Сергей Шведов

ВОЗВРАЩЕНИЕ ОРАКУЛА

* * *

Прокурор Иван Николаевич Лютиков пребывал в прескверном расположении духа. Сухарев без труда определил это по багровой толстой шее и розовеющим пухлым щекам. Нельзя сказать, что глаза прокурора метали молнии, но, во всяком случае, смотрели они на следователя прокуратуры неприязненно. Сухарев призадумался и попытался сообразить, чем же так прогневил высокое начальство. Вроде бы никаких особенных грехов за Василием Валентиновичем не числилось. Да и дела, которые он в данный момент вел, вряд ли могли вызвать резонанс в высших городских и областных сферах — обычная рутинная работа, не более того.

— Вот полюбуйся, — бросил Лютиков на стол лист бумаги. — Это же черт знает что!

Сухарев бегло пробежал глазами текст и вздохнул с облегчением. Камешек, нет, скорее булыжник, брошенный анонимным доброхотом, метил, к счастью, не в его огород. Тем не менее Василий Валентинович счел нужным вздохнуть, укоризненно покачать головой и выразить свое отношение к проблеме одним словом:

— Прискорбно.

— Безобразие! — не согласился с ним прокурор Лютиков и прокатился по кабинету большим неуклюжим шаром, энергично вытирая шею белоснежным носовым платком.

Иван Николаевич был человеком неуемным, работящим, довольно близко принимающим к сердцу сваливающиеся на его голову проблемы. За эти качества его ценили начальники и недолюбливали подчиненные. Сухарев и по роду службы, и, так сказать, по зову сердца принадлежал к последним и сейчас с нехорошим предчувствием ждал, чем еще огорчит его энергичный Лютиков накануне честно заработанного выходного дня.

— Надо проверить, — сухо бросил прокурор следователю, присаживаясь к столу.

— Но ведь это анонимка, Иван Николаевич! Мало ли что напишет наш поголовно грамотный народ. К тому же Рябушкин у нас давно уже не работает.

— По-вашему, три месяца — это давно? — сверкнул на подчиненного глазами Лютиков.

Сухарев в ответ лишь сокрушенно развел руками. По внешнему виду и внутренним качествам Василий Валентинович был полной противоположностью прокурора. То есть худ, высок ростом и флегматичен. Лютиков ценил в нем старательного и въедливого работника, но частенько поругивал за отсутствие вдохновения. Сухарев на претензии прокурора только плечами пожимал. По его мнению, юрист должен в своей деятельности руководствоваться одними фактами, а вдохновение оставить поэтам.

— Вы фантастической литературой случайно не увлекаетесь, Василий Валентинович.

— А с какой стати? — удивился Сухарев.

— Действительно, — вздохнул Лютиков. — Чушь собачья лезет в голову.

Несколько месяцев назад с Лютиковым приключилась крупная неприятность. Да что там неприятность — чертовщина какая-то. Из морга исчезли полтора десятка трупов. Точнее, они не исчезли, а некоторым образом ожили. И даже не некоторым, а самым что ни на есть натуральным. А один из этих ходячих трупов имел наглость заявиться в кабинет губернатора в тот самый момент, когда весь областной бомонд публично скорбел о его кончине. Сухарев в том деле задействован не был, но слухами земля полнится. Лютикову влепили неполное служебное соответствие и намекнули на проблемы со здоровьем. Для самолюбивого Ивана Николаевича такая оценка его неустанных трудов на поприще юриспруденции явилась тяжелым ударом. Но обиду он затаил не столько на огорчивших его суровых начальников, сколько на ни в чем вроде бы не повинного Анатолия Сергеевича Рябушкина… Сухарев никогда бы не стал копаться в душевных ранах прокурора, если бы тот сам не подсунул ему эту чертову бумажку с доносом анонима.

— А что, найденный клад действительно столь велик?

— Я тебя умоляю, Василий Валентинович! — вновь подхватился с места Лютиков. — Велик! Независимые эксперты оценили его в миллиард долларов! Можешь представить себе эту сумму? Губернатору уже звонили из центра и намекнули, что области, в которой золото лежит под ногами, вряд ли в будущем понадобятся дотации. Семен Семенович в шоке.

— Но ведь не губернатор этот клад обнаружил, — резонно заметил Сухарев. — А столица нас еще и благодарить должна. Шутка сказать, такой прибыток государству. На их месте я бы Семен Семенычу орден дал.

— Дадут, — скептически протянул прокурор. — Догонят и еще дадут. Мне уже звонили из Генеральной прокуратуры и выразили удивление. Понял, Василий Валентинович, — удивление. И есть чему удивляться, согласись. А тут еще эта анонимка.

— Но ведь цифры-то уж больно несуразные. — Сухарев вновь пробежал листок глазами. — А потом, зачем им скрывать часть клада, если они себя и так обозначили, выдав правительству ценностей на миллиард. Ведь по закону им полагается доля в двадцать пять процентов, если не ошибаюсь. А это ни много ни мало, как двести пятьдесят миллионов долларов. С ума можно сойти. Сорвали как с куста.

— Вот то-то и оно, что сорвали. А где найдено ценностей на миллиард, там вполне могли найти и на четыре. Тем более что в этом деле замешан наш сотрудник, пусть и бывший. Не говоря уже о других известных в городе лицах.

— Вы Хлестова имеете в виду? — насторожился Сухарев.

При упоминании фамилии ожившего «покойника» Лютиков поморщился. Петр Васильевич Хлестов был весьма заметным в городе человеком, близким как к мэру, так и к губернатору. И конечно, случившаяся с ним неприятность бросала тень и на властные структуры.

— Поговори с Петром Васильевичем, — прокашлялся Лютиков. — И вообще, займись проверкой сигнала.

— Но помилуйте, Иван Николаевич, — возмутился Сухарев. — Это же не сигнал, это же бред какой-то. Где я вам найду этого гостя из будущего, то ли бога, то ли оракула? Анонимку явно больной человек прислал. Тут не следователю надо разбираться, а психиатру.

— Если потребуется привлечь психиатров — привлечем, — жестко сказал Лютиков. — По-твоему, ценности в миллиард долларов — это тоже плод больного воображения? В общем, вынь мне этих сукиных сынов да положь!

— А кого вынуть-то и положить? — растерялся Сухарев.

— Не знаю, — раздельно и веско произнес Лютиков. — Ты у нас следователь — вот и расследуй. Все, Василий Валентинович, свободен — у меня совещание.

Вот ведь влип! Сухарев, выйдя из кабинета прокурора, едва не выругался вслух. Дело показалось ему темным и абсолютно бесперспективным. Собственно, и дела в привычном для юриста понимании этого слова не было. Василию Валентиновичу оставалось только скрежетать зубами да сожалеть, что в нашем правовом поле не прижилась известная формула римского права: нет трупа, нет и преступления.

— Но я тебя умоляю, Круглов, что ты околесицу несешь? — услышал вдруг Сухарев голос из-за приоткрытой двери кабинета. — Что значит пропал? Так был труп или не было? Вот так прямо встал и ушел?

Что ты мне голову морочишь, старшина? Девушке своей сказки будешь рассказывать, а к моему приезду чтобы все было в ажуре.

Сухарев проводил взглядом выбежавшего в коридор милиционера, не поленился войти в кабинет своего негодующего коллеги Углова, который при виде гостя развел руками:

— Вот кадры у нас в милиции. Им не то что ценности, трупа доверить нельзя. Можешь себе представить — не довезли!

Углов был лет на десять моложе Сухарева. Пробивной, нахальный… Можно было не сомневаться, что на месте следователя он долго не задержится, а стремительно рванет вверх, в прокурорские выси. Василий Валентинович относился к Углову скорее неприязненно, чем дружески, но в данном случае личные чувства не имели ровным счетом никакого значения. Сухарев, кажется, нащупал след, не выходя из стен родного учреждения.

— Убийство?

— Вроде нет, — пожал плечами Углов. — Хотя не исключается отравление. А почему тебя так заинтересовал покойник?

— Так ведь он ушел, — мягко улыбнулся Сухарев.

— Кто ушел?! — не понял Углов.

— Покойник.

— Покойник уйти не может, — коротко хохотнул Углов. — Покойника можно только потерять. Я тебя не пойму, Василий Валентинович, ты на что намекаешь?

— А ты разве не в курсе дела Хлестова? — понизил голос почти до шепота Сухарев.

Розы на щеках Углова слегка увяли, а на холеное лицо набежала тень. Костя Углов принадлежал к породе счастливчиков и красавчиков. Таких любят женщины, а жизнь если и бьет их, то не наотмашь, а все больше щадя и вскользь. Разумеется, о конфузе, приключившемся с прокурором Лютиковым, он слышал и даже отпустил по этому поводу несколько шуточек в кругу друзей, но, похоже, красавчик никак не предполагал, что неприятности сваливаются порой не только на головы поживших и много чего повидавших работников, но и на головы любимцев фортуны, привыкших срывать цветы удовольствия на всех клумбах, разбитых в округе.

— Но ведь тогда все, кажется, обошлось? — так же шепотом отозвался Углов, — Газеты слегка позубоскалили, и все.

— Там заинтересовались, — кивнул головой на потолок Сухарев.

— Губернатор?

— Бери выше. Лютиков рвет и мечет. Если он узнает, что ты потерял еще один труп, то я тебе, Костя, не завидую.

— Я-то тут при чем, — огрызнулся неуверенно Углов. — Пусть с милиции спрашивают.

— Спросят и с милиции, — вздохнул Василий Валентинович. — Ладно, поехали.

На старшине милиции Круглове буквально не было лица. Он ходил кругами вокруг машины с красным крестом и ругался последними словами. Стоявшие чуть в стороне пожилой мужчина в клетчатой рубахе и ражий тип в белом халате растерянно разводили руками.

— Первый раз со мной такое, — сокрушался мужчина в клетчатой рубахе, видимо шофер. — Ведь закрыл заднюю дверь-то. Точно помню, что закрыл. Вот и Андрей не даст соврать. Как хочешь, старшина, но я за покойниками бегать не буду. Ты милиционер, ты и бегай.

Задетый за живое старшина милиции хотел ответить зарвавшемуся шоферу, но при виде подъезжающего начальства сник, вытер пот со лба и пошел докладывать о происшествии, выходящем за рамки здравого смысла. Впрочем, у старшины Круглова это был далеко не первый потерянный покойник, и он очень даже хорошо помнил, что за предыдущих ему влепили взыскание.

— А я ведь предупреждал вас, товарищ старшина, — сказал следователь Углов, вылезая из сухаревской «девятки». — Просил, чтобы вы лично проследили за покойником.

— Виноват, — честно сознался доблестный страж порядка. — Но ведь надежный по виду был покойник, надежнее не бывает. Не в обиду тебе будет сказано, Костя, но это опять оракул чудит.

— Об оракуле поподробнее, — вежливо попросил старшину Сухарев.

Справедливости ради надо отметить, что старшина о загадочном существе знал крайне мало. Но его рассказ о происшествии в загородном дворце произвел на слушателей неизгладимое впечатление. Сухарев было подумал, что Круглов хватил лишку или перегрелся на солнце, но вовремя вспомнил, что на дворе весна и солнце сейчас не того накала, чтобы винить милиционера во всех бедах, случающихся с сильно пьющими людьми.

— Да не пил я, — обиделся Круглов. — И тогда был трезв как стеклышко и сейчас.

— Значит, вы утверждаете, товарищ старшина, что видели собственными глазами убитого Хлестова Петра Васильевича? — спросил Сухарев.

— Если не для протокола, то — да. Вот как вас сейчас. Там этих трупов было целых двенадцать. Семерых мы с Куницыным положили, а остальных убили еще до нас. На том же Хлестове живого места не было.

— Ты что несешь-то? — возмутился Углов. — У тебя все дома? Тебя же, сукина сына, либо под суд надо отдать за массовое убийство, либо в психушку за самооговор!

— Вот поэтому я и говорю — не для протокола, — обиделся на следователя старшина. — А для протокола я знать ничего не знаю. Да что там говорить… Я сегодня колдуна видел!

— Какого еще колдуна? — вконец запутался в показаниях свидетеля Сухарев.

— Графа Глинского по кличке Дракула. По слухам, это именно он тогда воскресил и Хлестова, и Сашку Синцова, и всех остальных.

— Бред, — покачал головой Углов. — Какой в наше время может быть Дракула?

— Самый обыкновенный, — пожал плечами Круглов. — Вампир.

Если бы не сегодняшний разговор с Лютиковым, Сухарев, скорее всего, счел бы показания старшины милиции бредом свихнувшегося на опасной и трудной службе человека. Но ведь прокурора сумасшедшим никак не назовешь, не говоря уже об экспертах, констатировавших смерть полутора десятка людей. Не мог же целый отряд работников правоохранительных органов вот так хором, в одночасье, сойти с ума. Непостижимым в показаниях старшины Круглова было лишь то, что Петр Васильевич Хлестов был убит дважды и так же дважды он воскрес.

— А где сейчас находится ваш сослуживец Синцов, товарищ старшина?

— Уволился, — вздохнул Круглов. — Как получил деньги от Рябушкина, так сразу и уволился. Решил подлечиться на полученные зеленые. Нервы у него в последнее время расшалились.

— И много денег он получил?

— Опять же не для протокола, — понизил голос до шепота Круглов. — По двести тысяч нам Анатолий Сергеевич отвалил — мне, Синцову и Куницыну. За моральные издержки, как он сказал.

— Сумма, однако! — завистливо прищелкнул языком Углов.

— Так ведь клад они нашли, — пояснил старшина. — В газетах писали. Колдун, наверное, нашел. А то с какого рожна он на «мерсе» разъезжает.

— А когда и где вы его видели?

— Так во дворе дома покойника, товарищ следователь. Стоял, значит, у дверцы «мерса» и ухмылялся. А второй, его графом Калиостро зовут, мне даже подмигнул. Третьего из их компании я, правда, не видел.

— А как фамилия третьего?

— Друбич, кажется. Тоже, наверное, вампир.

— А почему вы так решили?

— А зачем нормальному мужику шпага, товарищ следователь? Сдается мне, что этой шпагой он и заколол Хлестова. Я этого Друбича еще в прошлый раз хотел застрелить, но у меня патроны кончились.

— Какой кошмар, — только и сумел вымолвить потрясенный Углов.

Сухарев с ним был согласен, но, как человек выдержанный, поживший и много чего на своем веку повидавший, не спешил выплескивать свои эмоции наружу. Приобретенный на службе опыт подсказывал Василию Валентиновичу, что за всякой на первый взгляд чертовщиной прячется корыстный интерес. А в данном случае он не просто прятался, он заявлял о себе в полный голос кругленькой суммой в миллиард долларов. Надо отдать должное Лютикову, нюх не подвел его и в этот раз. Но каков Рябушкин-то! Это если он милиционерам отвалил по двести тысяч от щедрого сердца, то сколько же на его долю досталось от большого пирога?

Вслух этот вопрос прозвучал из уст следователя Углова, которого мучили те же вопросы, что и Сухарева. Это случилось, когда они на «жигулях» отъезжали от морга, скользя лысыми колесами по мокрому асфальту. Весна уже вступила в свои права, приукрасив деревья нежными зелеными листочками. Кабы не свалившиеся на голову заботы, Сухарев, возможно, и порадовался бы пробуждению природы от долгой зимней спячки, хотя подобная сентиментальность была не в его характере.

— Если верить анониму, приславшему письмо в прокуратуру, то речь идет о ценностях примерно в четыре миллиарда долларов, — спокойно отозвался на вопрос коллеги Сухарев.

— Мама дорогая, — только и сумел вымолвить Углов.

— Государству ценностей предъявили всего на миллиард. Ценности предъявила некая Хлестова Светлана Алексеевна. Якобы она нашла клад, спрятанный бывшими владельцами дворца, развалины которого она приобрела вместе с земельным участком близ села Горелова.

— А Рябушкин здесь при чем?

— Рябушкин, как ты знаешь, опытный юрист. Он и взял на себя переговоры с государством. Кладоискательнице положен по закону немалый куш, а наше государство не любит расставаться с деньгами. Но в данном случае оно, кажется, изменило своим правилам и выплатило причитающуюся расторопным людям сумму сполна.

— Ну а вампиры-то тут при чем? Откуда взялись Дракула и Калиостро?

Вопросы Угловым были заданы очень интересные, но, к сожалению, следователь Сухарев ответов на них не знал. Конечно, обнаружение клада ценой в миллиард долларов само по себе событие незаурядное, но обстоятельства, его сопровождавшие, вообще не лезли ни в какие ворота. И работники прокуратуры, посовещавшись между собой, вынуждены были констатировать это как факт.

— По-моему, это афера, — покачал головой Углов. — С далеко идущими последствиями. Помяни мое слово, Василий Валентинович, мы еще хлебнем с этим делом горя.

Сухарев с такой оценкой коллеги был согласен, однако продолжать разговор в том же духе счел неразумным. В конце концов, профессионал в своей работе должен исходить из факта, а нафантазировать можно целый короб. Фактом пока что был исчезнувший труп, вот от него и следовало танцевать.

— Кстати, откуда он взялся?

Труп, по словам Углова, обнаружила соседка Мария Филипповна. Просто бдительная старушка очень удивилась, что дверь в соседнюю квартиру, где давно уже никто не жил, распахнута настежь. Обнаружив в комнате на ковре бездыханное тело, соседка страшно перепугалась и побежала звонить в милицию. По словам свидетельницы, труп буквально плавал в луже крови. Однако прибывшая на место преступления следственная бригада никакой крови не обнаружила, как не обнаружила и следов насилия на теле покойного. Углов решил, что кровь старушке, скорее всего, померещилась от испуга, а человек умер самым естественным образом. Правда, никаких документов, удостоверяющих личность, ни на теле умершего, ни в квартире обнаружить не удалось. Да и вообще квартира выглядела нежилой. Холодильник, например, был пуст и даже отключен от розетки. Телевизор был покрыт толстым слоем пыли. Создавалось впечатление, что хозяин только-только переступил порог родного дома после долгого отсутствия и упал как подкошенный.

— Покойника сфотографировали?

— Разумеется, — кивнул Углов, — Я на всякий случай прихватил у экспертов парочку фотографий.

Лицо ожившего покойника Сухареву показалось знакомым, но. к сожалению, он так и не мог припомнить, где мог видеть этого средних лет сухощавого человека.

— А почему он так странно одет? — удивился Василий Валентинович.

— Честно говоря, нас это обстоятельство тоже заинтересовало. Костюмчик явно не нашего покроя.

— А другая одежда в квартире была?

— Нет. шкафы были пусты. Говорю же, абсолютно нежилая квартира. По словам соседки, ее прежние владельцы съехали примерно полгода назад. А кому они продали квартиру, Мария Филипповна не знает. Новый владелец квартиры никак себя не проявлял, хотя однажды старушка слышала шаги и покашливание за дверью.

— Что ты собираешься делать? — спросил Сухарев Углова.

— А ничего. Зарегистрирую как ложный вызов. Человек-то живой и вполне здоровый, раз сумел на ходу покинуть машину.

— Разумно, — согласился с коллегой Сухарев. — Лютикову ты, пожалуй, об этом случае не докладывай. Человек и так весь на нервах. А если что-то всплывет интересное в связи с этим несостоявшимся покойником, сообщи мне.

— Понял, — обрадовался Углов. — Спасибо, что подвез.

Сухарев высадил коллегу у дверей прокуратуры, а сам отправился с визитом к Хлестову. К сожалению, в офисе финансиста не оказалось, и после долгих мытарств и препирательств с персоналом следователю все-таки удалось выяснить, что Петр Васильевич сейчас находится в своей городской квартире и по случаю нездоровья гостей не принимает. Адрес этой квартиры Василию Валентиновичу сообщили только после устроенного им скандала с предъявлением удостоверения и угрозами судебного преследования тех, кто мешает дознанию. По всему было видно, что Хлестов кого-то очень сильно боится, а потому и конспирируется, как заговорщик, готовящий, по меньшей мере, государственный переворот.

В конспиративную квартиру Сухарева тоже впустили далеко не сразу, а только после того, как его опознал сам хозяин, с которым следователь был шапочно знаком. Квартира, надо признать, была не из самых шикарных, но, похоже, Хлестова вопрос личной безопасности волновал сейчас куда больше, чем престиж или даже комфорт.

— А что вы хотите, Василий Валентинович, — нервно дернулся Хлестов. — На меня уже покушались трижды. Дважды я был буквально на волоске от смерти. Меня даже в морг отвозили. Эта стерва не оставит меня в покое, будьте уверены.

Хлестов был одет в халат немыслимой расцветки и в окружении своих облаченных в строгие костюмы телохранителей выглядел как павлин, случайно угодивший в стаю коршунов. Но лицом Петр Васильевич был бледен, как-то осунулся, он даже и с тела сильно спал, во всяком случае, еще месяц назад он смотрелся куда солиднее.

— Разрешите присесть?

— Да, конечно, — спохватился хозяин, указывая следователю рукой на обтянутое кожей кресло. — Извините, что я обрушил на вас свои проблемы прямо с порога, но тут уж ничего не поделаешь — нервы.

Два телохранителя остались в коридоре у двери, а третий присел на диван неподалеку от хозяина, цепко держа взглядом незваного гостя. Сухарев решил не обращать на него внимания, в конце концов, человек просто исполняет работу, за которую ему платят деньги.

— Я в курсе ваших проблем, Петр Васильевич, — мягко начал Сухарев. — Скажу больше, ими заинтересовались на самом верху, вы меня понимаете?

— Слава богу! — с облегчением вздохнул Хлестов. — Армию надо подключать, ибо ОМОН с ним не справится. Поверьте мне на слово, Василий Валентинович.

Сухарев вообще не был склонен верить людям на слово, и уж тем более ему не внушал доверия перепуганный субъект, вполне возможно тронувшийся умом от выпавших на его долю переживаний.

— Это вы написали письмо в прокуратуру?

— Нет, — удивленно вскинул брови Хлестов. — Я ничего не писал, клянусь мамой. Хотя мысль такая и мелькнула. Но, в конце концов, что может сделать прокуратура против ведьмы?! А она ведь ведьма, натуральная ведьма! Я на нее в суд подал. Я ее выведу на чистую воду!

Речь, судя по всему, шла о бывшей супруге господина Хлестова Светлане Алексеевне, той самой удачливой кладоискательнице, о которой писали не только местные, но и центральные газеты. Сухарев приготовился выслушать все, что накипело у Хлестова на душе. Глядишь, между истерическими воплями всплывет и нечто существенное.

— Так вы говорите, что согласие на передачу спорных земельных участков у вас выманили обманом?

— Это было насилие! — взвизгнул Хлестов. — Насилие, а не обман! Меня заманили в ловушку, сначала убили, потом воскресили и заставили подписать бумаги. А кто бы на моем месте устоял? На меня натравили вампира, графа Дракулу. Его вся моя дворня боялась. А моих гвардейцев убили, буквально изрешетили пулями. Вот Сеня не даст соврать.

— Простите, а откуда там взялись гвардейцы? — вежливо полюбопытствовал Сухарев. — Или это вы образно выразились?

— При чем тут образы?! — обиделся Хлестов. — Я ведь был императором. Меня сопровождали четыре гвардии преображенца.

Клинический случай. Собственно, Сухарев при первом же взгляде на Петра Васильевича понял, что тот не в себе, но он никак не предполагал, что болезнь зашла так далеко. Тем не менее он решил слегка подыграть больному человеку.

— Вас ведь убили в загородном дворце подле села Горелова?

— А вы откуда знаете? — насторожился «император».

— У нас свои источники информации, — ушел от прямого ответа следователь. — Скажите, а господа Калиостро и Друбич принимали участие в вашем убийстве?

— Самое непосредственное, — твердо сказал Петр Васильевич. — Они меня в этот дворец заманили и подставили под удары местного разбойника Ваньки Каина. Этого Каина опознали мои холопы.

— Значит, вас убивали при свидетелях?

— А как же! — подпрыгнул на диване Хлестов. — Полный дворец челяди, и никто даже руки не поднял в защиту императора!

— Сочувствую, — вздохнул Сухарев. — А сейчас вы император в изгнании, как я понимаю, и боитесь наемных убийц?

— Послушайте, гражданин следователь, только не надо делать из меня идиота, — возмутился хозяин, — я и без того на грани нервного срыва. Вы имеете дело не с мальчиком, мне уже под пятьдесят, я на своем веку повидал женщин, но таких, как эта ведьма, не должно быть в природе. Вы меня понимаете — не должно.

Мальчиком Петр Васильевич действительно не был. Это Сухарев с готовностью признал. Да и трудно было оспаривать этот тезис, имея счастье лицезреть зрелого мужчину, хоть и невысокого роста, но солидной комплекции, с обширной лысиной на макушке. Сомнения у следователя возникли лишь в психическом здоровье собеседника, но «император» тут же их категорически опроверг:

— Сейчас я Хлестов Петр Васильевич, предприниматель, уважаемый в городе человек. Вы будете это отрицать?

— Боже упаси. — Сухарев даже слегка поежился под негодующим взглядом собеседника. — Но ведь вы утверждаете, что женаты на ведьме, или это вы просто фигурально выражаетесь?

— Я выражаюсь не фигурально, Василий Валентинович, а по существу. По-вашему, уважающая себя женщина станет путаться с этим вампиром, графом Глинским. А он ведь, между прочим, продал душу дьяволу! Мне об этом сказал холоп Сенька.

— Глинский — это Дракула? — уточнил следователь.

— Он самый, — кивнул Хлестов и залпом осушил стакан минеральной воды. — Представьте себе, этот вампир имел наглость заявиться вместе с ведьмой прямо ко мне в загородный дом.

— Он вам угрожал?

— Не помню, — честно признался Петр Васильевич. — Я почти сразу же потерял сознание. Очнулся в морге. Спасибо, конечно, нашим правоохранительным органам — нашли куда отправить уважаемого человека!

— Но ведь вы, Петр Васильевич, не подавали признаков жизни, — смущенно прокашлялся Сухарев. — И ваши охранники тоже.

— Нас просто загипнотизировали! — взвизгнул Хлестов. — Можно же отличить спящего человека от мертвого! Я вас умоляю, гражданин следователь.

— Промашка вышла, — самокритично признал работник прокуратуры. — Так вы считаете, что вас загипнотизировали?

— Естественно, — передернул плечами Хлестов. — И заставили сыграть сначала роль императора, а потом покойника. Вы слышали о графе Калиостро?

— Слышал, — не стал запираться Сухарев, — но это ведь другая эпоха.

— Эпохи меняются, а гипнотизеры остаются, — отрезал Хлестов.

— Вы хотите сказать, что он попал к нам из восемнадцатого века?

— Какого там восемнадцатого! — безнадежно махнул рукой Хлестов. — Я с его папой Гришкой Кравчинским вместе в вэпэша учился. Сын почтенных родителей и вот докатился до такой жизни. Она во всем виновата, гражданин следователь, помяните мое слово!

— Кто она? — не понял Сухарев. — Ведьма?

— Литература,—раздельно произнес Хлестов. — Выучили на свою голову. Он ведь писатель, этот Аполлон.

Нельзя сказать, что Василий Валентинович поспевал за скачущими из эпохи в эпоху бредовыми мыслями свихнувшегося финансиста, но кое-что он все-таки успел уловить и даже попытался сформулировать свои выводы вслух:

— Так, значит, графа Калиостро по паспорту зовут Кравчинским Аполлоном Григорьевичем?

— А я о чем вам целый час толкую?! — пожал плечами Хлестов. — Их же целая шайка орудует.

— А Друбич?

— Друбичем называет себя Ярослав Кузнецов, частный детектив, — пояснил до сих пор молчавший охранник Сеня. — Мы навели о нем справки. Бывший сержант-десантник. Воевал в Чечне. Учился на юрфаке университета, но ушел с третьего курса.

Надо признать, что охранник Сеня, в отличие от своего премудрого шефа, отвечал на вопросы четко и по существу, чем сразу же перевел разговор из заоблачных высей шизофренического бреда в область суровых земных реалий.

— А Дракула?

— В миру — Николай Ходулин. Служил в армии. Работал сварщиком в одной строительной артели. Сейчас лицо без определенных занятий. Да и зачем ему работа с такими деньжищами в кармане.

— Он, значит, разбогател?

— Так все они разбогатели с этого клада.

— Отберу! — вновь взвился Хлестов. — Отсужу все, до последней копейки! Клад был найден в моей земле, а следовательно, он мой!

— Клад принадлежит государству, — жестко парировал Сухарев, — даже если он действительно найден на вашей земле. Не вы же его туда зарывали.

Сеня вздохнул солидарно со словами Сухарева. Похоже, молодой человек разбирался в сути вопроса лучше своего шефа, которому жадность и обида застили глаза до полного умопомрачения.

— И почему вы решили, что клад был найден на ваших землях, Петр Васильевич?

— А где он, по-вашему, был найден? — удивленно вскинул брови Хлестов.

— Не знаю, — пожал плечами Сухарев. — Но вряд ли этот граф Глинский, каким бы богачом он ни был во времена последнего царя, обладал сокровищами, оценивающимися, по меньшей мере, в миллиард долларов, а по некоторым сведениям — в четыре!

— Как в четыре? — подхватился с места Хлестов. — Да быть того не может!

Судя по тому, как искренне Петр Васильевич отреагировал на последние слова Сухарева, анонимное письмо в прокуратуру действительно писал не он. А следовательно, был еще один человек, хорошо осведомленный в перипетиях развернувшейся в отдаленной деревушке Горелово драмы.

— Простите, Петр Васильевич, вам случайно не знаком этот человек? — Сухарев достал из бумажника фотографию сбежавшего «покойника» и протянул ее Хлестову.

— Так это же Аркадий! — хмыкнул Хлестов. — Аркадий Семенович Иванов, мой старый и проверенный партнер по бизнесу. А почему он так вырядился?

— Это и мы хотели бы узнать, — мягко улыбнулся Сухарев. — Он что, тоже участвовал в кладоискательстве?

— Так с него, пожалуй, все и началось, — задумчиво проговорил Хлестов. — Точнее, с диадемы, которую он мне продал.

— Вы считаете, что эта диадема из найденного клада?

— В том-то и дело, что диадему он продал задолго до того, как клад был найден, — покачал головой Хлестов. — А потом он пытался выкупить у меня земельные участки. Те самые. Сулил совершенно сумасшедшие деньги. Конечно же он знал, знал, что там спрятаны ценности!

Для психопата Хлестов рассуждал очень даже логично, ибо не чем иным, как поисками спрятанных сокровищ, объяснить интерес Аркадия Иванова к земельным участкам, расположенным у черта на рогах, было нельзя. Не сельским же хозяйством он собирался заниматься. Василий Валентинович не был знаком с Ивановым, но слышать о нем слышал. От того же Рябушкина, который с бизнесменом находился в дружеских отношениях.

— У меня к вам просьба, Петр Васильевич: если кто-нибудь из ваших знакомых, супруга, скажем, бывшая или тот же Иванов, будет предлагать вам драгоценности, не сочтите за труд сообщить об этом мне. Да и вообще держите меня в курсе всех происходящих вокруг вас событий. Это в ваших же интересах.

— Конечно, — с готовностью закивал Хлестов. — Обязательно, Василий Валентинович. Можете на меня положиться. Скажите, а компенсацию за причиненный мне моральный и физический ущерб я с этих подлецов могу потребовать? У нас ведь запрещено ставить опыты над людьми?

— Вне всякого сомнения, — подтвердил Сухарев. — Причем свидетели у вас будут самые надежные — работники милиции и прокуратуры. Надо только доказать преступный умысел со стороны обвиняемых.

* * *

Проводив гостя, Хлестов впал в глубокую задумчивость. Оцепенение его продолжалось довольно долго — минут пятнадцать, после чего Петр Васильевич очнулся, вскочил на ноги и бросился к телефону. Финансиста душили злоба, зависть и ревность. Мысль, что его бывшая жена вместо того, чтобы сохнуть в нищете, купается в золоте, буквально сводила его с ума. В спокойном состоянии Хлестов вряд ли бы стал связываться с Кудряшовым, у которого была слава человека крутого, опирающаяся на богатое криминальное прошлое и настоящее. Словом, урка был еще тот. По слухам, под рукой у Кудряша ходило чуть ли не полсотни быков, и крышевал он едва ли не половину бизнесменов в городе. Тем не менее криминальный босс на зов финансиста откликнулся . незамедлительно и уже буквально через полчаса звонил в дверь хлестовской квартиры.

В пику своей фамилии Кудряшов был абсолютно лыс, причем не по моде, а по природе, хотя годами только-только приближался к сорока. Роста он был среднего, но крепко сбит и ловок в движениях.

Лицо его на первый взгляд выглядело добродушным, правда, впечатление портили маленькие цепкие глаза, настороженно смотревшие на собеседника из-под неожиданно густых ресниц. Нельзя сказать, что Кудряшов с Хлестовым были друзьями, но деловые контакты поддерживали, не слишком, однако, афишируя свое знакомство.

— Решил пришить свою дорогую женушку, Петр Васильевич? — Кудряшов снял шляпу и бросил ее на журнальный столик, после чего опустился в кресло, где еще недавно сидел следователь прокуратуры.

— Я тебя умоляю, Михаил, — поморщился Хлестов. — Давай без этих твоих уголовно наказуемых шуток.

— Зачем звал? — сразу же взял быка за рога предводитель разбойничьей шайки.

Хлестов провел ладонью по взмокшему от пота лицу и после довольно продолжительной паузы все-таки выдал давно заготовленную фразу:

— Можно сорвать большой куш, Михаил, такой большой, что вся твоя нынешняя суета — детский лепет.

— За большой кущ большие сроки дают, — криво усмехнулся Кудряш. — Надеюсь, ты не Центробанк собрался грабить?

— Полтора миллиарда баксов тебя устроят?

— А почему не два, — хмыкнул Кудряшов.

— Потому что тебе придется делиться со мной. Сразу предупреждаю тебя, Михаил, заинтересованных лиц в этом деле много, но твоя доля уже определена — пятьдесят процентов.

И без того маленькие глаза Кудряша превратились в две узкие щелочки, но Петр Васильевич, вступив на привычную стезю деловых переговоров, уже обрел душевное равновесие и выдержал этот пронизывающий взгляд с достоинством.

— Я, конечно, слышал о находке твоей супруги, Петр Васильевич, но ведь, кажется, там речь шла о миллиарде?

— Где один миллиард, там и четыре, — отозвался Хлестов.

Кудряшов дураком не был и соображал очень быстро, особенно когда дело касалось денег. Хлестов почти не сомневался, что губернский мафиози сильно огорчился, что такой куш, найденный, можно сказать, на помойке, проплыл мимо его рта прямехонько в государственную казну. Будучи человеком амбициозным, Кудряш полагал, что выскочки, которым выпало счастье наткнуться на золотые россыпи, должны были прежде всего поделиться с крестным отцом. Но, увы, ныне во всех сферах орудуют беспределыцики, не признающие законов и плюющие на заведенный авторитетными людьми порядок.

— Так ты считаешь, что они не все ценности отдали государству?

— Можно подумать, что ты отдал бы все, до последнего цента! — ухмыльнулся Хлестов.

— А зачем вообще было светиться, — пожал плечами Кудряш, — обратились бы к сведущим людям…

— Которые обобрали бы их до нитки, — дополнил мафиози финансист. — Бывшая моя супруга хоть и стерва, но не набитая дура. У нее не было за душой ни гроша, а теперь она ворочает сотнями миллионов. Причем легальных миллионов. С такими деньжищами можно организовать несколько каналов сбыта и без проблем вывезти ценности за границу.

— Но ведь ее будут пасти!

— Разумеется. Я же сказал, заинтересованных лиц в этом деле с избытком. Но именно это обилие охочих до чужого добра лиц и делает позиции государственных структур уязвимыми. Им просто не позволят вмешаться.

— Ну, Петр Васильевич, — покачал головой Кудряшов, — ты хоть знаешь, куда меня толкаешь?

— Догадываюсь, — пожал плечами Хлестов. — Но большие деньги без крови не даются, Миша, и кому, как не тебе, это знать. А здесь не просто большие деньги — здесь речь идет о трех миллиардах долларов.

— Откуда у тебя такие сведения? Жена, что ли, поделилась?

— Сведения получены из самого что ни на есть надежного источника — из прокуратуры.

— Значит, и эти зашевелились, — вздохнул Кудряш.

— «Эти», — усмехнулся Хлестов, — далеко не самые опасные наши оппоненты. Ты с Ивановым знаком?

— Неужели и Крот в этом деле замешан? — обеспокоенно покачал головой Кудряшов.

— Аркадий Семенович давно охотился за этим кладом, и вдруг Светка обходит его на последнем повороте — можешь представить себе всю степень его огорчения.

— Уже представил, — заржал невесть чем обрадованный Кудряш. — Ну, с этим налимом я как-нибудь справлюсь.

— Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, — остерег самоуверенного мафиози Хлестов. — У Иванова связи, и, по моим сведениям, он работает на пару с Субботиным. Тебе этот деятель, надо полагать, хорошо знаком.

— Конкурирующая фирма, — недобро усмехнулся Кудряш.

— Вот именно, — согласился Хлестов. — И, наконец, главное, Миша. В этом деле далеко не все чисто.

— Ты на федеральный центр намекаешь?

— Бери выше.

— А куда выше-то?! — поразился мафиози.

— Тогда ниже, — неуверенно отозвался Хлестов. — Я на нечистую силу намекаю, Михаил.

— Ну ты даешь! — Кудряшов хотел было засмеяться, но в последний момент передумал. — Я, Петя, атеист, меня чертом не испугаешь.

— Да не черт он, а оракул, — поморщился хозяин. — Мне о нем Стеблов с Клюевым рассказали.

— Я тебя умоляю, Петр Васильевич, нашел кого слушать — Веню с Гриней.

— Они там были, Михаил. Их привлекал Иванов для каких-то странных дел. Ты с ними переговори. Тебе они скажут то, что от меня утаили. Есть еще три богатыря, на которых тебе следует обратить внимание. Кузнецов, Ходулин и Кравчинский. Они в доле. И если Светке пришлось с ними делиться, то мальчики они, сам понимаешь, непростые.

— Убедил. — Кудряшов взял со столика шляпу и нахлобучил себе на голову. — А почему моя доля всего пятьдесят процентов — ведь вся грязная работа на мне?

— Так в том-то и дело, что грязная, — мягко улыбнулся Петр Васильевич.—Тебе после нее отмываться придется. А вход в чистилище ныне стоит недешево. Скажу больше, Михаил, разрушить город тебе, конечно, не позволят, но в остальном у тебя руки развязаны.

Гость покинул Хлестова в глубокой задумчивости, а тот, оставшись один, нервно закурил. Дело, в которое он столь опрометчиво ввязался, таило в себе такие подводные течения и неожиданные водовороты, что у Петра Васильевича невольно екала селезенка. Кроме того, его мучило нехорошее предчувствие. После двух несостоявшихся смертей Хлестов стал суеверен, ибо претензия на третье воскрешение в случае нечаянной, но вполне возможной смерти вряд ли будет удовлетворена в небесной канцелярии.

* * *

Для Кудряшова же после встречи с трусливым мужем отчаянной бабенки многое в деле о миллиарде стало ясно. Петя Хлестов, не в обиду ему будет сказано, хоть мужик и не глупый, но размазня. Отказываться от сотрудничества с ним Михаил пока не собирался, памятуя о связях финансиста в городских и областных высших сферах, но вот что касается дележа возможного куша, то здесь надо подумать. Впрочем, делить пока что было нечего, хотя перспективы просматривались довольно отчетливо.

— Стеблова и Клюева ко мне, — отдал приказ Кудряшов своему ближайшему подручному Козлову.

Козлов, несмотря на свою неприличную во всех отношениях фамилию, имел среди братков определенный вес, но в силу ограниченных умственных способностей в паханы не рвался, вполне удовлетворяясь ролью зама при большом боссе Кудряшове. Впрочем, человеком он был цепким и далеко не случайно заработал свою вполне пристойную кликуху Бульдог, на которую и предпочитал отзываться, игнорируя неблагозвучную фамилию.

Кудряшовский «мерседес» еще только подруливал к офису, а его хозяину уже доложили, что Гриня с Веней найдены и через десять минут будут доставлены по указанному адресу. Кофе Кудряш, однако, успел выпить, сидя в своем кабинете за столом из ценных пород дерева. Времена, когда проблемы разрешались на воровских малинах, давно уже канули в лету. Ныне Михаил Кудряшов легализовался уже настолько, что подумывал о месте депутата в городском собрании народных представителей. И уж конечно бы он туда попал, если бы не подвернулось совершенно фантастическое дело, сулящее громадные барыши.

— Ну, гуси-лебеди, — окинул строгим взглядом двух вошедших шестерок Кудряш, — рассказывайте, как докатились до жизни такой.

— Гадом буду, — сказал дрогнувшим голосом Веня.

— Век воли не видать, — ударил себя в грудь кулаком Гриня.

— Такие деньжищи прошляпили, — покачал головой Кудряш,—убить вас мало!

— Кто ж знал, — вздохнул Веня. — Мы ведь оттуда чуть живы ушли.

— Так убили же нас, — не согласился с приятелем Гриня. — Штабс-капитан Друбич, контра недобитая, прямо из двух стволов — бац! А потом еще Вениамину по морде дал, но это уже здесь, в городе, когда они у нас «форд» отобрали.

— Да, — покачал головой Кудряшов. — Случай, я вижу, запущенный и лечению не поддается. Спрашиваю прямо и без обиняков: откуда у Светки золота на миллиард долларов?

— Как на духу, — сделал шаг к столу Гриня. — Оракул дал. Да что ему этот миллиард — тьфу!

— Оракул — это власть над миром, — солидно прокашлялся Веня. — Над прошлым, настоящим и будущим. Так Анатолий Сергеевич сказал, когда мы в морге очнулись.

— Давайте с самого начала и поподробнее, — нахмурился Кудряшов.

Однако поподробнее у Вени и Грини получилось еще хуже. Единственное, что уяснил из их рассказа Кудряшов, так это то, что два придурка столкнулись с каким-то субъектом по прозвищу Оракул, обладающим невероятной мощью. Был ли он живым существом или загадочным механизмом, Кудряшову выяснить так и не удалось. Веня и Гриня противоречили друг другу в каждом слове и ссылались при этом на Крота как на единственного авторитета, обладающего всей необходимой информацией.

— А где сейчас находится Крот?

— Вероятно, в морге, — пожал плечами Веня. — Его убили.

— Когда? — насторожился Кудряшов.

— Тут такое дело, — зачастил Гриня. — Крот поручил Вене купить квартиру на свое имя где-нибудь в тихом месте. Было это еще полгода назад. Зачем она ему понадобилась и что он там собирался делать, я не знаю. Но сегодня поутру он нас туда пригласил. А мы как раз с Веней без копейки денег. Ну, думаем, хоть на пиво заработаем. Ан нет! Открываем дверь— а он там мертвый и вот такой кинжалище в груди торчит. Можете себе представить всю степень нашего разочарования. Попили, называется, пива. Одна надежда, что к вечеру он очнется, вернется из морга и нас угостит.

— Ты хоть соображаешь, что несешь, придурок? — оскалился на Гриню Бульдог, внимательно слушавший показания шестерок.

— А что я такого сказал?! — обиделся Гриня. — Крот уже дважды был покойником, и ничего — живехонек. Наверняка его Дракула пришил.

— Это что еще за Дракула? — удивился Кудряшов.

— Призрак, — охотно пояснил Гриня. — Мы как с Веней мертвого Крота увидел и, так сразу и решили, что оракул вернулся. Вышли тихонечко из квартиры, но дверь оставили распахнутой настежь, сели во дворе на лавочку и стали ждать. И точно: сначала менты подъехали, а потом эти двое, призрак с Калиостро. Я в этого Калиостро лично пулю из «макарова» выпустил, а ему хоть бы хны. Разъезжает как ни в чем не бывало на «мерседесе». А ты говоришь — придурок!

У Кудряшова возникло горячее желание повторить подвиг Грини и всадить сразу две пули, по одной на каждого информатора. И ведь даже не скажешь, что пьяные или обкуренные, а несут невесть что.

— Может, их с пристрастием допросить? — спросил Бульдог, разъяренный не меньше шефа.

— Так мы же все вам как на духу, — удивился Гриня. — Как было, так и рассказали. Хотите, я вам этого Калиостро покажу? Я случайно узнал, где он живет. Да и призрак там где-то поблизости обитает.

— Гришка прав, — прокашлялся Венька. — Просто на словах этого объяснить нельзя. Кому ни расскажи, никто не хочет верить. Вы сами с ними пообщайтесь, вот тогда и поймете, что это за фрукты. Только потом на нас не обижайтесь.

— Пугаешь?! — выгнул правую бровь Кудряш.

— С чего ты взял? — отрицательно затряс головой Венька. — Просто предупредил, чтобы вы были поосторожнее.

— Бульдог, — повернулся к заму по криминальной работе Кудряш, — привези ко мне этого Калиостро. Только без рук — просто для душевного разговора.

Получался какой-то балаган и сапоги всмятку. Кудряшов проводил глазами удаляющегося Бульдога с шестерками. Веня с Гриней, конечно, придурки, но не до такой же степени. При чем тут, спрашивается, призраки? Справедливости ради надо отметить, что Хлестов предупреждал своего подельника, что в этом деле не без чертовщины, но ничего определенного так и не сказал. Петр Васильевич — налим еще тот. А вот Крот — фигура серьезная и не до конца понятная. Сталкиваться с ним Кудряшову не приходилось, но наслышан он о нем был немало. Этот по мелочи суетиться бы не стал. Значит, если его пришили, то за очень хорошую сумму. В то, что Крот воскреснет, Кудряш, разумеется, не верил, ну разве что его смерть Грине с Веней померещилась спьяну.

…Бульдог задерживался, Кудряшов взглянул на часы и потянулся к телефону. Однако верный сподвижник почему-то отзываться не спешил. Зато Кудряшов услышал чей-то незнакомый голос, который довольно раздельно произнес:

— Чертова штучка, видимо, шпионский передатчик. Где вы его задержали, товарищи?

— Какие еще товарищи? — переспросил Кудряшов, но трубка отозвалась на его вопрос короткими гудками.

Нельзя сказать, что босс встревожился — мало ли какие шутки выделывает телефонная связь, но полузабытое слово «товарищи» почему-то неприятно его удивило. Недолго думая, Кудряшов сам решил навестить таинственного хмыря по имени Калиостро и вправить ему мозги, а заодно сказать пару теплых слов Бульдогу, которому следовало бы порасторопнее выполнять приказы шефа. К счастью, адрес Калиостро у Кудряшова был. Жил он недалеко от офиса, а потому босс не стал обременять себя охраной, но пистолет на всякий случай прихватил.

— Рули, Антоха, — бросил он задремавшему водителю. — Дома выспишься.

Калиостро жил во дворце, во всяком случае, это довольно приличных размеров здание было одним из самых старинных в городе. По слухам, в далекие тридцатые здесь размещалось областное управление НКВД или ГПУ, словом, не то место, куда бы Кудряшов отправился с легким сердцем. К счастью, времена изменились, и приватизированный особняк ныне перешел во владение авантюриста, заплатившего за него немалую сумму, надо полагать.

— Ты о катале по кличке Калиостро ничего не слышал? — спросил Кудряшов своего водителя.

— Так это вроде давно было, — отозвался Антоха. — Жил такой в восемнадцатом веке. Я про него кино видел.

— Кино, говоришь? — усмехнулся Кудряшов. — Ну, пойдем, посмотрим, что это за кино.

Дверь жалобно скрипнула под напором рассерженного мафиози, но открылась без проблем. Кудряшов на всякий случай нащупал в кармане длинного черного пальто рукоять пистолета. Антоха растерянно сопел за его широкой спиной, силясь разглядеть в полумраке, кто это так решительно спускается им навстречу по широкой лестнице. Четыре человека в странной форме с кубарями в петлицах действовали столь быстро и напористо, что растерявшийся Кудряшов даже охнуть не успел.

— Какого черта!.. — попробовал он возмутиться, но, получив чувствительный удар по печени, тут же и умолк.

Пистолет из его кармана вытащили в мгновение ока, а руки вывернули так, что Кудряшов ничего не мог видеть, кроме паркета под ногами. Потащили его почему-то не вверх по лестнице, а куда-то вниз, — похоже, в подвал. Слегка оклемавшись после решительного нападения и чувствительного удара, Кудряшов попытался определить, в чьи же лапы он столь неожиданно угодил. Вот вам и кино, вот вам и восемнадцатый век! Неужели Субботин устроил на него засаду? Но ведь с этим сукиным сыном они уже уладили все противоречия и разделили сферы влияния. В последнее время никаких недоразумений между ними вроде бы не возникало. А больше никто в городе не осмелился бы вот так нагло среди бела дня напасть на солидного бизнесмена со специфической репутацией. Неужели в городе появилась банда беспределыциков, не признающая никаких авторитетов? Кудряшов попытался было распрямиться, но, получив удар на этот раз по ребрам, вновь вернулся в исходное положение. Единственное, что он успел разглядеть, так это специфическую обувь. Конечно, можно было предположить, что бизнесменом с сомнительным прошлым заинтересовались правоохранительные органы, но наши российские милиционеры давно уже не носят брюки галифе, заправленные в начищенные до зеркального блеска сапоги.

Кудряшова и Антоху без церемоний втолкнули в какое-то полутемное помещение, освещаемое лишь настольной лампой. Здесь мафиози смог наконец выпрямиться и осмотреться.

— Вот, товарищ Скоков, доставили еще двоих, — раздался за спиной у Кудряшова грубый голос.

Мафиози собрался было повернуть голову, но в последний момент передумал, опасаясь получить еще один удар по и без того нывшим ребрам. Впрочем, рассматривать сидевшего за столом человека никто ему не мешал. Товарищ Скоков очень напоминал господину Кудряшову персонажа из фильма, фильма вовсе не о восемнадцатом веке, а о куда более близкой нам эпохе. Близкой по времени, чтобы не сказать по духу. От сидевшего за столом человека за версту разило сталинизмом. Вот тебе и граф Калиостро!

— Паспорт у него с царским орлом и пистолет в кармане, — прорычал из-за спины Кудряшова все тот же грубый голос

— Разберемся, — мягко отозвался товарищ Скоков. — Садитесь, гражданин…

— Кудряшов Михаил Михайлович, — подсказали от дверей.

Не дожидаясь повторного приглашения, Кудряшов присел на предложенную табуретку. Свет настольной лампы бил сейчас ему в лицо, мешая разглядеть притаившегося в тени незнакомца. Страха мафиози пока не испытывал, но любопытство его разбирало не на шутку. Кому и зачем понадобилось разыгрывать это представление с переодеваниями в стиле советского ампира. Даже мебель сукины сыны подобрали соответствующую, не говоря уже об одежде.

— А у нас к вам есть вопросы, гражданин Кудряшов, — сообщил арестанту товарищ Скоков.

— Так вроде я ни в чем не виноват, — захлебываясь кашлем, выдавил из себя мафиози.

— Был бы человек, а статью найдем, — утешил его товарищ Скоков. — Совсем уж безвинных людей к нам не привозят. Вы ведь у нас, кажется, троцкист, гражданин?

— Да уж скорее бухаринец, — усмехнулся Кудряшов, припоминая родную историю.

— Вот видите, — обрадовался товарищ Скоков, — пойдете по расстрельной статье. Контрреволюционный заговор и измена Родине.

— Родине я не изменял, — возразил Кудряшов. — А что касается заговора, то пожалуй. Я либерал по убеждениям.

— Кадет, значит. Так и запишем.

— А какой у нас сейчас год, гражданин следователь? — на всякий случай уточнил мафиози.

— Не надо только под психа косить, гражданин, — поморщился Скоков. — И вам неприятности, и нам лишние хлопоты. А год у нас сейчас на дворе тридцать восьмой.

Кудряшов рассмеялся. Хотел бы он знать, кто его так талантливо разыгрывает? Надо же, кабинет в подвале, лампа в лицо. Кем бы ни был этот таинственный Калиостро, но человек он с фантазией, надо признать.

— Перестаньте дурака валять, гражданин Кудряшов, — строго сказал следователь. — Здесь вам не цирк.

— А кто это кричит? — насторожился мафиози.

Крик доносился из-за стены, и хоть был он приглушенным, но не оставлял сомнений в том, что человеку, его издающему, очень больно. Представление Кудряшову переставало нравиться. Кем бы ни были эти люди, они, похоже, не собирались церемониться со своими пленниками.

— Это дает показания ваш спутник. Антохин, кажется. Он тоже бухаринец?

— Слушай, как там тебя, хватит мне голову морочить, — рассердился Кудряшов. — Ты что, чмо, не знаешь, с кем связался?!

— Кобяков, поговори с гражданином.

Кобякова мафиози не успел разглядеть, зато очень хорошо видел хромовые сапоги, которые обрушились на него со всех сторон. Били его минут пять, и били весьма старательно. Кудряшов от боли едва не потерял сознание, но, к счастью, экзекуция закончилась раньше, чем он успел отдать богу душу.

— Вы. ведь, кажется, из нэпманов, гражданин Кудряшов?

— Бизнесмен, — поправил мафиози, с трудом обретая себя на табуретке под взглядом насмешливо прищуренных глаз товарища Скокова. — Владею сетью магазинов.

— Владел, — поправил его следователь. — А за что вы убили Терентия Филипповича Доренко, гражданин?

— Это который Доренко? — искренне удивился Кудряшов.

— Наш сотрудник. Его нашли .мертвым сегодня поутру в собственной квартире.

— Не знаю я никакого Доренко, — пожал плечами мафиози.

— А Козлова Бориса Алексеевича вы тоже не знаете?

— Козлова знаю, — не стал запираться Кудряшов. — Мой зам по хозяйственной части.

— Ну, вот видите, — обрадовался следователь. — Кобяков, приведите подследственного.

Бульдога ввели буквально через пару минут, видимо, держали его где-то поблизости. В первую секунду Кудряшов не узнал своего давнего подельника. Лицо Козлова представляло собой сплошной синяк. Судя по всему, «шутники» церемонились с замом еще меньше, чем с шефом. С трудом переставляя ноги, Бульдог проделал несколько шагов по кабинету и упал на табуретку напротив Кудряша.

— Что же это такое… — начал было закипать мафиози, но как раз в этот момент его взгляд упал на конвоирующих Бульдога субъектов, и язык его прирос к небу. Веня и Гриня, облаченные в дурацкие гимнастерки с кубарями в петлицах, нагло ухмылялись ему прямо в лицо. У Кудряшова теперь уже не было сомнений, что его заманили в ловушку с помощью двух этих шестерок, чтоб им ни дна ни покрышки. Ну, дайте срок, сволочи, и вы еще узнаете, кто такой Кудряш!

— Так вы признаете свою вину, гражданин Козлов?

— Признаю, — глухо произнес Бульдог.

— И этого гражданина узнаете?

— Узнаю, — кивнул подследственный. — Это он отдал мне приказ устранить Доренко.

— Ты что несешь? — ошалело уставился на подельника Кудряш. — Какой Доренко? Я тебя в дерьме закопаю, сука.

— Кобяков, прочисти мозги гражданину. Что-то у него память слабеть начала.

На этот раз избиение продолжалось дольше, и Кудряшов, кажется, потерял сознание, а очнулся он от ласкового голоса следователя Скокова:

— Зря упорствуете, Михаил Михайлович, вот уже и ваш шофер Антохин дал показания.

Кудряшов несколько раз тряхнул головой, чтобы избавиться от звона в ушах, и с помощью услужливого Грини вернулся на табуретку. Впрочем, Гриня вообще проявил себя в данной ситуации человеком старательным. Кудряшов очень хорошо запомнил его сапог, который все время норовил заехать ему в лицо.

— Так подпишете протокол, гражданин? — лениво переспросил Скоков.

— Давайте, — прохрипел мафиози и, не глядя, подмахнул бумагу.

— Ну что же, товарищи, — облегченно вздохнул следователь, — с врагами народа церемониться не будем — в расход. Да, чуть не забыл, там наверху заседает тройка. Отведите их туда, пусть заслушают приговор.

— А адвокаты? — просипел разбитым ртом сведущий в юридических тонкостях Антохин.

— Шутник, — погрозил ему пальцем Скоков. — Буржуазные пережитки пролетарскому суду ни к чему.

Приговор Кудряшов выслушал словно во сне. Просто встали три одетых в гимнастерки товарища, и один из них зачитал что-то по бумажке. Кажется, мафиози все-таки изменил Родине с какой-то иностранной державой, а возможно, ему это только почудилось. Но в любом случае процедура суда не заняла слишком много времени, ну, может быть, минут пять от силы.

— Пошли, контра, — толкнул его в плечо Веня Стеблов. — Кончилось ваше время.

— Нас что же, расстреляют? — растерянно произнес Антохин, спускаясь по лестнице.

Однако его вопрос остался без ответа. Приговоренных вывели через задний ход во двор и поставили к стенке, прямо под падающие с крыш холодные капли. Кудряшов, все еще не веря в реальность происходящего, взглянул на затянутое тучами небо и смачно выругался. Выстроившаяся напротив приговоренных троица подняла револьверы. Дуло одного из них целило прямо в лоб Кудряшову.

— Ну Веня, — просипел севшим голосом мафиози, — в случае чего я тебя и на том свете достану.

Больше он ничего не успел сказать. Сухо щелкнули три выстрела, яркая вспышка ослепила Кудряшова, и он рухнул в черную бездну, без всякой надежды на возвращение в этот негостеприимный мир.

* * *

Утром озабоченного текучкой Сухарева ожидал сюрприз, который преподнес ему следователь Углов. Обычно самоуверенный Костя выглядел в этот раз растерянным и слегка смущенным.

— Тут такое дело, Василий Валентинович, — сказал он, плотно прикрывая за собой дверь кабинета, — Кудряшов свихнулся. В смысле сдвинулся по фазе.

— Это который Кудряшов? — удивился Сухарев.

— Тот самый. Твой крестник. Это ведь ты ему первую ходку организовал?

— Так это когда еще было, — махнул рукой Василий Валентинович, с удовольствием потягивая кофе, предложенный гостеприимным хозяином кабинета. — А что он натворил?

— В этот раз натворил не он, — понизил голос почти до шепота Углов. — Натворили с ним. Совершенно дикая история. Сегодня рано поутру милицейский наряд обнаружил на асфальте чуть ли не в центре города трех приличного вида мужчин. То есть лежат себе и в ус не дуют. Сначала милиционеры сочли их пьяными, потом мертвыми, ну и, естественно, доставили в больницу, где пострадавшие очнулись. А очнувшись, начали нести такую ахинею, что милиционеры и врачи не знали: плакать или смеяться на них глядючи. Этих трех придурков, я имею в виду Кудряшова, Козлова и Антохина, якобы расстреляли в НКВД, обвинив в убийстве какого-то Доренко Терентия Филипповича, а также в измене Родине, сотрудничестве с иностранными разведками и контрреволюционном заговоре. Они даже фамилию следователя называли — Скоков.

— А где это происходило?

— Во дворце графа Калиостро, можешь себе это представить?

— И где этот дворец находится?

— На улице Советской. Там, где раньше горкомхоз был. А сейчас его какому-то чудаку продали. Здание ведь, кажется, еще дореволюционной постройки.

— Фамилию нового владельца выяснил?

— Некий Кравчинский Аполлон Григорьевич. Я ведь почему тебе эту историю рассказываю, Василий Валентинович, пострадавшие утверждают, что их избили зверски перед тем, как расстрелять, но никаких следов побоев медики на их телах не обнаружили, не говоря уже о пулевых ранениях. И тем не менее милиционеры — а в наряде были опытные ребята — приняли их за покойников. Вот мне и подумалось, не связано ли это происшествие со вчерашним убийством, которое тоже на поверку обернулось пшиком?

Предположение Углова показалось Сухареву обоснованным, не говоря уже о том, что фамилия нового владельца особняка показалась ему знакомой. Этот Кравчинский уже упоминался в разговоре с Хлестовым, а также числился в списке счастливых кладоискателей.

— Фамилия твоего вчерашнего несостоявшегося покойника Иванов. Имя Аркадий Семенович. Очень известный в городе бизнесмен и хороший знакомый четы Хлестовых. По словам Петра Васильевича, Иванов был буквально одержим поисками клада, который в результате достался совсем другим людям.

Углов с большим интересом выслушал подробный рассказ Сухарева о встрече с видным финансистом. Рассказ изобиловал такими фантастическими подробностями, что молодой следователь только головой качал.

— По-моему, он просто псих, этот твой Хлестов, Василий Валентинович.

— Очень может быть, — легко согласился Сухарев. — Но, согласись, здесь есть и настораживающие обстоятельства: уж очень похож его рассказ на то, о чем говорят Кудряшов, Козлов и Антохин. Эпоха, конечно, другая, но случаи похожи: смерть, а потом воскрешение. Если эти люди не сговорились морочить нам голову, то ситуация складывается более чем странная.

— Может, их гипнотизируют?

— Хлестов высказывал такое же предположение и даже назвал имя и фамилию человека, который, по его мнению, злоупотребляет своим даром.

— И кто же этот фокусник-гипнотизер?

— Кравчинский Аполлон Григорьевич, по прозвищу граф Калиостро, а по профессии, кажется, литератор.

— Любопытно, — задумчиво произнес Углов.

— Более чем любопытно, — согласился с ним Сухарев. — У меня к тебе просьба, Костя: узнай, кому этот загадочный особняк принадлежал до революции и какие учреждения там размешались в советское время.

— Сделаю, — пообещал Углов. — Я только не понимаю одного, Василий Валентинович, если Иванов человек далеко не бедный, то зачем ему понадобилось покупать квартиру в старом доме, где обитают одни пролетарии?

— Правильно, Костя. Узнай, когда этот дом был построен и кто в нем жил все эти годы.

Сам Сухарев отправился к загадочному дворцу, в надежде поговорить с его новым хозяином. Увы, надежды Василия Валентиновича не оправдались. Дверь особняка была заперта наглухо, да и вообще создавалось впечатление, что здесь никто не жил. Тем не менее Сухарев не поленился обойти здание по периметру, заглядывая во все окна. Ничего примечательного он не обнаружил и еще более утвердился в мысли, что это здание нежилое. И что вряд ли здесь могли происходить этой ночью какие-то примечательные события. Между прочим, черный вход был не просто закрыт, а заколочен досками крест-накрест. Сухарев на всякий случай потрогал и эти доски. К его удивлению, доски поддались слабому нажиму. Недолго думая, он оторвал их от косяков и отложил в сторону. Дверь же открылась без всяких проблем. Василий Валентинович проник в чужой дом без угрызений совести, тем более что никого он этим своим визитом здесь не потревожил. Изнутри солидный дворец представлял собой довольно жалкое зрелище, зато битого стекла и обломков мебели — с избытком. Пройдя по широкой лестнице на второй этаж, Сухарев собственными глазами убедился, что и здесь царит запустение. И что, кроме, пожалуй, бомжей, никто сюда не заглядывал на протяжении нескольких месяцев. Новый владелец не торопился с ремонтом, отлично, видимо, понимая, что реставрация особняка влетит ему в копеечку.

Шум внизу заставил следователя насторожиться. Кажется, там о чем-то спорили только что вошедшие в здание люди. Стараясь не привлекать к себе внимания, следователь подошел к лестнице и глянул вниз. В холле стояли три парня. Двое — в длинных черных пальто, со шляпами в руках, похожие на братьев-близнецов, а третий — в кожаной куртке и вязаной шапочке на голове. К сожалению, говорили они не очень громко, так что Сухарев не сумел уяснить, чем же недовольны эти молодые люди.

— А нас, кажется, подслушивают? — сказал вдруг довольно громко парень в куртке и резко вскинул голову.

Василий Валентинович развел руками, извиняясь за свой предосудительный поступок, и стал медленно спускаться по лестнице. Молодые люди с интересом разглядывали незнакомца, но никаких враждебных намерений не выказывали.

— Это ваши «жигули» стоят у подъезда моего дома? — спросил Сухарева молодой человек в черном пальто, чуть прищурив карие насмешливые глаза.

— Мои, — не стал отрицать Василий Валентинович. — А вы, следовательно, Аполлон Григорьевич Кравчинский?

— С кем имею честь? — вежливо склонил обнаженную голову хозяин дворца.

— Сухарев Василий Валентинович, следователь прокуратуры. Вот мои документы. Прошу прощения за бесцеремонное вторжение, но к нам поступил сигнал, что в этом доме минувшей ночью происходили странные вещи.

— Вероятно, шалят бомжи, — пожал плечами Кравчинский. — Я приобрел этот особняк недавно и еще не успел приступить к ремонту.

— Вчера ночью здесь расстреляли трех человек. Во всяком случае, потерпевшие утверждают, что их именно расстреляли.

— Забавно, — холодно заметил парень в кожаной куртке. — Так вы ищете следы крови?

— Нет, я не ищу здесь следы крови, господин Друбич, и вы отлично знаете почему.

— Кузнецов, с вашего позволения. Кузнецов Ярослав Всеволодович.

— А вы, стало быть, Николай Ходулин? — обернулся Сухарев к третьему молодому человеку. — Он же граф Глинский, он же Дракула. Кстати, а этот дворец до революции случайно не Глинским принадлежал?

— Допустим, — не сразу отозвался на вопрос следователя молодой человек с надменным красивым лицом и холодными голубыми глазами. — И что с того?

— Ничего. Я просто спросил. Мне почему-то показалось, что этот дворец приобретен не случайно. Он что, как-то связан с оракулом?

Молодые люди переглянулись, но отвечать на прямо поставленный вопрос не торопились.

— Вы, кстати, в курсе, господа, что ваш хороший знакомый, Аркадий Семенович Иванов, убит вчера ночью?

— Мы в курсе, — холодно отозвался Николай Ходулин. — Его убил я.

— Потрясающее признание, — слегка смутился Сухарев. — И вы не боитесь, что я вас арестую?

— У вас нет трупа, — мягко улыбнулся Кравчинский. — Кроме того, Аркадий Семенович жив-здоров, чего и вам желает.

— Откуда вы знаете?

— Мы сопровождали машину, которая увозила его в морг. К сожалению, нам не удалось его задержать. Он выпрыгнул на перекрестке и скрылся. Быть может, мы пройдем в мой «мерс», Василий Валентинович? А то здесь довольно прохладно.

Сухарев не возражал. Конечно, было опрометчиво доверяться молодым людям, которых он подозревал во многих нехороших делах. Но, с другой стороны, если у них и были недобрые намерения в отношении следователя прокуратуры, то для их осуществления заброшенный дворец годился куда больше, чем новехонькая иномарка. Меж тем Кравчинский сел за руль и повернулся к Сухареву, которому предложили место на заднем сиденье рядом с надменным Ходулиным. Кузнецов сидел справа от водителя.

— От кого вы узнали об оракуле?

— От Хлестова.

— Ну, Петр Васильевич знает не много, — криво Усмехнулся Кравчинский.

— Но все же достаточно, чтобы обвинить вас, господин Калиостро, и вас, господин Друбич, во всех смертных грехах.

— Мы действительно участвовали в убийстве императора Петра Васильевича, но только затем, чтобы спасти жизнь реального Хлестова, — пояснил Кравчинский.

— Значит, этот ваш оракул представляет серьезную опасность для жизни людей?

— Он не наш, Василий Валентинович, он — гость из будущего. И опасен он не более чем этот «мерседес», который в руках пьяного или сумасшедшего водителя способен натворить много бед. Оракул — это компьютер будущего. Мы трое сделали все от нас зависящее, чтобы он ушел. К сожалению, он вернулся, вот в чем проблема.

Сказать, что Сухарев поверил своим новым знакомым на все сто процентов, было нельзя. Но, с другой стороны, и подозревать молодых людей в беспардонном вранье не было причины. Да и сам факт, что оракул оказался всего лишь компьютером из необозримого будущего, вселял в сотрудника прокуратуры некоторый оптимизм. В конце концов, бороться с нечистой силой было бы куда труднее, чем с продуктом технического прогресса далеких потомков. Василий Валентинович вроде бы не был суеверным человеком, но… чем черт не шутит, когда Бог спит.

— А почему оракул вернулся?

— Мы полагаем, что его вызвали, — подал голос Кузнецов.

— Зачем?

— Золото, — охотно пояснил Кравчинский. — Люди гибнут за металл.

— И кто это сделал?

— Иванов, разумеется, — пожал плечами Кузнецов. — Он был в храме Йо и, как мы предполагаем, обнаружил там программу или что-нибудь в этом роде, дающее власть над оракулом.

— Но вы же сказали, что оракул ушел?

— У нас есть возможность заставить его уйти и во второй раз, но для этого еще нужно до него добраться. Нисколько не сомневаюсь, что гайосар Йоан Великий сделает все от него зависящее, чтобы на пушечный выстрел не подпустить нас к компьютеру.

— Гайосар — это еще что такое?

— Это человек, обладавший как политической, так и религиозной или идеологической властью, — пояснил Кравчинский. — Чтобы вам было понятнее— гайосарами в нашей стране были Иван Грозный, Петр Великий и Иосиф Сталин. Возможно, Аркадию Семеновичу захотелось стать четвертым.

— Шутите, господин Калиостро?

— К сожалению, господин Сухарев, я говорю совершенно серьезно. Даже мы, побывавшие во чреве этого монстра, имеем весьма смутные представления о его возможностях. Наверное, Иванов знает больше.

— Именно поэтому вы пытались его убить? — перевел глаза на Ходулина Сухарев.

— Он не пытался убить Иванова, — возразил Кузнецов. — Он, а точнее граф Глинский, убил Доренко Терентия Филипповича, и случилось это в году тридцать седьмом — тридцать восьмом минувшего века. Память оракула сохранила во всех подробностях это происшествие. Глинскому нужна была диадема, которую старший оперуполномоченный украл у него в двадцать седьмом году. Диадема — это ключ к компьютеру.

— Компьютеру, который набит золотом?

— Он набит информацией, Василий Валентинович, а информация в наше время стоит очень дорого, — уточнил Кравчинский.

— И тем не менее вам он заплатил золотом?

