Роман Злотников, Василий Орехов

Империя наносит ответный удар

Авторское предуведомление

Уважаемые читатели!

Авторы считают своим долгом проинформировать вас, что они знакомы со знаменитым киносериалом «Звездные войны».

Авторы в курсе, что название этой книги совпадает с названием одного из фильмов сериала «Episode V: The Empire Strikes Back».

Авторы заверяют, что текст книги не имеет никакого отношения к легендарной эпопее Джорджа Лукаса.

Авторы отдают себе отчет в том, что кто-то может счесть себя оскорбленным, а кто-то задумается, дочитав до конца, но в любом случае полагают, что поступили правильно.

Приятного чтения,

Роман Злотников, Василий Орехов

Глава 1

— А что, уважаемый, не слишком ли это утомительно — два светила-то?

— Ну, быват… Но что ни говори, а два солнца для земледельца — большое подспорье в хозяйстве. Ярило вечером опустится за холмы, а над дальними горами Лабысло уже тут как тут. И катится по небу всю ночь, до самого восхода Ярилы. Ну и оно, конечно, те культуры, которые из титульного списка Императорской сельхозакадемии, начинают плодоносить сам-тридцать и сам-сорок. Я-то когда учился у вас на Светлом Владимире, видал, какие в тамошних магазинах овощи худосочные. То ли дело у нас: зерновые, скажем, колосятся, словно камыш на болоте, вишня опять же вырастает размером с клубнику, клубника — не меньше вашего яблока, а яблоко или, для примеру, помидор в одной руке не помещаются. Всякая культура, которая солнце любит, урождается у нас куда лучше и скорее, чем под прохладным земным светилом, однознак.

Пилот глидера чуть подал на себя потертый, весь в залысинах пластика штурвал, отчего глидер слегка задрал нос и перевалил через невысокую скальную гряду, густо поросшую лесом, состоящим из генетически модифицированной лиственницы и местных пород. Затем пилот вновь опустил машину до высоты, с которой, казалось, можно было рукой дотянуться до верхушек стремительно проносящихся под днищем деревьев.

— Конечно, есть свои трудности, куда ж без них, — продолжал он. — Для примеру, спать крестьянину совершенно не можно, когда круглые сутки светло как днем и иногда даже еще светлее. Поселяне давно уже перестали делать в спальнях окна, иначе совершенно не можно. Я когда на Светлом Владимире объявился, даже удивлялся поначалу — окна в спальнях, экое диво! Как же спать? — Пилот хохотнул. — А потом ничего, привык… Опять же огурец, скажем: он от такого количества света желтеет, сохнет и грустит всячески. Приходится его раз в сутки накрывать светоотражающей пленкой, чтобы отдыхал. И капуста обратно получается сухая и жесткая. И редис выходит пустотелый и горький. Зато вкусной моркови и картофелю родится столько, что успевай только бурты сколачивать. И свекла…

Далеко впереди блеснуло небольшое озеро. Пилот уверенно свернул к нему — видимо, для местных оно служило дополнительным ориентиром.

— Ясно, что на земледелие не только двойная звезда влияет. Тут и вода совсем другая, и состав почвы, и притяжение, и магнитные поля. А растение — оно ить как человек, чувствует, где живет: что-то угнетает его, что-то, наоборот, в рост пускает. Для растения важно, чтобы было достаточно солнца, воды и подходящего грунта. Быват, скажем, что солнца много, а почва — сплошной камень, пыль да песок, вон как остальные в нашей системе. Такие планеты для крестьянства непригодны. Правда, и с них польза государству имеется: их можно использовать как плацдармы. То есть вращается возле вражеского мира или мятежной провинции такая себе небольшая планетка, сплошь из камня, пыли да песка. Ну, или лед там многокилометровый, неважно. По приказу Александра Михайловича на ней тайно оборудуют военную базу, и — пожалте бриться. Неприятель только глазами лупает, когда у него в небе вдруг возникают несокрушимые русские армады. Он-то думал, что нам еще лететь и лететь бог знает откуда, а мы вот они: хаудуюду, мистер? Как почивали-с, на лаврах то есть?..

Пассажир уважительно кивнул:

— Это вы Ипалайский конфликт имеете в виду? Вот уж не думал, что у вас тут следят за внешнеполитическими новостями.

— А как же, мил-человек, а как же! Ты не смотри, что у нас губерния земледельческая, маленькая, от звездных трасс далеко, отчего в битвах не участвует и баз военных на ней нету. Во-первых, рекрутов мы в имперский флот регулярно отправлям, и краснеть за них нам еще ни разу не приходилось. Во-вторых, почитай, в каждой семье кто-нибудь да учился на столице. У нас, к примеру, дядя мой, теперь вон племянника отправлям. Умный парнишка, не то что мои охламоны… Да и все братья мои двоюродные образование имеют. Токмо учились поближе да подешевше. На Карелах, к примеру, или на Казачьем Посту, а кто и до Новшлиссельбурга добрался…

Пассажир вновь понимающе кивнул. На Новом Шлиссельбурге располагалась вторая по значимости и престижу сельскохозяйственная и лесотехническая академия Империи. И хотя она не значилась в списке патронируемых и содержалась в основном на средства Фонда Освоения и частные пожертвования, но средств этих хватало с лихвой. Так что оснащена она была едва ли даже не лучше Светловладимирской, да и по стоимости обучения ей не уступала. Единственное, на чем мог выиграть студент на Новом Шлиссельбурге, так это на стоимости жилья и более низком по сравнению со столичным уровне цен в губернии.

Пилот между тем продолжал:

— Так что всем, что в Империи и за ее пределами творится, — очень даже интересуемся. И во всеимперском чемпионате по кулачному бою за наших болеем регулярно, и сериалы бабы смотрят… И как живут городские, мы прекрасно знаем, потому как парады в День Тезоименитства, и концерты на День Флота, и Большую императорскую охоту завсегда смотрим по сети. И новости, особенно про внешнюю политику. У нас ведь тут тоже поозоровывают…

— И сильно? — заинтересовался пассажир.

— Да нет, не особо. Чтобы губернское ополчение регулярно с вражеским десантом воевало — от этого нас Александр Михайлович хранит, дай бог здоровья ему и долгих лет на престоле. Залетные лихие люди балуют, конечно, ну так на то мы и приграничный район. Всякое бывает. А ты варежку не разевай и будь готов отстоять свое добро с оружием в руках. Флот, чай, за каждым пиратским катером гоняться не может, у него государственная задача — содержать Российскую Империю в порядке и не допускать супостата в пределы. А с баловниками мы и сами справимся, люди привышные…

Пассажир усмехнулся. Да уж, разница в менталитете между подданными густонаселенных центральных миров Империи и окраин налицо. Если бы у границ так называемых цивилизованных губерний появилась хотя бы тень пиратского корабля, то СМИ тут же подняли бы крик: «Где флот?», «Что делают наши адмиралы?», «Куда уходят деньги налогоплательщиков?», «Почему подданные Империи не могут чувствовать себя в безопасности даже в центральных провинциях?» А тут — «сами справимся»… И ведь справляются же, черт побери!

— Кроме земледельческих хуторов, есть у нас тут всякие охотницкие артели, большие и малые, — снова вернулся к рассказу о родной губернии пилот. — Дичи, стало быть, в окрестных лесах много водится, только не всякую есть можно. Златоглавок вот нельзя, и трупырей, и более всего листвяников — на кровавый понос изойдешь. Зато хорошие шкуры и крепкие кожи. Рыбу ловят, только помаленьку: неудобно, да и невкусная. Золотишко моют старатели, но тоже по малости — выход породы слишком скудный и лететь до нас далеко, чтобы государству была выгодна промышленная добыча. Вот и все. Кожевенный заводик, пушная мануфактура, таможенка, сувенирные кустари, лесопилка, пара больших ферм-комбинатов, на которых выращивают свиней, коровок, кур и кролей. Не центральные провинции, конечно, на каждой из которых десяток таких губерний, как наша, помещается, но жить очень даже можно.

— А что молодежь, после учебы в столице не остается ли? — поинтересовался пассажир.

Пилот почесал бороду свободной рукой.

— Ну… быват, и остается. Вон у Пронькиных, Витальки младшего дочка, во время учебы замуж выскочила и осталась. У Джабраиловых опять же, старшего Козьмы сын, Марат, тоже. В полиции служит на Новом Шлиссельбурге. Остаются, как же не оставаться, ведь там и развлечения всякие городские, и денег побольше… Токмо большинство все одно возвращается. Потому что… Как бы объяснить тебе, мил-человек… Вот, бывалоча, выйдешь на закате Ярилы из дому, после баньки-то, сядешь на завалинке с кружкой лимонникового чаю или свежесваренного пива, прихлебываешь потихоньку, поглядываешь на дальний лес, любуешься на крошечные Макошь с Радуницей, что наперегонки бегут по небу, — и такая любовь к сердцу подступает, таково становится хорошо, что даже в глазах начинает щипать, ровно у бабы глупой. Родина, уважаемый! Родина…

Глидер миновал приметное озерцо и направился к вздымавшимся на юго-востоке холмам.

— Н-но, пшла, дура!

Почесывая спину кнутовищем, хуторянин деловито загонял в распахнутые ворота хлева коровку. Животное протяжно мычало, жалобно зыркая на хозяина выпуклым блестящим глазом. Не обращая внимания на мольбы подопечной, тот попинывал ее в корму, добиваясь, чтобы она попала в створ ворот с первого раза. Коровка была неповоротливой, как танк, и на воротах виднелись отчетливые глубокие вмятины от предыдущих столкновений.

— Давай, давай, Бусечка! Куда пошла? А ну, стой!

Коровка Буся, бессмысленно вращая глазами, двинулась боком и с грохотом врезалась в сетчатый металлический забор. Селянин с проклятиями бросился к ней и начал плечом оттирать в сторону хлева.

— Ну, давай же, родимая… Пошла, бестия, кому говорят!

Брюшко Буси вдруг конвульсивно сократилось и плюнуло в человека едким секретом. Чуть отклонившись и пропустив мимо себя жгучую петлю изумрудного цвета, которая вдребезги разбилась о забор, хуторянин совсем рассердился:

— Ах ты, стерва… — Он отвесил коровке могучего пинка по филейной части корпуса, и животное снова развернулось мордой к воротам. — Пошла, дщерь греха! Давно кнута не пробовала? Сейчас выпросишь — угощу!

Коровка кнута не хотела, поэтому снова покорно двинулась к воротам — и с размаху слепо врезалась в них грудным панцирем. Хозяин набрал в легкие побольше воздуху, чтобы от души выматерить бестолковое животное, но в этот момент у него на запястье затрещал, запиликал суматошно электронный браслет. Хуторянин бросил на него недовольный взгляд и тут же подобрался: браслет сигнализировал, что в доме сработала радарная система.

— Все, подруга, некогда мне больше с тобой вожжаться! — Резким движением он вонзил кнутовище между жестких чешуек панциря коровки и сжал рукоятку в пальцах. Слабый электрический разряд уколол животное в нежную мякоть, и оно, взбрыкнув четырьмя лапами из восьми и протестующе взревев, все-таки ухитрилось протиснуться в хлев, ободрав панцирные бока о створки ворот. Большая вымахала, зараза, четыре панциря за год сбросила, красавица. Снова надо расширять помещение.

Быстро заперев хлев, хуторянин бегом бросился в дом.

На радаре отображалась мерцающая красная точка. В зону действия радарной системы вошел небольшой глидер, который стремительно приближался с северо-запада. Места здесь были неспокойные, на планете порой высаживались шайки космических отморозков с территорий американского фронтира, интересовавшихся старательскими артелями и продуктами, которые можно было отобрать у местных фермеров. Разумеется, обычно для пиратов все заканчивалось плачевно, однако местный люд был настороже. Береженого, как известно, святые угодники берегут.

Забрав в сенях прислоненный к стене «баринов», хуторянин вышел на улицу и, приложив ладонь козырьком ко лбу, посмотрел в вечернее небо. На горизонте, на фоне пылающего местного заката, показалось продолговатое пятнышко глидера. Такие модели не были приспособлены для межпланетных перелетов, соседи использовали их, чтобы перемещаться по губернии, но это еще ничего не значило.

Жесткое, продубленное излучением двух солнц лицо прорезала хмурая усмешка, и хуторянин, вскинув «баринов», текучим, ловким, совершенно не характерным для крестьянина, более свойственным танцору движением скользнул вперед и в сторону, к покосившемуся овину.

Легкий катер опустился на пастбище за домом, неподалеку от Бусиного хлева, пустив воздушную волну по зарослям травы. Заслышав чужака, коровка заволновалась и заскреблась в своем домике, словно жук в спичечном коробке. Глидер действительно оказался соседский, однако хуторянин продолжал держать его в рамке пассивного широкоугольного прицела, пока сосед Никодим не откинул прозрачный колпак кабины, не вылез из катера и не свистнул условным свистом, который обозначал, что все в порядке.

— Родим Афанасьевич, ты здесь? Вылазь! — крикнул гость, озираясь в поисках хозяина. — Свои!

Выйдя из-за овина и забросив «баринов» за спину, хуторянин степенно поздоровался с соседом.

— Здоров будь, соседушко, — приветствовал он гостя и замолчал. А чего болтать-то? Раз сосед наведался — значит, дело у него. А раз у него дело, так пусть сам разговор и затевает.

— Гостя я тебе привез, Родим Афанасьевич, — ответил тот, и тут же с заднего сиденья глидера донесся старческий, но энергичный голос:

— Однако помогите же спуститься, молодые люди!

Из кабины высунулась абсолютно седая голова. На вид пассажиру было лет сто — сто двадцать, хотя вел он себя для своего возраста довольно бодро. На нем был изысканный городской костюм. Переносицу пассажира оседлало стильное позолоченное пенсне (впрочем, как называется эта очередная новомодная форма веб-коммуникатора, пилот узнал, только спросив у пассажира при посадке).

— Никодим, друг мой, примите информаторий!

Сосед поспешно подхватил чемоданчик, который старик подал ему из кабины. Видимо, этот багаж был слишком дорог гостю, чтобы доверять его грузовому отделению. Хуторянин подставил руку, и седой пассажир, опершись на нее, с трудом спустился по крутой металлической лесенке.

— Старость — не радость, — пожаловался он, ступив на твердую почву, и без всякого перехода восхитился: — Какой воздух, какой пейзаж! Какие цветы! Когда уйду на покой, лет через двадцать, непременно прилечу к вам жить. Найдется у вас тут немножко землицы для престарелого профессора?

— Да вон, полная долина, — добродушно махнул рукой Никодим. — Приезжайте и живите где хотите. Или в Озерках, с людьми, если есть желание. С домом поможем, с семенным фондом тоже. Оружие дадим. Своих не обижаем. А с таким соседом, как Родим Афанасьевич, вообще ничего не страшно.

Хуторянин хранил спокойное молчание. Как видно, он был не из говорунов.

— Спасибо, молодой человек! — Профессор благодарно улыбнулся, а потом хитро прищурился и, развернувшись к хозяину хутора, спросил, глядя на собеседника поверх пенсне: — Так вы, значит, и есть тот самый знаменитый охотник?

Тот пожал плечами.

— Не охотник я. Хуторянин.

— Ну да, — прогудел Никодим, — хуторянин… А кто каждый год по осени привозит на сборный пункт потребкооператива под полсотни шкур росомах? Это ж не каждая охотничья артель столько за сезон скрадывает…

— Ну и что? — пожал плечами Родим. — Артельным-то по лесам за росомахами приходится гонять, сторожить, а ко мне они сами приходят. Места-то глухие. Их тут — как мошкары…

— Вот-вот, — закивал головой пассажир, — это очень хорошо, очень… Кстати, позвольте представиться — Вельяминов, Федор Степанович.

— Родим, — откликнулся хуторянин. — Пестрецов.

— Крайне приятно. — Гость покосился на ствол «баринова», торчавший у правого бедра собеседника: — Серьезная вещь, однако! Армейский вариант, если не ошибаюсь? Чем же, позвольте спросить, вызваны столь строгие меры предосторожности с вашей стороны? Никодим еще в воздухе запугал меня, что вы запросто можете сбить нас при посадке. Неужели мы похожи на бандитов?

Хозяин лениво пожал плечами.

— Кто ж вас разберет? Глидер вроде знакомый, да откуда я знаю, кто на нем летит? На брюхе у него не написано.

— Я же говорил, профессор, — встрял Никодим, — озоруют тут у нас всякие придурки. В прошлом месяце вон одни уроды семью Исуповых в заложники захватили. С хутора Пашкин Лес. И на их же глидере полетели к лагерю старательской артели Кузьмы Оглобли. Думали врасплох застать. Только когда вывалились из глидера, получили в упор залп из старательских «бариновых». А потом еще один. И пожалте бриться. Те, кто выжил в перестрелке, потом очень удивлялись, как так получилось и почему налет не удался.

— А с семьей что? — обеспокоенно вскинулся профессор.

— Так с ними только двое охранников осталось. Вон Родим Афанасьевич с парой наших, что недавно из армии вернулись, баловников и скрутили.

— И вы, значит, тоже в армии служили? — профессор окинул уважительным взглядом крепкую фигуру хуторянина.

Тот молча пожал плечами, будто не поняв вопроса, а Никодим даже удивился:

— А кто не служил-то? Самое мужицкое дело — императору служить и родину от супостата оберегать.

Профессор вздохнул:

— Ну, в столице не все так думают, особенно из молодежи…

От такого заявления Никодим даже глаза вытаращил. Это как же так — в армии не служить и продолжать мужиком считаться?! Да где ж это видано?.. Впрочем, кто их, столичных, разберет. Он когда учился, слыхивал, что есть мужики, которые с другими мужиками заместо женщин живут. Такие, ясно дело, и служить не пойдут, потому что не женское это дело, так что все возможно…

— Но кому же это могло прийти в голову напасть на подданных русского императора? — снова вернулся к теме озорников профессор. — Все ведь знают, что у Александра Михайловича с мародерами разговор короткий.

Хозяин хутора вновь молча пожал плечами. Никодим пояснил:

— Я же и говорю — придурки. Потому как думали, видно, что медвежий угол у нас тут, никто и не узнает, кто созоровал, а ежели и узнает, то где мы, а где император — Александру Михалычу, мол, и делов-то нет до того, что происходит на окраинных планетах державы… Ну и вот. Те, что выжили после нападения, числом немного, трудятся сейчас в поте лица на рудниках Его Императорского Величия. Лет через шесть, глядишь, выйдут высочайшим указом на поселение, ума-разума набравшись… Ну, пес с ними.

Все согласно покивали, а затем Вельяминов, осторожно сняв пенсне-коммуникатор и начав протирать его белоснежным шелковым платочком, обратился к хозяину хутора:

— Однако я до сих пор не поведал, по какой причине прибыл. Видите ли, уважаемый Родим Афанасьевич, дело в том, что я ученый. Ксенобиолог. Пишу научную работу по эндемичным видам местной фауны. Про божьих коровок ваших, про листвяников, про костоеда. И, в частности, очень интересуюсь повадками и ареалом обитания полосатой росомахи. Крайне любопытный хищник, смею вас заверить! Аналогов ему в изученной части галактики просто нет. На планете я уже почти неделю, все пытался увязаться с охотниками, но они брать меня с собой опасаются, потому что, дескать, я человек пожилой, мало ли что со мной в лесу приключиться может. А вы, Родим Афанасьевич, человек в местной общине уважаемый и охотник знатный. Вот мы и решили с окружным старостой, что вы способны мне помочь, ибо наверняка досконально изучили все повадки сей зверюги. Не окажете ли вы любезность поведать мне все, что знаете о полосатой росомахе? В каких местах предпочитает рыть норы, чем охотнее всего питается, как охотится…

— Родим Афанасьевич, — произнес Никодим умоляющим тоном, — не откажи, соседушка. Обчество очень просит тебя сподмогнуть уважаемому господину профессору. А то прямо нехорошо получается. Человек со столицы летел, понимаешь, через все пиратские территории, через пояс Лагранжа, головой рисковал ради торжества российской науки, а его никто из наших не привечает. Прямо скажем, стыдоба. Приюти человека, а? Расскажешь ему, что знаешь, про андичменный вид местной фауны.

Хуторянин окинул взглядом профессора и Никодима, глядевшего на него с крайне просительным видом, и неожиданно улыбнулся.

— А и хорошо.

— Отлично! — обрадовался профессор. — Спасибо вам огромное, уважаемый Родим Афанасьевич! Никодим, друг мой, выгружайте скорее багаж, пока хозяин не передумал.

Подхватив свой информаторий, он уверенно двинулся к жилищу хуторянина. Хмыкнув в бороду, Никодим переглянулся с хозяином и потешно сморщился. Столица, мол, без няньки никак…

Никодим быстро выгрузил из глидера пожитки профессора, отказался остаться на ужин, сославшись на вечернюю дойку коровок и кучу других повседневных забот, и улетел. Проводив катер соседа взглядом и махнув ему вслед рукой, Родим взялся споро носить вещи Вельяминова в дом, как тот ни пытался таскать чемоданы самостоятельно. В итоге профессору удалось сделать только две ходки, перенеся загадочный информаторий и небольшой дорожный несессер с медикаментами. Когда он в очередной раз вернулся на пастбище за домом, вещей там уже не осталось.

— Вот тут располагайтесь, — Родим провел профессора по коридору и распахнул дверь в гостевую комнату. — Белье все чистое, только что стиранное. Разбирайте вещи, а я пока повечерять сделаю.

— Повечерять я бы не отказался! — оживился Федор Степанович. — Хотя, впрочем, у меня с собой академический экспедиционный паек.

Родим, который с отлетом соседа стал несколько более словоохотливым, с недоумением посмотрел на гостя, а затем покачал головой:

— Это вы для столиц оставьте. У меня картошечка свежая, сочная, мяско, грибочки. Овощи прямо с грядки. Сейчас все сготовлю в один момент.

— О, прошу прощения, — смутился профессор. — Но тогда уж я угощаю алкоголем. «Боярская». Из самой столицы вез.

— Это дело! — одобрил Родим. — Пивал когда-то, уважаю. — Он бросил на профессора взгляд, в котором опытный человек мог бы прочитать легкую иронию, искорку интереса, одобрение и где-то глубоко — следы какой-то затаенной горечи. Впрочем, эти самые следы, похоже, были в глубине его глаз практически постоянно. Вот только разглядеть их смог бы разве что очень опытный физиономист. — Так что переодевайтесь во что посвободнее, сполоснитесь с дороги — и милости прошу к столу. — С этими словами хозяин хутора прикрыл за собой дверь.

Оставшись один, профессор, вместо того чтобы сразу заняться распаковкой вещей либо залезть под душ, присел на кровать и, вновь сняв пенсне, принялся сосредоточенно его протирать. Судя по всему, это был привычный жест, означавший, что профессор Вельяминов над чем-то глубоко задумался. Закончив протирку, он вновь водрузил пенсе на нос.

— Вам помочь чем-нибудь? — поинтересовался профессор, спустя четверть часа объявившись на кухне и наблюдая, как Родим моет корнеплоды.

— Ай, бросьте, — добродушно отмахнулся тот. — Вы барин городской, непривышный. С Александром Михалычем, наверно, в Золотом зале за руку здоровались. Вам, небось, картошку прислуга чистит, а еду личный повар готовит с Ниппона VII.

— Точно так-с, — чуть виновато согласился Вельяминов. — Времени, знаете ли, совершенно нет самому заниматься стряпней. Однако я, милостивый гоcударь, родом из такой же губернии, как ваша. Малый Алтай — может быть, слышали?.. Так я и думал. Десятый ребенок в семье. Сызмальства приучен ко всякой работе. Да и сейчас люблю ходить с друзьями в походы в лесную глушь. Прислугу мы с собой не берем, поваров тоже. Ну, где у вас тут ножик?

Борода Родима раздвинулась в одобрительной усмешке.

— Вот, — сказал он, подавая профессору требуемый инструмент. — А я тогда займусь грибами. Будете грибы? Соседка вчера привезла.

— Честно говоря, ни разу не пробовал местных грибов, — признался гость.

— Попробуйте непременно. Либо полюбите на всю жизнь, либо возненавидите. По-другому не бывает.

Ножом старичок действительно орудовал умело. Стружка с картошки лилась непрерывной, тонкой и прозрачной струйкой.

— А что, полосатая росомаха-то, — нейтральным тоном произнес Родим, щедро прополаскивая почищенную картошку под краном: гидроциркуляция в его доме была замкнутого цикла, поэтому воду можно было не экономить. — Неужто такой важный зверь, что ради него стоило лететь в такую даль, да еще и головой рисковать?

— Ну, не скажите, любезный Родим Афанасьевич! — горячо возразил профессор. — Не буду убеждать вас, что фундаментальные исследования, не приносящие сиюминутной пользы, крайне важны для развития человеческого знания в целом, все равно не поверите — вы ведь практик до мозга костей, почвенник и добытчик, крепкий хозяин, что вам до абстрактного знания. А вот Александр Михайлович прекрасно понимает, что чем больше проводится изысканий в самых различных областях науки, тем более мощный интеллектуальный потенциал приобретает держава в целом. Император не жалеет денег на неприкладные научные исследования, и нередко это, кстати, совершенно неожиданно приносит живую пользу. К примеру, кто мог предположить, что изучение учеными нашей кафедры особенностей передвижения улиток Бочарова с Эребуса XII позволит разработать оригинальную и весьма эффективную ходовую часть для новых штурмовых танков «Китоврас», способных перемещаться по совершенно непроходимой местности и даже по практически отвесным стенам? А изучение поверхностного покрова костяных акул с Радужной Океании дало возможность разработать такое внутреннее покрытие для трубопроводов, что потери на трение снизились в десятки раз, а скорость обрастания — в сотни. Экономический эффект только от этого одного усовершенствования в масштабах Империи составил почти сто восемьдесят миллиардов полновесных платиновых рублей. А поначалу, когда исследования на Радужной Океании только разворачивались, тоже раздавались возгласы, что мы-де зря расходуем государственные средства.

— Ладно-ладно, сдаюсь, — поднял обе руки Родим. — Убедили. — Наполнив водой кастрюлю, он поставил ее на плиту. — Это для грибов. Грибы бесперечь нужно опускать в крутой кипяток, не то не раскроются и аммиаком будут попахивать. Займитесь, когда справитесь с картошкой, а я пока мяско пожарю.

— Под вашим руководством готов к любой черной работе, — по-флотски, двумя пальцами козырнул профессор.

— А вы забавник, — улыбнулся хуторянин, который совсем уже отмяк и ничем не напоминал того хмурого и нелюдимого бирюка, который встретил их с Никодимом на дворе.

Когда ужин совместными усилиями был готов, хозяин пригласил гостя к столу. Профессор принес из своей комнаты бутылку «Боярской» и медицински точно наполнил две тонкостенные стопки.

— Ну, с прибытием, — провозгласил первый тост хозяин.

Они выпили, крякнули разом. Родим хрустко закусил крепкобоким соленым огурцом, Вельяминов с аппетитом потянул к себе свежезасоленную селедочку.

— Хорошая штука, забористая, — одобрил Родим. — Душевная. «Поставщик двора Его Императорскаго Величества», — с явным удовольствием прочитал он на этикетке, — как же, как же! С уважением. Хотя наша местная однознак не хуже. Тем более что у нас ее чистую и не пьют вовсе, всяк свои настойки делает. Давайте-ка я вам налью, попробуете. — Он открыл дверцу кухонного шкафчика и извлек из него небольшую пластиковую канистру, на треть заполненную прозрачной жидкостью, слегка окрашенной в благородный медовый оттенок. — Частить не будем! — сразу предупредил хозяин, разливая жидкость по рюмкам. — Ибо напиваться срамота есть и грех пред лицом Господа нашего Иисуса Христа. Давайте-ка сначала картошечки горяченькой с мяском.

Профессор Вельяминов с удовольствием воздал должное великолепной рассыпчатой картошке и жареному мясу, которое прямо таяло на языке. Через некоторое время дошла очередь и до второй рюмки.

— Прекрасно! — восхитился старичок. — Просто изумительно! Пьется, как родниковая вода, и аромат невероятный. Можно даже не закусывать. Из чего вы ее делаете?

— Настаиваем на одной местной травке, — хмыкнул очень довольный Родим. — Но это скорее для аромату. А так — все по вековым дедовским рецептам. Возгонка, двойная очистка, на березовом листу…

— Почему бы вам не продать рецепт в метрополию? — поинтересовался Федор Степанович, удовлетворенно почмокивая и наслаждаясь послевкусием.

— Промышленное производство, однако, невыгодно будет, — пояснил Родим. — Возни много, дорого. Либо надо упрощать рецепт для экономии, а это уже баловство — потеряется весь смак. Если только открыть трактирчик в столице и готовить понемножку, для постоянных гостей, из тех, у кого деньги водятся… Но мне это ни к чему. Не люблю я столицу: шум, гам, суматоха, сплетни и слухи — продыхнуть негде. То ли дело здесь: тишина, благодать, я головизор неделями не включаю, и, поверите ли, совершенно не тянет. — Он взял с блюда истекающий сладким паром гриб и начал деловито разламывать ножом полураскрывшиеся от кипятка хитиновые створки. — Кушайте, не стесняйтесь. Я сам до них большой охотник.

Грибы профессор оценил, и весьма высоко.

— Такое ощущение, что я зря держу дорогого повара, — признал Вельяминов, отложив вилку и с трудом переводя дух после сытной трапезы. — Честно говоря, сегодня вам неоднократно удалось удивить мои вкусовые рецепторы. Казалось бы, за столько лет каких только изысканных деликатесов не попробовал. И на тебе — самые простые ингредиенты, самая простая кухня, а какой эффект!..

— Здоровая все пища, полезная, — степенно согласился Родим. — Натуральная. Для желудка весьма пользительно. — Он неторопливо собрал со стола грязную посуду, остатки еды и раковины грибов отправил в утилизатор, тарелки же отнес в мойку. — Кстати, — произнес он, повернувшись, уже совсем другим тоном, — если вам не сложно, милостивый государь, не потрудитесь ли объяснить, для чего это я вдруг понадобился Второму управлению?

Профессор изумленно вскинул на него взгляд, после чего снял пенсне и от души рассмеялся.

— Ну вы даете, голубчик, — проговорил он, смахивая слезы. — А ведь Александр Михайлович предупреждал меня… Ой! А вы когда-нибудь рыбачили на Эпсилоне Эридана, Родим Афанасьевич?

— Рыбачил, рыбачил, — насмешливо подтвердил Родим, скрестив руки на груди, — только все время попадалась мелочь, и я ее выпускал обратно. Не беспокойтесь, Федор Степанович, я знаю пароль. Или вы на самом деле не Федор Степанович?..

— Видите ли, вы и ошиблись, и нет, — отозвался профессор. — Вельяминов Федор Степанович, точно так-с. И не имею никакого отношения ко Второму управлению. Действительный член Академии наук Его Императорского Величества. И меня в самом деле очень интересует полосатая росомаха и ее повадки. Но у меня к вам, кроме всего прочего, крайне важная миссия. Не скажу, чтобы я был близким другом императора, но один из его знакомцев. Причем из тех, которым он вполне доверяет. Потому иногда нагружает меня некоторыми личными поручениями… Я привез вам послание от Александра Михайловича.

В кухне воцарилась мертвая тишина. Сделав многозначительную паузу, профессор пытливо посмотрел на замершего Пестрецова.

Прошла секунда, две, три. Наконец хуторянин шевельнулся, с трудом прочистил горло.

— У меня нет ключа, — хрипло произнес он.

— Александр Михайлович сказал, что следует воспользоваться ключом вашей последней операции.

— Ах, даже так?.. — Пестрецов бросил на профессора короткий внимательный взгляд. На скулах его четко обозначились желваки, скрипнули до боли стиснутые зубы. — Ну, что ж… Печеный лосось в багряном небе плывет не спеша.

С каждым словом озабоченные морщины на лбу Вельяминова разглаживались все больше и больше, и когда Родим закончил, профессор молча и безмятежно смотрел отсутствующим взглядом в пространство за его правым плечом. Охотник провел ладонью перед глазами гостя — зрачки Вельяминова не отреагировали.

— Извольте начинать, — произнес Родим.

Профессор тут же ожил, выпрямился на табурете. Его согбенный годами позвоночник распрямился, сутулые плечи развернулись. Перед Родимом теперь сидел совсем другой человек — сильный, властный, с военной выправкой и стальным взглядом владыки. В углах рта Вельяминова пролегла глубокая горькая складка, какой не было раньше, — след безмерной усталости от непосильного груза постоянной ответственности, след бессонных ночей и принятых на душу крайне тяжелых решений.

— Здравствуйте, Родим Афанасьевич, — проговорил профессор уверенным, четким голосом. — Если вы сумели вспомнить секретный ключ доступа семилетней давности — значит, это сообщение предназначено вам. Пожалуйста, постарайтесь дослушать меня до конца…

Человек, называвший себя хуторянином Родимом, слушал то, что говорил ему император с лицом профессора Вельяминова, и его собственное лицо приобретало все более и более серьезное выражение. Когда профессор веско произнес: «Это все. До свидания, Родим Афанасьевич» — и замолчал, он на всякий случай выдержал паузу секунд в десять, а затем сказал:

— Хорошо, Федор Степанович. На счет «пять» вы выйдете из транса — легко, спокойно, вас ничто не испугает. Раз… два…

Когда хуторянин дошел до счета «пять», Вельяминов очнулся. Его плечи разом опустились, профессор привычно ссутулился, встревоженно глянул на собеседника снизу вверх:

— Все в порядке, Родим Афанасьевич? Похоже, вы слегка озадачены.

— Да, Федор Степанович, большое спасибо, — невпопад ответил тот, потирая ладонью подбородок, причем так, будто на нем уже не было густой и несколько неопрятной бороды. Похоже, сейчас перед профессором сидел уже совершенно другой человек — не тот, который встретил их с Никодимом на дворе хутора, и не тот, с которым они весьма приятственно опрокинули за ужином пару стопок. — Вы прекрасно справились с заданием. Не обращайте внимания.

— Значит, завтра мы с вами идем на росомаху? — повеселел профессор.

— Завтра… — Родим поднял глаза. — Да, завтра идем. Но прошу меня простить, много времени я вам уделить не смогу. Похоже, мне придется кое-куда съездить… Но вы не обижайтесь, я вас сведу с местными охотниками. Они сподмогнут. — Он подмигнул, на мгновение вновь превратившись в прежнего хуторянина.

Профессор вздохнул.

— Это вряд ли, Родим Афанасьевич, я уже пытался…

Родим улыбнулся.

— Не волнуйтесь, Федор Степанович, я их уговорю.

И это было сказано так, что профессор тут же повеселел. Ибо однозначно поверил: уговорит. А Родим между тем продолжал:

— А теперь давайте-ка напоследок еще по рюмочке «Боярской». И поведайте мне, бога ради, какие у вас в центре нынче самые свежие закулисные сплетни. Живем тут, у черта на рогах, прости господи, как на необитаемом острове, оторванные от самой необходимой информации…

Глава 2

Шесть дней спустя некий довольно невзрачный на вид, чисто выбритый господин, одетый в среднестатистический костюм и с совершенно обычным чемоданом в руке, неторопливо спускался по эскалатору терминала «W» Альпинского космопорта.

Альпинский космопорт был одним из крупнейших международных транзитных узлов, в котором вечно бурлила жизнь. Он ежедневно пропускал через себя миллионы пассажиров и сотни тысяч тонн различных грузов. Однако терминал «W», как и следовало ожидать, исходя из индекса, был одним из самых дальних и захолустных терминалов космопорта. Он использовался для обслуживания частных и нерегулярных рейсов и ничем не напоминал такие монстры, как терминалы «А», «В», «С», вечно забитые толпами народа, или даже гораздо более скромный «О», с которого осуществлялись внутрисистемные каботажные рейсы. Скорее он был похож на космопорт захолустной аграрной планетки, принимающий корабли, как говорится, раз в год по обещанию. Хотя на самом деле с десяток рейсов за сутки на него все же приходилось.

В это время суток зал ожидания терминала был практически пуст. Скучала за стойкой регистрации девушка в небесно-голубой форме. Тянуло свежеприготовленным кофе со стороны маленькой импровизированной закусочной, под которую был отгорожен дальний конец зала. В фонтане, украшавшем центр вестибюля, плескались зеркальные карпы. Изредка распахивались автоматические стеклянные двери, выпуская наружу прошедшего регистрацию пассажира. На диванчиках вдоль стен расположилось человек пять — в ожидании своего рейса они читали, курили, жевали прихваченные из дому бутерброды или просто тупо пялились на большую плазменную голопанель, висевшую над информационным табло. На ней сплошным потоком крутились рекламные ролики — привычная жвачка для мозга обывателя.

Неприметный господин спустился с эскалатора и остановился, видимо, прикидывая, направиться ему прямо к стойке регистрации или сначала заскочить в закусочную — глотнуть дрянного, но все же слегка разгоняющего сонливость кофе. И в этот момент сверху послышался шум. Люди на диванчиках прекратили жевать и обеспокоенно вскинули головы. Девушка за стойкой нервно облизала губы и одернула форменную блузку. И только невзрачный господин никак не отреагировал на внезапно возникшую причину обеспокоенности остальных.

Спустя пару мгновений источник шума показался на соседнем эскалаторе. На движущуюся лестницу шумно, с топотом и выкриками, выкатилась внушительная компания пестро одетых молодых людей. Некоторые были в драных кожаных футболках, некоторые в потертых брезентовых куртках с эмблемами каких-то клубов, играющих непонятно где и непонятно во что, некоторые в модных коротких балахонах с капюшонами, похожих на средневековые монашеские одеяния. Бритая наголо голова одного из них оказалась раскрашена флуоресцентными красками под череп некоего неведомого, но несомненно хищного существа. Двое были в дешевой имитации штурмовых армейских шлемов, украшенных звездно-полосатым флагом и изображением белоголового орлана (рекламно-вербовочный отдел Министерства обороны Соединенных Миров, как всегда, был на высоте), еще один щеголял высокими армейскими ниппонскими ботинками с пневмоусилителями. Почти у всех слезились глаза и покраснели уши — верный признак того, что они совсем недавно закинулись «черным одуванчиком» или какой-то подобной наркотической дрянью. Банда хичеров явно искала развлечений.

Одинокий пассажир окинул подростков безразличным взглядом и равнодушно отвернулся. Но со стороны хичеров раздался обрадованный рев:

— Гля! Деревенщина!

Главарь банды, высокий здоровяк в отделанной переливающимся серебристым материалом куртке и с вытатуированным на виске динозавром, бежавший по эскалатору впереди всех, внезапно остановился как вкопанный, и вся команда, натолкнувшись на его широкую спину, собралась гармошкой, едва не загремев кувырком по ступенькам. Один из хичеров, похоже, совершенно одуревший от свежей дозы и потерявший всякую ориентацию, пытался продолжить движение, упершись головой между лопаток вожака и перебирая ногами на одном месте; тот развернулся и отвесил идиоту могучую оплеуху, от которой он мигом пришел в чувство.

— Где? — блуждающий взгляд налитых «черным одуванчиком» глаз с трудом сфокусировался на уроде, топчущемся на нижней площадке эскалаторов. — Ага…

Главарь осклабился в довольной усмешке. Ночь, похоже, пройдет не зря. А то он уже готов был сорваться на ком-нибудь из своих. В терминале «С», где они обычно развлекались, отчего-то было полно полиции: наверное, какой-нибудь дурацкий государственный визит. А в терминале «J», куда они забрели, чтобы компенсировать неудачу в «С», как раз сегодня делала пересадку какая-то богатая шишка, поэтому он оказался битком набит частной охраной. Так что их мгновенно скрутили и вышвырнули вон.

И вот наконец удача.

— Деревенщина, говорите? — проговорил вожак, прищурившись. — Деревенщину надо учить, волки! Приезжают из своих заплесневелых… этих самых… будто им тут этим самым намазано! Этими… королями жизни себя чувствуют!.. Это…

— Машины паркуют неправильно, — подсказал кто-то из-за спины.

— Машины паркуют неправильно! — обрадовался главарь. Ему явно хотелось предъявить приезжей деревенщине какие-то более весомые претензии, но в одурманенную голову ничего подходящего не приходило. — И болеют за какие-то эти… — Он шмыгнул. — Сейчас мы его немножко это…

И альфа-доминантный самец рванул вниз по эскалатору, а за ним устремились остальные особи его стаи. При спуске они чудом ухитрились не попадать и не переломать себе ноги. Спустя несколько секунд одинокая фигура пассажира оказалась окружена плотной и злорадно скалящейся толпой.

Пассажиры на диванчиках замерли. В их глазах застыл не только затаенный испуг, но и откровенное любопытство. Еще бы, сейчас перед ними должно было развернуться действо, которое многие из них часто и с удовольствием видели в крайне популярных в демократических мирах шоу «Криминал», «Угон и ограбление» и «Твой сосед убит». Но это по головизору, в монтаже и с комментарием. А тут наяву, вживую, так сказать, на расстоянии вытянутой руки — так, что вонь от давно не стиранных футболок и носков хичеров просто била по ноздрям. Девушка за стойкой округлила ротик и потянулась рукой куда-то вниз. Наверное, там была кнопка экстренного вызова полиции. Но в следующее мгновение ее рука замерла, так и не добравшись до кнопки. Она тоже очень любила смотреть «Твой сосед убит»…

Однако, похоже, на самого пассажира сложившаяся ситуация не оказала того воздействия, которого все ожидали. Вместо того чтобы испуганно замереть, втянуть голову в плечи и начать лебезить, он дружелюбно улыбнулся и спокойно произнес:

— Привет, парни! Дайте пройти, пожалуйста!

Хичеры были несколько озадачены. Реакция этого урода была какая-то неправильная. Но более глубокий анализ мозгам, задурманенным наркотической дрянью, был не под силу. Поэтому ситуация со скрипом двинулась по раз и навсегда отработанному стандарту.

— Непременно, — сказал главарь, не двигаясь с места и глядя мимо пассажира. — Только сначала надо заплатить это… Дорожный сбор.

— Дорожный сбор? — очень удивился пассажир. — Первый раз слышу. Когда же его ввели?

— Сегодня.

Звякнул выкидной нож. Хичер, стоявший справа от вожака, вынул из кармана руку — на каждом пальце у него был массивный свинцовый перстень, и когда он сжимал руку в кулак, как сейчас, перстни становились увесистым кастетом. Но даже на этот совсем уж недвусмысленный намек странный пассажир не отреагировал должным образом.

— И какова же величина сбора? — поинтересовался он, никак не показав, что заметил нож или кастет.

— Ну, это… если ты не очень богат… — Главарь почесал в затылке. — Сколько у тебя денег?

— В пересчете на местную валюту — семьсот пятьдесят.

— Да! — обрадовался главарь. — Верно! Дорожный сбор составляет ровно семьсот пятьдесят монет. Гони деньги и вали в это… ну, куда ты там валишь, короче. Добро пожаловать на это… на нашу гостеприимную планету, типа.

Хичеры одобрительно заржали. Незнакомец молчал, поэтому главарь хичеров скривил рожу и протянул обе лапы к лацканам его пиджака:

— Ну, ты что, оглох? Давай сюда бабло, и никто это… не пострада…

Сигнал о том, что в терминале «W» происходит нечто необычное, поступил на дежурный пульт полицейского управления перед самой пересменкой. Пожилой капрал, только что закончивший обход дальних грузовых терминалов и с облегчением стянувший портупею с парализатором, недовольно поморщился. Он рассчитывал, что теперь ему не придется выходить из дежурки до самой смены, и вот такой облом. Капрал вздохнул, нехотя снова натянул портупею, махнул рукой дежурному и вышел из двери.

Когда капрал вошел в зал ожидания захолустного терминала, челюсть его отвалилась едва ли не до полу. Еще бы! Из десятка великовозрастных балбесов, столь любящих демонстрировать свою крутость на одиноких и небогатых транзитных пассажирах, трое валялись на полу без сознания, а остальные, сцепив руки на затылке, двигались на корточках гусиным шагом вокруг фонтана в центре вестибюля. Достигнув незнакомца, который спокойно восседал рядом с фонтаном на своем обшарпанном чемодане и вкусно, с хрустом и удовольствием грыз яблоко, они разом выпрямились и хором заученно отрапортовали:

— Господин сердитый пассажир! Праздничный кросс, посвященный трехсотсороковой годовщине принятия Всеобщей декларации прав человека, выходит на тридцать восьмой круг! Разрешите продолжать движение?..

Пассажир, не отвлекаясь от яблока, милостиво махнул рукой, и молодежь, снова опустившись на корточки, устремилась в очередной рейс вокруг фонтана.

— Всем оставаться на местах! — рявкнул полицейский, захлопывая пасть и вытаскивая из кобуры парализатор.

Молодые люди замерли, а пассажир, который как раз в этот момент покончил с яблоком и аккуратно переправил огрызок в урну, широко улыбнулся и приветственно поднял ладонь:

— Мистер полицейский! Как всегда вовремя.

— Что здесь происходит?! — вопросил совершенно обалдевший страж закона.

— Мы тут с ребятами решили убить время до рейса и устроили небольшой забег, — любезно пояснил пассажир. — В честь трехсотсороковой годовщины принятия Всеобщей декларации прав человека. Это очень полезно для здоровья и весьма зрело с политической точки зрения. Вы же знаете, демократическая молодежь всегда отличалась зрелой гражданской позицией… Надеюсь, правилами космопорта это не запрещено?

— Не запрещено, — буркнул полицейский и перевел взгляд на лежащих без сознания хичеров: — А это что за дела?

— Это? — улыбка пассажира стала еще шире. — Ребята немного переутомились. Современная молодежь не уделяет достаточно внимания поддержанию здорового образа жизни. Впрочем, это не их вина. Явный недостаток спортивных залов и бассейнов, долгие часы за игровыми приставками и головизором, пагубная привычка к гамбургерам и коле… Ну, не мне вам объяснять.

Полицейский почувствовал, что над ним издеваются, однако формальных причин задерживать эту странную компанию у него не было.

— Ваши документы! — потребовал он после мучительных раздумий.

Странный пассажир извлек из внутреннего кармана паспорт и с преувеличенной почтительностью подал его полицейскому.

— Пестретсофф Родим Афанасиевитч, — с трудом прочитал тот и поднял брови: — Русский, выходит?.. — Он снова задумался. — Ни черта не пойму. Так что же, эти ребята напали на вас?

— Нет, отчего же, — удивился Пестрецов. — Мы познакомились на эскалаторе, поговорили очень дружелюбно. Они рассказали мне о местных обычаях и налоговой системе.

Полицейский недоуменно перевел взгляд на хичеров, замерших возле бортика фонтана, но так и не поднявшихся с корточек.

— Ничего не понимаю. Тогда, выходит, это он напал на вас?..

Хичеры поспешно и дружно замотали головами: нет, что вы, как можно! С какой стати!..

Страж порядка поразмышлял еще с полминуты, после чего вручил паспорт пассажиру и повернулся к хичерам:

— А ваши документики попрошу?..

— Офицер! — полузадушенно протянул главарь, чья рожа от напряжения, возникшего вследствие крайне неудобной позы, уже стала багрово-синей. — Ну, вы же нас знаете! Не первый раз!..

— Именно поэтому!

— Я прошу прощения, — встрял Родим, — но мне пора на регистрацию. Надеюсь, у вас ко мне нет больше вопросов?

— Идите, идите, — раздраженно махнул рукой полицейский, уже понявший, что разрулить ситуацию, пока неподалеку толчется этот странный русский (а где, скажите, вы видели не странного русского?), вряд ли удастся.

— Благодарю. Удачного дня.

Подхватив чемодан, господин Пестретсофф двинулся прочь от компании хичеров, на чьих рожах тут же нарисовались признаки огромного облегчения.

Лайнер оказался вполне приличным. Для пассажиров эконом-класса были устроены не только бары и залы игровых автоматов, но даже небольшой зимний сад с лавочками и питьевыми фонтанчиками. Заняв место в четырехместной каюте и забросив чемодан на багажную полку, Родим отправился в ближайший бар, где заказал себе пива, омлет и салат: со всей этой катавасией он не успел перекусить в порту. Только яблочко погрыз… Расположившись за стойкой, он вызвал на монитор свежие новости и начал лениво их прокручивать.

Высокий табурет рядом с ним скрипнул. Сосед Родима, говоривший с американским акцентом, заказал себе пива. Некоторое время он молча сдувал пивную пену, потом развернулся вполоборота к Пестрецову и с присущей большинству его соотечественников бесцеремонностью пихнул того локтем в бок:

— Эй, приятель! Купи комбайн.

— А что, кирпичи уже закончились? — иронически отозвался Родим.

— Какие еще кирпичи? — собеседник был уже изрядно навеселе и оттого соображал туго. — Кирпичами я не торгую.

— Ну, так раньше говорили: дядька, купи кирпич! А теперь, выходит, говорят: купи комбайн?

— Нет, ну если нужен кирпич, я могу устроить. Тебе какое количество нужно?

— Да не нужен мне кирпич, отстань, — усмехнулся Родим. Вот ведь люди эти коммивояжеры: реакция на слово «купи», как у хорошо тренированной собаки на, скажем, команду «Фас» или «Фу», — всегда четкая и однозначная.

— Тогда купи комбайн! — Назойливый незнакомец щелкнул каким-то портативным устройством, напоминавшим портсигар, и на стойке перед Родимом развернулось трехмерное голографическое изображение сложного колесного механизма, который медленно вращался вокруг своей оси. — Смотри, какой красавец! — с гордостью заявил американец, словно своими руками собрал этот самый комбайн. — Автоматический хлопкоуборщик «Атлантис-112». Для фермера штука незаменимая.

— У нас хлопок не растет, — буркнул Пестрецов, снова погрузившись в газету.

— Да им что угодно можно убирать! Допустим, чай. Или плоды шиповника. Гляди, отдам за полцены! А в придачу получишь совершенно бесплатно прелестную автоматическую сноповязалку, оригинальную веревку землемера и два запасных сошника.

— Картошку им можно убирать? — Родим уже откровенно развлекался.

— Да запросто! Только нужна соответствующая насадка, но она входит в комплект. Ну, по рукам? Сейчас я назову цену, и ты упадешь со стула. Дешевле только даром…

— Нет, не по рукам. Не нужен мне комбайн.

— А картошку убирать?

— Я же не сказал, что для этого мне нужен комбайн. Я просто спросил, может ли он это делать. Поддержал беседу, так сказать.

Попутчик задумался.

— Ну, давай тогда просто поговорим, — решил он наконец. — Поддержим беседу. Меня Джим зовут.

— Вольдемар, — представился Родим.

— Ха! Чудное имечко. — Американец пододвинул бармену свою опустевшую кружку: — Видишь? Закончилось. Давай еще раз. — Он снова повернулся к собеседнику. — Видал, как вчера «Красные Демоны» разделали «Черных Дьяволов»?

Родим отрицательно качнул головой.

— Да ты что, это же матч века! — изумился американец. Он неверяще уставился на собеседника, а затем задал вопрос, который, похоже, казался ему совершенно невообразимым: — Да ты вообще стилетбол смотришь?!

— Смотрю, — терпеливо ответил Родим, не отрываясь от электронной газеты. Еще курсантом он освоил умение, которым очень гордился Цезарь: читать, разговаривать и думать одновременно. — Только у нас собственная лига. Без всяких дьяволов и демонов.

— А, — пренебрежительно махнул рукой Джим. — Лягушатники. Или макаронники? Настоящая стилетбольная лига только у нас, у отцов-основателей этого мужского вида спорта. Вот у вас, скажи, за сезон сколько рук и ног ломают?

— Немного, — рассеянно отозвался Родим, думавший о своем.

— А у нас — больше ста! — гордо заявил американец. — В этом сезоне — сто четырнадцать, и сезон еще не завершен!.. — Победоносно посмотрев на собеседника, он вытащил из внутреннего кармана фляжку, воровато оглянулся по сторонам и опрокинул ее в свой бокал.

— Зря, — сказал Пестрецов, покосившись на него. — Свалит с ног.

— Потомка техасских рейнджеров свалит с ног только пуля, — авторитетно заявил Джим, с благоговением наблюдая, как пенится в бокале жидкость из фляги, вступившая в непонятную химическую реакцию с пивом. — Зато быстрее вставит. Твое здоровье, Вольдемар! — Он приподнял кружку, качнул ею в сторону Пестрецова и отхлебнул. На глазах у него тут же выступили слезы, он судорожно закашлялся. — Вот черт! Переборщил…

Родим насмешливо хмыкнул, не отрываясь от новостей.

— Или вот еще у арабов есть своя лига, — поведал коммивояжер, с трудом продышавшись после могучего глотка. — Слыхал? У этих тупых уродов и фанатиков — собственная лига! Ты представляешь, как они по полю в своих паранджах бегают?! Цирк, честное слово.

— У мусульман мужчины не ходят в парандже, — терпеливо произнес Пестрецов. — И не у всех мусульман женщины носят паранджу. И не все арабы — мусульмане.

— Ага, рассказывай сказки! — отмахнулся американец. — Видел я нескольких в космопорту на Беовульфе. Все тупые уроды и фанатики, как один, без исключения. — Он снова поднял свой бокал, с опаской примерился к содержимому. — И Беовульф мне совсем не понравился. Немцы — жадины и педанты. И тоже тупые уроды все. Только пиво у них неплохое, что да — то да. А людишки — дерьмо, хрень. И головидение у них отстойное, потому что каким еще оно может быть у немцев? И город дурацкий — всякие резные финтифлюшки, памятники дурацкие, мосты цельнокаменные. Древность и плесень, никакого прогресса. — Отхлебнув, он вновь с трудом перевел дух. — Но черт с ними: их еще можно терпеть. Они, по крайней мере, знают американский язык и с должным почтением относятся к правильной валюте. А вот русские — это же полная гуманитарная катастрофа! — Джим доверительно склонился к уху Пестрецова: — Хуже ниппонцев! У тех хотя бы демократический строй. А у русских — император! — Он поднял палец вверх и снова пихнул Родима локтем в бок. — Император, Вольдемар, понял?!

— Да ну? — удивился собеседник. — Неужели в самом деле император?

— Точно тебе говорю! — оживился американец. — Дикий, варварский народ, тысячелетние традиции рабства! И знаешь, какой у этого тирана рейтинг в Империи? Девяносто два процента, и это в то время, когда ни у одного из американских президентов за последние сто лет недотягивало до сорока! Можно ли поверить, что это действительно неподтасованное мнение простого народа?

— А я слышал, что рейтинговые исследования проводил как раз ваш институт Гэллапа, — напомнил Пестрецов, переворачивая страницу. — Самим русским они как-то по барабану.

— Вот именно! — возмутился Джим, со стуком поставив кружку на стойку. — Это не просто подтасовки, они реально так думают! Девяносто два процента населения согласны жить в ярме, вот что страшно! В ярме и совершенно неэффективном обществе. Слышал, на Светлом Владимире население докатилось до того, что собирает траву за городом, только чтобы не умереть с голоду?

— Неужто траву? — развеселился Родим. — Бедные! О том, что местные растения хороши в качестве приправы и население их охотно добавляет в пищу, — слышал. Но вот чтобы люди ели только эту траву — для меня большая новость.

— На прошлой неделе по голо показывали, — снисходительно пояснил Джим. — Я посмотрел передачу, вообще ужаснулся: кругом грязь, разруха, все серое и скучное. Представляешь, целая улица — и ни одного рекламного щита! Да и откуда взяться нормальным рекламным щитам, сетевым закусочным и вообще сопутствующему демократии достатку, когда в Имперском уголовном уложении, например, существует статья о биржевых спекуляциях? А ведь всем известно, что биржевые спекуляции — это важнейший инструмент финансового рынка. Как же можно за это судить?!

Рассвирепевший Джим в сердцах пнул основание стойки, заслужив неодобрительный взгляд бармена. Пестрецов наконец отвлекся от новостей и задумчиво смотрел на собеседника.

— Совершенно нецивилизованный подход к законам! — продолжал разглагольствовать тот. — К тому же всем известно, что государство — собственник неэффективный. И если ему подобным образом не указывать регулярно на проблемы и дыры в законодательстве, то оно так никогда и не почешется. Или такой пережиток темных времен, как личные вассалы императора. Люди, по существу, никакому закону не подсудные и отвечающие за свои действия только перед хозяином. Это что еще за неприкасаемые?! В цивилизованном обществе перед законом все равны — хоть ты миллиардер, хоть король, хоть сантехник! Будь я на месте русских, давно сверг бы узурпатора и посадил бы на электрический стул или на эту, как ее… на гильотину! Ну, как в Средневековье, когда они свергли этого живодера — то ли Путина, то ли Распутина…

— Да, очень любопытно, — флегматично заметил Родим. Он уже покончил с едой и теперь допивал пиво. — Когда прилечу на Светлый Владимир, непременно расскажу нашим, что они едят траву и на улицах у них грязно. Думаю, хохотать будет полстолицы.

Джим побледнел и застыл с открытым ртом. Потом потянулся за своим бокалом, но, так и не отхлебнув, снова поставил его на стойку.

— Ты это… — сипло произнес он, не глядя на Родима. — Так ты, выходит, русский?..

— Ага, — кивнул Пестрецов. — Только почему-то знаю английский. И немецкий тоже знаю. И интерлингву. А траву ем только в салате, и вовсе не из-за боязни умереть от голода. И не хожу в медвежьей шкуре. И, страшно сказать, регулярно чищу зубы.

— Ну, ты же понимаешь, что я не имел в виду ничего такого! — с некоторой натугой, но по-прежнему азартно взялся пояснять американец. — Люди-то разные бывают! Одни траву едят, другие три языка знают… Да и глупости это все про траву, дурацкая пропаганда. Русские вообще отличные парни! Я с вами регулярно пересекаюсь в рейсах. С вашими выпить можно отлично, поболтать как следует, то-се… Да и император ваш вполне ничего, за своих подданных кому хочешь горло перегрызет, невзирая ни на какие законы и международные нормы. Молодец! Вон международный суд на Розовой Гааге так и щелкает зубами после того случая с грузом циркония! — Американец хохотнул, поскольку Соединенные Миры также не признавали юрисдикцию розовогаагского суда, и в этом он был стопроцентно солидарен с политикой Империи. — Зато русских не трогают никакие террористы или там борцы за свободу, себе дороже выйдет. Это по-нашему, по-техасски. И сами вы себя в обиду не даете, и вообще с вами считаются все…

Родим молча кивал, допивая пиво. Затем отставил пустой бокал и, отодвинув высокий стул, направился в оранжерею. Джим за его спиной все еще продолжал оживленно бормотать, припоминая положительные моменты своего общения с русскими, однако Пестрецов уже забыл о его существовании.

Опустившись на скамейку под цветущими магнолиями, Родим глубоко задумался. У него из головы не шло послание императора, которое передал ему профессор Вельяминов. Оно начиналось словами: «Лейтенант, мне нужна ваша помощь…»

Возвращаясь через полчаса в каюту через бар, он заметил своего давешнего соседа по стойке, сидевшего в компании изрядно поддавших мужиков, по виду типичных бюргеров. Совершенно пьяный продавец комбайнов громко возглашал:

— Ну их в задницу! Абсолютно дикий народ. За своего императора любому глотку перегрызут. То ли дело мы — цивилизованные люди. Я, когда был у вас на Беовульфе, ходил и только восхищался. Ходил и восхищался! Изумительная архитектура, прекрасная кухня, и люди очень душевные и щедрые…

Презрительно усмехнувшись, Родим вышел в коридор.

Глава 3

На улице падали хлопья синего снега.

Стоя в застекленном вестибюле космопорта с чемоданом в руке, Родим Пестрецов с любопытством смотрел на улицу через раздвижные двери. За дверями была самая настоящая, хотя и сюрреалистическая метель — ярко-синий снег сыпался с неба, закручивался в спирали, мел поземкой по растрескавшимся плитам подъездной дороги, однако таять отказывался наотрез, несмотря на то, что снаружи было не меньше тридцати градусов выше нуля и высокая влажность. По площадке перед выходом из космопорта медленно проехал механический уборщик, сгребая неровные кучи снега в высокие сугробы.

— Это у вас всегда так? — поинтересовался Пестрецов у охранника на выходе.

— Не-е-е-ет, — лениво отозвался тот. — Кандава цветет. Не бойтесь, она безвредная. Через пару дней уже облетит вся.

Пожав плечами, Родим вышел под синий снег, оказавшийся совершенно сухим, теплым и невесомым. Метрах в сорока от входа под потемневшим пластиковым навесом стояло полтора десятка старых водородных автомобилей самого экзотического вида, рядом с которыми скучали водители в потрепанных футболках. Туда Пестрецов и направился.

Навстречу ему из-под навеса выбрался пожилой здоровяк в бейсболке, необъятное пивное брюхо которого было обтянуто футболкой с надписью «Вся еда поступает сюда».

— Нужна машина, браток? — поинтересовался дядька, покручивая на пальце брелок с ключами.

— Да, — кивнул Родим. — Мне надо в бар «Три веселых сучки».

Здоровяк пристально посмотрел на него, снял с головы бейсболку и тщательно отряхнул ее о колено, счищая хлопья загадочной кандавы.

— Никто не поедет, — произнес он, приведя головной убор в порядок и снова водрузив его на голову. — Может, куда-нибудь в другое место?

— Мне нужно именно туда, — сказал Родим. — А что, у вас в профсоюзе слишком крепкие нравственные устои?

— У нас в профсоюзе слишком хорошо развит инстинкт самосохранения, — хладнокровно пояснил дядька. — Твои «Сучки» находятся в Инфернусе.

— Нет, вы ошибаетесь, они здесь, в этом городе, — возразил Пестрецов. — Знаете, на северной окраине…

— Да в этом, в этом городе, — оборвал его водитель. — Только в Инфернусе. В зоне свободного ведения огня.

— О, — уважительно качнул головой Пестрецов. — Вон что.

— Ага. У нас на планете и так-то неспокойно, как-никак бывшая пиратская республика, а в районах вроде Инфернуса вообще труба. Местные банды непрерывно воюют между собой, в этот котел даже полиция боится соваться. Подобьют из ручного гранатомета, не успеешь и ста метров проехать. — Здоровяк вздохнул. — Слушай, браток, зачем тебе эти «Сучки»? Если хочешь славно отдохнуть, я тебе в Верхних кварталах десяток отличных стриптиз-баров посоветую. Скажешь, что от Пузатого Сэма, тебе еще скидку сделают. А?

— Нет, спасибо. А как вы, ребята, посмотрите, если я заплачу два номинала? Мне нужно именно в «Сучки».

— Ступай пешком, уважаемый.

Глава местных таксистов безразлично развернулся и ушел обратно под навес, оставив Пестрецова с чемоданом в руках у входа в космопорт. Родим с сомнением посмотрел ему вслед. Либо таксисты здесь были избалованы обилием клиентов и огромными чаевыми, либо поездка в загадочный Инфернус действительно пугала их настолько, что за такое дело никто не брался.

Тем временем под навесом развернулась оживленная дискуссия. Похоже, предположения его собеседника не слишком оправдывались. Родим поставил чемодан на выщербленный асфальт, уселся на него сверху и достал из кармана яблоко. Дискуссия была бурная, но его участвовать в ней не пригласили. Значит, надо было спокойно дождаться результатов. Раз не можешь повлиять — наберись терпения и жди. Тем более что в запасе у него было яблочко, а яблоки он очень любил.

Наконец из-под навеса вынырнул крепкий парень лет тридцати в кожаной безрукавке на голое тело и когда-то черных, а теперь вытертых до белизны джинсах. Из-под распахнутой безрукавки мерцал вытатуированный безвредным синим фосфором саблезубый тигр. Вслед водителю полетела пустая пивная банка, но он не обратил внимания на такие пустяки.

— Это тебе надо в Инфернус, ман? — поинтересовался он, приблизившись к Пестрецову.

— Если бар «Три веселых сучки» в Инфернусе, то туда, — согласился тот.

— Понятно, — пробормотал таксист. Изучающе разглядывая клиента, он задумчиво потирал ладонью скрипящую щетину на подбородке. — Короче, так! — решил он наконец. — Четыре счетчика, и я не отвечаю за твою безопасность. Идет?

— Не многовато ли? — удивился Пестрецов. — Хотя бы три.

— Четыре, — отрезал водила. — И то только в том случае, если ты умеешь пользоваться плазмометом.

— Приходилось… — На этот раз очередь задуматься пришла потенциальному пассажиру.

— Думай скорее, — произнес таксист. — Больше все равно никто не поедет.

— Ладно, едем.

— Вот и отлично! — разом повеселел водитель. — Можешь называть меня Кувалда, ман.

— А ты можешь называть меня Леопольд.

Кувалда провел Пестрецова к своей машине, стоявшей на краю стоянки. Это был старый и внушительный «бигфут» марки «Безумный Макс-209» с дополнительно приваренным массивным таранным бампером, толстыми решетками на окнах и металлической сеткой на бортах, явно установленной против кумулятивных гранат. Над багажником торчал в небо ствол тяжелого армейского плазмомета. Пушка была французской, фирмы FAN, калибр «трубы» — восемь сорок семь. Вообще-то изрядное старье, но Родим и не ожидал встретить в этой дыре последние новинки с MilitariEXPO или ежегодной оружейной выставки в Кухумаху. Впрочем, скорость и плотность выбрасываемого заряда была у этой штуки вполне достойной. Если только преобразователь не слишком перегревался. Хотя на это, исходя из ее внешнего вида и, так сказать, географического расположения, особо рассчитывать не приходилось.

Передняя дверца с водительской стороны была украшена тремя аккуратными круглыми сквозными отверстиями. На капоте машины распластался отполированный буйволиный череп, треснувший посередине. Судя по всему, водители вовсе не дурачили наивного пассажира, повествуя об опасности поездки в Инфернус.

— Садись, брат Лео! — радушно пригласил Кувалда, распахивая перед Пестрецовым заднюю дверцу. — Домчу за полчаса. Правда, будет трясти и иногда станет попахивать жареным. — Он радостно ухмыльнулся.

Родим забрался на заднее сиденье. В спину ему тут же уперлась гашетка плазомомета, и он сдвинулся левее.

— Славная машина, — осторожно оценил пассажир. — Только сильно большая, сейчас таких уже не делают. Не слишком много топлива жрет?

— Ничего, — отозвался таксист, плюхаясь на водительское сиденье и захлопывая переднюю дверцу. — Зато при столкновениях лишняя масса очень даже не помешает.

Он завел машину. «Безумный Макс» приподнялся над дорожным покрытием и рванул с места так, что Пестрецова вдавило в потертую спинку сиденья.

