Patricia Wentworth Out of the Past

Патриция Вентворт

Из прошлого

Анонс

Один из наиболее интересных романов 50-х годов. Написан в совершенно иной манере, нежели большинство приключений мисс Силвер. Здесь автор напрочь отказывается от привычного стиля повествования, неспешно вводящего читателя в жизненный уклад и любовные перипетии главных героев и достигая наивысшего напряжения только к последней части Истории, когда тучи сгущаются вокруг преступника. Вместо этого перед читателем разворачивают историю брака Джеймса Хардвика, и прежде чем читатель почувствует, что в ней скрывается какая-то загадка, его переносят в совершенно другое место и вовлекают в водоворот событий. Темп немного ослабевает только к середине романа, когда наступает пора мисс Силвер продемонстрировать свою обстоятельность и рассудительность, но второе убийство и обнаруживающиеся улики и здесь обеспечивают живость повествования.

Воспоминания персонажей, в которых, исходя из названия романа, скрыт ключ к преступлению, возможно, выписаны недостаточно рельефно, но содержат интересные психологические штрихи и придают повествованию непривычную глубину.

Главный злодей, Элан Филд, больше всего напоминающий своей бессовестностью и жестокостью Джека Аргайла из «Испытания невиновностью» (см. том 15 наст. Собр. соч.), словно призван вобрать в себя все человеческое зло.

Начало романа, в котором доминирует его фигура, оттеняет последующую часть, где будет царить гуманная психология мисс Силвер.

Но и само расследование, приправленное уже знакомыми ингредиентами (национальный шовинизм инспектора Лэма, многословное описание происшествий, комментарии по поводу опасности укрывания сведений), тоже проистекает не совсем обычно. Пока мисс Силвер явно старается, чтобы расследование не усугубило страдания людей, вызвавших ее симпатию, Фрэнк Эбботт ведет себя куда более решительно и последовательно. Он даже поражает свою наставницу, привлекая ее внимание к Джеймсу Хардвику — а ведь чаще всего именно она указывала на возможного подозреваемого полиции! В этом романе, увы, пристрастие мисс Силвер к порядочным людям и нежелание обвинять их в убийстве превалирует над здравым смыслом. Она прибегает к совсем нехарактерным аргументам вроде: «Она очень несчастна. Если ты арестуешь ее, что станет с миссис Эннинг?» Выступает и печальное искушение англичан обвинить во всех грехах иностранца, особенно если он — сомнительного происхождения.

Приятный любителю классического детектива и привычный ход событий, при котором на месте преступления за какой-то час перебывали все основные действующие лица, заставляет читателя напрячь воображение. Финал изображен достаточно увлекательно (слишком часто мы слышали разгадку преступления в постном изложении какой-нибудь собеседницы мисс Силвер), и, конечно, отнюдь не мимоходом упоминаются последние достижения мисс Силвер в вязании. (Кстати, вязание упоминается как явный признак того, что пожилая миссис Эннинг идет на поправку.) Так, под упоминание пинеток и цитирование очередных строк Теннисона, в конце романа одерживается победа над всеми грехами, в которых может быть повинен род людской. В первых романах серии преступнику могли дать возможность исчезнуть, но здесь упоминание о возможном бегстве от правосудия является чисто символическим, и грешник пропадает из поля зрения, как бы возвращаясь ко Всевышнему на Его суд.

Вышел в Англии в 1953 году.

Перевод Г. Соколовой под редакцией А. Кукпичевой выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.

А. Астапенков

Пролог

Кармона Ли, которой в этот день исполнился двадцать один год, сидела в ложе театра «Ройял-Корт» в белом платье, ее белая меховая накидка была небрежно перекинут через спинку кресла. Кармона смотрела в сторону ложи, в которой расположился Джеймс Хардвик вместе с четой Треверов. Хардвик не сводил с Кармоны взгляда, но она его не видела, поглощенная мыслями о своем дне рождения и подарке Эстер Филд — нитке жемчуга, о пьесе, о словах Элана Филда, которые он шепнул ей на лестнице. Кармона ничего не замечала, ее мысли были полны ожиданием счастья.

Джеймс понял, что об этой девушке он мечтал всю жизнь. Его состояние было тем, что называют любовью с первого взгляда, но он не мог бы выразить это словами. Джеймс не отрываясь смотрел на девушку. Очень молодая, темные волосы, тонкое серьезное лицо, довольно бледное. Бледность может быть вызвана горем, усталостью, болезнью. Но все это явно не относилось к той девушке, на которую он смотрел. Ее бледность была какой-то лучезарной и говорила скорее о глубине и силе чувств.

От нее исходило спокойное сияние. Глаза у нес были темные, но не карие, а мягкого темно-серого оттенка. Однако ресницы были черные, и отчасти поэтому лицо выглядело таким бледным. Джеймс не помнил, чтобы это был поток последовательных мыслей. Просто все это разом запечатлелось у него в мозгу как однажды увиденная картина, мельчайшие подробности которой он запомнил на всю жизнь.

Сцепа между тем изменилась. Сидевшая рядом с девушкой крупная, уютного вида женщина что-то сказала, и мужчина, стоявший позади, прошел вперед и занял третье кресло. Он был высок, белокур и очень хорош собой.

Рукав белого мехового жакета мешал ему, и он, засмеявшись, откинул его. Девушка повернула к нему голову.

Щеки ее слегка порозовели. Они оба улыбнулись.

— Видишь вон тех людей? — загудел над ухом у Джеймса полковник Тревер. — Отец той девушки, Джордж Ли, был моим лучшим другом. Погиб в автомобильной катастрофе.

И он, и его жена. Я назначен одним из опекунов Кармоны. Ей сегодня исполнился двадцать один год, и я не вправе помешать ей совершить глупость, если она того хочет.

— Не понимаю, почему ты считаешь это глупостью, — раздраженно заметила миссис Тревер. — Я уверена, немного найдется молодых девушек, которые устояли бы перед Эланом Филдом.

— Значит, они дуры, моя дорогая, — с категоричностью военного отрезал полковник Тревер.

«Только бы они не затеяли очередную ссору», — подумал Джеймс. Элан Филд. Что он о нем слышал? Кажется, где-то что-то слышал. И совсем недавно. К тому же не очень приятное. Но вспомнить он не мог.

— Не понимаю, почему ты так думаешь, — с негодованием продолжала миссис Тревер. — Потому что он слишком красив?

— Не люблю слишком красивых молодых людей, дорогая.

Мейзи Тревер в свои пятьдесят пять все еще не утратила способности кокетливо взмахивать ресницами. Что она и проделала тут же.

— Ревнуешь! — заливисто рассмеялась она, что так действовало на младшие чины, когда ей было семнадцать лет.

А Джеймс, несмотря на свою привязанность к ней, уже в который раз подумал, как глупо выглядят ее ужимки, удивляясь, что полковник мирится с ними. Привык, наверное. А делами Кармоны он и вправду озабочен.

Поскольку полковник Тревер одернул свою жену, теперь она обращалась к Джеймсу:

— Ты, конечно, на стороне Тома. Мужчины всегда поддерживают друг друга. Но вот что я тебе скажу: Кармоне повезло, что ей удалось заполучить такого красавца. Она. конечно, милая девушка, и все такое прочес. И небольшое состояние у нее есть. Том уж об этом позаботился.

Но ведь не скажешь, что она уж так хороша собой, правда?

А Элан просто неотразим. Денег у него, конечно, нет, так что, глядишь, что-нибудь из этого и выйдет. Они росли вместе, ты знаешь? С тех пор как погибли ее родители.

Ужасно! Там в ложе с ними Эстер Филд — тетка Кармоны, сестра несчастного Джорджа Ли. Подумать только, известный художник женился на такой некрасивой женщине!

Правда, она была богата, а он в то время еще не был так известен. Как нелепо порой складывается жизнь! Теперь, десять лет спустя после его смерти, его имя знакомо всем.

Джеймс думал: «Я ее очень люблю. Надеюсь, что она не выйдет замуж за этого противного Элана Филда».

Нет, Кармона не вышла замуж за Элана Филда. Как ни странно, но Джеймс Хардвик был уверен в этом, как и в том, что Кармона выйдет замуж за него.

Поезд, в котором ехал Джеймс Хардвик, подъезжал к станции, и в это же время другой поезд отъезжал от нее.

В какой-то момент оба поезда поравнялись, один замедлял ход, останавливаясь, другой только что тронулся с места, отъезжая. И в этот самый миг Джеймс увидел Кармону Ли. Они смотрели друг на друга, разделенные совсем коротким расстоянием. Она сидела у окна, он тоже. Казалось, стоит ему протянуть руку — и он дотронется до окна, в которое она смотрит. Сердце его дрогнуло, когда он увидел ее. Она смотрела широко открытыми глазами и была очень бледна. Но не той бледностью, что он заметил ранее. Тогда она была счастлива, сейчас же — нет. Она не успела скрыть от него выражения своего лица. Теперь за ее бледностью угадывалось страдание. Окно проплыло мимо, и лицо ее исчезло.

Он узнал потом, что тот поезд шел в Лондон.

Старик Тревер сообщил, что через неделю Кармона выходит замуж за Элана Филда.

Глава 1

Стояла изматывающая жара. Кармона Хардвик возвращалась с пляжа. Она была одета просто и удобно: свободное льняное платье, шляпа с широкими полями, зеленые сандалии на босу ногу. Медленно поднимаясь по извилистой тропинке, ведущей к дому, Кармона думала о приезде своей школьной подруги Пеппи Мейбсри, с которой они не виделись вот уже три года — целую вечность. С тех пор многое изменилось, они обе вышли замуж. Кармона отогнала мысли о замужестве и с удовольствием вспомнила взбалмошный нрав Пеппи. "Она наверняка приедет сейчас — в самое пекло. По-другому и быть не может. И зачем я ее слушала? Встретить ее было моей обязанностью.

Боже, как много времени прошло — люди меняются, школьные привязанности недолговечны…" — с такими мыслями Кармона поднялась на вершину скалы и продолжила свой путь по дорожке вдоль обрыва.

Дом, в котором молодые Хардвики решили провести лето, так и называли домом над обрывом, потому что располагался он чуть ли не на краю утеса. В свое время Джеймс унаследовал его от своего двоюродного дяди Октавиуса Хардвика. Дом был очень большой и очень некрасивый, туда можно было пригласить много друзей и родственников, но находиться в нем долго не хотелось. Поэтому дом собирались продать.

Вдоль дорожки, по которой шла Кармона, была каменная ограда. За калиткой «английский» сад, сплошь уставленный оцепеневшими рострами. Некогда украшавшие носы кораблей, они смотрели в море, за горизонт, в свое прошлое. Подъездная дорога превращалась в каменную площадку. У входа — шесть клумб. Трудно представить, что здесь когда-то цвели герани. Сейчас две клумбы были разбиты, а остальные — пусты.

Дом, обветшалый, низкий и тяжелый снаружи, дополнялся плюшевыми занавесками и жуткой викторианской мебелью внутри. Кармона как будто впервые увидела свой дом и подумала, что от него надо скорее избавляться.

Все равно, что за него много не дадут, — жить здесь они не смогут. Когда Кармона подошла к лестнице и уже собралась подняться, в ворота стремительно влетела спортивная машина и резко затормозила возле нее. Из машины выскочила Пеппи и тут же бросилась обниматься. На ней были красные брюки, красная трикотажная блузка без рукавов, на плече болталась сумка безумного красно-белого цвета.

Три года назад волосы у нее были каштановые, теперь — платиновые. «По крайней мере, глаза у нее прежние: такие же блестящие, ослепительно голубые, как море», — подумала Кармона, когда Пеппи сняла темные очки и швырнула их в сумку.

— Дорогая! — затараторила она. — Какой жуткий дом! Но как я рада тебя видеть! Надеюсь, вы не собираетесь жить здесь?

Это же просто невозможно! Здесь должны водиться тараканы!

Есть, конечно, и подвал, и старинная печь, которая сжирает уйму угля! Ты должна мне все-все рассказать! Но прежде дай я поставлю машину. Она не моя, Джорджа Робертсона, а он так трясется над своей собственностью! Видела бы ты, как он разозлился, когда я налетела на столб и разбила ветровое стекло в его прежней машине! А она и так вся уже разваливалась, ее давно пора было отправить на свалку.

Ничего не изменилось. Пеппи осталась такой же, как будто и не было этих лет. Всегда находился кто-нибудь, кто хотел обеспечивать ее машинами, цветами и прочими пустяками. Только тогда это был какой-нибудь Джоко, а теперь — Джорж. Вот и все. Наверное, добродушный толстый Билл Мейбери поглядывал на все это со снисходительной улыбкой, подумала Кармона и попыталась представить себе, как бы повел себя Джеймс, если бы она вздумала разъезжать в машинах, которыми снабжают ее влюбленные поклонники. Она поежилась, почувствовав вдруг холод. Ну что за глупость… просто сегодня слишком жаркое солнце.

Гараж находился в бывшей конюшне, за домом, рядом с большой и абсолютно заброшенной оранжереей викторианской эпохи. Там уже не было ни пальм, ни вьющихся гелиотропов, ни пеларгоний, ни голубой свинчатки, ни бегоний. Пеппи загнала машину в гараж, каким-то чудом не повредив крыло. Кармона улыбнулась и повела ее в дом. Они поднялись по лестнице и вошли в холл с мозаичным полом.

— Дорогая, но это ужасно! — Даже не пытаясь сдерживаться, воскликнула Пеппи. — Прямо как допотопная гостиница, где останавливались наши бабушки!

— А у нас сейчас здесь и впрямь как в гостинице, — засмеялась Кармона. — Приехали Треверы. Ты помнишь Мейзи и Тома?

— Ну конечно! Он же был твоим опекуном. Такой простачок.

— И Адела Кастлтон…

— Дорогая… это та самая леди Кастлтон? — поморщилась Пеппи. — Уж и не знаю, как я выдержу! Я, кажется, однажды с ней встречалась. Она так на меня смотрела, будто я попала туда по недоразумению! Так нос задирает, куда там! Да ты небось и сама знаешь!

Кармона очень хорошо знала. Леди Кастлтон была из тех, кто недолюбливал молодежь. Кармона поспешно перевела разговор на Эстер Филд.

— Тетя Эстер! Она тоже здесь? Ну, я смотрю, прямо парад родственников!

— Но она единственная настоящая моя родственница. Остальные — опекуны и прочее. А Эстер — сестра отца.

— Помню-помню, она мачеха Элана Филда. А где он сейчас, Кармона?

— Не знаю.

Из холла они перешли в гостиную, которую по традиции называли утренней. Там всегда были сумерки, поскольку окна выходили на север. Мрачность подчеркивали темно-синие плюшевые шторы и украшение над камином, выполненное из черного дерева. Казалось, сюда никогда не заглядывает солнце.

Кармона прикрыла дверь. Ей не хотелось говорить об этом, но остановить Пеппи было невозможно — в этом она не сомневалась — Не знаешь? Но, дорогая! — Глаза Пеппи горели любопытством. — Но тетя Эстер, конечно…

— Никто ничего не знает.

— Ты хочешь сказать, что он просто порвал с тобой и исчез?

— Примерно так.

Кармона подумала и решила, что Пеппи — тот человек, с которым она может поговорить на эту тему. В конце концов, хуже не будет, а некоторые утверждают, что если поделиться с кем-то своей болью, то становится легче.

— Но, Кармона, дорогая! Я слушаю тебя. Ты не можешь оставить меня в неведении. Клянусь, я собиралась приехать сразу, как получила твою телеграмму о том, что все сорвалось. Но ты знаешь Билла, с ним такое бывает — уперся и ни в какую. Он говорил, что это моя блажь, что мое присутствие ничего не изменит, что, скорее всего, тебе хочется побыть одной, что он не собирается выбрасывать сотню фунтов, чтобы я подержала тебя за руку, и так далее. Он был прав, и я решила повиноваться, тем более и выбора-то у меня не было: он иногда так настаивает на своем… Ты уже простила меня, правда?

— Я на тебя не обижалась. , — Но сейчас ты должна мне все рассказать! Из-за чего вы поссорились?

— Кто тебе сказал, что мы ссорились?

— Не ссорились?! — воскликнула Пеппи. — Но, дорогая, разве такое бывает?

«Расскажу все как на духу», — подумала Кармона.

— В день свадьбы он просто не пришел в церковь.

— Ой, какой ужас!

— Да.

— И ты ждала его в церкви?

— Да.

Кармона пожалела, что поддержала этот разговор. Воспоминания оказались ярче и намного болезненнее, нежели она ожидала. В ее сознании всплыла темная, холодная церковь с запахом одиночества и пустоты. Пустоты… Если бы так! У этого позора были свидетели: Том, Мейзи и Эстер… добрейшая Эстер. Все ждали Элана, а он… он просто не пришел. А еще были священник и его помощник: два седых старика, которым было все равно, потому как время их желаний и страданий давно прошло, и они о нем забыли. Кармона смотрела на Пеппи, но не видела ее.

Вокруг не было ничего, кроме пустой церкви.

— Дорогая, как это ужасно! Но что, черт возьми, заставило его так поступить? Если он хотел порвать с тобой, почему он не сделал этого достойно? Трудно представить себе, чтобы Элан — подумать только! — струсил в последний момент перед решительным шагом. Я все-таки думаю, Кармона, что он написал тебе письмо, а оно, наверное, пропало, или с ним самим что-то случилось.

Кармона отрицательно покачала головой.

— Я не верю. Что-то произошло, — не унималась Пеппи.

— Придется поверить, — еле слышно сказала Кармона. — Элан появился. На следующий день он прислал письмо, где сообщил, что не готов к семейной жизни. Он решил заняться коневодством, и с этой целью уезжает в Америку, на ранчо к своему приятелю.

— Вот как! — после некоторой паузы выпалила Пеппи. — Ну, знаешь, дорогая, благодари Бога, что легко от него отделалась. Ну какой из Элана муж? Он — хорошая компания, но разве может он нести на своих плечах неприятные домашние обязанности? Налоги, починка кранов, пауки в ванной — это все не для него. Я уж не говорю о том, что муж должен оплачивать счета. — Пеппи весело засмеялась. — Элан — муж? Это несерьезно.

Кармона хорошо понимала, о чем говорит Пеппи. Элан не мог быть опорой, в нем было слишком много эгоизма.

И она не надеялась на него, понимая, что всю неприятную работу придется делать самой. Но с самого детства в ней жила уверенность, что она нужна Элану. И удар был нанесен именно по этой уверенности. Да, он мог быть жестоким, умел пользоваться своим обаянием и чужими слабостями, но… всегда нуждался в ней. И когда она поняла, что это не так, в ней что-то надломилось.

— Да… — рассеянно промолвила Кармона.

Пеппи слегка ущипнула Кармону.

— Дорогая, возвращайся. В прошлом делать нечего — это опасно. Все сложилось как нельзя лучше: от Элана ты избавилась, в старых девах не засиделась! Раз-два — и выскочила замуж за Джеймса! По правде говоря, я не ожидала от тебя такой прыти!

— Спасибо, Пеппи.

— Ты всегда была тихоней. И вполне могла впасть в меланхолию, или посвятить себя каким-то благочестивым деяниям, или, того хуже, уподобиться шекспировской девушке, которая с «камня гробового с улыбкою глядела на тоску». Мне всегда это казалось ужасно глупым, ведь молодых людей не интересуют могильные памятники. Ну а теперь расскажи о Джеймсе. Он, конечно, не так красив, как Элан…

— Да, не так.

— Мужчинам это не обязательно, а мужьям — тем более. Элан был излишне красив. Мне кажется, красота — это женское качество. Ты согласна? Скорее познакомь меня с Джеймсом.

— Он в отъезде, — сказала Кармона.

— В отъезде?

— Я жду его со дня на день. Он выполняет какую-то работу для ООН. Что-то связанное с розыском пропавших без вести. Он знает много языков и потому его привлекают к такого рода работе.

— И часто он отсутствует?

— Да, довольно часто. — Кармона помолчала, а потом добавила:

— Иногда я езжу с ним. Весной мы вместе были в Штатах.

Пеппи пристально посмотрела на нее.

— Похоже, тебе одиноко, — заметила она. — Надеюсь, Джеймс появится, пока я здесь. А где же остальные?

Ты сказала, что дом полон родственников. Где они?

— На пляже. Боюсь, тебе здесь будет скучновато. Из молодых никого нет.

Пеппи прищурила глаза:

— Иногда полезно пожить спокойно и пообщаться с родственниками — милыми спокойными старичками, никогда не знавшими потрясений.

— Ты и правда думаешь, они такие?

Пеппи расхохоталась:

— Вот здорово, если они скрывают какие-то тайны! Но я лучше поживу спокойно. Так, где они?

— На пляже. Мы можем пойти туда — поплавать перед чаем. У нас еще есть время.

Глава 2

С минуты на минуту ожидался прилив. Эстер Филд старательно вязала, спрятавшись от горячего воздуха в тени пляжного домика. Она раскраснелась и, казалось, запуталась в паутине красных ниток своего необъятного изделия.

— Очень большая шаль… — говорила она тоже раскрасневшейся леди Кастлтон. — Ничего. Будем считать, что она на вырост. Я собираюсь подарить ее миссис Маунт на Рождество. Она полнеет на глазах и очень гордится этим.

Эстер Филд и Адела Кастлтон знали друг друга лет тридцать. Они учились в одной школе и дружили. Кастлтон, в девичестве — Адела Теин, одевалась всегда изысканно и была красавицей. Ее фигура, цвет лица, профиль были предметом зависти многих девушек. В отличие от нее, Эстер никогда не обращала особого внимания на одежду и фигуру, она была полной, неаккуратно одетой, но лицо ее светилось добротой. С тех пор они не очень изменились. Внешность леди Кастлтон оставалась безупречной, впрочем, как и манера одеваться. Сейчас на ней было элегантное платье из синего льна и шляпа с широкими полями, которая стоила дороже любой праздничной шляпы Эстер. Миссис Филд рядом с ней казалась одетой в отрепья, а Мейзи Тревер — неуместно разряженной, что было еще хуже, чем невнимательное отношение к одежде.

— Эстер, умоляю тебя, расслабься, еще слишком рано думать о Рождестве! — воскликнула леди Кастлтон. — Сколько можно терзать всех нас этой жуткой шалью? Убери ее.

Дай отдохнуть.

— Прости, дорогая, не могу остановиться. Ну вот, я опять упустила петлю. Я все время теряю петли. Не понимаю, почему они не держатся на спицах. Другим это как-то удается, а у меня не получается. Кармона, радость моя!

Будь добра — у меня опять спустилась петля.

Кармона подошла и присела рядом.

— Дорогая Эстер, почему бы вам не вязать узором со спущенными петлями?

— Ты рассмешила меня. Этому узору я научилась еще в школе, а другие так и не освоила. Следовать определенной схеме очень трудно. Ведь какую попало петлю не спустишь.

Так что, если я последую твоему совету, у меня получится узор-импровизация.

Кармона отдала шаль Эстер и вернулась к Пеппи.

— Какая жара! — зевнув, сказала Пеппи. — Можешь себе представить, полковник Тревер решил прогуляться. Откуда у него столько сил? А Мейзи оказалась самой благоразумной.

Она сказала, что в доме сейчас прохладнее, и лучше она пойдет и поищет себе какую-нибудь интересную книжку.

— Ничего она не найдет, — заметила Кармона.

— У вас нет книг с картинками? — оживилась Пеппи.

Кармона покачала головой:

— Одни собрания сочинений Скотта, Диккенса, Теккерея: роскошные переплеты и мельчайший шрифт. Есть еще произведения миссис Вуд, ну ты знаешь. И скучнейшие мемуары, из тех, что Эстер приносит сюда каждый день. И не читает. Дядя Октавиус тоже не читал их, да и никто не читал: страницы так и остались неразрезанными. Но Эстер все надеется, что ей удастся оторваться от вязания и заняться пополнением своего умственного багажа. Она даже носит с собой ножичек для разрезания бумаг, который ей подарил Пендерел. Осталось только дождаться момента, когда можно будет приступить к самосовершенствованию.

Пеппи улыбнулась и посмотрела в сторону пляжной кабинки, где трудилась мисс Эстер.

— Как ты думаешь, Кармона счастлива в этом браке? — неожиданно спросила Алела Кастлтон.

На лице миссис Филд появилось тревожное выражение. Она отбросила с лица прядь волос. Ей никогда не удавалось сохранить прическу в порядке надолго.

— О да, — торопливо подтвердила она. — А почему ты спрашиваешь?

— Она очень изменилась. Элан не принес ей счастья, но пока он был рядом, она вся светилась. Тебе что-либо известно о нем, Эстер?

— Нет.

— И не знаешь, где он?

— Сказал, что уезжает в Южную Америку.

— А почему расстроилась свадьба? Ты так и не знаешь?

— Нет.

— И она практически тут же вышла за Джеймса, — Ну, не тут же, а через три месяца.

— Я и говорю, тут же. И слава богу. А это правда, что он влюбился в Кармону с первого взгляда? Трудно себе представить, но чего только на свете не бывает!

Эстер возмутилась:

— Адела, что ты говоришь?

— Чему ты удивляешься? Давай будем объективными.

Все мы любим Кармону и понимаем, что она не красавица. С такой внешностью трудно вскружить мужчине голову с первого взгляда! Такие женщины завоевывают сердца постепенно. Правда, шансов на счастье у них почему-то больше, чем у истинных красавиц. Вспомни, как хороша была Айрин, — упавшим голосом добавила Адела.

Эстер с нежностью посмотрела на нее.

— Да, радость моя, конечно! В то последнее свое лето никто не мог сравниться с ней по красоте.

Адела прикусила губу. И зачем она только заговорила об Айрин? Что на нее нашло? Легкая ревность к Кармоне, злое желание кольнуть Эстер Филд? А теперь вот щиплет глаза и ноет старая, так и незажившая рана. Десять лет, как Айрин нет на свете. Казалось бы, боль должна утихнуть. Зачем она заговорила о прошлом?

Эстер Филд тоже погрузилась в воспоминания. Айрин Теин была младшая сестра Аделы, которую та любила как собственную дочь. Такая красивая, веселая, всеми любимая, она погибла, когда ей было двадцать лет. В теплый летний день она уплыла в голубую даль моря и не вернулась…

Говорили, что причиной гибели была судорога — всякое бывает.

— А у нее раньше бывали судороги? — вырвалось у Эстер.

Лицо Аделы окаменело.

— Они бывают у всех.

— О, не скажи, дорогая. У меня их никогда не было.

Опасно далеко заплывать, если они бывают. А Айрин так хорошо плавала, так изящно. Ты знаешь, дорогая, я рада, что ты о ней заговорила. Так грустно, если никто не вспоминает мертвых, будто хотят вычеркнуть их из своей памяти, навсегда забыть. Конечно, для тех, кто пережил подобное горе, это тяжело. Я испытала это на себе, когда умер Пендерел. Мне не хотелось говорить, но потом я поняла, что так нельзя. Потому что, если не вспоминать, кажется, что и не было в твоей жизни этого человека, понимаешь? Я знала, что это будет непросто. У него такое необычное имя, незнакомые люди обычно не упускали случая что-нибудь сказать по этому поводу. На визитных карточках я ставила его имя… правда, теперь я редко куда хожу… Но я всегда называю себя миссис Пендерел Филд. И тогда люди говорят: «Это не тот Пендерел Филд?» И у нас завязывается милый разговор. Так приятно видеть, что о нем помнят.

Ты слышала, что его портрет лорда Дейнтона куплен галереей Тейт? А когда Пендерел писал его, Дейнтоны не очень-то им дорожили. Мне всегда хотелось, чтобы он написал такой же хороший портрет Айрин. Но кто бы мог подумать, что лорд Дейнтон, старый и некрасивый, захочет иметь свой портрет? А теперь «Тайме» считает его шедевром Пендерела. Правда, он был все-таки лордом-канцлером.

— Я всегда считала, что это прекрасный портрет, — убежденно сказала Алела.

— А у меня вот нет способностей к живописи. Пендерел всегда говорил, что мне не следует и пробовать, потому что хуже явного профана может быть только профан, не считающий себя таковым. А когда я спрашивала, почему он на мне женился, он говорил, что у меня есть два незаменимых для жены качества: хороший характер и умение печь пироги. Да, у него было чувство юмора, а мой лимонный торт ему и правда нравился. Ты знаешь, недавно ко мне приходил Мергатройд. Этот молодой человек только что выпустил книгу о мистере Парнелле. Критики отзываются о нем как о безусловно талантливом человеке с абсолютно новыми подходами и исключительной энергией — правда, я плохо понимаю, что это значит. Так вот, этот Мергатройт собирается писать о жизни Пендерела. И когда я упомянула про лимонный торт, он сказал, что его очень интересуют интимные подробности, и лимонный торт — это как раз то, что нужно.

— Интимные подробности? Я бы на твоем месте насторожилась, — заметила Адела.

Эстер упустила петлю и не заметила этого.

— О, дорогая, я отказала ему. Сказала, что вряд ли могу помочь, поскольку все бумаги Пендерела разбирал его сын.

Я тогда болела и, сказать честно, по многим причинам не чувствовала себя вправе прикасаться к ним. А ранние документы ко мне вообще отношения не имеют, они связаны с матерью Элана.

— Эстер, дорогая, ты правильно сделала, что не отдала бумаги, но посмотреть их ты должна.

Эстер в очередной раз упустила петлю.

— Попинаю, Адела, но ничего не получится. Я болела и полностью положилась на Элана. Так что я ничего не знаю о судьбе бумаг.

— Как? Ты даже не знаешь, где они?

— В домике, где мы жили с Кармоной, их точно не было. Но где-то они должны быть. Все хорошо, дорогая.

Мистер Мергатройд обещал найти Элана. Так что скоро мы узнаем, как он распорядился бумагами.

Адела Кастлтон плотнее сжала губы. Даже мысль о том, что он может появиться, была для нее неприятной, и тому она находила массу объяснений. О нем ходило много неприятных слухов. Мужчины ему не доверяли и не любили. А главное, Элан ухаживал за Айрин. Он был самым молодым и неотразимо опасным поклонником. В последний год жизни Айрин часто виделась с Филдами. А потом уплыла в море и утонула. Внезапные судороги? Но у нее никогда в жизни не было судорог.

— О господи! — воскликнула Эстер Филд. — Я опять потеряла две петли. Нет, три. Кармона, дружочек…

Кармона подняла петли и встала, все еще держа шаль в руках. Такой — в белом платье, с ниспадающей к ногам алой шалью — ее и увидел спускавшийся по тропинке мужчина. На мгновение он остановился. Очень эффектно! И похорошела к тому же! «Хорошенькая» — слово, вряд ли подходящее для Кармоны, но и красивой ее никто бы не назвал. Однако есть в ней что-то очень привлекательное — обаяние, изящество. Ну что ж, Хардвика дома нет — значит, можно рассчитывать на трогательную встречу.

Мужчина перевел взгляд на Эстер Филд. А вот она ни капли не изменилась И не изменится, наверное: всегда добросердечная, простодушная старушенция. Он даже почувствовал прилив нежности, вспомнив, как легко было обвести ее вокруг пальца. Треверов не видно — очень хорошо.

Обойдемся без них. Мейзи еще ничего, но старик… А вот и Адела Кастлтон… Но, подумав, он решил, что ее, пожалуй, тоже можно будет вовлечь в игру. Конечно, это рискованно, но он сумеет это сделать… обязательно сумеет! А удачно провести рискованную игру даже интересно.

Когда молодой человек приблизился к пляжному домику, все его узнали. Это был Элан… В первый момент Кармона не поняла, больно ей или нет, перед глазами все поплыло, шаль выскользнула из рук и упала.

— Кармона, дорогая, — произнес Элан, тронув ее за плечо. Он улыбался, заглядывая ей в глаза, совсем как раньше. А в следующее мгновение уже стоял на коленях перед Эстер Филд:

— Ну как ты, дорогая? Можно и не спрашивать — выглядишь великолепно. Даже обидно немного. Странник вернулся в родные края, а оказывается, никто по нему и не скучал.

— О, Элан! — воскликнула Эстер. — Мой дорогой, дорогой мальчик!

Элан терпеливо выдержал объятия, опутавшие его красной шерстью. Чуть не половина петель соскользнула со спиц. Элан, смеясь, высвободился из рук Эстер и повернулся к Аделе:

— Леди Кастлтон… Как приятно оказаться в семейном кругу! Жаль только, что нет Хардвика! Хотелось бы его повидать.

Кармона все это время стояла не шелохнувшись. И все так же не сдвинувшись с места, произнесла:

— Я жду его завтра.

— Рад слышать! — отозвался Элан.

Кармона наконец оправилась от шока. К ней вернулась способность чувствовать. Но чувства были совсем не те, какие она ожидала. Если раньше при одной мысли, что она снова увидит Элана, в ней все сжималось от невыносимой боли, то теперь, когда он был здесь, ничего подобного она не испытывала. Он смотрел на нее с улыбкой, от которой раньше у нее замирало сердце, а сейчас она ощущала лишь гнев.

Элан вышел на солнце, и Кармона заметила, что за эти три года он стал выглядеть старше своих лет. Видно, жизнь в Америке не пошла ему на пользу. В нем было все то же обаяние, изящество движений, но что-то изменилось, что-то примешалось… инородное и неприятное. А может, изменилось что-то в ней самой? Гнев не проходил: какая наглость — вот так неожиданно свалиться на них как снег на голову! Приехать в дом ее мужа, Джеймса Хардвика, за которого она вышла замуж, после того как Элан предал ее…

Да еще и Джеймса нет дома… А если бы он был здесь, смог бы Элан так нахально сюда заявиться?

— Ну, что скажешь, Кармона? Надеюсь, пригласишь меня пожить у вас, потому что, честно признаюсь, я без гроша в кармане, — широко улыбаясь, спросил Элан.

Пеппи села и лениво потянулась:

— Привет, Элан. Откуда ты взялся? Не видела тебя целую вечность.

— Дорогая, это ты? Я был в Южной Америке.

— Что ж тебе там не сиделось?

— Много причин… Одна из них та, что кто-то разыскивал меня по объявлениям в газетах. Я подумал, что дело пахнет деньгами, и приехал. Но, оказывается, этот тип, что давал объявления, решил поднажиться за мой счет.

Ему понадобились бумаги моего отца. Похоже, интерес к Пендерелу Филду возрос, вот он и решил сделать деньги, написав его биографию.

Пеппи смотрела на него, не спуская глаз:

— Не думаю, что Кармона сможет тебя приютить, — сказала она. — Если честно, то удивляюсь, как у тебя хватает смелости просить об этом. К тому же в доме просто нет места.

— Нет-нет, конечно же ты не можешь здесь остановиться, — с трудом поднимаясь, вмешалась Эстер Филд. — Дом и правда полон. Это невозможно, и думать нечего.

Пойдем со мной, поговорим. Ты помнишь Эннингов? Они раньше пускали к себе жильцов, и ты несколько раз останавливался там, когда у нас не хватало места.

— О да, Эннингов помню, — засмеялся Элан.

— Так вот, миссис Эннинг очень больна, но Дарси по-прежнему сдает комнаты. Теперь у нес настоящий пансион. Я как раз вчера ее видела и как-то случайно упомянула о тебе. Думаю, у них найдется место. Ну, пошли, дорогой, обо всем поговорим дома.

Кармона молчала. Застывшее лицо ее было мрачным.

— Ну, что скажешь, Кармона? Время бежит, а я в обед перекусил лишь бутербродом. Разговор с Эстер, наверное, затянется. Ты пригласишь меня на ужин? Или за столом тоже нет места?

— Да, мы накормим тебя, — спокойно сказала она.

Глава 3

Эстер Филд скрывалась от жары в утренней гостиной.

Оставив вязанье в холле, она сидела у окна и, тяжело дыша, обмахивалась чем-то, что попалось под руку. По напряженному выражению ее лица было видно, что она не столько устала от трудной дороги к дому, сколько взволнована. Оправившись от неожиданной встречи, она думала об Элане: «Несносный мальчишка. Как он мог приехать сюда после того, что сделал с Кармоной? Джеймсу наверняка это не понравится. Своим появлением он всех поставил в неловкое положение». Чем больше Эстер думала об этом, тем тревожнее становилось у нее на душе: «Что-то здесь не так. Я бы его не оставила».

— Дорогая, я знаю, о чем ты думаешь, — засмеялся Элан. — «Своим появлением он всех нас поставил в неловкое положение». Но ты же знаешь мой взбалмошный характер. Если я чего-то захочу — подавай мне это на блюдечке здесь и сейчас.

Эстер продолжала нервно обмахиваться.

— Ты не должен был приезжать сюда.

Элан небрежно махнул рукой:

— Брось, дорогая, мы живем не в Викторианскую эпоху. Чувствовать себя виноватым только потому, что у нас с Кармоной хватило благоразумия не связывать себя браком, смешно.

— Ты не должен был приезжать, — повторила Эстер. — Зачем ты вернулся?

Элан улыбнулся:

— Повторяю. Я приехал, чтобы привести в порядок бумаги моего отца, которыми интересуется Мергатройд. Не стану утверждать, что мною движет исключительно уважение к его памяти. Конечно это не так — такое я не могу себе позволить, тем более бесплатно. Но раз уж возник такой интерес к отцу, я имею право рассчитывать на свою долю в этом деле.

Эстер с недоверием смотрела на Элана.

— Но, Элан, мистер Мергатройд не захочет покупать эти письма.

— Думаю, не захочет. Биографы этого не делают. И все же деньги за них получить можно.

— Каким образом? Не понимаю.

— Придет время, поймешь. Видишь ли, мне нужны деньги. К сожалению, без них не проживешь. Мне тут подвернулось одно выгодное дело. Если оно выгорит, я буду обеспечен по гроб жизни и никому больше не доставлю хлопот. Но для этого надо малость рискнуть.

Эстер внимательно смотрела на него.

— Но какое отношение имеют к этому письма твоего отца?

— Может быть, никакого… Все зависит от обстоятельств, а если точнее, все зависит от тебя.

— Ты уверен?

Элан улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой:

— Да, дорогая, от тебя. От того, насколько ты захочешь меня понять.

— Я слушаю тебя.

— Все предельно просто. После смерти отца я получил несколько сот фунтов — не густо, правда же?

— Ты получил все, что осталось, Элан.

— Дорогая, я все прекрасно помню — себе ты ничего не оставила. Хочешь напомнить, что отдала мне свои деньги?

— Ты получил еще деньги матери. Неужели все уже истратил?

— До последнего гроша, дорогая. Тебя это удивляет?

Эстер знала, что иначе и быть не могло. По мнению Элана, деньги для того и существовали, чтобы их тратить. И сколько бы она ни дала ему сегодня, завтра от них ничего не останется. Элан знал, как покоришь ее сердце, которое, по выражению Пена, было как размягченное масло. Но в роду Эстер было немало расчетливых деловых людей, знавших счет деньгам, и поэтому до конца покорить ее Элану не удавалось.

— Я давно уже потеряла надежду, что ты когда-нибудь образумишься, — сказала Эстер.

Элан кивнул:

— Я был дураком, дорогая, нет нужды это доказывать.

Но на этот раз эго верное дело. Вот послушай, я тебе все объясню. Речь идет о разведении лошадей. Я работал с одним парнем по имени Кардосо. Мы очень с ним подружились. У него есть небольшое ранчо, и дела идут весьма успешно. Но сейчас появилась возможность приобрести более крупное хозяйство. Там все налажено, есть племенное поголовье лошадей, отличное водоснабжение — одним словом, то, что надо. Кардосо готов вложить в это дело две трети капитала и согласен взять меня в партнеры, если я найду остальные деньги. Такой случай может никогда больше не подвернуться.

— И сколько же ты должен найти?

— О, три-четыре тысячи. Кардосо надеется уговорить хозяина сбавить цену, но, даже если придется выложить всю сумму, это очень дешево.

Эстер Филд перестала обмахиваться. Ей уже было не жарко. Она старалась никогда не отказывать Элану, но сейчас, несомненно, она должна была это сделать. Одно дело — поделиться с ним доходами, и другое — тронуть капитал.

Он достался ей от ее семьи и должен перейти к Кармоне и ее детям.

— Радость моя, — ласково сказала она, — уж и не знаю, чем я могу тебе помочь.

— Не знаешь? Зато знаю я. Я не могу упустить такую возможность. — Его слова зазвучали мягко. — Долг я обязательно верну. Года через два начну выплачивать тебе по пятьсот фунтов в год — если хочешь, с процентами: я понимаю, что это деловая сделка. Ты не пожалеешь, обещаю, скоро ты будешь гордиться мной.

Эстер отвернулась, она чувствовала неловкость. Неужели он считает ее такой дурой? Любой, кто хоть немного знал Элана, понимал, что полагаться на его слова нельзя. Никто не поверил бы, что он вернет долг. Конечно, ей хотелось помочь Элану, но деньги, которые он просит, неприкосновенны. Она обязана сохранить их для Кармоны и ее детей.

Элан понял, что потерпел неудачу. Эстер была одна из тех дородных добрых женщин, которые были сговорчивы до определенного момента, но потом становились непоколебимы. Пусть будет так. Элан вынул пачку сигарет, закурил и сунул ее обратно в карман.

— Видишь, у меня даже нет портсигара. Я заложил его, чтобы купить билет на поезд — Я могу дать тебе денег — продержаться, пока не найдешь себе дело.

— Дорогая Эстер, я уже нашел его. И намерен им заняться. Но для этого мне нужны деньги. Если ты не хочешь выручить меня, мне придется искать их в другом месте. Биография отца может стать бестселлером, если я предоставлю Мергатройду те материалы, что у меня есть. Ты же знаешь, биографии читать скучно. — Элан выпустил облачко дыма. — Скучно, потому что самое интересное в книгу не попадает. А если читатель получит правдивую историю о том, что оказало влияние на творчество выдающегося человека, и почему он поступал так или иначе — особенно иначе, — то книга вызовет огромный интерес, тебе не кажется?

Эстер как завороженная смотрела на Элана.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Не волнуйся, я объясню. Очень доступно, если есть такая необходимость. Короче говоря, отец сохранил письма, которые, будь он поосторожнее, ему следовало бы уничтожить. В прессе это принято называть «компрометирующей перепиской». Благодаря ей, любая книга может стать бестселлером. Не понимаю, почему все лавры должны достаться Мергатройду. Я намерен предложить ему пятьдесят процентов, и то это очень щедро. Если он согласится на мои условия, я разрешу ему воспользоваться этими письмами и взять из них все, что он пожелает.

Если не согласится, я опубликую их сам и получу солидный куш.

Эстер молчала. В темной комнате висел сигаретный дым, и сквозь этот дым она видела ухоженного и уверенного в себе Элана, стоящего рядом с камином с отделкой из дорогого черного дерева.

Взглянув на Элана, Эстер отвернулась:

— Ты не посмеешь.

— Посмею. Разве не ты отдала мне право распоряжаться бумагами отца?

— Я могу отменить свое решение.

Элан понял, что ему не удалось провести ее. Она знает свои права, а на это он не рассчитывал. Он повел рукой и рассмеялся:

— Дорогая, выяснение между нами законных прав на эти бумаги принесет этому делу еще больше успеха. Надеюсь, ты понимаешь, что у меня могут остаться их копии.

Ты не сможешь помешать мне. Ты ничего не сможешь сделать — если откажешься дать мне денег.

Эстер не слушала Элана. Мысли ее были прикованы к письмам Пена. Есть ли в них что-то, чего она не знает?

Они с Пеном были счастливы. У него бывали причуды, сомнения, муки творчества. Как у всех артистических натур. Один день они на взлете, другой — в глубоком отчаянии. Такие люди нуждаются в надежной опоре. Уверенности — вот чего им не хватает. Кто-то постоянно должен быть рядом, чтобы поддерживать в них чувство уверенности в себе. Именно такой опорой она и была для Пена. И никто не сможет умалить ее роли. Эстер вспомнила, как Пен, бывало, смотрел на нее со своей странной загадочной улыбкой и говорил: «Какая ты уютная женщина, Эстер».

Ее взгляд снова остановился на Элане.

— Но, Элан… ты не можешь так поступить… с личными письмами твоего отца, — с трудом подбирая слова, сказала Эстер. — Я не читала их, но уверена, что там немало того, что Пен не хотел бы видеть опубликованным. Ему много писали… ты же знаешь, что он был любимцем женщин. Пен не делал из этого тайны, но и в подробности не вдавался — я не знаю имен его поклонниц. Но к этим письмам он никогда серьезно не относился, смеялся над ними и бросал в огонь. Возможно, какие-то из них он сохранил…

— Я говорю как раз о тех, что он сохранил. И, смеясь над ними, он их хранил и отвечал на них.

— Откуда ты знаешь, что он отвечал?

— Потому что его собственные письма тоже там. Вся переписка — и его, и ее письма. Наверное, она не решалась держать их у себя и уничтожить не могла.

— Она? — повторила Эстер и торопливо добавила:

— Нет-нет, не говори мне ничего. Не хочу об этом знать.

Элан усмехнулся:

— Дорогая, все равно узнаешь, когда письма будут опубликованы. Если, конечно, они будут опубликованы.

Этого могло бы и не произойти. Я вовсе не хочу причинять тебе боль. Я бы предпочел не будить лиха, пока оно тихо, и раздобыть деньги каким-то другим способом. — Элан повернулся и взглянул на часы, стоявшие на каминной полке, — громоздкое сооружение из черного мрамора с голубым циферблатом и массивными золотыми стрелками. — Половина седьмого! Как летит время при встречах с родственниками! В котором часу вы обедаете?

— В восемь холодный ужин, — машинально ответила Эстер.

— Тогда мне пора отправляться к Дарси, узнать, приютит она меня или нет. Если нет, придется идти в гостиницу «Якорь». Разве только Кармона передумает.

Раскрасневшееся от жары лицо Эстер побледнело. Видно было, что ее мысли витали где-то далеко. Но, услышав имя Кармоны, она встряхнулась.

— Нет-нет, здесь тебе нельзя оставаться… это неудобно…

— С тремя-то дуэньями?

— Нет, нельзя, — повторила Эстер, голос ее дрожал. — Даже не думай об этом. Иди узнай, найдется ли у Дарси место для тебя. Если хочешь, я могу дать тебе фунтов пятнадцать на первое время, а там, может, как-то все устроится.

Элан широко улыбнулся:

— Конечно устроится. И ты не беспокойся, дело это верное. Надо только взяться за него с умом. Ну ладно. Я пошел, увидимся позже. — Он послал ей воздушный поцелуй и ушел.

Было слышно, как хлопнула в холле дверь. Элан с чемоданом в руке прошел мимо окна. Эстер осталась одна в сумрачной комнате.

Глава 4

Дом Эннингов мало чем отличался от домов, расположенных на побережье. Но полковник Эннинг не замечал этого. Он был уверен, что башенки и балконы, которые украшали его дом, были самыми красивыми. Прошло много лет с тех пор, как он вернулся с Востока, цены росли, деньги обесценивались, содержать дом становилось все труднее и труднее. Пришлось распустить прислугу, и Эннинги решили, что дом для них слишком велик. Но сдавать приезжим комнаты они стали только после смерти полковника, поскольку сводить концы с концами стало еще труднее. С годами число сдаваемых комнат увеличивалось. И теперь дом окончательно превратился в пансион.

Элан Филд скорчил брезгливую гримасу. Ему не нравилась перспектива утром и вечером наблюдать лица престарелых матрон. Но ничего не поделаешь, пансионы обычно кишат пожилыми дамами. Но как Дарси может жить в такой обстановке — у Элана не укладывалось в голове. Она всегда была эмоциональной, страстной, даже чуть-чуть порочной — и потому невероятно соблазнительной. Интересно взглянуть на нее сейчас.

Дверь открыла сама Дарси. «Кажется, ей нет тридцати», — попытался вспомнить Элан. Но как она изменилась! Если бы он встретил ее на улице, то прошел бы мимо, не распознав в худой, увядающей женщине маленькую, хрупкую брюнетку, которую он знал раньше… И почему время так не любит брюнеток?

— Привет, Дарси, — сказал Элан.

— Элан… — беспомощно произнесла она. И после некоторой паузы неожиданно резко выкрикнула. — Что тебе надо?

Элан прошел в холл.

— Разве ты не хочешь поздороваться со старым другом?

Возможно, ты и не заметила, но меня не было здесь три года. Работал в Южной Америке, — уточнил он. — Вот, вернулся, а оказывается, никто не собирается заколоть жирного тельца в мою честь. Это меня немного огорчает.

Лицо Дарси было непроницаемо.

— Как странно, не правда ли? А ты ждал, что, скажем, Кармона заколет в твою честь жирного тельца? Не ты ли бросил ее прямо в церкви? По крайней мере, так я слышала.

