На Вавилон

Robert Silverberg. Against Babylon. Пер. – А. Корженевский. – _

В то утро Кармайкл вернулся из Нью-Мексико, и, когда он посадил свой маленький самолет в аэропорту Бербанк, ему первым делом сообщили, что лесные пожары вокруг Лос-Анджелеса выходят из-под контроля. Он срочно нужен, сообщили ему. Заканчивался октябрь, самый пик сезона лесных пожаров на юге Калифорнии. Из пустыни Мохаве дул горячий, сухой ветер, а дождь последний раз шел пятого апреля. Кармайкл сразу же позвонил окружному диспетчеру, и тот сказал совсем кратко:

– Майк, одна нога там, другая здесь, быстро!

– Где я нужен?

– Самый сильный пожар к северу от Чатсуэрта. В аэропорту Ван-Найс стоят самолеты – они загружены и готовы к вылету.

– Мне необходимо заглянуть в одно место и позвонить жене. Буду в Ван-Найс минут через пятнадцать, хорошо?

От усталости даже ломило зубы. Времени было девять утра, а летел он с половины четвертого, причем путь оказался нелегким: самолет трясло и болтало теми самыми яростными ветрами из сердца континента, что теперь угрожали перегнать огонь в Лос-Анджелес. Сейчас Кармайклу больше всего хотелось домой, под душ, к Синди и в постель, однако пожарная служба не оставляла выбора. В такое время года весь этот сумасшедший город запросто может сгореть в одной большой огненной буре. Впрочем, иногда Кармайклу даже хотелось, чтобы Лос-Анджелес сгорел. Он ненавидел этот пронизанный смогом помпезный Вавилон с его бесконечной путаницей шоссейных дорог, вычурными зданиями, загаженным воздухом и густой, задыхающейся глянцевой листвой, с его наркотиками, пьянками, разводами, праздностью и неопрятностью, с его порномагазинами, клубами нудистов, массажными салонами и ненормальными жителями, которые носят ненормальную одежду, гоняют в ненормальных автомашинах и стригутся совершенно ненормальным образом. Почти во всем, думалось ему, здесь ощущается какая-то дешевка, низкопробность. Даже особняки и модные рестораны кажутся ненастоящими, словно декорации для кино. Иногда у Кармайкла возникало ощущение, что эта низкопробность города беспокоит его гораздо больше, чем вполне конкретное живущее тут зло. Со злом, если не отступать от собственных нравственных принципов, еще можно бороться, но низкопробность обтекает тебя со всех сторон, заползает в душу, и ты сам этого даже не замечаешь. Кармайкл продолжал надеяться, что за время его пребывания в Лос-Анджелесе с ним этого не произойдет. Раньше он жил в Долине, и, говоря «Долина», он всегда имел в виду огромную долину Сан-Хоакин за Бейкерсфилдом, а не маленькую захламленную долину Сан-Фернандо близ Лос-Анджелеса. Но в Лос-Анджелесе жила Синди, она любила этот город, а он любил Синди и ради нее уже семь лет жил среди пышных зеленых аллей Лаурел-Каньон. Каждый октябрь – уже семь лет подряд – он занимался тем, что поднимал в воздух самолет и сбрасывал на ежегодные лесные пожары химический пламегаситель, чтобы спасти жителей Лос-Анджелеса от последствий их же идиотской беспечности.

Короче, Кармайкл считал, что к своим обязанностям нужно относиться серьезно.

Он набрал домашний номер, но после семи гудков повесил трубку. Затем попробовал номер небольшой студии, где Синди мастерила свои ювелирные изделия, но там тоже никто не отозвался, а звонить на выставку было еще рано. Его немного беспокоило, что не удалось поговорить с женой после трехдневного отсутствия. И скорее всего, теперь у него не будет такой возможности еще часов восемь-десять. Но тут уж ничего не поделаешь.

Едва взлетев, Кармайкл заметил пожар не очень далеко на северо-западе колонну жирного, черного дыма, поднимавшегося на фоне бледного неба. А через несколько минут, когда он выбрался из самолета на взлетную полосу Ван-Найс, его буквально окатило волной жара. В Бербанке было градусов 85 чертовски жарко для девяти утра, – а здесь, пожалуй, перевалило за сто.

Сюда уже доносился отдаленный рев пламени, треск горящего кустарника и странный свистящий звук, возникающий, когда вдруг вспыхивает сухая трава.

Аэропорт напоминал командный центр действующей армии. Самолеты садились и взлетали с дикой, лихорадочной поспешностью. Впрочем, и сами они выглядели дико – полный набор дряхлеющих машин, которым исполнилось по сорок, пятьдесят и больше лет: переоборудованные «Летающие крепости» Б-17, несколько ДС-3, «Дуглас-Инвейдер» и, к удивлению Кармайкла, даже «Форд-Тримотор» тридцатых годов выпуска, который извлекли, должно быть, из запасников какой-нибудь киностудии. Часть самолетов снабдили баками с пламегасящими химикатами, часть – водяными помпами; некоторые машины предназначались для разведки обстановки, и на их фюзеляжах поблескивали инфракрасные датчики и прочие электронные приборы. По полю метались мужчины и женщины, которые следили за загрузкой самолетов и непрерывно кричали что-то в портативные передатчики. Кармайкл сразу же направился в штаб – помещение, битком набитое усталыми, издерганными людьми, не отрывающими глаз от экранов компьютеров. Почти всех их он знал по работе в прежние годы.

– Тебе приготовили ДС-3, – произнес один из диспетчеров. – Сбросишь пламегаситель по этой дуге, от каньона Ибарра на восток и до Лошадиной равнины. Сейчас огонь на подступах к Санта-Сузане, и до сих пор ветер дул с востока, но если он переменится на северный, огонь распространится от Чатсуэрта до Гранада-Хилс, а затем двинется прямо на бульвар Вентура. И это только один пожар.

– Сколько всего?

Диспетчер пробежал пальцами по клавиатуре компьютера. Карта долины Сан-Фернандо исчезла, и на экране появилась вся Лос-Анджелесская равнина.

Кармайкл пристально вгляделся в экран. Три огромных вытянутых алых пятна означали зоны, охваченные пожаром: одна у Санта-Сузаны, вторая, почти такая же по размерам, к востоку, в лугах по северную сторону шоссе номер 210 около Глендора или Сан-Димаса и третья в восточной части округа Оранж за Анахим-Хилс.