— Скажем так, он вернул нам то, что брал на хранение у наших предков, — пояснил Ходулин. — Сумма получилась немаленькая, но, к сожалению, пришлось делиться с государством.

— Есть сведения, господа, что вы поделились не слишком щедро, — усмехнулся Сухарев. — И это в будущем сулит вам кучу проблем.

— Вы намекаете на Кудряша, гражданин следователь? — нахмурился Кузнецов.

— Прежде всего, я намекаю на правоохранительные органы, Ярослав Всеволодович, ибо сокрытие клада и попытка реализации его содержимого в обход государственных структур карается у нас по закону. А что касается Кудряшова, то сомневаюсь, что он полез в ваш дом, господин Кравчинский, с чисто познавательными целями.

— Все найденные нами ценности мы сдали государству, — повысил голос Кузнецов. — А Кудряш еще пожалеет, что вмешался в это дело.

— Ваши слова можно расценивать как угрозу?

— Боже упаси, — возмутился Кравчинский. — Просто у нас есть очень надежный защитник в лице оракула. Дело в том, что этот чертов компьютер считает Ходулина и Кузнецова значимыми фигурами, наделенными некоей миссией, которых ему поручено охранять, а потому сделает все от него зависящее, чтобы защитить вышеназванных господ от поползновений любых структур, как криминальных, так и правоохранительных.

— Ого! — с усмешкой воскликнул Сухарев. — Теперь вы пытаетесь угрожать уже и прокуратуре, господин Калиостро.

— Я никому не угрожаю, господин следователь, — запротестовал Кравчинский. — Просто призываю и вас и прочих заинтересованных лиц к осторожности. Кстати, все сказанное мною относится и к Аркадию Семеновичу Иванову, и к Екатерине Ходулиной-Кузнецовой, супруге гайосара Ярослава Мудрого.

— Это что еще за Ярослав Мудрый? — удивился Сухарев.

— Ярослав Мудрый — это я, — ответил, повернувшись к следователю, Кузнецов. — Уж извините за нескромность, Василий Валентинович, но так сложились исторические обстоятельства. Кравчинский прав, согласно заложенной программе компьютер просто обязан защитить людей, которых он считает исследователями, любыми средствами. Я подчеркиваю — любыми. Не исключая самых неприятных для окружающих.

— Короче говоря, оракул, чтобы спасти Ходулина и Кузнецова, может запросто спалить город, — дополнил Кравчинский, — или уничтожить всю страну.

— Ну а вас, господин Кравчинский, можно трогать?

— Понятия не имею, — пожал плечами Аполлон. — Я не исследователь, а всего-навсего верховный жрец храма Йо Вадимир. К слову, ваш бывший коллега Анатолий Сергеевич Рябушкин тоже является жрецом.

— А кто он, этот таинственный Йо?

— Не такой уж он и таинственный, Василий Валентинович, — усмехнулся Кравчинский. — Во всяком случае, вы если не вслух, то про себя поминаете его в течение дня неоднократно, при этом даже не подозревая, что тем самым призываете на помощь своих предков.

— Не понимаю? — честно признался Сухарев.

— Русские ведь не случайно называют себя Йоанами, то есть первыми перед Йо. Как объяснил нам один большой знаток русского мата Ванька Митрофанов, он же Каин, зачатие каждого русского происходит всенепременно с участием божественного огня, исходящего все от того же Йо. И этот божественный огонь называется куем. Отсюда слова «кую», «кузница». И распространенное у нас выражение «Йо был с твоей матерью» означает вовсе не оскорбление, как многие считают, а как раз комплимент или обращение к предкам, которые по древним поверьям охраняют своих потомков от неприятностей. Таким образом, если вам на ногу упадает кирпич, то в этот момент вы выражаете свое неудовольствие предкам-чурам, которые недоглядели и не предупредили вас о грозящей ситуации. С этим же кличем наши доблестные воины до сих пор ходят в атаку на врага, Ярослав не даст соврать, призывая тем самым на помощь всех живых и уже ушедших в мир иной Йоанов, а вовсе не оскорбляя врага, как думают некоторые. Это у них там, на Западе, секс, Василий Валентинович, а у нас, как известно, секса нет. У нас вместо секса мания величия. Согласитесь, это большая наглость — претендовать на то, что ты зачат если и не от Бога, то, во всяком случае, при непосредственном его участии. Кстати, люди, зачатые непосредственно от Бога, в древние времена назывались йородами, то есть рожденными от Йо, и обладали выдающимися качествами. Так вот в глазах оракула вот эти скромно сидящие с вами люди являются сыновьями Йо, а следовательно, по своему статусу стоят гораздо выше всех прочих людей и предназначены для того, чтобы править миром.

— Бред, — покачал головой Сухарев.

— К сожалению, это не бред, это программа, которую наши шибко умные потомки заложили в свой компьютер для успешного выполнения эксперимента. И компьютер в силу своей ограниченности просто не способен воспринимать мир вне рамок этого, как вы совершенно справедливо выразились, бреда. Чувство юмора у этого компьютера тоже отсутствует начисто, так что мой вам совет, Василий Валентинович, осторожность и еще раз осторожность. Оракул, по нашим подсчетам, действует в радиусе около пятидесяти километров, следовательно, он контролирует практически весь город.

— В каком смысле контролирует?

— Читает мысли всех находящихся здесь людей и тщательно их анализирует. Наш с вами разговор тоже не ускользнул от его внимания. Поэтому у меня к вам просьба, Василий Валентинович, не предпринимайте никаких действий, не посоветовавшись с нами. И не пытайтесь задержать Иванова без нашего участия. Гайосара Йоана может одолеть только гайосар или йород, то есть Ярослав Кузнецов или Николай Ходулин. Были еще два претендента на звание йорода и гайосара, я имею в виду, вероятно, известных вам Субботина и Аникеева, которых привлекли соответственно Иванов и Хлестова. Однако Субботин и Аникеев были убиты на божьем суде и потеряли право называться йородами.

— А кто их убил?

— Будем считать, что их убил сам Йо руками молодого человека, сидящего перед вами.

— К сожалению, господа, я ничего вам пока обещать не могу. Но обещаю рассказать обо всем прокурору. Решение в любом случае будет принимать либо он, либо кто-то рангом повыше. Всего хорошего, господа.

Сухарев покинул «мерседес» в довольно скверном настроении. Эти молодые люди, очень может быть, просто пошутили над незадачливым следователем прокуратуры, но если хотя бы половина из того, что они рассказали, правда, то Сухареву предстоит весьма и весьма непростая работа. Но в любом случае просто так отмахнуться от слов Кравчинского он не мог, хотя бы потому, что слишком много людей оказалось втянуто в эту, с позволения сказать, «шутку». Трудно было представить, что такие личности, как Хлестов и Кудряшов, стали бы участвовать в дурацком розыгрыше с риском получить достойный отпор от сотрудников прокуратуры. В конце концов, и у того, и у другого накопилось за душой много грехов, которые могут всплыть в любую минуту с достаточно серьезными для шутников последствиями. Верный своим привычкам, Василий Валентинович с выводами, однако, не торопился. Нужны были факты либо подтверждающие озвученную новыми знакомыми версию развития событий, либо опровергающие ее. Кое-что Сухареву удалось узнать, прежде чем его вызвал Лютиков. Прокурор уже знал и о пропаже еще одного трупа, и о якобы расстрелянных, а потом воскресших Кудряшове, Козлове и Антохине.

— Ну ладно бы эти обкуренные шестерки, — покачал головой прокурор, — но Кудряша я прежде за серьезного человека держал. А сейчас даже не знаю, то ли камеру для него готовить, то ли палату в психиатрической лечебнице.

Последние слова можно было расценивать как шутку, поэтому Сухарев счел своим долгом улыбнуться. Однако улыбка вышла натянутой и как нельзя более подошла к озабоченному выражению лица следователя.

— Докладывай, — коротко бросил прокурор, оценивший наконец серьезность момента.

Сухарев начал по порядку, но, к сожалению, существо дела изобиловало такими фантастическими подробностями, что прокурор Лютиков сначала нахмурился, а потом и вовсе заподозрил следователя Сухарева в рано развившемся маразме. При иных обстоятельствах Василий Валентинович на такое подозрение начальства, пусть и высказанное намеками, непременно обиделся бы, но в этот раз он только напомнил прокурору, и тоже вскользь, о его собственном промахе с ожившими покойниками. Лютиков, задетый за живое, побурел не только лицом, но и шеей, однако выдержки не потерял и дослушал следователя до конца. А экскурс в историю русского мата ему даже понравился, и он не отказал себе в удовольствии посмаковать всем известное выражение, произнеся его в нескольких вариациях.

— Так этот Кравчинский, говоришь, поэт?

— По крайней мере, весьма информированная по части мата личность, — с усмешкой отозвался Сухарев. — К сожалению, нам пока нечего этим людям предъявить, вот они и резвятся в свое удовольствие. Йороды, понимаешь…

Лютиков шутку следователя оценил коротким смешком. Да и вообще, кажется, вполне остался доволен его докладом. Видимо, Ивана Николаевича всерьез мучили сомнения по поводу своей адекватности в этой истории с ожившими покойниками. Теперь со слов трезвомыслящего следователя Сухарева выходило, что с психическим здоровьем у прокурора все в порядке и он отнюдь не заработался, как полагают некоторые, а способен достаточно трезво оценивать реальность, которая, правда, стала выходить из-под контроля. Но это уже не по вине Ивана Николаевича Лютикова.

— Так ты считаешь, что этот оракул существует?

— Ну допускаю такую возможность, — осторожно отозвался Сухарев. — Возможно, мы имеем дело с изобретением какого-нибудь гения. В любом случае этот аппарат или агрегат способен оказывать гипнотическое воздействие даже на очень сильных людей. Возьмите хотя бы того же Костю Углова, ведь у него же нервы из канатов, не то что у нас, грешных. И тем не менее он констатирует смерть Иванова. То же самое делают и прибывшие с ним эксперты. Кстати, ведь и милиционеры, обнаружившие тела Кудряшова, Козлова и Антохина, были абсолютно уверены поначалу, что везут в морг покойников.

— Логично, — развел руками Лютиков. — Черт бы побрал этих умников, изобретают невесть что, а потом у нормальных людей голова от их выкрутасов болит.

— Есть еще одно странное обстоятельство, Иван Николаевич, — вздохнул Сухарев. — В той самой квартире, где было найдено тело Иванова, в тридцать восьмом году минувшего века действительно был убит сотрудник НКВД Доренко Терентий Филиппович. И убит он был именно так, как описывала свидетельница — ударом кинжала в грудь. По этому делу в том же году было арестовано трое человек. Они признались в убийстве Доренко и были расстреляны по приговору судебной комиссии. Причем события разворачивались в том самом особняке, подле которого и были обнаружены сегодня поутру Кудряшов, Козлов и Антохин.

— А сейчас этот особняк принадлежит знатоку русского мата Кравчинскому?

— Именно. Но пока там полный разор, хозяин еще не приступал к ремонту.

— Может, это просто совпадение?

— Не исключаю, — откашлялся Сухарев. — Но по утверждению Николая Ходулина, Доренко убил некто Глинский, у которого с Терентием Филипповичем были давние счеты.

— А среди расстрелянных Глинского нет?

— Нет, там другие фамилии. Очень может быть, что расстреляли ни в чем не повинных людей. Хотя в деле фигурируют их признательные показания.

— А Иванов здесь при чем?

— Как я выяснил, Доренко Терентий Филиппович доводится родным дедушкой Аркадию Семеновичу. Скажу более, один из тех троих, что я встретил в особняке, а именно Николай Ходулин, признался, что удар кинжалом Иванову нанес именно он.

— А почему вы его не задержали?

— Так ведь Иванов жив, судя по всему. И никакой раны на его теле Углов не обнаружил.

— Бред собачий! — раздраженно бросил прокурор.

— Судя по всему, этот Ходулин доводится родственником Глинским, во всяком случае, эти ребята утверждают, что оракул всего лишь вернул им ценности, взятые на хранение у их предков.

При упоминании о ценностях прокурор Лютиков оживился. В конце концов, клад был единственным фактическим подтверждением тому, что весь этот маразм не является плодом разгоряченного воображения идиота и в деле прослеживается четкий материальный интерес.

— Молодые люди утверждают, что ушедшего было в небытие оракула вернул к жизни все тот же Аркадий Семенович Иванов. И сделал он это из-за золота.

— Выходит, золото у этого оракула еще осталось?

— Выходит, так. Но в этом случае мы можем стать свидетелями отчаянной схватки за сокровища, которые, похоже, оцениваются в миллиарды долларов. Если это игра, Иван Николаевич, то с поистине чудовищными ставками. Признаюсь, мне таких дел расследовать еще не доводилось.

— Иными словами, тебе требуется помощник?

— Не откажусь, Иван Николаевич.

— Хорошо, привлекай в таком случае Углова, тем более что он уже в курсе дела.

* * *

Хлестов таким разъяренным Кудряшова еще не видел. Если бы не охранники, то Петру Васильевичу солоно бы пришлось под ударами кулаков свихнувшегося мафиози. Вот ведь идиот, прости господи, чуть стрельбу в тихой квартире не устроил! И угораздило же Петра Васильевича связаться мало того что с уголовником, так еще и с неврастеником. Его, видите ли, избили и расстреляли. А сам, между прочим, здоров как бык и на теле ни синяка, ни царапины. Хлестову с большим трудом удалось унять расходившихся гостей, хотя и не без ущерба для мебели и собственного здоровья. По крайней мере, фингал под глазом Петру Васильевичу был обеспечен, и никакой медный пятак делу уже помочь не мог.

Хлестов поправил ворот расстегнувшейся во время инцидента рубахи и обессиленно упал в кресло. Петр Васильевич и смолоду-то не слыл хорошим бойцом, а уж под уклон годов его и вовсе не тянуло к участию в тривиальном мордобое. Было из-за чего хай подымать, в самом деле!

— Я тебя предупреждал, что в этом деле далеко не все чисто? — взвизгнул Хлестов. — А ты только ухмылялся в ответ. Расстреляли его, видишь ли! Да меня уже дважды на тот свет отправляли по милости оракула, а я, как видишь, свеж как огурчик, чего и тебе желаю. Гипноз это, понимаешь? Вас просто попугали, чтобы вы не путались под ногами у занятых людей и не мешали им грести золото лопатой. Зачем ты поперся на ночь глядя в этот особняк?

— Хотел поближе познакомиться с твоим приятелем Калиостро, — скривил губы в недоброй усмешке Кудряшов.

— Познакомился?

— Не серди меня, Петя, иначе тебе и твои охранники не помогут!

— Глупо, — зябко передернул плечами Хлестов. — Пришел, наскандалил, дал в глаз ни в чем не повинному человеку. Ну и какой ты после этого деловой партнер?! Ведь ничего же не случилось, никакого ущерба ты не понес, ни физического, ни материального.

Кудряшов слегка смутился, чего прежде с ним никогда не бывало, и даже попытался оправдаться:

— Но и ты меня пойми, Петр Васильевич, не каждый же день человека к стенке ставят.

— Ладно, Михаил, давай выпьем мировую. — Хлестов протянул скандальному гостю бокал. — Другой бы тебя не понял, а я, переживший нечто подобное, очень хорошо понимаю. Кошмары до сих пор по ночам мучают. Ну, твое здоровье.

Выпитые очень к месту двести граммов коньяка сняли напряжение в разговоре. Кудряшов размяк и смотрел на своего собеседника не столько злыми, сколько встревоженными глазами.

— Значит, гипноз, говоришь?

— Именно, — подтвердил с охотою Хлестов. — Кстати, по моим сведениям, вчера утром обнаружили бездыханное тело еще одного человека — Иванова Аркадия Семеновича, тебе небезызвестного. Вот кого, Миша, тебе надо бы пощупать. Но с Кротом ухо следует держать востро. Этот, брат, любого обведет вокруг пальца. Да и вообще человек он опасный. Тебе бы с Субботиным договориться.

— Ты же знаешь, что мы с ним на ножах.

— Какие могут быть ножи, когда речь идет о миллиардах долларов, — возмутился Хлестов. — Надо полагать, Субботин не враг самому себе. Тем более Иванов его кинул.

— Откуда ты знаешь?

— Клад-то ведь был найден, — понизил голос Хлестов, — а Субботин остался при своих интересах.

— Но ведь и Кроту ничего не обломилось, — пожал плечами Кудряшов.

— А ты откуда знаешь?

— Допросил я тут с пристрастием двух гавриков, Стеблова и Клюева. Они много мне чего порассказали. Вот только не знаю, можно им верить или нет. Уж больно история получается сумасшедшая.

— А деньги?! — напомнил Хлестов. — Деньги, по-твоему, не сумасшедшие?!

— Иванов не получил ничего. Хотя в храме какого-то Йо они действительно были. По словам Вени, все ценности прибрали к рукам эти трое — поручик Друбич, Калиостро и призрак. Я пока Веню с Гриней допрашивал, у меня чуть мозги не скисли. Такую ахинею они несли! Если бы сам не прошел через нечто подобное, ни за что бы им не поверил. Пристрелил бы за вранье к чертовой матери, и дело к стороне.

— Пристрелить ты их всегда успеешь, — усмехнулся Хлестов. — А для начала пошли со слезной мольбой к Субботину: так, мол, и так, обещал Крот с нами расплатиться по-честному и надул самым бессовестным образом. Большие деньги хапнул, а нам и гроша ломаного не дал.

— Думаешь, Субботин им поверит?

— Субботин, в отличие от тебя, в этом храме Йо был, и к Аркадию Семеновичу у него свой счет имеется.

— Дался тебе этот Иванов, — сердито огрызнулся Кудряшов. — На самом-то деле все денежки сгребла твоя дорогая женушка. Она сидит на миллионах.

— Светкины деньги нам уже не достать, во всяком случае, те из них, что официально положены в банк. Но ведь всю эту суету с оракулом затеял именно Иванов. Именно он продал Светке диадему, которая являлась ключом к оракулу, а сам решил понаблюдать со стороны. Светка куш сорвала, а Иванов остался ни с чем. Что бы ты на его месте сделал?

— Потребовал бы свою долю, — пожал плечами Кудряшов.

— Правильно, — согласился Хлестов. — И уверяю тебя, Светка бы с ним поделилась. Зачем ей такой враг, как Крот. Она ведь не дура и отлично понимает, с кем имеет дело в лице Иванова. Тем не менее Аркадий Семенович долю свою с нее не требует. Почему? А потому что он теперь точно знает, где и с кого получить сумму в десятки раз большую, чем та, которую получила Светка. Для него этот миллиард мелочь, о которую он не стал даже руки марать.

Кудряшов вынужден был признать, что у Хлестова мозги варят. Оба они, и Кудряшов, и Хлестов, очень хорошо знали Крота. Во всяком случае, знали настолько, чтобы не поверить в его бескорыстие. Этот сукин сын свое из горла вынет. А тут вдруг оставил огромные деньги вздорной бабе и трем щенкам, не предприняв даже попытки добиться справедливого дележа.

— Пусть Субботин похлопочет о своих интересах, — криво усмехнулся Петр Васильевич, — а мы пока понаблюдаем со стороны, чтобы вмешаться в самый решительный момент. Сдается мне, Миша, что момент этот наступит очень скоро.

— Убедил, — решительно поднялся с кресла Кудряшов, — но и этих сосунков я тоже слегка пощупаю.

— Только я тебя умоляю, Михаил, не торопись и не зарывайся. И не суй голову в пекло. Что у тебя, шестерок мало? Дело уж слишком опасное и неординарное, тут каждый шаг соизмерять надо.

Кудряшов, скрепя сердце, вынужден был признать правоту Хлестова. Повел он себя в этом деле с самого начала как последний лох. Ведь знал же, что с Бульдогом что-то случилось, так нет, зачем-то поперся в этот дом практически в одиночку, с дураком Антохой в качестве прикрытия. А ведь мог бы для начала послать туда десяток ребят, чтобы они всех этих липовых чекистов согнули в бараний рог. Пугливый Петя Хлестов считает, что к ним применяли гипноз. Очень может быть. Иначе чем объяснишь, что такой проверенный кореш, как Бульдог, раскис на допросе и сдал своего шефа. Вот и доверяй после этого людям. Справедливости ради надо отметить, что и сам Кудряш проявил себя не с лучшей стороны. Бумагу-то он подписал. А ведь его и прежде били, и не раз, но слабины он никогда не давал. Гипноз гипнозом, но и обретенные деньги расслабляюще действуют на организм. Не хочется умирать при такой светлой житухе и терять нажитое тоже не хочется. А хочется приумножать капиталы. Да только деньги без риска для жизни не даются. Вот и получается замкнутый круг.

Веня с Гриней внимали боссу с большим вниманием. Физиономии у них были здорово подпорчены кулаками криминальных дознавателей, но, в конце концов, побитая морда — это еще не повод для недоверия.

— Скажете Субботе, что это люди Крота вас так разукрасили, когда вы обратились к нему за деньгами.

— Усек, — прошамкал разбитыми губами Веня. Стеблов с Клюевым свою вину признали лишь частично. Все стрелки они переводили на таинственного оракула, а также на товарищей из НКВД, которые мобилизовали случайных и абсолютно непричастных к органам людей для проведения карательных мероприятий.

— Нас же не мобилизовали! — ощерился в их сторону Бульдог.

В словах Козлова, как ни крути, была своя сермяжная правда. Абы кого в органы не берут. А для честного урки служба в НКВД, пусть даже и не совсем добровольная и по наущению непонятной силы, возможно даже нечистой, — это все-таки огромное пятно в биографии, которое пустой болтовней не отмоешь. Веня с Гриней буквально рвались искупить свою вину, если не кровью, то уж хотя бы бескорыстным служением криминальным силам. Пахан Кудряш рвение шестерок оценил, но на всякий случай пообещал свернуть им цыплячьи шеи, если они вздумают перебежать в стан Субботина. На заверения Вени и Грини вроде «век воли не видать» видный губернский мафиози только рукой махнул…

— Легко отделались, — сказал Гриня, отваливая на потрепанной иномарке от дома Кудряшова.

Веня был настроен более пессимистично и, оглянувшись на висевшую на хвосте «Волгу» Антохи, процедил сквозь зубы:

— Это еще бабушка надвое сказала — отделались или нет. Крот, похоже, опять большое дело проворачивает, а все шишки будут сыпаться на нас.

— Как мы этот миллиард-то проворонили, — расстроенно покачал головой Гриня. — Ведь, можно сказать, в шаге от нас был, только руку протяни. Такие деньги, а достались натуральным лохам.

— Кто лох, а кто нет — время покажет, — угрюмо отозвался Веня. — Смотри, не проговорись у Субботина, мне в третий раз не хочется в мертвяках оказаться. Тем более что оракул нас в этот раз воскрешать не будет.

Все-таки воспоминание о собственной смерти, пусть и не до конца состоявшейся, не добавляет человеку оптимизма во время выполнения ответственного спецзадания в тылу врага. Если бы у Стеблова была хотя бы малейшая возможность уклониться от возложенной на него почетной миссии, он бы, разумеется, воспользовался ею без промедления. Но, увы, с Кудряшом шутки плохи, и в случае чего, он свою угрозу приведет в исполнение, не моргнув глазом. Кроме всего прочего, Веню с Гриней притягивали деньги. Совершенно сумасшедшие ценности, которые таскал в своем чреве этот чертов оракул. И вот так просто отвалить в сторону от больших бабок — можно сказать, бросовых — было выше их сил. Приходилось рисковать и здоровьем, и нервной системой, да и самой жизнью. Но ведь недаром же говорится: кто не рискует, тот не пьет шампанское. Конечно, всего золота оракула им в любом случае не видать. Слишком уж могущественные силы крутятся вокруг. И главная сложность для Вени и Грини была в том, на чью сторону встать в этом титаническом противоборстве. Или кого предать с большей для себя выгодой. Пока что Кудряшов казался Стеблову более серьезной силой, чем Субботин, но время покажет, за кем в этой драчке будет верх.

Субботин жил что твой король — в собственном особняке, который если и не дотягивал до звания дворца, то самую малость. Стеблову о такой «хате» приходилось только мечтать. Нет, ну скажите на милость, почему Веня должен жить в собачьей конуре, в то время как Сашка Субботин обитает в хороминах с сауной и бассейном?! Или этого писателишку возьмите, Аполлошу Кравчинского, ну полное ведь ничтожество, а отхватил дворец в центре города. Да что же это такое делается, граждане дорогие?! Есть ли справедливость на этом свете?!

— При чем тут справедливость? — удивился Гриня патетике, прозвучавшей в словах подельника. — Все-таки прав Кудряш, работа в органах на тебе плохо отразилась, Веня.

В особняке криминального босса Субботина гостей не ждали. Да и гости были не того ранга, чтобы сразу являть их пред светлые начальственные очи. Веню с Гриней почти час протомили в прихожей, пока Субботин предавался отдохновению в компании с какими-то девахами. Вышел он из сауны распаренный и, кажется, вполне довольный жизнью. Веня с Гриней поспешили испортить настроение благодушно взирающему на мир криминальному авторитету.

— Подожди, — остановил затараторившего Гриню Субботин, — Светка вроде свой клад в развалинах графского дворца нашла.

Криминальный босс сидел в кресле с огромной кружкой пива в руках, а гости стояли в отдалении под присмотром верных быков и любовались волосатыми Сашкиными ногами, выглядывающими из-под короткого халата. Веня сглотнул подступившую слюну и вздохнул. В данную минуту он не отказался бы ни от сауны, ни от пива, ни от девахи. К сожалению, ни того, ни другого, ни третьего ему никто и не думал предлагать.

— Сказки для умственно отсталых, — криво усмехнулся Гриня. — Хлестова и Иванов поживились от оракула, я знаю это абсолютно точно. А когда мы потребовали от Крота долю, то он натравил на нас своих шавок. Видал, как отделали, живого места нет.

Субботин нахмурился. О дурацком храме он хранил нерадостные воспоминания. Кажется, он там с кем-то дрался, и вроде бы его даже убили. Аркадий Семенович уверял его, что все это сон, и не более того-. А дело, ради которого они прибыли в зачуханную деревушку, просто не выгорело, поскольку Субботин с подельниками перепились чуть ли не до умопомрачения на лоне природы. Объяснение было разумным, и авторитет не стал досаждать более Кроту шизофреническим бредом, приключившимся с ним по случаю большого выпивона. В конце концов, кому охота прослыть психом в глазах как соратников, так и прочих окружающих людей. Честно говоря, Субботину даже и в голову не пришло сопоставить собственное отдохновение на лоне природы и грандиозную находку, сделанную Светкой Хлестовой в купленных по случаю графских развалинах.

— Этот миллиард, подаренный ими государству, просто тьфу по сравнению с тем, что они уже хапнули и собираются хапнуть еще.

— Кто «они»? — нахмурился Субботин.

— Иванов со Светкой и эти три хмыря, я имею в виду Кравчинского, Кузнецова и Ходулина.

Последние фамилии ровным счетом ничего Субботину не сказали, зато он вдруг ясно увидел лицо человека, вонзающего ему в живот свой меч. Воспоминание было столь отчетливым, что авторитет едва не захлебнулся пивом. Подскочивший Гриня с готовностью похлопал авторитета по спине и тем не только значительно облегчил его страдания, но и простимулировал память.

— Йороды! — воскликнул вдруг Субботин.

— Натуральные уроды, — с охотой подтвердил Гриня.

— Идиот, — брызнул слюной авторитет, вскакивая. — Я был вождем и йородом и меня убил один тип по имени Ярослав.

— Это Друбич, точнее Кузнецов, — пояснил Веня. — Нас с Гриней он отправлял на тот свет дважды.

— Тогда почему вы живы? — нахмурился Субботин.

— Издержки большой игры, — важно произнес Гриня позаимствованную где-то фразу. — Спроси об этом у Крота. И потребуй плату за эти самые издержки.

— А о какой сумме идет речь?

— Миллиарды! Этот оракул буквально набит золотом.

— А кто он такой, этот оракул?

— Какая-то странная штука, — пожал плечами Гриня. — Возможно, даже инопланетная.

— Несешь черт знает что! — рассердился Субботин.

— Ну, ты, Александр, сам посуди — память отшибает начисто. Кем ты был в прежней жизни, ему неинтересно. Сделает из тебя чекиста — и изволь ловить контру.

— Так уж и чекиста, — недоверчиво усмехнулся авторитет.

— Ну, хорошо, сделает контрой, будешь ловить чекистов. Тебе от этого легче?

— А Иванов здесь при чем?

— У Крота есть ключ от этого агрегата. Вставит в замочную скважину и…

— Что «и»?

— Золото, Александр, золото.

Последний аргумент подействовал на авторитета, как красная тряпка на быка. Субботин так и забегал по обширному холлу, расплескивая недопитое пиво. Человеком он был далеко не хлипкого телосложения, а потому Веня с Гриней слегка шарахнулись от разъяренного босса, дабы не попасть под горячую руку.

— Еще не родился человек, который меня кинет!

— Вот и мы с Вениамином так же подумали, — поддакнул Гриня. — А к кому еще идти за справедливостью, как не к Субботину.

— Где сейчас Иванов?

— Крота мы в последний раз видели, когда его из хитрой квартиры ногами вперед выносили.

— А почему ногами вперед?

— Так он же мертвый был, а потом в очередной раз ожил, — пояснил Веня.

— Бред, — процедил Субботин.

— Машина не без странностей, — поскреб затылок Гриня. — Но с инопланетян какой спрос.

— А что это еще за хитрая квартира? — спросил Субботин.

— Понятия не имеем, — пожал плечами Веня, — но Крот за нее большие бабки заплатил. Хотя и квартирка не ахти, и домишко, где она расположена, старенький. Я, правда, не думаю, что Аркадий Семенович туда вернется, его там наверняка пасут.

— А кто пасет-то?

— Так эти пасут — Друбич, Калиостро и призрак.

— Какой еще призрак?

— Самый натуральный — на вороном коне и с факелом в руке. Местные его до жути боялись. Сколько девок он по окрестным селам перепортил!..

— Я не девка, — криво усмехнулся Субботин.

— А кто спорит, Александр, — спохватился Гриня. — Я это к тому, чтобы ты держался настороже. По слухам, этот граф Глинский продал с потрохами душу не то черту, не то еще кому-то, и гуляет он по свету вот уже более двух сотен лет. Мне деревенские жители много чего о нем порассказали.

— Город не деревня, — жестко сказал Субботин, — у нас он долго не погуляет.

Авторитет отправился на охоту за Кротом, естественно, не один. С собой он прихватил десять накачанных и хорошо вооруженных быков на двух «мерседесах». Сам Субботин подсел в машину к Стеблову. Честь, конечно, большая, но Веня предпочел бы сейчас держаться от авторитета подальше. Чего доброго, устроит стрельбу в центре города на радость правоохранительным органам. Характер у Субботина заполошный, а поэтому от него можно ожидать чего угодно.

Особняк Крота, расположенный, к слову сказать, неподалеку от хором авторитета, был пуст. Даже света в окнах не было. Посланный на разведку Гриня вернулся ни с чем и виновато развел руками:

— Дверь заперта наглухо. На стук никто не отозвался.

— Ладно, поехали, — распорядился Субботин.

— А куда рулим?

— К хитрой квартире. Раз Крот за нее большие деньги заплатил, значит, сделал он это не без причины.

Рассуждал Субботин, конечно, логично, но Стеблову очень не хотелось соваться с бухты-барахты в подозрительное место. Вчера они с Бульдогом наведались во дворец, купленный охламоном Кравчинским, и нарвались на большие неприятности. Конечно, Кудряшу, Антохе и Бульдогу крупно повезло, и оракул воскресил их на беду тех же Стеблова и Клюева, которые на собственной шкуре испытали всю силу гнева обиженного НКВД мафиози. Очень

может быть, что достанется им на орехи и от другого крупного криминального авторитета. И, кстати говоря, вполне заслуженно: нечего лезть с суконным рылом в калашный ряд.

В хитрой квартире свет горел. Ничего странного в этом на первый взгляд не было. В конце концов, никакого преступления Иванов не совершил. Просто потерял сознание и по ошибке был принят за мертвого. Потом отлежался, очнулся и вернулся домой. Какие могут быть претензии у правоохранительных органов к больному человеку?

— Может, лучше нам сюда днем наведаться? — осторожно предложил Веня.

— Заткнись, — коротко бросил ему авторитет.

Посланные на разведку быки тщательно осмотрели двор и подъезд, но ничего подозрительного не обнаружили. Связь с ними Субботин осуществлял по рации. Техническое оснащение у банды было на самом высоком уровне. Быкам было приказано взять под контроль всю округу и немедленно сообщать боссу о появлении подозрительных лиц.

После отданных распоряжений Субботин проверил свой пистолет и покинул, наконец, стебловскую лайбу, прихватив с собой как ее хозяина, так и его соратника Гриню. Веня и Гриня в бой не рвались, а болтались в арьергарде штурмовой группы из трех человек, брошенной авторитетом на хлипкую дверь хитрой квартиры. Дверь, впрочем, ломать не стали, а аккуратно открыли отмычкой. После чего три быка вихрем ворвались внутрь. Никакого сопротивления они не встретили, по той простой причине, что в квартире никого не было. На кухонном столе стояла бутылка коньяка и банка открытых консервов. Здесь же в блюдечке лежала аккуратно порезанная ломтиками колбаса. Создавалось впечатление, что хозяин собрался было поужинать, но не успел приступить к трапезе. То ли вспомнил о каком-то важном деле, то ли его пригласили внезапно на свидание. Но, судя по тому, что Иванов не убрал продукты в холодильник, он собирался вернуться домой в самое ближайшее время.

— Квартира пуста, — доложили авторитету бдительные подручные, которым не понадобилось много времени, чтобы осмотреть помещение.

Из кухни Субботин перешел в единственную комнату и уселся в кресло возле торшера, рассеянный свет которого заинтересованные лица видели с улицы. Веня присел на диван, Гриня — к столу, на котором стоял компьютер. Быки сторожили дверь. Наружная охрана, предупрежденная боссом, признаков жизни пока что не подавала, но, естественно, бдела и готова была в любую минуту подать сигнал в случае появления на горизонте Крота.

Напряженное ожидание длилось уже минут пятнадцать, и Гриня от нечего делать пошевелил мышку компьютера. Компьютер громко заурчал, устрашающе щелкнул, монитор засветился, а испуганный Гриня отшатнулся.

— Тебя кто просил? — цыкнул в его сторону Субботин. — Зачем компьютер включил?

— А кто его включал?! — возмутился Гриня. — Я случайно мышку задел.

— Надо бы посмотреть, — солидно кашлянул с дивана Веня. — Может, у него там важная информация хранится.

— Один момент, — завозился с мышкой Гриня. — Сейчас щелкнем.

Щелчка никто не услышал, зато одна из стен комнаты вдруг закачалась, завибрировала и стала растворяться в воздухе.

— Ты что натворил?! — в ужасе подхватился с дивана Веня.

— А что такое? — растерянно произнес Гриня, отрывая глаза от монитора. — Я ведь только щелкнул.

— Щелкай назад! — крикнул Субботин, но его распоряжение запоздало. Исчезли не только мышка с монитором и системным блоком, но и хитрая квартира вместе с мебелью и сторожившими вход быками.

Авторитет сидел на кочке посреди широкого поля и озирался по сторонам. У Вени и Грини вид был не менее ошалелый. Все-таки подобной метаморфозы не ожидал никто.

— Ты что натворил, придурок? — сказал, поднимаясь с земли, Субботин. — Ты куда нас привез?

— Я извиняюсь, Александр, — залебезил испуганный Гриня. — Что значит привез? На компьютерах не ездят. Там перемещаются в виртуальном пространстве.

— А это что? — поднес к самому Грининому носу пучок травы авторитет. — Это тоже, по-твоему, виртуальное?

— Трава — реальная, — признал Гриня, — но кто мог подумать, что так получится. Я же с компьютером на дружеской ноге. Сколько раз мышкой щелкал, и хоть бы хны.

— Я тебе сейчас не щелкну, идиот, — пообещал Субботин, — я тебе сейчас врежу. От души.

Авторитет обладал немалой физической силой, и Гриня уже втянул голову в плечи в ожидании скорой расправы, когда присмотревшийся к окружающему пейзажу Веня вдруг воскликнул:

— Вот он!

— Кто «он»? — не понял Субботин, отложивший расправу над Клюевым до лучших времен.

— Храм Йо.

Веня указывал пальцем в сторону горизонта, где действительно возвышалось какое-то грандиозное сооружение, но его Субботин поначалу принял за гору.

— А что я говорил! — воспрял духом Гриня.

— Надо идти, — негромко сказал Веня. — Если мы отсюда когда-нибудь выберемся, то только с помощью оракула.

Субботин по укоренившейся привычке проверил пистолет, сунул его в карман пальто и широким шагом двинул в указанном направлении, — похоже, он здесь уже был, да и пейзаж, между прочим, не весенний, а откровенно летний, явно был ему смутно знаком.

— Жарковато здесь, — сказал Гриня, снимая куртку, — прямо лето.

Клюев был прав, но Субботин, несмотря на то что подъем в гору отнимал много сил, снимать пальто не торопился. Все-таки место, куда они угодили по вине придурка Грини, было более чем подозрительным. Сам-то ландшафт по всем приметам был российский. Таких березовых колков, что росли у подножия холма, на Среднерусской равнине не перечесть. Тем резче и чужероднее выступало на фоне привычного пейзажа сооружение, опознанное

Веней Стебловым как храм Йо. Более всего оно напоминало египетские пирамиды, их Субботин сподобился в прошлом году увидеть собственными глазами, когда совершал вояж по далекой и почти сказочной стране. А тут, можно сказать, под боком, в черте города, выросла такая махина, возведение которой явно не под силу нашим строителям.

Минут пять Субботин толокся у входа в храм, изучая непонятные знаки, которыми были испещрены его стены. Ничего в тех знаках он, естественно, не понял, зато обрел необходимый настрой для продолжения путешествия. Под своды храма он шагнул с пистолетом в руке.

— Спрячь, — прошипел ему в спину Гриня. — оракул все видит. А людей в храме нет.

Придурок оказался прав: пройдя по широкому и хорошо освещенному тоннелю, путешественники поневоле очутились в зале, и он действительно был пуст. В том смысле, что людей здесь не было, зато в самом центре красовался огромный светящийся шар, сразу же привлекший внимание Субботина. Впрочем, внимание его привлекли и иероглифы на стенах. Один из них вдруг ожил под пристальным взглядом авторитета и отразил, словно на экране телевизора, жизненный путь Субботина — от рождения и по нынешний скорбный день. Было в этом сделанном чьей-то умелой рукой фильме и то, что крутой мафиози тщательно прятал от правоохранительных органов. Кое о каких своих грехах он уже успел забыть и был неприятно поражен, что есть, оказывается, место, где все это фиксируется скрупулезно, с одной, видимо, целью — предъявить в один далеко не прекрасный момент счет гражданину Субботину за неправедно прожитую жизнь. Увиденное испугало авторитета не на шутку. Но были в этом странном фильме и кадры, которые вроде бы выпадали из общего ряда. Во всяком случае, они искажали факты биографии авторитета до полной неузнаваемости, переводя их в плоскость галлюцинаций. Ну, не был Субботин вождем племени и предводителем наемной дружины. И на титул гайосара не претендовал. Тем не менее чертов телевизор бесстрастно показывал ему сцены из исторического боевика, в котором Субботин сыграл едва ли не главную роль и был убит чуть ли не в шаге от цели каким-то мрачным типом со смутно знакомым лицом. На этом фильм, собственно, и закончился.

— Выходит, все это действительно было? — вслух произнес потрясенный Субботин.

Его вопрос эхом разнесся по гигантскому помещению и, самое поразительное, нашел-таки отклик у этих холодных и вроде бы безучастных к человеческому существу стен.

— Разумеется, было, дорогой Садок, — раздался вдруг спокойный и чуть насмешливый голос, — и очень жаль, что ваша карьера в качестве гайосара так и не состоялась. Для оракула вы теперь всего лишь покойник.

Субботин резко обернулся на голос и не сразу узнал в облаченном в роскошные, шитые серебром и золотом одежды человеке давнего своего партнера по сомнительным делам.

— Аркадий Семенович, — опередил растерявшегося авторитета Гриня. — А мы вас ищем. Все морги обзвонили. Такая потеря для нашего города.

— Здесь я гайосар Йоан, — презрительно скривил губы Иванов.

— Виноват, — быстро поправился Гриня. — Рады вас видеть в добром здравии, ваше императорское величество.

— Уже лучше, — милостиво кивнул головой новоявленному подданному гайосар. — Быть тебе при моем дворе главным кравчим.

— Покорнейше благодарим, ваше величество, — продолжал дурачиться Гриня, чем вызвал гнев Субботина.

А того не на шутку раздосадовал вид Аркадия. Человек в буквальном смысле купался в золоте, забыв о взятых перед серьезными людьми обязательствах. Авторитет полагал, что, по крайней мере, часть хранящегося здесь золота принадлежит ему. И немалая часть.

Иванов выслушал претензии подельника все с той же кривой усмешкой на устах. Надменное лицо его хранило выражение брезгливого величия, и Субботину вдруг пришло на ум, что Аркашка свихнулся среди всей этой роскоши и нуждается в уходе и лечении. Но, чтобы оказать ближнему посильную помощь, его следует отсюда вытащить вместе с хранившимся здесь золотом. К сожалению, попавший по чужой дурости в ловушку авторитет обратной дороги не знал. Зато эту дорогу наверняка знает свихнувшийся Иванов, и если его как следует прижать к стенке, то он наверняка расколется. Однако вид извлеченного из кармана субботинского пальто пистолета его величество нисколько не смутил. Он лишь пожал плечами и махнул рукой. Надежный «Макаров», не раз выручавший Субботина в разных передрягах, выскользнул из его пальцев и упал на разрисованный пол. Авторитет стремительно нагнулся, чтобы его подхватить, но, увы, поймал он только воздух. Пистолет исчез, словно его никогда и не было.

— Ты удивительно непонятливый человек, Саша, — сказал Аркадий Семенович. — Я же тебе русским языком сказал, что в этом мире мне все подвластно. Я его гайосар. Я здесь устанавливаю законы, а остальным остается либо принять их, либо умереть.

— Умереть я не могу, Аркадий, — спокойно отозвался Субботин. — Если верить вон тому иероглифу, то меня в этом мире уже убили.

Иванов засмеялся, судя по всему, шутка старого знакомого ему понравилась. Аркадий Семенович, несмотря на свой показной блеск, все-таки выглядел излишне возбужденным. Видимо, еще не привык к роли повелителя этого призрачного мира.

— Ладно, — сказал он, отсмеявшись, — не буду долго мучить вас в прихожей. Прошу к столу, господа.

Роскошное одеяние гайосара Йоана незаметно для глаз гостей сменилось самым обычным цивильным костюмом. Да и сам Иванов как будто преобразился, вновь став насмешливым и язвительным Аркадием Семеновичем, которого Субботин знал не один год. Похоже, авторитет поторопился с диагнозом, и Иванов пребывал в трезвом уме и твердой памяти.

Стол был накрыт воистину по-императорски. От золотой посуды у Субботина зарябило в глазах. Собственно, золото было повсюду. Вкупе с драгоценными камнями оно украшало в изобилии и стены и мебель. Субботин не был большим знатоком по части ювелирных изделий, но, по его мнению, все эти украшения и посуда тянули на многие сотни миллионов долларов. И надо полагать, в этом огромном храме не один такой зал. Выходит, Веня и Гриня не соврали, когда утверждали, что Аркадий Иванов, по прозвищу Крот, несметно богат.

— Надеюсь, вино не отравлено, — глупо хихикнул придавленный неземным великолепием Гриня.

— Пей, холоп, — высокомерно прикрикнул на него сидевший во главе стола Иванов, — кому ты нужен.

Субботин тоже отпил из кубка. Вино оказалось неплохим, но авторитет предпочел бы водку или коньяк. Что касается посудины, то она ему очень понравилась. Появилось даже дурацкое желание сунуть кубок в карман небрежно брошенного в соседнее кресло пальто. Субботин, однако, пересилил себя и с удовольствием попробовал зайчатины в соусе, что назойливо мозолила ему глаза с самого начала трапезы.

— Хорошо ты здесь устроился, Аркадий, — усмехнулся Субботин, запивая нежное мясо сухим вином. — Но ведь это не более чем сон, пусть и гипнотический, насколько я понимаю.

— Мясо самое что ни на есть натуральное, — возразил Иванов. — Что же касается водки, то мне, к сожалению, не удалось убедить оракула в ее полезности. Видимо, в будущем водка находится под запретом.

— А пиво? — насторожился Гриня. — Неужели и пиво запретят?

— Пиво слева от тебя в серебряном кубке, — отмахнулся от назойливого гостя Иванов. — Оракул способен накормить и напоить не одну тысячу людей. Надо признать, что в будущем у нас будут весьма даровитые изобретатели и инженеры.

— Значит, это не гипноз?

— Как тебе сказать, Саша, — задумчиво протянул Аркадий Семенович. — Гипноз, пожалуй, тоже имеет место быть, но я бы скорее назвал все происходящее театром. Вот только актеров оракул или его хозяин выбирают по своему усмотрению, не всегда считаясь с их желаниями.

— Выходит, оракул — это просто машина, которой может управлять любой человек? — насторожился Субботин.

— Далеко не любой, Саша, — покачал головой Иванов. — У тебя, например, шансов нет никаких, иначе я не стал бы тебе всего этого рассказывать, а нейтрализовал бы еше у порога.

— Нейтрализовал — в смысле убил?

— Ну, зачем же мне убивать давнего знакомого, — всплеснул руками Иванов. — Я просто отправил бы тебя обратно в свою старую квартиру. Этим компьютером из будущего может управлять только участник миссии, и я им стал. И думаю, стал по праву, поскольку мой дед, Терентий Филиппович Доренко, заплатил жизнью за стремление проникнуть в тайну оракула. То, что не удалось деду, удалось мне, Саша.

— Ты собираешься выгрести отсюда все золото?

— Золото — это мелочи, дорогой мой Субботин, хотя его здесь на сотни миллиардов долларов. Оракул собирал его на протяжении веков.

— Как сотни? — ахнули дуэтом Гриня и Веня. — Быть того не может!

— В принципе с помощью оракула я мог бы выгрести все золото из земных хранилищ, но мне это не нужно.

— Ну почему же?! — возмутился Гриня, потрясенный чужим могуществом.

— Вы кушайте, молодые люди, — прикрикнул Иванов на Веню и Гриню, — и не мешайте серьезному разговору. Мне нужна власть, Саша. Безграничная власть. Та власть, которой обладал мой предшественник Йоан Первый тысячу лет тому назад. Я буду Йоаном Вторым. А у тебя есть шанс стать одним из моих приближенных. Если хочешь, я сделаю тебя правителем одной из своих провинций. Какая страна тебе больше всего нравится?

— Бери Францию, — подсказал неугомонный Гриня. — Там вина хоть залейся, климат подходящий и вообще — культура.

Гайосар Йоан Второй не обратил на развязного Гриню ровно никакого внимания, он ждал ответа от Субботина.

— Я бы взял деньгами, — прокашлялся авторитет. — Точнее, золотом.

— Нет вопросов, — пожал плечами Аркадий Семенович. — Сто миллионов? Двести? Миллиард?

— В баксах? — ахнул Гриня.

— Можно и в евро, — не стал мелочиться гайосар Йоан.

— Ты это серьезно? — нахмурился Субботин.

— Какие шутки могут быть в этом храме, — укоризненно вздохнул Иванов.

— Бери, Сашка, — перешел на шепот Гриня. — Два миллиарда и Францию в придачу. Эх, гульнем!..

Субботин пристально смотрел в глаза Иванову. Черт его знает, вроде бы совершенно нормальные глаза. И по поводу миллиардов он, похоже, не шутит. А то, что речь идет о вполне осязаемых и весьма ценных вещах, Субботин знал и раньше. Ибо теперь, после всего увиденного здесь, у него уже не оставалось никаких сомнений, что свой миллиард Светка Хлестова получила именно от оракула, неведомо, правда, за какие заслуги. Почему бы в таком случае Сашке Субботину не получить два? Вот только вряд ли оракул и его гайосар одарят криминального авторитета просто так — за спасибо и красивые глаза.

— Твои условия? — севшим от волнения голосом спросил будущий миллиардер.

— Вот это деловой разговор! — обрадованно воскликнул Иванов. — Узнаю своего давнего партнера! Мне мешают кое-какие людишки. Собственно, ты их знаешь. Это Ярослав Кузнецов и Николай Ходулин. Есть еще деваха по имени Катюша, но на ее убийстве я настаивать не буду. Не хочу травмировать твою психику, Саша. Все-таки ты у нас известный женолюб.

Аркадий Семенович нервно хохотнул и подлил себе в кубок вина из золотого кувшина совершенно изумительной работы. Рука его при этом заметно дрожала.

Перехватив взгляд гостя, гайосар Йоан криво усмехнулся:

— Волнуюсь, Саша. Такая ноша на плечи свалилась. Устоять бы. Еще одно непременное условие — убить ты их можешь только собственной рукой. И лучше всего холодным оружием.

— А к чему такие китайские церемонии, Аркадий? — удивился Субботин. — В конце концов, их можно просто заказать.

— В том-то и дело, что нельзя, — с досадой отозвался Иванов, залпом выпивая вино из своего золотого кубка. — Их защищает оракул.

— А почему он их защищает? — с нажимом спросил Субботин, пристально глядя в глаза Крота.

— Потому что считает их своими. — Иванов выдержал жесткий взгляд авторитета, и в этот раз его рука, держащая кубок, не дрогнула. — А ты для оракула покойник, дорогой Садок. Ты уже умер, понимаешь? В лучшем случае ты призрак, который не сможет, по мнению компьютера, причинить серьезного вреда миссионерам.

— Понял! — хлопнул ладонью по лбу Субботин. — Точнее, вспомнил. Именно с этими двумя я сражался за звание гайосара…

— И проиграл, — перебил гостя Аркадий Семенович. — Я видел собственными глазами, как Ярослав Кузнецов проткнул тебя мечом. У тебя есть шанс взять реванш, Саша.

— Но ведь там был еще один йород, четвертый, которого звали…

— Будимир, — подсказал Иванов. — Его постигла та же участь, что и тебя, Субботин. Если ты откажешься, то я обращусь к этому человеку

— Хорошо, я согласен, — твердо сказал авторитет.—Давненько мне не приходилось брать в руки шашек, но думаю, что справлюсь.

— Я ценю твой юмор, Саша, и еще более — знание классического текста Николая Васильевича Гоголя. Но имей в виду, что твои противники тоже далеко не лохи и, возможно, догадываются, что за ними ведется охота. Мне нужны два перстня, которые они носят на пальцах. Невзрачные такие перстеньки с летучей мышью вместо печатки, но за каждый из них я тебе выплачу по миллиарду.

— В долларах? — опять высунулся Гриня.

— В евро! — серьезно и веско сказал гайосар Йоан.

* * *

Петр Васильевич Хлестов зевал во весь рот. Время было позднее, дождливое и располагающее ко сну Кудряшов, опираясь локтями на руль, лениво щурился в темноту. Бульдог с Антохой дремали на заднем сиденье. Ожидание длилось вот уже несколько часов и изрядно вымотало не склонных к бездействию и бесцельному созерцанию красот природы людей.

— Может, они нас заметили? — предположил Хлестов. — И ушли черным ходом.

— В этом доме нет черного хода, — возразил Кудряшов.

Оставалось ждать и надеяться, что затянувшийся разговор между Субботиным и Ивановым наконец закончится, а внедренные в стан врага агенты не подкачают.

— Вон они! — встрепенулся вдруг Хлестов.

Нельзя сказать, что место для наблюдения озабоченными людьми было выбрано слишком уж удачное, учитывая ночную пору и скудное уличное освещение, тем не менее Кудряшов без труда опознал в рослом широкоплечем человеке в длинном пальто своего извечного соперника Субботина. Быки засуетились вокруг «мерседесов». Впрочем, эта суета длилась недолго. Взревели двигатели, и две машины выехали со двора, подсвечивая себе путь фарами. У подъезда остались сиротливо торчать две плохо различимые в темноте фигуры. Скорее всего, это были кудряшовские агенты Гриня и Веня.

— Антоха, — распорядился Кудряш, — сбегай за этими придурками.

Проснувшийся Антоха обернулся мигом. Следом за ним рысили Стеблов с Клюевым, переполненные, как вскоре выяснилось, впечатлениями. Правда, их речи поначалу воспринимались разумными людьми как бред хворающих белой горячкой пропойц. Тем более что оба были сильно под хмельком, да и ранее не отличались примерной трезвостью.

— Это нас гайосар Йоан напоил, — попробовал оправдаться Веня. — А уж золота у него в этом храме на сотни миллиардов долларов.

— Брось трепаться, — не поверил Бульдог.

— Мамой клянусь! — Веня даже перекрестился для убедительности. — Вот Гриня не даст соврать.

— Субботину он обещал два миллиарда, — вмешался в разговор Гриня. — Принесешь, говорит, две печатки и получишь по миллиарду — как с куста.

— Врешь!

— Да что заладил как попугай, — обиделся на Бульдога Гриня. — Говорю же, своими ушами слышали, как Субботин подрядился завалить двух лохов, Кузнецова и Ходулина.

— Это те самые ребята? — покосился Кудряшов на Хлестова.

— Те самые, Михаил, — подтвердил Петр Васильевич и, обернувшись к кудряшовским агентам, спросил: — А зачем Иванову понадобились перстни?

— С помощью этих перстней можно управлять оракулом, — пояснил Веня. — Мы с Клюевым собственными глазами видели, как Иванов их к светящемуся шару прикладывал. Правда, тогда у него ничего не получилось.

— А теперь получится?

— Как пить дать, — кивнул Гриня. — Миром, говорит, править буду. Все эти ФСБ и ЦРУ мне-де побоку. Иваном Грозным собрался стать Аркадий Семенович. Нас с Веней он звал в опричнину. Мы, естественно, согласились. Преображенцами мы были. Гэпэушниками были. Почему бы теперь в опричниках не походить?

— Свихнулся, значит, Крот, — резюмировал Кудряшов.

— А это еще бабушка надвое сказала, — вздохнул Хлестов. — Мы ведь с тобой не знаем возможностей этого оракула.

— Ты про золото не соврал? — подозрительно покосился в сторону Вени Кудряшов.

— Доверху этот храм золотом набит, — не дал открыть приятелю рот Гриня. — Когда Иванов нас по своим хранилищам повел, у меня в зобу дыханье сперло. И слитки там лежат, и посуда! А уж камней драгоценных как грязи!

— Шедевры живописи и ваяния, — солидно добавил Веня.

Хлестов от этих откровений Вени и Грини даже взмок и принялся вытирать пот с лица белоснежным платочком. Все-таки нюх в очередной раз не подвел Петра Васильевича и ситуацию он просчитал точно. Теперь бы только не ошибиться в действиях. Тут нужен тончайший расчет. Шутка сказать — сотни миллиардов долларов.

— Замочить этих двух лохов, — сказал Бульдог, — и взять перстни. А потом с Крота можно за них и все десять миллиардов сорвать.

— Я вас умоляю, Козлов, — поморщился Хлестов, — оставьте эти уголовные замашки.

— А не получится у вас ничего, — хихикнул Гриня. — Этих ребят сам оракул охраняет. Аркадий Семенович сказал, что убить их может только Субботин. Собственноручно. Его оракул считает покойником.

— Почему? — удивился Кудряшов.

— Какой-то божий суд был, — попытался объяснить Веня. — И якобы Кузнецов на этом суде проткнул Субботина мечом. Мы с Гриней при этом, к сожалению, не присутствовали, поскольку Аркадий Семенович нас в последнюю поездку не брал.

— Ну, вот видите, — укоризненно покачал головой Хлестов. — Здесь наобум нельзя действовать. Нужен точный расчет. Нет, мешать мы Субботину не будем. До поры.

— Дохлый номер, — презрительно усмехнулся Бульдог. — Суббота не дурак. У него быков несколько десятков. Если уж он до перстней доберется, то нам придется с боем их у него отбирать. Не знаю, как там с миллиардами, но мы либо по пуле получим от субботинских ребят, либо пожизненное заключение от родного государства.

— Не исключено, — хмыкнул Кудряшов. — Просто так Субботина устранить не удастся.

— И не надо нам его мочить и устранять, — пожал плечами Хлестов. — Зачем нам кровью себя пятнать. Пусть убийцей Субботиным занимаются правоохранительные органы. Это их работа.

— Я стукачом сроду не был, — обиделся Бульдог.

— Молчал бы уж, — брезгливо покосился в его сторону Кудряшов. — А в НКВД кто меня сдал?

— Так ведь это сон, Миша, — смутился Бульдог. — Гипноз. Так ведь и били они нас, что твои опричники. Прямо душу наизнанку выворачивали.

— Вот и тут гипноз, понял? Пойдешь и как миленький настучишь куда следует в полусонном состоянии.

— Не надо никуда стучать, — вмешался в разговор двух братков Хлестов. — Прокуратуру я беру на себя. Ваша задача — точно определить место и время, когда убийство состоится.

— А если перстни попадут в прокуратуру?

— Значит, надо сделать все, чтобы не попали, — вздохнул Хлестов. — А то придется потом следователей грабить.

Кудряшову план Петра Васильевича понравился — эффективный и относительно безопасный, не сулящий крупных неприятностей в будущем. Все-таки, что ни говори, а ум, когда речь идет о деньгах, представляет куда большую ценность, чем сила.

— Когда и где Субботин собирается провернуть это… э-э… мероприятие? — спросил Хлестов у Вени.

— Мы с Гриней должны выманить Кузнецова и Ходулина якобы на встречу с Ивановым, а там уже не наша забота, — отозвался Веня.

— А они вам поверят?

— Конечно, поверят, — шмыгнул носом Гриня. — Друбич знает, что мы работаем на фон Дорна.

— Какой еще Друбич? — рассердился Бульдог.

— Друбич — это Кузнецов, а фон Дорн — это Иванов, — пояснил Гриня. — У оракула все под кликухами ходят. Венька, когда в ГПУ служил, звался Куликовым, а я был Нечаевым.

— Ладно, — кивнул Кудряшов. — Держите нас в курсе. Как получите сигнал от Субботина, так сразу звоните.

— Будет сделано, — четко отрапортовал Стеблов, для которого служба в гвардейском полку, а потом в солидном военизированном ведомстве не прошла даром.

— И смотрите у меня, бойцы невидимого фронта, — погрозил им огромным кулачищем Бульдог. — В случае чего, я вас из-под земли достану.

«Мерседес» плюнул в незадачливых агентов бензиновым перегаром и разжиревшим псом лениво двинулся с места. Гриня с Веней смотрели ему вслед, пока габаритные огни не скрылись за поворотом.

— Пугают еще, сволочи! — зло плюнул на мокрый асфальт Гриня. — Влипли мы с тобой, однако, Стеблов.

— Не влипли, а прикоснулись к одной из величайших тайн современности, — наставительно заметил Веня, направляясь к своему видавшему виды БМВ.

— А толку-то?! — вздохнул Гриня, с удобствами располагаясь на заднем сиденье. — Кто-то огребет деньжищи, а мы с тобой так и останемся с битыми мордами и пустыми карманами.

— Вариант очень даже возможный. Чего доброго, и убить могут, заподозрив в двурушничестве или просто как ненужных свидетелей.

Кроту Веня не верил. Тоже мне Иван Грозный выискался. Деньги — вот истинная власть. А тут изволь корчить из себя опричника. Пришибут еще, глядишь, недовольные царской властью поселяне. Дайте Вене Стеблову миллиард, и катитесь все к чертовой матери.

— Я одного не пойму, Стеблов, мы же с тобой давно уже покойники, во всяком случае, в глазах оракула. С какой стати он нас вновь превратил в гэпэушников?

— А в тридцать седьмом мы были еще живы, понял?

— Но ведь нас застрелил Друбич в двадцать седьмом?

— Нет, — покачал головой Веня, выруливая на дорогу. — По всему видать, в двадцать седьмом все вышло наоборот: дедушка Аркадия Семеновича завалил, как ему казалось, всех своих врагов с помощью Куликова и Нечаева. Вот только Доренко не учел, что оракул способен покойников воскресить. И один из этих покойников, Глинский, через десять лет добрался до старшего оперуполномоченного и отправил того в мир иной без всяких шансов на возвращение. Тебе, Гриня, следует мозгами шевелить хоть иногда, а то они у тебя вконец скиснут.

— Вот ты и шевели, умник, — обиделся Гриня. — По твоей милости мы в это дело влипли. Набьем-де морду Ходулину, сорвем бабки — и в сторону… Ну, и где та сторона? А теперь к этому чертову Дракуле и не подступишься. Всю оставшуюся кровушку выцедит, вампир!

Гриня был, конечно, прав, а потому Веня Стеблов и не собирался охотиться на вампиров и йородов. План его был составлен не хуже, чем у стратега и хвата Петра Васильевича Хлестова. У которого он, правда, украл главную идею.

— Есть у меня один знакомый следователь прокуратуры.

— Ну? — насторожился Гриня.

— Не нукай, пока не запряг, — огрызнулся Веня. — Сдадим его, как миленького.

— Субботина? — ахнул Гриня.

— При чем тут Сашка, — огрызнулся Веня. — Субботина пусть Кудряшов с Хлестовым пасут. У меня есть на примете другой урод.

— Какой еще урод, Стеблов, ты что несешь?

— Ты видел, как оракул Сашке его жизнь пересказывал?

— Нет, — вздохнул Гриня. — Я на такое смотреть не могу. У меня нервная система слабая.

— А я подсмотрел. Четвертым на том божьем суде был Валерка Аникеев. Это именно к нему собирался обратиться Крот, если бы Субботин отказался.

— Мама дорогая! А как он там оказался?

— Светка его наняла для прикрытия.

— Так он, наверное, сейчас в золоте купается, — покачал головой Гриня. — Чего доброго, откажется?

— Деньги лишними не бывают, — процедил сквозь зубы Веня. — Аппетит приходит во время еды.

* * *

Сухарев слегка удивился раннему звонку Петра Васильевича Хлестова. Однако вынужден был признать, что сведения, которые ему сообщил финансист, были из разряда важных. Речь шла о двух человеческих жизнях, и тут уж, как считал Василий

Валентинович, лучше перестраховаться, чем потом хоронить убитых и ловить убийц.

— А откуда у вас такие сведения, Петр Васильевич?

— К сожалению, не могу вам назвать имя своего информатора, Василий Валентинович. Человек буквально умолял меня не проговориться. Он и без того сильно рисковал, рассказывая об этом мне. Вот задержите преступника, тогда, пожалуй, скажу. Но сведения надежные, Василий Валентинович, — информатор из ближайшего окружения Субботина.

— Спасибо и на этом, Петр Васильевич.

— Да бога ради, господин Сухарев. Я не хотел в это дело вмешиваться, но совесть замучила. Две человеческие жизни на кону как-никак.

О Субботине Сухарев был наслышан, хотя сталкиваться с ним в рамках профессиональных обязанностей ему не доводилось. По имевшимся у прокуратуры сведениям за Александром Субботиным числилось множество сомнительных дел, но, к сожалению, сведения — это еще не доказательства, и взять за жабры этого крупного криминального хищника пока что не удавалось. Впрочем, Хлестов мог и ошибиться, пользуясь непроверенными слухами. Не исключено также, что хитроумный финансист просто оболгал вставшего ему поперек пути человека. С Хлестова, пожалуй, станется! Но в любом случае полученную информацию придется проверять…

— А у меня для тебя новость, — перехватил Сухарева в коридоре Углов и предупредительно распахнул дверь кабинета.

Василий Валентинович уговаривать себя не заставил, тем более что в последние дни он пристрастился к кофе, который виртуозно заваривал Углов. Надо признать, что расторопный Костя оправдал возлагаемые на него надежды как по части кофе, так и по части информации.

— Странно, — проговорил Сухарев, задумчиво потягивая душистый кофе. — Сегодня утром меня уже предупредили о возможном покушении на Кузнецова и Ходулина, но в качестве потенциального убийцы там фигурировал совсем другой человек — не Аникеев, а Субботин.

— Убить способны оба, — заметил Углов. — А кто тебе звонил, Василий Валентинович?

Услышав фамилию видного финансиста, Углов удивленно присвистнул. Хотя что уж тут особенно удивляться? Хлестов, конечно, не оставит своим вниманием ни разбогатевшую жену, ни тех, кто ее окружает.

— Мне позвонил Вениамин Стеблов, — пояснил Углов. — Человечишка мутный, жуликоватый, но до законченного отморозка ему пока далеко. Я ему не слишком верю, но проверять все равно придется. Тем более что он обещал позвонить еще раз и уточнить время и место.

— Место, где произойдет убийство? — удивленно вскинул глаза Сухарев.

— Именно, Василий Валентинович. Я так понял, что Аникеев принудил Стеблова выманить Кузнецова из дома, а тот либо струсил, либо в нем совесть проснулась.

— Все может быть, конечно, вот только странно, что совесть проснулась в это утро сразу у двух человек, прежде о ней и не помышлявших. И еще более странно, что оба обратились в прокуратуру с информацией во многом сходной, но в деталях не совпадающей. Не исключено, правда, что Кузнецова и Ходулина собираются убить сразу двое, и Аникеев и Субботин. Возможно, по предварительному сговору, но не исключено, что в пику друг другу.

— Анатолий Сергеевич звонил, хотел с тобой встретиться.

— Рябушкин? Он разве вернулся?

— Да. Мне показалось, что он чем-то сильно взволнован.

Похоже, еще в одном человеке проснулась совесть. Во всяком случае, Сухарев не замедлил связаться с бывшим коллегой и договорился о встрече.

— Ты держи меня в курсе, Костя. Если Стеблов позвонит — сразу же сообщи мне.

Анатолий Сергеевич подрулил на роскошном «форде». Сухарев на своем «жигуленке» смотрелся бедным родственником. Тем не менее Василий Валентинович без смущения сел в салон забугорного лимузина и даже повосхищался оборотистостью старого знакомого. — Осуждаешь, — покачал головой Рябушкин. — Может, осуждаю, а может, завидую, — пожал плечами Сухарев. — Не ты первый вылез в князи. — По-твоему, я должен был отказаться от свалившихся на голову миллионов? Тем более миллионов абсолютно чистых?

— Это твои проблемы, Анатолий, — сухо парировал Василий Валентинович.—Я пока тебя ни в чем не обвиняю. Что касается чистоты этих миллионов, то появились некоторые сомнения. Во всяком случае, вокруг них заваривается каша, которая вполне может оказаться кровавой.

— Оракул не допустит бойни.

— Оракул — это всего лишь машина, Анатолий. А человеческие мозги вполне способны обыграть электронные.

— Не могу понять, почему он вернулся. Я ведь сам присутствовал при его уходе.

— Ты мне лучше расскажи, что он из себя представляет, этот оракул. Должен же я знать, с кем имею дело, раз уж мне поручили это расследование.

Начал Рябушкин издалека. Сухарев его не торопил. В этом деле важна была каждая деталь, и это очень хорошо понимали оба. Надо сказать, что Василий Валентинович терпеть не мог фантастических романов и считал их чтение пустой тратой времени. А тут ему вдруг предложили самому поучаствовать в качестве персонажа в сказочной истории. Для Анатолия Сергеевича приключения в окрестностях села Горелова закончились прямо-таки голливудским хеппи-эндом с довольно существенным прибытком для кармана. Однако еще не факт, что и Сухареву повезет. Да и Рябушкин, кажется, поторопился отпраздновать успешное завершение дела, все еще, похоже, только начинается.

— Почему вы решили, что это компьютер, а не явление, скажем, мистического порядка? — спросил Сухарев.

— Утверждать я, естественно, ничего не берусь. Компьютер — это только гипотеза. А что на самом деле представляет собой эта штука, не знает никто.

— В таком случае перечисли мне фигурантов этого дела.

— Всех я тебе не назову, Василий, — покачал головой Рябушкин. — Прежде всего, это практически все жители села Горелова, где оракул обитал на протяжении сотен лет. Там вокруг него сформировался целый культ.

— Про Иванов и йородов можешь не рассказывать, меня на этот счет просветили твои молодые друзья.

— Но согласись, — усмехнулся Рябушкин, — теория действительно забавная. А вот что касается непосредственных участников, то в первую голову это, конечно, Аркадий Семенович Иванов. Тот еще фрукт, как ты понимаешь. Именно с него все началось.

Участников набралось с избытком. Кое-кого Сухарев уже знал, о других услышал впервые. Главными персонажами развернувшейся драмы, как он и предполагал, оказались трое молодых людей, с которыми он уже успел познакомиться, — Кузнецов, Ходулин и Кравчинский.

— А фамилии Субботин и Аникеев тебе ни о чем не говорят?

— Валерий Аникеев проходил у нас по делу о контрабанде, — наморщил лоб Рябушкин. — А Субботин мелькал в деле о заказном убийстве. К сожалению, и тому и другому удалось отвертеться. А я-то все пытался вспомнить, кого мне напоминают благородные йороды Садок и Будимир.

— Так, значит, именно этих двоих проткнул мечом на божьем суде гайосар Ярослав Мудрый? — спросил с усмешкой Сухарев.

— И проткнул довольно ловко, — кивнул Рябушкин. — Очень способный молодой человек. Наверняка из него получился бы неплохой правитель, если бы оракул не объявил о завершении миссии. А что касается Садка и Будимира, то они благополучно ожили и едва не передрались на моих глазах, когда ситуация окончательно разрядилась.

— Скажи, Анатолий, вы действительно сдали государству все ценности?

— Видишь ли, Василий, клад нашли без меня, — развел руками Рябушкин. — Но надо отдать должное молодым людям, они повели себя благородно и поделились найденным со всеми пережившими приключение.

— За исключением Иванова?

— Нет. Почему же? — удивился Рябушкин. — Я сам передал Аркадию Семеновичу его долю, и очень немалую долю, смею тебя заверить.

— А Субботин с Аникеевым?

— Про Субботина не скажу, — пожал плечами Анатолий Сергеевич. — Его привлекал Иванов, он и должен был с ним рассчитаться из своей доли. А что касается Аникеева, то он свои деньги получил, это я знаю совершенно точно.