Элан улыбнулся:

— Не слишком ли здесь людное место для обсуждения наших друзей? Как ты считаешь?

Прогнать его сразу было бы слишком просто. Дарси давно ждала этого часа. Она готовилась к нему долгие бессонные ночи, снова и снова переживая ту боль, которую причинил ей Элан. Сегодня она собиралась уничтожить его своей обличительной речью.

Пройдя через холл, Дарси распахнула дверь кабинета.

— Если ты считаешь, что нам есть о чем говорить, можешь пройти. Но я не думаю, что у нас есть общие темы для разговора.

По-прежнему улыбаясь, Элан вошел в кабинет.

— Я, собственно, хотел спросить, могу ли я рассчитывать на ночлег. Эстер сказала, что у тебя может найтись свободная комната. У Кармоны дом полон.

Дарси показалось, что ее окатили холодной водой.

Новая вспышка гнева охватила ее. Она вдруг поняла, что Элан пришел не к Дарси — женщине, а к Дарси — содержательнице пансиона. Вспыльчивость не приносит дохода, но поселить у себя Элана…

— Неужели у Кармоны не нашлось для тебя места? Как странно! — язвительно сказала Дарси.

Элан слегка пожал плечами — такой знакомый ей жест.

— В общем, так. Все, на что я могу там рассчитывать, — это холодный ужин. Глупо все это. На мой взгляд, прошло достаточно времени, чтобы забыть и похоронить прошлое. Зачем его ворошить? Все эти страсти по минувшему пахнут дурным тоном.

Дарси вспыхнула.

— Это относится и ко мне, да?

— Ко всем. У каждого в жизни были веселые деньки.

Насколько я помню, нам с тобой было хорошо. Но мы разумные люди и понимаем, что всему на свете приходит конец. И сопротивляться этому бессмысленно. Надо смотреть в будущее, впереди нас может ждать счастье — новое счастье. А может и не ждать. Счастье изменчиво.

Дарси отлично понимала, что происходит. Дом Кармоны для Элана закрыт. Деваться ему некуда. Сейчас он пытается выстроить приятные, удобные для него отношения. Он приложит все усилия, чтобы задобрить ее, при необходимости прельстить. Дарси со стыдом подумала, что готова на все, лишь бы снова поверить в него, позволить себя соблазнить. Она понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но ужаснее было сознавать, что жизнь твоя закончена, и больше ничего в ней не произойдет.

— Ах, как тебе нравится, когда тебя любят…

— Всем нравится.

— Но не все имеют то, чего хотят. Как, по-твоему, легко ли мне было?

— Я был ужасно расстроен, когда узнал о болезни твоей матери, — проникновенно сказал Элан.

— Спасибо… Сейчас ей получше. Она заболела из-за меня. Нервы. Ты понимаешь, о чем я? Я говорю о последней нашей встрече.

— Дорогая…

— Помнишь, я сказала, что у меня будет ребенок, — тихим ровным голосом напомнила ему Дарси.

— Бедняжка, но что я мог поделать? Помочь я не мог, поскольку был на мели. Но ты была на высоте, со всем справилась сама: тихо, без скандала. Как тебе это удалось?

«Спрашивает, будто и впрямь его это интересует, прикидывается другом, — подумала Дарси. — А на самом деле, ничего человеческого в нем нет. Не умеет ни любить, ни ненавидеть… Даже приходить в ярость не умеет. Просто плывет по течению и готов на все, лишь бы так и продолжалось. И ни до кого ему нет дела».

— Как-то справилась. Нашлись люди, которые не могли иметь детей. Они приютили меня, а когда я родила, усыновили моего мальчика и уехали в Австралию. Так что я никогда не увижу сына, — бесстрастным голосом закончила свой рассказ Дарси.

— Как все удачно сложилось: нашлись подходящие люди, усыновили ребенка и в довершение ко всему уехали на другой конец света, — сказал Элан. — Хорошо то, что хорошо кончается.

Глядя на него горящими глазами, Дарси воскликнула:

— Я готова тебя убить за это!

В этот момент дверь открылась, и на пороге показалась миловидная женщина лет сорока. Она на мгновение замерла и в смущении закрыла дверь.

— Ну, теперь мне крышка! — расхохотался Элан. — Ну и злюка же ты, Дарси!

Миссис Бэркетт чуть не бегом поднялась по лестнице, постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, влетела в комнату.

Мисс Мод Силвер удивленно подняла глаза от своего вязанья. Она сидела в кресле с высокой спинкой и наслаждалась легким ветерком с моря. Комната была светлой и просторной, с чудесным видом из окна: голубой залив сверкал под солнцем, с моря тянуло свежим ветерком.

Отпуск мисс Силвер и ее племянницы Этель Бэркетт подходил к концу. Жалко, но завтра они должны возвращаться домой. Отпуск оказался очень удачным. Этель впервые за много лет рассталась с семьей на время отдыха. Оторвать ее на две недели от мужа и детей оказалось делом нелегким. Но результат превзошел все ожидания. Этель великолепно выглядела и отлично себя чувствовала.

— Что тебя так встревожило, дорогая?

— О, тетя… я попала в такое неловкое положение…

Мисс Силвер озабоченно взглянула на племянницу:

— Может, ты сядешь и расскажешь все по порядку? Что случилось?

Миссис Бэркетт опустилась в кресло:

— О, надеюсь, ничего особенного. Но так странно было услышать это от мисс Эннинг! Она всегда такая сдержанная. А тут еще я налетела на них. Конечно, надо было бы постучать, но мне и в голову не пришло, что у нее кто-то есть. Я хотела заглянуть к ней, поболтать немножко. Она была так любезна с нами, так внимательна, а поскольку мой поезд завтра уходит рано, я и подумала…

Мисс Силвер мягко, но решительно прервала Этель:

— Очень мило, но я ничего не поняла. Что тебя взволновало? Ты зашла к мисс Эннинг и обнаружила, что она не одна…

— Я так сбивчиво рассказываю, а у тебя такое логическое мышление… Ну вот, я заглянула в ее кабинет, посмотреть, там ли она… я, конечно, никак не ожидала, что у нее там кто-то есть. Открываю дверь, а она стоит возле стола и произносит нечто чудовищное, обращаясь к молодому человеку неземной красоты. Таких красавцев я сроду не видывала. Правда, тетя.

— Дорогая, не слишком ли мелодраматично?

Этель кивнула:

— Но, тетя, так оно и есть, прямо кадр из кинофильма. Никак не ожидала застать сцену из кинофильма в уютном частном пансионе. Ты бы, наверное, тоже удивилась.

Мод Силвер кашлянула, что означало несогласие. Она по опыту знала, что мелодрамы разыгрываются в самых неожиданных местах.

— Может, ты все-таки скажешь, что тебя в этой сцене так смутило? — спросила она.

— Он стоял у камина, она — возле стола. Он держался спокойно, непринужденно. А у мисс Эннинг глаза горели, а сама она была бледная как полотно. Я вошла в тот момент, когда она кричала: «Я готова тебя убить за это!» У нее и правда был такой вид, будто она способна на это. Я, конечно, тут же ушла и закрыла дверь, но она не могла меня не заметить. Такая неловкая ситуация!

Мисс Силвер снова принялась за свое вязанье — крохотную кофточку для новорожденного, который должен был вскоре появиться в семье брата Этель — Джима.

— Когда люди ссорятся, они часто говорят глупости, но это не значит, что они способны их совершить, — оторвав взгляд от пушистой шерсти, сказала, улыбаясь, мисс Силвер. — А у мисс Эннинг вспыльчивый характер.

— Вот уж никогда бы не подумала.

— Тем не менее это так, хоть она и умеет держать себя в руках. Но не будем гадать, что вывело ее из равновесия.

Красивые молодые люди часто бывают причиной большого горя. Мне кажется, мисс Эннинг была раньше очень привлекательной.

— Да? — удивилась Этель.

— Не сомневаюсь, дорогая. Мне рассказывала о ней миссис Филд, добрейшая женщина, что живет сейчас в доме над обрывом. Помнишь, нас познакомила с ней на пляже мисс Эннинг? У нее не ладится с вязанием — все время соскальзывают со спиц петли. Я ей несколько раз помогала. Хотела научить ее континентальному способу вязания. Тогда она не будет терять петли. Но, к сожалению, она оказалась неспособной ученицей.

Но успехи миссис Филд на поприще рукоделия не интересовали Этель Бэркетт.

— Так она рассказывала тебе о мисс Эннинг?

— Да. Каждое лето Филды снимали тут дом. Муж миссис Филд был довольно известным художником. Он умер несколько лет назад. Они хорошо знали Эннингов. Дарси, как рассказывает миссис Филд, очень изменилась, а была очаровательной живой девушкой. Знаешь, дорогая, я не раз замечала, что веселые темпераментные девушки в среднем возрасте чаще всего становятся замкнутыми и суровыми. Странно, но мне приходилось быть тому свидетельницей.

— Наверное, наступает время раскаянья. В молодости грешат, а потом испытывают угрызения совести, — заметила Этель Бэркетт.

Глава 5

Вечером мисс Силвер, как обычно, зашла проведать миссис Эннинг. Та была занята вышивкой, которую начала еще до болезни и все никак не могла закончить. Букетик из цветов шиповника был почти готов, но голубой бант, скреплявший его, — только начат. Над этим бантом миссис Эннинг и трудилась, протягивая иголку с бледно-голубым шелком сквозь канву. На конце нити не было узелка, и она проскакивала сквозь ткань, но миссис Эннинг в который раз самозабвенно вновь и вновь делала стежок и вытягивала нить.

Время от времени она прислушивалась к радио, но в программе то и дело звучало что-нибудь, что расстраивало ее.

Мисс Силвер сразу заметила, что сегодня миссис Эннинг чем-то взволнована. Рука, державшая иглу, дрожала, а обычно безмятежное лицо было нахмурено. Взглянув на мисс Силвер, она огорченно сказала:

— Дарси не приходит, ничего мне не рассказывает.

Прислала мне ужин с этой прислугой-чужестранкой. Никто ничего не говорит, но я знаю, что он здесь.

— Кто-то, кого вы хотите видеть? — поинтересовалась мисс Силвер. Сев на стул, она наклонилась посмотреть на вышивку. — Красивый рисунок, и вы так хорошо его выполнили.

Миссис Эннинг сделала стежок и вытянула голубую нить.

— Я слышала его голос. Мы о нем не говорили из-за того, что случилось. Дарси была такой красивой, веселой, но мы больше не вспоминаем об этом.

Мисс Силвер принялась за свое вязание.

— О несчастьях лучше не вспоминать, — участливо сказала она. — Есть ведь и счастливые воспоминания, правда? И каждый день приносит что-нибудь приятное, разве не так?

— Мне он так нравился, — жалобно сказала миссис Эннинг. — И всем нравился. А Дарси была такой красивой…

Ужин в доме над обрывом прошел в мрачной обстановке. Элан подумал, что вечер безнадежно испорчен. Враждебностью был пропитан даже воздух. Элан не мог больше выдерживать этой атмосферы и, покинув гостиную, вышел на террасу. Мысли его путались. Старик Тревер пялился на него все время. Зареванная Эстер даже не пыталась скрыть своего настроения. Неужели она считает свои чувства настолько ценными, чтобы самозабвенно предъявлять их окружающим? Сидит этаким живым укором с красными глазами и молчит. Это просто распущенность или недостаток воспитания. Зато у леди Кастлтон с воспитанием все в порядке. В ней все дышит аристократизмом. Уж что-что, а создать ледяную атмосферу она сумеет всегда. Никогда ее не любил, заносчива… Все-таки, кроме красивой внешности, в женщине должно быть еще что-то, теплота что ли?

Ну, ничего. Скоро ей придется поубавить гонору. Я об этом позабочусь. А Кармона… невероятно похорошела и владеет собой отлично, но зачем она так злопамятна? Сидит, слова не проронит. В общем, если бы не они с Пеппи, да еще старуха Мейзи, которая весь вечер болтала всякие глупости, их компания походила бы на сборище привидений. Надо попытаться как-то разрядить обстановку.

— Здесь чуть прохладней, и ветерок свежий. Вы много теряете, сидя там. Почему бы не выйти на свежий воздух? — громко произнес Элан, обращаясь ко всем находящимся в гостиной.

Поскольку на его призыв никто не отозвался, Элану пришлось повторить свое предложение. Адела Кастлтон встала со стула и направилась к двери.

— Здесь жарко, — сказала она.

— Дорогая, — дрожащим голосом остановила ее Эстер Филд. — Может, что-нибудь накинешь? — затем, придержав Аделу, шепотом добавила:

— Ты уверена, что поступаешь разумно?

— О да, — улыбнулась Адела.

Леди Кастлтон вышла на террасу. Вечернее освещение делало свое дело, оно сглаживало недостатки, делало мир загадочным. Даже ростры, окрашенные сумерками, казались таинственными. Легкий ветерок полумрака, аромат цветов и насыщенный запах вечернего моря дополняли волшебную картину.

— Вы правы, воздух восхитителен, — сказала Адела Кастлтон. — Давайте прогуляемся по саду.

Придерживая подол своего черного платья, она направилась к ступенькам, которые вели в сад, Элан в недоумении последовал за ней. Было понятно — она хочет поговорить с ним.

Дойдя до середины сада, леди Кастлтон резко остановилась.

— Вы расстроили Эстер. Ради этого вы вернулись?

Элан раскурил сигарету, убрал в карман пачку и только после этого ответил:

— Вы ее давняя приятельница. Кому, как не вам, знать, что у миссис Филд глаза на мокром месте. Мы говорили об отце.

— Я знаю, о чем вы говорили.

Элан выпустил струю дыма — Значит, она вам все рассказала?

— Да. Я зашла к ней перед ужином и застала ее в слезах.

— Из-за писем отца? Даю слово, я не хочу ее расстраивать, но если биография отца все-таки выйдет, она должна быть правдивой. Отец был многогранной натурой. Он любил Эстер — да и кто ее не любит? Но она была не единственной женщиной в его жизни.

— Полагаю, нет. Но неужели вы хотите, чтобы об этом узнали все?

Элан развел руками.

— Не знаю, что вам сказала Эстер. Дело в том, что картины Пендерела Филда пользуются сейчас большим успехом. У нас осталось несколько — кажется, какие-то эскизы и портрет Эстер. И она не хочет с ними расставаться — А почему она должна с ними расстаться?

— Разве я сказал, что она должна? Никогда не посмел бы настаивать на такой жертве.

— Вы удивляете меня, — сухо заметила Адела Кастлтон.

— Чем же? Если вы знаете, отец не оставил мне наследства, после его смерти я получил несколько сот фунтов. Сейчас фигурой Пена заинтересовались биографы.

И я уверен, что имею право заработать на этом интересе, тем более что документы, без которых биография будет скучной, находятся у меня. Там есть пачка писем, которая любую биографию превратит в бестселлер. Ими обязательно нужно воспользоваться, поскольку без интимных подробностей книга превратится в безвкусную жвачку. Ее просто никто не будет читать. Мне жаль Эстер, ее чувства задеты, но подобные осложнения, мне кажется, всегда возникают при написании мало-мальски интересной биографии.

— Вы намереваетесь пожертвовать чувствами Эстер?

— Напротив, я готов пожертвовать своей выгодой.

Я очень люблю Эстер и не хочу причинять ей страданий.

Я согласен на сумму, несопоставимую с теми деньгами, которые я могу заработать, продав письма, а лучше — опубликовав их сам. Вы знаете, сами по себе письма могли бы иметь успех. Их около ста пятидесяти. Они полны сокровенных чувств и романтики. Я повторяю, что не хочу расстраивать Эстер. Но у меня сейчас трудное положение. Речь идет о приобретении крупного ранчо. Если я не сумею достать деньги, то упущу возможность стать партнером в серьезном деле. Я не могу позволить Эстер помешать мне встать на ноги. Но если она поможет, я готов забыть про письма.

— Но это же низко! — воскликнула Адела Кастатон.

Элан сделал глубокую затяжку.

— Думаю, не стоит прибегать к подобным словам. Так будет разумнее. Особенно для вас.

— Почему для меня?

С моря вдруг подул холодный ветер.

— Не догадываетесь?

— О чем вы?

— Лучше я расскажу вам про переписку отца и молоденькой девушки — прекрасного и милого создания. Он знал ее с детства. Они часто виделись. Она написала ему первая. Он ответил ей — в сдержанной манере взрослого человека, пишущего чересчур восторженной девочке. Со временем тон писем меняется, они становятся теплее.

Проходит немного времени, они пишут друг другу уже ежедневно. И наконец становятся любовниками.

Казалось, холод пронзил Аделу Кастлтон до костей. Она оцепенела. Губы не слушались.

— Вы… не посмеете… опубликовать эти письма, — еле выговорила она.

— Не знаю, как насчет того, что не посмею, но предпочел бы не делать этого. Вы не спрашиваете, кто эта девушка?

— Меня это не интересует.

— Вы уверены? И все же я скажу. Письма подписаны Айрин.

Леди Кастлтон молча повернулась и пошла прочь.

Глава 6

Элан проводил ее взглядом. Надо дать ей оправиться от шока, а потом, если потребуется, показать письма. Он был уверен, что Адела пойдет на все, чтобы не дать опубликовать письма своей сестры. Если ознакомиться с ними, то становится очевидным, что версия с далеким заплывом и внезапной судорогой ничего не стоит. «Так больше не может продолжаться. Я вижу для себя только один выход, потому что жить без тебя не смогу», — было написано в тот самый день, когда Айрин утонула. В конверт была вложена вырезка из газеты и фотография прелестной девушки, немного похожей на Адель. Так Айрин поставила точку в их с Пеном отношениях. Наверное, ее смерть была ужасным потрясением для Пендерела Филда. Но самым удивительным в этой истории было то, что ни Эстер, ни Адела не знали об этой трагической страсти. А может быть, не хотели знать.

Элан докуривал вторую сигарету, когда услышал, что его окликнула Пеппи. Она спустилась с террасы. В темноте цвет ее бледно-зеленого платья был неразличим, но блестки отделки сверкали. Привлекательная особа. Волосы как пух чертополоха. Обесцвеченные, конечно, но не сильно. Он помнил ее двенадцатилетней девочкой с длинными светлыми косами.

Пеппи подошла ближе. Элан остановил оценивающий взгляд на двойной нитке жемчуга у нее на шее. Трудно, конечно, определить, но, наверное, все-таки это настоящий. Он вспомнил, что слышал что-то об этом жемчуге, когда она выходила замуж. Он достался ей от семьи Билла Мейбери, и она была в нем в день свадьбы. Но жемчуг жемчугом, а ей он был рад. Перспектива возвращения в гостиную ему не улыбалась.

— Давай пройдемся, и подальше, — смеясь, предложила Пеппи. — Я не в состоянии больше выносить этой тоски. Не понимаю, что на всех нашло. Полковник Тревер уткнулся в «Тайме». Тетя Эстер, похоже, здорово наревелась. Кармона как онемела, а у леди Кастлтон разболелась голова, и она ушла спать. А слушать миссис Тревер с ее скандальными историями времен короля Эдуарда просто невмоготу. Хочется чего-то посовременней.

— Думаешь, я для этого гожусь?

Пеппи весело рассмеялась:

— Не сомневаюсь. Итак, я жажду чего-нибудь сногсшибательного.

Они дошли до калитки.

— Видишь ли, я немного поотстал от здешней жизни.

Ведь меня три года не было.

— Да, действительно! Чем же ты занимался?

— Многим. Три года — большой срок. То, что было сенсацией, уже забылось и никого не волнует, за исключением, может, тех, кого это касалось.

Элан открыл калитку и пропустил Пеппи вперед. Они пошли по дорожке вдоль обрыва. Прилив бью в самом разгаре. Ветер здесь дул сильнее, и волосы Пеппи растрепались. Они свернули вправо, и ветер теперь дул им в спину.

Элан выбросил окурок и как бы между прочим сказал:

— А Биллу, наверное, и сейчас было бы интересно узнать о твоей увеселительной прогулке в Трептон. Это было… дай вспомнить… кажется, в июне, три года назад?

Пеппи показалось, будто протянувшаяся между ними ниточка порвалась. Элан мог бы поклясться, что у Пеппи перехватило дыхание. Но она тут же рассмеялась и беззаботно воскликнула:

— О чем это ты?

— О тебе, дорогая… о Трентоне… и Сириле Мейнарде.

Она снова засмеялась:

— А Билл… ты забыл его?

— О нет. Но ты забыла, не так ли? А он, я думаю, может заинтересоваться этим.

— Элан, дорогой, я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь.

— Об одной скандальной истории и о том, сколько лет должно пройти, прежде чем ею перестанут интересоваться. Лично я склонен считать, что интерес не угаснет до тех пор, пока живы те, кому это небезразлично. А старина Билл, мне кажется, к тебе очень небезразличен.

— Очень мило, что ты так думаешь. Ведь Билл — мой муж, и ты это знаешь.

— В этом-то все и дело, дорогая. Он — твой муж, любит тебя и может весьма косо посмотреть на то, что ты с Сирилом три года назад провела уикэнд в Трентоне.

Пеппи шла так быстро, что Элан даже отстал немного.

Но сейчас она остановилась и, резко повернувшись к нему, топнула ногой:

— Это у тебя такие шутки?

— О нет, это не шутка. Видишь ли, тогда я тоже был в Трентоне. И видел, как вы приехали. Я заглянул в регистрационный журнал, и обнаружил, что вы записались там под именем мистера и миссис Сирил Смит. Вот мне и пришло в голову, что Биллу было бы интересно об этом узнать.

Руки Пеппи судорожно вцепились в платье. Элан заметил это и улыбнулся.

— И ты намерен познакомить его с этой выдумкой? Неужели ты думаешь, что он поверит этой чепухе?

— Конечно нет. Но я предложу ему заглянуть в регистрационный журнал, который наверняка сохранился. Ты знаешь, что у Сирила своеобразный почерк. И Билл это знает.

— Думаешь, он поедет в Трентон искать этот журнал?

— Думаю, что поедет. Он мне, конечно, не поверит.

И отправится в Трентон только для того, чтобы уличить меня в обмане. Только это окажется правдой, и ты это знаешь.

После долгого молчания Пеппи спросила:

— Чего ты хочешь?

Элан рассмеялся:

— Вот и умница! Все можно решить цивилизованным путем. Билл — замечательный парень, и ты само очарование… Зачем мне разрушать ваш брак? Терпеть не могу конфликтные ситуации. Но ведь надо как-то жить.

— С помощью шантажа?

Элан вздохнул:

— Дорогая, давай не будем разыгрывать мелодраму. Это так старомодно.

— Удивляюсь, как тебя до сих пор никто не убил! — в сердцах воскликнула вдруг Пеппи.

— Смотри, кто-то идет, — театральным шепотом произнес Элан.

По тропинке шла влюбленная парочка: Мирта Пейдж и Норман Иванс. Мисс Мирта работала в дамском салоне, а ее кавалер был клерком местной адвокатской конторы.

Поравнявшись с Пеппи и Эланом, они зашептались, прибавили шаг и свернули за угол.

Элан укоризненно покачал головой:

— Видишь, что получается, когда теряешь самообладание? Они слышали, что ты сказала.

— Ну и что?

— А то, — еле сдерживая смех, сказал Элан, — что теперь, прежде чем столкнуть меня со скалы, тебе придется хорошенько подумать. На мое счастье есть свидетели того, что ты желаешь моей смерти. Они слышали, как я называл твое имя.

Пеппи развернулась и пошла к дому. Ветер дул в лицо.

Когда они подошли к калитке, Пеппи, не поворачивая головы, спросила:

— Чего ты хочешь?

— Видишь ли, я нахожусь в стесненных обстоятельствах.

Но ты могла бы помочь мне. Я не стану просить у тебя деньги, да их у тебя и нет. Но принять в подарок твой жемчуг, я бы, пожалуй, согласился. Чтобы не ставить тебя в трудное положение, я готов обратиться к знакомому мастеру и сделать копию с твоего ожерелья. Билл не заметит подлога. Все будут в выигрыше. Ты обретешь покой, а я поправлю свои дела.

Глава 7

«Слава богу, день закончился», — вздохнула Кармона, вернувшись в свою комнату. Она пыталась разобраться в себе.

Хотела понять, откуда взялось это чувства страха и напряжения. Ведь встреча с Эланом была неизбежна. У них много общих знакомых, а это значит, что рано или поздно они должны были столкнуться. Пытаться избежать встречи было бы слабостью. Стало быть, единственно разумный и достойный выход — возобновить старые родственные отношения и вести себя так, как будто ничего не произошло. И это естественно: теперь у нее есть муж, она не может позволить себе тратить эмоции на бывшего возлюбленного. Кармона прислушивалась к голосу разума, но избавиться от напряжения не могла. И все-таки хорошо, что день, который начался с ощущения приближающейся бури, прошел и больше никогда не повторится. Буря так и не разразилась. Или разразилась?

Кармона переживала за Эстер. Сегодня за столом у нее был глубоко несчастный вид. Понятно, что причиной тому был Элан. Неужели он опять просил денег? Вряд ли. При необходимости Эстер может постоять за себя.

Три года назад она мягко, но решительно положила конец его попрошайничеству. Дело не в деньгах, а в чем-то другом.

С Ацелой тоже что-то произошло. После прогулки с Эланом она вернулась сама не своя. Пришла, машинально разложила пасьянс, а потом вдруг сгребла все карты, встала и заявила, что у нее разболелась голова и она идет спать.

Потом вернулась бледная Пеппи. Она послала всем воздушный поцелуй, сослалась на то, что она уже совсем без сил и лучше ей уйти, пока она не заснула у всех на глазах, и ушла.

Затем появился Элан и сказал, что ему тоже пора идти, поскольку дверь в пансионе запирается рано, а ключей у него нет. Прощаясь, он попросил позволения прийти завтра.

Восстановив события вечера, Кармона, кажется, нашла причину своего напряжения. Когда она надела ночную рубашку, в дверь кто-то тихонько постучал и, не дождавшись ответа, в комнату вошла Пеппи, одетая в желтую пижаму.

— Если Элана убьют, виноват в этом будет только он сам, — зловеще прошептала она. И, плюхнувшись на широкую кровать, разрыдалась.

— Пеппи!

— А за шантаж можно упрятать человека за решетку?

— Можно.

— Да, но какой толк? Он же прекрасно знает, что я скорее умру, чем обращусь в суд.

— Что случилось, Пеппи? Может, ты объяснишь?

Голубые глаза Пеппи сверкали слезами отчаянного негодования.

— Должна рассказать, иначе просто взорвусь! Самовозгорюсь! Люди когда-то верили, что это возможно. Вспыхнешь — и конец! Остается только пепел да забавная история о том, как в тебя вселился дьявол.

— Пеппи!

Она снова энергично тряхнула головой:

— Не думай, что я шучу. Этот гад Элан шантажирует меня.

Кармона не удивилась. Поступки Элана давно уже перестали ее удивлять.

— Если бы Билл узнал, он бы убил Элана! Но я ничего не могу сделать. И Элан это знает.

Кармона опустилась рядом с нею на постель.

— Так ты расскажешь?

Пеппи покачала головой:

— Я всегда тебе все рассказывала. — Она грустно взглянула на Кармону. — Знаешь, я потому и вышла за Билла. Я с ним как за каменной стеной. Не скажу, что с такими людьми жить очень уж весело, вот и позволяешь себе иногда развлечься с кем-то другим, хотя в глубине души понимаешь, что твоя опора — муж. Но беда в том, что можно зайти слишком далеко…

— Этим и воспользовался Элан?

Пеппи кивнула:

— Я однажды провела уикэнд с Сирилом Мейнардом.

Билл сказал, что о нас с ним поговаривают. Мы поссорились, ну я и решила — пусть не зря говорят. Мне было на все наплевать. Когда разозлишься, думаешь только о том, как насолить другому. Биллу как раз пришлось уехать на выходные — какие-то дурацкие учения или что-то еще, — я и отправилась с Сирилом… Я никогда прежде такого себе не позволяла — вот клянусь, ну а тогда мне было все равно. Мы поехали в Трентон, по дороге пообедали, потом потанцевали, так что прибыли поздно. Оказалось, что Элан тоже был там. Что уж он там делал, не знаю.

Мы его не видели, но он видел, когда мы приехали. Он заглянул в журнал и обнаружил, что мы зарегистрировались под именем мистера и миссис Сирил Смит.

— Ой, Пеппи!

— Нет-нет, — отчаянно затрясла головой Пеппи, — ничего не было, не думай! Я поняла, что не смогу этого сделать. Я весь вечер дрожала, потому что Сирил смотрел на меня такими глазами… Ну, думаю, конец мне! Мне казалось, если он дотронется до меня, я его просто убью. И я сказала, чтобы он уходил. Сначала он решил, что я шучу, а потом жутко разозлился. А кончилось все это ужасной сценой. Я схватилась за шнур звонка — это была старомодная гостиница, где еще сохранились такие звонки, длинная шерстяная веревка, которая свешивается с потолка, — и сказала, что дерну за шнур и заору на весь дом, если он сейчас же не уберется. Он ушел, а я заперла дверь на засов. А утром вскочила чуть свет, взяла такси и уехала на станцию.

Кармона почувствовала огромное облегчение.

— Рассказала бы все Биллу — и дело с концом. Думаю, он бы тебе поверил.

— Я не могу ему рассказать. Все тогда изменится. Он знает, что я обожаю танцы — сам не танцует, — и разрешает мне повеселиться, везде бывать и вообще делать, что мне захочется. Он мне доверяет. А если ему все рассказать, в наших отношениях появится подозрительность. Ему будет очень тяжело, и он уже никогда — представляешь, никогда — не будет относиться ко мне по-прежнему.

— И все же лучше ему рассказать, — подумав, сказала Кармона.

— Нет, скорее умру! И не думай, что это просто слова.

Я говорю вполне серьезно. Не такая уж я хорошая… никогда не была ею и, наверное, никогда не буду. Но Билл считает меня хорошей. Дурак, правда? Но если он перестанет так думать, то как мне дальше жить? Представь себе воздушный шарик, если его проткнуть, — вот так будет и со мной, — Пеппи, как ребенок, вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Мне придется уступить Элану.

— А чего он хочет?

— Мой жемчуг. — Пеппи потрогала двойную нитку бус поверх нарядной желтой пижамы. — Он знает, что у меня нет денег, кроме тех, что мне дает на расходы Билл. Ну а жемчуг стоит дорого. И Элан, видишь ли, готов пойти мне навстречу, взять жемчуг и оставить меня в покое И еще обещает сделать с него копию, чтобы никто ни о чем не догадался! Будь он проклят!

— Но деньги у Элана всегда уплывали сквозь пальцы, — с горечью заметила Кармона. — Истратит и придет требовать еще.

Пеппи с испугом взглянула на Кармону.

— Но у меня нет денег!

— Дорогая, это его вряд ли остановит. Он доведет тебя до такого состояния, что ты пойдешь на все, лишь бы он хоть на время оставил тебя в покое. Говорят, шантажист никогда не отпускает свою жертву. Элану надо дать отпор, рассказав все Биллу.

Пеппи вскочила.

— Я скорее умру! — воскликнула она. — Или убью!

Глава 8

В кабинет главного инспектора Лэма вошел Фрэнк Эбботт. Это был высокий статный мужчина лет сорока — сорока пяти. Костюм безукоризненно сидел на нем, до чрезвычайности светлые волосы были идеально приглажены.

— Вы хотели меня видеть, сэр?

Лэм устремил в него взгляд, который давно уже перестал внушать страх.

— А иначе зачем бы я посылал за вами? Садитесь, я хочу с вами поговорить, — сказал он.

Инспектора Лэма нельзя было назвать элегантным. Он являл собой тип полицейского старого образца — большой, солидный, похожий на дуб. Казалось, что массивное кресло, в котором он сидел, было сделано на заказ, специально под его размеры. Черные волосы на макушке слегка поредели, а на висках торчали в разные стороны. Говорил он с легким деревенским акцентом.

— Слушаю вас, сэр.

Лэм барабанил по колену.

— Я хочу поручить вам дело Кардосо.

— Кардосо?

— Да. Неделю назад некий испанец Хозе.

Странные имена у этих испанцев, язык сломаешь, прежде чем произнесешь. Будем называть его на английский манер — Хоузи. Так вот, он пришел и заявил об исчезновении своего брата — Филиппе Кардосо. Этот Филиппе отправился то ли по воде, на пароходе «Морская звезда», то ли по воздуху из Южной Америки в Лисабон, а из Лисабона сюда, в Англию. В Англии у него были какие-то очень важные дела.

Здесь он и исчез. Хоузи высказал предположение, что с его братом что-то случилось. Очень эмоциональный иностранец, говорит так много и так быстро, что ничего нельзя разобрать, а руками машет, будто ветряная мельница.

— Жаль, что я был занят, — заметил Фрэнк Эбботт. — Думаю, это дело гораздо интересное, чем дело о зубах торговца бакалейными товарами, убитого в Нотгинг-Хилле, которым я занимался всю последнюю неделю.

Теперь Лэм барабанил пальцами по столу:

— Не побоюсь сказать, что тогда мне показалось, что дело не стоит выеденного яйца. Начнем с того, что не было никаких доказательств, что Филиппе вообще добрался до Англии. А если и добрался, то под чужим именем, в этом Хоузи не сомневался. Если этот тип появился здесь под чужим именем, то он постарается остаться в тени, подумал я. А может быть, Хоузи очень хочет встретиться с Филиппе, а Филиппе совсем не жаждет увидеться с Хоузи. Люди не всегда рады родственникам.

— Не всегда… И имеют на то основания.

Лэм нахмурился:

— Ну так вот, это было неделю назад. Я ему говорил, что каждый год пропадает много людей, но три четверти из них все-таки объявляются.

Фрэнк поднял бровь:

— Да, сплошные предположения, и ничего конкретного. Не понимаю, почему именно вы, главный инспектор, встречались с ним?

Лэм порылся в ящике стола и достал оттуда какой-то документ.

— Он прибыл с рекомендацией. Ну, знаете, как это обычно делается: сэр такой-то, имеющий дело в Южной Америке, просит оказать содействие сеньору такому-то, который, в свою очередь, просит помочь его агенту Хоузи. Как я уже говорил, я попытался успокоить этого агента, сказав, что нет никаких оснований считать, будто с его братом что-то случилось, что, скорее всего, его опасения беспочвенны, и брат его, возможно, очень скоро объявится. А он, пока не ушел, все размахивал руками и без конца твердил, что его брата убили.

— И это все, сэр?

— Нет, не все. Зачем, по-вашему, я все это вам рассказываю? На днях Хоузи приходил и сообщил, что нашел брата.

Фрэнк внимательно слушал, ожидая продолжения.

— Его выловили в реке.

— Мертвого?

— Да, и утонул он давно. Хоузи опознал своего брата и продолжал настаивать, что это убийство. Медицинская экспертиза установила, что перед смертью Филиппе ударили по голове, удар был нанесен сзади. Может, это несчастный случай, а может, и нет. Выяснить это предстоит вам.

Глава 9

Ровно в десять Элан Филд вошел в дом Эннингов. Навстречу ему из своего кабинета вышла Дарси.

— Кажется, я не опоздал. Или ты специально для меня оставила дверь открытой? — улыбнувшись, поинтересовался Элан.

Дарси холодно взглянула на него.

— Спокойной ночи, — сказала она и снова исчезла в своей комнатке.

Дарси подошла к книжному шкафу, намереваясь взять какой-нибудь роман. Элан вошел следом и закрыл за собой дверь.

— Что, и доброго слова для меня не найдется? — вкрадчиво спросил он.

Дарси обернулась. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

— Мне нечего тебе сказать, и ты это знаешь. Здесь ты только потому…

— Потому что пошли бы сплетни, если бы ты меня не приняла, — перебил ее Элан. — Свободные комнаты у тебя есть, и твой отказ всех бы здорово удивил. И Эстер, и все остальные в доме над обрывом стали бы размышлять на тему твоего негостеприимства.

— Да, это единственная причина, почему ты здесь.

Больше мне сказать нечего.

Дарси вышла из комнаты, заперла парадную дверь на ключ, задвинула засов и, не оборачиваясь, поднялась по широкой лестнице наверх.

Ему доставляло удовольствие видеть ее бессилие, наблюдать, как она злится, потому что не может прогнать его. Женщины совсем не умеют держать себя в руках, подумал Элан. Столько времени прошло, все давно уже пора забыть, а Дарси упивается обидой и даже ради приличия не может вести себя пристойно.

Элан отлично выспался и проснулся в превосходном настроении. Он был уверен, что Эстер даст ему деньги, и Алела тоже, если ее прижать как следует. Да еще и Пеппи.

Вот с кем он разделается с удовольствием! Она всегда относилась к нему плохо и даже не скрывала этого. Ну, теперь-то он отыграется!

В десять утра Элан уже спрашивал старого дворецкого покойного Октавиуса Хардвика, где ему найти миссис Филд. Оказывается, она была в утренней гостиной, где они беседовали вчера. Сегодня комната выглядела еще мрачнее. Туман, предвестник жаркого дня, еще не рассеялся и не пропускал в окна света.

Эстер сидела за небольшим письменным столом из такого же черного дерева, что и отделка камина. Она разрешила Элану поцеловать себя, но на поцелуй не ответила.

Веки у нее были красные и припухшие.

Элан поднес к губам ее руку.

— Дорогая, ты плакала?

— Да.

— Я и сам расстроился. Вчера вечером у тебя был такой несчастный вид, я чувствовал себя виноватым. Но не стоит так отчаиваться, правда. Все можно уладить. Давай лучше поговорим.

— Ты не опубликуешь те письма?

— Дорогая, неужто ты думаешь, что мне этого хочется? Просто мне нужны деньги. Если удастся добыть их каким-то другим путем, я буду только счастлив. Надеюсь, ты веришь, что я не хочу огорчать тебя? Мы можем спокойно все обсудить, если не возражаешь.

Глаза Эстер наполнились слезами, и Элан поспешил сказать:

— Дорогая, ты можешь ничего не говорить, просто выслушай меня. Вчера нам не удалось толком поговорить, и у тебя, наверное, сложилось неверное представление, о чем я тебя прошу. Ну, прежде всего, речь идет не о том, чтобы ты рассталась с капиталом. Я знаю, как ты строго к; этому относишься. Речь о том, чтобы ты мне дала деньги взаймы. Боюсь, вчера я был не слишком откровенен. Все это дело должно держаться в величайшей тайне, одно слово — и все пропало. Вот я и осторожничал. Но сегодня ночью, поразмышляв, — знаешь, не мог уснуть, так что времени было предостаточно, — я понял, что не имею права ничего от тебя скрывать.

Эстер не спускала с него мягких карих глаз. Внимания ее он, безусловно, добился. Но добился ли ее доверия — в этом Элан не был уверен. Он торопливо продолжил:

— История с покупкой ранчо для разведения лошадей…

— Не правда?

Элан засмеялся:

— Только отчасти. Кардосо действительно хочет купить ранчо и не прочь взять меня в компаньоны, но, понимаешь, денег у него нет. По крайней мере… Ладно уж, расскажу тебе все, только под строжайшим секретом. Ни одна живая душа не должна об этом знать. Сейчас поймешь почему. Где-то в прошлом веке родственник Кардосо — двоюродный дед или кто-то в этом роде — нашел клад. Не спрашивай, каким образом, потому что Филиппе не очень любит об этом распространяться. В шестнадцатом — семнадцатом веках восточное побережье Южной Америки и прилегающие острова были усеяны несметными сокровищами. Многие из них так и не были обнаружены. Я подозреваю, что старик Кардосо наткнулся на такой тайник. Конечно, у него были основания помалкивать об этом. Он вывез свои сокровища в Рио. А неделю спустя кто-то на темной улочке всадил ему в спину нож. Вот так. Дела его были в плачевном состоянии. Чтобы уплатить долги, пришлось продать дом, и после этого мало что осталось. Ближайшим его родственником был малолетний племянник.

Когда он достиг совершеннолетия, поверенный семьи вручил ему запечатанный конверт, который был передан ему на хранение за день или два до смерти деда. В письме сообщалось о сокровище и о том, где оно спрятано.

Эстер вспомнила, сколько она читала всяких историй о сокровищах. Были среди них и романтические, которыми она увлекалась в молодости, и самые настоящие преступления, связанные с жульничеством и надувательством, которыми то и дело пестрят газеты и судебные разбирательства. Мысли эти, видимо, отразились у нее на лице, потому что Элан вдруг рассмеялся и сказал:

— Ты небось думаешь, что это обман, но ошибаешься.

Я три года проработал с Филиппе и скажу тебе — это честнейший человек. Старик Кардосо вывез свое сокровище в Рио и там снова его спрятал — где-то в доме или в саду.

Это было старинное родовое поместье, и, если бы старика не прихлопнули, он бы выплатил все долги и вернул дому былую славу. Племяннику-то он сообщил, где хранится сокровище, но дом ведь был продан, и клад оказался недосягаем. Поместье перепродавалось дважды, по высокой цене, но у семьи Кардосо не было средств выкупить его. Представляешь ситуацию? Огромное состояние ждет своего хозяина, но так и останется лежать, потому что тот не может раздобыть несколько тысяч фунтов! Сейчас дом снова выставляется на продажу. Филиппе сделал все возможное — продал свое ранчо, собрал все до последнего пенни, — но все равно нам не хватает пяти тысяч… — Элан умолк, ожидая, что скажет Эстер.

— Даже если ты веришь в эту историю, откуда ты можешь знать, там ли еще клад и насколько он ценен?

— Но ты подумай сама: если бы владелец дома вдруг разбогател, Кардосо бы знали, потому что, естественно, все время наблюдают за домом. Но не похоже, чтоб там разбогатели. Ведь каждый раз дом потому и продавался, что хозяин был не в состоянии его содержать. Это же настоящий дворец!

Эстер все продолжала смотреть на Элана.

— Знаешь, звучит это очень…

— Подозрительно? Ну еще бы! Сколько ходит всяких историй о припрятанных сокровищах! Но согласись, дыма без огня не бывает! Сокровища действительно и прятали, и находили. Я понимаю, появляется вдруг незнакомый парень и заявляет, что у него есть карта сокровищ Синей Бороды. Конечно ты скажешь: иди, мол, и покажи ее своей бабушке. Но тут же совсем другое дело. Верное, никакого обмана. Ты знаешь меня, а я знаю Кардосо. Филиппе я доверяю, как своему брату. Тебе остается только вложить эти деньги и через год получить их назад с любыми процентами, какие назовешь.

— Но я не ростовщица, Элан.

Элан почувствовал, что сделал неверный ход.

— Нет, конечно же нет. Я не так выразился. Ты добрая, щедрая — мне ли это не знать? Ты просто подумай над тем, что я тебе рассказал. Ручаюсь, здесь все честно и никакого риска. Ты получишь назад свои деньги и сама сожжешь те письма.

В это мгновение дверь открылась, и в комнату вошла Кармона.

Глава 10

Элан не мог не заметить, как обрадовалась Эстер.

— Идем на пляж, да? — торопливо спросила она. — Пойду надену шляпу, вдруг появится солнце.

— Напрасные надежды, — с усмешкой заметил Элан, когда за Эстер закрылась дверь.

— Не совсем, — сказала Кармона. — Это здесь темно, а с другой стороны уже проясняется. Элан, ты расстроил Эстер. В чем дело?

— А ты нисколько не изменилась, знаешь? Такая же красивая… и обезоруживающе искренняя.

— Элан, я говорю серьезно, — Кармона даже не улыбнулась.

— Как всегда.

— Я хочу знать, что происходит.

— Боюсь, не смогу тебе сказать.

— Тогда скажет Эстер.

— Не уверен.

— Что, старая история? Нужны деньги?

— Как ты угадала! Они мне всегда были нужны, разве не так? Только сейчас это — последняя просьба.

— Не то ли обещал и Гитлер?

«Ну, за это ты заплатишь», — подумал Элан. Вслух же беспечно сказал:

— Немного старомодно, не находишь? Ты бы еще помянула, что было до потопа, а не то что до войны. Не слишком старо, а? — Он вдруг усмехнулся. — Первый раз видимся после нашего разрыва, а говорим про Гитлера.

Никто не поверил бы!

Кармона словно перенеслась на три года назад. Вот чему трудно поверить — так это тому, что она едва не вышла замуж за этого чужого человека. Это был Элан и не Элан. Какая-то жуткая раздвоенность — вроде и близкий человек, и в то же время чужой. Наверное, эта двойственность жила в нем всегда, а она видела лишь его внешнее обаяние. Говорят, чем дольше знаешь человека, тем больше презираешь. А она бы сказала — тем терпимее к нему относишься. Как долго она обольщала себя иллюзией, что он любит ее и она сможет повлиять на него! У него было нелегкое детство, пока он не попал под опеку Эстер. Он был не очень уравновешенным, не очень правдивым. Деньги у него текли сквозь пальцы. Но он умел быть нежным, и ей казалось, что шло это от любящего сердца. Теперь она поняла, что это была лишь иллюзия. В нем нет и никогда не было ни любви, ни доброты. Он любит только себя. Кармоне страстно захотелось узнать, что побудило его едва не жениться на ней. Почему до последнего дня женитьба устраивала его, а потом вдруг перестала устраивать.

— Как давно все это было! — сказала Кармона.

— Ты имеешь в виду Гитлера или нас? — рассмеялся Элан. — Хотя в любом случае ты права.

— Элан, почему ты так поступил? Мне всегда хотелось узнать.

— А разве он не сказал тебе?

— О чем ты?

— Не сказал? Как странно!

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Поймешь, дорогая, поймешь. Такую остроумную шутку нельзя не оценить. Не думал, что он тебе не скажет, как воспользовался романтической ситуацией. А может, боялся, что тебе она не покажется столь романтической. Интересно, как ты к ней отнесешься?

Сердце у нее учащенно забилось. Он хотел причинить ей боль и насладиться ее страданием. Еще не понимая почему, она уже знала, что ей будет больно. В смеющихся глазах проглядывала жестокость.

— Я не хочу ничего знать.

— Все равно узнаешь, любовь моя. Муж и жена должны знать друг о друге все. Скажешь, не так? Правда, в то время он не был твоим мужем, но ему не потребовалось много времени, чтобы утешить тебя. Зря, выходит, я переживал, что взял деньги.

— Какие деньги?

— А, в этом-то и заключается шутка. Благородный Джеймс Хардвик разыграл роль султана. Увидел тебя, ты ему приглянулась, и он предложил мне пять тысяч фунтов с условием, что я исчезну из поля зрения.

Комната закачалась перед глазами Кармоны.

— Не правда!

— Самая что ни есть правда! — презрительно фыркнул Элан. — Я сидел без гроша, и мне ничего не оставалось, как только жениться на тебе. Не самый лучший выход.

Капитал ты бы не тронула, а доходы с него были не ахти какие. А тут пять тысяч сразу на бочку. Было над чем задуматься. Ну, я и задумался. Хардвик выложил денежки, а я смылся.

— Нет, — едва шевельнула непослушными губами Кармона. «Надо уйти, — подумала она, — во что бы то ни стало».

Как ей это удалось, она не помнила. Шла по лестнице как в тумане, ноги подкашивались. Дверь спальни была открыта, оттуда доносились голоса — миссис Бистон и приходящая служанка застилали громоздкую постель, где в одиночестве спал Окгавиус Хардвик и где сегодня должны были спать они с Джеймсом. Значит, побыть одной не удастся… ни сейчас, ни потом. Но она тут же поняла, что сейчас ей это ни к чему. Что бы она делала одна? Сидела бы и думала, что Джеймс ее купил? Она внутренне содрогнулась. Нет, надо гнать от себя такие мысли.

Кармона подошла к комоду, выдвинула ящик и достала широкополую шляпу, в которой была вчера. Туман рассеивался, день обещал быть жарким.

— Еще немного опустите эту простыню, миссис Роджер, — сказала миссис Бистон и отвернула ее поверх желтоватого одеяла. Потом, обращаясь к Кармоне, спросила:

— Мистер Джеймс сегодня приезжает?

— Да, — ответила Кармона.

— Может, к обеду поспеет, надо приготовить лососину под майонезом. Очень он ее любит.

— Да, хорошо бы.

— Опять будет жара. Вы, может, зайдете по дороге к мистеру Болдингу? Хотелось бы пораньше приготовить рыбу и поставить в холодильник.

— Ладно, миссис Бистон, зайду.

— И еще хороших огурчиков и чего-нибудь для салата.

А на сладкое охладим клубнику, у меня есть банка консервированной, и сливки я сняла с молока.

