Наталия Курсанина

Игра не на жизнь. Проходная пешка

Факты, описанные в книге, являются вымышленными на 50 %, имена — на 70 %, а все остальное соответствует действительности.

ГЛАВА I

1

Перенос — термин, употребляемый в фантастике для обозначения внезапного перемещения тела или сознания в другой мир или время. В общем, кому как повезет. Как правило, перенос происходит с героями, когда они одни, или в результате смерти оных в момент катастрофы или аварии. Мне не повезло.

Игра в этот раз происходила в далеком от меня краю — на Урале. С Украины на Урал — двое суток поездом, а уж пехом я и считать не возьмусь — до… много. Поперлась я на эту ролевую Игру из чистой наглости. Мастера специально позаботились, чтобы после прошлогодней я получила письменное уведомление об их нежелании видеть меня. Но я, как последняя стерва, едва услышав, что меня ищет Дракон Запада (в просторечии нашей шальной компашки — ДЗ), шустро подсуетилась и вышла на трассу пораньше, так и не получив заветный свиток в руки. А раз не получила, то мастерам можно (и нужно) сказать, что я его в глаза не видела и не знала, что в нем написано. Дорогу мне, ясное дело, не оплатили. Да и чего оплачивать — билеты я бы все равно не смогла предъявить. Я законченная автостопщица. Вот только доспех приходится брать с собой облегченный — только пластинчатый нагрудник и наплечники из «двойки». Вес четыре килограмма. Нагрудник, благодаря гроверным соединениям, складывается в две узкие полоски: спина и грудь. А наплечники «раковая шейка» удобно трамбуются в боковые карманы. При таком весе и объеме приходится чем-то жертвовать. Я жертвую едой. Никаких консервов и всего остального поменьше. Это когда в горы идешь, надо брать с собой пищи побольше — там не у кого ее взять, а Дорога… в Дороге надо еще уметь остаться голодным. В крайнем случае, можно всегда заработать. Но я это делаю исключительно редко, когда уже совсем припечет, и совсем не тем способом, о котором могут подумать читатели мужской стати. Бывает, что иногда по два дня не жрамши… бывает. А кому легко? «Жрать и спать — свыняче дило» — любимая пословица моего капитана Ворона. По ней и живем.

В этот раз тоже приехала — минимум еды, максимум хамства. Игровые деньги, как правило, покупают за наличные или зарабатывают. Я предпочитаю последнее. Наемники всем нужны. Правда, не все командиры видят в бабе наемника. Приходится браться за меч и в который раз доказывать, что меня надо уважать и вполне можно нанять. К этому пирогу идет приправою неприкрытая ненависть и зависть тех, кого я поваляла в травке, но это уже привычные специи — острота только добавляет пикантности.

Мастера, увидев меня, скривились, как будто я каждому выдала по килограмму лимонов и заставила съесть. Но отправлять назад не решились. Чувствовали, что я только этого и жду, чтобы обвинить их в трусости. Боялись они. Их пятеро, да еще подмастерья в круг взяли. Я ухмыльнулась. Де-юре я должна принять их решение, каким бы оно ни было, а вот де-факто… могла и не согласиться. Или сделать свою игру. Что в прошлый раз и было выполнено с такими отточенными приколами, что весь полигон враз стал полем боя. Хотя изначально это была сугубо мирная Игрушка. Ну не стерва ли я?! Стерва! На том и стоим.

— Хорошо, — наконец поняв, что выжить меня не получится, согласились они. — Но… первое — ты примешь ту роль, которую мы тебе дадим. Второе — ты отдашь нам свой меч!

Вспылить сейчас — это доставить им удовольствие и дать повод для отказа. Не дождетесь!

— Принято! Что еще?

Опешили. Не ожидали такого быстрого согласия. Жалко меч отдавать, но они забыли сказать, чтобы я не брала также никакой другой. Юридическая лазейка. Вот ею мы и воспользуемся. Мечи — дело наживное, когда умеешь ими пользоваться. А не умеешь, так и самый лучший меч палкой станет.

— Жди здесь! Мы выберем для тебя роль.

Нагло сажусь по-турецки. Ждать, значит, ждать. В ногах правды нет. Вот и отдохнем заодно.

Мастера, неодобрительно покосившись, скрылись в палатке. Подмастерья остались. Смотрят на меня, как на какую-то диковинку. У них, бедных, в головах не укладывается, что с Мастерами можно так разговаривать. У меня, кстати, тоже. Своих Мастеров, киевских, я уважаю. Может быть, потому, что у нас все, от новичка до капитана, знают непреклонный закон Полигона — «Мастер — козел! По определению!». И тот, кто примеряет на себя мастерскую мантию, должен сразу понять, как легко и быстро она становится козлиной шкурой, когда за спиной стоит очень недовольная мастерским решением команда. Здесь же Мастера чуть ли не Боги! Вот и опустим их немножко на землю, чтобы нас, грешных, заметили…

Я уже подумывала, а не вытащить ли мне на свет божий вчерашний бублик, затерявшийся в одном из моих брючных карманов, как снова предстала пред светлы очи Мастерской команды.

— Вот твоя вводная: ты лекарка, травница. Ты должна собирать травы и лечить всех, кто об этом попросит. Ты никому не должна отказывать и не можешь брать деньги за лечение. Вместо оплаты «больной» по излечении должен поставить на вот этом листе подпись. Когда соберется десять подписей, ты подходишь к одному из мастеров, и он тебе дает талон на питание.

— То есть если меньше десяти подписей — я голодная?

— Да. Ты должна ходить и предлагать свои услуги.

Вот тут он меня подъел. Как говорится — респект и уважуха. Нашел чем прижучить. Я терпеть не могу лечить и лечиться. В медицине понимаю, как эльфийка в оружии — то есть зеленку от йода отличу, и на этом все. К тому же с моей репутацией у меня «лечение» примет или смертельно больной, или полный идиот. Боюсь, что и тех и других на Полигоне слишком маленький процент, чтобы я могла быть сытой. Да и аптечки у меня нет.

— Лекарства ты будешь менять у Дока. — Мастер махнул рукой в сторону медпалатки. — Он тебе будет давать задание, какие травы ему собирать, и в обмен на это ты будешь получать нужный препарат…

— …пурген, — не удержалась от колкости. Как же они все завернули и продумали! Теперь у меня на свою Игру не останется ни времени, ни возможности. Да и ходить по лагерям… как лох последний, выпрашивая их «полечиться» у меня. Ну, ничего, ребята, вы не представляете, как много лазеек вы мне оставили. Лекари, они ведь разные бывают, они ведь не только лечить способны… Да и одну миску из общего котла всегда раздобыть можно, а не в кабаке питаться. Так что ваши талоны… и ваши вводные… ну, и вы сами — туда же!

Поднимаюсь, оставляя на траве свой клиночек. Жалко, да ничего не попишешь.

— А меч?

— Он ваш… пока.

А ты что, хотел его из рук в руки? Трофеем победным? Ничего, сам поднимешь. Или кто-то из твоей своры в зубах принесет, хвостиком виляя.

— А этот?

— Какой? — делано удивляюсь.

— Вот этот, на ноге!

— А, этот? — Я достаю из набедренных ножен свой походный нож. Восемнадцать сантиметров лезвие с острием «щучкой», уменьшенная копия «полковника Боуи». Полуторная заточка. С обратной стороны рукояти еще одно складное лезвие — для разделки.

— Так это же не игровой! — улыбаюсь я и, держа двумя пальцами, поворачиваю рукоять плоскостью к мастерам, чтобы они увидели выдавленную в пластике надпись. — Хозяйственный!

~~~

День у меня выдался на редкость насыщенный. Если к этому прибавить еще пятеро суток трассы, то можно понять, что палатку я ставила на чистом автомате. Спать было еще рано, но организм, вымотанный подчистую бессонными ночами и минимумом питания, просто поставил меня перед фактом, что он из палатки не выползет. Отдых — это святое. Завтра будет новый день — начнется Игра, так что самое время почитать вводную. Я завалилась на спальник и вытащила выданные мастерами бумажки.

Писалось явно не под меня, а под тихую, спокойную девочку практически без игрового опыта. Было много ссылок, которые меня раздражали, и указаний, как поступать в той или иной ситуации. А фразы «…с бургомистром надо разговаривать вежливо…» или «…все магические сущности на полигоне могут оказать вам помощь, если вы их попросите…» меня просто доконали. Не подумайте ничего плохого — я человек вежливый и спокойный, я даже улыбаюсь, когда со мной здороваются, и желаю «доброго дня». Но я не люблю, когда это делается в приказном порядке. Что такое «фактор магической проекции на любой указанный мастерами район игрового полигона», осталось для меня «по-за зоною» понимания. Кого это они «проецировать» хотят? Ладно, разберемся по ходу Игры. Почитав еще с полчасика и прикинув еще несколько лазеек для моей бурной нетрадиционной фантазии, я откинулась на сложенный под голову свитер и блаженно закрыла глаза. «Трудная дорога в дюны» подошла к концу.

2

Утро началось с того, что об мою палатку кто-то споткнулся. Не очень приятный способ просыпаться под дикие вопли и маты. Откинув полог, я ступила босиком на росу.

— Чего ты ее сюда поставила? Пройти нельзя!

— Так не ходи! Или глаза себе новые купи, если этими не видишь, куда прешь!

— Пасть закрой!

— А что, правда глаза колет?

— Да ты мне, бл…, поболтай!

— А ты мне повы…йся!

Ну, знаю, знаю! Несдержанная я! Завожусь с четверть оборота. Вот поэтому меня на Играх не очень-то и любят. Не знаю, как это у меня получается, но нарываюсь я постоянно. Мой друг Ано все ждет, когда я получу наконец в морду и успокоюсь. И каждый раз до мордобития не доходит. Как будто Боги хранят, мать их!

Вот и в этот раз:

— Олег, отстань от девушки! — Как-то я не заметила, что метрах в двадцати разбиты палатки какой-то команды.

— Да это не девушка, а крыса какая-то!

— Зубы показать или укусить, чтобы запомнил получше?!

— Блин, да ты…

— Олег!

— Коза!

— Птеродактиль!

— Кто?

— Оба-на! Да мы еще тупые и неначитанные ни в одном глазу! Сэ-ло и лю-ды!

— Олег, иди сюда! Девушка, а вы бы и вправду палатку переставили!

— Ага, тебе на голову!

— Не хамите, пожалуйста, я же с вами нормально разговариваю!

Умный, да? А попробовал бы сам адреналин погасить за пару вздохов. Я ведь уже на драку настроилась, а тут, как всегда, облом.

— И куда я ее переставлю?

— Хотя бы вон туда, — парень показал на маленькую полянку между осин.

— Щщас! Под осины! С дуба упал?

— А так вы стоите на тропинке к речке.

— Тропа козлов на водопой, — съязвила я, уже понимая, что переставить палатку придется. — Ладно. Уговорили. Но пока я не найду нового места, она постоит здесь!

Парень кивнул:

— Хорошо. Ее никто не тронет.

Команда за его спиной удивленно рассматривала меня. Но недовольных взглядов было на порядок больше. Не всем приятно просыпаться с утра пораньше под крики и ругань. У меня, правда, право первого места. Я, когда ставила палатку вчера, их не видела. Они пришли вечером. А я-то и не слышала! Видно, притомилась знатно, если организм выключил все функции, даже защитные. Не слышала, не видела, не чуяла. По логике, я могла бы потребовать, чтобы они переехали, но у них целый лагерь — шесть палаток, а у меня одна. Да еще у меня куполок, а не стандартные, как у них, на растяжках. Мне палатку снять дело двух секунд — легкая она и удобная. А вот им пару часов маяться. По логике — да, а по факту — переезжать все-таки мне. Вот так всегда — делай добро и бросай в воду. Ведь никто не поблагодарит за то, что я им предъяву не кинула и к Мастерам не побежала жаловаться, что меня с законного места сгоняют.

Рюкзак на одно плечо, палатку на палке на второе — и легким шагом на новое место.

~~~

— Тук-тук, — обозначила я свое пребывание у медпалатки, — можно?

— Заходи! — донеслось изнутри, и я откинула полог армейской четырехместной палатки.

Внутри оказался парень лет под тридцать, небольшого роста, но уже с серьезной проплешиной.

— Я тут, — я замялась, — вот… травница я!

Он удивленно провел глазами снизу от самых берц до моей макушки, поднимающейся над полом на метр семьдесят три. Я понимаю, что он представлял травницей какую-нибудь мелкую девчушку, а не нечто одетое в черное и с ножом в набедренных ножнах, хмуро смотрящее на него из-под длинной челки.

— Интересная вы «травница».

— Ну, — я ухмыльнулась, вспомнив Мастеров, — так получилось…

— Я Андрей, доктор, можно Док, — протянул мне руку парень. — Извините, не думал, что мне пришлют ТАКУЮ травницу.

— Да я… вообще-то наемница, — я смущенно опустила глаза.

— Да вы что? Это же не женское дело?

— Тоже мне проблема! — огрызаться не сильно хотелось, но смолчать уже не могла.

— Ой, чаю хотите? — внезапно перебил Док. — Я только заварил.

От этих слов у меня рот наполнился слюной. Вспомнить бы, когда я в последний раз чай пила… дней так пять назад. А с позавчерашнего дня кроме двух бубликов ничего во рту не было.

— Хочу, — расплылась я в широкой улыбке. Друзья говорят, у меня обаятельная улыбка, только улыбаюсь я ею редко, скорее можно увидеть перекошенные, стянутые в нить губы, способные вызвать у недоброжелателей легкий ступор. Или ухмылку на одну сторону — привычка.

— Садитесь, чай хороший. На травах. Сам завариваю. Вы такой пьете?

— Только без мяты, пожалуйста!

— Ой, а этот с мятой как раз! У вас проблемы на мяту?

— Да… — мне было неловко отказывать, но мята для меня яд, — она вызывает у меня спазм горла.

— Это серьезно. Я вам сейчас заварю другой. Надеюсь, зверобой вы переносите хорошо?

— Да, спасибо. Со зверобоем все в порядке.

— Вот и славно. А как вас зовут? Вы так и не сказали?

— Леттлерг. Можно Летт. Это игровое имя. А так — Ника.

— А вы случайно не та самая наемница из Киева?

— Ну, не знаю, как насчет «той самой», но я из Киева.

— Это же как далеко? Как вы добирались?

— Автостопом. Как всегда.

— С кем-то?

— Сама, — я пожала плечом. — В паре всегда дольше.

— Вот и чаек! Может, вам печенья к чаю?

— Ой, а можно? Спасибо огромное!

— Может, вы останетесь покушать? — предложил Док, умильно глядя, как я пожираю печенюшки. — У меня каша варится, скоро будет готова.

— Наши дорогие Мастера дали мне квест зарабатывать харчи в поте лица своего. Но я пока еще ничего не сделала, так что на завтрак претендовать не могу.

А жрать хочется конкретно. Но не меньше этого хочется оставить Дока в стороне от выяснения отношений с Мастерами.

— Ника, — из глаз Дока пропали веселые смешинки, и лицо стало серьезным, — ты думаешь, что я отпущу тебя в лес голодной? Ты когда в последний раз ела? У тебя мешки под глазами. И ты устала. Не каждый человек выдержит дорогу в четыре тысячи километров автостопом. Давай договоримся — ты меня не обманываешь, а я ничего не скажу мастерам. Договорились?

— Так точно, господин начальник.

— Прикалываешься?

— Как умею… иногда получается.

— Тогда хорошо. Милости прошу к нашему шалашу! Сейчас на стол соберем, и будет нам счастье!

— Спасибо, — я еще раз улыбнулась. Этот человек мне явно нравился.

3

Первым моим заданием было вылечить бургомистра города. Город на Игре представляет собой ряд палаток со стоящей в середине поляны столовкой, по недоразумению носящей гордое звание — кабак. Тут же, рядышком вбиты в землю несколько скамеек со столом — городская дума. Город, по меркам Игры, крут и немерен. Все торговые пути должны собираться здесь. Центр Игровой коммуникации. Представляем на месте палаток дома, на месте деревянного стола кафедральный собор, а вместо кострища ратушу… воображение работает нормально. Только толстую девку в замызганном снизу плаще и с растрепанными волосами я так и не смогла представить главой этого муравейника.

— Здрасте, — кивнула я присутствующим. — Я травница, по поручению Дока. Кто тут бургомистр?

— Бургомистр — это я, — отозвался пивной бочонок с вороньим гнездом на голове. — Проявите уважение и поклонитесь как следует.

Девочка! Да у тебя вдобавок еще и мания величия! Забавно…

— Простите, у меня спина так не гнется, чтобы жопа выше головы была.

— Да как ты можешь?! — взорвался стражник или кто он там этой дамочке.

— Никак не могу, — я глубоко вздохнула и развела руками.

— Да я тебя!!!

Что он там меня, я не поняла, но учтиво пропустила прыгнувшее тело и легко подправила его локоть. Кажется, стражник в кого-то за моей спиной врезался.

— Мне сказали, вас лечить надо, — снова обратилась я к бургомистру, — но я так и не поняла от чего. От того, от чего надо бы — у меня таких лекарств с собою нет. Да и не к Доку это, пожалуй, а к диетологу.

Вопрос: зачем я все это говорю? Ответ: не знаю. Понесло. Недержание хамства во рту. Но я же обещала мастерам интересный отыгрыш! Как они со своей стороны представляли травницу — я не знаю, но помесь неудовлетворенного социального положения и веселая обида на их «роль» просто разрывает меня, как Тузик ту самую дешевую грелку.

Опаньки, а это уже серьезно! Из толпы, окружившей нас, вышли два рубахи-парня в полных максимилиановских доспехах и с двуручными мечами. А у меня даже короткого однохитового кинжальчика игрового нет.

— Извинись! — потребовала бургомистр. — Немедленно!

— А то что? Меня распнут на воротах города? Интересно на это посмотреть!

— Не зарывайся! Это моя личная гвардия!

— Спасибо, что предупредили! А то у меня были сомнения — стоит ли их валять?

Отступаю в центр поляны. Народ быстренько шуганулся по краям, выделив нам место для разборок.

Двое на одну — нечестно! Но честность в бою — это сказочки пьяного дида Тараса,[1] рассказанные по украинскому телевидению в три часа ночи. Хотя я пока не вижу выхода из создавшегося положения. Драться-то я буду по-любому, но вот найти бы чем! А вот это идея! Под ногами валяются хорошие бревна, оставшиеся от постройки навеса над кабаком, не очень толстые, как раз в обхват ладоней, и достаточно длинные, чтобы не заходить под навес пригибаясь. Ну что ж — за неимением гербовой пишем на простой — нет меча, возьмите бубен! Левый, получив торцом бревна в нагрудную пластину, засеменил на пять шагов назад и вписался спиной в дерево — ничего, доспех хороший, от травм должен защитить. Был бы без доспеха, я бы на такой удар не решилась, а так — по защите и нагрузка. Поворачиваюсь к правому, разворачивая корпусом бревно. Он пытается блокировать удар вертикальным блоком меча. Дурак, что ли? Разгон бревна, конечно, небольшой, всего с четверть круга, но это же бревно! Я сама его едва удерживаю! Так что мое оружие просто сминает его защиту и заставляет попятиться. Пока я разворачиваюсь для нового удара, у парня появляется дельная мысль, как блокировать мое бревнышко. Он вставляет двуручник в землю и всем весом опирается на гарду. Бревно стопорится. Разогнать для нового удара я уже вряд ли успею, так что лучшее, что могу сделать — это бросить оружие и схватить панцерника за края горжета. Все остальное я сделала автоматически, до того, как сама успела понять свою глупость — я просто рванула его на себя. Упали мы вместе. Он едва успел выставить руки, чтобы не обрушиться на меня всей своей тяжестью. Представляю, что за слова у него вертелись в голове. Под моей рукой оказалась рукоять его игрового кинжала. Недолго думая, я подняла ему забрало и провела кинжалом по горлу.

— Бобик сдох! — прокомментировала я.

— Сука…

Услышать дальнейшее мне помешали. Несколько рук подхватили моего противника, и не меньшее количество — меня саму. Завернули руки, и я снова предстала пред светлые, белесые очи бургомистра.

— Да как ты посмела нападать на городскую гвардию и оскорблять мэра?! Ты даешь себе отчет, что ты делаешь?

— Нет, — это честно, — все по наитию! У меня и в мыслях не было, что два идиота не смогут выстоять против безоружной женщины.

— Извинись немедленно!

Кто-то добрый (узнаю — убью однозначно) нежно выкручивает мне руку. Это у них называется удержанием, чтобы я еще чего не сотворила. На играх такое не запрещено в открытую, а то, что не запрещено — априори можно.

Еще немного, и плечо пойдет на вывих.

— Щас, только шнурки постираю!

Рука в плече уже не просит, а вопит дурным голосом, чтобы я прекратила свои дурацкие шуточки и пожалела ее.

— У тебя нет выбора! Извиняйся!

Я молчу и улыбаюсь. Может, я дура, может, я нарываюсь зря, но и оплату за свои вольности я умею принимать сполна. От боли хочется кричать… подожди, кричать будешь, когда плечо вывихнут окончательно, сейчас еще рано. Еще можно терпеть… немного… еще немного.

— Все! Хватит… — мои губы выдают помимо воли.

Меня отпускают.

— Извиняешься?

— Разве я такое сказала? — Рука болит страшно. Вряд ли я ей в ближайшее время смогу поднять что-либо тяжелее ложки.

— Раз так, то вот мой указ — отныне и до конца Игры тебе запрещено входить в Город! Ни под каким предлогом! В Городе ты вне закона! А теперь выставьте ее за городские ворота!

Полечили, однако. Хорошая профилактика городской скуки. То, что в город теперь мне ворота закрыты — то все фигня, но беспокоит одно — кабак тоже остался в городе. Вот блин, совсем не подумала!

4

У Дока очень вкусный чай. Это не подлизывание, а констатация факта. У меня такой не получается даже дома.

— Надо было тебе с бургомистром ругаться? — вливал в мои уши порцию вялого недовольства Андрей, натирая плечо мазью. От нее приятно холодило, а горячий чай согревал изнутри. — Ты когда-нибудь точно нарвешься так, что потом не встанешь…

— Встану, — вздохнула я обреченно, — а потом еще раз встану. Вот такая у меня дурацкая натура.

— Тебе надо было парнем родиться.

— Надо. Но шутки богов неисповедимы. Вот они меня в эту шмотку и всунули. Им смешно, понимаешь ли!

— А ты не пробовала почувствовать себя женщиной?

— Пробовала… иногда получается. И тогда я себя веду, как последняя блондинка — всего боюсь и не могу сказать ни слова.

— Хотел бы на это посмотреть!

— Лучше не надо. Мне потом самой противно.

— А ты влюбиться не пробовала?

— В кого? Ты представляешь того бедного парня, который позарится на мой характер?

— Ты, между прочим, очень привлекательная женщина. Если не ходишь, как мужичка, и не хамишь на каждом шагу.

Мне на это ответить было нечем. Несмотря на мои мужицкие приколы, натура у меня чувствительная и нежная. Только добраться до нее надо еще уметь.

Так что лучше я чай пить буду и молчать. Не хочу хамить Доку — не заслужил он этого.

— Док! — занавеска распахнулась, и пред нашими глазами предстал утренний капитан команды, тот самый, который просил меня палатку переставить… вежливо.

— Заходи. Знакомьтесь — это Нааль. Это Ника.

— Да мы уже вроде бы знакомы… — подмигнул мне вошедший.

— Только не представлены… были, — ответила я, пытаясь нашарить рукав и всунуть в него травмированную руку.

— Ты ко мне по делу или на чай?

— От чая твоего отказывается только идиот, — заверил Дока Нааль, — а вообще — по делу.

— Тогда я пошла. Спасибо, Док.

— Подожди, это всех касается.

Я села обратно. Интересно послушать полигонные новости. Вдруг что-нибудь интересное узнаю.

— Спасибо, — Нааль отхлебнул из чашки. — Мастера объявили магический катаклизм.

— Чего? — не поняла я.

— Подожди, Ника! — Док положил руку мне на плечо. Хорошо хоть, что на здоровое. — Дальше! — это он уже к Наалю.

— С пятнадцати ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль все должны находиться в своих палатках. Мастера и подмастерья будут отыгрывать фактор магической проекции. То есть будут ходить по полигону и навешивать на палатки ленточки. Тот, кто обнаружит у себя на палатке такую ленточку, тот становится невидимым и должен выполнить мастерское задание для того, чтобы снова войти в команду.

— А если не выполнишь, так невидимкой и будешь шариться до конца игры?

— Нет. Через определенное время становишься зомби, а потом умираешь и уходишь в мертвятник на шесть часов.

— День к черту под хвост, — прокомментировала я. — Дерьмо!

— Как они будут выбирать палатки? — Док был более конструктивен, чем я.

— Не знаю. В правилах написано, что фактор магической проекции может быть наложен на любой указанный мастерами район игрового полигона. А дальше — это уже фантазия мастеров. Может, они возьмут все команды на определенном квадрате или будут выборочно, по одной-две из лагеря. Не знаю.

— Понятно. Рисуемся мышками и тихо сидим по норкам. Хм, интересно, найдут ли мастера мою палатку?

— А где она?

— Ну, как бы вам объяснить? Прямо, потом налево, потом направо, потом еще раз налево…

— Понятно… — засмеялся Док, — она хоть на полигоне?

— Да вроде бы… за обозначенные ориентиры не выходила.

— Пойду я, мне еще надо в город зайти. Пока! — Нааль встал, поблагодарил Дока за чай и вышел из палатки.

~~~

Док методично набивал мою «походную аптечку» разными препаратами и бинтами. Раз я должна оказывать медпомощь, то надо иметь чем.

— Док, — позвала я его, — давай отправь меня за какой-нибудь травой. Неудобно как-то — ты мне собрал аптечку, а я тебе ни травинки не принесла.

— Сиди уж… — Док даже не оглянулся, — с твоей-то рукой.

— А что с рукой? У меня вторая есть… пока. Да и в северной части полигона я еще не была…

— Ты еще там не успела нарваться?

— Да ладно, я же не специально… само как-то получилось.

Док промолчал, продолжая набивать сумку всякими таблетками и пузырьками. Мне стало стыдно. Вроде бы он и не ругал меня, а чувствовала я себя как выдранный щенок. Он мне дал задание, а я его подвела. Спина бы не сломалась, если бы я поклонилась бургомистру, как того требовали стандартные правила поведения. Чернь должна кланяться. И чем ниже — тем лучше. Давно я не отыгрывала никого, кроме наемницы. А наемническая братва — это отдельная песня. Они не кланяются никому, кроме тех, кого искренне уважают. Даже королям и нанимателям. В Киеве как-то не принято кланяться. Да и короли у нас все — друзья и знакомые, не говоря уж о мастерах, с которыми не один литр водки выпит. Привыкла, что все на Игре равные. Нет, не равные — разные. И если хочешь поклонов — то добейся того, чтобы тебя уважали, а не по статусу. Да еще игровому. Может, я где-то и не права — приехала в чужой монастырь, меряю его по своим уставам. Вполне возможно, что бургомистр на самом деле очень уважаемая дама в игровом уральском движении, а я приехала — звать никак и роль низовая, и давай права качать. С их стороны оно и понятно — надо было меня на место поставить. Так что никаких обид! И они правы на все сто, и я со своей колокольни мордой об землю по собственному желанию проехала.

— Док, — снова позвала я, — я больше так не буду. А?

— Ладно, поверю… — тут же отозвался Андрей, будто ждал этих слов, — не буду же я тебя всю Игру под замком держать? Да и не удержу, наверно?

— Ну, если чаем поить будешь — удержишь! — поспешила заверить я Дока.

— Держи. Это твоя аптечка, а это мешок для трав. Мне надо зверобой и мяту. Но мяту я тебя просить собирать не буду, а вот зверобой…

— Могу и мяту, — воспряла духом я, — только покажи, как она выглядит и где растет…

Путь на север (в северный конец полигона) был еще не исследован, а значит — вперед за приключениями, то есть — за травами!

5

К двум часам я успела обойти северную часть полигона. Порадовал еще один кабак, расположенный на отдельной полянке и не зависящий от лагерей и городов. Зашла, поздоровалась, посмотрела на предлагаемое меню. Есть-пить сейчас не хотелось, спасибо Доку. Накормил-напоил до отвала. Старых знакомых было немного, в основном те, кого я помнила плохо. В лагеря особо тоже не заходила, отметив только, где они находятся и сколько в них палаток. На одной очень большой солнечной поляне нашла целую заросль зверобоя. Обрезала все под корень. Получилась чуть ли не целая холщовая доковская сумка.

Особенно меня порадовала небольшая речушка с невысокими, отвесными, песчаными берегами. Она струилась легко, не замечая изгибов и отмелей. Сидя на берегу, я позволила себе расслабиться и отвлечься от дел насущных.

Возле моей палатки нашла дохлую мышь с фиолетовой пеной изо рта. В палатке еще одну — на этот раз с зеленой пеной. Чудеса природы! Мыши с цветным бешенством. Это что-то новое в нашей семейной практике. Чего же они нажрались такого? Опаньки, прогрызенный рюкзак, кулек с остатками «Мивины» и маленьким кусочком сыра почти не тронут, а вот две лежащие рядом упаковки «Юпи» распотрошены напрочь. Бедные мышки — мне их даже стало жалко. Что ж они, несчастные, сыр не тронули, а на всякую химию позарились? Люди тоже так поступают — пьют всякие «Колы» да «Юпи», разница только, что вот так никто еще не сдох. А то было бы веселье! Мышек отнесла подальше и кинула в ямку. В назидание потомкам. Мышиным, я имею в виду.

Подходил срок «магического катаклизма». Сидеть в палатке было скучно. Так что я выползла наружу и по здравом размышлении пришла к выводу, что если какой-то мастер захочет навесить на меня свои «проекции», то все равно ему придется идти по одной-единственной тропинке. А если мне уж не избежать их ленточек, то я могу просто их взять из рук в руки, а не ждать до окончания срока, издыхая от нетерпения внутри палатки.

Кострища у меня не было. Зачем одинокой девушке костер? Кто его будет поддерживать в мое отсутствие или ночью? Горячий чай можно всегда попросить у Дока, он же накормит, или заработать на кабак. А так — мороки немерено, а толку — полкотелка кипятка — ни «Мивину» запарить, ни чаю попить.

Возле моей палатки огромный дуб. Люблю я дубы. А этот будто просил, чтобы я поставила палатку под его развесистой кроной. Такие деревья — патриархи леса. Ствол в несколько обхватов, крона на десять метров вокруг. На Украине такие дубы редкость, там все они вверх тянутся, а этот вширь. Будто охватить пытается своими ветвями пол-леса. Хороший дуб — Перунов. Я села, оперлась спиной о его шершавую кору и стала ждать.

Тихо. Только ветер по ветвям пробежал разок. И еще разок. Сильнее. Буря, что ли? Действительно. Деревья будто взбесились. Ветер поднялся такой, что я подумала, а не прикрепить ли мне палатку дополнительными штырями? Четыре штыря хорошо, но можно еще укрепить. Додумать дельную мысль я не успела по причине молнии. Самой настоящей молнии, ударившей где-то неподалеку. Грома не было. Дождя тоже. На сером небе грозовых туч не наблюдалось. Блин, что происходит?! Дерево за моей спиной странно завибрировало, и я неожиданно грохнулась на спину. Ахренеть!

А что еще можно сказать, если ты понимаешь, что лежишь половиной корпуса на поляне возле дуба, а другая твоя половина в этом самом дубе скрыта? При этом ты чувствуешь и руки, и ноги, и ничего тебе не говорит о том, что твоя вторая половина тела растворилась в дереве.

Я медленно полезла наружу. Вот появились колени, а дальше я выползла вся. Дерево дало напоследок рябь и снова четко обозначило рисунок коры. Несколько минут у меня в голове не было ни одной мысли. Мозги после такого просто отказались работать. А потом снова включились. Ох, лучше бы они этого не делали! Палатка на месте, солнышко, деревья те же самые, только ветра нет. Тишина.

Вроде бы все нормально. Никуда я не проваливалась, ничего не было — так легче убедить себя в том, что не сошла с ума. Но ствол дерева надо все-таки тронуть. Так, для успокоения совести и расшатавшихся нервов. Е…! Рука провалилась чуть ли не по локоть! Мать твою! Что это?! Сердце ушло не в пятки, а куда-то еще ниже. Бросило в пот, руки похолодели — это страх? Что со мной? Что с этим деревом? Я где? Что вообще происходит?

Нет, надо взять себя в руки! Так нельзя! Даже если у тебя едет крыша — это еще не повод поддаваться панике. Попробуем узнать, откуда ты вывалилась. Шаг раньше, чем мой организм, успевает меня стопорнуть. И получаю в лицо удар ветром. М-мать! Буря продолжается. От моей ненаглядной палатки остались одни клочья, живописно развешенные по ближайшим деревьям. Молнии бьют одна за другой. Рядом, но не в поляну. Шаг назад — тишина. Я точно сошла с ума! Надо провериться у Дока. Он ближайший, до кого можно добежать за пару минут.

Возвращаюсь в солнечный день.

Палатка Дока на месте.

— Док! — Я влетаю без «здрасте» и «до свидания».

— Что случилось?

— Док… я блин… Док… у меня, кажется, глюки!

— Ника, успокойся, — Док подозрительно меня оглядывает. — Ты в порядке?

— Хрен его знает!

— Перестань ругаться и объясни!

— Я не знаю… Док… — руки все еще дрожат. — Док! — я внезапно понимаю, что надо делать. — Док, давай проверим лагеря севернее твоей палатки.

— Это срочно?!

— Да! — я почти ору. — Или я сойду с ума!

— Ну, идем, идем! Не надо так кричать и не ругайся!

Бегом по тропинке. Левее моя палатка, а вот правее — правее никого нет! Ни Нааля с его лагерем, ни кабака — никого!

— Е…! — вырывается у Дока. — Где они?

И мне становится по-настоящему страшно.

~~~

— Док, — шепчу я, — Док, идем.

— Куда?

— Идем. За мной…

Моя палатка, целая и невредимая, синеет под дубом. Ну, давай, патриарх дубов, попробуем еще раз. Беру Андрея за руку.

— Это бред, но поверь мне… если я сошла с ума… можешь не закрывать глаза… если не получится… Короче! Вперед!

Шаг. И ветер бросает в нас целый ворох листьев. Небо потемнело и нависло свинцовой тяжестью.

— Где мы? — оглядывается перепуганно Док.

— Не знаю! Не спрашивай! Мы сошли с ума! Вместе! Понятно?!

— Нет… что-то здесь не так! Это другой мир? Перенос? Магический портал?

— Да мне по хрен, что это! Надо проверить лагеря! Если они здесь!..

Ошалевший от моих криков Док сначала медленно, а потом все активнее начинает двигаться. Вот мы уже почти бежим по тропинке в сторону молний. Ветер едва не сбивает нас с ног. Лагерь Нааля близко, вот уже за теми деревьями… стоп! Перед деревьями на тропинке кто-то лежит.

Док узнает первый:

— Нааль!

Парень лежит, широко раскинув руки и не пытаясь подняться.

— Что с ним?

Док, побледнев, протягивает мне руку. На ладони кровь.

— Колото-резаная… — сообщает он растерянно, — я не понимаю… что творится? Откуда раны?

— Андрей… Андрей… Док, очнись! — Я тереблю его за плечо. — Ты доктор, перевязывай, давай.

— А?

— Бинты, зеленка, что надо?

— Нет… — качает головой доктор, — зеленку не надо… его надо ко мне. Раны надо зашить…

— Потащили? — Мне самой хочется выблевать утреннюю кашу, но оказание помощи в первую очередь, а потом можно и себе дать поблажку.

— Ага…

На поляне вековой дуб как стоял, так и стоит. Врезаемся в него втроем, будто не замечая коры. Провал. Солнышко. Птички. Кровь. Раненный на фэнтэзюшной игрушке парень.

Я смотрю на Дока.

— Там… могут быть еще…

Док смотрит на пациента, потом вскидывает на меня глаза. Почему я вначале нашего знакомства подумала, что он похож на доброго плюшевого мишку? Очень ошибочное мнение…

— Надо мои лекарства. Мою сумку…

— Док, там могут быть еще раненые!

Как не хочется ему меня отпускать, а мне без него идти, но это уже не в нашей власти… мы должны! Он должен спасти Нааля, а я… может быть, кого-то еще.

— Твоя аптечка?

— При мне.

— С Богом!

— С Богами!

Вперед! Пока не передумала, пока не поняла, что же я делаю, куда лезу. В бурю.

6

В лагере Нааля еще двое… живых. Остальные… Меня выворачивает прямо на поляну. Даже до кустиков добежать не получилось бы. Куски мяса и кровь. Выпотрошенные кишки и отрезанные головы. Да они что, с ума посходили? Кто это сделал?

Как я тащила сразу двоих — уже не помню. Кажется, с матами. Пинала, заставляла идти, кричала что-то хамское и ругательное. Одного на одном плече, другого на другом. Они еле переставляли ноги — черепахи! Быстрее!

Ввалились в дуб на последнем дыхании. Док подхватил, не дал упасть.

— Что там?

Я смотрю на него и понимаю, что сказать об ЭТОМ не могу. Меня трясет. Док тычет мне в губы флягой.

— Пей.

Пью взахлеб. Вода? Водка? Вкуса не чувствую.

— Я туда… — шепчу. В этот ад надо вернуться. Надо искать дальше. Я боюсь, что остальные лагеря… тоже. От этой мысли к горлу подступает ком. Меня тошнит. Сдавливаю руками горло.

Док протягивает мне на ладони три маленькие желтые таблетки.

— Пей! — приказывает он.

Заглатываю, даже не интересуясь, что это.

— Здесь, — протягивает Андрей мне холщовую сумку, — шприцы, одноразовые, заправленные обезболивающим. Поняла? — киваю. Когда он успел? — Здесь, — вторая сумочка, поясная, — норадреналин. Три! Поняла, три шприца! На самый крайний! У меня их немного — из своей «скорой помощи» взял. На всякий случай.

Киваю, киваю. Мне бы хоть что-нибудь вколоть — плечо жжет раскаленным железом.

— Док… плечо.

— Сейчас.

Уколы почти не почувствовала.

— Обезболивающее и норадреналин. Только потом тебе будет не очень хорошо.

— Да плевать!

Встаю. Первые шаги даются с трудом. Портал открыт. Вперед. Голова будто задела за что-то. Показалось, наверное. После такой подпитки что угодно покажется.

Вокруг воет ветер. Ветер ада. Теперь я чувствую, как он пахнет кровью. Но у меня нет возможности уйти от этого ветра.

Кабак разорен. Перевернутая посуда, столы, в костре чей-то труп. Но в палатке кто-то плачет живой. Неужели? Отдергиваю полог. Точно! Две девчушки… и у обеих порезаны ноги. Я же их обеих… на себе… не дотащу! Мать!

Увидев меня, они закричали еще громче, пытаясь отползти подальше от входа.

— Заткнитесь! Тихо! Я на помощь!

— Больно!

— Сейчас-сейчас! — Обезболивающее, кажется, в сумке на боку. Каждой по шприцу под колено. Какая, к черту, дезинфекция?! Кое-как бинтую раны. Девчонки плачут, но уже не вопят.

— Кто? Кто вас так?

— Эльфы!

У меня аж руки застыли в неподвижности. В голову пришло, что, кажется, девочки поехали крышей.

— К-кто? — выдавливаю из себя.

— Эльфы… длинные… худые… с луками. Уши… большие и острые.

— Ролевики? — А что мне еще может прийти в голову? Только то, что какая-то обкуренная команда решила развлечься уж совсем не по-детски.

— Эльфы, мать их! Чем ты слушаешь?! Настоящие! — Истерика оттого, что я слишком тупая, или оттого, что я им не верю? Не могу поверить. В голове не укладывается. Портал, трупы, колото-резаные раны, эльфы… Надо уходить отсюда.

— Вы должны дойти! Постарайтесь!

— Куда?!

— Портал, тут недалеко. Настоящий портал в наш мир. Там Док, доктор, он поможет. Только надо дойти! Пожалуйста, девочки!

Мы не успели дошкандыбать до моей тропинки, как одна из девчонок закричала.

— Тихо, мать твою! — но было поздно.

Я уже сама увидела, как в кустах прячутся несколько силуэтов. А у меня только один нож! Но «эльфы» никак не выходили.

— Девочки, тихо, я проверю! Сидите тут!

У меня самой поджилки трясутся, если они настоящие эльфы, то мне с моими «мирными» навыками можно сразу лечь и не дергаться.

На пятачке за кустами пятеро. Храбрый мальчишка держит перед собой деревянный меч, стоя на одном колене. А сзади него сбились в кучку перепуганные ролевички. Свои! Мать их за ногу! Свои, игровые, живые…

— Ребята, я своя… из нашего мира… у меня портал есть… домой!

Я вижу, как на их лицах страх и недоверие сменяются надеждой. Да, ребята, я вас выведу, чего бы мне это ни стоило… а потом вернусь опять… за другими, такими же, как вы. Сколько там лагерей было? Восемь? Десять? Надежда есть, что не все погибли сразу. У меня есть надежда. На себя, на чудо. Я не знаю еще, что тут произошло, но пока у меня нет времени над этим серьезно задумываться. Главное — сделать еще несколько шагов, до дерева… и в него.

7

Входя обратно, знатно приложилась лбом. Обо что же? Кажется, портал стал ниже. Потыкала рукой — правда. Где-то на уровне моего лица уже чувствуется обычное дерево. Да и рябь идет уже не на весь ствол.

— Док… портал. Он, кажется, закрывается.

Андрюха недоверчиво смотрит на меня, потом на дерево. Руки в крови по локоть. Теперь я знаю значение этого выражения. По локоть — в буквальном смысле. С пальцев капает. Вытереться нечем. Или просто некогда.

— Надо быстрее. Кажется, данный портал, как и катаклизм, имеет свои временные рамки…

— «…с пятнадцати ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль»…

— …все по палаткам… никому не выходить…

Кажется, мы с Доком начали понимать друг друга с полуслова.

— Надо помощь… из города.

— Они не услышат.

— Пошли кого-то! — повышаю голос. Неужели Док не понимает? Он один не справится!

— Кого?! — кричит мне в ответ «добрый доктор». Кричит, потому что понимает, что некого. Никто не в состоянии дойти до города. Все ранены.

Замечаю лежащих неподвижно ребят.

— Док… умерли? — Если он ответит положительно… я не знаю… кажется, я не выдержу.

— Мешали… усыпил… истерика.

Ну, слава богам. Живы.

— Я пошла?

Андрей кивает.

— Да. Осторожно там. Я буду ждать.

Киваю и поворачиваюсь. У нас не так много времени, и медлить не стоит. Всего-то каких-то полчаса. Или все-таки — целых полчаса?! Надежда умирает после Веры и Любви — последней…

~~~

Вроде бы я вывела, вытащила всех, кого смогла. Переступая через трупы, переворачивая их, вглядываясь в лица, закрывая глаза… как бы еще не сойти с ума от этого всего. Но боги миловали… или наказывали… памятью. А миловали рассудком. Док, видя мои ошалевшие глаза, кормил какой-то гадостью. От нее становилось немного легче. Но звуки и цвета теряли четкость. Пару раз я видела этих… эльфов. Издалека, лежа за деревом. Длинные, худые как палки. Они шли по трое. Но ветер и сумрак не давали их рассмотреть получше, а им — заметить меня. В какой-то момент мне показалось, что они ходят по своей территории. Они шли не таясь, не оглядываясь и никого не опасаясь. Страшные эльфы. Напавшие на безоружных детей. Калечившие перепуганных, несопротивляющихся девчонок, самой старшей из которых было не больше двадцати лет. Что же они за звери?! Нелюди! Правильно — не люди! Эльфы…

Портал стал совсем маленьким. Я в последний раз в него протиснулась на коленях. Док попробовал не пустить. Куда там! Хорошо, что из предпоследней партии нашлась пара мальчишек, которые были не сильно покалечены, и их отправили в город. Надеюсь, помощь придет. Док уже не справляется один. Раны шить — это не рубаху зашивать. А еще надо успеть для меня шприцы заправить. Я же не буду под сносящие с ног порывы ветра набирать в шприц лекарство. Да и не умею я. Три адреналиновых шприца уже выпотрошены. Два еще в сумке. Очень надеюсь, что не понадобятся. Те, кому я вкалывала норадреналин, были вытащены буквально с того света. На этот.

Смотрю на часы — пятнадцать пятьдесят две. Еще восемь минут. Пора возвращаться, если я не хочу остаться в этом мире. Прямиком через лагерь Нааля. Оббегать некогда. В грудь тонкой иголочкой вонзилось сожаление об утренней ссоре. Теперь у меня точно не будет возможности извиниться. Я виновата. Прости, Олег. За мое хамство, за несдержанность… за то, что не спасла. Звук! Слабый, почти неслышный… плач.

За перевернутой палаткой, накрытая мертвым телом, лежит девочка. Лет восьми. Чья-то дочь. Мать на игрушку взяла, в лес, отдохнуть. У меня даже сил нет чувствовать. Внутри пустота.

— Иди ко мне, хорошая, — шепчу и вкалываю в плечо обезболивающее. Были бы чувства — разорвалось бы сердце. А так — аккуратно подвязываю болтающуюся ручку к телу. — Ничего, маленькая… все будет хорошо. Все хорошо. Сейчас дойдем до доброго дяди доктора. Он нам поможет. Пришьет ручку, как доктор Айболит зайчику. Ты ведь знаешь про зайчика. У него все зажило. Не плачь…

Донести, осторожно, нежно… не растрясти.

Сажусь возле дуба. Нащупываю рукой портал. Низко. Я с ней не пролезу. Надо уже ползком. Слишком низко.

— Давай, — прошу, умоляю, — ползи. В дерево ползи. Там дупло, но ты его не видишь. Там добрый доктор. Он тебя встретит. Давай, маленькая. Поверь мне. Все будет хорошо.

Девочка вцепляется в меня со всей своей немереной силой. Я разжимаю тоненькие пальчики.

— Так надо, малыш. Давай! Быстрее!

Она качает головой и плачет.

— Дура! — кричу я. — Быстрее! Портал сейчас закроется! Я тебя сейчас убью! Поняла, гадость малая?!

Хватаю нож.

— Сука! Дрянь! Прячься!

Девчонка вжимается в дерево. В портал попадает ручонка. Еще! Ниже! Там, на той стороне должны ждать. Они увидят, вытащат.

— Быстрее! — кричу я. — Или сейчас ноги поотрезаю!

Она сжимается, подтягивает ноги и… проваливается в дерево. Наконец-то. Пятнадцать пятьдесят восемь. Две минуты до конца света. Я уже не пролезу. Ну и ладно! Черт с тем миром!

В портал просовывается рука. Пытается меня нащупать. Я смеюсь и легонько бью по руке. Она отдергивается. Не надо париться, Док, я не пролезу в дырку высотой десять сантиметров! Я же тебе не восьмилетка. С моим-то ростом и с моими плечами. Не смешно, Док.

На траву падает упаковка таблеток. Шприц, еще один. Упаковка ампул. Да ты что?! Сдурел, Док?! На хрена оно мне?! Перестань!

Я уже не понимаю, что кричу, и стучу кулаком об дерево, как будто на той стороне меня можно услышать.

— Прекрати! Кретин! Дурак! У тебя куча раненых! Док!!!

Последним пропихивается деревянным мечом упаковка бинта. И обрезается. Половина меча здесь, а половина… Ровно шестнадцать. Секунда в секунду.

— Док, — шепчу я и сажусь спиной к дереву, — нехреновый такой у нас получился фактор магической проекции. Узнаю, кто это сделал, обещаю, Док, оторву и ноги, и руки, и все остальные части тела. Поверь мне… Теперь у меня к ним свои претензии.

Ветер едва колышет над моей головой дубовые листья. Тишина.

ГЛАВА II

8

Перелески, подлески, тропы, ручейки — все оставалось за спиной. Над головой висело голубое небо в белых прожилках перистых облаков. Под ногами упругая трава. Куда я иду? Кто бы знал! Просто иду. Подальше. Как можно дальше. За спиной незахороненные трупы, за спиной знакомый, привычный мир, оставшийся по другую сторону закрытого портала. Еще за спиной рюкзак. Мой обычный старый, видавший не одну дорогу рюкзак с притороченными карематом и спальником. Благодаря тяжести доспеха он остался в пределах полянки. Найти его не составило большого труда. А вот палатку пришлось бросить. Не беда. Все равно в палатке спать в незнакомой местности — это верх идиотизма. В рюкзаке обычные походные вещи — куртка, кофта, котелок, полотенце… список по полной. Наверное, надо было посидеть, перебрать, подумать — что-то выкинуть, другое подобрать, взять с собой. Взяла только наалевский шерстяной плащ, подбитый мехом и с бронзовой фибулой. У мертвых я брать не захотела. Ничего.

Я давно уже прошла поле, которое в моем мире перерезала железная дорога с бетонной будкой станции «Юматово». В этом мире ее не было. В душе скребнули кошки. Если я только когда-нибудь смогу вернуться… если… когда-нибудь. Но разум жестоко пресекал мои мечтания — никогда. Да, скорее всего, именно так. Никогда. Надо к этому привыкать…

А жизнь, она везде жизнь, что в том мире, что в этом. Ценна сама по себе, а не по месту, в котором ее провел. Можно хорошую квартиру иметь и денег в банках немерено, а только пусто все, пусто и гадко, будто не прожил, а просуществовал. Что та квартира, если душа Дорогой пленена? Шагать — не перешагать. Вот и иду.

Кэт Зуева. Моя давнишняя подруга и бард. Что я тогда ей ответила?

Как же давно это было? Почти вечность назад. Кровавую вечность, вывернувшую меня наизнанку и заставившую убить в себе романтика. Проза жизни. Проза смерти.

Мне было все равно куда идти. На север, на юг, на запад — везде могут быть и эльфы, и люди. А могут и не быть. Любая из дорог может меня завести в их логово, равно как и вывести. О мести сейчас думать рановато. Да и кому? Эльфам? Этим, конечно, однозначно и в первую очередь. Но разменивать одну жизнь за одну мне нет никакого резона. Оружия же, кроме ножа, никакого. Смешно? Совсем нет. Мечи там всякие, луки, стрелы — они ведь все игровые, безопасные, бутафория, одним словом. Месть — это блюдо, которое надо подавать холодным и острым. Так что мне для начала надо уйти подальше от эпицентра магического катаклизма, а потом уже планировать. Оставались еще маги. Свои или чужие. Кто-то же дал отчет началу «проекции»? Не с божьей же помощью переместилось из одного мира в другой полполигона? Тем более что природа, ориентиры, речка остались теми же. Значит, этот мир двойник нашему — по крайней мере, в природном факторе. Обитатели же… вот они как раз диаметрально противоположны. Эльфы. И что-то мне подсказывает, что не они одни. Где-то могут оказаться и гномы, и гоблины, и всякие другие твари.

Магия в этом мире тоже есть. Были в моем мире некоторые «приколы», которыми я баловалась. Бросить «магическую бомбочку» под трамвай или троллейбус, чтобы он остановился четко дверями возле меня. Или бросить «нить», чтобы узнать, далеко ли от остановки транспорт, которого ты ждешь. Да и с людьми, бывало, также «вызнаю», кто где находится. Свою энергию я давно научилась контролировать. Был у меня лет в пятнадцать такой случай в Севастополе. Ходили мы в горы. На одной из яйл[3] захотелось нам с чего-то поиграть с одним парнем в гляделки. Смотрим, смотрим друг на друга, и вдруг я четко вижу, как вокруг него появляется синяя каемка, переходящая в голубую. Вокруг всего корпуса, а над головою еще и расцвечена другими цветами. Тогда меня в первый раз проняло. Потом начала почитывать, вызнавать, научилась чувствовать. И только. Здесь же только попыталась и ощутила так, что воздух из легких пропал куда-то. Кинула легкую «нить», почти на грани восприятия… и получила ответ. Дубы отозвались тяжелым гулом, березы — веселой перебранкой, а органика — нечеткими образами. Ну что ж, хоть в засаду не попаду, и то ладно.

Не быть мне магичкой. Если я рецепты обычного борща забываю через час, стихи через день, а мелодию вообще не запоминаю никогда — мне слон на ухо еще до моего рождения наступил. Куда ж мне всякие заклинания распевать?!

А вот что я забыла, так это еду. О чем ближе к вечеру радостно напомнил пустой желудок. Вместе со снова разболевшимся плечом получился отличный дуэт. Помня о том, что ночевка готовится засветло, я не стала заставлять организм пахать на пределе сил и начала высматривать место привала.

~~~

Спать на земле я не решилась. Вернее, сначала улеглась, а потом покрутилась — сна ни в одном глазу, будто кто-то орет дурным голосом прямо в ухо. Дома я иногда слушалась своих предчувствий, а иногда посылала их лесом. А здесь как раз лес. Вот они и пришли все ворохом. Спать не дают. Есть все-таки некоторые вещи, с которыми не поспоришь. Пришлось присматривать себе дерево. Не дуб — липа. Но тоже разлапистая до неприличия. Хотя и поменьше моего Патриарха Всех Дубов будет. Рюкзак удобно устроился в углублении между тремя ветвями. Я на нем. К одной ветке спиной прислонилась, на другую ноги положила, а третья — под боком, чтобы я не свалилась. Царское ложе. Оружейный пояс повязала вокруг тела и ветки, как страховку. Теперь все! Спать!

Ага, щас! Дали мне поспать! Ровно половину ночи — хватит, детка, выспалась! Внизу, на полянке такой гульбан устроили, что можно всю округу на уши поднять. Хорошо, что хоть костры на противоположной от меня стороне. Но слезть все равно не получится. Сиди бобылем, смотри, как пьяная орава веселится.

Сначала подумала, что люди. Да ну! У людей таких широких морд не бывает. Будто кирпичом приложили. Всех. Поголовно. Приплюснутые носы, толстые губы и низкий лоб — точно не люди. Орки? Все может быть. Я классификатор местных рас еще не изучила. В свете костров их кожа кажется темнее, чем людская, но имеет ли она какой-то оттенок, сказать не возьмусь. Пока буду их называть орками, а там как сложится — посмотрим.

От шума и криков новоявленных орков разболелась голова. А вместе с болью пришла злость. На все сразу. И на Игру эту дебильную, ради которой я через полсоюза перлась, и на мастеров-идиотов, и на послушных, как овцы, ролевиков, так и оставшихся в палатках, несмотря на угрозу их жизни, и на себя, любимую, за то, что как дура их спасать кинулась. На эльфов, мать их за ногу, и на орков — все они одним миром мазаны! Этим миром! Ну, и, понятно, на сам этот мир, от которого я была вовсе не в восторге. В общем, поводов злиться у меня хватало. А вот возможностей, чтобы эту злость выплеснуть, пока не было.

9

Крики стали громче. Толпа орков радостно приветствовала что-то притащившее пополнение. Вернее, кого-то.

Орки притащили двоих. Одного кинули на землю, а второй… второй был эльф! Попался остроухий! Есть в мире справедливость! Может, я не могла отомстить за убитых ребят своими руками, но Боги этого мира меня явно услышали и решили наградить за мои страдания. Да, я жестокая, а как иначе? Я же не сопливая девчонка, которая от одного вида крови, что своей, что чужой, уже падает в обморок. И я радовалась, по-настоящему радовалась тому, что наконец остроухий прочувствует то, на что обрекли его собратья ни в чем не повинных детей.

Эльфа распяли между деревьями. Теперь я смогла рассмотреть его во всей красе. Высокий, под два метра ростом, не худой, а тонкий, но нельзя сказать, что выглядит непропорционально. Просто, как у женщины, плечи узкие и жира нет. Лицо вытянутое, скуластое. А вот уши действительно большие, почти в ладонь. И стоят торчком. Такие уши под волосами не спрячешь и шапку на них не напялишь — все равно будут топорщиться. Лицо я не могла как следует рассмотреть — свет костра бликовал на темных подтеках. Досталось эльфу знатно. Но, как я поняла, это было только начало экзекуции, которую собирались устроить пленнику орки. Что ж, посмотрим. Места хоть и на балконе второго яруса, но самые лучшие — королевские!

Через некоторое время я поймала себя на том, что начинаю уважать остроухого. Пусть он и сто раз эльф, но терпеть боль умел. Не кричал, не умолял о пощаде. Иногда только поднимал голову и короткой фразой на лающем языке доводил орков до массового психоза. Те кричали в ответ, и эльфу доставалось еще больше. У меня возникла мысль о том, что скорее бы он уже умер, и пытки в конце концов прекратились. Запах паленой плоти долетал даже на эту сторону поляны. Было бы что-нибудь в желудке, меня бы в очередной раз стошнило. Наконец эльф обвис неподвижной тушкой, не реагируя на ожоги. Скорее всего, не умер, а потерял сознание. Но оркам этого хватило, чтобы направить свое внимание на второго пленника. А вот это уже хуже! Вторым оказался человек. Такой же высокий, как эльф, крупный, длинноволосый (мода у них, что ли, такая?), но с типично человеческими чертами лица. Им занялись по уже отработанной схеме, и мне в который раз захотелось вывернуть желудочный сок прямо оркам на головы.

Один из орков, что-то пытаясь узнать, задавал вопросы, поднимая голову мужчины за волосы. Я видела только кривую усмешку, перечеркивающую залитое кровью лицо, и все начиналось по новой. В какой-то момент я поняла, что грызу собственный кулак, пытаясь удержаться от криков. Состояние было близко к панике, и от необдуманных действий останавливало только понимание своего бессилия. От этого злость накатывалась еще больше. Что я могу сделать? Героически спрыгнуть со своего насеста и, размахивая бревном, отметелить десяток задоспешенных, вооруженных взрослых мужиков? Это не подростки, держащие меч, как длинную палку. У каждого из нас есть предел крутости, дальше которого только идиотизм. Орки меня заломают одной левой, и висеть мне рядышком с эльфом. Нет, скорее всего, не висеть, а лежать… и сразу под всеми. К женщинам всегда во все времена применяли другие виды воздействия.

Мужчина выгнулся и громко застонал. Первый звук, услышанный из человеческих уст, вогнал меня в стопор. Бросило в жар, и я поняла, что значит сопереживать. Помогая игровикам, я делала то, что должна. Я злилась, мне было их жалко, но вот такого чувства сопереживания еще у меня не было.

— Держись! — закричала я мысленно, всей своей силой потянувшись к парню.

«Держись!» — рука тянется помимо моей воли, в ладони жар, пальцы нащупывают «нить» и пытаются ее ухватить. Она вырывается, бьется, не дает себя удержать. Мне почему-то очень важно ее схватить.

«Держи его!» — четкий, пришедший извне крик в моей голове и нарисованный образ огромной, высокой женщины с клубком и ножницами. Богиня? Норна?

И я, наконец, хватаю тяжелую, тонкую нить — нить жизни.

Через нее потекла от меня энергия. Чувствую, как немеют ноги. Нет, самой не удержать. Мало, моей энергии мало. Надо еще! Подсознательно протягиваю вторую руку к лесу. Дубы отозвались первыми. Не потому ли я их так люблю, что от них всегда можно получить помощь? Но только в самом крайнем случае. Иначе не помогут. Держу двумя руками — одной человека, другой — деревья. Теперь надо их соединить. Как? Если бы я знала!

«Сердцем!»

Правильно! Я сопереживаю, я сочувствую, значит, сердечная чакра работает в авральном режиме. Подтягиваю обе руки к груди. Еще немного… Резкая боль заставляет судорожно всхлипнуть и обессиленно повиснуть на ремне. Хорошо все-таки, что я подстраховалась и обвязала себя и ветку поясом. Рука чуть не выпустила нить жизни. Но не выпустила же! Теперь уже ни за что не отпущу. Чувствую, как пульсирует энергия, вливаясь и протекая через меня.

«Держись!»

Человек поднимает голову. Отлично. Значит, получилось. Я направляю энергию туда, где самые горячие участки — это раны. Мне удается остановить кровь в самых тяжелых из них. Все… дальше у меня не получается. Я могу только держать, и все. Остальное от меня не зависит.

~~~

Нить монотонно пульсирует, передавая энергию жизни из деревьев в человека. Через меня. Я держу рукой тонкий, тяжелый, как свинцовый стержень, канал. Запястье немеет, пальцы дрожат. Долго я еще смогу? Хочется верить в себя. В собственные силы. Разве что верить… потому что их нет.

Указательный палец подрагивает, будто под ним что-то дергается. Надо почувствовать… ты же можешь? Правда? Могу… это как? Тоненькая-тоненькая ниточка пытается отделиться в сторону эльфа. Я иду за ней. Между эльфом и человеком целая путаница вот таких же тоненьких, почти неосязаемых нитей. Они связаны? Эльф и человек? Любовники? В голове вспыхивает и расцветает злой обидой картина двух мужчин, стоящих над чашей с кровью. А, кровные братья! Вот так бы сразу! Тянусь к эльфу и получаю по пальцам: «Не меня! Его!»

«Заткнись!» — сердито советую я.

Сосредоточиться на вырывающейся из пальцев нити трудно. Едва успеваю подхватить за самый кончик. Есть! Теперь энергию… деревьев… деревья… какие? Образ клена. Вязкая, тянущаяся, будто мед, золотая нить кленовой энергии. Через что бы ее пропустить? Через сердце не могу — оно уже занято. Остается только… чакра воли. Солнечное сплетение. Как хлыстом по нервам! Больно!

«Отпусти!»

«Щщас!»

«Двоих не вытянешь!»

Разогнался! Веселая ярость захлестывает, хоронит все остальные чувства. Что бы я, да не удержала?! Да за кого вы меня принимаете? За слабую, сопливую девку? Думаете, я не выдержу даже сотой доли того, что пришлось терпеть вам? Мудаки! Сами смотрите не сдайтесь! А я… удержу… обещаю.

На грани смеха мысль: «Я держу эльфа! Ахренеть!» Я — эльфа! Остроухого, убивающего детей… и я отдаю ему свою энергию, свою жизнь. Смешно. Аж плакать хочется.

~~~

Орки ушли. Оставив на поляне потухшие костры и два неподвижных тела. Как я не заметила? Последние часы я уже ничего не чувствовала, не видела, сидела, будто в трансе. Только ниточки еще натянутыми нервами бились в руках. Спорить с Богиней Жизни. Перехватить ее клубки — я, что, сделала ЭТО? Да я монстр, господа! Я крута и немерена! Можно гордиться собой. Что я и буду делать, если выживу. Рук не чувствую, ног — тоже. Голова даже не квадратная, она просто отсутствует по ощущениям. Последняя мысль: «Еще двое… в моей личной коллекции спасенных за сутки… Если кто-то еще… захочет спасения… бюро добрых услуг закрыто… я… пошла… спать…» И разум, напоследок долбанув очередным прострелом виски, отключился за ненадобностью.

10

Надо мной полушепотом переговоры. Блин, ничего не понимаю! Вспоминаются беседы с Ано по поводу того, что во многих книгах попаданцы сразу говорят со всеми без языкового барьера. Тут в соседнюю страну поедешь и то не можешь половины слов понять. Я по-польски с десятого на двадцатое понимаю, а по-турецки только на третьем месяце заговорила, хотя жила там и каждый день слышала. А тут какие-то ненормальные полиглоты — попали в чужой мир, и сразу давай все понимать и со всеми базарить. Так что придется спокойно воспринимать то, что мои спасенные говорят не по-русски.

Мужики наконец замечают мои потуги поменять положение тела. Человек лежит рядом. Спокойно так лежит и на меня смотрит. А эльф уже сидит, прислонившись к той самой многострадальной липе, из гущи ветвей которой я смотрела ночное представление.

— Извините, мужики, но я вас не понимаю, — отвечаю я на очередную тираду человека.

Они переглядываются.

— Кто ты? — опаньки, а человек-то по-русски шарит! С акцентом, будто подбирая слова, но говорит же!

Первый ответ, пришедший мне в голову: «Дура!» Но говорить это вслух?! Точно примут за ненормальную.

— Да так, мимо проходила. Вернее, ночевала спокойно, пока вы не прибыли.

Эльф что-то спрашивает на своем языке. Человек переводит:

— Ты знаешь, что ты сделала? Ты еще так можешь?

Я слушаю себя. Свой организм. На все мои потуги он отзывается глухой пустотой — ни энергий, ни деревьев я не чувствую.

— Нет, — и это правда.

Эльф кивает и опять говорит.

— Он говорит, ты выжгла себе каналы.

Что ж, выжгла так выжгла. Жалеть об этом уже поздно. Я сделала, как считала нужным. И не привыкла я оглядываться назад. Если бы я жалела обо всем, что осталось за спиной, об упущенных возможностях, об ошибках молодости — слез бы не хватило. Я просто научилась принимать все как есть.

Не отвечаю, молчу. Жду. Странный у нас разговор получается. Человек говорит с трудом. Эльф, видно, куда-то торопится и все время оглядывается по сторонам. А мне все по барабану, кроме одного. Я не могу смотреть на кровь. Во рту сухо. Меня трясет от мысли, что рядом кровь. Настоящая, живая. И я ЕЕ ХОЧУ!

Медики странные люди. Каждый раз, как я сдаю анализы, у них начинаются непонятки. Что я только не делала — и в карточке просила писать, и бумажки с анализами собирала и подкалывала, а они все не верят, что так можно жить. Сколько раз я слышала возмущенный приговор: «Девушка! Вы не жилец! У вас гемоглобин — восемьдесят!» А я что, виновата, что у них в учебниках указан минимальный порог сто десять? Могли бы уже сделать исключение и запомнить, что у меня он при всем их желании и препаратах выше восьмидесяти четырех не поднимается. Сколько раз я уже пересдавала, чтобы они от меня, в конце концов, отстали?

А вот сейчас чувствую, и моих восьмидесяти нет. Надо срочно что-то железосодержащее внутрь. Но только не в твердом виде, а то еще подумают и предложат «девять граммов в сердце». Знаем мы такие шуточки! Сами такие.

Но с моей жаждой надо что-то делать. Хоть чуть-чуть на язык, хоть немного… нет, просить не буду. Не смогу.

— Как ты себя чувствуешь?

Он про мои судороги? Я удивленно вскидываю глаза и тут же закрываю. Он весь в крови… черт! Как же мне быть?

— Все в порядке, — шепчу я, с трудом перебарывая себя.

— Посмотри на меня… — я понимаю его недоверие к моим словам.

Смотрю. Ты этого хотел, да?! Взгляд смещается на его плечи, руки, и меня скручивает. Я мелко дышу, как собака перед миской воды.

Эльф снова говорит. Потом опять, но уже более резко.

— Уходите, — прошу я, — идите своей дорогой…

Запах крови сведет меня с ума. Катитесь вы к лешему!

Человек протягивает руку. Только не это! Ты с ума сошел! Пытаюсь отодвинуться.

— Пей!

Я замираю.

— Пей!

Ты даешь? Правда? Теперь я понимаю, что хочет сказать собака, увидев у хозяина сахарную косточку.

— Ну!

И я не выдерживаю. Вкус крови на языке, на губах, первый глоток — божественно! По телу проходит дрожь. Но это уже оттого, что моя собственная кровь начинает течь быстрее, разгоняя сонное бессилие. Я пью и не могу остановиться. Хватит же!

Отрываюсь.

— Спасибо.

— Тебе спасибо, — обозначает человек улыбку разбитыми губами.

Эльф опять торопит.

— Нам надо идти. Мы спрячемся, а мой друг приведет помощь. Идем. Здесь нельзя оставаться.

Я киваю. Эльф подхватывает меня под мышки и помогает встать. Деревья шатаются и пытаются уплыть в стороны. Плохо! Надо себя держать. Если не в руках, то хоть на ногах.

Уже лежа в ямке под разлапистой елью, укрытая лапником, я вспоминаю, что я забыла. Рюкзак! Последняя моя память о моем мире. Может быть, я когда-нибудь окажусь на той полянке и смогу его достать из углубления между тремя ветвями липы. Если его никто не найдет раньше. Сожаления нет, но легкая печаль накатывает на перетруженное сердце.