— Чего ты забыл-то в этих дурацких «Сучках», ман? — поинтересовался Кувалда, стремительно выкручивая руль. Взревывая мощным мотором и едва вписываясь в повороты, «Макс» на скорости вырулил со стоянки и по раздолбанной дороге, проложенной среди пустыни, бешено устремился к горизонту. Водителю приходилось кричать, чтобы перекрывать шум мощного двигателя. — Устроился бы сначала в отель, чудила!

— Жениться хочу! — проорал Родим, которого мотало на крутых виражах из стороны в сторону. — Девушка у меня там! Не терпится увидеться поскорее.

— А… — Судя по всему, такое объяснение Кувалду вполне устроило. — Бабцы в стриптизе что надо, это уж точно, ман. А ты молоток, Лео!

Пустыня расстилалась во все стороны, сколько хватал глаз. Только она была не желтая, не белая и не красная. Она вся была засыпана трепещущими на ветру сугробами синего снега, словно сделанными из мыльной пены. Где именно цвела загадочная кандава, было совершенно непонятно, но ее назойливый пух разлетался повсюду.

— Красиво у вас тут! — прокричал Пестрецов.

— Да ну, брось. Пепелище!

Вскоре Родим убедился, что водитель во многом прав. Все чаще по обочинам начали попадаться закопченные остовы машин. Один «Хаммер» был подбит по всем правилам полевой тактики — прямым попаданием из «каракурта» в топливный бак, таких характерно развороченных бортов Пестрецов в свое время насмотрелся достаточно. В одном месте в пустыне недалеко от дороги когда-то вообще разгорелась самая настоящая битва; Родим насчитал полдюжины единиц искореженной техники, среди которой даже с удивлением различил полицейский бронетранспортер.

— Видал? — с гордостью поинтересовался Кувалда. — Совсем озверели, отъехали от трассы всего метров двести. Торопыги. Немудрено, что их тут копы накрыли. Обычно серьезные ребята для таких терок уезжают подальше в пустыню. Предпочитают интим, понимаешь! Пацанские стрелки — дело деликатное, ман…

Он вдруг резко ударил по тормозам, и Родим со всего размаху врезался в спинку водительского сиденья. Воспользовавшись короткой передышкой, пассажир попытался обнаружить возле себя хоть что-нибудь, напоминающее ремень безопасности, но так ничего похожего и не нашел.

Между тем водитель, навалившись грудью на руль, пристально разглядывал поднимающийся из-за дальних барханов жирный столб черного дыма.

— Черт, — с сожалением проговорил он. — Похоже, Рыжая Лошадь вляпался. Он минут за двадцать до меня ушел по трассе. Погано! — Кувалда вынул из бардачка гарнитуру древнего переговорного устройства, какие использовали еще первопроходцы, нажал тангенту, покрутил ручки настройки: — Але, Рыжая Лошадь! Лошадь, мать твою! Земляк, скажи, что у тебя все нормально! Отзовись, дурень!.. — Выждав несколько секунд, он пожал плечами. — Нет, вляпался Рыжая Лошадь, факт. Вечная память. Папа Юп со своими людоедами совсем озверел, — пояснил он Родиму. — За две недели сжег три наши машины. Нет, мы его, конечно, рано или поздно намотаем на бампер, когда наши из южных районов подтянутся, без вариантов. Но нам с тобой надо сейчас что-то решать, ман. По трассе дальше нельзя, выпотрошат.

— Будем возвращаться? — поинтересовался Родим, тоже разглядывая столб дыма.

— Еще чего! — возмутился Кувалда. — Ты мне четыре номинала обещал, ман! Что, как запахло жареным, так сразу и в кусты, городской пижон?!

Пестрецов не нашелся, что на это ответить.

— Ладно, — проговорил Кувалда, кладя руки в кожаных перчатках с отрезанными пальцами на руль. — Несколько оптимизируем маршрут. Уважаемые пассажиры, просьба пристегнуть ремни безопасности, взлетаем…

Уважаемый пассажир не успел раскрыть рта, чтобы пожаловаться на отсутствие этих самых ремней, — внезапная перегрузка ускорения швырнула его назад и вдавила в сиденье. Резко сорвавшись с места, «Макс» покинул трассу и устремился в пустыню. Несколько мгновений спустя несчастный Пестрецов осознал, что на самом деле все, что было до этого, вполне можно считать нормальной ездой. Ад начался теперь.

Машину трясло и подбрасывало на бездорожье так, что пассажира швыряло по всему салону. Кое-как втиснувшись в угол и упершись ногами, Родим обезопасил себя от дальнейших синяков, но теперь его размеренно стукала по предплечью турель плазмомета. Он уже собирался попросить водителя сбросить скорость, когда тот вдруг прорычал:

— Ма-а-а-а-ать твою!..

Бросив взгляд в зарешеченное боковое окошко, Родим увидел, как над гребнем соседнего бархана показались человеческие фигуры в драных песчаных камуфляжах. Впрочем, за бойцов регулярных воинских частей признать их было трудно: все они были без защитных шлемов, с нелепыми нашивками и заплатками разных цветов на локтях и коленях, в разномастных ботинках и перчатках, как у Кувалды. И в руках у них были громоздкие металлические штуки, в которых Пестрецов с изумлением опознал самодельные ручные разрядники.

— Лео! — взревел Кувалда. — К оружию, ман! Это людоеды Папы Юпа!!!

Последняя фраза была выкрикнута с таким отчаянием, что пассажир без дальнейших вопросов, разом развернувшись и втиснувшись между спинкой переднего сиденья и плазмометом, ухватился за рукояти орудия, хотя и был уверен, что с такого расстояния разрядник, тем более самодельный, никак не сможет пробить борт машины.

Световой всплеск на склоне бархана, оглушительный визг и песок, вспучившийся от нестерпимого жара бурлящей стеклянной лужей почти под самым днищем «Макса», убедил Родима, что за плазмомет он ухватился не зря. У кого-то из пустынных рейдеров имелось куда более серьезное оружие.

Шарнирная турель давала весьма широкий угол обстрела, виртуальный прицел позволял стрелку не егозить вслед за стволом по всему заднему сиденью, а система автоматической компенсации вибрации надежно удерживала захваченный целеуловителем объект в рамке прицела. Оружие Кувалда приобрел себе держаное, но весьма неплохое, не поскупился. Приникнув к прицелу, Пестрецов щедро полил атакующих плазмой. Двое бандитов кувыркнулись с бархана, разорванные и обугленные от пояса до горла, остальные бросились врассыпную, однако огня не прекратили. Длинная разветвленная молния хлестнула по корпусу машины, но электрический разряд по стенкам стек в землю, не причинив вреда ни ходовой части, ни сидевшим внутри машины людям. Ругаясь в голос, Родим развернул плазмомет и снял еще одного стрелка, который попытался обстрелять их со склона соседнего песчаного холма. Мощный заряд пробил бандита навылет, и тот тут же вспыхнул как спичка.

— Хорошо стреляешь, ман! — проорал Кувалда, вращая руль с такой скоростью, словно хотел открутить его с рулевой колонки. — В армии служил?

— Компьютерные игрушки люблю, — сообщил Родим, выцеливая очередного противника.

Следующая очередь канула впустую: атакующие успели попрятаться в песчаных впадинах и дюнах. Пестрецов развернулся к лобовому стеклу — и как раз вовремя, чтобы заметить вывернувшую из-за высокого бархана впереди и понесшуюся им наперерез открытую машину, собранную из узких металлических труб. Стекол в машине не было — судя по тому, как легкий драндулет подпрыгивал на неровностях почвы, ему уже не раз доводилось переворачиваться, поэтому неведомые конструкторы максимально обезопасили свою странную модель от возможных поражающих факторов. В машине находились четверо камуфляжных: один сидел рядом с водителем, а еще двое ехали, стоя на подножках и вцепившись с обеих сторон в металлические трубы на крыше.

— Не пытайся таранить! — крикнул Пестрецов. — Они в последний момент выпрыгнут, а мы налетим на их телегу и перевернемся к чертовой матери!

— Не учи ученого, ман! — радостно проорал в ответ Кувалда. Вынув из бардачка небольшой пульт от головизора, он принялся одной рукой манипулировать кнопками, другой не забывая вертеть руль.

То, что Родим возле космопорта принял за дополнительные воздухозаборники по бокам машины, оказалось портативными ракетными установками. С оглушительным шипением ракета вырвалась из левого «воздухозаборника» и устремилась в направлении бандитского автомобиля. Поняв, что дело плохо, людоеды поспешно развернули свой драндулет и рванули в пустыню, но ракета сместилась вслед за ними: похоже, Кувалда управлял ею из кабины своего автомобиля. С жалобными воплями бандиты начали на полном ходу спрыгивать с машины в песок. Водитель выпрыгнуть не успел: ракета догнала заваливающуюся набок пустынную машину, когда он еще только бросил руль и приготовился сигануть ласточкой в ближайший бархан. Мощный взрыв превратил их вместе с автомобилем в один ослепительный огненный шар. Развернувшись к плазмомету, Пестрецов одиночным выстрелом снял одного из спрыгнувших с машины людоедов, неосторожно поднявшего голову над дюной.

Больше такси Кувалды никто атаковать не пытался. Сделав огромную петлю и оставив за холмами столб дыма, таксист снова вырулил на трассу и погнал по ней, еще увеличив скорость, — хотя десять минуть назад Пестрецов готов был бы держать пари, что это невозможно в принципе.

— Але, народ! — проорал Кувалда в гарнитуру устройства связи, не отрываясь от управления. — Ребята, у меня тут Папа Юп выполз! На шестнадцатом километре! Ага, разберитесь… Мы с пассажиром полдесятка гоблинов положили… Ага, понял. Не, я объехал, а вот Рыжая Лошадь, похоже, вляпался… Ага, тоже не могу связаться. Ну, давайте. Хорошо, понял!

— Почему вы его зовете Папой? — поинтересовался Пестрецов.

— Потому что он в самом деле папа! — заржал Кувалда. — А все эти людоеды — его дети! Говорят, он когда-то был знаменитым пиратом, и звали его тогда Палач Юп. Но потом явились федералы, и пиратам пришел конец. Большинство просто сдохло, кого-то захватили, а Папа Юп вывернулся — сымитировал свою смерть, а сам, как потом выяснилось, спрятался в пустыне. Оборудовал там логово из обломков и мусора, нашел себе женщину, выжившую после бомбардировок, и настругал с ней кучу детишек, из которых и сколотил новую банду. Что они жрали, пока безвылазно жили в пустыне, — неизвестно, наверное, друг друга. А потом им стало там тесно, и они выбрались на трассу.

— Когда же он сумел? — удивился Родим. — Пиратов ведь не больше десяти лет как разгромили.

— Ты не смотри, Леопольд, что они такие здоровые! Это мутанты. Им и по десяти лет нет. Они растут как на дрожжах, правда, тупые, как пробки, но атакующую массовку изобразить способны. А пока они отвлекают внимание, Папа Юп лупит из плазмомета. И на лицо они жуть какие страхолюдные. Издали не видно, ман, а я пару их трупов видел вблизи, так веришь — сблевал!

— Что же вы их до сих пор не повыбили с такой техникой? — поинтересовался Родим. — Вывести в поле три машины с плазмометами — и амбец Папе.

— Прятаться горазды, сволочи, — вздохнул Кувалда. — И наших пока еще соберешь — эти уже шасть и в пустыне. А потеря полудюжины уродов при нападении на машину не слишком отражается на их общей численности. Говорят, Мама Юп печет их как блины, по пять штук в неделю. Она сама мутант, в ней четыре центнера весу. Если верить слухам, Папа держит ее в подвале растянутой на четырех цепях, а то она жрет новорожденных мутантиков.

— Интересно живете, — хмыкнул Родим. — А что власти? Не планируют найти логово Папы Юпа и выжечь его?

— Да ну, брось, — отмахнулся водитель. — Какие еще, к дьяволу, власти? Пока тут пираты командовали — была какая-то власть, а как федералы их вычистили, все и кончилось. Федералам эта планетка на хрен не нужна: ресурсов кот наплакал, климат — дерьмо, да еще эта синяя гадость… Так что они разнесли тут все и быстренько убрались восвояси.

— Что, вот так просто и убрались?

— Да нет, — хмыкнул Кувалда, — сначала, конечно, провели демократические выборы. И мы, совершенно демократически, избрали себе в мэры Клода Убуа. — Кувалда скривился, а потом не удержался и зло сплюнул в приоткрытое окошко.

Родим ждал продолжения. Кувалда некоторое время ехал молча, но потом все же продолжил:

— Так что теперь банда Убуа называется полицией и носит форму, ман.

— А почему мэра, а не президента?

— Так здесь ведь только один город, один на всей планете. В других местах были только пиратские базы. И там теперь только большие воронки… Ну, и еще совсем уж мелкие поселения. А сюда пираты прилетали развлекаться да сбывать трофеи. Ну и получить какой-нибудь груз или оборудование, доставленное по официальным каналам. С того планета и жила. А теперь ничего нет…

— И что же, полиция… то есть боевики Убуа — они вообще ничего не делают?

— Ты имеешь в виду то, чем положено заниматься полиции? — Кувалда пожал плечами. — Да нет, делают. Соблюдают правопорядок. Но только на территории Убуа. Или для тех, кто ему платит. Или за хорошие деньги. Очень, скажу тебе, хорошие… А мы независимые и под мэра ложиться не желаем. Ему только дай палец — оттяпает всю руку по самые колени… Ну, а денег, чтобы профинансировать полицейскую спецоперацию, у нас нет. Лучше самим попробовать. Сейчас вон ребята подъедут с космопорта и попытаются покрошить Папу Юпа в капусту. Только ведь опять уйдет, скотина…

— Денег у вас нет, — с неудовольствием заметил пассажир, внезапно обратив внимание, с какой бешеной скоростью мелькают цифры в окошечках счетчика на приборной панели. — А такого безумного тарифа мне еще ни на одной планете не попадалось.

— Э, брат! — забеспокоился Кувалда. — Если ты неплатежеспособен, давай лучше сразу вернемся в космопорт, тебе меньше отрабатывать придется. Хорошие стрелки нам нужны, конечно, так что бить мы тебя не станем и кормить будем терпимо, ман, но все равно в рабстве у нашего брата-таксиста не сахар. Как и во всяком рабстве.

— Есть у меня деньги, езжай давай, — проворчал Пестрецов. — Только я не пойму, чем вы тогда отличаетесь от пустынных бандитов. Разве что не обстреливаете жертву предварительно да вроде не мутанты с виду.

— Ну, Лео! — широко ухмыльнулся водила, на мгновение обернувшись через плечо. — А ты думал, пиратов отсюда выбили, и сразу настала райская жизнь? Ага, щас. Здесь вся инфраструктура под них заточена, ман, здесь все население десятилетиями их обслуживало. Думаешь, старые навыки так просто исчезают? — Он покачал головой. — Да нет, ты не пугайся, у нас все честно, но если нас пытаются кинуть, мы вынуждены наказывать. Слишком много желающих. Тут иначе и дня не проживешь. А что денег много берем… Так тут все дорого, брат. Все привозное, практически ничего не производится. Опять же за стоянку плати, крыше плати, Соединенным Мирам плати, ман. Знаешь, сколько набегает? По-хорошему, следовало бы разогнать весь местный сброд по галактике, а планету закрыть к чертям. И пусть Папа Юп с детишками жрут друг друга в пустыне. Но нет, не выйдет: народишко уже прикипел к этим пескам, опять же после пиратов уже кое-как устроился, в себя приходить начал, а на других планетах куда девать такую ораву дармоедов? То-то же…

Вскоре над горизонтом показались прямоугольные серые башни города. У въезда в пригород на обочине стоял полицейский вездеход, возле которого маялся в жидкой тени облепленный цветом кандавы блюститель порядка. Кувалда притер свой «Безумный Макс» к обочине позади него, остановился, вылез из машины и направился в сторону полицейского. Перебросившись с ним парой слов, водила постучал в окошечко вездехода. Оно опустилось, таксист что-то сунул туда, дурашливо козырнул двумя пальцами и вернулся к своей машине.

— А ты говоришь, дорого, — произнес он, снова выруливая на трассу. — Опять шакалы тариф подняли…

Город производил удручающее впечатление. На въезде их встретили полуразрушенные дома, огромные ямы посреди дворов, пустые глазницы окон — после бомбардировки никто даже не попытался ликвидировать ее последствия. Ближе к центру город понемногу начал оживать, замелькали разноцветные вывески и витрины, стали появляться недавно отремонтированные дома. Однако когда такси миновало круглую площадь с памятником какому-то бородатому военному в центре и с серыми небоскребами по краям, состояние окружающих домов и дороги вновь начало стремительно портиться. Вместо угрюмых, но прилично одетых граждан, попадавшихся на центральных улицах, замелькали уродливые бомжи, одетые в неописуемые лохмотья, группы малолеток, под футболками у которых натренированный взгляд Пестрецова привычно определял очертания крупнокалиберных стволов. Где-то впереди, за домами, бахнул одиночный выстрел, и тут же отозвалась пронзительным визгом очередь из плазмомета.

— Инфернус, — вполголоса произнес Кувалда. — Смотри по сторонам, Лео, я могу и не уследить…

— А где же граница? — удивился Пестрецов. — Где колючая проволока, вышки, прожекторы и КПП?

— Нету никакой границы, ман, — пояснил водитель, выкручивая руль. — Пацаны живут по строгим понятиям. Сразу как ушли федералы, Убуа попытался наложить лапу на весь город. А кое-кто из крутых ребят захотел откусить кусок у самого мэра. Но у него всегда была самая сильная банда. А после выборов он еще и подгреб под себя все оснащение, которое федералы передали местной полиции. Так что две недели тут шли жуткие бои. Полгорода рвануло в пустыню, и у ребят Папы Юпа, надо думать, наступил праздник живота. Убуа порвал почти всех и подмял весь город, кроме Инфернуса, но понес такие потери, что решил не штурмовать мятежный район, а предпочел договориться, тем более что местные банды уже не представляли для него опасности. Здесь всегда селился самый безбашенный народ, постоянно грызущийся между собой, так что крупных банд, которые могли составить мэру серьезную конкуренцию, здесь отродясь не было. Так, падальщики, правда, много о себе мнящие… Но зато если бы Убуа сюда сунулся, в него палили бы даже кошки и крысы. Потому что даже они здесь ходят с оружием…

Кувалда оскалился.

— Так что наш уважаемый мэр пообещал, что не станет вмешиваться в дела банд, но только в одном районе города. За это местные обещали не распространять свое влияние на остальной город — там денежки собирает полиция. Инфернус объявили зоной свободного и уголовно ненаказуемого ведения огня, после чего банды занялись друг другом, а власти — своими делами. Теперь те и другие почти не пересекаются, но местные крестные отцы хорошо понимают, что если они разозлят Убуа, тот уже не остановится ни перед чем. Поэтому никакая граница не нужна: если какие-нибудь отморозки попытаются нарушить договор, их уничтожат свои же, чтобы не ввязываться в гораздо более кровопролитные разборки…

— За нами уже четыре квартала две машины едут, — внезапно прервал его Родим, поглядывая в заднее окошко.

— Ага, вижу…

Кувалда вдруг резко вывернул руль, одновременно ударив по газам. И тут же позади них раздался оглушительный взрыв и с тихим шелестом осыпался угол заброшенного здания, выходившего в переулок, в который они свернули.

— Лео! К плазмомету, ман! — проорал таксист.

Пестрецова не было смысла подгонять: он уже занял позицию за орудием, широко расставив ноги и заклинив себя на заднем сиденье, чтобы не швыряло по всему салону.

Один из преследователей на темно-синем, неоднократно битом «Хамлете» на полной скорости пролетел мимо переулка, в который так неожиданно свернул «Макс» с двумя лохами, но другой, на черном полуспортивном «Лемере» тридцать лохматого года выпуска, плотно повис у них на хвосте. Переулок был узким, из-под колес «Макса» с пронзительными воплями выпрыгивали худые ободранные коты, усиленным бампером машина с грохотом сносила мусорные баки и баррикады из пластиковых ящиков под стенами домов. Из редких окон иногда раздавались гневные вопли местных жителей, один раз по крыше «Макса» ударила выпущенная с верхних этажей пуля. Родим держал преследователя в прицеле, но стрелять не рисковал: шар плазмы вполне мог зацепить какой-нибудь мусор сразу по вылету из «трубы», и тогда рвануло бы так, что могло повредить и их машину. Вылетая из переулка, Кувалда чиркнул правым крылом по кирпичной стене, оставив на ней чешуйки автомобильной эмали.

Переулок вывел их на набережную неширокой реки, с другой стороны ограниченную серыми фабричными корпусами. Выжимая из двигателя максимум, таксист с ускорением погнал по узкой полосе асфальта, каждую секунду рискуя проломить хлипкое ограждение набережной и ухнуть с высоты в мутную, покрытую масляными пятнами воду.

— Они нас не загонят в тупик? — крикнул Родим.

— Посмотрим! — отозвался Кувалда. — Выбора у нас все равно нет!

Преследователь вырвался из переулка на оперативный простор, и Пестрецов тут же полил его плазмой, раскрошив ему левую фару и снеся полкрыла. Бандиты ответили длинной очередью, которая вздыбила асфальт слева от «Макса».

— Если у них тоже есть ракеты, нам хана, — хладнокровно констатировал Родим.

— На черта им превращать нас в головешки? Им нужна машина и то, что из нее можно забрать! — прокричал водитель. — Они будут нас гнать, пока не загонят в ловушку. Потом спокойно заберут машину, а нас либо пустят в расход, либо продадут работорговцам!

— Ну-ну! — зло прищурился Родим и вновь приник к прицелу, стараясь поймать преследователя, который, оценив его мастерство, принялся довольно умело бросать машину из стороны в сторону, то и дело скрываясь за кучами мусора и металлических обломков, валявшихся по всей ширине того, что в более цивилизованном месте называлось бы проезжей частью.

Прямо по курсу к ним стремительно приближался широкий металлический мост через реку. Вывернув руль с такой силой, что чуть не вырвал его из гнезда, Кувалда едва вписался в девяностоградусный поворот. Преследователь не сумел толком повторить его головокружительный трюк и ударился боком об угол здания, потеряв несколько драгоценных секунд. Однако тут же наперерез «Безумному Максу» вылетел из просвета между домами отставший было темно-синий «Хамлет». Ругаясь в голос, Кувалда бросил свою машину вправо, едва не врезавшись на полном ходу в фонарный столб, вылетел на растрескавшийся тротуар и погнал в противоположном от моста направлении. Автомобиль бандитов мчался параллельным курсом, пытаясь притереть «Безумный Макс» к стене и вынудить его остановиться. Родим зло выругался и отпустил рукоятки плазмомета: «Хамлет» влез в мертвую зону. Случайные прохожие, малолетняя шпана с разрядниками и сидевшие под стенами бомжи привычно исчезали с дороги, прячась в подворотнях, уползая на подвальные лестницы и поспешно вскарабкиваясь на бетонные козырьки вторых этажей: похоже, такая погоня не была тут в диковинку.

Высунув из окна руку с внушительным стволом, бандит, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем, попытался снести Кувалде голову из крупного калибра. Тот тут же крутанул руль влево, и его верная тачка с грохотом врубилась крылом в бок «Хамлета». Особого вреда тяжелому внедорожнику это не причинило, однако стрелок потерял равновесие, и заряд ушел в пространство над крышей «Безумного Макса».

В этот момент их догнал старый знакомый «Лемер», и Пестрецов вновь приник к оружию, пытаясь поймать бандита в прицел. Пару мгновений спустя, оскалившись, Родим всадил заряд плазмы в «Лемер», снеся тому кусок самодельной брони, приваренной к грубому каркасу поверх кабины. Преследователь огрызнулся из автоматических спаренных пулеметов, установленных на крыше. Пули резанули по кабине «Безумного Макса», изрядно улучшив ее вентиляцию, и Пестрецов тут же снова нажал на гашетку, принеся точность попаданий в жертву плотности огня: ситуация сложилась очень серьезная, не дать противнику прицелиться сейчас было гораздо важнее, чем попасть самому. Так что обе машины летели по улице в облаке разлетающихся во все стороны кусков асфальта и раскаленного крошева стен.

— Срань господня! — свирепо прохрипел Кувалда, и Родим невольно скосил глаза. Навстречу им по пустынной улице двигался внушительный «Генчлер». Огромный грузовик был специально оборудован для перемещения по зоне свободного ведения огня: его фургон, украшенный надписью «Бир Лига», и кабина были плотно обшиты броневыми листами, лишь в лобовом стекле были оставлены две узкие смотровые щели. Несмотря на это, грузовик явно не раз пытались атаковать: все его борта были закопчены и покрыты большими вмятинами. Кувалда быстро переложил руль влево, снова ударив «Хамлет» в бок. Сдвинуть внедорожник с трассы не удалось — его масса практически совпадала с массой «Безумного Макса», мощность мотора тоже. Бандит настойчиво отжимал Кувалду к стене. Таксист вильнул вправо и снова ударил преследователя, затем еще раз и еще, все увеличивая амплитуду. Удары с размаху начали все больше и больше сносить «Хамлет» на встречную полосу. «Генчлер» яростно загудел и начал притормаживать, хотя уже было ясно, что остановить такую махину до того, как ее трасса пересечется с маршрутом двух ненормальных водителей, практически невозможно.

Бандит взял на вооружение методику Кувалды и начал вилять бампером, стараясь мощными ударами с большой амплитудой оттеснить «Безумный Макс» к стене. Это получалось у него плохо, амплитуды явно не хватало, поэтому он внезапно почти до половины высунулся на встречку, чтобы сделать замах побольше. Коварный Кувалда тут же бросил свою машину влево и плотно притер ее к борту противника.

Взревели мощные двигатели. Внедорожник судорожно пытался снова оттереть такси на тротуар, но «Безумный Макс» не поддавался. Стремительно приближавшийся «Генчлер» ревел уже без перерыва. Наконец бандит понял, что если продолжит упорствовать, то может влететь в крупные неприятности. Он резко сбросил скорость, собираясь отстать от Кувалды и пристроиться ему в хвост, чтобы пропустить движущийся по встречной полосе грузовик, — и в то же мгновение «Безумный Макс», повинуясь хозяину, резко мотнул корпусом, ударив отстающего преследователя массивной задней частью в переднее крыло. Передок «Хамлета» вильнул, совсем чуть-чуть выскочив на встречную полосу, — но этого оказалось достаточно, чтобы грузовик зацепил его тяжелой лобовой плитой.

От скользящего, но сокрушительного удара «Хамлет» развернуло поперек трассы. Не успевший затормозить «Лемер» со всего размаху врезался в него, а с другой стороны нанес мощный удар бронированный фургон «Генчлера», который занесло от первого столкновения.

Такси стремительно удалялось от места аварии. Когда оно свернуло за угол, позади громыхнуло, и Родим поймал в целеуловитель огромный черный клуб дыма, поднявшийся из-за соседних домов.

— Что и требовалось доказать, — с удовлетворением отметил Кувалда.

Они без дальнейших приключений проскочили еще несколько улиц, не таких грязных и заброшенных, как прочие улицы Инфернуса, после чего водила затормозил у сверкающего огнями ночного клуба — похоже, это было самое приличное здание в радиусе полутора километров. Над его крышей парил в воздухе огромный виртуальный щит, на котором бесконечно чередовались три сотканные из лазерных лучей изображения: дамская ручка с тремя оттопыренными пальцами — надо понимать, это означало «три», — затем ослепительная дамская же улыбка крупным планом — видимо, это обозначало «веселых», — а вот следующее изображение явно следовало понимать как «сучки»… тут Пестрецов хмыкнул и покачал головой: своим детям, если бы таковые у него были, он такого не показал бы. Впрочем, местные дети, если таковые имелись, наверняка привыкли еще и не к такому.

— Ну, спасибо, брат, — сказал Родим, доставая деньги. — Вот твои четыре счетчика, кровопийца.

— Ладно, ман, — махнул рукой Кувалда. — Пусть будет два. Давно я так не веселился; будем считать, что я оплатил свой билет на аттракцион. Знал бы, что ты такой славный боец, ни секунды бы не раздумывал, стоит ли тебя везти в Инфернус. Я бы с тебя теперь вообще один номинал взял, грех обирать боевого товарища, но мне еще назад возвращаться, да и боеприпасы придется покупать…

— Ну, спасибо, — повторил Пестрецов, выбираясь из машины. — Кстати, ты где служил-то?

— А ты откуда знаешь? — сразу вскинулся Кувалда. — Пузатый Сэм сболтнул?

— Да нет, — покачал головой Родим. — Татуировка у тебя на плече, вытравленная. И акцент характерный. И тоска по боевому братству.

Кувалда поморщился.

— А, — проговорил он, — дело прошлое. А ты что, из наших?.. — Он тоскливо посмотрел на пассажира. — Ты тоже помнишь, как нам наваляли у Бетельгейзе? Мне вот до сих пор по ночам снится…

Пестрецов не стал уточнять, что как раз и был одним из тех, кто навалял подразделениям Звездных Тюленей у Бетельгейзе. Для таксиста эта тема явно была слишком больной.

— Может, подождать тебя? — проговорил Кувалда, когда Пестрецов захлопнул дверцу. — Как ты будешь назад выбираться?

— Нет, не стоит. Я не знаю, сколько мне придется здесь пробыть. Выберусь как-нибудь.

— Слушай, у тебя хоть оружие-то есть какое-нибудь при себе, ман?

— Нет.

— Ты абсолютно чокнутый, — с благоговением произнес водитель, воздев руки к небу. — Какая жалость, что нам не довелось воевать в одном подразделении.

Они попрощались, и Кувалда укатил. За ним тут же устремилась одна из машин, до того стоявшая у раздолбанной обочины, однако она вернулась на место, не проехав и пятидесяти метров. Похоже, грозная слава старенького «Безумного Макса» распространилась по Инфернусу со скоростью тропического тайфуна. Местные силу уважали.

Родим двинулся ко входу в клуб «Три веселых сучки». Рядом со входом стену подпирали двое великовозрастных хичеров. С первого взгляда было видно, что это не те дебиловатые скучающие подростки из Альпинского космопорта, которые лет через пять-шесть, вытряся из голов дурь, станут скромными банковскими клерками и офисными менеджерами. Эти были гораздо опаснее, ибо убивать научились едва ли не раньше, чем говорить. Они не играли в отморозков, они действительно были отморозками.

— Эй! — непрерывно шмыгая покрасневшим от «одуванчика» носом, один из них, с дико вздыбившимися на макушке волосами и красными линзами в глазах, внезапно откинул полу кожаной безрукавки, выхватил разрядник и направил его в лицо поравнявшемуся с ними Родиму.

— Что вам надо, ребята? — поинтересовался Родим, притормозив и благодушно прищурившись. — Можно я пройду?

— Деньги! — отрывисто пролаял хичер с разрядником. Оружие ходило ходуном в его руке. — Личный коммуникатор. Карточки. Быстро! Чемодан поставь!

— Хорошо, хорошо, — примирительно проговорил Родим, выполнив последнее распоряжение.

— Гнус, проверь карманы! — скомандовал хичер.

Его приятель двинулся к Пестрецову.

— Только сначала мне хотелось бы… — проговорил Родим, делая быстрый, неуловимо-текучий шаг ему навстречу.

На мгновение грабитель с оружием потерял жертву из виду. А когда его приятель вдруг захрипел и начал медленно оседать на землю, краем глаза оторопевший хичер снова заметил странного провинциала с дурацкой улыбкой, который внезапно возник откуда-то сбоку, протягивая руку к разряднику. В следующее мгновение мир в глазах хичера взорвался, и он без чувств рухнул на бетонные плиты перед входом в «Три веселые сучки».

Пестрецов с шипением потряс рукой — за семь лет слегка потерял форму, похоже, при ударе немного вывихнул запястье — и проверил разрядник. Недурственно.

— Видишь, Кувалда, теперь у меня есть оружие, — проговорил он, пряча разрядник в карман. — А ты, брат, расстраивался.

Прихватив чемодан, он вошел в клуб.

Глава 4

При входе в клуб двое вышибал в кожаных безрукавках (похоже, эта одежда была здесь остромодной в нынешнем сезоне) пропустили его через металлодетектор и, когда тот протестующе заверещал, привычно и аккуратно обшмонали с ног до головы. Забрав разрядник, выдали взамен металлический номерок, а оружие заперли в один из железных ящиков, стоявших вдоль стены. Судя по всему, заведение для этого района было весьма респектабельным — хозяева явно заботились о том, чтобы всякий гость мог расслабиться по полной программе, не ожидая получить в спину порцию плазмы из-за соседнего столика. Затрапезный костюмчик Пестрецова вызвал немой вопрос в глазах одного из громил, но Родим достал из кармана несколько крупных купюр, и вышибала тут же отступил в сторону, удостоверившись в платежеспособности клиента.

Внутри было шумно и дымно, грохотала музыка, мелькали вспышки стробоскопов и лепестковых лазеров. Внушительный клубный зал был погружен в полутьму, поэтому разглядеть посетителей оказалось нелегко. Зато по двум сценическим подиумам и двум помостам по бокам щедро расплескивался свет ярких софитов. На подиумах, соблазнительно выгибаясь, танцевали две обнаженные девицы с вполне удовлетворительными формами.

На входе в зал гостя ласково ухватила под локоть миловидная китаянка в прозрачной блузке — метрдотель. Пестрецов попросил столик подальше от грохочущих колонок, и китаянка, понимающе улыбнувшись, сопроводила его в самый угол зала. Обзор отсюда, правда, открывался так себе, одной сцены не было видно вовсе, а ко второй приходилось выворачивать шею, но Родим в общем-то этого и добивался. Так было меньше шансов, что его узнают раньше времени.

Едва он расположился за столиком, к нему подпорхнула юная нимфа с подносом в руках. Из одежды на ней был только небольшой кокетливый передничек. Острые грудки нимфы задорно торчали вверх и чуть колыхались при ходьбе. Вся она была крепенькая и бодрая, как свежесорванное яблочко, ее так и подмывало шлепнуть по заднице и откусить кусочек. Но, поскольку посетитель был явно из небогатых, на этот раз официантка не была расположена позволять ему такие вольности. Во всяком случае, до того момента, пока он не подтвердит свою финансовую состоятельность. А вот в зале регулярно раздавались смачные шлепки, похожие на пощечины. Однако поскольку подпрыгивали при этом официантки, а не посетители, вряд ли это все же были пощечины.

— Виски, сэр? — первым делом поинтересовалось юное создание, подавая гостю меню.

— Нет, спасибо.

— Значит, водки? — Официантка низко наклонилась к Пестрецову, так что тот, если бы захотел, вполне мог бы дотянуться губами до одного из ее сосков. — У нас есть настоящая русская, контрабандная, со Светлого Владимира, — заговорщически проговорила она. — Только стоит она дорого.

— Солидно! — одобрил Родим. — Нет, водки не надо.

— О! Огненная бластерия — отличный выбор! — обрадовалась нимфа. — Сразу видно артистического человека!

— Принесите-ка мне для начала апельсинового соку, — попросил Пестрецов, захлопывая меню.

Девица обиженно заморгала.

— Сок и вода у нас подаются только к спиртному! Не желаете ли виски, сэр?..

Похоже, разговор пошел на второй круг.

— Хорошо, — сдался Родим. — Давайте виски.

— Что-нибудь на закуску? Кровавый стейк с картофелем фри?

— Не надо кровавого стейка. Я уже обедал.

Развернувшись и возмущенно продемонстрировав гостю крепкие вздернутые ягодицы, официантка поспешила к бару. По дороге она пару раз останавливалась у других столиков, и из полумрака доносился ее щебечущий голосок: «Еще виски, сэр?..»

Проводив девушку оценивающим взглядом, Пестрецов развернулся к стриптизному подиуму.

— Встречайте, друзья! — объявил одетый в блестящий смокинг конферансье на ближней к Родиму сцене. — Белая Королева!

Пьяные посетители вяло захлопали.

Под звуки тягучей музыки на подиум поднялась высокая, светловолосая женщина, с ног до головы затянутая в белый искрящийся шелк, который плотно обтекал ее весьма неплохую фигуру. Перемещаясь по сцене в странном плавном танце, она пикантно наклонялась и замирала на мгновение, фиксируя весьма соблазнительные позы. Пестрецову стало интересно, как же она станет избавляться от своего облегающего костюма: похоже, сбросить его эффектно и быстро, как и положено в стриптизе, было не так-то легко.

Однако все оказалось гораздо проще. Белая Королева повернулась к залу спиной, и переливающаяся ткань вдруг словно стала сползать с ее спины, исчезая на глазах. Костюм был сделан из поляризованного шелка, и теперь, когда расположившийся возле диджейского пульта помощник, направив на стриптизершу подключенную к специальному устройству электронно-лучевую трубку, аккуратно водил по ее телу направленным пучком электронов, ткань на их пути меняла статический заряд на противоположный и становилась абсолютно прозрачной.

Из наглухо закрытого платье быстро превращалось в декольтированное спереди и сзади. Приоткрыв ложбинку между грудей танцовщицы, невидимый напарник перешел к ногам и принялся методично укорачивать длинный, до пола, подол узкой юбки.

С открытыми плечами и ногами девушка выглядела значительно соблазнительнее. Она по-прежнему перетекала с места на место, принимая эффектные позы и замирая на мгновение лишь для того, чтобы потерять еще какую-нибудь часть платья. Напарник довольно ловко работал с электронным устройством и ошибся только один раз, когда стриптизерша после очередной паузы пришла в движение чуть раньше, чем было нужно, и ее попку перечеркнула по диагонали узкая полоса ставшей невидимой ткани. Впрочем, так получилось еще пикантнее.

У столика Пестрецова возникла официантка, которая принесла виски. Поставив бокал на стол, она как бы невзначай прижалась к его предплечью теплым обнаженым бедром и чуть потерлась о него — похоже, она успела переброситься парой фраз с вышибалой на входе. Не удержавшись, Родим все-таки звонко щелкнул девушку по ягодице, заслужив лукавую улыбку с ее стороны.

Когда официантка удалилась, Пестрецов вернулся к созерцанию шоу. Юбка исполнительницы уже превратилась в очень смелую мини-юбку, а верх платья — в топик. Еще несколько соблазнительных танцевальных движений, и от белого топика осталось только подобие лифчика, а мини-юбка превратилась в трусики. Некоторое время девушка эффектно изгибалась всем телом в «белье», а потом вооруженный электронно-лучевой трубкой невидимый напарник приступил к основному.

Разумеется, под платьем у девушки совсем ничего не было, и Пестрецов сумел убедиться, что она натуральная блондинка. Белая Королева покрутилась на сцене абсолютно голая, а потом ее напарник включил генератор переменной частоты, и платье на теле танцовщицы стало то появляться, то снова исчезать. По окончании номера Пестрецов решил, что выступление в общем-то было вполне приемлемым, и присоединился к аплодисментам публики.

На соседней сцене между тем объявили Мисс Ящерицу, но как Родим ни выворачивал шею, увидеть ее танец так и не смог.

Прикладываясь время от времени к дрянному виски, Пестрецов задумчиво наблюдал эротическое шоу. Одна за другой перед ним выступили Госпожа Капитан, Плохая Девочка, Ласковая Киска и Огненная Птица. Девицы, естественно, были не высшего качества, но для бандитского гетто вроде Инфернуса более чем удовлетворительные. Каждые пять минут возле столика появлялась официантка в передничке, которая заботливо осведомлялась: «Виски, сэр?», «Не желаете ли еще виски?», «Может быть, виски?», «Вам обновить, сэр?», «Еще виски?» В конце концов Пестрецов начал уже издали отгонять ее жестами, когда она направлялась к его столику.

— А теперь любимица публики — Железная Леди!

Зал приветствовал Железную Леди радостными возгласами и одобрительным свистом. Родим отодвинул полупустой бокал и повернулся к сцене.

Появившаяся на подиуме танцовщица была не так молода, как предыдущие стриптизерши. Все в ее облике дышало зрелой женской красотой, причем красотой агрессивной, атакующей. Ее окрашенные в стальной цвет волосы торчали в разные стороны длинными остроконечными иглами. На Железной Леди было какое-то громоздкое металлическое одеяние — не то рыцарский доспех, не то стилизованный скафандр высшей защиты, украшенный шипами и острыми выступами; впрочем, приглядевшись, Пестрецов решил, что это все-таки не металл, а плотная ткань, имитирующая текстуру металла, — уж слишком легко двигалась стриптизерша. Даже он в такой груде железа едва волочил бы ноги — если, конечно, дело не происходило бы на станциях с пониженной гравитацией.

Под тревожную музыку Железная Леди исполнила довольно сложный танец с акробатическими номерами. Судя по выразительным движениям, ее кто-то атаковал — то ли дикие звери, то ли неведомые враги. Нанося невидимому противнику сокрушительные удары, стриптизерша понемногу теряла элементы своего скафандра, и под ним начало вырисовываться довольно привлекательное женское тело — гораздо более интересное, чем у предыдущих танцовщиц.

Вокруг воительницы уже громоздились горы воображаемых трупов, когда она осталась только в фиолетовых трусиках и в чем-то вроде полупрозрачной маечки. У нее были очень узкие женственные запястья и тонкокостные ноги, однако мускулы на руках и ногах выделялись под кожей заметными холмиками. Стриптизерша не была перекачана до безобразия, как чемпионки Соединенных Миров по бодибилдингу, однако ее никак нельзя было принять и за капризную избалованную неженку вроде Ласковой Киски. По ее гармоничной спортивной фигуре, по решительному выражению лица, по чуть презрительному взгляду можно было безошибочно угадать опытного бойца, прошедшего не одну схватку — причем явно не только на стриптизном подиуме. Впрочем, для такого вывода достаточно было просто оценить кувырки и пируэты, которые она выполняла в этом номере.

Сделав заднее сальто, она в полете разорвала на себе маечку и, извернувшись в воздухе, приземлилась на подиум спиной к публике и прикрыла грудь руками, словно внезапно застеснявшись. У нее была красивая загорелая спина, чистая, не изуродованная угрями или белыми полосками от купальника. Пестрецов услышал, как за соседним столиком кто-то застонал от вожделения. Между тем воительница развернулась лицом к зрителям, все еще прикрываясь руками. Ее плоский живот часто вздымался от дыхания, длинные ресницы трепетали, упругая кожа поблескивала от выступившей испарины. Мужчины в зале, затаив дыхание, жадно пожирали ее разгоряченными взглядами.

Железная Леди изящным движением убрала левую руку с груди, однако правая продолжала прикрывать оба соска. Зал застонал. Раскачиваясь всем корпусом из стороны в сторону, словно змея перед броском, воительница еще некоторое время мучила распаленных самцов и наконец милостиво разрешила им увидеть свою высокую грудь безупречной формы. В одних узких трусиках она исполнила еще несколько сложных прыжков, ее тугая узкая попка так и мелькала перед возбужденными зрителями. Прыгнув на вертикальный шест в углу подиума, она дважды провернулась вокруг него, давая присутствующим оценить свое восхитительное тело со всех сторон и полюбоваться игрой мышц под загорелой кожей.

Родим словно зачарованный следил за выступлением Железной Леди. Да, безусловно, это был высший класс, не чета всем предыдущим, и немудрено, что она стала любимицей местной публики.

Покинув шест, стриптизерша совершила сложный тройной прыжок через голову и приземлилась на самом краю подиума. Какой-то миг Пестрецову казалось, что она не удержит равновесия и рухнет прямо на сидевших за ближними к сцене столиками, но расчет был точным. Легко развернувшись на носках, Железная Леди низко наклонилась и начала медленно, мучительно медленно спускать с крутых бедер поблескивавшие в свете прожекторов трусики. Когда пылающим взорам зрителей предстала трепетная расщелина между ягодицами, девушка резко присела на корточки, одновременно рывком сдернув трусики до самого низа. Выпрямившись, она подцепила их каблучком прозрачной босоножки и швырнула в зал. Возле сцены раздался судорожный скрип сдвигаемых столов, в полумраке метнулось несколько темных фигур, послышался шум потасовки. Два охранника от дверей кинулись в темноту зала, пытаясь восстановить порядок.

Когда Пестрецов снова перевел взгляд на подиум, совершенно обнаженная стриптизерша уже снова кружила вокруг шеста и демонстрировала очень неплохую растяжку, поочередно забрасывая то одну, то другую ногу выше головы. Еще около минуты она извивалась всем телом и танцевала под взглядами похотливых самцов, а под конец запрыгнула на шест. Болтая ногами в воздухе, она сомкнула ладошку на шесте у себя над головой и, глядя в зал, трижды решительно и резко скользнула рукой по толстому металлическому стержню вверх-вниз, после чего музыка оборвалась.

Зал радостно взревел. Родим готов был дать голову на отсечение, что у половины мужчин в этом зале сейчас мокро в штанах.

Когда Железная Леди покинула подиум и ее сменила Подруга Пирата, Родим жестом подозвал знакомую официантку, которая неутомимо сновала между столиков. Та приблизилась к нему, старательно покачивая бедрами:

— Еще виски, сэр?

— Нет, спасибо. Я бы хотел узнать, где здесь можно приобрести цветы?

Ошалело блымнув глазами, официантка с благоговейным ужасом уставилась на него. Похоже, с тем же успехом он мог спросить у нее, где здесь можно недорого купить живого слона или боевой крейсер.

— Может быть, все же кровавый стейк?.. — пробормотала она.

— Вы неправильно поняли, я не собираюсь закусывать цветами, — смущенно улыбнулся Родим. — Видите ли, мне очень понравилась одна из артисток, и я хотел бы в знак восхищения послать ей красивый букет.

Официантка так же ошалело произнесла: «Да, сэр». На ее кукольном личике застыло сложное выражение: ужас из глаз исчез, сменившись смесью потрясения и озадаченности. Еще пять минут назад Пестрецов готов был бы держать пари, что ничто во Вселенной не сможет шокировать эту девицу, однако в действительности сделать это оказалось проще простого.

Шустро проскользнув через весь зал, девушка в передничке подошла к охраннику у дверей и принялась что-то возбужденно ему рассказывать, то и дело крутя пальцем у виска.

Когда Подруга Пирата спускалась со сцены, возле столика Пестрецова нарисовался тот самый охранник.

— Вы действительно хотите послать одной из стриптизерш цветы, сэр? — поинтересовался он.

— Ага, — простодушно кивнул Родим. — Это запрещено правилами заведения?

— В общем-то нет, — задумчиво произнес охранник. — Просто сколько я тут ни работаю, никто еще такого не делал… А кому именно вы хотите преподнести цветы?

— Железной Леди, — ответил Пестрецов, всячески демонстрируя свое смущение. — Я даже готов заплатить вам, если вы согласитесь поспособствовать…

— Отличный выбор! — Услышав имя понравившейся гостю дамы, охранник вдруг расцвел, осклабившись во всю пасть, словно в предвкушении какого-то радостного события. — Это действительно замечательная девушка! Не надо мне никаких денег, я буду очень рад помочь, а стоимость букета вам включат в счет. Люди должны помогать друг другу, не правда ли? Более того, я постараюсь устроить так, чтобы вы смогли лично вручить букет артистке. Только вам придется подождать до конца представления, потому что доступ в грим-уборные до окончания программы категорически запрещен.

— Ничего страшного, я подожду.

Когда основная программа эротического шоу подошла к концу и немногочисленных оставшихся посетителей принялись развлекать нон-стоп неумело скакавшие вокруг шестов стриптизерши низкого класса, к столику в углу вновь приблизился охранник, держа в руках небольшой букет генетически модифицированных фиалок, лепестки которых мягко сияли в полумраке серебристым светом, а на мохнатых листьях словно застыли светящиеся капельки росы. С церемонным видом, едва скрывая ехидную усмешку, охранник вручил посетителю букет и пригласил следовать за собой.

В дальнем конце зале уже зажгли приглушенный свет, поэтому по пути к грим-уборной Родим заметил, что его инициатива отчего-то крайне заинтересовала весь персонал заведения. Так что он двигался под перекрестным обстрелом десятков глаз охранников, официанток, стриптизерш и барменов, наблюдавших за ним с жадным интересом и обменивавшихся кривыми улыбками. Родим понимающе ухмыльнулся про себя и, приблизившись к двери, на которой по трафарету было написано: «Железная Леди», изобразил на лице крайнее волнение пополам с любовным томлением (ну, как смог — впрочем, в данной ситуации особого артистизма не требовалось). Остановившись у двери, он картинно потеребил букетик и, повинуясь приглашающему жесту охранника, робко постучал.

Изнутри послышалось:

— Какого хрена? Пошли вон.

Охранник беззвучно отступил на два шага назад — как ему показалось, совершенно незаметно для гостя.

— Извините, мадам, я был столь поражен вашим выступлением, — противным фальцетом с нарочитой дрожью в голосе прогнусавил Родим, — что мне хотелось бы в благодарность преподнести вам эти замечательные цветы…

— Ч-ч-чего?!

Дверь гримуборной внезапно распахнулась от резкого удара изнутри и с грохотом врубилась в стену. Если бы ожидавший этого Пестрецов не прянул всем телом в сторону, ему наверняка досталось бы дверью между ног.

На пороге нарисовался предмет мечты скромного лоха, весь вечер проторчавшего за самым дальним столиком с одним-единственным стаканом виски. На Железной Леди были камуфляжные штаны и армейская футболка цвета хаки, открывавшая тренированные бицепсы. Волосы, на выступлении торчавшие длинными серебристыми иглами, уже были тщательно промыты, высушены и стянуты резинкой в конский хвост: на самом деле они оказались ярко-рыжими. На кисть ее правой руки, уже занесенной для удара, был надет кастет из никелированной стали.

— Разодрать мою задницу, — ошеломленно пробормотал предмет мечты, облокачиваясь на дверной косяк и складывая руки на груди. — Это ж Песец.

— Привет, Рысь, — произнес Родим уже своим обычным голосом. — И скольким ты уже отбила яйца?..

Он не сумел отказать себе в удовольствии и чуть повернул голову, чтобы полюбоваться потрясенной физиономией охранника…

— И давно ты здесь трясешь задницей?

— Да уж больше полугода.

Они сидели в дальнем углу опустевшего зала, за тем самым столиком, и лакали местное виски. Оба успели сойтись на том, что больше всего это пойло напоминает самогон, который Казимеж гнал на Фарсалосе из картофельных очисток и абрикосовых косточек, только оно тому самогону и в подметки не годится. Однако они не были достаточно артистичными людьми, чтобы травить себя огненной бластерией, а так называемая контрабандная «Боярская» со Светлого Владимира на самом деле не имела с настоящей ничего общего: обычный плохо разбавленный спирт. На столе перед ними в стакане воды мягко мерцали фиалки.

— А до этого где тебя носило? — поинтересовался Родим, бултыхая в бокале темно-коричневую жидкость с резким запахом. — Я на тебя вышел чудом.

— Сразу после отставки вернулась в родные края и пыталась начать жить нормальной жизнью. — Рысь помолчала, скрипнула стулом. Подняла взгляд на собеседника. — Отчего-то не смогла. Ну, чего тебе объяснять, сам небось все понимаешь… Завербовалась на рудники в пояс Альгавы. Там было тяжело, но здорово. Изматывающая работа, тяжелые условия, тупой быт, чужие люди вокруг — то, что нужно, чтобы побыстрее забыть о Дальнем Приюте. Но меня оттуда быстро вышибли. Когда количество шахтеров, которых я изувечила, перевалило за второй десяток, руководство шахт заявило, что не намерено терпеть убытки и постоянно решать вопрос с наймом нового персонала из-за того, что какой-то сучке взбрело в голову, будто у нее между ног сокровище, которое следует защищать всеми доступными средствами, включая табуретки с камбуза, распорные штанги и запасные буры большого диаметра.

Покачав головой, она еще плеснула себе виски из стоявшей на столе бутылки: в местном баре у нее был неограниченный кредит. Пестрецов не стал ухаживать за ней и наполнять ее бокал — Рысь страшно этого не любила.

— Потом моталась по галактике, — продолжала она, отхлебнув. — Кое-какие связи остались, устраивалась то там, то здесь. Так, чтобы побольше выматываться и поменьше вспоминать. Оцедонтов кормила в Мирмикейском зоопарке. — Она невесело фыркнула. — Но Горностаям ли бояться грязи, командир? А насчет денег — так много ли мне надо? Конура чуть побольше шкафа да пожрать два раза в день. Никого видеть не хотелось, думала, повешусь или с ума сойду… Пару раз устроилась на более или менее приличную работу, но на одной оказалось слишком много свободного времени, а со второй тоже быстро турнули — там надо было спать с хозяином. То есть это в контракт не входило и выяснилось уже потом, по ходу дела, так что у нас с руководством сразу возникло взаимное непонимание. В общем, в конце концов выбросило меня прибоем сюда. За полгода уже стала здесь достопримечательностью — как же, стриптизерша, которая никому не дает! У местных такое в голове не укладывается…

— И что, много уже яиц отбила? — усмехнулся Родим.

— Да уж не меньше сотни, — Рысь презрительно скривилась. — Мачо недоделанные…

Она крепко и многоэтажно выругалась. Пестрецов посмотрел на нее с уважением.

— Сначала, конечно, обижались сильно, — продолжала Рысь. — Не понимали, что сами виноваты, что не нужно мне их собачье внимание. Пытались избить, порезать, изнасиловать… Но куда этим детям улиц до настоящего профессионала! Кое-кого пришлось вразумлять множественными переломами и травмами черепа. Первое время я вообще ночевала прямо в гримерке с разрядником под подушкой. Сейчас вроде бы отстали — местные силу уважают, да и хозяин заведения имеет мощную крышу, а я ему неплохие деньги приношу как-никак. Так вот и живу. Иногда мне кажется, что я не улетала с Мирмикея и по-прежнему работаю в зоопарке — в павильоне приматов… В общем, именно то, что надо. — Она залпом допила виски и со стуком поставила бокал на столик. — Ну, а ты как, Песец?

Родим пожал плечами.

— После отставки тоже сначала вернулся домой. Сперва вроде бы нормально было. Словно отболело все внутри и выгорело. А потом — не смог. Не смог на себя по утрам в зеркало смотреть. Не смог видеть свои награды, особенно за последнюю операцию, тошно мне становилось. Не смог встречаться с сослуживцами, не смог читать газеты. Бросил все, удрал на Ярило VI, родину моих предков. Я ведь столичный житель только во втором колене, — усмехнулся Пестрецов. — От самого себя удрал… Губерния у нас оказалась приграничная, народу мало, земли много. Местные пособили — отстроил себе хуторок, завел хозяйство, на охоту стал ходить. Коровку завел…

— Настоящую, местную? — вдруг по-детски заинтересовалась Рысь. Она-то видела коровок Ярилы разве что в зоопарке на Мирмикее.

— Настоящую.

— А они что, действительно родичи божьим коровкам?

— Да нет, просто похожи… Они не насекомые — млекопитающие. Мясо вкусное, и молоко полезное. И панцири используются в промышленности… — Пестрецов помолчал. — В общем, обжился. Привык. И ты знаешь, вдруг почувствовал, что оказался дома. Живут люди простой, чистой, здоровой жизнью. Все друг друга знают, все своими руками делают. Пираты высадятся — в течение получаса ополчение встает. Ни на кого не рассчитывают, ни на что не жалуются, а Родину любят: и малую, и большую — все миры России… Одним словом, начало меня прошлое понемногу отпускать. Совсем бирюком стал, даже говорить и думать начал как местные. Другим человеком сделался. Решил уже, что сумел наконец от самого себя спрятаться, что больше не придется по ночам вскакивать с перекошенной физиономией и лечить совесть при помощи «Боярской»…

Он замолчал.

— И что же случилось? — поинтересовалась Рысь, глядя в сторону. Она уже знала ответ, хотя Родим не обмолвился еще об этом ни словом.

— На прошлой неделе мне пришло личное послание.

Рысь задумчиво постукивала длинными коготками по бокалу.

— От него? — сухо спросила она после долгой паузы.

— От него.

— Ты поэтому меня разыскал?

— Да.

На несколько мгновений за столиком повисла напряженная тишина, а затем Рысь, вздохнув, произнесла:

— Ясно.

И поднялась из-за стола.

— Ты куда? — осторожно спросил Родим, поворачивая голову вслед за ней.

— Вещи собирать, командир. Куда ж еще?..

Они вылетели через два дня, после того как Рысь урегулировала все свои дела с хозяином заведения. Она сделала это сама, без помощи Песца — и всего лишь ценой двух переломов у охранников. Все это время в клуб «Три веселых сучки» продолжалось паломничество толп народа, желающих посмотреть на супергероя, который после знакомства с Железной Леди ухитрился сохранить яйца в неприкосновенности…

Глава 5

Этот корабль был гораздо более грязным, убогим и старым, чем тот лайнер, который, совершив промежуточную посадку для дозаправки, доставил Пестрецова в бывшую пиратскую республику. На нем не имелось ни зимнего сада, ни бильярда, обстановка и ассортимент баров были совершенно спартанскими, а шум двигателя глухо проникал через все переборки и преследовал пассажиров повсюду. Пассажиры здесь тоже подобрались попроще и погрязнее. Зато Родиму и Рыси досталась довольно неплохая двухместная каюта с широкой по местным меркам двуспальной кроватью — более дешевые места были раскуплены за месяц до рейса, так что выбирать не приходилось. Так сказать, эконом-вариант каюты для новобрачных…

Проснувшись утром, Родим осторожно, чтобы не потревожить лежавшую рядом женщину, подпер голову рукой и стал задумчиво разглядывать свою боевую подругу. Она словно почувствовала это, пошевелилась, приоткрыла глаза.

— Чего уставился-то? — пробурчала Рысь, потягиваясь. — Дырку проглядишь.

— Любуюсь, Светка, — честно признался Пестрецов. — Ты совсем не изменилась.

— В клубе не налюбовался, что ли? — Она выбралась из постели и встала посреди каюты, сладострастно потянулась, тряхнула огненной гривой, дразня Родима восхитительными изгибами нагого тела.

— Там было слишком далеко.

— За просмотр обычно деньги платят, — проворчала Рысь, двинувшись в сторону душевой кабинки. — И хорошие чаевые! — крикнула она, уже задвинув за собой пластиковую ширму.

— С меня выпивка, — пообещал Пестрецов, откидываясь на подушки.

Вчера он вовсе не собирался ворошить прошлое, вновь возвращаться к давно перевернутой странице их взаимоотношений. Это глупо, это всегда мучительно неловко и недостойно имперского офицера. И, разумеется, Родиму совершенно не хотелось, чтобы Светка отбила ему яйца, как нескольким десяткам предыдущих претендентов на ее руку и тело, — а эта стерва могла, она знала очень коварные приемы. Каюта для новобрачных была для него лишь очередным крошечным неудобством на пути к цели, вроде Папы Юпа или хичеров в Альпинском космопорте. Все, что касалось Рыси, уже давно перегорело и умерло в душе Песца. Он абсолютно серьезно собирался вчера вечером дружелюбно пожелать ей спокойной ночи, отвернуться к стене и мирно уснуть. Однако все получилось по-другому, причем так естественно, легко и восхитительно, словно они на самом деле были молодоженами. С одной стороны, загадки это не составляло: судя по рассказам Светы, мужчин у нее не было очень давно, да и Пестрецов на своем хуторе не был избалован дамским обществом. И словно не было этих семи лет разлуки, словно они расстались только вчера, словно никогда в их судьбе не возникало роковых слов «Дальний Приют»… Но, с другой стороны, между ними по-прежнему бездонным горным ущельем пролегало то, из-за чего они когда-то разбежались по всей галактике. То, что до сих пор не давало Родиму дышать полной грудью. То, из-за чего он немедленно сорвался с места, едва получив послание императора, хотя оно совершенно ни к чему его не обязывало. У них с Рысью была бурная ночь, но язык у Пестрецова не повернулся бы назвать ее ночью любви. Скорее это была ночь товарищеской взаимопомощи и сексуальной психотерапии. И мужчина с удовлетворением отметил, что к утру женщина наконец расслабилась, стала не такой напряженной и тревожной, как все эти последние дни перед отлетом…

— Знаешь что, Песец, — крикнула она из душевой кабинки, пытаясь перекрыть шум воды, — если ты думаешь, что это что-нибудь значит и что у нас теперь все будет как когда-то, ты эти мысли сразу засунь себе поглубже в задницу, хорошо?

— Договорились, — хладнокровно отозвался Родим. — Яблочко помой мне, пожалуйста.

Первые два дня они отсыпались в своей каюте, а к вечеру третьего выбрались в бар. Посетителей было немного, на затемненном танцполе под медленную музыку жадно тискались нетрезвые парочки, пытавшиеся изобразить, будто они танцуют. Пестрецов с Рысью взяли по пиву и пристроились за одним из угловых столиков.

— Интересно, — задумчиво проговорила Рысь, отхлебнув пива, — а почему он прислал послание именно тебе?

Родим молча пожал плечами. Она еще несколько мгновений помолчала, то ли ожидая ответа, то ли просто пытаясь его перемолчать, а затем сдалась и переменила тему:

— А как ты меня нашел?

— Найти тебя было очень непросто, — покачал головой Пестрецов. — Я не стал обращаться ко Второму управлению. Не хочу сказать, что у их аналитиков меньше мозгов, чем у меня, но я лучше тебя знаю. Ты скиталась по таким дырам, что они вполне могли тебя и не отыскать. А я знал заранее, куда следует заглянуть в первую очередь… К тому же чем меньше мы оставим следов в официальных структурах, тем спокойнее я себя буду чувствовать.

— Мозги тут ни при чем, — вздохнула Рысь. — Просто я пряталась от себя, а не от тебя. — Она сделала паузу. — А насчет следов… Ты имеешь в виду возможность наличия «крота»?

— Нет, — качнул головой Песец. — Вряд ли все так плохо. Но береженого, как ты понимаешь, бог бережет. Не случайно же послание пришло мне в обход всех силовых ведомств, с личным вассалом. На всякий случай, как я понимаю. На Дальнем Приюте ведь, похоже, не обошлось без предательства.

Они помолчали, погрузившись в пиво.

— Знаешь, Песец, — проговорила наконец Света, — спасибо, что забрал меня оттуда. И спасибо, что растормошил. Я думала, у меня уже никогда ничего не будет — ни секса, ни настоящего рискованного дела…

— Обращайся, если еще понадоблюсь, — проронил Родим.

Отодвинув очередную пустую стопку, с высокого стула возле стойки сполз массивный бородатый хичер в черной кожаной куртке и коричневых сапогах с острыми носами. На рукавах и лацканах у него позвякивали какие-то серебристые цепочки, всклокоченная шевелюра неопределенного цвета напоминала воронье гнездо. Описав по залу большую кривую дугу, хичер выбрел на столик, за которым сидели Песец с Рысью, и оба инстинктивно поморщились: судя по всему, последний раз он принимал душ еще до Ипалайского конфликта.

Обнажив в кривой ухмылке гнилые зубы, бородач бесцеремонно ухватил Рысь за локоть:

— О, какая слатенькая! А ну, киска, пойдем-ка потанцуем!

Девушка вроде бы не сделала ни единого движения, но хичер вдруг ощутил, что сжимает воздух. Тогда он накрыл ладонью ее руку, лежавшую на столе, и агрессивно обратился к Пестрецову:

— Ты не возражаешь, браток?

— Нет-нет, — с политкорректной улыбкой Родим сделал миролюбивый жест. — Пусть подруга развлечется.

Рысь чуть изменила позу, и бородач внезапно снова ощутил, что под его ладонью пусто. Убедившись, что строптивая киска внимательно смотрит на него, переплетя пальцы обеих рук и положив на них подбородок, он попытался схватить ее за запястье. Пальцы его опять встретили пустоту. Он хотел поймать ее за другую руку — и снова неудача. Пьяный хичер никак не мог понять, что происходит: странная телка вроде бы почти не двигалась, медленно, казалось, даже лениво чуть отстраняясь и отодвигая руки в стороны, однако он никак не мог даже прикоснуться к ней, промахиваясь, словно совершенно потерял ориентацию от выпитого.

Наконец Рыси надоела эта игра. Мелькнула в воздухе ее узкая кисть, и лапа хичера с размаху ударилась о ребро столешницы. Громила взревел от боли.

— Ах ты, сучка! — заорал он, пытаясь сунуть пострадавшую руку за пазуху и никак не попадая куда надо.

Девушка с интересом наблюдала за его действиями. Наконец, когда он уже зацепил во внутреннем кармане разрядник и почти вытащил его наружу, она чуть привстала и несколько раз стремительно ткнула бугая стиснутыми в щепоть пальцами в руку, правую сторону груди, левое бедро и шею, отчего тот дико заорал и повалился на пол бара, трепыхаясь и булькая, словно выброшенная на берег рыба. Мышечный спазм — штука сама по себе жутко болезненная, а уж когда в этом процессе участвуют целых четыре ключевые мышцы, вообще невыносимая.

Родим несколько секунд рассматривал дергающееся на полу тело, а затем перевел взгляд на свой бокал, сгреб его и сделал большой глоток. Похоже, Рысь действительно оттаивала: на этот раз она ничего не сломала нахалу, ограничившись только небольшим уроком.

— Ничего, что я за тебя не вступился? — поинтересовался Пестрецов, разглядывая свой бокал с пивом на свет.

— Попробовал бы, — сварливо отозвалась Рысь, опускаясь на свое место. — Тогда бы я подралась не с ним, а с тобой.

— Ну, я, в общем, так и подумал.

Через час, подписав протокол допроса у корабельного шерифа, которому по большому счету было на все наплевать, лишь бы на его судне не оказалось трупов, — о чем он сразу довольно прозрачно намекнул всем участникам инцидента, — Песец и Рысь направились к своей каюте. Контора шерифа располагалась в самых недрах третьей палубы, поближе к помещениям для пассажиров третьего класса, где, как всем известно, на любом грузопассажирском корабле сосредотачиваются наиболее криминальные элементы. Так что любой разумный человек на месте Песца и Рыси постарался бы как можно быстрее покинуть столь опасное и негостеприимное пространство, занимавшее почти треть объема корабля.

Лифтовые холлы располагались с противоположной стороны корпуса, поэтому пришлось подниматься пешком по лестничным трапам. Трапы представляли собой бурые от огромных пятен ржавчины металлические лестницы с узкими пролетами. Они оказались загажены еще больше, чем лифты и внутренние коридоры: когда в третьем классе засорялась канализация, быдловатые пассажиры использовали их в качестве сортиров. Стены лестничных маршей были так густо изрисованы светящимися в полумраке непристойными надписями и граффити, что невозможно было определить их первоначальный цвет. На паре пролетов барахлили генераторы искусственной гравитации, поэтому ступеньки уходили из-под ног и передвигаться здесь можно было, только перебирая руками по грязным перилам.

