Николай Леонов, Алексей Макеев

Аферисты

(Мутное дело)

Глава 1

Тучи, медленно, но неотвратимо накатывавшиеся из-за реки, заволокли небо и наполнили воздух тревожным сумраком. Вдоль берега, терзая кроны деревьев, промчался ветер. Затрепетала и зашумела листва. Над горизонтом вспыхнул огненный зигзаг и тут же исчез. И почти сразу же пошел дождь. На ветровое стекло будто выплеснули ушат кипящей воды. Длиннорукий скуластый парень, сидевший за рулем желтого, с брезентовым верхом «УАЗа», злобно выругался и посмотрел на своего спутника, сумрачного широкоплечего брюнета в черном кожаном пиджаке, который вертел в руках трубку мобильного телефона и, презрительно щуря глаза, сосредоточенно размышлял о чем-то.

Машина стояла среди леса, в нескольких метрах от дороги, вившейся вдоль речного, поросшего ивами берега. Сейчас и берег, и дорога исчезли за потоками проливного дождя. Даже в лесу под деревьями земля промокла и потемнела. Дождевые капли барабанили по брезентовому верху машины, как пулеметные очереди.

– Ну и что теперь, Шериф? – беспокойно спросил скуластый. – Видал, какая каша? Все накрылось! Я говорил…

Брюнет медленно повернул к нему голову, пристально посмотрел в глаза и мрачно сказал:

– Что ты говорил, Мельница? Про дождь, что ли? Тоже мне, предсказатель нашелся! Нечего мне тут мозги парить. Лучше дворники включи и следи за дорогой.

– В двух шагах ни хрена не видно, – буркнул скуластый, включая дворники. – А Косматый точно уже ничего не увидит. Да и какой дурак сейчас поедет? Наверняка они будут ждать, пока дождь кончится…

– Если они такие же идиоты, то, конечно, будут ждать, – возразил Шериф. – Только вряд ли. Речь о таких бабках идет. Если бы мне такие бабки давали, то я бы их брал без разговоров и сразу сваливал бы куда подальше – ни на дождь, ни на снег бы не посмотрел, понятно? Под дождем, между прочим, и спрятаться легче. Раствориться. Видел, как сахар в воде растворяется?

– Ты меня вообще за дурака, что ли, держишь, Шериф? – обиженно сказал скуластый. – При чем тут сахар? Им, например, сейчас скажут: «Куда вы в такую непогодь, подождите маленько», а они все равно поедут, так, что ли? Подозрительно это. Они же там джентльменов из себя разыгрывают.

– Тем более, – резко сказал Шериф. – Настоящий джентльмен никогда не будет докучать хозяину. Сделал дело и отвалил. Думаешь, тем тоже приятно смотреть на их рожи? Они там как пауки в банке – того и гляди перегрызутся. Нет, я думаю, что они сразу, как деньги получат, так и уедут. Другой вопрос – если вдруг передумали им бабки давать – тогда действительно фуфло получится. Но Марго говорила, что у них все капитально оговорено. Осечки быть не должно.

– Запросто передумали, – тут же подхватил тревожную мысль скуластый. – Проверили небось подноготную до седьмого колена и повязали. А мы тут паримся.

– Ты-то, Мельница, под крышей сидишь, сухой и довольный, – возразил Шериф. – А Косматый, между прочим, сейчас действительно парится. Смыло небось… Боюсь, что слажается он. Или мобила откажет, или еще что-нибудь…

– Да, Косматому не позавидуешь! – невольно поежившись, сказал Мельница. – Сидит щас там в кустах как бобик… По такому дождю он знаешь сколько оттуда выбираться будет?

– Захочет – выберется, – недовольно заметил Шериф. – Главное, чтобы предупредил. Остальное – его заботы. Не заблудится.

– Так если мы их сейчас бомбанем, тут знаешь какая карусель завертится? Ментов набежит…

– Все-таки дурак ты, Мельница! – презрительно сказал Шериф. – Какие менты в такой дождь? Ты хоть одного видел? А во-вторых, кто станет ментов вызывать? Фирмачи не станут – себе дороже, а хозяева откуда узнают? По-умному все сделаем – вообще никто не шелохнется.

– Да? А пост на дороге? – боязливо сказал Мельница. – Сам видел – там ментов человек пять, не меньше! С автоматами!

– Да хоть с пулеметами, – равнодушно отозвался Шериф. – Мы с тобой зря, что ли, с тылу заезжали, машину гробили? Ни одна собака не догадается, что мы через лес сумели проехать.

– Проехать-то сумели, – мрачно буркнул Мельница. – Только до дождя это было. Как обратно выбираться будем – ума не приложу. Застрянем как пить дать.

Шериф посмотрел на него почти с ненавистью.

– Я тебе сейчас, Мельница, мобильник о череп твой расколю, если пасть не закроешь! – в сердцах сказал он. – Каркает тут… Докаркаешься! Лучше не зли меня! Нам деваться некуда. Жить здесь, в лесу, не останешься. На зубах выберемся. Так что заткнись и смотри на дорогу!

– И сколько на нее смотреть? – уныло произнес Мельница. – Ты бы лучше сам Косматому позвонил – может, зря сидим.

– Лишние звонки нам ни к чему! – отрезал Шериф. – У них тут небось каждый звонок прослушивается. Особый объект!

– Так телефон-то мобильный, без проводов, – простодушно сказал скуластый. – Как его прослушаешь?

Шериф раздраженно покачал головой:

– Ох, и серый ты, Мельница! Чтобы ты знал, мобилу прослушать – вообще как два пальца… Так что сиди и не рыпайся!

Мельница задрал голову кверху и с отвращением посмотрел на мутные капли, набухающие по краям брезента.

– Хорошо говорить – сиди! – проворчал он. – Брезент течет. Скоро вымокнем тут как цуцики!

– Ты лучше о Косматом подумай, – напомнил Шериф. – Вот кому сейчас несладко.

– Сам вызвался, – тут же сказал Мельница. – А теперь небось матерками нас там кроет. Я думаю, ни хрена он оттуда сейчас не увидит…

– Ты опять за свое взялся? – перебил его Шериф. – Я же велел тебе заткнуться. Тебя, Мельница, между прочим, тоже никто за язык не тянул – сам согласился. А теперь ноешь. Косматый, по крайней мере, помалкивает.

– То-то и оно, что помалкивает, – многозначительно заметил Мельница. – А давно бы пора звякнуть.

– Такие дела скоро не делаются, – назидательно сказал Шериф. – Пока бумаги все проверят, пока «капусту» пересчитают… Потом, наверное, еще и по рюмочке пропустят по русскому обычаю. Сделку обмыть надо же!

– Они небось дорогой коньячок лакают! – мечтательно сказал Мельница. – Я бы тоже не отказался, это самое… обмыть.

– Нам с тобой пока обмывать нечего! – отрезал Шериф. – Так что и не мечтай лучше, тебе это вредно. Ты когда мечтаешь, у тебя расслабуха наступает, и ты для работы уже ни хрена не годен.

– Какая тут работа? – тоскливо пробормотал под нос Мельница. – Тут почва глинистая. Скоро так развезет – на танке не проедешь.

Шериф расслышал его слова, но, против ожидания, на этот раз не разозлился.

– Ничего, проскочим! – убежденно заявил он. – У меня предчувствие. Косматый скоро уже позвонит. Главное, не расслабляться, и все у нас получится, как говорят по телевизору. Давай-ка посмолим пока, что ли! Ты хоть рот свой закроешь, – засмеялся он. – А то достал своим карканьем…

Мельница, хмурясь, полез в карман и, достав пачку сигарет, протянул ее Шерифу. Тот выудил одну и тут же, чертыхнувшись, швырнул на пол – с брезентового тента прямо на руки ему упала огромная холодная капля. Сигарета промокла.

– Видал, что делается? – сварливо спросил Мельница. – Говорю, не везет нам…

Он сунул в зубы сигарету и чиркнул зажигалкой. Шериф потянулся к огню, но, прежде чем он успел прикурить, мелодично пропел телефон.

– Твою мать! – почему-то шепотом сказал Шериф, и вторая сигарета полетела на пол. – Косматый!

Он прижал трубку к уху и, сгорбившись, стал вслушиваться в неразборчивый лепет, который доносился из телефона вперемешку с шумом дождя. Мельница, открыв рот, напряженно смотрел на него.

– Что? Громче! Не слышу! – резко выкрикнул Шериф, зло вращая глазами. – Так! Понял! Все!.. Что значит, тебе чего делать? Как договаривались. И некогда базарить, понял?

Он рывком сложил трубку, засунул ее в карман пиджака и лихорадочно сверкающими глазами посмотрел на своего спутника:

– Все! Действуем! Они выехали! Теперь смотри в оба!

Мельница захлопнул рот, слегка побледнел, но без колебаний и даже довольно решительно схватился за рычаги.

– Мне выезжать? – хрипло спросил он.

– Давай ближе к дороге! С таким расчетом, чтобы в любую секунду выскочить! – распорядился Шериф. – И маски!.. Маски, черт тебя дери!..

Спохватившись, они быстро натянули на головы черные вязаные маски с прорезями для глаз и сразу стали похожи на зловещих героев какого-нибудь гонконгского боевика. Мельница завел мотор. Сминая кусты, «УАЗ» медленно покатился вперед и выехал из-за деревьев. Мокрые ветви тяжело захлопали по брезенту. Во все щели хлынула вода.

– А вдруг Косматый перепутал? – испуганно спросил Мельница. – Может, это не они?

– Не трясись, Мельница! – пробормотал сквозь зубы Шериф. – Поздно теперь трястись. Да и не мог Косматый перепутать. Ясно сказал – «Форд»-фургон, стального цвета, номера московские… Они это, больше некому!

В руках у него тускло блеснул пистолет. Шериф придирчиво осмотрел его, проверил обойму, передернул затвор. Металлический лязг оружия неожиданно успокоил его спутника.

– Может, лучше сразу замочим обоих, Шериф? – спросил он с кривой усмешкой. – Нет человека – нет проблемы.

– Только попробуй! – с угрозой сказал Шериф. – Чего это ты вдруг так расхрабрился? Мне лично бабки нужны, а не мокруха. Без крайней надобности никакой стрельбы! Возьмем деньги – и дёру. Пока они сообразят, что делать, мы уже далеко будем.

– А если они сразу сообразят, Шериф? – не отставал Мельница. – Они тоже не лохи. За такой суммой дураков не пошлют.

– Меня не колышет, лохи они или нет, – заявил Шериф. – А соображать трудно, когда у тебя перед носом ствол торчит. Сопли жевать не надо, и все будет нормально. Где твоя пушка?

– Да здесь она, – самодовольно сказал Мельница, расстегивая куртку. За поясом у него торчал тяжелый пистолет Стечкина. – А я бы, в натуре, замочил обоих. Чтобы потом не думалось.

– А ты не думай, – посоветовал Шериф. – Тебе это не идет, кстати. И вообще, чего ты дергаешься? Мы в масках, тачка чужая, на улице ливень… Ни одна собака нас не найдет и не опознает. И потом, они сами сейчас боятся, как бы их не раскусили, понял? Они сейчас как на проволоке: шаг в сторону, и хана!

– Мы тоже, это… как на проволоке, – возразил Мельница. – Нам отсюда еще как-то выбраться надо. Косматого забрать…

– Вот заладил! – с досадой сказал Шериф и вдруг больно схватил приятеля за руку. – Тихо! Едут!

Сквозь шум дождя донеслось едва различимое жужжание мотора. Шериф и Мельница сквозь прорези в масках напряженно уставились на дорогу. Там, где сверкающая асфальтовая полоса сливалась с потоками дождя и туманным силуэтом леса, вдруг вспыхнули два ярких огонька.

– С фарами едут! – хмыкнул Шериф. – Берегутся! Давай, Мельница, не зевай!

Мельница уже не разговаривал. Он только кивнул, упрямо наклонил голову, обтянутую черной маской, и нажал на педаль газа. «УАЗ» зафырчал, задергался – из-под колес полетели комья грязи и клочья травы – и выскочил на асфальт. Навстречу не слишком быстро – километров под пятьдесят – ехал стального цвета «Форд» с зажженными фарами. За ветровым стеклом смутно виднелись человеческие тени. Их было две.

Мельница матерно выругался и, яростно вращая рулевое колесо, стал выворачивать «УАЗ» так, чтобы перекрыть «Форду» дорогу. Пассажиры в фургоне заволновались. Они сбросили скорость и предостерегающе посигналили.

– Маме своей погуди! – мстительно сказал Мельница и прибавил газу.

Сквозь косые струи ливня «УАЗ» летел прямо на фургон. В «Форде» поздно сообразили, что происходит, но все-таки в последний момент успели вывернуть руль, чтобы избежать столкновения. Тем не менее удержаться на дороге им уже не удалось. Отчаянно виляя, «Форд» пересек дорожную полосу, перелетел через обочину, с треском вломился в кусты и перевернулся.

Мельница ничего не видел – в этот момент он, закусив нижнюю губу, разворачивал «УАЗ» на скользкой дороге. Скорость была приличная, и для того, чтобы не улететь в кювет, требовалось недюжинное мастерство. У Мельницы оно имелось. Он с успехом завершил маневр, несмотря даже на то, что Шериф при этом без перерыва орал ему в самое ухо, что убьет, если они перевернутся.

– В лес! – наконец заорал он. – Давай в лес!.. И там встань! Быстрее!

Они скатились с дороги и вломились в кусты. Вокруг шумел дождь. Верхушки деревьев кренились под порывами ветра.

– Не глуши мотор! – завопил Шериф и выпрыгнул из машины.

Мельница выхватил из-за пояса «стечкин», толкнул дверцу и вывалился под дождь. Сердце его бешено стучало.

По мокрой траве они вместе побежали к перевернутому автомобилю. Его передние колеса еще крутились. Видимых повреждений на гладком сверкающем кузове не было, но одно боковое стекло треснуло.

– Бабки берем – и ходу! – неразборчиво выкрикнул из-под маски Шериф.

Он первым подскочил к машине и рванул на себя боковую дверцу. Она не поддалась.

– Заклинило, сука! – зло сказал он напарнику. – Посмотри, как они там! Спереди лезть придется…

Он уже весь с головы до пят вымок. Маска была хоть отжимай. И вынужденная задержка настроения не прибавляла. Шериф чувствовал, что начинает терять хладнокровие.

Мельница расторопно обежал «Форд» сбоку. Держа пистолет на отлете, он потянул на себя правую переднюю дверцу. Она распахнулась с легким скрежетом, и оттуда внезапно выглянуло дуло охотничьего ружья. Шериф увидел вспышку, а затем кровавое месиво, которое словно по волшебству образовалось на том месте, где у Мельницы была голова. Он еще не успел осознать, что произошло, как обезглавленное тело Мельницы рухнуло в кусты.

Шериф инстинктивно бросился на землю и, вытянув руку с пистолетом, прицелился в треснувшее стекло кабины. «Спокойно, не парься! – мелькнуло у него в голове. – Шмаляли дуплетом. Значит, ему нужно время, чтобы перезарядить стволы. Он у тебя в руках».

Все же, несмотря на эту успокоительную мысль, Шериф не стал рисковать. Из положения лежа он дважды выстрелил по кабине и со странным удовлетворением увидел, как разлетелось стекло. Что-то темное и бесформенное повалилось изнутри на дверцу. «Получи, фашист, гранату!» – с ожесточением подумал Шериф, вскочил на ноги и, пригибаясь, начал обходить машину, готовый в любую секунду выстрелить.

С другой стороны открылась дверца. Из перевернутой машины на четвереньках выбрался человек в хорошем сером костюме, с двустволкой в правой руке. Увидев Шерифа, он быстро отбросил ружье в сторону и прерывающимся голосом крикнул:

– Подожди! Стой! Чего ты хочешь?

Шериф испытал злорадство при виде его искаженного страхом лица. Но это продолжалось лишь одно мгновение. Он вдруг сообразил, что время непоправимо уходит, а он еще даже и не видел денег.

– Спокойно, сука! – с угрозой в голосе сказал он. – Будешь вилять – положу сразу. Где бабки?

– Там, – кивнул на «Форд» человек в сером.

– Доставай! – распорядился Шериф. – И пошевеливайся, сука!

Человек шагнул к машине и сунул в замок ключ. Боковая дверца, оказывается, была предусмотрительно заперта, а вовсе не заклинена, как решил Шериф.

– У меня к вам предложение, – вдруг сказал человек в сером костюме, роясь в перевернутом вверх дном салоне. – Надеюсь, вы разумный человек…

Он старался говорить спокойно, но волнение прорывалось в каждом его слове. Шериф с подозрением посмотрел ему в спину, которую немилосердно стегал дождь.

«Что он там лепит? – подумал он с неприязнью. – Какое на хрен предложение? Завалил Мельницу, а теперь юлит, сука. Будет тебе предложение!»

– Надеюсь, вы человек разумный, – повторил человек, поворачиваясь к Шерифу лицом. Теперь в руках у него был объемистый кейс того же стального цвета, что и автомобиль. – Вы понимаете, что даром вам это не пройдет. Слишком много шума. Если мы не проедем через пропускной пункт, это вызовет подозрения. Нас будут искать, а соответственно, будут искать и вас. Предлагаю помочь друг другу. Поделим деньги, а вы поможете мне перевернуть автомобиль. Я тихо уеду, и вы получите некоторую передышку…

«Что он плетет? – удивился Шериф. – Чтобы эту тачку поставить на колеса, трактор нужен. И куда он поедет с дырками от пуль? Тем более второй уже, похоже, прижмурился. Голый номер! Он мне просто мозги пудрит, время тянет, сука!»

– Ты моего кореша завалил! – сказал он глухо. – А я с тобой бабками должен делиться? Тачку твою ворочать?

– Вы моего кореша тоже завалили, – возразил человек. – А бабок, поверьте, тут на всех хватит.

И он неожиданно для Шерифа перевернул кейс и быстро щелкнул замками. Шериф только ошарашенно наблюдал, как откидывается крышка и под ней обнаруживаются аккуратно упакованные пачки крупных купюр, отливающие нежно-зеленым цветом. Это не были доллары, но денег в кейсе все равно было порядком.

– Закрой! – рявкнул Шериф. – «Капусту» намочишь!

И тут произошло то, чего Шериф никак не ожидал, – лицо человека в сером костюме вдруг словно окаменело. Он сделал короткое движение руками и вытряхнул содержимое кейса прямо на Шерифа. Аппетитные зеленые пачки полетели на землю, рассыпались по мокрой траве, завязли в кустах. Шериф невольно ахнул.

– Офонарел, сука? – завопил он и без колебаний выстрелил.

Человек открыл рот, но, не произнеся ни звука, опрокинулся навзничь, ударился затылком о крыло автомобиля, рухнул на землю и тут же затих. На белой рубашке образовалось алое пятно, быстро побледневшее под струями дождя.

– Вот тварь! – с отчаянием простонал Шериф и беспомощно оглянулся по сторонам.

Дорога все еще была пустынна и залита дождем, но теперь даже в шорохе дождя Шерифу чудилось что-то угрожающее. Опасность подкрадывалась со всех сторон. Он едва удержался, чтобы не броситься бежать без оглядки. Но это было бы глупо и недостойно. Поступив так, Шериф презирал бы себя до конца дней.

Он попытался успокоиться и сосредоточиться. Эти деляги сделали все, чтобы поломать им с Мельницей кайф. Но ничего еще не потеряно. Прежде всего нужно собрать деньги.

Шериф спрятал пистолет и, присев на корточки, принялся искать рассыпавшиеся пачки. Он поднимал их с влажной травы и швырял в раскрытый кейс, на дне которого быстро образовывалась лужица дождевой воды. Деньги выглядели уже не так симпатично, как прежде, – грязные, мокрые, облепленные лесным мусором, они никак не хотели ложиться в чемоданчик ровно, а сваливались теперь бесформенной неопрятной грудой. Шериф понятия не имел, все ли удалось ему отыскать – на глаз это определить было совершенно невозможно, а пересчитывать не было времени. В какой-то момент ему показалось, что где-то позади слышен приближающийся шум автомобильного мотора. И Шериф не выдержал. Он решил плюнуть на то, что найти не удалось, захлопнул кейс и, зажав его под мышкой, побежал в лес – туда, где стоял «УАЗ». По пути он на секунду задержался на том месте, где лежал Мельница.

Выглядел тот, по правде говоря, жутковато – там, где положено быть голове, торчал срезанный наискось окровавленный обрубок, на котором болтались обрывки черной маски. Теперь она была Мельнице без надобности – даже родная мать не смогла бы его опознать.

«Может, оно и к лучшему, – мелькнуло в голове у Шерифа. – Только бы выбраться отсюда».

На память он никогда не жаловался, но в незнакомых местах одной памяти мало. Мельница был местным, знал тут каждую кочку и прекрасно водил машину. Ради этого Шериф был согласен терпеть его бесконечное брюзжание и выслушивать панические разговорчики. Тем более что, когда доходило до дела, Мельница преображался и работал не хуже других. Теперь надеяться было не на кого.

Шериф подобрал с травы пистолет Мельницы и сунул его в кейс. Потом спрятал бесценный груз под сиденье «УАЗа» и завел мотор. Ему еще нужно было подобрать Косматого. По договоренности они должны были встретиться за оврагом, потом доехать кружными путями до места, где жила подружка Косматого, там переодеться и без задержки отчалить на вокзал. Билеты на вечерний рейс до Москвы уже лежали во внутреннем кармане выходного пиджака Шерифа. Три места в купейном вагоне. Одно место теперь свободно. «Товарищ раздумал ехать, – возникла в голове циничная мысль. – Подыскивает место на кладбище».

Шутки шутками, но его положение сейчас тоже завидным не назовешь. Три трупа, опрокинутая машина, похищенные деньги. И все это под носом у местных властей. Такие вещи не прощаются. Если все обнаружится быстро, вокзалы наверняка перекроют, и что тогда делать? Может быть, сразу же гнать в другую область на машине? Вот только машина у них приметная, и на первом же посту ГАИ их остановят. А другую искать времени нет.

Шериф вспомнил, что до сих пор не снял с головы маску. Чертыхнувшись, сорвал ее, вышвырнул в окно и тронул рычаг скоростей. «УАЗ», набирая скорость, покатил через лес, аккуратно объезжая ровные стволы сосен. Шериф надеялся, что ему удалось хорошо запомнить дорогу.

«Лишь бы передок вытянул, – с мрачной надеждой решил он. – Заберу Косматого – и сразу рванем в другую область. Надеяться, что пронесет, – это для лохов. Сматываться надо, пока не обложили. Потом разберемся».

Глава 2

Полковник Гуров всегда с особенным чувством возвращался в провинцию. Именно возвращался, потому что, несмотря на долгие годы столичной жизни, несмотря на долгие годы службы в московской милиции, в глубине души он все равно оставался провинциалом из скромного областного города, где когда-то родился и набирался первого опыта, как жизненного, так и профессионального. Негромкое провинциальное бытие до сих пор странно волновало его. Вряд ли, конечно, Гуров поменял бы сейчас свое место в главном управлении МВД Москвы на что-то другое. Он уже давно стал частичкой огромного энергичного организма, называвшегося Москва, он сроднился с ним, пустил корни, но воспоминания молодости никуда не исчезли и время от времени приятно волновали душу. Выезжая в провинцию, Гуров будто возвращался в собственную молодость, даже если речь шла не о его родном городе.

На этот раз ему пришлось ехать в Пожарск. Все произошло неожиданно. В середине дня Гурова вызвали к генералу. Само по себе дело это обыкновенное, и к тому же руководитель главка был для Гурова более чем просто начальник – они были связаны старой дружбой и годами совместной службы, – но вот то, о чем поведал генерал, звучало необычно.

– Присаживайся! – сказал генерал. – Здоров? Вот и чудненько. Здоровье тебе как раз понадобится. Планы на сегодня какие?

Вид у генерал Орлова был внушительный и властный. В штатском он появлялся редко, предпочитая носить мундир со всеми регалиями – генеральские погоны со звездами, по его мнению, вызывали у подчиненных дополнительный трепет и укрепляли дисциплину. Гуров про себя полагал, что дело тут вовсе не в погонах, а в железной хватке Орлова, который и в домашних тапочках все равно оставался генералом. Против формы Гуров ничего не имел, хотя сам предпочитал хороший костюм и со вкусом подобранный галстук. Оперативнику в обычной жизни мундир мог только помешать.

– Планы? Планы почти наполеоновские, – ответил Гуров на вопрос генерала. – Собственно, ничего сверхъестественного. Все как обычно. Закончу отчет, а потом поеду встречу Марию. Она сейчас с театром на гастролях в Питере, но каждую неделю мотается сюда на съемки фильма. Чертовски неудобно, но у них там график, что ли, срывается, поэтому работа идет в авральном темпе. Мне-то такая ситуация даже по душе – хотя бы урывками удается повидаться.

К жене Гурова, известной актрисе Марии Строевой, генерал испытывал особенную симпатию, граничащую с восхищением, что было, впрочем, неудивительно – Гуров уже привык к тому, что жена постоянно окружена морем поклонников – Орлов также не устоял перед ее обаянием. Может быть, это было единственной слабостью, которой генерал ничуть не стеснялся и нередко шутливо сетовал, как он завидует Гурову, которому так повезло в личной жизни, что он сумел жениться на женщине, о которой тысячи мужчин могут только мечтать.

Поэтому Гуров был совершенно уверен, что Орлов с пониманием отнесется к его проблеме, и не ожидал никаких сюрпризов. Однако генерал преподнес ему именно сюрприз.

– Ты меня, извини, Лева, но я тебе сегодняшнее свидание испорчу, – немного смущенно сообщил Орлов. – Хочешь злись на меня, хочешь словами разными крой, но с Марией тебе сегодня уже не повидаться. Ждет тебя, как говорят гадалки, дальняя дорога. Вот так, как снег на голову. Оставь Марии записку – вали все на меня, бездушного чиновника и бюрократа… Но тут дело, понимаешь, такое, что никому, кроме тебя, не доверишь. И вдобавок срочное. Билеты вам с Крячко уже купили, командировка оформлена. Выезжаете через час. Так что времени у вас только выслушать инструкции и собрать чемоданчик. Я долго рассусоливать не буду, не волнуйся.

Такой поворот Гурова неприятно удивил, но недаром он славился своей выдержкой. Спрятав раздражение, что называется, в карман, он только сказал с усмешкой:

– Ну что ж, и на том спасибо. Злиться на начальство бесполезно, а словами крыть – я и слов-то таких не знаю, какие в данном случае подойдут. Так что давай свои инструкции, Петр, будем вникать.

– Ага, вникай, – сказал генерал, обрадованный, что все так мирно разрешилось. – И Крячко своего предупреди, чтобы вник как следует, потому что тут не просто о налетчиках речь идет, тут материя тонкая, можно сказать, политическая…

– Хорошее начало, – заметил Гуров. – Только политики нам со Стасом не хватало. На это специальные службы существуют, прокуратура, наконец, – разве не так?

– Прокуратура тоже будет, – успокоил его Орлов. – И службы, разумеется… Но тут затевается большая охота, с привлечением всех сил и средств. В рамках всеобщей войны с коррупцией, которую объявило руководство страны, соображаешь? Поэтому и от нашего ведомства тоже приказано выделить толковых людей. Чтобы иметь всестороннее видение проблемы, ясно?

– Ясно, – сказал Гуров. – Так что за проблема?

– Проблема непростая, – делаясь предельно серьезным, сказал Орлов. – Шестого июля в городе Пожарске, а точнее, километрах в двенадцати от него, в зоне отдыха для так называемых VIP-персон было совершено исключительно наглое и жестокое преступление. Расстреляли двух бизнесменов, которые ехали по дороге от загородной резиденции тамошнего губернатора, носящей ласковое имя «Тихая гавань», в город. Один из налетчиков также был убит. Остальным преступникам удалось скрыться. Положение осложняется тем, что в тот день шел жуткий ливень. Практически никаких следов не осталось.

– А убитый налетчик?

– Говорят, там трудности с опознанием, – досадливо поморщился Орлов. – Ну, это выяснишь на месте. Однако это не единственная сложность. И не самая серьезная, кстати. Хуже всего то, как себя ведут местные чиновники. Налет-то состоялся в их епархии, куда простому смертному нос совать не рекомендуется. Ну, своя Рублевка, представляешь, да? Замешан там кто из высоких чинов – неизвестно, но следствию помощи от них никакой. Скорее, наоборот.

– Выходит, как-то замешаны? – вставил Гуров.

– Не исключено, – вздохнул Орлов. – Местная прокуратура думает так же. Только у местной прокуратуры с местной администрацией отношения, мягко говоря, сложные. Поэтому прокурор Пожарска не стал землю рыть, а сразу доложил наверх. Ну а тут уже завертелось. Генеральная прокуратура почуяла запах коррупции и решила вмешаться. Не так чтобы уж очень активно, но местным слугам государевым копаться в грязном белье разрешила. Если те что-то найдут – прекрасно, тогда и Москва в борьбу с коррупцией включится, а не получится – Генеральная вроде и ни при чем. Все-таки речь не о мясной лавке идет, а о целой области. У тамошнего руководства в столице свое лобби. Политика!

– А спецслужбы?

– Опять же все не так просто. Говорят, у тамошнего губернатора с местным управлением ФСБ прекрасные отношения. А московские чекисты пока не вмешиваются. У них свое мнение на этот счет. Считают, что коррупция там ни при чем, а речь идет о банальной разборке между бандитами. Внешне действительно выглядит похоже, но, согласись, странное место выбрано для этой разборки.

– Да, необычное, – сказал Гуров. – Но кто знает, может, у них в Пожарске это в порядке вещей?

– Вот и выясни, что там у них за порядки, – заключил Орлов. – Работать будешь параллельно с тамошней прокуратурой и милицией, но подчиняться – непосредственно мне. От них ты не зависишь, запомни. И если будут какие-то вопросы, сразу со мной связывайся.

– Вопросы обязательно будут, – сказал на это Гуров. – Главное, чтобы на них ответы были. Судя по первой информации, особенно на это рассчитывать не приходится.

– Не волнуйся, я дам тебе выписку из докладной, которую из Пожарска направили в Генеральную прокуратуру. По дороге почитаешь и сам разберешься.

Действительно, эта бумага кое-что добавляла к рассказу Орлова, но не слишком много, и даже после ее изучения Гуров не мог бы утверждать, что разобрался в ситуации. Полковник Крячко, его верный друг и напарник, вообще не стал ничего изучать, а предпочел заняться пивом в вагоне-ресторане.

– Все равно голова у нас ты, – убежденно заявил он Гурову. – А меня от этих бумаг только в сон клонит. Потом все расскажешь. В доступной мне форме. Тебе принести пивка?

От пива Гуров категорически отказался. Он не показывал вида, но сорвавшееся свидание с женой серьезно расстроило его. Орлов, стараясь в некотором смысле сгладить неприятность, распорядился отправить Гурова и Крячко спальным вагоном. Поэтому и легкомыслие друга не вызывало сейчас у Гурова чувства протеста – ему хотелось побыть одному.

Из докладной пожарского прокурора следовало, что шестого июля среди бела дня на отрезке дороги, ведущей от загородной резиденции губернатора к контрольно-пропускному пункту, находящемуся на развилке основного шоссе, были убиты двое московских бизнесменов, ехавших в новеньком «Форде»-фургоне из этой самой резиденции, судя по всему, обратно в город. До города они не доехали, потому что по дороге на них напали неизвестные преступники. Машина бизнесменов перевернулась, а сами они были расстреляны, как установила экспертиза, из пистолета Макарова. При этом бизнесмены пытались оказать сопротивление, и не совсем безуспешно – у них с собой было охотничье ружье, из которого они уложили одного из бандитов. Выстрел был произведен в голову, поэтому личность убитого не установлена. Преступники, оставшиеся в живых, скрылись. Сколько их было и куда они ушли, оставалось загадкой. В день убийства шел проливной дождь, и милиция, прибывшая на место преступления со значительной задержкой, не обнаружила никаких следов. Тем более что в дело сразу же вмешались лица из администрации города, которые, судя по всему, появились на месте преступления едва ли не раньше сотрудников правоохранительных органов. Что это были за лица и каково было их вмешательство, в докладной не пояснялось – возможно, кто-то счел нецелесообразным доводить эту информацию до Гурова. Но по интонации документа можно было понять, что вмешательство значительно осложнило работу оперативников и прокуратуры.

Конкретно же удалось установить следующее: шестого июля около одиннадцати часов дня через контрольно-пропускной пункт в сторону загородной резиденции проследовал автомобиль «Форд» с двумя пассажирами, представителями московской фирмы «Маркет-Тим». Их паспортные данные были зафиксированы на контрольно-пропускном пункте еще при въезде. Имена бизнесменов были – Чагов Григорий Сергеевич и Мартынов Олег Кимович. Из объяснений охраны следовало, что этих двоих пропустили беспрепятственно, так как имелось предварительное распоряжение крупного местного чиновника, а именно управделами администрации Визгалина Александра Викторовича. Однако с какой целью эти люди приезжали в загородную резиденцию, осталось до конца невыясненным – господин Визгалин по этому поводу вразумительных объяснений не дал, заявив, что инициатива встречи принадлежала гостям из Москвы, что они предлагали услуги своей фирмы, но эти самые услуги Визгалина не заинтересовали, и они благополучно расстались. Затем пошел дождь, и больше Визгалин бизнесменов живыми не видел.

Первыми забеспокоились милиционеры с пропускного пункта. Во время дождя они слышали что-то похожее на выстрелы, а когда немного распогодилось, проверили трассу. Однако, обнаружив трупы, они сначала доложили о случившемся в резиденцию и только потом – своему начальству и в прокуратуру. Насколько понял Гуров, это «потом» растянулось как минимум часа на два. В итоге, когда на место прибыли оперативники и следователи, уже начинало темнеть. Если прибавить сюда последствия ливня и бесцеремонное вмешательство посторонних, картина получалась не очень веселая.

В качестве рабочей версии было выдвинуто предположение о разбойном нападении с целью ограбления, но и тут возникали вопросы. Дело в том, что все деньги и ценности, имеющиеся у бизнесменов, остались при них. Налетчики не взяли ни бумажников, ни пластиковых карт, ни дорогих часов, ни мобильников – абсолютно ничего. По мнению Гурова, это было более чем странно. Да и не одного Гурова смущала эта странность, раз возникла докладная, выписку из которой он держал теперь в руках.

Было еще одно обстоятельство, которое прояснил Гурову генерал Орлов. В Пожарске надеялись, что из Москвы им предоставят полную информацию о деятельности маркетинговой фирмы «Маркет-Тим». Хотели, так сказать, подойти к делу с другого конца. В Москве и правда попытались собрать такую информацию, но оказалось, что никакой информации практически не существует, так же как, похоже, и самой фирмы. То есть фирма под таким названием была, имела лицензию и даже снимала офис в приличном районе, но при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что зарегистрирована она по паспорту какого-то совершенно постороннего человека, еще три года назад подавшего заявление о его утере, а офис в приличном районе не был даже обставлен мебелью, и на банковском счету фирмы лежало всего-навсего девять тысяч рублей. Никаких следов деятельности фирма после себя не оставила. По-видимому, деятельности попросту не было.

Никаких сомнений не оставалось, «Маркет-Тим» являлась фирмой-пустышкой, муляжом, созданным для каких-то сомнительных целей. Что это могло быть – отмывка грязных денег, какая-то сложная афера, чей-то заказ? Гуров опасался, что на этот вопрос ответ будет получен очень нескоро. По его мнению, после двойного убийства в лесу под Пожарском кадровый ресурс фирмы «Маркет-Тим» был полностью исчерпан.

Но с какой целью эти двое приезжали в Пожарск, как они вышли на управделами областной администрации, о чем они толковали с ним в последние часы своей жизни? Гуров был прав – вопросов в этом деле было хоть отбавляй. А главное, никто в Пожарске не торопился отвечать на эти вопросы. И у Гурова не было уверенности, что для него будет сделано исключение. По правде говоря, возложенная на него миссия вызывала у него все меньше энтузиазма. Было похоже, что наверху решили разыграть беспроигрышную комбинацию, на которую намекал генерал Орлов, – удастся местной прокуратуре раскопать что-то серьезное в смысле коррупции, значит, будет дана отмашка на дальнейшие мероприятия. Не удастся, значит, никакой коррупции не было и в помине. Кому охота ссориться с главой целой губернии? И придраться сложно – к расследованию подключены толковые люди из главного управления МВД: старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник Гуров, например, и его напарник полковник Крячко – люди с огромным опытом и незапятнанной репутацией. Как говорится, прошу любить и жаловать.

Впрочем, на полковника Крячко не произвело впечатления ни предстоящее расследование, ни комментарий Гурова к нему. Пребывавший после дегустации пива в самом благоприятном расположении духа, Крячко заявил, что не видит ничего страшного в том, что коррупция в городе Пожарске останется нераскрытой.

– А и черт бы с ней, Лева! – задушевно сказал он Гурову. – Наше дело идти по следам, а приведут ли они куда-нибудь – это уже вопрос отдельный. Как сказал кто-то из классиков – цель ничто, движение все! Или это ренегат Каутский сказал?.. У меня с политграмотой всегда были проблемы. Поэтому предлагаю голову заранее не ломать – все равно не сломается. Лучше давай выспимся как следует. Когда еще представится такая возможность – выспаться в спальном вагоне?

Сам он немедленно последовал своему совету и завалился до самого утра. Гуров же долго не мог заснуть. Правда, по поводу сложности предстоящего расследования он больше не переживал, а, глядя на пролетающие за окном ночные огни и темные просторы, думал о жене и еще вспоминал, что случилось давным-давно, в годы его молодости. Жизнь с тех пор здорово изменилась. Расскажи Гурову кто-нибудь тогда, что ждет его впереди, – ни за что бы не поверил. Да разве прежде было такое возможно, чтобы под носом у областного начальства орудовала вооруженная банда? Неслыханно! А странная робость и нерасторопность милиции? Даже воспоминания неизбежно возвращали его в суровую реальность.

Наконец Гуров так утомился, что плюнул на все и последовал примеру Крячко, который досматривал, наверное, уже десятый сон. Проснулся он рано утром, когда поезд пересек городскую черту Пожарска.

Глава 3

Их прибытие в город было отмечено не слишком приятным, но весьма показательным происшествием. Судя по всему, громкое преступление, которое было еще свежо в памяти жителей Пожарска, подвигло местное начальство на усиление бдительности в общественных местах, таких, как рестораны, продуктовые рынки и особенно вокзалы. Нельзя сказать, что эффект от подобных мер был очень уж велик, но служебное рвение люди в погонах демонстрировали на всю катушку. Действовали они всегда по одной и той же нехитрой схеме – заметив в толпе лицо, казавшееся подозрительным, милиционеры окружали его и требовали документы. Если с документами было что-то не в порядке, или их попросту не было, или владелец начинал качать права, все кончалось немедленным задержанием, препровождением в отделение и довольно продолжительным выяснением личности. На особо строптивых граждан заводились административные дела, а на одного нетрезвого гражданина, который был не в духе и подрался с патрулем, – даже уголовное. Одним словом, работа кипела, но на след банды выйти никак не удавалось. Зато в расставленные сети, едва сойдя на перрон, попался Крячко.

Пока Гуров осматривался, выглядывая в толпе того, кто должен был их встречать – Орлов заверил, что встреча будет организована обязательно, – Крячко отошел в сторону купить сигарет. Гуров потерял его на минуту из виду, а когда увидел, на полковника Крячко уже пытались надеть наручники. Занимались этим четверо коренастых парней в милицейской форме, облепивших Крячко со всех сторон как мухи. Действовали они не слишком умело, но, что называется, с душой. Сопротивление, которое оказывал им Крячко, только подстегивало их рвение. Однако процедура затягивалась, и внутреннее напряжение конфликта росло с каждой секундой.

Гуров прекрасно понимал местных служителей порядка. В другое время полковник Крячко, обладающий самой простецкой внешностью, отдающий предпочтение предельно небрежному стилю одежды, да вдобавок по-утреннему небритый, у него самого вызвал бы подозрения. Другое дело, что вряд ли местные милиционеры потрудились облечь свои подозрения в мало-мальски вежливую форму. Скорее всего, разговаривали они с Крячко так, как, по их мнению, следует разговаривать с человеком в застиранной ковбойке и старых джинсах, и это, естественно, вызвало у Крячко бурную ответную реакцию. Гуров поспешил на помощь другу, бесцеремонно вклинившись между двумя особенно рьяными патрульными и сунув под нос одному из них свое удостоверение.

– Прекратить немедленно! – рявкнул он командирским голосом. – Что вы себе позволяете?

Вмешательство возымело действие. Почуяв начальство, милиционеры заметно приуныли. Они с неохотой отпустили Крячко и выжидающе уставились на сердитого представительного мужчину в хорошем костюме, с галстуком и солидными «корочками», который по неизвестной им причине заступался за очень подозрительного типа в ковбойке. Крячко же, получив свободу, встряхнулся и невозмутимо прокомментировал ситуацию, подмигнув Гурову:

– Испортил ты кайф, ребятам, Лева! Они опасного преступника уже, можно сказать, в руках держали, а тут ты со своей красной книжечкой. Облом получился!

Милиционеры, один из которых был по званию сержантом, переглянулись, и сержант сказал:

– Виноват, мы на службе. При исполнении, значит. А этот гражданин…

– Этот гражданин – полковник милиции! – сердито перебил его Гуров. – Выяснить это вы могли бы и не применяя силы, сержант. Не в ту сторону направляете энергию, коллеги! У вас тут бандиты наглеют, а вы честных граждан шерстите. Очень красиво!

– У нас приказ – задерживать всех подозрительных, – хмуро объяснил сержант. – У товарища полковника на лбу не написано, что он полковник.

– Согласен, – сказал Гуров. – Но на его лбу не написано и то, что он преступник. Так к чему нужно было устраивать цирк с французской борьбой?

Сержант надолго задумался. Видимо, ответ на этот вопрос был для него очевиден, но он не знал, как донести его до заезжего полковника, который, как все начальники, смотрел на мир через розовые очки. А может быть, он вообще воспринял вопрос как риторический и теперь просто ждал продолжения выволочки. Во всяком случае, серьезных угрызений совести он не испытывал, и Гуров решил прекратить бесплодную дискуссию, тем более вдруг заметил, что возле вагона, из которого они с Крячко только что вышли, озабоченно фланирует какой-то человек с большой картонной табличкой в руках. В какой-то момент человек обернулся, и на табличке ясно прочиталось одно слово: «Гуров».

– Ладно, за нами пришли, – махнул рукой Гуров. – Можете быть свободны, сержант. Только прошу вас, хорошенько подумайте о том, что я вам сказал. Вы – представитель власти, и соответственно вашему поведению у людей складывается представление об этой самой власти.

– Так точно, – мрачно сказал сержант, но что он имел при этом в виду, осталось неясным.

– Зачем ты просил его подумать? – посмеиваясь, сказал Крячко, когда они отошли. – Теперь у него закипят мозги. Этот парнишка напомнил мне мою молодость. Сила есть – ума не надо. Это же мой принцип.

– Что же вы, два таких принципиальных, не нашли общего языка? – сердито спросил Гуров. – Устроили безобразие на перроне! Очень красиво!

– Так это просто конфликт хорошего с лучшим, – ответил Крячко. – Этот мальчишка обратился ко мне «мужик». А я ему посоветовал припомнить должностную инструкцию. В той части, где говорится о контактах с населением. Ему это не удалось. Наверняка он читал ее с пятого на десятое.

– Не понимаю твоего жизнерадостного настроения, – сказал Гуров. – И вообще, тебе самому стоило бы перечитать инструкцию. В той части, где говорится насчет внешнего вида. Или хотя бы побриться.

– Если бы бог хотел, чтобы человек ходил бритым… – легкомысленно начал Крячко.

– Ладно, потом договорим, – оборвал его Гуров. – Человек нас ищет. Неудобно, если он примет нас за чокнутых.

Человек с табличкой действительно обратил на них внимание, но еще колебался. Гуров приветственно махнул ему рукой. На озабоченном лице встречающего появилось выражение облегчения, и он решительным шагом приблизился к оперативникам.

– Извините, опоздал маленечко, – густым голосом сказал он, вертя в руках картонку. – Вы Гуров, верно? А это полковник Крячко, если не ошибаюсь? Добро пожаловать в Пожарск! А я, позвольте представиться, старший следователь областной прокуратуры Боголепов Павел Сергеевич.

У Боголепова был вид благополучного, пышущего здоровьем человека, розовые выбритые щеки и веселые глаза, смотревшие на мир добродушно, но с некоторой хитрецой. Но Гуров понял, что этот человек не так прост, каким старается показаться.

Они пожали друг другу руки, и Боголепов, изорвав табличку, выбросил клочки в ближайшую урну.

– Итак, будем вместе работать? – жизнерадостно произнес он. – Очень рад. Не знаю, разделяете ли вы мою радость – скорее всего, вряд ли, – но, однако же, ваше появление здесь является хорошим знаком. Итак, с чего начнем? Я думаю, сначала решим бытовые вопросы. Завтрак, крыша над головой… Должен заметить, в этом отношении у вас никаких проблем не будет. Руководство распорядилось принять вас по первому разряду. Жить будете в пансионате, в живописном районе. Кстати, совсем недалеко от того самого места, где заварилась вся эта каша. В вашем распоряжении машина с водителем. Питание организовано за счет областного бюджета…

– Не слишком ли шикарно получается? – перебил его Гуров. – Мы ведь простые оперативники, не КРУ какое-нибудь. Руководство ваше проверять полномочий не имеем. Зачем же тратить областной бюджет?

– Руководству виднее, – значительно сказал Боголепов. – А я бы на вашем месте сильно на этом не зацикливался. Нам с вами разобраться с убийством надо. Материалы наши читали, представляете себе диспозицию? А диспозиция такова, что близость и расположение начальства нам с вами никак не помешает, а даже наоборот.

– Расположение начальства? – хмыкнул Гуров. – Означает ли это, что для нас будет открыта зеленая улица, и не только в смысле питания за казенный счет? Вот, скажем, побеседовать с господином Визгалиным мы сможем?

– Думаю, что полчасика своего драгоценного времени он вам уделит обязательно, – посмеиваясь, ответил Боголепов. – На большее рассчитывать вряд ли стоит, но суть даже не в этом. Те блага, которые вам выделяются, самый надежный индикатор. Знаете, как лампочка на тестере. Раз она горит, значит, где-то рядом имеет место быть напряжение.