Кажется, я что-то еще хотела спросить. Поздно. Глаза слипаются, и я проваливаюсь в настоящий, спокойный сон.

11

Спалось хорошо. Как дома, на диване. Вопреки всем психологическим наукам, кошмары не мучили, хоть кровищи я за день насмотрелась достаточно. Может, у меня просто сны такие по жизни, что мало отличаются от кошмаров — вот и привыкла. С побудкой пришли и неприятные ощущения: во-первых, плечо — как действие обезболивающего кончилось, так оно снова о себе заявило в полный рост. Во-вторых, гадостный сук влез под ребра, и теперь я ощутила всю прелесть фразы «с дырочкой в правом боку». Ну, и третье, тоже неприятное, но вполне ожидаемое — я хотела в туалет. Упс!

Вылезать из-под тепленького лапника неудобно. Это тебе не одеяло, что можно откинуть сразу и пойти. Тут надо осторожно и медленно — веточка за веточкой. Блин, напрягает!

— Ты куда?

— В кустики.

— Далеко не отходи.

Знаем уже, плавали. Эльфы, орки… за каждым деревом по куче героев. Но приколы приколами, а ведь и вправду можно легко наткнуться. Пока лежишь под елочкой, вроде бы и никого нет, а как выйдешь в поле чистое да кликнешь клич… Одна мысль не дает покоя: «А как меня вчера, одинокую, никто в лесу не усмотрел? Повезло?» Будем считать, что так.

Как же удобно мужикам! Они могут под каждым деревом, а то и вовсе «не отходя от кассы». А мне? Ищи кустики погуще да еще и сиди, оглядываясь, как кукушка. Ведь женщина прервать процесс, в отличие от противоположного пола, не может. Препротивнейшее чувство полного бессилия.

Вернулась чуть ли не бегом, и под елочку — юрк. Хорошо тут, никто не увидит. Ветви густые с трех сторон до самой земли ложатся, а с четвертой — эльф прикрыл лапником. Удобно, как в домике. Смотрю, а мой спасенный расслабился, откинулся облегченно, будто не я, а он по лесу зайцем скакал. Но глаза не закрыл, смотрит, меня рассматривает. А чего тут рассматривать? Нос картошкой, скулы высокие, глаза маленькие — не Мисс Украина, однозначно! Я тоже прилегла поудобнее и на него уставилась. Мужики должны быть немного красивее обезьян — так гласит женская народная мудрость. Но тут до красоты, хоть обезьяньей, хоть человечьей, было как раком до неба. Скорее с него надо было делать иллюстрацию к медицинскому учебнику травматологии. Смотреть страшно. Даже глаза и то красные от полопавшихся сосудов. Сине-черно-красная картина маслом «Орки рулят!».

— М-да, — вынесла я свое резюме, — нехило тебя обработали!

— Как? — не понял он.

— Красиво! — перевела я.

— Ничего, зато живой, — ухмыльнулся он. — Благодаря тебе.

— Давай хоть обезболивающее дам? — неожиданно для себя предложила я.

— Что значит «обезболивающее»? Ты можешь меня вылечить?

— Вылечить? Ну, ты много хочешь! Просто укол со специальным лекарством, которое временно снимет боль.

Он помолчал. Похоже, пытался переварить мое предложение.

— Хорошо… — наконец мужчина согласился. Видно, боль уже окончательно его достала. Еще бы — столько порезов и ожогов! Что делается внутри его организма после знакомства с пудовыми кулаками орков, я даже представлять не хотела.

Укол он воспринял спокойно, но удивленно смотрел за всеми моими действиями. Я себе такой же в плечо уколола. Док мне напоследок целую упаковку умудрился кинуть, а еще четыре заправленных шприца, оставшихся после вчерашнего — так что терпеть боль я не собиралась. Мало ли что будет дальше!

— Спасибо, — человек слабо улыбнулся. — Легче.

— Слышь, — внезапно осенило меня, — а как тебя зовут? А то неудобно с тобой разговаривать!

То, что думать о нем, как о безликом «мужчине» и «человеке», меня тоже утомило, я говорить не стала.

— Рандир. А тебя?

— Леттлерг, — я почему-то воспользовалась игровым именем, — но можно Ника.

~~~

Вопросов было много, но я девушка застенчивая и не могу вот так сразу: «А что? А почему?» Любопытство сгубило кошку… я кошка (по году), но мое любопытство имеет пределы. На данный момент — физические. И не только мои.

Рандир лежал полузакрыв глаза. На лбу выступали бисеринки пота. Лекарство лекарством, но такие раны одним уколом не обезболишь.

Я не стала его трогать. Вспомнилось несколько амерских фильмов, где героиня сначала спасает главного героя, а потом чуть в гроб не вгоняет своими вопросами. Уподобляться голливудской Мэри Сью не было никакого желания. Что мне надо будет, я в свое время узнаю. И про мир, и про эльфов — надо только запастись терпением. Тем более что звуки разговора могут выдать наше убежище. Эльфы ходят тихо — мы их не услышим, а они нас могут.

Вот так мы и лежали молча в ожидании эльфа. Кстати, куда он пошел?

— Твой эльф не приведет подмогу из таких же, как он? — с деланым безразличием тихонько спросила я.

— Ты что-то имеешь против эльфов? — так же тихо, еле слышно отозвался Рандир. — Каких?

— А они что, разные?

— Да.

Вот те раз! Хотя он прав. Люди тоже делятся и по семьям, и по родам, и по кланам, а еще по народам и по странам.

— Я не знаю какие, но они не далее как вчера поубивали моих друзей.

— Где-то недалеко?

— Да… — как бы описать, где? Никаких особых ориентиров у меня не было. — Полдня ходьбы на запад… кажется.

— Это территория скайль-т-тэйли. Они так считают. Убивают всякого, кто ступит на их земли.

— А орки?.. Или кто это ночью вас пытал?

— Ур-хаи. Интересно ты их назвала — орки. Орк, на их языке — изначальный. Я не слышал, чтобы кто-то их так называл. Разве только они сами промеж себя… Откуда ты?

Ну, вот мы и пришли к вопросу, на который у меня не было ответа. Тут или идти ва-банк и раскрываться, или врать и главное — не забыть, что наврала. Рандир пока про себя тоже ничего не рассказывает. Доверие — это хорошо, но есть ли у меня другой выход?

— Если не хотите, можете не говорить, Госпожа. Простите меня.

Я вскинула глаза. Почему так резко поменялся его голос? Откуда переход с «ты» на «вы»? Или я что-то пропустила?

Но Рандир уже закрыл глаза, делая вид, что ему тяжело говорить дальше и лучше он отдохнет. Напряженное, учащенное дыхание не оставляло сомнений, что наш разговор ему стоил остатков сил. Обезболивание имело тоже свои границы.

— Рандир?

— Не бойтесь, госпожа, — голос был еле слышен, — Тауэр не приведет скайль-т-тэйлей. Он пошел за людьми…

Мне ничего не оставалось, как поверить и улечься на лапник в ожидании обещанной подмоги.

12

Ждать. Это самое страшное, когда не знаешь, чего. Получается, что Рандир меня напугал и теперь я боюсь вылезти и отправиться своим путем? Куда? До первой сосны или до второй? Разумнее принять правила Игры и довериться спасенным. Тем более что если их психология не очень отличается от нашей, то они мне должны по гроб жизни. Солнце давно перевалило за полдень. Вытаскивать руку и смотреть на часы было влом. Рандир то ли уснул, то ли отключился — лежит себе тихо и в ус не дует, что я тут вся уже на нервах.

Внезапно в голову пришла четкая картинка — эльф, идущий с толпой какого-то народа.

— Кажется, твой эльф близко, — просто мысль вслух.

Дыхание рядом участилось. Рандир попытался привстать и сжал зубы, сдерживая стон.

— Лежи уже! — Мне показалось глупым пытаться встать навстречу кровному брату. Какая тому разница, сидит Рандир или лежит? Но мужику, видно, было не все равно. Он упрямо пытался привстать.

Лапы ветвей одним махом поднялись, и я увидела хорошо вооруженных людей. Эльф был среди них. Но бросаться и поднимать кровного брата не спешил. Воины нырнули в наш «домик» и вытащили Рандира. Я вышла сама, хотя меня и немного покачивало. Самочувствие было все еще, мягко говоря, не очень.

Мне показалось, или Рандир кинул на эльфа очень сердитый взгляд? Эльф поджал губы и отвернулся. Странно как-то. Вчера из кожи лез, принимал на себя удары, чтобы человека подольше не замечали. А сейчас? Сделал вид, что он не помощь привел, а самых что ни на есть заклятых врагов.

И еще один интересный для меня факт — и эльф, и человек ночью были в одинаковом состоянии, а теперь — человек все еще еле двигается, а эльф уже успел и за помощью сбегать, и обратно вернуться. Как? Возьмем априори, что эльфы имеют повышенную регенерацию, но насколько повышенную? За несколько часов полностью восстановить организм? Можно ли тогда убить эльфа? Почему же орки, или ур-хаи, не добили эльфа, зная о такой их особенности? Одни вопросы… когда же я получу на них все ответы?

Я задумалась и не заметила, что уже несколько минут пристально смотрю на Тауэра. Наверное, мои мысли легко читались на лице, так как почти сразу пришел четкий рисунок — эльф, в которого вливаются темно-золотые нити. Нитей много, и они наполняют эльфа до золотистого свечения. Получается, что я ночью с перепугу не только удержала эльфа кленовой энергией, но и немного переборщила. До такой степени, что регенерация усилилась в разы. Клен легкое дерево. Отдает себя весь, без остатка, и из него не надо тянуть на грани возможного. Дуб же, как дерево Перуна, помогает воинам. Энергия у него тяжелая, но сильная. И не каждому он ее дает. Если другие деревья легко накапливают и легко отдают, то дуб отдает энергию только тому, кто в этом нуждается. И запрос должен быть на уровне жизни и смерти. Не иначе. Но и спорить со Смертью из всех деревьев может только Дуб.

В замок нас привели после захода солнца. Ярко горели факелы. Что-то огромное и массивное выступило из темноты. Крепость? Через трое ворот во внутренний двор. Там нас встречали люди. Я уловила еще один злой взгляд, брошенный Рандиром на Тауэра. Вроде бы спасенный должен быть благодарен? Куда там! Рандир встал с носилок, попытался выпрямиться насколько возможно и даже оттолкнул от себя поддерживающих солдат.

Принимающей стороной оказался мужчина лет под пятьдесят с небольшим животом и тяжелым, решительным взглядом. Он бережно поглаживал светлую бороду большим и указательным пальцами, выжидающе уставившись на Рандира. К сожалению, я так и не поняла, что он сказал. Разобрала только имя моего спасенного, произнесенное с изрядной долей злорадства. Рандир ответил коротко, и на лице мужчины появилась улыбка. Как у акулы, наконец-то доставшей свою законную добычу.

Комнаты, куда нас отвели, мне тоже не понравились. В конце коридора, попасть в который можно было по одной-единственной лестнице из главного зала. В зале разместилась группа солдат. Я почувствовала себя в мышеловке. Невольно оглянулась на Рандира и увидела, как он нахмурился. Потом еще раз бросил короткий многозначительный взгляд на эльфа и рухнул на кровать. Даже не раздеваясь. Лицом вниз.

Эльф еще некоторое время постоял возле двери. Я тоже не хотела входить в предназначенную для меня комнату, пока не пойму, в чем дело. Тауэр глубоко вздохнул и, повернувшись ко мне, развел руками — мол, я старался как лучше, а получилось… Я постаралась создать мысленный образ Рандира и перечеркнула его решеткой. Тауэр покачал головой и снова оглянулся на лежащего.

«Завтра…»

Что будет завтра, я не поняла. Похоже, общаться с эльфом у нас получалось либо конкретными образами, либо очень кратко. Телепатию за пять минут не освоишь, а у меня было очень мало практики в этом вопросе. У эльфа также.

Поэтому мы, кивнув друг другу напоследок, разошлись по своим комнатам. До завтра.

Завтра нас не трогали. И послезавтра тоже. Эльф так и не спал в своей комнате — я утром первым делом заглянула туда (а что делать, если дверь была приоткрыта?) и увидела нетронутую кровать. Тауэр обнаружился возле Рандира. Тому было совсем плохо.

Несмотря на то что эльф успел его перевязать и смазать какой-то зеленой мазью, Рандир тяжело дышал и обкусывал губы в попытках сдержать стоны. Выходило не очень. Я снова вколола ему обезболивающее, но, судя по жару и обильной испарине, — не сильно помогло. Тут надо было что-нибудь посильнее. Эльф печально посмотрел на меня и отвернулся. Невозможность поговорить начинала тупо раздражать.

Весь первый день я сидела возле Рандира и подавала эльфу тазики с водой, которые служанки оставляли в коридоре. Туда же мы выставляли ночные горшки и складывали использованные, окровавленные тряпки. Потом это все исчезало и после тихих, почти неслышных шажков появлялось уже пустым и чистым. Видно, служанки нас или боялись, или имели предписание с нами не общаться. К концу второго дня я начала психовать. Сиделка из меня выходила дерьмовая. Жалости к мужчинам я не испытывала, а менять повязки мог и эльф, что он постоянно и делал. Пора было начинать собственную жизнь в новом мире.

~~~

Солдаты удивленно обернулись, но препятствовать моему проходу не стали. Значит, я тут не в качестве пленницы. Пока радует. Посмотрим, как будет дальше. Устроенная самой себе экскурсия по замку закончилась в левой смотровой башне. Отсюда открывался обалденный вид на лес. Замок стоял на горе, справа с середины скалы срывался и разбивался о камни водопад. Щемящее чувство восторга, когда будто взлетаешь над окружающим миром и паришь почти под облаками, а внизу раскинулось безбрежное царствие природы. Красиво, черт побери!

Сзади раздались шаги, кто-то карабкался по лестнице вверх. Я отошла от входа — мало ли кому понадобилось подняться на башню, может, охране, а может, кому-то из жителей. Но в дверях появилось сначала длинное страусиное перо, за ним зеленый потертый берет. Берет с пером постоял, согнувшись и отхекиваясь от долгого подъема, и наконец разогнулся. Парень как парень. Не красавец, но и не что-то страшное — так, обычный человек лет двадцати пяти. На плечах кожаная жилетка, под которой бархатная рубаха. Кожа на бархат — моветон, но, по-видимому, ему так нравилось, а кто я такая, чтобы это менять? Когда он сделал пару шагов к зубцам, я увидела, что же ему так мешало взбираться по ступенькам. За спиной висела огромная, раза в полтора больше привычной, гитара с десятью струнами. Гитарный монстр.

В свое время, по молодости, мама загнала меня в музыкальную школу как раз на класс гитары-семиструнки. Год я честно пыталась учиться, а преподаватель честно меня мучил. В конце года он показал мне барэ. Все! На этом мое обучение закончилось. Барэ я брать не могу по причине нестандартного строения пальцев — средняя фаланга у меня западает внутрь, и чтобы ее вернуть на место, приходится расслаблять пальцы или встряхивать рукой. Во время игры такое недопустимо — надо укладываться в ритм. Так что мы с учителем, облегченно вздохнув, прекратили музыкальные пытки друг друга и, «обнадежив» маму тем, что музыка — это не моя прерогатива, разошлись своими путями. Это была моя первая и последняя попытка приобщиться к миру музыки. Лучшая музыка — это тишина! Факт!

Музыкант, обозрев окрестности, наконец увидел и меня. Он сорвал берет, поклонился и что-то сказал. Я улыбнулась и покачала головой — не понимаю. Парень спросил еще на одном языке, в котором было больше гласных, чем согласных. Результат был тот же. Мы оба пожали плечами и перестали обращать друг на друга внимание.

Первый аккорд был легким, как перьевое облачко. Он завис над башней, купаясь в лучах солнца, и неожиданно сменился целым перебором, закончившимся ударом по всем струнам. Я оглянулась. Музыкант сидел между башенными зубцами, удерживая гитару на колене, и играл. Очень неплохо играл. Я не мешала. Слушала. И растворялась в музыке и в ветре. Я плыла над лесом, купалась в водопаде, сожалела об ушедшем мире и радовалась новому. Я плакала о погибших и снова спасала выживших. Мое сердце билось в такт аккордам, и в ту секунду, когда музыкант, ударив напоследок по струнам, прижал их рукой, я почувствовала себя по-настоящему одинокой и брошенной. Никому в этом мире не нужной и чужой женщиной, не знающей, куда и зачем ей идти. Зачем вообще жить? И надо ли?

13

«Севгилим, севгилим…»

Музыкант, воспользовавшись моей задумчивостью, подошел ближе и, став на одно колено, выдал небольшую руладу.

— Бен ек сени севгилим! — автоматически, не успев задуматься, выдала я. Сколько раз я, живя в Турции, сбивала с местных этой фразой любовную спесь: «Я не твоя любовь!»

Кажется, мы удивились оба.

— Бен анладым?

«Ты понимаешь?»

— Понимаю, — ответила я по-турецки и поняла, что ничего не понимаю. Как в этом мире могут знать турецкий? Хотя русский-то знают. Может, еще какие-то языки будут родственными? Английский, например, или французский? Но ни английского, ни французского я не знала.

— Вы гостья барона?

Так, значит, здесь у нас — барон.

— Да. С позавчерашнего вечера. А вы?

— Я Тилиус, придворный музыкант. Но по некоторым причинам вот уже месяц торчу в этой дыре. Госпожа…

— Леттлерг.

— Госпожа Леттлерг, в последнее время так мало гостей, что не с кем перекинуться словечком. Я уже устал от этих жирных куриц, которые не видят дальше собственного носа и не умеют слушать настоящую музыку.

— И вы посчитали, что я умею?

— Ах, госпожа Леттлерг, как вы слушали! Вы стояли как завороженная! Я понял, для чего я взбирался сегодня по этой чертовой лестнице на эту башню — чтобы увидеть вас!

Ну ни хрена ж себе?! Вот это он загнул!

— Вы приехали с Ашуном?

— С кем? — удивилась я. — Нет, я прибыла с Рандиром и Тауэром.

— Это одно и то же. Вы не знаете?

Я ничего не знаю, но, кажется, пришла пора узнавать. Я умостилась между зубцами на прогретый солнцем камень. Музыкант сел у моих ног по-турецки, уложив свой крупногабаритный инструмент рядом.

— Я с ними только накануне приезда в крепость познакомилась. А почему вы назвали его Ашуном?

— Ашун, он Ашун и есть. Собака королевская.

— Не очень-то лестно вы отзываетесь о гостях барона, — я улыбнулась и склонила голову, как бы показывая, что я готова слушать.

— Вы не знаете об Ашуне?! — делано удивился Тилиус. — Я вам расскажу! Он называет себя Рандиром — Западным Ветром, но он Ашун — собака. Личная собака короля, которую он натравливает на тех, кто ему не нравится. Для ашуна нет разницы, кто перед ним — человек, эльф, ребенок — он убивает всех. На нем крови больше, чем на всех скайль-т-тэйлях вместе взятых! Говорят, что он даже собственную сестру убил! Представляете?

— Нет, не представляю, — заверила я музыканта. — Если он такой кровавый, то почему его барон принял?

— Барон! Барону нужна информация!

— Что-то я не заметила…

— Ах, вы не знаете, как это — быть бароном приграничной крепости! Тут скайль-т-тэйли и ур-хаи под каждым деревом! А торговый караван будет только через три недели! А если его не будет? Если скайль-т-тэйли выступят объединенными силами с ур-хаями, то победит тот, кто об этом раньше узнает.

— Но ты же сказал, что он убийца?

— Убийца — это да, но он еще единственный, кто ходит по этой территории, как у себя дома, вместе с этим сумасшедшим эльфом. Они ненормальные! Оба! Другие в эти чащи не полезут — дураков нет!

~~~

По крепости ходить с музыкантом было во сто крат интереснее, чем самой. Из Тилиуса получился неплохой гид. Ему со мной тоже было весело. Я поддакивала в нужных местах, прикалывалась, но в основном слушала. К полезной информации примешивались, правда, рассуждения о достоинствах местных красоток, даты фестивалей, расписывание заслуг самого Тилиуса, но в целом получалась достаточно ясная картина этого кусочка мира. Люди жили в десятке независимых герцогств, двух крупных королевствах, одним из которых правила женщина, и еще куче баронств или мелких владений, раскиданных по ближним и дальним землям. Эльфы тоже жили кланами по всему континенту. Где-то это были целые государства, где-то очень разрозненные общины, живущие сами по себе — такой «период раздробленности». Ур-хаи получались чем-то вроде кочевников, только лесных, а не степных. Их миграции не имели четких границ и времени перемещения. Как хотели, так и ходили. Иногда в какой-то местности становилось слишком густо от народа, а иные массивы были пусты. «Кто знает дороги ур-хаев — тот знает дороги войны». И чего им на одном месте не сидится?!

На мое замечание, что можно было бы собрать пару армий и вынести вообще этих непонятных «бродилок», Тилиус вздохнул и объяснил, как маленькой девочке, что эта бесполезная и бредовая идея приходит в голову каждому второму королю — вот только армии в одном месте собрать можно, а ур-хаев — нельзя. Они могут быть сегодня здесь, а завтра — километров за двадцать. Или годами сидеть на одном месте и вдруг, раз — утром сидели, а вечером их уже нет. Загадочный народ. Шустрый, я бы сказала.

На оружейном дворе было прикольно. Здесь было представлено все оружие, используемое в данное время в данном мире. В большинстве народ тренировался на одноручных мечах со щитами и без. Щиты — высокие «капли» и круглые «варяжские» — были вперемешку. Техника боя, что с одними, что с другими не очень сильно отличалась. Видно, бойцам было все равно, какой щит им попал в руки. Пятерка солдат отрабатывала работу протазанами и алебардами из-за первой шеренги щитовиков. Это живо напомнило гравюры шестнадцатого века — швейцарская пехота. Если такие попадутся в стиснутом пространстве, где нет места для диагонального замаха — очень веселая штука. К такому ощетинившемуся алебардами ежу подойти будет сложно. Но меня привлек не строевой бой и не лучники, а мастера фехтования. Вот на что у меня слабость, так это на хороший поединок один на один. Несколько пар вполне технично спарринговались на палашах, а одна пара даже на саблях, что меня весьма порадовало.

— Идем отсюда! — Музыкант явно нервничал в присутствии такого количества вооруженных людей.

— Это запретная зона?

— Нет… просто….

Что «просто», я не успела услышать, так как нашу тихую беседу перекрыл рев одного из офицеров.

Головы всех присутствующих повернулись к нам.

— Что он хочет?

— Он спрашивает, — музыкант пытался притвориться, что его здесь нет, — что мы здесь делаем?

Офицер семимильными шагами приближался к нам. В своем воображении он должен был казаться себе страшным великаном с пылающим взглядом, от которого все женщины и музыканты должны были падать замертво.

— Идем отсюда! — в ужасе дернул меня за рукав Тилиус. — Скорее!

— Щас! Шнурки только поглажу и сложу стопочкой, — мне становилось все забавнее.

Офицер был с меня ростом, обычного телосложения, так что, когда он остановился напротив, мне не пришлось ни задирать голову, ни опускать.

— Он говорит, здесь не место для женщин! — Музыкант был на грани истерики, и только роль моего переводчика удерживала его на месте.

— Здесь место для козлов! — ответила я, но мой переводчик струхнул и заменил это высказывание каким-то более мягким.

Ладно, говорить можно что угодно, но мою кривую улыбку и насмешливо прищуренные глаза офицер истолковал правильно — я имела его в виду!

— Он говорит, чтобы ты шла к себе и вышивала.

— Переведи — крестиком на его морде.

— Госпожа Леттлерг! Я такое не переведу! Вы думаете, что говорите?!

— Ага, — адреналин уже ударил по мозгам, и мне стало весело.

Музыкант, сжавшись, перевел. В ответ офицер заржал на весь двор.

— Он предлагает вас отшлепать… или… ну, в общем, он плохо о вас говорит.

— Переведи. Руки у него коротковаты для этого, и не только руки.

Смех стих внезапно. Мы стояли, как два волка — глаза в глаза, не моргая, кто первым отведет взгляд — нельзя смотреть хищнику в глаза, если только не готов принять его бросок. Коротко кивнув, уже не смеясь, офицер приглашающе повел рукой, предлагая мне вступить на площадку. Что ж, по крайней мере, разомнусь…

— Что вы делаете, госпожа? — Музыкант прижал к груди свою гипертрофированную гитару, будто хотел за ней спрятаться. — Госпожа Леттлерг, одумайтесь!

«Заткнулся бы лучше!» — ненавижу трусов.

14

Мечи мы выбрали почти одинаковые: он — полуторник с прямой гардой, я — эсток, не такой длинный, но с более сбалансированным лезвием. Эфес был одноручный, но с моей неширокой ладонью как раз получался на две мои руки. Гарда немного выходила вперед в виде полумесяцев. Ромбовидный клинок без желоба жесткости был тусклым с неровными сколами тупого лезвия — тренировочный, но из-за сколов опаснее обычного. При ударе с оттягом можно оставить неглубокую, но рваную рану, зашить которую будет проблематично. В общем — убить нельзя, а покалечить можно.

Мне было интересно, что значат мои техники здесь, в новом мире. Лучше уж попробовать это выяснить в мирной, ну, почти мирной обстановке, чем в бою с десятком солдат, страстно мечтающих тебя убить. Даже если я сейчас проиграю, то кроме презрительного выпинывания меня с тренировочной площадки ничего страшного не будет. Мало ли — захотела девка повыпендриваться?! Ну, поставили ее на место! Посмеялись всей крепостью и отпустили восвояси — от стыда еще никто не сгорал.

~~~

Если он хотел посмеяться над женщиной, то его ждал полный облом. Мне было не привыкать сражаться на Играх. Правда, только на Играх. Но даже там можно было получить деревянным или дюралевым мечом достаточно чувствительно.

Смех из его глаз пропал после первого обмена ударами. Теперь передо мной был боец, серьезно оценивающий своего противника — неважно, женщина это или нет.

Он что-то сказал, но я, как всегда, не поняла.

— Иди в жопу! — отреагировала я по принципу — мы друг друга не поняли, но уразумели.

В ответ он усмехнулся и нанес серию ударов. Банально, парень! На трех блоках тебя можно ловить до бесконечности! Я тоже не спешила переходить в атаку — нет, наверное, ничего более глупого, чем считать противника лохом, которого ты положишь с первого удара.

Вскоре мне тоже стало не до смеха. Все-таки он оказался бойцом. И неплохим бойцом. Один раз его лезвие прошло в опасной близости от моего лица, в другой — мне удалось сбить его удар перед самой грудью. Поймала на навершие и тут же попыталась достать на прямом выпаде. Он умудрился широким блоком сбить мое оружие, но я уже вывела его полукругом вниз, в ноги. Если бы он вывернул с третьего блока на первый изнутри, а не пытался догнать мой меч по широкой амплитуде, то, может быть, у него был шанс спасти свое колено. Эсток неаккуратно прорезал штаны прямо над сапогом. Офицер охнул и осел.

На колене он стал еще опасней. Теперь, когда он получил порез, игры закончились. Сдаваться он не собирался, да и я тоже, если честно. Мне надо было доказать ему и себе, что мои фехтовальные умения что-то да стоят в этом мире. Пришла мысль, что этим же я делаю себе кучу проблем, но она, промелькнув где-то на горизонте, благородно смылась. Проблемы я буду решать по мере их поступления.

И все же я сделала ошибку. На полшага ближе, чем надо. Всего лишь на каких-то двадцать сантиметров, и меч офицера дернулся вперед и вверх. Через мою защиту, под гарду, прямо в плечо. Ох! Достал, гад! Если бы не травма, я бы успела плечо отдернуть, а так получилось слишком медленно. Лезвие ударило в плечевую кость, и я чуть не выронила эсток. Правая рука безвольно повисла вдоль тела. Что-то ей везет. То чуть ее не вывихнули, то теперь ранили — можно было же найти другое место! Вот теперь я разозлилась. Больно, однако!

Офицер снова провел выпад вправо. Эсток неудобно держать в левой руке, так что блок получается неправильный, как у новичка, эфес слишком высоко поднят, а лезвие внизу, и при этом я пытаюсь изобразить приму. Отвратительно. Но в этот раз именно такой блок оказался очень удачным. Я делаю с левой ноги шаг за спину офицеру и обхватываю левой рукой его горло — той, в которой эсток. Лезвие ложится под подбородок, подхватываю его правой рукой за острие и, уже больше на адреналине, чем реально думая, нажимаю коленом офицеру в спину.

Кажется, я перестаралась. Офицер хрипит и задыхается. Будет плохо, если я раздробила ему гортань. Но нет. Закашлялся и с ненавистью уставился на меня. Я немного постояла и протянула ему руку. Не в обиде?

Плевок мне под ноги объяснил лучше всех слов. Даже переводчик не понадобился. Козел! Ладно, и к такому на играх я тоже привыкла. Мужики, они в большинстве своем снобы — победила женщина или проиграла — без разницы, главное, что они как считали, так и будут считать ее ниже себя. Да на…ать! Считайте как хотите! Боялась бы ваших косых взглядов, не играла бы в наемницу. А так — за что боролись, на то и напоролись! Без обид.

Я ухмыльнулась и тоже сплюнула.

Музыкант на обратном пути мне не попался. Ну и фиг с ним! У меня тоже не то сейчас настроение, чтобы слушать баллады. На ступеньках в наш коридор стоял эльф.

— Ну, чего тебе? — Знаю, что не поймет, но спросить все равно надо.

Эльф кивнул на дверь комнаты Рандира. Зашли. Мужчина сидел на кровати. Выглядел он явно лучше, чем позавчера. Опухоль начала спадать, ушла краснота из глаз. Теперь можно было сказать, что он довольно симпатичный тип. Ага, если бы еще не смотрел на меня, как на врага народа. Тауэр аккуратно придвинул мне стул и тактично испарился, оставив нас вдвоем.

— Ну… как ты себя чувствуешь? — Я попыталась быть вежливой.

— Ничего, нормально. А ты, как я вижу, уже себя чувствуешь хорошо. И даже очень! — не принял мой вежливый тон Рандир.

— Ну и? — Я откинулась и позволила себе перейти на свою обычную манеру разговора.

— Зачем ты к офицеру полезла?

— А в чем, собственно, проблема? Кажется, я вам не подчиняюсь, чтобы вы за меня решали, что мне делать и куда ходить?!

— Нет. Но ты делаешь мне проблемы.

— Вот те раз! Кажется, это ты сделал мне проблемы! Это не вы, а я вас спасла!

— Если бы ты нас не спасла, то ты бы до крепости просто не дошла бы!

— Опаньки! Давай разберемся в склонениях: я вас спасла — прошлое, которое исполнилось. Я БЫ не дошла — вариант прошлого, который мог быть НЕ реализован. А если БЫ я дошла? Так вот, не путай исполненное и предполагаемое. Понял?

— Я понял — я тебе должен за свою жизнь и за жизнь Тауэра. Давай договоримся — я тебя доведу до твоих, а ты до этого времени не будешь лезть куда не надо и делать мне лишние проблемы.

— До своих? — Я на секунду растерялась. — Куда это?

— Так ты не из них?

Я замолчала. Кажется, меня приняли за кого-то другого, и теперь я допустила ошибку. Он тоже молчал, обдумывая что-то свое.

— Если ты не из них, тогда у меня к тебе много вопросов. Как ты переместилась? И какой у вас в России год?

Если бы меня стукнули чем-то тяжелым по голове, то вряд ли я бы испытала больший шок.

— Откуда… ты… знаешь?

— Давай так — или ты мне доверяешь, или иди на все четыре стороны — я больше за тебя не отвечаю.

— Ты за меня и так не отвечаешь. А доверять незнакомцам я не привыкла. Или ты мне тоже доверяешь, а, Ашун?

Рандир дернулся, как от хорошего удара. Прищурился и усмехнулся одними губами, глаза были шальные, как во время орочьей пытки.

— Значит, ты знала, кто я?

— Нет, — поспешила заверить я Рандира, видя, как он бледнеет, — только сегодня сказали.

— Тогда тебя, наверное, просветили, что я ем на завтрак детей, а на обед закусываю их мамашами?

— Ну, такого не было, но то, что ты сестру убил… это правда?

— Да, — не стал юлить Рандир. Ответил, как на плахе — честно и спокойно. Теперь думай что хочешь — можешь казнить, а можешь довериться. Странное чувство, хочется понять этого человека и в то же время его откровенно побаиваешься. Да кто он такой, черт побери?!

Мы сидели друг напротив друга, как две кобры. Убить не убьем, но капюшоны раздуты. Кто первый доверится? Мне терять нечего, но такое чувство, что стоишь на берегу озера — и прыгнуть страшно, и не прыгать уже поздно. Надо решиться. Если это как-то спасет положение. У мужиков классно — они логически подумали, и сразу все на своих местах, а у меня только интуиция. И понимание — если я не сделаю шаг навстречу, то дальше просто не смогу идти.

— Я…

— Я…

Мы начали одновременно и так же одинаково удивленно уставились друг на друга.

— Ты первая… если хочешь…

Я глубоко вздохнула:

— Хорошо.

15

Много ли можно рассказать человеку, который знать не знает ни о каких играх? Поэтому мой рассказ был краток — родилась, училась, работала, поехала отдохнуть на Урал и вот… так попала в ваш мир.

— Вот и все, — закончила я свой рассказ, — так что у меня больше вопросов, чем у тебя. А так как я в этом мире новенькая, то надеюсь, ты поможешь мне освоиться.

— Понятно, — задумчиво протянул Рандир. — Что ж, я готов отвечать на твои вопросы. Как я понял, первым будет насчет Ашуна?

— Именно! Кто ты такой?

— Можно сказать — личный королевский порученец по особо важным делам. Это тебе что-нибудь говорит?

— И по каким делам ты такой «особо важный»?

— Все, что может интересовать короля. А также в решении некоторых деликатных вопросов. Надеюсь, не надо рассказывать каких?

— Спасибо, сама уже догадалась — разведка, убийства, дипломатия ножа и топора — полный набор джентльмена. Понятно, почему тебя так не любят. А орки от тебя что хотели?

— Знаю много, — без тени улыбки ответил Рандир. И я поняла, знает он действительно много и очень, очень секретного, чтобы рассказывать это первой попавшейся девочке. Даже сотая часть его знаний может мне дороговато обойтись — знакомиться с орками я бы не хотела.

— Хорошо, тогда следующий вопрос — кто такие «они»?

— Это русские.

Вот те раз! Кажется, у меня сейчас пойдет голова кругом.

— Придется тебе рассказать и о наших двух мирах, как бы предисловие, чтобы ты поняла, — видя мою ошарашенную морду, смиловался Рандир. — Наши миры можно считать братьями-близнецами. В климате, расположении континентов, в природных условиях. Может, когда-то это был один мир, но теперь это два абсолютно независимых мироздания. У вас магии нет, у нас — есть. Другие обитатели, другая политическая карта, ну, и все остальное — тоже другое. Рас и народностей у нас тоже много. С эльфами ты уже познакомилась, ур-хаев тоже видела. При этом они делятся на свои кланы, народы и имеют множество различий. Люди здесь в большинстве белокожие, но где-то есть и другие. Гномов еще увидишь — они живут южнее, в ваших Кавказских горах. И в других горных массивах их тоже хватает. При всем этом мы с вами не живем в одном времени. Время на вашей земле течет быстрее — за один наш год у вас может пройти от пяти лет до двенадцати. Рваный цикл, который тяжело вычислить. Так, что бы еще тебе рассказать, чтобы ты поняла?

— Про русских и про то, как я сюда попала.

— Так… видишь ли, так как ваш мир немагический, к вам очень тяжело пробиться — это как в пустоту стучать, а вот от вас к нам — можно. Но у вас магов — раз, два — и обчелся, да и не знают, как правило, эти маги, что они владеют какой-либо силой. Так что порталы они отрывают неожиданно для самих себя — в момент смерти или при каком-то очень экстраординарном событии. Несколько лет назад случилась очень похожая на твою ситуация — тоже к нам провалилась группа людей. Но в отличие от твоих друзей это были солдаты с огнестрельным оружием. И переместились они в момент боя, — Рандир усмехнулся. — Я тогда по приказу короля занимался этим вопросом. Вот и выучил русский язык.

— А солдаты откуда? — мне было страшно интересно.

— Из вашего тысяча девятьсот сорок второго года. Если ты знакома с той войной, что была у вас. Здесь они отвоевали себе плато на северо-востоке и теперь там живут. Ур-хаи к ним пару раз пытались полезть, но после этого лет пять сидели тихо и приходили в себя.

— Вот это да! — восхитилась я. — Сколько же их было? Русских-то?

— Человек восемьдесят. Сейчас уже семьи у многих, дети — но живут они по-прежнему обособленно. В дела наши не лезут, и мы к ним с уважением. Сначала я думал, что ты из них — мало ли по каким вопросам можно было покинуть плато? Они ведь тоже свои интересы имеют, а теперь вот не знаю, что с тобой делать.

— Как я поняла, обратно в свой мир я не попаду?

— Это тяжело, но попробовать можно. Если попросить магов — но это надо их хорошо просить.

Что значит «хорошо просить», я как-то не совсем поняла, но тон, которым это было сказано, мне не понравился. Маги у них какие-то «прошеные»!

К русским, при всей моей ностальгии, я тоже не стремилась. Они, наверное, там себе коммунизм уже построили, а я приду и скажу: «Фигня все это! В вашем родном мире все давно уже капитализмом заросло, и ваши дети вас почти позабывали — теперь они не в «Зарницу» играют, а «эльфами» по лесам бегают!» Вот мужикам радости-то будет!

16

— А что у тебя с бароном? — Из ответа на этот вопрос можно будет понять причину наезда из-за поединка с офицером.

— Скажем так — чужая охотничья территория. А я у него разрешения не спросил. Если бы Тауэр обратился не к барону, а к дальней заставе, то проблем бы не возникло, а так — придется делиться добычей.

— Тауэр обратился в ближайшую крепость, так?

— Да. Боялся, что не доживу, пока он — день туда, день обратно — бегал бы, черт остроухий! — Рандир нагло улыбнулся и посмотрел за мою спину.

Упс! Эльф. И долго он тут торчит? Получается, мы при нем о нем же и говорили. Я-то его видеть спиной не могла, а Рандир ему в глаза говорил все, что думал.

Эльф, не отвечая на подколку, спокойно что-то сказал.

— Сейчас за мной придут, чтобы отвести к барону, — перевел Рандир, — иди, пожалуйста, в свою комнату.

В комнату я, конечно, зашла, но так и остановилась возле незакрытых дверей. Тауэр встал в проходе, загородив меня спиной. Рандира вывели, встав по бокам, четыре солдата — это как, почетный эскорт или чтобы не убежал? Эльф стоял молча, привалившись плечом к косяку моих дверей. Помогать Рандиру он не спешил. Я не вмешивалась, пока просто подмечая все нюансы. Делать какие-нибудь выводы было еще рановато, но общее положение дел уже угадывалось. Рандир — одиночка, по какой-то причине они с эльфом стали кровными братьями, но не закадычными друзьями. Эльф готов жизнь отдать за человека, но в решение проблем не вмешивается — каждый как бы сам по себе. Интересно получается. И как в этой ситуации быть мне?

Я не успела обработать плечо, как эльф исчез. Проход открыт. Сидеть в комнате было неуютно. Лучше всего думается там, где ветер, где можно спокойно, глядя вдаль, разложить все по полочкам. В общем — вперед, на башню!

Как я и ожидала, на смотровой площадке никого не было. Как говорил одни персонаж: «Куда ни пойдешь — небо как небо. Люди как люди. Везде одно и то же». Люди чего-то хотят, ставят перед собой цели, добиваются, живут, страдают, умирают и убивают. Люди как люди. Везде одно и то же. Политика, интересы, мелкие разборки, крупные войны — до чего же все похоже! И я. Маленькое перышко, занесенное ветром в чужой дом. Нужна ли мне цель? Пока я ее не вижу. Месть — это не цель, это только чувство, которое сжигает душу. Да и кому мстить? Я их что, видела в лицо, знаю их имена? Или убить всех скайль-т-тэйли только за то, что они оказались рядом? Думаю, что, когда сюда попали солдаты из сорок второго, они тоже не сильно спрашивали, в кого можно стрелять, а в кого нельзя. Для них все были врагами. Любую историю нельзя воспринимать однозначно — вот эти хорошие, а эти плохие. Иногда, в запале боя, хорошие делают такое, что потом на уши не натянешь — что на человеческие, что на эльфийские. Да и кто сказал, что солдаты были все как на подбор белые и пушистые? Так что скайль-т-тэйли просто приняли превентивные меры. Кто тут прав, кто тут виноват — нельзя просто так однозначно решить. Только вот девочку — девочку я вам не прощу. Не смогу…

~~~

К моей смотровой башне шли две крепостные стены. Одна — вдоль обрыва и дальше, до первых крепостных ворот, а вторая примыкала к пятиэтажному зданию самого замка. Окна замка выходили во двор. На верхних этажах по причине жаркой летней погоды они были открыты. Конечно, расстояние не позволяло слышать, что там говорили, но вот просматривалось все неплохо. Я присела за башенный зубец, чтобы не отсвечивать, и вгляделась в зал. Меня привлекли сначала несколько человек, сидящих по одну сторону длинного стола, а потом, через следующее окно, я увидела знакомую рожу. Рандир. Он сидел на стуле посредине залы. Один. Вызывающе выпрямившись, отвечал на вопросы мужчин. Все это больше напоминало допрос, чем мирную беседу. Среди спрашивающих выделялся своей бородой барон. Жаль, что нельзя было услышать, о чем они говорили. Да и не поняла бы — надо поскорее учить язык, а то я со своим языком национальных меньшинств долго не проживу.

С моей колокольни, то есть башни, можно было разглядеть только часть внутреннего двора и кусок замка. Во дворе что-то происходило, и я невольно высунулась из своего укрытия. Происходящее я так и не рассмотрела — обзор закрывал угол внутреннего здания, но зато увидела, что под окнами залы на крепостной стене кто-то стоит. В момент, когда я его увидела, он тоже поднял голову — Тауэр! С его места хорошо просматривались и двор, и оружейная площадка, да и идти к нашим комнатам было намного ближе, чем мне через ползамка. Вот откуда Рандир узнал о моем бое с офицером раньше, чем я дошла до комнаты. Хорошая у эльфа наблюдательная позиция — его мало кто увидит, а он почти все видит и слышит. Наши взгляды встретились. Перед моим внутренним взором обозначилась картинка — орочья морда и рядом лицо барона, а между ними знак равенства. Значит, Тауэр тоже умеет шутить? Ну и шуточки у тебя, Шарапов!

Внезапно уши эльфа, до этого трепетавшие, как вымпела на ветру, что-то услышали, и раньше, чем я смогла сообразить, эльф исчез. Я посмотрела в окна. Рандира снова окружили четыре стражника. Было видно, как насмешливо смотрит вслед еле идущему мужчине барон. Получил, значит, информацию, тебе, козел, не предназначенную, не твоей кровью добытую, и радуешься?! Не люблю таких. За чужой счет живущих. Может, я по-женски и не права, но чувств к барону, кроме откровенного презрения, у меня после этого допроса не осталось.

17

Дни потянулись один похожий на другой. Рандир меня от себя не отпускал ни на шаг — то ли боялся за меня, то ли за окружающих. Того же самого дня, когда я подралась с офицером, а Рандира сводили на допрос, вечером нас пригласили на ужин. Мне принесли платье. Увидев это «от Кутюр», я захотела засунуть два пальца в рот и побежать в туалет. Потом, конечно, поостыла, попросила через Рандира ножницы, иголки с нитками и до вечера закрылась в комнате. Шить игровые костюмы за одну последнюю ночь было привычно. Да и руки у меня на шитье матом не стоят, и все костюмы, вплоть до реконструкторских, я шила сама, а не в ателье заказывала. Так что шов-подгибку с закрытым срезом я знала не понаслышке. В результате у меня получилось приталить нормально лиф, удлинить юбку за счет уменьшения ее ширины и сделать поясные вытачки — немного, но платье легло четко по фигуре, нигде не топорщась и не пытаясь сделать меня на три размера больше.

Кажется, на ужине я произвела фурор. Рандиру некуда было деваться, и он торжественно, под ручку ввел меня в пиршественный зал и весь ужин за мной ухаживал, как настоящий рыцарь. Барону я вежливо улыбалась, но ни хрена не понимала из его комплиментов.

В коридоре после ужина нас ждал мой давешний поклонник Тилиус.

— Госпожа, вы очаровали меня своей красотой! Позвольте быть вашим рыцарем? — как говорится: «И тут Остапа пронесло!» — то есть «понесло». Комплименты вперемешку с оправданиями своего трусливого утреннего поведения и всякой разной такой же мурой.

Все бы было нормально, если бы в этот момент у меня за спиной не стоял Рандир. Очень злой, измученный допросом, ужином, постоянной болью и желанием побыстрее добраться до кровати. А тут всякое дерьмо под ноги бросается! Рандир ни слова не понял из всей рулады Тилиуса, поэтому просто попросил меня перевести. Я кратко перевела на русский. Тилиус на секунду прервался и попросил меня перевести то, что я сказала Рандиру, при этом назвав его Ашуном. Пока я пыталась понять, что надо кому переводить, Рандир что-то объяснил Тилиусу на языке королевства. Я не поняла и попросила Рандира перевести это уже мне. В результате получила два перевода — с местного на турецкий от Тилиуса и с местного на русский от Рандира — смысл был разный. От Тилиуса — что эта собака меня недостойна, а от Рандира — что этот слизняк слишком воняет, чтобы я находилась рядом с ним. И тут же получила от Рандира вопрос, где и когда я познакомилась с Тилиусом. Пока я объясняла вкратце историю нашего знакомства, об этом же, но уже с именем Ашуна, меня попросил музыкант. Рандир предложил на королевском Тилиусу заткнуться, но тут уже я снова влезла и попросила перевода.

Через пять минут я поняла, что схожу с ума. В полном смысле этого слова. Рандир ругался с музыкантом на местном, умудряясь при этом отвечать мне на русском. Тилиус требовал тут же перевод нашего с Рандиром диалога по-турецки, и я не выдержала:

— Идите оба в жопу! — перевела я сначала на турецкий, а потом на русский, чтобы все поняли. — Задолбали!

И, оставив обоих удивленных мужчин за спиною, гордо удалилась в свою комнату. Спать я улеглась с одной-единственной мыслю: «Надо как можно скорее выучить общепринятый язык! С завтрашнего дня и начну!»

~~~

Музыкант больше мне на глаза не попадался. Когда я сбросила образ Тилиуса эльфу, чтобы тот определил его местоположение, в ответ пришло изображение музыканта, перевернутое вниз головой и подвешенное на воротах замка.

— Это правда? — ворвалась я в комнату мужчин.

— Что правда? — не понял Рандир.

— Ты убил музыканта?! — еще больше разозлилась я. Тилиус, конечно, дурак дураком, но не убивать же его в самом деле только за то, что он пел мне серенады.

Эльф довольно улыбался, наслаждаясь упавшей челюстью Рандира. Ах, ты, гад остроухий! Смешно тебе, да?!

— Он, — я нагло ткнула в эльфа пальцем, — передал мне, что ты повесил Тилиуса на воротах!

В ответ на мое обвинение Тауэр невинно поднял глаза к потолку: «А что я? Я просто пошутил…» Ага, так я и поверила твоей довольной роже!

— Это Тауэр пошутил… — спасибо, сама уже поняла!

— А где он?

— Я попросил его больше не попадаться мне на глаза и не трогать тебя.

— Вежливо?

— Что вежливо?

— Ты его вежливо попросил? Или?..

— Не беспокойся, — Рандир поднял ладони, — я просто напомнил ему, что раз он уже назвал меня Ашуном, то пусть вспомнит, что это значит. Кажется, он проникся серьезностью момента и решил держаться от меня подальше.

В общем, судьба Тилиуса меня волновала мало. Жив — и ладно. А вот Рандир…. Я стала, уперла руки в боки и безапелляционно заявила:

— Ты меня научишь местному языку! Меня достало, что я ничего не понимаю! Пока ты в постели, а мне по замку запретил гулять — вот и будем заниматься делом! Я хочу выучить язык!

Рандир страдальчески поднял глаза, а наглый эльф откровенно заржал. Образ Рандира в университетской мантии и с указкой развеселил и меня, но я, в отличие от Тауэра, улыбку сдержала. Не хватало еще мне рассмеяться после такого серьезного наезда.

— А если я не захочу тебя учить? — насмешливо поднял бровь Рандир.

— Тогда пойду искать Тилиуса — пусть он меня учит! — заявила я, надеясь, что не видно, как меня плющит от смеха. — А ты мне до сих пор должен! Так вот, в часть отдачи долга за спасенную жизнь — будешь моим учителем!

— А мантию надевать? — съязвил Рандир.

— Ага, и указку не забудь! — поддержала я.

Рандир не выдержал первым, эльф подхватил, и мне ничего не оставалось, как присоединиться к их заразительному смеху. Ближайшие две недели обещали быть очень запоминающимися.

ГЛАВА III

18

К концу дня замок как вымер. Остались только стражи на воротах — ни барона, ни солдат. Непривычная тишина. Но длилось это недолго. Предгрозовое затишье закончилось быстро. Сначала я услышала ритмичное бряцанье оружия и шаги. Раз-два. Раз-два. Я оглянулась на Рандира, но он стоял возле окна сосредоточенный и серьезный. Таким я его не видела даже на «аудиенции» у барона. Потом отдал короткий приказ эльфу, и тот, даже не кивнув, исчез.

— Что случилось?

— Не знаю, — не отрываясь от окна, отрубил Рандир, — еще не знаю. Но мне это не нравится.

Грохот становился ближе, и вот уже во двор через ворота проехали барон с красивым русоволосым мужчиной на гнедых жеребцах, а за ними… шаг, шаг — будто впечатывая в землю покой окружающего мира, рядами входила армия.

Рандир коротко выругался. На скулах заходили жевалки.

— Он обманул меня! — Мужчина в ярости стукнул кулаком по стене.

— Да что же случилось? — я не понимала. Ну, прибыло пополнение, что тут такого?

— Иди в свою комнату! — рявкнул в ответ Рандир. — И не выходи!

Можно было обидеться или психануть — тоже вздумал кричать на меня! — но что-то мне подсказывало, что сейчас не место и не время выяснять отношения. Произошло нечто выведшее из себя обычно хладнокровного и уравновешенного «порученца».

Но в свою комнату я не пошла. Поднялась на башню. Здесь и тише, и привычнее. Попадаться на глаза бешеному разведчику не хотелось. Посижу до вечера, а потом спущусь и узнаю, в чем, собственно, дело.

Солнце медленно, нехотя оставляло грешную землю и рушилось за горизонт. Ждешь, ждешь, когда оно наконец сядет, и вдруг — нет его. Только подсвеченные снизу алым облака и жирный росчерк фиолетового.

Брать факел я не стала. Боятся темноты только дети и их родители. А что может случиться в абсолютно пустом коридоре? Привидения? Ага, с моторчиком! Тихо шуршит юбка. С памятного ужина я стала ходить в платье. Пришлось переделать еще два, но это такая мелочь по сравнению с тем, КАК на меня смотрел Рандир. Я до сих пор не смогла разобраться в своем отношении к нему. Когда я его держала там, на поляне, я испытала огромное чувство сострадания и уважения. Потом… мне было легко с ним. И когда мы поругивались, и когда он учил меня языку. Мне нравилось быть рядом с ним — будто стена за спиной — уверенный, гордый и спокойный. С моим наглым характером как раз такой, чтобы на мои шуточки и подколки ухмыльнулся и не обиделся. С эльфом, даже выучив несколько десятков слов, разговаривать не получалось. После нескольких моих попыток Тауэр стал меня избегать, а Рандир, увидев это, просто сказал:

— Не суйся к нему. Тауэр ни с кем, кроме меня, говорить не будет.

— А его телепатия? Ну, картинки, что он мне передает.

— Считай это знаком особого расположения.

На этом наши «разговоры» с эльфом прекратились. Но и убегать он перестал. Стоял иногда рядом во время наших языковых уроков и в особо трудных случаях посылал мне образы. Помогал, значит.

~~~

За поворотом пятно яркого света. Несколько факелов рассеивали темноту, но я не спешила вступить в этот круг из своей тьмы. Голоса. Достаточно громкие, чтобы узнать в одном из них барона.

— …услышать не смогут.

На местном. Жаль, я его еще недостаточно хорошо знаю, чтобы подслушивать особо секретные переговоры.

— Но береженого боги хранят дважды! — сказал его собеседник и перешел… на турецкий.

Ребята, вы что, специально для меня стараетесь?! Как мило с вашей стороны! Теперь я обязательно прильну к стенке и замру в неподвижности — сделать пакость нашему дорогому хозяину, что может быть еще приятнее?

— Зачем ты привел их сюда? Я еле успел перекрыть дороги!

— Ты сам говорил, что сбор будет здесь! С чего это ты меняешь решения, а меня в известность не ставишь?

— У меня тут Ашун.

— И давно?

— Две недели как.

— Надеюсь, он там, где ему положено быть — в подземелье?

— Нет. Он у меня гостем. Попросил помощи в обмен на информацию о передвижениях ур-хаев и скайль-т-тэйлей. Мне нужны были эти сведения! Без них и нечего думать захватить долину.

— Ты мог бы эти сведения по-другому у него раздобыть, а не предлагать ему в обмен свое гостеприимство!

— Он и так был после пыток ур-хаев. Он бы ничего не сказал. Ты еще не знаешь лично этого упрямого гордеца! С ним лучше играть по-доброму.

— Хорошо — это ты тут решаешь. Но раз Ашун у тебя здесь гость, то он может в любой момент уехать и доложить о нашем плане.

— Плохо, конечно, что он видел войска. Для него же хуже! Мне не надо, чтобы король узнал о захвате долины до того, как я преподнесу это ему как свершившийся факт. Тогда он ничего уже не сможет сделать, если я скажу, что ур-хаи напали первыми!

— Но они еще не напали!

— Ты идиот! Кому король поверит? Мне или ур-хаям?

— Ашуну!

— Да… если он доложит раньше!

— Так посади Ашуна под замок!

— На каком основании? Не забывай, что он доверенное лицо короля! Если бы я его поймал, был бы один разговор, а так — он сам обратился за помощью!

— Если не можешь задержать — убей!

— Ты в своем уме?!

— А что тебе еще остается? Подкинешь труп потом ур-хаям. Вот тебе и повод для войны! Король даже тебя поддержит!

— А это мысль! Но с Ашуном еще его эльф и какая-то девка. Убить сразу всех троих не получится.

— Смерть эльфа вопросов не вызовет. А что за девка?

— Непонятная какая-то. В платье — вылитая дворянка, а так — с офицером моим подралась — представляешь?

— Наемница?

— Откуда тогда у наемницы такие манеры? Где ее Ашун взял — не говорит. А спросить у самой — она языка не знает. Улыбается, как идиотка, и молчит. Может, какая-то аристократка из пришлых? Убить ее — а потом вовек не отмоешься.

— Хорошо, займусь девкой сам! Мне еще никто не отказывал! А ты займись Ашуном!

— Ты мне не указывай! Не дорос еще барону говорить, что делать!

19

— Где ты была?

Что еще за наезды? Нельзя нормально спросить? Но Рандир уже стремительно подошел и ухватил меня под локоть.

— Отпусти! Ты чего?

— Сейчас будет званый ужин, — скороговоркой, не замечая моих потуг вырваться, произносит Рандир и тянет меня по коридору. — Постарайся не показывать, что ты знаешь султанатский язык. Скажешь, что ты дочь Улетова. Вячеслава У-ле-то-ва. Запомнила? У меня не будет возможности быть рядом с тобой. Быстрее иди переодевайся — за тобой сейчас придут.

— А ты?

— За меня не волнуйся. Иди!

— Погоди! Мне надо с тобой поговорить! Это важно!

— Некогда! Поговорим позже!

Он подтолкнул меня вперед и так же неожиданно, как появился, свернул в боковой коридор. Ничего не понимаю! Какой Улетов? Что за званый ужин? И что, в конце концов, происходит?!

Платье я чуть не порвала, пытаясь надеть его задом наперед. В ярости дернув завязки, я услышала, как надорванная ткань с противным звуком начала расползаться по линии шва. Пипец! Платье можно на выброс!

У меня опустились руки. Может, платье оказалось именно тем катализатором, который выплеснул наружу весь мой страх и обиду? Когда единственный человек, которому ты доверяешь в этом огромном мире, незаслуженно рявкает на тебя и даже не хочет выслушать?! Почему я должна выполнять его распоряжения, как какая-то служанка? Кто он мне? Я что, теперь должна быть привязана к нему только из-за того, что имела глупость поддаться своим эмоциям и спасти его? Не хочет слушать — не надо! Пусть сдохнет от рук барона! Жалеть не буду! Все! Решено! Пусть этот дурак сам выкручивается!

Осторожный стук в дверь отвлек меня.

— Да?

— Господин Бальдар просил передать вам платье. Пожалуйста, примите его.

Я открыла дверь. В коридоре стояли и протягивали мне платье две служанки.

— Я не знаю никого господина Бальдара, — пожала я плечами, — может быть, вы ошиблись адресом?

— Нет, госпожа Леттлерг! Наш господин узнал, что вы спаслись от ур-хаев без всякого багажа, и осмелился предложить вам платье.

— Господин Бальдар носит женские платья? — удивилась я.

— Ну что вы?! Конечно, нет. Он купил его для вас в предместье. Пожалуйста, примите!

— Ладно! Все равно надевать нечего! Заносите.

Платье, а также нижняя рубаха и всяческие подвязочки легли на кровать. Сверху несколько нитей жемчуга и небольшая диадема. Это что — тоже купил в предместье?

— Госпожа Леттлерг, позвольте нам помочь вам с облачением?

Я вздохнула. Делать прическу и одеваться не было никакого желания.

— Ну, давайте помогайте… — разрешила я и уселась возле зеркала.

Через полчаса я была одета, накрашена и с уложенными в высокую прическу волосами с блистающей в них диадемой. Королева и только! Ну, ладно, не королева — принцесса… но тоже неплохо. Подняв подбородок повыше и горя праведным гневом, я, поддерживая кончиками пальцев подол юбки, медленно спустилась в пиршественную залу.

Разговоры смолкли. Головы повернулись в мою сторону, и я увидела удивление и восторг на чужих незнакомых лицах. Почти все были новоприбывшими. Я высокомерно оглядела зал. Из старых знакомых только барон и его советники.

— Госпожа! Вы прекрасны! — Я безразлично повернула голову и увидела Его. — Позвольте вас проводить!

И мое сердце, пропустив пару ударов, застучало с перебоями. Он был прекрасен! Именно такой, о каком можно только мечтать! Правильные черты лица, удивительно добрые и понимающие серые глаза под тонкими черными бровями. Пшеничные, нет — золотые локоны падали на плечи. И в том, как он протягивал мне руку, и в том, как он смотрел на меня, были такие восхищение и забота, что я невольно улыбнулась и опустила глаза.

Кажется, я влюбилась…

~~~

— …а еще хотите, расскажу?

Я засмеялась и кивнула. Конечно, хочу!

— Наверное, это страшная семейная тайна, но я вам расскажу, почему Ашун убил сестру!

Ой, как интересно! Мне было весело. Вино было просто замечательным, но еще более замечательно было сидеть возле любимого и смеяться вместе с ним. Я утопала в его серых глазах, купалась в его улыбке — боги, как же я хотела наконец быть женщиной, а не мужиком в юбке!

— …он ее заревновал к королю, представляете?! И убил!

Я посмотрела через стол на Рандира. Какой-то он напряженный и хмурый. Вот дурак! Ревновать сестру! От моего смеха его передернуло, и он побледнел — смешно же! Что ж ты так куксишься? А, Великий Воин Всех Стран и Народов?! И совсем ты не Великий Герой, а очередной идиот, попытавшийся меня использовать в своих целях! Что, когда говорят о тебе правду — не нравится?!

Ашун грохнул кубком об стол. Ой-ой-ой! Как страшно! Меня это рассмешило снова.

Много вина? Глупости! Пью, сколько хочу! Или ты мне будешь указывать?

— Хватит ей подливать!

— Да заткнись! Бальдар, что он из себя корчит?

— Не трогай даму, Ашун! У меня, кстати, о тебе еще куча историй!

— Лучше бы про себя рассказал, господин Главный Куда Пошлют С Левой Ноги Конюшего!

Ой, как смешно! Ха-ха-ха!

— Леттлерг, хватит пить!

Че-го?!

— Ты на кого ножкой топ? Смерд? На дочь Улетова?

Мне было весело, что на это скажешь? Как я тебя твоим же хрен знает каким Улетовым припечатала! Ну, не умница я?! Побледнел, бедняжка? Так тебе и надо!

Ашун резко выбросил руку и попытался достать мой кубок.

— Ай-яй-яй! — покачала я пальчиком. — Низззя! Что ручки уже тянешь? А висел-то на дереве весь такой больной и несчастный. Ой, бо-о-ольно! Ой, спа-а-асите!

Теперь уже смеялись все. Под наш хохот Рандир побледнел еще больше и сел обратно. Ну, что, получил?!

— Бальдар, — я откинулась и почувствовала, как губы Бальдара коснулись моей щеки, — почему нет развлечений? Я хочу развлечений!

Бальдар встал. Шум и голоса в зале притихли.

— У меня есть боец, — объявил моя любовь, — кто его побьет, тому десять монет золотом!

— А увидеть его сначала можно? Да-да, пусть выйдет!

— А втемную? Что, штаны намочили?

Дружный регот. Но желающие молчали.

Да ну вас! Так неинтересно!

— Я выполню желание победителя! — мне показалось это очень забавным. — От Бальдара золото, от меня — выполнение желания! Только без фанатизма!

— А поцелуй?

— Можно поцелуй!

Зал просто взорвался от радости! Где же ты, боец за мой поцелуйчик?

— Я.

Ой! Рандирчик… как мило с твоей стороны потешить девушку!

~~~

Бальдар махнул рукой, и слуга медленно открыл двустворчатые двери. Тишина. Зал смолк… нет, вымер. Ни вздоха, ни движения. Такого урода я даже представить себе не могла — весь перекошенный, с непомерно длинными руками, что-то между ур-хаем и человеком. Он был высок, но из-за сутулости выглядел меньше и страшнее. Будто нависал над противником. Все это существо двигалось вперевалку, припадая на правую ногу, но это не мешало ему ступать тихо и осторожно, как хищник. Очень опасный хищник.

Рандир в четверть голоса выругался. А слова-то наполовину по-русски. Ну, относительно по-русски.

— Ножи, мечи, шесты, рукопашная? — металлический холод и абсолютное спокойствие. Рандир в своем репертуаре. Его маты, кроме меня, кажется, никто и не слышал.

— На шестах.

С чего бы это? Я бы предпочла врукопашную — интересно посмотреть, как Ашун с этим монстром справится.

— Ба-альдар, — протянула я, — пусть ручками помесятся…

— Милая, я обещаю тебе великолепное зрелище, — Бальдар обнял меня и поцеловал ручку, — у Ядана отличная техника шеста!

~~~

Они то сходились, то расходились. То град ударов, то опять кружат по центру зала. Скучно! Я махнула рукой, чтобы прикрыть рот во время зевка, пальцы знакомо задели нить. Так, от кого она? А фиг разберешь! Я нахмурилась. Бой стал мне совсем неинтересен. Какая разница, кто кому накостыляет? Да и дерутся они вяло. Рандир бережется, а у этого, Ядан, кажется, руки растут оттуда же, откуда и ноги. И это отличная техника! Бред! Я и то лучше могу!

Так я и сказала Бальдару. Кажется, он обиделся. С чего бы это?

Коротко крикнул приказ. Ядан дернулся, как проснулся. Перехватил шире шест… удар! Рандир отлетел к стене и согнулся. Браво, Ядан! Вот это я понимаю! Еще!

Удар по ногам, но Рандир успевает подпрыгнуть и бьет сам. По кумполу! Ура! Наконец и этот расшевелился! А то ползал, как муха сраная.

Теперь за боем было смотреть интересно. Бойцы не уступали друг другу в скорости. Удары Рандира тоже доставали до цели, и Ядан морщился. Блин, за кого же я болею? И за того, и за другого? Бред! А ну их! Ни за кого!

Самым прикольным в этом махалове были нити энергий, переплетающиеся и складывающиеся в обалденный кружевной узор. Только вот их ловить было неудобно. Приходилось размахивать руками прямо под носом Бальдара.

— Прекрати, — попросил он, когда я чуть не попала ему по лицу. — Пожалуйста, любовь моя.

Да для тебя все, что угодно! Ой, как ты меня назвал? Любовь моя? Мамочки…

Бой закончился неожиданно. Для меня, по крайней мере. Шест Рандира тычковым ударом въехал Ядану под подбородок. Тот поперхнулся и тут же поймал удар в голову с разворота.

Вот так всегда — на самом интересном месте!

~~~

Рандир подошел к нашему столу.

— И что ты хочешь? — вскинула я глаза. — Давай поцелую уж!

— Нет, — Рандир на мгновение закрыл глаза. Открыл. — Заставила ты меня потанцевать, твое величество госпожа Леттлерг. А теперь танцуй сама!

— Что? — Бальдар и я вскочили одновременно.

— Я хочу, чтобы она станцевала! — усмехнулся мужчина.

— Госпожа Леттлерг не будет…

— Успокойся, Бальдар, — я тоже усмехнулась в глаза Ашуну, — я же обещала… я станцую… как он хочет. Это его желание. Распорядись лучше о музыкантах.

20

Я не знаю, как в этом мире танцуют. Я не знаю, под какую музыку, но… ты меня еще не знаешь! Платье легкое, из шелка и шифона — то, что доктор прописал. А вот туфли — нет, туфли снимем — ну их на фиг, эти туфли! Если танцевать, то так, чтобы у всех в зале челюсть отпала. Думаешь, показал класс в махалове шестом? Щас посмотрим, кто лучше! У меня тоже, между прочим, есть гордость, а не только у некоторых!

К гордости примешивалась уверенность, что два года балета, четыре года бальных танцев, народные и работа танцовщицей в ночных клубах — это что-то да стоит!

~~~

Первый звук. Выждать. Не бросаться слепо. Ждать. Влиться в ритм. А не только его услышать. Принять. Пропустить сквозь себя… Шаг.

Движение рук, как зов и как мольба. Поворот, как ветер — охватить необъятное. Мой танец. За пределами всех школ и канонов — невообразимая смесь, недо-, переученная, перекрученная, моя и только моя школа танца.

А руки, пальцы хватают нити, уже независимо от моей воли. Тянут, кружат их, заворачивают в узоры. Нет… чего-то не хватает. Чего?!

Зеленые нити. Мягкие… нет, не мягкие, липкие. Притягивают, наматываются на руки, держат. Это неправильно! Почему же я так уверена, что этих нитей, этой энергии здесь быть не должно? Она вязкая, нежно-зеленая и очень противная. Еще несколько па, и я понимаю, что меня просто завернули в кокон из этой полупрозрачной, холодной и липкой паутины. И двигаться не хочется… и думать… и хотеть… я пустая.

Замереть.