— Ну и чудесно!

Со шляпой в руке Кармона прошла в гардеробную. Надевая шляпу, она видела в зеркале всю темную комнату — мраморный умывальник, комод красного дерева, односпальную кровать у стены. Если бы она могла сказать миссис Бистон, чтобы Джеймсу приготовили сегодня постель здесь! Но это было невозможно. Миссис Бистон еще можно доверять, она давно здесь работает, не станет болтать.

А вот миссис Роджер… та постоянно разносит сплетни, пересыпая их фразочками вроде «А я сказала ей», «А она и творит мне», «Надо же такое сделать, представляешь?».

«Нет, — подумала Кармона, — это было бы невыносимо». Проще уж объясниться с самим Джеймсом, коли на то пошло. По крайней мере, злость ей поможет. А пока, как ни странно, она не испытывала ничего, кроме смятения. Куда все проще, когда злишься, но ведь не разозлишься, когда надо.

Кармона вышла из дому. Солнце уже пробилось, и туман уходил за море. Она зашла в магазин и купила все, что просила миссис Бистон. Мистер Болдинг предложил ей отличный кусок лососины. Он знал Кармону с двенадцатилетнего возраста, когда Филды стали приезжать сюда на каникулы.

Кармона отнесла корзину с продуктами домой и пошла на пляж.

Жаркий день казался бесконечным. Элан исчез и больше не появлялся. Вонзил в душу шип и выжидал, давая жертве вволю помучиться. Чем дольше женщина пробудет наедине со своей бедой, тем легче ее запугать. А пока он намеревался поплавать. Доплыл до мыса, повалялся там и поплыл обратно. Потом отлично пообедал и подремал, пока не спала жара.

Мисс Силвер рано утром проводила на поезд свою племянницу Этель и немного погодя пошла прогуляться по пляжу. Проходя мимо пляжного домика Филдов, остановилась поболтать с миссис Филд. Поинтересовалась, как продвигается ее вязание.

— Честно говоря, очень плохо.

Судя по виду Эстер Филд, что-то было неладно.

Опухшие глаза, дрожащий голос. Мисс Силвер присела рядом, обнаружила в красной шали несколько спущенных петель и стала их поднимать. Ее любезный тон и непринужденный разговор о самых обыденных вещах вскоре возымели свое действие. Теперь Эстер казалось, что не может быть, чтобы Элан всерьез вознамерился опубликовать личные письма отца. Нельзя же делать такие вещи. И, конечно же, нельзя давать крупные суммы эксцентричному молодому человеку, который уже промотал столько денег. Он уже не мальчик, пора заняться серьезным делом, остепениться. Может, и правда стоит ему приобрести долю в том ранчо — он всегда любил лошадей…

Эстер заинтересовалась, как можно по-другому держать спицы, чтобы не соскальзывали петли, но боялась, что будет забывать накидывать нитку на левый указательный палец вместо правого. Она так и сказала мисс Силвер, но та заверила ее, что со временем навык придет.

Миссис Филд с сомнением покачала головой:

— Боюсь, я очень неспособная. Чему научилась в молодости, то и умею, а новое мне не дается. Может, поэтому так трудно понимать чужие взгляды, как вы считаете?

— Возможно, — подумав, сказала мисс Силвер.

Эстер вдруг захотелось пооткровенничать с ней.

— Не знаю, знакомы ли вы с моим пасынком… Он остановился у Дарси Эннинг.

— Такой высокий молодой человек со светлыми волосами… очень красивый?

Эстер кивнула:

— Да, это он. Похож на моего мужа, такой же обаятельный. Только вот никак не найдет для себя дела.

Она долго рассказывала мисс Силвер об Элане и, наконец, призналась:

— Он просит у меня большую сумму денег на очень неразумное, на мой взгляд, дело. И, конечно же, считает меня жестокой, раз я отказываю ему.

— Миссис Филд, дорогая! — возмущенно воскликнула мисс Силвер.

На глаза Эстер навернулись слезы.

— Знаю… знаю. Нельзя этого делать, но, если не дам ему денег, тогда…

Эстер увидела приближающуюся Кармону и почувствовала странное облегчение. Неизвестно, что бы еще она выложила мисс Силвер, продолжая этот разговор. С ней так легко было говорить! Могла бы сболтнуть лишнее. Но, слава богу, кажется, ничего подобного не случилось!

Эстер Филд сразу обратила внимание на то, что Кармона очень бледна. Под глазами — темные круги. И голос был какой-то безжизненный, когда она поздоровалась с мисс Силвер.

— Где Пеппи, не знаете? — спросила она.

— Куда-то уехала.

— " Уехала?

— Она нам крикнула что-то сверху. Кажется, что едет куда-то на этой своей жуткой красной машине. Только бы не разбилась!

— О, не дай бог!

Кармона присела в тени.

Заговорив на эту тему, Эстер уже не могла остановиться:

— Слишком уж много она разъезжает! Мне показалось, что она неважно выглядит сегодня. Правда, под этой косметикой, которой так увлекаются сейчас молодые женщины, трудно что-то разглядеть, вы не находите?

— Да, конечно, — согласилась мисс Силвер, но все же добавила, что вообще-то косметика улучшает внешний вид.

Они увлеченно поговорили о макияже, хотя тема эта, казалось бы, была не очень им близка.

В результате Эстер почувствовала себя намного лучше.

Мир вокруг снова обрел прежние черты. Красивые девушки прихорашивались, молодые люди влюблялись и женились, и никто не замышлял ничего недоброго. Если случалось горе, его переносили стойко, находя утешение в простой вере. Ее окружали добрые друзья, счастье постепенно возвращалось. Уверенность, что Элан не сделает того, что обещал, все более и более овладевала ею.

Кармона воспринимала их разговор как радио, которое слышишь, но не слушаешь. До сознания ее ничего не доходило. Она лежала, процеживая сквозь пальцы мелкие камушки.

Мисс Силвер шла домой в задумчивости. Оказывается, этот красавец мистер Филд взволновал обитателей не только пансиона Эннингов, но и дома над обрывом. Очень красивые молодые мужчины обычно всегда пользуются вниманием женского общества. Он явно имеет какое-то отношение к прежней, молодой и веселой, Дарси. Ничего другого слова миссис Эннинг не могли означать. И эта милая миссис Филд, расстроенная и заплаканная, не говоря уж о Кармоне Хардвик, которая была погружена в свои явно невеселые мысли.

Мисс Силвер показалось, что она пережила какое-то потрясение, хотя и не плакала. А как странно вела себя миссис Мейбери, эта очень привлекательная молодая женщина, которую она мельком видела вчера вечером. Похоже, она не из тех, кто предпочитает одиночество компании. А тут взяла и укатила куда-то одна, хотя приехала ненадолго. Возможно, к Элану Филду это и не имело отношения, но миссис Филд была явно встревожена этим обстоятельством.

Мисс Силвер с сумкой для вязанья на руке неторопливо шла по раскаленной дорожке вдоль скалы, размышляя о трудностях постижения человеческой натуры. Новую сумку для вязанья ей подарила на день рождения ее племянница Этель. Сумка была сшита из красивого ситца с рисунком из пышно распустившихся разнообразных цветов в таком изобилии, которое нечасто встретишь в природе. Подкладка сумки была приятного зеленого цвета. Большое удобство представляли карманы, куда можно, было положить альбомы с образцами вязания, запасные спицы и клубки шерсти. Мисс Силвер с любовью вспомнила уехавшую племянницу, представляя ее встречу с семьей, с которой , она так не любила расставаться.

Время приближалось к часу дня. Дарси Эннинг, наверное, уже хлопочет с ленчем. Даже имея хороший холодильник, с продуктами в такую жару — проблема, а уж за чужеземной прислугой нужен глаз да глаз. Однако, поднявшись наверх, мисс Силвер с удивлением увидела, что Дарси вышла из комнаты матери, но, сделав несколько шагов, снова вернулась назад.

— Мама, мне нужно идти, надо позаботиться о твоем ленче. Мари принесет его.

Из полуоткрытой двери донесся недовольный голое миссис Эннинг:

— Мне не нравятся эти иностранные служанки, Дарси. Сколько раз я тебе говорила, а ты ничего не делаешь.

Когда я была еще девочкой, у моей матери была французская горничная. Так она читала наши письма. Я хочу, чтобы ты отослала Мари. Не люблю, когда она приходит ко мне.

Почему ты сама не посидишь со мной? Не уходи.

Мисс Эннинг вышла и, направившись к лестнице, увидела мисс Силвер. Из комнаты донеслось капризное всхлипывание.

— О господи! — нахмурившись, воскликнула Дарси.

Мисс Силвер кашлянула:

— Может, я могу помочь? Я посижу с вашей мамой, пока не принесут ленч. Вы же сейчас так заняты!

Дарси Эннинг торопливо кивнула:

— Вы так любезны! Мама, к тебе пришла мисс Силвер.

Миссис Эннинг была необычно возбуждена — лицо у нее раскраснелось, глаза блуждали. Она настойчиво просила мисс Силвер проверить, плотно ли закрыта дверь.

— А то она приоткрывается, а эти служанки стоят и подслушивают. Все иностранцы — шпионы, им нельзя доверять. Да и никому нельзя доверять, правда?

— Мне было бы очень грустно в это верить, — сказала мисс Силвер.

— А я давно уже грущу, — заметила миссис Эннинг. — Муж умер, Элан уехал, мы остались без денег. Он сказал, что не может жениться, потому что у него тоже нет денег.

Не могут же молодые жить без денег, правда? И Дарси никогда уже не была прежней. Люди всегда говорили, что она красивая. А какая она была веселая! Она убрала все фотографии, но я спрятала одну в книжечку для иголок.

Хотите взглянуть?

Это был моментальный снимок. Миссис Эннинг засунула его между розовыми фланелевыми страничками игольника. На фотографии были запечатлены темноволосая смеющаяся девушка и красивый молодой человек со светлыми волосами. Мисс Силвер едва успела взглянуть на снимок, как миссис Эннинг тут же выхватила его у нее из рук. Пальцы у нее дрожали, пока она снова прятала фотографию.

— Как он посмел уехать! — неожиданно громко воскликнула она. — За такие поступки человек должен нести наказание! Сотворил зло — будешь наказан! И в Библии говорится: «Око за око, зуб за зуб!» Может, он для того и вернулся, чтоб понести наказание. Я как раз об этом думала и вдруг услышала его голос. Я сказала Дарси, что это его голос, а она говорит, нет. Нехорошо лгать, правда ведь?

Как будто я не знаю голос Элана — Элана Филда!

Она долго бормотала все в том же духе, пока не открылась дверь и не вошла служанка-француженка Мари с подносом. На нем стояли красиво оформленная заливная телятина, салат и лимонад со льдом. Мари несколько раз стрельнула по комнате глазами, поставила поднос на маленький столик и ушла, неплотно прикрыв дверь.

Миссис Эннинг громко и сердито воскликнула:

— Хочет подслушать, что я говорю об Элане Филде!

Пусть слушает! Мне все равно. И пусть все слышат, потому что это правда! Он должен быть наказан! Я же говорила, она подслушивает под дверями!

Глава 11

Джеймс Хардвик спешил домой. «Еще несколько минут, и я увижу мою Кармону. Завтра наверняка будет тепло, мы отправимся на мыс, и домой вернемся только к вечеру…» — так думал Джеймс, подъезжая к дому над обрывом. Удивительно, но даже через три года их совместной жизни, то ощущение чуда, которое он испытал, впервые увидев Кармону, не исчезало. Ему часто приходилось уезжать из дома, но за расставанием следовала встреча. И каждая их встреча была окрашена любовью.

В семь часов вечера машина подъехала к дому. Расплатившись с шофером, Джеймс отпустил такси. Он поднялся по ступенькам и вошел в дом. После ослепительного солнца, холл показался особенно хмурым. А бой старинных часов усугубил и без того мрачную обстановку. Переждав их бой, Джеймс прислушался. Из открытой двери гостиной до него донеслись голоса.

— Умоляю тебя, Элан! — воскликнула Эстер Филд.

Джеймс замер на месте. Элан Филд здесь, в доме! Этого не может быть! Эстер, наверное, говорит о нем, а не с ним. Он пересек холл и вошел в комнату.

В гостиной, потягивая напитки, сидели семеро, но взгляд его сразу остановился на Кармоне. Как же он соскучился! Она была в белом платье, шляпа ее лежала на подлокотнике соседнего кресла. Волосы немного растрепаны, лицо бледно. В руке запотевший бокал лимонного напитка со льдом. Волна воспоминаний о первой встречи с новой силой захлестнула его. Джеймсу захотелось крепко обнять Кармону, поцеловать ее. Но кроме нее, в гостиной были Треверы, Адела Кастлтон, Эстер Филд и Пенни Мейбсри и… тот, кого он хотел видеть меньше всего, — Элан Филд.

Да и Кармона не была готова к страстной встрече истосковавшихся любовников. Она подошла к своему мужу, подставила щеку для поцелуя и, едва Джеймс коснулся губами ее щеки, вернулась на свое прежнее место. «Будто облобызал манекен в витрине магазина», — подумал Джеймс. Пока он здоровался с Треверами, Аделой и Эстер, пока Пеппи Мейбери готовила ему напиток, предположив, что он умирает от жажды, Кармона с отрешенным видом стояла в стороне.

Взяв свой бокал, Джеймс подошел к ней и, обращаясь к Элану, заговорил:

— Ты здесь, Филд! Чем обязаны?

— Не век же мне мотаться по чужим странам. — И после некоторой паузы продолжил:

— Да не волнуйся, я ненадолго.

У меня есть дело к Эстер. Думаю, много времени оно не займет. А остановился я у Эннингов. Боже мой, как изменилась Дарси, как она подурнела. И неудивительно. Неблагодарное это дело — зарабатывать на выживших из ума старухах! Лучше смерть, чем такая жизнь. — Элан поставил бокал и повернулся к Кармоне:

— Ну, мне, кажется, пора. В пансионе кормят в половине восьмого. В такую-то погоду! Эстер, дорогая, увидимся утром. Пеппи, я могу отнять у тебя минутку?

Когда Пенни вернулась, в гостиной никого не было, все пошли переодеваться к ужину. Она тоже направилась в свою комнату, нервно теребя нитку жемчуга.

Джеймс вышел из ванной, Кармона стояла перед зеркалом, прикалывая к желтому платью жемчужную брошь.

— Наконец-то мы одни.

— Не сейчас, — она предостерегающе вытянула руку, — мне надо поговорить с тобой.

— Кармона, что-то случилось? Что здесь нужно Филду?

— Он приехал повидаться с Эстер. Ты же слышал, что он сказал: у него к ней дело.

— Наверное, понадобились деньги.

— Наверное.

— Так о чем ты хотела поговорить со мной?

До этого момента ничего кроме холодной пустоты она не чувствовала. Сейчас же на смену оцепенению пришла боль. Сердце ее дрогнуло.

— Нет, не сейчас. Все потом. Сначала надо пережить вечер, — заговорила она, — Эстер расстроена. Оказывается, я не могу говорить об этом и не хочу. Все потом.

Джеймс взглянул на каминные часы и сказал:

— И все-таки, я бы хотел знать, что происходит в этом доме. У нас есть полчаса. Ты можешь все рассказать мне, пока я одеваюсь.

— Нет, Джеймс… не могу.

Он бросил на нее пристальный взгляд:

— Дорогая, в чем дело? Что Филд сказал тебе? Он тебя чем-то расстроил?

— Я не хочу…

— Так в чем же дело? Давай выкладывай, — резко сказал он.

Он требовал ответа, хотя уже понял все сам. Филд рассказал Кармоне, как отказался от нее за пять тысяч франков. Ее состояние понятно. Но как Филд мог признаться в такой низости, у Джеймса не укладывалось в голове.

Кармона отступила на шаг. Никогда Джеймс не позволял себе разговаривать с ней в таком тоне. Что-то внутри у нее сжалось, а потом взорвалось гневом. Джеймс увидел, как расширились и сверкнули ее глаза.

— Кармона, что он сказал тебе?

— А ты не догадываешься?

— Думаю, будет лучше, если скажешь ты.

Она попятилась. Спинка кровати преградила ей путь.

Она почувствовала себя загнанным зверем.

— Нет.

Джеймс Хардвик подошел и положил руки ей на плечи:

— Скажи мне, что он сказал.

Это было ошибкой — сейчас к ней нельзя было прикасаться. Что-то дикое, давно отжившее вдруг ожило в ней и вспыхнуло гневом. Она смотрела на Джеймса так, словно ненавидела его.

— Он сказал, что ты заплатил ему, чтобы он бросил меня.

Она метнулась к двери, поранила об ручку ладонь, но даже не почувствовала этого. Словно дикое неразумное существо, она рванулась из западни. И если бы Джеймс в эту минуту попытался удержать ее, она бы закричала. Оказавшись за дверью, Кармона глубоко вдохнула. Наконец-то отчаянье разразилось гневом, она была рада, что дала волю своим чувствам.

Джеймс не тронулся с места. Теперь, когда он узнал, в чем дело, нужно было обдумать, как вести себя, чтобы облегчить Кармоне боль. Хорошо, что она не сдерживала себя, хорошо, что позволила обиде выйти наружу. Так она меньше будет страдать. А это самое главное.

Джеймс стал одеваться.

Глава 12

Вечер тянулся нескончаемо долго. Напряжение витало в воздухе. Кармона изо всех сил старалась играть роль гостеприимной хозяйки. Временами ее охватывал звериный страх, но она научилась с ним справляться. Ощущение, что она смотрит в пропасть, пропадало, как только вспоминалась боль, которую ей причинил близкий человек.

И тогда на смену страху приходил гнев. Она обдумывала, что скажет Джеймсу, когда они останутся одни.

Если бы Кармона не была так поглощена своим горем, то заметила бы, что Пеппи слишком часто наполняет свой бокал, что лицо у нее раскраснелось, язык развязался.

Эстер забеспокоилась. Адела Кастлтон, оторвавшись от пасьянса, удивленно подняла бровь.

Пеппи рассмеялась.

— Я, кажется, всех шокирую.

Джеймс налил ей чашку кофе со льдом.

— В такую жару много пить не стоит, — спокойно сказал он. — Глотни-ка этого и пойдем на террасу. Там, должно быть, прохладно.

Пеппи как-то странно передернулась.

— Ни за что! Мне не нравится сад вашего дядюшки, Днем он просто безобразный, а в сумерках ужасный. Все эти фигуры будто подкарауливают тебя в ночи.

Кармона наблюдала за ними. Джеймс был на высоте.

Впрочем, как и всегда. Это его особенность — что бы он ни делал, все кажется правильным. Несмотря на пережитый шок и гнев, Кармона понимала, что немногие в подобной ситуации смогли бы вести себя как Джеймс — с абсолютной непринужденностью, хоть и внешней.

Однако все попытки Джеймса оживить обстановку не увенчались успехом. Он побудил Тревера сказать что-то лестное о Билле Мейбери, который всем нравился. Вовлек Мейзи Тревер в разговор на ее любимую тему. Но втянуть в этот разговор Эстер и леди Кастлтон у него не получилось.

Адела сидела, склонив свое красивое бледное лицо над пасьянсом, и точными изящными движениями перекладывала карты. На одной руке сверкал крупный бриллиант, на другой — кроваво-красный рубин.

— И я единственная, которая знала все подробности этой истории, — рассказывала тем временем Мейзи Тревер. — В то время я была совсем еще ребенком. Но вы же понимаете, какой интерес вызывают подобные вещи, особенно если все говорят об этом шепотом, а тебя отсылают заняться цветами или еще чем-нибудь Он был очень видным человеком, женатым, а она — только на год старше меня. Так что я, естественно, сгорала от любопытства.

И накануне их бегства она мне все рассказала.

Кармона слушала историю старого, давным-давно забытого скандала. И удивлялась тому, сколько боли, позора и страданий скрывает в себе равнодушное время.

Неожиданно для всех Адела Кастлтон встала.

— Надеюсь, вы меня простите, если я пойду спать.

У меня разболелась голова. Не надо было так долго сидеть на солнце.

— Тебе что-нибудь дать? — участливо спросила Кармона.

— Да нет, — с рассеянным видом ответила Адела. — У меня есть хорошие таблетки. Я только не помню, где они. Может, ты поможешь мне? — Всегда уверенная в себе, леди Кастлтон была неузнаваема. Они вышли из гостиной, Кармона приобняла ее и почувствовала, что Адела благодарна ей за это.

В спальне с желтыми шторами и блестящим желтым покрывалом Адела села на краешек кровати и сказала:

— Они где-то на туалетном столике. Да, вот этот пузырек. Я редко пользуюсь ими, но если уж принимаю, то восемь часов крепкого и глубокого сна мне обеспечены.

Сегодня, чувствую, они мне необходимы. Ты не подашь мне стакан воды, он там, на умывальнике?

Ад ела вытряхнула на ладонь две таблетки, поднесла их ко рту, запила водой и поблагодарила Кармону:

— Я тебе буду очень благодарна, если ты заглянешь ко мне перед сном. Такой головной боли у меня никогда не было. Думаю, я быстро засну, и тогда уж ничто не сможет разбудить меня. И все-таки, на всякий случай…

Кармона подождала, пока Адела улеглась, и снова спустилась вниз.

Длинный вечер подходил к концу. Кажется, никто в доме не сожалел, что день закончился. Пожелав спокойной ночи, дамы поднялись наверх. Их голоса затихли, двери закрылись. Кармона подошла к комнате Аделы и осторожно повернула ручку двери. Через два открытых окна в комнату проникал легкий ветерок. Кармона взглянула в сторону смутно видневшейся постели. Вначале она ничего не услышала, но, подойдя поближе и прислушавшись, различила ровное дыхание Аделы. Немного постояв и убедившись, что Адела спит, Кармона вышла и закрыла дверь.

Наполнив напоследок бокалы, Джеймс пошел запирать окна. На мгновение он остановился перед высокой стеклянной дверью, выходившей на террасу. С моря дул прохладный воздух, вода казалась черной, небо переливалось звездами. Ростры в темноте выглядели зловеще.

— Жаль лишаться свежего воздуха, по Бистон убежден, что, если не запереть дверь, нас всех перережут в собственных постелях.

— Он долго прослужил у твоего дяди?

— О, целую вечность. Я помню его с детства. Меня отсылали сюда с семилетнего возраста, и Бистоны обо мне заботились. Дядя Октавиус обычно гладил меня по голове, совал деньги и, пробормотав «Мальчик бедного Генри», тут же уходил, к нашему обоюдному удовольствию.

А Бистон давал ведерко, лопатку показывал места, где лучше всего ловятся креветки. Миссис Бистон разрешала мне держать вазу с морскими анемонами и приносить в дом водоросли, ракушки и улиток. В общем, они делали все, чтобы я не скучал.

Полковник Тревер поставил на стол пустой бокал:

— Ты думаешь поселиться в этом доме?

— О нет. Я не смогу содержать такой дом.

Они расстались на лестничной площадке, где стояли высокие часы черного дерева, степенно и старомодно отстукивающие время. От ковра с узором шел легкий запах плесени. Джеймс постучал в дверь комнаты, которую до сих пор не мог воспринимать иначе, как спальню дяди Октавиуса, и вошел.

Кармона сидела на краю постели. На ней все еще было бледно-желтое платье и брошь с жемчугом. Она сидела, сцепив на коленях руки так крепко, что обручальное кольцо врезалось ей в палец. Но боли она не чувствовала.

Услышав стук открывшейся двери и шаги Джеймса, Кармона побледнела. Настал момент, когда они должны сказать друг другу правду и быть готовыми к тому, что за этим последует. Кармоне стало страшно, но боялась она не Джеймса, а того, что могла узнать о нем. Она не сомневалась, что он скажет ей правду, но не знала, что это за правда. Он купил ее у Филда за пять тысяч фунтов.

Подумав об этом, Кармона снова ощутила приступ гнева, но когда он утих, она содрогнулась от внутреннего холода. Если Джеймс окажется не тем человеком, которого она знала, что тогда ей делать? Кроме Джеймса, у нее никого пет. И если не будет Джеймса, не будет никого.

Джеймс закрыл дверь и подошел к Кармоне:

— Дорогая, думаю, нам надо объясниться.

— Да, — сказала она, едва шевельнув губами.

Джеймс сел рядом на постель.

— Я очень обидел тебя?

Ее губы снова беззвучно произнесли «да».

Сердце Джеймса сжалось. Все необходимые слова казались грубыми и неуместными.

— Можно обнять тебя?

По телу ее пробежала дрожь.

— Нет.

— Хорошо, — поспешно сказал он. — Но было бы проще…

Она снова вздрогнула.

— Ладно, я расскажу тебе.

Но начать было чрезвычайно трудно. Он вспомнил тот вечер, когда впервые увидел ее. Она была в белом платье, с жемчугом на шее — подарком ко дню рождения.

Рядом сидел улыбающийся Элан Филд и, наклонившись к ней, шептал ей что-то на ухо. Вся эта сцена отчетливо и ярко всплыла у него в памяти, и он стал описывать ее.

Стоило ему начать, как слова пришли сами. Он рассказал Кармоне, как увидел ее из ложи напротив, где сидел с Треверами.

— Может быть, ты не поверишь, но я влюбился в тебя с первого взгляда. В антракте я хотел познакомиться с тобой. Треверы представили бы меня. Но Мейзи почувствовала себя плохо. Пришлось везти ее домой. А на следующий день я был уже в Каире. Вернулся только через пятнадцать месяцев. Но о тебе я знал из писем Мейзи. А в Александрии я встретил Мэри Мэксвелл. Она рассказала, что ты не замужем и не обручена. Но когда я вернулся домой и навестил Треверов, они мне сообщили, что через неделю у тебя свадьба с Эланом Филдом. Мейзи одобряла этот брак, но Том опасался, что Элан разобьет тебе сердце. Он говорил, что дал бы отсечь себе правую руку, лишь бы помешать этому. Я был готов на большее, но сделать ничего не мог.

Кармона приподняла голову.

— А тебе ничего и не надо было делать.

— Я любил тебя, а ты была несчастлива.

— Откуда ты знаешь, что я была несчастлива?

— Я видел тебя, когда ехал к Треверам. Ты сидела у окна в поезде, который отправлялся в Лондон как раз в тот момент, когда мой поезд прибывал па станцию. Тогда я и понял, что в твоей жизни мало счастья.

Да, она действительно была очень несчастлива тогда.

Она согласилась выйти замуж за Элана не потому, что он был нужен ей, а потому, что она нужна была ему. Но для счастья этого было мало. Отступать было поздно. Оставалось только смириться со своей участью…

Джеймс ждал, что она что-то скажет. Но она молчала, и он продолжил свой рассказ.

— Я ничего не мог сделать. Если бы я был уверен, что он даст тебе счастье, я бы смирился. Но я знал, что этому не бывать. Том Тревер был прав: Элан разбил бы твое сердце. Я знал его достаточно, чтобы понять, что он не достоин даже находиться в одной комнате с тобой, тем более — жениться на тебе. Я был в отчаянии. И тут кое-что произошло.

У Кармоны перехватило дыхание, она повернула к нему голову. Губы ее приоткрылись, глаза заблестели. Наконец-то, именно это ее и интересовало, она хотела узнать подробности торга.

Джеймс удивился перемене в ней, но не подал виду и продолжал говорить так же спокойно:

— Меня пригласил на обед некий Эдварде, хотел познакомить со своей женой. Когда я приехал к ним, то оказалось, что там собралось порядочно народу, и решено было отправиться в один злачный ночной клуб Я не любитель подобных заведений, и мне не хотелось ехать, но отказаться было неудобно. Мы не пробыли там и получаса, как вдруг с шумной компанией появился Филд. Они были уже изрядно пьяны. После того как Филд споткнулся и уронил свою партнершу, он больше уже не танцевал и принялся философствовать.

Джеймсу было трудно говорить на эту тему, он готов был воспользоваться любым предлогом, лишь бы прекратить этот разговор. Но он не имел право оставить Кармону в неведении. Она должна знать все детали их общего дела.

Ей надо услышать, что он никогда не хотел ее обидеть, что всегда желал ей только добра.

Она подняла на него взгляд и сказала:

— Продолжай.

— Филд говорил о том, как ему не везет в жизни. Без денег добиться ничего нельзя, а их у него никогда не было.

И теперь ему ничего не остается, кроме брачных уз, и все ради каких-то жалких нескольких сот фунтов. Не стану тебе пересказывать все, что он говорил. Это было в том же духе.

Я пересел к его столику. «Я слышал, ты на днях женишься», — сказал я. «Да, к несчастью, — ответил он. — Надо как-то жить, а я без гроша в кармане». — «А что, если бы тебе предложили солидную сумму, с тем чтобы ты попробовал начать новую жизнь где-нибудь, скажем, в Южной Америке? — спросил я. — Что бы ты на это сказал?» Он пожелал узнать, что я называю солидной суммой. Я назвал ее. Он, кажется, сразу протрезвел, уставился на меня и воскликнул: «Ты шутишь!» — «Послушай, ты сейчас пьян. В таком состоянии говорить с тобой о деле нельзя. Если ты согласен поехать ко мне домой и сунуть голову в ведро с холодной водой, мы могли бы поговорить», — сказал я ему.

Кармона не моргая смотрела ему в глаза и молчала.

— Примерно так все и было, — продолжал Джеймс. — Мы приехали ко мне. Я сварил ему крепкий кофе. Когда мы заключали сделку, он был совершенно трезв. Так что он все прекрасно понимал. Англия становилась для него неудобным местом, а Южная Америка его вполне устраивала. Он совершенно откровенно признался, что от твоих денег ему будет мало проку, потому что все состояние принадлежит тебе и твоим будущим детям. Вот если бы у него был капитал, он бы сумел добиться многого. Мы встретились с ним на следующий день и обговорили все детали. Я оплачивал его билет и все расходы, а основную сумму он получал по прибытии в Рио. С тобой он не должен был встречаться, а только написать тебе и сказать правду — что он далеко не тот человек, который тебе нужен, и что без него ты будешь счастливее.

Джеймс протянул к ней руку, но Кармона отшатнулась.

— Я была в церкви… в подвенечном платье… А он не пришел.

— Да. Я не хотел, чтобы так все получилось.

Странно, но, несмотря на пережитый шок, боль и кипевшее в ней негодование, она инстинктивно тянулась к Джеймсу, зная, что именно в нем найдет опору. Это чувство и побудило ее выйти за него замуж. Рядом с Джеймсом боль и унижение смягчались и утихали. Поэтому, когда он сделал ей предложение, она сразу приняла его.

Помолчав, Джеймс спросил:

— Тебе все еще тяжело?

Она жалобно взглянула на него:

— Я слишком много потратила сил просто так. Мне казалось, что я нужна ему. Знала, что это будет не просто, но надеялась, что сумею справиться. Потом я стала сомневаться, что сумею. Мне приходилось заставлять себя поддерживать наши отношения. И когда я приехала в церковь, а он не явился… Это было… не знаю даже, как сказать…

— Ты так старалась, а оказалось, что твоя жертва никому не нужна. Я правильно тебя понял?

Кармона кивнула:

— Теперь я знаю, ему нужны были только деньги… а их мало… — Голос ее становился все тише, и последнее слово она прошептала так тихо, что о нем можно было только догадываться.

Джеймс наклонился и взял ее руки в свои. Она не сопротивлялась, а вцепилась в его руку, как в спасительную соломинку. Когда он попытался разжать ее пальцы, чтобы обнять ее, она не отпустила его рук.

— Кармона… дорогая!

— Нет, Джеймс… пожалуйста…

Он не стал настаивать.

По ее лицу бежали слезы. Ей понадобился платок, и она убрала свои руки.

Глава 13

Кармоне хотелось только одного — уснуть. Этот день отнял у нее все силы. Ничего кроме усталости она не чувствовала. И все же в этой усталости был покой. Будто она вернулась домой после долгого путешествия, будто своими слезами она смыла всю боль, гнев, унижение прошлого.

Она глубоко вздохнула, вытерла слезы, и, положив голову на подушку, тотчас провалилась в глубокий сон.

Джеймс погасил свет в гардеробной и выглянул в окно.

Перед ним открылась та же картина, что из окна гостиной, — темная вода, звездное небо, однако среди застывших фигур, которыми дядя Октавиус наводнил свой сад, Джеймс уловил движение. Приглядевшись, он заметил высокую фигуру, которая двигалась по дорожке, ведущей к обрыву. Трудно было представить, что кто-то из обитателей дома вышел в такую пору прогуляться. Хотя у Пеппи Мейбори вполне могла родиться подобная идея. Но нет, одна она не решилась бы выйти. Джеймс вспомнил, как Пеппи отказалась пойти на террасу, сказав, что ночной сад пугает ее. Это не могут быть Треверы или Эстер Филд.

Неужели по его саду гуляет тот, кому здесь нет места? Одна мысль, что это может быть Элан Филд, привела Джеймса в ярость.

Он решил спуститься в сад. Если кто-то вышел из дома, входная дверь должна быть открыта.

Джеймс заглянул в спальню. Кармона спала. Верхний свет был потушен, но комната освещалась мягким лучом настольной лампы, стоявшей с его стороны кровати. Кармона лежала, отвернувшись от света. Джеймс закрыл дверь, надел ботинки и плащ, взял фонарь и вышел на лестничную площадку. Часы пробили четверть первого.

Спустившись в гостиную, он сразу обнаружил то, что искал. Дверь, которую он сам запирал, рассказывая Тому Треверу о Бистонах, была немного приоткрыта. Значит, кто-то из их гостей бродит по саду. Джеймс потушил фонарь, толкнул дверь и пошел к тропинке, ведущей к обрыву.

Скоро проснулась и Кармона. Ее разбудил топот. К дому кто-то бежал. Она открыла глаза. Окна по обе стороны туалетного столика при свете лампы казались темными.

Шум становился отчетливее. Этот кто-то торопился, спотыкался, всхлипывал. Она решила посмотреть, но так, чтобы с улицы ее не было видно. Для этого надо было потушить лампу. Отбросив простыню и тонкое одеяло, Кармона встала и погасила лампу. Окна сразу посветлели, она подошла к ближайшему из них и выглянула. Кто-то пробежал по террасе и исчез из виду. С легким стуком стеклянная дверь внизу захлопнулась. Кармона еще не совсем проснулась. Она подумала о Джеймсе. Но это были не его шаги. Более легкие, скорее всего, женские. «Но где же Джеймс?» — встревоженно подумала она. Кармона не знала, сколько прошло времени с тех пор, как она легла спать.

Но наверняка достаточно, чтобы раздеться и лечь.

Кармона прошла в гардеробную и зажгла свет. Одежда Джеймса была свалена на кресле. Рядом лежал халат.

Но плаща, висевшего за дверью, не было, исчез и фонарь, лежавший на туалетном столике возле зеркала.

Кармона вернулась в спальню, подошла к двери и открыла ее. На миг ей показалось, что она еще не проснулась. Атмосфера нереальности господствовала в доме: сквозняк, наверху лестницы горит неяркая лампочка, бормочут часы. Шаги, которые она слышала в саду, теперь доносились из холла. Но были уже неторопливы. Кто-то медленно, тяжело передвигая ноги, приближался к лестнице, а потом остановился, словно не в силах продолжать путь.

Кармона ждала в дверях. Ей было прохладно в тонкой ночной рубашке. Шаги послышались снова. Кто-то поднимался по лестнице, останавливаясь на каждой ступеньке. Наконец Кармона увидела свою подругу.

Пеппи, ухватившись за перила, остановилась на лестнице, будто эта последняя ступенька, которую она одолела, отняла у нее последние силы. Правой рукой она держалась за перила, левая плетью повисла вдоль тела. Лицо ее было мертвенно-бледным. А белоснежное платье залито кровью. Кармона стояла оцепенев, она не могла оторвать глаз от зловеще-красного пятна.

Глава 14

Пеппи повисла на перилах, тяжело и часто дыша. Потом вдруг, будто пловец, сделала рывок и, спотыкаясь, побрела к своей комнате. Дверь была закрыта. Она протянула руку, нащупывая и не находя ручку. Наконец она повернула ее и исчезла в темноте комнаты.

Сердце Кармоны громко стучало. Усилием воли она вернула себе способность мыслить. Первое, о чем она подумала, — как хорошо, что она не попыталась остановить Пеппи и дала ей спокойно пройти в свою комнату. Кто знает, какая у нее была бы реакция, она могла закричать и перебудить весь дом. Кармона была убеждена, что никто не должен проснуться, никто ничего не должен знать.

Комната Аделы Кастлтон находится рядом, но спит она крепко, поскольку приняла снотворное. Значит, все в порядке.

Войдя в комнату, Кармона услышала испуганный возглас. Она щелкнула выключателем, комната наполнилась светом, и Кармона увидела Пеппи. Она стояла с широко открытыми глазами, вытянув руку так, будто готовилась отразить удар. Под ярким светом люстры было отчетливо видно алое пятно на белом платье и перепачканные в крови руки.

— Не пугайся, это только я, — сказала Кармона и сама удивилась, что голос ее не дрогнул. — Что случилось?

— Он мертв… — сказала Пеппи, медленно опуская руки.

Кармона повернулась и заперла дверь. Казалось, сердце ее остановилось, Джеймса нет в комнате, неужели…

— Элан… Элан мертв, — добавила Пеппи. Кармона чуть не вскрикнула — такое испытала облегчение. Одно только слово, имя, и сердце вновь застучало. Она подошла к Пеппи и быстро прошептала:

— Снимай платье, и побыстрей. Расскажешь потом.

Пеппи покорно стала раздеваться, она беспомощно теребила белый шифон и безуспешно пыталась расстегнуть крючки пояса. Кармона помогла ей стянуть платье и связать его в узел. Туда же они засунули и чулки. Кровь просочилась насквозь.

— Теперь надо уничтожить платье, но прежде ты должна мне все рассказать. Ты говоришь, Элан мертв? Это ты… убила его?

Пеппи судорожно глотнула воздух и покачала головой:

— Нет, нет!

— Ты должна сказать мне.

— Я вышла… встретиться с ним.

— Зачем?

— Он собирался утром в город. Сказал… что увидится с Биллом… вот я и пошла…

— Куда?

— В пляжный домик.

— Но он же заперт. Мы всегда запираем его.

— Ключ лежал на столе в холле, Элан положил его себе в карман. — Пеппи содрогнулась. — Все очень просто.

— Продолжай, — приказала Кармона. — Постой, тебе надо что-нибудь накинуть.

На спинке кровати висел тонкий черный пеньюар с золотыми и серебряными звездами. На его темном фоне заостренное лицо Пенни казалось смертельно белым, а смазанная помада на губах напоминала грим клоуна.

— Когда я пришла туда, дверь была открыта. Света не было. Я обо что-то споткнулась и упала. Пятна на платье я не видела, чувствовала только, что оно мокрое, и руки тоже. — Пеппи охватила дрожь.

— Ты сказала, что Элан мертв. Ведь так?

— Да, он был мертв.

— Откуда ты знаешь?

— У меня был фонарь. Я зажгла его и увидела… — Ее вдруг словно прорвало. Она разрыдалась, торопливо сыпля словами в промежутках между всхлипываниями. — Он лежал прямо у двери и был мертв. Кто-то убил его. Но я не убивала, клянусь, не убивала! Да и как бы я могла это сделать? У меня ничего не было. Все… Все было в крови — платье, руки. О, Кармона!

— Ты уверена, что он был мертв?

— Если бы ты видела, ты бы не спрашивала. — Пеппи умолкла. Ее бил озноб.

— Надо вызвать полицию, — сказала Кармона.

Пеппи в ужасе уставилась на нее.

— Нет. Полиция ничего не должна узнать. Они скажут, что это сделала я. Нет-нет, это невозможно. Кармона, нельзя этого делать. Мне придется признаться, что я ходила туда к нему среди ночи. И Биллу придется сказать, а он спросит зачем… и полиция спросит. Ты хочешь, чтобы я сказала, что Элан меня шантажировал, и что я собиралась отдать ему жемчуг, только бы он не говорил ничего Биллу? Думаешь, они после этого поверят, что это не я убила его? Лучше умереть. Кармона, неужели ты не понимаешь?

Кармона все понимала. В эти ужасные минуты ее тревожило не только положение Пеппи, но и отсутствие Джеймса. Уже, наверное, очень поздно. Дядюшка Октавиус был помешан на часах. Часы были в каждой комнате. Те, что стояли на камине в комнате Пеппи, были из зеленого с золотом фарфора. С двух сторон циферблат поддерживали фигурки купидонов. Стрелки показывали без двадцати час. Сколько она пробыла здесь с Пеппи?

Пять, десять минут?

— Во сколько ты должна была встретиться с Эланом? — торопливо спросила Кармона.

— В двадцать минут первого.

Кармона вспомнила, что в это время она еще спала.

" Джеймс ушел в гардеробную. Спать он так и не лег. Где же он? Если вызывать полицию, то это надо делать срочно, без промедления. Нет! Вызывать полицию она не будет.

Комната Бистонов располагалась на верхнем этаже, поэтому в старинной полуподвальной кухне было вполне безопасно раздуть огонь и пустить воду. Кармона с Пеппи пробрались вниз и сожгли платье с чулками в еще тлеющей кухонной плите. Там же Пеппи отмыла руки. Они поднялись наверх только тогда, когда убедились, что нигде не осталось ни пятнышка крови.

Кармона уложила Пеппи и вернулась к себе в спальню.

Едва она открыла дверь, как сразу поняла, что Джеймс вернулся. Глубокое и ровное дыхание успокоило Кармону. Она осторожно, чтобы не разбудить мужа, обошла кровать и легла на свое место. И все-таки этот день когда-нибудь закончится, подумала Кармона, проваливаясь в глубокий сон.

Глава 15

Семь месяцев в году, независимо от погоды, ранним утром полковник Энтони из дома Рэлстона спускался на пляж, чтобы окунуться в море. Дом Рэлстона находился рядом с домом над обрывом. На пляж вела общая тропинка. Путь полковника пролегал вблизи пляжного домика Хардвиков. Сегодня все было как всегда. Однако именно сегодня полковник почувствовал что-то неладное. Обычно закрытая дверь пляжного домика была открыта нараспашку. Это насторожило Энтони. Он подошел к домику, заглянул в него и увидел труп мужчины, который лежал ничком в огромной луже уже запекшейся крови. На спине была рана. Оружия не было видно.

Полковник Энтони выругался, повернулся и стал быстро подниматься на скалу. В четверть восьмого Бистон уже докладывал Джеймсу Хардвику, что его желает видеть инспектор Кольт.

— Хорошо, Бистон, — сказал Джеймс. Натянул брюки, надел рубашку с открытым воротом и спустился вниз.

Инспектор ждал его в мрачном кабинете, где дядюшка Октавиус имел обыкновение уединяться. Там стояли несколько громоздких кресел, обтянутых черной потертой кожей, и огромный диван. Когда Джеймс Хардвик вошел в кабинет, из темноты навстречу к нему шагнул инспектор. Это был высокий мужчина со светлыми волосами и лошадиным лицом. Он протянул большую руку с ключом на ладони и строго произнес:

— Доброе утро, сэр. Я хотел бы узнать, это ключ от вашего пляжного домика?

Джеймс взглянул на ключ.

— Возможно. Но как он попал к вам? Мы всегда запираем домик, когда уходим с пляжа, и ключ держим в холле на столе. Пойду взгляну.

— Вы его там не найдете, — сказал инспектор Кольт. — Когда в полицию сообщили, что в домике лежит мертвое тело…

Джеймс, направившись уже было к двери, повернулся:

— Мертвое… что?

— Мертвое тело, — повторил инспектор Кольт. Ни лицо, ни голос у него не изменились, и без всякой паузы он продолжал:

— Прибыв на место, мы обнаружили, что дверь пляжного домика открыта, а внутри лежит тело мужчины. Ключ валялся на полу рядом. Не могли бы вы объяснить, как он там оказался?

— Кто этот мужчина? — резко спросил Джеймс.

— Полковник Энтони опознал в нем мистера Элана Филда.

— Филда? Боже мой! Вчера вечером он был здесь. У нас гостит его мачеха. Для миссис Филд это будет ужасным ударом. Она его очень любила.

— Вы родственники?

— Миссис Филд — тетя моей жены. Последние три года Филд жил за границей, кажется в Южной Америке.

Позавчера он неожиданно для всех появился здесь. Я был в отъезде и вернулся только вчера вечером, в семь часов, если быть точным. В доме были гости. Они сидели в гостиной, Филд тоже был там, но вскоре ушел. Похоже, что ключ был у него. Возможно, он запирал домик… я не знаю.

Инспектор Кольт записал имена гостей: полковник Тревер и его жена, леди Кастлтон, миссис Филд, миссис Мейбери.

— Они все знакомы с мистером Филдом?

— Думаю, да.

— Вы не уверены, мистер Хардвик?

Джеймс улыбнулся.

— Видите ли, лично я не знал Элана Филда. И вчера я его увидел второй раз в жизни.

— Но миссис Хардвик была когда-то с ним помолвлена, — бесстрастно добавил Кольт.

— О да. Они в некотором роде росли вместе. Но помолвка расстроилась. Это было до моего знакомства с ней.

— А вчера, когда он был здесь, не произошло ли какого-нибудь спора или ссоры?

— Вряд ли… Обычная дружеская вечеринка. Все очень Скоро разошлись.

— Можно узнать почему?

— Я только что вернулся из поездки, остальные провели много времени на солнце, всем хотелось принять душ, переодеться к ужину. Филд остановился у мисс Эннинг, а они там ужинают в половине восьмого. Вот и все.

— И не было никакой ссоры?

— Нет, конечно.

— Пока все. Не могли бы вы пригласить сюда свою жену, миссис Хардвик?

Джеймс поднялся наверх.

Кармона расчесывала перед зеркалом волосы. Джеймс плотно закрыл дверь, подошел к Кармоне и взял у нес из рук щетку.

— Дорогая, слушай меня внимательно. У нас внизу находится инспектор Кольт, из местной полиции. Сегодня Элана Филда нашли мертвым в пляжном домике. Ему нанесли удар в спину. Хотя… нет, мы не знаем, как он был убит. Полиции известно, что ты была помолвлена с ним.

Кольт очень интересовался, не было ли вчера какой-нибудь ссоры. Я сказал, что не было. А сейчас тебе придется пойти и сообщить Эстер обо всем случившемся. Подготовь ее.

Допрашивать будут всех, кто есть в доме. Посоветуй им говорить поменьше. Отвечать только на вопросы. И главное, по возможности говорить правду. Ложь всегда загоняет человека в ловушку. Поторопись. Я спущусь вниз и скажу, что ты уже одеваешься. Постарайся прийти поскорее.

Глава 16

В половине девятого вечера инспектор Эбботт стоял у дверей пансиона Эннингов и разговаривал с мисс Силвер. Дверь ему открыла служанка-француженка Мари.

Несмотря на жару, которая только-только начала спадать, вид у нее был свежий и опрятный. Она кокетливо взмахнула ресницами и скромно опустила их. Фрэнк подумал, что она, пожалуй, могла бы ответить на большинство вопросов, и неплохо было бы порасспросить, что ей известно об Элане Филде. Но сначала ему надо было повидаться с мисс Мод Силвер.

Его провели в комнату, бывшую некогда гостиной. Две престарелые леди раскладывали у окна двойной пасьянс.

Мисс Мод Силвер в платье оливкового цвета с ее любимой брошкой — розой из мореного дуба, украшенной в центре ирландской жемчужиной, — сидела в дальнем уголке комнаты и вязала. На коленях у нее лежало пушистое полотно светло-розового цвета. Она беседовала с крупной женщиной, излагавшей свои смелые взгляды на правительство.

Все взоры обратились на неожиданного гостя. Кажется, он был принят благосклонно. Мисс Силвер собрала вязанье и поднялась ему навстречу.

— Дорогой Фрэнк, какая приятная неожиданность! Вот уж никак не ожидала увидеть вас сегодня.

Сердечно поздоровавшись, они вышли в холл, где, понизив голос, Эбботт спросил:

— Может быть, выйдем или здесь есть где поговорить?

Мисс Силвер задумалась:

— Одну минутку. Я спрошу мисс Эннинг. — И она направилась к кабинету.

Дверь открылась, послышались голоса, и из комнаты вышла Дарси Эннинг. Фрэнк вдруг явственно ощутил…

Но что это? Его словно ударило камнем.

— Инспектор Эбботт, — представила его мисс Силвер и добавила: — мисс Эннииг любезно предоставляет нам свой кабинет.

Темные глаза Дарси на мгновение остановились на его лице. Никто бы не мог представить, какими веселыми и блестящими они были когда-то.