— Судя по всему, эти двое остались недовольны полученным вознаграждением и готовят какую-то каверзу твоим друзьям. Предупреди на всякий случай от моего имени ребят. Я имею в виду в первую очередь Кузнецова и Ходулина. А ты, кстати, зачем мне позвонил?

— Услышал о странном происшествии с Аркадием Ивановым и решил предупредить коллег о возможных эксцессах в связи с возвращением оракула.

— Эксцессы уже были, — усмехнулся Сухарев, но распространяться на эту тему не стал.

Расстались коллеги не то чтобы недовольные друг другом, но довольно сухо. Впрочем, особо теплыми их отношения не были никогда. Василий Валентинович предпочитал держать дистанцию в общении с коллегами и начальниками, а дружил большей частью с людьми, не имеющими к правоохранительным органам никакого отношения. Что же касается Рябушкина, то Сухарев ценил в нем профессиональные качества и не более того. Нельзя сказать, что Василий Валентинович не поверил своему бывшему коллеге, но и не торопился сбрасывать со счетов то обстоятельство, что Рябушкин мог рассказать ему далеко не все из того, что знал. В частности, от вопроса о припрятанном золоте Анатолий Сергеевич довольно ловко уклонился. И это не могло не навести Сухарева на мысль, что аноним, предупреждавший прокуратуру о нечестных кладоискателях, писал правду. В таком случае поведение двух уголовных авторитетов, Субботина и Аникеева, было очень даже понятно. Эти привыкшие хапать чужое как свое люди сочли себя обойденными при разделе щедрого подарка оракула и решили поквитаться с обманувшими их людьми. Пока что в этом раскладе Сухареву была непонятна роль Хлестова. В проснувшуюся совесть Петра Васильевича следователь не поверил, наверное, просто потому, что очень хорошо знал финансиста. К тому же муж удачливой кладоискательницы вполне мог отнести себя к разряду обделенных и принять меры к восстановлению справедливости. Словом, у Хлестова в этом деле был свой интерес. И еще одного человека следовало не выпускать из виду до конца разворачивающегося вокруг оракула действа, а именно — Кудряшова. Эта странная история, приключившаяся с хитрым и осторожным паханом, не выходила у следователя из головы, хотя вроде бы непосредственного отношения к готовящемуся убийству не имела. У Сухарева возникло подозрение, что некто очень коварный и расторопный хочет с помощью правоохранительных органов устранить из игры своих конкурентов, дабы без помех сорвать большой куш. И не исключено, что это Петр Васильевич Хлестов. Хотя на его месте Сухарев бы не стал так откровенно светиться.

Веня Стеблов едва не вляпался со своей хитроумной комбинацией как кур в ощип. Служить трем господам одновременно оказалось делом хлопотным и небезопасным. Хотя поначалу все для него вроде бы складывалось более чем удачно. Раззадоренный рассказами Вени и Грини о золоте, хранящемся в чреве храма Йо, и обиженный на Светку Хлестову, скупо оплатившую его труды, Аникеев загорелся желанием поправить свое материальное положение за счет свихнувшегося гайосара Аркадия Иванова.

— Так, говоришь, на золоте сидит Аркашка?

— Мамой клянусь, Валера, кладовые Родины отдыхают. Столько золота нет даже в американском форте Нокс.

— А ты что, был в том форте?

— Не был, — не стал врать Веня. — Зато я был в храме. Золота, хранящегося там, хватит, чтобы всю Америку — и Южную и Северную — купить с потрохами.

— Ну, Веня, — покачал головой Аникеев, — не дай тебе бог ошибиться. На мокрое дело из-за тебя иду. В случае чего трупов будет не два, а четыре. Усвоили, гренадеры?

— Мы не гренадеры, а преображенцы, — поправил распалившегося авторитета Гриня.

— Один хрен, — хмуро бросил Аникеев. Внешне Аникеев смотрелся пожиже Субботина, но Стеблов очень хорошо знал, что с Валерием Викторовичем шутки плохи. Коварный был человек, хотя и не злоупотреблявший ножом и пистолетом. Может быть, именно поэтому, дожив до тридцати пяти годов, из которых, по меньшей мере, половина пришлась на криминальный бизнес, Аникеев пока что ни разу не попался в лапы правоохранителей и избежал давно причитающихся ему нар.

Оба потенциальных киллера позвонили практически одновременно, с разницей в пару минут, поставив тем самым Стеблова в безвыходное положение. К счастью, потенциальных покойников тоже было двое, что позволило приунывшим было Вене и Грине найти блестящий выход из создавшегося положения.

— Короче, так, — распределил роли Веня, — я еду за Кузнецовым и везу его на свидание к Субботину, а тебя я выкину у квартиры Ходулина, и ты отвезешь его к Валерке Аникееву.

— А если меня твой следователь прихватит на месте убийства? — забеспокоился Гриня. — Мне же тогда не отмыться. Соучастник как-никак. Давай лучше сделаем наоборот. Ты с этим Угловым лично знаком, тебе проще будет с ним договориться и перстень умыкнуть.

— А какая разница? — возмутился трусостью приятеля Веня. — Тебе и там могут припаять соучастие.

— Я не буду ждать кровавого финала, — пояснил практичный Гриня. — Сведу их и сразу же отвалю в сторону.

— А перстень? — возмутился Веня.

— Тебе что, одного миллиарда долларов мало?! Пусть Хлестов сам договаривается с прокуратурой по поводу печатки. Жадность фраера губит, Веня. Одно дело кинуть Валерку Аникеева, которому придется мотать срок за убийство, и совсем другое — Кудряша, который на нары пока не собирается.

Гриня был прав. Пораскинув умом, Веня вынужден был это признать. В погоне за миллиардами он едва не переступил грань, отделяющую разумный риск от безумия. Следовало соблюдать предельную осторожность, дабы не оказаться в числе пострадавших во время этой безумной гонки. Если им с Гриней удастся сорвать с Иванова миллиард, то этого им хватит на долгую и счастливую жизнь. Делиться с государством Вениамин Стеблов не собирался — в конце концов, не форменный же он идиот.

Адреса клиентов приятели выяснили еще сегодня с утра и потому действовали быстро и решительно. Веня высадил напарника у новенькой многоэтажки, где ныне обитал поручик Друбич со своей фрейлиной, а сам направился прямым ходом к призраку. Вообще-то Веня Ходулина слегка побаивался. Десантник Кузнецов был ему как-то ближе и понятнее, а от этого незаконнорожденного потомка графов Глинских, давно заключивших союз с дьяволом, можно было ожидать чего угодно. Будем надеяться, что Валерка Аникеев справится с графом Дракулой, каким бы он там ни был вампиром.

Новая квартира безумного графа была, конечно, скромнее его загородного дворца, в котором «преображенцу» Стеблову довелось побывать, но тоже очень и очень ничего. Везет же людям, а тут живешь как последнее чмо, считая копейки!

Ходулин был то ли слишком беспечным человеком, то ли считал, что статус призрака позволяет ему не бояться злоумышленников, но дверь в его квартиру оказалась незаперта. Слегка освоившись в роскошно обставленном коридоре, Веня подал голос, надеясь привлечь к себе внимание хозяев:

— Живой есть кто-нибудь?

На зов откликнулись сразу двое. Сам хозяин, мрачноватый брюнет с горящими безумием глазами, и его подельник Аполлон Кравчинский, которого Гриня однажды едва не застрелил в глухом городском переулке, но, к сожалению, промахнулся. Кравчинский, он же граф Калиостро, Веню опознал и даже отсалютовал ему наполненным до краев хрустальным бокалом:

— Привет преображенцу. Как поживает наш дорогой друг, барон фон Дорн?

— Здравствует, — не сразу нашелся с ответом Веня. — Чего и вам желает.

— Заходи, — махнул в сторону гостя бокалом с вином хозяин, бывший в сильном подпитии.

Последнее обстоятельство могло здорово облегчить Валерке Аникееву его задачу, зато Калиостро мог явиться серьезной помехой.

— Я ведь за рулем, — развел руками Веня. — Ну разве что самую малость, сто грамм, из уважения к хозяину.

Выпил Веня, однако, двести, не при гаишниках будет сказано. И не столько даже из уважения к призраку, сколько для устранения нервной дрожи, которая вдруг охватила его в самую неподходящую минуту. Все-таки везти человека на верную смерть — это не такое уж большое удовольствие. Вино оказалось крепче, чем Веня ожидал, но, разумеется, легкое опьянение не могло помешать ему выполнить задуманное до конца.

— Я от Аркадия Семеновича. Открылись кое-какие обстоятельства. Иванов хотел бы посоветоваться с вами.

— Надо бы Яриле позвонить, — спохватился Кравчинский.

— Я уже предупредил Кузнецова, он обещал быть.

Аполлон тем не менее уже взялся за свой мобильник. Веня затаил дыхание, но волновался он, похоже, напрасно. Судя по всему, Кравчинский был удовлетворен состоявшимся коротким разговором, возможно, даже с самим Друбичем.

— Ярила уже выехал, так что поторапливайтесь, граф.

Коляну Ходулину на сборы много времени не понадобилось, через минуту он был готов и даже успел выпить бокал вина на посошок. Кравчинский приятеля осудил вслух, а Стеблов про себя одобрил. В конце концов, если отправляться к дьяволу на тот свет, то лучше в пьяном виде. А к Богу графа Дракулу все равно не пустят, в любом, хоть самом наитрезвейшем виде, в этом Веня был абсолютно уверен.

— Я так понимаю, разговор пойдет об оракуле? — сказал Кравчинский, устраиваясь на переднем сиденье рядом с водителем, в то время как Ходулин расположился на заднем.

— О нем, — с охотою подтвердил Веня, трогая машину с места. — Опять чудит.

Время было не то чтобы очень позднее, но ночь уже вступила в свои права. Фонари на городских улицах зажглись, тем самым облегчив Стеблову задачу переброски живых трупов к месту назначения. Веня нисколько не сомневался, что Аникеев уберет и Кравчинского, просто как лишнего свидетеля, и едва не пожалел об этом. Однако, пораскинув мозгами, пришел к выводу, что смерть Калиостро скорее на пользу делу, чем во вред. Чем меньше останется людей, знающих об оракуле, тем лучше.

— За каким чертом ты нас сюда привез, — удивился Ходулин, разглядывая через давно не мытое окно Вениного БМВ недостроенное здание, смотревшее на мир темными провалами окон и дверей.

— Куда Иванов сказал, туда и привез, — обиженно буркнул Веня.

— А он что, от кого-то скрывается? — забеспокоился Кравчинский.

— На Аркадия Семеновича идет охота, — шепотом пояснил Веня. — Вы здесь посидите немного, а я пойду, поздороваюсь с ним. А то как бы он стрелять не начал с перепугу.

Аникеева Веня нашел там, где они и договаривались встретиться, — на втором этаже. Валерка был затянут в черную кожу и смутным силуэтом выделялся на фоне оконного проема. Впрочем, этот проем выходил во двор, и Веня без опаски осветил Аникеева фонариком. Кроме Валерки в квартире таились еще двое типов, которых авторитет привел с собой на всякий случай.

— Только я тебя умоляю, Валера, собственной рукой, — тоскливым шепотом предупредил авторитета Веня. — Иначе тут такое начнется — костей не соберем!

— Их же двое, — пробурчал кто-то из темного угла.

— Второй не в счет, — пояснил Веня. — Это Кравчинский.

— А Кузнецов где? — насторожился Аникеев.

— Дома я его не застал, — пояснил Веня. — Да это и к лучшему. Рассчитаешься с ними по одному, так надежнее.

Возражений не последовало. Аникеев с облегчением, как показалось Вене, перевел дух. Все-таки нервы есть не только у шестерок и лохов. Валерка, похоже, побаивался своих противников, даром что собирался напасть на них из-за угла.

— Ну, ни пуха тебе, ни пера, — приободрил киллера Веня.

Сам он страха почти не чувствовал, сказывалось, наверное, вино, выпитое в гостях у призрака. Стеблова охватил азарт игрока, бросившего все на последнюю ставку. Но и куш был велик — миллиард долларов. Предчувствие удачи настолько окрылило, что Веня едва не сверзился со второго этажа, споткнувшись о ступеньку: перила на лестнице строители еще не успели поставить. Выругавшись вполголоса, Веня захромал вниз, на ходу вынимая из кармана мобильник:

— Они здесь, в недостроенном доме по улице Краснофлотской.

С Угловым он сегодня уже связывался и указал ему и примерный район встречи, и примерное время, поэтому нисколько не сомневался, что следователь прокуратуры не подведет и явится аккурат к концу кровавой развязки. А у Вени будет время, чтобы в темноте снять перстень с пальца мертвого Ходулина.

— Все в порядке, — сказал Веня, склоняясь к окну автомобиля. — Он здесь.

Ходулин шел навстречу смерти, не вынимая рук из карманов длинного черного пальто. Веня услужливо подсвечивал ему путь фонариком, дабы призрак, чего доброго, не сверзился со ступенек и не помер раньше времени. Граф Калиостро, чертыхаясь на ходу, замыкал шествие. Главной заботой Вени было не проскочить поперед батьки в пекло и не попасть в темноте под удар аникеевского кинжала. Сердце у него колотилось пойманной в силки пташкой, а на лбу проступал холодный пот, который приходилось то и дело вытирать рукавом куртки. Сколько ни утешай себя мыслью, что ведешь на заклание графа Дракулу, а все равно страшновато участвовать в убийстве человека. Перед входом в проклятую квартиру у Вени едва не подкосились ноги от переживаний, но он все-таки сумел справиться с собой и произнес охрипшим голосом:

— Сюда.

От черного провала окна навстречу вошедшим Двинулся человек. Веня старательно высвечивал его ботинки, пятясь при этом назад. Ходулин спокойно стоял посреди комнаты, по-прежнему держа руки в карманах.

— Здравствуйте, Аркадий Семенович, — прозвучал вдруг в напряженной тишине его спокойный голос.

Веня вздрогнул и отпрянул к стене, едва не сбив при этом Кравчинского. Человек, которого Ходулин назвал Аркадием Семеновичем, неожиданно вскинул руку, словно для приветствия, и в этой руке вдруг сверкнул кинжал. Удар пришелся прямо в грудь неподвижно стоящего призрака. Веня не выдержал напряжения и закричал от страха.

— Вот черт! — растерянно прорезался в темноте голос Аникеева. — Как же так?!

А далее последовала такая чудовищная вспышка, что Веня не устоял на ногах и рухнул прямо на бетонные плиты. Очнулся он от звона в ушах и мгновенно подхватился на ноги. Прямо перед ним в сполохах огня рубились на мечах два облаченных в доспехи витязя. Зрелище было настолько несуразное, что Веня не удержался от вопроса:

— Боже мой! Что же это такое?

— Призраки вышли на тропу войны, — спокойно отозвался стоящий рядом граф Калиостро. — Ночной дозор отдыхает.

Словно бы в опровержение его слов на лестнице послышался топот, а потом в квартиру ворвались пятеро вооруженных автоматами амбалов во главе с доблестным следователем прокуратуры Угловым.

— Прекратить драку, — рявкнул громкий командирский голос, но в ответ раздался воистину сатанинский хохот.

Стены квартиры раздвинулись до бесконечности, и эта бесконечность поглотила и призраков и зрителей, в которых превратились незадачливые омоновцы.

Гриня Клюев очень успешно выполнил часть своей трудной миссии. Во всяком случае, уговаривать Ярослава Кузнецова ему не пришлось. Похоже, поручик Друбич ждал приглашения от своего давнего оппонента фон Дорна, а потому и не стал задавать его посланцу никаких вопросов. Гриня без колебаний сел в «мерседес» Кузнецова, кося на хозяина забугорной роскоши завистливым взглядом.

— Иванов ждет тебя в старом дворце.

— Любит Аркадий Семенович дешевые эффекты, — усмехнулся Кузнецов. — Могли бы и в кафе поговорить.

— Со странностями мужик, — легко согласился Гриня. — У меня у самого от всех этих приключений едва крыша не поехала. А мы ведь люди простые, без всяких интеллигентских заскоков.

— Это как-то сразу бросается в глаза. — Кузнецов то и дело посматривал в зеркало заднего вида. — По-моему, за нами кто-то следит?

— А с какой стати? — с трудом разыграл удивление Гриня. Наблюдательность частного детектива, который, отойдя от дел. тем не менее сохранил профессиональные навыки, сильно его встревожила.

Следили за Кузнецовым наверняка Хлестов с Кудряшом, и Гриня никак не мог понять, за каким чертом Ким это понадобилось. Стеблов перед началом операции успел позвонить нетерпеливому мафиози и предупредить его, что Кузнецова Субботин приказал доставить в пустующий особняк, купленный Кравчинским, что было, кстати говоря, чистой правдой. Но эти умники то ли не поверили Вене, то ли решили переиграть выверенный сценарий. Во всяком случае, их сидение на хвосте у кузнецовского «мерседеса» могло помешать успешному проведению операции. Гриня и без того сидел как на иголках, ибо ему пришлось везти Друбича во дворец, с которым у него были связаны неприятные воспоминания. Хотя неприятности для Грини начались, собственно, уже после того, как они с Веней расстреляли Кудряшова и его подельников по решению скорого суда. К сожалению, волею оракула или по его недосмотру урки благополучно воскресли и отыгрались самым паскудным образом на боках и физиономии Грини, несчастному пришлось собственным здоровьем расплачиваться за несовершенства сталинского правосудия.

— Как чувствует себя Аркадий Семенович после воскрешения?

— А что ему сделается, — буркнул Гриня. — оракул накормит, оракул напоит. В золоте купается, паразит. А тут каждую копейку считаешь.

— Зачем он вернул оракула?

— Миром, говорит, хочу править, — ухмыльнулся Гриня. — А мне без разницы, пусть правит, коли охота есть. Мне лишь бы платили исправно.

— А сколько тебе заплатил Субботин? — резко повернулся к Грине поручик Друбич, останавливая машину.

Гриня и глазом моргнуть не успел, как детектив приставил к его голове пистолет.

— Какой Субботин? — фальшиво удивился Гриня.

— Не надо меня сердить, драгоценный ты наш. Так зачем я понадобился авторитету?

— Не выстрелишь, — с вызовом заявил слегка пришедший в себя Гриня.

— Конечно нет, — усмехнулся Кузнецов, убирая оружие. — Тебя пристрелит сам Субботин, когда я расскажу ему о твоем предательстве.

— Никого я не предавал!

— А эти ребята, что висят у нас на хвосте? Они откуда взялись?

— Да никого там нет, — обернулся назад Гриня. — Что ты мне голову морочишь, Друбич!

— Пока что я не Друбич, а Кузнецов, — усмехнулся детектив, трогая машину с места. — Но ты сильно рискуешь, Гриня, играя в молчанку.

Клюев и без подсказки этого урода знал, что рискует, но сейчас он убедился, что его жизнь буквально висит на волоске. Откуда этот тип узнал про Субботина? Неужели Веня заложил своего давнего подельника? А что, очень даже просто! Его, Гриню, сейчас пришьют во дворце, а миллиард долларов достанется Стеблову, который и будет тратить денежки в свое удовольствие. Вот ведь гад! Уж что-что, а такой подлянки Гриня от него не ожидал.

— Кудряш это, — неожиданно для себя сказал Гриня, — вместе с Хлестовым.

— Красивая комбинация, — оценил действия противников детектив. — Значит, Субботин меня убивает, а они сдают убийцу в правоохранительные органы?

— Им перстень нужен, — пояснил Гриня, терять в данной ситуации ему было уже нечего. — Иванов обещал за него миллиард золотом.

— Продешевил Субботин, — покачал головой Кузнецов, — перстень стоит значительно дороже

«Мерседес» притормозил у дворца. Облупленное здание в эту слякотную весеннюю ночную пору выглядело как-то по-особенному негостеприимно. В общем, у Грини не было ни малейшего желания туда входить.

— Зря упорствуешь, Клюев, — покачал головой Кузнецов. — Если тебя Субботин не прикончит, то убьют Кудряшов с Хлестовым — много знаешь.

— Да ничего я не Знаю! — истерично выкрикнул Гриня. — Ничего!

— И это правильно, — неожиданно легко согласился Кузнецов. — Ибо во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, тот умножает скорбь.

Гриня затравленно огляделся по сторонам и взялся за ручку дверцы «мерседеса», он был почти уверен, что детектив стрелять в него не будет. Зато не исключено, что его пристрелит Кудряшов, если сорвется задуманное дело. Не говоря уже о Субботине. Хотя этот-то должен благодарить Клюева за спасение от нар, заботливо приготовленных для авторитета коварными компаньонами.

— Ладно, пошли,—угрюмо бросил Кузнецов и первым выбрался из машины.

Дверь жалобно заскрипела и подалась под напором детектива. Гриня юркнул внутрь особняка вслед за Кузнецовым. Расколотые паркетины захрустели под ногами вошедших. Ярослав включил фонарик, осветив широкую лестницу. Огромный дворец казался пустым, но Гриня точно знал, что где-то здесь их подстерегает опасность, а возможно, даже и смерть. Кузнецов, не таясь, двинулся к лестнице. На первой ступеньке он остановился. Достал пистолет и неожиданно для своего спутника выстрелил в воздух. От испуга Гриня присел. И очень может быть, это движение спасло ему жизнь. Со второго этажа в вошедших ударила автоматная очередь. Кузнецов метнулся под лестницу и увлек за собой перетрусившего Клюева.

— С ума сошел! — просипел Гриня. — Ведь убьют же, имени не. спросив!

— Не успеют, — хмыкнул Кузнецов и оказался прав.

Внезапно завыли сирены, заурчали моторы, и двор перед особняком заполнился гомонящими людьми. Гриня открыл было рот для вопроса, но Друбича рядом уже не было. Куда исчез детектив, Клюев так и не понял, зато тут же был ослеплен светом десятков фонариков и, мгновенно сориентировавшись, вздернул руки над головой.

Когда расторопные омоновцы успели защелкнуть наручники на его запястьях, Гриня не уследил, вконец сбитый с толку разворачивающимися событиями. Во дворце стало светло почти как днем от света фонариков и фар стоявших во дворе автомобилей. На втором этаже слышались ругань и возмущенные выкрики. Однако стрельба закончилась, видимо, Субботин вовремя сообразил, что попал в приготовленную кем-то ловушку, и сопротивление правоохранителям не оказал. Авторитет был не один, а с пятеркой верных своих сподвижников, которые сейчас вереницей спускались по лестнице под присмотром вооруженных до зубов омоновцев.

— Я протестую, — услышал Гриня голос Субботина. — Это провокация. В этот дом меня заманили обманом, а оружие подбросили.

— Разберемся, — послышался равнодушный ответ.

Сухарев итогами операции был откровенно разочарован. Семеро захваченных в особняке людей, отойдя от шока, давали вполне вразумительные, хотя и не слишком правдоподобные показания. Субботин, в частности, утверждал, что всего лишь собирался перекупить дворец у некоего господина Кравчинского, с которым и договорился о встрече. А что время для сделки выбрано слишком позднее, так на то была воля продавца. И вообще, ничего противоправного ни Субботин, ни сопровождавшие его люди не совершили, а потому до глубины души оскорблены поведением представителей правоохранительных органов, которые необоснованно применили силу против ни в чем не повинных людей. Субботин категорически отрицал, что найденное в доме оружие имеет к нему и его людям хоть какое-то отношение. Выстрелы он слышал — сначала одиночный из пистолета, а потом очередь из автомата, но кто стрелял и почему, он даже понятия не имеет. Себя Субботин называл жертвой каких-то темных сил. Не исключено, конечно, что над ним, а заодно и над правоохранительными органами кто-то злобно пошутил, но за шутки негодяев уважаемый в городе бизнесмен Субботин ответственности не несет и нести не собирается. Схваченный там же во дворце гражданин Клюев сообщил, что просто забрел во дворец в поисках ночлега, поскольку испытывает трудности с жильем по причине разлада с сожительницей, которая гонит сильно пьющего человека прочь из родной квартиры. Гражданин Клюев собирался пожаловаться на выдру участковому, но не успел этого сделать по причине позднего времени. К сожалению, более никого в заброшенном особняке обнаружить не удалось, хотя обыскан он был со всем тщанием. Ни тебе трупов, ни наркотиков, ни иных запрещенных предметов.

Разумеется, Сухарев объяснениям Субботина не поверил, но и предъявить авторитету в качестве обвинения ему тоже было нечего. На найденном в особняке оружии отпечатков пальцев обнаружено не было. Хотя стрелял наверняка Субботин. И Василий Валентинович даже догадывался, в кого именно он стрелял. Ибо во дворе особняка был обнаружен «мерседес» господина Кузнецова. Однако сам вышеназванный господин исчез, как сквозь землю провалился. Сухареву ничего не оставалось, как проклинать Хлестова, вздумавшего беспокоить занятого человека дурацкими звонками, да сетовать на свой собственный промах. Не надо было ему делиться с бывшем коллегой Рябушкиным полученными от информатора сведениями о готовящемся покушении на троих друзей. Впрочем, сделано это было исключительно из гуманистических соображений и, возможно, сохранило обреченные на заклание молодые жизни. Сухарев был абсолютно уверен, что и возглавляемая следователем Угловым операция завершилась по схожему сценарию, но очень крупно ошибся в своих прогнозах… На Косте Углове не было лица. То есть лицо, разумеется, было, но очень сильно деформированное пережитым стрессом. Справедливости ради надо заметить, что и сопровождавшие отважного следователя работники милиции выглядели нисколько не лучше. Ну разве что за исключением много чего повидавшего старшины Володи Круглова, который единственный из всех мог связно пересказать подробности происшествия. По его словам выходило, что правоохранители ни больше ни меньше как наблюдали битву призраков. Опытный старшина даже опознал в одном из призраков графа Дракулу, виденного им однажды в лесу подле деревни Горелово.

— Но в этот раз и подсветка была эффектнее, и само зрелище еще почище, чем в Голливуде. Представь себе, Василий Валентинович, двух облаченных в доспехи придурков совершенно невероятных размеров, которые дубасят друг друга мечами на фоне окрашенного в багровый цвет неба. Константин Михайлович дважды самолично произвел в них выстрелы из моего табельного оружия, но этим паразитам казенная пуля — что слону дробина.

— Там еще воронка была, — подсказал Володе один из милиционеров.

— Точно, была, — подтвердил Круглов. — Она призраков и засосала. Вместе с недостроенным домом.

— Как вместе с домом? — не поверил Сухарев.

— А вот так, — развел руками Володя. — Было, значит, строение в девять этажей, без окон и дверей, правда, но вполне капитальное, а теперь там остался только котлован. Владелец, надо полагать, понес громадные убытки.

— Погоди ты об убытках, — отмахнулся Сухарев. — Вы-то как спаслись?

— Не могу знать, — недоуменно развел руками Володя. — Садануло вспышкой света по глазам, а очнулись мы уже на асфальте, метрах в двадцати от места события. Так как быть с патронами, Василий Валентинович, их же надо списать?

— Спишем, — обреченно вздохнул Сухарев, опускаясь на стул.

Зато подхватился с места и заметался по служебному кабинету пребывавший доселе в прострации следователь Углов:

— Я так не могу, Василий Валентинович… Это ни в какие ворота не лезет… Я же атеист и материалист… Я прокурору рапорт напишу… Это же безобразие, в конце концов!

— Может, за водочкой сбегать? — подмигнул Сухареву деловитый Володя. — Запросто может человек на всю жизнь остаться заикой. Он в них, главное, из пистолета — бац, бац, а они хоть бы хны. Такой стресс!

— Давай, — кивнул Сухарев. — Одна нога здесь, другая там.

Черт знает что! Чего доброго, свихнешься от такой работы. Вот ведь времена настали, прости господи. То мафия, будь она неладна, а то уже и нечистая сила полезла в виде всяких там непонятных оракулов. Интересно, что он собирается пророчествовать, этот оракул, конец света, что ли? Или этот конец уже наступил?

— Мы там двух типов взяли, — сказал один из милиционеров. — Может, их для начала допросить?

— Что за типы? — насторожился Сухарев.

— Кравчинский и Стеблов, — протянул милиционер следователю два паспорта.

— Веди Стеблова, — распорядился следователь. Представленный пред очи работников правоохранительных органов гражданин явно пребывал в состоянии стресса. На вопросы Сухарева он отвечать не торопился, тупо глядя в стену перед собой. Чувствовалось, что толку от него в ближайшие сутки не добиться, а потому Василий Валентинович переключился на допрос второго свидетеля, уже знакомого ему гражданина Кравчинского. В отличие от всех прочих свидетелей происшествия, Аполлон Григорьевич хранил на лице невозмутимость и, войдя в кабинет, тут же потребовал адвоката.

— А зачем вам адвокат? — удивился Сухарев. — Вас же никто ни в чем пока не обвиняет. Просто мне захотелось перемолвиться словом с очевидцем невероятного происшествия.

— Убедили, — сказал со вздохом Кравчинский, присаживаясь на предложенный стул. — Так какие у вас будут ко мне вопросы, гражданин следователь?

— Ваша оценка случившеюся?

— Я ведь вас предупреждал, Василий Валентинович, что оракул будет защищать своих исследователей.

— Так и я вас предупредил, Аполлон Григорьевич, через своего бывшего коллегу Рябушкина о готовящемся покушении.

— Это правда, — кивнул Кравчинский. — Мы приняли кое-какие меры… На Ходулине была кольчуга — в нее и пришелся удар кинжала. Кроме того, мы с ним изрядно выпили вина.

— А вино здесь при чем?

— Это вино из подвала дома, который я недавно приобрел, и появилось оно там стараниями оракула.

— Вино обладает необычными свойствами?

— Оно облегчает контакт с оракулом. Вы, вероятно, в курсе, Василий Валентинович, что между графом Глинским и оракулом существует договор-душа в обмен на бессмертие. Заключил этот договор далекий предок Ходулина, но Коляну от этого не легче. Дело в том, что оракул не очень понимает, где предок, где потомок. Для него смерти не существует. Есть только люди, выбывающие из игры. Так вот Ходулин выбыть не может при любом раскладе — он же бессмертный. С другой стороны, договор накладывает на него определенные обязательства.

— Какие обязательства?

— Понятия не имею, — пожал плечами Кравчинский. — Все зависит от того, какую задачу решает компьютер в этот раз.

— Вы опознали человека, напавшего на вас в недостроенном доме?

— По-моему, это был Валерий Аникеев. В нашем мире это человек с богатым криминальным прошлым и настоящим, а в представлении оракула он йород Будимир, убитый на божьем суде. А покойник, как известно, может вернуться в этот мир только в качестве призрака. Вот оракул и скорректировал ситуацию в нужном направлении.

— Он что же, верит в нечистую силу? — усмехнулся Сухарев.

— Слово «верит» здесь не совсем подходит, Василий Валентинович, я уже говорил вам, что оракул — это компьютер, но в его программе, безусловно, заложено несколько уровней мировосприятия. Его ведь готовили для работы в языческую эпоху, где вера в призраков, нечистую силу и прочую астральную дребедень была самым обычным делом. Думаю, с этим Аникеевым мы еще хватим горя.

— Почему?

— Видите ли, он потерпел поражение на божьем суде, что само по себе еще не катастрофа. Катастрофа в том, что он вернулся. А это может означать только одно — бог Йо не принял его под свое покровительство, и теперь хозяевами йорода Будимира стали темные силы. Короче говоря, этот тип превратился в демона зла.

— А этот ваш приятель Глинский? — спросил Сухарев, заинтересованный рассказом.

— С Ходулиным совсем другой расклад. Во-первых, его воскресил сам бог Йо, а во-вторых, он участник миссии. Видите ли, Василий Валентинович, воля бога Йо в данном случае это просто программа, и оракул при всех своих многочисленных талантах не может выйти за ее рамки. Миссионер может действовать на всех уровнях программы, как в мире условно реальном, так и в мире условно астральном. Иное дело простые смертные вроде меня. В представлении оракула я жрец Вадимир, представитель условно реального мира. Менять обличья и имена я, конечно, могу, но в случае смерти воскресить меня может только сам бог Йо. Если это сделает кто-то другой, то я становлюсь представителем темных сил. Таковы правила игры, и с этим ничего не поделаешь.

— А как же Иванов? — напомнил Сухарев. — Ведь он умирал и воскресал несколько раз?!

— Да, но он воскресал и умирал по воле компьютера, который проигрывал различные варианты развития уже имевших место быть событий. В итоге он пришел к определенному результату, нашел потерянных миссионеров и теперь готов к продолжению миссии.

— Но ведь миссия была завершена?

— Завершена миссия или не завершена — решает не компьютер, а исследователи. Я не знаю, каким образом, но Иванову удалось убедить оракула, что миссия должна быть продолжена, ибо задача, возложенная на нее, так и осталась нерешенной.

— И что это за задача?

— Переустройство мира.

— Но в каком направлении?

— Не знаю. Ситуация вообще может стать неуправляемой. Вряд ли Иванов сумел изучить все нюансы работы оракула, скорее всего, он будет действовать методом тыка, а это чревато большими неприятностями.

— Вас к Ходулину послал Иванов? — резко повернулся к Стеблову Сухарев.

Однако несчастный Веня никак не отреагировал на окрик следователя, продолжая все так же тупо разглядывать стену.

— Я бы на вашем месте допросил Гриню Клюева, — вежливо подсказал правоохранителям Кравчинский. — По-моему, он в курсе произошедшего.

Гриня, в отличие от своего впавшего в прострацию приятеля, был настроен на сотрудничество с органами, однако добавил, что вряд ли может быть полезен гражданину следователю по причине малой информированности и большой загруженности семейными проблемами.

— Ты в курсе, Григорий, что Аникеев стал призраком? — неожиданно вмешался в работу следователя Кравчинский. — И он знает, что это именно вы с Веней его подставили.

Клюев перетрусил не на шутку. Призраков он боялся до поросячьего визга. А тут в призраки, шутка сказать, подался Валерка Аникеев, который и в человеческом обличье внушал Грине немалый страх. Вид сидевшего у стеночки Вени Стеблова и вовсе переполнил душу ужасом. Грине пришло на ум, что чертовы призраки просто заколдовали его старого приятеля, а то и превратили в зомби. Будучи большим поклонником голливудских блокбастеров, Гриня хорошо разбирался в нечистой силе, а потому счел своим долгом дать показания против врага рода человеческого гайосара Йоана Второго, задумавшего вселенский переворот.

Показания свидетеля Клюева были выслушаны представителями органов с большим вниманием, однако благодарности он не заслужил.

— Бред. По-моему, они нам просто голову морочат, — сказал Углов, успевший уже принять лекарство, принесенное старшиной.

— Ты призраков видел? — спросил у него Сухарев.

— Это гипноз, наверное, — прокашлялся Константин и налил себе из бутылки еще грамм пятьдесят лекарства.

— Значит, Иванов решил править миром? — уточнил у Клюева Сухарев.

— А почему бы и нет, — пожал плечами Гриня. — С такими-то деньжищами.

— А куда делся Кузнецов?

— Понятия не имею, товарищ следователь. Стоял буквально в шаге от меня, а потом словно бы испарился в воздухе.

— Значит, Субботин готовил убийство Кузнецова?

— Я бы сказал мягче, — поправил следователя Гриня, — ликвидацию подозрительного и .ненадежного элемента.

— И чем же этот элемент подозрителен?

— Связан с нечистой силой — раз, денег у него куры не клюют — два.

— Так ведь и вы, Клюев, насколько мне известно, причастны.

— Не по своей воле, гражданин следователь. В противоправные действия был вовлечен обманом. И денег у меня нет — душу нечистой силе я не продавал!

— Логично, — вынужден был согласиться со свидетелем Сухарев. — Так, значит, Аникеева привлекли к ликвидации Ходулина вы со Стебловым?

— Маленькое дополнение, гражданин следователь, не Ходулина, а призрака, который скрывается под его личиной. Я сам видел, как этот тип терроризировал население в окрестностях села Горелова. Прошу учесть мое искреннее раскаяние, а также чистоту намерений. Я так понимаю, что борьба с нечистой силой — это долг каждого порядочного человека.

— И все-таки убийство — это не наш метод, гражданин Клюев.

— Виноват, гражданин следователь. Погорячился. Но ведь они все равно бы ожили. Полежали бы в морге пару часиков и вернулись бы к честной жизни.

Сухарев впервые в жизни почувствовал, что теряет почву под ногами. Легче всего было признать всех этих сидевших в кабинете людей сумасшедшими, вызвать службу психиатрической поддержки и отправить их всех в специальное заведение. Возможно, Василий Валентинович почувствовал бы в этом случае большое облегчение, но, к сожалению, этот кардинальный шаг не дал бы ответов на вопросы, поставленные перед ним прокурором Лютиковым. Поэтому пришлось просто распустить эту ополоумевшую братию по домам, а самому отправиться домой, отсыпаться.

Рано поутру Сухарев был вызван к прокурору Лютикову.

Иван Николаевич был свеж, бодр и переполнен энергией, в отличие от своего пребывающего в меланхолии подчиненного. Василий Валентинович мучительно перебирал в уме факты, силясь выстроить их в приемлемый и удобоваримый для начальственного котелка ряд. Тем не менее опасность того, что прокурор Лютиков не сумеет переварить информацию подчиненного, оставалась и ее следовало учитывать в предстоящем разговоре.

— Установлено, что некий гражданин Иванов, используя найденный в окрестностях села Горелова прибор, возможно даже инопланетного происхождения, решил захватить власть над миром. В качестве первого шага к мировому господству вышеозначенный гражданин решил устранить гайосара Ярослава Мудрого (он же поручик Друбич, он же Миссионер, он же Ярила, он же Ярослав Всеволодович Кузнецов) и графа Глинского (он же Призрак, он же Дракула, он же Колян, он же Николай Владимирович Ходулин). В качестве непосредственных исполнителей убийства гражданин Иванов привлек Субботина Александра Васильевича (он же Суббота, он же йород Будимир), Стеблова Вениамина Семеновича (он же сотрудник ОГПУ Куликов) и Клюева Григория Федоровича (он же сотрудник ОГПУ Нечаев). Совместными усилиями прокуратуры и милиции покушение удалось предотвратить. В результате оперативных действий были задержаны граждане Субботин, Стеблов, Клюев, Кравчинский, которые впоследствии были отпущены на свободу ввиду отсутствия в их действиях состава преступления.

Сухарев закончил чтение официального документа и аккуратно положил синюю папочку на стол.

Прокурор Лютиков смотрел на следователя с большим интересом.

— Издеваешься? — спросил он наконец после долгого недружественного молчания.

— Излагаю факты, — сухо возразил Василий Валентинович.

— Есть дополнения к вышеизложенному?

— Есть. — Сухарев вновь потянулся к закрытой было папочке.

— Изложи своими словами, — попросил Лютиков.

— Можно и своими, — вздохнул Сухарев. — Дом пропал, хорошо еще что недостроенный. Два человека превратились в призраков, а один, предположительно, растворился в воздухе.

— Это который дом? — насторожился Лютиков. — Это не на улице Краснофлотской произошло? Мне мэр только что звонил.

— Видимо, он самый, — пожал плечами Сухарев.

— Его что же, взорвали?

— По моим данным он исчез в результате катаклизма, природа которого пока не изучена.

— Что значит не изучена?! — взорвался Лютиков. — Ты хоть знаешь, сколько этот дом стоит!

— А что ты от меня хочешь?! — в свою очередь возмутился Сухарев. — Ты поручил мне расследовать дело, в котором покойники воскресают, люди превращаются в призраков, дома исчезают без следа, и хочешь, чтобы я тебе представил логическое объяснение случившемуся?! А если его нет, этого объяснения? А если оно не укладывается в привычные для нас юридические рамки? О здравом смысле я уже не говорю.

— То есть как не укладывается? — не поверил Лютиков.—Да быть такого не может? Я понимаю, Василий, ты устал, год без отпуска…

— Спасибо за заботу, дорогой Иван Николаевич, век не забуду твоей доброты… Кому передать дело?

— Ну зачем ты так сразу, Василий Валентинович… — развел руками Лютиков. — Углову передай.

— Углов болен. В общем, не в форме.

— Да вы что, в самом деле?! — взвился из-за стола Лютиков. — Уволю всех к чертовой матери.

— А что ты хочешь от человека, на глазах которого призраки ростом чуть не с Останкинскую телебашню дубасили друг друга мечами? И дом всосало в черную гигантскую воронку тоже при нем. Человек едва уцелел в этой передряге. Неделю по меньшей мере с него толку не будет.

До Лютикова наконец стало доходить, что в городе, вверенном его неусыпному надзору, происходят какие-то странные и не укладывающиеся в привычные рамки события. Он взял со стола принесенную Субботиным папочку, открыл ее и принялся читать. Бумаг было немного, так что сам процесс чтения у прокурора не затянулся. Зато размышлял он над ними, по меньшей мере, минут двадцать.

— НКВД-то у нас откуда взялось, а, Сухарев? — поморщился Лютиков.

— Спроси что-нибудь полегче

— Может, доложить наверх, — указал глазами на потолок Лютиков. — Так, мол, и так — неопознанный объект.

— Фактов мало, — покачал головой Сухарев. — Это если бы мы им что-нибудь вещественное представили. А у нас, кроме показаний свидетелей, ничего конкретного нет.

— А пропавший дом?

— Решат, что взорвали террористы. Или строители прячут концы в воду. Да мало ли можно найти разумных объяснений самым невероятным вещам. Было бы желание.

— Ну хорошо, а ты что предлагаешь?

— Пока у нас две зацепки: квартира, где был то ли убит, то ли усыплен гражданин Иванов, и особняк, купленный Аполлоном Кравчинским. Дворец этот раньше принадлежал графу Глинскому, построен он чуть ли не в восемнадцатом веке, словом, со всех сторон подозрительный объект. А вчера вечером там самым непостижимым образом пропал Ярослав Кузнецов. Я думаю, что два упомянутых объекта как-то связаны с этим таинственным оракулом. Особняк я уже осматривал, но теперь хочу покопаться там поосновательней.

— Пожалуй, — задумчиво проговорил Лютиков. — В этом что-то есть. А давай-ка вместе туда наведаемся — одна голова хорошо, а две лучше.

…Таинственный особняк встретил гостей неприветливо. Прокурор Лютиков долго осматривал его облупленные стены и качал головой. Здание хоть и было построено двести с лишним лет назад, но впечатляло своими пропорциями. Внутрь входили с предосторожностями. Сухарев не стал пропускать прокурора вперед и шагнул в дверной проем первым.

Василию Валентиновичу показалось, что сегодня здесь гораздо светлее, чем в первое его посещение. И мусора вроде поменьше. Вчера в темноте ему было не до осмотра, а возможно, что нанятые Кравчинским рабочие уже приступили к очистке здания от накопившегося здесь хлама.

— Пойдем на второй этаж? — негромко спросил Лютиков.

— Для начала я бы осмотрел подвал. Между прочим, Аполлон Кравчинский вчера утверждал, что обнаружил там изрядные запасы вина и кольчуги.

— А кольчуги здесь при чем? — удивился Лютиков.

Сухарев в ответ развел руками. Он вообще мало что понимал в этой дурацкой истории, но не станешь же говорить об этом начальству. Следователю оставалось только напускать на себя сосредоточенный вид озабоченного сложными проблемами человека. Обследовав весь нижний этаж, работники прокуратуры, к своему немалому удивлению, вход в подвал так и не обнаружили. Особняк был столь огромен, что следователь Сухарев устал головой качать по поводу пошлой роскоши, в которой обитали дворяне ушедших времен, да злобствовать на выскочку и авантюриста Аполлона Кравчинского, вздумавшего им подражать в дурных привычках.

— Должен же быть чертов подвал! — возмутился прокурор Лютиков за спиной у заглянувшего в очередные апартаменты Сухарева.

— Чертов лабиринт, — выругался следователь, закрывая за собой дверь.

Прокурора в коридоре не было. Сухарев растерянно огляделся по сторонам, бросился было вперед, заглянул за угол, но никого там не обнаружил.

— Иван Николаевич, — произнес он негромко, — вы где?

На вопрос следователя не отозвалось даже эхо. Сухарев встревожился не на шутку и принялся лихорадочно открывать все попадающиеся на пути двери. Голос его буквально гремел набатом под высокими сводами и способен был разбудить даже мертвого, но Иван Николаевич Лютиков на его зов не откликнулся. Ситуация была абсолютно несуразной, даже дикой — был человек и нет человека. И что прикажете с этим делать? Полчаса Сухарев метался по огромному дому, зачем-то даже поднялся на второй этаж, но ничего существенного там не обнаружил. Немного успокоившись и пораскинув мозгами, Василий Валентинович пришел к выводу, что пора вызывать подкрепление. Здание следовало прочесать сверху донизу, рассекретив все его потайные ходы и лазы. Не исключено, что прокурор Лютиков обнаружил вход в подвал, но не успел предупредить следователя, как потайная дверь за его спиной захлопнулась.

Вызванные на подмогу доблестные сотрудники милиции взялись за дело с завидным рвением. Особенно усердствовали их собаки, вынюхивая следы прокурора, но, увы, четыре часа непрерывных поисков не принесли ровным счетом никакого результата.

— Может, Иван Николаевич куда-то отлучился? — предположил нервный майор, возглавлявший милицейскую бригаду.

— А куда он мог отлучиться? — не согласился с ним Сухарев.

— Мало ли, — развел руками милиционер. — Но в доме его нет. Мы обшарили даже чердаки.

— А подвал?

— Нет в этом доме подвала, Василий Валентинович.

— Подвал в этом доме есть! — твердо заявил Сухарев. — Если не найдем вход — будем ломать пол. Человек пропал, можете вы это понять, товарищ майор?!

Товарищ майор очень даже хорошо понимал товарища следователя. Тут не просто человек пропал, а прокурор! А ради спасения столь значительного лица можно не только пол продолбить, но и дом разобрать по кирпичику. Последнее майор сказал, конечно, в горячке, ну Сухарев расхолаживать его не стал, поскольку и сам находился во взвинченном состоянии. Прибывшие на место происшествия строители за дело взялись с большим энтузиазмом и разобрали деревянный паркет в два счета. Дальше, однако, дело застопорилось. Обнаруженную под паркетом плиту не брали даже отбойные молотки. Случай, что ни говори, беспрецедентный. Вошедшие в раж строители готовы были грызть монолит зубами, но кроме снопов искр, вылетающих при каждом ударе отбойного молотка, так ничего и не добились.

— Мистика, — вытер со лба пот майор. — Что ж они, по-вашему, дом прямо на скале построили?

— А я что могу? — развел руками бригадир строителей. — Вы же сами видите.

— Пробуйте в другом месте, — распорядился Сухарев.

К сожалению, от перемены фронта работ результат не изменился. Строители пытались долбить в пяти местах, но успеха так и не добились. Становилось очевидным, что либо в этом доме подвала никогда не было, либо этот подвал залили сверхпрочным веществом, неподвластным земной технике. Последнее предположение было, конечно, фантастическим, но бывают в этой жизни ситуации, когда даже умным людям не до реализма.

— Может, он все-таки ушел? — в который уже раз предположил майор, фамилия которого, к слову, была Сидоров. — Мало ли… Вызвали на совещание.

— Не мог он уйти, — скрипнул зубами Сухарев, — буквально за секунду до его исчезновения я слышал, как он чертыхался.

— Я на всякий случай предупредил все службы, — смущенно откашлялся майор.

— Он здесь исчез, Сидоров, понимаешь! — резко обернулся к милицейскому начальнику следователь. — Здесь!

— Тогда придется дом ломать, — рассердился на упрямство работника прокуратуры милицейский майор.

— Ну так ломайте, — огрызнулся Сухарев.

Сидоров тяжело выдохнул и вопросительно посмотрел на бригадира строителей.

— Я так не могу, — запротестовал крепкий дядька в спецовке. — Одно дело пол продолбить, а другое — дом сломать. Тут одних согласований на месяц.

— Месяц без воды и пищи он не продержится, — вздохнул старшина Круглов, принимавший самое деятельное участие в поисках прокурора. — Я бы хозяина особняка пригласил, пусть покажет нам вход в подвал.

Сухарев даже застонал по поводу своей недогадливости. Словно затмение на него нашло. Ведь был же человек, говоривший ему о подвале в этом доме.

— Володя! — резко повернулся следователь к старшине. — Поезжай к Аполлону Кравчинскому и достань мне этого сукина сына хоть из-под земли.

— Будет сделано, Василий Валентинович, — бодро отозвался Круглов. — Куницын, за мной.

Майор Сидоров вздохнул с облегчением. Все-таки за разрушение частной собственности их по головке не погладят. Конечно, жизнь человека у нас всегда превыше всего, но, к сожалению, не для всех. И если жлоб, владеющий особняком, вздумает привлечь силовиков к ответственности, то суд, скорее всего, будет на его стороне.

— Я все-таки не понимаю твоего упорства, Василий Валентинович, — понизил голос чуть ли не до шепота Сидоров, дабы не услышали подчиненные. — Почему ты так уверен, что Лютиков находится именно здесь?

— Ты происшествие с Кудряшовым помнишь? — так же шепотом отозвался Сухарев.

— Ну, это же анекдот, — удивился майор. — Перепились или обкурились. Надо же было наплести такое — жертвы сталинского режима…

— Их допрашивали здесь, в этом доме.

— Но ведь Кудряшов отказался от своих показаний и заявление забрал…

— А вчера здесь при странных обстоятельствах пропал человек. Кузнецов его фамилия. Разве Круглов тебе ничего не докладывал о вчерашнем происшествии?

— Нес какую-то ахинею про призраков, — нахмурился Сидоров. — Но он у нас вообще с придурью.

— Призраков видел и Костя Углов. До сих пор человек в себя прийти не может.

— Абсурд… — прошептал потерянно Сидоров. — Но этого просто не может быть!

— Вот в этом абсурде мы с Лютиковым и пытались разобраться. Результат ты сейчас можешь наблюдать собственными глазами.

Майор Сидоров впал в глубокую задумчивость. Похоже, анализировал сложившуюся ситуацию. Конечно, проще всего было заподозрить следователя Сухарева в неадекватности и вежливо препроводить его в клинику. Но, с другой стороны, прокурор Лютиков все-таки пропал, и искать его в любом случае придется. Ну и, наконец, дом действительно был странным, как ни крути. Настолько странным, что поставил в тупик даже видавших виды строителей, которым случалось, конечно, сдавать объекты без чердака, крыши, окон и дверей, но вот спихнуть дом заказчику без подвала — это еще никому не удавалось.

…Кравчинский объявился как раз в тот момент, когда у Сухарева готово было— лопнуть терпение. Аполлон Григорьевич пребывал в прекрасном расположении духа, был чисто выбрит, с иголочки одет и вообще являл миру тип преуспевающего джентльмена, довольного и собой и жизнью.

— Я вам что велел делать?! — с ходу набросился на строителей Кравчинский, игнорируя правоохранителей. — Мусор всего лишь убрать для начала! А вы мне весь паркет расковыряли! Да что же это делается, дорогие граждане, ну никакого уважения к частной собственности?!

— Так ведь нас заставили, — растерялся бригадир. — Вон гражданин начальник велел долбить.

Кравчинский, наконец, заметил стоящего у лестницы Сухарева и развел руками:

— Не скрою, поражен, Василий Валентинович, вашим неожиданным визитом. Здравствуйте, господа, неужели здесь опять кого-то убили?

— В вашем доме пропал прокурор Лютиков, Иван Николаевич, — сухо сообщил писателю следователь. — Надеюсь, вы понимаете, гражданин Кравчинский, всю серьезность происходящего?

Кравчинский сдвинул широкополую шляпу на лоб и почесал затылок. На круглом лице его отразилось недоумение:

— Что, вот так просто взял и пропал, ни с того ни с сего?

— Почему в вашем доме нет подвала? — строго спросил Аполлона майор Сидоров.

— Как это нет?! — возмутился Кравчинский. — Да у меня не подвал — катакомбы. Там, между прочим, барахла под самую крышу. Сплошь реликты минувших веков. Позавчера мы там обнаружили кольчуги.

— О кольчугах я уже слышал, — холодно бросил Сухарев. — Мне нужен прокурор Лютиков.

— Ну, тогда прошу. — Кравчинский положил руку на деревянную панель за спиной следователя.

Сухарев едва не выругался вслух. Казавшаяся такой надежной и капитальной стена дрогнула и отошла в сторону, освобождая проход.

— Так это, — остановил Сухарева бригадир строителей, — мы можем быть свободными?

— Да, конечно, — кивнул следователь. — Спасибо за помощь.

Что же касается доблестных стражей порядка, то вся бригада при двух собаках и во главе с майором Сидоровым дружно двинулась в подозрительный подвал вслед за работником прокуратуры. Оказавшись в огромном подземном бункере, Сухарев, вздохнул с облегчением. Ларчик открывался, оказывается, довольно просто. Теперь Василий Валентинович нисколько не сомневался, что Лютиков случайно нажал не на ту панель и, видимо, неожиданно для себя оказался в подвале. А что касается строителей, то, вероятно, они не там долбили.

— Иван Николаевич?! — крикнул во всю мощь своих легких Сухарев, но, увы, никто на его зов почему-то не откликнулся.

— Пускайте собак! — распорядился майор Сидоров.

Собаки заскулили, закружились на месте, а потом рванулись в темноту, увлекая за собой проводников.

— Вы не торопитесь, Василий Валентинович, — придержал Сухарева, кинувшегося было за проводниками, Сидоров. — Никуда они из этого подвала не денутся.

Старшина Круглов включил фонарик и осветил им стены, сложенные из потемневшего от времени кирпича.

— Чуть правее, — попросил его Кравчинский. — Здесь где-то был выключатель.

Свет загорелся, и Сухарев обвел глазами помещение. Подвал, судя по всему, был велик. Надо отдать должное нашим предкам, строили они действительно капитально и на века. Даже при своем немалом росте Сухарев не смог дотянуться рукой до потолка.

— Пошли, что ли, — сказал майор Сидоров, неуверенно покосившись на следователя.

Надо сказать, что Кравчинский оказался прав. Барахла за время многовековой эксплуатации дома в подвале накопилось изрядно. Не подвал, а целый музей. Пока следопыты метались по запутанному подземному лабиринту в поисках пропавшего прокурора, старшина Круглов успел посидеть в слегка обветшавших, но еще довольно приличных креслах чуть ли не екатерининской эпохи, а милиционер Куницын обнаружил чернильный прибор с гербом СССР и надписью ГПУ. Прибор он преподнес своему начальнику, но Сидоров дар отверг как политически несвоевременный и абсолютно ненужный в повседневной работе. Зато сам майор (что значит розыскной опыт!) обнаружил нечто, наводящее на серьезные размышления и позволяющее сделать далеко идущие выводы по поводу расследуемого дела. Внушительный шкаф, сделанный, скорее всего, в начале прошлого века, содержал в себе несколько комплектов формы родного министерства, которое, впрочем, в те времена называлось то ли наркоматом внутренних дел, то ли главным политическим управлением. Форма была новенькая, словно ее пошили всего несколько дней назад. Во всяком случае, на ней не было и намека на пылинки. А сапоги начищены были так, что в них можно было смотреться. Если же учесть, что такую форму наши доблестные стражи порядка носили по меньшей мере шесть с лишним десятков лет назад, то приходилось признать, что она как-то слишком уж хорошо сохранилась.

— И что ты об этом скажешь, Василий Валентинович? — тихо спросил майор у следователя, отыскивая глазами Кравчинского, который, впрочем, затерялся где-то в соседнем отсеке подземного бункера.

— Занятно, — усмехнулся Сухарев. — Так ты думаешь, что мы имеем дело с театром?

— Да уж поверь моему опыту и нюху, Василий, — зашептал Сидоров. — Аферисты высочайшего класса, если уж им удалось обвести вокруг пальца и запугать самого Кудряшова.

— А призраки?

— Господи, Вася, современная техника творит чудеса. Я видел однажды в столице грандиозное шоу пиротехников. Я тебя умоляю!

— А дом?

— Да мало ли у нас взрывников-виртуозов! Так заложат заряды, что дом рассыплется в пыль.

Трезвый взгляд Сидорова на проблему, казавшуюся почти мистической, очень понравился Сухареву. Почему бы нет? Заманили в особняк сначала Кудряша и вытрясли из него все что нужно. И жаловаться «расстрелянному» мафиози вроде бы не на кого, да и некуда. Кто поверит в такую чушь? Видимо, Субботина сюда заманили с той же целью, и если бы не вмешательство российской прокуратуры в лице Василия Валентиновича Сухарева, авторитету пришлось бы побывать в лапах ряженых сталинистов.

— Помяни мое слово, Лютикова они похитили, — продолжал тем же драматическим шепотом Сидоров, — Надо брать этого Кравчинского за жабры и давить из него информацию.

— Что значит давить? — нахмурился Сухарев. — А закон? Извини, Семен Алексеевич, но я не могу допустить физического давления на подследственного.

— Так ведь убьют Лютикова-то! — разгорячился Сидоров. — Это же отморозки, им терять нечего. Они же сотнями миллионов долларов ворочают, ты сам говорил.

— Все равно, — вздохнул Сухарев. — Ну не могу я, Семен, пойти против закона.

— Ох уж эта прокуратура! — почти простонал Сидоров.—Ладно, физическое давление нельзя, а психологическое можно?

— Ну, ввиду сложившихся обстоятельств…

— Именно, — возликовал Сидоров и распахнул шкаф с обмундированием.

Не успел Сухарев глазом моргнуть, как майор уже облачился в синие галифе и подобрал себе сапоги.

— Ни-ни, товарищ майор, — остановил начальника Круглов. — Вам гимнастерка положена со шпалами, а с кубиками это для нас.

Не прошло и трех минут, как трое милиционеров во главе с майором Сидоровым превратились в суровых службистов из НКВД, причем настолько натуральных, что у Сухарева защемило под ложечкой. Сидоров сунул свой служебный «Макаров» в карман галифе, а револьвер системы «наган», как и положено по уставу, поместил в кобуру.

— Ты посмотри, как работают, — прицокнул он языком то ли осуждающе, то ли восхищенно. — Даже оружие у них соответствует эпохе, а главное, находится в отличном состоянии. Ну, растрясем мы с тобой эту банду оборотней, Василий Валентинович, помяни мое слово. Мы им покажем, как порочить служебный мундир.

Одежда далекой эпохи, в которую облачились милиционеры, сильно прибавила им как уверенности, так и солидности, и на работника прокуратуры они посматривали уже без всякого почтения.

Сухарева начало беспокоить исчезновение двух проводников с собаками. Все-таки как бы ни был велик подвал, но не настолько же он обширен, чтобы люди и животные пропадали здесь без всякого следа. Кравчинский, между прочим, тоже исчез. Так что затеянный майором Сидоровым маскарад оказался неуместным в столь драматически складывающихся обстоятельствах. Следопыты вдруг обнаружили, что потеряли выход и возвращение на свет божий из замкнутого пространства со спертым воздухом становится все более проблематичным.

— Но позвольте, — возмутился майор Сидоров, — мы прошли уже не менее километра, должен же он где-то закончиться, этот чертов подвал?

Сухарев вынужден был признать, что завел доблестных сотрудников милиции в лабиринт, которому не было ни конца ни края. Немудрено, что здесь заблудились и прокурор Лютиков, и проводники с собаками. Стены вокруг были самые обычные, кирпичные, да и коридоры, по которым двигались правоохранители, тоже ничего устрашающего в себе не таили, тем не менее Василию Валентиновичу стало немного не по себе. А если быть более точным и менее деликатным, то он перетрусил не на шутку. Конечно, можно было предположить, что подвал загадочного дома связан с городскими катакомбами, но Сухарев отлично знал, что подземных сооружений столь грандиозных масштабов в его родном городе нет. И, однако же, лабиринт был. Оставалось выяснить, откуда он взялся, и предъявить обвинение его создателю за незаконное строительство.

— Может, стрельнуть из револьвера? — спросил старшина Круглов. — Вдруг кто-нибудь отзовется?

Следопыты бродили по подземелью уже более часа, так что вполне созрели для самых глупых предложений. Сухарев открыл было рот, чтобы возразить, но не успел произнести ни слова. Выстрел, произведенный старшиной Кругловым из чужого револьвера, оглушил следователя, но положение попавших в беду работников правоохранительных органов не изменил. Крепкие кирпичные стены все так же равнодушно внимали ругани майора Сидорова, которому вторили его доблестные подчиненные. Мат был такого накала, что мог прошибить, казалось бы, любое препятствие, но, увы, наши старательные предки умели строить с расчетом на любое стихийное бедствие, в том числе и на словесную атаку стражей порядка.

— Выход! — выкрикнул вдруг милиционер Куницын, обрывая тем самым брань своих товарищей.

Сухарев чуть не подпрыгнул, увидев лестницу. Правда, это была совсем не та лестница, по которой они спустились в подвал, но утомленным двухчасовым блужданием по катакомбам людям было уже все равно. Василий Валентинович едва поспевал за расторопными милиционерами, гурьбой бросившимися наверх. Внутреннее убранство помещения, куда они попали, отличалось строгостью и старомодностью стиля. На следопытов никто не обратил внимания, хотя по коридорам сновали люди с озабоченными лицами. Вновь прибывших слегка удивил покрой их одежды. Прямо надо сказать, не по моде были одеты служащие этого странного учреждения. Однако присмотреться к окружающей обстановке правоохранителям не дали. Открылась дверь ближайшего кабинета, и строгий голос произнес:

— Товарищей Сидорова и Сухарева просят пройти в кабинет прокурора Лютикова.

Лица говорившего Василий Валентинович не разглядел, но тем не менее откликнулся мгновенно, обрадованный, что поиски Ивана Николаевича завершились, и завершились, кажется, удачно. Слегка смущало обстоятельство, что Лютиков собирался принимать его в каком-то непонятном здании и в чужом кабинете. Однако долго размышлять над этой странностью поведения прокурора Сухареву не пришлось. Все тот же секретарь провел следователя и майора прямо к Лютикову.

Иван Николаевич решительно поднялся навстречу вошедшим. В том, что перед ним Лютиков, Сухарев не усомнился ни на секунду. Правда, за те несколько часов, которые они не виделись, прокурор успел переодеться. На нем был старомодный френч и хромовые сапоги. Прежде Василий Валентинович в подобном обмундировании своего старого сослуживца не видел, а потому и слегка удивился.

— А я вас жду, товарищи. — Прокурор энергично вытер носовым платком обширную лысину и строго посмотрел на следователя.

— Виноват, — отозвался за Сухарева майор Сидоров. — Задержались на месте преступления.

— Все дела отложите в сторону, — строго сказал Лютиков. — Вы, конечно, в курсе того, что происходит?

— Не совсем, — искренне признался слегка смутившийся Сухарев.

— Заговор! — произнес с надрывом прокурор. — Вот список лиц, которых следует арестовать немедленно.

— Но позволь, Иван, Николаевич, — растерялся Сухарев, — а как же санкция, а? А суд?

— Суд будет после, — свел густые брови у переносицы прокурор Лютиков. — Суд скорый и беспощадный. У вас есть еще вопросы, товарищи?

— Никак нет, — бодро отозвался майор Сидоров. — Разрешите выполнять, товарищ прокурор?

— Действуйте, — бросил Лютиков. — И не разводите церемоний — ситуация крайне сложная.

— Но это же мэр? — не верил своим глазам Сухарев. — Как же можно без санкции?

— Тем хуже для мэра, — холодно бросил Лютиков. — Вы меня удивляете, товарищ.

Майор Сидоров, четко печатая шаг, уже направился к выходу, и Сухареву не оставалось ничего другого, как последовать его примеру, поскольку становилось совершенно ясно, что Лютиков в объяснения пускаться не собирается и, кроме нагоняя, Василий Валентинович ничего от него не получит. Очень может быть, что за те несколько часов, пока Сухарев был занят поисками прокурора, в стране произошли большие перемены. У нас такое бывало, и не раз.

У выхода из здания их ждал «воронок». Такие машины Сухарев видел только в кино. Интересно, кому понадобилось отмывать от пыли истории этот раритет, а главное — для чего? Для пущего эффекта, что ли? Или для устрашения вконец избаловавшихся за последние годы чиновников? Сухарев еще раз пробежал глазами отмеченные галочками фамилии из списка, выданного ему прокурором Лютиковым. Здесь была перечислена вся городская верхушка, включая мэра, вице-мэра и прочих замов.

— Садись, что ли, Василий Валентинович, — предложил следователю майор Сидоров. — Стоишь как лунатик.

Сухарев машинально шагнул к «воронку» и утвердился на его жестком сиденье. За руль сел сам майор Сидоров. Машина тронулась с места и покатила по улицам города, который Василий Валентинович не сразу опознал. Возможно, причиной тому была темнота, лишь кое-где рассеиваемая слабым светом фар и фонарей. Сухарев, обуреваемый служебными проблемами, в последнее время не обращал внимания на уличное освещение, и, выходит, зря. Мэрия в этом аспекте сильно недорабатывала и вполне заслуживала порицания.

— А я давно знал, что он троцкист.

— Кто троцкист? — не понял майора Сухарев. — Лев Игнатьевич?

— Он самый, — хмыкнул Сидоров. — Ничего. Мы это гадючье гнездо враз разорим.

Сухареву показалось, что он либо спит, либо сошел с ума. При чем тут, спрашивается, Троцкий? Или это майор так образно выразился? Нет, слухи были, что мэр Гусляров брал. О его заместителях Василий Валентинович и вовсе не сказал бы доброго слова. Но ведь разговоры — это не повод для ареста. Или уже повод? Неужели поступило распоряжение сверху? Ну, скажем, указ о борьбе с коррупцией? А исполнительный Лютиков, которого хлебом не корми, а дай покомандовать, сдуру бросился этот указ исполнять. У нас ведь так всегда: то тишь да гладь да божья благодать, а то вдруг такой энтузиазм охватывает властей предержащих, что хоть святых выноси. Потом, конечно, спохватываемся — мол, головокружение от успехов. Виновных в излишнем рвении наказываем, и все возвращается на круги своя.

От тряски Сухарев слегка поуспокоился и теперь уже более философски взирал на мир. В конце концов, мэру Гуслярову арест пойдет только на пользу. Посидит в КПЗ ночку, трезвее будет на мир смотреть. А то действительно черт знает что в городе творится — ни освещения пристойного, ни приличных дорог.

У мэра гостей, что называется, не ждали. Лев Игнатьевич в домашнем халате и шлепанцах на босу ногу растерянно смотрел на ввалившихся в его роскошную квартиру вооруженных хамов. Справедливости ради следует заметить, что Гусляров был сильно под мухой, а потому и не сразу разобрался в ситуации. Зато его супруга, вышедшая на шум, среагировала мгновенно:

— Допрыгался, Лева! Но учти, передачи я тебе носить не буду. Пусть твоя новая краля ноги бьет.

— Какие передачи?! — взвизгнул Лев Игнатьевич. — Ты что, уже совсем свихнулась, мымра?! Вам, собственно, кого, господа?

— Господа за бугром, а мы товарищи, — ввел мэра в курс дела майор Сидоров. — Собирай манатки, контра.

— Но позвольте, — взвился соколом мэр. — У меня неприкосновенность.

— Неприкасаемых у нас нет. И незаменимых тоже. Распишитесь, гражданин.

— Но с какой же стати, товарищи? — приземлился на пол родной квартиры Лев Игнатьевич. — За мной ведь ничего такого не числится. Я ведь даже партбилет сохранил.

— За границей были, гражданин? — строго спросил у мэра Сидоров.

— В некотором роде… Как все…

— Вот всех и доставим куда надо.

— Василий Валентинович, — опознал наконец Гусляров знакомое лицо, — что происходит, ты мне можешь объяснить?

— Указ, — вздохнул Сухарев и развел руками.

— Оттуда? — указал глазами на потолок мэр.

— Оттуда, — подтвердил следователь.

Гусляров растерянно охнул и принялся натягивать штаны. С его пухлого круглого лица не сходили недоумение и обида.

— Что ж они так сразу?! — восклицал он время от времени. — Никто и глазом моргнуть не успел…

— Обыскивать будете? — недобро сверкнула глазами в сторону Сидорова мэрская жена. — Только учтите, здесь все мое. И квартира моя, и мебель моя, и посуда моя. Не говоря уже о золоте, акциях и банковских вкладах. А этот голым ко мне пришел — голым его и забирайте.

— Да, знаете ли, — скорбно вздохнул Гусляров. — Я ведь, можно сказать, не щадя живота своего…

— Пиджак-то вы ему дайте, — попросил мэрскую жену старшина Круглов. — А то он у нас по такой погоде и до расстрела не доживет.

— Вы, молодой человек, шутите, да знайте меру, — вскипел мэр.

— А кто шутит-то? — искренне удивился старшина. — Шлепнем, и делу конец.

Мэр едва успел прихватить пальто и шляпу, как его без церемоний вытолкнули на лестничную площадку.

— Но это же противозаконно! — успел шепнуть Сухареву Гусляров, скорым шагом спускаясь по лестнице. — Они что там, наверху, совсем с ума сошли? Нас же цивилизованное человечество не поймет.

Василий Валентинович пробурчал в ответ что-то маловразумительное и от дальнейшей беседы с арестованным на щекотливую тему уклонился. Не те сейчас времена, чтобы лясы точить. Сухарева охватило чувство, похожее на азарт, и на арестованных замов мэра он уже покрикивал в полный голос. В конце концов, давно пора призвать зарвавшихся чиновников к порядку. У нас олигархи и те сидят! А тут, подумаешь, какие-то вице-мэры.

Назад возвращались на «воронке», забитом под завязку, у несчастного ЗИСа даже рессоры поскрипывали от напряжения. Городская головка состояла из мужиков ражих, не испытывавших на протяжении многих лет недостатка в пище. Таким тюремная диета только на пользу.

При входе в здание у Сухарева опять защемило под ложечкой. Дело в том, что следователь его опознал при свете фар. Это был все тот же хитрый особняк, в котором он потерял прокурора Лютикова. А потом вдруг нашел при весьма загадочных обстоятельствах. Но внутри дом разительно преобразился. И уж конечно такого никак не могло произойти за те два с небольшим часа, которые Сухарев провел в подвале. Что ж, утешал себя Василий Валентинович, видимо, он ошибся. Просто в городе есть, оказывается, два очень схожих по архитектуре и внутренней планировке дома.