Или умереть?

~~~

Удар сердца. Музыка чуть стихла и почти закончилась. Как? Я же еще недотанцевала!

Надо все начать сначала! Я не могу застыть в этом коконе!

Шаг. С пятки на подушечку. Пальцы ноги на себя. Чуть согнуть колени и снова — полной стопой с поднятыми пальцами резкий шаг. Невидимые ножные колокольчики звякнули и застыли. Будто шагаешь не по полу… по воде так шагают… по крови… чтобы не замочить ногти.

Рука тянется вверх и вправо. Ладонью вверх. Большой палец касается безымянного. Я держу небо. Держу мир, такой хрупкий и такой невесомый. Левая рука описывает полукруг и останавливается напротив груди — я в этом мире. Я… Кали.

Откуда-то изнутри смех. Но не тот пьяный смех от вина и вседозволенности за столом. Другой… жестокий и в то же время сильный. Она идет по крови, она держит в руках головы своих врагов и она — всепрощающая Кали. Божественная. Страшная. Родная.

Только раз в жизни я исполняла индийский танец. И то без восторга. Учить — учила. Но вот танцевать — нетушки! Даже костюм продала. А сейчас тело само вспомнило.

Я уже не могла проконтролировать, где индийские движения, а где куски каты, где тайцзицюань, а где ушу. Оно само рвалось изнутри, вперемешку, вдребезги раздирая опутавшие меня бледно-зеленые сопли. Нет большей свободы, чем та, которая внутри тебя. Нет большей любви, чем любовь богов. Красно-багровая, испепеляющая тебя, как и все вокруг, энергия тьмы. Багровой тьмы.

Стук сердца был слишком громок. Я слышала его с закрытыми глазами. Только его. Во всей оглушающей тишине огромной пиршественной залы.

Потом я начала дышать. И вместе со мной выдохнули люди.

Я подняла голову. Теперь я знала энергию каждого из них. Я держала их нити в руках, заставляя их сердца биться в такт моему.

«Людишки… Попробуйте только дернуться!» — кажется, это не моя мысль. Я повела рукой, и они вздрогнули.

Смех внутри. Леденящий кровь смех. Удаляющийся, торжествующий. Меня охватила печаль — танцевать с Кали. Когда я еще сподоблюсь? Первый и последний раз. Я буду помнить. Я буду жалеть. И я всегда смогу верить…

На пол с хрустальным звоном упали две половинки диадемы.

~~~

Почему мне раньше казалось, что Бальдар нечеловечески красив, а Рандир смешон? Глядя на перепуганного дворянчика и гордого, хоть и порядком избитого порученца, получалось с точностью до наоборот.

«Ника!»

«Тауэр!» — чуть не закричала я вслух от радости. Я снова слышу тебя, остроухий! Как я могла быть такой глухой?

«Это диадема…» — как всегда — коротко и ясно. В шоке я не сразу поняла, что эльф впервые назвал меня по имени. Наверное, он сам удивлен. Замолчал. Но присутствие осталось.

Я посмотрела на Рандира и улыбнулась. Открыто, честно, без перекоса. Он подошел, предложил руку. Я вложила в его ладонь свою. Здесь нам больше делать нечего. Обоим.

В коридоре нас подхватил Тауэр. Рандир позволил перекинуть свою руку через плечо и обвис на эльфе. Я тоже уцепилась с другой стороны. Ноги заплетались. Накатила слабость после танца с богиней. Надо все-таки заканчивать эти «общения» с богами. То с Норной поспорила, то с Кали станцевала — еще пару таких «знакомств», и можно копыта отбросить.

~~~

Хотелось две вещи — горячую ванну и крови. Или наоборот? Нет, все-таки сначала ванну, а потом… если дадут. Еще просить надо. Пока потерплю.

Служанки нашлись в соседнем коридоре. Я их знаю? А по фиг!

— Эй!

— Что желаете, госпожа?

Я же по-прежнему гостья барона! Этого еще никто не отменял.

— Наполните бадью в моей комнате горячей водой. Можно не сильно горячей. Полотенце и чистую рубаху.

Платье… а ну его лесом! Сейчас нет сил разбираться с платьями. Только бы до постели добраться.

Вода была натаскана оперативно — не первый раз замужем. Бадья литров на двести заполнена на две трети. Хорошо-то как! Температура воды такая, как я люблю — чтобы рака вареного из себя не изображать. Однажды после Игры мы у кого-то на флету[4] по очереди купались. Меня и спросили: «Какую тебе воду наливать?» Я ответила: «Люблю залезать в горячую ванну и остывать вместе с ней!» Народ долго на меня косился, пока я сама не поняла, что ляпнула.

Рубаху мне принесли из льна. Длинную, но с короткими рукавами. Мое нижнее белье пару раз стиралось, но потом уплыло в неизвестном направлении — застирали, значится. Ничего страшного. На реконструкторских фестивалях научишься ходить и по пятнадцатому веку, и по семнадцатому — все так, как раньше было. Без клопов, естественно. Но и без трусов тоже. В панталонах.

~~~

До полуночи я досидела. Больше не смогла. Сон не шел. Мысли с упорством вертелись вокруг одного. Боги на меня влияют явно отрицательно. При такой жажде я скоро вампиром стану. И не фэнтезюшным, а самым натуральным. Стоит только перенапрячь силы и энергии чуть больше стянуть, и… получи, фашист, гранату.

В коридоре было темно, но слабый силуэт на подоконнике угадывался.

— Тауэр?

«Иди».

Мне стало стыдно. Очень стыдно.

— Прости.

«Это не ты. Это диадема. Зачарованная».

— На что?

«На власть».

— Но я не хотела власти!

«Над тобой».

— Черт!

«Иди. Вопросы потом».

Откуда он знает, что я на ногах держусь из последних сил?

— Спасибо.

~~~

Заглянуть в щелку. А вдруг спит? Стыдно-то как! Ночью, в комнату к мужчине… подумать совестно! И за поведение свое в зале — тоже стыдно.

— Рандир? — тихонечко.

Может, не ответит?

— Иди сюда, — так же тихо из глубины комнаты голос.

— Иди…

Я подхожу. В сумраке белеют повязки с темными пятнами.

— Рандир… я…

— Все нормально.

Пауза.

Я боюсь сказать, а уходить уже поздно.

— Подойди, не бойся…

Звук рвущейся ткани. Он разворачивает на предплечье бинт. Я дрожу.

— Пей.

— Рандир! Я… я…

— Все хорошо, маленькая. Все хорошо…

Я осторожно сажусь на кровать и тянусь к руке. Пить!

Так тепло, так хорошо, что не хочется опять бежать босыми ногами по холодному полу. Не хочу — значит, не хочу. Сворачиваюсь прямо здесь, на краешке, в комочек.

«Я здесь посплю? Ладно?»

Мягкая рука проводит по волосам.

«Спи!».

Уже за гранью сна мысль: «Не дай боги, трахнет! Убью!»

21

— Доброе утро.

Я высунула нос из-под одеяла, но отвечать не спешила. Какое оно доброе, если после вчерашнего хочется провалиться со стыда под землю? Такой коктейль вины, злости и раскаяния.

— Эээ, доброе, — отвечать все-таки пришлось.

Рандир с Эльфом сидели за столом перед тарелками с едой.

— Вставай. Завтракать будешь?

— Не-а, — я в отчаянии мотнула головой. Вылезать из-под одеяла в одной рубашке — а может, им еще и стриптиз станцевать? — Не хочу.

— Извини за вчерашнее. Я виноват.

— Нет… это я виновата! Извини меня! — Я задохнулась от возмущения. За что ему извиняться? Я же его подставила! — Тебе очень больно?

Рандир подошел и сел на край кровати. Ой! Я натянула одеяло на нос и с видом побитой собаки подняла глаза.

— Я виноват! — спокойно, но тоном, не терпящим возражений, начал Рандир. — Я не хотел говорить тебе всю правду — и в результате ты пострадала. Я не предусмотрел то, что барон и Бальдар попытаются нанести по мне удар с помощью тебя. Я должен был предупредить тебя — я этого не сделал…

— Рандир, — я рискнула его перебить, — я разговор вчера слышала. Барона и Бальдара — они о тебе говорили. Что убьют тебя. Я хотела тебе сказать… а ты не слушал.

— Меня убить хочет каждый второй житель приграничья — это нормально. Но тебя трогать они не имели права!

— Рандир… расскажи мне все, — попросила я, — пожалуйста. Что-то происходит вокруг меня, внутри меня — а я не понимаю. Я как слепой котенок в своре собак. Что это за диадема? Что за войска? Кто такой Улетов? В общем — слушаю!

Рандир вздохнул, выдохнул и начал:

— Мы как раз с Тауэром говорили про тебя…

«Говорили с Тауэром! — да услышь я эти слова от кого-нибудь другого, рассмеялась бы и не поверила. Говорить с этим молчуном? Но Рандир это может. Только он и никто больше».

— …получается, ты не маг — это точно. Нет у тебя магических способностей — Тауэр это проверил. Но ты делаешь то, что ни один маг бы не смог сделать. Диадема была заклята. Очень сильными магами. В ней ты должна была через несколько часов стать безвольной игрушкой в руках Бальдара. Диадему нельзя снять, как и нельзя надеть насильно. Надевается она по собственному желанию, что ты и сделала. А снять… пока никто еще ее не снимал. Только вместе с головой… Что ты сделала — я так и не знаю, но этот твой танец! Я думал, что сойду с ума — такой шквал эмоций и энергий! А когда диадема раскололась… Что ты сделала?

— Это не я… это Кали. Богиня. Я почувствовала, что энергии неправильные, они были… противными, и мы с богиней их сожгли. Багровой тьмой. Так получилось… Я не знаю, как… В этом мире боги такие активные, или я что-то не то сделала?

— Богов давно в этом мире не видели. Люди молятся Единому, в большинстве. Ур-хаи, скайль-т-тэйли — имеют своих богов. Но большинство людей и ур-хаев предпочитают вообще никому не поклоняться — просто помнят, что боги есть, а уважения к ним ни на грош. Если что-то надо, легче обратиться к магу — он, при очень большом желании, может помочь, а боги — никогда.

Что ж это делается такое? В магическом мире не верят в богов?

— А вера?

— Бесполезный пережиток прошлого.

— А ты, ты веришь?

— Я — нет! — жестко отхлестнул Рандир.

Я закрыла глаза. Не понимаю… В голове не укладывается. У нас в техногенном мире, где чуть ли не научно доказано, что бога нет — верят. А здесь… Этого не может быть! Просто не может! Нелогично! Откуда тогда маги берут силы? Хотя это не те вопросы, что надо задавать сейчас.

— Рандир, кто такой этот Улетов?

— Вячеслав Улетов — майор Советской армии. Один из командиров попавшего сюда подразделения. После того, как они обустроились здесь, он покинул своих и ушел жить отдельно. С ним ушли еще несколько человек, среди них две женщины и девочка. С тех пор их не видели и ничего о них не знают.

— А почему же тогда барон и этот, аристократ, не удивились, когда я представилась как дворянка, да еще под именем Леттлерг, а потом сказала, что я дочь Улетова?

— После окончания войны, в которой поучаствовали и твои русские — она началась, в общем, из-за них, но кончилась в пользу короля, а они очень ему помогли, — король дал всем командирам дворянское звание. Надо ж было их ввести в нашу систему о рангах. Многие из них взяли вторые имена — похожие на местные, а те, кто не хотел менять — отдали своим детям, если они будут. Улетов был очень темной лошадкой — о нем вообще мало сведений.

— А ты его знал?

— Я — да. Поэтому и рискнул подсунуть фамилию Улетова тебе. Правда это или нет, даже при королевском дворе будет сложно проверить.

В дверь осторожно постучали, но еще за полминуты до этого эльф подал знак Рандиру, и тот замолчал.

— Господин Ашун, вас просит прибыть на совещание господин барон!

— Просит! — насмешливо фыркнул Рандир и крикнул в закрытую дверь: — Сейчас буду!

Шаги удалились, и мужчина перевел взгляд на Тауэра.

— Соберитесь. Будьте готовы по первому моему знаку. Я затрудняюсь сказать, как пройдет это «совещание», но мы должны подготовиться к любым раскладам. Тауэр, за Нику отвечаешь головой!

Образ отделенной головы эльфа, бодро что-то отвечающей, вызвал у меня улыбку и легкий ступор у Рандира — эльф транслировал картинку общедоступным форматом.

— Ты — понял! — рявкнул мужчина, приходя в себя.

~~~

Вчерашний стыд медленно перегорал в откровенную злость. Хватит, наигралась в Леди! Женщиной захотелось побыть? Что ж, ты была вчера женщиной, в полном смысле этого слова — прекрасной, улыбчивой, очаровательной, сексуальной, но тупой и подлой. Ни грамма мозгов, но куча понтов. И насмехаться над Рандиром — я все понимаю, диадема немного меня сподвигла, но то, что я говорила, то, что я делала — никакая диадема не сможет руководить мыслями. Даже самая суперпупермагическая. Мне было приятно унижать Рандира, приятно было смотреть, как он корчится в душе от моих насмешек, и наслаждаться его бессилием что-либо изменить. Любая женщина на слабого самца смотрит свысока. А я не только свысока — я из заоблачной дали пыталась вбить мужика в дерьмо, и смотреть, как он там тонет. Я умею быть стервой, но не сукой же! Что ж я за тварь такая?!

Вроде бы попросила у Рандира прощения. Простил? Конечно! Понял и простил. Он-то все на диадему списал. Даже пожалел вчера — кровью своей поделился. А теперь мне этот глоток поперек горла встал. Лучше бы он мне вчера просто съездил по морде — тогда бы я поверила в его прощение. Понимаю его, но не верю.

Оделась, как привыкла — свои родные, выстиранные и выглаженные брюки с кучей карманов, рубашка, нож на бедре. Как пришла сюда, в этот мир — так и буду. А платья — пусть останутся здесь. Поменяв образ, мозги тоже поставила на место. Теперь можно без эмоций и женских обид оценить обстановку.

Армия в замке могла появиться, только если барон изначально нацеливался на войну. При обычном раскладе находящихся в замке воинов должно хватать для отражения вторжений. Позади замка гористая местность и поселения людей — вряд ли барон настолько псих, чтобы нападать на своих подданных. Вывод — ему нужна долина. Куда он, собственно, и собрался. А вот тут как раз подвернулся разведчик с картой расположения вражеских сил. Очень удачно. Однако маленькое неудобство — разведчик не его, а королевский. И доложиться обязан королю. Ближайшие королевские крепости оповещены, что Рандир живой вернулся из долины. Смерть порученца может вызвать ненужные вопросы — да и он сам просто так под нож не встанет. А с ним же еще сопровождающие! Хоть одно подозрение, и… Я думаю, что королевские следователи не менее въедливы, чем наше родное СБУ (Служба безопасности Украины). Вчера была попытка разыграть меня — провалилась. Армия долго не будет сидеть в замке, тем более из наемников — дисциплина от бездействия очень страдает. Значит, барон будет спешить. Рандир же, со своей стороны, вряд ли рассказал барону все. Остался у него секрет, который он оркам выдавать не захотел, а уж барону и подавно. Что же в долине? Опять вопросы! И в этот раз Рандир обязан на них ответить!

22

«Беги!»

Как волной накрыло. Задохнулась. От приказа несло такой властной силой, что все остальные мысли вылетели из головы.

«Беги!!!»

Рванулась. Еще не зная куда? Зачем? Сначала выполнять, потом думать.

«В конце коридора — направо!» — и образ поворота.

Еле повернула, чуть не снеся угол.

«До лестницы и наверх!»

— Тауэр! Что случилось?

«Потом! Доверься!»

Хорошо, что я была вся собрана. Что осталось в комнате — того не жалко. В этом мире надо быть готовой ко всему. Рандир предупреждал…

— Тауэр! Куда дальше?!

«В правую башню!»

А до башни надо дойти по тоненькой лесенке. Размышлять некогда.

Наконец я увидела Тауэра. Он ждал стоя в дверях. Подал мне руку.

— Тауэр, объясни! Или я шага не сделаю больше!

В ответ запестрели образы. Тауэр был возбужден и бил картинками наотмашь, не сдерживаясь. Вот Рандир встречает музыканта, вот Тилиус орет на порученца, и следующий образ, будто переключили каналы — Рандира заламывают, скручивают руки, а перед ним музыкантишка в луже своей крови.

— Он… убил?! — я не могла поверить.

И яростное:

«Нет! Не верь! Не он!»

— Тауэр?…

Эльф тяжело дышал. Потом будто очнулся и посмотрел на меня, словно только что увидел.

«Он приказал бежать!»

И столько в этой мысли было растерянности, печали, неверия… Его друг приказывает бросить его — этого не может быть… неправда.

Но вот эльф снова собрался, выпрямился.

— Тауэр, что будет с Рандиром? Можем мы помочь?

«Он приказал… уходить…»

«Идем!»

— И что, так и бросим его? Ты в своем уме? Я не пойду! Если Рандир не убивал, это надо доказать!

Эльф тяжело вздохнул, посмотрел на меня, как на глупого ребенка, и резко ударил. Башня взмыла вверх, и меня накрыла тьма.

~~~

Очнулась я оттого, что равномерно болталась на веревке, перехватившей меня под мышки. Перед глазами стена, медленно уплывающая вверх. Я глянула вниз и вскрикнула — далеко под ногами камни. Меня спускали со стены башни.

— Тауэр! Сволочь! Вытащи назад!

Дергаться бесполезно. По веревке обратно я не заберусь, а извиваться, как гусеница, мне неохота. Хорошо, что я еще не крикнула: «Отпусти!» А мог бы и отпустить… гад ушастый! Как он меня вырубил! Приказали ему! А то, что Рандира за убийство музыканта теперь казнят, как пить дать?

Пока стена медленно и плавно двигалась перед моими глазами, эмоции отступали, и я наконец стала думать разумно. Доказать невиновность — как? Меня там не было. Тауэра тоже. Все остальные будут на стороне барона. Это как в стае голодных волков кричать, что он невкусный и кушать его не надо. Кричи-кричи! Ведь кроме криков ничего не можешь. Сожрут. Еще и тобой с эльфом закусят. Как соучастниками. Рандир прав — мы должны сейчас в первую очередь не оказаться в руках барона. Без нас его убить не посмеют — а вдруг мы доберемся до королевской крепости? Что потом барон будет отвечать королю? Почему он не дождался судей? Где доказательства? И как он вообще посмел творить суд над человеком короля? Вот несколько вопросов, на которые ему точно придется отвечать. Так что без нас — только задержание убийцы.

А с нами? Рычаг давления на Рандира. Да еще какой рычаг! Такой Архимеду и не снился! Тут уже Рандир должен будет плясать под дудку барона, как тот захочет… А мы выскользнули.

Вторая наша задача: добраться как можно скорее до приграничной крепости. Навряд ли барон такой дурак, что не пошлет поисковые отряды. Скорее всего, перекроет все дороги и будет охотиться на нас, как на лис. Выставить Рандира как приманку не получится — мы не купимся. И Рандир это тоже знает. И барон тоже…

Третья — доказать невиновность. Пока еще не знаю как…

Пока я думала, ноги коснулись камней. Я два раза дернула за веревку, показывая, что я достигла земли. Тауэр не заставил себя долго ждать. Спустился, быстро перебирая руками, одетыми в перчатки, веревку и отталкиваясь ногами от стены.

«Ты как?»

Оба! Интересуемся здоровьем? Физическим или моральным?

— Нормально. Я поняла. Мы должны бежать, чтобы Рандир остался живым.

Эльф облегченно кивнул. И даже улыбнулся. Немножко.

— Тауэр, — спросила я, когда сумасшедший бег наконец прекратился и замок едва был виден на горизонте, — ведь барон не убьет Рандира? Правда?

Мне хотелось, чтобы он подтвердил. Очень хотелось знать, что я права…

Тауэр сел рядом со мной, обхватил колени руками, уставился в сторону замка и закаменел в своем отчаянье и боли. Через долгих десять ударов сердца он разжал побелевшие кулаки и выдохнул:

«Не убьет… хуже…»

И мне захотелось разреветься.

~~~

Третий день. Я падаю. Усталость такая, что я готова сдаться за кусок хлеба и глоток чего-нибудь, кроме холодной воды. Обложить нас полностью не смогли, но доступ к крепостям перекрыли напрочь. Не подобраться. Барон, наверное, пол-армии сюда кинул. Против двоих-то! Разъезды, засады… как оно меня уже достало! Не выспаться нормально, не помыться. Вчера Тауэр, тоже бледный и напряженный, решил уйти от основного направления западнее. Хотя там такая мешанина скал и рек, что можно с ума сойти. Пришлось вспоминать свои навыки скалолазания. Хороши навыки — чуть на живой камень не наступила! Ушла бы вниз на оползне, и поминай как звали. Выползли. С грехом пополам и с такими матами, что пол-округи было в курсе, что русские идут.

Я старалась с Тауэром говорить поменьше. Один раз наткнулась на его пустой взгляд — он был не здесь. Пил, шел, а мысли все были далеко. И я даже знаю где. Он минуту сосредотачивался, чтобы понять, что я от него хочу, и сразу по окончании моего монолога снова ушел. Я бы ему еще табличку повесила на шею: «Никого нет дома. Ушла гулять. Твоя крыша». Засады и погони он чуял. Не знаю чем — духом эльфийским своим или не духом. Пока уходить нам удавалось.

Кто бы мог подумать, что на такой высоте есть такая красота? Столетние сосны спускались к озеру и снова взбегали по противоположной горе чуть ли не до неба. Вот так сразу, после изматывающего подъема оказаться в сказке…

…в страшной. Нас ждали. Человек десять мужиков. Бородатые, злые и странно одетые. Тут, типа, местная одежонка, а вместо рубахи гимнастерка. А у некоторых с портупеей. Шиза!

Только шиза может держать в руке «ТТ» и при этом иметь одноручную спату на боку. Я застыла. Мозг отказывался работать в нужном режиме.

Крепкий черноволосый мужик со здоровой окладистой бородой вышел вперед.

— А, зверюшка Рандира! Рад тебя видеть! А я-то думаю, кто это с бароном в прятки играет?

— Тауэр, кто это?

Мужик неожиданно наотмашь хлестанул Тауэра по лицу.

— Не смей телепатничать при мне! Только попробуй! Я же все чувствую — не забыл еще, тварь остроухая?!

Эльф застыл. Побледнел, хотя куда ему было бледнеть еще? И так весь прозрачный.

— А ты, красавица, — перевел на меня взгляд мужчина. Я с трудом подавила панику. — Говоришь, ты дочь Улетова?

Спинным мозгом я почувствовала: совру — убьет.

— Нет. И даже не знаю его.

— Правильно. Честно говоришь. Улетов — это я, — мужик оттянул уголок рта — это обозначало у него улыбку. — Но русский знаешь хорошо. Рассказывай как на духу — кто ты?

Эльф стоит, не оглядывается. Молчит. Ничем не поможет. Значит, правду, только правду и ничего кроме правды.

— Я с Земли. Страна — Независимая Украина. Год — тысяча девятьсот девяносто шестой. Русская.

Это было жестоко — ударить со всего размаху. Мужик на несколько мгновений впал в прострацию и тоже побледнел. Это тебе за эльфа!

— Врешь! Не мог Союз потерять Украину!

— Союза нет. Есть Россия в границах Российской Советской Социалистической Республики — и ни территорией больше.

А все-таки мужик силен. Смог с собой совладать.

— Рассказывай… Мы проиграли войну?

Теперь это был просто человек. Очень властный, но уязвимый человек. С таким уже можно говорить.

— Может быть, ты позволишь нам сесть? Я все расскажу и отвечу на все твои вопросы. Но не в приказном порядке. Мы или твои гости, или я тебе и слова больше не скажу.

Мужчина молчал и серьезно рассматривал меня с ног до головы — будто раздевал взглядом. Может, думал, что я буду смущаться? Разогнался! С нашими-то нудистскими пляжами и стриптизом — нашел, кого пугать! Наконец хмыкнул и повел рукой:

— Проходи…те, гости дорогие! Будьте как дома!

~~~

Землянка была просторной. Две койки возле одной из стен. Большой стол, три лавки и две табуретки. Возле стены закрытые сундуки. На них тоже сидят. В землянку набилось народу — почти все мужики, кроме, наверное, тех, что на посту. И три женщины. Все как говорил Рандир, две взрослые, а третья девушка — младшая Улетова. Та, за которую я пыталась себя выдавать.

Нам с эльфом предложили табуретки. Эльф сел медленно, будто на кол — прямой, отрешенный, даже кровь с лица не стер.

Улетов уселся напротив. Грузный, как медведь, и такой же опасный. Вроде бы улыбается в бороду, а серые глаза холодные, жесткие.

Нам принесли напиток в берестяных чашках. Тауэр даже глаза не скосил, хотя у нас во рту не было ни капли со вчерашнего вечера. Что ж, он мужчина, он должен уметь терпеть, а я вот — баба. Мне можно. Я ухватила чашку и с наслаждением выпила. Налили еще. Какой-то напиток вроде нашего украинского звара. Холодный, вкусный.

Улетов молча ждал, а я тоже не спешила — пусть он начнет первый.

— Так, значит, ты из девяносто шестого, девочка?

— Так, значит, — подтвердила я. — Август. Двадцать третье августа. Пятнадцать ноль-ноль. Место переноса — Южный Урал. Возле станции «Юматово».

— Ты одна перенеслась или с тобой был кто-то еще?

Вспоминать не хотелось, но надо.

— Были. Дети. Подростки. Приблизительное количество около восьмидесяти человек.

— Что с ними? Где они?

— Большинство убили эльфы, то есть скайль-т-тэйли. Около тридцати успели через портал уйти обратно в наш мир. Может, кто-то еще и выжил — я не знаю. Не смогла всех отследить.

Мужики не сдержались — загомонили все сразу, обсуждая, обмениваясь репликами, взглядами.

— Тихо, — Улетов сказал это негромко, как выдохнул, но тишина наступила такая, что казалось, я одна дышу. — Дальше.

Я поняла, что его больше всего интересует, и ответила:

— Войну выиграл Советский Союз. В сорок пятом, в Берлине.

Вячеслав на мгновение прикрыл ресницами глаза. Хорошо. Я попала туда, куда надо. Теперь бы кучность стрельбы удержать.

— Сталин умер в пятьдесят третьем. После его смерти к власти стали приходить генеральные секретари один «умнее» другого, — я усмехнулась на слове «умнее», чтобы ни у кого не осталось сомнения в их уме. Фамилии им бы все равно ничего не сказали, — в конце семидесятых СССР ввел войска в Афганистан.

— А что мы там забыли? — выдохнул кто-то. — Зачем нам Афганистан?

Нам?

— Не захватить… поддержать правительство, ориентированное на Союз. НАМ, — я выделила интонацией, — это было на фиг не нужно. И это поняли не только те, кто проливал там кровь… но и многие другие. За десять лет войны можно было немного набраться ума.

— Десять лет! — охнули мужики.

— Да. А потом, в восемьдесят восьмом, их вывели. Но Союз распался не из-за этого. На самом деле причин было очень много — экономические, политические, нравственные — весь набор. Союз к тому времени превратился в замкнутую систему, где человек оказался винтиком, без желаний, без возможности реализоваться, без денег — только политическая элита могла жить себе в удовольствие. По сути — то же дворянство, но только прикрытое громкими лозунгами о ведущей роли Партии, идеологией — это все рухнуло в одночасье. Нельзя долго жить на лжи. Вот пружина и распрямилась — отделились все республики, стали самостоятельными независимыми государствами, открылись границы с Западом и со всем миром. В девяносто первом был снят последний генеральный секретарь, и теперь у нас демократия, президент.

Мужики слушали молча, только качали головами, то ли веря, то ли не веря.

— И как у вас сейчас живется? — Улетов серьезно водил лапищей по бороде, приглаживал. Только мысли не борода — их не пригладишь, они бьются в глазах.

— Кому как. Большинству плохо — заводы многие не работают, фабрики, люди на улице, каждое государство само по себе. Кто-то начал торговать товарами из Турции, с Запада — те нормально еще живут. Рвали-то по живому. В один год и границы, и таможни — делить так делить. А кто в элите был, тем уж лучше всех — у них счета в банках, золото партийное, много чего… А так — бандитизм на улицах, менты своей тени боятся. Беспредел.

— А ты? — Вот не ждала я этого вопроса. Совсем не ждала. Застыла. Только в чашку вцепилась обеими руками. Не могу я сказать, как я жила в этом беспределе. И не скажу — стреляйте, пытайте — не скажу. Никто не поймет, как я пережила, в буквальном смысле, девяносто первый. Как я жила, нет, существовала в девяносто третьем, как я переступала через себя в девяносто четвертом… как боялась, презирала и ненавидела всех… этого никто не должен знать. Хватит, что я сама себе не смогу простить…

Я подняла взгляд и в упор, молча посмотрела в глаза Улетову.

23

Утро было тихое, свежее, с легким туманом и каплями росы по траве. Воздух пах смолой и чистотой. Я с удовольствием потянулась. Усталости как не бывало. Я выспалась, наелась. Хорошо! Вчерашний допрос не сильно затянулся, хоть Улетову было многое интересно, но он, сдержав любопытство, накормил меня и отвел спать. Эльф к еде не притронулся, и его отвели в другую землянку под охраной двух дюжих мужиков. Кажется, его здесь знали, и отношение к нам было очень разное. Хотелось бы сегодня выяснить все, а заодно и попросить Улетова помочь Рандиру.

Озеро блестело серебряной ртутью, отражая небо и сосны. Искупаться бы! А почему бы и нет? Я пошла в сторону озера.

Хех! Удар. Через короткий промежуток — опять. Хех! Удар.

Я обошла скалу и опешила. На полянке возле воды дрались два человека. Хотя слово «дрались» немного искажает действительность. Один человек бил эльфа. Тот не сопротивлялся. Молча падал и так же нереально молча вставал под новый удар. Да чего это он?!

Хех! Улетов снес Тауэра с ног и, опустив руки, ждал, когда тот встанет. И опять — хех! С размаху, от плеча — в лицо. Эльф катится по хвое.

Почему он не защищается? Не умеет? Так я и поверила!

Хех!

Хватит же!

— Та… — я рванулась, но чья-то рука ухватила меня под локоть.

— Тихо! Оставь их, девочка! Они сами разберутся.

Я обернулась к мужчине, который удержал меня. Он был, как и все, бородат, но в его бороде серебрилась седина. Прищуренные, насмешливые глаза. Серые-серые. Они почему-то очень выделялись на фоне загорелого лица.

— Почему?

Почему он его бьет? Почему эльф не сопротивляется? Сотни «почему».

— Ты тут недавно, я ведь правильно понял из твоего вчерашнего рассказа? — Дедок оттащил меня за скалу. Я не сопротивлялась. — Садись… Эх… С чего бы начать. Мы же тут уже седьмой годок. Сначала все домой хотели, а теперь — вот, прижились. Славка, ну, Вячеслав, значица, у него не получилось как у всех — на магию уж шибко реагирует — боль в голову, — дед показал заскорузлым пальцем на висок, — бьет. Не любит он магов, шибко не любит, и всех этих эльфов-мельфов и урок — ой, как ненавидит. А как мы сюда попали, из-под Москвы, значица, злые были, ох, злые. Против всех. Люди нас боятся, а мы эльфов этих и урок боимся. Это которые хаи — ур-хаи, значица. Урки. Нас убивали, ну, и мы ж не лыком шиты, много кого достали. Кровью умыли. Страшно было. Ох, страшно. И вдруг, представляешь, среди этого безумия мальчишка к нам приходит. Один, без оружия — поговорить, значица. Безусый еще, а заявляет, мол, я тут от короля к вам! Порученец. Личный. Славка ведь в Белоруссии в самом начале сына потерял — а этот такого же возраста. Сговорились, значица. Славка языку того научил, командирам остальным представил. А у того маковка работала что надо! Сразу наших комиссаров поставил на место — мол, тут есть король, и если будете ему служить, все у вас хорошо будет. Наши-то покумекали и согласились. А этот у нас остался. Король — это хорошо. Но мы же не только королю на мозоль ступили — был у эльфов самый сильный маг. Как слово скажет — на пол-округа все корчилось от боли. Сильно он нам насолил, но и мы ему — со всей нашей пролетарской ненавистью. Война же была! Малец ну до того отчаянный был — под стрелы лез, будто смерть для него ничего не значит. Наши его и зауважали шибко. А Славка так вообще за сына считал. Сонравились они друг другу. Мальцу, значица, двадцать два было, а сумел и комиссаров наших к ногтю прижать, и эльфам этим хорошо по шее надавал.

А потом молодцы Славкины изловчились и схватили этого эльфа. Мага ихнего. Дивизионная разведка как-никак! Улетов на войне майором разведки был — ох, немцы от него плакали! Так вот, эльфа этого допрашивать бесполезно — от звука его голоса можно было с ума сойти. Завязали ему рот. В подпол бросили. Чтобы наутро расстрелять.

Дедок примолк, и я снова услышала приглушенное «хех». На этот раз пауза между ударами была значительно, значительно дольше.

— Утречком выстроились все. Расстрельная команда… Улетов командовал. Солдаты в подпол, а там… Вышел вместо эльфа парнишка этот. Прошел к расстрельному месту — встал. А эльфа — нет. Убег маг. Малец его собой заменил — стреляйте, значит. Улетов тогда и ругался, и кричал. Это ж как? Врагу побег сделать! А парень ухмыляется — стреляйте, говорит — я заместо него!

Славка против комиссаров пошел — не захотел мальца стрелять. Только и видеть его не смог. А через некоторое время паренька с эльфом на пару видели. А как узнал, что те кровными братьями стали, — так сказал, что не сын он больше ему. Знаешь, больно оно как! Вот, казалось, нашел родную душу… и потерял. Любил он мальца… и сейчас любит.

— А имя… парня… не Рандир случаем?

— Знаешь ведь… эх! Не убьет Славка эльфа — не сможет. Но забрал эльф сынка у него. Забрал. И это Славик не простит…

Хех!.. И тишина.

— Пойдем, што ли? — встал дед. — Кажется, успокоился, окаянный. Теперь поговорить можна. А за эльфа не бойся — оклемается. Живуч он.

Знаем, как живуч! У орков чуть коньки не отбросил. Ведь на грани был! И нить я его за самый конец держала. Золотую нить мага… вот как, оказывается.

~~~

— Ты что-то хотела?

Улетов присел возле воды спиной ко мне. Говорить в спину мне не хотелось, и я просто ждала, когда он помоет руки и повернется. Дед, проверив пульс на шее эльфа, подсел, крякнул и, взвалив того на плечо, потащил в сторону сарая. Мы остались одни.

Наконец Улетов удостоил меня чести и повернулся.

— Ну, так чего тебе?

— Вы точно ничего не хотите знать о Рандире? Вы меня даже не спросили вчера о нем.

— А чего спрашивать? Эльф с тобой, барон за вами охоту отрядил, ясно же — пацан у барона. Я не прав?

— Правы. Откуда вы все знаете?

— А что, думаешь, я тут совсем бобылем сижу? Без разведки, без поддержки? Эх, бабы, чего с вас взять!

— Ну, так помоги…те! Вы же понимаете, что барон Рандира замучает!

— Не замучает… а если и даст пару раз по морде, то тому только на пользу пойдет. Не сахарный — не развалится. Что стоишь смотришь? Только реветь здесь не надо! Рандир не мальчик, знает, куда и зачем лезет. У него служба такая.

— И вы не поможете? — Подобного я ожидала, но услышать своими ушами было все равно обидно.

— Чем? — Улетов провел мокрыми ладонями по волосам. — У меня восемнадцать человек. Всего! У барона двести шестьдесят солдат в замке, и еще полторы тысячи подошло. Предлагаешь выступить против такой армии?

— Мы бы могли проникнуть в замок и вытащить Рандира по-тихому.

— Я своими людьми рисковать не буду! Поняла?! Мне каждый человек дорог! Мы с ними через такое прошли, тебе, девочка, и не снилось!

— А Рандир? Он тебе не дорог?

Улетов резко повернулся и ожег меня взглядом.

— Хватит! Здесь командую я! Понятно? И приоритеты ставлю я! Отдыхай. Ешь. А потом я тебя не держу. Если понадобится, дам проводника до приграничной крепости.

Он прошел мимо, а я даже не шевельнулась. Застыла столбом. Вот и все… А я ведь начала надеяться, что смогу с помощью своих освободить его. Своих? В груди разрасталась давящая пустота. Почему свои? Потому, что говорят на одном с тобой языке? Или потому, что они из твоего же мира, из твоей страны? Глупо. Кажется, они нашли жизнь по себе. За семь лет можно было любых магов упросить. Смысл сидеть на горном плато и ждать… чего? Даже если они имели какие-то надежды, то вчера я благополучно их разбила. Вдребезги! На мелкие кусочки! Умная девочка — мозгов как у ракушки! Могла же рассказать, как у нас хорошо и что Советский Союз был самым лучшим — соврать, значит. Не смогла. Вот теперь и огребай с той же прямотой от Улетова: «Нет людей… отдыхай… я тебя не держу». Все правильно… но все равно очень обидно.

Я села на траву. Сжала колени. Такое впечатление, что это не Тауэра, а меня вываляли в хвое… лучше бы вываляли.

— Не плачь, доченька, — давешний дед присел рядом, — не обижайся на него… он ведь не со зла…

— Я не обиделась, — я не стала судорожно стирать слезы. Пусть льются. Надоест — перестанут. Мешают только смотреть на озеро. Дед не понял, и я объяснила: — Это… от бессилия.

~~~

Обед подали в той же землянке, где и вчера. Только людей было значительно меньше. Улетов с семьей. Дед Игнат. И еще двое мужиков. Всего шестеро с их стороны. И нас двое. Я и Тауэр. Еще одна женщина собирала на стол — хлеб, гречневую кашу с мясом, пирог. Не густо, но и не пусто.

Я ухватила резную деревянную ложку и подвинула поближе тарелку. Война войной, а обед по расписанию!.. И замерла.

Улетов смотрел на Тауэра, а тот сидел, выпрямив спину, и даже не делал попытки взять ложку. Не я одна обратила на это внимание, и в землянке наступила тишина.

Кто кого на этот раз переупрямит? На Тауэра уже страшно смотреть — весь испереживался за друга, четыре дня почти не ел, да еще и побои вытерпел с утра — на чем только держится?

— Ешь!

Молчаливый отказ.

Улетова тоже понять можно. Усадил с собой за один стол, куском хлеба делится — простил, значит, а этот нелюдь издевается — брезгует!

Напряжение за столом такое, что можно аккумуляторы заряжать. Разве что молнии между обоими мужиками не проскакивают.

Улетов не выдержал. Поднялся.

— Ешь! — И на полтона ниже: — Кушай, что тебе дают…

Представляю, что мог бы сказать на такое Тауэр, если бы ему можно было говорить или хотя бы телепатически… а так только выпрямился еще больше и побелел.

Я тихонько, чтобы не нарушить стуком напряженную тишину, положила ложку на стол и убрала руки. Если Тауэр не будет, я тоже не хочу. Я тоже упрямая. Теперь уже все смотрели на меня, а я опустила глаза и сжала пальцы. Крепко-крепко сжала… чтобы не дрожали. Мы ждали. Долго.

И в этом молчании тяжкий вздох Улетова показался горной лавиной:

— Черт с вами! Вытащим мы Рандира! А теперь берите ложки и жрите!

Могу чем угодно поклясться, что Тауэр про себя облегченно вздохнул. Он медленно потянулся и взял кусок хлеба. Я тоже повторила его движение. Улетов и остальные напряженно ждали. Эльф разломил кусок хлеба и положил половинку на стол, а вторую, так же медленно, глядя в глаза Улетову, надкусил.

— Чтоб вас, упрямцы! — Вячеслав хапанул разломанный кусок и запустил в рот. — Приятного аппетита, если кто еще не понял!

Я ухмыльнулась, глядя на недовольно жующего набитым ртом майора. Недовольство было показное, а вот облегчение, с которым он жевал — настоящее. Простил, значит, эльфа. Перестал считать врагом. И с Рандиром определился — видно, терзала его совесть за отказ помочь порученцу. А теперь как гора с плеч… с его на мои. И я почувствовала груз ответственности за этих людей. Я не имею права их подставить или допустить их гибель. Рандир готов умереть за короля в любой момент, а готова ли я ради его жизни жертвовать чужими?

Ложка была тяжелой — целый пуд. А хлеб пах дымом… войны.

24

Двух летех, обедающих с нами, звали Сергей и Андрей. Жену и дочь Улетова — соответственно Ирина и Татьяна Вячеславовна. Обе они смотрели на меня так, будто я им по миллиону должна. Ну, фигня базар, от их кислых рож каша не скисла, а пирог не пригорел. Так что доела я все подчистую с хорошим аппетитом.

Закончив трапезу, Улетов приказал позвать Алехина и Донца, а баб послал, наоборот, из землянки. Ирина поднялась и в приказном порядке объявила мне:

— Идем. Ты здесь лишняя.

Щас! Это не я там побежала впереди паровоза?!

Я сделала вид, что не заметила обращения ко мне. Мало ли кому может она приказывать. Имя-то не сказано!

— Девочка, идем! — Она встала возле меня и попыталась надавить авторитетом.

— А я не девочка!

В землянке за спиной сдавленно хихикнули.

— Я тебе сказала!

— Я — ответила!

— Не смей пререкаться со мной!

Вот уж стервозная баба! Не люблю таких по жизни. И как ее Улетов выдерживает?

— А то что?

— А то тебя отсюда вытащат!

— Давай, — я усмехнулась.

— Данильченко, Юцупов, вытащите ее отсюда!

Опа! Командование лейтенантами в присутствии их непосредственного командира?! Улетов молчал, и я по его выжидательному взгляду поняла, что могу действовать свободно. До определенной степени, конечно.

Между мной и дернувшимися мужиками встал эльф.

— Тауэр, уйди с линии!

Он обернулся. Я губами прошептала «сама». Эльф понял и, чуть наклонив голову, посторонился. Мне бы его уверенность! Ну почему я сначала нарываюсь, потом думаю, потом боюсь, а потом пытаюсь объяснить побитым противникам, что это я не со зла? Неправильная я пчела, и мед у меня неправильный!

Летехи подошли с двух сторон и взяли меня под белы ручки. Взяли! Ага! За мгновение до того, как их пальцы сожмут мои бицепсы, я шагнула им навстречу и выполнила обычный гребок баттерфляя. На ползамаха я попала предплечьями в гортани солдатам, а конец гребка ознаменовался ударом их затылков один об другой. Кажется, я немного переборщила. Это с перепуга — мужики они крепкие, а я девушка слабая, вот и не рассчитала свои силенки.

Пока летехи хекали и потирали затылки, поднимаясь с пола, Улетов ржал.

— Ха-ха! С одного маха! Двоих! Ну, могешь, девка!

— Не могешь, а могешь! — отшутилась я, но понимала, что смех Улетова относится не ко мне, а, скорее, к своей ненаглядной, которая только стояла и лупала глазами на такое безобразие.

— А что еще могешь? — весело спросил майор. — Меня побьешь?

Я подумала. Ну его на фиг, такие спарринги! Побьешь его — обидится, не побьешь — будет считать бабой наравне с женой.

— Тебя не возьмусь, а вот из твоих… кого угодно.

Насчет «кого угодно» я загнула. Из тех, кого я вчера видела, половина может меня согнуть в бараний рог не напрягаясь. Но Улетов хитро улыбнулся и сказал, обращаясь к вставшим лейтенантам:

— Лейтенант Данильченко, лейтенант Юцупов, кто из вас будет восстанавливать свое честное имя?

— Я!

— Я!

— Выбирай! — это он уже ко мне.

А что тут выбирать? Юцупов небольшой, но жилистый и подвижный — с таким придется попрыгать, а Данильченко выше меня на полголовы и массивен.

— Блин, как женихов предлагаешь! Я тебе не девка на выданье! Пусть сами решают! А нет — так монетку кинут! Я снаружи подожду.

Вышла. Мать моя женщина! Что же я делаю! К чему весь этот спектакль? Драться-то я умею. Все-таки синий пояс по кекушинкай, что-то из кунг-фу, да и рукопашный бой чуть-чуть да знаю. На трассе разное бывало, да и в жизни пришлось не только в залах учиться. Надеюсь, что и с этими тоже справлюсь. А нет — так пожую травку, как недавно Тауэр…

Из землянки вышел Улетов. За ним оба лейтенанта. Потом Ирина, и уже сзади дед Игнат с Тауэром.

Кто же? Ну!

Все-таки Юцупов. Не повезло. Хотя как сказать? Может, и повезло, только я об этом не подозреваю. Жизнь, она такая — сначала ты на коне, а потом тебя… под конем.

Сняла только часы. Больше на руках ничего нет. Помню, во время одного спарринга на Гидропарке я блокировала удар ноги в бедро предплечьем. А на руке была куча фенечек. Это такие бисерные браслеты — дань неформальной моде начала девяностых годов. И одна из фенечек после этого блока распалась надвое. Если считать, что фенечки плетут на хорошей, толстой леске, то можно представить мое и моего партнера удивление. Перебить широкий бисерный браслет ударом берца — это ж как надо было его блокировать?! С того времени я старалась ничего лишнего не себя не надевать — ни на руки, ни на шею — всякие цепочки тоже могут стать помехой в бою.

~~~

Сергей сразу пошел в атаку. Хочешь реабилитироваться? Давай! Отвела удар наружным блоком и легко тронула за плечо. Он провалился прямо на мое колено, которым я ударила его в живот. Блин! Надо было хоть чуть-чуть растяжку сделать! Вот дура! На холодные мышцы такой высокий удар делать!

Отпрянули. Я незаметно напрягла и расслабила внутренние мышцы бедра. Типа разогрела. Юцупов выдохнул пару раз и стал в стойку. Где-то между боксом и самбо. Локти прижаты, кулаки выставлены. По его взгляду я поняла, что на этот раз он на такой простой прием не попадется. Что ж, надо парня озадачить.

Вряд ли он когда-нибудь в своей жизни видел кунг-фу. Брюс Ли еще не родился, а китайские боевики он в глаза не видел. Я расставила ноги в правостороннюю стойку, присела и покачалась, нащупывая точку равновесия — идеально на середине стойки. Руки я развела — одну далеко вперед, а вторую почти за голову. Мой маневр удался! Мужик озадаченно замер, пытаясь рассмотреть, как это я так раскорячилась. Даже глаза расширились от удивления. Ну, иди сюда, родненький! Ты еще не видел, как это все работает!

Не могу сказать, что летеха совсем ничего не умел. Все-таки пару раз мне пришлось прокатиться по полянке, гася падение руками. Но техника работы ногами давала мне значительные преимущества перед его совдеповской армейской рукопашкой. Да и какая там рукопашка?! Кадочников будет значительно позже, а пока — что на момент сорок второго было модно — это самбо, которым мой противник тоже владел на уровне разведшколы. Пару раз он хорошо подставился для броска, но вот тут уже я сплоховала — не умею я выполнять броски! Сколько раз учили, а я или легенькая слишком, чтобы через себя мужика перебросить, или хват неправильно выполняю. Мой конек — это уводы и удары. Желательно ногами и желательно в подбородок и в голову… с разворота.

— Неплохо… очень даже… — Улетов несколько раз хлопнул в ладоши. Вяло так хлопнул, почти неслышно.

Юцупов сидел под сосенкой и приходил в себя после моего удара с ноги по черепушке. В висок я не попала — успел дернуть головой в последний момент, а вот выставить блок — не успел. Теперь сидит — отдыхает.

Мне бы тоже, по-хорошему, отдохнуть… упарилась я. Давно не махалась с таким напряжением. Но надо было брать козла за рога… ой, быка.

— Можно считать мою победу допуском на особо важное тайное собрание высших представителей командования?

Ирина демонстративно поджала губы и отвернулась. Улетов честно потешался над созданной ситуацией.

— Что ж… считай себя принятой в штаб оперативного планирования на данном участке фронта.

Шутник, блин!

— Так точно, товарищ майор!

Я щелкнула каблуками и махнула рукой, отдавая честь.

— К пустой голове руку не прикладывают, — заметил Улетов.

— Так то ж к пустой, а у меня там — мозги!

Тауэр сдавленно хихикнул, чем испортил весь кайф от вытянутой морды Улетова.

~~~

Первым же предложением, отвергнутым нами обоими, было штурм замка. По сути дела, такое действие даже не рассматривалось всерьез.

— Штурм замка — бред, — высказалась я, и Улетов, посмотрев на меня пару секунд, согласно кивнул головой.

Замок представлял собой две крепости, вложенные одна в другую. Одна по периметру, а внутри, за еще одним мостом и крепостными воротами, — вторая. Более высокая и мощная. Из всех знакомых мне замков наиболее близко к этому «кубик в кубике» находился Мальборгский замок в Польше. По нашей истории взять его не смогли ни тевтонцы, ни сами поляки, когда там сидели наемники… Из рассказов покойного ныне музыканта крепость барона тоже предпочитали не штурмовать, а обходить. Сам барон обосновался в замке недавно — пятнадцать лет назад, подвергшись опале, а до этого районом руководил один из графов. Крепость входила в западные провинции и считалась одним из крупнейших форпостов на границе. В одной из стычек графа убили, наследников у него не было, и, по закону, король раздал земли графа «счастливчикам», которым достались жалкие крохи владений. Барону достался замок и ничтожно мало земли для его планов. А планы барона, как я поняла, были грандиозные — за последние пятьдесят лет набегов ур-хаев в этом секторе не было и из-за близости гор не предвиделось в ближайшее время. Единственная горная дорога через Уральские горы в королевство оборонялась восемью крепостями, одна из которых — Улиула — была верхом фортификационного искусства. Поэтому из передовой и довольно опасной пограничной крепости замок постепенно становился центром торговли между западными долинами и восточным королевством. А для этого нужны были города, а для городов — земли. Самый лакомый кусочек как раз находился между замком и горами, юго-восточнее барона и южнее перевала. Разведчики также доносили, что ниже по реке есть еще один проход через горы, а значит, можно пустить товарооборот в обход королевских таможен. Одно плохо — в долине было несколько поселений эльфов и ур-хаев, а в предгорье вольный город. Под юрисдикцию королевства не попавший из-за своего неудачного, для королевства, месторасположения. Но подносящий каждые три года неплохие дары королю — такой себе жест доброй воли и неофициальная плата за вольности. На этот городок у барона тоже имелись далеко идущие планы.

Все это рассказал мне Улетов, которому планы барона были известны давно и четко. Только вот мешать им он не собирался, и то, что теперь приходится идти на конфронтацию с бароном, его явно не вдохновляло.

— Мы не можем сообщить королю, чтобы он прислал войска? — спросила я, не сильно надеясь на положительный ответ.

— Можем… и пошлем. Но! Дорога через Урал в королевство — две недели пути. Пока король примет, пока выдвинет в поход армию — еще пару недель. И пока дойдет… Полтора-два месяца… Это при условии, что королевские дознаватели докажут невиновность порученца. Рандир продержится?

Все взгляды сместились на эльфа. Тот опустил глаза и покачал головой.

— Как он?

Тауэр медленно поднял руку к голове и посмотрел на Улетова. Тот все понял.

— Так ты не связывался с ним все это время?! Из-за моей головной боли? Твою дивизию! Немедленно свяжись!.. Да плевать! Перетерплю!

Эльф чуть заметно усмехнулся, и тут же Улетов с перекошенным лицом схватился за голову и осел на табуретку. Перед моим внутренним взором четко нарисовался Рандир, лежащий в ворохе чего-то темного, двигающегося, блестящего. Бледное лицо запрокинуто, а неподвижные глаза уставились в одну точку. Образ так же быстро, как пришел, исчез. И только тут до меня дошло, что это за мерзкая, склизкая масса шевелилась вокруг неподвижного тела порученца.

Я зажала рот и стремглав вылетела на воздух. Меня вырвало. Всяких пауков, сороконожек я боюсь с детства. Арахнофобия иногда доводила меня до потери сознания от ужаса, и теперь, только представив себе копошение маленьких лапок по обнаженному телу, я чуть не потеряла над собой контроль.

В землянку я возвращалась медленно. Тауэр, как прежде, сидел внешне безучастный, но что, если не его горячую эмоцию сопереживания я ощутила в момент контакта? Улетов мотал головой, пытаясь изгнать остатки боли. Телепатический импульс был мощный, и Улетов отгреб по полной программе. Наконец поднял голову и воззрился на меня:

— Ну?

— Барон сводит Рандира с ума… кажется. Пытки без физических травм.

Улетов сжал губы в одну линию.

— Барон умный — с одной стороны, он ждет королевских дознавателей и делает вид, что только задержал убийцу, а с другой стороны — если убийца сойдет с ума от угрызений совести — это никто в вину барону не поставит. Доказательств никаких. Но и армия короля не станет штурмовать замок, пока не будет прямых обвинений в его адрес. Умно, черт побери! Ему нужен не труп порученца, за который многие, включая короля, захотят отомстить, а ему нужен безумный болванчик, который не сможет никому ничего рассказать. Я думаю, что барон с лордом Бальдаром уже сами послали за королевскими дознавателями, но сделали это так, что когда дознаватели приедут — будет поздно. Мы же, если попытаемся надавить и потребовать быстрого приезда, вызовем лишние подозрения на себя и на Рандира. Как ни крути, а у барона положение лучше, чем у нас. Напасть напрямую мы тоже не можем — пока барон первый не начнет военные действия.

— А если мы его вынудим начать военные действия? — Что-то начинало в моей голове складываться.

— Как?

— Вызовем огонь на себя. То есть — заставим его ловить мышь в стоге сена.

— Не понял?

— Не думаю, что у такого человека, как барон, не было своих людей в вольном городе. Как, кстати, он называется?

— Уфаль.

— Ну, почти наша Уфа — город трех шурупов.

— А почему шурупов?

— Потом объясню! — не стала я прерываться. — Если мы с Тауэром появимся в городе, то барон об этом узнает?

— Рано или поздно — да!

— И попытается перенацелить армию на захват не долины, а города. В первую очередь. Так!

— Примерно…

— Но вот одна загвоздка — в замок барона является подлинный Улетов со своей бандой и начинает узнавать, а не проезжала ли здесь недавно его приемная дочь? Не упоминая ни эльфа, ни порученца. Мол, должна была в этих краях появиться со свитой. Что сделает барон, которому надо отряжать армию для поимки этой самой дочери, когда ее отец сидит в его же замке и очень хочет знать, а не случилось ли чего с его кровиночкой?!

— Не получится…

— Почему? — Я была расстроена. План, на мой взгляд, был хорош.

— Барон просто разделит свои войска. Бальдар как привел наемников, так и выведет их из замка. Это, по сути, его люди, и никому до них дела не будет. А там уже пойдет на Уфаль.

— Да! Но при этом в замке останется только гарнизон! Можно будет попытаться вытащить Рандира! Ну, и по пути взорвать что-нибудь.

— А из этого может что-то получиться, — почесал бороду Улетов. — Взять замок изнутри намного легче, чем снаружи. Тауэр, сколько у нас дней на подготовку?

«Сколько еще продержится Рандир?»

Эльф поднял ладонь, подумал и показал еще два пальца — неделя. С учетом, что мы покинули замок пять дней назад, то у Рандира должна быть очень крепкая психика, чтобы не сломаться за полмесяца постоянных изматывающих пыток.

25

Все-таки с мужиками тяжело. И даже не в плане того, что они пытаются отодвинуть тебя от решения важных вопросов и показать, что твое мнение ошибочное. А в том, что у нас разные взгляды на одну и ту же проблему. Я, как женщина, больше сосредоточена на мелких деталях и нюансах, а они воспринимают глобально, в целом. И только потом начинают высчитывать способы реализации проекта. Мне же надо, наоборот, продумать все детальки, сложить их как пазл, и только после этого я вижу весь масштаб проблемы. Где-то на середине планирования, каждый со своей стороны, мы встречаемся — они сверху, я снизу… ну, ладно — справа и слева, а то еще подумают неизвестно что!

Когда последние детали были выданы на-гора и облизаны со всех сторон, был уже вечер. Я охрипла от разговоров, а мозги давно упарились от мысленной перепалки с Тауэром, которую надо было тут же дословно переводить недовольному Улетову, потому что каждый наш телепатический диалог доставлял ему боль. Не такую, правда, как при контакте с Рандиром, но тоже неприятную. Он терпел, позволяя эльфу участвовать в разработке плана наравне с нами, разговорчивыми. Все же многие вопросы без Тауэра мы решить не смогли бы. Он знал ситуацию лучше нас.

В конце концов было решено действовать согласно моему первоначальному предложению, отредактированному Улетовым и Тауэром в соответствии с реальностью этого мира. Завтра на рассвете мы с эльфом отправляемся в Уфаль и наводим там шороху, да такого, чтобы шпионы барона не замедлили доложиться кому следует. На следующий день свой ход должен сделать майор. У меня не было возможности поучаствовать в освобождении Рандира, и это напрягало. Хотелось быть рядом с ним, а приходилось в это время быть далеко. И разорваться нельзя! На несколько маленьких Никушек. Чтобы и здесь, и там! От этого стало грустно и тревожно, будто я что-то упустила, а поймать ускользающую мысль не могла.

Ужин прошел в той же компании, что и обед. Юцупов оклемался, но желания общаться со мной не высказывал. В общем, во время еды все старались смотреть в свои тарелки и сосредоточиться на их содержимом.

~~~

Озеро манило. Зеркальная вода блестела тысячами пойманных звездочек. Подошел и встал рядом дед Игнат.

— Что, завтра уже от нас?

— Да была бы рада остаться, но труба зовет…

Дед помолчал и неожиданно спросил:

— Любишь его?

— Кого? — не сразу поняла я.

— Рана… Рандира то есть.

Я задумалась. Люблю ли я? Вот, блин, вопросик! Восхищаюсь — да. Еще какое-то странное чувство на грани гордости и нежности. Странное такое…

— Не знаю… дед. Мне любить нельзя. Кого я любила, ушел от меня. А остальные мужики меня боятся. Им женщина, которая может за себя постоять, сродни монстру.

— Взять бы тебя в охапку да поцеловать так, чтобы эти свои мужицкие штуки позабывала, — усмехнулся по-отечески дед Игнат.

— А я бы и отдалась, — ответно усмехнулась я, — только взять меня не каждый сможет. А уж поцеловать…

— Что ж это у вас там за мужики такие? Или нормальные повывелись? Я бы взял, будь помоложе.

— Ах, дед Игнат! — вздохнула я и рассмеялась. — У самого-то дети есть?

— Есть! Как не быть! Только вот где они сейчас? Жонку еще в гражданскую белые штыками закололи…

— Извини, — спохватилась я.

— Да ничо… — махнул рукой дед, — а вот сынки Олежек и Тарас где-то бегают… или отбегали. Им под сорок было, когда нас сюда швырануло. А у тебя, говоришь, какой год?

— Девяносто шестой.

— М-да… не живут столько. Надеюсь, продолжили мой род сынки.

Мы помолчали каждый о своем.

— Дед, — я осмелилась спросить, ибо очень хотелось, — а в озере купаться можно?

— А чо ж-то нельзя? — удивленно откликнулся тот. — Танька любит купаться. А мужики тоже. Только там мель посредине озера. Жаль. А то бы лодкой на ту сторону можно было бы…

Луна, купаясь в зеркальной воде, звала все сильнее, и я приняла решение. Только дождаться, пока все улягутся спать.

~~~

Все-таки вода, нагретая за день, это больше чем кайф! Сколько я не купалась? Кажется, вечность. Ночь полновластно вступила в свои права, и я, раздевшись полностью, нырнула с невысокого бережка сразу с головой в теплую луну. Задеть песчаное дно я не боялась — одно дело, когда ныряешь на глубину, а другое, когда идешь почти под поверхностью. Для меня, шесть лет прозанимавшейся профессиональным плаванием и имеющей KMC по данному виду спорта, вода была вторым домом. Я не могла понять, как можно утонуть, если она сама тебя держит на поверхности? Просто надо расслабиться и довериться.

Я проплыла сначала баттерфляем. Потом нырнула и, сомкнув руки впереди, на одних ногах поплыла под водой. Недолго. Руки коснулись отмели. Где-то по колено будет. Я подтянула ноги, сжалась и поставила их на песок.

Эх! Я распрямилась, вынырнув из воды сразу вся. Открыла руки навстречу звездному ковру и вдохнула опьяняющий, пахнущий смолой и свободой воздух. Ночь приняла разгоряченное обнаженное тело. Хорошо!

Краем глаза увидела силуэт возле воды. Блин! Не может быть! Все должны спать!

Жгучий стыд полоснул, как хорошая плетка. Я дернулась, оттолкнулась от песка и с переворотом ушла обратно на глубину. Быстрее до берега, уже не думая, каким стилем я плыву — главное, скорее одеться! Устроила стриптиз, понимаешь! Теперь только застрелиться!

Из воды вылетела быстрее пулеметной очереди. Схватила в охапку одежду и в лес. Он скроет. Все скроет — и меня, и мой позор, и мое одиночество. Какая же я все-таки дура!

~~~

Тауэр подошел незаметно. Присел рядом. И как мне к нему относиться теперь? Если это он меня видел — ладно еще, а если другие тоже? Они же — люди! Тауэра я же при всей своей адаптации как человека не воспринимала. Эльф, он и в Африке эльф.

Эльф протянул мне флягу. Я не глядя открутила крышку и сделала большой глоток. Поперхнулась. И сделала еще один. Наверное, именно этого мне и не хватало. Чтобы смыть мою злость, стыд, растерянность, вину за гибель игровиков, жалость, страх и еще кучу эмоций, так до конца и не определенных мною. Комок подошел к горлу, и я всхлипнула.

— Тауэр… блин… мужик… спасибо!

Он кивнул, и я снова приложилась к фляге. Вот сейчас я скажу ему, а он выслушает…

— Та…ик…эр… хороший ты мужик! А я…

Эльф молча меня обнял за плечи, и я уткнулась носом ему в грудь. Я же женщина, как ни крути! Могу я позволить себе расслабиться?! Сколько я еще могу строить из себя Железную Леди, Мэри Сью, крутую и немереную героиню, которая всех спасет, всех поддержит?.. Как же это достало!

Возле нас неожиданно появился Улетов. Хотел что-то сказать, но остановился. Усмехнулся. Показал кулак Тауэру и бросил к нашим ногам одеяло.

Уже уходя, обернулся:

— Не пейте много… чтобы завтра с утра голова не болела…

У меня?! Голова?! Да я понятия не имею, что такое похмелье! Через пару часов снова буду трезвая, злая, и сна ни в одном глазу! Чертов метаболизм! Никогда не могу напиться нормально! Ну и черт с ним!

Я глотнула из фляги, захекалась и занюхала темно-каштановыми волосами эльфа — они были ближе. Кажется, эльф забирал у меня флягу, укрывал одеялом… я не помню… просто мне было хорошо лежать в его объятиях. Тихо и спокойно. А еще очень тепло…

ГЛАВА IV

26

Вот за что не люблю лошадей, так за то, что они есть! Мои друзья — конные каскадеры — лошадей обожают. А чего уж говорить о наших пьянках на конюшне! После одной такой попойки утром я все пыталась вспомнить, что же такое важное у меня должно быть. Бобер вспомнил о том, что вечером я говорила про сдачу диплома. Точно! Как раз в то время я училась в ПТУ. Диплом был написан, подписан, осталось прийти на официальную сдачу, ответить на пару вопросов и получить заранее подготовленную красную корочку. С Труханова острова до Подола путь недолгий — через Пешеходный мост и еще с километра полтора по набережной. Если шагом, то весь путь занимает около часа. На часах уже без двадцати девять. И тут директор конно-трюкового театра принимает героическое решение посадить меня на коня и в сопровождении Игоря доехать до ПТУ. Нет-нет, в седле я держаться умею! Но это держаться… а не ехать по городу, сдерживая коня, который дергается от каждого клаксона.

До ПТУ мы доехали, опоздав минут на десять. Картина маслом — к зданию учебного центра в одном из центральных районах Киева подъезжают два живописных всадника. Игорь сдуру надел волчовку, а я в чем была вчера на пьянке, в том и явилась. В общем, все училище высунулось из окон и высыпало во двор. Цирк, блин, бесплатный! И тут я, слезая, зацепляюсь носком туфли за стремя и со всей дури падаю спиной на асфальт! А нога остается в стремени. Зрелище — лучше в цирке выступать!

Диплом мне дали. Но по-тихому, в уголке прохладного толстостенного здания, где я приходила в себя после удара и пыталась осознать, что же я такое наговорила экзаменаторам. Мастер подошел и, вынув диплом из кармана, по-человечески попросил: «Пожалуйста, не появляйся здесь больше». Так точно! Не появлюсь! И самое интересное — это ПТУ я до сих пор обхожу десятой дорогой.

~~~

И вот теперь мы едем на лошадях, выделенных нам Улетовым. На этих чертовых животных, которых я ненавижу всей душой. Но никуда не денешься — надо! Шагом, рысью, галопом — как бы всю задницу не отбить!

Тропы эльф знал как свои пять пальцев, и уже к вечеру мы подъезжали к горам. Чем-то Уральские горы напоминают Крымские. Такие же невысокие. Пришлось напомнить, что Уральские они тоже только напоминают. В нашем мире происходили тектонические сдвиги, которых в этом мире могло и не быть. Так что Эсфальские горы можно только ассоциировать с Уральскими. За нашим Уралом начинается Сибирь, а у них плодородное плато с широкими полями и кучей народа. Королевство Далинал находилось именно там. Ладно, надо принимать реальность бытия такой, какой она имеет место быть!

А имеет она быть странной… Эльф придержал коня и знаком показал мне быть настороже. Потом и вовсе свернул с тропы и поехал перелеском. Я следовала за ним. На душе было неспокойно.

Сначала мы обнаружили пару горожан. Люди как люди… только мертвые. Дальше телега… разграбленная. Через некоторое время я поняла, что эльфийские убийцы были сущими детьми по сравнению с теми, кто поработал здесь. Приходилось ехать отворачиваясь. А куда отвернуться, если со всех сторон трупы? В основном женщины, дети… сломанные, как куклы… насаженные на колья, подвешенные за ноги… сотни тел.

— Тауэр, — взмолилась я, — стой!

Он подъехал. Остановился лицо к лицу.

«Надо дальше!»

— Куда?

«Город».

— Нет! Кто это сделал, Тауэр?

«Не знаю!»

— Ты и не знаешь?! А что же ты знаешь?! Какого хрена вы здесь разведывали?

Эльф отвернулся. Конь нетерпеливо прядал ушами и переступал высокими тонкими ногами.

«Надо выяснить».

— Тауэр… я боюсь… — честно призналась я и взмолилась: — Поедем отсюда!

Пока эльф думал, я тронула пятками коня, посылая вперед.

«Ты куда?»

— Туда, — я махнула подбородком в сторону города. — Надо выяснить, что произошло…

«Ты же…»

— Минутная слабость… извини, — я была сама не рада, что позволила одолеть себя страху. Пусть на мгновение… но все же!

«Это больше не повторится!» — пообещала я себе и сжала зубы. Выносить запах крови и вонь испражнений становилось все тяжелее.

А впереди еще Уфаль…

Я должна была привыкнуть, что в этом мире убийства, пытки, война — это дело обыденное и привычное. Но привыкнуть к смерти не получалось. Надо или полностью атрофировать чувства, или сойти с ума. Почему-то вспомнились инструкторы-афганцы. Люди, которые первые рассказали мне о войне… в мирное для меня время. Парни с глазами стариков… они учили нас, четырнадцатилетних, как выживать и как убивать врагов. А заодно про этих врагов и рассказывали. Мне тогда хотелось романтики… а теперь…

К чертовой матери такую романтику! Вырезанный город, кровь на улицах, на брусчатке, на стенах. Это надо стерпеть. Сжаться внутри и сгорать… неотвратимо, как эти дети, брошенные в костер посреди площади, зарезанные женщины, распотрошенные мужчины.

Простое слово — война. И я въехала в нее с размаху, мордой об окровавленные стены. Смотри, романтик!

~~~

Стук копыт на соседней улице. Кажется, мы не одни. Тауэр прижал мою лошадь к стене дома, погладил по морде, и она послушно замерла, перестав грызть удила. Мы попали в тот период, когда армия уже ушла, а мародеры только собираются на кровавое пиршество.

На площадь медленно выезжали… козаки.

У меня отвисла челюсть. Откуда здесь козаки? В красных шароварах, свитках, с саблями за поясами. Даже оселедцы у некоторых присутствовали. Еще одни попаданцы? Века так из семнадцатого или шестнадцатого. Козацька вольница.

Объехали чинно площадь. Прямо по трупам. И так же медленно втянулись в улочку. Тишина.

Я посмотрела на эльфа. Эльф на меня.

— Козаки?

«Орда!»