— Я как раз собиралась пойти посидеть с мамой, — сказала она в ответ на слова благодарности, — так что комната в вашем распоряжении. — Она стала подниматься по лестнице, неестественно прямая в своем коричневом льняном платье.

«Ну и дом, — подумал, нахмурившись, Фрэнк. — Французская горничная, будто из водевиля, хор престарелых дам и мисс Эннинг, которой пристало бы играть роль совсем в другой пьесе».

Они вошли в кабинет и закрыли дверь.

— Что-то здесь неладно, — сказал он, когда они уселись. — Что же?

Мисс Силвер достала свое вязанье.

— С мисс Эннинг? У нее трудная и неспокойная жизнь.

Больная мать…

— Нет, я о другом. Вы не хотите мне рассказать?

Она грустно улыбнулась.

— Мне не хотелось бы, чтобы ты придавал этому слишком большое значение. Мне жаль мисс Эннинг, но, если я не расскажу тебе, расскажет кто-нибудь другой. Она, кажется, когда-то была если не помолвлена, то как-то связана с мистером Филдом, и его трагическая гибель ее, естественно, потрясла. Тем более что он остановился в ее доме.

Фрэнк кивнул.

— Я приступаю к этому делу не совсем обычным образом. Когда шеф сказал мне, что убитый остановился по этому адресу, мне показалось это просто невероятным! Дело в том, что пару дней назад я получил вашу открытку. Наверное, мне лучше умолчать, что произнес Лэм, когда я сообщил ему, что вы тоже остановились в этом доме.

Мисс Силвер укоризненно посмотрела на него. Она очень уважала старшего инспектора Лэма и предпочитала не вспоминать те случаи, когда вынуждена была признать, что его манерам недостает утонченности.

Фрэнк поспешил загладить свою оплошность.

— Вы знаете, у него такое впечатление, что вы всегда туг как тут. В глубине души этот солидный и достойный человек склонен к суеверию. Ему кажется, что вы, чего доброго, можете и на помеле прилететь.

Мисс Силвер, однако, не смягчилась:

— Ты иногда говоришь ужасные глупости, Фрэнк. — Она и раньше частенько делала ему подобные замечания, но при этом, как правило, снисходительно улыбалась. Сейчас же не было и намека на улыбку, и Фрэнк почувствовал, что лучше, пожалуй, сменить тему.

— Признаюсь, случается. А нам еще предстоит серьезное дело. Приношу свои извинения. Разрешите рассказать вам о Хосе Кардосо, или Хоузи, как любовно величает его шеф.

— И кто же этот Хосе Кардосо?

Фрэнк усмехнулся:

— Последние три недели он для шефа как бельмо на глазу. Трясет своим рекомендательным письмом и хочет знать, что случилось с его братом.

Мисс Силвер вязала на континентальный манер — низко опустив руки. Взгляд ее умных глаз был устремлен на Фрэнка Эбботта.

— Еще и брат есть?

— Был. А может, еще и есть. Это одна из проблем. Зовут его Филиппе. Хосе говорит, что Филиппе прибыл сюда из Южной Америки. Может быть, пароходом, может быть, самолетом. Может, под своим, а может, и под чужим именем. Приехал по важному делу семейного характера и привез с собой важный документ. Здесь возникает вторая проблема.

Доказательств, что Филиппе действительно прибыл в Англию, нет. Мы располагаем лишь утверждением Хосе, что две недели назад он встретил человека, который сообщил ему, что на прошлой неделе видел в Лондоне Филиппе в компании светловолосого красивого англичанина. Он с ними не разговаривал, сейчас находится в Южной Америке, так что с такими сведениями далеко не уедешь.

Мисс Силвер постукивала спицами.

— Так нам сказал Хосе, ссылаясь на приятеля. Но постойте, я расскажу вам о последних событиях. Обо всем этом я узнал позавчера утром, когда меня вызвал к себе шеф. Вот уж он отвел душу, поразглагольствовав о рекомендательных письмах вообще и о рекомендательном письме Хоузи в частности. Кардосо, оказывается, приходил снова и на этот раз заявил, что нашел своего брата.

— Нашел своего брата?

— Опознал его труп, который выловили в реке. Он умер три недели назад. Медицинской экспертизой установлено, что ему был нанесен удар по голове сзади. Возможно, это и явилось причиной его падения в реку, но не исключено, что травму он получил уже в воде. Фактической причиной смерти является утопление. Хосе клянется, что это его брат и что он был убит. Шеф приказал мне поехать сюда и расследовать это дело. Я приехал, виделся с Хосе. Он в очень возбужденном состоянии и совершенно уверен, что его брата прикончили из-за документа, который он вез с собой. По мнению Хосе, очень важного для их семьи документа, связанного с большими деньгами. На вопрос, какой прок от фамильного документа случайному убийце, оказавшемуся в порту, Хосе разразился таким монологом, какой не услышишь и со сцены. Выглядело это примерно так: «Случайному убийце? Когда я вам это говорил? Так это случайный убийца выслеживал Филиппе, чтобы убить его, или змея, которую он пригрел на своей груди? Ясно, что змея — человек, которому он доверился и который отплатил ему, ограбив и убив его». А закончил он свой речитатив затейливой бранью. Когда я спросил, кто, по ею предположению, может быть этой змеей, он вскинул руки и заявил, что это не предположение: он всегда не доверял этому человеку. У Филиппе была простая открытая душа.

Он любил ползучего гада как брата, а уж если он кого любил, то и доверял ему. Хосе раскусил предателя и предупредил Филиппе, но они только поссорились. Это происходило в Рио, куда Хосе ненадолго приезжал по делам.

Теперь ему совершенно ясно, что его брат убит этим неблагодарным и коварным человеком, — и так далее, и тому подобное. Когда мне удалось вставить слово, я спросил его, как зовут этого мерзавца, и думаю, что вы уже догадываетесь.

Мисс Силвер взглянула на него поверх своего розового вязанья и сказала:

— Элан Филд.

— Вы действительно догадались или вы что-то знаете?

— Я знакома с мачехой мистера Филда, — спокойно сказала мисс Силвер. — Она вдова художника Пендерела Филда и очень милая женщина. Она-то и сказала мне, что ее пасынок работал на конном ранчо с мистером Кардосо.

— Теперь понятно. Вы, конечно, как всегда, правы.

Именно Элана Филда Хосе и назвал. Все так, но ведь нет доказательств. Нет документов, не говоря уж о ценной фамильной бумаге. Хосе опознал труп, назвал предполагаемым убийцей Элана Филда, сказав, что его приметы совпадают с описанием светловолосого красивого англичанина, которого видел его приятель.

— У Элана Филда действительно очень светлые волосы, и сам он необыкновенно красив.

— Да, но все это было вчера. Поговорим о сегодняшнем дне. Произошло два примечательных события. Прежде всего — убийство Элана Филда. Скотленд-Ярд получил это сообщение рано утром. Поскольку Элан Филд уехал из Лондона, им нужны сведения, где он остановился и с кем общался. Я встретился с Кардосо и узнал, что сегодня рано утром он уже побывал в местном полицейском участке и заявил, что должен сообщить кое-что дополнительно. С его братом Филиппе в детстве произошел несчастный случай — перелом правой ноги в двух местах. Он совсем упустил это из виду, сказал Хосе, а ночью лежал без сна и вспомнил. Он считает, что полиции следует об этом знать. Ведь если кости сломаны, медицинская экспертиза может это подтвердить. А он, видимо, поторопился, опознавая труп.

— А это действительно так?

— Это еще вопрос. Я говорил с врачом, который осматривал труп, и он сказал, что если у Филиппе Кардосо был такой перелом, как утверждает Хосе, то это не его труп. Вот так. Из этого можно сделать вывод: либо Хосе действительно поторопился с опознанием, либо, узнав брата, решил теперь по какой-то важной причине придержать язык за зубами. А причина эта весьма веская — убийство Элана Филда.

Мисс Силвер с задумчивым видом продолжала вязать.

— Понятно, — сказала она, — продолжай, прошу тебя.

— Подведем итоги. Во вторник утром Хосе опознает труп своего брата Филиппе и недвусмысленно обвиняет в его убийстве Элана Филда с целью завладения «семейным документом». В среду ночью Элана Филда убивают в пляжном домике на побережье Клифтона. В четверг утром Хосе приходит в полицию и заявляет, что забыл упомянуть, что у его брата был перелом ноги и что он поторопился с опознанием трупа. Трудно не заподозрить, что Хосе пришла в голову блестящая мысль — для него будет безопаснее, если у полиции не будет оснований считать, что у него был мотив для убийства Элана Филда. Если найденный в реке труп — не его брат, значит, и убивать Филда было незачем. Филиппе, возможно, еще жив, и он, любящий брат, будет продолжать его поиски.

— Вполне вероятная версия, но мне кажется, что это не вес, что ты хотел мне сообщить.

— Да, не все. Изредка человеку выпадает удача. Вы, возможно, помните Эрнеста Питерсона?

Мисс Силвер на мгновение задумалась:

— Слегка сутулый… редеющие волосы… карие глаза… впалые щеки…

— Очень точный портрет. Вы помните, где мы с ним встречались?

— О да. Дворецкий из Грейджа по делу об убийстве Порлака, которое получило широкую огласку благодаря прессе. А он оказался детективом частного агентства.

Фрэнк кивнул:

— Да, агентство Блейка. Весьма достойные люди. Питерсон служил в армии, был уволен по состоянию здоровья, но сохранил к армии огромное уважение. Ну так вот.

Я столкнулся с ним на станции. Он узнал, что мне поручено это дело, и ждал меня. Так что это была не случайная встреча.

— Ты меня очень заинтриговал.

— Подождите, я вас еще не так удивлю. Питерсон спросил, можно ли со мной поговорить, и мы пошли вместе. Он рассказал, что его мучает совесть. Он человек честный. Главный инспектор Лэм может подтвердить, что о нем никто никогда слова дурного не сказал ни в армии, пока он служил, ни потом, когда ушел в отставку и поступил на работу в частное сыскное агентство Блейка. Эта первоклассная фирма сомнительными делами не занимается. Питерсон очень серьезно к этому относится. Он считает, что есть долг как по отношению к клиенту, так и по отношению к закону. Агентство Блейка гарантирует своей клиентуре добросовестное обслуживание, но если долг перед клиентом вступает в противоречие с долгом перед законом, то, по мнению Питерсона, всегда следует придерживаться закона. Недопустимо становиться, так сказать, соучастником событий криминального характера, особенно если они грозят обернуться делом об убийстве.

Тут-то я и насторожился.

— И неудивительно, мой дорогой Фрэнк. Что же он имел в виду?

Фрэнк откинулся на спинку кресла и с довольным видом посмотрел на мисс Силвер. Их дружеские отношения отчасти объяснялись и тем, что, беседуя с ней, он всегда ощущал ее глубокое и благожелательное понимание. Она не только вникала во все обстоятельства дела, но и стимулировала его собственное мышление, внося ясность в ход размышлений и подводя его к более разумным выводам.

— Питерсон сообщил мне поразительную новость, — сказал Фрэнк. — Мистер Хосе Кардосо нанял его через агентство Блейка с тем, чтобы он нашел и установил слежку за мистером Эланом Филдом, который недавно вернулся в Англию после трехгодичного пребывания в Южной Америке. Но оказалось, что агентство Блейка уже кое-что знает об Элане Филде. Незадолго до его отъезда в Южную Америку к ним дважды обращался некий оскорбленный муж с просьбой установить за Филдом наблюдение, чтобы иметь улики для расторжения брака. Но никаких конкретных улик не было обнаружено, и дело закрыли. Тем не менее агентство собрало достаточно сведений об Элане Филде, обнаружив в том числе, что у него есть состоятельная мачеха, в лондонской квартире которой Филд частый гость. Питерсон, который занимался этим делом, помнит ее адрес. В среду утром он отправился туда и узнал, что Элан Филд был там накануне и уехал к своей мачехе в Клифтон. Питерсон умеет добывать информацию даже у людей, которые ни за что бы ничего не сказали обычному журналисту или детективу.

Об экономке миссис Филд он отзывается как о весьма порядочной особе, что в полной мере относится и к нему самому. Обо всем этом он сообщил Хосе Кардосо. Так что, как видите, Хосе знал о местопребывании Элана Филда и адрес миссис Филд в Клифтоне уже днем в среду. У него было достаточно времени, чтобы добраться до Клифтона поездом или машиной и убить Элана Филда в пляжном павильоне, относящемся к дому, где остановилась его мачеха.

Глава 17

Мисс Силвер продолжала вязать. Фрэнк Эбботт ждал хоть какой-нибудь реакции. Но она молчала. Нельзя было предположить, что, проведя сутки в одном доме с Эланом, ей нечего было сказать. Другое дело — насколько она готова поделиться своими соображениями.

Прошло немало времени, прежде чем она заговорила.

— Понимаешь ли, я никак не могу решить, как мне лучше поступить… Профессионального отношения к этому делу я не имею. У меня нет прямых доказательств, которые я могла бы сообщить полиции. Но, с другой стороны, за всем этим кроется ряд обстоятельств, о которых ты должен знать. Наверное, будет лучше, если я познакомлю тебя с ними. Я всегда придерживалась мнения, что в любом деле для всех, кого оно так или иначе касается, истина лучше всего. Что может быть ужаснее, если виновный избежит правосудия и будет продолжать совершать преступления, а тень подозрения падет на невинного человека?

Затрудняет следствие в делах подобного рода и то, что не один только преступник стремится скрыть правду.

В памяти Фрэнка всплыли строки из стихотворения Оуэна Симена, посвященного, если он не ошибался, черному таракану:

Черны его дела, и прячется он в тьме,

Страшатся благостного света…

Однако процитировать их он не решился.

— В жизни многих людей есть события, — продолжала мисс Силвер, — которые они хотели бы забыть. Обычно об этих вещах не говорят, как правило, их хотят скрыть.

Люди отдали бы все, лишь бы никто о них не узнал. Но при расследовании дела об убийстве приходится, как прожектором, высвечивать их частную жизнь. И они очень боятся, что их тайна может выплыть на свет. Этот страх и порождает видимость вины.

Фрэнк кивнул:

— Вы правы, с этим мы часто сталкиваемся.

— Я прошу тебя помнить об этом. Но скажи, в каком качестве ты здесь находишься?

Он усмехнулся:

— Я расследую это дело. А обязан этим Питерсону. Как только я доложил шефу о своем разговоре с ним, он позвонил Мейнарду Буду, здешнему начальнику полиции.

И они подключили меня к делу. А теперь не могли бы вы поделиться со мной своими наблюдениями?

Мисс Силвер потянула нить из клубка:

— Что тебе уже известно?

— Я читал показания, которые дали Кольту обитатели дома над обрывом. Завтра я собираюсь поговорить с ними лично. Вы знаете кого-нибудь из них?

— Почти всех. Мисс Эннинг давно знает Филдов, она меня познакомила с Эстер. Я помогала миссис Филд с ее вязанием. Ну и пока сидела с ней на пляже, познакомилась с остальными из этого дома.

— Это, кажется, не ее дом?

— Владелец дома — мистер Хардвик, муж ее племянницы. Он был за границей и вернулся только вчера вечером. За несколько часов до убийства.

— А Хардвики хорошо знают Элана Филда?

— Миссис Кармона Хардвик росла вместе с ним. В двенадцать лет она осталась сиротой. Миссис Филд и полковник Тревер были ее опекунами. Три года назад она была помолвлена с Эланом Филдом и собиралась выходить за него замуж, был назначен день свадьбы, но неожиданно Для всех жених покинул Англию. Все эти годы о нем никто ничего не знал, а на днях он вернулся.

Фрэнк удивленно поднял брови:

— Он объяснил свой поступок?

— Нет… просто взял и уехал. Было много всяких разговоров. Ведь дело дошло до венчания. Невеста приехала в церковь, задала жениха, а он не явился.

Фрэнк усмехнулся — Сколько лет вас знаю, и все не перестаю удивляться. Вы пробыли здесь… сколько? Две недели, а уже знаете все семейные истории!

— Ну, ты преувеличиваешь, мой дорогой Фрэнк, — улыбнулась мисс Силвер. — Эннинги — старые друзья миссис Филд. А я ведь живу в их доме, и, кроме того, с первых дней у меня вошло в привычку проводить немного времени после обеда с миссис Эннинг. Жизнь больного человека так печальна и однообразна…

Фрэнк кивнул:

— Выходит, миссис Хардвик бросили у алтаря. И никто не знает почему. А когда она вышла за Хардвика?

— Три месяца спустя.

— Вы не знаете, как она реагировала на появление Элана Филда?

— Все были чрезвычайно удивлены. Ведь он отсутствовал три года и не давал о себе знать.

— Представляю, сколько эмоций вызвало его появление!

Я слышал, что он обедал у них в тот вечер, предварительно сняв комнату в доме другой своей прежней пассии. «On retoume toujours a ses premiers amours»[1]. — Фрэнк привел французскую цитату, чем вызвал бы негодование своего уважаемого шефа. Старший инспектор Лэм считал, что если человек не может выразиться по-английски, то ему лучше промолчать. — Расскажите мне о миссис Хардвик. Какая она?

— Очаровательная молодая женщина… впечатлительная, довольно сдержанная. Лет двадцати четырех — двадцати пяти.

— Счастлива в браке?

— Оснований думать иначе нет, хотя с мистером Хардвиком я не знакома.

— А с гостями дома вы встречались?

— Я знакома с полковником Тревером, его женой, с леди Кастлтон. Они давние друзья миссис Филд и знают Кармону с детства. Полковник Тревер — страстный садовод. Его жена — глуповатая особа, обожающая рассказывать давно забытые скандальные истории. Леди Кастлтон — красавица и весьма импозантная фигура. Она часто выступает перед публикой в поддержку консерваторов и по разным благотворительным поводам. В среду приехала миссис Мейбери, хорошенькая веселая женщина, которая, кажется, училась в школе вместе с Кармоной Хардвик.

Фрэнк кивнул:

— Одна из моих кузин замужем за человеком, который служит в полку Билла Мейбери. Его все любят и считают, что жена водит его за нос, но Дженни говорит, что на самом деле она неплохая женщина. Я вот только не знаю, была ли она раньше знакома с Эланом Филдом.

— Думаю, они все одного круга и знакомы друг с другом. Насколько хорошо, я, правда, не знаю.

— Он, случайно, не обманул ее, как миссис Хардвик и мисс Эннинг?

— Я ничего об этом не слышала.

— А не знаете ли вы, при каких обстоятельствах Элан Филд порвал с мисс Эннинг? Конечно, за три года можно было бы и позабыть обиду, но женщины не прощают обмана, не так ли? Есть старое избитое сравнение: «Фурия в аду — ничто по сравнению с брошенной женщиной». Как обычно, цитата, наверное, не точная, но уместная. Миссис Хардвик вышла замуж, но мисс Эннинг — нет, и, судя по ее виду, она много пережила. Как она отреагировала на возвращение Филда?

Мисс Силвер ничего не ответила. Помолчав, она вернулась к разговору о Хосе Кардосо, спросив, есть ли достоверные сведения о том, что его видели в Клифтоне в ночь, когда произошло убийство.

— Ничего определенного нет. В половине десятого в баре «Веселый рыбак» видели человека, с виду иностранца. С ним была девушка, тоже похожая па иностранку. Они немного выпили и ушли еще до закрытия бара.

Кольт нашел какого-то человека, который выходил из бара в то же время и видел, как они сели в машину и уехали. Непонятно только, зачем Кардосо понадобилось привозить с собой девицу. Возможно, это был не он.

Кто знает? Ничего более определенного Кольту обнаружить не удалось. Он говорит, что, насколько ему известно, Кардосо не звонил и не появлялся в доме над обрывом. Так что неясно, каким образом он намеревался встретиться с Филдом.

Мисс Силвер задумчиво посмотрела на Фрэнка.

— В такой прекрасный вечер вряд ли мистер Филд мог усидеть дома. Может быть, Кардосо на это и рассчитывал?

— Но машину, оставленную где-нибудь вблизи дома, в такой прекрасный вечер могли бы заметить.

Помолчав, мисс Силвер мягко возразила:

— Но, Фрэнк, убийство, наверное, произошло, когда уже было темно.

Фрэнк пока не знал, какой вывод можно сделать из всего услышанного. К этому вопросу он решил вернуться позже. Сейчас же он вспомнил про служанку мисс Эннинг.

Кольт допрашивал ее, но ничего не добился. А ведь она о многом может рассказать. Если кто-то и следил за домом или делал попытку увидеться с Эланом Филдом — скорее всего, именно она знает об этом. Фрэнк решил поговорить с девушкой сам.

— Эта служанка, которая открыла мне дверь… Я бы хотел с ней побеседовать. Но прежде скажите, как бы вы могли ее охарактеризовать?

Мисс Силвер уклонилась от прямого ответа:

— Миссис Эннинг считает, что ей нельзя доверять.

Затем она собрала свое вязанье.

— Может быть, вы примете участие в разговоре? — попытался остановить ее инспектор.

— Ни в коем случае. Я не имею никакого отношения к этому делу.

Фрэнк удивился. Такого никогда раньше не случалось.

Что бы это могло значить?

Глава 18

Мари Боннет ничего не имела против того, чтобы побеседовать с таким элегантным полицейским. Понимая, что в данной ситуации надо казаться благовоспитанной и учтивой, она вошла в комнату, скромно опустив глаза. Ей вполне удалась эта роль.

Назвать Мари красивой было трудно, но что-то притягивало к ней внимание. У нее была очень гладкая белая кожа, ухоженные руки, тонкие щиколотки. Черная юбка безукоризненно сидела на ней, обувь блестела, чулки были дорогими. Имея множество кузин, Фрэнк научился разбираться в чулках. Он бы очень удивился, узнав, что она купила их себе сама.

Фрэнк предложил ей стул.

— Я представлялся вам, когда пришел, — инспектор Эбботт, полицейский из Лондона. Мадемуазель Боннет, вы, разумеется, знаете, что мистер Филд, остановившийся в этом доме, убит?

Мари быстро взглянула на него и тут же опустила глаза:

— Да, конечно. Бедный мсье!

— Поскольку мистер Филд остановился в этом доме…

Надеюсь, вы понимаете, что мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.

— Да, мсье, — тихо ответила она, олицетворяя саму услужливость.

— Как долго прожил здесь мистер Филд?

— Здесь он появился во вторник вечером, в половине седьмого или в семь, точнее сказать не могу. Ему открыла мисс Эннинг, они поговорили… он, кажется, ее старый знакомый.

— Откуда вы знаете?

— Это известно. А кроме того… — Она метнула на него взгляд, в котором мелькнуло и, помедлив, погасло что-то обещающее.

— Где он ужинал в тот вечер?

— Он ужинал в доме над обрывом. Потом, уже после ужина, миссис Эннинг приказала мне приготовить для него комнату. На следующий день он завтракал, полдничал и ужинал. А потом его убили… Бедный мсье!

— Давайте вернемся к тому вечеру в среду. Вы когда-нибудь видели мистера Филда раньше?

— Я, мсье? Нет!

— А слышали о нем?

— Нет, мсье!

— Тогда откуда вы узнали в первый же вечер, что он старый знакомый мисс Эннинг?

Она испуганно взглянула на него. Но потом улыбнулась:

— Это очень просто, мсье. Я же сказала, это известно. А потом… я проходила мимо двери, когда они разговаривали. Ясно было, что они разговаривают не как чужие.

Его взгляд смущал ее. Голубые глаза были холодны как лед. И таким же ледяным тоном он спросил:

— Вы подслушивали?

— О нет, мсье! Я бы не позволила себе такого!

Он улыбнулся, но улыбка его ничего хорошего не сулила.

— Вы случайно услышали. Но в этих старых домах толстые стены. Может, вы объясните мне, как вам удалось услышать их разговор?

— Мсье мне не верит?

— Мсье считает, что вы не могли ничего услышать сквозь эту прочную дверь.

— Я же не сказала, что она была закрыта!

— А, так она была открыта?

— Ну конечно, раз я могла слышать, что сказала мисс Эннинг.

— А что сказала мисс Эннинг?

Она вздохнула.

— А зачем мне говорить вам? Если вы не верите мне, вы не поверите и этому.

— Не обещаю, что поверю. Но хотел бы, чтобы вы объяснили, почему оказалась открытой дверь, в то время как мисс Эннинг разговаривала со своим старым приятелем. И хотел бы знать, что вы услышали. Если вы вообще что-то слышали…

Ее гладкая белая кожа слегка порозовела. Глаза сверкнули гневом.

— Разве это считается ложью, если человек не говорит всего сразу? — спросила она уже далеко не тихим и скромным тоном.

Фрэнк внимательно посмотрел на нее:

— Не знаю. А это так?

Когда женщина злится, она часто говорит правду. А девушка явно злилась. «Так скажет она правду или нет?» — размышлял Фрэнк.

— Ладно, я скажу! Скажу вам всю правду! Если вы не поверите, пеняйте на собственную глупость, а я ни при чем. Во вторник вечером, когда я вышла в холл, в эту комнату, где разговаривали мисс Эннинг и мистер Филд, входила миссис Бэркетт. Она открыла дверь и уже шагнула туда, как вдруг остановилась. Остановилась, потому что мисс Эннинг сказала… не громко, но таким тоном, будто сожалела, что у нее нет в руках ножа. Хотите знать, что она сказала? Это испугало миссис Бэркетт и меня тоже испугало. До этого момента я не знала, что мисс Эннинг и мистер Филд был знакомы. Ведь так с незнакомым человеком не говорят, мсье, это уж я вам точно говорю!

Так можно говорить только с любовником или, может, еще с мужем! Но я не верю, что мистер Филд был мужем мисс Эннинг! — Она особо выделила это слово. — О нет, не верю!

— Мадемуазель Боннет, что же вы услышали?

— Она сказала, мсье, — и это слышала не только я, но и миссис Бэркетт, племянница вашей знакомой, мисс Силвер, — она сказала мистеру Филду: «Я готова убить тебя за это!»

Считалось, что Фрэнк Эбботт очень похож на свою бабушку, покойную леди Эвелин Эбботт, чей холодный и грозный нрав вызывал неприязнь и страх всего многочисленного семейства. Кузины, правда, говорили, что сходство это чисто внешнее и что, несмотря на него, ему не чужды человеческие чувства. Но когда, как в этот момент, черты лица его обострялись, а голубизна глаз бледнела и излучала холод, сходство и в самом деле было поразительным. Фрэнк полагал, что Мари Боннет сказала правду, и теперь понимал, почему мисс Силвер так решительно отмежевалась от этого дела. Он вспомнил полученную от нее открытку, о которой уже упоминал. Она была отправлена из Клифтона четыре дня назад. Мисс Силвер писала: «Мы с Этель наслаждаемся морским воздухом. Она уезжает в среду, а я останусь еще на неделю». Этель и есть та самая миссис Бэркетт, любимая племянница мисс Силвер. Муж у нее — управляющий банком Мидлендса. Сегодня четверг, и если она уехала в среду, то уже вернулась домой, к своему мужу, трем мальчишкам и малютке Джозефине.

Фрэнк, не сводя ледяного взгляда с Мари Боннет, сказал:

— На такое замечание трудно найти подходящий ответ.

Интересно, как же отреагировал мистер Филд?

— Он не сказал ничего, мсье. Все произошло так быстро. Миссис Бэркетт открыла дверь, я услышала, как мисс Эннинг сказала: «Я готова убить тебя за это», а миссис Бэркетт извинилась и торопливо вышла. Она закрыла дверь, а я, — Мари слегка пожала плечами, — ушла.

Фрэнк Эбботт задумался. Миссис Бэркетт наверняка рассказала мисс Силвер, что она услышала. Значит, слова служанки можно проверить. Но сейчас нельзя сказать определенно, что Мари говорит правду. Возможно, она недолюбливает мисс Эннинг. А может быть, хочет ввести следствие в заблуждение? Правда, в настоящий момент нет никаких оснований так думать.

— Вы недолюбливаете мисс Эннинг. Почему? — резко спросил он.

У Мари был выразительный взгляд, и она умела этим пользоваться:

— Но, мсье…

— Понимаю. Вы никогда не задумывались над этим. И не то чтобы недолюбливаете ее, а просто она вам не нравится, так ведь? Может, вы объясните почему? Она требовательна, резка, принципиальна в мелочах, как, например, в вопросе о чаевых? Не бойтесь сказать мне. С ней, видимо, не просто. Я ей ничего не передам.

Фрэнк улыбнулся, а следом улыбнулась и Мари и тут же опустила ресницы:

— Но, мсье, я не испытываю никакой неприязни к мисс Эннинг. Она моя хозяйка.

— Вы давно здесь работаете?

Мари снова повела плечами:

— В Англии — десять лет, в этом доме — четыре месяца.

Платят хорошо. Накоплю денег и уеду домой, во Францию.

— Значит, вы не испытываете неприязни к мисс Эннинг?

— Нет, мсье.

Враждебность — чувство, которое скрыть трудно. Его можно было заметить с первых слов Мари. Он вспомнил, что, когда спросил мисс Силвер, что она думает о Мари Боннет, она ответила ему довольно странно: «Миссис Эннинг считает, что ей нельзя доверять». Миссис Эннинг, больную мать Дарси, — вот кого она не могла терпеть.

— Ну и прекрасно! — невозмутимо заметил Фрэнк. — А то ведь неприятно, когда тебя не любят. Но, может быть, вы чувствуете, что мисс Эннинг недолюбливает вас?

Мари взмахнула рукой:

— У нее нет для этого оснований. Я знаю свои обязанности и выполняю их! Ей еще повезло, что я так долго здесь проработала. Я ей так и сказала! А она говорит: «Моя мама не хотела вас обидеть. Просто она старая и больная».

А я считаю, что не такая уж она старая и больная, чтобы ей разрешалось говорить такие вещи! «Эта французская девчонка!» Разве это позорно — быть француженкой? «Она подслушивает у двери!» Очень мне интересно слушать, что говорит эта сумасшедшая старуха! Или еще: «Зачем ты держишь иностранок? Они мне не нравятся!» А она мне нравится, хотела бы я спросить?

— Значит, это миссис Эннинг, которую вы ненавидите и которая так ненавидит вас?

Мари улыбнулась. Злость ее прошла.

— Зачем мне ненавидеть старую, выжившую из ума женщину?

Глава 19

Из кабинета мисс Эннинг Фрэнк направился в гостиную. Невежливо было бы уйти и не попрощаться с мисс Силвер. Но была у него и еще одна цель. Он хотел проверить показания Мари и узнать, что же услышала миссис Бэркетт, когда вошла в комнату, где беседовали мисс Эннинг и ее старый приятель Элан Филд.

В гостиной престарелых дам стало еще больше — к присутствовавшим добавилось несколько гостей. По тишине, внезапно наступившей при его появлении, Фрэнк понял, что все уже знают, что он из полиции, и обсуждают убийство Элана Филда.

Мисс Силвер охотно приняла его предложение прогуляться по тропинке вдоль скалы и любезно проводила его до холла, где он подождал, пока она сходила наверх — надеть шляпу и перчатки. Белые сетчатые перчатки, украшенные вышивкой, — подарок племянницы Дороти — были тонкими и легко стирались. Шляпка из черной соломки была отделана сиреневой лентой. Вечерний воздух встретил их освежающей прохладой.

Они направились к скамейке, откуда был виден весь залив. Мисс Силвер, любуясь отражением неба в подернутом зябью море, вспомнила подходящую строку из своего любимого лорда Теннисона:

От неба до неба зыблются воды…

Фрэнк удивленно поднял бровь:

— А я что-то не припомню, откуда это.

— Из одного его раннего стихотворения, — миролюбиво ответила мисс Силвер.

Фрэнк улыбнулся:

— Как жаль, что нельзя просто посидеть здесь, вспоминая стихи. И время, и место, и присутствие моей высокочтимой наставницы — все располагает к этому. Однако приходится возвращаться к низменным обстоятельствам преступления. Очень жаль, но долг обязывает…

Мисс Силвер смотрела на светлые пятна мелководья в заливе.

Фрэнк ждал, что она скажет, но, увидев, что она молчит, перешел в лобовую атаку.

— Дорогая моя мисс, отделаться молчанием вам не удастся. Вы же понимаете, я должен удостовериться, правду ли мне сказала Мари Боннет. Я уверен, она бы не сказала, не будь это в ее интересах. Она имеет зуб против Эннингов и не прочь навредить им. В то же время есть основания полагать, что если она и не выдумала все это, то, по крайней мере, приукрасила факты. Если она говорит правду, ваша племянница Этель нечаянно услышала разговор между мисс Эннинг и Эланом Филдом. Мари в это время якобы проходила мимо. Она говорит, что и она, и миссис Бэркетт слышали, как мисс Эннинг воскликнула: «Я готова убить тебя за это!» Если что-то в этом роде и произошло, то я не сомневаюсь, что миссис Бэркетт должна была рассказать вам об этом. Правда?

Мисс Силвер продолжала молчать, и Фрэнк невольно повысил голос:

— Вы ведь понимаете, что речь идет о достоверности показаний свидетеля!

Мисс Силвер сделала протестующее движение:

— Ну, мне-то уж нет надобности напоминать об этом.

Просто я хотела все хорошо обдумать, прежде чем ответить тебе. Утверждение Мари Боннет по существу верно.

Фрэнк кивнул:

— Я так и думал. А верно ли, как она говорит, что эти слова мисс Эннинг произнесла «негромко, но таким тоном, будто сожалела, что у нее нет в руках ножа»?

— Этого я тебе сказать не могу, — с легкой укоризной ответила мисс Силвер. — Ты же знаешь, что меня там не было.

— Но была ваша племянница. Наверное, она упомянула, каким тоном были сказаны эти слова, хотя, возможно, и не прибегла к столь драматичному сравнению. Но, как я полагаю, Мари и здесь оказалась по существу права.

— Ты, конечно, понимаешь, что мисс Эннинг потеряла самообладание. Что ее вывело из равновесия — никто из нас не знает. Я уже говорила своей племяннице, что мисс Эннинг умеет держать себя в руках, хотя от природы у нее вспыльчивый характер. Если она и мистер Филд были знакомы в юности — а это, видимо, так — и если между ними существовала какая-то привязанность или они были помолвлены, то услышанная фраза — не что иное, как вспышка гнева, отзвук прежней несдержанности, и значит она очень мало.

— Очень мало… или достаточно много, — серьезно заметил Фрэнк. — Если женщина заявляет мужчине, что она готова его убить, а некоторое время спустя его находят мертвым, то такой репликой пренебрегать нельзя.

— Да… я понимаю.

Фрэнк с любопытством взглянул на мисс Силвер:

— Мне бы хотелось узнать, почему вы так беспокоитесь о мисс Эннинг.

— Я живу у нее в доме, — спокойно ответила мисс Силвер.

Фрэнк усмехнулся:

— Это напоминает мне пословицу «Соловья баснями не кормят». Я знаю, вы жили и в другом доме, но не защищали его владельца с такой страстью.

— Что за выражения, дорогой Фрэнк! Я решительно не могу этого так оставить!

В улыбке, с которой Фрэнк встретил этот упрек, сквозил сарказм:

— Вы защищаете ее так, будто она ваша любимая племянница.

— Смею надеяться, что даже в таком деле, как это, я не позволю себе руководствоваться личными пристрастиями, — с очень серьезным видом ответила мисс Силвер.

— Тогда вы, может быть, скажете, почему принимаете сторону мисс Эннинг? Если бы Мари не рассказала мне о том, что она и миссис Бэркетт случайно услышали, вы бы об этом не упомянули, не правда ли?

— На этом этапе, пожалуй, нет, Фрэнк.

— Но почему, хотел бы я знать?

Помолчав немного, мисс Силвер сказала:

— Я не обязана отвечать на такой вопрос, но тебе отвечу, потому что не хочу, чтобы ты не правильно истолковал причину моего молчания. Никаких причин нет, есть только чувство сострадания к женщине, с которой так жестоко обошлись и которая оказалась теперь в таком ужасном положении. Я думаю, она очень страдала, когда расстроилась ее помолвка с мистером Филдом. Его возвращение воскресило старую боль, а уж убийство, конечно, усугубило эту боль до невыносимости. Я не хотела бы добавлять ей страданий.

— Вы не допускаете, что это она убила Филда?

Мисс Силвер уклонилась от прямого ответа:

— Это верно, что никакого оружия возле убитого не было найдено?

— Совершенно верно. Если у убийцы хватило ума, то он, возможно, зашвырнул его в море.

— Но если он бросил его в море, его могло вынести на берег. Был сильный прилив.

Фрэнк усмехнулся:

— Я смотрю, мы оба говорим «он». Но вы не ответили на мой вопрос.

— На какой?

— Допускаете ли вы, что Филда убила мисс Эннинг?

— А есть доказательства подобной версии?

— Есть очень веские причины для этого.

— Я полагаю, веские причины в этом деле были у многих. Например, у мистера Кардосо.

— О да. Я отнюдь не утверждаю, что у мисс Эннинг они были более веские. Я просто недоумеваю, почему вы так упорно не хотите признать, что у нее вообще были на то причины.

Мисс Силвер наблюдала, как постепенно над морем меркнет свет. Наконец она сказала:

— Я видела мистера Филда лишь мельком. У него красивая внешность и уйма личного обаяния. Но, кажется, он полностью поглощен самим собой и своими делами. И очень расчетливо пользуется своим обаянием. Когда же я услышала, что о нем говорят другие, мои впечатления лишь подтвердились. Все считают, что он поступил очень низко и с мисс Эннинг, и с миссис Хардвик. Из того, что мне рассказала о нем миссис Филд, было ясно, что он настойчиво требовал от нее денег. И это не первый раз. Она была так сильно расстроена, что я подумала, уж не оказывал ли он на нее давление.

Фрэнк присвистнул:

— Что вы имеете в виду под давлением?

Мисс Силвер не ответила.

— Шантаж?

— Мне кажется, что он из тех людей, которые способны и на шантаж. А в таком случае у многих могли найтись причины, чтобы убрать его со своего пути.

Глава 20

Утром Фрэнк Эбботт отправился в дом над обрывом, где беседовал с миссис Филд, мистером и миссис Хардвик, с Треверами, леди Кастлтон, миссис Мейбери, а также с дворецким Бистоном, его женой и приходящей прислугой миссис Роджерс.

Позже, обсуждая их показания с инспектором Кольтом, он поделился с ним своими наблюдениями:

— Мне думается, что люди очень взволнованы убийством в их пляжном домике. Это естественно, если учесть, что убитый — в некотором роде их родственник.

Инспектор Кольт был вполне согласен, что такое событие может вывести из равновесия кого угодно:

— Говорят, что миссис Филд была очень привязана к убитому и, конечно, избаловала его.

— О нет, я имею в виду не ее. Она держится вполне нормально. Приятная женщина. Любит своего непутевого пасынка, потрясена его смертью, но в то же время испытывает что-то вроде облегчения, которое люди даже не всегда осознают.

— Я слышал, раньше они часто сюда приезжали, и к ней тут очень хорошо относились.

— А вот Треверы, похоже, совсем не расстроены. По крайней мере, полковник. Он и не стесняется в этом признаться. Конечно, это ужасно, считает он, но парень был шалопаем, и особенно убиваться по нему незачем. Миссис Тревер все твердила мне, каким Элан был красавцем да как в него влюблялись все девушки… в общем, одна болтовня! И никаких слов по существу. Вот миссис Филд, мистер и миссис Хардвики — те переживают. Еще бы!

Ведь это произошло в их доме, а миссис Хардвик была помолвлена с Филдом. Но переживания леди Кастлтон и миссис Мейбери мне не совсем понятны. Они обе поэтому меня и заинтересовали. Я не нахожу объяснения их состоянию. Они, как и все остальные, не видели Филда три года и, как выяснилось, знают его, поскольку люди, вращающиеся в одном кругу, знают многих, но не поддерживают с ними близких отношений. Вот, например, леди Кастлтон. Женщина с сильным характером, у которой есть все: прекрасная внешность, деньги, положение в обществе.

Играет видную роль в сфере благотворительности, выступает по радио… Хоть убейте, не пойму, почему она так взвинчена смертью Филда.

Инспектор Кольт предположил, что известные женщины порой увлекаются красивыми молодыми людьми.

Фрэнк покачал головой:

— О нет, она не из таких! А кроме того, мне не показалось, что она убита горем и что у нее есть основания к этому. Просто она очень напряжена. Возможно, оттого, что это дело может отрицательно сказаться на ее авторитете. А может, еще почему-то. Она, кажется, страдает головными болями и принимает снотворное. Ну а миссис Мейбери, миловидное и легкомысленное существо, смотрит на жизнь просто. Моя кузина замужем за военным, который служит в полку Билла Мейбери. Я слышал от нее много всяких сплетен о Пеппи. Она любит поразвлечься, а муж ее — солидный человек, который смотрит на ее проделки сквозь пальцы. Похоже, она здорово переживает. Это может ровным счетом ничего не значить, но, с другой стороны, впечатлительной натурой ее не назовешь. Миссис Хардвик — это да. И все же, хотя она росла вместе с Эланом Филдом и едва не вышла за него замуж, она не выглядит такой напряженной, как Пеппи Мейбери Когда они закончили обсуждать обитателей дома над обрывом, оказалось, что инспектору Кольту тоже есть чем поделиться:

— Мы кое-что узнали насчет номера машины, на которой приезжал в бар «Веселый рыбак» тот иностранец.

Парень, который видел его, был там со своей девушкой. Вначале он утаил этот факт, но вчера, когда я прижал его, он дал мне ее адрес. Ну так вот, она сказала, что тот человек, конечно, иностранец, потому что она слышала, как он говорит. Девушку, которая была с ним, она, правда, не слышала, но она тоже похожа на иностранку.

Они проехали совсем близко от свидетельницы, и она заметила номер их машины. Там были три тройки и еще одна цифра, только она не уверена какая, потому что была поглощена этими тройками. И буквы точно не помнит, но ей кажется, что одна из них — "О". Ваши люди, наверное, могут разузнать, есть ли у Кардосо машина и какой у нее номер.

Фрэнк задумался. Вполне вероятно, что Эрнест Питерсон знает, ездит ли Хосе Кардосо на машине. Можно попытаться разыскать его в агентстве Блейка.

Им повезло. Фрэнк быстро дозвонился, и женский голос ответил, что это агентство Блейка и что мистер Питерсон на месте. Немного погодя в трубке послышался недовольный голос Питерсона.

— Алло, Питерсон? Говорит инспектор Эбботт. Послушайте, не знаете ли вы, есть у Кардосо машина?

— О да, сэр, небольшой «форд». Он стоял у дома, когда я пришел к нему за инструкциями.

— Но на номер, наверное, вы не обратили внимания?

— Нет, обратил. Темно-зеленая машина с узкой черной полосой, ОХ 333.

— Огромное спасибо, Питерсон. — Фрэнк повесил трубку и сообщил о том, что узнал, инспектору Кольту. — А ваша свидетельница не сказала, какого цвета была машина?

— И она, и ее парень говорили, что это была небольшая темная машина. Ни цвет, ни марку они не заметили.

Похоже, Кардосо придется кое-что объяснить.

— Мы можем пригласить его сюда и посмотреть, узнают ли его те двое. Кто они, кстати?

— Он — молодой парень, носильщик на станции, увлекается игрой в дартс. Зовут его Хоскин. А девушка — Дорис Хейл, работает в местной прачечной.

Фрэнк взглянул на часы:

— Когда ближайший поезд в город? Я, пожалуй, поеду. А Хосе Кардосо, как вы правильно заметили, придется многое объяснить.

Глава 21

Хосе Кардосо вызвали в кабинете начальника полицейского участка в Клифтоне. Кардосо протестующе вскинул руки:

— Зачем вы меня вызвали? Меня в чем-то обвиняют?

Начальник полиции сказал:

— Дело в том, что мисс Дорис Хейл и молодой человек по имени Хоскин готовы засвидетельствовать, что вы — тот самый иностранец, который выходил из бара «Веселый рыбак» в среду в десять часов вечера. Мисс Хейл запомнила номер вашей машины и назвала его. Должен вас предупредить, что и девушка, с которой вы были в баре, тоже известна. Это Мари Боннет. Прислуга в пансионе, где остановился мистер Филд. Она дала показания.

Кардосо вскочил на ноги, но потом снова сел.

— Ну и что здесь такого? В тот вечер она действительно была со мной. И если она дала показания, то вам должно быть ясно, что я невиновен. — Его побледневшее лицо постепенно приобрело нормальный цвет. — Послушайте, я вам все расскажу. Я не хотел этого делать, потому что понимал неловкость ситуации. А кому хочется попасть в неловкое положение? Вот я и решил хранить молчание. Но раз уж не вышло, я расскажу вам всю правду, ничего не утаю.

— Так-то будут лучше, — заметил начальник.

Инспектор Кольт взглянул на лежавшие перед ним листки бумаги — показания Дорис Хейл, Хоскина, Мари Боннет.

Инспектор Эбботт, сидя в непринужденной позе, внимательно смотрел на Хосе Кардосо. И если бы Хосе вздумал уклониться от правды, такой взгляд смутил бы его.

Кардосо принялся рассказывать:

— Я Выполнил долг брата и гражданина. Филиппе исчез. Разве я мало сделал, чтобы найти его? Разве я не обратился в Скотленд-Ярд? А когда меня пригласили опознать якобы тело брата, неужто я не должен был сказать, что думаю? Но потом я вспомнил одну примету и засомневался, что это действительно тело моего брата. Разве я не обязан был сообщить полиции о своих сомнениях? Что я сделал не так?

Ему никто не ответил, полагая, что это вопрос риторический.

— Лучше расскажите, зачем вы приехали сюда, — заметил Фрэнк Эбботт. — Нам известно, что вы наняли Питерсона, чтобы разыскать Филда, подозревая, что он причастен к исчезновению вашего брата. Мы знаем, что в среду днем Питерсон сообщил вам здешний адрес Филда. А к вечеру вы были уже в Клифтоне. Как я понимаю, вы это признаете? Расскажите, в котором часу вы прибыли сюда, и что делали потом.

— Я приехал сюда в начале десятого. Оставил машину и пошел разыскивать дом, адрес которого мне дали. Из одного дома вышла девушка. Я спросил ее, не знает ли она, который из домов носит название «Морской пейзаж», и она мне показала на дом, из которого вышла. Я спросил об Элане Филде, и она сказала, что он куда-то ушел. Я спросил, когда он вернется, а она говорит: «Кто знает?» Я попросил ее отнести записку с просьбой встретиться со мной утром, она согласилась это сделать, но только попозже, когда вернется. Я предложил ей чего-нибудь по-дружески выпить, она сказала, что не возражает, и мы пошли в бар «Веселый рыбак». Там нас и видели мисс Хейл и мистер Хоскин, — Хосе расплылся в улыбке и развел руками:

— Что в этом преступного?

Фрэнк Эбботт протянул руку и взял показания Мари Боннет.

— Но это еще не все, вечер на этом не закончился, — сказал он. — Согласно медицинскому заключению, Элан Филд, по всей вероятности, в это время был еще жив.

Куда вы поехали потом?

Хосе снова разволновался, хотя был оптимистом и уже начал думать, что опасность миновала. Но что им наговорила эта девочка? Вдруг она соврала? Вдруг сказала, что он подвез ее к дому, и там они расстались? Тогда у него нет алиби, и положению его не позавидуешь. Если же она сказала правду или хотя бы часть правды — откуда ему знать, что именно она сказала? Надо как-то спасать себя. Но в чем оно, его спасение?

— Откуда мне знать, что сказала вам эта девушка — правду или нет, — резко ответил он. — Я могу сказать, куда мы поехали, но не могу заставить вас поверить мне.

Фрэнк Эбботт продолжал смотреть на него холодно и насмешливо:

— И куда же?

— Мы пошли прогуляться вдоль скалы. И это правда.

Фрэнк Эбботт снова глянул в показания:

— Мари Боннет сказала то же самое.

Хосе с облегчением вздохнул:

— Я-то сказал вам правду, но девушки иногда боятся неприятностей.

— Из-за прогулки?

— Она говорила мне, что у нее строгая хозяйка. До одиннадцати ей нужно было вернуться домой.

— А она не вернулась?

Хосе многозначительно улыбнулся:

— Тут есть одна хитрость. И не одна она прибегает к ней. Перед тем как пойти прогуляться, она вернулась домой. Мисс Эннинг впустила ее и заперла дверь.

— Как же Мари вышла?

— Она пошла в свою комнату, подождала, пока мисс Эннинг поднялась наверх, спустилась в столовую и вылезла через окно.

— Понятно. Вы пошли гулять. А когда вы расстались?

Кардосо улыбнулся:

— Не знаю. Погода была хорошая, теплая, нам было хорошо вдвоем. За временем мы не следили.