– Наш пока самый большой, – сказал диспетчер, – но эти два разделяют всего сорок миль, и если они сольются…

– Да уж… – произнес Кармайкл.

Сплошная стена огня, бегущая от восточного края равнины и, может быть, – если задует «Санта-Ана» – несущая искры на запад через Пасадину, через пригороды Лос-Анджелеса, через Голливуд и Беверли-Хилс до самого побережья, где расположены Венис, Санта-Моника, Малибу… Кармайкл вздрогнул. Лаурел-Каньон сгорит. Все сгорит… Страшнее Содома и Гоморры.

Страшнее падения Ниневии. Только пепел на сотни миль вокруг.

– Всех до смерти запугали русскими ракетами, а на самом деле компания сопляков, бросающих окурки где попало, может уничтожить все это с такой же легкостью, – сказал Кармайкл.

– Но окурки здесь ни при чем, Майк, – возразил диспетчер.

– А что тогда? Поджог?

– Ты ничего не слышал?!

– Последние три дня я был в Нью-Мексико. Только что прилетел.

– Ну тогда ты, наверно, единственный человек в мире, который еще не слышал.

– Боже, о чем я еще не слышал?

– О пришельцах, – устало произнес диспетчер. – Пожары начались из-за них. Сегодня в шесть утра в трех разных концах Лос-Анджелесской равнины опустились три космических корабля и своими двигателями подожгли сухую траву.

Кармайкл даже не улыбнулся.

– Странные у тебя шутки, приятель.

– Я не шучу, – ответил диспетчер.

– Космические корабли? С другой планеты?

– Да. И с чудищами пятнадцати футов ростом на борту, – вступил в разговор диспетчер у соседнего компьютера. – В эту самую минуту они свободно разгуливают по окрестным дорогам. Пятнадцать футов, представляешь!

– Марсиане?

– Никто, черт возьми, не знает, откуда они взялись.

– Боже, – пробормотал Кармайкл. – Боже мой.

Когда он поднялся в небо, самолет несколько раз швырнуло из стороны в сторону резкими восходящими порывами воздуха от пожарища, и какое-то время Кармайклу с трудом удавалось удерживать его на заданном курсе, но затем, вызвав из глубин тренированной нервной системы нужные движения, он легко и почти бессознательно принялся подчинять машину себе. Он всегда считал очень важным, чтобы эти самые нужные движения жили в пальцах, в плечах, в ногах, а не в сознании. Сознание, бесспорно, может многое, но в конечном итоге ты или умеешь работать не задумываясь, или отправляешься на тот свет.

Почувствовав, что самолет подчиняется, он улыбнулся. ДС-3 – старые, но надежные птицы. Кармайкл любил летать на этих самолетах, хотя самые молодые из них были изготовлены еще до того, как он появился на свет.

Впрочем, он любил летать на всех самолетах и делал это не из-за денег – их и так хватало, по крайней мере последнее время. Просто ему нравилось летать. Случались месяцы, когда он проводил в воздухе больше времени, чем на земле. Во всяком случае так ему казалось, потому что часы, проведенные на земле, нередко ускользали незаметно, тогда как время в небе наполнялось содержанием и растягивалось словно под увеличительным стеклом.

Прежде чем направиться через Канога-Парк и Чатсуэрт на юг, к зоне пожара, Кармайкл развернулся над Энсино и Тарзаной. Солнце пряталось за тонкой пеленой пепла. Глядя вниз, он видел крошечные домики, крошечные бассейны, крошечных суетящихся человечков, отчаянно пытающихся успеть залить свои крыши водой до того, как налетит огонь. Так много домов, так много людей, заполняющих каждый дюйм от побережья до пустыни, и теперь все это оказалось в опасности. Уходящий на юг бульвар Топанга-Каньон был забит в это утро машинами, как центральная улица Голливуда в час пик. Куда они все? От огня, конечно. И очевидно, к побережью. Может быть, какой-нибудь телевизионный проповедник пообещал им, что там, на волнах Тихого океана, ждет ковчег, который увезет их всех от опасности, пока господь будет заливать Лос-Анджелес огнем. Возможно, и ждет. В Лос-Анджелесе все возможно. Даже пришельцы из космоса, разгуливающие по автодорогам. Боже.

Боже. Это просто не укладывалось у Кармайкла в голове.

Интересно, подумал он, где Синди, и что она думает по этому поводу.

Скорее всего, происшедшее показалось ей забавным и удивительным. Синди обладала редкой способностью находить забавные и удивительные стороны в самых разных вещах. Она любила цитировать этого римлянина, Вергилия:

В этом вся Синди. Дует «Санта-Ана», бушуют сразу три лесных пожара, прилетели пришельцы из космоса – все это одновременно, а нам, возможно, будет «впредь об этом сладостно вспомнить». Сердце его переполняли любовь к ней и страстное желание очутиться рядом. До их встречи он ничего не знал о поэзии… Кармайкл прикрыл на мгновение глаза и вызвал в памяти ее образ: каскады густых черных волос, быстрая, ослепительная улыбка, стройное загорелое тело, оттеняющее блеск этих удивительных колец, ожерелий и брелоков, что она придумывала и делала сама. А ее глаза!… Ни у кого из знакомых не было таких глаз, сияющих удивительным озорством и способных видеть окружающее в совершенно ином, необычном свете, за что Кармайкл любил ее больше всего. И черт бы побрал этот пожар, начавшийся, когда он целых три дня не был дома! Черт бы побрал этих идиотских пришельцев с Марса!

Там, где кончались аккуратные ряды и кольца пригородных улиц, начиналась обширная травянистая равнина, высушенная долгим летом до цвета львиной шкуры, еще дальше вздымались горы, а между горами и пожухшей травой был огонь – огромный, растянутый в стороны красный гребень, увенчанный плюмажем мерзкого черного дыма. Казалось, он захватил уже сотни, а может, тысячи акров. Когда-то Кармайкл слышал, что сотня акров горящего кустарника выделяет столько же тепловой энергии, сколько атомная бомба, сброшенная на Хиросиму.

Сквозь треск прорвался голос командира подразделения, который управлял операцией с вертолета, зависшего чуть позади справа.

– ДС-3, кто вы?

– Кармайкл.