Мысль Тауэра была на грани паники. И сразу, видя мой вопросительный взгляд, пришла картинка — тысячи таких козаков на конях и с саблями двигаются через города и села, убивая все на своем пути.

«Плидон на пути». Плидон — это замок барона, как я поняла.

Значит, через замок барона, а там — через перевалы прямо в сердце королевства. Теперь ясно. Интересно, а это страшнее ур-хаев и эльфов?

«Скайль-т-тэйли уйдут! Ур-хаи далеко!»

Значит, люди против людей. И ближайшее место, которое стоит на пути козаков — замок барона. А там… Наш с Улетовым план трещал по швам. И не просто по швам! Если Улетов успеет взорвать хоть одну башню…. Только не это!

— Тауэр, в замок! — приказала я.

Надо успеть. Когда по пятам наступает война, тут уже не до мелких обид и ссор. Тем более что планы барона летели ко всем чертям и без нашей помощи.

27

О своих «добрих i вiрних захисниках Вiтчизни» — украинских козаках, я всегда была невысокого мнения. Запорожское козачество от станичных русских казаков отличалось буйным неконтролируемым нравом, дикостью и неприкрытой жестокостью как по отношению к врагам, так и к тем, кого они за врагов считали. Чего уж стоит вырезанный под корень и спаленный в 1602 году русский город Елец? А что козаки делали с польскими панночками — я вообще думать не хочу. Попробуй удержать несколько тысяч мужиков на одном острове без баб — тут такой спермотоксикоз на выходе получается! Вот они и дорывались до белого тела…

Ветки хлестали по лицу. Уворачиваться на галопе не сильно получалось. Лес тут не такой уже и густой, но деревья почему-то вырастали именно на нашем пути.

Тауэр заметил разъезд первым и свернул налево. Через некоторое время пришлось взять еще левее, чтобы не врезаться в хвост целому войску. Прямой путь к замку оказался отрезанным. Эльф показал мне рукой широкий полукруг. Что ж, нормальные герои всегда идут в обход — так, кажется, поется в детской песенке?

Теперь приходилось часто останавливаться, затаиваться, пропуская патрули и разъезды мимо. Эльф показал мне, чтобы я его не отвлекала, и настороженно прислушивался к лесу. Иногда мне казалось, что он даже принюхивается. Но что бы он ни делал, а козаки, не замечая нас, проезжали мимо. Этому способствовали сумерки, четко по расписанию опустившиеся на землю.

С одного из холмов, уже в темноте, я разглядела сотни костров, горящих на поле. Козаки обустраивались на ночь. Я поблагодарила богов, что нахожусь в нескольких километрах от них и не могу слышать крики и стоны пленниц, следы которых отпечатались в грязи поверх лошадиных копыт.

«Ехать!» — махнул рукой эльф.

Я глубоко вздохнула и с тоской представила предстоящие мучения моей задницы. Целый день не слезая с коня. Потом эта бешеная скачка, а теперь и ночь предстоит веселая.

— Едем.

В ночной темноте ехать по лесу — самоубийство. И не только для человека, но и для коня, поэтому эльф все же вывел нас на дорогу, уводящую в сторону от огней.

~~~

Ближе к полуночи, когда усталость смыла и злость, и шок от увиденного, я чуть не свалилась с лошади. Тяжело навалившись на луку, я несколько минут соображала, где я, что со мной и жива ли я в принципе. Про еду мы вообще забыли. Планировали поужинать в Уфале, а потом совсем из головы вылетело — не до еды было. Я с трудом выпрямилась и, запрокинув голову, разглядывала полный круг луны, висящей прямо над головой. Что же мне так давит на сердце и не дает покоя? Усталость — и да, и нет — это усталость тела, ее перетерпеть можно. Душа? Нет. Переболела и замерла, покрывшись холодным пеплом. Чувств нет. Желаний нет. Только на грани восприятия слышится непонятный зов.

— Тауэр, ты слышишь?

Он качает головой. Тонкие руки нервно теребят повод.

Почему же мне так хочется отозваться?

— Туда!

Я сворачиваю на едва приметную тропинку. Эльф дергается, как от пощечины, и бледнеет так, что это видно даже при свете луны.

«Нет!»

— Тауэр, оно зовет! — Почему же он не хочет просто последовать за ним, так же, как я целый день носилась за хвостом его коня? — Я должна!

Да, это правильно! Я должна увидеть то, что меня зовет! Иначе этот зов будет преследовать меня всю жизнь. Слабый, но такой сильный…

Не обращая внимания на странное поведение эльфа, трогаю лошадь. Медленно, шагом, вверх по едва заметной тропке среди деревьев и валунов. Лес будто расступается передо мной, и я вижу полянку, окруженную высокими камнями, стоящими по кругу. Не знала, что на Урале есть местный Стоунхендж! Хотя… какой это, к чертям, Урал?!

Энергии в этом месте завязаны в узел такой концентрации, что кажется, их можно рассмотреть воочию.

Не сразу замечаю, что моя лошадь стоит. Спрыгиваю с седла. Дальше пешочком. Оно недалеко, и въезжать на лошади в священный круг — до такого святотатства я еще не опустилась.

А шагнуть самой оказалось на редкость трудно. Для этого надо было сначала переступить через несколько тел, лежащих между камней. Все мертвые были эльфами. Все они были без оружия. И все они были убиты.

Сзади судорожно всхлипнул Тауэр. Я обернулась. Эльф был даже не белым, а каким-то алебастровым — такой же неподвижный, с широко распахнутыми от ужаса глазами.

— Тауэр? — позвала я.

Эльф не ответил, продолжая пялиться на своих соплеменников. Внезапно он рухнул на колени и закричал. Страшно…

Меня скрутило и бросило на землю от этого крика. Паника ударила под дых, и я поняла, что сейчас сойду с ума от боли и ужаса.

— А-а-а! — закричала я в ответ, сбивая его волну своей. Высоко, на уровне ультразвука, не думая, что нас могут услышать, я кричала, вкладывая в крик все то, что накопилось у меня за этот неполный месяц… и за всю жизнь.

Эльф замолчал, когда кончился в легких воздух. Я тоже. По тонкому лицу Тауэра текли слезы. Он раскачивался, как безумный, из стороны в сторону, стоя на коленях и сжимая в кулаках волосы. Захотелось подойти, обнять, прижать к себе и жалеть, жалеть, жалеть…

Я встала. Но направилась не к эльфу, а в противоположную сторону — к капищу. Перешагнула через эльфийку, отстраненно подумав, что такую красоту я еще никогда не видела и вряд ли увижу еще когда-либо живой, и вступила в середину круга.

Луна повисла как прибитая прямо над головой. Лес окружил меня молчаливой стеной. Я развела руки и позволила энергиям захватить в свое плетение и меня. Каждый из камней был своего рода накопителем и аккумулятором, в данный момент отдающим свои запасы. Нити тянулись от всего — от земли, от деревьев, от камней, от далеких гор, от еще более далекой луны — весь мир сейчас концентрировался внутри капища. А я была центром мира.

Я ощутила, как мои ладони нагреваются, и свела их перед собой. В голубом неярком свете, идущем от моих рук, увидела начинающий оживать маленький светлый шарик, спеленатый миллиардами энергетических линий. Он был таким теплым и нежным, как котенок, и таким же беззащитно-доверчивым. Захотелось его прижать к себе и защитить, чего бы мне это ни стоило. От всего этого темного, жестокого, кровавого мира за пределами сияющего круга камней.

— Мой маленький… — проговорила я с нежностью, — мой хороший… не бойся!

Я точно знала, что этот комочек живой. Вот он ласково уткнулся мне в грудь, и я его прижала со всей своей нерастраченной материнской любовью.

— Иди ко мне! — попросила я, и он доверчиво заблестел сотнями оттенков цветов.

Блеснув напоследок чистым белым ослепительным светом, он втянулся в меня.

— Вот так, миленький… — я знала, что это правильно. Что так и должно быть. Что именно так, как мать, я могу его защитить.

Мне стало хорошо.

~~~

Очнулась я от громких голосов. Я стояла посередине круга черных камней. Вокруг было темно. Но это не было для меня проблемой. Теперь черный делился на сотни оттенков, которых я раньше даже не замечала. А звуки приобрели четкость, будто разговаривали не в лесу, а рядом, метрах в двух. Это были голоса козаков, но сам разъезд был еще далеко.

Я вышла из круга. Эльф пораженно, восторженно смотрел на меня. Так, должно быть, смотрят на богов, сошедших на землю. Я усмехнулась.

— Госпожа! — Он встал на одно колено и глубоко склонился передо мной. Я впервые услышала его голос, обращенный ко мне. Глубокий, красивый голос эльфа, говорящего на родном языке. Теперь я знала, что магия этого голоса может свести с ума любого эльфа или человека и что кровное братство наложило на Тауэра запрет на использование магии. Первое же слово, сказанное магией, убьет Рандира. Да и без магии этот голос может свести с ума.

— Та… — Я хотела по привычке позвать эльфа, но вдруг поняла, как грубо и куце звучит обгрызенное эльфийское имя, сокращенное человеческой речью. И как больно каждый раз слышать его эльфу.

Я провела по его склоненной голове ладонью. Бедный мой!

— Как твое имя? — спросила я и поняла, что тоже говорю на эльфийском.

Теперь для меня не было разницы, на каком языке говорить — я знала их все. Я знала этот мир до малейшего камушка и травинки, я слышала легчайшее дуновение ветра, видела тысячи оттенков. Боги, да кто же я теперь?

И на задворках сознания непонятно откуда взявшаяся мысль: «Ни фига себе апгрейдили!»

~~~

Нас все-таки услышали. Гортанные крики приближались с двух сторон. Надо поскорее выбираться. А обдумывать свой внезапный апгрейд можно было и по дороге.

Мы рванули напрямик — двум видящим можно не опасаться ям и коряг. Кони не видели, но, повинуясь твердой руке всадника, осторожно обходили препятствия и деревья.

Для меня не было неожиданностью открывшееся передо мной поле. Преследователи перекликались справа и слева. Назад тоже дороги не было. Оставалось только… прямо к маленьким алым точкам костров, горящих далеко впереди.

Нас увидели сразу, как только мы выехали из-под деревьев. Гиканье тут же усилилось, и мы пришпорили уже полусдохших, загнанных коней. Одна надежда, что у костров нас услышат и помогут. Блин, если бы это был день! Почему люди так плохо видят ночью? Хотя не все… те, кто нас преследовал, видели не хуже нас.

Огни приближались до обидного медленно.

— Бальдар! — закричала я во всю силу своих легких. — Бальдар!

Огоньки начали делиться, увеличиваться. Некоторые двинулись нам навстречу. Какое счастье, что лорд выступил со своими людьми из замка, как только Улетов туда въехал! И какое счастье, что он решил выбрать именно эту, юго-западную дорогу до Уфаля! Я не верю в совпадения, но готова пользоваться их плодами в любое время.

— Бальдар! — крик в ночи, да еще в поле, разносится далеко.

Сумасшедшая гонка была последним рывком наших коней. Первым споткнулся конь под эльфом, а следом и я ощутила спазмы моей лошади. Еще несколько скачков, и мы вылетаем из седел, еле успев вытащить ноги из стремян. Кони падают и хрипят. Все! Доскакались!

Навстречу нам бегут огни. Сзади слышен дробный топот преследователей. Эльф снимает с плеча лук и становится рядом со мной.

— Бегите, госпожа! Я прикрою!

По всем понятиям чести бросать Тауэра одного против козаков нельзя. Но холодная логика подсказывает противоположное — надо! Сам эльф может отбиться, а вот прикрывая, он точно погибнет.

— Тауэриэль, я…

— Госпожа, вы должны сохранить дух Изначального! — И столько в голосе отчаянья и надежды, что хочется поверить.

— Бегите! Иначе я буду петь!

Петь? Он говорит про свое магическое пенье? Прекрасно зная, что убьет Рандира? И это только для того, чтобы спасти меня?! Нет, не меня — Изначального во мне! Сволочь ты, Тауэр!

И я побежала. Глотая слезы, на заплетающихся ногах — туда, где манили и обещали защиту факелы бальдаровских наемников.

Сзади звонко тренькнула тетива.

28

Нашими спасителями оказались, как я и думала, бальдаровские наемники. Только вот встретили нас совсем не так, как хотелось бы. Вместо обильного ужина и теплой постельки я, едва представ пред светлые очи лорда Бальдара, получила хорошую пощечину. Блин, за что?! Рванувшийся защитить меня Тауэр тут же был заломлен и связан.

— Ты меня уже один раз обманула! — заявил Бальдар, зло глядя мне в глаза. — Что ты теперь выдумаешь?

— Я тебе честно говорю, Бальдар…

— Для тебя — Лорд Бальдар!

— Ну, хорошо… Лорд Бальдар, я вам говорю — Уфаль взяли козаки. Они же нас преследовали!

— Не знаю никаких козаков! Ты лжешь!

— Орда! Ордынцы!

— Врешь! Их здесь уже сто лет не видели и вряд ли увидят!

— Да пошли кого-нибудь на поле, пусть привезут пару трупов — Тауэр убил ведь!

— Я что, буду гонять людей ночью по полю, чтобы они ноги переломали?!

«Там никого нет. Они забрали всех с собой», — пришла мысль эльфа. С недавних пор мы могли обмениваться не только краткими словами.

— Они атакуют на рассвете! Клянусь тебе! — в отчаянье вскричала я.

Лорд притянул меня за подбородок и язвительно прошипел:

— А ты, сучка, никакая не дочь Улетова. Я из-за тебя с бароном поругался. А твои выдуманные «козаки» — это еще один твой прокол.

Я совсем перестала что-либо понимать. Если Улетов приехал, то… сомнений быть не должно… а если не приехал? А если…

— Лорд Бальдар, один вопрос? Единственный…

— Ну?

— Когда… вы выехали из замка?

— А тебе какое до этого дела?

— Пожалуйста! — я умоляла, но главнее этого ответа для меня сейчас ничего не было.

— Вчера утром, — это сказал тот самый офицер, с которым я подралась на тренировочной площадке.

— Фабис! Я не давал тебе право говорить! — обернулся к офицеру Бальдар.

— А ты мной не командуй! Мы ушли с тобой, но это не значит, что ты можешь повышать голос на меня и моих людей!

Еще несколько человек, присутствующих в палатке, заговорили:

— Если Уфаль разрушен, как она говорит, то нам некуда идти, лорд Бальдар. Ты обещал нам заплатить, когда мы возьмем Уфаль. Получается, ты нам теперь не заплатишь?

— Да врет она все! — взбесился лорд и стукнул кулаком по столу. — Врет!

Низенький широкоплечий мужчина с копной рыжих волос покачал головой:

— Рандир никогда не врал. И его эльф тоже. Если она из них, то какой ей смысл врать? Тем более что я сам видел несколько всадников, которые их преследовали.

— И кто это был? Ты можешь точно сказать, что это не ур-хаи или скайли?

— Ур-хаи на лошадях? — почесал бороду лысый мужик с кривым перебитым носом и весьма живописным двуручным мечом, на который он небрежно опирался.

— Это могли быть скайль-т-тэйли, — внес предложение молодой парень с выразительными зелеными глазами. Такой себе денди… только на поясе висел очень характерный предмет — скальп скайль-т-тэйли. Украшение очень вызывающее и говорящее, что он убил эльфийского воина голыми руками. Наглость? Скорее вызов…

Бальдар понял, что остался в меньшинстве. Его же командиры попросту игнорировали и занялись обсуждением, кто это мог нас преследовать. Взятие Уфаля резко меняло планы не только барона, но и наемников.

— Хорошо, — выдохнул Бальдар, хотя по его физиономии хорошего как раз ждать не приходилось. — Разберемся завтра! Этих под охрану Фабиса — головой за них отвечаешь!

Умный ход — если мы сбежим, то это будет хороший повод избавиться от наглого офицера.

~~~

Мне руки не связывали в отличие от эльфа, просто забрали все оружие, включая мой «хозяйственный» нож.

Фабис хмуро шел рядом, но, не доходя до своего лагеря, не выдержал:

— Это правда, то, что ты сказала про Уфаль и Орду?

— Правда, — спокойно подтвердила я.

— Это очень меняет дело. Здесь тысяча наемников и сотня наших. Лорд Бальдар — дворцовый вельможа и ничего не соображает в приграничье. Верю я тебе или не верю — это неважно. Тут даже в спокойные времена надо держать ухо востро — то скайль-т-тэйли, то ур-хаи. Я тоже слышал, как вас преследовали — и это не скайли.

Нас догнал тот самый молодой парнишка со скальпом у пояса.

— Фабис, — заговорил он, поравнявшись с нами, — если утром подтвердятся сведения этой леди — я покину Бальдара. Ты как?

— А я буду надеяться, что, если Орда рядом, пережить утреннюю атаку.

— Все так серьезно? — усмехнулся парень.

Фабис остановился. Я тоже. Только теперь я увидела, что сзади стоят еще трое из шести бывших в палатке Бальдара командиров наемников.

— Из-за них, — офицер кивнул на нас, — ордынцы теперь знают наше месторасположение. Но и мы предупреждены. Бальдар до утра с места не тронется. Хотя, по уму, надо вернуться в замок как можно быстрее…

— Бальдар не двинется с места, даже если под ним будет гореть земля. Поругаться из-за бабы с бароном! Он дурак.

— В общем, кто как — а я сейчас буду сдвигать телеги. Хотите — присоединяйтесь.

— А если атаки не будет?

— Ничего, раздвину утром. Или у тебя, как у Бальдара, ночной отдых важнее, чем собственная жизнь?

Наемник с впечатлившим меня двуручником кивнул:

— Я с тобой! Жди моих, не закрывай проход.

Остальные тоже, чуть подумав, согласились.

— Но, если это только ложь, я эту бабу, — рыжий мужик направил на меня палец, — и этого скайль-т-тэйля заставлю вручную двигать телеги!

Я хотела возразить, что Тауэр не скайль-т-тэйль, а тахл-эвер, но вовремя сдержала язык. Какая разница этим людям, из какого рода Тауэр?

~~~

Сон не шел, несмотря на изнеможение. Бывает так, что ждешь не дождешься, чтобы лечь и вытянуть ноги, а ляжешь и не можешь уснуть, сколько бы ни пытался. Запредельная усталость.

Зато я потихоньку разобралась, что случилось. Рождение Изначального происходило раз в несколько столетий. Причем Изначальный был для всех эльфов один — вне зависимости от родов, племен и внутренних конфликтов. Только тогда, когда приходит определенный временной цикл и среди всех эльфийских народностей появляется десять Верховных Магов — только тогда на земле рождается Изначальный. Прожив небольшую, по эльфийским меркам, жизнь — каких-то четыре десятка лет, это существо, рожденное Телом, Духом и Душой, обновляет генофонд эльфийского народа и не дает тому выродиться. Вот такое сошествие Богов на землю. Вот почему кричал от отчаяния Тауэр, когда увидел, что его соплеменники убиты, а Обряд рождения Духа не может совершиться. Вот почему ему моя жизнь важнее всего прочего, даже клятвы побратимства.

Тело и Душа уже зачаты. В течение одной луны мы должны соединиться. В эльфийских легендах сказано, что только девственница-эльфийка может родить тело, Душа рождается в той, кто ни разу не плакал, а Дух в женщине-маге. Оказалось все намного проще — эльфы слишком перестраховались. На самом деле Тело рождалось от земной любви — главное, чтобы она была Возвышенной и зачатие произошло ровно в полночь полной луны. Душа находила себе пристанище сама и не всегда у того, кого хотели эльфы. Ну, а Дух… просто у той, кто могла почувствовать энергии мира — в общем, я оказалась, как всегда, не в том месте и не в то время. Самое интересное, что последние два условия совсем не требовали эльфийской крови у рождающей, только кровь всех Десяти Высших Магов на алтаре. Но кто об этом говорил? Эльфы были свято уверены, что рождение Изначального выполняется только эльфийками — ну и пусть так думают дальше. Мое дело отдать то, что я получила, и не пытаться переделать этот мир.

— Тауэр, — я вернулась к привычному для меня произношению, — а ты Высший Маг?

Эльф ответил не сразу. Но, поняв, что я говорю об Обряде, отозвался мысленно: «Я отдал часть крови, души и магии в новолуние, как того требовал Обряд. Мы все отдали».

— Это тогда, когда я вас встретила?

«Да. Я был ослаблен и не услышал ур-хаев».

— А Рандир знал об Обряде? — надо же поставить все точки над «i».

«Знал. Он дал гарантии скайль-т-тэйлям, что люди не помешают Обряду. Королевские гарантии».

Теперь на место встала и ярость Рандира, когда он понял, что барон и лорд хотят ввести в долину войска. Напрямую сказать об Обряде он не мог, а только помешать…

— Тауэр, последний вопрос — Рандир убил Тилиуса?

— Рандир хотел убить, лорда. А лорд заслонился музыкантом…

Бальдар! Если бы я знала это часом раньше! Но сожалеть о сказанном и сделанном было не в моем характере. Утром я очень хочу посмотреть в глаза человеку, который прикрывается чужими жизнями… если он выживет после атаки ордынцев.

А в атаке я, как и Фабис, не сомневалась. Козаки никогда ничего не делают наполовину — история вещь упрямая, как ни крути. И даже если ты не одобряешь, КАК они это делали, то приходится считаться с тем, ЧТО они сделали в моем мире. А сделали они ту самую пресловутую Запорожскую Сечь — государство, уважаемое не только друзьями, но и врагами.

29

Говорят, война — это ярость и неистовство. Может быть… говорят и не такое. На самом деле любая битва — это работа. Тяжелая, однообразная, не дающая ни роздыху, ни передышки работа. Поднять руку, отбить саблю, рубануть… повернуться, пропустить удар, уколоть и снова — отбить, рубануть. Ярость сгорела в первые минуты. Злость стекла по клинку и впиталась в землю. Осталась только изматывающая усталость, которую надо было перебарывать с каждым взмахом клинка. Движения скупые, четкие — уход, выпад. Какие, к чертям, эмоции?!

Оказалось, что мы бьемся на том же самом поле, возле несуществующей станции Юматово, возле нашего полигона. Где-то здесь должны быть останки моих единомирников. Почти рядом с капищем. Эльфы не злые — они сами испугались внезапного появления кучи народа возле их Тайного места. Испугались и начали принимать превентивные меры — то есть убивать. У них на кону стояло рождение их Бога, а тут какие-то люди… Нельзя говорить о прощении тех, кто убивает детей, но их можно понять.

Взошедшее солнце добавило проблем. Если учесть, что атака началась спозаранку, в тот самый момент, когда сумрак ночи едва посерел и туман накрыл берега реки. Из этого тумана медленно, будто из царства мертвых, выступили козаки. Они двигались как призраки, и если бы дозорные не вглядывались в смутно очерченные линии леса, то их внезапность принесла бы плоды. А так — мы были готовы, и первую атаку нам удалось отбить сразу.

Не повезло тем, кто предпочел не верить в близость опасности. Из шатров Бальдара и его сотни долго слышались крики. Фабис зло сплюнул на землю и приказал готовиться к отражению штурма на поставленные в круг телеги. Ночью, уже после того, как нас с эльфом затолкали в палатку, лагерь разительно изменился. Прибавилось солдат, шатры были убраны, а их место заняли обозные телеги. Там, где круг не смогли сомкнуть, навалили бревен и колес — в общем, ночной сон был только у пленников, то есть у нас.

~~~

Утром нас разбудил молоденький капитан наемников со скальпом.

— Меня зовут Тишин. Вставайте, вас зовет Фабис.

Я поднялась сразу.

— Значит, они пришли?

— Да. Ты была права, — ответил сидевший на корточках возле эльфа Тишин, нагло разглядывая меня снизу вверх.

— Ты его, в конце концов, развяжешь? — Я не выдержала этот насмешливый и оценивающий взгляд.

— А, да! — будто спохватился наемник и перерезал веревки одним движение ножа.

А он красавчик. Не такой, как Бальдар, но с обаянием его зеленых пронизывающих глаз трудно бороться. Интересно, сколько женщин он уложил своей легкой загадочной улыбкой? Я резко вздохнула, выплывая из глубины его взгляда.

— Идем.

Тишин усмехнулся мне в спину и, скользнув вперед, отодвинул полог шатра.

— Прошу, — он галантно, едва заметно склонился.

~~~

Собрание было коротким. Завтрак из мясной нарезки, наваленной на поднос, и два кувшина с вином и водой. Капитаны быстро разобрали сектора обороны и, дожевывая ломти мяса, уходили к своим солдатам.

Я встала возле столика и тоже воспользовалась гостеприимством. В походах есть одно правило: «У нас самообжуливание!» — сам себе кусок не урвешь — никто не даст.

Наконец Фабис обратил на меня внимание.

— Слушай сюда, госпожа Улетова, или как тебя там! Я в игры барона и лорда не лезу, я лишь хочу остаться живым. И я буду сражаться до последнего. Мы тут одни, и помощи ждать неоткуда. Если хочешь — берите коней и уматывайте в замок, но не думаю, что ордынцы вас выпустят. Но попытаться прорваться можете — я не держу.

«Мы можем прорваться!»

— Подожди, Тауэр! — отмахнулась я. — Мы попытаемся что-нибудь придумать.

— Что?

«Что?»

Не обращая внимания на нетерпеливый тон офицера, я повернулась к эльфу:

«Тауэр, придут ли скайль-т-тэйли, если узнают, что у меня Душа Изначального?»

«Они будут готовы на все, что ты скажешь!»

«Отлично. Можешь с ними связаться и попросить подмогу?»

«Я должен с ними увидеться».

«Хорошо. Я останусь здесь, как гарантия, а ты приведешь скайль-т-тэйлей!»

«Но, госпожа! Я вас не оставлю!»

«Кончай эти сопли, Тауэр! Или мы все здесь сдохнем, или попытаемся что-то сделать! Сам пойми — если меня здесь не будет, твои скайли сюда даже не дернутся!»

«Я понял! Пока туман еще не рассеялся, я попытаюсь пробраться к лесу».

— И поспеши, — это я уже вслух. — Фабис, выпустите, пожалуйста, Тауэра — он приведет подмогу. Я останусь здесь.

— Мне не нужна помощь от бабы! — взъелся офицер.

— Фабис, — я попыталась говорить как можно более миролюбиво, — кончай свои шовинистские приколы насчет баб — напрягает. Или у тебя комплекс «самого главного в доме»? Я не собираюсь оспаривать твои решения, но я хочу тоже спастись, и значит, я тоже в игре. Поверь — там, где я жила, женщина тоже может быть воином. И я не могу понять, почему ты отказываешься от помощи, когда сам только что сказал, что хочешь жить? А за тот поединок — извини. Я была неправа.

На последних словах мужчина, уже готовивший гневную отповедь на мою маленькую лекцию, замер. И уже более спокойно сказал:

— Женщина не должна играть в мужские игры.

— Женщина не должна делать кучу всего, что ей приходится делать в этой бл…ской жизни, — усмехнулась я в ответ.

~~~

Уже позже, когда Тауэр благополучно достиг края леса и послал мне краткий отчет о количестве и расположении ордынцев, а я это донесла до сведения Фабиса и остальных командиров, на выходе из палатки меня вежливо придержали за локоть.

— Не лезь на телеги, — предупредил меня Фабис в своей обычной чуть ворчливой манере, — там и без тебя справятся.

— Не буду, — честно пообещала я. Тем более что и не собиралась лезть в первые ряды защитников. Куда уж мне против профессиональных вояк!

А чуть погодя оказалось, что внутри обороны дел хватало по горло. Прорывы случались постоянно, и не всегда можно было успеть заткнуть дыры вовремя.

~~~

Я выбежала из-за телеги и кувыркнулась. Над головой просвистела сабля. Не вставая с колен, вогнала лезвие ножа в живот мужику. Дернула в сторону и вынырнула из-под падающего на меня тела.

Хех!

Рядом рубанул Тишин. В какой-то момент мы оказались лицом к лицу. Шальные зеленые глаза и радостная улыбка, будто битва для него самое высшее наслаждение. Залит кровью, как и я, но при этом не испытывает никаких неудобств.

— Не грусти, подружка, прорвемся! — смеется он и чмокает меня в губы.

А?

Минутная пауза, чтобы прийти в себя и поднять челюсть с земли. За это время Тишин успевает убить еще парочку пеших ордынцев и схватиться со всадником. А я все еще в растерянности стою возле телеги и не могу понять, почему в голове такой сумбур. Остается только наблюдать за этим невероятным воином, даже не пытаясь сравнить его с Рандиром. Это два совершенно разных человека, два мужчины — и я не могу понять, кем сейчас восхищаюсь больше. Этим бойцом, который чувствует себя в битве как рыба в воде, или порученцем?

«Госпожа!»

Ох!

Вот это я засмотрелась, что даже голос эльфа ударил неожиданно в моей обалдевшей голове, выбивая лишние мысли.

«Тауэр?»

«Госпожа! Я привел скайль-т-тэйлей, но они не выйдут на поле. Их мало!»

«Сколько?»

«Пятьдесят лучников!»

Да, по полю их просто размажут!

— Тишин, мне надо найти Фабиса!

Наемник оборачивается и прикладывает эфес залитой кровью сабли к груди:

— Разрешите вас сопроводить, леди?

Черт! Что же ты за человек, Тишин? Почему мне так хочется быть рядом с тобой, куда бы ты ни пошел? Куда девается моя апатия, стоит мне только заглянуть в твои зеленые лукавые глаза?

— Веди!

~~~

— Фабис!

Офицер спрыгивает с телеги, и его место тут же занимает другой воин. Здесь, на этом участке прорывов не было.

— Фабис! Есть сообщение от Тауэра!

— Ну?!

— Эльфы не смогут к нам пробиться…

— Кто? Какие эльфы?

— Блин, скайль-т-тэйли! Они вон в том лесу! Лучники. Около пятидесяти.

— И что будем делать? — это он уже не ко мне, а Тишину. — Прорываться к лесу, а там к замку?

— Можно попробовать, — кивает головой наемник. — Я передам остальным!

— Давай!

Лагерь превратился в сплошное поле боя. Я давно умаялась считать, сколько сегодня врагов пало от моей сабли. Да и сабля, если честно, не моя, а подобранная у убитого козака — не легенький шамшер, а утяжеленный на конце елманью килич. Но для рубки и укола годится, хоть рука грозится после каждого нового удара отвалиться и больше никогда не подняться. А как только видишь летящую на тебя полоску стали, так сразу откуда-то берутся силы и отбить, и ударить, а потом еще и еще…

— Леди!

Тишин подхватывает меня за талию, разворачивает и принимает на свой клинок опускающийся на меня удар.

— Бегите к центру лагеря! Там кони! Сейчас соберем всех уцелевших и пойдем на прорыв! А, чтоб тебя! — это уже ордынцу, сумевшему ранить в руку наемника. — Получи! Давай вперед! Чего стала?

— А ты?

— А я за тобой!

В какой-то момент приказ об отходе достигает всех. Сумбурные поединки стали смещаться в определенном направлении. Сзади загораются подожженные наемниками телеги — последняя заградительная линия, уже переставшая быть таковой, но еще способная послужить дымовой завесой.

— Гей! — меня подхватывает Тишин на казацком коне и закидывает за спину. — Держитесь, леди!

Да уж как-нибудь удержусь! Не хочется выглядеть совсем уже новичком, но на крупе, позади всадника я еду впервые. Высокая лука больно врезается в низ живота, к тому же тебя подкидывает при каждом скачке коня. Еще приходится смотреть назад, чтобы вовремя отбить направленный в спину удар. Бешеная скачка только начинается, а до леса надо еще доскакать. И желательно живыми.

Мы вылетели — кто вдвоем на одном коне, кто один. Я оглянулась по сторонам. Как же нас мало! Человек двести — не больше. И это из тысячи ста! Пятая часть… А до леса доскачет еще меньше. Ордынцы не собираются нас отпускать за здорово живешь. За спиной дробный топот копыт — оглядываться страшно.

«Мы можем стрелять! Расходитесь!» — боги, как же я рада тебя слышать, Тауэр!

— Фабис! — кричу я.

Он оглядывается, и я машу рукой в сторону.

— Расход! — командует во всю силу легких офицер, и часть людей сворачивает направо, а часть и мы с Тишином — налево. А из-за деревьев в нас летят стрелы.

Знаю, что не попадут в меня, а все равно страшно, когда видишь темную тучу, закрывающую на мгновение небо, а потом неумолимым росчерком летящую вниз.

Пусть теперь покричат козаки, сраженные меткими стрелами скайль-т-тэйлей!

Ближе к замку к нам присоединился Тауэр. Махнул рукой — мол, все в порядке.

— Скайль-т-тэйли?

«Уйдут. За них не беспокойся. Не ранена?»

Ах, забота! Прямо отеческая!

— Нет!

Где-то среди тех, кто нас сейчас прикрывал, были и те, кто убивал детей. И я снова не смогла посмотреть в их глаза.

30

За столом было людно и очень громко. Я сидела с краю и пыталась запихнуть в себя почти остывшую пшеничную кашу с капустным пирогом вприкуску. Кусок не лез в горло. Обида выплескивалась сквозь сжатые зубы сдержанными ругательствами. Поводов для ругани хватало.

Вчера, едва влетев в ворота замка, я еле успела остановить Вячеслава Ивановича, готовящего подрыв южной башни. Получила едкое и циничное «Привет, сестричка!» от его дочки, что тоже не улучшило моего и так находящегося ниже плинтуса настроения. Вдобавок, после того как Фабис и другие командиры рассказали об Орде, барон с советниками почему-то решили, что в этом виновата я. Грубо послать их не хватило сил по причине полной апатии к происходящему, но, когда встал вопрос об освобождении Рандира и барон заявил, что убийца будет сидеть в тюрьме, что бы ни происходило снаружи, я психанула и вышла, громко хлопнув напоследок дверью. На автомате добралась до еще не занятой моей бывшей комнаты и просто рухнула ничком на кровать. Сил не было даже на то, чтобы расплакаться.

Утром меня разбудил гул голосов под окнами. Так как широкие окна выходили во внутренние дворы, а с наружной стены были только бойницы, то я поняла по раздававшимся крикам и реву животных, что в замке стремительно возрастает количество обитателей. Из пригорода.

К завтраку я опоздала. Но мне милостиво выделили остывшую кашу и кусок пирога, а также место за длинным общим столом.

~~~

Тут меня и нашел Тишин, а чуть погодя в дверях я различила долговязую фигуру эльфа. Следит, чтобы со мной ничего не случилось.

— Ты поела? — Тишин подвинул локтем какого-то детину и нагло уселся напротив меня. — Как ты себе чувствуешь?

Соврать не получилось, поэтому я просто поджала губы и промолчала. Буду я ему рассказывать, что у меня болит! А болит больше всего то, на что не пожалуешься. Пятую точку я позавчера и вчера хорошо сбила.

— Доедай давай, тебя все ждут, — Тишин подвинул мне кубок с разбавленным вином.

— А зачем я ВСЕМ нужна? — с горечью спросила я. — Я же виновата, что ордынцы пришли! Я виновата, что Рандира пытали! Я виновата, что Улетов здесь оказался! Я везде виновата…

Тишин подпер голову рукой и с интересом посмотрел на меня.

— Что? — не выдержала я, когда его молчание стало слишком красноречивым.

— Глупая… — усмехнулся он. — Знаешь, какие баталии развернулись в зале, когда ты ушла?

— Нет, — буркнула я и уставилась в кубок. Обида перегорела в чувство беспомощности и горечь вины. — И знать не хочу…

— Улетов пообещал барону, что оторвет ему язык, если он посмеет еще раз оскорбить его приемную дочь. Фабис объяснил, что если бы не твое предупреждение, то выживших бы не было совсем, а Бальдар дурак такой, какого еще днем с огнем не сыщешь. Его поддержали Аглай и Олекса. А по поводу Рандира — тут барон прав, как ни крути. Посидит пока — ничего с ним не станется. Не беспокойся — теперь его никто и пальцем не тронет. Ну что, удовлетворил я твое любопытство?

— Нет, — я подняла голову, — ты еще не сказал, какое решение было принято.

— О! — восхитился Тишин. — Мыслишь, как воин! Замок оборонять будем — это к магу не ходи! Сдаваться никто не собирается. Барон был сначала против, чтобы горожан в замок пустили, но горожане сами узнали про Орду и тут же ломанулись внутрь. А тут уже закрывай — не закрывай ворота, а людей на погибель не оставишь. Ну, доела? Идем?

Надо было пройти через двор. Вокруг стояли телеги, орали люди, ржали кони, кое-где вспыхивали разборки, стихийно перерастающие в драки, — бардак был ужасающим! Среди этого бедлама пытались протиснуться воины, но им перегораживали дорогу кострища и оглобли, приходилось идти гуськом, чтобы не наступить на вертящихся под ногами детей.

— Это ужасно! — не удержалась я.

— Что? — не понял Тишин.

— Это все! Почему не организован прием горожан, распределение по замку? Почему не выделены комнаты? — Я была в растерянности.

— Комнаты заняли богатые, а все остальные во дворе, — спокойно ответил наемник.

Мы проходили через коридоры, перебираясь через сундуки и тюки с вещами и драгоценностями. Когда я увидела в огромном бальном зале одного человека, восседающего, как король, среди сваленной утвари, а рядом стояли солдаты и отпихивали от дверей желающих войти, мне стало совсем горько. Эти люди, этот замок был обречен на осаду, а может быть, и на взятие. А они воспринимали войну как временное неудобство и не собирались поступаться своим положением даже ради собственной жизни. Мне это напомнило час «пик» в трамвае — вот так же один человек встанет на проходе, и самому стоять неудобно, потому что все толкают, и не проходит в середину, где свободно. Это даже не собака на сене — это намного хуже. А таких зажравшихся уродов еще надо защищать в поте лица своего. Не хочу!

~~~

В зале, где когда-то — кажется, вечность назад — допрашивали Рандира, собрался весь «цвет общества». Улетов с Ириной, — а она тут что делает? — Фабис с еще двумя офицерами, которых представил мне как Игира и Цанда, тут же подпирал стенку Тауэр — но его морду я теперь видела, куда бы ни пошла, командиры наемников Аглай и Олекса — те самые: один с двуручником, а второй маленький и рыжий — остальные легли на том поле. Ну, само собой разумеется, — барон Оскавен и его верные советники. Глядя на их недовольные рожи, я даже не стала вспоминать, как их зовут. Окрестила просто — Первый, Второй, Третий и Четвертый.

— Добрый день! — поздоровалась я, и Тишин отодвинул стул, чтобы я села к столу.

— День добрый — пока мы живы, — отозвался Фабис, и остальные кивнули тоже, здороваясь.

— Господа, позвольте, я дам слово госпоже Леттлерг, — с места в карьер начал Тишин.

Я, честно, офонарела. Чего он хочет? Я рассчитывала, что тихонько посижу, послушаю — мое мнение маленькое, да и опыта в войне у меня никакого, а так, для мебели, сгожусь.

— Я… ничего… мне нечего сказать… — испуганно пролепетала я и сжалась.

— Пожалуйста, — не унимался Тишин, — расскажи мне то, что говорила по дороге сюда.

— Да я…

— Смелее, — поддержал Улетов.

Боги, Да они просто смеются надо мной! Я очень неуверенно себя чувствую, когда люди на меня так насмешливо смотрят. Захотелось опять встать и хлопнуть дверями.

— Я… пока по замку шла, — медленно, едва находя слова, начала я, — тут такое… горожане занимают произвольно комнаты, сгружают вещи где попало, не оставляя прохода для солдат…

— Вот и я о том же! — перебил меня барон. — Я говорил — не пускать их в замок! Они тут такое устроят!

— Подождите, господин барон, — вежливо проговорил Тишин, — позвольте леди договорить!

— Ну… — я решилась, — нужны социальные службы!

— Что?

Такого дружного удивления на всех лицах сразу я давно не видела.

— Какие? Соци… чего?

Я собралась с остатками духа и заговорила уже серьезно:

— Первое — надо точно знать, сколько в замке горожан, из них — взрослых мужчин, женщин, детей. Второе — распределение комнат не в зависимости от знатности и денег, а по количеству людей в семье. В-третьих — расчистить дворы и выделить конный двор и место для приготовления еды — кухня не выдержит такого количества народу. В-четвертых, чтобы люди не боялись за свои сбережения, надо организовать охраняемую комнату, куда бы все могли под роспись сдать свои драгоценности, а в конце осады получить обратно. Дальше — укомплектовать кухонных работников и ополчение из числа тех, кто может держать оружие в руках. Еще — закрыть ворота на выход, оставить только вход, чтобы не бегали туда-сюда — образуется пробка и толкучка перед воротами, и не все могут попасть в замок.

По мере того как я открывала перед мужиками суть организации толпы в ограниченном пространстве, у них широко открывались глаза и с губ сходили язвительные улыбочки.

— …самые большие залы выделить для женщин с детьми — типа детских садиков, чтобы не мешались под ногами и не бегали по всему замку. Да, еще одно — оборона замка должна начаться с внешних, городских ворот — этим мы задержим ордынцев, дадим людям время на эвакуацию и организуем дополнительные трудности при взятии замка. Хотелось бы еще организовать патрули и прочесать пригород, чтобы собрать всех, кто не смог самостоятельно или по какой-нибудь другой причине покинуть свои дома.

Все! Кажется, высказала все, что надумала, пока перебиралась через двор замка.

~~~

— Ерунда это все! — образовавшуюся тишину прорезал высокий истерический вопль барона. — С чернью никто возиться не будет!

Я опустила голову — вот и конец моих реформ.

— А она, может быть, права, — Фабис задумчиво почесал бороду.

— Пока я в крепости командую, Фабис! А ты только мой капитан! — стукнул барон кулаком по столу.

— Если чернь не будет принимать участие в обороне, мы не выстоим — у нас не так много солдат: гарнизон — двести шестьдесят человек. Тишин, сколько твоих?

— Семьдесят!

— Господин Улетов?

— Пятнадцать!

— Аглай?

— Сорок семь!

— Олекса?

— Шестьдесят два!

— И зачем ты это считаешь? — возмутился Первый советник. — У нас крепкие стены, и еще никто их не взял!

— Стены крепки людьми… — тихонько сказала я, но получилось, что в секундной паузе моя реплика была услышана Фабисом.

— Леди права! Пустые стены возьмет любая толпа! А ордынцы тем более! В Уфале тоже были крепкие стены! И что? Города нет!

— Всегда можно сдаться и сохранить жизнь. — Второй советник был еще умнее предыдущего оратора. Старик лет под семьдесят — старику думать о продлении жизни простительно. Это молодость бросается в битву с головой, не думая о жизни и о смерти. А старость хочет урвать себе еще несколько лет беззубого существования.

Я встала. Все взоры устремились на меня. Глубоко вздохнула — сейчас или никогда!

— Вы думаете, что Уфаль сопротивлялся? Я вам расскажу, что я видела… Стены были не тронуты — ни одной осадной лестницы. Уфаль сдался… вернее, его сдали. Люди, которые мыслили, как вы! Перед воротами лежали богато одетые горожане… они несли дары — им просто срубили головы, а всем остальным — в середине города… дети, насаженные на вывески магазинов, женщины, танцевавшие на углях до сожженных ступней или сгорающие заживо… люди хотели уйти — их догоняли по дороге и снимали кожу живьем! Вам этого хватит? Или рассказать еще?!

Я задыхалась от ярости — неужели они думают, что с ними не поступят так же?!

Тишин подошел сзади и обнял за плечи. И только тогда я поняла, что меня трясет от злости.

— Мы подышим воздухом, а то тут очень душно, — дипломатично проговорил Тишин и вывел меня из зала.

За спиной тяжелым гобеленом повисло молчание.

31

Когда мы вернулись, у барона внезапно прорезался здравый смысл. Или это его так «уговорили» — я не знаю, но перемены были налицо. Он отрядил Цанда с двадцатью людьми и Первым советником разобраться с помещениями — кого надо выселить, кого надо поселить. Второй советник взял на себя банковское дело. В смысле организовать хранение ценностей и их прием. По его хитрой морде было ясно, что он очень надеется, что многие сокровища так и останутся в хранилище в связи со смертью владельца. Ну и боги с ним — любое благородное дело должно окупаться. Сейчас не до него. Большее удивление у меня вызвала Ирина Улетова, которая то ли мне в пику, то ли почувствовав возможность проявить свой недюжинный командирский талант, взяла на себя кухню и женщин. Да, с ее характером можно представить размах мероприятия, а вот бабонькам — посочувствовать. В любом случае, это лучше, чем стать жертвой ордынца.

Фабис, как самый старший офицер гарнизона замка, уже обговаривал с Улетовым структуру будущего ополчения. И, кажется, они спелись.

Теперь для меня был важен другой вопрос.

— Господин барон, — я постаралась, чтобы мой голос был ровным и почтительным, — можно мне видеть Рандира?

Барон на секунду задумался, будто речь шла о чем-то очень важном, но в конце концов сделал вид, что смиловался, и разрешил.

~~~

Как я бежала вниз по ступенькам! Эльф едва поймал меня на очередном повороте, когда я с разгона едва не стала местным барельефом. Увидеть моего Рандира — что может быть главнее?!

Тюремный стражник нас проверил и потребовал сдать колюще-режущие предметы. Сдала. Тауэр остался снаружи, а я вступила под темные своды тюрьмы.

Темные своды — это я немного приукрасила. Коридор с закрытыми решетками нишами и двумя длинными узкими окнами в конце. Света и воздуха хватает. Камеры чистые, но пустые. То ли у барона нет преступников, то ли их уже нет. Стражник закрыл за мной внешнюю дверь, и я осталась одна.

— Рандир! — я позвала тихо, а потом, устыдившись своей нерешительности, громко: — Рандир!

В предпоследней камере замаячила фигура. Бегом к ней.

— Ран!

Я прильнула к решетке, пытаясь рассмотреть самого дорогого для меня человека.

— Ран… — прошептала я, касаясь его руки.

— Ника.

Вот и все сказано. Его голос, его руки, его глаза, смотрящие на меня с радостью и нежностью, — каждую минуту я вспоминала о нем, а теперь просто стояла и смотрела.

— Как ты?

— Как ты?

Опять перебиваем друг друга? Как в тот наш первый серьезный разговор.

— Я нормально, — говорю я и улыбаюсь. — Вот… замок в осаде… скоро будет… Орда.

— Я знаю, — спокойно сообщает Рандир.

— Тауэр?

Он кивает. Как же иначе? Эльф же ему сразу докладывает, что да как. Главное — отойти подальше от Улетова.

— Улетов здесь, — надо же что-то говорить, — а барон хоть и соглашается с моими предложениями, но делает это так, что все выходит через жопу. Не могу понять, он то ли специально так делает или тупо не понимает?

— Барон ведет свою игру даже там, где от нее никакой пользы.

Интересное замечание — надо на досуге подумать.

— Что он с тобой делал? — Вот и задала вопрос, который меня беспокоит еще с момента нашего побега.

Рандир не отвечает, а просто берет мою руку и подносит к губам. Я вижу, как он исхудал и осунулся. Темные круги под глазами — это не фингалы, а запредельное изнеможение.

— Тебя что, не кормили?

— Все позади… — целует пальцы Рандир. — Я рад тебя видеть! Это из-за меня ты чуть не погибла…

— Ерунда! Мне бы теперь тебя отсюда вытащить!

— Не волнуйся… — шепчет он и снова целует руку. — Теперь, когда ты рядом, мне ничего не страшно.

— Глупый! — Как же он не понимает, что его жизнь висит на волоске? — Я вытащу тебя!

— Ты меня с того света вытащила уже… — не понимаю, смеется он или серьезен, — что тебе тюрьма по сравнению со смертью?

— Не шути! — я выдергиваю руку.

— И не думал!

— Рандир… я… — Очень хочется сказать что-то важное, но невольно вспоминаю зеленые шальные глаза наемника и замолкаю. Не могу я врать, а сказать правду… я даже не знаю, что же есть правда!

~~~

Дверь со скрипом открывается, прерывая наше свидание. Неужели пора?

— Госпожа, вас ждут!

Чего это я понадобилась? Покидать Рандира не хочется. Так бы и осталась с ним здесь, в тюрьме — главное, чтобы рядом…

— Иди… — чуть заметно улыбается Рандир.

— Я приду еще!

— Ника! — ловит он меня уже на пороге. — Принеси принадлежности для письма и бумагу — хочу написать барону.

— Хорошо.

Дверь за моей спиной закрывается, обрывая во мне горечь вины. Я так и не смогла сказать, что люблю его. Ничего, скажу в следующий раз.

На лестнице меня ждет Тишин. Как будто он решил стать моим вторым ангелом-хранителем! Вон, уже и Тауэра подвинул. Эльф по своей привычке в дела людей не вмешивается. Ему важна только я. Вернее, не я, а то, что во мне. Но пока Дух Изначального живет в моем теле, эльф будет его охранять денно и нощно. Телохранитель, блин!

— Ты не хочешь прогуляться на стену? — Тишин берет меня под локоток, не оставляя выбора.

— А у меня есть возможность отказаться? — обреченно спрашиваю я, и он лукаво подмигивает. Я поняла — выбора нет. Ну что ж — вперед, за орденами…

~~~

Первые атаки отбили ополченцы во главе с наемниками. Фабис решил придержать своих солдат внутри замка. Атаковали ордынцы слабо, почти сразу откатываясь от стен, будто хотели проверить, есть ли защитники вообще. Но даже с тем, что защищать приходилось всего две из трех стен пригорода (третья выходила к реке, и с той стороны атаки можно было не бояться), людей у нас было маловато. Ополчение выставило всего человек пятьсот. Вместе с солдатами мужчин, способных держать оружие, еле-еле набралась тысяча. Насколько я помнила по военной истории, пропорции атакующих и обороняющихся должны быть где-то три к одному. Ордынцев же наблюдалось в пределах видимости около пяти тысяч. Если пойдет серьезная навала, то рано или поздно они замок возьмут. Иллюзий на этот счет у меня не было. Важно было не то, что мы все обречены, а то, сколько мы продержимся. Мир становился все более контрастным — черно-белым. Вот враги, вот свои.

К концу четвертых суток ордынцы пошли на штурм по-серьезному. Лестниц, благодаря рядом растущему лесу, хватало. Одна из стен, не выдержав двухсуточного постоянного обстрела камнями из требушета, рухнула, похоронив под собой четверых не успевших уйти защитников. Бои еще день велись внутри пригорода, благодаря баррикадам и узким улочкам. Утром пятого дня вошедших в предместье ордынцев разбудили взрывы. Это Улетов сумел подорвать заранее заложенные заряды на площадях и основных улицах. На головы атакующим посыпался каменный дождь, а под ногами разверзлась земля. Благодаря этим взрывам и разрушениям мы получили почти день отдыха.

Ополченцы уже не роптали, как в начале, когда пришел приказ оставить пригород врагу. Наконец и они научились ненавидеть и сражаться не по приказу, а вымещая гнев и месть за разрушенные дома и убитых друзей. Единственный, кто меня по-прежнему беспокоил — это барон. Несмотря на его внезапно проснувшийся полководческий талант, некоторые его приказы противоречили здравому смыслу настолько, что приходилось сдерживать в себе желание набить ему морду. Чего стоил только приказ удерживать ворота пригорода, когда была прорвана стена. Это стоило жизни еще шестидесяти защитникам, при том, что ворота удерживать было уже бесполезно. В один из дней барон закрылся у себя в комнате и не выходил целый день. У меня было чувство, что он просто испугался.

Все чаще я ловила себя на том, что командует обороной реально Фабис. Он был на самых опасных точках. Рядом с ним постепенно образовался костяк отряда — Тишин со своими бойцами и два десятка солдат. Эти последними входили в ворота крепости и первыми встречали атаки. Власть барона сменила военная олигархия в лице Фабиса, Тишина и Улетова. При этой тройке непонятно как оказалась я. То ли до сих пор действовало решение Улетова про мое вхождение в состав Оперативного Штаба, то ли это была воля Тишина. Чудны дела твои, Господи! Трое мужчин намного опытнее и старше меня слушали желторотую девчонку, ни черта не понимающую в стратегии обороны, как равную себе. Мне приходилось постоянно одергивать себя, чтобы не начать ими командовать. А ведь ловила себя на том, что, если мое предложение не принималось или еще, не дай боги, входило в стадию ярого обсуждения, хотелось просто приказать и стукнуть кулаком по столу. Нетушки! Власть — она такая, один раз возьмешь, и будешь тащить ее всю жизнь, пока не кончится или война, или жизнь. Власть ломает, заставляет чувствовать ответственность, делать не так, как тебе хочется, а так, чтобы другим лучше было. Поэтому я соглашалась, не спорила, а только прикидывала новые варианты, исходя уже не из моих предпосылок, а из принятого решения. И еще приходилось мириться с тем, что Рандир по-прежнему находился в тюрьме.

~~~

Я стояла на стене и думала, стоит ли спускаться вниз или уснуть прямо здесь, укрывшись плащом. Напряжение осады давило на психику, а усталость отдавалась в руках и ногах гудящей тяжестью. Вчера Рандир передал мне написанную бумагу и попросил отдать Тауэру. Я сдуру предложила передать барону. Рандир мягко сжал мою руку и тихо повторил просьбу. Так просят, когда нет возможности приказать — мягко и очень убедительно. В это время начался очередной штурм, и я, сунув эльфу бумажную трубочку, побежала на стены. И только потом поняла, что могла бы прочитать письмо и не сделала этого — проклятая спешка! Вот теперь стою и маюсь. Как Тауэр сможет передать письмо барону? И для барона ли это письмо вообще? Конечно, читать чужие письма нельзя, но тут уже любопытство боролось с запретами и настоятельно журило меня за спешку.

Тишин подошел тихо и незаметно. Накинул на плечи плащ. Я смотрела на сотни шатров, стоящих вокруг замка. В каждом шатре враг. Сотни шатров. Тысячи людей, и все хотят нашей смерти. За что? Почему?

— Почему? — не оборачиваясь, спрашиваю Тишина.

Он усмехнулся.

— Спроси что-нибудь полегче!

В вечерней тишине шум ордынского лагеря казался далеким и нереальным. Все дома в пригороде, которые могли гореть, догорели. И только алый закат никак не хотел глушить свое ярко-красное солнце. Кровавое солнце. Кровь на стенах… кровь на небе. Я устала от этого цвета. От этого запаха гари и вони. От постоянного страха и криков. Завтра будет новый рассвет… кроваво-красный… и такой же день.

— Идем спать, — позвал наемник. — Ты устала, тебе надо отдохнуть.

— Отдохнем… в аду, — отозвалась я. — Скажи, Тишин, ты слышишь?

— Что? — он прислушался.

— Ребенок плачет. Тихо так плачет. Я не могу понять где.

— Не слышу, — покачал головой Тишин, — тебе показалось.

— Может быть, — не стала я спорить, хотя от этого плача внутри меня все переворачивалось.

— Это от усталости.

— Может быть, — я не сдвинулась с места. Сил спускаться вниз, а потом подниматься на третий этаж в свою комнату не было.

Он обнял меня. Я навалилась на него и положила голову ему на плечо. Вот так бы и стоять — никуда не спешить, ничего не бояться, один краткий момент мира.

Тишин чуть присел и вдруг поднял меня на руки. Я еле успела придержать эфес сабли, чтобы она не стукнула его навершием по лбу. Его глаза были так близко, что в них можно было утонуть.

— Я отнесу тебя, моя леди.

Что ж, неси. Если тебе так хочется. Солдаты вокруг прятали улыбки, но мне было безразлично. Могу я побыть хоть чуть-чуть слабой женщиной? На стенах приходилось сражаться наравне со всеми, а еще раненые, которых мне удавалось за счет своих нитей вытянуть с того света. Я не пережигала каналы, как в первый раз с эльфом и Рандиром — теперь Дух Изначального давал мне достаточно энергии, чтобы я могла ловить уходящие нити. Правда, не все. Многие рвались в руках, многие просто не успевала подхватить, но это война. Тут ничего не поделаешь. Со Смертью приходилось считаться. Один раз я увидела возле койки раненного в живот мужчины тающий образ белой женщины. Кинулась, пытаясь удержать его нить, — поздно. Человек был мертв. А я потом долго не могла понять — показалось мне или я и вправду видела Смерть. Но с того момента я не смогла больше произносить ее имя с маленькой буквы.

Очнулась я от того, что меня укладывали на кровать. Я что, уснула на руках у Тишина? Получается — да.

С меня сняли плащ. Потом сапоги. Я почувствовала, как расстегнули перевязь с саблей, и поймала руку Тишина, когда он расстегивал мне пояс на брюках.

— Расслабься, — попросил он. — Я ничего плохого не сделаю.

— Воспользуешься моим состоянием? — спросила я, но, честно, сил сопротивляться не было, да и не хотелось.

— Ну, ты же не девочка! — с каким-то напряжением улыбнулся Тишин.

— Нет.

— Вот и хорошо. Тебе надо расслабиться. Ты очень напряжена.

— И ты мне поможешь? — съязвила я.

— Помогу, — не заметил иронии наемник, — просто доверься.

Он погладил меня по щеке и, встав на колени, поцеловал в лоб. Потом медленно стал разминать мои ступни. В какой-то момент ему стали мешать мои штаны, и он их снял. Я хотела закрыться. А потом подумала, я ведь и вправду не девочка! Что я как недотрога?! Да, нравится мне Тишин! И что в этом плохого? Пусть возьмет… только очень осторожно. Шевелиться не хотелось.

Его руки уверенно разминали мне икры, перешли выше, и я закрыла глаза, позволяя им гладить и мять мои закаменевшие мышцы.

— Перевернись, — попросил он.

Я с трудом вынырнула из полудремы. Перевернулась на живот, позволив стянуть с себя рубаху. Массаж перешел на спину. Как приятно! Вечность меня так не разминали! У Тишина очень нежные и умелые руки — они становились то мягкими, как перышки, то жесткими, как стальные прутья.

Меня снова перевернули, и я почувствовала на своих губах легкие поцелуи. На задворках уплывающего сознания мелькнула запоздавшая мысль о томящемся в тюрьме порученце, но так же быстро отодвинулась на задний план, освободив место легкому возбуждению и желанию.

— Мне холодно, — пожаловалась я. — Я спать хочу.

— Спи, моя леди, — прошептал Тишин, закутывая меня в одеяло и прижимая к себе.

В этот раз мои привычные кошмары не пришли.

ГЛАВА V

32

Но выспаться мне тоже не дали. Убью козла, который решил посреди ночи перебудить весь замок! Шум стоял такой, что в первый момент я подумала, что ордынцы решили вопреки обыкновению пойти на штурм ночью. Но быстро поняла, что ошиблась. Кричали внутри замка, а не снаружи. Пришлось одеваться и выходить, чтобы узнать причину воплей и беготни.

Пробежав несколько коридоров, я внезапно поняла несколько вещей: во-первых, я вышла не из своей комнаты, во-вторых, я совершенно не ощущала себя разбитой и уставшей, как привыкла за последние дни, и в-третьих — Тишина нет рядом. Ладно, последнее обстоятельство обдумаем потом. Не хотелось бы, чтобы все оказалось сном.

— Что случилось? — поймала я Аглая.

Рыжий наемник махнул рукой в направлении южной башни:

— Лазутчика поймали!

Мы побежали вместе по гулким коридорам, постепенно наполняющимся перепуганными, заспанными людьми.

— Штурм?

— Нет!

— А что?

— Лазутчик! Предатель! Советник!

Мы взбежали на смотровую площадку южной башни, чтобы застать последние мгновения потасовки, неожиданно закончившейся падением со стены Первого советника. Падал он долго, но еще дольше в ушах стоял его отчаянный крик.

— Что произошло?

На площадке при свете факелов стояли Фабис со своими командирами и Олекса и еще человек двадцать солдат.

— Вот идиот! Сам прыгнул!

— …чуть не схватили!

— …еще бы немного…

— …он стрелять хотел из лука…

— Да нет! Его лук в тубе.

— …стрелы посмотрите!

— Давайте тубус сюда!

По рукам пошел тубус и туб с луком. Мне показалось, что тубус передал Тауэр, но, посмотрев на то место второй раз, я не увидела его долговязую фигуру среди собравшихся. Из тубуса начали вынимать стрелы. К одной стреле была примотана белая трубочка бумаги.

— Читайте!

— Сейчас…

— Дайте факелы!

Фабис развернул лист и, вытянув перед собой, чтобы свет падал на бумагу, громко начал читать:

«Предводителю ордынцев! Я, барон Оксавен, хочу сдаться на вашу милость и предлагаю вам за свою жизнь золото по своему весу».

— Предатель!

Толпа сразу пришла в движение. Мужчины кричали и размахивали руками, хорошо, что пока без оружия. Но с таким подходом все может измениться в считаные мгновения.

— Это письмо барона с предложением сдаться! — поднял бумагу Фабис и крикнул, чтобы если кто не слышал, как он читал, то теперь услышали наверняка: — Это почерк барона! И его подпись!

И опять у меня появилось ощущения дежавю. Будто я это письмо уже где-то видела. И даже правый нижний загнутый уголок был знакомым. Но сейчас не до этого. Мужики взбудоражились и двинулись вниз по лестнице.

— Вячеслав Иванович! — успела перехватить я Улетова. — Что произошло?

Майор на секунду задержался и скороговоркой выпалил:

— Кажется, барону надоело сидеть взаперти, и он решился на сдачу. А письмо ты сама слышала. Советник должен был с помощью стрелы передать его ордынцам. Ну, сейчас возьмем барона и все выясним!

По пути к комнатам барона встретили Второго советника, выскочившего в ночном колпаке и нагрудной пластине поверх ночной рубашки. Его подхватили под мышки, и ничего не понимающий старик засеменил в одной тапке в общем направлении.

Внезапно толпа остановилась. Вздох удивления прокатился по рядам. Мы с Улетовым поспешили протолкнуться вперед.

Ох!

Барон нас опередил.

Двери комнат были широко распахнуты, а внутри помещений никого не было.

— Он сбежал!

Второй советник дернулся, и ему удалось, вырвавшись из рук солдат, встать на ноги.

— Фабис! Потрудитесь объяснить, что это все значит!

Фабис резко повернулся и бешеным взглядом уставился на советника.

— А ты, господин Левел, не знаешь, что твой барон с ордынцами списывается?

— Фабис, что ты говоришь?! Ты с ума сошел!

Офицер схватил злополучное письмо и всунул в руки советнику.

— Читай!

— Этого не может быть! — По мере того как глаза пробегали по строчкам, советник все больше бледнел. — Это неправда… — прошептал растерянно он.

— Это ты его подговорил? — Фабис был не просто зол, он был в бешенстве.

— Нет! Не я! Клянусь! — заорал перепуганно советник и рухнул на колени. — Я не знал! Клянусь!

— А где тогда барон?

— Я не знаю! Не знаю!

— Он продал нас! За золото!

У меня внезапно возникла мысль:

— Подождите! — Я подняла палец и, чуть выждав, когда все внимание сосредоточится на мне, указала на советника: — Кажется, это он принимал у населения сбережения, и ключи от сокровищницы должны быть у него. Так?

— Да, да, да! — мелко затряс головой советник.

— Ты открывал ее барону в последние дни?

— Нет! Ключи были постоянно со мной! Вот они!

— Покажи нам сокровищницу. Если барон хотел откупиться золотом, то сокровищница будет пустая и ты его сообщник.

— Я клянусь! Я никому не давал ключи!

— Лучше прекрати орать и топай показывай! — вмешался Улетов.

Советник с трудом встал, поддергивая полы длинной ночной рубахи. Металлический нагрудник смотрелся на нем, как на корове седло. Очень смешно, но абсолютно неуместно.

— Сними хоть доспех, — посоветовала я.

— А вдруг вы меня убьете?! — возразил советник, чем вызвал дружный хохот солдат.

— Не беспокойся, — успокоила я старика, — я буду бить в горло.

~~~

Вопреки нашим ожиданиям сокровищница была полной. Хотя кто может сказать точно, уменьшилось количество золота из сундуков или нет?

— Все цело! — подтвердил советник. — Вот, смотрите по бумагам! У меня все записано — от кого и сколько!

— Да засунь эти бумаги себе!.. — разозлился внезапно Фабис. — Если золото на месте, то чем он собирается платить за свою жизнь?

Вот тут мы тоже застыли. Что-то не сходилось. Раз золото, которое барон обещает в письме, на месте, то жизнь барона ничего не стоит. И вправду, чем же барон заплатит? А может, он еще в замке? И никуда не сбегал? Мало ли, что его нет в комнате!

— Обыщите замок! — Мысли Фабиса текли в том же направлении, что и мои. — И расспросите всех, кто вчера видел барона. Этого заприте в тюрьму…

— Фабис? — я рискнула его прервать. — В тюрьме Рандир… а?

Офицер секунду смотрел мне в глаза и, поняв, что я не отстану, дополнил приказ:

— …а порученца выпустите.

Уф! Наконец-то!