Фрэнк Эбботт взглянул на показания Мари Боннет:

«Погода была хорошая, теплая. Я не знаю, когда мы вернулись назад. Не будешь же все время смотреть на часы…»

Глава 22

«Вот срам-то», — думала миссис Роджерс, подметая лестницу в доме над обрывом. Такой грязной она сроду не была. Кажется, ее не убирали целую неделю — на ступенях полно песка с пляжа. Конечно, убирать ее каждый день некогда, особенно сейчас, когда в доме прибавилось работы, но уж по понедельникам, средам и пятницам она убирала ее всегда. И в этот понедельник, как обычно, она подмела ее, и в среду собралась сделать то же самое, но миссис Бистон велела ей заняться гардеробной мистера Хардвика, а потом то одно, то другое, да еще день выдался жаркий, не больно-то поспешишь. Пришлось оставить лестницу напоследок, и туг миссис Бистон снова отвлекла ее — надо было почистить белые туфли леди Кастлтон, а она ведь такая требовательная. Вот так лестница и осталась неубранной до четверга.

А в четверг обнаружилось, что убит мистер Элан Филд, и в доме было полно полицейских. И она только и делала, что ходила по спальням. Бедная миссис Филд плакала у себя в комнате, а у леди Кастлтон так болела голова, что она велела задернуть шторы и принести ей завтрак в комнату. Они все так расстроены! И неудивительно — он хоть и убит на пляже, но это рядом, а это все равно что в доме.

И как только он раздобыл ключ, хотела бы она знать. Ведь пляжный домик был заперт. И зачем ему понадобилось идти туда? Наверное, хотел с кем-нибудь встретиться. И уж если прикинуть, нетрудно догадаться с кем. Легкомысленную женщину сразу видно, и не важно, замужем она или нет. А миссис Мейбери уж точно легкомысленная.

В пятницу прибрать лестницу опять не удалось. Приехал этот лондонский полицейский. И такой у него вид — можно подумать, что он большой начальник. И началось все снова, как в четверг. Он захотел со всеми поговорить, а она-то не привыкла отвечать на вопросы полиции, да еще об убийстве. Хоть бы в газету не попасть! Мистер Хардвик велел ей держаться подальше от лестницы, пока тут то и дело ходят. А раз подальше, то как ее уберешь? Вот она и осталась грязная. Но сейчас-то она ее почистит. А то все прямо как ополчились против лестницы. Но теперь она уж не допустит, чтобы она осталась грязная на конец недели. Форменный стыд, на что она похожа! И позор какой, если кто-нибудь, кто знает, что она здесь работает, увидит лестницу в таком виде!

Миссис Роджерс опустилась на колени и стала сметать сор в совок. И вдруг заметила пятно. На лестнице лежал красивый ковер с желтовато-коричневым и голубым орнаментом по темно-красному полю. Ей бросилось в глаза, что на одной ступеньке рисунок пропал под бурым пятном. Миссис Роджерс нахмурилась и снова потерла это место щеткой. Пятно не исчезло. Она спустилась на ступеньку ниже. Там все было в порядке. Она с силой потерла пятно, и, спустившись еще ниже, увидела еще одно.

Миссис Роджерс почувствовала дурноту. Она еще не понимала, в чем дело, может, ей плохо от селедки, которую она ела на завтрак? Машинально, не задумываясь над своими действиями, она пошла к хозяйственному шкафу за влажной тряпкой. Затем вернулась на лестницу, стараясь не наступать на ковер. Спустилась до того места, где оставила совок и щетку. Когда же она, оттерев пятно, посмотрела на влажную ткань, то издала дикий крик, который услышали все, кто был в доме.

Было еще рано, начало девятого. Полковник Тревер выглянул из ванной. Он вытирал голову, и волосы у него были взъерошены. Пеппи Мейбери выскочила на лестничную площадку в прозрачном пеньюаре, который не столько скрывал, сколько подчеркивал формы тела. Адела Кастлтон появилась с подвязанным подбородком и с какой-то косметической маской на лице, придававшей ей жуткий вид мертвеца. Джеймс Хардвик не успел добриться. Эстер Филд схватила халат, но не надела его, а выскочила в одной комбинации поверх корсета и Прямо в бигудях. Кармона выбежала из спальни, натягивая на ходу платье.

Дверь холла была открыта настежь, чтобы проветрить дом. Вся лестница была хорошо видна с порога. А на пороге стоял полковник Энтони.

Из двери, обитой сукном, которая вела в заднюю половину дома, показались мистер и миссис Бистон, и в это время миссис Роджерс закричала опять. Она стояла, уставившись на тряпку в красных пятнах, и непрерывно кричала.

— Господи боже мой! — тихо сказал Энтони и быстро прошел в холл.

Полковник был человеком старой закалки и не терялся ни при каких обстоятельствах. Самообладание не оставило его ни когда он обнаружил в соседском пляжном домике труп, ни сейчас, когда он увидел на лестнице соседей бьющуюся в истерике прислугу. Он пришел поговорить с Хардвиком насчет этой истории с трупом. Очень странное и необычное дело! Ему казалось, что им следует все по-дружески обсудить. Пройдя через холл, Энтони стал подниматься по лестнице и поравнялся с вопившей миссис Роджерс одновременно с Джеймсом Хардвиком, который задержался, стирая с лица мыльную пену;

— Миссис Роджерс! — крикнул Джеймс.

— Что, черт возьми, случилось? — грозно спросил полковник Энтони.

Миссис Роджерс не могла вымолвить ни слова. Левой рукой она уцепилась за Джеймса Хардвика, а правой протягивала ему запятнанную кровью тряпку. Теперь уже у нее не было сомнений насчет происхождения пятна. Красновато-коричневые пятна на ковре и красновато-коричневые разводы на холщовой тряпке были именно кровью. Она всхлипывала, указывая на ступеньки, перемежая всхлипывания сбивчивым бормотанием:

— Там… на ковре… вон там! Я не знала… не знала! А то бы не прикоснулась! Это кровь!

Кармона побледнела. Она вспомнила все детали той жуткой ночи. Вспомнила, как Пеппи поднималась в полночь по этой лестнице, как с ее платья капала кровь Элана, о которого она споткнулась в темноте. Кармона понимала, что надо взять себя в руки — здесь был полковник Энтони. Что он здесь делает? Но раз уж он тут, надо с этим считаться. Кармона спустилась и положила руку на плечо миссис Роджерс, та вздрогнула от прикосновения и разрыдалась.

— Холодной воды! — громко, по-военному скомандовал полковник Энтони. — Мокрую холодную губку! Ну, кто-нибудь там, наверху, быстро! — а потом тихо добавил:

— Миссис Энтони сразу приходила в себя от холодной воды, текущей ей за шиворот. В первые годы замужества с ней частенько случались истерики, но мокрая губка полностью исцелила ее от этого недуга.

Миссис Роджерс, однако, не стала ждать исцеления.

Она сбежала по лестнице в холл и с рыданиями бросилась к миссис Бистон, которая тут же ее увела, чтобы успокоить, напоить чаем.

Все остальные не тронулись с места, они как завороженные смотрели на тряпку в бурых разводах. Появилась Мейзи Тревер в кружевном чепце и в халате с оборками.

— Что случилось? — спросила она. — Не горит ли дом?

В такую жару это было бы совсем некстати. Или что-то случилось с этой женщиной? Я слышала, как она кричала.

Полковник Энтони сказал:

— Видите, дружище, это — кровь. Вне всякого сомнения. Вот пятно, и на той ступеньке… о, и еще, немного пониже. Вы только взгляните, миссис Хардвик. Странно, очень странно. Знаете, как бы неприятно вам это ни было, у вас нет выбора. Об этом надо сообщить в полицию.

Кармона посмотрела на Пеппи. Казалось, Пеппи окаменела. Она стояла возле лестницы. Ее лицо, шея и плечи были белыми, как молоко. Кармона подошла к подруге и взяла ее за руку:

— Нам всем надо одеться. Пойдем, накинешь что-нибудь.

Но Пеппи не сдвинулась с места.

— Это ведь кровь, правда? Кровь? — произнесла она так, что все могли слышать. — Она, наверное, капала с моего платья, когда я поднималась наверх.

— Господи! — воскликнул полковник Энтони.

Глава 23

Через два часа полковник Энтони был в полицейском участке. Он требовал встречи с инспектором Кольтом. Но ему предложили поговорить с кем-нибудь другим, поскольку инспектор Кольт был занят. Полковник был возмущен.

Он не желал говорить ни с кем другим. Как человек, первый обнаруживший труп, он был вправе рассчитывать на встречу с инспектором Кольтом. Тем более что пришел он в участок не с пустыми руками, а с неоспоримыми доказательствами, которые и намеревался представить.

Его заставили прождать целых два часа, хотя он лично был свидетелем того, как в доме над обрывом обнаружили пятна крови на лестнице. И слышал, как у этой молодой женщины вырвалось признание. Правда, по телефону он был по-военному краток. Нет, он ничего не хочет сообщить, он только хочет знать, когда освободится инспектор Кольт. Да, он подождет. Очень хорошо, он будет в полицейском участке ровно в десять тридцать.

Сейчас было ровно десять тридцать.

Полковника проводили в кабинет инспектора Кольта, который собирался сократить разговор до минимума. Он почти не сомневался, что старик пришел предложить свою версию убийства. Однако когда полковник Энтони рассказал о событиях сегодняшнего утра, инспектор изменил свое мнение. Он позвал Фрэнка Эбботта, и они оба отправились в дом Хардвиков.

Полковнику Энтони очень хотелось пойти с ними, но он вовремя вспомнил о своем соседском долге и отказался от этой затеи. Он прожил рядом с Октавиусом Хардвиком Добрых двадцать лет. Джеймса он знает с детства. Лучше, пожалуй, держаться подальше от всего этого. В конце концов, долг гражданина он выполнил. И, подумав, полковник отправился на свою обычную утреннюю прогулку.

А в это время в доме над обрывом закончили завтракать. Пеппи осталась в своей комнате и к столу не вышла.

Полковник Тревер был единственным, кому не изменил аппетит. Он съел три пирожка с рыбой и свои обычные четыре тоста с мармеладом. Хладнокровная Адела Кастлтон съела немного фруктов и выпила чашку чая. Остальные женщины отказались от еды и ограничились чашкой чая или кофе. Миссис Роджерс разбила кофейную чашку из сервиза — приданого матери Октавиуса Хардвика, который она привезла с собой в 1859 году. Об этом факте миссис Бистон сурово сообщила миссис Роджерс и посоветовала ей взять себя в руки, иначе посуды в доме не останется.

— Лучше было бы вам пойти домой и отдохнуть, только вот полиция наверняка заявится сюда и захочет поговорить с вами.

Миссис Роджерс громко шмыгнула носом:

— Как вы думаете, миссис Бистон, это она сделала?

— Думать — не наше дело, миссис Роджерс, — решительно заявила миссис Бистон. — Нам своих дел хватает.

Окончив мрачную трапезу, Кармона поднялась в комнату своей подруги. Завтрак был нетронут. Пеппи не прикоснулась ни к фруктам, ни к тостам, только чашка из-под кофе была пуста. Видимо, Пеппи так и сидела не шелохнувшись все это время, и единственное движение, которое она заставила себя сделать, — это взять, а потом поставить чашку. На ней все еще был прозрачный пеньюар, а волосы торчали во все стороны.

— Пеппи, надо одеться, — как можно тверже сказала Кармона. — И с волосами что-то сделать.

— Зачем?

— Думаю, придут из полиции.

— Придут?

— Пеппи, это их долг.

— Думаешь, этот ужасный старик донес на меня? — тусклым безжизненным голосом спросила Пеппи, не глядя на Кармону. Если бы она подняла голову, то увидела бы свое отражение в зеркале на широком туалетном столике Викторианской эпохи. Но взгляд ее выше подноса с посудой не поднимался.

Кармона промолчала. Ей хотелось думать, что Пеппи не могла совершить убийства. Не могут же люди… по крайней мере, те, кого ты знаешь… и во всяком случае, твоя школьная подруга… Конечно это сделал кто-то посторонний. Элан умел наживать врагов, и среди людей, с которыми он общался последние три года, наверняка такие имелись. Вдруг Кармона вспомнила о Джеймсе, и сердце ее сжалось от страха. Зачем он выходил на улицу среди ночи?

Пеппи отправилась на встречу с Эланом после двенадцати.

А где в это время был Джеймс? Она спала, а он не ложился. Когда в ту ночь шаги Пеппи разбудили ее, было, наверное, около половины первого. Так оно и было, потому что позже, когда в комнате Пеппи она взглянула на часы, стрелки показывали без двадцати час. А полчаса спустя, после того как они избавились от платья и вернулись в свои комнаты, Джеймс уже лежал в постели и спал.

Но спал ли? Или только хотел убедить ее, что спит? Это было в среду, а сегодня суббота. Прошло столько времени, а они так и не спросили друг друга, куда отлучались в ту ночь.

Она проснулась и увидела, что его нет в постели. А когда вернулся он, не было ее. Но они ни о чем не спросили друг друга. Все эти дни в доме то и дело появлялась полиция, надо было давать показания, постоянно остерегаться, чтобы не сказать лишнего. Даже когда они оставались одни, приходилось проявлять осторожность. Кто знает, вдруг кто-нибудь подслушивает или, проходя мимо, случайно услышит их разговор. Они никогда не были уверены, что действительно одни, и соблюдали крайнюю осторожность.

Кармона стояла, погруженная в эти мысли. Из задумчивости ее вывела Пенни. Куда делись ее безучастность, апатия, неподвижность… Глаза ее сверкали, щеки раскраснелись.

— Что толку так сидеть? Надо что-то делать. Я как заяц, ослепленный фарами, который замер от ужаса и ждет своей гибели. Я и погибну, если так сидеть и ждать! Только я не допущу этого. Я знаю, что надо делать, и немедленно, надо обратиться к мисс Силвер!

— К мисс Силвер? — в смятении повторила Кармона.

Пеппа уже вскочила на ноги. Открыла гардероб, натянула платье, сунула ноги в пляжные туфли:

— Да, да, да, к мисс Силвер! — затараторила она. — Разве ты не знаешь, кто она? Я тоже сначала не знала, потому что и в голову не придет обратить на нее внимание!

Но потом я вспомнила, как ее описывала Стейси: невзрачная старая дева, бывшая гувернантка, но в своем деле здорово соображает.

— Пеппи, о чем ты говоришь?

— О Стейси Мейнуоринг, дорогая! На самом деле она Стейси Форрест, потому что снова вышла за Чарльза, но свои миниатюры подписывает как Мейнуоринг.

— Пеппи, я все-таки не понимаю, о чем ты говоришь.

Пеппи перестала закручивать вокруг головы косынку.

— Потому что не даешь себе труда подумать. Стейси написала для Билла небольшой портрет с меня. Билл обожает его. А чтобы я спокойно сидела во время сеанса, Стейси рассказывала мне о мисс Силвер. Сначала я не подумала, что это она, но потом как-то в разговоре с ней я упомянула Стейси, и она просто просияла, вспомнив Стейси и Чарльза. Вот уж кто настоящий душка, так это он! И как это Стейси могла подумать, что проживет без него, не знаю. Сейчас они безумно счастливы.

— Пеппи, ближе к делу! Так что, Стейси Форрест рассказывала тебе о мисс Силвер?

Пеппа удивленно уставилась на Кармону:

— Ты разве не слышала, что я тебе сказала? Нам нужно срочно что-то делать. Стейси и Чарльза обвинили в причастности к убийству и краже драгоценностей из коллекции Брединга. Ты, наверное, помнишь. Это было ужасно, все думали, что это сделал Чарльз. Но мисс Силвер доказала, что не он. Стейси говорит, что она просто чудо.

Минкс Рэкберн ужасно переволновалась, потому что ее свекровь дала ей поносить какие-то знаменитые старинные драгоценности, а их украли. Минкс рассказывала, что чуть не умерла от ужаса! Но мисс Силвер нашла драгоценности, и все обошлось даже без полиции.

— Я не очень поняла. Ты хочешь сказать, что она сыщик? — спросила Кармона. Пеппи энергично закивала.

— Мы должны немедленно пригласить ее сюда. Этот полицейский из Лондона тоже занимался делом Брединга.

Полицейский нового типа — окончил полицейский колледж. Стейси говорит, что он прислушивается к мнению мисс Силвер. Понять не могу, как это я сразу не обратилась к ней. Наверное, я была в трансе. — Пеппи заправила концы косынки.

— Но, Пеппи… что ты собираешься делать?

— Встретиться с мисс Силвер… и немедленно, пока не появилась полиция. Ты ведь сама сказала, что они придут, верно?

У Кармоны не было на этот счет сомнений.

— Полковник Энтони отправился к ним… Говорит, что это его долг.

— Тебе не кажется, что люди, которые произносят подобные слова, омерзительны? Ведь главное для них — доставить тебе неприятности. — Пеппи принялась накладывать макияж. Она взяла ярко-красную губную помаду…

— Пеппи, не стоит, — остановила ее Кармона.

— Что не стоит, дорогая?

Кармона показала на губную помаду:

— Правда… она слишком яркая. И эта косынка… мне кажется, не очень удачный выбор.

Пеппи непонимающе взглянула на Кармону:

— Оттого, что она красная? Дорогая, надеюсь, ты не ждешь, что я буду носить траур по Элану, а?

Кармона потрясла головой:

— Нет, просто не стоит надевать красную, возьми ту, что была на тебе вчера — светло-голубую.

Пеппа поменяла косынку, но отказаться от помады не захотела.

— Мне надо поспешить, пока не пришла полиция. Если я уйду до их прихода, у меня будет возможность поговорить с мисс Силвер, прежде чем они начнут задавать свои глупые вопросы.

— Пеппи, с кем тебе надо поговорить — так это с Биллом. Ты сказала ему, чтобы он приехал? Мне кажется, тебе необходимо это сделать.

— Поговорить с Биллом? Да нет же, ты не слушаешь, что я тебе говорю. Он в Германии, выступает свидетелем на каком-то скучном суде. Мне не удастся связаться с ним, даже если я этого сильно захочу!

— Но все будет в газетах.

— А их и туда доставляют? Ну, это не так важно, ведь будут писать об Элане, что он сын Пендерела Филда, немного о тебе, Эстер и Джеймсе. А поскольку Билл даже не знает, что я здесь…

— О, Пеппи, неужели?

— Нет, не знает, дорогая. Думает, что я у его тетки Мюриел, этой жуткой зануды! А я взяла и позвонила тебе.

Пеппи положила на место губную помаду, ловко провела по лицу пуховкой и с довольным видом отошла от зеркала:

— Ну ладно, дорогая… Я побежала — ругай меня.

Глава 24

Мисс Силвер внимательно смотрела на молодую женщину в цветастом летнем платье с вишнево-синим орнаментом. Светлые волосы Пеппи стягивала голубая косынка. Сейчас все женщины красят губы, думала мисс Силвер, но в данной ситуации менее яркая помада была бы более уместна. Как-никак, Элан Филд был убит рядом с домом над обрывом, в котором гостит несчастная миссис Филд. И менее яркие платье и косметика были бы данью уважения к ее чувствам. Но мисс Силвер отогнала эти мысли. У нее старомодные взгляды. Люди теперь другие, и, может быть, это и к лучшему. Во времена вдовствующей королевы Виктории слишком большое значение придавалось соблюдению траура. Сейчас нельзя судить о людях по их внешним проявлениям.

С такими мыслями мисс Силвер продолжала рассматривать сидевшую напротив женщину. Пеппи Мейбери была возбуждена и говорила без остановки. Высокий голос ее не умолкая нес что-то несвязное о Чарлзе Форресте, о Стейси, о Минкс Рэкберн… Оживленная речь Пеппи звучала слишком уж беззаботно, легкий смех — чересчур наигранно, а все поведение выглядело крайне суетливым и неестественным. Все это напоминало мисс Силвер граммофонную пластинку, запущенную на слишком большой скорости.

Нарочито медленно и четко произнося слова, мисс Силвер спросила:

— Дорогая, с какой целью вы пришли ко мне? Вы хотите посоветоваться?

Пеппи прикусила губу. Она пришла, чтобы попросить помощи у мисс Силвер, но не решила, что она скажет.

Самым главным для нее было выбраться из дому, пока ей не помешала полиция, и встретиться с мисс Силвер. Ну вот, она выбралась из дому и встретилась с мисс Силвер…

Они сидели друг против друга в уютной, располагающей к беседе комнате, которая когда-то была гостевой спальней миссис Эннинг, и Пеппи не знала, что сказать.

Мисс Силвер расположилась в кресле у окна, Пеппи — на вращающемся табурете, некогда стоявшем у рояля, а теперь — возле туалетного столика. Она молча смотрела на мисс Силвер, которая вынула клубок розовой шерсти и начала вязать.

Быть может, это мирное занятие, а может, участливый и внимательный взгляд мисс Силвер побудили Пеппи по-детски протянуть руки и дрожащим голосом произнести:

— Мне так страшно.

Мисс Силвер смотрела на нее и продолжала вязать.

— Могу я спросить почему?

— Полиция… Кармона говорит, они придут.

— Придут допросить вас. Бы этого боитесь?

— Потому что на лестнице оказалась кровь. Наверное, в ту ночь она капала с моего платья. Понимаете, я упала, и весь перед платья был в крови. — По телу Пеппи пробежала дрожь. — Миссис Роджерс убирала лестницу. Никто не знал, что это за пятна, но когда на тряпке остались бурые следы, она закричала. Все выбежали из своих комнат, а я сказала, что это кровь, и она, наверное, капала с моего платья, потому что оно было мокрое от крови.

Точно не помню, но, кажется, именно так я и сказала, а почему, не знаю. Кармона говорит, придут из полиции.

Там был полковник Энтони. Он все слышал. Все слышали. Кармона говорит, что полковник Энтони сообщит об этом в полицию.

Пеппи замолчала, и мисс Силвер очень серьезно спросила:

— Миссис Мейбери, вы действительно хотите мне все рассказать? Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что делаете признание весьма компрометирующие вас, и обстоятельства могут сложиться так, что я буду не вправе умолчать об этом?

Глаза Пеппи расширились:

— Какие… обстоятельства?

— Если будет обвинен невиновный…

— Но я поэтому к вам и пришла! — горячо перебила ее Пеппи. — Минкс говорит, вы просто чудеса творите! Я хочу, чтобы вы нашли того, кто это сделал! Ведь кто-то это сделал, правда? И если вы найдете этого человека, все будет хорошо, и… Билл может ничего не узнать! — судорожно сглотнув, добавила она.

Мисс Силвер пристально взглянула на нее:

— Ваш муж?

— Да.

— Вы хотите что-то скрыть от него?

Пеппи подняла на нее умоляющий взгляд. Слезы медленно поползли по ее щекам.

— Понимаете… он считает меня добродетельной.

Мисс Силвер на мгновение опустила вязанье.

— Миссис Мейбери, прежде чем продолжить разговор, выслушайте внимательно, что я вам скажу. Вы хотите что-то скрыть… и надеетесь, что ваш муж об этом не узнает.

Я не спрашиваю вас, что это. Вполне вероятно, что мне и незачем об этом знать. Но если это имеет отношение к смерти Элана Филда, вам нужно срочно обратиться к адвокату. Вы сделали очень серьезное признание в присутствии нескольких свидетелей.

Это предложение ошеломило Пеппи:

— Но это не имеет никакого отношения к Элану, если не считать, что он нагло воспользовался этим обстоятельством. Я бы никогда не пошла на встречу с ним, если бы он не пригрозил рассказать Биллу. Я готова была на все, только бы не дать ему это сделать. Потому что, понимаете, Билл очень честный человек и думает, что и я такая же. Если он узнает, что я поступила непорядочно… Для него это будет ударом, и никогда уже он не будет относиться ко мне по-прежнему. И по сравнению с этим мой жемчуг или что-то еще не имеет никакого значения.

Из этих туманных несвязных реплик перед мисс Силвер стала вырисовываться достаточно ясная картина. Мало того, что миссис Мейбери оказалась на месте преступления, у нее еще был повод для убийства.

— Мистер Филд шантажировал вас?

— Да!

Мисс Силвер снова взялась за вязание, продолжая поглядывать на Пеппи:

— Это могло бы послужить поводом для убийства.

— О! — воскликнула Пеппи. Губы ее побелели, это было видно даже под слоем помады. Она рывком подалась вперед, будто кукла, которую дернули за веревочку. — Но вы же не думаете, что это сделала я! Я бы не пришла тогда к вам! Не может быть, чтобы вы думали… Он был уже мертв, когда я пришла! Это такой ужас… Было темно, но я не хотела зажигать фонарик, чтобы меня не заметили. Пляжный домик был виден, дверь открыта. Я обо что-то споткнулась и упала. Это был Элан… мертвый.

Кругом кровь. Платье у меня намокло, руки были в крови. На мне было длинное платье, и весь подол намок.

Вот почему на лестнице оказалась кровь.

— Что было потом? — спокойно спросила мисс Силвер;

— Мне помогла Кармона. Она вышла в это время из своей комнаты и видела, что я поднимаюсь по лестнице.

Я сказала ей, что нашла Элана мертвым, и мы сожгли в кухне платье.

— Это было крайне неразумно, если не сказать — глупо.

— Кармона сказала, что мы должны вызвать полицию, но я бы скорее покончила с собой. Из-за Билла. Вы понимаете меня, правда? Я среди ночи отправилась в пляжный домик на свидание с Эланом. Полиция решила бы, что он — мой любовник. И мне пришлось бы признаться, что Элан шантажировал меня, пришлось бы приводить доказательства, и Билл бы все узнал. Нет, я просто не могла позволить Кармоне вызвать полицию!

Мисс Силвер покачала головой:

— Это необходимо было сделать. Продержаться долго на обмане чрезвычайно трудно. Теперь надо подумать, как вам лучше вести себя. Если вы хотите, чтобы я помогла вам, вы должны быть со мной абсолютно откровенны.

— Так вы поможете мне?

Мисс Силвер кашлянула:

— Я сделаю все возможное, чтобы установить истину.

Браться же за дело с намерением помочь кому-то я не могу.

У меня может быть только одна цель — открыть правду.

Если вы уверены, что это вам поможет, тогда я возьмусь за это дело.

— Но именно этого я и хочу, — глядя на мисс Силвер широко раскрытыми глазами, воскликнула Пеппи. — Кто-то ведь убил Элана, и, если вы узнаете, кто это, полиция оставит меня в покое. Правда?

Вместо ответа мисс Силвер стала задавать Пеппи вопросы, на которые та отвечала со всей искренностью и откровенностью. Нет, она никого не встретила, когда шла к домику и обратно. Но когда поднималась по тропинке, что-то ее испугало. Она не может сказать, что именно, просто было ощущение страха. Она бегом поднялась по тропинке, тяжело дышала и ничего не могла слышать. Ей хотелось только одного — поскорее вернуться в дом.

— Миссис Мейбери… Вы сказали, что когда зажгли фонарь, то поняли, что Элана Филда зарезали.

— Да.

— Скажите, в какой позе он лежал?

Пеппи содрогнулась:

— Лицом вниз… одна рука вытянута в сторону.

— Как вы узнали, что это он?

— По волосам. На них упал свет.

— А почему вы решили, что ему нанесен удар ножом?

— Он… торчал у него в спине.

— Вы его трогали?

— Нет!

— Вы уверены?

— Я бы ни за что не притронулась к нему!

— Полиция не нашла никакого оружия, — сдержанно заметила мисс Силвер. — Вы действительно уверены, что видели нож, что не трогали его и не унесли с собой?

— Конечно уверена. Я же сказала, нож торчал у него под лопаткой. Я бы не притронулась к нему… ни за что на свете!

Помолчав немного, мисс Силвер сказала:

— Ну, тогда вы сможете описать этот нож, если видели его. Какой он?

— Это нож миссис Филд, — уверенно ответила Пеппи. — Ей подарил его ее муж, и она очень им дорожит.

Он в виде кинжала, с позолоченной рукояткой, украшенной разноцветными камешками. Очень острый. Этим ножом разрезают страницы. Миссис Филд брала его с собой на пляж. Она, кажется, читает какую-то книгу из библиотеки мистера Хардвика. Что-то вроде мемуаров.

Он сам так и не удосужился ее прочесть — страницы были не разрезаны.

— Миссис Мейбери, подумайте хорошенько, прежде чем ответить. Где хранился этот кинжал?

Пеппи ответила не задумываясь:

— Он всегда торчал в книге. Эстер однажды вынула его, чтобы показать мне, а потом засунула обратно.

— Как называется книга?

— Точно не помню… «Страницы жизни выдающихся викторианцев»… или что-то в этом роде.

— А в среду вечером эта книга была в доме?

— О… — У Пеппи перехватило дыхание. — Нет… не была…

— Почему вы так думаете?

— Потому что я видела ее там… внизу… когда зажгла фонарь. Увидела Элана… кровь… и нож у него в спине.

А книга… она валялась на полу… возле его руки, как будто он уронил ее со стола.

Глава 25

Мисс Силвер сидела с вязаньем в утренней комнате дома над обрывом, где было так спокойно и прохладно.

Она облюбовала себе низкое кресло без ручек — продукт Викторианской эпохи. Тогда рукоделие считалось неотъемлемым атрибутом женского совершенства, и в этом низком кресле с прочной спинкой было очень удобно вязать.

В ее квартире стояло такое же, доставшееся ей в наследство от тетушки, и мисс Силвер очень им дорожила. Жара снаружи достигла рекордной отметки, но в этой комнате было свежо.

Полиция на время закончила допрос всех присутствовавших. Инспектор Кольт ушел. Но мисс Силвер была не одна. Инспектор Эбботт стоял спиной к украшенному резьбой камину и беседовал со своей «высокочтимой наставницей».

— Вы перебрались в этот дом?

— Миссис Хардвик любезно пригласила меня пожить у них.

— Не представляю, как вам это удалось! — то ли с восхищением, то ли с раздражением воскликнул Эбботт.

Мисс Силвер позволила себе укоризненно кашлянуть:

— Все очень просто, мой дорогой Фрэнк! Как я уже говорила, миссис Мейбери обратилась ко мне за помощью.

Я сказала ей, что готова помочь, но для этого мне необходимо общение с гостями дома и возможность подробного наблюдения. Миссис Хардвик предложила мне перебраться из «Морского пейзажа» сюда.

Фрэнк вскинул руки:

— О да… Вы имеете возможность видеть все изнутри.

Возможность, которой мы, несчастные полицейские, никогда не имеем. Мы видим только тщательно ухоженный " фасад, откуда убран весь мусор.

Мисс Силвер всем своим видом дала ему понять, что метафора изяществом не блещет. Она не произнесла ни слова, но инспектор Эбботт почувствовал себя неловко.

После короткой, но многозначительной паузы мисс Силвер сказала:

— Разумеется, возможность побыть в кругу семьи даст большое преимущество. Люди расслабляются, они не могут быть всегда настороже.

Фрэнк Эбботт согласно кивнул:

— Да, здесь у вас все козыри в руках. Скажите, какое у вас сложилось впечатление о миссис Мейбери?

Мисс Силвер достала новый клубок. На другую кофточку останется слишком мало шерсти. Правда, можно будет добавить несколько белых полосок. Однако эти мысли не отвлекли ее от вопроса, который задал ей Фрэнк.

— А ты сам что об этом думаешь?

Инспектор слегка приподнял бровь:

— Ну, либо она искусная лгунья, либо она говорит правду.

— Я тоже так думаю.

— Что она говорит правду?

— Да, Фрэнк.

— А почему вы так думаете?

— Она не старалась произвести благоприятное впечатление. В ее рассказе были моменты, когда незначительное отклонение от реальных фактов могло бы представить ее в более выгодном свете, но она не воспользовалась этой возможностью. Кроме того, хотя она и была потрясена, расстроена и испугана, ее главным образом беспокоило не то, что ее могут арестовать за убийство, а то, что ее муж может узнать об одном ее неблаговидном поступке.

— Я и сам это заметил. Мы пока не пытались выяснить, в чем именно состоял ее проступок, но Филду он дал над ней власть. А у нее появилось основание для убийства.

Мисс Силвер кивнула:

— На первый взгляд — да. Но на самом деле, я думаю, это не так. Она рассказала мне всю эту историю, хотя могла и не делать этого, и ее беспокойство, о котором я уже говорила, было очень заметно. Она думала только о своем муже и, кажется, не замечала, что дает показания, которые могут навлечь на нее еще большие подозрения. Я бы хотела отметить, что ее истинные чувства к мужу вовремя остановили ее, и она не совершила поступка, в котором надо раскаиваться. Но тем не менее она поставила себя в двусмысленное положение, чем и воспользовался Элан Филд.

Фрэнк присвистнул:

— Значит, у него действительно были основания для шантажа! В ужасе, что Элан Филд расскажет все мужу, она согласилась встретиться с ним в двенадцать двадцать, а спустя некоторое время вся в крови вернулась в дом. Весьма затруднительное дело…

Мисс Силвер улыбнулась:

— Нет нужды говорить тебе, что доказать шантаж будет чрезвычайно трудно.

Фрэнк рассмеялся:

— Вы, как всегда, смотрите в корень! Давайте на минуту примем вашу точку зрения. Предположим, что наша прелестная Пеппи — жертва шантажа. Упоминание ножика для разрезания страниц, принадлежащего миссис Филд, казалось бы, налагает вину за убийство на кого-то из этого дома. Но, оказывается, это не так, если принять во внимание дальнейшие показания Пеппи Мейбери. А мы должны их принять, потому что они подтверждаются показаниями остальных обитателей дома. Пеппи утверждает, что нож торчал в книге «Страницы из жизни выдающихся викторианцев», которую миссис Филд брала с собой в среду на пляж. То же самое говорят миссис Хардвик, леди Кастлтон, миссис Тревер и сама миссис Филд.

— Если речь идет об утре, я тоже могу подтвердить это.

— Что касается вечера, миссис Хардвик утверждает, что книга была все еще на пляже. То же самое сказала и миссис Филд. Они оставили все свои вещи в пляжном домике и заперли его. Пеппи Мейбери утверждает, что видела кинжал там после полуночи, когда споткнулась о тело Филда, и что книга тоже была там — валялась на полу возле протянутой руки Филда. Это совершенная правда, потому что, когда по звонку полковника Энтони туда прибыл Кольт, книга действительно была там. Так что, мне кажется, показания Пеппи в отношении ножа и книги нам следует принять. А это означает, что кинжал находился в домике, и им мог воспользоваться любой, кто там оказался. Теперь давайте подумаем, кто бы это мог быть.

Мисс Силвер кашлянула:

— Надеюсь, ты не забыл мистера Кардосо?

— Конечно нет. Он у нас подозреваемый номер один.

Он вполне мог убить. Времени у него до полуночи, после того как он покинул бар «Веселый рыбак», было предостаточно. Правда, они с Мари Боннет утверждают, что провели время вдвоем. Я не очень доверяю Мари и думаю, что ее очень даже можно подкупить. И тогда у такого алиби есть слабая сторона — Кардосо целиком в руках этой девушки. Если она решит, что ее обманули и мало заплатили или что лжесвидетельство слишком рискованно, ей достаточно обратиться в полицию, и Кардосо крышка. Не думаю, чтобы он сознательно пошел на это.

Мисс Силвер задумчиво посмотрела на Фрэнка:

— Он утверждает, что Мари вернулась в пансион, пробыла там некоторое время — пока мисс Эннинг не заперла дверь, — а потом вылезла через окно. Вполне возможно, что мистер Филд поступил так же, тоже вышел через окно.

Мисс Эннинг говорит, что он был дома, и она не знает, как он его покинул. Но он вышел — как, когда? Его могли видеть и Мари, и мистер Кардосо, который, как он утверждает, поджидал Мари. Было бы совсем несложно проследить за Эланом Филдом, дойти с ним до пляжного домика. Возможно, Кардосо и не предполагал прибегать к насилию…

— Вполне вероятно. Но как это доказать, если Мари не откажется от своих показаний?

— Не знаю.

— Я тоже. Теперь я хотел бы обсудить с вами другого подозреваемого. Что вы думаете о Джеймсе Хардвике?

— Господь с тобой!.. Ты удивляешь меня.

— Ну, поскольку мне удается это не часто, надо воспользоваться случаем. Вот подумайте. Миссис Хардвик росла вместе с Филдом, они собирались пожениться. Он бросил ее в день свадьбы и срочно укатил в Южную Америку, оставив всех в полном смятении. Мне удалось выяснить, что накануне отъезда у Филда была куча денег, он угощал выпивкой всех вокруг. Мой приятель, который рассказал мне все это, был тому свидетелем и слышал собственными ушами, как Филд признался, что ему необходимо сгинуть, поскольку что он заключил выгодную сделку, и ее условие — исчезновение. Джордж тогда подумал, что Кармона Ли будет счастливее без Элана Филда, а когда три месяца спустя она вышла замуж за Джеймса Хардвика, мой приятель понял, что это была за сделка. Так что если все это правда, Хардвик, наверное, не очень-то обрадовался возвращению блудного сына. Сам он вернулся из командировки в среду и обнаружил Филда у себя в доме. Говорят, приветствовал он его, так сказать, сдержанно, и Филд вскоре ушел. По свидетельству дворецкого, миссис Хардвик была не в духе и за ужином больше молчала. Миссис Тревер предположила, что у Кармоны болела голова. Она тогда подумала, что недомогание совсем некстати, ведь вернулся Джеймс. Правда, остальные уверенно заявили, что Кармона держалась как обычно. Мы не знаем, что произошло между Хардвиками, но, согласитесь, ситуация сложилась не из приятных, и они могли поссориться. Есть основания полагать, что встреча их не была радостной.

Ничего более определенного у нас нет, но было бы интересно поразмышлять. Допустим, Филд вывел Кармону из себя, а) пытаясь приставать к ней, б) пробуя шантажировать ее или в) выболтал все насчет сделки. Разве этого недостаточно для крупной семейной сцены? Оставим два первых предположения пока в стороне. Вы хорошо знаете женщин. Как вы думаете, какова была бы реакция Кармоны, узнай она о том, что стала предметом купли-продажи?

Продолжая вязание, мисс Силвер сказала:

— Она была бы глубоко оскорблена и, по всей вероятности, это вывело бы ее из себя.

— Совершенно верно. И в любом из трех случаев Джеймс был бы вне себя. Теперь предположим, что он заметил выходившую из сада Пеппи Мейбсри и принял ее за Кармону. Это вполне возможно. Не думаю, что в полночь видна разница в цвете волос. К тому же человек, объятый ревностью, не всегда способен мыслить разумно. Так вот, он мог пойти за ней следом… хотя нег, это не годится, ведь тогда он должен был прийти первым в домик на пляже, причем намного раньше се, чтобы успеть поскандалить с Филдом, а потом нанести ему удар ножом. Жаль, эта версия казалась мне вполне подходящей.

Мисс Силвер задумчиво смотрела на уродливое индийское украшение из меди, громоздившееся позади Фрэнка справа на камине. Она размышляла, стоит или нет высказать свою точку зрения. Решившись, она повернулась к Фрэнку и, слегка кашлянув, сказала:

— Если показания миссис Мейбери правдивы, — а я верю, что это так, — кто-то побывал в домике до нее. Ты не задумывался над тем, что человек, которою следует считать убийцей, возможно, условился с Эланом о встрече, а возможно, и нет. Тогда этот кто-то либо следил за мистером Филдом, либо, заметив в домике свет, заглянул туда из праздного любопытства, а дальше…

Фрэнк бросил на мисс Силвер быстрый взгляд:

— У вас есть основания считать, что за ним кто-то следил? Потому что это наводит меня на мысль о моем третьем подозреваемом — мисс Дарси Эннинг. Если предположить, что Элан Филд выскользнул из дома через окно, то мы можем допустить, что его могла заметить мисс Эннинг и последовать за ним. Вы знаете, когда мы допрашивали Мари Боннет, она вела себя очень подозрительно. Кольт спрашивал ее, правда ли, что она снова вышла к Кардосо после того, как вернулась в пансион? Не пытался ли он подкупить ее, чтобы она дала выгодные для него показания? Не боится ли она, заявляя об этом, потерять свое место? Отвечая на вопросы, Мари Боннет играла саму невинность. Разве не должна она быть откровенной с полицией? Нет, она не боится потерять свое место, мисс Эннинг ценит ее услуги и не захочет расстаться с ней. Однако… словами это не передашь, но у нее был такой вид — наглый, хитрый, самоуверенный… не знаю, как сказать точнее. Тогда у меня закралась в голову мысль, нет ли у нее какого козыря против мисс Эннинг, чего-нибудь покрупнее, чем фраза, брошенная в лицо Элану: «Я готова убить тебя за это!» Я ожидал, что она как-нибудь проговорится, но этого не произошло.

Мисс Силвер продолжала вязать. Помолчав немного, она заметила, что Фрэнк представил на выбор трех подозреваемых. Не хватает только улик для ареста кого-нибудь из них.

Фрэнк Эбботт бросил на нее проницательный взгляд:

— Вы и в самом деле считаете, что для ареста Пеппи Мейбери не хватает улик?

Глава 26

После ленча мисс Силвер отправилась в пансион «Морской пейзаж» поискать запропастившийся куда-то клубок шерсти. А Кармона пошла в кабинет мужа. Когда она вошла, Джеймс сидел за письменным столом. Он отложил в сторону бумаги, посмотрел на жену и заметил, что она бледна. Но это была не та лучезарная бледность, которая поразила его, когда он увидел ее впервые, а бледность измученной и отчаявшейся женщины.

Кармона закрыла за собой дверь и тихо, но твердо сказала:

— Джеймс, так больше продолжаться не может. Мне необходимо поговорить с тобой.

Он положил ручку.

— Есть вещи, о которых не стоит говорить, тебе не кажется?

Кармоне показалось, будто он сделал или только хотел сделать какое-то движение в ее сторону… И действительно, Джеймсу захотелось схватить Кармону, спросить: «Что с тобой? Разве со смертью Элана все кончилось? Неужели он так много для тебя значил?» Но он сдержался и ничего не сказал.

Вид у Джеймса был суровый и не сулил утешения. Слабая надежда, что он успокоит ее, погасла.

— Мне правда это необходимо… я больше не могу так… — упавшим голосом сказала Кармона.

Джеймс, нахмурившись, смотрел на нее. Ну, если это так необходимо, то пусть говорит, и лучше с ним, чем с кем-то еще. Но только не здесь, где столько глаз и ушей, волнений, угрызений совести и всяких прочих эмоций, столько людей, все замечающих. Джеймс отодвинул стул и встал:

— Я бы предпочел этого не делать, но если тебе необходимо поговорить с кем-то, то пусть это буду я. Но только не здесь, в этом муравейнике, где поселилась полиция.

Я выведу машину, и мы прокатимся вдоль побережья.

Там, правда, жарко, но зато никто не подслушает. Надень шляпу.

Действительно, было жарко. Солнце пекло нещадно, укрыться в тени было негде. Когда особняки остались позади, Джеймс сказал:

— Если ехать со скоростью сорок миль, то будет прохладнее.

— Но тогда я не смогу говорить, — возразила Кармона.

Джеймс улыбнулся:

— Какая ты смешная! Сорок миль — это почти ползком, к твоему сведению. Ладно, пятнадцать-двадцать, думаю, будет как раз.

Стрелка спидометра остановилась на цифре 25. Солнце припекало, но легкий ветерок все-таки чувствовался.

— Джеймс, мне надо знать. Я больше не могу выносить эту тяжесть. Ты должен мне сказать. Где ты был в среду ночью?

— Я?

— Да.

— Что ты имеешь в виду?

— Я проснулась, а тебя не было. Я испугалась, кто-то бежал от обрыва к дому и плакал. Я искала тебя, заглянула в гардеробную, но там тебя тоже не было. Я вышла на лестничную площадку и увидела Пеппи. Платье ее было пропитано кровью. Мы пошли к ней в комнату. Элан шантажировал ее. Она ходила в пляжный домик, чтобы отдать ему свое жемчужное ожерелье. Там она споткнулась о его тело и упала. Вот почему она была вся в крови. Элана закололи ножом.

— Да, так она рассказала полиции, насколько я понял.

Ты веришь ей?

— Верю. Если бы ты ее видел тогда… В таком состоянии, в каком она была, не обманывают. Но дай мне продолжить. Мы сожгли ее платье и чулки. Туфли на ней были пляжные, их мы отмыли. О том, что на лестнице остались пятна крови, мы не знали. Нам казалось, что уничтожены все следы… Все это заняло у нас полчаса. Когда я вернулась в спальню, ты был уже в постели и спал, а может. хотел, чтобы я думала, что ты спишь. — Кармона смотрела не на Джеймса, а на его руки, твердо державшие руль и ждала, что он скажет. Но он молчал. И тогда она обрушилась на него с такой яростью, которую он не подозревала в ней:

— Где ты был? И о чем ты думал, когда обнаружил, что меня нет? Тебя не было ни в гардеробной, ни в спальне, когда я спала. Где был ты и где, ты думал, была я? Мне нужно это знать.

— Иногда неведенье лучше, — бесстрастно заметил Джеймс.

Кармона почувствовала, как сквозь зной на нее пахнуло холодом. Голос ее сел, и она прошептала:

— Что ты хочешь сказать? Джеймс… прошу тебя…

Он засмеялся:

— Только то, что сказал. Когда тебе задают слишком много вопросов, как, например, полиция, иногда полезно иметь возможность сказать правду — что ты просто ничего не знаешь.

— Мне нужно знать, — повторила Кармона.

— Хорошо, я отвечу тебе. Потушив свет в гардеробной, я выглянул в окно. Кто-то шел по саду к тропинке, ведущей на пляж. Было, наверное, четверть первого. Я подумал, что для прогулки это весьма странное время. Потом мне пришло в голову, что это мог быть кто-нибудь посторонний. Я спустился вниз — проверить, все ли в порядке, и обнаружил, что стеклянная дверь гостиной приоткрыта. Нашего бедного старикана Бистона хватил бы удар.

Я не мог ни запереть дверь снова, ни оставить ее открытой, и решил выйти.

Кармона глубоко вздохнула:

— Пеппи говорит, что, когда она поднялась назад по тропинке, у нее появилось ощущение, будто за ней кто-то наблюдает. Это был ты?

— Наверное.

— Ты понял, что это Пеппи?

— Я подумал, что, возможно, это она. Она была очень взволнованна… всхлипывала и тяжело дышала.

— Почему же ты не заговорил с ней?

— По правде говоря, я ничего не хотел знать про ее дела.

Холодный страх не покидал Кармону. Рассказ Джеймса ничего не прояснил. Если он шел вслед за Пеппи, где он был, когда она спустилась на пляж? Если он тоже спустился, она бы услышала его шаги по гальке — идти бесшумно по гальке невозможно. А если он остановился у тропинки, Пеппи столкнулась бы с ним, когда бежала обратно.

— И как ты поступил? Пеппи спустилась на пляж. Ты пошел за ней? Но тогда она услышала бы твои шаги.

Помолчав немного, Джеймс продолжил свой рассказ:

— Когда я открыл калитку сада, я никого не увидел на скале. У меня был фонарь, но я не хотел его зажигать.

Я дошел до тропинки, ведущей на пляж. Кто-то по ней спускался. Но разобрать, кто это, мужчина или женщина, было нельзя. Я прошел немного вдоль скалы и повернул назад. И в это время кто-то поднялся с пляжа. Вот все, что я могу тебе рассказать.

У Кармоны осталось ощущение, что это не все, но облегчение, которое она испытала, помешало ей задуматься над этим. Она протянула руку и дотронулась до Джеймса:

— О, Джеймс!

— Ты удовлетворена? Или все еще втайне подозреваешь, что я каким-то образом добрался до домика раньше , Пеппи и убил Филда?

— Джеймс!

— Разве не об этом ты думала?

— Думала — не то слово…

— Это тебя мучило, да? Сказать, что я польщен, не могу. Не в моем характере наносить удар в спину. По крайней мере, так мне кажется. Немного отдает средневековьем, ты не думаешь?

Кармона ни о чем не думала. На нее нахлынула горячая волна чувств. По лицу ее бежали слезы.

Джеймс Хардвик остановил машину.