Сидоров с милиционерами повели арестованных в кабинет прокурора Лютикова для допроса, а Сухарев поотстал малость, пытаясь прикурить от закапризничавшей зажигалки. Его мучили сомнения, и это еще мягко сказано, как вдруг появился человек, который мог эти сомнения разъяснить. По коридору шел Кравчинский, одной рукой на отлете держа широкополую шляпу, а второй придерживая шпагу. Одет он был в черный кафтан, а обут в высокие кожаные сапоги. Сухарев едва сигарету не выронил, увидев молодого человека в столь неподобающем для наших дней обличье. Самое поразительное, что никто из обитателей странного особняка, затянутых во френчи и гимнастерки, не обращал на франта века этак восемнадцатого ровным счетом никакого внимания. Ну, идет шут гороховый по коридору почтенного во всех отношениях учреждения и пусть себе идет.

— Василий Валентинович, дорогой, — взмахнул широкой шляпой Кравчинский, — и вы здесь!

— А куда мне деваться? — огрызнулся вконец сбитый с толку Сухарев.

— Да, действительно, — сочувственно вздохнул Аполлон. — Оракул вас теперь так просто не выпустит.

— Так это оракул?! — аж подпрыгнул на месте следователь.

— А вы что думали, Василий Валентинович? — удивился Кравчинский.

— Я думал — указ, — вытаращился Сухарев. — Мы же мэра арестовали и всех его заместителей! Боже мой!

— Ну, этих как раз и не жалко, — легкомысленно отозвался пиит.

— Но мне же Лютиков приказ отдавал! — потрясенно продолжал пропустивший это замечание мимо ушей Сухарев. — Прокурор! Со мной же майор Сидоров был, он-то куда смотрел?!

— А с майором Сидоровым все в порядке? — полюбопытствовал Кравчинский.

— Это в каком смысле?

— В смысле эпохи, — пояснил Аполлон. — Здесь, знаете, большинство артистов до того перевоплощаются, что начисто выпадают из нашего времени. Я, естественно, двадцать первый век имею в виду, а не восемнадцатый.

— Он назвал мэра Гуслярова троцкистом.

— Это уже диагноз, — легко согласился Аполлон. — А с вами все в порядке, Василий Валентинович?

— Не уверен.

— Прекрасно, — восхитился Кравчинский. — Сомнение — самое ценное качество просвещенного ума.

— Издеваетесь, — обиделся Сухарев.

— Боже упаси. Радуюсь. Вдвоем проще будет действовать в этом бедламе.

— А как же мэр? — спохватился следователь. — Его же арестовали!

— Да пусть сидит, — махнул рукой Кравчинский.

— Так его обещали расстрелять!

— Ну, это еще полбеды, — отмахнулся Кравчинский. — Вот с губернатором сложнее, его, чего доброго, четвертуют. Если мы с вами не отхлопочем ему вечную каторгу. Вы не волнуйтесь, Василий Валентинович, со мной все в порядке. Я нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Просто история нашего отечества изобиловала примерами негуманного обращения с номенклатурными кадрами. А у оракула хорошая память. Вы слышали о судьбе князя Гагарина?

— Но это же бред! — возмутился Сухарев. — Такого просто не может быть.

— К сожалению, может. И мы вас об этом предупреждали, Василий Валентинович. Вам надо было арестовать Аникеева и Субботина еще до того, как они собрались отправить на тот свет моих приятелей. Теперь оракул активизировался, и, чтобы его успокоить, придется приложить немало усилий. Я бы не очень волновался, если бы оракул действовал самостоятельно, но сейчас за компьютером будущего сидит наш с вами современник Аркадий Семенович Иванов, и неизвестно еще, что придет ему в его воспаленные мозги, До сих пор компьютер оживлял покойников, но очень может быть, что Иванову удастся подкорректировать программу в своих интересах. Так вы поедете со мной арестовывать губернатора?

…Тайная канцелярия располагалась на втором этаже таинственного особняка, как раз над областным управлением НКВД. Как две столь почтенные, но абсолютно разные организации уживаются под одной крышей, Сухарев даже не стал спрашивать. В психиатрическом учреждении, куда он попал по неосторожности, возможно было все. Василий Валентинович не исключал, что где-то здесь, ну хотя бы в соседнем крыле, располагаются и опричники Ивана Грозного во главе с виднейшим деятелем минувшей давно эпохи Малютой Скуратовым.

К счастью, к опричникам Сухарев не попал — навстречу ему поднялся из-за стола всего лишь действительный статский советник Анатолий Сергеевич Рябушкин в парике и одежде, соответствующей эпохе, которую он имел честь представлять. Мебель, окружающая бывшего коллегу Василия Валентиновича, поражала взгляд своей роскошной отделкой. Прежде такие столы и кресла Сухарев видел только в музее да в кино, а тут вот сподобился посидеть по любезному приглашению значительного лица. С прискорбием приходилось констатировать, что прокурорским работникам далекой имперской эпохи жилось куда лучше, чем их нынешним коллегам.

— Как же ты, Анатолий, докатился до жизни такой? — попробовал пошутить следователь.

— Что делать, Василий, — пожал плечами Рябушкин. — Полагаю, что всем нам и дальше придется существовать в довольно странных, чтобы не сказать резче условиях. Вина хочешь?

Сухарев не отказался. Он уже почти адаптировался к новым условиям существования и даже находил в них некоторую приятность. Очень может быть, ему на помощь пришла генетическая память или просто попривык за последние годы к резким изменениям политического курса. Ну подумаешь, еще один реформатор сыскался на нашу голову. Стольких уже пережили, переживем и этого.

— А какая у этого Иванова политическая платформа?

— Безусловно, цезаризм, — охотно отозвался на вопрос следователя Кравчинский. — Наш славный губернский город будет объявлен Третьим… нет, пардон, Четвертым Римом со всеми вытекающими отсюда геополитическими последствиями.

— Размах, однако, у этого сукина сына! — поразился Сухарев.

— Совершенно с вами согласен, Василий Валентинович, — кивнул Аполлон. — В конце концов, и сумасшедшие должны держаться в рамках приличий.

— А когда вы в последний раз видели этого самозванца?

— К сожалению, он не самозванец, Василий, — поправил коллегу Рябушкин. — В глазах оракула он истинный гайосар, на протяжении чуть ли не целого века правивший окрестными племенами.

— Как сказал один классик марксизма-ленинизма, все в этом мире повторяется, сначала как трагедия, потом как фарс, — вздохнул начитанный Кравчинский. — Мы с вами, господа, участвуем в Фарсе. А что касается Иванова, то мы с Анатолием

Сергеевичем видели его в последний раз на поляне, сразу после ухода оракула. С тех пор он нас избегает.

— И даже пытается убить, — напомнил Сухарев.

— Ему нужны два перстня, которые носят на пальцах мои приятели, вот этот жезл, что сейчас у меня за поясом, и диадема, украшающая голову избранницы Ярослава Мудрого, прекрасной Катерины.

— Вы не можете изъясняться попроще, господин поэт? — нахмурился Сухарев.

— Могу и попроще, — пошел навстречу покладистый Кравчинский. — У нас есть возможность, чтобы отключить компьютер, но для этого нужно добраться до оракула, а сделать это удастся только после устранения гайосара Йоана.

— И каким образом вы собираетесь его устранить?

— Ну, во-первых, у нас есть Брут, горячий республиканец, правда с подмоченной репутацией и дурной наследственностью… Я имею в виду Коляна Ходулина. Во-вторых, у нас есть свой кандидат на роль гайосара… Я имею в виду Ярослава Кузнецова. В крайнем случае можно задействовать Катюшу — это уже последний наш шанс, когда все средства будут использованы.

— Я все-таки не понимаю! — раздраженно воскликнул Сухарев. — Зачем вашему гайосару Йоану понадобились мэр с губернатором? Что он собирается с ними делать?

— Прежде всего он собирается просканировать их мозги, — охотно объяснил Кравчинский. — Таким образом он определит их потайные мысли. А потом оракул их перепрограммирует на достижение нужного Иванову результата.

— Но ведь они станут неадекватными окружающему миру!

— Да ничего подобного, Василий Валентинович! — возразил Кравчинский. — Это ведь политики. А для политика главное власть. Во все эпохи и во все времена. В свое время нам с Ярославом только чудом удалось спасти Петра Васильевича Хлестова от мстительной руки его злопамятной супруги — та, заручившись поддержкой оракула, тем не менее осталась вполне адекватной нашему миру стервой.

— Но ведь они могут не согласиться?

— Если вас пару раз поставить к стенке, то в третий раз у вас пропадет всякое желание к сопротивлению.

— Но можно же обратиться в органы…

— К майору Сидорову, например, — ехидно подсказал Кравчинский. — Или к прокурору Лютикову. Да и с какой стати? Подумаешь, цезарь поменялся. Главное, принцип функционирования власти остался прежним: я начальник, ты дурак, ты начальник, я дурак. Все очень просто, и не надо шевелить извилинами. Полная вертикаль власти. Был президент, а теперь на его месте оракул. А разве для нашего мэра президент не оракул? Да и не в одних только мэрах дело. Народу в принципе тоже все равно. Главное — порядок. А кто еще может обеспечить порядок, как не гайосар Йоан Грозный.

— И в кого это наша молодежь такая циничная?! — слегка поморщился Рябушкин.

— Да вроде как действительно не в кого, — покачал головой Сухарев.

— Карета готова? — бодро встал с кресла Аполлон Кравчинский.

— Готова, — вздохнул Рябушкин. — Преображенцы уже в седлах.

— Ну, Василий Валентинович, ни пуха нам, ни пера.

Сухарев с удовольствием бы послал к черту профессионального авантюриста, но в этом уже не было никакого смысла. Ибо, как ни крути, они оба находились у черта на посылках, с чем Василий Валентинович себя и поздравил. За свою долгую служебную деятельность Сухарев побывал в разных передрягах, но ничего подобного нынешней ситуации он не помнил. Во всяком случае, чиновников такого высокого ранга, как глава администрации области, ему арестовывать еще не доводилось.

— Так они настоящие? — поразился Сухарев, оглядывая сытых, ухоженных коней.

— Здесь все настоящее, — усмехнулся Кравчинский, открывая дверцу кареты. — Садитесь, Василий Валентинович, это, конечно, не роскошь, но вполне надежное средство передвижения. Или вы предпочитаете верховую езду?

Сухарев окинул взглядом то ли конвой, то ли эскорт рослых молодцов на сытых конях, качнул отрицательно головой и полез в карету.

— А нас милиция не остановит? — спросил он у раскинувшегося на противоположном сиденье Кравчинского.

— Об этом можете не беспокоиться, ваше превосходительство. У оракула все под контролем.

* * *

Гриня с Веней не успели скрыться. Собственно, ожидать от Стеблова такой расторопности и не приходилось, поскольку после встречи с призраком он пребывал в глубокой прострации и на бьющую через край суровую российскую действительность почти не реагировал. А вот Клюев дал маху. Точнее, замешкался, выбивая долги из одного незадачливого знакомого. Это было его роковой ошибкой. Бежать надо было прямо по выходе из прокуратуры. К сожалению, умные мысли не сразу приходят в дурные головы, а только после того, как к их лицевой части подносят увесистый кулак. В данном конкретном случае Грине грозили по меньшей мере четыре кулака одновременно, это не считая тех, которые пока еще находились в тени, но в полной боевой готовности. В этой квартире Клюева уже били, и воспоминания о пережитых тогда болевых ощущениях стимулировали его умственную активность.

— А я-то тут при чем? — попробовал он отбояриться от наседавших Кудряша и Бульдога. — Мне велено было доставить Кузнецова в особняк, я его и доставил. Может, Субботин его пришил, а тело спрятал.

— Ты кому горбатого лепишь, козел? — мягко пожурил зарапортовавшегося Гриню крестный отец губернского масштаба. — Ты что, за лохов нас держишь, придурок? Кто в прокуратуру на нас настучал?

— Хлестов настучал, — попробовал вывернуться Гриня, за что немедленно получил кулаком под ребра.

Быть бы Клюеву и в этот раз битым, но, к счастью, его выручил ворвавшийся в квартиру мафиози не к добру помянутый Петр Васильевич. На финансисте буквально не было лица. Он и слово-то вымолвил не сразу, а только после того, как расторопный Антоха поднес ему стакан минеральной воды.

— Губернатора арестовали, — сказал он, падая в кресло, любезно пододвинутое Бульдогом.

— То есть как это арестовали? — не понял Кудряшов. — Генеральная прокуратура, что ли?

— Нет, Тайная канцелярия.

— Слушай, Петя, ты эти свои шутки брось. Я сегодня и так на взводе.

— Да какие там шутки, Миша?! Я тебе все как на духу.

Рассказ Хлестова потряс аудиторию. Нет, сам по себе факт ареста губернатора вполне укладывался в рамки нынешней действительности. Тем более что у нас в чиновничьих кабинетах не ангелы сидят. Потрясали воображение как раз подробности душераздирающей сцены. Начало было вполне мирным и благопристойным. Ну, собралась компания близких к главе администрации людей в его загородном домике с бассейном. Посидели, выпили, пошутили с девушками. Сходили в сауну. И тут, словно в дурном сне, подваливают громилы, одетые как для костюмированного бала, обезоруживают немногочисленную охрану и берут губернатора еще тепленьким, прямо из бассейна. Естественно, гости в шоке. Пробуют протестовать, но получают от обозленных гвардейцев по мордасам и героически отступают кто куда.

— Даже одеться ему не дали! — всхлипнул от полноты чувств Хлестов. — Так в одних плавках и повели.

— И что теперь будет? — спросил потрясенный падением одного из великих мира сего Бульдог.

— Повесят, видимо, или четвертуют. Этот подонок, граф Калиостро, зачитал нам указ цезаря Йоана Грозного, где много чего было. И высочайше повелеваю, и властью, дарованной мне Богом… Слушайте, мужики, я сам был императором, пусть и недолго, но до такого свинства, как этот Йоан Грозный, не опускался. Арестовать губернатора — это же уму непостижимо!

— Петя, — ласково позвал Кудряшов и щелкнул перед лицом Хлестова пальцами, — смотри сюда. Не зарывайся. Каким императором? Мы с тобой о чем сейчас говорим?

— Так об оракуле, будь он неладен.

— Фу ты, черт, — вздохнул с облегчением мафиози, — а я уж думал, что ты свихнулся. Оракул — это не так страшно.

— То есть как это не страшно? — подхватился с кресла Хлестов. — Ты соображаешь, что говоришь, Миша? Ведь там Иванов, а Лебедякин ему все выложит как миленький, не говоря уже о мэре Гуслярове — этот всех сдаст. Бизнес летит коту под хвост, а ему, видите ли, не страшно!

— А мэр тоже взят в Тайную канцелярию?

— В НКВД, Миша! — сплюнул прямо на ковер расходившийся Петр Васильевич. — Тебе ли рассказывать, что это такое?

Кудряшов припомнил свои приключения в хитром домике и вынужден был согласиться со своим Расстроенным другом. Гусляров и Лебедякин — люди, конечно, не хлипкие, но против профессионалов из уважаемых ведомств прошлого им точно Не устоять.

— А зачем Иванову наши деньги, он же в золоте купается?

— Власти он хочет, Миша, тебе же Стеблов сказал! Власти над миром! А мы все будем на него шестерить.

— Григорий! — грозно рыкнул мафиози. — Подойди.

Обретший было дыхание Клюев едва вновь не ударился в панику, но на этот раз крестный отец был настроен, кажется, благодушно.

— Давно хотел тебя спросить, Гриня, как вы с Субботиным попали в храм этого самого Йо.

— Ну, как попали, — развел руками Гриня. — Сначала просто сидели, а потом упали. То есть провалились.

— Не серди меня, Григорий! Не хочется мне портить свои кулаки о твою морду лица.

— Мамой клянусь! Просто сидели. Ничего не трогали. Я, правда, компьютер включил.

— Зачем же чужую вещь трогать? — укоризненно покачал головой Кудряшов. — Компьютер, наверное, стоит недешево.

— Так ведь я только мышью пошевелил, и все.

— И после этого вы провалились?

— Да. Субботин на меня чуть с кулаками не набросился. Этих компьютеров сейчас развелось как грязи. Все шевелят мышками, и никто не проваливается.

— Гигант мысли, — похвалил Гриню крестный отец. — Логика у тебя прямо железная. Далеко ты пойдешь, Клюев, ну и нас, глупых, за собой поведешь.

— А куда вести-то? — попросил уточнить маршрут Гриня.

— На кудыкину гору, — назвал всем известный адрес Кудряшов. — В этот самый храм Йо.

Клюев не все понял в полученном от крутого мафиози маршрутном задании, но перечить ему в нынешних трагических обстоятельствах не рискнул.

— А с этим что делать будем? — кивнул Бульдог а пускающего слюни Веню.

— Отвезем к психам, — пожал плечами Кудряшов. — Пусть его подлечат.

— Ни-ни, — очнулся вдруг Веня. — Со мной уже се в порядке — отошел.

— Ну, орлы, — грозно глянул на вытянувшихся в струнку шестерок мафиози, — даю вам последний шанс для исправления. Не оправдаете доверия — пеняйте на себя.

Гриня собрался было ударить себя кулаком в грудь и уронить слезу признательности, но в его клятвах здесь никто не нуждался. Крестный отец готовился к походу, тщательно пересчитывая имеющиеся в наличии силы. Конечно, против Иванова хватило бы и трех человек, но против оракула, как говорят знающие люди, и целой армии будет мало.

— Возьми человек пятьдесят, — неуверенно посоветовал Кудряшову Хлестов. — С увесистыми кулаками.

— Будь по-твоему, — заверил мафиози. — По машинам.

Пока Кудряшов стягивал к квартире Иванова все имеющиеся под рукой силы, Петр Васильевич клестов прикидывал в уме имеющиеся шансы на Успех. Наступающий стремительно рассвет не то чтобы вселил в него уверенность, но бодрости придал. В конце концов, не боги горшки обжигают. Если хочешь и дальше пить шампанское, Петя, то надо рисковать. Иванов не более чем человек, а оракул всего лишь машина. Даже объединив усилия, они вряд ли дорастут до бога, пусть и языческого. И дьявола из них не получится — разве что мелкий бес.

Собрав полсотни быков, Кудряшов ударил этим кулаком в хлипкую дверь загадочной квартиры. Дверь, никогда в жизни не переживавшая такого мощного напора, подалась самым позорным образом, то есть распахнулась настежь, доставив при этом массу неудобств незваным гостям. Ражие молодцы влетели в квартиру распаленными ядрами и дружненько впечатались в кирпичные стены прихожей. Без травм и синяков, конечно, не обошлось, но серьезно никто не пострадал. Шедший в арьергарде полководец оценил наметанным оком диспозицию и приказал перегруппировать силы.

— Сюда, пожалуйста, — предупредительно указал верный путь Гриня, препровождая высоких гостей в единственную комнату.

Кудряшов брезгливо поморщился, оглядывая скудную обстановку, но в принципе началом операции остался доволен:

— Компьютер на столе тот же самый?

— Вроде тот, — пожал плечами Стеблов.

— А вон мышь, — потянулся было к пластмассовой коробочке Гриня.

— Стоп! — осадил его Кудряшов. — Давай все по порядку. Значит, Гриня сидел у стола?

— Точно, — подтвердил Веня. — А я здесь на диване. Субботин вон в том кресле.

— А его ребята? — спросил Кудряшов, занимая место своего давнего недруга.

— Стерегли вход, — подсказал Гриня.

— Всем в коридор, — распорядился мафиози. — Давай, Клюев!

И Гриня не подвел крестного отца. Двойной щелчок в его исполнении получился прямо-таки классическим. После чего последовала яркая вспышка, ослепившая отважных исследователей, которые пришли в себя уже совершенно в незнакомой местности и далеко не в полном составе.

— А где остальные? — опомнился первым Кудряшов. — Ты куда моих парней отправил, придурок?

— Никуда не отправлял, — удивился Гриня. — Ты же их сам послал в коридор, сторожить вход.

Так или иначе, но ругань мафиози уже не могла изменить ситуацию.

Переход через пространство удалось благополучно завершить только шестерым. В числе удачливых путешественников оказались: сам раздосадованный мафиози; Петр Васильевич Хлестов, растерянно хлопавший глазами на окружающий пейзаж; Бульдог с Антохой, не успевшие покинуть комнату по приказу шефа; и два придурка, Стеблов и Клюев. Компания, что ни говори, подобралась пестрая и малоперспективная в смысле оглушительных побед.

— Не горячись, — посоветовал Бульдог Кудряшову. — Нам бы только до Иванова добраться, а там мы его в два счета заломаем.

— Я почему-то не узнаю местность, — дрогнувшим голосом проговорил Веня. — В прошлый раз тут была поляночка, а вон там лесок. И холм был виден с храмом на самой вершине.

Вообще-то окружающий пейзаж действительно оставлял желать много лучшего. Менее всего его Можно было назвать радующим глаз. Кругом сухостой, украшенный вместо зеленых листочков липкой белесой паутиной. Трава, правда, была, но какого-то неестественного буроватого оттенка. В довершение общего неприятного впечатления над головами путешественников закаркали вороны.

— А вон, кажется, тропинка, — ткнул пальцем в засохший куст Гриня, который чувствовал себя без вины виноватым.

— Придется идти, — вздохнул Кудряшов. — Не стоять же здесь посреди леса телеграфными столбами.

Тропинка была узенькой, а местами и вовсе непроходимой. Сушняк приходилось ломать голыми руками, что страшно не понравилось изнеженным цивилизацией горожанам. Разъяренный мафиози отрядил на каторжную работу Веню с Гриней, а сам уныло шагал сзади, не выпуская из руки пистолета. Шестерки, под присмотром Бульдога, старались вовсю и производили столько шума, что, пожалуй, и трелевочному трактору за ними было бы не угнаться. Словом, природные были лесорубы. Более всего путешественникам досаждала паутина, которая облепила их уже с ног до головы. Кудряшов ругался сквозь зубы и зло посматривал на финансиста Хлестова, втравившего людей в абсолютно бесперспективное предприятие. Петр Васильевич испуганно озирался по сторонам, и вид у него был как у пришибленного из-за угла мешком человека. Судя по всему, он совсем не так представлял себе охоту за миллиардами. Именно Хлестов первым увидел человеческие кости и указал на них Кудряшову.

— Подумаешь, — поморщился мафиози, — что ты, костей никогда не видел?

— Уж больно их здесь много, — отозвался за финансиста Антоха. — Хотелось бы мне знать, кто усеял костями это поле.

Антохин о поле упомянул не случайно, ибо путешественники стараниями Вени и Грини выбрались наконец из страшного леса на пространство, однако особой радости при этом не испытали. Ибо открытое пространство являло собой жутковатое зрелище. Похоже, что во времена оны здесь полегла целая армия, а захоронить останки погибших никому не пришло в голову.

— Это кто ж их так? — задал вполне резонный вопрос Антохин.

Однако этот вопрос так и повис в воздухе среди всеобщего молчания. Шагать по усыпанному костями полю было еще тоскливее, чем по мертвому лесу. Да и каркающих ворон над головами встревоженных горожан становилось все больше.

— Чуют добычу, — сказал упавшим голосом Гриня.

— А кто добыча-то? — не понял Клюева простодушный Антохин.

— Мы, кто ж еще, — вздохнул Веня.

Бульдог не выдержал нервного напряжения и выстрелил в ворону, нагло кружившую над его головой. После чего начался ад кромешный. Воронья стая вознамерилась отомстить пришельцам за смерть своей товарки. Падальщицы атаковали дружно, звено за звеном, целя клювами в глаза своим жертвам. Прямо не птицы, а пикирующие штурмовики. Численный перевес был явно на стороне врага. Крестный отец Кудряшов лично застрелил шесть ворон, но положение от этого только ухудшилось. Прицельная стрельба хоть и наносила атакующим птицам немалый урон, но никак не влияла на их боевой пыл.

— Бежим! — дико завопил Гриня и первым стартовал с усыпанного костями поля.

Нельзя сказать, что совет был уж очень дельным, но иного выхода действительно не оставалось. У Кудряшова закончились патроны, а перезарядить обойму на бегу оказалось далеко не простым делом. Несколько раз вороны уже успели долбануть острыми клювами мафиози в лоб. Кровь заливала ему лицо. Тем— не менее Кудряшов продолжал бежать, размахивая в воздухе руками, словно ветряная мельница крыльями. Умирать черт знает где, да еще под ударами птичьих клювов, крестному отцу не хотелось. Уж больно неприличная получалась смерть для уважающего себя уголовного элемента.

— Замок! — крикнул Антоха где-то рядом с Кудряшовым.

Тот вскинул голову и сквозь застилающую глаза красную пелену успел разглядеть громадное сооружение, возвышающееся над мертвым полем. Спрашивать, что это за замок и кому он принадлежит, было не у кого, да и некогда — спасающиеся от ворон исследователи виртуальных глубин буквально ворвались в чужие владения, не испросив разрешения хозяев. Вороны за ними не полетели, что позволило беглецам наконец перевести дух и вытереть кровь с разгоряченных лиц.

— Это храм Йо? — спросил с надеждой Бульдог у Грини.

— Нет, — отрицательно покачал головой Клюев. — Ничего общего.

Кудряшов огляделся по сторонам. Двор, в который они вбежали по подъемному мосту, был невелик, выложен каменными плитами и служил лишь преддверием массивного сооружения, которое пугало пришельцев необычностью форм и пока что неизученным содержанием. Замок был мрачен, но величествен. Хлестов заметил, что выстроен он в готическом стиле. Слабо разбирающийся в архитектуре Кудряшов спорить с ним не стал. Его в данную минуту интересовал другой вопрос.

— А кто в тереме живет? — опередил призадумавшегося шефа Антоха.

И словно бы в ответ на этот заданный вслух вопрос подъемный мост за спиной у криминальной бригады начал подниматься, наглухо перекрывая им путь для бегства.

— Влипли! — обреченно ахнул Вениамин Стеблов.

Бульдог лихорадочно зашарил по карманам в поисках патронов, но — увы! Беглецы расстреляли свой боезапас по нахальным воронам и теперь оказались перед неведомой опасностью практически безоружными. Только в пистолете Антохина остался один-разъединственный патрон, возможно прибереженный для себя. Однако крестный отец этот патрон безжалостно реквизировал для общественных нужд.

— Пошли, что ли? — неуверенно предложил он своим спутникам, загоняя в ствол последнюю надежду на спасение. Надежду, прямо надо сказать, хилую, ибо не приходилось сомневаться, что подобный замок может принадлежать только очень Могущественному человеку, который вряд ли даст вот так, за здорово живешь, застрелить себя из пистолета. Возражений от спутников бесстрашного крестного отца не последовало.

Погода сильно испортилась. С потемневшего до черноты неба закапал дождик, вот-вот грозивший перейти в настоящий ливень, промочивший бы путешественников до костей. Первым под своды чужого замка ступил с перочинным ножом в руке Бульдог, далее, подгоняемые Антохой, крались Гриня с Веней, и замыкали шествие Кудряшов с Хлестовым. Впрочем, понятия авангарда и арьергарда вряд ли играли существенную роль в нынешней ситуации. Нападения в таинственном замке можно было ждать с любой стороны, и это отчетливо сознавали все, а потому и жались поплотнее друг к другу.

Двигались молча, сдерживая дыхание, однако звуки шагов предательски выдавали присутствие людей в месте, где им, возможно, быть не полагалось. Сгустившийся мрак не позволял разглядеть внутреннее убранство замка во всех подробностях, тем не менее Кудряшов без труда установил, что обстановочка здесь казарменная. В том смысле, что мебель, попадавшую в поле его зрения, делали явно не в Италии, и даже советский ампир на фоне этих, с позволения сказать, столов и стульев смотрелся бы как музейная ценность. Короче говоря, замок вполне можно было назвать зловещим, но на звание роскошного он никак не тянул.

Пройдя несколько помещений, охотники за шальными миллиардами оказались в огромном зале, в центре которого находился грубо сколоченный большой стол, рассчитанный по меньшей мере на сотню человек. И как раз в этот момент в проеме окна сверкнула молния. Кудряшов успел заметить огромное, как ему показалось, и страшно волосатое существо. Мафиози вздрогнул, вскинул пистолет и выстрелил. Ответом ему было злобное карканье, а из полутьмы сверкнули налитые кровью птичьи глаза. Именно птичьи, поскольку существо оказалось не столько волосатым, сколько пернатым, и более всего оно напоминало ворону. Если, конечно, бывают вороны размером с человека. Кудряшов был уверен, что не промахнулся, однако на ворона или ворону его выстрел не произвел ни малейшего впечатления. Огромная птица взмахнула гигантскими крылами и вмиг очутилась в трех метрах от остолбеневших пришельцев. Клюв у ворона был такой величины, что запросто прошиб бы стену, а когтями он мог порвать и медведя. Конечно, самым разумным выходом для гостей была бы ретирада из помещения, облюбованного страшной птицей, но, к сожалению, дубовые двери за их спинами уже захлопнулись и путь для отступления был отрезан. Собранной с бору по сосенке разношерстной компании, которую лишь в насмешку можно было назвать криминальной бригадой, приходилось принимать бой в явно невыгодных условиях и практически безоружной.

— Я протестую, — взвизгнул вдруг не вынесший нервного напряжения финансист Хлестов. — Мы оказались здесь совершенно случайно.

Ворон повернул в его сторону огромный клюв и каркнул так, что задрожали стены:

— Молчи, урод!

Язык ворона был понятен, указание прозвучало недвусмысленно, а потому все присутствующие сочли за благо прекратить протесты и застыли в гордом молчании.

— Приперлись тут, — недовольно проворчал ворон и прошелся взад-вперед по дубовому столу. — Не своей волей он! А я что, по-твоему, родился вороном? Нет, братан, шалишь! Я им стал в награду за успехи в боевой и политической подготовке. Я вам не просто ворон, я — Царь-Ворон. Царь! Поняли, лохи?

— Так точно, — нашелся с ответом Гриня. — Это сразу видно по осанке.

— Издеваешься?! — покосился в его сторону ворон.

— Никак нет, ваше величество. Да разве ж я бы посмел?

— Ладно, живи, черт с тобой. Который час, не подскажете?

— Да почти десять, — отозвался дрогнувшим голосом Антоха. — Если у меня часы не отстают.

— Не отстают, — буркнул ворон. — Я чувствую час превращения.

Превращение ворона было зрелищем занимательным, но малоэстетичным. Тем не менее Кудряшов досмотрел его до конца и был изрядно удивлен, обнаружив на столе вместо гигантской птицы своего старого недруга Валерку Аникеева. Вот ведь оборотень, кто бы мог подумать! А ведь с приличными людьми сидел, и не только за столом, но и на нарах.

— Ну, чего уставились? — рявкнул в сторону гостей Аникеев. — Порядки здесь такие. Я здесь то вороном летаю, то хожу как человек. Точнее, как призрак.

— Я же вам говорил, что его заколдовали! — взвизгнул от восторга Веня. — А вы мне — придурок да придурок.

Кудряшов в обществе старого знакомого почувствовал себя гораздо увереннее: спрятал пистолет в карман и даже снял пальто, небрежно бросив его на уродливый стул.

— Что-то с меблировкой у тебя не ахти, — укоризненно глянул он на коллегу. — Посидеть со вкусом не на чем.

— А как здесь с питанием? — встрял в разговор солидных людей Гриня.

— Падали хватает, — усмехнулся Аникеев, повергнув своим ответом гостей в шок и смущение.

Хлестов Аникеева знал давно и в своих друзьях не числил и сейчас, присматриваясь к бывшему авторитету, пришел к выводу, что ухо с этим вороном-призраком следует держать востро. Внешне Валерка вроде бы не слишком изменился, но у нормальных людей глаза не отсвечивают красным. А то, что в виртуальном мире оракула могут жить только ненормальные особи, в этом Петр Васильевич нисколько не сомневался. Будь его воля, он бы рванул отсюда без оглядки, но, увы, дороги к дому Хлестов как раз и не знал. Возможно, кое-что удастся выпытать у Аникеева.

— Я пошутил, — сказал Валерка. — С питанием здесь полный ажур. Через пятнадцать минут после превращения накроют стол.

— А кто накроет-то? — не понял Антохин.

— Слуги невидимые, — пожал плечами Аникеев.

— И еще один вопрос к тебе, Валера, — не отставал от призрака настырный Антохин. — Кто поле усеял костями?

— Вероятно, мой предшественник, — спокойно отозвался Аникеев, присаживаясь к столу, — он был людоедом.

В эту минуту вспыхнул свет, правда неяркий, но позволяющий оценить грубое великолепие огромного зала. Однако до его потолка Петр Васильевич так и не сумел дотянуться взглядом. Там, наверху, царила темнота.

— А вы чего не присаживаетесь? — сверкнул призрак на гостей кроваво-красными глазами.

— Ой, что-то у меня нет аппетита, — сказал Гриня. — Вот разве что Антоха с вами поужинает, ваше величество.

А на столе как раз в это время стали сами по себе появляться различные яства. У Хлестова засосало под ложечкой. Есть и пить ему хотелось неимоверно, но, с другой стороны, делить трапезу с людоедом было неловко. Антохин оказался более смелым, а возможно, менее брезгливым человеком. Глядя на то, с каким аппетитом он поглощает предложенную призраком пищу, согрешили и Веня с Гриней. Кудряшов с Бульдогом подошли к столу чинно и начали трапезу с вина, налив себе по глиняному кубку. Хлестов, в конце концов, тоже не устоял, но место за столом выбрал подальше от чавкающего оборотня.

— Я пока не людоед, — пояснил гостям Аникеев. — Просто не успел адаптироваться к новым условиям. Мой предшественник жил здесь тысячу лет, а я всего-то сутки. Но впечатлений, братаны, поднабрался — хватит на всю оставшуюся жизнь.

— А этот твой предшественник не вернется случаем — спросил Бульдог, с аппетитом обгладывая не то заячью, не то кроличью ножку.

— Так я ведь его убил, — небрежно бросил Аникеев. — Он ворон, и я ворон. Сошлись под небом синим грудь в грудь. И вот я в замке, а он там — в сырой земле. Здесь все по понятиям, если можешь взять, то бери. А что мне, на улице прикажете ночевать? Я ведь не чмо подзаборное.

Хлестов Валерке не поверил. Нет, убить он его, конечно, убил, но, скорее всего, не грудь в грудь, а из-за угла. А то и местного киллера нанял. Впрочем, Петру Васильевичу людоеда было абсолютно не жаль. Он и Валерку не стал бы оплакивать, если бы тот свернул себе шею в этом мире.

— Вы извините, братаны, но я рад, что нашего полку прибыло. Здесь ведь такие монстры кругом, а я один как перст торчу на косогоре.

— Это которого полку? — насторожился Бульдог.

— Так призрачного, — пояснил коллеге Аникеев. — Вы ведь, насколько я понимаю, проходите по этой категории?

— Позволь, это ты на что намекаешь? — вскинулся слегка захмелевший от вина Кудряшов.

— Ну вы даете, братаны, — засмеялся Аникеев. — Вы попали в места, куда нормальным людям хода нет, — здесь обитают только призраки. Правда, я не знаю, когда и где вас успели убить.

— Но мы ведь живы! — побагровел от гнева Кудряшов.

— Так и я вроде живой, — криво усмехнулся Аникеев.

— Вот, мама дорогая, влипли! — ахнул Гриня. — Это же оракул нам всем подсуропил. Мы-то с Веней в его глазах давно покойники. Как героически павшие в борьбе с контрреволюцией. Хлестов убит супругой-императрицей. А вас троих недавно в Чека шлепнули.

— В НКВД, — поправил приятеля Веня.

— Так хрен редьки не слаще, — пожал плечами Гриня.

Открытие, сделанное Клюевым, повергло присутствующих в шок. Кудряшов вскочил на ноги и погрозил кулаком то ли небу, то ли оракулу. Хлестов пролил себе на колени вино из кубка. Бульдог едва не подавился куском мяса, который в недобрый час оказался у него во рту. Пришлось Антохе постучать кулаком по спине вышестоящего товарища, дабы не допустить летального исхода. Полную невозмутимость сохранял только Царь-Ворон Аникеев, который за минувшие сутки уже успел притерпеться к своему новому положению, а возможно, и нашел в нем некую приятность.

— Этого не может быть, этого не может быть…— повторял как заведенный Петр Васильевич.

Сама мысль, что порядочный уважаемый человек может превратиться черт знает в кого, казалась ему абсурдной. В конце концов, Хлестов не авантюрист какой-нибудь. Не вор в законе. Не крестный отец. За что же ему. такое наказание? Должна же быть хоть какая-то справедливость в этом мире!

— А чего ты хочешь? — пожал плечами Аникеев в ответ на стенания финансиста. — В игре нет и не может быть справедливости, а есть только правила.

— Дурацкие правила! — взвизгнул Петр Васильевич и был, безусловно, прав. Мало того что солидного человека превратили в императора и убили самым хамским образом, так его еще за это подвергают страшному наказанию, тысячелетним мукам. А ведь логичнее было бы сделать наоборот — превратить в ворону бывшую супругу Хлестова и нанятых ею киллеров.

— Тебе, Петя, была предоставлена возможность выйти из игры, но ты ею пренебрег, — усмехнулся Аникеев. — Тебе захотелось сорвать куш. Однако твоя ставка оказалась битой, так изволь заплатить карточный долг.

Можно было, конечно, поспорить с Аникеевым и привести кучу аргументов в свою защиту, но, к сожалению, в создавшейся ситуации это было бы пустым сотрясением воздуха. Правила игры здесь устанавливал не криминальный авторитет, а оракул, точнее, компьютер, начиненная электроникой машина, которую наши глупые потомки удружили своим предкам, и это было особенно обидно. В юности Хлестову довелось читать книгу о бунте машин, но ему никогда и в голову не могло прийти, что высосанный из пальца каким-то фантазером кошмар станет для него суровой действительностью.

— Но ведь с нами пока ничего не произошло? — опомнился от шока Кудряшов. — Мы ведь целый День бродили по здешним полям и лесам и ни пером, ни шерстью пока еще не обросли?

— Обрастете, — утешил его Валерка. — Я думаю, все дело в вине.

— В каком еще вине?

— В том самом, которое вы сейчас пьете. Я превратился в ворона только после того, как напился в стельку.

— Так что же ты нас не предупредил, скотина?! — взъярился Бульдог.

— Во-первых, не скотина, а птица, а во-вторых, выбора у вас все равно нет. В этом мире нет воды.

— А как же реки, ручьи и озера?

— И в реках и в ручьях течет только вино.

— С ума сойти можно, — пришел в восторг Антоха. — Это же не жизнь, а сплошная пьянка, братаны!

— Вот придурок! — только и сумел вымолвить Кудряшов.

Хлестов в испуге отодвинул кубок с вином. Хотя, если Валерка прав, толку в таком воздержании никакого.

— Говорят, что смерть от жажды — самая мучительная из смертей, тут, пожалуй, согласишься превратиться не только в ворона, но и в козла.

— За козла ответишь, — обиделся на финансиста Бульдог.

— Не о том вы спорите, братаны, — вздохнул Аникеев. — Надо думать, как отсюда выбираться. Не доживать же век в птичьих перьях.

Царь-Ворон говорил дело.

— Безвыходных ситуаций, как известно, не бывает, тем более что нам придется иметь дело не с мистическими силами, ас простым компьютером, — заметил Хлестов.

— Не такой уж он и простой, — вздохнул Веня.

— Любой компьютер можно выключить, в крайнем случае, сломать, — возразил ему Гриня.

— В первый раз услышал "от Клюева дельную мысль, — усмехнулся Аникеев. — Тем более что оракула один раз уже отключали. Почему бы не попытаться сделать это еще один раз?

— Для этого нужно до него еще добраться, — покачал головой Кудряшов, — а это, как я понимаю, сделать будет совсем не просто. Оракулом ведь управляет человек — я имею в виду Иванова.

— Иванова надо убить, — подсказал Веня. — Тогда он просто выйдет из игры. Тем более что его не раз уже убивали. Тот же Славка Кузнецов пришил его летом. А совсем недавно это сделал Колян Ходулин.

— А почему он тогда не превратился в призрака?

— Наверное, знает какой-то секрет.

— А может, нам просто поубивать друг друга? — предложил Бульдог. — Покойники ведь оживают в нашем мире.

— Не пройдет, — покачал головой Аникеев. — Во-первых, оживают только те, кто убит по предложенным оракулом правилам, а во-вторых, призраки в этом мире бессмертны.

— Но ведь ты же убил людоеда? — напомнил Хлестов.

— Я его убил, потому что в нашем мире он давно уже умер. В памяти компьютера осталась только тень. Так, во всяком случае, объяснил мне Дракула.

— Какой еще Дракула? — вскинулся Хлестов.

— Колян Ходулин. Мы с ним дрались до посинения, пока не поняли, что все это бесполезно.

— А почему превращения происходят днем? — спросил Кудряшов. — Насколько я знаю, нечисть выходит на охоту по ночам.

— Превращения происходят и днем и ночью, стоит только ступить ногой за стены этого замка, — пояснил Аникеев. — Я хоть и ворон, но есть клювом не привык. Видимо, поэтому оракул и позволяет мне время от времени возвращаться в человеческое обличье. Но происходит это только за столом.

Петр Васильевич Хлестов затосковал. Ситуация потрясала своим невероятным идиотизмом. Изволь тут играть в невесть кем придуманные игры, словно у видного финансиста нет других забот! Будь Петр Васильевич мальчишкой, возможно, все эти превращения пришлись бы ему по душе, но, увы, он давно уже вышел из того возраста, когда сказочные приключения греют душу.

А чудеса меж тем продолжались. Со стола вдруг исчезла вся пища, причем исчезла в один миг, так что никто и глазом моргнуть не успел. Вино, правда, осталось, но после откровений Аникеева никто его пить не спешил. За исключением, пожалуй, одного Антохи, который как ни в чем не бывало продолжал опустошать один кубок за другим.

— А я уж думал, что меня пошлют посуду мыть, — сказал, глядя на опустевший стол, Гриня. — Все-таки, что ни говори, а в любом самом паскудном положении есть и свои хорошие стороны.

— Началось, — каркнул вдруг Аникеев и повел отрастающим клювом в сторону Хлестова.

Петр Васильевич, как человек воспитанный, скромно опустил очи долу, дабы не смущать любопытным взглядом меняющего обличье оборотня.

В себе самом он никаких изменений не ощущал и очень надеялся, что ему, как бывшему императору, будет сделана скидка.

— Ну у тебя и морда! — услышал он вдруг потрясенный голос Антохи. — Да что это с вами, братаны?!

Хлестов заставил себя открыть глаза и очень скоро убедился, что у Антохина были серьезные причины для удивления. Ну, во-первых, он увидел шерсть на своих руках, а точнее, лапах. Испуганно шарахнувшись глазами в сторону, он закричал от ужаса, столкнувшись с горящими красноватым светом глазами бульдога. Петр Васильевич вообще побаивался собак, а эта поражала как своими размерами, так и совершенно неприличными клыками, торчащими из пасти. По пустому столу прыгали два огромных попугая, ара и какаду. Непонятно по каким признакам, но Хлестов без труда определил в них Клюева и Стеблова. А на стуле, который еще недавно занимал Кудряшов, сидел огромный кабан с клыками такой устрашающей величины, что у Петра Васильевича сердце ушло в пятки. Единственным существом, сохранившим человеческое обличье, оказался пьяный в стельку Антоха, который перехватил взгляд Хлестова и не очень любезно бросил в его сторону:

— Ну что вылупилась, такса лопоухая?

— Это в каком же смысле? — даже растерялся от такого нахальства Петр Васильевич.

— В прямом, — огрызнулся Антоха. — Ты на уши свои посмотри.

К сожалению, а может быть, и к счастью, в колдовском замке не было зеркал. Так что видеть себя во всем блеске Хлестов, не мог, зато он последовал совету развязного пьяницы и потрогал свои уши. Уши были действительно не того, в том смысле, что величиной они значительно превосходили те, что Петр Васильевич получил от матушки-природы. Хлестов уже собрался прийти от такой метаморфозы в ужас, но в последний момент передумал. В конце концов, могло быть и хуже. А такса все-таки не попугай и не ворона, а благородное и породистое существо.

— А этот-то почему остался в своем обличье? — недовольно хрюкнул кабан Кудряшов, глядя на Антоху свирепыми глазками.

— Проспиртовался, видимо, до самого нутра, — предположил какаду Гриня. — Такого никакая метаморфоза не возьмет.

— Ну, вы че, в натуре, братаны! — обиделся Антоха. — Во попал в зверинец.

— Заткнись! — гавкнул в его сторону Бульдог. Похоже, своим собачьим обличьем он остался вполне удовлетворен. Все-таки был у Козлова и худший вариант, который мог серьезно подорвать его репутацию в блатном мире.

— Значит, так, — прокаркал ворон Аникеев, — положение серьезное, братаны. Поэтому свары и ссоры побоку. Главная наша задача — выбраться отсюда любым способом. А гавкать и каркать друг на друга мы будем дома.

Предложение было разумным, и с ним согласились все. Беспокойная ночь уже приближалась к экватору, самое время было передохнуть, чтобы встретить рассвет полными сил. Хлестов попробовал было уснуть на стуле, но, к сожалению, выяснилось, что собаке это сделать еще труднее, чем человеку. Пришлось располагаться прямо на полу, привалившись боком к шкуре храпящего кабана. Сны Петру Васильевичу снились жуткие, но и пробуждение не сулило ему ничего хорошего.

* * *

Василий Валентинович Сухарев за минувшую неделю прижился в Тайной канцелярии и даже проникся здешними заботами. Тем более что его немалый опыт на стезе сыска оказался востребован и здесь. Он даже сменил свою серую пиджачную пару на кафтан скромной расцветки и теперь практически не выделялся среди местного персонала. Задачи, решаемые Тайной канцелярией, были не из легких. Чиновный люд ждал вторжения пугачевских орд и изрядно по этому поводу волновался, справедливо опасаясь внесудебных расправ от разгоряченного вседозволенностью народа. По непроверенным слухам, передовые отряды удалого казака уже вовсю шерстили дворянские усадьбы в районе села Горелова. Особенно усердствовал произведенный самим Пугачевым в полковники местный дебошир Ванька Каин, разбойничий стаж которого насчитывал не один десяток лет. К Горелову отправили уже две команды солдат, но большого успеха они там не добились. Неуловимый Ванька раскатал Два купеческих каравана прямо под носом у правительственных сил и грозил вот-вот двинуться на город, дабы учинить спрос с крепостников. Василий Валентинович крепостником не был, а потому Ванькиных угроз не убоялся, зато перед ним замаячила нешуточная угроза тронуться умом в этом не признающем никаких границ сумасшедшем доме. Поговаривали, что государыня в страшном гневе. В Тайной канцелярии с трепетом ждали грома и молнии и с этой стороны. Сухареву полагалось трепетать вместе со всеми, но он только головой качал. Наконец, пошел слух, что для поимки Ваньки Каина снаряжается новая команда во главе с любимцем императрицы полковником Друбичем, и Сухареву, как опытному и проверенному работнику, предложено было присоединиться к ней. За эти дни Василий Валентинович несколько раз пытался вырваться из заколдованного круга, но, увы, все его попытки вернуться домой или попасть в родное учреждение заканчивались ничем.

Поблуждав по городским переулкам, он неизменно оказывался перед знакомым и изрядно опостылевшим особняком. В отчаянии Сухарев бросился на вокзал, потом в аэропорт, но, увы, с тем же успехом. И городские автобусы, и даже нанятые прямо на дороге частники упрямо везли его к месту новой службы и страшно удивлялись, когда пассажир выражал им свое недовольство. Впрочем, Кравчинский с самого начала предупреждал следователя, что вырваться из сетей оракула вот так просто ему не удастся. Тогда Сухарев решил схитрить и воспользоваться средствами связи. Но и здесь его ждала неудача. Выбранные наобум телефоны-автоматы категорически отказывались соединять его с кем бы то ни было. В отчаянии Василий Валентинович отбил телеграмму в Кремль, потратив на нее последние деньги, хотя был почти стопроцентно уверен, что и телеграмме не суждено дойти до адресата.

— Ну ты объясни мне, Григорьевич, — обратился Сухарев за психологической поддержкой к графу Калиостро, — какой такой в наших лесах может быть Каин, если по криминальным сводкам уголовник с такой кличкой не проходил. А про Пугачева я из истории точно знаю, что он до нашего города не доходил.

— Пугачева нам действительно бояться не стоит, — согласился со следователем Кравчинский. — А вот что касается Ваньки Каина, то я с ним лично знаком. Типчик, доложу я тебе, Василий Валентинович, еще тот. В реальном мире он самый обычный крестьянин по фамилии Митрофанов, и самое большее, на что способен, это дать кому-нибудь по морде в пьяном виде. Иное дело мир виртуальный. Тут он действительно разбойник, способный доставить нам массу хлопот.

— Ну спасибо, утешил, — намеренно вздохнул Сухарев, — а то я уж решил, что он и вправду народ грабит.

— Так он и есть грабитель. Ты, Василий Валентинович, по-моему, не совсем улавливаешь суть происходящего.

— А ты возьми и объясни, — раздраженно отозвался Сухарев.

Однако объяснения Кравчинского были похожи на бред вусмерть пьяного человека. Оказывается, факты грабежа действительно имеют место. Хотя, конечно, никаких купеческих караванов в нашем мире нет. Зато есть самый обычный подвоз товаров по автотрассе, без которого город нормально существовать не может. К сожалению, часть автотрассы попала в зону отчуждения, контролируемую оракулом, и, въезжая на эту территорию, автомобильные фуры превращаются в телеги с товаром, влекомые не железными, а обычными конями. Вот эти обозы Ванька и шерстит. В результате фуры приходят в город пустыми, а их водители никак не могут объяснить хозяевам, куда пропал товар. Ибо в то, что их обобрал в дороге какой-то там Ванька Каин, никто, разумеется, не верит.

— А товар? — возмутился Сухарев. — Товар в конечном счете где оказывается — в реальном мире или в виртуальном?

— Разумеется, в реальном, — пожал плечами Кравчинский. — И есть люди, которые неплохо наживаются на этом. Именно поэтому, Василий Валентинович, я и просил государыню включить вас в воинскую команду полковника Друбича.

— Какую еще государыню?! — опешил Сухарев.

— Да Светку Хлестову, господи, — огорчился его непонятливости Кравчинский.

— Ломаете тут комедию! — разозлился следователь.

— А что делать, — развел руками Аполлон. — Без подписи императрицы Тайная канцелярия и шагу не сделает.

— А кто он такой, этот Друбич? Он хоть вменяемый?

— На этот счет можете не волноваться, Василий Валентинович. У Кузнецова огромный опыт боевой и оперативной работы. Кроме того, он лично знает Митрофанова и сумеет его приструнить.

— Ладно, включай в команду, — вздохнул Сухарев. — А что у нас с мэром?

— Пока сидит. Правда, мне удалось переквалифицировать его статью. Теперь его обвиняют не в контрреволюционном заговоре, а всего лишь в расхищении социалистического имущества. Конечно, его могут шлепнуть и по этой статье. Я тут на него как раз характеристики собираю… Ага, вот, активный комсомолец, безупречный партиец… Подпишите и вы, Василий Валентинович, все-таки слово следователя прокуратуры в такой ситуации будет весомым. Попробуем подключить коллектив какого-нибудь завода и взять его на поруки.

Сухарев, хоть и морщась как от зубной боли, но бумагу все-таки подписал. Не то чтобы он души не чаял в мэре Гуслярове. но подводить его под расстрельную статью не хотел.

— А куда подевался Рябушкин? Что-то я его не вижу в Тайной канцелярии.

— Мы его в НКВД перебросили, — пояснил Кравчинский. — Там у нас возникли сложности. Свирепствует ваш Лютиков, прямо спасу нет. Этак он нам всю городскую элиту пересажает. Городом некому будет управлять.

В коридоре Сухарев нос к носу столкнулся с майором Сидоровым. Тот Василия Валентиновича узнал и, даже не удивившись странному покрою его одежды, сразу же полез с разговорами:

— А у нас ведь ЧП, Василий, слышал? Банда в округе появилась. Главарь — натуральная контра. Из графьев. Шерстит, понимаешь, колхозников и кооператоров почем зря. На днях выяснили, где Находится логово этого бандита. Лютиков поручил Нам с тобой разгром банды.

— Так ведь я уже задействован в операции против банды Ваньки Каина! — Сухарева просто поражала царящая в солидных учреждениях неразбериха.

— А где эта банда орудует?

— Где-то в районе деревни Горелово.

— Так и мы туда едем, — обрадовался Сидоров. — Может, объединим усилия?

— Даже не знаю, что сказать, — оторопел Сухарев.

Василий Валентинович действительно не представлял, как можно объединить усилия Тайной канцелярии и НКВД в противодействии двум бандитским шайкам. Все-таки это различные эпохи. Не говоря уже о том, что сам Сухарев до сих пор считал себя представителем эпохи третьей и служил он государству, в котором уже сложилась правовая система, пусть и не совсем совершенная, но отрицающая грубые методы предшественников. Кем бы там ни был этот оракул, но бороться с ним надо в рамках правового поля, отмеренного прокуратуре нашими заботливыми депутатами.

Сомнения Сухарева разрешил подошедший к работникам правоохранительной системы полковник Друбич. Он был в Преображенском мундире и со шпагой у бедра. Василий Валентинович уже имел удовольствие пообщаться с этим мрачноватого вида молодым человеком, но определенного мнения о нем пока не составил. Некоторую надежду вселяло в него то, что Кравчинский назвал своего приятеля вменяемым человеком, трезво смотрящим на жизнь и хорошо знакомым с оракулом и методами его работы.

— Вы Сидоров? — спросил у майора Друбич.

— Так точно. — Ваша группа поступает в мое распоряжение. Вот приказ.

Сидоров долго вчитывался в предъявленную бравым полковником бумагу, но никакого изъяна в ней, видимо, не нашел, а потому с готовностью вытянулся в струнку.

— Встретимся в деревне Горелово. А там будем действовать по обстановке.

— Добро, — кивнул Сидоров. — Но у меня мало людей. Лютиков мне выделил только троих.

— Этого вполне достаточно, — вяло махнул рукой Друбич. — Прихватите с собой и Василия Валентиновича.

Сухарев, ожидавший, что ему в очередной раз придется трястись в карете, а то, чего доброго, и вовсе верхом, такому обороту дела был откровенно рад. Нельзя сказать, что выделенная майору Сидорову машина поражала красотой форм, но на первый взгляд это была вполне надежная самодвижущаяся тележка, способная проделать неблизкий путь до села Горелова.

Сухарева в который уже раз поразило равнодушие обывателей к творящимся на улицах их родного города странностям. Ну ладно еще, когда запряженная четверкой лошадей карета разъезжает по городу ночью. В конце концов, разумные люди в это время спят. Но ведь можно же обратить внимание на одетых явно несообразно эпохе служивых, суетившихся во дворе особняка чуть ли не в центре города. Возможно, люди считают, что снимается кино, но не исключено, что прав Кравчинский, и все дело в оракуле, который контролирует сознание сотен тысяч людей. Но в этом случае следует признать, что Сухареву предстоит противостоять интеллекту огромной мощи, таящему в себе огромную опасность. И победа в этой борьбе отнюдь не выглядит такой уж очевидной. А более всего Василия Валентиновича поражало то, что федеральный центр до сих пор не обратил никакого внимания на странные события, происходящие не в такой уж далекой провинции. Когда в один день, а точнее, в одну ночь отправляются на нары чуть ли не все городские и областные руководители, то самое время верховной власти подсуетиться.

Сухарев уже давно не выбирался за город и теперь не без интереса любовался проплывающими за окном пейзажами. Ничего примечательного в них он, впрочем, не обнаружил. А о проселочной дороге, на которую они свернули с асфальтированной трассы, он вообще ничего доброго бы не сказал. Хорошо еще, что в последние дни не было дождей, а ласковое весеннее солнышко подсушило землю, иначе доблестным правоохранителям не удалось бы добраться до нужной деревни. К счастью, природа была на их стороне, а сидевший за рулем старшина Круг-лов отлично знал дорогу. За каких-нибудь четыре часа лихая лайба домчала своих пассажиров до места назначения.

Горелово ничем особенным не выделялось в ряду таких же отдаленных поселений. Во всяком случае, Сухарев, внимательно оглядевший раскинувшиеся на берегу реки усадьбы, ничего примечательного в них не обнаружил. Дома как дома, заборы как заборы, но именно здесь, если верить Кравчинскому, на протяжении столетий правила бал нечистая сила в лице таинственного оракула.

— Где сельсовет? — спросил майор Сидоров у попавшегося навстречу лохматого мужика.

Абориген был не то чтобы пьян, но сильно навеселе и, возможно, по этой причине обрадовался гостям:

— Моя милиция меня бережет. Доблестным сотрудникам НКВД — физкультпривет.

— Хватит кривляться, — строго осадил его Сидоров. — Где власть, спрашиваю?

— Так утекла, — охотно отозвался патлатый и стрельнул в следователя Сухарева наглыми хмельными глазами.

— То есть как утекла? — возмутился Сидоров. — А ну садись в машину, товарищ, показывай дорогу.

— Это мы всегда пожалуйста, — не стал противиться мужик, подсаживаясь в машину. — Значит, тут недалеко. От деревни версты две будет.

Расположившиеся на заднем сиденье Сухарев, Куницын и сержант Остапенко косились на утеснившего их проводника без всякого дружелюбия, но тот, нисколько не смущаясь нелюбезным приемом, продолжал как ни в чем не бывало нести ахинею:

— А я еще вчера Кривцову сказал: ну жди теперь, Костя, гостей. И ведь как в воду глядел. Не может родимая власть оставить нас на растерзание нечистой силы.

— Какой еще нечистой силы? — опешил Сидоров. — Ты в своем уме?

— Так ведь продыху от нее не стало, — хмыкнул Мужик. — За околицу выйти нельзя. Стоит такая псина с горящими глазами ростом с доброго теленка и зубы скалит. Веришь, я как ее увидел, так у меня сердце в пятки и ушло.

— Собака Баскервилей, — усмехнулся Сухарев.

— Вот! — обрадовался мужик. — Вы уже и кличку ее знаете!

— Ты нам лучше свою фамилию скажи.

— Так Митрофанов Иван я, — пожал плечами мужик.

Василию Валентиновичу фамилия показалась знакомой, но пока он морщил лоб, припоминая, где же он мог ее слышать, машина остановилась напротив роскошного дворца, лишь слегка потрепанного временем.

— Здесь, — сказал Митрофанов, выбираясь из машины. — Власть, значит, местную они выжили, а сами особняк заняли.

— А кто они-то? — не понял Сидоров.

— Собаки Баскервилей, как этот товарищ недавно правильно сказал.

— Несешь черт-те что, — возмутился майор. — Ладно, показывай.

— Только я ответственность с себя снимаю, — поставил условие Митрофанов. — Если они вас сожрут, то я за их дела, значит, не ответчик.

— Шагай, — толкнул его в спину Сидоров, но револьвер из кармана на всякий случай вытащил.

Сухарев в последнее время к старинным особнякам стал относиться с большой опаской. И этот раскинувшийся на холме дворец не внушал ему доверия. Тем не менее, как человек, воспитанный в рамках научного атеизма и не верящий в нечистую силу, он смело последовал за товарищами из НКВД в гнездо, свитое контрой.

— Ну, — строго глянул на оробевшего Митрофанова майор, — где тут твои собаки?

— На охоте, наверное, — вздохнул мужик, разглядывая пустой стол, уныло стоящий посреди огромного зала.

— Осмотреть помещение! — распорядился Сидоров.

На то, чтобы проверить все закоулки огромного дворца, ушло не менее двух часов. Сидоров велел осмотреть даже подвал, но посланные в подземелье Куницын с Остапенко ничего там не нашли, кроме подозрительного вина в не менее подозрительных бутылках. Дабы не подвергать своих товарищей риску отравления заготовленным буржуями продуктом, милиционеры, проявив при этом редкостную самоотверженность, опробовали его сами. Однако майор Сидоров благородный порыв подчиненных не оценил, объявив им по выговору за пьянку в рабочее время. После чего опробовал подозрительный продукт сам. Вино, по мнению майора, было слабеньким и не отличалось высокими вкусовыми качествами. Тем не менее початую бутылку он все-таки допил. Для утоления жажды, пояснил он. Поскольку от жажды страдали все присутствующие, то им не оставалось ничего другого, как последовать примеру майора.

— Устроим здесь засаду, — сказал Сидоров, присаживаясь на стул и кладя револьвер на стол. — К ночи он непременно явится.

— А кто он? — не понял милиционер Куницын.

— Отставить разговорчики! — прикрикнул на него майор. — Выполняйте приказ.

До наступления ночи оставалось еще часа полтора-два. Явятся призраки или нет, но полковник Друбич должен прибыть в Горелово к назначенному сроку, прикинул Сухарев. Будем надеяться, что он найдет дорогу в этот дворец. Василий Валентинович в данный момент испытывал сложные чувства. Его не покидало ощущение, что занят он сейчас совершенно идиотским делом. При чем тут абсолютно не нужный ему граф Глинский, если он приехал ловить сюда Ваньку Каина! Следователь приложился еще раз к подозрительной бутылке, и тут его осенило. Точнее, он вдруг вспомнил, от кого слышал эту простую русскую фамилию — «Митрофанов». Недолго думая, он схватил лежащий рядом револьвер сержанта Остапенко и наставил его на ухмыляющегося патлатого Ваньку.

— Сидеть и не двигаться!

Митрофанов от неожиданности едва не поперхнулся вином, но руки все-таки поднял и удивленно глянул на вскочившего на ноги Сухарева:

— А в чем дело, товарищ?

— Я тебе не товарищ, Ванька Каин! Василий Валентинович ждал, что разоблаченный бандит хотя бы вздрогнет или побледнеет, но, видимо, не на того напал. Разоблаченный Митрофанов даже бровью не повел, а так и продолжал сидеть с поднятыми руками, в одной из которых была зажата бутылка вина. Зато ожил майор Сидоров, обнаруживший вдруг в двух шагах от себя затаившуюся контру.

— Так собака Баскервилей, говоришь? — вкрадчиво спросил он. — А с графом Глинским ты случайно не знаком?

— Да кто же его у нас не знает? — удивился Митрофанов. — Более двухсот лет народ пугал, а ныне, правда, затаился. Как, значит, наш кормилец ушел, так и он, видимо, с ним подался.

— Какой еще кормилец?

— Так оракул.

— А ты теперь решил, по случаю утери кормильца, сам заняться разбоем? — усмехнулся в сторону Митрофанова Сухарев.

— Нет, — покачал головой Ванька, — который уже месяц не балую. Скукота страшная. А в последнее время нашему брату и вовсе ходу нет. Конкуренция.

— Какая еще конкуренция? — рассердился Сидоров. — Ты что несешь?

— Руки можно опустить? — попросил Ванька. — Все, что знаю, я и так скажу. Потому как мы завсегда к властям с дорогой душой. Да и с какой стати я их покрывать буду.

— Кого их? — аж побурел от едва сдерживаемой ярости майор.

— А этих, собак Баскервилей.

— Так это они грабят караваны? — насторожился Сухарев.

— А то кто ж еще? — удивился Ванька. — Я об этом вам который час толкую. Неделю они у нас, а уже всю округу за горло взяли. По сравнению с ними граф был смирнехонек. Ну. проскачет с холлами по ночному лесу, пугнет неосторожных путников, и вся недолга. А так, чтобы на большую дорогу лезть, так этого за ним на моей памяти не водилось.

Если судить по простодушному Ванькиному лицу, то он, скорее всего, не врал. Но, будучи человеком с большим опытом следственной работы, Сухарев в простодушных Каинов не верил. И, в общем, оказался прав. После двух затрещин, преподнесенных известному разбойнику от лица доблестных сотрудников НКВД, Ванька все-таки сознался, что вступил в преступную связь с собаками Баскервилей. Но сделал это исключительно под давлением обстоятельств, а также непрекращающихся угроз со стороны беспределыциков.

— Так, — подытожил признательные показания Сидоров, — значит, ты выступаешь в качестве посредника между грабителями и скупщиками.

— Остались кое-какие старые связи, — не стал спорить Ванька. — Но, конечно, масштаб у нас был не тот. Так, все больше по мелочи. А эти трассу оседлали и так ловко орудуют, что товар целыми грузовиками вывозят.

— И сколько этих собак?

— Собаки только две — бульдог и такса. Но есть также кабан, ворон и два попугая.

— Это клички у них такие?

— Скорее обличье, — уточнил Митрофанов. — Я еще говорю: попугаи-то откуда? Сроду они в наших местах не водились. Наверное, залетели из города.

Сухарев окончательно запутался в показаниях Ваньки Каина, зато Сидорову, похоже, все было ясно. У майора аж глаза заблестели от представившейся возможности отличиться. По словам все того же разоткровенничавшегося Ваньки, «собаки Баскервилей» собирались этой ночью на дело. Сидоров решил прихватить их на месте преступления и расстрелять к чертовой матери. Сухарев по привычке заикнулся было о законности, но сотрудник НКВД заявил ему с пролетарской прямотой, что на нечистую силу законы еще не написаны. И вообще, контра есть контра и нечего на нее бумагу тратить.

— Их все-таки шестеро, — попробовал урезонить майора Василий Валентинович. — Давай подождем Друбича и его людей. Полковник знает местность лучше нас, да и людей у него побольше.

Но Сидоров уже вошел в раж, и делиться славой с каким-то там полковником категорически отказался. Возможно, ему в голову ударило вино, но в любом случае в его доводах были свои резоны. В частности, майор упирал на то, что, пока доблестные чекисты будут штаны протирать на стульях, контрики кого-нибудь убьют или искалечат. Этот довод для Сухарева оказался решающим.

— Плевал я на этих ворон и попугаев, — подхватился на ноги Сидоров. — Смотри, какие орлы у меня под началом.

«Орлы» распрямили плечи и подтянули животы, демонстрируя тем самым горячее желание поскорее вступить в бой с врагами народа.

— Поехали! — махнул рукой майор. — Веди нас, Каин.

— Это мы запросто, — сверкнул насмешливыми глазами лесной разбойник. — С такими молодцами Да отступать! Но в случае чего, мужики, я вас предупреждал. Не обессудьте.

По ночному лесу ехали с погашенными фарами. К счастью, Каин видел в темноте как кошка, да и на местности ориентировался на удивление быстро и точно. Сухарева томило предчувствие беды. Ему почему-то подумалось, что майор Сидоров не совсем правильно понял Ваньку. Хотя, с другой стороны, может, это как раз он сам, Сухарев, заблуждается. То, что компьютер, пусть и заброшенный к нам из далекого будущего, способен превращать людей в животных, показалось ему уж слишком смелым предположением.

* * *

Петр Васильевич Хлестов уже практически свыкся со своей новой собачьей жизнью, которая, справедливости ради надо заметить, не была такой уж беспросветно собачьей. До храма Йо им, к сожалению, так и не удалось добраться. Зато криминальная бригада с удобствами расположилась в шикарном дворце, на который случайно наткнулась во время странствий. Дворец, похоже, так же как и замок, контролировался оракулом. Во всяком случае, вино здесь было то же самое. В пище недостатка не было, скатерть-самобранка, управляемая невидимой силой, исправно кормила постояльцев три раза в день. Так и не поменявший своего человечьего обличья Антохин наведался в соседнюю деревню и узнал, что называется она Горелово. Петр Васильевич быстро смекнул, что находится не иначе как во дворце бывшей супруги, и испытал по этому случаю моральное удовлетворение. Однако кабану Кудряшову и ворону Аникееву морального удовлетворения было мало, и они быстро сообразили, как можно извлечь материальную выгоду из совершенно вроде бы патового положения. Через разбитного местного жителя Ваньку Митрофанова была налажена связь с городом. Благо оба криминальных авторитета, и Аникеев, и Кудряшов, имели свои каналы сбыта краденого. И денежки потекли рекой. Конечно, речь пока не шла о миллиардах, но не станешь же бросаться миллионами, которые в буквальном смысле лежат на дороге. Ну, пусть не лежат, пусть передвигаются, но суть дела от этого не меняется. Прибыль она и в Африке прибыль. Не говоря уже о нашей родной деревеньке Горелово. Поначалу, выходя на большую дорогу, Хлестов испытывал страх и даже чувство неловкости. Все-таки наглый и откровенный грабеж не был сферой его деятельности, но, пораскинув умом, Петр Васильевич пришел к выводу, что человек, попавший в беду (не по своей вине, кстати говоря, а исключительно по недосмотру властей, проморгавших появление чудовищной силы непонятного назначения), имеет право на моральные послабления. Что же касается юридических норм и прочей судебной канители, то, как справедливо заметил Клюев, с животных взятки гладки. Мы ведь не Америка какая-нибудь, где судят даже проштрафившихся собак и кошек. У нас таких юридических прецедентов нет. Не может же Петр Васильевич Хлестов отвечать за бесчинства какой-то там таксы. И даже если удастся доказать, что такса и Хлестов это одно и то же лицо (или морда?), то и в этом случае Петр Васильевич может легко уйти от ответственности, заявив, что был в тот момент невменяемым. Ощущение собственной безопасности делало Хлестова предельно наглым при нападении на обозы, тем более сопротивления им во время Большой Охоты никто пока не оказывал. Вид рычащей и галдящей стаи буквально парализовывал несчастных обозников, мечтавших только о том, как бы побыстрее унести ноги. А если кому-то и приходила в голову мысль стрелять в невинных животных, то палили они совершенно напрасно, ибо шустрых призраков не брали ни пуля-дура, ни штык-молодец. Хлестов уже прикинул в уме, что пара-тройка месяцев охоты принесет ему барыш в размере нескольких миллионов долларов.

— Это не жизнь, а разлюли-малина, — радовался Гриня Клюев. — Как хотите, братаны, а я отсюда никуда не уйду. Вино есть, пища есть, деньги на счет капают. Вот привезет Ванька Митрофанов девок, и мы тут вообще заживем как в раю.