И все же что-то было неправильное в этой всей ситуации. Будто пазлы — уже картинка видна, а не все еще кусочки на местах или не совсем на своих местах.

~~~

Грудь жжет, будто там поселился маленький огонек. Глупый. Просится на волю и никак не может понять, что свобода для него смертельна. А держать его в себе может оказаться смертельно для меня.

— Тауэр!

Эльф вырастает рядом.

— Где твои чертовы скайли? Пусть забирают своего Духа.

Я не злюсь, просто у меня нет другого выбора. Скоро мы сожжем друг друга, но пока можно терпеть.

«Госпожа, скайл-т-тэйли не могут войти в замок».

— Почему?

«Камни. Мертвые камни под ногами. Они их убьют».

— А как же ты?

«Моя кровь смешана с человеческой. Мне тяжело, но я могу здесь находиться».

— Но мы отсюда тоже не выйдем!

В глазах эльфа такая боль, что я со своим огоньком и рядом не стояла.

«У скайль-т-тэйлей нет больше магов. Их всех убили. Другие племена, где родились Тело и Душа, уже направили своих магинь сюда, но они будут не раньше, чем через пару дней. Вы сможете удержать его еще несколько дней?»

— Смогу, Тауэр, — мне кажется, что смогу, но боль становится сильнее с каждым часом. — Не волнуйся.

Я улыбаюсь ему, но улыбка помимо воли превращается в оскал. Что ты думала, девочка, когда связывала себя с Изначальным? Это же не ребенок. Обычный ребенок и тот иногда ножкой дернет, а мать скрутится от боли, а тут — магический. Его ручки-ножки хотят двигаться, он пытается соединиться с остальными своими частями, а ему не дают. Нет, он не бесится, не злится, для него естественно рваться на волю. А я ему мешаю.

— Только постарайся побыстрее…

Задачка номер два — как нам выбраться из этого чертова замка? Вариант с атакой на вражеские позиции — а что? Прикольный способ самоубийства! Пока мы от ордынцев только бегали и прятались за стены, а лоб в лоб они еще не получали. С исчезновением барона персонал замка стал неуправляемым. Еще не до конца выяснили, кто и зачем причастен к побегу, а стражники и наемники уже устроили драку из разряда «чьи яйца круче». Круче всех оказался лейтенант Юцупов, не пожалевший двух патронов — один в воздух, а второй под ноги дерущихся, а потом обложивший драчунов таким русским слогом, что мужики и без перевода поняли.

Но выяснение отношений на этом не закончилось. До самого утра замок стоял на ушах. Наше коллективное посещение сокровищницы вызвало не менее активное желание у горожан разобрать свои сбережения обратно по карманам, а так как главный бухгалтер по приказу Фабиса был за решеткой, то все шишки посыпались именно на офицера. На гребне страха за свои кровные началось неконтролируемое «переселение народов». То есть банальный сумасшедший дом в отдельно взятой в осаду крепости. Через час вопрос о правомочности командования Фабиса и офицеров встал в такой полный рост, что с минуты на минуту мог вылиться в банальный бунт. Горожане, которых оказалось большинство, ни за что не хотели подчиняться солдатне, аргументируя это тем, что она не имеет дворянских званий — в общем, они были правы, если бы не одно «но»… за стенами стояла Орда. А это многое меняло.

Я тоже оказалась в эпицентре разборок.

— …давай еще ворота откроем!

— Пасть закрой, девка!

— А что — сила есть, ума не надо? Лучше мозгами подумай, а не тем, что между ног! Кто будет на стенах, если вы все свои кубышки охранять по углам будете? Или я должна ваши шкуры прикрывать?! Так я заткнусь! И на хрен вы мне сдались! Не сегодня — завтра Орда возьмет крепость и вздернет тебя и твою семейку на воротах! А твое золото тебе же в жопу и запихает!

— Фабис пусть своей солдатней командует! А нами не надо! Я не хочу, чтобы всякое из помойки вытащенное мною распоряжалось!

Фабис на этих словах побелел как мел и развернулся:

— Давай посмотрим, из какой помойки ты вылез?!

— Ты, офицер, думаешь, тут не знают, что ты в Уфале отхожие места чистил?

Кажется, сейчас будет убийство. Фабис пошел пятнами, его безумный взгляд не сулил ничего доброго и вечного.

— Фабис! — Улетов схватил офицера за руку, в которой уже была рукоять меча. — Прекратить споры! А если кого волнует пролетарское прошлое командира гарнизона, то пусть предъявит свои дворянские корни! В эту минуту, когда враг у ворот, мы все должны объединиться и не дать Орде захватить наши семьи! Мы должны, невзирая на происхождение и расовые предрассудки…

Боги, где-то я это уже слышала! Такое впечатление, что диктор Советского информбюро вселился в Улетова и сейчас я услышу сокровенную фразу: «Родина-мать зовет! Враг будет разбит! Победа будет за нами!» Но на стоящих мужиков эти слова оказывали волшебное воздействие. По мере того как майор торжественным тоном говорил о победе над врагами, на лицах горожан появлялись надежда и уверенность. Штампы штампами, но именно они должным образом воздействовали на психологию толпы и заставляли ее поверить Улетову.

В наступившей тишине я не сразу поняла, что происходит. Отвлеклась на секунду и не заметила, как рядом с Фабисом появилось еще одно лицо. До безобразия знакомое.

Рандир медленно обвел тяжелым взглядом горожан, отдельно почтив вниманием основных зачинщиков, и медленно, словно нехотя, заговорил:

— Многие знают меня. Но для тех, кто не знает, я представлюсь: я личный порученец Его Величества короля Далинала, Вазиана Четвертого. Меня зовут Рандир.

Хмурый мужичок с рыжей бородкой неожиданно протянул руку и заявил:

— Знак! Покажи нам свой Знак!

Рандир хмыкнул, но глаза остались холодными и жесткими:

— Значит, хочешь увидеть Знак? Так не веришь?

Споривший со мной мужчина тоже кивнул:

— Мы знаем, кто ты, но пока это только твои слова. У тебя может и не быть Поручения в этой крепости!

«Тауэр, что такое Поручение?» — я, кажется, теряю нить разговора, и это мне не нравится.

Ответ пришел сразу: «Когда он говорит от имени короля. Если он будет говорить от своего имени — Знак не появится».

Он думает, я вот так сразу все и поняла? Но одно до меня дошло — если знака не появится, то горожане разорвут Рандира и нас вместе с ним на мелкие кусочки. Патриотическая речь майора только отвлекла на время народ от Фабиса, но даже его воззвания к «чести и совести» в этой толпе не сильно и сработали. Толпа хотела золота, а если еще к золоту прибавится кровь — то это еще лучше! Наша кровь.

Рандир еще раз оглядел народ. Медленно, слева направо. Будто желая запомнить все лица — недоверчивые, откровенно насмешливые, выжидающие, растерянные, испуганные, гневные. Всех вместе и каждого по отдельности. Так же медленно снял с плеч рубаху, обнажив торс. По рядам прошелся легкий, как ветерок, удивленный вздох. Едва зажившая сетка ожогов и ран.

«Тауэр! — я вдруг ощутила, как меня захлестывает неконтролируемая паника. — У него есть знак?»

«Был…» — слишком краткий ответ.

Мне пришлось сжать зубы, чтобы сохранить каменное лицо. Спокойно, девочка, спокойно! Рандир знает, что делает! Поверь ему! Поверь в него! У него должен быть этот гребаный Знак! Или сейчас будет бойня!

Рандир провел по груди рукой и что-то прошептал. Народ замер в предвкушении. Несколько мгновений ничего не происходило, и я почувствовала, как в воздухе разливается напряжение, в сотую долю секунды готовое превратиться в крики. Но именно в это мгновение воздух возле груди порученца слабо замерцал. Рандир слабо дернулся, но заставил тело закаменеть в диком напряжении.

Сначала появились крылья. Синие с красными и золотыми прожилками. Вслед за крыльями проявились две огненные точки — глаза. А дальше я не смогла разобрать — то ли волк с крыльями, то ли птица с пастью. Но и не до этого мне оказалось — Рандир сжигал себя, чтобы выявить Знак, которого у него сейчас не должно было быть! У него не было Поручения в крепости!

Если бы тогда, на поляне, я не соединила наши энергии, если бы не держала его своим сердцем, я бы ни за что не почувствовала, как одна за другой сжигаются его нити.

«Ран!»

Нет ответа. Он меня не слышит и вряд ли услышит когда-либо. Из прокушенной губы на подбородок тоненькая струйка.

~~~

Энергии закручиваются в спираль, цветными бликами срываясь с пальцев. Водоворот вокруг Рандира, как вода вкруг камня — обтекают, образуя пустое пространство, не смея приблизиться и коснуться порученца. Буйство огненно-золотых и синих крыльев, обжигающая ярость желтых глаз — Знак Поручения. Настоящая магия. Она не сочетается с моей простенькой энергетикой. А в магии я полный профан. Стою, беспомощно лупая глазами, и могу только наблюдать, как скручивается мой бесполезный круговорот цветных нитей-энергий.

Знак стал медленно затухать, и Птица, сверкнув крыльями напоследок, растворилась на груди Рандира. Ни следа того, что только что было.

— Больше претензий нет?

Толпа заворчала, как побитая собака:

— Нет, господин Порученец. Никак нет.

— А теперь слушайте сюда. — Голос Рандира звучал спокойно, только по обильной испарине можно было судить, сколько стоило ему такое спокойствие. — Замок Плидон и окрестные земли в связи с предательством бывшего владельца замка барона Оксавена с этого дня переходят под управление графа Улетова. Понятно?!

Мужики закивали головами, с удивлением глядя на нового своего владельца. Сам же Улетов скривился, будто нажрался зеленых слив.

— Я не играю в твои дворянские игры, — прошипел он, благо, что на русском, так что кроме меня и Рандира это никто не понял. — И свой титул можешь засунуть себе в…

— У тебя нет выбора, майор, — одними губами отозвался Рандир. — Бери власть!

— Сукин сын! — бросил Улетов через плечо, выходя на середину залы.

— Слушай сюда! У нас нет времени грызть друг другу глотки! Кто недоволен, может проваливать — я прикажу открыть ворота! Остальные будут слушаться меня беспрекословно! Понятно?

— Да! Да!..

— Хорошо! Горожане пусть выберут из своего числа пять представителей, которые войдут в Совет! Фабис назначается командующим гарнизоном крепости. В его подчинение входят все военные подразделения, включая ополчение. Капитаны наемников и остальные члены Совета — совещание через час в главной зале. Все! Остальные — занять места согласно распорядку на стенах.

Толпа, офигевшая от такого поворота событий, поспешила покинуть пиршественную залу и заняться своими делами, в том числе и завтраком, о котором все благородно забыли.

~~~

Я уже хотела подойти наконец к Рандиру, как Улетов, до этого неподвижно стоявший и ожидавший, пока за последним горожанином закроется дверь, резко развернулся и оказался лицом к лицу с порученцем.

— Ты знаешь, что я не буду играть в ваших дворянчиков! — кипя от злости, чуть ли не закричал он. — Я не принял и не приму от вашего короля никаких титулов! Ты это знал и подставил меня, как последнего идиота! Что мне теперь делать? Ты, сукин сын, это все подстроил!

И тут я вспомнила письмо. Загнутый нижний правый угол, который я сама случайно пригнула. Как? Каким образом Рандир смог написать почерком барона да еще подписаться? А я, как дура последняя, передала компромат эльфу, который подложил его ничего не подозревающему советнику. Еще одна невинная смерть на твоей совести, Рандир. Не давит? Неужели он все это спланировал заранее? Все-таки надо тебя изловить, поставить к стеночке и задать пару десятков вопросов. И попробуй только не ответить!

— И не думай, что буду в вашем буржуазном обществе жить! Мне оно вот где сидит! Понял?!

Рандир, до этого стоявший абсолютно неподвижно, медленно, тяжело поднял голову. На Улетова он не смотрел. Он вообще ничего не видел перед собой от боли и напряжения.

— Нет, — прошептал он.

— Что ты сказал? — почти ласково спросил Улетов, но в этой ласке было столько злобы, что лучше бы он кричал.

— Ты примешь титул, граф, — еще тише проговорил Рандир.

— Что? — не расслышал Улетов и подошел вплотную к порученцу. И только тогда я заметила, что в правой руке Рандир сжимает каких-то красных червей. Нет, не живых — магических. Вот видеть могу, а сделать ничего уже не успеваю. Рандир резко бьет рукой в плечо майору, и магическая печать, которую он до этого сжимал, впивается в плоть.

— Твою мать! — взвыл, как бешеный медведь, майор и отлетел к стене. Рука дернулась сначала к красному знаку на плече, но на полдороге поменяла направление в сторону кобуры. — Ублюдок!

Ствол «ТТ» вжимается в переносицу порученца, а палец на курке выдавливает слабину.

— Я тебя пристрелю прямо здесь, сволочь! — орет, уже не сдерживая боль и ярость, Улетов. Представляю — с его-то неприятием магии получить магическую метку — боль должна быть сумасшедшая.

Рандир тяжело дышит, но стоит неподвижно под дулом пистолета. Только в глазах такие решимость и обреченность, что хочется закрыть его собой. Хочется, а не могу сдвинуться с места — пальцы холодеют от отчаяния. Рандир не дрогнет. А майор давит на курок, и ни проблеска человечности в безумных глазах. Два волка. Хуже — два демона, и ни один не отступит.

— Папа! — От этого крика тишина вздрогнула и раскололась. Я поняла, что последнюю минуту почти не дышала, боясь спугнуть чудовищное напряжение смерти.

— Папа, уймись! Успокойся! — Таня бесстрашно встала рядом с отцом и вцепилась в руку, держащую пистолет. — Папа…

— Таня? — Улетов только сейчас заметил, что кроме него и порученца в зале еще присутствуют люди. Он судорожно вздохнул и поморщился. — Ненавижу магию! — заявил он уже почти спокойно и, бросив «ТТ» в кобуру, сжал плечо. Печать уже въелась в кожу и не отсвечивала. По крайней мере, я ее больше не видела и не чувствовала. — Этот сукин сын все-таки сделал меня дворянином, Таня. Вот так. А ты теперь дочка графа — графка, графинька. Вот так, Танюша… Идем, что ли? Мамке скажем…

И, больше не глядя ни на кого, семейка Улетовых покинула зал.

«Рандир!»

Я оглянулась на крик только для того, чтобы увидеть, как подкашиваются ноги порученца, и успела подхватить вместе с Тауэром падающее тело.

— Рандир!

~~~

Совет я чинно похерила. Прямого указа насчет меня не было. Забыли — и ладно. Сижу возле своего ненаглядного порученца и очень хочу сделать то, что не доделал майор. То есть добить, чтобы не мучился.

Вот уже битый час Рандир тихо стонет, не приходя в сознание. Или вскрикивает и сжимает зубы, пытаясь искрошить их в порошок. Тело сотрясают судороги. Эльф сидит рядом, исчерпав свои возможности проникнуть сквозь ментальные барьеры и найти отклик в мечущемся сознании.

Я осторожно дотрагиваюсь до лба. Жар. Парень выжег себя Знаком Поручения и чуть не сгорает теперь. И сгорит, если ничего не сделать.

— Тауэр… уйди, — эльф смотрит на меня с недоумением. — Посторожишь в коридоре… чтобы никто нас не тревожил.

В глазах эльфа появляется понимание, и он, едва заметно улыбнувшись, скрывается за дверью.

Непослушные пальцы никак не могут управиться с застежками. Я тоже дрожу, но не от холода. Твой огонь, Рандир, и мой маленький неспокойный огонечек — мы должны справиться. Вместе. Вдвоем.

Я ложусь рядом и обнимаю его. Стягиваю все свои энергии в кокон. Мы или выживем вместе, или вместе умрем. Хотя кто же нам позволит умереть? Так что мы должны справиться! Ведь так, Рандир? Мой Западный Ветер…

33

Никогда не думала, что просыпаться в объятиях мужчины так приятно. За окном дождь. Значит, штурма сегодня не будет. В такую погоду надо находиться под крышей, завернувшись в одеяло и прижавшись к теплому боку любимого. Именно то, что я и делаю.

Он мерно дышит. Жар спал. Вот и хорошо! Моя рука лежит на его груди. Под пальцами стальные пластины мышц. Голова на его плече, как на самой мягкой подушке. Рандир еще спит.

Рука скользит по его плечу, нащупывая нити шрамов. Спускается по ним, находит новые. Как их много! Если бы он не спал, я бы постеснялась так нагло исследовать его. Но где-то внутри я восхищаюсь им и млею от этих боевых отметок. Стараюсь не трогать недавно затянувшиеся раны — как они ему достались, я видела сама. На левом боку длинный рубец, уходящий вниз, к животу. Я исследую его, нежно ведя пальчиком вдоль шрама. Внезапно мою кисть перехватывают. Вздрагиваю, как девчонка, которую поймали за кражей банки варенья, и вскидываю лицо.

Рандир уже не спит. Черт! Знала бы, что он проснется — никогда не начала бы свои «исследования». Что он теперь обо мне подумает? Дергаюсь, пытаясь вырвать руку из его ладони.

— Ника! — я замираю, как пойманная мышка. Мгновение длится и длится, и наконец: — Спасибо!

Ох!

— Ран!

Он оставляет мою руку, но только за тем, чтобы погладить меня по голове.

— Спасибо… — повторяет он и пытается улыбнуться. — Ты меня в четвертый раз спасаешь…

— Ага, будешь должен, — ерничаю по привычке, но выбираться из его объятий не спешу. Мне спокойно с ним. Наверное, так, как не было еще хорошо ни с одним мужчиной. — Подожди, а почему в четвертый? На поляне — раз, из тюрьмы — два, утром — три. А где четвертый?

Не люблю, когда лишнее на меня вешают, но и когда мне слишком много должны — тоже напрягает.

Рандир поднимает глаза к потолку.

— Барон — мастер по части пыток. Я думал в какой-то момент, что готов сдаться или сойти с ума, и тут… образ водной глади, полной звезд, и луна посредине озера, и вдруг прямо в центре отраженной луны встает богиня! Будто взлетев из воды, она осыпается тысячами капель. Ее безупречная фигура обнажена…

И тут меня перемкнуло — озеро, ночь, взлетающие капли… стоящая фигура на берегу… недовольство Улетова.

— Тауэр сволочь! — констатирую я и пытаюсь ударить кулачком по груди Рандира.

Он смеется и перехватывает мои руки.

— Сволочь, — соглашается он, — но без тебя бы я не выжил. Только этот образ держал меня… Прости…

— Да ну вас! — но обидеться всерьез не получается. Но я буду мстить!

— Рандир, ответь мне на парочку вопросов!

— Хорошо.

— Письмо-компромат на барона — твоих рук дело?

— Откуда?.. А, ладно! Моих.

— Как?

— Нас учили запоминать и воспроизводить любой почерк и любую подпись, даже если ты видел ее один раз. Это входит в обучение Порученца.

На языке вертелись сразу два вопроса — хотелось задать и тот и другой, но приходилось выбирать.

— Зачем?

— Барон не смог бы удержать замок, а Улетов сможет. Тем более я предполагал, что барон сам что-нибудь такое вытворит. Я опоздал буквально на день. Теперь надо выяснить, куда все же он делся. Нельзя оставлять его без внимания — чует мое сердце, мы с ним еще увидимся… и я тогда… тоже смогу вспомнить кое-что из обучения.

— Рандир! — Мне не понравилось, как он это сказал. — Оставь барона в покое. Он сам себе дурак и злобный баклан!

Мужчина повернул голову, и я увидела совсем рядом его глаза цвета штормового моря. Темно-темно-синие. И такие же, как море, глубокие.

— Ты права… ну его, этого барона! Ты — лучше…

— Что?

Но Рандир уже прижимает меня и целует. Потом еще и еще.

— Ты не против?

Нашел, что спросить? Лежат обнаженные мужчина с женщиной в одной постели… и? Дурак ты, Рандир!

Конечно, нет!..

~~~

Рандир сел на краю кровати. Спиной ко мне. А спина у него тоже интересная — ровные полосы шрамов от правого плеча к бедру. Пороли, что ли? Спрашивать мне показалось стыдно, а вот разглядывать — нет.

Почувствовав мой взгляд, Рандир обернулся, и мне волей-неволей пришлось посмотреть в его глаза. Взгляд через плечо, будто вспоминал что-то и не мог вспомнить.

Я тоже ничего не хотела говорить. Боги, когда же я научусь задавать вопросы? Не те, глупые, которые так и рвутся с языка, а нужные, серьезные вопросы.

Он открыл дверь и вышел на небольшой балкончик. Прямо под не прекратившийся с ночи ливень. Псих!

— Люблю дождь…

Это было сказано тихо, но я расслышала даже сквозь шум воды.

Я хмыкнула. Любить дождь можно, но не тогда, когда он льется за шиворот со скоростью ведро в минуту — нет, я лучше полежу под теплым одеялом и наслажусь наполненной влагой минуткой отдыха. Пусть сам под дождем парится!

— Эй! Стой! — Я не заметила, как он закончил свои водные процедуры, и очнулась только тогда, когда Рандир попытался залезть обратно в кровать. Мокрым и холодным. — Не лезь!

Он остановился, будто наткнувшись на каменную стену, которой быть не должно, и ударился с размаху. Очень больно и очень обидно.

— Ты мокрый! — попыталась я прояснить ситуацию. — Всю постель вымочишь!

Закаменевшие плечи расслабились, и Рандир с облегчением засмеялся:

— Не любишь воду?

— Да ну вас! — я насупилась. — Прилезут мокрые и холодные… Я вам что, грелка?!

— Вам — это кому?

— Мужикам! — безапелляционно заявила я и показала язык.

— А что, были другие?

Стоп, девочка! Шутки шутками, но грань должна быть проведена четко.

— Рандир. Как ты понял, я не девочка, — я сбросила шутливый тон и твердо посмотрела ему в глаза, — я не знаю, как в вашем мире, но в моем количество партнеров не обсуждается. Говорю сейчас и больше говорить на эту тему не хочу — да, у меня были мужчины. Все?! Или еще что-то?

— Извини, — Рандир не стушевался, он просто принял правила игры. — Не буду.

И замолчал.

Все-таки я его обидела. Другая женщина свела бы все к комплиментам, а я, как дура, границы обозначаю — от сих пор и до сих! А больше не сметь!

— Извини, Рандир, — попыталась исправить ситуацию я, — у тебя ведь тоже есть вопросы, на которые ты бы не ответил.

Он приподнял бровь:

— Это какие?

Я набрала воздуха и выдохнула:

— Про сестру и про огненный знак.

Сказала и прикусила язык. Блин! Что же я творю?! Мне очень хочется узнать, но разве это повод, чтобы совать свой любопытный нос в тщательно оберегаемые тайны?

Но Рандир уже встал и направился к дверям. Так, как был — в мокрой простыне вокруг бедер и капая водой с длинных волос. Боги, что же я наделала?!

— Рандир, извини!

— За что? — повернулся он возле дверей и, увидев мое перепуганное лицо, пояснил: — Я только хотел служанку позвать и попросить принести еды. Я голодный. А ты?

А я? Вчера днем удалось поесть. Потом до вечера на стене простояла. Потом Тишин. Ночью — барон и этот весь цирк. Сейчас где-то середина дня, хотя за окном низкие свинцовые тучи, расщедрившиеся проливным дождем, и определить время на глаз не получается.

— Да… — растерянно проговорила я.

~~~

Рандир развалился в кресле, сменив мокрую простынь на принесенные той же служанкой штаны. Но дальше одеваться не стал. Мне же пришлось натянуть и рубаху, и брюки, что не помешало, стащив с подноса тарелку с кашей, забраться с ногами в кровать. Да еще и укутаться в одеяло — Рандир специально или случайно не закрыл балконную дверь.

— Я расскажу тебе про сестру, — тихо начал Рандир, и я превратилась в слух. — Нас было пятнадцать детей. Для тех мест, где я вырос, многоженство обычная вещь. Жены, наложницы… Мой отец был чиновником не очень большого ранга, но денег хватало, а мужчина он был видный, вот у нас и было пять старших жен и три младшие жены-наложницы.

Если Рандир хоть капельку похож на своего отца, то я понимаю этих женщин. Интересно только, как они не повыдирали последние волосы друг у друга за право провести ночь с мужем.

— Моя мать была второй женой. А я ее единственным ребенком. Самой старшей, на два года, была моя сестра от первой жены. Мы с ней всегда были заводилами. Мы дрались вместе и играли — знаешь, какая это орава, пятнадцать детей мал мала меньше? Компания у нас была веселая. И детство до одиннадцати лет было счастливым — это я сейчас понимаю, а тогда мне хотелось чего-то большего, чем бегать по улице во главе малолетней ватаги. Понимаешь, у нас не было различия, от какой ты матери родился — все семья. Это было главное. А потом… Отец чем-то проштрафился, и его посадили в тюрьму. Не казнили — нет, для казни он не настолько тяжелый поступок сделал, подпись не там поставил или что-то вроде того… Я тогда не понимал, а нам, малышне, не сильно об этом рассказывали. Просто в один день мы оказались на улице — все сразу. С матерями, няньками, прислугой. Сначала продали все ценное. Разделили поровну — без того, что большее старшим женам… Выживали, как могли. Держались вместе. Мы с сестрой работать начали — я на пристани, а она белье стирала с другими женщинами. А потом пропала одна из младших жен. Забрала своего ребенка и в придачу все наши деньги и исчезла. После этого пошли свары. Мамки ругались между собой. А мамки ругаются, и малышня следом. Я старший был — еле успевал за ними следить…

Рандир на секунду замолчал. Продолжил уже не так резво, а будто взвешивая каждое слово:

— В тот раз ур-хаи прошли рядом, нас не задели… но лучше бы ур-хаи, чем… люди. Те, по чьим землям проходили ур-хаи, бежали к нам. Селились на уже занятые земли, а там, где не хотели местные подвинуться — просто убивали. Началась война. Все против всех. Мамок убили сразу… и еще двоих детей. А сестра собрала остальных и вывела из города. Как она умудрилась — до сих пор страшно… везде убивают, а мы взялись за руки, цепочкой идем. На нас не так чтобы внимание обращали, а если обращали, то мы гурьбой падали. Кто постарше, младших собой прикрывал. Так мы Юна и Кайль потеряли. Даже не похоронили толком… А Ринат поклялась, что больше не допустит смертей. И мы ей поверили…

Жрали все, что под руку попадалось. Где-то крали, где-то дрались за кусок хлеба — малых надо было кормить… я первый раз убил, а потом уже нестрашно было. Главное, что мы смогли выйти к внутренним землям и не потерять никого из малышни. Нас пристроили в сиротник. Только Ринат туда не пошла. И я вместе с ней. У сестры была навязчивая идея продать всех детей.

Что? У меня, наверное, лицо перекосилось после этой фразы: «Продать детей»! Да я в самом страшном сне не могу себе такое представить! И это говорит Рандир?! Ужас!

Рандир понял, что сказал не то, и поспешил объяснить:

— У нас детей покупают бездетные. Или те, кто хочет еще одного ребенка, а не может.

— А-а-а… усыновить.

— Кажется, это у вас так называют. В Далинале рабства нет, и никто даже не подумал бы, что можно кого-то поработить. Детей покупают у родственников — никто другой не может их продать. Ринат хотела продать только в хорошие семьи. Пришлось побегать… за полгода мы всех пристроили. Вот тут меня и заприметили из Королевской Школы. Ринат была так рада, что я не мог отказать и огорчить ее. Королевская Школа — это то, о чем она мечтала, но девочек туда не берут. У нее была мечта — стать телохранителем и всех защищать. Ее сильно изменили наши полгода странствий…

Полгода… как спокойно он это говорит. Представить себе не могу — целых шесть месяцев — сто восемьдесят дней полуголодные дети идут по залитой кровью земле, среди трупов, среди зверств, и ведет их тринадцатилетняя девочка. Да крышу рвет от такого! Рандир не рассказывает всего, но и не нужно… и так волосы дыбом.

— Ринат я больше не видел… до того самого дня.

И пауза. Длиною в два удара сердца или в вечность.

— Поручение — это как приказ, только с обязательным выполнением. Когда дают Поручение, на тело наносится магический Знак. Он является гарантом, что Поручение будет выполнено, и твоим пропуском везде, даже в королевские покои, если твое Поручение это предусматривает. Показавшему Знак никто не может отказать — он носитель Слова Короля и находится при исполнении. Но если Порученец преследует свои цели — Знак может и не показаться. Тогда за ложь его казнят. Но если Порученец не смог выполнить задание — Знак его сожжет.

— Тогда как же ты?.. — не удержалась.

— Я? — переспросил Рандир и криво усмехнулся. — Я встретился с сестрой.

И я поняла — еще раз перебью и буду довольствоваться вот такими недосказанными намеками.

— У меня было Поручение — убить семью одного человека. К тому времени я уже исполнил несколько Поручений и не видел в нем ничего особенного. Враг Короны должен быть уничтожен, и все. Но у этого козла хватило ума нанять телохранителя… Ринат. Когда я убивал его и его жен, я просто попросил сестру не мешать мне — нельзя противиться Порученцу, да и не смогла бы она. Нас тренировали не в пример лучше, а она всего достигала сама, без учителей… И она не стала поперек Королевской Воли. Был бы я просто разбойником или убийцей — тогда бы она защищала, а так… ей же дороже было бы, если бы она выжила.

Рандир сжал кулаки, но продолжил тем же спокойным и размеренным тоном:

— Мы бы так и разошлись, если бы… в приказе было сказано: «всю семью». У них было пятеро детей. От трех лет до четырнадцати. И Ринат не могла этого допустить. Я тоже…

Знаешь, что в Поручении хорошо? То, что тебе только говорят, ЧТО сделать, а КАК и КОГДА, ты выбираешь сам. Сестра попросила дать ей месяц, а потом уже убивать. Ее или детей — как получится. За этот месяц она хотела сдать экзамен на высочайшую категорию, когда телохранитель становится родственником по крови с теми, кого защищает. Это очень сложно… При других обстоятельствах Ринат на этот экзамен не решилась бы. Я был рядом с ней весь этот месяц. И с детьми тоже. Странная у нас была жизнь — Королевский порученец, дети убитого им врага короля и их телохранитель. В пору было с ума сходить — все боялись и все друг другу доверяли так, как никому раньше. Дети знали, что от меня им никуда не деться, и верили мне, что я их не убью до тех пор, пока Ринат не сдаст экзамен… или не провалится. Ринат верила мне, что я сумею сдержать Знак и не позволю ему взять верх над собой. А я верил, что сестра сдаст экзамен и выход будет найден. Знаешь, Знак ведь почти живой… когда цель близка, он начинает оживать, а когда она совсем рядом, может и поторопить. На тот случай, если Огненная Птица попытается захватить власть надо мной, мы с Ринат нашли комнату в подвале, которая запиралась на защелку. Заходишь, и дверь захлопывается — изнутри не открыть, только снаружи. Когда я чувствовал, что Знак начинает мной руководить, я уходил туда. Вот тогда я и изучил эту Огненную Птицу. Всю… до самого последнего перышка, до всех оттенков боли, на которые он был способен. Но все равно — это было мое лучшее время рядом с сестрой. Мы знали, что один из нас умрет, и ценили каждый час, даденный нам…

Любил ли Рандир свою сестру как женщину — я так и не поняла, а спросить… нет, никогда не спрошу. Это слишком… подло. Рандир и так раскрылся дальше некуда. А пошлые мысли можно засунуть в… где им самое место. Головой надо думать, а не ревновать, где не надо!

— В тот день Ринат забрала детей, а мне назначила встречу в порту. В полдень. Я ждал сколько мог… я дождался этого гребаного полдня! Знаешь, я хотел, но даже я не верил, что она сдаст экзамен. А она сдала! И успела еще пройти обряд единения и стать их старшей сестрой. Тут же, на правах старшей сестры, в присутствии судьи и мага отрекла детей от их фамилии и продала в другие семьи. Вывела из-под удара. У меня-то Поручение было — убить семью, а если дети уже принадлежат юридически к другому дому, то и мое Поручение, считай, закончено. Знак не сопротивлялся и позволил детям уйти. А вот Ринат… ее некому было вывести из-под удара.

Она ждала меня на портовой площади. Она хотела, чтобы мы сразились… она очень хотела знать, чему меня научили. И я исполнил ее последнюю просьбу. Ринат умерла у меня на руках. А люди стали называть меня Ашуном — королевской собакой, способной ради Поручения загрызть собственную сестру. Иногда мне кажется, что я не мог поступить иначе, а иногда — что должен был найти другой выход… с тех пор и ищу.

Рандир не смотрел на меня. Его взгляд был пустым. Он видел сейчас не комнату в замке, а портовую площадь с умирающей сестрой. Детей, которых она защитила ценой своей жизни. Я захотела подойти и обнять, но в тот момент, когда я уже собралась встать, Рандир поднял голову и заговорил опять. Теперь уже отрывисто и жестко, как рубил:

— Мастера не хотели признавать Поручение выполненным. А повторно Поручение не дается. Но можно было узнать, в чьи семьи продали детей. Судьи на такие вопросы не отвечают. Я знал… но не собирался говорить. Меня наказали за мое упрямство. Идиоты! Как будто их плети что-то значили по сравнению со смертью Ринат! Да! Я убил сестру! И не стыжусь этого! И мне плевать, что и кто говорит об этом! Пусть они своими грязными слухами подавятся!

Мужчина замолчал… Остальное, невысказанное, пряталось в уголках его глаз предательской влагой. Дрожало и не смело скатиться вниз по застывшему маской лицу. Рандир резко встал и вышел на балкон. Дождь точно не заметит, что вместе с его каплями на камень упадет еще парочка капель воды… или не упадет. Сколько времени он держал это в себе? Сколько лет? Никому ни слова, ни полслова, отзываясь на Ашуна с ледяным спокойствием. Могу ли я… имею ли я право его жалеть? Жалеть и этим самым унизить мужество его сестры?

— Рандир, — он обернулся, — для меня было бы честью познакомиться с твоей сестрой.

Он улыбнулся. Чуть-чуть. Едва только дрогнули краешки губ и из глаз пропал холод.

— Вы похожи… чем-то. Обе все время меня спасаете. Спасибо, Ника.

— Иди сюда… — позвала я и откинула край одеяла, — хватит мокнуть. Опять вторые штаны у служанок выпрашивать…

Рандир усмехнулся шире и попросил:

— Отвернись!

— Боги, что я там не видела?! — хмыкнула я, но отвернулась.

Через секунду все еще холодные, но такие родные руки обняли меня. Рандир, я не могу тебя жалеть… я просто тебя люблю.

34

Дверь распахнулась, мягко скажем, неожиданно. Особенно учитывая то, что Тауэр должен был предупредить о посетителях. А тут — тишина, и вдруг бац дверью о стену! Хорошо, что мы успели закончить.

Улетов зашел стремительно и тут же, подхватив стул, уселся на него. В проеме на секунду показался эльф с каменной мордой, только для того, чтобы закрыть дверь. Ни грамма раскаянья за внезапное вторжение. И кто он после этого?! Кажется, он перед тем, как скрыться за дверью, покачал головой.

— Что, голубки, отдыхаете? — вопрос явно риторический, учитывая то, что мы лежим под одним одеялом.

— Нам хоть можно встать и одеться? — Рандир произнес это таким тоном, что между строк читалось: «Какого хрена ты приперся сюда?»

— Я тебе смущаю?

Вот не подумала, что Улетов такая сволочь!

— Лежите тут, голубки, воркуете, а я должен это говно выгребать?! Правильно?

— Можешь не выгребать, а просто утопиться в нем!

М-да, а Рандир тоже «любит» Улетова нежной и пламенной любовью.

— Я тебя еще не поблагодарил за графский титул!

— Скажи просто — спасибо!

— Я тебе другое скажу! Если бы я знал, что ты так меня отблагодаришь за спасение, я предоставил бы им загнуться там, в горах, а тебе — сдохнуть в тюрьме! Так что это ты должен мне тут спасибо говорить!

— Что ж — спасибо!

— Пожалуйста! Надеюсь, ты все-таки когда-нибудь напорешься!

— Непременно!

— А ты, — Улетов перевел взгляд на меня и, чтобы не было сомнений, что он говорит именно со мной, указал пальцем, — когда видела Тишина в последний раз?

— А что? — Я не поняла, при чем тут Тишин. Разговаривать с человеком, который издевательски не дает тебе встать и одеться, напрягает.

— Ты мне не чтокай, а отвечай!

— Вчера. Вечером. А что такое?

Рандиру все же надоело лежать, и он встал. Мало обращая внимания на Улетова, он надел штаны и сел в кресло. Мне бы так! Хотя если я встану и начну одеваться при мужиках, то боюсь, Улетов получит ни с чем не сравнимое удовольствие. Стриптиза в его время еще не было. Ладно, не буду вгонять мужика в краску… в зеленую.

— Тишин отнес тебя на руках в свою комнату… когда вы расстались?

Козел! Вот козел! Это специально при Рандире! Чтобы тот взревновал? Что ты хочешь? Чтобы я засмущалась и начала тут изворачиваться, как уж на летающей тарелке? Так ты добился прямо противоположного!

— После того, как мы уснули, я его больше не видела! А проснулась одна! Из-за переполоха с советником. Больше ничего не знаю!

Рандир, прости! Мне ужасно стыдно говорить про такое, но черт бы побрал этого Улетова с его прямотой!

Хотя стой! А если он это делает специально? Хорошая такая месть — заставить меня говорить про одного мужика перед другим. И самое противное, что даже ничего не передашь через Тауэра — телепатию Улетов вычисляет на раз.

— Твой любовник исчез! — хотелось удивиться, но надо «держать лицо». Моя маленькая месть за неудобное положение. — Тогда же, когда и барон! Получается, они бежали вместе и Тишин предатель!

— А его наемники?

— Наемники под замком в обедней зале. Им теперь веры нет.

— Майор…

— Граф! С твоей легкой руки — граф! И не забывай об этом!

— Хорошо. Граф, а какой смысл бежать и бросать своих людей?

— А я знаю?! Это же наемники! Ублюдки! У них ни чести, ни Родины!

— Ты проводил дознание у них?

Улетов замолчал. Стало понятно, если и проводил, то закончилось это не так, как он надеялся. Вот почему понадобились мы и срочно.

— Мне безразлично, что одной крысой в замке стало меньше, но я хочу знать — почему, как и когда он бежал! А самое главное, что мне делать с его крысятником?! Так что у тебя две минуты на сборы. Иди к ним и выясняй! А девочка пока будет со мной.

— В таком виде? — возмутилась я.

Улетов скривил морду, но промолчал.

— Все, жду в коридоре!

Это значит, что с эльфом опять связи не будет. А надо было бы перекинуться парой мыслей.

— Ника, — отвлек меня от этих самых мыслей голос Рандира, — не обращай внимания на Вячеслава Ивановича. Он злится за то, что я его припечатал титулом.

— Да ну его! — нехотя отозвалась я.

— Ника, запомни — я тебя люблю. Это раз. Второе — что бы ни случилось, верь мне и никому другому. В-третьих — для тебя сейчас самое главное выбраться наружу и отдать Духа. Все, что я буду делать, направлено на это. И не чувствуй себя виноватой в том, что было с Тишином. Я тоже не мальчик. Я тебя за это ненавидеть не буду, а они пусть думают, что хотят! Понятно? Хорошо! И кстати — а кто вообще этот Тишин?

— Да так, капитан наемников. Я даже не поняла, как это получилось…

— Не оправдывайся… я сказал, что ты не виновата… я, когда его найду, сам с ним поговорю. Хорошо?

— Нет! Давай ты просто об этом забудешь?

— Посмотрим… — Угрозы в голосе нет, но все же легкое предупреждение присутствует. Ну почему нельзя исправить ошибки? Стереть то, что ты сделал неправильно? Просто забыть… и не корить себя… не отводить глаза, рассматривая рисунок плит на полу и боясь поднять взгляд.

— Рандир?

— Что?

В омут с головой… в самый глубокий и холодный омут:

— Мне нельзя любить…

— Мне тоже… — я не вижу, но слышу едва заметную улыбку, — но я попробую.

~~~

Во время совещания мне стало плохо. Самым противным и натуральным образом. Низ живота скрутила давящая постоянная боль, в бедра будто влили раскаленный свинец. Естество самым банальным и наглым образом заявляло — ты женщина, и не фиг об этом забывать!

Фабис обратил на меня внимание, когда я уже совсем свернулась калачиком в кресле и по привычке сжимала в кулаке челку.

— Госпожа Леттлерг, вам плохо?

Плохо? Да мне сейчас нужен килограмм обезболивающего, чтобы я смогла дошкандыбать хотя бы до своей кровати! А ну стоп! А где и вправду моя чудодейственная, наследственная от Дока аптечка? Когда мы с Тауэром бежали, она осталась в моей комнате, а дальше? Где она может быть сейчас?

— Очень, — прошептала я, не сильно покривив душой. — Мне надо лечь и мне надо мою сумку. Фабис, ты знаешь, где моя сумка?

— Кажется, я отдал ее барону. Давай, я тебя до твоей комнаты доведу?

— Она мне нужна здесь, — голос Улетова оборвал все благородные порывы Фабиса. — Пусть в соседней комнате полежит!

Да мне по барабану, куда — лишь бы занять горизонтальное положение!

— Давайте в кабинет барона… в бывший кабинет? Он через дверь…

— Ладно. А скайль-т-тэйли пусть останется. И никакой телепатии! Вы меня поняли?!

Поняли, поняли — куда ж больше? Получил власть графа и теперь командует всеми, как захочет. А ведь был нормальный мужик! Ну, относительно нормальный.

Я еле встала. Показывать или не показывать сейчас свою слабость — мне было безразлично. В такой момент любые действия, эмоции воспринимаешь равнодушно, будто через занавесь.

— Я могу хоть поговорить с Тауэром?

— Говори, — насмешливо буркнул Улетов.

— Тауэр, проводи меня до дверей. Нет! Нести не надо, поставь на место! Ноги у меня еще не отвалились! Просто дай руку — опереться! Ой, блин!

Последний возглас сопровождал мое выпрямление в вертикальное положение. Е-мое, как больно-то!

Шаг, другой, третий, все — Улетов энд компания перестали обращать внимание на двух нелюдей. Как там говорится: «Курица не птица, женщина — не человек?» А с эльфом и так понятно. Все-таки хочется подойти и дать Улетову в морду! Просто так — щоб було!

— Тауэр, Рандира не пугай — это обычное дело… неприятное, но не смертельное. Пусть, как разберется с наемниками, заглянет ко мне.

— Хорошо, — этот мягкий обволакивающий голос… хочется, чтобы он говорил и говорил… — Скайль-т-тэйли уже возле замка. Скоро… потерпи еще.

Кажется, он не понял и списал мою слабость и боль на Духа. Ну и хорошо. Не хватало еще жаловаться и объяснять женскую человеческую физиологию эльфу.

~~~

Кабинет барона был сделан с аляповатой небрежностью. Массивные шкафы скрывали тонкую лепнину стен. Мебель подобрана… или, скорее, не подобрана по стилю, но вместе с белым мехом на полу и на креслах производила впечатление сурового мужского уюта. Никаких лишних деталей в виде вазочек, салфеточек, тюлевых штор и остальной подобной лабуды.

Едва дверь закрылась, на меня напала жажда деятельности. Нет, боль не прошла и в ближайшее время без анальгина не пройдет, но если я сейчас не полажу по тумбочкам и ящичкам барона — век себе не прощу.

Ага! Тут у нас какие-то бутылки — это не ко мне… А вот шкатулочки всякие — мяу! Бумаги… опять бумаги… да сколько же этих бумаг?! В очередном шкафчике среди мятой одежды валялась заветная сумка. И бинты на месте, и даже три упаковки ваты… а вот за испорченные шприцы барону надо руки поотбивать! Если не знаешь, что это за иголки, то не фиг их раскрывать и ломать, урод! Но ампулки остались целыми. И это не могло не радовать и не вселять уверенность в завтрашнем дне. Хотя какой еще завтрашний? Этот, сегодняшний пережить бы!

Выпив ампулу, легла на диванчик. Пока лекарство не подействует, надо потерпеть, а как замрешь скрюченной змейкой, так сразу лезут в голову всякие ненужные мысли. Мать у меня осталась там, отец, бабка — не сильно любимые, да и как будешь любить золотую клетку, где прутики — благопристойности, приличия? Это когда бабушка из простой девчонки, дочки мастерового стала вдруг главным референтом Совмина и переехала в столичный город — тут хочешь не хочешь, а надо форме соответствовать. Форме, но не содержанию. Характер так и остался деревенской бабы, только прикрытый дорогими немецкими костюмами да шифоновыми кофточками с рюшками. А любимой темой для разговоров за праздничным столом было новое пальто, пошитое в «Коммунаре».[5] Да я эти рюшечки, эти платьица из заокеанских тканей ненавидела всей своей детской душой. Другие дети бегать, прыгать могли и даже если в лужу садились, то мамы вздыхали печально и уводили мокрое чадо домой. У меня же — нет. Я должна была чинно ходить по парковым аллейкам, не смея зарыться в желтые осенние листья или упасть в мягкий пушистый снег — нельзя. Боги, сколько таких «нельзя» регламентировали мою жизнь! Хочешь что-то сделать — дерг — нельзя! Подумаешь не так — дерг — как тебе в голову такое пришло?! Не играть, не драться, не жить… существовать. И соответствовать статусу внучки госслужащего высокого ранга. Я вполне понимаю, почему «золотая молодежь», достигнув совершеннолетия, срывалась с папиными денежками во все тяжкие — они мстили и не могли намститься. Они просто хотели жить!

А я ушла из дома… в четырнадцать лет.

~~~

По ногам тянет сквозняк. Неприятно. Хотя… откуда тут при закрытых окнах сквозняки? Разве что только метафизические!

Если меня что-то нервирует — капанье воды, шум, движение воздуха — я не могу уняться, пока не выясню причину беспокойства. Это, наверное, заложено на уровне подсознания. Любой источник шума — потенциальная опасность.

Вот и теперь стаскиваю себя с дивана и зажигаю свечу. Возле окон сквозняка нет. Идем дальше. Двери… не отсюда. Где же, где же эта маленькая щель, которая не дает мне расслабиться и насладиться заслуженным отдыхом?

Возле камина свеча резко дергается и начинает трепыхаться. Сквозняк в камине? Хотя… сколько уже фильмов пересмотрено, книг перечитано, могла бы и сообразить, что если есть щель в камине, то, значит, там пустота. А пустота — это проход. А проход — это путь наружу. Первая загадка насчет исчезновения барона решена. Вторая сложнее — зачем и почему он это сделал?

Промаявшись еще с полчасика и подергав все, что дергалось, а что не дергалось, понажимав, я нашла рукоять поворотного механизма. Все до одури просто — надо сесть за стол барона, и в правую ногу упирается ножка. Давим на нее, и стенка вместе с камином поворачивается на девяносто градусов. Бьем по ножке с внешней стороны стола, и никакая собака не учует подземный ход. Вот теперь я поняла, зачем лежало бревнышко из кладки посреди комнаты — кидали его в ножку и, по всей видимости, попали. Но слабовато… чуть-чуть сильнее, и дверь закрылась бы безупречно, не оставив ни малейшей трещинки.

Я села, удовлетворенная осмотром, в кресло за столом. Налила в кубок вина из обнаруженной в шкафу бутылки. Приятно, черт возьми, осознавать себя знатоком одной из тайн этого замка. Вот бы полазить по всей крепости, может быть, еще парочку «скелетов в шкафу» раздобуду!

Он приятных дум меня отвлек стук в двери.

— Госпожа Леттлерг, вас требует граф!

Боль прошла, от чего хотелось быть доброй ко всему этому миру… и к людям, что для меня в общем-то не свойственно. Люди, даже при вселенской любви, обязательно подсунут тебе под нос какую-нибудь гадость. А от Улетова я вообще ничего хорошего не ждала.

~~~

Компания Улетова за время моего отсутствия значительно сократилась. За столом сидели только сам граф и Фабис. В моем кресле разместился Рандир, а у окна, на манер занавески, замер эльф. Давно уже заметила, что сидеть Тауэр не любит, видно, что ему не нравится находиться внутри помещения, вот и пытается расположиться или возле окон, или, если нет возможности, изобразить дверной косяк.

— А где все? — не поняла я.

— Тебе меня мало? — удивился Рандир.

Улетов устало скривился:

— Я решаю, кто присутствует на совещании, Ника. Сядь!

Я села. А что еще можно было сделать, когда с такой холодной вежливостью указывают твое место?

— Рандир, я слушаю.

Порученец оторвал взгляд от меня и заговорил:

— Я поговорил со всеми наемниками Тишина. Картина такая: если Тишин и хотел бежать, то никого из своего отряда он в известность не поставил. Они все уверены, что их командир никогда бы их не бросил. Почти половина отряда с ним уже полтора года, и все в один голос заявляют, что сбежать Тишин не мог. Тем более во время осады. Люди в полном недоумении.

— Не может это быть хорошо разработанным планом?

— Нет… они же знают, что я услышу их ложь. Врать мне бесполезно.

Улетов откинулся на спинку стула и обхватил рукой бороду.

— Не понимаю… хоть убей — не понимаю. Это или заговор… или… но ради чего? Бросать своих людей? Фабис, сколько ты знаешь этого наемника?

— Тишин с отрядом прибыл в замок почти перед выездом Бальдара в Уфаль и сразу присоединился к нему. С бароном они даже не общались… Не замечал, что у них какие-то общие интересы. С лордом Бальдаром — да, что-то было. Они долго говорили в палатке, потом лорд вышел как пристукнутый, а Тишин сразу ушел к своим. Утром была атака, и Тишин присоединился к нам, а не к лорду.

— Твое мнение по поводу его отряда?

Фабис прикусил на секунду губу и прищурился.

— Мне кажется, ребята не в курсе планов капитана. Воевали они нормально. Если их сейчас со стен снять и в тюрьму посадить, то мы, по сути, оставим одну стену пустой. Надо предложить им перейти или под наше командование, или под командование одного из оставшихся капитанов. Да и в тюрьме кормить их накладно…

— Хорошо, Фабис, разберись с этим вопросом. Кто примет присягу — пусть служит, остальных — в тюрьму. Рандир, у тебя что-то еще?

— Да… граф. Два пункта. Первый — мне надо, чтобы Тауэр показал мне образ Тишина…

— Зачем?

— Уж очень он похож по описанию на одного моего знакомого.

— Опять эта чертова магия! Без этого нельзя?

— Ну, пусть тогда мне нарисуют его портрет!

— Где я тебе художника возьму?! Ладно… если уж надо. Только учти — только образ, и ничего более.

— Хорошо… Тауэр!

Трансляция и… что последовало за этой мгновенной передачей, я, честное слово, не ожидала. А кто, блин, такое мог ожидать?!

Крылья Знака Поручения полыхнули на полкомнаты. Птица чуть не снесла стол вместе с сидящими за ним. Вернее — сидевшими, потому что Улетов оказался возле стены чуть ли не раньше, чем Знак распахнул крылья.

— М-мать! У-убери к чертовой матери!

Но Знак с той же скоростью, с которой появился, втянулся обратно.

— Бл…!

Протянула я и подняла с пола челюсть.

Эта Птица со вчерашней не шла ни в какое сравнение ни размахом крыльев, ни скоростью появления, и вообще она была… другая. Может быть, это разные Знаки?

— Какая из них фальшивка? — Фабис озвучил мой вопрос раньше и несколько жестче, чем это хотела сделать я.

Рандир глубоко вздохнул, но, наткнувшись на очень свирепый взгляд майора и не менее «добрый» Фабиса, выдохнул:

— Вчерашний…

Улетов поднял упавший стул и, снова сев за стол, потребовал:

— А теперь все как на духу! Рассказывай! И не дай тебе бог что-то забыть или умолчать!

35

— У меня в этом районе было Поручение, — медленно, будто взвешивая каждое слово, начал Рандир, — сопроводить Тауэра к скайль-т-тэйлям и дать им гарантии, что в течение луны в долине людей не будет. Королевские гарантии. На обратном пути нас захватили ур-хаи, но ваша дочь, — быстрый взгляд на меня, зеркально повторенный Улетовым, — меня спасла.

Правильно, кому что надо, тот знать будет, а лишние знания — лишние печали. Фабис не в теме, и, как я поняла, ни Рандир, ни Улетов ставить его в известность не собираются.

— Барон принял нас и оказал первую помощь. Но взамен потребовал расположение и количество ур-хаев и скайль-т-тэйлей. Я ему рассказал, что было можно, но, как вы понимаете, не все. Когда в замок пришли наемники с лордом Бальдаром, возникла ситуация, которая угрожала Королевским гарантиям, и я должен был вмешаться.

— Убить лорда Бальдара, — сказал Фабис.

— Да, — не стал отнекиваться Рандир. — Сам бы барон наемников на Уфаль не повел бы. Связывающим звеном между ним и армией был Бальдар. Без него никакого бы выступления не было. Барона же в качестве командира наемники бы не потерпели. Но убийство сорвалось.

— И ты убил музыканта, — теперь уже порученца перебил Улетов.

— Лорд Бальдар оказался несколько проворнее меня и успел дернуть парня на себя. Я не успел остановить удар…

По ровному голосу Рандира нельзя было понять — жалеет он о случившемся или просто констатирует факт. Но я поймала себя на другом — в свете всех последних событий я стала забывать о Тилиусе. Как он выглядел, почти уже не помню, только его берет с пером да гитару десятиструнную — монстра этого, а вот лицо… выпало из памяти.

— Шустро ты тогда ударил, — усмехнулся Фабис, — мы и не ожидали. Извините, граф, я тогда его самолично с парнями вязал — он у одного кинжал выхватил, другого на барона толкнул, а сам к лорду — думал, не успею. Никто ведь от него такой прыти не ожидал… чудом выжил после пыток, еле на ногах держался, и поди ж ты!

— Хорошо ты меня тогда взял, — вернул усмешку Рандир Фабису, — но грубо.

— Ну, как умеем… нам же раньше не приходилось порученцев вязать! А если бы я тогда про твою связь со скайль-т-тэйлем знал, то сразу бы по башке приложил, а так… Господин граф, это из-за его скайль-т-тэйля ваша дочка сбежала. Если бы не он, то вы бы с ней здесь встретились и ордынцы ее не преследовали.

Мне захотелось рассмеяться. Фабис воспринимал ситуацию со своей колокольни, не зная ее обратной стороны. Честный вояка видел только одну грань пирамиды. Рандир замолчал, тоже пряча усмешку за прищуром глаз. Боюсь, что Рандира и Фабиса не стоит в дальнейшем оставлять один на один — есть повод приложить пару раз по морде.

— Дальше! — приказал граф, и Рандир продолжил.

— Дальше… Пока барон и лорд занимались мной, я мог не бояться, что войско покинет замок.

Значит, вот как мы ставим приоритеты? За меня с эльфом он не волновался, а вот за войско — значит, да?! Пока мы там голодные-холодные по лесу бегали и от каждого шороха прятались — он не боялся… Стоп! Что-то тебя не туда, Никушка, женская обида заводит. Думать начинаешь, как обычная баба — все о себе да о себе любимой… а то, что у парня был Долг и он его исполнял, как умел, даже ценой собственной жизни, ценой боли — так это побоку?! Уймись, заткни свои амбиции в… подальше и слушай… просто слушай дальше.

— В какой-то момент все изменилось. И, кажется, на следующее утро лорд выехал из крепости.

— Накануне как раз Тишин с отрядом приехал, — внес неясность Фабис, — а у барона с лордом размолвка вышла. Я в точности не знаю, но лорд заявил, что и без барона справится. Тогда все это слышали. Утром ушел, а днем приказал лагерь ставить в поле… Сразу на Уфаль не двинул — хотел пару дней выждать. А чего? Я не в курсе…

— Я в курсе. Лорд боялся ур-хаев. Я барону сказал, что несколько раз натыкался на дозорные отряды ур-хаев — вот лорд и опасался далеко от замка отходить. Хотя переселения ур-хаев сейчас можно не опасаться.

— Нет… — Боги, ну кто меня за язык тянет? — Ур-хаи придут…

— Что?! — Тройное удивление и еще один неверящий взгляд.

— Я… чувствую… нет… как бы это сказать…

— Как можешь, так и говори!

— Понимаете, как что-то протянулось между севером и югом, как раз между замком и горами — линия… не могу сказать словами… но они скоро пойдут с севера на юг…

Всегда в моменты волнения я не могу связно сказать свои мысли. Руками машу, пальцами перебираю, еще чуть-чуть, и вообще перейду на язык глухонемых — а текста понятного не получается. Как сейчас — понимаю, что они мне не поверят, и не могу найти правильных слов. Под конец закрыла рукой лицо — пусть думают, что хотят.

— Предвидение?

— Ну, до этого у нее такого не было.

Тауэр неожиданно подошел к Рандиру и, положив руку на плечо, серьезно кивнул.

— Было?

Еще один кивок.

— Значит, не первый раз. Что ж — поверим.

— Ладно, примем пока за неподтвержденные разведданные. А когда это будет?

— Не знаю… чувствую, что скоро, но… я же не предсказатель…

Улетов снова поморщился. Его практицизм не мог принять моего «чуйства». Представляю, если бы ему кто-то под Москвой сказал — немцы пойдут в наступление справа, а не слева — мол, «чуйка» так сказала. Вот бы командование и сам Улетов бы поржали! А здесь уже свыкся. Не до конца, но умом понимает, что есть в этом мире магия и всякая остальная дребедень. Хочешь не хочешь, а смириться пришлось. И Улетов смирился, но по-своему — пытаться покинуть этот мир он уже не стремился, но и жить как все не хотел. Ушел со своей группой и с женщинами на горное плато подальше от магии и жил там так, как привык. А тут я во всей красе с эльфом да еще разбередила душу насчет Рандира. Сорвался с насиженного места, кинулся выручать и попал как кур во щи. Сынок названый не то чтобы папке на шею броситься и облобызать — планами делиться не спешит да еще права качает. Не везет Улетову с назваными детьми — однозначно не везет!

— Значит, где-то у нас еще и ур-хаи. Что ж, может, оно и к лучшему — ур-хаи встретят орду, а мы избавимся от осады. Знать бы, когда точно это будет… но все равно — спасибо, Ника. Будут еще видения — говори сразу!

Я кивнула. Разобраться бы в себе или с магом каким поговорить насчет моих способностей… с магом… а может, с Тауэром? Самый что ни на есть маг! Да еще и Высший! Решено! Закончится собрание — утащу эльфа в сторонку.

— Зачем тебе было фальшивый Знак делать и что вообще это значило?

Ага, допрос продолжается!

— Барон, как я уже говорил, замок бы сдал. Поэтому я написал письмо, которое приняли за его, и подложил его в тубус к советнику.

— Так, значит, это ты!..

— Тихо, Фабис, мы сейчас не судим Рандира. Что он сделал — то он сделал! Сядь на место!

— Я предвидел бунт и поэтому сразу из тюрьмы направился в зал. Ну, а там я воспроизвел копию Знака.

— Копию! Да не смеши! Никто и никогда не может подделать Знак Поручения!

Рандир только усмехнулся на резкое замечание Фабиса.

— Однажды я держал Птицу в течение месяца. Так что мы с ней, можно сказать, приятели. Я могу все ее перья воспроизвести. Конечно, до настоящей ей далеко, но для горожан сойдет и такая. Тем более я не стал сильно кривить душой — Поручение в этом районе у меня было, а то, что оно почти закончено — это уже неважно. А Знак Дворянина — так я не собираюсь тут оправдываться. Король всему командному составу дворянство дал, а Вячеслав Иванович от него отказался. Королевскими Знаками не разбрасываются — вот я ему и вручил при оказии.

— Сволочь ты, Рандир!

— Знаю, Вячеслав Иванович, но поверьте, если бы не осада и не побег барона, я бы не стал так поступать. Я всегда уважал ваше мнение и ваше желание жить отдельно и не быть аристократом. Но так сложились обстоятельства, и чернь надо было сдержать…

— И ты это сделал за счет меня?!

— Да, я использовал вас.

Я понимала, что сейчас между Рандиром и Улетовым пробежала большая черная кошка. Пробежала тихо, но в конце их отношений поставив жирную черную точку. Вячеслав Иванович никогда не простит Рандиру его самоуправства и никогда не пойдет на поклон к королю — не такой Улетов человек.

— Ладно, как я и сказал — что сделано, то сделано. Дальше!

— То, что я скажу дальше, не должно выйти за пределы этой комнаты. Ни за что и никогда.

— Это угроза?

— Фабис, если ты еще не понял, я не угрожаю. Я выполняю Поручение. И если ты станешь у меня на пути, я тебя тоже убью. То, что я сейчас скажу, — один из секретов Двора. Если хоть слух об этом выйдет наружу, у меня будет полное право пресечь его распространение… ценой некоторых жизней.

— Тебе слова достаточно или надо клятву произносить?

— В этой комнате три человека, исключая меня и Тауэра. За Нику я не переживаю — она языком не треплется…

Ну, спасибо, Рандир — буду век помнить твой комплимент!

— …с вас, Вячеслав Иванович, слова будет достаточно, а вот Фабис…

— Значит, мне не веришь?

— А чего бы мне тебе верить?

Фабис не нашел, что возразить, и нахмурился.

— Фабис — мой командир гарнизона, я ему верю. Пусть просто поклянется, что сказанное здесь не выйдет за пределы этой комнаты.

— Клянусь! — нехотя, но твердо произнес мужчина. — Именем своим клянусь! Достаточно?!

— Я бы сказал, что нет, но господин граф за вас поручился!

— Ладно, хватит клятв, что это за такая страшная тайна, за которую ты ползамка готов прирезать?

— Ну, не ползамка… Тишин — не командир наемников!

— Я так и знал!

— Заткнись, Фабис!

— Тишин на самом деле второй сын Его Королевского Высочества. Тот, которого считали пропавшим без вести два года назад.

— Принц-предатель?!

— Не совсем предатель… его очернили, но раньше до этого никому дела не было, а недавно выяснилось, что Право Наследования у него, а не у его старшего брата, как все надеялись. Теперь у всех порученцев Поручение — найти его и доставить к королю. Как вы понимаете, после появления Знака я должен как можно быстрее выполнить Поручение. Или Птица меня сожжет…

— Ничего себе — принц! Целый принц! А я на него, как на обычного солдата… теперь понятно, о чем лорд Бальдар говорил с ним… он ведь его узнал.

— Скорее всего.

— Да, не хватало еще принцев мне на голову! — Улетов откинулся на спинку стула и недовольно забарабанил пальцами по столу. — Как я понял, тебе теперь надо как можно скорее отправиться за ним?

— Да.

— Пока дождь… можно попытаться через нижние врата, если вода не сильно высоко поднялась. Только пойдете ты и скайль-т-тэйль.

— А Ника?

— Останется здесь! Нечего ей по лесам бегать. Это вам надо в самое логово ордынцев — вот вы и пойдете, а девочку не пущу!

Спорить после такого бесполезно. Рандир закаменел, не зная, как разорваться между Поручением и любовью. А еще Дух Изначального, о котором Рандир даже вполслова не упомянул. Не сказал — значит, это еще большая тайна, чем происхождение Тишина.

— Рандир, я останусь! — как можно четче и раздельнее проговорила я. Поймет — не поймет?

— Ника?

Я медленно кивнула, глядя ему в глаза. Ну будь же умничкой! Пойми!

— Если ты так хочешь…

— Так надо, Рандир. Я — знаю!

Он молчит, кажется, целую вечность. Даже Тауэр замер возле окна и боится пошевелиться.

— Если ты так считаешь…

Как же тебе трудно, Рандир, смириться с моим решением! Поверить, что я знаю, что делаю! А я знаю?

— Все будет хорошо, Ран!

Он смотрит, долго-долго. Будто пытается взглядом изменить мое решение. Не получится — я знаю про подземный ход, и я им собираюсь воспользоваться.

— Хорошо, — ему тяжело даже произносить это слово.

Улетов хлопает по столу своей огромной ладонью — совещание закончилось.

— Граф! — перебивает Рандир уже готового сказать свое последнее веское слово Улетова. — Мой второй пункт!

— Что еще?

— Вы связались с королем насчет подмоги?

— Что? Я с королем?

— Вы теперь граф и можете обращаться к королю через ваш Знак!

— Твою мать! А я об этом знал? Тем более это же МАГИЯ!

— Ну, это уже ваше дело, господин граф! А как — это вам даже Фабис объяснит!

— Ну и сволочь же ты, Рандир!

Рандир пожал плечами и сделал вид, что рассматривает на потолке что-то весьма занятное.

ГЛАВА VI

36

Мир рвется. Кусками. И это чувствуешь сильнее всего, когда приходится прощаться. Но есть понятие «хочу», а есть — «должен». А где-то в разрыве между этими двумя словами твой безмолвный крик.

Когда поворотный механизм, натужно скрипя барабаном, медленно опустил решетку ворот, выходящих на речной берег, я еще несколько долгих минут стояла, пытаясь спрятать поглубже кусочек пустоты, образовавшийся в моем сердце. Я знаю, все сделано правильно — я пройду по подземному ходу, и меня встретят скайль-т-тэйли. Образ выхода с видом деревянного домика я описала Рандиру. Охотничий домик давно уже не использовался по прямому назначению, но камин с его тайником по-прежнему оставался действующим. Как сделать так, чтобы возле него меня ждали не ордынцы, а эльфы, задача Тауэра. А мне остается только поверить в них. А им в меня. В то, что я дойду.

— А если что-то случится? — беспокойство Рандира меня взбесило.

— Я безрукая, безмозглая и перепуганная баба?

— Нет!

— Вот и не наезжай!

Вот не пойму я этих мужиков! Сначала влюбляются в сильных женщин, а потом изо всех сил пытаются сделать их слабыми и нежными. Конечно, одно другому не мешает, но не в данной ситуации. У меня есть гордость, вера в себя, и я не собираюсь висеть на Рандире хлипкой тушкой и смотреть ему в рот коровьими глазами.

Одно неприятно. Сознание того, что я предаю майора. Маленький неприятный червячок упорно пытался прогрызть большую дыру в моей совести. Уходят Рандир с Тауэром. Ночью попытаюсь исчезнуть я. Единственная гарантия, которая обеспечивает Улетову смысл в обороне крепости, — кроме собственной жизни, естественно. Я его втянула в эту войну — я его и бросаю. Могла бы, конечно, рассказать ему о подземном ходе, и если ордынцы вдруг возьмут штурмом крепость, чтобы было куда уходить. Только в этом случае я уже никуда не денусь, и мне придется сидеть всю оборону под чутким крылышком майора. Психологическая вилка — я и так, и так виновата. В любом случае я кого-то подставляю.

~~~

Сборы — это всегда морока. Особенно тайные и особенно когда не знаешь, что с собой брать. Вот, например, нужна ли в подземелье веревка? А крюк? Что лучше брать: саблю или короткий палаш? Нужен ли плащ? Надевать или нет кольчугу?… Единственное, что я смогла утянуть без лишних проблем, это провизию. Пару лепешек с завернутым в холстину куском сыра и недавно прокопченное козье мясо. О! Вспомнила! Фляги у меня тоже нет! А где ее взять?

Я, когда на трассу собираюсь, и то в десять раз меньше времени уходит. Но то в своей квартире, где знаешь, что да как лежит. Здесь же замок большой, а глаз любопытных еще больше. Ходишь и не знаешь, то ли следит за тобой улетовская дочь Татьяна, то ли поговорить хочет, а подойти не решается. Надоела эта непонятка. Остановилась. Жду.

— Ника… — ага, все-таки поговорить! Интересно, о чем? Стою, выжидаю.

— Ты вот что — к Рандиру не цепляйся! Ты его не интересуешь! Так что бегать за ним хвостиком бесполезно! — Значит, вот как! Девочка явно прочит порученца себе в женихи. Сказать ей или нет, что она опоздала к раздаче плюшек?

Я вежливо подняла бровь, делая вид, что не понимаю, о чем речь.

— То, что он тебя спас — это еще ничего не значит!

Кто кого спас, говорите?! Татьяна начинала злиться, а я только выжидательно смотрела, ничего не отвечая.

— Ты тут чужая и не понимаешь, что тут делается!

— Да? Просвети! — А Татьяна выше меня ростом и, кажется, старше. Да и на Улетова не сильно походит. Тоже, наверное, приемная? Не будет же Улетов малолетку с собой таскать? А на войну брали с восемнадцати. Восемнадцать там, да семь здесь — двадцать пять лет получается. Старая дева. Свои замуж не берут — майора боятся, а с местными не получается по той же причине. Бедная, бедная девушка!

Татьяна мотнула светлой челкой и с ненавистью посмотрела на меня:

— Здесь женщины сами не ходят и мечами не машут! А ты — непонятно что! Не женщина, а мужичка! Думаешь, кому-нибудь такая понравится?

Не думаю, а знаю! По крайней мере, двоих, которые ко мне на данном этапе небезразличны.

— Я думаю, тебе надо быть поженственнее. Мне сказали, ты носила платье, когда здесь была. Почему бы тебе не одеть его снова?

— Пытаешься быть мне доброй старшей сестрой?

— А кто еще о тебе тут будет заботиться?

Есть в этой жизни несколько вещей, которые я не переношу. Первая из них — это забота обо мне. Если я чего-то не могу сама — заработать денег или найти крышу над головой, — то это мои и только мои проблемы. Слишком часто уже эта «забота» мне боком выходила.

— Извини, Татьяна, я как-нибудь сама о себе позабочусь.

— Ты не можешь!

А вторая вещь — давление на мою скромную персону.

— Я — могу. — Спокойно, но твердо постаралась поставить я точку в этом разговоре. — У тебя нет права за меня решать, что я должна, а что не должна делать.

— Отец не одобрит! Ты пойми — ты здесь одна-одинешенька, без родителей, без друзей, как ты будешь здесь жить? Рандир не тот человек, который держит свое слово — ушел, и все! А у тебя вся жизнь впереди! — Что-то я не понимаю ее — то она наезжает, то пытается меня пожалеть. У нас с ней разные весовые категории, в полном смысле — она прикрыта Улетовым, да и в обычном весе превосходит меня раза в полтора. Завидно только, что половина этого веса приходится на верхнюю половину тела — как раз на ту, которая у меня почти плоская. Мужики таких любят — есть за что подержаться. Да и лицо не подкачало — правильный овал, серые глаза и темно-пшеничные волосы, заплетенные по советской моде в две косы. Большая девочка-пионерочка. С пятым размером груди.

— Таня, я как-то жила в своем мире и в этом как-то проживу. А убьют — так плакать обо мне не надо. Да ты и не будешь.

— Ника, ты совсем глупая? Отец тебя удочерить пытается, а ты хвостом перед Рандиром вертишь, будто он на тебе женится! Да пойми ты! Порученцы НИКОГДА НИКОГО НЕ ЛЮБЯТ!

— Вот и хорошо, — я не стала «пугать» ее еще больше, — значит, волноваться тебе незачем.

— Я же о тебе волнуюсь!

Волнуйся дальше. Недолго, поди, осталось. Только до вечера. А ночью я уж постараюсь, чтобы тебе было больше не о ком волноваться.

— Татьяна Вячеславовна, — я специально выделила отчество, — я устала, мне больно, и я бы хотела на сегодня закончить этот разговор. Если вы не против, я пойду полежу в свою комнату.

Она опешила. Ее что, ни разу вежливо не посылали? Приятно быть хоть в чем-то первой.

Не дожидаясь ее ответа, я развернулась и ушла. Самое противное, что я ей ни одним словом не соврала — мне действительно было плохо и было больно, и я действительно больше всего на свете хотела лечь и уснуть в своей комнате.

Где же та грань между «хочу» и «должна»?