Глава 27

Мисс Силвер надела шляпу и ажурные перчатки — милый подарок племянницы Дороти, — как раз по погоде, и только тут обнаружила, что ее легких летних ботинок нет на месте. Видимо, их забрала миссис Роджерс с похвальным намерением почистить. Все уличные ботинки мисс Силвер зашнуровывались до самых лодыжек, и посторонний глаз не заметил бы разницы между той парой, на которую она сейчас с неодобрением взирала, и той, которая, скорее всего, находилась сейчас где-нибудь в подсобке возле кухни. Но мисс Силвер больше устраивали те ботинки, потому что эти были толще, тяжелее и не годились для поистине тропической жары. Покачав головой, мисс Силвер спустилась вниз, прошла через холл и открыла дверь, ведущую на заднюю половину дома. Привыкшая считаться с людьми и не доставлять им лишних хлопот, она остановилась и прислушалась, закончили ли свою дневную трапезу слуги. Если миссис Роджерс уже свободна, мисс Силвер спросит ее про ботинки.

Отворив дверь, она убедилась, что обед окончен, и шагнула в небольшой коридор. Все двери были открыты нараспашку. Слышался звон посуды, бежала вода, доносившийся разговор то перекрывал ее шум, то заглушался им.

Миссис Роджерс мыла посуду, Бистон хлопотала над бокалами и серебром.

— Она совсем потеряла голову, скажу я вам, — донесся от раковины голос миссис Роджерс.

— Лично я ничего не имею против французов.

Услышав эти слова, мисс Силвер решила, что ее профессиональный долг — послушать разговор дальше. Как женщине благородной ей претила эта обязанность, но поскольку речь шла, по всей видимости, о Мари Боннет…

Она остановилась, придерживая дверь, и услышала, как миссис Роджерс сказала:

— Так-то оно так. Я и сама не против них, коли ведут они себя как положено. Но Мари так важничает, словно дом откупила, и только ждет, когда ей преподнесут его на блюдечке.

Ответ миссис Бистон заглушил плеск воды. Следующее, что удалось разобрать мисс Силвер, были слова миссис Роджерс:

— Не больно приятно иметь дело с полицией. Этим нечего гордиться, особенно порядочным людям… Я так и сказала ей утром. Она подметала крыльцо, когда я проходила мимо. А она и говорит: «Мне недолго осталось заниматься такой работой». Я спросила: «В отпуск, знать, уезжаешь?» А она задрала нос и говорит: хватит ей, мол, натирать мозоли. Но ведь известное дело, что случается с девчонками, которые воображают, что могут обойтись без работы. Я ей и говорю: «Ой, Мари, поосторожней, хлебнешь горюшка!» А она засмеялась и говорит: «Скажи лучше, в люди выбьюсь».

— В люди выбьется? — в разговор вмешался Бистон. — Ну, это можно понимать двояко. Выбьется, коль сумеет кое-что выбить из этого дела для себя. Понимаешь?

— Нет, не понимаю, — резко сказала миссис Бистон.

Бистон засмеялся:

— Я не я буду, коли эта девчонка не отхватит себе кругленькую сумму за свое молчание!

Миссис Роджерс закрыла кран. Голоса теперь были отчетливо слышны.

— А что такое она может скрывать? — спросила миссис Бистон.

Бистон усмехнулся:

— Что ты спрашиваешь у меня! Спроси лучше у девчонки или у мистера Кардосо, с которым она в среду провела полночи, как она говорит. Если бы она не попридержала язык, его бы уже арестовали. Ни за что не поверю, будто девчонка сделала это задаром.

В этот момент мисс Силвер решила, что, пожалуй, она наденет свои тяжелые ботинки. И когда Бистон стал говорить миссис Роджерс, чтобы она никому не рассказывала о том, что слышала от него, мисс Силвер тихонько закрыла дверь и вернулась в свою комнату. Зашнуровывая ботинки, она размышляла над словами Бистона. Ничего неожиданного в них не было, они лишь подтверждали ее собственные подозрения. Но почему Мари ведет себя так, что еще больше усугубляет эти подозрения? Над этим надо подумать. Если Мари намеревается шантажировать убийцу Элана Филда, она встает на очень опасный путь.

Мисс Силвер вышла из дома и направилась к пансиону.

Дверь открыла Мари Боннет. Она сообщила, что мисс Эннинг ушла за покупками.

— Я говорила ей, что лучше бы она отдохнула в эту жару.

Ведь то, за чем она пошла, можно было бы купить и попозже. Испечь яблоки — много времени не надо. Но разве она послушает? Она не из тех, кто сидит сложа руки. Мечется то сюда, то туда, везде нужно успеть. Я бы ни за что не согласилась иметь такой дом! Туда-сюда, туда-сюда, никакой передышки! Что за радость!

Мисс Силвер внимательно наблюдала за Мари. Щеки у той раскраснелись, глаза сверкали. Обычная скромность сменилась развязностью, которая в любой момент могла обернуться нахальством. Никто не умел поставить человека на место лучше, чем мисс Мод Силвер. Не только ученики, прошедшие через ее класс, но и многие солидные и умные люди, чувствовали себя не в своей тарелке под ее укоряющим взглядом. Но сейчас взгляд ее не укорял. Мисс Силвер смотрела на Мари Боннет вопрошающе:

— Да, радости никакой бы не было… для вас. Вы уезжаете из Клифтона?

Мари вскинула голову:

— А чего я здесь не видела? Если подворачивается счастливый случай, почему бы им не воспользоваться?

— А вам такой случай подвернулся?

— Это мое дело!

Мисс Силвер ничего не оставалось, как согласиться:

— Да, вы правы. Но бывают случаи, которые приводят к печальным результатам. Строить свою выгоду на лжи иногда бывает рискованно.

В темных глазах сверкнул злой огонек, но тут же погас под опустившимися ресницами:

— Не понимаю, о чем вы говорите.

Мисс Силвер строго смотрела на Мари и все больше убеждалась, что ее подозрения небеспочвенны. Дерзость Мари, ее внутреннее напряжение и все обстоятельства, связывающие ее с Хосе Кардосо, укрепила подозрения мисс Силвер.

— Если вы знаете о чем-то, что бросает тень на другого человека, вы в опасности. Если вы требуете вознаграждения за свое молчание, вы в двойной опасности, поскольку нарушение закона предполагает наказание. Вы прожили в Англии немало лет и, наверное, знаете, что означает слово «вымогательство». На вашем родном языке оно звучит как chantage!

Мари Боннет подняла на мисс Силвер невинный взгляд. У нее чесались руки — так хотелось вцепиться этой старухе в горло. Но она понимала, что надо убедить эту благочестивую старую деву, читающую ей нотации, в том, что она заблуждается. Эти активные старухи вечно суют свой нос в чужие дела. И надо же было ей появиться в тот момент, когда Мари размечталась, как потратит деньги, которые ей обещал Хосе…

Мари взмахнула ресницами и воскликнула:

— Но, мадемуазель…

Подозрения мисс Силвер окончательно укрепились. Не будь для них оснований, Мари позволила бы себе возмутиться. Но она приложила все силы, чтобы сдержаться, а это означает только одно…

— Все, Мари. Не думаю, что мисс Эннинг задержится. Я подожду ее. — С этими словами мисс Силвер направилась к лестнице. — А пока я загляну к миссис Эннинг — не виделась с ней уже несколько дней.

С тех пор как мисс Силвер нанесла ей свой последний визит, прошло почти три дня — они не виделись с вечера среды. Тогда Элан Филд был еще жив, и миссис Эннинг, находясь в возбужденном состоянии, заявила, что он должен понести наказание. Он причинил зло Дарси, когда бросил ее и уехал, — зло должно быть наказано, так говорится в Библии.

Мари на миг растерялась. Она знала, что мисс Эннинг не разрешила бы мисс Силвер навестить свою мать.

После убийства Элана Филда она никому не разрешала заходить к ней. Она сама относила ей еду, заправляла постель, убирала комнату. Всем окружающим она говорила, что смерть мистера Филда встревожила ее мать, и чтобы успокоиться, ей нужен покой. Все было именно так, но Мари не собиралась говорить об этом мисс Силвер. Она была не так глупа. У мисс Силвер тесные связи с полицией. Было бы неразумно спорить с ней.

Мисс Силвер беспрепятственно вошла в уютную комнатку миссис Эннинг. Та, как обычно, сидела в своем кресле. На коленях у нее лежали пяльцы. В руке она держала иглу с бледно-зеленой нитью. Когда мисс Силвер поздоровалась, она слегка вздрогнула, а потом пожаловалась:

— Вы больше не приходите меня навещать.

Мисс Силвер улыбнулась:

— Я решила немного погостить в доме над обрывом.

— У Эстер Филд? Хотя нет, это же не ее дом, а Кармоны. Теперь она Кармона Хардвик. Дарси говорит, что я все забываю, но это-то я не забыла. Мы раньше были с ними очень близки. Кармона тоже была помолвлена с Эланом. Уже после того, как он уехал и бросил Дарси, и все пошло не так, как надо. Такой уж он был — заставлял девушек влюбляться в себя, а потом бросал их. — Слабый голос ее вдруг стал резким и злым. — Он был коварным!

Девушки неопытные… им надо бы получше разбираться в жизни. Он должен был понести наказание за свое коварство! Порок всегда следует наказывать! — Она говорила торопливо, лицо у нее раскраснелось. — Но он уже наказан, вы знаете? Кто-то ударил его ножом, он мертв. Нож торчал у него в спине, и он был мертв. Больше он не будет соблазнять и бросать девушек. Это дурно, и он наказан за это. Вы не представляете, какая красивая была Дарси… и какая веселая…

Дверь открылась, и вошла мисс Эннинг. Загар не скрывал ее бледности, под глазами были огромные темные круги, губы плотно сжаты, лицо напряжено.

— Мисс Силвер, мама нездорова и не может принимать посетителей. Я вынуждена попросить вас уйти. Мари не должна была пускать вас к ней.

Мисс Силвер встала, не проявив никаких признаков обиды.

— Пожалуйста, не вините ее. Я вошла сюда без разрешения. Пусть миссис Эннинг отдыхает. Я, собственно, пришла к вам. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

Немного помедлив, Дарси повернулась и направилась к двери. Они молча спустились вниз.

В кабинете мисс Эннинг остановилась у окна. Она смотрела в сад, но не видела его, не видела дорожку, посыпанную гравием, с вечнозеленым кустарником по краям. Она видела лишь то, чем полны были ее мысли. Горькие мысли.

— Зачем вы пришли? — повернувшись к мисс Силвер, спросила она.

— Мисс Эннинг, присядьте, пожалуйста.

— Благодарю, я лучше постою. Зачем вы пришли сюда?

— Хотела с вами поговорить.

— Ну вот, я здесь. Что вам угодно? — И взгляд; и голос ее были напряжены до крайности.

Дарси понимала, что разговор предстоит необычный.

— Я была обязана прийти, — мягко сказала мисс Силвер. — Полиция в любой момент может арестовать миссис Мейбери. Мой долг — предотвратить это, если возможно.

— Зачем им арестовывать ее? — все так же сухо спросила Дарси.

— Я не могу вдаваться в подробности, но… против нее есть некоторые улики.

— Ну, тогда почему бы им не арестовать ее? Если это сделала она.

— Не думаю, что это сделала она. Мне кажется, у вас есть сведения, которые могли бы помочь прояснить это дело.

— У меня нет никаких сведений.

— Мисс Эннинг…

— Я повторяю. У меня нет никаких сведений.

Наступило молчание. Мисс Силвер смотрела на нее с сочувствием:

— Не надо так, мисс Эннинг. Я уважаю ваши чувства, но не можете же вы позволить арестовать невинного человека. Хотите, я поделюсь с вами тем, что сама видела и слышала в ту страшную ночь?

— Вы?

Мисс Силвер кивнула:

— Ночь, как вы помните, была удивительно теплой. Мне не спалось. Я села у окна. С моря дул свежий ветерок, над темным заливом простиралось звездное небо. Зрелище было великолепное. Я наслаждалась им, как вдруг стукнула калитка, выходящая на скалу, затем я услышала, что по саду кто-то идет. Я увидела двух людей, идущих к дому. Немного погодя услышала голос вашей матери. Она что-то сказала, и вы ей ответили. В тот момент вы как раз проходили под моим окном, и я отчетливо слышала каждое слово. Ваша мать сказала: «Люди, совершающие зло, должны быть наказаны. Я всегда говорила, что настанет день, и он будет наказан». А вы сказали: «Мама, ради бога, замолчи!»

Мисс Силвер умолкла.

— Ну, и что дальше?

— Вы вошли в дом через стеклянную дверь гостиной и поднялись наверх. Я не могла не почувствовать, что миссис Эннинг была неспокойна, возбуждена. Прошло не меньше часа, прежде чем вы покинули ее комнату.

— Вы и подслушивали, я полагаю!

Мисс Силвер была крайне возмущена:

— Я надеюсь, вы ничего подобного не думаете, мисс Эннинг. Я не могла не услышать разговор под моим окном или не узнать голоса на лестнице. Но подслушивать, о чем вы говорили в комнате…

— Мама, как вы уже заметили, была очень неспокойна.

Она забрела в сад и не хотела возвращаться в дом. В таком состоянии она может говорить все что угодно. Ее мысли бродят в прошлом. И то, что она говорит, часто не имеет никакого отношения к тому, что происходит сейчас.

— Не всегда. То, о чем миссис Эннинг говорила тогда ночью, касалось, если не ошибаюсь, мистера Элана Филда.

Дарси Эннинг рассмеялась, если можно было назвать смехом эти резкие, полные горечи звуки.

— Какая ерунда!

— Не думаю. Миссис Эннинг произнесла те же слова, что неоднократно повторяла раньше.

— Какое вы имели право допрашивать ее?

— Тогда — никакого. Я и не допрашивала ее, уверяю вас. Она говорила о коварстве Элана Филда и о том, что он заслуживает наказания, а я старалась направить ее мысли в более приятное русло.

Дарси Эннинг дальше первой фразы не слушала и прямо взорвалась:

— Что значит «тогда»?.. Что, тогда вы не имели на это право, а сейчас имеете? Вы что, считаете, что оно у вас есть?

Мисс Силвер так и осталась стоять, после того как мисс Эннинг отказалась сесть. Теперь она повторила свою просьбу:

— Прошу вас, присядьте, давайте поговорим спокойно.

— Мне нечего сказать.

— Но вы ведь задали мне вопрос, не так ли?

Нетерпеливым движением Дарси протянула руку к стулу, стоявшему возле письменного стола, и рывком отодвинула его. Она бы предпочла стоять, если бы могла, но комната вдруг поплыла у нее перед глазами. Расслабиться ей не удастся, но, по крайней мере, стул не даст ей упасть.

Она ощутила под собой твердое сиденье и положила руку на подлокотник.

— Что вы хотите сказать?

Мисс Силвер тоже села и строго, но спокойно сказала:

— Вот что, мисс Эннинг. Если тогда у меня не было права о чем-то расспрашивать, то теперь есть. На случай, если вы не знаете, кто я по профессии, сообщаю вам — я частный детектив, и меня наняли расследовать дело об убийстве Элана Филда.

— Мне нечего сказать вам, — повторила Дарси, преодолевая внезапный шум в ушах.

Мисс Силвер кашлянула:

— Советую сам выслушать меня. Я никому не говорила о том, что слышала в среду ночью под своим окном, но я не смогу молчать, если дело дойдет до ареста миссис Мейбери.

— Пеппи Мейбери? — удивилась Дарси.

— Дело может обернуться против нее. У нее была назначена встреча с Эланом Филдом в пляжном домике после полуночи. Он шантажировал се, и она должна была принести ему свой жемчуг. Она пришла, но, как она утверждает, Элан был уже мертв. Вы должны понимать, что любые показания — любые! — которые либо подтвердят ее заявление, либо помогут уточнить время совершения преступления, чрезвычайно важны.

— Шантаж… — еле слышно пробормотала Дарси и с горечью добавила:

— Ничего удивительного!

— Вы понимаете, что я не могу больше молчать. Должна поставить вас в известность, что полиция уже знает из показаний Мари Боннет, что вы в гневе бросили мистеру Филду: «Я готова убить тебя за это!»

— Мари?

— Это было во вторник. Она проходила по холлу в тот момент, когда моя племянница открыла дверь вашего кабинета. Они обе слышали, что вы сказали, и, если потребуется, Этель будет обязана подтвердить показания Мари Боннет. Полиции известно также, что вы были помолвлены с мистером Филдом и что он проявил непорядочность по отношению к вам. Я вовсе не хочу расстраивать вас, но ваша мама неоднократно говорила, как дурно он поступил, и выказывала уверенность, что он понесет за это наказание. Вы, наверное, понимаете, что все это бросает и на вас некоторое подозрение. Когда станет известно, что миссис Эннинг выходила в ту ночь из сада и что вы тоже вышли следом или раньше ее…

Дарси Эннинг подняла голову:

— Вы не правы. Ночь была душная, и мама вышла в сад подышать свежим воздухом. Она часто засиживается допоздна и, если чувствует, что не уснет, то идет в сад. Я услышала, что она вышла, и пошла за ней, чтобы уговорить ее вернуться в дом. Не может быть и речи, что кто-то из нас выходил из сада. Вы делаете из мухи слона. Л теперь, пожалуйста, уходите.

Лицо мисс Силвер не утратило ни спокойствия, ни строгости.

— Сейчас уйду, мисс Эннинг. Но прежде хочу вам рассказать вот о чем. Ваша мама, перед тем как вы вошли в комнату, говорила об Элане Филде. Уверяю вас, что я не упомянула даже его имени. Только сказала, что гощу сейчас в доме над обрывом. Она сразу вспомнила миссис Хардвик, а потом заговорила о мистере Филде. Сказала, что Кармона Хардвик была помолвлена с ним, и что он бросил ее тоже. Затем стала говорить о его коварстве, о заслуженном наказании. Она очень разволновалась и сказала:

«Он наказан, вы знаете? Кто-то ударил его ножом, он мертв. Нож торчал у него в спине!»

Дарси молчала.

Немного погодя мисс Силвер сказала:

— Вы должны понимать, что это значит. Газеты не давали описания раны. Миссис Эннинг говорила о том, что видела.

— Мама живет снами… — с усилием, на которое было жалко смотреть, произнесла Дарси. — Она описывает то, что видит в них. Нельзя придавать этому значение… — Голос ее становился все тише и тише, а потом совсем угас.

Глава 28

Подходя к полицейскому участку, Френк Эбботт обратил внимание на молодую пару, которая казалась очень взволнованной. Девушка была необыкновенно изящна и хорошо одета. Это была мисс Мирта Пейдж, работавшая в местном дамском салоне. Ее приятель, Норман Иванс, служил клерком в адвокатской конторе напротив. Они о чем-то спорили. Подойдя поближе, Фрэнк услышал, как девушка сказала:

— Я говорила, что встречусь с тобой здесь, но не говорила, что пойду в полицию.

— Хватит спорить, надо решать, что делать.

— Я и решила! Пусть полиция сама разбирается с убийством! Это не наше дело!

Фрэнк замедлил шаг.

— Но, Мирта…

— Плевать мне на то, что она сказала! Мы ведь не видели, как она это сделала, верно? И со скалы его никто не столкнул! Вот если бы столкнули, тогда бы ты мог меня тут чем-то запугивать! Да-да, именно запугивать! А я этого терпеть не могу! Так что подумай хорошенько!

Фрэнк Эбботт поравнялся с ними и заговорил с мистером Ивансом.

Чуть позже Фрэнк встретился с мисс Силвер. Она сразу почувствовала, что у него появились новые сведения.

И он не заставил себя долго ждать.

— Боюсь, чаша весов склоняется не в пользу Пеппи Мейбери, — сказал он.

— Какие у тебя основания так думать? — спросила она серьезно, но не слишком обеспокоенно.

— Еще несколько убедительных показаний. Двое молодых людей, гулявших по скале вечером во вторник, слышали обрывок разговора между Эланом Филдом и Пеппи Мейбери. Элан, видимо, ее шантажировал. Они услышали, как Пеппи воскликнула: «Удивляюсь, как до сих пор тебя никто не убил!» А он ответил: «Ну, дорогая моя, сказанула! Смотри, кто-то идет!»

После долгого молчания мисс Силвер поделилась с Фрэнком своими соображениями:

— Так что? Подобные слова произносятся очень часто. На них обычно никто не обращает внимания. Такие преувеличения характерны для эмоциональной речи и свойственны молодежи, а порой и людям постарше. Практически они не имеют никакого значения. Ведь человек, всерьез замышляющий убийство, никогда такого не произнесет.

Фрэнк пригладил и без того безукоризненно гладкие волосы:

— Вообще-то я с этим согласен. Но в этом деле . Налицо два бесспорных факта. Во вторник вечером свидетели слышат, как Пеппи Мейбери удивляется, что до сих пор Элана никто не убил, а в среду ночью его убивают.

Против нее и так уже немало улик, а эти показания добавляют в общую картину ее вины еще один убедительный штрих. Считаю своим долгом предупредить вас, что ареста Пеппи долго ждать не придется.

Мисс Силвер хотела что-то сказать, но Фрэнк опередил ее:

— Вы, конечно, напомните мне, что Дарси Эннинг высказалась еще определеннее: «Я готова убить тебя за это'»

Но это только слова, потому что нет никаких доказательств, что она предприняла какие-то действия.

Мисс Силвер взялась за вязанье. Розовая кофточка была почти закончена.

— Мой дорогой Фрэнк, кажется, мне придется покаяться перед тобой.

— Что же вы такого натворили? — В глазах мисс Силвер Фрэнк прочел упрек за такую вольность.

— У меня есть информация, которую я скрыла от тебя.

Я сожалею, что так случилось.

— Но сейчас-то вы скажете?

— Молчать дольше непозволительно.

Мисс Силвер в точности передала Фрэнку разговор с мисс и миссис Эннинг.

— Она и раньше не раз говорила о его коварстве и о том, что он должен быть наказан за это. А сегодня заявила: «Он наказан, вы знаете? Кто-то ударил его ножом, он мертв! Нож торчал у него в спине'»

Фрэнк оживился:

— Нож… — быстро переспросил он. — Вы уверены, что она сказала про нож?

— Да, Фрэнк. Вывод напрашивается сам собой.

— Что она видела труп?

— Не сомневаюсь, видела.

Фрэнк тихонько присвистнул:

— Вот так загвоздка, скажу я вам! Вы же не думаете, что она… Скажите, а насколько она не в своем уме?

Мисс Силвер задумалась.

— Я не имею права судить об этом, но мне не хотелось бы утверждать, что миссис Эннинг не в своем уме. Мне кажется, она пережила большое потрясение и никак не оправится после пего. Она беспомощна, живет прошлым.

Возвращение Элана Филда оживило мучительные воспоминания и, если можно так выразиться, стерло границы между прошлым и настоящим.

— Вы думаете, она могла убить его?

— Я полагаю, что она видела его мертвого. А кто убил его, я не знаю.

Фрэнк Эбботт приосанился:

— Я бы сказал, что скорее это сделала Дарси. Скажите, а во сколько вы увидели их в саду?

— Не могу сказать точно.

— Ну, хотя бы приблизительно?

— Я не обращала внимания на время. Я не могла уснуть. Комната за день сильно нагрелась от солнца и я села у окна подышать свежим воздухом. Свет я не зажигала и на часы не смотрела. В таких случаях ощущение времени может быть очень обманчивым, а мне бы не хотелось прибегать к догадкам.

— Очень жаль, потому что все зависит от так называемого фактора времени. Пеппи Мейбери пришла на свидание с Эланом в двадцать минут первого. Она утверждает, что до нее в домике побывал кто-то еще, потому что Филд был уже мертв. Если это были миссис Эннинг и ее дочь, то Филда, вероятно, убила одна из них. Но если они приходили после того, как ушла Пеппи, видеть они могли только его труп. Теперь давайте представим себе, как развивались события в пансионе. Филд мог отправиться в пляжный домик в любое время раньше пяти-десяти минут первого.

Никаких других причин, кроме как последовать туда за Филдом, у миссис Эннинг или ее дочери вроде бы быть не могло. А если предположить, что у Филда было еще одно свидание, пораньше — с Дарси Эннинг? Дарси идет туда, а вслед за ней — ее мать. Происходит очередная тяжелая сцена, и кто-то из них наносит Филду удар ножом. Знаете, это, пожалуй, самая вероятная версия. — Фрэнк взглянул на наручные часы. — «Дела зовут, и краток миг отдохновенья», — как сказал бы лорд Теннисон, если бы ему пришла в голову эта мысль. Я должен разыскать беднягу Кольта, он думает, что дело почти закрыто. Надеюсь, больше никаких сюрпризов не будет.

— Надеюсь, что не будет, Фрэнк.

Инспектор Эбботт ушел. Мисс Силвер смотрела ему вслед. Догадки и подозрения — еще не доказательства.

Мисс Силвер взяла розовую кофточку, довязала последний ряд и закрыла петли.

Глава 29

Мари Боннет пребывала в нерешительности. Нужно было выбирать — но что? Когда подворачиваются сразу два выгодных дела, очень трудно решить, какое из них предпочесть. Разумеется, выбирать нужно, что повыгоднее. Глупо упустить свой шанс, а потом ругать себя за это. Значит, так. С Кардосо все более или менее ясно. Ему придется поплясать под ее дудку, иначе он может оказаться в тюрьме.

Стоит ей дать слабину, пустить слезу и сказать полиции, что да, это правда, они провели вечер вместе… Но ведь правда и то, что она заснула на траве. Она не знает, сколько проспала. Возможно, у Кардосо было время, чтобы спуститься на пляж и вернуться обратно. Стоит ей сказать об этом, и его арестуют за убийство. Но она будет молчать, если ей заплатят. Вопрос только, сколько просить. Он добыл бумажку, за которой охотился, бумажку, как он клянется, украденную Эланом Филдом у его брата. В тот ужасный момент, когда, обыскав тело, он выпрямился, торжествующе держа в руках бумажник, он не удержался и сказал, что теперь у них в руках целое состояние, а еще доказательство, что Филиппе Кардосо убил Элан. Он был в таком волнении, что ей с трудом удалось увести его, пока кто-нибудь не пришел. Но состояние, которое должна была принести эта бумажка, было журавлем в небе. Для того чтобы бумажка обернулась состоянием, Хосе необходимо было поехать в Южную Америку. А как только он окажется за несколько тысяч миль отсюда… Мари рассудила, что она вряд ли сможет получить хоть что-нибудь от Хосе, если он будет по другую сторону Атлантического океана.

Ну а если смотреть на вещи трезво и не витать в облаках, она вполне может рассчитывать на… фунтов пятьдесят, может, сто. Сто фунтов — это же ерунда. Чего еще она может потребовать от пего? Ну, может, женитьбы. А что, если он не получит состояние? Ей надо хорошенько подумать, прежде чем решиться на что-то.

Надо тщательно обдумать и другую возможность. Пока она не предпринимала никаких шагов в этом отношении.

Это дело требовало величайшей осторожности, и нужно было время, чтобы все обдумать. Вначале ей казалось, что надо выбрать что-то одно, а это было нелегко. Но потом она решила, что вовсе не обязательно выбирать. Можно получить и с Хосе, и с другой стороны. Если учитывать все обстоятельства, отказа быть не может.

Мари не спеша брела по жаркой улице, останавливаясь время от времени перед витринами магазинов модной одежды. Она подошла к телефонной будке на углу улицы и набрала номер. Ей пришлось подождать, пока человек, которому она звонила, подошел к телефону. Разговор был коротким.

— Я видела вас в среду ночью, — сказала она. — Могу сказать, где это было и что вы делали. Пока я никому об этом не говорила, но меня мучает совесть.

Ответа не последовало. Нетерпеливо поведя плечом, Мари продолжила:

— Было бы лучше встретиться.

— Да, — еле слышно произнесли на том конце провода.

— Где? — спросила Мари и тут же поспешно добавила:

— Ни на скалу, ни на пляж я не пойду! И из дому не выйду! Так что только тут.

Наступило молчание, показавшееся Мари очень долгим. Наконец голос произнес:

— Пусть будет так.

Встреча была назначена.

Глава 30

— Ну, и что мы в результате имеем? — спросил инспектор Эбботт.

После двух часов, проведенных в пансионе «Морской пейзаж», инспектор Кольт признался:

— Если бы я знал, черт возьми!

— Что-то, кое-что, ничего — выбирайте что хотите.

Но эту миссис Мейбери лучше оставить в покое. Не думаю, что это сделала она.

Кольт был мрачен. Он считал, что дело миссис Мейбери не вызывает сомнений.

— Ручаюсь, девять из десяти присяжных признали бы ее виновной.

— Ну, до присяжных еще далеко. Сейчас мы имеем дело лишь с подозреваемыми. Итак, подведем итог. Сколько же их у нас? Это запросто мог быть Кардосо, если бы не показания Мари. Пеппи Мейбери, которая идет на встречу с Филдом и возвращается вся в крови. Миссис Эннинг, которая не перестает твердить, что Филд должен быть наказан, и он-таки оказался наказанным. Она, несомненно, видела его убитым.

— Вы думаете, она действительно видела нож, торчавший у него в спине?

— Что еще можно подумать после того, что она сказала мисс Силвер? Филд отправился на встречу с Пеппи или с кем-то другим, с кем он решил встретиться пораньше. Она увидела, что он покинул дом, и пошла за ним. С этим все ясно, какую бы чепуху она ни молола. Она и сама могла ударить его ножом, чтобы осуществить наказание, а могла увидеть, как это сделал кто-то другой.

— Этой другой могла быть мисс Эннинг.

— Если так, то она пошла за своей дочерью, а не за Филдом. Да, пожалуй, это вероятнее. Миссис Эннинг видела, как уходил Филд, видела, что Дарси пошла за ним, и отправилась вслед за ней в пляжный домик. Там произошла ссора, и она увидела, как Дарси нанесла Филду удар ножом. Может быть, так все и было, только свидетелей все равно нет. А призвать в свидетели выжившую из ума старуху… нет уж, извините!

Инспектор Кольт, разумеется, согласился, что вряд ли можно полагаться на показания миссис Эннинг.

— А вот дочь се, мне кажется, будет настаивать на своей версии.

— На той, что она высказала мисс Силвер. Ее мать не могла уснуть и вышла в сад подышать свежим воздухом.

Дарси пошла за ней, чтобы привести обратно в дом. Никто не выходил из сада, не говоря уж о том, чтобы спуститься по крутой тропинке на пляж. А ее заявление «Моя мать — больной человек, инспектор» выглядело вполне внушительно, впрочем, как и ее объяснение, почему ее мать так ненавидит Филда. «Видите ли, я была помолвлена с ним, и мама винит его в том, что помолвка расстроилась. На самом деле все кончилось с обоюдного согласия по той простой причине, что ни у него, ни у меня не было средств». Далее она сказала, что причин для ненависти не было, просто миссис Эннинг перенесла в то время тяжелую болезнь, и у нее все смешалось в голове. Как видите, Кольт, объяснение вполне убедительное.

— А что, скажите мне, выглядит в этом деле неубедительно? — мрачно спросил Кольт.

Остаток дня мисс Силвер посвятила беседам. После ухода Фрэнка Эбботта пришла миссис Филд. Разговор о муже и пасынке облегчил ей душу и принес утешение.

— В некотором отношении они были очень похожи. Я не имею в виду все то дурное, что делал Элан. Надеюсь, вы меня правильно понимаете? Я хочу сказать, что они были похожи по характеру. Оба любили красивые и приятные вещи. Но Элана эта любовь погубила. Не обладая артистическим даром отца, он тем не менее был артистичной натурой. Для таких людей характерна непрактичность и небрежное отношение к деньгам. Поэтому я считала, что одалживать деньги ему нельзя. А еще он не умел отказывать людям. Пен — это мой муж — тоже не умел. Поэтому иногда возникали неловкие ситуации. Женщины были от него без ума. Он был так же красив, как Элан, да еще и талантлив!

Ему не хотелось обижать их, поэтому он попадал в неловкие ситуации. Вот почему я так расстроилась, когда Элан заявил, что хочет опубликовать письма отца.

Мисс Силвер сворачивала розовую кофточку.

— А он собирался это сделать? — спросила она, внимательно глядя на Эстер.

— Меня это так расстроило, — продолжала миссис Филд. — Понимаете, я была больна, и все бумаги мужа пришлось разбирать Элану. Там оказались письма от одной глупенькой девчушки. Она, кажется, вообразила себе, что влюблена в Пена, а он не сумел поставить ее на место. Он всегда говорил, что у девушек влюбленность — все равно что корь. Они должны переболеть ею, и все встанет на свои места.

— Значит, это случалось не раз?

— О да, — спокойно ответила Эстер. — Это было просто поклонение кумиру. Но я не могла убедить Элана, что публиковать эти письма жестоко. Люди всегда готовы поверить худшему. Элан не сказал мне, кто эта девушка, но я догадываюсь. Это было бы очень, очень жестоко. И зачем только Пен сохранил эти письма? Это было очень неосмотрительно с его стороны. Эти письма, будь они опубликованы, причинили бы ужасную боль ее… ее семье.

— Вы сказали «ее семье». А ей самой?

— Дело в том, что она погибла. Десять лет назад. Для Пена это было тяжелым ударом.

— От несчастного случая? — спросила мисс Силвер.

— О, я не знаю… кажется, это был несчастный случай. Она купалась и заплыла слишком далеко. Говорят, это была судорога… она утонула. Такая трагедия!

— Да, действительно! — отозвалась мисс Силвер.

Миссис Филд вздохнула:

— Не стоит сейчас думать о прошлых горестях. Дай бог перенести настоящие. Бедный, бедный Элан!

После этого разговора мисс Силвер поднялась в свою комнату, чтобы переодеться. Она надела черные чулки, которые носила летом, шелковые туфли, расшитые на носках бусинками, и темно-синее платье из искусственного шелка. Платье украшал массивный золотой медальон с рельефными инициалами ее родителей. Тугой пучок был забран в сетку, на лоб спадала длинная челка. Мисс Силвер не подозревала, что являет собой живую картинку из семейного альбома.

В гостиной, куда спустилась мисс Силвер, еще были опущены жалюзи, но уже чувствовалось свежее дуновение ветра. Миссис Тревер листала книгу, но было видно, что книга ее совсем не интересовала. На ней было платье, отвечающее всем причудам последней моды. Возможно, модель была не самая удачная, но вполне сносная по меркам миссис Тревер.

Эстер Филд тоже переоделась. Она облачилась в старое крепдешиновое платье черного цвета. В нем было удобно и прохладно. Надевая его, она думала, что современные обычаи не требуют соблюдения строгого траура, и это хорошо. Она вспомнила, что рассказывала ей свекровь. Когда умер ее отец, она и ее сестры полгода ходили в черных платьях с траурной повязкой, потом еще полгода просто в черном. Только после этого разрешалось добавить что-либо белое и постепенно от черного с белым переходить к серому, и только под окончание траура — к фиолетовым и сиреневым тонам. Теперь же во время траура люди не избегают даже ярких цветов. Однажды она сама видела молодую вдову в красных вельветовых брюках. Старые требования были суровы, но есть же и золотая середина. Если уж происходит такое ужасное событие, как смерть, не стоит бежать в магазин, но не стоит и надевать броских нарядов.

В черном платье Эстер почувствовала себя комфортно. Разговор с мисс Силвер подействовал на нее благотворно. Ей стало легче оттого, что она выговорилась.

Иногда проще излить душу перед посторонним человеком.

Кажется, она не сказала ничего лишнего… Раньше она никогда не говорила о Пене и Айрин, эта тема была запретной. Да и о чем тут говорить? Доброта Пена, поклонение Айрин — вот и все. И вообще, письма, которые хотел опубликовать Элан, могли быть от кого-то другого. Пен постоянно получал письма от женщин, но она знала, что они мало что значили для него. Сказать честно, об Айрин она сначала не подумала, но теперь не могла отделаться от мыслей о ней. Ей все время казалось, что бедная девушка здесь, в комнате, или в любой момент может открыться дверь, и она войдет. Ничего пугающего в этих мыслях не было, лишь тихая печаль, в которую со временем превращается горе. Поддавшись грусти, Эстер постояла у окна, откуда веяло свежестью. Бедная, бедная Айрин, такая красивая, молодая и такая трагическая смерть. Какие бы глупости она ни написала в своих письмах, теперь их никто не прочтет. Когда закончится весь этот ужас с Эланом, она сама разберет бумаги и сожжет письма.

А в затененной гостиной Мейзи Тревер предавалась своему любимому занятию. В лице мисс Силвер она нашла внимательного слушателя и теперь была совершенно счастлива.

Мисс Силвер, набирая петли для первой пары пинеток в тон розовой кофточке, внимательно слушала ее. Достаточно было произнести: «Вы с миссис Филд и леди Кастлтон такие давние друзья», — чтобы открыть ворота шлюза, а через них хлынул ничем не сдерживаемый поток слов.

Теперь, когда Мейзи пустилась в воспоминания о родителях Кармоны, мисс Силвер могла спокойно считать петли.

— Джордж Ли был красивейшим мужчиной! В Кармоне нет ничего особенного, но он был просто неотразим.

Все девушки были в него влюблены, — Мейзи смущенно засмеялась. — И я тоже. Теперь-то уже я могу признаться в этом. Все это было так давно! Но он любил Аделу и ни на кого больше не смотрел, пока она не отвергла его ради Джеффри Кастлтона, который был отличной партией. Ли уехал и с горя женился на Монике. Не знаю, что он после Аделы мог найти в ней. Она, правда, была довольно милой, но ведь Адела была само совершенство!

Мисс Силвер приступила к первому ряду.

— Иногда совершенство подавляет, — заметила мисс Силвер.

Голубые глаза Мейзи Тревер округлились.

— Я никогда об этом не задумывалась, но это вполне возможно. В Аделе, правда, чувствовалась какая-то жесткость. Может, из-за того, что она очень успешна. Все увлекало ее, и она всегда добивалась блестящих результатов. Танцы, теннис, плавание, фехтование — все ей давалось легко! Я вспоминаю, как кто-то сказал… не помню только кто… Дженнифер Рэй или Мери Бонд, а может, Джозефина Карстейрз. Мы все вращались в одном кругу, так что это могла быть любая из них… Только не Эстер, она никогда не говорит плохо о людях… Это кто-то другой… О, так о чем я говорила?

— Что-то насчет леди Кастлтон.

— А, да! Теперь вспомнила, кто это… Джин Элиот…

Она была безумно влюблена в Джорджа Ли и страшно ревновала его к Аделе. Так вот, Джин сказала… не сомневаюсь, это она: «Нельзя увлекаться сразу столькими вещами, да еще так серьезно, и иметь время на обычные человеческие чувства». И до известной степени это правда.

Адела ни с кем не дружила, никем не увлекалась, не влюблялась, как мы все. Просто пользовалась потрясающим успехом, а потом вышла замуж за наиболее подходящего человека. Джеффри был на дипломатической службе, ему прочили большое будущее, но он рано умер. Адела больше и не вышла замуж. Люди ее действительно не интересовали, одни только дела. Во время войны она занимала важный пост, сейчас выступает перед публикой, принимает участие в радиодебатах, и все такое прочее. А из людей, мне кажется, она по-настоящему любила одну только Айрин.

Эстер Филд и Адела Кастлтон вошли в гостиную в тот момент, когда мисс Силвер спросила:

— А кто такая Айрин?

Глава 31

В комнате наступило неловкое молчание. Понятно, что причиной тому было имя Айрин, которое произнесла мисс Силвер. Леди Кастлтон была уже на середине комнаты, когда мисс Силвер, ни капли не смутившись, повторила свой вопрос:

— А кто такая Айрин?

У мисс Силвер всегда была хорошая дикция, но этот вопрос она задала особенно четко. Будь у леди Кастлтон возможность проигнорировать этот вопрос, она бы это сделала. Но такой возможности у нее не было. На мгновение Ацела остановилась и с величайшим достоинством произнесла:

— Миссис Тревер, очевидно, говорила о моей сестре, которая умерла десять лет назад.

Сказав это, она вслед за Эстер Филд направилась к открытым на террасу дверям.

Мейзи Тревер была заметно смущена.

— Мы все так любили ее, — сказала она и тут же заговорила о другом.

Но едва Адела Кастлтон и Эстер Филд переступили порог гостиной и скрылись из виду, мисс Силвер вернулась к затронутой теме. Слегка подавшись вперед, она сказала:

— Надеюсь, я не смутила леди Кастлтон.

Миссис Тревер встрепенулась:

— Аделу смутить не так просто, да и не думаю, что это возможно. Она просто принимает величественный вид и проплывает мимо, как сейчас.

Мисс Силвер рассматривала крохотную сборку, которая была у нее на спицах.

— Люди иногда теряются, неожиданно услышав имя близкого и дорогого им человека. Мне было бы неприятно думать, что я нечаянно растревожила горестную память.

— Конечно, это была ужасная трагедия, — понизив голос, сказала Мейзи Тревер. — Она была так молода и красива, мне кажется, даже красивее Аделы. Мягче и не такая успешная — более человечная.

— Так, значит, она умерла? Какое ужасное горе!

— Она утонула. Говорят, далеко заплыла, и у нее случились судороги.

Мисс Силвер показалось, что на слове «говорят» Мейзи сделала легкий упор, но, впрочем, уверена она в том не была.

Миссис Тревер продолжала болтать:

— Судороги — это так ужасно! Но лучше не говорить на эту тему, как бы не вернулась леди Кастлтон. Она и правда была очень привязана к Айрин. Своих детей у нее не было…

Некоторые женщины так переживают из-за этого. Мне это непонятно, да и Адела, насколько я знаю, не переживала.

У нас с Томом тоже не было детей, но меня это нисколько не огорчает. С детьми столько возни, а когда они становятся взрослыми — это так подчеркивает возраст! А потом, смотрите, чем все это кончается! Они разводятся, ввязываются в эту ужасную политику, а то еще начинают сочинять такие стихи, что сразу видно, они не моются и не бреются! Нет, мне все это было бы ни к чему, праща, ни к чему!

Мисс Силвер не могла не согласиться, что некоторые современные тенденции действительно достойны сожаления. Они от души поговорили на эту тему.

Пеппи Мейбери спустилась в красном платье, таком открытом, что оно едва прикрывало верхнюю часть ее фигуры. Так же вызывающе она была и накрашена: тени вокруг глаз, густо намазанные ресницы, матовая бледность лица, помада в тон платья и ярко-красные ногти. Кармона, встретив ее в холле, обескуражено воскликнула:

— Пеппи!

— Знаю, знаю, что ты скажешь: «Дорогая, иди надень что-нибудь приличное и скромное, не такое яркое!» А я не надену… Ни ради тебя, ни ради кого-то еще! Если завтра меня упрячут в тюрьму, то последний вечер я проведу в свое удовольствие! Вот так!

Сзади появился Джеймс Хардвик. Пеппи послала ему воздушный поцелуй и проследовала в гостиную. Он удивленно поднял брови и взглянул на Кармону:

— Это что? «Давайте пить и веселиться, ибо завтра нас ждет смерть»?

Глаза Кармоны наполнились слезами.

— Да. Джеймс, где же Билл? Она не хочет, чтобы он знал. Но нельзя же так! Ему надо быть здесь.

Джеймс кивнул:

— Пойдем, нас ждут.

— Джеймс, а если ее арестуют?

— Не думаю.

— А почему бы нет?

— Наверное, потому, что это сделала не она.

Кармону вдруг охватил страх.

— Откуда ты знаешь?

— Я — ясновидящий, — сказал он и направился в гостиную.

Глава 32

Вечер показался мисс Силвер интересным. По меньшей мере трое из присутствующих привлекли ее внимание.

Сама она говорила мало, больше слушала. После обеда леди Кастлтон, как обычно, разложила пасьянс. Мисс Силвер придвинула поближе стул и стала с интересом наблюдать.

— Вы не возражаете? — скромно спросила она, на что получила короткий ответ:

— О нет.

Мисс Силвер сидела молча. Время от времени слышалось постукивание спиц. Розовый башмачок постепенно приобретал форму.

Адела Кастлтон, в тонком черном платье, сидела, слегка наклонившись над картами Она то клала на стол короля, то поднимала даму, передвигала бубны, червы, трефы и пики, сосредоточенно и уверенно раскладывая пасьянс.

Полковник Тревер читал «Тайме». По вечерам он обычно ничем больше не занимался, и только изредка его удавалось уговорить сыграть партию в бридж. Порой он засыпал прямо за картами, но даже Мейзи усвоила, что лучше его не будить. Сама она перелистывала последний номер журнала «Вог», ахая над экстравагантными моделями и воображая себя в этих роскошных туалетах, требовавших тонкой талии, фантастического роста и ультрамодных причесок.

Эстер оставила свое вязание и принялась за вышивание. Она вышивала большую букву "X" на полотенцах для лица, предназначенных в подарок Кармоне. Полотенца были из тончайшей ткани, а узор и вышивка очень изящны. Эстер принадлежала к тому типу женщин, кого шитье успокаивает. В ее добрых глазах светилось удовольствие, настроение было ровным и умиротворенным.

Трое самых молодых из компании сидели вместе.

Джеймс Хардвик читал журнал, Пеппи держала книгу, но не читала. Полистав, она бросила ее и взялась за другую. Она то и дело обращалась то к Кармоне, то к Джеймсу, то к Мейзи Тревер, то к мисс Силвер, то к Эстер Филд с вопросами, которые не требовали ответа. Болтала какую-то чепуху то об одном, то о другом, по мере того как мысли ее мучительно метались от предмета к предмету, не находя покоя. Она беспрерывно курила, зажигая одну сигарету от другой. Внушительная пепельница, которую Октавиус Хардвик получил в качестве приза за победу в гольф-турнире на исходе века, была доверху наполнена окурками.

Джеймс наконец отложил журнал и вышел на террасу.

Мисс Силвер, проводив его взглядом, заметила, что на улице посвежело.

— Стоит такая чудесная погода! Грешно не насладиться ею сполна. Думаю, мистер Хардвик не будет против, если я составлю ему компанию, — сказала она, обращаясь не то к Кармоне, не то ко всем сразу.

— О, конечно нет, — тихо ответила Кармона.

Мисс Силвер спрятала в сумку вязанье, розовый клубок и спицы. Подойдя к балконной двери, оглянулась.

Кармона и Пеппи смотрели ей вслед. Эстер Филд оторвала взгляд от вышивки. Адела Кастлтон разглядывала раскинутые карты, держа в поднятой руке пикового туза.

Воздух на террасе был восхитительный. Джеймс Хардвик немало удивился, когда увидел, что за ним следует мисс Силвер.

Приблизившись к нему, она сказала:

— Вы, конечно, предпочли бы побыть в одиночестве, но я буду вам очень признательна, если вы сможете уделить мне немного времени. Может, пройдемся по саду и выйдем на скалу? Там, наверное, прохладнее.

— А нам надо освежиться?

— Думаю, да.

Они шли по зацементированной дорожке и молчали, пока не вышли на скалу.

— Так о чем вы хотите со мной поговорить? — спросил наконец Джеймс Хардвик.

— О миссис Мейбери.

— Что тут скажешь…

— Мне думается, немало.

— И что же?

Мисс Силвер не обиделась на резковатый тон. Ее предположения подтверждались.

— Боюсь, она долго не выдержит, — серьезно сказала мисс Силвер.

Джеймс бросил сигарету, которую курил:

— Эбботт — ваш друг. Они хотят арестовать ее?

— Не знаю.

— Что же их удерживает?

— Я верю, что она рассказала правду. Правда ведь сразу видна. Кроме того… — она сделала небольшую паузу, — надо рассмотреть и другие версии.

— Они подозревают еще кого-то?

— Это трудный и запутанный случай. А где майор Мейбери? Ему следовало бы быть здесь.

— Он скоро появится. Утром я дозвонился до него. Он вылетает.

— Рада это слышать. Такое бремя ей не под силу. Надо это учитывать. Дело даже не в том, сумеет ли она избежать ареста. Она пережила ужасный шок и находится в постоянном стрессе. Мне кажется, следует задуматься над этим.

— Мне?

— Да, вам, мистер Хардвик.

Они шли по дорожке вдоль скалы. Джеймс остановился и взглянул на мисс Силвер:

— Что вы хотите этим сказать?

— Я думаю, вы понимаете.

— Уверяю, нет.

— Тогда говорить больше не о чем.

— Но я хочу знать, что вы имели в виду.

— Очень простую вещь. Вы что-то знаете, но от полиции это скрыли. Я думаю, настало время, когда вы не имеете больше права молчать.

— Весьма смелое предположение с вашей стороны.

— Но ведь это правда, не так ли?

— Какие у вас основания так думать, хотел бы я знать?

Помолчав немного, мисс Силвер сказала:

— Вы, конечно, знаете, как образуются коралловые рифы. Они складываются из мельчайших живых организмов. Вы спрашиваете, как я пришла к такому выводу?

