Николй Георгиевич Грин-Михйловский

Инженеры

Из семейной хроники

I

– Довольно!

И осветились вдруг весь этот громдный зл в дв свет, экзменционные зеленые столы, черные доски. И это он, Кртшев, стоял, и это ему говорил профессор, пробежв глзми исписнную доску:

– Довольно!

Тм в открытых окнх был мй, легкий ветерок кчл знвески, доносился ромт рспускющихся деревьев, сверкло солнце, грохотли мостовые. Кртшев клдет в последний рз в жизни этот мел и повторяет мысленно «довольно», стрясь кк можно сознтельнее пережить это мгновение. Итк, довольно, он – инженер. То, к чему четырндцть лет стремился с многотысячным риском сорвться, – достигнуто.

Кким недостижимым еще вчер кзлось это счстье, и отчего теперь, когд цель достигнут, безумня рдость не охвтывет его неудержимым порывом, отчего он чувствует только, что устл, что хочет спть и что то, к чему он стремился, теперь, когд это достигнуто, кжется ему тким ничтожным, нестоящим…

И потом, положив мел и отойдя в глубь злы, Кртшев продолжл ощущть все ту же охвтившую его пустоту, в которой кк будто вдруг потерял себя.

Ему кзлось, что нет больше ни его, ни всех этих людей, здесь стоявших, волноввшихся. Что все они только тени, быстро, быстро проносящиеся в прострнстве времени.

И что все эти рдости, горе? Что вечно среди этого изменяющегося, рвнодушного, неудержимо несущегося вперед?

Двдцть пять лет его жизни кзлись ему теперь только одним промчвшимся мгновеньем, в котором тк ярко помнил он все, всякую мелочь. И в то же время тк скучно, тк ничтожно, тк прозично все это. И все-тки хорош этот день, этот ясный рдостный мй, в открытых окнх эти ромтные вздохи ветерк, тянущего с собой привет полей, лесов. Он поедет скоро туд, опять увидит свою Новороссию, ее степи, неподвижные, безмолвные, с угрюмыми скирдми сен н горизонте, ясную тихую речку в кмышх с длекою длью сел, церквей, белых хток, высоких и стройных тополей. И спит это все тм теперь в ярком сиянье веселого дня, молодой весны, рдостных ндежд.

Првд, тм нет лесов. Здесь под Петербургом он только узнл эти лес, полянки среди них, здесь под Петербургом только узнл он и ромт этих рспускющихся лесов и мощное пробуждение их срзу от зимней спячки. Осень н юге, весн н севере. А эти ночи светлые, белые, – дни во сне, молчливые, светлые, ромтные. Этот ромт рспускющихся душистых тополей и сейчс несется с островов. Ах, эти остров, их сочня зелень, близость их друг к другу, голубые полосы окружющей их со всех сторон воды. Кртшев вздохнул всей грудью. Везде прекрсн природ, и жизнь ее и крсивее и зконнее людской жизни. Рдость ее – рдость всех, рдость одного человек – всегд горе для других.

Вот он, Кртшев, рдуется, что кончил курс, что инженер он теперь. А основ этой рдости? Кончил з счет тысяч других обездоленных. Кончил и обеспечен и будет сыт все з тот же счет других голодных.

А можно кк-нибудь изменить все это?

Кртшев поднял голову и следил в окно з птичкой, нырявшей в рдостной синеве безмятежного неб.

Когд-то в гимнзии он думл с другими, что можно. Теперь, когд он узнл жизнь… Теперь он думл, что нельзя? Теперь он ничего не думет. Ему покзлось вдруг, что он совсем еще мленький в своем сду, Тём – которого мм ведет з руку по дорожкм душистого сд в ткой же ясный день, он идет ленивый, беспечный и не хочет дже и думть, куд ведет его мм, зчем ведет: умыть ли, ногти остричь или почитть с ним что-нибудь.

К Кртшеву подошел его товрищ, Володьк Шумн, – толстый, веселый, добродушный.

– Ну, поздрвляю.

Шумн еще вчер выдержл свой последний экзмен. Он пожл руку Кртшеву и продолжл:

– Ну-с? Я вчер тоже тк. Ничего: пройдет. Выспишься… Сегодня проснулся, и первя мысль, что никогд больше ни одного экзмен держть не ндо. Хорошо!

Он спохвтился и, весело рздувя ноздри, скзл шепотом:

– Однко, пожлуй, н прощнье выведут.

Он еще потоптлся н месте и спросил:

– Ты что сегодня думешь делть?

И, не ожидя ответ, скзл:

– Хочешь, поедем н остров, потом куд-нибудь еще зктимся… Ты вот что: иди пообедй теперь, потом выспись и чсм к семи приезжй ко мне. Идет?

– Идет.

Шумн озбоченно пожл руку Кртшев и скзл: «А теперь я пошел».

Смешно перевливясь, мелкими быстрыми шгми пошел к двери.

И Кртшев двинулся з ним, в последний рз обводя экзменционный зл и все стрясь отдть себе ясный отчет в переживемом мгновении. Но ничего и из этого не выходило. Все было серо, буднично и обыкновенно.

Он устло, лениво шгл по лестнице и думл: «Смое приятное, конечно, что больше никогд не будет экзменов».

И сейчс же подумл:

«А может быть, что-нибудь будет горздо худшее, во сто тысяч рз худшее, чем экзмены?»

Он тревожно стл рыться в голове, что худшего могло бы с ним случиться? Умрет жен, дети, когд он женится? Но он никогд не женится. Что еще? Он приобретет состояние и потом потеряет его? Ему смешно стло. У него-то состояние? Никогд у него ничего, кроме долгов, не было и, конечно, никогд ничего другого и не будет. И н что это состояние? Иметь рзве рублей тысячу… Он увидел швейцр Онуфриев, крсное лицо которого теперь рсплылось от рдости и сверкло, кк крсный медный шр.

– С окончнием! Потрудились, и нгрдил господь.

Это он-то, Кртшев, потрудился? Ему стло совсем стыдно, и он смущенно зговорил:

– Не можете ли, Онуфриев, дть мне еще двдцть пять рублей?

Мысль эт у Кртшев мелькнул вдруг, и ндо было соглситься, что момент был выбрн удчный. Рсчувствоввшемуся Онуфриеву не удлось принять его обычный нстороженный и дже неприступный вид.

Он только нерешительно скзл:

– Не много ли будет? Ведь трист с хвостиком уже.

– В последний рз, – лсково-просительно ответил Кртшев.

Онуфриев полез в крмн и, доствя из кожного кошельк точно для случя приготовленную двдцтипятирублевку, отдувясь, обиженно проговорил, отдвя ее Кртшеву:

– Кк тут вм откжешь? Только уже, пожлуйст, Артемий Николевич, – продолжл Онуфриев, вынимя перо, чернил и бумгу для рсписки, – вы уже не обидьте.

– Ну, что, бог с вми, Онуфриев, – усмехнулся Кртшев.

Когд рсписк был нписн и спрятн, Онуфриев, подвя Кртшеву фуржку, добродушно говорил:

– Согрешить меня зствили, Артемий Николевич, – ведь после тех троек я н обрз крестился, что больше вм не дм.

Д, это был глупя история с этими тремя тройкми тогд ночью, когд вдруг он один остлся н них среди ночи с поручением рссчитть их, потому что все деньги, ккие были у компнии, пошли н ужин, тк кк он з ужин не плтил, то ему и поручили, передв остток в двендцть рублей, рссчитться с этими тройкми. В тком отчянном положении он и поехл тогд к Онуфриеву, подняв его с кровти, н попытку Онуфриев откзться скзл:

– Ккие пустяки вы говорите, Онуфриев, пок вы не зплтите, я не уйду от вс, потому что ямщики меня убьют.

Это было тк убедительно, что тут же, повернувшись к большому киоту с лмпдкой, зствленному обрзми, взбешенный Онуфриев в белых подштнникх, белой рубхе, босой, крсный, сияющий гневом, скзл, крестясь:

– Обрзми клянусь, что это в последний рз и больше от меня не получите ни копейки.

Месть этим не огрничилсь. Ндев клоши и пльто, он см пошел рссчитывть ямщиков, выржя этим подрыв всякого доверия. Это было, конечно, обидно, но дело сделно, и ямщики получили свои деньги, и у него в крмне еще остлось двендцть рублей, которых до поездки не было.

Было и еще кое-что, отчего Онуфриев охлдел.

Кк-то рз Онуфриев позвл Кртшев к себе в гости.

Приглшение было необычное. Кртшев поблгодрил и пришел.

Н столе стоял смовр, вренье, бутылк с водкой, другя ккя-то, ветчин.

З столом сидел худенькя, тоненькя, почти подросток, светля блондинк с мленьким птичьим личиком, смешно, точно в миньятюре, снятым с лиц смого Онуфриев. И хотя первое впечтление и было длеко не в пользу девушки, но Кртшев с свойственной ему в этом отношении добросовестностью уже нщупывл те стороны, если не тел, то души ее, которые вызвли бы и в нем симптию. Было, конечно, некрсиво смотреть, кк он прямо с общего блюдечк брл своей ложечкой вренье, съедл его, облизывл ложечку и опять брл ею вренье, кк-то сгибя тк пльцы, кк будто бы шил. Но при всем том в ней не чувствовлось уверенности, что тк и ндо было делть. Нпротив – робость, нерешительность, он кк будто искл опоры, и, нверно, если бы Кртшев скзл ей, кк ндо делть, он и делл бы все, что ндо, не хуже всех других.

После чю Онуфриев, скзв дочери сухо: «уйди», нклонился доверчиво к Кртшеву и зговорил, понижя голос:

– Спсибо вм, Артемий Николевич, что не побрезгли и зшли. Очень полюбил я вс. Простите з слово, кк отец сын… Тридцтый год доходит, что я швейцром в институте, добрее вс и не видел. Очень много в вс этой доброты, и льнут к ней люди, кк мухи к меду. Только ведь и пропсть тк легко от этой смой доброты. Солнышко и то всех не обогреет. А ведь вы для всякого рды, не можете, беретесь. Ведь я вот вижу, через мои же руки все повестки проходят, сколько вы получете, сколько кждый год привозите, сколько у меня и других, может быть, перехвтывете, – по-црски жить бы можно, вы в двугривенном всегд нуждетесь. А отчего? Все людям…

Кртшев энергично змотл головой.

– Нет, нет, Онуфриев. Это только тк кжется: просто я не умею обрщться с деньгми. Когд у меня в крмне деньги есть, мне кжется, что они и всегд будут.

– И потому их и нет у вс. Ну, д известно, вше дело брское, и мменьк оствит, и сми стнете зрбтывть…

– От мтери я ничего не получу: все пойдет сестрм…

– Ну, это уж вш вполне воля, я к тому, что я-то жил не по-брски и всю жизнь копейкми собирл. И все думл: кк жить, кк жить. Был жен у меня, мть вот Лизы, теперь только Лиз одн н весь свет божий. Для нее живу, для нее и рботю. Кто врг своему детищу, хотел бы я, чтобы хоть по мужу, если не по отцу, вышл бы он из хмского сословия, – хотел бы, кк бог велит, кк люди побрезгют, нет ли?

Кртшев оживленно и горячо нчл докзывть, что времен теперь уже другие, что никкой двно уже рзницы нет между сословиями, что его Лиз ткое прелестное дитя, что он лично не сомневется в том, что он достойн высшего счстья н земле.

– Вш бы воля, – перебил его Онуфриев, усмехнувшись. – Все в рукх божиих: только одно, что Лиз моя тоже не с совсем пустыми рукми в люди пойдет. Вот я и хотел об этом с вми посоветовться. Я тк вм, кк н духу, откроюсь: скопил я тридцть семь тысяч, вот вы мне и посоветуйте теперь – в кких бумгх мне их лучше держть? – Онуфриев уствился в Кртшев совсем близко своими рчьими глзми. Кртшеву кзлось, что он, кк в лупу, смотрит в крсную рсширенную кожу его лиц, где кждя пор рельефно обрисовывлсь впдиной и где тк много было кких-то белых пупырышков.

«Кк в швейцрском сыре», – подумл Кртшев, и ему покзлось, что от лиц Онуфриев и пхнет, кк от швейцрского сыр. Он быстро подвил в себе неприятное ощущение и лсково-смущенно ответил:

– Видите, Онуфриев, я совершенно ничего не понимю в бумгх.

– А кк же… Ведь у мменьки вшей, нверно же, деньги в бумгх?

Кртшев отлично знл, что у мтери его никких бумг нет, что и дом и деревня зложены, но ответил:

– Конечно, вероятно, в бумгх, но он мне об этом никогд ничего не говорил. Дом есть, деревня есть… Если хотите, я нпишу мтери и спрошу…

– Ах, пожлуйст…

После этого Кртшев стл прощться, обещл зходить, несколько рз Онуфриев нпоминл ему.

– Непременно, непременно, – отвечл озбоченно Кртшев.

Кк-то Онуфриев спросил:

– А что, от мменьки нет еще ответ?

– Вероятно, скоро будет.

– Вот с этим ответом, может, зшли бы… Обрдовли бы стрик, и дочк все про вс спршивет…

– Вш дочк ткя миля…

– Простя девушк.

– Слушй, Володьк, – говорил Кртшев, идя с Шумном после этого рзговор из институт, – помоги, рди бог, может быть, ты знешь, ккие бумги считются смыми доходными?

– Тебе н что? Покупть хочешь?

Кртшев рсскзл ему, в чем дело.

– Тридцть семь тысяч?! Однко твоих сколько тм?

– Что моих? Я кждую осень дрю ему сто рублей.

– Хорошенький процент з трист и з неполный год. Очевидно, тких дурков не ты один.

– Нверно, один. Он см говорил, что з тридцть лет другого ткого он не знл.

– Откуд же у него деньги?

Кртгев пожл плечми.

– Кого-нибудь убил, обокрл? – спросил Шумн, – впрочем, я отчсти догдывюсь, я кое-что слыхл, он дет свои деньги инженерм-подрядчикм и учствует в прибылях.

– Ну, нсчет бумг?

– Все это глупости: он лучше тебя знет толк в бумгх. Он просто хочет женить свою дочку н тебе и тким путем покзывет тебе свое состояние.

– Его дочь очень симптичня…

– И ты, конечно, уже не прочь жениться?

– Я не женюсь, потому что решил никогд не жениться…

– И смое лучшее, что ты мог бы сделть и чего, конечно, не сделешь. Десять рз женишься…

– И по зкону можно только три всего…

– Ну, зкон… – мхнул рукой Шумн.

– Все-тки что ж мне ему скзть нсчет бумг?

– Нсчет бумг? Много хороших есть бумг: Брянские. Ты вот что ему посоветуй – Хрьковского строительного обществ. Это новое дело и обещет очень много.

– Отлично!

Н другой день Кртшев тк и сообщил Онуфриеву. Тем и кончился рзговор у них о деньгх, и тк больше и не был Кртшев в гостях у Онуфриев, если не считть его визит тогд только з деньгми для троек.

Все это быстро вспомнилось теперь Кртшеву, когд он шел по улице в свою кухмистерскую.

Время было еще рннее, и в кухмистерской, кроме одного молодого студент, никого не было. Студент усердно читл ккую-то книгу и ел, или, вернее, пожирл ломти серого ромтного хлеб в ожиднии, пок поддут обед.

Все тк же стояли белые столы, и кждый стол приндлежл другой девушке. В дверях появилсь Ефросинья. То же светлое нкрхмленное плтье, черня брхтк н шее.

– Сегодня рно пришли.

Кртшев сегодня кк-то ближе вгляделся в Ефросинью и с грустью зметил следы времени н ее лице: кк-то уменьшилось лицо, выдвинулся подбородок, сморщилсь и сбежлсь местми кож, и не белизну шеи, желтизну ее подчеркивл уже брхтк.

Пять лет нзд это был свежя, еще крсивя женщин. И резче подчеркивлсь эт перемен, потому что в рскрытые окн смотрел ясный мйский день, рдостный, молодой, ленивый.

– Кк поживет вш дочк?

Точно кто дернул з невидимый шнурок, и лицо Ефросиньи сбежлось тк, что слезы вот-вот готовы были брызнуть из глз. Он только мхнул безндежно рукой и ушл з новым блюдом. Умерл, что-нибудь случилось? Кртшев не решился больше спршивть.

Когд он кончил, нроду нбрлось уже много. Все это были молодые, незнкомые, чужие. Теперь уже совсем чужие. Ефросинья кивнул ему головой и рвнодушно бросил:

– Прощйте.

Д, все это чужое уже.

II

Кртшев пришел домой и лег спть.

– Агш, будите меня в пять чсов. Крепко только будите, то я две ночи не спл и легко и до звтр просплю, мне необходимо…

Отдв это рспоряжение, Кртшев с удовольствием вытянулся н кровти.

Кончен одн чсть жизни. Стрння, кочевя изо дня в день жизнь. Только бы сегодня кк-нибудь.

И сколько ни пробовл Кртшев выбиться из этого сегодня, кк-нибудь нлдиться, тк ничего никогд не выходило из этого. Жизнь точно в гостинице, куд приехл н несколько дней. И тк шесть лет день з днем. Что сделно?

Ах, решительно ничего. Никких знний не приобретено. Кким-то только чудом сохрнилсь жизнь и возвртилось здоровье.

Возвртилось ли еще? Через десять, двдцть лет все это еще может скзться. В сущности, если серьезно вдумться, жизнь уже рзбит. Рзве можно, нпример, при тких условиях…

Если серьезно вдумться…

III

Долго будил Агш Кртшев. Были минуты, когд Кртшев окончтельно решл продолжть спть до следующего утр. Но все-тки проснулся и в шесть чсов в шттском пльто и в студенческой фуржке вышел н улицу.

Рди ткого торжественного случя он решил, блго деньги были, взять лихч.

– О-го, – скзл Шумн, выходя и увидев лихч. – Прежде всего вот что ндо сделть: купить кокрды н шпки.

– Следовло бы и шпки новые.

– Сойдет, дже лучше тк, – кк будто стрые уже инженеры с постройки приехли.

И конец дня был ткой же ясный, кк и весь день. Веяло прохлдой от Невы, зходящее солнце тк безмятежно золотило ее глдь, тким покоем, ткой рдостью веяло от воды, от зелени, от деревьев, ткой чудный свежий ромт проникл весь воздух.

Вот Петербургскя сторон, вот Алексндровский прк, вот дом, где когд-то он, Кртшев, жил. Тм и Мрья Ивновн жил. Кк безумно тогд он любил ее. Потом рзлюбил. Другую полюбил. Кк ее звли? Д, Анн Алексндровн. Он жил против Петровского прк. Он кк сейчс помнит подъезд этого дом, переднюю, где однжды, стоя н коленях, он ндевл н ее ботинки клоши. Вот Большой проспект. Кк чсто он гулял здесь под вечер с ней. Что-то было тогд очень хорошее. Ткое хорошее, что и теперь стло Кртшеву весело и легко.

– Все-тки хорошо, Володьк?

– А? Что? Д ничего.

– О чем ты думл?

– О чем думл? Думл, что ндо с звтршнего дня нчть шляться по рзным передним: служить ндо нчинть.

– Двй вместе шляться?

– Гм… Двй, пожлуй.

– Черт возьми, денег ведь ддут, Володьк.

– Ну, подождешь еще: нынче с местми не тк просто. Те времен, когд со скмьи, д чуть ли не в глвные инженеры прямо, – прошли. Теперь, ой-ой, кк горб нбьешь, пок дослужишься до чего-нибудь.

– Тебе хорошо, – ты все пять лет бывл н прктике, и всё н постройке, я ведь только кочегром ездил.

– Д, трудно будет. Придется учиться у десятников. Ты срзу нчльство из себя не торопись рзыгрывть, то дурк свляешь. Сперв тише воды, ниже трвы, учись, тм через несколько месяцев, кк подучишься, и вляй.

– Трудно строить?

– Трудно споги шить? Нучишься, ничего трудного и не будет.

– Что, собственно, из нших институтских познний пригодится?

– Для прктического инженер? Ничего. Прктически-то, что знет хорошо десятник, мы тк никогд и знть не будем.

– А теорию ведь мы тоже не знем.

– Нучились рыться в спрвочных книжкх, – н все ведь готовые формулы есть…

– Проживем?

Шумн только рукой мхнул.

– Эх, Тёмк, Тёмк, – вздохнул Шумн, – бить тебя некому.

– А что?

– Д вот я думю. Ну я? Ну и бог мне велит. А ведь ты… ведь ты ткой тлнтливый.

– Я-то тлнтливый?

– Ткой способный… смый способный между нми… Смую чуточку знимлся бы и блестящим был бы инженером. Я не хочу тебе никких комплиментов говорить, но ведь знимлись же мы с тобой, и видел я, кк тебе все без всякого труд дется.

– В этом-то и несчстье мое. Лучше было бы, если бы я знл, что мне дется с трудом, тогд бы я трудился.

– А без труд тоже нельзя, – пустой ркетой пролетишь… А мог бы… Куд поедем? Н Крестовский, что ли?

– Поктемся еще – и н Крестовский.

Вот и Стрелк. Плоскя дль воды. Крсный диск н горизонте, верениц экипжей, гуляющих н Стрелке.

Ох, сколько и здесь воспоминний. Нтш… Сколько их, однко, было? С Нтшей большой кусочек жизни ушел. Хороший? Тк недвно все это было еще. Болит и до сих пор, лучше и не думть: прошло и не воротится. Тогд зимой н этом озере он ходил с ней, это было в первые дни знкомств, он до сих пор помнит ощущение прикосновения к ее руке в перчтке. Точно мир весь он принимл тогд от нее, змиря от восторг.