~~~

Ближе к вечеру закончился не только дождь, но и державшее всех с ночи напряжение. В обеденном зале уже не было слышно возбужденного гула, грозящего перерасти в еще один бунт. Тишинские наемники, все без исключения, согласились перейти под крыло Фабиса. Вакантных мест хватало.

Благодаря ливню наполнился до краев крепостной ров, превратившись на время в бурлящий, неподвластный никакой переправе поток. Река удачно подмыла нижнюю дорогу, а Улетов не преминул воспользоваться затишьем и укрепил единственный возможный путь в замок — огромные двустворчатые ворота, вырыв со стороны замка яму и поставив в ней несколько десятков хорошо заостренных кольев. Укрыл это все дерюгой и насыпал сверху землю. Так, на всякий случай. Если крепость устоит, то ямку засыплют, а если ворота все же прорвут, то будет веселая куча-мала.

Самые опасные две стены — со стороны предместья — и надвратную башню патрулировали гвардейцы Фабиса в три смены — одна на страже, вторая «в готовности номер два», а третья спит. Нечего всех людей держать в боевой готовности постоянно.

Улетов за полдня навел порядок в свойственной ему бескомпромиссной манере — либо все подчинены мне, либо идете на фиг! Даже самая последняя кухарка поняла — власть переменилась. И с этой новой властью люди поверили, что теперь крепость выстоит.

Факелы по-прежнему горели только в начале и в конце коридора. Я постаралась идти не спеша, сдерживая себя от нервного бега и пряток по темным углам. Глаз всегда реагирует на быстрое движение, а на спокойно идущего человека никто не обращает внимания. Свою нехитрую амуницию я приторочила к спине. Плащ накинула пока на плечи, позже, в подземелье, я его сниму и скатаю, чтобы не наступить на длинные полы, а пока под плащом было удобно нести фонарь со вставленной, но не зажженной свечой. Из оружия я выбрала два тяжелых ножа, засунув их за высокие голенища берцев, узкий кинжал горизонтально за спину и хорошо сбалансированный однолезвийный палаш с закрытой, на манер итальянской скъявоны, гардой. Веревку я переметнула через голову на левое плечо, а небольшую кошку, украденную на кухне, где она должна была держать чан с водой над огнем, я прикрепила к ножнам. Рискованно, но я так и не смогла придумать, как ее зацепить, чтобы она не мешала и была, в случае чего, под рукой. Доковскую сумку с остатками медикаментов и запасами продовольствия я подвесила на правый бок. К сожалению нельзя предусмотреть все, что может произойти. Как бы ты ни собирался, а обязательно забудешь именно то, что пригодится. А чем больше набираешь, тем больше хочется взять еще. Помню, инструкторы в лесу вообще обходились одним ножом и спичками. Даже котелок мастерили на месте из березовой коры и глины. Так что, если у тебя есть нож, значит, у тебя есть все. У меня есть даже больше.

Дверь в кабинет барона была приоткрыта. Неприятный момент. В кабинете кто-то может находиться. Меня на секунду прошиб холодный пот: а если все сорвется? Если приоткрытая дверь — это ловушка? Сейчас меня схватят под белые ручки, и с моей амуницией у Улетова не будет никаких сомнений в моей причастности к побегу барона. Рандира и Тауэра нет. Нет никого, кто может прийти мне на помощь. Я одна.

К одиночеству привыкнуть нельзя. Как нельзя не дышать, не думать, не чувствовать. Но за каких-то полдня я забыла, что значит быть одинокой. Привыкла чувствовать рядом плечо Рандира и молчаливую поддержку Тауэра. Вот они — рядом, сильные, уверенные в себе… и я рядом с ними.

Два глубоких вздоха — приди в себя, Никушка! Хватит патетику разводить! Впереди трасса! Не автостопная, подземная, но какая разница?! Главное, что есть точка входа и точка выхода, а между ними — Дорога!

Пока я прислушивалась к тишине кабинета, расшалившиеся нервы наконец успокоились. На смену нервному мандражу пришло спокойствие: если боишься — не делай, если делаешь — не бойся.

Я постояла возле дверей внутри кабинета, пока мои глаза не привыкли к темноте. Очертания стола и дивана стали более отчетливыми. Я подошла сначала к дивану и провела рукой по обшивке — никого. Потом обошла кресла и темные углы. Мой слух меня не подвел — в кабинете я была одна. Теперь можно было закрыть поплотнее дверь, подпереть ее стулом и заняться тайным ходом.

~~~

Еще в своем бывшем мире я заметила, что если я звоню, то могу с точностью назвать цвет и расположения телефонного аппарата на том конце провода. Будто мой звонок соединял начало и конец некой линии. Открыв тайный ход, я попробовала «увидеть» его конец. Выход. И увидела. Тауэр на мой сбивчивый рассказ об обнаружении выхода только кивнул: «Пробуй. Ты сама не знаешь, что в тебе скрыто. Это не магия. Это нечто другое, и я не могу помочь тебе в этом вопросе». А я-то так надеялась!

Одно маленькое неудобство моего видения — то, что я ни черта не вижу «в середине».

~~~

Запалив свечку, я поставила ее в фонарь и прикрыла наброшенным на руку плащом, чтобы не отсвечивал в глаза. Поворотный механизм издал противный лязг и открылся. Почему днем я была уверена, что камин повернулся совершенно бесшумно? День всегда наполнен звуками, а ночная тишина легко разрушается даже легким скрипом.

Я присела, выжидая, не послышатся ли в коридоре шаги. Нет, слава богам, пронесло. Теперь обхватываем веревкой ножку стола и, не выпуская оба конца, дергаем. Пока камин медленно проворачивается на девяносто градусов, я спокойно подтянула и смотала веревку. Надеюсь, следов осталось еще меньше, чем когда в бедный стол кидали полено.

~~~

Узкая лестница, закручиваясь спиралью, ведет все ниже и ниже. А я-то все думала, что за круглые башенки пристроены с двух сторон внутреннего здания замка. Оказывается, у одной из них не только декоративно-архитектурные функции. Снаружи не скажешь, что в башенке может поместиться лестница — захотел архитектор скруглить углы, что ж тут особенного? А на самом деле крутые ступеньки ведут чуть ли не с последнего этажа на первый и ниже, намного ниже.

Счет ступенькам я потеряла на второй сотне. А ближе к третьей совсем перестала понимать — в замке я еще или уже глубоко под ним. Так что когда треугольные ступеньки резко кончились, я от неожиданности еще несколько минут стояла и ждала, когда перестанет кружиться голова.

Дальше туннель продолжал понижаться. Но ненавистных ступенек больше не было. Ход был пробит в скальной породе. Можно было не опасаться, что на голову будет сыпаться земля с разными букашками и червячками.

Во всех пещерах и подземных системах, что я была, у меня возникает ощущение, что сейчас, прямо сейчас сзади кто-то набросится. Умом же понимаю, что там никого нет, а спина помимо моей воли покрывается холодным потом и настойчиво требует обернуться и посветить фонарем. Типичный страх подземелья. Только навязчивый и постоянный. А вообще-то хочется сесть, закрыть глаза и представить, что это все сон, и сейчас проснешься, и ничего не будет — ни темного подземелья, ни страшных ордынцев, ни этого залитого кровью мира — ни-че-го! А раз ничего, то и Рандира тоже? Ну уж нет! Не дождетесь!

Я кладу правую руку на эфес палаша, в левой — фонарь, и делаю первый шаг в пугающий мрак.

37

Я иду. Шаги не быстрые — бежать глупо. Тихие. Под толщей камня, один на один с темнотой, с тишиной. Со своей совестью.

Мало Улетову исчезнувшего барона с Тишином, проходит меньше суток, и вторая пропажа. Я очень надеюсь, что он перероет теперь весь замок и найдет (главное, чтобы не поздно!) этот или другой тайный ход. А смысл? Покинуть подданных он не сможет, не тот человек майор, тяжелый, как медведь, и такой же медлительный. Но стоит кому-то залезть в его берлогу, и он разорвет любого. Надо только разозлить медведя, и, кажется, у Рандира это получилось. И даже слишком хорошо. А мое бегство — последняя капля.

Узкий ход расширяется, стены становятся неровными. Приходится смотреть под ноги — пробитый руками туннель органично перетек в систему пещер, и пол уже не такой гладкий, как в начале пути.

Вторая свеча, как и предшественница, затрепетала, показывая, что ее огарок скоро погаснет. Я остановилась, поменяла на новую свечу из заплечного мешка. Каждая свечка горит полтора часа, значит, надо мной утро. Я иду уже три часа — но в темноте подземелья времени нет. Только размеренный звук водных капель и тихое бурчание голодного желудка. Жаль терять время, но надо покушать. Ломоть хлеба с мясом и запить водой. Чуть-чуть посидеть, отдохнуть.

Я грустно усмехнулась на непрошеную мысль, что можно и поспать. Нет, спать в пещерах я не буду.

Маленький трепещущий огонек отражался от сталагмитов, которые огибала тропка. Пещеры сменялись одна другой. Разветвлений не было. И это было хорошо. О чем я думала, когда сунулась в эти подземелья? Ведь стоит один раз не туда свернуть, и я могу долго блуждать по пещерам в надежде отыскать выход. Как-то сразу стало боязно.

Свече на шестой я с тоской вспомнила, что не поинтересовалась у Рандира с Тауэром, на каком расстоянии от замка охотничий домик. А он ведь может быть далековато, и взятых свечей может попросту не хватить. Что тогда делать? Идти в абсолютной темноте на ощупь? Я понимаю, что перед расставанием было мало времени — надо было многое обговорить, мысли прыгали как блохи с одного на другое, а про расстояние не вспомнили. Ладно, дойду, никуда не денусь.

В пещерах шаги звучали глухо, отбиваясь шуршащим эхом от невидимых стен. Иногда казалось, что мои шаги не единственные в этих залах. Я останавливалась, замирала и вслушивалась в темноту. Показалось…

Шагов по-прежнему не слышно, но что-то давит на затылок, заставляя ускорить шаг. Внезапно нехорошее предчувствие заставляет меня замереть прямо посредине огромной пещеры. Сердце колотится от панического ужаса. В пещере кто-то есть. Я его не слышу, но чувствую его дыхание… или их?

Некто или нечто видит меня хорошо — я стою в освещенном круге. А я его не вижу.

Фонарь оставлять жалко, но собственная жизнь куда дороже, и я отступаю от света, судорожно оглядывая стены пещеры.

Не показалось… Только сейчас, когда сталагмит заслонил свет фонаря и глаза немного привыкли к полутьме, я различила их. Невысокие, худые, похожие на детей с очень большими глазами, они сидели на корточках и жадно внюхивались, иногда раскрывая пасти с высунутыми языками.

Я потянула палаш из ножен. Шуршание стали о дерево заставило их нервно переступать короткими лапами. Первые твари бесшумно начали спускаться с возвышений, возбужденно облизываясь и принюхиваясь. Как же их много! Я видела только тех, на которых падал отраженный рассеянный свет фонаря. А где-то за пределами светового круга сосредотачивались остальные.

Боги, что же их так влечет ко мне? Если бы они на всех кидались, то как же здесь прошли барон с Тишином? Трупов не видно и даже следов крови и разрушенных сталагмитов… Говорят, акула чувствует запах крови за пять километров… Запах крови?! Что же я за дура! Правильно! У меня только вчера начались месячные, и я с этой проблемой поперлась в самое логово тварей! И менялась уже здесь, в подземелье… вот они и почуяли. Какая же я умная… задним числом.

Я грустно усмехнулась: «Извини, Рандир, тут такое дело… понимаешь… вряд ли я дойду… извини…» Я подвела всех — и порученца, и эльфов, и Улетова. Своей глупой бравадой и гордыней. Хотела сама пройти через подземелья — и вот… дошла. Глупо, глупо умирать, когда никто не узнает и никто не увидит твоей смерти, но вдвойне обидно, что умираешь бестолково.

~~~

Место для последнего моего боя было удачным. Хоть что-то радовало! Ровная площадка под ногами, за спиной стена без всяких дыр, из которых в самый неподходящий момент могли свалиться на голову новые твари. Слева группа сталагмитов и сталактитов образовала сцепление, очень удачно прикрыв меня с этой стороны. Бежать бесполезно — догонят и собьют с ног. Нет, бой надо принимать здесь, пока еще можно стоять с ними лицом к лицу.

Я несколько раз вздохнула поглубже. Страха не было. Просто легкая печаль и грусть, что недолго я прожила в новом мире, мало сделала и еще меньше любила.

— Ну, подходите…

От моего шепота твари будто проснулись и зашевелились быстрее. Понятно, если жертва хочет малость посопротивляться, то надо ускориться.

На что я рассчитывала? На опыт групповых боев с деревянными мечами? Или на то, что, помахав саблями с ордынцами, я стала крутой воительницей? Да этим тварям моя крутизна до одного места!

Рубить! Быстрее! Еще быстрее! Пока на место убитого не встали двое, трое его собратьев. Техники никакой, ни итальянской фехтовальной шпажной школы, ни польской сабельной, ни турнирной — какая, к чертям, техника, если успеваешь только взмахнуть и рубануть сверху вниз?! И еще раз… и еще.

Ирреальная битва в тишине. Ни криков, ни стонов. Твари умирали молча, а мне надо было беречь дыхание.

Парочку тварей я приняла левой рукой на нож, за что и поплатилась глубокой царапиной от плеча до локтя. Боль прорвала плотину обреченности, и на смену усталости пришла холодная ярость.

— Сука! — закричала я в морду очередной твари.

Крик, усилившись эхом, пробежал по пещере и заставил тварей на секунду замереть.

— Что, чувствительные ушки? — я рассмеялась.

Мне было легко и радостно. Что с того, что я сегодня умру?! Что с того, что этот мир покатится в тартарары?! Плевать! Главное — бой! Нечто яростное, безумное и восхитительное стучало в висках и рвалось наружу.

— Перун!

Я вскинула палаш и шагнула навстречу тварям.

— Перун!

Выкрикнула я и разрубила оскаленную морду.

— Перун!

И Багровая Тьма, торжествующе взвыв, прорвала ненужные заслоны здравомыслия. Я смеялась и рубила. Рубила и смеялась. Мне было легко и хорошо! Водоворот боя затягивал, и я отдалась его течению, позабыв про боль, про смерть, про страх. Никогда мне еще не было так легко и свободно! Какая, к чертям, смерть, если предо мной открыты врата в Ирий?!

Там, за правым плечом, стоял Мой Бог. И в его густых усах пряталась усмешка. А я танцевала в Его честь. Кровавый танец. Неравный бой. Последний… но самый лучший. И ни о чем не жалела.

~~~

Смерть и смех — разница только в последних буквах. Разница в действии. Но когда ты видишь, как отступает смерть, на смену приходит смех.

Понимаю же, что это неправильная реакция, но не могу удержаться. Смеюсь. Подняв лицо к своду пещеры — смеюсь безудержно и беспечно. Х…я нам, татарам?!

Смех обрывается криком. Я выплескиваю из себя остатки ярости и адреналина. Рядом со мной давно уже нет тварей — поразбежались, попрятались уроды. Но не все. Трупы никуда уже не уползут. Лежат себе мирно бесформенными тряпками. Боги, что же я наделала?!

— Боги!

Впиваюсь зубами в кисть руки, чтобы сдержать крик. На этот раз не победный, а испуганный крик одинокой женщины. Откат… Вот теперь я начинаю чувствовать боль и страх, меня трясет от ужаса, и я позволяю себе расплакаться. Неужели это я убила этих тварей?! Нет, не может быть! Неправда!!!

«Правда», — спокойный голос за спиной.

Оглядываюсь и, конечно же, никого не вижу.

«Хороший воин. Хорошая битва».

— Перун?

Сердце сжимается от надежды и радости. Неужели не ушел, как уходили все мои Боги после Деяния? Жалящего чувства пустоты в груди нет, а значит, он еще здесь, мой Бог, мой напарник, мой Перун!

«Твоя кровь льется зря».

А, ну да! Правильно! Надо перевязать раны. Пусть в боевом безумии я не реагировала, но эти твари своими когтями и зубами сумели меня достать. Противно, неприятно, но как говорят: «И хрен с ним!» Забинтовалась, сразу напомнив сама себе Мумию из египетских пирамид, отчего подавленный смешок снова стал рваться наружу, перемешиваясь с «Ох!» и «3-ссс!».

Палаш, прежде чем засунуть обратно в ножны, следовало протереть тряпочкой хоть немного, иначе остатки вонючей крови, мозгов и волос долго будут сопровождать меня, хранясь в ножнах. Ну их на фиг! Корзина эфеса оказалась смятой — неужели я кому-то врезала по зубам? Не помню. Может, и врезала. Во время боя не сильно думаешь, чем и кого бить, главное — достать и уничтожить раньше, чем он тебя. У меня получалось. Так что немного деформированная гарда скьявоны — небольшая плата за то, что рука осталась почти целой, исключая нескольких ссадин и неглубоких порезов. А вот один из засапожных ножей, тяжелых и удобно сбалансированных, жаль. Перевертывать тушки в его поисках было нудно и напряжно. А главное — могло занять непонятно сколько времени, которого у меня было не так уж и много.

Самое обидное, что эти твари умудрились укусить мою тщательно лелеемую и оберегаемую доковскую сумку. В результате чего ампулы оказались мелко раздробленными и непригодными к дальнейшему использованию. Последняя оставшаяся «в живых» ампула была тут же мной употреблена внутрь. Даже на надпись не посмотрела. Одно из двух — норадреналин или обезболивающее. И то и другое в тему. Так что проблема выбора даже не стояла. Что бы ни подействовало — все мне на благо.

~~~

Снова потянулась череда пещер, сменяемых узкими проходами подземных туннелей. Иногда казалось, что я иду по кругу, из которого нет выхода. Сердце сжималось от страха остаться в этом ирреальном подземном мире навсегда. Где-то на задворках сознания билась всячески пинаемая и отгоняемая мысль о том, что я запуталась. Особенно не хотелось встретить еще раз таких или еще каких-нибудь тварюшек, жителей столь прекрасного места. Ну уж нет! Даже думать об этом не хочется!

Когда свет отразился от стены, перегораживающей проход, я остановилась, тяжело дыша. Бег по неровным переходам закончился, но легче от этого не стало ни на йоту. Я пыхтела и шипела, как раскочегаренный до белого каления самовар. Действие ампулки благополучно закончилось еще свечу назад, и последний час я тихо материлась под нос, сдерживаясь, чтобы не делать этого вслух при каждом шаге. Теперь я ощутила остроту зубов и когтей подземных жителей. Пульсирующая боль в длинной ране на левой руке наводила на шальную мысль о внесенной внутрь инфекции, а множество мелких и не очень порезов на ногах и плечах противно ныли и горели. Радовали в этой ситуации только два пункта: первый — я жива, а второй — то, что наконец дошла. До ручки… которой почему-то не было.

Я закрыла глаза и облокотилась о стену. Боги, как же смешно! Столько вытерпеть, стольких предать и? Оказаться возле закрытой двери, в которую и стучаться бесполезно! Не услышат…

Надо думать, девочка, надо двигаться… Здесь, с этой стороны дверей тоже должен быть рычаг или кнопка, или ручка — все, что угодно. Давай же! Двигай, толкай, дергай за все уступы, каждый миллиметр пола, стен, потолка. Выступать, выдавить… Не может быть, чтобы с этой стороны замок не открывался!

Последняя свеча судорожно затрепетала. Заменить ее было нечем. Посветив дерганым светом еще несколько минут, огонек вздрогнул и благородно издох. Темнота.

Знаете, что такое полное отчаяние? Да? Вот теперь и я знаю…

38

Темнота. Сплю ли я, бодрствую — одна темнота. И в глазах, и в душе. Хотя нет — когда я впадаю в краткое беспамятство от усталости и боли, то погружаюсь в подобие сна. И вот в этом самом сне вижу яркие, почти живые картинки. Я вижу людей, которых никогда не знала и не узнаю, события, которые могут случиться, а могут и не произойти. Мне кажется, что во сне я живу, а потом возвращаюсь в темную каменную могилу. И я уже перестаю понимать, живу я или нет? Хочу ли я вообще жить? И зачем?

А еще я чувствую. Руками я ощупываю лицо, тело, провожу пальцами по клинку палаша, будто это может придать мне уверенности в себе. Холодный металл грустит. Он останется холодным даже в самом огне битвы. Холодный металл, холодный разум, холодная душа… отчаявшаяся, обледеневшая от безысходности.

Кричать и плакать я себе не позволила. Как и биться об закрытую стену. Паника не выход. Это очень легко — запретить вырваться наружу эмоциям и снова, с настойчивостью земляного червя по миллиметру обшаривать гладкую стену. И не думать… не верить… не бояться…

Камень — это минерал. Минерал — это энергия. Энергия управляет в каждом элементе — вода, ветер, земля, огонь и металл. Если я не могу видеть, если я не могу даже представить, где я нахожусь, я должна это почувствовать. Не знаю как, не знаю чем… но… я прикладываю руки и лоб к стенке и заставляю себя проникнуть в нее.

Темнота.

Я падаю на пол, обливаясь потом и слезами. Я больше не могу… Сдаться легче. Умереть и разом покончить с кучей проблем. Без меня этот мир жил и будет жить дальше! Я лишь маленькая песчинка в мировых часах — упаду, и никто не заметит…

В голове непрекращающийся раздражающий шум. Будто звук водопада. Иногда кажется, что кто-то меня зовет. Только я его не слышу — как в метро, все заглушает ветер в туннеле. Я сжимаю виски и зову единственного человека, который мог бы меня услышать. Мог бы… если бы это было возможно.

За гранью сна цветные линии и вспышки. Кружатся, сливаются в один огромный хоровод, охватывающий всю планету. Это энергии, эмоции людей — их желания, связи, стремления. Яркие и тусклые, отчетливые и едва заметные — будто рыболовная сеть. И узелками — встречи, а порванными ячейками — расставания. Так и хочется подхватить, стянуть, связать…

Просто я так и не научилась верить. Потому что, если бы я верила, я бы не вывалилась с криком, когда часть пола внезапно ушла вниз. Упала я на руки какого-то мужика. То, что это мужик — это точно! Такие широкие ладони и твердые мускулы бывают только у них. Видеть я не могла — свет ударил по расширенным от перепуга глазам и на некоторое время запечатал их слепотой.

— Это она! — чужой голос, да еще на эльфийском.

— Какого хр…

— Тауэриэль нас направил вас встретить!

— А! — Ничего более умного мне в этот момент в голову не пришло. Хорошо, что сама голова еще работала после всего пережитого. А ведь я уже, честным делом, думала, что схожу с ума.

— Мы вас понесем… Вы не против?

Где, блин, моя гордость?

— Нет, — согласилась я с неизбежным и расслабилась.

Буду надеяться, что меня принесут куда надо. Потому что очень хочется верить Тауэру.

~~~

Мне на глаза наложили повязку. Не бог весть какое лечение, но моим опухшим глазам явно полегчало. Раны тоже смазали мазью и перевязали. Быть слепой в темноте — это, конечно, неприятно, но вот ничего не видеть среди кучи народа днем — напрягает еще больше. Во-первых, нельзя выяснить, где я нахожусь — то, что это домик в лесу, понятно и так, а вот дальше… Женщина, ухаживающая за мной, не стремилась к тесному дружественному общению. Кроме приноса-уноса некоторых вещей, она выполняла мои нехитрые запросы, ставила на стол еду и подавала кружки с водой, когда я протягивала руку. Сначала она, правда, пыталась меня еще и кормить как маленькую, но это уже фиг вам! Я и слепая ложку до рта донести в состоянии.

Заходили еще и мужчины, но их спрашивать было еще бесполезнее — мои прямые вопросы они игнорировали. В конце концов я стала поступать точно так же — игнорировать их. И, кажется, скайль-т-тэйлям это не понравилось. Вот и чудненько!

Запах хвои, дыхание ветра, шум деревьев — все это было настолько божественно после тишины и затхлости подземелья, что, только осознав, что же ты мог потерять, начинаешь это ценить — жизнь, любовь, свободу.

Да, о любви… Рандир с Тауэром так за эти два дня и не появились. А сволочь Тауэр даже со мной не связался!

На третье утро старый скайль-т-тэйль снял с меня повязку. И сразу глаза начали слезиться. Вытерев слезы, я подслеповато оглядела своих спасителей — трое молодых скайль-т-тэйлей, старик и женщина. Они стояли и ждали. Как я поняла, меня. Один из них протянул руку и сказал:

— Идем!

И я пошла. Без вопросов, как баран на заклание — именно с таким ощущением, от которого я никак не могла избавиться.

С той самой луны, когда я влезла в чужой обряд в чужом мире, когда пожалела и укрыла в себе трепещущий беззащитный комочек энергий, я знала, что придется поучаствовать и в дальнейшем. Я выдумывала разные условия, которые могла бы выставить скайлям за их Духа — потребовать защитить замок, устроить партизанскую войну ордынцам — в общем, всякая хрень приходила в голову и благополучно ее покидала. Одно оставалось неизменным — понимание того, что Дух не игрушка, не вещь, которую можно купить и продать, Дух — это часть этого мира, как и скайль-т-тэйли или я, или те же ордынцы. И я не смогу продать Духа, как не смогла бы продать часть себя, например, совесть.

~~~

Лес дышал покоем. Самое интересное, что, что бы ни происходило под этими вековечными кронами — смерти или рождения, — лес всегда будет оставаться безупречно спокойным. В кронах деревьев будут вить гнезда птицы, лисы и зайцы — прятаться в корнях, а день будет сменяться ночью, лето — зимой, листья — осыпаться и снова вылезать из почек, чтобы тянуться к солнышку. Есть в лесу этакая умиротворенность. Хочется сесть, откинуться на ствол и смотреть, как зелень листвы пробивают острые лучики.

И в этом размеренном спокойствии прячется опасность. Скайли идут, небрежно кидая взгляды по сторонам. Лес, он такой — может спрятать тебя, а может и врага. Ему-то все равно.

Скайль-т-тэйли чем-то похожи на Тауэра, но все-таки другие. А может, я уже привыкла к постоянному спутнику Рандира и теперь, сравнивая его с другими эльфами, нахожу явные различия. Тауэр чем-то напоминает скалу — всегда отстраненный, спокойный, уверенный в себе, но в то же время надежный и преданный. Эти же напоминают деревья — худые, подвижные, постоянно в движении, но при этом высокомерные, будто смотрят на тебя с самой высокой кроны. Лица неподвижны, я бы даже сказала — брезгливы. Да, ты червь, копающийся возле наших корней. Червь, с которым пришлось общаться, поскольку он раскопал нечто, НАМ нужное. И пока оно нам нужно, червячка надо кормить, холить и лелеять… Мрази!

К середине дня нас догнали еще десять скайль-т-тэйлей. А может, не догнали, а встретили, пропустили, а потом выстроились в арьергарде, прикрывая спину.

У меня уже болели ноги, а эти гады даже привал не собирались делать. Я демонстративно остановилась и уселась прямо посредине тропы. Интересно, что они будут делать? Привал? Ага, разогналась! Один из них, может, тот же самый, а может, другой — хрен их разберешь, подошел и просто, как ребенка, взял меня на руки. И пошел дальше. Без объяснений и вопросов. Вот так! Почувствуйте себя королевой!

Я грустно усмехнулась — вот и выяснили, кто кому и в каком качестве нужен.

~~~

Уже достаточно сильно смеркалось, когда мы вышли к двум холмам. За холмами было нечто вроде походного лагеря, укрытого в ложбине с махоньким ручейком. Здесь меня передали с рук на руки двум женщинам, выглядевшим старовато. Не совсем старухам, но уже за хороших шестьдесят. Мое воспитанное на книгах фэнтезюшное восприятие бессмертных эльфов рушилось на глазах. Сначала старик-врачеватель, теперь две скайль-т-тэйльные дамы в почтенном возрасте — боги, где же знаменитая эльфийская молодость? Не то чтобы я почувствовала себя обманутой, но было грустно расставаться со сказками, в которые только-только начал верить.

Покушав с дороги — а что остается бедной девушке в компании с совершенно незнакомыми нелюдями? — я присела возле дерева, подперев его своей спиной. К сожалению, дерево не было дубом, а заигравшиеся мастера не собирались делать «магический катаклизм», поэтому я совершенно не опасалась рухнуть во второй раз, задрав ноги, на спину. Все-таки хорошего понемножку. А то еще войду во вкус!

~~~

— Госпожа Леттлерг, — блин, я все же задремала и не услышала, как ко мне подошел скайль-т-тэйль, — обряд проведем в полночь. Будьте готовы!

Ни здрасте вам, ни до свидания. Поставил перед фактом, и гребись как хочешь!

— Эй! — мне стало весело. — А если я не захочу?

Он на секунду застыл, будто не веря, и медленно повернулся обратно.

— Ты не можешь.

Это он меня не знает! Еще как могу! Пусть этот чертов Дух сожжет меня изнутри, но вы его без моего согласия не получите!

— Ты уверен?

Вот теперь он дернулся. Глаза на миг расширились и тут же сузились. Удивление и злость. Не привык ты, мальчик, к таким играм?

На этот раз пауза длиннее и напряженнее.

— Я не решаю… жди.

Кажется, я попала в десятку. Только вот мишень я еще не вижу. А ведь хотела совсем немного — обеспечить небольшое кровопускание ордынцам, чтобы Улетову хватило сил до прихода королевской армии. Как говорили у меня на Родине — просите больше, меньшее вы всегда взять успеете.

Полная луна уже вышла из-за холмов и очертила лагерь длинными тенями. Ночь — время несбыточных надежд, время, когда все наполняется глубиной и тайной. Если только сумеешь увидеть едва заметную разницу в оттенках темноты и прочесть их. Если только отдашься этому призрачному свету.

В этих тенях скайль-т-тэйлей можно принять за людей. Такие же деловые, немногословные, занимающиеся своими делами. А то, что ушки иногда показываются сквозь пышные шевелюры — так это просто игра лунного света. Мужчины одеты в обычные брюки и куртки, женщины в платья. Достаточно однообразно. В моем, теперь уже бывшем, мире одевались куда более разнопланово. А с этими непонятными монотонными платьями совсем не сочетаются высокомерные взгляды, бросаемые исподтишка на меня. Да, до графинь вам далековато, девочки. А уж в этих шмотках и подавно!

Второе пришествие мужика я уже не прохлопала. Но вставать, приветствовать его не сподобилась.

— Слушай. После Соединения Изначальный дарует Желание. Одно. Мы отдаем его тебе. Достаточная плата?

Круто, не находите? Целое желание от Изначального! Ого!

— Нет, — кажется, голос не дрогнул от радости.

Хммм? Если нет, то где дальнейшая торговля? Таки да?

Скайль кивнул и отошел. Вместо него меня взяли в оборот дамочки. Обмыли, еще раз перевязали, надели юбку и кофточку непонятного фасона — ладно, будем надеяться, что это временно, а заодно и посвятили в подробности предстоящего действия.

~~~

Число три в любом мире — сакральное число. А для богов тем более. Тело — душа — дух. Триединство.

Мы стояли в круге на плоской вершине одного из холмов. Две скайль-т-тэйльки и я. На земле выложено небольшими камнями подобие первого святилища. Не Стоунхендж явно. Первое святилище его напоминало намного больше. Но как говорится — за неимением гербовой будем использовать туалетную. Бумагу, в смысле. А мы будем делать вид, что эти камушки возвышаются над нами и скрывают нас от посторонних. Мера, кстати говоря, не лишняя. Потому что стоим мы голые. Полностью. Эльфийки разделись перед тем, как вступить в круг, и мне ничего не оставалось, как последовать их примеру, получив вдобавок комплекс женской зависти. Хоть я и не мужик, но смотреть на их фигурки было приятно, не то что на мою. Ну и хрен с ними! Рефлексировать и завидовать буду потом, молча и под подушку, чтобы никто не увидел.

А сейчас другое время. Я чувствовала, как мир наполняется потоками энергий. Они тыкались мне в ладони, закручивали в своих танцах мое тело, хотелось взлететь, опираясь на их гибкие руки-нити. Изнутри меня потянулся навстречу этим энергиям Дух. Маленький, теплый и любимый комочек — ребенок. Я покачнулась и взмахнула руками, пытаясь найти опору. Мои ладони легли на чьи-то плечи, а на мои плечи опустились ладони девушек. Водоворот энергий закружился вокруг нас сверкающим разноцветным хороводом…

— Ааах!

— Ааах!

— Ааах!

Из меня будто вытащили стержень. Я упала на колени рядом с скайль-т-тэйльками и согнулась. Навалилась опустошенность, будто потеряла часть себя, ту самую часть, без которой можно жить, но память о которой вечно будет присутствовать в твоем теле. Часть своего духа.

— Говори…

Это сказали не скайль-т-тэйли. Голос принадлежал существу, лежащему в круге.

Я недоверчиво воззрилась на мальчишку, по возрасту соответствующему обычному пятилетнему ребенку, но с очень яркими, будто впитавшими свет луны глазами.

— Проси…

Повторил он.

Просить? О чем? Все мои желания, отраженные в этих нечеловечески мудрых глазах, казались детским лепетом, не заслуживающим внимания. Возвращение в свой мир? Спасение замка? Почему мои желания так мелочны? Неужели я не могу придумать что-то большее?

— Верни все… в тот миг.

— Нет.

Значит, Изначальный не всесилен. Время — вот с чем не играют и над чем не властны даже боги. На целый миг предо мной распахнулись двери Предвидения. Я Знала, что это было Предопределено — мое попадание в этот мир, осада замка, встреча с Рандиром… Я Знала, что будет… и Знала, что это не может быть иначе. Потому что все войны, все беды и все страдания равноценны улыбке… улыбке на устах ребенка. Если есть смерть — то будет и жизнь…

— Жизнь Рандиру!

Изначальный улыбнулся и кивнул:

— Да будет так!

И я увидела, как где-то в эту же самую секунду нить жизни Рандира зазвенела, и ее почти перерванный конец стал расти, пока не скрылся из глаз.

— Люби… и она никогда не порвется… — услышала я перед тем, как упасть на землю.

Ну и задачки ты ставишь, Изначальный!

Тяжесть навалилась на плечи, и не успела я ответить, как сознание, не выдержав больше общения с такими высшими силами, отправило меня в сон.

39

Утро началось с побудки. Стандартно, в общем-то. Но в отличие от скайлей, которые выглядели свежо и бодро, я чувствовала себя разбитой. Ночное напряжение застыло в теле свинцовой усталостью, и каждое движение требовало от меня неимоверных усилий. Когда организму хреново, он сразу вспоминал, что он женский, и начинал меня ломать по принципу — женщина существо слабое, ее нужно холить и лелеять. А еще требовал от меня быть женственной и показывать это всеми доступными способами — просить помощи, жаловаться и пускать слезу в нужных местах проникновенной речи о том, как в мире все несправедливо.

Что ж, поблажку я себе дала — аж целую минуту полежав с закрытыми глазами под теплым одеялом. Потом встала, сжав зубы, и, не обращая внимания на скайлей, пошла умываться к ручью. Хорошо бы еще сменить повязки, но одна я на такой подвиг не способна — некоторые раны еще сочились гноем, а перевязывать себя одной рукой я не умела. К медицине у меня всегда была стойкая идиосинкразия, даже по отношению к себе любимой.

Завтракали по-быстрому — лепешку в зубы и запить водой из этого же ручья. Разговаривать со мной не пытались, да и мне было не о чем с ними говорить. Вот с Изначальным я бы перекинулась парой словечек! Только не подпускают меня к нему. Хотела пару раз подойти, как тут же какой-нибудь скайль становился между нами. Так, невзначай, вроде бы как постоять решил прямо здесь и прямо сейчас. А ведь не обойдешь и не перепрыгнешь! Ненавижу, блин, уродов ушастых!

А потом началась гонка. От кого, куда — фиг узнаешь, но темп эти козлы задали такой, что через несколько часов я выдохлась. Попытки обратить внимание на мое состояние не привели ни к чему. Хотя нет, привели — к тому, что меня совсем неблагородно и неблагодарно несколько раз толкнули в спину, заставляя поторопиться, и один раз подняли за шиворот. Вот тут я уже разозлилась по-настоящему!

Я резко развернулась к поднявшему меня и, запрокинув голову, поймала взглядом его глаза. Говорить было бесполезно, как и угрожать или требовать, поэтому я ощетинилась и молча приготовилась дать отпор на любое его резкое движение. То, что он попытается меня поставить на место, я не сомневалась. Сомнения были в собственных не таких уж и больших силенках, но тут уже нашла коса на камень, и сдаваться я не собиралась. Даже если меня измордуют и закопают прямо здесь.

«Ника, нет!» — я дернулась, будто от хорошего удара под дых.

«Прекрати!» — надо опустить глаза и сделать вид, что ты виновата и сдаешься на милость скайлям. Не вскрикнуть от радости, не улыбаться дурной лыбой и не пытаться вылить щенячью радость безумным криком: «Тауэр!»

«Я. Повернись и иди».

«Да, конечно».

Теперь, чувствуя рядом с собой родное плечо, я могу и побыть слабой женщиной.

«Тауэр, где…»

«Скоро увидимся».

«Ага», — мне пришлось закрыть лицо рукой, делая вид, что я плачу. На самом деле меня просто распирало от радости, и улыбка на тридцать два зуба грозилась порвать мою морду.

«Как прошел Ритуал?»

«Хорошо».

«Изначальный с вами?»

«Да».

Недолгая пауза.

«Ника. Ничего не бойся…»

«Я и не боюсь!»

«Когда начнется, упади…»

«Что начнется?»

Тут меня в спину опять чувствительно толкнули. Заболтавшись с Тауэром, я автоматически замедлила шаг, что тут же было замечено моим сопровождающим. Интересно, есть ли среди скайлей маги? А если есть, почувствовали они наш телепатический диалог? Я осторожно подняла голову, стараясь удержать на лице маску усталости и обреченности, и осмотрела маленькую колонну. Вначале шли пятнадцать мужчин-скайлей с натянутыми луками — авангард, за ними следовали две женщины, неся на руках Изначального. За ними потом шел дедок. В спину ему пыхтела я, а уж за мной выстроились все остальные. Несмотря на возраст, женщины и дедок шагали очень бодро, и лишний груз в виде пятилетнего мальчонки ничуть их не напрягал. Получалось, что во всей колонне самым слабым звеном была я, только брать меня на руки, как это было вчера, никто больше не собирался. А их благодарность за Изначального выражалась в периодических тычках в спину. Я очень надеялась, что Тауэр не заставит себя долго ждать, иначе мое терпение может оказаться не таким безграничным, как у него.

~~~

Нападение из засады всегда внезапно. На то она и засада! Так что только после пятой, а то и десятой стрелы я поняла, что нас обстреливают, и еще долгих несколько мгновений соображала, что делать. «Ложись, ля!» — подсознание оказалось быстрее, чем тормознутое сознание, и я рухнула на траву и огляделась вокруг. Кажется, это только для меня засада оказалась неожиданной, хотя меня как раз предупреждали, а вот скайли о ней знать не могли, но при этом отреагировали намного бодрее, чем я. Стрелы летели уже не в одну сторону, а большая часть отряда испарилась, дернув в лес — устроить охоту на охотников.

Две женщины и дедок встали возле дерева, прикрыв собой Изначального и ощетинившись небольшими кинжалами, очень похожими на скифские акинаки. У других скайлей я таких кинжалов не наблюдала, из чего можно было сделать вывод, что это обрядовое оружие.

Возле моего лица в землю воткнулась стрела. Ех! Я резво дернулась и откатилась в сторону, под кустики. Ну их в баню, этих стрелков! Стрелять по безоружной женщине — кто это такой шустрый?

«Тауэр!» — чуть не закричала я вслух, когда вторая стрела оцарапала мне плечо. Кому-то уж больно не хотелось оставлять меня в живых. В такой ситуации главное не застыть столбом, хотя все тело от страха цепенеет и боится сделать лишний вздох. Забудь обо всем, просто двигайся! Как?! Да как хочешь! Пляши, прыгай, кувыркайся! Только не стой столбом!

Еще две стрелы с разных направлений ударили в землю рядом с моей ногой, но я уже кувыркнулась и тут же подпрыгнула. Эх, маятник бы раскачать! Но для этого надо хотя бы видеть, откуда стреляют. А если не знаешь, с какого направления вылетит следующая стрела, то маятник не поможет. Оборот, кувырок! Боги, да я им что, клоун?!

Время замирает. И в этой вселенской паузе я вижу стрелу, летящую прямо мне в лицо. Медленно, очень медленно. И самое страшное, что я понимаю, что мне от нее не уйти. Тело будто в воде — неторопливо заканчивает предыдущее движение, чтобы моя голова оказалась как раз в точке пересечения наших траекторий. Как глупо… Вот так видеть свою смерть и осознавать, что ничего уже сделать не можешь…

И в тот момент, когда я уже смирилась со смертью, между ней и мной прыгнул размытый силуэт, и вот мы уже катимся по опавшей листве. Вдвоем. Я оказываюсь снизу, а на мне лежит тяжелое, хрипло дышащее тело. Не мертвое — и ладно. Не хотелось бы менять чужую жизнь на свою. И так уже из-за меня горы трупов. «Предрешено», — сказал Изначальный. Нет, не могу я в это поверить! Даже если есть где-то безликая старуха Судьба, и даже если все наши деяния — это давно прописанные строчки в ее книге — все равно я не смогу с этим смириться. Смерть детей из моего мира тоже была предрешена? Бред!

Пытаюсь высвободиться из стальных объятий мужчины. В любом другом случае мне даже было бы приятно вот так полежать в кольце сильных рук, но не надо забывать, что бой еще не кончился. Мужчина сжимает меня крепче, прикрывая собой и не давая даже вздохнуть.

— Отпусти! — задыхаясь, шепчу я и поднимаю голову.

На меня смотрят ярко-зеленые глаза. Чужие. Я не знаю этого скайля! Никогда не видела! Но то, что он не из тех, с которыми я шла — это точно! У тех скайлей густые пышные волосы прикрывают уши так, что видны только кончики, а у этого они заплетены в косы, чтобы выставить на всеобщее обозрение нагло торчащие уши. Эльф смотрит на меня каким-то долгим и изучающим взглядом, а потом улыбается. Чуть криво, сдержанно, но эта улыбка говорит сама за себя — это друг. Те скайли за все время нашего общения даже не попытались изобразить приветливость на своих спесивых мордах.

Возле нас шаги.

— Исилинэн?

— Все хорошо, Лэйдэрин! Тауэриэль, она не ранена…

Тауэр? Я все-таки дергаюсь, вырываясь из-под навалившегося тела, и встречаюсь глазами с Тауэром. Он присаживается и обнимает меня.

«Я рад», — как всегда чересчур сдержан в выражении эмоций. Даже слишком.

— Исилинэн!

Вскрик рвет радость от встречи. Я резко оборачиваюсь и вижу, как эльф безвольно заваливается на спину.

— Нет! — слышу я свой крик. — Нет!

На глаза наворачиваются непрошеные слезы. Я знаю этого эльфа всего чуть-чуть, а уже больно его терять. Почему? Ответ один — он спас мне жизнь, ничего не требуя и не прося. Просто спас… без условий.

— Я удержу его, Тауэр… — говорю я сквозь вхлип, — спаси его…

А дальше бьющаяся о пальцы нить — раскаленная, непослушная. Теплые руки на моих плечах… слезы, текущие по лицу и капающие — не вытереть… Другие эльфы с торчащими ушами переворачивают Исилинэна, разрезают рубаху, тело, достают обломок стрелы с наконечником… кровь… совсем как тогда…

«Тауэр, скажи, — мне почему-то очень надо это знать именно сейчас, — скажи, вы бы убили детей?»

Он понял, что я хотела сказать. Ладони сжали мои плечи, отдавая мне свое тепло и уверенность.

«Нет, Ника… никогда, — и через долгую, очень долгую паузу в два удара сердца: — Даже если бы мы потеряли Изначального».

«Почему же вас не было тогда?»

«Скайль-т-тэйли хотели все сделать сами, не попросив помощи у других родов».

Значит, ничего не было предрешено! Смерть детей на совести скайль-т-тэйлей и только их одних! Предопределенность касалась только ключевых моментов — моего попадания в этот мир, встречи с Рандиром и осады замка — все остальное могло варьироваться. Могло изменяться в зависимости от наших действий и желаний. И не только от наших…

— Убейте их всех! — попросила я. — Убейте скайль-т-тэйлей! Я не хочу, чтобы они ходили по этой земле! Пусть заплатят за свои желания!

«Не беспокойся, Ника, скайль-т-тэйли уже заплатили. Их ложь их же убила…»

«…вашими стрелами!»

«Может, и так», — согласился Тауэр.

Нить жизни Исилинэна в моих руках уже не билась, а равномерно пульсировала и не пыталась рваться. Теперь можно отпускать. Цвет лица Исилинэна был еще белый, но уже не такой мертвенный, как в начале. Кровь остановили, рану перевязали, и теперь в моих услугах раненый не нуждался. Целитель из меня все равно никакой.

~~~

Шатаясь от усталости и опираясь на руку Тауэра, я вышла на тропинку. Из живых скайлей остались только одна женщина и дедок, по-прежнему стоящие возле Изначального. Вокруг них молча образовали круг нападавшие. Но они не спешили расправиться с единственно выжившими, будто ждали приказа. Агрессию они тоже не показывали — просто стояли и ждали. Сколько минут продолжалось это противостояние, я не поняла, но миг, когда достигшее высшей точки напряжение прорвалось, почувствовала за доли секунды до самого действия. Женщина с криком «Будьте вы прокляты, тахл-элары!» кинулась вперед, занося акинак, в это же мгновение дедок попытался всадить свой кинжал в живот ребенку. Стрела пропела, воткнувшись в глаз старика, всего сантиметр не дотянувшегося до Изначального. Женщину подпустили ближе и молча насадили сразу на два клинка. Видно, на нее стрелы расходовать не захотели.

Миг — и все кончилось. Оставалось еще одно незавершенное дело. Мое.

Я подошла к Изначальному. Он не боялся, не сжимался — ему-то как раз ничего не грозило, кроме кинжала сумасшедшего старика. Мы были разного роста, и чтобы смотреть Изначальному в глаза, мне пришлось стать на колено.

— Я бы хотела тебя ненавидеть… — наконец я смогу сказать ему все, что так долго копилось в моей душе. — Но не могу. Из-за тебя погибли люди, дети… чужие этому миру дети… Для того, чтобы ты родился. Скажи, это было нужно? Неужели нельзя было по-другому?

В его глазах промелькнуло удивление. Маленькая ладошка неуверенно потянулась к моему лицу, я не стала отодвигаться и позволила коснуться своего лба. И будто опять попала под свинцовое низкое небо, порывы ветра сбивали с ног, полотнища палаток рвались надутыми парусами, разбросанные вещи, сломанные куклы — люди, Док, стоящий посредине солнечной поляны с красными по локоть руками… Сердце снова сжалось, его место заняла вязкая тяжелая боль. «Смотри… — попросила я. — Смотри и скажи мне, это было надо?»

По лицу ребенка текут слезы. Вот и ответ… Я встаю и поворачиваюсь спиной. Ни жалости к Изначальному, ни сочувствия. Пусть знает теперь цену своего появления на свет. Может, я жестокая? Да! Жестокость бывает разная, а я не умею прощать… ни себя, ни других.

ГЛАВА VII

40

За беготней, схватками и остальными «развлечениями» я как-то забыла, что на земле есть обычные человеческие радости. Простые и незатейливые. Знаете, зачем в походы ходят или на Игры ездят? Пройти десятки километров или настучать друг другу по шлемам? Вот как раз нет! Сама суть походов — оторваться от суеты и просто посидеть возле костра, неторопливо подкладывая веточки и глядя на танец пламени. Ночь укутывает покрывалом плечи, заставляет отречься от суеты, поверить в тишину и расслабиться. Наверное, в этом и есть сокровенная тайна вселенной — между тьмой и огнем человек становится собой.

Рядом со мной, сидя на бревне, подкладывал сухие поленья в костер Тауэр. Его лицо было задумчивым и расслабленным. Такого Тауэра я еще не видела — постоянное напряжение смылось неровным светом живого огня, глаза потеряли жесткость и строгость. Среди своих можно на время скинуть маску и отдохнуть. Он уловил мой взгляд и слегка поднял уголки губ. Я усмехнулась в ответ — я понимаю, Тауэр, что это только иллюзия спокойствия, но дай же мне тоже насладиться кажущейся безопасностью.

С предводителем отряда тахл-эларов Лэйдэрином я уже познакомилась. Хороший, спокойный, чем-то похожий на Тауэра мужик с прищуренными глазами и ехидной улыбкой. Несмотря на кажущуюся насмешку в каждой фразе, мне было приятно с ним общаться. И вообще, как я посмотрела на организацию ночевки, эти эльфы были значительно общительнее, чем предыдущие. И веселее. Даже мой раненый защитник Исилинэн, которого я сократила до Иса, не делал из себя бедного и страдающего, а присоединился к нам, как только был разложен костер. Он даже на сокращение своего имени не обиделся. Ну не поворачивается у меня язык их имена выговаривать! Лучше уж сократить, чем перекручивать каждый раз, издеваясь над собственным языком и эльфийскими нежными ушами.

И еще с ними было легко разговаривать. Не надо было сдерживать себя, отвечая на шутки, и вскоре я уже совсем забыла, что сижу рядом с нелюдями в совершенно чужом мире. Обычный костер, обычные разговоры, обычные люди… Могу же я, в конце концов, расслабиться?!

Шутки шутками, но постепенно разговор сошел на интересующие меня уже давно темы.

— Скайль-т-тэйли — один из трех Родов альдаров, правда, некоторые из таких же прибывших с твоей земли называют нас эльфами. Вы и своего бога называете то Бог, то Гот, кажется, это зависит от языка ваших народов. Ты можешь называть нас, как тебе удобно.

— Ну спасибо, Лэйд! Мне альдары удобно выговаривать! — Я не поняла, шутка ли это, но на всякий случай решила оставить за собой место отступления. — А почему люди вас так не называют?

Лэйдэрин пожал плечами, отчего косички подпрыгнули, и смешно дернул кончиками ушей.

— Мы стараемся не общаться с людьми. А те, кто общается, говорят на человеческом, — короткий насмешливый взгляд на Тауэра. — Мы же еще не сошли с ума, чтобы учить людей нашему языку!

— Значит, я — наглое исключение?

— А мы тебя и не учили! — на этот раз даже Тауэр поднял голову. — Это последствия контакта с Изначальным Духом.

— Кстати, а где он? — я имела в виду Изначального.

Лэйдэрин мотнул головой в сторону одного из двух маленьких шатров, стоящих в стороне от поляны, куда не долетали звуки нашего разговора.

— Спит. Умаялся малыш.

И из того, с какой интонацией это было сказано, я поняла, что Изначального воспринимают как маленького ребенка. Может, я зря на него наехала после засады? Он же и вправду только родился, а я, взрослая глупая баба, — хлоп пацана по морде… Морально, конечно. Сделай я это физически, и мне никто бы этого никогда не простил. Даже Тауэр.

— Так что там с Родами? — вернула я разговор в прежнее русло.

— Как я и сказал — Родов три. Скайль-т-тэйли — они считают себя Высшими. Последние два Изначальных рождались на их территории, а в последний раз из десяти Высших Магов их род представил пятерых. Как ты понимаешь, в этом случае Ритуал становился их зоной ответственности.

— А зачем же вы тогда их убили?

— Смерть пяти из десяти магов немного поменяла расклад сил в Родах, как ты понимаешь. Изначальный должен с момента рождения находиться под опекой Высшего мага, иначе он теряет силы. Конечно, даже обессиленный Изначальный остается серьезной картой в политическом раскладе — являясь скорее символом власти, чем Обновлением. Имея Изначального, они могли ограничить доступ магов из других родов к нему, и в результате мы бы должны были идти к ним на поклон, чтобы получить Обновление. Как ты понимаешь, такой расклад сил нас не устраивал. Между прочим, нападение на Тауэра и его кровного брата было организовано именно скайль-т-тэйлями. Мы даже не могли себе такое представить! Но нападение было не на него одного. Четверо из возвращавшихся от них магов подверглись нападению. В трех случаях — ур-хаев, а в одном — людей. Два — летально. Мог бы быть и третий, если бы не ты. Тауэриэль тебе сам такое не скажет, но тахл-элары тебе за это благодарны. Спасибо!

— Да не за что… — Я была, честно говоря, шокирована. Оказывается, тут такие подводные течения, что даже пить эту воду опасно, не то что влезть в нее по самую макушку. Мало мне Рандира с его тайнами и Поручениями, Тишина с недонадетой короной, Улетова с комплексами красного командира в барской усадьбе, так еще и эльфы, составляющие заговоры друг против друга, вместе с ур-хаями. Только думаешь, что вроде все понятно, а тут же выясняется, что под одним слоем еще десяток других.

— Тауэр, ты знал, что вас свои же альдары подставили?

Мужчина покачал головой. Глаза его потеряли былое спокойствие и теперь застывшими угольками выделялись на фоне белого лица. Наверное, пытался вспомнить, кому теперь он обязан за орочьи пытки.

— Старший жрец Хаэлир указал нам дорогу. Больше я его не видел.

— Значит ли это, Тауэриэль, что ни на месте Обряда, ни вчера его среди убитых не было?

— Да.

Немногословен Тауэр, однако. Но Лэйдэрин его понимает с полслова — вот он, опыт общения!

— Хаэлир — сын Первого Жреца. Что ж, вполне возможно. Смерть Высших магов из других родов означает полный контроль за Изначальным со стороны скайль-т-тэйлей. Мы даже не смогли бы дернуться. А Первый Жрец давно уже мечтает об объединении всех Родов. Теперь понятно, под чьей дланью. Недаром он на прошлом Совете так доказывал, что наша разобщенность может нас погубить. Идея о едином государстве альдаров крутится в головах наших жрецов уже не первое столетие, но пока Роды не спешат надевать на одну голову все три короны. Слишком это опасно — давать такую власть в одни руки.

— И что теперь? После того, как вы всех скайль-т-тэйлей убили?

— Почему всех? — не понял Лэйдэрин. — Нет, не всех. Только хорошо потрепали. Магов у них теперь нет — ордынцы поубивали, Малый Круг жрецов мы все-таки проредили. Думаю, войны не будет: скайль-т-тэйли на прямой конфликт не пойдут — сил у них сейчас не хватит. Но будут большие разборки в Совете — это уж точно! Из оставшихся в живых Высших Магов у кор-эверов двое, а у нас один — Тауэриэль. Если он уйдет опять к людям, боюсь, что и ни одного.

— Договоритесь с кор-эверами, — буркнул Тауэр, словно в продолжение какого-то давнего и очень уж надоевшего спора.

— Тауэриэль, — вздохнул Лэйдэрин, — неужели этот человек тебе дороже судьбы всего Рода?

Тауэр скосил глаза на меня. Повисло тяжелое молчание, которое даже веселый огонек костра не мог развеять.

— Ты знаешь… это Долг, — медленно, тяжело проговорил Тауэр.

— Но…

— Нет! Все, Лэйдэрин, разговор закончен! — Я впервые видела, как Тауэр приказывает и как после его тихих, еле слышных слов сжимается совсем не маленький Лэйдэрин, будто нашкодивший школьник.

— Это слишком жестоко — Род без Высшего Мага! — пытается встрять Исилинэн.

— У скайль-т-тэйлей их тоже нет. Вы на равных. До Саэрны я вас доведу. Потом вернусь… с Никой.

— В Саэрне нас будут ждать жрецы, — пояснил специально для меня Исилинэн. Он сидел, прислонясь спиной к пеньку. Рана ему не мешала цедить из кружки чаеобразное варево из листиков и корешков. Я в который раз поймала себя на том, что рассматриваю его почти идеальные черты лица — могут же мужики любоваться женщиной, как красивой куклой, вот и я позволила себе почувствовать себя в окружении мачо. И вообще, красивый мужчина в нашем мире — это или голубой, или слишком недосягаем для рядовой серой мышки, а тут куча красавцев, и все они рядом! Нет, надо держать честь и оставаться верной Рандиру, иначе превращусь в блудливую кошку!

— Тауэр, а ты вернуться не хочешь? Тебе же среди людей напряжно! — Боги, ну почему у меня язык длиннее, чем надо?! Тауэр от вопроса дернулся, как если бы ему горящий уголек в лицо попал. Потом молча встал и ушел в темноту.

— Тауэр, прости… — бросилась я за ним, но Лэйдэрин меня удержал.

— Ника, Тауэр не обиделся… просто это для него несколько болезненно. Я расскажу тебе, — узнать о Тауэре то, что он скрывает, — это поважнее, чем бегать и искать эльфа в темном лесу. Во-первых — не найдешь, а во-вторых — извиниться можно и потом. — Так что я уселась обратно и приготовилась слушать Лэйдэрина.

— Маги и жречество — это два конца одной и той же палки. Магов много, но Высших магов — единицы, в жречестве наоборот — стать жрецом трудно, но каждый из них стоит нескольких магов, кроме Высших, естественно. Маги по своему характеру одиночки, и магия их направлена вовне, а структура жречества направлена на сохранение общества, то есть вовнутрь. Поэтому жрецы как бы руководят магами, хотя это только видимость. И те и другие понимают, что если маг чего-нибудь захочет, то сдержать его невозможно. Но и маги понимают, что без сдерживающего фактора они могут своими действиями навредить Роду. Поэтому добровольно подчиняются жрецам. Чем выше ступень занимает маг, тем он больше связан обязательствами перед Родом и тем больше власти над ним получают жрецы. Но как я и сказал, подчинение — это дело добровольно-принудительное. Высшего Мага контролировать очень сложно.

Когда Тауэриэля спас человек, Тауэриэль поставил жрецов перед фактом, что он становится кровным братом и связывает этим самым свою магию. Как ты понимаешь, жрецам это, как стрелой в открытой ране — от Тауэриэля потребовали отказаться от «глупостей» и полного подчинения. А уж чего он наслушался от жрецов! Честно — я бы не выдержал и прямо там их всех и прибил! А Тауэриэль только ушел… и больше о возвращении слышать не хочет.

— Но он же с вами общается?

— Так то ж с нами! Тауэриэль с Родом не порвал и от родства не отказался. К тому же жречество стало сейчас сильнее, чем тогда, когда это все случилось. У них теперь и мест в Совете больше.

— Но если он единственный Высший маг, то как вы будете без него?

— Знаешь, Высшие — это как кометы в небе — одинокие и очень яркие. И так же быстро сгорают… Но на небе ведь звезд больше — это и есть маги. Они и освещают ночное небо. В Саэрне нас встретят и маги, и жрецы — так что не беспокойся.

— Слушай, а почему вы, зная, что идете за Изначальным, не взяли магов с собой? — не поняла я.

— Скайль-т-тэйли почувствовали бы присутствие других магов, их ауру, и все могло сорваться.

— А Тауэр?

— Тауэра они знают и считают его изгнанником. На него никто и подумать не мог, что он свяжется с нами — после его ухода жрецы в Совете его поставили вне Рода. Для всех он как бы теперь человек.

— Ясно… — протянула я, хотя ясно было не все и не до конца, но углубляться еще больше во внутриродовые проблемы эльфов не хотелось. Мне и своих проблем хватает — разобраться бы сначала с ними.

— Ника, давайте я вас провожу до шатра, — предложил Исилинэн, видя, как я начинаю клевать носом, — завтра будет тяжелый переход… для вас.

— А сам? — я кивнула на перевязанное плечо. — Только не говори, что будешь завтра порхать как бабочка!

— Не буду, — покладисто согласился Ис, — нам всем надо отдохнуть.

Я вздохнула, признавая его правоту. Тауэр еще не вернулся с ночного бдения, и мне ничего не оставалось, как завернуться в одеяло и уснуть. Завтра будет новый день, и хотелось, чтобы он прошел лучше, чем сегодняшний.

~~~

Удивительный парень этот Изначальный — позавчера ночью родился, вчера его чуть не убили, а сегодня идет, веселится, будто бы ничего не случилось. Самое главное, что веселится он с Тауэром. А улыбающийся Тауэр — это у кого угодно крыша может съехать. Изначальный не сильно утруждал себя ходьбой, переходя с одних рук на другие. Эти тахл-элары рады таскать пятилетнего мальчишку на руках — и фиг с ними — но Изначальный проехался и на Тауэре. Вот это меня совсем выбило из колеи, и на душе стало грустно. Не из-за Изначального — ребенок, что с него взять, а как раз из-за перемен в альдаре. Привыкла я воспринимать его, как старшего брата с вечно постной, неулыбчивой рожей, а теперь такое чувство, что у брата появилась любовница, и ты смотришь, как он с ней заигрывает, и не знаешь, как себя вести. Может быть, когда Рандир и я сошлись, у Тауэра было такое же чувство? Спросить? И что? Думаешь, мужики будут копаться в своих эмоциях, чтобы разложить тебе все по полочкам? Хренушки! Бабское это дело — в чувствах ковыряться. Обыкновенной ревнивой бабы. А мне это на фиг не нужно. Вот иду себе, под ноги гляжу и перебираю потихоньку эти неполные полтора месяца.

Кто я в этом мире? Зачем я здесь? Изначальный сказал, что это было все предопределено, но для какой цели? Что я должна сделать такого, что не могут сделать аборигены? Я просто оказавшийся не в том месте и не в то время человек. Появление с моей подачи трех богов — Норн, Кали и Перуна — пока на световой порядок не оказало никакого воздействия. Знамений о приближения Конца Света тоже не было, и никто меня не просил и не наставлял спасать этот мир. Не было никаких волшебных клинков, магических заклинаний или великих древних откровений, и не факт, что они в ближайшее время появятся. А я только проблемы делаю себе и людям. Ну, и нелюдям заодно. Кроме меня попаданцы в этот мир проваливались не раз и не десять — каждые пятьдесят лет около восьмидесяти — ста человек оказывались в магической проекции и дружною толпой пополняли ряды местных. Самим же местным от этого было ни холодно, ни жарко. Конечно, их замечали — не без этого, а иногда и очень замечали, вплоть до войны. Некоторые попаданцы даже смогли повернуть историю на свой лад — те же самые ордынцы, одетые, как запорожские казаки, и с оселедцами на голове, могли быть прямыми потомками какого-нибудь куреня Запорожской Сечи. Оказавшись на благодатной почве и удачно захватив парочку племен, запорожская вольница поменяла название, а вот одежду унаследовала от предков. А может, не только внешнюю атрибутику, но и веру в Христа Спасителя. Тогда я не первая, кто приносит богов того мира на эту землю. Не могу же я быть такой-растакой особенной и оригинальной?! В общем — не надо строить далеко идущие планы по спасению всего живого, а научиться просто жить в этом мире. Сложно? Еще как!

41

На границе с тахл-эларовскими землями нас уже ждали. И еще как ждали! Целая делегация во главе со жрецами. Тауэр оглянулся и посмотрел на Лэйдэрина. Где-то я этот взгляд уже видела… А! Так посмотрел Рандир, когда Тауэр привел нас в замок барона. Очень знакомый взгляд! Лэйдэрин даже отворачиваться не стал:

— Ты должен своему Роду!

— Я сам выбираю, кому и что я должен! — зло бросил Тауэр и повернулся, чтобы уйти, но тут он скосил глаза на меня и остановился.

«У тебя за спиной. Только медленно!»

Я тоже скосила глаза. С боков стояли тахл-элары и держали меня в прицеле своих луков. Меня! Не Тауэра! Тот хоть мог попытаться опередить, а я? Едва отошедшая от прогулки подземельем, вымотанная обрядом и долгой ходьбой, с раненой ногой — куда я, блин, дернусь?!

Жрецы окружили нас кольцом. Эльфы как эльфы, только рожи постные, будто я у них последний кусок хлеба забрала. В серо-зеленых накидках, больше смахивающих на пончо с капюшонами, и одинаковым брезгливым выражением глаз.

— Мы просим вас, Высший, продолжить путь вместе с нами.

Просят они! А как же! Столько яда я не слышала со времен общения с бароном, а уж как тот умел цедить через губу! У этих, правда, опыта побольше. Живут, гады, дольше.

Долгий, чуть прищуренный взгляд на меня.

«Тауэр, беги».

«Нет».

«Мне они ничего не сделают!»

«Нет».

Это «нет» меня уже достало! Я крутнулась, сбила рукой прицел одного альдара и тут же — подсечку другому. Мужик рухнул под ноги товарищу, не давая ему снова натянуть лук.

«Беги».

Поворот и перехват тянущейся ко мне руки. Легкое нажатие в основание большого пальца, и толчок под локоть — на колени, милый, и без фокусов! А вот того, кто навалился на плечи, ждало такое же разочарование — я отставила назад и вбок ногу, плавно перетекла и позволила нападавшему навалиться всей тяжестью на дальнее плечо. Теперь чуть-чуть потянем за руку и сместим центр тяжести — альдар с хриплым возгласом упал на стоящего на коленях. Маленькая такая кучка! Ну, кто следующий?!

А следующих не было. С обоих боков от меня стояли и заслоняли своими спинами Тауэр и Исилинэн, а в грудь им целилось десятка три тахл-эларов. Своих же! Суки!

«Тауэр? Что делать?»

«У нас нет выбора. Мы идем с ними».

«Тауэр, что происходит? Я не понимаю!»

«Им нужен я. Как маг».

«Но твоя же магия…»

Он ничего не ответил, только взял меня за плечо и легко нажал. Будем думать, что это он меня так успокоил и ободрил.

«Ничего больше не делай. Дальше я сам».

