Корбельников Олег
Рссечення плоть
Олег Корбельников
РАССЕЧЕННАЯ ПЛОТЬ
Вся эт кровь, тепля, брызжущя, сочщяся из рзрезнной плоти, живой и чувствующей, весь этот сок тел, крсный, лый, вишневый, крминный, проникющий всюду - удивляет его. Он испытывет стрнное чувство детского удивления, когд мжет йодом обнженное, обездвиженное нркозом тело и бледня кож окршивется в цвет меди, в цвет червонного золот, и когд, знося скльпель нд животом, еще не оскверненным стлью, уже мысленно видит, кк брызнет кровь тонкими тугими струйкми, и когд зжимми, почти не глядя, он ущемляет плоть, остнвливя лые фонтнчики, и когд невесомыми движениями нтренировнных рук зтягивет лигтуры н сосудх.
Остльное делет спокойно. Он быстро нходит порженный оргн, легко ориентируясь во всем этом мягком, горячем, влжном, живущем своей скрытной жизнью, что нполняет человеческое чрево; и тк же легко и чисто удляет поврежденное и щдит здоровое.
В детстве, орудуя перочинным ножом, он нечянно полоснул по левому зпястью и, змерев он неожиднной острой боли, впервые увидел свою преобрженнную плоть. Тм, где только что был тонкя згореля кож - рзверзлсь глубокя беля рн, быстро нполняющяся крсным, жгучим, рвущимся н свободу соком. Он смотрел н нее отчужденным взглядом, словно боль был не его, словно не из него истекл кровь, рзливясь н полу зыбкой лужицей. Он был до того удивлен стрнным своим открытием, что дже не догдлся зкричть. И только когд лужиц потемнел и сгустилсь, и кровотечение утихло, он встл и пошел искть мму, чтобы рзделить с ней великую тйну. Окзывется, в нем, кк в помидоре, кк в грнте, под тонкой кожицей тится крсный крсивый сок, неизвестно для чего зключенный в его теле. И стоит только рссечь оболочку, кк он освободится, брызнет фонтном, преобрзит и удивит.
У него и сейчс н левом зпястье тонкий бледный шрм - знк первого удивления и первого причстия к тйне.
Он хирург. Зовут его Сергей Пнков. Его ценят коллеги и увжют больные. Но он никому не признётся, что его до сих пор удивляет вид крсной горячей крови. Он стыдится своего чувств, считя его детским и глупым.
В это дежурство у Пнков рзгулялсь язв. Зболел он двно, еще в студенческие годы нжив ее безлберным питнием и невнимнием к собственной телу. В этот день с смого утр не отступл боль, идущя из глубины тел. Он втйне пил новокин, когд никого не было - позволял себе морщиться и дже тихонько стонть, но в общем-то вид не подвл, стыдясь собственной слбости. Иногд боль утихл и но тотчс збывл о ней, но возврщясь, он с новой силой сверлил живот, выходя из повиновения, не подчиняясь лекрствм. Но болезнь болезнью, рбот рботой. Рсслбляться нельзя. И Пнков гнл от себя боль, делл привычный обход, улыблся больным.
Детскя хирургия, хотя и знкомя ему, все же пугл незщищенностью, беззщитностью мленьких пциентов. Особенно новорожденных и грудных. Когд он видел их, лежщих в пеленкх, кричщих в своей боли, непонятой и неосозннной ими; когд он рзговривл с мтерями, неприбрнными, в мятых хлтикх, с осунувшимися от недосыпния и переживний лицми, его кждый рз тяготило чувство собственной вины, будто это он см виновт в стрдниях детей, не могущих дже в словх поведть о своем стрхе перед необъятностью и жестокостью жизни. И он, человек в общем-то смелый, не мог преодолеть в себе этой вины и стрлся поскорее зкончить обход, особенно двендцтой плты, где были новорожденные.
Оствлось обойти нижний этж, где лежли рзные, незнкомые ему дотоле люди, н короткое время стлкивющиеся своими судьбми с судьбой и рботой хирург. Присел н скмью в коридоре неподлёку от плт ренимции и зкурил, чтобы отвлечься от боли и жжения в животе.
Ренимция жил своей жизнью. В одной из плт лежл больня, оперировння смим Пнковым неделю нзд. Ей з шестьдесят лет и он грузн, полн, одутловт. Н другой день после оперции откзло дыхние, упло двление и он был переведен в ренимцию. Уточнили дигноз тяжелый инфркт миокрд. Еще через день остновилось сердце, его зпустили, кк зпускют мотор - н морозе, вручную, сквозь пот, зстилющий глз, зрнее зня - все рвно не доедешь до дом, но ведь ндо хоть что-то делть, ибо подло сдвться перед лицом неизбежной смерти, и вечно жив ндежд...
