Барьер в самом деле поднимался вдалеке поблескивающей стеной, в это солнечное утро особенно нереальной и зыбкой. Где-то там, за Барьером, текла себе обычная жизнь. Люди ходили на работу, ужинали в ресторанах, гуляли по мирным улицам, отдыхали на лавочках под деревьями… Пиво пили с воблой, если рассматривать по шкале ценностей Бандикута.

Неужели через какой-то час-полтора-два Володя и Марина будут там, с ними?!

Нет, вряд ли. Карантин, обследование, написание кучи рапортов — это, понятное дело, только для лейтенанта Рождественского, — беседы с психологами, учёными, старшими офицерами… Володя заранее решил для себя, что ничего, ровным счётом ничего об истории с Гончаренко, центром и прочими невероятными похождениями рассказывать не станет. В самом деле, кто ему поверит? Не пошлют же они спецгруппу проверять, что творится в центре? А если пошлют, не повторит ли она судьбу погибшей группы подполковника?

Легенду военврач придумал себе сегодня утром, когда жарил яичницу. Да, группа Гончаренко была уничтожена после того, как подполковник, посоветовавшись со штабом, отправился под землю. Здесь врать было совершенно ни к чему. Дальше всё тоже одно к одному складывалось в мозаику: был спасён сталкером по прозвищу Бандикут, отлежался у него. Далее оный Бандикут оказал посильное содействие представителю вооруженных сил в поисках похищенной обитателями Академзоны девушки, дочери председателя Совета Федерации, о местонахождении которой случайно узнал. Оный же Бандикут помог её освободить (Володя долго думал, куда поместить узилище Марины, и остановился на разрушенном драконом доме, в котором их поджидал Орден), после чего доставил обоих к Барьеру. Прицепиться в этой истории при желании можно было много к чему, но сравнивать-то не с чем — только с показаниями самой Марины. А она, скорее всего, сразу же отчалит в столицу, отец на растерзание особистам её не отдаст. Нашли, спасли — и молодцы. К тому же, как верно заметил покойный Гончаренко, все нестыковки в рассказе девушки можно списать на шок.

Никуда было не деться только от вбитых Растаманом имплантов. Их сразу же обнаружат при медицинском осмотре, извлекут, пока не успели врасти окончательно, и тут-то пойдёт писать губерния. Ну, скажет он, что вставил их из соображений личной безопасности. И что? Из рядов действующей армии Володю быстренько выкинут, отвезут подальше от Зон и посадят перекладывать бумажки в каком-нибудь военно-медицинском НИИ. Это ещё не самый страшный вариант. Хотя, может, в той же Академии должность найдут, генерал Пирожок только рад будет. Примет как родного…

Вот только не испытает он больше никогда того волшебного ощущения, когда тепло стекает с пальцев, когда мощный разряд энергии пробегает через мышцы и кости, неся другому исцеление — а то и воскрешение. Когда от твоего прикосновения открывает глаза человек, который только что был безнадёжно мёртв. Это уже не терапия, не медицина. Это другое.

И это он должен отдать, неизвестно с каких делов?!

— Что-то ты замечтался, доктор-врач, — Бандикут бесцеремонно пихнул лейтенанта кулаком, когда они укрылись за одним из вагонов. — Скоро будешь пиво потреблять в баре, с раками. И эскалопы стопками, как блины.

— У меня в холодильнике продукты остались, — почему-то вспомнил Рождественский. — Баранина, водки бутылка, огурцы солёные с рынка… Хотел азу по-татарски приготовить, а меня в рейд выдернули.

— Азю — закусон хороший, помню, любил я соточку под него хватить. Если никто не спёр, приготовишь своё азю, — утешил коротышка. — Только, скорее всего, приговорили уже твою хавку боевые товарищи. Решили, небось, что ты покойник, а зачем покойнику баранина и тем более водка с солёными огурцами? Вот и помянули за твой счёт. Среди сталкеров дело обычное.

— Новую куплю, — сказал Володя, смеясь. — После отравы, которой ты меня в своём логове напоил, я теперь даже бензин могу пить, не то что простую водку.

— А ты знаешь, Железный Доктор-врач, мне тебя будет не хватать, — внезапно признался Бандикут. И тут же уточнил: — Дня два точно, а то и три. Столько развлечений у меня давно уже не было. Обычно проснёшься, вылезешь, заработаешь чего по мелочи, обратно в берлогу залезешь. Жизнь как у крота, чтоб он сдох.

— А почему вы тогда не Крот, а Бандикут? — серьёзно спросила Марина.

— Хрен его знает… — задумался сталкер. — Я уже и не помню, почему так называюсь. В Зоне погонялова сами собой прилипают. А что, разве некрасиво?

Их размышления относительно красоты прозвища прервал механический голос, донёсшийся со стороны здания станции:

— Говорит представитель Ордена Священного Узла! Лейтенант Рождественский, мы знаем, что вы там! Немедленно сдавайтесь, это приказ вашего командования! Повторяю: говорит представитель Ордена Священного Узла! Лейтенант Рождественский, мы знаем, что вы там! Немедленно сдавайтесь, это приказ вашего командования! Повторяю…

У Володи отвалилась челюсть. Уж откуда он не ждал подобных слов…

— Ловушка! — тут же заявил Бандикут. — Брешут, собаки!

— А что, если нет? Связались с нашими по каким-то каналам… После истории с Гончаренко я ничему уже не удивлюсь. Могли с военными договориться, и у тех, и у других дисциплина…

Монотонный механический голос вновь и вновь зачитывал прежнее сообщение. Бандикут выглянул из-за вагона и с ненавистью произнёс:

— Подкрадываются помаленьку. Ой, не нравится мне это… Давайте скорее драпать к Барьеру. Может, и прорвёмся, благословясь. Если повезёт, — добавил он безжалостно.

* * *

Генерал Шикунов задумчиво смотрел на начальника штаба, сидевшего на соседнем сиденье, того самого Ильича, что навязал подполковнику Гончаренко молодого лейтенанта-медика.

— И что, вы уверены, что Орден поможет?

— Да, товарищ генерал. Более того, он уже помогает. Как сообщили буквально перед вашим приездом, Орденом обнаружен объект, девушка с ним.

— Как удалось связаться?

— Через особистов, товарищ генерал. Через…

— Ну-ну, — поощрил Шикунов. — Говорите, чего уж там.

— Через мю-фон… Вы же понимаете…

— Я так понимаю, что это трибунал. — Генерал помолчал со значением, старательно вытягивая из собеседника жилы, и лишь когда от того осталась одна болтающаяся на солнышке высохшая кожура, продолжил: — Но на особистов, конечно, не распространяется. Хотя я не знал, что у нас такие доверительные отношения с Орденом.