В словах Григория была своя сермяжная правда простого русского мужика, дорвавшегося до счастливой доли. Хлестов Клюева не осуждал, но, конечно, его собственные представления о том, какой должна быть райская жизнь, разительно отличались от Гришкиных. Между прочим, Петр Васильевич еще не потерял надежду добраться до храма Йо и строил на этот счет грандиозные планы, но делиться этими планами с подельниками пока не спешил.

Сегодня охота началась как обычно. Стая знала границы своих владений и за их пределы не выходила. Во-первых, не могла, а во-вторых, не хотела. Обозы же по этой дороге шли регулярно, и днем, при свете солнца, и ночью, при свете факелов. Правда, предыдущей ночью улов был не слишком велик. И эта относительная неудача всерьез взволновала вожаков стаи. Очень может быть, что владельцы товара смекнули, что на этой дороге не все чисто, и либо нашли объездной путь, либо вообще отказались от автодорожных перевозок во избежание новых потерь. Нынешняя ночь тоже обещала быть неурожайной. Во всяком случае, стая уже более двух часов сидела в засаде, но пока так ничего и не высидела. Ворон Аникеев уже несколько раз поднимался в воздух, дабы осмотреть местность с высоты, и хотя ночь выдалась на редкость лунной, ничего примечательного он так и не обнаружил.

— В город бы перебраться, — мечтательно проговорил Антохин.

— А что в городе? — насторожился какаду Гриня, с удобствами расположившийся на толстом соседнем суку.

— Не мерзли бы по ночам в лесах и полях, а гребли бы деньжищи прямо из банковских сейфов.

Мысль была неглупая, хоть и высказал ее откровенный придурок, непонятно за какие заслуги оставленный оракулом на вершине эволюции, то есть в человеческом обличье. Единственное, чем Антохин не отличался от прочих призраков, так это неспособностью покинуть зону отчуждения. Хотя попытки такие он предпринимал и по собственному почину, и по наущению Кудряшова, но — увы! Видимо, даже в человеческом обличье он продолжал оставаться в глазах оракула призраком.

— Обоз, — каркнул ворон Аникеев, в очередной раз взлетевший в небеса.

— Приготовиться, — хрюкнул кабан Кудряшов. Такса Хлестов буквально распластался по земле.

Петра Васильевича охватило уже знакомое чувство азарта, тем более что он уже видел призывно мелькающие у горизонта огоньки. Обоз, похоже, был немаленьким. Хлестов напружинился для броска и вихрем сорвался с места, когда, наконец, прозвучала долгожданная команда «вперед». Такса и бульдог всегда атаковали с флангов, оба попугая и ворон падали на обоз с неба, а кабан шел на испуганных возниц и лошадей прямо в лоб, повергая тех в ужас своей огромной, почти слоновьей тушей и устрашающе изогнутыми клыками. Хлестов ловко увернулся от взбесившейся лошади и во всю мощь своих легких гавкнул на возницу.

Этого оказалось достаточно, чтобы возница завопил дурным голосом и рванулся прочь от обоза в холодную апрельскую ночь. Его примеру последовали и прочие обозники, избавив Петра Васильевича от неприятной обязанности кусать их за икры и ляжки. Хлестов, даже приняв собачье обличье, вида крови не выносил и практически никогда не прибегал к клыкам, целиком полагаясь на психологический фактор внезапности.

— А где Ванька Митрофанов? — хрюкнул у самого уха Хлестова кабан Кудряшов.

Митрофанов с деревенскими мужиками обычно таился где-нибудь поблизости, дабы в самый ответственный момент успокоить перепуганных лошадей и увести их в лес, подальше от дороги. Но сегодня мужики почему-то запаздывали, и это обстоятельство не на шутку обеспокоило Кудряшова.

— Ты предупредил Митрофанова? — хрюкнул кабан на подошедшего Антохина.

— А как же! — удивился тот. — Ванька обещал быть.

Однако вместо Митрофанова из соседнего колка вдруг выехал неизвестной марки лимузин и, осветив растерявшихся призраков фарами, помчался к месту происшествия. Хлестов перетрусил не на шутку и даже припал к земле, пытаясь увернуться от бьющего в глаза света. До сих пор стае приходилось иметь дело только с телегами, ибо машины на этой дороге не появлялись. Зрелище было настолько невероятным, что остолбенел не только нервный Петр Васильевич, но и много чего повидавшие главари стаи. Лимузин остановился в десяти шагах от обоза, оттуда высыпали люди в форме и сапогах и принялись палить в призраков из револьверов.

— Менты! — заорал какаду Гриня. — Спасайся, кто может!

Хлестов мог, а потому не замедлил воспользоваться разумным советом. Ноги сами понесли Петра Васильевича к лесу, ибо в эту минуту он напрочь забыл, что является неуязвимым для пуль призраком, и вновь стал перепуганным беспорядочной стрельбой и криками финансистом. Хлестов, ничего не видя перед собой, с хрустом вломился в заросли и, неожиданно для самого себя, застрял в них. Петр Васильевич попытался освободиться, работая всеми четырьмя лапами, но в результате запутался еще сильнее.

— Есть один! — прозвучал над его головой торжествующий голос— Добегался, паразит.

Слегка отдышавшись, Хлестов наконец сообразил, что угодил в сеть. И эта сеть оплела его до такой степени, что он не в силах был пошевелить ни задними, ни передними лапами. От отчаяния Петр Васильевич даже завыл, но спустя короткое время опомнился и вой прекратил. В конце концов, куда разумнее было бы установить с ловцами контакт посредством человеческого языка и тем обезопасить себя от побоев. К немалому удивлению Хлестова, никто из стоящих рядом людей его слов не понял, хотя говорил финансист вроде бы членораздельно.

— Гавкает еще, сука! — обругали Хлестова в ответ.

Петр Васильевич попытался было объяснить пленившим его людям, что он некоторым образом не сука, а как раз кобель, то есть мужчина, причем довольно средних лет, но его никто не стал слушать. Видимо, люди эти были уверены, что собака не может говорить по определению. И достаточно членораздельную хлестовскую речь принимали за лай.

— Грузите его в карету, — раздался начальственный голос, показавшийся Хлестову знакомым.

Бесцеремонные руки подхватили запутавшуюся в сети таксу, пронесли ее несколько метров и бросили на что-то твердое, видимо на пол кареты. Петр Васильевич от удара заскулил, но никто не обратил на его скулеж внимания. Хлестов попытался приподнять голову, и это ему хоть и не сразу, но удалось. Через открытую дверь кареты он мог теперь видеть пленивших его людей, а одного из них даже опознал. Это был Ярослав Кузнецов, частный детектив, который уже однажды заманил Петра Васильевича в ловушку, где его предали мучительной и страшной смерти. Детектив был в Преображенском мундире, со шпагой у бедра, а окружающие люди называли его полковником Друбичем.

— А где остальные? — спросил строго Друбич.

— Ушли, господин полковник. Чертова телега нам помешала.

— Сидоров! — крикнул Друбич. — Это вы?

— Так точно, я, товарищ полковник.

— За каким чертом вы сюда приперлись? Я же приказал вам ждать меня в деревне.

— Мы сидели в засаде, — обиженно пробубнил подошедший к карете рослый человек. — Кто же знал, что нам будут противостоять монстры.

— А я вас предупреждал, товарищи начальники, — встрял в разговор Ванька Митрофанов, которого Хлестов сразу же опознал по голосу. — Натуральные собаки Баскервилей.

— Я думал, что он образно выразился, — попытался оправдаться Сидоров, но понимания не встретил.

— А где ваши люди?

— Здесь мы.

К карете подошли еще четверо, в одном из которых Хлестов опознал следователя Сухарева и вздохнул с облегчением. Василий Валентинович его в обиду не даст и обязательно проследит, чтобы все было по закону. А уж в собачьем состоянии находится Петр Васильевич или в человечьем — не суть важно. В конце концов, в нашей гуманной стране закон защищает не только людей, но и собак. Тем более собак породистых. А такса, да еще таких богатырских статей, это вам не беспородная дворняжка, чтобы ее отстреливать, имени не спросив.

— А где машина?

— К сожалению, ее похитили, — смущенно откашлялся Сухарев.

— Кто похитил? — не понял Друбич.

— Собаки Баскервилей, — ответил за следователя Ванька Митрофанов. — Антохин сел за руль, он среди них единственный с руками и приличной мордой. А эти попрыгали в салон и покатили.

— Скверно, — недовольным голосом проговорил Кузнецов. — На вашей лайбе они, пожалуй, до города доберутся. Придется возвращаться. А почему Антохин не поменял обличье?

— Так он ведь и так на обезьяну похож, — хмыкнул Ванька. — Вот оракул на его счет и ошибся.

— А Антохин ничего не говорил, откуда взялись эти странные существа?

— Так ведь любому ясно, что от оракула.

— А фамилии он называл?

— Кабана он Кудряшом называл. Ворона — Аникой. Попугаев — Гриней и Веней. Таксу — финансистом.

— Там еще бульдог был, — подсказал Сидоров. — Здоровый, что твой бычара.

— В сердцах он его козлом называл. Хотя рогов я на том бульдоге не видел, врать не буду.

— Знакомые все люди, — сказал со смешком Сухарев. — Или монстры. Уж не знаю, как их теперь называть.

— Таксу мы взяли, — вздохнул Друбич. — А остальных придется отлавливать. Как бы они в городе беды не наделали.

— А оракул их пропустит в город?

— На этой машине пропустит, она ведь тоже возникла по его воле. Не думаю, что он в данном случае станет менять правила игры.

Хлестов от души бы порадовался за своих смекалистых подельников, если бы не собственное незавидное положение. Устраивало Петра Васильевича пока только то, что он вернется в родной город, хотя и не на щите, а в собачьем обличье. Впрочем, рано или поздно, но обратная метаморфоза случится, и он пусть и на время, но обретет человеческое обличье, что позволит ему объяснить пленившим его людям, как они ошибаются на его счет

* * *

Антохин уверенно вел машину по трассе. Кудряш довольно хрюкал рядом. Ворон и два попугая резвились на заднем сиденье. Черт с ней, с добычей, утерянной где-то под глухой деревушкой Горелово. Стая вырывалась на оперативный простор городских улиц со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде товарных и денежных прибытков.

— А я что говорил, — ликовал Антохин. — Банки надо грабить. Сгреб деньжищи — и в кусты. С собаки какой спрос, а с вороны и подавно.

— Сколько раз говорить тебе, придурок, я не ворона, а ворон, — обиженно каркнул с заднего сиденья Аникеев.

— Погодите, — спохватился кабан Кудряшов. — А финансист куда подевался?

— Так сбежал, — растерянно ответили попугаи. Соловьи в душе Кудряшова разом умолкли. Если

Хлестов сбежал, то это еще не беда. Но если этот сукин сын угодил к ментам в руки, то рассчитывать на его скромность не приходится.

— Сдаст всех, — обреченно вздохнул Антохин. — Как только с ним обратная метаморфоза произойдет, так сразу и расколется.

— Суд ему все равно не поверит, — каркнул Аникеев.

— Не о суде речь, — хрюкнул кабан. — Какой в нашем положении может быть суд? Убить нас тоже нельзя. А вот поймать они нас могут.

— Каким образом?

— Да хотя бы сетью. А мне не улыбается всю оставшуюся жизнь провести в зоопарке.

Начертанная главарем перспектива повергла в уныние всю стаю. Прямо скажем, незавидный финал бурной деятельности как для призраков, так и для уважающих себя урок.

Между тем городские огни уже замигали на горизонте, и нужно было срочно решать,, стоит ли игра свеч. Во всяком случае, Кудряшов не рискнул бы сейчас вернуться домой, ибо там его почти наверняка ждала засада.

— Менты какие-то странные были, — задумчиво произнес Антоха. — Да и лайба эта странная какая-то.

— Раритет, — подсказал шибко грамотный Гриня.

— А чем тебе менты не понравились?

— В галифе они, — пояснил Антоха, — и без погон. Совсем как те, что нас в Чека к стенке ставили.

— В НКВД, — подсказал все тот же Гриня.

— Помолчи, сталинист, — огрызнулся в его сторону Кудряш. — Выходит, они не случайно в тех местах оказались.

— Это уж как пить дать, — согласился с ним Аникеев.

— Иванов за нами охотится, как ты думаешь?

— Ну, это вряд ли, — покачал птичьей головой Аникеев.

— Остаются приятели твоего знакомого Николая Ходулина. Кузнецов и Кравчинский.

— А вот здесь ты попал в самую точку.

— Тогда это еще полбеды, — удовлетворенно хрюкнул кабан. — С этими мы как-нибудь разберемся. А из центра нами не могли заинтересоваться?

— Если им сообщат, то они все равно не поверят, — хихикнул Гриня.

Кудряшов задал этот вопрос проформы ради, поскольку подвоха с этой стороны не ждал. А отловить он себя не даст ни официальным структурам, ни тем более частным детективам. Не на того напали! Да и куш впереди такой, что ради него можно в черта перевоплотиться, а не то что в кабана.

— Куда рулить? — спросил Антоха, растерянно поглядывая на уличные огни.

— К Иванову, — подсказал с заднего сиденья Веня. — Его дом на отшибе стоит. Если Аркадий Семенович дома, то мы возьмем его за жабры. А если нет, то хоть перекусим его запасами, а то я уже изрядно проголодался.

Мысль оказалась удачной. Во всяком случае, криминальная стая без проблем проникла в особняк гайосара Йоана Второго и с удобствами там разместилась. К сожалению, сам хозяин дома отсутствовал. Впрочем, особо грустить по этому поводу никто из гостей не собирался, благо холодильник запасливого Аркадия Семеновича был полон продуктами, а вовремя прошедшая метаморфоза позволила бригаде все это потребить с большой для себя пользой. Усталость и коньяк довершили свое дело, и стая провалилась в сон, как в омут.

Первым очнулся Кудряшов. Авторитету показалось, что в дверь кто-то скребется. Растолкав подельников, благо утро уже вступало в права, Кудряш занял самую удобную для нападения позицию у Дверей. Слева расположился Аникеев. Ситуация была слишком щекотливой, чтобы доверять ее раз-Решение шестеркам. Дверь, наконец, открылась, и человек в кожаной куртке смело ступил на порог. Никакого подвоха он, видимо, не ожидал, — а потому и не оказал практически сопротивления. Кудряшову и Аникееву без труда удалось его скрутить и бросить в кресло.

— Что ж ты так неосторожно, Аркадий? — покачал головой Аникеев. — Спишь на золоте, а ходишь без охраны. По нынешним неспокойным временам это чревато большими неприятностями.

— Фу-ты черт, — произнес спокойно Иванов. — Вот уж кого не чаял здесь встретить.

— А уж как мы рады, ты себе, Аркадий, и представить не можешь, — усмехнулся Кудряшов. — Как вы думаете, братаны, какой выкуп можно считать приличным для цезаря? Не хотелось бы обижать мелкой суммой столь высокопоставленное лицо.

— Десять миллиардов, — быстро подсказал Антоха.

— Сто, — решительно возразил Гриня.

— Вторая цифра мне нравится значительно больше, — признался Кудряш. — А тебе, Аркадий, она по душе?

— Хорошие деньги, — согласился Иванов. — Но тебе, Михаил, их все равно не тратить.

— Это еще почему? — удивился Кудряшов.

— Так ведь ты призрак, а не человек. К тому же оборотень. А возвращение в нормальное человеческое состояние тоже требует немалых средств и усилий.

— Ты что же, гад, шантажировать нас вздумал? — взъярился Аникеев.

— Вы же меня шантажируете, — пожал плечами Иванов.

— Так ты же связан, — возмутился чужой наглости Гриня, — а мы пока на свободе.

— И я не связан, — спокойно отозвался Аркадий Семенович. — И вы не на свободе.

К величайшему удивлению собравшихся, Иванов поднялся с кресла и прошелся по затоптанному неаккуратными гостями роскошному ковру. Руки его были свободны, куда-то исчез и Бенин брючный ремень, которым были связаны эти руки.

— Не пугайтесь и не удивляйтесь, — мягко улыбнулся Аркадий Семенович. — В том призрачном мире, к которому вы сейчас приписаны, я величайший маг и чародей, способный потрясать Вселенную, но, к сожалению, в реальном мире моя магия не действует.

— Врешь, — не поверил Антоха.

— Нельзя, молодой человек, сомневаться в словах Великого Мага. В наказание я превращу вас в обезьяну.

Иванов щелкнул пальцами, и Антохин прямо на глазах слегка шокированных этим зрелищем зрителей стал превращаться в обезьяну. За несколько секунд он проделал обратный путь по лестнице эволюции, на который, если верить Дарвину, у человечества ушло несколько десятков тысяч лет. Надо сказать, что из Антохи получилась весьма симпатичная горилла. Гриня даже хохотнул от удовольствия, а к этому удовольствию примешивалась еще и большая доля злорадства. В конце концов, с какой стати этот паразит щеголяет в человеческом обличье, пока его товарищи страдают от метаморфоз.

Кудряшов с Аникеевым переглянулись. Столь мрачно начавшаяся операция по отлову мультимиллиардера оборачивалась как минимум конфузом, а в завершающей стадии и вовсе сулила большие неприятности.

— Впечатляет, — сказал наконец Кудряшов. — А я полагал, что на такие шутки способен только оракул.

— Оракул всего лишь машина, хотя возможности его практически безграничны. Но нужны человеческие мозги, чтобы эти возможности превращались в реалии. К сожалению, господа, вы не оправдали моих надежд. Точнее, помешали моим планам. За это и наказаны. Но я могу и наградить, разумеется, если вы заслужите награду.

Иванов еще раз щелкнул пальцами, и несчастный Антохин вновь семимильными шагами зашагал по лестнице эволюции, теперь уже, правда, в гору. Причем на этом трудном пути туда и обратно он даже штаны не потерял.

— Чего ты, собственно, от нас хочешь? — нахмурился Кудряшов.

— Задача остается прежней. Мне мешают два-три человека, которых следует устранить. К сожалению, вы их вспугнули, и теперь они будут настороже. Я увеличиваю ставку в игре, господа,—десять миллиардов за каждый перстень.

— Мама дорогая! — ахнул Гриня. — Век воли не видать!

— Это точно, — кивнул Иванов. — Вольную от оракула вы получите только в том случае, если справитесь с заданием. Моя власть — ваше освобождение. Впрочем, я понимаю стоящие перед вами трудности и потому на первоначальном этапе упрощаю задание: отвлеките их внимание на себя.

— А чем отвлечь? — удивился Гриня.

— Бесчинствами, — усмехнулся Аркадий Семенович. — Я отдаю вам этот город на разграбление.

— А оракул не будет нам мешать? — прищурился Кудряшов.

— Разумеется, нет. В его представлении вы — нечисть. А нечисть должна себя вести соответствующим образом. Всего хорошего, господа. Не буду вас больше обременять своим присутствием.

Аркадий Семенович постоял немного с задумчивым видом посреди гостиной, а потом исчез, словно бы растворился в воздухе. У Грини отпала челюсть, Веня в испуге охнул, Антоха икнул. Авторитеты внешне сохраняли спокойствие, но внутри у них все вибрировало от удивления, страха и бешенства. Надо же так влипнуть! Не последние в криминальных кругах люди вынуждены шестерить на какого-то безумца. Не говоря уже о том, что шестерить приходится в звериных шкурах.

— Я до него доберусь! — глухо сказал Кудряшов. Аникеев промолчал — видимо, не был уверен в собственных силах. Положение криминальной бригады, что там ни говори, было аховое. Счастье уже то, что они попали в город, а могли просто закиснуть на природе. И, судя по всему, это еще далеко не худший вариант.

— Это он нас вытащил из замка людоеда, — глухо сказал Аникеев. — И вполне может отправить обратно. У призраков, похоже, в этом странном мире Прав нет. А их бунт наказуем.

Кудряшов скрипнул зубами от бешенства, но — куда денешься — Валерка, скорее всего, прав. Прежде чем становиться в позу и трясти попусту кулаками, надо разобраться в ситуации. Выяснить, по каким правилам работает этот чертов оракул. В конце концов, Иванов сам признал, что это всего лишь машина, а следовательно, ее можно заставить повиноваться человеку, но для этого, по меньшей мере, нужно добраться до руля.

Подъехавший к банку «Муниципальный» черный лимузин привлек внимание немногочисленных прохожих своими необычными пропорциями. Машина была явно чужда нашей эпохе, но любой автомобильный музей наверняка отдал бы немалые деньги за столь хорошо сохранившийся экспонат. За рулем лимузина сидел небритый человек. Во всяком случае, так поначалу показалось зевакам. Однако, присмотревшись к водителю попристальнее, они вынуждены были признать свою неправоту и в растерянности почесать затылки. Нет, с одеждой у странного водителя было все в порядке. На нем было модное пальто, желтые кожаные перчатки, а выходя из лимузина, он даже надел шляпу. Проблема была с лицом. На обезьяну этот тип походил гораздо в большей степени, чем это дозволяется канонами человеческой красоты. Нельзя сказать, что зеваки были просто шокированы — многие пришли в ужас. Тем более что вслед за гориллоподобным водителем из лимузина вылезли совсем уже странные существа. И вся эта компания, распугивая встречных и поперечных, прошествовала торжественной поступью в банк.

— Деньги есть? — спросила горилла у остолбеневшего при виде странных посетителей охранника.

— В каком смысле?

— Ты что, придурок? — ухмыльнулась горилла и поднесла к носу оппонента увесистый кулак, заросший густой шерстью.

— Я буду стрелять, — неуверенно пообещал охранник, испуганно озираясь по сторонам в поисках поддержки.

Однако, увы, помощи ждать было не от кого. Огромный бульдог, ростом с годовалого теленка, доверительно положил лапы на плечи второго охранника и что-то ласково ему втолковывал.

— Я тебе постреляю! — нагло ухмыльнулась горилла и без церемоний вытащила из кобуры охранника пистолет. После чего передала его под опеку двух чудовищно наглых попугаев, которые, вспорхнув на ближайшую стойку, дико орали на весь банк:

— Деньги давай! Давай деньги!

Попугаи были не только наглые, но и неправдоподобно огромные, а один из них так долбанул лапой зашевелившегося охранника, что тот не устоял на ногах и отлетел в угол. Подниматься охранник не захотел. Сложившаяся ситуация не располагала к проявлению героизма, поскольку явно выходила за рамки реальности. Охранник Федя, отгулявший вчера на семейном празднике, проклинал прижимистую тещу, которая напоила дорогого зягя какой-то паленой гадостью, от которой у того сначала болела отяжелевшая с похмелья голова, а теперь вот и вовсе начались глюки. Охранник Вася вчера вроде бы не пил. Зато имел серьезный разговор с Дражайшей супругой по поводу ее предполагаемой неверности, а потому и пришел на работу взвинченным. Теперь мог на собственном опыте убедиться, что семейные скандалы до добра не доводят, зато запросто могут довести до психушки склонного к чрезмерным переживаниям человека. Справедливости ради надо отметить, что Федя и Вася, несмотря на болезненное состояние, долг свой выполнили и сигнализировали о творящемся в банке беспределе куда следует. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что доблестные сотрудники милиции прибудут вовремя и окажут огневую поддержку своим непутевым коллегам.

Пока рукастая горилла выгребала наличку из банковских закромов, ворон и кабан вели с управляющим банка «Муниципальный» господином Сюткиным светскую беседу. Леонид Сергеевич Сюткин, человек от природы общительный и говорливый, в этот раз, однако, явно выпадал из ансамбля, путался в согласных и вообще вел себя так, словно сроду не видел говорящего кабана. Правда, кофе и сигареты он гостям все-таки предложил, что, безусловно, характеризовало его с положительной стороны. Гости от кофе отказались, но сигарету кабан взял и даже удачно ее раскурил с помощью хозяина, любезно щелкнувшего перед его пятачком своей позолоченной зажигалкой.

Надо отдать должное гостям, вели они себя вежливо и предупредительно, разговоры вели деловые, о курсе доллара, например. Но и Леонид Сергеевич в долгу не остался и щедро поделился наличными деньгами, хранящимися в его солидном финансовом учреждении. Покалякав о том, о сем минут пять, гости раскланялись с хозяином. Расторопная горилла, сгибаясь под тяжестью двух огромных сумок, уже направлялась к родному лимузину, когда на место происшествия прибыл милицейский наряд. При виде столь наглого и бесцеремонного поведения грабителей у стражей правопорядка сдали нервы. Они открыли огонь на поражение, забыв о предупредительных мерах вроде сакраментального «стой, стрелять буду!» и прочей того же сорта ерунде. Сторонние наблюдатели с интересом ждали, как рухнет на мокрый асфальт горилла и как она, несчастная, обольется кровью, но не дождались. Выпущенные милиционерами пули разнесли вдребезги несколько витрин за спиной наглого животного, но сама горилла как ни в чем не бывало продолжала свой путь. В довершение всех бед милицейский наряд был атакован двумя громадными попугаями, которые не только попортили облицовку почти новенького автомобиля, но и раздолбали своими клювами его ветровое стекло, норовя добраться до своих недоброжелателей. А уж когда на пороге банка возникло огромное клыкастое существо, которое лишь условно можно было назвать собакой, стражи порядка, расстрелявшие в суматохе все свои патроны, вынуждены были ретироваться с места преступления, к огромному разочарованию почтенной публики. В который уже раз приходилось констатировать, что порок восторжествовал, а добродетель, она же законность, попрана самым хамским образом. Лимузин, вобрав в себя своих странных пассажиров, укатил в неизвестном направлении, обрекая всех свидетелей и очевидцев происшествия на мучительные раздумья. А что же это, собственно, было, господа хорошие?!

* * *

Петр Васильевич Хлестов уже настолько притерпелся к своей новой роли узника, что даже заговорил человеческим языком. А обратная метаморфоза, случившаяся с ним, после того как сердобольные сотрудники Тайной канцелярии решили накормить его супом, и вовсе вернула ему утерянное было равновесие.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — сказал потрясенный Кравчинский, наблюдая за странным превращением породистой таксы в уважаемого финансиста. — Петр Васильевич, дорогой, как же вы дошли до собачьей жизни? Император Всея Руси— и вдруг такой конфуз.

— Издеваетесь, молодой человек! — огрызнулся Хлестов. — Ну-ну.

Тем не менее рассказ финансиста о незавидной доле призрака в царстве оракула был выслушан с большим вниманием. Нельзя сказать, что Петру Васильевичу сочувствовали, но и осуждать его никто не торопился. Хотя ущерб, нанесенный им государству и частным лицам, выливался в довольно кругленькую сумму.

— Нет уж позвольте, господа, — возразил проштрафившийся финансист, — а кто измерит в цифрах мои физические и моральные страдания?

— В общем, пошли по шерсть, а вернулись стрижеными, — подытожил результат допроса мрачный Кузнецов.

Следователь прокуратуры был абсолютно согласен с частным детективом, хотя ситуация сама по себе не лезла ни в какие ворота. Ну что теперь прикажете делать с этой захваченной в плен таксой?

— Может, домой его отправить? — предложил Кравчинский.

— То есть как это домой?! — возмутился Хлестов. — А кто мне вернет человеческое обличье. Это же подрыв авторитета. Я с людьми работаю. А тут сидит себе человек, и вдруг нате вам — собака. Я к губернатору вхож! У меня связи на самом верху!

— Прямо не знаю, что с вами делать, Петр Васильевич. — Кравчинский покачал головой, украшенной напудренным париком. — Может, вас пока в Тайную канцелярию зачислить? Служебной собакой, а?

— Я на вас жаловаться буду губернатору! — взвился Хлестов. — Что вы себе позволяете, молодой человек?!

— Свидание с губернатором мы вам организовать, пожалуй, сможем… Но вряд ли это облегчит ваше положение.

Хлестов собирался было вновь вспылить, но в последний момент передумал. Он вдруг вспомнил, что его нынешнее положение при всей своей несуразности, вопреки известной поговорке, все-таки лучше губернаторского. А арестовал главу области не кто иной, как этот сидящий перед ним субъект в черном кафтане. А почему арестовал и по какому праву, сейчас уже, пожалуй, бесполезно допытываться.

— Проштрафился наш губернатор, — вздохнул Кравчинский. — Указом государыни Екатерины Алексеевны сослан он будет в Сибирь, на вечное поселение.

— Позвольте! — взвился было Хлестов, но тут же и осел в растерянности. — То есть как в Сибирь?

— Скажите еще спасибо, что на поселение сослан, а не на каторгу.

— Но это же абсурд, — перешел на шепот Хлестов. — Мы же с вами разумные люди и все понимаем. Или влияние оракула распространилось уже и туда?

— Пока нет, но я не исключаю и такого варианта развития событий.

— Василий Валентинович, дорогой, — воззвал финансист к сидевшему здесь же Сухареву, — ну хоть вы заступитесь за Семена Семеновича.

— К сожалению, не могу, — хмуро бросил Сухарев. — Бывший губернатор уже дал признательные показания. В них, между прочим, фигурирует и ваша фамилия, гражданин Хлестов.

— Это что же? — растерянно произнес Петр Васильевич. — И меня в Сибирь упекут?

Если бы решение проблемы зависело только от Сухарева, то он, безусловно, упек бы Хлестова куда подальше. И что, спрашивается, человеку надо? Нахапал денег, и живи в свое удовольствие, так нет, лезут, куда их не просят, хватают, аж за ушами трещит. Мало ему миллионов — миллиард подавай. Ну и что теперь с этой лопоухой таксой делать? Кормить за государственный счет?

Василий Валентинович в последнее время окончательно запутался, какому государству он служит. То есть он, безусловно, служил Отечеству. Однако Сухареву хотелось бы большей ясности в определении конституционных и временных рамок. С главой государства тоже были определенные неясности. Тайная канцелярия подчинялась императрице; сотрудники НКВД кивали головой на потолок, намекая чуть ли не на самого товарища Сталина… Но ведь Василий Валентинович отдал свой голос на выборах совсем за другого человека! Однако Москва молчала. Хотя, возможно, она что-то и говорила по поводу его родной области, лишившейся в одночасье и мэра и губернатора, но до изолированного в зоне отчуждения Сухарева информация не доходила.

Василий Валентинович в расстроенных чувствах брел по коридору, когда до него вдруг долетел грозный окрик:

— Сухарев, к прокурору!

И хотя Василий Валентинович числился ныне в кадрах Тайной канцелярии, он не счел возможным проигнорировать приглашение. Все-таки Лютиков, пусть и слегка свихнувшийся под воздействием недружелюбных внешних сил, был его непосредственным начальником.

В кабинете прокурора уже сидел расстроенный майор Сидоров, получивший, надо полагать, нагоняй от начальства за проваленную операцию у села Горелова. Сам Лютиков, по неизменной своей привычке, шаром катался по кабинету из угла в угол и решительно рубил воздух рукой.

— Черт знает что у нас в городе творится, — с ходу накинулся прокурор на ни в чем не повинного следователя Сухарева.

Василий Валентинович хоть и не был в курсе последнего происшествия, однако ничего хорошего от жизни уже не ждал, а потому воспринял информацию прокурора совершенно спокойно. Эка невидаль, в самом деле, ограбление банка!

— Мне уже звонили оттуда, — ткнул пальцем в Потолок Лютиков, — и выразили свое неудовольствие.

Сухарев саркастически улыбнулся. В ожившего товарища Сталина он, естественно, не верил — это было бы слишком для и без того хворающего Отечества, — губернатор готовился к вечному поселению, мэр находился под следствием… Так кто же мог звонить товарищу Лютикову?

— За одни неполные сутки эти негодяи выгребли наличные деньги из всех банков города! Как вам это нравится?

— А что я могу? — подал голос майор Сидоров. — Нечистая сила, что тут поделаешь.

— Ты мне этот опиум для народа брось! — взвился Лютиков. — Развел тут, понимаешь, религиозную пропаганду. Грабителей арестовать и предать суду революционного трибунала. Я лично буду руководить операцией.

Возражений не последовало. Василий Валентинович уже сообразил, что упущенная под Гореловом банда собак Баскервилей добралась до города и принялась шерстить почем зря финансовые учреждения. Из показаний Хлестова Сухарев знал, что бригаду возглавляют два местных авторитета, Кудряшов (он же Кабан) и Аникеев (он же Ворон). Люди (или нелюди), хорошо знающие город и способные натворить много бед. К тому же, если верить арестованной таксе, абсолютно неуязвимые для пуль. Немудрено, что они действуют столь откровенно и нагло. Сухареву до сих пор не приходилось участвовать в отлове проштрафившихся животных, и он с интересом ждал, что предложит в этой связи прокурор Лютиков.

— По имеющимся у нас оперативным данным, банда готовит новое ограбление. Собственно, это единственный банк в городе, который они еще не успели ограбить. Вот там мы и устроим на них засаду.

— Может быть, следует посоветоваться с товарищами из Тайной канцелярии? — осторожно предложил Сухарев.

— Какая еще Тайная канцелярия, Василий Валентинович, ты в своем уме?! — возмутился Лютиков. — Выезжаем немедленно. Еще вопросы есть?

У Сухарева вопросы были, но задавать их он не стал, хотя и намекнул товарищу Лютикову, что поимка преступников не входит в обязанности прокурора и не худо было бы поручить это ответственное дело специально обученным людям. Однако Лютиков намеки следователя пропустил мимо ушей, всецело захваченный предстоящей операцией. Сухареву не оставалось ничего другого, как последовать за своим непосредственным начальником.

К месту предстоящего происшествия выехали на двух машинах. Возглавлял кортеж лично прокурор Лютиков, в хвосте его лайбы болтались работники НКВД во главе с майором Сидоровым. В машине прокурора кроме Сухарева находился еще один весьма нервный субъект, назвавшийся Сюткиным Леонидом Сергеевичем.

— Я все-таки не понимаю, Иван Николаевич, чем я могу вам помочь? — спросил субъект, испуганно разглядывая из окна с детства знакомые улицы Родного города.

— Вы поможете нам опознать преступников.

— Иван Николаевич, дорогой, да вы их и так ни с кем не перепутаете.

Насколько понял Сухарев из разговора, Сюткин возглавлял банк «Муниципальный», ограбленный недавно собаками Баскервилей. Появление банкира у особняка НКВД показалось Василию Валентиновичу странным. До сих пор он полагал, что существует четкая граница между полосой отчуждения, контролируемой оракулом, и всем остальным городом, живущим обычной трудовой жизнью. Во всяком случае, сам Сухарев, как ни пытался, вырваться за границы зоны отчуждения не смог.

— Как вы оказались в этой машине? — тихо спросил Сухарев у свидетеля.

— Мне позвонил Лютиков и приказал приехать к особняку. Я что-нибудь сделал не так?

— Нет. Все в порядке.

Для Василия Валентиновича стало откровением, что Иван Николаевич Лютиков в отличие от него имеет выход в город и перезванивается с его обитателями. Между прочим, такого выхода не было ни у Кравчинского, ни у Кузнецова, которые, как и Сухарев, оказались пленниками оракула и вынуждены были действовать под контролем не только компьютера, но и управляющего этим странным агрегатом Иванова. Но если последний действительно управляет ситуацией, то зачем ему понадобилось устраивать на городских улицах эту комедию с собаками Баскервилей? В конце концов, в средствах, насколько Сухарев знал, Аркадий Семенович не испытывает недостатка.

— А что говорят в городе по поводу этих ограблений?

— Все в шоке, — прошептал побелевшими губами Сюткин. — Шутка сказать — призраки! Все газеты переполнены описаниями происшествий самого фантастического толка. В районе кожевенного завода видели привидение верхом на коне и с факелом в руке. Проскакал среди ночи мимо припозднившихся граждан и был таков. А на улице Краснофлотской дом пропал. Можете себе представить? Вместе с жильцами! Был дом, и нет его. Это что же такое на белом свете делается, товарищ следователь? Многие уже пророчат Армагеддон. Другие ждут Спасителя. Какого-то не то Сара, не то Цесара. Якобы только он и сможет навести в городе порядок.

— Гайосара, — подсказал Сухарев.

— Именно, — обрадовался Сюткин. — Вот ведь имечко, прости господи. А у нас ведь ни мэра в городе, ни губернатора в области. Сидят, понимаете ли. А кто арестовал и за какой надобностью, никто и понятия не имеет. Говорят, что сам Генеральный прокурор выразил озабоченность. Вы понимаете, о чем я?

— Понимаю, — кивнул Сухарев, хотя и сильно погрешил против истины.

Банк с красивым названием «Веста» охранял чуть ли не целый полк милиции. Два десятка снайперов затаились на крышах соседних домов. Два крупнокалиберных пулемета стояли прямо в холле и тупо Целили в дверь. Взвод ОМОНа расположился непосредственно в помещении банка, контролируя каждое его окно. Даже если бы банк вздумали штурмовать сотни террористов, то им бы пришлось солоно.

Прокурор Лютиков, никому не доверяя, лично Проверил диспозицию вверенных его управлению войск.

— Муха не пролетит, — удовлетворенно сказал он. — А если пролетит, то обратно мы ее точно не выпустим.

Насчет мух Сухарев как раз и не беспокоился, его смущали собаки Баскервилей. Майор Сидоров и его бравые подчиненные, уже имевшие дело с нечистой силой, сомнения следователя разделяли целиком и полностью.

— Я в этого кабана шесть пуль выпустил, — обиженно бубнил старшина Володя, — а ему хоть бы хны.

— А я в какаду стрелял, — поддержал старшего по званию милиционер Куницын. — И тоже без толку. Машет, гад, крыльями и долбит клювом по капоту. А крылья — что у твоего дракона.

— А ты драконов-то— видел? — усмехнулся стоящий рядом омоновец с гранатометом в руках.

— Видел, в кино, — обиделся Куницын.

— Мало ли что покажут в кино.

— Зато таких попугаев я даже в кино не видел!

— А таких кабанов и подавно, — дополнил товарища старшина Круглов.

— Я извиняюсь, — встрял в разговор профессионалов свидетель Сюткин, — он ведь курящий. Такая у него особая примета. Может, это поможет следствию.

— Кто курящий? — не понял прокурор Лютиков.

— Кабан. Я лично давал ему прикурить.

— Какая это примета? — удивился Иван Николаевич. — У нас все поголовно курят.

— Так то люди курят, — не сдавался Сюткин. — А тут, я опять извиняюсь, некоторым образом свинья мужского пола.

Прокурор Лютиков в сторону Сюткина только рукой махнул. Ох уж эти очевидцы. Ну такого нагородят порой, что целая следственная бригада не разгребет. Курящая свинья мужского пола — это же надо додуматься! Вот и выиграй процесс с такими вот свидетелями обвинения. Это не свидетели, а находка адвоката!

— А если банда заметит засаду? — спросил командир омоновцев, ражий детина чуть не под два метра ростом.

Вопрос был задан по существу. Вообще-то не заметить полк внутренних войск, дислоцированный на ограниченной площади, да еще среди бела дня, мог только слепой. Надо быть воистину редкостными наглецами, чтобы в такой грозовой ситуации решиться на ограбление.

В кармане прокурора зазвонил мобильник. От неожиданности Сухарев даже вздрогнул. Зато Лютиков мгновенно схватился за телефон. Кто и о чем ему докладывал, Василий Валентинович слышать не мог, но если судить по лицу, то доклад был не из самых приятных.

— Ювелирный магазин ограбили на улице Садовой, — сказал прокурор упавшим голосом.

— Собаки Баскервилей! — ахнул милиционер Куницын.

— Да какие там собаки, — отмахнулся в раздражении прокурор Лютиков. — Натуральные сукины сыны! Вошли три амбала в масках и с пистолетами выгребли из сейфов все драгоценности.

Известие, что ни говори, было неприятным. Судя по всему, какие-то ушлые урки воспользовались "Снявшейся в городе суматохой и провернули операцию вдали от сосредоточенных вокруг банка милицейских сил. Надо полагать, вышестоящие товарищи не погладят по головке прокурора Лютикова — тот, собрав все силы в центре, опрометчиво оголил фланги, по которым и был нанесен сокрушительный удар.

— Чтобы я больше не слышал ни о собаках, ни о курящих кабанах! — взвизгнул Лютиков. — Распустились, понимаешь, совсем.

— А о гориллах можно? — робко спросил устрашенный прокурорским гневом Сюткин.

— О каких еще гориллах?

— Так вон она, у входа, — указал пальцем Сюткин. — Я ее сразу узнал, товарищ прокурор.

Лютиков открыл было рот для очередного ругательства, но тут дверь банка действительно отворилась, и на пороге возник субъект в шляпе и длинном плаще. Субъект курил сигарету, пуская дым мелкими колечками и нагло скаля крупные лошадиные зубы. Сравнивая этого типа с гориллой, свидетель Сюткин был не так уж и не прав. В руках у волосатого типа были две объемистые сумки.

— Здесь, что ли, деньги дают? — громко спросила горилла, глядя на прокурора шальными глазами.

Сцена была, что называется, ни в какие ворота, даже сюрреалистические. Пусть ты и курящая обезьяна, но грабить банки в присутствии прокурора и взвода омоновцев — это уже верх наглости.

— Руки вверх, — твердо сказал прокурор Лютиков.

— Иди ты? — удивилась обезьяна. — Да за что же, гражданин начальник?

— Стрелять буду, — пообещал слегка опешивший прокурор.

— Нет, сначала я стрельну. — Горилла вынула руку из кармана вместе с пистолетом Макарова и всадила две пули одну за другой прямо в прокурора Лютикова.

К слову, омоновцы в критической ситуации не растерялись, открытый ими огонь должен был буквально разнести обезьяну-террористку на куски, но не тут-то было. Горилла преспокойно покинула холл, несмотря .на устрашающий грохот крупнокалиберных пулеметов, неспешно спустилась с крыльца и села в поджидавший ее черный лимузин. Ражий омоновец успел всадить в этот лимузин заряд из подствольного гранатомета, но не сумел даже обшивку попортить. Неуязвимый автомобиль, несмотря на стучавшие по его крыше свинцовые градины, горделиво уплыл с места происшествия и увез в неизвестность убийцу прокурора Лютикова.

— Прекратите стрелять! — крикнул следователь Сухарев омоновцам. — Не хватало, чтобы вы друг друга поубивали.

Стрельба хоть и не сразу, но стихла, и в наступившей гробовой тишине прозвучал голос свидетеля Сюткина:

— Боже мой, а он мне не поверил!

— Наповал, — коротко бросил командир омоновцев. — Проморгали, мать твою!

Сухарев в смерть прокурора Лютикова почему-то не поверил. Хотя и сам не смог бы себе объяснить Причину своих сомнений. Конечно, прокуроры тоже люди и вполне могут пасть на поле битвы с криминальными элементами, но ведь не от рук же, извините, невоспитанного животного. Тем не менее прокурор Лютиков не дышал, и подоспевшие к шапочному разбору врачи констатировали смерть.

— Ну и куда его теперь? — почесал затылок майор Сидоров.

— В морг, куда еще, — пожал плечами врач.

— Вы его не вскрывайте пока, — тихо порекомендовал врачу Сухарев. — И мобильник ему оставьте, он вам позвонит.

— Вы в своем уме, гражданин?! — удивленно спросил врач. — Кто позвонит?

— Покойник, — пояснил непонятливому эскулапу Василий Валентинович.

— Вас случайно не контузило, товарищ?

— Я следователь прокуратуры, — показал ему Сухарев свое удостоверение. — Попрошу впредь действовать в рамках моих предписаний.

И прокурор Лютиков не подвел следователя Сухарева. Не успел еще Василий Валентинович выпить кофейку в Тайной канцелярии для успокоения раздрызганных нервов, как его пригласили к телефону. Иван Николаевич был взволнован, голос его заметно дрожал, тем не менее он настоятельно порекомендовал следователю Сухареву явиться с докладом по месту службы. Этот звонок с того света не то чтобы потряс Василия Валентиновича, но заставил призадуматься. Вызванный для консультации, Кравчинский склонялся к мысли, что «покойный» Лютиков вернулся в свое обычное состояние и пребывает сейчас в сильном смущении.

— А меня оракул к нему отпустит?

— Не исключено, — задумчиво протянул Аполлон Кравчинский. — Вы ведь у нас не совсем персонаж. В зону отчуждения попали с целью отыскать прокурора Лютикова. Именно в этом качестве вас и зарегистрировал компьютер. Но теперь прокурора здесь нет, значит, следуя логике компьютера, вы должны его найти. Вот и отправляйтесь на поиски. Можете прихватить с собой и коллег.

— Вы имеете в виду Сидорова и милиционеров?

— Конечно. Попробуйте проделать тот же путь, но в обратном порядке. Через подвал.

Сидоров не совсем понял, куда его тащит следователь и за каким чертом ему понадобилось лезть в эти катакомбы. Но был майор человеком долга и потому последовал за Сухаревым если не в ад, то, во всяком случае, в его преддверие.

Василий Валентинович не без труда нашел тот самый шкаф, с которого начались все их беды. Хотя с того черного дня и прошло уже немало времени, милицейские мундиры продолжали как ни в чем не бывало аккуратно висеть на вешалках.

— А зачем нам этот маскарад? — удивленно спросил Сидоров, ему почему-то не хотелось расставаться с хромовыми сапогами и галифе.

— Оперативное задание, — коротко пояснил Сухарев, которому недосуг было пускаться в пространные объяснения.

Не успел майор Сидоров зашнуровать свои ботинки, как последовала чудовищная вспышка. Какое-то время Сухарев пребывал в оцепенении, но очень быстро пришел в себя. Кажется, он не пострадал. Милиционеры во главе со своим бравым Начальником тоже пребывали в добром здравии, хотя и выглядели слегка смущенными.

— Что это было? — растерянно произнес Сидоров.

— А вот это нам с тобой еще предстоит выяснить, Семен.

Пользуясь инструкциями, полученными от Кравчинского, Сухарев двинулся к выходу из подвала. И двери темницы, наконец, распахнулись настежь. Дворец пребывал все в том же жалком состоянии, в котором следопыты, озабоченные поисками прокурора, оставили его более недели назад. Василий Валентинович увидел следы титанических усилий строителей, пытавшихся по его приказу пробиться в подвал, и усмехнулся. Знай он тогда, что ждет его в этом подвале, сбежал бы из этого чертова особняка на край света.

Между прочим, Сухаревская «девятка», на которой следователь с прокурором прибыли в подозрительное, как тогда им казалось, место, стояла целехонькая у подъезда особняка. А вот милицейского «уазика» не было. Видимо, его успели забрать озабоченные коллеги майора Сидорова. Машина завелась с полуоборота — вынужденный простой пошел ей только на пользу. Сухарев от души порадовался, что его автомобиль не был подвергнут примитивному раскулачиванию, и слегка подивился этому поистине фантастическому обстоятельству.

— А что я жене скажу по поводу долгого отсутствия? — расстроенно протянул старшина Круглов.

— Скажешь, что был в секретной служебной командировке, — распорядился майор Сидоров. — И вообще, помалкивайте о том, что видели и слышали. Я сам доложу кому следует.

Прокурор Лютиков пребывал в сильном смущении. Надо отдать должное пииту Кравчинскому, он довольно точно определил состояние возвращенца с того света. Конечно, с работниками правоохранительных органов случаются разные казусы, в том числе и весьма неприятные, но быть убитым обезьяной — для прокурора это, знаете ли, слишком. Впрочем, физически Лютиков нисколько не пострадал и даже попытался изобразить привычную бодрость, но потом махнул рукой и указал прибывшим коллегам на стулья:

— Какие будут предложения?

— Да уж какие тут могут быть предложения? — вздохнул майор Сидоров. — Одно слово — влипли.

Лютиков помрачнел лицом и сел на свое привычное место у стола, глаза его тоскливо смотрели на следователя Сухарева.

— Будет скандал.

Судя по всему, и прокурор Лютиков, и майор Сидоров сохранили в памяти все, что происходило с ними в зоне отчуждения, и сейчас испытывали сильное беспокойство по поводу совершенных под воздействием загадочного оракула противоправных действий. Все-таки нынешнее наше законодательство сильно отличалось от законодательства сталинской поры. Не говоря уже о методах работы.

— Мэра сегодня отпускают. Рябушкин уже оформил передачу его на поруки рабочим завода «Красный пролетарий».

— Будет скандал, — повторил вслед за прокурором майор Сидоров.

— Не думаю, — покачал головой Сухарев, — он ведь дал показания. Не в интересах Гуслярова поднимать шум по поводу своего ареста. Тем более что он, скорее всего, уже сообразил, что столкнулся с чем-то из ряда вон выходящим и не укладывающимся в рамки нашей правовой системы.

— Пожалуй, — слегка приободрился майор Сидоров. — В конце концов, все мы стали жертвами неопознанного объекта, называемого оракулом. А Иван Николаевич даже едва не лишился жизни на боевом посту.

— А как быть с губернатором? — поморщился Лютиков.

— С губернатором сложнее, — честно ответил Сухарев. — В монархические времена почему-то не принято было передавать проштрафившихся чиновников на поруки пролетариата.

— Давай без шуток, Василий Валентинович, — построжел лицом прокурор.

— А без шуток не знаю, что и сказать, Иван Николаевич. Кравчинский считает, что единственная возможность выручить губернатора — это действительно отправить его в Сибирь, ну, скажем, в качестве зама представителя президента по Сибирскому федеральному округу.

— Но это же черт знает что! — вспыхнул Лютиков. — Какой-то оракул будет диктовать кадровую политику федеральному центру! Они никогда с этим не согласятся.

— Боюсь, что у федерального центра скоро не будет выбора, если, конечно, нам не удастся выключить эту чертову машину.

— Так ты считаешь, Василий Валентинович, что нужно поставить в известность Генерального прокурора?

— Безусловно. Тем более что в столице наверняка уже в курсе возникших у нас проблем.

— Да уж, — вздохнул Лютиков. — Пресса раструбила о похождениях собак Баскервилей чуть ли не на весь свет. Шутка сказать, они обчистили практически все банки в городе. А меня, скорее всего, отстранят.

— А вот этого ни в коем случае допустить нельзя, — сказал Сухарев. — Вы ведь теперь для оракула покойник, Иван Николаевич, то есть в некотором смысле призрак, уж простите на недобром слове. И руки у вас развязаны.

— Руки развязаны, а преступники гуляют на свободе.

— Зато мы знаем их имена, — напомнил Сухарев. — И сделаем все, что в наших силах, чтобы пресечь их связи в криминальных кругах. Нам известно также имя человека, затеявшего эту нелепую игру. Я имею в виду Аркадия Семеновича Иванова. Таким образом, наше внедрение в зону отчуждения было хоть и не совсем добровольным, тем не менее принесло ощутимые плоды. Об этом и надо доложить в вышестоящие инстанции.

— Вот именно, — расправил плечи майор Сидоров. — Работаешь, рискуя жизнью и здоровьем, как последний Штирлиц, а тебе увольнением грозят! Конечно, были издержки морального и правового порядка, но ведь и ситуация, в которую мы попали, далеко не тривиальная.

— Это уж точно, — окончательно пришел в себя прокурор Лютиков. — Сейчас не время раскисать. Работа, работа и еще раз работа. Я вас больше не задерживаю, товарищи.

* * *

Стая вошла во вкус привольной городской жизни. Антоха, столь удачно застреливший прокурора, ходил в героях. По вечерам Гриня с Веней, сидя у телевизора, смаковали свои похождения, о которых взахлеб рассказывали местные телеведущие. Столица пока угрюмо отмалчивалась, словно и не замечала творившихся у нее под боком безобразий. Главари стаи подсчитывали прибыль. Денежки были немалые, и Кудряшов с Аникеевым ломали головы, как их сохранить, передав в руки надежных людей. А с этим как раз возникли проблемы. Правоохранители тоже не дремали. Годами вроде бы используемые связи рвались как паутина. Ни Кудряшову, ни Аникееву никак не удавалось выйти на своих подельников. К тому же стае следовало соблюдать осторожность. Убить их, конечно, не убьют, но отловить, как это показал случай с финансистом Хлестовым, очень даже смогут. Из особняка Иванова стая, стараниями все того же Аркадия Семеновича, перебралась на окраину города, в малоприметный дом, купленный специально для этого случая. Однако не было никаких гарантий, что стаю рано или поздно не обнаружат и здесь.

— Надо уходить, — сказал осторожный Аникеев. — Почудили, и хватит.

— Вопрос — куда уходить? — нахмурился Кудряшов.

— Пора возвращаться к нормальной жизни. Свои обязательства перед Ивановым мы выполнили, теперь пришла его очередь платить по счетам.

Предложение Аникеева было разумным, но Кудряшов сильно сомневался, что свихнувшийся цезарь так просто их отпустит. Судя по всему, у Аркадия Семеновича весьма обширные планы, делиться которыми со своими подручными он, однако, не спешит.

— Слышь, братаны! — оторвал подельников от телевизора какаду Гриня. — А разве мы ювелирные магазины грабили? И в ресторанах мы не бесчинствовали. Что же он нам лишнего лепит, гад? Этак они на нас всех городских собак повесят. А нам за свои грехи не рассчитаться.

Клюев был прав, по меньшей мере половина преступлений, приписываемых стае, была совершена кем-то другим. Похоже, что в городе действовала еще одна криминальная бригада, но пока что трудно было сказать, работает она сама по себе или под контролем гайосара Йоана Грозного.

— А ведь могут и спросить, — задумчиво проговорил Бульдог. — По совокупности все нами совершенное тянет на большие сроки.

— Ну и что ты предлагаешь? — повернулся в его сторону Кудряшов.

— Ничего,—пожал плечами Бульдог.—Просто надоела собачья жизнь.

Собачья жизнь поднадоела не только Бульдогу, но и всем сбившимся в стаю призракам. А Кудряшову с Аникеевым и вовсе не улыбалось всю оставшуюся жизнь шестерить на Иванова. Пора было принимать меры, способные кардинально поменять ситуацию. Однако сложность была в том, что Иванов знал о действиях стаи практически все и в любой момент мог принять упреждающие меры.

— Позвони Хлестову, — посоветовал Кудряшову Аникеев. — Возможно, этот лох уже вернулся.

Телефон в доме, видимо, остался от прежних хозяев. Но был и риск, что пропавшая такса работает под присмотром правоохранителей и, чего доброго, наведет их на след товарищей по несчастью. Но в любом случае финансист был не менее, чем Куд-ряшов с Аникеевым, заинтересован в возвращении своего человеческого статуса.

Хлестов на звонок откликнулся. По его словам, он буквально час назад вернулся из Тайной канцелярии.

— Откуда вернулся? — не понял кабан.

— Представляешь, они хотели зачислить меня в штат служебной собакой, — частил без передыху Хлестов. — А больше у них-де должностей для оборотней нет. Можешь себе представить: Петр Хлестов — служебная собака. Я этому Кравчинскому так и сказал: не дождетесь! Я императором был! У меня высшее образование!

— Да погоди ты со своим образованием! — рассердился Кудряшов. — Встретиться надо.

— Так приезжайте! — обрадовался финансист. — Я в своем загородном особняке один как перст. Охрана сбежала. Прислуга сбежала. Я ведь пришел как человек и вдруг на глазах у изумленных зрителей превращаюсь в собаку. Все в шоке. Я в панике.

Хлестов еще что-то рассказывал взахлеб, переживая случившуюся с ним неприятность, но Кудряшов его не слушал, обдумывая первый шаг. Судя по всему, Хлестов не врал. Вряд ли правоохранители выпустили его из своих лап в нынешней непростой ситуации, когда город взбудоражен невероятными похождениями криминальной стаи. Уж скорее они предъявили бы его как трофей вышестоящим инстанциям.

— Поедем вдвоем, — повернулся Кудряшов к Аникееву. — Ты и я. На такси. Благо мы сейчас находимся в человеческом обличье.

— А если начнется метаморфоза?

— Тем хуже для таксиста, — усмехнулся Кудряшов.

К счастью, все обошлось. И на милицию не нарвались, и сберегли нервную систему предприимчивого частника, предложившего им свои услуги за вполне умеренную плату. В дом Хлестова проникли с черного хода, предварительно убедившись, что за финансистом вроде бы не следят. Слежка велась за домом Иванова, расположенным поблизости. Авторитеты обнаружили засаду без труда и так же без труда определили, что в засаде сидят доблестные стражи порядка.

Хлестов тоже был пока в человеческом обличье, но при виде товарищей по несчастью проявил прямо-таки щенячью радость.

— Рассказывай, — с порога взял быка за рога Кудряшов, — что еще за Тайная канцелярия и с чем ее едят.

Петр Васильевич как хозяин отменно гостеприимный предложил гостям коньяк и между двумя рюмками, выпитыми исключительно для успокоения нервов, рассказал о своих мытарствах.

— Значит, ты угодил в лапы Друбича? — уточнил Кудряшов.

— Только не в лапы, а в руки, — поправил Хлестов. — Мне еще повезло. Надо сказать, что в Тайной канцелярии с арестованными обращаются помягче, чем в НКВД. Хотя кому я это рассказываю.

— Вот именно, — усмехнулся Кудряшов. — Значит, эти молодые люди с Ивановым на ножах?

— Во всяком случае, не дружат, — подтвердил с охотою Хлестов. — Своей целью они ставят нейтрализацию безумного цезаря, и я лично их в этой благородной цели поддерживаю. Аркадий Семенович перешел уже, знаете ли, все границы. Держать в собачьем теле порядочных людей — это же верх неприличия.

Кудряшов тоже не прочь был сменить кабанье обличье на человеческое, и как можно скорее, но при этом ему не хотелось остаться в прогаре. Вопрос был в том, сумеют ли эти двое, Кравчинский и Кузнецов, справиться с изворотливым безумцем Ивановым и прибрать к рукам оракула. А точнее, те бесчисленные сокровища, которые эта чертова машина таскает в своем нутре. Один раз им это удалось, но не факт, что удача от них не отвернется во второй попытке. В любом случае, прежде чем сотрудничать, надо обговорить условия.

— Вообще-то их не двое, а трое, — напомнил Аникеев. — Ты забыл Ходулина. А он ведь не просто человек, а призрак.

— Причем призрак со стажем, — добавил Хлестов. — По слухам, он тоже в городе. Во всяком случае, я читал о его появлении на улицах города в газете. Желаете взглянуть?

— Не надо, — отмахнулся Кудряшов. — С газетами успеем. А тебе, Петя, придется наведаться в Тайную канцелярию.

— Завтра? — с надеждой спросил финансист.

— Нет, прямо сейчас— Кудряшов был непреклонен.

— Но я не успею, — заволновался Хлестов. — Вот-вот начнется метаморфоза. К тому же я пьяный, меня гаишники остановят. Права отберут.

Кудряшов поведением Петра Васильевича был огорчен и не сумел этого огорчения скрыть от собеседника. Так что занесенный над головой кулак разом привел финансиста в чувство. Он мгновенно протрезвел и выразил готовность отправиться на свидание с Аполлоном Кравчинским сию же минуту.

— Так-то лучше, — одобрил его поведение авторитет. — И не надо со мной шутить, Петя. В случае чего я тебя из-под земли достану. А Кравчинскому передай, что Кудряшов готов к переговорам.

— Но я же вашего адреса не знаю? — растерянно развел руками Хлестов.

— И не надо, — вкрадчиво сказал Аникеев. — Мы тебе сами позвоним.

* * *

Лев Игнатьевич Гусляров пребывал в расстроенных чувствах. Хотя, казалось бы, обретенная свобода должна была настроить его на мажорный лад. Мэр, по правде говоря, уже и не чаял вырваться из сталинских застенков. И, видимо, поэтому наговорил много лишнего. Черт его знает, затмение на него, что ли, нашло? Выложил всю подноготную еще до того, как к нему применили методы физического воздействия. Смутил мэра прокурор Лютиков. Гуслярову показалось, что в стране произошел переворот и пришла пора отвечать за совершенные грехи. А теперь выясняется, что никакого переворота не было, а был чистый обман, форменное издевательство над уважаемым человеком. Ну ничего, Лев Гусляров найдет управу на этих аферистов. Развели тут, понимаешь, маски-шоу.

В родной квартире Льва Игнатьевича ожидал сюрприз в виде записки, небрежно брошенной на стол. Гусляров сразу же узнал и почерк супруги, и ее стиль. Пожелание «чтоб ты провалился!» Лев Игнатьевич выполнять не спешил, но в легкую оторопь впал. В квартире, между прочим, было хоть шаром покати, в смысле продуктов питания и ценностей. Все, что можно было унести, дражайшая супруга прихватила с собой. Гусляров, можно сказать, остался гол как сокол и без гроша в кармане. Сломленный семейными неприятностями, Гусляров упал в кресло и тупо уставился в телевизор. Включил он его машинально, по застарелой привычке. Однако увиденное и услышанное в этом чертовом ящике потрясло его больше, чем уход жены.

В городе творилось нечто невероятное, неслыханное. Какие в наше время могут быть призраки?! Это же абсурд!

Совсем они там, на телевидении, распоясались и утратили всякое чувство меры. А прокурор Лютиков хорош, ничего не скажешь! Пока он обтяпывает свои грязные делишки, шантажируя мэра, уголовники обнаглели уже сверх всякой меры. Ну, один банк ограбить — это еще куда ни шло, но чтобы все, и подчистую, это уже никуда не годится. Вот ведь свалились на голову Гуслярова напасти. И хотя Лев Игнатьевич прямой ответственности за деятельность правоохранительных органов не несет, но спрос с него все равно будет. Понаедут комиссии из столицы. Начнут выяснять, кто да что. И обязательно заинтересуются, где был мэр все эти дни. А Гуслярову в свое оправдание сказать практически нечего. Ибо если он начнет рассказывать правду, ему никто не поверит. Чего доброго, еще объявят психом и отправят на лечение.

Лев Игнатьевич уже собрался застонать от отчаяния, но передумал, поскольку как раз в эту минуту к нему пришло озарение — а ведь это заговор! И не исключено, что заговор с целью свержения существующего строя. Не в городском, естественно, масштабе, а в общероссийском. Гусляров схватился было за трубку, чтобы немедленно известить прокуратуру, но вовремя опомнился. Какая гут может быть прокуратура, когда в деле замешан сам Лютиков. В ФСБ надо звонить! А еще лучше в Кремль, по горячей линии. Однако, посидев и пораскинув мозгами, Лев Игнатьевич пришел к выводу, что со звонками торопиться не надо ни в ФСБ, ни тем более в Кремль. Как говорили наши мудрые предки, не буди лихо, пока оно тихо. Прежде всего следует во всем разобраться самому, а уже потом бить во все колокола…

Звонок в дверь заставил Гуслярова вздрогнуть — кого еще принесла нелегкая? Невероятные события последних дней сильно подорвали здоровье Льва Игнатьевича и расшатали его нервную систему. Вот и сейчас он крался к двери, как агент иностранной державы, застигнутый врасплох компетентными органами. Устыдившись собственного страха, Гусляров дверь все-таки открыл, но никого на лестничной площадке не обнаружил. Не исключено, конечно что кто-то просто глупо пошутил, но у Льва Игнатьевича окончательно испортилось настроение.

Вернувшись в комнату, Гусляров собрался уже выключить телевизор и завалиться спать, как его внимание привлек тип на экране. Самым удивительным в этом человеке было то, что он молчал. Просто молчал, глядя при этом на мэра наглыми насмешливыми глазами. Льву Игнатьевичу странный субъект показался знакомым, но это, разумеется, еще не повод, чтобы весь вечер пялиться на его физиономию. Гусляров в раздражении ткнул в первую попавшуюся кнопку, пытаясь перейти на другой канал. Однако не тут-то было. Создавалось впечатление, что этот наглец откупил время на всех каналах, чтобы заставить страну любоваться своей персоной. Лев Игнатьевич попытался выключить телевизор, но неудачно. Навязчивый гражданин не исчез с экрана даже тогда, когда мэр выдернул шнур телевизора из розетки. Это уже было нечто, выходящее за пределы разумного. Гуслярову вдруг пришло на ум, что дело не в телевизоре, замкнуло у него в мозгах, и замкнуло самым надежным образом. Не иначе как от переживаний, связанных с незаконным арестом, у него начались галлюцинации.

— Здравствуйте, Лев Игнатьевич, — спокойно произнес настырный тип с экрана.

— Здравствуйте, — машинально отозвался мэр.

— Вы что, не узнали меня?

— Да как вам сказать… — начал было Лев Игнатьевич.

— Иванов, — подсказал ему тип.

— Аркадий Семенович, — обрадовался Гусляров Л тут же испугался этой своей радости, ибо для ликования пока что не было причин. В пору было хвататься за голову и бежать советоваться с компетентными в области психиатрии специалистами.

— Я вас не очень напугал? — участливо спросил Иванов. — Вы уж извините, что я ворвался в дом без предупреждения. Просто ваш телевизор был включен, вот я и воспользовался оказией.

Ничего себе оказия! Лев Игнатьевич едва не выругался вслух. Напугал до поросячьего визга! В конце концов, воспитанные люди в таких случаях используют телефон.

— Я все-таки не понимаю, Аркадий Семенович, каким образом вы оказались в телевизоре? Это что, видеозапись?

Гуслярову вдруг пришло в голову, что его разыгрывают. Возможно, даже хотят свести с ума. Сначала этот абсурдный арест, потом не менее нелепые допросы в НКВД и, наконец, проникший в дом самым невероятным образом шапочный знакомый Аркадий Семенович Иванов.

— Это что, видеотелефон?

В конце концов, почему бы нет. В последнее время в наш обиход вошли многие вещи, о которых мы прежде и понятия не имели. Лев Игнатьевич техническими новинками не очень интересовался, зато его супруга питала к ним известную слабость. Возможно, что она купила аппарат, не поставив в известность мужа.

— Я вижу, вы никак не можете адаптироваться к ситуации, — усмехнулся Иванов. — Ну что ж, извольте, я готов пойти вам навстречу.

И не успел Гусляров, что называется, глазом моргнуть, как Аркадий Семенович переместился из телевизора прямо на стоящий в противоположном углу диван. Если таким образом он пытался успокоить Льва Игнатьевича, то результат получился обратный. Гусляров перепугался настолько, что едва не выпрыгнул в закрытое, к счастью, окно.

— Да сядьте вы, — урезонил его Иванов. — И успокойтесь. Я, честно говоря, полагал, что после посещения зоны отчуждения вы более адаптированы ко всякого рода чудесам.

— Какая еще зона отчуждения?

— Я имею в виду ваш арест.

— Позвольте, — Гусляров от растерянности действительно упал в кресло, — вы что, имеете к этому какое-то отношение?

— Самое непосредственное, — охотно признался Иванов. — Вас арестовали по моему указанию.

Вот оно как! Гусляров с некоторым облегчением перевел дух. По крайней мере, хоть что-то для него в этом запутанном деле прояснилось. Всплыл заказчик. Нельзя сказать, что Лев Игнатьевич хорошо знал Аркадия Семеновича лично, но слухами земля полнится. А слухи об Иванове ходили нелицеприятные. Темная лошадка, имеющая отношение к крупным финансовым махинациям. Так вот кому пришло в голову столь оригинальными методами шантажировать мэра. Но, между прочим, похищение человека — это уголовно наказуемое деяние, так что и Льву Игнатьевичу будет что предъявить суду, в случае если кому-то придет в голову устраивать показательный процесс с его участием.

— Методы у вас, однако, Аркадий Семенович-

— Цель оправдывает средства, — цинично усмехнулся Иванов. — Сказано не мною, но я готов подписаться.

— И что это за цель, если не секрет.

— Власть над миром. Не пугайтесь, Лев Игнатьевич, я не сумасшедший.

Гусляров вежливо промолчал в ответ, хотя был почти уверен в обратном. Не исключено, что Иванов просто пытается запудрить мозги оппоненту, чтобы вывести его из равновесия. Потому, видимо, и свое появление он обставил такими дешевыми эффектами. Прямо фокусник, а не деловой человек.

— Вы в курсе, что губернатор арестован?

— Кем? — поразился Гусляров.

— Мною. Его отправят на вечное поселение в Сибирь по именному указу императрицы Екатерины Алексеевны. А у вас появится шанс занять его место.

— Послушайте, Аркадий Семенович, — разошелся Гусляров, — что вы мне голову морочите, в самом деле?! Какая еще Екатерина Алексеевна?

— А президентом вы не хотите стать, Лев Игнатьевич?

— Хочу, — усмехнулся мэр. — Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.

— Вот видите. Оказывается, наши намерения совпали. Мне тоже кажется, что из вас получится Достойный глава государства.

У Гуслярова уже не осталось сомнений в том, что странный гость над ним издевается. Вот еще шут гороховый! Властелин мира. Лев Игнатьевич На своем веку много придурков повидал с манией величия, но этот, похоже, самый яркий в этом ряду.

— Я не тороплюсь, Аркадий Семенович. Какие мои годы. Лет десять—двенадцать я готов подождать Надо поднабраться управленческого опыта.

— К сожалению, десяти лет я вам дать не могу, — сухо отозвался Иванов. — Месяц-два от силы.

— В таком случае извините. Видимо, я не тот кандидат, который вам нужен.

— Вы не спросили об альтернативе, Лев Игнатьевич.

— То есть? — насторожился Гусляров.

— Вас сместят с поста мэра и, скорее всего, арестуют. Благо разоблачительных материалов на вас набралось с избытком. Кроме того, надо же кого-то наказать за творимые в городе бесчинства.

— Бесчинства тоже организовали вы, — догадался Гусляров.

— Разумеется, — охотно подтвердил Иванов. — Никому другому это было бы просто не под силу.

— А что, эти призраки действительно неуязвимы для пуль?

— Они неуязвимы не только для пуль, но и для реактивных снарядов, — усмехнулся Иванов.

Похоже, этот человек не шутил, и, очень может быть, он не был сумасшедшим. В конце концов, чтобы организовать в городе такой бедлам, мало быть высококлассным аферистом, надо обладать еще и очень эффективным средством воздействия на людей. Неужели этот человек действительно им обладает? Гуслярова даже пот прошиб от такого предположения, и он почти с ужасом глянул на развалившегося напротив в кресле человека.

— Вы слышали об оракуле, Лев Игнатьевич?

— Но это же миф!

— А чудесное воскрешение Петра Васильевича Хлестова не заставило вас призадуматься?