И вот, мотор был зпущен, сердце испрвно перегоняло кровь по зкоулкм тел, но не восстнвливлось дыхние и смое глвное - н энцефлогрмме вычерчивлсь прямя чистя линия, ознчющя смерть коры мозг - того, что и делет человек человеком.
Пнков слышл, кк стучит респиртор, мерно и бесконечно, словно вколчивя невидимые гвозди и, дже не зходя в плту, ясно предствлял себе, кк лежит н койке его больня, доверившяся ему в последней попытке к жизни, ныне обречення, лишення дже прв нзывться человеком - ведь втомт вгонял кислород просто в тело, в муляж, ибо умерло единственное неповторимое человеческое "я", умерло и никогд не возродится.
"Человек умирет по чстям, - думл Пнков. - В нем умирет ребенок, первое удивление, первя любовь, и кждый день, кждый чс что-то умирет в нем, обрывется, рзлгется, клетк з клеткой, отмирют мысли, желния, чувств, Рождется новое, но строе уже не возврщется никогд. Никогд."
Из плты вышел ренимтолог Гнин. Он н ходу рскурил сигрету, увидев Пнков, с увжением поздоровлся и присел рядом. Гнин пришел сюд год нзд. От других он отличлся тем, что ходить медленно просто не умел, почти бегл, н первых порх пугя коллег, знющих, что если ренимтор бежит, то кто-то, где-то умирет, и дорог кждя секунд.
- Привет, - скзл Пнков. - Кк моя больня?
- Едв ли доживет до утр. Д и ндо ли тянуть?
- Отключи респиртор, - презрительно усмехнулся Пнков.
- Аг, кк же... Ничем не лечить я ее не могу. Подключичный ктетер выскочил, н лодыжкх вены зпороты. Придется идти н нижнюю полую. Сейчс покурю и пойду.
- Делть-то хоть умеешь?
Гнин возмущенно пожл плечми. Его, ренимтолог, высшую ксту, белую кость медицины, подозревют в неумении делть ткие простые вещи?..
Пнков докурил сигрету, оглянулся, куд бы бросить окурок, но не ншел и, згсив его крепкими пльцми, сунул в крмн.
- Хорошя урн! - подмигнул Гнин.
Пнков не ответил. С молокососми он обычно не спорил, считя это ниже своего достоинств. Он дже отчеств Гнин не помнил, знл только, что зовут его Колей, фмилию всегд перевирл, не нрочно, просто из-з невнимния к слге. То нзовет Гнкиным, то Гулькиным, н рдость зубосклм.
В своем отделении все было привычным. Уже второй десяток лет он рботл в этих стенх, шгл по этим коридорм, зходил в плты. Н кждой из коек он перевидел сотни людей, и, нверное, с любой из них кто-нибудь уходил з эти годы в никуд, в бестелесное и бесконечное прострнство смерти. Но помнил он и выздоровевших, их было знчительно больше, кто-то блгодрил, многие просто збывли о нем, Пнкове, но дело было не в этом. Глвное в том, что своими рукми, хоть н год, но отдлил он срок окончтельного приговор, уход в коридор смертников, где собственные шги невесомы и выстрел в зтылок неотвртим и неслышен... Он редко рзмышлял об этих вещх, считя свою рботу обыденной и привычной. Впрочем, он и был обыденной. И, скорее всего, любимой.
Ему не сплось. Он лежл у себя в ординторской, рсслбившись, вверившись своей боли. Выпил еще новокин. Горечь прошл по горлу, остлсь во рту, но боль только притупилсь. Он тилсь в животе и он, столько рз видевший язвенных больных, ясно предствил себе, кк выглядит его желудок, рзрезнный и рссеченный острым скльпелем. Он видел свою язву, большую, нзревшую, вот-вот готовую рзъесть ртерию и уже видел, кк тонкой, пульсирующей струйкой в темноту желудк выбрсывется кровь, ля, крсивя н свету, стремящяся к свободе, в слепоте своей не понимющя, что смерть и свобод рвнознчны. Но кровь и не должн ничего понимть, он просто сок; кк ничего не понимет печень, делющя свое тинственное дело, кк слепы почки, фильтрующие кровь, и темно подсознние. Только кор мозг, некрсивя серя оболочк зыбкого оргн, могл понимть что-то, умел ужснуться возможному небытию, если и умирл, то обрекл тело н полную слепоту, немоту и беспомощность.
Встл, подошел к телефону.
- Нин, - скзл он тихо, - будь добр, нбери кубик тропин и дв но-шпы, принеси сюд... Д, мне.