– А когда потухнет? – спросил Крячко.

Боголепов хитро посмотрел на него и сказал:

– Значит, напряжение достигло предела, и лампочка перегорела. Тут уж не зевай.

– Да, зевать у вас не рекомендуется, – заметил Гуров. – Полковник Крячко уже едва не стал жертвой собственной нерасторопности. Вызвал подозрения у здешних коллег, как-то не так ответил и чуть не загремел под статью – сопротивление представителю власти.

– Да, с нашими властями нужно поаккуратнее, – кивнул Боголепов. – Но все это мы еще обсудим. А теперь прошу следовать за мной.

Гуров и Крячко взяли чемоданы и пошли за Боголеповым ко входу в здание вокзала. В последний момент Гуров поймал на себе взгляд милицейского сержанта, который вместе со своими подручными стоял теперь на дальнем краю перрона и, возможно, как и советовал ему Гуров, размышлял над своим поведением. По крайней мере, Гурову хотелось так думать.

На привокзальной площади их дожидался скромный голубой «Москвич». Боголепов сам уселся за руль, объяснив попутно:

– Водителя я сегодня отпустил. Я этого человека плохо знаю и всего при нем сказать не могу. А нам с вами нужно о многом договориться.

– Договориться? В каком смысле? – не понял Гуров.

Боголепов, не заводя мотора, повернулся к нему, положив локоть на спинку сиденья, и решительно заявил:

– Я, конечно, мог бы развести тут дипломатию, морочить вам голову, приглядываться к вам да принюхиваться, куда ветер дует – это я умею неплохо, – только времени у нас на такие танцы совсем нет. Поэтому вокруг да около ходить не стоит. Вы мне сразу скажите, вы сюда для галочки приехали или, как в старые времена говаривали, с серьезными намерениями?

– Ну, жениться мы на вас точно не будем, – хохотнул Крячко. – Так что не обольщайтесь. Обедать будем, на машине кататься будем, а на большее не рассчитывайте…

– Хватит трепаться, Стас! – оборвал его Гуров. – Вопрос задан серьезный. И ответ будет серьезный. Мы тебя, Павел Сергеевич, между прочим, тоже не знаем, но, заметь, в твоих намерениях не сомневаемся и шутом тебя не считаем. Попробуй и ты взглянуть на нас в том же разрезе. Это ничего, что я на «ты» перешел?

– Да нет, так оно даже удобнее, – усмехнулся Боголепов. – Устанавливается доверительная атмосфера. Это как раз то, чего всегда так не хватает.

– Вот-вот, побольше доверия, товарищ старший следователь! – продолжал Гуров. – Думаешь, мне нечем было заняться в Москве вместо того, чтобы ехать в такую даль? Ошибаешься! Учти, твое дело я воспринимаю всерьез, как оно того и заслуживает, и действовать буду всерьез, и давай на этом дипломатию закончим.

– Договорились! – сказал Боголепов, похоже, не слишком успокоенный словами Гурова, но решивший дальше не выяснять отношения. – Всерьез, так всерьез. Тогда сразу расставлю все точки над «и», товарищ полковник. В общих чертах вы суть дела знаете, но мое личное мнение вряд ли до вашего сведения доводили. А мое мнение таково… – он завел машину и медленно поехал через площадь. – Поскольку бизнесмены из Москвы, на которых было совершено нападение, в последние часы своей жизни общались с нашими чиновниками и были убиты непосредственно после этого общения и, можно сказать, под самым носом у этих чиновников, то лично у меня нет никаких сомнений – последние имеют отношение к убийству, какие бы невинные мины они ни строили при этом.

– Логично, – сказал Гуров. – Но это только твое личное мнение, Павел Сергеевич, или есть сторонники? Кстати, я немного удивлен, почему нас никто не встретил из родного ведомства? Довольно странно, на мой взгляд.

Боголепов, отъехав от вокзала, свернул в зеленый переулок, усаженный пышными липами. Аккуратные двухэтажные домики, выкрашенные в кремовый цвет, явно дореволюционной еще постройки, казались игрушечными.

– А это как раз косвенный ответ на твой вопрос, полковник, – усмехнулся Боголепов. – Говоришь, странно, что вас никто из милиции не встретил? А тут ничего странного нет. Наша милиция моего личного мнения не разделяет категорически. Ваших намерений никто не знает. Поэтому честь организовать встречу предоставлена прокуратуре. Но это не значит, что вашего приезда в город никто не заметил. Может быть, ты обратил внимание, что за нами от вокзала следует серая «Лада»?

– Я обратил, – сказал Крячко. – И кто это?

– Да мало ли кто, – пожал плечами Боголепов. – Я же говорю, ваш приезд вызывает неподдельный интерес. Но это такой деликатный интерес, под сурдинку. Всем хочется узнать, что вы за птицы.

– Значит, это могут быть наши братья-менты? – с любопытством спросил Крячко.

– Могут быть они, – согласился Боголепов. – Могут быть чекисты. Или кто-то из областной администрации. У них там своя служба имеется.

– Как-то не вяжется, – заметил Гуров. – Бесплатное питание и тут же «наружка». Какой смысл?

– Это две стороны одной медали, – пояснил Боголепов. – Неусыпная забота. Но вы не обращайте внимания. Давайте лучше о деле. Вам, наверное, хочется задать мне кое-какие вопросы?

– Ну, один вопрос мы уже выяснили, – сказал Гуров. – С Визгалиным мы встретимся. А кто еще присутствовал при общении бизнесменов с этим господином?

– Тайна сия великая есть, – ответил Боголепов. – Тут ведь вся штука в том, что Визгалин сам едва ли не отрицает факт встречи с этими людьми. Да, был в этот день в загородной резиденции. Да, приезжали люди, добивались зачем-то встречи, но, занятый государственными делами, господин Визгалин не сумел выкроить на них время. Так они и уехали несолоно хлебавши. А на обратном пути их перестреляли. Вот такая печальная история.

– А как же быть с тем звонком на пропускной пункт? – спросил Гуров. – Давал Визгалин добро на проезд гостей из Москвы или не давал?

– Скрепя сердце признает этот факт, – сказал Боголепов. – Но призывает не придавать ему никакого значения. С какими целями просили встречи эти люди, он якобы не знает, согласился на нее только от широты души и доброты натуры, да вот время выкроить так и не сумел.

– Это официальные показания? – спросил Гуров. – Звучит довольно неубедительно.

– Это для кого как, – пожал плечами Боголепов. – Практически все этими показаниями удовлетворились.

– А что еще имеется в деле?

– Протокол осмотра места происшествия, – начал перечислять Боголепов. – Очень поверхностный, кстати. Заключение экспертов по оружию, по машине, по трупам, само собой… Опись имущества погибших. Плюс показания охраны с контрольно-пропускного пункта. Пожалуй, все.

– Вещественные доказательства на месте, ничего, часом, не пропало?

– Бог хранил, – серьезно ответил Боголепов. – Но я так полагаю, что все, что нашли до сих пор, особого значения не имеет. Тут вся соль в другом – или эти голубчики что-то такое знали, чего им знать никак было не положено, или везли они с собой что-то, о чем не знаем мы.

– Однако же не Визгалин их замочил, – рассудительно заметил Гуров. – У вас в распоряжении труп одного из бандитов. Неужели до сих пор не установили личность? Небось земле предали уже?

– До этого не дошло, – помотал головой Боголепов. – Я запретил категорически, хотя в морге ноют, что у них мест не хватает. Пригрозил уголовной ответственностью… Так что тело в целости и сохранности. Только за ним никто до сих пор не обращался. Сняли отпечатки пальцев, но в банке данных таких не имеется.

– А оружие? По оружию эксперты ничего не нашли?

– Пока ничего.

– А вообще, как идет расследование? Версия какая-нибудь существует?

– Разбой. Неизвестные грабители. Возможно, московский след, – сообщил Боголепов. – Очень удобно. Неизвестные бандиты следовали за своими жертвами от самой Москвы, выбрали момент, когда те остались одни на пустынной дороге, замочили и убрались обратно в Москву. Почему бы вам их там не поискать?

– А правда, почему? – спросил Гуров. – То есть версия, конечно, бредовая, но почему именно она бредовая?

– А все очень просто, – сказал Боголепов. – Прежде всего обстоятельства убийства. А еще место. На ту дорогу можно попасть только двумя путями. Или через КПП, что исключено, потому что там строго. Дежурили в тот день шесть человек, и все шестеро утверждают, что ничего подозрительного не видели. Не похоже, чтобы врали.

– Мне тоже кажется, что так уж топорно врать бы никто не стал, – согласился Гуров. – А второй путь?

– А второй путь – в обход. Берег, где стоит резиденция, высокий, уступами, поросший лесом. Овраги там, кустарник непроходимый. Кое-где протянута «колючка». Дальше по дороге местность поровнее, но и там, как правило, никто не ходит. Кроме того, у простых жителей давно отбили охоту появляться в тех местах – можно заиметь большие неприятности. Были уже прецеденты. Чересчур любопытным гражданам чуть ли не политику шили. Но в принципе при большом желании попасть туда, конечно, можно – через лес, через овраги, да и «колючка» для опытного человека не преграда.

– Значит, именно этим путем и пришли, – задумчиво сказал Гуров. – Тогда вы должны были тщательно все в том районе осмотреть, верно?

– Верно, но только отчасти, – ответил Боголепов. – Осмотрели, но далеко не все и совсем не тщательно. То есть таково мое мнение. Занимался этим опер Маштаков со своей группой. Этот человек субординацию понимает и не во всякие места нос свой сует. За что и уважаем начальством. Так что видел он ровно то, что ему позволили увидеть. К тому же не забывайте – ливень в тот день был сильнейший. Не думаю, что много следов могло остаться. А если что-то и осталось, тот, кому это надо, мог сто раз все подчистить. А после убийства в том районе охрану усилили и даже специальный патруль кочует по окрестному лесу – шугает посторонних.

– Ясно, – сказал Гуров. – Сам-то больше не пробовал туда наведаться? А вдруг что-то осталось?

– Ты, наверное, еще не понял, – спокойно отозвался Боголепов. – Тут никто этим делом по-настоящему не интересуется. Даже мой шеф. Он тут недавно. И как-то у него с местным бомондом с первого дня не заладилось. То ли он им ко двору не пришелся, то ли они его как-то не всерьез приняли – не знаю. Но ему сейчас главное – амбиции свои удовлетворить. Так что это убийство для него вроде жупела, которым он местную элиту пугает. Изменится климат, и он его в чулан засунет, куда подальше.

– Вон, значит, как… – протянул Гуров. – Ну а тебе тогда какой резон пуп надрывать? Ты ведь, получается, у нас вроде герой-одиночка?

– Получается так, – согласился Боголепов. – А резон у меня, надо сказать, самый банальный. Вы даже удивитесь. Преступников-то надо искать? Или не надо?

– По нашему разумению, надо, – сказал Гуров.

– Вот то-то и оно, что надо, – неожиданно устало подтвердил Боголепов. – А как их искать, если мы сами себя за нос водить будем?

Глава 4

Никаких проблем с размещением в пансионате, который носил романтическое название «Лазурная волна», у Гурова и Крячко не возникло. Занимался ими лично директор пансионата, Василий Никитич Панько, круглый, жизнерадостный коротышка с загорелой лысиной, которая сверкала на солнце, как золотой слиток. Он безо всякого нажима и фальши разыгрывал из себя радушного хозяина, сыпал прибаутками, похлопывал оперативников по плечам и призывал чувствовать себя как дома. Вначале он даже вознамерился расселить обоих по отдельным комнатам, но Гуров и Крячко этому решительно воспротивились. В результате они получили прекрасную светлую комнату с ванной, телевизором и видом на речной берег. Боголепов, убедившись, что все в порядке, объявил, что ему нужно отлучиться, и пообещал вернуться часа через полтора.

В столовую господин Панько проводил их тоже лично. Час для угощения был не самый подходящий – завтрак давно кончился, а до обеда еще далековато, но для гостей был накрыт роскошный стол в дальнем конце большого зала. Через широкое окно открывался прекрасный вид на липовую аллею, по которой они въезжали в пансионат. За аллеей проходило шоссе, а за ним начинался лес. Где-то поблизости, километрах в пяти-шести, и были убиты представители фирмы «Маркет-Тим».

Хозяин пансионата не избежал искушения поговорить на эту тему. Видимо, он был достаточно хорошо осведомлен о планах гостей из столицы. Усадив их за накрытый стол, господин Панько единым шевелением брови привел в движение всю команду поваров и официанток в кокетливых фартуках, которые подняли такую суету, будто принимали у себя, по крайней мере, министра. Под шумок он попытался склонить оперативников к дегустации какого-то заветного вина, которое приберегалось для самых почетных гостей, но, к великому неудовольствию Крячко, Гуров категорически эту попытку пресек.

Расстроенный Крячко налег на щедрое угощение, а ничуть не обескураженный директор присел на свободный стул и деликатно поинтересовался:

– Будете наших бандитов искать? Дело хорошее. Честно вам скажу, от этих бандитов простому человеку житья уже не стало. Не сочтите за дерзость, но о чем только там у вас в Москве думают? Смертную казнь отменили – это же надо такое придумать! Может, я чего недопонимаю, но, по-моему, это самое настоящее вредительство, товарищи.

– Это вы так говорите, потому что уверены, что вас это не касается, – доброжелательно заметил Крячко, которого прекрасный обед слегка примирил с провалившейся дегустацией. – А вот, допустим, возьмем мы вас сейчас как главного подозреваемого, выбьем из вас признательные показания – потом судебная ошибка, приговор – и вы в камере смертников. Интересно, что вы тогда запоете?

Панько посмотрел на него с жизнерадостным ужасом.

– Бог ты мой, какие ужасные вещи вы говорите! – воскликнул он. – Да неужели такое возможно? Я понимаю, вы сейчас шутите, но, как говорится, в каждой шутке есть доля правды… У меня просто мороз по коже.

– Какая там доля! – самоуверенно заявил Крячко. – Вы поставьте себя на наше место. Приехали мы сюда – никого и ничего не знаем, а начальство требует – вынь да положь преступника! Да еще в рекордно кратчайшие сроки. Что остается делать? Вот мы по сторонам сейчас посмотрим, найдем подозрительного гражданина…

– Да чем же это я подозрительный? – хохотнул Панько. – Весь, можно сказать, нараспашку.

– Это как сказать, – покачал головой Крячко. – На мой взгляд, так подозрительнее некуда. Во-первых, стол накрыли – уже подозрительно. Во-вторых, вопросы наводящие задаете, значит, личный интерес имеете. Ну и вообще. От вашего хозяйства до места, где было совершено убийство, рукой подать. Запросто могли туда сбегать, вернуться и оружие спрятать. Вы шестого июля где, кстати, были?

У директора округлились глаза. Он несколько секунд потрясенно рассматривал невозмутимо жующего Крячко, а потом перевел взгляд на Гурова. В глазах его появилось жалобное выражение.

– Это неслыханно, – пробормотал он. – Да я ни сном, ни духом… Шестого весь день на месте был, никуда не отлучался. Хоть у кого спросите…

Гуров внимательно посмотрел на него и слегка улыбнулся.

– Вы же умный человек, Василий Никитич, – сказал он. – Это, конечно, шутка. Просто юмор у полковника Крячко специфический. Не все его воспринимают. Приношу извинения за нас обоих.

Панько быстро заморгал глазами, а потом облегченно махнул рукой:

– Бросьте! Какие могут быть извинения? Я сам люблю хорошую шутку. Просто все мы тут немного не в себе после известных событий. Как говорится, пуганая ворона куста боится… Да вы кушайте, кушайте! Может быть, хотя бы пивка выпьете? Нет? Ну бог с ним! А угощение для вас приготовлено по распоряжению руководства. У нас так принято – гостей встречаем от души.

– Ну, не всех, – заметил Гуров. – Некоторых гостей у вас встречают не очень приветливо.

– Да, это ужасно! – вздохнул Панько. – Кто бы мог подумать, что в нашем тихом городе, в таком райском уголке…

– Райском в том смысле, что нечистых сюда не пускают? – деловито осведомился Крячко. – Тогда это, конечно, верно. Правда, некоторые сами приходят, и тут уж держись!..

– А вы сами в тот день ничего странного здесь не заметили? – спросил Гуров. – Может быть, видели каких-то подозрительных людей поблизости?

Директор озабоченно посмотрел на него.

– А что я мог заметить? Во-первых, сами посудите, «Тихая гавань» от нас далековато, и там совсем другой контингент, к нам отношения не имеющий. То есть отношения эти известные – начальство о нас неусыпно думает, а мы в ответ неусыпно работаем. Но лучше нам, как говорится, пореже встречаться… Во-вторых, дождь в тот день был просто фантастический! Носа на улицу не высунешь. Мы еще удивлялись, как кому-то охота в такую погоду грабежами заниматься. Каюсь, шутили и по этому поводу. Черный юмор, как говорится… А так чтобы заметить, этого не было. Так, слухи ходили, что одного бандита тоже убили. Вот, по-моему, и ниточка. Сами-то вы как на этот счет думаете? – хитрые глаза директора смотрели сейчас невинно и простодушно.

– Вы просто Шерлок Холмс какой-то! – восхищенно сказал Крячко. – Как это вы так ловко – сразу р-раз и за ниточку!.. Просто озарение какое-то. Не зря говорят, опираться в своей работе на население…

– Не обращайте внимания, – поспешил вмешаться Гуров. – Полковник опять шутит. А насчет бандита все верно. Ниточка такая имеется. Но больше ничего сказать не могу. Да, если честно, сам пока ничего не знаю. Будем посмотреть, как говорят в Одессе. А вот вы скажите, в вашем пансионате кто в основном отдыхает?

– Кто? Да у кого денежки есть, тот и отдыхает, – добродушно ухмыльнулся Панько. – Мы в этом отношении демократы. Принимаем любого.

– А если я вас попрошу предоставить мне список людей, отдыхавших у вас в пансионате в последние две-три недели июня, то есть непосредственно перед тем, как произошло это убийство, – спросил Гуров, – вы сможете это сделать?

Панько выглядел слегка растерянным.

– Вы полагаете, они могли у нас отдыхать?.. – осторожно спросил он, потирая лоб. – Гм, это как-то не приходило мне в голову. Что ж, наверное, все может быть…

– Я тоже думаю, что этой возможности исключать не стоит, – сказал Гуров. – Если кто-то захотел бы присмотреться к местности, лучшего прикрытия, чем отдых в вашем пансионате, не придумаешь. Так как насчет списка?

– Да-да, разумеется, я отдам распоряжение, – пробормотал Панько. – Правда, это потребует некоторого времени. Придется поднять наши бумаги…

– Мы не торопимся, – успокоил его Гуров. – До завтра вполне можем подождать. А за обед спасибо. Было очень вкусно. И обслуживание на высоте. Если мы с товарищем полковником соберемся когда-нибудь отдохнуть, то без колебаний выберем ваш пансионат, это я обещаю.

– Рад, что вам понравилось, – снова воодушевился директор. – Знаете, у нас тут и артисты бывают…

Он собирался было развернуть перед потенциальными клиентами заманчивые перспективы, но тут на пороге столовой появился Боголепов. Он быстро осмотрел зал и прямиком направился к столику, за которым сидели Гуров и Крячко.

– Приятного аппетита! – сказал он. – Все в порядке? Я не сомневался. Василий Никитич у нас ас своего дела. Ему бы в «Тихую гавань» с его талантами. Вот где он развернулся бы!

– Ну что вы, Павел Сергеевич! – скромно потупился директор. – Где уж нам! Мы свое место знаем. А это ведь совсем немало – знать свое место.

– Кто спорит? – усмехнулся Боголепов и, обратившись к Гурову, спросил: – Ну что, Лев Иванович, можно приступать к официальной части программы?

– Да, пожалуй, – согласился Гуров, поднимаясь из-за стола. – Еще раз спасибо. Надеюсь, здешнее гостеприимство не испортит наши фигуры.

Провожаемые до порога хозяином, они вышли втроем на улицу. Сквозь пышную листву возвышавшихся у самого крыльца деревьев било жаркое солнце. С реки долетал ветерок, несущий слабый запах рыбы и водорослей.

– Рыбалка здесь небось знатная? – спросил Крячко, принюхиваясь.

– Рыбалка? А черт ее знает, какая здесь рыбалка! – ответил Боголепов. – Я не увлекаюсь. Однако что теперь предпримем в первую очередь? Наверное, вам нужно представиться местным силовикам? Как-никак, заботы и тревоги общие… Мой шеф на месте. А вот насчет начальника УВД не скажу. Наш генерал – человек непростой. Застать его сложно, а с первого раза так и вовсе невозможно. Может быть, к заму?

Гуров посмотрел на синее небо, на тенистую аллею, уходящую в сторону шоссе, и неожиданно сказал:

– Павел Сергеевич, а что, если нам на время отложить эти реверансы и заняться делом? Мы же тут рядом с местом преступления. Хотелось бы взглянуть своими глазами. Тем более что ты говоришь – до этого глядели плохо.

– Плохо глядели, – согласился Боголепов. – Только тут такая закавыка. Я уже говорил, что они охрану усилили. Просто так туда даже я сейчас не попаду. Особое разрешение нужно брать. У того же господина Визгалина. Сами понимаете, это быстро не делается.

– А может, бог с ним, с Визгалиным? – прищурившись, спросил Гуров. – Если честно, мне хотелось бы увидеть тот район глазами преступников – обратную, так сказать, сторону луны. Как ты думаешь, такое возможно?

– А я почему-то так и предположил, что вы этого захотите, – спокойно ответил Боголепов. – Для того и отлучался. Уточнил кое-что – насчет патрульных и вообще. Карту вот прихватил, – он похлопал себя по карману. – Короче, ситуация такая. На КПП с нас непременно пропуск потребуют. Значит, к месту преступления придется с тыла заходить. Это значит, придется ограждение объехать и еще один пост, который они поставили. Это примерно километра полтора. Ну а потом через лес, через бурелом, через овраги пешочком. Вы готовы?

– После такого обеда! – усмехнулся Гуров. – Горы можно свернуть.

– Тогда поехали?

Они погрузились в голубой «Москвич» Боголепова и выехали с территории пансионата. Лента шоссе, которая до сих пор тянулась параллельно речному берегу, вскоре отклонилась влево, словно отжатая клином густого смешанного леса, за которым скрывалась расположенная на берегу «Тихая гавань». Вдоль обочины на подходах к лесу тянулась сплошная полоса густого шиповника. Специально он был рассажен или это получилось само собой, никто не знал, но преграда получилась знатная.

Боголепов сумел подъехать к лесу только километров через шесть. Он свернул с дороги и остановил «Москвич» в небольшой балочке, которая ныряла в заросли и пряталась в сочной зелени молодых побегов. Все вышли из машины.

– И куда теперь? – недоверчиво спросил Крячко.

– Куда получится, – улыбнулся Боголепов. – Честно говоря, я сам тут первый раз. На всякий случай прихватил компас, чтобы не заблудиться. По карте получается, что до берега километра три, не более, но тут кругом овраги, да, говорят, лес здорово засорен. Так что прогулка получится нелегкая.

Он достал из кармана карту и показал на ней место, где они находились.

– Хорошо, – сказал Гуров. – Допустим, нелегкая. Но нам с вами спешить некуда, доберемся. А вот давайте поставим себя на место преступников. Выходит, они пешком добрались до места, устроили перестрелку и пошли опять пешком восвояси? Они, что же, нисколько не опасались погони?

– Ливень был, – напомнил Крячко. – Ливень и стрельбу прикрыл, и дал им возможность спокойно уйти.

– Ты хочешь сказать, что они заранее включили ливень в свои планы? – спросил Гуров. – Первый раз такое слышу.

– Ну-у, может быть, не заранее, но воспользовались же, – проворчал Крячко.

– Подожди. Как обстояло дело? – сказал Гуров. – Некто знал, что в определенный день, в определенном месте будут проезжать люди из «Маркет-Тима». Место необычное, но тихое. Посторонних там не ожидалось. Не стали же грабить на шоссе, где постоянно движется транспорт! Но это тихое место обладает одной коварной особенностью – едва там что-то случается, на ноги поднимается вся правоохранительная система. Преступники должны были отлично это понимать. Из этого я делаю единственный вывод. У них был надежный план отхода. И дождь здесь ни при чем.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Крячко.

– Они не пешком ушли, – заявил Гуров. – Или по реке…

– Исключено, – помотал головой Боголепов. – В той части берега запрещено всякое движение судов. За этим следят очень строго. Любая лодка неизбежно вызвала бы подозрения, а владелец был бы задержан.

– Значит, лодка была не любая, – сказал Гуров. – Или был какой-то другой способ. Может быть, мотоцикл? Могли проскочить мимо охраны на мотоцикле? Где-нибудь по обочине?

– Сомнительно, – пожал плечами Боголепов. – Ушли пешком, Лев Иванович, не сомневайся. На дождь они, конечно, не рассчитывали. Просто надеялись, что повезет. Им и повезло.

– Ладно, разберемся, – сказал Гуров. – Веди, Сусанин!

Они пошли через лес и долго продирались через путаницу осин, кленов, полусгнившего бурелома. Чтобы обойти все эти препятствия, постоянно приходилось нагибаться, перепрыгивать через рухнувшие стволы, продираться через кусты. Усилий приходилось прилагать столько, что разговаривать просто было некогда.

Наконец заросли вдруг кончились. Оперативники вышли к неглубокому овражку – скорее большой яме, на дне которой еще стояла дождевая вода, позеленевшая, полная насекомых и прелых листьев. По другую сторону ямы высились красноватые сосны. Запахло смолой.

– Мне говорили, что где-то здесь есть участок, сплошь засаженный сосняком, – сообщил Боголепов. – Реликтовая сосна. В Красной книге числится.

– А это что? – спросил Гуров, который соснами не заинтересовался, а смотрел на дно ямы.

Остальные проследили за его взглядом. Глинистый склон ямы был словно перепахан. Даже дождь не смог до конца скрыть этих глубоких рваных следов.

– А это ведь, пожалуй, следы колес, – задумчиво произнес Боголепов.

Крячко сбежал вниз и, присев на корточки, некоторое время обнюхивал странные следы. Потом он поковырял их пальцем и встал, отряхивая руки.

– А ведь ты, Лева, голова, – вдруг сказал он. – Это не просто следы колес. Это специальная резина. Шипованная. Экстремалы такой пользуются. Знаете, которые по всяким труднодоступным местам катаются. На шоссе им скучно, вот они где попало и оттягиваются. Говорят, некоторые на Эльбрус даже забираются. Ну, тут Эльбрусом, конечно, не пахнет, но резина серьезная. Пожалуй, и под дождем можно проехать.

Гуров с Боголеповым переглянулись и быстро спустились на дно ямы.

– Ну и грязища! – сказал Боголепов, с сожалением глядя на свои башмаки. – А ведь товарищ полковник дело говорит. Тут на машине кто-то ехал.

– Безумству храбрых, как говорится… – пробормотал Гуров и тут же спросил: – И часто тут у вас экстремалы по лесам катаются?

– В этом районе, по-моему, первый раз, – задумчиво сказал следователь. – А вообще в городе есть энтузиасты. Организация у них своя, устав, все как положено. Я слышал, они даже за границу выезжали на соревнования. Именно как товарищ полковник говорит – то ли на Эльбрус въезжали, то ли на Джомолунгму…

– Ну, на эту-то вряд ли, – усомнился Гуров. – Но все равно надо будет нам их навестить. Может, прояснят что-нибудь насчет резины. А пока давайте искать, где еще есть такие следы.

– Голову даю на отсечение, что эти следы приведут нас точнехонько на то самое место, – заявил Крячко и с неожиданной для него прытью взобрался на противоположный край ямы.

Гуров с Боголеповым последовали за ним, и через минуту все трое шагали среди подсвеченного солнцем сосняка, внимательно поглядывая по сторонам.

– А в самом деле, – спросил Гуров. – На месте преступления похожих следов не находили, Павел Сергеевич?

– Когда мы туда прибыли, там была уже такая каша, – махнул рукой Боголепов, – что говорить о каких-то следах не приходится. Там все перемесили. И ваши коллеги, которые на посту стояли, и те же чиновники, которые из «Тихой гавани» прискакали. Говорят, сам Визгалин там крутился.

– Интересно, что его заставило? – пробормотал Гуров. – Насколько я знаю чиновников, они не любители гулять под проливным дождем. И руки марать не любят. Переживал за случившееся? Или была какая-то другая причина?

– Этого он нам не докладывал, – усмехнулся Боголепов. – Однако на месте преступления он топтался, это точно.

Участок, поросший сосняком, после дождя уже основательно подсох. Идти здесь было легко и приятно. Однако следов, похожих на те, что они нашли на дне ямы, больше не попадалось. Единственный вывод, к которому все пришли единогласно, – на хорошо подготовленной машине преступники, в принципе, могли проехать через лес. Сверились с картой.

– Если они выбрались из той ямы, – заключил Боголепов, – а они, несомненно, выбрались, то вот здесь, – он ткнул пальцем в карту, – у них была прекрасная возможность выехать на шоссе. Видите, здесь идет вырубка? На своей чудо-резине они проскочили это место как по маслу.

Вскоре опять начался смешанный лес, сырой и мрачноватый, хотя и не такой густой и запущенный, как у шоссе. А еще через несколько минут впереди между деревьев мелькнула серая полоса асфальта.

– Та самая дорога, – с облегчением сказал Боголепов. – Дошли наконец.

Нужное место искали недолго. Боголепов уверенно указал на понурую осину с поврежденным стволом, росшую чуть в стороне от дороги.

– Вот здесь валялся «Форд», – сказал он. – Очень приличная тачка, между прочим. Мы рассчитывали, что кто-то предъявит на нее права, но до сих пор никто не обращался. Как, кстати, и за телами погибших. И здесь же топталось все это слоновье стадо, из-за которого потом не было смысла искать какие-то следы.

Гуров пристально рассматривал место, на котором разыгралась трагедия. За исключением поврежденной осины, сейчас ничто здесь не напоминало об этом. Зеленели кусты и трава, горело солнце на верхушках деревьев, щебетали птицы.

– Мы там у себя интересовались, что это за фирма – «Маркет-Тим», – сказал Гуров, не прерывая своего занятия. – Так вот – такой фирмы практически не существует. Грубо говоря, это какая-то афера. После смерти этих двоих мыльный пузырь лопнул. Доскональная проверка еще впереди, но главный вывод можно уже сделать. Так что вряд ли кто-то в ближайшее время обратится к вам по поводу этих покойников и их имущества.

Он повернулся и медленно побрел вдоль обочины, глядя себе под ноги. Земля здесь была еще влажной, но трава над ней уже поднялась, скрыв последние следы, которые оставили здесь люди. Но именно в траве Гуров увидел эту странную бумажку. Возможно, кому-то другому она не показалась бы такой уж странной – замусоленный, мятый обрывок. Но Гуров смотрел на это несколько иначе. В этой бумажке было что-то удивительно знакомое, но никак не вязавшееся с тем антуражем, который окружал ее в настоящий момент. Гуров наклонился и поднял из-под куста клочок бумаги. Это был обрывок банковской денежной упаковки.

Глава 5

Вернуться в пансионат Гурову и Крячко удалось только к вечеру. Но сначала с ними произошла не слишком приятная история. Усиленная с некоторых пор охрана объекта под названием «Тихая гавань» принесла свои плоды, и всех их, включая Боголепова, задержал на дороге милицейский патруль. Никакие удостоверения и доводы на патруль не подействовали. Капитан, его возглавлявший, лишь монотонно бубнил об отсутствии у задержанных пропусков и об особом распоряжении областных властей, которые он обязан строго выполнять. Московских начальников он нисколько не боялся, и, видимо, был по-своему прав.

Гуров надеялся, что разбираться их поведут прямо к авторам особого распоряжения, но так далеко дело не зашло. Всех троих просто доставили на контрольно-пропускной пункт, который они так ловко обошли, а оттуда на служебной машине отвезли в город – в управление внутренних дел.

Впрочем, далее все развивалось абсолютно мирно и цивилизованно. Следователя Боголепова вообще тут же отпустили на все четыре стороны, и больше ни Гуров, ни Крячко его в тот день не видели. А Гурова почти без проволочек и совершенно неожиданно проводили к начальнику управления, генералу Томилину, которого Боголепов охарактеризовал как человека непростого и труднодоступного. Но вначале Гуров еще успел познакомиться с местным уголовным розыском, а конкретно – с его представителем опером Маштаковым, который занимался убийством московских бизнесменов.

Знакомство было предельно мимолетным – Маштаков нарисовался будто ниоткуда, выплыл из-за спины дежурного, представился почтительно, но сдержанно и посетовал, что с Гуровым вышел такой казус, но призвал не обижаться, потому как что ни говори, а милиция лишь выполняет требования власти и тут нет ничего личного. Маштаков показался Гурову человеком ничем не примечательным и не слишком энергичным. Он был больше похож на кабинетного работника, утомленного цифрами, чем на заядлого сыщика, коим по идее должен был являться, раз уж его назначили на это дело. Но хорошенько присмотреться к Маштакову Гуров не успел, потому что тут уже последовало приглашение пройти к генералу.

Начальник местного управления оказался жилистым, подтянутым человеком, хорошего роста, с узким суровым лицом, на котором даже очки в тонкой оправе смотрелись как-то угрожающе. Судя по всему, генерал предпочитал форме обычный костюм, но даже тот выглядел на нем так, будто задумывался и шился как мундир, но в последний момент портной передумал и не пришил погоны.

Гуров представился по всей форме, доложил цель своей командировки. Томилин выслушал его с непроницаемым лицом, кивнул и предложил садиться.

– Долго вас не задержу, полковник, – сказал он неприятным, почти без интонаций голосом. – О вашем приезде я, конечно, был предупрежден, но, признаться, несколько удивлен, что вы сами не пришли ко мне.

– Решил с ходу включиться в работу, – сказал Гуров. – Поскольку уж оказался в том районе. По распоряжению администрации нас с коллегой поселили в пансионате…

– Я в курсе, – перебил его Томилин. – Собственно, я и рекомендовал это место. А что касается вашего служебного рвения, то я только приветствовал бы его, если бы не одна деталь. Не согласовав свои действия с нами, вы сразу же попали в неловкое положение. Боюсь, что если вы придерживаетесь такого стиля работы, то подобные случаи будут повторяться.

– Это легко исправить, – заметил Гуров. – Вам нужно только создать нам режим наибольшего благоприятствования. То есть, по-другому говоря, я надеюсь на плодотворное сотрудничество.

– А у меня сложилось впечатление, что вы предпочитаете действовать в одиночку, – сурово сказал генерал.

– Бывает по-всякому, – ответил Гуров. – Но, кстати, сегодня мы действовали в тесном контакте с представителем вашей прокуратуры. Следователь Боголепов был с нами, если вы в курсе.

– И каковы же итоги ваших, гм, изысканий? – не слишком приветливо спросил генерал. – Стоило ли ходить кругами, чтобы попасть туда, куда мы сами собирались вас доставить?

– Видите ли, преступники тоже ходили кругами, – сказал Гуров. – Нам хотелось понять ход их мыслей.

– И что же вы поняли? – спросил Томилин.

– Пока немного, – признался Гуров. – Да и ваши люди не дали нам возможности осмотреться.

– У моих людей приказ никого не допускать на закрытую территорию, – строго заявил Томилин. – Без особого разрешения. И вообще, не вижу смысла вести в том районе какие-либо поиски. Все там осмотрено и запротоколировано. Да и непогода там хорошо поработала. Не представляю, что там можно найти.

– В лесу мы нашли следы автомобиля со специальными шинами. В принципе, на такой резине преступники могли прорваться. К тому времени, как их начали искать, они были уже очень далеко.

– Мы пришли к такому же выводу, – сказал Томилин. – Скорее всего, преступники были залетными птицами. Возможно, оттуда же, откуда и их жертвы.

– Из Москвы то есть? – отозвался Гуров. – Не исключено. Но в таком случае вызывает удивление отличное знание местных условий. Убежден, что готовилось преступление здесь, на месте, и в этой связи было очень важно знать, с какой целью представители «Маркет-Тим» вступали в контакт с местной администрацией.

– Ну, это не мой вопрос, – кисло сказал Томилин. – Возможно, в администрации сумеют ответить на ваш вопрос… Но, по-моему, тут нет никакой связи. Все это просто недоразумение.

– Я так не думаю, – возразил Гуров. – Смотрите, убиты два человека. Никаких следов ограбления. В таком случае каков мотив убийства? Заказуха? Странное место для этого выбрано. Считаю, что убийство совершено по корыстным мотивам. Просто предмет этой корысти…

– Прошу меня простить, полковник, но подробности вам лучше обсудить с нашим оперуполномоченным, который занят этим делом. А я, к сожалению, не могу продолжать разговор – дела. Но я надеюсь, что мы поняли друг друга?

– Я и сам на это надеюсь, – охотно подтвердил Гуров. – Ведь цель у нас с вами общая.

– Цель – это еще не все, – многозначительно заметил Томилин. – Важно, какие средства мы применяем для достижения этой цели, полковник.

На этой ноте разговор закончился, и Гуров вернулся в дежурную часть, где его дожидался Крячко, который уже вполне освоился на новом месте и непринужденно болтал с окружавшими его милиционерами. Видимо, от генерала уже поступило соответствующее распоряжение, и больше никаких претензий Гурову и Крячко не предъявляли. Опер Маштаков даже предложил подбросить их на машине до пансионата.

И тут Гурову пришла в голову интересная мысль.

– Послушай, Маштаков, – сказал он. – Раз уж мы так лихо взялись за дело, то, может, не стоит терять времени и дальше? В пансионат мы всегда успеем. Давай лучше сгоняем в одно место, о котором тебе наверняка известно лучше нас.

– Что за место? – с тревогой спросил Маштаков.

– Говорят, у вас тут есть рисковые ребята, которые по горам на мотоциклах катаются, – пояснил Гуров. – Или на джипах – это уж я не знаю. На колесах, одним словом. Очень хотелось бы к ним заглянуть.

Маштаков казался удивленным.

– Вы это серьезно? – недоверчиво сказал он. – Есть такая необходимость? Или вы просто интересуетесь? В принципе можно туда съездить. Я, правда, ни с кем из них не знаком, но где эти ребята тусуются, знаю. У нас в отделе был водитель – он как раз к ним все время бегал. Потом он в Белоруссию уехал – к тетке.

– Вот и отлично, – обрадовался Гуров. – Тогда давай прямо туда и смотаемся. Мы недолго. Я только задам пару вопросов.

Маштаков не возражал. К экстремалам поехали втроем. Оказалось, что базируется эта экзотическая организация почти на краю города, в стареньком одноэтажном домишке, где когда-то размещалось почтовое отделение. Во дворе стоял бетонный гараж, возведенный явно гораздо позже основного здания. Несмотря на конец рабочего дня, обстановка здесь была трудовая. Несколько крепких неразговорчивых парней возились в гараже, копаясь в моторе вездехода, а в доме, в кабинете с настежь распахнутой дверью сидел озабоченный человек в ветровке и сердито листал какие-то бумаги. Появление людей из милиции нисколько его не обескуражило.

– Знаю, что вы скажете! – сварливо заявил он. – И сразу предупреждаю – вы явились не по адресу. Мы – автомобилисты. У нас двигатели внутреннего сгорания, представляете, да? Парашюты, парапланы, вся эта чепуха нас не интересует. Так что никто из наших с телевышки не прыгал. Вы зря теряете время.

У него было мужественное, обветренное лицо, крепкие скулы и великолепные зубы, которыми, наверное, можно было перекусывать проволоку. Однако его запальчивость и странные слова вызвали у Гурова некоторое недоумение. Он вопросительно посмотрел на Маштакова. Тот слабо улыбнулся и пояснил:

– Вчера какой-то умник с телевышки сиганул. На парашюте. Сейчас этих чокнутых море развелось. Их даже штрафы не пугают… Да что им штрафы, когда они жизнью рискуют! Чокнутые, я же говорю. Его теперь ищут, вот товарищ и подумал…

– Ах вот оно что! – сообразил наконец Гуров. – Нет, мы не по этому вопросу. Тем более что приехали мы издалека, из Москвы.

– Из Москвы? – удивился обветренный человек. – И сразу к нам?

– Ну, не сразу, – признался Гуров. – А после некоторого размышления. Вы здесь кто?

– Я тут самый главный, – сурово заявил человек. – Председатель общества. Сорокин Олег Иванович. Разруливаю проблемы, оплачиваю счета, ищу деньги, казню и милую. Вашего брата перевидал, надо сказать, до черта, и никого из вас не боюсь.

– А зачем нас бояться? – улыбнулся Гуров. – Мы всего лишь хотим попросить вас помочь разрулить одну проблему.

– А я смогу? – насторожился Сорокин.

– Трудно сказать, – пожал плечами Гуров. – Но я сильно на это надеюсь. Вот скажите, если в городе объявляется машина, обутая в специальные шины – ну вроде тех, что вы используете для своих вылазок, – это чистая случайность или без вашего участия это не обошлось?

Сорокин поднял одну бровь и очень внимательно посмотрел на Гурова, а потом и на Крячко с Маштаковым.

– Та-а-к! – сказал он затем зычно. – Только этого мне еще не хватало! А можно без экивоков, товарищ полковник? Кто-то из наших натворил что-то? Вы уж выкладывайте сразу…

– Не лезь поперек батьки в пекло, Сорокин! – строго прикрикнул на него Маштаков. – Тебе вопрос задали – отвечай! Человек из центра, можно сказать, по особому поручению, а ты тут концерты разыгрываешь!

– Да ничего я не разыгрываю! – с досадой сказал Сорокин. – У меня экспедиция на Памир срывается! Спонсоры подвели, и вообще… А тут еще эти шины! А на вопрос я так отвечу, товарищ полковник, – всякое в жизни случается, может, такие шины кто-то сам надыбал, но, вернее всего, без нас тут не обошлось. Так что давайте, выкладывайте, бейте прямо в темечко! Что там мои натворили?

– Какой-то вы нервный для экстремала, Олег Иванович! – сочувственно сказал Гуров. – Я вот, например, ни сном, ни духом – ваши натворили или не ваши… Я ведь вас только насчет резины спросил. Сами же говорите, мог кто-то и по своей инициативе машину обуть.

– Мог, – успокаиваясь, сказал Сорокин. – Но вряд ли. Вы все-таки открыли бы карты. Я человек занятой, конкретный. Экстремалы – это которые с вышек сигают, а у нас точный расчет и техническое обеспечение.

– Ну раз так, придется с вами начистоту, – шутливо сказал Гуров. – Вы, наверное, слышали про убийство в районе «Тихой гавани»?

– Еще бы! – сказал Сорокин. – Так вы из-за этого приехали? Тогда все понятно.

– Правда? А мы вот еще многого не можем понять. Но есть соображения, что с места преступления бандиты уехали через лес на машине. А чтобы не завязнуть, поставили специальные колеса.

– Да, местность там сильно пересеченная, – согласился Сорокин. – Но при желании продраться можно. Даже очень свободно. Даже в дождливую погоду.

– Ну вот кто-то и продрался, – сказал Гуров. – Но один из бандитов был убит. Его тело находится в городском морге. До сих пор не опознано. Не откажете нам в любезности на него взглянуть? Вдруг вам известен этот человек?

– Ну что, это серьезный вопрос, – заключил Сорокин. – С моей стороны было бы неумно отказываться. Прямо сейчас поедем?

Гуров посмотрел на Маштакова.

– Мы сумеем сейчас попасть в морг, Дмитрий Семенович?

– Пожалуй, – ответил Маштаков, глядя на часы. – Только нужно предварительно позвонить. У вас здесь есть телефон?

– У нас есть телефон, – с гримасой отвращения сказал Сорокин. – Но он временно отключен за неуплату. Мобильник у меня тоже не оплачен…

– Возьмите мой, – сказал Гуров, передавая Маштакову телефонную трубку.

– Пока вы будете договариваться, я предупрежу ребят, – заявил Сорокин, грудой сваливая бумаги со своего стола в ящик. – Хватит с меня на сегодня этого экстрима!

Гуров вышел вслед за ним во двор. Сорокин замахал руками и зычно крикнул:

– Володя! Я ушел! Сегодня уже не вернусь. Закроете тут все, понятно?

Из гаража высунулся кудлатый парень с перемазанным машинным маслом лицом и, вращая глазами, прокричал в ответ:

– Уходишь, Иваныч? А нам еще париться часа четыре, не меньше! Ты по сальникам когда нам что-нибудь скажешь?

– Когда рак на горе свистнет! – сердито ответил Сорокин и погрозил кулаком. – Дверь заприте, не забудьте! Ключи на гвоздике.

Появился Маштаков в компании Крячко и сказал:

– Эксперт на месте, можно ехать.

До морга доехали быстро. Судебный медик, грузный, усталый человек с усами, как у Буденного, провел их в холодное помещение, где хранились трупы. Санитар в кожаном фартуке прикатил откуда-то носилки, накрытые сероватой простыней.

– Нервных, надеюсь, здесь нема? – мрачно спросил доктор. – А то выглядит он, прямо скажу, впечатляюще. У некоторых от такого зрелища срыв бывает. Душевный.

– У нас, доктор, даже похмелья не бывает, – успокоил его Крячко. – Мы тут все стойкие, как оловянные солдатики. Так что о душе нашей не беспокойтесь.

– Мое дело предупредить, – равнодушно сказал врач, откидывая покрывало с лица покойника.

Гуров и Крячко уже знали, что им предстоит увидеть. Но Сорокин не был готов и невольно содрогнулся.

– Ого! – сказал он с чувством. – Кто это так его?

– Кто его – уже не имеет значения, – сказал Гуров. – Сейчас важно понять – кто он такой.

Сорокин почесал в затылке и, болезненно морща лоб, заставил себя еще раз взглянуть на мертвое тело. Зрелище собой оно действительно представляло малопривлекательное – окоченевшее, желтое, с грубыми следами вскрытия, а то, что осталось от лица покойника, невозможно было описать никакими словами.