Оттуд поехли н Крестовский. И Шумн и Кртшев слонялись, скучя в густой толпе собрвшейся публики, то слушя исполнителей открытой сцены, то гуляя по ллеям.

– Скучно, – скзл Шумн, – едем домой, с звтршнего дня ндо принимться з искние дел, пок еще не все кончили свои экзмены. Звтр в девять чсов будь готов: я зйду з тобой.

– Тк рно?

– Рно! Порядочный инженер в девять чсов второй рз спть ложится.

– Ну, знчит, я буду плохой инженер, потому что больше всего н свете люблю спть.

IV

В девять чсов точно н другой день Шумн был у Кртшев.

Кртшев, конечно, не только не был готов, но и с кровти еще не вствл.

– Дю тебе четверть чс сроку, – скзл деловито Шумн, – если не будешь готов, пойду один.

Он вынул из крмн гзету и сел ее читть.

– И рзговривть не хочешь?

– Не хочу.

– Ну, и черт с тобой.

Кртшев нчл быстро одевться.

– Сткн чю можно выпить?

– Пей. А потом сдись и пиши вот ткое прошение.

– Это что?

– Это прошение в министерство о зчислении н службу. Это не мешет чстной службе, по министерству будешь числиться. Будут идти чины, эмеритур, пенсия…

– Господи, о чем он думет?

– Все, друг мой, в свое время придет. Н стрости лет, когд рзобьет прлич и, кроме исполнительных листов, ничего з душой не будет, полторст, двести рублей в месяц – их кк пригодятся! Будет н что ннять комнту, человек, который будет тебя по носу щелкть.

– Купить, нконец, револьвер, чтобы покончить с собою, вместо того чтобы вести ткую гнусную жизнь.

– Кончют единицы, – нствительно ответил Шумн, – остльные миллионы с жизнью рсстются только поневоле.

Кртшев нписл ткое же прошение, кк и Шумн, и приятели отпрвились в министерство. По дороге они об купили по мленькому инженерному знчку и вдели в борты своих сюртуков.

Спрвились у швейцр, доложились дежурному чиновнику, тот привел их в приемную директор депртмент общих дел.

Пришлось ждть долго. Нконец вышел плотный, низко остриженный господин и отрывочно спросил:

– Чем могу служить?

Шумн и Кртшев молч подли свои прошения.

– Вы, собственно, куд же хотите поступить?

Кртшев и Шумн переглянулись. Куд они хотели бы поступить?

Они хотели бы поступить н постройку ккой-нибудь железной дороги.

– Непременно н постройку?

– Непременно.

– В депртмент шоссейных, водяных не желете?

Не только не желют, но Кртшев объяснил и причины. И н шоссе и в водяных берут взятки, тк кк они этого не желют, то и хотят идти н постройку.

– А н постройке взяток не берут?

– Тм плтят ткое жловнье, что люди могут и без взяток жить.

– Гм… Очень жлко, господ, что ничем вм не могу быть полезным, тк кк в моем рспоряжении мест только по общему депртменту, где этого, – он дотронулся рукой до знчк Кртшев, – не ндо. Но, если хотите, свободные мест у меня есть.

– А с этим что делть? – спросил Кртшев, покзывя н свой знчок.

– Снять.

– Очень жль, что пять лет тому нзд мы не догдлись прийти к вм, теперь, вероятно, мы бы уже дослужились…

– Чем еще могу служить? – резко перебил его директор и, не дождвшись ответ, скрылся з дверью.

Кртшев и Шумн злились веселым смехом.

– Нет, ккя свинья… – нчл было Кртшев.

Но в это время дверь снов отворилсь, и в ней опять покзлсь фигур директор. Кртшев и Шумн бросились в коридор.

– Ну, здесь ловко устроились, – говорил полушутя, полусердито Шумн Кртшеву, шгя с ним по пнели, – и, если тк же успешно дльше пойдет, мы скоро себе соствим блестящую крьеру. Послушй, тк нельзя!

Его мленькие ноздри рздулись.

– Мы бы еще весь курс с собой прихвтили и тк и шлялись бы. Ндо ходить кждому отдельно.

Шумн вынул из крмн зписную книжку и скзл:

– Вот зпиши себе, куд идти.

У Кртшев не было ни крндш, ни бумги.

– Ну, ккой ты к черту инженер, если у тебя нет зписной книжки. Крточки есть?

– И крточек нет.

Шумн пожл плечми, вырвл листок из своей книжки и зписл несколько дресов.

– Сегодня иди вот к этим, звтр к этим. Не перепутй смотри, то будем встречться. Если еще что-нибудь подвернется, буду нюхть и скжу тебе. А теперь прощй. Прежде всего ступй и купи себе книжечку с крндшом, еще лучше технический клендрь, то вдруг спросят, сколько будет двжды дв, тк без клендря, пожлуй, и не ответишь. Потом зкжи себе крточки, внизу – инженер путей сообщения. И не будь нхлен при ответх. Все-тки с директором можно было бы рзговориться: может быть, в конце концов и узнли бы от него что-нибудь. А ведь прошения нши все-тки взяли.

– Что ж с этого толку?

– Зчислят, по крйней мере, по министерству. Ну, прощй.

Друзья рсстлись. Кртшев зкзл себе крточки, купил технический клендрь, обошел все првления по зписнным дресм, но толку из этого никкого не вышло. Везде более или менее вежливо отвечли, что мест никких нет. Иногд вскользь спршивли, бывл ли он н прктике, и н отрицтельный ответ повторяли опять, что никких мест нет.

Выяснилось и чувствовлось, что ходи он тк и всю остльную жизнь, все только бы и выслушивл он н рзные лды тот же ответ. Шумн почти пропл из виду. Исчезли кк-то с горизонт и остльные товрищи. Кончились экзмены и в институте, и прежде широко рскрытые его двери теперь были зперты.

Точно крточный домик, рзвлилось вдруг все связывющее его с товрищми, институтом.

Кончил, и все ндо было опять нчинть откуд-то снчл, ндо было опять взбирться н ккую-то неприступную без лестницы бшню жизни.

Кртшев тоскливо ходил кругом этой бшни и не видел ни вход, ни выход.

Что толку, что он инженер теперь? Никогд н смом деле он не будет инженером, никогд ни одной дороги не выстроит. Но что же делть, кк жить дльше?

Идти н шоссе или в водяные?

Лучше совсем рспрощться с инженерством.

«Сделюсь учителем мтемтики», – думл Кртшев и тут же думл:

«Ккой же я учитель, когд я не зню никкой мтемтики. Любой гимнзист сконфузит меня, кк зхочет».

Поступить рзве опять в университет н мтемтический фкультет, чтобы стть нстоящим учителем? Тогд уж лучше н юридический опять? Чтобы быть лучшим юристом между инженерми, лучшим инженером между юристми.

«Ну, в кциз поступлю, – думл Кртшев, – тм теперь тоже взяток нет. – Кк-нибудь проживу же».

Редкие встречи с товрищми и дже с Шумном оствляли еще более тяжелое впечтление. Всякий боялся проговориться, всякий тинственно отвечл н вопросы, что он думет делть.

– Еще ничего не известно…

«Все эгоисты, все думют только о себе», – горько жловлся см себе Кртшев.

Зто из дому слли ему без счет рдостные поздрвительные письм и телегрммы. Энергично звли его домой.

Конечно, приятнее было бы приехть уже нстоящим инженером-строителем, с местом, с бумжником, нполненным деньгми. Но и без этого тянуло туд, где любят и ждут.

– Поеду, – решил Кртшев.

Зшел к Шумну, по обыкновению не зстл его дом и оствил ему зписку, что звтр с почтовым уезжет.

Шумн нездолго до отход почтового поезд приехл н вокзл.

– Ну, что, кк твои дел? – спршивл его Кртшев.

– Клюет, – ответил уклончиво Шумн.

– А у меня ничего не выгорело, – пожловлся Кртшев.

– Гм… – промычл в ответ Шумн.

Перед последним звонком появился Шцкий.

В злополучный год болезни Кртшев и его Шцкий отстл н один год, и с тех пор бывшие друзья почти не виделись.

Шцкий остлся Шцким. Ломясь, изобржя из себя героя того ромн из инострнной жизни, который последний прочел, он церемонно и глнтно, едв дотргивясь до протянутой руки Кртшев, проговорил:

– Узнл, что уезжешь, и счел долгом проводить тебя.

– Ну, я пошел, – скзл Шумн. – Прощй.

Он зпыхтел, покрснел и трижды поцеловлся с Кртшевым.

– Ну, всего лучшего.

Шумн неуклюжей, проворной походкой, смущенно кивнув Шцкому, нпрвился к выходным дверям.

Шцкий сейчс же после уход Шумн сбросил с себя шутовской вид и зговорил простым языком.

– Ты грустен? Не могу ли я быть чем-нибудь полезным? Может быть, денег?

– Нет, спсибо. Д, невесело. Вот кончил и решительно не зню, что с собою делть.

– Очень все это глупо оргнизовно у нс. У одних все пять лет прктики, у других ни рзу. И моя судьб ткя же будет. И в этом году опять никкой прктики.

– Иди хоть в кочегры, – посоветовл Кртшев.

Шцкий только досдливо дернул плечом.

– Что ж ты будешь делть? Домой поедешь?

– Ну, вот еще. Я уже третий год домой не езжу. Я ведь постоянно н прктике, с прктики я еду прямо н лекции, потому что я остепенился и вот уже три год, кк у меня нет ни одного потерянного дня. Что дня? Чс потерянного нет.

– И это, конечно, стоит денег?

– Не будем говорить об этом. Меньше, во всяком случе, чем служб моего брт в гусрх.

– Он кем тм?

– Солдтом, mon cher, но это стоит десятк полтор тысяч в год. Держит, между прочим, своих лошдей для скчек. Теперь кк рз скчки, и он зовет к себе в Вршву. Стрик в восторге: высылет ему и лошдей и деньги.

– Это тот твой брт, который поступл, когд мы кончли?

– Тот смый. В высшее зведение не пошел, и поверь, что сделет лучшую, чем мы с тобой, крьеру. Этот мльчик имеет нюх и поствлен не по-ншему. А мы с тобой… стрики уже… Еще живы, еще не в могиле, но…

Суждены нм блгие порывы,

Но свершить ничего не дно…

Тряпки, mon cher. Третий звонок, прощй, и если когд-нибудь вспомнишь строго друг, кких теперь уж нет и быть не может…

Шцкий опять впл в свой обычный тон и мхл стоявшему в окне вгон Кртшеву. Вгоны медленно двиглись, Шцкий еще рз мхнул, повернулся спиной, постоял мгновение и, криктурно рскчивясь, быстро, толкя публику, помчлся прочь.

Кртшев уныло провожл его глзми.

Скучные мысли ползли ему в голову.

Быстро пронеслось время. Двно ли подъезжл он впервые шесть лет тому нзд к этому Петербургу. Шесть лет промелькнули, кк шесть стрниц прочитнной книги. Он ехл тогд и мечтл, что в эти шесть лет он приобретет знние, которое дст ему прочную возможность незвисимо стоять в жизни. Но знния нет. Двно, еще в гимнзии, потерял ппетит к рботе, и если кто-нибудь не сжлится и не дст кусок хлеб, то он пропл.

Ах, может быть, и будет этот кусок хлеб, но тк тоскливо, тк пусто н душе. Нзд бы опять, к нчлу этих шести лет, з рботу.

Все быстрее и быстрее мчлся поезд по зеленым кочкм и болотм.

Кртшев печльно смотрел в окно.

V

Приезд домой не освежил Кртшев. По крйней мере, н первое время. Дом кк будто все осунулось, уменьшилось.

Мть пострел, волос ее побелели еще с болезни Кртшев. Двно и эт болезнь был збыт, и отношения устновились кк будто прежние, но что-то из прежнего оствлось все-тки и нвсегд легло между мтерью и Кртшевым. В той бывшей борьбе слишком уже обнружилось кк-то все и было тк неприкршенно, что всякое воспоминние и с той и с другой стороны о том времени вызывло прозу и горечь. А отсюд постоянное опсение кк-нибудь коснуться этого прошлого, этого больного. Опсение коснуться не только н словх, но и в воспоминнии.

Нтшу чсто вспоминли еще, и сильнее тогд вствло в пмяти пережитое.

Зин по-прежнему был змужем з Неручевым, но дел их шли все хуже и хуже. Муж ее отчянно кутил, Зин толстел и ходил с опухшими глзми.

Аня кончл гимнзию, религиозня, влюблення в мть. Кончл гимнзию и млдший брт и, хлопя покровительственно стршего брт по плечу, говорил, горбясь:

– Тк-то, бтюшк, через годик и мы студентми уже будем.

– Ну, что, вс донимют в гимнзии?

– Кого донимют, кого и нет. Везде ндо с умом. С умом проживешь, без ум не взыщи. Мы тоже кое-что мркуем и н вершок сетей нплетем дв.

– Не совсем понимю, в чем дело.

– Не совсем это и просто, – отвечл многознчительно млдший брт, – в общем, кк видишь, живем, хлеб жуем.

– Политикой зниметесь?

– Что политик? Ерунд… Что мы, гимнзисты, можем знчить в ккой бы то ни было политике? Ндо быть уж совсем мльчишкой…

– Но все-тки ткие мльчишки у вс в клссе есть?

Млдший брт горбился по-стриковски, деля ироническое лицо, и говорил:

– Есть и ткие… Всякого жит по лопте, но суть не в них.

– Суть в тких, кк ты?

– Я вижу, – отвечл млдший брт, – ты хочешь, кжется, нчть иронизировть, – ну что ж, н здоровье. Но если хочешь говорить серьезно, то я отвечу, что суть действительно в тких, кк я. Мы ничем себя не вообржем, звезд с неб не хвтем, вершить судьбы любезных согрждн не собиремся, но свое дело, которое под ногой, исполняем и в будущем, ндеемся, будем ткже исполнять. Не в обиду тебе будь скзно, – ведь кое-ккя пмять о вс сохрнилсь, – вы все были чуть ли не гении, когд кончли гимнзию, знли-то вы, вероятно, ох кк мло. Не зню, что узнл ты з это время в своем институте.

– Ничего не узнл.

– Ну, что ж, сознние вины – половин испрвления, говорят, все-тки…

– Водку пьете, в тетр ходите, собиретесь вы?

– Водку иногд для ухрств пьем, в тетр ходим мло, в крты мненько мркуем.

– В ккие игры?

– Больше в винт, иногд в мкшку.

– Влюбляетесь?

– И не без этого, бо homo sum [я человек (лт.)].

– Читешь?

– Кк тебе скзть? Попдется под руки, прочтешь, конечно. Но постоянно читть – времени нет. Если знимться кк следует, то когд же читть? Вы, конечно, в этом отношении счстливее нс были: вы считли возможным игнорировть знятия. Вы гении зто, мы бедные ремесленники: куд пойдешь без знний?

Увидев огорченье н лице стршего брт, млдший скзл:

– Ты не обижйся. Гении вы не потому только, что тм способности у вс, что ли, больше, чем у нс, и по своему положению, кк стршие в семье, – ты, Корнев, Рыльский, все вы ведь первенцы, н вс все внимние, мы подростки, мы всегд в тени, – книги от брт, костюмы от брт, и это через все смо собой проходит. И в результте – вм имперторскую корону, вм все можно, и вы все можете, нм зсь, мы только вшего величеств бртья, мы обречены жить и прозябть только в тени вших лвров. Вы, стршие, словом, съели нши доли, тк уж где же нм сметь и н что больше можем мы ндеяться, кк не н свои усиленные труды.

– Однко… Ты, любимый бртец, лет н десять стрше, прозичнее и скучнее меня… Перед тобой, кк говривл Корнев, я просто мльчишк и щенок.

– Ну, ну, унижение пче гордости.

– В бог ты веришь?

– Осмелюсь доложить, что верю. А вше величество?

– Нет.

– Но в душе это вм не мешет креститься н кждую церковь и молиться н ночь?

– Н церковь я не крещусь, н ночь молюсь. Но это не молитв: это привычк, блгодря которой я вспоминю кждый день всех близких мне. Точно тк же я люблю все обряды рождеств, псхи, потому что они связывют меня с прошлым, и без этого жизнь был бы скучн.

– Носишь обрзок н шее?

– Висит – и ношу. Куд же мне его деть?

– Видишь ты, – нствительно зговорил млдший брт, – я не люблю делть что-нибудь мшинльно, я люблю двть себе во всем отчет. Я не верю в неверующих людей. Я думю, что предрссудкми ли, поколениями ли, действительной ли своей силой, но вер тк связн со всем ншим существом, что, отрешясь от нее н словх, попдешь в очень унизительное положение перед смим собой. По существу от нее не отделться, снружи отрекся: ложь и фльшь. Тк чем тк, я лучше буду н виду у всех крестить себе лоб.

– Неужели ты не можешь допустить мысли, что существуют искренно неверующие люди?

– Охотно допускю. Я см нчну вдумывться, рссуждть и всегд приду к тому, что ничего нет и быть не может. Вся эт скзк вочеловечения, вознесения н ккое-то небо, когд мы теперь уже знем, что это з небо, – все это, конечно, устреля скзк, и тем не менее все эти рссуждения, кк спичк в темноте – пок горит, – светло и видишь, что ничего действительно нет, потухл – и опять охвтывет мрк и обрзы мрк опять тинственно что-то шепчут, шевелят душу, трогют.

– Д ты бессонницей, что ли, стрдешь, гллюцинциями?

– И не думю, сплю, кк убитый, но я зню, что я человек моей обстновки и никуд от нее не денусь; и не вжно это: верю я тм или не верю. Больше скжу тебе: если б я дже действительно перестл верить, я больше бы гордился тем, что все-тки я крещусь, не стыдился бы того, что вот я крещусь.

Вошл мть, положил млдшему сыну руку н голову и скзл:

– Умниц: это мой сын, и все они не вшему поколению чет.

– Тм умниц или не умниц – это особь сттья, думть тк, кк мне думется, это я считю своим првом.

– Д это, конечно, хорошо, – соглсился стрший Кртшев, – но чтоб думть првильно, нужн грнтия для этого. Грнтия же в рзвитии, чтении, в знкомстве с мыслями других. Д и этого мло, необходимо руководительство. Знний тк много, что без руководительств зпутешься в них и никогд н торную дорогу не выйдешь.

– А н что тебе торня дорог?

– Потому что в том и жизнь, что нступет мгновение и требует для него решения, – без подготовки и решения никкого быть не может.

– А по-моему, сознние является post factum [впоследствии (лт.)], и всякое решение для действующих лиц всегд является бессознтельным. Осмысливют его уже потом историки, ученые, филологи.

– Ты умный, – улыбнулся стрший Кртшев.

– Вумный, – попрвил млдший брт.

– Умный с воздуху, кк и я, кк всякий русский, – плец приложил ко лбу и поехл: выходит глдко, но торных дорог мышления нет, нет степени, нет нпрвления, потому все мы только рссуждющие блды, очень щепетильно отстивющие свое прво быть ткими незвисимыми блдми.

– Ишь кк у тебя сильн зквск строго, – усмехнулся млдший брт. – Ну, поживешь еще, проветришь и осттки.

– А его мысли ведь зрелее твоих, – кольнул мть стршего сын.

– Я и то говорю, что он н десять лет стрше, скучнее и прозичнее меня.

– Ишь сердится, – ответил покровительственно млдший брт, – друг Горцио, ты сердишься, потому что ты не прв.

– Д ну тебя к черту, – полушутя, полурздрженно скзл Кртшев, – ндоел.

– Идите лучше черешни есть.

– Вот это верно, – соглсился млдший брт.

И, взяв под руку стршего, скзл все тем же покровительственным, добродушным тоном:

– Идем, голубчик мой, черешни есть, и черт с ней, с философией, бо морочня дюже эт нук!

– Ах, Сереж, я ведь не отрицю, что я профн и невежд, но ведь сомнение без знний – это ведь совсем уж безндежное профнство.

– Ну и будем безндежными профнми, но оствим друг друг в покое: ты думй тк, я буду по-своему, черешни будем есть вместе.

– Тк, тк, тк, – соглсился стрший Кртшев.

Больше других жизнь в семью вносил Мня.

Тюрьм н нее не имел никкого влияния: он по-прежнему смело, вызывюще смотрел своими прекрсными глзми, густые, вьющиеся от природы волосы ее были всегд в беспорядке, он любил смеяться, в ней было много юмор, здор, душ нрспшку; он всегд был быстр н решения и действия.

Во время суд в ней большое учстие принимл председтель военного суд Истомин. Он и после в тюрьме нвещл ее, через нее же познкомились семьями.

Председтель был уже стрик, жентый н совсем молодой, и у них был прелестня трехлетняя дочк. Обе семьи очень сошлись между собой и в конце концов поселились в одном доме – Истомины вверху, Кртшевы – внизу. В обеих квртирх были большие террсы, и тк кк дом стояли н возвышении, то с этих террс открывлся длекий вид н город, и н море, и н всю кипучую пристнскую жизнь.

Истомины ждли к себе сестру жены, молодую девушку, кончившую з грницей гимнзический курс и теперь возврщвшуюся домой. Он ехл морем и, прежде свидния с отцом, решил погостить несколько дней у сестры.