— Но ведь это просто врачебная ошибка?

— Врачи, конечно, могут ошибиться по поводу одного человека, но ведь воскресших покойников была целая дюжина.

Что правда, то правда. Лев Игнатьевич припомнил потрясение всех присутствующих в кабинете у губернатора, когда уже вроде бы отпетый Рябушкин явился на собственные поминки. Сам Гусляров постарался забыть этот неприятный инцидент и сделал это, видимо, совершенно напрасно.

— Представьте себе, Лев Игнатьевич, компьютер, который создали наши отдаленные потомки с единственной целью улучшить окружающий мир. А что для этого надо сделать?

— Видимо, изменить прошлое.

— Браво, Гусляров, вы схватываете все на лету.

— Так вы человек из будущего, Аркадий Семенович?

— Я — миссионер, Лев Игнатьевич, — гордо отозвался Иванов. — Не важно, когда и где я родился, важно, что я призван изменить мир. И вы можете поучаствовать, Лев Игнатьевич, в этом благородном начинании.

Гусляров был потрясен. Все это, конечно, вполне могло оказаться бредом воспаленного ума. Чистым сумасшествием. Но собственные впечатления Льва Игнатьевича, полученные в подвалах НКВД, говорили в пользу этого бреда. А потом телевидение… Не могли же эти ребята с телевидения вот так с бухты-барахты выдумать этих не то призраков, не то оборотней, грабящих банки.

— А вы не слишком широко замахнулись, Аркадий Семенович? Все-таки власть над миром — это, знаете ли, такой масштаб… Вам может не хватить ресурса.

— Ресурса хватит, — твердо сказал Иванов.

— Но каким образом? — растерялся Гусляров. — У них же самолеты, танки, ядерное оружие, наконец.

— Я не костолом и не вампир, Лев Игнатьевич, — обиделся Иванов. — Я гуманист. Уверяю вас, процесс пройдет практически безболезненно и почти бескровно. Никто по большому счету ничего и не заметит. Я расставлю своих людей на ответственные посты, и мы совместными усилиями создадим рай на земле.

Аркадий Семенович Иванов был далеко не первым человеком, мечтающим построить на грешной земле рай, но, к сожалению, его предшественникам мало удалось сделать в этом направлении. Мэр Гусляров мог бы сослаться и на свой небольшой опыт участия в одном подобном эксперименте, завершившемся конфузом. Хотя, с другой стороны, чем черт не шутит, пока бог спит. Цель действительно оправдывает средства, если, конечно, у вас эти средства есть. В любом случае Гуслярову терять было нечего, кроме собственных цепей, ибо из мэрского кабинета его, скорее всего, действительно выпрут. Деньги он уже потерял, ограбленный законной женой, которой по глупости доверился. Да при таком раскладе ему ничего другого не остается, как бороться за народное счастье.

— Мне нужны гарантии, — смущенно откашлялся Гусляров.

— Иными словами, вы хотите увидеть оракула собственными глазами?

— Да, — кивнул Лев Игнатьевич, — хотелось бы убедиться, что это не авантюра и не очередной блеф.

— Ну что ж, — широко развел руками Иванов, — милости прошу. Подойдите к компьютеру и щелкните мышкой.

— И все?

— Все, — отозвался Аркадий Семенович, непостижимым образом перемещаясь в экран телевизора. — До встречи в храме Йо, Лев Игнатьевич.

Телевизор наконец отключился, и Гусляров какое-то время тупо смотрел на погасший экран. Конечно, легче всего было считать, что властелин мира ему просто померещился. Но в этом случае Лев Игнатьевич; включая компьютер, ничем особенно не рисковал. Мышкой мэр щелкнул почти машинально, уверенный, что ни к чему существенному это не приведет. Однако он ошибся. Яркая вспышка ослепила Льва Игнатьевича, и он провалился то ли в сон, то ли в миф, то ли вообще в нечто, имеющее мало общего с нашей убогой реальностью.

* * *

Кравчинский прибыл на встречу с главарями стаи в роскошном экипаже, запряженном шестеркой лошадей. Встреча состоялась в городском сквере аккурат на исходе ночи, когда набегающий рассвет изгоняет таящуюся под сенью крон нечисть, давая возможность приличным людям вновь почувствовать себя хозяевами жизни. Однако Аполлону сегодня предстояла встреча с оборотнями, которые света не боялись, более того, настаивали на своем праве на бесчинство в любое время суток.

— Заставляете себя ждать, граф, — хрюкнули в сторону Кравчинского из-за ближайшего куста.

— Дела, — вежливо заметил Кравчинский, с интересом разглядывая появившееся на тропинке городского сквера чудо-юдо с клыками.

Кабан остановился в пяти шагах от графа Калиостро, рядом приземлился огромный ворон, спланировавший, видимо, с соседнего дерева. Жертвы виртуальных игр оракула выглядели на первый взгляд устрашающе, но на Кравчинского особенного впечатления не произвели.

— Итак, господа, вам надоело ходить в звериных шкурах?

— Можно подумать, что мы их надели по своему почину, — рассерженно хрюкнул кабан. — Будь он проклят, этот ваш оракул.

— Мы теряем время, господа, — сухо отозвался Кравчинский. — Ваши предложения?

— Пятьдесят процентов, — каркнул ворон.

— Не понял.

— Хорошо, пусть будет тридцать три, — сбавил цену кабан. — Но согласитесь, милейший, что за меньшую сумму нам нет ни малейшего резона работать на вас.

— Вы имеете в виду сокровища, хранимые оракулом?

— А что же еще. Нам надоел этот психованный гайосар Иванов с его манией величия, и мы готовы оказать вам помощь в борьбе с ним.

— У вас есть какие-то предложения на этот счет?

— Есть, — каркнул ворон. — Но сначала договоримся о процентах.

— Хорошо, — не стал спорить Кравчинский, — пусть будет тридцать три.

— Для того чтобы добраться до оракула, надо захватить Иванова, — прокаркал ворон. — Но гайосар очень осторожен и выходит на связь или в качестве фантома, или в качестве дубликата, словом, не знаю, как это его состояние определить, но при малейшей опасности он растворяется в воздухе.

— Это я знаю, — кивнул Кравчинский.

— Но если нам удастся заполучить перстень, то за ним он наверняка придет сам.

— Перстень с руки одного из моих товарищей?

— Именно. Он дал нам задание убить или Ходулина, или Кузнецова, а лучше обоих, если удастся.

У Кравчинского не было оснований сомневаться в словах ворона. В конце концов, со стороны Иванова это всего лишь разумная предосторожность. Затевая крупное дело, он боится, что в его ход вмешаются посторонние и поломают игру. Имея на руках хотя бы один перстень, он может не опасаться своих оппонентов. Без этой печатки никому не удастся отключить оракула или вынудить его убраться из нашего времени. Желание стаи сбросить звериные шкуры тоже в общем-то было понятно Аполлону. Другое дело, что кабан с вороном могли действовать не по своему почину, а по наущению Иванова, который пытается таким образом добраться до своих неуловимых противников.

— Нам не удастся убить Ходулина, поскольку он такой же призрак, как и мы, — прохрюкал кабан. — Значит, остается Ярослав Кузнецов. Именно с его холодеющей руки мы должны снять перстень.

— Надеюсь, вы не рассчитываете, что я позволю вам убить своего друга?

— Разумеется, нет. Но Кузнецов может прикинуться мертвым.

Притвориться покойником Ярослав, конечно, может, вот только поверит ли в это притворство оракул, не говоря уже об Аркадии Семеновиче Иванове. Так или иначе, но это, пожалуй, пока единственная возможность добраться до свихнувшегося гайосара, и Кравчинский отдавал себе в этом отчет.

— Хорошо, я поговорю со своим товарищем и передам вам ответ через Хлестова.

На этом высокие договаривающиеся стороны расстались, хоть и не слишком довольные друг другом, но с надеждой на более тесное сотрудничество в будущем.

Кравчинский сел в карету и отправился в свой особняк, густо заселенный правоохранительными службами всех эпох. Аполлон не очень понимал, зачем Иванову понадобилось реанимировать Тайную канцелярию и НКВД, но, возможно, гайосар Йоан просто пытался при помощи компьютера из будущего создать идеальную карательную структуру, способную поддерживать новый мировой порядок, и проигрывал различные варианты. И надо признать, что он добился определенного успеха. В частности, ему удалось изолировать практически всю городскую и областную управленческую верхушку и многих из них склонить на свою сторону. О бизнесе и говорить нечего: Иванов контролировал его практически полностью, запугав строптивых с помощью стаи. К сожалению, попытки трех друзей противостоять расшалившемуся гайосару оказались неудачными. Конечно, они обладали практически всей информацией о творимом Ивановым в городе беспределе, но этого было слишком мало, чтобы реально влиять на ход событий.

Кравчинский подробно изложил друзьям предложение неожиданных союзников. Ходулин с Кузнецовым, а также приглашенный на совет Рябушкин выслушали его внимательно, но высказывать свое мнение по этому поводу пока не спешили.

— Может, не следовало выпускать из застенков НКВД мэра? — задумчиво проговорил Рябушкин. — Теперь он наверняка стал легкой добычей Иванова.

— Нет, Анатолий Сергеевич, — покачал головой Кравчинский, — если бы мы его не взяли на поруки, то он был бы расстрелян как враг народа. Ибо оракул не позволил бы нам ломать игру.

— Но в этом случае он, воскреснув, вернулся бы к исполнению собственных обязанностей, — пожал плечами Рябушкин.

— А Иванов бы снова втянул его в игру, но теперь уже в качестве призрака. А призрак во главе города— это уже нечто новое и грозящее большими неприятностями.

— Я думаю, Аркадий Семенович именно этого и добивается, — сказал Ходулин. — По той простой причине, что человек, ставший призраком, уже не может выйти за рамки очертанного оракулом круга и становится игрушкой в руках гайосара.

— А насколько велики возможности оракула по воссозданию второй или даже, возможно, третьей реальности? — спросил Рябушкин.

— Они практически безграничны, — сообщил Ходулин. — Я почти неделю проболтался в этом призрачном мире и признаюсь вам, что натерпелся там страха. Не знаю, зачем это понадобилось изобретателям компьютера, но они собрали в эту программу всю мыслимую и немыслимую нечисть. Гоблины, черти, вампиры, оборотни, драконы, ведьмы, маги и колдуны различных категорий, наделенные совершенно невероятной силой и запредельными астральными способностями. Словом, человеку, родившемуся в наш рациональный век, жить по законам иррационального мира будет весьма неуютно.

— Но ведь это пока что просто тени или маски, не знаю, как правильно назвать? — пожал плечами Рябушкин. — Мало ли этой нечисти резвится сейчас на наших телеэкранах. И ничего — живем.

— Это пока они там, а мы здесь, — усмехнулся Ходулин. — Но как только эти тени, как вы их назвали, обретут плоть, всем остальным нормальным людям солоно придется.

— Но ведь оракул будет их контролировать?

— А вот в этом я как раз и не уверен, — покачал головой Кравчинский. — Во всяком случае, оракул оказался не способен на все сто процентов проконтролировать даже известную нам стаю. А если этих вампиров и гоблинов будет не единицы, а миллионы?

— То есть ты хочешь сказать, что рано или поздно процесс может выйти из-под контроля оракула? — уточнил Кузнецов. — Но неужели создатели этого не понимали?

— Мы ведь не знаем их целей, — пожал плечами Кравчинский. — Не исключено, что компьютер просто должен был собрать информацию о суевериях прежних эпох для какого-нибудь шоу будущего. Возможно, с помощью подобных перевоплощений они там снимают кино.

— Ужо будет нам кино! — усмехнулся Ходулин. — Точите мечи, добры молодцы, седлайте борзых коней. Сила на нас валит неисчислимая. Полная жуть!

Кравчинский покосился на помрачневшего Кузнецова — в конце концов, именно Яриле предстоит сыграть роль покойника с нешуточным риском для жизни. Но на то он и гайосар Ярослав Мудрый, чтобы разрешить возникшую коллизию.

— Ладно, — сказал Кузнецов. — Чему быть, того не миновать.

* * *

Высокая московская комиссия прибыла наконец в провинившуюся область, чтобы на месте разобраться в ситуации и раздать всем сестрам по давно ожидаемым серьгам. Прокурор Лютиков, вызванный одним из первых пред светлые очи представителей проверяющих и надзирающих структур, на всякий случай прихватил с собой и следователя Сухарева. Комиссия заседала в здании областной администрации, ныне осиротевшем по причине отсутствия главного руководящего лица (губернатор по-прежнему томился в Тайной канцелярии, ожидая милости от государыни Екатерины Алексеевны).

Для работы проверяющим отвели конференц-зал. А в коридорах главного губернского здания волновался чиновный люд. По слухам, спрос столичные Начальники собирались чинить строгий, невзирая на прежние заслуги. Среди ожидающих Сухарев опознал мэра Гуслярова и нескольких его заместителей, совсем недавно выпущенных из застенков НКВД. Лев Игнатьевич сделал вид, что не узнал следователя, а прокурору Лютикову лишь кивнул свысока. Расчет Сухарева на то, что мэр не станет поднимать шум по поводу своего ареста, оказался верным. Другое дело, что Гуслярову придется как-то отчитаться перед высокой комиссией по поводу творящихся в городе безобразий, и от этих объяснений очень многое будет зависеть в дальнейшем ходе событий.

Прокурора Лютикова вызвали на ковер одним из первых. Иван Николаевич хоть и волновался, но держался с достоинством. Прокурору был предложен стул как раз напротив расположившейся за столом комиссии. Сухарев скромно присел рядом с начальником. Комиссия состояла из высоких чинов числом не менее десятка, из чего Василий Валентинович сделал вывод, что проверка предстоит углубленная и всеобъемлющая.

— Ну, что же, Иван Николаевич, — сказал представительный седовласый мужчина в костюме от известного итальянского кутюрье, — мы уже выслушали мэра города, господина Гуслярова, и теперь хотели бы знать, что было сделано в вашем ведомстве для расследования прискорбных фактов и предотвращения преступлений.

Мэр Гусляров находился здесь же в зале и сидел на стуле у окна, но на прокурорских работников не смотрел. Сухарев подозревал, что Лев Игнатьевич уже успел вступить в сговор с Ивановым и теперь будет петь с его голоса. Но, разумеется, это предположение нуждалось в подтверждении, и Василий Валентинович рассчитывал его получить уже в ходе нынешних разбирательств.

— Прежде всего я хотел бы доложить комиссии о том, что мы имеем дело с полномасштабным заговором с целью изменения конституционного строя, — начал свою речь прокурор с шокирующего заявления.

А то, что высокая комиссия была шокирована, не вызывало никаких сомнений. Это было заметно и по вскинутым бровям, и по неодобрительному ропоту в адрес господина Лютикова, вздумавшего наводить тень на плетень в абсолютно ясном деле.

— И кто же эти заговорщики? — иронически усмехнулся седовласый господин, глядя на прокурора мудрыми и осуждающими глазами.

Похоже, у комиссии уже сложилось определенное мнение и о личности прокурора Лютикова, и о его деятельности на высоком посту. И сложилось оно под влиянием градоначальника Гуслярова, надо полагать. Но в любом случае высокопоставленные федеральные чиновники менять его не собирались, какими бы громкими заявлениями их ни пытались Устрашить.

— Во главе заговора стоит некий Иванов Аркадий Семенович. Именно по его указанию банда в составе Кудряшова, Аникеева, Козлова, Стеблова, Клюева и Антохина совершила ряд разбойных нападений на финансовые учреждения города.

— Зачем? — удивился сухощавый моложавый господин в очках, сидевший слева от седовласого и представительного.

— Иванову надо было запугать банкиров и заставить их действовать по своей указке.

— Но если вам известны имена всех фигурантов этого дела, то почему они до сих пор на свободе? — спросил седовласый председатель комиссии.

— К сожалению, мы не можем этого сделать по техническим причинам. Эти существа — призраки! И пока у правоохранительных структур нет методов для борьбы с ними.

Реакция высокой комиссии была ожидаемой: прокурора Лютикова сочли сумасшедшим. Причем настолько сумасшедшим, что грузный лысоватый мужчина, сидевший на самом краю стола, потребовал вызвать санитаров.

— Не далее как позавчера на моих глазах, — продолжал Лютиков на удивление бесцветным голосом, — по одному из этих существ была выпущена очередь из крупнокалиберного пулемета. Стреляли буквально в упор, но, к сожалению, без всякого успеха. Скажу более, эта горилла произвела два выстрела в меня, что привело к фатальным последствиям. Вот справка из морга.

Лютиков поднялся со стула и положил на стол перед ошарашенной комиссией вполне официальную бумагу со всеми необходимыми подписями и печатями. Бумага, как ни странно, произвела на гостей из столицы должное впечатление. Тем не менее сухощавый чиновник в очках не удержался от язвительного замечания:

— Оказывается, господа, мы имеем дело с живым трупом.

Смешок, раздавшийся в рядах высокой комиссии, был решительно пресечен председательствующим.

— Надеюсь, господин Лютиков, вы не считаете нас идиотами, способными поверить в тот бред, который вы нам тут излагаете? Безобразие! Первый раз встречаю человека, который, находясь на грани отстранения от должности, позволяет себе подобные шутки в отношении людей, выполняющих служебный долг.

— Он над нами просто издевается, — запыхтел толстый господин, сидевший слева от председателя. — Просто удивляться приходится, глядя на субъектов, порочащих прокурорский мундир.

— У меня есть свидетели, — спокойно отмахнулся Лютиков от града упреков, посыпавшихся на него со всех сторон.

— Любопытно было бы взглянуть хотя бы на одного, — усмехнулся сухощавый.

— Да они все тут психи, — опять запыхтел толстый.

— Мои слова может подтвердить присутствующий здесь господин Гусляров, проведший в застенках НКВД целую неделю.

— Я протестую! — взвился со своего стула мэр. — И не желаю участвовать в дурацком спектакле господина Лютикова. Я был в отпуске. Навещал тещу. Свою долю вины в случившемся признаю, однако прошу учесть высокую комиссию, с какими кадрами мне приходится работать.

Комиссия внимала Льву Игнатьевичу с сочувствием. Из чего Сухарев сделал вывод, что человека На роль козла отпущения столичные чиновники уже нашли, и в этой незавидной роли, скорее всего, придется выступать прокурору Лютикову. Ибо вышеназванный субъект настолько разочаровал гостей, что его дальнейшее пребывание в высокой должности выглядело проблематичным.

— В таком случае прошу выслушать еще одного свидетеля, — обратился к высокой комиссии Лютиков. — Правда, предупреждаю, что выглядит этот свидетель весьма экзотично.

— Неужели? — вскинул правую бровь сухощавый господин в очках. — Должен сказать, господин прокурор, что вы и без того удивили нас сверх всякой меры. Стоит ли и дальше ломать комедию?

— И тем не менее я настаиваю.

— Ну, хорошо, — поморщился председатель. — Во всяком случае, никто потом не сможет упрекнуть нас в предвзятости.

Сухарев поднялся со стула, дошел до двери и крикнул ожидающему в коридоре майору Сидорову:

— Ведите свидетеля.

Петр Васильевич Хлестов произвел на публику ошеломляющее впечатление, ибо был он, к сожалению, не в человеческом, а собачьем обличье. И хотя огромную, ростом чуть ли не с теленка таксу сопровождали кроме майора Сидорова еще и два милиционера, комиссия, кажется, струхнула не на шутку, а отдельные ее члены даже повскакивали с мест.

— Это безобразие! — выкрикнул сразу же потерявший при виде собаки Баскервилей всю свою ироничность сухощавый господин.

— Вызовите же, наконец, милицию, — просил толстый, вытирая платком пот со лба.

— Так мы здесь, — обрадовал его старшина Круглов.

— А почему собака без ошейника и без намордника? — набросился на него председатель. — Она же людей покусает.

— Я протестую! — гавкнул на комиссию в полный голос Хлестов. — Противозаконно надевать намордник на свободного гражданина свободной страны!

Комиссия обмерла и ошарашенно уставилась на огромную таксу, заимевшую претензию не только на российское гражданство, но и на свободу. У нас, между прочим, и то и другое не всем людям дают.

— Она что же, говорящая? — вымолвил наконец после затянувшегося молчания сухощавый господин.

— Во-первых, не она, а он, — облаял его Хлестов. — Я кобель, в смысле — мужчина. Надо же разбираться в таких вещах, если уж заседаешь в комиссии.

— Да, конечно, — прокашлялся смущенный председатель. — Вы, простите, из цирка?

— А при чем здесь цирк? — возмутился Хлестов. — Я бизнесмен. Деловой человек. А вы тут из меня клоуна делаете!

— Но позвольте, — заволновался председатель. — При чем же здесь мы? Это вы пришли на заседание комиссии в неподобающем виде.

— Извините, — признал правоту столичного гостя Петр Васильевич.—Действительно, неловко получилось, но никакой моей вины в этом нет. Иван Николаевич не даст соврать.

Прокурор Лютиков охотно пришел на помощь финансисту и объяснил комиссии, что она имеет дело с человеком, попавшим волею безответственных лиц в чрезвычайные обстоятельства, однако не потерявшим присутствия духа и оказывающим правоохранительным органам содействие в поимке опасных преступников.

— Но это же черт знает что! — растерянно произнес сухощавый. — Такого просто не может быть.

И тем не менее высокая комиссия не могла отрицать очевидного: говорящая собака имелась в наличии. И эта собака называла себя Хлестовым Петром Васильевичем, бизнесменом, заколдованным неизвестными лицами. Слово «заколдованный» вызвало горячие протесты отдельных членов комиссии, категорически отказавшихся подписывать протокол в таком виде. Прокурор Лютиков предложил компромиссный вариант, который в окончательном виде звучал как «бизнесмен, ставший жертвой опытов безответственных лиц». Сухощавый господин настаивал, что перед словом «опытов» должно быть поставлено слово «научных».

Но тут возмутился председатель комиссии:

— Какая тут может быть наука, господа? Это же форменный произвол!

Седовласого председателя горячо поддержал пострадавший Хлестов, и формулировку оставили без изменений. Престиж науки был спасен от поползновений шарлатанов, однако подозрения остались. Толстый господин, в частности, выразил сомнение, что перед ним призрак. И надо признать, что эти сомнения имели под собой почву, ибо менее всего предъявленную комиссии таксу можно было назвать бестелесной. И все же прокурор Лютиков стоял на своем, вызывая законное недоумение комиссии, итак уже пошедшей ему навстречу.

— А я настаиваю, господа, на важности этого вопроса. Тут ведь главное не в том, что мы имеем дело с оборотнями, главное, что их пуля не берет. В этом случае снимаются все претензии к правоохранительным органам, которые-де проморгали, недосмотрели и прочее.

— Вот именно, — поддержал прокурора майор Сидоров. — А то милиция вечно ходит в крайних. Я, между прочим, лично стрелял в бульдога с трех шагов, а он, гад, даже не поморщился.

— А давайте я выстрелю в таксу, — предложил старшина Володя. — Для чистоты эксперимента.

К немалому удивлению комиссии, кобель, то есть Петр Васильевич Хлестов, против такого варварского отношения к себе не возражал.

— А может, у вас патроны холостые? — не сдавал позиций председатель.

Старшина Круглов, не говоря лишнего слова, вынул из пистолета обойму и протянул ее недоверчивому господину. Обойма пошла по рукам членов комиссии, и все могли собственными глазами убедиться, что патроны самые обычные. Дабы снять все сомнения на этот счет, старшина Круглов произвел сначала выстрел в стену, а потом в спокойно наблюдающего за его действиями кобеля. В стене образовалась выбоина, а вот Хлестов-такса нисколько не пострадал, хотя дуло пистолета находилось буквально у его виска.

— А серебряными пулями вы в них стрелять не пробовали? — спросил какой-то знаток из комиссии.

— К сожалению, серебряных пуль в арсенале правоохранительных органов нет, — вздохнул Сидоров.

И даже после столь наглядной демонстрации неуязвимости загадочного кобеля-оборотня комиссия наотрез отказалась признать его за призрака. После долгих и горячих дебатов сошлись на более мягкой формулировке — «фантом». После чего отдельные, наиболее нервные члены комиссии предложили удалить кобеля из зала. Просьба была удовлетворена, и весьма довольный официальным признанием своего нового статуса бизнесмен Хлестов покинул помещение вместе с сотрудниками милиции, которые пребывали при загадочном существе в качестве то ли почетного эскорта, то ли охраны.

— Вы что же, собираетесь идти с этим протоколом к самому? — негромко спросил толстяк у председателя.

— А что прикажете делать? — развел тот руками. — Мы ведь всего лишь зафиксировали факты.

— Как бы там, — сухощавый господин в очках кивнул на потолок, — не зафиксировали нашего психического расстройства.

— Но согласитесь, господа, надо же принимать какие-то меры. Не можем же мы допустить, чтобы в субъекте Российской Федерации правили бал сомнительные во всех отношениях элементы. Это, в конце концов, противоречит конституции.

— Я бы все-таки не стал делать столь категорические выводы, — запротестовал толстяк. — Мы имеем дело не с государственным переворотом, а всего лишь с попыткой государственного переворота, как совершенно верно заметил прокурор, в результате которой имели место противоправные действия, не повлекшие за собой человеческих жертв. Жертв ведь не было, господин Лютиков?

— Пока нет, — подтвердил Иван Николаевич. — Правда, был похищен губернатор. Но, по нашим сведениям, он пока жив. Его собираются сослать в Сибирь на вечное поселение.

— Ну, вот видите, — обрадовался толстяк. — Сибирь — это, в конце концов, не так страшно, как многим кажется. И там люди живут. К тому же меры принимаются. Я вас правильно понял, товарищ прокурор?

— Так точно, — бодро отозвался Лютиков. — В стан заговорщиков нами внедрены несколько агентов. Превентивные меры к недопущению захвата власти принимаются.

— Вот! — поднял указательный палец к потолку толстяк. — Так что выражение «правит бал нечистая сила» из отчета лучше выкинуть.

— А такого выражения здесь нет, — обиделся на критику председатель. — Кто-нибудь еще желает высказаться?

Больше желающих высказаться не нашлось. Председатель обвел глазами всех членов комиссии, тяжело вздохнул и подписал протокол.

— Позвольте, — спохватился нервный субъект на дальнем конце стола, — а оргвыводы? Нас же за этим послали?

— При чем тут оргвыводы, — возмутился толстяк. — Не мешайте людям работать. Выводы сделаем по завершении операции. Кого-то накажем, кого-то наградим.

На этом заседание комиссии закончилось. Факт противоправных действий был установлен, виновные пока не обнаружены. Что вовсе не означало отпущения грехов областным и городским руководителям. На этом заострил внимание присутствующих председатель комиссии в заключительном слове. Ввиду серьезности ситуации банкет решено было не проводить. Комиссия собрала манатки и покинула губернскую столицу не пивши, не евши, что, безусловно, говорило о серьезном отношении ее членов к порученному делу.

— Похоже, помощи от федерального центра мы так и не дождемся, — вздохнул тяжело Лютиков.

— А чем они могут нам помочь? — пожал плечами Сухарев. — Разве что советом. Вся надежда теперь на наших агентов. Возможно, им удастся схватить за руку Иванова. А наша с вами задача, Иван Николаевич, присматривать за мэром Гусляровым, сдается мне, что он договорился с Аркадием Семеновичем.

* * *

Субботин после неудачного покушения на Ярослава Кузнецова пребывал в смешанных чувствах. С одной стороны, он очень ловко вывернулся из цепких лап правоохранительной системы, с другой — потерял куш в миллиард долларов. Последнее было настолько огорчительно, что авторитет буквально рвал и метал, пытаясь выявить предателя в рядах собственной банды. Впрочем, пораскинув умом, он пришел к выводу, что подставили его Веня с Гриней, ибо больше стучать было некому. Разъяренный Субботин пожелал видеть предателей живыми или мертвыми и отдал соответствующее указание своим криминальным подручным. Последние прочесали весь город, но придурков не обнаружили. Веня с Гриней пропали, словно сквозь землю провалились, подтвердив тем самым подозрения авторитета, что они в этом деле не без греха.

Слухи о том, что в районе села Горелова появилась банда грабителей, Субботин воспринял поначалу иронически. Однако после того, как неизвестными лицами был перехвачен транспорт с довольно приличной партией наркоты, авторитет понял, что против него ведется настоящая война, и решил, что пришла пора ответить неразумным оппонентам. Хвост на Субботина могли поднять только два человека — Кудряшов или Аникеев. Не исключено, что эти два отморозка объединили усилия, чтобы устранить конкурента. Расследование обстоятельств дела, однако, поставило Субботина в тупик. Не станешь же всерьез воспринимать показания испуганных водителей и охранников, что на них напала собачья стая. Возможно, в более спокойные времена не лишенный чувства юмора криминальный авторитет посмеялся бы от души над байками о воронах и попугаях, грабящих несчастных прохожих, но сейчас ему было не до смеха. Кровь из носу, а надо было возместить понесенные убытки. Субботин уже собирался отправиться в деревню Горелово, чтобы на месте разобраться в ситуации. Однако вести о начавшихся в городе грабежах заставили его призадуматься. Грабители действовали настолько нагло, что поставили в тупик не только правоохранительные органы, но и много чего повидавшего на своем веку авторитета. По городу ползли упорные слухи, что в роли грабителей подвязались совсем уж странные существа, которых скорее можно было отнести к животному миру, чем к криминальному. И тут авторитета, что называется, озарило. Ему пришло в голову, что подобные чудеса способен сотворить только один человек. И с этим человеком Субботина как-никак связывают деловые отношения. Авторитет попытался связаться с Аркадием Семеновичем и побывал еще раз в хитрой квартире, но, увы, компьютера там уже не было. Не оставалось ничего другого, как вплотную заняться звериной стаей. К сожалению, его усилия ничем практически не увенчались. Ловкие грабители банков утекали сквозь растопыренные пальцы не только правоохранительных структур, но и мобилизованной на их поимку криминальной бригады. Несколько раз братки Субботина буквально висли на хвосте у черного лимузина, но достать его, к сожалению, не смогли.

Расстроенный неудачами авторитет с горя принял большую дозу коньяка, и, возможно, в силу этой причины его взору вдруг предстало странное существо, очень похожее на попугая, но значительно превосходящее птицу по размеру. Существо лениво прохаживалось вдоль бассейна, кося время от времени глазом на сидевшего в расслабленной позе Субботина.

— Очухался, Александр? — участливо спросил попугай на редкость противным, но вроде бы знакомым авторитету голосом.

— Ты кто? — тупо спросил Субботин, не желая принимать явно сонную дурь за суровую реальность.

— Стеблов я, — спокойно отозвался попугай. — Не признал, что ли?

Сходство, безусловно, было, хотя в чем именно оно заключается, Субботин определить не рискнул бы. Но верить в то, что перед ним действительно Венька, авторитет категорически отказывался. Болтался под ногами у деловых людей пусть и дерьмовенький, но человечишка, и вдруг нате вам — крашеный петух!

— Петух?! — вопросил вслух Субботин.

— Не петух я, Саша, а попугай, — огорчился гость. — Даже обидно от тебя такое слышать.

— Тогда ответь мне, скотина, кто меня прокуратуре сдал?! Чуть за решетку не угодил по твоей милости.

— Зона — это мелкая неприятность, Субботин. Есть места и пострашнее.

— Стрельнуть бы в тебя, да рогатки нет под рукой.

— А что мне рогатка? — противно прицокнул попугай. — В меня из пулемета палили, и хоть бы что.

— Не морочь мне голову. — Субботин попробовал проснуться, но не смог. Хотел пнуть птицу ногой, но проклятый попугай упорхнул из-под удара. Зато сам авторитет неожиданно очутился в бассейне и едва не захлебнулся холодной водой. Кажется, только здесь, в бассейне, он окончательно пришел в себя. К сожалению, попугай не исчез, более того, нахально утвердился в покинутом авторитетом кресле и даже сунул свой дурацкий клюв в наполненную почти до краев рюмку с первосортным французским коньяком. Субботин хотел было обругать попугая последними словами, но не успел, глупая птица прямо на его глазах стала менять обличье, превращаясь в человека. Впрочем, человеком этого паразита можно было назвать только с большой натяжкой, но вместе с тем трудно было отрицать тот факт, что в любимом субботинском кресле сидит прямоходящее существо из отряда приматов.

— Видал? — сказал Веня вылезающему из бассейна Субботину. — А ты говоришь — петух! Оборотень я теперь, Саша, такие вот дела.

— Брысь, — коротко бросил авторитет, сгоняя шестерку с хозяйского кресла. Рюмку, кстати, у бывшего попугая он отбирать не стал, а допил коньяк прямо из бутылки. Веня присел на край бассейна и свесил обутые в резиновые сапоги ноги в воду.

— Мог бы и разуться, — бросил ему авторитет.

— В том-то и дело, что не мог, — пояснил Стеблов, — Превращение идет прямо в одежде и в обратном порядке получается то же самое.

— Ладно, рассказывай, как тебя угораздило стать попугаем.

— Не попугаем, Саша, а оборотнем в перьях. Согласись, это совсем другой статус.

— Приличные братаны в волков оборачиваются.

— Не всем дано, — самокритично признал Стеблов.

Рассказ попугая Вени о приключениях в мире призраков Субботина не столько напугал, сколько позабавил. Хотя, сложись для него обстоятельства менее удачно, и он мог бы оказаться на месте Аникеева и Кудряшова. И очень может быть, ходил бы сейчас в собачьей шкуре. Впрочем, неприятности, выпавшие на долю конкурентов, авторитета нисколько не огорчили.

— Значит, это вы перехватили мою партию героина?

— Мое дело, Саша, попугайское. Работал я на них буквально за гроши. А за понесенные убытки спрашивай с Аникеева и Кудряшова. Хотя прямо скажу, шансов, чтобы им противостоять, у тебя нет никаких. Они ведь призраки, их даже пуля не берет. Хочу предупредить тебя, Саша, как старого знакомого: уноси ноги.

Рассерженный авторитет собрался было запустить в Веню бутылкой, но пожалел драгоценный коньяк, который еще плескал на донышке.

— Это они тебя подослали?

— Я тебя умоляю, Саша, — обиделся попугай. — Как ты мог такое подумать. Исключительно по доброте душевной.

— Ты ври, да не завирайся, — криво усмехнулся авторитет.

— Ладно,—сдался Веня.—Есть у меня в этом деле свой интерес. Но ведь надо же человеку как-то жить.

— Ты не человек, ты стукач, — огрызнулся в его сторону Субботин. — Рано или поздно, Веня, но я из тебя все перья повыщипываю. Говори, зачем пришел.

Стеблов, однако, не был бы шестеркой, если бы выложил все и сразу, нет, этот хмырь ходил долго вокруг и около, пока у Субботина не лопнуло терпение. Бутылка просвистела в воздухе и, по всем расчетам авторитета, должна была опрокинуть Веню в бассейн, но почему-то по неизвестной причине отклонилась от курса и обессиленно упала в воду.

— Бесполезно, — покачал головой Веня. — Я же сказал тебе, что нас даже пули не берут.

Субботин впервые испытал чувство, похожее если не на страх, то, во всяком случае, на беспокойство. Очень может быть, что Веня не врал, говоря о неуязвимости своей и своих подельников. Ведь банки эта звериная стая щелкала как орехи, не обращая внимания ни на милицию, ни на охрану.

— Предложение Иванова, насколько я понимаю, остается в силе?

— Ты это на что намекаешь? — нахмурился Субботин.

— На миллиард я намекаю, Саша. И более того— могу поспособствовать.

— Ты уже один раз поспособствовал, — буркнул авторитет.

— Правильно. А сколько ты мне заплатил? Стеблов, видишь ли, шестерка. Стеблов должен на паханов даром ноги бить. А с какой стати, Александр? Вы будете как сыр в масле кататься, а я лапу сосать? Короче — двадцать пять процентов и ни цента меньше.

— Десять, — твердо сказал авторитет. — И моли Бога, чтобы у тебя хватило времени их потратить.

— Опять эксплуатируешь пролетария, Саша? И опять рискуешь все потерять. А если мне кто-то предложит больше, я ведь могу не устоять.

— Да кто тебе предложит, чмо, сто миллионов долларов?!

— А хоть бы тот же Кузнецов. Я ведь могу и ему настучать. Так, мол, и так, есть тут один такой крутой авторитет по фамилии Субботин, который хочет тебя, Ярослав, извести. В конце концов, этот частный детектив человек не бедный, зато, в отличие от тебя, Саша, честный. И уж коли пообещает мне заплатить миллионы, то непременно заплатит.

— Я тебе тоже заплачу, гад, вот только дотянусь до пистолета и заплачу.

— Да не боюсь я твоего пистолета, — презрительно отмахнулся Веня. — Сколько раз тебе говорить. Зато тебе есть чего бояться, поскольку ты у нас пока еще потенциальный, призрак и регистрацию в оракуловой картотеке не прошел.

— Хочешь сказать, что и у меня есть шанс стать оборотнем?

— Безусловно есть, в этом можешь нисколько не сомневаться. В любой момент Аркадий Семенович может щелкнуть пальцами и — прощай, авторитет.

— Ладно, убедил. Выкладывай свой план, дрессированный попугай.

Веня последние слова авторитета пропустил мимо ушей. Да и какие могут —быть обиды, когда речь идет о сумме в миллиард долларов. Конечно, не исключался вариант, что авторитет, заграбастав огромные деньги, просто кинет шестерку, но на этот случай у Вени была своя домашняя заготовочка. Дело в том, что Субботин не мог сунуться в храм Йо без риска превратиться в призрака, так что миллиард из рук Аркадия Семеновича будет получать как раз он, Веня, а тут уж он не позволит себя обидеть и отстегнет от общей запредельной суммы свои кровные сто миллионов баксов.

* * *

Стая ждала гайосара Йоана Второго в большом напряжении. Очень многое зависело от этой встречи, столь многое, что даже Кудряшов нервничал, как мальчишка, впервые отправившийся на неправедный промысел. Все вроде было просчитано до мелочей, но в последний момент Кудряшов усомнился — на ту ли карту он поставил? Однако переигрывать ситуацию было уже поздно. Аркадий Семенович, как это водится между воспитанными людьми, предупредил о своем появлении аккуратным стуком в дверь, хотя вошел почему-то через окно. Впрочем, вошел как раз не Иванов, а его фантом, которому, похоже, все равно было, через какую щель проникать в жилище озабоченных проблемами людей.

— Итак? — спросил вместо приветствия фантом Иванова, усаживаясь на стул, хотя, конечно, мог и постоять — что ему сделается, фантому-то?

— Есть план, — сказал хриплым голосом кабан.

Увы, над метаморфозами Кудряшов был не властен, и авторитет, может быть, впервые в жизни ощутил, что такое комплекс неполноценности. Впрочем, сейчас не это было главным. Предстояло убедить недоверчивого и хитрого гайосара в искренности своих намерений.

— Значит, десять миллиардов, Аркадий Семенович, как и договаривались?

— Я своему слову хозяин, — пожал плечами Иванов.

— Есть обстоятельство, которое может помешать успешному завершению дела, я имею в виду внезапную метаморфозу. Все-таки мне сподручнее убивать Кузнецова в человеческом обличье. Конечно, в крайнем случае, я могу проткнуть его и клыками, но кто тогда снимет перстень с его пальца?

— Но ведь у вас есть Антохин?

— Уж больно мал этот перстень, — вздохнул волосатый примат. — Не для моих пальцев. Пачку долларов я удержу. Сумку, полную баксов, тем более. А эти ваши финтифлюшки не для меня.

— Ладно, — нахмурился Иванов. — Я вас подстрахую. А вы уверены, что вам удастся нанести роковой удар?

— Если не удастся мне, то поможет Аникеев. Если оплошаем мы оба, есть еще и Бульдог с Антохой. От попугаев Грини и Вени толку, конечно, мало, но хоть внимание на себя отвлекут. Насколько я понимаю, удар может нанести любой призрак?

— Разумеется, — кивнул Иванов.

По лицу фантома трудно было понять, нервничает ли сейчас находящийся где-то в недоступном убежище Иванов или он уверен в успехе. Но в любом случае рисковать придется не только призракам, но и самому Аркадию Семеновичу. Другое дело, что гайосар пока не знает, что для него приготовлена ловушка, и очень многое будет зависеть от того, согласится ли он сунуть туда лапу.

— Я буду держаться поблизости и постараюсь прийти вам на помощь, если в этом возникнет необходимость.

— А если все обойдется с метаморфозой? — спросил Аникеев. — Где вас потом искать, Аркадий Семенович? Давайте уж все заранее обговорим на берегу. Не думаю, что после убийства Кузнецова у нас будет много времени. Нас уже и так обложили со всех сторон.

— Но убить-то вас не могут.

— Зато смогут поймать. А мне вовсе не улыбается остаток жизни провести в клетке. И вообще, Ар-Кадий Семенович, может, вы вернете нам человеческое обличье авансом, это значительно упростит все дело?

— Не упростит, а усложнит, — возразил Иванов. — У людей нет шансов убить гайосара Ярослава Мудрого.

— Но ведь в глазах оракула мы все равно останемся призраками?

— Давайте не будем спорить по пустякам, господа, — раздраженно бросил Аркадий Семенович. — Договор уже заключен, и нет никакой необходимости менять его условия.

Похоже, Иванов и сам не был уверен в правильности своих расчетов. А следовательно, вовсе не факт, что он сможет вернуть человеческое обличье нанятым киллерам. У оракула на этот счет может быть свое мнение, отличное от мнения Аркадия Семеновича. Нет, пожалуй, вожаки криминальной стаи сделали правильный выбор — надо отключать чертов компьютер, и делать это как можно скорее.

План Кудряшова был прост, как все гениальное, во всяком случае, Иванову он понравился. Расчет свой стая строила на том, что люди хотят кушать, вне зависимости от того, в каком мире они обитают, реальном или виртуальном. В этом ряду гайосар Ярослав Мудрый не был исключением. Как правило, в десять часов вечера он садился в карету вместе с Аполлоном Кравчинским и отправлялся ужинать в расположенный поблизости от таинственного особняка ресторан. Никаких препятствий им в этом никто не чинил, а в ресторане давно уже, похоже, привыкли к странным посетителям и не обращали внимания на их не соответствующий эпохе наряд-

— Дело не в привычке, — усмехнулся Иванов. — Дело в оракуле.

Спорить с Аркадием Семеновичем Кудряшов не стал, в конце концов, гайосару виднее, почему люди так нервно реагируют на присутствие в городе крупных и благородных животных и равнодушно взирают на разъезжающих в экипажах или верхом гвардии преображенцев и служащих Тайной канцелярии. Не говоря уже о работниках НКВД, этих везде встречают как родных. А вот если в тот же ресторан вслед за гвардейцами и чекистами зайдут кабан с вороном, не говоря уже о попугаях, так все телевизионные каналы и газеты поднимают шум, словно случилось нечто из ряда вон выходящее.

— За что же такая дискриминация, Аркадий Семенович? — обиженно спросил у Иванова какаду Клюев. — Оборотню ведь тоже есть-пить надо.

— Увы, дорогой Григорий, — посочувствовал униженному и оскорбленному гайосар, — не я пока в этом городе хозяин. Но обещаю, что в случае успеха нашей миссии тебя в этот ресторан будут вносить на руках как одну из самых почитаемых не только в городе, но и в стране и мире персон.

— Ловлю вас на слове, ваше императорское величество, — не растерялся Гриня, — и сделаю все от меня зависящее, чтобы в нашу честь салютовали шампанским во всех земных ресторанах.

— Да будет так, — построжел лицом гайосар Йоан Второй. — Действуйте, господа.

Для Вени Стеблова ответственное спецзадание было ответственным вдвойне. Он один из всей стаи знал, что дело будет развиваться отнюдь не по сценарию, одобренному Аркадием Семеновичем Ивановым, и даже не по плану, придуманному совместно Кравчинским и Кудряшовым, поскольку именно он, Веня, внес в этот план свои коррективы.

…Стая, как это и было оговорено заранее с Кравчинским, беспрепятственно заняла исходные позиции вокруг особняка. Особых сложностей при этом не возникло, поскольку члены криминальной бригады по счастливому стечению обстоятельств пребывали в это время в человеческом обличье. А Аникеев с Кудряшовым были даже обряжены в присланные специально для этого случая Аркадием Семеновичем Преображенские мундиры. Веня догадывался, что в окрестностях особняка сосредоточены большие силы, в задачу которых входит, впрочем, не отлов стаи, а задержание Аркадия Семеновича Иванова, а он обязательно должен был объявиться где-то поблизости. Здесь же неподалеку прятался и Субботин со своими подручными, которые должны были вмешаться в развитие событий в последнюю минуту и сделать из скромного босяка Вени Стеблова, по меньшей мере, мультимиллионера. Рисковали, разумеется, все, но больше всех конечно же хитроумный попугай ара. Ибо в случае провала затеянной им комбинации Вене грозила опасность буквально со всех сторон. Его с полным правом могли счесть предателем и Кудряшов с Аникеевым, и Кравчинский с Кузнецовым, и Субботин с подельниками, и даже сам гайосар Иванов, впрочем, того в этот момент предавали все. Но такова уж доля цезарей, что рано или поздно находится какой-нибудь Брут с кинжалом в руке, одним ударом разрешающий все вопросы. Правда, если бы Веню сейчас спросили: «И ты, Брут?», то он, разумеется, ответил бы отрицательно. Ибо смерть гайосара Аркадия Семеновича Иванова вовсе не входила в его планы. А кто тогда, спрашивается, отдаст Вене миллиард, которым он должен будет поделиться с Субботиным, да плюс еще к тому девять миллиардов, о которых криминальный авторитет ничего не знает. Эти девять миллиардов Веня с полным правом может оставить себе. Надо полагать, что гайосар Йоан, получив перстень, возражать против такого расклада не будет. Что же касается Субботина, то пока он разберется, что его надули, утечет очень много воды. За это время Стеблов успеет навербовать себе такую бригаду, что ни Суббота, ни Кудряш до него уже не дотянутся.

Сладкие мечты о будущем Вениамина Стеблова были прерваны жарким шепотом Кудряшова:

— Приготовились, братки!

К роскошному особняку подъехала не менее роскошная карета, запряженная шестеркой сытых коней. Кузнецове Кравчинским в сопровождении двух рослых гвардейцев вышли на крыльцо и остановились на последней ступеньке. Именно в этот момент к ним побежали еще два гвардейца, в роли которых выступали Кудряшов и Аникеев. У Кудряшова в рукаве мундира был спрятан кинжал, очень похожий на настоящий, но с одной интересной особенностью — при ударе его лезвие уходило внутрь рукояти, оставляя на теле жертвы разве что царапину.

— Вам письмо от государыни, господин полковник! — на бегу крикнул Кудряшов.

Кузнецов, направлявшийся к карете, притормозил и оглянулся на подбегающих гвардейцев. Кудряшов левой рукой протянул ему письмо, а правой нанес «смертельный» удар. Все это выглядело очень натурально, в этом Веня готов был поклясться. Не знай он совершенно точно, что все происходящее не более чем комедия, разыгранная, по сути, для одного зрителя, он бы действительно поверил, что полковник Друбич упал если не замертво, то тяжело раненный на каменные плиты двора.

— Вперед, братаны! — крикнул Бульдог и бросился к крыльцу, где Аникеев уже рубился с преображенцами, а граф Калиостро патетически простирал руки к небу. Все участники представления так были увлечены своими ролями, что не сразу заметили еще одну группу, вынырнувшую из темноты. И пока стая увлеченно махала шпагами, оттесняя гвардейцев от поверженного полковника, из-за их спин выскочили несколько человек во главе с выряженным в маску субъектом. В руках у нападающих были железные арматурины. Этими арматуринами они и прошлись по головам Кудряшова, склонившегося над полковником Друбичем, и самого «покойника», в последний момент попытавшегося ожить. Подручные человека в маске ударили с тыла по завозившимся в шутовской потасовке «артистам», что позволило человеку в маске сорвать с пальца оглушенного Кузнецова перстень и благополучно скрыться. Следом ударились врассыпную и его подручные. Это получилось у них так удачно, что бросившиеся было за ними в погоню гвардейцы и призраки поймали только воздух.

К счастью, Кузнецов с Кудряшовым пострадали, кажется, не очень сильно, во всяком случае, через минуту оба уже пришли в себя. У полковника Друбича был рассечен лоб, а у Кудряша на затылке образовалась шишка весьма приличной величины. Судя по всему, черепа у обоих оказались крепкими, если нешуточные удары, нанесенные человеком в маске, не обернулись для них большим ущербом.

— Кто это мог быть?! — воскликнул потрясенный провалом столь тщательно разработанного плана Кравчинский.

— Иванов, кто ж еще? — отозвался на его вопрос Веня Стеблов. — Вот паразит.

Ругался Веня неискренне, поскольку очень хорошо знал, что фамилия человека, поломавшего игру хитроумным людям, не Иванов, а Субботин. Тем не менее предположение, высказанное им, было вполне правдоподобным. Аркадий Семенович знал о готовящемся покушении на полковника Друбича. И запросто мог переиграть своих опрометчивых оппонентов, прихватив с собой ценную добычу. Пока собравшиеся во дворе особняка люди посыпали голову пеплом по поводу собственной неудачи, Веня, ликуя в душе, скорбел вместе со всеми. Но как только они двинулись во дворец, дабы омыть раны и унять моральную боль порцией хорошего коньяка, Веня незаметно отвалил в сторону и полетел к своей удаче как на крыльях. То есть поначалу бегом по грешной земле, а потом действительно по воздуху, используя отросшие в результате метаморфозы крылья. Летел он столь стремительно, что даже опередил возвращающегося к родным пенатам всего лишь в автомобиле Александра Субботина.

— А что я говорил! — торжествующе заорал Веня при виде своего подельника.

Столь бурное проявление радости большой пестрой птицей весьма напугало членов субботинской бригады. В Стеблова даже впопыхах выстрелили из пистолета, но, разумеется, без всяких последствий для его ликующего организма.

— Вы что, никогда говорящих попугаев не видели? — успокоил своих подручных криминальный босс.

— Он больше на страуса похож, — отозвался недоверчиво из темноты чей-то голос.

Впрочем, стрелять в «страуса» больше никто не стал. Более того, его пригласили в дом, хотя и посадили в стороне от стола, за которым расположились братки. Веню такая дискриминация поначалу обидела, но, пораскинув мозгами, он пришел к выводу, что Субботин прав. Будет лучше и для авторитета, и для него самого, если в глазах бригады он останется просто птицей, а не оборотнем. Празднование победы над коварным врагом еще продолжалось, но Субботин после двух выпитых рюмок коньяка покинул компанию и забрал с собой забавную птицу.

— Опознали они меня? — спросил авторитет, плотно закрывая за собой дверь.

— В том-то и дело, что нет, — радостно взвизгнул Веня. — Они подумали, что это Иванов. Ты, Саша, теперь вне всяких подозрений.

— А перстень тот? — спросил Субботин, доставая из кармана свой драгоценный трофей и поднося его к гнутому попугайскому носу.

Перстень был тот самый, который Веня видел на пальце Аркадия Семеновича, о чем он и не замедлил сообщить авторитету. Субботин довольно хмыкнул и с задумчивым видом опустился в кресло. Его вид Вене не понравился — о чем тут думать, спрашивается? Надо скорее бежать к Иванову и требовать с него деньги.

— А кто побежит?

— Я, разумеется, — попробовал пожать плечами Веня, но неудачно, настолько неудачно, что едва не разбил стоящую на подставке драгоценную вазу, зацепив ее крылом.

— Тише ты, страус! — накинулся на него хозяин, поймавший вазу на лету. — Разумеется! С какой стати я тебе должен доверять?!

— Помилуй, Саша, а кому тебе еще доверять, как не мне? Какой резон мне тебя обманывать? Это же себе дороже. Возьму миллиард, и поделим, как договорились.

— Что значит возьму?! — рассердился хозяин. — Это тебе не сто баксов. Тем более что у Иванова миллиарды не в купюрах, а в золотых слитках и драгоценных изделиях. Грузовики понадобятся, чтобы их вывезти. Да и сбыт золотых вещичек еще надо организовать.

Веня был потрясен грандиозностью задачи, вставшей вдруг перед ним. А ведь все поначалу казалось таким простым. Вот тебе и девять миллиардов! Если для одного миллиарда понадобятся грузовики, то Вене свою добычу придется вывозить вагонами. Вот ведь придурок! А мог бы, кажется, пораскинуть мозгами и додуматься до одной простой мысли, что миллиарды, даже если они в купюрах, в чемоданах не унесешь.

— Ладно, не расстраивайся, — утешил его авторитет. — Свои десять миллионов ты получишь.

— Нет, позволь! — возмутился Веня. — Речь шла о ста миллионах! Вот так всегда. Никому верить нельзя! Никому! Только учти, Саша, что без меня ты как без рук.

— Пошутил я, — усмехнулся Субботин. — Лишь бы взять, а там уж как-нибудь разделим.

— Как-нибудь я не согласен. Сто миллионов, и точка.

— Мое слово кремень, — нахмурился авторитет. — Сказал — сто, значит — сто.

— А я ведь тоже не все сказал тебе, Саша, — понизил голос до шепота Веня. — Иванов ведь поднял ставку. В десять раз, можешь себе представить.

— Убил! — присвистнул Субботин. — Впрочем, где можно реализовать миллиард, там и десять проскочат без задержки.

— Большому кораблю — большое плавание, — вежливо пожелал Веня.

— Получишь двести, — в свою очередь порадовал его авторитет, — если выведешь меня на Иванова.

— Трудно, — вздохнул Веня. — Особенно за двести миллионов. Ну, давай хоть за двести пятьдесят?

— Черт с тобой, шантажист, — махнул рукой Субботин. — Бери.

Разговор между авторитетом и шестеркой был прерван на самом интересном месте шумом и гамом, доносившимися из холла, где гуляла развеселая братва. Субботин поморщился, нехотя встал с места и пошел выяснять, что же там не поделили его верные соратники и по какому случаю устроили разборку прямо в доме пахана. Невоспитанность прямо-таки удручающая!

— Еще один попугай! — заорал, увидев босса, Блинов (он же Блин), правая рука шефа.

Десять здоровенных мужиков гоняли по огромному холлу несчастную птицу, которая, проявляя чудеса изворотливости, в руки им, однако, не давалась. Попугай был велик размерами, но расторопен. Кроме того, он довольно удачно орудовал клювом и лапами, то и дело опрокидывая своих оппонентов на пол.

— Держите эту сволочь крепче, — орал вне себя Блин, — я его сейчас застрелю.

Однако браткам схватить попугая никак не удавалось, зато они вдребезги разнесли хозяйскую мебель, стоившую немалых денег. Блин все-таки выстрелил, едва не угодив при этом в Субботина.

— Это Гриня, — сказал Стеблов, выглядывая из-за плеча авторитета. — Вот ведь попугайская морда— нашел все-таки.

— Прекратить! — рявкнул Субботин. — Вы что, с ума посходили?

— А почему он летает тут, гад? — обиженно дохнул в сторону босса Блин.

— Если летает, то, значит, так надо. Поняли? — Босс строго оглядел своих братков. — Могу я завести себе попугаев, Блинов?

— Так мы же не против, — послышались смущенные голоса. — Но уж больно они здоровые.

— А мне нравятся крупные попугаи, — усмехнулся Субботин. — Вот самец, а вот самочка.

Названный самочкой Гриня разразился грубыми ругательствами в адрес криминального босса и своего давнего приятеля Вени. Субботин, однако, ругательства проигнорировал и спокойно кивнул скандальному какаду:

— Заходи, гостем будешь.

— Спаривать повел, — сделал неожиданный вывод Блинов, после того как за Субботиным и попугаями закрылась дверь.

Веню неожиданная сообразительность Грини буквально потрясла — надо же, как верно просчитал ситуацию паразит и явился, можно сказать, в самый ответственный момент дележа добычи.

— Кинуть меня хотел, хмырь летающий? — никак не мог успокоиться Гриня. — Но не на того напал Я тебе пасть порву, Веня! Ты меня знаешь.

— Пятьдесят миллионов, — быстро сказал Стеблов, — твоя доля. Только-только этот вопрос с Александром обсуждали.

— Мало! — опять завопил дурным голосом Гриня. — Да меньше чем за сто миллионов баксов я на крыло не встану!

— Черт с тобой, — махнул рукой Веня. — Оцени мою доброту. Так на чем мы с тобой остановились, Александр?

Задача криминальным боссом была поставлена непростая — надо было найти скрывающегося в виртуальном пространстве Иванова и стребовать с него в обмен на перстень ценностей на десять миллиардов долларов. Однако у мудрого Вёни был, оказывается, давно заготовлен ответ и на этот трудный вопрос.

— Дворец Глинского, — гордо вскинул он птичью голову.

— А что дворец? — не понял Гриня.

— Из дворца ведет подземный ход прямо в храм Йо, — пояснил Веня. — Там есть потайная дверь с летучей мышью вместо замочной скважины, точно такой же, как на этом перстне.

— А ты откуда знаешь? — удивился Клюев.

— Это ты, Гриня, в тот подвал за вином бегал, а я — исключительно с разведывательными целями.

Веня в данном случае приврал, ибо на загадочную дверь он наткнулся случайно, но сути дела это не меняло, поскольку его догадка была, скорее всего, верной. Это признали и Субботин, и возликовавший сердцем Гриня.

— Все возьмем, Саша! — неистовствовал какаду. — Кто он такой, этот Иванов, чтобы нам мешать?

— А оракул? — напомнил осторожный Веня.

— Подумаешь, оракул, — не сдавался Гриня. — Ткнет Сашка куда надо своим перстнем, и эта чертова машина успокоится.

— А куда надо ткнуть? — заинтересовался Субботин.

— Есть там одно место, — успокоил его Гриня. — Я покажу.

Ехать решено было немедленно, ибо откладывать задуманное до утра было слишком рискованно. Если уж не блещущий умом Гриня разгадал нехитрую комбинацию Стеблова, то, надо полагать, Аникеев с Кудряшовым, пораскинув мозгами, придут к тем же выводам. И, чего доброго, вместо грузовиков с золотом Субботин получит войну с обозленными неудачами призраками.

На разведку отправились на двух «мерседесах», под завязку набитых братками. За руль первого из них сел сам Субботин, попугай ара расположился Рядом с ним. Какаду устроился на заднем сиденье аккурат между братками Блином и Кешей. Сильно перепившего Кешу такое соседство не смущало, зато Блинов чувствовал себя не в своей тарелке и все время норовил отодвинуться от «самочки» в сторону, рискуя выпасть при этом из несущегося на предельной скорости по загородной трассе автомобиля. Нахальный Гриня обнял крылом за плечи пьяненького Кешу и душевно запел с ним дуэтом чувствительную песню «Ямщик, не гони лошадей». Исполнение получилось настолько чудовищным, что несчастного Блинова едва не стошнило. А уж когда с Гриней прямо в машине стала происходить метаморфоза, у Блина начался нервный тик.

— Ну ты что, в натуре, оборотней никогда не видел? — обиделся на его реакцию принявший свой естественный облик Клюев.

— Э…— начал было отвечать на поставленный в лоб вопрос Блинов, но на этой букве и притормозил, растянув ее на добрые десять километров.

Тем более что метаморфоза приключилась не только с Гриней, но и с Веней, который после чудесного превращения сразу же потянулся за сигаретами. За огоньком он обернулся к Блинову, но прикурить ему дал Кеша, который, видимо, посчитал все происходившие в машине чудеса просто глюками и не очень расстроился по этому поводу.

— С сигаретами просто беда, — поделился с ним своими проблемами Веня. — Клюв их все время перекусывает. Дым в горло не идет — кхекаешь, кхекаешь, а удовольствия никакого. А вот кабан, понимаешь, курит, и хоть бы хны. То ли у него пасть так удачно устроена, то ли глотка луженая.

— А вот я слышал, что козлы сигареты не курят, а едят, — блеснул познаниями в обсуждаемом предмете простодушный Кеша.

— Не знаю, — сухо отозвался слегка обиженный Стеблов, — в козлах никогда не ходил, а попугай — птица благородная.

«Мерсы» свернули с трассы на проселочную дорогу, и разговоры пришлось прекратить, поскольку доверительному общению мешала екавшая от тряски селезенка. Веня сосредоточился на дороге, время от времени отдавая короткие команды вцепившемуся в руль Субботину. Веня боялся заблудиться в ночную пору, но, к счастью, все обошлось. Через каких-нибудь три часа после начала трудного путешествия искатели сокровищ уже подкатывали к роскошному дворцу графа Глинского.

Дворец был безлюден, но освещен. Удивленные братки с интересом оглядывали его роскошное убранство и искали источник света, но так и не нашли. Впрочем, озабоченный Субботин не собирался размениваться на пустяки и почти сразу же проследовал в подвал. Процессию возглавлял Веня, хорошо знавший дорогу в обетованные места.

— А вина-то здесь сколько! — ахнул протрезвевший после долгой и тряской дороги Кеша.

— Желающие могут опохмелиться. — И Веня гостеприимно махнул рукой на заполненные бутылками стеллажи.

Братки упрашивать себя не заставили, хотя и особенного восторга по поводу угощения не выразили.

— Кисленькое, — разочарованно вздохнул Кеша, и с ним согласились все присутствующие.

Стеблов в это время обследовал дальний угол, что в царившем здесь полумраке сделать было не так-то просто. Оракул почему-то поскупился на освещение подвала, и Вене пришлось здорово поднапрячь зрение, прежде чем воскликнуть с облегчением:

— Вот она родимая!

Авторитет, раздвигая подельников широкими плечами, приблизился к потайной двери и с интересом ее оглядел. Веня был прав. На уровне глаз Субботина красовалась слегка подсвеченная фигурка летучей мыши, точно такой же, как и на перстне, который сейчас был надет на пальце криминального босса. Субботин, недолго думая, поднял руку и совместил две забавные фигурки. Раздался едва слышный щелчок… А потом последовала чудовищная вспышка, исторгшая вопли из глоток вроде бы не робких от природы братков. Впрочем, от вспышки никто не пострадал, зато дверь, как и предсказывал Стеблов, действительно открылась. По широкому тоннелю первыми двинулись Веня и Кеша. Одного гнала вперед корысть, а второй полез поперед батьки в пекло просто по природной глупости. К счастью, ничего страшного за время передвижения по слабо освещенному тоннелю не случилось. За каких-нибудь пятнадцать минут они добрались до зала, в котором Субботину однажды уже довелось побывать. Зато братки были сильно ошарашены открывшимся зрелищем.

— Е-мое, — выразил общее мнение Кеша. Клюев бросился к слабо мерцающему шару и без труда отыскал на плите знакомую пиктограмму.

— Вот она, — указал он Субботину. — Щелкни по ней— и все сокровища, хранящиеся здесь, твои.

— А мы никуда не провалимся? — засомневался Субботин.

— Я бы для начала поговорил с Ивановым, — поддержал авторитета Веня. — В конце концов, он лучше знает, где здесь хранятся сокровища.

— Так он тебе их и показал, — ухмыльнулся нетерпеливый Гриня.

К сожалению, прав оказался именно он. Ни одна дверь не открылась и ни одна живая душа не появилась, несмотря на настойчивые призывы братков. Субботину ничего другого не оставалось, как либо поворачивать оглобли несолоно хлебавши, либо последовать совету Грини и ткнуть туда, куда, возможно, тыкать и не следует. Криминальный босс размышлял, однако, недолго и щелкнул-таки мышью по навязчиво высвечиваемой хрустальным шаром пиктограмме.

Вслед за этим началось нечто невообразимое. Сначала всех ослепила вспышка, потом засверкали молнии и загремел гром. Свет то загорался, то гас, вызывая панические крики ошалевших братков. Бежать вроде тоже было некуда, во всяком случае, все, кто пытался вырваться из заколдованного круга, неизбежно натыкались на стены. Напрасно перепуганный Блинов кричал с надрывом «спасайся, кто может!», от гнева оракула спасения, похоже, не было. Катавасия с громом и молнией продолжалась Минут десять, братков швыряло из угла в угол, как при двенадцатибалльном землетрясении, казалось, что эта невесть кем построенная пирамида вот-вот рухнет им прямо на головы. Потом все неожиданно стихло. Светло стало как днем.

— Мама дорогая, — ошалело уставился простодушный Кеша на криминального босса. — Эк тебя угораздило, Саша.

— А что случилось-то? — удивленно спросил Субботин у испуганно подавшихся в сторону братков.

— Метаморфоза! — ахнул Веня и даже присел в испуге. — Ну, Александр, я же тебя предупреждал — не стоило тебе сюда соваться.

Субботин рассердился и даже попытался врезать Стеблову по физиономии за дурацкие пророчества, но тут вдруг почувствовал, что за спиной у него выросли крылья. Нет, руки остались, и ноги тоже были вполне человеческие, и лицо, если судить на ощупь, вроде бы не поменяло очертаний, — тогда какого черта все эти придурки вылупились на него, словно впервые видели?

— Черен ты стал, Саша, как негр, — пояснил авторитету не потерявший присутствия духа Гриня. — И лицо у тебя черное, и руки черные, и крылья за спиной тоже черные. Только глаза красные, как у спившегося кабана.

— Что ты хочешь от меня, Демон Зла?! — прогремел вдруг эхом под сводами храма страшный голос, заставивший всех присутствующих пригнуться.

— Это он к кому обращается? — растерянно обратился Субботин к опешившему не менее других Грине.

— К тебе, Саша, к тебе, — прошептал тот в ответ побелевшими губами, — а более никто здесь на это звание претендовать не может. Обличье не то.

— Золото проси! — прошипел Веня.

— Золото хочу, — не стал кочевряжиться Субботин.

— Все золото мира теперь твое! — прогремел все тот же голос, заставивший всех присутствующих вздрогнуть в который уже раз.

— Доллары проси, — посоветовал Гриня.

— Хочу доллары, — вздохнул Субботин.

— Все доллары мира теперь твои! — вновь громыхнуло под сводами храма.

— А евро? — спохватился Кеша. — Евро кому останутся?

— Хочу евро, — не стал спорить с простодушным братком Демон Зла.

— Все евро мира теперь твои!

— Бери, Саша, и рубли, — махнул рукой Гриня. — Чего отказываться, раз дают.

— Все рубли мира теперь твои! — торжественно отозвался оракул на запрос настырного демона.

— А юани? — напомнил Кеша.

— Ты еще тугрики попроси, — хмыкнул Гриня. — Мы и так в денежной массе утонем.

— Не буду просить тугрики, — обиделся Субботин. — Идите вы к черту.

— Так мы в некотором роде уже пришли, — прокашлялся Гриня.

— А про баб забыли, — спохватился Кеша.

— Хочу баб, — сердито бросил в пространство авторитет.

— Все ведьмы мира теперь твои! — прогромыхал сверху все тот же голос.

— Какие ведьмы?! — возмутился Кеша. — Мы же баб просили.

— Девственниц надо было просить, придурок, — зашипел на него Гриня.

— Телок, что ли? — попытался уточнить Кеша.

— Все телки мира теперь твои!

— Хватит, Саша, — зашипел Веня. — По-моему, он тебя перестал понимать, этот оракул.

— Да пусть просит сразу власть над миром, — посоветовал из угла Блинов. — Что вы там мелочитесь!

— Хочу власти над миром, — громко произнес вконец замороченный подельниками Демон Зла.

— Власть над миром теперь твоя! — уже не так громко произнес оракул, тоже, видимо, порядком подуставший от многочисленных просьб. После чего наступила мертвая тишина. Похоже, оракул решил, что больше просить его вроде не о чем, и отправился на покой.

— Ну, и зачем тебе власть над миром, Саша? — ехидно спросил Гриня. — Огребли бы бабок, погуляли бы с телками на Канарах, а теперь нате вам — извольте управлять миром, ваше демоническое величество.

Субботин был слегка смущен свалившимся на его плечи величием. Но, с другой стороны, назвался груздем — полезай в кузов.

— Справимся, — оптимистично заявил Кеша, — чай, не боги горшки обжигают.

— Вроде кричит кто-то? — Блинов предостерегающе поднял руку.

Шумели за стеной храма. То ли трактор там урчал, то ли тракторист надрывался над внезапно заглохшим двигателем. В принципе ничего удивительного в этом не было — местность-то кругом сельская, а на дворе весна. Самое время готовиться к посевной.

— А вон там дверь открылась, — указал Кеша пальцем в дальний угол. И оказался прав. В глухой стене действительно образовался просвет, через который, возможно, удастся выбраться наружу. Субботин первым решительно шагнул к выходу, почти уверенный, что на свету наваждение рассеется и он без труда вернет себе утерянное было обличье.

Однако авторитет ошибся. Сам того не ожидая, он оказался на балконе, а у его ног гудела и бесновалась огромная толпа, по меньшей мере в сотню тысяч рыл. Именно рыл, а уж никак не лиц, это Субботин понял сразу и струхнул не на шутку.

— Веди нас! Веди нас! — бесновалась толпа натуральной нечисти. — О Демон Зла!

— А куда вести-то? — не понял авторитет.

— Вероятно, мир покорять, — испуганно икнул за его спиной Кеша.

* * *

Сухарев проснулся от телефонного звонка, истерично призывающего его вернуться из сладких сновидений в реальный мир, который не сулил ему ничего хорошего. Телефонная трубка забулькала голосом прокурора Лютикова. Тот нес ахинею. Во всяком случае, Василию Валентиновичу показалось, что пережитые приключения и трудный разговор с приехавшей из центра комиссией вредно отразились на психическом здоровье прокурора.

— Сейчас буду, — буркнул Сухарев и принялся поспешно натягивать штаны.

Ввиду крайней сложности ситуации от кофе и завтрака пришлось отказаться. Когда прокурор столь внезапно лишается разума, следователям ничего другого не остается, как заменить его на боевом посту.