Сорокин рассматривал труп довольно долго – минуты две, – хмурился и чесал в затылке. А потом неожиданно сказал с оттенком удивления в голосе:

– А ведь, пожалуй, я действительно знаю этого человека! Боюсь ошибиться – все-таки когда не видишь лица… Но по общему впечатлению… Знаете, этот тип и в самом деле имел к нашему обществу самое прямое отношение. Но мы давно с ним расстались. И, между прочим, по весьма щекотливой причине. Как я уже говорил, мы частенько ездим по стране, да и за кордон иной раз выбираемся. Этот парень к нам попал после армии. Водила – ас! Тут без комментариев. Но надо сказать, что с головой у него было не все в порядке. За рулем он вообще ничего не боялся, а по жизни был нытик и зануда. Перелаялся со всеми ребятами. Вдобавок поймали мы его на самой настоящей уголовщине. Оказалось, что он был кем-то вроде курьера – наркотики, оружие… Мы его поймали, когда он с Кавказа два ствола вез.

– В милицию сообщали? – деловито поинтересовался Маштаков.

Сорокин привычным жестом почесал затылок.

– Ну, если честно, то не сообщали, – признался он. – Решили сами разобраться, не выносить сор из избы. Стволы утопили, а этому накостыляли и наказали не приближаться к нашей базе на пушечный выстрел.

– Молодцы! – саркастически заметил Маштаков. – Покрыли, значит, опасного преступника? А он вон где всплыл. Два трупа на нем – это как? Вот к чему приводит такая политика, гражданин Сорокин! Между прочим, ваши такие действия прямо попадают под статью…

– Я ведь с вами по-людски, – хладнокровно сказал Сорокин. – Чтобы следствию помочь. Мог бы и не рассказывать. Не видел и не видел. Ищите сами, господа сыщики! А насчет статьи – это еще бабушка надвое сказала. Мало ли чего с языка сорваться может. Не докажете факта! У меня ребята – кремень…

– Ладно-ладно, не кипятитесь, – поморщился Гуров. – Никто не собирается вам шить уголовное дело. Что выросло, то выросло. Спасибо, что хоть сейчас решились сказать правду. Нам крайне необходимо было знать, что это за человек. Если вы не ошиблись, то честь вам и хвала. Давайте дальше продолжим наш конструктивный диалог. Теперь пора бы назвать имя этого человека.

– Стаканов Павел Валентинович, – зло блеснув глазами в сторону Маштакова, ответил Сорокин. – Прозвище у него еще было – Мельница. Видите, руки какие длинные – из-за них так и прозвали. Но не мы – просто я слышал, как его кореша называли.

– Кореша? – насторожился Гуров. – Знаете его корешей?

– Слава богу, незнаком, – отрезал Сорокин. – Но видеть доводилось. Отвратные типы. Стаканов и сам был не красавец, но дружки у него – форменные ублюдки. Да, вот вспомнил! Приходил к нему один – волосатый, слюнявый, видно, что год не мылся. Так Стаканов его так и называл – Косматый. Вот и все мои сведения. Так что ищите Косматого, если что.

– Спасибо, обязательно найдем, – пообещал Гуров. – Давайте заодно уж и адрес вашего Стаканова – или не помните?

– Как это не помню? – обиделся Сорокин. – Я про тех, с кем работал, все помню. Настоящий руководитель так и должен – ни одной мелочи не упускать. А живет Стаканов… Или жил? Вот уж не знаю, как сказать, все-таки нет у меня полной уверенности… Но по сложению, по рукам – точно он. Одним словом, адрес у него такой: улица Комсомольская, дом шестьдесят четыре – это частное владение, с гаражом, с огородом… кстати, у Стаканова свой «УАЗ» был. Старенький, но он его вылизал так, что тот лучше нового стал. По этой части Стаканову равных не было, где угодно могу это подтвердить. Не удивлюсь, что он и специальную резину про запас имел. Он на это тоже был мастер – доставать да тибрить, что плохо лежит. Вполне мог и у своих украсть. Пропадала у нас резина, было дело, но поскольку доказательств у меня нет, то и говорить не о чем.

– Ясно, – сказал Гуров и просветленным взглядом посмотрел на Крячко. – А ведь это настоящая удача, Стас!

– Если только Олег Иванович руки не перепутал, – засмеялся Крячко.

Глава 6

Опер Маштаков оказался не таким уж безынициативным, как думалось вначале Гурову. Сразу же после морга он повез московских гостей на Комсомольскую улицу, разыскал участкового, поднял на ноги всех соседей и выяснил много интересного. Полученная ими информация подтверждала, что Сорокин не ошибался.

Ближайшие соседи Стаканова в один голос утверждали, что не видели его уже дней пять – с того самого дня, как прошел этот жуткий ливень, а в «Тихой гавани» прикончили каких-то залетных коммерсантов. Никто не связывал это громкое убийство с личностью Стаканова, но отзывались о нем соседи весьма неоднозначно. По их словам, был он человеком больших талантов, но исключительно скверного характера. Мог за так помочь отремонтировать машину, потратив на это целые сутки, но при этом же облаять облагодетельствованного им человека самыми последними словами, а то и вообще в драку кинуться. Поэтому в последнее время все старались держаться от него подальше.

Своя машина у Стаканова была – «УАЗ» с брезентовым верхом. Возился он с ней постоянно – можно сказать, из гаража не выходил. Насчет колес и прочих усовершенствований никто ничего вразумительного сказать не мог, потому что Стаканов никого в свои владения не звал, а навязываться ему, в силу известных причин, никто не хотел. Но машина у него бегала как зверь – в любую погоду и по любой трассе.

Что касается контактов Стаканова, то здесь больше помог участковый, который совершенно неожиданно сообщил, что Косматого знает отлично и мнения о нем самого скверного. Косматый, он же Сергей Николаевич Ребров, нигде не работал и не учился, после армии занимался чем попало, водил дружбу с уголовниками и наркоманами, несколько раз влипал в истории, но все как-то сходило ему с рук. Задерживали его и с холодным оружием, и с наркотиками, и на мелких кражах он попадался, но то ли откупался, то ли еще как-то выкручивался, и до суда дело так и не дошло.

– Я почему его знаю? – объяснял участковый инспектор Воинов, невысокий, вихрастый, абсолютно мирного вида парень. – Вообще-то он из другого района, но в последнее время он часто у своей бабы живет, у Машки Воронцовой, а это в двух кварталах отсюда. Там вообще осиное гнездо, а эта Машка – шалава, каких свет не видывал. Но при том все законы знает, в дом может и не впустить – под настроение. Неприкосновенность жилища, говорит. Под вечер к ней вообще лучше не ходить. Во-первых, там пьянка наверняка будет, и толку от нее никакого не добьешься. Тем более, по правде сказать, что-то я давно в наших краях этого артиста не видел. Может, закончилась у него с Машкой любовь?

На такой интимный вопрос ответить участковому никто не смог, но, принимая во внимание все сказанное, Гуров решил отложить визит к Воронцовой на утро, в надежде, что к тому времени последствия возможной пьянки уже сгладятся и можно будет надеяться на диалог.

Договорившись с Маштаковым и Воиновым встретиться в восемь часов утра на углу Комсомольской улицы, Гуров и Крячко уехали в пансионат автобусом. Поспели как раз к ужину. Ужин оказался совсем не плох, хотя на этот раз он протекал без участия директора. Видимо, у того закончился рабочий день или он нашел себе занятие поинтереснее, чем опекать беспокойных гостей.

Поднялись наутро очень рано, и тут выяснилось, что добраться до города просто не на чем. Завтраком тоже еще даже не пахло, и этот факт привел жизнерадостного Крячко в состояние полной меланхолии.

– Вот так всегда и бывает, – ворчал он, бреясь перед зеркалом в ванной комнате. – Сначала обещают золотые горы, предлагают вина и устриц, а потом бросают тебя на произвол судьбы. Если бы я знал, что кормить будут от случая к случаю, то категорически не согласился бы на эту командировку. Просто пошел бы к генералу и сказал, что я уже не мальчик…

Он еще долго разглагольствовал бы на эту тему, но тут в дверь к ним постучались. Гуров пошел открывать и увидел на пороге улыбающегося и свежего Боголепова.

– Уже на ногах? – бодро спросил он. – А я боялся, что разбудил. Думаю, а вдруг вчера по случаю торжественной встречи в управлении МВД закатили банкет, и я теперь совсем некстати?

– Как же, банкет! – саркастически отозвался из ванной Крячко. – Пивом никто не угостил. А могли бы – в качестве извинения за неправомерное задержание.

– Однако же все закончилось благополучно? – посмеиваясь, спросил Боголепов. – В узилище вас не заточили? А я вчера, как только разобрались, рванул на то место, где мы машину оставили. Вот был бы номер, если бы угнали транспорт, числящийся за прокуратурой! Транспорт, правда, старенький, списывать давно пора, но все равно неудобно. К счастью, на наш «москвичонок» никто не позарился. Но вернулся я уже поздно – там еще коробка барахлить начала по дороге… А у вас как дела? Подписали договор о сотрудничестве с местными коллегами?

– Пока только устный, – ответил Гуров. – Но дела у нас идут неплохо, Павел Сергеевич. Боюсь сглазить, однако вчера мы нашли человека, который опознал убитого бандита. Сами, в общем-то, не чаяли, не гадали… – и Гуров рассказал Боголепову последние новости.

– А вы времени не теряете, господа полковники! – с уважением заметил Боголепов. – Хотя, конечно, тут есть и определенная доля везения, и вопрос еще решен не окончательно, но все равно – это шаг вперед. Значит, говорите, Косматый?

– Да, произносим это имя с трепетом, – с иронией сказал Гуров. – Рассуждение простое. Косматый – друг Стаканова. Косматый, по словам участкового, законченный криминальный тип. Так что они вполне могли быть там, у «Тихой гавани», оба. Поедешь с нами или предпочитаешь получить письменный отчет?

– Я бы выбрал, конечно, отчет, – ухмыльнулся Боголепов. – Но поеду с вами. Куда мне деваться? Сам заварил, сам и расхлебывай. Хотя, по правде сказать, надежда на то, что мы в этом бардаке получим ответы на наши вопросы, слабая. Этот Косматый, если в деле участвовал, давно уже смылся. Говорит же участковый, что не видел его в эти дни. Значит, залег он куда-то. А здесь мы только его барышню увидим, неприбранную и пьяную. Ну, может быть, прихватим парочку собутыльников.

– Вот и прекрасно! Ум хорошо, а два лучше! – заявил Гуров. – Да и барышня наверняка что-то знает.

– Только вы как хотите, а я должен позавтракать! – сказал выбритый и сердитый Крячко, появляясь из ванной. – Поэтому давайте все делать быстро. Одна нога здесь, а другая в буфете.

Боголепов пообещал, что сразу же после визита к Воронцовой отведет их в столовую, где питаются работники прокуратуры.

– Кормят там, между прочим, вполне прилично, – заверил он.

– Еще бы! – сказал Гуров.

Ровно в восемь часов они были на углу Комсомольской улицы. Маштаков с Воиновым уже их поджидали, о чем-то лениво беседуя. Чувствовалось, что предстоящее мероприятие никого из них особенно не волнует. Видимо, Маштаков рассуждал примерно так же, как следователь, а для участкового все это вообще было привычной рутиной, разве что присутствие таких серьезных чинов из столицы его немного подстегивало.

Боголепов, как выяснилось, был знаком не только с Маштаковым, но и с Воиновым тоже, поэтому обмен приветствиями был предельно коротким. Решили немедленно приступать к делу.

– Я сейчас, когда сюда направлялся, специально мимо Машкиного дома прошел, – сообщил участковый. – Тихо у нее. Наверное, не очухались еще. Или с бодуна маются. В таком случае бутылку покажи – все расскажут, что было и чего не было! – усмехнулся он.

– А больше, конечно, чего не было, – убежденно заметил Гуров. – Поэтому обойдемся без бутылки. Сделаем так – мы с лейтенантом зайдем с парадного входа, попросимся в гости. Остальные рассредоточатся вокруг дома на предмет возможного исхода возможных обитателей. Не думаю, что их должно быть много, раз лейтенант говорит, что там тихо.

– Что будем делать, если откажется пускать? – деловито спросил Воинов.

– Постараемся уговорить, – покачал головой Гуров. – Ну а не получится – тогда обычным порядком. Вызовем гражданку повесткой. Не явится – приведем силой. Но, я думаю, этого не понадобится. Если она ничего не знает, то какой ей смысл прятаться? А если знает – тем более конфликт с властями ей ни к чему. Я больше боюсь, что эта гражданка наврет нам с три короба. Такие особы любят трепать языком.

– А ты, Лев Иваныч, пообещай ей, что мы ее привлечем за содержание притона, – подсказал Боголепов. – Может, поостережется тогда.

– Лишнего не надо, людей напугаем. Попробуем сначала по-хорошему, – возразил Гуров.

Он махнул рукой участковому и направился к дому, в котором жила Воронцова. Это было добротное строение, с недавно выкрашенной крышей и аккуратным забором. Какой бы образ жизни ни вела гражданка Воронцова, но за порядком у себя она следила. Дворик у нее был совсем маленький, и росли там две какие-то чахлые яблони, скорее для тени, чем ради урожая. По соседству располагались такие же частные дома, окруженные заборами.

Инспектор Воинов по-хозяйски отворил калитку и почтительно пропустил Гурова вперед. Они вошли во двор. Там было пусто. У крыльца стояла собачья конура, но собаки в ней не было.

– У этой Машки даже собаки дохнут, – сообщил Воинов. – Ни одна не задерживается. Вот недавно еще одна сдохла. В чем причина – неизвестно. Кормит она их чем-то таким, что ли?

Они поднялись на крыльцо, и лейтенант грозно стукнул несколько раз кулаком в дверь. Тишина в доме сменилась неясным шумом, словно кто-то в потемках шарахался, задевая за все углы. Гурову показалось, что в окне промелькнула чья-то тень.

Потом шум утих, и участковый снова забарабанил в дверь.

– С первого раза никогда не выходит, – авторитетно пояснил он. – Абсолютно несознательная гражданка.

– Ну так женщина же, – подмигнул Гуров. – Прическу поправить надо? Глаза подвести…

– Представляю, какие сейчас у нее глаза! – фыркнул Воинов.

За дверью грохотнуло, и тревожный женский голос спросил:

– Чего надо?

– Гражданка Воронцова, откройте! – строгим голосом произнес Воинов. – Я ваш участковый. Поговорить надо.

– Ты со своей женой разговаривай! – посоветовали из-за двери. – А по чужим женщинам нечего ходить. Ишь, поговорить ему захотелось!

– Ты, Воронцова, не дури! – начиная волноваться, сказал Воинов. – Хочешь, чтобы тебе повестку прислали? Не хочешь здесь беседовать, будешь в кабинете у следователя – с протоколом. Ты этого добиваешься?

За дверью наступило молчание, а потом послышался тяжелый вздох, почти рыдание.

– Ох, как же вы мне надоели! – сказала Воронцова. – Как собаки! Чего вам от меня надо?

– Ты дверь открой, а мы скажем, чего надо, – проворчал Воинов. – И не тяни резину. Тут не только я. Тут к тебе важный человек из Москвы. Полковник!

– Чего? – недоверчиво спросила Воронцова. – Из какой такой Москвы? С какого это бодуна ко мне полковника занесло? И вообще, не могу я открыть – я не одета.

– Так оденься! – начал терять терпение Воинов. – Ох, доиграешься ты, Воронцова!

– Послушайте, Мария! – включился в переговоры Гуров. – В самом деле, откройте! У нас к вам очень важное дело. Речь идет об убийстве, и вы обязаны дать показания. Вы же умная женщина и должны понимать, что прокуратура…

– Я никого не убивала, – испуганно сказала Воронцова. – Что это вы такое несете? И ни про какое убийство не слышала. Какие еще показания?

– Нам нужно задать вам несколько вопросов про вашего знакомого, – терпеливо объяснил Гуров. – Про Реброва Сергея Николаевича. Вы ведь его знаете?

– Никого я не знаю! – быстро ответила Воронцова, но в голосе ее уже явно слышалась паника.

– Это уж совсем глупо, Воронцова! – сердито крикнул Воинов. – Я тебе хоть сто свидетелей найду, понятно? А за ложные показания знаешь что бывает?

За дверью послышался шорох, и Воронцова прерывающимся голосом сказала:

– Я сейчас… Оденусь только… Одна минута… – было слышно, как она метнулась в дом.

– Не нравится мне это, – глубокомысленно заметил участковый. – Долго она нас манежить будет? Совесть у нее точно нечиста, товарищ полковник. Как бы уж не сбежала.

– Куда же ей бежать? – пожал плечами Гуров. – Кругом наши люди.

Прошло минуты две, и вдруг дверь будто сама собой отворилась. На пороге возникла молодая, но уже слегка оплывшая женщина в синем халате и бархатных тапочках. Лицо женщины можно было бы назвать миловидным, если бы не воспаленные глаза и похмельные отеки под ними. Впрочем, держаться Воронцова старалась бодро и даже пыталась кокетничать. Опершись плечом о косяк двери, она обворожительно улыбнулась и совсем другим уже голосом сказала:

– Не даете покоя бедной женщине! А если у меня личная жизнь? Если у меня сейчас любимый мужчина, единственный? Если у меня в отношении него намерения? А вы сейчас всю мою судьбу рушите!

– У тебя, Воронцова, этих единственных – воз и маленькая тележка, – ворчливо сказал Воинов. – И свою судьбу ты сама планомерно рушишь уже который год, мы тут ни при чем. Мы тебя не про личную жизнь пришли спрашивать, а про твои отношения с подозреваемым Ребровым. Когда человека милиция разыскивает, это уже не личная жизнь.

– Да я сто лет вашего Реброва не видела! – высоким голосом сказала Воронцова. – У нас с ним давно кончено. У меня теперь другой мужчина, понятно?

– Он сейчас здесь? – спросил Гуров.

Воронцова остановила на нем томный взгляд и сказала:

– А вы и есть тот самый полковник из Москвы? Очень похожи, между прочим. Шикарный мужчина – не то что наши мешки. И вы хотите знать, кто лежит в моей постели? Вот уж не ожидала от москвича.

– Не надо заговаривать нам зубы, – посоветовал Гуров, которому очень не нравилось, что Воронцова по-прежнему не дает им войти в дом. – Чем скорее и искреннее вы ответите на наши вопросы, тем скорее этот разговор закончится, и вы сможете заняться вашей личной жизнью. Давайте пройдем в дом и поговорим спокойно.

Воронцова не только не последовала этому совету – Гурову даже показалось, что она специально вжалась всем телом в дверной косяк и, выставив вперед полную ногу, напрягла мышцы, словно намереваясь стоять насмерть, но не пропустить милиционеров в дом никоим образом. Такое положение озадачило Гурова – вступать в сражение с полупьяной женщиной ему совсем не хотелось. Но в дом обязательно нужно было попасть. Что-то там было нечисто.

И в этот момент произошло событие, которое разом сняло все вопросы. Где-то в глубине дома снова послышался шум, а потом с улицы донесся истошный крик Маштакова:

– Куда, сволочь? Стоять!

И сразу вслед за этим грохнуло два беспорядочных выстрела. Воронцова всплеснула руками, побледнела и, придерживая разлетающиеся полы халата, промчалась мимо Гурова с Воиновым по ступеням и с криком: «Сереженька!» – выскочила на улицу. Гуров подтолкнул Воинова в спину.

– Участковый, проверьте дом! – приказал он и побежал вслед за женщиной.

За воротами творилось что-то невообразимое. Под ближайшим кустом сирени лежал опер Маштаков, который трясущимися от волнения руками заряжал свой табельный пистолет, с тоской глядя в перспективу улицы, по которой зигзагами бежал какой-то сутулый человек с длинными неопрятными волосами и тоже с пистолетом в руке. На нем была синяя рубашка, выбившаяся из брюк – видимо, одеваться ему пришлось в страшной спешке. Наружное окно в доме Воронцовой было распахнуто. Сама она, словно одержимая, мчалась вслед за Косматым, что-то нечленораздельно крича. Случайные прохожие шарахались в стороны и старались побыстрее убраться с улицы.

Гуров огляделся по сторонам. Крячко нигде не было видно. Косматый, проявляя недюжинную прыть, убегал все дальше и в любую секунду мог исчезнуть. Вдруг Гурова окликнули. Он обернулся и увидел Боголепова, который махал ему рукой из окна машины.

– Лев Иваныч, прыгай скорее! – крикнул он, притормаживая рядом.

Гуров в одно мгновение очутился на заднем сиденье «Москвича». Боголепов нажал на газ. Косматый услышал шум мотора и обернулся. Пистолет плясал в его руке. Страшно оскалившись, он выстрелил по машине, но не попал и побежал к ближайшему забору.

– Вот так попали, на ровном месте и мордой об асфальт! – пробормотал сквозь зубы Гуров. – Жми, Пал Сергеич! Уйдет ведь!

– Уйдет – ладно, – крикнул Боголепов. – Если он, гад, заложника возьмет – вот это будет труба!

Настичь Косматого удалось в самый последний момент – он уже примеривался перемахнуть через чужой забор. Но, увидев летящую на него машину, запаниковал, отскочил в сторону и, уже падая, снова выстрелил.

Пуля прошила салон насквозь, войдя в окошко над головой Боголепова и выйдя через крышу. Гуров слышал скрежет, с каким пуля разрывала железо…

Боголепов нажал на тормоз – «Москвич» занесло и швырнуло на забор. Затрещали доски. Гуров нажал на ручку дверцы и вывалился на асфальт. Одновременно с ним выскочил из машины и Боголепов.

Косматый, уже поднимавшийся на ноги, не целясь, пальнул из пистолета в сторону Гурова. Пуля прошла так близко, что Гуров ощутил горячее дыхание выстрела на своем лице, но упрямо, как бык на корриде, бросился на Косматого, внимание которого на мгновение переключилось на Боголепова.

Косматый успел выстрелить и в следователя, но в решающий момент Гуров навалился на него, ударил по руке, и пуля чиркнула об асфальт.

– Ах, сука! – простонал Косматый и, боднув Гурова головой, попытался вырваться.

Но уже рядом был Боголепов, который с ходу врезал Косматому носком ботинка в голень и сбил с ног. Вдвоем они скрутили Косматого, вырвали из руки пистолет и надели наручники.

– Отдохни пока! – сказал Гуров, потирая ушибленный лоб. – А то набегался, болезный… Еще и с похмелья небось?

Косматый извивался на земле, сыпля ругательствами и выкатывая желтоватые глаза.

– Всех порежу, падлы! Всех, до седьмого колена! – орал он в исступлении.

– Библейским языком заговорил! И волосы до плеч… – задумчиво разглядывая его, сказал Боголепов. – Не поповского ли звания товарищ? А машинка у него серьезная – «стечкин»! Повезло нам с тобой, Лев Иванович, что стрелок из него никудышный, а то бы чем сейчас дырки затыкали? – закончил он, взвешивая на ладони тяжелый пистолет.

Гуров оглянулся. Ему очень не хотелось, чтобы Воронцова устроила им сейчас истерику. У него и так до предела были напряжены нервы. «В самом деле, могла большая беда случиться, – с досадой подумал он. – Просто чудо, что эта мразь никого не зацепила!»

Однако опасения насчет Воронцовой оказались напрасными – о ней уже позаботились. Ее уже вели к дому, взяв под руки, Маштаков и Крячко. Нельзя сказать, что шла она охотно – на всю улицу раздавались ее бессвязные крики. Лицо у Крячко было красным от смущения.

– Поднимайся! – приказал Боголепов, рванув Косматого за длинные патлы. – Разлегся! Теперь на нарах лежать будешь.

Косматый встал, попытался шагнуть, но тут же болезненно вскрикнул и захромал.

– Ты мне ногу сломал, сука! – плаксиво крикнул он Боголепову.

– Ну, извини, – равнодушно отозвался тот и толкнул Косматого к машине. – Вперед садись! Как король поедешь!

Они запихали Косматого в машину и поехали к дому Воронцовой. Из дворов выглядывали перепуганные жители и с недоумением смотрели им вслед.

– И еще мне удивительно, что у нас машина до сих пор на ходу, – вдруг сказал Боголепов. – И стреляли по ней, и в забор мы врезались, а ей хоть бы что! Я, между прочим, на тормоза ни хрена не надеялся. Когда на педаль жал, думал, мы до самого огорода проскочим. Ан нет! Встала как влитая.

Возле дома Воронцовой он, однако, затормозил с редкой осторожностью и сказал приунывшему Косматому:

– Ну, пошли, Сергей Ребров! Разбираться с тобой будем.

Косматый шел, хромая, с мрачным лицом, но молчал. Из него как будто выпустили всю злую энергию, и он сейчас был похож на обычного запойного пьяницу, страдающего от тяжкого похмелья.

В доме царил кавардак. Остатки пиршества на столе, развороченная постель, тяжелый запах перегара и табака. Воронцова сидела в углу на стуле, сложив на коленях руки, и тихо плакала. Кажется, до нее тоже начинало доходить, что веселая жизнь заканчивается.

Едва Гуров вошел в комнату, как навстречу ему с торжествующим видом выступил участковый Воинов и бодро отчеканил:

– Товарищ полковник! Как вы приказали, я тут помещение осмотрел и выявил в платяном шкафу наличие трех мужских костюмов различного размера. Но это еще не главный факт, товарищ полковник! А главный факт в кармане одного пиджака лежал. Билетики на московский поезд, просроченные. На вечерний рейс шестого июля. И фамилии вот – Ребров, Стаканов и Вельский.

Глава 7

Допрос Косматого проводили в кабинете Боголепова. Кроме следователя, присутствовали Гуров, Крячко и опер Маштаков, который все никак не мог прийти в себя после случившегося и сокрушался, что в самый ответственный момент у него оказался незаряженным пистолет.

– Плюнь, Дмитрий Семенович! – наконец сжалился над ним Гуров. – Что выросло, то выросло. Оно, может, и к лучшему, что ты стрелять не начал. Сгоряча еще пристукнул бы этого мерзавца, а нам его показания как воздух нужны.

Откровенно говоря, насчет показаний Гуров немного сомневался. После того, что произошло в доме Воронцовой, Косматый замкнулся и ушел в себя. На вопросы он отвечать не стал и только отводил глаза и угрожающе сопел. Боголепов решил, что ему нужно дать время подумать, и отправил его в одиночную камеру.

Тем временем допросили Воронцову. Здесь тоже было мало толку. Измученная похмельем и свалившимися на нее бедами, женщина попросту устроила истерику, после которой пришлось направить ее в больницу под присмотром милиционера. Гурову и Крячко делать было больше нечего, и они отправились обедать, договорившись с Боголеповым встретиться в прокуратуре часа в три. За это время следователь должен был оформить также разрешение на детальный обыск в доме Воронцовой.

В назначенное время они были на месте. Явился и Маштаков, который сообщил, что генерал Томилин уже знает о задержании и очень интересуется результатами расследования. Вид при этом у Маштакова был совсем не радостный. Он явно чувствовал неловкость от того, что его участие в задержании свелось к почти неразличимому минимуму.

Вскоре доставили Косматого. Гуров обратил внимание, что теперь он выглядит гораздо лучше, чем утром, и даже рубашка была аккуратно заправлена в брюки.

– Итак, как ваше имя, задержанный? – начал допрос Боголепов.

– Вы же знаете, – мрачно сказал Косматый. – Чего зря языком трепать? Ну, Ребров. Ну, Сергей Николаевич.

– Где проживаете? Где работаете?

– Временно не работаю. А проживаю у нее, у Машки. Тоже временно. Потому что своей хаты не имею, а с родителями у нас непонятки. Ну, типа, конфликт. Не пускают они меня к себе жить, понятно?

– Это мне как раз понятно, – кивнул Боголепов. – Хоть и свой ребенок, а все равно страшновато. Вы вон как из боевого оружия лупите! Всю улицу на ноги подняли.

– Да это я с похмелуги, – объяснил Косматый. – Примерещилось что-то, я и побежал. Я, между прочим, в психушке лежал – по причине алкогольного психоза.

– А пистолетик-то где взял? – с издевкой спросил Маштаков. – Нашел небось?

– Само собой, – буркнул Косматый. – Не в магазине же купил. Иду как-то вечером по Никольской улице, смотрю – лежит. Ну, я и взял – не пропадать же добру.

– Молодец, хозяйственный мужик, – сказал Боголепов. – Вот и гардеробчик себе подобрали на славу. Костюмы мужские, что в шкафу у Воронцовой нашли, вам принадлежат?

– Не знаю никаких костюмов, – отрезал Косматый. – У меня что есть, все на мне. Где я бабки возьму – костюмы покупать?

– Тогда как вы объясните тот факт, что в кармане одного из костюмов были найдены железнодорожные билеты, один из которых выписан на ваше имя?

– Ничего не знаю, – упрямо повторил Косматый. – Я никуда ехать не собираюсь.

– По этим билетам уже никуда и не уедешь, – заметил Боголепов. – Они от шестого числа. Сорвались планы?

– Какие планы? – мотнул головой Косматый. – Говорю вам, никуда ехать не собираюсь. Мне и здесь хорошо.

– А где вы были шестого июля, гражданин Ребров? – вмешался в разговор Гуров.

Косматый мельком посмотрел на него и презрительно скривил рот.

– Я не помню, что вчера-то делал, гражданин начальник, – хрипло рассмеялся он. – А ты меня про то, что сто лет назад было, пытаешь.

– Да я тебе напомню, – спокойно сказал Гуров. – Шестого июля в «Тихой гавани» было совершено двойное убийство. Даже тройное, если уж быть точным. А еще шестого июля проливной дождь шел. Говорят, давно здесь такого не видели.

Все взгляды сосредоточились на Косматом. Такое внимание заставило его поежиться, но он, опустив голову, продолжил гнуть свою линию:

– Я про убийство ничего не слышал, гражданин начальник. А раз в тот день дождь шел, значит, я дома сидел, это точно. Я в сырую погоду никуда не хожу. У меня здоровье слабое.

– Дома сидел – это где? У Воронцовой? – быстро спросил Гуров.

Косматый подозрительно посмотрел на него и, чуть замявшись, ответил:

– У нее, наверное… Где же еще? А может, и не у нее – разве теперь вспомнишь?

– Значит, шестого июля ты сидел дома у Воронцовой, а в шкафу при этом висел мужской костюм, в кармане которого лежал билет до Москвы, выписанный на твое имя, – подытожил Гуров. – А ты об этом ничего не знал – так, выходит?

– Выходит, так, – тупо сказал Косматый.

– Нет, не выходит! – резко сказал Гуров. – Врешь ты, брат, много, а я не люблю, когда мне врут. Билеты на поезд без твоего паспорта купить не могли. Кто покупал билеты?

– Откуда я знаю, начальник? Может, это ошибка какая?

– Да, кто-то по ошибке купил вам билет до Москвы, да еще в купейном вагоне! – поддакнул Боголепов. – А чтобы вы не скучали в дороге, и приятелям вашим по билету купил.

– Каким еще приятелям? – стараясь казаться равнодушным, спросил Косматый.

– Да вот, Стаканову и Вельскому некоему, – сказал Боголепов. – Ну, со Стакановым все ясно – он в морге лежит. А вот кто такой Вельский?

По лицу Косматого пробежала судорога. Он с трудом сумел выговорить:

– Не знаю никакого Вельского, начальник. И про Стаканова первый раз слышу. Может, ходили к Машке какие… К ней много народу ходит – разве упомнишь?

– Да, я думаю, гражданка Воронцова подтвердит, что вышеназванные граждане к ней ходили, – кивнул Боголепов. – А также то, что вы были с ними знакомы. И, наверное, она подтвердит, что шестого июля вы были у нее и никуда не отлучались. А вдруг не подтвердит? – глаза его смотрели на Косматого с откровенной насмешкой.

Тот заерзал на стуле и неуверенно сказал:

– Должна подтвердить. Может, память у нее плохая…

– С памятью у вас у всех, я смотрю, беда, – сочувственно покачал головой Боголепов. – Это от водки, наверное.

– Но к психиатру мы тебя направлять не будем, – пообещал Гуров. – У нас свое средство имеется. Оно тебя вмиг приведет в чувство. Может быть, ты надеешься, что у нас нет свидетелей? Ошибаешься. У нас есть свидетели, которые подтвердят, что ты близко был знаком с гражданином Стакановым. Я уверен, что мы найдем людей, которые видели тебя шестого июля. И почему-то мне кажется, что шестого июля ты был вовсе не у Воронцовой, а совсем в другом месте.

Косматый вытянулся как струна, проглотил застрявший в горле комок.

– В каком еще месте, начальник? – спросил он настороженно.

– В «Тихой гавани», – ответил Гуров. – А точнее, на дороге, которая туда ведет. Где вы со Стакановым и Вельским убивали бизнесменов из Москвы. Мы пока не знаем, по какой причине вы с ними расправились, но, возможно, обыск в доме твоей подруги что-то нам подскажет. Наведет, так сказать, на мысль…

Косматый дернулся, словно от удара током, и с ненавистью посмотрел на Гурова. Но потом он сумел сдержать свой порыв и надолго задумался. Боголепов незаметно подмигнул Гурову. И тут Косматый вдруг сказал:

– Лично я никого не убивал, начальник. Заявляю это официально. Я на стреме стоял. Крови на мне нет, понятно? Если не верите, ничего от меня больше не услышите! – и он враждебно уставился на Боголепова.

Обрадованный Боголепов, стараясь не выдать своего торжества, успокоительно сказал:

– Гражданин Ребров! Мы тут не в церкви, чтобы рассуждать – верит кто-то или не верит. Наше дело собрать факты. Если был такой факт, что вы не принимали в убийстве непосредственного участия, – суд обязательно это учтет. Но все остальное… – он развел руками. – Ношение оружия, нападение на работников милиции, соучастие в преступлении… Тут уж извините – все при вас. Еще неизвестно, что мы обнаружим при обыске. У меня почему-то предчувствие, что нас ждет большой сюрприз. Между прочим, приличный вам светит срок, и единственная возможность как-то его уменьшить – это добровольная помощь следствию. Это до вас доходит?

– Да чего вы обнаружите? – саркастически скривился Косматый. – Небось думаете, что вас там миллионы дожидаются? Бриллианты с изумрудами? Сто кусков там – и ни хрена больше ничего нет.

– В доме спрятаны деньги? – живо спросил Боголепов. – Сто тысяч? Чего – рублей, долларов?

– Как же, долларов! Раскатали губы! Сто кусков деревянных – и ни копьем больше! Даже меньше, – заявил Косматый. – Ясно, пару кусков я уже пропил.

– Значит, все-таки деньги, – хмыкнул Гуров и зачем-то полез во внутренний карман.

– А вас, начальник, будто деньги не интересуют? – с вызовом спросил Косматый, и губы его обиженно скривились.

– Очень даже интересуют, – возразил Гуров, доставая из кармана полиэтиленовый пакетик, внутри которого лежал маленький обрывок бумаги. – Особенно те, про которые ты говоришь. Они случайно не в такой упаковке находились?

– А я помню? – спросил Косматый, мельком взглядывая на пакет. – Может, и в такой. Я упаковкой не интересовался. Если надо, сами посмотрите. Только там одни обрывки – вот вроде этого. Все же размокло. Правильно говорите – дождь в тот день шел. Я от этого дождя озверел…

– А чего так? – спросил Гуров. – Вы же не пешком туда пришли. На машине приехали. И колеса у вас, можно сказать, с форсажем были.

– Ну, были, – неохотно признался Косматый. – Что, нашли уже тачку? Только мне от этих колес радости мало было. Меня Шериф за полкилометра высадил. Я там на горку зашел и потом еще битый час под дождем парился. В грязи по уши! Проклял все на свете…

– Постойте, давайте-ка по порядку, гражданин Ребров! – остановил его Боголепов. – Восстановим картину с самого начала.

– А чего ее восстанавливать? Дело простое. Тут как-то из Москвы Шериф приехал. То есть Вельский Александр Леонидович. Мы все в одной роте служили – я, Стаканов и Вельский. Потом кто куда, конечно. Мы с Мельницей – так Стаканова звали – земляки, вот в Пожарск и вернулись. Он водила классный был, ну и стал опять баранку крутить. Сначала к этим пристроился, к экстремалам. Ездил с ними везде. Только они его турнули…

– За грязные делишки – не забудь напомнить, – подсказал Гуров.

– Этого я не знаю, – хмуро ответил Косматый. – Он со мной не делился. Я, честно говоря, как на гражданку вернулся, забухал сильно. С работой не получилось… Короче, у меня своя жизнь, у Мельницы своя. Ну, конечно, встречались мы с ним время от времени, бухали вместе – кореша все-таки. Намекал он мне по пьяни, что вместе с Шерифом дела делает, но сильно не распространялся. А мне до фонаря. Я же не мент, правильно? И потом, чего по пьянке не сболтнешь? Правда, Шериф приезжал сюда время от времени, но он со мной после армии не сильно корешился, как-то больше в стороне держался. Он вообще насчет бухалова не очень, поэтому чего нам с ним делить?

– Врешь ты, Ребров! – перебил его Маштаков. – Если ты ничего не знал да в стороне держался, как же ты шестого июля на убийство решился? Не вяжется что-то!

Косматый с тоской посмотрел на него и глухо сказал:

– Не убивал я! На стреме постоять согласился, потому что бабки обещали мне большие. А я, сами видите, на мели. Куда мне деваться?

– Ладно, будем считать, что деваться некуда, – вмешался Гуров. – Давай дальше. Когда тебе предложили принять участие в преступлении?

– Да вот за неделю примерно. Говорю, вдруг Шериф приехал. Я-то не знал – он сразу к Мельнице пошел, и они там все перетерли, а потом про меня вспомнили. Видно, никого у них больше не нашлось, кому они это дело доверить могли.

– А в чем это дело заключалось?

– Значит, была у Шерифа наколка, что шестого июля в Пожарск деляги из Москвы должны приехать. Он все знал – на какой машине, во сколько примерно и куда направятся. Он должны были в «Тихой гавани» полтора лимона получить от какого-то здешнего начальничка.

– То есть? – недоверчиво спросил Маштаков. – Что значит – получить? За что получить?

– Эти дела мне неизвестны, – угрюмо ответил Косматый. – Мне по хрену. Должны и должны. Шериф насчет этого не распространялся. Я только знаю, что наводку ему какая-то Марго дала – там еще, в столице. Типа, она какая-то артистка, что ли… Только вроде она какое-то отношение к этим делягам имела. А почему сдала – не знаю. Может, они ей долю не дали или еще что. Короче, мы прикинули, что их только двое будет, значит, взять деньги не проблема. Главное, чтобы никто не шелохнулся. Тогда Мельница и предложил подъехать через лес на своей чудо-тачке. Типа, в том районе посторонних не будет – не то что на шоссе, – можно будет без проблем коммерсантов пугнуть, бабки отобрать и обратно в лес. А там у нас билеты уже куплены были. Вечером бы в Москву рванули – и все дела. Эти деляги в милицию же не побегут, верно? Шериф сказал, что бабки левые и никто их светить не захочет.

– Сколько вы должны были получить из полутора миллионов? – поинтересовался Боголепов.

– Сначала Шериф обещал двести кусков мне, пятьсот – Мельнице, а себе восемьсот забирал. Но потом, когда мы в другую область выбрались и стали деньги делить, выяснилось, что в чемодане всего-то девятьсот тысяч. Там, когда они с Мельницей орудовали, один из коммерсантов нарочно бабки все на дорогу высыпал. Ну, Шериф похватал, что успел, и смылся. Побоялся, что на выстрелы менты сбегутся. Забрал он меня в лесу, и мы погнали. Считать некогда было.

– Я не совсем понял, какова все-таки была ваша роль в деле? – спросил Боголепов.

– Говорю же, на горке я сидел. В одной руке бинокль, в другой – мобильник. Я за территорией следил, за закрытой. Ну, где у этих, у мэров, у депутатов всяких курорт ихний. Я должен был Шерифу сигнал дать, когда машина назад пойдет. Они же с Мельницей не могли на дороге открыто торчать. Их замести могли. Ну и еще я должен был предупредить, если москвичи не одни поедут. Но все обошлось. Как только ихний «Форд» выехал с территории, я Шерифу стукнул, а сам вниз спустился. Я уже на пределе был – весь в грязи, мокрый до нитки… Спустился и пошел на то место, где меня подобрать должны были. Чуть не заблудился, хотя у меня карта была. Да под таким дождем никакая карта не поможет. Хорошо, Шериф меня найти сумел. Он ведь не местный. Но у него память отличная. Он дорогу запоминает на раз.

– И куда же вы дальше отправились? – спросил Боголепов. – В Москву раздумали ехать?

– Шериф сказал, что про Москву пока нужно забыть. Он был уверен, что нас вот-вот искать начнут. На дороге три трупа, «Форд» перевернутый, бабки валяются… Мы без остановки километров сто пятьдесят сделали! Потом в какой-то деревне, в овраге, машину бросили, почистились маленько и на электричках до Калуги добрались. Сняли номер в гостинице и стали бабки делить… – Тут Косматый замолчал, видимо, еще раз мысленно переживая волнующий момент дележа.

– Не поделили? – иронически спросил Боголепов.

– Не поделили, – буркнул Косматый. – По-моему, раз сказано двести, значит, двести. Я свое дело сделал. Кто виноват, что он половину бабок проворонил? Я Шерифу так и сказал. Кореша так не поступают.

– А он что? – с интересом спросил Боголепов.

Косматый отвернулся и сказал сквозь зубы:

– Сука он оказался, вот что! Хватит с тебя, говорит, и этого, алкаш! Тебе, говорит, и этого много. Ну, я его послал… Короче, сцепились мы. Да куда там – он здоровый, силу качает. И потом, оба ствола у него были. Я вам прямо скажу, если бы не старая дружба, он бы меня там, наверное, кончил. А так все-таки пожалел. Еще вот «стечкина» дал. Утешительный приз, сказал… Это уж когда мы в разные стороны разбежались.

– Ты в Пожарск вернулся, а Шериф твой куда подался – в Москву? – спросил Гуров.

– А он мне докладывал? – презрительно сказал Косматый. – Я и так рад был, что ноги унес. Он, по-моему, потом уже пожалел, что меня не замочил. Между прочим, ему это запросто, точно вам говорю.

– А почему «база» у вас в доме Воронцовой была? – поинтересовался Боголепов. – Если ты в банде, как ты утверждаешь, сбоку припека был, то какой резон было остальным там светиться?

– А резон очень простой. Мельница нелюдимый был. К нему редко кто ходил. А у Машки все время гости. То один идет, то другой. Соседи уж привыкли. Вот Шериф и рассудил, что лучше у нее залечь. И билеты там же оставил. А вон как обернулось…

Боголепов собирался задать еще один вопрос, но тут в кабинет заглянул кто-то из сотрудников и сообщил, что его послал прокурор – тому звонили из управления внутренних дел и срочно попросили разыскать капитана Маштакова.

– Вроде большое начальство вас ищет, вроде сам генерал, – любезно сказал он Маштакову. – Так что вы уж не задерживайтесь.

Маштаков заметно заволновался, слегка даже побледнел и быстро распрощался, пообещав перезвонить, как только все выяснится. Его уход озаботил Гурова. Он наклонился к уху Крячко и шепнул:

– Не нравится мне это. Ты часто слышал, чтобы генералы капитанов искали? Не иначе речь про нашего Косматого пойдет. Нужно поскорее обыск оформлять, а то бутерброды, они всегда маслом вниз падают.

– Согласен, – шепнул ему Крячко в ответ. – Но тут Боголепов хозяин. Ему говорить нужно.

– Вы чего там шушукаетесь, господа полковники? – заинтересовался Боголепов. – Что-то вас смущает?

– Нам кажется, что для первого раза мы узнали достаточно, – ответил Гуров. – Но хотелось бы побыстрее подкрепить слова Реброва вещественными доказательствами. Я имею в виду изъятие денег из тайника. Считаю, что тянуть с этим делом не стоит. Предлагаю даже заняться этим немедленно, Павел Сергеевич. К тому же нам с Крячко еще предстоит связаться с Москвой – пора собирать информацию по Вельскому. Этого тоже нужно брать как можно быстрее.

Боголепов, кажется, немного удивился, но, подумав, решил с Гуровым согласиться.

– И в самом деле, – сказал он. – Деньги вещь эфемерная. Особенно те, которые дают неизвестно кому и неизвестно за что. Сегодня они есть, а завтра их нету. Если они будут лежать под замком, пересчитанные и зафиксированные, нам всем будет спокойнее.

– Или же совсем наоборот, – заметил Гуров. – Но так будет даже лучше.

Глава 8

Деньги нашли там, где и говорил Косматый, – в тайнике под полом, который был оборудован на кухне у Воронцовой. Собственно, это был не тайник, а обыкновенный подвальчик, но, поскольку никаких припасов в нем не содержалось, в протоколе он был поименован именно как тайник. Деньги лежали в большом полиэтиленовом пакете, завернутые в газету брачных объявлений, отпечатанную в Калужской типографии. Купюры имели крайне неопрятный вид – помятые, перепачканные, они даже теперь казались влажными на ощупь. Обрывки банковской упаковки тоже сохранились, и Гуров смог убедиться, что они идентичны тому клочку, который он нашел на месте преступления. Все сходилось. На дороге, ведущей к «Тихой гавани», заезжие коммерсанты были ограблены, и похищены у них были деньги, которые они получили там же, в «Тихой гавани», – но от кого и за какие услуги?

– Косматый утверждает, что Вельский принес с собой только девятьсот тысяч, – сказал Гуров Крячко, когда они вечером вернулись к себе в номер. – По-моему, не врет. Судя по внешнему виду купюр, они действительно побывали под дождем. Вполне допускаю, что сцена с разбрасыванием денег вполне могла иметь место. Не доставайся, мол, никому. Вельский собрал, что оказалось под рукой, и смылся. В присутствии трех покойников ему было уже не до жиру. Ведь они собирались сначала просто пугнуть коммерсантов. А тут уже пошла совсем другая пьеса. Но вот что интересно – ни в одном протоколе не упоминается, чтобы на месте преступления был обнаружен хотя бы один рубль. Шестьсот тысяч исчезли бесследно. Конечно, у нас и побольше суммы исчезают, но в данном случае этот факт приобретает особый смысл. Вспомни, кто прибыл на место убийства первым?

– Если верить Боголепову, начальство из «Тихой гавани», – вспомнил Крячко.

– Вот именно. Подозреваю, что денежки подобрали они. Все подчистили. Одну бумажку только проворонили, которую я поднял. Не думаю, что алчность была тут причиной – ведь они незадолго до этого совершенно спокойно расстались с этими деньгами. Просто кому-то очень не хотелось, чтобы эти деньги фигурировали в деле.