– Мы пытаемся сдержать огонь с трех сторон, Кармайкл. Ты работаешь на востоке. Лайм-Килн-Каньон на границе парка Портер-Ранч. Понятно?

– Понятно, – ответил Кармайкл.

Он летел низко, меньше чем в тысяче футов от земли, и с такой высоты хорошо было видно, что происходит внизу: люди в касках и оранжевых куртках валили горящие деревья, чтобы они падали в сторону подступающего огня, бульдозеры срезали кустарник перед пожарищем, рыли противопожарные канавы, изолированные очаги пламени заливали с вертолетов водой. Кармайкл поднялся на пятьсот футов, чтобы не столкнуться с одномоторным наблюдательным самолетом, затем сразу же еще на пятьсот, чтобы избежать столбов дыма и восходящих вихревых потоков от самого пожара. С этой высоты просматривалась вся охваченная огнем зона, растянувшаяся с запада на восток, словно кровавая рана. На западе она была немного шире, а на востоке, сразу за краем огненной полосы, лежала круглая, в сотню акров, проплешина выгоревшей земли, и там, прямо в центре этой зоны, торчало нечто похожее на алюминиевую силосную башню высотой с десятиэтажный дом.

Вокруг этой башни, на некотором расстоянии, расположились военные машины.

Кармайкл почувствовал, как у него начинает кружиться голова, и понял, что эта штука не что иное, как корабль инопланетян.

Они вынырнули из ночной тьмы с запада, проплыв, словно огромный метеор, над Окснардом и Камарильо, скользнули к западной части долины Сан-Фернандо и, пламенем поцеловав траву, оставили за собой длинный пылающий след.

Потом корабль мягко опустился, погасив вспыхнувший пожар на аккуратной площадке вокруг себя, и оттуда, отправляясь на осмотр Лос-Анджелеса, вывалили бог знает какие чудища, которых, видимо, совершенно не заботило, что огонь пошел дальше. В том, что, решив наконец высадиться в открытую, НЛО опустился около Лос-Анджелеса, не было ничего удивительного. Может быть, они выбрали этот город, потому что очень часто видели его по телевидению. Разве не пишут во всех фантастических рассказах, что инопланетяне постоянно следят за нашими телепередачами? Они видели Лос-Анджелес в каждой второй передаче и, возможно, решили, что это столица всего мира, идеальное место для посадки. Ладно, приземлились они тут, но почему эти паразиты выбрали самый пик сезона пожаров?

Кармайкл снова подумал о Синди, о том, как она постоянно восторгалась по поводу всех этих инопланетян и НЛО, о тех книгах, что она читала, о ее идеях и о том, как она смотрела на звезды однажды ночью, когда они поставили палатку в каньоне Кинге и разговорились о существах, которые, должно быть, живут там, среди звезд… «Я так хочу их увидеть, – сказала она. – Хочу узнать их и понять, о чем они думают.» В Лос-Анджелесе всегда было полно чокнутых, которые мечтали прокатиться на летающей тарелке или утверждали, будто им это уже удалось, но когда Синди говорила подобное, ее слова совсем не казались Кармайклу безумием. Как большинство жителей Лос-Анджелеса, она обожала все экзотическое и странное, но Кармайкл знал, что это безумное разложение, господствующее здесь, не коснулось ее души, что она осталась чиста перед напором здешнего неудержимого стремления к сверхъестественному и иррациональному, за которое он так ненавидел Лос-Анджелес. Если она обратила свое воображение к звездам, то от восхищения, а не от безумия. Это просто часть ее натуры любознательность, потребность в том, что лежит за пределами ее жизненного опыта, необходимость познать непознанное. Кармайкл верил в инопланетян не больше, чем, например, в сказочных фей, но в тот раз, чтобы подыграть ей, он сказал: «Надеюсь, что твое желание исполнится». А теперь инопланетяне действительно здесь. Он представил себе, как она стоит у огороженной зоны, неотрывно глядя на корабль сияющими глазами, и пожалел, что не может быть рядом, не может ощутить бьющегося в ней восторга, ее радости, удивления, очарованности…

Однако надо заниматься делом. Развернув самолет к западу, Кармайкл снизился насколько мог над краем пожарища и ударил по кнопке сброса. За самолетом тут же потянулось огромное расползающееся красное облако: густая смесь сульфата аммония и воды с добавкой малинового красителя, позволяющего определять с воздуха, где земля уже обработана. Пламегаситель прилипал ко всему подряд и долгое время позволял сохранять влажность.

Быстро опорожнив свои четыре пятисотгаллонных бака, Кармайкл направился обратно в Ван-Найс на заправку. От напряжения задергалось веко, в щели старого самолета проникал запах мокрой обгорелой земли. Уже почти полдень, а он за эту ночь не сомкнул глаз. В аэропорту приготовили для пилотов кофе, сандвичи и какие-то мексиканские закуски. Пока наземная служба заполняла баки, Кармайкл снова попытался дозвониться Синди, но ни дома, ни в студии никто не отвечал. Он позвонил в выставочный зал, и один из работавших там парней сказал, что она этим утром не появлялась.

– Если она объявится, передай, что я занят на тушении пожара у Чатсуэрта, работаю из Ван-Найс и буду дома, как только здесь станет поспокойнее, – попросил Кармайкл. – Скажи еще, что я соскучился. И еще скажи, что, если я встречу инопланетянина, непременно передам от нее большой привет. Понял? Обязательно так и скажи.

В противоположном конце зала он увидел толпу, собравшуюся вокруг переносного телевизора, и протолкался сквозь нее как раз вовремя, чтобы услышать слова диктора: «По-прежнему не подают пока никаких признаков жизни хозяева космических аппаратов, опустившихся близ Сан-Гейбриела и в округе Оранж. Зато вот такую ужасающую картину наблюдали сегодня утром между девятью и десятью часами ошарашенные жители окрестностей Портер-Ранч». На экране появились две цилиндрические фигуры, немного похожие на осьминогов, шагающих на кончиках щупалец. Они неторопливо передвигались по автостоянке вдоль торгового центра, поглядывая по сторонам огромными тарельчатыми глазами желтого цвета. Около тысячи зрителей наблюдали за ними с довольно значительного расстояния, причем на лицах их читалось одновременно и отвращение, и неудержимое стремление подойти поближе. Время от времени существа останавливались и прикасались друг к другу лбами, видимо, в каком-то акте общения. Двигались инопланетяне почти грациозно, но Кармайкл заметил, что ростом они выше фонарных столбов – двенадцать футов, может быть, пятнадцать. Кожа лилового цвета, словно выделанная, с рядами светящихся оранжевых пятен по бокам.

