Ночной Сторож
СУДЬБА И НА ПЕЧИ НАЙДЕТ
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был старый пень. То есть, не такой уж и старый, вполне еще крепкий пень, лет сорока, наверное, не больше. Или пятидесяти. Это, конечно, не считая тех ста двадцати, которые он прожил деревом. Пень помнил, что тогда его звали Дубом, был он крепок и могуч, с пышной темно-зеленой кроной, под завязку набитой энергичными здоровыми желудями. От этих желудей могли рождаться маленькие хорошенькие дубки, наверное, целый лес дубков мог бы родиться, но как только появлялся росток — его тут же кто-то выкапывал и уносил. Пень уже не помнил, почему ростки выкапывали и уносили. Наверное, усыновляли в другие леса, где не было таких дубов. В принципе, ему было все это не очень интересно. Жилплощадь и так была не слишком большой — просто поляна в самой середине чаще. И одному не очень-то просторно, чтобы ее еще и с родственниками делить. Да и вредно детям вечно под родительским кровом. Вернее — кроной. Под его густой темно-зеленой кроной вообще ничего не могло вырасти. Какой-то кустик пытался, но и у него не получилось — засох без света. Очень густая крона у Дуба была, очень. Он ею всю жизнь гордился, пока не стал Пнем. Почему он стал пнем — этого он уже не помнил. Наверное, заболел. А всё эти желуди! Как осень — так к дубу кабаны целыми стадами. Если бы просто желуди подбирали — это не жалко, Дуб этих желудей каждый год на землю сбрасывал в огромных количествах и высочайшего качества. Но кабаны повадились под корнями рыться! Свиньи, настоящие свиньи, к тому же — дикие. Наверное, какой-то важный орган повредили, и Дуб заболел, вот его и спилили. Или, может быть, зима очень холодная оказалась, Дуб замерз, вот его и спилили. Или, наоборот, может, молния в него попала, он весь обгорел, вот его и… Да это Пню тоже не слишком интересно было. Жилплощадь осталась за ним, никто его особо не беспокоил, кабаны уже не приходили рыться у него в корнях, о желудях не надо было беспокоиться… В общем и целом Пень был доволен своей нынешней жизнью.
И тут вдруг случилась осень. Осени и раньше случались, и довольно часто, но обычно проходили без особых осложнений. А тут как-то все сразу совпало: осень в этот раз случилась золотая, ясная, тихая, — просто сказочная какая-то осень. Пень проснулся, огляделся вокруг и подумал: «Э! Осень пришла. Вот так жизнь и проходит». Он уже собирался подумать еще что-нибудь лирическое и очень личное, но тут у него вдруг зачесался один из давно, казалось бы, засохших корней. Конечно, это могло быть просто потому, что жуки-короеды добрались, наконец, и до сухого корня. Но Пень вопреки очевидности обрадовался и подумал: «Э! А ведь я еще вполне ничего себе! Наверное, это новый росток на свет просится». Кто его знает, с чего он так подумал. Гормональный сбой какой-то, наверное. В таком возрасте это бывает. А тут как раз бежали мимо Пня Зайчиха с Зайчонком. В другое время Пень на них и внимания не обратил бы. Но мысль о новом ростке его так захватила, что он пустил Зайчиху с Зайчонком в нору под своими корнями, чтобы грели его старые корни, а заодно — и новый росток.
И так стало хорошо старому Пню! Вокруг была золотая осень, в норе под ним было тепло от Зайчихи с Зайчонком, а давно, казалось бы, высохший корень чесался, навевая всякие мечты.
Вот в этот момент и лег рядом с ним желтый листок. И не просто желтый, а как будто настоящий золотой, весь легкий, изящный, с тонкими зеленоватыми прожилками и бежевой каймой по зубчатому краешку. Прекрасный листок, просто прекрасный. Пень сразу понял, что это какая-нибудь молодая стройная Березка обронила, а Ветер подхватил и принес его прямо к корням Пня. Конечно, не случайно! В жизни ничего не бывает случайного! Это судьба, а она, как известно, везде найдет. За свою долгую жизнь он повидал множество молодых и даже довольно стройных березок, но листья ни одной из них не шли ни в какое сравнение вот с этим, золотым, с зелененькими прожилками… Значит — судьба.
Гормональный сбой, естественно. Ничего не поделаешь, возраст.
Но Пень-то об этом не знал. Он взял золотой листочек и написал на нем: «Ты прекрасна! Я тебя люблю!» И попросил Ветра отнести это письмо к той, от которой прилетел этот листочек. Ветер согласился — почему бы и не согласиться, все равно он просто так туда-сюда мотается, — подхватил листочек и понес его к березовой рощице на опушке леса. Но на пути его встретили непроходимые заросли терновника, и пока Ветер из них выпутывался, он так обессилел, что уронил листочек на землю. А как раз в этом месте на земле лежала старая Осиновая Колода. Она уже давно там лежала, с предпоследней Большой Бури. Старожилы помнили, что со времени последней Большой Бури прошло лет примерно двадцать. Или шестьдесят. А между последней и предпоследней Большими Бурями прошло столько же, если не в два раза больше. В общем, можно считать, что Осиновая Колода лежала на земле в этом месте всегда. Она давно уже не ждала от жизни никаких приятных сюрпризов. А тут вдруг — письмо! На золотом листочке с зеленоватыми прожилками! Что письмо предназначено вовсе не ей — это Осиновой Колоде даже в голову не пришло. Там же ясно было написано: «Ты прекрасна!» Стало быть — ей. А Ветер не стал с ней спорить. Во-первых, он был страшно ветреным, ему было все равно, кому достанется письмо старого Пня. А во-вторых, он знал, что никакой Ветер, даже самый сильный, не сможет сдвинуть Осиновую Колоду с ее точки зрения. Вот и не стал спорить.