– Есть шанс проследить по номерам купюр, откуда эти тысячи взялись, – задумчиво сказал Крячко.

– Вполне возможно, – согласился Гуров. – Но даже если и не удастся проследить, все равно для чиновников эти деньги, как заноза в заднице. Коммерсанты приезжают в «Тихую гавань» по приглашению Визгалина, уезжают от него с непонятными деньгами, и вдобавок еще это жестокое убийство – картина получается очень некрасивая.

– И теперь Визгалину придется отвечать на очень неприятные вопросы, – добавил Крячко. – Простой демагогией здесь не отделаешься. Особенно если экспертиза покажет, что происхождение этих денег – касса администрации области.

– Подозреваю, что прав Боголепов, – усмехнулся Гуров. – Сначала нам с тобой придется отвечать на вопросы. Думаю, что уже завтра утром нас накроет своим вниманием местное начальство.

Но совсем скоро выяснилось, что Гуров ошибся. Начальство вспомнило про них гораздо раньше. Оно буквально было легко на помине. Гуров и Крячко еще не закончили обсуждать вопрос, скоро ли в Москве сумеют собрать информацию о Вельском и насколько велики шансы взять его по горячим следам, как в дверь номера постучали. Стучали по-хозяйски – громко и требовательно, и даже нетерпеливо подергали ручку двери, которую Гуров предусмотрительно запер.

Удивленно переглянувшись с Крячко, Гуров открыл замок и удивился еще больше. На пороге стояла довольно живописная группа – двое упитанных, пахнущих дорогим одеколоном людей в строгих костюмах и генерал Томилин – на сей раз в сверкающем мундире с золотыми погонами. Лица у них были торжественные и немного загадочные. Впрочем, все они, за исключением Томилина, улыбались и держались доброжелательно.

– Кажется, мы туда попали? – спросил человек, стоявший первым, но вопрос его прозвучал скорее как вердикт, не подлежащий обсуждению. Он наверняка знал, куда шел.

Что немедленно подтвердил генерал Томилин, который тут же подхватил:

– Туда, конечно, туда, Александр Викторович! Разведка не ошибается! Это и есть наши московские коллеги, асы, можно сказать, международного класса! Приехали учить нас уму-разуму. Ну, что, Лев Иванович, разрешишь зайти?

Это тоже прозвучало так, что на вопрос походило мало, но Гуров и не собирался препятствовать нежданным гостям. Он сделал приглашающий жест рукой и отступил от двери.

– Милости прошу! Гостям мы всегда рады, тем более таким почетным, – сказал он с улыбкой. – Вот только угощать нечем – прошу извинить. Мы тут все-таки не дома. Сами пользуемся вашим гостеприимством.

– Это ничего! – радостно засмеялись гости и дружно ввалились в номер.

Начали знакомиться. Как и подозревал Гуров, один из прибывших оказался тем самым господином Визгалиным, о котором они так часто вспоминали в последнее время, с ним был его помощник по имени Валентин Иванович. Пожимая руки оперативникам, гости заявили, что очень рады встрече, и выразили надежду, что вместе с ними милиция свернет горы. Только генерал Томилин помалкивал, иронически поглядывая на Гурова, будто знал о нем нечто такое, что мешало ему надеяться на успех совместной с ним работы.

Гуров предложил всем садиться и сразу же сказал:

– Признаться, мы планировали встретиться с вами, Александр Викторович, но не ожидали, что встреча состоится так скоро. Довольно необычно, что такой занятой человек, как вы, выкроил время, чтобы лично навестить простых командированных. В среде государственных служащих редко встретишь такое внимание.

– Ну-ну, не скромничайте, Лев Иванович, – хитровато щурясь, произнес Визгалин. – Мы тут не такая уж провинция, как может кому-то показаться. Держим руку на пульсе. И про ваши подвиги тоже наслышаны. В своей области вы своего рода Кулибин, Левша своего рода…

– Ну уж и Левша! – включаясь в игру, сказал Гуров. – Левша – личность легендарная. А мы обычные государственные служащие. Ходим на службу, выполняем инструкции, бумажки разные пишем. Ничего примечательного. Даже удивительно, что вы о нас что-то знаете. Специально интересовались, Александр Викторович?

Простодушный тон его не обманул Визгалина. Добродушно посмеиваясь, он хлопнул рукой по подлокотнику кресла.

– От вас ничего не утаишь, Лев Иванович! – с притворным восторгом заявил он. – Настоящий сыщик! Действительно, есть такая привычка – узнать побольше о том, с кем приходится иметь дело. Жизнь научила, Лев Иванович! Доверяй, но проверяй, как говорится.

– Разумное правило, – похвалил Гуров. – Сам ему всю жизнь следую. Вот, поскольку с вами жизнь свела – вас теперь проверять буду…

– Ну-ну, полковник! – забеспокоился Томилин и сверкнул на Гурова глазами. – Я, конечно, не твой начальник, но, как старший по званию и должности, считаю своим правом потребовать, чтобы ты понимал, с кем разговариваешь. К тебе, понимаешь, не медвежатники, не щипачи пришли, а ответственные лица…

– Ладно, Георгий Дмитриевич, не заводись, – остановил его Визгалин. – Лев Иванович по-своему прав. Контроль должен быть, невзирая ни на какие заслуги. Нам с тобой-то чего бояться? Мы нараспашку жить привыкли. В нас с тобой пальцем никто не ткнет…

Чем больше и горячее он говорил, тем яснее становилось Гурову, что Визгалин удостоил его своим посещением неспроста, и на самом деле он не то чтобы боится, но дергаться уже начинает прилично. «Он, конечно, пришел не тирады про мои таланты и свою открытость рассказывать, – подумал Гуров. – Ему информация нужна, чего мы с Крячко надыбали и о чем собираемся в Москву докладывать. За этим и пришел. Значит, сейчас должны последовать наводящие вопросы».

И вопросы не замедлили последовать.

– А у вас, мы наслышаны, первые успехи, Лев Иванович? – вдруг, оборачиваясь к Гурову, живо спросил Визгалин. – Говорят, вы уже чуть ли не всю банду выловили, которая кровь тут проливала? Неужели правда?

– Ну, это сильно преувеличено, – махнул рукой Гуров. – До этого еще далеко. Но одного человека, несомненно причастного к убийству, которое у вас произошло, мы помогли арестовать. Именно помогли, потому что в операции принимали участие ваши земляки – те, кто занимался этим делом с самого начала, – следователь прокуратуры Боголепов и капитан Маштаков. Думаю, товарищ генерал уже в курсе событий.

– Маштаков… Маштаков… Да-да, припоминаю, – пробормотал Визгалин, у которого при упоминании о Боголепове заметно испортилось настроение. – Но нам, откровенно говоря, хотелось бы узнать ваше мнение. Все-таки мы привыкли прислушиваться к мнению центра… И потом, мне почему-то кажется, что доложили Георгию Дмитриевичу далеко не все. Какие-то деньги, какие-то непонятные люди… Разумеется, тайна следствия и все такое, но, как люди, ответственные за судьбу области, мы имеем право знать, что произошло, чтобы предупредить возможные рецидивы в будущем. Как вы думаете, полковник? – Глаза его смотрели теперь холодно и почти неприязненно.

– Ну, какой же мы центр? – развел руками Гуров. – И вот насчет тайны следствия – это вы хорошо сказали. Боюсь, что отвечать на ваши вопросы я не имею права. Но зато вы могли бы существенно помочь следствию, если бы наконец ответили на некоторые ключевые вопросы, касающиеся событий шестого июля…

– Ты опять за свое, полковник! – возвысил голос Томилин. – Что за тон? Помни, с кем говоришь!

– Я это отлично помню, – сухо ответил Гуров. – Визгалин Александр Викторович, управляющей делами Пожарской администрации. Если рассматривать в юридическом смысле, то Александр Викторович является свидетелем по делу об убийстве и, как свидетель, обязан дать показания, даже если ему этого не очень хочется. Я не настаиваю, чтобы вы, Александр Викторович, отвечали на вопросы прямо сейчас, но рано или поздно вам придется это сделать.

– На вопросы, которые касались лично меня, я уже дал исчерпывающий ответ, полковник! – отчеканил Визгалин, глядя Гурову прямо в глаза. – Следователю Боголепову. Мои показания у него имеются. Больше мне сказать нечего. Я не меньше вашего потрясен случившимся, но выслушивать странные намеки в свой адрес не намерен. Странно вы отвечаете на гостеприимство, вам оказанное!

– Так ведь мы не в гости приехали, Александр Викторович! – миролюбиво сказал Гуров. – Не к теще на блины. Мы приехали, чтобы помочь установить истину. Поэтому давайте называть вещи своими именами. Я читал ваши показания. Извините, они не выдерживают никакой критики. Это детский лепет.

– Что это значит? – подался вперед Визгалин. Казалось, он вот-вот бросится на Гурова.

– Ну посудите сами, как можно всерьез воспринимать ваше заявление, что вы не знали, с какой целью направлялись в «Тихую гавань» представители фирмы «Маркет-Тим»? Для чего же в таком случае вы дали команду на КПП пропустить этих людей? Вы же не приглашаете в свои владения всех, кто туда попросится?

На господина Визгалина было больно смотреть. Видимо, он уже давно отвык от подобных вопросов. Невидимая броня власти надежно ограждала его от неприятностей, которыми так богата жизнь. Гуров позволил себе потревожить эту броню – совсем немного, но Визгалин воспринял это как личное оскорбление. Но он был далеко не глуп. Подавив раздражение, он сообразил, что в данной ситуации выгоднее будет не прерывать диалог. В противном случае он лишался возможности узнать, какими козырями располагает Гуров.

– Хорошо, допустим, что вы правы, – с досадой сказал он. – Я организовал встречу с этими господами. Обычная история. Они предлагали свои услуги для продвижения некоторых наших проектов. Для привлечения в регион инвестиций, понимаете? Но, побеседовав с ними, я понял, что это птицы низкого полета, и отказался иметь с ними дело. Мы расстались, и больше я их, естественно, не видел. Теперь вы удовлетворены, я надеюсь?

– Не совсем, – покачал головой Гуров. – Дело в том, что такое объяснение для подобного случая не годится. Если бы эти господа уехали от вас тихо и спокойно и возвратились в Москву, тогда другое дело. Но сразу же после вашей встречи их убили. Убили и ограбили. Причем, по некоторым данным, у них были похищены деньги, которые они получили в «Тихой гавани». Смею предположить, что эти деньги они получили от вас, Александр Викторович!

Их глаза встретились. Визгалин выдержал взгляд и неестественно засмеялся.

– Это бред какой-то! – тоскливо сказал он. – Какие деньги? О чем вы говорите? Кто видел, как передавались деньги?

– Да в том-то и дело, что никто не видел, – сказал Гуров. – Поэтому так настойчиво я задаю вам вопросы. А вы настойчиво не хотите на них отвечать.

– Это бессмысленные вопросы, – отрезал Визгалин. – Плод вашей буйной фантазии. Не было никаких денег! Был конкретный разговор о работе. Меня не устроила квалификация этих деятелей. Мы расстались. Все!

– Но деньги были, Александр Викторович, – мягко сказал Гуров. – И сегодня мы изъяли часть этих денег в доме, где прятался участник банды.

– Ну и отлично! – с нажимом сказал Визгалин. – Прекрасно! Но с чего вы решили, что я имею к этим деньгам какое-то отношение?

– Пока это предположение, основанное на логике ситуации, – сказал Гуров. – И на показаниях задержанного, кстати. Они охотились за деньгами, которые бизнесмены должны были получить в «Тихой гавани». У них была информация. Понимаете, Александр Викторович? Об этой денежной операции было известно заранее. На вашем месте я бы хорошенько подумал над этим. Рано или поздно мы доберемся до этой информации тоже.

– Не знаю, что уж там за информация! – криво улыбаясь, проговорил Визгалин, посматривая на своих спутников. – Верить словам какого-то подонка и не верить ответственному работнику, солидному человеку!

– Дело в том, что слова этого подонка звучат довольно правдоподобно, – пояснил Гуров. – Он ведь с вами незнаком, Александр Викторович, ему вас топить нет никакого смысла. И потом, вокруг этих денег сплошные неувязки, где опять всплывает ваше имя. Как вы, например, нашли эту фирму – «Маркет-Тим»?

– Они сами меня нашли, полковник, – надменно ответил Визгалин. – Этих фирмачей ноги кормят. Они обращаются во все регионы, пытаются наладить контакты…

– К сожалению, этой конкретной фирмы все это не касается, – заметил Гуров. – Ни с какими регионами, кроме вашего, они ничего не налаживали. Судя по всему, это вообще какая-то контора «Рога и копыта». Она и создана-то была за пять-шесть недель до поездки в Пожарск.

– А о чем я говорил вам в самом начале? – торжествующе воскликнул Визгалин, повернувшись в кресле. – Я раскусил их сразу. Это были настоящие аферисты. И получили от ворот поворот.

– Возможно. Но какие-то деньги они из «Тихой гавани» увезли, – сказал Гуров. – И вот что странно – едва вы узнали о случившейся трагедии, как сразу, невзирая на проливной дождь, помчались туда, где она разыгралась, и хорошенько там поработали.

– Что значат ваши слова? – с тихой угрозой произнес Визгалин.

– По моему мнению, вы, ну, или ваши помощники до приезда милиции и прокуратуры изъяли с места преступления разбросанные там купюры. Надеюсь, насморк никто не подхватил, Александр Викторович?

В помещении повисла зловещая пауза. Шесть пар глаз в упор смотрели на Гурова. Взгляды эти без преувеличения можно было назвать испепеляющими. Сейчас можно было ожидать чего угодно, любой неприятности, вплоть до немедленного выселения Гурова и Крячко из пансионата. «По крайней мере, даром нам это не пройдет, – подумалось Гурову, – эти господа начнут давить на все доступные рычаги, чтобы убрать нас отсюда». Он уже предвидел вспышку начальственного гнева, с угрозами, с криком, но вышло все по-другому. Господин Визгалин вдруг расслабился и, откинувшись на спинку кресла, рассмеялся. Он даже обернулся к своим соратникам, как бы приглашая их посмеяться тоже.

– Честное слово, товарищи, никогда в жизни ничего подобного не слышал! – заявил он. – Это какая-то научная фантастика, честное слово! Вам бы, полковник, книжки писать! Таких ужасов напридумывали, что волосы дыбом. У тебя в милиции, Георгий Дмитриевич, тоже фантазировать любят, но до московских товарищей им далеко… Учись!

– Полковник просто делает себе рекламу, – хищно сказал генерал Томилин. – Пиар, как говорится. В Москве это модно. Только он не понимает, что играет с огнем. У нас таких вещей не понимают.

– Почему же? – возразил Визгалин. – Реклама имеет большое значение. Но есть реклама и есть антиреклама. Боюсь, что фантазии полковника в конечном итоге сослужат ему плохую службу. Мы здесь смотрим на конкретные результаты, а не на воздушные замки. Не знаю, может быть, в Москве как-то иначе, но не думаю, чтобы там сидели глупые люди. У меня есть основания надеяться, что там нас тоже поймут…

В последних словах содержался весьма прозрачный намек, который должен был, судя по всему, произвести на Гурова должное впечатление. После этого господин Визгалин посчитал разговор законченным и решительно поднялся. Его спутники немедленно сделали то же самое. Но перед уходом Визгалин на всякий случай все-таки добавил:

– У вас есть еще время хорошенько подумать. Я совершенно официально заявляю, что ваши измышления насчет неких сумм, которые я передавал якобы сомнительным личностям, не имеют ничего общего с действительностью. То же самое я готов и под присягой подтвердить. Учтите это, полковник, пока не поздно! Я понимаю, каждый имеет право на ошибку, но когда человек упорствует в своих заблуждениях, его бьют по рукам. Я не прощаюсь!

Он повернулся и вышел. Его помощник выскочил за ним с быстротой мыши, а Томилин многозначительным жестом поправил на голове генеральскую фуражку, еще раз ожег Гурова взглядом и вышел, чеканя шаг как на параде.

– Я уже чувствую, как у меня немеют руки, – пожаловался Крячко. – Хотя, по логике вещей, по рукам должен будешь получить в первую очередь ты, Лева.

– А знаешь, этот сердитый господин во многом был прав, – усмехнулся Гуров. – Человек, упорствующий в своих заблуждениях, бывает больно наказан. И мне думается, что Визгалин имел в виду прежде всего себя, а не нас с тобой. Эти грозные предупреждения на самом деле не что иное, как мольба о снисхождении.

– Как-то странно он умоляет, – заметил Крячко. – Меня в некоторые моменты даже мороз по шкуре продрал.

– Ну, как умеет, так и умоляет, – развел руками Гуров. – Вот только жаль, что покаяться он не хочет. Усложняет он нам работу, Стас. Пока что у нас насчет денег и в самом деле слабовато. Ну кто видел, как Визгалин передавал деньги бизнесменам? Да никто! Кто видел, как собирали эти деньги под дождем? Опять же никто – только свои. И, кстати, ни тот, ни другой факт преступлением не является. Нет в законе статьи, запрещающей давать кому-то деньги или подбирать деньги упавшие.

– Они умышленно исказили картину на месте преступления, – подсказал Крячко. – Это уже статья.

– Слабо! Все равно слабо! – махнул рукой Гуров. – Труднодоказуемо и не слишком серьезно. Но ведь факт, что Визгалин примчался! Только слегка жареным запахло, а он уже тут как тут. Значит, с этими деньгами что-то нечисто. Изначально здесь таится какая-то афера.

– Ну, это еще более труднодоказуемо! – махнул рукой Крячко. – Видел, как они все окрысились? Даже в прокуратуре один Боголепов кажется мне надежным мужиком. Его шеф играет с местным руководством в какие-то свои игры, и в любую минуту они могут договориться. Попробуй тогда до них добраться! Этого Визгалина наверняка кто-то сверху прикрывает.

– Ну, не стоит карабкаться на сотый этаж, если можно сесть в лифт, – заключил Гуров. – У нас теперь есть Косматый и его дружок Вельский. Сегодня мы с тобой доложили в Москву, и завтра, я думаю, появятся уже первые результаты. Мне кажется, долго Вельский прятаться не будет. Не та фигура. Но зато он должен быть посвящен в секрет этих полутора миллионов… И знаешь что? Сделаем-ка мы с тобой ход конем! Прикинемся, что испугались, и обратимся в беспорядочное бегство.

– Мы едем в Москву? – догадался Крячко.

– Завтра же, – ответил Гуров.

Глава 9

На следующий день, позавтракав от щедрот местной администрации, Гуров и Крячко засобирались в город. Веселого директора пансионата они, как ни странно, больше ни разу не видели. Казалось, он внезапно разочаровался в своих гостях, на которых вначале возлагал неоправданные надежды, и потому не желал больше тратить на них время. Однако каким-то образом он сумел пронюхать об их намерениях, и едва только Гуров сообщил администратору о том, что они выбывают из пансионата, как тот с ловкостью фокусника сунул ему под нос счет за услуги, в который вошло все, что только могла придумать фантазия ветерана бытового обслуживания.

Такая прыть немало позабавила оперативников.

– Кажется, мы здесь уже не фавориты, – смеясь, сказал Гуров Крячко. – Вот он, блестящий пример неотвратимости наказания! Однако, помнится, ваш директор убеждал нас, что все уже оплачено, – обратился он к администратору.

– Извиняюсь, – отозвался тот с дежурной улыбкой. – Если у вас какие-то проблемы, то лучше обратиться к самому Василию Никитичу.

– У нас тут у всех проблемы, – сказал Гуров. – Поэтому мы не будем беспокоить Василия Никитича. Бог с ним.

Они расплатились и поспешили на автобус. Гуров был готов держать пари на что угодно, что про их бегство уже доложено по специальному проводу в самые высокие инстанции.

Приехав в город, Гуров отправил Крячко на вокзал за билетами, а сам заглянул в прокуратуру к Боголепову. Тот был у себя, листал какие-то бумаги и выглядел заметно усталым, словно всю ночь не спал. Подняв на Гурова воспаленные глаза, он вяло поздоровался с ним и опять уткнулся носом в бумаги.

– Тебя уже вызывали на ковер, Павел Сергеевич? – сочувственно спросил Гуров. – Что-то ты неважно выглядишь. А я к тебе с новостью. Даже с двумя. Во-первых, нас вчера навестила дружественная делегация от местной элиты, а вот теперь мы с Крячко уезжаем.

Боголепов сумрачно посмотрел на него и буркнул:

– Скатертью дорога!

Гуров покачал головой, решительно уселся верхом на стул и доверительно наклонился к следователю.

– Да ты вчера не перебрал ли, Павел Сергеевич? – спросил он. – Тебя словно подменили. Что случилось-то?

– А что случилось? – с отвращением сказал Боголепов. – Да ничего не случилось. Все идет так, как и было задумано. Только, жалко, не мной. Вы приехали и уехали. А у меня впереди – сплошная задница. Так что оптимизма от меня сегодня не жди, Лев Иванович.

– Постой, ты же ничего не понял! – воскликнул Гуров. – Мы же не навсегда уезжаем. Есть одна идея…

– Знаешь, Лев Иванович, мне совсем не хочется выслушивать твои прожекты, – поморщился Боголепов. – Мне сейчас к шефу идти объясняться, так что извини…

– Успеешь объясниться! – грубо сказал Гуров. – Сначала мне объяснишь, какая муха тебя укусила и почему ты от меня вдруг нос воротишь. И учти, без объяснения я тебя из кабинета просто не выпущу, хоть что хочешь делай. Потому что разозлил ты меня сильно.

– Слушай, Лев Иванович, не дури! – с досадой сказал Боголепов. – Ну не до тебя, ей-богу! Уезжаешь себе и уезжай – что ты мне-то на мозги капаешь?

Гуров встал, взял следователя за грудки, легко поднял со стула и хорошенько встряхнул.

– Душу вышибу! – тихо, но грозно сказал он. – Ты мужик или красна девица? Я что, должен тут унижаться, уговаривать тебя? Я ради кого сюда приехал?

Силясь высвободиться, Боголепов пробормотал, краснея от натуги и досады:

– Вчера приехал, сегодня уехал… Знаем мы таких… Только пальцем вам погрози… Отпусти! Иди к черту!

Гуров пихнул его обратно на стул и, сунув руки в карманы брюк, заявил:

– Значит, так, слушай меня внимательно, герой-одиночка! Ты ни хрена не понял, а делаешь выводы. Да, мы уезжаем, потому что здесь мы пока ничего не добьемся. Все, что в этой истории касалось местных чиновников, покрыто мраком. В своей солидарности они готовы стоять до конца. Без них мы ничего не узнаем, но и от них мы ничего не узнаем. Вчера у нас в гостях побывали Визгалин и Томилин. Они примерно то же самое и заявили. Но происхождение денег требует объяснения. Мы с Крячко решили зайти с другого конца. Сделаем вид, что уступили нажиму, и отправимся в Москву. Вельский, скорее всего, тоже туда отправится. Вряд ли он ожидает, что его станут там искать. Надеюсь, что нам удастся его быстро взять. Тогда мы узнаем, кто навел его на «Маркет-Тим»…

– А он вам скажет? – иронически спросил Боголепов.

– А куда он денется? – пожал плечами Гуров. – У нас его подельник. У нас еще свидетельница…

– Нет у нас больше подельника, Гуров! – зло сказал Боголепов. – Замочили его ночью в СИЗО, понятно?

– Как замочили? – ошарашенно спросил Гуров. – Кто замочил? Ты же распорядился его в отдельную камеру поместить!

– А тюремное начальство рассудило по-другому, – возразил следователь. – Сунули его в камеру к каким-то отморозкам. Затем, согласно докладу надзирателя, «возник конфликт между заключенными на почве межнациональных отношений, перешедший в рукоприкладство и завершившийся смертью одного из заключенных»… Один – это как раз наш, Гуров! Теперь тебе ясно, что происходит?

– Это скверно, – покачал головой Гуров. – Но не смертельно. Не вешай нос, Боголепов! У нас еще Воронцова есть, деньги изъятые. Машину Стаканова нужно в розыск объявить. Доказательства будут!

– Как же, будут! Воронцова теперь рот на замок закроет – это уж будь уверен. Машину найдем ли – нет ли, одному богу ведомо. А деньги… У нас и прежде вещественные доказательства пропадали…

– Значит, сделай так, чтобы не пропали! – резко сказал Гуров. – Назвался груздем – полезай в кузов. Мы отступать не собираемся, но и тебе не дадим. Иначе что же, все коту под хвост? Мы еще утрем нос вашим хитрованам. Но расслабляться нельзя. Держись, Павел Сергеевич!

– Тебе хорошо говорить, – вздохнул Боголепов. – Я бы сейчас тоже куда-нибудь уехал. Надоело все до чертиков! Сейчас вот получу клизму за чужие грехи, а дальше что? Мне ведь после того, как я о смерти Реброва узнал, Маштаков звонил. Сочувствие выражал… Как будто его эта смерть ни хрена не касается! Я так понял, что он раньше меня про Реброва узнал. Вот только откуда?

– А откуда все уши растут? – усмехнулся Гуров. – Ладно, Павел Сергеевич, не бери все к сердцу, будь проще и чаще сплевывай. За эти уши мы их и вытянем.

– А я вот все думаю, а на хрена нам с тобой это все надо? – с досадой сказал Боголепов. – Ну, взяли бы мы этого Вельского, повесили на него всех собак, вопрос о происхождении денег замяли бы, и все в ажуре. Зачем мы в дебри-то лезем?

– Сам же говорил, – добродушно ответил Гуров, – чтобы нас за дураков не держали. И чтобы мы сами себя не дурачили. Дураком всю жизнь ходить, может, и приятно, да как-то неудобно.

– Может, ты и прав, – сказал Боголепов, но опять как-то вяло. – А раз ты уезжаешь, то возьми-ка на память…

Он полез в стол и бережно извлек оттуда небольшую цветную фотографию. Протянув ее Гурову, он объяснил:

– У нас теперь постановление на обыск квартиры Стаканова имеется. Я вчера вечером после всех этих пертурбаций не утерпел, заглянул туда в одиночку. Не скажу, что много чего там обнаружил, – Стаканов жил скромно, писем не писал, мобильника и автоответчика не имел, в доме одни железки да инструменты. Но вот эту любопытную картинку я у него нашел. Может, она вам в ваших поисках поможет.

Гуров взял фотографию. На снимке был изображен мускулистый черноволосый мужчина лет тридцати в кожаном пиджаке. Он стоял в картинной позе возле большой стеклянной витрины. В одной руке у него была сигарета, другую он небрежно засунул в карман брюк. На лице его была улыбка.

– Вдруг это Вельский и есть? – сказал Боголепов. – Очень возможно. Фотография, видать, совсем недавно сделана. Должно быть, в этот приезд и преподнесена. А декорации-то не пожарские! Москва это. Может, там у себя отыщете это место? Мало ли что, может, он там поблизости живет или еще что? И потом, обрати внимание… Видно, правда, неважно, но все-таки можно различить. Видишь, в витрине отражается тот, кто этого типа фотографировал?

– Так это женщина! – воскликнул Гуров, присмотревшись.

– В том-то и дело, – кивнул Боголепов. – Женщина. Помнишь, Ребров про Марго говорил, про артистку? Не она ли это?

– Не знаю, – сказал Гуров. – Мужика хорошо видно, а ее не очень. Я бы сказал, так себе. Но все равно спасибо. Я это нашим экспертам отдам, может, они сумеют что-то вытянуть.

Он спрятал фотографию в бумажник и протянул следователю руку.

– Я не прощаюсь, – произнес он. – Это мне так вчера Визгалин сказал. Так что у нас еще все впереди, Павел Сергеевич. За нами Москва.

– Твоими бы устами… – проворчал Боголепов, но рукопожатие его было крепким. Кажется, он понемногу приходил в себя.

Гуров поехал на вокзал, где его уже дожидался Крячко с билетами. Через два часа они отбыли в Москву. Никто их не провожал, но Гурову показалось, что в толпе пассажиров и провожающих на миг промелькнуло озабоченное лицо опера Маштакова.

Глава 10

В столицу поезд прибыл рано утром. Решили сначала разойтись по домам – привести себя в порядок и позавтракать. Поднявшись к себе, Гуров принялся орудовать ключом в замочной скважине, но дверь не открывалась. Сердце его взволнованно забилось. Оказывается, ему удивительно повезло – жена сегодня была дома! Он принялся вовсю жать на кнопку звонка.

Через минуту дверь распахнулась, и Гуров понял, что это не сон и не ошибка – на пороге стояла Мария. В халате, с распущенными волосами, явно только что проснувшаяся, но совершенно не казавшаяся заспанной и, как всегда, волшебно красивая. Гуров неизменно удивлялся, как этой женщине удается прекрасно выглядеть в любое время дня и ночи и в любых обстоятельствах. Он просил Марию поделиться секретом, но она в ответ только говорила с чуть грустной улыбкой: «Я же артистка, Гуров! И то, что ты видишь, это только иллюзия. Это обман, понимаешь? Нас возвышающий обман».

Они молча поцеловались, и Мария увела Гурова в спальню. Они слишком соскучились друг по другу, чтобы терять хотя бы минуту.

А потом была горячая ванна и совместный завтрак с восхитительно благоухающим кофе. О делах заговорили в самый последний момент, когда стало ясно, что от них все равно никуда не деться.

– А я тебя не ждала, – призналась Мария. – Еще девятого июля мне позвонил Петр и поставил в известность, что отправил тебя в какую-то глушь, надолго. Что делать – как и положено жене милиционера, я смирилась. И тут такой сюрприз. Ты уже блестяще раскрыл свое дело?

– Не совсем так, – посмеиваясь, ответил Гуров. – Скорее, я на середине дороги. Просто соскучился, а сердце чувствовало, что ты здесь. Вот и рванул.

– Старый врун, – ласково сказала Мария. – У милиционеров не бывает сердца.

– Это преувеличение. Оно, конечно, не такое огромное, как у служителей Мельпомены, но все-таки существует. И сейчас оно разрывается от одной мысли, что нам снова приходится расставаться. Ведь ты наверняка не сегодня-завтра уезжаешь?

– У меня еще два съемочных дня, – сказала Мария. – А потом уезжаю. Но мое огромное сердце подсказывает, что уезжаю не одна я. Оно не ошибается?

– Увы, сердце никогда не ошибается, – покачал головой Гуров. – Мне и правда придется опять выехать в Пожарск. Там очень серьезные дела. Кстати, можно я задам один наивный вопрос?

– Твои вопросы так редко бывают наивными, что я буквально заинтригована, – засмеялась Мария.

– Мне нужно найти в Москве некую актрису, которую хорошие знакомые называют Марго, – объяснил Гуров. – Это пока все, что я о ней знаю. Зато у меня есть ее фотография. Как ты думаешь, сколько у меня шансов?

Мария растерянно пожала плечами.

– Ну-у… А ты представляешь, сколько в Москве актеров? – спросила она. – И сколько людей, которые считают себя таковыми? Думаю, тут даже имя Марго не поможет. А можно взглянуть на фотографию? Возможно, я встречала эту женщину…

Гуров с невозмутимым видом протянул ей снимок. Мария взглянула, и брови ее поползли вверх. Она с иронией посмотрела на Гурова.

– У твоей Марго очень мужественный вид, – сказала она. – Видимо, это гениальная актриса. Такого перевоплощения я не видела ни разу в жизни.

– Ты просто не туда смотришь, – улыбнулся Гуров. – Женщина делала этот снимок. Ее отражение видно в витрине за спиной этого типа.

– Ах вот оно что! – понимающе воскликнула Мария. – Как же я сразу не сообразила! Это же так очевидно! Помню, в детстве я любила головоломки типа – найдите на этой картинке спрятавшуюся собачку… Но, честно говоря, мне редко удавалось отыскать эту собачку. Боюсь, что и сейчас я ничем не смогу тебе помочь. Собачка спрятана надежно. Вот мужчина – как на ладони. И, между прочим, довольно симпатичный. Тоже артист?

– Еще какой! – сказал Гуров. – Рад буду ошибиться. Но мы подозреваем, что этот симпатичный мужчина прикончил собственными руками как минимум двух человек.

– Бр-р-р, какой ужас! – сказала Мария, возвращая мужу фотографию. – Как обманчива бывает внешность! Может быть, эта Марго не знала, с кем имеет дело?

– Наоборот, знала очень хорошо. Собственно говоря, она – соучастница преступления.

– Час от часу не легче! – вздохнула Мария. – Уже и над служителями Мельпомены занесен карающий меч… Ты будешь теперь проверять все театральные подмостки столицы?

– Не думаю, что это разумно. Ты меня убедила, что вашего брата развелось больше, чем могут вместить театральные подмостки. А кроме того, Марго может и не быть артисткой. Она может быть мечтательницей и петь в своем кругу романсы. Ее мы будем искать попутно. В первую очередь мы займемся мужчиной. Я уже дал задание навести справки. Вот приехал проверить, каков результат.

– Значит, можно надеяться, что эти два дня мы вместе, – заключила Мария. – Точнее, две ночи. Но и это уже немало. Если только…

– Ты хочешь сказать, если полковник Гуров не променяет любимую жену на ночные погони и засады в грязных подворотнях? – засмеялся Гуров. – Вероятность этого не слишком велика. Поиск – дело длинное. Не уверен, что нам хватит даже недели.

– Вспомни, что мы говорили тут о сердце, – сказала Мария. – Оно не ошибается. А сейчас оно мне подсказывает, что все будет совсем не так, как хочется, и отпущенное нам время ты будешь проводить в тех самых милых твоему сердцу подворотнях.

– Ну уж ты скажешь! – возмущенно произнес Гуров, но слова его прозвучали не слишком уверенно – у него тоже были предчувствия.

В главк они приехали с Крячко одновременно, даже не созвонившись. Иногда Гурову вообще казалось, что от долгой совместной работы между ними установилось что-то наподобие телепатической связи и они давно понимают друг друга без слов.

С генералом Орловым они работали тоже давно, но тот все-таки предпочитал общаться словами, и поэтому оба сразу отправились к нему с докладом. Орлов был на месте и принял их практически без задержки.

Впрочем, особой радости при виде своих лучших работников генерал не выказал. Он показался им озабоченным и даже сердитым.

– Явились – не запылились! – констатировал он, рассматривая обоих, точно прикидывая, что с этими людьми делать и не отправить ли их на заслуженный отдых ввиду полной профессиональной несостоятельности. – Что-то я в толк не возьму. Сначала как сквозь землю провалились, хотя договаривались, что будете держать меня в курсе ежедневно, а потом вдруг сваливаетесь как снег на голову. Что, все кончено? В Пожарске больше не нуждаются в нашей помощи?

– В Пожарске нашу помощь воспринимают неоднозначно, – ответил Гуров. – Настолько неоднозначно, что сегодня, допустим, кормят бесплатными обедами, а завтра дерут втридорога за них же.

– А вы, значит, обиделись, что халява кончилась, и рванули назад? – саркастически поинтересовался генерал и, не дожидаясь ответа, нажал на столе кнопку селектора. – Поторопите там Сорокина! – рыкнул он в микрофон. – Чтобы через десять минут был у меня!

Гуров подмигнул Крячко и сказал невинным тоном:

– Ясное дело, такого обращения мы не стерпели – хлопнули дверью. А то, что мы не держали руководство в курсе, так это, мягко говоря, неточно. Мы же отзвонились насчет Вельского.

– Кто такой Вельский? Я не знаю никакого Вельского, – сурово сказал генерал. – Я знаю полковника Гурова, который должен был со всей серьезностью отнестись к поставленной задаче. А он, понимаешь, устроил какое-то соревнование скаутов на поляне! Я сижу тут как дурак, ничего не знаю, а потом меня вызывают к министру и говорят, что мои опера нарушили в Пожарске работу всего аппарата. Говорит, что честные граждане от вас там стоном стонут. Вы окружили их атмосферой подозрительности и нетерпимости. Вместо того чтобы ловить преступников…

– Мы занимались собственным пиаром, – закончил Гуров. – Надо сказать, что ребята в этом Пожарске довольно прыткие. Я ждал, что они достучатся до Москвы максимум через неделю, а они уже все оформили. Нас ждет выговор или что-то покруче?

– Это я жду, – заявил Орлов. – Ваших объяснений. И перестань валять дурака. Вас с Крячко будто поменяли местами. Он почему-то помалкивает.

– Не решаюсь раскрыть рта в присутствии таких высокопоставленных особ, – тут же разрушил надежды генерала Крячко. – А то бы я такого тут наговорил! Пусть уж Лева отдувается. Одно могу сказать – в Пожарске мне не понравилось.

– Это ясно, ну а все-таки, каковы результаты вашей поездки? Или их нет?

Гуров перестал, как выразился генерал, «валять дурака» и сухо изложил все факты, касающиеся дела об убийстве в Пожарске, включая разговор с Визгалиным и Томилиным.

– Поняв, что с этого момента на нас будут давить особенно сильно, а доказательства прятать будут особенно тщательно, я принял решение вернуться на время в Москву, – закончил он. – Вельский отсюда. Марго, надо понимать, тоже. Эти люди знают, зачем бизнесмены из «Маркет-Тим» приезжали в Пожарск. Их нужно искать здесь.

– Ты хочешь сказать, что между Визгалиным и сомнительной конторой была заключена какая-то нечистая сделка? – спросил генерал. – И теперь в Пожарске всеми силами стремятся от этой сделки откреститься? А ты понимаешь, что если не удастся доказать причастность Визгалина к передаче денег – а это почти на сто процентов недоказуемо, – то вся твоя затея лопнет?

– Как она может лопнуть? – удивился Гуров. – Мы ищем преступника, убийцу, который к тому же осведомлен о каких-то секретных делишках пожарской администрации. Рано или поздно мы его найдем…

– Вот насчет этого у меня большие сомнения, – недовольно сказал Орлов. – Один из преступников погиб во время нападения, другой убит сразу после ареста, третий в бегах… «Маркет-Тим», насколько мне известно, всего из двух человек и состояла. Их уже тоже нет в природе. Трудная у вас будет задачка!

– Ну, погибшие коммерсанты не в безвоздушном пространстве жили. У них наверняка есть тут родственники, знакомые, компаньоны. Будем отслеживать их контакты. А одновременно искать Вельского и его подружку Марго. Кстати, что-нибудь по этому человеку известно?

– А ты думаешь, для чего я сюда Сорокина пригласил? – отозвался генерал. – Он этим делом занимался. Вот пусть сейчас и доложит, что ему известно.

Он снова включил селектор и осведомился, пришел ли Сорокин. Узнав, что тот уже здесь, приказал заходить.

Появился подполковник Сорокин. Он совсем недавно получил вторую звездочку и все еще находился в приподнятом настроении. Поэтому войдя в кабинет генерала, он не смог сдержать улыбку. Так, улыбаясь, и приветствовал начальство.

– Чего лыбишься? – хмуро спросил его Орлов. – Настроение хорошее? Так я сейчас его тебе угроблю. Ты по Вельскому материалы собрал?

– Так точно! – нисколько не смутившись, отрапортовал Сорокин и похлопал ладонью по кожаной папке, которую держал в руках. – Вот он, у меня весь здесь, товарищ генерал!

– Что-то больно тощая у тебя папка для всего-то! – заметил Орлов. – Пыль в глаза пускаешь?

– Никак нет, – с улыбкой ответил Сорокин. – Но, правда, сведений немного. Так и примечательного не слишком много. С нами он дела почти не имел – два привода за пьяную драку да условная судимость за вооруженный грабеж. Но это еще до армии было. За давностью лет погашено. А вот в последние два года – только эта мелочь. В протоколе указывается, что в пьяном виде особенно буен. Но оба раза вину свою осознал, беспрекословно заплатил штраф…

– Ты подожди, Сорокин! – не выдержал Гуров. – Ты что-то не с того конца зашел. Ты сразу про то, какой он, понимаешь, в пьяном виде! Ты бы прежде про трезвого рассказал. Адрес, фамилия, имя-отчество… Кстати, у тебя родственника в Пожарске не имеется? Экстремала? Который на Эльбрус на велосипеде катается?

– А разве на Эльбрус можно на велосипеде? – удивился Сорокин. – Нет, таких родственников у меня точно нет. А что касается Вельского, так я думал, Лев Иванович, что тебя прежде всего криминальная сторона интересует. А так что же… Прописан и проживает Александр Леонидович Вельский в Дубнинском проезде. Там у него однокомнатная квартира в пятиэтажке. Кстати, вы удивитесь, но человек с таким именем и фамилией в Москве всего один. Ну, то есть еще двое, но одному уже девяносто лет, а другой – известный хирург. В тот день, когда в Пожарске коммерсантов мочили, он за операционным столом стоял. Поэтому мы не особенно напрягались, когда на вашего Вельского вышли…

– А это еще вопрос – наш ли это Вельский, – спокойно возразил Гуров. – Почему я и прошу тебя докладывать по порядку. Сколько лет вашему?

– Тридцать первый пошел, – сказал Сорокин. – Десять лет как армию отслужил.

– Фотография имеется?

– Обязательно, – сказал Сорокин. – Не самая лучшая, но…

Гуров полез в карман и достал снимок, который совсем недавно обсуждал с Марией.

– Он?

Сорокин взял фотографию, с любопытством взглянул и тут же радостно улыбнулся.

– Он и есть! Только наш помоложе будет. В смысле на фотографиях. А если сомнения имеются, то можно показать фотку соседям – они-то уж не ошибутся.

Гуров многозначительно посмотрел на Крячко. Тот пожал плечами.

– Что и требовалось доказать, – заметил он. – Теперь осталось его взять, допросить и передать следователю. Желательно с уликами. Интересно, не пропил он еще улики?

– Так что получается? – нахмурился генерал. – Мы на третьего члена банды вышли?

– Строго говоря, пока еще не вышли, – уточнил Гуров. – Пока мы только убедились, что Вельский – тот самый и искать нужно именно его.

– Почему же не ищете? – грозно спросил генерал.

– Так точно, ищем, – вмешался Сорокин. – Я вместе с участковым приходил к нему два раза. Дома никого нет. Возможно, он еще не приехал из своих странствий. По крайней мере, соседи его не видели. Возможно, осел где-то в другом месте.

– Возможно, не приехал, возможно, осел… – передразнил генерал. – Действуйте! Ваши «возможно» мне не нужны, понятно?

– Так точно, – озадаченно сказал Сорокин и вопросительно посмотрел на Гурова.

Тот поднялся и примирительно сказал:

– Не давите, товарищ генерал! Сорокин-то тут при чем? Он сработал нормально. А Вельского мы возьмем. Просто нужно еще раз проверить квартиру, а потом, если никого не обнаружим, установить за ней наблюдение. Все равно Вельский должен туда вернуться.

– Хорошо, можете идти, – разрешил генерал. – А ты, Лева, задержись на минуту, я тебе пару ласковых скажу.

Потом, когда оперативники вышли, Орлов добавил:

– Ты вот что… Ты этого парня обязательно взять должен, Лева! И не просто взять, а так, чтобы он полное признание сделал, чтобы до конца изобличить, понимаешь? Потому что нам чиновников из Пожарска надо за глотку брать, Лева. Ведь это не простые смертные – у них кругом связи, в том числе и в Москве. Они уже на тебя зуб точат, а если ты им не представишь контрвыпад, они тебя, пожалуй, и сожрать могут. И это не шутки! Не хочу тебя пугать, но жалобу они на тебя серьезную накатали. Если теперь мы не подтвердим, что у них самих не все чисто, то я даже не знаю, чем все это обернется.

– Ладно, еще не вечер, – спокойно сказал Гуров. – Мы тоже не лыком шиты. Разберемся. Ну а если не получится – что ж, значит, не судьба! По крайней мере нам-то стыдиться нечего.

– А ты все-таки постарайся, чтобы получилось, – напутствовал его генерал. – Ты мне не чужой, ты знаешь. А я не всемогущ. Чтобы взятки были наши, надо припасти побольше козырей, понимаешь?

– Вот я и говорю – как судьба распорядится, – улыбнулся Гуров. – Кому везет в любви… А мне в любви как раз повезло.

– В общем, я тебя предупредил, – сердито заключил Орлов. – И еще одно. Брать Вельского как положено – подготовка, группа захвата, без этой вашей партизанщины! Вы и в Пожарске успели отметиться в этом плане. Мне уже намекнули на недостаточную профессиональную подготовку некоторых кадров. И это с подачи ваших пожарских друзей! Говорят, что вы с Крячко почиваете на лаврах и деградируете в профессиональном плане…

– Ну, если так говорят в Пожарске, значит, еще не все потеряно, – ответил Гуров. – Хуже было бы, если бы нас там хвалили. Тогда бы я действительно засомневался.

Он не считал, что в Пожарске при захвате Реброва все было сделано безупречно, но не расстраивался по этому поводу. Поднимать каждый раз ОМОН, чтобы арестовать преступника-одиночку, он не считал рациональным. В конце концов, его и самого этому учили, а на свои силы и опыт он еще мог положиться.

Поэтому и в поисках Вельского он решил ограничиться теми возможностями, которые были под рукой. Они просто сели все трое в его машину и поехали в Дегунино, где, согласно документам, жил Вельский. На самом деле Гуров не рассчитывал, что Вельский так скоро вернется домой, – если тот не сделал этого сразу, значит, у него есть где отсидеться. Гуров был уверен, что их ждет пустая квартира и запертая дверь, и уже прикидывал в уме, кому лучше поручить наблюдение за этой квартирой. Спугнуть или проворонить Вельского ему очень не хотелось.

– На каком этаже? – спросил Гуров у Сорокина, когда они, оставив машину на улице, вошли в большой двор-колодец, на краю которого стоял пятиэтажный дом – цель их визита.

– На втором, – ответил Сорокин. – Окна на ту сторону выходят, так что нас он сейчас не видит, даже если и объявился.

– Хорошо, значит, веди! – распорядился Гуров. – А ты, Стас, на всякий случай здесь на лавочке посиди, с людьми побеседуй. Может, чего увидишь или узнаешь. Надеюсь, не забыл, как наш клиент выглядит?

– Обижаете, гражданин начальник! – отозвался Крячко. – Этот светлый образ навек врезался в мою память. И хотел бы забыть, да не получится.

Гуров и Сорокин поднялись на второй этаж, понажимали на кнопку дверного звонка и убедились, что ответа не будет.