Камера дала ближний план, затем вдруг затряслась и накренилась как раз в тот момент, когда из груди одного пришельца вылетел длинный гибкий язык и метнулся в толпу. Некоторое время камера показывала только небо, потом Кармайкл увидел, как этот язык, обмотавшись вокруг пояса, поднял в воздух девчонку лет четырнадцати с испуганным выражением лица и перебросил ее, словно экземпляр для коллекции, в длинный зеленый мешок. «Группы гигантских существ бродили по городу в течение почти целого часа, продолжал диктор. – Нам сообщили, что число заложников, захваченных ими до возвращения на корабль, составляет от двадцати до тридцати человек. Тем временем в окрестностях всех точек приземления продолжается отчаянная борьба с огнем в условиях непрекращающегося ветра и…» Кармайкл покачал головой. Лос-Анджелес. Вот такие люди тут и живут: они лезут прямо под ноги к инопланетянам и позволяют сцапать себя, словно мухи.

Может быть, они думают, что это кино, и к финалу все образуется. Потом Кармайкл вспомнил, что Синди как раз из тех самых людей, что «лезут к инопланетянам». Да, в самом деле, Синди из тех людей, что живут в Лос-Анджелесе, говорил он себе, но только Синди другая. В чем-то она отлична от них.

Он вышел на поле. ДС-3 стоял, заправленный и готовый к вылету.

За те сорок минут, что он отсутствовал, пожар заметно продвинулся к югу, и на этот раз командир приказал ему распылить пламегаситель от выезда на шоссе с авеню де Сото до северо-восточной части Портер-Ранч. Вернувшись в аэропорт, Кармайкл двинулся через летное поле, собираясь снова позвонить Синди, но его остановил человек в военной форме.

– Вы Майк Кармайкл из Лаурел-Каньон?

– Да, я.

– У меня для вас неприятные новости. Давайте пройдем внутрь.

– Положим, вы можете меня порадовать и здесь.

Офицер взглянул на него как-то странно.

– Это касается вашей жены. Синтия Кармайкл? Ее так зовут?

– Ну говорите же, – не выдержал Кармайкл.

– Она в числе пленников, сэр.

Кармайкл выдохнул так резко, словно его ударили.

– Где это случилось? – потребовал он. – Как они ее поймали?

Офицер снова посмотрел на него и несколько натянуто улыбнулся.

– На стоянке у торгового центра в Портер-Ранч. Возможно, вы уже видели этот эпизод по телевидению.

Кармайкл кивнул. Девушка, которую смело этим длинным эластичным языком, пронесло по воздуху и опустило в зеленый мешок… Значит, и с Синди случилось то же самое?

– Вы видели ту часть, где инопланетяне движутся по стоянке? А потом вдруг начинают хватать людей и все бегут? Вот тогда они ее и поймали. Она стояла в первом ряду, и, возможно, у нее был шанс убежать, но ваша жена медлила дольше чем следовало. Насколько я понимаю, она побежала, потом остановилась – она смотрела в их сторону и, может быть, даже что-то им говорила – но тут… э-э-э… тут ее…

– Тут они ее и схватили?

– Должен вам сообщить, что так оно и произошло.

– Понятно, – с каменным выражением лица произнес Кармайкл.

– Все свидетели соглашаются, что она не поддалась панике, не кричала и вела себя очень храбро. Я решительно не понимаю, как можно сохранить присутствие духа, когда чудище таких вот размеров держит тебя на весу, но могу заверить вас, что все, кто видел…

– Здесь мне все понятно, – сказал Кармайкл, потом отвернулся и, закрыв на мгновение глаза, несколько раз глубоко вдохнул горячий дымный воздух.

Разумеется, она сразу же отправилась к месту посадки. Разумеется. Если и был в Лос-Анджелесе человек, который по-настоящему хотел встретить их, увидеть своими глазами, а возможно, и поговорить, добиться взаимопонимания, то это Синди. Она их просто не испугалась. Она вообще, похоже, никогда ничего не боялась. Кармайкл с легкостью представил себе, как она стоит в охваченной паникой толпе на автостоянке, спокойная, излучающая радость, не отрывая взгляда от гигантов-инопланетян и улыбаясь до того самого момента, когда они ее схватили. В каком-то смысле он даже гордился ею. Но мысль о том, что Синди в их власти, приводила его в ужас.

– Она на корабле? – спросил Кармайкл. – На том, что стоит неподалеку отсюда?

– Да.

– От пленников поступали какие-нибудь сообщения? Или от пришельцев?

– Я не имею права делиться подобной информацией.

– Но есть хоть какая-то информация об этом?

– Прошу меня извинить. Я не вправе…

– Я отказываюсь поверить, что этот корабль просто стоит там, и никто ничего не делает, чтобы вступить в контакт с…

– Мистер Кармайкл, уже создан командный центр и начата определенная работа. Это по крайней мере я могу вам сказать. Могу сообщить также, что в работе принимает участие Вашингтон. Но ничем больше в настоящее время…

К ним подбежал мальчишка из отряда бой-скаутов.

– Майк, самолет загружен и готов к вылету!

– Ладно, – ответил Кармайкл.

Пожар, этот чертов пожар! Он умудрился почти забыть о нем. Почти.

Чувствуя, как его буквально разрывают две противоречивые заботы, Кармайкл замер на мгновение в нерешительности, потом сказал офицеру:

– Послушайте, мне пора на вылет. Вы здесь еще немного побудете?

– Ну…

– Хотя бы полчаса. Мне нужно сбросить пламегаситель. После чего я хочу, чтобы вы взяли меня с собой к кораблю и провели через кордон. Я сам поговорю с этими чудищами. Если моя жена на корабле, я хочу ее вызволить.

– Я пока не вижу такой возможности…

– Ну тогда постарайтесь увидеть, – сказал Кармайкл. – Встретимся прямо здесь через полчаса.

Поднявшись в воздух, он сразу заметил, что пожар по-прежнему разрастается. Ветер стал еще резче, порывистее, и теперь, изменив направление на северо-восточное, гнал огонь к окраинам Чатсуэрта.