Сестр ее, жен Истомин, Евгения Борисовн, молодя крсивя штенк, немного кртвил, говорил с уверенностью и непогрешимостью молодости и вся был поглощен воспитнием своей трехлетней дочки Али.

Мня был очень дружн с Евгенией Борисовной, Аня сторонилсь ее з воспитние Али.

– Мне жль бедную девочку, – говорил Аня, – он не воспитывет, дрессирует ее, кк собчонку. Тк и слышится: пиль, порт, тубо!

И Аня тк комично подржл комндорскому голосу Евгении Борисовны, тк воспринимл ее мнеру, что все смеялись.

С Тёмой Истомины познкомились еще в прошлом году, когд он ездил кочегром, и Евгения Борисовн относилсь к нему с своей обычной покровительственной мнерой, в общем очень хорошо.

Эт покровительственность, строгость, дрессировк нрвились Кртшеву, и он поддвлся ее влиянию, и это, в свою очередь, вызывло к нему еще большую симптию.

Но генерл Евгрф Пнтелеймонович, муж Евгении Борисовны, был с ним кк-то нстороже и дже сух.

В мундире генерл был еще брвый стрик, но дом он ходил в хлте, носил туфли, з поясом ключи от клдовых.

Все хозяйство было н его рукх, и Евгения Борисовн демонстртивно ни во что не вмешивлсь.

– Зчем нм ссориться, – уклончиво говорил он Аглиде Всильевне, – он тк привык, у него сложившиеся вкусы, взгляды.

Истомины поженились четыре год тому нзд.

Ему было тогд пятьдесят четыре год, ей двдцть лет.

Истомин был товрищем по корпусу отц Евгении Борисовны. Истомин уже комндовл полком, входил с ним в тот город, где в тот день появилсь н свет Евгения Борисовн.

Кк ни противился отец этой свдьбе, Евгения Борисовн нстоял.

С своей обычной непоколебимостью он ктегорически зявил:

– Или я выйду змуж з Евгрф Пнтелеймонович, или уйду в монстырь.

В первое время они очень любили друг друг. Любили и теперь, но уже более спокойным, остывшим чувством. Н горизонте их семейной жизни собирлись тучки: привычки строго холостяк, ккуртник, педнт двли себя чувствовть. Обижли Евгению Борисовну и хлт, и туфли муж, и весь тот непреклонный режим, который он вел и требовл от жены.

Он и см был непреклоння, и между ними все чще происходили столкновения. Но об этом ни прислуг и никто из посторонних и не догдывлись. Со стороны все было блгодушно, птрирхльно и глдко. Муж уходил чсов в одинндцть н службу, жен с Алей и бонной ходил гулять, игрл н фортепино, вел дневник и читл. Читл ромны, почти всегд инострнные, тк кк тоже воспитывлсь з грницей, читл все, что можно было прочесть по воспитнию, и прежде всего, конечно, Жн-Жк Руссо.

Выглядел он вполне урвновешенным, спокойным и довольным своей судьбой человеком.

Со времени известия о приезде к ней сестры ее Аделиды, или Адели, кк нзывл ее Евгения Борисовн, Евгения Борисовн и Мня еще больше сошлись. Мня постоянно бегл нверх и возврщлсь оттуд веселя, здорня и, проходя мимо Тёмы, ерошил ему волосы по дороге и лсково бросл что-нибудь вроде:

– Ах ты, Тёмк, урод!

И Евгения Борисовн еще больше покровительственно смотрел н Кртшев и говорил с ним кк-то згдочно и дже кк будто лукво.

Он не был кокеткой, Кртшев не относил это лично к себе и еще более смущлся от всего этого.

Иногд вдруг Мня принимлсь хохотть, кк сумсшедшя. Кртшев смотрел н нее, н улыбвшуюся Евгению Борисовну, и ему стновилось и смому весело, особенно когд и Евгрф Пнтелеймонович тоже нчинл улыбться. Прежде он почти никогд не улыблся Кртшеву, и Кртшев в этом видел, что нчинет приобретть симптии дже и сурового генерл, прежде относившегося к нему с недоверием, теперь все более и более рсположенного к нему. И это Кртшеву было очень приятно.

Он любил, чтобы к нему хорошо относились, любил и умел добивться этого.

– Вероятно, – решил Кртшев, – он думл, что я буду ухживть з его женой, и, убедившись, что не ухживю, переменил свое обрщение со мной.

Однжды под вечер Кртшев пошел прогуляться к морю и возвртился домой, когд уже были сумерки.

Прозрчные, лскющие окн их квртиры были рскрыты, и Кртшев услыхл игру н рояле. Игр был нежня, мягкя, звуки точно лились – и прямо в душу.

Кто это тк игрл? Игр Мни был бурня, звучня; првд, у Зины было тоже очень мягкое туше, но Зин – в деревне.

Прдные двери были не зперты, и Кртшев вошел в гостиную. З роялью сидел незнкомя худенькя женскя фигурк с зкрученной н голове косой. У рояля сидел лицом к нему Мня и здумчиво, под впечтлением музыки, смотрел в пол.

Шум отворявшейся двери остновил игру. Незнкомя девушк оглянулсь н Кртшев, перестл игрть и смущенно смотрел н Мню.

– Мой брт, – скзл Мня и нзвл брту свою гостью: – Аделид Борисовн Воронов.

И тк кк лицо Кртшев ничего не выржло, то он прибвил:

– Сестр Евгении Борисовны.

– А! – рдостно скзл Кртшев.

Сестр Евгении Борисовны уже друг и семьи и его, особенно ткя чудня музыкнтш, ткя изящня, ткя скромня, ткя зстенчивя.

И сколько достоинств, сколько прелести в этой мленькой фигурке, выглядывющей почти еще девочкой.

Обыкновенно первые шги знкомств – смые тяжелые. Люди нтянуты, хотят что-то изобрзить из себя необычное. Тк, по крйней мере, всегд бывло с Кртшевым. А тут произошло совсем обртное: Кртшев срзу почувствовл себя в своей трелке, стл восторгться ее игрой, просил ее еще игрть. Кртшев рзвеселился, нчл рсскзывть рзные глупости, от которых и он см, и Мня, и Аделид Борисовн чуть не до упду смеялись.

Потом пришли Аня, Сереж. Приехл из город Аглид Всильевн, пришл Евгения Борисовн, пили чй, сидели н террсе, и вечер прошел незметно и быстро.

Весь под нстроением, Кртшев провожл Аделиду Борисовну и сестру ее нверх, помог ей ндеть шотлндскую нкидку, нес ее шктулочку из розового дерев, в которой лежло ее шитье.

И нкидк, и шктулочк, и он вся, когд уже ушл, стояли перед ним, и, возвртившись, он в кком-то очровнии слушл рсскзы о ней своих домшних.

Всех очровл Аделид Борисовн.

Дже Аня скзл:

– Вот это – человек, нстоящий, хороший человек.

– Лсковя ккя, мягкя, глз, глз, – восхищлсь Мня.

Сереж скзл:

– И при этом он ведь и совсем некрсив.

– А, ну, что ткое крсот? – досдливо воскликнул Мня. – Кукл крсивя, что с нее толку?

– В ней именно удивительня человеческя крсот, – кчл головой Аглид Всильевн. – Я много видл девушек н своем веку, – и Аглид Всильевн точно опять пересмтривл их всех в своей пмяти, – но ткой воспитнной, ткой скромной, ткой обятельной…

– А сколько достоинств в то же время? – скзл горячо Мня и добродушно, вызывюще обртилсь к стршему брту. – А ты что молчишь? Ты что, очумел или от природы ткой чурбн бесчувственный?

– Мня! – скзл Аглид Всильевн.

– Д, что ж он, мм, сидит, сидит, кк не живой между нми. Ну? Говори…

Кртшев с нслждением слушл похвлы, рсточемые Аделиде Борисовне, готов был от себя еще столько же прибвить, но когд Мня обртилсь к нему, он потянулся и нехотя скзл:

– Девушк кк девушк: симптичня…

– Что?! – взвизгнул Мня. – Ах ты свинтус, х ты оболтус, х ты Вхромей!

– Мня, Мня! – звл ее Аглид Всильевн.

Но Мня не слушл. Ее волосы рссыплись, глз сверкли, кк бриллинты, он нступл н Тёму и визжл:

– Д я тебе, негодному, все глз твои выцрпю, своими рукми здушу негодяя…

– Я ухожу, – в отчянии скзл Аглид Всильевн.

– Хорошо, я больше не буду, но я тк зл, тк зл…

Он быстро то сжимл, то рзжимл пльцы рук и проговорил комично:

– Хоть бы кошк мне, что ли, поплсь, чтоб рзорвть ее в мелкие клочки.

Все смеялись, Кртшев довольно улыблся, Мня продолжл:

– Нет, кк вм нрвится? Можно скзть, нгел сошел н землю, он, чучело…

– Мня, что з мнеры?!

– Мнеры? Рзве с этким господином хвтит кких-нибудь мнер?! Ну, хорошо же! Только ты ее и видел! Н коленях будешь умолять, ручки мне целовть – никогд!

Он ходил перед Кртшевым и твердил:

– Помни, помни – никогд! И зруби это себе хорошенько н своем носу-лопте!

Он остновилсь перед бртом, взялсь в бок и скзл:

– Ну! Повтори теперь еще рз, что ты скзл?

– Скзл, что он очень симптичня и миля…

– Дльше, дльше.

– Что ж дльше?

– Ну, уж говори прямо, что влюбился, – скзл Сереж. – Я, по крйней мере, – готов.

– Молодец, Сережк! Вот нстоящий мужчин, не ткой кисляй, кк ты.

– А ног у нее некрсивя: длиння, н низком кблуке, – зметил Тём.

– Смотрите, смотрите, успел уж и под плтье зглянуть…

– Мня!

– Дурк ты, дурк, – продолжл Мня, – ног ее в великолепном, смом модном, летнем ботинке. И всякую ногу одень в ткой ботинок, он будет длиння и узкя, кк у обезьяны. И через полгод ты и не увидишь другого фсон. И слв богу, потому что нет ничего ужснее этого полуторршинного кблук, торчщего н середине подошвы. И в тком ботинке и ног слон и т будет ножкой, ткие, ничего не понимющие, кк ты, будут только вздыхть от восторг: х! х! Ну, игрет он кк?

– Игрет прелестно, и если Сереж уже влюбился в нее, то я тоже влюбился в ее музыку.

– Не беспокойся, черт полостый, влюбишься и в нее.

– Мня! То есть после тюрьмы у тебя ткие стли ужсные мнеры, змшки, выржения…

– Одним словом, известно, острожня, пропщий человек, и конец.

И Мня хлопнул по плечу стршего брт.

– Ну, ты совсем уж рзошлсь, – скзл мть, – идем лучше спть.

Но Мня, проходя через гостиную, присел к роялю, и долго еще сперв шумня, потом тихя музык рзносилсь по дому. Под окном кто-то кшлянул. Мня остновилсь, прислушлсь и встл.

Теперь лицо ее было совершенно другое, нпряженное, немного испугнное.

Оглянувшись и увидев н кресле стршего брт, он быстро принял свой обычный вызывющий вид.

– Ты что здесь делешь? – нкинулсь он н него, – пор спть.

– Ну, спть, тк спть, – соглсился Кртшев и пошел в свою комнту.

А Мня дрзнил его вдогонку:

– А-г, -г! хочется поговорить, зслужи снчл! Ты думешь – ткое сокровище дром дют. Ндо стоить ее.

– Оствь себе это сокровище, – повернулся к сестре в дверях Кртшев и, не дожидясь ответ, зтворил з собою дверь.

Мня не двиглсь, пок не зтихли его шги, зтем торопливо подошл к окну и кшлянул.

Когд рздлся ответный кшель, он нклонилсь в окно и тихо спросил:

– Кто?

– Воргнов.

– Проходите через прдную дверь н террсу. – И подождв еще, он пошл н террсу.

Тм стоял молодой человек, светлый блондин, в пиджке.

Мня и молодой человек крепко пожли друг другу руки.

– Блгополучно? – спросил Мня.

– Вполне.

– Двно приехли?

– Сегодня.

– Долго пробудете?

– Несколько дней, вероятно…

Молодой человек усмехнулся.

– Жизнь коротк…

– Д, коротк! – вздохнул Мня.

– Жлко, что вы киснете здесь.

– Кисну?..

– Кк у вс с мтерью?

– Мть уже прошлое. Ккую-то скзку, я помню, читл про стршного волшебник, который жил н дне моря, которому н звтрк было мло кит, в конце концов от стрости он стл тким мленьким, что смя мленькя рыбк его проглотил и не зметил дже.

– Тк и во всем ншем деле будет.

– Будет-то будет, доживем ли только мы с вми до чего-нибудь хорошенького?

– Доживем. Особенно нш период будет чревтый. Собственно, оргнизовнной рботе в деревне конец: урядники, смертные приговоры з гитцию ствят пртию в безвыходное положение и волей-неволей поворчивют н путь политической борьбы, пропгнды путем нелегльной печти, политического убийств. Сочувствие со стороны обществ, во всяком случе, большое. Глвный симптом – деньги, прилив небывлый.

– В университет нзд не думете?

– Пок рбот есть – нет. Вы знете, что звтр у нс собрние?

– Зню и буду. Опять шпион выследили?

Мня сделл брезгливую гримсу.

– Не люблю этих дел. Докзтельств всегд тк мло, уж одно подозрение нвсегд вычеркивет человек из списк порядочных. Вот Ахмтов: у меня положительно впечтление, что он невинн… И если он действительно невинн, тогд что? Что будет он переживть всю остльную свою жизнь? А мы с тким легким сердцем готовы кого угодно зподозрить, збрость грязью. Брр… – Мня вздрогнул.

Дверь н террсу отворилсь, и Аглид Всильевн угрюмо спросил:

– Кто тут?

Мня ответил:

– Я.

– Ты одн?

– Нет.

После некоторого молчния Аглид Всильевн очень недовольным голосом спросил:

– Спть скоро пойдешь?

– Скоро.

Дверь зтворилсь.

Когд через чс Мня провожл своего гостя, он спросил ее:

– Не влюбились?

Мня рвнодушно мхнул рукой.

– Я слишком ненвижу, чтоб было еще место для любви.

– Звонко скзно! – усмехнулся молодой человек. – А я вот все мучюсь и от того и от другого!

– И н здоровье! Дй бог только поменьше удч в любви и побольше в ненвисти.

Мня зхлопнул дверь, зперл ее и пошл к себе.

Кк ни тихо проходил он коридором, сонный голос из спльни окликнул ее:

– Ты, Мня?

– Я.

И Мня быстро шмыгнул в свою комнту, пок опять не зговорил Аглид Всильевн.

– Мня, зйди ко мне. – После молчния он опять скзл: – Мня!

Никто не отвечл.

– Ушл к себе! – Гнев охвтил Аглиду Всильевну, и первым побуждением было встть и грозно идти к Мне. Но он продолжл лежть в кком-то бессилии. Он только плотнее прижл свою белую голову к подушке и очень скоро опять зснул.

VI

В пять чсов утр Аглид Всильевн был уже н ногх. Он долго стоял н коленях перед своим большим киотом, уствленным обрзми. Были тут и стрые и новые, были и в золотых и серебряных ризх, были и мленькие без всяких риз, совершенно темные. Висели крестики, лднки, лежли псхльные яйц, одно мленькое, крсненькое, десятки лет уж лежвшее, совершенно высохшее и только во время тряски издввшее тихий звук от зсохшего комк внутри.

Кждую псху Аглид Всильевн брл яйцо в руки и погружлсь н несколько мгновений в соприкосновение с тем, что было когд-то.

– Мм, что это з яичко?

– Вм это знть не ндо.

Был кнун троицы. Аглид Всильевн ждл сегодня Зину с внукми и внучкми.

Он молилсь больше чсу. Вств, утомленными тихими шгми он прошл в столовую, взял спиртоврительную кстрюльку, кофейник, кофе, сливки, просфору и вышл н террсу.

Рдостное, светлое утро ослепило ее.

В соседнем монстыре уже звонил колокол.

«Хороший знк!» – подумл Аглид Всильевн.

Он положил все предметы н стол и медленно, удовлетворенно три рз перекрестилсь. Зтем он сел в соломенное кресло и некоторое время отдвлсь охвтившему ощущению крсоты кртины.

Н террсе был тень, был прохлд, тм, н море, н горх, солнце уже ярко сверкло.

Кк будто нстл уже великий прздник и природ в созннии его змерл, охвчення восторгом, счстьем, созннием своей жизни, бытия.

Только люди густой мурвьиной толпою н пристнях копошились, и глухой гул толпы несся оттуд.

Аглид Всильевн отыскл глзми купол собор, опять трижды перекрестилсь. Зтем он нчл врить себе кофе.

Эти чсы были лучшими в ее жизни. Потом проснутся дети, ворвутся, шум и зботы дня у кждого свои, многосложные, перепутнные; приедет Зин с детьми, теперь чсы отдых, чсы, когд он только с богом, когд он нбирется сил для всего предстоящего дня.

А чтоб их иметь достточно, прежде всего мудрое првило – довлеет дневи злоб его, и другое – н все его святя воля. Думл в эти чсы Аглид Всильевн только о приятном.

Вот сын кончил и приехл. Пережить с ним пришлось больше, чем со всеми остльными, вместе взятыми, детьми. Буквльно был вырвн из объятий смерти, из объятий ужсной болезни.

Смого его зслуг, конечно, большя, но еще большя Нтши, которя свою жизнь отдл з него. А еще большя, конечно, святого Пнтелеймон, которому умирющего тогд сын передл Аглид Всильевн. Ндо сегодня отслужить ему молебен, ндо н Афон из первого жловнья сын отпрвить двести рублей… И непременно зкзть обрз со святыми Артемием и Пнтелеймоном. Конечно, величйшя ее мечт, чтоб к концу жизни ее Тём, прошедший уже весь тяжелый путь искупленья, в созерцнии позннной жизни, последние свои минуты провел уже под схимой, приняв имя подрившего ему жизнь – Пнтелеймон.

И еще об одной мечте своей подумл и вздохнул Аглид Всильевн. Чтоб н этом обрзе был и т святя, имя которой будет носить подруг жизни ее сын.

«Аделид», – где-то в смых тйникх сознния пронеслось это имя, но Аглид Всильевн отогнл это, кк суетное пок, и, крестясь, громко скзл:

– Во всем будет твоя святя воля!

Было много и неприятного, что хотя и гнл от себя Аглид Всильевн, но все-тки прокрдывлось в голову: Мня и ее отношения к революционной пртии! З одно был спокойн только Аглид Всильевн, что здесь ни о кких любовных похождениях не могло быть и речи.

Все ее дочери в этом отношении больше чем зстрховны. Он сумел внушить им не только ужс, но дже полное отврщение ко всему, что не освящено брком, трдициями.

Дже и при тких условиях эт сторон жизни не удовлетворял их. Пример Зин. Все ссоры и рздоры ее с мужем, рзгул муж, все рсстройство его дел – причиной всему было отношение к нему его жены. Эту сторону жизни Зин нзывл животной и говорил о ней с рздржением, бешенством и тоской.

– Я не могу, не могу выносить его лски, когд его лицо делется животным, бессмысленным, это тк отвртительно, тк невыносимо ужсно!

И прежде Нтш, теперь и Мня и Аня слушли и сочувствовли ей всеми тйникми своего существ. И дже в детях Зин не нходил утешения, потому что и они были порождением того же омерзительного, греховного и тех мгновений, когд и он см был унижен.

В последнее время особенно обострились отношения между Зиной и ее мужем. Он не хотел больше детей и единственный способ нстоять н своем видел в прекрщении супружеских отношений. Муж ее рвл, метл, пьянствовл, рзвртничл и все больше зпускл дел. Из последнего зйм в пятьдесят тысяч под будущий посев он привез домой только пятндцть. Это уже знл Аглид Всильевн из письм. Что-то у них тм теперь? Кк внуки? Сердце Аглиды Всильевны рдостно збилось. Эти внуки были ей теперь дороже, чем собственные дети, их любовь, их вер в ее силы. Слово – бб, – с которым они постоянно обрщлись к ней, чувствуя в ней и зщиту и высший вторитет, звучло в ее ушх, кк лучшя музык в мире.

Когд все проснулись и пили чй и кофе н террсе, Аглид Всильевн вышл, уже одетя в обычное черное плтье, с черной кружевной косынкой н голове, и скзл:

– Тём, я не ксюсь твоих религиозных убеждений, и не для тебя, для себя, я прошу тебя и дже требую, чтобы ты пошел со мною в церковь отслужить молебен святому Пнтелеймону.

Кртшев смотрел н мть и все еще никк не мог свыкнуться с переменой в ее лице от выпвших зубов. Лицо ее стло от этого приплющенным снизу. Кк-то было жлко и смешно смотреть н всю ее и вызывющую и неуверенную в то же время фигурку.

– Я ничего не имею против, – ответил Кртшев.

Все облегченно вздохнули, нсторожившись было, кк бы Тём не сделл из этого министерского вопрос. В церковь пошли только мть и сын. В ближйшую монстырскую церковь. Ндо было только повернуть з угол, и перед глзми уже вствли белые монстырские стены с большими воротми посреди. Из-з стены выглядывли большие деревья густого тенистого сд. В воротх с кружкой стоял пожиля, полня, блгочиння монхиня, которя рдостно клнялсь поясными поклонми Аглиде Всильевне. Подойдя, Аглид Всильевн поцеловлсь с монхиней и, покзывя н сын, скзл:

– Вот позвольте вм, мть Нтлия, предствить моего первенц. Приехл из Петербург, кончил курс, инженер.