Потрепанная сухаревская «девятка» бодро вырулила на городскую магистраль, но тут же затормозила в испуге. Возможно, по тормозам ударил сам Василий Валентинович, но не исключено, что много чего повидавшая машина просто-напросто оцепенела от изумления. И, между прочим, было чему удивляться. По главной улице валила толпа совершенно невероятных монстров, рогатых, хвостатых, звероподобных, со свинячьими, кошачьими, собачьими и прочими того же сорта рылами. Сухареву показалось на миг, что он спит и видит дурацкий сон. Он даже ущипнул себя за ногу, но, к сожалению, это верное вроде бы средство не сработало и наваждение не рассеялось. Где-то в отдалении вяло постреливали. Похоже, доблестные правоохранители пытались оказать сопротивление вторгшимся в город захватчикам, но, судя по всему, без большого успеха. Сухарев по собственному опыту знал, что пуля против этой нечисти бессильна.

Слегка опомнившись, Василий Валентинович резко сдал машину назад, круто свернул под арку и попытался прорваться к прокуратуре дворами. Во дворах было пусто, видимо, обыватели не торопились знакомиться с новыми хозяевами города, справедливо полагая, что ждать чего-то хорошего от них не приходится.

На пороге родного учреждения Сухарев столкнулся с майором Сидоровым и следователем Угловым, которые тоже, похоже, спешили на свидание с Иваном Николаевичем Лютиковым.

— Черт знает что происходит! — возмущенно выкрикнул Сидоров. — Они нас буквально стерли в порошок. Говорил же я этим столичным деятелям: пришлите серебряных пуль побольше, так ведь нет, ждали до последнего. А теперь изволь воевать с монстрами буквально голыми руками.

Майор Сидоров был чуть ли не единственным представителем силовых структур, сохранившим ясность ума. Что, впрочем, и неудивительно, поскольку у майора имелся, пусть и не совсем удачный, опыт борьбы с нечистой силой. Все остальные городские начальники оказались не на высоте. Да и трудно их было в этом упрекать. Никто ведь не ожидал, что апокалипсис наступит так скоро. Жили себе жили, и вдруг нате вам. Кое-кто из властей предержащих уже успел перейти на нелегальное положение, другие срочно эвакуировались из города под присмотром ОМОНа, героически отбивающегося от отдельных групп рогатых и хвостатых обыкновенными дубинками. Но, разумеется, противостоять неисчислимой рати один взвод омоновцев был просто не в состоянии.

…Прокурор Лютиков был бодр, свеж и чисто выбрит. Похоже, Иван Николаевич все последние дни ожидал крупной неприятности и был теперь почти счастлив, что его ожидания оправдались.

— По моим сведениям, — с ходу начал Лютиков, — во главе банды погромщиков стоит некий тип, называющий себя Демоном Зла. К сожалению, фамилию этого афериста пока установить не удалось. Я уже отдал приказ о вывозе всех секретных документов и об эвакуации сотрудников.

— Так ведь от конца света не убежишь, — расстроенно вздохнул Углов.

— Ты мне эти паникерские разговорчики брось, Константин, — грозно цыкнул на следователя Лютиков. — Ни о каком бегстве и речи быть не может. Наша задача организовать сопротивление и разгромить вторгшихся в город захватчиков. Задача ясна?

— Так точно, — бодро отозвался Сидоров.

— Мне звонил Аполлон Кравчинский, — понизил голос почти до шепота Лютиков, — приглашал в Тайную канцелярию для серьезного разговора.

— А как мы туда попадем? — с сомнением покачал головой Сидоров. — Опять через подвал?

— Кравчинский сказал, что все границы теперь стерты и вход в Тайную канцелярию открыт для всех.

Кем бы там ни был этот Демон Зла, но город он знал неплохо. Нечистая сила последовательно захватывала все административные здания. В первую очередь захватчиками были взяты под контроль телевидение, почта, телеграф. Банками Демон Зла пренебрег, наверное, потому, что очень хорошо знал об их несчастливой судьбе. Не было сомнений, что нечистая сила рано или поздно появится и в здании городской прокуратуры. Она и появилась в лице десятка монстров, которые затеяли скандал с охранявшими здание милиционерами. Прокурор Лютиков с соратниками спустились со второго этажа как раз в самый разгар перепалки.

— Ты куда прешь, сволочь хвостатая! — орал на монстра старшина Круглов. — Я тебе сейчас покажу нечистую силу.

— У меня приказ! — в свою очередь надрывался урод с кабаньим рылом.. — А за хвостатого ответишь.

Видимо, монстры никак не ожидали встретить сопротивление в лице сотрудников милиции и слегка подрастерялись. Пускать в ход холодное оружие они почему-то не решались, пытаясь взять своих оппонентов просто на испуг. До сих пор им это удавалось, но в лице Круглова им неожиданно попался крепкий орешек.

— Да что мне твой Демон Зла,—презрительно сплюнул прямо под ноги монстру Круглов. — Я в НКВД служил и таких демонов отлавливал пачками. И тебя, сволочь, сдам куда следует. Там тебя быстро хрюкать отучат. Нет, ты посмотри, до чего народ избаловался! Монстры они, видите ли. Да я сам монстр, еще почище тебя.

В результате вмешательства прокурора Лютикова конфликт был разрешен. Правоохранители покинули здание с условием, что расшалившиеся монстры не нанесут никакого ущерба ни его стенам, ни казенной мебели. Иван Николаевич даже взял с революционно настроенной нечистой силы расписку о сохранности вверенного их заботам имущества.

— Странная какая-то нечистая сила, — усмехнулся Сухарев, садясь за руль «девятки».

— Более чем, — подтвердил прокурор Лютиков, расположившийся вместе с Угловым на заднем сиденье.

Милицейский «уазик», за рулем которого сидел старшина Круглов, возглавил отбывающий в неизведанное кортеж. Доблестные стражи правопорядка включили сирену и понеслись прямо по главной улице, распугивая ошеломленных такой беспримерной наглостью монстров. Сухареву ничего другого не оставалось, как пристроиться милиционерам в хвост, изображая из себя значительное лицо, озабоченное мировыми проблемами до такой степени, что ему некогда соблюдать правила уличного движения. И хотя значительные лица у нас обычно ездят на иномарках, тем не менее правоохранителям трюк удался. За каких-нибудь десять минут они домчались до хитрого особняка, представшего перед ними во всем своем загадочном блеске.

Остановившись у парадного подъезда, правоохранители направились было внутрь здания, но на крыльце застыли в тихом недоумении. Похоже, Кравчинскому все-таки не удалось отстоять свой особняк и он был захвачен монстрами. Во всяком случае, обязанности швейцара здесь исполнял бульдог чудовищных статей и с устрашающими клыками.

— Проходите, — гавкнул на гостей кобель. — Вас давно ждут.

— Иван Николаевич, дорогой, — вынырнула из-за спины бульдога лопоухая такса. — А нас тут поставили дверь охранять. Лезут, понимаете ли, всякие придурки. Просто спасу нет. Призраки они, видите ли. Я, между прочим, сам призрак, но это ведь еще не повод, чтобы хамить людям налево и направо.

Сухарев признал в таксе Петра Васильевича Хлестова и вздохнул с облегчением. Судя по всему, не все призраки с охотою подчинились Демону Зла. В холле прокурора Лютикова и компанию встретила горилла с сигаретой в зубах. При виде этого негодяя у Ивана Николаевича свело скулы. Конечно, убийцу и грабителя следовало немедленно арестовать, но, во-первых, прокурор был жив, а во-вторых, ввиду разразившейся катастрофы правоохранителям просто некогда было возиться с мелкими пакостниками Через холл мимо растерявшихся гостей четверо преображенцев провели закованного в кандалы человека. Прокурор Лютиков, опознавший в арестанте губернатора Лебедякина, расстроенно охнул и быстрым шагом кинулся вверх по лестнице на второй этаж, где была расположена Тайная канцелярия.

— Их надо остановить! — крикнул он на бегу соратникам. — Это же черт знает что!

Сухарев, Углов и майор Сидоров с тремя подчиненными с трудом поспевали за озабоченным прокурором. Так плотной и взмыленной группой они и ворвались в апартаменты графа Калиостро, где кроме хозяина находились полковник Друбич, граф Глинский и Анатолий Сергеевич Рябушкин.

— Но это же невозможно! — всплеснул руками Лютиков. — Лебедякин — законно избранный губернатор. Какая может быть каторга? Вы что, с ума посходили?

— Ну, во-первых, не каторга, а всего лишь вечное поселение, — возразил прокурору Калиостро, — а во-вторых, там ему будет лучше.

— Я вас категорически не понимаю. — Лютиков с маху упал в предложенное кресло. — Что значит лучше?

— А то значит, уважаемый Иван Николаевич, что, отъехав от города несколько десятков верст, господин Лебедякин опять обретет свой статус губернатора и сумеет, надо полагать, объяснить федеральным властям, что во вверенной его заботам области происходят странные события. Если мы его не упечем на вечное поселение, то Демону Зла придется, чего доброго, его казнить, а нам только этого и не хватало.

— Ладно, убедили, — вздохнул Лютиков. — Так что же все-таки произошло? И кто он такой, этот Демон Зла?

— По нашим сведениям, под этой маской скрывается не кто иной, как небезызвестный вам Александр Субботин. Он украл у нас перстень, сунулся с ним в нутро компьютера и вызвал весь этот бедлам. В представлении оракула Субботин покойник, а точнее, призрак. А перстень, который он применил, принадлежит миссионеру. Поэтому в компьютере что-то замкнуло, и он стал откровенно глючить, перепутав первую и вторую реальность.

— А что с этим можно сделать? — спросил Сухарев.

— Задача остается прежней — отключить компьютер, — пожал плечами Кравчинский. — Вот только я совсем не уверен, что это удастся сделать так же просто, как и в первый раз.

— А откуда взялась нечистая сила и как с ней теперь бороться? — спросил Углов.

— А где вы видите нечистую силу?

— Так вон они, монстры, на улице, — возмутился Углов. — Весь город уже у них в руках.

— Это горожане, — пояснил следователю граф Глинский. — Массовка грандиозного шоу, устроенного оракулом. Не забывайте, господа, что пока мы с вами участвуем всего лишь в спектакле, но я не исключаю, что затянувшийся спектакль может превратиться, в конце концов, в действительность.

— Не пугайте нас, молодой человек, — рассердился Лютиков.

— К сожалению, Николай прав, — вздохнул Кравчинский. — В последнее время оракул значительно расширил свое влияние. Теперь он контролирует территорию в добрую сотню километров, и его экспансия продолжается.

— Ну, хорошо, — сказал потрясенный масштабами катастрофы Лютиков. — А что вы предлагаете делать?

— Прежде всего не паниковать, — спокойно сказал доселе молчавший Кузнецов. — Разрушений в городе пока нет, жертв тоже. И надо сделать все, чтобы люди не пострадали. В этом смысле мы возлагаем на вас, Иван Николаевич, очень большие надежды.

— Это в каком же смысле?

— Вы должны поступить на службу к Демону Зла.

— Да вы в своем уме, молодой человек?! — возмущенно вскинулся Лютиков.

— Иван Николаевич, дорогой, а что здесь такого? — вмешался в разговор Кравчинский. — Служил же Штирлиц в гестапо, и ничего. А тут какой-то Демон Зла. В конце концов, нельзя заниматься подпольной работой без издержек морального плана.

— Но почему именно я?

— Потому что для оракула вы призрак, Иван Николаевич. И для Демона Зла, между прочим, тоже.

— Прикажете мне рога отрастить?! — саркастически воскликнул Лютиков.

— Ну, почему же сразу рога, — мягко успокоил его Кравчинский. — Хотя, конечно, определенную коррекцию внешности придется произвести. Скажем, тот же Максим Максимович Исаев носил эсэсовский мундир. Мы же ничего подобного от вас требовать не будем. Можете сохранить свою пиджачную пару.

— А каким образом вы собираетесь корректировать внешность Ивана Николаевича? — спросил Сухарев.

— С помощью вина, — кивнул на стоящие на столе бутылки Кравчинский. — Вы в самодеятельности участвовали, господин Лютиков?

— Стихи читал, — нехотя признался прокурор.

— Вот видите! — обрадовался Кравчинский. — Значит, не лишены артистической жилки. А Демону Зла сейчас нужны опытные кадры. Все-таки городом управлять — это не паленой водкой торговать. Потихоньку, полегоньку вы расставите везде своих людей. Кто-то же должен следить за порядком и отлавливать преступников? А безвластие, как вам известно, ведет к разгулу преступности.

Лютиков обернулся к коллегам, пытаясь найти у них поддержку, но не нашел. И Сухарев, и Сидоров, и Углов считали, что молодые люди правы, а иного выхода просто нет. Во всяком случае, на данном этапе.

— Возможно, сосланному на вечное поселение Лебедякину удастся добиться помощи центра, но вряд ли это случится в ближайшие дни, — продолжал Кравчинский. — А потом, в чем эта помощь может конкретно выражаться? Войска пришлют воевать с призраками? Начнут бомбить город с воздуха? Призракам на пули наплевать, а вот мирные жители от бомб могут пострадать очень даже серьезно, если, конечно, их оракул не защитит.

— До бомб-то, скорее всего, не дойдет, — поморщился Лютиков, которому не хотелось превращаться в монстра.

— Это если нам удастся локализовать эту заразу, — вздохнул Сухарев. — А если нет? Если она начнет распространяться по другим городам? Что прикажешь делать тогда? Ведь это же угроза не только стране, но и всему миру.

Ивану Николаевичу спорить с Василием Валентиновичем было трудно. Угроза, похоже, была действительно серьезной и реальной, хотя и носила на себе отпечаток шизофренического бреда. Впрочем, все войны в этом мире с бреда и начинаются. Сначала кому-то захочется покрасоваться перед публикой на подмостках истории, потом самой публике взбредет в голову поучаствовать в массовке грандиозного спектакля. И пошло-поехало.

— А где у нас Иванов? — спросил Сухарев. — Как же он подпустил этого Демона Зла к власти?

— Не исключаю, что подобный ход событий им планировался изначально, — задумчиво произнес Кравчинский. — Сначала Демон Зла захватывает город, а потом гайосар Йоан его освобождает под ликующие крики обывателей. Думаю, нам эта победа ничего хорошего не принесет. Просто одна шизофрения сменится другой. Так вы будете пить вино, Иван Николаевич?

— Наливайте, — махнул рукой Лютиков. — Двум смертям не бывать, а одной не миновать.

* * *

Никогда Вениамину Стеблову и в голову не приходило, что в один прекрасный момент он окажется на вершине власти. Ну, пусть не на самой вершине, но все-таки. Видимо, новое служебное положение Стеблова отметил и оракул, который перестал докучать ему метаморфозами. Нельзя сказать, что к тому вернулся прежний облик, нет, кое-что от попугая в нем осталось. В частности, хохолок из перьев на темени. Да и в выражении лица сохранилось что-то птичье. Однако в окружении чудовищных монстров, подвязавшихся ныне на службе у Демона Зла, Веня чувствовал себя почти что красавцем. Между прочим, Грине Клюеву повезло меньше, у него птичий пух остался не только на голове, но и на руках и даже на теле.

Дабы подчеркнуть свой новый статус и близость к его демоническому величеству, оба приятеля решили поменять не только имидж, но и имена. Веня назвался Венидиктусом, а Гриня — Григориусом. Испытывающий острый дефицит кадров, Демон Зла назначил Венидиктуса Стеблова главным казначеем, а Григориуса Клюева его заместителем. И надо сказать, работы у обоих было выше крыши, поскольку оракул сдержал свое слово. Если и не все доллары мира, то, во всяком случае, значительная их часть стала скапливаться в помещениях губернаторского дворца. Поначалу Венидиктус и Григориус пришли в восторг от обилия купюр, но после нескольких часов работы с денежной массой восторг сильно повыдохся и сменился раздражением. Особенно досаждали рубли. Венидиктус и Григориус уже не успевали собирать их в пачки и принялись просто прессовать ногами. А купюры все прибывали и прибывали. Похоже, оракул просто выгреб все денежные запасы, хранившиеся у населения под матрасами, и обрушил их на головы незадачливых финансистов. К концу рабочего дня купюрами были забиты все подвальные помещения дворца, но приток денег не прекратился. Купюры шуршали прямо под ногами, и многочисленные прихлебатели его демонического величества уже не успевали их собирать. К ночи начались проблемы с золотом. Очень и очень тяжелым металлом. Венидиктус с Григориусом поняли это после того, как попытались переместить золотую статую какого-то языческого божка на отведенное ей Демоном Зла почетное место. Золотом забили конференц-зал под завязку, а потом просто стали складировать под лестницей, к величайшему неудовольствию его демонического величества, который постоянно спотыкался о золотые предметы, разбросанные по всему дворцу.

В довершение всех бед, обрушившихся на головы Венидиктуса и Григориуса, во дворце появилась телка. Телка была самая что ни на есть натуральная, и, увидев ее прямо в тронном зале, Демон Зла обомлел. Далее телки повалили уже целыми стадами и в два счета заполнили весь губернаторский дворец, вытеснив из его стен не только свиту, но и самого Демона Зла, который не мог вынести их голодного мычания.

— А что я могу? — разводил руками Венидиктус в ответ на ругательства его демонического величества. — Ты же сам просил всех телок мира. Скажи еще спасибо, что оракул тебя не так понял, а то бы он тебе организовал такой гарем из девственниц, что никакому Демону Зла их не прокормить. Между прочим, здесь далеко не все телки мира, а только те, которых оракул отыскал в округе.

— А ведьмы? — ахнул вдруг памятливый Григориус. — Он ведь нам обещал всех ведьм мира!

Ситуация складывалась трагическая. Недаром же говорили наши мудрые предки, что жадность фраера губит. А авторитет, не в обиду ему будет сказано, повел себя как последний фраер.

— Вот кадры! — остервенел Демон Зла. — Всех пересажаю к чертовой матери. Развели тут во дворце свинарник.

— Я извиняюсь, ваше демоническое величество, не свинарник, а телятник, — не к месту полез с разъяснениями сведущий в сельском хозяйстве Григориус, за что и получил от разъяренного босса по полной программе.

К счастью, тюрьму его демоническое величество открыть еще не успел, так что финансисты отделались легким испугом.

— Профессионалов надо привлекать, — посоветовал Демону Зла Венидиктус. — Народ требует порядка.

Веня был прав. Слегка оклемавшийся после революции народ начал хоть и робко, но предъявлять претензии новой власти. У резиденции Демона Зла стали появляться пикеты с плакатами. «Верните наши сбережения!», «Прекратите издеваться над народом, ироды!» и прочие подобного же сорта нелицеприятные для новой власти призывы.

— Какие еще сбережения? — опешил от претензий Демон Зла.

— Я извиняюсь, — опять полез с разъяснениями Григориус, которому, видимо, мало было высочайшего мата, и он нарывался на оплеуху, — это оракул у них все деньги выгреб до последней купюры. Вон они, у нас в подвалах лежат. А людям пить-есть надо. Как бы не случилось бунта, ваше демоническое величество.

— Я что же, их с ложечки кормить должен?! — возмутился властитель мира. — Я Демон Зла. У нас здесь, между прочим, Апокалипсис, а не богадельня.

— Может, им телок раздать? — предложил Венидиктус. — Пусть они их подоят и молоко пьют.

— Вот идиот! — возмутился сведущий в зоотехнических вопросах Григориус. — Ну какое у телок может быть молоко? Они же в некотором роде девушки.

Спор о том, могут ли девушки давать молоко и хватит ли этого молока, чтобы прокормить город, затянулся и грозил перерасти в откровенную драку между главным казначеем и его заместителем, но, к счастью, как раз в этот момент во дворе губернаторского дворца появились странные субъекты. Впрочем, двоих из них Григориус и Венидиктус опознали без труда, это были горилла Антоха и такса Хлестов. А вот что касается третьего донельзя волосатого и бородатого типа в лаптях и белой полотняной рубахе, подпоясанной веревкой, то его представил присутствующим Антохин.

— Леший это, — сказал он, прикуривая от зажигалки Григориуса. — Специалист по сермяжной правде. Сиречь законник.

— А на фига нам закон! — возмутился Венидиктус. — Мы ведь нечистая сила!

— Это вы зря, — осудила казначея развязная горилла. — Порядок должен быть. Нам только беспредела в городе не хватало.

— А этот леший из призраков? — нахмурился Демон Зла. — А то подсунете какого-нибудь гуманиста-правозащитника.

— Натуральная нечисть, — обиделся Антоха. — Да и по обличью видно.

Прокурор Лютиков в новом обличье чувствовал себя не очень удобно. Мешали волосы, обильно отросшие как на голове, так и на подбородке. Иван Николаевич бороды никогда не носил, а значительную часть шевелюры потерял еще в молодости и потому к собственному превращению отнесся критически. Прямо не работник прокуратуры, а хиппи какой-то или интеллигент-народник, достигший последней степени маразма. Особенно почему-то не понравились лапти, Лютиков пытался их снять и переобуться в собственные ботинки, но, увы, ботинки тут же на глазах превращались в лапти. Даже заправить рубаху в штаны он не смог по причине отсутствия оных.

— Идиотизм какой-то, — возмущался Лютиков, разглядывая себя в зеркало. — Ну почему леший должен ходить без штанов?

— Дитя природы, — развел руками Аполлон Кравчинский.

В принципе могло быть, конечно, и хуже. Втайне прокурор даже гордился, что превратился не в собаку или попугая, не говоря уже о черте, а всего лишь в лешего, существо хоть и скандальное, но не вызывающее отторжения у простого народа А борода придавала прокурору солидности. Правда, все попытки ее укоротить заканчивались ничем. Она отрастала до прежних размеров прямо-таки с феерической быстротой.

— Имидж, — вздохнул Кравчинский, внимательно наблюдавший за тем, как прокурор пытается облагородить свой облик, — ничего не поделаешь.

…Демону Зла леший не очень понравился. Ни рогов тебе, ни хвоста, а вместо копыт какие-то дурацкие лапти.

— Это точно, — солидаризировался с боссом Григориус. — Что это за власть, которая ходит в лаптях и ездит в «жигулях».

— В каких еще «жигулях»? — обиделся Антохин. — Мы на «мерседесе» приехали. Мой тебе совет, демон, бери, что дают. Лешие тоже на дороге не валяются.

— Возьму, — неожиданно согласился авторитет, — если ты меня от телок избавишь.

— Это в каком смысле? — не понял Антохин. — В переносном?

— В прямом. Вон, слышишь, мычат.

— А зачем вы их столько понагнали? — удивился Петр Васильевич Хлестов.

— Тебя не спросили, — огрызнулся Демон Зла.

И тут Иван Николаевич Лютиков неожиданно даже для себя оказался на высоте положения. Вдруг неведомо откуда в его руках появилась дудочка, на которой он и заиграл красивую мелодию. И служилось чудо. Из губернаторского дворца потянулись на зов лешего благодарно мычащие животные, здесь же во дворе они стали выстраиваться в красивые колонны, словно для участия в параде, а потом дружно, под все ту же ласковую музыку, двинулись прочь. Леший играл до тех пор, пока последний телячий хвост не скрылся за поворотом.

— Специалист, — прокомментировал случившееся Венидиктус. — Я бы взял.

На его демоническое величество парад телок произвел очень благоприятное впечатление. Леший тут же был зачислен в штат с приличным окладом в десять тысяч долларов.

— Но чтобы порядок на улицах был, — строго сказал демон. — И никаких плакатов! Развели тут демократию, понимаешь.

— А я мог бы помочь в финансовых вопросах, — гавкнула такса.

— Хлестова тоже возьми, — подсказал Венидиктус. — Пусть поможет нам с Григориусом в деньгах разобраться.

Надо признать, что Петр Васильевич оказался очень ценным работником. Пока согнанные из окрестных домов бабы освобождали апартаменты Демона Зла от коровьих лепешек, прирожденный финансист Хлестов в два счета разобрался с наличкой, освободив подвалы и переправив деньги туда, где им и надлежало быть, то есть в банки. Приглашенные Петром Ивановичем экономисты, бухгалтеры и кассиры справились со своей работой даже быстрее, чем бабы, которые без конца ругались с приставленными к ним для присмотра оборотнями по поводу низкой якобы оплаты каторжного труда.

— У нас вам здесь не социализм! — прикрикнул было на них Григориус. — У нас апокалипсис и армагеддон одновременно.

Зря он про этот армагеддон упомянул. То есть пока бабы считали, что грядет социальная революция, они вели себя скромно, как и подобает наемным работницам, но стоило только Грине, чтоб он провалился, растрепать об истинных целях революционеров, как тут же начался натуральный шабаш. Бабы стали превращаться в ведьм. А ведь только-только избыли из дворца телок. Венидиктус как увидел эти превращения, так ему сразу стало плохо. Захотелось бежать из этого чертова дворца, и бежать как можно дальше. И даже не потому, что Венидиктус Стеблов был завзятым моралистом, а просто считал, что и при армагеддоне в сексуальной сфере должен быть какой-то порядок. К сожалению, ведьмы думали иначе, а наступившая ночь и вовсе привела их в неистовство. Его демоническое величество всерьез подумывал об эмиграции, ибо и у Демонов Зла силы не беспредельны. Венидиктус с Григориусом были истасканы до такой степени, что в буквальном смысле не стояли на ногах. Несколько дольше продержался Кеша, который, кстати говоря, и призраком-то не был, и страдал совершенно невинно только потому, что его угораздило родиться мужчиной. От жарких объятий ведьм сумел уклониться только Петр Васильевич Хлестов, сославшись на преклонный возраст и собачий статус. После чего раззадоренные ведьмы хлынули беспорядочной толпой на улицы города, вовлекая в свой хоровод всех попадавшихся навстречу особей мужского пола.

— В гробу я видал этот армагеддон, — сказал Венидиктус, с трудом вставая на четвереньки. — Как хочешь, Саша, но еще один шабаш я просто не Переживу.

— Утрясется как-нибудь, — неуверенно сказал Демон Зла, вяло шевеля помятыми крыльями — Сами же просили.

— Так ведь баб у него просили, — обиделся Григориус. — Чтоб он сдох, этот хмырь инопланетный! Если не видишь разницу между бабой и ведьмой, то нечего на Землю соваться.

— Лешего надо пригласить, — вздохнул оживший Кеша. — Подудит в дудочку — они и успокоятся.

— Какая дудочка, придурок! — осадил его Венидиктус. — Это же не телки — это ведьмы! Короче, мужики, кончать надо с этим армагеддоном.

* * *

Льва Игнатьевича Гуслярова наступление Судного дня застало врасплох. В принципе, проинформированный Аркадием Семеновичем Ивановым, он ожидал событий, но никак не предполагал, что они примут такой масштаб и выльются в такие похабные формы. Гайосар Йоан намекал лишь на небольшие беспорядки, которые слегка обеспокоят обывателей и облегчат приход к власти новых созидательных сил. Однако ко всему привычный наш народ как-то вяло реагировал на сообщения о грабеже банков и о появлениях на улицах города отдельных непотребного вида субъектов, названных журналистами призраками. Ну призраки и призраки. Никто даже в вину властям этого обстоятельства не поставил. Хотя могли бы, кажется, спросить, по какому праву у нас так разгулялся антиобщественный элемент. Пикет бы хоть выставили у мэрии, что ли. Но нет, никто даже не пошевелился. И вот досиделись до армагеддона.

Гусляров был схвачен нечистой силой и доставлен не куда-нибудь, а в родную прокуратуру. То есть не в родную, конечно (в гробу он видал такую родню!), но в нашу, земную, реальную. В принципе Лев Игнатьевич был благодарен нечистой силе хотя бы за то, что его не вздернули на дыбу и не обули в испанские сапоги, а провели в кабинет прокурора, где он обнаружил какого-то жуткого типа, заросшего волосами по самые недобро посверкивающие глаза. Тип был одет в застиранную рубаху и обут в лапти, чем поразил Гуслярова до чрезвычайности.

— Не признал, что ли, Лев Игнатьевич? — спросил хозяин кабинета, присаживаясь к столу.

— Да как вам сказать… — неуверенно начал мэр, усиленно припоминая, где он мог видеть этого типа. А ведь видел где-то. Определенно знакомая физиономия. Не говоря уже о глазах. И тут Льва Игнатьевича словно током ударило. В НКВД он его видел, именно Лютиков, облаченный тогда, правда, во френч, грозил Гуслярову страшными карами. Из подвалов зловещего ведомства Лев Игнатьевич тогда выскользнул чудом, и вот вам, пожалуйста, опять нарвался на оборотня в прокурорских погонах.

Да что же это делается на свете, граждане, не , при товарищах и господах будет сказано! Это же действительно армагеддон какой-то, когда градоначальника таскают из одного застенка в другой.

— Иван Николаевич! — фальшиво обрадовался Гусляров. — Вы ли это? Но как вы здесь оказались?

— По воле оракула, — вздохнул Лютиков. — Такие вот дела, Лев Игнатьевич, приходится работать в подполье. Вы об оракуле, конечно, слышали?

— Да, конечно, — с готовностью отозвался мэр и тут же спохватился: — В общих чертах.

— А с Демоном Зла вы успели познакомиться?

— С демоном — нет. А что он из себя представляет?

— Ликом черен. Крылат. А более и не знаю, что о нем сказать. Я нанялся к Демону Зла на службу под псевдонимом Леший. Пришлось, как видишь, слегка замаскироваться.

— Это вы ловко замаскировались, Иван Николаевич. А какая у них идеологическая платформа?

— Ну какая у нечистой силы может быть платформа? Грабь награбленное. Анархия — мать порядка. У меня тут ночью ведьмы до того расшалились, что еле унял.

— Значит, ведьмы у нас теперь тоже есть?

— И ведьмы есть, и бесы есть, и оборотни всех мастей. Такая вот вырисовывается невеселая картина, Лев Игнатьевич.

Гусляров прокурору Лютикову не верил ни на грош. Ишь ты, замаскировался! Подпольщик хренов! Это еще большой вопрос, когда он замаскировался — сейчас или двадцать лет назад, когда пришел в прокуратуру наниматься на работу. Проглядели тогда оборотня компетентные товарищи, а теперь их недоработка всем выходит боком.

— А НКВД, что ж, упразднили? — не удержался от ехидного вопроса мэр.

— Пока да, — сухо отозвался уязвленный прокурор.

— Это хорошо.

— А чего хорошего?

— Я это к тому, что революция все спишет.

— Ничего она никому не спишет, Лев Игнатьевич, — построжел глазами Лютиков, — имей это в виду. Рекомендую тебе вернуться на работу и приступить к исполнению своих обязанностей. Если монстры начнут тебя донимать, отсылай их ко мне. Я их быстро приведу в чувство.

Гусляров в ответ на слова прокурора-оборотня с готовностью кивнул головой. А про себя решил, что и дня на нечистую силу работать не будет. Не на того напали! Свой выбор Лев Игнатьевич уже сделал, не сегодня, так завтра в город войдет рать гайосара Йоана, и тогда мы посмотрим, куда побежит прокурор Лютиков со своей нечистой силой.

— Ты мне мандат выпиши, Иван Николаевич, — попросил Гусляров. — Так, мол, и так, вышеозначенный гражданин назначен на должность лично Демоном Зла. И печать поставь. В случае нужды я этой бумажкой отмахнусь от нечистой силы.

— Пожалуй, — согласился Лютиков. — А какую подпись поставить?

— Ставь свою, — пожал плечами Гусляров. — Только в скобочках отметь: «Леший».

Получив бумагу, Лев Игнатьевич возликовал душой. Придет срок, и он предъявит это вещественное к доказательство компетентным органам. И вот тогда Лютиков у нас попляшет. Подпольщик! Продался, понимаешь, нечистой силе и в ус не дует. Враг народа!

Выйдя из кабинета бывшего прокурора, а ныне лешего, находящегося на службе у Демона Зла, Гусляров столкнулся нос к носу еще с одним сталинистом, неким майором Сидоровым, уже грозившим однажды Льву Игнатьевичу расстрелом. Мэр сделал вид, что не узнал энкавэдэшника, и гордо прошествовал мимо. Внутри у Гуслярова все кипело и пенилось. Сомнений в том, что в этом здании созрел заговор с целью свержения конституционного строя, у него практически не осталось. А Демон Зла — это не более чем прикрытие для рвущихся к власти моральных уродов. Лев Игнатьевич уже успел с любезного разрешения Аркадия Семеновича Иванова ознакомиться с возможностями аппарата, именуемого в просторечии оракулом, и пришел к выводу, что штука это полезная, а местами так и просто необходимая. Конечно, оракулом могут воспользоваться и авантюристы в лице, например, Лютикова, но будем надеяться, что силам созидания и прогресса удастся отбить очередную атаку ретроградов и вновь вернуть город и страну на столбовую дорогу развития.

В пустующей ныне по причине отсутствия жены квартире Гуслярова собралась городская элита. Здесь были и выпущенные на поруки замы Льва Игнатьевича, и видные городские бизнесмены, у которых каким-то непостижимым образом были изъяты нажитые тяжким трудом капиталы, и политические деятели областного масштаба, вдруг неожиданно для себя оказавшиеся у разбитого корыта. Обстановка была нервной. Все требовали от Льва Игнатьевича объяснений, словно это по его вине случилась совершенно неслыханная в истории города катастрофа.

— Я протестую! — взвизгнул Леонид Сергеевич Сюткин. — Меня, ограбили уже дважды! Что же это делается, господа? Куда смотрит федеральная власть?! Где, наконец, губернатор?!

Леонида Сергеевича поддержали все присутствующие. Это же действительно черт знает что! Какой может быть армагеддон в отдельно взятом регионе!

— Да и чем мы, господа, хуже других? Что они, интересно, там наверху думают? Прислали в город нечистую силу без всякой идеологической платформы, а тут хоть пропадай.

— Что думают в федеральном центре, я не знаю, — честно ответил мэр, — нет связи. Хотя я предупреждал высокую комиссию, что в городе созрел заговор сталинистов во главе с городским прокурором товарищем Лютиковым, который ныне скрывается под псевдонимом Леший. Что касается губернатора, то Семен Семенович Лебедякин по моим данным сослан в Сибирь на вечное поселение.

— А кем сослан-то? — ахнули присутствующие.

— Вероятно, новой властью, — пожал плечами Лев Игнатьевич. — Думаю, что нас ждет та же участь.

— Но это же произвол! — ахнул первый зам мэра господин Ладушкин.

— А какого соблюдения законности можно ждать от нечистой силы? — пожал плечами Гусляров. — У нас с вами только один выход, господа, — встать под знамена гайосара Йоана Великого, разгромить заговорщиков и построить новую счастливую жизнь.

— А кто он такой, этот гайосар Йоан? — растерянно спросил Сюткин.

— Я жду его с минуты на минуту и думаю, что он сам все вам объяснит.

— А как же федеральная власть?

— Боюсь, что против нечистой силы федеральная власть бессильна.

На последние слова мэра городская элита отозвалась недоуменным гулом. Что делается в этом мире? То Демон Зла объявился, то теперь Йоан Великий на подходе. И вполне может так оказаться, что хрен редьки нисколько не слаще. С другой стороны, выхода все равно нет, ибо федеральная власть, похоже, действительно открестилась от впавшего в маразм города.

— А вот и он, наш спаситель! — торжественно произнес Гусляров, указывая на появившегося в дверях субъекта.

Гайосар Йоан Великий произвел на присутствующих очень хорошее впечатление. Во всяком случае, обличьем он не отличался от среднестатистического нашего гражданина. Ни рогов на голове, ни хвоста, ни даже крыльев за спиной. К тому же многие опознали в гайосаре известного бизнесмена Аркадия Семеновича Иванова и вздохнули с облегчением.

— Аркадий Семенович, дорогой! — бросился к вошедшему вице-мэр Ладушкин. — Может, хоть ты объяснишь, что происходит?

— Да ничего особенного, господа,—спокойно отозвался гайосар. — Просто нам с вами предстоит стать во главе миссии, призванной спасти человечество.

Городской бомонд испуганно загудел. Масштабы, однако, у этого гайосара. И при чем тут, скажите на милость, человечество? На фига оно нам вообще сдалось? Тут свои бы капиталы вернуть, отобранные Демоном Зла.

— Мы не только вернем капиталы, господа, — заверил присутствующих гайосар Йоан, — мы их значительно приумножим. Нашему городу суждено стать Четвертым Римом. А поможет нам в этом присланный из далекого будущего компьютер, под названием оракул. Никакой мистики, господа, все будет делаться на строго научной основе.

— А как же Демон Зла со своим армагеддоном? — растерянно произнес Ладушкин.

— Никакой он не демон, — равнодушно отмахнулся Иванов, — а самый обычный уголовник, которого мы с вами арестуем и отправим куда следует. Трезвый взгляд на вещи гайосара Йоана понравился многим, хотя насчет Четвертого Рима возникли некоторые сомнения. Слишком уж масштабная была поставлена задача перед людьми, привыкшими мыслить провинциальными мерками. Видимо, гайосар Йоан это понимал, поэтому о власти над миром больше не распространялся, а сделал упор на возвращении утерянных капиталов и власти над городом.

— От нас, господа, не много потребуется, — продолжал Иванов. — Мы опояшемся мечами и въедем в город, который сам падет к нашим ногам. Возможно, возникнут какие-то мелкие стычки и недоразумения, но они, безусловно, разрешатся в нашу пользу.

— А вы уверены, что они разрешатся именно так, а не иначе? — высказал робкое сомнение Ладушкин.

— Безусловно, — строго сказал гайосар Иванов. — Я запрограммировал оракула именно на этот результат. Впрочем, господа, вы можете отказаться. Санкции против вас применяться не будут. Но в этом случае о дивидендах придется забыть. Так же как, впрочем, и об утерянных капиталах.

Конечно, от всей этой затеи сильно попахивало шизофренией, но что еще оставалось делать в данной ситуации трезвомыслящим людям? Многие из них уже пытались сбежать из свихнувшегося города, но потерпели сокрушительное фиаско. Покружив по окрестностям, они неизменно возвращались к месту своего старта. С другой стороны, если этот оракул не мистическая сила, а всего лишь компьютер, то почему бы не найти ему разумное применение? Более того, не добиться с его помощью определенного результата, на который уже намекнул гайосар Иванов? В конце концов, деньги не пахнут. Почему бы, опираясь на гостя из будущего, не создать свою всемирную паутину, в которой запутаются все наши недоброжелатели.

— Четвертый Рим, — задумчиво произнес Ладушкин. — Все-таки в этом что-то есть.

— Определенно есть, — поддержали его со всех сторон.

— А народ нас примет? — неуверенно спросил кто-то из дальнего угла.

— У народа нет выбора, — жестко сказал Иванов. — Либо мы, либо нечистая сила.

После этого заявления гайосар Йоан Великий пригласил верных соратников в храм Йо, дабы подкрепиться перед походом. Переход не занял много времени, городская элита и глазом моргнуть не успела, как вдруг оказалась в грандиозном сооружении. Оханьям и аханьям не было конца. Многие ведь до сего момента не верили, что обрели в лице Аркадия Семеновича истинного вождя. Можно даже сказать больше — императора. Теперь же всем сомнениям пришел конец. Вице-мэра Ладушкина особенно потрясло, что оракул не просто пересказал ему прошлую жизнь, не ошибившись даже в мелких деталях, но и напророчил баснословно великое будущее. Причем настолько великое, что вице-мэр не рискнул делиться пророчеством с окружающими, боясь приступов зависти с их стороны. Впрочем, недовольных пророчествами оракула в храме Йо вообще не оказалось.

— А эти пророчества сбываются? — спросил Ладушкин у Йоана Великого.

— Процентов на девяносто пять, — охотно отозвался гайосар. — Этот компьютер способен за секунды проиграть миллиарды ситуаций и выдать прогноз, который самым коротким путем приведет вас к желанной цели.

Теперь всем присутствующим становилось понятно, почему гайосар Йоан так уверен в своей победе над силами зла. Компьютер показал торжество сил стабильности и прогресса с сокрушающей все сомнения убедительностью. Ладушкин собственными глазами видел повальное бегство нечистой силы из города и торжественный въезд Аркадия Семеновича Иванова в освобожденный город на белом коне.

Пир прошел в оживленно-деловой атмосфере. В окончательной победе уже никто практически не сомневался, а выпитое в немалых количествах вино кружило и без того захмелевшие от чудес головы. И когда из уст гайосара прозвучало заветное слово «пора», его верные соратники были уже во всеоружии и готовы если не к битвам, которых вроде бы не предвиделось, то, во всяком случае, к торжественному параду. У Ладушкина были некоторые сомнения по поводу своих возможностей удержаться в седле, но в данном случае он себя явно недооценил.

Кавалькада во главе с гайосаром рысью поскакала к городу, которому уже в ближайшее время предстояло стать Четвертым Римом.

— Я буду президентом, — сказал ехавший рядом с Ладушкиным мэр Гусляров и в экстазе причмокнул языком.

— Нет, погоди, — притормозил его вице-мэр. — Оракул ведь ясно предсказал, что президентом России буду я. Причем пожизненным.

— Да быть этого не может! — потрясенно произнес Лев Игнатьевич и огляделся вокруг.

Почему-то не было ликующих толп. Народ вяло отреагировал на въезд в город своих будущих властителей, облаченных в шитые золотыми и серебряными нитями одеяния. Кавалькада торжественным маршем следовала по улицам, но никто не выходил к ним навстречу с ключами от городских ворот. Тут мэр Гусляров с некоторым запозданием припомнил, что ворот во вверенном его заботам городе нет вовсе по той простой причине, что прежде, чем ставить ворота, надо бы построить стены, а строительство стен бюджетом не было предусмотрено ни в прошлом, ни в текущем году. Но что же тогда собирается открывать преподнесенным ключом гайосар Йоан?

Гуслярову и Ладушкину почти одновременно пришло в голову, что оракул явно подзапутался в своих пророчествах, дав излишне оптимистический прогноз. Оба как по команде стали пятить своих коней, но, увы, запоздали с бегством. Гайосар Йоан и вся его свита, насчитывающая, впрочем, не более трех десятков человек, оказались вдруг в окружении недружественно настроенной к ним нечистой силы, которая отнюдь не собиралась обращаться в бегство при виде расшитых золотом камзолов. Наоборот, бесы и оборотни ждали только команды своего вождя, чтобы повергнуть наземь горстку опрометчивых смельчаков, дерзнувших бросить вызов Демону Зла.

— Но этого не может быть, — прошептал побелевшими губами Аркадий Семенович Иванов.—Я не мог так глупо просчитаться.

Несостоявшегося властелина мира в два счета стащили с белого коня на грешную землю. Та же участь постигла и его соратников. У мэра Гуслярова отобрали и. шитый золотом камзол, и усыпанный драгоценными камнями меч, и даже сапоги с серебряными шпорами. Да еще и дали по физиономии, чтобы не слишком задавался.

Пока Лев Игнатьевич стоически переживал выпавшие на его долю неприятности, на городскую площадь выехал сам Демон Зла. Гусляров увидел его впервые и с сокрушением в сердце вынужден был признать, что властитель тьмы выглядит куда импозантнее потерпевшего сокрушительное поражение гайосара. Одни черные крылья за спиной чего стоят! Лик же Демона Зла, когда он зачитывал приговор над поникшими головами городской верхушки, был темен и страшен. А приговорил он их ни много ни мало как к вечному заточению в Железном замке. Где находится этот замок, Лев Игнатьевич не знал, но приговору ужаснулся. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Неужели Гусляров чудом избежал расстрела в НКВД только для того, чтобы теперь зачахнуть в какой-то глуши. Это будет, пожалуй, еще почище, чем вечное поселение в Сибири, под которое так удачно угодил дальновидный губернатор Лебедякин.

— Чтоб ты провалился! — зло прошипел Лев Игнатьевич в сторону Аркадия Семеновича. — Гайосар задрипанный.

Однако потрясенный провалом миссии Йоан Великий никак не отреагировал на злобный выпад своего соратника.

* * *

Аполлон Кравчинский поправил висевшую на поясе шпагу и, раздвигая плечом сгрудившихся на площади оборотней, поспешно покинул место, где рухнула в грязь мечта расчетливого честолюбца, столь опрометчиво доверившегося хитроумному электронному агрегату. Впрочем, этого следовало ожидать. Совершенных машин нет в настоящем, не будет их, надо полагать, и в будущем. Оракулы приходят и уходят, а честолюбивые дураки остаются, и остаются, как правило, у разбитого корыта.

— Домой, — сказал Аполлон, прыгая в «мерседес», — и побыстрее.

Сидевший за рулем Антохин сразу же дал по газам. Вел он машину бестрепетной рукой, не обращая ни малейшего внимания на пешеходов, которые испуганными пташками разлетались из-под колес железного монстра. Впрочем, в городе, где уже не действовали правила уличного движения, только врожденное нахальство могло помочь водителю добраться до нужного места в приемлемый срок.

— Итак, гайосар Йоан попался? — встретил вопросом вошедшего Аполлона Николай Ходулин.

— На всякого мудреца довольно простоты, — с усмешкой отозвался Кравчинский.

В Тайной канцелярии собрались сплошь заговорщики, готовящие большую пакость воспарившему на крыльях удачи Демону Зла. Аполлон это, разумеется, знал, а потому и говорил без обиняков.

— Самая пора нам пощупать морду Демону Зла. Сегодня он будет праздновать победу, вот мы его тепленьким и возьмем.

— А что нам это даст? — пожал плечами Ярослав Кузнецов.

— Вернем твой перстень.

— А зачем нам перстень, если мы не можем добраться до оракула?

— Может быть, попробовать еще раз диадему?

— Мы уже пробовали, и не один раз, — вздохнул Ярослав, — но храм Йо для нас по-прежнему недоступен. Видимо, Иванов сумел перепрограммировать компьютер.

— Но ведь Субботин со своими попал в храм, — напомнил Кудряшов, ныне находящийся в каком-то странном промежуточном состоянии — уже не кабан, но еще и не человек. Трудно сказать, почему оракул приостановил метаморфозы, оставив призракам человечьи тела при совершенно непристойных звериных образинах. Но, так или иначе, криминальному боссу нынешний вид нравился еще меньше, чем предыдущий.

— Субботина пропустил Иванов через подвал дворца Глинского, — пояснил Ходулин. — Я тоже проходил там несколько раз, попадая в виртуальное пространство, но мне не удалось добраться до храма.

— И что ты предлагаешь?

— Нам нужен Иванов, только с его помощью мы можем попасть в храм Йо.

— Боюсь, Николай, что ты переоцениваешь возможности нашего старого знакомого, — усмехнулся Кравчинский. — Аркадий Семенович так и не сумел, судя по всему, проникнуть в его тайну. Более того, вляпался как последний дурак.

— Хочешь сказать, что оракулу зачем-то понадобилось, чтобы главный миссионер оказался в Железном замке? — прищурился Кузнецов.

— Вот именно, Ярослав! — торжествующе воскликнул Кравчинский. — Главным действующим лицом в этой игре был сам оракул, а вовсе не Иванов.

— Но ведь Аркадий Семенович вернул из будущего ушедшего было оракула?

— Он его не вернул, мужики, он его догнал, — возразил Аполлон. — оракул ушел вперед всего на несколько месяцев и здесь застрял. Видимо, случился какой-то сбой в программе. И теперь он пытается исправить положение, разыгрывая одну комбинацию за другой.

— Но мы-то чем можем помочь этому чуду технической мысли? — рассердился Аникеев, недовольно качая птичьей головой. — Я, например, в этих диодах и триодах ни черта не смыслю. Почему он к нам-то с Кудряшовым привязался?

— Трудно сказать, — пожал плечами Кравчинский. — Но если нам суждено найти разгадку оракула, то только там, в Железном замке.

— А как мы туда попадем? — спросил Бульдог.

— По подземному ходу дворца Глинского.

— А город ты решил оставить Демону Зла? — покосился на Аполлона Ярослав.

— Это не я, а оракул так решил, и не думаю, что он станет менять свое решение нам в угоду.

После долгих споров собравшаяся в Тайной канцелярии разношерстная компания пришла к выводу, что Аполлон Кравчинский, скорее всего, прав. Сборы длились недолго, и не прошло и часа, как отважные исследователи виртуальных глубин на двух «мерсах» отправились в село Горелово. Ярославу очень не хотелось брать с собой Катюшу, но та настояла на своем. Как-никак, но в памяти оракула она числилась как исследовательница, и без ее участия друзьям вряд ли удастся задействовать диадему, которая является необходимым атрибутом для общения с загадочным изобретением далеких потомков.

Дорога до села Горелова не заняла у друзей много времени. Звериная стая, сильно ныне поредевшая в составе, не отставала от машины Кравчинского, так что ждать их не пришлось. У Ярослава особого доверия не было ни к Кудряшову, ни к Аникееву, но в данном случае выбирать союзников не приходилось. Тем более что кабан с вороном были заинтересованы в успехе миссии ничуть не меньше трех друзей. Ходулин вывел экспедицию точно к цели и открыл входную дверь с помощью своего перстня. Недолгий переход по подземному тоннелю завершился в густых зарослях. В реальном мире весна только вступала в свои права, а здесь, в мире виртуальном, царило, похоже, вечное лето.

— Все-таки я не понимаю этого оракула, — злобно ворчал Кудряшов, продираясь сквозь колючий кустарник. — Зачем ему понадобилось городить эти декорации? Ну вывел бы прямо к Железному замку, и делу конец.

— А атмосфера? — усмехнулся Аполлон. — Должны же добрые молодцы испытать трудности на пути к цели. Иначе их подвигу грош цена.

— Так пусть бы над добрыми молодцами и изгалялся, — поддержал кабана Аникеев. — А для нечистой силы сделал бы послабление.

Пожалуй, криминальные авторитеты в своих претензиях к оракулу были правы. В какой-то момент Ярославу даже показалось, что они заблудились. Во всяком случае, тропинка, по которой они шли, затерялась где-то в подступающих со всех сторон сумерках, оставив доверившихся ей людей в полном недоумении. Дремучий лес недружелюбно шумел листвою над их головами. Где-то в отдалении ухала ночная птица. А за спиной кто-то надрывно и угрожающе кричал, пытаясь повергнуть в трепет неосторожных путников. Кравчинский предположил, что это леший, и, скорее всего, был прав.

— Где-то здесь должна быть избушка на курьих ножках, — сообщил Антоха, скаля в темноте свои обезьяньи зубы.

— Какая еще избушка? — рассердился Кудряшов. — Несешь черт знает что!

Если исходить из обычной логики, то авторитет, конечно, был прав, но в сказочном мире свои законы. Кудряшов еще не успел закончить фразы, как впереди призывно замерцал огонек. Ходулин на свет зажженного кем-то маячка ускорил шаг, а остальным не оставалось ничего другого, как последовать за графом Глинским, у которого был немалый опыт путешествий по всякого рода сомнительным местам.

Антоха как в воду глядел — это действительно была избушка, и — что самое смешное — на курьих ножках. Входить в нее путешественники, однако, не спешили. Авторитеты хоть и относили себя к разряду нечистой силы, но вот так сразу лезть в беззубую пасть известного литературного персонажа почему-то не отважились. Что же касается добрых молодцев в лице Кравчинского и Кузнецова, то они скромно уступили первенство графу Дракуле, который выступал в самых разных ипостасях. В конце концов, призраку и почти что вампиру проще договориться с упрямой старухой, чем людям добропорядочным.

Ходулин не стал спорить и первым ступил на скрипучие ступеньки. Но прежде чем Колян успел толкнуть дверь, из избушки выскочила бойкая старушка с остренькими акульими зубками и зачастила скороговоркой:

— Здравствуйте, гости дорогие, золотые и серебряные. Ждала вас, алмазные и бриллиантовые, и дождалась. А то уж совсем спать хотела ложиться без ужина. Потому как какая же трапеза без мяса?

— Но-но, — притормозил бабусю граф-призрак, — ты губенку-то не раскатывай — перед тобой Дракула, а не залетный лох.

— И принесла же тебя нелегкая, — заверещала обиженная старуха. — Своей нечистой силы палкой не провернешь, а тут еще мигранты понаехали. Ну, хоть обезьяну-то отдайте, на что она вам? А я из нее такие отбивные понаделаю — пальчики оближете.

— Какая я тебе обезьяна, старая? — обиделся Антоха.—Я, может, заколдованный принц.

— Так еще лучше, золотце ненаглядное, у прынцев мясо понежнее будет, чем у обезьян, а у меня проблемы с желудком.

— Переходи, бабуля, на вегетарианскую пищу, — порекомендовал гостеприимной хозяйке Аполлон Кравчинский, — и для желудка полезнее, и для имиджа.

— А ты тоже из прынцев будешь?

— Нет, из литераторов. Мясо у нас жесткое, зубы обломаешь. А что за мигранты у вас тут появились?

— Так намедни целая орда в Железный замок промчалась. Ни здрасте, ни до свиданья измученной душе. Важную птицу к Змею Горынычу повезли. В цепях.

— А до Железного замка далеко? — спросил Ярослав.

— Так это как считать, яхонтовый мой. Коли жизнь тебе в тягость, так скоренько доберешься, а ежели на зуб к Змею свет Горынычу не торопишься, то долгонько будешь блуждать.

— Ладно, костяная ты наша, — нахмурился Ходулин, — веди в дом. Не видишь, что ли, добры молодцы и красна девица подустали и пить-есть хотят.

И пока старуха юлила и отнекивалась, уверяя, что в избушке хоть шаром покати и вообще не прибрано, Колян отодвинул ее плечом и шагнул за порог.

Изнутри избушка смотрелась совсем иначе, чем снаружи, и это еще мягко сказано. Хоромы не хоромы, но наверняка терем. Трудно даже было сразу поверить, что за такой невзрачной оболочкой скрывается такая роскошная суть. От бриллиантов у гостей в глазах зарябило. Посуда на столах стояла золотая. Умывальник в углу отливал серебром. Да и все прочее было на уровне самых передовых сказочных технологий.

— Печь у тебя, старая ведьма, поди, электроволновая? — спросил Антоха, оглядывая шикарное сооружение посреди огромной горницы, выложенное голубым кафелем.

— Да, милый ты мой, прынц ненаглядный, — заверещала старуха, — изжарю, волоска не опалив!

— Будешь приставать с глупостями, старуха, я тебя в крысу превращу, — сказал обиженный Антоха. — Я ведь не просто принц, а маг и чародей заморский.

— А что же ты себя не расколдовал, изумрудный? — удивилась Баба Яга. — Ходишь упитанной страхолюдиной и смущаешь слабых желудком людей. И свиту себе подобрал из уродов.

— Это ты кого, бабка, уродом назвала? — вспылил кабан Кудряшов. — Ты на себя в зеркало давно смотрела?

— Так ведь не о тебе речь, платиновый ты мой, — удивилась старуха. — Ты ведь у нас из красавчиков будешь. Ведьмы на тебя, поди, так и вешаются.

— Не уроды, бабуся, а йороды, — поправил неграмотную лесную жительницу информированный Аполлон Кравчинский. — Сиречь рожденные от Йо. Поимей уважение.

— Так ведь я с дорогой душой, — заюлила старуха. — Я ведь к тому, что Змей свет Горыныч уродов терпеть не может, и если сразу не съест, то на кол сажает.

— Страшен, значит, страж Железного замка? — спросил Ходулин.

— Мало того что страшен, так ведь и невежа, каких поискать. Нет чтобы расположить к себе лакомый кусочек и убедить его добровольно в печку прыгнуть, так он жрет всех подряд в сыром виде, только косточки хрустят. И еще утверждает, что вяленое мясо вкуснее жареного. Соус не признает. Да разве ж при такой системе питания долго протянешь? Тем более если ты о шести головах.

— Значит, Змей свет Горыныч — это шестиглавый дракон?

— Змей он, а не дракон, — проворчала Баба Яга. — Драконы — те пожиже будут и много вежливее. Залетали они к нам тут из-за бугра. Демонстрировали тамошний политес. Слали нашему вызов на поединки. А этот дурила деревенский — хрясь, и нет дракона. А так чтобы даме комплимент сказать — вовек от него не дождешься.

Пока Баба Яга трещала как сорока, невидимые слуги накрыли гостям стол. Меню было разнообразным и отлично известным всем здесь присутствующим. Не говоря уже о вине. Оракул, надо отдать ему должное, никогда не скупился, когда речь шла о полноценном питании. Сытно поужинав и крепко выпив, гости впали в благодушное настроение. Антоха даже вызвался в одиночку сразиться со Змеем Горынычем, но за неимением меча вынужден был отложить героическое деяние на завтрашнее утро. Ночь прошла спокойно на бабкиных пуховиках, а поутру исследователи засобирались в путь.

— Ты клубок нам дай, что ли, — попросил Кравчинский закручинившуюся невесть от чего Ягу, — а то опять заблудимся в этом твоем дремучем лесу.

— И, сапфировый ты мой, — обиделась та, — объели старую женщину, спасибо не сказали, а я буду на вас шерсть переводить. Вон она, тропочка, от моего порожка начинается, и приведет она вас прямо к Железному замку. Идите и не сомневайтесь. Я Змею свет Горынычу не враг. Может, он от щедрот своих пришлет старой женщине кусочек. А то ведь изголодалась вся, остались кожа да кости.

— Какая неприятная женщина, — сказала Катюша, покидая гостеприимный кров.

— А по-моему, старуха очень даже ничего, — возразил ей Аполлон. — Прямо-таки сказочный в своем маразме персонаж.

Озабоченный предстоящей встречей с шестиглавым Змеем, добрый молодец Ярослав на слова Кравчинского не отозвался. Хотя, наверное, Аполлон прав, каждый в этом заколдованном мире вынужден играть ту роль, которую ему предопределил оракул. Теперь этому сумасшедшему компьютеру пришла в голову нелепая мысль стравить йородов со Змеем Горынычем. Но, между прочим, Кузнецов вовсе не претендует на звание богатыря и совершать подвиги в виртуальном пространстве не собирается.

— Не исключено, что Змей Горыныч — это компьютерный вирус,—предположил Кравчинский? — Его ликвидация необходима для полноценного функционирования компьютера.

— А если не мы его, а он нас ликвидирует? — спросил Аникеев.

— Значит, оракулу придется искать других программистов. И он их найдет, будьте уверены, перепробовав тысячу вариантов.

Скорее всего, Кравчинский был прав. Давнее знакомство с компьютером из будущего позволяло друзьям предсказывать его дальнейшие шаги. Для компьютера понятие времени практически не существует. Во всяком случае, временные категории, которыми он оперирует, человеческому пониманию недоступны. На протяжении десятилетий, а то и столетий он будет упорно проигрывать различные варианты, вовлекая в свою орбиту тысячи людей, пока не получит искомое.

— А я полагал, что вирус — это мелкое такое животное вроде вши, — высказал свои сомнения Антохин. — А дракон, однако, крупная сволочь.

— У оракула свои масштабы, — усмехнулся Кравчинский.

— Так мы что же, тысячу лет будем ходить со звериными мордами?! — возмутился Бульдог. — Пока это ваш оракул найдет своего героя.

— Тысячу лет ты не протянешь, — возразил Антоха. — Загнешься лет через сорок, однако.

— А как же город? — спохватилась Катюша. — Он что же, так и останется под властью Демона Зла?

— Ну, это вряд ли, — покачал головой Кравчинский. — Субботин ведь тоже смертный. Но, безусловно, какие-то изменения во внешнем мире будут происходить по воле оракула и в нужную ему сторону. А вот насколько они будут существенны, сказать пока трудно.

Ярослава Кузнецова такая перспектива не вдохновляла. Вирус он или не вирус, но этого дракона как-то надо уничтожить, хотя бы для того, чтобы добраться до томящегося в Железном замке Иванова. Очень может быть, что Кравчинский ошибается, и дело здесь не в драконе, а как раз в диске, который оказался в руках у Аркадия Семеновича.

— Вот он, Железный замок! — воскликнул потрясенный Антоха. — Это какой же придурок отгрохал такую громадину?

Удивляться действительно было чему. Железный замок своими размерами превосходил даже величественный храм Йо, а аналогов среди земных архитектурных сооружений ему и вовсе трудно было подобрать. Замок стоял на холме, который правильнее, наверное, было назвать горою, и шпили его утопали в облаках. А что касается стен, то они раза в четыре превосходили высотой Кремлевские и с первого взгляда отбивали охоту у отчаянных голов брать— их штурмом.

— А вон и камень, — указал глазастый Антоха на гигантский валун, лежащий прямо на перекрестье трех дорог. — Значит, так: направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — сам пропадешь. Я бы пошел прямо, но прямо по курсу у нас замок, охраняемый Змеем Горынычем, который щелкает драконов, как семечки, а добры молодцы ему на один зуб. Будем надеяться, что при таком богатом выборе, как у нас сейчас, обезьяной он все-таки побрезгует.

Насчет надписи на камне Антохин как раз ошибся. На гладкой отполированной поверхности были высечены совсем другие слова: «Кто победит дракона — тот витязь, кто испугается — тот чмо». Гориллоподобный Антоха на такое коварство неведомого камнетеса смертельно обиделся и даже попробовал пнуть камень ногой, но тут же отпрянул в сторону.

— Горячий, зараза, — сказал он удивленно. — Видимо, на солнышке перегрелся. А вот и мечи-кладенцы.

Антохин тут же, недолго думая, попытался извлечь один меч из камня, но клинок крепко сидел в расщелине и покидать ее, видимо, не собирался. Упрямый примат попытался было вытащить второй меч, но с тем же успехом.

— Значит, не судьба, — вздохнул Антоха. — А так хотелось сразиться с драконом, прямо спасу нет.

— Отойди, чмо, — насмешливо сказал Аникеев. — Царь-Ворон сейчас бросит вызов дракону.

Однако и усилия Аникеева не увенчались успехом. Птичья голова дергалась от напряжения, мышцы едва не разорвали хорошо пошитый забугорными мастерами пиджак, но меч и не думал покидать свое убежище. Пришлось Царь-Ворону уходить от камня несолоно хлебавши, под ехидное покашливание гориллы.

Кудряшов подошел к камню без большой охоты. Видимо, уже заранее догадывался о результате. И надо сказать, что мечи оправдали его ожидания, то есть даже не шелохнулись, несмотря на усилия, прилагаемые авторитетом.

— Форменное надувательство, — хрюкнул недовольный кабан. — Сам ты чмо.

— Пусть уроды тянут, — хихикнул Антохин. — Кому же, как не добрым молодцам, со Змеем Горынычем сражаться.

— Сам ты урод, — отмахнулся от гориллы Ходулин и, к немалому своему удивлению, без труда вытащил меч из камня.

Ярославу ничего не оставалось, как последовать примеру графа Дракулы. Проявлявший доселе упрямство меч чуть ли не сам прыгнул ему в руку. Кузнецов несколько раз взмахнул им в воздухе и, опираясь на уже имеющийся опыт, пришел к выводу, что оружие хорошо сбалансировано. Судя по всему, изготовил его большой мастер своего дела.

— Я так и знал, что оракул именно на вас рассчитывает, — сказал со вздохом Кравчинский

— А если знал, то почему не предупредил? — криво усмехнулся Ярослав.

— Черт его знает, — сказал Колян, с интересом разглядывая меч, — как-то же наши предки умудрялись побеждать драконов. Или только сказки?

— Да уж конечно, сказки, — хихикнул Антоха. — Человек и с крокодилом-то не справится, а тут — шутка сказать — летающая гигантская змеюка о шести головах. Да вон он, кажется, замаячил у горизонта.

И правда, какое-то летающее существо кружило вокруг Железного замка. Однако с такого расстояния трудно было определить, к какому отряду пернатых оно принадлежит.

— Я нутром чую — змеюка, — охнул Антохин.

— А что же он такой маленький? — огорчился Аникеев. — Тоже мне Змей Горыныч.

Вообще-то Царь-Ворон был прав, в том смысле, что на фоне грандиозного сооружения летающий объект смотрелся несолидно. Однако очень может быть, что дело было не в величине Змея Горыныча, а в расстоянии, с которого отважные исследователи вели наблюдение.

— Он приближается, — крикнул глазастый Антоха. — Смотрите!

И было на что посмотреть. Шестиглавый дракон стремительно увеличивался в размерах, превращаясь на глазах в нечто совершенно чудовищное. Его головы изрыгали пламя, которое выжгло всю траву на добрый десяток километров в округе. Наконец гигантская рептилия сложила крылья и благополучно приземлилась в полусотне метров от бросивших ей вызов героев.

— Вот блин! — ахнул Антоха.

— Е-мое! — дуэтом воскликнули Кузнецов и Ходулин и прямо на глазах изумленных зрителей стали превращаться в сказочных богатырей. То есть раздались в плечах, сильно увеличились в росте, обросли просто невероятной мышечной массой, ну и экипировались соответствующим образом в невесть откуда взявшиеся кольчуги.

— Бедная бацилла, — пожалел Антохин несчастного Змея Горыныча.

Однако доморощенный дракон грозного вида пришельцев не убоялся и принялся самым воинственным образом царапать землю огромными когтями могучих лап, которые, не в обиду ему будет сказано, очень уж походили на куриные. Но размах перепончатых крыльев впечатлял. Не говоря уже о туше, которая размерами не уступала салону самолета, предназначенного для местных авиалиний. Пасти тоже были ничего себе. Тем более что их было целых шесть.

Дракон устрашающе клацал всеми своими зубами и клыками и без конца изрыгал огонь. Впрочем, на отважных витязей этот огонь не произвел особенного впечатления: прикрываясь щитами, они атаковали грозную рептилию с двух сторон. Конечно, силы были вроде бы неравные — два добра молодца против одного дракона, но следует учесть, что у дракона было шесть голов, а у добрых витязей по одной. Зрелище было захватывающее в своем драматизме и непредсказуемости. Дракон кружился на одном месте, норовя подцепить героев огромными клыками. Но и витязи были не лыком шиты, и скоро у несчастного Змея Горыныча осталось только четыре головы.

Катюша захлопала в ладоши. Антохин сокрушенно вздохнул — создавалось впечатление, что он болеет за дракона, и это обстоятельство, конечно, характеризовало гориллу не с самой лучшей стороны. А витязи между тем вошли в раж и работали мечами без устали, тесня Змея к горе, на которой возвышался Железный замок. Несчастное животное изнемогало в бесплодных попытках сохранить свою жизнь. Огненные языки, изрыгаемые уцелевшими головами, уже не так часто тревожили витязей. Тем более что голов очень скоро осталось всего две. Уяснив, что сопротивление бесполезно, Змей Горыныч принял отчаянную попытку скрыться с места происшествия, но был схвачен за перепончатые крылья отважными витязями и повержен наземь в самом жалком и непристойном виде. То есть без голов, без хвоста и с переломанными крыльями.

— Во костоломы, не нам чета, — подвел итог жестокой битвы Антохин.—А птичку жалко.

Свершив героическое деяние, достойное занесения в анналы отечественной истории, доблестные витязи резко сдали в объеме и росте, вернувшись к своему изначальному состоянию. Видимо, мощь, дарованная им на время ужасной битвы богом Йо, иссякла. Однако кольчуги, мечи и щиты остались. Так что витязи выглядели весьма импозантно на фоне гражданского населения в лице Кравчинского и Катюши, не говоря уже об оборотнях-урках, которые если и могли чем-то похвастаться, так только звериными рылами.

— Ну и что теперь? — спросил Кудряшов, завистливо оглядывая героев.

— Будем штурмовать замок, — надменно отозвался Колян Ходулин и жестом полководца ткнул окровавленным мечом в неприступную твердыню.

— Вообще-то, если исходить из общепринятых правил, они должны открыть перед витязями ворота, — предположил Кравчинский, чем вызвал скептические ухмылки окружающих.

И, как вскоре выяснилось, скептики оказались абсолютно правы. Никто и не подумал открывать перед победителями ворота замка. А чтобы прошибить их, требовался, по меньшей мере, бульдозер, а еще лучше — танк. К сожалению, танка у витязей не было, а стучаться мечами в обшитые стальными пластинами ворота было совершенно бесполезно. Кравчинский оглядел высоченные стены и выразился в том смысле, что легче, наверное, взобраться на Останкинскую телебашню. Стены были гладкие, как стекло, а для того чтобы соорудить лестницу подобной высоты, понадобилась бы уйма времени. Да и приставить такую лестницу к стене в принципе было невозможно.

Ситуация создалась почти патовая, требующая для своего разрешения больших умственных усилий.

Взоры витязей обратились на Аполлона Кравчинского, который как боевая единица ничего особенного из себя не представлял, зато обладал изощренным умом поэта и мечтателя.

И граф Калиостро не ударил в грязь лицом и не уронил чести мага и прорицателя.

— Надо искать подземный ход, — нарушил он непродолжительное молчание.

— Легко сказать, — коротко хохотнул Бульдог. — Да мы за день этот замок не обойдем!

— Не говоря уже о том, что этот ход наверняка замаскирован, — поддержал подельника Антохин.

— Вход надо искать в драконовой пещере, — изрек верховный жрец храма Йо и этим своим умственным озарением потряс почтенную публику.

Экспедиция немедленно спустилась из заоблачных высей к подножию холма и сгрудилась у входа в пещеру.

Антохин первым сунул в ее устрашающий зев свой приплюснутый нос и обернулся к соратникам, полный впечатлений:

— Воняет.

— Будем надеяться, что покойный Змей Горыныч жил холостяком, — сказал Ходулин и, отстранив гориллу, шагнул в пещеру.

Пещера поражала своими размерами, но охать и ахать по этому поводу исследователям было некогда. Зато они излазили все закоулки и темные углы логова Змея и нашли-таки то, что искали. Ступеньки подземного хода вели вверх, и не приходилось сомневаться, что рано или поздно отважные путешественники окажутся внутри неприступного с виду сооружения, каковым, безусловно, выглядел Железный замок. Если в замке был гарнизон, то надо признать, что он проявил поразительную беспечность. Никто не остановил лазутчиков не только на лестнице, но и во дворе замка, где они очутились минут через пятнадцать после начала своего беспрецедентного по смелости предприятия. Очень может быть, зашитники крепости просто не ждали нападения с этой стороны, ибо кто же, находясь в трезвом уме и твердой памяти, сунется в логово Змея Горыныча.