Раскаленный пепел долетал до самого города, и Кармайкл увидел, как занялись несколько домов. Он понимал, что их будет больше. Борьба с огнем вырабатывала у человека странную способность предвидеть исход поединка независимо от того, кто сильнее в настоящий момент, огонь или человек, и эта способность подсказывала ему, что проводимая людьми колоссальная операция проваливается, что пламя все еще набирает силу и что до наступления ночи не один такой район превратится в пепелище.

Когда ДС-3 вошел в зону пожара, Кармайкл вцепился в штурвал. Огонь всасывал воздух с бешеной силой, воздушные потоки крутило и перемешивало совершенно непостижимым образом. Впечатление было такое, что огромная рука вдруг схватила самолет за нос и начала трясти. Командный вертолет болтало, как воздушный шарик на веревочке.

Кармайкл связался с ним по радио, чтобы получить приказ, и его направили на юго-западный край пожарища, почти достигшего первого ряда домов, где люди с лопатами пытались загасить разгорающиеся очаги пламени в садах и на участках. Над домами высились огромные пальмы, и нижние ветки, свисающие юбками высохшей листвы, уже пылали. Собаки со всех окрестных дворов сбились в одну большую обезумевшую стаю и теперь метались по улицам.

Снизившись над самыми кронами деревьев, Кармайкл выпустил из баков красное облако химикатов, заливая пламегасителем все, что могло загореться. Люди на земле заметили его, замахали руками, и он, покачав крыльями в ответ, направился на север, огибая пожарище слева. Теперь, как он заметил, огонь двигался и в этом направлении, быстро взбираясь по террасам каньонов у границы округа Вентура. Кармайкл свернул на восток, прошел над холмами Санта-Сузаны и наконец снова увидел впереди космический корабль, стоявший в круге почерневшей земли. Кордон из военных машин стал еще плотнее. Похоже было, что на расстоянии около полумили от корабля разместилась концентрическими кругами целая бронетанковая дивизия.

Кармайкл, не отрываясь, глядел на корабль пришельцев, словно надеялся увидеть сквозь его сияющие стены Синди. Ему представлялось, что она сидит за столом – или что там у них вместо столов – с семью или восемью огромными существами и спокойно рассказывает им про свою родную планету, слушает рассказы об их мире. Кармайкл был совершенно уверен, что она в безопасности, что с ней ничего не случится, что пришельцы не пытают ее, не режут на части и не пропускают через нее ток для того, чтобы посмотреть, как она будет реагировать. Такого просто не могло случиться с Синди, он знал это наверняка.

Боялся он только одного – что пришельцы могут улететь к своей далекой звезде, так и не отпустив ее. Ужас, который вызывала у него эта мысль, был сродни самому сильному страху, который ему когда-либо доводилось испытывать.

Приближаясь к месту посадки, Кармайкл заметил, что орудия нескольких танков, стоящих внизу, поворачиваются в его сторону, и тут в наушниках послышался резкий окрик:

– ДС-3, вы находитесь над запретной территорией. Вернитесь к зоне пожара. Полеты над этой территорией запрещены.

– Виноват, – ответил Кармайкл. – Это ненамеренно.

Однако разворачиваясь, он опустился еще ниже, чтобы получше взглянуть на корабль. Если там есть иллюминаторы и Синди стоит в этот момент у одного из них, она, быть может, поймет, что он рядом. Что он беспокоится и ждет ее возвращения… Но корпус корабля оказался совершенно гладким и безликим.

Синди? Синди?

Она всю жизнь искала странное, таинственное, неизвестное, думал он.

Люди, которых она приглашала домой – то индеец из племени навахо, то потерявшийся турист из Турции, то какой-то мальчишка из Нью-Йорка…

Музыка, которую она слушала, и то, как она пела под эту музыку…

Благовония, светильники, медитация… «Я ищу», – любила говорить Синди.

Это ее вечное стремление к поиску путей, ведущих к чему-то такому, что целиком находится вне ее самой. Стремление к самосовершенствованию…

Собственно говоря, так они и встретились, хотя едва ли кто-нибудь мог сказать, что они подходящая пара: Синди с ее бусами и сандалиями и он с его непоколебимо трезвым взглядом на окружающий мир. Как-то раз, давным-давно, он оказался в магазине грампластинок в Студио-Сити. (Один бог только знает, зачем его занесло именно в эту часть большого мира).

Синди подошла к нему и что-то спросила; обменялись несколькими словами, а потом говорили и говорили… Говорили целую ночь, и Синди хотела знать о нем абсолютно все, а когда наступило утро, они еще были вместе и с тех пор почти не расставались. Кармайкл никогда на самом деле не понимал, зачем ей нужен пилот родом из Долины, простых нравов и уже в летах, но в глубине души чувствовал, что он для нее какая-то реальная опора, что он заполняет собой какую-то неосознанную страсть в ее душе, так же, как и она в его. За неимением более конкретного термина то, что их связывало, можно было назвать любовью. Она всегда искала любовь. А кто не ищет? Кармайкл знал, что Синди любит его искренне и глубоко, хотя так и не понимал до конца почему. «Любовь – это взаимопонимание, – часто говорила она. – Взаимопонимание – это любовь». Может быть в эту самую минуту она пытается объяснить пришельцам, что такое любовь? Синди. Синди. Синди.

Вернувшись через несколько минут в Ван-Найс, Кармайкл обнаружил, что в аэропорту почти все уже знают о случившемся с его женой. Офицер, которого он просил подождать, уехал. Это, впрочем, не очень его удивило. Некоторое время Кармайкл раздумывал, не отправиться ли ему к кораблю самому, чтобы, пробравшись через кордон, сделать что-нибудь для освобождения Синди, но понял, как это глупо: раз уж военные занялись этой проблемой, они не подпустят ближе чем на милю ни его, ни кого другого, и он лишь привлечет внимание репортеров, охотящихся за пикантными сюжетами о тех, чьих родных захватили пришельцы.

Главный диспетчер, который, казалось, вот-вот лопнет от распирающего его сочувствия, вышел встретить Кармайкла прямо на поле и траурным тоном сообщил ему, что никто, мол, не будет в претензии, если Кармайкл решит, что на сегодня достаточно, и отправится домой дожидаться исхода событий.

Кармайкл отделался от него довольно быстро.