— Товарищ генерал, Орден — это всё-таки скоординированная структура, с ними имеет смысл связываться, если нужно решить вопросы наподобие сегодняшнего, — поведал начштаба, храня на физиономии подобострастно-кислое выражение.

— С какой только швалью не свяжешься, если нужда прижмёт… — брезгливо сказал генерал, причём непонятно было, имеет он в виду Орден, особистов или же самого начальника штаба.

Шикунов вылез из вездехода и побрёл к стоявшим в лесочке бронемашинам. За ним заторопились начальник штаба и ординарец, а от лесочка навстречу уже бежал командир бронегруппы в звании майора.

— Что обещали-то в обмен на услуги? — осведомился генерал на ходу.

— Только гуманитарные грузы! Никакого оружия, никаких технических средств… — торопливо успокаивал его начштаба. — Мы же понимаем…

— Гуманитарные, мать их! Это что, голодающие беженцы?… Ладно, после продолжим.

Бронетанковый командир притормозил за несколько шагов и подошёл вплотную уже по-уставному, строевым шагом.

— Товарищ генерал, майор Востряков… — забарабанил было он, отдавая честь, но Шикунов поднял руку:

— Стоп, майор. Вы готовы выдвинуться за Барьер?

— Готовы, товарищ генерал.

— Тогда ждите указаний. Возможно, это придётся сделать немедленно.

— Есть, товарищ генерал!

— Огонь на поражение открывать при первой опасности. Возможна провокация.

— Есть, товарищ генерал!

— Выполняйте.

Майор заторопился к своим гусеничным монстрам, вооруженным крупнокалиберными пулемётами, лазерными метателями и бомбомётами.

— Если это в самом деле провокация или что-нибудь сорвётся, погоны полетят как листья в октябре, — сурово предупредил Шикунов топчущегося рядом начальника штаба. — Я понимаю, уровень есть уровень, но просто так класть людей… Я никогда не доверял и не буду доверять Ордену, полковник.

— Обстоятельства, — снова развёл руками тот. — Орден сам вышел с инициативой, мы не могли отказаться…

— Да-да. Они сделали нам предложение, от которого мы не смогли отказаться. Читайте старые детективы, полковник, там можно почерпнуть много полезного касательно стратегии и тактики…

Бронемашины, рыча двигателями, начали по одной выбираться из укрытия и рассредоточиваться параллельно Барьеру, мерцающему за деревьями.

* * *

Бандикут вёл Володю и Марину среди редкого металлокустарника, жёсткого и колючего, словно кусты терновника. Прикасаться к нему карла настоятельно не рекомендовал, но оба новичка то и дело неуклюже цепляли защитными костюмами твёрдые ветви — к счастью, пока это не привело к каким-либо неприятным последствиям. Позади них, на расстоянии выстрела или чуть больше, продвигались бойцы Ордена, тени в бронескафандрах то и дело мелькали между развалин. Создавалось впечатление, что группу Бандикута загоняют в какую-то ловушку, слишком уж легко ей удавалось уходить от неизбежного, казалось бы, боестолкновения с превосходящими силами преследователей.

— Давай вали отсюда! — крикнул Володя в спину маленькому сталкеру. — Всё, проводил уже, спасибо! Мы-то за Барьер прорвёмся, а ты, если не хочешь, проваливай! Они же нас пасут, а не тебя. Потом будет поздно!

— Да оно и сейчас уже не совсем рано, доктор-врач, — парировал Бандикут. — Посмотрим, может, и в самом деле придётся с вами драпануть… А то ведь вернусь — Орден меня найдёт и по стенке размажет.

Справа, за гребнем вздыбленной земли, словно вывороченной гигантским бульдозерным ковшом, скользнули двое в орденских бронекостюмах. Точно, окружают потихоньку, сатрапы.

— Думал, не придётся стрелять, а без этого никак, — с сожалением констатировал Бандикут. Он выпалил из своей гаубицы — пока для острастки, и двое противников сразу залегли. Тут же над головой блеснули лучи армганов — это был предупредительный огонь вояк Ордена, прикрывавших своих.

— Никогда не предполагала, что стану ценной добычей… — тяжело дыша, пробормотала Марина. — Может, мне сдаться? А вы тогда спокойно уйдёте. Они же ничего мне не сделают.

— Это Орден, красна девица, — наставительно сказал Бандикут. — Они кому угодно и что угодно могут сделать. Я даже готов поверить, что они с военными заключили какой-то пакт, но вот если ты им сдашься, то я вовсе не гарантирую, что скоро домой попадёшь. Орден военных терпеть не может, надуть армейцев — сам бог велел. Эх, надо было вчера вечером выходить… Да кто ж знал, что такая фигня стрясётся! Говорила Маша Пете: «Ты б не ел грибы бы эти…»

— Второй раз слышу про эти грибы, — выглядывая из своего укрытия, заметил лейтенант. — Что там дальше-то?

— Да не помню я… Сдох, видно, Петя, от грибов-то. Ещё бы ему не сдохнуть — они ж ползают! — Бандикут повернулся к Марине и продолжил: — А ты в самом деле ценная добыча, и нам нужно доставить тебя к бате. Чтобы выпорол хорошенько прямо по заднице. Хотя у вас небось такие санитарные меры не в ходу, интеллигенция всё-таки… И очень зря, между прочим.

Марина не успела ответить, потому что над ними снова мелькнули энергетические лучи — стрелки Ордена пытались прижать беглецов к земле. Пока это удавалось вполне успешно. Рождественский прикинул, что им действительно отсекают путь к Барьеру. Почему? Казалось бы, вот он, дом, милый дом, совсем рукой подать… Марина нужна Ордену в качестве заложницы? Очень может быть… А с военными они могли договориться на всякий случай, просто для отвода глаз, чтобы те не мешали.

— Вот собаки дикие! — ворчал тем временем Бандикут, неприцельно отстреливаясь. — Ну, молодёжь, делать нечего. Давайте-ка рвите когти к Барьеру, а я вас прикрою.

— Так не пойдёт, — ответил Володя. — Я с тобой! С той стороны Марину одну не тронут, пусть уходит.

Бандикут пожал плечами:

— Как скажешь, доктор-врач. Одному помирать, само собой, не так весело, как вдвоём.

Лейтенант перекатился к девушке, прилегшей за разлапистым выворотнем, и махнул рукой в сторону Барьера:

— Всё, давай, беги туда! Только пригибайся. Быстро беги, не оглядывайся, ни на что не обращай внимания!

— А вы?! — испуганно крикнула Марина.

— Мы тебя прикроем, а потом догоним! Поняла? Давай, не сиди! Сама же сказала — добыча! Видишь, они нос высунуть не дают, скоро здесь уже будут такими темпами!