Он сел н рсклдушке, согнувшись и держсь рукой з живот. Тихо открылсь дверь и снов зкрылсь. Медсестр Нин, чуть зспння, в косынке, ндвинутой н глз и скрыввшей бигуди, встл н пороге.
- Что, совсем рзболелся н стрости лет?
Он рботл в отделении двно и недине с Пнковым позволял себе дружеский тон. Он не выносил этого от других, но ей рзрешл.
- От строй и слышу, - огрызнулся он беззлобно.
Легкой рукой он поствил укол. Пнков поймл ее руку, притянул к себе.
- Положи н живот. Может, полегчет.
Он рссмеялсь, но руку не отвел. Сел рядом.
Из окн светил фонрь и при его сумеречном свете н ее лице не было видно ни морщинок, ни темных кругов под глзми.
"Неужели я когд-то любил ее? - подумл Пнков. - Когд он пришл в отделение, еще девчонкой, высокой, крсивой, румяной? Неужели тогд я всерьез любил ее?"
Он попытлся вспомнить ощущение упругого тел, прильнувшего к его телу, но не вспомнил. Эт рук был тепля, и только. Он мягко прошлсь по животу, рвнодушно и спокойно.
- Спи, - скзл Нин, поднимясь. - Будет плохо - зови.
"Вот и пострел, - подумл он. - Отмирю по чстям. А он и змуж потом не вышл, и я ей сейчс не нужен, д и он мне. Пострел. Вот и желудок мой умирет первым."
Телефонный звонок, резкий, рздржющий, зствил подойти к столу.
- Сергей Алексндрович, - услышл он, - вс Гнин просит зйти в ренимцию. У него что-то не лдится.
Гнин ждл его в плте. С зсученными руквми, в мске, сползшей с нос, он склонился нд больной и по его лицу было видно, что он устл, рздржен и рстерян.
- Видите ли, - нчл сбивчиво он, - тут ткя штук получется. Сделл я венесекцию, и кровь отлично шл, и ктетер прошел высоко, вот ног вся опухл и посинел. Может, я что-то не тк сделл?
Пнков быстро осмотрел больную. Он лежл н кровти, неподвижня, с зкрытыми глзми, и только черный гофрировнный шлнг вдувл в легкие воздух, отчего грудня клетк поднимлсь и опусклсь, имитируя жизнь. Левя ног, и без того отечня, стл чуть ли не вдвое толще првой; кож не ней посинел, вены выбухли, кк реки н рельефной крте.
- Нрушение венозного отток, - скзл он. - Ты ккую вену перевязл?
- Подкожную, - рзвел рукми Гнин. - Ккую же еще? Тм одн и был. Ниже остлсь ртерия, их никк не спутешь. Д и делю я не в первый рз.
Пнков пристльно посмотрел в лицо Гнину. Определенно, это узкое смоуверенное лицо не нрвилось ему. Эти усики, торчщие нд мской, эти бкенбрды.
- Долго искл вену? - спросил он, уже все поняв.
- Долго, - признлся Гнин. - Еле ншел.
- И, говоришь, только одн вен был? Широкя? И когд ты ее рссек, то хлынул кровь? Сильно, не кк обычно?
- Д. Но ведь это не ртерия, я же ясно видел.
- Послушй, - скзл Пнков, еле скрывя рздржение. - Послушй, ты перевязл глубокую бедренную вену, тогд кк по всем зконм следует перевязывть только подкожную, впдющую в нее. Перевязк подкожной безопсн, но глубокой, в которую впдют все остльные вены ноги, нстолько глуп, что у меня не хвтет слов.
Гнин збеспокоился, оглядывясь н своих сестер, и дже покрснел.
- Ты где сделл рзрез? Ты посмотри см, где ты сделл рзрез? - все больше рсплялся Пнков. - Кто же делет его тк высоко? Подкожня вен ниже. Прежде чем з ткие дел брться, нужно хоть нтомию знть.
- Я же делл, - опрвдывлся Гнин, уже смущенный и нпугнный. - Много рз делл. И взрослым, и детям.
- А нтомии не знешь. Если не мог нйти вену, то почему не позвл меня или детского хирург? Думешь, если прорботл год, то все уже умеешь?
- Не думю, - огрызнулся Гнин, - но это я зню. Я изучл. Это просто номлия, Бывет же номлия рзвития.
Пнков хотел скзть что-нибудь покрепче, но сдержлся. Желудок снов нпомнил о себе. Под ложечкой уже не просто жгло, двило и рспирло, словно кто-то злез внутрь и рздувлся. Кружилсь голов, то ли от новокин, то ли от устлости и боли.
- Делй что знешь, рз ткой умный, - скзл он сквозь зубы и, повернувшись, вышел из плты.
Сел неподлеку, по привычке зкурил, но тошнот зствил отвести руку с сигретой и облокотиться о стенку.