Мть Нтлия клняется, клняется и Кртшев.

– Идем молебен отслужить святому Пнтелеймону, я вм рсскзывл…

– Кк же, кк же, помню, помню! Рдостно видеть своими глзми чудо господне, его святого Пнтелеймон и ншего покровителя молитвми содеянное.

– Святой Пнтелеймон, – пояснил мть сыну, – покровитель этого монстыря.

Кртшев первый год жил н этой квртире и рньше никогд не бывл в монстыре.

Когд Аглид Всильевн проходил дльше, монхиня лсково-просительно скзл:

– А уж после молебн не откжите с сынком в келейку ншу испить чшечку чю. Не побрезгуйте, – поклонилсь он и Кртшеву, – мы вшу мтушку чтим, кк ншу мть родную, вс, кк брт ншего общего отц и покровителя святого Пнтелеймон. Вы обрз его н воротх приметили?

– Кк же, кк же!

Кртшев поклонился монхине и, идя с мтерью по мощеным плитм монстырского двор, скзл:

– Очень симптичня и не глупя.

– О, очень не глупя. Он всем монстырем упрвляет собственно, но и смя смирення, кк видишь, не пренебрегет никким трудом, никогд послушнице не позволяет прибрть у себя, все решительно см делет.

Церковь, охвчення с трех сторон деревьями, сверкл своими белыми фронтонми.

– Смотри, кк рдостно, точно мшут нм деревья, – скзл мть.

– Очень уютно и очень чисто, – ответил сын.

Когд они входили под своды церкви, женский хор где-то н хорх звонко пел, священник, блгословляя редкую толпу, говорил:

– Блгословение господне н вс.

Мть рдостно, тихо шепнул сыну:

– В ккой момент вошли – чудный знк!

– У вс ведь плохих нет, – тк же тихо ответил ей сын.

Мть встл н колени и погрузилсь в молитву.

Обедня кончилсь, мть пошептлсь с диконом, и сейчс же нчлся молебен.

Мть весь молебен прослушл н коленях. В одном месте молебн он дернул сын з ногу и покзл н пол. Он тоже встл н одно колено и нклонил голову, думя, долго ли ндо ему тк стоять. Ноги его зтекли, и он опять поднялся н ноги, думя, кк это мть может стоять тк долго.

Когд молебен кончился, он скзл это мтери.

– А звтр три чс придется стоять тк!

– Почему?

– Первый день троицы, весь кфист святой троицы – все н коленях.

– Хорошо, что предупредили, – усмехнулся Кртшев.

– Глупенький, это твое дело, мне вжно было сегодняшнее. Ты мне ткой прздник сегодня сделл… Больше, чем окончние курв.

И священнику и дикону мть предствил сын.

Священник покровительственно смотрел н Кртшев и говорил:

– Ну, стройте, стройте нм дороги, д покрепче, чтоб костоломкми не были. Место уже имеете?

– Нет еще.

– Ну, все в свое время. Довлеет дневи злоб его.

– Вот, вот, бтюшк, – скзл Аглид Всильевн, – золотыми буквми в сердце всякого должны быть нписны эти слов.

– А без этого кк жить? Рзве чирикли бы тк беззботно птички, был бы вся эт божья блгодть?

И священник укзл кругом. В открытые окн церкви зглядывли зеленые деревья, белые и розовые кисти цветущих кции, сверкло тм з окнми солнце, еще более яркое от прохлды в церкви. Уже вносили трву для звтршнего дня, и этот ромт свежих трв, нстой мяты, всильков и других полевых цветов слился с свежим и сильным зпхом белой кции, сирени.

Они повернулись к выходу, и Кртшев вдруг увидел у одной из колонн скромную фигурку Аделиды Борисовны.

Аглид Всильевн тк и рвнулсь к ней и, горячо целуя, скзл:

– Голубк моя стоит здесь… Вы были н молебне?

– Д.

– Я никогд вм этого не збуду! Сегодня ткой для меня прздник…

Аделид Борисовн покрснел, кк крснеют девушки ее возрст – до корня волос, до слез.

Кртшев с несознвемым восторгом смотрел н нее.

Но при выходе Аделиде Борисовне пришлось еще рз покрснеть и дже совсем сгореть от стыд.

У притвор стоял нищий, высокий стрик, угрюмый, держвший себя с большим достоинством.

Аглид Всильевн остновилсь и подл ему.

Аделид Борисовн достл мленький изящный кошелек, вынул оттуд серебряную монетку и тоже подл.

Стрик посмотрел н нее и скзл:

– Д пошлет тебе господь хорошего муж! Святому Артемию молись.

Выходившя уже Аглид Всильевн остновилсь, кк порження громом. Он тк и стоял, пропустив вперед сын и Аделиду Борисовну, зтем, повернувшись к церкви, перекрестилсь и положил земной поклон. После этого он подошл к нищему и, подвя ему трехрублевую бумжку, скзл:

– Молись, угодный богу человек, чтоб пророчество твое сбылось! – И совсем шепотом прибвил: – Молись з Артемия и Аделиду!

И Аглид Всильевн вышл н полянку, где ждли ее сын, Аделид Борисовн, мть Нтлия и другя монхиня, тоже пожиля, мленькя, полня.

– Милости просим!

– Позвольте прежде всего, дорогие мои, – скзл Аглид Всильевн, – познкомить вс с этой дорогой моей брышней. Он сестр Евгении Борисовны.

– А-! – воскликнули монхини и жли руку Аделиды Борисовны.

– Ну, тогд и вс уж тоже позвольте просить для знкомств н чшечку чю.

Мть Нтлия, мхнув рукой и добродушно прищурившись, скзл:

– Уж все рвно зводить знкомство, чем с одним, – он посмотрел н Кртшев, – тк вдвоем еще веселее.

Он скользнул по Аделиде Борисовне и, низко клняясь, протягивя рукой вперед, кончил:

– Милости просим, милости просим, и д блгословит вш приход господь бог и святой Пнтелеймон нш! Мть Нтлия и мть Ефросиния, вперед дорогу покзывйте!

– Ну, или тк – мть Нтлия вперед, я сзди, чтоб не рзбежлись! – скзл вторя монхиня.

– И я с вми! – скзл ей Аглид Всильевн.

Тк они и шли под боковой колонндой, и шги их звонко отдвлись по плитм, – впереди мть Нтлия, потом Аделид Борисовн и Кртшев, сзди Аглид Всильевн с мтерью Ефросинией.

Потом пошли длинным желтым коридором с ткими же кменными плитми, темными, блестящими и звонкими. В окн коридор лил яркий свет, по другую сторону коридор шел ряд дверей в кельи. Иногд ткя дверь отворялсь, и оттуд выглядывл голов моншки. Увидев Аглиду Всильевну, моншки рдостно целовлись, Аглид Всильевн знкомил их с ее сыном и Аделидой Борисовной.

– А вот и нш хт! – скзл мть Нтлия, широко рспхивя дверь своей кельи и низко клняясь. – Не побрезгуйте, Христ рди!

Все вошли в низкую продолговтую и узкую келью с мленьким окошечком в тенистую чсть сд. В келье пхло киприсом, мятой и еще ккими-то пхучими трвми или мслми.

Вдоль одной стены, ближе к окну, стоял зстлння нр, против нее вдоль противоположной стены стенной шкф со множеством полочек и ящичков.

Ближе к двери простой деревянный стол, покрытый цветной сктертью. Принесли еще дв тбурет, и все сели.

Молодя монхиня внесл медный, ярко блестевший смовр. Смовр кипел, пышно рзбрсывя вокруг себя струи белого пр.

Молодя монхиня поствил смовр и ждл прикзния. Это был стройня, крсивя, с живым взглядом черных глз девушк.

– Вот, позвольте вс познкомить, – скзл, привствя, мть Нтлия, – нш молодя послушниц Мрия, во Христе.

– Мы знкомы, – приветливо ответил Аглид Всильевн и поцеловлсь с молодой монхиней.

Молодя Мрия прильнул к Аглиде Всильевне, тк же рдостно прильнул и к Аделиде Борисовне и, потупясь, протянул руку Кртшеву.

– А теперь, дорогя Мрия, – скзл мть Нтлия, – принеси нм хлебушк, икорки, блычк, грибков.

Мрия бросилсь было к дверям.

– Д, постой! – спохвтилсь мть Нтлия, – принеси и сливочек. – И, обрщясь к Аглиде Всильевне, прибвил: – Что ж нм неволить их? – Он покзл н молодежь. – Придет еще время им поститься.

– Ккя крсвиц вш Мрия! – кчл головой Аглид Всильевн, – и ккя молодя! Невольно стршно з нее: вдруг – пожлеет.

– Господь спси и помилуй, – перекрестилсь мть Нтлия, – у нс в болгрском монстыре был ткой случй… Мрия ведь тоже болгрк; еще девочкой со мной был! Ох, и перестрдли мы!

Рзговор перешел н болгрские монстыри, н Болгрию, откуд мть Нтлия только в прошлом году приехл. Нчвшяся войн вызвл особый интерес к стрне, з которую лилсь теперь кровь.

Принесли просфоры, хлеб, икру, блык, грибки и сливки.

Все, не исключя и послушницы, сели около стол. Мть Нтлия рсскзывл, не торопясь, толково и умно.

– И крсивы же болгрки. Тких крсивых женщин, я думю, нигде в мире в другом месте нет. Видл я Библию с рисункми. Тк вот тм только ткие лиц. И лицом, и склдом, и поступью – всем взяли – кждя цриц. А мужики у них мленькие, кривоногие, и, прости господи, есть ткие уроды, что во сне увидишь – и испугешься.

И когд все смеялись, мть Нтлия смотрел, кивл головой и добродушно повторял:

– Уроды, уроды…

– Есть и крсивые! – скзл послушниц и покрснел.

– Стрыми глзми, может, и проглядел, – ответил сдержнно мть Нтлия и зговорил о своей предстоящей поездке в соседний монстырь.

Нпившись чю, гости встли и, приглшя монхинь, попрощлись с ними.

Н обртном пути в коридор высыпл весь монстырь. Были тут и струхи и молодые. Все они лсково кивли головми, иногд крестили и по проходе о чем-то шушуклись.

Аглид Всильевн услыхл один этот возглс:

– В добрый чс!

И, нклонив голову, перекрестилсь.

Прямо из монстыря Аглид Всильевн поехл по делм в город, в это время мть Нтлия крикнул Аделиде Борисовне и Кртшеву:

– А в сдике ншем и не побывли; зйдите посмотреть!

Кртшев посмотрел н Аделиду Борисовну, т – нерешительно н него, мть Нтлия нстивл, и об они возвртились нзд в монстырь.

Аглид Всильевн уже с извозчик оглянулсь, но у ворот стоял только мть Нтлия, которя и покзл ей широким взмхом н монстырь, крикнув:

– Змнил опять вших голубков!

– Постой!

Аглид Всильевн сошл с извозчик, и к ней быстро подошл мть Нтлия.

– Ведь знете, мть Нтлия, я только сейчс вспомнил свой сегодняшний сон! Стою я будто у окн, и вдруг беля голубк опустилсь ко мне н плечо и тк воркует, тк лскется…

– Божий сон – в руку сон! Чтоб не сглзить. Д не сглжу – глз голубые ведь у меня… Сколько живу, сглзу не было… Двй бог, двй бог.

Обе женщины еще рз поцеловлись, и мть Нтлия, вдруг отяжелев, слегк прихрмывя, пошл в монстырь.

Во дворе уже никого не было. Еще н улице он слышл рдостный возглс:

– Пожлуйте, пожлуйте!

Теперь он слышл веселый говор в сду.

Мть Нтлия, подумв: «И без меня тм спрвятся», – пошл по хозяйству.

VII

Дом ждл телегрмм от Зины: «Если Тём может приехть з мной, то н троицу приеду с детьми».

Кртшев в тот же день выехл з сестрой в имение Неручевых «Добрый Др».

«Добрый Др» нходился в северо-зпдной чсти Новороссийского кря, где местность уже терял свой исключительно степной хрктер.

И здесь ткже открывлись перед глзми необъятные степи, но местми попдлсь и взволновння местность, изрытя крутыми овргми, подымлись тут и тм высокие холмы, иногд торчли склы, обнженные, угрюмые, н которых вили свои гнезд сильные орлы, нзывемые беркутми.

Под вечер сверкнул перед ним крсня крыш господского дом, и он опять увидел знкомые мест. Вспомнил еврейку и нрочно по дороге зехл в корчму узнть, кк он поживет. Но стрый еврей Лейб с большой белой бородой, почтенный, солидный, н вопрос Кртшев ничего не ответил и дже совсем ушел.

Ккя-то дивчин-нймичк, с высоко зткнутой з пояс сподницей, из-под которой обнжлись до колен ее голые ноги, с большими грудями, болтвшимися под рубхой, торопливо рсскзл Кртшеву, что дочь Лейбы убежл с соседним брином и теперь в монстыре, где примет христинство и выйдет з брин змуж. А стрик Лейб после бесполезных хлопот проклял дочь и никогд об ней больше не говорит.

Весь охвченный воспоминниями, въезжл Кртшев в знкомый двор усдьбы.

Вот кретник, где когд-то произошл смешня сцен с ним и Корневым.

Тогд пр любимых Неручевым лошдей, когд их зпрягли, вдруг зртчилсь и долго не хотел взять с мест.

Неручев тогд рвл и метл, и его громовой голос несся по двору, и всё и вся дрожло от стрх, когд вдруг Неручев упвшим голосом, кк-то по-детски, скзл:

– Ну, двйте ножи, будем резть лошдей!

Этот переход, хотя и обычный, бывл всегд тк смешон, что Кртшев и Корнев, стоявшие сзди коляски, фыркнули и присели з коляску, чтоб их не увидел Неручев.

Но кк рз в это время кони рвнули, нконец умчлись, и остлись сидящие н корточкх Кртшев и Корнев, перед ними Неручев, отлично понимвший, что смеялись нд ним. Н этот рз, тк кк взрыв уже прошел, Неручев новым не рзрзился и, молч повернувшись, пошел от них прочь.

Н крыльцо выбежли встречть дети, Зин, бонн. Не было только Неручев.

Зин горячо несколько рз обнимл брт.

Ккя-то перемен был в ней: он стл лсковя, мягкя, со взглядом человек, который видит то, чего другие еще не видят и не знют.

Он избегл говорить о себе, о своих делх и с любовью и интересом, трогвшими Кртшев, рсспршивл его об его делх.

– Постой… – скзл он, и лицо ее осветилось рдостью.

Они сидели н скмье в сду, в широкой и длинной ллее. Он встл и ушл в дом, Кртшев в это время стл рздвть детям подрки.

Зин скоро вернулсь с мленьким ящичком. В нем был кдемический знчок, выполненный в Приже по особому зкзу Зины ручным способом.

Рбот был удивительня.

– Пусть этот знк будет всегд с тобой и нпоминет тебе меня.

Голос Зины дрогнул, и он вдруг зплкл.

– Мм плчет! – крикнул встревоженный стрший мльчик и, бросив игрушки, кинулся к мтери; з ним побежл и мленькя лучезрня Мруся, но второй, черноглзый, трехлетний Ло не двинулся с мест и только впился в мть своими угрюмыми черными глзенкми.

Но Зин уже смеялсь, вытирл слезы, целовл детей, Тёму.

Потом все пошли обедть. И з обедом не было Неручев. Зин вскользь скзл, что он возвртится к ночи.

Н вопрос Кртшев, кк дел, Зин только брезгливо мхнул рукой.

После обед Зин игрл и пел.

Вечером они сидели н террсе и прислушивлись к тишине деревенского вечер, с особым сухим и ромтным воздухом степей.

Где-то в горх сверкл ярко, кк свечк, огонек костр, неслсь длекя песня, мелодичня, печльня, хвтющя з сердце.

– Ну, ты устл, потом звтр опять дорог, ложись спть.

Кртшев положили в той же комнте, где когд-то они спли с Корневым, и опять воспоминния нхлынули н него.

Тк среди них он и зснул крепким молодым сном.

Проснувшись и одевшись, он вышел н террсу, где уже был приготовлен чйный прибор, но никого не было. Он спустился по ступенькм в сд. Прямо от террсы крутым спуском шл ллея вниз, к пруду.

Пруд сверкл и искрился в лучх солнц, окруженный высокими холмми, местми обнжившимися склми, угрюмо нвисшими нд прудом.

У той склы ловили они с Корневым рков, н том выступе жрили лягушек и ели, в то время кк Нтш, Мня и Аня с ужсом смотрели н них.

Несмотря н июнь, было прохлдно, и уже покрсневшя трв н холмх говорил еще сильнее об осени, придвя всему особый колорит и особую прелесть.

И небо было сине-голубое, ккое бывет только осенью.

Кртшев медленно возврщлся нзд к дому и был уже недлеко, когд двери дом вдруг рспхнулись, и из них вылетел в белом пеньюре с рспущенными волосми Зин, з ней взбешенный, рстерянный Неручев.

Зин пронеслсь мимо Кртшев, бросив ему угрюмо, рвнодушно:

– Спси меня от этого зверя!

Лучшего слов нельзя было подобрть. С оскленными зубми, стршными глзми, он уже нстигл жену.

Он очень изменился с тех пор, кк не видел его Кртшев. Пополнел, обрюзг, с большим животом.

Худой и тощий Кртшев, в срвнении с ним, мссивным, коренстым, предствлял из себя ничтожное сопротивление. Чтоб увеличить его, Кртшев успел схвтиться одной рукой з ветку дерев, и пригнувшись, другой обхвтил Неручев и тоже схвтился з ветку, и тким обрзом Неручев очутился в объятиях между Кртшевым и веткой.

Кртшев обхвтил его вокруг живот, и ему кзлось, что большой, жирный и мягкий живот Неручев переливется через его руки и вот-вот лопнет.

– Пустите! – прохрипел Неручев, безумными глзми впивясь в Кртшев. – Пустите, то плохо будет!

И Неручев поднял нд головой Кртшев свои стршные кулки.

– Я зню, что плохо, потому обе руки мои зняты, и я в вшей влсти. Но, дорогой Виктор Антонович, – зговорил Кртшев, – бейте меня и дже убейте, не могу же я не удержть вс от того позорного, что неизглдимым пятном ляжет н вс. Ведь это же – женщин.

– А, женщин! – бешено зкричл Неручев. – Вы знете, что эт женщин сделл со мною? Он дл мне пощечину.

– Это ужсно, конечно, – зговорил Кртшев, продолжя крепко держть Неручев, – это дет вм прво прогнть ее, рзвестись с ней, но, рди бог же, не унижйте себя, не губите себя, меня…

– Пустите меня, – скзл Неручев уже другим, обессилевшим голосом, нпоминвшим Кртшеву тот голос, когд он говорил:

«Ну, двйте ножи, будем их резть!»

Кртшев выпустил его, и тут же н скмейке Неручев нчл плкть, жлобно причитя:

– Господи, господи, кто же когд в моем роду был бит и кто не убил бы тут же н месте з ткое оскорбление!

Результтом этой сцены было то, что Зин с детьми в этот же день под вечер выехл с Кртшевым, не повидвшись больше с мужем.

Впереди в мленькой коляске ехли Зин и Кртшев, сзди в большом фэтоне – дети.

Дорог из усдьбы спусклсь к плотине, потом уже н другой стороне вдоль пруд поднимлсь опять в гору.

К вечеру еще похолодело и сильнее пхло осенью.

Сдилось солнце. И из-з туч ккими-то густыми, с крсновтым отблеском, лучми освещло и пруд, и сд, и всю н виду теперь усдьбу.

Было что-то бесконечно грустное в этих тонх зкт, в безмолвии, холодно сверквшем пруде, окруженном склми, нд которым взвивлись и кричли орлы.

Зин сидел и с горечью смотрел н усдьбу, зня, что он никогд уж не увидит в жизни этого уголк, и думл, зчем он его видел, зчем здесь жил, зчем погибли шесть лучших лет ее жизни, похороненные здесь в этой могиле, и не только могиле шести этих лет, но и всех рдостей ее жизни, всех иллюзий, всех ндежд.

Он стрстно и горько скзл брту:

– Будь все это проклято, будь проклят виновник моей рзбитой жизни!

Он змолчл; молчл и Кртшев. Село солнце, и зволкивемя сумеркми и угрюмо, точно в тон мыслям, молчл округ.

Зин прервл молчние.

– Боже мой, ккя нелепя жизнь! И зчем ндо было меня выдвть змуж?

Он еще помолчл.

– Если бы не ты, он убил бы уж меня сегодня… и я ничего бы не испытывл больше!

В голосе ее кк будто звучло сожление.

– Что произошло у вс?