Они преодолели уже четыре уровня, когда снизу послышался дробный грохот башмаков бегущих людей. Рысь посмотрела на Песца, тот кивнул ей и, оттолкнувшись руками от перил, а левой ногой от пола, одним движением взлетел вверх по стене. В то же мгновение Света не моргнув глазом перешла на такой темповый рисунок шага, который создавал впечатление, будто вверх по ступеням по-прежнему движутся двое.

Родим уцепился пальцами за крупные ячейки вентиляционной решетки, вжался в металлический такелаж под потолком на высоте четырех метров, надежно заклинив свое тело в образованном потолком и стеной углу, и тихонько стукнул ногой по плафону освещения в том месте, где из патрона выходил электрический шнур. Плафон замигал, потом погас, и пролет трапа погрузился в серые сумерки. В принципе, света, просачивавшегося с лестниц сверху и снизу, было вполне достаточно, чтобы не спотыкаться, да и на фоне потолка Родим, зацепившийся за решетку вентиляции и опершийся носком ботинка на потухший плафон, выделялся внушительной темной кляксой, так что разглядеть его было довольно просто. Если глядеть. Но кто же будет смотреть вверх в такой спешке, да еще когда и ступеньки в полутьме разглядеть надо, и задние в спину дышат, перед глазами маячат спины передних, а в крови бурлят и требуют молодецких подвигов дрянное виски и «черный одуванчик»?..

Преследователи нагнали Рысь спустя всего два пролета. Хичеров было полдюжины — все в косых кожаных куртках и высоких подкованных сапогах с острыми носами, патлатые, немытые и с растрепанными бородами. Видимо, это была единая банда, члены которой старались как можно больше походить друг на друга. Обиженный Рысью громила трусил позади, морщась от боли при каждом шаге.

Светлана ждала их на лестничной площадке, развернувшись к ним лицом и заложив руки за спину. Радостно загомонив, великовозрастные балбесы высыпали на площадку, охватывая ее медленно сжимающимся полукругом.

— Их вроде двое должно быть, — озабоченно произнес вдруг один из наркоманов и завертел головой в поисках спутника девушки.

— Еще дозу прими, — посоветовала Рысь. — Тогда в глазах не то что двоиться — четвериться начнет.

— Крутая стерва, — одобрительно осклабился один из хичеров — тот, что бежал по лестнице первым. — Ты зачем нашему корешу больно сделала, рыжая?

— Всем, кто трогает меня без моего согласия, я делаю больно, — пояснила Рысь, не спуская с него взгляда. Этот тип в темных очках выглядел наиболее серьезным противником из всей шестерки.

— О! Уважаю, леди, — очкастый изобразил шутовской полупоклон. — Ну, значит, мы не станем вас трогать без разрешения. Верно, пацаны?

Хичеры неуверенно заржали, не понимая, куда он клонит.

— Вот, — с удовлетворением отозвался вожак. — И пацаны согласны. Давайте так, прекрасная леди: отсосете каждому из нас по разу — и можете быть совершенно свободны. Мы даже не станем оставлять безобразных порезов на вашем милом личике, как собирались вначале, потому что уважаем смелость. И, разумеется, все будет происходить по обоюдному согласию, чтобы вы не сделали нам больно. Договорились, детка?

— У меня встречное предложение, — заявила Рысь. — Вы сейчас разобьетесь на пары и бодренько отсосете друг другу. И тогда вашему здоровью не будет нанесено непоправимого ущерба.

— Остроумная детка, — криво усмехнулся вожак, и его ухмылка тут же превратилась в зловещую гримасу. — Значит, по-хорошему не понимаешь, — прошипел он, двинувшись вперед. — Жаль, я люблю, когда все по-доброму, с улыбкой и пониманием…

— Хочешь, я тебе улыбнусь? — донеслось снизу. — С пониманием?

Хичеры обернулись. На лестнице, отрезая им путь к отступлению, стоял Пестрецов и неторопливо наматывал на кулак полудюймовую стальную трубу, из которой были сделаны перила трапа. Труба сопротивлялась, скрипела, но гнулась.

— Слышали, что сказала дама? — поинтересовался Родим. — Снимайте штаны.

— Зря ты это… — неодобрительно покачала головой Рысь.

— Чего? — недоуменно спросил Песец.

— Перила сломал, — вздохнула Светка, — и вообще… — Она снова покачала головой.

Песец вопросительно смотрел на нее.

— Не вмешивался бы ты, — продолжала она, — а то шериф расстроится.

— Почему это?

— Ну, он же просил обойтись без трупов. А покалечить их я могу и без твоей помощи…

Песец пожал плечами и, стянув с кулака скруток трубы, бросил его на пол.

Звон упавшего на металлический настил увесистого стального комка заставил ошалевших хичеров вздрогнуть всем телом…

Глава 6

До прибытия на планету Войтыла Песец с Рысью еще пять раз побывали у корабельного шерифа — пассажиров в третьем классе летело много, а Рысь категорически отказывалась сидеть всю дорогу в каюте. Покидая корабль, они впервые увидели на лице блюстителя закона радостную улыбку.

Прибыв в столицу Войтылы Несвадбу и сняв номер в гостинице, путешественники сразу отправились по адресу, который пять лет назад прислал Родиму в электронном письме Лось — он, видимо, вовсе не собирался прятаться ни от бывших сослуживцев, ни от Второго управления, ни от самого себя. Однако когда они обнаружили дом номер восемнадцать по улице Станислава Лещиньского, выяснилось, что по этому адресу расположен небольшой тренажерный зал. Управляющий залом работал недавно и ни о каком детективном бюро «Круль Казимеж» никогда не слышал.

— Он мог поменять адрес, — сказала Рысь, когда они вышли на улицу. — Сейчас я залезу в сеть и за пять минут…

— Если он от кого-то скрывается, сеть не поможет, — резонно заметил Пестрецов.

— Чепуха. Совсем не оставлять следов в электронном пространстве он не сумеет.

— Сыграем? — предложил Родим.

— Как в старые добрые времена? — прищурилась Рысь.

— Точно. Ты ищешь Лося в сети, я — при помощи агентурных сведений. И кто быстрее.

— А что получает победитель?

— Бесплатную выпивку.

— Идет.

Несмотря на пари, они не разбежались тут же в разные стороны, а вместе двинулись к бару через дорогу от тренажерного зала. Только войдя внутрь, они разделились: Рысь направилась к терминалу в дальнем углу, а Родим подошел к стойке и заказал порцию «Выборовой».

— Черт, — потерянно проговорил он, потирая шею.

— Выдался тяжелый день, пан? — тут же отреагировал седой бармен, протиравший белоснежным полотенцем пивные бокалы. — Послушайте старого Янека: нет лучшего средства от проблем, чем добрая беседа! Поведайте мне свою беду, и мы непременно найдем выход.

— Да сглупил я, — признался Пестрецов. — Специально завернул на Войтылу, чтобы повидать друга детства. А он вместе со своей конторой куда-то переехал, и коммуникатор его не отвечает…

— Сочувствую, — покачал головой бармен. — Такое бывает сплошь и рядом. Улетел человек на другую планету, и нет его. Я сам так четыре года брата искал, и вот что вам скажет старый Янек: найти его было совсем нелегко!..

— А может быть, вы встречали моего приятеля? — поспешно вклинился Родим, опасаясь, что его ожидает подробный рассказ о длительных поисках брата старого Янека. — Он прямо напротив вас работал, у него было детективное бюро. Казимеж Витковский его зовут.

— А, Круль Казимеж! — Бармен сразу расплылся в счастливой улыбке. — Знаю, конечно. Замечательный человек, поверьте старому Янеку, раньше постоянно к нам заходил. Очень любит пиво «Живец» и охотно дает на чай. — Он озабоченно сдвинул брови. — Пан Витковский переехал совсем недавно, на окраину; говорят, у него немного не заладились дела, но это ненадолго, наверняка ненадолго — Круль Казимеж не такой человек, чтобы его дела долго не ладились, старый Янек разбирается в таких вещах!

— А вы не знаете, куда именно он переехал? — старательно удерживал беседу в нужных рамках Песец.

— Разумеется, знаю! — возмутился бармен. — Старый Янек лично помогал ему грузить вещи! Записывайте, уважаемый пан…

Через четверть часа Рысь вызвала Родима через коммуникатор и довольным голосом произнесла:

— Песец, я буду водку. Только настоящую, а не как в «Трех веселых сучках».

— Что, нашла Лося? — поинтересовался Пестрецов.

— Ага. Сеть у них тут, конечно, та еще, но я быстро разобралась, что к чему. А еще у них отвратительно поставлена система учета граждан — вольная колония, видите ли, никакой бюрократии, никаких паспортов. Но это, как ты понимаешь, не препятствие для профессионала. Короче, улица Яна Бжехвы, дом…

— Двадцать пять, — подхватил Родим. — Строение три.

— Разорвать мою задницу! — оторопела Рысь. — Ты тоже нашел?

— Ага. Только я еще смотался туда на такси, чтобы лично убедиться, что это именно то, что нам надо. Сейчас еду назад.

— Ах ты, старый прохвост!

— Спасибо за комплимент, солнышко. Я буду водку. Только настоящую.

— Я тебе не солнышко, пьяница!

В своем новом офисе Казимеж появился только к полуночи. Рысь и Песец весь вечер провели в баре в районе новостроек на северной окраине, наблюдая через панорамные окна за зданием, в которое переехало детективное агентство «Круль Казимеж». Когда перед входом в небоскреб припарковался помятый глидер и из него тяжело выбралась знакомая крупная фигура Витковского, Пестрецов обменялся взглядами с боевой подругой, и они разом поднялись из-за столика.

— В общем, как договорились, — строго произнес Песец. — Никакой самодеятельности, это может быть опасно. Значит, я завожу отвлекающий разговор…

— А я захожу сзади!

В вестибюле недавно отстроенного небоскреба было не так чтобы очень роскошно, но вполне чистенько. Пахло свежей краской и гипсополимером. Похоже, переживающий, по слухам, не лучшие времена Лось переехал сюда, потому что аренда помещений здесь пока обходилась сравнительно дешево: хозяева здания пытались привлечь первоначальной дешевизной побольше новых клиентов.

Сориентировавшись по висевшему у входа списку расположенных в здании офисов и организаций, Пестрецов и Рысь поднялись в зеркальном лифте на сорок третий этаж, прошли по длинному коридору с гофрированными пылепоглощающими стенами и остановились у скромной двери с номером 4379.

— Пять — два — девять, — одними губами произнесла Рысь. Песец кивнул. Рысь распласталась по стене возле дверного косяка, а сам Пестрецов извлек из кармана отмычку-генератор. Прилепив отмычку к электронному дверному замку, он запустил ее и посмотрел на напарницу. Та показала ему один палец, затем два, затем три, затем четыре. Разогнуть пятый палец она не успела: отмычка, отлепившись от замка, свалилась в предусмотрительно подставленную ладонь Пестрецова. Дверь с едва слышным чмоканьем приоткрылась.

В приемной было темно: войдя, Лось не стал зажигать света. Это оказалось на руку вторгшимся в пределы частной собственности взломщикам. Быстро проскользнув в дверь, они прикрыли ее и затаились во тьме, по обе стороны от прорезавшей ее полоски света, пробивавшейся через неплотно закрытую дверь кабинета. В щель был виден работающий монитор и сидевший перед ним спиной к двери хозяин агентства, низко склонившийся к экрану, — разглядеть можно было только его седеющий затылок; время от времени он нажимал пальцем на сенсорный коврик, отзывавшийся тонким писком, — видимо, сортировал какие-то данные.

Песец коснулся запястья Светы, крутанул рукой в воздухе, выбросил два пальца: атакуем с двух сторон. Они беззвучно начали приближаться к приоткрытой двери…

— Руки вверх, ребята, — негромко раздалось сзади.

Казимеж за компьютером никак не отреагировал на эти слова, а вот Песцу с Рысью пришлось замереть на месте. Голос доносился с расстояния в пару-тройку метров, поэтому вряд ли было хорошей идеей сделать нижний «вертолет» и попытаться выбить оружие у наглеца: одному из взломщиков вполне мог достаться заряд в голову. Кроме того, у нападавшего было еще одно преимущество — его глаза наверняка уже давно полностью адаптировались к темноте.

— Три шага вперед.

Песец и Рысь с поднятыми руками послушно сделали три шага вперед, почти уткнувшись в противоположную стену.

— Лицом ко мне.

Они развернулись. Незнакомец неторопливо щелкнул выключателем настенного светильника, и прихожую залил неяркий свет.

— И тут Казимеж, — негромко произнесла Рысь.

Да, это тоже был Казимеж Витковский по кличке Лось. Он стоял в углу прихожей и обеими руками сжимал портативный плазмомет, дуло которого было направлено на Пестрецова. Некоторое время он молча разглядывал застигнутых на месте преступления взломщиков, затем крылья его носа свирепо затрепетали, уголок рта зловеще искривился и пополз вверх.

— От с-сволочи! — с чувством процедил он. — Думали застать меня врасплох? Молитесь, твари!

— Руки-то можно опустить? — осторожно поинтересовался Родим. — С поднятыми руками молиться неудобно.

— Я тебе их сейчас в задницу засуну, пся крев! — пообещал Лось. Однако вместо этого он засунул свой плазмомет за пояс и с угрожающим видом шагнул к Песцу и Рыси. В следующее мгновение они одновременно оказались заключены в медвежьи объятия пана Витковского, причем столь энергичные, что Рысь пискнула и начала активно сопротивляться: рукоять плазмомета беспощадно впилась ей в ребра. — Мать вашу, ребята! Да откуда же вы тут? Тысячу лет не виделись!

— Да вот, пролетали мимо, решили заглянуть, — пояснил Родим, похлопывая приятеля по спине. — А у тебя появился брат-близнец? Познакомил бы.

— А, этот, — небрежно махнул рукой Казимеж. Выпустив друзей из объятий, он шагнул в кабинет, снял со своего двойника куртку, в которой выходил из глидера, и повесил ее на вешалку. Затем подхватил лже-Казимежа под мышки и начал стаскивать с кресла, освобождая себе место.

— Десантная макивара? — поинтересовался Пестрецов, заглядывая в кабинет.

— Ага. Полноростовая, полирезиноид, в любом спортивном магазине навалом. Вы проходите, ребята, располагайтесь, я вам сейчас кофейку сделаю. — Лось прислонил своего фальшивого двойника к столу и захлопотал над кофейным автоматом в углу. — Черт, как вы неожиданно, прямо как снег на голову!

— Нет ли чего-нибудь покрепче? — скривилась Рысь, усаживаясь в гостевое кресло.

— Нет, подруга, ты не поняла, — обиделся Лось. — Я вам сделаю своего кофе.

— О, — качнула головой Светлана. — Прости.

— Ловко ты нас поимел. — Устроившийся в другом кресле Песец дотянулся до макивары и снял с нее игрушечного щенка — именно его короткая шерстка столь похоже изобразила стриженый затылок склонившегося над компьютером Казимежа. — Узнаю штатного мастера маскировки подразделения Горностаев.

— Мастерство не пропьешь, — согласился Витковский, подавая Пестрецову пластиковый стаканчик с дымящейся жидкостью внутри. — Особенно если пить только кофе мгновенного приготовления.

— А как он управлял сенсором компьютера? — спросила Рысь.

Лось молча вынул из-под сенсорного коврика работающий наручный коммуникатор. Звуковой сигнал был отключен, работал только виброзвонок. Когда коммуникатор в очередной раз начинало хаотично подергивать и подбрасывать вверх, он приподнимал покрывавший его коврик, и в какой-то момент тот рабочей поверхностью касался угла стоявшей рядом с ним аудиоколонки. Раздавался знакомый писк — издали возникало полное ощущение, что сидевший за столом Казимеж дотронулся до коврика.

— Обалдеть, — покачал головой Пестрецов и осторожно пригубил кофе. — Господи, что ты делаешь с этими кофейными автоматами? — внезапно воскликнул он. — Как тебе удается настраивать эти глупые штуки таким образом, что вместо фабричной дряни они начинают варить божественный напиток? Может, ты какое волшебное слово знаешь?

Казимеж, как обычно, раздулся от гордости.

— А как же! — надменно произнес он, усаживаясь за стол. — Мы, истинные потомки шляхтичей, вообще склонны достигать совершенства в любом деле, особенно в военном и кулинарном.

Рысь держала стаканчик с кофе в руках, задумчиво глядя на прислоненную к столу макивару.

— Ты кого боишься-то, Лось? — негромко спросила она. — Ты же это все оборудовал не для того, чтобы нас разыграть?

Витковский сразу поскучнел, зашуршал бумагами на столе.

— А, — нехотя произнес он, не глядя на Светлану, — чепуха. Результат успешного расследования. Перебежал дорогу одному князьку преступного мира Войтылы. Обрубил ему с помощью местной народной полиции все щупальца, так он мне, видишь ли, объявил вендетту. Пару раз уже чуть не ухлопал. Приходится принимать меры… — Он снова махнул рукой. — В общем, пустяки. Ну, а теперь вы выкладывайте все начистоту.

— Что именно? — невинно вскинул брови Песец.

— Слушай, не считай меня глупее полковника Денисенко! Надеюсь, ты не думаешь, что я поверю, будто вы просто соскучились, причем оба сразу, и всего лишь приехали повидать старого друга?

Песец улыбнулся и пожал плечами.

— Ну, а вдруг?

— Ладно, — сердито нахмурился Лось, — кончай кривляться. Выкладывай все как есть, пся крев!..

Выслушав то, что поведал ему Песец, Лось откинулся на спинку кресла и, ненадолго задумавшись, нехотя качнул головой:

— Я пас.

— То есть?! — мигом вскинулась Рысь.

Лось пожал плечами.

— Вот то и есть. Все просто — я в отставке. У меня теперь совершенно другая жизнь. И я не собираюсь возвращаться.

Света так резко поставила стаканчик на стол, что кофе выплеснулся через край.

— Ты сам-то понял, что сейчас сказал?! — прищурившись, произнесла она. — Ты хорошо подумал?

— Я об этом семь лет думал, — хладнокровно заверил ее Казимеж. — Думаешь, я не понимал, что рано или поздно придется вернуться к этому вопросу? Семь лет размышлял, всю голову свернул набок, размышляя… И знаешь, вот лет пять назад — пошел бы с вами, не задумываясь. Пару лет назад — бардзо обмозговал бы, но все равно бы пошел. А сейчас — не пойду. Хватит.

— Разорвать мою задницу! — рявкнула Рысь. — Да что случилось-то?! Смотри, мы опять все в сборе, мы опять вместе. Я сижу рядом с Песцом, и мне не хочется провалиться при этом сквозь землю. В чем дело, сержант?

Витковский взял со стола отставленный Рысью стаканчик кофе, отхлебнул, поморщился: обжегся. Поставил его на место.

— Я больше не сержант, — с трудом проговорил он. — Капут, все сроки вышли. Я теперь нормальный гражданский. У меня бизнес, у меня клиенты, у меня кредит в банке и в ближайшей пивной, и я не собираюсь ломать свою успешную, размеренную, налаженную жизнь ради всяких бредней и никому не нужных моральных терзаний в духе средневековых…

— Это наемных убийц на живца ловить — размеренная жизнь? — криво усмехнувшись, перебила его Рысь. — Значит, нет у тебя никаких моральных терзаний? Приспособился, шляхтич? Забыл Дальний Приют, засунул поглубже на чердак памяти?

— Я ничего не забыл, — отрезал Лось. — Тем более Дальний Приют. И не собираюсь. Но подписываться на это дохлое дело — не стану! И точка.

Рысь открыла рот для следующей реплики, однако ее внезапно опередил Пестрецов, спросивший вроде бы совершенно невпопад:

— Казимеж, а почему ты так и не женился?

Лось, который уже готов был разразиться очередной гневной тирадой, ошарашенно запнулся, а затем насупился и спросил:

— А… с какой стати тебя это интересует?

— Ну, я ведь помню, у тебя была девушка, ты мне даже как-то показывал ее голоснимок…

— Это — мое личное дело! — отрезал Витковский.

— Понятно. Слушай, а сколько ты зарабатываешь?

— Это — мое личное дело, — снова пробурчал Казимеж.

— Да нет, без проблем, — вскинул руки Песец, — мне просто интересно.

Витковский сумрачно помолчал, а затем буркнул:

— Ну… в среднем около шестиста кредитов в месяц выходит…

— То есть где-то сто восемьдесят имперских рублей, — Родим кивнул и перевел взгляд на Рысь: — А ты?

— Что — я?

— Сколько зарабатывала у себя в клубе?

— Ну, я не такая богатая, — сердито проворчала Рысь, — в лучшие времена доходило до четырехсот, но такие времена бывали нечасто.

Пестрецов снова кивнул.

— Значит, сто двадцать. Ну, а у меня выходило где-то сто пятьдесят — сто шестьдесят. — Он сделал короткую паузу, вздохнул, а затем тихо спросил: — А не скажете ли мне, коллеги, почему мы, имея императорскую военную пенсию в восемьсот рублей, сбежали от семей и друзей и, забившись в самую глухую дыру, какую каждый из нас только смог себе представить, ведем полурастительную жизнь на полторы сотни в месяц, старательно не обращая внимания на почти тридцать тысяч полновесных имперских рублей, которые скопились на счету у каждого из нас?

Ответом ему было молчание. Когда пауза стала совсем уж невыносимой, Песец вновь заговорил — тихо, размеренно, спокойно:

— …И некий из вельмож рязанских по имени Евпатий Коловрат был в то время в Чернигове с князем Ингварем Ингваревичем. И услышал о нашествии зловерного царя Батыя, и выступил из Чернигова с малою дружиною, и помчался быстро. И приехал в землю Рязанскую, и увидел ее опустевшую, города разорены, церкви пожжены, люди убиты. И помчался в город Рязань, и увидел город разоренный, государей убитых и множество народа полегшего: одни убиты и посечены, другие пожжены, а иные в реке потоплены. И воскричал Евпатий в горести души своей, распаляяся в сердце своем. И собрал небольшую дружину — тысячу семьсот человек, которых бог сохранил вне города. И погнались вослед безбожного царя, и едва нагнали его в земле Суздальской, и внезапно напали на станы Батыевы. И начали сечь без милости, и смешалися все полки татарские. И стали татары точно пьяные или безумные. И бил их Евпатий так нещадно, что и мечи притуплялись, и брал он мечи татарские и сек ими. Почудилось татарам, что мертвые восстали…

Песец сделал короткую паузу, взболтал остатки кофе, залпом допил и продолжил:

— …И едва поймали татары из полка Евпатьева пять человек воинских, изнемогших от великих ран. И привели их к царю Батыю. Царь Батый стал их спрашивать: «Какой вы веры, и какой земли, и зачем мне много зла творите? Ведь мало же вас, и все одно все здесь поляжете». Они же ответили: «Веры мы христианской, земли рязанской, а от полка мы Евпатия Коловрата. А и поляжем мы, да и с радостью, потому как поклялись мы землю рязанскую беречь, а не сберегли. И потому нет нам мочи клятвопреступниками жить…»

Пестрецов замолчал. Некоторое время в офисе Казимежа висела напряженная тишина, а затем Родим вновь заговорил:

— Так вышло, что из всей роты Горностаев выжили только мы трое. Мы знали, что идем на смерть. Но что значила наша смерть по сравнению с тем, что мы должны были совершить? И вот… все они — мертвы. А мы живы и… не смогли.

В офисе вновь установилась тишина, а затем Лось глухо произнес:

— Это нечестно. Я в этом не виноват.

Песец горько усмехнулся.

— Ты это кому говоришь — мне? Знаешь, сколько раз я сам валялся без сна, напряженно размышляя, что было бы, если бы я повел вас через третью вентиляционную шахту, или как все сложилось бы, если бы Клык не попер через лифты, а обошел их по внешним транспортным пневмотрубам… Только все зря. Никто из нас ничего себе не доказал…

Витковский пожевал губами. Спросил сумрачно:

— И что из этого?

Родим вздохнул.

— Да в общем-то ничего. Просто он дает нам еще один шанс. На то, чтобы перестать жить клятвопреступниками.

— Перестать жить?.. — горько усмехнулся Лось.

— Может, и так, — кивнул Песец. — Риск очень большой. Но сам понимаешь, если бы все было просто, это не был бы такой шанс. И я не собираюсь его упускать. А ты… как хочешь. — Он поднялся. — Мы вылетаем завтра, рейсовым, на Талгол. Был рад тебя повидать.

Он протянул руку, и Лось с некоторой заминкой ее пожал.

— А кофе у тебя действительно превосходный, — сказал Пестрецов. — Как в старые добрые времена.

Резко развернувшись, он вышел из офиса.

На улице едва поспевавшая за ним Рысь, все это время шагавшая молча, внезапно произнесла:

— Кажется, я наконец поняла.

— Что? — удивился Родим.

— Почему он прислал послание именно тебе…

На следующее утро они стояли в терминале космопорта Войтылы, бездумно глядя через толстые панорамные окна на взлетно-посадочную полосу.

— О нем думаешь? — поинтересовалась Рысь, положив ладонь на руку Пестрецова.

Родим поморщился.

— Жаль, — произнес он. — Я на него очень рассчитывал. Но это действительно его личное дело.

— Вдвоем нам будет совсем трудно. Придется привлекать кого-нибудь со стороны.

— Ничего страшного, справимся. — Песец усмехнулся: — В первый раз, что ли? Подразделение Горностаев боеспособно, пока жив хоть один боец.

Объявили посадку. Они уже поднимались в погрузочную галерею, когда на другом конце терминала показалась мчащаяся со всех ног плотная рослая фигура. Рысь тронула Пестрецова за предплечье. Тот обернулся, посмотрел в зал.

Остановился.

Спустя минуту Казимеж, взлетевший вверх по эскалатору, тяжело дыша, притормозил рядом с ними и возмущенно замахал руками:

— Пся крев, вы что же себе думаете! У меня бизнес, обязательства… у меня люди, клиенты, которые на меня рассчитывают! Я же не мог вот так все бросить!

Песец кивнул:

— Точно, не мог. Ты ведь из нашей команды, а значит, человек ответственный.

— Всю ночь мотался, — буркнул Казимеж, старательно изображая недовольство, — пришлось даже метнуться гиперзвуковиком на восточное побережье. Едва успел вернуться…

— Ну так успел ведь, — рассмеялась Рысь и обняла Лося.

Витковский больше не имел сил показательно дуться и заулыбался во всю пасть. Глядя на них, усмехнулся и командир…

Глава 7

Этот тип появился сразу после сиесты. Джек Киприади, хозяин охранного агентства, отчаянно зевая, как раз выбрался из комнатки отдыха позади своего офиса, где дремал после обеда. Последнее время работы было слишком много, и Джек катастрофически не высыпался. На прошлой неделе, к примеру, ему пришлось потратить слишком много сил и нервных клеток, чтобы уладить неприятности с Красавчиком Хуаресом, которого даже трое ребят из агентства Киприади не сумели уберечь от обманутого мужа одной из его новых подружек. Рогоносец, правда, воспользовался услугами конкурирующей фирмы, так что против Красавчика, кроме него, вышли еще шестеро с бейсбольными битами. В результате Хуарес попал в больницу, а Киприади — на бабки: хоть Красавчик и был обычным брачным аферистом и жиголо, в криминальных кругах Тахомы, столицы Талгола, связи у него оказались неплохие. Все защищавшие его ребята уволились сразу после инцидента: естественно, им не понравилось, что на них повесили всех собак, хотя они защищали клиента до последнего и не оказались рядом с ним на больничной койке только в силу своей хорошей специальной подготовки. Однако кому-то так или иначе пришлось бы стать крайним, и Киприади не хотел, чтобы крайним назначили его. Поэтому он сам назначил крайних, чтобы как-то отчитаться перед Аллигатором Ларри, смотрящим по району. И даже несмотря на это, пришлось понервничать и побегать, чтобы утрясти скандальное дельце.

Еще не проснувшийся как следует Джек разом вскинул голову, едва только могучая фигура посетителя заслонила солнечный свет, падавший через дверной проем. Неплохая реакция и неплохие связи — вот в общем-то и все, что досталось Киприади после службы в Межпланетном легионе. Окинув гостя оценивающим взглядом, Джек сразу понял, что это вряд ли клиент. Такому бугаю охрана без надобности, гляди, чтобы сам кого-нибудь не покалечил. Настоящий лось — большой, грозный, мохнатый. Он выглядел сердитым, даже когда улыбался.

— Привет, хозяин, — произнес лось, стараясь улыбаться пошире, по-американски. — Бардзо отличный денек! Говорят, в последнее время у вас сильная нехватка персонала?

Киприади оказался прав — бугай искал работу. Презрительно скривившись, Джек с достоинством произнес:

— Прости, приятель, но у нас солидная контора. Мы не набираем людей с улицы.

— Очень мудро! — Посетитель растянул свою улыбку так, что казалось, его голова вот-вот треснет посередине. — Но ведь я не с улицы.

— Н-да? — Хозяин охранной фирмы еще раз окинул его взглядом с головы до ног, словно только что увидел. — Ну и какие же у тебя рекомендации? Кто тебя знает?

— Скажем, Голодный Койот, или Дуг Заноза, или Берт Фюрер. Но главный мой рекомендатель — это, конечно, Потрошитель Зак. — Здоровяк выговаривал эти клички с таким благоговением, что Джек почувствовал легкое недоумение. На мгновение незнакомцу удалось сбить его с толку.

— Не знаю таких, — мрачно сообщил он. — Какие районы они держат? Кто это такой — Потрошитель Зак? Он от Колхейнов или от Бенуцци?

— О, сэр! — Лось со значением воздел к потолку палец. — Потрошитель Зак — это наш бывший сержант.

— Ты издеваешься надо мной? — спокойно спросил Киприди, уже начиная про себя прикидывать, как выпроводить этого ненормального с минимальными моральными потерями. — Какой еще, к дьяволу, сержант? Ты что, коп?

— Сами вы коп! — обиделся амбал. — Сержант Зак, Потрошитель, знаменитый командир подразделения Звездных Тюленей!

— Ты служил, что ли?

— Ну. Я ж так и говорю.

Мысли Джека вдруг приобрели другое направление. Брешь, образовавшуюся в личном составе охранного агентства «Киприади», следовало немедленно закрывать, однако надежных и подготовленных людей у него на примете не было. То есть надежные были, и подготовленные тоже были, но почему-то эти два качества в последнее время никак не хотели сочетаться в одном флаконе. А если так или иначе придется укомплектовывать агентство подготовленными, но ненадежными, отчего бы не попробовать этого крепкого на вид солдата?

— В Ипалайском конфликте участвовал, Тюлень? — поинтересовался Киприади.

— Конечно! — Незнакомец снова широко заулыбался, и Джек замер на мгновение: вот сейчас его башка точно треснет! Нет, пронесло. — Пся крев, ну и наваляли же нам тогда русские! Только перья по галактике полетели.

— Что-то ты развеселился не в меру, мистер шутник, — строго осадил его Джек, обиженно насупившись.

— О, прошу прощения, — сразу посерьезнел лось. — Ты тоже участвовал, брат?

— Шесть лет в Межпланетном легионе, — небрежно козырнул двумя пальцами хозяин охранного агентства.

— О! — незнакомец обеими лапами бережно потряс руку Джека. — Союзник! Вы нас здорово выручили тогда, когда прикрывали отход флота. Без вас жертв было бы в два раза больше. И русских вы покрошили много.

Киприади раздулся от гордости. Этот огромный простецкий парень нравился ему все больше и больше. Да и как может не нравиться человек, которому ты когда-то, можно сказать, спас жизнь. «Беру, — решил Джек. — Если пропустит не больше трех ударов, беру на испытательный срок с полной ставкой».

Со снисходительной улыбкой он деликатно высвободил свою руку из ладоней незнакомца и нанес ему первый удар из задуманной серии, который каким-то странным образом провалился в пустоту…

В следующее мгновение Киприади ощутил на лице что-то холодное и мокрое. Голова почему-то раскалывалась от боли. Джек попытался приподняться, и висок прострелила такая страшная боль, что он едва не застонал.

— О господи, сэр! — причитал над ним незнакомец, державший в руках намоченное полотенце. — Перепрошую пана! Видит бог, я этого не хотел!

— Что случилось? — проскрипел хозяин охранного агентства, ощущая на языке отвратительный металлический привкус крови. — Да убери ты от меня эту штуку! — рассердился он, когда лось попытался еще раз провести полотенцем ему по физиономии.

— Сэр, мне показалось, что вы хотите ударить меня. Честное слово, сэр, это просто рефлексы! У меня и в мыслях не было…

— Ты меня вырубил?! — поразился Киприади. — С одного удара?..

— Нет, сэр, то есть да, но я не виноват!

Джек рывком сел, пытаясь унять впившуюся в мозг боль.

— Надеюсь, сотрясения ты мне не устроил… — Кряхтя, он поднялся с пола, опустился на стул. — Черт, как же это?

— Выходит, вы меня не возьмете? — убитым голосом произнес бывший Звездный Тюлень.

— Не дождешься, — проворчал Киприади. — Сволочь! — Охнув, он схватился за голову. — Ты почти принят в штат охранного агентства «Киприади» с испытательным сроком в два месяца. Через полтора часа будь здесь, поспаррингуешь с моими ребятами, я посмотрю. И если у тебя действительно получилось случайно, не взыщи. Как тебя звать-то, громила?

— В подразделении называли Бампер, а вообще-то Кенни…

Через два часа Джек Киприади сидел на лавке в тренировочном зале и, прижимая к голове мешочек со льдом, сосредоточенно наблюдал, как Кенни Бампер швыряет по всему помещению его лучших сотрудников. Именно швыряет — другого слова для описания этих странных спаррингов хозяин охранного агентства подобрать не мог. Сначала охранники выходили против новичка один на один, но редкий из этих боев продолжался дольше полуминуты. Тогда Джек велел им работать по двое, но и с двоими противниками бывший десантник справлялся без особого труда. Теперь с ним спарринговали трое партнеров одновременно.

— Ты где его взял-то, этого вундеркинда? — поинтересовался Дон Соммерсби по кличке Хряк, доверенный помощник Джека, который в первом же спарринге заработал вывих и теперь сидел рядом с шефом, наблюдая за ходом схватки.

— Сам пришел, — поморщился Киприади.

— Думаешь, подстава?

— Да не похоже… Думается мне, у парня нелады с законом, иначе он нашел бы себе более высокооплачиваемую работенку. Но это мы как-нибудь утрясем.

— Ага. Или он просто хорошо подготовленный агент внедрения.

— Слушай, брось! Джек Киприади — невелика птица, чтобы мелкие конкуренты внедряли в его компанию таких подготовленных агентов. Я все же думаю, что у этого поляка какие-то проблемы в жизни, и поэтому пока его можно дешево купить. И я, пожалуй, рискну. Зря, что ли, вы в курилке байки травите про мою легендарную жадность, балбесы? Надо соответствовать имиджу.

К этому времени на ногах в зале не осталось никого, кроме Кенни Бампера. Слегка запыхавшийся новобранец подошел к своему работодателю, который задумчиво смотрел на него снизу вверх.

— Хорошо размялся, пся крев, — радостно сообщил Бампер, поигрывая бицепсами. — Даже жарко стало. Ну, когда начнем спарринги?

Соммерсби и Киприади озадаченно посмотрели друг на друга…

Когда спустя полчаса счастливый Кенни Бампер покинул офис охранного агентства «Киприади», уже являясь его штатным сотрудником, Джек прошел в комнату отдыха и отдернул плотную бархатную занавеску, прикрывавшую дальний угол. За занавеской обнаружился невысокий, усыпанный засохшими цветами и полусгнившими фруктами алтарь из вулканического туфа, на котором восседала, скрестив ноги по-турецки, странная гипсовая статуэтка. У нее было шесть рук, слоновий хобот и толстый пивной живот. Над головой статуэтки парил крест, вписанный в полумесяц.

— Спасибо, благая дева Шри-Христос Фатима, — смиренно произнес Джек, одну за другой зажигая палочки благовоний и всовывая их по очереди в каждую ручку статуэтки. — Ты послала мне славный экземпляр. Прими благосклонно эти ароматические воскурения в знак моей благодарности. Но мне нужны еще двое таких же. Хотя бы один, а? Если пришлешь мне еще одного такого же, я зарежу белого петуха и окроплю алтарь. И помажу тебе губы петушиной печенью. Ну, а если двоих, договоримся отдельно. Просто имей в виду, что не прокину, без базара. Не прокинь и ты меня, благое божество!

Взяв с алтаря сухой цветок, Киприади растер его в пальцах, посыпал полученной цветочной трухой деву Шри-Христос Фатиму и поцеловал кончики пальцев.

— Спи сладко, подруга, — сказал он, задергивая занавеску.

На следующее утро Бампер явился, чтобы приступить к своим служебным обязанностям. Хряк выдал ему табельное оружие и провел небольшой общий инструктаж, после чего сказал:

— Поскольку ты пока еще необстрелянный сотрудник, начнем с ерунды. Сегодня твоя задача — присматривать за сыночком одного адвоката. Мистер Динелли не сказать чтобы сильно крут, но достаточно солиден и богат, поэтому сынуля у него с гонором, так что запасись терпением. Работать сегодня будешь с Параметром. — Соммерсби указал в сторону долговязого негра, который сидел в углу, закинув ногу на ногу и упершись затылком в стену. — Он тебе распишет обстановку поподробнее. Все, хватит терять время, скоро начинается ваша смена.

— А почему тебя зовут Параметр? — спросил Кенни напарника, когда они в двухместном глидере направлялись к месту работы.

— Это очень длинная и запутанная история, — ответил тот, держась в середине транспортного потока. — Когда-нибудь ты щедро угостишь меня пивом, и я расскажу ее тебе — с выражением и в лицах. Поверь, она того стоит.

Они снова замолчали. Негр думал о чем-то своем и не проявлял особого желания поддерживать разговор.

— Похоже, пан подобрал нам самое простое задание, — сделал еще один заход Бампер. — Утирать сопли богатому сынку — чушь какая. Или ему кто-то угрожает?

Параметр покосился на него.

— Не надо ему ничего вытирать, парню четырнадцать лет, — проговорил он. — Но работа эта все равно препаскудная, никто на нее не соглашается. Джек тобой просто дырку заткнул.

— Отчего же ты соглашаешься? — поинтересовался Кенни.

Негр фыркнул.

— За нее платят лишнюю десятку в день.

— Что же в этой работе настолько кошмарного, что шеф отстегивает за нее такие бешеные бабки?

— Сам увидишь. Танцуешь хорошо?

— Вообще не танцую, — обескураженно ответил Бампер.

— Ну, тогда совсем умора выйдет.

Добравшись до дома адвоката, они выбрались из глидера и позвонили в дверь. Их впустил один из охранников предыдущей смены.

— Порядок? — войдя в большую, отделанную мореным дубом прихожую, поинтересовался Параметр у высокого худощавого парня, который вполне мог бы быть его братом-близнецом, если бы не был белым.

— Порядок, — с тяжелым вздохом отозвался охранник. — Недавно угомонился, придурок. Теперь дрыхнет без задних ног.

— У тебя что-то белое на ухе, — сказал Бампер.

Коллега поднес руку к левому виску, потер за ухом, потом поднес ладонь к глазам и понюхал ее.

— Крем, — грустно сказал он. — Заварной. Вчера вечером тут было жарко.

Они прошли в комнату для прислуги. Навстречу им поднялся со стула еще один близнец Параметра, на этот раз похожий на него даже цветом кожи — но только не шоколадного, а светло-коричневого оттенка.

— Берт, Майк Белоснежка, — представил охранников Параметр. — А это Кенни, но не возражает, когда его зовут Бампер.

— Привет, Бампер, — поднял руку Белоснежка.

— Короче, пост сдал — пост принял. — Параметр деловито поставил чайник на термоплитку в углу и включил ее. — Давайте валите спать. Объект в целости?

— Да чего ему сделается, — неприязненно отозвался Майк. Кенни обратил внимание, что на его белой рубашке виднеются обширные полузасохшие желтые пятна. Вряд ли он явился в таком виде на работу — Хряк или шеф забраковали бы его еще на инструктаже. Значит, он облился апельсиновым соком уже на дежурстве.

— В спальне ваш объект, — сказал долговязый Берт. — Загляните, если не боитесь разбудить. Папаша Динелли уже усвистал по делам, так что пеняйте на себя — если разбудите малыша, утихомиривать придется самим.

— Ладно, верю.

Предыдущая смена отправилась в агентство сдавать оружие и отчитываться, а Параметр повел своего нового напарника осматривать дом. Дом оказался небольшим, но довольно богато обставленным.

— Вот, собственно, и все, — подвел итог негр, снимая чайник с термоплитки. — Наша основная задача — охранять входную дверь и время от времени патрулировать периметр, чтобы кто-нибудь не забрался. И выполнять все прихоти Роберто Динелли-младшего — в разумных пределах, конечно.

Выпив по чашке крепкого кофе, они проснулись окончательно. И потянулось размеренное скучное дежурство.

Однако долго скучать им не пришлось. На кухне раздался длинный, требовательный, настырный звонок, и вскоре сидевший у дверей Кенни увидел дворецкого Франсуа, который вез через вестибюль небольшой столик на колесиках, уставленный тарелками и блюдами. С дворецким его вскоре после заступления на дежурство познакомил Параметр; тот оказался жутким занудой.

— Чудовище проснулось и раскрыло пасть, — прокомментировал напарник Бампера, выглянув из комнаты прислуги.

Вежливо постучав в дверь спальни юного Роберто, Франсуа вкатил свой столик внутрь.

— Что-то долго не слышно грохота, — озабоченно произнес негр пару минут спустя, посмотрев на часы. — Как-то даже нехарактерно для здешних широт.

Грохота они так и не дождались. Вместо этого дверь спальни тихо приоткрылась, и вновь показался дворецкий. Теперь он передвигался на четвереньках; на голове у него была надета серебряная крышка от блюда. Выбравшись из спальни, он аккуратно прикрыл дверь и с кряхтеньем стал подниматься на ноги. Тут же изнутри о дверь что-то разбилось — судя по звуку, чашка.

— Роберто каждый день придумывает какую-нибудь новую шутку, — пояснил Параметр. — Этакий озорник.

— Матка боска! — возмутился Бампер. — Пару раз всыпать ремня, и всю дурь как рукой снимет!

— Некому, приятель! Парень растет без матери, и папаша, естественно, пылинки с него сдувает. Этому маленькому сатанаилу позволено все.

Еще полчаса в спальне было тихо, затем дверь распахнулась изнутри от пинка. На пороге появилось щуплое всклокоченное нечто в помятой футболке с логотипом «Тернийских носорогов», переливающимися всеми оттенками зеленого волосами и виртуальным шлемом под мышкой. Бросив дикий взгляд исподлобья на массивную фигуру Бампера, нечто скорчило гримасу, крикнуло: «Франсуа, прибери!» — и направилось в гостиную. Вскоре оттуда донеслась тяжелая орудийная канонада и вопли умирающих.

— Динелли-младший изволит изучать историю на материале модной компьютерной игры, — вполголоса пояснил Параметр. — Он считает, что так лучше усваивается, а папаша не смеет ему перечить.

В спальню юркнул дворецкий. Быстро собрав остатки завтрака молодого хозяина, грязную посуду и осколки чашки, он покатил столик по направлению к кухне, однако его остановил окрик Роберто:

— Франсуа! Иди-ка сюда, придурок!

Побледневший дворецкий поспешил в гостиную. Охранникам не было слышно, что говорит ему Динелли-младший, лишь один раз тот повысил голос чуть ли не до визга:

— Это что, я тебя спрашиваю, старый осел?! Я тебе сколько раз говорил, а?..

— Не пойти ли их разнять? — задумчиво проговорил Кенни Бампер.

— Ты что, с ума сошел? — хмыкнул Параметр. — Это тебя не касается.

Между тем в дверях гостиной снова появился дворецкий. Брюки его были спущены до пола. Гусиными шажками, отчаянно путаясь в штанинах, он на негнущихся ногах пересек вестибюль. Проходя мимо оторопевшего Кенни, он повернул к нему голову и с каменным лицом, чуть дрогнувшим голосом произнес:

— Сердечно приветствую доблестных защитников этого дома!

Кое-как доковыляв до кухни, он остановился.

— Эй, кретин! — донеслось из гостиной. — А теперь обратно! И еще раз поприветствуй охрану! Только теперь бухнись перед ними на колени.

— Ежедневный бесплатный цирк, — вполголоса проворчал Параметр, покачав головой.

Франсуа двинулся в обратном направлении. Подойдя к Бамперу, он остановился.

— И что, в самом деле бухнешься? — презрительно-недоверчиво спросил тот.

— Мне нужна эта работа, сэр, — устало проговорил дворецкий и начал медленно опускаться на колени.

— Встань сейчас же! — заорал Кенни. — Мать твою, немедленно встань и надери этому сопляку задницу! Где твоя мужская гордость?!

Франсуа молча стоял на коленях, глядя в пол.

— Где приветствие? — злобно поинтересовался Роберто Динелли. Он вышел из гостиной и, скрестив руки на груди, внимательно наблюдал за происходящим.

— Приветствую… сердечно приветствую доблестную охрану… доблестных охранников… — забормотал красный как рак дворецкий.

— Ладно, хватит, — брезгливо проговорил юный садист. — Надевай штаны и брысь на кухню.

Дворецкий поспешно выполнил приказ. Динелли-младший тем временем повернулся к охранникам и окинул их высокомерным взглядом.

— Значит, встань и надери сопляку задницу, — задумчиво произнес Роберто, приближаясь к Бамперу. — Да, герой? Эй, кто-нибудь, надерите сопляку задницу! — Он остановился в двух шагах от охранника. — Ты у нас артист, да? Клоун? Ты — дерьмо! — внезапно визгливо закричал Динелли-младший, брызгая слюной. — Ты ничтожество! Да ты мне сейчас будешь руки целовать!..

— Послушай-ка, дружок, — хладнокровно проронил Бампер, — я тебе вот что скажу…

Парень вдруг сделал резкий выпад вперед и, дотянувшись до лица Бампера, отвесил ему звонкую пощечину. Охранник даже не шелохнулся, не изменился в лице, только крылья его носа свирепо раздулись. Мерзкий мальчишка с кривой ухмылкой стоял перед ним, ожидая, что предпримет этот безмозглый бугай в ответ на такую откровенную наглость. Не дождавшись никакого ответа, он снова шагнул вперед и отвесил Кенни еще одну пощечину — с прежним результатом.

— Откуда ты знаешь, что ему нельзя сопротивляться? — флегматично поинтересовался Параметр, который наблюдал за ними, прислонившись к дверному косяку. — Если он нажалуется папаше, что ты к нему притронулся, тот крепко осерчает, и Джек не заплатит тебе за дежурство.

— А я и не знаю, — безмятежно отвечал Кенни Бампер. — Я просто коплю ярость. Не могу же я без особой причины ударить ребенка. Но если этот крысеныш хлопнет меня еще разок-другой, мои сдерживающие центры перегорят окончательно.

Роберто тут же отвесил ему еще две оплеухи — сначала с правой, потом с левой.

— Этого хватит? — язвительно спросил он. — Или добавить для верности еще парочку?

— Параметр, дружище, — проговорил Бампер, сняв пиджак и начиная засучивать рукав, — закрой, пожалуйста, дверь в кухню и подопри ее своими широкими плечами, чтобы дворецкий не смог выбежать на крики.

— Постой-постой! — встревожился негр, отлипая от косяка. — Я не могу позволить тебе изувечить парнишку!

— Выйди в кухню, черномазый! — распорядился Роберто. — Мне очень интересно посмотреть, что этот громила станет делать дальше. Эй, холуй! Ты понимаешь, что, если прикоснешься ко мне хоть пальцем, отец из тебя котлету сделает? Ты знаешь, какие у него связи?

— Мне плевать, — отрезал Бампер. Он уже закатал оба рукава и теперь разминал кисти рук. — Иди сюда, крысеныш. Параметр, засекай: двенадцать раундов по три минуты каждый. Честный бой, пся крев! Если этот шкет в результате останется жив, я поцелую ему руку.

Роберто стоял посреди комнаты и издевательски скалился, глядя на грозно приближающегося громилу. Он искренне полагал, что рядовой охранник никогда в жизни не посмеет даже прикоснуться к нему.

Он очень серьезно ошибался.

Через мгновение маленький крысеныш уже летел вверх тормашками. Кенни не стал его бить — просто положил раскрытую ладонь на лицо и резко толкнул вперед и вверх. Налетев на кресло, Динелли-младший вместе с ним опрокинулся на пол.

— Бог ты мой, — пробормотал Параметр, — ради такого зрелища стоило выходить сегодня сверхурочно. А я-то, дурак, еще колебался…

Потрясенный Роберто молча барахтался на полу. Мир в его глазах только что перевернулся — и в прямом, и в переносном смысле.

— Ах ты… ах ты… п-п-п… — бормотал он, не находя слов от бешенства.

— Урок первый, — назидательно произнес Кенни Бампер. — Если на тебя надвигается громила — забудь про деньги своего папочки, в такой ситуации они тебя скорее всего не спасут. Спасут тебя только скорость реакции, сила и умение.

Роберто наконец поднялся на ноги и, зарычав, без паузы кинулся на врага — яростно, слепо, нагнув голову, словно молодой бычок. Кенни прянул в сторону, чуть подтолкнул пронесшегося мимо паренька — и тот с грохотом врезался в створку стоявшего у стены шкафа орехового дерева.

— Урок второй, — пояснил охранник. — Всегда держи противника в поле зрения. Смотри, куда бьешь и атакуешь.

Шипя от боли и растирая ладонью ушибленный лоб, Динелли-младший начал осторожно приближаться к Бамперу, не спуская с него злобно поблескивавших глаз. Тот стоял в расслабленной позе, отставив в сторону левую ногу. Но едва Роберто выбросил вперед ладонь, пытаясь достать до его челюсти, плавно ушел вправо, и парень поразил пустоту.

— Брось ты свои девчачьи пощечины! — велел Кенни. — Урок третий: бить нужно кулаком или ребром ладони, иначе серьезного ущерба противнику не причинишь, только разозлишь зря. Эффективно делать тычок пальцами в активные точки на теле, но для этого нужно долго тренироваться, иначе все пальцы себе переломаешь.

— Как ты это делаешь? — хрипло поинтересовался Роберто. Его рот еще кривился в гримасе ненависти, однако в глазах появился огонек заинтересованности. Он снова попытался достать Кенни, на этот раз кулаком, и снова без результата.

— Смотри внимательно. Я и так еле двигаюсь — для наглядности.

— А если… — Роберто вдруг резко лягнул ногой, но снова поразил воздух.

— Ногами вообще даже не пытайся махать, если не умеешь, — порекомендовал Бампер.

— В «Тотал Ультима Файтинге-4» все так делают, — обиженно возразил мальчишка. — Это самый эффективный удар, особенно если разбежаться…

— Это только в компьютерных игрушках так, — пояснил Кенни. — На самом деле этому надо очень долго учиться. Иначе противник легко уйдет от удара, а потом собьет тебя с ног, пока ты в неустойчивом положении… — Он провел молниеносную подсечку, и Динелли-младший снова оказался на полу. — Ну, съел, молокосос? Вставай и дерись, как мужчина!..

Параметр приоткрыл дверь и заглянул в кухню. Франсуа, который сидел за столом, обхватив голову руками, испуганно посмотрел на него.

— Господа, вы уже убили его? — с надеждой поинтересовался дворецкий.

— Пока еще нет, — озабоченно проговорил Параметр. За его спиной раздались очередной шлепок и яростный вопль Динелли-младшего. — Но мы активно работаем в этом направлении, сэр.

— Когда убьете, дайте мне знать, — слабым голосом попросил Франсуа.

— Непременно, дружище, — пообещал негр и вернулся в холл.

По окончании дежурства Кенни и Параметр вернулись в агентство. Когда Соммерсби доложил об их прибытии, из офиса выглянул Киприади — бледный, взъерошенный, с красными от недосыпания глазами.

— Бампер! — раздраженно крикнул он. — Зайди. — И снова скрылся в дверях.

— Ну, все, брат, — проговорил Периметр. — Срочно мыль очко, сейчас тебе будут выносить глубокое и энергичное порицание. И собирай вещички. Папаша наверняка нажаловался.

— Да и черт с ним, — мрачно отмахнулся Кенни. — Мало у нас, что ли, охранных агентств средней руки?

— Нет, ты не понимаешь. Этот адвокат способен сделать так, что ты больше никуда не устроишься в этом городе. Даже мыть посуду в госпиталь для инфекционных больных.

Бампер поднялся, хмыкнул и двинулся в сторону офиса.

— Ладно, поглядим.

Джек Киприади сидел за своим рабочим столом и внимательно разглядывал вошедшего Кенни.

— Ну, рассказывай, — проскрипел он наконец. — Чем ты там, ради всего святого, занимался?

— Да ничем, — пожал плечами Бампер. — Нес дежурство. С Параметром.

— Мне звонил папаша Динелли.

— Вот как?

— Ага. Во имя благой девы Шри-Христос Фатимы, что ты сделал с его сынулей?!

— Да ничего особенного. — Кенни скорчил озадаченное лицо. — Мы просто немного поиграли…

— Поиграли?! — Киприади покачал головой. — Папаша от возбуждения чуть из динамика коммуникатора не выпрыгнул! Говорит, его Роберто ничем раньше не увлекался, кроме компьютерных игр и боевиков по головизору. А сегодня этот маленький паршивец смиренно, чуть ли не со слезами просил, чтобы ты пришел к ним еще раз и показал ему еще несколько приемов. Клянусь дьяволом, Кенни, он в жизни никогда ничего не просил, только требовал!

— Да нормальный пацан оказался, — заявил Бампер. — Просто избаловали его сверх меры, а у него переходный возраст, вот и валял дурака. Все, что ему нужно, — это нормальное мужское воспитание. Дали бы мне его потренировать, я бы из него за полтора года сделал настоящего бойца.

— Брось, — поморщился Джек. — Сейчас модно воспитывать детей в духе унисекс. Чтобы, значит, в компании любого пола чувствовали себя уверенно и реже проявляли агрессию… Короче, мне в агентстве не нужны воспитатели, у меня другой бизнес. Но клиент доволен, а следовательно, доволен и я…

Подмигнув, Киприади полез в стол и извлек из него начатую бутыль марочного мирмикейского коньяка.

Четверть часа спустя, благоухая марочным мирмикейским коньяком, Кенни Бампер покинул кабинет шефа и направился к Параметру, поджидавшему его в кресле для посетителей.

— Ну что, приятель? — оживленно спросил негр, вскакивая. — Старина Джек порвал тебе анус на манганийский флаг?

— Не хотелось бы тебя расстраивать, — проговорил Кенни, — но с завтрашнего дня я получаю прибавку к зарплате.

Параметр помолчал, глядя ему в переносицу.

— Что ж, линия судьбы извилиста и непредсказуема, — произнес он наконец. — Выходит, ты сегодня щедро угощаешь меня пивом?

— Вспаньяле! — одобрил Кенни. — Почему бы и нет? А ты, соответственно, с выражением и в лицах рассказываешь мне длинную и запутанную историю о том, почему тебя назвали Параметром.

— Это справедливо, — признал коллега.

И они решительно вышли из кондиционированного помещения в липкую уличную духоту.

Глава 8

Как только позевывавший охранник отпер утром двери стриптиз-бара «Улитка на склоне», в помещение вошла крепкая и стройная рыжеволосая женщина. Оттерев плечом посторонившегося охранника, который профессиональным взглядом привычно оценил ее фигуру, она опустилась на высокий табурет перед барной стойкой и закурила.

— Что мадемуазель желала бы выпить в столь ранний час? — поинтересовался бармен, дружелюбно улыбаясь симпатичной посетительнице.

— В столь ранний час мадемуазель страшно желала бы видеть твоего босса, — отозвалась красотка, придвигая к себе пепельницу. — И поскорее, если можно.

— Как доложить? — Бармен был сама любезность. Если в его словах и чувствовался сарказм, то едва заметно, на самом дне: а вдруг это какая-нибудь знакомая босса?

— Доложи, что пришла такая рыжая и борзая, которая не любит ждать.

Решив, что наглая девица действительно знакома с хозяином, бармен исчез в глубинах бара. Вернувшись через пару минут, он предупредительно распахнул перед ней дверь во внутренние помещения:

— Сюда, пожалуйста.

Девица раздавила сигарету в пепельнице и последовала за ним.

Рэк Ормонт, хозяин стриптиз-бара, был крайне удивлен, когда на пороге его офиса появилась эффектная незнакомая женщина. Честно говоря, он ожидал увидеть одну из своих подопечных и уже открыл было рот, чтобы рявкнуть на нее за такую неслыханную наглость, однако рот пришлось закрыть.

— Привет, — сказала она, без спросу усевшись в гостевое кресло и вытянув длинные ноги.

Сложив на животе татуированные руки с узкими пальцами и ухоженными ногтями, Рэк окинул ее оценивающим взглядом. Свежая, чистая кожа, никаких мешков под глазами, покрасневших от злоупотребления наркотиком ушей или налитых кровью белков. Красивое, немного жесткое лицо, пышные рыжие волосы. Грудь вполне убедительных размеров и формы. Запястья и локтевые сгибы без следов уколов. Плоский живот. Отличные ноги. Минимум одежды: яркий топик, шортики, укороченные до паховой, что называется, области, прозрачные босоножки. Мало того, что эстетично и приятно глазу, так еще и рационально: сразу видно, что при ней нет никакого оружия, не надо шмонать. Некуда спрятать не то что громоздкий разрядник, но даже обыкновенную опасную бритву или гибкий лаксианский стилет. Славная девочка, будто созданная для того, чтобы танцевать в стриптизе.

— Привет, — отозвался наконец Ормонт, выдержав надлежащую солидную паузу. — Ты откуда такая шустрая, детка?

— Там больше таких нет, если ты об этом. — Гостья поудобнее устроилась в кресле, закинула ногу на ногу.

— Ну, и чего же ты в таком случае хочешь? — поинтересовался Ормонт, гипнотизируя рыжую неподвижным змеиным взглядом. Обычно женщины с трудом переносили этот взгляд, начинали нервничать, ерзать, смущаться, теряли нить разговора. Однако этой нахалке, похоже, все было нипочем. — Только излагай покороче, у меня нет времени заниматься всякой чепухой.

— Я хочу устроиться к тебе на работу.

— А что ты умеешь, детка?

— Я опытная стриптизерша.

— Даже так?

— Именно.

— Сильно опытная?

— Заводила даже обитателей обезьянника в Мирмикейском зоопарке.

— А если я попрошу тебя продемонстрировать свое мастерство?

— Легко.

— Тогда пойдем.

Он проводил ее на стриптизный подиум с шестом посреди бара. Запустил музыку, уселся за ближайший столик.

— Приступай, моя хорошая.

Несколько мгновений она неподвижно стояла с закрытыми глазами — ловила ритмический рисунок, пыталась ощутить мотив, входила в образ — и лишь затем начала двигаться. Рэку это понравилось: очертя голову кидаются танцевать под незнакомую музыку только деревенские неумехи. Девчонка, по крайней мере, не была новичком, что уже обнадеживало.

Сначала Ормонт наблюдал за исполняемым незнакомкой стриптизом со скепсисом, однако понемногу его глаза сужались все больше и больше, пока совсем не превратились в щелки: так Рэк маскировал изумление. Рыжая определенно знала свое дело. Когда она вышагнула из трусиков, Ормонт ощутил небывалое — его дружок заметно отвердел. Пока еще ни одной стриптизерше не удавалось своим выступлением добиться такого эффекта.

Когда музыка закончилась, девчонка, совершенно голая, замерла в шаге от хозяина бара, тяжело дыша и глядя ему прямо в глаза.

— Ну, — произнесла она, — что скажешь, а?

Ормонт задумчиво смотрел на нее, изящно почесывая подбородок длинным ногтем большого пальца. Черт возьми, похоже, он неожиданно поймал удачу за хвост. Эта опытная и весьма талантливая красотка сама шла к нему в руки. Да нет, не то что шла — прямо-таки набивалась в штат. Однако его несколько настораживало одно обстоятельство: отчего она не попыталась устроиться в заведение поприличнее и подороже, скажем, в «Лунную радугу» или в «Пять президентов», уровню которых явно соответствовала? А если пыталась, то почему получила отказ?

— Ну, чего молчишь, разорвать мою задницу? — снова подала голос дамочка. — Уснул? — Устав ждать решения хозяина бара, она принялась собирать разбросанную по сцене одежду.

Все-таки он заставил ее нервничать, с удовлетворением отметил Ормонт. А то у него было такое ощущение, будто чего-то не хватает.

— Скажи мне вот что, сладкая, — нехотя проговорил Рэк, пристально глядя на девушку, — а почему ты выбрала именно мой бар? В «Лунной радуге» ты можешь получить за то же самое в два раза больше.

Ему очень не хотелось этого говорить, язык отказывался повиноваться, но лучше было сразу расставить все точки над «i». Он привык вести бизнес без неприятностей и собирался следовать этому правилу впредь.

Девица совершенно не смутилась, даже глазом не моргнула: видимо, ей в самом деле нечего было скрывать.

— Видишь ли, у меня есть одно небольшое условие, которое почему-то никак не устраивает владельцев крупных заведений, — вкрадчиво ответила она, натягивая шортики.

— Ах, условие! — всплеснул руками Ормонт. — Ну, разумеется. Условие. И что же это за условие, могу я узнать, красавица?

— Конечно, можешь, — обольстительно улыбнулась стриптизерша, одергивая топик. — Видишь ли, дело в том, что я всегда сама решаю, с кем мне спать.

— Ах, вот что. Ну, понятно.

Теперь все встало на свои места. Разумеется, где же это видано, чтобы барная девочка отказывалась принять знаки внимания от очарованного ею клиента, со всеми вытекающими из этого последствиями? Не говоря уж о тех солидных клиентах, которых рекомендует хозяин заведения? Уметь красиво раздеваться под музыку мало, детка, надо еще и удовлетворять естественные желания посетителей, распаленных твоим танцем. У нас же свободная планета, не так ли?.. Естественно, что в дорогих заведениях тебе указали на дверь.

— Хм, — озадаченно произнес Ормонт. — Конечно, похвальная принципиальность, девочка моя, но боюсь, это не вполне то, что необходимо для такой работы…

— Понятно, — вздохнула рыжая. — Каждая новая танцовщица должна пройти через постель босса. Господи, хоть где-нибудь бывает по-другому?

— Насчет меня как раз можешь быть спокойна, подруга, — широко осклабился Ормонт. — Ваш пол меня совершенно не интересует. Вот у мальчиков из мужского стриптиза, которые выступают у нас по средам и субботам, есть серьезный повод для беспокойства… Впрочем, я никого не насилую.

— Приятно слышать.

Ормонт побарабанил пальцами по столу. Соблазн был велик, но и риск соответствовал. Однако дамочка была настолько хороша, что он, в конце концов, решил рискнуть.

— Ладно, милая, по рукам. Попробуем тебя завтра вечером. Пятиминутное выступление каждые полчаса, с восьми до двух часов, плюс выходы в зал в перерывах. Пока положу тебе десятку за вечер. Плюс пятьдесят процентов чаевых за особые услуги гостям — но эта статья доходов, насколько я понял, для тебя неактуальна. Если все пойдет хорошо, через неделю ставку слегка подниму, а там посмотрим. Только учти: я не собираюсь приставлять охранника к каждой… м-м-м… артистке. Так что если кто-то из клиентов будет слишком настойчиво приставать…

— Не волнуйся, босс, все о’кей, — заявила стриптизерша. — О себе я позабочусь сама. Только давай сразу договоримся, что если я кому отобью яйца, то лично у тебя не будет ко мне претензий.

— Да не вопрос, красавица! — с готовностью кивнул Рэк. Ормонт уже прикинул, что после пары уроков, которые преподадут ей распаленные самцы, он вполне сможет разыграть доброго дядюшку, и взбалмошная дамочка, вдоволь нарыдавшись на его располагающем плече, останется в заведении уже на общих основаниях. — Надеюсь, мы с тобой станем хорошими подружками. Я предпочитаю находить общий язык со своими девочками, это важно для поддержания здоровой атмосферы в коллективе.

— Тогда по рукам, — серьезно сказала рыжая стерва.

Однако все пошло совсем не так, как планировал Ормонт.

То есть рыжая стерва по имени Джулия не подвела: в первый же вечер она произвела фурор. Публика, которая обычно как следует заводилась только часам к двенадцати, порядочно набравшись, в тот вечер начала одобрительно реветь и аплодировать уже к половине десятого. Новая танцовщица показала все, на что была способна. Она ухитрилась сделать двенадцать пятиминутных выступлений, ни разу не повторившись. Ее тело и пластика были безупречны; кроме того, она демонстрировала такую растяжку и такие акробатические номера, что завсегдатаи только ахали. Прежние любимицы публики, выходившие на подиум следом за Джулией, выглядели по сравнению с ней неуклюжими коровами, и публика встречала их аплодисментами только из вежливости, а потом и вовсе перестала это делать. Зато когда на сцену вновь поднималась Джулия, зал взрывался одобрительными воплями.

Это был триумф. На следующий день у новоявленной примадонны был выходной, а еще через день в баре «Улитка на склоне» яблоку негде было упасть. Завсегдатаи других заштатных клубов, прослышав, что здесь можно за копейки посмотреть отличное шоу, набили зал до отказа. Все прошло восхитительно: Джулия танцевала очень вдохновенно, а самцы выли от вожделения, засовывая ей под резинку трусиков кредитные купюры. Рэк желал бы, конечно, чтобы три-четыре разгоряченных посетителя оплатили ей сеанс в задних помещениях бара, специально для этого приспособленных — приглушенный свет, мягкий пол, груда подушек, ненавязчивая музыка, цветочный ароматизатор, — однако ему и без того грех было жаловаться: после начала эротической программы спиртное подавалось с двойной наценкой, и увлекшиеся зрелищем посетители безропотно поглощали его литрами, а Ормонту оставалось только подсчитывать чистую прибыль. Тем более что и задние комнаты бара не пустовали: самцам надо было как-то сбрасывать накопившееся напряжение, пусть выбранные ими девочки и не могли сравниться с примой.

Однако опасения Ормонта вполне подтвердились. Предчувствия не обманули его: вместе с неплохим барышом эта стерва принесла ему то, чего он всячески пытался избежать в своей деятельности, — крупные проблемы.

В первый же вечер, прогуливаясь по залу, подсаживаясь за столики и раскручивая подвыпивших гостей на дополнительную выпивку, она отбила яйца двоим посетителям — причем абсолютно ни за что: они просто слишком настойчиво предлагали ей постель и начинали активно ее лапать. Чепуха, честное слово. Это несколько выбивалось из планов Рэка: он-то полагал, что в зале наверняка найдется какой-нибудь здоровый и немногословный космический дальнобойщик, который без долгих разговоров взвалит ее на плечо и унесет, болтающую ногами, в «комнату любви». Однако женственная с виду девка оказалась крепким орешком.