– Осечка! – бодро констатировал Сорокин. – Собственно, я так и предполагал. Заглянем к соседям?

Гуров не возражал. Однако на лестничной площадке только в одной квартире оказался дома хозяин. На вопрос, не появлялся ли на горизонте Вельский, ответил отрицательно, добавив при этом, что за соседями вообще-то не следит, а тем более за таким придурком, как Вельский. Из его туманных объяснений Гуров понял, что у сердитого соседа в свое время имелся с Вельским конфликт, который, судя по всему, закончился дракой, в которой сосед потерпел поражение. Прямо об этом не говорилось, но ничем другим такую бескомпромиссность объяснить было невозможно.

Больше выяснять тут было нечего. Оперативники распрощались и стали спускаться вниз. Когда они достигли первого поворота лестницы, внизу скрипнула дверь и кто-то стал подниматься им навстречу неторопливыми, но уверенными шагами. Через секунду они встретились с этим человеком лицом к лицу, и Гуров с трудом сумел сдержать восклицание удивления – прямо на них, не моргнув глазом, шел Вельский!

Он был в черном кожаном пиджаке, уже довольно потертом, и в светло-серых брюках, совсем новых и аккуратно выглаженных. На плече его висела сумка на длинном ремне, тоже новая и застегнутая на все «молнии». Вельский был чисто выбрит и выглядел подтянутым и свежим. Глядя на этого человека, трудно было поверить, что перед вами – пьяный буян и хладнокровный убийца.

Проходя мимо, Вельский внимательно, но равнодушно посмотрел на оперативников и пошел дальше. Они слышали, как он, остановившись наверху, звенит ключами.

– Рот закрой! – негромко посоветовал Сорокину Гуров.

Тот послушно выполнил совет и знаками показал Гурову – что, мол, делать будем? Тот успокаивающе поднял ладонь и шепнул:

– Только спокойно!

Он махнул Сорокину рукой и быстро поднялся по ступеням. Вельский, который уже вставлял ключ в замочную скважину, обернулся. На лице его не дрогнул ни один мускул – пожалуй, только в глазах на краткий миг промелькнула тревожная искра.

«Вот держится, собака! – удивился про себя Гуров. – Это ж какие нервы надо иметь?»

А вслух он сказал, сопроводив свои слова обаятельной улыбкой:

– Простите, вы, наверное, Вельский Александр Леонидович, верно?

Рука Вельского медленно повернула ключ в замке. Он толкнул дверь и спокойно ответил:

– Да, Вельский, он самый… А вот вас я что-то не припоминаю. Мы встречались?

– Вряд ли, – продолжал улыбаться Гуров. – Тут вот в чем дело. Я ваш новый участковый. Знакомлюсь с контингентом, так сказать. Решил вот к вам заглянуть. Вы уж извините, но ведь у вас в прошлом не все гладко, верно?

Поднимавшийся за ним Сорокин вдруг остановился и посмотрел вниз. Там опять скрипнула дверь, и Гуров с тревогой подумал, не Крячко ли это спешит доложить сенсационную новость, которая и без него была слишком очевидной. Но времени размышлять на эту тему не было. Вельский сказал:

– Не думаю, что у многих все в этой жизни было гладко. Особенно в прошлом. Но, говорят, кто старое помянет…

– Согласен! – сказал Гуров. – Но что поделать? Работа у нас такая.

– А вы что же, в паре работаете? – чуть насмешливо спросил Вельский, кивая в сторону Сорокина. – Прям как в кино!

– А-а, это товарищ из ГИБДД, – на ходу сымпровизировал Гуров. – Вместе со мной ходит. Тут на днях поблизости мопед увели. Хороший мопед! Знаете, как сейчас делают, – загляденье, а не мопед! Есть подозрения, что он до сих пор где-то в этом районе.

– Так вы думаете, что мопед – моя работа? – серьезно спросил Вельский.

– Ну что вы! – негодующе сказал Гуров. – Вы-то вообще, насколько я понял, в отъезде были?

– В командировке, – коротко ответил Вельский и, секунду подумав, сказал: – Ну, раз уж пришли, заходите, товарищ участковый!

Гурову показалось, что последние слова Вельский опять произнес с едва уловимой насмешкой, но сейчас было не до нюансов. Он незаметно сделал знак Сорокину, чтобы тот не отставал, а сам следом за Вельским вошел в квартиру.

– Дверь просто прихлопните! – будничным тоном сказал Вельский. – Проходите… Где желаете беседовать – на кухне, в комнате?

– Да все равно, – ответил Гуров. – Мы на минуточку.

– Ага, ну, тогда располагайтесь! – Вельский показал на дверь, ведущую в комнату. – А я только чайник поставлю. Жрать хочется с дороги…

Не снимая сумки с плеча и не разуваясь, он двинулся на кухню. Держался он абсолютно естественно, и на какой-то миг Гурову даже показалось, что все идет нормально и Вельский на самом деле ни о чем не подозревает. Он быстро поймал себя на этом опасном ощущении и принял меры. Но Вельскому хватило и той секунды, на которую выпустил его из поля зрения Гуров.

Вельский совершенно хладнокровно шагнул через порог кухни и тут же, сорвавшись с места, ринулся к окну.

– Стоять, Вельский! – крикнул опомнившийся Гуров, устремляясь за ним следом.

Вельский, так и не расставшийся со своей сумкой, в два безумных прыжка пересек кухню и с разгона врезался в оконную раму. Силушка у этого человека имелась – окно он пробил, как артиллерийский снаряд – навылет. Душераздирающий треск дерева, переливчатый звон стекла – и Вельский, как злой дух, вылетел в пролом и исчез за окном. Лишь сорванная с плеча сумка осталась лежать на кухонном полу.

– Быстро, вниз! – заорал Гуров Сорокину, а сам перегнулся через подоконник и посмотрел на улицу.

Вельский уже перебегал мостовую, чудом избегая столкновений с мчащимся транспортом. Испуганные крики и вой клаксонов наполнили воздух. Вслед за Вельским бежал Крячко, но он дал беглецу слишком большую фору, а кроме того, разъяренные водители, оскорбленные поведением первого нарушителя, никак не хотели уступать дорогу второму. Крячко злился, размахивал красной книжечкой, но ничего не помогало. Когда он добрался до противоположного тротуара, Вельский уже скрылся за домами.

Гуров плюнул с досады и побежал вниз. На тротуаре лежали обломки оконного переплета и битое стекло. Сорокина поблизости не было. Гуров понял, что включаться в погоню ему уже не имеет смысла, и вернулся обратно в квартиру Вельского.

Через пятнадцать минут появились Крячко и Сорокин, оба злые и запыхавшиеся.

– Ушел, гад! – коротко резюмировал Крячко. – Как сквозь землю провалился.

– Дмитровское шоссе же рядом, – виновато добавил Сорокин. – Любую тачку поймал – и привет!

Гуров посмотрел на их раскрасневшиеся лица и неожиданно улыбнулся.

– Поздравляю, товарищи офицеры! – сказал он. – В лужу мы с вами сели сегодня крепко, и впереди нас теперь ждет, как выражается один мой знакомый, сплошная задница. Ну, что выросло, то выросло. Не будем рвать волосы на своих лысинах, а займемся тем наследством, что нам оставил господин Вельский…

Глава 11

Нельзя сказать, чтобы в квартире Вельского удалось обнаружить много любопытного. Видимо, этот человек жил осторожно и старался держать опасные предметы подальше от своего жилища. Ничего, кроме предметов обихода, одежды и простенькой бытовой техники, оперативники не нашли. Гуров, однако, надеялся, что более детальный и тщательный обыск даст совсем другие результаты. А пока предстояло удовлетвориться тем, что все-таки попало к ним в руки. А попало, как ни странно, не так уж мало.

Все дело было в той самой сумке, с которой так не хотел расставаться Вельский и которую ему не удалось сохранить. Сумка оказалась просто царским подарком. В ней лежали деньги в сумме, которая составляла чуть поменьше восьмисот тысяч рублей, завернутый в несколько слоев оберточной бумаги пистолет Макарова с двумя запасными обоймами и вставленная между страниц дешевого детективного романа фотография.

Едва Гуров взглянул на эту фотографию, как у него сразу отлегло от сердца. Теперь ему не нужно было умолять фотографов сделать чудо и восстановить из отражения в стекле полноценный портрет женщины, фотографировавшей Вельского, потому что такой портрет уже был у него в руках!

Строго говоря, доказательств этого у Гурова не было. Но женщина на новой фотографии была снята на фоне той же самой витрины, что и Вельский. В кадр даже попала одна и та же девочка с мороженым, которая глазела из-за стекла на улицу. Значит, снимки делались в один и тот же день, практически в одно и то же время. Только на этот раз в стекле витрины смутно угадывалось отражение самого Вельского, который в качестве ответной любезности запечатлел свою подругу. К сожалению, на снимке не было никакой надписи, но по этому поводу Гуров высказался в том смысле, что если некоторым чего-то не хватает, то стоит освежить в памяти сказку Пушкина о золотой рыбке и умерить свои аппетиты.

Дел у него сразу образовалось необыкновенно много, и он не заметил, как наступил поздний вечер. Увлекшийся Гуров едва совсем не потерял голову, но все-таки вовремя вспомнил об утреннем разговоре с женой и, бросив все, умчался домой. Он не стал даже дожидаться генерала Орлова, который должен был вот-вот возвратиться с какого-то совещания и обязательно поинтересоваться тем, как Гуров с Крячко опростоволосились. Чтобы снять все вопросы, Гуров даже отключил дома все телефоны. Такого с ним прежде не случалось ни разу в жизни.

Однако совсем отрешиться от забот он, конечно, не мог и захватил с собой копию той самой фотографии, что нашел в сумке Вельского. Он намеревался показать ее жене, все еще надеясь, что женщина, изображенная на снимке, действительно может оказаться актрисой.

Мария, посмотрев на фотографию, уверенно заявила, что женщина ей незнакома, но вызвалась показать фотографию на «Мосфильме».

– Там вечно крутится масса народу, – сказала она. – Я буду показывать ее всем подряд. Если эта дама имеет какое-то отношение к нашему ремеслу, кто-то наверняка ее узнает.

– Только не говори никому, зачем это тебе нужно, – шутливо предупредил Гуров. – Мы можем спугнуть злодеев.

– Между прочим, у тебя нет никаких доказательств, что эта женщина злодейка, – напомнила Мария. – И потом, когда на «Мосфильме» показывают кому-нибудь фотографию, человек обычно начинает соображать, на какую роль претендует изображенное на ней лицо и не составит ли оно ему в будущем конкуренции. То есть для него любая фотография потенциально заключает в себе элемент злодейства. И, наконец, все-таки я жена сыщика и кое-что понимаю с полуслова.

– Да я только полслова и сказал, – заметил Гуров.

Рано утром Мария умчалась на съемки, а Гуров, восстановив связь с миром, отправился, как он полагал, «на ковер». По пути он даже выстроил в уме линию защиты, которая должна была убедить генерала, что все идет как надо, а бегство Вельского лишь досадный эпизод, который ничего не решает. Такого с Гуровым прежде тоже никогда не случалось. Но ему не столько хотелось оправдаться и уклониться от генеральского гнева, сколько получить возможность действовать спокойно, без помех, и хорошенько поразмыслить над тем, как, собственно, действовать.

Первое, что Гуров собирался сделать, – это вплотную заняться возможными контактами Вельского. Сейчас тот находился в критическом положении – без пристанища, без денег, образно выражаясь, с погоней на хвосте – и должен был просить кого-то о помощи. В таких случаях обычно обращаются или к друзьям, или к родственникам. О друзьях Вельского, за исключением покойных Стаканова и Реброва, ничего не было известно, но отыскать родственников Вельского, если таковые существовали в природе, в принципе, вполне возможно.

Вельский мог выбрать еще один вариант, которого Гуров немного побаивался. Загнанный в угол, тот мог сейчас решиться на любое преступление, чтобы раздобыть денег. Это могло дать милиции дополнительный след, но, учитывая особую опасность, которую представлял этот человек, Гуров предпочел бы, чтобы он этого не делал.

Явившись в главк, Гуров прежде всего затребовал милицейскую сводку за минувшие сутки. Он не надеялся, что Вельского уже успели задержать, но в длинном списке преступлений, случившихся за ночь, он не обнаружил ничего такого, что могло бы навести на мысль о Вельском, и у него немного отлегло от сердца.

Правда, тут же их обоих затребовал к себе Орлов. Считая, что Крячко разноса совсем не заслужил, Гуров предусмотрительно отправил его к экспертам.

– Потереби их хорошенько, Стас! – напутствовал он. – Нам позарез нужны данные по стволу, да и по деньгам тоже. Нужно, чтобы доказательства участия Вельского в пожарском ограблении были у нас под рукой. Пускай бросят все дела и оформят нас в первую очередь!

Крячко, очень довольный, что не идет «на ковер», пообещал приложить все усилия, чтобы эксперты сделали правильный выбор. А Гуров отправился к генералу.

К его удивлению, Орлов не стал метать молний и встретил его в добродушном настроении. Даже позволил себе отпустить шутку насчет проваленной партизанской операции, впрочем, довольно ехидную. Однако потом сказал совершенно серьезно:

– Сделанного все равно не воротишь, а без проколов работы не бывает. Лучше давай подумаем, что нам со всем этим дальше делать.

Гуров объяснил, что он думает делать дальше. Генерал покивал и спросил:

– А вот эта дамочка с фотографии – вы ее не пробовали искать? Ведь если он, кроме пистолета и ее фотографии, ничего с собой не носит, то это, знаешь, о многом говорит. Я почти уверен, что он к ней сейчас пойдет.

– Может быть, пойдет, – пожал плечами Гуров. – А может быть, и не пойдет. А если у дамочки муж? Для Вельского это слишком опасный свидетель. Но вообще, конечно, дамочка интересная. Мы фото размножили, раздали по отделениям, но пока никакого отклика. Кстати, я жене одну фотографию подсунул – с учетом того, что на бизнесменов Вельского навела «актриса».

– Мария еще здесь? – поинтересовался генерал. – Повезло тебе. А когда уезжает?

– Завтра утром. Последний день сегодня.

– Ну а ты обратно в Пожарск когда думаешь?

– Без Вельского мне там делать нечего – сам же говорил.

– Ну а если Вельского постигнет та же участь, что и прочих членов банды? – спросил Орлов. – Бог, он, говорят, троицу любит…

– Все может быть, – согласился Гуров. – Но ведь существует еще эта самая Марго, которая навела Вельского на бизнесменов из «Маркет-Тим». Значит, имела к ним какое-то отношение. Возможно, остался еще кто-то из этой фирмы. Пусть фирма призрачная, но деньги-то она делала исключительно реальные. Кто-то разрабатывал механизмы выхода на администрацию Пожарска, схему выколачивания купюр из областной кассы… Возможно, эти люди были убиты в Пожарске, но мне кажется, что даже для фиктивной фирмы два человека маловато. Конечно, для нас проще было бы поймать Вельского, но коли уж случится несчастье, будем искать тех, кто имел отношение к «Маркет-Тим».

Говоря так, Гуров, несомненно, имел в виду, что времени для этого понадобится вагон и маленькая тележка, но сегодня у него был на редкость счастливый день. Едва он вернулся от генерала, как позвонила Мария.

– Гуров, ты не поверишь, – сказала она возбужденным, торопливым голосом. – Твою даму уже узнали. И даже дали примерные координаты, где ее нужно искать. У меня совершенно нет времени. Тут у нас выдался маленький перерыв, и я решила сразу тебя обрадовать.

– Ты – гений, – восхитился Гуров. – Но ты уверена, что это не ошибка?

– Сто процентов, – ответила Мария. – Тут у нас один мальчик снимается. Практически самоучка, но пробивной, настойчивый, наверное, далеко пойдет. Представляешь, он полгода ежедневно ходил за нашим режиссером и требовал дать ему роль в фильме. И в конце концов тот его взял, представляешь! Но надо знать Савелова – он никогда никому не уступает…

– Извини, но ты сама говорила, что времени мало, – мягко произнес Гуров. – О чудесном мальчике мы можем поговорить в другой раз.

– Все поняла, – покорно сказала Мария. – Ты не в состоянии оценить всей глубины происшедшего. Возможно, рядом с нами рождается великий актер… Но ладно. Значит, про эту женщину. Этот мальчик, Саша Кленов, какое-то время занимался у нее на курсах сценического мастерства. Представь себе, она действительно актриса! Зовут ее Маргарита Туманова, она не москвичка, но сумела здесь обосноваться и даже найти свою нишу. Правда, она нигде не играет, а занимается преподаванием. Есть какая-то частная театральная школа. Коммерческая, на манер западных. Туда может прийти любой, кто мечтает попасть на сцену. Ну, и получает минимум каких-то базовых знаний – история театра, речь, пластика… Практически почти любительство, но Саша Кленов говорит, что какой-то части студентов удается найти потом работу. В основном в шоу-бизнесе, на телевидении, но это сейчас модно. Молодые люди ни о чем другом и не мечтают.

– Значит, это все-таки серьезная школа? – заметил Гуров.

– Трудно сказать. Я же говорю, там дают основной минимум. Но у хозяина этой школы вроде бы обширные связи, и ему удается пристроить некоторых своих питомцев на какие-то места. Конечно, не за красивые глаза. Но в этой школе обучаются в основном дети средней руки бизнесменов, и денежки у них водятся. В основном это девушки, конечно, которые спят и видят себя звездами телеэкрана. Но вообще-то все это несерьезно, Гуров. Вот и Саша Кленов оттуда быстро ушел. Не захотел выбрасывать деньги впустую.

– Ну, судя по тому, как ваш Саша продвигается, его-то денежки не пропали, – сказал Гуров. – А кто директор этой школы?

– И хозяин, и директор там один – Игнатьев Валентин Владимирович. Кленов говорит, что он тоже актер и тоже не из Москвы. Может быть, поэтому я ни его, ни ее не знаю. В артистических кругах они почти не вращаются. Это чистой воды бизнес. У провинциалов это хорошо получается, кстати.

– И где же находится эта самая школа? – поинтересовался Гуров. – У нее имеется какое-то название?

– Называется она арт-студия «Крылья».Они арендуют помещения в разных районах столицы. Сейчас вроде бы их база в Измайлове. Там есть концертный центр, в котором Игнатьев занимает пару комнат. Плюс он арендует малую сценическую площадку, но это не постоянно, а только в какие-то определенные дни, когда у них в школе разыгрываются «действа»…

В голосе Марии явно улавливалась ирония – кажется, она никак не хотела принимать всерьез деятельность провинциальных коммерсантов от искусства. Гуров же, напротив, отнесся к этому сообщению очень серьезно. Он никак не надеялся на быстрый результат, и столь подробная информация о загадочной Марго здорово подняла ему настроение. Однако телефона студии в справочнике он не нашел. Тогда он взял с собой Крячко и поехал в Измайлово.

Глава 12

По дороге Крячко сообщил, что эксперты клятвенно заверили его: сегодня вечером все заключения по имуществу Вельского будут готовы.

– По существу, все уже ясно – сомнений практически никаких не осталось, – сказал он Гурову. – Так, чисто технические моменты… Пистолет тот самый, и деньги из той же серии, явно побывавшие под дождем. Отпечатки пальцев… Вельскому не выкрутиться, мы заарканили его крепко.

– Так крепко, что он даже адреса своего не оставил, – саркастически заметил Гуров.

– Ну, это не аргумент, – беззаботно сказал Крячко. – Важна доказательная база, а не факт задержания. Задержать бандита любой дурак может. Мало ли таких задержанных приходится потом отпускать? Пусть погуляет, пока мы подготовим все бумаги, а заодно поинтересуемся у его подружки, как они сумели выведать секреты таких важных персон, как Визгалин.

– А ты так уверен, что подружка готова поделиться своими секретами? – засмеялся Гуров. – Наверняка Вельский уже провел с ней соответствующую работу. А у нас против нее ничего нет. Придется хорошенько попотеть, чтобы заставить ее говорить.

– Наверняка он у нее прячется, – уверенно заявил Крячко. – Даже если она сделает вид, что ничего не знает, мы всегда можем установить за ней наблюдение, и она приведет нас куда нужно. И потом, эта Марго ни за что не догадается, что мы на нее вышли.

– А я вот в этом совсем не уверен, – покачал головой Гуров. – Наверняка после того, как чуть не попался Вельский, такая мысль наверняка приходила ей в голову. Актрисы – существа необычайно чуткие.

– Как мы представимся? – деловито поинтересовался Крячко. – Сразу будем брать быка за рога или будем валять дурака – типа, мы два ваших поклонника из Бобруйска, давно мечтали взять у вас отпечатки пальцев… то есть, тьфу, автограф!..

– А это уже будет видно по обстановке, – ответил Гуров. – Пожалуй, я пошлю на разведку тебя – она никогда не догадается, что ты полковник милиции. А поклонник из Бобруйска – самое то.

– Оставляю этот выпад без внимания, – отозвался Крячко. – Но мне интересно, что ты сам собираешься делать, если основную работу буду выполнять я?

– Я познакомлюсь с хозяином студии. В конце концов, как человека, не чуждого искусству, меня волнует, в чьих руках находится талантливая молодежь. А кстати, и насчет Тумановой что-нибудь разузнаю.

Но, как часто это бывает, намеченные планы удалось выполнить лишь частично. Когда они приехали в Измайлово, нашли концертный центр и выяснили на проходной, где находится арт-студия «Крылья», то попутно обнаружилось, что Маргариты Тумановой на месте нет и вообще никого нет, кроме самого господина Игнатьева, который забежал на минуточку, чтобы забрать какие-то бумаги, и вот-вот должен отбыть в неизвестном направлении.

В таких обстоятельствах ничего не оставалось делать, как немедленно нанести визит руководству. Гуров и Крячко прошли по длинному коридору, завернули за угол и оказались перед белой дверью, на которой висела табличка из белого картона с типографской надписью «Арт-студия «Крылья». За дверью слышалось, как кто-то возится в комнате, двигает стулья, хлопает ящиками. Гуров без стука приоткрыл дверь.

Полноватый мужчина лет пятидесяти, великолепно постриженный, в хорошем костюме, обернулся и с некоторой досадой посмотрел на незваного гостя. Холеная рука, в пальцах которой были зажаты какие-то документы, опустилась.

– Вы что-то ищете? – спросил мужчина, сразу догадавшийся, что Гуров не похож на человека, вздумавшего овладеть ремеслом актера. – Так вы, наверное, ошиблись дверью. Здесь театральная студия.

– Ну, «Крылья»! – обрадованно подтвердил Гуров. – А вы, наверное, Игнатьев?

На лице мужчины появился интерес. Он отложил в сторону бумаги и отошел от стола. В лице его, несомненно, было что-то породистое и даже отчасти величавое. «Небось где-нибудь у себя в Урюпинске королей играл, – подумал Гуров. – А в Москве и своих королей навалом. Вот и пришлось крутиться. Мария говорит, что все это барахло, но я думаю, раз это кому-то нужно, значит, какой-то смысл все равно есть. Меня смущают только два момента – преподавателя он себе нашел немного странного, да еще связи его… Говорят, связи у Игнатьева. А откуда связи, если он из провинции?»

Вслух про свои сомнения он, конечно, говорить не стал, а приветливо улыбнулся Игнатьеву и представился, назвав свое настоящее имя, но о работе ничего говорить не стал.

– Мы, знаете ли, с коллегой из управления культуры очень интересуемся кое-какими аспектами творческой жизни, – туманно пояснил Гуров. – Вот пришел черед и вашей студии. Как идут дела, Валентин Владимирович?

Игнатьев нахмурил чело, вдумываясь в смысл сказанных слов, а потом, хитро поглядев на обоих оперативников, махнул рукой.

– И не говорите, дела идут хуже некуда! – сказал он. – Вот, думаю сворачивать хозяйство. Больно, конечно, жаль потраченных сил и времени, жаль молодых людей, которые лишатся еще одной возможности реализовать свои таланты… Но законы экономики неумолимы.

– Между прочим, насчет экономики, – сказал Крячко. – Меблировка у вас тут приличная. И костюмчик у вас, я смотрю, незаурядный. От Версаче?

– Хьюго Босс, – спокойно сказал Игнатьев. – Но это ни о чем не говорит. Мы – проводники культуры. Приходится соответствовать, знаете ли. Рубище и дырявые сапоги сейчас никого не убеждают… А вы, господа, вряд ли из управления культуры. Что-то я вас там никогда не видел. Да и типаж у вас неподходящий… Дайте попробую угадать! Вот! Понял! Вы из налоговой инспекции! Угадал?

– Почти, – улыбнулся Гуров. – Однако вас не проведешь, Валентин Владимирович. Глаз у вас зоркий. Что значит – большой актер! В каких театрах служили, если не секрет?

Игнатьев поморщился и неохотно ответил:

– Бросьте! Ну какой я большой актер! Да, я одержим театром, меня волнует его будущее, я делаю все, чтобы искры не угасали, образно говоря… Но актер я самый посредственный, что тут скрывать? Кроме второстепенных ролей в захудалых театрах, ничего не сыграл. Но опыт жизненный у меня есть, и хватка, не буду скромничать… А вас я сразу вычислил. Понимаете, по роду своей деятельности мне приходится иметь дело со многими людьми, вращаться в самых разных слоях общества. Например, у меня есть друзья и в мэрии, и в Думе, да и за Кремлевской стеной… – Он многозначительно и негромко засмеялся.

– Ясно, вы нам делаете намек, что с вами нет смысла связываться, – заключил Гуров. – У вас все схвачено. Но вы же сами только что сказали, что прогораете. Люди с широким кругом знакомств обычно успешны в делах.

– Ну, это не совсем так, – возразил Игнатьев. – Коммерческий риск есть всегда. Несмотря ни на какие связи. И потом, если вы будете сеять мак, прибыль вам обеспечена всегда, а если вы сеете разумное, вечное…

– А нам говорили, что ваши студенты, как правило, из состоятельных семей, – сказал Гуров. – И пристраиваете вы их на места более-менее выгодные. По идее, деньги должны к вам течь рекой.

– Чужие деньги всегда кажутся больше, – иронически заметил Игнатьев. – Но, уверяю вас, вы ошибаетесь. Наша студия – это почти благотворительная организация. Если заглянуть в наши бухгалтерские отчеты…

– А можно? – быстро спросил Крячко.

– Только при наличии соответствующего постановления, – тонко улыбнулся Игнатьев. – Скрывать мне нечего, но и праздное любопытство я поощрять не намерен. Все должно проходить в установленном порядке. У вас есть такое постановление, господа? Если нет, то, извините, вынужден вас просить удалиться. У меня дела.

– Да ведь и мы тоже не туристы, Валентин Владимирович, – возразил Гуров с досадой. – Согласен, без постановления изымать вашу документацию мы не имеем права, но мы на это и не претендуем. Побеседовать-то мы можем? Уверяю вас, это не займет много времени.

Игнатьев смотрел на них со странным выражением на лице. Он нисколько не боялся, но только воспитание удерживало его от сильных выражений. Наконец он сдался.

– Ну, хорошо! – заявил он, усаживаясь в мягкое кресло сбоку от большого стола из светлого дерева. – Предмет нашей беседы, господа?.. Пожалуй, я закурю, раз уж вы настаиваете. И кстати, не желаете ли сигару? Не сочтите это за подкуп должностного лица…

Он протянул Гурову изящную коробочку с золоченым вензелем на крышке. В коробочке лежали тонкие сигары, источавшие аппетитный пряный запах. Гуров отрицательно покачал головой, и тогда Игнатьев протянул коробочку Крячко. Тот немедленно взял сигару, лихо откусил кончик, выплюнул и полез в карман за зажигалкой.

– Сигары я вообще-то не люблю, – откровенно сказал он. – И затянуться толком нельзя, и листья в рот лезут… Но от халявы, как говорится, просто грех отказываться… А насчет предмета нашей беседы товарищ мой лучше скажет.

Поняв, что весь первоначальный план все равно летит к черту, Гуров сказал откровенно:

– Оставим вашу бухгалтерию в покое, Валентин Владимирович. Откровенно говоря, мы немного слукавили, когда намекали, будто она нас интересует. Нас интересует совсем другое. Скажите, пожалуйста, у вас большой штат?

Игнатьев, не торопясь, обрезал кончик сигары маленькими ножничками, так же неторопливо закурил, выпустил дым к потолку, откинувшись в кресле с весьма задумчивым видом, и лишь потом сказал, словно размышляя вслух:

– Если речь зашла про штат, то вариантов нет – это уголовный розыск. В конце концов, не ищете же вы здесь нелегальных иммигрантов? Значит, уголовный розыск.

– Забавная у вас логика, – сказал Крячко, поглядывая на Игнатьева сквозь сигарный дым. – Вы так уверенно это заявляете, будто половина штата у вас – уголовники.

– Я знаю жизнь, – коротко заявил Игнатьев. – Но ума не приложу, кто из моих коллег мог нарушить закон. Это ДТП?

– Речь не идет пока ни о каком нарушении закона, Валентин Владимирович, – остановил его Гуров. – Вам всего лишь задали вопрос о ваших кадрах. Надеюсь, это не военная тайна?

– Отнюдь, – покачал головой Игнатьев. – Вообще испытываю неприязнь ко всему военному. Есть такой грех. Но, прежде чем отвечать на ваши вопросы, мне хотелось бы знать, что произошло. Мне не хотелось бы причинять вреда своим людям, даже невольно.

– То есть вы намерены утаить от нас те сведения, которые могут нанести ущерб вашим работникам? – уточнил Гуров. – Должен напомнить, Валентин Владимирович, что хотя у нас с вами и частная беседа, но последствия у нее могут быть самыми неожиданными. Поэтому прошу быть осмотрительнее в своих намерениях. Это может вас далеко завести.

– Вы меня пугаете? – иронически осведомился Игнатьев. – Но мне нечего бояться. Абсолютно. Ваше рвение, наверное, похвально, но в данном случае совершенно неуместно. Вы говорите загадками, делаете угрожающие намеки, и это невольно заставляет меня насторожиться. Не забывайте, я всегда могу рассчитывать на помощь своих друзей… Вот, например, сегодня я ужинаю с господином Лавлинцевым из администрации президента. При случае мне будет совсем нетрудно сообщить ему ваши фамилии. Важно то, в каком контексте я это сделаю…

Он выдержал великолепную многозначительную паузу и спокойно затянулся сигарой. Гуров сказал:

– А всего-то речь шла о том, кто у вас работает. Честно говоря, не понимаю вашей реакции. Вы нервничаете?

– Разве я нервничаю? – удивился Игнатьев. – Извольте, я отвечу на ваш вопрос. Работает у меня всего-навсего три человека – мой водитель и два наших преподавателя – Маргарита Туманова и Сизов Вячеслав Карлович. Иногда мы приглашаем прочесть курс или пару лекций кого-нибудь со стороны, но вы ведь интересуетесь постоянными людьми?

– Да, постоянные люди нам более интересны, – сказал Гуров. – А не могли бы вы подробнее вот об этих двух – о преподавателях?

От взгляда Гурова не укрылось, что эта просьба Игнатьеву не понравилась. Он покривился, раздраженно тряхнул сигарой, сбивая пепел, и тусклым голосом сказал:

– Да что вас, собственно, интересует? Сизов – хореограф. В нашей профессии без владения своим телом, без танца – никуда. Мужик еще молодой, талантливый, работяга каких мало, но страдает от русской болезни. Запои! Потому отовсюду изгнан. А у меня характер мягкий, я всем стараюсь помочь. Ну, пока держится человек, и на том спасибо. Правда, по известным вам обстоятельствам его судьба тоже сейчас под вопросом…

– Не могли бы вы сообщить его адресок? – спросил Гуров.

– Да что такое?! – воскликнул Игнатьев. – Что, в конце концов, случилось? Я начинаю не на шутку волноваться.

– А вы не волнуйтесь. Все нормально. Нам просто необходимо поговорить с этим человеком.

Игнатьев потянулся через стол, придвинул к себе ежедневник в толстом кожаном переплете, порылся в нем, поколебавшись, вырвал листок и протянул его Гурову.

– Здесь записан его адрес, – сказал он и тут же добавил: – Не иначе, Вячеслав кому-то морду набил по пьяному делу… Только когда он успел?

– Не гадайте, – сказал Гуров. – Все равно не угадаете. Ну а что скажете насчет женщины?

– Насчет Тумановой? – пожал плечами Игнатьев. – О женщинах, как говорится, или все, или ничего… Скажу так – она тут на своем месте. В профессиональные подробности вдаваться нет смысла, а в остальном – самая обыкновенная женщина. Немного замкнутая, спокойная, следит за собой. Вообще-то она из провинции, но в Москве уже давно и чувствует себя здесь как рыба в воде. Я и то иной раз ощущаю себя здесь чужаком, а она нет.

– А она где живет? – спросил Гуров.

Игнатьев изобразил на лице сожаление.

– Вот не поверите, но у меня нет ее адреса! – сказал он. – Даже телефона нет. Как-то она сумела сразу так себя поставить, что она сама по себе, а мы…

– Как же вы с ней связываетесь, если нужно срочно что-то сообщить? – удивился Гуров.

– А никак, – ответил Игнатьев. – Мы не пожарная охрана. У нас не бывает спешки. И потом, Маргарита Анатольевна всегда на месте. Ее не приходится разыскивать… Однако прошу прощения, вынужден настаивать на прекращении нашей беседы. Я спешу.

– Ужин с советником президента? – улыбнулся Гуров.

– Ужин будет вечером, – серьезно ответил Игнатьев. – Но прежде мне еще нужно сделать массу дел.

Гуров не стал настаивать. Он и Крячко распрощались и вышли на улицу. Уехали не сразу – укрывшись в машине, дождались появления Игнатьева. Он вышел минут через пять, сосредоточенный и слегка нахмуренный, сел в «БМВ» серого цвета и уехал.

– Каково? – спросил Крячко, кивая ему вслед. – Может, нам с тобой тоже забацать какую-нибудь студию? Будем на «БМВ» ездить, костюмы носить, сигары курить… А что? Мария у нас руководителем будет.

– Кончай трепаться, – остановил его Гуров. – Дело-то серьезное. Сам слышал – советники президента, то-се… Однако есть в этом деятеле что-то по-настоящему странное. Дела у него идут плохо, а сам на лимузине с личным шофером катается. С одной стороны, человек самой мирной профессии, а с другой – так расстроился, когда мы начали задавать ему невинные вопросы… С чего бы это?

– Артист, тонкая душевная организация, – предположил Крячко. – А может, он про эту Туманову что-то знает и теперь боится, как бы через нее не попасть в скандал? Никогда не поверю, чтобы у него не было ее телефона.

– Я тоже не поверил, но настаивать не стал, – сказал Гуров. – Мне показалось, что это будет неправильно. Попробуем зайти с другого конца.

– Хочешь навестить Сизова? – догадался Крячко.

– А ты не хочешь? – парировал Гуров.

Хореограф Сизов жил в самом конце проспекта Мира, у самой дорожной развязки. Через открытые окна его квартиры доносился шум автомобильных моторов и гром проходящих поблизости поездов. Хозяин оказался закоренелым холостяком, нервным и ревнивым человеком. Наверняка он ожидал получить от жизни гораздо больше, чем она смогла предложить ему, и теперь за это был обижен на весь свет, хотя старался этого не показывать. Но обида проскальзывала в каждом слове.

– Что, Игнатьев так вам и сказал? – изумился Сизов, едва только Гуров объяснил ему, кто они с Крячко такие, и очень скупо изложил суть дела. – Это Туманова-то – застенчивая и скромная? А он, выходит, даже адреса ее не знает? Мило! – И он залился сатанинским смехом.

Как человек, не чуждый искусству, Гуров терпеливо дождался, пока артист отсмеется, а потом заметил:

– Что вас так развеселило, Вячеслав Карлович? Честно говоря, от меня ускользает весь юмор ситуации.

– А уж какой тут юмор! – неожиданно мрачно сказал Сизов. – Сволочь этот Игнатьев! Сволочь и гнида.

– Гм, действительно не смешно, – озадаченно пробормотал Гуров. – А все-таки нельзя ли поподробнее? Почему сразу сволочь?

– Ну посудите сами, – горячо сказал танцор. – У меня было хорошее предложение от одного эстрадного коллектива. Не буду его сейчас называть. Попса, конечно, но заработок неплохой и даже зарубежные гастроли обещали. И тут появляется этот Игнатьев. Наобещал мне золотые горы. Ну, я и пошел к нему…

– Он вас обманул?

– Ну как сказать… Платил он прилично, этого у него не отнимешь, – хмуро объяснил Сизов. – Но занимались мы у него какой-то ерундой. Ему, по-моему, вообще было наплевать, чем мы занимаемся. Иногда хотелось плюнуть на все и уйти куда глаза глядят. Я ведь все-таки артист! Но деньги удерживали… Все же у меня теперь не тот уровень, чтобы диктовать условия нанимателям. То есть я хочу сказать, что в другом месте мне вряд ли удастся столько же заработать – молодежь нынче зубастая… А тут он вдруг заявляет, что прикрывает студию! Он больше не нуждается в моих услугах! Я в шоке…

– Мне ваша обида понятна, – кивнул Гуров. – Но все-таки это не повод называть человека сволочью. Бизнес есть бизнес. Сегодня вы на коне, а завтра прогорели и…

– Да при чем тут бизнес? – фыркнул хореограф. – Наспех, кое-как сляпанные курсы для юных придурков, из которых, дай бог, у одного из сотни есть какая-то капля таланта!

– Но я слышал, что многие из них пристроились на телевидении, – заметил Гуров.

– Ха! На телевидении! Моя роль тут самая незначительная. Этот Игнатьев в любую дырку без мыла влезет. У него кругом друзья. И даже не столько друзья, сколько деньги. И он, честно говоря, является только посредником. Если кто-то пристроился на телевидении, это означает только одно – этот «кто-то» хорошо дал на лапу. То, что он научился у нас немного дрыгать ногами и кое-как поставил дикцию, не так важно. Важно, что Игнатьев подсказал ему, кому следует дать!

– Кстати, о друзьях, – вспомнил Гуров. – Игнатьев намекал, что у него даже в Кремле…

– Наверняка он называл вам фамилию Лавлинцев! – уверенно заявил Сизов. – Это и верно, и неверно. Лавлинцев действительно работал какое-то время в администрации президента, а точнее – в пресс-службе. Но, знаете, это не тот человек, который может сделать великую карьеру. Это человек такого, знаете, богемного склада. Любит выпить, ходит на все театральные премьеры, облизывается на актрис, пописывает стишки… На этой почве Игнатьев с ним и сошелся. Сейчас Лавлинцев всего лишь дутая величина – подвизается в каком-то фонде. Конечно, связи у него остались, и для Игнатьева он просто клад. Ведь Игнатьев – это организм, который питается информацией. Понимаете, если в нужное время упомянуть нужную фамилию, можно горы свернуть.

– Но студию он все-таки прикрывает, – задумчиво проговорил Гуров. – Какая-то новая идея или дело в другом?

– Трудно сказать, – пожал плечами Сизов. – У него ведь, кроме студии, вечно какие-то дела. Он то и дело куда-то уезжает. Берет своего шофера, наглаживается, напомаживается – и в путь. Две-три недели его нет. Потом опять появляется, как правило, воодушевленный и довольный. И тут начинаются всякие визиты, рестораны, подарки…

– Кому, простите, подарки? – не понял Гуров.

– Да вот хотя бы той самой Тумановой, адреса которой он якобы не знает, – зло усмехнулся Сизов. – Она же его любовница! Была… Тут ведь еще какая причина, что он хочет студию прикрыть? У них же с Тумановой разрыв произошел. Поймала она его с другой, что ли, или стукнул ей кто-то – в общем, имел место факт измены. Вот Туманова и хлопнула дверью. Просто ушла, и все. Так что формально наша студия уже с мая не работает. Просто фантом. Вывеска есть, а под вывеской пустота.

– Вывеска есть, а под вывеской пустота… – эхом откликнулся Гуров. – А вы случайно ничего не слышали о такой фирме – «Маркет-Тим»?

Сизов сделал удивленные глаза.

– Нет, не слышал. А должен?

– Нет, совсем не обязательно, – махнул рукой Гуров. – Это я так. К слову пришлось. У меня к вам последний вопрос. Вы-то нам с адресом Тумановой помочь можете?

– Разумеется, – кивнул Сизов. – Я знаю, где она живет. Как-то в самом начале нашей деятельности я был у нее в гостях – она вечеринку устраивала. Она живет на Красной Пресне в «сталинском» доме. У нее уютная квартирка. Сейчас я черкну вам адрес.

Получив записку с адресом, Гуров показал Сизову две фотографии – Вельского и Тумановой.

– Это она? – Сизов согласно кивнул. – А этого человека вы никогда не видели? Может быть, он когда-нибудь заходил к Тумановой, не помните?

Но на этот вопрос Сизов совершенно определенно ответил, что такого человека в обществе Тумановой он никогда не видел. Поняв, что больше из танцора ему ничего не вытянуть, Гуров раскланялся и попросил:

– Пока никому не рассказывайте о нашей беседе. Даже если очень захочется. В подробности вдаваться не буду, но дело может оказаться очень серьезным.

Глава 13

Приехав на Красную Пресню, Гуров и Крячко провели в машине небольшое совещание. На повестке дня стоял один вопрос – что делать с Тумановой. Крячко настаивал на немедленном к ней визите. Гуров, памятуя осечку с Вельским, колебался.

– Без ведома руководства, рискуя лампасами? – покачивая головой, пробормотал он. – Лампасов не жалко, да Петра подводить не хочется. Если опять упустим Вельского, скандал может получиться. Обязательно скажут – ну у тебя и кадры! Да и самим вроде неудобно на одни грабли два раза наступать.

– Грабли для того и существуют, – упрямо возразил Крячко. – А у меня вот предчувствие, что Вельский прячется как раз у Тумановой и мы можем захватить его врасплох. А если не подсуетимся, то сделаем огромную глупость. Он ведь в любую минуту может сняться с якоря. Вот мы сейчас повернем за угол, а он как раз выйдет из дома и отправится на вокзал.

– А на вокзале его возьмут.

– Как же, взяли! – скептически отозвался Крячко. – Про закон бутерброда слыхал?

– Если тебе верить, так он давно уже скрылся из города.

– А скрылся – еще лучше, – совершенно непоследовательно сказал Крячко. – Значит, у Тумановой нам нечего опасаться и надо брать ее в оборот.

– Удивительно ясно ты мыслишь! – с неудовольствием заметил Гуров. – Вот только бегаешь плохо. В прошлый раз Вельский тебя на раз сделал.

– Он не в беге меня сделал. Он на прыжке выиграл. А у этой дамочки пятый этаж – сильно не распрыгаешься.

– Ты не забывай, что он и стрелять мастер, – напомнил Гуров. – Особенно в упор.

– Так вроде мы у него инвентарь конфисковали? – не слишком уверенно сказал Крячко.

– Вот именно вроде, – заключил Гуров.

На некоторое время они замолчали, думая об одном и том же, но не торопясь излагать свои мысли. Гуров понимал, что Крячко движет довольно-таки легкомысленное желание решить проблему одним лихим наскоком. О том, что таким образом можно все испортить, он не задумывается, полагая, что думать должен Гуров. Гуров этим и занимался, склоняясь к тому, что преждевременное вмешательство в дела Тумановой может ее спугнуть и для начала было бы разумнее установить за ней слежку, выяснить ее контакты, разобраться с ее прошлым… Но, с другой стороны, в словах Крячко была своя правда. Могло случиться и так, что пока они ищут подходы к Тумановой, она и сама исчезнет, а не только ее дружок Вельский. И произойти это может буквально в любую минуту – тут Крячко тоже прав.

– Итак, Марго сообщает Вельскому, что шестого июля в Пожарск приедут люди из «Маркет-Тим», – вдруг произнес Гуров вслух, как бы приглашая Крячко к дальнейшей дискуссии. – Приедут за большими деньгами, и хорошо бы эти деньги отобрать. Вельский тут же развивает бурную деятельность, сколачивает банду и действительно берет часть денег. Возвращается в Москву, и здесь у него начинаются неприятности. Весь вопрос в том, известно ли об этом Тумановой, которая, скорее всего, и является той самой Марго? По идее, она должна ждать свою часть денег. Так вот вопрос – захочет ли Вельский сообщать ей о своем несчастье? Мы ничего не знаем об их отношениях, ничего не знаем о связях Тумановой – вдруг у нее есть какая-нибудь серьезная «крыша»? Тогда Вельский в опасности и вряд ли осмелится показаться ей на глаза.

– Тогда нам прямой резон сходить к ней в гости, – тут же подхватил Крячко. – Самое время, кстати, потому что мой желудок уже начинает заявлять свои права. Он привык в это время обедать, а не предаваться размышлениям.

– Я давно подозревал, что для размышлений ты используешь вместо головы что-то другое, – сказал Гуров. – Теперь я знаю это точно. Может быть, тебе показаться врачу? Все-таки это не совсем обычно.

– Врачи в этом ничего не понимают, – важно сказал Крячко. – Да и какая разница, чем думать? Главное, что получается не хуже, чем у прочих. Ну так мы идем или нет?

– Доводы, которые привел твой желудок, меня убедили, – признался Гуров. – Он у тебя действительно не лишен здравого смысла. Только предупреждаю – если и на этот раз мы упустим Вельского, аппетит я тебе основательно испорчу!

– Аппетит мне не испортит даже мировая война, – заявил Крячко и, достав из-под пиджака пистолет, проверил его. – А Вельского или кого другого мы уже не упустим. Почему-то сегодня я в этом особенно уверен.

Гуров и сам ощущал в душе некоторую приподнятость, которая появлялась у него перед удачным делом. Наверное, это было что-то вроде интуиции. Гуров чувствовал, что сегодня им повезет.

Они вошли в дом, где жила Туманова, и в лязгающем старинном лифте поднялись на пятый этаж. На площадке было три двери, но за дверью Тумановой никого не оказалось. Во всяком случае, открывать им никто не спешил.

– Меня начинает подводить интуиция, – расстроенно сказал Гуров. – Это мне совсем не нравится. Лучше бы мне урезали зарплату.

– Давай справимся у соседей, когда они ее последний раз видели, – предложил Крячко. – Да и вообще, она вполне может сидеть у соседки. Женщины это любят. Перемывают косточки и все такое…

– По-моему, эта дама не из таких, – засомневался Гуров. – Но у нас ничего другого не остается. Звони!