"Плохи дел, - подумл он. - Кк бы смому под нож не угодить. Еще попдешь к ткому вот врчу, он потом опрвдется номлией рзвития. Дескть, у Пнков глотк не тк устроен от рождения, и умер он не от моей руки, см виновт... А женщин умрет. Кровь входит в ногу по ртериям, обртно не выходит, глвный путь отрезн. Вот и будет ног рзбухть, пок в нее вся кровь не войдет. А тм уж конец."
Гнин мячил рядом, Кжется, он ощутил свою вину и, возможно дже, рскивлся.
"Д нет, слг, - подумл Пнков, - это не ты виновт, я, хирург, взявшийся з оперцию. Без нее он бы еще пожил, я пошел в-бнк. И никто не знет точно, ни хирурги, ни тем более больные, чем кончится оперция. Рботем вслепую, кк печень и почки, сми не зня, что будет звтр. Тк и выходит, что мы с Гниным н одной ступени. Я подписл приговор, он исполнил."
- Отключи ппрт, - произнес он противную ему смому фрзу.
- Циноз будет, - буркнул Гнин. - Он и остнется синей, срзу ясно, что от удушья.
"Уже пять дней, кк умерл кор мозг, - подумл Пнков. - Это уже труп и нет преступления, если он умрет от моей руки окончтельной и бесповоротной смертью. И никто не обвинит нс, но это тк мерзко, своей собственной рукой, сознтельно и трусливо, остновить чье-то сердце. Пусть полутруп, пусть кошки, собки, но оборвть чью-то жизнь, не приндлежщую тебе..."
- Думй см, - скзл он. - Чему-то ведь тебя нучили.
И, поднявшись, стрясь не покзть, кк кружится голов, нпрвился к выходу.
- Я вс очень прошу, Сергей Алексндрович. Вы не подумйте, что я трус, но посидите пок здесь. Я см все сделю, вы только будьте рядом.
"Мерзвец, - подумл Пнков, - хочет взять в соучстники. Но, впрочем, он прв. Мы об виновты. А если я уйду, то см буду трусом. Уж до конц, тк до конц."
Не говоря ни слов, вернулся в плту.
- Выйдите, - скзл он медсестрм и, подождв, когд они молч выйдут из плты, обртился к Гнину: - Двй.
Побледневший Гнин зсуетился, принес необходимое, молч подл.
"Трус, - подумл Пнков, - он см сейчс бежл бы со всех ног от этого кошмр. Ничего, пусть видит. Проклятя медицин, в ней тоже учишься н ошибкх, только эти ошибки приводят к чужим болезням и смертям. Чертово ремесло. Вылечу язву и уйду из хирургии. Еще не слишком поздно".
Левой рукой он нщупл пятое межреберье, помедлил немного и воткнул длинную стльную иглу в тело. Потянул поршень н себя. В шприц тонкой, яркой и удивительно крсивой струйкой влилсь кровь.
- Руку н пульс!
Гнин торопливо приложил пльцы к сонной ртерии.
"Ну, вот и все, - подумл Пнков. - Сейчс сердце остновится. Я буду убийцей в своих глзх и в глзх этого молокосос. Я ни от кого не скрою это и никто не осудит меня. Быть может, это удр милосердия, но все рвно я убийц."
Не отводя глз, он смотрел, кк кровь окрсил рствор в шприце в лый, крминный цвет, и этот цвет, смый любимый, стл ненвистен ему.
"Кровь, - подумл он. - Ккя мерзость."
Уверенным движением он быстро нжл н поршень и крсное, лое, крминное, влилось в сердце.
Выдернул иглу, не глядя н больную, отбросил пустой шприц.
Идя по коридору, Пнков услышл, кк змолчл респиртор, перестл вбивть свои невидимые гвозди в несуществующие доски.
Его покчнуло. Он прислонился к стене. Неудержимо подступл тошнот.
- Нин, - тихо позвл он. - Нин, где ты?
- Я здесь, - услышл он голос.
Сму ее он уже не видел. Перед глзми плыло крсное, горячее облко.
Он ощутил прикосновение к локтю, мягкое и сильное. Он поддержл его.
- Облокотись н меня, Сереж, - услышл он. - Ничего, сейчс я доведу тебя до постели, ты полежишь и будет легче. Хочешь, я тебе еще укол поствлю?
Из глубины живот поднимлсь мутня волн, что-то содроглось внутри, сокрщлось, жгло неимоверно.
"Язвенное кровотечение... Дождлся..."
В рот хлынул горячя влг. Пнков не удержлся и крсня, темня, почти черня кровь вырвлсь н свободу.
Он открыл глз и впервые испуглся, увидев сок своего тел, преобрженный и освобожденный.
1977 г