На следующий вечер она вывела из строя еще троих посетителей с диагнозом «травматический отек тестикул». Пока, к счастью, под ее разящую коленку подворачивались только шестерки, хичеры и мелкие драгдилеры, но Ормонт предчувствовал, что только пока… Разумеется, обиженные пытались отомстить строптивой сучке, они поджидали ее после окончания работы у входа в бар и у черного хода, но безуспешно: первую неделю красотка ночевала прямо в баре, в одной из «комнат любви». В результате, кстати, пострадал один из барменов, попытавшийся как-то ночью присоседиться к взбалмошной девице. Впрочем, он признал в итоге, что был виноват сам, так что Ормонт не потерял ценного сотрудника. До поры до времени все проходило гладко, но Рэк понимал, что рано или поздно безумная девка споткнется о посетителя такого ранга, который сумеет причинить и ей, и хозяину заведения очень серьезные неприятности.

Вскоре так и случилось.

Недели через полторы у Джулии было очередное выступление. К тому времени Ормонт поднял ей ставку вдвое, и они договорились, что она будет танцевать два дня из трех, а не через день, как вначале. Рэк распорядился, чтобы новой звезде пошили специальные сценические костюмы — она до сих пор выступала в собственных шортиках, топиках и маечках, надо признать, весьма пикантных, но довольно однообразных, — причем собственноручно набросал эскизы и разработал сценарную основу для связанных с ними танцевальных номеров. Предприятие понемногу выходило на простор, и бросать его на самотек не следовало: нужно было учесть все мелочи.

И тут дьявол принес в бар Мика Торпеду.

Наркоторговец районного масштаба был падок на женщин всегда, сколько его помнили. С одиннадцатилетнего возраста, когда он потерял девственность с уличной проституткой. Каждую неделю его сопровождала новая девица. Когда-то он был частым гостем в «Улитке на склоне» и даже имел с ее хозяином некоторые общие дела в области торговли живым товаром. Так, по мелочи… Мику надо было куда-то пристраивать телок, которыми он пресытился, а Рэк всегда был готов утешить и приласкать расстроенную девушку, причем, вследствие ориентации, без всяких похотливых приставаний. Так что обе стороны оказывались вполне довольны полученными результатами. Однако в последнее время Мик связался с крутыми мафиозными боссами, его дела быстро пошли в гору, и теперь мистер Торпеда предпочитал более респектабельную «Лунную радугу». Но вот же — принесло недобрым ветром после полугодичного перерыва. Похоже, слава Джулии расползалась по округе со скоростью лесного пожара.

Поначалу Мик, оккупировав вместе с телохранителями столик на четверых, просто смотрел шоу, попивая дорогое виски двойной очистки. Но потом после двух выступлений Джулия вышла в зал общаться с посетителями, и вот тут-то Торпеда своего не упустил.

Сидя в своем офисе, Рэк Ормонт сосредоточенно наблюдал на одном из экранов, как его рыжая подопечная остановилась возле столика Мика. На всякий случай скрытые камеры слежения были установлены над каждым столиком в баре, Ормонту оставалось только переключать каналы. Ослепительно улыбаясь, Мик что-то говорил Джулии — привстав из-за стола, с элегантным полупоклоном. Когда было нужно, этот сукин сын умел быть и галантным, и любезным в обхождении с женщиной. Если бы только не его тайная страсть: Ормонт совершенно точно знал, что для того, чтобы возбудиться, ему необходимо жестоко унизить свою партнершу и причинить ей сильную боль. В свое время он вдоволь наслушался рассказов о пристрастиях своего временного компаньона от его бывших любовниц.

Мик продолжал рассыпаться в комплиментах. Джулия в полупрозрачной накидке на голое тело и позолоченных трусиках действительно была чудо как хороша. Если бы Рэк был мужчиной, он наверняка попытался бы за ней приударить, невзирая даже на ее предупреждение. Он видел и более красивых женщин, но столь сексуальные попадались ему не часто. С какой-то странной ревностью он наблюдал, как Джулия присаживается за стол Мика (чтобы очистить ей место, Торпеда выгнал из-за стола одного из своих шестерок, и тот поплелся за барную стойку), как начинает флиртовать с ним, раскручивая наркодилера на выпивку подороже. Однако гораздо сильнее, чем ревность, Ормонта укололо в сердце другое тревожное чувство. Он мог поклясться, что именно сейчас произойдет, и это ему страшно не нравилось.

Несмотря на свою тайную страсть и вспыльчивый характер, Мик не любил сразу ломать девчонок через колено. Ему нравилось думать, что он неимоверно крутой джентльмен и укладывает их в койку во многом при помощи своего мужского обаяния. Девчонки, разумеется, клевали исключительно на его деньги и влияние, но самому Торпеде предпочитали об этом не говорить: гораздо приятнее, когда богатый клиент поначалу обходится с тобой ласково, нежели сразу начинает вытирать об тебя ноги.

Вот и теперь Мик начал с вежливых комплиментов, ослепительных улыбок и щедрого угощения, хотя мог бы сразу предложить денег. На мгновение Ормонту показалось, что сейчас произойдет немыслимое: неприступная рыжая Джулия сама упадет наркодилеру на грудь и раскроется, словно розовый бутон. Пару раз она даже довольно дружелюбно улыбнулась. Однако чуда все-таки не случилось. Пожав плечами, Джулия что-то произнесла, и улыбка Мика начала стремительно меркнуть.

— Дура!.. — в бессильной ярости прошипел Рэк.

Мику наверняка не терпелось ухватить симпатичную стриптизершу поперек голого живота и немедленно утащить в «комнату любви», где он уже успел истереть спинами своих предыдущих подруг не одну дюжину подушек. Однако Торпеда корчил из себя крутого джентльмена, поэтому ему не к лицу было вести себя, словно последнему хичеру. Продолжая обескураженно улыбаться и что-то говорить, он деликатно положил руку ей на локоть.

Мягким движением Джулия сняла его руку со своего локтя, встала из-за стола и, кивнув на прощанье, направилась по проходу между столиками в сторону подиума. Тогда взбешенный Мик вскочил, схватил ее за плечи и развернул лицом к себе.

Следующее ее движение оказалось таким молниеносным, что Рэк даже не сумел его уловить. Ему показалось, что Джулия просто содрогнулась всем телом, пытаясь сбросить с плеч руки Мика, а в следующее мгновение тот уже согнулся пополам от невыносимой боли. Строптивая стриптизерша спокойно повернулась и продолжила свой путь.

Ничего не понявшие шестерки Мика, растерянно посмотрев друг на друга, на всякий случай двинулись вслед за ней, но корчившийся от боли хозяин внезапно вскинул руку: стоп! Пока вроде бы никто не понял, что произошло, и Торпеде совершенно не хотелось, чтобы его позор стал публичным. Вытащив из кармана бумажник, он, не глядя, извлек из него несколько купюр, швырнул их на стол, опрокинув при этом свой недопитый бокал, и враскоряку покинул бар. Телохранители поспешили за ним.

Ормонт был уверен, что Мик заплатил больше, чем следовало, но это его совсем не радовало. Совсем.

Глубокой ночью, когда шоу закончилось и разошлись последние посетители, Мик Торпеда снова появился в баре, невзирая на робкие протесты охранника, который пытался блеять, что заведение закрыто. Вломившись внутрь, Торпеда прошел к барной стойке и уселся рядом с Ормонтом, который подсчитывал на портативном компьютере расходы на будущую неделю: следовало заказать побольше дорогого спиртного — коммерческие обороты «Улитки на склоне» росли как на дрожжах.

— Где шлюха? — без предисловий спросил наркодилер, закуривая сигариллу.

— Все уже разошлись, — флегматично поведал Рэк, не отрываясь от подсчетов. — Но если тебе невтерпеж, некоторых я могу вызвать обратно.

— Не играй со мной! — окрысился Рэк. Он ударил пятерней по клавиатуре, сбрасывая расчеты, и Ормонт молча поднял на него глаза. — Ты отлично знаешь, о ком я говорю! Та тварь, что двинула меня по яйцам. Где она?

— А, — вздохнул Рэк. — Честно говоря, я не видел, как это случилось. Но на такое у нас способна только Джулия.

— Куда она делась, твоя Джулия?! — прорычал Мик, теряя терпение. — Она не выходила из бара! Мои ребята стоят у каждого выхода из твоей богадельни. Отдай мне шлюху, Рэк, и останемся друзьями!

С такими друзьями никаких врагов не надо, подумал Ормонт. Впрочем, говорить этого вслух он благоразумно не стал.

— О чем ты, Мик? — изобразил он вместо этого неподдельное изумление. — Ее нет в баре. Наверняка она ушла с другими девчонками, просто твои ребята ее прохлопали.

— Рэк! — рявкнул Торпеда. — Не играй со мной, брат! Ты хочешь неприятностей?!

— Слушай! — талантливо вознегодовал Ормонт. — Иди к черту! Тебе нужна шлюха? Валяй, ищи ее! Если хочешь, обыщи весь бар, я не буду препятствовать. Но если ты ее не найдешь, тебе придется извиниться и оставить меня в покое! Понял?

— Годится!

Мик Торпеда со своими шестерками полчаса обыскивал бар, но Джулию не обнаружил. Заведение вместе со всеми подсобными помещениями было небольшим, спрятаться тут действительно было негде.

— Извини, брат, — искренне проговорил Мик, жестом велев своим шестеркам убираться. — Ошибка вышла. Не держи обиды. Прими в знак дружбы… — Он сунул Рэку несколько сложенных пополам крупных банкнот. — Это за беспокойство. Если выдашь мне эту суку, получишь в десять раз больше.

Ормонт деловито спрятал деньги в карман. Побарабанил длинными ногтями по стойке.

— Давай так, Мик, — проговорил он. — Я не лезу в твой бизнес, ты не лезешь в мой. Джулия — это мой бизнес. Она тебя оскорбила, и ты имеешь полное право наказать ее, когда найдешь. Но я получаю с нее хорошие деньги и по закону не обязан выдавать ее тебе. Если тебе что-то не нравится в таком раскладе, давай обратимся к смотрящему по району.

— Ты в своем праве, брат, — криво усмехнулся Мик, однако глаза его остались холодными и колючими.

Торпеда ушел, но Ормонт продолжал нервно барабанить по стойке пальцами. Он никак не мог решить, правильно ли поступил, открыв Джулии свой заветный потайной ход из бара через систему подвалов, примыкавших к его заведению, в соседний квартал. С одной стороны, ему удалось посадить скотину Мика в лужу, что было крайне приятно, Джулия же проработает в его клубе еще несколько вечеров и принесет ему еще немного денег, а деньги Рэк любил больше всего на свете. И все же Мик Торпеда был не тот человек, которого можно было долго и безнаказанно водить за нос…

Следующие несколько дней люди Мика после окончания каждой программы с участием Джулии и до начала очередной метались по всему городу, пытаясь выследить и проучить оборзевшую девку, но та будто сквозь землю проваливалась. Между тем слухи расходились все шире и шире, и популярность заведения Ормонта росла в геометрической прогрессии. Он даже рискнул вдвое задрать цены, но толпу посетителей, ломившихся посмотреть на восхитительную пташку, которая отбила яйца самому Мику Торпеде (нельзя же, в самом деле, было ожидать, что это происшествие действительно останется в тайне), это ничуть не смутило. Рэк выставил в зал дополнительные столики, заняв ими почти все свободное пространство, и нанял еще несколько официанток. Каждую неделю ему приходилось закупать все больше и больше выпивки, так что понемногу он становился у поставщиков одним из привилегированных клиентов. Дела его шли все лучше и лучше, однако он отчетливо понимал, что ухо надо держать востро.

Вскоре тревожные ожидания оправдались. В один из аншлаговых вечеров в баре вновь появился Мик, сопровождаемый тремя охранниками. Пожалуй, Рэк рискнул бы не пустить их в заведение, сославшись на отсутствие мест, однако у них заранее был заказан столик на имя одного из телохранителей. Они явно хорошо приготовились к сегодняшнему вечеру, и Ормонт насторожился.

— Барни, — негромко произнес он, прикоснувшись к своему наручному коммуникатору, — свяжись срочно с ребятами мистера Аллигатора. Нам нужны четыре-пять быков и кто-нибудь из его доверенных лиц. Джулии скажи, чтобы в зал ни в коем случае не выходила. Поторопись.

Поначалу компания Торпеды вела себя мирно. Мик не делал никаких попыток отыскать Джулию, а когда она вышла на подиум для очередного выступления, развернулся к сцене и начал благодушно созерцать ее танец, так что Ормонт даже подумал, что зря побеспокоил крышу. Видимо, Мик просто решил сделать вид, что милые бранятся — только тешатся: бесплодные поиски обидчицы причиняли его имиджу непоправимый урон. И это заставило Рэка не только расслабиться, но и слегка напрячься по другому поводу. Ложный вызов боевиков Аллигатора не был преступлением, но в следующий раз они еще подумают, следует ли со всех ног спешить по свистку Рэка Ормонта. А несколько таких вызовов — и они перестанут приезжать вовсе.

Стриптизерша заметила своего назойливого поклонника и чуть заметно ехидно усмехнулась. Он натянуто улыбнулся в ответ, стараясь, чтобы улыбка вышла снисходительной, и, подняв руку, помахал Джулии кончиками пальцев. Развернувшись на месте в такт музыке, та резко согнула руки в локтях и выбросила правое колено вперед, на несколько мгновений зафиксировав его в верхней точке, после чего со змеиной ухмылкой продолжила танец.

Торпеда поперхнулся дорогим виски и побагровел. С грохотом отодвинув столик, он вскочил на ноги и срывающимся от бешенства голосом закричал, перекрывая музыку:

— Стащите в зал эту стерву!!!

Шестерки-телохранители бросились исполнять приказание босса. Пара вышибал сунулись было к ним, но ребята Торпеды расшвыряли их, как кегли в боулинге. Прекратив выступление, рыжая спокойно стояла на сцене в одних трусиках и с любопытством наблюдала за приближающимися громилами.

— Привет, Мик! — жизнерадостно донеслось от дверей. — Гуляешь не по-детски, как я погляжу?

Торпеда обернулся с перекошенной от злобы физиономией. В дверях, приветливо улыбаясь, стоял Оби Фридман по кличке Ребро, и по обе стороны от него скалились боевики Аллигатора Ларри.

— Собак останови своих, — негромко распорядился Ребро.

— Стоять, парни, — нехотя отдал приказ Торпеда, и его телохранители замерли на месте, завертели настороженно головами. — Привет, Оби.

Мик, конечно, был отмороженный сукин сын, однако ослушаться Фридмана не посмел. Ребро был авторитетом, к тому же одним из доверенных людей Аллигатора. А ссориться с Аллигатором — такое Торпеде не могло присниться даже в самом крутом кошмаре.

— Я не прав, Мик? — поинтересовался Ребро.

— Прав, Оби, — проворчал Торпеда. — Вот только…

— Старшие давно договорились не рушить друг другу бизнес, — ласково прервал его Фридман. — Не убивай на своей территории, не сдавай своих полиции, не крысятничай, не рушь брату честный бизнес — западло есть. Э?

— У меня нет вопросов к Рэку, — мрачно заявил Мик. — Без базара. Ноль терок. У меня вопросы вот к этой сучке! — Он ткнул пальцем в Джулию. — Взять ее, пацаны!

Шестерки Торпеды снова двинулись к сцене.

— Останови псов, Мик! — резко приказал Ребро — словно щелкнул хлыстом. — Ты рушишь бизнес многоуважаемому Рэку и пугаешь его гостей. Когда программа закончится, задашь девчонке свои вопросы.

— Черта с два! — выкрикнул Торпеда. — Стащите эту суку со сцены!

— Мальчики, — сухо произнес Оби.

Боевики Аллигатора бросились вслед за шестерками Торпеды. Те попытались сопротивляться, но силы явно были неравны: все трое разлетелись в разные стороны, снеся по дороге пару столов, из-за которых с негодующими воплями повскакивали посетители и сопровождавшие их дамы.

— Все в порядке, господа! — властно произнес Ребро, поднимая обе руки в успокаивающем жесте. — Администрация бара приносит вам свои глубочайшие извинения. Сейчас вас пересадят за другие столики, а весь предыдущий заказ — за счет заведения! — Он перевел тяжелый взгляд на Торпеду. — Мик, не серди меня. Только ради твоего покойного батюшки я не стану докладывать Аллигатору Ларри о твоем плохом поведении.

— Пошел к черту, Оби! — в бессильной злобе рявкнул Мик. — Старайся не попадаться мне без своих мальчиков!..

Зал затих. Похоже, Торпеде из-за этой сучки напрочь снесло башку, ибо сказать Оби Фридману такое …

— Послушай, мелкий поц, — ощерился Ребро, — я таких щенят, как ты, в свое время штабелями закапывал в карьерах за городом. Смотри внимательнее, на кого пальцы растопыриваешь, а не то однажды можешь неожиданно огорчиться до полной невозможности!

Эта отповедь слегка вправила Торпеде мозги.

— Извини, Оби, — глухо проговорил Торпеда, отводя взгляд.

— Ну, вот и отлично! — расплывшись в широкой улыбке, словно ничего не случилось, Оби Фридман снова превратился в добродушного дядюшку. — И постарайся больше не хулиганить, парень. Если ты еще раз попытаешься нарушить бизнес мистера Ормонта, тебе придется беседовать уже не со мной, а лично с Аллигатором Ларри. И уверяю тебя, эта беседа тебе совсем не понравится. А теперь быстренько оплати Рэку причиненный ущерб и пошел вон.

— Хорошо, Оби, — проговорил Мик. — Как скажешь, Оби. Слушаюсь, Оби. — Он был на грани истерики.

— Ступай, ступай, — поощрил Ребро, наблюдая исподлобья, как помятые шестерки Торпеды пробираются к выходу.

В ту ночь даже молодой мальчик из мужского стриптиза не мог отвлечь Рэка от мрачных мыслей. Он выгнал парня из постели и остаток ночи ворочался без сна, обуреваемый нехорошими предчувствиями.

Глава 9

Заведение Рэка Ормонта процветало. Джулия теперь танцевала пять дней в неделю, однако мест всем желающим все равно не хватало — столики приходилось заказывать за двое суток. Еще два повышения цен на пойло и немудреную закусь посетители проглотили без звука. Да и ассортимент пойла пришлось менять в сторону более дорогого, поскольку изменился и контингент клиентов. Пылившаяся два года в баре бутылка сказочно дорогого «Коньякозо», к которой по чуть-чуть прикладывался только сам Ормонт, да и то лишь по великим праздникам, разошлась за три дня, а «Шато-Ришелье» урожая сорок восьмого года и контрабандной «Боярской» вообще уходило до десятка бутылок за вечер, не говоря уже о дорогом местном виски двойной очистки, которое просто лилось рекой. Стоянка у бара, раньше заполнявшаяся едва на треть, теперь к началу программы оказывалась забита шикарными глидерами, потеснившими старенькие и побитые «Лемеры» и «Вортексы»; более того, такие же глидеры оккупировали все ближайшие переулки, и рядом со многими из них угрюмо переминались с ноги на ногу дюжие типы в оттопыривавшихся под мышкой костюмах.

Ормонт уже начал подумывать над тем, чтобы сделать приличный косметический ремонт клуба, дабы внешний вид заведения соответствовал его новому статусу, и выкупить соседнее помещение, в котором располагался оружейный магазин: если сломать стену, отделяющую его от соседа, получится восхитительный большой зал, в котором можно будет оборудовать несколько стриптизных подиумов и барных стоек. Хозяин оружейного магазина, правда, запросил слишком большую сумму за свои обшарпанные стены и потолок, но Ормонт чувствовал, что еще пара месяцев такого коммерческого роста — и он без разговоров выплатит соседу требуемое.

Вместе с тем Рэк отлично понимал, что весь его успех, все его неожиданное благосостояние зиждется лишь на одном факторе. Когда к нему явился хозяин «Пяти президентов» и предложил за Джулию умопомрачительную сумму, Ормонт только расхохотался в ответ. Честно говоря, месяц назад он всерьез задумался бы над тем, чтобы за такие деньги продать весь свой бизнес вместе с помещением и девчонками. Нет, теперь тоже следовало бы подумать как следует, но, во-первых, Рэк, в отличие от хозяина «Пяти президентов», имел на руках статистику и мог четко проследить коммерческую динамику своего заведения после появления в нем Джулии — кривая доходов неизменна ползла вверх и пока еще не достигла пика. А во-вторых, слишком велико было искушение хоть раз в жизни унизить этого надутого гуся, который раньше разговаривал с Рэком исключительно сквозь зубы и глядя поверх головы.

Исходя из всего вышесказанного, владелец «Улитки на склоне» не мог не забеспокоиться, когда Джулия заявила, что больше не собирается безвылазно жить в его заведении.

— Послушай, детка, — внушительно сказал Ормонт, сложив руки на животе, — ты поступаешь чертовски неосмотрительно. Не надо недооценивать Мика Торпеду. Если ты думаешь, что он оставил мысль располосовать твое милое личико бритвой, то ты глупее, чем я думал. Да и мои конкуренты были бы не против переломать тебе ноги, чтобы ты не переманивала их завсегдатаев. А многие солидные посетители охотно выкрадут тебя, чтобы украсить свои гаремы.

— Брось, Рэк, — фыркнула рыжая стерва. Хозяин заведения едва заметно поморщился: только ей позволялось называть его так фамильярно. Остальные девочки обращались к нему не иначе как «мистер Ормонт, сэр». — Я не твоя собственность и буду вести себя, как мне угодно. Мы ведь вроде договаривались, что свои проблемы я решаю сама? Вот если у меня в результате возникнут проблемы, я сама и стану из них выпутываться. Тебе что, мало денег, которые ты с меня получаешь?

Рэку было мало, это во-первых. Денег, как известно, много не бывает. А во-вторых, он прекрасно понимал, что случится с его бизнесом, если выдернуть из него Джулию, неважно по какой причине. Как минимум обороты упадут до уровня месячной давности. Как минимум. А он уже сделал солидные вложения под будущие доходы, повесив на себя довольно приличные долги. И ему теперь было необходимо, чтобы Джулия оставалась в живых и в форме еще хотя бы месяц. Крайне необходимо.

— Девочка моя, — терпеливо проговорил Ормонт, — мы ведь подружки. Подумай и о моих чувствах, милая. Да, ты приносишь мне неплохую прибыль. Но мне чисто по-человечески не все равно, что с тобой случится. Подумай, как я буду себя чувствовать, если ты пострадаешь? Пойми, наконец, Мик Торпеда — очень злопамятный и опасный человек. Если он всего лишь порежет тебе лицо, считай, что ты дешево отделалась.

— Пф! — сказала Джулия, и на этом разговор закончился.

Рэку так и не удалось переубедить взбалмошную красотку. Смешно, но у него не было никаких реальных рычагов давления на нее — напротив, это она могла шантажировать его и манипулировать им, как ей вздумается. Давить же на нее чисто психологически было совершенно бесполезно: Рэк имел несколько случаев убедиться, что любые понты, любая пустая бравада, не подкрепленная какими-либо финансовыми доводами, вдребезги разбиваются о ее ехидную улыбку. Хотелось бы Рэку знать, где она купила себе железные нервы. Поэтому он даже не пытался запугать ее или просто заявить, что она никуда не пойдет, и точка. После того, как она в ответ ядовито усмехнется и пошлет его в задницу, его авторитет в ее глазах упадет еще на несколько пунктов, а авторитет этот ему еще очень понадобится. Ибо глупо надеяться, что с предложениями, подобными тем, что сделал ему этот жирный гусь из «Пяти президентов», никто в конце концов не подкатится к самой Джулии. А закрепить ее верность одними деньгами у Ормонта не получится, ибо всегда найдется тот, кто предложит больше.

Так что он скрепя сердце согласился, чтобы Джулия сняла себе жилье в городе и каждый день покидала его бар по окончании программы. Однако он не мог позволить, чтобы какой-нибудь Мик Торпеда зарезал его курицу, несущую золотые яйца, и за собственный счет нанял Джулии личного охранника.

Как оказалось, побеспокоился он не зря. Через несколько дней на его птичку напали какие-то уличные хулиганы, и только благодаря самоотверженности охранника, попавшего в больницу с тремя переломами, птичке удалось ускользнуть. Рэк ни секунды не сомневался, что это дело рук людей Мика, — не бывает таких поразительных совпадений. Он немедленно нанял Джулии другого охранника, сделав стриптизерше строгое отеческое внушение, чтобы она была поосторожнее. То ли его внушение возымело действие, то ли все-таки у этой безбашенной стервы остались еще какие-то остатки мозгов в головке, однако Джулия действительно начала вести себя осмотрительнее, и шестерки Торпеды несколько дней не могли выйти на ее след. Тогда они подстерегли и жестоко избили ее охранника, который на пять минут выскочил из бара Рэка через дорогу за сигаретами — отовариваться в «Улитке на склоне» было ему уже не по карману. Мик Торпеда пытался хоть таким образом косвенно причинить вред сучке, выставившей его на всеобщее посмешище. Чертыхаясь, Рэк нанял еще одного охранника — и того искалечили тоже, когда он после очередного дежурства возвращался в свое агентство.

Ормонт просто разрывался от беспокойства. Популярность его заведения росла как на дрожжах. Причем многие крутые уже целенаправленно приезжали поглазеть на киску, которую неделю водящую за нос Торпеду. Людям свойственно наслаждаться унижением ближнего своего, а Джулия унизила Торпеду просто мастерски… Сказать по правде, Ормонту это в некотором роде было даже на руку, поскольку теперь Джулия могла почти безопасно следовать своей идиотской прихоти. Ибо пока так или иначе не разрешилась эта история с Торпедой, никто не хотел попасться на тот же крючок, что и он. Но сам Мик, и это было совершенно ясно, не мог спустить сучке подобного унижения, иначе от его авторитета, который и сейчас уже представлял собой жалкие ошметки, не осталось бы и следа. Однако Ормонт не собирался допускать, чтобы это произошло слишком быстро. Надо было постараться продержаться еще хотя бы пару-тройку недель. Ибо именно сейчас его стрип-бар приобретал главное, что могло бы послужить его будущему процветанию. После того, как Торпеда доберется-таки до сучки, «Улитка на склоне» приобретет легенду …

Но когда Рэк, отодвинув в сторону все свои дела, лично отправился искать Джулии четвертого охранника (Ормонт был согласен даже на двух или трех), выяснилось, что больше никто не берется защищать эту бомбу с часовым механизмом. Рэк последовательно посетил четыре охранных агентства — и во всех под разными предлогами получил вежливый отказ. На самом деле их хозяева просто не хотели связываться с человеком, которому объявили вендетту. Тем более что Мик Торпеда уже совсем съехал с катушек: до Ормонта через верных людей дошло, что этот кретин, вдребезги напившись в одном из салунов, клялся своим знакомым, что, когда ему доставят голову наглой сучки, он заспиртует ее и поставит в стеклянной банке у себя в спальне. Безусловно, это был пьяный треп, но, даже поделив его на десять, Рэк, хорошо знавший Мика, очень серьезно встревожился.

Ормонт уже почти смирился с тем, что легенды не будет, но тут ему подкинули адресок одного охранного агентства с крутой репутацией. Зачем это было сделано, Рэк не знал, но, судя по тому, что на Джулию уже начали принимать ставки в подпольных тотализаторах, это сделал кто-то, кто поставил крупную сумму на то, что сучка продержится еще пару дней. Как бы там ни было, это был шанс. Так что спустя пару часов Ормонт уже вылезал из такси перед довольно невзрачным строением, в котором, судя по адресу, располагалось охранное агентство Джека Киприади. Согласно полученным Рэком сведениям, его владелец — Джек Киприади, бывший боец Легиона, — считался человеком отважным и брался за самые сложные случаи.

Разговор с владельцем агентства оказался быстрым и деловым. Внимательно выслушав Рэка, он немного подумал, а потом вызвал одного из своих людей — массивного, широкоплечего, мордатого — и представил его как Кенни Бампера.

— Вот, сэр, — произнес Киприади. — Это моя гордость. Если он не сможет уберечь вашу приму, значит, никто не сможет. Этот парень один стоит троих.

Услуги этого парня тоже стоили немногим меньше, чем услуги троих обычных охранников. Однако, судя по всему, у Ормонта не было выбора. Ибо Джек соглашался на найм двух или трех охранников, только если в их число войдет его непревзойденный Бампер, а такого количества свободных денег у Рэка не было.

Невзирая на инстинктивную неприязнь, которую Ормонт испытывал к новому охраннику из-за его стоимости, вскоре хозяин «Улитки на склоне» был вынужден признать, что Бампер свое дело действительно знает. Кенни быстро нашел с Джулией общий язык и повсюду тенью следовал за ней. А когда какие-то уроды в очередной раз собрались пощипать пташку, без особого труда раскидал четверых нападавших. На некоторое время у Ормонта отлегло от сердца.

Несколько дней прошло относительно спокойно. А потом пришла беда… причем совсем не с той стороны, с какой ожидал Ормонт.

Бездыханные тела Мика Торпеды и трех его телохранителей были обнаружены в объемистом мусорном баке на задах продовольственного магазина неподалеку. У двоих шестерок совершенно одинаковым ударом — слева и сверху, по-видимому, ребром ладони — были раздроблены шейные позвонки. Еще одному мощным и умелым тычком вбили в мозг носовые хрящи. С самим Миком поступили жестче — то ли он бешено сопротивлялся, то ли у нападавших оказались с ним весьма серьезные счеты. У него были сломаны обе руки и позвоночник, а прежде чем перерезать горло его же собственной опасной бритвой, ему крест-накрест полоснули ею по лицу. Трупы даже не прикрыли слоем мусора, просто сбросили в контейнер, так что наутро их обнаружил экипаж первой же мусоровозки.

В другой ситуации это событие, пожалуй, вызвало бы у Рэка Ормонта большое облегчение. Мало ли какие разборки имелись у Мика Торпеды по работе. Наркоторговля — такое занятие, которое мало способствует здоровью и долголетию: слишком велика конкуренция. На нижних уровнях пирамиды смертность вообще катастрофичная. А поскольку авторитет Торпеды в последние недели сильно пошатнулся, кто-нибудь вполне мог решить избавиться от ослабевшего конкурента… Так что Рэк был бы даже рад, что проблема разрешилась именно таким образом, если бы не одно «но»: место, где были обнаружены трупы. Задний двор продуктового магазина через три квартала от «Улитки на склоне» — именно туда выводил тайный ход Рэка, которым последнее время пользовалась Джулия.

Когда неугомонная девка на следующий вечер явилась в бар, он немедленно вызвал ее к себе.

— Сладкая моя, — вкрадчиво сказал он, — ты что-нибудь слышала вчера о Мике Торпеде?

— Я об этом уроде уже неделю не слышу, — заявила Джулия. — И не очень расстроюсь, если ничего не услышу о нем и впредь.

— Его убили вчера ночью, — произнес Рэк, внимательно вглядываясь в лицо стриптизерши. — Неподалеку от бара.

Та даже глазом не моргнула.

— Слава богу. И если ты думаешь, что мне следовало бы печалиться по этому мешку с дерьмом, то я так не думаю.

— А вы с Кенни вчера добрались до дому без приключений? — подозрительно поинтересовался Рэк.

— Ага. Зашли в ночной магазин, потом посидели немного на кухне, дернули по рюмочке. Анекдоты рассказывали похабные, — фыркнула она.

— Он что, прямо у тебя ночует? — не удержался Ормонт.

— Я же сказала, что сплю только с тем, с кем хочу, если ты об этом. — Джулия одарила его неземной улыбкой. — А Кенни не вполне в моем вкусе: великоват. Следующий вопрос, босс?

— Нет вопросов. — Рэк качнул головой. — Ступай, солнышко, переодевайся.

Джулия ускакала в раздевалку, а Ормонт откинулся в кресле и глубоко задумался.

Вечерняя программа уже началась, когда коммуникатор отвлек его от угрюмых размышлений.

— Босс! — придушенно пискнуло в наушнике. — Мистер Колхейн!..

Свет померк в глазах Ормонта, и сердце пропустило два удара. Если уж в его бар явился сам Скала Колхейн, чтобы поинтересоваться, не имеет ли Рэк какое-нибудь отношение к смерти одного из его подручных, дела и в самом деле хуже некуда. Единственным правильным решением в данной ситуации было немедленно открыть сейф, забрать оттуда все, что можно унести с собой, и бежать через потайной ход за три квартала, после чего броситься в космопорт и удрать с планеты ближайшим рейсом, пока люди Колхейна не отрезали все пути к отступлению.

Однако несколько мгновений спустя мистер Колхейн попал в объектив одной из скрытых камер, и Рэк Ормонт наконец сумел выпустить из легких воздух, который судорожно набрал в грудь несколько секунд назад.

Это был не Сайрус Колхейн по прозвищу Скала — человек, наводивший ужас на весь криминальный и полицейский мир города, долговязый седой скелет в круглых очках, с виду — типичный заштатный клерк или библиотекарь. Однако стоило этому библиотекарю поднять на тебя тяжелый взгляд или размеренно, угрюмо, властно заговорить — и ты понимал, что жизнь твоя не стоит и цента, что ты полностью зависишь от этого серьезного человека и будешь делать все, как он скажет, иначе жить тебе придется очень плохо и крайне недолго. Рассказывали, что он лично убил полтора десятка человек, а сколько вообще трупов по его распоряжению было зарыто в заброшенных карьерах за городом, точно не знал никто. Кроме того, ходили слухи, что у него какие-то весьма крутые дела с очень большими шишками не только на Бушах — Старшем и Младшем, ближайших планетах Соединенных Миров, — но и на самом Нью-Вашингтоне. Ормонт виделся с ним всего дважды и оба раза сохранил об этих встречах самое неприятное воспоминание, хотя и не был ни в чем виноват и не пытался противиться стальной воле мистера Сайруса Колхейна.

Так вот, в бар явился с визитом вовсе не этот страшный человек. Это был его сын Инт — молодой, но уже влиятельный мафиозный валет под крылышком у папаши, фактически его доверенный заместитель, выезжавший разруливать такие проблемы, заниматься которыми Колхейну-старшему было некогда или не по статусу. Такой расклад более устраивал Ормонта, хотя и ненамного: юный Колхейн имел крепкую деловую хватку, отец все чаще доверял ему ответственные поручения и вообще планировал лет через десять уйти на покой, оставив единственному наследнику все рычаги управления своей империей. Поэтому Инт из кожи вон лез, чтобы продемонстрировать придирчивому папаше свое усердие, и дела старался вести в его стиле — максимально жестко и ухватисто. Однако Рэк все равно согласился бы иметь дело с кем угодно, хоть с Интом, хоть с самим дьяволом, нежели со Скалой Колхейном, потому что появление того почти наверняка означало бы приговор, а теперь получалось, что хозяин наркодилеров не придает этому случаю слишком уж большого значения, и оттого можно еще побарахтаться.

И еще Ормонт сразу отметил, что так деловые люди разборок не учиняют. Вместо того, чтобы сразу пройти в офис Рэка, мистер Колхейн-младший направился в общий зал и вместе с телохранителями уселся за столик — естественно, заказанный и даже оплаченный заранее. Видимо, он явился сюда не столько решать возникшую проблему, сколько полюбоваться на легендарную стриптизершу.

Длинно и замысловато выругавшись, Рэк потащился в зал.

— А, мистер Ормонт, — солидно кивнул Колхейн, когда хозяин заведения выразил ему свое уважение. — Подсаживайтесь к нам, прошу вас.

Рэк повиновался.

— Мы тут с ребятами решили заглянуть, расслабиться после трудового дня, — тоном светской беседы поведал Колхейн, откидываясь на спинку стула. Подсознательно он явно копировал папу — крутого босса, который дружелюбно беседует с жертвой, прежде чем припечатать ее к стене. — Тесновато у вас тут, не находите?

— Справедливо, мистер Колхейн, — покорно кивнул Ормонт, терпеливо ожидая, когда собеседник перейдет к сути. — Я как раз планировал расширять предприятие.

Колхейн неторопливо, со вкусом раскурил дорогую сигару. Деликатно выпустил дым в сторону от хозяина заведения.

— Говорят, у вас появилась новая стриптизерша? — как бы между прочим поинтересовался он. — Ребята ее очень хвалят.

— Совершенно верно, мистер Колхейн, — смиренно согласился Ормонт. Неприятный разговор начался. — Скоро ее выступление, сможете убедиться сами.

— С удовольствием. — Колхейн сделал еще одну солидную затяжку, выдерживая паузу, Рэк почтительно молчал. — Выпьете со мной, мистер Ормонт? Эй, девочка! — не дожидаясь ответа, он щелкнул пальцами в направлении официантки. — Еще один бокал принеси нам.

Рэк чуть слышно вздохнул. Он ненавидел виски, но отказываться от угощения младшего Колхейна было никак нельзя. По крайней мере, не сейчас.

— Ходят слухи, Мик Торпеда здорово запал на нее, — продолжал Инт, задумчиво выпуская в пространство над столом сигарный дым. — Бедняга Мик. Какая ужасная смерть.

— Да, не позавидуешь, — осторожно согласился Ормонт. — Впрочем, любая смерть ужасна…

Он тут же пожалел о том, что на мгновение потерял контроль над собой и позволил себе обывательски пофилософствовать. Колхейн немедленно прищурился и впился в него острым взглядом.

— Поверьте, мистер Ормонт, — вкрадчиво произнес он, — умереть можно по-разному. Можно погибнуть чисто, быстро и безболезненно, а можно неделю умирать подвешенным на мясницком крюке… Впрочем, об этом не за столом. — Он снова затянулся. — Говорят еще, что у Мика с вашей новой киской возникли некоторые недоразумения, — вернулся он к прежней теме.

— Да, к большому сожалению. — Голос Рэка чуть дрогнул, и Колхейн явно заметил это. — У нее очень тяжелый характер…

— А вчера Мик и его люди погибли, — подытожил молодой мафиозный босс, словно не слыша собеседника и продолжая рассуждать сам с собой. — Вот ведь незадача.

Рэк подавленно промолчал. Мик Торпеда был доверенным лицом Колхейнов и представлял их интересы в этом районе, поэтому папенька его гостя наверняка был весьма заинтересован узнать, кто и зачем убил одного из его людей. А главное, убийцу следовало быстро и жестоко покарать, чтобы у местной шушеры не возникло ложного ощущения, будто можно перейти дорогу Скале и при этом остаться безнаказанным.

— Вы уверены, что ничего не хотите мне рассказать, мистер Ормонт? — сочувственно поинтересовался Колхейн-младший.

— Мистер Колхейн! — всплеснув пухлыми руками, Рэк прижал их к груди. — Поверьте, я уже думал об этом! Я уже тряс девчонку! Но нет, сами подумайте. Простой наемный охранник и хрупкая девочка-стриптизерша… Нет, нет! Там явно действовали очень хорошо подготовленные профессионалы. Посудите сами: сколько стоит нанять таких опытных людей? Мне, например, это вообще не по карману, — на всякий случай добавил он.

Инт Колхейн молча смотрел на него, задумчиво пуская из ноздрей сигарный дым. Ормонт попытался изобразить на лице самое искреннее подобострастие, но вышло, судя по всему, из рук вон плохо.

— То есть это все, что вы хотите мне поведать, мистер Ормонт, — подытожил гость, дав Рэку выговориться.

— Все, мистер Колхейн, — виновато кивнул хозяин стриптиз-бара. — То есть я имею в виду, что это все, что я знаю.

— Что ж… — Инт поскреб ногтем край бокала, и сердце Рэка Ормонта снова упало — гостю такого калибра подали грязную посуду?! Но нет, обошлось — это было просто машинальное движение. — Искренне надеюсь, что вы не имеете к этому никакого отношения и не покрываете преступника. Иначе мясницкий крюк может стать для вас жестокой реальностью… — Полюбовавшись изменившимся лицом хозяина бара, Колхейн радостно воскликнул: — О, а вот и виновница торжества, если я ничего не путаю!

На стриптизный подиум вышла Джулия. На сей раз она изображала амазонку. Кольчужный топик, коротенькая юбочка с бронзовыми пластинами и небольшой меч на боку делали ее еще более женственной, в то же время придавая ее красоте какой-то хищный, опасный оттенок.

— Хороша, — оценил выступление Инт после того, как все вышеперечисленные предметы оказались на полу, а танцовщица скрылась за бархатным занавесом. — Вот это я называю настоящим искусством, мистер Ормонт. Однако мне хотелось бы подробно побеседовать с…

— Мисс Джулией, — поспешно подсказал Рэк.

Инт поощрительно улыбнулся.

— Да, спасибо… с мисс Джулией по поводу произошедшего с Миком Торпедой инцидента.

— Да, разумеется, мистер Колхейн! — с готовностью откликнулся Рэк. — Пригласить ее сюда или, может быть, проводить вас в мой офис? Там будет гораздо спокойнее и не придется перекрикивать музыку.

— Нет-нет, мистер Ормонт, — отрицательно помахал пальцем в воздухе Колхейн-младший. — Беседа может затянуться, а я вовсе не хотел бы нарушать ваш бизнес. Бизнес — это святое. Пусть ваши гости наслаждаются искусством мисс Джулии. А мы договоримся так: когда представление закончится, я пришлю за ней машину, которая доставит ее к нам, а после беседы — домой. Хорошо?

Упс, подумал Рэк. Мама, дорогая, ну почему я не послушал тебя, когда ты пыталась приучить меня к оптовой торговле оливковым маслом?!

— Конечно, сэр, — сдавленно проговорил он. — Я немедленно передам ей.

— Сделайте одолжение, — милостиво кивнул Инт Колхейн, поднимаясь из-за стола.

Ормонт бросился за кулисы, размышляя на ходу, что за отбитые яйца мистера Колхейна-младшего его заведение наверняка сожгут, а хозяина как минимум кастрируют. Это были слишком серьезные люди, не чета сявке Мику.

Отодвинув скучавшего у дверей раздевалки Кенни, Ормонт вошел внутрь. Джулия сидела перед большим зеркалом, соблаговолив натянуть только трусики, состоявшие из двух перпендикулярных полосок материи: считать их бельем можно было лишь с большой натяжкой.

— Все, девочка, — проговорил Рэк, опускаясь на стул рядом с ней и тяжко отдуваясь, — шутки кончились.

— Подарить тебе несколько? — стирая с губ переливающуюся всеми цветами радуги помаду, Джулия искоса посмотрела на него. — Бампер мне вчера рассказал пару свежих.

— Очень смешно, — огрызнулся Ормонт. — Короче, подруга, мы с тобой по уши в дерьме.

— По уши — это еще терпимо, — философски откликнулась рыжая стерва, не прекращая снимать макияж. — В такой ситуации главное, чтобы не заставили приседать.

— Если ты думаешь, что некому заставить, то я тебя неприятно удивлю! — рыкнул Ормонт. — Видела человека, с которым я сейчас беседовал за столиком?

— Такой противный прыщавый зануда? — спросила Джулия, откладывая перемазанную салфетку. — Чем он знаменит?

— Тем, что он сын мистера Колхейна. А мистер Колхейн, если ты не знаешь, знаменит тем, что в этом городе очень многие, даже люди куда круче нас с тобой, прежде чем просто пернуть, некоторое время размышляют: а не побеспокоит ли это каким-нибудь образом Скалу Колхейна?

Джулия сморщила носик.

— Ну и почему это должно меня волновать? Я не страдаю метеоризмом.

— А потому, что Колхейн-младший серьезно озабочен гибелью Мика Торпеды и проводит расследование убийства доверенного лица своего папаши! — взорвался Ормонт, однако, сделав пару глубоких вдохов, сумел сдержать эмоции и закончил почти деловым тоном: — Тебе придется поехать в их резиденцию, чтобы ответить на несколько неприятных вопросов.

— Да запросто, — хмыкнула стриптизерша, пожав плечами. — А почему я не могу ответить на эти вопросы у тебя в офисе?

— А ты не догадываешься, девочка моя? — страдальчески закатил глаза Рэк. — Потому что Колхейн-младший хочет уложить тебя в постель. Только не говори ни слова, я тебя умоляю! — закричал он, видя, что Джулия открыла рот. — Ничего не хочу слушать! Да, ты спишь только с тем, кого выбираешь сама, я уважаю твои принципы и всякое прочее дерьмо! Но послушай меня, красавица: сейчас мы с тобой реально ходим по лезвию. Это уже люди такого уровня, которым никак нельзя отказывать. Если ты отказываешь Колхейну — ты труп. Короче, у тебя только два варианта: либо ты немедленно исчезаешь из моего бара, желательно до окончания программы, и больше никогда здесь не появляешься, а я, исключительно во имя нашей дружбы, делаю перед мистером Колхейном круглые глаза, пожимаю плечами и в отчаянии заламываю руки, все сваливая на тебя. Либо ты едешь к нему в резиденцию и один раз делаешь то, что он захочет, после чего мы с тобой в полном шоколаде. Выбирай.

Он вынул из кармана платок и начал тщательно утирать вспотевший лоб. Черт, а ведь у этой дуры хватит ума выбрать первое. Однако она несколько мгновений размышляла, словно прикидывая какую-то многоходовую комбинацию, а потом улыбнулась:

— Похоже, подруга, бросать неплохую работу мне сейчас не с руки.

— Фух-х-х-х! — Ормонт даже не пытался скрывать свою радость. — Я знал, что ты умная девочка. — Он спрятал платок в карман. — После выступления за тобой пришлют машину. Только имей в виду: если ты испробуешь на гениталиях Колхейна-младшего свою боевую коленку, умирать тебе придется долго и мучительно. Причем не только тебе. Попытайся не делать глупостей, если тебе дорого наше будущее.

— Я редко делаю глупости, папочка, — отозвалась Джулия, извлекая из прозрачного футляра накладные ресницы. — И то только по пятницам. А теперь выйди за дверь, я ужасно стесняюсь. Кажется, я не одета.

Осклабившись, Рэк вышел в коридор. Что ж, мало того, что пикантное дело улажено, так еще можно надеяться, что, получив щедрые подарки от молодого Колхейна, который никогда не отличался скупостью, строптивая девчонка задумается над тем, что зарабатывает несоизмеримо меньше, чем могла бы, если бы не отказывала себе в маленьких удовольствиях.

Двигаясь через переполненный зал, Ормонт, пришедший в такое умиротворенное расположение духа, в каковом не пребывал уже несколько недель, внезапно заметил за одним из столиков Глама Саггети. И едва заметно усмехнулся про себя. Сначала Инт, теперь этот… похоже, сегодня вечер богатых детишек. Глам был младшим сыном главы клана Саггети, известный своим совершенно безбашенным поведением. Каждый вечер он кочевал из кабака в кабак, при этом не делая принципиальной разницы между подозрительными портовыми забегаловками и роскошными ночными клубами. Глам сорил деньгами, вел себя шумно, покупал без разбору шлюх, щедро угощал случайных знакомых, старался все время быть в центре внимания — словом, кутил по-взрослому. Многие шептались, что основная причина его разгульного поведения заключается в том, что Саггети-старший ни в грош его не ставит и не раз говорил приближенным, что не собирается оставлять бизнес на щенка. Глам очень переживал по этому поводу и всячески старался доказать себе и окружающим, что на самом деле он вполне крут, успешен и силен. Обычная история…

Ормонт попытался проскользнуть мимо, но Саггети уже углядел его издалека и радостно замахал руками, зазывая за свой столик.

— Привет, Рэк, старая перечница! — заорал он на весь зал. — Давно не виделись!

— Добрый вечер, мистер Саггети, — холодно отозвался Ормонт. Младшенький Саггети не заслуживал такого подобострастного отношения, как Инт Колхейн, — и сам он был пустышкой, и его клан не шел ни в какое сравнение с семьей Колхейнов. Однако он был солидным клиентом, и Аллигатор Ларри уважал его отца. Приходилось соблюдать минимальную вежливость в ответ на откровенное хамство.

— Давай рассказывай, — Саггети пьяно подмигнул. — Ребята говорят, у тебя появилась новая классная стриптизерша?

Твою мать, подумал Ормонт. Вот же ублюдки. Кто этих уродов вечно за язык тянет?

— Появилась, — сухо согласился он.

— Симпатичненькая? — деловито осведомился Глам. — Ребята говорят, она с норовом. Вот бы покататься на этой необъезженной кобылке!

Сидевшие за его столом телохранители и прихлебалы с готовностью заржали.

— Сегодня она занята, — отрезал Рэк. — Мистер Колхейн собирается побеседовать с ней по поводу Мика Торпеды.

— О, — тут же сник Саггети. — Проклятье.

— Значит, проиграл пари, брат, — со смешком заявил один из его собутыльников.

— Нет, не считается! — запротестовал Глам. — Это форс-мажор!

— Пари какое было? — заплетающимся языком спросил прихлебатель. — Что ты берешься сегодня же уложить девчонку в постель. Выходит, сегодня ты ее в постель не уложишь, а по какой причине — не важно. О форс-мажорах договора не было.

— Пошел к черту! — зарычал Саггети. — Захочу и уложу! Эй, Рэк, ну-ка, пойди к ней и скажи, чтобы немедленно шла в мою машину!

— Мистер Саггети, — терпеливо проговорил Ормонт, — Джулии еще выступать целый вечер. А после выступления ее ждет для беседы мистер Колхейн. И вообще она не продает свое тело и спит только с тем, с кем сама захочет. Прошу прощения. — Он встал.

— Ни хрена себе! — поразился Глам. — Рэк, что с тобой, дружище? Одна из твоих шлюх не продается?! Да ты спятил, приятель! Назови свою цену, плачу любые деньги!

— Сожалею, мистер Саггети. Если я вам больше не нужен, вынужден откланяться, у меня масса дел.

— Вы только гляньте на него! — гаркнул ему в спину Саггети-младший и пьяно захохотал.

Добравшись до своего офиса, Ормонт включил монитор. Судя по реву, который доносился из зала, на подиум как раз вышла Джулия. Посмотрев на блестящую работу рыжей сучки, Рэк занялся разборкой счетов. Настроение у него было вполне благодушное. Похоже, тяжелый период в его жизни закончился. И вышел он из него с неожиданной, но от того не менее приятной прибылью. Что ж, это было вполне заслуженное вознаграждение за те миллионы нервных клеток, которые он потерял в последнее время…

Когда он вновь бросил взгляд на монитор, Джулия уже вышла в зал. Поискав по залу, Ормонт едва не присвистнул от удивления. Его птичка обнаружилась за столом Глама Саггети. Весь стол был уставлен дорогим контрабандным шампанским, блюдами с устрицами, омарами и фуа-гра (еще две недели назад на кухне «Улитки на склоне» никто и не слышал таких названий). Сам Глам напоминал токующего гобопавиана с Зулубы IV — горящий взгляд, надутые щеки и распущенный хвост. Судя по улыбке, Джулия вполне благосклонно принимала его знаки внимания, однако Ормонт не обеспокоился на ее счет: она всегда вела себя с посетителями предельно профессионально, но никто еще не мог похвастаться тем, что после такого флирта сумел добиться тела рыжей стервы. Скорее его беспокоил Саггети-младший, который, получив отказ, запросто мог закатить безобразный скандал. Впрочем, после сегодняшнего посещения Инта Колхейна и, главное, озвученных им планов на вечер Рэк считал, что получил карт-бланш на некие превентивные действия. Уж тем более в отношении младшего Саггети…

Однако вечер проходил на удивление мирно. Джулия исправно ворковала с Гламом и пару раз даже побывала у него на коленях, хотя гениталии ее кавалера пока оставались в неприкосновенности — видимо, несмотря на количество выпитого, он не позволял себе лишних вольностей. По окончании вечера разыгрывавшая овечку рыжая стерва, наверное, исключительно для того, чтобы позлить Рэка, даже проводила дорогого гостя под руку к выходу. Ормонт напрягся было — Саггети вполне был способен запихнуть стриптизершу в машину и увезти в неизвестном направлении, — однако следом за парочкой тут же двинулся Кенни Бампер, и Рэк удовлетворенно хмыкнул: порядок, все под контролем. А потом его отвлек Барни, явившийся с докладом по количеству выпитого гостями. Похоже, сегодняшний вечер оказался рекордным, и хозяин заведения погрузился в сладостные подсчеты.

Вскоре один из охранников оторвал его от этого приятного занятия.

— Босс, — произнес он, заглянув в офис, — там прибыл человек от мистера Колхейна. Хочет забрать мисс Джулию.

— Пускай забирает, — рассеянно махнул рукой Рэк.

— Я не могу ее найти, — сообщил вышибала.

— Так она же уехала с мистером Саггети, — поднял взгляд от монитора Барни.

— Чего?! — Ормонт подскочил на месте. — Как уехала?

— Проводила его до машины, а потом забралась вместе с ним на заднее сиденье. И уехала! — испуганно поведал помощник. — Я думал, вы в курсе, босс! Она так уверенно держалась…

— Кретин! — взвизгнул Ормонт, торопливо набирая номер на коммуникаторе. — Ты должен был немедленно мне доложить!.. А куда смотрел Кенни, мать его?!

— Кенни залез на переднее сиденье…

Ормонт напряженно вслушивался, но коммуникатор Джулии молчал: паршивка его выключила.

— Ох ты черт… — бормотал Рэк, снова и снова набирая номер. — Вот же подстава…

Глава 10

Звезда сезона появилась в баре в сопровождении верного Кенни лишь перед самым началом очередной программы. Стоя в дверях, Рэк Ормонт с ненавистью наблюдал, как они вылезли из глидера Саггети. Следом за ними выбрался и сам хозяин машины. Судя по долгому страстному поцелую, который запечатлели на прощанье Глам и Джулия, можно было не спрашивать, где и как она провела нынешний день.

Едва примадонна перешагнула через порог, Рэк ухватил ее за руку и потащил в офис, чтобы не устраивать разборок при посторонних. Джулия покорно шагала за ним, но с ее мордашки не сходило блаженно-мечтательное выражение, так что Ормонта так и подмывало предложить ей съесть лимон.

— Что за дела, сестренка! — возмущенной фурией налетел он на нее, пихнув в кресло. — Что ты себе позволяешь, маленькая дрянь!

— А что случилось? — невинно поинтересовалась маленькая дрянь, вытягивая длинные ноги и поудобнее устраиваясь в кресле.

— Что случилось?! — взвыл Рэк. — Ты же вчера обещала мне поехать к мистеру Колхейну!

— Ничего я не обещала, — возразила Джулия. — Я просто сказала, что бросать неплохую работу мне сейчас не с руки. С чего ты взял, что это было согласие лечь под Колхейна?

— Твою мать, — безнадежно проговорил Ормонт, глядя на нее мутным взором. Он бы с огромным удовольствием залепил наглой шлюхе смачную пощечину, но драчуном он, в силу своей сексуальной ориентации, был неважным с детства, а судьба Джека Торпеды его совершенно не прельщала. Бить он предпочитал тех девчонок, которые не умели дать сдачи. — Твою мать, подруга. Так какого же черта ты легла под Саггети?

— Пф! — фыркнула Джулия. — Захотела и легла. Он, между прочим, очень интересный и ласковый, и еще красавчик, и честный. А от младшенького Колхейна меня тошнит. Господи, я только увидела его рожу, как почувствовала рвотные позывы. Буэ! — Она скривилась.

— Я первый раз в жизни вижу такую дуру. — Рэк Ормонт был настолько взбешен, что уже не мог кричать. — Мистер Колхейн-младший звонил мне сегодня и сообщил, что крайне недоволен тем, что было проигнорировано его приглашение. Ты понимаешь, что это значит, идиотка?! — Он все-таки снова сорвался на визг. — Ну откуда у тебя такая невероятная способность на ровном месте создавать катастрофические проблемы?! Неужели ты не понимаешь, что Саггети по сравнению с Колхейнами — пыль, фуфло! К тому же младший Колхейн в своем клане — сила и официальный наследник, а младшенького Саггети старший сдаст со всеми потрохами и даже не почешется!

— Зато знаешь, какой у Глама размер? — мечтательно поинтересовалась Джулия.

Рэк несколько секунд молча смотрел на нее. В глазах Джулии даже мелькнул сдержанный интерес: похоже, он едва сдерживался, чтобы не бросить в нее массивной хрустальной пепельницей.

— Пошла вон, — наконец устало проговорил Ормонт, закрыв глаза. — Убирайся. Видеть тебя больше не могу, идиотка. Ступай, переодевайся для выступления. Я так и знал, что ты принесешь мне одни неприятности.

Посидев с закрытыми глазами и безуспешно попытавшись совладать с клокочущим в груди бешенством, Рэк снова вышел в зал, где уже начали собираться завсегдатаи. Возле коридора, ведущего в гримерные, он увидел неприкаянно маячившего Кенни Бампера.

— Ну а ты, придурок, — безнадежно проговорил Ормонт, — какого черта ты позволил ему вчера увезти ее? Тебе ни фига не нужна эта работа?

Кенни пожал массивными плечами.

— Согласно нашему договору, сэр, я должен следить, чтобы мисс Джулии не причинили физического или морального вреда, — прогудел он. — Пресекать ее сексуальные контакты в мою задачу не входит. В ситуациях, когда речь не идет о ее безопасности, я должен слушаться мисс Джулию.

— Деньги тебе плачу я, а не мисс Джулия! — зарычал Ормонт. — Ты обязан подчиняться мне, а не этой шлюхе!

— Так от вас вчера никаких приказов и не поступало, — резонно заметил Бампер. — Поэтому я, согласно договору, подчинялся мисс Джулии.

Крыть в общем-то было нечем.

— Пойдем отсюда, Рэк, — сокрушенно пробормотал Ормонт, резко разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. — Мы окружены идиотами.

Он снова поднялся в свой офис и сел за стол, обхватив голову руками. Ему смертельно хотелось, чтобы этот дурацкий день поскорее закончился. Ощущение зависшего над головой ножа гильотины, готового вот-вот сорваться, не покидало его.

Когда на следующее утро Саггети-младший вывалился из бара со своей новой любовницей, телохранителями, Кенни Бампером и несколькими примкнувшими в баре прихлебателями, на стоянке его встретил Колхейн-младший со своими громилами.

— Привет, Глам, — лениво проговорил Колхейн, сузившимися от ненависти глазами глядя, как Саггети обнимает Джулию за бочок. — Хорошо погулял?

— Привет, Инт, — беспечно отозвался Саггети. — Неплохо, как обычно. Жалко, тебя с нами не было.

Он демонстративно прижал Джулию к себе, и та положила голову ему на плечо. Колхейн заскрипел зубами.

— Послушай, Глам, — жестко произнес он, — эта женщина поедет с нами.

— Чего это вдруг? — встревожился Саггети.

— У меня есть к ней вопросы по поводу смерти Мика Торпеды, — отрывисто произнес Инт. — Отпусти ее. А ты лезь в машину, детка.

— Эй, остынь, приятель! — возмутился Глам. — Это моя женщина, и я сам буду решать, куда и с кем она поедет!

Прихлебатели сразу заскучали и начали бочком отодвигаться от Саггети. Двое тут же вернулись в бар.

— Хватит болтать! — Колхейн-младший был вне себя от едва сдерживаемой ярости и оказался даже рад выпустить ее на волю. — Взять девку!

— Ах ты, мразь! — изумился Саггети. — А ну, ребята, проучите этого придурка!

Тем самым он блестяще подтвердил свою репутацию полного идиота. Естественно, матерые и не один раз участвовавшие в клановых войнах здоровяки Колхейнов быстро разобрались с сопляками Саггети. Что поделать — никто из серьезных ребят в охране у младшенького не задерживался. И их было, кстати, трое против четверых, поскольку Кенни Бампер благоразумно решил соблюсти нейтралитет. Меньше чем через полминуты один из телохранителей Глама корчился от боли на асфальте, а еще двое оказались возле забора с заломленными руками, надежно скрученные боевиками Колхейна.

Сам Колхейн ткнул пальцем в Глама:

— Чуть позже я вобью тебе эти слова в глотку. Сейчас мне некогда, но ты имей в виду. Я пришлю тебе рождественскую открытку с датой и временем, когда тебе следует приползти ко мне на пузе, — и тогда, возможно, я не буду слишком жесток. — Он обвел присутствующих тяжелым взглядом из-под сдвинутых бровей, явно снова бессознательно копируя своего ужасного папашу. — Все видели: я предупредил пацана, но пока не тронул его пальцем. Все по понятиям. — Он остановил взгляд на Саггети-младшем. Тот стоял в одиночестве посреди стоянки, подавленный, быстро трезвея, понимая, что на этот раз хватил лишку. — Это тебе мое первое и последнее фиолетовое предупреждение, мальчик. Еще раз встанешь у меня на дороге — растопчу! — Он перевел взгляд на Джулию, и один из его людей, повинуясь безмолвному приказу хозяина, двинулся к ней.

— Не трогай меня, скотина! — завизжала стриптизерша, когда охранник Инта бесцеремонно сгреб ее в охапку и потащил к глидеру. — Поставь на место!..

— Эй, — вдруг подал голос Кенни Бампер, до сих пор стоявший позади всех и молча наблюдавший за происходящим. — Девчонку отпусти. Слышь?..

Еще один телохранитель Колхейна шагнул к нему, преградив дорогу.

— Ну куда ты лезешь, лох? — брезгливо проговорил он.

Не обращая внимания на досадную помеху, Бампер продолжал рваться вперед. Однако в лице этого телохранителя он столкнулся с вполне достойным соперником — и по росту, и по массе, и по комплекции. Боевик просто встал шкафом между ним и Джулией, а когда Кенни попытался сдвинуть его в сторону, молниеносным движением разбил противнику губу, отбросив Бампера на шаг назад.

Потрогав языком поврежденное место, Кенни тряхнул головой и снова двинулся на обидчика — массивный и страшный, как танк.

— Ты что, мазохист? — лениво поинтересовался боевик.

— Нет, — произнес Бампер. — Просто коплю злость.

Телохранитель снова смазал его по лицу, уже сильнее, отбросив к Саггети. Из носа Кенни закапала кровь. Человек Колхейна принял эффектную боевую стойку, собираясь преподнести настырному лоху еще пару уроков, но охранник стриптизерши не стал размениваться на мелочи. В его руке появилось оружие.

Никто даже не понял, откуда эта смертоносная штучка скользнула ему в ладонь, — только что там было пусто, а мгновением спустя Бампер уже сжимал ручной разрядник модели «скат» фирмы «Дженерал Электрик», великолепное оружие ближнего боя, посылающее на расстояние до трех десятков метров мощный электрический разряд, практически не рассеивавшийся в воздухе. После своего появления это оружие довольно быстро вытеснило с рынка крупнокалиберные полицейские револьверы — поскольку не только не уступало, а даже превосходило их по останавливающей способности и убойной силе. Кроме того, высокая регулируемость электрического разряда позволяла как использовать его в качестве электрошокера против собак, так и пробивать насквозь десятисантиметровую дубовую доску. Нишу автоматического и снайперского оружия заняли дорогие и конструкционно более сложные плазмометы, а также стационарные разрядники с многократно большей мощностью разряда.

Разрядник в руке Бампера дважды сухо треснул, и время на автостоянке словно замерло. При желании можно было ухватить единым взглядом и обидчика Кенни, обугленного выше солнечного сплетения, медленно сползавшего по дверце глидера мистера Колхейна. И самого мистера Колхейна, мгновенно упавшего лицом вниз, едва услышавшего знакомый зловещий треск. И боевика, схватившего Джулию, которого мощный электрический разряд пробил насквозь и отшвырнул к стене, — Кенни должен был быть весьма искусным стрелком, если решился выстрелить в него без опасения зацепить девушку. И двух боевиков, державших на грани болевого приема телохранителей Саггети-младшего, — едва только Бампер начал палить, они разом выпустили своих пленников и, упав на одно колено под прикрытием глидера Колхейна, открыли огонь по атаковавшему их недоумку. И Кенни Бампера, перекатом уходящего с линии огня. И двух освобожденных телохранителей Саггети-младшего, которые от большого ума, не придумав ничего более уместного, выхватили свое оружие и принялись стрелять в спины отпустивших их боевиков Колхейна. И тело оставшегося на асфальте телохранителя Саггети, которое с двух сторон хлестали шальные плети электрических разрядов…

Спустя время, которое необходимо, чтобы неторопливо сосчитать до десяти, на автостоянке возле стриптиз-бара «Улитка на склоне» вновь воцарилась тишина. Выждав для верности еще несколько секунд, мистер Колхейн-младший осторожно приподнял голову над асфальтом.

Его окружали дымящиеся трупы в строгих костюмах. Похоже, все его люди были мертвы. Рядом с ним возле глидера стояла Джулия, с интересом озиравшая пейзаж после битвы. Из-за автомобиля напротив настороженно выглядывал Кенни Бампер. А прямо перед Колхейном, расставив ноги, стоял подонок Саггети с разрядником в руке.

— Послушай, Инт! — тяжело дыша, проговорил он. — Мне страшно жаль, что так вышло. Видит бог, я этого не хотел.

Он протянул младшему Колхейну руку, но тот, демонстративно не приняв помощи Саггети, поднялся с асфальта сам. Неторопливо, с достоинством отряхнул испачканные в пыли брюки.

— Это дорого тебе обойдется, Глам, — заявил он.

— Мне страшно жаль, мистер Колхейн, — жалобно повторил Саггети. — Вы свидетель: я этого не хотел.

Колхейн полез за пазуху, и Глам вздернул разрядник, но Инт достал из кармана платок и, продемонстрировав его Саггети, принялся тщательно вытирать руки.

— Что это за кретин, Глам? — как бы между прочим поинтересовался Колхейн, пряча платок в карман.

— Это телохранитель мисс Джулии, — пояснил Саггети. — Он не имеет к нам никакого отношения. Поверь, Инт, у меня и в мыслях не было…

— Хорошо, — надменно произнес Колхейн. — Сейчас я вызову наших. Шлюха и этот кретин поедут с нами. К тебе у меня, полагаю, нет претензий за этот инцидент, но тебе придется ответить на пару вопросов…

Саггети-младший насупился:

— Кретина забирай, а девушка поедет со мной!

Младший Колхейн криво усмехнулся.

— Да ты никак запал на нее, придурок? — Он окинул Глама Саггети взглядом, прямо-таки источавшим презрение. — Да-а, теперь понятно, почему папашка на пушечный выстрел не подпускает тебя к делам. Человеку, который думает членом…

— ОНА ПОЕДЕТ СО МНОЙ! — заорал Саггети, поднимая разрядник и направляя его в лицо младшего Колхейна. Его щека нервно дергалась, глаза полыхали от ненависти.

Губы презрительно ухмылявшегося Инта Колхейна шевельнулись, но окружающим так и не удалось услышать того, что он собирался сказать. Потому что Джулия внезапно крикнула:

— Не делай этого, Глам! — И бросилась к Саггети. — Не убивай его! Я поеду, поеду с ним!