– Я не верну ее, сидя дома в гостиной, – сказал он. – И этот пожар тоже не погаснет сам собой.

На заправку самолета пламегасителем наземной команде потребовалось двадцать минут. Кармайкл стоял в стороне, пил кока-колу, глядя как садятся и взлетают машины. На него поглядывали, а те, кто были знакомы, махали издали рукой. Пока он ждал, подошли трое или четверо пилотов – кто молча пожимал руку, кто сочувственно обнимал за плечо. С севера все небо почернело от сажи, однако к западу и востоку чернота размывалась до ровного серого цвета. Воздух прогрелся, как в сауне, и был пугающе сух.

Настолько сух, подумалось Кармайклу, что его, наверно, можно поджечь, просто щелкнув пальцами. Кто-то пробежал мимо и крикнул, что начались пожары в Пасадине, неподалеку от Лаборатории реактивного движения, и в парке Гриффит. Видимо, ветром подхватывало уже горящие головешки. Потом кто-то сказал, что горит стадион «Доджер». И ипподром «Санта-Анита». «Все вокруг сгорит к чертовой матери, – подумал Кармайкл. – А моя жена сидит внутри космического корабля с другой планеты».

Когда его самолет заправили, он поднялся в воздух и уложил еще одну полосу пламегасителя буквально на головы добровольцам, работавшим на окраине Чатсуэрта. На этот раз все были слишком заняты, чтобы помахать рукой. По пути в аэропорт ему пришлось обогнуть пожарище, и, пролетая над Санта-Сузаной, а затем над шоссе Голден-Стейт, он увидел огненные зоны на востоке: два огромных костра, подожженные пламенем из дюз двух других кораблей, и множество пожаров поменьше, растянувшихся от Бербанка и Глендейла до самого округа Оранж. Сажая машину в Ван-Найс, Кармайкл заметил, как дрожат у него руки. Он не спал уже тридцать два часа и чувствовал, что впадает в состояние тупой усталости, которая лежит за пределами усталости обычной.

Главный диспетчер уже ждал его на поле.

– Ладно, – сразу же сказал Кармайкл. – Сдаюсь. Я выбываю часов на пять-шесть, посплю немного, а потом ты снова можешь на меня рассчитывать…

– Я по другому поводу.

– По какому же?

– Я пришел сказать, Майк, что они отпустили некоторых заложников.

– А Синди?

– Наверно, тоже. Здесь ждет машина ВВС, они отвезут тебя в Силмар. У них там командный пункт. Мне сказали, чтобы я нашел тебя сразу, как вернешься с очередного вылета, и отправил к ним поговорить с женой.

– Значит, она свободна, – обрадовался Кармайкл. – Боже, свободна!

– Беги, Майк. Мы тут без тебя присмотрим за пожаром.

Машина с базы ВВС выглядела, как генеральский лимузин: длинная, низкая и обтекаемая. Водитель с квадратной челюстью и двое крепкого вида молодых офицеров на заднем сиденье. Оба почти не разговаривали и выглядели так же устало, как и сам Кармайкл.

– Что с моей женой? – спросил он.

– Насколько мы понимаем, с ней все в порядке, – ответил один из офицеров.

Кармайкл счел ответ несколько странным и слишком сухим, но только пожал плечами, объяснив это себе тем, что, быть может, парень просто насмотрелся старых кинокартин.

Казалось, горит уже весь город. Внутри лимузина с кондиционером запах дыма едва ощущался, но небо на востоке, где черноту то и дело прорывало красными всполохами, выглядело ужасающе. Кармайкл спросил у офицеров, как там обстановка, но в ответ получил лишь скупое: «Насколько мы понимаем, дела там неважные». Где-то на шоссе к Сан-Диего между Мишн-Хилс и Силмаром он уснул и очнулся, лишь когда его осторожно разбудили и повели к огромному, похожему на ангар строению рядом с водохранилищем. Внутри в лабиринте кабелей и перегородок суетились военные, и у Кармайкла тут же создалось впечатление, будто в ангаре одновременно работает целая тысяча компьютеров и звонят десять тысяч телефонов. С заспанными глазами, безвольно переставляя ноги, он шел, куда вели, и в конце концов оказался в одном из кабинетов. Хозяин кабинета, седовласый полковник, поздоровался с ним и, словно киноактер в самый напряженный момент фильма, произнес:

– Вам, мистер Кармайкл, предстоит работа, сложнее и ответственнее которой вы не выполняли за всю вашу жизнь.

Кармайкл поморщился. Похоже, в этом проклятом городе все играли в Голливуд.

– Мне сказали, что они выпускают пленников. Где моя жена? – спросил Кармайкл.

Полковник указал на телеэкран.

– Мы дадим вам возможность поговорить с ней прямо сейчас.

– Вы хотите сказать, что я ее не увижу?

– Не сразу.

– Почему? С ней что-то стряслось?

– Насколько нам известно, с ней все в порядке.

– Вы имеете в виду, что она до сих пор там? Но мне сказали, что они выпустили людей.

– Они отпустили всех, кроме троих, – объяснил полковник. – Два человека, если верить инопланетянам, пострадали при поимке и сейчас получают медицинскую помощь на корабле. Их отпустят в ближайшее время.

Третий пленник – ваша жена, мистер Кармайкл. Она отказывается покинуть корабль.

Кармайкл словно рухнул в воздушную яму.

– Отказывается?…

– Она утверждает, что добровольно вызвалась совершить путешествие к родной планете пришельцев. Говорит, что будет нашим послом, эмиссаром человечества. Мистер Кармайкл, ваша жена никогда не страдала каким-либо видом психического расстройства?

Кармайкл взглянул на него рассерженно:

– Она абсолютно нормальна. Можете мне поверить.

– Вам известно, что, когда инопланетяне схватили ее сегодня утром на стоянке у торгового центра, она совершенно не испугалась?

– Да, я знаю. Но это не означает, что она сумасшедшая. Просто своеобразный человек. У нее всегда было полно необычных идей. Но она не сумасшедшая. Кстати, я тоже вполне нормален. – Он на мгновение закрыл лицо руками и слегка надавил пальцами на глаза.

– Ладно, – сказал он. – Давайте я с ней поговорю.

– Вы полагаете, что сможете убедить ее покинуть корабль?

– Уж во всяком случае буду стараться, как могу.