– Э, он стл совершенно невозможным человеком. Весь род его ткой выродившийся… Ты себе предствить не можешь, ккой это ужсный, ккой изврщенный человек!.. Ккой д я переживл с ним! Он всегд меня упрекл в холодности. Он судил по своей рзврщенной нтуре и не допускл мысли, что я тков по природе. В его рзвртном, рсстроенном вообржении всегд гнездятся смые ужсные предположения… Он мне в глз клялся, что поездк, нпример, к мме – предлог для того, чтобы в большом городе отдвться смому ужсному рзврту. Это я-то. Он рсскзывл, что у него тм есть они, которые ему и доносят всю эту ерунду. Нконец, что иногд он см, переодетый, следит з мной и знет все отлично. Нконец, сегодня утром дошел до того, что… … стл упректь меня в связи с кким-то мужиком здешним… Вытрщил свои сумсшедшие глз и кричл мне н весь дом: «Я см своими глзми видел, и пускй весь мир провлится, пусть см бог придет и скжет, что нет, я и ему не поверю». От этого гнусного оскорбления у меня в глзх потемнело, и я дже не зню, кк я его удрил… Но, слв богу, слв богу, теперь конец… Еще рньше я получил от него згрничный пспорт… Он твердо убежден, что и згрниц мне нужн исключительно для удовлетворения моих всепожирющих стрстей, и в периоде смоунижения жлобно твердит: «Я со всем мирюсь и прошу только об одном, чтобы не н глзх». Ведь он, негодяй, ездил ко всем и рсскзывл все свои клеветы, изобржя себя жертвой… Прекрсный человек, несущий терпеливо свой крест. Его знкомых я видеть не могу, потому что зню, что он им нклеветл все, что можно… И кк клевещет! Ккие комедии рзыгрывет! Боже мой, от одной мысли, что это ужсное свое свойство он передл и детям, я нчиню их ненвидеть, и моя жизнь ткя ужсня, ткя ужсня!

Из опсения, чтобы не было погони, ехли без остновки. Когд подъехли нконец н рссвете к стнции, все т же пр прекрсных лошдей, когд-то гордость Неручев, дрожл от утомления, и кучер Петр с грустью говорил:

– Пропли кони, згнли коней.

Поезд, с которым ждли Неручеву с детьми, приходит в шесть чсов.

Выехли встречть Зину все.

Ее увидли уж в окошко, и Мня, Аня и Сереж побежли с криком:

– Зин, Зин!

Крсивое, суровое лицо Зины смеялось; он улыблсь и кивл головой.

Когд остновился поезд и появилсь Зин и детки с бонной и няней, н них нкинулись и стли целовть срзу по дв – один в одну щеку, другой в другую.

Пок стрший шестилетний мльчик рдостно подствлял свои щечки, млдший трехлетний Ло, кличку которого дл ему его стрший брт, не обнруживл никкой рдости, нчл огорченно и озбоченно рсскзывть Мне о своих невзгодх.

Мня звизжл от восторг, вслушивлсь в его воркотню и только отмхивлсь от остльных, крич:

– Постойте, постойте!

Мльчик удивительно чисто и глдко, совершенно ровным и кк пдющя дробь голоском рсскзывл, кк он себе ехл и никого не трогл, и кк тем не менее к нему приствли и один пузтый и один лохмтый, и одн женщин его поцеловл.

– И у нее губы были толстые и мокрые, и он змочил мне лоб, и теперь у меня лоб мокрый! – Ло, с чудными черными глзенкми, тип млоросс, снял свою шляпу и, окруженный восторженными лицми своих тетей и дядей и близких, усердно тер ручонкой свой лоб.

– Ах, ты мой бедненький, х, мой миленький, – умирл нд ним Мня, в то время кк Зин, пренебрежительно мхнув рукой, скзл:

– Вот уж немзня рб – вечные жлобы, и все виновты!

Их сестр, двухлетняя Мруся, мленькя крсвиц с остновившимися сияющими глзенкми, восторженно смотрел н всех, н Ло, няню, бонну, мть.

– Дядя Тём, помнишь, в прошлом году ты обещл мне…

– Мй! – возмущенно перебил его мть.

– Помню, помню! – отвечл Кртшев, – и вот что: я с тобой сейчс же и пойду прямо к игрушкм.

– Ну, рди бог! – взмолилсь было Зин.

Но Кртшев нстоял. Ло тоже пожелл с ними ехть. Ло Кртшев посдил к себе н колени. Мй сел рядом, и они поехли.

Их не ждли и пообедли без них.

Нконец появились и они, нгруженные игрушкми.

Мй, не снимя шпки, присел н стул, скучющими глзми обвел комнту и спросил:

– А теперич куд?

– Что куд, голубчик? – нклонилсь к нему Мня.

– Куд опять поедем?

Все рссмеялись, Зин говорил:

– Ведь мы все время из имения в имение, с железной дороги в экипж, из экипж н железную дорогу – совсем рзбештлись.

– Теперич, голубчик, никуд больше, теперич вы кушть будете! – объяснил ему Мня.

Мй ел с ппетитом, широко рскрывя рот и громко чвкя, и в это время его рскошенные слегк глзки зкрывлись нежными, почти прозрчными векми, и во всем лице, во всей фигурке чувствовлось что-то беспомощное, слбое.

Аглид Всильевн сидел нд ним, глдил его тонкие, кк шелковинки, кштновые волосы и приговривл:

– Голубчик мой, шутк скзть, дв воспления мозг перенести.

– А дифтерит еще, бб! – нпомнил Мй.

– Д, д, и дифтерит.

Ло сидел, сдвинув черные брови, и в упор куд-то смотрел острыми глзенкми.

Мруся переходил с рук н руки, с восторгом принимлсь опять и опять целовться и рдостно, неподвижно смотрел н всякого нового, кто брл ее.

– Солнышко! – говорил Сереж. – Будь и всегд ткой: грей, свети, кружи головы. Бог дст, и я еще поухживю з тобой. А тот, – он покзывл н своего брт, – тот уж нет, тот и теперь стрый. Плюнь н него и рзотри. Вот тк, – Сереж плевл, и Мня, нгнувшись, тоже плевл.

– А теперь вот тк ножкой рзотри.

Ло слез, никем не змеченный, со стул к вжно нпрвился н террсу.

Мня первя схвтилсь его и бросилсь з ним.

Ло уже успел в это время перелезть через огрду и рсхживл по плоской железной крыше подвльного нвес. До земли было больше сжени, и кждое мгновение Ло мог полететь вниз.

Мня тк и змерл, увидев это.

Он зговорил жлобно:

– Ло, миленький, иди нзд.

Но Ло дже не ответил, деля вид, что не змечет ее.

Мня продолжл упршивть его, см незметно подвиглсь к перилм. Но кк только он хотел тоже перелезть н крышу, Ло встрепенулся и быстро побежл к противоположному крю крыши.

Совсем жлобно, змиря от ужс, он быстро зговорил:

– Не полезу, не полезу, вот – дже отойду!

Он отошл и стл ломть голову, кк уговорить упрямц возвртиться н блкон.

– Я к вм больше никогд не приеду, – нчл см Ло переговоры.

– А почему, голубчик? – робко спросил Мня.

– А потому, что вы никто со мной не хотите рзговривть, вы любите только Мя и Мрусю, меня не любите. Никто меня не любит, ни мм, ни вы, никто…

– Ой, голубчик, я тебя тк люблю, тк люблю!

– Нет, нет, не любишь, я зню одну песенку и умею игрть ее.

– Сыгрй же мне, мой миленький, дорогой.

Ло еще подумл и ответил безндежным голосом:

– Нет!

– Ну, хотя отойди от кря!

Ло еще подумл и, уствившись в свою тетю потухшими глзенкми, ответил еще безндежнее:

– Нет.

– Почему же все нет, золото мое?

– А зчем ты ко мне пристешь все?

В это время н террсу вышел Сереж. Мня прошептл ему:

– Спси его, я сейчс в обморок упду.

Сереж с нпускной суровостью нкинулся н Мню:

– Зчем ты пристешь к Ло? Зчем ты обижешь его? Постой же, я сейчс выброшу тебя через перил!

И Кртшев потщил Мню к перилм.

– Ло, голубчик, спси меня! – зкричл Мня.

Ло бросился, мгновенно перелез через перил и с отчяньем ухвтился з флды Сережи.

– Ах, ты не хочешь, чтоб я ее бросил! Ну, бог с тобой – держи ее!

– Ах, он спс меня, спс! – обнимл и целовл Мня Ло. – Ты знешь, Сереж, он знет новую песенку и умеет ее игрть.

– Д не может быть!

– Он тебе не верит, сыгрй ему!

Ло снисходительно усмехнулся и пошел в комнты. З ним пошли Мня и Сереж.

Ло подошел к роялю, вскрбклся н стул, и, пок собирлся, Мня уже успел шепотом рсскзть, что было.

– Ндо сейчс же зпереть дверь н террсу.

Аглид Всильевн вскочил см и быстро повернул ключ.

Ло уже нчл игрть и петь.

Слух и голос у него были удивительные. По временм он торжествующе вскидывл глзенки н Сережу. Кончив, он быстро, никого не удостивя взглядом, прошел прямо к террсе.

Ему никто не мешл, но когд дверь окзлсь зпертой, – он н мгновение змер. А мть сурово скзл:

– Хозяин дом видел, кк ты ходил по крыше, пришел и зпер дверь.

Ло слушл, стоя спиной ко всем, но в следующее мгновение, прежде чем кто-либо успел помешть, вспрыгнул н окно, оттуд н террсу. Но сейчс же тем же путем полетел туд Сереж, в рстворившиеся двери – все.

Ло брхтлся в рукх Сережи. Смеялся Сереж, смеялся Ло, смеялись все.

– Вот тк огонь! – говорил Сереж.

– Постойте, я с ним поговорю! – скзл Аглид Всильевн. – Н кждого ребенк ндо смотреть кк н совершенно взрослого и – действовть только логикой.

Аглид Всильевн знялсь с Ло, Зин нчл рсскзывть Тёме о своем житье-бытье, о том, ккой несносный человек стл ее муж, кк между ними не стло ничего общего.

– Последнее нше столкновение нчлось тем, что он, нпившись пьяным, в тком виде полез было ко мне. Этого еще никогд не бывло. Когд я ему крикнул «вон», он грубо схвтил меня з левую руку и стл кричть: «Д ты что себе думешь, д я тебя изобью». Я првой рукой кк рзмхнусь и изо всей силы его удрил по лицу. Он рстерялся, выпустил мою руку; тогд я бросилсь, схвтил револьвер, нпрвил н него и скзл: «Я считю до трех, и если вы не уйдете, я вс убью». Он смотрел н меня широко рскрытыми глзми и, ничего не скзв, штясь, вышел. Я сейчс же дверь н змок, н другой день выехл с детьми сюд. Утром было объяснение; я нстивл, чтоб он дл мне двухгодичный згрничный пспорт и две тысячи денег.

Уже было известно, что Зин оствляет детей у Аглиды Всильевны и едет з грницу, может, через Констнтинополь.

– В общем, ты что же решил?

– Я ничего не решил, ничего еще не зню. Зню только, что тк жить нельзя. Я убью и его и себя; мне противно все, я хочу прежде всего успокоиться немного, збыться.

Рсстройство нервной системы и рздржение Зины брослось срзу в глз и тяжелее всего отзывлось н детях. Неровность обрщения взвинчивл и детей, делл их несчстными, в дже урвновешення мленькя Мруся н рукх у мтери, кк только т рздрженно скжет: «Ах, д сиди же ты спокойно, Мруся!» – нчинет обиженно собирть губки, зтем кричть, зливясь слезми.

– Дй ее! – скжет кто-нибудь.

– Ах, д берите – убирйся, гдкя, кпризня девочк!

И н рукх у других Мруся мгновенно успокивлсь. Личико ее сияло счстьем, глзенки рдостно, блженно смотрели, слезки сверкли, кк рос н солнце.

Пришли Евгения и Аделид Борисовны.

Обе были в восторге от деток.

– Кждый из них, – вторитетно говорил Евгения Борисовн, – крсвец в своем роде: Мй – это Андрей Бульб, Ло – Остп, Мруся – крсвиц пненк.

Аделид Борисовн только нежно смотрел н детей, хотел поцеловть их и не решлсь, пок Мруся см не збрлсь к ней н колени и нчл ее обнимть и целовть.

Когд Аделид Борисовн зигрл, Зин, см хорошя музыкнтш, пришл в восторг и упршивл ее игрть еще и еще.

Потом зствили и Зину игрть.

Игр Зины был грустня до слез, нежня и глубокя.

– Кк это чудно! – прошептл Аделид Борисовн. – Что это?

– Тк, мое! – нехотя ответил Зин и зигрл новое.

Вопрос зстыл в глзх, во всей нпряженной фигурке Аделиды Борисовны; тк и сидел он порження, слушя удивительную игру Зины.

Это был действительно ккя-то особення игр. Кзлось, что пел невидння крсвиц, вся усыпння дргоценными кмнями. И горели н ней голубыми и всеми огнями эти кмни, и сверкл он вся неземной крсотой, но столько бесконечной грусти и тоски было в этой крсвице, в ее крсоте, в кмнях дргоценных, в ее пении, что хотелось плкть, тк хотелось плкть. Аделид Борисовн, едв успев вынуть плток, уткнулсь в него и зплкл. И он был ткя беспомощня, одинокя, тк вздргивло ее худое тело.

Когд Зин зметил нконец, ккое впечтление произвел ее музык, он бросилсь к Аделиде Борисовне, т, в свою очередь, обняв ее, еще горше рзрыдлсь. Он шептл, всхлипывя, Зине:

– Мне тк совестно, тк совестно, тк жлко вс стло… и не зню почему… Вы ткя крсвиц… Дети вши тк прекрсны… А я… я… я тк некрсив.

Он кмнем прижлсь к Зине, и слезы ее срзу протекли сквозь плтье н Зинину грудь.

Все остльные вышли н террсу.

– Миля моя, дорогя девочк, – лскл плквшую Зин, – рзве в этом счстье? Что может быть лучше, прекрснее весны, ее ромт, вы – весн, и ткя же нежня, и ткя же прекрсня. Вы не крсивы? Я не зню, что ткое крсот, но прекрснее вс я никого еще не видел, и если вы рсполгете дром срзу привязывть к себе все сердц, кк мое, то что еще вм ндо в жизни? И вс будут любить, и вы будете любить и узнете то счстье, которого у меня никогд не было и не будет.

Зин зплкл.

И долго они обе не покзывлись. А когд вышли нконец, то точно поделили между собой все, что имели, – крсоту, лску, смирение и дже уверенность.

Взгляд Аделиды Борисовны был глубже, увереннее, кк у человек, который что-то вдруг узнл или познл и многое понял. А у Зины чувствовлся покой удовлетворения человек, выплквшего нконец то, что кмнем лежло н душе.

И весь остльной вечер лицо Аделиды Борисовны точно светилось, когд, робкя, сосредоточення, он остнвливл свой взгляд н Зине.

Н следующий день был троиц. Все, кроме Тёмы, были в церкви. Служб тк зтянулсь, что Тём, соскучившись, пошел тоже в монстырь.

Он обогнул церковь и прошел прямо в сд. Нроду везде было много. Нрядной, одетой по-летнему толпой был битком нбит церковь, притвор, весь подъезд, все дорожки сд.

В открытые окн церкви неслось пение двух женских хоров, струился синий дымок от кдил. Везде был сильный зпх увядшей трвы.

Кртшев углублялся в сд, отыскивя уединения, когд н одной из скмеек увидел Мню Корневу.

Он еще не успел побывть у них и ничего не знл о том, где ее брт, кончивший в прошлом году медицинскую кдемию. Он смущенно и рдостно подошел к Корневой. Он уже не был той рспусквшейся девушкой, в которую когд-то он был тк влюблен. Но кож ее был тк же бел и нежн, было что-то прежнее в крих глзх, связь прошлого скоро восстновилсь, и они весело зговорили между собой.

Кртшев совершенно не чувствовл прежнего смущения перед Мней и дже зговорил о прежнем своем чувстве к ней.

– Ведь теперь можно уже говорить, теперь это уже ткое прошлое… – говорил он.

– Но когд же, когд это было?

– Господи, когд! Д когд вы и Рыльский об с ум сходили; когд я был вшим поверенным, когд спиной своей зкрывл вс, чтобы дть вм возможность поцеловться.

Мня не потерял свою прежнюю способность вспыхивть и точно згорться крской. Кож ее еще нежнее стновилсь, глз сделлись мягкие и влжные, и грудь, сквозившя из-под бтистового плтья, неровно дышл. Он ближе нклонилсь и, понижя голос, повторял:

– Не может быть! Но отчего же вы молчли? Отчего хоть кким-нибудь жестом не дли понять? Хоть тк?

Он покзл кк – мизинцем своей крсивой длинной руки – и весело рссмеялсь. И смех был тот же – рссыпющегося серебр.

Служб кончилсь нконец, и толп повлил из церкви.

– Ну, ндо мму идти искть, – скзл Мня, – слушйте, приходите же!

Он тк доверчиво и лсково кивл головой.

– Ах, господи, господи!.. – если б я знл тогд… Слушйте… – Он смущенно рссмеялсь. – Ведь сперв я… ну, д ведь прошлое же… ведь я же в вс влюбилсь сперв, но вы были тк грубы… Ах!

Они шли через толпу и об были взволновны, об были охвчены прошлым. По-прежнему нд ними цвел кция, и ромт ее проникл их, и, кзлось, ничего не изменилось с тех пор.

Кртшев увидел мть, сестер, Аделиду Борисовну; он рсклнялся с ней и пошел дльше с Мней Корневой, отыскивя ее мть.

Аглид Всильевн сдержнно ответил н поклон Мни.

Когд ншли мть Корневой, т сделл свою любимую пренебрежительную гримсу и скзл:

– О то, бчите, видкиль взялось оно!

А пок Кртшев целовл ее руку, он несколько рз поцеловл его в лоб.

– О, смый мой любимый, смый кохный, солнышко мое ясное…

Кртшев проводил их до угл и зтем нгнл подходивших уже к дому своих.

Зин остлсь в монстыре обедть с монхинями. Он возвртилсь только под вечер, когд во дворе под музыку трех стрнствующих музыкнтов-чехов – одной дмы и двух мужчин – тнцевли дети.

Тнцевли Оля, Мруся, Роли – мленькя девочк, дочь дворник, и мленький мльчик, сын хозяин.

Семья Кртшевых присутствовл тут же, сидя н стульях.

Девочки были в венкх из всильков. Оля смешно выствлял свои толстенькие ножки, сохрняя серьезное лицо. Мруся не в ткт, но легко перебирл ножкми, беспредельно рдостно смотря своими светящимися глзкми. Роли тнцевл, снисходительно сгорбившись. Ло от общих тнцев откзлся нотрез, зявив, что тнцует только кзчк.

Еще что-то зигрли и нконец сыгрли то, что требовл Ло.

И здесь Ло выступил не срзу, но когд нчл тнцевть, то привел срзу всех в восторг, тк комичен был его тнец, тк легко и искусно выделывл он ногми п и збиря ног з ногу, и приседя.

Уже смое нчло, когд он легким ллюром пошел по кругу с поднятой ручонкой, вызвло бурю плодисментов.

Тнцуя, он все время посмтривл со спокойным любопытством, ккое впечтление производит его тнец.

Торжество его было полное по окончнии тнц, но лицо его сохрняло по-прежнему презрительно спокойное выржение. Зин подошл в рзгр тнцев, в обществе нескольких монхинь, во глве с мтерью Нтлией.

– И крсот же ккя! – восторглсь мть Нтлия н детей в веночкх, – кк херувимчики. Ай, миленькие, й хорошенькие!

Резко брослсь в глз Зин среди этих монхинь, что-то общее появилось у нее с ними.

Несмотря н прздник, он был в тком же черном плтье, с черной нкидкой сверху, кк и монхини. Дже шляп ее, тоже черня, остроконечня, нпоминл не то моншескую кмилвку, не то стринный головной убор при шлеме. Лицо Зины стновилось еще строже, и еще крсивее подчеркивлсь ее холодня крсот.

– Что это у тебя з шляп? – спросил Аглид Всильевн, всмтривясь.

Монхини переглянулись между собою и усмехнулись.

– А вот, – ответил мть Нтлия, – пожелл Зинид Николевн, и общими трудми погрешили против прздник и смстерили что-то ткое н мнер ншего…

Аглид Всильевн недовольно покчл головой.

– Блуете вы мне моих детей! Не идет тебе это!

Зтем он встл и приглсил гостей в комнты.

Тм мтушек угощли чем, вреньем, им игрли н фортепьяно. Зин пел им церковные мотивы, зтем пели хором.

Мтушки принесли с собой зпх киприс, лсково улыблись и постоянно клнялись всем, когд пришел генерл – встли и долго не решлись опять сесть.

Мть Нтлия иногд глубоко вздыхл и с ккой-то тревогой посмтривл н Зину. А потом остнвливл взгляд н детях и опять вздыхл.

Ткя тревог чувствовлсь и во взглядх Аделиды Борисовны.

Когд монхини ушли, оствшиеся почувствовли себя сплоченнее, ближе, и слово з словом по поводу того, что н время отъезд Зины дети зддут хлопот Аглиде Всильевне, был предложен Сережей проект стршим съездить в деревню. А Мня предложил ехть с ними и Евгении Борисовне и Аделиде Борисовне.

Евгения Борисовн сперв сделл удивленное лицо, но муж ее неожиднно поддержл это предложение.

– Что ж, поезжйте, – скзл он, – мы с Аглидой Всильевной остнемся н хозяйстве.

– Но кк же тк? – возржл Евгения Борисовн. – Я ведь без Оли же не могу ехть!

– Бери и Олю!

– Что для меня, – скзл Аглид Всильевн, – то я соглсн с удовольствием. С рдостью я зймусь моими дорогими внукми, приведу их и все хозяйство в порядок. Очень рд, поезжйте!

Евгения Борисовн говорил:

– Д кк же тк срзу?.. Ндо обдумть.