Саггети-младший не успел ничего предпринять — стриптизерша повисла у него на руке, ухватившись одной рукой за разрядник. И в следующее мгновение оглушительный звук прорезал окружающее пространство — словно кто-то невидимый рывком разорвал огромный лист крафт-бумаги. Обычно оружие Глама стояло на парализующем минимуме, однако разряд, насквозь пробивший Колхейна в верхней части груди и швырнувший его на дверцу глидера, был страшен — по-видимому, Джулия нечаянно сбила ограничитель мощности. Количества разом выделившейся энергии было достаточно, чтобы вскипятить и превратить в пар несколько сотен литров воды. Колхейн умер мгновенно, и его дымящийся почерневший труп рухнул между бездыханных тел его бывших телохранителей.

— Глам!!! — взвизгнула Джулия и зарыдала: — Ты убил его!..

Потрясенный произошедшим Саггети-младший тупо стоял с оплавленным разрядником в руках, батареи которого были только что опустошены единственным выстрелом, и, не веря самому себе, смотрел на мертвого соперника. Потом он очумело обернулся и наткнулся на серьезный взгляд Кенни, снова выглянувшего из-за соседнего глидера. Прищурившись, Бампер сложил большой и указательный пальцы колечком: о’кей, брат.

Саггети выронил разрядник и закрыл лицо руками, ощущая, что случилось непоправимое.

Глава 11

— Отец, я не виноват! Это был несчастный случай!..

Тресь! Джорджо Саггети отвесил сыну увесистую затрещину, и голова Саггети-младшего дернулась назад: папаша был весьма тяжел на руку.

— Отец!.. Послушай меня, я…

Дыдых!!! Волосатый кулак папаши врезался Гламу в челюсть, царапнув щеку двумя крупными камнями — изумрудом и рубином — на массивных золотых перстнях. Младшенький лязгнул зубами, но на этот раз промолчал, только сверкнул глазами и с шумом втянул носом струйку крови, показавшуюся из правой ноздри.

Н-на! Джорджо умело воткнул сыну локоть в печень, и Глам согнулся пополам от нестерпимой боли, отчаянно перхая и пытаясь вдохнуть, но опять не сказав ни слова. Гордый, гаденыш… Теперь умрет, но не завопит. Саггети-старший досадливо сморщился и, отвесив сыну в воспитательных целях еще одну могучую оплеуху, остановился, тяжело дыша и массируя отбитую правую руку. Годы уже брали свое. Конечно, до дряхлости ему было еще далеко, однако участвовать в кулачных боях без правил, как в молодости, ему уже не стоило. От пристрастия к крепким сигарам развилась одышка, от любви обильно и вкусно покушать выросло солидное брюшко, мешающее двигаться, от привычки к роскошной жизни обострился инстинкт самосохранения. Только и оставалось, что отрабатывать утраченные бойцовские навыки на непутевом младшем, когда проштрафится — то есть раз в две-три недели. Однако за последнюю выходку его было мало убить дважды.

— Ты понимаешь, что натворил, скотина?! — свирепо рявкнул Джорджо Саггети, падая в кресло. — Ты всех нас подставил, мерзавец!

Глам сделал еще несколько вздохов, восстанавливая дыхание, а затем набычился и глухо повторил:

— Это был несчастный случай, мать его… самый разнесчастный из всех несчастных случаев…

— Сгинь с глаз моих, животное! — прорычал мафиозный босс.

Держа левую ладонь под носом лодочкой, чтобы не закапать дорогие ковры кровью, напортачивший мальчишка вышмыгнул из кабинета отца, с облегчением сообразив, что экзекуция окончена. Глядя на закрывшуюся за ним массивную дубовую дверь, Саггети-старший не удержался, сгреб со стола керамический бюст легендарного героя древности Дона Корлеоне — ручная работа, редкостная ипалайская глазурь, тысяча кредитов на последнем антикварном аукционе в салоне мадам Бонавентура — и швырнул им вслед сыну. Ударившись о дверь, бюст разлетелся на мелкие кусочки.

Стало легче, однако возникшей тяжелейшей проблемы это, увы, не решало. Если бы можно было одним движением разнести ее на куски, как этот бюст!.. У Саггети было слишком мало времени, чтобы обдумать свои дальнейшие действия хотя бы на несколько ходов вперед, и это его бесило. Он всегда предпочитал делать первый ход сам: это предполагало, что у него уже есть некий план действий. Его раздражало, когда первый ход делал противник. И уж совсем он выходил из себя, когда к конфронтации с кем-либо приводило несчастное стечение обстоятельств вроде его идиота-сына. В таких случаях события обычно приобретали и вовсе непредсказуемый характер…

Закончить мысль он не успел, потому что коммуникатор на столе, на время показательной экзекуции щенка переключенный в режим «без звука», противно завибрировал, и Саггети, посмотрев на определитель номера, понял, что у него вовсе не слишком мало времени, как ему представлялось. Времени на размышления у него не осталось вообще.

Выведя коммуникационный канал на огромный монитор, висевший на стене, Джорджо откинулся на спинку вращающегося кресла, сжал подлокотники, мысленно вздохнул и произнес:

— Здравствуй, Сайрус.

Этот номер знали очень немногие. Лишь те мафиозные боссы города, с которыми у Саггети были серьезные дела, а также мэр, начальник полиции и прокурор. На коммуникаторе замерцала зеленая лампочка, демонстрируя, что канал исправно кодируется. Тот, кто попытался бы тайно подключиться к нему, получил бы мешанину пронзительных звуков и мусорные обрывки компьютерного кода. Для того чтобы получить на выходе связное сообщение, необходимо было иметь индивидуальный декодер с кодом, совпадающим с декодером абонента. Кроме того, система шифрования случайным образом менялась каждые несколько секунд, быстро делая бесполезными усилия потенциальных вражеских дешифровщиков.

На мониторе появилось лицо Скалы Колхейна. Машинально Джорджо отметил, насколько он постарел и осунулся с момента их последней встречи. Страшное известие очень сильно подкосило его.

— Здравствуй, Джорджо.

Колхейн был абсолютно спокоен, его глаза холодно поблескивали за стеклами очков. Посторонний человек ни за что не догадался бы, что сейчас творится у него на душе.

Возникла мучительная пауза. Саггети не знал, как начать тягостный разговор, а Колхейн не торопился его начинать. Сначала Джорджо хотел принести свои самые искренние соболезнования, но потом понял, какой безумной насмешкой это прозвучит. Пожалуй, это только разозлит Скалу, который и без того уже явно был на взводе. Вот так с ходу, без всякой подготовки, Саггети видел только одно начало разговора, не приводящее смертельно раненного коллегу в бешенство: «Сайрус, через полчаса мальчишка и его шлюха будут доставлены к тебе в наручниках». Разумеется, начинать разговор подобным образом он отнюдь не собирался. Статус солидного мафиозного босса не позволял лебезить перед сильным противником: таких сжирают моментально, причем чаще всего свои же. Джорджо Саггети же за те двадцать лет, что он возглавлял клан, мало кто осмеливался обвинить в трусости, ну а те, что осмеливались, уже давно истлели в заброшенных карьерах за городом.

Молчал и Скала. И это не на шутку нервировало его собеседника. Таким Саггети еще ни разу его не видел. А общались они часто, поскольку этого требовали обстоятельства — кланы Саггети и Колхейнов были союзниками. Настолько, насколько это возможно в среде столь прагматичных людей, конечно. Ему было бы значительно легче, если бы Колхейн сразу начал с наезда, жесткого и беспощадного, в своем фирменном стиле, при помощи которого он не раз на глазах у Саггети-старшего превращал людей, еще мгновение назад считавших себя сильными и значительными, в полное дерьмо, жалкое и дрожащее. Ну, или хотя бы с обвинений и проклятий. Пусть это было и не в стиле Скалы, но не каждый ведь день теряешь сына и наследника своего дела… Однако Сайрус молчал, глядя на Джорджо, и тот вдруг почувствовал, как холодные мурашки начинают шествовать по его позвоночному столбу, а на шее выступают крупные капли пота. Давно он уже не ощущал этого омерзительного чувства — наверное, с того самого момента, как в семнадцать лет сидел в электрическом распределительном шкафу на заброшенном заводе, стискивая в потной ладони рукоять разрядника, а лучи фонарей полицейских, обшаривая огромное темное помещение цеха, медленно приближались к его убежищу.

— Говорят, ты опять опустил цены на «черный одуванчик», Джорджо, — наконец разомкнул челюсти Колхейн. — Мелкие пушеры в Спрингфилде жалуются, что ты режешь им прибыль.

Саггети ожидал чего угодно, но только не такого начала. Однако он быстро справился с замешательством.

— Сайрус, — осторожно произнес он, — мы ведь уже неоднократно беседовали на эту тему и договорились, что с «одуванчиком» каждый из нас разбирается сам. Я же не пытаюсь влезать на рынок бромикана, верно? Вот если соседи начнут бессовестно демпинговать, то мы предпримем какие-то совместные акции. Мои пушеры совсем чуть-чуть отпустили цены, они не скажутся серьезно на прибылях твоих людей. Мне надо срочно возместить за счет оборота убытки от конфискации последней партии. Как только убытки будут покрыты, мы снова поднимем цены. Я в своем праве, Сайрус, все согласно договоренности, все по понятиям.

— Все по понятиям… — задумчиво проговорил Колхейн. Внимательно наблюдавший за ним цепким взглядом Саггети не поручился бы, что Скала услышал все, что он ему сейчас сказал. — А знаешь, Джорджо, у меня убили сына, — внезапно пошел напролом глава клана Колхейнов. Глаза его за стеклами очков снова холодно блеснули. — Единственного наследника.

— Прими мои глубочайшие соболезнования, дорогой друг, — с поспешной готовностью отозвался Саггети, напуская на себя скорбный вид. — Клянусь тебе, я…

— Убили не по понятиям, Джорджо. — Скала не собирался сейчас выслушивать всю эту обязательную чушь. — Подло. У каждого из нас бизнес, Джорджо, рискованный бизнес, и наши сыновья — незаменимые сотрудники в этом бизнесе. И любого из них могут убить, как и всякого из наших людей. Такой бизнес мы себе выбрали.

Он помолчал. Саггети не стал прерывать паузу, сосредоточенно ожидая продолжения.

— Если бы Инта убили полтора года назад, когда мы схлестнулись с Мэннингами и Шютцем, — продолжал Скала, — я сказал бы: черт, не повезло! Я сказал бы: сынок, надо было проводить в тире больше времени, чем в барах. Я сказал бы: Господи, ты наказал меня, потому что я кретин и избрал неправильную тактику в этой схватке. Но я не стал бы жаждать мести. Я нанес бы сокрушительный ответный удар клану противника, потому что нельзя оставлять безнаказанным посягательство на твой честный бизнес, но я не стал бы судорожно искать того рядового боевика, который выстрелил в моего сына, тот винтик, который стал причиной смерти моего Инта. Следует отделять личную вендетту от бизнеса. Мне не было бы так бесконечно горько, потому что я знал бы, что мой сын сгорел на работе. Умер с оружием в руках, защищая интересы своего клана. Погиб как воин, сраженный рукой другого достойного воина.

Колхейн глубоко и шумно вздохнул.

— Однако все не так, Джорджо, и это крайне огорчает меня. Ярость туманит мой разум. Мне горько, потому что мой сын убит подло, не по понятиям. Убит на выходе из бара, из-за продажной девки, убит безоружным. — Он снова помолчал. — И поэтому мне нужен убийца моего сына, Джорджо.

Саггети молча шевельнул украшенными перстнями пальцами. Чуть опустил уголки губ. Колхейн, угрюмо глядя на него с монитора, ждал ответа.

— Я вполне понимаю твои чувства, Сайрус, — наконец проговорил Саггети. — Но все не так просто, как ты думаешь…

— Я тоже понимаю тебя, Джорджо. — Сохраняя абсолютное хладнокровие, Колхейн продолжал сверлить его немигающим взглядом. — Все слишком непросто в сложившейся ситуации. Я готов тебя понять. На карту поставлен твой статус главы клана. Но и мой статус на той же карте, не забывай об этом. — Голос Колхейна зазвенел металлом. — Подумай сам, дорогой друг. Как следует подумай. Наши семейства объединяет давняя дружба. Саггети и Колхейны всегда помогали друг другу. У нас довольно много совместных дел и предприятий, нас многое связывает. И мне бы очень не хотелось, чтобы этот нелепый трагический случай навсегда поссорил наши достойные фамилии.

Саггети молчал, ожидая, какой выход из создавшейся безнадежной ситуации предложит Колхейн.

— Твой Глам — паршивая овца в стаде, — продолжал убеждать его Скала. — Сын уважаемого, солидного крестного отца, который позорит своего родителя. Он ничего не может, ничего не умеет, ничего не хочет добиться. Он шляется со своим быдлом по твоей территории и тянет деньги с тех, кто платит тебе за охрану, заставляя твоих людей втихаря снижать еженедельную дань, чтобы прикрыть похождения непутевого сынка уважаемого человека. Он покупает дешевую выпивку и дешевых шлюх. Он подтачивает твой авторитет, Джорджо. Он — пародия, карикатура на то, каким должен быть истинный член клана. Соседи поговаривают: Саггети не в состоянии справиться даже с собственным щенком — почему он до сих пор владеет такой большой территорией? Прости, если задеваю твои чувства, но это так.

Саггети упорно молчал. Увы, Скала сейчас озвучивал то, над чем он сам неоднократно размышлял.

— А теперь этот паршивец убил моего сына, — размеренно произнес Колхейн. — Моего Инта, умницу, отличного бойца, который должен был стать великим боссом. Убил подло, совершенно ни за что. Если ты решишь покрывать его теперь, у авторитетов могут возникнуть еще более неприятные вопросы. Да и кроме того, подумай сам: если это сойдет ему с рук, не решит ли он, что ему все позволено? Как ты думаешь, не придет ли ему однажды в голову, что раз отец не собирается оставлять ему свой бизнес, то неплохо было бы убрать такого отца с дороги, пока не поздно?..

Саггети молчал. Колхейн не рассказал ему ничего нового. Обо всем этом он думал неоднократно и в последнее время уже склонялся к мысли выслать строптивого отпрыска с планеты — пусть живет своим умом где хочет. Может быть, действительно выдать его Колхейну, чтобы сохранить дружественные отношения с одним из наиболее влиятельных мафиозных кланов?..

Однако существовала еще одна серьезная причина, по которой Саггети не мог так поступить. Если бы он выдал Глама Колхейну, то конкуренты однозначно восприняли бы это как проявление слабости. Нет, допускать новой войны за передел территории было никак нельзя. И Скала наверняка тоже понимал, что требует от союзника невозможного. Поэтому Саггети терпеливо ждал, когда Колхейн выложит на стол все свои карты.

— Подумай как следует, Джорджо, — тяжело произнес Колхейн, истолковав упорное молчание собеседника не в свою пользу. — Я понимаю, это очень трудный выбор. Зов крови, родственные узы и все такое. Но если этот человек сам разрушает свои кровные узы, если он смеется над ними, то они перестают быть священным аргументом. Я сам только что пережил страшную утрату и понимаю твои колебания. Но если бы Инт поступил не по понятиям, я бы наказал его не задумываясь, даже если бы это было самое страшное наказание. — Скала снова помолчал. — И знаешь, вот еще что… Я ведь остался без наследника, теперь мне некому передать свою империю, не для кого стараться… Послушай, а что, если нам объединить усилия? Я готов сделать тебя компаньоном в своем бизнесе. Но я не готов к тому, чтобы после того, как мы с тобой отойдем от дел, наша империя попала в руки убийце моего сына, и что самое страшное — слабого босса. Что скажешь, Джорджо?

Это был удар ниже пояса. Саггети едва не задохнулся от нахлынувших перспектив. Колхейн предлагает ему максимально тесное сотрудничество! Ради такого лакомого куска Джорджо согласился бы собственными руками перерезать глотку своему непутевому сопляку. Конечно, следовало еще внимательно рассмотреть это предложение на предмет возможных подводных камней, и отдавать Глама следует не раньше, чем будет подписано соответствующее соглашение. Однако участь пацана, похоже, была решена.

Саггети солидно прокашлялся. Естественно, как опытный человек, он не собирался с радостными воплями падать ниц перед добрым мистером Колхейном. Дешевок никто не любит и не ценит.

— Это серьезное предложение, Сайрус, — проронил он, изображая на лице мучительное раздумье.

— Какого черта! — внезапно прорвало Скалу, который больше не мог заставить себя сдерживаться. — Это совершенно шикарное предложение! Подумай, Джорджо, мы объединим свои кланы, и ты сможешь запустить лапу в мои закрома! Ты будешь работать на моих территориях! Я полностью спишу тебе долги по Дальнему Приюту — было бы смешно одной части предприятия требовать долг с другой части. Мы сможем…

Нет, вот этого ему говорить никак не следовало.

— Ах, долги по Дальнему Приюту? — ледяным тоном произнес Саггети.

— Послушай, — Колхейн сразу сменил тон на более осторожный, поняв, что нажал не на ту клавишу. — Я ссудил тебе довольно крупную сумму денег, чтобы ты смог участвовать в проведении той операции. И если я слишком редко напоминаю тебе об этом, то вовсе не потому, что подарил ее тебе. И если операция провалилась, не принеся прибыли, то это не значит, что вложенные в нее деньги не надо отдавать. Я и так предоставил тебе многолетнюю рассрочку.

— Это ты меня тогда втравил! — Лицо Саггети-старшего перекосилось, бульдожьи щеки отвратительно заколыхались. — Ты меня соблазнял: верняк, пятьсот процентов прибыли! Где твои пятьсот процентов?! Я вложил в эту авантюру бешеные деньги и едва не пошел по миру, а теперь ты снова заводишь разговор про долги? Мне казалось, что мы раз и навсегда закрыли эту тему!

— Это была не моя идея с Дальним Приютом, Джорджо, — проговорил Колхейн, чувствуя, что нить разговора, складывавшегося столь успешно для него, понемногу ускользает из его рук.

— Ты был одним из самых крупных ее кредиторов!

— И потерял на ней больше всех денег. Расслабься, Джорджо.

— Какая разница? — Саггети с трудом вновь обрел внешнее хладнокровие. — Ты был одним из ее вдохновителей. И ты уже, наверное, не помнишь, но я потерял в этой авантюре двух своих сыновей. Двух смышленых, крепких, решительных сыновей, Дино и Тони, настоящих Саггети. Оставшись с идиотом Гламом, который в то время, к несчастью, был еще слишком мал. И с тех пор мне не на кого оставить бизнес. Тебе теперь это должно быть знакомо, Сайрус. — Джорджо поднял голову, посмотрел на Скалу. — Представляешь теперь, что такое кровные узы? Что я почувствовал, когда узнал, что мои сыновья никогда больше не вернутся?.. — Он впился взглядом в собеседника, ошарашенный внезапно пришедшей в голову мыслью. — А ведь это не русские их убили, мистер Колхейн. Нет, не русские. Это ты убил моих сыновей!

Скала молчал, злобно глядя на Саггети.

— Ты уверен, что готов это повторить? — наконец проронил он. — Может быть, даже при уважаемых свидетелях?

Джорджо не ответил. Колхейн на всякий случай выждал полминуты и заговорил снова:

— Дорогой друг, ты никогда не смешивал в одну кучу бизнес и чувства. И, я надеюсь, не будешь делать этого и теперь. Бизнес есть бизнес. Нельзя ставить человека на должность, если он не годится для нее. Нельзя мстить за родственников, погибших на работе, — и ты, кстати, никогда не пытался отомстить за Дино и Тони, ни мне, ни кому-либо еще, что делает тебе честь. Нельзя ставить рядом благородную смерть в бою и нелепую, ненужную гибель в бытовой ситуации. — Скала снова помолчал. — Я понимаю твои колебания: ты наверняка был бы не прочь выдать мне мальчишку, но тебя беспокоит, что скажут на это другие семейства, не сочтут ли они это признаком слабости. Это очень здраво и вполне справедливо; напротив, если бы тебя не мучил этот вопрос, я бы серьезно задумался — мне не нужен глупый компаньон. Если бы ты, несмотря ни на что, все же выдал мне Глама, я бы тоже начал терзаться сомнениями — мне не нужен слабый компаньон. Безвыходная ситуация, не правда ли?

Саггети молча смотрел на него. Вот они и подошли к сути.

— Однако я не могу спокойно наблюдать за моральными мучениями своего будущего компаньона и дорогого друга, — продолжал Колхейн. — И я не могу допустить, чтобы страдал его авторитет. Мне кажется, идеальным выходом из сложившейся нелепой ситуации была бы следующая последовательность действий. Видя, как я расстроен смертью сына, мои люди вполне могли бы по собственной инициативе предпринять несколько мелких атак на объекты, принадлежащие клану Саггети. Речь не идет о крупномасштабной войне, тем более между семьями давних союзников, исключительно желание излишне ретивых шестерок угодить охваченному горем отцу… Однако тебе придется отреагировать. И выставить защиту — хотя бы до того времени, пока я не приду в себя и не смогу вновь мыслить хоть сколь-нибудь разумно, а тебе не удастся разрулить возникшие между нами разногласия…

Скала сделал паузу, окинув Саггети цепким взглядом, но тот сидел молча и неподвижно, демонстрируя крайнюю степень внимания. Поэтому Колхейн продолжил:

— А один из этих объектов совершенно случайно мог бы защищать не кто иной, как Глам Саггети со своей бандой ни на что не годных выродков. А с моей стороны, тоже совершенно случайно, на этот участок мог бы быть брошен, скажем… Бобби Каток.

Саггети не моргнул глазом, но внутренне содрогнулся. Бобби Каток был правой рукой Скалы и ночным кошмаром всех врагов Колхейнов. Среди местных мафиозо выражение «попасть под каток» отнюдь не считалось фигуральным.

— Полагаю, уже завтра утром у тебя появятся все основания привести свои силы в повышенную боевую готовность. А послезавтра ты мог бы поручить Гламу взять под охрану… ну, скажем, казино «Крылья черепахи».

Сайрус вновь сделал паузу. Саггети промолчал. Да и что тут было говорить? Колхейн всегда славился своими воистину иезуитскими планами. Вот и сейчас… надо же, как все придумал. «Крылья черепахи» были, в сущности, никчемным активом, доход от него был смехотворный. Но казино принадлежало Рувиму Зильберману по прозвищу Колесо, старому пердуну, с которым работал еще отец Джорджо. И потому нынешний глава клана не мог просто взять и вытолкать его взашей, передав контроль над заведением кому-нибудь более расторопному либо просто снеся ветхое, пользующееся не слишком большой популярностью заведение и отдав неплохое место под более доходный бизнес. Это означало бы попрание всяческих мафиозных традиций: старик Зильберман заслужил право на спокойную, почтенную и обеспеченную старость. А так, как предлагал Колхейн, все получилось бы очень неплохо и как бы само собой: Каток прикончит Глама и сожжет путающееся под ногами заведение.

— После чего мой дорогой друг Джорджо, безусловно, разгневается и немедленно проведет несколько ответных акций, нанеся мне немалый ущерб, — продолжал между тем Скала. — Ну а затем, осознав, что мы во всех отношениях уравняли счет, мы могли бы пойти на мировую и закрепить вечную дружбу соответствующим договором, слившись в один мощный и несокрушимый кулак. Ведь ты не станешь возражать, что клану Бенуцци пора преподать хороший урок? Однако по отдельности мы вряд ли сможем это сделать. — Скала искривил губы в ледяной улыбке — впрочем, и она была для него немалым достижением в этой ситуации. — По-моему, это был бы неплохой план, наилучшим образом позволяющий всем сторонам конфликта сохранить лицо и самоуважение. И мне будет крайне жаль, если у главы клана Саггети другое мнение на этот счет. Я очень серьезно огорчусь, поскольку это будет означать крупные неприятности и потери в бизнесе для всех нас. — Он замолчал.

— Я понял тебя, Сайрус, — негромко произнес Саггети после минутной паузы. — И я хотел бы подумать над твоими словами. Если у меня будет другое мнение насчет твоего плана, я непременно поставлю тебя в известность.

— Не утруждай себя отказом, дорогой друг, — попросил Колхейн. — Если нет, можешь просто промолчать. Мои люди в любом случае послезавтра посетят «Черепаху», и только от тебя будет зависеть, что их там встретит. Если там не окажется убийцы моего сына, боюсь, мне придется серьезно задуматься над слишком многими неприятными вещами… — Скала сделал еще одну выразительную паузу, после чего внезапно обрубил разговор: — Что ж, был крайне рад в очередной раз побеседовать с дорогим другом и будущим компаньоном. Передавай мои самые добрые пожелания маме Саггети и своим очаровательным женам.

Не попрощавшись, Колхейн исчез с экрана.

Переплетя пальцы на животе, Саггети-старший поудобнее устроился в кресле и надолго задумался.

Глава 12

— Я с тобой, котик! — тут же заявила Джулия, когда Глам Саггети с удовольствием поведал ей, что мобилизован для настоящего мужского дела.

— Брось, крошка, — небрежно отозвался Глам, вешая на плечо здоровенную дуру плазмомета. В этот момент он ощущал себя истинным мафиозо: отец впервые доверил ему хоть что-то серьезное… И плазмомета ему еще никогда в руки не давали. — Там будет слишком опасно.

— Малыш, — сказала Джулия, — опасностями меня не напугаешь. Я киска с коготками, я однажды стреляла из разрядника.

— Послушай, милая, — сказал Глам, — если с тобой что-нибудь случится, я никогда себе не прощу. Я просто не смогу жить с этим.

— Дорогой, я тоже не смогу жить, если что-нибудь случится с тобой. — Она обвила его руками, прижалась к нему сзади, положила голову на плечо. — Разве мой мужчина допустит, чтобы со мной что-нибудь случилось? Такой сильный, такой мужественный… — Она тихо мурлыкнула. — В постели настоящий лев! Что может со мной случиться в твоем присутствии, глупый?

— Ну, хорошо, — проговорил размякший Глам, взяв одну из узких кистей Джулии и поднеся ее к губам. — Но только уговор: слушаться меня во всем. Если я решу, что стало слишком опасно, и отправлю тебя назад, то не пищать, идет, котенок?

— Конечно, милый, — сладко проворковала Джулия, целуя его в затылок.

Хорошо, что она стояла позади него и он не видел выражения ее лица.

Небольшой пассажирский транспорт Саггети опустился на заднем дворе «Крыльев черепахи», и из него выбралась команда Глама. Здесь были двое недоумков, поддержавших Кенни Бампера огнем во время злосчастного инцидента возле «Улитки на склоне» — Тито Гомес по кличке Шпингалет и Оззи Пастор, — а также еще двое боевиков, которых выделил Саггети-младшему отец, и Джулия. Их встретил сам старина Зильберман. Окинув воинство скептическим взглядом, он фыркнул, заставив Глама слегка побагроветь, однако поприветствовал того вполне вежливо, как ему представлялось.

— Рад видеть малыша Саггети, — произнес Колесо, криво ухмыляясь. — Как поживает папашка?

— Нормально, — настороженно проговорил Глам. От старика Зильбермана можно было ожидать любой гадости. Он прошел со старшим Саггети огонь и воду и до сих пор пользовался в клане огромным авторитетом. Недаром папа Саггетти до сих пор не решался отобрать у него казино. — Отец прислал нас в качестве усиления. Возможны провокации со стороны Колхейнов…

Зильберман неторопливо выудил из кармана брюк, покрой которых устарел еще в начале прошлого века, пластинку жвачки, неторопливо развернул, бросил в рот, и, когда горе-команда Глама, упакованная в бронежилеты и обвешанная плазмометами, станками к рельсовикам и запасными батареями, начала переминаться с ноги на ногу, неуверенно отводя взгляды, пробурчал:

— Ладно, вояки, пошли. — И, повернувшись, двинулся в сторону задней двери.

Глам шумно выдохнул и покосился на свое воинство. Четверка обвешанных оружием субтильных типов и Джулия, по такому случаю также вооружившаяся разрядником, который некрасиво торчал из маленького стильного кармашка ее элегантного плаща, в любой момент готовый вывалиться. На заднем дворе этой старой халупы они все смотрелись жутко нелепо. И Глам изо всех сил убеждал себя, что дело тут именно в фоне, в халупе…

— Пошли, ребята, — пробурчал он и стиснул зубы, чтобы не психовать. А чего он хотел — чтобы отец доверил ему настоящее дело, а не защиту задрипанной норы, которая давно уже не интересна даже им самим, не говоря уж о Колхейнах?..

Они прошли в приземистое здание казино, над крышей которого сверкали, подскакивали и переливались яркие огни: большая неоновая черепаха на противоположном фасаде тяжело взмахивала светящимися крыльями. Внутри в игровом зале располагались несколько карточных столов, за которыми скучали подтянутые крупье, рулеточный стол и ряд игровых автоматов. Посетителей, несмотря на горячее время, было совсем немного.

Колесо уже занял свое место за кассой и даже не соизволил оторвать зад от стула, чтобы проводить их в помещение для охраны. Впрочем, охрана в этом казино давно уже отсутствовала как класс. Даже вышибалы не было. Зильберман полагал, что на все про все хватит и его одного с его старым добрым разрядником.

Ввалившись в комнату охраны, парни с довольным видом поскидывали с себя навьюченное оружие и расселись вокруг большого стола, стоявшего в центре комнаты, Пастор достал колоду карт. Глам снял куртку и повесил ее на угол металлического шкафа, стоявшего у двери, прислонил к стене плазмомет, устало потер кончиками пальцев воспаленные глаза.

— Эй, вы чего? — подала голос Джулия. — Брякнулись за стол, и все? А кто будет осматривать территорию?

— Какую еще территорию? — недоуменно поднял брови Шпингалет, поднося зажигалку к зажатой в зубах сигарете.

— Вы что, «Линию огня» не смотрите?! — искренне изумилась Джулия. — Не знаете, как ведется боевое дежурство, олухи? Капитан Антиллес всегда предварительно осматривает территорию, если ему приходится ее оборонять, потому что мало ли какие сюрпризы там могут быть? Вдруг нас атакуют, а мы даже не знаем, как удобнее занимать огневые позиции! Глам, ну скажи им!

— Да кому эта развалюха нужна, — беззлобно фыркнул Шпингалет, прикурив. — Ее давно пора снести. Если Колхейны и ударят, то по какому-нибудь более интересному объекту. Мистер Джорджо просто перестраховывается, на всякий случай укрепляет оборону. Боюсь, сегодня здесь будет самое тихое место на территории клана.

Джулия надулась.

— Она, между прочим, дело говорит, — сердито произнес Глам. Он и сам все это давно понял, но на кой черт было говорить об этом вслух! Да еще в присутствии Джулии. Если чего Глам и не любил больше, чем проигрыш в рулетку, так это когда его опускали перед шлюхой. И если бы у Джулии было на пару граммов больше мозгов, можно было бы утверждать, что Шпингалет это сделал. — Ну, чего расселись? Кольт на месте, остальные быстренько на территорию!

Глухо ворча, все встали и двинулись следом за боссом, возражать никто не осмелился. Если пьяный Глам и позволял подчиненным вести себя с ним как с забулдыгой-приятелем, то в трезвом виде мало кто решился бы на такое панибратство. Шпингалет же прикусил язык первым, сообразив, что позволил себе лишнего.

Осматривать на территории в самом деле особо было нечего. С трех сторон здание было окружено невысоким забором, за которым начинались трущобы Тунтауна. На заднем дворе казино, частично загроможденном транспортом Саггети и освещенном тусклым светом одинокого фонаря, располагались переполненные мусорные контейнеры, окруженные россыпями очисток и битого стекла, штабеля пластмассовых пивных ящиков, несколько рулонов рубероида и пара выпотрошенных и проржавевших игровых автоматов. Спрятаться тут было абсолютно негде, обустроить огневую точку — тем более. Огонь по периметру забора лучше всего было вести из окон подсобных помещений.

— Вот черт! — с досадой воскликнула Джулия. Возле самых дверей черного хода она угодила каблучком босоножки в отверстие в дренажном люке, предназначенное для того, чтобы этот самый люк ремонтник мог в одиночку сдвинуть в сторону специальным ломиком, и каблучок застрял намертво. Саггети двинулся было ей на выручку, но Джулия дернулась в очередной раз и наконец высвободила босоножку, при этом сильно ободрав каблук. — Вот черт! — обиженно повторила она. — Мои любимые босоножки! Чертов люк! Глам, пусть его бросят в мусорный контейнер!

— Мисс, но если колодец не будет закрыт, кто-нибудь из персонала может в него провалиться, — вежливо заметил Оззи Пастор. Такая вежливость была ему не свойственна, зато было свойственно редкое умение держать нос по ветру. По его мнению, Глам слишком много позволял этой сучке, но пока он носится с ней, как курица с яйцом, следовало быть с ней предельно внимательным, чтобы босс не рассердился.

— Да мне плевать! — закричала Джулия. — Ты хочешь, чтобы я еще раз в нем застряла?!

Саггети нахмурился. Он уже проклинал себя, что поддался на уговоры этой стервы и взял ее с собой. Какая муха ее укусила?! Она никогда раньше не капризничала так на пустом месте. Однако несмотря на то что его подружка вела себя как последняя идиотка, она все-таки была его подружкой…

Видя, что никто не бросается выполнять ее требований, разгневанная Джулия стукнула кулачком по штабелю ящиков, который неустойчиво закачался, а потом в неистовстве навалилась плечом на штабель и повалила его прямо под ноги едва успевшим отпрыгнуть боевикам. Груда рассыпавшихся ящиков перегородила весь двор.

— Выбросите крышку, — ледяным тоном распорядился Саггети.

Пожав плечами, боевики ухватились за тяжелую крышку люка, с трудом сдвинули с места и, перехватив поудобнее, швырнули в крякнувший от тяжести мусорный контейнер.

— Утром ребятам будет много уборки после нас, — добродушно заметил Шпингалет.

Обиженно вздернув подбородок, Джулия направилась в здание, и за ней, повинуясь команде босса, потянулись боевики.

Вернувшись в помещение для охраны, Джулия принялась распахивать окна, чтобы определить, с каких мест лучше всего обстреливать забор. Высунувшись в одно из окон, она тряхнула рыжей копной волос, словно наслаждаясь свежим воздухом снаружи. Честно говоря, воздух за окном был отравлен вонью из переполненных мусорных баков, но на самом деле ей было не до этого. Краем глаза она ухватила на противоположной стороне пустыря, выходящего к трущобам, подозрительного молодого человека, тут же сдвинувшегося в тень. Судя по едва угадываемым в полумраке движениям, он сразу активизировал свой коммуникатор и начал что-то негромко говорить.

Джулия криво усмехнулась. Значит, предчувствие, зародившееся в ней, когда она увидела, каких дебиловатых калек папа Саггети дает в усилению Гламу, ее не обмануло.

— Можно было кондиционер включить, — флегматично заметил Пастор, когда Джулия отошла от раскрытого окна.

— Ну так включи! — огрызнулась она.

— Тогда окна нужно закрыть.

— Ну так закрой!

Посмеиваясь, мафиозо пихали друг друга локтями: похоже, дежурство обещало быть веселым, скучать не придется. Саггети же молча страдал: раньше Джулия никогда не показывала себя такой маленькой капризной дрянью. Она определенно вредила его авторитету — любой из присутствующих, если бы Джулия была его девушкой и так себя вела, давно бы уже разбил ей губу. Но у него отчего-то рука на нее не поднималась, тем более при всех… Нет, больше он ее с собой на серьезное дело не возьмет. Хватит, поиздевалась.

Оззи Пастор закрыл окна, лишний раз дав соглядатаю убедиться, что их команда крепко обосновалась в этом помещении. Сам Оззи, впрочем, никакого соглядатая не заметил — он не привык крутить головой по сторонам. Зачем, если за тебя думает босс.

Джулия ненадолго притихла, а потом опять раскапризничалась:

— Глам, мне тут не нравится!

— Что тебе опять не нравится? — сухо спросил Саггети, мысленно скрипя зубами.

— Посмотри, какие здесь дурацкие обои! — Джулия всплеснула руками. — Меня от них тошнит.

— Что же такого дурацкого в этих обоях? — угрожающе проговорил Глам.

— Посмотри, какое мерзкое сочетание цветов! Я ведь артистка, у меня тонкое эстетическое чувство… Разорвать мою задницу! Да меня сейчас просто вырвет прямо на эту стенку!

— Босс, действительно, — простодушно поддержал Джулию Кольт, — я как вошел, сразу обратил внимание, что эти обои глаз режут… — Он посмотрел на Саггети, натолкнулся на его свирепый взгляд и тут же поспешил слиться с окружающей обстановкой.

— Что ж, дорогая, — с бесконечным терпением в голосе проговорил Глам, — тогда ступай в комнату для персонала.

Настоящий босс должен быть терпелив, повторял он про себя. Терпелив и стоек. Но пару оплеух по возвращении домой эта ведьма уже определенно заработала, и если она продолжит в том же духе, счет увеличится.

— В комнату для персонала? Одна?! — поразилась Джулия. — Ты шутишь, наверное? Туда же все время заглядывают эти мужланы крупье! Ты хочешь, чтобы меня там изнасиловали?!

— Послушай, что за чушь ты несешь! — Терпение Глама все-таки не было беспредельным. — Если кто-то осмелится тебя хоть пальцем тронуть, он будет иметь дело со мной, и все в этом казино это знают!

— Мне все равно будет не по себе! — твердо заявила Джулия. — И я там буду скучать одна. Может быть, перенесем туда штаб-квартиру?..

Глам неторопливо подошел к Джулии и посмотрел ей в глаза. Все присутствующие затаили дыхание: несколько долгих секунд им казалось, что он сейчас хлестко, с оттяжкой ударит ее по щеке. Однако вместо этого он взял ее за подбородок и негромко произнес:

— Если мы переедем в комнату персонала, детка, я могу быть уверен, что ты избавишь нас от своих капризов и будешь сидеть тихо? Иначе я очень серьезно огорчусь, а мне не хотелось бы, чтобы у кого-то из нас в результате возникли серьезные неприятности.

Все удивленно переглянулись. А младший Саггети, оказывается, не так прост, как казалось… Хотя его речь была произнесена спокойным тоном и относилась к Джулии, все присутствующие почувствовали, что у них по спине побежали мурашки. Ну, а сама Джулия лишь молча кивнула, глядя на Глама, как кролик на удава.

Добравшись до комнаты персонала, она забралась с ногами на диван и затихла там, в уголке. В принципе, она сделала все, что могла, разложив ситуацию топографически. Теперь есть надежда, что первый удар противника придется в пустоту, а подход подкреплений к нападающим со стороны заднего двора будет максимально затруднен. Так что теперь оставалось только ждать… и надеяться, что Глам окажется не полным идиотом и сумеет использовать хотя бы половину тех шансов, что она ему подбросила.

А Кольт окинул взглядом притихшую сучку и хмыкнул про себя: надо же, как проявилась порода! Пожалуй, из парня со временем выйдет настоящий мафиозный босс, без всяких скидок.

Стол в этом помещении был поменьше и не такой удобный, однако кое-как команда охранников сумела за ним разместиться, и Оззи Пастор снова достал карты.

Они успели сыграть полторы партии. А затем ровный отдаленный гул глидерной трассы, проникавший с улицы, внезапно был перекрыт оглушительным визгом и страшным грохотом. Стены заходили ходуном от совсем близких плазменных попаданий — крупнокалиберные заряды безжалостно дырявили соседнее помещение. С пронзительным звоном начали лопаться окна припаркованного во дворе транспорта Саггетти. Боевики стремительно попадали на пол, рассыпав карты, однако ни один плазменный шар не залетел в комнату отдыха персонала — нападавшие целенаправленно расстреливали помещение для охраны.

Полминуты спустя стрельба прекратилась, и оглушенных Саггети обволокла ватная тишина. Ухватив свой плазмомет за ремень, Глам пригнулся и бросился в коридор. За ним метнулись его люди.

Коридор был наполнен густой бетонной пылью, которая огромными клубами лениво перемещалась между потолком и полом. Оззи даже закашлялся. Помещения для охраны фактически больше не было. То есть от него еще остались две боковые стены, пол и потолок — исцарапанные, искалеченные, продырявленные. А вот стены, выходившей на улицу, которая приняла на себя первый плазменный залп, и противоположной стены, выходившей в коридор, — их все равно что не было. От них остались только бетонные огрызки, обрамлявшие гигантские дыры, в которые свободно прошел бы небольшой глидер, и кучи мусора.

— Ах, мерзавцы!.. — донесся из зала злобный голос старины Зильбермана. И почти сразу же треснул разрядник.

Прямо перед витриной «Крыльев черепахи», перекрыв вид на улицу, опустился небольшой фургон, из задних дверей которого посыпались люди с оружием в руках.

— Занять оборону! — распорядился Глам.

Его боевики начали стремительно рассредоточиваться по залу, занимая позиции за игровыми столами. Однако, пропустив в зал троих, Саггети вдруг встал посреди коридора, и Шпингалет наткнулся на него, когда его коллеги уже открыли огонь по нападавшим.

— В чем дело, босс? — удивился он.

Ай, молодец девочка, подумал Глам. Дважды молодец. Во-первых, своими капризами она увела нас из помещения для охраны и тем самым спасла от верной смерти. У Глама даже ком к горлу подступил, когда он представил, что могло остаться от его группы, если бы не капризы Джулии. А во-вторых, она очень вовремя напомнила про реалити-шоу «Линия смерти». Теперь в мозгу у Саггети отчетливо вспыхнуло: а ведь там подобные объекты всегда атакуют с двух сторон, беря застигнутого врасплох противника в клещи. В конце концов, кто-то ведь обстрелял их со стороны черного хода. И теперь эти стрелки наверняка тоже должны были пойти на штурм.

— Назад, в комнату персонала! — скомандовал Глам Шпингалету. — К окну и смотри за двором. Если там кто-нибудь шевельнется, сразу огонь на поражение!

Сам он занял позицию напротив двери черного хода.

В игровом зале раздался грохот и звон разбитого стекла — нападавшие вошли прямо сквозь витрину, не утруждая себя поиском дверей. Пространство полосовали электрический треск и визг плазмы. Саггети надеялся, что его ребята выстоят, — во-первых, фактор неожиданности нападавшими был безнадежно утерян, а во-вторых, его люди, в отличие от нападавших, имели возможность занять укрытия. Более того, нападавшие вообще не ожидали встретить такое ожесточенное сопротивление, полагая, что практически вся охрана погибла после первого внезапного обстрела, поэтому атака быстро захлебнулась.

Несколько мгновений Глам стоял напротив двери черного хода, медленно покрываясь противным холодным потом, — вместо того чтобы помогать своим в зале, он тут бездельничает, охраняя направление, с которого никто и не собирается атаковать. Это очень плохо для авторитета босса, это просто смертельно для авторитета босса, потому что приговор подчиненных будет один: трусость. Конечно, в лицо ему никто этого не скажет, но все подчиненные будут считать его трусом, а для мафиозного босса нет приговора страшнее, разве что глупость. А ведь он совсем не боялся боя, разве только чуть-чуть… Однако Шпингалет внезапно выстрелил прямо через закрытое окно, которое осыпалось с веселым звоном, и Саггети понял, что не зря остался прикрывать тыл.

Их было восемь. Восемь размытых теней перепрыгнули через забор и бесшумно метнулись к черному ходу казино «Крылья черепахи», совершенно не ожидая сопротивления. Все защитники объекта уже должны были быть мертвы, а остатки охраны в зале полагалось добить коллегам, атаковавшим с парадного входа. В задачу же этой восьмерки входило уничтожить всех, кого они обнаружат во внутренних помещениях. Операция была очень ответственная, полагаться на обстрел с улицы было нельзя: Бобби Катку следовало своими глазами убедиться, что Глам Саггети, Тито Шпингалет и Оззи Пастор, столь огорчившие мистера Колхейна, сдохли. Конечно, было бы лучше взять их живыми, но рисковать не стоило…

Одного из нападавших Шпингалет снял выстрелом прямо на бегу, и одетый в черное человек кувыркнулся на асфальт, выронив оружие. Однако атакующим надо было преодолеть слишком небольшое расстояние, чтобы пересечь узкий двор. Тут, наверное, не помог бы и согласованный залп всех защитников казино.

Однако в следующее мгновение настало время в очередной раз возблагодарить пресвятую деву Джулию. Перепрыгнув через груду ящиков, которую свалила взбалмошная подруга Глама Саггети, первый из нападавших обеими ногами угодил в открытый люк, сломав себе лодыжку. Днем он наверняка заметил бы колодец, но сейчас, когда единственный фонарь на заднем дворе заставлял предметы отбрасывать глубокие тени, а разбросанные ящики надежно маскировали предательское отверстие в асфальте, ему не повезло. На поверженного боевика налетел еще один и тоже оказался на земле, о них споткнулся третий. В падении один из них выпустил из рук небольшую гранату с присоской, при помощи которой собирался вышибить запертую дверь черного хода. Мощность специальной диверсионной гранаты, предназначенной для вскрытия дверей, была совсем небольшой, однако ее вполне хватило, чтобы тому, кому она угодила в лицо, выжгло глаза. В возникшей суматохе Шпингалет успел выстрелить еще раз и легко ранить еще одного противника.

Наконец одному из нападавших удалось прорваться через образовавшийся у самой двери затор, наступив на спину боевику со сломанной ногой. Выбив плечом дверь черного хода, он бросился внутрь — и тут же вылетел на улицу, вышибленный мощным плазменным зарядом, который выпустил Глам Саггети, стоявший в конце коридора напротив двери. Кубарем покатившись в груду ящиков, боевик с огромной дырой в животе судорожно попытался подняться, снова опрокинулся навзничь и больше не двигался.

Похоже, чаша весов качнулась в противоположную сторону. Не снимая пальца со спускового крючка, Саггети чуть сместился вбок, чтобы через огромную дыру в стене наблюдать, что происходит снаружи, — и увидел у стены казино коренастую фигуру с вдавленной в плечи, словно приплюснутой головой. Это был сам Бобби Каток — свирепый убийца из клана Колхейнов, одно имя которого вгоняло в дрожь всех, кто рискнул вызвать неудовольствие мистера Скалы. «Попасть под каток» боялись все…

Саггети рыбкой бросился на пол разгромленной комнаты для охраны за мгновение до того, как Каток со свирепым рыком щедро полил коридор плазмой. Во все стороны полетела крупная бетонная крошка, больно впиваясь в тело. Вжавшись в пол, Глам молил господа только об одном: чтобы Бобби не опустил жерло своего плазмомета и не нащупал огненной плетью прячущегося в темноте противника.

Проведя массированную огневую подготовку, Каток полез в казино прямо через пробитую стену, не рискуя больше ломиться в двери. У Глама после ослепительных плазменных очередей плясали перед глазами зеленые круги, однако он напрягся и сумел различить на фоне тусклого света, просачивавшегося с улицы, массивную черную тушу Катка.

Должно быть, Бобби здорово удивился, когда труп на полу разгромленной комнаты вдруг ожил. Однако это было последнее удивление в его жизни, потому что в следующую секунду Глам выстрелил из неудобного положения, и грудь знаменитого убийцы по диагонали перечеркнула прерывистая строчка огненных пунктиров.

Уже в падении Каток заклинил палец на спусковом крючке, вычертив неровную огненную дугу над головой снова уткнувшегося в пол Саггети. Обрушилась еще часть стены, уцелевшая после первого обстрела, посыпался щебень, а потом развороченный прямыми попаданиями тяжелый металлический шкаф за спиной Саггети, лишившись опоры, покачнулся и рухнул на него, распластанного на полу. Глам взвыл. Бездыханное тело Бобби Катка повалилось прямо под ноги одному из его боевиков, который последовал за боссом.

Боевик рывком поднял оружие. Саггети молча смотрел в черное жерло плазмомета, ожидая, когда оттуда выскользнет ослепительная смерть. Страха не было совсем — только какой-то странный ступор. Он еще успел подумать, сумеет ли увидеть вспышку в стволе плазмомета или умрет так быстро, что ничего не успеет разглядеть. Эту партию он проиграл и должен принять неизбежное с достоинством, потому что унизительно дергаться теперь все равно глупо. Господи, как глупо. Первое же серьезное задание — и ослепительная смерть, а он даже не знает, успеет ли разглядеть ее, прежде чем умрет. Как глупо…

С оглушительным визгом кусок огня метнулся высоко над ним и вонзился в голову нападавшему, расплескав мозги боевика Колхейна по стене. Тот без единого звука завалился на бок, открывая путь в казино двум своим коллегам, которые тут же принялись остервенело палить за спину Саггети.

Глам даже не подозревал, что Шпингалет — снайпер. По крайней мере, раньше этот раздолбай таких успехов в стрельбе не показывал. На каждого из нападавших он потратил ровно по одному заряду, причем оба вогнал точно между глаз. Заворочавшись под шкафом, Саггети наконец сумел с трудом спихнуть его с себя и, стоя на одном колене, замер с плазмометом в руках, нацеленным на дыру во внешней стене. Однако больше их никто атаковать не собирался. Глам подкрался к дыре и осторожно выглянул наружу. Кроме живописно разбросанных по двору тел, снаружи никого не было, лишь в углу двора тихо и жалобно матерился ослепший боевик.

Саггети ошалело обернулся через плечо, только теперь начиная осознавать, что он этим вечером впервые в жизни убил человека и какой невероятной опасности ему удалось избежать. И встретился взглядом с Джулией, которая стояла позади него над распростертым на полу телом Шпингалета и обеими руками сжимала плазмомет Тито. Ее стойка выглядела такой профессиональной, что на мгновение Гламу показалось, что это именно она положила всех троих боевиков Колхейна. Однако Джулия тут же растерянно переступила с ноги на ногу и жалобно поинтересовалась:

— Глам! Куда тут нажимать?..

В следующее мгновение она получила ответ, потому что ее плазмомет внезапно плюнул жидким огнем в противоположную стену, и Джулия с визгом выронила оружие. Саггети хмыкнул. Нет, чепуха какая. Колхейнов положил Шпингалет, и последний шальной выстрел противника пробил ему шею, а Джулия, бесстрашно покинув комнату персонала, подобрала его оружие уже после этого.

Глам внезапно обратил внимание на гулкую тишину, опустившуюся на здание. В пылу битвы он не сразу заметил, что из игрового зала больше не слышно стрельбы. Это могло означать что угодно — например, что его людей смяли и опрокинули. Саггети поспешно развернулся к выходу, но темным силуэтом, возникшим в дверях, оказался Оззи Пастор.

— Все в порядке, босс, — доложил тот. — Четверо убиты, остальные сбежали. Среди наших потерь нет. Оборудование вот только попортили. А у вас тут… — Он вдруг присвистнул, разглядев поле боя. — И у вас тут было жарко, как я посмотрю. Пресвятая Дева, да это же сам Бобби Каток!..

— Там во дворе раненые Колхейны, — хрипло проговорил Саггети, утирая пот со лба. — Забрать с собой. Если кто-нибудь сдохнет по дороге, головой ответите!

Пастор кивнул и побежал за подмогой. А Глам начал негнущимися от переизбытка адреналина пальцами выбирать на наручном коммуникаторе номер отца.

В проломе показалась плешивая башка Зильбермана. Глам досадливо закусил губу. Ну вот, сейчас эта старая вешалка поднимет крик по поводу ущерба, нанесенного заведению… Однако Колесо уважительно качнул головой и, презрительно пнув труп Катка, произнес:

— Чистая работа! Знаешь, сынок, кажется, я в тебе раньше ошибался. Да и не только я, пожалуй…

Глава 13

Колхейны обрушились на Саггети одновременно, с такой яростью и напором, что глава атакованного клана даже почувствовал ошеломление, близкое к панике, несмотря на то, что внутренне уже был готов к неравной схватке с превосходящим его по силе противником. Он рассчитывал на то, что противник будет придерживаться обычных правил клановых войн, держать себя в пределах разумного, но боевики Колхейна без разбору громили автозаправки, наркопритоны и игорные клубы, принадлежавшие Джорджо. За первый день Саггети потерял убитыми и ранеными двенадцать человек, на следующий день — еще пятнадцать.

Джорджо Саггети не ожидал, что Колхейн будет действовать столь жестко. В конце концов, если пресса поднимет шум насчет мафиозной войны, то на каком бы коротком поводке ни сидели у Скалы местные политики, полиция будет вынуждена вмешаться. Однако Колхейн мастерски спланировал операцию прикрытия, доведя до сведения большинства редакторов и наиболее ретивых писак из числа так называемых независимых репортеров свое мнение о несвоевременности появления в прессе «ничем не обоснованных слухов о гангстерской войне». Подкрепив это мнение солидной финансовой поддержкой. Когда Саггети доложили примерный расчет суммы, которую Скала предположительно затратил на эту операцию прикрытия, Джорджо даже слегка побледнел. Колхейн безжалостно бросил в огонь чудовищные ресурсы — значит, ни о каком перемирии речи уже идти не может, бывший союзник твердо решил раздавить Саггети…

В конце недели выяснилось, что доходы клана упали на тридцать процентов. Если бы так пошло и дальше, то через пару недель папе Джорджо осталось бы только прикрыть свой нерентабельный бизнес.

Впрочем, когда прошло первоначальное ошеломление, Саггети сумели ответить Колхейнам вполне достойно. Летучие отряды под командованием Рэнди Саломона по прозвищу Копыто, старейшего друга и одного из ближайших помощников босса, мгновенно стартовали на подконтрольную территорию, едва получив сигнал о нападении, и время от времени между боевиками Саггети и Колхейна вспыхивали ожесточенные перестрелки. Кроме того, парни Саггети произвели несколько удачных вылазок на территорию Колхейна. После очередного доклада озабоченные морщины на лбу Джорджо даже разгладились на мгновение: «Ну что, Скала, теперь твои денежки прикрывают уже работу моих людей…»

И все же положение Саггети было дерьмовым и ухудшалось с каждым часом. Людские резервы стремительно таяли. У Колхейнов, впрочем, тоже, но у опытного стратега Скалы, располагавшего матерыми обученными кадрами, гораздо медленнее, чем у его противника. Да и первый свирепый удар обескровил Саггети гораздо сильнее, чем Колхейнов. Электронная карта на мониторе папы Джорджо показывала неутешительное: территория, контролируемая его кланом, неуклонно сжималась, как шагреневая кожа, с каждым разгромленным Колхейнами баром, с каждой перехваченной ими партией наркотиков, с каждым борделем, владельцы которых, внимательно изучив сводки с полей сражений, предпочитали лечь под победителя.

Война достигла такого размаха, что Джорджо Саггети был вынужден покинуть свой шикарный офис на сто двадцать третьем этаже «Хайтауэр билдинг», а также роскошную виллу на берегу Оркнейского залива и залечь на матрасы в одном из своих убежищ, специально оборудованных для таких случаев. Туда же он на всякий случай перевез всю свою семью — настоящую семью: престарелую матушку Фиоре, двух жен — Наталию и М’габе — и Глама с его шлюхой. Шлюху Саггети-старший считать за члена семьи отказывался, но младшенький уперся, как осел, заявив, что либо поедет с ней, либо не поедет вовсе. После памятного боя в «Крыльях черепахи» он стал считать ее своим талисманом и таскал за собой повсюду, чуть ли не в туалет. В другое время папаша охотно бросил бы строптивого отпрыска, из-за которого заварилась вся эта кровавая каша, на произвол судьбы. Но теперь, когда Саггети-младший завоевал бешеную популярность и солидный авторитет среди рядовых членов клана (чему немало поспособствовал старая перечница Зильберман), отстояв «Крылья черепахи» от превосходящих сил противника и прикончив самого Бобби Катка, это было бы политически неверно. Пришлось забрать обоих.

Когда Саггети стало катастрофически не хватать людей, а Глам окончательно достал папу Джорджо своими дурацкими советами, тот решил, что придурка стоит вновь отправить на линию огня. Повезет — выживет и на этот раз, не повезет… у Джорджо где-то в глубине душе теплилась глупая надежда, что не все еще потеряно и в этом случае ему удастся склонить Скалу к переговорам… Хотя нет, зря. После того как Глам отбился в «Крыльях черепахи» от самого Катка, Скала уверился, что папа Саггети его откровенно надул. А такого настоящие боссы не прощают. Впрочем, даже если Глама и не удастся обменять на мир — что ж, в любом случае это лишний ствол и лишний соратник, которому худо-бедно можно доверять. Как говорили каторжники на Парсифале VIII, где юному Джорджо пришлось провести четыре отнюдь не лучших года жизни, даже самая маленькая лягушка на обед — это больше, чем ничего.

Саггети решил командировать сына руководить обороной района Тунтаун. Для этого он пригласил Глама на штабное совещание, где присутствовали также его правая рука Рэнди Копыто и левая рука Берт Зомби, руководитель службы безопасности клана. И совершенно напрасно. Саггети уже смирился с тем, что шлюха, ставшая причиной всех бед, не вылезает из постели его сына, однако, когда Глам притащил ее с собой на военный совет, совсем озверел.

— Возьмешь на себя Тунтаун! — прорычал Саггети-старший вместо отеческого благословения, стараясь в упор не замечать Джулию. — Бригады Кабана и Паприки тебе в подчинение. Видит сладчайшая Дева Мария, если бы не катастрофическая нехватка людей, я не доверил бы тебе защищать даже стакан теплой мочи!

— Прости, отец, — хладнокровно отозвался Глам. Он уже почувствовал себя настоящим мужчиной, и истерики папаши больше не оказывали на него такого депрессивного воздействия, как раньше. — Как я могу искупить свою вину?

— Отправляйся на улицу, ублюдок, и сдохни там с оружием в руках, постаравшись прихватить с собой на тот свет побольше Колхейнов! — рявкнул папаша.

— Как скажешь, отец, — криво ухмыльнулся Глам и вышел из кабинета.

Саггети-старший даже не догадывался, что сын воспримет его слова буквально.

Шлюха Глама, благоразумно не проронившая за время совещания ни слова, вышла вслед за мальчишкой с ледяным выражением лица. Джорджо Саггети охотно запустил бы вслед голубкам драгоценной керамической статуэткой какого-нибудь древнего героя, если бы за истекшую неделю в регулярных приступах ярости не перебил их все до единой.

Джорджо кинул сына в самое пекло, естественно, не сочтя нужным предупредить его об этом. Поскольку Тунтаун располагался на границе территорий Саггети и Колхейнов, здесь разворачивались самые кровопролитные бои и отдельные объекты порой по несколько раз переходили из рук в руки.

Гангстерские войны имеют свою специфику: в них нет передовой, нет флангов, нет тыла. Стороны не роют окопов и не проводят массированные бомбардировки. Они наносят точечные уколы, разрушая инфраструктуру и основу экономического процветания противника. Чаще всего мирные жители города даже не догадываются, что совсем рядом с ними разворачиваются драматические события, — лишь хлопнет в разгар рабочего дня выстрел вдалеке, лишь сгорит случайно популярный ночной клуб, лишь обнаружат в реке глидер, а в нем — четыре трупа с плазменными ранениями. Совершенно рядовые для крупного развитого мегаполиса происшествия, которые не всегда даже попадают в сводку новостей по головидению в силу своей абсолютной рутинности. Война кланов, напоминающая партизанскую, ведется одновременно на всей территории, подконтрольной обеим сторонам, и не земли противники захватывают и удерживают, а ключевые заведения и другие источники криминальных доходов.

Однако район Тунтаун был особым. Сайрус Колхейн прекрасно понимал, что, если он сокрушит империю Саггети, это вовсе не будет означать, что вся ее территория автоматически перейдет под его контроль. У других конкурирующих боссов наверняка имелись свои соображения по этому вопросу. Вражескую территорию мало завоевать, ее надо уметь удержать. А ведь когда война закончится, соседи вежливо, но жестко займут точки, оставшиеся без хозяина, если ослабленный бойней клан Колхейнов не сумеет заявить внятные и подкрепленные реальной силой претензии на бывшее имущество Саггети. Именно поэтому борьба за Тунтаун переросла в настоящие уличные бои: район, примыкавший к зоне влияния Колхейнов, непременно должен был быть присоединен к их владениям, допускать чужаков к своим границам Скала не собирался.

В тот день были одновременно атакованы пять точек на территории Саггети. Вызванные встревоженными горожанами полицейские машины, покружив вокруг района борделей и дешевых казино, по одной исчезли, получив по внутреннему каналу связи распоряжение не встревать в мафиозные разборки. Глам сидел в кабинете хозяина одного из вассальных стрип-баров и пытался руководить обороной, отдавая приказания командирам ударных групп через коммуникатор. Перед ним находилось несколько мониторов, на которых разворачивались все эпизоды мафиозной битвы. Джулия безмолвной тенью стояла у него за спиной, наблюдая за его действиями.

— Черт, — проговорил он, не отрываясь от экранов. — Черт! — рявкнул он, стукнув кулаком по клавиатуре.

— Не получается, милый? — ласково проговорила Джулия, обнимая его сзади.

— Послушай, детка, — мученически произнес Глам, — оставь меня в покое. Сейчас не время.

Она присела рядом с ним на корточки.

— Может, я как-то смогу помочь тебе? — сочувственно проговорила она, поглаживая его по руке.

— Отстань со своими глупостями! — Саггети вырвал руку. — Сядь вон там и не мешайся!

— Хочешь, я буду присматривать за каким-нибудь монитором и докладывать тебе обстановку? — не унималась Джулия. — Допустим, вот за этим, где Кабан держит «Страж перевала». Тебе ведь, наверное, тяжело следить за всем сразу, глаза разбегаются.

— Хорошо, дорогая, сделай одолжение, — отмахнулся Глам, лишь бы она отстала.

— А наши хорошо держатся! — сообщила Джулия, понаблюдав за доверенным монитором. Саггети нервно фыркнул. — Нет, правда! Кабан молодец, умело окопался. Его оттуда теперь так просто не выковырнешь. Какие-то калеки их обстреливают с крыш, но большая часть наших откровенно скучает…

— Милая, много текста, — строго проговорил Глам. — Пастор! Пастор! — заорал он в коммуникатор. — Улицу перекройте, идоты, они же сейчас перебросят подкрепление! Посадите двух стрелков в ключевых точках, чтобы простреливали всю улицу вдоль!..

Некоторое время они молчали. Наконец Саггети снова дал волю чувствам:

— Дьявол! В «Лабиринте отражений» ничья. Осталось только пальцем ткнуть, и Колхейны рухнут. Однако лишних боевиков у нас нет… — Он покосился в сторону Джулии: — Значит, говоришь, детка, ребята Кабана скучают?

— Ну, не то чтобы совсем скучают, — осторожно произнесла Джулия. — Но такому количеству народа там делать определенно нечего. Помнишь «Линию смерти»?.. Силы надо быстро перегруппировывать, излишнее скопление людей на объекте мало что дает в случае внезапной атаки, зато на других объектах их может и не хватить…

— Рискованно, — пробурчал Саггети. — Если они потом подтянут подкрепления и атакуют «Стража», Кабана быстро опрокинут.

— Они скорее перебросят подкрепления в «Лабиринт» — именно потому, что там достаточно пальцем ткнуть, чтобы другая сторона рухнула. Они наверняка тоже отслеживают ситуацию. И вообще, если бы у них были свободные подкрепления, они бы уже давно их подтянули. У капитана Антиллеса была подобная ситуация в третьем сезоне.

Саггети неодобрительно посмотрел на нее.

— По-моему, ты лезешь в мужские дела, женщина! — веско проговорил он.

— Прости, дорогой.

Саггети снова погрузился в анализ ситуации.

— Нет, все же придется рискнуть… — задумчиво проговорил Глам, глядя в один из мониторов. — Кто не рискует, тот не пьет огненной бластерии. Кабан! — проговорил он в коммуникатор. — Кабан, твою мать!.. Да, это босс… Пять человек откомандируй в «Лабиринт отражений» немедленно… Да, уверен. Делай, как говорю. Послушай-ка, кто руководит обороной района, я или… Ну, вот так-то лучше. — Он отключил связь. — Все равно за «Страж перевала» боязно. Но в «Лабиринте» мы их сейчас живо опрокинем, факт.

— Какой ты умный и решительный, — тихонько проговорила Джулия, не отрывая взгляда от мониторов.

— Так, ладно… — снова задумался Глам. — Здесь вроде решили проблему. Теперь надо как-то разрулить эту дурацкую уличную перестрелку на пересечении Сто двадцать четвертой и Пятьдесят третьей улиц… Похоже, мы там плотно увязли. Теряем опытных людей, и все зря: никакого продвижения…

— А зачем нам вообще нужен этот перекресток? — тоном прирожденной блондинки поинтересовалась Джулия. — Я думала, что мы всегда обороняем какие-нибудь заведения — казино там, бары, косметические салоны…

— Послушай, женщина, — с достоинством произнес Глам, — хватит уже лезть со своими дурацкими репликами. Этот перекресток имеет важное стратегическое значение. Если я взял тебя с собой, это не значит, что я обязан выслушивать твою глупую болтовню. Сиди молча и не лезь, куда тебя не просят! Это слишком ответственное дело!

— Да, милый, — покорно кивнула Джулия. — Прости. Ты командир.

— Но с перекрестком надо что-то решать, причем срочно… — Мафиозный стратег снова погрузился в размышления. — Слушай-ка, а ведь это, пожалуй, идея! Может быть, действительно отдать его? Временно? Нам его не удержать, только потеряем опытных людей. Наших заведений там нет, так что никакого ущерба Колхейны нам нанести не сумеют. А закрепиться там негде. Дурацкое место, настоящая ловушка… Зато когда «Лабиринт отражений» снова будет наш, мы тут же сможем бросить на Сто двадцать четвертую улицу двойные силы, и дело в шляпе! Наши ребята положат там всех боевиков Колхейна, которые успеют подтянуться…

Глаза Джулии засияли.

— Ты такой умный! — восхитилась она. — Ты настоящий полководец! Твой папаша совсем ничего не понимает, если до сих пор задвигал тебя! Ты — мой герой, милый!..

Глам снисходительно, но польщено улыбнулся и с воодушевлением вновь приник к мониторам.

К вечеру Колхейны из Тунтауна были выбиты.

Глава 14

Гиви Бомбардир, доверенное лицо Скалы Колхейна, вошел в бар «Приют скитальцев», благосклонно кивнул вставшему по стойке «смирно» вышибале и сразу прошел к стойке. Взобравшись на высокий стул, поздоровался с барменом.

— Что-нибудь налить, Гиви? — вежливо осведомился бармен.

Бомбардир помотал головой, потом тоскливо скользнул взглядом по батареям бутылок за спиной бармена и сдался, махнув рукой:

— Хорошо. Одну бластерию.