Ага, это же твои соплеменники — тебе и карты в руки. Только хотелось бы, чтобы в этой колоде была и парочка тузов. Для тебя и Рандира.

~~~

— Женщина, иди со мной! — Высокий жрец даже не обернулся, чтобы посмотреть, следую ли я его приказу или нет.

«Иди».

«А ты?»

И опять ни ответа, ни объяснения.

«Я не пойду!»

«Иди… не бойся. Он тебя отведет отдохнуть».

«А ты?»

«Иди!» — с нажимом.

Ладно, пойдем. Хотя не хочется оставлять тебя одного среди этих жрецов. Страх как не хочется. Сердце болит, когда я подумаю, что нам надо разлучиться. Как бы чего не случилось, пока меня нет рядом!

Уходя, я обернулась. Жрецы окружили Тауэра и повели его в противоположную моей сторону в искусно сплетенный ветвями деревьев проход. А мне ничего не оставалось, как последовать за своим ведущим, рассматривая по пути причудливо изогнутые деревья и вписанные под их своды небольшие башенки и беседки. Такое впечатление, что рукотворные жилища создавались с учетом роста деревьев, и было тяжело рассмотреть, где кончается крыша и начинается крона.

Небольшие ручейки пересекали мостики с ограждениями из живых корней и веток, склоняющихся к воде. Цветы и травы огородили дорожки от одного дома к другому. Сами домики имели форму шалашей с резными стенами, густо оплетенными вьющимися кустарниками. Но ни в одном домике я не увидела окон. Никаких.

Жрец подвел меня к очередному изящному мостику и посторонился, пропуская. На той стороне меня ждала, ласково улыбаясь, женщина. Она махнула рукой, приглашая к себе, и чуть склонилась. Я перешла через мостик. Жрец не последовал за мной, а, поклонившись женщине, развернулся и ушел. Вот и славненько — его вытянутая рожа меня успела поднапрячь.

Женщина проводила меня в один из таких домиков-шатров. Внутри он был выложен белым и светло-коричневым камнем. Резные стены тоже оказались из камня, а сквозь прорезанный орнамент тугими лучиками пробивался свет. И отражался на водной глади бассейна. Эльфийка показала мне, что я должна раздеться и войти в воду. Первая ванна с того момента, как я вышла из дома — кайф! Вода оказалась чуть горячее, чем я люблю, но не кипяток — и хорошо! Я расслабилась и позволила себе ни о чем не думать. Принятие ванны — это целый обряд, и если не расслабить тело и душу, то пользы от ванны никакой.

Сколько я так пролежала, я не считала. Вода смыла усталость и боль от ран, напряжение последнего месяца и волнения — иногда надо позволять себе отпустить свои страхи на волю. Женщина сидела на коленях рядом с бассейном и, когда увидела, что я открыла глаза, протянула мне кусочек дерева. Я с осторожностью взяла, не зная, что мне с ним делать. Эльфийка показала руками, что я должна водить деревяшкой по телу и волосам. Первые же недоверчивые движения вместо ожидаемой шершавости наградили меня густой пеной. Мыльное дерево! Примем к сведению. Женщина помогла мне намылить и промыть порядком отросшую шевелюру. Не думала, что у меня волосы уже ниже лопаток, а непослушная челка пытается достать до кончика носа. Я показала эльфийке движение, будто хочу пальцами обрезать челку, и она подала мне ножницы. Без зеркала. Пробовали вы когда-нибудь подстригать челку без зеркала? В общем, что получилось — то получилось. На глаза не лезет, и славненько!

После купания эльфийка меня умастила какой-то мазью, сразу снявшей воспаления и боль, одела в мягкие шелковые штаны и рубашку неопределенно-бежевого цвета с многочисленными пуговичками и завязочками. Я с тоской посмотрела на мои видавшие виды порванные черные штаны, заляпанные и грязные до такой степени, что даже притрагиваться страшно, и вытащила из-под груды одежды оружейный пояс. Если не отобрали сразу, то можно надеяться, что он так со мной и останется. Хотя грубые клинки в сочетании с воздушным одеянием смотрелись… неправильно, что ли?

Вот так, бренча на фиг никому не нужным железом, я прошла в другую беседку, где был готов обед. Тоненькие кусочки всевозможных цветов и консистенций, украшенные листочками, в которых смутно угадывались петрушка и укроп. Даже масло они умудрились свернуть прозрачными колечками и выложить наподобие цветка на тарелке. Нарушать этот цветочно-воздушный натюрморт своими грязными лапами было боязно. Эльфийка протянула мне две палочки, как в Китае — а я-то думала, где ножи и вилки! — и первая взяла розовую пластинку. Оказалось — мясо. Очень вкусное. Больше рефлексировать по поводу нарушения красочно оформленного стола я не стала. Еда — она и в Африке еда.

Только к вечеру на наш тихий островок пришел жрец. Слава богам, что не утренний. Этот был моложе, и морда еще не приняла скорбно-надменного выражения превосходства над окружающими. Сильда проводила меня до мостика, но дальше не пошла. Очаровательная эльфийка, добрая и веселая, самая естественная из всех, которых я видела. Жаль только, что поговорить не удалось. Ее плавный напев и мужской говор отличались, как два разных языка, — вроде бы говоришь одинаково, а звучание разное. Так что понимала я ее через десятое на двадцатое, как и она меня. Получается, что Изначальный влил в меня мужской диалект эльфийского. Оно и понятно — сам ведь мальчик, а не девочка.

Покинув островок спокойствия, я ощутила, как над всем лесом повисла давящая атмосфера ожидания. Солнце все так же светило, но казалось, что между солнцем и землей повисла натянутая отражающая пленка, не дающая солнечному теплу согреть землю.

Мы пришли на большую поляну, окруженную высоченными дубами. Вкруг, по контуру деревьев стояли высокие стулья с резными спинками. Их было пятнадцать. И на каждом сидело по жрецу. Чуть правее от центра поляны на пространстве, очищенном от травы, стоял Тауэр. Его не переодели и даже, кажется, не накормили.

«Тауэр, ты как?» — тихонько спросила я и получила удар по мозгам, будто молотком между бровей двинули. Ну ни хрена ж себе!

— Не говори с ним, — Лэйдэрин стоял сзади. — Это Совет Жрецов. Здесь все под их контролем.

— Мог бы раньше сказать! — Я потерла лоб, куда врезался воображаемый молоток, и с тоской посмотрела на Тауэра. Как всегда, каменное лицо с выражением безграничного спокойствия и отрешенности.

— Пройдите, госпожа Леттлерг, — я вышла на середину поляны. — Не могли бы вы нам подробно рассказать, как вы спасли Изначального?

Могу, чего не мочь-то? Информация не секретная… для вас. Когда я закончила, посыпались вопросы:

— Кто еще знал об Изначальном?

— Кроме Тауэра — никто.

Легкое помутнение.

— Подумайте и отвечайте честно.

— Его кровный брат, Рандир.

Надеюсь, господа жрецы, мои личные отношения с Рандиром вас не интересуют?!

Вопросы ограничивались Изначальным, действиями скайль-т-тэйлей и моим общением с ними. Отдельно пришлось описать Ритуал. Когда речь зашла о моем пожелании, жрецы возбудились, зашушукались.

— Вы просили Изначального дать жизнь одному человеку? Правильно мы вас поняли?

— Да.

— Вы понимаете, что истратили единственное желание, которое выполняет Изначальный, на какого-то человека? Даже не альдара!

Ответить им, что ли?

— Вы забываете, уважаемый, что я тоже отношусь к человеческой расе.

Шум стих. Вот так, господа хорошие! Я вам еще зубки не показывала? Тогда сейчас самое время. Да и надоели вы мне хуже уборки в квартире! У меня там Рандир неизвестно где бегает, а я свою миссию по спасению редкого вымирающего вида альдаров выполнила, теперь пора бы и прощаться!

— Если у вас ко мне больше вопросов не имеется, я бы хотела узнать, как долго вы будете нас удерживать?

— Вас, госпожа Леттлерг, больше никто не держит, а вот насчет нашего собрата Тауэриэля вопрос отдельный. Вас проводят.

— Нет! Что вы от него хотите?

— Не твое дело, человеческая женщина!

— Не мое?! — вот теперь я разозлилась. — А мое дело было принимать в себя Дух вашего Изначального?! Мое дело было ползти через подземелья, сражаться с тварями, быть похороненной заживо в толще камня, лишь бы успеть к Ритуалу? Мое?! Да вы — зажравшиеся лицемеры! Если бы не Тауэр и не Рандир, то вашего Изначального не было бы и в помине! Вы знаете, что этот человек, которого вы так презираете за то, что он обменялся кровью с Тауэром, прошел через ур-хаевские пытки? И все ради вас, альдаров, которые к нему никаким боком не привязаны!

— Замолчи, женщина!

— А то что? Выставите меня из своего заповедного леса? Или убьете?

Вокруг меня взметнулся ветер, и я оказалась за пределами поляны. Круто они это сделали! Даже без магии. Я кинулась обратно, но внезапно выросшие из-под земли ветви заплели пространство между дубами, отгородив меня от Совета. Я в ярости сжала ветки и рванула. Бесполезно.

~~~

Тауэр кричал долго, страшно. Сначала я билась о ветки, пытаясь прорваться через живую решетку, а потом только стояла, беззвучно матерясь и глядя, как на поляне корчится Тауэр. Пятнадцать жрецов молились. И от этой молитвы Тауэра выкручивало и ломало. Жрецы приостанавливались, один из них говорил: «Воспользуйся магией!» — безмолвная пауза ответа, и крик начинался снова.

— Вы же свои! Зачем вы его так?! — закричала я, когда жрецы на мгновение прекратили речитатив.

— Не кричи! — Лэйдэрин стоял рядом. Я зло обернулась, и он продолжил: — Жрецы знают, что делают. Если Тауэр воспользуется магией, он привяжет Изначального к себе, и тогда услуги магов кор-эверов не понадобятся.

— Боги, но этим же он убьет Рандира!

— Он должен решить, кто ему важнее — человек или Изначальный.

— Сволочи, какие же вы сволочи! Ничем не лучше скайль-т-тэйлей!

— Мы не убиваем детей!

— Да, но заставляете братьев убивать друг друга!

— Они взрослые. Не надо было Тауэру связываться с этим порученцем! Тогда бы он остался Высшим магом, а не жалким его подобием. Он сам виноват.

— Боги, когда же им уже надоест! — воскликнула я, имея в виду жрецов.

— Никогда. Это их долг — вернуть силу Высшему магу. Долг перед всеми тахл-эларами, перед всеми альдарами, перед Изначальным.

— Вы же его убьете, суки!

— Убить Высшего не так-то просто. Тем более что ты говорила, что можешь удержать Нить Жизни.

Мне очень захотелось не удержать, а порвать эту нить, чтобы прекратить мучения Тауэра. Но холодным умом я понимала, что не должна этого делать. Если я ничем не могу помочь, а биться в истерике и бессмысленно кричать «Остановитесь!» бесполезно, то мне остается только одно — верить в силу Тауэра и гордиться им. Не оскорблять его ненужной жалостью, а, стиснув зубы, смотреть не отворачиваясь на эту «сострадательную» пытку. «Мы это делаем для твоего же блага», — цитата любого палача или родителя. Жрецы явно видели себя в роли добрых отцов, наставляющих глупого отрока на путь истинный. Эти сволочи искренне верили, что они помогают! А я помогать не буду! Никому! Тауэра я своей помощью оскорблю — Высший сильнее всех нас вместе взятых, и если он захочет остановить свое сердце и прекратить мучения, то ни жрецы, ни я ничего не сделаем. Но Тауэр живет. Кричит от боли и живет, отвергая свою магию. Это его решение, и я должна его уважать. Должна заставить себя уважать его мужество! И его выбор.

42

— Не трогайте его! — детский голос прервал и крики Тауэра, и речитатив жрецов.

Изначальный отталкивал руки пытающихся ухватить за подол его одежды магов и бежал по направлению к поляне. Одного взмаха маленькой ручонки хватило, чтобы переплетенные ветви исчезли, и он выскочил в центр круга.

Тауэр едва успел приподняться и встать на одно колено, когда в него врезался пацан.

— Не трогайте его! — Мальчонка обнял руками шею альдара и уткнулся носом в плечо.

Немая сцена.

Тауэр ласково гладил Изначального по голове, что-то нашептывая в ухо, тот утирал слезы и кивал. А потом просто уселся рядом, продолжая держать Высшего за руку, и воззрился на жрецов.

— Не смейте больше трогать его! Я запрещаю!

— Изначальный, ты еще многого не понимаешь! Этот тахл-элар — предатель!

Мальчишка замотал головой, утирая опять брызнувшие слезы.

— Нет! Нет! Это вы осколки! А он… он мой!

М-да, вот и пойми этих детей. Объяснить толком не может, но уже всех обозвал. Осколки… ничего не напоминает? А если посмотреть на стариков-жрецов, на солдат, которые готовы выполнить любой приказ, не задумываясь, на магов — дерганых, будто в детстве переболели церебральным параличом?..

— Они несовершенны, да? Они потеряли гармонию, ты хочешь сказать?

— Да! Осколки!

— Что он говорит? — старший жрец не мог понять. Придется им объяснить.

— Говорит, что вы больше не альдары, а хрен знает кто!

— Что ты говоришь?! Замолчи! — Взмах руки, и я приготовилась получить очередным молотком в лоб, но жест пропал втуне. Изначальный только мотнул головой, и жрец осел неопрятной кучкой.

— Посмотрите на себя, — я решила, что после такой демонстрации мне можно продолжать. — Старые, больные, бездушные — сколько вы живете? А сколько будут жить ваши дети? Вы разделили душу, дух и тело. Изначальный приходит, чтобы показать вам, какие вы должны быть, а вы? Забираете его силы, раздергиваете его во благо своей власти и мощи? Само его рождение должно было заставить вас задуматься — через женщин идет объединение души, духа и тела. А вы, мужики? Все себе и себе? И в результате будете бесчувственными чурбанами, как скайль-т-тэйли, которые за не фиг делать убивают детей?! Это ваше совершенство?

— Ты чушь говоришь, женщина!

— Нет, не чушь! — Изначальный уже стоял, держась за руку Тауэра. — Она права! Вы меня не слушали, когда я говорил это раньше!

— Но, Изначальный, это были не мы, а скайль-т-тэйли! — попытался возразить один из магов.

— Вы меня тоже не слушали! — обиделся мальчонка.

— Но последний раз тахл-элары проводили Ритуал двести лет назад. Сейчас никого из тех, кто жил тогда, нет.

Мальчик хотел продолжить, но так и застыл с открытым ртом. На растерянном лице прочертили дорожки две слезинки.

— Все умерли? — недоверчиво переспросил он, обращаясь к Тауэру. — Все-все?

Тауэр кивнул.

— Почему?! — Изначальный растерялся. — Ведь я дал силу на пятьсот лет жизни! Что вы сделали?! Что вы натворили?! Я не хочу приходить к вам больше! Никогда!

Он разревелся, как обычный мальчишка, который вдруг понял, что его любимую игрушку безжалостно сломали. И сломали те, кого он больше всего любил.

— Альдаров стало больше, и все меньше достается каждому Обновления, — как само собой разумеющееся проговорил один из жрецов.

— Обновление?! — закричал Изначальный. — Вот как оно, по-вашему, называется? Это вы мне должны были давать Обновление, чтобы я не потерял с вами Единства. А вы, оказывается, просто использовали, чтобы выпить мою силу?

Кажется, альдары умудрились обидеть своего бога. Нехило! Прикольные такие ребята — хуже вампиров, оказывается.

— Изначальный, но… без вашей силы мы все умрем.

— А вы что, живете?

Вот молодец парень! Пусть теперь подумают над своим существованием.

На одном из наших языков «альд» — светлый. Про таких у нас вспоминают, как про совершенных, вечно молодых мудрых эльфов. Тех, кто не стареет и живет столетиями, а то и тысячелетиями. Они прекрасны и телом, и душой. Я никогда не думала, что эльфы могут быть старыми. Они отказались от внутренней гармонии и потеряли молодость и мудрость.

~~~

Самое тяжелое в нашей жизни — объяснять дуракам, что они дураки. Невероятно неблагодарное и бессмысленное занятие, к тому же не приводящее ни к чему хорошему. Особенно когда против сплоченного коллектива маразматических жрецов выступают мальчишка, не знающий, как сказать то, что он чувствует, женщина, не относящаяся к их роду-племени, и охрипший от крика мятежный эльф. А говорить надо. И это самое тяжелое. Хотелось бы сказать так, чтобы дошло, но злость оказалась сильнее чувства меры:

— Идиоты, вы тянетесь за властью, не видя, как рушится ваш мир. На вас уже смотреть противно! А вы еще и других пытаетесь учить, как им жить. Дерьмо вы собачье! И чем быстрее сдохнете со своими маразмами, тем будет вам же лучше. Посмотрите на себя! Живете всего лишь в два раза больше людей! А ведь когда-то ваши предки были почти бессмертны! И вечно молоды! А вы? Да взгляните же на себя хоть раз со стороны!

Может быть, я и не знаю правильных, нужных слов и мои жалкие потуги выглядят смешно, но их мелкие разборки на тему, кто первый начнет дербанить силу Изначального, выглядели бы еще смешнее, если бы не были так страшны. Кого же они мне напоминают? Так же держащихся за разваливающуюся прямо в руках власть в попытке оторвать себе еще кусочек безбедной жизни. Боги, да они же как наши замшелые руководители-коммунисты! Один к одному! Тех тоже нельзя было остановить, пока все не распалось. Вот и эти туда же!

Говорить с ними бесполезно. Попробуем по-другому.

— В этот раз вы не тронете Изначального. Лафа кончилась, господа жрецы! Хватит жрать на шару! Вы не получите ни капли Силы!

Но эти козлы решили, видимо, сделать вид, что они самые тут главные.

— Взять их!

Щщас! Взмах ручонки Изначального, и вокруг нас переливается сине-красными разводами купол. Деревья вокруг поляны взбесились, размахивая ветками и откидывая отбивающихся альдаров. Перепуганные вопли слились с командными выкриками жрецов, пытающихся уговорить в повышенном тоне Изначального, чтобы он это дело прекратил. Однако! У ребят маничка величия зашкаливает просто на немыслимую высоту — приказывать Изначальному?! Ню-ню.

Тауэр обнял мальчонку и ласково проговорил что-то на ухо. Изначальный кивнул, и ветер стих, а следом успокоились деревья. Пока бушевала буря, нам из-под купола плохо было видно, что творится на поляне, а, когда поднявшиеся листья опали, пред глазами предстало интереснейшее зрелище — все жрецы были связаны и тихонько сидели в своих креслах с кляпами во рту. Несколько магов были также упакованы и отдыхали возле дубов. Солдаты во главе с Лэйдэрином стояли, опустившись на одно колено и склонив головы.

— Лэйдэрин, — голос Тауэра был непривычно хриплым и натужным, — ты понимаешь, что наделал? Пути назад нет.

— Нам не надо пути назад, — Лэйдэрин откинул с глаз светлую челку и в упор посмотрел на Изначального, — нам нужен путь вперед. Я еще не настолько бесчувственный, чтобы не понимать, что еще немного, и я сам буду без всяких эмоций резать детей. Я не хочу этого! Я хочу быть настоящим альдаром, а не жалким его подобием. И если для этого надо пойти против жрецов, я готов! Хватит с нас их командования! Воины, маги, жречество — это три основы, а не три разных пути. А мы порвали все, что можно было порвать… Мы и вправду только… осколки…

— Ты… понимаешь, Лэйдэрин? Понимаешь, что будет?

— Понимаю… Война.

Тауэр грустно кивнул головой:

— Война сначала внутри Рода. Потом между Родами. Между теми, кто изберет новый путь, и приверженцами старого пути… Много крови…

— А у нас есть выбор? — Это сказал худощавый маг с перекошенными плечами и тонкими чертами лица. — Как будто мы не видели, что с нами происходит. Видели! И задумывались — почему! Думаете, я хочу, чтобы мои дети были такими же уродами, как и я?! Нет! Но нас ломает магия! И от этого никуда не деться! Но почему?! Ты, Тауэриэль, сначала был воином, но отказался от воинского пути, потом был магом — и опять ушел, стал жрецом, но и на пути жречества ты держался недолго. Ты все отверг и стал Высшим магом! В чем же смысл? Почему мы не можем достичь твоих высот?

— Потому что я принял все и отказался от всего… Мне не нужно ни войны, ни знаний, ни власти. Лойдиэн, попробуй сам понять, что звезды в кулаке не удержишь. Отдай их небу, и тогда они будут с тобой всегда.

— Отдать звезды? — Маг на секунду замер, широко открыв рот, а потом в его глазах понемногу начало появляться осмысленное выражение, и под конец он воскликнул: — Отдать магию? Просто отдать, не получая ничего взамен?! Я… я… готов…

По лицу мага струился большими каплями пот, а пальцы непроизвольно подергивались, и все же он готов был вырвать из себя самое дорогое и самое главное. То, что составляло его жизнь и сущность — магию.

— Если надо, я отдам свою жизнь и свою кровь, как воин, — из-за спины Лэйдэрина, подвинув его локтем здоровой руки, вышел Исилинэн.

Тауэр кивнул и перевел вопросительный взгляд на Лэйдэрина.

— Жрец, — понял тот и усмехнулся: — С этим будет труднее.

— Извините… я… — Воины раздвинулись, когда за их спинами прошелестел тоненький, едва слышный голосок. На поляну медленно, боязливо, будто в стаю волков, шагнул еще совсем молоденький жрец. Он был невысоким, тонкокостным, с темными, неаккуратно подстриженными вихрами и глубокими черными глазами. Светло-светло-зеленая хламида оттеняла и так чересчур бледное и напряженное лицо.

— Байлиэн?

Жрец испуганно вскинул на сказавшего глаза и снова уткнулся взглядом в носки своих сапог.

— Я… я… мог бы… попробовать… я не хочу быть жрецом.

— Хорошо, — кивнул Тауэр и присел возле Изначального, заговорив с ним.

Мальчик сначала показал пальцем на троих вызвавшихся, а потом начертил круг.

— Подойдите друг к другу и положите руки на плечи, — перевел Тауэр.

Мужчины повиновались. Изначальный, по-прежнему держась за руку Тауэра, подошел к троице и поочередно коснулся их.

— Вы должны держать друг друга, что бы ни случилось, — продолжал Высший. — Если ваше решение отдать свои силы истинно, то вы не должны бояться.

Все трое кивнули.

Изначальный сложил ладони и на секунду закрыл глаза. Воздух стал потрескивать, как перед грозой. И вдруг все будто взорвалось. Из троицы вырвался слепящий белый столб света и устремился в низкие серые тучи. Пробив их, он на мгновение обнажил кусок голубого неба и исчез в нем. Жрец охнул и стал оседать, но Исилинэн схватил его за шкирку обрядового одеяния и, прикусив до крови губу, удержал на ногах и жреца, и мага. Маг качался, но кончики его длинных пальцев намертво сжались на предплечье жреца. Сразу за слепящим столбом по туловищам альдаров заструился мягкий зеленый свет. Я не знаю, что с ними там происходило, но визуальные эффекты были у Изначального на высоте. Под конец представления мужики не выдержали и все-таки упали на колени, не размыкая рук. Удержались.

Ожидание чуда иногда важнее, чем само чудо. Но в этот раз даже связанные жрецы замерли, во все глаза глядя на то, как поднимаются с колен трое совсем других альдаров. Обновленных. Внешне они не сильно отличались от первоначальных, разве что маг выпрямился, перестав сутулиться, и жрец распрямил плечи, а вот глаза… они были другими. Живыми, что ли? Они сияли тем недоступным светом звезд, который так хотели удержать в сомкнутых ладонях жрецы и маги. Альдары изменились, и это нельзя было не увидеть, не почувствовать — они улыбались.

— Я чувствую магию, — Исилинэн не пытался скрыть своего восторга, — я… могу любить!

На его глазах появились слезы. Неудобно смотреть, когда мужики плачут, но это были слезы радости, и мне захотелось самой глупо улыбаться во все тридцать два зуба, глядя на ошарашенно-восторженные физиономии троицы. Они еще не поняли, что они приобрели, но уже ощущали себя совсем иначе. От них разило молодостью, радостью и свободой.

— Я бы тоже попробовал, — с белой завистью глядя на обновленных, вперед вышел рослый воин.

Изначальный дернул Тауэра и что-то проговорил ему на ухо.

— Сегодня Изначальный может принять еще два Обновления.

Альдары зашушукались между собой, обмениваясь впечатлениями и решая, стоит ли рисковать.

Лэйдэрин очнулся от шока первым и сразу же начал задавать вопросы:

— Сколько Обновлений может принять Изначальный в день? Будет ли это по очереди или всех сразу? Как будем поступать с теми, кто не захочет его? Что делать со старыми жрецами?

Тауэр прищурился:

— Ты хочешь, чтобы эти вопросы решал я? Или Изначальный? Не забывай, что Изначальный только родился, и не он, а вы должны обеспечить ему безопасность. Пока он и так начал Обновление раньше, чем стабилизировалась его Сила. После сегодняшнего ему надо будет хотя бы пять дней отдыхать. За это время и подумай над своими вопросами — и реши их. Я тоже скоро вас покину. У меня свои дела. Я сделал все, что должен был… и даже лишнее. Но вытаскивать вас из того болота, в которое вы сами себя вогнали, я не обязывался.

Лэйдэрин хмуро, но согласно кивнул:

— Я понял, Высший. Хватит уже нам выезжать за счет других. Пора бы и самим научиться разгребать свое дерьмо. Ты прав. Но я прошу тебя, останься еще хотя бы на десятидневье! Ведь мы не знаем, как говорить с Изначальным!

— Общаться с ним теперь могут и Обновленные. Пусть только придут в себя. Я помогу. Но не вешай на меня Власть, Лэйдэрин. Я отказался от нее, как и от магии. Попробуй хоть раз в жизни что-то сделать Сам!

~~~

Мальчишка спал, подложив под голову ладошку. Такой спокойный, такой беззащитный — ребенок, он и в Африке ребенок. Но тут от него уже потребовали решать взрослые вопросы, и боюсь, что в это рождение у Изначального будет намного больше работы, чем раньше. Дали бы ему хотя бы год или два, чтобы освоиться, понять, что да как — нет, надо было прямо с ходу и прямо мордой в дерьмо! Вот она, жизнь! Даже боги не могут этого избежать.

— Тауэр, — я тихо, чтобы не разбудить ребенка, подсела к альдару, — ты как?

— Нормально, — хрипота не прошла, а еще больше стала заметна оттого, что Высший говорил шепотом.

— А голос твой?

Тауэр немного помолчал, наверно, обдумывая, стоит ли мне говорить, но, решив, что мне можно довериться, заговорил:

— Моя магия в голосе. Очень чувствительные связки. Мне нельзя было кричать…

И замолк.

— И что, ты теперь не можешь пользоваться своей магией?

— Магией могу… но я сорвал обычный голос.

— Может, это и лучше, — попыталась я успокоить Тауэра, — теперь ты можешь говорить со всеми и не бояться, что заворожишь их своим голосом.

— Может… — согласился он, — ты и права. Но теперь уже все равно.

Я поняла, что потеря своего уникального и прекрасного голоса для Тауэра, как бы он ни крепился и ни соглашался со мной, является настоящей трагедией. Даже когда он был среди людей, он молчал не из-за того, что боялся их очаровать, а из-за того, что на всякое быдло алмазы не тратят. И только Рандиру и иногда, впоследствии, мне дозволялось слышать редкий по красоте и тембру голос альдара.

Можно ли найти слова утешения для соловья, внезапно ставшего вороной? Я поняла, что нельзя — нет таких слов. Все, что я могла — это просто обнять Тауэра и прижать его голову к своей груди. Сначала он сидел, закаменев, но потом расслабился и даже прижался посильнее. Я гладила его пушистые светло-каштановые волосы, в которых взблескивали золотистые пряди.

Так мы сидели недолго. Тауэр встал, поцеловал мне руку и, ничего не говоря, ушел в лес. Одиноко и молча. Как всегда. А я-то думала, что сумела хоть чуть-чуть облегчить его страдание…

~~~

Он пришел под утро. Сказать, что я выспалась — так, прикорнула на пару часиков, а Тауэр, похоже, вообще не спал. Но он умудрялся выглядеть бодрее, чем я.

— Как ты себя чувствуешь? — Это уже камень в мой огород.

— Будем считать, что я отдохнула. Выкупалась я еще вчера, мази помогли, так что готова прямо в бой и прямо сейчас!

Тауэр дернул уголками губ, то ли не поверив, то ли усмехнувшись над моими жалкими потугами выглядеть жизнерадостно.

— Ты уйдешь сегодня… — Тауэр не просил, а приказывал, и я не решилась его перебить, — обратно в замок. Скоро тут будет много крови, и ты тут будешь в опасности. Я не смогу разорваться между тобой и Изначальным…

Да понимаю я, понимаю! Вопреки своим словам о невмешательстве у него не было возможности остаться в стороне. Теперешнее Обновление заденет всех и каждого. И каждый альдар вне зависимости от рода-племени должен будет сделать свой выбор. А выбор — это не всегда мирно. Первая гражданская война у альдаров. Хочу ли я в ней участвовать? Я решила, что не хочу! Я не супер-пупер-воин, не политик и не великий стратег — все, что я умею, это влипать в неприятности в самый неудачный момент. Однозначно — без меня Тауэру будет легче справиться с ситуацией.

— Тауэр, я хочу найти Рандира.

Он покачал головой:

— Нет.

— Ну почему?

— Рандир у ордынцев.

— В плену? — ужаснулась я.

— Да… и нет.

— Ты можешь объяснить твое «да и нет»?

— Нет.

Бл…! Это уже слишком! От сдержанности Тауэра у кого хочешь мозги расплавятся!

— «Да» — это в плену, а «нет» — это?..

Я недоверчиво прищурилась, пытаясь прочесть по альдарской каменной физиономии хоть какую-нибудь подсказку.

— Он с Его Высочеством.

— С Тишином, что ли?

— Да.

— То есть он при Тишине, а это пленом не считается?

— Тишин в плену. Если Рандир уйдет — принца убьют.

— То есть Рандир заложник?

— Он при Его Высочестве.

— Тауэр, я когда-нибудь тебя сама прибью! Столько лет среди людей жил, а говорить по-людски не научился! Ты хочешь сказать, что Тишин не ушел с бароном добровольно? А Рандир заложник жизни при принце? А этот гребаный барон где?

— Он у ордынцев.

— А на остальные вопросы?

— Да.

— Что «да»?

— На остальные вопросы.

— Застрелиться! — Мой вопль отражал именно то, что хотелось сделать больше всего после разговора с Тауэром. И как Рандир его понимает? Я, например, ничего не поняла!

~~~

В обратный путь Лэйдэрин выделил мне двух сопровождающих из числа тех, кто поддержал Обновление. Других альдар дать побоялся, серьезно опасаясь, что меня прирежут где-то под кустиком чисто из «добрых» побуждений — чтобы в следующий раз не хамила жрецам.

От Тауэра я все-таки добилась более-менее внятной картины происходившего в мое отсутствие. Рандир и тахл-элар разделились после выхода из замка. Тауэр ушел к скайль-т-тэйлям, чтобы обеспечить мою встречу, а потом к своим, чтобы обеспечить встречу скайлей. В этом плане у него все вышло просто идеально — никто ничего не заподозрил, и встретили меня всего лишь на сутки позднее оговоренного времени. Подумаешь — сутки в каменном мешке без света, пищи и в стрессовом состоянии! Ну, не сошла с ума, и ладно — нечего и вспоминать!

А вот Рандир добрался до лагеря ордынцев хорошо. Незаметно. И даже сутки провел среди них. Пришлось, правда, обрезать чудесную (с моей точки зрения) гриву волос. Но для мужчины волосы никогда не были главным украшением, вопрос в другом — узнаю ли я теперь порученца бритым налысо и с оселедцем? А если узнаю, то сильно или нет я буду ржать? Что-то мне подсказывает, что сильно.

На вторые сутки Рандир сумел устроить побег Тишина. Вернее, попытку побега. Вот тут и отличился барон (будь он неладен!), который в последний момент опознал Рандира и организовал погоню. Тишина и Рандира схватили. Порученца уже собирались вздернуть на кол, как мое «жизнь Рандиру» в буквальном смысле в последний момент спасло ему жизнь. Еще бы пару секунд, и кол вошел бы в его тело. Но именно в этот миг гетман остановил казнь. Значит, я все-таки умею чувствовать — не зная ничего из происходящего, я каким-то шестым или десятым чувством поняла, что надо было просить у Изначального. И попросила. В тот самый момент.

А вот дальше я не поняла. Мое умение задавать наводящие вопросы можно было только сопоставить с умением Тауэра односложно на них отвечать. В результате удалось выяснить, что и Рандир, и Тишин в данный момент живы-здоровы, пытать их никто не собирается, но и отпускать тоже. Планов ордынцев в отношении обоих Тауэр не знал, а если и знал, то мне не сказал. Из всего остального можно было заключить только то, что ордынцы почему-то прекратили штурм замка и в данное время там довольно безопасно. «Почему» и «надолго ли» — два вопроса, которые вообще остались без ответов.

ГЛАВА VIII

43

Дорога назад — не то что дорога вперед. Эта сама под ноги ложится, будто хочет, чтобы я быстрее добралась до замка. А мне как раз в замок не хочется. Холодной логикой понимаю, что, когда сзади разрастается революция у альдаров, а перед носом войско ордынцев, самое безопасное место для одинокой девушки — это укрепленная крепость. Даже если ее и возьмут, то не скоро, а значит, какое-то время можно еще пожить в этом мире. Только вот жить так бессмысленно не хочется. И придумать, как повлиять на данную расстановку сил, мозгов моих девичьих не хватает. Слишком все запутано для меня. С одной стороны, я избавилась наконец от Изначального Духа, а с другой стороны, там остался Тауэр… С третьей — Рандир, захотевший так много и так мало — попробовать любить вопреки — сейчас в плену у ордынцев, и как ему помочь, я даже не представляю. Вот и дергаюсь, как кукла на ниточках, не в силах понять, чего я в данный момент больше всего хочу.

Оставшись одна (сопровождающие тахл-элары не в счет), я пыталась разложить все по полочкам. Проанализировать свои поступки и просчитать дальнейшие действия. Пока эмоции в сторону. Оправдываться, захлебываясь чувством вины перед Улетовым, я буду потом… может быть. При свете догорающего костра, глядя на перебегающие с ветки на ветку язычки пламени, думается весьма хорошо. Если бы еще не валящая с ног усталость…

Я не считаю этот мир своим, так и не привыкла я до сих пор к магии, к банальной грязи и купанию в бадье. Погрузиться в Средневековье хорошо на недельку, не больше, а потом оно начинает надоедать. И чего, скажите на милость, я тут корячусь, спасая одних придурков от других? Орден мне дадут? Или лучше два! А три не хочешь?! Ты хотела отомстить скайль-т-тэйлям? Отомстила. И даже сполна. Что же тебя теперь держит? Любовь? Не смешите мои панталоны! Даже если я люблю Рандира, то в дальнейшем мне светит или роль преданной женушки, ждущей мужа годами, или боевой подруги, что маловероятно из-за характера моего порученца. Не допустит он, чтобы любимая женщина впутывалась в его грязные Поручения. Пусть Рандир останется навсегда добрым и щемящим воспоминанием настоящей любви. Я просто его брошу… так будет лучше нам обоим… пока я еще могу за себя отвечать, а он не предал короля ради своей любви. Нельзя его ставить перед таким страшным выбором. Нельзя… это слишком жестоко.

~~~

К вечеру третьего дня, когда до замка оставалось совсем ничего — пол дневного перехода, я сидела возле поваленного дерева и пыталась сосредоточиться на своих ощущениях. Первый раз после того, как была разорвана связь с Изначальным. Что-то, конечно, ушло навсегда, но некоторые умения остались и даже где-то проявлялись без моей воли. Как, например, сейчас. Поганое это чувство сжимающегося вокруг тебя обруча. Деревья слабо шепчутся. Их энергии паутиной оплетают лес, но в некоторых местах сияют темными провалами. К пульсации нитей добавляются дергающиеся точки, подходящие все ближе и ближе к нашей троице. Ни одна из этих нитей мне не знакома. Ордынцы? Именно они.

За время дороги если я и перекинулась десятью словами с моими сопровождающими, то в основном на тему «спать», «есть» и «идти туда». Все остальное время я молчала, и они тоже не выказывали большого желания к разговорам. Но в этот раз у меня нет возможностей их увещевать:

— Лиэс, Таэс, — позвала я их по привычно сокращенным мною именам, — вокруг нас ордынцы.

— Мы вас будем защищать до последнего, госпожа! — Кто это сказал, Лиэс или Таэс, я не поняла. В какой-то момент мне казалось, что все тахл-элары на одно лицо. Типичная ошибка при знакомстве с новой расой — для японцев европейцы были все на одно лицо, как и японцы европейцам. Первое, что бросается в глаза — это цвет волос: от светло-пшеничного до темно-каштанового. Уже потом начинаешь видеть и остальные отличия. Были, конечно, и те, кто сразу выделялся среди соплеменников, как, например, Тауэр или Лэйдэрин. Как ядовитые змеи среди ужей. К сожалению, за тот малый отрезок времени, проведенный у тахл-эларов, я успела только привыкнуть к их лицам. Своих сопровождающих я не различала совсем. Они были одинакового роста, со светло-коричневыми до лопаток косами, и я никак не могла запомнить, кто из них кто. Темно-зеленые глаза под ровными дугами бровей с одинаковым выражением подобострастного уважения, тонкие губы и острый подбородок вызывали желание хорошим ударом нарушить эти совершенные пропорции. Идеальный треугольник лица портили слишком острые уши размером с добрую ладонь.

— Заткнитесь и выполняйте то, что я приказываю! — У меня не было времени на их уговоры. — Вы быстро и тихо возвращаетесь и докладываете Тауэру, что я у ордынцев. Вряд ли меня убьют сразу… а не сразу, то постараюсь что-нибудь сделать.

Хотелось бы, конечно, верить, что убивать сразу одинокую женщину в лесу не будут даже чисто из интереса, а еще больше хочется верить, что Тауэр не дурак и поймет, что трое против орды — это больше, чем двое. Эх, где наша не пропадала! А ведь умирать и вправду не хочется. Чисто из вредности!

— Госпожа, у нас приказ доставить вас в крепость!

— Вдвоем против сорока у вас нет ни одного шанса! И вообще, кончайте это препирательство! Я приказала! Развернулись, сказали «Есть!» и быстренько попрыгали в обратном направлении! Я еще к встрече гостей должна подготовиться!

— Но, госпожа!..

— Никаких «но»! Или нас убьют тут всех вместе!

Что же они за идиоты такие?! При всей их крутости ордынцы замочат альдаров как бешеных собак, а мне потом доказывай, какого хрена я делала в компании с остроухими и что я вообще не «верблюд».

— Или вы сейчас же убираетесь, или мы точно все умираем, а так у меня есть шанс выжить.

Они переглянулись и через мгновение, показавшееся мне длиной с год, кивнули. Вот и ладненько — бегите, мальчики. Надеюсь, о том, чтобы тихонько прошмыгнуть через стягивающееся кольцо ордынцев, им не надо объяснять? Сами должны додуматься — не маленькие.

Еще несколько минут я напряженно вслушивалась и вчувствовалась в лес. Звуков борьбы или погони не было. Хорошо. Теперь осталось мне сыграть свою роль.

За секунду до того, как ордынцы вышли на поляну, я пошевелила длинной палкой затухающий костер, чтобы тот веселее горел, и сказала в темноту:

— Здравствуйте! Милости прошу к моему одинокому костру! Надеюсь, у вас будет с собой чем промочить горло, а то мой хлеб сух и горек без хорошей компании.

— Женщина?!

А ты кого думал увидеть? Ежа пьяного?

— Что ты делаешь одна в лесу, женщина?

Я смотрю на невысокого широкоплечего мужчину в ярко-красных залатанных шароварах, в кожаной жилетке на голое мускулистое тело, а подсознание рисует идущего ко мне тигра. Еще пару шагов, и тигр прыгнет, разорвет меня на мелкие кусочки и насладится моей плотью. Страшно. Надо принять этот страх, пропустить через себя, пусть он заполнит каждую клеточку моего разума, а потом оставить его за спиной, как грязную воду после купания.

Я улыбаюсь и приглашающе показываю на место возле костра:

— Разве вы боитесь одинокую женщину?

Он подходит близко. Даже очень близко. Берет меня за подбородок и впивается взглядом в мои глаза.

— Кто здесь еще? Это ловушка? Отвечай!

«Не бояться!» Но желтые глаза, как два кинжала, впиваются в мою душу.

— Здесь никого кроме меня нет, — говорю я уверенно и спокойно. — Никого!

Я не пытаюсь обмануть или заставить его поверить мне. Я просто говорю правду, одну только правду и ничего кроме Правды.

— Ну, дывысь! Мои хлопцы зараз перевирять!

Проверяйте на здоровье! Мне не жалко!

Наконец проверка окрестных территорий благополучно закончилась, и несколько человек подошли и без приглашения уселись у костра. Другие начали располагаться неподалеку на этой же самой полянке.

— Ну, и хто ты така? — усаживаясь поудобнее прямо на земле, начал допрос козак.

— Меня зовут Летт. Я танцовщица. Сейчас направляюсь в королевство Далинал. Говорят, там неплохо платят за хорошие танцы.

— А где твои спутники? Музыканты?

— Последних двоих похоронила восемь суток назад, когда на нас какие-то твари напали. Теперь иду сама.

— А чего твари и тобой не закусили?

— Им не понравился вкус моей стали, — я криво, с намеком усмехнулась.

— И вот так не боишься одна ходить в лесу? А вдруг опять нападут? — Козак хитро прищурился и многозначительно усмехнулся.

— Боюсь, — честно призналась я, — да только волков бояться — в лес не ходить. А смерть, она одна — от нее как ни прячься, а все равно дотянется. Хоть в лесу, хоть в замке, хоть в кабаке.

— А если я сейчас прикажу тебя распластать, а потом повесить, как шпионку? — вернул мне мою ухмылку мужчина.

Я вздохнула, пожала плечами и огляделась. Вокруг меня сидели, лежали здоровые, сильные и уверенные в себе мужики. Такие разложат — мало не покажется!

— Не выдержу я всех… вешать уже нечего будет.

Козак внезапно ударил рукой по земле и весело заржал в полный голос. К нему присоединились остальные.

— А ты, девка, и вправду не боишься!

Я не стала его уверять в обратном, пряча под скромно опущенными ресницами ужасы Уфаля и изматывающую осаду замка. Для козаков меня там не было и не могло быть, и растерзанные трупы женщин и детей я видеть никак не могла. И про ордынцев ничего знать не должна была. А значит, не должно у меня быть страха перед ними… только настороженность.

— А спляши нам! — внес предложение другой козак, по-хозяйски навешивающий приличных размеров котелок над моим скромным кострищем.

— Рада бы… да раны еще болят, — я легонько погладила руку.

— Покажи! Да не бойся, девка! У Гната есть мазь чудодейственная, через пару дней будешь плясать как новенькая!

Козаки сразу стали жалеть «бiдну дiвчину», уже не порываясь никоим образом ее «распластать». Пришлось снять сначала плащ, выставив на всеобщее обозрение скьявону, чем вызвала вторую бурную волну обсуждения. Закатала рукава рубахи и показала неровно срастающиеся шрамы. Мазь была и вправду чудодейственная, так как только я смазала руки, как шрамы начали уменьшаться на глазах, пока не превратились в узкие, тонкие полосочки.

— Ой! — только и сумела сказать я, вконец офонарев от такого действия лекарства. — А можно мне еще… у меня нога тоже задета.

— Так давай ее сюда! Твою ногу!

Ну, уж нет! Где-то должна быть черта моей скромности. А то сначала ручку, потом ножку, а потом и все остальное захочется.

Под дружный хохот козаков я забрала баночку и умоталась в ближайшие кусты. Там, прячась между деревом и накинутым на сук плащом, сняла штаны и намазала мазью ногу. Подействовало так же. Интересно, сколько будет такая баночка стоить и можно ли ее как-нибудь спереть для Рандира?

Баночку с мазью пришлось все-таки отдать Гнату. А жаль! К тому времени сварилась пшенная каша, в которую по старой доброй украинской привычке щедро нарезали сала. Я вытащила из заплечного мешка лепешки и поделилась с мужиками.

Куренной атаман, представившийся как Конаш с ударением на первый слог, напомнил мне легендарного гетмана Запорожской Сечи Петра Конашевича-Сагайдачного. Уж не родственники ли?

Обменявшись едой, я немного расслабилась. Раз приняли мой хлеб и поделились своей кашей, то убивать уже не будут. По крайней мере, сейчас. Главное — не бояться и в дальнейшем. Они ведь как волки, страх чуют и реагируют соответственно — нападают без разговоров. Сколько раз я видела на трассе, когда нормальные с виду мужики вдруг становились неконтролируемыми маньяками, и наоборот, страшные, в татуировках, бывшие зэки, вставляющие в мат слова через второе на третье, относились по-человечески, не пытаясь сделать из тебя дорожную шлюшку. Ну не будет хищник нападать только ради того, чтобы посмотреть, как у жертвы кишки расположены, если не намерен чем-то поживиться! А у меня брать нечего, разложить — так на всех не хватит, а вот порадовать мужской непритязательный взор хорошим профессиональным танцем — это много стоит! Так что сегодня ночью я могу за себя не бояться. А вот завтра в лагере… а меня завтра точно в лагерь потащат… могу начинать опасаться за свою жизнь.

~~~

Утро ничего хорошего, кроме сырого, пробирающего до костей тумана, не принесло. От земли уже ощутимо тянуло холодом. Почему-то в сказках зима настает позже, а у сказочных героев обязательно при себе имеются теплые, подбитые мехом, непромокаемые плащи. Мой плащ никакими такими свойствами не обладал — он промокал от росы, парил днем и плохо согревал под утро, когда от костра оставались серо-черные круги выгоревших дров.

Как-то за всеми приключениями я не заметила, как дыхнула промерзлым утренним инеем на траву осень. Как запестрели теплыми красками кусты, будто противопоставляя свои огненные листья белой изморози. А ведь уже середина октября. Где-то, не замеченный мной, мелькнул мой день рождения. Я стала на год старше. Я стала старше на десять лет, если учитывать все случившееся. Где та девчонка, которая считала, что нет ничего, с чем бы она не справилась? Которая считала, что наглость не второе счастье, а первое? Боги, неужели этот мир — это то, что я всегда хотела: сражения, интриги, сильные и красивые мальчики… хотела — получи! А на изломе-то — хрусть! И уже не хочется ни мальчиков, ни крови, ни страха. А только уйти в сторону, махнув рукой, и спрятаться под тепленьким домашним пледом не получается.

С глухим кашлем, вывернувшим меня наизнанку, я встала на колени. Со злой ухмылкой посмотрела розоватую слюну на ладони. Ну что, добегалась, доигралась? Знала же, что повышенная влажность и ночевки на сырой земле меня когда-нибудь прикончат! В спине, между лопаток заворочалась знакомая, разрывающая легкие боль. Надеюсь, что это привычная бронхиальная астма, а не туберкулез. Теперь я вынуждена буду бороться за каждый вздох и с мазохистским интересом смотреть, когда наконец на моей ладони расцветет полноценный кровавый плевок.

Сжав зубы, я утерлась, пока никто не заметил, и, закутавшись во влажный плащ, подсела к костру. Горячий чай немного согрел и вернул к невеселой действительности — я одна в толпе мужиков. Как перед белым листом — надевай любую маску и играй любую роль! Главное, что положиться не на кого, и помощи пока еще дождешься, а ведь привыкла — признайся же сама себе, что привыкла! — полагаться на Рандирa и Тауэра. Не один, так второй всегда рядом, в обиду не дадут, от надругательства прикроют и все заранее просчитают, чтобы ты в беду не попала. А если они сами в беду попадали, то старались меня из-под удара вывести. Представь себе, что ты перенеслась не полтора месяца назад, а только вчера, и нет никого у тебя за спиной, и впереди ничего нет — только ты и этот мир. Как себя покажешь, так он тебя и примет, а все остальное от лукавого.

~~~

Разговаривали ордынцы на жуткой смеси украино-турецкого сленга. Благо, что оба языка я знала неплохо, но, когда я говорила, они понимали меня с пятого на десятое. Не могу я ломать языки так, как это выработалось за несколько столетий взаимопроникновения культур. Ха! Вы еще не слышали украинско-русский суржик! Это вообще нечто, переводу литературному неподдающееся. Тут хоть слова не корежили, а только смешивали, получая в одном предложении часть украинских и часть турецких. Но самое смешное оказывалось, когда в обоих языках встречались одинаково произносимые слова с совершенно разными понятиями. Вот, например, дурак — что для нас оно означает, переводить не надо, а по-турецки — это остановка. Да-да, именно «остановись», «постой» — все это передается кратким и эмоциональным «дурак!». А еще одно слова — башка. Что в голову приходит? Правильно — голова это. Дурная, но голова. Не тут-то было! Башка — это «другой», «иной». Все это было бы смешно, если бы не было так напряжно каждый раз переспрашивать у Конаша, что он имел в виду и правильно ли я поняла то, что он или какой-нибудь другой ордынец сказал.

Меня они с трудом понимали по той же самой причине — литературный украинский и литературный турецкий были им незнакомы. На этот счет у Конаша возникло подозрение, откуда я знаю такие древние языки. Пришлось отговариваться книжным образованием и частными уроками по древним языкам, а также родителями, которые хотели воспитать высокообразованную леди. Ну, и сразу же съезжать, что у них, из-за моего неусидчивого характера, это не получилось.

К обеду мы до лагеря не дошли. С одной стороны, это меня жутко радовало и давало дополнительное время обдумать все аспекты поведения и легенды при встрече с гетманом, а с другой стороны — больше присмотреться к ордынцам и понять их. У всех мужиков, которые занимаются тяжелым физическим трудом и по долгу работы или службы собираются в сугубо мужские коллективы, есть одна немаловажная особенность — они все очень уважительно относятся к попавшей в их круг женщине. Если, конечно, эта женщина с первой же ночи не раздвинула ноги и не набросилась на них, как оголодавшая нимфоманка. К этой категории всегда и везде были другие подходы. Помню, в бытность свою в Турции не один раз сталкивалась с таким проведение досуга, как приглашение в ресторан. Что тут особенного? По нашим меркам — ничего. А вот по турецким! Приглашает тебя в ресторан один человек, а за соседними столиками уже сидят его друзья, которым он заранее сообщил место и время рандеву. Через некоторое время его дружки начинают по одному, по два подходить к столику, и он, как гостеприимный хозяин, их приглашает познакомиться со мной и присесть за наш стол. Вот так и собирается компания в десять-пятнадцать мужиков с одной женщиной. Знаете, для чего это все? Вовек не угадаете! Для хвастовства! Когда все уже пересядут за наш стол, начинается одаривание подарками. Это тоже своеобразный ритуал — сначала даритель, он же «мой» мужчина, достает и показывает подарок. Все цокают языками и качают головой. Потом подарок обходит весь стол, и каждый может непосредственно убедиться, что золото настоящее, и выразить свое восхищение. Вы думаете, восхищение мне? Ага! Своему другу, который делает этот подарок! Мол, какой ты классный, если такое даришь. И только в конце этой всей показухи презент наконец доходит до меня, и я должна его тут же надеть, сняв перед этим все кольца или цепочки, надетые ранее. Самое удивительное, что на интимные отношения никто не претендует. Все чинно и красиво. Не дозволяются даже намеки на какое-то пошлое действие или слово. Между прочим, если через некоторое время девушку приглашает в ресторан один из друзей, а ее «бывший» сидит за соседним столиком — это ничего ровным счетом не значит.

Примерно так же оказалось и здесь. Спокойно и уважительно. Если куренной атаман ни намеком, ни в открытую не позволил, то предъявлять на меня «право первой ночи» никто не рискнет.

Шли мы не по прямой. Несколько раз сворачивали почти под прямыми углами, и я, отнюдь не страдающая топографическим кретинизмом и даже проработавшая пару лет инструктором горного туризма в Крыму, запуталась. Куда мы идем? В сторону лагеря, в сторону замка или вообще черт знает куда? Да и темп, заданный мужиками, я не осилила. Сдохла. К дневному привалу я думала, что ноги отпадут, а желание двигаться дальше могло возникнуть только под угрозой пятидесятого калибра в лоб. Дышала я с трудом, но астматический приступ, ужалив с утра, больше не повторялся. Это не значит, что астма прошла, нет — просто если я смогу поберечь себя и больше не спать на холодной сырой земле, то через недельку дыхание выровняется, и все войдет в норму. Не первый же год замужем! Почти каждую осень хрипящий кашель и судорожные вдохи определяют для меня границы дозволенного — а то бы я домой из своих путешествий и не возвращалась. Приходится. Поздняя осень, зима, весна до мая месяца — время, когда я должна сидеть в теплых стенах и делать вид, что наслаждаюсь отдыхом и уютом. На самом деле с нетерпением ждать, когда уже можно будет вырваться из давящей коробочки хрущевской квартиры на просторы дорог. Организм четко ограничил здоровьем мою неуемную жажду приключений. Но не в этот раз.

Я с наслаждением вытянула гудящие ноги и откинулась на свернутый плащ. Лепота! И только вознамерилась прикрыть глазки и подремать хоть полчасика, эти вояки решили размяться. Куда тут уже поспишь, если по всей немаленькой полянке с гиканьем и криками носятся тридцать мужиков и со всей дури машут подручными предметами. А под руками у них только сабли, кинжалы да длинные, двухметровые пики. И я должна пропустить такое зрелище?! Да ни в жизнь! У каждого бойца было свое излюбленное оружие и под него же выученная техника — длинный, сильно изогнутый шамшер выводился на короткий замах и режущий удар с хорошим оттягом. Более тяжелая, но меньше изогнутая и широкая ордынка с утяжеленным наперстком-навершием легко вращалась на веерной защите и сбивала встречные удары утяжеленной серединой, не допуская саблю противника до небольшой, едва прикрывающей руку гарды. Особенно понравилась мне легкая подвижная сабля «карабеля», хват которой немного отличался от обычного тем, что большой палец не участвовал в общем обхвате, а лежал на рукояти с упором в ребро стержня, а навершие в виде птичьего клюва давало дополнительный упор мизинцу. Тут требовалась уже другая техника, так как добавление силы с акцентом на большой палец сулило преимущество при отвесных рубящих ударах. К сожалению, сабель с уникальным польским перстнем для большого пальца я не увидела. Это означало только одно — все типы сабель попали в этот мир из нашего прошлого не позже начала XVII века. А значит, о Богдане Хмельницком тут никогда не слышали, а вот про Байду, он же Дмитро Вышнывецькый, я упомянуть могла.

На волне азарта я тоже решила размять руки. Не то чтобы поучаствовать в общей рубке, а так, в уголке, чтобы не сильно отсвечивать. Ручки шаловливые давно уже эфес скьявоны крутят, да и сам клинок тоже не ради прикола у ног болтается. Встала (хоть еще десять минут назад о таком нарушении права на отдых и помыслить не могла!) и медленно, напрягая по очереди все мышцы, стала переходить из стойки в стойку. Мышечная память с трудом вбивается, но потом хрен выбросишь из подсознания. Мой тренер говорил, чтобы из сознания в подсознание перебросить движение, надо его повторить сто сорок четыре тысячи раз. Ну, это он, конечно, загнул, но что-то в этом, несомненно, было. Повторение — мать учения. Выпала вот свободная минутка, почему бы не повторить знакомые каты, а то еще понадобятся, а ты их — раз, и забыла. Нехорошо, однако! Насчет «забыть» — это я поприкалывалась, однажды вбитое не забывается, но мышцы-то об этом не знают и норовят сделать движение вялым и медленным. А ну, работайте, падлы, а то начну каждое утро зарядку делать! Испугались, задвигались быстрее, не пытаются напрячь тело приглушенной болью.

~~~

— Ой, девка, а что это ты так свою железку крутишь? Будто она у тебя как палка!

Обидеть пытаетесь? Как пить дать, обидеть! С «рыцарками» нашими, которые первый раз на Игру попали и тут же за меч, как за дрын, хватаются, сравнить удумали! И ржут, довольные!

— А может, покажешь, как правильно?

— А если и покажу?

— Ну так давай!

Ох, заносит меня — держите двое! Не то что против сабли прямая скьявона проигрывала в технике, просто не мое это оружие. Выбрано оно было для прохода через подземелья, а на поверхности я все-таки предпочла бы или полуторник, с моими узкими ладошками получавший двуручный хват, или, на худой конец, вот такую легкую карабелю или шамшер. Просить сейчас «а дайте, дяденька, мне вашу!» хотелось еще меньше. Скьявона хороша для прямых, тяжелых ударов и четких, без вывертов, блоков, закрытый усиленный эфес позволяет ставить блоки чуть ли не гардой и выводить удары одним движение кисти, избегая широких круговых замахов от плеча. Что ж, попробуем! Хотя мои прекрасные теоретические знания могут за не фиг делать разбиться об опыт и скорость противника.

Конаш, выступивший добровольным арбитром, предупредил участвующие стороны о недопущении смерти или тяжелых увечий — это порадовало. По крайней мере, без рук не останусь. А также, что проигравший моет котлы после еды — а вот это уже никуда не годилось! Не собираюсь я тут им посудомойщицей заделываться! Один раз помоешь, другой, а на третий так и в обслуживающий персонал спишут. Обслуживающий — это значит обслуживающий по всем параметрам. Фигушки! Не дождутся!

Как я и предполагала, скорость сабли и подвижность умелого воина сразу вогнали меня в глухую защиту. Я старалась принимать удары на короткие блоки, не отставляя далеко клинок, а в особенно удачных случаях — сливать с верхних блоков. Времени для контратак не было. Козак уверенно теснил меня к краю поляны, наседая с разных направлений, пытаясь ударить то сверху, то снизу. Нижние удары было особенно неудобно принимать ровной коротковатой скьявоной, но тут я уже старалась просто уводить корпус и ноги с линии атаки. Для того чтобы отбить такие удары, надо вывернуть меч полукругом изнутри, а не так, как многие новички делают — «догоняют» клинок по внешнему полукругу и «прижимают» к себе лезвие противника. На первых порах это кажется неудобным и долгим по сравнению с короткими внешними блоками, но если научишься и привыкнешь, то внутренний кистевой полукруг исполняется намного быстрее прямолинейной защиты.

Долго так продолжаться не могло — я уже чувствовала, что моя защита с каждым ударом ордынца проминается все больше, а удерживать потяжелевшую скьявону приходится дополнительно левой рукой за навершие, как внезапно горячий уголечек пробежал к горлу, и меня бросил на колени рвущийся из груди кашель. Приплыли, бл…!

44

— Ты что, дивка, хвора? — В голосе Конаша слышна была озабоченность здоровьем моей незабвенной тушки.

— Да не так, чтоб сильно, — попыталась отмазаться, — это сезонное обострение. Ничего страшного — покашляю с недельку, и пройдет.

— Ох, девка, выпороть бы тебя!

— А вот этого не надо! — На всякий случай я встала и, пересилив желание судорожно втянуть ставший резиновым воздух, исподлобья посмотрела на козака.

— Эх, ладно! — махнул рукой куренной и развернулся к столпившимся мужикам: — А вы чо стали? Хвору девку не бачилы?

У всех сразу нашлась куча работы, да и каша уже подошла, даже подгорать начала. Вот не повезло тому, кто котел отдраивать будет. Надеюсь, что «хвору дивку» лишат этой «привилегии».

Когда мы остались одни с Конашем, он нахмурился и спросил:

— Ты давай от меня не скрывай. Вижу, что болезнь давняя, так что не мудри, говори, мож, что сделать можно.

Я опешила. Конаш был первым (на самом деле первым) мужчиной, который отнеся к моему кашлю неравнодушно да еще помощь предложил. С одной стороны, не привыкла я к чужой жалости, а с другой — и не жалость это. Мелькнула шальная мысль — а вдруг и вправду поможет?! Ведь здесь есть какая-никакая магическая мазь, которая раны излечивает так, что даже шрамов не остается, так, может, и другие магические лекарства есть? Как-то я забыла, в каком мире сейчас живу. Привычки с прошлой жизни не пользоваться магией, воспитанные с детства, очень трудно перебарывать.

— Это… астма. От сырости.

— Что ж ты тогда не сидишь дома, коли больна?

— Я думала, что успею до холодов добраться до Уфаля, а там и до перевала рукой подать, — я специально упомянула Уфаль, как ближайший крупный город. Если я путешественница, то должна знать географию местности, куда путь держу. — Да, видно, сильно в пути задержалась… то твари напали, то прятаться от скайль-т-тэйлей пришлось, вот и не успела. Ничего страшного, не волнуйся за меня.

— Эх, девка, задержишь ты нас… бросить тебя, что ли?

— Бросай… я и сама не заблужусь, — м-да, это я погорячилась! Если честно, то я даже не знаю, где я сейчас нахожусь и сколько до замка. А спросить? Ну, я еще не настолько с ума сошла!

Конаш только рукой махнул и пошел к костру. Я последовала за ним.

~~~

Темп движения отряда все-таки снизился. Из-за меня. Знать бы еще конечную цель Конаша, и было бы вообще хорошо. Но козаки народ молчаливый и осторожный — не галдят, меж собою перекидываются только отрывочными фразами и на веселую дружную компанию аж совсем не тянут. Одно только было понятно — солнце садилось за левым плечом, а значит, мы уже некоторое время идем на северо-восток.

На вечернем привале я все же попросила посмотреть оружие у козаков. А заодно глянуть на металл и клейма. Только у двух шамшеров я увидела серое дымчатое лезвие с волнообразным рисунком по стали — дамаск. С клеймами обстояло хуже — их просто не было ни на одном клинке. Означает ли это, что в этом мире нет центров производства оружия и признанных мастерских? Или это то, что личные клейма тут не в ходу, и производство централизованно и принадлежит государству? Впрочем, это не те вопросы, которыми сейчас надо забивать голову.

— А можно с вами на саблях пофехтовать?

— Так ты же хвора, девка! — на «девку» обижаться не стоит, это обычное обращение на Украине к незамужней барышне, а вот на «хвору» можно и ответить.

— Болезнь — она временная, а то, чему хоть раз научишься — навсегда останется. Да и противник не будет интересоваться, хворая я или нет. Ну, так поучите?

Мужики рассмеялись.

— А ведь права же! Только потом не плачься!

— Да не буду я. Так поучите?

— А чому бы ни? — это ответил высокий худой козак со стрижкою под горшок и глазами навыкате. Серые, бывшие когда-то голубыми шаровары были заправлены в низкие сапоги с широкими голенищами, а темно-синяя, так же линялая рубаха перетянута широким малиновым кушаком, за который был вставлен кинжал, смутно напомнивший мне кавказский бебут. Еще один тип оружия, здесь совершенно невозможный по причине того, что у украинских козаков такого не было. Значит ли это, что здесь есть попаданцы и с Кавказских гор?

— Если б моя так умела, так, может, и жива была, — продолжал между тем козак. — Рука у тебя крепкая, основы есть, а вот рубишь ты, как махаешь. Чи танцуешь.

Остальные закивали.

— Ты, девка, не крутила бы сабельку, а вела бы ее, как разрубить хочешь.

— Вот так, да?

— Так, да не так!

Через полчаса мне хотелось лечь и не двигаться. За это время мне пришлось рубить тонкие веточки, за ними толстые ветки, отбиваться сразу от двоих, нападать, раз за разом отрабатывая показанные удары, все это с перерывами на кашель и отдышку. Но, слава богам, мужики жалеть меня не собирались и после краткого отдыха на вдох-выдох продолжали обучение. В конце концов я даже хотела попросить прекратить тренировку на сегодня, как козаки прервались сами. Сначала на ужин из той же пшенной, успевшей надоесть за сутки, каши, а потом по темноте.

~~~

— Ложись сюда!

Я настороженно замерла, когда увидела, куда постелил мне Конаш. Удобно развалившись на моем плаще, он указывал мне на место рядом с собой, держа в руке свой плащ в качестве общего одеяла. Я понимаю, что вдвоем теплее и удобнее, но вот как на это отреагируют его подчиненные и не окажется ли это предложением разделить не только место у костра, но и, в дальнейшем, общую постель?

— Да не бойсь, девка, не трону! — увидев мою заминку, он усмехнулся и добавил: — Ты ж хвора!

О, блин! Опять за рыбу деньги! Да не хвора я, не хвора! А если и больная, то уж на всю голову!

Легла. Конаш нагло перетащил меня поближе к себе и прижал так, что я оказалась лежащей у него на груди.

— Ось так! А то як поспишь опять на земле, так завтра не встанешь! И не боись! Моя жинка еще смотрит с неба, всякое непотребство не допустит.

— Конаш, а почему с неба? — не поняла я.

— Так сороковник еще не прошел.

— Так ты недавно жену схоронил? Сочувствую…

— Да не я ж один! Тут у всех — у кого жинка, у кого сестра, у кого диты.

— Как так? Что случилось?

— Эх, все тебе надо знать, девка! Ну, слухай! Мы ж сюда пришли по-мирному. У нас в Орде война случилась меж кланами, а гетьман-то взял и собрал тех, кому новый король не по нраву, а участвовать в разборках за власть тоже не желал. Вот и увел всех на север. Земли тут пустые, хорошие… Семьи взяли, детей, жонок… эх! Пока тот сволочной городок по пути не попался! Сначала они на переговорах только охали и жаловались, как их скайль-т-тэйли достали, житья не дают, что, мол, долина хорошая, да только остроухие тут верховодят. А так, мол, изведете скайлей — живите, мы не против. И про замок сказали, что, мол, от него все беды. Гетьман и поверил… Лучше бы он сразу их хитрые рожи разрубил, а так… договорился, что, мол, пока он будет разбираться со скайль-т-тэйлями, обоз останется под городом… А как мы отошли, горожане-то весь обоз и вырезали…

Я сжала зубы, чтобы не выдать себя возгласом. Телеги с женщинами и детьми перед городом… а я же подумала… вернее, подумать не могла… Боги, о чем я думаю?! Как же я ошиблась! И не обратила, дура, внимания, что одежды другие и мужчин совсем не было. Просто была шокирована видом трупов и ни на что уже не реагировала.

— …а как мы подошли, старейшины и перепугались. Вышли с дарами, мол, простите нас, глупых, возьмите деньги, драгоценности… а кто ж за кровь деньгами берет? У гетьмана две дочки были, маленькие… ну, и сказал, что, мол, не хочу город видеть больше… А потом увел нас из города и сказал, чтобы все пили… а хоронили уже на третий день. Я свою сам в могилу опустил…

— Прости, — что я еще могла сказать? Что я была неправа? Что кровавые видения Уфаля преследовали меня с навязчивой постоянностью, и я винила в этом козаков, приписывая им немотивированную жестокость?

— Давай спать, девка. Завтра до лагеря уже дойдем. Спи!