Пусть это сравнение будет вам ответом. Вряд ли я сумею объяснить это лучше. Выводы возникают на основе бесчисленного множества мелких наблюдений. С тех пор как я согласилась оказать миссис Мейбери профессиональную помощь, моей обязанностью стало наблюдение за остальными людьми этого дома.

— И за мной?

— Да, мистер Хардвик.

— И к какому же выводу вы пришли?

— Что вы глубоко озабочены.

— А вам это кажется странным, когда практически в моем доме убит человек?

— О нет. В самой озабоченности, — мисс Силвер слегка выделила последнее слово, — ничего странного нет. Но у вас в доме живет сейчас миссис Филд, а ваша жена и мистер Филд были тесно связаны…

— Тогда могу я узнать…

— Конечно. Меня удивила не ваша озабоченность, а то, что она породила в вашем сознании конфликт. Мне пришлось задуматься, что кроется за этим конфликтом. Ответ может быть только один — вы что-то видели или слышали, о чем должны рассказать полиции, но решитесь ли… Какое-то время я думала, что вы сами замешаны в убийстве.

Ваша жена явно боялась не только за свою подругу Пеппи, но и за вас. Я видела, в каком напряжении она была до сегодняшней прогулки с вами. Совершенно очевидно, что с души у нее свалился тяжелый камень. Ее сомнения вы развеяли. Однако вам самому это не принесло облегчения.

— Я, конечно, не могу вам помешать упражнять свое воображение, но неужто вы думаете, что таким образом помогаете Пеппи Мейбери?

— Надеюсь, что помогаю.

Джеймса поразил тон, которым это было сказано.

Он ожидал чего угодно — обиды, возмущения, оправданий, но только не этой глубокой, почти скорбной серьезности.

— Мистер Хардвик, — продолжала мисс Силвер все в той же тональности, — выслушайте меня, пожалуйста, и, если возможно, без возмущения. Вы спрашиваете, почему я думаю, что вы обладаете сведениями, которые скрываете от полиции. Мне бы хотелось подробно ответить на этот вопрос. В ту ночь, в среду, когда миссис Мейбери отправилась на встречу с Эланом, она шла по той же дорожке, что и мы с вами сейчас. Окна вашей гардеробной выходят в сад, и из них видна эта дорожка, как и из окон прилегающей спальни. В ту жаркую ночь все окна, конечно, были открыты.

— Дорогая мисс Силвер, весь тот день я провел в дороге. Неужели вы думаете, что я стоял ночью у окна?

— Вы быстро поняли, о чем идет речь. Не буду мучить вас подробностями. Вы могли видеть или слышать, как миссис Мейбери шла по саду. Она говорила мне, что ей будто бы послышались шаги на террасе, когда она закрывала садовую калитку. Ее это очень напугало, и она бросилась бегом к тропинке, которая вела на пляж. Когда она после того, как увидела мертвого Элана, в ужасном состоянии возвращалась назад, ей показалось, что наверху, недалеко от тропинки, кто-то наблюдает за ней.

Она подумала, что это убийца, и в ужасе снова бросилась бежать.

— А вы могли бы объяснить, почему этот «убийца», вместо того чтобы скрыться, торчал возле тропинки?

— Как раз об этом я и хотела сказать, мистер Хардвик.

Я совершенно уверена, что стоявший там человек был не убийца. Тому, кто убил Элана Филда, необходимо было как можно скорее скрыться. Единственное, что могло его задержать, — это то, что он не успел скрыться, потому что по тропинке на пляж кто-то спускался. Это могло вынудить его или ее притаиться внизу под скалой, пока не освободится путь. Не могу себе представить, чтобы убийца задержался на вершине скалы. Поэтому у меня есть основания предполагать, что это были вы. Вы стояли там и наблюдали. Ваши показания могут иметь чрезвычайную важность.

— Мисс Силвер, у вас очень богатое воображение.

— Я говорю то, что думаю. Но разрешите мне продолжить. Наверное, после того, как Пеппи Мейбери вышла из дома, вы пошли следом за ней. Но на пляж спускаться не стали, не желая вмешиваться в ее дела. Однако и в дом не вернулись, не захотев оставить ее одну на пляже. У нее ветреный характер, она способна на необдуманные поступки. К тому же Пеппи — давняя подруга вашей жены. В общем, вы чувствовали ответственность за нее.

Джеймс Хардвик испытывал то, что нередко чувствовали клиенты мисс Силвер, — удивление, возмущение, уважение и еще странное ощущение, что тебя разглядывают в увеличительное стекло, и никуда от этого не деться.

Мисс Силвер подробно описала не только его поступки, но и мотивы, двигавшие им. Джеймс не нашелся, что сказать, и продолжал слушать.

После короткой паузы мисс Силвер заговорила вновь:

— Благодаря месту, где вы стояли, — вблизи пересечения двух тропинок, — любые ваши показания могли бы иметь исключительную важность. Человек, стоявший на скале, мог видеть, кто поднимался с пляжа. Если этим человеком были вы, — а я не сомневаюсь в этом, — то только вы, вы один можете сказать, сколько человек поднялось по тропинке. Судя по тому, в каком виде было платье мисс Мейбери, кровь еще не успела свернуться, да и по другим показаниям ясно, что убийство было совершено незадолго до появления Пеппи в пляжном домике. Вполне возможно, что убийца затаился, услышав, что кто-то спускается по тропинке. Но после того как подруга вашей жены вошла в пляжный домик, путь освободился, и убийца не стал бы терять время. Поднимался ли кто-то еще по тропинке до ее возвращения?

Джеймс не видел другого выхода, как только промолчать.

— Это все чистейшей воды догадки, — наконец сказал он.

— Мистер Хардвик, если вы не последовали за Пеппи Мейбери, где тогда вы были? Не думаю, что в доме. Ваша жена довольно долго отсутствовала. Она и миссис Мейбери избавлялись от улик. Почему она не предложила позвать вас на помощь? Не выказала опасения, что вы можете проснуться? Я думаю, она знала, что вас нет в спальне.

— В доме было полно людей, которые не проснулись.

— Комната Треверов расположена в конце коридора слева от лестничной площадки, комната миссис Филд — там же справа, поэтому они могли ничего не слышать. А леди Кастлтон, чья комната рядом с комнатой миссис Мейбери, приняла снотворное.

— Разве?

— Она жаловалась на головную боль. Ваша жена проводила ее наверх и видела, что она приняла две таблетки.

Потом, когда все разошлись, Кармона снова заглянула к леди Кастлтон, чтобы убедиться, что та заснула.

Джеймс Хардвик промолчал, и мисс Силвер продолжила:

— Я не буду больше вас мучить. Какие бы причины для молчания у вас ни были, я прошу вас взвесить их перед лицом следующих фактов. Пеппи Мейбери была бы арестована сегодня же вечером, если бы не открылись некоторые обстоятельства, которые полиции пришлось принять во внимание. Но если больше ничего не обнаружится, боюсь, арест неизбежен. Прошу вас, подумайте о последствиях. Если бы это была даже не Пеппи, а другой невинный человек, которого бы арестовали, что это означало бы для него? Несчастье… гибель! И в конце концов вам все равно пришлось бы все рассказать. Есть и еще одно обстоятельство, о котором вы, возможно, не знаете. Элан Филд, я полагаю, был убит тем, кого он шантажировал.

У меня есть некоторые подозрения, что этот человек снова подвергся шантажу. Подумайте, может ли он, уже готовый на все, сдержаться при повторной угрозе? Умоляю вас, подумайте о том, что я вам сказала.

Мисс Силвер повернулась и пошла к дому. Разговор был окончен.

Джеймс Хардвик слегка растерялся. Фрэнк Эбботт однажды сказал, что для мисс Мод Силвер человечество сделано из стекла. Не очень-то приятно, когда все твои мысли и поступки, будто в Судный день, лежат как на ладони, перед испытующим оком. Да, есть от чего прийти в замешательство.

Они молча дошли до садовой калитки. Мисс Силвер вдруг повернулась к Джеймсу Хардвику:

— Вы, случайно, не поклонник лорда Теннисона?

Джеймс понял, что тема их разговора исчерпана, и живо откликнулся:

— Мне думается, что да.

Мисс Силвер кашлянула:

— Великий поэт, незаслуженно забытый. Мне хотелось бы прочесть вам несколько строк из одного его стихотворения:

Не это ли высшая мудрость —

Истине верно служить,

Деянья с законом сверяя?

И снова Джеймс Хардвик обнаружил, что ему нечего сказать. К счастью, от него, кажется, и не ждали реакции.

Последнее слово должно было остаться за лордом Альфредом Теннисоном. Они молча прошли через сад.

Перед стеклянной дверью они задержались и взглянули в освещенную комнату. Там было все по-прежнему, будто они и не уходили. Джеймсу Хардвику это показалось странным. Когда в сознании человека происходит сдвиг, он невольно ждет, что и в окружающем мире что-то тоже должно измениться. Но комната и ее обитатели, казалось, замерли в том же положении. Сверху струился все тот же мягкий свет. Полковник Тревер, без сомнения, дремал, укрывшись за газетой. Мейзи Тревер зевала над журналом. Леди Кастлтон по-прежнему сидела за пасьянсом.

Эстер Филд трудилась над своим вышиванием. На жестком викторианском диване сидели рядом две молодые женщины. Красное платье и пепельные распущенные волосы Пеппи резко контрастировали с темными локонами и белым струящимся платьем Кармоны.

Сцена изменилась в один момент. Бистон открыл дверь, и в комнату стремительно вошел крепкий мужчина с квадратным загорелым лицом.

— Не дал мне даже доложить, — пожаловался Бистон, — сказал только: «Меня зовут Мейбери, здесь должна быть моя жена», — и сразу вошел.

Пеппи подняла голову, и у нее перехватило дыхание.

Она вскочила, и, пролетев через всю комнату, бросилась в его объятия.

— О, Билл! Билл! Билл…

Глава 33

Наступила ночь. Земля дышала теплом. Море и небо, звезды и вода перемешались, и люди заснули. Но были и такие, кто не мог сомкнуть глаз из-за тяжести на сердце, из-за беспокойных мыслей, нескончаемой чередой проплывающих в усталой голове. Иные и уснули бы, но боялись ночных кошмаров. Другие не спали, потому что их ждали дела, которые требовали покрова ночи.

Мари Боннет не спала. Она была очень довольна и горда собой. Понятно, что такие дела должны совершаться в тайне. Их нельзя обсуждать на улице, на пляже, в кафе.

И она сумела проявить должную ловкость, ум и осторожность. Самое главное — сохранить в тайне встречу двух заинтересованных лиц. Тайна — вот главное условие безопасности. С Хосе просто. Встреча с любовником может грозить девушке лишь небольшими неприятностями, но с этим человеком все обстоит иначе. Ведь в Клифтоне любая встреча порождает массу толков.

Так что свидание должно быть тайным. Но если тот человек ожидает, что Мари Боннет, осторожная Мари Боннет встретится с ним, к примеру, на скале, где достаточно легкого толчка — и полетишь вниз, или на пляже, а то и в самом пляжном домике, где уже погиб один человек… Нет, пет и нет! Она не малое дитя! Знает, как обезопасить себя. Из дому пи на шаг! Можно поговорить через окно. Да и о чем особенно говорить? Она видела то, что видела. Либо ей заплатят, либо она пойдет в полицию. Купюрами по фунту стерлингов, и не позже чем через неделю. А как и где — об этом они договорятся при встрече.

Часы на церкви Святого Марка пробили двенадцать.

Через полчаса в окно столовой постучат. Мари откроет его.

Не широко, конечно, в этом нет необходимости. Слегка приподнимет старинную раму, немного поговорит, и все будет в порядке. Комната миссис Эннинг выходит на море, мисс Эннинг — на другую сторону. А на эту — только одна занятая сейчас комната. Ее снимает старая мисс Крауч, которая, хоть дом рухни, ничего не услышит.

Двадцать пять минут первого Мари в одних чулках спустилась вниз. Шторы в столовой не были задернуты, и в темноте комнаты отчетливо выделялись два больших окна.

Мари обошла стол, подошла к левому окну и отодвинула задвижку. Она проделывала это не раз и научилась открывать ее бесшумно. Бесшумно отодвинула задвижку, бесшумно потянула за шнур, подняла раму — не сильно, чуть больше фута от подоконника. Достаточно, чтобы поговорить.

Но если кому-то вздумается пролезть в окно, можно будет легко опустить раму. Мари Боннет умеет позаботиться о себе.

Снаружи повеяло прохладой. Мари опустилась перед окном на колени. Голова ее как раз оказалась на уровне открытого пространства. Если с наружной стороны человек тоже станет на колени или пригнется, можно будет поговорить. И шума никакого! Разговор будет короткий Она скажет, что ей нужно, и другому ничего не останется, как согласиться. Этот человек заплатит любую сумму. Это цена жизни убийцы.

Мари задумалась, достаточно ли она собирается запросить. Хотя… если назначить слишком высокую цену, дело может затянуться. Лучше ограничиться той, которую она уже решила назвать, а потом будет видно… Возможно, она еще воспользуется этим источником. Когда блюдо слишком аппетитно, непременно захочется добавки.

В тишине отчетливо и резко прозвучали два удара колокола с церкви Святого Марка. Прошло полчаса. Эти часы всегда били громко, но сейчас Мари показалось, что они разбудят весь дом. Едва умолк звон, как с другой стороны окна ровный низкий голос произнес:

— Вы здесь?

Мари невольно отшатнулась. Бой часов испугал ее, а этот голос, раздавшийся так неожиданно, напугал еще больше. Она ожидала услышать шаги, шорох нащупывающей подоконник руки, учащенное дыхание. Но ничего этого не было, совершенно ничего, только возникший вдруг, словно из ниоткуда, спокойный голос.

Он снова повторил тот же вопрос, и Мари сразу опомнилась, разозлившись, что ведет себя как испугавшийся темноты ребенок.

— Да, здесь, — ответила она. — Надо торопиться.

Нельзя, чтобы нас увидели.

— Да, — сказал голос:

— Вы требуете денег. За что?

— Я уже говорила, я видела вас в среду ночью.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Понимаете. Иначе вы не пришли бы сюда. Я видела вас в домике.

— Не понимаю, о чем вы.

— Очень хорошо понимаете. Вы стояли в углу, когда Хосе вошел. Он встал на колени, с фонарем в руках. Когда он зажег его, свет упал вам на лицо. Вы стояли в углу, где висели полотенца. Меня вы не видели, я стояла сзади, снаружи. Вы думали, что он не видит вас, что вы скрыты полотенцами.

— Он и не видел меня.

— Может быть. Но я-то вас видела, и меня мучает совесть, что я не сказала об этом полиции.

— Ну, о совести вашей давайте лучше не будем говорить. Ладно, я заплачу вам. Сколько вы хотите?

Мари на мгновение задумалась, а потом назвала сумму гораздо больше той, которую собиралась просить — Тысячу фунтов, — сказала она, ожидая возражений.

Но голос ответил так спокойно, словно она попросила денег на проезд в автобусе:

— Хорошо, вы получите их. Я хочу покончить с этим раз и навсегда. Это будет последняя встреча.

Последняя! Это еще как сказать! Мари улыбнулась в темноте:

— Договорились.

— Тогда покончим с этим сейчас. Деньги со мной. Никаких встреч больше не будет.

— Вы принесли их с собой? Но мне нужно в купюрах по фунту.

— Так и есть. Вы же хотите пересчитать их.

— Конечно.

— На это потребуется время. Они у меня в мешке, в пачках по двадцать пять фунтов. Я подниму мешок на подоконник. Вынимайте их сами. Они довольно тяжелые.

Да, тысяча фунтов весит, конечно, немало. Правда, это бумажные деньги… они не такие тяжелые, как металлические. Тысяча фунтов… И почему только она не запросила больше? Ничего, все впереди.

На окне показался мешок. Человек, стоявший под окном на коленях, поставил его на наружный карниз. Мари потянулась к нему, но мешок опрокинулся и выскользнул у нее из рук. Она невольно подалась вперед, пытаясь удержать мешок, но он упал. Стука его падения она уже не услышала. Две сильные руки сдавили ей горло.

Глава 34

Дарси Эннинг очнулась от тяжелого сна. Она давно уже не спала так крепко, но прошлую ночь словно провалилась в беспамятство. Едва она очнулась, как невыносимая тяжесть вчерашнего дня навалилась на нее снова. Она постаралась взять себя в руки. Доказательств никаких нет. К болтовне больного человека нельзя относиться серьезно. И все равно этим разговорам надо положить конец. Но как?

Сказать матери всю правду и напугать ее до полного безумия? Нет, нельзя, надо лишь слегка надавить на нее, чтобы она стала осторожнее, иначе она выболтает все, что знает. Одеваясь, Дарси решила, что это будет ее главной задачей. Часы на церкви Святого Марка отбивали половину седьмого. Дарси вышла и спустилась в холл. Ее поразила тишина в доме. Мари обычно вставала рано и в это время уже приступала к своим обязанностям.

Мисс Эннинг пошла в гостиную. Распахнула там окна.

Затем вернулась в холл. Мари нигде не было. Дарси направилась в столовую. Там окна тоже были закрыты. Закрытые окна и спертый воздух вместо свежего ветерка, — подумала она, когда открыла дверь. Но, перешагнув порог, увидела…

Под окном слева лежало тело Мари Боннет. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что она мертва.

Мисс Эннинг подошла и, холодея от ужаса, взглянула на нее. Потом нагнулась и пощупала запястье, по сердце Мари уже несколько часов не билось. Дарси посмотрела на окно.

Оно было опущено, но задвижка открыта. Это значит, что ночью его кто-то поднимал изнутри. Наверное, сама Мари отодвинула задвижку и подняла тяжелую раму. Скорее всего, так оно и было, и Мари сама впустила смерть.

Но закрыла окно, конечно, не Мари, потому что она лежала мертвая… Мертвая.

Все тело мисс Эннинг словно онемело. С трудом передвигая ноги, она направилась в свой кабинет. Телефон был только там. Она опустилась в кресло и позвонила в полицию.

Через два часа в доме над обрывом раздался телефонный звонок. Мисс Силвер позвали к телефону. Поскольку Октавиус Хардвик не предполагал пользоваться аппаратом на этаже, где расположены спальни, мисс Силвер пришлось спуститься в кабинет. Но она уже встала, была одета, и ее это не затруднило.

— Это вы? — донесся до нее голос Фрэнка Эбботта.

Тон его против обыкновения был серьезным.

— Да, Фрэнк.

— Я говорю из пансиона «Морской пейзаж». Не могли бы вы прийти?

— Конечно. Сейчас приду.

Мисс Силвер вернулась в свою комнату — надеть шляпку и перчатки. В холле ей встретился Джеймс Хардвик, и она сказала ему, что на время должна уйти.

— Звонили из пансиона «Морской пейзаж». Наверное, миссис Эннинг неважно себя чувствует. Я хотела бы помочь чем-нибудь.

— Могу я узнать, кто вам звонил? — спросил Джеймс, пристально глядя на нее.

Мисс Силвер покачала головой:

— Боюсь, что нет, мистер Хардвик.

— Но едва она ушла, как появился Бистон. Лицо у него было серое.

— Не могу ли я поговорить с вами, мистер Джеймс?

— Что случилось, Бистон? — спросил Джеймс приглашая Бистона в кабинет.

— Ох, и не спрашивайте, сэр! Еще одно убийство!

— Кто?

— Служанка мисс Эннинг… француженка. Утром ее нашли задушенной. Полиция уже там. Мне сказал почтальон. И, похоже, это правда. Я ходил на дорогу — посмотреть. Возле дома стоят полицейская и санитарная машины.

Джеймс вспомнил этого почтальона — рыжий, с веснушками, носится на своем велосипеде, как молния.

— И вы поверили этому малому! Да он наболтает что угодно!

, — Если хотите знать мое мнение, сэр, она играла с огнем, — с мрачным достоинством сказал Бистон. — Я только вчера говорил об этом миссис Бистон. Думается мне, она что-то знала и хотела поживиться на этом. Мисс Роджерс рассказывала, что в последнее время Мари важничала и очень нагло вела себя. Она ее предупреждала, что так недолго и в беду попасть. Прямо как в воду глядела.

Джеймс кивнул:

— Знаете что, Бистон, давайте сначала позавтракаем, а потом уже сообщим об этом всем остальным.

Входная дверь пансиона была открыта, в холле стоял полицейский. Санитарная машина только что отъехала.

Едва мисс Силвер переступила порог, из столовой навстречу ей вышел Фрэнк Эбботт. Провел ее в комнату и закрыл дверь.

— Убита Мари Боннет. Задушена в этой комнате, вон под тем окном. Ее только что увезли.

— Боже мой! — только и произнесла мисс Силвер. Это было ее самое эмоциональное восклицание.

— Действительно «боже мой!». Кольт клянется, что это дело рук мисс Эннинг, и собирается уже сейчас арестовать ее. Говорит, два убийства уже произошло, нельзя допустить третьего. Похоже, он прав.

— И какие для этого основания?

— Подойдите к окну. Ее нашли вот здесь, прямо под подоконником. Задвижка была отодвинута, но окно закрыто. Все как сейчас — мы ничего не трогали.

— А шторы?

— Как видите. Не были задернуты.

— Какова версия инспектора Кольта?

— Что Мари спустилась сюда ночью. Тело было обнаружено в шесть тридцать. Она к тому времени была мертва ухе несколько часов. Так вот, она спустилась и отодвинула задвижку, чтобы вылезти из окна. Задвижку она отодвинула, но открыть окно не успела, потому что за этим занятием ее застала спустившаяся мисс Эннинг. Она, наверное, стала отчитывать Мари, а та в ответ обвинила ее в убийстве Элана Филда. Похоже, мисс Эннинг поняла, что ей грозит разоблачение, и убила ее. Так считает инспектор Кольт. Да я и сам все время подозревал, что она знала больше, чем рассказала.

Мисс Силвер кашлянула:

— Кто обнаружил тело?

— Сама мисс Эннинг. Она говорит, что встала в шесть тридцать и удивилась, что Мари нигде нет. Мисс Эннинг решила поискать ее, и обнаружила лежащей под окном…

Затем она позвонила в полицию. Входная дверь была закрыта на засов, все нижние окна заперты.

— За исключением этого.

— За исключением этого… Отпечатки пальцев Мари обнаружены и на задвижке, и на подоконнике.

— А отпечатки мисс Эннинг?

— Старые следы, не имеющие отношения к делу. Но отпечатки Мари — везде.

— Больше ничьи?

— Нет. Вот такие дела. Мы решили вызвать вас, потому что, если мисс Эннинг арестуют, надо будет позаботиться о ее матери. Я подумал, может…

Мисс Силвер кивнула.

— Минутку, Фрэнк. Сначала я хочу сказать тебе вот что. У меня есть основания полагать, что Мари Боннет шантажировала убийцу Элана Филда.

— Почему вы так думаете?

— Этому есть целый ряд доказательств. Я слышала разговор между Бистонами и миссис Роджерс, — Мисс Силвер пересказала его Фрэнку. — А позже мне представилась возможность предупредить Мари об опасности такого рода действий, и ее поведение убедило меня, что мои подозрения оправданны.

— Она возмущалась?

— Нет, Фрэнк. Она напустила на себя невинный вид, якобы не представляя себе, о чем идет речь. Будь она действительно непричастна, она бы с негодованием отвергла мое предостережение и посоветовала бы мне не лезть не в свои дела. Но то, что она постаралась подавить в себе это естественное желание, убедило меня, что ей есть что скрывать.

Фрэнк Эбботт слегка пожал плечами:

— Вряд ли у вас получится таким образом защитить мисс Эннинг. Скорее наоборот. Если у Мари и были какие-то компрометирующие сведения, то это касалось, скорее всего, мисс Эннинг. Ну, может быть, Кардосо, а он вне подозрений. У него были дела в Лондоне, и мы разрешили ему вчера уехать. Там за ним ведется наблюдение, и можете поверить мне, что прошлой ночью он сюда не приезжал и Мари Боннет не убивал.

— Вы уверены в этом?

— О да! Он вернулся в свою квартиру, обедал с каким-то господином в Сохо, ходил с ним в кино, а потом в ночной клуб. Вернулся в три утра. Так что…

Мисс Силвер кашлянула:

— Ты, кажется, сказал, он уехал в город по делам.

Фрэнк Эбботт рассмеялся:

— Может, он решает свои дела в ночных клубах, я не знаю. Он мог встретиться там с кем-то по делам, но мог и отложить их до утра. В десять он вышел из дому, повидался с адвокатом и еще с несколькими людьми. Но сюда он не приезжал и Мари Боннет не убивал. А потому подозрение падает на мисс Эннинг.

— Ты действительно так думаешь?

— Выходит, так.

— Но так ли это на самом деле?

— А вы сами так не считаете?

— Зачем бы мисс Эннинг назначать встречу с Мари Боннет среди ночи в собственной столовой?

— А почему вы решили, что это была назначенная встреча?

— Если, как я думаю, речь шла о шантаже — а это единственно возможный мотив этого убийства, — Мари для заключения сделки необходимо было бы встретиться с человеком, которого она шантажировала. Если бы этим человеком была мисс Эннинг, Мари могла бы увидеться с ней в любое время у нее в спальне или в кабинете. Зачем им встречаться ночью? Но если это была не мисс Эннинг — где и как могли встретиться эти двое, чтобы не вызвать разговоров? Дни сейчас долгие, светлые. Любая встреча была бы замечена и породила бы толки. Как видите, не все так просто. И Мари проявила бы, конечно, осторожность — не пошла бы среди ночи на скалу или на пляж, чтобы встретиться с человеком, который уже совершил убийство. Она решила бы, что безопаснее всего поговорить через окно. Мне кажется, именно так она и сделала.

— Но окно было закрыто.

Мисс Силвер повернулась к окну:

— Подними, пожалуйста, раму.

Фрэнк повиновался. Когда рама приподнялась над подоконником чуть меньше чем на полметра, мисс Силвер остановила Фрэнка:

— А теперь обогни дом и подойди к окну снаружи.

Она постояла, пока он не появился на улице. Когда Фрэнк наклонился к приоткрытому окну, мисс Силвер опустилась на колени.

— Вот видишь, Фрэнк, вполне можно поговорить, а если я неосторожно подамся вперед, тебе будет нетрудно меня задушить.

— Нет никаких признаков, что здесь кто-то был, — сказал Фрэнк, рассматривая землю.

— А ты рассчитывал, что они будут? Асфальт подходит прямо к стене, а в такую жару росы не бывает. Ночи такие же сухие, как дни.

Фрэнк удивленно взглянул на мисс Силвер:

— Но окно было закрыто.

— Думаю, ты сможешь закрыть его и оттуда.

— Снаружи? Но тут не было никаких отпечатков.

— А ты надеялся, что человек, замысливший это убийство, окажется настолько небрежным, что оставит отпечатки?

Глава 35

Фрэнк вернулся в столовую и, закрыв дверь, сказал:

— Вы не сомневаетесь, что мисс Эннинг не имеет никакого отношения к этому убийству. Кардосо тоже нельзя обвинить в этом преступлении — он был в Лондоне. Допустим, ваша версия верна, и Мари была убита человеком, который находился по ту сторону окна… У него должны быть очень сильные руки: снизу трудно дотянуться, схватить ее за горло… Надеюсь, вы не подозреваете Пеппи Мейбери?

— О нет, не думаю, что это она.

— Джеймс Хардвик?

— Я бы не хотела отвечать на этот вопрос. Есть еще один важный, на мой взгляд, момент, о котором мы не говорили. Мари была сильной и энергичной девушкой.

И она, конечно, отчаянно сопротивлялась, когда ее схватили за горло. Есть ли на руках мисс Эннинг какие-нибудь царапины, ссадины?

Фрэнк как-то странно посмотрел на мисс Силвер:

— Нет, никаких. А вы у кого-то их видели?

— Нет, Фрэнк. Думаю, что убийство было тщательно подготовлено, и убийца заранее надел перчатки или как-то иначе защитил руки.

Фрэнк кивнул:

— Мужчину могли бы защитить рукава пиджака. Но если убийство было подготовлено, и если убийцей была женщина, то она заранее подумала, как уберечь свои руки от царапин и ссадин. И Дарси Эннинг могла бы…

— Не думаю, что это была мисс Эннинг, — мягко перебила его мисс Силвер.

Фрэнк вопрошающе поднял брови:

— А у вас есть на примете кто-то еще? Ведь против нее улик предостаточно. Налицо мотив, и случай удобный.

Враждебность по отношению к Филду — старая обида за то, что он бросил ее. Кольт говорит, что об этом ходило много разговоров. Дарси долго отсутствовала, а когда вернулась, ее нельзя было узнать. Она очень изменилась.

Слухам нельзя верить, но иногда они бывают близки к правде. Мари могла что-то знать. Она ненавидела мисс и миссис Эннинг, и с радостью помучила бы их, особенно если надеялась поживиться на этом. С психологической точки зрения здесь все сходится, как видите. Должен признаться, что если бы мне пришлось указать на возможного убийцу среди наших подозреваемых, я бы указал на Дарси Эннинг. Эта ожесточенная, потерявшая надежду женщина, видимо, была готова на крайние меры.

— Она очень несчастна, — с глубоким сочувствием заметила мисс Силвер. — Если ты арестуешь ее, что станет с миссис Эннинг?

— У них есть родственники? Если нет, тогда ее придется поместить в интернат для престарелых.

— Для этого ты и вызвал меня? Если ты решишься на арест, я сделаю все, что смогу. Но если его можно отложить хотя бы на несколько часов…

— Мы не можем допустить еще одну смерть.

— Конечно нет. Я понимаю. Но прошу тебя, подумай.

Если ты арестуешь мисс Эннинг, ее пансион рухнет. А ее мать в очередной раз перенесет серьезное потрясение — и неизвестно, чем это закончится. А теперь представь себе, что мисс Эннинг невиновна. Ей будет нанесен невосполнимый ущерб, и все из-за того, что ты не повременил несколько часов с арестом.

— Вы действительно надеетесь, что за несколько часов сможете найти убийцу? — испытующе глядя на нее, спросил Фрэнк.

— Я надеюсь, что можно будет найти доказательства виновности другого человека.

— Ну что ж, вы никогда меня не подводили. У нас есть время до завтра. Я, правда, не руковожу этим делом, а только помогаю. Мое направление — Кардосо, но я надеюсь, что смогу уговорить местную полицию отложить арест до завтра. Вы не хотите поговорить с мисс Эннинг и ее матерью?

— Нет, Фрэнк. Я, пожалуй, вернусь в дом над обрывом. Попозже я с благодарностью воспользуюсь такой возможностью, а сейчас мне надо идти.

Дарси Эннинг и не подозревала, как близка она была к аресту. Она устала от бесконечных, изматывающих допросов… Но все имеет свой конец. Все ушли — полицейский врач, эксперт, фотограф, два инспектора, начальник полиции — крупный грубоватый мужчина. Он пришел самым последним и ушел первым. Ушли все, кроме Сида Палмера. Этого паренька Дарси знала еще с тех пор, когда он был маленьким застенчивым мальчиком, который держался за юбку матери, приносившей выстиранное белье.

Она была очень хорошей прачкой. Теперь уже никто не оказывает таких частных услуг. Сейчас Силу было двадцать пять лет. Он стал высоким, но остался таким же застенчивым, как раньше. Краснел, как помидор, когда она с ним заговаривала, и только невнятно бормотал в ответ: «Да, мисс», «Нет, мисс».

Он помогал ей на кухне, хотя сегодня работы там почти не было. Узнав об убийстве, престарелые леди поспешили убраться восвояси. В большом доме остались лишь Дарси с матерью и Сид Палмер. Миссис Эннинг пребывала в беспокойстве и требовала сказать, что происходит. Весть о том, что гости разъезжаются, разволновала ее:

— А чем мы будем платить по счетам, если все разъедутся? Кто-нибудь еще приедет? Ты не говоришь мне… никогда ничего не говоришь!

Выходя из комнаты, Дарси вдруг с удивлением осознала, что уже и не помнит, когда ее мать беспокоилась, чем они будут оплачивать счета. Во всяком случае, за то время, что она болеет. Обычно она сидела в своей комнате с неоконченным вышиванием, выходила ненадолго в сад, прогуливалась по скале или спускалась в городок и никогда ни о чем, кроме простых вещей, не говорила: «Сегодня очень жарко, Дарси», «Стало немного прохладнее» или «Гостей теперь меньше, чем бывало раньше». Казалось, будто волнения последних дней пробили стену ее безразличия, в котором она пребывала так долго.

Мисс Силвер вернулась в дом над обрывом и обнаружила, что слухи об убийстве уже дошли до обитателей дома. Поскольку всем было известно, что она пошла якобы навестить миссис Эннинг, не так просто было отвечать на вопросы Эстер Филд или участвовать в общем разговоре. Но ей все же удалось избежать прямых ответов.

Она сказала, что решено не говорить миссис Эннинг о смерти Мари Боннет, пока полиция не закончит расследование.

— У мисс Дарси полно забот, но, поскольку миссис Эннинг выходит из своей комнаты лишь по вечерам, оказалось нетрудно скрыть от нее на некоторое время эту трагедию. Попозже я снова пойду туда — может быть, смогу быть чем-нибудь полезна.

Леди Кастлтон заметила, что смерть служанки вряд ли сильно расстроит миссис Эннинг:

— Даже в прежние времена она целиком была поглощена собой и своей семьей. Правда, Эстер?

— Она очень любила свою семью, — грустно сказала Эстер Филд.

Адела Кастлтон изящно пожала плечами:

— Она из тех женщин, для кого семейный очаг — не только центр, но и предел интересов, — сказала она, направляясь к двери. — Я, пожалуй, спущусь на пляж. Из-за отлива сейчас не искупаешься, но зато потом вода будет очень приятная. Ты идешь, Эстер?

— Да… сейчас.

— Тогда, дорогая, сделай нам всем одолжение и оставь свое жаркое вязанье дома. Невыносимо смотреть, как ты мучаешься над этой огненно-красной шерстью. — Она обернулась и, улыбнувшись своей ослепительной улыбкой, которая всегда красила ее, вышла, закрыв за собой дверь.

Эстер Филд сказала извиняющимся тоном:

— Она не очень хорошо знала Эннингов, просто была знакома с ними.

Пеппи нервно рассмеялась:

— О, тетя Эстер, дорогая!

Эстер удивленно подняла голову:

— В чем дело, радость моя?

— Да ей наплевать па всех, кроме себя, а вы для каждого находите оправдание. Ну, я иду надевать купальник.

Мне отлив — не помеха. Мы с Биллом готовы хоть милю прошагать по мелководью. Обожаю ловить маленьких увертливых крабиков. Ну а если до глубины так и не доберемся, поплещемся в лужице, поищем всяких морских диковинок. Билл о них может много чего рассказать. И забудем, что есть на свете полиция, убийства… — Ее старательно накрашенное лицо вдруг сморщилось и стало похоже на личико ребенка, который вот-вот расплачется.

Пеппи выскочила из комнаты. Мисс Силвер поднялась и вышла следом за ней. Закрывая дверь, она услышала, как Мейзи Тревер недовольно проворчала:

— Право… эта женщина! Как все неприятно! Но Том говорит, мы не можем уехать, пока не закончится следствие.

Однако мисс Силвер за Пеппи не пошла. Она направилась в холл и увидела, как из кабинета Джеймса выходит полковник Тревер.

— Хорошо, Джеймс, я позабочусь об этом, — на ходу сказал он.

Когда полковник скрылся из виду, мисс Силвер отворила дверь кабинета и вошла.

Глава 36

Джеймс Хардвик сидел за письменным столом, держал ручку, но не писал. Лицо его было суровым и сосредоточенным. Но думал он, конечно, не о реинвестиции акций Кармоны, о чем ему говорил Том Тревер. Джеймс встретил мисс Силвер довольно приветливо. Он не сомневался, что после вчерашнего разговора она не оставит его в покое. Лучше уж поскорее покончить с этим.

Она подошла прямо к столу и сказала:

— Вы, наверное, ждете меня. Я задержалась в пансионе, а когда вернулась, встретила миссис Филд и леди Кастлтон. Я решила, что надо уделить им немного времени и ответить на их вполне естественные вопросы.

— Слушаю вас.

— Надеюсь, нам не помешают поговорить?

— Полковник Тревер не вернется. Зайти сюда может только Кармона.

Кресло, на котором сидел полковник Тревер, стояло под удобным углом к столу. Мисс Силвер села. В комнате стоял запах старых книг. Тяжелые зеленые шторы создавали эффект сумерек. Жаркий воздух был неподвижен.

— Вы, конечно, уже слышали о смерти Мари Боннет, — сказала мисс Силвер. — Я думала, что пройдет время, прежде чем она пойдет на такой риск. Чувствую, что мы оба с вами виноваты.

— Вы считаете, что я с этим соглашусь?

— Я виню себя. Она шантажировала убийцу, и я понимала, что преступник в любой момент может нанести удар.

Мистер Хардвик, вы, я полагаю, не захотите принять это во внимание, но вы очень рискуете, скрывая преступника. Если он догадывается о ваших подозрениях, а я думаю, так оно и есть, то он, убивший уже двоих, не задумываясь совершит еще одно преступление.

Они сидели, глядя друг на друга через стол красного дерева, некогда принадлежавший мистеру Окгавиусу Хардвику. Стол этот словно был символом основательности викторианской эпохи. Джентльмен, сидевший за ним, мог наслаждаться простором. На столе стояла массивная серебряная чернильница с надписью, подтверждавшей ее принадлежность одному из предков Хардвиков, сорок лет проведшему на судейском месте. Звали его Натаниел Джеймс.

Его правнук, которому досталась в наследство эта реликвия, не переставал благодарить судьбу за то, что он не Натаниел. Взгляд Джеймса остановился на надписи. На фоне всей этой респектабельности и величия разговор, который он вел, казался нереальным. Но два убийства тем не менее уже произошли, и его самым серьезным образом предупредили, что он может стать объектом третьего.

— Думаю, не стоит преувеличивать, — заметил Джеймс, наперекор собственным мыслям и тому, что сказала мисс Силвер. — Мне кажется, ваши предположения сильно преувеличены. Начнем с того, что я не говорил вам, что располагаю какими-то сведениями, и у вас нет оснований приписывать это мне. Я уже дал показания полиции, и мне нечего больше добавить.

Джеймс произнес эти слова и тут же понял, что доверия они вызвать не могут. Внезапно и совершенно некстати он вдруг вспомнил об экзамене, который сдавал в двенадцатилетнем возрасте Он пришел на него вполне уверенный в себе, и вдруг внутри у него все задрожало и на первый же вопрос он ответил неверно. Он понял это по глазам экзаменатора.

У мисс Силвер был сейчас такой же взгляд. Он дал неверный ответ, но она смотрела на него не сердито, а скорее с сочувствием.

— Мистер Хардвик, вчера вечером я сказала, что не буду больше мучить вас, но произошло еще одно убийство, и я просто обязана снова обратиться к вам. Скажу по секрету, местная полиция склонна считать убийцей мисс Эннинг.

Поскольку признано, что мотив убийства Мари следует искать в ее попытке шантажировать человека, совершившего первое преступление. Мисс Эннинг обвиняют в двух убийствах. Мистер Кардосо вне подозрений. Он уехал в Лондон, и, к счастью для него, полиция вела за ним наблюдение.

Убить Мари он не мог. В числе подозреваемых остаются мисс Мейбери и мисс Эннинг. Обстоятельства второго убийства свидетельствуют против мисс Эннинг. Если вы ничего не скажете, утром ее арестуют. Стоит предъявить человеку подобное обвинение, и ему никогда уже полностью не смыть этот позор. Кроме ущерба, который будет нанесен пансиону, серьезно пострадает и здоровье миссис Эннинг. Я понимаю, в каком трудном и мучительном положении вы оказались, и все же настоятельно прошу сказать то, что вы знаете.

Мисс Силвер почувствовала, что в сознании Джеймса произошла перемена. Исчезла враждебность. Глаза его смотрели серьезно.

— Вряд ли это что-то изменит.

— Вы видели, как произошло убийство?

— Нет… нет, конечно.

Мисс Силвер еле заметно улыбнулась.

— Я так и думала. Иначе бы вы не молчали. Что вы видели?

— Как кто-то возвращался с пляжа.

— После того, как спустилась миссис Мейбери?

— Сразу после нее. Пеппи еще не дошла до домика.

Кто-то поднялся по тропинке и прошел мимо меня. Вот и все. Как видите, немного, — Но вы знаете, кто это был?

Джеймс промолчал.

— Этот человек прошел мимо вас, и куда он направился?

— К пансиону «Морской пейзаж».

— Это была мисс Эннинг?

— Я не могу вам больше ничего сказать.

— И даже этого?

— Нет… не сейчас, пока нет.

Мисс Силвер укоризненно кашлянула. У нее было много вопросов, но если настаивай" и дальше, можно ничего не добиться.

— Хорошо, оставим это. Что вы сделали, когда этот человек ушел?

— Вы уже знаете. Я ждал возвращения Пеппи Мейбери. Она отсутствовала недолго… в общей сложности минут семь-восемь… может, десять. А в домике пробыла не больше трех-четырех.

— Недостаточно для ссоры?

— Нет, недостаточно.

— И вернулась взволнованная?

— Не то слово.

— Вы не говорили с ней?

— Я ведь не знал, что случилось. Я подумал, что ей, наверное, хочется остаться незамеченной.

— И поэтому вы не пошли за ней в дом?

— М-м… да.

«Ну и какие выводы можно из этого сделать?» — подумал Джеймс, и тут же получил ответ.

— И вы пошли в пляжный домик.

Это был не вопрос, а спокойная констатация факта.

Джеймс не нашел ничего лучшего, как спросить:

— Почему вы так думаете?

— А как могло быть иначе? Если вы не последовали за миссис Мейбери, то вы, конечно же, спустились на пляж и пошли в домик. Пеппи была очень взволнованна и расстроена, и я уверена, вы чувствовали себя обязанным узнать, в чем дело. Вы мне скажете, что там обнаружили?

— То же, что говорила Пеппи, — Филд был убит. Он лежал лицом вниз, одна рука его была откинута. Он был мертв.

— Вы видели кинжал?

— Нож миссис Филд для разрезания страниц? Да… Он торчал у него в спине.

— Вы узнали его и решили, что лучше вам от него отделаться.

— Мне?

— Да, мистер Хардвик. Этот нож связывал убийство с вашим домом. Вы, наверное, выбросили его в море?

Джеймс кивнул:

— В тот момент мне казалось, что это самое лучшее, что я могу сделать.

Мисс Силвер укоризненно покачала головой:

— Вы поступили в высшей степени неосмотрительно.

Мистер Хардвик, у вас была мысль, что Элана Филда убила Пеппи Мейбери?

— Я знал, что это не она.

— Откуда?

— Пожалуй, это я могу вам сказать. Мне были слышны шаги Пеппи по гальке, и я знал, когда она дошла до домика. Тут же я услышал, как она вскрикнула.. Наверное, в тот момент, когда споткнулась о тело и упала. Не громко закричала, а как бы изумленно вскрикнула. Я решил спуститься. Но не прошел и полпути, как увидел ее бегущей по пляжу. Я едва успел вернуться наверх, как она пронеслась мимо.

Помолчав, мисс Силвер спросила:

— А больше вы мне ничего не скажете?

— Пока нет.

— Вам нужно время… — сказала она задумчиво.

Нетрудно было догадаться, что оно нужно ему для тех же целей, что и ей. Оказать давление, может быть, предупредить об опасности. Но как он рискует! Разве человек, совершивший два убийства, поддастся давлению, признав себя убийцей? Не совершит ли он третьей отчаянной попытки найти выход?

— Я могу дать вам время, но немного. После этого мне придется сообщить полиции о том, что вы рассказали мне. Я не иду туда сейчас только потому, что очень надеюсь, что вы сделаете это сами. А пока, умоляю вас, помните, что вы в опасности. Если убийца подозревает, что вы что-то знаете, опасность может быть очень велика. Прошу вас, помните, что с каждым новым преступлением убийца становится все более отчаянным и жестоким. Не забывайте об этом.

Направляясь в свою комнату, мисс Силвер встретила на лестничной площадке Кармону с купальным костюмом, полотенцем и халатом на руке.

— Собрались купаться… — произнесла мисс Силвер, чтобы что-то сказать.

— Да, как только прибудет вода, все пойдем. Пеппи и Билл уже ушли. Говорят, что готовы прошагать до глубины хоть милю. Ну а мы все предпочитаем подождать, пока вода подойдет к нам. Хочу попробовать доплыть до Черной скалы. До сих пор мне это не удавалось, но сегодня, раз Джеймс будет рядом, хочу попытаться снова.

— Он хорошо плавает?

— О да. Он и леди Кастлтон — наши чемпионы. Эстер тоже хорошо плавает. Они с Аделой учились в школе возле моря, плаванию там уделялось большое внимание. Полковник Тревер тоже неплохой пловец.

— А миссис Тревер?

Кармона засмеялась:

— О, она в воду ни ногой! Боится повредить прическу!

Чуть позже, спускаясь вниз, мисс Силвер снова встретила Кармону. Она шла наверх. Через руку у нее по-прежнему были перекинуты купальник, полотенце и халат. Мисс Силвер остановилась полюбоваться ее купальником.

— Какой приятный зеленый цвет! Вам он, наверное, очень идет. С удовольствием посмотрю, как вы поплывете в нем к Черной скале, — сказала мисс Силвер и с удивлением заметила, что Кармона выглядит уже не так, как при первой их встрече. Она казалась бледнее, с лица исчезла радость предвкушаемого удовольствия.

Натянуто улыбнувшись, она сказала:

— Кажется, мне не придется искупаться. Оказывается, они решили устроить состязание, кто быстрее доплывет до Черной скалы. Я им буду только мешать. Куда мне с ними равняться! Отстану, и Джеймс обязательно повернет назад. До Черной скалы далеко, и он все время будет обо мне беспокоиться. А оставить меня одну не захочет.

Мисс Силвер показалось, что Кармона говорит это все, чтобы убедить саму себя, но настроение у нее тем не менее испортилось. Они молча разошлись. Кармона пошла наверх, а мисс Силвер спустилась в холл.

Леди Кастлтон и миссис Филд как раз выходили из дома. Они несли с собой полотенца и купальные костюмы, намереваясь переодеться в пляжном домике. На их вопрос, идет ли она, мисс Силвер ответила, что придет попозже.

Полковнику Треверу нужно было написать письма, а миссис Тревер собралась пойти в город — помыть и уложить волосы.

Мисс Силвер прошла в утреннюю гостиную, оставив дверь слегка приоткрытой, стала ждать.

Немного погодя спустилась и миссис Тревер, она вышла через настежь распахнутую парадную дверь. В доме воцарилась тишина. Джеймс Хардвик вышел из кабинета, прошел наверх, и вновь все стихло. Но мисс Силвер ждала, что вскоре он спустится опять. В доме был только один телефонный аппарат, и она из осторожности не хотела звонить, пока не убедится, что ей никто не может помешать.

Кармона и Джеймс вышли вместе. На Кармоне был пляжный костюм, ярко-зеленые сандалии и шляпа с полями. Джеймс шел с непокрытой головой, в темно-синем купальнике, с наброшенным на плечи купальным халатом веселой расцветки и полотенцем на руке. До мисс Силвер через открытую дверь донеслись обрывки разговора:

— Не огорчайся, дорогая. Мне необходимо поговорить.

Эстер после плавания никогда не сидит на месте, так что такая возможность у меня будет. А с тобой мы сплаваем туда в другой раз.

Джеймс обнял те за плечи. Кармона тихо засмеялась и сказала:

— О, конечно! Да и что за радость, если там будет много народу.

Они ушли. Мисс Силвер посмотрела им вслед. Кармона снова выглядела счастливой. Они прошли по асфальтовой дорожке и вышли через калитку в конце сада. Когда калитка за ними закрылась, мисс Силвер вошла в кабинет и прикрыла дверь.

— Инспектор Эбботт уже ушел из пансиона?

— Инспектор Эбботт? Портье сейчас узнает, в отеле ли он;

Мисс Силвер стояла у письменного стола и ждала. Прошло несколько долгих минут, пока в трубке раздался голос Фрэнка Эбботта:

— Мисс Силвер?

— Да, Фрэнк.

— Что-нибудь случилось?

— Я очень встревожена.

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Ты хорошо плаваешь?

— Льщу себя надеждой, что неплохо.

— Тогда… — Мисс Силвер торопливо заговорила.

Фрэнк выслушал инструкции. В ее голосе звучала такая настойчивость, что Фрэнк не решился бы ей перечить, даже если бы им не благоприятствовала погода. Задача ему показалась простой и приятной. Фрэнк был рад поплавать в такую жару. Пляж гостиницы был недалеко от частного пляжа дома на скале.