В последние дни у Гиви было слишком много забот. Блицкрига не получилось, война с Саггети затягивалась, превращаясь в позиционную. Внезапно выяснилось, что младшенький Глам вовсе не такой идиот, каким его считали раньше, потому что он не только весьма успешно удерживал район, который вследствие жестокой нехватки людей был вынужден поручить ему Саггети-старший, но и сумел организовать несколько ответных карательных акций на территории Колхейнов. В последнее время он доставлял Колхейнам едва ли не больше неприятностей, чем все остальные Саггети, вместе взятые. Причем наиболее успешные операции Саггети-младший придумал сам. Обычно он излагал их планы с утра, выйдя из своей спальни, в которой прописалась та сучка, из-за которой все и началось. А одной из ключевых фигур его команды стал тот самый охранник стриптизерши, что в первой же схватке положил троих людей Колхейна-младшего. Он наводил ужас на рядовых противников своей нечеловеческой меткостью и бесстрашием. Впрочем, деваться этим двоим все равно было некуда, поскольку Колхейн-старший поклялся, что и с сучки, и с ее охранника шкуру живьем сдерет.

Ресурсы Колхейнов стремительно таяли в этой бессмысленной и беспощадной бойне. Бомбардир, ответственный за наем нового персонала, день и ночь метался по району, вербуя где только возможно свежее пушечное мясо взамен пущенного в расход. Он толком не спал уже две ночи, так что мог позволить себе немного расслабить натянутые как струна нервы при помощи небольшой порции алкоголя.

Бармен придвинул ему стопку с бурлящей и пузырящейся за стеклом ярко-оранжевой жидкостью.

— Спасибо, Томми.

Гиви опрокинул стопку в себя, и огненная бластерия взорвалась в его жилах напалмовым фейерверком, заставив содрогнуться.

— А, т-твою мать!.. Славно пошла! — Бомбардир снова помотал головой — теперь уже для того, чтобы не скривиться от едкого химического привкуса: это было бы не круто. От бластерии только лохи кривятся. — Дай-ка орешков.

Бластерию местные крутые ценили за то, что она в отличие от другой выпивки действовала мгновенно и сногсшибательно, после чего выветривалась в течение получаса. Ее можно было бы считать идеальным алкогольным напитком — она не имела коварного накопительного эффекта, не вызывала похмелья, не приводила к запоям, — если бы не тот сокрушительный удар, который она наносила по печени, почкам, пищеварительному тракту и нервной системе. На многих мирах огненная бластерия считалась легким наркотиком и была запрещена к распространению наряду с марихуаной, спамом и «черным одуванчиком».

Закусив орешками, Гиви Бомбардир впервые за последние дни почувствовал себя белым человеком.

— Славно, Томми, — проговорил он, хватая воздух обожженным горлом. — Только ради этого стоило заехать к тебе. Но сейчас не время предаваться радостям жизни. Где твои рекруты?

— Один момент, Гиви. — Бармен вынырнул из-за стойки, приблизился к посетителю, который увлеченно грыз яблоко за дальним столиком в почти пустом зале, и перекинулся с ним парой слов. Посетитель тут же встал, и оба подошли к Бомбардиру.

— Мужик, пиво точно было за счет заведения, да? — на ходу озабоченно спрашивал посетитель. — Ты обещал! А то бы я не стал заказывать…

— Конечно, Джонатан, — заверил его бармен. — Не беспокойся.

— Томми, — тихо, но со скрытой угрозой проговорил Гиви, — ты никак издеваться надо мной вздумал?

Потенциальный рекрут с ничем не примечательной комплекцией и простоватой крестьянской физиономией, явно не блещущей интеллектом, озадаченно хлопал глазами, глядя то на Бомбардира, то на бармена.

— Гиви, — сказал бармен, — уважаемый, посмотри его в тире. Я сам сначала глазам своим не поверил.

Четверть часа спустя Гиви и Томми стояли возле мишени в тире, оборудованном в подвале бара, и внимательно рассматривали продырявленную мишень. Крестьянин мялся на огневом рубеже рядом с лежащим на тумбе ручным разрядником с опустошенной батареей, по его лицу блуждала глуповатая ухмылка, словно он и не имел отношения к изодранной в клочья мишени.

— Невероятно, — проговорил Бомбардир. Он просунул палец в одно из рваных отверстий, пробитых в мишени направленными электрическими разрядами, и покрутил им, словно не веря самому себе. — Вот это кучность! Я считаю себя хорошим стрелком, но такого результата вряд ли добьюсь. — Он посмотрел на Томми: — Ты где раскопал этого снайпера?

— Пришел устраиваться вышибалой, — сказал бармен. — Говорит, что работал в порту грузчиком.

— Вышибала из него, прямо скажем, не ахти, — покачал головой Гиви. — Комплекции не хватает, и физиономия, как у деревенского дурачка. А вот стрелок первоклассный. Эй, Джо! — он повысил голос, обращаясь к крестьянину, и тот с готовностью повернулся в его сторону. — А из плазмомета стрелял когда-нибудь? В принципе то же самое, только надо учитывать специфику боеприпаса.

— Можно попробовать, — радостно осклабился рекрут. — Если почти то же самое, то нет проблем. Я у себя на родине полосатую росомаху за триста шагов в глаз бил. Вы только покажьте, куда нажимать.

— А ну!

Бармен выдал Джо ручной плазмомет, и рекрут расстрелял из него еще одну мишень. Оценив результаты, Гиви и Томми молча посмотрели друг на друга.

— Сдается мне, приятель, — проговорил наконец Бомбардир, — ты заработал сегодня не тридцать монет, а все пятьдесят.

— Твоя щедрость, Гиви, уступает только твоей меткости, — почтительно кивнул бармен.

Таким образом армия Колхейнов пополнилась еще одним новобранцем — крестьянином Джо, к которому сразу прилипла кличка Стрелок.

Стрелка прикомандировали к группе Стенли Орла, и в тот же день бригадир познакомил нового члена команды с его коллегами.

— Это Рей Пузо, он все время ест и вообще крутой парень. Это Гиго Ящер, с ним лучше не шути — он совершенно ненормальный. Зато знает плазмомет как свои пять пальцев и замещает меня, когда я отсутствую. А это…

— Великие боги! — внезапно встрепенулся очередной боец. — Да ведь мы знакомы, ман! Разрази меня гром, если это не Лео!

Глаза Джо на мгновение стали серьезными и жесткими, однако тут же на его лице вновь возникло выражение добродушного недоумения. Губы его расплылись в улыбке:

— Кувалда?! Вот уж действительно, тесен мир! Какими судьбами, брат?

— На обратном пути из Инфернуса меня все-таки подбили, ман, — пояснил Кувалда. — Два отморозка в пустыне зажали в клещи. А у меня осталась только одна ракета, и плазмомет заклинило от перегрева. Представляешь? — Кувалда радостно ухмыльнулся. — Короче, тачку мою сожгли, а я от них ушел пешком по барханам — у меня еще портативный плазмомет был. К своим решил не возвращаться: на мне за машину еще висели три кредитные выплаты. Как бы я их отрабатывал без техники, ман? Известно как… Короче, в рабство к таксистам мне совсем не хотелось, так что я спрятался в попутном грузовике между контейнеров, добрался до космопорта и был таков. Ближайший рейс, который отправлялся в тот день, следовал на Талгол. Через неделю я высадился здесь без копейки денег, и Гиви Бомбардир, поймав меня в порту, не позволил мне умереть с голоду. Ну, а ты здесь как, Лео?..

— Только я не Лео, — смущенно проговорил Стрелок, косясь на бригадира. — Вообще-то я Джо. Я тебе наврал тогда. На всякий случай. Очень мне не хотелось, чтобы в Инфернусе знали, что я вернулся.

— Ну, Лео, Джо — какая разница? — беспечно отозвался бывший таксист. — Иногда в жизни бывают ситуации, когда старое имя только мешает. Как у тебя с девчонкой-то, порядок?

— Не дождалась меня девчонка, — сокрушенно вздохнул Джо, затылком чувствуя все более подозрительный взгляд Стенли Орла. — Выскочила за одного мелкого торговца мебелью. Так что меня там больше ничего не держало. Улетел куда глаза глядят, только чтобы заглушить душевную боль. Через пару дней сел на первый попавшийся рейс. И надо же, как совпало!

— Судьба, ман! А насчет девчонки плюнь, не сокрушайся: все бабы — стервы, не стоят они того! — Кувалда повернулся к бригадиру: — Ты не думай, папаша: этот тип — мой первейший кореш, шикарное приобретение для вашей богадельни! Как он стреляет из плазмомета, ман! Он мне в свое время пару раз, можно сказать, жизнь спас. И еще Лео, то есть тьфу, Джо, такой же Звездный Тюлень, как и я, а это, ребята, знак качества. Я счастлив работать с ним в одной команде.

— Вот и хорошо, — произнес Стенли. — Значит, будете работать в паре, прикрывать друг другу спину. А то пока только у тебя нет напарника.

— Заметано! — обрадовался Кувалда.

— Не нравится мне этот Джо-Лео, — озабоченно поведал Стенли Гиго Ящеру, когда они вдвоем поднимались на лифте для доклада вышестоящему начальству. — Скользкий он какой-то. Все время врет. И явно что-то скрывает.

— Всем нам есть что скрывать, — пожал плечами Ящер.

— Ну, не скажи. Вот, например, Кувалда заявил, что Стрелок прекрасно обращается с плазмометом. А сам Джо вешал Гиви лапшу на уши, что никогда из плазмомета не стрелял, но, дескать, готов попробовать. И он, выходит, бывший Звездный Тюлень, а разыгрывал из себя деревню. На черта, спрашивается?

— Да просто цену набивал, — хмыкнул Гиго. — Человек умеет правильно себя подать. Если бы он сразу заявил, что отличный стрелок и Тюлень, Бомбардир подошел бы к нему скептически и с завышенными требованиями: мало ли кругом пустобрехов. А так он выглядел талантливым самоучкой, и Гиви, естественно, оторвал его с руками: типа, такого незаурядного человека можно обучить чему угодно.

— Ну, может быть, — с сомнением протянул Орел. — И все-таки ты приглядывай за ним. Не люблю я всякие непонятки.

— Слушаюсь, босс.

А Лео-Джо, отвернувшись, злобно скрипнул зубами. Вот дьявол, едва не засыпался. Конечно, никто не мог ожидать, что здесь внезапно объявится случайный попутчик из Инфернуса. Но сколько тщательно разработанных и выверенных операций шли псу под хвост из-за таких вот дурацких совпадений…

Идея очередной операции возникла совершенно спонтанно. На совещании боевой группы Глама Саггети Джулия бросила пару интересных мыслей — эффектных, но абсолютно бабьих: разумеется, ведь у нее совершенно не было стратегического опыта мафиозных войн. Однако эти идеи неожиданно поддержал Кенни Бампер, затем опытный Боб Кабан осадил выскочек, указав им на минусы их плана, но сам тут же высказал несколько весьма ценных соображений, которые с ходу дополнили его напарники, — и Глам вдруг ощутил, что в целом вырисовывается весьма любопытная акция. В этом и состоит талант великого полководца и умелого организатора, самодовольно подумал он: чтобы из множества бредовых тезисов, выдвинутых в ходе мозгового штурма подчиненными, вычленить главное и разработать на основе этого гениальную операцию.

— Не слишком ли рискованно получается? — все же засомневался он, обрисовав коллегам то, что возникло у него в голове в связи со всем вышесказанным.

Кабан попытался заявить что-то насчет того, что риск должен быть соизмеряем с результатами и что он не имеет права рисковать драгоценной жизнью Саггети-младшего, но Джулия весело перебила его:

— Кто не рискует, тот не пьет огненной бластерии! В ходе этой войны Саггети предпочитают не рисковать — и сдают позиции одну за другой. Рискует только Глам — и все время выигрывает! Ты такой крутой, милый, ты самый смелый и мужественный Саггети!

После такого выступления Глам, естественно, отступить уже не мог. Небрежным взмахом руки он отмел все дальнейшие возражения и объявил о начале подготовки новой операции. Колхейнам должен был быть нанесен самый серьезный ущерб.

Глава 15

— Ну, а ты че?

— Ниче. Перевожу взгляд с него на нее, ах вы, думаю, голубки, сука! И такая обида, знаешь. Она вскочила на постели, руками прикрылась, кричит: милый, это не то, что ты думаешь, я тебе сейчас все объясню!.. Да ладно, думаю, детка, хрен ли тут еще чего-то объяснять, и так все ясно. А этот тип рот раскрыл, челюсть отвалил, глаза выкатил — короче, споймал столбняк по полной программе: явно не ожидал такого сюрприза. Даже забыл, как дышать, по-моему, настолько изумился. И черный весь, прикинь, черный, как головешка, чернее, чем лимузин босса! Представляешь себе мое состояние?! Ну, думаю, голубки, хватит любезностей для первого знакомства. И начинаю этак неторопливо наматывать ремень на кулак. Видал мой ремень?

— Ну! Убийца, а не ремень!

— Свинцовая пряжка с шипами, мать ее! Короче, черномазый через две минуты у меня в ногах валялся, кровью обливаясь. Выбил я ему не то четыре, не то пять зубов, значит…

Марк Оса стоял, небрежно облокотившись на металлический поручень, и, сдвинув набок ручной плазмомет и разглядывая работавшую внизу производственную линию, лениво рассказывал напарнику Питу Отвертке свое последнее приключение. На выбритом лбу правильной арийской формы у Осы была вытатуирована безвредным люминофором большая свастика, которая светилась в полутьме.

Они с Питом сегодня дежурили в охране довольно большого по подпольным меркам комплекса по производству бромикана. Вряд ли высшие чины столицы знали, что в столь фешенебельной части Тахомы — районе Огденвиль — работает целое предприятие по изготовлению одного из самых опасных наркотиков, известных в Соединенных Мирах. За один производственный цикл эта фабрика выдавала до семидесяти килограммов чистейшего бромикана. Конечно, будь это обычный наркотик, рациональнее было бы разместить такую фабрику поближе к тем местам, где выращивали сырье для конечного продукта. Однако у очищенного бромикана имелась одна неприятная особенность, которая здорово влияла на его цену, делая ее совершенно запредельной: в течение сорока восьми часов с момента изготовления он понемногу полностью терял все свои наркотические свойства. После этого разложившийся продукт можно было только выкинуть — он не подлежал даже вторичной переработке. Именно поэтому производство бромикана должно было быть максимально приближено к конечному потребителю — столичной богеме и детям богатых бизнесменов. Однако все проблемы, связанные с этим, с лихвой окупались фантастическими прибылями — готовый продукт стоил в сто двадцать раз дороже исходного сырья, а затраты на переработку были минимальными.

Марк Оса наблюдал из-под полуприкрытых век, как под ним движется узкий транспортный желоб, неся скудный ручеек черного порошка, взблескивавшего в сиянии ламп дневного света. Рабочие в респираторах и одинаковых комбинезонах расторопно, но без лишней суеты расфасовывали драгоценный продукт в крошечные полиэтиленовые пакетики. Комбинезоны, надеваемые на голое тело, фасовщикам и механикам выдавали на входе в цех; после работы они снова раздевались догола и сдавали спецодежду, затем их тщательно обыскивали, проверяли на спектрометре и только после этого допускали в раздевалку, к шкафчикам с повседневной одеждой. Проверку на спектрометре ввели полгода назад, после того как разоблачили одного умника, воровавшего продукт. В течение смены он, несмотря на постоянный контроль со стороны бригадиров и охранников, умудрялся тайком натирать бромиканом открытые части тела, после чего, не заходя в душ, отправлялся домой и соскабливал микрочастицы порошка с кожи лезвием от безопасной бритвы, за один раз набирая до половины грамма — одну-две дозы. Воровал он, правда, не на продажу, а для личного употребления, но это его и погубило. То, что он после работы не ходил в душ, лишь слегка насторожило его бригадира — в конце концов это свободная страна, и каждый сукин сын решает сам, нужны ему после трудовой смены водные процедуры или он предпочитает вонять, как последняя свинья. Однако когда у вора появились первые признаки бромиканового синдрома — расфокусированный взгляд и мелкое подрагивание кончиков пальцев, — подозрения укрепились. Работникам категорически запрещалось употреблять наркотики, чтобы не зарились на продукт прямо на рабочем месте. Нарушивших запрет ожидала страшная кара, даже если провинившийся принимал наркотик только в свободное время и купленный на собственные деньги. Вот и хитроумный вор на второй час висения на мясницком крюке во всем сознался, хотя с крюка его, в назидание прочим, так и не сняли…

— Ну? — потребовал продолжения Отвертка. — Вывел ты черномазого из строя, и чего?

— Ну, чего-чего, — проворчал Оса. — Оделся и пошел домой. Что мне там еще делать было? Ну, пнул еще свою подругу пару раз, за то что у нее муж черный оказался. Представляешь, тебе бы пришлось совать свою трубу туда же, куда до тебя совал гнусный ниггер?! Надеюсь, когда этот черномазый очухался, он ей еще вломил за такую подляну. Ну и больше я не ходил к этой дуре, конечно.

— Ну, ты мужик! — восхитился Пит Отвертка. — А фиг ли ты его там совсем не пришиб, этого козла?

— Ну, он в принципе не виноват, что родился обезьяной. А вот девку, пожалуй, все-таки надо было кончить. Мразь, подстилка обезьянья! Позор белой расы!..

— Эй, бойцы! — сердито загрохотал в наушниках голос бригадира Дика Жонглера. — Опять байки травим?! А ну, по местам, уроды!

Воровато оглянувшись, Марк и Пит поспешно разошлись по разным концам пандуса.

Заняв положенное по штатному расписанию место, Марк Оса вздохнул и вытащил из нагрудного кармана плоскую фляжку. Виски на дежурстве тоже строго запрещалось, но за алкоголь хотя бы не грозили такие страшные кары, как за наркотики. Завинчивая крышечку, Оса внезапно стрельнул повлажневшими после солидного глотка глазами влево, почувствовав рядом едва уловимое движение воздуха. Развернувшись к торцевой стене, он никого не обнаружил, однако гнетущее ощущение чужого присутствия не проходило.

Неожиданно тьма в углу сместилась, шевельнулась, и прямо перед собой Марк различил очертания человеческой фигуры. Человек, похоже, был одет в какой-то глухой и бесформенный черный балахон, поскольку пораженный Оса никак не мог четко уловить его силуэт. Из темноты внезапно блеснули два глаза. Неизвестный поднес палец к тому месту, где у него должны были быть губы, сейчас скрытые под плотной тканью. Казалось, еще мгновенье, и он дружелюбно и задорно подмигнет.

Вздернув плазмомет, Марк Оса попытался крикнуть, поднять тревогу, но внизу его живота внезапно вспыхнула ослепительная боль, заставившая его задохнуться и загнавшая крик обратно в глотку. Нестерпимая боль огненным росчерком стремительно поднялась вверх до самого горла и внезапно вырвалась на свободу вместе с брызгами крови. Уже проваливаясь в черную бездну небытия, Оса рухнул под ноги нападавшему, заскреб скрюченными в агонии пальцами по решетчатому металлическому полу и затих.

На противоположном конце пандуса повис на поручне Отвертка с располосованным горлом.

Через несколько мгновений сокрушительный шквал огня обрушился на работавших внизу. Жонглер поднял тревогу в тот момент, когда плазменные заряды и электрические разряды уже рвали тела его ребят. Нападавшие незамеченными преодолели тройной защитный периметр следящих устройств с такой легкостью, словно были русскими диверсантами, и атаковали Колхейнов совершенно неожиданно. Два мощных заряда разворотили бок какого-то массивного агрегата поточной линии, и драгоценный порошок с веселым шуршанием хлынул на пол. Брызнул осколками сложный перекрученный лес стеклянных трубок, в которых выпаривался и синтезировался наркотик. Выжившие после первого натиска рабочие быстро пришли в себя и, попрятавшись за конвейером, извлекли из-под него разрядники и плазмометы: им платили хорошие деньги не только за довольно неквалифицированную работу и соблюдение строгой секретности, но еще и за риск и готовность в любой момент отбить внезапную атаку конкурентов. Или даже полиции, потому что спасенный десяток килограммов бромикана окупил бы все расходы и на подкуп высших полицейских чинов, и на взятки политикам, и на гонорары адвокатам или киллерам… А если уж нападение, как сейчас, происходило в конце производственного цикла, то стоимость утраченного товара могла достичь астрономических сумм.

Пространство цеха превратилось в пылающий ад, наполнившись смертоносными плазменными очередями и горизонтальными электрическими молниями, которые, не достигнув цели, начинали стремительно ветвиться, поражая металлические части оборудования. Нападавшие все-таки вели огонь с господствующей высоты — металлического пандуса на высоте второго этажа, поэтому оборонявшимся приходилось туго. Однако этот же пандус активно притягивал мощные электрические разряды, так что двое чужаков в черных балахонах уже полетели с него вниз головой. Но через несколько мгновений узкие окна под потолком со стороны обороняющихся разом брызнули мелкими осколками, и с тыла на рабочих и уцелевших охранников обрушился еще один огненный шквал.

Атакованные начали откатываться под конвейер, чтобы нападавшие не смогли достать их плотным огнем сверху. Люди в черных балахонах, не прекращая огня, стали спускаться вниз по металлическим лестницам, расстреливая противников в упор, и внизу чуть ли не закипела рукопашная.

На спину громиле, который прикончил Осу, бросился бригадир охранников. Его разрядник уже опустел, однако у него еще оставалась шикарная наваха, предмет зависти всех его коллег. Взяв противника на удушающий прием, Жонглер задрал ему подбородок и попытался полоснуть по горлу. Человек в черном подставил под рукоять навахи предплечье, не давая Жонглеру закончить движение, и резким броском через голову сбросил противника с себя. В последнее мгновенье бригадир другой рукой зацепил его за шерстяную шапочку-маску и уже в падении содрал ее с головы нападавшего. Лишившийся маскировки Кенни Бампер хладнокровно вскинул плазмомет и тремя зарядами пришпилил упавшего врага к полу.

Вытащив из-под трупа Жонглера свою маску, всю залитую кровью, и повертев ее в руках, он брезгливо бросил ее на грудь покойнику.

— Оборудования не жалеть! — проревел он, снова бросаясь в бой. — Круши все!

Несколько минут спустя жалкие остатки сопротивления были подавлены. Полдюжины сдавшихся рабочих и охранников выстроили в шеренгу и поразили одним электрическим разрядом. Затем люди Саггети занялись производственными мощностями: оборудование безжалостно курочили, уничтожали пиропатронами, дырявили плазменными ударами, приводя в полнейшую негодность, чтобы оно не подлежало восстановлению. Вскоре лаборатория и поточная линия превратились в груду бесформенного железа и битого стекла.

Наконец дошла очередь и до готового бромикана.

— Черт! — воскликнула одна из черных фигур. — Да здесь же целое состояние! Может быть, нам просто забрать весь порошок с собой?

— Засохни, Пастор! — резко прервал его один из нападавших голосом Глама Саггети. — Во-первых, мы не воры, а благородные гангстеры. А во-вторых, нам нужно продемонстрировать Колхейнам, что наши резервы еще далеко не исчерпаны и что мы способны на все. Куча испорченного бромикана окажет на них гораздо большее воздействие, чем бромикан исчезнувший. Ребята, уничтожайте эту дрянь, и поскорее: скоро здесь уже будут летучие отряды противника.

Бромикан сгребли в кучу и полили горючей жидкостью. И когда Кенни Бампер щелкнул зажигалкой, в наушнике коммуникатора у Саггети раздался сигнал тревоги. Глам взмахом руки остановил Бампера.

— Босс! На территории высадились вооруженные люди!.. Ахс-с-с-с… — Похоже, с одним из дозорных было покончено.

— Круговую оборону, быстро! — распорядился Глам.

Его боевики быстро выполнили распоряжение босса, и в следующую секунду снаружи по окнам и дверям ударили из плазмометов.

Саггети вышли на эту подпольную фабрику по производству бромикана в результате кропотливой аналитической операции. Не обошлось, конечно, и без значительной доли везения. Разоблаченные мелкие дилеры, пытавшиеся работать сразу на два клана, играя на разнице цен, после нескольких часов интенсивных допросов с применением пыток сдали оптовиков средней руки, от которых получали товар, и в конце концов, потянув за этот хвост, Глам при помощи своих помощников сумел раскрутить всю цепочку вплоть до производителя. Однако, увы, для него так и осталось неизвестным, что через пять кварталов отсюда расположена еще одна точка Колхейнов. Огденвиль считался районом, в котором полиция практически задушила мафиозные заведения; фабрика бромикана работала в основном на ночные клубы и драгеров, обслуживающих шикарные вечеринки, к тому же она числилась как прачечная-комбинат, которая исправно платила налоги и не беспокоила влиятельных соседей. Но, как видно, Скала уже начал более широкое внедрение в этот район, так что, получив от охраны бромикановой фабрики сигнал тревоги, с соседней точки немедленно стартовали на подмогу два глидера с вооруженной охраной.

Атакующие сосредоточили на окнах плотный огонь. Потеряв несколько человек, боевики Саггети отступили на второй этаж. Здесь положение у них было более выгодное, однако люди Колхейна теперь сумели прорваться во внутренние помещения фабрики. Бойцов Саггети прижали огнем к полу, не давая даже поднять головы. Плазменные заряды непрерывно визжали в воздухе, то и дело находя себе жертву и разрывая в клочья человеческую плоть.

— Похоже, нам крышка! — крикнул Кабан, откатываясь в сторону.

— Что за чертовщина! — прорычал Кенни Бампер, когда через разбитое выстрелами окно в помещение с жужжанием вплыл серебристый шарик и завис в воздухе, уставившись на Кенни черным глазком. Вздернув плазмомет, Кенни сбил шарик одиночным выстрелом, и тот безвольно поскакал по пандусу.

— Телекамера, — отозвался Глам Саггети, выцеливая через решетку пандуса очередного нападающего. — Может, это и к лучшему…

— Репортеры набежали? — поинтересовался Кабан.

— Ну, а ты чего хотел? Мы же в Огденвиле. Тут обитают звезды и политики, папарацци здесь, как собак нерезаных. Плюс такой фейерверк устроили средь бела дня, да еще и застряли, хотя уже четверть часа назад должны были благополучно слинять. Естественно, стрельба привлекла стервятников… — Глам выпустил длинную очередь из плазмомета. — Впрочем, в этом, наверное, и есть наш выход из затруднительного положения. Тот редкостный случай, когда от падальщиков-репортеров действительно может быть какая-то польза.

— Как это? — спросил Пастор.

— Полиция больше не сможет делать вид, что ничего не происходит! Если они не прибудут сюда минут через десять, у местных шишек неизбежно возникнет вопрос: а на черта, сограждане, мы вообще платим налоги, если полиция позволяет себе не обращать внимания на такую шумную перестрелку, которую не только демонстрируют по центральному каналу, но которая еще и происходит у нас под боком? Полиция, конечно, будет тянуть до последнего, но когда прибудет, ей волей-неволей придется схлестнуться с Колхейнами, и наше положение значительно улучшится. Либо Колхейны разбегутся заранее, чтобы не сталкиваться с полицией, — и тогда нам придется сдаться, но папаша вытащит нас из-за решетки в двадцать четыре часа. В конце концов мы сделали за полицию их работу — разгромили подпольную фабрику по производству наркотиков. Да нам медали нужно выдать от муниципалитета за содействие властям!..

Сайрус Колхейн в глубокой задумчивости просматривал свежую электронную почту, когда его отвлек от раздумий раздавшийся в наушнике-горошине голос Гиви Бомбардира:

— Босс! Включите немедленно третий канал!

Удивленно подняв брови, Скала щелкнул монитором. Никому не позволялось прерывать его, когда он работал у себя в кабинете. Если новость не суперэкстренная, Гиви придется наказать: в последнее время он стал проявлять слишком мало почтительности…

Через мгновение Колхейн откинулся на спинку кресла и стиснул подлокотники так, что костяшки пальцев побелели.

С экрана прямо на него смотрело лицо человека, который безнаказанно убил трех его людей и из-за которого в конце концов погиб Инт. Кенни Бампер, телохранитель проклятой шлюхи.

— Мать твою!.. — ошеломленно пробормотал Скала, разом потеряв все свое хладнокровие.

— Мать твою!.. — повторил за полтора десятка кварталов от штаб-квартиры Колхейна Роберто Динелли-младший, сдирая с головы виртуальный шлем, на который транслировалась голопрограмма новостей. Он тоже узнал Кенни.

— Мать твою!.. — эхом отозвался за полтора десятка километров от квартиры Динелли Джо Стрелок.

Вместе с дюжиной других головорезов он сидел в наглухо закрытом микроавтобусе без окон, который стремительно летел к бромикановой фабрике. С разных концов города в том же направлении двигались еще четыре машины с боевиками Колхейна. Пойманным в ловушку людям Саггети следовало преподнести хороший урок.

— Ты чего прыгаешь? — весело осведомился сидевший рядом Кувалда, придерживая между коленей массивный плазмомет. Похоже, предвкушение большой драки привело его в наилучшее расположение духа.

Над перегородкой, отделявшей водителя от пассажиров, мерцал плоский монитор, на котором показывали новости. Физиономия Бампера уже исчезла с экрана, и теперь летающая камера панорамировала по разгромленному интерьеру лаборатории.

— Да вон! — возмущенно проговорил Джо. — Вот гады, что творят! Видал — сплошные обломки!

— Сейчас мы им дадим прикурить… — проворчал Гиго Ящер.

Микроавтобус притормозил, металлическая дверь в его задней части автоматически откатилась в сторону. Рядовые боевики Колхейна, высадившись, под командой Орла бросились к зданию фабрики, а Джо с двумя другими снайперами бегом двинулся занимать заранее рассчитанные огневые позиции.

Карьера Стрелка в клане Колхейна складывалась весьма успешно. После нескольких удачных операций, в которых он проявил себя с лучшей стороны, его перевели из разряда пушечного мяса в специалисты. Саггети на прошлой неделе уничтожили нескольких штатных снайперов противника, что позволило Джо быстро выдвинуться на довольно редкую, ценную и уважаемую должность.

Установив снайперский комплекс на сошки, Стрелок включил экран целеуказателя. Ноль; ни одной цели в зоне доступа. Переключился на поиск электромагнитного излучения. Мощные помехи, создаваемые своими же. Переключился на поиск биотоков. Обнаружились сильные источники, но усиленные перекрытия здания глушили и искажали сигнал, исключая точное прицеливание. Переключился на тепловизор. Ага, голубчики!

Джо вздохнул. Трое, один ближе к окну, другие в глубине комнаты. Остальных отсекает массивный термический шкаф, уже выведенный противником из строя и понемногу остывающий, но все еще достаточно горячий, чтобы маскировать тепловое излучение скрывающихся за ним людей. Значит, выбирать надо из этих троих.

«Будем надеяться, Лось, что этот заряд не твой, — с тоской подумал Стрелок. — Сейчас мазать нельзя, Стенли и так настороже. Как минимум заподозрит в профнепригодности. Кому нужен снайпер, который мажет? Потом, конечно, суматоха, противник начинает метаться, прятаться, оправдаться будет проще. Но в первый раз мазать нельзя. Эх, Лось, Лось…»

Он нерешительно повел прицелом. Которого из трех? Тот, что лежал ближе к окну, был помельче двух других. Лось, конечно, здоровый бугай, но кто даст гарантию, что в этой операции не участвуют боевики еще более здоровые, чем Казимеж? Никто не даст гарантии.

Стрелок наконец решился и, затаив дыхание, плавно выжал спуск.

Он не знал, что Рысь тоже участвует в этой операции Саггети.

— Становится жарковато, — проговорил Бампер, осторожно выглядывая над краем металлического пандуса. Снизу выстрелили, и Кенни с проклятием быстро убрал голову. — Босс, где твоя полиция?

— Я же сказал, они будут тянуть время… — В голосе Глама уже не было прежней уверенности. — Ничего, нам бы продержаться еще четверть часа…

К счастью, противник до сих пор не пустил в ход тяжелое ручное вооружение. В принципе, обрушить весь второй этаж вместе с засевшими там людьми Саггети было достаточно просто. Однако тогда властям города пришлось бы идти на принцип, и мистер Колхейн заработал бы еще одну серьезную головную боль. Одно дело — когда мафиози уничтожают друг друга, сокращая собственную численность и число своих притонов на радость полиции и честным гражданам, и совсем другое — когда они начинают крушить капитальные городские постройки. Это уже перебор, такое оставлять без внимания никак нельзя. У городских властей тоже был собственный авторитет, и излишне демонстративные действия мафии очень сильно вредили ему.

— Зар-разы, — беззлобно ругнулся Кенни, глядя, как три шаровые камеры центральных голоканалов хаотично кружат по цеху. — Никакого от вас толку. Курва мать! Сбить вас тоже к чертям, а не то…

Оглушительно взвизгнуло где-то на противоположной стороне улицы, и в стене напротив, а затем и в груди одного из обороняющихся образовалась аккуратная круглая дыра, в которую можно было просунуть кулак. Лежавшего рядом Кенни Бампера обдало веером брызг крови.

— Влево! — рявкнул он, откатываясь под защиту термического шкафа.

— Джулия!!! — отчаянно завопил Глам, с ужасом глядя на бьющееся в агонии тело в черном балахоне.

Высунувшись из укрытия, Бампер ухватил его за шиворот и подтащил к себе. Саггети покорно волочился по полу, все еще не в силах поверить, что на его глазах только что мгновенно погибла возлюбленная. С оглушительным треском в стене сбоку от него раскрылось другое отверстие, и еще один боевик, захлебнувшись кровью, забился в агонии на полу. Глам машинально подтянул к себе правую ногу, и тут же рядом с ним треснул пол, пробитый очередной порцией горячей плазмы. Если бы Саггети-младший замешкался еще на мгновенье, с ногой ему пришлось бы проститься.

Впрочем, он скорее согласился бы расстаться с ногой, чем с Джулией. Только теперь он понял, насколько она была дорога ему, и как теперь жить дальше, а главное, для чего, он совершенно не представлял.

— Джулия!.. — отчаянно прохрипел он, порываясь выползти из-за термического шкафа, но Кенни Бампер держал его крепко.

— Босс, вы что, рехнулись? — проорал он.

Глам попытался ударить его в лицо, но Кенни уклонился. И в тот момент, когда Саггети собирался еще раз пощупать морду Бампера, его сердце вдруг снова сорвалось с ритма, и без того уже ошалелого и скачущего.

Откуда-то сбоку донесся знакомый щебечущий голос, правда, звучавший глухо и невнятно:

— Я здесь, милый!

Джулия на мгновение выглянула из переплетения тяжелых металлических труб в глубине пандуса. Моментально ощутивший грандиозное облегчение Саггети на локтях пополз к ней, обхватил обеими руками, прижал к себе, словно мог собственным телом прикрыть ее от снайперов.

— Господи, я и не заметил, когда ты исчезла, — забормотал он. — Мне показалось, что тебя… Что же ты сразу не ответила, милая?

— Меня обсыпало штукатуркой, — пожаловалась Джулия. — Тьфу! Полный рот песку!

Потолок с треском пробили еще два заряда.

— Снайперы! — рявкнул Кабан. — А ведь это хана, ребятки! Тут нас и похоронят!

— Пошел к черту! — зло бросил Бампер. — Выберемся! Еще и не из таких ситуаций выпутывались…

Тем временем Скала Колхейн вел в своем кабинете по защищенной коммуникационной линии непростой разговор с начальником полиции Джеком Хокинсом. Предшественник Хокинса, насквозь коррумпированный и трусливый извращенец, кормился с ладони Колхейна. Однако когда два года назад специальная сенатская комиссия вышибла его из теплого кресла, хлебное место занял Большой Джек — суровый и серьезный законник. Безусловно, в конце концов мафиозные боссы сумели подобрать ключик к его сердцу, однако до этого времени он основательно попортил им крови. И время от времени портил до сих пор, потому что по-прежнему наивно считал себя неподкупным и бескомпромиссным грозой местного криминала.

— Вы требуете невозможного, — хладнокровно отрезал Хокинс. — Всего хорошего, мистер Колхейн.

— Послушайте, Джек! — Скала не слишком торопился останавливать собеседника, поскольку знал, что тот и не собирается отключаться. — Это только наше дело, мое и Саггети. Эти люди уже перешли всякие границы. Негодяи, напавшие на мое предприятие, нужны мне живыми или мертвыми.

— Любезный Сайрус, — оскалился Хокинс, — вы хотите, чтобы я лишился должности? Безобразие, которое вы учинили с Саггети, транслируется в прямом эфире по трем каналам! Полагаете, мэр не задаст мне вопрос, какого черта мои люди проигнорировали эту шумную бойню?

В принципе, о том, что война между кланами Колхейнов и Саггети ведется уже давно, Хокинс прекрасно знал, но до этого дня держал своих парней на цепи. Во-первых, потому, что ему за это хорошо заплатили, во-вторых, потому, что имел на этот счет прямые указания от людей, которым подчинялся и которым тоже наверняка хорошо заплатили, ну и, в-третьих, потому, что, как любой полицейский старой закалки, считал, что если одни преступники мочат других преступников, то воздух от этого только становится чище. Однако бойня в Огденвиле, да еще транслируемая в прямом эфире по нескольким каналам, не оставляла ему другого выхода. Его коммуникатор и так уже раскалился от панических звонков. Это в глухом и темном Средневековье элита считала честью для себя грудью встречать мечи и пули, а здесь и сейчас, в современном обществе, элита приходит в ужас от любого резкого звука. Ибо высшей ценностью демократического государства, которую оно должно защищать всеми силами, объявлена жизнь гражданина этого государства. Вот только, судя по тому, сколько народу гибнет ежедневно на улицах от ножей бандитов и передозировки наркотиков либо просто от безысходности сунув голову в петлю или порезав вены, граждане бывают разные, хоть они все и равны перед законом. Просто некоторые из них более равны, чем другие. И не к каждому государство со всех ног спешит на помощь… А те, что обитали в Огденвиле, как раз принадлежали к обойме тех, к кому хочешь не хочешь, а приходится бежать по первому же зову.

— Я вполне понимаю ваши затруднения, Джек, — проговорил Колхейн. Соединив кончики пальцев, он задумчиво смотрел на собеседника. — Но я хотя бы могу надеяться, что арестованные люди Саггети будут выданы мне, а не ему?

— Уважаемый Сайрус, — солидно произнес Хокинс, — закон не предусматривает выдачу арестованных правонарушителей частному лицу, и вы знаете это не хуже меня.

— Конечно, Джек. Но ведь из каждого правила бывают исключения. Ваша дочь ведь уже пошла на поправку, не так ли? И сорванец Рикки… не уверен, что он успешно закончит университет, если время от времени не помогать финансово его преподавателям…

— Я очень ценю все, что вы делаете для меня и моей семьи, Сайрус, — проговорил Хокинс. — Однако честь полицейского не продается. И вам бы уже пора это запомнить. — Он помолчал. — Конечно, эти правонарушители, напавшие на вашу фабрику, являются крайне опасными криминальными элементами. И думаю, нашим людям следует отдать приказ сразу стрелять на поражение. Это все, что я могу сделать для вас, Сайрус, — исключительно ради глубочайшего уважения, которое я к вам питаю.

— Спасибо, Джек, — с достоинством кивнул Колхейн.

Завершив разговор, он связался с Бомбардиром:

— Гиви, отзывай ребят. С этими ублюдками расправится полиция.

Отключив коммуникатор, он еще долго сидел, бездумно глядя в пустой монитор.

— Ну, пусть так, — пробормотал он наконец. — Пусть так…

Плотный огонь противника смолк разом — как будто между атакующими и обороняющимися внезапно возникла каменная стена. И тут же вдалеке завыли стремительно приближающиеся полицейские сирены.

— Ну, вот и все, — проговорил Глам Саггети, приподнимая голову от пола.

— Слава тебе, Дева Мария, — пробормотал Кабан.

— Папа, конечно, будет в ярости, — сказал Глам. — И выкупать нас из полиции придется задорого. Но в любом случае мы нанесли Колхейнам гораздо больший ущерб. Поздравляю, господа.

— Я бы так не торопился… — процедил сквозь зубы Кенни Бампер.

— Внимание всем, кто находится в помещении фабрики! — донесся снаружи решительный голос, усиленный мегафоном. — Бросьте оружие и выходите с поднятыми руками! У вас есть пять минут. Время пошло!

— Унизительно, Кенни, — Глам повернулся к Бамперу. — А что делать? Иногда нужно проиграть битву, чтобы выиграть войну. Иногда нужно сдаться, чтобы победить. — Он сел на полу и отбросил в сторону свой почти опустошенный плазмомет.

В живых осталось не больше десятка людей Саггети. Они неохотно потянулись к металлическим лестницам, на ходу роняя плазмометы на пол.

— Бросить оружие! — громоподобно донеслось с улицы, когда первые боевики показались в разбитых и опаленных дверях фабрики. — Не приближаться! Оружие на землю!

— У нас нет оружия! — истошно закричал один из людей Саггети, старательно задирая руки повыше.

Ответом ему стал залп.

Трое боевиков, расстрелянные в упор, легли прямо у дверей; еще одного плазменные очереди настигли, когда остатки ударного отряда Глама Саггети вновь бросились на второй этаж, на ходу расхватывая брошенное оружие. А полицейский спецназ тут же пошел на штурм здания, отсекая последнюю надежду договориться миром. Было ясно, что ни одного мафиозо живым из цеха не выпустят.

— Все, теперь точно кранты, — горестно сказал Оззи Пастор, когда они снова забаррикадировались на пандусе за огромным термическим шкафом, выставив перед собой почти разряженные плазмометы. — Сейчас вместо снайперов Саггети заработают полицейские снайперы, и прощай, любимая.

На первом этаже мелькали тени, слышался треск и стук металла. Потом в цех из коридора полетели какие-то темные предметы, которые заскакали по металлическому полу. С негромкими хлопками они начали лопаться, из них под давлением выстреливали во все стороны струи бесцветного газа.

— Глаза закрыли все! — рявкнул Бампер, первым исполнив собственное приказание.

На уровне двух метров от пола вдруг с оглушительным грохотом полыхнули несколько ослепительных вспышек. Посреди громоподобного шума и безвредного, но невыносимо яркого пламени светошумовых гранат, заполнившего пространство, совершенно потерялись шум и пламя яростной стрельбы полицейского спецназа, ворвавшегося в цех.

Открывший глаза через несколько секунд и болезненно прищурившийся Глам решил, что у него галлюцинации: рядом с соседним окном с наружной стороны висел глидер. Похоже, последние несколько минут он тихонько полз под прикрытием широкого карниза вдоль крыши соседнего дома, а когда спецназ пошел на штурм, резко упал вниз и оказался на одном уровне с окнами второго этажа.

Лежавший рядом с Гламом Пастор вздернул плазмомет, но Саггети стукнул его ладонью по стволу:

— Кретин! Это не полиция!

Глидер обстреливали с земли: две сизые дымные полосы прочертили воздух совсем рядом с ним. Из распахнувшейся двери машины внезапно высунулась всклокоченная голова с зелеными волосами:

— Кенни, ты тут?

— Матка боска, парень! — воскликнул пораженный Бампер. — Ты здесь откуда?!

Мощный заряд плазмы угодил прямо в термический шкаф, пробив в нем сквозную дыру, и Кенни снова вжался в решетчатый металлический пол.

— Меньше по головизору надо светиться! — отвечал Роберто, инстинктивно пригибаясь, когда внизу взвизгивала очередная плазменная струя. — Быстрее залезайте в машину, пока не начали стрелять снайперы!

Остатки группы Глама под прикрытием покореженного оборудования отступили к глидеру и поспешно набились в тесную кабину. На шестерых она не была рассчитана, но выбирать сейчас не приходилось, так что отступавший последним Кенни безропотно взгромоздился на колени Кабану, на что тот только крякнул от такой тяжести. Динелли захлопнул дверцу, и тяжелая машина задрожала, готовая взмыть в небо.

— Пся крев! — вдруг взвыл Бампер, выпрыгивая из глидера.

— Кенни, куда! — в один голос проорали Саггети и Динелли.

Не слушая их, Бампер бросился к ограждению пандуса. Едва голова Кенни поднялась над перилами, его тут же обстреляли; резко присев на корточки, он рывком достал из кармана зажигалку, щелкнул ею и, вскочив, исчез за углом термического шкафа.

— Кенни! — снова крикнул Роберто.

Стрельба усилилась.

— Стартуй! — рявкнул Глам. — Ему уже не поможешь!

У мальчишки в глазах стояли слезы. Казалось, еще мгновение, и он сам выпрыгнет из кабины, чтобы броситься на помощь другу.

— Стартуй, я сказал! — заорал Саггети. — Его уже нет!

— По кому же они тогда стреляют?! — яростно крикнул Динелли-младший.

Полицейские уже карабкались по металлическим лесенкам наверх. Внезапно сквозь пронзительное визжание плазменных выстрелов прорвался глухой хлопок и рев пламени внизу, после чего из-за угла снова вывернул Кенни — закопченный, но живой и довольный. Безусловно, если бы он сейчас не уничтожил бромикан, наркотик уже через пару часов возвратили бы клану Колхейнов.

Тем временем очнулись полицейские снайперы, у которых наверняка был приказ не стрелять по гражданским целям. Однако теперь, когда стало ясно, что гражданский глидер пытается эвакуировать остатки ударной группы гангстеров, поступил новый приказ. Сразу два плазменных заряда поразили летающую машину: один пробил стойку шасси, второй насквозь прошел через кабину, пришпилив к креслу издавшего нечеловеческий вопль Кабана.

— Кенни, бегом! — заорал Роберто, с ужасом вдыхая запах горелой человеческой плоти.

Глидер Динелли нетерпеливо плясал возле карниза фабрики, словно привязанный воздушный шар на ветру. Бамперу оставалась до него всего лишь пара шагов, когда над нижним краем пандуса возникли головы спецназовцев в защитных шлемах. Сразу несколько огненных змей сорвались в сторону глидера, и Роберто немедленно бросил свою машину в небо, уходя от плазменных выстрелов. Последним отчаянным рывком Бампер кинулся в распахнутое окно и уже в падении вцепился в стойку одной из плоскостей глидера, зависнув на руках над стремительно увеличивающейся пропастью: они быстро набирали высоту.

Следующий снайпер промазал: его заряд угодил в угол здания, осыпав лобовое стекло глидера крупной каменной крошкой. По стеклу побежала сеточка мелких трещин. Отчаянно ругаясь, Роберто бросил глидер в одну сторону, затем в другую, пытаясь сбить противника с прицела. Из окон второго этажа фабрики их начал обстреливать оставшийся без добычи полицейский спецназ. Мощные плазменные заряды, пронзительно взвизгивая, уходили в пространство в считаных сантиметрах от цели. Несчастный Бампер болтался над бездной, как тряпичная кукла: дважды он пытался подтянуться на руках, но резкие рывки машины каждый раз снова сбрасывали его, и он продолжал висеть на стойке.

Рискуя жизнью, Глам свесился из раскрытой двери и сунул Кенни руку:

— Хватайся, ну!

Джулия для страховки вцепилась Саггети в предплечье, другой рукой впившись в подголовник переднего сиденья. Собравшись с силами, Бампер ухватился за руку босса, и совместными усилиями боевика удалось втащить в кабину. Труп Кабана на одном из предыдущих виражей вывалился вниз, поэтому Кенни с комфортом расположился на продырявленном сиденье и захлопнул дверцу. Больше Роберто ничего не сдерживало, и он рванул вперед с хорошей крейсерской скоростью — так, что пассажиров прижало к спинкам кресел. Врывавшийся через отверстие в корпусе пронзительный ветер яростно трепал рыжую шевелюру Джулии.

— Где ты научился такому экстремальному вождению, парень? — уважительно поинтересовался Бампер, кое-как справляясь с перегрузкой.

— «Смертельные гонки без правил 3000» — моя любимая игрушка, — поведал Динелли-младший.

— Пустил бы ты меня лучше за штурвал.

— Некогда, сэнсэй! Лучше держись как следует!

Роберто заложил крутой вираж, пропуская мимо мощный электрический разряд. Следом за их машиной, оглушительно завывая сиренами, мчались четыре полицейских глидера.

— Нет, приятель, вниз! — заорал Кенни, увидев, что Роберто набирает высоту, чтобы взмыть над крышами небоскребов и выйти на оперативный простор. — Вниз, пся крев! На открытом пространстве они нас мигом прихлопнут!

Динелли послушно бросил машину вниз, в просвет между домами. Здесь имелся серьезный риск попасть в полицейский заслон, но наверху шансов не было вообще. Приходилось рисковать…

Спустя пять минут стало ясно, что полицейские не успели выставить заслонов. Похоже, были уверены, что весь транспорт Саггети в окрестностях фабрики захвачен и помощи им ждать неоткуда. Глидер Динелли с повисшими сзади полицейскими пронесся по прилегающим к фабрике переулкам, как безумный воздушный змей с длинным разноцветным хвостом.

Компьютерный симулятор, благодаря которому Роберто приобрел свои водительские навыки, действительно был что надо: пока Динелли-младший явно превосходил полицейских пилотов в мастерстве. Еще бы, ведь у них не было лишнего времени, чтобы целыми днями и ночами доводить свой профессионализм до совершенства, как у сына адвоката. Правил воздушного движения он не знал абсолютно, однако в совершенстве изучил все коварные приемы, уловки и трюки гонок без правил. Он вписывался в такие узкие щели и такие крутые повороты, что Пастор только за сердце хватался: уже не в первый раз за сегодняшний день ему приходилось прощаться с жизнью.

В конце концов один из полицейских глидеров, пытаясь повторить рискованный маневр Роберто, с размаху зацепил плоскостью угол небоскреба. Развернув на сто восемьдесят градусов и закрутив вокруг оси, центробежная сила швырнула его в соседнее здание. Раздался оглушительный взрыв, и пылающие обломки глидера устремились к земле.

— Мы вообще оборзели, — только и сумел выговорить несчастный Пастор. — Мы завалили легавых!..

— Да черт с ними, — злобно бросила Джулия. — Разорвать мою задницу! Нам сейчас хотя бы в живых остаться…

Однако гибель товарищей на несколько мгновений задержала остальных преследователей, поэтому глидеру Динелли удалось слегка оторваться. Резко свернув, Роберто, повинуясь командам Бампера, загнал свою машину в подземную стоянку на углу Сто пятьдесят шестой улицы и Парк-хэвен. Полицейская кавалькада, мелькая огнями и завывая сиренами, пронеслась в десяти этажах над ними. Старый охранник, собиравший деньги за парковку, посмотрел на них с грустным пониманием, но когда Глам протянул ему бумажку в пятьдесят кредитов, а Роберто по команде Бампера тут же вывел глидер наружу, его лицо снова стало безразлично-хладнокровным.

Кенни и Роберто все-таки поменялись местами. Теперь уже не требовалось на бешеной скорости уходить от погони — теперь следовало как можно тише и незаметнее ускользнуть отсюда. Возможно, разумнее было бы оставить машину на стоянке и уходить пешком по одному, но Саггети и Бампер решили, что это будет еще более рискованно: потеряв след, полицейские неизбежно вернутся к тому месту, где в последний раз видели глидер злоумышленников, и тщательно прочешут территорию. Подземная стоянка будет в этой ситуации первым местом, куда они заглянут.

— А теперь вот что, приятель, — сказал Кенни пареньку. — Номер отца знаешь?

Роберто кивнул.

— Звони, — распорядился Бампер. — Он у тебя как, молоток или полчаса будет сопли жевать?

— Не будет он сопли жевать, — обиделся Динелли-младший. — Он у меня охотник и экстремальный турист.

— Хорошо. Пусть немедленно исчезает оттуда, где он сейчас находится. Хоть из зала суда. Вопрос жизни и смерти, счет идет на минуты. В полиции уже наверняка пробили номер этого глидера и знают, кому он принадлежит. А еще через десять минут об этом узнают Колхейны. Только не говори мне, что ты специально ради такого случая угнал чужой глидер, это уже будет слишком.

— Нет, — понурился Роберто, — это папин…

— Тогда звони немедленно. Скажи, чтобы не появлялся в тех местах, где его привыкли видеть или могут узнать, иначе я не дам за его голову ломаного цента. И передай еще, чтобы постоянно был на связи: через полчаса с ним свяжутся и объяснят дальнейший алгоритм действий. — Он повернулся к Гламу, избавившемуся наконец от душной маски: — Босс, парнишку с отцом придется забрать к нам на тайную штаб-квартиру. Мы живы только благодаря ему.

— Разумеется. — Глам Саггети кивнул. — Предложить этим людям защиту — дело чести для меня.

— Ты настоящий мафиозо, босс, — почтительно склонил голову Кенни. — Твое великодушие равно только твоему стратегическому таланту…

Хотя Саггети потеряли много людей, с разгромом бромикановой фабрики клану Колхейна был нанесен весьма чувствительный удар. В тот день Скала даже отказался от послеобеденного кофе, и его сподвижники согласились между собой, что это очень, очень тревожный признак. Босс был крайне расстроен.

Глава 16

— Я считаю, что ситуация выходит из-под контроля.

В кабинете Колхейна сидели его доверенные люди, командиры боевых соединений и начальники различных служб числом шесть человек. Сам Скала с непроницаемым выражением лица разгуливал по кабинету, выслушивая доклады своих помощников. Доклады были неутешительные. Невзирая на превосходство в финансах и живой силе, клан Колхейна уже четыре недели не мог сломить сопротивление Саггети. Мальчишка Глам, ставший причной мафизной войны, неожиданно проявил себя харизматическим лидером и незаурядным стратегом. Он искусно держал оборону, он придумывал гениальные контратаки, наносившие противнику невосполнимый ущерб. Мало того, он лично принимал участие во всех разработанных им операциях, отличаясь неизменной отвагой и хладнокровием, и люди клана Саггети боготворили его; о том, чтобы найти предателя в его окружении или внедрить туда своих людей, в последнее время не могло быть и речи.

Колхейн снял очки и принялся неторопливо протирать их гигиенической салфеткой. Они не были ни коммуникатором, ни портативной голокамерой, ни информаторием — просто очки в старомодной оправе. Дань многолетней привычке, хотя с его деньгами коррекцию зрения ему могли бы провести за полчаса.

— Как ты сказал, Арчи? — негромко спросил он, водружая очки на место.

— Ситуация выходит из-под контроля, босс! — жестко повторил Арчи Дейтон по прозвищу Пилорама. Это был решительный лысый здоровяк с выпученными глазами, который курировал силовые вопросы. — Совершенно очевидно! Сложилась патовая ситуация. Авторитеты недовольны, мелкие дилеры и клиенты начинают перебираться под крылышко Бенуцци и Вагнеров. Нам пришлось без боя сдать соседям свои точки на окраине Шелбивиля — у нас уже не хватает людей, чтобы их защищать. Только что из Тунтауна привезли еще пять трупов. Уничтожены три лаборатории по производству бромикана, в том числе та, что приносила нам наибольший доход, — в Огденвиле. Мы стремительно теряем активы и территории…

Некоторое время Колхейн молча слушал его, потом внезапно заговорил снова, жестом заставив помощника умолкнуть:

— Нет, Арчи я не об этом. Ты сказал, я считаю?..

— Да, босс, — понуро произнес Пилорама. Он уже сам удивлялся собственной наглости, однако не жалел о сделанном. Кто-то должен был это сказать. Клан Колхейна шатался, как колосс на глиняных ногах. Наступал момент истины: либо Скала предпримет какие-то решительные действия для того, чтобы выправить ситуацию, либо недовольство авторитетов достигнет такой отметки, за которой возникнет дворцовый переворот. И тогда, конечно, стать новым боссом имеет шанс только тот, кто заранее продемонстрирует свою отвагу и железную хватку.

— Позволь напомнить тебе, Арчи, — скучным голосом проговорил Колхейн, — что в этом кабинете считаю только я. Ваша задача — держать меня в курсе дела и выполнять мои приказы, а собственное мнение должно быть лишь у меня. — Заложив руки за спину, он неторопливо прошелся по кабинету взад-вперед. Головы присутствующих поворачивались вслед за ним. — Что ж, полагаю, ситуация действительно зашла в тупик. Следует признать, дорогие мои, что мы с вами жидко обделались и вместо новых территорий получили резкое падение доходов, а также проблемы с соседями и правоохранительными органами. — Он строго посмотрел на помощников. — Возможно, я был плохим полководцем в этой войне, и я прошу у вас прощения, если это так. — Он наклонил голову, подождал немного — не подаст ли кто-нибудь голос. Все молчали, поэтому он продолжил: — А может быть, кто-то из вас сработал не в полную силу. Меня крайне огорчает то, как некоторые подходят к своим обязанностям…

Сокрушенно покачав головой, он опустился в кресло. Тяжело вздохнул.

— Вы жалуетесь, что уничтожены лаборатории бромикана. Но, черт возьми, господа! После первого случая вы все прекрасно знали, куда Саггети будут бить в первую очередь. Это не первый и не второй случай. Почему такие важные объекты не были защищены в достаточной мере?

Поль Донати по кличке Зеленый, отвечавший за охрану наркопроизводств, начал медленно подниматься с кресла:

— Босс, все основные силы брошены на штурм Тунтауна и восстановление позиций в Огденвиле. У нас…

— Сиди, сиди, — по-отечески махнул рукой Колхейн.

— У нас не хватает людей, — продолжал Донати, снова опустившись в кресло. — И в последний раз Саггети проявили совершенно дьявольскую хитрость. Они прибыли на фабрику в мешках с сырьем и атаковали наших ребят, когда…

— Кто должен проверять мешки с сырьем? — ласково поинтересовался Скала. Впрочем, выражение его лица было отнюдь не ласковым.

— Охрана… — А вот лицо Зеленого постепенно принимало оттенок, соответствовавший прозвищу мафиозо. — Босс, но ведь сырье приходит в запечатанных контейнерах! Кто же мог знать, что они перехватят наш грузовик и поменяют пломбы…

— И после этого мы удивляемся, что ситуация выходит из-под контроля… — задумчиво проговорил Колхейн. — Во времена моей юности в песчаных карьерах закапывали и за меньшее.

— Босс! — горячо заговорил Донати. — Мы уже приняли все необходимые меры! Лаборатории надежно охраняют, такого больше не повторится…

— Что ж, очень рад, — кивнул Колхейн. — Я надеюсь, произошедшее послужит тебе хорошим уроком.

— Конечно, босс! — заверил Зеленый. — Я спущу с помощников семь шкур, если только подобная ошибка когда-нибудь…

— И ты знаешь, что нужно сделать, чтобы этот урок лучше тебе запомнился, — произнес Скала, не слушая его бормотания.

Донати поник. Избежать экзекуции не удалось.

Гиви Бомбардир извлек из-за пояса широкий нож, вежливо, рукоятью вперед, подал его Зеленому. Тот угрюмо принял тесак, стиснул его в правой руке, положил на стол перед собой левую. Обреченно поднял глаза и натолкнулся на злорадные взгляды Пилорамы и Бомбардира. У первого на левой руке не хватало фаланг двух пальцев, у второго отсутствовал мизинец.

— Приступай, — холодно проговорил Колхейн, глядя в окно.

Нож подрагивал в руке Зеленого. Авторитет примерился лезвием к середине мизинца, затем, поколебавшись мгновение, сдвинул нож вверх, к первой фаланге пальца. Бомбардир мысленно усмехнулся. В этом тоже был заключен внутренний смысл: сколько именно ты готов пожертвовать во искупление своей ошибки. Сам он в аналогичной ситуации четыре года назад выжил и отделался каким-то пустяковым наказанием только потому, что не пожалел преподнести боссу целый палец.

Пару раз Донати решительно поднимал нож и снова опускал его, так и не решившись ударить. Наконец он собрался с духом и с силой рубанул себя по фаланге мизинца. Вначале от шока он даже не ощутил боли, однако кровь брызнула на стол, и несколько секунд спустя лицо Зеленого исказилось в мучительной гримасе. Он не проронил ни звука, и это был плюс — босс любил, когда экзекуцию переносят мужественно.

Пилорама невольно отвел взгляд. Его всегда мутило от вида крови, поэтому убивать он предпочитал чисто — при помощи рояльной струны-удавки. Многим членам других кланов казалась дикостью экзекуция, которую установил для особо провинившихся подопечных Скала, однако сам Пилорама считал, что это гораздо эффективнее и гуманнее тех порядков, которые были заведены у соседей. Гангстеры с отрубленными фалангами на левой руке проникались еще большей преданностью хозяину, поскольку осознавали, что вполне могли лишиться головы, однако отделались малой кровью.

— Итак, — проговорил Колхейн, снова поворачиваясь к собравшимся, — очевидно, что война складывается не в нашу пользу. Война фактически идет на равных, что для нас равносильно поражению. Поэтому исключительно во имя общих интересов я решил прекратить вендетту. Я хочу предложить Саггети перемирие. — Он обвел всех тяжелым взглядом. — Видит бог, как тяжело мне далось это решение. Но выбора у меня, похоже, нет. Кто-нибудь хочет что-нибудь сказать в связи с этим?

Желающих не нашлось.

— Колхейн предлагает переговоры по перемирию, — медленно проговорил Джорджо Саггети. — Эта война фактически идет на равных, что для нас равносильно победе. Скала раздавлен и просит мира.

— Поздравляю, отец, — сказал Глам.

— Спасибо, сынок, — тепло отозвался Саггети-старший. С тех пор, как Глам начал демонстрировать чудеса стратегии и тактики, Джорджо значительно изменил свое отношение к нему. Во всяком случае, внешне. Больше он его ни разу не бил и уже гораздо благосклоннее воспринимал присутствие Джулии, которую по-прежнему держал за распутную девку, несмотря даже на то, что согласно собранной его людьми информации она никогда не продавала своего тела.

— Это не может быть ловушкой со стороны Колхейнов? — подал голос Берт Зомби.

— Вполне, — отозвался Джорджо Саггети. — Но я готов рискнуть. Этой бессмысленной войне необходимо положить конец. Колхейн умный человек и понимает, что если он прикончит меня, то меня есть кому заменить. И другим семьям такое вероломство очень не понравится.

— Но тебе-то будет уже все равно, босс, — покачал головой Зомби. — Даже если за тебя отомстят.

— Можно потребовать заложника, — произнес Копыто. — Обычная практика. Кого-нибудь из гражданских родственников Колхейна, лучше всего женщину, чтобы он был уверен, что мы не причиним ей вреда без причины. Если же он посягнет на жизнь босса, то мы по понятиям вправе казнить любого заложника, и ни один авторитет не посмеет упрекнуть нас в нарушении закона.

— Так и поступим, — заявил Саггети-старший. — Завтра в половине двенадцатого я встречаюсь с Колхейном для проведения переговоров. Поскольку предложение о переговорах поступило от него, место выбирал я. Я остановился на ресторане «Магма» — его держит клан Берковица, который достаточно силен и нейтрален. Встреча будет проведена только в том случае, если Скала предоставит нам солидного заложника. И вот еще что… — Джорджо нахмурился. — На встрече должен присутствовать один гражданский член семьи с каждой стороны. Это старый мафиозный обычай — чтобы избежать перестрелки прямо за столом переговоров. Честно говоря, я затрудняюсь сделать выбор. Мама Фиоре слишком стара, чтобы мучить ее переговорами. Наталия еще слаба после болезни. М’габе чересчур легкомысленна, и мне не хотелось бы…

— Возьмите с собой меня, босс! — неожиданно предложила Джулия. — Колхейны не знают, что я участвовала в операциях.

— В качестве кого я тебя возьму? — поморщился Саггети.

— В качестве невесты Глама, — невинно отвечала Джулия.

Глам мысленно зажмурился. Один раз он уже завел с отцом разговор на эту тему. Вышел очередной скандал. Джорджо заявил, что терпит шлюху и согласен терпеть ее дальше, но и только, а о женитьбе на этой дряни не может быть и речи: ему в качестве невестки нужна тихая, покорная и плодовитая девственница из хорошей семьи.

Однако бури не произошло. С удивлением Саггети-младший увидел, как его отец устремил на Джулию задумчивый взгляд, словно что-то прикидывая про себя.

— Что ж, девочка моя, поедем, — неожиданно сказал Джорджо Саггети после продолжительной паузы. — Будь готова к завтрашнему утру. И чтобы никаких топиков и шортиков.

Это был первый и единственный раз за всю историю их знакомства, когда он обратился к ней не «шлюха», не «сучка», не «эй, ты» и не «послушай». Впрочем, насчет «невесты» Глам по-прежнему не обольщался…

Уже вечером он понял, что присутствие на переговорах Джулии было для его отца прекрасным поводом больно щелкнуть Скалу Колхейна по носу. А возможно, у старшего Саггети была тайная мысль выдать ее Скале в знак доброй воли. Однако сделать это было весьма проблематично, поскольку, во-первых, Глам уже давно дал понять отцу, что об этом не может быть и речи, а во-вторых, взяв ее на переговоры в качестве гражданского родственника, Саггети фактически подтверждал ее статус и уже не мог по собственному произволу распоряжаться ее судьбой. Его не поняли бы даже свои.

Джо Стрелок лежал на заправленной койке и смотрел в потолок. Комната, которую он снимал за гроши, была образцом спартанской обстановки: четыре стены, пол, потолок, койка, стол и стул. Ничего лишнего, ничего, предназначенного для комфортной жизни. Только прожиточный минимум. На этой квартире Джо не жил — он здесь выжидал, словно паук в паутине.

Стрелок давно научился отстраиваться от реальности. Когда приходится часами, а то и целыми сутками лежать в засаде, умение не замечать пространства и времени становится очень ценным. Однако ему никогда не удавалось с такой же легкостью отодвинуть в сторону собственные воспоминания…

С неба падали звезды. Крупные яркие звезды. Они рассекали небо четкими белыми полосами, рассыпались множеством световых брызг, исчезали, достигнув поверхности медленно проворачивавшегося далеко внизу гигантского шара планеты Дальний Приют. Говорят, когда падает звезда, нужно загадать желание, и оно непременно исполнится. Сегодня падающих звезд было столько, что их хватило бы на то, чтобы выполнить желания всех жителей поселка, расположенного внизу.

Еще говорят, что, когда падает звезда, кто-нибудь умирает.

Число погибших на Дальнем Приюте вполне соответствовало количеству упавших сегодня звезд — ложных целей, отстреленных опустевших топливных баков и сбитых противником ботов Пятого имперского флота. Каким-то образом гарнизон космической крепости, неторопливо ползущей по орбите над ночной стороной планеты, засек приближающиеся боты Горностаев и немедленно открыл заградительный огонь. Песец полагал, что приблизиться к металлической громаде будет проще простого, а незаметно проникнуть внутрь — и того проще. Однако сейчас вокруг него один за другим раскалывались на части от прямых попаданий десантные корабли Пятого флота, вываливая в безвоздушное пространство едва различимые с такого расстояния фигурки его товарищей. Кого-то успевали подобрать идущие следом экипажи, но многих не спасали и скафандры высшей защиты, которые оказывались повреждены внезапной чудовищной декомпрессией и взрывной волной.