Рука Конаша по-хозяйски легла на талию, но я уже не ерепенилась.

~~~

Утро началось еще до рассвета. Сплю я, как правило, чутко, а под утро, когда затекли руки и плечо, смысла ловить остатки сна не было, и я попробовала встать. Конаш тут же проснулся. И, кажется, мы это сделали вовремя, потому что буквально через мгновение из-за деревьев выскользнул козак и направился к нам.

— Чего, Гнат?

Гнат присел возле атамана и, коротко кинув взгляд на меня, доложился:

— Ур-хаев много. Пока еще нас не заметили, но пара отрядов рядом проходили. Один между нами и лагерем. Наши за ними смотрят. Много их. Уходить надо быстрее. Скоро нас заметят и обложат.

— Понятно. — Конаш одним движением поднялся, будто и не спал целую ночь неподвижно под моей нелегенькой тушкой. — Поднимай всех.

Гнат тихо заструился между козаками, дотрагиваясь до них, и мужики без лишних слов и движений просыпались и сразу же собирались.

— Так, хлопцы, часу на еду немае. Ур-хаи скризь. Идем быстро и тихо. Щоб я вас навидь не чув!

— Добре, батько!

Лагерь свернулся за считаные мгновения. Чего там собирать? Свернули плащи, костры к утру превратились в едва теплые пепельные ямы, без новой порции дров не имеющие и шанса разгореться опять. На луки натянули тетивы, немногочисленные арбалеты зарядили толстыми короткими болтами. Тихо, без лишней суматохи и команд рассыпались по лесу, сменяя и усиливая ночную разведку, а оставшиеся, включая меня, повинуясь взмаху руки Конаша, свернули с тропы в редкий подлесок.

— Куда мы теперь? — спросила я, подравнивая дыхание под быстрый шаг атамана.

— Худо, что не успели, теперь круг делать будем. Но ты не бойся, девка — выйдем.

— А что случилось-то? — Я продолжала делать удивленные глаза.

— Так ведь ур-хаи-то снялись!

Как местная, я должна с ходу оценить уровень угрозы и впечатлиться.

— Да неужто!

— Я те говорю, девка. Мы тут попали, как крыса в ловушку — назад нам нельзя, по каждому в Орде виселица плачет. На востоке — горы, с запада альдарские леса — туда сунуться не получится. А с севера теперь вот ур-хаи, будь они неладны! Дали бы мы бой, да мало нас супротив их. Если же бой им не дать, они же, как тати, ночью нападут или когда не ждешь. У них же честный бой не принят — бояться они супротив армии встать! Одно слово — крысы!

Я вспомнила этих высоких, темнокожих, с отвратительными приплюснутыми мордами «крыс», пьяно куражившихся возле распятых, тогда еще мне незнакомых Рандира и Тауэра.

— Конаш, все хотела спросить. Можно?

— Ну, спрашивай!

— А чего вы из Орды-то ушли?

— Да понимаешь, девка, пришлые мы. Ну, не мы, а прадеды наши. Они из земли другой когда пришли, тоже места себе найти не могли. А Орда только становиться начинала. Милак-хан тогда к власти пришел и всех под свою руку и взял — нужны были ему воины. Порядки, что деды принесли, оставил прежними и веру позволил. За ним сын его, Исид-хан, тоже нас при дворце держал и милостью своей не забывал. Тогда и повелось, что кто худ или беден, мог прийти в Сечь и стать козаком.

Так, пока история, что на старом месте, что на новом — повторяется. Сечь, беднота, бегущая от своих хозяев, воинское братство, держащееся на вере и круговой поруке… Послушаем, что было дальше.

— …мы-то кричали «Любо!» только хану, а не его визирям. Сколько раз нас купить хотели! Не продавались и веру свою не меняли. Один у нас гетьман и хан один. Только им и верны. Этой весной умер старый Умар-хан. Сынки его меж собой грызню учинили и нас бросали то против гвардии, то против народа. А мы не знали, кому и «Любо!» дать. Сказали, что пока владыки не будет, и воевать не пойдем. Визирь главный нас в предатели и записал, крыса помоечная, да еще новому хану Селиму наплел, что, мол, неверны мы ему. А тот молод, да еще и трон под ним еле стоит — вот и испугался. Приказал, чтобы все козаки войском его регулярным стали, законы да права, что деды с собой с неньки-земли вынесли и за которые кровь проливали, забыли. А веру свою чтобы только втайне чинили и богам его кланялись. Вот гетьман и порешил собрать тех, кто пойдет за ним, да и уйти. Не все, конечно, ушли. Были и старшины, коим брюхо свое дороже стало — покорились они и сотни их. А мы, вот… жизнь хотели начать… с жонками да детьми… Эх!

Конаш махнул рукой в бессильной злобе.

45

Бег полезен для здоровья. Но только не в таких количествах! Ветки по роже, кочки под ногами, деревья, вырастающие прямо перед мордой — и все это вкупе с горящим боком и больным дыханием. Кайф! Чтобы я так всю жизнь бегала! А мужикам хоть бы хны! Бегут, как лоси на весеннем гоне — им хорошо, они привычные. Еще чуть-чуть, и я сдохну! Вот прямо здесь и лягу, и не трогайте меня, ну вас всех в баню! Ладно — вон до той опушки, и все! Ну, хорошо — до вот той сосны на пригорке! Уговорил — до влажно блеснувшей речушки! А дальше ни шагу!

Упала на колени во влажный песок. Пить! Если бы не чья-то рука, схватившая меня за талию, точно мордой в реку свалилась бы.

— Плавать умеешь, девка?

Сил, чтобы ответить, нет. Киваю головой.

— Хорошо. Вперед!

О, Матерь Боска и все святые на пересчет! За что?!

Прямо в одежде плюхаюсь в холодную воду. Е! Удовольствие ниже среднего. Особенно когда поняла, что за палочка проплыла рядом — стрела. Тихонько так проплыла, закручиваясь на водоворотах. Осознание того, что по нам еще и стреляют, резко добавило резвости моим рукам и ногам. Еще десять минут назад клялась-божилась, что упаду и умру, а сейчас вдруг поняла, что хочу жить несмотря ни на что. Кажется, я проплыла дистанцию даже быстрее, чем обычно в бассейне. Оглянулась. Точно — первая! Некоторые козаки только к середине речки подплывали. Сама речка небольшая — метров тридцать всего-то. Не Днепр однозначно. А в свою бытность кандидатом в мастера спорта по плаванию мы с остальными такими же юными и уверенными одноклассниками за не фиг делать его переплывали. Просто те, кто не занимался профессионально плаванием, никогда не смогут понять магической формулы — «три по три» или, еще лучше, «три в квадрате».[6]

А потом приходишь вот с такой «доброй» тренировочки в школу и первым же уроком — контрольная! Вот тогда и понимаешь, что все остальное — только иллюзия жизни.

Не надо было мне оглядываться! Ой, не надо было! Ноги сами кинули меня обратно в воду, а руки мощным баттерфляйным гребком бросили тело почти на середину реки и под воду. Еле успела ухватить! Тяжелый, зараза! Переворот почти на автоматизме, голову зажать локтем, подбородок наверх, чтобы дышать смог. Только бы не стал вырываться! И гребсти! Быстрее, быстрее! Пока сама плыла — кролем загребала, за спину сильно не посмотришь, а тут приходится на спине… и глаза в глаза с ур-хаями. Впервые увидела их при свете дня, да еще так близко. Кожа у них серовато-пепельная, лица широкие, а глаза узкие. Одеты вполне прилично — рубахи, брюки. Оружие, опять же, не из арсенала пещерного человека. А вот взгляды… давно я на фанатиков не нарывалась. Да таких, что готовы весь мир ради своих интересов в огонь бросить. Стоят на краю воды, ноздри раздувают, и озлобление… да такое, что кажется, сейчас река загорится! Буквально секунду стояли, а потом раз — и нет их. В реку не сунулись — видно, воды боятся, а лучники из козаков, те, что уже на берег выползли, тоже без дела не сидели. Успели десяток стрел выпустить.

Меня подхватили под руки, вытаскивая вместе с Конашем. В левом плече у него торчала длинная тонкая стрела. Я задела ее, когда переворачивала в воде тело, и от боли Конаш потерял сознание. А может, и раньше. Надо еще выяснить, не нахлебался ли он студеной водицы. Думать некогда. Руки сами ударили два раза по щекам — эффекта ноль. Значит, захлебнулся. А перевернуть его и через колено у меня силенок не хватит… время идет на секунды, вернее на доли секунд. Искусственное дыхание — вдох, выдох. Удар-толчок под дых. Опять вдуть воздух. Удар. Воздух. Вздумай ты только умереть здесь, мать твою!

Вода выплеснулась изо рта прямо в мой рот. Черт! Так и самой захлебнуться недолго! Ну, дыши! Конаш задыхается, ловит ртом воздух, но дышит. Глаза мутные, но уже пытается осмотреться. Пришел в себя. Ну, и ладненько. А то из меня лекарь, как из эльфийки берсерк.

Как мы добрели до лагеря — честно, не помню. Вроде бы мне даже «спасибо» сказали. Я мотнула головой в знак принятия их благодарности, но лучше они бы меня за это на ручках понесли. В голове мутилось, и легкие выжигало кашлем. Смутно помню, что кто-то радостно кричал, меня куда-то тащили, запах костров, еды и, главное, теплое сухое одеяло… а потом наконец меня оставили в покое, и я закрыла глаза.

~~~

Сквозь сон я слышала голоса.

— Она будет неплохой королевой — дерзкая, смелая, даже с ордынцами сумела общий язык найти, — этот голос, полный щегольского самодовольства с явными нотками превосходства, я никак не могла сопоставить ни с одной известной мне личностью.

— Да, ваше высочество, — голос Рандира. Но к кому он обращается? Высочество? Кто же у нас «высочество»?

— Что-то ты сегодня сам на себя не похож, — озабоченность? Нет, скорее подозрительность.

— Вам показалось, — ровный такой, безэмоциональный голос.

— Не люблю, когда мне кажется. Предпочитаю, чтобы мне отвечали честно. Что эти разведчики сообщили гетману? — приказы, одни приказы. Завуалированные под дружеское расположение.

— Ордынцы пошли не западнее, а восточнее реки. Поселения уже предупреждены и начали эвакуацию. Но дороги заполнены войсками короля. Если мы не успеем соединиться с ними до того, как ур-хаи подойдут основными силами…

— Понял. Когда планируется соединение? — На этот раз голос серьезный, и даже проскочили знакомые нотки.

— Послезавтра. Крайний срок — через два дня. Но передовые отряды будут здесь к вечеру.

— Встреть их.

— Слушаюсь.

Легкий ветерок проник внутрь шатра и коснулся моего лица. Они ушли? Навалилось непонятное одиночество. Через ткань палатки отчетливо были слышны голоса, скрип телег, звон оружия. Где я? Надо встать и узнать!

— Лежите! Вам нужно отдыхать!

Рука проводит по моему лицу. Пальцы такие прохладные и нежные…

Где же я?

Наверное, это был все-таки сон…

~~~

Потолок не белый. А жаль… Привычно как-то просыпаться и видеть над собой белый потолок больничной палаты. Особенно когда чувствуешь себя, как после длительной и продолжительной болезни. Хочется пить, жрать и в туалет. Последнее предпочтительнее. Остальное может терпеть.

Слезаю с небольшого возвышения, вытаскивая непослушное тело из теплого одеяла и мягкого меха желтовато-бежевого цвета. Ноги становятся на деревянный пол из плохо пригнанных друг к другу досок. Стою выжидая, пока серебряные мотыльки перестанут играть в чехарду вокруг моей головы и зрению вернется фокусировка. Так, я в палатке. Палатка большая, скорее даже шатер, разделенный тканевыми перегородками на несколько комнат. В соседнем отсеке слышно движение.

— Эй! — Мой голос хриплый, больше похож на карканье, но меня услышали.

Появился человек в синем балахоне, опоясанный широким кожаным поясом с кучей карманов и сумочек. Взгляд светло-серых навыкате глаз озабоченно пробежал по моей фигуре.

— Вам бы, это… отдохнуть еще!

— Хватит, належалась! — Я мотнула головой и чуть не потеряла сознание. Резкие движения еще делать рановато. — Скажи, любезный, а вот мне бы… ну, в дамскую… э… комнату.

— В туалет, что ли? — о, блин, простота душевная! А я тут слова подбираю, пытаясь покультурнее высказаться.

— Да.

— Так, вот сюда, — мужчина откинул соседний полог и показал мне маленькое огороженное пространство с сеном. Никаких там унитазов или, на худой конец, ночных горшков. О, простота! О, нравы!

— Выйдите…

— А, ну да, — он спохватился и, перед тем как закрыть импровизированную дверь, сказал: — Я тут рядом, если что — зовите.

На фиг! Я и так тут пытаюсь заставить свою физиологию пойти наперекор воспитанию, которое вопит дурным голосом о приличиях и стыде, а он тут — «зовите!». Не позову! Даже если сдохну!

~~~

С едой и питьем я расправилась намного быстрее. Голод — он не тетка и даже не дядька, а не жрала я с… какой там сейчас день?

— Извините, любезный, а сколько я тут провалялась?

— Зовите меня Илисом. Я маг-лекарь. А пробыли вы тут совсем недолго. Вас только вчера принесли. Вы совсем в плохом состоянии были, но уже все позади. Лечить астму не в пример легче, чем всякие раны и переломы.

— Скажите, — я вздохнула, как перед прыжком в воду, и выдохнула, — вчера ко мне кто-то заходил? Я слышала голоса…

Сейчас если маг скажет, что никого, то… Я затаила дыхание, боясь спугнуть положительный ответ.

— Заходили, — уф! Выдохнуть так, чтобы было не сильно заметно. — Его высочество и его Порученец. Очень интересовались вашим самочувствием.

Значит, не показалось. Рандир и… Тишин? Принц Тишин.

— Где я? — Тихо, девочка, тихо. Будем делать вид, что ты ничего не знаешь, и вообще, надо же поддерживать легенду о бедной танцовщице. Где-то здесь еще и Конаш.

— Вы в лагере Орды. И тут еще один человек хотел вас видеть… Я сейчас позову.

Кто? Конаш? Кто еще меня может знать у ордынцев?

Отсутствовал маг недолго, буквально минуту, а потом полог шатра откинулся…

— Вы?

— Очнулась!

— Почему вы здесь? Вы в плену? А замок? — Я была в растерянности. Сознание никак не хотело принимать то, что видели глаза. А видели они майора графа Улетова.

— Тихо, спокойно, все хорошо! — попытался успокоить меня майор и улыбнулся. Этой улыбке я поверила больше, чем всем его словам.

— Но как же? — я не могла все еще понять. — Что происходит?

— Сейчас объясню, — Улетов сел за стол напротив меня. — Не беспокойся. Я тут не пленный, и с замком все в порядке. Рандир и Тишин тоже на свободе, но сейчас они заняты. Как смогут, навестят тебя.

— Они уже здесь были, — вырвалось у меня.

— Так ты все знаешь?

— Нет… я их слышала… я думала, что сплю.

— Тогда слушай. Ты, конечно, сделала очень нехорошо, когда из замка сбежала…

— Я…

— Пусть это будет на твоей совести, — перебил меня Улетов, — я понимаю, что ты тоже не все можешь рассказать и у тебя свои тайны, но могла бы хоть намекнуть… Ладно, что случилось, то случилось… Ход мы нашли. И замуровали. В самом низу, в подземелье. Сунувшиеся через подземелье ордынцы встретили только глухую стену и очень недовольных тварей. Что их так взбесило — не знаю… но те, кто оттуда вышел, были очень потрепаны. Думаю, ты будешь рада узнать, что барон так и остался в подземельях.

— Конечно, рада! — не удержалась я.

— Не перебивай! Тишин, когда попал в лапы козаков, не пошел на поводу у барона, когда тот представил его как принца. Уперся, что он рядовой капитан наемников. Пока выясняли, кто из них врет, Рандир успел подготовить побег. Им даже удалось бежать, но барон выдал их. Рандир предлагал прикрыть отход Тишина, но у того упрямства и гордости больше, чем мозгов — уперся, что будет стоять до последнего спина к спине. Когда их наконец взяли, ордынцы сильно были обижены — их больше тридцати полегло от рук этих двоих. Тишина измордовали, а Рандира чуть на кол не вздернули. Гетман вовремя казнь остановил. А тут на следующий день и барон со своим ходом… накрылись. Ордынцы дернулись на север, а там… сама уже в курсе — ур-хаи сдвинулись. У гетмана не было другого пути, как поговорить еще раз с принцем. А в процессе разговора выяснилось, что они оказываются с Рандиром старые знакомые — порученец два года назад во время восстания южных горцев его от смерти спас. Горцы тогда хотели объединиться и создать собственное государство, но ни нашему королю, ни ордынскому хану это было не надо. Усиление горцев никак не входило в их планы. Хан послал боевой отряд во главе с гетманом, а король — Рандира. Войско гетмана чуть все не полегло, если бы в последний момент племена не рассорились. В общем, горцы так и не смогли объединиться, а гетман понял, кому обязан жизнью и выполнением задания.

Улетов налил из стоящего на столе кувшина разбавленное вино в два кубка. Я сидела, завороженная рассказом, и понимала, насколько мало я знаю о порученце. Выполнение Поручения — это решение любых вопросов. Любых! А не только убить, подставить, отнести, подать… И до какой степени должен быть обучен человек, чтобы в одиночку справиться там, где другие не могут справиться целой армией?! Дипломатия высшего разряда — мира и войны.

Вячеслав Иванович промочил горло и продолжил:

— Тишин и Рандир признались. А что им еще оставалось делать? Когда Рандир связался с королем, выяснилось, что его войско уже перешло перевал и находится в десяти днях пути от замка. Они вышли, когда я послал им доклад об осаде.

— Вы смогли? — выдохнула я и наткнулась на ироничный взгляд майора.

— А что тут мочь? Больно, конечно, но замок и дочь дороже! Еще раз перебьешь, и я уйду.

Я молча кивнула, вцепившись обеими руками в свой кубок.

— Дальше Рандир повел переговоры между королем и гетманом. Ну, и в замок тоже наведался. Я его чуть не пристрелил, но он убедил меня, что ордынцы не будут больше атаковать. Пришлось ему поверить. Я сейчас со своими хлопцами разведку веду. Всех баб и раненых в замок поместили… А, ты не знаешь… тут же с Уфалем как вышло…

— Знаю, — я хотела, чтобы Улетов продолжил побыстрее рассказывать про Рандира. — Мне Конаш, куренной атаман, что меня привел, рассказал.

— Ну, тогда ты в курсе. Женщин у них теперь мало — они их берегут как зеницу ока и за то, чтобы обезопасить их в крепости, готовы на все. Ур-хаи, как правило, крепости не штурмуют, но сама же понимаешь: если даже они на штурм не решатся, а обойдут, то спалят все, до чего достанут. Да и возле гор поселения есть, и дальше… А уж если ур-хаи пойдут по южному перевалу, король не успеет развернуть войска, и тогда весь юг королевства будет разорен. Договорился король с гетманом, что они войска объединят и против ур-хаев выступят. А заложником этой договоренности у гетмана Тишин. А у короля — находящиеся в замке женщины и дети.

Он замолчал, давая мне переварить информацию. Значит, Рандир мотается между королем и гетманом, являясь гарантом их соглашения, и ведет все переговоры. И тот разговор, который мне показался… он был наяву. Тишин положил на меня глаз, а Рандир тактично не сказал ему о своей любви. В преддверии битвы создавать любовный треугольник слишком опасно для всех нас. Тишин такой, что не простит отказа, а Рандиру лишние проблемы и ревность сейчас ни к чему.

— Владислав Иванович, вы же не сказали Тишину про нас с Рандиром?

— Дура, что ли?!

Пусть лучше я буду дурой, чем Тишин будет ревновать меня к Рандиру. Будем делать вид, что я нового Тишина в роли принца боюсь, а к Рандиру относиться ровно, будто ничего между нами не произошло. Думаю, он поймет…

46

Лагерь ордынцев ничем не отличался от таких же палаточных лагерей, которых я в своем мире успела немало повидать. Те же шатры-палатки с растяжками, об которые в темноте спотыкаются пьяные и не очень игровики, те же костры и котелки над ними, те же мужики, перебирающие доспехи и пьющие, жующие, разговаривающие. Будто бы никуда и не переносилась. Закрыла глаза — шумит игровая братва. Открыла — лица незнакомые, а так… все то же.

Все. Да не все. Нет беспечности. Нет вседозволенности. Нет игры. Все по-настоящему. Все взаправду.

От шатра лекаря десять шагов вниз с холма. Могу пройти и сама, но рука Тишина, поддерживающая под локоть, настоятельно советует не дергаться.

— Тишин, я сама могу.

— Леди? — делано удивляется он. — Как можно? Неужели мужчине нельзя предложить руку даме?

— Тишин, сейчас ругаться буду!

— Такой красивый ротик не должен ругаться! — галантно лыбится он.

Я отворачиваюсь.

— Что-то в замке я от тебя немного другие эпитеты слышала.

— Прости, приходилось быть грубым и неотесанным мужланом.

— А сейчас ты весь белый и пушистый!

Он изумленно поднимает бровь. Ждет продолжения. А я молчу. Тот Тишин и этот — два разных человека. Тот смеялся открыто и лез под сабли ордынцев с бесшабашной удалью, а этот… учтивый до того, что хочется после общения с ним вытереть руки. Одно слово — принц.

Мы шли мимо шатров. Днем меня предупредили, чтобы я сама по лагерю не ходила. Во избежание. Дамы ходят с кавалерами. Правило. Аксиома поведения. И просто возможность избежать ненужных конфликтов.

— Тогда ты был другим… собой, — я заговорила только ради того, чтобы не идти молча.

— Наверное, — Тишин пожимает плечами, — тогда я уже не надеялся вернуться во дворец и думал только над тем, как прожить еще один день. Но и ты же воспитана не в крестьянской семье?

— Неужели? Откуда ты знаешь? — вежливое удивление. Играть так играть. В этой хламиде, ошибочно названной какой-то портнихой платьем, можно только медленно и чинно передвигаться маленькими шажками. Тяжелый гобелен, стягивающий лиф посильнее пресловутого корсета и свисающий крупными складками ниже талии, весил, наверное, пять килограмм. Если еще к нему добавить парчовый с бархатом плащ и небольшую, но украшенную перьями павлина шапочку нежно-голубого цвета, то я тащила на себе по весу ламеллярный доспех. Со шлемом.

Туфли были мне велики. Сразу вспомнилась сказочка про Золушку, только наоборот — найти обувь на мою махонькую ножку оказалось непосильной задачей для принца, даже с учетом ресурсов замка и ордынских женщин. Где это видано, чтобы при росте метр семьдесят три у женщины был тридцать шестой размер ноги? В конце концов, выкрутились дополнительной войлочной стелечкой, которая была очень кстати, учитывая, что погода уже осенняя, а в летних туфельках по холодной земле не сильно и разгуляешься.

Вот такая вся из себя разодетая в бархат и перья, я чинно двигалась мимо палаток козаков, провожаемая оценивающе-удивленными взглядами Конаша и его банды.

— Ты не умеешь себя вести, как крестьянка. Тем более что крестьян сражаться не учат. Разве тебе нравятся неотесанные мужланы? — мягко пожурил меня Тишин.

— А кто тебе сказал, что мне нравятся расфуфыренные дворяне? — Я вернула колкость и улыбнулась. Тишин тоже был разодет в бархатный камзол серебряно-голубого тона и светло-серую с огромными полями шляпу. На бальном паркете королевского замка он бы выглядел сногсшибательно, но не здесь… здесь мы были, как два павлина, забредшие случайно в курятник. И это тоже бесило.

— Не думаю, что ты захочешь всю жизнь стирать мужу рубахи и варить еду. Ты мне показалась в крепости совсем другой.

— Какой?

Тишин сделал паузу, подбирая слова:

— В тебе есть нечто, что я не могу описать… Увидев тебя первый раз, мое сердце сплясало джигу и объявило, что никого, кроме тебя, ему не нужно. Ты была, как огонь и как лед, и я не знал, как к тебе подойти.

Ничего себе — «не знал». Схватил, поцеловал в разгар боя — и это «не знал, как подойти»? А потом мужчины говорят, что не могут понять женщин?! Бред! Это женщина не знает, как ей отвечать на такие «подходы».

— Только не говори, что ты в меня влюбился!

— Да! — Тишин воскликнул это так страстно, что я отшатнулась. Он схватил мои руки и прижал к груди. — Мне встать на колени перед тобой, чтобы ты поверила?!

Я посмотрела на белые рейтузы и на размокшую после утреннего дождичка дорогу и представила эту картину.

— Нет.

— Почему же тогда ты меня отвергаешь?

— Я просто еще не решила, — я отодвинулась, пытаясь вытащить ладони из его рук. — Я не ожидала, что за мной будет ухаживать принц.

— Значит, когда я был наемником, простым наемником, ты была согласна, а теперь… тебя пугает мой статус?

— Боюсь, что я во дворце не уживусь, — я старалась быть честной, насколько это возможно.

— Глупости! Ты же будешь моей женой!

— Подожди! — тут уже я оттолкнулась и выровнялась. — О замужестве речь вообще не шла!

— Все женщины хотят быть замужем! И не говори, что ты никогда не мечтала надеть подвенечное платье!

— Тишин, — как можно спокойнее сказала я, — давай не будем гнать коней. Пока я знаю тебя очень мало, и я не привыкла решать такие вопросы с налету.

— И когда ты мне дашь ответ? — Он опять поймал мою руку и вдруг сжал. — Или у тебя кто-то есть?

Соврать ему? Или соврать себе? И ведь вычислит на раз! Глаза уже опустились, и зрачки сместились влево — плохо, не успела себя проконтролировать. Теперь все, что бы я ни сказала, можно будет принять за ложь. Училась же держать лицо, контролировать каждую мышцу, выражение глаз, и… сорвалась. Не уследила.

— Тишин, — я подняла глаза, — ты станешь королем. А я королевой. Так?

Он кивнул.

— Скажи… А НА ФИГ ОНО МНЕ НАДО?! Эта корона, эта ответственность, это королевство?! Пока ты был капитаном наемников, все было ясно и понятно, а теперь ты принц!!! Я боюсь! Понимаешь?! Я боюсь этих всех подковерных интриг, сплетен за спиной, у кого из фрейлин грудь больше!..

— Тихо, тихо, — прижал меня Тишин, — я знаю, что ты сможешь! Ты этих всех фрейлин к ногтю прижмешь. Ты же умеешь командовать?! Я думаю, из тебя получится самая лучшая королева.

— Ты меня не слышишь? Я — не — хочу — быть — королевой!

— Глупости! Хочешь! Просто ты еще не поняла этого.

Я покачала головой и грустно усмехнулась:

— Так дай мне время, чтобы привыкнуть и понять это. Хорошо?

— Хорошо, — согласился Тишин, — у тебя время до завтра. А завтра я представлю тебя королю как свою невесту.

Ужин прошел классически. При свечах, с официантом, хорошим вином, которое лучше было бы обычным самогоном, и с приправой из тонких, на грани дозволенности комплиментов. Жрать пригорелую кашу с козаками было легче. По крайней мере, кусок в горле не стоял.

~~~

Сорвав с себя опротивевшее платье и рухнув на походную кровать в знакомом лекарском шатре, я со злостью выпустила воздух сквозь сжатые зубы. Где, блин, Рандир, когда он так нужен?! В Уфале, в подземелье, окруженная тварями, среди скайль-т-тэйлей, я и то чувствовала себя увереннее, чем сейчас. Остро ощущаешь себя в ловушке. Почему мужчины не понимают слово «нет!»?.. Тупые? Нет, наоборот, слишком умные. До такой степени, что заранее просчитывают все реплики и все решения женщины. Не удивлюсь, если снаружи случайно стоят пара гвардейцев принца. На всякий случай. А случаи, они разные бывают…

Дернуться сейчас? Сбежать? И? Чего я этим добьюсь? Это не выход. С другой стороны, идти на поводу Тишина — тоже. Классический бабский роман — все всех любят, но при этом никто не знает, что делать. Куча соплей и слез. Душевные муки главной героини — кому отдаться и как отделаться от нелюбимого, который считает себя самым лучшим кандидатом в мужья. Боги! И я сейчас именно в этом бабском романе! Застрелиться!!! Впрочем, тоже не выход.

Пока у нас есть еще один неизвестный фактор, который может изменить ситуацию — король. С его точки зрения принц, бывший наемником, и так имеет не самый положительный имидж. Если бы не право наследования, то скорее бы всего о Тишине и не вспомнили. Но тут надо обратно принять в семью блудного сына. Политический расклад смещается с каждой минутой, и не всегда в пользу новообретенного наследника. Партия первого сына будет громко (или тихо, смотря по ситуации) строить разные козни и зорко смотреть, когда же Тишин сделает хоть малейшую ошибку, чтобы его вторично подставить. А я в этой всей интриге — наиболее незащищенное место. Могла бы я со всем этим справиться? Могла. Если бы хотела. Но я не хочу!

Попробовать, что ли, завтра при короле сыграть из себя полную дуру и невоспитанную крестьянку? Пусть отказ будет не с моей стороны, а со стороны короля. Не думаю, что Тишин заигрался настолько, чтобы пойти против воли отца. Тут слишком тонкая грань.

Для меня тоже она тонкая. Пройти между Сциллой и Харибдой и выжить после этого. Потому что смерть мне Рандир не простит.

~~~

Перед самым представлением я попросила Конаша дать мне пару уроков фехтования. Прямо здесь и прямо сейчас. Он удивился, так как считал, что я теперь благородная леди, но просьбу удовлетворил.

К шатру короля я явилась прямо с учебного поля. Сделала удивленные глаза, почему это охрана не сказала мне переодеться, а только передала приглашение явиться незамедлительно пред очи Его Королевского Высочества. В общем, я не виновата, что так получилось…

Реверанс в штанах делать не принято, поэтому я ограничилась легким поклоном, резко, по-военному прижав и подняв подбородок. Король скосил глаза на Тишина, но ничего не сказал.

Во время обеда я старалась показать весь свой ум — шутила и острила, как только могла. Король периодически поднимал бровь и вежливо промакивал салфеткой рот, чтобы скрыть плотно сжатые губы.

Три — ноль. Играем дальше.

Все же король был мужиком, что надо. Даже совестно было над ним так издеваться. Среднего роста крепкий мужчина под шестьдесят. Светлые волосы коротко острижены, гладко выбрит, высокие скулы переходят в округлый подбородок, под темными бровями серо-зеленые глаза. Не такие яркие, как у Тишина, но разрез тот же. Украшений в виде цепочек, колец и серег нет, регалий тоже. Зачем? Такие люди одним взглядом объяснят, кто есть кто. Вот она, власть во всей ее красе! И не игровая, не выдуманная, не купленная за пару миллионов баксов и пытающаяся скрыть дворовое воспитание под костюмом от Кардена. Эта власть — подлинная.

Он сразу понял, кто я. А мне оставалось только поддерживать его в этом мнении. Я не благородная дама, даже если меня представили ему как приемную дочь Улетова. И во дворце мне делать нечего. Судя по его взгляду, он на все сто процентов был с этим согласен.

Улетов тоже был здесь. Вместе со своей женой и дочерью. Даже первый советник бывшего барона оказался за общим столом. Еще несколько дворян, которых я просто не захотела запоминать, и маги. Семеро. В одинаковых синих куртках и штанах, заправленных в высокие сапоги. Никаких мантий или плащей. Сначала я приняла их за личную охрану короля. Потом убедилась, что по сути это так и было. Магия — это власть. А власть держится на магии. Просить у них помощи было все равно что подавать прошение самому королю. Может удовлетворить, а может и так сделать, что дешевле будет просто лечь и умереть.

Рядом с королем сидел невысокий тщедушный человечек в богатых одеждах. Уже в процессе разговора я поняла, что это и есть тот самый гетман, который командует ордынцами. Мужичок деловито ел и молчал. До тех пор, пока король напрямую к нему не обратился. И тут гетман поднял голову. Вторая сторона медали по имени «Власть». Этот человек был вождем по праву ума, а не рождения. С ним бы я не хотела играть. Ни в какие игры.

Разговор за ужином плавно сместился в сторону завтрашней битвы. Доклады не ждут, когда король насытится, а тем более, когда он выставит из-за стола женщин. Одно другому не мешает. Женщины молчат и едят десерт, а мужчины обсуждают завтрашнюю кампанию.

— Значит, мы сможем их перехватить только на этом поле… Тяжелая пехота даст нам преимущество только на ровной местности.

— Да, Ваше Величество. Если не здесь, то ур-хаи ударят за нашими спинами по беженцам и могут на их плечах пройти через перевал. Если же крепостям на перевале дать приказ никого не пускать…

— Будет резня.

— Абсолютно верно…

— Развернуть войска не получится. Мы их по лесу не догоним. Кавалерия ордынцев тоже в лесу бесполезна.

— Ваше Величество, разрешите доложить?!

— Слушаю. Докладывай.

— К лагерю приближаются около сотни скайль-т-тэйлей. В открытую.

— Скайли? В открытую? — Улетов не заметил, что перебил короля. — Быть такого не может!

— Если скайль-т-тэйли ударят в спину… или нападут на замок.

— Вышлите отряд, чтобы их уничтожить!

— Стойте! — я вскочила. — Это не скайль-т-тэйли!

— Откуда ты знаешь? — Взгляды всех присутствующих обратились ко мне. Не сильно-то доверчивые взгляды.

— Потому что скайлям сейчас не до нас… — либо я скажу это, либо сейчас будет еще одна бесполезная, бессмысленная резня. — У альдаров сейчас Изначальный. И там революция.

Вот и сказала. Выдала военную тайну. Не быть мне Мальчишом-Кибальчишом.

— Изначальный… — король покачал головой. — И какое отношение имеешь ты к Изначальному?

Да уж, не в лоб, так в глаз. Поразительная меткость, Ваше Величество.

— Я его спасла и вернула альдарам. Он сейчас в роду тахл-эларов. У кровного брата вашего порученца Рандира.

— Очень хорошо. Значит, Поручение выполнено. Думаю, его надо будет наградить…

— Ваше Величество, — один из магов вежливо наклонил голову, — Порученец использовал поддельный знак.

— Вот как?

— Да, но он это сделал для того, чтобы спасти замок! — Кажется, мой порыв объяснить ситуацию король уже не слушал. Он поднял глаза к потолку шатра и на некоторое время замолчал. Легкий прищур указывал на то, что в мозгу короля происходит очень важный процесс обдумывания дальнейших планов, а не просто разглядывание поддерживающих полог брусьев.

— Что ж… это может быть выходом, — наконец бросил он. — Благодарю вас, господа и дамы, за прекрасный ужин.

Ситуация, сложившаяся на данный момент, была очень неоднозначной. С одной стороны — две огромные армии стоят друг напротив друга, а с другой — ур-хаи могут пойти по одной из четырех дорог, и тогда королевская армия с ордынцами снова останется возле разбитого корыта. Между тем командиры и в их числе Конаш получили точные места для расстановки войск, как если бы король четко знал, какой дорогой пойдут ур-хаи. Это было сродни тому, что строить стратегические планы, основываясь на гадании на кофейной гуще.

С другой стороны, у короля могли быть сведения, которыми он не спешил делиться с окружающими. Например, данные разведки. Впрочем, можно было не сомневаться — разведку взял на себя Улетов со своими бойцами, прихватив для верности порученца. С такой разведкой можно было не бояться неожиданных поворотов армии ур-хаев. И все-таки на сердце у меня было неспокойно.

После ужина я, выждав время, пока оставшиеся в шатре полководцы решат все проблемы и начнут расползаться по своим войскам, попыталась цапнуть Тишина и отвести в сторонку на предмет конфиденциального разговора. Он вел себя как всегда — улыбался, шутил, даже попытался чмокнуть меня в щеку. Потом наговорил кучу разностей, ни разу при этом не упомянув о своих предложениях стать его женой и будущей королевой. Странно… раньше он не упускал случая нежно прижать меня к стеночке и пособлазнять королевской постелью. А тут — ни полслова! Неужели он оставил попытки влюбить меня в себя?! Кто? Тишин? Да ни в жизнь не поверю!

Окончание разговора тоже получилось смазанным. Тишин вскользь поцеловал мне ручку и, проговорив скороговоркой извинения, быстро убежал в направлении королевских шатров.

— Ника, — от звука этого голоса сладко заныло внутри. С момента доклада разведчиков я честно ждала. Но он появился неожиданно. Вышел из тени дерева и неслышно подошел.

— Тауэр, — я глупо улыбнулась. — Тауэр, черт тебя побери…

Теперь все будет хорошо. Даже не верится, что он бросил свои эльфийские леса и пришел ко мне на помощь.

— Как там Изначальный?

— Кор-эверы выступили на нашей стороне. Теперь там двое Высших, и об Изначальном позаботятся. Они давно знали эту ситуацию, но боялись выступить. Теперь у скайль-т-тэйлей нет выхода — против двух Родов они не пойдут.

— А внутри?

— Мы решили этот вопрос. Лэйдэрин решил. Не волнуйся. Он справится.

— Как же я тебя рада видеть! А я так Рандира и не встретила. Ты знаешь, где он сейчас?

Тауэр кивнул, но говорить не спешил.

— Ну, так где он?

— Он просит подождать. После битвы ты все узнаешь…

Сердце дало легкий сбой. После битвы… опять ждать… опять мучиться неизвестностью. Как же это все надоело!

~~~

Ночью я несколько раз просыпалась и, в конце концов не выдержав, вышла из шатра. Тауэр не спал совсем. Он сидел возле дерева, обхватив себя руками за плечи, и мелко дрожал.

— Что с тобой? — Я подошла, жалея, что не захватила одеяло. Кажется, эльф заболел, и его знобило.

— Все нормально…

Не голос, а карканье. Совсем плохо. Я протянула руку, чтобы пощупать температуру, но Тауэр резко дернул головой, и моя рука отлетела в сторону.

— Да что с тобой? Заболел?

— Нет… — сквозь сжатые зубы выдохнул он и резко встал. — Я сказал — все нормально.

Нормально, да?! А бледность? А расширенные зрачки? Мелкая дрожь и выступившая испарина? Только не надо мне говорить, что при таких симптомах у человека «все нормально»!

Сначала Тишин, забывающий меня соблазнить, потом Тауэр, нагло врущий в глаза — есть только одно объяснение всем этим непоняткам…

— Тауэр, что с Рандиром? Где он?

Темные глаза на фоне белого лица стали еще больше. Уши встали торчком, отчего лицо еще более заострилось и вытянулось. Нет, врать эльф не умел, тем более что я вижу, как он пытается что-то скрыть.

И вдруг Тауэр резко развернулся и исчез среди деревьев.

— Тауэр!

Тишина.

— Блин, какого черта! — я разозлилась. Что-то происходит, а я не в курсе! И это что-то касается напрямую меня и Рандира. Или даже скорее Рандира. А Рандир в разведке… или нет? Что же эти сволочи пытаются от меня скрыть?

~~~

До утра я просидела возле костра, так и не сумев заставить себя влезть в шатер и остаться один на один со своими бредовыми мыслями.

Бряцанье надеваемых доспехов и приглушенные команды разбили предутреннюю тишину. Подобно призрачному войску из тумана выходили целые отряды и строились в шеренги.

Тихонько затарахтела телега с большим котлом, от которого шел пар и вкусно пахло солдатской кашей, приправленной салом и овощами — повара встали еще затемно, чтобы приготовить еду, и теперь с первыми лучами солнца раздавали тарелки.

Мне принесли тоже. Адъютант Тишина, шустрый мальчишка одного со мной возраста и уже наделенный серьезными полномочиями, подождал, пока я поем, коротко пересказал план сегодняшнего мероприятия и, выдернув пустой котелок, убежал в сторону Ставки.

В этот раз в бой меня никто не пустит. Это же ясно как день… а жаль. В моем невыспавшемся, издерганном состоянии настучать по шлемам ур-хаям было бы самое то! Однако, черт бы их побрал, — женщина! Обидно, да?! Но умом, той самой частью, которой срать на женские комплексы и истерики, я понимала, что тут в первую очередь нужна командная работа отрядов, сработавшихся между собой и знающих, что и от кого в какой момент ждать. И что в этом слаженном мужском механизме непонятный винтик в виде шальной бабы явно лишний. Еще, не дай боги, будут защищать меня и полягут у моих ног! Но смотреть на битву с холма мне никто не запретит.

Как только я появилась среди командиров, шум разговоров на секунду стих, а потом снова начался, но уже на полтона ниже. Хотя мне не мешали стоять рядом и слушать. Не лезу с советами, и ладно. Кажется, меня решили воспринимать в качестве мебели — стоит стул на проходе, мешает, но и из шатра не уберешь, обойти легче.

— Фабис?

— Все готово, мой король!

— Хорошо. Начинай занимать позиции.

Фабис коротко кивнул королю, потом мне и выскочил из шатра. А команды следовали одна за другой. По карте с кучей стрелочек и значков можно было определить, что король планировал заманить ур-хаев в проход между двух холмов. В спину противнику упирается Замок с рекой. В этом месте дорога петляет, огибая холмы, и идет по широкому лугу — здесь ур-хаев и планирует встретить королевская гвардия. Чуть правее идет еще одна дорога, в обход холмов, и уходит в лес. Намного удобнее, чем жаться к реке и идти через широкое поле. Даже глупым ур-хаям должна прийти в голову мысль о ловушке. Но король уверен, что они пойдут так, а не иначе. Почему?

47

Восходящее солнце отражается на шлемах и наплечниках. Войска выстроены для битвы. Впереди стоит королевский полк с развевающимися знаменами с изображением скалящегося тигра в обрамлении лавровых веток на золотом фоне. Правый фланг прикрывает отборная конница ордынцев, слева река. Фабис, за какой-то неполный месяц прошедший путь от начальника затерянного где-то на периферии гарнизона замка до генерала засадного полка, должен прятаться среди редколесья. На холмах засели Тауэровы эльфы во главе с Исилинэном. Лучники, стреляющие через головы своих, — это могло бы показаться бредом в любой армии моего мира, но не здесь, где есть альдары. Для них что прямой выстрел, что навесом — не имеет никакой разницы при поражении цели. На втором, дальнем холме расположилась ставка во главе с королем, Тишиным и остальными начальниками. Здесь же отдельной группкой шушукаются между собой маги. Те самые, которых мне очень хочется удавить, изрубить в мелкий фарш и выбросить в реку — из-за них тайна Рандира о контроле над Птицей стала известна всем.

Из-за них над порученцем сейчас висит обвинение в подделке Поручения, и хорошо, если приговор будет мягким. О том, что дело может кончиться эшафотом, думать не хочется.

— Они здесь, мой король!

Всадник взлетел на холм и только тут выпал из седла — в спине его торчали две стрелы.

Значит, ур-хаи близко. И не просто близко, а очень близко. Мерный гул приближающейся армии уже доносился из-за поворота. Впервые за сотни лет ур-хаи попались в расставленную людьми ловушку.

Две армии остановились в напряжении, а потом неторопливо, как в замедленной съемке, начали движение друг к другу. С каждым шагом движение ускорялось, и в какой-то момент две лавины со страшным грохотом столкнулись.

Рядом со мной монотонно, будто в лаборатории, а не на поле боя, переговаривались маги:

— Щит на два часа.

— Три копья Илсингов на одиннадцать.

— Два отражены. Отражение с трех часов.

— Принять коррекцию при нагрузке…

— Атака Россыпью алмазной пыли с одиннадцати. Отражаю Алмазной проекцией…

Под ногами ощутимо тряхнуло. Еще пара таких ударов, и вершина холма может провалиться. Надо что-то делать! В магию лезть я не буду, но есть нечто, что я могу, а они — нет! Я расслабляюсь, заставляю себя забыть о битве возле моих ног и взлетаю. Не физически. Духовно. Так, как это делал Дух Изначального. В переплетении ярости, гнева, злости, отчаяния, страха ослепляющие островки кружевного плетения золотых нитей. Я фиксирую их и сбрасываю их месторасположение и интенсивность сияния на одного из наших магов.

— Ох! — он на секунду замирает, оглядывается и кивает. Резко и четко: — Спасибо!

И к своим:

— Два мага третьего уровня на одиннадцати. Маг первого уровня с помощником четвертого уровня на трех. Маг второго, одиночка, на двенадцати. Завеса на час — три мага четвертого уровня. Данные приняты от госпожи Леттлерг. Подтверждаю опознание целей.

— Принято.

— Принято.

— Принято.

— Принято, спасибо.

Спасибо — это приятно. Даже от этих напыщенных, зацикленных на себе магов.

Пока в небе сталкивались и рассыпались звездочками и пылью заклинания, внизу на поле творился форменный ад. Ордынцы вломились во фланг ур-хаям и там застряли. На помощь увязшей коннице выступила тяжелая пехота. Зажатые с двух сторон ур-хаи дернулись вперед, в прорыв центра… и преуспели. Королевский полк не выдержал и начал сдавать позиции. Еще немного, и ур-хаи прорвутся. А прорыв заткнуть нечем. Полк Фабиса должен ударить в тыл, закрывая кольцо окружения, но если он ударит сейчас, а центр не выдержит, получится, как бутылка с шампанским — удар по донышку, и пробка вылетает с космической скоростью.

— Охранный полк, за мной.

Спокойный, бесстрастный голос короля.

— Отец, я поведу! — Тишин бросается под ноги коня и хватает за узду.

— Нет.

Голова Тишина дергается, как от пощечины.

— Ты мне не доверяешь?

— Я приказываю тебе остаться и руководить битвой. Это мое доверие. Приказ понятен?

— Да… но…

Тишин подавлен и растерян.

— За тобой они не пойдут. Они пойдут за королем. Вот когда ты им станешь, тогда и будешь водить войска в бой.

Неплохая замена фразе «Вытри сопли — мал еще». Но Тишин-то не мальчик, и за его плечами два года командования наемническими отрядами! Другое тут… и доверие не играет никакой роли.

— Я понял, мой король…

Тишин выпрямился и сжал зубы так, что выступили желваки. Командовать королевским полком может только король, и только король может поднять упавший дух солдат.

— Вперед, — небрежно бросает король, зная, что за ним последуют все. И что вгрызутся в почти вырвавшихся на свободу ур-хаев, и что отбросят их, и, воодушевленные примером короля, воспрянут солдаты и закончат окружение… и победят.

— Нехватка мощности. Щит разрушен. Принимаю откат…

— Гиллин погиб. Принимаю его сектор.

У этих магов что, совсем нет эмоций? Роботы в действии, блин! Двое уже погибли, еще один стоит шатается, а хоть бы вскрикнули!

— Мощность щитов падает. Откат.

— Стрелы Пророка отбиты магом первого уровня. Помощник ликвидирован. Двойной откат отбит.

— Алмазную пыль перенаправить на одиннадцать. Есть попадание. Ликвидация двух магов. Третий не функционирует.

— Зачистка сектора на одиннадцать — подтверждаю.

— Удар с двенадцати. Щит не выдерживает. Принимаю на себя.

Из семи магов на ногах всего трое. Вот тебе и дальняя дистанция! Вот тебе и безопасный холм.

Сзади меня вырисовывается знакомая фигура — Тауэр. Но он не смотрит на меня или на поле боя, он смотрит куда-то вдаль, за линию битвы.

— Тауэр!

— Не сейчас!

И я затыкаюсь. Вот она — магия голоса! Короткая фраза, и я не могу даже дышать от сковавшей горло повелительной силы.

Тауэр не теряя времени подошел к магам и сосредоточенно смотрел несколько секунд на их действия, а потом…

— Я принимаю командование. Перенаправить на меня стабилизирующее заклятие Щита. Осуществить подпитку через канал ай-дэ-вэй.

— Слушаюсь, Высший!

— Принято, Высший!

А маги ведь тоже люди, ведь только человек может так улыбнуться, что понимаешь — все, теперь ур-хаевским магам пипец!

— Снять щиты!

— Есть!

— Отпустить откат!

— Есть!

— Блокировать Ореолом Тишины войска!

— Принято.

— Начали! — И Тауэр запел!

Запомните — никогда-никогда не просите эльфа спеть! Иначе вы больше никогда не сможете слушать певцов и бардов. Потому что любая другая музыка, любой другой голос будут для вас как скрип несмазанного колеса. Так что всю оставшуюся жизнь вы обречены жить под девизом: «Лучшая музыка — это тишина».

В долине рубятся две армии — кровь, смерть, грязь, а над этим всем льется обалденно красивая песня — и пусть кто-то скажет, что после этого крыша способна остаться на месте!

Магия голоса, магия Тауэра, ничем не сдерживаемая, вырвавшаяся наконец на свободу… это значит…

— Та…! — кричу я и чувствую, что меня держат и затыкают рот рукой. Я отбиваюсь от держащих, кричу, но уже понимаю, что делать что-то поздно… Как же так?!

— Рандир!!! — захлебываюсь я. — Рандир!

И как винтики, встали на место тактичность Тишина, «болезнь» Тауэра, королевское молчание — Рандир умер! Этой самой ночью, пока я сидела возле костра и помешивала угольки, Рандир умирал!

— Сволочи! Гады!

Смерть Рандира разрушила заклятие кровного братства, и магия Тауэра освободилась. Король знал это! Войска ур-хаев пошли по единственной неудобной дороге… Король знал, благодаря кому! Разведчик может же быть схвачен… и заговорить… и дезинформировать… Король знал, кто это может сделать! И послал… на смерть…

— Ненавижу!!!

Сил на то, чтобы вырываться, больше не осталось. Хватало только на то, чтобы плакать и повторять как заклятие: «Ненавижу! Ненавижу! Будьте вы прокляты! Сволочи!»

А над нами пел песню Тауэриэль. Альдар. Высший маг. Кровный брат. Друг… Пой же!

Остатки ур-хаев гоняла по полю сильно поредевшая ордынская конница.

~~~

Ни одной мысли в голове. Ни одной… даже самой завалявшейся… самой дурной. И слезы уже остановились, иссушив глаза. Я сижу на бревне подальше от гудящего лагеря. Если бы сумела — ушла бы еще дальше, но караулы не выпускают. А боль — она лучше любого стражника — стоит рядом и держит тебя за горло. И не отпускает…

Если бы я была магом, то была бы уверена, что это мои проклятия сбылись. В этом бою погиб король. Но как было во все времена, Король умер — да здравствует Король!

Тишин перестал шутить. Совсем. Теперь его шутки могли другим дорого обойтись. Битва закончилась. Но не война. Разгромив передовую армию ур-хаев, люди бросили вызов столетним традициям кочевого народа — они его остановили. Не следовало бы думать, что одна армия — это весь народ. И Тальин Четвертый так не думал. Еще были союзники-ордынцы. С такими союзниками никакие враги не страшны — не знаешь, кто кого раньше прибьет.

Ближе к вечеру вернулся Тауэр… не один. На альдара было страшно смотреть — он поседел. Седой эльф. Осунувшийся, превратившийся в высушенную обескровленную палку. Даже не бледный, а серый. Он встал у меня на пути и держал за плечи, пока мимо нас по направлению к шатрам медиков пронесли нечто. Нечто еще шевелилось, и от этого сердце ухнуло в пустоту и не хотело биться дальше.

— Не ходи туда. Не смотри… Тебе не надо это видеть.

— Рандир? — Я уже знала ответ.

И тут Тауэр меня обнял. Схватил и прижал к себе. Молча уткнулся лицом мне в макушку и неподвижно застыл. Кажется, он плакал. Кажется, плакали мы оба.

~~~

— Тишин, пожалуйста… — Король выгнал всех из шатра при моем появлении, и теперь мы сидели на плетеных стульях друг напротив друга. — Твое Величество… ты же понимаешь, что когда-нибудь придется мне это рассказать… Расскажи сейчас.

— Ника, — он не смотрел на меня, отводил глаза, и от этого становилось жутко, — у нас не было выбора.

Я кивнула. Выбор — это для слабых. Думать, что Рандир между жизнью и Долгом выберет жизнь — это означало унизить его. У Рандира не было выбора — он бы себе его не позволил.

— Это спланировал отец…

— Не оправдывайся… не надо. Просто расскажи мне все. Этого будет достаточно.

— Хорошо, — выдохнул Тишин и поднял наконец голову. — Порученцы — это люди, которые выполняют очень разные задания. Иногда от них зависят судьбы не просто людей, а дворян и даже королей, поэтому и спрос с них очень строгий. За подделку магического знака, которая обычному солдату могла сойти с рук, порученца ждет высшая мера наказания. И твой Рандир это знал… Но просто казнить его король не мог. Этого бы не понял гетман и не поддержали бы солдаты — казнь накануне битвы отрицательно сказывается на духе армии.

— И вы?..

— Не совсем… Порученец был единственным, который смог бы это выполнить. Даже если бы не эта провинность, у короля не было другой кандидатуры. Король должен был, по всем законам, заковать Рандира в кандалы или казнить сразу, но он оказал ему последнюю честь — доверив Поручение. Понимаешь? Доверить Поручение тому, кто сделал фальшивый Знак — это рискованно. Но король очень ценил Рандира и позволил ему погибнуть с честью, выполнив до конца свой долг. Рандир знал, на что идет.

Он замолчал. Некоторое время я ждала продолжения, но его не было. Это было все, что хотел сказать мне Тишин. Не густо. Король все продумал: соблюдение закона, использование бракованного порученца, его смерть, вовремя развязавшую магию Тауэра — как все чисто сыграно. Как по нотам. Только вот сам инструмент…

— Тишин, ответь мне на один вопрос.

— Слушаю.

— Почему ты сказал: «твой Рандир»? Ты знал, что мы любим друг друга?

— Узнал… Перед тем, как уйти к ур-хаям, Рандир попросил короля присмотреть за тобой. Я понял, что вас связывает нечто большее, чем просто знакомство. Прости, что не знал раньше. Тогда, в замке, ты была не против моих ухаживаний.

— То было давно, Тишин. С того времени много чего произошло. Извини, что не сказала сразу.

Тишин кивнул. Но как-то напряженно, будто ожидая что-то еще. Не дождался.

Уже на пороге, когда я откинула полог, он вдруг окликнул:

— Ника! Мое предложение… если ты захочешь…

— Нет! — перебила я, не оборачиваясь и не глядя больше на короля. — Не захочу.

~~~

Он еще дышал. Это было страшно. Обрубок без рук, без ног, изрезанный и сожженный, еще дышал. Когда по всем законам и по уверениям магов-медиков он давно уже должен был умереть.

Рандир скосил на меня сине-багровый заплывший глаз и попытался что-то сказать. Чтобы подойти к этому обезображенному полутрупу, надо было заставить себя не плакать. Я закусила до боли губу и встала на колени возле топчана. Сквозь слезы черты лица Рандира расплывались, смазывались.

— Не… плачь…

Я киваю головой и пытаюсь вытереть слезы.

— Не буду, — напрасное обещание. Мы оба это знаем, но все равно смотрим друг на друга и верим.

— Ты уже все знаешь?

— Да.

Врать тоже не надо. Мертвым не врут. И полумертвым тоже. Врут, когда хотят жить.

Он жадно смотрит на меня, перебегая взглядом с глаз на лицо, на руки, на тело и опять в глаза.

— Прости… не выполнил… обещание…

И что на такое ответить? Сказать: «Ерунда, еще выполнишь!» — и соврать…

— Я выполню — я буду любить тебя всегда.

— Не надо… отпусти.

О чем это он?

— Я… тебя… не… люблю.

Врешь! Почему же из глаза к виску убегает одинокая капелька?..

— Нет. Я тебя спасу! Я тебя люблю! Понял?!

— Нет… отпусти.

Рандир закрывает глаз и пытается отвернуть голову. Разговор закончен?

— Ран! Ран!

Я хочу его обнять, прижать к себе и больше никогда не отпускать. Никуда.

Меня силой выводят из шатра и держат до тех пор, пока я перестаю биться в их руках.

~~~

Спотыкаясь, иду сквозь строй госпитальных шатров. Как сквозь строй шпицрутенов. Каждый их взгляд вопрошал — мы тоже солдаты, мы тоже умираем, почему ты жалеешь только его?! Израненные, колотые, резаные, рубленые — они были еще живы, чьи-то мужья, братья, возлюбленные. Они такие же солдаты, как и Рандир. Каждый из них знал, на что шел, и сражался за то, во что верил. Рандир тоже верил… верил в меня. В то, что я пойму и не буду жалеть его. Я понимаю, Ран, только больно, как же больно!

Меня догнал Улетов. Пошел рядом.

— Ника, пойми — это война.

Кивнула — понимаю.

— А на войне мужчины гибнут.

Кивок.

— Рандир — герой. Без него ур-хаи пошли бы другой дорогой, и мы бы опять целовали им хвост. Не плачь, Ника, успокойся…

Да как они меня достали со своим «успокойся»! Будто я кисейная барышня! А что — нет?! Две истерики подряд с кучей соплей и слез — чем не баба!

— Вячеслав Иванович, извините — сорвалась. Я ведь его люблю…

— Знаю, доча… И он тебя тоже. Я видел по нему еще в замке. И здесь… он только про тебя и думал.

— Вячеслав Иванович, вы видели?

Мужчина смутился, попытался отвести взгляд, но я схватила его за руку и сжала, вынуждая смотреть мне в глаза.

— Видел, сдалека… Ну вот опять плачешь!

— Они сами текут… ну их! Я в порядке. Расскажите!

— Ну нет! Хватит того, что ты его увидела.

— Вячеслав Иванович, я прошу. Пожалуйста. Вы же знаете меня, я умею держать себя в руках… истерик не будет.

— Не надо тебе это знать, поверь, дочка. Пытали его ур-хаи страшно. Я сам чуть пару раз не сорвался… не бросился его освобождать. Я ведь его тоже… как сына… Но ты пойми, что простому перебежчику урхаи не поверили бы. Тут важно было расколоться в нужный момент, чтобы ур-хаи ничего не заподозрили. Их маги очень недоверчивые. Он выдержал до конца. И сказал так, как было нужно.

Улетов замолчал, пожевывая ус.

— Спасибо… товарищ майор.

— С каких пор я стал для тебя товарищем майором? Или забыла, как папку называть надо?

— Нет, — смех сквозь слезы. Он пытается меня отвлечь от переживаний. Спасибо, но не получится. В груди тяжелая пустота — это боль потери? Или жалость? Или любовь? Не знаю. Хочется выть и рвать грудь… или лечь и умереть.

Возле шатра магов-медиков я остановилась. Попрощалась с Улетовым, пообещав, что ни стреляться, ни вешаться не буду. Я смотрела в широкую спину майора, перетянутую портупеей, и понимала, что эта потеря для него не первая и не последняя… и живет он с ними, смирился. Заставил себя научиться принимать их, как боевые потери. Но Рандир-то не умер!

Все-таки одно — когда сама себя уговариваешь, а совсем другое — получить заключение из уст медиков. Я медлила и не могла заставить себя откинуть полог шатра. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Собрать все свои силы, чтобы принять неизбежное. Наверное, я слишком долго колебалась, перед тем как войти, голоса медиков внезапно стали настолько громкими и четкими, что моя рука застыла, так и не откинув полог.

— …у меня нет этому объяснений!

— Думай, о чем говоришь!

— А что ты хочешь? Это первый случай в маго-медицинской практике! Человек по сути труп, у него нет ни одного целого органа, почти все кости поломаны или раздроблены! Да от такой потери крови уже умирают! Что ты от меня хочешь?! Маги не всесильны! Я не знаю, как он живет! Не зна-ю!

— Долго еще будет твое обезболивающее заклятье действовать?

— Я могу поддерживать его еще сутки. А дальше? Отрастить конечности я не смогу. Он даже пить не сможет — в животе дырка с мой кулак!

— А король? Что приказал король?

— Дать яд…

— И?

— Он жив… и будет жить. Я не знаю, что его держит, но для него это непрекращающиеся муки… Жестоко оставлять его жить таким.

Дальше я не слушала. Не могла. Убежала.

В своем шатре я дала волю слезам.

~~~

«Отпусти…»

Сквозь туман забытья всплывает лицо порученца.

«Отпусти…»

Нормальное, человеческое лицо. Такое, каким я его видела в последний раз в крепости.

«Отпусти…»

Он просит, лицо расплывается и складывается в маску из мяса и крови.

— Нет! — я вскакиваю и сжимаю голову руками. — Нет… Не хочу.

Это несправедливо! Это неправильно! За все надо платить — за любое действие, за любую мысль, даже за любую просьбу. Я попросила Изначального: «Жизнь Рандиру!» — и он дал. Буквально. Жизнь. «Люби — и она никогда не порвется». Бескрайняя нить. Безжалостная шутка. Ломаются стереотипы Добра и Зла, Милосердия и Жестокости — что есть что? Отказаться от любви и порвать ту единственную нить, которая держит Рандира на этом свете, или убить свою любовь и отпустить его душу в чертоги Смерти. Что здесь Добро, а что здесь Зло? Любовь — это Добро? Убить — это Зло? И что такое настоящая жестокость? Заставлять его жить и каждый час, каждый день чувствовать его терпеливый, выпрашивающий, унижающийся взгляд — опусти? Терпеливый настолько, насколько можно ежесекундно выдерживать эту боль — боль моей любви.

Огонь можно тушить по-разному. Вылить ведро воды — резко, чтобы пошел пар и вода с огнем уничтожили друг друга. Или можно засыпать песком. Песок смешается с пеплом, и их выдует ветер. А можно убирать дрова. Когда огню нечем питаться, он сам угасает. Медленно. Беспощадно. Сам по себе.

Если у любви забрать все воспоминания — одно за другим стирая их в памяти — в конце не останется даже угольков. Ведь надо не только разлюбить, но и поверить в это. Нити, идущие от сердца, рвутся только с кровью. И та, последняя, единственная наша ночь, ставшая началом и концом, умирает, осыпаясь пеплом в душе — не было ее… Его глаза цвета штормового моря — забыть. Его крепкое тело в моих объятьях — сон. Моя любовь — это только воздушные замки, они растворяются под злыми лучами солнца, оставляя после себя только горечь и холод.

Возле шатра бессменный Тауэр. Я смотрю в его глаза долго-долго. Пока он не видит на дне моих зрачков холодную решимость. А потом мы вместе становимся возле кровати. У изголовья.

— Прощай, мой брат. Спасибо тебе за жизнь, — говорит Тауэр.

— Прощай, мой возлюбленный. Я отпускаю тебя, — говорю я.

— Спасибо, — шепчет Рандир. — Я люблю тебя, Ника.

Я киваю и одним движением — пока не передумала, пока сердце стянуто железными цепями воли — вонзаю ему в грудь кинжал. Рвутся звенящие нити, идущие от сердца к сердцу, больно бьет отдача — но это уже неважно. Там, внутри сердца, нет ничего — холод и пустота. Разве может болеть пепел?

Тауэр держит меня за плечи, наверное, ожидая слез и очередной истерики. Извини, Тауэр, не в этот раз. Все, что могло во мне плакать, умерло, сгорело, заморозилось ледяным дыханием доброты. Глупая игровая шутка «Доброта измеряется количеством трупов» оказалась совсем не шуткой. Я добрая — я очень добрая. Я не могу быть другой.

Эпилог

Рандира похоронили возле замка, в отличие от короля, которого закрыли в магический гроб и отправили в столицу. Тишин ждал прибытия дополнительных войск, готовясь к большой войне. Тахл-элары подписали договор с людьми — первый за всю историю, они чувствовали себя обязанными человеческой женщине, а я верила, что в альдарах следующего поколения будет маленькая капелька человеческого духа. Ордынцы, которым выделили для поселения земли Уфаля, принесли вассальную клятву Тальину Четвертому и готовились теперь защищать новую родину со всей своей необузданностью. Ну и грэць им! Этим Тишин решил сразу две проблемы — заселил пустующие после набега земли и привел Уфаль к вассальной зависимости, что с прошлыми обитателями не получалось. Граф Улетов матерно шипел на такое соседство, но от предложения перебраться за перевал в королевство отказался категорически. Зная нелюбовь бывшего майора к магии и наблюдая у ордынцев такое же к ней отношение, можно было ждать в ближайшем будущем объявления территории западнее гор безмагической зоной. Но пока Улетову придется потерпеть магов — король Тальин решил устроить небольшую локальную войну в этом регионе. Самое интересное, что Совет альдаров поддержал его в этом вопросе — видно, ур-хаи их тоже хорошо достали.

Об альдарах… В их Совете произошли большие перемены. В основном они касались роли Жречества в политической системе власти. И, кажется, Жречество проиграло. Скайль-т-тэйли подчинились другим Родам, их гордыне пришел конец. Правильно — нечего было устраивать игры с Изначальным за спиной у своих же. Предательства и убийства Высших им никто не простил. Тем более что из Высших у альдаров остались только двое, и те из рода кор-эверов. Нужно ли говорить, что Тауэр так и не вернулся в Род? И не вернется. Мало того, Тауэр поклялся после победы над ур-хаями остаться с Улетовым. А это значит, он не сможет больше никогда применить свою магию. Но это его решение. По-моему, Тауэр просто боится своей силы и всячески хочет от нее избавиться, а если не избавиться, то хотя бы ограничить в применении. Самое лучшее сдерживание — это находиться рядом с графом. Улетов не возражал. Кажется, ему самому хотелось, чтобы Тауэр остался — то ли в качестве приемного сына, то ли в качестве друга — поди разбери этих мужиков.

Фабис, вот уж никогда бы не подумала, попросил руки Танюхи, дочки графа. И получил. Умеет же мужик строить карьеру! Во всей этой суете с подготовкой к войне, прибытием еще одной армии, суматохой, центром которой стала крепость, я чувствовала себя ненужной песчинкой в буре ветров. Конечно, меня одну не оставляли ни на минуту, но, даже находясь рядом с королем на Совете или в кругу друзей, все не могла избавиться от чувства ненужности. Я была здесь лишняя, чужая. В мире, который подарил и забрал у меня самое ценное. Перевернувший меня и заставивший по-другому смотреть на все, что меня окружало. И этот мир, этот замок, эти люди были непростительно близки. Они знали мою боль, и от этого хотелось уйти от них подальше. От их слов, взглядов, жалости. От себя.

Тауэра я поймала в коридоре после Совета.

— Я могу тебя спросить?

— Да, — он остался немногословен, хотя теперь ему пришлось заседать в Совете магов и вместе с ними вырабатывать новую стратегию ведения войн с учетом совместной работы человеческих и альдарских магов.

— Скажи, теоретически я могу вернуться домой?

Я понимала, что этот вопрос может и не иметь практического решения, но даже мысль о том, что у меня за спиной будет пусть абстрактный, но мой мир, была мне нужна.

— Ты решила?

Сердце гулко стукнуло и замерло.

— А возможно?

Только бы он не разбил мою нежданную надежду! Враз стало сухо во рту, и я поняла, что не могу решить, чего я хочу больше. Вернуться или остаться. Это как будто смотришь на камень издалека — и он кажется тебе легкой пушинкой, а встань прямо перед ним, и понимаешь, какая это тяжесть.

— Здесь магов достаточно. Вместе со мной. Реши, хочешь ли ты этого!

Ты же видишь меня насквозь, альдар! Ты же знаешь, чего я хочу, лучше меня самой! Теперь я поняла, почему мой вопрос не был для тебя неожиданностью и почему ты не сказал сразу «нет». Ты этого ждал. С того самого момента, когда я убила любовь Рандира. Когда я убила себя.

— Хочу.

~~~

Лес поднимался и сбегал с пологих холмов. Вдалеке виднелись домики, к ним через перепаханное поле тянулась линия электропередач. Небо привычно хмурилось осенним непролитым дождем. Сплошные тучи второй день ждали разрешения разродиться холодным ливнем. Но пока держались. Хорошая погода в этих широтах осенью — явление редкое, почти невозможное. В отличие от серого хмурого неба лес бросал в глаза яркие пятна янтаря и пурпура. С каждым километром все дальше на запад подергивались дымкой ирреальности мои похождения. Я ничего не взяла с собой в магический круг. Рандир мне ничего не успел подарить, а подарки других мне были не важны. Может быть, Тишин и обиделся в душе, но вслух ничего не сказал — куда мне его золотые подвески и диадемы? Оружие тоже не возьмешь — тут другие законы, и менты могут не понять твой «кинжал на память». Вот о чем я не подумала, так это о том, что за время моего отсутствия пройдет больше, чем пара месяцев. Здесь прошло два года. И еще месяц. Теперь этот месяц напоминал мне о себе пронизывающим ветром, когда я ловила на трассе машину в сторону Саратова.

Третий по счету дальнобойщик смилостивился над одинокой девушкой и взял меня в свою тепленькую кабинку, предупредив, правда, что он едет только до Тольятти.

— Бежишь, что ли, от кого-то?

Я непонимающе уставилась на водителя. Что он имеет в виду?

— Без куртки в такую погоду. Хорошо, что еще дождя нет.

— А! — я поняла его удивление. Девушка на трассе в легкой рубашке и без рюкзака вызывает подозрение. Или покинула дом слишком быстро, не успев взять теплых вещей, или дружки рядом. Хорошо, что он не подумал, что я из этих… которые на трассе работают.

— Да нет. Потеряла рюкзак с вещами.

Водители-дальнобойщики народ общительный, но подозрительный, им сразу надо рассказать кто ты и откуда, иначе остановятся в чистом поле и высадят. Хочешь ехать — трепись языком. На такой случай у меня, как у старой автостопщицы, заготовлено несколько «легенд». И вот сейчас сижу, языком треплю, а мысли совсем другие хороводы водят. Как возвращаться домой после двух лет отсутствия? Что говорить? Родным-то не сбрешешь, как водителю, — не поверят. А сказать им правду?! Ну нет! Это моя правда. Моя и больше ничья.

Разговор, как всегда, между старым, умудренным опытом мужиком и молодой неразумной девкой, плавно скатился на межполовые отношения. Почему как мужчина чуть за сорок, так сразу начинает учить жить молодых? Генетическим кодом у них это заложено, что ли? Вот и сейчас слушаю вполуха, как водитель мне объясняет, зачем женщина создана и что не место ей на трассе в одиночку стоять. А если и стоят девки на трассе, то вполне определенной профессии. На что я привычно хамила и пошлила — не так, чтобы сразу высадил, а просто чтобы видел, что у меня зубки имеются. И мнение насчет всех «баба на кухне, а мужик за телевизором».

— Красивая баба, а ведешь себя, как мужичка, — прав он, сотню раз прав. — Мужика тебе хорошего надо, чтобы любил и ты его любила… Да детишек побольше, чтобы ты вот так не стояла, а делом занималась. За домом следила…

— Детишек, говоришь?.. — я даже представить не могла наших с Рандиром детей.

— Глупостями чтобы не занималась! Мужик хороший, он не только в доме хозяин! Как возьмет тебя, как полюбит!..

Десять километров, а за ними еще десять. К концу дня, может, и с пару сотен будет… дальше, еще дальше, пока не скроется за горизонтом, пока не превратится в точку на карте, и не на моей карте, а другой, чужой… место… могила… пока не станет только воспоминанием.

— Знаешь, — это было грубо и цинично, но сдерживаться я больше не хотела, — секс — это отдельный разговор, а любовь… ну уж нет — ну ее лучше на фиг!