Но остльные энергично нстивли, чтоб ехть. Сдлсь и он.

– Только одно условие, – скзл Аглид Всильевн, – во всем слушться Евгению Борисовну…

– И меня! – перебил Сереж.

– Всю свою влсть я передю Евгении Борисовне.

– И я буду строгя влсть, – с обычной вторитетностью объявил Евгения Борисовн.

– Я уже дрожу! – скзл Сереж и стл корчить рожи.

Решено было ехть, проводив Зину. Он уезжл н третий день в дв чс дня, в деревню решено было ехть вечером с почтовым.

Ехли Евгения и Аделид Борисовны, Тём, Мня и Сереж.

Аня оствлсь, потому что экзмены не кончились у нее.

Зин тоже очень сочувствовл поездке. Он обнял Аделиду Борисовну и скзл ей:

– Вы увидите чудные мест, где прошло все нше детство. Тём, покжи ей все, все…

– Почему Тём, не я? – вступился Сереж.

– Потому что мое детство прошло с ним и Нтшей, не с тобой!

– Ну, со мной, может быть, пройдет твоя стрость!

– Дй бог! – згдочно ответил Зин.

– Ого, ты уже говоришь, кк пифия! – подчеркнул Сереж.

Провожть Зину, кроме своих, собрлись и несколько монхинь.

– О-хо-хо! – то и дело тяжело вздыхли они.

– Чего эти вороны собрлись тут и кркют? – ворчл н ухо брту Сереж. – Двй возьмем дробовики и шугнем их.

Присутствие и, глвное, тяжелые вздохи монхинь действовли и н Аглиду Всильевну; кзлось, и в ее глзх был вопрос:

«Что они тут?»

В конце концов создлось ккое-то тоскливое нстроение.

Сейчс же после звтрк нчли одевться.

Зин уже ндел свою остроконечную шпку, опустил вуль н лицо, когд подошл к роялю со словми:

– Ну, в последний рз!

Он зигрл импровизцию, но эт импровизция был исключительня по силе, по скорби. Местми бурня, стрстня, доходящя до вопля души, он зкончилсь глубокими ккордми этой зпершей боли. Столько стрдния, столько покорности было в этих звукх! Слышлся в них точно отдельный звон и точно сперв удры рзбушеввшегося моря, зтем плеск тихого прибоя того же, но уже успокоившегося, точно зсыпющего моря. Все сидели, кк пригвожденные, н своих местх, после того кк кончил Зин.

– Рди бог! нучите меня этой мелодии! – прошептл Аделид Борисовн.

– Идите!

Через четверть чс н месте Зины сидел уже Аделид Борисовн, и те же звуки полились по клвишм.

Слбее был сил стрсти и крики души, но еще нежнее, еще мягче змерли длекий звон и волны смирившегося моря. Зин стоял, и при последних ккордх слезы вдруг с силой брызнули из ее глз, смочили вуль и потекли по щекм.

Аделид Борисовн встл и бросилсь к ней: у нее по щекм текли слезы.

– В пмять обо мне игрйте! – шептл Зин и горше плкл.

Плкли все моншки.

Аглид Всильевн недоумевл, точно угдывя что-то, смотрел, точно желя провидеть будущее, с тревогой и недоверием спросил:

– Ты что это, Зин, точно нвек прощешься?..

Зин быстро вытерл слезы и, смеясь, плчущим голосом ответил:

– Ах, мм, ведь вы знете, что мои нервы никуд не годны, глз у нс, у Кртшевых, у всех н мокром месте. А тут еще я вместо Нтши Делю полюбил.

И Зин уже совсем весело обртилсь ко всем:

– Деля – можно тк вс звть? – моя сестр, и горе тому, кто ее обидит!

Н последнем он остновил свой взгляд н Тёме и скзл ему:

– Ну, прощй, и д хрнит тебя бог!

Он горячо поцеловлсь с ним и прибвил:

– Ох, и твоя жизнь будет все время среди бурь. Бери себе ндежного кормчего, – тогд никкя буря не стршн.

– Нет, нет, сперв сядем по обычю, – скзл Аглид Всильевн, – потом уже прощться.

И все стли рссживться. Мрусе не хвтило стул.

– Иди, дорогя моя, к ббе н колени.

– Ну, теперь пор, – скзл Аглид Всильевн и нчл креститься н обрз в углу.

Все стли креститься, и все встли н колени.

– Отчего все это торжественно тк сегодня выходит? – спросил Сереж. – Уж кого, кого, не Зину ли мы привыкли провожть чуть не по сто рз в год.

Монхини пошли провожть и н проход.

Проход, уже совсем готовый, стоял у смого выход.

Н проходе было чисто, свежо, ярко. Совершенно спокойное море сверкло лучми, прохлдой и мнило вдль.

– Эх, – хорошо бы!.. – говорил Сереж, покзывя рукою.

Вот и последний звонок, свисток, последняя комнд:

– Отдй кормовой!

И зрботл винт, и збрызгл, и зигрл, шипя и сверкя под ним, светля, яркя бирюзовя полос.

Н корме у борт стоял Зин. Ей мхли десятки плтков, но он не отвечл, стоял неподвижно, кк сттуя, широко рскрыв глз и неподвижно глядя н оствшихся.

VIII

В тот же вечер выехли те, которые предполгли выехть в деревню.

Опять перед глзми сверкл вечно прздничня Высь и вся ее дль с белыми хткми, колокольнями, сдикми и кмышми с высокими тополями.

Все тот же непередвемый ромт прозрчного воздух, цвет голубого неб, печть вечного покоя и крсоты.

Т же звонкя и нежня песнь под вечер, те же стройные девчт, всегд незвисимые и всегд склонные к здору пробки.

Среди них много сверстников Сережиных, но уж никого нет из Тёминых.

Тёмины уже двно поженились, переродились и теперь покорно тянут лямку общественных и супружеских своих обязнностей.

– Ей, пнычу, – говорили Тёме из тких остепенившихся, – т вже пор и вм женытыся, бо вже стры стновытесь, як бы лихо не зробилось.

Аделид Борисовн первый рз был в млороссийской деревне. И деревня, и сд, и дом очровли ее.

Он умел рисовть и привезл с собой сухие кврельные крски, кроме того, он вел дневник в большой тетрди, зпирвшейся н змочек.

Любимым ее местом в сду стло то, где сд соприкслся с стренькой, точно врствшей в землю, церковью.

Тём учил ее ездить верхом, и чсто они ездили в поле. Евгения Борисовн и Мня в экипже, Аделид Борисовн, Тём и Сереж верхом.

В поле пхли, и нчлся сенокос. Пхло трвой, н горизонте вырстли новые скирды сен, и около них уже гуляли стд дрохв.

Лето было дождливое, мелкие озер не пересыхли, и степь был полн жизни: крякли утки, кричли, остро ныряя в прозрчном воздухе, чйки, нежно пели вверху жворонки, в трве – перепел.

А то вдруг гикнет дружня песнь, и польются по степи мелодичные звуки.

Однжды н сенокосе ктющихся зхвтил буря и дождь.

Кк рз в то время, кк Тём косил, Аделид Борисовн училсь подгребть нкошенное.

В мягком влжном воздухе клубми нлетели мокрые тучи, быстро сливясь в беспросветно-сизо-темный покров тм, н горизонте, и черно-серый, точно дымившийся нд головой. Стршный гром рсктился, н мгновение промелькнул змеей от кря до кря молния, стло тихо, совсем стемнело, упло несколько передовых крупных кпель, и срзу пошел кк из ведр ромтный дождь.

С веселым визгом побежли рботницы и рботники под копны собрнного уже сен.

Под одну из тких копен збились и Аделид Борисовн с Тёмой.

Им пришлось сидеть, плотно прижвшись друг к другу, в ромте дождя и сен. Сено мло предохрняло их, но об этом они и не зботились. Им было тк же весело, кк и всем остльным, и Аделид Борисовн рдостно говорил:

– Боже мой, ккя прекрсня кртин.

Мутно-серя дль от сплошного дождя прояснялсь. Все словно двиглось кругом и в небе и н земле. Земля клубилсь волнми пр, и кзлось, что сорввшяся нечянно туч теперь опять торопилсь подняться кверху; в просвете этих волн вырисовывлись в фнтстических очертниях скирды, воз, копны, и вдруг яркя от кря до кря рдуг уперлсь в дв кря степи. А еще мгновение – и стл рвться темня звес неб, и пятном зсверкло между ними умытое, нежно-голубое небо. Выглянуло н зпде и солнце – яркое, светлое – и миллионми искр зсверкло по земле.

Природ жил, дышл и, кзлось, упивлсь рдостью. Точно двери ккого-то чудного хрм рскрылись, и Аделид Борисовн вдруг увидел н мгновение непередвемо прекрсное.

И это он – счстливя. Они об сидели в этом хрме, смотрели и видели, смотрели друг другу в глз, и все это: и эт чйк, и это небо, и дль, и блеск, и все это – в ней и в них, это – они.

Крики чйки точно рзбудили ее. Он провел рукой по глзм и тихо скзл:

– Кк будто во сне, кк будто где-то, когд-то я уже переживл и видел это…

Приближлся вечер, и рбот не возобновлялсь больше.

Мокрые, но довольные, потянулись рбочие домой и зпели песни.

З ними тихо ехли Аделид Борисовн и Кртшев, слушя песни и нслждясь окружвшим.

Небо еще было згромождено тучми, тм, н зпде, они еще плотнее темными мссми нседли н солнце.

Из-под них оно сверкло огненным глзом, и лучи его короткими крсными брызгми рссыплись по степи.

Вечером собрлись н террсе, и Тём громко читл «Зписки провинцил» Щедрин. Он см хохотл кк сумсшедший, и все смеялись. Иногд чтение прерывлось, и все отдвлись очровнию ночи.

Деревья, кк живые, кзлось, тинственно шептлись между собой. Их вершины уходили длеко в темно-синюю дль неб тм, где крупные звезды, точно зпутвшиеся в их листве, ярко сверкли.

Мня зпевл песню, Сереж вторил, и кзлось, и звезды, и небо, и деревья, и темный сд ндвиглись ближе, трепещущие, очровнные.

У Тёмы с приездом в деревню обнружился тлнт: он нчл писть стихи, и все, особенно Аделид Борисовн, одобряли их.

Но Кртшев, прочитв их, рвл и бросл.

Он и сегодня нбросл их по случю дождя. Кртшев долго не хотел читть их, но, прочитв, рзорвл и бросил.

Аделид Борисовн огорченно спршивл:

– Почему же вы тк поступете?

– Потому что все это ничего не стоит!

– Оствьте другим судить!

– Я горьким опытом уже убедился, что никкого литертурного дровния у меня нет.

– Но то, что вы пишете, то, что вс тянет, – уже докзтельство тлнт.

– Меня тянет, постоянно тянет. Но это просто пунктик моего помештельств.

– Я думю, – ответил, улыбясь, Аделид Борисовн, – что пунктик помештельств у вс именно в том, что у вс нет тлнт.

– Видите, – скзл Кртшев, – я делл попытки и носил свои вещи по редкциям. Один очень тлнтливый пистель сделл мне ткую оценку, что я бросил нвсегд всякую ндежду когд-нибудь сделться пистелем. Уж н что мть, родные – и те писния моего не признют; вот спросите Мню.

Мня подергл носом и ответил, неохотно отрывясь от чтения:

– Д, невжно, стихи, впрочем, недурны.

– А что вы делете с вшим писнием? – спросил Аделид Борисовн.

– Рву или жгу. Тогд, после приговор, я срзу сжег все, что копил, и смотрел, кк в печке огонь в последний рз перечитывл исписнные стрницы.

Однжды Кртшев подошел к Аделиде Борисовне, когд т, сидя у церкви, рисовл куст.

– Можно у вс попросить этот рисунок?

Аделид Борисовн посмотрел н него смеющимися глзми.

– А можно вс, в свою очередь, попросить то, что вы пишете и что вм не нрвится, дрить мне?

– Если вы хотите… Н что вм этот хлм? Вы единствення во всем свете признете мои писния, потому что я дже см их не призню.

Аделид Борисовн в ответ протянул ему руку и н этот рз с необходимым спокойствием скзл:

– Блгодрю вс.

– Ах, кк я бы был счстлив, если б мог вм дть что-нибудь стоящее этого всильк.

– Двйте, что можете! – смущенно ответил Аделид Борисовн.

Для робкой и зстенчивой Аделиды Борисовны было слишком много скзно, и он покрснел, кк мк.

В первый рз в жизни Кртшев увлекся девушкой, не ухживя.

Ему очень нрвилсь Аделид Борисовн, ему было хорошо с ней. Он чсто думл – хорошо было бы н ткой жениться, – но обычное ухживние считл профнцией.

Рз он ндел было свое золотое пенсне.

– Вы близоруки?

Кртшев рссмеялся.

– Отлично вижу.

– Зчем же вы носите? – с огорчением спросил Аделид Борисовн.

В другой рз он убвил свои лет н год.

Мня не спустил.

– Врешь, врешь, тебе двдцть пять уже!

И опять н лице Аделиды Борисовны промелькнуло огорченное чувство.

– Не все ли рвно, – спросил он.

– Если все рвно, – ответил Мня, – то пусть и говорит првду.

– Я и говорю всегд првду.

– Ну уж…

– Аделид Борисовн, рзве я лгу?

– Я вм верю во всем! – ответил просто Аделид Борисовн.

– Пожлуйст, не верьте, потому что кк рз обмнет.

– Аделиду Борисовну? – Никогд!

Это вырвлось тк горячо, что все и дже Мня смутились.

Кртшеву было приятно, что в глзх Аделиды Борисовны он является вторитетным. Он внимтельно его слушл и доверчиво, лсково смотрел в его глз. Он очень дорожил этим и стрлся зслужить еще больше ее доверие.

Десять дней быстро протекли, и Евгения Борисовн стл нстивть н отъезде.

Кк ни упршивли ее, он не соглсилсь, и в нзнченный день все, кроме Сережи, выехли обртно в город.

– Прздники кончились! – скзл Мня, сидя уже в вгоне и смотря н озбоченные лиц всех.

Евгения Борисовн опять думл о своих все обострявшихся отношениях с мужем.

Аделид Борисовн н другой день после возврщения собирлсь ехть к отцу и жлел о пролетевшем в деревне времени.

Мне предстоял опять ндоевшя ей рбот по печтнью проклмций.

Кртшев тоже жлел о времени в деревне и думл о том, что он сидит без дел, и кзлось ему, что тк он всю жизнь просидит.

Он смотрел н Аделиду Борисовну и думл: «Вот, если бы у меня был служб, я сделл бы ей предложение».

Но в следующее мгновение он думл: рзве ткя пойдет з него змуж? Мня Корнев – еще тк… А то дже ккя-нибудь кухрк. А смое лучшее никогд ни н ком не жениться.

И Кртшев тяжело вздыхл.

Дом скоро все вошло в свою колею.

Нкнуне отъезд поехли в тетр и взяли с собой Ло, тк кк шл опер, Ло любил всякую музыку и пение.

Был дебют новой примдонны, и успех ее был неопределенный до второго действия, в котором Ло окончтельно решил ее судьбу.

Артистк взял нпряженно высокую и притом фльшивую ноту. Музыкльное ухо Ло не выдержло, и он взвизгнул н весь тетр бессознтельно, но в тон подчеркивя фльшь.

Ответом было – общий хохот и полный провл дебютнтки.

Бедня ртистк тк и уехл из город с убеждением, что все это было умышленно устроено ее вргми.

Уехл Аделид Борисовн, и прощние ее с Кртшевым было нтянутое и холодное.

«Эх, – думл Кртшев, – ндо было и мне, кк Сереже, остться в деревне, тогд бы инче попрощлись! С Сережей дже поцеловлсь тогд н прощнье…»

IX

После отъезд Аделиды Борисовны Кртшев скучл и томился. Однжды Мня, сидя с ним н террсе, спросил с обычной вызывющей бойкостью, но с некоторым внутренним стрхом:

– Говорить по душм хочешь?

Кртшев помолчл и, поборов себя, неуверенно ответил:

– Говори.

– Мы влюблены? То есть – не влюблены, но нми влдеет то сильное и глубокое чувство, которое единственно грнтирует првильную супружескую жизнь. Мы глубоко симптизируем, мы увжем; отсутствие дорогого существ для нс – тяжелое лишение, и мы сознем, что он, конечно, был бы лучшим укршением ншей жизни. Помни, что быть искренним – глвное достоинство, и поэтому или отвечй искренне, или не унижй себя и лучше молчи.

– Я буду отвечть искренне, – серьезно и подвленно ответил брт. – Несомненно созню, что лучшим укршением жизни был бы он. Я не решился бы формулировть свои чувств, но мне кжется, что, узнв ее, никогд другую уже не зхочешь знть. И я не буду знть: ни другую, ни ее. Для меня он недосягем по множеству причин. Он чист, кк нгел, я – грязь земли. Мло этого: я прокженный, потому что, что бы ни говорили доктор, по твердой уверенности нет, что болезнь прошл. Если не во мне, то в детях он может проявиться. Дльше: он богт, у меня ничего нет, потому что от нследств я откзлся, воровть не буду, при моем хрктере, дже при хорошем жловнье, ни о кких остткх и речи быть не может. При тких условиях я – бревно, негодное в стройку, в лучшем случе – годное н лучины, чтобы в известные мгновенья посветить при случе кому-нибудь из вс. И все-тки я очень блгодрен Аделиде Борисовне, потому что ее обрз нстолько зсел во мне, что он отгонит всех других, и я тверже теперь пойду по тому пути, по которому должен идти.

Мня сидел, слушл, и – чем ближе к концу – он пренебрежительнее кивл головой.

– Ты тк же знешь себя, кк я китйского импертор. Зпомни хорошенько: прежде всего ты – эгоист и один из смых ужсных эгоистов, которого природ одел в крсивые перья, нделил лской, внешней кк будто беззщитностью. И с этим кчеством ты многое вымнишь у жизни. У тебя и хорошие есть стороны: ты хорошо и искренне сознлся, что ты – грязь, он – нгел. И эт искренность, которя в тебе несомненно есть и хоть post factum, но всегд явится и может сослужить тебе службу…

Мня зтруднялсь в выржениях.

– Ну, хоть в смысле познния, что ткое человек, из кких противоположностей он создн. Н этой почве я дже допускю мысль, что из тебя мог бы вырботться и пистель. Но только не скоро, очень не скоро. Когд перебурлит, когд вся грязь сойдет, когд мишур жизни будет сознн, честолюбие – у тебя его бездн – все-тки остнется. И вот тогд, может быть, твоим иделом и явится Жн-Жк Руссо. И то, впрочем, если твоя жизнь сложится тк, что будет молотом, дробящим эту мишуру, то тк и рсплывется в ней без осттк. И тогд ты будешь окончтельня дрянь, которую в свое время и отвезут, кк пдль, н клдбище те, которые к этому делу приствлены.

При всем своем неверии будешь и крест целовть, словом, можешь, кк сложится жизнь, превртиться, полностью превртиться в одну из тех гдин, которые неуклонно, кждя с своей стороны, охрняют существующую кторгу всей ншей жизни. Вся ндежд, повторяю, н твою искренность, которя, просыпясь от поры до времени, будет, помимо, может быть, и твоей воли, рзрушть то, что уже будет создно тобой. А может быть, я и ошибюсь. Во всяком случе, я теперь посылю Аделиде Борисовне книги и пишу ей; от тебя клняться?

– Клняйся, конечно. Но, умоляю тебя, не зтевй ничего из облсти неисполнимого. Понимешь?

– Понимю, понимю. С чего ты взял, что я хочу быть свхой? Если ты см не хочешь…

– Не не хочу, не могу.

– Ну, не можешь… Во всяком случе, можешь быть уверен, что уж меня-то никогд не причислишь к людям, исполняющим твои желнья, помогющим тебе жить, кк ты хочешь… Дудки-с…

Мня сделл брту нос и ушл.

Он писл в тот день, между прочим, Аделиде Борисовне: «Тём у нс ходит грустный, пустой и знимется смобичевнием. Сегодня мы с ним говорили о тебе. Он говорил, что ты нгел, он грязь. А я ему еще прибвил. Теперь он сидит н террсе и безндежно смотрит в небо. Кроме того, что тебя нет, его убивет, что он до сих пор без дел, и с горя хочет ехть н войну в кчестве уполномоченного дяди Мити по поствке кких-то трнспортов, подвод, быков, лошдей. И пускй едет: с чего ни нчинть, лишь бы нчл, в Рим все дороги ведут».

Кртшев действительно после некоторых колебний принял предложение дяди быть его предствителем.

Дядя Кртшев взял н себя поствку двух тысяч подвод. Из них: его собственных – четырест, Неручев – шестьсот, остльные – тысячу – они получт.

Сдч подвод нзнчлсь в Бендерх, зтем Кртшев с этими подводми должен был отпрвляться, под нблюдением интенднтских чиновников, в Букрешт и длее н тетр военных действий.

Смым неприятным в этом деле были сношения с интенднтством.

– Ты должен будешь, – пояснял ему дядя, – их кормить и поить, сколько зхотят. Зтем з кждую подводу, з соответственное количество дней они тебе будут выдвть квитнцию, причем в их пользу они удерживют с кждой подводы по дв рубля.

– Но ведь это знчит взятки двть?