Террористы заранее знали, с какого направления будет нанесен тайный удар, и хорошо подготовились к нему. Вывод напрашивался один: предательство.

На месте командующего Песец, наверное, отменил бы операцию ко всем чертям. Процент потерь среди Горностаев оказался слишком высок. И в то же время он понимал и адмирала Воропаева, понимал, что прекращать высадку никак нельзя. Внизу, на Дальнем Приюте, непрерывно погибают мирные люди, и пока эта несокрушимая орбитальная крепость с системой военных спутников прикрывает территории мятежников, Пятый имперский флот подойти к планете не сможет. Песец не взялся бы решить наверняка, что предпочел бы сам — атаковать крепость, как сейчас, каждую секунду рискуя присоединиться к звездопаду, или стоять в рубке флагманского крейсера перед объемной виртуальной картой боя и кусать губы от бессильной ярости, наблюдая, как твоих ребят рубят в капусту, но при этом не имея морального права отозвать звездный спецназ. Наверное, все-таки первое: рисковать собственной жизнью куда проще, чем жизнями других. По крайней мере, для него, командира подразделения Горностаев Пятого имперского флота. Впрочем, он был уверен, что и для адмирала Воропаева, прошедшего всю флотскую табель о рангах с самого низа, легендарного ветерана Каосской битвы, собственноручно уничтожившего в ней пять истребителей противника, — тоже.

Громада орбитальной крепости медленно наползала, перекрывая своей серой тушей все поле зрения. Рысь, сидевшая рядом с Песцом и управлявшая ботом, понемногу выводила их десантную посудину на заданную точку стыковки. Она была штатным пилотом подразделения. В принципе, каждый из Горностаев умел водить бот, но у Рыси это получалось просто идеально, поэтому Песцу перед очередным заданием не приходилось ломать голову, кого именно посадить за штурвал.

Командир окинул взглядом свое подразделение. Его десантники были собраны, сосредоточены и готовы к высадке. Могучий Медведь, флегматичный Морж, надменный, но добродушный Лось, шустрая Синица, непоседливый Термит, язвительный Клык. Каждый имел свою специализацию, каждый знал свое место и порядок действий после высадки, однако любой из них мог заменить любого выбывшего товарища. Их подразделение считалось одним из лучших в дивизии. Многие хотели бы попасть под начало к Песцу, однако очень немногим это удавалось — ротация личного состава в его подразделении была очень незначительная.

Звериные клички присваивал своим бойцам сам Песец. У него не было, как в других подразделениях, Фантомов, Квадратов или Меченых. И даже когда в его группу приходили люди с уже сложившимися боевыми прозвищами, вскоре они сами отказывались от них в пользу новых, придуманных обожаемым командиром.

На мгновение Песец задержал взгляд на Термите. Парнишка совсем недавно попал под его начало, заменив выбывшего Леща, который пошел на повышение и теперь командовал собственным подразделением. Надо за ним приглядывать — слишком горяч и все время лезет вперед, пытаясь доказать, что он ничем не хуже своих новых товарищей, хотя никто его об этом не просит.

У Термита определенно имелся комплекс неполноценности. В миру его звали Миша Карпентер, и был он американским эмигрантом во втором поколении. Его папа, боевой пилот Соединенных Миров Америки, во время одной операции против пиратов в поясе Лагранжа был сбит противником и брошен своими дрейфовать в спасательной капсуле в открытом космосе. Песец не собирался осуждать ведомых майора Карпентера, сам знал, что ситуации в бою бывают разные, иногда приходится, скрипя зубами, собственноручно жертвовать своими ребятами, потому что иначе никак. И все же Горностаи, да и любой другой боец или пилот Пятого флота все равно в любой обстановке пытались спасти своего, попавшего в беду. Видимо, майор Карпентер полагал это правильным, потому что, когда русский сторожевик двое суток спустя подобрал его, уже полумертвого, он наотрез отказался возвращаться на родину. Присягнув на верность Российской Империи, он еще несколько лет летал в составе боевого охранения в приграничных мирах, а потом стал инструктором в Академии Пятого флота. На Светлом Владимире он женился, жил счастливо, имел пятерых детей и, судя по всему, не жалел о своем решении.

Впрочем, была и у него некоторая ностальгия. Миша, старший сын Карпентера, всегда хотел поменять фамилию на русскую — например, Плотников или Карпентьев, — чтобы не выделяться среди других ребят, однако отец запретил наотрез, пообещав лишить благословения. Отца Миша уважал безмерно и от идеи своей временно отказался. Впрочем, она с самого начала была не совсем внятной: как может не выделяться среди русских ребят негр, пусть даже по фамилии Плотников? К счастью, история Древней России не была запятнана веками колониализма, так что чернокожих среди русского населения по-прежнему было мало. К тем же, что имелись, относились со сдержанным любопытством и доброжелательностью: надо же, каких только народов нет под дланью Александра Михайловича! Впрочем, какая разница в твоем цвете кожи, если ты свободно говоришь по-русски и ведешь себя как русский… Глупости это все. Разница не во внешних различиях, а в головах. Веди себя как человек, будь ты хоть циклоп или гигантский муравей, и будешь на равных принят в общину.

Рысь начала разворачивать бот, чтобы притереть его к борту небесной крепости. Похоже, им все-таки удалось прорваться через плотный огонь противника. Песец заметил еще три или четыре десантных корабля, шедших перед ними и сумевших коснуться борта космической станции. Первая фаза боевой операции была успешно осуществлена, во всяком случае их группой, однако оставалась еще вторая часть работы, не менее серьезная и опасная.

Громыхнули магнитные захваты, плотно прижав стыковочный узел десантного бота к обшивке вражеского корабля. Задействовав плазменную горелку, Рысь при помощи дистанционного управления принялась деловито прорезать в обшивке широкую круглую дыру.

Когда круглый фрагмент, вырезанный из обшивки, провалился внутрь и давление в переходном шлюзе выровнялось, Горностаи начали высаживаться на вражескую территорию. Песец полез в дыру первым — ему никогда и в голову не приходило, что вперед можно послать подчиненного. Подчиненные сперва роптали, но потом перестали: ходили слухи, что Песец заговоренный и, пока он первым лезет в пекло, подразделению ничего не грозит.

Попав внутрь крепости, командир осмотрелся. Это были технические помещения нижних палуб, расположенные между первым и вторым броневым слоем станции. Стыковочный узел плотно прикрыл дыру в обшивке, не позволяя бортовому воздуху устремиться в забортное пространство. Прорезая борт вражеской крепости, Рысь повредила какие-то провода и кабели, тянувшиеся по стене в этом месте: их обрубленные концы искрили и шипели, в одном месте даже возникла миниатюрная вольтова дуга. Что ж, тоже неплохо.

Атмосфера между двумя слоями обшивки, судя по всему, была слишком разреженной для дыхания, однако гравитация от работающих генераторов уже ощущалась. Здесь можно было не лететь в пространстве без всякой опоры, а перемещаться большими прыжками.

Узкий, низкий и тесный коридор привел их к наглухо задраенному люку отсека. Переборка периодически содрогалась от мощной вибрации — через два-три помещения за стеной работала тяжелая орудийная батарея, и каждый ее залп увеличивал список потерь Горностаев. Нужно было любой ценой заставить ее замолчать.

Вспышкой высокочастотного резонансного излучателя Медведь вывел из строя систему видеонаблюдения. Синица опустилась на одно колено перед электронным замком, вставила в него длинный гибкий щуп, подключилась через специальный разъем к портативному компьютеру, встроенному в рукав скафандра высшей защиты, быстро забегала пальцами в толстых перчатках по невидимой виртуальной клавиатуре с огромными клавишами. Она была военным хакером высшего разряда, и взломать примитивный код стандартной корабельной переборки было для нее парой пустяков.

Однако текли секунды, а дверь оставалась запертой. Синица начала нервничать. Песец бросил на нее удивленный взгляд, и Синица, обернувшись, попыталась пожать плечами в толстом скафандре, показала на замок, потом растопырила пальцы на обеих руках и провела ребром ладони под шлемом: больше десяти символов! Песец нахмурился: для чего на рядовой орудийный отсек навесили такой сложный код, когда обычно хватает четырех цифр? Может быть, сентиментальный командир батареи сделал кодом имя какого-то близкого человека, памятное ему название какой-нибудь планеты или еще что-то в этом роде, однако Песец прекрасно понимал, что, прежде чем паниковать, Синица первым делом пропустила дверной код через все имеющиеся у нее словари. Судя по всему, шифр был составлен по всем правилам стеганографии — разумеется, в конце концов Синица все равно расколет его, и скорее раньше, чем позже, однако на это может уйти целый час, у них же после уничтожения камер наблюдения не было и пяти минут. Диспетчеры этого участка уже должны были забеспокоиться.

Что ж, придется входить шумно, по-русски — с фейерверком, дымом коромыслом и вышибленными дверями. Песец положил руку на плечо Термиту и подтолкнул его к люку. Свое боевое прозвище тот получил не только за умение прогрызать при помощи штурмового снаряжения ходы в самых неприступных стенах, но и за мастерское обращение со взрывчатыми веществами.

Термит деловито отстранил Синицу, быстро осмотрел дверь, извлек из контейнера, притороченного к бедру, несколько ноздреватых комков взрывчатки и сноровисто налепил их на люк в узлах прочности. Не отрываясь от дела, махнул рукой: все в укрытие! Горностаи отступили за угол, улеглись на решетчатый металлический пол. Термит вылетел из-за угла, едва касаясь ногами пола из-за пониженной гравитации, уже набирая одним пальцем код взрывателя. Как только он оказался на полу, за его спиной глухо бабахнуло, и в коридор поползло полупрозрачное облако серебристой пыли.

Вскочив на ноги, Термит первым бросился обратно за угол. Песец хотел рявкнуть на выскочку, однако не стал нарушать режима радиомолчания. Большим прыжком он уже почти догнал ретивого американца, когда тот скрылся за углом. И в ту же секунду за углом полохнула магниевая вспышка света. Звук пришел потом — приглушенный, искаженный разреженным воздухом технических помещений, но такой знакомый, такой ненавистный и вызывающий мгновенную судорогу. Их здесь уже ждали.

Командир отделения едва успел остановиться как вкопанный. И тут же из-за угла выплеснулась остаточная волна пламени, ушедшая в противоположный коридор, а затем выкатилось что-то круглое, закопченное, потрескавшееся от нестерпимого жара. Песец не хотел верить собственным глазам, но умом уже понимал, что это шлем Термита. А в шлеме — окровавленное месиво, оставшееся от головы молодого Карпентера…

Наручный коммуникатор внезапно завибрировал, сигнализируя о получении нового сообщения. Резко вырванный из пучины тягостных воспоминаний, Стрелок оттянул обшлаг рукава и прочитал: «Завтра, 11.30, точка 6.2, маршрут 3, булавка».

Джо задумчиво опустил рукав, сел на кровати, устремив взгляд в противоположную стену. Посидев так несколько мгновений, он встал и полез под кровать. Извлек на свет небольшой коричневый чемоданчик, покрытый пылью, пощелкал кодовыми замками, раскрыл его.

— Привет, детка, — прошептал Стрелок, с любовью заглянув внутрь чемоданчика. — Соскучилась? Ничего, пришел и твой час…

Следующим утром одетый в строгий черный костюм Джорджо Саггети стоял на пороге подземного гаража в особняке, ставшем для него убежищем на время войны, и молча наблюдал, как в ворота мягко вползает глидер Копыта. Машина остановилась, Рэнди поспешно выбрался из нее, обежал спереди, открыл одну из задних дверей и подал руку доставленной пассажирке. Когда женщина вылезла из глидера, он оставил ее на попечение своих телохранителей и торопливо зашагал к хозяину.

— Все в порядке, босс, — доложил Копыто. — Заложник у нас.

— Обыскали? — поинтересовался Саггети. — Проверили на наличие «жучков»?

— Конечно, босс! — оскорбился Рэнди. — Все чисто.

— Хвоста нет? — Саггети не отрывал задумчивого взгляда от женщины.

— Обижаете, босс.

Тем временем женщина, оглядевшись, направилась прямиком к главе клана. Стоявшие рядом с ней охранники Рэнди деликатно попытались задержать ее, но Копыто замахал на них руками.

Заложница подошла к Саггети и остановилась перед ним.

— Здравствуй, Джорджо, — проговорила она.

— Здравствуй, Аманда, — бесстрастно отозвался Саггети. — Сколько же лет мы не виделись?

— Двадцать шесть с половиной.

— О! — мафиозный босс поднял бровь. — Ты ведешь учет?

— Нет, просто я знаю точную дату нашей последней встречи, потому что ты признался мне в любви как раз на мой день рождения. Помнишь?

— Да, — хладнокровно ответил Саггети. — После чего мистер Колхейн-старший запретил нам встречаться. А потом, когда он умер…

— А потом было уже слишком поздно. Я уже была замужем. — Она невесело улыбнулась. — Глупо получилось, да?

— Глупо, да. — Саггети стоял набычившись, исподлобья разглядывая женщину. — Почему Сайрус вдруг прислал тебя? Откуда такая щедрость? Ведь вначале речь шла только о его племяннице.

Аманда пристально посмотрела на Саггети, и мафиозный босс вдруг смешался:

— О, прости — это же твоя дочь…

— Именно так, — кивнула Аманда. — И я ее не пустила. Я поставила ультиматум: либо еду я, либо пусть ищет себе других заложников. И он согласился, хотя я очень много значу для него — гораздо больше, чем моя девочка. И кстати, он в курсе наших с тобой былых взаимоотношений. Он самый лучший брат на свете, и я не могла от него это скрыть.

— Да уж, — пробормотал Саггети, — ты идеальный заложник. Ни одна сторона не допустит, чтобы тебе был причинен вред.

Неловко топтавшийся неподалеку от них Рэнди Копыто деликатно кашлянул.

— Босс, прошу прощения… — проговорил он. — Вам уже пора. Проводить леди в апартаменты?

— Прости, Аманда, — сказал Саггети, — мне нужно ехать, чтобы разрешить возникшее между мной и твоим братом недоразумение и остановить эту кровопролитную бойню. Но когда я вернусь, надеюсь, что у тебя найдется часок-другой для беседы, прежде чем ты нас покинешь.

— Ох, мальчишки, — покачала головой Аманда Колхейн. — Все бы вам играть в войнушку…

— Дьявол… — пробурчал Джо Стрелок и скривился, схватившись за живот.

— Что, ман, опять? — сочувственно поинтересовался Кувалда.

— Ага… — только и смог выговорить Джо, явно переживая мучительный спазм.

С самого утра у Стрелка прихватило желудок. Он пил укрепляющее, ничего не ел, старался лишний раз не раздражать бунтующий кишечник, но все было напрасно: каждые пятнадцать минут ему приходилось возвращаться в туалет. Кувалда искренне сочувствовал приятелю, но ничем не мог облегчить его страданий.

Самым обидным было, что в тот день Джо Стрелок и Кувалда, которого, как выяснилось, на самом деле звали Стивом, находились на боевом дежурстве в баре «Очаг на башне». В их задачу входило организовать оборону в случае нападения Саггети и продержаться до прибытия основных сил. Однако Джо, похоже, сегодня был совершенно небоеспособен.

— Опять пошел к белому другу? — спросил Кувалда, глядя, как Стрелок с мученическим выражением лица поднимается из-за стола.

— К нему, родимому…

Выйдя из помещения для охраны, Стрелок двинулся по коридору между подсобными помещениями к туалету для персонала. Когда он заперся в кабинке, гримаса страдания сползла с его лица, как воск в пламени свечи. Посмотрев на себя в зеркало, Джо быстро опустил крышку унитаза, наступил на нее, затем дотянулся до прямоугольного окошка под потолком и открыл его. Пахнуло уличным зноем. Ухватившись за нижний край рамы, Стрелок профессионально и быстро подтянулся на руках, протиснул свое тело в узкий оконный проем и мягко спрыгнул уже по ту сторону стены. Быстрым шагом миновав пару проходных дворов — счет сейчас шел на минуты, но бежать было нельзя, чтобы не привлекать внимания, — Джо открыл дверцу припаркованного у тротуара глидера и забрался на переднее сиденье. За штурвалом сидел Кенни Бампер. Они обменялись коротким рукопожатием, и глидер на максимальной скорости взмыл в небо.

Менее чем через две с половиной минуты в стоявшую на отшибе многоэтажку в районе Спрингфилд вошел неприметный человек в форменной одежде и синем кепи сантехника. Предъявив консьержке свое удостоверение, он беспрепятственно поднялся на лифте на последний этаж, а затем пешком еще на половину лестничного пролета к железной двери, которая вела на чердак. Ключа у сантехника не было, но он вполне компенсировал это наличием отмычки и портативных гидравлических ножниц, которыми деловито перекусил металлическую цепь, обкрученную вокруг двери в качестве дополнительной защиты от хичеров и бомжей. Войдя на чердак и плотно притворив за собой дверь, сантехник осторожно прошагал по чердаку, стараясь не ступать в скопления пыли и не оставлять четких следов. Приблизившись к противоположному чердачному окну, он выглянул наружу и еще раз удостоверился, что отсюда прекрасно видно проходящую под окнами многоуровневую воздушную трассу для глидеров.

Неторопливо раскрыв свой небольшой коричневый чемоданчик, сантехник вынул из специальных бархатных гнезд несколько вороненых металлических деталей и начал сосредоточенно соединять их между собой.

Через полторы минуты в руках у него оказался плазменный снайперский комплекс «Агата», находящийся на вооружении армий пятидесяти населенных миров. Любовно огладив черный матовый ствол и безбликовый оптический прицел, сантехник осторожно прислонил винтовку к стене, присел рядом на корточки так, чтобы его не было видно в окно, и активизировал коммуникатор. На небольшом экранчике по схематичной карте города стремительно двигалась зеленая черточка — маркер-мишень Джулии. Оставалось надеяться, что они с ней верно рассчитали наиболее вероятную трассу прохождения глидерного кортежа мафиозного босса.

Он перевел взгляд на мерцающие в углу экрана цифры точного времени. Кортеж где-то задержался и теперь выходил в расчетную точку на три минуты позже положенного. Это никуда не годилось: Кувалда, конечно, не заподозрит неладное так быстро, но если возникнут сложности с отходом и Джо Стрелок вернется к барной стойке, скажем, через полчаса, ему будет трудно объяснить, что он делал в туалете столько времени. Могут возникнуть ненужные подозрения, а потом, когда придет весть о произошедшем, Кувалда легко сложит два и два.

— Ну, давайте, родимые, — едва слышно прошептал Джо по-русски. — Что-то вы не очень торопитесь на свои переговоры…

Глидер Саггети стремительно двигался в направлении центра. Босс с комфортом устроился на просторном заднем сиденье; по левую руку от него сидела Джулия, по правую — Берт Зомби.

— Я выжму из Колхейна все, до последней капли, — мстительно говорил Саггети, глядя в окошко на проносившиеся мимо крыши домов. — Он начал эту войну, и он же первым попросил мира. Слабак. Следовательно, мы сейчас в выигрышной ситуации, и это необходимо использовать по максимуму.

— Постарайтесь не переборщить, босс, — деликатно произнес Берт. — Колхейн страшно обидчив и может закусить удила.

— Большое спасибо, Берт, — саркастически отозвался Саггети. — Если бы не ты, даже не знаю, как бы я вел эти перегово…

Не договорив, он вздрогнул всем телом и, словно безмерно устав, ткнулся лбом в прозрачную перегородку, отделявшую их от водителя.

— Простите, босс, я вовсе не хотел… — по инерции успел проговорить не обративший внимания на тихий хлопок Зомби, прежде чем ощутил порыв холодного ветра со стороны наглухо закрытого окна и едкую вонь горелой плоти.

Джулия, на которую начал безвольно заваливаться Саггети-старший, вдруг оглушительно завизжала: через отверстие в его голове она увидела оторопевшего Берта, сидевшего с другой стороны. Через прекрасное, большое, идеально круглое отверстие, совершенно бескровное, поскольку высокотемпературный заряд из плазменного снайперского комплекса, навылет пройдя сквозь череп, мгновенно прижег разорванные кровеносные сосуды.

— Энди, вниз!!! — яростно заорал Зомби в микрофон связи с водителем. — Нас обстреляли!

Оттолкнув Джулию, он подхватил обмякшее тело босса. Впрочем, одного взгляда, одного прикосновения было достаточно, чтобы понять: Джорджо Саггети уже отдал богу душу.

В обоих окошках слева и справа от него зияло по аккуратной дыре размером в четверть доллара каждая.

Сквозное отверстие такого же диаметра пронизывало голову мафиозного босса от виска до виска.

Глава 17

На сей раз экстренный военный совет клана Саггети проходил в расширенном составе. Кроме Глама, Джулии, Рэнди Копыта и Берта Зомби присутствовали Кенни Бампер, накануне получивший повышение до руководителя сил клана в Южном округе города, а также командиры других округов — Джек Охотник, Дин Лезвие и Пак Ремень. Лишь кресло главы клана осталось пустым.

— Итак, господа, мы осиротели, — хрипло произнес Глам. — Усыпив нашу бдительность предложениями о переговорах, Колхейны предательски убили моего отца, обезглавив семью. Но они напрасно надеются, что клан Саггети в результате расползется по щелям. Отец был великим человеком и сильным боссом, однако у нас найдется, кому продолжить его дело. — Он замолчал, обводя соратников тяжелым взглядом, как некогда папа Джорджо.

Берт Зомби шевельнулся в своем кресле.

— Ты совершенно прав, Глам, — сухо произнес он.

Саггети-младший сразу отметил, что руководитель службы безопасности не сказал «Да, босс» или «Вы совершенно правы, мистер Саггети». Автоматической передачи власти по родству, похоже, не произошло — по крайней мере, так считал Берт Зомби. Претензии на престол главы клана следовало доказывать.

Рэнди Копыто встал со своего места и молча положил на стол перстни Джорджо Саггети. Золотой с изумрудом некогда принадлежал Адриано Бивню, легендарному основателю клана Саггети. Перстень с рубином когда-то был знаком власти Джулио Конти, главы семьи, которую клан Саггети в ходе кровопролитной войны расчленил и частично поглотил.

— Колхейны совершили страшное вероломство, — произнес Глам. — Поэтому первым делом я хочу видеть голову заложника. Так будет справедливо. Рэнди, будь любезен. — Он не стал обращаться с распоряжением к Зомби, чтобы не обострять пока ситуацию.

Копыто хмуро посмотрел на него.

— Глам, мы не думаем, что это правильное решение, — проговорил он, и Саггети понял, что и этот столп клана не считает его боссом. — У нас нет стопроцентной уверенности, что это сделали Колхейны. Сначала нужно как следует разобраться. Не исключено, что против нас играет третья сила.

— Чушь! — отрезал Глам. — Соседям наши разборки не нужны так же, как и нам. Конечно, есть шанс отхватить лишний кусок, но реальная возможность попасть между жерновами и втянуться в чужую войну еще больше. Слишком велик риск. А кто еще, кроме них? Убийство моего отца не выгодно абсолютно никому, кроме Колхейна, которому уже нечего терять. Я хочу немедленно видеть голову заложника, слышишь? Это приказ.

Возникла отвратительная пауза, в продолжение которой Саггети успел подумать, что вот сейчас все и решится.

— Приказы нам может отдавать только глава клана, — заявил наконец Берт Зомби, увидев, что Рэнди молчит.

— Выходит, я не глава клана? — холодно осведомился Глам.

— Босс не оставил прямых указаний, кого он назначает своим преемником, — с трудом проговорил Рэнди Копыто.

— Я сын босса! — повысил голос Глам.

— Он неоднократно говорил, что не собирается оставлять семью на сына, — напомнил Зомби.

— Это было давно! С тех произошла масса событий. Вы не можете отрицать, что в войне против Колхейнов мы устояли во многом благодаря мне.

— Если бы не ты, этой войны вообще не было бы, — пробурчал Копыто.

Глам вспыхнул. Джулия предупреждающе положила ему руку на локоть: не наделай сгоряча глупостей, котик.

Саггети обвел глазами участников совета. Новоприглашенные командиры молча смотрели на него. Пока они не вмешивались, предоставляя членам верхушки клана разбираться между собой, но чтобы одержать верх в схватке, каждой стороне необходимо было заручиться их поддержкой. За каждым из них стояло подразделение вооруженных боевиков. Кенни Бампер наверняка будет за Джулию, а значит, за Глама. Хотя он теперь самостоятельный человек и вполне может сыграть собственную партию. Насчет остальных — большой вопрос… Впрочем, хорошо уже и то, что они пока сохраняли нейтралитет, а не встали сразу на сторону старейших и самых авторитетных членов клана. Что касается самой Джулии, то она уже стала пользоваться в клане кое-каким авторитетом и часто присутствовала на военных советах, но права голоса на них не имела. И на этом совете получить его тем более не могла. Зомби и Копыто будут противиться этому всему средствами, потому что нет сомнений, за кого будет отдан ее голос.

— Хорошо, — хладнокровно произнес Саггети. — Кого же вы предлагаете на пост главы клана?

— Прежде чем решать этот вопрос, — сказал Зомби, — надо решить другой: о том, как именно погиб босс.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Глам.

— Рэнди, покажи-ка ему.

Копыто двумя пальцами достал из нагрудного кармана невесомую, почти невидимую иголку и бросил ее в стоявшую на столе хрустальную пепельницу.

— Что это? — удивился Саггети, пытаясь подцепить хрупкую на вид, но крепкую иглу. Его пальцы без толку скользили по дну пепельницы.

— «Булавка», — мрачно проговорил Копыто. — Оборудование российского диверсионного спецназа. Компьютерная метка-целеуказатель, которая тайно размещается на подлежащем уничтожению объекте и обеспечивает тонкую наводку прицела снайперского комплекса, настроенного на ее волну. Передает на монитор прицела контуры цели, остается только выбрать место, в которое стрелок желает ее поразить. Точность попадания — до двух сантиметров. — Рэнди поднял голову, встретившись взглядом с Гламом. — Эта штука была воткнута в воротник босса.

Воцарилась тягостная тишина. Не веря самому себе, Саггети переводил ошалелый взгляд с Зомби на Копыто.

— Полагаю, прежде чем избрать нового босса, надо изобличить предателя, — веско проговорил Рэнди. — Возможно, тогда и наш выбор окажется несколько другим.

— Что ты имеешь в виду? — хрипло спросил Глам. Он вдруг остро почувствовал, как вокруг его горла затягивается тугая петля, хотя и не мог понять, что именно его напугало. Уж за себя-то он мог быть уверен: никакого целеуказателя он не вешал, и вряд ли кто-то мог доказать обратное. Однако слишком уж уверенно и многозначительно держались противники, и Глам ощутил, как в его голове раздался тревожный звонок. Это была семейная особенность Саггети — тонкое, почти сверхъестественное чутье на опасность, порой позволявшее им избежать крупных проблем.

— Как эта штука могла попасть на костюм босса? — мрачно вопросил Копыто. — Он переоделся перед отъездом. Если бы она была воткнута заранее, босс непременно обнаружил бы ее — игла висела с наружной стороны. Значит, она оказалась там в краткий промежуток времени, начиная с момента, как босс вышел в костюме из своих апартаментов, и до того момента, как…

— Никто не приближался к отцу, — размеренно произнес Глам, — кроме тебя, Рэнди.

— У меня четверо свидетелей, — поднял ладонь Копыто. — Я стоял в двух шагах от шефа и не прикасался к нему.

— А эта… эта женщина? — спросил Кенни Бампер. — Заложница? Охрана говорит, они разговаривали минут пять один на один.

— Нет, — покачал головой Рэнди. — Мы очень тщательно проверили ее. У нее ничего не было. — Он покачал головой. — Целеуказатель повесил один из тех, кто находился с шефом в глидере. И это, разумеется, не пилот.

Глам судорожно сглотнул.

— Похоже на то, — с трудом проговорил он. — Ну, Берт, что ты можешь сказать в свое оправдание?

— Брось, Глам! — рявкнул Зомби. — Вы все прекрасно знаете, насколько я был предан боссу! Но в машине еще была шлюха…

— Мисс Джулия!!! — в ярости вскочил Глам. — Не шлюха, а мисс Джулия! Если я еще раз услышу такое, я вышибу тебе мозги!

— Хорошо, пусть так, — криво усмехнулся Берт. — Но что нам вообще известно о мисс Джулии? Откуда она взялась? Почему все время оказывается в центре событий?

Глам беспомощно оглянулся на подругу, которая со скучающим видом разглядывала Зомби.

— Мы знаем ее около месяца, — продолжал Берт. — И все это время она играет весьма значительную и необычную роль в судьбе клана. Ты не находишь это удивительным?

— Она спасла нас от смерти в «Крыльях черепахи», — проговорил Глам, сдерживаясь из последних сил. — И потом выдвигала очень дельные мысли насчет противостояния Колхейнам.

— Так может быть, все это тоже входит в планы тех, кто внедрил ее в наш клан? — вкрадчивым голосом спросил Зомби.

Джулия придвинулась к Гламу и что-то прошептала ему на ухо.

— Что шепчешь, мисс Джулия? — грубо произнес Берт. — Как ты объяснишь, что игла торчала в левом лацкане босса? Ты сидела слева от него!

— Если бы я была полная идиотка, — безмятежно произнесла Джулия, — я бы, наверное, воткнула целеуказатель поближе к себе, потому что так удобнее. Но если бы я была сама собой и захотела подставить человека, который сидел с другой стороны от босса, я бы, разумеется, постаралась воткнуть иглу именно с его стороны. Возможностей было предостаточно — допустим, когда мы садились в машину. Или уже по дороге — то-то я еще удивлялась, Берт, для чего ты с таким энтузиазмом подтыкаешь боссу плед под спину. Еще меня два раза зацепил рукой.

— Я не подтыкал боссу плед! — злобно прокаркал Зомби. — Теперь ты врешь, чтобы выгородить себя!

— Это ты врешь, дружок, — улыбнулась Джулия. — Пользуешься тем, что это нельзя проверить. Твои слова против моих слов.

— Чушь собачья! — взревел Берт. — Воткнуть булавку подальше от себя — по-твоему, лучший способ тебя подставить?! Да если бы я захотел, я бы давно мог подставить тебя в два счета, и так, что никто бы не подкопался. У меня была куча возможностей…

— А может, ты и не хотел меня подставить, — продолжала размышлять вслух Джулия. — Точнее, не это было главной задачей. Значит, целеуказатель позволяет поразить цель с точностью до двух сантиметров? Хорошая точность… Вот только когда сидишь вплотную к цели, все равно боязно. С горячей плазмой шутки плохи. Есть вероятность, что заряд попадет в тебя — допустим, пройдет навылет, а тут твоя драгоценная голова. Или просто уйдет в сторону ровно на два злосчастных сантиметра, с тем же результатом. Поэтому, вешая целеуказатель, надо постараться расположить его как можно дальше от себя. Верно, приятель? На всякий случай, чтобы тебя не зацепило. А потом навешать всем дерьма на уши — дескать, маркер висел рядом с девкой, она его и повесила…

Ошеломленный Рэнди Копыто всем корпусом развернулся к коллеге.

— Чушь! — рявкнул Зомби, явно ошарашенный таким обстоятельством. Он-то полагал, что Джулию легко будет сломить и расколоть, и не продумал как следует линию собственной обороны. После гибели босса у него было слишком мало времени для этого. — У меня не имелось ни малейшего мотива!..

— А то, что ты сейчас пытаешься пролезть в боссы, — не мотив? — вдруг подал голос Кенни Бампер. — Вечно третий, вечно на побегушках… А тут хлоп, один выстрел — и уже второй! А потом несчастный случай с Рэнди — и ты уже хозяин!

— Заткни пасть! — рявкнул Берт.

Глам посмотрел на Джулию. Та нахмурила брови и взглядом указала на Зомби: следи за ним.

— Послушай, Ларри, — внезапно проговорил Глам, — а как твоя фамилия?

— Высотски, — с вызовом ответил Берт. — Я потомок русских эмигрантов и не собираюсь этого скрывать! Но тот бред, что сейчас наговорила…

— Как интересно, — проговорил Саггети. — Потомок русских эмигрантов… русское диверсионное оборудование…

— Чушь! — фыркнул Зомби.

— Ты другое слово знаешь? — раздраженно поморщился Копыто. Ему с самого начала не нравилась эта разборка, а теперь он вообще серьезно засомневался в том, что выбрал верную сторону. Кроме того, намеки Бампера заставили его призадуматься.

— Старые фамильные связи сохраняются годами, верно, Берт? — насмешливо произнесла Джулия.

— Дурацкое совпадение! — Зомби нервно поднялся из-за стола. — Я не собираюсь…

— Глам!!! — оглушительно взвизгнула Джулия, все это время не сводившая с него глаз.

Оба противника были на взводе, поэтому для обоих этот визг стал спусковым крючком. Матерый мафиозо, многолетний руководитель службы безопасности клана Берт Зомби был гораздо более быстр и ловок в обращении с огнестрельным оружием, однако Глам успел выдернуть разрядник первым, потому что уже был готов к такому развитию событий. За пять минут до схватки Джулия шепнула ему на ухо: «Будь осторожен, милый! Смотри в оба! Он сдвинул полу пиджака в сторону, чтобы было легче добраться до кобуры!»

Может быть, все было и не так, как сказала Джулия. Возможно, ей просто померещилось. Не исключено, что Зомби вообще не собирался пускать в ход оружие. Однако кто же теперь мог это проверить?

В полной тишине присутствующие разом повернули головы, разглядывая опрокинувшийся на пол дымящийся труп Берта Зомби. Затем напряженные лица боевиков снова повернулись к Гламу.

— Эта тварь легко отделалась, — проговорил он внушительным, но ломким от переизбытка адреналина в крови голосом. — Для предателей у нас существует комфортабельный подвал с металлическими решетками на окнах и специальный набор слесарных инструментов. — Он помолчал. — Если есть еще желающие оспорить мою власть, прошу высказываться.

Копыто тяжело поднялся с кресла, молча перешагнул через труп своего бывшего коллеги, неторопливо приблизился к Гламу Саггети, кончиками пальцев приподнял кисть его руки и почтительно поцеловал ее. Глам благословил его жестом босса, а затем взял со стола перстни отца и, пристально глядя на присутствующих, надел их на пальцы правой руки. Перстни были велики ему, позже надо будет непременно их обжать или напаять слой золота с внутренней стороны, но сейчас важно было обозначить, что Саггети-младший принял символы клановой власти. Чтобы перстни не сваливались с худых пальцев, Глам стиснул руку, и остальные члены верхушки клана целовали кулак.

— А теперь, — произнес новый босс клана, когда церемония передачи власти была закончена, — я хочу видеть на своем столе голову заложника. Рэнди, ты знаешь, что делать.

Война кланов — бессмысленная, кровопролитная, свирепая война на истощение — вспыхнула с новой, неистовой силой, стремительно высасывая все соки из некогда могущественных мафиозных семей. Разъяренный убийством отца Глам Саггети яростно атаковал противника; Колхейн, обезумевший от горя после того, как получил курьерской доставкой в коробке голову сестры, тоже отпустил последние тормоза. Больше запрещенных приемов в этой войне не было.

Среди низшего звена враждебных кланов началось брожение: многим уже было ясно, что победителей в войне не будет — семью, одержавшую верх, израненную и обессиленную, быстро растопчут соседи. Однако Глам Саггети, поддерживаемый теперь уже признанной официально невестой Джулией и ближайшим доверенным помощником Кенни Бампером, закрывал глаза на реальную возможность массового дезертирства и предательства, с упорством фанатика истребляя Колхейнов где только возможно. И это, как ни странно, только добавляло ему авторитета, ибо вероломство Колхейна поразило мафиози.

Сам Колхейн, прекрасно знавший, что он не отдавал приказа на ликвидацию Джорджо Саггети, провел среди своих людей самое тщательное дознание, однако предателя так и не обнаружил. Джо Стрелок и Кувалда также подверглись допросам, но оба твердо стояли на том, что дежурили в «Очаге не башне» и никуда с поста не отлучались. Для них на этом дело и кончилось, поскольку «Очаг» находился от места убийства Джорджо Саггети на расстоянии пяти миль.

Скале оставалось только констатировать, что против них с Саггети играет таинственная третья сторона, могущественная и очень коварная. Но на ход войны это знание не могло повлиять никак.

Между тем неистовый натиск молодого Саггети начал понемногу приносить результаты. Оборона противника трещала по швам. Спасти клан Колхейна от позорного поражения могло только чудо.

Глава 18

Рэк Ормонт мрачнее тучи сидел в офисе и с ненавистью разглядывал на мониторе полупустой зал своего бара. Та бездарь, что сейчас кривлялась топлесс на стриптизном подиуме, крошке Джулии и в подметки не годилась. У той была просто фантастическая координация движений и тигриная грация… Оставшись без примы, едва-едва набравшее обороты заведение стало быстро чахнуть. Теперь Рэк проклинал себя, что из жадности не сумел вовремя определить момент, когда пора остановиться. Ведь он же сразу понимал, что это счастье залетело к нему в бар совсем ненадолго! Несмотря на проведенный в заведении дорогой ремонт, поток посетителей резко иссяк, автостоянка перед заведением снова опустела. За последнюю неделю оборот «Улитки на склоне» упал вдвое и продолжал падать с каждым днем. И самое обидное, что в барном шкафу пылились без движения четыре непочатые бутылки дорогущего «Коньякозо», которые Ормонт, старый дурак, на радостях заказал в последний раз. Похоже, ему придется смаковать их по праздникам крошечными стопочками еще лет двадцать: за истекшую неделю это пойло в «Улитке» ни разу не спросили.

Чертова девка! Он мог простить ей что угодно, но четыре бутылки «Коньякозо» — это была размашистая и унизительная пощечина.

Неумелая бездарь закончила выступление, и немногочисленные гости проводили ее вялыми, сразу затухшими аплодисментами. Рэк стиснул зубы. Ему немедленно нужно найти приму, которая будет хотя бы вполовину так же хороша, как рыжая стерва, иначе ему грозит разорение. Слишком много денег он опрометчиво вбухал в поспешное расширение дела. И большую часть их составляли кредиты. А с несостоятельными должниками в Тахоме всегда поступали просто…

Тихо пиликнул на столе коммуникатор. Ормонт с раздражением посмотрел на него и едва не подпрыгнул в кресле: на экранчике высветился слишком хорошо знакомый ему номер.

— Слушаю, — произнес Рэк, быстро щелкнув коммуникатором.

— Привет, подружка! — защебетал в серьге-наушнике голос рыжей стервы. — Рада тебя слышать!

— Я тоже. — Рэк фальшиво улыбнулся, хотя Джулия и не могла его видеть: видеоканал она не включила. — Где ты, сладкая? Как ты?

— Да вот, собралась наконец позвонить, — с воодушевлением поведала стерва. — Подумала: вдруг ты места себе не находишь от волнения? Тебе ведь чисто по-человечески не все равно, что со мной происходит, правда?

— Конечно, милая. — Злобно оскалившись, Ормонт включил коммуникатор на запись. — Схожу с ума от беспокойства. Не знаю, что с тобой.

— У меня все в порядке! — жизнерадостно заверила его Джулия. — Я с Гламом. У нас тут небольшая война, но это пустяки. Глам такой умный и мужественный, настоящий полководец! Я думаю, в постели он тебя впечатлил бы.

— Не сомневаюсь, детка, — рассеянно отозвался Ормонт, не отрывая глаз от монитора, на котором мерцала заставка поиска физического местонахождения абонента. — Когда он приходил ко мне в бар, я всегда любовался его изысканным римским профилем. Ты в безопасности, моя хорошая?

— Да! — радостно ответила Джулия. — Мы тут все в надежном месте, все Саггети! Тут семья моего котика, и сам Глам, и Кенни, я! Это такое специальное секретное место, где мы прячемся от Колхейнов. Но ты смотри не говори никому, что я тебе звонила, а то у меня будут неприятности. А Колхейнов мы скоро завалим, мой Гламчик такой славный стратег!..

Есть! Ормонт едва не крикнул это в микрофон. Цель захвачена. На мониторе высветилась крупномасштабная карта города, на которой светящейся точкой было отмечено местоположение работающего коммуникатора Джулии.

— Очень рад за тебя, подружка, — произнес Рэк, укрупняя изображение. Вскоре он сумел различить улицу в районе Бугенвиль, а еще через несколько зумов — и дом, из которого говорила его бывшая примадонна. Ошибки быть не могло. — Пусть у тебя все будет хорошо. Обязательно звони мне и рассказывай, как дела. Я очень беспокоюсь.

— Хорошо, подружка. Прости, что я тебя так подставила, но у меня не было выбора.

— Ничего страшного, милая, — сладким голосом отвечал Рэк, сузившимися от ярости глазами глядя на светящуюся точку на мониторе. — Какие пустяки. Не думай обо мне, главное, чтобы у тебя все было в порядке, птичка моя.

— Спасибо, папочка. Я обязательно с тобой свяжусь, когда смогу. Пока-пока.

— Пока-пока, красавица.

Когда Джулия отключилась, Рэк еще некоторое время сидел неподвижно, глядя поверх монитора. Черт, либо она круглая дура, либо это очень умелая ловушка. Хотя в любом случае это будет уже не его проблема. Вот аудиозапись разговора, вот файл поиска абонента — все чисто. С Рэка Ормонта взятки гладки.

Решившись наконец, он быстро нашел в памяти коммуникатора нужный номер и набрал его.

— Здравствуйте, — произнес он, когда на том конце линии ответили. — Говорит Рэк Ормонт, хозяин стриптиз-бара «Улитка на склоне». Я хотел бы немедленно переговорить с мистером Сайрусом Колхейном. Да, это чертовски срочное и важное дело. Нет, я не хотел бы изложить это его секретарю. Нет, я не хотел бы, чтобы мне перезвонили. Нет, вашу мать, я совершенно трезв, полностью в своем уме и абсолютно уверен в том, что говорю! Пожалуйста, передайте мистеру Колхейну, что мне известно местонахождение одной небезызвестной ему дамы по имени Джулия. И есть серьезные основания полагать, что она находится там же, где и прочие интересующие его люди. Хорошо, я подожду. Спасибо.

Откинувшись в кресле и блаженно улыбаясь, Ормонт принялся размышлять, какую цену запросить за столь важную информацию.

Створки бронированных ворот подземного гаража в одном из довольно скромных для элитного района Бугенвиль двухэтажных особняков дрогнули и поползли в стороны. В образовавшемся проеме показалось блестящее свежим лаком рыло глидера. Сидевший на заднем сиденье Рэнди Копыто, зажатый между двух телохранителей, озабоченно поглядывал на коммуникатор и одновременно говорил водителю:

— Значит, рассчитай, чтобы маршрут был максимально коротким. Ни к чему нам лишний раз светиться. Сначала к Гамбургеру, посмотрю, что за ребят он нанял. Это минут сорок. Оттуда сразу к мистеру Чалмерсу. Это, скажем, еще около часа. После мистера Чалмерса…

Створки ворот разошлись достаточно широко, и водитель уже собирался стартовать, когда со стороны внешнего забора с вкрадчивым, но угрожающим шипеньем скользнула, почти касаясь газона, изумрудно-зеленая дымная полоса, и Копыто осекся на полуслове.

Нападавшие не поскупились на триптиадовый заряд, поэтому ахнуло так, что стены особняка заходили ходуном, а стекла дружно осыпались из оконных рам. Искалеченные, но непобежденные створки ворот начали поспешно сдвигаться, но натолкнулись на тлеющую искореженную машину с перекрученным мясным фаршем внутри, так и не успевшую покинуть гараж, и оказались заблокированы.

Люди Колхейна быстро прорвали внешний периметр обороны — Копыто, чтобы не привлекать ненужного внимания к убежищу босса, не стал выставлять снаружи многочисленную охрану. Кроме того, часть находившихся в саду охранников была убита взрывом, а остальных, оглушенных, ошалевших и не способных толком защищаться, быстро отстрелили засевшие в засаде снайперы под командованием Джо Стрелка.

Боевики в глухих фиолетовых комбинезонах начали один за другим нырять в дымящиеся, изувеченные ворота. Всех Саггети, которые в момент взрыва находились в помещении гаража, накрыло разом и разметало по всему помещению, там и сям валялись окровавленные куски тел, поэтому Колхейны практически не встретили сопротивления. Контуженные мощной взрывной волной охранники, которые в глубине помещения сторожили дверь, соединявшую подземный гараж с домом, судорожно пытались задвинуть мощный затворный люк, чтобы отсечь нападавших от особняка, но двое людей Колхейна тут же выстрелили в сужающуюся щель портативными газовыми гранатами. Поднатужившись, нападавшие откатили затвор, и возглавлявший операцию Арчи Пилорама, первым пролезший в проем, несколькими выстрелами в упор прикончил парализованных газом охранников.

Каратели рассыпались по дому. То и дело с разных сторон раздавались пронзительный визг плазмометов, оглушительный треск разрядников и вопли умирающих. Захваченные врасплох Саггети не сумели оказать достойного сопротивления.

Вскоре двое боевиков выволокли из глубины особняка Глама Саггети. Губа у него была разбита, глаза сверкали ненавистью, однако он старался соблюдать внешнее спокойствие и солидность настоящего босса.

— Привет, Глам! — обрадовался Арчи, сдвигая на бок дымящийся плазмомет. — А ты здорово вырос, сынок! Как дела? Давно не виделись!

Саггети прицельно плюнул ему на ботинок, но Пилорама ловко убрал ногу.

— Плохо тебе, брат? — сочувственно произнес Дейтон. — Ну, не взыщи — бизнес есть бизнес.

Он внезапно откачнулся назад и с размаху нанес Саггети сокрушительный удар в лицо. Ноги Глама подкосились, на мгновение он даже потерял сознание и наверняка упал бы, если бы его не поддерживали с двух сторон.

— Это тебе за мой бизнес, щенок, — любезно пояснил Пилорама. — За то, что за последнюю неделю я заработал четверть того, что зарабатывал обычно, а вместо того, чтобы кувыркаться сейчас с тремя телками в сауне, мне приходится нюхать вонь горелого мяса и учить тебя жизни.

Саггети вывели на улицу. Сопротивление его людей было быстро подавлено. Из внутренних помещений здания один за другим появлялись боевики Колхейна, докладывая Дейтону, что территория зачищена. Брать живыми было приказано пятерых; все остальные подлежали немедленной ликвидации. Честно говоря, Пилорама полагал, что у Саггети осталось несколько больше людей; однако, похоже, массовое дезертирство серьезно сократило их ряды. Те же, кто сейчас находился на боевых заданиях, лишившись руководства, неизбежно должны были разбежаться кто куда.

— Отлично, отлично, — одобрительно рокотал Арчи. — А тут у нас кто? — бодро поинтересовался он, когда перед ним с заломленными за спину руками предстали мужчина в костюме и подросток с шевелюрой, выкрашенной в зеленый цвет. — Да ведь это семейство Динелли! — картинно всплеснул он руками. — Господи, мистер Динелли, я всегда знал вас как умного и осторожного человека. Вы-то зачем полезли в эту кашу?!

— Это огромная ошибка, — угрюмо произнес адвокат. — Я сумею все объяснить.

— Ну, не стоит волноваться, — сочувственно покачал головой Пилорама, — мистер Колхейн во всем разберется. Если вы ни при чем, вас отпустят с миром. Зря вот только вы сразу ударились в бега вместо того, чтобы прийти к мистеру Колхейну с чистосердечным признанием, да еще приняли помощь от его кровного врага. Не думаю, чтобы это послужило для вас смягчающим обстоятельством.

По знаку Дейтона семейство Динелли отправили вслед за Гламом, и тут же к Арчи подвели трех женщин — трясущуюся от ветхости старушку, дородную пожилую матрону и юную негритянку. Когда их отпустили, несчастные дамы обнялись и захныкали тонкими голосами.

— Господи, ребята! — воскликнул Пилорама. — Для чего вы привели этих достойных женщин?! Мы не варвары, мы не воюем с гражданскими. И мы не собираемся отрезать головы женщинам, как делают некоторые наши противники. Матушка Саггети… — Опустившись на одно колено, он почтительно припал к руке всхлипывающей старушки. — Гранд-мадам Саггети… — Он поцеловал руку старшей вдове дона Джорджо. — Мадам Саггети… Приношу вам самые искренние извинения за действия моих людей. Они слишком молодые и горячие. И естественно, всех нас крайне огорчила печальная судьба мадам Аманды Колхейн…

На лицах женщин отразился ужас.

— Эй, дармоеды! — обратился Дейтон к своим боевикам. — Немедленно верните этих достойных женщин туда, откуда вы их забрали, и постарайтесь при этом не причинить им лишних неудобств! Если на вас пожалуются, накажу всех!

Из соседнего помещения выскочил один из его помощников.

— Босс, девчонки в доме нет. Мы нашли только вот это. — Боевик протянул Пилораме коммуникатор, мерцавший красным глазком. — Он принадлежит ей.

— На кой черт мне эта игрушка?! — огрызнулся Арчи. — Впрочем, возьми с собой. Посмотрим адреса и статистику вызовов. Может быть, и ухватим конец ниточки… Охранника девки нашли?

— Его тоже нет в доме, — доложил помощник. — Никаких следов.

— Вы уверены?

— Да, босс. Кроме этих женщин, в доме нет никого живого.

— Ладно, уходим.

Перед тем как покинуть разгромленное здание, боевики Колхейна со всей возможной почтительностью препроводили троих миссис Саггети в их комнаты и оставили одних — в отчаянии, ужасе и окружении множества остывающих трупов.

Глава 19

Получив столь сокрушительный удар, обезглавленный и разгромленный клан Саггети начал рассыпаться, словно спичечный домик. В районе Тунтауна какие-то отморозки еще вели уличные бои, но могущество семейства уже было сломлено, и до окончательного краха ему оставались считаные часы, в крайнем случае дни. Клиенты и вассалы Саггети десятками переходили на сторону победителя. Колхейны без боя занимали бывшие владения своего соседа.

Через несколько дней, после того как клан Саггети был фактически уничтожен в своем тайном убежище, Сайрус Колхейн закатил на последнем этаже сорокаэтажного здания своей легальной корпорации «Колхейн Индастриз» масштабную вечеринку в честь полного и безоговорочного разгрома вражеской группировки. То есть официально празднование было приурочено ко дню рождения одной из его крестных дочерей: остатки преданных Саггети людей еще доставляли Колхейнам мелкие неприятности, и еще разгуливали на свободе Джулия и Кенни Бампер, так что праздновать окончательную победу было рано. Однако все понимали, что устранение этих раздражающих пустяков — лишь дело времени и техники, так что практически никто не сомневался в том, какова настоящая причина масштабного торжества. Тем более что еще ни разу день рождения Делии Лэндо не был таким пышным и представительным по масштабу высокопоставленных приглашенных гостей.

С самого утра несколько десятков рабочих и официантов готовили огромный банкетный зал «Колхейн Индастриз» для предстоящего праздника. Все должно было быть проведено по высшему разряду. И даже троим узникам, которые уже несколько дней сидели в секретных ответвлениях подвалов здания, не внесенных в проектную документацию, вместо половника перловой каши бухнули утром в алюминиевые миски гречневой каши с тушенкой.

Лязгнула наверху железная дверь. Глам Саггети поднял голову и изменил позу, в очередной раз неосторожно задев больное место. Левую руку, прикованную наручниками к торчащей из бетонной стены толстой металлической скобе, он старался держать на весу, и все равно впивающийся в кожу металл наручников уже разодрал запястье почти до мяса. Однако никого, похоже, его комфорт не интересовал. Да и ему, в общем-то, не имело смысла жаловаться: он вполне осознавал, что жить ему осталось недолго, так что тупая пульсирующая боль в запястье, пожалуй, даже позволяла отвлечься от мучительного ожидания.

Семейство Динелли было приковано к стене чуть поодаль. Глам не был уверен, ожидает ли их казнь, как и его, но шансы на такой исход были достаточно велики. Их не случайно приковали в этой же части подвала — это был еще один позор Глама Саггети: он не сумел защитить людей, которым обещал свое покровительство, и их присутствие постоянно напоминало ему об этом позоре. Придвинувшись ближе к скобе, чтобы ослабить боль в запястье, Глам сел на полу и откинулся на стену. Не вышло из него настоящего босса. Прав был папаша, когда твердил ему, что он никуда не годный, жалкий неудачник. А Джулия, выходит, ошибалась, когда шептала ему в постели, что его ждет великое будущее…

Джулия. Глам слегка улыбнулся разбитыми губами. Слава богу, она не попалась в руки этим живодерам. И не попадется, он верил в свою девочку, в свой чудесный талисман…

Две темные фигуры неторопливо спускались по лестнице. Прикрыв глаза от яркого света фонаря, Саггети посмотрел на остановившихся перед ним посетителей. Это были Скала Колхейн и Гиви Бомбардир. В руках у Гиви был большой пластиковый чемодан.

— Как самочувствие, мистер заключенный? — поинтересовался он. — Есть жалобы?

Он поставил чемодан на стоявший рядом металлический стол и раскрыл его. Затем принялся сноровисто извлекать из чемодана содержимое и раскладывать его на столе.

Саггети похолодел: это явно были пыточные орудия. Да и стол определенно был прозекторским, и два неглубоких желоба по его краям предназначались для стока крови. О черт! Вот к этому он готов не был. Он не боялся смерти и был готов встретить ее гордо, с вызовом. Но вот на пытки его мужества могло не хватить.

Гиви Бомбардир продолжал молча брать в руки очередной поблескивающий кошмар, показывать его Гламу и класть на стол. Казалось, содержимое проклятого чемодана не иссякнет никогда.

— Пусть это пока полежит тут, — проронил наконец Колхейн, когда чемодан все-таки опустел. — Сейчас мне некогда — скоро начинается торжественный вечер в честь разгрома предательского клана Саггети. Но по окончании вечера я непременно спущусь, и мы продолжим. Праздник должен продолжаться как можно дольше, верно?

С этими словами он повернулся и, сопровождаемый верным Бомбардиром, начал подниматься по лестнице. Грохнула дверь подвала, оставив Глама Саггети в ужасе и отчаянии дожидаться неминуемой мучительной смерти.

После посещения щенка Саггети Скала поднялся к себе в парадный, как он его называл, кабинет, расположенный на сороковом этаже здания «Колхейн Индастриз», через коридор от банкетного зала. Не успел он войти, как на столе деликатно дилинькнул настольный коммуникатор.

— Мистер Колхейн, — мелодично прозвучал голосок секретаря, — к вам мистер Фробишер.

Скала слегка поморщился. Не слишком приятная встреча. В свое время он дал себе слово, что больше никогда не будет встречаться с этим ублюдком. Но делать было нечего, ибо не далее как вчера он сам согласился на эту встречу. Потому что, несмотря на то, что Фробишер был ублюдком, и даже не просто ублюдком, а настоящим правительственным ублюдком (то есть из той породы ублюдков, которую Колхейн ненавидел больше всего), он представлял таких людей, поддержка которых Скале после войны с Саггети, выигранной едва ли не чудом, очень бы не помешала.

Фробишер вошел в кабинет со своей обычной ублюдочной улыбкой во всю пасть. Колхейна сильно раздражала манера людей из их нынешней метрополии всегда натягивать на лицо этой дурацкую улыбку. Особенно тем, что ему, в свою очередь, приходилось поступать так же.

— Рад тому, что вы не забываете старых друзей, мистер Колхейн.

— Ну что вы, мистер Фробишер, как можно? Мартини?

— О, вы до сих пор помните мои вкусы? Польщен!

Спустя пару минут они молча сидели в мягких креслах напротив голоизображения потрескивающего камина, прихлебывая мартини из конусообразных бокалов, и изучающе поглядывали друг на друга. Они не встречались довольно давно. Если точнее — семь лет. После той неудачной операции на Дальнем Приюте…

В период освоения дальнего космоса некоторые планеты с довольно скудными либо труднодоступными ресурсами не попали в сферу влияния ни одного из государств, осуществлявших космическую экспансию. Они попросту не заинтересовали политических тяжеловесов, которые азартно делили более богатые миры. Однако они располагались поблизости от основных звездных трасс, и со временем на них начали образовываться поселения людей, не считавших себя гражданами какого-либо государства. В отличие от времен заселения Америки на подобных планетах селились отнюдь не истово верующие пуритане, отправившиеся искать землю обетованную, на которой можно устроить жизнь в соответствии с божьими законами, а, наоборот, люди, имевшие проблемы с законом в том или ином государстве, а порой и в нескольких сразу. Постепенно на таких планетах создавался совершенно особый тип экономики — так называемая «экономика пиратской республики».

Иногда подобные экономики образовывались и на планетах, находящихся под юрисдикцией каких-нибудь мелких государств, вроде Албании или Зимбабве. Поскольку ни финансовых, ни материальных, ни человеческих ресурсов для полноценного освоения новых планет у таких государств катастрофически не хватало, они охотно позволяли осваивать их всем, кто готов был вкладывать в это деньги. Единственным условием было сохранение формальной государственной юрисдикции.

Когда межзвездные государства окрепли, оказалось, что «свободные планеты» стали настоящими рассадниками криминала. Поэтому после долгих и весьма бурных обсуждений и тайных консультаций было принято решение негласно поделить проблемные миры между крупнейшими государствами, включив каждый из них в соответствующую зону ответственности. На государство, в зону ответственности которого входила планета, возлагалось наведение на ней элементарного порядка. При этом было специально оговорено, что методы наведения порядка могут быть любыми — от полного присоединения военным либо демократическим путем с проведением референдума до сохранения формальной независимости, но с фактическим полным контролем над всеми внешними связями и существенным влиянием на внутренние дела. При этом предполагалось, что все государства, заключившие подобное соглашение по разделу сфер влияния, не будут обращать внимания на вопли планет-изгоев об оккупации и их призывы к мировому сообществу.

Российская Империя сразу пошла жестким путем, выдвинув всем шести «свободным планетам», попавшим в сферу ее влияния, весьма жесткий ультиматум, предусматривавший немедленное прекращение противоправных действий, которые наносят ущерб принципам свободы личности и межзвездной торговли. Поскольку экономика проблемных планет в основном базировалась на пиратстве, контрабанде, торговле людьми и иных вещах, как раз и наносящих ущерб таким принципам, а система управления была тоталитарно-олигархической, хотя и замаскированной под демократическую, никаких реальных действий в ответ на ультиматум предпринято не было.

Тогда Империя произвела решительную, быструю и почти бескровную аннексию (поскольку идея сражаться с русскими не могла всерьез прийти в голову ни одному пиратскому капитану). После чего начались вычистка «авгиевых конюшен», приведение местного законодательства и исполнительной власти в соответствие с Имперским уложением и прочие оздоровительные мероприятия. Большинство жителей пиратских республик после короткого периода испуга и настороженности с радостью приняли подданство императора, и лишь представители бывшей верхушки — мафиозно-олигархических кланов — остались очень недовольны. До российской аннексии они полновластно распоряжались жизнями миллионов людей — каждый клан имел собственную частную армию, суды, полицию, а некоторые даже валюту, — поэтому им было что терять.

У других государств с наведением порядка сложилось по-разному. Столь же решительно пошедшие на аннексию проблемных миров Китай, Бразилия, Федеративная Республика и Арабская Лига, несмотря на то и дело возникавшие проблемы, двигались в правильном направлении. А затеявшие игры с добровольным присоединением по демократическому принципу Соединенные Миры и Франция в проблемах просто погрязли. Мафиозные кланы пиратских республик тут же радостно ввязались в демократическое словоблудие, вопя о нарушениях неотъемлемых прав человека, о попрании свободы и вмешательстве в частную жизнь. Более того, они довольно быстро и умело перенесли боевые действия на территорию противника, принявшись в массовом порядке покупать журналистов, аналитиков, телеведущих и публичных знаменитостей своих новых метрополий, а также, разумеется, политиков, адвокатов, прокуроров и судей. Особо строптивых запугивали или убивали, поскольку отправить киллера в любой из миров метрополии, воспользовавшись священным демократическим правом свободы перемещения, для них не составляло особого труда. Даже в Вашингтоне на Земле на воздух взлетела раритетная, перемещавшаяся по земле машина одного слишком бестолкового популярного обозревателя. Правда, журналиста в тот момент в ней не было, но потеря столь дорогого раритета оказалась для него весьма болезненной. К тому же подобных раритетов у него был целый гараж, и потому намек он понял правильно. Как и многие другие журналисты, политики и редакторы…

Вполне естественно, что таким путем кланам довольно быстро удалось добраться до строго секретной информации о межгосударственных соглашениях по проблемным мирам, и они пришли к выводу, что единственный шанс для них состоит в том, чтобы торпедировать эти соглашения. Информация о соглашениях была обнародована, причем под соусом «преступлений действующей администрации, пошедшей на поводу у тоталитарных имперских режимов». Купленные или запуганные мафиозными кланами «независимые» журналисты развернули в прессе настоящую травлю противников пиратских республик. В СМИ были вброшены гигантские деньги от незаконной торговли оружием и наркотиками, на которые были сняты популярные голосериалы, проведены масштабные межпланетные фестивали и благотворительные балы, направленные на то, чтобы сформировать у обывателя образ проблемных планет как оплота «свободных людей, отвергнувших диктат тоталитарных государств и корпораций и свободно строящих свою жизнь». На новых выборах эта тема стала одной из ключевых, и администрация Соединенных Миров, подписавшая тайное межгосударственное соглашение, с треском проиграла. А новой администрации пришлось пойти на договоренность с кланами.

Именно в этот момент на арене закулисных битв внезапно появилось Центральное разведывательное управление Соединенных Миров.

ЦРУ всегда славилось умением найти выгоду в самом позорном поражении. Поэтому, решив, что из сложившейся невыгодной ситуации следует извлечь хоть какую-то пользу, навело контакты с кланами и сделало им интересное предложение в расчете направить дальнейшие действия мафиозных боссов против своего основного конкурента.

По мнению Центрального разведывательного управления, во всей этой какофонии недоставало эффектной финальной ноты. А именно — красивого восстания угнетенных. Ибо пока все, что творилось в Соединенных Мирах вокруг проблемных планет, было предназначено скорее для внутреннего пользования, а все остальные государства смотрели на эту мышиную возню с брезгливой снисходительностью, наблюдая, как вновь избранная администрация на всех парах несется к собственному краху. Ибо, придя к власти под лозунгом защиты прав «свободных людей», новая администрация мало что могла предпринять против тех, кто фактически и привел ее к власти. Поэтому беспредел на проблемных мирах, ради ликвидации которого и были заключены тайные соглашения, должен был не просто продолжиться, но еще и усилиться. А это означало, что уже следующие выборы администрация может проиграть. Причем с треском, похоронив под своими обломками немалую долю международного авторитета Соединенных Миров, чего патриоты из ЦРУ допустить никак не могли.

Поэтому они быстро, на пальцах объяснили мафиозным боссам, что произойдет, если к власти вновь вернутся сторонники жесткой линии в отношении «свободных планет». И предложили присоединиться к операции, которая должна была не только помочь удержаться новой администрации, но еще и посадить в лужу их основного конкурента и самого последовательного сторонника жесткой линии — русского императора.

После не слишком долгих, но интенсивных переговоров представители мафиозных кланов нескольких миров приняли решение финансировать небольшую революцию на одной из планет, входивших в русскую зону ответственности, но примыкавшую к французской зоне. Большая часть средств, впрочем, поступила через офшоры и серые банки, причем путем таких длинных и сложных трансакций, что отследить отправителя — финансовые учреждения Соединенных Миров, тесно работавшие с правительством, — было практически невозможно. Планировалось поднять мятеж и объявить планету независимой. Далее следовал стандартный сценарий — международные миротворческие силы по разъединению противоборствующих сторон, «гуманитарная помощь», накачивающая новый режим оружием, массовые тайные казни коллаборационистов…

Поскольку никто не сомневался, что русские просто так не отступятся, планировалось настолько насытить планету оружием и наемниками (для чего мафиозные кланы даже готовили сводные отряды из своих частных армий), чтобы устроить имперскому десанту кровавую бойню. Ну, а дальше все просто — репортажи по всем голоканалам о «зверствах русских оккупантов» (на них планировалось списать также массовые казни и захоронения в период «восстания») и обращение с просьбой о французском протекторате. Французов предполагалось использовать втемную, но поскольку их правящая верхушка со своей либеральной политикой на «свободных мирах» тоже потерпела крах, аналитики просчитали, что она непременно ухватится за возможность продемонстрировать своей общественности, что кое-кто облажался еще больше. Так что это обращение тут же должно было поддержать правительство Франции, а также, соответственно, Соединенные Миры и все их сателлиты. Скомпрометированным русским нечего будет противопоставить мнению международного сообщества, и их противники останутся в выигрыше. Рухнувшая политика американцев и французов вдруг окажется самой мудрой, поскольку не допустила массового геноцида и нарушения неотъемлемых прав человека, русские будут жестоко посрамлены, а мафиозные кланы сохранят свою власть и влияние на неопределенно долгое время…

Разведка Империи, ориентированная в основном на работу против официальных структур предполагаемого противника, откровенно прошляпила подготовку мятежа. Кое-что накопало Второе управление — имперская контрразведка, поэтому гарнизоны на планете были усилены, но размаха планируемой провокации не представляло и оно. Поэтому первый этап мятежа прошел успешно.

Отряды наемников, просочившиеся через пограничные структуры Дальнего Приюта, все еще довольно коррумпированные и находившиеся под влиянием остатков местных мафиозных кланов, атаковали дворец губернатора, гарнизоны и полицейские участки, а также взяли под контроль орбитальные терминалы. И тут выяснилось, что самый новый и крупный терминал, изготовленный на одной из иностранных верфей и недавно доставленный на орбиту, представляет собой нечто совсем другое. Имперским инженерам показалось вполне разумным построить орбитальный терминал за рубежом, поскольку там запросили весьма скромную цену, да и плечо доставки было едва ли не в три раза короче, чем с любой из имперских верфей, способных изготавливать подобные конструкции. Однако в итоге оказалось, что эта конструкция на самом деле является мощной орбитальной крепостью.

Несколько боевых российских кораблей, оказавшихся на орбите Дальнего Приюта, были мгновенно уничтожены, а имперские гарнизоны на поверхности планеты, отбившие первую атаку боевиков, оказались подвергнуты орбитальной бомбардировке. Все вроде бы развивалось строго по плану, разработанному в аналитическом отделе Разведывательного управления, но затем, как оно обычно и бывает, если вступаешь в игру с русскими, все пошло наперекосяк.