Марина понимающе кивнула и, подхватив с земли свой «карташ», бросилась бежать в сторону Барьера, петляя между земляными насыпями и огромными бетонными обломками.

— Пушку-то она на хрена взяла, а?! — возмутился Бандикут. — Спортсменка, что ли? Сейчас для неё любой лишний груз… А, ладно, хрен с ней. Раз уж пошла такая пьянка, начнем разговаривать с Орденом по-пацански, по-серьёзному, — заявил он, убедившись, что девушка понемногу удаляется, и, припав к своей крупнокалиберной бандуре, открыл по противнику прицельный огонь.

Первый же боец Ордена, который имел неосторожность сделать короткую перебежку между двумя бетонными профилями, поймал бандикутский заряд, взлетел в воздух и пару раз перевернулся, прежде чем упасть.

Володя поднял армган, дожидаясь, когда с его стороны тоже появится заманчивая цель. Всё, детские забавы кончились, пошла взрослая и смертельно опасная игра на выбывание. А ведь день начинался так хорошо…

* * *

Рядовой-контрактник Павел Голубев по кличке Паштет сидел в кустах, сжимая импульсный модифицированный «карташ». Кусты были редкие и жёсткие, словно воткнутые в землю обшарпанные метлы. В кустах было сыро и муторно, при любом движении с голых, торчащих в небо прутьев сыпались холодные капли. Пейзаж, на который Паша уныло пялился уже больше часа, ведя скрытое наблюдение, вызывал непобедимую зевоту пополам с тошнотой. Вообще-то Голубев служил водителем транспортной платформы и недавно привёз сюда с базы «Колывань» взвод солдат. Дело было вполне обычное, к Барьеру по тревоге то и дело перебрасывали войска, однако сегодня сержанты были взбудоражены больше обычного и поговаривали, что на этом участке заваривается какая-то серьёзная каша. Паштету уже давно надоело просто крутить баранку, поэтому он пристал к комвзвода как банный лист и напросился пойти вместе со всеми, дабы размяться. И вот теперь сидел в полусотне метров от Барьера. Разместили его, конечно, с фланга, где поспокойнее, наказав ничего особенного не делать, упаси бог, не лезть в Зону и если что — стрелять на поражение, хотя это едва ли придётся. Хорошего водилу днём с огнём не сыщешь, на горячий участок его, конечно, никто не бросит.

Внутри Академзоны Голубев никогда не был, да и какого чёрта там делать? Вон Колян, братан, рулевым был на гражданском теплоходе «Толоконский», уже допрыгался, дурень. К Барьеру подходил ближе, чем сейчас Паштет в кустах сидит, и пропал. Вместе с теплоходом, со всеми людьми, с концами. Даже хоронить нечего… Поубивал бы гадов, думал Паша, нервно тиская рукоять «карташа». Что там эти думают в своём Екатеринбурге? Давно бы уже ядерную бомбу сбросили, и нет никакой Зоны. На черта охранять её ещё, деньги народные тратить…

Голубев смахнул с носа дождевую каплю, увесисто шмыгнул. Прикрыл один глаз, обозрел окрестности, словно фельдмаршал Кутузов. Открыл; прикрыл второй. Это пусть будет адмирал Нельсон. Паскудно, Нельсон значительно хуже видит. Это уже начинает мешать при прицеливании. То есть оно вполне ещё ничего, сойдёт, но потихоньку всё-таки начинает мешать. Надо что-то со зрением делать. Лазерная коррекция небось хороших денег стоит, откуда у него такие бабки. Контрактник столько не зарабатывает, а если бы и зарабатывал, то всегда нашёл бы, куда их потратить с гораздо большей пользой. Очки заказать? Чтобы над ним все пацаны ржали и пальцами показывали: «Прохвессор! Склихосовский!»? Нет, ну его к бесам — проще переучиться автомат при стрельбе на другую руку класть и целиться другим глазом…

За Барьером внезапно послышались далекие отзвуки интенсивной стрельбы. Паша встрепенулся, прищурился для верности, обвёл хищным взглядом неровную линию горизонта. Вот хреновня-то, прорывается хтось с той стороны. Мало им там места, этой онано… нанопогани… Так они ещё сюда лезут. Хотят и здесь такую же мерзость учинить, как у себя. Спалить родную хату, как говорится…

Паштет улёгся поудобнее, как учили на стрельбище, расставил ноги для лучшего упора и снял «карташ» с предохранителя. На вверенном ему огневом направлении пока никто не появлялся, но это ещё ничего не значило. Может, хтось и выскочит. Главное — не промазать, а то мужики потом на смех поднимут. Крути, скажут, баранку, дерёвня… А так, если повезёт, сразу и за братана поквитаться можно, и орден дадут или премию. Орден — хорошо, только на фиг он не нужен, а вот премия бы в самый раз, он уже домик присмотрел, за городом, участок хороший, можно ульи поставить…

* * *

Марина бежала вперёд из последних сил, то и дело оскальзываясь на предательских сырых кочках и падая на четвереньки. Тяжёлое оружие страшно мешалось, она закинула его за спину, но бросить была не в силах, хотя бронекостюм и так, казалось, весит с полтонны, а передвигать ноги с каждой секундой становилось всё труднее и труднее. Однако «карташ» давал хотя бы призрачную надежду, что ей есть чем обороняться в случае чего. Смешную, нелепую надежду — девушка сама уже поняла, что не ей тягаться в скорости и меткости стрельбы с местными обитателями, которым приходится тренироваться каждый день. Оглядываться на бегу Марина боялась — вдруг те страшные люди из Ордена преследуют её? Вдруг они уже рядом? «Мы тебя прикроем, потом догоним», — сказал лейтенант. Что же не догоняют?! Стрельба сзади только усиливается, наверно, тяжело им там приходится. Это ведь ради неё они рискуют своими жизнями, ради неё… Девушка не могла признаться себе в этом, однако отчётливо осознавала, что шансов у её спутников практически нет. Однако, если бы она проявила дурной характер и осталась с ними, их жертва вышла бы напрасной. Им ведь совсем не обязательно было защищать её — они могли просто отдать её Ордену…

Марина ощущала себя загнанным зверем. Пушистая шкурка, из которой можно сшить шапку, которую можно повесить на стену, которую можно задорого продать. Вот уже вторые сутки подряд её спасали, обманывали, снова спасали… Даже убивали. Люди, которые её спасали и обманывали, умирали, на их место приходили новые… Володе и смешному дяде Серёже Бандикуту она поверила, и, похоже, не зря. Сейчас они остались там, позади, чтобы помочь ей вернуться домой. Остались без надежды на спасение.

Надо что-то сделать для них. Сделать хоть что-нибудь.