– У меня такое впечатление, мистер Кармайкл, что вы сами относитесь к ее действиям без осуждения, – засомневался полковник.

Кармайкл поднял глаза.

– А почему, собственно, я должен ее осуждать? Она взрослая женщина и делает нечто такое, что считает для себя очень важным. Она делает это по доброй воле. Почему, черт побери, я должен ее осуждать? Однако я попытаюсь отговорить ее. Я ее люблю. И хочу, чтобы она вернулась. Пусть кто-нибудь другой летит послом на Бетельгейзе. Дайте мне наконец с ней поговорить!

Полковник подал знак, и большой телевизионный экран ожил. На нем беспорядочно и немного тревожно вспыхивали таинственные цветные орнаменты, потом связь наладилась, и Кармайкл увидел затененные трапы, мостики и сложное переплетение металлических конструкций, сходящихся под непривычными углами. Через несколько секунд на экране возникло изображение одного из инопланетян, и его желтые глаза взглянули на Кармайкла словно бы с удовлетворением. Кармайкл почувствовал, что проснулся окончательно.

Затем лицо инопланетянина исчезло, и на экране появилась Синди. Едва взглянув на свою жену, Кармайкл понял, что уже потерял ее.

Лицо Синди буквально светилось. Глаза излучали ровную, но почти экстатическую по силе радость. Что-то отдаленно похожее ему доводилось видеть несколько раз и раньше, но сейчас все было иначе. Такого, как сейчас, с ней не случалось никогда. Перед ее взором словно застыло чудесное видение.

– Синди?

– Здравствуй, Майк.

– Что там происходит, Синди?

– Это невероятно! Контакт, общение!

Да уж, подумал Кармайкл. Если кто и способен установить контакт с космическими пришельцами, так это Синди. Она обладала каким-то особым даром, магической способностью открывать двери в любой душе.

– Они общаются телепатически. Понимаешь? – говорила Синди. – Никаких барьеров. Они пришли с миром. Узнать нас, объединиться с нами в единой гармонии. Они приветствуют наше вступление в конфедерацию миров.

Кармайкл провел языком по губам.

– Что они сделали с тобой, Синди? «Промывание мозгов» или еще что?

– Нет, что ты! Ничего подобного. Они ничего со мной не делали, Майк! Мы просто разговаривали.

– Разговаривали?!

– Они показали мне «соприкосновение разумов». Это никакое не промывание мозгов. Я осталась сама собой. Это я, Синди. И я в полном порядке. Разве похоже, что мне причинили вред? Они не опасны, поверь мне.

– Ты же сама знаешь, что они подожгли своими двигателями чуть ли не полгорода.

– Они сожалеют о случившемся. Это ведь не намеренно. Они не понимали, насколько сухо сейчас в округе, и непременно погасили бы огонь, если бы знали, как это сделать, но пожар слишком велик даже для них. Они просят у нас прощения и хотят, чтобы все знали, насколько они сожалеют о случившемся. – Синди замолчала на мгновение, потом добавила мягко: – Майк, приходи сюда, на корабль. Я хочу, чтобы ты узнал их так же, как я.

– Я не могу этого сделать, Синди.

– Почему не можешь? Все могут! Нужно только открыть себя, кто-нибудь из них прикоснется к тебе, и…

– Я понимаю. Но не хочу. Пожалуйста, возвращайся, и поедем домой, Синди. Пожалуйста. Мы не виделись целых три дня – теперь уже четыре, – и я хочу обнять тебя и никогда не отпускать…

– Ты сможешь обнимать меня, сколько захочешь. Они пустят тебя на корабль. Мы вместе отправимся к их планете. Ты ведь уже знаешь, что я собралась лететь с ними?

– Ты шутишь, Синди?

Но она с совершенно серьезным выражением лица покачала головой.

– Они отлетают через несколько недель, сразу после того, как у них появится возможность обменяться с Землей дарами. Я видела их планету, Майк. Это как кино, но они делают это телепатически. Ты не представляешь себе, насколько она красива! И они хотят, чтобы я летела с ними!

Капли пота скатывались Кармайклу в глаза, и он отчаянно моргал, не решаясь стереть их рукой из опасения, что Синди подумает, будто он плачет.

– Я не хочу лететь на их планету, Синди. И не хочу, чтобы летела ты.

Она замолчала ненадолго, потом улыбнулась, глядя на него с нежностью, и сказала:

– Я знаю, Майк.

Он сжал кулаки, разжал, снова сжал.

– Я просто не могу лететь туда.

– Я знаю, Майк. Понимаю. Даже Лос-Анджелес для тебя чужой город. Тебе необходимо жить в своей Долине, в своем реальном мире, а не летать куда-то к звездам. Я не буду заманивать тебя.

– Но сама все равно полетишь? – спросил он, хотя почти не сомневался в ответе.

– Ты ведь знаешь, что я решилась.

– Знаю.

– Прости, Майк. Но я не могу упустить такой шанс.

– Ты любишь меня? – спросил он и тут же об этом пожалел.

– Ты же знаешь, что люблю. – Она печально улыбнулась. – И ты знаешь, что я не хочу тебя покидать. Но соприкоснувшись с ними мыслями, узнав, что они за существа… Ты понимаешь, что я имею в виду? Мне ведь не нужно тебе это объяснять. Ты всегда меня понимал.

– Синди…

– Майк, я очень тебя люблю.

– И я люблю тебя, крошка. Я очень хочу, чтобы ты оставила этот чертов корабль.

– Не упрашивай меня, Майк. Ладно? Ты же любишь меня. И я не буду просить тебя отправиться со мной, потому что я тоже люблю тебя. Ты понимаешь, о чем я, Майк?

Ему хотелось протянуть руки и выхватить ее из экрана, но он заставил себя сказать:

– Да, понимаю.

– Я люблю тебя, Майк.

– Я люблю тебя, Синди.

– Они сказали, что путешествие в оба конца займет сорок восемь земных лет, но для меня это будет всего несколько недель. Майк! Боже мой, Майк!

Боже!

Она послала ему воздушный поцелуй, и Кармайкл заметил у нее на руке кольца, которые нравились ему больше всего: три тоненьких ободка с похожими на звезды сапфирами, которые она сделала, когда только начинала заниматься ювелирным дизайном. Он попытался отыскать у себя в мыслях какие-нибудь новые аргументы, которые могли бы ее убедить, но ни к чему не пришел. Чувствовал он себя так, словно неведомые вращающиеся лопасти опустошали его внутренний мир, вырубая в нем огромную зияющую бездну. Лицо ее светилось. И неожиданно она показалась Кармайклу совсем чужой.