Осиновая Колода прочла письмо два раза, потом огляделась вокруг, выбрала из опавшей листвы новый красивый березовый листочек и написала на нем: «Я тебя тоже люблю! Ты кто?» Потом она отдала свое письмо Ветру и попросила отнести его тому, от кого он принес письмо ей. Ветер как раз немножко отдохнул и собирался лететь куда-нибудь еще, поэтому согласился отнести письмо по пути. Правда, путь его в этот раз был намного длиннее и запутаннее, чем в первый раз, и это настоящее сказочное чудо, что письмо Осиновой Колоды в конце концов попало к старому Пню. Он так долго ждал, что даже стал нервничать, чего с ним не случалось с тех пор, как он потерял свою роскошную темно-зеленую крону вместе со стволом. Пень жадно схватил письмо, прочитал его и тут же написал ответ: «Я молодой кудрявый Клён! Я стою на самой опушке и защищаю лес от врагов! Тебя я тоже защищу, прекрасная Березка!» И опять попросил Ветра отнести письмо той, которая… ну, и так далее. И Ветер отнес, и что особенно удивительно — именно Осиновой Колоде, а не тонкой Рябине, с листвой которой он по пути заигрывал часа два. А может быть, тонкой Рябине просто были неинтересны чужие письма. В общем, опять случилось настоящее сказочное чудо — Осиновая Колода получила ответ на свое письмо.
Долго ли, коротко ли, но вот так Пень и Осиновая Колода переписывались всю осень. Правда, уже не очень часто. Потому что все труднее было находить в опавшей листве новые чистые листочки. Вся палая листва побурела и высохла, и Пню с Осиновой Колодой все чаще приходилось обмениваться старыми письмами. Но это не имело ровным счетом никакого значения, потому что, во-первых, истинные чувства не нуждаются в новых доказательствах, а во-вторых, они не знали, что еще писать. Пню было понятно, что он никогда не встретится со своей стройной Березкой. Это было мучительно грустно, но что ж теперь… Судьба. Осиновой Колоде и вовсе не очень хотелось встречаться со своим любимым кудрявым Кленом. Маразм маразмом, но любая Осиновая Колода, даже хоть бы и в маразме, инстинктивно все же ощущает, какое дерево по себе рубить. Так что переписка постепенно затухала, затухала, а потом и совсем прекратилась. Тем более, что золотая осень закончилась, и началась ранняя зима с метелями и снегопадами. И хоть Ветер носился по лесу туда-сюда в пять раз быстрее, но переносил он теперь не листья, а холодный снег. Что можно написать на снежинке? На ней ни одного слова не поместится. Да что там слово! На ней даже смайлик в форме сердечка не поместится. Влюбленные погрустили, погрустили, а потом постепенно забыли свои осенние мечты.
Может быть, весной их опять настиг бы какой-нибудь гормональный сбой. Но однажды в зимний лес пришел Лесник. Сначала он нашел Осиновую Колоду, погрузил ее на сани и отвез к себе на заимку, бросил поближе к баньке. Колода гнилая, конечно, но вдруг на зиму дров маловато окажется, так что пусть валяется, в хозяйстве все пригодится. Потом Лесник еще раз пошел в лес, нашел старый дубовый пень, хотел его выкорчевать, но мерзлая земля намертво прихватила сухие корни. Тогда Лесник просто обрубил корни, а комель без корней погрузил на сани и тоже отвез к себе, бросил возле баньки. Хотел все сразу на дрова поколоть, да руки не дошли.
С той поры Осиновая Колода и Пень так и валяются возле баньки, постепенно познакомились, разговорились, часто рассказывают друг другу о своей прежней жизни.
— Меня любила прекрасная молодая Березка, — говорит Пень. — Ты не представляешь, как она меня любила! Какие сказочные письма она мне писала! Но вот встретиться нам — не судьба.
— Ну да, ну да, — говорит Осиновая Колода. — А меня любил кудрявый Клен, красавец, храбрец, поэт. А какие письма он мне писал!.. Но встретиться нам — не судьба.
При этом Пень думает: «Э! Никто тебе не писал, старая колода. Кому ты нужна?»
А Осиновая Колода думает: «Ха! Какая дура тебе писать будет, старый пень?»
И оба смутно сожалеют, что их увезли из родных мест. Конечно, и в родных местах вряд ли встретились бы со своими любимыми. А вдруг? Люди ведь говорят: судьба и на печи найдет. Правда, эту поговорку Пень и Осиновая Колода стараются не вспоминать. Им обоим очень не нравится слово «печь».
А весной на полянке в самой чаще леса, рядом с ямой, которая осталась от старого дубового пня, вылез тонкий росток, развернул два крошечных темно-зеленых листика, огляделся вокруг и мысленно одобрил доставшуюся ему родительскую жилплощадь.