Для этого нужно торопиться. Нужно выложиться полностью, хотя лёгкие уже горят и выворачиваются наизнанку, а свинцовые столбы ног болят неимоверно и едва переставляются. Может быть, военные помогут. Бандикут ведь сказал, что с той стороны Барьера — патрули, у них техника, пушки, наверное, какие-то, пулемёты. Главное — успеть добраться до них и сказать, что там приняли бой свои, лейтенант-военврач из группы этого… как его… подполковника Гончаренко…

Марина снова споткнулась, упала навзничь, больно подвернув руку. Рыдая во весь голос от боли и собственного бессилия как-то повлиять на неумолимый ход событий, вскочила на ноги и бросилась вперёд.

* * *

Паштет смахнул с носа очередную дождевую каплю, мешавшую сосредоточиться. Бр-р-р, ну и погодка! Ледяной ветер, морось, сырость, слякоть, всё серое… В такую погоду хороший хозяин, собака, не выгонит из дому… кого он там не выгонит из дому, собака? Блин, вот напридумывают же всякой ерунды…

Внезапно чуткое ухо бойца уловило треск кустов, и почти сразу он различил в целеуказателе какое-то размытое движение слева. Ага, удовлетворённо подумал Паша, сталкерюга, гнида, скачет! Что ж, скачи поближе, будет тебе привет за Коляна…

Цель понемногу приближалась, и Паштет уже мог рассмотреть тяжело движущуюся неуклюжую фигуру в бронескафандре и закрытом шлеме. Сталкер ломился прямо через металлокусты, абсолютно не скрываясь, не соблюдая тишины и малейшей маскировки. За спиной у бегущего болталось какое-то оружие. Вот и хорошо, что он такой дундук, сразу не успеет достать, а потом уже поздно будет… Высунув язык, как на уроке грамматики, Паштет тщательно прицелился. Он хорошо помнил инструктаж: бронекостюм имеет несколько уязвимых точек, одна из них — шейный отдел, где присоединяется шлем. Ну, пусть будет шейный отдел, решил Паштет. К тому же бронекостюм у сталкера какой-то драный, такое впечатление, что из всякого старого дерьма собран. Небось не выдержит…

Проломившись через очередные бесконечные заросли металлических кустов, Марина неожиданно вывалилась на открытое пространство и увидела впереди мерцающую стену Барьера — совсем рядом, рукой подать. До спасения осталось всего ничего. У неё даже слёзы на глаза навернулись — только сейчас она внезапно ощутила, как же ей было плохо здесь, в зоне боевых действий, как же ей всё это время хотелось домой. Последние сутки она жила на нервах, в непрекращающемся адском напряжении, каждую секунду ожидая подвоха, натянутая, словно струна, не расслабляясь ни на секунду. И вот он — дом, спокойствие, родители, мирная жизнь… Считай, в двух шагах. Осталось только их сделать.

Она наконец позволила себе остановиться, чтобы перевести дух, и неловко принялась нашаривать застежки шлема. Здесь, на границе этого смертельно опасного сумасшедшего дома с нормальным миром, с ней уже точно не произойдёт ничего плохого. Шум перестрелки позади уже не был слышен — и девушка медлила, надеясь изо всех сил, что Бандикут и военврач вот-вот её догонят. Надеясь и понимая, что надежды мало…

Выстрела она не услышала — звук ещё не успел догнать метнувшуюся вперёд свинцовую смерть, когда тяжёлый паровой молот уже сокрушительно ударил девушку в горло и швырнул её на спину. Она даже не успела ничего толком понять. Последним, что увидела корчащаяся от нестерпимой боли на влажной земле Марина, было яркое солнце, пронзившее сплошной массив туч, и ослепительно зелёная листва на той стороне, за Барьером.

Такая зелёная листва…

Такое яркое солнце…

Тьма.

— Готов, падаль! — радостно пробормотал Паштет.

Сталкер отлично был виден в целеуказатель, хоть одним глазом, хоть другим — лежал неподвижно, жмурик, разбросав руки и чуть согнув ноги в коленях. Пусть ещё теперь на том свете Коляну попадётся, чтобы не решил вдруг, что легко отделался. Может, контрольный в голову сделать, чтобы уже наверняка? Но это ж надо покидать отличную огневую позицию, выходить на открытое пространство… Оно того стоит?

Паштет присмотрелся — да нет, готов вроде, голубчик. С одного выстрела, матьево! Вот вам и водила, пацаны, вот вам и дерёвня! Паштет самодовольно ухмыльнулся и, спохватившись, резво покрутил головой — не выскочит ли с той стороны ещё кто-нибудь. Раз уж пошла такая пьянка, надо быть начеку. Тем более один сталкер — одна премия, а два — это уже совсем другое дело. Это, между прочим, две премии, пацаны. А уж если вдруг три, то это вообще сумасшедшая цифра получается…

* * *

Бандикут и лейтенант Рождественский в самом деле продвигались к Барьеру, как и надеялась Марина. У бойцов Ордена был приказ взять девушку целой и невредимой, поэтому они не стали стрелять на поражение, даже когда лейтенант с коротышкой положили четверых. В защитных костюмах трудно было отличить женщину от мужчины, тем более что Бандикут сбивал преследователей с толку своим маленьким ростом. Злые как черти фанатики с двух сторон обошли руину, за которой залегли Володя с гномом, однако выяснилось, что те, предвидя такой ход, уже сменили позицию, немного отступив к Барьеру.

Новые развалины оказались удобнее для того, чтобы сдерживать нападающих. Когда же орденцы, потеряв ещё двоих и дождавшись внезапной паузы в ответном огне преследуемых, взяли в клещи и эту позицию, выяснилось, что потенциальные жертвы спешно отступили, бросив свой форпост.

Лейтенант был готов отстреливаться до последнего, однако решил, что им необходимо проконтролировать отход Марины. Академзона ещё не кончилась, и с девушкой могло произойти всё что угодно. Поэтому Володе нужно было лично убедиться, что она благополучно перебралась через Барьер.

Коротко огрызаясь из армганов, Володя и Бандикут выломились из сплошной линии кустов, и Володя сразу увидел распростёртую на земле фигуру в нестандартном защитном комбинезоне.

Его словно шарахнуло из бандикутовской гаубицы. Всё вокруг внезапно потеряло всякое значение: опасности Академзоны, противники из Ордена, свистящие над головой пули… Только сейчас он совершенно неожиданно ощутил то, в чём не хотел признаться даже самому себе — насколько дорога ему эта женщина, которую он так и не смог спасти.

Передвигаясь словно во сне, он бросился к Марине. Поскользнулся, упал рядом, судорожно завозился, пытаясь встать. Бандикут испуганно обернулся на крик, и луч орденского армгана едва не пронзил ему плечо. Маленький сталкер перекатился по земле и подполз к лейтенанту.