Наемники еще не успели как следует заняться зачисткой, когда поблизости от Дальнего Приюта внезапно вынырнул Пятый имперский флот, проводивший внеплановые маневры в соседней системе. Такого не мог предвидеть никто. Международные миротворческие силы, уже стянутые к границам зоны влияния России, тут же притормозили, ибо столкновение с боевыми кораблями Империи означало полномасштабную войну, а к ней не был готов никто. Главарям мятежа кураторы из метрополии сообщили, что планы резко меняются и кровавую бойню русскому десанту им придется устраивать собственными силами.

Мятежники здраво расценили подобную перспективу как полную катастрофу. И потому главари мятежа решили, что если уж им не суждено удержать власть, то хотя бы уйти следует так, чтобы их запомнили на всю оставшуюся жизнь. Население планеты, с энтузиазмом принявшее подданство Империи, решено было жестоко покарать за предательство. Кроме того, имелся расчет, что русские, всегда остро реагирующие на массовую гибель мирного населения, не сумеют удержать планомерную осаду и пойдут напролом, не считаясь с потерями, вследствие чего создавался шанс отбить атаку флота и продержаться до подхода «миротворческих сил». Отдав приказ орбитальной крепости и командам остальных терминалов держаться сколько возможно — якобы все в порядке и помощь близка, — мятежники начали резню на Дальнем Приюте.

Высаживать десант под огнем орбитальных батарей не представлялось возможным. А атаковать мощную орбитальную крепость и остальные вооруженные терминалы без подготовки и силами одного флота было просто самоубийственно. Однако на планете шла тотальная резня, и подданные императора гибли десятками тысяч. Каждый час множил число жертв. Поэтому адмирал Воропаев в конце концов принял нелегкое решение атаковать орбитальную крепость с низких орбит небольшими диверсионными силами и попытаться вывести из строя энергетическую установку орбитальной крепости.

Перед ротой Горностаев численностью сто пятьдесят человек была поставлена задача прорваться через заградительный огонь, проникнуть внутрь крепости с гарнизоном около двадцати пяти тысяч человек, добраться до центрального энергоузла и вывести его из строя. Это был самоубийственный план, и воплотить его в жизнь из имеющихся сил могли только Горностаи. Лишь их десантные боты были оборудованы системой подавления радаров, теоретически позволявшей приблизиться к орбитальной крепости практически вплотную.

К сожалению, все сразу пошло не так, как планировалось. Боты обнаружили еще на подходе к орбите. Видимо, какой-то умник предусмотрел нечто подобное и разместил на планете пункт контроля пространства, отслеживающий все происходившее вокруг крепости, — а может быть, не обошлось без предательства… Как бы то ни было, проникшие через обшивку крепости диверсионные группы сразу же попали в засады. За счет лучшего снаряжения и гораздо более хорошей выучки многие сумели прорваться, но шансы на выполнение задачи стали совсем призрачными. По всей крепости началась охота за диверсионными группами, и постепенно, одна за другой, они погибали, хотя и дорого продавая свою жизнь. Однако командование Пятого флота, убедившись, что основная задача выполнена не будет, решило воспользоваться тем, что существенная часть гарнизона крепости отвлечена на поиски и нейтрализацию диверсантов, многие расчеты орудий прорежены Горностаями, а сами орудия частично повреждены. Пятый флот предпринял отчаянную, яростную атаку на крепость и, потеряв одиннадцать кораблей, сумел-таки сломить ее сопротивление и выбросить на нее десант. Но из всей роты Горностаев к тому моменту осталось в живых только три человека…

Дальше все прошло согласно боевому расписанию. Высадка десанта. Подавление сопротивления мятежников. Расследование. Неопровержимые доказательства массовых казней. Грандиозный международный скандал. Появление намеков на связь мятежников с некоторыми властными группировками «свободных демократических государств». Ниточки, тянущиеся далее, к мафиозным кланам, находящиеся в зоне ответственности этих «свободных демократических государств». И вопрос, кто за все это ответит. Ибо действующая администрация самого свободного и самого демократического из этих государств изо всех сил делала хорошую мину при плохой игре. Поделать со своими союзниками по победе на выборах они ничего не могли, сдать их тоже не представлялось возможным: слишком много дерьма всплыло бы на поверхность. Но все понимали, что русский император этого так не оставит. За последние триста лет ни один случай нанесения ущерба русскому подданному не остался без ответа…

— Ну что ж, мистер Колхейн, позвольте поздравить вас с очередной блестящей победой, — произнес наконец Фробишер, подняв свой бокал и уважительно качнув им в сторону собеседника.

Колхейн солидно, с достоинством кивнул.

— Крайне огорчительно, конечно, что мистер Саггети повел себя неподобающим образом, — продолжал Фробишер. — Но как бы то ни было, в этой войне он был виноват сам, и я рад, что вы снова сумели наглядно продемонстрировать свою мощь и стратегический талант. Умелым ведением боевых действий и решительной победой в этой войне, мистер Колхейн, вы в очередной раз доказали, что прежде всего вы — человек дела, талантливый командир и решительный руководитель.

Он практически не кривил душой. Несмотря на все свое пренебрежение и, скажем так, нелюбовь, которую он испытывал к людям, подобным Скале, он в то же время весьма уважал его, ощущая за ним реальную силу и качества подлинного лидера. Иначе семь лет назад он не обратился бы к нему, так как подходящих кандидатур было достаточно.

Однако в этот раз он приехал по другой причине. И Фробишер, и Колхейн искренне надеялись, что больше им не придется иметь никаких совместных дел. Но странная, невероятно жестокая война между двумя мафиозными кланами, когда-то вместе участвовавшими в памятном мятеже на Дальнем Приюте, насторожила Центральное разведывательное управление, которое все это время напряженно ожидало ответных действий русского императора. И «влиятельный бизнесмен» с Соединенных Миров, не появлявшийся на Талголе уже семь лет, получил задачу покопаться «во всем этом дерьме» на предмет, нет ли здесь связи с теми кровавыми событиями и не замешана ли в этом разведка Империи.

— Благодарю вас, мистер Фробишер. — Скала пригубил мартини. — В то время, когда мы работали вместе, у меня тоже остались о вас самые хорошие воспоминания.

Они обменивались этикетными любезностями, однако оба были настороже и в любой момент готовы были пустить в ход зубы и когти — в переносном смысле, разумеется.

— Надеюсь, мы ни разу не дали вам повода усомниться в нашей честности и доброжелательности по отношению к вам. — Резидент тоже лизнул свой напиток.

— Ну что вы, мистер Фробишер! — Скала просто излучал радушие.

— Тогда должен сообщить, что мое руководство весьма заинтересовалось обстоятельствами вашего противостояния с Саггети. Ибо наши аналитики не исключают, что они могут иметь некую связь с событиями… которые нам обоим не очень приятно вспоминать.

Колхейн задумался. Так вот в чем дело… Значит, его собственное недоумение по поводу того, что война развивается слишком неправильно, имеет под собой не совсем ту основу, что он полагал. Вот черт, за всеми этими повседневными заботами как-то забываешь, что за границей атмосферы Талгола есть еще большой мир, который вполне может змеей заползти в твои дела и изрядно их испортить. Но тогда у него есть шанс использовать мальчишку Саггети как козырную карту. А он-то ломал голову, каким образом раскрутить Фробишера и тех, кто за ним стоит, на то, чтобы они оказали ему серьезную поддержку.

— Я вполне понимаю и разделяю вашу озабоченность, мистер Фробишер, — начал Скала, как будто слова собеседника отнюдь не были для него новостью. — Но поймите и вы меня. У нас свои понятия о чести и долге. Наш закон и традиции требуют, чтобы я немедленно казнил младшего Саггети и всех его ближайших подручных, иначе конкуренты воспримут проявленное мной мягкосердечие как признак слабости. А поскольку мой клан и без того серьезно ослаблен этой кровопролитной войной, мое положение значительно осложнится.

Фробишер отхлебнул мартини, продолжая молча смотреть на Колхейна. Это был не отказ. Отнюдь. Это было начало разговора. Обозначение позиции для торговли. Теперь надо было понять, что запросит этот мафиозо.

— Я готов, — вкрадчиво продолжил Колхейн, — ради нашей дружбы допустить некоторое нарушение мафиозного закона, однако для этого я должен чувствовать себя уверенно. Полагаю, некоторая силовая и финансовая поддержка с вашей стороны могут оказаться весьма важными для положительного решения данного вопроса. Особенно силовая, потому что иначе меня, извините, просто сожрут. — Он вежливо улыбнулся, хотя глаза его оставались внимательными и холодными.

Фробишер задумчиво переплел пальцы. Он ожидал от собеседника такого требования, и это был самый сложный момент беседы. Оказать клану Колхейна финансовую помощь так или иначе было возможно, а вот открыто участвовать в, так сказать, силовой поддержке мафиозного клана было бы крайне нежелательно.

— Полагаю, вам не стоит так торопиться с казнью пленных, — наконец проговорил он. — Разумеется, что касается помощи вашему клану, то мы сделаем все, что в наших силах. Однако получить необходимую информацию от представителей вражеской стороны — в наших общих интересах, следует это учитывать. Знаете, у аналитиков Разведывательного управления есть серьезные подозрения, что здесь может обнаружиться след кого-нибудь из… — Фробишер сделал паузу, как будто готовя собеседника к тому, что он сейчас услышит нечто необычное, а затем произнес: — Личных вассалов императора.

Колхейн удивленно приподнял бровь. Про личных вассалов русского императора он знал крайне мало, но само это словосочетание обычно произносилось с неким опасливым благоговением. Эти таинственные и оттого слегка зловещие люди приносили императору не просто присягу верности, как любой военный или полицейский, а личную вассальную клятву — оммаж. Теоретически личная вассальная клятва не давала принесшему ее никаких преимуществ, кроме единственного: права прямого свободного доступа к императору. То есть человек оставался в поле действия всех законов Империи, но практически он, по существу, становился неприкасаемым, поскольку его сюзерен обладал абсолютным правом помилования. Другими словами, если в процессе выполнения воли сюзерена вассал нарушал какие-то формальные законы, то, если он мог убедительно объяснить императору, почему и во имя чего он так поступил, а тот соглашался принять такое объяснение, после суда и приговора император распоряжался помиловать преступника.

Однако такая неприкасаемость для человека сама по себе является тяжелой ношей, способной толкнуть его на многие преступления. А постоянно заниматься помилованием распоясавшихся вассалов императору никогда не пришло бы в голову. Это нелепо, да и авторитета в глазах подданных от этого никак не прибавляется. Поэтому император очень осторожно подходил к выбору вассалов. И их было очень немного — десятки, максимум сотни. Точного числа не знал никто. Кроме самого императора, естественно. Ибо после того, как вассалы принимали предложение императора, они, как правило, продолжали вести привычный образ жизни. Однако когда от сюзерена поступала какая-либо просьба, они готовы были пожертвовать всем, в том числе и головой, чтобы исполнить ее. Просьбы эти не всегда касались особо секретных и пикантных дел, в которых не могли помочь ни полиция, ни Второе управление, ни вся военная мощь Российской Империи. Чаще всего император просто просил вассала съездить куда-то и посмотреть на то, как там обстоят дела, а потом рассказать ему свои впечатления. Но иногда…

Основную массу личных вассалов Александра Михайловича составляли ученые, администраторы, губернаторы, аудиторы и прочие представители мирных профессий. Однако среди них были и офицеры. В одном исследовании, которое попалось на глаза Колхейну, утверждалось, что во многом именно из-за них Империя и демонстрировала столь необычную устойчивость при столь впечатляющей динамичности развития. Ибо каждый из них делал на своем месте максимум возможного для процветания государства. И не только внешний враг, но и любой нерадивый чиновник, коррумпированный политик или нарушающий законы предприниматель знал, что среди десятка скромных посетителей, терпеливо ожидающих своей очереди в его приемной, может оказаться человек, по одному звонку которого он может лишиться не только теплого местечка и хлебной должности, но и всего благосостояния.

Известными широкой публике вассалы становились, как правило, именно после таких случаев, поскольку хотя это в общем-то не было страшной тайной, но по древней традиции считалось, что оммаж — исключительно дело двоих: самого императора и его вассала. И, как правило, оба свято блюли личную тайну вассалитета. Поэтому-то никто до сих пор и не знал ни их точного числа, ни большинства персоналий, что являлось объектом головной боли всех внешних разведок. Ибо время от времени выяснялось, что с виду совершенно обычный человечек с крестьянской физиономией и глуповатой улыбкой способен привести в действие такие силы, что им не могли противостоять целые армии. Согласно клятве оммажа, не только вассал обязался отдавать всего себя на службе своему сюзерену, но и сеньор должен был защищать вассала всеми имеющимися в его распоряжении средствами.

Так что преданность вассалов поддерживалась не только уверенностью в своей правоте и правоте своего дела, но и убеждением, что Александр Михайлович не бросит их, если они попадут в беду, не отвернется от них, если в ходе проведения операции их постигнет неудача. В кругах, которые во всем мире было принято называть компетентными, был даже известен случай, когда для того, чтобы вытащить из вражеского логова одного человека, который, как потом выяснилось, оказался личным вассалом императора, была проведена масштабная десантная операция силами целого флота.

И если обеспокоенность Разведывательного управления в самом деле вызвана этим, то… их дела действительно плохи.

— Заметьте: прошло уже семь лет, а никто из организаторов бойни на Дальнем Приюте до сих пор не наказан, — продолжал Фробишер. — Просто невероятно! Это явный знак того, что император по каким-то причинам не может или не желает действовать по официальным каналам. Причин может быть много — от нежелания втягиваться в широкомасштабную и кровопролитную звездную войну до неуверенности в том, кто именно стоит за мятежом на Дальнем Приюте. Однако у него есть личная гвардия вассалов, готовых на любое преступление ради своего хозяина. И практика показывает, что это тайное оружие в отдельных случаях может быть куда эффективнее мощных спецслужб и огромных космических флотов. Боюсь, та ситуация, которая сейчас сложилась вокруг вашего клана, имеет как минимум некоторые признаки такого особого случая.

Колхейн хмуро молчал, глядя в свой бокал.

— Что ж, мистер Фробишер, — произнес он, — мне надо немного времени, чтобы обдумать то, что вы мне сказали. А теперь нижайше прошу меня извинить: мне, как хозяину сегодняшнего мероприятия, пора встречать других почетных гостей. Мы еще непременно побеседуем сегодня. Надеюсь, до этого времени вам не придется скучать.

— Ну что вы, мистер Колхейн! — с преувеличенным энтузиазмом всплеснул руками посол. — Не сомневаюсь, что сегодняшний вечер запомнится мне на всю оставшуюся жизнь!..

Глава 20

Приготовления к празднеству и в самом деле были королевскими. Огромная хрустальная люстра под потолком гигантского зала освещала около полусотни покрытых белоснежными скатертями столов, сервированных серебряными приборами, редкими винами и изысканными деликатесами; между столов шныряли официанты и охранники. До начала торжества гости собирались в просторном вестибюле перед банкетным залом, украшенным картинами современных мастеров и оборудованным множеством удобных диванчиков; симпатичные официантки разносили на серебряных подносах дорогое шампанское и канапе. В торце убранного тяжелым багряным бархатом фойе негромко играл струнный квартет. Несколько сот человек, связанных с кланом Колхейнов, в том числе знаменитые артисты, адвокаты, политики и спортсмены, собрались сегодня на сороковом этаже «Колхейн Индастриз», чтобы поздравить главу клана, вышедшего из войны еще более могучим, чем раньше.

Сам Колхейн стоял напротив лифтов, приветствуя выходящих из них гостей. Некоторым он величественно протягивал руку для поцелуя, с некоторыми обменивался коротким деловым рукопожатием, некоторых встречал преувеличенно любезно и лично провожал в фойе, предлагая напитки. Лишь с одним гостем он крепко, по-мужски обнялся: это был знаменитый шансонье Стив Маноло, пробившийся даже на лучшие арены Соединенных Миров, так что сейчас одно его выступление стоило столько же, сколько уютный особнячок в элитной части города. Однако Стив собирался в ходе вечера исполнить совершенно бесплатно четыре песни — он был слишком многим обязан Колхейну, и два мешавших ему продюсера навсегда исчезли именно с подачи его крестного отца, всемогущего Скалы, принимавшего самое деятельное участие в судьбе своего крестника. Сопровождавшая Маноло новая любовница, фотомодель Бьянка Фульчи, неуверенно улыбнулась мистеру Колхейну: шансонье обещал дома изувечить ее, если она допустит хоть малейшую бестактность по отношению к хозяину торжества. Мистер Колхейн любезно приподнял уголки губ в ответ.

Позади Колхейна и его охраны, шагах в шести, стояла симпатичная брюнетка с короткой стрижкой и в каком-то национальном костюме. В руках у нее была корзина с лилиями и орхидеями, и каждому проходившему мимо гостю она прикрепляла на лацкан пиджака или платье какой-нибудь цветок.

— Ой, какие красивые орхидеи! — восхитилась Бьянка, когда они с Маноло остановились перед девушкой с цветами. — Дайте мне лучше орхидею!

Брюнетка хмыкнула.

— Вы сами не знаете, о чем просите, — заговорщически проговорила она, продолжая прикреплять на платье фотомодели белоснежную лилию. — Признаюсь вам по секрету, этот сорт орхидей обычно растет на павших животных. А самые красивые экземпляры распускаются на человеческих трупах. Разорвать мою задницу!

Она так ослепительно улыбнулась, что даже отвлекшийся на несколько мгновений шансонье с интересом уставился на нее. Бьянка, которую заявление брюнетки привело в легкий шок, тут же пришла в себя и, ухватив его за локоть, поскорее потащила в вестибюль.

— Сладкая телочка, да? — тихо поинтересовался Ящер у Кувалды, указывая глазами на красотку с цветами. — Бутончик!

— Ага, — отозвался тот. — Так бы и съел всю.

— Зачем же съел? — удивился Ящер. — Лучше разложил красиво на чистых простынях и сделал счастливой. А потом еще раз. А потом еще…

— А потом еще!.. — радостно подхватил Кувалда.

— Нет, хватит, — строго осек Гиго. — Надо еще оставить что-нибудь на утро.

— В общем, как это все закончится, надо будет позвонить в ее агентство, — сделал вывод Кувалда. — Ну, которое занимается организацией сегодняшнего вечера. И заказать ее на какой-нибудь мальчишник…

— Зачем же ждать? — ухмыльнулся Ящер. — Прямо сегодня можно проводить домой. По окончании вечера.

Кувалда фыркнул. У них сегодня и без того было по горло дел с обеспечением безопасности праздника, так что по окончании вечера сладкой телочке явно грозило остаться без провожатого.

Мимо шмыгнул в банкетный зал один из метрдотелей. Зайдя за бархатный занавес, отделявший импровизированную сервировочную от зала, с ходу распорядился:

— Еще два подноса с шампанским! Гости пьют как лошади.

Два официанта, бросив распаковывать серебряные столовые приборы, взялись раскупоривать шампанское. Сам метрдотель, тяжко отдуваясь, присел на пластиковый складной стул старшего официанта, который в это время собственноручно извлекал пыльные бутылки с драгоценным вином из деревянных ящиков, наполненных опилками. Он совершенно умаялся, однако должен был проконтролировать все аспекты подготовки: на вечеринке такого уровня нельзя было упустить абсолютно ничего.

— С этими цветами мистер Колхейн хорошо придумал, — сказал старший официант, бережно передавая бутылки на раскупорку. — Стильно и красиво.

— А это Колхейн придумал? — удивился метрдотель.

— Ну, раз не мы, значит, он, — пожал плечами старший официант. — Почему нам самим не пришло это в голову?

— Все невозможно предусмотреть.

— А надо! Вечеринки такого масштаба бывают раз в год. А конкуренция у нас в бизнесе и так слишком большая…

— Девочка хороша, — сказал метрдотель. — Ну, та, которая раздает цветы.

— Старый развратник, — проворчал бригадир официантов.

— Сам ты развратник! — обиделся метрдотель. — Я о деле думаю! Вот бы пригласить ее работать в наше агентство.

— Ну, пойди и спроси, на кого она работает.

— Хм… — Метрдотель задумался. — Нет, лучше не надо. Вдруг это какая-нибудь родственница заказчика? Может быть, у них это родовой обычай. Нет, с такими людьми надо вести себя очень аккуратно. Никогда не знаешь, что именно их оскорбит. Лучше не давать им лишнего повода.

— Ну, как знаешь.

Отдышавшись и дождавшись, пока официантки с полными подносами бокалов выпорхнут в вестибюль, метрдотель с кряхтеньем поднялся и вышел вслед за ними. Следовало проверить еще массу мелочей, чтобы гости остались довольны.

Никто из гостей, как и мистер Фробишер, не сомневался, что вечер окажется незабываемым. Не сомневался в этом и Джо Стрелок, который появился в здании еще за час до начала торжества, чтобы провести некоторые подготовительные мероприятия для собственного шоу.

— Братишка-один, это Сестренка-один, — раздался в его наушнике-горошине голос Джулии. — Ты там не уснул?

— Слышу тебя, Сестренка, — деловито отозвался Джо. — Готовы к обслуживанию вип-гостей? Я уже приступил.

Стрелок с плазмометом в руке сидел в центральной диспетчерской службы безопасности здания «Колхейн Индастриз» перед иконостасом из мониторов, на которые передавалось изображение со всех скрытых камер на этаже. На полу в живописных позах валялись трупы охранников и администраторов, дежуривших сегодня в диспетчерской.

— Братишка-один, мы на месте! — доложила Джулия. — Все в порядке, цветы пошли по назначению. Мы готовы, можешь запускать транспорт.

— Сестренка-один, понял.

Стрелок развернулся в кресле и положил руки на пульт.

— Дамы и господа! — произнес Колхейн. — Дорогие друзья и уважаемые коллеги! Я очень благодарен вам за то, что вы сегодня пришли. И первый тост, который я в связи с этим хочу провозгласить…

Гости с наполненными бокалами сидели за роскошными столами, с удовольствием внимая хозяину торжества, который вышел на свободное пространство перед столами со своим бокалом в одной руке и микрофоном в другой. По периметру вокруг столов, на почтительном расстоянии от приглашенных, выстроились официанты и охрана. Личные телохранители вип-гостей стояли непосредственно за их креслами; у некоторых из высокопоставленных особ были даже собственные официанты и горничные, которые прислуживали им за столом. По огромному залу время от времени прокатывались прохладные порывы освежающего ароматизированного ветерка от кондиционеров.

Начальник охраны Гиви Бомбардир, стоявший в нескольких шагах позади шефа и пристально оглядывавший зал, внезапно ощутил странный дискомфорт. Через несколько мгновений он понял, что тот вызван появлением какого-то едва уловимого вибрирующего шума, почти неразличимого на фоне громоподобного голоса босса. Еще несколько секунд спустя Гиви зафиксировал его источник: в верхней части выходившего на улицу панорамного окна показалась неторопливо спускающаяся на тросах монтажная люлька, которой ежедневно пользовались мойщики окон. В люльке находились двое подсобных рабочих в оранжевых комбинезонах. Лиц их в сгустившихся сумерках разобрать было невозможно, но фигуру одного из них не мог скрыть даже мешковатый комбинезон — это была женщина.

— Какой идиот заказал мойку окон во время банкета?! — вполголоса прорычал Бомбардир в коммуникатор, прицепленный за ухом, деликатно отвернувшись в сторону, чтобы не мешать боссу. Сами по себе не вовремя появившиеся мойщики не таили угрозы, однако всякое нестандартное событие требовало пристального внимания охраны. В конце концов, они просто могли отвлечь внимание гостей, что было совсем ни к чему и вряд ли понравилось бы Скале Колхейну.

Люлька с рабочими опустилась еще метра на три, оказавшись на одном уровне с гостями за стеклом, и ее пассажиры сноровисто принялись за дело. Только участки окна, которые они мыли, почему-то оказались поразительно маленькими. И мыли они их очень странно — стремительными круговыми движениями.

Еще через несколько мгновений пронзительный скрип проник с улицы сквозь толстое стекло. Теперь уже все гости недоуменно смотрели на окно, и даже сам мистер Сайрус Колхейн замолчал, с удивлением повернувшись и обратив взгляд в том же направлении.

Окна в здании корпорации Колхейна были специально усилены на случай обстрела противником. Они были бронированными и выдерживали прямое попадание массивной артиллерийской болванки, а плазменный заряд должен был растечься по ним, не причинив вреда, поскольку стекла были покрыты специальным магнитным слоем толщиной в четыре молекулы. Однако перед старым добрым автоматическим алмазным стеклорезом со скоростью движения резака в шесть тысяч оборотов в минуту эти стекла оказались бессильны. Никому и в голову не могло прийти, что противник может подобраться к окнам снаружи на стопятидесятиметровой высоте и просто прорезать их механическим способом.

До того момента, как два стеклянных кружка, глухо звякнув, упали в зал, телохранители вип-гостей успели только податься вперед, заслоняя собой хозяев, а боевики Колхейна — выдернуть из кобур оружие. Синхронным движение «мойщики» сдвинули вперед укороченные плазмометы, которые до этого удерживали под мышками. Сунув стволы в проделанные небольшие отверстия, как раз по калибру плазмометов, они разом открыли ураганный огонь по гостям.

Ослепительная смерть крест-накрест прошла по залу, выкашивая стоявших ближе к окну боевиков Колхейна огромной огненной косой. Нелепо взмахивая руками и разбрызгивая кровь, мафиози разлетались в разные стороны. Первым, полыхая словно факел, на пол рухнул Гиви Бомбардир, стоявший ближе всего к окну и принявший на себя основной огонь. Поднялась неудержимая паника, гости начали вскакивать, опрокидывая кресла и переворачивая столы, разнося вдребезги тонкий фарфор и дорогой хрусталь, бросаясь на пол в попытке спастись от плазменных вспышек. Вышколенный обслуживающий персонал кинулся врассыпную. Некоторые женщины пронзительно завизжали, некоторые мужчины, в основном из актерской братии, подхватили истерику, но их жалобный писк не мог перекрыть зловещего, басовитого, закладывающего уши визга двух мощных плазмометов. Боевики Колхейна и телохранители высокопоставленных гостей, выхватив оружие, ответили на огонь противника, однако пуле- и плазмонепробиваемые стекла надежно защитили нападавших: разуплотненные сгустки горячей плазмы с воем отскакивали от окон прямо в толпу, раня гостей, или растекались по поверхности стекол, быстро остывая и превращаясь в пар, который тут же выпадал на гладкой вертикальной поверхности мельчайшими капельками влагами, в свою очередь быстро застывавшими пепельной изморозью, которая осыпалась тонкими чешуйками.

Разрядив плазмометы, «мойщики окон» синхронным движением бросили их вниз и снова поползли на своей люльке вверх, оставив в зале несколько десятков неподвижных дымящихся тел, в основном функционеров и боевиков празднующего клана. Арчи Пилорама, которому во время этой непродолжительной бойни огненный шар снес половину уха, в ярости бросился к проделанным в стекле отверстиям, но выяснилось, что они слишком узки для того, чтобы можно было, просунув в одно из них ствол плазмомета, направить дуло вверх, вслед уползающим за горизонт видимости «рабочим». Пилорама неистово дернул плазмомет вверх-вниз, пытаясь расширить дыру, но бронированное стекло не поддалось его усилиям.

— Взять их на крыше! — свирепо заорал Скала Колхейн, выныривая из-под стола. Если бы глава клана не предпринял самых решительных мер для своего спасения в тот момент, когда о пол зала звякнули два стеклянных кружочка, он сейчас лежал бы рядом с другими почерневшими трупами. — Отключите эту чертову люльку!

— Диспетчерская! — зарычал в коммуникатор Дейтон. — Клифф! Диспетчерская!..

В банкетном зале возникло всеобщее замешательство. Уцелевшие телохранители сгруппировались вокруг своих боссов, готовые к новой атаке; люди Колхейна подтянулись к своему боссу, подозрительно поглядывая на чужаков. Достаточно было малейшего повода, единственного неосторожного движения или слова, чтобы перестрелка вспыхнула уже внутри зала. Высокопоставленные гости не без оснований полагали, что Колхейн заманил их в хитроумную смертельную ловушку; члены клана Колхейна подозревали, что подверглись атаке кого-то из конкурентов. В глубине зала сдавленно заголосила именинница, но муж быстро заставил ее замолчать.

— Друзья! — в руках Колхейна снова появился микрофон, помятый при падении. — Прошу вас, сохраняйте спокойствие! Какие-то негодяи предательски атаковали нас, пытаясь посеять между нами рознь. Сейчас они окажутся в наших руках! Я возмущен до глубины души так же, как и вы, но через несколько минут…

И тут в банкетном зале разом погас свет. Померкла титаническая люстра, потухли вычурные настенные светильники. Огромный зал погрузился в непроницаемую тьму, которая разом надвинулась со всех сторон и сомкнулась над головами присутствующих, словно челюсти чудовища.

Это оказалось последней каплей. Паника снова вспыхнула среди гостей, и дезориентированные люди с воем, давя друг друга, толпой бросились туда, где несколько минут назад вроде бы находились двери.

— Сестренка-один, это Братишка-один, — проговорил Джо. — Наблюдал ваше выступление на мониторах, в разных ракурсах и масштабах; красиво, молодцы. Как у вас дела?

— Братишка-один, все в порядке, — отозвалась Джулия. — Они почему-то решили, что дюжины слабо подготовленных балбесов хватит, чтобы снять нас с крыши. Как дети, ей-богу. Короче, мы спускаемся. На лестнице чисто?

— Чисто, — сказал Стрелок. — А что с дюжиной балбесов?

— Слушай, Братишка, что за дурацкий вопрос?! — оскорбилась Джулия. — Я же сказала: мы спускаемся!

— О, прости.

— Ты уже нагнал на них страху? Прием!

— Ага. Вырубил свет по всему этажу.

— Ну, сейчас начнется потеха.

— Точно. Не опоздайте к началу.

Глава 21

Обезумевшие от страха гости в полной темноте бросились к лифтам. Однако дрожащие огоньки зажигалок, вспыхнувшие в руках у нескольких гостей, осветили лишь плотно сомкнутые двери и мертвые панели вызова с потухшими кнопками. Энергетическая система, питавшая лифты, была автономной, однако она тоже управлялась из единого центра.

— К лестницам, господа! — повысил голос Зеленый, пытаясь перекрыть взбудораженный гомон напирающей толпы. — Прошу вас, вот сюда… сохраняйте спокойствие… мадам, не надо толкаться…

В один момент его оттеснил и прижал к стене отхлынувший людской поток. На местах остались лишь члены клана Колхейна: они изначально были готовы к любой нестандартной ситуации и теперь ждали только команд от бригадиров и босса.

— Тони! — раздался в стороне от основного потока рев Пилорамы. — Собери пяток наших — и за мной в диспетчерскую! Какая-то тварь перехватила управление внутренними системами!..

Людская река разделилась надвое, устремившись к двум пожарным лестничным маршам по обе стороны от лифтов. Дамы остервенело пихались, ошалевшие от происходящего люди Колхейна пытались хоть как-то упорядочить это поспешное бегство.

Когда те, кто вырвался вперед, достигли площадки между этажами, из темноты внезапно раздалось жужжание сервомоторов и негромкое звяканье. А затем лестничная площадка оказалась залита ослепительным светом, словно от гигантской фотовспышки, — заработали выдвинувшиеся из стены тяжелые армейские плазмометы.

С единым воплем ужаса толпа подалась назад, отхлынула, люди снова ринулись вверх по лестнице, спасаясь от сокрушительной волны огня. Нижним повезло меньше всего — они оказались разорваны на куски. Так же как и те мафиози, которые пытались спастись по другой лестнице, — оттуда внезапно донесся оглушительный взрыв, и стены здания дрогнули.

Теперь оба пути к спасению были отрезаны. Плазмометы умолкли, однако едва ли нашелся бы безумец, который решился бы проверить, надолго ли. Что касается второго лестничного марша, то на его месте среди едва угадываемых во мраке стен теперь зиял глубокий черный колодец.

Во главе команды из пяти боевиков разъяренный Арчи Пилорама вломился в диспетчерскую и прямо у входа с проклятием споткнулся о распростертое тело охранника. Живых в помещении не было: сделав свое дело, неизвестный злодей растворился в темноте.

— Он не мог уйти далеко! — взревел Пилорама. — Он только что был тут, управлял плазмометами! Ищите в коридоре!..

Да, определенно, новым боссом мог стать только отважный и решительный человек, способный в критический момент взять командование на себя, не теряя головы. Арчи ощущал, что сейчас стремительно набирает очки на пути к посту главы клана. Он сам себе нравился. Удовлетворенно хмыкнув, он протянул руку к пульту, чтобы включить освещение…

И этаж потряс еще один мощный взрыв — как и второй лестничный пролет, пульт управления защитными системами оказался заминирован.

Во тьме, в которую погрузился сороковой этаж здания, притаилась невидимая и оттого еще более зловещая смерть. В поисках выхода пойманные в ловушку гости и хозяева расползлись по всему этажу, а потом то здесь, то там вдруг начали раздаваться одиночные выстрелы. Невидимые противники казались вездесущими: они возникали из тьмы, выстрелом в упор убивали выбранную жертву и снова растворялись во мраке. Никто не мог понять, по какому принципу идет отстрел. А то, что какой-то принцип существовал, через некоторое время уже не вызывало сомнений — в некоторых случаях гораздо проще было положить залпом целую группу загнанных в угол людей, чем в почти шахматном порядке выбирать из нее намеченные жертвы.

В диком ужасе и панике боевики Колхейна пытались отстреливаться, но попытки зацепить хотя бы одного противника оканчивались крахом, слепые в полной темноте мафиози лишь ранили друг друга. А вот сами они гибли один за одним, один за одним…

Стив Кувалда так и не дождался команд от руководства. Практически все высшее руководство оказалось выбито таинственными убийцами в первые же минуты. Скала Колхейн куда-то исчез.

— Кувалда, держись ближе к нам, — донесся из темноты негромкий голос Стенли Орла. Когда погас свет, они с Гиго Ящером находились неподалеку. — Нам лучше держаться вместе.

Хватаясь за стену, Стив двинулся на голос.

— Что происходит-то? — шепотом поинтересовался он. — Что за чертовщина?

— Происходит какая-то дрянь, — пояснил Стенли. — Очень серьезная. Чую я, что полный кабздец. Поэтому лучше нам сейчас не геройствовать, а затаиться. А потом сдаться прибывшей полиции. Очень серьезные люди работают, по всему видно. Не надо нам сейчас попадаться им на пути. Охота наверняка ведется не на нас, мы мелкие сошки. Пускай заберут того, кто им нужен, и спокойно уходят.

— А если… — тихо проговорил Ящер. — А если это русские?.. Тогда нам тоже труба…

— Не говори чепухи! — огрызнулся Орел. — Откуда им знать, что мы участвовали?.. Все концы надежно спрятаны…

И в этот момент Кувалда вдруг ощутил, что в тупичке возле разгромленного банкетного зала есть кто-то еще, кроме них троих. Он не мог бы сказать точно, как он это понял, потому что не было ни подозрительного движения воздуха, ни перемещения слоев темноты перед вытаращенными глазами бывшего Звездного Тюленя, ни странного шороха — впрочем, шорох вполне мог быть заглушен громким шепотом Стенли. Просто в какой-то момент Стив понял: они здесь не одни. Боевой десантный опыт развивал шестое чувство куда сильнее, чем гангстерские войны.

Кувалда не успел даже раскрыть рта. Дважды взвизгнул плазмомет, коридор на мгновение осветился двумя яркими вспышками, практически слившимися в одну, а затем ослепший, оглохший и ошарашенный Стив различил грохот двух упавших тел. На всякий случай он задрал обе руки вверх, хотя сам не видел ни зги — похоже, у нападавших имелись приборы ночного видения, потому что вряд ли они могли так точно поразить цели, ориентируясь только на слух. Раз уж он сейчас не валялся с пробитым сердцем рядом с бывшими коллегами, значит, он для чего-то нужен этим таинственным людям, пришедшим из темноты.

Либо они просто перезаряжают оружие.

— Эй, — осторожно позвал Кувалда некоторое время спустя, — я могу опустить руки? Очень затекли. Ребята, я не собираюсь рыпаться. Вы…

Внезапно он остро ощутил, что вокруг никого нет, и нет уже давно.

Поль Зеленый, как и многие из тех, кто попал в ловушку на сороковом этаже «Колхейн Индастриз», отчетливо понимал, что происходит что-то жуткое. Он осознавал, что надо срочно уносить ноги, пока цел. Но он был достаточно здравомыслящим, чтобы не метаться в поисках спасения по этажу вместе с обезумевшим стадом баранов, то и дело натыкаясь на беспощадных загонщиков. У него не было никаких сомнений, что все выходы перекрыты, и кто знает, какие еще смертельные сюрпризы ожидают тех, кто осмелится туда сунуться. Двух взрывов ему оказалось вполне достаточно. С другой стороны, ему было совершенно ясно, что если он не сможет срочно исчезнуть с этажа, то его почти наверняка ожидает печальный конец. И потому надо было рискнуть и попытаться-таки воспользоваться одним из путей отступления. Наиболее предпочтительно в этом отношении выглядела обрушенная лестница, которую неизвестные злоумышленники наверняка уже скинули со счетов, решив, что никто больше не сможет ею воспользоваться.

Постояв во мраке над провалом, Зеленый вытащил из кармана монету, вытянул руку вперед и разжал пальцы. Несколько мгновений напряженно вслушивался, пока внизу глухо не звякнуло. Черт, высоко, не меньше десяти метров! Похоже, взрыв был такой силы, что обрушил несколько лестничных маршей сразу. Тут впору спускаться по веревке, как альпинисту…

Зеленый сосредоточенно потер нос, прислушиваясь к отдаленному визгу плазменных выстрелов за несколько коридоров от него. Он не суетился, так как точно знал, что выберется. По-другому и быть не могло, потому что иначе для чего это все? Для чего он с таким трудом и риском для жизни вырвался из нищеты окраинных трущоб, для чего годами рвал свои жилы и чужие глотки за маленькую власть и достаток, для чего рисковал головой на Дальнем Приюте, наконец, для чего собственноручно отрезал себе этот чертов палец, будь он проклят? Чтобы сдохнуть сейчас в полной темноте неизвестно от чего, неизвестно от чьей руки, как трюмная крыса? Чепуха какая, выпутывались еще и не из таких положений. Вот что: надо попробовать спрыгнуть на тот этаж, который находится уровнем ниже. Это будет сложновато, потому что неизвестно, насколько сильно разрушены перекрытия. Этак промахнешься мимо этажа и ухнешь до самого низа… И все равно высоковато, метра четыре. Но это в любом случае лучше, чем пытаться с риском для жизни лезть в лестничный пролет или оставаться на месте, ожидая, пока из темноты вынырнет визжащая смерть…

Едва заметный шорох послышался слева. Весь подобравшись, Зеленый впился пристальным взглядом во тьму, но так и не сумел различить его источник.

Резким движением выхватив плазмомет, Донати веером выпустил длинную очередь в ту сторону, откуда донесся шорох. Никто из своих не мог к нему подкрадываться. Своим сейчас полагалось бестолково метаться в темноте по этажу либо осторожно перемещаться, держась за стену и негромко окликая встреченных, чтобы не подстрелили свои же. Красться во тьме мог только враг.

Впрочем, если это оказался какой-нибудь придурок-свой, то тем хуже для него.

Когда эхо пронзительного плазменного визга перестало метаться между стен коридора, а в глазах растворились круги от вспышек, напряженно прислушивавшийся мафиозо не сумел больше различить ничего, кроме своего тяжелого дыхания.

— Ну что, суки, — злобно прошипел он, — наглотались плазмы?..

В ответ мрак ослепительно вспыхнул перед глазами Поля Донати, а затем для него снова наступила тьма — на сей раз всеобъемлющая и уже навсегда.

Когда паникующая толпа схлынула и расплескалась по этажу, Эдвард Фробишер по стенке скользнул назад, к кабинету Колхейна. Там, в небольшой рекреации рядом с кабинетом, оборудованной под зимний сад, располагалось одно из тайных средств для экстренной эвакуации мистера Колхейна — лебедка с тросом и укрепленным на нем поясом безопасности. За полминуты эта простая система могла доставить человека с сорокового этажа на асфальт нулевого уровня — без всякого комфорта, но быстро и надежно. Фробишер про себя истово молил господа, чтобы Колхейн сейчас лежал где-нибудь в коридоре с простреленной головой. Если мафиозный босс успел воспользоваться лебедкой раньше его, он останется в дураках. Тем более что у Скалы наверняка имеется еще несколько резервных способов экстренно покинуть здание, а вот Фробишер других не знал, так что если чертов гангстер решил все-таки воспользоваться лебедкой, это будет невероятная, просто вселенская несправедливость. Значит, бога нет, и все позволено.

Дипломат сунулся в зимний сад и ту же услышал сдавленный шепот Маноло:

— Стоять! Не двигаться! У меня разрядник!..

Фробишер замер на месте, машинально выставив руки вперед в успокаивающем жесте, хотя оппонент и не мог его видеть. Ему повезло, что это оказался придурочный артистишка: боевик выстрелил бы, не раздумывая.

— Успокойтесь, маэстро, — проговорил он, постаравшись вложить в свой голос максимум теплоты и участия. — Это я, Эдвард Фробишер, бизнесмен. Мистер Колхейн знакомил нас сегодня.

— Где… — Маноло несколько мгновений пытался найти нужное слово, но так и не сумел этого сделать. — Эти?..

— Я не знаю, — мягко проговорил Фробишер. — Мисс Фульчи с вами?

Лишний претендент на лебедку ему был совсем ни к чему.

— Нет. Она куда-то делась… Да черт с ней! Мистер Фробишер, что нам делать? Это же какое-то безумие!..

— Прошу вас, пропустите меня к окну, — вежливо попросил разведчик, лихорадочно соображая, как лучше воспользоваться спасительным техническим средством, чтобы глупый местный клоун не успел ему помешать. Увы, секретная лебедка Колхейна могла спасти только одного, и этим счастливчиком должен был стать именно он, сэр Эдвард Фробишер, полномочный резидент Центрального разведывательного управления Соединенных Миров на Талголе, а не жалкий эстрадный паяц. — С этой стороны снаружи здания нет пожарной лестницы?

— Нет, — простонал несчастный шансонье, — я уже выглядывал…

— Разрешите, я посмотрю сам.

Выглянув в окно, Фробишер убедился, что трос с поясом все еще здесь, прикручен проволокой к штырям, торчащим из стены. Прекрасно; у него отлегло от сердца. Теперь осталась самая малость — сделать так, чтобы этот певун, поняв, что его обманули, не выстрелил ему вслед из разрядника или от злости не заклинил лебедку каким-нибудь металлическим предметом. Отослать его не получится, он настолько напуган, что с места не сдвинется. Остается только отвлечь его внимание и двинуть по голове, хоть это и рискованно — все-таки у него оружие и в темноте трудно определить, куда бить, чтобы вырубить наверняка. А еще лучше — прикончить…

— Господи, что же нам делать? — не переставал скулить шансонье, даже не подозревая, что приговор ему уже вынесен. — До нас в любой момент могут добраться эти беспощадные убийцы…

— Не двигаться, — негромко, но властно донеслось из темноты.

Фробишер замер. Маноло, издав сдавленный писк, выронил разрядник.

— Я не имею к ним никакого отношения! — заверещал он. — Вы не имеете права! Я известный эстрадный певец, меня просто пригласили выступить на торжестве!..

Тьма молчала. Не выдержав нервного напряжения, шансонье упал на колени.

— Эта студия… — задыхаясь, проговорил он. — Колхейн не просто подарил ее мне — он мне ее практически навязал! И там снимается не только это, там еще и обычные рекламные ролики… — От волнения он глотал окончания слов. — И это чушь, что мне регулярно привозят по ночам малолетних актеров! Я даже знаю, кто распускает эти грязные слухи… — Голос у него окончательно сел, и он замолчал.

Проклятье, ведь он знал, знал, что рано или поздно эта рискованная страсть приведет его к краху! Он имел множество солидных знакомств и мог отмазаться практически от любого преступления, но когда речь заходила о детской порнографии и проституции, полиция шла на принцип. Пожалуй, это было второе после убийства полицейского преступление, от которого далеко не всегда спасало высочайшее заступничество. И если бы даже певцу при помощи влиятельных знакомых удалось избежать судебного преследования, недоброжелатели могли бы поломать его карьеру, просто опубликовав порочащие материалы в прессе. Увы, не всегда демократия работала так, как хотелось хозяевам жизни, допущенным к вершине социальной пирамиды.

— Какой негодяй! — поспешно и искренне воскликнул мистер Фробишер. — Он вполне заслужил самое суровое наказание. Но, господа, я здесь точно по недоразумению! Я гражданин Соединенных Миров Эдвард Фробишер, я солидный бизнесмен, и я пользуюсь защитой генерального консульства Соединенных Миров на Талголе. Если это секретная операция спецслужб, то, пожалуйста, свяжитесь со своим руководством и сообщите о моем местонахождении.

Темнота по-прежнему молчала, и разведчик внезапно ощутил что-то зловещее в этом странном молчании.

— Вы слышите меня? — Он немного повысил голос — совсем чуть-чуть, чтобы это воспринималось как приказ, но не побудило горилл с плазмометами к агрессии. — Я настаиваю, чтобы вы немедленно связались со своим руководством, сообщили о моем местонахождении и передали им следующий секретный код: ти эйч икс одиннадцать тридцать восемь лукас.

Темнота едва уловимо шевельнулась и негромко поинтересовалась:

— А что ты делаешь здесь, пся крев, среди тех, кто устроил бойню на Дальнем Приюте, ти эйч икс одиннадцать тридцать восемь лукас?..

Господин бизнесмен вдруг явственно ощутил, как по его левой ноге непроизвольно заструился горячий ручеек. Он наконец целиком и полностью осознал, откуда пришло возмездие…

Бойня продолжалась.

Боевики Колхейна в панике пытались выпрыгивать из окон. Некоторым это даже удалось — и теперь их размозженные трупы лежали внизу на подъездной дорожке и стоянке глидеров. А невидимые убийцы между тем продолжали свою кровавую жатву, выхватывая из разбежавшихся по коридорам кучек людей то одного, то другого. По странной закономерности, это были люди Колхейна, служившие ему более семи лет.

Кувалда, сбежавший из смертельно опасного тупичка и снова оказавшийся в гуще событий, машинально отмечал, насколько профессионально и тактически грамотно действуют нападавшие. Они наносили мгновенный укол и тут же смещались в сторону, поэтому ответный шквал огня не причинял им никакого вреда. Ни разу они не сделали два выстрела с одного и того же места. Они действовали порознь, но едва кого-то из них начинали обстреливать, как складывалось ощущение, что на помощь к нему из темных коридоров мгновенно стекается целое подразделение, сразу снова рассыпающееся по коридорам, едва огонь противника стихает. И все же их было не больше пяти-шести — против почти сотни боевиков Колхейна и еще пары сотен гостей, по большей части сильных мужчин, многие из которых к тому же прибыли с личной охраной. Однако нападавшие резали это стадо баранов будто волки… Стив готов был бы поклясться, что вновь стал свидетелем работы русского диверсионного спецназа, как тогда, на Бетельгейзе. Вот только что русскому спецназу делать тут, в чужой зоне влияния и самой гуще мафиозных разборок? Бред какой-то…

В одном из небольших гостевых холлов оказались зажаты человек двадцать гостей и боевиков. Раздвижные двери, реагирующие на приближение человека, вдруг оказались намертво заблокированы. А затем там и тут в темноте начали возникать вспышки плазменных выстрелов — зловещие, парализующие перепуганное сознание…

Рей Пузо, направив в темноту разрядник, нервно стиснул левой рукой лацкан пиджака, нечаянно смяв орхидею, и в его руку впилось что-то острое. Он осторожно нащупал пальцами тонкую гибкую иголку, воткнутую в ткань. На этой штуке держался прикрепленный цветок. Она не была похожа на обычную булавку, никак не похожа. Эта иголка напоминала что-то еще, что-то, о чем Рей в ужасе никак не мог вспомнить. Но ощущение, что эта непохожесть несет в себе смертельную опасность, пронзило его насквозь…

Непослушными пальцами Рей начал судорожно выскребать «булавку» из лацкана. Она была слишком тонкой, а пальцы — слишком толстыми, и мафиозо никак не мог подцепить кончик. В панике он стал срывать с себя пиджак и, когда это ему наконец удалось, со вздохом облегчения отшвырнул его в сторону. Благополучному избавлению от смертельной опасности Пузо радовался приблизительно полсекунды: его радость оборвала очередная плазменная вспышка…

Выбив двенадцать человек из двадцати, заблокированных в холле, нападавшие бесследно растворились в темноте. А автоматические двери снова начали реагировать на приближение человека, приветливо распахивая створки.

Происходящее в здании напоминало чудовищный ночной кошмар, причудливый фильм ужасов или реалити-шоу на головидении. Казалось, что резня будет продолжаться до тех пор, пока не останется в живых лишь один победитель, которому подарят новую стиральную машину от спонсора, сертификат на годичное обслуживание в сети «Стар-март» и огромную плюшевую обезьяну.

Однако победителей оказалось больше одного. Выстрелы внезапно прекратились, а через пять минут на этаже разом вспыхнул свет, заставив всех уцелевших болезненно сощуриться и закрыть лица руками, словно после взрыва светошумовой гранаты, — судя по всему, этажом ниже запустили резервный генератор. А затем по сохранившейся лестнице с молчащими плазмометами в стенах с нижнего этажа наверх хлынули люди Саггети-младшего во главе с неумело держащей ствол Джулией и Кенни Бампером. Как позже выяснилось, все это время они прятались поодиночке в соседних домах, подворотнях и канализационных люках, дожидаясь сигнала Кенни, который возглавил жалкие остатки клана после ужасного разгрома в тайном убежище. Парни Саггети-младшего оказались напрочь безбашенными, вполне под стать своему боссу, поэтому уговорить их попытаться освободить Глама не составило большого труда.

Джулия уже избавилась от корзинки с цветами и причудливого этнонаряда, а также вынула линзы, менявшие цвет ее глаз, и отключила специальный портативный генератор, который заставлял напрягаться строго определенные группы мышц лица и тем самым менял его черты до неузнаваемости. Однако ее волосы так и остались коротко остриженными и выкрашенными в черный цвет, хотя теперь она собрала их в куцый пучок на затылке.

Боевики Колхейна были совершенно деморализованы, поэтому люди Саггети быстро разоружили их и согнали обратно в усеянный телами и битой посудой банкетный зал. Официантов отделили от толпы и загнали в сервировочную. К пиджакам всех уцелевших Колхейнов и гостей были приколоты белые лилии — символ чистоты и невинности; не выжил ни один боевик или гость, помеченный трупной орхидеей.

Вскоре в зал, сопровождаемый незаменимым Кенни, ворвался растрепанный Глам с опухшим левым запястьем. Первым делом он бросился к Джулии и под одобрительные вопли своих людей заключил ее в жаркие объятья.

— Что ты сделала с волосами, радость моя? — удивился он.

— Обменяла их на твою свободу, — ответила Джулия.

Затем Глам с достоинством, но не без удовольствия осмотрел захваченных противников и вдруг изменился в лице.

— Где Колхейн?! — прорычал Саггети.

Джулия попятилась.

— Братишка-один, — проговорила она, отвернувшись в сторону и прикрывая рот ладонью, — беда: Колхейн исчез!

— Щас — исчез! — фыркнул в наушнике Джо Стрелок. — Колхейн — умный и осторожный человек, у него наверняка был резервный путь к отступлению в подобной ситуации. И он им, судя по всему, благополучно воспользовался. Для такого случая, Сестренка, я сразу настроился на его булавку-маркер и теперь веду по приборам…

Неповоротливый бронированный глидер Колхейна медленно выползал из-под арки. Скала с двумя телохранителями сидел на заднем сиденье и то и дело оглядывался на нависавшее над ними здание.

— Чертов Саггети, — возмущенно бормотал он. — Щенок! Как же ему удалось?! Черт, неужели эти бредни Фробишера насчет личного вассала действительно имеют под собой основание…

— Что, сэр? — предупредительно повернулся к нему один из его охранников.

— Не твоего ума дела, — зло ощерился Колхейн.

Ничего, главное — он жив. И обладает уникальной информацией. А информация, как известно, стоит дорого, очень дорого, гораздо дороже всего остального. Так что даже если Фробишера прикончили там, наверху, Скала сумеет выйти на людей, на которых работал разведчик, и предложить им…

Тоненько взвизгнуло где-то в вышине. Полыхнула вспышка, и заряд плазмы ударил в крышу глидера.

Этому заряду пришлось тяжелее, чем тому, который сразил Джорджо Саггети. Во-первых, он был выпущен с более дальнего расстояния и потерял больше энергии от трения о воздух. Во-вторых, лимузин Колхейна был оснащен новейшей системой плазмопоглощения, и большая часть сжатого ионизированного газа без вреда растеклась по поверхности глидера. Мощности снайперского комплекса «Агата», впрочем, хватило на то, чтобы остаток заряда сумел прожечь даже двойной защищенный корпус. Однако на этом его возможности оказались практически исчерпаны. Поэтому когда потерявший устойчивость и концентрацию плазменный заряд вошел в голову Скалы Колхейна, он не оставил в ней аккуратную сквозную дыру, как у Саггети, а распался крошечным облаком разреженного газа, отдав остатки энергии на то, чтобы прогрызть входное отверстие в черепной коробке.

Впрочем, Колхейна это не спасло, поскольку переход из плазменного агрегатного состояния в газообразное сопровождается мгновенным расширением вещества и несильным динамическим ударом, едва заметным на открытом пространстве и совершенно катастрофическим в пространстве замкнутом и совсем маленьком. Прежде, чем газ покинул голову Скалы через рот и нос, мозг мафиозного босса превратился в кровавую кашу.

— С Колхейном порядок, босс, — доложил Кенни Бампер и, когда Саггети поднял на него удивленный взгляд, жестом уточнил, что он имеет в виду, проведя ребром ладони себе под горлом.

— Я должен увидеть труп, — мрачно проговорил Глам.

— Непременно, босс, но для этого придется спуститься на первый этаж. Наши ребята уже остановили его машину. Однако сейчас есть более насущные вопросы. Например, что нам делать со всей этой бандой? — Кенни небрежно ткнул пальцем в столпившихся с поднятыми руками людей Колхейна.

— Кончить всех! — заорал Саггети, не в силах больше выдерживать роль крутого босса. — Немедленно, всех до единого!

— Ясно, босс, — согласно кивнул Бампер. — Верное решение. Только стрелять придется посменно, потому что уж больно у нас людей мало. Кому-то надо ведь и охранять тех, кого еще не кончили.

Глам задумался. Заявление помощника придало его мыслям новое направление. Быстро организовав в углу банкетного зала импровизированный военный совет с Кенни и Джулией, он снова повернулся к пленникам и предложил им перейти к нему на службу. Это было вполне по понятиям (король умер — да здравствует король, бизнес есть бизнес), тем более что от обоих кланов практически ничего не осталось, поэтому им предстоял очень тяжелый период, но зато у тех, кто первым окажется «у трона» и выживет в ближайшие недели, появлялась возможность головокружительно быстро продвинуться по карьерной лестнице. Поэтому боевики Колхейна начали один за другим приносить клятву верности новому главе нового клана. Среди них оказался даже главный финансист семьи, которому повезло занять эту должность уже после операции на Дальнем Приюте, иначе Гламу Саггети наверняка пришлось бы подыскивать бухгалтера на стороне, потому что финансиста уже не было бы в живых. Верный Кенни Бампер молнией метнулся вниз, к трупу Колхейна, и теперь новоиспеченные члены клана Саггети целовали руку босса, увенчанную сразу тремя перстнями власти.

— Вы тоже можете поступить ко мне на службу, мистер Динелли, — покровительственно сказал Глам адвокату, который был освобожден из подвала вместе с ним и теперь стоял рядом с сыном у него за спиной. — Честью Саггети я клянусь вернуть вам тот долг, который за мной образовался. Вашему сыну я и дорогие мне люди обязаны жизнью… Предлагаю вам на первое время пост главного юридического советника корпорации. Что скажете?

— Спасибо, мистер Саггети, — отозвался Динелли-старший. — Это крайне заманчиво, и я непременно подумаю над вашим предложением. Но на сегодняшний день мне более чем достаточно приключений.

— Возьмите на службу меня, босс! — встрял Роберто. — Я давно мечтаю стать гангстером! Я мог бы работать в паре с Бампером или водить глидер…

— Послушайте, молодой человек! — повысил голос его отец. — Сдается мне, я совсем запустил ваше воспитание! Ничего, дома мы с тобой поговорим по душам, парень!

Саггети усмехнулся.

— Пока еще рано, Роберто, дружище. Тебе еще нужно закончить школу и получить профессию. Поверь мне, быть гангстером — совсем не так интересно и весело, как в кино и в компьютерных играх. Тогда, на фабрике, мы ведь чуть все не погибли.

— А мне понравилось! — заявил подросток.

— Послушай меня, приятель: выброси из головы эту дурь. Это слишком опасное и неблагодарное занятие. Попытайся выбиться в люди другим способом — у тебя прекрасные стартовые возможности. Но для этого нужно учиться и выбирать, в каком направлении ты лучше всего сможешь приложить свои усилия. А мы станем тебе помогать по мере сил.

Роберто надулся.

— Ску-ка…

— Давай так, — произнес Глам. — Лет через пять мы вернемся к этому вопросу, и если у тебя к тому времени еще не пропадет желание рисковать головой за гроши… либо ты сможешь предложить нам кое-что более весомое — добро пожаловать в клан. — Он откашлялся. — Что ж, а теперь необходимо навести здесь порядок. Кенни, распорядись…

Бампер собирался убежать, но Саггети внезапно снова окликнул его.

— Послушай-ка… Теперь, когда Берт Зомби… хм… выбыл из наших рядов, мы остались без главы службы безопасности, — проговорил Глам. — Как ты думаешь, Кенни, смог бы ты справиться с этой нелегкой работой?

— Я?! — выпучил глаза Бампер. — Да ведь я вне закона! Моя морда засветилась по трем национальным каналам. Меня сейчас, наверное, вся полиция города разыскивает.

— Чепуха, — уверенно махнул рукой, увенчанной тремя тяжелыми перстнями, Саггети, — это я беру на себя. Уже взял — до того, как попал сюда. Полиция проинформирована, что ты работал над уничтожением наркофабрики под прикрытием одной серьезной государственной спецслужбы. Это влетело мне в очень серьезные деньги, но думаю, оно того стоило. И лишним подтверждением твоей благонадежности будет то, что тебя возьмут на солидную должность в такую уважаемую и законопослушную компанию, как наша «Саггети Корпорейшн». Сорок лет на рынке Талгола, строительные и ремонтные работы. — Глам подмигнул. — Надо же нам как-то отмывать заработанные капиталы, брат. Или ты думаешь, что мы присутствуем на бирже как мафиозный синдикат Саггети? Ну так что, справишься с должностью руководителя службы охраны?

— Даже не знаю… — замялся Бампер.

— А Джулия уверена, что справишься, — строго проговорил Саггети. — И я уверен, что справишься. Куда ты денешься? Хватит ломаться, Кенни, я предлагаю тебе очень хорошую работу и настоящее дело. Этот город рано или поздно будет нашим!..

Эпилог

На следующее утро бывший боевик Колхейна, а ныне скромный член команды снайперов клана Саггети Джо Стрелок, выйдя из лифта на сто двадцать втором этаже «Хайтауэр билдинг», направился по коридору к кабинету руководителя службы безопасности «Саггети Корпорейшн». В дверях он столкнулся с выходившими из кабинета двумя свеженазначенными шишками — у Бампера только что закончилось рабочее совещание. По рекомендации Кенни бывший Звездный Тюлень Стив Кувалда был назначен помощником босса по силовым вопросам, а флегматичный негр со странной кличкой Параметр — одним из бригадиров юго-востока. Кенни уже пообещал Джо, что Параметр как-нибудь расскажет ему с выражением и в лицах длинную и запутанную историю о том, почему его так назвали: история-де того стоит. Правда, при этом он предупредил, что Стрелку сначала придется щедро угостить Параметра пивом.

Джо вошел в кабинет и, не дожидаясь приглашения, опустился в одно из гостевых кресел. Хозяин кабинета восседал во главе роскошного прямоугольного стола, рядом примостилась Джулия в шикарной короткой юбке, закинув ногу на ногу.

— Ну что, Горностаи? — негромко спросил Стрелок, бросив взгляд на небольшой экранчик аппарата подавления прослушки. — Как настроение?

— Порядок, командир. — Джулия помахала рукой в воздухе. — Видишь, и пенсии пригодились. А ты расстраивался, что никто из нас их не тратит.

За последний месяц их нетронутые банковские счета похудели на три четверти: заказ и тайная доставка на Талгол спецоборудования русских диверсионных команд вроде снайперского комплекса «Агата» или маркеров-«булавок» обошлись очень дорого. Использовав хитрую мошенническую схему, через офшоры и нейтральные миры, Рысь вывела из Имперского банка на Светлом Владимире почти все их капиталы. Песец не был уверен, что эта схема успешно сработала бы в других условиях, но в ходе операции он постоянно ощущал незримое присутствие некой могущественной и дружественной силы. Их махинацию в банке явно кто-то прикрыл, причем на самом высоком уровне, в пределах компетенции кого-то из директоров. Да и секретное спецоборудование нашлось у контрабандистов невероятно быстро. Император не демонстрировал своей помощи бывшим Горностаям явно, но определенно делал все возможное, чтобы операция не сорвалась из-за глупой случайности.

Кстати, о деньгах больше можно было не беспокоиться. Рысь и Лось теперь имели возможность контролировать и направлять на необходимые Горностаям нужды весьма значительные суммы из бюджета неожиданно окрепшего клана Саггети.

— Между прочим, идея повесить маркер со своей стороны, чтобы подставить Зомби, была блестящей, — одобрил Песец.

— Брось, — фыркнула Рысь. — Никого я не подставляла. Просто повесила маркер так, чтобы Зомби, сидевший с другой стороны, случайно на него не наткнулся. Берт был довольно наблюдательной сволочью.

— Выходит, ты рискнула собой, чтобы дело не сорвалось, — уважительно заметил Лось. — Это самая настоящая отвага, Светка.

— Это глупость, — покачала головой Рысь. — Я просто не подумала, что меня тоже может зацепить. Я думала только о том, чтобы не провалить задание, а это непрофессионализм. Горностай без чувства самосохранения долго не живет, что в конечном итоге тоже приводит к провалу задания.

— Нам всем в этот раз пришлось время от времени отключать инстинкт самосохранения, — вздохнув, кивнул Лось. — Да и вообще вся эта операция — верх непрофессионализма. Сколько раз нас могли грохнуть! Если когда-нибудь кто-нибудь из наших узнает о том, что мы здесь творили, я… покраснею от стыда.

Рысь и Песец переглянулись и расхохотались. Спустя мгновение к ним присоединился и Лось.

— Да уж, облажались мы не раз. И крепко, — отсмеявшись, констатировал Песец. — Но в конечном счете все же выиграли. И это нас оправдывает… ну, в какой-то мере. Так что пока отставить самобичевание. Как у нас дела?

— Бойню в «Колхейн Индастриз» довольно быстро и умело замяли, как ты и предполагал, — доложил Лось. — Полномасштабной войны кланов не будет. Во-первых, многим оказалось выгодно сделать вид, что ничего не случилось, а во-вторых, никто не рискнет влезать в вендетту, в которой одна из сторон абсолютно неизвестна. В то, что эту бойню учинили боевики Глама, отбивая обожаемого вождя, верят только самые наивные. Остальные отчаянно пытаются понять, кто за этим стоит на самом деле и, главное, как этот кто-то связан с Саггети. Ибо в то, что люди Глама появились в нужное время и в нужном месте чисто случайно, тоже никто не верит… Но публичного расследования не будет точно. В здании частной корпорации, маленьком государстве в государстве, спрятать концы в воду оказалось гораздо проще, чем на фабрике бромикана. Молчат даже выжившие свидетели, не имеющие прямого отношения к мафии. Мало ли что! Кроме того, развил бурную деятельность по юридической защите клана папаша Динелли. Весьма талантливый оказался юрисконсульт…

— Погоди, он же вроде отказался от сотрудничества с Саггети?

— Это он сначала отказался, сгоряча. Но когда Глам назвал ему цифру, втрое превышающую его нынешний доход, и без того весьма солидный, папаша Динелли поспешно сказал «Да!», опасаясь, что наш босс оговорился и сейчас возьмет свои слова назад. Как там у древнего мудреца: «Нет таких преступлений, на которые бизнес не пошел бы ради трехсот процентов прибыли»?..

— Ну, а у тебя как дела на любовном фронте? — Песец повернулся к Рыси.

— Ну, как-как… — Она выглядела недовольной. — Нормально все, не беспокойся. Уверенно держу руку на главном мужском пульсе.

— Постарайся, чтобы Саггети не соскочил с крючка. Нам нужно использовать по максимуму его возможности и связи.

Рысь подняла на него взгляд.

— Слушай, — проговорила она, — а может, нам попытаться использовать его более активно? У нас не так уж много подготовленной агентуры в среде местных мафиозных семей. Через него мы могли бы установить нужные контакты и с гангстерами других миров. Ведь не секрет, что те, кто пытается вести тайную войну против Империи, в первую очередь вербуют исполнителей среди кланов Талгола и Двойного Креста…

— Только для этого надо как минимум сделать из Глама нашего агента, — встрял Лось. — Пока же мы можем использовать его только втемную, не раскрываясь, и, на мой взгляд, это в данной ситуации наиболее правильный подход…

— Светка, ты влюбилась, что ли? — буднично поинтересовался Песец.

— Пошел к черту! — огрызнулась Рысь. — В этого надутого сопляка? Еще чего!

Песец спокойно кивнул, однако еще раз попытался поймать взгляд Рыси. Та встретила его попытку совершенно безмятежно и даже чуть насмешливо.

Лось молча переводил взгляд с него на нее и обратно, пытаясь понять, шутят его коллеги или всерьез. Потом сдавленно кашлянул.

— Итак, операция с блеском завершена, — произнес он. — Вспаньяле! Всем спасибо, все свободны. Какие у нас планы на вечер?

Песец покачал головой.

— Ну, это ведь всего лишь два клана из семи, участвовавших в высадке на Дальний Приют. Причем на этот раз нам придется работать среди настороженных людей, — подчеркнул он, забрасывая ногу на ногу. — И кроме того, этот внезапно возникший на сцене ти эйч икс одиннадцать тридцать восемь лукас… Расслабляться рано, Горностаи. Работы у нас еще непочатый край…