Лос-Анджелесской, одной из тех, затерянных в мечтах и фантазиях. У него возникло впечатление, что он никогда ее не знал или все это время принимал за кого-то другого. Но нет же. Это не так. И она не одна из тех, она – Синди. Как всегда, идущая за своей звездой… У него не осталось вдруг больше сил смотреть на экран, и он отвернулся, закусил губу, потом махнул левой рукой, словно от чего-то отталкивался. Собравшиеся в кабинете офицеры ВВС чувствовали себя крайне неловко, словно люди, невольно оказавшиеся свидетелями какой-то очень интимной сцены, и теперь делали вид, будто ничего не слышали.

– Она не сумасшедшая, полковник, – проговорил Кармайкл горячо. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь думал, будто она сошла с ума.

– Конечно нет, мистер Кармайкл.

– Однако она не уйдет с корабля. Вы ее слышали. Она останется на борту и отправится с ними к этой их чертовой планете. Я ничего не могу. Вы это понимаете? Я ничего не могу сделать, разве что отправиться туда самому и вытащить ее силой. Но я на это никогда не пойду.

– Разумеется. Как вы, очевидно, понимаете, мы просто не вправе разрешить вам отправиться на корабль. Даже для того, чтобы попытаться увести вашу жену.

– Неважно, – сказал Кармайкл. – Я не собираюсь этого делать. Ни выводить ее, ни даже лететь с ней. Я не хочу туда. А она пусть летит.

Оставьте ее в покое. Это ее предназначение в этом мире. Но никак не мое.

Не мое, полковник. Это просто не для меня. – Он глубоко вздохнул и понял, что его бьет дрожь. – Полковник, вы не возражаете, если я смоюсь отсюда к чертовой матери? Может быть, мне пойдет на пользу, если я вернусь на аэродром и сброшу еще несколько баков этой дряни над горящим лесом. Думаю, что пойдет. Я именно так и думаю, полковник. Отправьте меня обратно в Ван-Найс, полковник. Хорошо?

Он решил, что это последний вылет на сегодня. Командир приказал распылить пламегаситель вдоль западной границы пожара, но вместо этого Кармайкл повел машину на восток, туда, где стоял космический корабль, и облетел его по широкой дуге. Голос в наушниках потребовал, чтобы он немедленно покинул запретную зону, и Кармайкл ответил, что подчиняется. Но заканчивая круг, он увидел, как в борту корабля открылся люк и оттуда выглянул один из пришельцев. Даже с такой высоты он казался Кармайклу гигантом. Огромное лиловое чудище вышло из корабля, вытянуло вперед щупальца, и вид у него был такой, словно оно принюхивалось к задымленному воздуху.

У Кармайкла мелькнула мысль спуститься пониже и вывалить весь свой запас пламегасителя на пришельца, утопив его в этой дряни. Чтобы поквитаться с ними за то, что они отобрали у него Синди. Но он тут же покачал головой. Это идиотизм, сказал он себе. Синди подумала бы о нем плохо, если бы узнала, что он хотя бы замышляет нечто подобное. Но такой уж я есть, решил Кармайкл. Обычный, грубый, мстительный землянин. Именно поэтому я не полечу на их планету, и именно поэтому полетит Синди…

Он сделал круг над кораблем и направился в аэропорт Ван-Найс прямо через Гранада-Хилс и Нортридж. Приземлившись, Кармайкл долго сидел без движения в кабине самолета. Наконец, один из диспетчеров подошел к машине и окликнул его:

– Майк? Ты как там?

– Все в порядке.

– А почему ты вернулся, не сбросив пламегаситель?

Кармайкл взглянул на приборы.

– В самом деле? Да, действительно. Похоже, ты прав.

– Майк, ты как себя чувствуешь?

– Я, видно, забыл его сбросить. Хотя нет, не забыл. Пожалуй, просто не захотел.

– Майк, вылезай из самолета.

– Я не захотел… – пробормотал Кармайкл. – Да и зачем? Этот сумасшедший город… Там ничего не осталось, что я хотел бы спасти…

Самообладание оставило его наконец, и вместо него, словно пламя, взбирающееся по склону поросшего сухим лесом каньона, нахлынула ярость.

Кармайкл понимал, что делает Синди, и даже уважал ее, но это не означало, что ему все должно нравиться. Он потерял Синди и чувствовал, что одновременно проиграл свое сражение с Лос-Анджелесом.

– К черту! – сказал он. – Пусть горит! Сумасшедший город. Я всегда его ненавидел. Он получит то, что заслужил. Я оставался здесь только ради нее.

Ради нее одной. Но теперь ее здесь нет. Пусть горит к чертовой матери!

– Майк… – ошарашенно произнес диспетчер.

Кармайкл медленно покачал головой, словно пытался избавиться от чудовищной головной боли. Потом нахмурился.

– Нет. Неверно… – проговорил он. – В любом случае нужно выполнять свою работу… Неважно, что ты чувствуешь… Нужно гасить пожар. Нужно спасать то, что еще можно спасти… Слушай, Тим… Я сделаю еще один вылет сегодня, слышишь? А потом уже отправлюсь домой и отосплюсь. Хорошо?

И он повел машину к короткой полосе, смутно осознавая, что забыл получить разрешение на взлет. Маленький самолет-корректировщик едва успел убраться с дороги, и спустя несколько секунд Кармайкл поднялся в воздух.

Все небо заволокло черно-красной пеленой. Пожары неумолимо разрастались, и, может быть, их теперь уже не сдержать. Но надо пытаться, подумал Кармайкл. Надо спасать что еще можно… Он прибавлял газу и целенаправленно вел машину вперед, прямо в огненный ад у подножия холма, но вскоре бешеные восходящие потоки подхватили самолет под крылья, подбросили его словно игрушку и безжалостно отшвырнули к поджидающей гряде холмов на севере.

Так говорит Господь: вот, Я подниму на Вавилон и на живущих среди него противников Моих разрушительный ветер. И пошлю на Вавилон веятелей, и развеют его, и опустошат землю его; ибо в день бедствия нападут на него со всех сторон.

Иеремия. Гл.51, 1-2