— Что с ней?

— Мёртвая… — выдохнул Володя, судорожно пытаясь расстегнуть застежки шлема девушки и с ужасом видя, как тот наполняется бегущей из её простреленного горла кровью.

— Давай же быстрее! Давай, врубай свою бионику, дятел! — дико заорал Бандикут. Встав на одно колено, он быстро расстрелял в сторону наступавших бойцов Ордена весь оставшийся тяжёлый боезапас и взялся за пистолеты. Преследователи снова залегли.

Наконец Володя справился с чёртовыми застежками. Отшвырнув шлем в сторону, лейтенант крест-накрест наложил руки на страшную рану Марины, обреченно вздохнул и закрыл глаза…

Энергетической вспышки не было, струящегося тепла тоже. Он психовал, он был в глубоком отчаянии, и расслабиться не получалось никак. Военврач изо всех сил зажмурился, но ничего не менялось — изуродованное горло девушки булькало горячей кровью, а широко открытые глаза безжизненно смотрели в небо.

— Твою мать, ещё двое! — обрадовался Паштет, глядя в целеуказатель.

Один из появившихся из кустов сталкеров нагнулся над убитым и принялся непонятно возиться — тырил по карманам деньги, наверное. Или даже душил его, видать, не совсем ещё дохлого. Не любят сталкеры конкурентов, стараются избавиться от своих при первой же возможности, шакалы. Второй стрелял, но не в сторону Паштета, а назад, откуда пришёл. Видать, какая-то разборка у них там вышла. Ну и ладно, так даже лучше. Безопаснее.

Рядовой Голубев снова стал тщательно целиться, решая, кого из сталкеров завалить первым. Три! Три премии, пацаны! Торопиться явно не стоило, чтобы сгоряча не промазать.

— Что там? — крикнул Бандикут, не оглядываясь.

— Плохо! Всё плохо! — рыдающим голосом отозвался лейтенант. Он всё так же стоял над коленях над остывающим телом Марины, пытаясь сделать хоть что-нибудь. В голове вертелись совершенно ненужные обрывки из академических учебников. Наложить лигатуру… остановить кровь… отсосать кровь из лёгких… какого хрена, как и где он всё это будет делать в полевых условиях безо всяких материалов?! Тут даже «Баст» вряд ли помог бы, всё горло разворочено, артерия повреждена, ей дышать нечем…

— Не бросай!!! — отчаянно заорал Бандикут, оглядываясь. — Пробуй!…

Володя машинально вскинул взгляд на гнома, и у него вдруг перехватило дыхание. Так порой бывает, когда во время трансляции футбольного матча нападающий противников прорывается с мячом к воротам команды, за которую ты болеешь. Гола ещё нет, ещё может произойти всё что угодно, перед атакующим ещё двое наших защитников и вратарь, и сам форвард действует не слишком уверенно, сколько уже было таких случаев в первом периоде… Однако на этот раз ты почему-то чётко, с гранитной неотвратимостью, убеждён: через несколько секунд гол будет, не спасут ни защитники, ни голкипер, ни штанга, ни счастливый случай. И так оно и получается, оставляя тебя хлопать глазами и удивляться собственному предвиденью.

Сейчас Рождественский ощутил то же самое мгновенное мучительное ожидание гола в собственные ворота. Он хотел гаркнуть Бандикуту, словно опасно отвлёкшемуся водителю: вперёд смотри, дурак! Однако он не смог выдавить ни звука перехваченным от ужаса горлом. А ещё через мгновение в этом уже отпала необходимость.

Орден по-прежнему упорно не бил на поражение — однако пуля прилетела со стороны Барьера. Маленький сталкер коротко взвыл и упал ничком, его старый, наполовину самопальный скафандр звёздообразно треснул в районе правой лопатки.

— Суки! — закричал лейтенант, стоя на коленях и срываясь на хрип. — Вы же в своих стреляете! В своих!…

Оторвав одну руку от кровоточащего горла девушки, задыхаясь от ярости, он вздёрнул свой трофейный армган с модифицированным энергоблоком.

Рядовой Голубев по кличке Паштет даже не сообразил сперва, что произошло. Только что он лежал, целясь в третьего сталкера, чтобы присоединить его к двум предыдущим жмурикам, и предвкушая сумасшедшую цифру премиальных, а уже через мгновение его ослепила яркая вспышка, и густой кустарник, в котором он залёг, ярко вспыхнул, словно тот дурацкий куст из интерактивной «Библии в пересказах для детей». Завывая от ужаса, Паша выкатился из облитого пламенем куста. Он раньше не видел эту страшную штуку в действии, но прекрасно знал, что это такое. В их части армганы имелись на вооружении только у офицеров, сержантов и команд спецназа, ходивших в Академзону, а вот у бесноватых сталкеров это было самое ходовое оружие — жутко дорогое, но очень эффективное против тех механических мамонтов, с которыми им приходилось биться. Человека такая суперхрень кромсала в мелкую стружку за пару секунд.

Путаясь в отчаянно болтающемся на ремне «карташе», Голубев прямо с низкого старта, с четверенек рванул прочь от страшной Зоны, в которой безумные двуногие хищники куда опаснее огромных зверей на гусеницах. Сейчас ему уже было не до премий и не до орденов. Паштет вдруг остро ощутил, что его тупо могут убить — вот прямо сейчас, в этом сыром унылом лесу, и больше у него уже не будет ни пивняка по пятницам, ни сауны с пацанами и приглашенными девчонками, ни выездов на шашлыки, ни дачи, ни машины, ни жены Нинки, ни Наташки, совсем ничего не будет. И чем закончится 3D-сериал «Боевые псы Зоны», он так и не узнает… Последнее обстоятельство почему-то ужасало его больше всего: если потеря всего остального была неимоверно трагична, но в принципе естественна, то в мысли о том, что он так никогда и не узнает, кто именно из группы Аллигатора подставил своего харизматичного командира и упёк его в тюрьму, клубился совершенно непроглядный чёрный ужас. Это было неестественно и страшно, сериал не должен был оборваться вот так внезапно на самом интересном месте, он не имел на это никакого права…

Да и во всём этом на самом деле была заключена чудовищная несправедливость. Его-то за что?! Он ведь всегда играл на стороне белых — на той же, на которой играли Аллигатор, и те оперативники из «Бандитского Екатеринбурга», и бравые военсталы из комиксов… Он всегда был на стороне Закона, Порядка и Российского Народа. Так почему же эти ублюдки-полумутанты хотят отобрать у него жизнь? Что он им сделал, этим упырям?…

Паша Голубев успел сделать целых пять шагов, и в его сознании даже мелькнула мысль, что для того, чтобы сбить стрелку прицел, неплохо было бы броситься в сторону и дальше уходить зигзагами — так обычно делали ребята Аллигатора. Однако воспользоваться киношным рецептом он всё равно не сумел, потому что через мгновение второй выстрел лейтенанта Рождественского снёс рядовому Голубеву башку. Подпрыгивая, она покатилась по земле и остановилась, стукнувшись о сосновый ствол. Тело водителя по инерции сделало ещё пару шагов на уже подгибающихся ногах, безвольно выпустило из рук повисший на ремне «карташ» и только потом медленно, словно бы нехотя, повалилось в дождевую слякоть.