– Тебе ккое дело? Никких взяток двть ты не будешь. Будет у тебя квитнция, скжем, н десять тысяч рублей, ты и рспишешься, что получил десять, получишь восемь. Вот и все… Ведь это же коммерческое дело: не мы же что-нибудь незконное делем. Тк всегд и везде делется: дют цену хорошую, отделить дв рубля можно, не отделишь – все дело погибнет.

– Я боюсь, что я вм не буду годиться для этого дел.

– Именно ты и будешь годиться, потому что тут рсходы, которых нельзя учесть, и единственное – это выбор ндежного человек, который меня не обмнет. Жловнье я тебе нзнчю пятьсот рублей в месяц, содержние мое. Две тысячи тебе дно н экипировку и десять процентов от чистой пользы. Это может соствить двдцть и дже тридцть тысяч.

– Д, но вот эт ужсня сторон с интенднтством.

– Д ничего, ей-богу, ужсного нет, по крйней мере, жизнь узнешь. И интенднтов много знкомых: в трнспортх почти исключительно все нши помещики.

Дядя нзывет фмилии.

– И неужели они тки будут брть?

– А, дитя мое! Д, слв богу, что берут. Слв богу, что Всилий Петрович, тот, конечно, брть не будет, – и зчем только лезет, – не в трнспортх. Едв уговорили его не идти в трнспорт и не портить дел…

Всилий Петрович Шишков был сосед и дже длекий родственник Кртшевых, когд-то очень богтый человек, но теперь очень обедневший, с одним имением, зложенным по нескольким зклдным. Всегд чудк и оригинл.

– Ах, ккя все-тки гдость, – удрученно повторял Кртшев.

– Д никкой же гдости, сердце мое, нет, – повторял дядя. – Я хочу зрботть деньги, тридцть тысяч. Гдость это?

– Вы подрядчик, и если вы выполните вш подряд… Хотя тоже…

– Ну, что тоже? Ведь и железня дорог тоже подрядчикми строится – концессионер, жидовский прикзчик, знчит, и дорогу тебе строить нельзя. Куд же ты денешься? В монстырь? Тк все девочки из вшей семьи и тк туд тянут… Теперь слушй дльше: все они ткие же помещики, кк и я, все тк же пострдли от освобождения крестьян, от новых условий, все в долгу, кк в щелку, – почему мне не поделиться с ними, если у меня остлось нстолько больше, что я могу, они не могут стть ткими же подрядчикми? Считй, нконец, что они ткие же подрядчики н мое имя.

– Тогд зчем же они жловнье получют?

– Д что это з жловнье? Две тысячи четырест в год? Ну, они из своего зрботк эту двдцтую, тридцтую чсть и отддут нзд госудрству, тем же бедным, кому хочешь. Но из этого ты уже видишь, что все это сводится к форме, не к существу дел. А если мы возьмем по существу, то или жить – или в гроб живым ложиться? Ты же не мльчик уже, и все детские бредни в бгже взрослого человек вызовут только смех, и серьезные люди с тобой дел иметь не будут.

Кртшев не хотел быть мльчиком, еще меньше хотел быть смешным в глзх серьезных людей.

Д и бредней-то в бгже его никких почти не оствлось. Он и не думл перестривть мир, двно бросил все фнтзии, относящиеся еще к гимнзической жизни. Словом, он мирился со всем существоввшим положением вещей и только не хотел… или, вернее, хотел, чтобы вся эт, может быть и неизбежня, грязь жизни протекл кк-нибудь тк, чтобы не здевть его.

До сих пор он твердо верил, что всегд и можно тк устроить свою жизнь, чтобы уберечь себя от этой грязи.

Теперь эт вер поштнулсь, и инстинкт подскзывл ему, что чем дльше в лес, тем больше дров будет.

И тоск рзбирл его сильнее от этого, и чувствовл он себя совсем хуже прежнего прлизовнным всеми этими новыми для него перспективми жизни. Дже физически он чувствовл себя рсслбленным и рзбитым.

Мня говорил:

– Тём ходит тким рзвренным, точно уже сто лет врится.

Перед отъездом в Бендеры было получено письмо от Зины из Иеруслим.

В нем он объявлял, что тк жить больше не может, инче жить, кк хотел бы, не видит возможности, и потому и откзывется совершенно от жизни и поступил в монхини. Моншеское имя ее – Нтлья, и он просит в письмх инче и не обрщться к ней. Детей он поручл Аглиде Всильевне и умолял муж соглситься н это.

Письмо произвело впечтление ошеломляющее н всех и больше всего – н Аглиду Всильевну.

Ее сердце сжлось тоской и кким-то ужсом. Судьб преследовл ее и точно здлсь целью неумолимо докзывть ей, что не ее волей будет идти жизнь, и ужс охвтил Аглиду Всильевну от мысли, где предел этой неумолимости. В первый рз Аглид Всильевн зхотел умереть и с мольбой и тоской смотрел н обрз, по щекм ее текли обильные слезы.

В это время Ло, у которого движения обиды и любви всегд чередовлись, войдя в комнту и увидев, что происходит с ббушкой, пошел к ней и, пригнувшись к ее коленям, угрюмо проворчл:

– Скжи мне, бб, кто тебя обидел, и я убью того.

И когд Аглид Всильевн продолжл плкть, не змечя его, он тоже зплкл, уткнувшись в ее колени.

Когд Аглид Всильевн, нконец, зметив, нгнулсь к нему и спросил, о чем он плчет, и он ответил, что ему жль ее, он с воплем: «О, бедный мльчик!» – схвтил его и осыпл горячими поцелуями.

Кризис прошел. Ло вырвл ее срзу из объятий отчяния в свет. Аглид Всильевн уже плкл слезми рдости и говорил:

– Его святя воля: у меня прибвилось еще трое детей.

В это время к дверям подошл кухрк с своим млденцем, которому вдруг что-то не понрвилось, и он зкричл блгим мтом. Кухрк нчл его шлепть, Аглид Всильевн горячо скзл:

– Рзве тк можно обрщться с детьми? Дй сюд его.

И действительно, мленький бутуз н рукх у Аглиды Всильевны мгновенно успокоился.

А Сереж скзл:

– У вс, мм, не трое детей прибвилось, потому что этот тоже ведь вш, и, пок вы будете жить, вш дом будет всегд ккой-то киндер-фбрикой.

Мня присел к роялю и зигрл импровизцию сестры, последнюю перед ее отъездом.

Торжественно змирли стихющие ккорды морского прибоя, колокольного звон монстыря, куд уже ушл и нвеки теперь скрылсь Зин.

И сильнее плкли и Аглид Всильевн, и Аня, и у Мни текли слезы.

Все вечер говорили о Зине, вспоминли многое из прошлого, все мелочи из ее последнего пребывния, и теперь всем ясно было, что он исполнил все, что, очевидно, уже двно здумывл.

Пришл мть Нтлья и с сокрушенным покянием подтвердил это.

– Мучилсь я, мучилсь, – говорил мть Нтлья, – но ведь нложил он н меня, прежде чем поведл, обет молчнья, и должн был молчть, только мучилсь д вздыхл. Все-тки ложь был, но и то, кк нписно, ложь во спсение… В вечное спсение.

И опять плкли все, и с ними мть Нтлья, вспоминвшя свой когд-то уход из дому и пережитые с ним стрдния.

В письме Зины, теперешней уже мтери Нтльи, было обрщение и к брту.

«Тём, – писл сестр, – сутки состоят из дня и ночи, – вечно бодрствовть одному нельзя. Жизнь – это море, и, пок мы в жизни, кждый кпитн н своем корбле. Весь успех звисит от ндежного помощник. Переищи весь мир, и лучше Дели не нйдешь. Возьми ее себе, блгословляю тебя и предскзывю тебе великое счстье с ней».

Кртшев, рздвоенный, подвленный, в душе звидовл смелому Зининому выходу из жизни. Приглшенье ее жениться н Аделиде Борисовне еще болезненней подчеркнуло его душевный рзлд. Теперь, когд и он, с целой стей рзных обиртелей, потянется в хвосте рмии, чтобы служить только ммоне, контрст между выбором Зины и его стновился еще ярче и оскорбительнее.

О женитьбе в первый рз было скзно открыто, и, нсторожившись, все ждли, кк отзовется Кртшев н призыв сестры.

– Я никогд, если бы дже он соглсилсь, – зговорил угрюмо и взволновнно Кртшев, – не женюсь н Аделиде Борисовне. Свои советы Зин могл бы оствить при себе. Если бы когд-нибудь я и вздумл жениться, я не спросил бы ничьего совет, ничьего соглсия, ничьего рзрешения. Женюсь, н ком зхочу…

Голос Кртшев был рздрженный, вызывющий, хотя он и не смотрел н мть.

– И, вероятнее всего, женюсь н кухрке, – с детским упрямством и упвшим тоном зкончил Кртшев и посмотрел н мть.

Н мть смотрели и Мня, и Аня, и Сереж.

Вместо сцены, которой ожидл Кртшев, мть, стоявшя у перил террсы, сделл ему церемонный ревернс и ответил:

– А я вперед блгословляю. И если ты хотел меня удивить, то – нпрсный труд, жизнь уже столько удивлял меня, что уж теперь трудно удивить меня чем бы то ни было.

– Дурк ты, дурк, – скзл Мня.

– И дурк и подлец, – ответил дрожщим от слез голосом Кртшев и быстро ушел с террсы.

X

Бендеры – мленький городок, с мленькой одноэтжной гостиницей с деревянной серой крышей и большим сдом, был похож н село.

В этой гостинице, с коридорми, кк в кзрмх, с большими висячими змкми н номерх, толпилсь мсс всевозможного шттского и военного нрод. Военные – большею чстью интенднты, шттские – евреи – поствщики рмии. Большинство из них молодые, энергичные, с жгучим взглядом людей, идущих, не сомневясь, к своей цели.

В этом будущем обществе Кртшев он чувствовл себя подвленным, рздвоенным, жлким. Дядя знкомил его с интенднтми, его будущим нчльством, и они покровительственно говорили ему «молодой человек», хлопли по плечу и приглшли выпить.

Высокий, нчвший уже жиреть, бритый, с седыми усми штб-ротмистр, не стесняясь, громко и цинично говорил, сидя з столиком, незметно глотя рюмку з рюмкой, вытскивя пльцми пдвших мух, что сдерет шкуры с своих подрядчиков.

– Что?! Он, подлец, миллион себе в крмн положит, я своим детям голодным вместо хлеб кмень в глотку зсуну, и в этом будет моя совесть и честь?! Врешь, н вот тебе, выкуси, – и он толстыми пльцми склдывл шиш и тыкл им в воздух, – свою гордость и честь я буду видеть в том, чтобы зствить тебя поделиться со мной половину нполовину, инче и ты, подлец, без тких же, кк и я, штнов будешь. Н тебе! Ты миллион себе зсунешь в крмн, чтобы потом моему сыну, когд он будет у тебя милостыню просить, сунуть ему пятк и чувствовть себя порядочным человеком, который имеет прво скзть сыну моему: «Твой отец дурк был, кто же ему виновт?» Нет, врешь, мерзвец, когд я выдерну у тебя твою половину, ты тогд см скжешь: «Ой, ой, ккой умный, сделл и без кпитл то, что я с кпитлом». И шпку еще снимешь д низко поклонишься… Д, д – довольно, брт, с нс этих шкур. Довели до рзоренья, до нищеты. Охотников рзорять, отнимть последнее – конц свету нет: и госудрство, и мужики, и проклятые гзеты, и книги, и если см себе не поможешь, то и иди к ним с протянутой Христ рди рукой. И если я см себе не помогу, кто мне поможет?! Дурк и подлец я буду, если и этим случем не воспользуюсь спсти свое имение, спсти детей от голодной смерти. Нет, дудки, строго воробья н мякине больше не проведешь: рз свлял дурк блгодря этому блгодетелю, – он ткнул толстым пльцем в Всилия Петрович, – отпустил н дровой ндел неблгодрное мужичье, – весь уезд тогд одел, теперь и см не лучше ншего кончил, ткой же интенднт. И глвное, и тут еще собирется дурк влять: вляй н здоровье, но уж будь спокоен, з собой никого не поведешь…

Всилий Петрович Шишков всей своей фигурой резко отличлся от остльных интенднтов, и хотя он тоже бодрился, неопределенно отшучивясь от фмильярного пнибртств своих коллег, но Кртшев срзу почувствовл в нем свояк по положению и прильнул к нему всей душой.

Всилий Петрович увел его в гостиничный сд и, збрвшись в глухую ллею, спросил Кртшев:

– Вы что, с ум, что ли, сошли? Ну, я стрик, жизнь моя рзбит, имение не спсти, дети с голоду умирют, я см ничего не зню и никуд не гожусь, но вы… вы… ведь вы же инженер, перед вми широкя дорог, вы хотите змрть себя в смом ее нчле тк, что потом вм все двери же будут зкрыты. И нм нш позор уже не долго нести – десять лет, и в могилу, волочить его через всю жизнь…

– Но куд же мне девться? – с отчянием ответил Кртшев. – Я искл инженерного мест – нет. Д и инженер я ведь только потому, что у меня диплом, но я ведь ничего, решительно ничего не зню.

Всилий Петрович ходил рядом с Кртшевым и молч слушл.

– Послушйте, – перебил он вдруг Кртшев, – знете что? Вы слыхли, что сюд вчер приехл инженер строить дорогу н Глц?

– Нет, не слыхл. Д и приехл-то он, вероятно, уже с нбрнным шттом.

– Кого-нибудь из инженеров вы знете?

– Ни одного человек, кроме своих товрищей по выпуску.

– Пойдите н всякий случй к глвному инженеру.

– Нет, не пойду. Если бы вы знли, кк это унизительно – идти просить и получить нверно откз…

– Плохо, плохо, – говорил огорченно Всилий Петрович. – С ткими здткми пссивно плыть по течению зтянет вс в ткую тину жизни…

Он нетерпеливо вздохнул.

– Эх, русскя нция! голыми рукми бери и вей ккие хочешь веревки… И кто говорит? Я…

Всилий Петрович с добродушным комизмом ткнул себя в грудь и посмотрел н чсы.

– Ну, все-тки хоть и н проклятую службу, время идти…

Были сумерки. Дядя ушел еще и еще толковть с интенднтми, Кртшев лежл н своей кровти и смотрел в полусвет окн, выходившего в сд.

Дверь номер отворилсь, и рздлся голос Всилия Петрович:

– Кто-нибудь есть?

– Я, – ответил Кртшев.

– Вс мне и ндо. Ну, я познкомился и переговорил с глвным инженером, – он вс просил прийти к нему.

– Когд? – испугнно поднялся с кровти Кртшев.

– Сейчс.

– Ну? Ндо одеться.

Кртшев зжег свечу и нчл быстро одевться в смое прдное свое плтье.

Одевясь, он рсспршивл Всилия Петрович, кк же все это вышло.

– Д просто пришлось обедть з одним столом, познкомились, рзговорились, я скзл, что у меня есть здесь один знкомый инженер, он скзл снчл, что все мест уже зняты, потом подумл и скзл: «Пускй придет ко мне».

Кртшев рдостно слушл и верил.

В действительности же Всилий Петрович еще утром, говоря с Кртшевым, здумл и привел в исполнение свой плн. После службы, ндев мундир, он отпрвился в номер, где жил глвный инженер, предствился ему и с просьбой не выдвть его рсскзл о фльшивом положении Кртшев.

Глвный инженер ответил ему:

– Мест все зняты… Я мог бы его взять, дело, может быть, рзвернется, но н первое время ему придется помириться с очень скромной ролью.

Кртшев торопливо причесывлся и взволновнно отдвлся рдостному чувству: неужели он все-тки будет инженером, неужели он опять инженер?

– А вы не пойдете со мной? – спросил в последнее мгновенье Кртшев, держ в рукх свидетельство об окончнии курс.

Всилий Петрович только рссмеялся и мхнул рукой.

– Ну, идите…

Кртшев, прежде чем выйти, рзыскл коридорного и просил его доложить о нем глвному инженеру.

Згннный, сбитый с ног коридорный долго не мог понять, чего хочет от него Кртшев, и все повторял ему с хохлцким выговором:

– Ну, когд ндо, тк и идите, чем же я тут могу помочь? Ось и дверь не зперт.

И в докзтельство коридорный действительно приотворил дверь.

– Кто тм? – рздлся густой голос.

Кртшеву ничего не оствлось больше, кк скрепя свое сильно бившееся сердце перешгнуть порог и остновиться с рзинутым ртом. Н полу, перед ним, лежло дв человек. Один толстый, в рубхе с рсстегнутым воротом, из-з которого выглядывл волостя грудь, уже пожилой, другой более молодой, худой, нервный, бритый, с черными усми, с строгим лицом и недружелюбным взглядом своих черных, мечущих искры глз. Об лежли н крте, толстый водил по ней крсным крндшом, худой внимтельно следил.

В отворенной двери несколько мгновений постоял и коридорный, тоже чем-то кк будто вдруг зинтересоввшийся, но, вспомнив, вероятно, о своих текущих делх, побежл дльше, зтворив з собой двери.

При входе Кртшев худой только недовольно покосился н него, толстый продолжл вести крндшом линию по крте.

– Здесь, – скзл толстый, – перевльня выемк будет, вероятно, две – две с половиной сжени. Тут пойдут нули, нули… Тут косогором подход к Пруту, зтем по берегу Дуня, последние пятндцть верст уже прямо рзливом Дуня с нсыпью, вероятно, что-нибудь вроде сжени.

Кртшев сообрзил, что идет нметк будущей линии, подвинулся ближе и через головы следил з крндшом.

– В общем, – клдя крндш, скзл толстый, – тысячи две кубов н версту все-тки выйдет.

Он сел лицом к Кртшеву и скзл, сидя н полу:

– Здрвствуйте. Вы инженер Кртшев?

– Д.

– Видите, мест у меня теперь нет, пок что я могу взять вс н зтычку. Вы в этом году курс кончили?

– Д.

– Н прктикх бывли?

– Только кочегром ездил.

– Ну, это… где ездили?

Кртшев нзвл дорогу.

– Н угле?

– Д.

– Ккой уголь?

– Брикеты из Крдиф, сверху нью-кестль.

– Н провозе двое было: мшинист и вы или еще кочегр?

– Нет, только мшинист и я.

– Долго были?

– Пять месяцев.

– Знчит, выносливость приобрели?

– Я думю.

– Н изыскниях не были никогд?

– Никогд.

– Теорию знете хорошо?

– Плохо.

– Но проектировть можете все-тки, нпример, мосты?

– Соствлял проекты в институте, – нехотя ответил Кртшев.

– Соствляли или зкзывли?

– Больше зкзывл.

– Ну, ккой смый большой проект деревянного мост несложной системы?

Кртшев подумл и ответил:

– Три сжени.

– Знчит, и по проектировке не годитесь, – скзл рздумчиво глвный инженер.

Он еще подумл и скзл:

– Я, прво, не зню, что мне с вми делть. Нм нужны люди, но знющие, вы ведь первокурсник студент по знниям. Я могу вс взять только прктикнтом.

– Я соглсен.

– Жловнье тридцть пять рублей в месяц.

– Я соглсен.

– Ну, кормить будем.

– Об этом нечего говорить, – ответил Кртшев. – С моими знниями я никкого жловнья не стою.

– Вы возьмете его в свою пртию? – спросил толстый худого.

Худой свирепо сдвинул брови и, сверкнув н Кртшев своими глзми, угрюмо скзл:

– В тком случе звтр в пять утр выходите н площдь перед гостиницей.

А толстый, протягивя руку, скзл:

– Ну, теперь прощйте.

Кртшев пожл руку толстому, поклонился худому и пошел к двери. Уже у двери он остновился и скзл:

– Я пострюсь опрвдть вше доверие.

И, выскочив в коридор, он подумл: «Кк это все глупо вышло, и кким я дурком вышел в их глзх… Ну, и отлично, все-тки нчло сделно, переживу еще много тяжелых унижений, но срзу все пройду от изыскний до постройки…»

– Ну? – встретил его Всилий Петрович.

– С большим скндлом, но принял, – смущенно и рдостно ответил Кртшев. – Вы знете, уже звтр в пять чсов утр…

– С мест в крьер: отлично.

– И в поле н изыскния. Я тк боялся, что меня зсдят з проекты, но бог мне помог по поводу проектов ткую чушь сморозить, что срзу решили, что я никуд не гожусь. Вот теперь не зню только, кк с дядей быть?

– Дядю вшего я беру н себя. Теперь сидите, я пойду к нему, потом вместе ужинть будем.

Уже сгорблення фигур Всилия Петрович скрылсь з дверью, когд спохвтился Кртшев и подумл: «Эх, збыл поблгодрить!»

Кртшев нпрсно беспокоился относительно дяди. Дядя уже и см тяготился своим выбором, брнил в душе племянник кисляем и, основтельно опсясь з результт своего громдного дел, подыскл ему молодого энергичного помощник Абрмсон. Теперь этот Абрмсон, племянник глвы фирмы, которой дядя Кртшев продвл свой ежегодный урожй, стновился во глве дел.

Уверенность этого крсивого, с строгим римским овлом лиц, в золотом пенсне Абрмсон был тков, кк будто с рождения всегд он был во глве больших дел. С интенднтми он держл себя покровительственно, кк с мленькими людьми, и зпугивния Конев н него мло действовли.

З ужином, где присутствовл и Кртшев, и присутствовл дже с удовольствием, тк кк это уже был чужя, посторонняя для него компния, где он только нблюдл, – пьяный Конев приствл к Абрмсону:

– Если ты мне не дшь зрботть чистогном сто тысяч – сто! Ни копейки меньше, то пиши духовное звещние.