Крячко позвонил в квартиру напротив. После некоторой заминки дверь им открыла яркая черноглазая женщина лет сорока в бордовом халате и с навернутым на голову полотенцем.

– Ой! А я думала, это сестра! – сказала она, кокетливо поводя глазами. – Я сестру жду, да вот пока волосы крашу. А куда денешься? Отцвели уж давно хризантемы в саду… – Она печально вздохнула.

– Ну почему же? – галантно отозвался Крячко. – Ваш сад еще в полном порядке. А мы из милиции.

– Ой! Почему из милиции? – напугалась черноглазая. – Мы вроде…

– Не волнуйтесь, – вмешался Гуров. – Мы ищем вашу соседку, Маргариту Туманову. К сожалению, ее нет дома. Вы случайно ее сегодня не видели?

– Маргариту? Сегодня… постойте… Нет, сегодня не видела, – сказала женщина. – А что она натворила?

– Ну почему сразу натворила? – улыбнулся Гуров. – Может быть, у нас совсем другой интерес? Этого вы не допускаете?

– Ой, да вы зайдите в квартиру, – вдруг спохватилась соседка. – Что же мы стоим на лестнице? Могу и кофейку вам сварить…

Они вошли в прихожую. Гуров отвернулся от алчных глаз Крячко и решительно сказал:

– Нет, это как-нибудь в другой раз. А вы нам лучше скажите, в каких вы отношениях со своей соседкой? И когда в последний раз ее видели?

– Ну когда? – задумалась женщина. – Да вот вчера и видела. Она из магазина возвращалась с продуктами. Мы поздоровались… Вот и все… Мы закадычными подругами никогда не были. Только «здрасте» и все. Ну и, по правде сказать, вряд ли у Маргариты много подруг. Тяжелый она человек, высокомерный! Не скажу, что грубит или еще что, но вот, знаете, так порой на тебя посмотрит, что просто голой себя чувствуешь, честное слово! Ну и то, надо понимать, какую жизнь она вела. Актриса! Тут тебе и слава, и поклонники, мужчины, цветы…

– Мужчины у нее часто бывали?

– Очень часто. То вот повадился один ходить, элегантный такой, представительный. Между прочим, на «БМВ» ездит. Но потом куда-то пропал. А сегодня возле ее дверей уже какой-то «крутой» вертелся. Такой, знаете, под два метра, стриженый, складка на шее, бр-р-р!.. – Она изобразила, какое отвращение вызвала у нее эта складка на шее громилы.

– Постойте, сегодня? – насторожился Гуров. – Когда это было?

– Ну, думаю, часа два назад. Может, побольше… Или даже поменьше. Часа полтора, может быть. Я как раз за газетами выходила. У нас из ящиков воруют, а я дорогой журнал выписываю, женский…

– Но вы же говорили, что сегодня не видели Туманову, – перебил ее Гуров.

– А Туманову я и не видела, – подтвердила женщина. – И этот к ней не заходил. Я только видела, как он у дверей крутился. Потом ушел, наверное. Этого я уже не видела.

– А другие соседи в каких отношениях с Тумановой? – поинтересовался Гуров.

– А ни в каких! И потом, они сейчас все на работе. Я их и сама почти не вижу. Да я вам точно говорю, с Тумановой каши не сваришь. Она себе на уме.

– А в последнее время вы ее часто встречали? – спросил Гуров. – Я слышал, она вроде бы работу потеряла?

– Чего не знаю, того не знаю, – пожала плечами женщина. – У артистов вообще ничего не поймешь. Но вообще-то в последнее время она как будто больше стала бывать дома. Я даже удивилась. И по вечерам даже. Обычно-то раньше двух часов ночи ее не жди. Сама видела, как она на «БМВ» приезжает, – красивая жизнь! Сама-то я лучше «Жигулей» ничего не видела, вот и приходится завидовать, – немного натянуто рассмеялась она.

– Нечему тут завидовать, – авторитетно заявил Крячко. – Завидовать можно здоровью, таланту… А «БМВ» ваш – это же просто железка. Металлолом!

– Ну да, металлолом! – покачала головой женщина. – Красивая машина. Это вы так говорите, потому что не ваша.

– Тоже верно, – сокрушенно сказал Крячко. – А все-таки хороший аппетит – это куда важнее всех «БМВ» и «Мерседесов»!

Услышав, что Крячко опять переключился на свою излюбленную тему, Гуров понял, что визит затянулся. Он быстро попрощался с хозяйкой, пообещал навестить еще раз и попросил не передавать Тумановой, что ее ищет милиция.

– Сюрприз хотим сделать, – встрял Крячко. – А если заранее сказать, какой же тут сюрприз?

– Да уж знаю я ваши сюрпризы! – отмахнулась женщина, но голос ее звучал при этом весело и кокетливо. Кажется, гости произвели на нее благоприятное впечатление.

Гуров и Крячко вышли на лестничную площадку и на всякий случай еще раз позвонили в квартиру Тумановой. Мелодичный звонок в очередной раз прозвучал вхолостую. И тут Крячко взял и довольно крепко толкнул дверь.

Чмокнула защелка, и дверь неожиданно широко распахнулась. Из квартиры на оперативников пахнуло тонким ароматом духов и еще чем-то таким изысканным, чего никогда не встретишь в квартире одинокого мужчины. Гуров и Крячко посмотрели друг на друга.

– Добро пожаловать, – негромко сказал Крячко.

– Не нравится мне это добро, – с сомнением откликнулся Гуров. – Почему дверь не заперта?

– Блокирован язычок замка, – пояснил Крячко. – Если нужно выйти на минутку, достаточно поставить блокиратор, и дверь не захлопнется.

– Это я и без тебя знаю, – перебил его Гуров. – Только никто при нас на минуточку не выходил и не входил, кстати.

– Может быть, она забыла запереть дверь? – предположил Крячко. – Заботы, то-се… Голова занята другим – вот и наступил сбой в программе.

– Заботы заботами, а дверь, между прочим, открыта, – повторил Гуров. – Не нравится мне это.

Он еще раз надавил на кнопку дверного звонка, чтобы убедиться, что дома никого нет, а потом вошел в квартиру. Крячко обернулся назад, пытаясь понять, не подглядывает ли за ними в глазок веселая соседка, а потом последовал за Гуровым.

Квартира состояла из двух больших комнат с высокими потолками, отделанных в солнечно-желтых тонах. Наверное, даже в самую пасмурную погоду жить здесь было светло и радостно. Комнаты были пусты, но некоторый беспорядок, сопутствующий обычно первым минутам пробуждения, показался Гурову странным. Конечно, некоторые люди далеко не сразу заправляют разобранную постель и далеко не все складывают предметы аккуратно и только в отведенные для них места. Артистические натуры к этому особенно склонны. Но даже они к обеду обычно наводят кое-какой порядок. Здесь же вид был такой, словно порядок уже начали наводить, но что-то этим благим намерениям помешало. Незапертая дверь, разбросанные вещи – что же так могло отвлечь хозяйку квартиры, что она позабыла про самые необходимые мелочи?

Гуров задумчиво осматривал помещение. Теперь ему было ясно, чему отдавала предпочтение в жизни Маргарита Туманова. Дорогая мебель, красивая одежда, золотые украшения. Он не заметил у нее ни книг, ни пластинок, ни картин – только роскошный телевизор и десяток видеокассет с мелодрамами. Довольно странный культурный багаж для актрисы, да еще занимающейся преподаванием. Впрочем, сейчас это не имело большого значения. Гораздо важнее было понять, где сама Туманова.

Крячко действовал расторопнее Гурова, может быть, потому, что был совершенно равнодушен к предметам. Он сразу отправился на кухню. А через минуту произнес оттуда – негромко, но таким голосом, что Гуров невольно вздрогнул:

– Лева! Иди-ка сюда скорее!

Гуров, заинтригованный и встревоженный, пошел на зов, шагнул через порог кухни и замер. Между обеденным столом и янтарного цвета кухонным гарнитуром лежала женщина. Лежала она в позе, про которую в протоколах пишут «неестественная», и эта неестественность лучше всяких докторов говорила Гурову о том, что женщина мертва.

Однако он все-таки присел возле нее и попытался нащупать сонную артерию. Тело еще не полностью остыло. Гуров обернулся к Стасу.

– Смерть наступила не так давно, – сказал он. – И, судя по некоторым признакам, смерть эта была не от гриппа.

– Человек со складкой на шее? – предположил Крячко. – Не так давно он тут крутился.

– Это если верить словам соседки. Не стоит пока делать далеко идущих выводов. Нужно вызывать следственную бригаду.

– А это вообще-то она? – засомневался Крячко. – Джинсики, рубашка навыпуск… Может, домработница?

– Не помню, чтобы до этого хоть вскользь заходила речь о домработнице, – заявил Гуров. – Не хочу переворачивать труп, но это она. Та же прическа, что на снимке, и вообще сложение… А главное, были причины ее убить. И, возможно, не у одного человека.

Он поднялся, окинул взглядом кухню. Следов борьбы не было заметно. Впрочем, тренированный человек способен убить женщину без особых усилий. Тем более если он ее хороший знакомый и она от него ничего подобного не ждет.

Гуров повернулся и вышел из кухни. На глаза ему попался телефон с автоответчиком. Немного подумав, он обернул пальцы носовым платком и включил запись.

– Марго! – услышал он хриплый, взвинченный голос. – Я не могу долго базарить. Жду тебя срочно. Я уже дошел. Ты оборзела там, что ли? Если сегодня не придешь, я приду сам, понятно? – На этом запись обрывалась.

– Твою мать! – пораженно сказал Крячко. – Кто это?

– Это Вельский, – ответил Гуров. – Я узнал его голос.

Глава 14

Часы на стене показывали десять минут десятого. В квартире уже сделалось темно, но Гуров не хотел зажигать света. И еще он запретил Крячко курить, чем окончательно испортил ему настроение.

– Если, как ты утверждаешь, Вельскому позарез нужно сюда попасть, то какая разница, учует он запах или нет? – ворчал Крячко. – Все равно у него нет выбора.

– Курить вредно, – назидательно сказал Гуров. – Особенно когда поджидаешь опасного преступника. У Вельского сейчас обострены все шесть чувств. Запах табака обязательно насторожит его. Я не хочу неприятностей.

– Неприятностей и так хватает, – угрюмо заметил Крячко. – Мы уже несколько часов сидим рядом с трупом, голодные, в темноте, и еще изволь не курить! Не понимаю, какие еще неприятности могут нас ожидать?

– Мне еще хуже, чем тебе, – возразил Гуров. – Завтра Мария уезжает, а я, вместо того, чтобы провести этот вечер с ней, должен, как ты правильно заметил, сидеть рядом с трупом и объяснять тебе элементарные вещи.

– Ну, это твоя идея! – сказал Крячко. – Ты страдаешь за идею.

Действительно, идея устроить в квартире Тумановой засаду принадлежала Гурову. К ней его подтолкнул телефонный звонок Вельского. Гуров воспринял его слова очень серьезно. Судя по всему, Вельский где-то прятался, но положение его было отчаянным. Возможно, у него до сих пор не было ни денег, ни еды, и единственная надежда у него оставалась сейчас на Туманову, которая уже ничем не могла ему помочь. Это предположение заставляло пересмотреть первоначальное мнение о том, что между Тумановой и Вельским могли быть натянутые отношения. Если бы это было так, Вельский не стал бы ей звонить.

Правда, одна подспудная мысль все-таки беспокоила Гурова. Он допускал, что Вельский как-то причастен к убийству Тумановой, а звонил только для отвода глаз, но это, пожалуй, было слишком сложно для такой натуры, как Вельский. Тот бы после убийства не стал разыгрывать психологические этюды, а просто постарался бы убраться подальше. Такой вариант можно было предполагать исключительно теоретически, и Гуров все-таки остановил свой выбор на засаде.

Он не знал, когда Вельский решится явиться в квартиру Тумановой, поэтому решил повременить с вызовом следственной бригады. Но о случившемся немедленно доложил по телефону генералу и поставил его в известность о своих планах. Орлов план одобрил, но направил Гурову на подмогу оперативную группу из шести человек, которые должны были подстраховать Гурова на случай всяких неожиданностей. Связь между Гуровым и оперативниками осуществлялась по мобильному телефону. Под наблюдением находились подходы к дому, подъезд и лестничная клетка. Вместе с Гуровым и Крячко оперативники томились в ожидании уже несколько часов, но им все-таки было полегче. Вокруг них были живые люди, они могли перехватить бутерброд и выкурить сигарету.

Но Гуров не терял времени. По телефону опять связался с генералом и попросил дополнительно выделить человека, который бы безотлагательно занялся личностью господина Игнатьева. Эта фигура представлялась Гурову все более любопытной.

На Игнатьева «бросили» подполковника Сорокина, как человека, уже причастного к этому делу. Он с энтузиазмом взялся за дело и уже к вечеру собрал очень любопытную информацию. Он позвонил как раз в тот момент, когда дискуссия между Гуровым и Крячко зашла в абсолютный тупик и постороннее вмешательство было очень кстати. Сорокин был в курсе происходящего, поэтому первым делом поинтересовался:

– Как там у вас?

– У нас очень уютно, – ответил Гуров. – Только немножко мрачновато. Сидим с Крячко в темноте и портим друг другу настроение.

– Почему без света? – удивился Сорокин. – Тот, кого вы ждете, может насторожиться, если в квартире не будет света. Он поймет, что в квартиру ему не попасть…

– Не скажи, – возразил Гуров. – На его звонки не отвечают. Естественно в его положении предполагать, что дома никого нет. Свет как раз может его смутить. И я уверен, что он найдет возможность попасть в квартиру. Человек он ловкий и решительный.

– Ага, ну вам там виднее, – сказал Сорокин. – А я вот тоже хочу рассказать тебе про одного ловкого и решительного человека. Я тут навел справки про Игнатьева, и выяснились удивительные вещи. Во-первых, похоже, Игнатьев уже убрался из Москвы…

– Как?! – воскликнул Гуров. – Не может быть!

– Очень даже может. Тут вот какая странность. Ты не поверишь, но оказалось, что Игнатьев практически не имеет в Москве своего жилья. Последние месяцы он вообще жил в гостиницах. Снимал люксовые номера, платил щедрые чаевые, короче, чувствовал себя как дома. А сегодня он выписался из гостиницы «Украина» и больше нигде не появлялся. Я разузнал даже про платную автостоянку, куда он обычно ставил свой «БМВ». Машину забрали сегодня утром и больше туда не ставили. Кроме того, срок аренды помещений в концертном центре у Игнатьева истек. Все! Он обрубил концы, Лев Иванович!

– Вот черт! В жизни не знаешь, где найдешь, где потеряешь! – в сердцах сказал Гуров. – Только что-то забрезжило – и на тебе! Ну, ладно, что выросло, то выросло. Видно, этот человек не последняя пешка в нашей игре, и у него были веские причины сменить обстановку. Что-то он почувствовал… К сожалению, раньше нас. А по его водителю ты что-нибудь выяснил?

– Парамонов Александр Федорович. Коренной москвич. В прошлом боксер, потом вышибала в ночном клубе. Был условно осужден за нанесение тяжких телесных повреждений какому-то торговцу на рынке. Суд учел то обстоятельство, что в конфликте были виновны оба. У Игнатьева Парамонов работает уже три года. Часто ездит с ним в командировки. Живет на Юго-Западе с престарелой матерью в однокомнатной квартире, копит деньги. Наверное, хочет улучшить жилищные условия. Я туда заглядывал, но мало что узнал. Старушка совсем дряхлая. Утверждает, что сын с ней вообще не разговаривает. Прочих контактов этого человека я просто не успел нащупать. Не было времени.

– Все равно спасибо, Сорокин! – похвалил его Гуров. – По части информации ты у нас просто ас. А ты случайно не знаешь, имеется ли у Парамонова жирная складка на шее?

– Я ведь его не видел, Лев Иванович! – прогудел в ответ Сорокин. – Складки его не щупал. Но, судя по косвенным данным, тяжелый вес, возраст за тридцать, работа по большей части сидячая – таковая складка вполне может иметь место.

– Если встретишь, обязательно уточни! – полушутливо сказал ему Гуров.

После звонка Сорокина последовал звонок от капитана Тарасова, который наблюдал за домом из магазина, расположенного поблизости. Он тоже интересовался, как дела, и доложил, что у него никаких перемен нет и что он вынужден сменить дислокацию, потому что его фигура уже начинает привлекать внимание. Гуров принял сообщение к сведению, и опять в квартире стало тихо.

На этот раз даже Крячко не испытывал никакого желания разговаривать. Он понурясь сидел в кресле и, кажется, дремал. Неудобства доконали его. Гуров и сам чувствовал себя скверно, но по-прежнему не считал свое решение ошибкой. Они не знали, как далеко отсюда находится Вельский и что у него на уме. Вполне возможно, что он сам давно наблюдает за квартирой Тумановой. Появление здесь милиции и «Скорой» обязательно бы его спугнуло. Оставалось терпеливо ждать. Гуров был уверен, что Вельский обязательно явится.

Снаружи постепенно затихал городской шум. Свет фонарей проник в комнату и расписал стены фосфоресцирующими полосами. Крячко вдруг поднял голову и спросил:

– Который час?

Гуров поднес часы к свету.

– Половина десятого.

– Ты уже звонил Марии?

– Пока нет, – смущенно сказал Гуров. – Что-то меня удерживает от такого поступка. Может быть, чуть позже позвоню. Когда все определится.

– Ни черта у нас не определится, – заявил Крячко. – Купил он нас этим звонком. Сам же, наверное, и грохнул девчонку. А теперь давно уже катит небось по Рязанскому шоссе и радуется, как он здорово нас обдурил.

– А я вот в этом не уверен, – возразил Гуров. – Сдается мне, что если бы он это сделал, то непременно бы обчистил квартиру. Он на мели, а мертвым все равно ничего уже не нужно. Логика в таких случаях простая. А здесь мы имеем дело с «чистым» убийством. Убрали человека, который слишком много знал. И, знаешь, у меня складывается впечатление, что я знаю, кто убийца. У меня нет фактов, но логические связи выстраиваются на редкость четко. Туманова была жива до тех пор, пока мы не появились у Игнатьева и не поинтересовались ее местонахождением. Потом этот человек с толстой шеей и отъезд Игнатьева, который вполне можно назвать бегством…

– Но при чем здесь Игнатьев? – с досадой спросил Крячко. – Как он у тебя вписывается в схему?

– А у меня пока вся схема в разобранном состоянии, – признался Гуров. – Но Игнатьев, похоже, здесь очень при чем. Я вот начинаю думать, не от него ли Туманова узнала о деньгах, которые Визгалин выплатил «Маркет-Тиму»?

– Где Визгалин, а где Игнатьев! – недоверчиво фыркнул Крячко. – Вот уж, по-моему, ничего общего.

– А много ли общего между Визгалиным и заштатной актриской? – спросил Гуров. – Однако же Вельского навела именно она, иначе все это просто грандиозное недоразумение, спектакль абсурда. Но я смею думать, что мы не ошибаемся.

– В таком случае Игнатьева нужно объявлять в розыск, – сказал Крячко.

– Пока для этого нет оснований, – возразил Гуров. – Нам бы хорошего свидетеля…

Он вдруг замолчал, встрепенулся и бесшумно поднялся с кресла. Крячко ни о чем его не спрашивал. Он тоже вскочил, мягким кошачьим шагом выскользнул из комнаты и занял позицию возле входной двери. Гуров встал с другой стороны и извлек из кобуры пистолет.

Тихий звук, который так насторожил обоих, повторился. Снаружи кто-то осторожно вкладывал ключ в прорезь замка. «Если это Вельский, – промелькнуло в голове у Гурова, – то последние сомнения отпадают. Только идиот стал бы возвращаться сейчас в дом, где он совершил убийство. А Вельский не идиот. И потом, этот ключ… Нужно сильно доверять человеку, чтобы дать ему ключ от такой роскошной квартиры».

Ключ в замке повернулся. А потом дверь стала невыносимо медленно отворяться. В темноту прихожей хлынул поток мутного света с лестничной площадки, и в полосе света возникла тень мужчины.

Видимо, в последние дни ему пришлось несладко. Вряд ли у него была возможность принять ванну и поменять одежду. А попотеть ему явно пришлось немало. Гуров почувствовал густой запах пота, ворвавшийся в помещение. И еще запах потертой кожи. Он вспомнил, что в последний раз Вельский был в кожаном пиджаке.

Человек переступил порог и быстро прикрыл за собой дверь. Снова наступила кромешная темнота. Гуров не стал торопиться. Действовать нужно было наверняка.

Пришелец тоже не спешил. Он немного постоял в темноте, видимо, прислушиваясь, а потом уверенно нащупал на стене выключатель и зажег свет. И в ту же секунду Гуров поднял пистолет и скомандовал:

– Спокойно, Вельский! Лицом к стене! Руки на затылок!

На лице Вельского не было никакого замешательства. Он молча бросился на Гурова, пытаясь выбить у него оружие. Крячко выскочил из угла и всем весом своего тела обрушился сзади на Вельского.

Гуров совсем не хотел стрелять, и Вельский чувствовал это. Его не смутило даже присутствие второго человека у него за спиной – очень внушительное присутствие, между прочим. Он дрался как зверь.

Они все трое не устояли на ногах, и схватка продолжалась на полу. При падении Гуров сильно ударился локтем об острый край какой-то тумбочки и невольно выронил пистолет. Тот с грохотом отлетел куда-то в угол. Почувствовав, что противник слабеет, Вельский удвоил усилия. Он пытался пережать Гурову горло, но ему мешал Крячко, впившийся в него как клещ. И все-таки Вельский не сдавался. Он был силен как бык. Его пятерня цепляла как хороший капкан.

Задыхаясь и хрипя, они катались по полу, опрокидывая мебель и натыкаясь на стены. Но потом Гурову удалось сконцентрироваться, и он, изловчившись, ударил Вельского коленом в пах. Тот замычал и ослабил хватку. В ту же секунду Крячко заломил ему руку и подмял под себя. Гуров был свободен и немедленно вскочил на ноги.

Но, похоже, они до конца так и недооценили соперника. Вельский, будто получив новый заряд энергии, выгнулся дугой и сбросил с себя Крячко. Тот отлетел в сторону и врезался в большое овальное зеркало. К счастью, зеркало было намертво вделано в стену и осталось целым. Крячко тоже не пострадал, но был слегка оглушен. А Вельский, словно заведенный, тут же нырнул в тот угол, где валялся «макаров», и попытался овладеть им. Но тут он забыл об осторожности, и Гуров пресек эту попытку, безо всякого сожаления придавив каблуком тянущуюся к пистолету руку. Послышался легкий хруст, и тут Вельский впервые отступил. Он негромко зарычал, перевернулся назад через голову и, держа на отлете поврежденную руку, метнулся прямиком на кухню. Оперативники бросились за ним. Крячко на секунду опередил Гурова, поднимавшего пистолет, и заорал не своим голосом:

– Лева, он опять прыгать собрался!

– Пусть прыгает, – пробормотал Гуров. – Внизу капитан Тарасов.

На самом деле он был обеспокоен. От этого бешеного можно было ожидать чего угодно. Гуров поднял пистолет и крикнул:

– Вельский, учти: бежать тебе некуда! Лучше сдайся по-хорошему. Продолжишь сопротивление – я буду стрелять.

Крячко застыл у двери, ведущей в кухню. Они оба прислушались. В кухне было темно и тихо. Вельский, похоже, не только раздумал прыгать, но и вообще не подавал признаков жизни. Ожидая, что тот затеял какую-нибудь подлость, Гуров не спешил бросаться в драку. Внимательно наблюдая за дверным проемом и прижимаясь спиной к стене, он медленно приближался к последнему убежищу Вельского.

И тут на кухне вспыхнул свет. Это было так неожиданно, что Гуров даже чуть-чуть растерялся. Он не понимал, что это могло означать. Темнота сейчас была союзником Вельского. Для чего же он зажег свет?

И вдруг Гуров понял. Он опустил пистолет и спокойно направился к двери. Крячко удивленно посмотрел на него, но тут же к нему присоединился. Они почти одновременно перешагнули через порог и остановились у входа.

Вместо озверелого, готового на все бандита они вдруг увидели совершенно другого человека – растерянного, сломленного и словно на десять лет постаревшего. Не обращая внимания на своих врагов, он неподвижно стоял над телом Тумановой и остекленевшим взором смотрел на убитую. Его лицо с двухдневной щетиной было бледно и искажено горем.

– Как же так? – еле слышно пробормотал он беспомощным тоном. – Этого не может быть. Марго, я не хочу…

Он вдруг упал на колени и, уткнувшись головой в неподвижное тело, глухо зарыдал, сотрясаясь в конвульсиях. Крячко испуганно посмотрел на Гурова. Тот только пожал плечами – ему тоже было не по себе.

Прошло минут пять, и Вельский постепенно приходил в себя. Рыдания его делались все тише, он вдруг с силой ударил себя кулаком по лицу – раз, другой… А потом вытер глаза, нежно провел ладонью по волосам мертвой девушки, что-то прошептал почти беззвучно и наконец поднялся.

– Кто убил? – спросил он, не оборачиваясь.

– Мы у тебя хотели это спросить, – ответил Гуров.

Вельский медленно повернулся к нему. В глазах его горела такая ненависть, что у Гурова мороз пробежал по спине.

– Тогда вам повезло, – холодно сказал Вельский. – Я вам скажу, кто убил. Я вам его покажу, я его вам на блюдечке принесу – только дайте мне его на две минуты, ладно?

– Тебе даже кошку на две минуты нельзя доверить, – проворчал Крячко. – Крышу у тебя, похоже, напрочь снесло, парень. Оружие при себе есть?

Вельский медленно поднял руки и молча повернулся лицом к стене. Крячко сноровисто ощупал его и сказал с некоторым удивлением:

– Он пустой, Лева! Кто бы мог подумать?

– Я не жрал уже двое суток, – неожиданно злым голосом сказал Вельский. – Какое оружие? Вы у меня все отшакалили.

– Шакалишь ты, – спокойно возразил Гуров. – А мы конфискуем. Жаль вот, что тебя не сразу задержали. Может быть, тогда твоя Марго была бы жива.

Эта простая мысль поразила Вельского. Он обернулся и заморгал глазами, но ничего не сказал и тяжело опустился на стул. Взгляд его опять остановился на мертвом теле.

– Я в деревне сидел. Она участок купила в Подмосковье, все собиралась там хоромы отгрохать. Сейчас там дом-развалюха. Одни мыши да пауки. Она меня туда отвезла. Сказала, что скоро что-нибудь придумает и заберет меня оттуда. Я два дня ждал, а потом не выдержал. Ну что – в доме ни воды, ни жратвы, спать не на чем… У меня в кармане ни копья. Я рискнул – добрался до ближайшего переговорника, у операторши выцыганил разговор бесплатный – Марго позвонил. А она молчит. Что мне оставалось делать? Я в Москву рванул, хотя чувствовал, что пасете вы меня… Куда-то в другое место? С небритой рожей, без багажа и без денег далеко не уйдешь. Да и насчет Марго у меня плохие предчувствия были.

Он прервал рассказ, полез в карман, вытащил пустую пачку от сигарет и смял ее в кулаке. Крячко, внезапно осознавший, что курить уже можно, торопливо подсунул Вельскому свои. Они закурили.

– Без сигарет тоже уши пухли, – пожаловался Вельский. – И вообще, в таком дерьме я давно не был. Кругом ноль!

– Кто она тебе? – спросил Гуров.

– Сестра она моя двоюродная, – необычно мягко сказал Вельский. – Росли мы вместе с детства. Я всегда ее от пацанов защищал. Ни одного не подпускал. Меня в нашем районе все до икоты боялись… А потом она выросла и в Москву подалась. Мне-то сначала как-то не в кайф было, я про Москву и думать не хотел. Отслужил свое, опять в свой Воронеж вернулся… Да что-то как-то не пошло у меня там. Дай, думаю, к сестренке в столицу смотаюсь – может, там найду свое счастье? Ну и нашел. Сначала Марго мне, конечно, помогла, на первых порах. А потом я сам себе жизнь выбрал. Были тут ребята крутые. Я с ними случайно сошелся, но они мне сразу поверили. Мы кое-какими делами денежными занимались, по стране катались, крутились, короче, как могли. Я это потому вам рассказываю, что ребята те уже не жильцы на этом свете. Работа у нас вредная оказалась. Один я выжил. Решил немножко отдохнуть, молодость вспомнить. У меня в Пожарске кореша с армии остались. Я туда рванул.

– А Марго? – спросил Гуров.

– А что Марго? – печально сказал Вельский. – У нее своя жизнь была. Детство-то давно кончилось. Она во мне не больно нуждалась. Сами видите, у нее все в порядке было. Она у нас театральное училище закончила, в театре играла. И здесь тоже что-то вроде… Я ей тут не советчик был. И защищать ее вроде не от кого теперь было. А вон как обернулось. Надо было мне этому козлу пасть порвать – сразу он мне не понравился.

– Ты о ком сейчас говоришь? – спросил Гуров. – Маргарите кто-то угрожал?

– Да никто ей не угрожал, – поморщился Вельский. – Все не так было. Сошлась она тут с одним. Вроде он школу для артистов устроил. Весь из себя лощеный, прикид крутой, тачка… Он Марго по ресторанам катал, на приемы водил. У него друзей пол-Москвы, и все при чинах, при бабках. Короче, не жизнь, а малина. Только к началу лета этот старый хрыч ей изменил. Не то чтобы отставку дал, а просто чего-то новенького ему захотелось. А Марго это задело очень. Она же не проститутка какая-нибудь. Она сперва сильно переживала, плакала даже, а потом…

Он замолчал и знаком попросил у Крячко еще одну сигарету. Пока он закуривал, Гуров нетерпеливо спросил:

– И что же было потом?

– А потом она поняла, что этот урод не стоит ее слез. Только ей было противно, что он опять живет в свое удовольствие. Она проституткой себя чувствовала, понимаете? И по-своему решила отомстить, по-женски. И вспомнила про меня…

– Почему про тебя? – жестко спросил Гуров. – Почему не про Ваню Иванова или Петю Сидорова? Она была в курсе, какими делами ты занимаешься?

– Она не была в курсе, – спокойно ответил Вельский. – Я про дела с женщинами не разговариваю. Конечно, она догадывалась. И потом, я же всегда ее защищал, когда нужно было, с детства.

– Понятно, и как же она решила отомстить?

– Она была в курсе всех дел этого кренделя. Только раньше она мне ничего не говорила, а тут все выложила. Оказалось, что он аферист еще тот. Про все дела она не рассказывала, а про последнее, которое у него в самом разгаре было, рассказала подробно. Короче, он находил лохов-начальников в разных городах и впаривал им какое-нибудь фуфло, типа, он из администрации президента, обещал помочь дела денежные провернуть. Приезжал в «БМВ», с шофером, с секретаршей – за секретаршу Марго была – и вешал им лапшу на уши. Он же среди этой сволочи все равно что свой, все повадки их знает. К тому же он чуть не от имени президента вещал, фамилии называл разные, от которых у чиновников трепет начинался. А в этот раз он в Пожарске куролесил. Вот Марго и попросила его на этом пожарском деле опустить. Она ведь еще почему ко мне пошла? Она знала, что у меня в Пожарске кореша. Все подробности она мне выложила…

– Если можно, повтори нам эти подробности, – перебил Гуров. – Если надеешься, что этого человека накажут.

– Короче, первый раз он там в мае был, – кивнув, продолжил Вельский. – Особенно не напрягался. Позвонил в тамошнюю администрацию – якобы из кремлевской администрации – с обычного телефона! Сказал, что собирается заглянуть в Пожарск. Просил оказать содействие. Ну эти лохи уши и развесили. Они как услышат про Кремль, так сразу с катушек слетают. Даже документы у него не проверяли ни разу. Попробуй у кремлевского проверь – себе дороже! Он вместо документов визитки с собой возил. Ну и байки им про свои связи рассказывал.

– Ну а смысл? – не вытерпел Крячко. – Какая ему от этого выгода была?

– А выгода очень простая. Им всем от федерального центра что нужно? Правильно, бабки им нужны, инвестиции. Чтобы было что воровать. Вот он им и обещал инвестиции. В Пожарске пообещал помочь взять тендер на постройку в городе зоопарка. Крупнейшего после московского. Спрашивается, на хрена в Пожарске зоопарк?

– А за помощь он просил отступные? – догадался Гуров.

– Вот именно, – кивнул Вельский. – Но он хитро делал. Сам никаких денег не брал. Он в таких случаях предлагал перечислить некоторую сумму на счет подставной фирмы, а некоторую сумму передать наличными другой фирме. У него для этого ушлые ребята имелись, которые на оформлении фирм-однодневок собаку съели. Он с ними делился, но и ему оставалось немало, потому что на его байки почти везде покупались. Он кучу областей объездил.

– И ни одного прокола? – удивился Гуров.

– А как он проколется? Кто же вслух признается, что его как лоха на несколько «лимонов» развели? Они все помалкивали в тряпочку. И дальше бы помалкивали, но тут мы встряли. Короче, Марго знала день и час, когда эта команда в Пожарск прибудет, когда примерно деньги получит. Я махнул в Пожарск заранее, с корешами обмозговал это дело. Мельница, мой дружок, предложил их в лесу встретить. Ну а остальное вы, наверное, сами уже знаете, раз на меня вышли…

– Допустим, знаем, – сказал Гуров. – Одного мы до сих пор не услышали. Как фамилия этого мошенника?

– Игнатьев его фамилия, – мрачно ответил Вельский.

Глава 15

Серый «БМВ», принадлежавший господину Игнатьеву, был задержан уже на следующий день после обеда в подмосковном Звенигороде. Обстоятельства задержания выглядели достаточно странно, потому что в момент задержания за рулем машины сидел некий гражданин Республики Дагестан, к которому у местной милиции имелись давние претензии, но не имелось возможности эти претензии предъявить – для этого всегда было слишком мало улик. На этот раз его с большим удовольствием арестовали, потому что никаких документов на машину у него не было, а денег от него милиционеры не взяли – до такой степени этот человек им надоел.

Узнав об этом, Гуров распорядился, чтобы задержанного немедленно доставили в Москву, и стал ждать. Это не значило, что он томился от безделья. Весь этот день он крутился как белка в колесе.

Утром Гуров едва успел проводить жену. Ему было очень неловко, потому что он так и не позвонил ей накануне. Сначала закрутился со следственной бригадой, потом еще долго сидел с Крячко в главке, а потом решил, что уже слишком поздно и не стоит беспокоить жену перед дорогой. Свою ошибку он осознал в последний момент, когда на перроне увидел упрек в глазах Марии и почувствовал некоторый холодок, который окутывал ее, точно невидимое облачко. Она ни о чем не спрашивала, но Гуров счел нужным объясниться.

– Это была не подворотня, – сказал он смущенно. – Убили женщину. Пришлось устраивать засаду. А потом еще готовили ориентировку. Убийца объявлен в розыск. Нужно было провернуть все как можно быстрее, пока он не замел следы.

– Наверное, ты прав, – сказала Мария. – В конечном счете ты всегда оказываешься прав.

Прощальный поцелуй был мимолетным и неловким. Потом поезд ушел, а Гуров еще некоторое время стоял на перроне, думая о том, как неудачно все устроено в этом мире и как просто совершить ошибку, когда тебе кажется, что ты все делаешь правильно. «Хорошо, что есть такая штука, как время, – подумал он. – Время все исправляет и сглаживает. Значит, будем надеяться, что и на этот раз время все расставит по своим местам».

Долго предаваться печали он не мог, потому что нужно было срочно возвращаться в главк, где его ждал генерал Орлов. Убийство Тумановой и арест Вельского вытянули за собой целый хвост проблем, главной из которых было исчезновение Игнатьева и его водителя. Подполковник Сорокин мог назвать имена людей, неплохо знавших Игнатьева, но ни один из них, как выяснилось, не знал толком, чем тот занимается, и уж тем более не имел представления о его планах.

Правда, Гуров был уверен, что совсем уж бесследно Игнатьев исчезнуть не может. По его мнению, этот человек слишком свыкся с ролью мифического сотрудника Кремля, чтобы вот так сразу от нее отказаться. Наверняка он уверен, что и с убийством Тумановой у него все прошло гладко. Убивал, конечно, не он сам, а, скорее всего, Парамонов. Сговаривались они, конечно, с глазу на глаз – свидетелей не имеется, – и господин Игнатьев по-прежнему может чувствовать себя неуязвимым.

Своим единственным слабым местом он видит только аферу в Пожарске. Благодаря предательству верной прежде помощницы эта история стала достоянием посторонних людей, и к тому же она, эта история, еще далеко не закончилась. Окольными путями Игнатьев наверняка узнал о судьбе своих друзей из «Маркет-Тим». Возможно даже, что он узнал об этом из первых, так сказать, уст, позвонив насчет задержки платежа Визгалину. В данном случае очень интересно, что тот Игнатьеву ответил. Хватило ли Визгалину ума понять, что он имеет дело отнюдь не с кремлевским чиновником, или он по-прежнему находится в приятном заблуждении? Проникнуть в тайны чиновничьего мозга не так просто. Лучше всего об этом сказал бы сейчас сам Визгалин. Или Игнатьев. Но по известным причинам Гуров пока не мог с ними связаться. Приходилось додумывать ситуацию самому.

Он решил, что Визгалина в настоящий момент вряд ли сильно интересуют дела, касающиеся фальшивого тендера. Во всяком случае, сейчас он предельно насторожен. Обжегшись на молоке, дуют на воду. Возможно, он даже навел кое-какие справки о «кремлевском советнике». Другое дело Игнатьев. Его азартная натура может не удовлетвориться полученным результатом. Он вполне может попытаться дожать Визгалина, по крайней мере, еще раз связаться с ним. Рискованно? Но такие игроки привыкли рисковать. Очевидность такого риска может послужить ему своеобразной гарантией. Никто не ожидает, что он решится еще раз появиться в Пожарске. А почему бы и нет? Он никого не убивал, у него безупречная внешность и знание кремлевских реалий. В худшем случае его просто выдворят из города – потому что кому нужен свидетель собственной глупости? И передавать его в руки милиции слишком накладно для собственной репутации.

Значит, стоит попробовать поискать Игнатьева в Пожарске? Вдруг он все-таки попробует восполнить понесенные убытки? Один звонок, один небольшой визит – что он теряет? К тому же он уверен, что Визгалин хранит в тайне обстоятельства их сделки и милиция о ней ничего не знает. Люди, которые были посвящены в курс дела, мертвы.

Гуров связался с прокуратурой Пожарска и попросил к телефону следователя Боголепова. Тот подошел к телефону не сразу и, вопреки ожиданиям Гурова, совсем не обрадовался звонку.

– Как у вас там дела? – как ни в чем не бывало спросил его Гуров. – Следствие идет?

– Следствие? А, ты имеешь в виду то дело? – вяло поинтересовался Боголепов. – А куда ему идти? Оно на том же месте. Ты, я вижу, тоже?

– Ошибаешься! – объявил Гуров. – Мы только что взяли третьего участника банды – Шерифа. К вам пока не направляем, потому что у вас смертность высокая. У нас, собственно, тоже… – добавил он неохотно. – Мы вышли и на Марго, которая навела банду на деньги, но, к сожалению, уберечь не смогли. Убили ее. Я как раз в связи с этим и звоню. У нас теперь есть довольно подробная картина всей этой истории. Но это не телефонный разговор. У меня вот какая просьба – попробуй навести справки, не появлялся ли или, может быть, вот-вот появится у вас в городе «БМВ» серого цвета, номерной знак… – Он продиктовал Боголепову номер. – Водитель – Парамонов Александр Федорович. А с ним должен быть один господин, который нас особенно интересует, – Игнатьев Валентин Владимирович. Если таковые у вас объявятся, прими все меры к задержанию. Он возле известного тебе лица крутиться должен. Сделаешь?

– А куда мне деваться? – ответил Боголепов. – Конечно, сделаю. Прямо сейчас и займусь. У меня есть время. А ты к нам скоро?

– Это будет зависеть от многих факторов. Но рано или поздно я у вас буду, не сомневайся, – пообещал Гуров.

Ему показалось, что после разговора настроение у Боголепова слегка улучшилось, и от души порадовался этому. Видимо, следователю приходилось сейчас несладко, а дело, которое он с такой помпой затеял, в Пожарске уже мало кого интересовало. Но еще больше Гуров обрадовался, когда ему доложили, что задержанный с сопровождающим прибыли.

Сопровождающих оказалось двое. Капитан ГИБДД Самсонов и опер Чумаков из Звенигорода тоже не скрывали своей радости. Задержанный был хмур и расстроен до предела. Судя по всему, случившееся с ним он расценивал как коварное и ничем не оправданное злодеяние и был уязвлен в самое сердце.

– Разрешите доложить, товарищ полковник! – сообщил Чумаков. – Задержанный Магомедов доставлен! Вот протокол и все остальное… Давно мы на него зубы точили, голубчика!

Просматривая бумаги, Гуров поинтересовался:

– Чем же он вам так досадил?

– Он нас уже достал! – с чувством сказал Чумаков. – Незаконное проживание, криминальные контакты, разборки… Он с половиной преступников в городе связан. А доказательств нет.

– Плохо ищете! – заметил Гуров и поднял глаза на задержанного. – Итак, Муса Магомедов, шестьдесят шестого года рождения, уроженец Республики Дагестан, расскажи нам, как ты оказался за рулем чужой машины?

– Моя машина, начальник! Моя! – завопил Магомедов. – Только что купил, документы еще не успел оформить, а эти сразу – в наручники! Это закон, я спрашиваю?

– Да, это закон, – подтвердил Гуров. – Где акт купли-продажи, заключение ГИБДД, подпись нотариуса? Где оформлялась сделка?

– Зачем нотариус? Я тебе как на исповеди говорю, купил я тачку! Если честно – за полцены. За полцены такую тачку не грех взять и без документов, правильно я говорю?

– Неправильно, – сказал Гуров. – Но раз ты ее купил, то опиши людей, которые ее тебе продали, иначе не выйдешь из камеры до самой старости.

Гражданин Магомедов подозрительно уставился на Гурова, словно прикидывая, в силах ли этого человека засадить его до седых волос в тюрьму, а потом горячо сказал:

– А если все скажу, что ты хочешь, отпустишь, начальник?

– Нет, не отпущу, – категорически сказал Гуров. – И вообще, ты еще ничего не сказал, а уже торгуешься. Это несолидно. Может быть, тебя еще в камере подержать, чтобы ты хорошенько подумал?

– Да я и так подумал, начальник! – с жаром сказал задержанный. – Что они мне, братья? Товарищи они мне? Первый раз их видел, честное слово! Один такой здоровый, стриженный как спортсмен – молчит все время, а другой – представительный из себя, на депутата похож. Они меня на рынке встретили, говорят: «Тачка хорошая нужна?» Я сходил посмотрел – правда хорошая тачка. У нас на таких уважаемые люди ездят. Я думаю, перегоню тачку домой, в Дагестан, продам – детишкам новую одежду куплю…

– Ты нам про свое чадолюбие не заливай, – остановил его Гуров. – Ты про этих двоих рассказывай. Откуда они тебя знают?

– Да меня все знают, – с гордостью сказал Магомедов. – Подсказал им кто-то.

– Ну, хорошо, купил ты у них тачку, а потом что?

– Потом я сел и поехал, – сказал Магомедов.

– Заныкать хотел побыстрее, – злорадно заметил опер Чумаков. – Но не обломилось.

– Меня в данный момент не твоя персона интересует, – сказал Гуров Магомедову. – Ты хочешь сказать, что эти двое представительных, на депутатов похожих, пешком от тебя ушли? Это на них не похоже. Признавайся, дал им машину?

Магомедов заморгал и сделал несчастное лицо. Ему очень не хотелось отвечать на этот вопрос, но стоявший у него за спиной капитан Самсонов сердито пихнул его в плечо и грубо спросил:

– Твоя «девятка» где? Ты же последнее время на «девятке» гонял. Только вчера тебя на ней видел.

Магомедов задумался. Ему очень хотелось соврать, но он чувствовал, что этот важный начальник за столом наверняка все проверит и, пожалуй, обман раскроется.

– Совсем забыл! – покаянно сказал он. – Я же свою тачку на их тачку сменял! Совсем память плохая стала, начальник! У меня же денег не хватило. Откуда у меня деньги? А тачка у них завидная. Говорю, давай махнемся, а? Доверенность им писал…

– Номер? – спросил Гуров.

– Чей номер? – не понял Магомедов.

Но капитан Самсонов уже диктовал Гурову номер машины. Он помнил его наизусть и мог бы назвать, даже если бы его разбудили среди ночи. Гуров записал номер и тут же связался с дежурной частью. Поняв, что его машина теперь тоже находится в розыске, Магомедов почему-то особенно расстроился. Он, кажется, все еще всерьез рассчитывал, что, как только недоразумение выяснится, его тут же отпустят и вернут честно выменянный «БМВ». Он только боялся, что если у его партнеров отберут его «девятку», то обмен может быть аннулирован. Гуров развеял его надежды.

– Мы все проверим, Магомедов, – заявил он. – Выясним, какое отношение ты на самом деле имел к этим двоим и что за обмен ты с ними совершил. А пока посидишь у нас в СИЗО.

– И молись, чтобы твои слова оказались правдой, – мрачно добавил опер Чумаков. – Иначе я тебе все угоны машин за этот год пришью.

Когда Магомедова уводили, он пожимал плечами и громко сетовал на злодейку-судьбу и отсутствие справедливости. Гуров подумал, что это примечательная черта нашего времени – о справедливости громче всех кричит именно тот, кто не имеет о ней никакого понятия.

До вечера никаких сведений больше не поступало. Молчал Пожарск, ничего обнадеживающего не было и в сводках. Гуров понимал, что времени уже потеряно много и беглецы вполне могли выбраться за пределы области. Могло быть и хуже – если бы слова Магомедова об обмене машинами оказались блефом. Нетерпение Гурова достигло такого предела, что он готов был сам бежать по всем дорогам, разыскивать следы мошенников. Однако все, что он мог сейчас, – это ждать и надеяться. Это было труднее всего.

А наутро в дежурную часть позвонили из ГОВД Можайска и сообщили, что разыскиваемая «девятка» обнаружена возле местной гостиницы.