— Что там за одиночные выстрелы с правого фланга? — спросил в полутора километрах оттуда генерал Шикунов, крепко стукнув кулаком по борту вездехода, и ядовито уточнил: — Союзнички ваши палят?

— Сейчас выясню, — растерянно сказал начштаба, который уже сам сообразил, что в разработанной операции что-то пошло не так. Но сделать он ничего не успел, потому что из-за Барьера на правом фланге ударили лазерные лучи. Рухнули несколько скошенных деревьев, кто-то истошно закричал. Затарахтел пулемёт разворачивающейся в ту сторону бронемашины.

— Провокация! — скрипнув зубами, рявкнул Шикунов. — Открыть огонь по наступающим!

С короткой заминкой взвыли бомбомёты, зашипели лучи турельных лазерных метателей. Володя упал на Марину, закрывая её собой, но успел заметить, как там, где только что короткими перебежками наступал на них осмелевший отряд Ордена, взметнулась сплошная стена земли. Военные утюжили бывших союзников из всех имеющихся видов тяжёлого вооружения, и застигнутым врасплох фанатики теперь было не до беглецов.

Бандикут неуклюже, как краб, полз к лейтенанту. Кровь без остановки сочилась из пробоины в его скафандре.

— Что… Что с ней? — хрипел он.

— Живой, сволочь… — устало проговорил Рождественский, подняв в очередной раз контуженную голову.

— Хрен со мной, что с девкой-то, доктор-врач?!

— Я ничего не могу сделать! — сжав зубы, прорычал лейтенант, по-прежнему продолжая закрывать собой тело девушки, хотя комья земли от обстрела с неба уже не сыпались. Ближайших к Барьеру орденских преследователей военные уже зачистили и теперь перенесли огонь в глубь Зоны — там с громовым шипением заработали по армейскому подразделению турельные метатели Ордена.

И самое главное, военврач понимал, что ему уже некого прикрывать. С самого начала обстрела было некого. Он почувствовал это, когда всем телом навалился на неподвижную девушку. В ней не осталось уже ни капли жизненной энергии, которая понемногу полностью вытекла через пробитое горло, пока Рождественский безуспешно пытался реанимировать Марину. Теперь оживлять её было так же бессмысленно, как и Бордера.

Бандикут дёрнул лейтенанта за плечо, поморщившись от боли, подтащил к себе, заговорил, стукнувшись шлемом о шлем:

— Ты, сучонок, соберись, понял? Ты ещё и не такое делал! Ты бионик, в бога душу мать двадцать пять раз, или вафля невнятная?!

— Я не могу… — потерянно бормотал Володя, по щекам которого текли крупные слёзы досады. — Не могу… Уже слишком поздно… Всё.

— Можешь! — Бандикут подкрепил эти слова неожиданно мощным ударом кулака, от которого лейтенант крепко треснулся головой о затыльник шлема. — Можешь, доктор-врач! Можешь, понял, скотина? Делай!… — Он внезапно застонал, выпустил из обмякших пальцев скафандр Рождественского, начал оседать с мутью во взгляде — видимо, от боли силы стремительно покидали его, однако он всё равно упрямо пробормотал: — Спасай её, гад!…

— Я всё равно не удержу вас обоих. — Володя был потрясён гибелью женщины, которую, похоже, сумел полюбить за то короткое время, что они провели в Зоне. Но перед ним сейчас лежал умирающий человек, которого ещё можно было спасти. И эта насущная задача сейчас была единственным, что не позволяло лейтенанту сорваться в бездну отчаяния, что ещё удерживало его на плаву. — Дай бог тебя-то вытянуть… — Он протянул обе ладони к отверстию в защитном костюме Бандикута и прикрыл глаза.

— Ах, ты так?! — Собрав волю в кулак, карла отчаянным усилием выхватил нож и, вывернув руку, криво приставил его к своей шее, прямо к сонной артерии. — Пошёл в задницу, доктор-врач! Лечи девчонку, а не то полосну вон себе, и не будет тебе никакого пациента!

Несколько мгновений Володя с бессильной ненавистью смотрел на него, однако убедился: полоснёт не задумываясь. Бандикут был такой вредной бестией, что готов был отправить себя в ад, лишь бы сделать гадость лично Железному Доктору. Продолжая плакать, военврач снова занялся девушкой. Её горло показалось ему ледяным, кровь уже запеклась… или это стали такими горячими его пальцы?! Прислушиваясь к внутренним ощущениям, лейтенант почувствовал, как постепенно нарастает внутри долгожданное тепло, как бегут под кожей колючие искры… До боли закусив нижнюю губу, он ещё сильнее прижал ладони к чудовищной ране. Рождественского затрясло, словно от удара током, перед глазами поплыли разноцветные круги, сердце, казалось, замедлило своё биение и почти остановилось. Энергия из его ладоней мощным потоком изливалась в организм Марины, однако на этом всё и заканчивалось, потому что сияющий поток без малейшей задержки вытекал из неподвижного тела. Всё было бессмысленно — всё равно что пытаться наполнить решето водой из крана.

«А что, если я, спасая других, отдаю им часть собственной жизни?!» — внезапно пронеслась в голове Володи Рождественского чудовищная мысль. Честно говоря, к такому повороту событий он не был готов совершенно.

Он уже собирался с горестным стоном убрать руки с горла Марины, когда внезапно увидел, как её ресницы затрепетали.

— Жива! — изумлённо выдохнул лейтенант, хотя и понимал, что радоваться ещё рано. Теперь никак нельзя было убирать руки, пока ощущаются эти тёплые покалывающие искорки, даже если такой сеанс целительства обойдётся ему в половину жизни. Надо было срочно залатать эту предательскую дырку в горле, через которую утекала драгоценная энергия — и слава богу, что утекала она чуть медленнее, чем поступала от обезумевшего врача, иначе Марина ни за что не пришла бы в себя. И надо было держаться, держаться, несмотря ни на что, невзирая на усиливающийся шум в голове и пляшущие чёрные мушки перед глазами.