Мисс Силвер положила трубку и, несколько успокоившись, взяла свою сумку с вязаньем и пошла на пляж.

Глава 37

Леди Кастлтон и миссис Филд сидели на своем обычном месте. Мисс Силвер несколько удивилась, что они не расположились подальше от места преступления. Ведь все равно в этот час близость пляжного домика не спасала от жары — солнце стояло прямо над головой, и домик не давал тени. Она удивилась еще больше, когда узнала, что обе леди намерены переодеваться в домике. Эстер Филд, видимо, заметила ее недоумение.

— Вам кажется странным, что мы сидим здесь. Но разве не разумнее продолжать всем пользоваться, пока не пошли всякие глупые слухи? Они так легко рождаются, а избавиться от них бывает трудно. Моя приятельница испытала это па своем горьком опыте. В ее доме произошла ужасная смерть — покончил с собой родственник. Ей не хотелось пользоваться его комнатой, и не успела она оглянуться, как стали говорить, что эту комнату посещают привидения и поэтому в ней никто не хочет спать.

Семья испытывала неудобства, им не хватало комнаты, и моей приятельнице в конце концов пришлось отказаться от своей спальни и перебраться в эту комнату. Но прошло много времени, прежде чем слухи утихли. Вот мы и решили…

Мисс Силвер измерила розовую пинетку.

— Да, это очень благоразумно с вашей стороны, — заметила она. — Особенно если они хотят продать дом, как говорит миссис Хардвик.

Эстер Филд наклонила большой зонт, защищавший ее от солнца. Она с прохладцей относилась к модным вещам и была в восторге, когда обнаружила этот старомодный предмет в углу холла среди кучи тростей, принадлежавших Октавиусу Хардвику. Она считала, что полотняный верх и зеленая подкладка хорошо защищают от жары. Адела Кастлтон, однако, сидела прямо под солнцем и смотрела на сверкавшую под его лучами воду.

Мисс Силвер, предварительно кашлянув, осмелилась высказать свое замечание. Сама она жары не чувствовала.

Английское лето такое короткое, жаль было бы не попользоваться теплом. Но в то же время она не считала зазорным прикрыться от солнца старым черным зонтиком, чаще служившим для защиты от дождя.

— Вам не жарко на солнце, леди Кастлтон? — спросила она.

— О нет.

В голосе ее прозвучало легкое удивление, что ей задали такой вопрос. Ответ явно не располагал к продолжению разговора. И тем не менее мисс Силвер продолжила его:

— У вас не заболит от солнца голова?

— Нет, не заболит.

Мисс Силвер продолжала вязать.

— Миссис Хардвик как-то говорила, что вы страдаете головными болями, вот я и подумала, благоразумно ли сидеть на таком солнцепеке…

Ацела Кастлтон взглянула туда, где кончалась галька, — на песчаную полосу у кромки сверкавшей воды. Начинался прилив. Черная скала казалась далекой точкой. Оставив без внимания слова мисс Силвер и даже не удостоив ее взглядом, Адела поднялась.

— Ну, я пошла, — сказала она и направилась к пляжному домику. — Ты идешь, Эстер? Джеймс и Кармона на берегу, бродят по лужам, но Кармона не поплывет с нами.

Жаль, что ты не научила ее как следует плавать.

Последние слова ей пришлось произнести громче, потому что она была уже возле домика. Еще мгновение — и — она вошла внутрь. Дверь была распахнута, пол чисто отмыт. На нем лежал новый яркий коврик, а под ним — стойкое, так и не отмывшееся пятно крови Элана.

Мисс Силвер, наблюдавшая за Аделой, не заметила какого-либо колебания или нерешительности, когда та спокойно перешагнула порог домика и закрыла дверь.

Эстер Филд свернула свое вышивание и завернула его в старый мягкий платок.

— Я не люблю, когда до моря надо долго идти, но Адела не умеет ждать. Уж если она чего захочет, ей нужно, чтоб это свершилось немедленно. Но я не такая. Я готова ждать сколько угодно, лишь бы получить в конце концов то, что хочется.

Эстер тоже пошла к домику. Мисс Силвер наблюдала и за ней и тоже не заметила никакого колебания перед закрытой дверью. Эстер постучала, открыла дверь и вошла.

Первой из домика вышла леди Кастлтон. Черный купальник облегал идеальную фигуру, черный с зеленым шарф закрывал туго закрученные волосы. На руке она несла ярко-зеленый махровый халат. Она спустилась к воде, не оглядываясь. Молча прошла мимо мисс Силвер, даже не взглянув на нее, и остановилась у кромки воды, заговорив с Джеймсом и Кармоной.

Вслед за Аделой вышла и миссис Филд. На ней тоже был простой черный купальник, но, стесняясь своей далеко уже не стройной фигуры, она шла, накинув поверх халат. Она сняла его только у берега и отдала Кармоне.

Кармона поднялась на пляж. Вид у нее был спокойный и счастливый. Ее открытый пляжный костюм был забрызган водой. Цвет его приятно контрастировал с загорелой кожей. Кармона накинула платье. Потом села, наблюдая за тремя пловцами, устремившимися к Черной скале. Потекли долгие минуты ожидания.

Задание пришлось Фрэнку Эбботту по душе. Кольт и начальник полиции изнемогали от жары, и чем жарче становилось, тем больше они склонялись к аресту мисс Эннинг. А он здесь, в воде. Он давно уже относился к мисс Силвер как женщине исключительной, но редко когда испытывал такую благодарность, как сейчас. Он стал подыскивать подходящие слова для выражения своей благодарности, вдохновленный цитатой из Альфреда Теннисона:

Бейся, бейся, о море,

Об уступы скалы

Бейся, сердце, изливая

Признанья любви.

Теперь-то он сумеет произвести впечатление.

Фрэнк обогнул мыс, и перед глазами возникла Черпая скала, маленькая и далекая. Ему потребуется не меньше четверти часа, чтобы добраться туда. Вчера утром он не доплыл до нее, но был достаточно близко и сумел подробно разглядеть ее. Она была как бы продолжением мыса.

Со стороны берега скала была гладкая и поднималась отвесно. Со стороны моря, где ее подтачивали волны, в ней образовалось несколько выступов, па которые во время приливов можно было взобраться и при хорошей погоде погреться на солнышке.

Подплыв поближе, Фрэнк увидел, как женщина в черном купальном костюме нырнула в воду со скалы и поплыла к берегу. Она плыла энергично, не поворачивая головы. Фрэнка она не заметила.

Инспектор приблизился к скале и стал огибать ее. Возможно, он прибыл слишком рано или слишком поздно — он не знал, чего ждать. Мисс Силвер, в сущности, сказала ему очень немного. Он должен был доплыть до Черной скалы и постараться, чтобы его не заметили. Там, возможно, будут двое. То, что произойдет между ними, может иметь большое значение.

Фрэнк греб медленно. Пока появилась лишь одна женщина, которая плыла к берегу. Тут же Фрэнк услышал голоса — сначала мужской, а потом женский. Чтобы разобрать, о чем они говорят, надо было подплыть поближе. Он сделал еще несколько гребков и смог различить слова. Говорил мужчина, это был Джеймс Хардвик:

— Не знаю, смогу ли я сделать что-то еще.

Женщина засмеялась:

— Можете придержать язык.

— Не смогу, если арестуют мисс Эннинг.

— Почему?

— Я же говорю, я видел вас. Я шел за Пеппи, видел, как она спустилась к домику. Она, наверное, до смерти перепугала вас, но вас она не заметила. Вы, я думаю, стояли у скалы, где проходит тропинка. Едва Пеппи спустилась и вышла на пляж, вы бегом поднялись наверх.

Женщина засмеялась опять:

— О нет, это была не я! На такое я не способна. Я лежала в постели и спала. У меня болела голова, я ушла к себе рано и приняла две таблетки снотворного. Кармона была со мной. А когда все пошли спать, она снова заглянула ко мне, чтобы убедиться, что я сплю.

— Кармона подала вам таблетки и видела, что вы отпили что-то из стакана. Где-то после половины одиннадцатого она зашла в вашу комнату. Вы дышали так, как будто бы спали. Времени до встречи в домике оставалось много — час, а может, и больше. И все же вы не рассчитали, хотя у вас и было достаточно времени. Конечно, вы не знали, что у Пеппи тоже была назначена встреча. Приди она на минуту-две раньше — она оказалась бы очень неудобным свидетелем.

— Это полный абсурд, — твердо заявил женский голос. — Не можете же вы всерьез предполагать, что я в полночь отправилась в пляжный домик на свидание с Эланом Филдом? Это не в моих правилах, уверяю вас!

— Нет, конечно. Я не это имел в виду.

— А что же тогда?

— Он, наверное, шантажировал вас.

— Смею вас заверить, что в моей жизни нет ничего, что дало бы ему для этого повод.

— Есть факты, которые можно понять превратно или которые затрагивают других людей. Я знаю только одно: в среду ночью вы поднялись с пляжа сразу после того, как туда спустилась Пеппи. Она вскрикнула, когда подошла к домику, и я стал было спускаться вслед за ней, но услышал, что по тропинке кто-то бежит. Я едва успел уйти с дороги, как мимо прошли вы.

— Это была не я.

Джеймс ничего не ответил, а женский голос раздраженно сказал:

— Была ночь. Вы не можете быть уверены, что видели меня.

— Вас я узнал.

— Каким образом? — резко спросила она.

— Как узнают людей? По росту, походке… нет, я бы сказал — по манере бегать. Это более индивидуальная черта, чем походка, особенно у женщин. Очень немногие женщины бегают так хорошо.

— Когда же вы могли видеть, как я бегаю?

— В прошлом году, когда мы гостили с Эстер в Вулакомбе. Увидел в первый же день. Вы бежали нам навстречу по песку. Я еще подумал, что никогда не видел, чтобы женщина бегала так хорошо. А ночью в среду вы бежали таким же ровным шагом, в то время как Пеппи спотыкалась и хватала ртом воздух. Кроме того, летние ночи не такие уж темные. Я узнал вас, когда вы пробегали мимо.

Потом, когда я уже был в домике и обнаружил, что Филд убит…

Женщина прервала его все таким же резким тоном:

— Мне кажется, вам и самому есть в чем признаться полиции.

— Думаю, что да. Мне следовало сразу же позвонить им.

— Они захотят узнать, почему вы не позвонили.

— Да, — Джеймс немного помолчал, а затем продолжил:

— Я не знал, почему вы его убили. И не хотел знать.

Надеялся, что могут быть смягчающие обстоятельства. К тому же вы — моя гостья. И я решил, что буду молчать, если только не арестуют кого-то другого. Молчать после этого я бы не смог. А вы тем временем убили эту девушку.

Женщина засмеялась:

— А вам ее жаль? Как это похоже на мужчин! Она была подлой шантажисткой, ее заботило только одно — как набить свой кошелек. Она приходила в домик с этим иностранцем, которого допрашивала полиция. Я слышала, как они шли по гальке, но скрыться уже не успела. Я стояла за полотенцами, которые висели в конце домика. И все же, если бы они подняли тревогу, я бы сумела уйти, пока они добрались бы до телефона. Но у них были свои дела.

Мужчина склонился над телом и стал его обыскивать. Он искал какую-то бумагу, и, когда нашел ее, больше его ничего не интересовало. В какой-то момент он повернул фонарь, и луч его упал мне на лицо. Полотенце свалилось, и эта девчонка заметила меня. Тогда я этого еще не знала. Она не закричала, ничего не сказала мужчине.

Только заметила, когда он поднялся, что ему надо вымыть руки и что нельзя возвращаться той же дорогой — как бы на кого не наткнуться. Был отлив, и они легко нашли лужу, а потом поднялись наверх в другом месте.

Я ждала, пока они не ушли, но скрыться не успела — по тропинке спускалась Пеппи.

Женщина говорила так, словно рассказывала о самых обыденных вещах: вот, мол, такая досада, упустила автобус, или жаль, что не состоялась такая-то встреча. Однако Фрэнк Эбботт, слушая эту спокойную речь, уловил в ней угрозу. Она таилась не в словах, а в спокойствии тона.

Он поплыл к той стороне скалы, что была обращена к морю.

Ему вспомнилось старинное изречение: «Мертвые не расскажут». Разве стал бы человек так откровенничать, если бы знал, что обо всем будет рассказано?

На другой стороне скалы, на уступе, едва возвышающемся над водой, сидели Алела Кастлтон и Джеймс Хардвик. Над ними сияло солнце, у ног тихо плескались волны.

— Ну вот, — сказала Адела, — это, в сущности, все.

Теперь можете идти в полицию и преподнести им щедрый подарок. Но я, пожалуй, с вами не пойду. — В голосе ее прозвучала легкая издевка.

Джеймс, нахмурившись, смотрел на воду. Ну, вот и конец, или скоро будет конец. Чем скорее, тем лучше.

Он не видел, как Адела Кастлтон поднесла руку к черно-зеленому шарфу, закрученному вокруг головы, и вытащила спрятанный в складках небольшой, но тяжелый гаечный ключ. Не видел, как она с силой занесла ключ над его головой. Только почувствовал удар. Но как соскользнул в прохладную зеленую глубину — уже не помнил.

Адела Кастлтон негромко, но торжествующе рассмеялась. Ее подстерегали три опасности, и эта была третья, и последняя. Все уничтожены по тщательно разработанному плану. Она в безопасности Адела бросилась в воду следом за Джеймсом Хардвиком, уже зная, как она объяснит его смерть. Он поскользнулся, влезая на скалу, упал и ударился головой. Она нырнула за ним и сделала все, что могла, чтобы спасти его. А сейчас она поплывет на другую сторону скалы и станет подавать отчаянные знаки, пытаясь привлечь внимание. Это совершенно надежный план. Она ликовала, наблюдая, как Джеймс Хардвик соскальзывает в море. Приятно будет снова оказаться в воде, подумала Адела, солнце так печет! Она прыгнула с уступа, ушла в глубину, вынырнула — и увидела в двух ярдах от себя Фрэнка Эбботта.

Это был сокрушительный удар, но она была готова разыграть свою роль. Она глотнула воздух и крикнула:

— Мистер Хардвик… он упал! Боюсь, он ударился головой! О, инспектор Эбботт, это вы! Он сорвался в море…

Боюсь, он ранен!

Фрэнк не успел даже подумать, что он, кажется, не успел спасти Джеймса Хардвика. Он нырнул и только потом осознал, что рисковал навсегда остаться в море.

Не успел он оглядеться и понять, что происходит, как налетел на всплывающего Джеймса, схватил его и получил пинок за свои старания. Они вынырнули вместе.

Джеймс судорожно глотал воздух и отчаянно молотил руками. Фрэнк отпустил его и отскочил в сторону.

Джеймс был явно не мертв и очень опасен. Не вполне еще придя в себя, он яростно сопротивлялся. Инструкция по спасению утопающего рекомендует ударить его, чтобы он не утопил тебя. Но в данном случае к такому способу прибегать было нельзя. Фрэнк видел, как из руки Аделы выпал какой-то блестящий предмет. Значит, Джеймс и без того получил уже серьезный удар.

Хорошо хоть, он сейчас способен защитить себя, если убийца предпримет еще какие-то действия.

Но Адела Кастлтон была достаточно умна и понимала, что потерпела поражение. С одним мужчиной, да еще наполовину утопленником, она бы справилась и довела бы свой план до конца, но не с этим полицейским, ловким и сильным, таким же хорошим пловцом, как она сама. И даже если бы ей удалось перехитрить и уничтожить их обоих, объяснить сразу две смерти было бы невозможно. Да, это был конец. Игра проиграна. Это была крупная игра, она стоила свеч. Ей не о чем жалеть.

Когда Джеймс отдышался и Фрэнк помог ему взобраться на уступ, черно-зеленый шарф Аделы был уже за сотню ярдов от скалы. Вода была спокойная и прозрачная. Адела плыла в открытое море.

Глава 38

Эстер Филд, казалось, вовсе не удивилась:

— Я так давно знаю Аделу! Если ей чего-то хотелось — она этого добивалась, чего бы ей это ни стоило. Это всегда немного пугало меня. До женитьбы на ней Джеффри был помолвлен с другой — Адела просто смела ее с пути.

Она не оставила выбора ни Джеффри, ни той девушке.

Но Джеффри вовсе не был счастлив с ней, иначе он не умер бы так рано. Я помню, как он сказал, что после тридцати уже нечего ждать. Я не могу забыть об этом.

Ведь ему прочили большое будущее. Ну, а сейчас… иногда мне было так страшно! Элан добивался от меня денег. А еще эти письма, которые Айрин писала Пену… Их наверняка восприняли бы превратно. Если бы эти письма были опубликованы, все предстало бы в скандальном свете. Раз Элан вымогал деньги у меня, то, наверное, он добивался того же и от Аделы. И когда его убили, я не могла отделаться от страха… — Голос ее оборвался, и она не сразу могла продолжить разговор.

Сочувственное внимание мисс Силвер помогло ей взять себя в руки.

— Вы так добры, — сказала Эстер. — Разговор с вами всегда приносил мне облегчение. Становится как-то легче, когда то, о чем боишься даже думать… — Эстер снова прижала к глазам платок. — Эта несчастная Мари… Не скажу, что она мне нравилась… она, наверное, тоже вымогала деньги у Аделы, но все же то, что произошло, это ужасно. И когда все вокруг говорили, что это мог сделать только мужчина, потому что у женщины не хватило бы сил задушить кого-то, я все время вспоминала, какой сильной была Адела… — Эстер осеклась, но потом запинаясь, шепотом договорила:

— Она… однажды… задушила собаку. Большую собаку, каких держат на фермах. Она напала на Аделу, и та схватила ее за горло… и задушила. Как я могла не вспомнить это? Но я никогда не думала, что она попытается убить Джеймса…

— Он не мог допустить, чтобы арестовали мисс Эннинг.

— Нет-нет… конечно. Бедные Эннинги! Вы виделись с ними, когда ходили туда? Мне бы следовало спросить об этом раньше, но я ни о ком, кроме Аделы, не могла думать. Как они там?

— Да, я видела их. У мисс Эннинг нервы на пределе, но ее мать, как ни странно, чувствует себя неплохо. Она, по сути, вышла из своего состояния рассеянности, в котором пребывала так долго.

— Она всегда мне нравилась, — сказала Эстер. — Она, правда, не очень умна… но вам не кажется, что иметь дело с умными людьми немного утомительно? Она была такой доброй, так любила свою семью! Я буду очень рада, если она сможет стать такой, как прежде. Как, наверное, все эти годы было тяжело Дарси! А тут еще такие ужасные события!

Инспектор Эбботт освободился не сразу. Он уехал с катером, снаряженным на поиски Аделы Кастлтон, и непозволительно было бы провести эти поиски в спешке. Адела прекрасно плавала и была очень вынослива. Здесь могли быть разные варианты. Она могла предпочесть плыть в открытое море, пока хватит сил, но могла и решиться повернуть к суше и выйти на берег в другом месте. Когда катер вернулся, Фрэнку еще нужно было переодеться и зайти в полицейский участок. Там его ждало сообщение от мисс Силвер.

— Звонила мисс Силвер, — доложил он инспектору Кольту. — Говорит, что миссис Эннинг хочет дать показания.

— Миссис Эннинг? — недоверчиво воскликнул Кольт. — Разве она способна на это?

— Мисс Силвер утверждает, что способна. Вам лучше пойти туда и убедиться самому.

Кольт кивнул:

— Я освобожусь минут через двадцать. Встретимся в пансионе «Морской пейзаж».

У мисс Силвер осталось немало вопросов, на которые она хотела бы получить ответ. Голые факты, нехотя изложенные Джеймсом Хардвиком, не внесли ясности. И она надеялась, что Фрэнк ответит на ее вопрос: достаточно ли теперь у полиции доказательств для установления личности убийцы.

Пересказав все, что произошло у Черной скалы, Фрэнк спросил:

— А теперь скажите, что это было, — ясновидение, колдовство или что-то еще, что побудило вас направить меня к Черной скале в самый критический момент?

Утренняя гостиная была прохладной, и кресла в ней стояли удобные. Фрэнк во весь свой рост растянулся в самом большом. Волосы его блестели. Серые носки были тщательно подобраны в тон костюма. Из-под полуопущенных ресниц озорно поблескивали глаза. У него был вид человека, никогда себя не утруждавшего.

Мисс Силвер сидела на небольшом кресле с прямой спинкой и обвязывала крючком край розового башмачка.

— Дорогой Фрэнк, не следует прибегать к таким преувеличениям, — она сочла нужным мягко упрекнуть Фрэнка.

— Наш главный уж точно уверен, что вы знаете больше, чем положено простому смертному. Где-то в уголке его сознания таится целый арсенал деревенских суеверий, и вы временами заставляете его ворошить их.

Крючок мисс Силвер методично нырял взад-вперед.

— Главный инспектор Лэм — в высшей степени уважаемый человек. Ну а в том, что я посоветовала тебе отправиться к Черной скале, нет ничего неожиданного. Я уже предупреждала мистера Хардвика, что ему грозит большая опасность, если он не расскажет полиции, что знает. Мне он не сказал, я могла только догадываться. Конечно было ясно, что он не допустит ареста мисс Эннинг и постарается предупредить леди Кастлтон, прежде чем рассказать все полиции. Поэтому, когда я узнала, что разговор должен состояться в таком опасном и уединенном месте, как Черная скала, я очень забеспокоилась.

Фрэнк приподнял бровь:

— Уж не хотите ли вы меня уверить, будто Хардвик признался вам, что поплывет к Черной скале для того, чтобы предупредить леди Кастлтон?

— Было совершенно очевидно, что именно это он и намеревался сделать.

— Почему вы так решили? Ведь с ними плыла миссис Филд, и, казалось бы, ничто не предвещало такого разговора.

— Миссис Филд не любит сидеть в мокром купальнике. Поплавав, она предпочитает выйти из воды и переодеться в обычное платье. Я узнала об этом из разговора мистера Хардвика с женой. Я сидела здесь, дверь была открыта, а они спускались по лестнице. Вот тогда он и сказал, что хочет поговорить с леди Кастлтон.

Фрэнк рассмеялся:

— Как, оказывается, все просто, если знаешь, как это сделать!

Мисс Силвер кивнула:

— А как только они вышли из дома, я пошла в кабинет и позвонила тебе.

— Надо благодарить Бога, что вы позвонили.

Мисс Силвер затянула последнюю петлю.

— Да, то был перст судьбы, — сказала она.

Глава 39

Мисс Эннинг приняла мисс Силвер и двух инспекторов с такой ледяной неприветливостью, что им показалось, будто их и впрямь обдало холодом. Она приложила все усилия, чтобы не допустить их к матери. Но доктор Эдамсон, которого она призвала на помощь, заявил, что улучшение состояния миссис Эннинг просто поразительно и что, по его мнению, все, что волнует и выводит ее из себя, пойдет ей только на пользу. После этого Дарси ничего не оставалось, как молча провести гостей в комнату матери. Когда все расселись, она сама примостилась на жесткой табуретке.

Первое, что бросилось в глаза Фрэнку Эбботту, — это то, что вышивание миссис Эннинг значительно продвинулось. Она больше не протягивала сквозь ткань нитку без узелка, не оставлявшую никакого следа. За то время, что он не виделся с ней со дня своего последнего краткого визита, два цветка и лист были закончены. Сама она внешне тоже изменилась. Взгляд больше не был бессмысленным, и она уже не походила на человека, живущего в мире грез.

Она спокойно и с видимым удовольствием поздоровалась с ними, особенно с мисс Силвер.

— Дарси считает, что мне вредно говорить, но она ошибается. Я была больна, но сейчас мне намного лучше. Хотя Элан вел себя очень дурно, а эта француженка мне никогда не нравилась, убивать людей нельзя. И я бы не хотела, чтобы заподозрили в этом невинного человека, — говоря все это, миссис Эннинг делала аккуратные ровные стежки.

— Поэтому мы и надеемся, что вы нам поможете, миссис Эннинг, — сказал Фрэнк Эбботт.

Его спокойный вежливый тон придал ей уверенности.

— Что вы хотите от меня услышать? — спросила она, откладывая свое вышивание.

— Мы хотим, чтобы вы рассказали, что помните о той ночи в среду.

Миссис Эннинг сидела в кресле с прямой спинкой. Ее седые волосы были взбиты и тщательно уложены, па щеках играл легкий румянец. Смуглая кожа и темные глаза достались Дарси, видимо, от отца. У миссис Эннинг была белая кожа и голубые глаза.

— О, я помню все.

— Тогда расскажите, что же произошло.

На мгновение она прикрыла глаза, а потом удивленно раскрыла их:

— О да… я вышла… почему, не помню… иногда, когда бывает жарко, я выхожу… Нет, не потому. Сейчас вспомнила. Я смотрела в окно и увидела идущего по саду Элана.

— В котором часу это было?

— Не знаю… поздно. Я не могла уснуть и, когда увидела Элана, решила пойти за ним.

— Что побудило вас к этому?

— Дарси мне не разрешила бы увидеться с ним, — обидчиво пожаловалась она, — а мне хотелось ему кое-что сказать. И я подумала, что как раз представляется удобный случай.

— Вы были одеты?

— Нет. Но я надела свой темно-синий халат и домашние туфли… От такие удобные.

— И пошли за Эланом Филдом?

— Да. Я шла следом, но не очень близко. На скале было так прохладно и приятно. Мне хотелось посмотреть, куда он идет. Когда он спустился на пляж, я тоже спустилась. Он уже стоял с фонарем возле пляжного домика Хардвиков и отпирал дверь. Я подождала, пока он вошел туда, и тоже пошла к домику. Я думала, что, может быть, он выйдет, услышав мои шаги по гальке, но он не вышел… Наверное, мои мягкие туфли не производили шума. А может, он подумал, что это тот, кого он явно ждал.

Она умолкла, с довольной улыбкой оглядевшись вокруг. Мисс Силвер, которая всегда была так добра к ней… этот милый полицейский, напоминавший ей молодых людей, которые в старые добрые времена бывали в их доме… второй инспектор, записывающий ее показания, — все были довольны ею. Она чувствовала, что они довольны.

А вот Дарси нет… Миссис Эннинг чуть заметно строптиво повела плечом и отвернулась от дочери, чье застывшее лицо и фигура выражали неодобрение.

Мисс Силвер сидела в небольшом кресле. На ней было платье из серого искусственного шелка с черно-белым рисунком, напоминавшим Фрэнку головастиков, волосы ее скрывала черная соломенная шляпа, с которой она сочла должным убрать букетик ярких цветов. Руки в белых сетчатых перчатках, подаренных Дороти, были сложены на коленях. Она ознакомилась с показаниями миссис Эннинг раньше и сейчас слушала ее с одобрением, которым удостаивают ученика, хорошо отвечающего урок.

— И что было потом? — спросил Фрэнк.

— Я услышала, что кто-то идет по гальке, поднимая куда больше шума, чем я… На ней же не было таких мягких туфель, как у меня. Я притаилась позади домика. На голове у меня был темный шарф, и она меня не заметила.

Она обогнула домик и подошла к двери. Потом заговорила с Эланом.

— Вам было слышно, о чем они говорили?

Миссис Эннинг хихикнула, как ребенок, которому вопрос показался забавным.

— Они отчаянно ссорились. Не громко, конечно, но по ее голосу чувствовалось, как она его ненавидит.

— Миссис Эннинг, вы знаете, кто это был?

Она удивленно взглянула на Фрэнка:

— Конечно знаю! Мы так близко были знакомы в прежние времена! Это была Адела Кастлтон.

Инспектор Кольт записал имя.

— Из-за чего они ссорились? — спросил Фрэнк.

— Из-за писем. Элан хотел их опубликовать, а она не разрешала. Это были не ее письма, а письма ее сестры.

Это было давно, она была совсем молоденькой девушкой.

А молоденькие девушки совершают глупости, потому что им кажется, что они все на свете знают.

На глаза ее навернулись слезы и потекли по щекам.

Дарси Эннинг казалось, что их горячие капли падают ей прямо в сердце. Она вся напряглась.

— Он хотел, чтобы она дала ему деньги, — продолжала миссис Эннинг, — и она пообещала. Они договорились о сумме и перестали ссориться. Это было так не похоже на Аделу.

— Вы хотите сказать, что не уверены, была ли это леди Кастлтон?

— О нет, это была Адела. Странно, что она так легко сдалась. Мне стало страшно. А она говорит: «Можете получить их сразу… я захватила свою чековую книжку. Подайте мне книгу Эстер, я заполню чек». И тут вдруг он издал стон и упал, а Адела засмеялась. Я не знала, что произошло… как я могла догадаться? Если знаешь человека, как-то не веришь, что он способен вонзить в кого-то нож. Я подумала, что Элан, наверное, обо что-то споткнулся, и, как бы подло он себя ни вел, Аделе не следовало бы смеяться. Не успела я еще о чем-то подумать, как опять услышала чьи-то шаги по гальке.

— Это была миссис Мейбери?

— О нет, — слегка удивившись, сказала миссис Эннинг. — Еще не она. Пришли двое. Эта француженка, которую я всегда недолюбливала… Мари Боннет… Наверное, мне теперь не следует так говорить. Дарси сказала, се тоже убили. Только не полюбишь же человека, оттого что он сам навлек на себя смерть, пытаясь шантажировать кого-то… А уж она, конечно, пыталась это делать.

— Прошу вас, продолжайте, миссис Эннинг. Значит, одна была Мари Боннет. А другой кто?

— Мужчина… иностранец. Так чудно, что иностранцы никогда не могут избавиться от акцента, правда? Я сразу признала в нем иностранца, как только он заговорил о Мари. Он сказал: "Я должен взять себя в руки… должен.

Мне надо убедиться, у него ли эта бумага. Если у него, значит, это он убил моего брата Филиппе, потому что только смерть заставила бы его расстаться с этим письмом". А я еще подумала, что же будет делать Адела Кастлтон? Если она выйдет, они ее увидят, и если войдут в домик, тоже увидят. Им это покажется очень странным. Очень странно было и то, что из домика не доносилось ни звука. Не было слышно ни Аделы, ни Элана. Правда, мне казалось это очень странным.

— Да… Продолжайте.

Миссис Эннинг, как бы ища поддержки, обвела всех взглядом. И поддержка пришла от мисс Силвер.

— Вы прекрасно рассказываете, миссис Эннинг. Прошу вас, продолжайте.

— Мужчина зажег фонарик, и они подошли к самой двери. И оба вдруг вскрикнули… негромко, но так, будто увидели что-то страшное. Мари воскликнула: «Боже мой, он мертв!» А мужчина произнес какую-то длинную фразу не то по-испански, не то по-португальски. Мы с мужем однажды совершили поездку в Португалию, в сезон сбора винограда. Какой там дивный виноград и какой дешевый!

Так вот, мужчина этот говорил очень похоже. А когда разговаривал с Мари, переходил на английский. Мари сказала: «Быстрей! Быстрей! Надо уходить!» А он говорит: «Нет-нет, сначала я посмотрю, у него ли бумага!» Она сказала, что он ненормальный, ведь их могут обвинить в убийстве.

А он ответил, что она ничего не понимает. Речь идет о письме его дяди, в котором он сообщает, где спрятан клад, и надо быть ненормальным, чтобы не взять это письмо. А потом он, кажется, нашел его, потому что опять заговорил на своем языке, и так быстро, возбужденно, как будто ругался. Мари все время повторяла, что надо уходить, и он тоже заторопился. Потом Мари сказала, что нельзя возвращаться по той же тропинке. Надо найти лужу, чтобы он вымыл руки, а потом уйти другой дорогой. Они спустились к воде, а Адела Кастлтон: вышла из домика. Но только успела дойти до скалы, как по тропинке стал кто-то спускаться. Адела назад не вернулась, наверное спряталась под скалой. Я завернула за домик, чтобы посмотреть, кто идет. Раздался шум, как будто кто-то споткнулся о порог и упал. Кто-то вскрикнул и зажег фонарик. Я выглянула на ту сторону, где была дверь, и увидела молодую женщину с очень светлыми волосами, в белом платье. Она держала фонарь, и рука у нее тряслась. Луч фонаря скользнул вверх и упал на кинжал, который торчал в спине Элана. Я поняла, что он мертв. Не верилось, что все это происходило на самом деле. Элан заслуживал наказания, но убивать людей нельзя. Мне было жаль эту девушку, ведь она была не виновата. Конечно, ей не следовало бы туда приходить.

Какое ужасное потрясение она пережила! Она тихо всхлипывала, а когда поднялась, весь перед ее платья был испачкан кровью. Она ушла, я тоже собиралась идти, но тут по тропинке спустился мужчина, и мне пришлось остаться. Я беспокоилась, что Дарси обнаружит мое отсутствие. В такие жаркие ночи она иногда заглядывает ко мне, приносит мне попить. Она не очень хорошо спит, мне кажется. И так всегда добра ко мне.

У Дарси защипало глаза, которые много лет уже не знали слез.

— Она такая заботливая дочь, — спокойно продолжала миссис Эннинг. — Я представила себе, как она испугается, если зайдет ко мне в комнату и обнаружит, что меня нет. Но мне, конечно, пришлось подождать.

— Вы узнали этого мужчину?

— О да. Это был Джеймс Хардвик. Я не раз встречалась с ним, когда он был еще мальчиком. А после смерти своего дяди он приходил навестить Дарси, а она считала, что и мне будет приятно повидаться с ним. У Джеймса был с собой фонарь, и когда он зажег его, свет упал на его кольцо с печаткой, на которой была изображена несущая что-то в клюве птица. У меня очень хорошее зрение.

— Что он делал?

— Он взглянул на Элана и воскликнул: «Боже мой!» Потом пощупал его пульс… которого, конечно, не было.

Затем выдернул кинжал и пошел с ним к морю. А я решила, что, пока он идет по гальке, моих шагов он не услышит, и поскорее ушла.

— Это все?

— Да. Дарси вышла меня искать. Она все-таки заходила в мою комнату, как я и боялась. Говорила, что очень перепугалась и что я никогда больше не должна так делать.

Миссис Эннинг закончила свой рассказ. Все молчали.

Немного погодя, Фрэнк сказал:

— Большое вам спасибо, миссис Эннинг. Вы дали исчерпывающие показания. Конечно, Хосе Кардосо, мужчину, который был с Мари Боннет, мы попросим подтвердить ту часть ваших показаний, которая имеет отношение к ним двоим. Что же касается мистера Хардвика и миссис Мейбери, ваши показания полностью совпадают с их собственными. Леди Кастлтон же, как мистер Хардвик и я могли убедиться, фактически признала свою вину.

Миссис Эннинг взяла свое вышивание.

— Адела Кастлтон всегда была такой, — сказала она. — Ей непременно нужно было добиться своего. Только все это ни к чему. Не всегда это можно делать.

Глава 40

На полковника Тревера все происходящее произвело огромное впечатление. Тридцать лет он знал Аделу! Все прямо как в газетах. Правда, желтую прессу полковник не читает, но заголовки иногда бросаются в глаза. Ужасно! Что происходит в мире! Аристократка убивает людей! Видимо, она сошла с ума… Иначе это нельзя объяснить. Она сумасшедшая!

Мейзи Тревер уже всем объявила, что Адела всегда была немного странной.

— А этот зной… Он ее и довел! Но я всегда думала… — И Мейзи пустилась вспоминать все случаи странного поведения Аделы Кастлтон.

Пеппи рыдала на плече Билла Мейбери. Ее голубые глаза почти скрылись за распухшими веками. Ничего ей сейчас было не нужно, только выплакаться в объятиях Билла и знать, что ее не арестуют и не упрячут в тюрьму. С Биллом она в безопасности, и хотя глаза у нее заплыли и вид ужасный, он все равно будет любить ее по-прежнему. И она поклялась в глубине души своему смутно представляемому богу, что никогда, никогда больше не станет ни с кем флиртовать и никому, кроме Билла, не даст себя целовать. Пусть будет скучно, но она не позволит себе этого, нет, не позволит. Пеппи теснее прижалась к Биллу и, всхлипывая, призналась ему в этом. Он поцеловал ее в макушку и крепче обнял.

— Правда, Пеппи? — только и спросил он.

Кармона стояла у окна в большой спальне и смотрела в сад, где вместо цветов стояли ростры. Между ними пролегала цементная дорожка, ведущая на скалу. По ней ночью проходила Адела Кастлтон, чтобы совершить убийства. По ней же в среду ушел и Элан, не ведая, что через несколько часов его настигнет смерть. По той же дорожке шла и Пеппи в платье, запятнанном кровью Элана.

Кармона услышала, как открылась и снова закрылась дверь. Подошел Джеймс, но она не обернулась. Он стоял и тоже смотрел в окно.

— Когда мы сможем уехать? — спросила Кармона.

— Думаю, ты можешь уехать хоть завтра, если хочешь.

— Нет-нет, я имею в виду не себя, а нас.

— Мне придется остаться до конца следствия. Но ты им вряд ли понадобишься.

— Я, конечно, не уеду!

— В самом деле?

— Ты же знаешь, что да.

Джеймс обнял ее сзади, и Кармона прислонилась к нему. «Все это не имеет значения, пока мы здесь вместе», — подумала она.

В комнате мисс Силвер разговаривала с Фрэнком Эбботтом.

— Я уезжаю рано утром, поэтому решил зайти засвидетельствовать вам свое почтение и доложить, что мы намыли из дела Кардосо.

Вот уж этот современный жаргон! Словечко взято, конечно, из лексикона золотоискателей. По-своему выразительно, но вряд ли приемлемо.

— Ты встречался с мистером Кардосо?

— Да. Вы, конечно, помните, что он пытался разыскать своего брата Филиппе. В среду он опознал его труп, выловленный из реки. Дело это было поручено мне. В четверг, уже после убийства Элана Филда, он отказался от своего заявления, сказав, что у Филиппе был шрам от тяжелого перелома ноги, а на трупе его нет. Когда выяснилось, что он разыскивал Филда и находился в Клифтоне в то время, когда было совершено убийство, нетрудно было догадаться, почему он придумал эту версию с переломом ноги. Филиппе владел семейным документом, в котором описывалось место, где был зарыт пиратский клад. Клад был найден их дедом, перезахоронен где-то в его доме или саду, но его самого прикончили раньше, чем он успел обратить свой клад в наличность. Поместье его было продано для уплаты долгов. Все это мы узнали от Кардосо, и я верю, что он говорит правду. Он рассказывал, что каждый раз, как поместье выставлялось на продажу, семейство Кардосо упускало возможность его приобрести. То у них не было письма, то не хватало денег на покупку. Все это надо было держать в строжайшем секрете. Сейчас дом снова продается. Филиппе имел глупость рассказать все Элану Филду, который пообещал достать деньги здесь, в Англии. Что произошло потом, Хосе не знает. Он поссорился с братом из-за того, что тот посвятил Филда в их дела, и тот вместе с Филдом скрылся. Хосе не знал, где они и что они предпринимают. И вдруг на днях он узнает, что их видели вместе здесь. Человек, который сообщил ему об этом, хорошо знал Филиппе, а также дал ему приметы Филда. Хосе переполошился и пришел к нашему шефу. Итак, в среду он опознал тело брата и узнал, что Филд здесь. Он решил, что Филд убил его брата и украл письмо с описанием места клада. Он сел в свою машину и поехал искать Филда. Все было так, как он и говорил. Он приехал в пансион «Морской пейзаж» и не застал его, познакомился с Мари, которая охотно пошла с ним, и отправился с ней в бар «Веселый рыбак». Мари согласилась передать Филду записку, когда вернется, но она не очень торопилась исполнить его просьбу. Они вместе вернулись около одиннадцати, и она перехитрила мисс Эннинг. Видимо, не в первый раз. Она зашла в дом, дверь после нее заперли, но, как только в доме все затихло, спустилась вниз и вылезла через окно столовой. Как она и говорила, ночь для прогулки была прекрасная.

Время, наверное, приближалось к полуночи. Они уже уходили, как вдруг Мари дернула Хосе за рукав и что-то шепнула ему на ухо. Из окна столовой кто-то вылезал.

Они притаились, а из окна выпрыгнул мужчина и, обогнув дом, пошел к тропинке на скале. Когда он ушел.

Мари сказала: «Это мсье Филд». Кардосо разозлился.

Он хотел тут же пойти следом за ним и объясниться, но Мари это не понравилось. Она стала уговаривать его отложить разговор до завтра. Потому что сейчас он, мол, рассержен, может затеять скандал, у нее возникнут неприятности, в дело может вмешаться полиция, и что тогда будет? Кардосо согласился. Они поговорили еще немного, Кардосо пообещал, что будет осторожен и постарается держать себя в руках, и предложил пройтись по скале, посмотреть, где Элан. Они так и сделали.

Теперь понятно, что их опередила миссис Эннинг, которая вышла через стеклянную дверь гостиной. Она, наверное, уже спускалась по тропинке на пляж, а они еще не дошли до нее. Потом они пошли дальше и поэтому не видели леди Кастлтон, которая вышла из дома над обрывом и тоже спустилась вниз. Но далеко уйти они не успели. Кардосо вдруг заметил свет фонаря па пляже.

Его зажигал и Филд, когда входил в домик, и леди Кастлтон тоже. Увидев свет, Кардосо решил, что Филд там, и что это удобное место для разговора. Они повернули назад, спустились на пляж и пришли в домик, как это и описала миссис Эннинг. Удивительные она дала показания, вам не кажется? Вы слышали их дважды. Они чем-нибудь отличаются?

— Ни словом, Фрэнк. И, на мой взгляд, это естественно. Со времени болезни ум ее ничем не был занят.

И как только он снова заработал, он стал фиксировать впечатления. Надо полагать, это были наиболее простые и реальные факты. Она рассказала об этом, как мог бы рассказать ребенок или необразованный человек, не обремененный другими мыслями. В результате получилось ясное и правдивое изложение.

— Да, вы, как обычно, попали в точку. Ну вот, кажется, и все, что касается Кардосо. Он нашел, конечно, письмо, которое искал, как и сказала миссис Эннинг. И если бы не ее убедительные показания, он мог бы из-за него поплатиться жизнью. Никто бы не поверил в его невиновность, если бы при нем было это письмо, запятнанное кровью Филда. Кардосо вымыл руки, но смыть кровь с бумаги он не мог. И если бы его арестовали и обнаружили ее…

— Где она была, Фрэнк?

Он засмеялся:

— Под пяткой в правом ботинке. Он, видимо, понимал, что рискует, держа при себе это письмо, но доверить его никому не мог. А сейчас он отправляется забирать свой клад, если он и в самом деле существует. Нечестно добытое богатство не приносит удачи. И на этом тоже лежит печать крови и преступления.

Мисс Силвер вспомнила высказывание более древнего автора, чем ее любимый лорд Теннисон: «Не может быть честным тот, кто торопится разбогатеть».

Фрэнк заметил:

— Соломон все-таки кое в чем разбирался, — заметил он. — А как вы, остаетесь или возвращаетесь в город?

— Вернусь на несколько дней в пансион. Думаю, мисс Эннинг будет мне рада, хотя теперь, когда миссис Эннинг стало лучше, ей не так одиноко.

— Это убийство, наверное, пошатнет ее финансовое положение.

— До некоторой степени это неизбежно. Но у нее есть несколько заявок на сентябрь. Она надеется, эти люди не передумают. Три мисс Маргетсон приезжают сюда на месяц каждый год. Мисс Эннинг звонила им, они как будто не собираются менять свои планы. Приедут и их друзья, мистер и миссис Бантинг, которым очень рекомендовали «Морской пейзаж». Они тоже вряд ли откажутся от своего намерения. Так что, я надеюсь, мисс Эннинг не очень пострадает.

Фрэнк Эбботт полулежал, удобно вытянувшись, в кресле.

— Дай-то ей бог благополучно выкарабкаться из этой ситуации, — заметил он. — Надеюсь, она знает, что, если бы не вы, ее арестовали бы до того, как леди Каста гон показала свое истинное лицо. Да, по сути дела, если бы не вы, мы вообще бы не увидели ее истинного лица. Я все время гадаю, каким образом вы заподозрили ее?

— Помогло снотворное, — сказала мисс Силвер. — Когда я узнала, что она не только принимала таблетки в присутствии миссис Хардвик, но и попросила ее заглянуть к ней попозже, чтобы убедиться, спит ли она, мне пришла в голову мысль о тщательно подготовленном алиби. Все это было не похоже на такую уверенную в себе и не рассчитывающую на чужую помощь женщину, как леди Кастлтон. Я стала наблюдать за ее взаимоотношениями с остальными обитателями этого дома. Она была знакома с ними долгие годы. Красивая, талантливая, преуспевающая, любви она тем не менее к себе не вызывала.

С миссис Филд ее связывала давняя дружба, но эта привязанность объяснялась скорее привычкой, а не чем-либо еще. По всей вероятности, не знала она любви и в браке. Миссис Тревер рассказывала мне, что единственный человек, к которому она по-настоящему была привязана, — это ее сестра Айрин, утонувшая десять лет назад. По общему мнению, Адела всегда шла своей дорогой и поступала так, как считала нужным. Она из тех властных женщин, которые никогда не разрешают себе отступать перед поставленной целью. Таких людей очень опасно шантажировать.

— Но вы же еще не знали, что ее шантажировали.

— Это было очевидно, — уверенно сказала мисс Силвер. — Я часто беседовала с миссис Филд. Из ее слов я поняла, что ее пасынок пытался выманить у нее деньги.

Она не сказала, что письма, которые он грозил опубликовать, касаются младшей сестры леди Кастлтон. Просто упомянула, что у ее мужа всегда было много поклонниц, а он по доброте душевной не мог поставить их на место.

Особенно глупо, говорит миссис Филд, вела себя одна из них. Кончилось это очень печально, потому что эта девушка утонула во время купанья. Наверное, у нее свело судорогой ноги. Полную ясность внесла миссис Тревер, когда рассказала мне о том, как любила леди Кастлтон свою сестру, которую постигла такая трагическая участь.

Сейчас уже трудно вспомнить все мельчайшие факты, которые подтверждали и укрепляли мои подозрения. Если упомянутые миссис Филд письма в равной степени беспокоили и леди Кастлтон, разве Элан Филд упустил бы возможность пошантажировать и ее? Возможно ли, чтобы такая женщина, как леди Кастлтон, спасовала бы перед его угрозами или допустила бы, чтобы опорочили имя ее сестры? Нет, конечно. Я продолжала свои наблюдения, и вот что меня заинтересовало. У всех в доме нервы были напряжены, Пеппи была на грани срыва, но леди Кастлтон, которая, как говорили, во вторник и среду страдала от сильнейшей головной боли и вынуждена была рано лечь и принять снотворное, казалась абсолютно здоровой. Я чувствовала, что за ее самообладанием кроется что-то, чему трудно дать определение. «Торжество» — пожалуй, слишком сильное для этого слово… «довольство» — не совсем верное. Пожалуй, наиболее подходящим будет «удовлетворенность». Это чувство проявлялось все сильнее и в конце концов очень меня встревожило, — закончила мисс Силвер и с легкой улыбкой добавила:

— Видишь, все очень просто.

Фрэнк засмеялся:

— Как всегда! Как я уже сказал, многие должны благодарить судьбу за то, что для вас это оказалось просто. Ведь Хардвик мог бы продолжать молчать.

Мисс Силвер покачала головой:

— Нет, он не допустил бы, чтобы арестовали невиновного человека.

— Ну, видите ли, у красавицы Аделы было столько преимуществ… она — давний друг семьи, гостья в его доме…

А у Хардвика, если разобраться, не было никаких доказательств, одни только подозрения. Леди Кастлтон могла бы рассказать такую же историю, как Пеппи Мейбери, — пришла, мол, на встречу с Эланом и обнаружила, что он мертв. По правде говоря, не могу понять, почему она этого не сделала.

— О, она бы на такое не пошла!

— Но почему?

— Никогда бы она не сделала подобного признания.

Ее имя уже лет тридцать хорошо известно в обществе, и, заметьте, ни разу не раздалось даже враждебного шепотка. В ней было много аристократизма, и она, я уверена, предпочла бы умереть сама или умертвить кого-то другого, лишь бы не заподозрили, что она тайно встречалась с мистером Филдом. Мне пришли сейчас на ум известные строки лорда Теннисона, сказанные им о сэре Ланселоте:

Согласись, есть некоторое сходство.

Прикрыв глаза, Фрэнк наблюдал за ней. Он восхищался мисс Силвер, испытывал к ней безграничное уважение.

Он встал и с благодарностью поцеловал ей руку.

— Навеки ваш слуга, мэм. До нового преступления!

Мисс Силвер посмотрела на него с нежностью и укором:

— Мой дорогой Фрэнк…