Глава 16

В Можайск выехали втроем – Гуров, Крячко и подполковник Сорокин. Последний накануне, раздобыв приличную фотографию Парамонова, навестил словоохотливую соседку покойной Тумановой. Соседка была в шоке от случившегося, однако в опознании проявила удивительную твердость, выбрав из портретов шести разных людей именно фотографию Парамонова. Она заявила, что прекрасно запомнила этого человека и что именно он околачивался у дверей Тумановой в день убийства.

Это обстоятельство воодушевило Гурова. Теперь у них были свидетельские показания, а в этом деле они могли иметь решающее значение. Большие надежды вселило в него и сообщение из Можайска, и единственное, о чем он сейчас про себя молился, чтобы беглецы не улизнули в последний момент из-под самого носа.

Причины для беспокойства имелись – можайские коллеги видели машину, но понятия не имели о местонахождении ее хозяев. Если следовать логике, то Игнатьев мог снять номер в гостинице. А мог просто бросить машину. Уточнять этот факт Гуров не просил – он рассудил, что если преступники в гостинице, то рано или поздно они воспользуются машиной. А вот машину Гуров как раз просил задержать до его приезда – под каким-нибудь незначительным предлогом.

В Можайск добрались за час с небольшим. Начинался чудесный летний день. Синее небо с белыми полосками облаков обещало спокойную, солнечную погоду, и у Гурова в душе окрепло убеждение, что в такой день им должно повезти.

Сначала они заехали в местное управление и уточнили детали. Дежурный был, разумеется, в курсе и объяснил, что возле «девятки» выставлен специальный пост из трех человек.

– Там два гаишника и еще лейтенант из отдела угонов. Лейтенант Панин. Вы не волнуйтесь – они никуда не вмешивались, просто сидят в холодке и ждут, когда хозяева придут. Пока никого не было – они бы отзвонились.

Гуров попросил предупредить лейтенанта Панина, выяснил, какой дорогой лучше добраться до гостиницы, и поехал дальше.

«Девятка» стояла на автостоянке между гостиничным корпусом и молодым сквером. По другую сторону сквера в потрепанной «Волге» скучали три молодых парня в гражданских костюмах. Чтобы не привлекать внимания, Гуров пошел на переговоры один. В то же время он отправил в гостиницу Сорокина, чтобы тот аккуратно выяснил, не снял ли там номер господин Игнатьев из Москвы. Крячко оставался в машине, чтобы координировать действия.

Подсев в машину, Гуров осведомился:

– Надеюсь, я туда угодил? Панин здесь?

Светловолосый парень на заднем сиденье как раз и оказался Паниным. Гуров пожал ему руку, представился.

– Давно паритесь? – спросил он.

– Да нет, не очень, – ответил Панин. – По правде сказать, мы эту тачку только недавно заметили. Хотели сразу арестовать, но потом начальство в Москву отзвонило, и вот велели глаз не спускать, но руками не трогать. Мы и не трогаем.

Милиционеры засмеялись. Гуров тоже слегка улыбнулся и сказал:

– Молодцы! Впору почетную грамоту вам давать – за образцовую службу. Надеюсь, в гостиницу никто не вламывался – чья, мол, машина там снаружи стоит?

– Ну что вы, товарищ полковник! – уже почти обиделся Панин. – Приказ есть приказ. Я единственное, что сделал, – это проверил номер по банку данных. Машина не в угоне, и я успокоился.

– Чистая, значит? – переспросил Гуров. – Это хорошо. Это дает нам шанс.

Милиционеры не поняли, про какой шанс говорит Гуров, но на всякий случай согласно кивнули.

– Значит, так, ребята, – предупредил Гуров. – Если мы правильно думаем, то на этой машине сюда серьезные люди приехали. Один – аферист высокого класса, а на втором убийство висит. Нам их обязательно взять надо. Желательно тихо и без суеты. Ваша задача – если они появятся, остановить их как бы невзначай и придраться по поводу машины. А пока вы с ними разбираетесь, мы подойдем незаметно и возьмем их. Справитесь, надеюсь?

– Ну, придраться мы и к телеграфному столбу сумеем, – объявил один из гаишников, и все снова засмеялись.

– Вот и ладно, – сказал Гуров и открыл дверцу. – Значит, как только увидите, что хозяева нарисовались, так сразу и приступайте. Только осторожно, не спугните.

Он вышел из машины и пошел вдоль сквера неторопливой прогулочной походкой. Однако на его лбу появилась озабоченная складка – слишком напряженный наступал момент.

Едва он уселся к себе в машину, как возвратился Сорокин. Он был возбужден и едва сдерживал рвущееся наружу торжество.

– Лев Иванович! Есть! – почему-то шепотом доложил он и плюхнулся с размаху на сиденье. – В гостинице они. Игнатьев Валентин Владимирович и Парамонов Александр Федорович. Один номер на двоих. Еще не выходили. Вселились вчера вечером.

– Ты предупредил, чтобы персонал помалкивал? – спросил Гуров.

– А я даже не говорил, кого ищу, – хвастливо заявил Сорокин. – Я просто сунул там портье под нос «корочки» и журнал регистрации потребовал. Сказал, что к нам сигнал поступил, будто у них номера проституткам сдаются на ночь. Он так напугался, что даже не стал вдумываться, есть ли в таком действии состав преступления – отдал мне журнал без звука. А эти там в самом конце – черным по белому… Ну, я для отвода глаз полистал немного, пообещал, что мы еще с ними разберемся, и скорее сюда.

– Лгать грешно, – покачал головой Гуров. – И пугать честных людей, между прочим, тоже. Но на первый раз я тебя, Сорокин, прощаю. Тем более ты хорошую весть принес. Значит, не зря наши мучения. Теперь остались совсем пустяки – взять обоих.

– А может, прямо в номере их, а? – спросил Сорокин.

Гуров покачал головой.

– Подождем немного, – сказал он. – Мало ли что. Мы в номер вломимся, а кто-то из них, допустим, на минуту вышел. Услышит шум, навострит лыжи, и ищи его потом! Или еще, не дай бог, стрельбу кто-нибудь в гостинице откроет, а там люди. У машины будем брать. Их местные гаишники тормознут, а мы подключимся. Ребята вроде толковые. Не должны подвести.

– Так мы их полдня будем ждать, – подал вдруг голос Крячко. – Они сейчас в ресторан пойдут, омлет жрать будут, кофе с круассанами дуть…

– У тебя одно на уме, – проворчал Гуров. – Лучше бы о том подумал, что с полным желудком бегать неудобно.

– А бегать я вообще не согласен, – сказал Крячко. – В моем возрасте это смешно – бегать.

– Ничего, сейчас тебе будет не до смеха, – сказал Гуров.

Он вдруг пристально уставился на дверь гостиницы, из которой вышел крепко сбитый и довольно высокий человек в костюме и белой рубашке без галстука. Его круглая голова была острижена почти под ноль. Складки на шее с такого расстояния видно не было, но шея была хоть куда – мощная и раскормленная. В руках человек держал чемодан. Неторопливой, переваливающейся походкой, так свойственной тяжеловесам, он направился прямиком к «девятке», с которой не сводили глаз оперативники.

– Вот так попали, на ровном месте, да мордой об асфальт, – озабоченно пробормотал Гуров. – А где же второй?

– Он же первый, – поправил Крячко. – Может, за номер расплачивается? Съезжают, похоже, гады!

– Пока правильнее сказать – съезжает, – заметил Сорокин. – Может, они разделиться решили? Как думаешь, Лев Иванович?

Гуров не ответил. Он только беззвучно выругался, потому что в этот момент из-за сквера, оглушительно визжа тормозами, выскочила милицейская «Волга», сделала крутой разворот и, распугав стайку воробьев на тротуаре, въехала на автостоянку, едва не врезавшись со всего разгона в «девятку». Тяжеловес, который в этот момент укладывал чемодан в багажник, от неожиданности подпрыгнул и отпрянул от машины.

Из «Волги» выскочил лейтенант Панин с гаишниками. Он бесстрашно подскочил к водителю «девятки» и, не успев даже вымолвить слова, получил от него страшный удар в лоб. Это был чистый нокаут. Панин, как пушинка, взлетел над площадкой и упал на багажник «девятки». Крышка багажника захлопнулась под тяжестью его тела. Тяжеловес метнулся к машине.

– Чистый Чикаго! – с удовольствием сказал Крячко и нажал на ручку дверцы. – Пойдем, Лева, помахаемся, что ли?

– Вы махайтесь, – буркнул Гуров, – а я пас. В моем возрасте махаться смешно. Я лучше делом займусь.

Они покинули машину и разошлись в разные стороны. Гуров поспешил в гостиницу, а Крячко и Сорокин побежали на автостоянку.

Тем временем тяжеловес, распугав ошеломленных противников, втиснулся за руль «девятки» и с пол-оборота завел мотор. Машина взревела, выпустила шлейф сизого вонючего дыма и помчалась. Гаишники уже пришли в себя и схватились за пистолеты.

Выстрелы застучали один за другим, точно кто-то невидимый беспорядочно и весело принялся колотить палкой по медному тазу. По крайней мере две-три пули сразу попали в цель. Но остальные пропели в воздухе в опасной близости от голов Крячко и Сорокина. Те тут же залегли от греха подальше и принялись вопить, чтобы гаишники прекратили стрелять. Те их не слышали и прекратили обстрел, только когда кончились патроны. Потом они принялись лихорадочно перезаряжать пистолеты.

Воспользовавшись паузой, Крячко вскочил на ноги и, погрозив стрелкам кулаком, во всю прыть побежал к «девятке», у которой были пробиты два колеса и которая, проломив ограду сквера, застряла в кустах. Упрямый тяжеловес пытался выскочить наружу, изо всех сил пихая плечом дверцу, но она никак не поддавалась. Крячко мигом оказался рядом и, вытирая вспотевший лоб, с интересом принялся наблюдать, чем все закончится. Лезть на рожон он не торопился, не зная, вооружен ли этот стриженый бугай и чем именно вооружен. Впрочем, он и без оружия был хуже землетрясения и урагана, вместе взятых. Но брать его нужно было чисто. Крячко не уставал про себя удивляться и благодарить бога – фейерверк, который устроили гаишники, каким-то чудом не принес никому вреда, пострадала только техника, и это можно было с чистой совестью записать себе в актив. Страшно было подумать, что было бы, если бы кого-нибудь в результате подстрелили.

Пригибаясь за кустами, к «девятке» подкрадывался Сорокин. Держа в руках пистолет, он подозрительно посмотрел на дергающегося в салоне водителя, а потом на Крячко.

– Зря ты его боишься, – не удержался, чтобы не сказать, Крячко. – Ты бы лучше назад посматривал – вот откуда влепить могут.

Сорокин шутки не понял – нервно оглянулся назад, а потом снова стал подкрадываться к машине. В этот момент в голове водителя наступило просветление. Он перестал биться в заклинившуюся дверцу и перелез на другую сторону.

Он выскочил как раз на Сорокина, разгоряченный, потный и страшный, как вырвавшийся из загона бык. Сорокин из-за куста наставил на него пистолет и крикнул:

– Стоять! Милиция!

Видимо, для тяжеловеса это была худшая рекомендация, потому что он тут же с ревом бросился на Сорокина, намереваясь стереть его в порошок. В голове Сорокина в это мгновение пронеслось множество мыслей: он успел крепко выругать Гурова, который категорически приказал брать преступников живыми, успел посетовать, что еще в детстве не занялся серьезно боксом, успел понять, что выбрал совсем не ту профессию, и еще пожалеть, что совсем мало удалось поносить погоны подполковника, и еще что-то о жене и детях, но тут уже противник набросился на него.

Сорокин все-таки выстрелил – в воздух. И сам взлетел туда же после резкого удара снизу в челюсть. К счастью, реакция его не подвела и он все-таки успел закрыться локтем. Это немного смягчило удар, но не позволило удержаться на ногах. Сорокин перелетел через дорожку и свалился на траву с противоположной стороны. Он был оглушен, но оружия из рук не выпустил.

Выручил его Крячко, который упал на спину преступника как леопард. Он вложил в этот прыжок всю свою силу, лихость и даже душу, понимая, что других козырей, кроме внезапности, у него нет. Прыжок достиг цели – как-никак в Крячко было около девяносто килограммов весу, – и они оба повалились на асфальт.

Крячко сразу же взял шею тяжеловеса в замок и прижался к нему сильнее, чем напуганный грозой ребенок прижимается к своей горячо любимой матери. Сопернику хватило бы малейшего зазора между ними, чтобы нанести сокрушительный удар. Теперь он ясно видел жирную складку на этой самой шее. Но сейчас ему было не до нее – нужно было думать, как уцелеть. «Где же вся братва? – думал Крячко, из последних сил удерживая бешено рвущегося из его объятий племенного быка. – Эта канитель долго ведь не протянется…»

Но уже очухался Сорокин. Он подскочил к борющимся и врезал рукояткой пистолета по стриженому затылку тяжеловеса. Врезал от души, мстя за недавнее унижение и панические мысли.

Тяжеловес хрюкнул и клюнул носом в землю. Движения его сделались плавными и неточными – будто он ворочался под водой. Крячко мгновенно воспользовался этим и завернул одну руку здоровяка за спину. Сорокин повис на другой. Через несколько секунд они защелкнули на его запястьях наручники.

Потом оба опустились на газон и, тяжело дыша, молча уставились на своего врага. Тот все еще дергался, пытаясь подняться, но с каждым разом все тише. Видимо, до него постепенно доходило, что борьба проиграна.

– Силен! – наконец сказал Крячко с уважением. – Настоящее родео получилось… Здорово он тебя?

– Есть немного, – не совсем внятно ответил Сорокин, у которого начинала опухать челюсть.

– Таких сразу отстреливать надо, – заметил Крячко. – Голыми руками тут махать бесполезно.

– Вот ребята и стреляли, – сказал Сорокин.

– Ребят я бы тоже… – мстительно заявил Крячко, оглядываясь.

Один из гаишников со смущенным выражением на лице вышел из-за деревьев и опустился рядом на корточки.

– Гриша там с Паниным возится, – объяснил он. – Панину здорово досталось. До сих пор в отключке. Я «Скорую» вызвал, его в больницу надо.

– Вас всех в больницу надо, – убежденно сказал Крячко. – В психическую. Вам что сказано было? Тир тут устроили!

– Так ушел бы! – не слишком уверенно ответил гаишник. – И потом, мы за Панина обиделись. Сгоряча, можно сказать.

– В церковь сходи, – посоветовал Крячко. – Свечку поставь. Бог тебя сегодня от увольнения из рядов уберег. И как ты никого не подстрелил – ума не приложу!

– А вы, смотрю, тут и сами справились? – льстиво сказал милиционер, переводя разговор в более приятное русло. – Вот ведь злобный какой гад попался!.. А где же товарищ полковник, который с вами был?

Крячко посмотрел по сторонам. Гурова нигде не было. Он неохотно поднялся с газона и похлопал по плечу Сорокина.

– Ты, брат, займись пока этим, – сказал он, показывая на пленника. – Нужно его допросить. Ребята тебе помогут найти помещение, где его можно будет привести в чувство. А я пока Гурова поищу.

Глава 17

Гуров скорым шагом поднялся на крыльцо гостиницы, почти бегом вбежал в вестибюль. Уже на ходу достал из внутреннего кармана красную книжечку, помахал ею перед носом сразу заволновавшегося портье и отрывисто спросил:

– Где второй?

На лице портье нарисовалось искреннее недоумение, но в этот момент на улице бабахнуло. Потом еще раз. И наконец выстрелы посыпались, как горох из мешка. Гуров метнулся к окну, но потом махнул рукой и поймал портье за пиджак.

Тот оказался совсем не глуп и тут же изложил умозаключение, которое мигом родилось у него в голове:

– Я вас понял. Вы спрашиваете о том господине, который собирался съезжать? Он только что на минуточку вернулся к себе в номер. Что-то он там забыл, кажется.

– Уже нашел, – сквозь зубы пробормотал Гуров и быстро спросил портье: – Какой номер? Двести двенадцатый? Со второго этажа можно выйти другим ходом?

Сообразительный портье сопоставил в уме какие-то факты и озабоченно кивнул головой.

– Я вас понял, – сказал он преданно. – Черный ход у нас имеется, но тот господин не мог им воспользоваться, потому что тогда ему все равно нужно было бы пройти мимо меня. Если он все-таки задумал удрать, то мог это сделать через окно. Со второго этажа даже ребенок может выпрыгнуть.

– Стойте здесь! – приказал ему Гуров и побежал наверх.

Он ворвался в двести двенадцатый номер, напугав до смерти горничную, которая меняла белье.

– Есть здесь кто-нибудь? – спросил Гуров.

Девушка молча, но энергично помотала головой. Гуров чертыхнулся и выскочил в коридор. Окно в конце коридора было распахнуто. Он подбежал к нему и перегнулся через подоконник. Выходило оно не к фасаду, а во внутренний дворик. Клумба под окном была заметно примята. «Что-то в последнее время нам все парашютисты попадаются, – подумал Гуров, взбираясь на подоконник и сигая вниз. – Хорошо, никто из знакомых не видит. Шестой десяток разменял, скажут, а ума не нажил».

Однако соблюдать приличия было просто некогда. Господин Игнатьев тоже умел сопоставлять факты, а уж интуиция у него была вообще на зависть. Гуров был уверен, что тот совсем не зря задержался в гостинице, отправив вперед водителя. Что-то подсказало ему об опасности. А может быть, он всегда так делал. Только вряд ли его выход раньше сопровождался таким салютом.

Гуров не стал даже ломать голову, что могло произойти на площади перед гостиницей. Что выросло, то выросло, решил он. Разбираться и давать нагоняй будем позже. Сейчас главное – нагнать Игнатьева. Далеко он уйти не мог.

Гуров предположил, что Игнатьев сделает попытку немедленно убраться из города. Вокзал был совсем рядом. Там можно затеряться в толпе и сесть в первую попавшуюся электричку. Гуров прикинул, как можно добраться до вокзала кратчайшим путем, и свернул в переулок. И тут же невольно остановился как вкопанный. Буквально в двух шагах от него под разноцветным полотняным тентом уличного кафе сидел господин Игнатьев собственной персоной и с рассеянным видом вертел в руках чашку с остывшим кофе. Кафе, судя по всему, только что открылось, и, кроме Игнатьева, посетителей еще не было, так что он был здесь как шишка на ладони, и это немало удивило Гурова. Но он спрятал удивление в карман, подошел ближе и присел на свободный пластмассовый стул рядом с Игнатьевым.

– Здравствуйте, Валентин Владимирович! – сказал он с искренней радостью. – Чертовски рад вас видеть! Какими судьбами в Можайске? Ищете молодые таланты?

Игнатьев, не глядя на Гурова, медленно поставил на стол чашку и только потом повернул к нему свое гладко выбритое лицо.

– Здравствуйте, господин полковник! – с еле заметной досадой сказал он. – А вы, оказывается, совершенно невозможный человек. Уж как я убеждал вас, что моя скромная персона не стоит вашего драгоценного внимания, – ничто вас не проняло. Вот и теперь меня терзает подозрение, что вы появились в Можайске только из-за меня.

– Вы чертовски догадливы, – кивнул Гуров. – Как только мне сообщили, что вы можете быть здесь, я бросил все дела и прямо сюда.

– Не понимаю, – покачал головой Игнатьев. – Мне казалось, что десяток дней у меня в запасе имеется. Вы меня расстроили. Оказывается, в этом мире невозможно строить планы.

– Планчик у вас был несложный, – сказал Гуров. – Простые решения предпочитаете, Валентин Владимирович! Оно, может быть, и верно, только человек, которому вы свой «БМВ» подсунули, у местной милиции давно на примете был. Как только они его на новой машине увидели, так с удовольствием и арестовали. А он вас выгораживать не стал, конечно. Вы же ему не сват, не брат…

– Вы хотите арестовать меня за угон машины? – недоверчиво спросил Игнатьев и как-то странно поморщился.

– Да пользуйтесь, ради бога! – сказал Гуров. – Только не думаю, что она вам теперь понадобится. Я с вами больше не намерен расставаться.

– Ну и зачем я вам нужен? – осторожно спросил Игнатьев. – Я думал, вы преступников ловите.

– Преступников и ловлю, – согласился Гуров. – Хотите сказать, что вы не из тех? Служитель муз, наставник молодежи и большой друг советника президента?

– А что вам не нравится? Все это соответствует действительности, разве не так?

– А если я вас попрошу прямо сейчас позвонить господину Лавлинцеву, дружбой с которым вы козыряете? Позвоните, скажите ему, что вами интересуется Главное управление внутренних дел, намекните, что вам инкриминируется соучастие в убийстве и мошенничество – держу пари, что ваша дружба испарится раньше, чем вы повесите трубку.

Игнатьев сделался очень задумчив. Минуту он размышлял, а потом спросил:

– Все, что вы сказали, – это серьезно? Вот эта дикая мысль про убийство, про мошенничество… Откуда вы это взяли?

– Хотите вызнать, что мне известно? – усмехнулся Гуров. – Мне известно гораздо больше, чем вы подозреваете.

– И кого же я, по-вашему, убил? – нервно спросил Игнатьев.

– Давайте не будем валять дурака, Валентин Владимирович, – резко сказал Гуров. – Лично вы никого, конечно, не убивали. Вашу помощницу и любовницу Маргариту Туманову убил Парамонов. Сломал ей шею. В квартире найдены отпечатки его пальцев. Его видела свидетельница в день убийства. Надеетесь, что он возьмет всю вину на себя?

– Ну, скажем так, планы этого человека мне неизвестны, – ответил Игнатьев. – Будет он на меня наговаривать или не будет – для меня тайна за семью печатями. Я постараюсь защитить себя… А вы, значит, его уже взяли?

– Слышали стрельбу? – вместо ответа сказал Гуров.

Игнатьев усмехнулся.

– Конечно, слышал. Вы думаете, почему я здесь? – спросил он. – В моем возрасте следует быть более осмотрительным и хладнокровным. Но ваша пальба меня так напугала, что я выпрыгнул в окно, как мальчишка. В результате повредил себе лодыжку. Едва сумел сюда доползти. Нога чертовски болит, – он снова поморщился и заглянул под стол. – Так что, если собираетесь меня арестовывать, вам придется подгонять сюда машину. Сам я передвигаться уже не способен.

– Сочувствую, – сказал Гуров. – А я-то думаю, что это вас на кофе потянуло? Форму не держите, Валентин Владимирович! Сибаритствуете!

– Я человек старой закалки, – возразил Игнатьев. – Небольшая зарядка по утрам – вот все, что мне нужно. Стараюсь вести образ жизни, соответствующий моему возрасту и положению. Погони и рукопашная – это не для меня.

– Да, вы предпочитаете сравнительно честный отъем денег, я знаю, – сказал Гуров. – Но вы ошибаетесь. На ваш счет в УК тоже статейка прописана.

– Мой счет еще доказать нужно, – спокойно ответил Игнатьев.

– А мы докажем, – так же спокойно заметил Гуров. – Вы во многих местах засветились. Наверняка у многих на вас зуб имеется. Работа будет непростая, но в итоге доказательства мы соберем. Как и доказательства вашей причастности к фирме «Маркет-Тим». А вы еще не забывайте про убийство.

Игнатьев опять задумался, а потом вдруг сказал:

– Я никогда не сидел в тюрьме. Вы наверняка об этом знаете и все-таки стремитесь меня туда упечь. Человека моего интеллекта и воспитания! Вам не кажется, что это несоизмеримая жестокость? Ведь люди у нас сидят, пока не закончится предварительное следствие. Сидят годами! На что это похоже?

– Вы просите описать состояние наших тюрем? – вежливо спросил Гуров.

– Спасибо, не надо! – саркастически ответил Игнатьев. – Я спрашиваю, почему человек моего круга должен сидеть вместе с ворами и убийцами?

– Ну-у, на этот вопрос вы и сами найдете ответ, если хорошенько подумаете, – сказал Гуров. – Мне не хотелось бы лишний раз повторять очевидные вещи.

Игнатьев забарабанил пальцами по столу, а потом, отвернувшись, проговорил невнятной скороговоркой:

– Не думайте, что вы меня убедили. Прошу не расценивать это как признание. Я просто хочу кое-что объяснить. Эта женщина… Я доверял ей как самому себе. Я отдал ей лучшую часть своей жизни, поднял ее из того мусора, где она обреталась… Она была в курсе всех моих начинаний. Мы работали одной командой. И вдруг она словно с цепи сорвалась! Не могла, видишь ли, простить мне мимолетного увлечения! Ее не остановила даже та очевидная мысль, что без меня у нее просто нет будущего. Она пошла на все, чтобы удовлетворить первобытное чувство мести. И после этого вы будете мне рассказывать о правах и об интеллекте женщин?! Вихрь чувств – бессмысленный и беспощадный!.. – Он горько улыбнулся и развел руками.

– Вы знали о существовании двоюродного брата? – воспользовавшись паузой, спросил Гуров.

– Да, я несколько раз видел этого негодяя, – признался Игнатьев. – Он сразу мне не понравился. Я ему, разумеется, тоже. Мы едва здоровались при встрече. Но я никогда не мог предположить, что этот босяк и мерзавец сыграет роковую роль в моей жизни. Как говорится, человек предполагает, а бог располагает.

– Когда вы узнали, что ваши эмиссары в Пожарске погибли, вы сразу начали подозревать Вельского?

– Эмиссары? Вы опять за свое? Впрочем, мы говорим без протокола… Допустим. Сперва я был просто ошарашен. Но потом сопоставил факты… А тут еще появились вы, и я понял, что нужно что-то делать. Эта женщина могла наговорить про меня такого…

– Я представляю, – сказа Гуров. – Вы потеряли голову. Ведь она, наверное, знала и о ваших банковских счетах? Кстати, эти счета теперь для вас недоступны. А мы их обязательно найдем, не сомневайтесь.

– Ну и как тут не потерять голову? – обиженно спросил Игнатьев. – Когда то, что создавалось годами и огромным напряжением сил и нервов, рушится в одночасье по прихоти глупой бабы?

– Трактовка событий немного странная, но не будем придираться, – сказал Гуров. – Положение у вас действительно непростое, а вы, как я уже говорил, предпочитаете простые решения, которые у нас не проходят. Придется вам поднапрячься, Валентин Владимирович, чтобы как-то привести свои мысли в порядок. Кстати, добровольное признание и активное сотрудничество со следствием существенно может повлиять на приговор суда.

– А, не рассказывайте мне про наш суд! – отмахнулся Игнатьев. – Этот институт сплошь коррумпирован. Поверьте мне, я-то уж на них на всех насмотрелся!

– Я не понял, вы опасаетесь того, что судьи продажны, или того, что у вас не будет возможности их купить? – поинтересовался Гуров.

– Вы может позволить себе шутить, – проворчал Игнатьев. – А я просто хочу сказать, что чистосердечное признание – не та валюта, которая может заинтересовать наш суд.

– А вы попробуйте, – предложил Гуров. – У вас ведь все равно нет другого выхода. Ваши так называемые высокопоставленные друзья вряд ли придут вам на помощь. Да и нет их у вас, по большому счету.

– Друзья – такой же миф, как и женский интеллект, – подтвердил Игнатьев. – В этом мире можно рассчитывать только на самого себя. И еще на тех ребят, что изображены на некоторых денежных знаках. Согласитесь, эти редко подводят. Вот они и есть мои лучшие друзья. К сожалению, в последнее время эта дружба дала трещину. Признаюсь вам, полковник, я почти на мели. Все произошло так мгновенно… Однако моя нога начинает беспокоить меня все больше. Если вы не собираетесь оставлять меня в покое, то вызывайте лимузин. Здесь мне уже надоело. И кофе у них мерзкий…

– В камере и такого не будет, – безжалостно сказал Гуров. – И очень долго не будет. Подумайте об этом, пока не поздно.

Он понимал, что Игнатьев намерен упорствовать до последнего. Признание он подпишет только в том случае, если его удастся, образно говоря, припереть к стенке. Гуров не сомневался, что в конце концов они этого добьются, но ему очень хотелось, чтобы это случилось как можно скорее, потому что в голове у него родилась одна интересная идея. Но реализовать ее он мог только с помощью господина Игнатьева. И помощь эту он должен был оказать добровольно, может быть, даже с удовольствием. С тем воодушевлением, с которым выходят на сцену актеры. Получится ли что-нибудь из этого, должно было показать ближайшее будущее.

Гуров достал из кармана мобильник и набрал номер полковника Крячко.

Глава 18

На очную ставку между Игнатьевым и Парамоновым явился сам генерал Орлов. К тому времени Гуров уже успел познакомить его со своей новорожденной идеей и, более того, при каждой встрече неизменно заводил о ней речь и настойчиво внедрял в сознание генерала. В конце концов Орлов заявил, что Гуров похож на коммивояжера, пытающегося сбыть сомнительный товар, и запретил впредь поднимать при нем эту тему. Задумка Гурова ему откровенно не нравилась. Он считал, что дело практически распутано и пристегивать к нему еще какие-то факты ни имеет смысла.

– Лучшее – враг хорошего, – назидательно сказал он ему. – Ты хочешь взвалить на горб чужие заботы? На здоровье! Но мне лишний груз совсем не нужен, и в эту упряжку я с тобой впрягаться не желаю!

Чужими заботами Орлов именовал намерения пожарской прокуратуры тряхнуть свое областное руководство. По его мнению, это были сугубо частные дела, которые их не касались. Он особенно упирал на тот факт, что эта самая прокуратура уже давно не просит никакой помощи.

– Это называется, в чужом пиру похмелье, – объяснял он. – Проблемы власти – это такая штука, что в них заблудиться легче, чем в глухом лесу. А до истины докопаться практически невозможно. У тебя уже был шанс в этом убедиться. Весь Пожарск пошел на тебя в штыки, когда ты сунул нос куда не надо. Ну и в самом деле!.. Какого рожна тебе нужно доказывать, что деньги, которые похитил Вельский со своей бандой, принадлежали до этого Визгалину?

– В том-то и дело, что не Визгалину они принадлежали, – заметил на это Гуров, – а наверняка были взяты из государственного кармана.

– А эти люди там и сидят, – сердито возразил генерал, – чтобы распоряжаться государственными деньгами.

– Странно они ими распоряжаются. Не взял бы Вельский – взял бы Игнатьев. Хрен редьки не слаще.

– Пусть их Счетная палата проверяет, КРУ, прокуратура! – вспылил Орлов. – А наше с тобой дело десятое. Мы похищенные деньги нашли? Нашли. Банду взяли? Даже Игнатьева взяли с его водителем…

– Так именно потому у нас неувязочка и получается, – продолжал настаивать на своем Гуров. – В показаниях Вельского, Парамонова один и тот же мотив прослеживается – операции Игнатьева были возможны только благодаря некрасивому поведению местной администрации. Я понимаю, что под суд этих деятелей отдать сложно, но убрать с работы вполне реально.

– А тебе это зачем? Пожарского следователя выгораживаешь, который искру раздувал? А ты уверен, что знаешь, какими мотивами он руководствовался?.. И потом, где показания самого Игнатьева? Он же молчит! А без его показаний вся эта затея вообще лопается как мыльный пузырь!

– Мотивами следователь Боголепов руководствовался, по-моему, самыми банальными, – строго сказал Гуров. – Преступники должны быть изобличены, несмотря на их общественное положение.

– Старая песня, – махнул рукой генерал.

– Старая, – согласился Гуров. – Классика жанра. А насчет показаний Игнатьева не беспокойся. Они будут. Завтра мы думаем провести очную ставку между ним и Парамоновым. Парамонов долго упрямился, но, когда его опознала соседка, когда мы ему предъявили отпечатки пальцев из квартиры Тумановой, другие данные экспертизы, он «поплыл». Обещал стереть своего бывшего шефа в порошок за то, что тот его подставил. По-моему, он приготовил нам какой-то сюрприз.

Такой разговор состоялся у них накануне, и от него в душе Гурова остался неприятный осадок. Генерал казался непреклонным и не желал слушать никаких доводов. Это ставило самого Гурова в крайне неудобное положение. Он обещал Боголепову, что вернется, обещал ему поддержку и помощь, призывал не вешать нос и не складывать руки, а теперь получалось, что он просто эгоист и трепач, при первой неудаче прячущийся в кусты. Такого мнения о себе Гуров не мог допустить. В любом случае он собирался вернуться в Пожарск. Важно было только, в каком качестве он туда вернется. Если просто в качестве частного визитера, то и для Боголепова, и для него самого это будет слабым утешением. Но его официальные полномочия целиком и полностью зависели от генерала Орлова, а он, похоже, не собирался ни расширять их, ни продлять. Наверное, по-своему он был прав, но Гуров такой правоты не мог ни понять, ни тем более принять. Поэтому большие надежды он возлагал на предстоящую очную ставку.

Верный цепной пес Игнатьева Парамонов за последние дни сильно разочаровался в своем хозяине, особенно когда понял, что тот оставляет его один на один с правосудием. Игнатьев пошел даже более изощренным путем. На одном из допросов он как бы невзначай подбросил Гурову мыслишку, что Парамонов мог убить Туманову по личным мотивам – якобы между ними давно существовала неприязнь. Узнав о такой версии, Парамонов был вне себя от бешенства и пообещал живьем «закопать» Игнатьева. Он сам попросил, чтобы его свели с бывшим шефом, намекнув при этом, что оперативники не будут разочарованы.

Гуров отнесся к такому заявлению с настороженностью, потому что до сих пор ни Игнатьев, ни Парамонов ничего конкретного не сказали. Грубо говоря, они оба валяли дурака – каждый по-своему, но с одинаковым результатом. Игнатьев, которому на ногу наложили гипсовую повязку, окончательно нацепил на себя маску непонятого гения и оболганного альтруиста. Он отрицал всякую причастность к убийству Тумановой, а когда ему задавали вопросы о его мошеннической деятельности, пускался в туманные философские рассуждения, смысл которых в конце концов сводился к тому, что он ни в чем не виновен. Парамонов вначале просто смотрел зверем и примитивно отпирался ото всех обвинений. Однако потом, под давлением улик, заметно скис, задумался и некоторое время просто молчал. Ему не больше Игнатьева хотелось в тюрьму. Возможно, он и дальше бы гнул свою линию, если бы ему не показали протокол допроса Игнатьева, где тот валил все на своего верного оруженосца. Импульсивная натура Парамонова такого вероломства не выдержала.

Как раз перед очной ставкой врачи сняли с Игнатьева гипс, и это подействовало на него, как ни странно, крайне отрицательно. Видимо, он считал, что образ страдальца, который он старательно сейчас культивировал, без гипса выглядел не до конца убедительным.

Впрочем, Гуров полагал, что дело тут не только в гипсе. Пребывание в тюремной больнице, нервное напряжение и естественное беспокойство перед встречей с Парамоновым подействовали на Игнатьева гораздо сильнее, чем он хотел это показать. Но он все еще хорохорился и в комнату для допросов вошел с поднятой головой.

Следом за ним ввели Парамонова, и от взгляда, которым обменялись бывшие сообщники, беспокойство охватило уже оперативников. От этого взгляда можно было прикуривать. Трудно сказать, что могло бы случиться, если бы Парамонов не был в наручниках и его не стерегли неотлучно два дюжих милиционера с дубинками.

Парамонов успел, однако, выкрикнуть в адрес шефа какую-то невнятную угрозу и даже сделать шаг в его сторону, но его вовремя оттащили.

Гуров, внимательно наблюдавший за Игнатьевым, заметил, что тот сильно побледнел, а в глазах у него появилась тревога. Он заметно похудел за последние дни, был не так гладко выбрит, и в нем почти уже не осталось той вальяжности, с которой он встречал Гурова в первый раз.

«Он, конечно, не профессиональный преступник, – подумал Гуров. – Наверное, сам он вообще не считает себя таковым. Вся беда в том, что этот человек забыл о самых простых вещах – о морали, о долге, о чистоплотности. Ему показалось, что чистая сорочка и дорогой костюм прекрасно могут все это заменить. И он даже не заметил, как оказался по уши в самом настоящем дерьме. Забавно, что даже в таком положении он пытается убедить себя, что все идет отлично».

Неожиданно в коридоре послышался шум. Дверь отворилась, и в комнату вошел генерал Орлов, сердитый и насупленный. При его появлении все вскочили, а подполковник Сорокин тотчас поднес ему стул. Генерал сел, снял с головы фуражку и молча махнул Гурову рукой, как бы призывая не обращать на него внимания и заниматься делом.

После обычных формальных вопросов к подозреваемым Гуров обратился к Игнатьеву со словами:

– Гражданин Игнатьев, вы по-прежнему утверждаете, что не имеете отношения к убийству гражданки Тумановой?

Гуров задал этот вопрос сухим деловым тоном, но на самом деле он очень волновался при этом. Все сейчас зависело от неуравновешенного и недалекого Парамонова. Если он вдруг откажется от своего обещания и не скажет ничего нового, затея Гурова неизбежно пойдет прахом. Придется искать другие пути для изобличения Игнатьева, но вполне может статься, что его причастия к убийству доказать не удастся. Сам Игнатьев так и сказал:

– Официально заявляю, что никаких причин убивать Туманову у меня не было! И, разумеется, я этого не делал. Это чудовищная ошибка.

Парамонов мрачно посмотрел на него, скрипнул зубами, но ничего не сказал. Гуров полистал протоколы и задал новый вопрос:

– В таком случае, может быть, вы знаете, гражданин Игнатьев, кто мог убить Туманову? Вы знали эту женщину очень близко. Должны быть в курсе ее дел. У нее были неприятности? Ей кто-нибудь угрожал?

Игнатьев колебался всего секунду, а потом твердо сказал:

– Мне об этом ничего не известно. Эта смерть явилась для меня полной неожиданностью.

Гуров опять порылся в бумагах и спросил:

– А вот вы намекали, гражданин Игнатьев, что ваш водитель Парамонов был с Тумановой в неприязненных отношениях и мог совершить это убийство. Что вы на это скажете?

Игнатьев нахмурился и заерзал на стуле. Кожа на лбу у него покрылась испариной. На Парамонова он избегал смотреть.

– Не помню, чтобы я говорил такое… – пробормотал он. – Может быть, я просто высказал предположение. В порядке размышления… Ничего конкретного я не имел в виду.

– Понятно, что ничего конкретного, – кивнул Гуров. – Но вы подтверждаете факт неприязненных отношений между Тумановой и Парамоновым?

Игнатьев прикусил губу и сказал с натугой:

– Да, они недолюбливали другу друга. Это было. Не могу отрицать.

– Они недолюбливали друг друга, Парамонова видели возле дверей Тумановой примерно в то же время, когда произошло убийство, в квартире обнаружены отпечатки его пальцев, а следы на шее погибшей, по утверждению экспертов, можно идентифицировать как следы от руки Парамонова. Это очень серьезно, надеюсь, вы это понимаете?

Игнатьев отвернулся и почти твердо произнес:

– Что ж, я надеюсь, что правосудие во всем разберется. Каждый получит то, что заслужил. Если виновен, то должен отвечать. Я так считаю.

Парамонов рванулся вперед и повис на руках милиционеров. Лицо его налилось кровью, а слова полетели изо рта пополам с брызгами слюны.

– Вон как заговорил, пидор! Виноватых ищешь? Пустите меня, я это чмо позорное наизнанку сейчас выверну!

Брызги изо рта долетели до Игнатьева. Он был напуган, но старался не показать этого. Утершись рукавом, он обернулся к Гурову и тревожно сказал:

– Оградите меня от оскорблений этого животного! И вообще, я неважно себя чувствую. Прошу прекратить очную ставку.

– У нас есть заключение врачей, что вы совершенно здоровы, гражданин Игнатьев, – неумолимо сказал Гуров. – Мы продолжим. А вы, Парамонов, успокойтесь. Здесь не боксерский ринг, и рвать никого не нужно. Попробуйте объяснить все словами.

– Я объясню! – угрожающе сказал Парамонов. – Я так объясню, что эта мразь пожалеет, что на свет родилась. Он думает, что самый умный, козел! Ничего, посидишь у параши – посмотрим, что ты тогда запоешь петушиным голосом!

– Спокойно, Парамонов! – строго прикрикнул на него Крячко. – Тебе сказали – словами, но слова тоже выбирать надо. Докладывай конкретно, что ты имеешь на своего любимого босса! По порядку и без художественных выражений.

Взбешенный Парамонов рухнул обратно на стул и торжествующе выкрикнул в лицо бывшему шефу:

– Ты думал, я такой лох, что на тебя как лошадь пахать буду? Я таких, как ты, насквозь вижу. Знаешь, что я всегда делал, когда ты дело новое начинал? Я все координаты, все фамилии, все суммы в книжечку заносил, а твои разговоры на диктофон записывал. Так, на всякий случай. Вдруг, думаю, тонуть будем? Так это у меня вроде спасательного круга будет… – С каждым словом голос его становился все веселее.

Странное это было веселье – веселье висельника, которому удалось напоследок отмочить шутку, от которой всем стало тошно.

– Ты врешь! – выдохнул в ответ Игнатьев.

Он, несомненно, был ошарашен. То, что поведал Парамонов, означало одно – рассчитывать Игнатьеву больше не на что. У него оставалась лишь маленькая лазейка – малюсенькая надежда, что слова Парамонова окажутся ложью. Но бывший шофер разбил в прах и эту надежду. Обернувшись к Гурову, Парамонов решительно объявил:

– Можете сами все проверить. У меня дома в кладовке старый холодильник стоит. Мамаша в него всякую свою дрянь складывает – тряпочки, фотки старые, печенье… Маразм у нее такой. А я там тайник приспособил. Надо боковую панель внутри отвернуть, а там у меня пакет завернут. В том пакете все и найдете – я и последний базар записал, когда он мне Марго велит убрать. Мол, больной зуб рвать надо, не жалея. И все его махинации у меня записаны от и до. Пригодилось вот… Там еще бабки мои накопленные. По справедливости мамаше бы их надо оставить, да ладно, пользуйтесь! Сегодня ваш праздник!

– Ты врешь, – упавшим голосом повторил Игнатьев, не сводя с Парамонова глаз.

Но, похоже, он и сам уже себе не верил. Парамонов злорадно рассмеялся.

– Наложил в штаны, козел? – спросил он. – Может, и вру. Вот господа менты проверят и скажут, вру я или нет.

Он откинулся на спинку стула и надменно посмотрел вокруг.

– Значит, вы подтверждаете, что гражданин Игнатьев поручал вам убить Туманову? – спросил Гуров. – И готовы дать письменные показания?

– А что, мне одному на нарах париться? – удивился Парамонов. – Я без гражданина Игнатьева скучать буду… – Он снова засмеялся. – Давайте ваши бумаги, я все подпишу.

– Подонок, – негромко сказал Игнатьев. – Я доверял тебе, как своему сыну.

– Хорошо! – произнес Гуров, и все с удивлением посмотрели на него. – Я говорю, хорошо, что у вас нет сына, гражданин Игнатьев. Врагу бы не пожелал такого папаши.

– Парамонов, ну-ка расскажите нам, что там у вас было в Пожарске! – неожиданно сказал генерал Орлов. – Только четко и без эмоций. Эмоции для камеры оставь. Я слушаю!

Парамонов озабоченно посмотрел на генерала и как будто даже весь подобрался. Грозный вид генерала и его седые виски внушали уважение даже ему.

– Известное дело! – откашлявшись, сказал он. – Как всегда, в его манере было. Сначала созвонился с тамошней верхушкой, пыль в глаза пустил, я, мол, советник из Кремля, потом в гости напросился, намекнул, что есть взаимные интересы. Ну, получил, само собой, приглашение. Сели мы все и поехали. Марго вроде секретарши. А я при нем вроде охранника. В Пожарске было как обычно – поместили в лучшие апартаменты, все за счет хозяев. Он по начальству пошел, лапши им на уши навешал: мол, может поспособствовать насчет инвестиций, мол, не желаете ли затеять у себя в городе зоопарк? Кусок жирный, но, чтобы его получить, надо пойти навстречу. А что значит навстречу? Обычно он требовал полтора «лимона» на счет, который указывал – у меня все реквизиты записаны, – и еще полтора наличкой. Это у него обычай был такой – для подстраховки. Всегда срабатывало. Чиновники, когда поживу чувствуют, всегда заводятся. А денег им не жалко. Для них это копейки.

– Кто конкретно давал вам деньги? – перебил его генерал.

– Все вопросы решал Визгалин. Он там у них на все руки мастер. Которые повыше, они, конечно, сами такими делами заниматься не будут, ну а он профессионал. Не знаю, перечислил он что-нибудь на этот раз, может, и не успел, а вот налом расплатился. К нему наши Чагов и Мартынов ездили. Они у Игнатьева вроде курьеров-инкассаторов были – ребята ушлые, купюры нюхом чувствовали. Но в этот раз им не повезло.

– Игнатьев сразу понял, кто навел банду?

– Не скажу, что понял, но подозрения были. А когда вот полковник пришел, стал про сотрудников спрашивать, тут уж сомнения отпали. Если, говорит, ее фамилию милиция знает, значит, есть на то веские причины. Значит, говорит, она шакалов навела. И нас сдаст. Получим, говорит, большой срок с конфискацией, нищими останемся. А так, говорит, один удар – и все проблемы. Рванем на Украину, отсидимся, пока тут все не уляжется… И не было у нас с Марго неприязненных отношений. Если бы были, как бы она мне дверь открыла? А Игнатьев тюрьмы боится больше, чем атомной войны… Ну и меня запугал, я даже сам не сознавал, что делаю…

– Это нам понятно, – кивнул Орлов. – Я не я, и лошадь не моя… Суд разберется.

Он встал и натянул фуражку. Оперативники поспешно поднялись.

– Продолжайте без меня, – сказал Орлов и направился к выходу.

На пороге он обернулся и кивнул Гурову.

– Завтра с утра зайди ко мне. Могут быть новости, – распорядился он и вышел.

Глава 19

Серый «БМВ» весело бежал по шоссе, которое тянулось среди золотящихся полей, кое-где перерезанных островками зеленых берез. До Пожарска оставалось около часа езды. В салоне сидели четверо – Игнатьев и Крячко на заднем сиденье, Гуров и Сорокин впереди. Сорокин вел машину.