— Молодец, доктор-врач! — прохрипел Бандикут, который лежал рядом, приподнявшись на локте и жадно наблюдая, как военврач производит реанимационные мероприятия. Он не мог видеть и ощущать того же, что и Володя, однако понимал, что сейчас рядом с ним происходит настоящее чудо. — Молодец, не бросай её, вытаскивай, собака такая! Можешь ведь, лишенец!…

Внезапно его глаза закатились, и вредный карла упал на спину. Кровь продолжала расползаться из-под его тела, лицо у него стало совсем белым, словно у французского мима, и лейтенант Рождественский понял, что через несколько минут Бандикут умрёт от острой кровопотери.

Володя яростно застонал сквозь зубы. Нашёл время подыхать, чёртов гном! Нет, он определённо прилагал неимоверные усилия, чтобы достать Железного Доктора до самых печёнок. Двоих бионику, даже такому суперталантливому, не вытащить никак.

Военврач уже чувствовал, как серая муть застилает глаза. Спать хотелось смертельно. Даже не спать — тупо вырубиться, с разбегу ухнуть в сон, как в чёрное облако. У него просто не хватит энергии и сил, не хватит ни на что. Он не был уверен, что ему хватит их хотя бы на то, чтобы спасти Марину. Он гнал от себя предательские, отвратительные мысли о том, что в её мозге уже могли наступить необратимые последствия — после пятнадцати-двадцати минут клинической смерти тело ещё можно вернуть к жизни, но мозг уже никогда не восстановится, и человек превращается в бессмысленный овощ. И всё же он должен был попытаться спасти девушку — хотя бы потому, что Бандикут ради этого пожертвовал своей жизнью. Мелкой и никчёмной жизнью, надо признать, но чёрт возьми, до чего же красиво и эффектно он это сделал, маленькая сволочь. Смог бы лейтенант Рождественский так поступить на его месте?… Нет, сейчас ему ни в коем случае нельзя жертвовать собой, пока у него на руках два пациента. И выбирать придётся одного, обоих он не поднимет однозначно. И выбор очевиден. Марина — молодая девушка, ей ещё жить да жить, а ты уже старенький старичок, Бандикут. Простая арифметика. Спи спокойно, дружище…

Так рассудил лейтенант медицинской службы Владимир Рождественский.

Однако у Железного Доктора было своё мнение на этот счёт.

Не убирая одну руку с горла девушки, другой Железный Доктор дотянулся до коротышки и, кроя его трёхэтажным матом, от которого раньше у лейтенанта Рождественского завяли бы уши, с натугой подтащил к себе. Это усилие едва не стоило ему потери сознания, но Володя удержался на самой грани беспамятства. Несколько мгновений он собирался с последними силами, а затем положил ладонь на дыру в скафандре Бандикута, стиснул зубы и разделил поток энергии, направив его в два русла одновременно.

Некоторое время военврачу удавалось подпитывать своей жизненной силой сразу двоих умирающих. А потом он почувствовал, как медленно, но неудержимо проваливается в бездну. Он отчаянно пытался удержаться по эту сторону реальности, хватался за скользкие края вращающейся чёрной воронки, в которую его засасывало с невероятной мощью, однако непроглядная тьма обморока оказалась сильнее.

Эпилог

Они пролежали под перекрёстным огнём минут сорок — всего в паре десятков метров от Барьера. Володя несколько раз приходил в себя и снова терял сознание, потому что пытался одновременно удерживать на этом свете и Бандикута, и Марину — словно два полных ведра воды на вытянутых руках. На них никто не обращал внимания: три трупа, валяющиеся в луже крови, в пылу боя мало кого могли заинтересовать. Однако когда отгремели последние залпы и уцелевшие солдаты Ордена в панике отступили, бросив своё тяжёлое вооружение, уничтоженное военными, лейтенант Рождественский в очередной раз пришёл в себя. Он ощутил уже знакомый привкус омерзительного синтетического спирта и нашёл в себе силы скривить обожжённые крепкой алкогольной дрянью губы в подобии улыбки, потому что это означало, что он всё ещё жив.

Володя с трудом приподнял веки. На него злыми маленькими глазками смотрел сидевший рядом Бандикут, бледный как смерть, который старательно завинчивал крышечку на фляге.

— Живой, сучара, — облегчённо сказал он. — Сколько спирта на тебя извёл! Обидно было бы, если б ты помер после этого.

— Что… — попытался заговорить лейтенант, но губы плохо его слушались. Он чувствовал себя почти так же, как в книжном магазине после того, как придал ускорение мышцам — почти так же, только ещё хуже.

— Вроде всё кончилось, чё, — проинформировал Бандикут. — Наши победили, скоро парад, потом банкет. Потом танцы.

— Что… Что с Мариной? — с трудом выговорил Володя.

— Без сознания, но дышит. Рана затянулась. Что ж с вами делать теперь, а? — Полурослик сокрушённо покачал головой. — Ползите уже, что ли, к своим, голубки. Тут совсем рядом, доберётесь небось.

Володя приподнял голову. У него было такое ощущение, словно его долго отжимали в стиральной машине вместе с бельём. В теле, казалось, не осталось ни одной целой кости, однако лейтенант не был ранен — это болели все мышцы, словно он только что снёс с петель полдюжины железных дверей.

— Мне там нечего… нечего делать, Бандикут, — в два приёма пробормотал Володя. Глаза его закрывались, свинцовую голову неудержимо тянуло к земле. — Железный Доктор… он больше нужен здесь. Теперь это… теперь это и моя Зона…

— Почему я не удивляюсь? — спросил сам себя Бандикут, и сам же ответил: — Потому что ты идиот, доктор-врач. Я всегда тебе говорил, что ты идиот. Верно говорят, дуракам везде счастье. Лечить будешь таких уродов, как я? Тратить на них собственное здоровье? Оживлять, рискуя жизнью, чтобы их тут же ухлопали повторно?…

— Буду, — упрямо сказал Володя и замолчал, набираясь сил. — И мне… мне всё равно назад ходу нет, — проговорил он после длительной паузы.

— Это почему ещё? — насторожился полурослик.

Володя вытянул правую руку — ту самую, которой он выдрал из мозга Марины активную колонию наноботов в металлической сфере.

— Помнишь, как Растаман говорил… ей достаточно было бы прикоснуться… к президенту, чтобы перебросить… перебросить в его тело наники…

— То есть ты думаешь, что они залезли в тебя? — пошевелил мохнатыми бровями-гусеницами Бандикут. — Когда ты делал операцию и хватал руками их гнездо, как последний тупень?

— Кто его знает… Я бы на их месте так и поступил, если бы почувствовал опасность уничтожения… — Столь длинная фраза, выданная на едином дыхании, сильно утомила военврача, и он уронил голову на землю.