Изнутри Железный замок впечатлял не менее, чем снаружи. Во всяком случае, чтобы проверить все его многочисленные помещения, потребовались бы недели, а то и месяцы. Однако таким вагоном времени исследователи не располагали, а потому с энтузиазмом восприняли предложение Кравчинского взять «языка». Тем более что таинственный замок был все-таки обитаем. За те пять минут, что исследователи хоронились под аркой, по двору пробежало несколько существ, по внешнему виду претендующих на статус мыслящих, а следовательно, как минимум, говорящих. Одного такого типчика Аникеев с Кудряшовым подкараулили в каком-то из замковых переходов и в два счета загнули ему салазки. Существо пискнуло, но сопротивления практически не оказало, из чего авторитеты заключили, что «язык» им попался покладистый.

— Какие люди в Голливуде! — обрадовался при виде пленника неугомонный Антохин. — Министр финансов в правительстве Демона Зла господин Венидиктус собственной персоной.

— Какой еще Венидиктус? — удивился попугай. — Ты что, рехнулся?

— Это не я рехнулся, — оскалила горилла свои отвратительные зубы. — Это у тебя глаза повылазили. Слышь, Веня, у тебя закурить не найдется?

— Вы меня с кем-то перепутали, — попробовал протестовать попугай, но тут же был разоблачен и подвергнут легкой экзекуции, сопровождаемой жутчайшими угрозами. В частности, кабан Кудряшов клятвенно пообещал сделать из Венидиктуса чучело и выставить в музее на всеобщее обозрение. Другие угрозы звучали несколько мягче, но тоже ничего хорошего предателю не сулили.

— Меня заставили, — попробовал оправдаться несчастный попугай. — Меня принудили.

Но этот жалкий лепет стоил ему только пары лишних тумаков. После чего Венидиктус окончательно сломался и выразил готовность сотрудничать с силами добра.

— Где Иванов? — спросил его Ярослав.

— Здесь, в замке, — отозвался шепотом Веня. — Но стерегут его так, что не подступишься.

— А кто стережет-то?

— Какое-то жуткое существо. Могущественнейший маг и чародей. Великий и ужасный. Властитель Внеземелья и окружающих миров. Ну и так далее, и тому подобное.

— Еще один вирус, — ахнул Антоха, — А Гриня тоже здесь?

— А где ж ему еще быть? Мы уже собрались убираться отсюда подобру-поздорову, да, вишь, замешкались.

— А чем знаменит этот великий и ужасный чародей? — спросил Кузнецов.

— Понятия не имею. Но его побаивается сам Демон Зла.

— Ладно, — вздохнул Кузнецов, — веди к своему чародею.

— Нет, погоди, — остановил Ярослава Кравчинский. — Тут что-то не так. Прежде чем лезть в пасть к этому властителю Внеземелья, нужно узнать, что это за птица такая и с чем ее едят в нашем мире.

— Хочешь сказать, что под этой маской прячется реальный человек?

— Очень даже может быть.

— Но ты же сам сказал, что проблема в вирусе.

— Правильно, но важно выяснить, кто этот вирус занес и когда это случилось, — покачал головой Кравчинский. — Ты же знаешь, оракул ничего не делает просто так. Все его действия подчинены строгой— логике. И в этой связи меня очень интересует вопрос, зачем ему понадобилось инсценировать убийство Иванова.

— Но ведь убит-то был не Аркадий Семенович, а его дедушка! — возразил Ходулин. — И убит не кем иным, как молодым Глинским, который, впрочем, к тому времени был не так уж молод. Это случилось в тридцать восьмом году.

— Правильно, но ведь Глинскому удалось избежать наказания. И очень может быть, что ему в этом кто-то поспособствовал. Вместо графа были расстреляны трое ни в чем не повинных людей.

— Мы были расстреляны! — вскинулся Кудряшов. — Мы!

— Вы всего лишь сыграли роли этих несчастных, — отмахнулся Кравчинский. — Оракулу в принципе было все равно, кого расстреляют, ему важно было узнать, кто способен в наше время сыграть роль товарища… Вы не помните, случайно, как фамилия следователя, который вас допрашивал?

— Скоков его фамилия! — выкрикнул Антоха. — Я его, гада, на всю жизнь запомнил!

— Такты думаешь, Аполлон, что этот следователь Скоков вполне реальный человек? — прищурился Кудряшов.

— В этом нет никаких сомнений, — подтвердил Кравчинский. — Как это я сразу не сообразил, что в спектакле появился еще один очень нужный оракулу персонаж.

— А собственно, зачем он ему понадобился? — удивился Ходулин.

— Спроси что-нибудь полегче, — вздохнул Кравчинский.—Я могу лишь предположить, что пойманный Глинский поделился со следователем своей тайной. Возможно, даже препроводил его в храм Йо тем же путем, по которому попали сюда мы, и очень может быть, что товарищ Скоков ушел отсюда не с пустыми руками. Вот именно эту важную деталь и ищет сейчас оракул.

По мнению Ярослава, версия, высказанная Крав-инским, имела право на жизнь, однако у нее был один существенный недостаток — отсутствие доказательной базы. Но в любом случае следовало вытащить из этого замка Иванова, поскольку Аркадий Семенович обладал воистину бесценной информацией. Очень может быть, он знает этого Скокова и сумеет вывести на его след.

— У меня есть план, — сказал Аникеев, — Гениальный.

— Излагай, — кивнул Кравчинский.

— Мы представимся этому чародею как посланцы Демона Зла и заберем гайосара Йоана якобы для выяснения всех деталей состоявшегося заговора. Веня с Гриней подтвердят наши полномочия.

План Аникеева действительно был хорош. В конце концов, Аникеев, Кудряшов, Козлов и Антохин были призраками и мало чем отличались по внешнему виду от подручных Демона Зла. Каким бы чародеем ни был нынешний хозяин Железного замка, но он вполне мог ошибиться на их счет.

— Во! — поднес к самому носу Венидиктуса свой огромный кулак Кудряшов. — Не вздумай еще раз переметнуться, гаденыш! Сверну шею как последнему куренку.

— Век свободы не видать! — вытянулся в струнку Стеблов.

— Вы там поосторожнее, — предостерег авторитетов Ходулин. — Магическая сила в этом мире не пустой звук. И этот чародей запросто может испепелить вас молнией. Я на одного такого придурка нарвался, так едва ноги унес.

— Мы вас поддержим с тыла, — приободрил призраков Кузнецов.

— Нет уж, — возразил Кудряшов, — оставайтесь здесь. От вас, добрые молодцы, за версту разит русским духом. Чего доброго, вы нас дискредитируете перед местной нечистой силой.

Опасения криминального босса были вполне обоснованны, и Ярослав, скрепя сердце, вынужден был это признать. Уж слишком он и его приятели по внешнему виду отличались от здешних обывателей. О Катюше и говорить нечего. Любой оборотень с первого взгляда мог опознать в них чужаков и поднять тревогу. Друзьям не оставалось ничего иного, как ждать и надеяться, что авторитеты справятся со взятыми на себя обязательствами и сумеют обвести вокруг пальца могущественнейшего, если верить Венидиктусу, мага и чародея.

Поначалу у авторитетов все шло гладко. Во всяком случае, по прошествии двадцати минут в Железном замке царили все те же тишина и благолепие. Ярослав хотел уже было вздохнуть с облегчением, но тут вдруг ударила молния и загремел гром. Очень может быть, это были явления атмосферного порядка, не имеющие к Железному замку никакого отношения, но у детектива стало нехорошо на душе. Дождь, между прочим, так и не хлынул с разверзшихся небес, зато под сводами замка прогремел человеческий голос:

— Схватите этих негодяев!

Приказ прозвучал недвусмысленно, и относиться он мог только к авторитетам, бесславно, видимо, провалившим гениальный аникеевский план. Ярослав хотел уже броситься попавшим в беду спутникам на помощь, но тут из-за угла вывалила целая орда оборотней с явным намерением испортить незваным пришельцам жизнь. Оборотни угрожающе размахивали мечами и, судя по решительным харям, готовы были исполнить приказ своего хозяина, который продолжал разноситься эхом в бесчисленных помещениях замка:

— Убейте этих негодяев!

К сожалению, прорваться к потайному ходу друзьям не удалось, пришлось, отбиваясь от наседающей нечисти, отступать в глубь замка, бесчисленные переходы которого грозили поглотить их на веки вечные. Кузнецов с Ходулиным не переставая работали мечами, но слишком многочисленны были их противники, уже радостно повизгивающие в предвкушении победы. И было от чего повизгивать, ибо незваные добры молодцы оказались прижаты к глухой стене и бежать им было просто некуда. Положение, однако, спасла красна девица, вдруг обнаружившая знакомый знак на расстоянии вытянутой руки. Недолго думая, она сорвала с головы диадему и приложила ее к нужному месту… Стена раздвинулась, пропуская беглецов, а потом мгновенно сомкнулась за их спинами, отрезав путь разочарованно взвывшим преследователям.

— Это куда же мы попали? — спросил Кравчинский, с интересом разглядывая стены.

— Очень может быть, что в лабиринт, — усмехнулся Ярослав.

Друзья пошли по этому лабиринту, ну не стоять же на одном месте. Коридор вывел их через полчаса к двери, на которой красовалась точно такая же восьмиконечная звезда, как и на диадеме. Катюша еще раз воспользовалась бесценным даром оракула и вывела своих спутников в уже известный им зал со светящимся шаром.

— Приветствую вас в храме Йо, гайосары, — насмешливо сказал Кравчинский, выискивая светящийся экранчик, который мог бы предсказать его судьбу. Однако оракул в этот раз никак не отреагировал на желание поэта. То ли считал, что и без того сказал слишком много, то ли потерял свой дар провидца. А скорее поистрепавшийся за тысячелетия организм компьютера дал сбой, и оракул вконец запутался во всех своих многочисленных программах.

— Может, врезать этой железякой по его хрустальным мозгам? — спросил Ходулин, потрясая мечом. — Извилины у него враз перепутаются, и мы обретем желанный покой.

— Извилины у него, может, и перепутаются, а вот что касается покоя, то это вряд ли, — возразил Кравчинский. — Создатели, похоже, наделили этот шар большим запасом прочности, недаром же он с блеском перенес все выпавшие на его долю испытания. Надо полагать, ты, Колян, не первый варвар, который пытается расколоть этот шар.

Кравчинский вытащил из-за пояса тщательно оберегаемый жезл и, примерившись, ткнул им в нужную точку. Хрустальный шар замерцал и окрасился в нежные голубоватые тона. На противоположной стене появилась надпись зеленоватого цвета: «Миссия завершена». Однако продержалась эта надпись недолго. Сначала послышался треск, потом раздался вой сирены, и зеленая надпись на стене сменилась красной: «Ошибка в программе».

— Что я говорил! — торжествующе воскликнул Кравчинский. — Пока мы не исправим эту ошибку, оракул не сдвинется с места.

Катюша приложила к пульту, расположенному перед шаром, свою диадему. Сирена продолжала выть, но надпись на стене сменилась.

— «Железный замок», — прочел Кравчинский и добавил с гордостью: — Что значит аналитический ум! Ситуацию просчитал со стопроцентной точностью.

Ходулину не оставалось ничего другого, как использовать для полноты картины свой перстень «Хрипун», — отозвался на его усилия новой надписью оракул.

— А это еще кто такой? — удивился Кравчинский.

— Не иначе как наш знакомый чародей, — пожал плечами Кузнецов. — Хотя познакомиться с ним поближе мы так и не успели.

Больше ничего интересного оракул своим старым знакомым не сообщил. Кравчинский несколько раз повернул свой жезл в гнезде, но без всякого результата. Компьютер никак не отозвался на его манипуляции.

— Надо искать этого Хрипуна, — вздохнул Аполлон, извлекая жезл из шара. — Иного выхода я не вижу.

Друзья покинули храм Йо озабоченными и слегка разочарованными. Тоннель вывел их к дворцу графа Глинского, где они обнаружили свой «мерседес». Здесь же стоял и автомобиль Кудряшова. Похоже, авторитетам пока не удалось вырваться из цепких лап Хрипуна и они надолго застряли в Железном замке.

На дворе царил белый день, а на душе у друзей были сумерки. Обед, приготовленный заботливым оракулом, прошел в напряженном молчании. После чего, коротко посовещавшись, друзья решили вернуться в город. Ибо ответ на поставленную оракулом задачу можно было найти только там. «Мерседес» без проблем проделал нелегкий путь до трассы, благо раскисшие было по весне дороги уже подсохли, а расстояние в сотню километров не представляет для современной механической тележки большой проблемы. Это вам не карета прошлого, на которой, как известно, далеко не уедешь.

— А вот интересно, — задумчиво проговорил Ходулин, — почему оракул в этот раз не стал утруждать себя метаморфозами и не превратил твою машину в колесный экипаж на лошадиной тяге?

— Вероятно, он уже адаптировался к нашей эпохе, — пожал плечами Кравчинский. — Все-таки это саморегулирующаяся система. За месяц, проведенный в городе, он, надо полагать, многое постиг в нашей жизни и решил подстроиться под текущие реалии.

— Нас, кажется, преследуют, — сказал, обернувшись, Ярослав.

Преследование велось по всем правилам детективного жанра, благо хорошее покрытие загородной трассы позволяло это сделать. Нахальный «форд» сначала попытался подрезать мирно катящий по своим делам «мерседес», потом злой шавкой повис у него на хвосте, и, наконец (верх наглости!), из его утробы послышалась автоматная очередь. Свинцовый горох сильно попортил полированную обшивку Аполлоновой собственности, что вызвало законное негодование хозяина, заплатившего за забугорную роскошь немалые деньги. Незаслуженно обиженный «мерседес» увеличил ход, а сидевший на переднем сиденье Ходулин высунулся в окно и пару раз выстрелил в сторону «форда» из пистолета. Преследователям такое поведение жертв, обреченных на заклание, не понравилось, и они слегка сбавили скорость. Кравчинский, воспользовавшись заминкой несостоявшихся киллеров, сумел резко уйти в отрыв и практически без помех ворваться в притихший город. Заложив несколько крутых виражей, «мерседес» притормозил на тихой улочке, у ничем не примечательного на вид здания, в котором, однако, размещалась прокуратура.

— А что вы хотите? — развел руками бывший прокурор, а ныне смотритель за порядком в правительстве его демонического величества Иван Николаевич Лютиков. — Живем не по закону, а по понятиям.

— Хорошие новости есть? — спросил Кравчинский, присаживаясь вместе с товарищами к столу.

— Какие могут быть хорошие новости в городе, оккупированном нечистой силой? — вздохнул Лютиков. — Мне, правда, удалось расставить своих людей на ответственные посты, но решения по наиболее важным вопросам принимает, как вы понимаете, сам Демон Зла или кто-нибудь из его подручных. Хорошо хоть удалось, наконец, выплатить людям зарплату, а то ведь весь город сидел без гроша в кармане.

— Казни в городе были?

— Пока нет. Демон Зла пощадил даже заговорщиков, а мэра Гуслярова и вовсе привлек на службу, назначив главным хранителем печати. Что это за должность я, честно говоря, затрудняюсь ответить, но пока что Лев Игнатьевич занимается коммунальными проблемами. А как ваши успехи?

— Хуже некуда, — доложил прокурору Кравчинский. — Змея Горыныча нам удалось ликвидировать, но, к сожалению, в Железном замке объявился некий чародей по прозвищу Хрипун, который захватил в плен наших союзников и едва не одержал над нами сокрушительную победу.

— Ну и какие вы после этого витязи и гайосары?! — досадливо крякнул прокурор.

Кравчинский критику признал справедливой, однако обратил внимание Ивана Николаевича на тот прискорбный факт, что магические и чародейские науки в наших школах и вузах не преподают. И этот досадный промах министерства образования делает наших граждан крайне уязвимыми в противоборстве с истинными мастерами своего дела.

— Так этот Хрипун действительно маг?

— Он не больше чародей, Иван Николаевич, чем вы леший, — усмехнулся Кравчинский, — тем не менее в созданном волею оракула виртуальном мире нам его не одолеть. Там он действительно способен метать молнии в ослушников и превращать их в крыс. А вот в нашем времени он способен пока только свинцом плеваться. Хотя, надо признать, делает он это весьма умело.

— А почему пока?

— Потому что наша реальность тоже меняется, все более приспосабливаясь к требованиям запущенной оракулом программы. А наш дорогой во всех отношениях компьютер не успокоится, пока не найдет причину неполадок в своем чреве. Мы очень надеемся, Иван Николаевич, на вашу помощь. Нам нужны сведения о человеке, который в конце тридцатых годов был сотрудником НКВД. Фамилия его Скоков. Сам он, скорее всего, уже умер, но, возможно, жив кто-то из его потомков. Мы полагаем, что этот потомок и взялся исполнить на нашу голову роль мага и чародея Хрипуна.

— Все-таки я не понимаю этих людей, — раздраженно воскликнул Лютиков, — неужели они всерьез мечтают о мировом господстве?!

— Чужая душа — потемки, — вздохнул Кравчинский. — Наверное, мечтают. Согласитесь, когда в руки затурканного обывателя попадает нечто, способное расцветить красками его убогое существование, это очень сильно отражается на психике. Но дело, я думаю, не столько во власти, сколько в золоте. Храм Йо под самую завязку набит ценностями. Их там на сотни миллиардов. Нужно только взять.

— Так за чем же дело стало? — удивился Лютиков.

— Золото никак не удается извлечь из закромов, поскольку оракул его не отдает. Эта глупая машина считает, что ценности надо возвращать только владельцам, а ни Иванов, ни этот Хрипун таковыми не являются.

— Но вам же этот оракул подарил миллиард?

— Он не подарил — он вернул ценности законным владельцам, — разъяснил ситуацию Кравчинский. — Дело в том, что и Катерина, и Ярослав, и Николай являются потомками бояр Глинских, которые на протяжении столетий отдавали свои трудовые накопления на хранение оракулу. Можете представить себе состояние господ Иванова и Хрипуна, которые буквально купаются в золоте, но не могут его унести с собой. И вы хотите, чтобы они вот так взяли и отпустили это передвижное хранилище ценностей.

— А как оракул определил в ваших друзьях потомков бояр Глинских?

— По генетическому коду. Ведь договоры Глинских с богом Йо всегда скреплялись кровью. Оракул, находясь в исправном состоянии, просто не может отдать золото. Его нельзя уговорить, его нельзя принудить. Зато можно попытаться компьютер перепрограммировать или просто разрушить его электронные мозги. Вот этим сейчас господа Иванов и Хрипун как раз и занимаются, создавая нам кучу проблем.

— Хорошо, — кивнул Лютиков. — Подключайте к этому делу Сухарева, он сидит в соседнем кабинете. Пусть пороется в архивах, там наверняка сохранились сведения об этом Скокове.

Надо сказать, что Демон Зла не очень-то доверял своему смотрителю за порядком. Во всяком случае, он приставил к Лешему своих соглядатаев. Оборотни болтались по зданию прокуратуры, путаясь под ногами занятых людей, и вынюхивали крамолу. Один из них даже попытался встать на пути у благородного графа Дракулы, который буквально вскипел от негодования:

— Как стоишь, морда?! Смирно. Ты на кого хвост поднял, чмо недоделанное? Перед тобой призрак в двадцатом поколении. Ты еще под стол пешком ходил, а я уже пятьсот лет пил кровь у окрестных поселян.

Такой солидный трудовой стаж не мог не вызвать уважения у нечистой силы, которая приступила к несению обязанностей, далеко не похвальных, кстати говоря, каких-нибудь два-три дня назад. А в пользу графа Дракулы говорили его величественная осанка, очень хорошие зубы, а самое главное — темные, почти черные глаза, в глубине которых посверкивали красные огоньки.

Перепуганный оборотень не только уступил дорогу графу Дракуле и его спутникам, но даже предупредительно открыл им дверь в кабинет Сухарева.

У Василия Валентиновича был очень усталый вид. Похоже, последние события негативно отразились на его здоровье. Кравчинский хорошему знакомому посочувствовал, но дело есть дело. Сухарев, надо отдать ему должное, проблемой заинтересовался и пообещал друзьям в течение нескольких часов навести справки в архиве. Дабы не откладывать дело в долгий ящик, он тут же сделал несколько необходимых звонков.

— Скоков-Хрипун… — проговорил он задумчиво. — Так вы говорите, что оракул нашел его сам?

— Скорее всего, — ответил Кравчинский. — Для этого ему, правда, пришлось еще раз отправить в мир иной Иванова.

— Это та самая история исчезновения трупа? — оживился Сухарев и, обернувшись к графу Глинскому, спросил: — А вы помните в подробностях, как это произошло?

— К сожалению, нет, — вздохнул Ходулин. — Я просто видел сон. А проснувшись утром, сказал Аполлону, что убил фон Дорна.

— Он мне назвал точный адрес квартиры, где это произошло, — добавил Кравчинский. — Честно говоря, я ему не поверил, по той простой причине, что всю ночь просидел за компьютером, шарился по Интернету в поисках сведений, нужных мне для новой книги, и могу с полной уверенностью утверждать, что Колян все это время спал как сурок.

— Тем не менее вы все-таки поехали по названному им адресу?

— Да, — кивнул Кравчинский, — и собственными глазами видели, как под присмотром вашего коллеги наши старые знакомые Круглов и Куницын грузят в машину труп Аркадия Семеновича. Впрочем, труп, как вы знаете, очень скоро ожил и проявил редкостную прыть, скрываясь от сотрудников правоохранительных органов.

— Но ведь по логике развития событий господин Ходулин должен был оказаться в лапах этого следователя Скокова и препроводить его к семейному хранилищу. Ведь именно так поступил его предок?

— Скорее всего, да.

— Но почему Глинский не забрал сокровища и не поделился ими со своим спасителем?

— Вероятно, потому, что у него не было диадемы, а двери в сокровищницу открывает именно она. Скоков собственными глазами убедился, что храм Йо не выдумка, и, видимо, принял деятельное участие в поисках диадемы. Но фон Дорн, судя по всему, очень надежно ее спрятал и она, в конце концов, оказалась у его внука, Аркадия Семеновича Иванова.

— Да, но остается непонятным, каким образом этот ваш Хрипун узнал об оракуле, ведь мы уже установили, что Ходулин с ним не встречался.

— Зато с ним мог встретиться Аркадий Семенович Иванов после своего нового чудесного воскрешения. Хрипун нужен был не Иванову, он нужен был оракулу. Но Аркадий Семенович не понимал, что действует по воле компьютера. О Скокове он, скорее всего, знал. Иванов ведь довольно долго занимался биографией своего дедушки и уж конечно не мог не обратить внимания на обстоятельства его трагической гибели. И, видимо, именно тогда всплыла из небытия фигура сотрудника НКВД Скокова, который, не моргнув глазом, отправил на тот свет ни в чем не повинных людей.

— Так, может, они заранее сговорились с Глинским об убийстве фон Дорна?

— Не могу отрицать возможности и такого варианта развития событий.

Сухарева эта случившаяся почти семьдесят лет история заинтересовала не на шутку. И дело было не только в оракуле. Появилась возможность восстановить доброе имя людей, расстрелянных много лет назад по ложному обвинению. А ведь до сих пор этих троих, подписавших, если судить по документам, которые Василий Валентинович сейчас держит в руках, признательные показания, никто и не собирался реабилитировать. Ведь человек-то был убит. И если верить характеристикам, хранящимся в личном деле Терентия Филипповича Доренко, сотрудником он был ценным. Трудно сказать, знали ли руководящие товарищи, что их соратник по борьбе Терентий Доренко до революций звался фон Дорном. По некоторым признакам Василий Валентинович сообразил, что, скорее всего, знали. И очень может быть, ближайшая чистка рядов НКВД могла закончиться для Терентия Филипповича катастрофой. Будучи человеком неглупым, он наверняка об этом догадывался. Зато товарищ Скоков был потомственным пролетарием, и с этой стороны ему ничего не грозило. Но, видимо, и у него не было уверенности в собственной судьбе, что и подтолкнуло его в объятия авантюриста графа Глинского.

Погиб Скоков, кстати говоря, при невыясненных обстоятельствах в окрестностях села Горелова в тысяча девятьсот тридцать девятом году. То есть буквально через несколько месяцев после убийства Иванова. Сухарева эта информация, признаться, поразила. От своих молодых друзей он точно знал, что на контролируемой оракулом территории убить человека невозможно. В том смысле, что убитый там человек воскресает. А вот Скоков не только убит, но и, если верить документам, там похоронен в связи с распутицей и невозможностью вывезти труп в город. Над его могилой позднее был поставлен обелиск. Но перезахоранивать его на городском кладбище по просьбе родных не стали. Последнее обстоятельство только утвердило Василия Валентиновича в мысли, что Скоков не был убит, он просто сымитировал с помощью оракула свою смерть и, надо полагать, счастливо дожил до старости. Вопрос только, зачем ему понадобилось разыгрывать это представление? Числились ли за ним служебные упущения, захотелось ли ему просто уйти от греха подальше — об этом судить пока было трудно. Не мог Сухарев исключить также и того, что Глинский и Скоков все-таки добрались до сокровищ. Другое дело, что вывести их все им оказалось не под силу. Взяли, вероятно, только то, что можно было унести и легко продать. Но в таком случае, как загадочная диадема вновь оказалась в руках Иванова? Или он получил ее не от дедушки, как утверждал до сих пор?

Самым трудным оказалось отыскать сведения о потомках Ефима Федоровича Скокова, зато именно здесь Василия Валентиновича поджидала главная неожиданность. .Среди списка фамилий, не очень, правда, многочисленных, поскольку потомки Скокова не отличались плодовитостью, оказалась одна, хорошо знакомая Василию Валентиновичу. Вот уж не думал он, что поиски в архивах приведут его в кабинет человека, которого он знал не первый год.

Углов Константин Михайлович взглянул на вошедшего Сухарева довольно недружелюбно, но тут же спохватился и расплылся в одной из самых своих доброжелательных и обворожительных улыбок.

— У меня к тебе дело, Костя, извини, что отвлекаю от забот.

— Да какие у нас тут заботы, Василий Валентинович? Кругом сплошной беспредел и никакой законности. Вот уж никогда не думал, что буду состоять в прислужниках Демона Зла.

— Мы не прислужники, — поднял палец вверх Сухарев. — Мы агенты в стане врага. К тому же, я думаю, что эта история закончится с часу на час.

— Твоими бы устами да мед пить, Василий Валентинович, — усмехнулся Углов.

— Меня, собственно, вот какой вопрос интересует, Константин. Ты ведь знал Аркадия Семеновича Иванова еще до того, как увидел его труп?

— Как вам сказать? — Углов вильнул глазами в сторону. — Мы виделись пару раз мельком. Нас познакомил Рябушкин. Что же касается трупа, то я никак не предполагал, что обнаружу в старом доме, в обшарпанной квартире, столь обеспеченного человека. Просто в голову не пришло, что это может быть Иванов. Но потом, когда вы мне сказали, что его опознал Хлестов, я вспомнил, где его видел.

— У вас были деловые отношения?

— Я не понимаю, Василий Валентинович, чего ты хочешь. Да мало ли с кем меня сталкивала жизнь! Работа такая, тут за день десятки людей проходят перед глазами.

— По моим сведениям, ты продал ему одну очень ценную вещь.

— Ну и что? — вскинулся Углов. — Мне нужны были деньги. И я действительно продал Иванову одну безделицу, доставшуюся мне от бабушки. Это что, преступление?

— Нет, — пожал плечами Сухарев. — Просто, по моим сведениям, диадема досталась тебе не от бабушки, а от дедушки, который был сотрудником НКВД в далекие тридцатые годы.

— Мой дедушка погиб семьдесят лет назад, и я попрошу тебя, Василий Валентинович, не тревожить его память.

— О твоем дедушке вспомнил не я, Константин, это сделал компьютер. Ведь это ты столь блестяще сыграл роль следователя в устроенной оракулом постановке?

— Ну и что? — с ненавистью глянул на Сухарева Углов. — Мы все здесь играем дурацкие роли и делаем это не по своей воле.

— Все, кроме тебя, Костя. Кстати, почему у тебя столь странное прозвище в том мире — Хрипун?

Углов на вопрос Василия Валентиновича не ответил, он просто вытащил из кармана пистолет и нацелил его на оппонента:

— Это совсем не больно, Сухарев, и даже не смертельно. Правда, очнешься ты уже призраком.

— Зря ты это затеял, Костя. Оракул все равно не отдаст вам с Ивановым золото.

— А при чем здесь Иванов? — зло ощерился Углов. — Аркашка так и сгниет в этом виртуальном пространстве. Этот сукин сын меня обманул. Когда Анатолий Сергеевич упомянул о диадеме, мне сразу все стало ясно. Я вдруг понял, что упустил свой шанс, который дается раз в жизни. Ты можешь это понять, Сухарев? Другие купались в моем золоте, а я считал каждую копейку. Я упустил жар-птицу, которую держал в руках. А ведь я слышал от бабушки об этом оракуле. Но посчитал все это сказками.

— Насколько я понимаю, диадема была не единственным наследством, доставшимся тебе от дедушки?

— Был еще диск с какими-то странными знаками. Он всегда лежал в бабушкиной шкатулке вместе с диадемой. Ничего ценного, как мне казалось, он не представлял. Я о нем даже не вспоминал до того самого момента, когда узнал от Вениамина Стеблова о таинственном компьютере, находящемся в квартире Иванова и открывающем врата храма Йо. Я видел этот компьютер, когда осматривал место происшествия. Ничего таинственного в нем не было. И вдруг до меня дошло, что дело не в компьютере, а именно в диске. Я попробовал вставить его в дисковод, но он оказался слишком велик. Тогда я просто поместил его в сканер. И случилось чудо, Василий Валентинович. Правда, я попал не в храм Йо, а в Железный замок, но это не имело никакого существенного значения. В Железном замке золота не меньше, чем в храме Йо, вот только вынести его мне не удалось. Но я нашел выход, Сухарев. Надо просто совместить две реальности, ту и нашу, ненадолго, на несколько часов, и этого будет достаточно, чтобы переместить ценности в наш мир. И мне это почти удалось. Ты же сам видишь, что происходит. Еще немного, и процесс будет завершен.

— Ты затеял опасную игру, Костя.

— Да брось, Василий Валентинович, ничего страшного не случилось. Никто не умер. Я подарил людям карнавал на несколько суток. С уходом оракула все забудется. Зато останутся ценности. Большие ценности, Сухарев. В конце концов, от этого выиграю не только я, но и весь наш народ.

— Только не надо, Костя, о народе, — поморщился Сухарев.

— Ну хорошо, ты можешь выиграть, Василий Валентинович. В конце концов, чем ты хуже того же Рябушкина? Сто миллионов долларов тебя устроят?

— Допустим. И что я должен сделать, чтобы их заработать?

— Помоги мне нейтрализовать придурков, которые называют себя гайосарами. Я, к сожалению, а может и к счастью, не могу их убить, но мне нужно их изолировать на несколько часов. В крайнем случае суток. Процесс должен вот-вот завершиться.

Сухарев был уверен, что процесс не завершится никогда. Оракул не отдаст золото людям, у которых нет на него никаких прав. Зато эти люди, сидящие на сундуках с золотом, непременно сойдут с ума, а вместе с ними сдвинется по фазе и весь мир.

Возможно, Сухарев не сумел скрыть своих сомнений, и они каким-то образом отразились на его лице, но в любом случае Углов не поверил бы своему коллеге, ибо ставки в игре были чрезвычайно велики. Так или иначе, но он выстрелил в Василия Валентиновича, чтобы иметь возможность уйти спокойно и без помех. Сухарев выстрела не услышал, он увидел нестерпимую для глаз вспышку света и провалился в пустоту.

Никаких неудобств при возвращении к жизни Василий Валентинович не испытал. Он просто открыл глаза и увидел лицо участливо склонившегося над ним Кравчинского.

— С возвращением вас, господин Сухарев, в наш скорбный и во многом необъяснимый мир.

— Он ушел? — спросил Василий Валентинович, поднимая голову.

— Вы имеете в виду Углова?

— Ну а кого ж еще?

— К сожалению, ушел, хотя майор Сидоров, услышав выстрел в кабинете и увидев вас неподвижно лежащим на полу, попробовал задержать убийцу, но безуспешно. Более того, он сам был убит, и мы с минуты на минуту ждем его воскрешения. Кстати, с чего это Углову понадобилось вас убивать? У него что, нервы сдали?

— Костя и есть тот Хрипун, которого вы ищете. Сухарев добросовестно пересказал Аполлону все сведения, добытые в городских архивах, а также почерпнутые из разговора с Угловым.

— Он предложил мне сто миллионов.

— Надо было соглашаться, — укорил Кравчинский.

— Так я согласился, но он почему-то все равно выстрелил.

— Значит, я оказался прав в своих предположениях, — задумчиво проговорил Аполлон, — диск все-таки есть.

— Есть два диска, — поправил его Сухарев. — Один у Иванова, другой у Углова. Для их активации они используют обычные компьютеры. Я только одного не могу понять: за каким чертом нашим потомкам понадобилось создавать еще и этот призрачный мир?

— Они собирались работать среди суеверных предков, искренне веривших в существование всех этих чародеев, магов и оборотней и прочей нечистой силы. Я, кстати, не исключаю, что эти программы были созданы гайосаром Йоаном Великим, тем самым исследователем, который не захотел возвращаться в свое родное будущее и предпочел остаться в прошлом, где достиг совершенно неслыханных высот. С помощью существ из призрачного мира он держал в страхе и повиновении всех своих подданных. Сам создавал химеры и сам же успешно с ними боролся.

— Странные у них тогда были нравы, — вздохнул Сухарев.

— Не лукавьте, Василий Валентинович, — усмехнулся Кравчинский, — власть во все времена использовала и продолжает использовать этот нехитрый прием — создать воображаемого врага, чтобы успешно с ним бороться. Правда, на этом пути случаются и проколы. Химера вдруг в какой-то момент начинает обрастать плотью и кровью, превращаясь из врага виртуального во врага реального. А порой и просто сокрушает власть, вздумавшую неосторожно поиграть с образами. Каждый писатель знает, что образ — это своеобразный слепок жизни, но, вероятно, возможен и обратный процесс, когда жизнь начинает формироваться на основе созданной кем-то матрицы, используя людей как исходный материал для эксперимента.

— Ну и что вы теперь собираетесь делать? — спросил Сухарев, поднимаясь с пола.

— Надо изъять диски у наших оппонентов и попытаться перезагрузить программу.

— А если они хранят диски в виртуальном пространстве?

— Сами диски — да, но тогда программы должны быть записаны на компьютеры. Ведь только используя компьютеры, они могут попадать в чрево оракула.

Сухарев подошел к зеркалу и с интересом себя оглядел. К счастью, никаких фатальных изменений в его внешности не произошло, хотя он вроде бы стал призраком.

— Очень может быть, что и не произойдет, — утешил его Кравчинский. — Колян уже который день ходит в призраках и за это время ни разу не терял человеческого облика.

— Вы знаете, где живет Углов?

— Знаю.

— В таком случае поехали к нему. Кузнецов с Хлестовым ждут нас в машине.

Воскресший майор Сидоров горел желанием отомстить своему убийце, и Кравчинскому не оставалось ничего другого, как взять его с собой на последнюю битву с магами и чародеями. А то, что эта битва будет последней, Аполлон нисколько не сомневался.

Работники правоохранительных органов разместились в слегка обезображенном пулями «мерседесе» Кравчинского, сильно потеснив при этом Ходулина, Кузнецова и Катюшу. Но, как сказал майор Сидоров, в тесноте, да не в обиде.

— Мы решили заключить договор с Демоном Зла, — сказал Кузнецов, выслушав пересказ событий, произошедших за последние часы в здании прокуратуры.

— А он согласится? — усомнился майор Сидоров.

— Я думаю, Субботину уже надоело корчить из себя придурка и он не менее других призраков жаждет вернуть себе пристойное обличье.

— Предположение спорное, — не согласился с товарищем Кравчинский. — Очень может быть, что Субботину его новая роль пришлась по вкусу. Но в любом случае его, конечно, следует привлечь к операции, пообещав златые горы и реки, полные вина.

Демон Зла пребывал в хорошем настроении, которое не мог испортить даже визит довольно неприятных типов, ввалившихся в его дворец во время вечерней трапезы. Ужинал его демоническое величество в гордом одиночестве, ибо в его окружении не было в достаточной мере значительного лица, которое можно было бы посадить за стол, не уронив при этом собственного достоинства. Да и лиц в окружении крылатого демона тоже не было — одни сплошные образины. Этих, правда, было в избытке, так что Субботин мог не очень волноваться за свою безопасность.

На вошедших Демон Зла посмотрел с любопытством, сесть, естественно, не предложил, но выразил готовность выслушать их слезное прошение.

— Мы не с прошением, мы с предложением, — поправил исчадие ада Кравчинский. — Вагоны золота.

— Все золото мира и так теперь мое, — гордо вскинул голову Демон Зла.

— Я извиняюсь, — встрял в разговор временно исполняющий обязанности министра финансов Хлестов, скромно стоящий поодаль, — золото далеко не все. Да и вообще его кот наплакал. Купюры, правда, есть, но мы вынуждены платить людям зарплату. А с поступлением новых денег возникают проблемы.

В хорошего кроя итальянском пиджаке, Хлестов смотрелся солидно. Впечатление слегка портила физиономия, сильно смахивающая на собачью морду. Петр Васильевич по этому поводу очень страдал, и не приходилось сомневаться в его искреннем желании вернуть прежнее, утерянное по воле оракула обличье.

— Какие еще проблемы? — возмутился Демон Зла. — Ты что несешь, паразит?

— Так ведь, ваше демоническое величество, мы ведь некоторым образом в блокаде. Подвоз продовольствия резко сократился. Могут возникнуть проблемы с населением, которое и без того стало выражать недовольство.

— Недовольных будем сажать на кол! — грозно рыкнул Демон Зла.

— Можно и на кол, — вздохнул Хлестов. — Я это к тому говорю, что золото нам, конечно, не помешает.

— Есть люди, — снова направил ход беседы в нужное русло Кравчинский, — которым наплевать и на Демона Зла, и на его высоких покровителей. Сидят себе на мешках с золотом и в ус не дуют.

— Кто позволил?! — взвился Демон Зла, расправляя черные крылья. — Где сидят?

— В Железном замке, — пояснил Кравчинский.

— Да быть того не может! — возмутился авторитет. — Я же послал туда Григориуса и Венидиктуса.

— Нашел кого послать, — хмыкнул Ходулин. — Железный замок доверху набит золотом, а заправляет там маг и чародей по имени Хрипун! Так вот он публично называет тебя щенком и грозит публичной поркой. Видали, говорит, мы таких Демонов Зла.

— Я этого Хрипуна в порошок сотру, — злобно прорычал авторитет.

— Двадцать пять процентов, — вежливо выставил свои условия Кравчинский.

— Это с какой же стати? — недоуменно заморгал глазами Демон Зла.

— Так ведь без нашей помощи тебе в этот замок не попасть и до Хрипуна с его золотом не добраться.

— Пять процентов и ни копейки больше.

— Двадцать, — уступил Кравчинский.

— Ты с кем торгуешься, негодяй? Ты с Демоном Зла торгуешься! Я властвую над миром!

— Ну, положим, — запротестовал Аполлон, — вся твоя власть не выходит за пределы города и его ближайших окрестностей. Но и эту власть тебе приходится делить с Хрипуном. Помяни мое слово, рано или поздно, но он до тебя доберется. Два медведя в одной берлоге не уживаются.

— Десять процентов, — сказал Субботин.

— Пятнадцать, — сухо уточнил граф Калиостро.

— Черт с вами, — махнул рукой авторитет. — Когда выступаем?

— Тебе сообщат. Готовь свою рать. Ибо битва нам предстоит ужасная.

На этом силы добра расстались с силами зла, торжественно прошествовав из губернского дворца к одиноко стоящему на обочине «мерседесу».

— Придурок, — только и сказал Кравчинский, садясь за руль машины, и с этим резюме по поводу состоявшихся деловых переговоров согласились все присутствующие.

Углов жил в квартире, которая не поражала глаз ни габаритами, ни роскошью обстановки. Кравчинский открыл дверь отмычкой, что вызвало смущенное покашливание представителей правоохранительных органов. Но с другой стороны, брать санкцию на обыск в городской квартире мага и чародея было не у кого, поскольку Демон Зла, едва утвердившись у власти, первым же своим указом распустил суды. Опытные сыскные волки без труда определили, что хозяин покинул квартиру буквально за пару часов до того, как сюда наведались незваные гости. Компьютер в квартире был, но находился в ужасающем состоянии. Монитор разбит, системный блок раскурочен. Видимо, не поверивший Сухареву Хрипун таким образом заметал следы. Скорее всего, у Углова где-то был резервный компьютер, с помощью которого он вновь ушел в виртуальное пространство.

— Скверно, — задумчиво проговорил Кравчинский. — Этот запасной компьютер он может хранить где угодно, в любой снятой на время квартире.

— Можно воспользоваться подвалом дворца Глинских, — предложил Ходулин. — Правда, это займет много времени. Придется мобилизовывать транспорт, чтобы перебросить в Горелово нечистую рать.

— Далеко не факт, что подземный ход функционирует, — возразил Кузнецов. — На месте Крота и Хрипуна я бы его завалил.

— А ты думаешь, что Крот и Хрипун действуют совместно?

— Да уж, наверное, договорились. Враги-то у них теперь общие. Надо поискать их сообщников, во всяком случае, людей, с которыми они общались в последние дни.

— Гусляров! — осенило вдруг Сухарева. — Мэр встречался с Ивановым и даже участвовал в его дурацком заговоре, и, надо полагать, он многое может нам рассказать.

…Лев Игнатьевич встретил вторгшихся в его холостяцкую квартиру гостей без большого восторга. Мэр явно готовился ко сну и теперь испуганно посматривал на помешавших этому процессу правоохранителей.

— Опять НКВД? — спросил он обреченно.

— А что прикажете делать, яхонтовый вы наш? — усмехнулся Кравчинский. — Участвуете в антиправительственных заговорах и хотите, чтобы вам это сошло с рук?

— Заговор был направлен против Демона Зла, пришедшего к власти неконституционным путем, — попробовал оправдаться Гусляров.

— Опять хитрите, милейший, — ласково пожурил Льва Игнатьевича Аполлон. — Вашей конечной целью было установление Всемирной империи во главе с гайосаром Йоаном Вторым. Какая роль отводилась лично вам, гражданин Гусляров?

— Я должен был стать президентом России.

— Э, батенька, — протянул осуждающе майор Сидоров. — Статья-то расстрельная. Ну, в крайнем случае пожизненное заключение.

— Бес попутал, — честно признался Гусляров. — Хотя не исключаю и гипнотического воздействия.

— Готовы искупить вину?

— Кровью? — насторожился мэр.

— Пока что теснейшим сотрудничеством с силами правопорядка, а там видно будет.

— А вы действительно силы правопорядка? — усомнился Лев Игнатьевич в полномочиях своих полуночных гостей.

— А что, разве не видно? — нахально отозвался Кравчинский. — Я, например, действительный статский советник, сотрудник Тайной канцелярии, господин Кузнецов — полковник гвардии, господин Сидоров — майор милиции, господин Сухарев — следователь прокуратуры, что касается господина Ходулина, то он официальной должности не занимает, зато является фаворитом при императрице. Так какого рожна вам еще надо, Лев Игнатьевич? По лицу господина Гуслярова было видно, что его одолевают сомнения. С одной стороны, он готов был сотрудничать с силами правопорядка, с другой, опасался в очередной раз попасть впросак. Бесконечная смена эпох, в которых за последние дни Льву Игнатьевичу довелось побывать, вредно отразилась на его умственных способностях. Несчастный мэр вконец запутался в заговорах, которые, наезжая один на другой, привели ситуацию к полнейшему абсурду. И теперь Гусляров не мог идентифицировать со всей ответственностью даже самого себя, не говоря уже о прочих лицах, добивающихся его взаимности.

— А какой у нас сейчас год на дворе, господа? — задал мэр явно провокационный вопрос.

— Тяжелый случай, — вздохнул Кравчинский. — Специально для вас, Лёв Игнатьевич, и только по секрету — начало века, скажу даже более, начало тысячелетия.

— Какого тысячелетия?

— Третьего, естественно, — пожал плечами Кравчинский.

— Значит, у нас сейчас две тысячи четвертый год?

— Вы на редкость проницательны, друг мой. Так каким образом вам удалось проникнуть в храм Йо?

— Я воспользовался компьютером. То есть сначала Иванов появился на экране телевизора, потом переместился на этот диван. А уходя, он сказал, что я могу последовать за ним.

— Он ушел через дверь?

— Нет, через телевизор. А я сел за компьютер, щелкнул мышкой и оказался в храме. Скажите, этот оракул действительно существует, или я просто сошел с ума?

— Оракул — это реальность, данная нам в ощущениях, — охотно разъяснил мэру суть вещей Кравчинский. — Так вы воспользовались вон тем компьютером, что стоит в углу?

— Да, этим самым.

Аполлон, недолго думая, нажал на кнопку «пуск». Джинн, сидящий в системном блоке, утробно заурчал и начал выдавать на экран монитора никому не нужную информацию на забугорном языке. Никакого особенного чуда в этом не было, поскольку именно так начинали свою работу все без исключения компьютеры, к которым прежде прикасалась рука Аполлона Кравчинского. Силы добра сгрудились вокруг графа Калиостро и с интересом наблюдали за его метафизическими упражнениями. Наконец на экране монитора появилась красивая девушка, увешанная бижутерией в виде пиктограмм.

— Вы компьютерными играми не увлекаетесь, Лев Игнатьевич?

— Нет, — отозвался хозяин. — Разве что супруга баловалась.

— Значит, компьютерной игры под названием «Железный замок» у вас нет?

Гусляров в ответ лишь растерянно развел руками. Вопрос свой Кравчинский задал, естественно, не случайно. На экране монитора среди множества пиктограмм выделялись прежде всего своими размерами две. Под одной из них стояла подпись «Железный замок», под второй — «Храм Йо».

Кравчинский потянулся было к мышке, но был остановлен железной рукой полковника Друбича:

— Надо дождаться Демона Зла с его неисчислимой ратью.

Нечистая сила явилась в рекордно короткие сроки. Взывать к ней не пришлось, Кравчинский просто позвонил по телефону. Сам Демон Зла, воспользовавшись крыльями, впорхнул в мэрскую квартиру через открытую по столь торжественному случаю дверь на балкон. Его воинству ввиду отсутствия крыльев, а также по причине неработающего лифта пришлось подниматься на шестой этаж, по лестнице. Впрочем, оборотней было столь много, что вместить их всех гусляровские апартаменты не могли, и большая часть толклась на лестнице и около подъезда.

— Внимание, — сказал Кравчинский тяжело дышащей ему в затылок нечистой силе. — Представление начинается.

Двойного щелчка мыши никто не услышал, зато все увидели, как раздвигаются стены мэрской квартиры и родной кирпич сменяется инородным материалом, который если и можно было назвать железом, то весьма и весьма условно. Как полководец опытный и себя уважающий, Демон Зла не ринулся в бой впереди своей рати, а благоразумно пропустил оборотней вперед. По приблизительным подсчетам Аполлона Кравчинского через мэрскую квартиру в

Железный замок проникло не менее пяти тысяч особей, которых там, естественно, не ждали. Но замок был настолько велик, что эта немалая рать просто затерялась в его бесчисленных помещениях, так что вступившие вслед за оборотнями под его своды силы добра были слегка шокированы окружающей их тишиной. Впрочем, пройдя сотню метров по гулким коридорам, они услышали где-то там, впереди, неясный шум битвы. Демон Зла ускорил шаги, дабы воочию убедиться в доблести своего войска, и сопровождающим его лицам не оставалось ничего другого, как следовать за ним к эпицентру событий.

Гарнизон замка хоть и был захвачен врасплох, но тем не менее оказал оккупантам героическое сопротивление. Зрелище было воистину грандиозное. По меньшей мере десять тысяч оборотней сошлись лицом к лицу, или, если угодно, рылом к рылу, в огромном зале и с упоением дубасили друг друга мечами. Кровь лилась рекой, ряды нападающих и обороняющихся стремительно редели, но трупов почему-то не было. На это обратил внимание мэр Гусляров, стоявший в кругу избранных на галерее и с ужасом наблюдавший за развернувшейся внизу грандиозной бойней.

— Какие могут быть трупы в виртуальном сражении, милейший, — пожал плечами всезнающий Кравчинский. — Пока что сражаются фантомы, и это только прелюдия битвы гигантов, которую нам с вами предстоит увидеть.

Прелюдия, однако, затягивалась. Для того чтобы шустрые фантомы истребили друг друга, понадобилось добрых полтора часа. По прошествии этого времени посреди огромного зала копошилась ничтожная кучка существ, суета которых не представляла уже для пресыщенных баталией зрителей ровным счетом никакого интереса. Все с нетерпением ждали обещанной Кравчинским битвы гигантов. Демон Зла уже расправлял крылья, готовясь к стремительной атаке, но его опередили. Сверкнула молния, грянул гром, и захваченные врасплох наблюдатели едва не посыпались с галереи вниз, на головы еще продолжавшим сражаться немногочисленным фантомам.

— Что я говорил! — торжествующе воскликнул Кравчинский. — Наконец-то в дело вступают истинные бойцы.

И словно бы в подтверждение его слов на дальнем конце зала появилась величественная фигура, облаченная в золотистые одежды. Это был маг и чародей Хрипун собственной персоной. Одним мановением руки он разметал уцелевших оборотней, расчищая площадку для предстоящего поединка. Демон Зла при виде достойного противника взмахнул крылами и спланировал вниз, словно на большом черном парашюте. С минуту противники неподвижно стояли друг против друга, словно примеривались, как бы побольнее ударить. Ходулин решил было помочь Демону Зла, но Кравчинский его удержал:

— Двое дерутся, третий не лезь.

— Это еще почему? — удивился граф Дракула.

— Оракул, надо полагать, не случайно превратил Субботина в Демона Зла. У него были на него свои виды. А твой час, я думаю, еще придет.

Противники, наконец, обменялись ударами, сверкнувшие под сводами зала молнии слились в одну, что привело к ужасающему грохоту, едва не оглушившему всех присутствующих. После столь обнадеживающего начала следовало ожидать не менее грандиозного продолжения. Тем более что запасы электроэнергии в двух заряженных на противоборство субъектах были неисчерпаемы. Если они не спалили замок, то, вероятно, только потому, что он был сделан из негорючего материала. Золотистые одежды мага Хрипуна очень скоро потемнели от копоти. Демону Зла чернеть вроде было уже некуда, он и так смотрелся натуральным сапогом, начищенным для парадного смотра. Зрители же буквально ослепли от обилия молний, то и дело сверкающих в насыщенном озоном воздухе.

— Вот это разрядочка! — воскликнул довольно Кравчинский.

— А нам от этого какая радость, — не понял Ярослав.

— Так ведь Хрипун в этом противоборстве теряет магическую силу. Так же, как, впрочем, и Демон Зла.

Скорее всего, Аполлон был прав, ибо противники, которые в начале противоборства выглядели исполинами, ныне истрепались до своих обычных размеров. Да и сила испускаемых ими электрических разрядов потихоньку сходила на нет. Видимо, противники начали осознавать, что победителя в их поединке не будет. Во всяком случае, Хрипун предпринял попытку скрыться. Воспрянувший духом Демон Зла, собрав оставшиеся силы, метнул в спину убегающему молнию, но промахнулся. Чародей благополучно скрылся, зато Демона последнее усилие подкосило под корень. Во всяком случае, он рухнул бездыханным на плиты пола, одновременно сильно просветлев ликом. Спустившиеся вниз с галереи благодарные зрители обнаружили не Демона Зла, а всего лишь Субботина. То есть ни крыльев тебе, ни горящего взора. Авторитет, впрочем, очнулся довольно скоро и даже поднялся на подрагивающие задние конечности.

— Здорово вы его! — с чувством пожал победителю руку Гусляров. — Это было восхитительное зрелище.

— А где его труп? — спросил авторитет.

— К сожалению, трупа нет, — вздохнул Лев Игнатьевич. — Чародей скрылся.

Расстроенный авторитет злобно выругался. И очень может быть, что именно его ругательство стало последней каплей, переполнившей чашу терпения многострадального замка. Грандиозное строение, которое, казалось, простоит не одну тысячу лет, стало вдруг распадаться на глазах изумленных зрителей. Причем скорость распада была настолько велика, что буквально через минуту торжествующие победители оказались у разбитого корыта. Над их головами зашумел могучими кронами дремучий лес, пугая непривычных горожан своими ночными криками и всхлипами.

— Вот тебе раз, — обиженно сказал Гусляров. — У нас и то лучше строят.

И был совершенно прав в своих претензиях, правда, непонятно к кому, то ли к оракулу, провернувшему воистину уникальную операцию по сносу строения, то ли к чародею Хрипуну, напустившему на своих оппонентов порчу. Но в любом случае силы добра, столь опрометчиво сунувшиеся в логово могущественнейшего мага, оказались в весьма и весьма сложном положении. Вернуться назад, в мэрскую квартиру не было никакой возможности. Идти вперед было совершенно бессмыслен-. но, ибо никто не знал, где этот самый «перед» находится. Словом, силы добра неожиданно для себя оказались пленниками виртуального пространства, без всякой надежды на благополучный исход затеянного в недобрый час предприятия. Кравчинский уныло подсвечивал прихваченным на всякий случай фонариком по сторонам, но ничего примечательного не обнаружил. Кругом были самые обычные деревья, самого обычного вроде бы леса. Ну а что прячет в своем нутре этот «обычный» лес, можно было только догадываться.

— Допрыгался, стратег, — сердито бросил графу Калиостро Ходулин. — Хватать надо было этого мага за шиворот и вытрясать из него диск с программой. В два счета бы мы с Ярославом этому Углову загнули салазки.

— Да не в Углове дело, — махнул рукой Аполлон. — Дело в оракуле. Этот Железный замок ему мешал нормально функционировать. Вот он его и разрушил с нашей помощью.

— Все может быть, конечно, — вздохнул Ярослав. — Но что мы сейчас будем делать?

— Я предлагаю развести костер, — бодро высказался майор Сидоров. — И подождать рассвета. А хворосту здесь, надо полагать, в избытке.

Предложение майора было разумным, и все с готовностью принялись искать сухие ветки. Василий Валентинович Сухарев, впервые столкнувшийся с виртуальным пространством, о котором столько слышал в последние дни, пребывал в растерянности. Только что произошедшая на его глазах грандиозная битва повергла его в состояние, близкое к шоку. Рушились все непреложные законы бытия, смерть перестала быть смертью, но и жизнь приобрела отчетливый шизофренический оттенок. Мало того, что уважаемому человеку пришлось в последние дни вращаться среди демонов, оборотней и графов, так в довершение всех бед он еще и сам стал призраком. Можно себе представить реакцию вышестоящих лиц на столь предосудительные превращения следователя прокуратуры. Впрочем, Сухарев утешал себя тем, что и среди вышестоящих лиц не обошлось без недоразумений. Губернатор сослан в Сибирь, мэр окончательно запутался в господах, которым он служит, а прокурор Лютиков и вовсе стал Лешим. Справедливости ради следует заметить, что сделал он это по заданию подпольного комитета, в тяжкий для города час, но тем не менее нечисть есть нечисть. Не исключено, что и следователя Сухарева ждет та же участь, во всяком случае, дремучий лес для него уже создан, осталось только мхом обрасти и можно приступать к исполнению обязанностей. Достойное завершение карьеры, ничего не скажешь.

Тяжкие думы, одолевавшие следователя, помешали ему вовремя оценить неприятное положение, в которое он попал благодаря своей опрометчивости. Сухарев заблудился в ночном лесу, хотя вроде бы пытался держаться поближе к стану. Казалось, еще минуту назад он слышал голоса своих товарищей по несчастью, и вдруг эти голоса смолкли, и вокруг воцарилась гнетущая тишина, прерываемая лишь треском ломающихся веток да уханьем ночных птиц.

— Эй! — крикнул слегка струхнувший Сухарев. — Здесь есть кто-нибудь?

— Есть кто-нибудь, — с готовностью откликнулось эхо.

— Ты кто? — переспросил не разобравшийся в ситуации следователь.

— Ты кто? — с готовностью отозвалось эхо.

— Я леший, — представился Василий Валентинович и, очень даже может быть, не покривил при этом душой.

— А я русалка, — отозвалось эхо, чем поставило Сухарева в тупик.

Впрочем, не исключено, что эхо здесь было совершенно ни при чем, и заброшенному в лесные дебри волею обстоятельств следователю прокуратуры действительно попалась на пути русалка. Во всяком случае, Сухареву показалось, что там, на залитой лунным светом полянке, действительно кто-то стоит.

— Иди сюда, — сказала русалка. — Я покажу тебе дорогу.

— Дорогу куда? — не удержался от вопроса Сухарев.

— Дорогу к счастью, — засмеялась русалка.

Со счастьем у Василия Валентиновича в последнее время действительно возникли проблемы, в том смысле, что семейная жизнь разладилась и в перспективе пока что ничего не просматривалось. Ну, разве что кроме этой русалки, которую он видел теперь вполне отчетливо. От обнаженного женского тела у Сухарева перехватило дух, он воровато огляделся по сторонам, боясь обнаружить нечаянных свидетелей, и ускорил шаги. Падение следователя прокуратуры состоялось на берегу лесного озерка, куда вывела его нечаянная проводница. Хотя, с другой стороны, можно ли считать моральным падением сексуальную связь лешего с русалкой? При зрелом размышлении Сухарев пришел к выводу, что вряд ли. Правда, эти зрелые размышления пришли к нему гораздо позже, когда факт уже свершился и отмене не подлежал.

Лежа на теплой земле, Сухарев подумал, что весна в этом году выдалась бурная и почему-то теплая. Давно не бывавший на природе Василий Валентинович полагал, что в мае ночи более холодные. Нынешняя же выдалась прямо на загляденье. Вон даже русалки вышли на охоту явно раньше положенного времени. Сухарев полагал, что сейчас его потащат в воду, в качестве уплаты за грехопадение, но ошибся в своих расчетах. Русалка купаться явно не собиралась, а, наоборот, принялась неспешно одеваться.

— А я всегда считал, что русалки ходят обнаженными.

— Я не просто русалка, я — ведьма, — усмехнулась в ответ его новая знакомая.

— А зовут тебя как?

— Ефросинья.

— А меня — Василий.

— Ну, тогда пошли, Василий.

— Куда? — не понял Сухарев.

— Я же обещала показать тебе дорогу к счастью.

Нельзя сказать, что Сухарев оробел, он просто не знал, можно ли полагаться в поисках счастья на русалку, которая вдобавок еще являлась и ведьмой. К тому же следователь в данный момент и без того был доволен жизнью и прикидывал в уме, как бы уговорить свою новую знакомую покинуть лесные дебри и переселиться в шумный город. Жилплощадью Василий Валентинович ее бы обеспечил, а уж там как бог даст.

Ефросинья уверенно торила путь по затихшему в предрассветную пору лесу, судя по всему, для нее здесь не было тайн, и в темноте она видела не хуже, чем днем. Сухарев же то и дело спотыкался о ветки и корни, которые с завидной регулярностью попадались на его пути. Шли они довольно долго. Непривычный к длительным пешим прогулкам, да еще по лесу, следователь сильно подустал. Зато Ефросинье слово «усталость», похоже, было незнакомо, и она легко и почти бесшумно шагала по тропе, лишь изредка оглядываясь на то и дело отстающего Сухарева. Приглядевшись к своей новой знакомой, Василий Валентинович пришел к выводу, что соблазнил далеко не девушку. Ефросинье на вид было никак не меньше тридцати пяти лет. И набежавший рассвет это подтвердил. Сухарев счел этот возраст оптимальным, поскольку и сам был далеко не мальчиком.

— Пойдешь за меня, — неожиданно предложил Сухарев.

— А с чего это ты вдруг решил свататься к ведьме?

— Так я ведь и сам леший, а следователем прокуратуры только подрабатываю на жизнь.

— Пойду, — легко согласилась Ефросинья, — но уж ты не обессудь, если что не так.

Василий Валентинович расправил плечи и ускорил шаги, не желая выглядеть в глазах своей избранницы рохлей. В конце концов, возраст Сухарева еще не таков, чтобы раскисать после часового перехода. Лесная тропа внезапно оборвалась обширной поляной, и взору Василия Валентиновича открылось величественное зрелище, от которого у него захватило дух. Огромное сооружение, напоминающее египетскую пирамиду, выплывало ему навстречу. Впрочем, Сухарев очень скоро убедился, что сооружение не плывет, а стоит на довольно высоком холме. А то, что он принял было за воду, всего лишь роса, испаряющаяся под лучами утреннего солнца. Но в любом случае следователь был потрясен.

— Храм Йо? — спросил Сухарев внезапно севшим голосом.

— Да, — ответила Ефросинья.

Подходя к храму, Сухарев слегка оробел, но быстро взял себя в руки. В конце концов, это сооружение всего лишь дело рук человеческих, пусть даже если это руки далеких потомков. И ничего таинственного, а тем более мистического в этом сооружении нет.

— Каждый видит в нем то, что хочет видеть, — сухо сказала Ефросинья. — И поступает соответственно своей природе.

В правоте Ефросиньи Сухарев убедился очень скоро, едва ступив в величественный зал, посреди которого находился отливающий голубоватым светом гигантский шар. Сцена, представшая его взору, была безобразной. Два человека, сцепившись в объятиях, катались по полу, награждая друг друга тумаками и изрыгая при этом страшные ругательства.

Василий Валентинович без труда опознал дерущихся, а увидев на полу возле шара две круглые металлические пластины, отливающие металлическим блеском, очень быстро сообразил, что именно не поделили гайосар Йоан с чародеем Хрипуном. Сухарев хотел было поднять пластины, но его опередила Ефросинья. Причем она не просто подняла диски, но и распорядилась ими со знанием дела. И прежде чем Василий Валентинович успел глазом моргнуть, русалка подошла к голубому шару и опустила оба диска в приоткрывшуюся щель.

— Нет! — закричал с пола Углов. — Что ты делаешь, стерва!

Хрипун вскочил и попытался было наброситься на Ефросинью, но, наткнувшись на кулак Сухарева, вернулся в исходное положение. Иванов вел себя более спокойно, он просто сидел на полу и устало качал головой. На лице его было написано отчаяние. Впрочем, это отчаяние быстро сменилось злобой, и Сухареву наверняка пришлось бы несладко в противоборстве с двумя обеспамятовавшими негодяями, если бы как раз в этот момент под сводами храма не появилась целая группа очень хорошо знакомых ему лиц.

— Ну вот, — сказал Кравчинский, приветствуя Сухарева поднятой рукой. — Я же говорил, что он найдется. Здравствуй, Ефросинья.

— Пора, — отозвалась в ответ русалка. — Приступайте.

Первой к голубому шару подошла Катюша, сняла украшающую голову диадему и приложила ее к пульту. Шар благодарно вспыхнул зеленым цветом надежды.

— Перстень, — протянул руку к Субботину Ярослав.

— Не отдавай! — крикнул с пола Углов.

Авторитет вздрогнул и растерянно огляделся по сторонам. Взгляд его уткнулся в пистолет, который майор Сидоров направил на него с самым решительным видом.

— Убью, — коротко пообещал майор. — Мне этот подвиг на том свете зачтется. Все-таки не сявку порешил сгоряча, а Демона Зла, причем обдуманно.

— Но ведь золото, Субботин, золото! — почти простонал с пола Иванов.

— Между прочим, оракул уже приготовился к уходу, — мягко сказал Кравчинский, — и далеко не факт, что он задержится для воскрешения покойника.

И словно бы в подтверждение слов Аполлона над головами присутствующих вспыхнула надпись: «Миссия завершена», а громовой голос произнес:

— Миссия завершена! Посторонних прошу удалиться.

— Считаю до трех, — жестко произнес майор Сидоров. — Раз, два…

Но прежде чем сотрудник правоохранительных органов произнес роковую цифру «три» Субботин сорвал с пальца перстень и швырнул Кузнецову:

— Чтоб вы провалились!

После того как Кузнецов с Ходулиным приложили свои перстни к пульту, у злобного пожелания авторитета появился шанс осуществиться. Во всяком случае, храм заходил ходуном.

— Миссия завершена, — произнес все тот же голос— Прошу посторонних удалиться.

Посторонние благоразумно последовали совету оракула и бросились к выходу, но в дверях столкнулись с группой неопознанных поначалу лиц, которые как раз направлялись в храм. Началась если не свалка, то сутолока, едва не приведшая к трагическим последствиям.

— Спасайся, кто может, — рявкнул во всю мощь своих легких Кравчинский и тем разрядил ситуацию.

Клубок тел выкатился из храма, и чудовищная вспышка настигла беглецов уже у подножия холма. Сухарев открыл глаза, когда все уже вроде закончилось, и увидел сидящую рядом Ефросинью. Приключение завершилось, и завершилось оно для Василия Валентиновича с немалым прибытком, а о сгинувшем золоте он нисколько не жалел.

Зато бесновались и посыпали голову пеплом опоздавшие к раздаче подарков Кудряшов и Аникеев.

— Я тебе пасть порву, — орал на поднимающегося с земли Углова вернувший себе привычное обличье Кудряшов. — Чародей задрипанный!

— Но-но, ты не очень-то разоряйся, — остудил его пыл Углов. — Я все-таки следователь прокуратуры. И в два счета сейчас статью тебе организую за оскорбление должностного лица, находящегося при исполнении служебных обязанностей.

— Это ты исполняешь обязанности! — взвизгнул Аникеев. — А кто нас в оковах держал?!

Сухарев скандалистов уже не слушал, просто сидел и с наслаждением вдыхал воздух сельской глуши, который кружит голову городскому человеку не хуже вина. Особенно если рядом с этим человеком сидит женщина.

— А в прошлый раз мы на этой поляне нашли золото, — сказал вдруг Кравчинский. — Я лично копнул носком землю, и вот оно, родимое.

Набиравший силу скандал умер в одно мгновение. Бывшие попугаи Веня и Гриня мгновенно пали на землю и принялись разгребать ее руками.

— Идиоты! — рявкнул на них Кудряшов. — Бегите в деревню за лопатами.

Бывшая стая дружно сорвалась с места, к ней присоединились Углов с Ивановым. Не прошло и минуты, как они уже скрылись за поворотом.

— Ну и зачем ты им это сказал? — осуждающе покачал головой Кузнецов. — Они ведь ничего здесь не найдут.

— А пусть роют, — усмехнулся Кравчинский. — Труд облагораживает человека. А местные жители потом на этом месте картошку посадят. Хорошая здесь вырастет картошка.

Сухарев вернулся к исполнению своих обязанностей в теплое солнечное утро. Василий Валентинович был доволен жизнью и самим собой. Слегка подпортил ему настроение Костя Углов, попавшийся на пороге здания прокуратуры. Вид у Кости был усталый, глаза тоскливые, он то и дело хватался мозолистой рукой за негнущуюся спину, поврежденную на сельхозработах, и угрожающе цедил сквозь зубы:

— Я этого гада посажу, можешь мне поверить, Сухарев. Он у меня надолго запомнит, как издеваться над уважаемыми людьми.

Василий Валентинович не стал уточнять, кого, собственно, называет гадом Костя Углов, во-первых, он догадывался, что речь идет об Аполлоне Кравчинском, а во-вторых, для пустых разговоров у него просто не было времени. Прокурор Лютиков вызвал подчиненного на ковер, не дав тому дух перевести.

Иван Николаевич был чисто выбрит и с удовольствием оглаживал блистающую под солнечными лучами лысину белоснежным платком. О проведенных на ответственной подпольной работе днях ничего уже не напоминало ни в обстановке кабинета, ни во внешности самого Лютикова. Между прочим, и город как-то неожиданно легко оправился от травмы, нанесенной ему оракулом. И о Демоне Зла никто из горожан даже не вспоминал. Телевидение дружненько переключилось на скандальное происшествие с одним видным политическим деятелем губернского разлива, прихваченным в сауне с чужой женой, а о похищенных призраками из банков деньгах даже не вспоминало.

— Деньги как раз вернулись к законным владельцам, — вздохнул Лютиков, — все до копейки. Золото тоже. О телках я даже не говорю. Проблемы у нас с собакой, Василий Валентинович.

— А что такое? — удивился Сухарев.

— Приехала комиссия из центра, — перешел на шепот Лютиков. — Привезла с собой целую команду из профессоров. Вынь да положь им говорящую собаку. А где я им ее возьму? Хлестов, сукин сын, не дождался решения вышестоящих инстанций и метаморфизировал в свое естественное состояние. Я ему звонил только что. Представь себе, утверждает, что никогда собакой не был, и обещает привлечь меня за клевету. Вот ведь наглец. А по документам комиссии он у нас, между прочим, проходит как породистый кобель. И там черным по белому вписаны фамилия, имя и отчество финансиста.

— Скажем, что это фамилия владельца, — пожал плечами Сухарев.

— Владельца кого?

— Таксы, естественно.

— А такса где?

— Скажем, что сдохла.

— Да ты что? — замахал руками Лютиков. — На нас же зеленых натравят. Всех этих защитников животных. Хай поднимут на весь мир. В губернском городе не уберегли феномен природы, говорящего пса!

— А мы-то тут при чем, — пожал плечами Сухарев. — Пусть с хозяина спрашивают, почему не уберег собаку.

— А кто хозяин?

— Хлестов Петр Васильевич, как это и записано в документах. Прокуратуре ведь по штату не положено держать собак. Мы и не держим.

— Гениально, — аж подпрыгнул на стуле Лютиков. — Я покажу этому финансисту, как грозить прокурору судом.

— Пусть Хлестов либо покупает собаку, либо берет у ветеринаров справку о ее смерти. А если комиссия решит, что этот сукин сын заморил голодом несчастное животное, являющееся достоянием человечества, то мы так и быть, проведем расследование в точном соответствии с законом.

— Ну, Сухарев, век не забуду — выручил. А у меня прямо голова кругом пошла. Только-только избыли Демона Зла и тут, нате вам, новая напасть-комиссия из столицы!

— Ничего, — уверенно сказал Василий Валентинович. — И не таких видали.

— Это точно, — согласился со следователем прокурор Лютиков. — А этот гость из будущего больше не вернется?

— Будем надеяться, — вздохнул Сухарев. — А если вернется, то мы встретим его во всеоружии.

— Не дай бог! — воскликнул прокурор Лютиков и перекрестился.