– Напрасно, я считаю, мы перевозим опасного преступника без наручников, – в очередной раз начал разговор Крячко. – В любую минуту он может сбежать, и что тогда будем делать? Придется стрелять на поражение, больше ничего не остается…

Он говорил серьезным, даже нарочито занудным тоном, и от этого тона Игнатьеву было особенно не по себе. Он ерзал на сиденье, по лицу его то и дело пробегала судорога. Гуров усмехнулся. Крячко почему-то особенно невзлюбил Игнатьева и теперь всеми силами старался испортить тому настроение. Гурову Игнатьева не было жалко, но он опасался, что это может повредить делу, а поэтому сказал:

– Оставь человека в покое, Стас! Достаточно уже настрелялись. У меня после Можайска до сих пор звон в ушах стоит. Куда ему бежать, не выдумывай! Валентин Владимирович изо всех сил старается помочь нам всем, а себе в первую очередь. Побег сейчас для него равнозначен смерти. Суд непременно добавит срок, а у Валентина Владимировича не тот возраст, чтобы рассчитывать на долгую жизнь.

– И вообще, чтобы все прошло гладко, я должен быть в форме, – заикаясь, сказал Игнатьев. – Вы меня нервируете, господин полковник. Если операция сорвется, то виноваты будете только вы.

– Я тебе сорвусь! – мрачно сказал Крячко. – Тогда-то уж я тебя точно застрелю. Мне все равно на пенсию скоро.

– Кончай трепаться, Стас! – уже строгим тоном распорядился Гуров. – Он дело говорит. Лучше давайте еще раз обсудим наш план…

В другое время он, пожалуй, одернул бы Крячко гораздо резче, но сейчас все мысли Гурова были заняты только предстоящей операцией. Она выросла из той самой идеи, которая осенила его в Можайске, когда он выслушивал циничные откровения Игнатьева, еще не растерявшего своего апломба.

Гуров уже не надеялся на ее осуществление, поэтому, зайдя к генералу на следующий день после очной ставки, он был до крайности удивлен, когда Орлов, даже не поздоровавшись, отчеканил:

– Век будешь мне должен! Простым коньяком не отделаешься. Я вчера из-за тебя два кило живого веса потерял, глотку драл за твою идею. С огромным трудом, но удалось убедить, что наша с тобой инициатива имеет не только практический, но и политический смысл. В свете борьбы с коррупцией. На этом и выехал. Абстрактных идей о справедливости не выдвигал, больше напирал на призыв президента… Ну и свою роль сыграло, что пожарская администрация многих наверху раздражает. Это между нами, но если удастся доказать, что они претендовали у себя зоопарк строить, в то время как у них по жилищной программе и по коммунальной одни провалы, то выводы будут сделаны самые серьезные. Так что дерзай, но дерзай осторожно. Лишних шагов не делай – только самое необходимое. Разрешение на запись получено. В Пожарске к вам присоединится сотрудник Генеральной прокуратуры, фамилия его Лубенец. Или вы к нему – это уж как хочешь понимай. Он туда уже выехал, я думаю. Местных коллег инструктировать. Последние детали с ним обговорите на месте. Найдете его в прокуратуре. Возможно, он предложит какой-то свой вариант – постарайся найти консенсус. А твоему Крячко вообще запрети рот открывать, понял?

Гурову стало обидно за Крячко, хотя многословие друга его самого подчас раздражало. Смущало его и то обстоятельство, что его идея, оказывается, будет осуществляться под прокурорским надзором. Но в целом Гуров был доволен. Ведь накануне он уже распрощался с надеждой хоть чего-то добиться. Он с большим энтузиазмом начал готовиться к немедленному отъезду.

Было решено, что для пущего правдоподобия поедут в Пожарск на конфискованном «БМВ» Игнатьева, который уже был доставлен в Москву и стоял на одной из штрафных площадок. Игнатьева привели в божеский вид и для придания блеска в глазах покормили в его любимом ресторане. К сожалению, полностью кадровый вопрос решить было невозможно. Секретарши Игнатьева уже не было в живых, а выпускать из тюрьмы непредсказуемого Парамонова никому и в голову не приходило. Было решено, что роль нового шофера сыграет подполковник Сорокин, которого в Пожарске никто не знал. И еще решили обойтись без секретарши – в случае чего Игнатьев должен был сказать, что она ушла в отпуск.

Успех всей операции во многом зависел от желания и способностей Игнатьева. По идее, он должен был, приехав в Пожарск, связаться с Визгалиным, убедить его в необходимости встретиться и, напомнив о сорвавшемся договоре, потребовать выплатить обещанные деньги. Беседа должна была записываться на магнитофон, а запись, утвержденная Генеральной прокуратурой, затем послужила бы доказательством во время судебного разбирательства.

После того как в квартире Парамонова действительно были обнаружены изобличающие Игнатьева материалы, он здорово сник, погрузился в меланхолию и смотрел на Гурова собачьими глазами. В тюрьму ему очень не хотелось, и ради освобождения он был готов на все. Всего Гуров ему предложить не мог, но помощи от него потребовал. Игнатьев согласился участвовать в спектакле сразу, хотя и посетовал, что кураж у него нынче совсем не тот, что раньше.

Теперь, приближаясь к Пожарску, они еще раз обговорили все детали гуровского плана. Гуров не хотел попасть впросак и придирчиво экзаменовал Игнатьева, требуя, чтобы тот вызубрил свою роль наизусть.

– Можете импровизировать, – разрешил он. – Но строго в пределах заданного плана. Вы по-прежнему сотрудник кремлевской администрации. Больше уверенности в себе и даже нахальства. Вы не должны выказать даже тени слабости. Возможно, Визгалин наводил справки, но до конца он все равно не будет уверен, что вы не тот, за кого себя выдаете. Он все равно будет сомневаться. Воспользуйтесь этим, будьте нахраписты, требовательны, возмущайтесь! В конце концов, вас же обманули!

– Да вы мне не объясняйте, как себя вести, господин полковник! – с некоторым самодовольством заметил наконец Игнатьев. – Я уж как-нибудь сам… Опыт, сами понимаете, имеется.

Гуров был согласен, что его наставления выглядят немного забавно, но предпочитал еще раз все разложить по полочкам.

– Вам же не нужно на этот раз выбивать из этого человека деньги, – напомнил он Игнатьеву. – Ваша задача разговорить его и заставить вернуться к теме вашей сделки. Как только его слова окажутся на пленке, дело будет сделано.

– Интересно знать, как я буду управляться со всей этой техникой, которую вы на меня собираетесь навешать? – сварливо спросил Игнатьев. – Терпеть не могу все эти штучки, никогда не умел с ними обращаться.

– Технику я и сам еще не видел, – признался Гуров. – Все будет на месте. Но я не думаю, чтобы у вас возникли сложности. Специалисты все устроят.

Он успокаивал Игнатьева, но в душе у него ворочался червячок сомнения. Куратор из Генеральной прокуратуры – это серьезно. Кто знает, что у него на уме и как он видит ситуацию? Не исключено, что вся операция в итоге будет перевернута с ног на голову. Гуров, конечно, намеревался до конца отстаивать свою позицию, но он был не всесилен.

О своем возвращении в Пожарск они никого не предупреждали. Лишнее внимание им было совершенно не нужно. Но поскольку человек из Генеральной прокуратуры опередил их, то кое-кто в Пожарске уже должен быть в курсе. Но насколько широка будет огласка? Не прознает ли об этом сам господин Визгалин? Это тоже беспокоило Гурова.

Наконец на их пути возникли пригороды Пожарска, железнодорожные пути, заводские трубы, потом замелькали жилые кварталы, магазины, скверы. На тихой улочке, утонувшей в зелени старых лип, Гуров приказал остановить машину.

О том, чтобы ехать на «БМВ» прямо в прокуратуру, не могло быть и речи. К тому же с этого момента гражданин Игнатьев опять становился на время свободным человеком и «сотрудником кремлевской администрации», значит, и вести себя должен был соответственно. Гуров и Крячко тут были лишними.

Они оба покинули машину и махнули Сорокину.

– Езжай в лучшую гостиницу, подполковник! – сказал Гуров. – Все остальное Игнатьев сам знает. Твое дело – помалкивать и разыгрывать роль «шестерки». Амбиции пока спрячь подальше. Ну, удачи!

Сорокин покачал головой, пообещал, что амбиции спрячет, и тут же умчался. Гуров и Крячко нашли автобусную остановку и поехали в прокуратуру.

Их там уже ждали. Охрана на входе без звука пропустила их, предупредив, что пройти следует в шестнадцатый кабинет. Они нашли шестнадцатый кабинет и обнаружили там своего старого знакомого – следователя Боголепова, который на этот раз выглядел совсем неплохо. Он держался бодро, расправлял плечи и смотрел орлом. На нем была свежая рубашка и новенький серый пиджак спортивного покроя. Возможно, причиной такого приподнятого настроения была женщина, которая находилась в кабинете вместе с Боголеповым.

Действительно, такая женщина стоила того, чтобы распустить перед ней хвост. Красивое, слегка удлиненное лицо, едва тронутое косметикой, прекрасная фигура, длинные ноги. Строгий, но модный костюм с чуть расклешенными брюками, замечательно подчеркивал все эти достоинства. Правда, глаза этой женщины смотрели довольно холодновато, но все равно Боголепов вился около нее, как пчела вокруг цветка.

Поздоровались. Боголепов представил всех друг другу, и тут неожиданно выяснилось, что холодноватая красавица и есть гражданин Лубенец, представитель Генеральной прокуратуры, старший следователь и в каком-то смысле нынешний руководитель Гурова. Звали ее Ириной Васильевной.

«Не может старик без сюрпризов, – подумал про себя Гуров, имея в виду генерала. – Наверняка ведь знал, что собой представляет этот Лубенец, но предпочел промолчать. А еще говорит про Крячко…»

– Ну что, будем работать? – сразу же спросила Лубенец, испытующе вглядываясь в лица оперативников. – Где ваш подопечный?

– Поехал в гостиницу, – ответил Гуров. – Соответственно своему статусу. Сейчас, я думаю, он уже хлещет в ресторане шампанское за наш счет. Этот человек своего не упустит.

– Не сбежит? – деловито поинтересовалась Ирина Васильевна.

– При нем наш человек, – успокоил Гуров. – Да и куда ему, по большому счету, бежать?

– Не скажите, – покачала головой следователь. – Наверняка у него есть заначка в таком месте, про которое вообще никто не знает. Как правило, у всех у них есть такая заначка. Во всяком случае, времени терять не следует. Дело вы затеяли крайне щекотливое и не очень-то правовое. Это мое мнение.

– Но… – начал Боголепов.

Лубенец тут же перебила его:

– Спорить не будем. В Москве решили, что предложенная вами операция состоится. Так что мое мнение не имеет решающего значения. Просто я должна была обозначить свою позицию. Итак, что вы намерены предпринять в первую очередь?

Гуров переглянулся с Боголеповым и сказал:

– Вообще-то мне, наверное, следовало в первую очередь согласовать мой план с Павлом Сергеевичем, поскольку он является инициатором этого дела. Но мы были слишком далеко друг от друга, поэтому я взял на себя смелость предложить вот что… – И он объяснил суть своей идеи в подробностях.

– То есть вы полагаете, что господин Визгалин должен подставиться, – заключила Лубенец, все выслушав. – А почему, собственно?

– На сто процентов я в этом не уверен, – признался Гуров. – Но, с другой стороны… Визгалин очень уверенно себя здесь чувствует – в этом я мог убедиться на собственном опыте. Визгалин заинтересован в той афере, что предлагал ему Игнатьев. Я имею в виду тендер на строительство зоопарка. О крахе Игнатьева он ничего знать не может. Возможно, он до сих пор считает его человеком из Кремля…

– Возможно – это не аргумент, – отрезала Лубенец. – Нет, мне определенно не нравится эта идея. Мое мнение, что Визгалин вообще не станет встречаться с Игнатьевым…

– Насколько я знаю Визгалина, – неожиданно вмешался Боголепов, – и вообще всю нашу верхушку, он обязательно встретится. Независимо от того, знает он об истинном статусе Игнатьева или нет. Он слишком оскорблен и слишком заинтригован. И еще он обеспокоен. Вот увидите, он согласится на встречу. Другой вопрос, каков будет итог этой встречи…

Лубенец подняла вверх руки и с ироническим ужасом сказала:

– Все-все! Такого напора аргументов я не выдержу. Закроем тему. Я остаюсь при своем мнении – вы затеяли авантюру. Начальство почему-то сочло нужным поддержать эту авантюру. Что ж, начальству виднее. Займемся технической стороной дела… Как вы собираетесь связываться с Визгалиным?

– Тут я целиком полагаюсь на опыт Игнатьева, – сказал Гуров. – Связываться будет он. Когда получит от нас сигнал, конечно. По-видимому, мы все должны находиться в этот момент рядом, чтобы быть ко всему готовыми. Большие силы привлекать к операции не следует – речь ведь идет не о захвате. Получив согласие на встречу, мы подготовим аппаратуру и начнем.

– Тогда предлагаю начать немедленно, – заявила Лубенец. – С каждой минутой, проведенной в этом городе, наше инкогнито становится все более проблематичным. Да и чего, собственно, ждать? Если, как вы утверждаете, Визгалин сгорает от любопытства, он должен немедля пойти на встречу.

– Согласен, – сказал Гуров. – Весь вопрос в том, где будет проходить подготовка? В гостинице нежелательно, в прокуратуре тем более…

– У нас есть одна небольшая служебная квартира, – сообщил Боголепов. – О ней мало кто знает. Кстати, там имеется телефон, номер которого не значится в телефонной книге. Думаю, это будет удобно.

– В таком случае, Лев Иванович, прямо сейчас звоните своему человеку – пусть оторвет этого афериста от шампанского и едет. Договоритесь, где встретитесь.

Через двадцать минут они покинули прокуратуру и на служебной машине поехали на улицу Добролюбова. Это место встречи порекомендовал Боголепов – служебная квартира находилась на этой улице.

По дороге Ирина Васильевна неожиданно объявила:

– Разговор будет записываться на магнитофон и одновременно передаваться через микропередатчик на особой волне. Приемник будет находиться в этой машине. Контролировать передачу будет следователь Боголепов.

– А вы, простите? – не понял Гуров.

Ирина Васильевна взглянула на него слегка надменно.

– Я, разумеется, буду вместе с Игнатьевым. У него же была «секретарша», и это место сейчас, насколько я понимаю, вакантно? Я не могу пустить такое серьезное мероприятие на самотек. Ваш аферист бог знает чего может там наворочать. При первой же осечке я прекращаю операцию.

– Понятно, – с сомнением в голосе сказал Гуров.

То, чего он опасался, уже начиналось. Эта серьезная женщина беспрекословно взяла бразды правления в свои изящные руки. Ей нет никакого дела до амбиций следователя Боголепова и идей полковника Гурова. Она согласилась заняться придуманной ими чепухой, но в любую минуту под надуманным предлогом готова эту чепуху прекратить. «Это называется, попали, – подумал Гуров с иронией. – На ровном месте, да мордой об асфальт».

Сорокин немного запоздал – не зная города, он не сразу нашел дорогу. Докладывая Гурову, что все в порядке, он настойчиво косился на эффектную фигуру Ирины Васильевны, и по голосу чувствовалось, что он растерян.

С Игнатьевым получилось еще хуже. Увидев новое лицо, он расплылся в сладчайшей улыбке, отпустил какой-то комплимент и даже потянулся к руке Ирины Васильевны, намереваясь поцеловать. Она брезгливо убрала руки за спину, проговорив сквозь зубы:

– Кто про что, а вшивый про баню… Вы, надеюсь, не забыли, в каком положении находитесь, Игнатьев? Ваша галантность здесь никого не интересует. Поищите для своих упражнений что-нибудь попроще.

Игнатьев сник и дальше уже молчал в тряпочку, стараясь держаться как можно незаметнее.

В квартире, оказывается, все уже было приготовлено. На столе была разложена звукозаписывающая аппаратура. Телефон был оборудован дополнительными наушниками, на стене висела большая карта города. Боголепов подошел к ней и, обращаясь к Ирине Васильевне, сказал, рисуясь:

– Обратите внимание, вот в этом самом месте роковым образом пересеклись судьбы разных людей…

– Вы мне уже об этом рассказывали, – нетерпеливо заметила Ирина Васильевна. – Давайте не будем отвлекаться. Мне нужно сосредоточиться, да и вам не мешало бы… Гражданин Игнатьев, вам известно, как можно дозвониться до здешней администрации?

– У меня в голове все телефоны, – скромно сказал Игнатьев. – Какой вас интересует?

– Меня интересует только одно – вы понимаете всю ответственность, которая на вас возложена?

– Про ответственность не знаю, – криво улыбнулся Игнатьев. – Обстоятельства заставляют. Есть такое слово – надо.

– Ну-ну, – скептически покачала головой Лубенец. – Одним словом, связывайтесь сейчас с Визгалиным. Надеюсь, полковник Гуров вас проинструктировал, как себя вести и чего желательно добиться?

– Да, я в курсе, – сказал Игнатьев.

– Никаких экспромтов! – предупредила Ирина Васильевна. – Я лично буду контролировать разговор. И сейчас, и потом, во время встречи, если таковая состоится.

– Вы? Вы пойдете со мной? – удивился Игнатьев.

– Что вы таращите глаза? Вы же всегда появлялись с секретаршей. Что вам не нравится?

– Но вы… Впрочем, это уже не мое дело, – махнул рукой Игнатьев. – Однако в таком случае я попрошу вас вести себя несколько, гм… более почтительно, когда мы…

– Не нужно меня учить, – категорически заявила Лубенец. – У меня пока еще есть голова на плечах.

– И потом, секретарша никогда не присутствовала при наших, так сказать, переговорах, – добавил Игнатьев. – Вы же можете все испортить!

– Ладно, там посмотрим! – отмахнулась Ирина Васильевна и показала на телефон: – Приступайте! Остальных прошу соблюдать тишину. Павел Сергеевич, передайте мне наушник, пожалуйста!

Второй наушник решительно взял Гуров. Игнатьев, сделавшись в одну минуту необычайно серьезным, набрал номер. Трубку взял кто-то из секретарей. Удивительно, но Игнатьев тотчас узнал этого человека, хотя, скорее всего, видел его один-два раза в жизни. Память у этого афериста была великолепная.

– Кто это? Сергей Иванович? Я не ошибся? Вот и отлично!

Голос у Игнатьева изменился. Сейчас он разговаривал с уверенностью и небрежностью облеченного немалой властью человека. Если такой и не запомнит какого-то мелкого чиновника из провинции, то обижаться на него просто смешно. А уж если запомнил, то для чиновника это будет нежданный праздник.

– Это Игнатьев из Москвы, я у вас тут гостил недавно… Помнишь? Ну и отлично! Хорошая память – залог карьеры. А мне бы Александра Викторовича как услышать? Надеюсь, он на месте? Я вот тут опять нагрянул, но время у меня ограничено – не хотелось бы тратить его попусту… Сейчас разыщешь? Ты просто молодец, Сергей Иванович! Ценный кадр! Ну, давай, я жду!

Прошла минута. Игнатьев неподвижно стоял с прижатой к уху трубкой, отрешенный, как актер перед выходом на сцену. Лубенец и Гуров, не глядя друг на друга, терпеливо ждали. Остальные смотрели на них с напряженным вниманием, словно пытались прочитать содержание разговора по их лицам. Наконец на противоположном конце провода взяли трубку.

– Визгалин слушает. Кто это?

– Ну, Александр Викторович, ты даешь! – с упреком пробасил Игнатьев. – Как это кто? Тебе что, твой человек не доложил, что ли?

– Нет, почему же? – довольно сдержанно отозвался Визгалин. – Просто хотелось убедиться, что это точно вы, Валентин Владимирович. С приездом, как говорится? А что же заранее не предупредили? Мы бы вас встретили, как полагается…

– Встретишься еще, – добродушно, но с намеком сказал Игнатьев. – У меня к тебе разговор серьезный имеется, Александр Викторович! Обмозговать кое-что надо. С глазу на глаз, как говорится.

– Понятно, – сказал Визгалин. – А вы где же остановились?

– В гостинице «Пожарская», – объяснил Игнатьев. – Номера там приличные, кстати, хвалю! Мой – двести восемнадцатый…

– В таком случае за вами через час подъедут, Валентин Владимирович, – сказал Визгалин.

– Да я на своей, – заметил Игнатьев.

– Вы меня простите, Валентин Владимирович, – вежливо, но твердо сказал Визгалин. – Но удобнее будет, если вы воспользуетесь нашим транспортом.

– Не возражаю, – сказал Игнатьев.

– Значит, договорились, – заключил Визгалин. – До скорой встречи, Валентин Владимирович! – и повесил трубку.

Лубенец в раздражении швырнула на стол наушник.

– Вы для чего согласились ехать в чужой машине, идиот? – спросила она. – Забыли, на каком свете находитесь?

Игнатьев осторожно положил трубку на рычаг, развел руками.

– Извините, – сказал он. – Не та ситуация, когда можно выбирать. Вы что, не слышали, как он со мной разговаривал? Слава богу, что он вообще согласился встретиться.

– Как вы собираетесь теперь контролировать ситуацию? – с вызовом спросила Лубенец, глядя на Гурова.

– Ничего страшного, поедем следом, – ответил Гуров. – На каком расстоянии действует ваш радиопередатчик?

– До полукилометра. Да при чем тут это? – сердито сказала Ирина Васильевна и ткнула пальцем в сторону Игнатьева. – За ним глаз да глаз нужен!

– Ну уж? – усомнился Гуров. – Не думаю. Не война, немцы под Москвой не стоят. А в случае чего мы будем рядом. Надеюсь, в «Тихую гавань» вас больше не повезут, Валентин Владимирович?

– Откуда мне знать? – сказал тот. – Вы же видите, игру веду не я. Визгалин что-то знает. Или боится. А сейчас это один черт.

– Ну что ж, по-моему, выбора у нас нет, – с отвращением сказала Лубенец. – Давайте готовить аппаратуру. В гостиницу поедем втроем. Остальные – решайте сами. Вы знаете местные условия, да и, в конце концов, это ваш интерес. Приемник будет у вас в машине, потому что нашу запросто могут проверить. Мы с подполковником Сорокиным, конечно, последуем за Игнатьевым – насколько это нам позволят, – но все остальное делайте сами. Я не импровизатор.

Гуров посмотрел на Боголепова. Тот пожал плечами. Глаза у него были усталые и тревожные.

Глава 20

– Куда он едет? – с беспокойством спросил Боголепов, сбавляя скорость и пропуская вперед огромный рефрижератор с красной полосой на боку. – Поворот на «Тихую гавань» мы уже проехали.

– Я заметил, – кратко сказал Гуров.

Они ехали по главному шоссе, следуя за серым «БМВ» Игнатьева. Для безопасности они держали приличную дистанцию и старались не выламываться из общего потока машин. Изредка Гуров связывался по телефону с Сорокиным, чтобы узнать, как идут дела. «Мерседес» администрации, на котором увезли Игнатьева, находился далеко впереди, и Гуров не мог отслеживать его путь.

Люди, которые приехали за Игнатьевым – их было двое, корректных, молодых и хорошо одетых, – с самого начала сделали вид, что не замечают следующий за ними «БМВ». Но у Гурова сложилось впечатление, что они намеренно избрали такой длинный и непонятный маршрут, надеясь впоследствии избавиться от «хвоста». То, что для этого у них имеются веские основания, Гуров стал догадываться очень скоро. В какой-то момент Сорокин сообщил ему, что у «БМВ» неожиданно начал барахлить мотор. Минут через пятнадцать сообщение повторилось. А когда они миновали поворот на «Тихую гавань», Сорокин позвонил сам и упавшим голосом доложил, что мотор окончательно заглох.

– Так, приехали, – прокомментировал новость Гуров и неожиданно спросил: – Ты оставлял сегодня машину без присмотра?

– Здрасьте, – обиженно сказал Сорокин. – Естественно, я не мог торчать около нее неотлучно – мне за клиентом наблюдать нужно было.

– Тоже верно, – буркнул Гуров. – Ну теперь торчи. А мы продолжаем движение. Жди моего звонка.

– Постой! – воскликнул Сорокин. – Вот тут Ирина Васильевна хочет что-то сказать…

– А у нас как раз связь прервалась, – отрезал Гуров. – Не повезло ей.

Он отключился и махнул рукой Боголепову – двигай! Тот нажал на педаль газа, и они помчались вдогонку за «Мерседесом». Через минуту на обочине возник автомобиль Игнатьева. Сорокин копался в моторе, а рядом стояла Ирина Васильевна, озабоченно постукивая об асфальт носком туфельки, и смотрела на дорогу. Завидев автомобиль Боголепова, она решительно замахала руками, призывая его остановиться.

– Я бы на твоем месте прибавил газу, – сказал Гуров. – Но настаивать не стану. Это твоя грядка – тебе виднее.

Боголепов озабоченно посмотрел на него, секунду подумал и решительно увеличил скорость. Они промчались мимо ошеломленной Ирины Васильевны с каменными лицами, и лишь Гуров успел показать ей через стекло циферблат своих часов, как оправдание такой невежливости.

– Девчонок не берем, – сказал Крячко, оглядываясь назад. – Был когда-то такой фильм. Хороший фильм. Вот только о чем – совершенно не помню.

– О девчонках, наверное, – хмыкнул Боголепов.

– Нет, это вряд ли, – засомневался Крячко. – Сказано же – не берем.

– Раз тебе понравился, значит, о еде, – заметил Гуров. – Но вообще-то кончай трепаться – не дай бог пропустим что-нибудь важное.

Он имел в виду радиоприемник, настроенный на специальную волну, который, впрочем, пока молчал – они слишком отстали. Пока ехали по городу, они еще улавливали какие-то фрагменты разговора между пассажирами «Мерседеса», но ничего ценного из них они извлечь не сумели. Игнатьев пытался выспросить, куда его везут и для чего нужна такая таинственность, а сопровождающие отделывались вежливыми, но совершенно неопределенными фразами. По-видимому, Игнатьев вскоре прекратил свои расспросы. Как подозревал Гуров, он был порядком напуган и, наверное, уже жалел, что согласился помогать следствию.

Да и у самого Гурова было неспокойно на сердце. Он никак не мог уловить смысла происходящего. Он не предвидел такого поворота событий. Ожидая худшего, он предполагал решительный отказ Визгалина от встречи или, возможно, его обращение в местную милицию, но Визгалин выбрал третий, непредвиденный вариант. Гуров пытался понять, что такое задумал на этот раз чиновник, но пока у него ничего не получалось. Однако интуиция подсказывала, что происходит что-то крайне неприятное.

Боголепов, похоже, разделял его опасения. Он опять сделался хмур и беспрестанно морщил лоб, будто пытался вспомнить, не забыл ли он выключить дома газ перед уходом. Один Крячко пребывал в благодушном настроении, потому что ему вообще нравилось, когда что-то происходило, особенно если это происходило на свежем воздухе и нужно было двигаться, а не возиться с бумажками.

Прибавив скорость, они через некоторое время догнали «Мерседес». Теперь он маячил впереди на расстоянии не более шестидесяти метров. И одновременно проснулся радиоприемник. Оперативники услышали голос Игнатьева, который с беззаботными интонациями спросил:

– Что-то я не соображу, куда мы едем. Вокруг, по-моему, одна природа. Мы не заблудились, ребята? Я против природы ничего не имею, но хотелось бы побыстрее.

– Уже недалеко, – сказал кто-то из «ребят». – Совсем чуть-чуть осталось.

А вскоре после этого Гуров увидел, как «Мерседес» внезапно свернул с шоссе и запылил по боковой дороге – узкой грунтовке, которая петляла среди полей. Там, куда он направлялся, ничего не было – только бескрайние просторы, наполненные золотым сиянием спелой пшеницы, да кое-где редкие островки зелени и бурые овраги.

Боголепов проехал поворот, еще метров пятьдесят и затормозил. Они все разом повернули головы и некоторое время смотрели вслед удаляющемуся «Мерседесу».

– Они, по-моему, вон к той рощице едут, – вдруг сказал Боголепов. – По-моему, там уже кто-то стоит, вам не кажется?

– А у тебя бинокля в машине нет? – спросил Гуров.

– Посмотри в бардачке. Если не выложил, должен быть там, – сказал Боголепов.

Бинокль оказался на месте. Гуров поднес его к глазам и навел на зеленое пятнышко среди золотого океана. Теперь он ясно видел, что у края рощицы стоит машина. Около нее прохаживался человек, который с нетерпением поглядывал на дорогу. Заметив приближающийся «Мерседес», он тотчас наклонился к окошечку своего автомобиля, будто разговаривал с кем-то внутри.

– Их там ждут, – сообщил он, опуская бинокль. – У нас нет выхода. Жми, Боголепов, за ними! Жми до тех пор, пока связь не установится. Или хотя бы подбрось нас с Крячко поближе…

– Я лучше придумал, – сказал Боголепов, заводя машину и разворачиваясь. – Эта дорога, похоже, на совхоз идет. Ну, на бывший совхоз, естественно… Я сделаю вид, что спешу туда. Проскочу мимо них с ветерком – никто и не поймет ничего. И подозрений не будет, потому что я тут же уеду. Но перед этим вас высажу – если аккуратно выпрыгните, вас не должны заметить. Приемник с собой возьмете. В пшенице замаскируетесь, и все дела.

Гуров повернулся к Крячко.

– Будешь за радиста, – сказал он. – И не дай бог тебе грохнуть нашу рацию!

– Мне, как всегда, самое трудное, – проворчал Крячко.

Они съехали с асфальта и понеслись среди колосящейся пшеницы. Зеленый силуэт рощи быстро приближался.

– Я потом потихоньку назад поеду, – предупредил Боголепов. – Имейте в виду.

– Ладно, – сказал Гуров. – Десант, приготовиться к высадке!

Боголепов сбросил скорость, на секунду остановился. Гуров и Крячко приоткрыли дверцы и попадали по краям дороги. Машина тотчас сорвалась с места и, поднимая тучи пыли, помчалась дальше. Наблюдая за ней, Гуров приподнялся и высунул голову из зарослей пшеницы.

Они высадились совсем недалеко от рощи. Пожалуй, при желании Гуров мог отсюда даже рассмотреть номер машины, но это ему было ни к чему. Достаточно того, что он увидел, как Игнатьева высадили из «Мерседеса» и заставили пересесть в темно-голубой «Фольксваген», который, видимо, уже давно стоял здесь под сенью молодых деревьев.

Молодые люди, которые доставили Игнатьева в это странное место, остались возле машин и принялись неторопливо, но тщательно оглядывать окрестности. Гуров поспешно нырнул в колосья и поманил к себе Крячко, который пыхтел рядом. Лежа на животе, он колдовал над радиоприемником.

– Цел? – спросил Гуров.

– Что ему сделается? – пробормотал Крячко. – Техника импортная, паяльником делалась.

Он поймал волну и настроил громкость. Голоса, которые они услышали, были им обоим знакомы. Визгалин и Игнатьев наконец-то встретились. Разговор велся отнюдь не на повышенных тонах. Но слышно было каждое слово. Гуров был вынужден признать, что Ирина Васильевна умеет не только важничать и разыгрывать из себя важную персону – аппаратура, которую она навесила на Игнатьева, работала как часы.

Обмен приветствиями они, похоже, уже пропустили. В «Фольксвагене» уже перешли к делу.

– Какими судьбами к нам, Валентин Владимирович? – спросил Визгалин, и Гурову показалось, что за нарочитым подобострастием в его голосе прячется насмешка.

– Не буду скрывать, Александр Викторович, приехал к вам не от хорошей жизни, – важно сказал Игнатьев. – Был вынужден. И вам известно – почему вынужден. Так не пойдет, дорогой! Уговор дороже денег, как говорится. Если не хотите выигрывать тендер, так и скажите. Зачем морочить мне голову? Я, понимаешь, звоню вам – отвечают: нет на месте.

– А вы разве не в курсе, – бесцветным голосом спросил Визгалин, – какая у нас здесь беда случилась? Ваши доверенные лица были убиты, когда возвращались от меня уже с деньгами. Так что нами все было проплачено, как договаривались. К нам претензий не должно быть, Валентин Владимирович!

– Разумеется, я в курсе! – сердито возразил Игнатьев. – Еще бы я был не в курсе! Но договор тем не менее не выполнен. Это ваши проблемы, дорогой! Вы должны были скорректировать…

– Ладно, хватит ваньку валять! – вдруг злым голосом сказал Визгалин. – Думал, что мы идиоты? Еще и наглости хватило опять сюда приехать…

– Простите, что это за тон? – надменно заговорил Игнатьев. – Вам, любезный, голову напекло, кажется? Устроили встречу на каком-то поле, хамите…

– Ладно, заткнись! – оборвал его Визгалин. – Никакой ты не кремлевский советник. Я проверял – нет такого в администрации президента. Купил ты меня, сволочь! – и он вдруг отвратительно, по-женски взвизгнул. – Но ты у меня за все заплатишь!

Кажется, в салоне «Фольксвагена» в этот момент произошло что-то похожее на рукоприкладство, послышалось громкое сопение, шум, а потом вдруг Игнатьев сказал совсем другим голосом:

– Ну ладно, шеф, поерзали и хватит! Ну, не работал я в Кремле, ну что тут поделаешь! Всегда мечтал, да вот не берут меня туда. Но связи у меня действительно кое-какие имеются. И голова работает – в этом ты сам мог убедиться. Выложил же денежки, как миленький? И ведь не личные сбережения, а народные деньги!

– Ты еще и мораль мне читаешь, скотина? – с ненавистью сказал Визгалин. – Да знаешь, что я с тобой сделаю?.. Ты у меня в тюрьме сгниешь, мразь!

– Вот как раз об этом я и хотел поговорить, – вдруг деловито сказал Игнатьев. – О тюрьме и воле. Для того и приехал, Александр Викторович!

Гуров поднял голову и вопросительно посмотрел на Крячко.

– Что этот артист задумал? – шепнул он. – Импровизирует?

Крячко пожал плечами. А в динамике после небольшой паузы прозвучал неприязненный голос Визгалина:

– Что ты сказал, мошенник?

– Предлагаю вам сделку, Александр Викторович, – небрежно ответил Игнатьев. – Я буду молчать, и никто не узнает, как вы расплатились казенными деньгами с мошенником за возможность нечестным путем получить инвестиции на строительство абсолютно не нужного вам объекта. Я много с вас не запрошу. Понимаю, что вы тоже сейчас в затруднительном положении…

– Ты меня шантажируешь? – изумился Визгалин.

– Ну а что мне остается? – рассудительно заметил Игнатьев. – Жить-то всем хочется. И вам в том числе. А я сильно могу вам испортить жизнь, Александр Викторович. Заявление в прокуратуру, копия в секретариат вашего губернатора, копия в центральную газету… «Комсомольская правда» вам нравится? У меня везде друзья.

– Слушай сюда, мерзавец! – ледяным тоном сказал на это Визгалин. – Никакие друзья тебе уже не помогут. Они далеко. А мои рядом. Вот они, видишь? Они не имеют отношения к администрации, но они меня уважают и выполнят любую мою просьбу. А твои художества закончились. Считай, что я уже о тебе забыл. Пошел вон!

Опять послышался шум, а потом треск захлопываемой дверцы. А через несколько секунд мимо того места, где прятались Крячко с Гуровым, промчался голубой «Фольксваген», обдав их горячим ветром. Вскоре шум его мотора затих в отдалении.

Динамик опять ожил – теперь он буквально верещал голосом Игнатьева:

– Руки прочь! Оставьте меня! На помощь!

Потом раздался резкий хруст, и наступила тишина. Гуров приподнялся и посмотрел в сторону рощи. Молодые люди запихивали обмякшее тело Игнатьева в «Мерседес».

– Приплыли, – сказал за его спиной Крячко. – Кажется, нашего кадра убивать собираются.

Гуров ничего на это не сказал, а, выхватив из-под пиджака пистолет, бросился со всех ног к «Мерседесу». Крячко с большим энтузиазмом последовал его примеру.

Автомобиль уже разворачивался на обочине, сминая колосья. Кажется, его водитель намеревался ехать дальше – в сторону несуществующего уже совхоза. Можно было только гадать, куда собирались определить незадачливого Игнатьева: утопить в реке, спихнуть ли в какой-нибудь заброшенный котлован? Некоторые люди проявляют массу изобретательности в решении таких проблем.

Однако Гуров не мог такого допустить. Он лучше бы согласился расстаться со здоровым зубом, чем с таким важным звеном преступной цепочки, как гражданин Игнатьев. Он бежал за «Мерседесом» и, надрывая горло, призывал водителя немедленно остановиться.

Их с Крячко заметили и, видимо, сильно удивились, но желания познакомиться никто не выказал. Наоборот, «Мерседес» резко увеличил скорость и помчался вдоль колосящейся нивы, с каждой секундой увеличивая расстояние, которое отделяло его от преследователей.

Гуров остановился и выстрелил по колесам. Крячко тоже принялся стрелять с колена. Грохот выстрелов спугнул каких-то мелких птиц, притаившихся в пшенице, и они взлетели стаей с испуганным щебетом.

Они расстреляли по обойме, но не были уверены, что достигли какого-то результата. «Мерседес» неумолимо удалялся.

Меняя на ходу обойму, и Гуров, и Крячко упрямо продолжали бежать вслед за «Мерседесом», хотя шансов догнать его у них было не больше, чем догнать ветер.

И вдруг автомобиль остановился, и из него выскочили оба молодых человека. Издалека прозвучал одинокий выстрел, бесследно растаявший в синеве.

– Боголепов! – осенило Гурова.

Они прибавили шагу. Вскоре стало ясно, что это действительно Боголепов. Заслышав выстрелы, он вернулся, и как раз вовремя. Он едва не врезался в «Мерседес» и принудил его остановиться. Впрочем, Гуров заметил, что левое заднее колесо у «Мерседеса» спущено – какая-то из пуль достигла цели.

Пассажиры «Мерседеса» не сразу сориентировались. Приняв Боголепова за стороннего наблюдателя, они сгоряча собирались просто начистить ему морду и заставить освободить дорогу. Однако когда он предупредил их намерения выстрелом в воздух, они быстро сообразили, что попали в ловушку. Они растерялись – к такому повороту событий ни тот, ни другой не были готовы. Однако вначале они попробовали договориться.

К моменту, когда появились Гуров и Крячко, переговоры как раз были в самом разгаре. Игнатьев по-прежнему лежал в машине и не подавал признаков жизни. Пассажиры «Мерседеса» стояли по обе стороны дороги и настороженно косили глазом то налево, то направо – пистолеты за спиной заметно сковывали их инициативу.

– Мужики, давайте без глупостей! – крикнул Гуров. – Мы при исполнении. Не усугубляйте.

Парни посмотрели друг на друга, потом одновременно пожали плечами, и тот, что был, видимо, старшим, крикнул в ответ:

– Ладно, начальник! Мы ведем себя смирно, а вы нас отпускаете, договорились?

– Не пойдет, – отрезал Гуров. – Пойдете за попытку похищения.

– Да кого мы похитили? – удивились парни.

– А кто у вас в салоне?

– Этот-то? Да забирайте, он сам приблудился. Мы-то при чем?

– У нас есть доказательства, – сказал Гуров. – Так что – руки на машину и не двигаться, а то худо будет!

Парни негромко посовещались, а потом неохотно выполнили приказание. Гуров и Крячко быстро их обыскали. У одного под пиджаком был спрятан пистолет, а у другого в заднем кармане лежал кастет.

– Неплохо, – заключил подошедший Боголепов. – Интересные знакомые у господина Визгалина. Давно знакомы?

– Первый раз слышу, – мрачно ответил один из парней.

– Ладно, разберемся, – сказал Боголепов. – А пока давайте ваши ручки. Поедете с нами.

Молодых людей заковали в наручники и усадили в машину Боголепова.

– Нам еще Игнатьева забирать, – поморщился Гуров. – Как поедем-то?

– Ничего, в тесноте, да не в обиде, – благодушно сказал следователь.

Они заглянули в «Мерседес». Игнатьев уже пришел в себя, но по-прежнему лежал на заднем сиденье и смотрел вокруг полными ужаса глазами.

– Цел? – спросил Гуров. – А магнитофон в порядке?

– Вроде в порядке, – слабым голосом ответил Игнатьев. – Что ему сделается?

– Тогда выходи кланяться, – скомандовал Гуров. – Спектакль закончен.

Глава 21

Губернатор Пожарской области был крупным мужчиной с тяжелыми крестьянскими руками. Волевое, властное лицо резко контрастировало с благородной профессорской сединой. То, что он лично согласился приехать в прокуратуру по первому звонку прокурора, которого он откровенно недолюбливал, было далеко не рядовым событием. Это понимали все, хотя старались держаться так, будто ничего особенного не происходит. И в первую очередь это касалось самого губернатора. Гуров был уверен, что он прекрасно понимает, зачем его пригласили, но старательно разыгрывает неведение.

В кабинете прокурора области собрались все, кто имел отношение к делу, – Боголепов, Гуров с Крячко, Ирина Васильевна и даже Сорокин, который чувствовал себя совершенно не в своей тарелке и старался держаться как можно незаметнее.

Губернатор демократично поздоровался со всеми за руку, отпустил в адрес Ирины Васильевны грубоватый комплимент, а потом, по-хозяйски утвердившись в кресле, с деланым добродушием обратился к хозяину кабинета:

– У тебя сегодня здесь просто московский филиал какой-то, Виктор Борисович! Если учитывать, что ты и сам к нам недавно переведен, так из аборигенов, получается, я тут в полном одиночестве?

Прокурор намек понял и заметно разозлился. Он ткнул пальцем в сторону Боголепова и сухо сказал:

– Павел Сергеевич ваш земляк. Ему, кстати, здесь основная роль отведена. Да и речь у нас пойдет о вашем же земляке, Станислав Андреевич. И не только о нем, пожалуй. Так что не думаю, что вы здесь должны чувствовать себя посторонним.

– Вот как? Это интересно, – с наигранным энтузиазмом сказал губернатор. – И что же это за земляк, из-за которого я бросил все неотложные дела? Чего он такого натворил?

Прокурор придвинул к себе папку с бумагами, заглянул в нее. А потом поднял строгий взгляд на губернатора.

– Вам, разумеется, известно об убийстве в районе «Тихой гавани»? Наше ведомство уже направляло вам по этому поводу представление, в котором мы указывали, что к преступлению могут быть причастны лица из областной администрации и что мы настаиваем на полном и глубоком расследовании?

– Ну, помню! – нахмурился губернатор. – Было такое. Повторю и сейчас – не вижу никаких оснований для подобного расследования. Прокуратура здесь явно переусердствовала.

– Я так не считаю, – возразил прокурор. – Более того, мы проявили в данном случае непростительную мягкотелость. Вот московские товарищи сами раскрутили это дело и выявили один интересный факт. Он отражен в магнитофонной записи разговора одного из ваших сотрудников и некоего махинатора, который вступил с ним в незаконную сделку. Мне хотелось бы, чтобы вы ознакомились с этой записью.

Он подал знак Боголепову, и тот включил стоявший на столе магнитофон.

По мере того, как крутилась пленка, лицо губернатора медленно наливалось кровью, а в глазах появлялось странное выражение – как у человека, который вступил на подвесной мост, перекинутый через пропасть. Но он стойко дослушал до конца, не проронив при этом ни одного слова. Лишь когда запись кончилась, губернатор крякнул и угрожающе двинул кулаком по краю стола.

– Мерзавец! Негодяй! – произнес он с большим подъемом. – Как он мог?.. Вы уже арестовали его? – задавая прокурору этот вопрос, он смотрел придирчиво и строго.

– Пока вопрос так не стоял, – ответил прокурор. – Мы пригласили гражданина Визгалина к себе для беседы, но он немедленно слег в больницу. Врачи к нему не пускают. Говорят, сердце.

Губернатор опять привел в действие свой огромный кулак.

– Я его сам вылечу! – пообещал он грозно. – Так вылечу, что…

Он не договорил и встал, громадный, сердитый и явно растерянный.

– Очень вам благодарен, Виктор Борисович, что открыли нам глаза на этого перевертыша! Это очень своевременно. И товарищей благодарю, соответственно. С этим делом надо тщательно разбираться!.. А сейчас, извините, спешу!

И он с почти неприличной поспешностью покинул кабинет.

Поскольку, как выяснилось, «БМВ» после вмешательства друзей Визгалина уже не подлежал ремонту, обратно уезжали поездом. Правда, не в компании очаровательной Ирины Васильевны. После операции она держалась особняком, ни с кем не разговаривала, и билет взяла отдельно – в спальный вагон. Гурова это устраивало – поневоле им приходилось сопровождать преступника, и женщина могла внести в это серьезное занятие сумятицу. А так они прекрасно все разместились в одном купе – Гуров, Крячко, Сорокин и аферист Игнатьев, который, придя в себя после пережитого, считал себя едва ли не героем.

Провожал их Боголепов.

– Надеюсь увидеть вас на суде, – сказал он на прощание. – А будет время и желание – просто так приезжайте. На рыбалку съездим, водочки попьем… Не все же вам с пистолетами бегать!

– Загадывать не будем, – ответил Гуров. – А тебе удачи. Я же говорил – не стоит вешать нос. Наша взяла.

– Вам спасибо, мужики, – сказал Боголепов.

– Спасибом не отделаешься! – крикнул Крячко, поднимаясь в вагон. – Я твои слова про рыбалку запомнил! За Гурова не скажу, а я как отпуск возьму, так сразу нагряну.

– Всегда пожалуйста! – расплылся в улыбке Боголепов.

Они с Гуровым еще раз пожали друг другу руки и наконец расстались.

Уже в купе, когда они рассаживались по местам, Игнатьев неожиданно сказал:

– А все же признайте, Лев Иванович, ловко я свою роль провел! Как я его на шантаже подсек, а? Без меня бы, пожалуй, у вас и не вышло ничего…

Гуров задумчиво посмотрел на него и рассеянно улыбнулся. «Выпрошу-ка я тоже отпуск, – подумал он. – Дней на пять. И рвану к Марии в Питер. На спектакль заодно схожу. Она рада будет».

Утешил Игнатьева Крячко. Он посмотрел на него в упор и пообещал:

– Что и говорить, ловкач ты еще тот, Игнатьев!.. Без тебя мы как без рук. Вот теперь ходатайствовать будем, чтобы тебя на Доску почета поместили. В тюрьме. Будешь на прогулку мимо нее ходить и радоваться.

– Вы все шутите!.. – разочарованно протянул аферист, сел на лавку, подпер подбородок ладонью и стал смотреть на свободный мир за окном.