Маленький сталкер помолчал и осторожно спросил:

— Ты их что, чувствуешь?

— Нет… Но Марина тоже… Тоже ничего не чувствовала. В любом случае нельзя… мне нельзя за Барьер. Могу вынести эту заразу…

Бандикут огорчённо крякнул:

— Ладно, с тобой ясно. А с девчонкой-то что делать?

— Сейчас… — промямлил Володя и с превеликим трудом, в три приёма, кое-как поднялся на колени.

Изуродованное горло Марины представляло собой сплошной шрам, но шрам старый, заживший, словно бы двух-трёхмесячной давности. Лицо, волосы, грудь — всё было в засохшей крови, но девушка дышала легко и спокойно, будто спала.

— Пульс посчитай ей, — велел военврач.

— Чего? — не понял Бандикут.

— Пульс! Умеешь? Мне до неё лучше лишний раз не дотрагиваться. Вдруг заражу наноботами…

— У тебя уже шизофрения на почве наников, — неодобрительно заметил сталкер, но всё же взял девушку за запястье.

— Н-нормально… — проговорил Володя, когда Бандикут сообщил ему результат. Сосредоточиться на простейшем арифметическом подсчёте было тяжело, но с третьей попытки ему это удалось. — Косметологам, конечно, работы вагон… Ты-то как? Белый весь…

— Ещё бы не белый, — с каким-то злорадным удовольствием заметил Бандикут. — Вон сколько кровищи вытекло! Я бы сейчас тоже с удовольствием упал бы и провалялся пару суток в отключке. Но куда ж вы без меня, птенцы?

— Шок… гиповолемический шок может быть…

— Брось! Какой ещё шок? — фыркнул гном. — В первый раз, что ли? Не сдохну, если уж до сих пор не сдох. — Он пристально посмотрел на врача. — Но спасибо, что вытащил. Думал, тут мне и кранты пришли…

— Ты б не ел грибы бы эти… — пробормотал лейтенант, и оба тихонько, с подвываниями засмеялись, охая от боли и немощи.

Марина, словно разбуженная их весельем, открыла глаза и приподнялась на локте.

— Где мы?… — хрипло спросила она — похоже, голосовые связки всё же не восстановились до конца. Но это было мелочью по сравнению с тем, чего ей удалось избежать.

— Почти дома, — отозвался Володя.

— Горло болит… Меня что, ранили? Я помню, как бежала, Барьер уже совсем близко был виден… Потом ничего не помню…

— Ранили, да. Какая-то тварь с той стороны стреляла, — поведал Бандикут.

— Немного ранили… совсем немного… зацепило горло, — пересохшими губами подтвердил Володя.

— А мне показалось, что меня убили. Знаете, как пишут в журналах, когда человек видит себя сверху… Мне казалось, что я лежу, рядом — вы двое, кругом всё взрывается…

— Это контузия. Бывает…

Марина огляделась.

— Тихо… — с удивлением сказала она.

В самом деле, вокруг царила тишина. Всё то же солнышко, окончательно прорвавшееся сквозь тучи, ни ветерка, ни шевеления… Лишь где-то очень далеко рычали мощные моторы боевой техники.

— Теперь мы пойдём домой? — спросила девушка.

— Нет, Марина, — отозвался Железный Доктор, — мы пока останемся здесь. У нас… У нас срочные дела. А ты иди, всё спокойно… теперь тебя никто не тронет. Только ты это… шлем сними, чтобы тебя снова за сталкера не приняли.

Марина на четвереньках подползла ближе, наклонилась к нему и неуклюже поцеловала в щеку, потом в лоб. Потом повернулась к Бандикуту, но маленький сталкер ловко увернулся и скорчил рожу:

— Не-не, только без вот этого! Я не сентиментальный, красавица!

— Удачи вам, ребята. Спасибо… — Она посмотрела Володе в глаза. — Я найду тебя, лейтенант, слышишь? Когда ты вернёшься за Барьер. Я… — Девушка всхлипнула, решительно поднялась, чтобы не разреветься, сбросила шлем, расплескав по плечам длинные волосы, и, пошатываясь, пошла в сторону Барьера.

Марина ни разу не оглянулась, и Володе, который долго, мучительно долго провожал её взглядом, показалось, что она больше не сдерживает слёз, словно чувствует, что увидеться им уже не суждено. Он ощутил боль и, с тупым удивлением осознав, что стиснул кулаки так, что ногти впились в ладони, усилием воли ослабил хватку.

— Вот так и кончилась эта гулянка, — резюмировал Бандикут, снова доставая из чехла заветную флягу и отвинчивая крышечку. — Гуляли свадьбу — порвали два баяна. Не передумал, доктор-врач, а? А то вон иди с девочкой, догонишь ещё.

— Н-нет… — Володя едва нашёл в себе силы помотать головой и с трудом отвёл взгляд от девичьей фигурки, вплотную приблизившейся к Барьеру. — Я должен остаться.

— Тогда обмоем это дело и будем потихоньку собираться, — деловито распорядился карла. — Я ещё хочу позырить, что там полезного осталось от орденских покойников. У них снаряга серьёзная, выгодно сменять можно будет, чё.

Рождественский дрожащей рукой принял протянутую флягу, сделал глоток и вытаращил глаза. Он не видел, что Бандикут наливал туда в подвале у Растамана, но дрянь была почище той, что коротышка употреблял раньше.

Бандикут, блестя глазками, показал большой палец:

— Вот тебе эликсир, доктор-врач, тоже покойников подымает! Я тебя им и поднял.

Действительно, Володе сразу стало легче. Он понаблюдал, как сам Бандикут делает несколько больших глотков, и спросил:

— Как же ты снарягу… как попрёшь отсюда? Ты ж раненый, тебе бы отлежаться…

— А я не попру, я спрячу, — хихикнув, сказал Бандикут. — А потом мы с тобой сходим и притащим, когда поспокойнее станет. А пока пошли ко мне, доктор-врач. Отлёживаться в чистом поле — дурная идея. Заодно и дверь в каморке починим, каковую ты мне, собака, поломал, — рассудительно добавил маленький сталкер.

И протянул Володе руку — вставай, мол.

— Не опасаешься? — поинтересовался Рождественский, приподнимаясь на локтях.

— Что ты в меня наников перебросишь? — фыркнул полурослик. — Честное пионерское, это будет не самое плохое, что происходило со мной в Зоне. И кроме того, в спиртовой среде наноботы не живут. Мрут как мухи! Я же проспиртован насквозь, чё.

Они поднялись и, помогая друг другу, заковыляли в сторону бывшего Сеятеля — матерый сталкер Бандикут и новый обитатель Академзоны, Железный Доктор.