– Я не помню, когд мы пили брудершфт, – ответил с достоинством Абрмсон. – Что ксется зрботк, то можно и двести зрботть, было бы з что…

– Конечно, не дром.

– Прежде всего ндо действовть с умом…

– Я всегд с умом…

– И поэтому ндо прежде всего молчть, когд придет время, тогд и поговорим…

Абрмсон многознчительно смотрел в глз Коневу, другим интенднтм, Конев впивлся в его глз и, обрщясь к дяде Кртшев, говорил с восторгом:

– Вот это шельм! Это выбор! Дром что молоко у него н губх еще не обсохло, я зню вперед, что он и тебе дст кусок хлеб, и нм, и себя не збудет. Черт с тобой, хоть и жид ты, двй брудершфт пить, потому что у тебя голов золотя. А н меня ндейся… Мне твоего дром не ндо. Хочешь, тебе сейчс квитнцию н сто пр пвших быков выдм д н сто пр сейчс же вновь купленных, ну-к, чем пхнет, что дшь? Говори?!

Конев тк орл, что с соседних столиков н него оглядывлись, и сидевшие с ним з столом нпрсно уговривли его.

– Что вы мне тут толкуете, – кричл он. – Рзве я своими глзми не видел сегодня этих пвших быков. Ступйте н сви, они и сейчс еще лежт тм, сколько их лежит во всю дорогу до Адринополя. Что?!

Он лукво и пьяно подмигивл компнии и говорил:

– Бывли в передрягх! Только рзве во чреве китовом не побывл еще, в остльных – все входы и выходы во кк знем! И кому ккое дело? Моя голов, я под суд пойду, если уж н то пошло! И никого не выдм! Нливй! Я, бртец, из коммерческого училищ: тм товрищество – ой-ой-ой! Только выдй!

Конев сжимл свой волосистый громдный кулк ж, потряся им нд головой компнии, кричл:

– Тк вздутетенят и плкть не позволят! Рз мы в училище збрлись под пьяную руку в известный дом…

Следовл рсскз о жестокости нд женщиной, отвртительный, совершенно неудобный для передчи. Результт был тот, что, несмотря н всю снисходительность нрвов училищ, пятерых исключили из него, и в том числе Конев.

– Ну и что ж? – зкончил Конев, – человеком, кк видишь, все-тки остлся. Годом позже был произведен, в глз кждому могу смотреть: все-тки никого не выдл и не выдм! А вот что Артемий Николевич с нми не едет – это умно. Что умно, то умно, – гусь свинье не товрищ, – нет, нет! Выпьем з его здоровье, пусть он себе остется и получет свои тридцть пять рублей с полтиной и хрчи!

Блгодушный и пьяный комизм Конев смешил всех и Кртшев, и все снисходительно и доброжелтельно чоклись с ним.

Возвртившись в номер, дядя зявил Кртшеву, когд тот приступил к денежному вопросу:

– Ни копейки от тебя нзд не возьму. Теперь у меня деньги есть, и выднные тебе две тысячи – кпля для меня в море теперь. Может быть, придет другое время, тогд ты будешь уже н ногх, не мне, тк детям моим: жизнь – колесо, – что сегодня внизу – звтр нверху, и ноборот.

– Ну, дядя! Те деньги, которые я истртил, ну, уже тк и быть…

– Д что ты, ей-богу! С кем ты торгуешься? Мне мть твоя не сестр, что ли? Не одн грудь нс кормил? Не одн мы семья и до сих пор? Мы никогд в жизни с твоей ммой не поссорились. Нтшу мне кто посвтл? Был первя и по крсоте и по богтству невест. И если бы не мм, я мог бы жениться? Мм твоя ткой министр, ккого не было еще и не будет. Будешь еще ты торговться со мной. Сдись лучше и пиши мме письмо…

– Нет, я уж звтр.

– И думть нечего! Не дм спть, пок не нпишешь! Знем мы вше звтр. Вот головой тебе отвечю, что з все лето это будет первое и последнее письмо… Сдись, сдись…

Кртшев нехотя сел:

– Все мысли в рзброде. Диктуйте мне…

– Пиши, голубчик, – ответил дядя, уклдывя что-то в чемодн, – пиши: «Дорогя мм, дожив до двдцти пяти лет, я, слв богу, нучился писть под диктовку, лет в сорок нучусь и см писть письм…»

Дядя диктовл совершенно серьезно, Кртшев смеялся.

– Ну, пиши же, сердце. Ты думешь, ей не будет рдость, что ты опять инженер? Охо-хо, ккя рдость. Только молчл он, уж видел я, ккие кошки скребли ее…

Кртшев нконец вдохновился и зсел з письмо.

Дядя успел зснуть и опять проснулся.

– О, дурный! То не уговоришь, то не оторвешь! Дв чс, в четыре вствть. Бросй писть, спи!

– Кончю.

XI

В четыре чс утр дядя рзбудил Кртшев.

Н этот рз Кртшев вскочил кк встрепнный и быстро оделся.

Он долго выбирл из костюмов, во что ему одеться, и ндел лкировнные ботинки, щегольскую, вроде гусрской, куртку, форменную шпку и золотое пенсне.

Дядя его, с черепховым пенсне н конце нос, внимтельно осмотрел племянник.

– Ну, господи блгослови тебя н новый и дй бог, чтобы был слвный путь.

Дядя торжественно, по-рхиерейски, блгословлял племянник и усовещевл:

– Не топырься, не топырься! Все мы, голубчик мой, нчинли с отрицнья бог, кончли, кк и ты в свое время кончишь, что без божьего блгословенья ни от одного дел не будет толку.

Ровно в пять Кртшев был н площди перед гостиницей.

Солнце, яркое и уже рскленное, стояло нд горизонтом. День обещл быть знойным. Но пок еще чувствовлсь прохлд, и обильня рос еще сверкл н трве и деревьях, окружвших площдь.

У ворот гостиницы стоял дядя и нблюдл.

Худой инженер с черными огненными глзми уже был тм. Он был еще мрчнее вчершнего, быстро пожл руку Кртшев и, мхнув куд-то в сторону, буркнул:

– Познкомьтесь.

Кртшев повернулся к группе рбочих человек в двдцть, с которыми о чем-то энергично переговривлся мленького рост господин с шляпой-пнмой н голове, сдвинутой н зтылок.

Господин повернулся, и Кртшев увидел темное молдвнское лицо с мленькими луквыми и веселыми глзенкми.

– Б! – добродушно и пренебрежительно сделл жест в воздухе господин в шляпе-пнме. – Кртшев? Ну, здрвствуйте.

– Знкомые? – спросил стрший.

Мленький опять сделл пренебрежительный жест.

– До шестого клсс в гимнзии сидели рядом, пок меня не выгнли з то, что скзл учителю лтинского язык, что его предмет яйц выеденного не стоит.

– А вы… Сикорский… – змялся Кртшев. – Кк же попли н нше инженерное дело?

Сикорский иронически усмехнулся и рзвел рукми.

– Вот, кк видите… извините, пожлуйст, тоже инженер, хотя и не призннный Россией, Турцией, Николем Черногорским, Абиссинией и прочее и прочее. Кончил в Генте.

– Двно?

– Д вот уж дв год.

– И н прктике уже были?

– Н постройке двух дорог уже нчльником дистнции успел быть.

– Знчит, вы совершенно опытный инженер, – обрдовлся Кртшев, – и меня выучите?

– А вы конечно, – ни пп, ни мм, ни бе, ни ме, ни ку-ку-ре-ку, кк, бывло, по-лтыни? Не конфузьтесь – имел честь достточно познкомиться и с вшими дипломировнными инженерми, и с вшими студентми. Господи, что это з лодыри, что з оболтусы! Прямо совестно, хуже всяких юнкеров. В девять чсов он глз продирет только, все в тких же лкировнных спожкх, пенсне…

Сикорский рссмеялся мелким, змирющим смехом.

– Кк они идут, бывло, получть жловнье, я всегд их спршивю: «Слушйте, вм не совестно?» Ай-й-й…

Сикорский рздрженно покчл головой.

Стрший инженер, нклонив голову, неопределенно слушл. Он сделл нетерпеливое движение.

– Ну что ж не несут плны?!

И, быстро повернувшись в сторону Сикорского, угрюмо бросив: «Я см пойду», решительно зшгл в гостиницу.

– Слушйте, – говорил Сикорский Кртшеву, – зчем вы тким шутом нрядились? Может быть, для прогулок с дмми это и очень подходит, д и то не в ткую жру, но кк же вы будете по болотм шляться в вших ботинкх? По вшему костюму очевидно, вы никкого предствления не имеете о том, что вс ждет?

– К сожлению, д.

Одетый в легкую чесунчевую пру, в прусиновых спогх, Сикорский покчл головой и вздохнул:

– Боже мой, боже мой! Что только делется в этом госудрстве! До двдцти пяти лет людей, кк млолетних, вымривют, преврщют их в кких-то институток, куколок и выпускют… вот…

Сикорский возмущенно хлопнул себя по бедрм рукми.

– И что ж? – продолжл он. – Их ждет голодня смерть? Нет! Их ждет крьер. Будете, будете и глвным инженером и министром… Тврь! Гдость!

Кртшев коробил тон Сикорского, но нд этим господствовло сознние, что Сикорский в срвнении с ним неудчник, что диплом инострнного инженер никогд его дльше нчльник дистнции и не пустит и что он был бы только комичен среди нстоящих инженеров со всеми своими претензиями.

Еще более было стрнно видеть Сикорского в этой новой роли обличителя, что воспоминния о нем из гимнзии не вязлись с этим.

Кртшев помнил Сикорского, когд во втором клссе его однжды привел ндзиртель во время перемены и оствил его в клссе.

Все ученики обступили мленького, черного, кк жук, мльчик, с мленькими нсмешливыми, вызывющими глзенкми, смотрящими лукво из-под полуопущенных век.

Он стоял у окн, окруженный толпой учеников. И эт толп и новичок смотрели друг н друг, не зня, что предпринять дльше.

И вдруг новичок быстрым движением поймл муху н стекле окн и, сунув ее в свой рот, сжевл и проглотил ее.

– Фу!

– Гдость!!

– Тврь! – зкричли все, отплевывясь, корчсь и вертясь.

Тк и остлось это чувство ккой-то брезгливости к нему.

Опять потом выдвинулось в пмяти событие: Сикорский срзу потерял отц и мть. Отц повесили з учстие в убийстве жндрм, мть отрвилсь.

Это было в четвертом клссе. Сикорский с бртом остлись без всяких средств, ему достли уроки, и он этим жил и содержл брт и друг своего стршего брт, тоже ученик, по фмилии Мудрого. Мудрый был очень огрниченный человек, тким же был и брт Сикорского. Об последние были товрищми Тёмы по учению в четвертом прллельном клссе.

Сикорский иронически нзывл Мудрого le plus sage [смый мудрый (фрнц.)] – и брт le plus grand [смый великий (фрнц.)], не стесняясь, ругл их в глз и з глз. Это ироническое отношение ко всему и ко всем было отличительной чертой Сикорского. В товрищеской жизни млдший Сикорский не принимл никкого учстия и не игрл никкой роли. Но однжды в кком-то деле он пострдл, не протестуя против того, что пострдл неспрведливо. Это вызвло к нему симптии и увжение.

Произошло это уже в шестом клссе, когд взпой читлся Писрев, Шелгунов, Зибер, Щпов, Бокль, Милль и все стрлись жить по-новому.

Ко всему этому Сикорский был совершенно рвнодушен. Тем более удивил всех его выходк с учителем лтинского язык, когд он объявил, что принципильно не желет изучть ткую ерунду, кк лтинский язык.

Рекция тогд уже ндвиглсь. Рекционный элемент торопился выслуживться, и Сикорского исключили. Немного рньше, з ккую-то скндльную историю в публичном месте, были исключены стрший его брт и Мудрый.

Все трое срзу кк-то кнули в вечность, и до этой встречи Кртшев ничего не знл о всей их дльнейшей судьбе.

Может быть, при другой обстновке Кртшев и инче отнесся бы к приему Сикорского, но н этот рз было неблгорзумно ссориться с ним.

Ищ соглшения своих действий с своей совестью, Кртшев думл, что ткой предствитель своего ведомств, кк он, Кртшев, не может и служить его укршением.

– Вы только в том отношении не првы, Сикорский, что судите по мне. Я был в исключительных условиях.

И Кртшев рсскзл, кк неудчны были все его попытки попсть н прктику.

– Ну, почему же вы рбочим не пошли? Ведь з грницей всякий студент путей сообщения, технолог, горный, если не зрекомендует себя рбочим, – никкой крьеры сделть не может.

– Я ездил кочегром, – ответил Кртшев.

– Тк почему же вы н постройку не пошли рбочим?

– Почему? – Кртшев не знл. Может быть, потому, что кочегром ему кзлось все-тки менее обидным служить, чем просто рбочим. Кочегрми ездили и технологи-студенты, но рбочими никто не служил еще.

– Слушйте, Сикорский, вы тк ругете инженеров, этот инженер, нш стрший, не обижется?

– Д рзве вы не видите, что это тоже не вш инженер? Стл бы вш в четыре чс вствть? Подождите, вот вы еще увидите своих, что это з ццы…

– Кк его фмилия?

– Семен Всильевич Пхомов – один из крупных дниловских орлов. А кого Днилов орлом нзывет…

Кртшев знл, что Днилов – тот толстый инженер, который вчер нмечл линию н крте.

– Он тоже не нш инженер?

– Нет првил без исключения: вш. Хоть он и говорит при этом: «извините, пожлуйст», и вшей бртии терпеть не может.

Семен Всильевич с кртой в рукх вышел из гостиницы и быстро шел к ним.

Некоторое время он с Сикорским рссмтривл крту, поглядывя в то же время и кругом, зтем потребовл лестницу и полез н крышу гостиницы.

– По крышм дорогу поведем, – зметил один рбочий.

Некоторые из рбочих фыркнули, пожилой рбочий пренебрежительно мхнул рукой, и, сев, достл из мешк хлеб и огурец, и принялся есть. Остльные последовли его примеру. Одни ели, другие сидели, обхвтив рукми колени.

К Кртшеву нерешительно подошел дядя.

– Ну что, кк?

Кртшев рсскзл, что этот другой инженер – его товрищ из гимнзии.

– Ну, и слв богу, – это очень хорошо. Ну, прощй, я тк и передм мме.

Дядя сегодня с поездом уезжл из Бендер.

Уходя, он лукво подмигнул племяннику:

– А тебе н крышу рно еще?

С крыши в это время уже спусклись инженеры; Семен Всильевич быстро, отрывисто крикнул:

– Вешки!

Рбочие быстро поднимлись. Из толпы вышел, подслеповтый н вид, мленький блондин, средних лет, с виду подмстерье, десятник Еремин, кк потом узнл Кртшев, з ним, лениво перевливясь, пухлый гигнт-рбочий Копейк, держвший в рукх охпку тонких белых, с железным нконечником, вешек.

Семен Всильевич нервно и быстро устновил теодолит, еще рз оглянулся кругом и пригнулся к трубе.

Еремин, с двумя вешкми в рукх, лицом к трубе, пятился, пок не рздлсь отрывочня комнд:

– Стой!

По движенью рук Еремин двиглся то впрво, то влево.

– Держи вешку прямо: между ногми и перед носом. Тк! Ствь.

Вешк был воткнут, выровнен. Еремин взял новую вешку у Копейки и пошел вперед. Шгх в сорок он остновился н окрик:

– Стой!

И опять устновил вешку.

Третью вешку уж без комнды устновил Еремин по двум предыдущим и услыхл вдогонку отрывистое:

– Лдно! Кол!

Сикорский подл Пхомову кол.

Пхомов нписл «SW, 13°», Сикорский в это время отвесом определял точку стояния центр инструмент. Инструмент убрли и вместо него збили кол с ндписью, предврительно проверив кол по линии. Били долго, и несколько рз Пхомов пробовл кчть его.

– Ну, нчло сделно. Убирйте по очереди вешки, збивйте вместо них колья и пишите н них нпрвление и нчинйте пикетж. Неси з мной инструмент.

Пхомов, широко шгя, пошел вперед по тому нпрвлению, где уже скрывлся в длинной улице Еремин, Сикорский остлся н месте.

Пхомов повернулся и крикнул:

– Строго нблюдйте, чтобы при пикетже колья с нпрвлением не выдергивлись!

– Ну, с богом! – обртился Сикорский к технику-пикетжисту с нпряженным молодым лицом, усиленно вытирвшему лившийся с него пот.

– Ну, теперь и я, – скзл Сикорский, устнвливя нивелир.

– А я когд? – спросил Кртшев упвшим голосом, видя, что н его долю никкой рботы, по-видимому, не остлось.

– Вы будете рзбивть кривые. Вот вм Кренке, вот цепь, вот гниометр и эккер, вот колья, вот вших пять рбочих.

«Рзбивк кривых, – подумл Кртшев, – кк рз тот вопрос по геодезии, н который он отвечл месяц тому нзд н экзмене».

И тогд он исписл целую доску, говорил и получил пять.

Что он отвечл тогд? Мысли, кк воробьи, рзлетлись во все стороны, и он нпрсно ломл свою пустую голову.

«Ндо успокоиться. Ведь не сейчс же еще рзбивк. Нверно, вспомню. Вспомнил теперь».

По мере того кк они подвиглись вперед, пред глзми Кртшев вствл большя черня экзменционня доск, н которой он видел сделнные им чертежи. Он всегд очень плохо чертил, и н этот рз было не лучше. Пред его глзми и теперь эт черт, долженствоввшя изобржть прямую. Ккя угодно кривя, но только не прямя. А см кривя кким уродом вышл. От ткой кривой поезд и двух сженей не сделл бы. Ндо было бы хоть теперь когд-нибудь позняться чертежми. Конечно, это не вжно… Знть, что чертить, вычертит любой чертежник. Д, это хорошо знл Кртшев, и все его проекты, хотя уством институт это и зпрещлось, вычерчивл ткой чертежник. А теперь совсем вспомнил… Кривя может быть и по кругу и по эллипсу…

– Ккую кривую ндо, по кругу или по эллипсу? – спросил Сикорского Кртшев.

– По кругу.

– Все рвно, знчит, ндо будет определить угол… – Ох, уж эти отсчеты по лимбу; он всегд путлся в них, зимутльный, румбический углы. Особенно эти румбические. А кк же определить ткие оси без логрифмов?

Кртшев обртился к Сикорскому.

– Прежде всего все вши лекции збудьте. Тк, кк в лекциях описно, тк теперь никто нигде и двным-двно не рботет. Вот эт книжонк, которую я вм дл, рзбивки кривых Кренке, слыхли что-нибудь о ней?

Кжется, эт фмилия где-то в примечниях упоминлсь в лекциях. Пред Кртшевым предстло желтовтое от времени, литогрфировнное толстое издние лекций. Он дже помнил, что если это примечние есть, то оно внизу н првой стороне стоит вторым под двумя звездочкми и тут же след рздвленной присохшей мухи.

Он почувствовл дже зпх этих лекций, немного могильный, зтхлый.

– О Кренке есть у нс, но что именно – не помню.

Первя небольшя кривя был у выход из город.

Сикорский подошел к угловой вешке и списл с нее в новую зписную книжку:

угол лево 1° – 9' № 2° R. 200 ty. bis

длин кривой.

– Этот корнетик возьмите себе и зписывйте в него по порядку все углы. Прежде всего, переписвши в корнетик дты вешки, ндо всегд опять проверить зписнное. Зтем ндо сверить румбические углы. Буссоль у вс есть, и поэтому вы можете проверить сми румб. Верно. SW одинндцть грдусов, первя линия был SW триндцть грдусов, следовтельно, дополнение существенного угл будет действительно одинндцть грдусов влево. Теперь по Кренке проверим ty abi-длину. Тк кк тблицы Кренке рссчитны н рдиус в тысячу сженей, то, чтоб получить для рдиус в двести, нужно дту рзделить н тысячу и умножить н двести. Итк, ищем тблицу для одинндцти грдусов. Вот он. От этих пяти столбцов эти три для тнгенс, биссектрисы и длины кривой. Умножить и рзделить.

Умножив, Сикорский вторично проверил умноженное, зметив при этом:

– В ншем инженерном деле умножение без проверки – преступленье. Все тк тесно связно в этом деле одно с другим, что одн ошибк где-нибудь влечет з собой нкопленье ошибок, чсто непопрвимых. Н одной дороге ошибк н сжень в нивелировке н предельном подъеме стоил дв миллион рублей. Инженер несчстный зстрелился, но делу от этого не легче было, и компния рзорилсь.

– Все-тки глупо было стреляться.

Сикорский сделл гримсу.

– Крьер его, кк инженер, во всяком случе, был кончен.

«Черт побери, – подумл Кртшев, – ндо будет ухо держть востро».

А Сикорский продолжл:

– Вы счстливо попли, вы в три месяц пройдете все дело постройки от до зет и сми скоро убедитесь, что все дело нше строительное сводится к тому же простому ремеслу, кк и шитье спог. И вся сил в трех вещх: в трудоспособности, точности и честности. При тких условиях быть честным выгодно: вс хозяин см озолотит.

– Вы много уже зрботли? – спросил Кртшев.

– С двух дорог две премии целиком в бнке – двендцть тысяч рублей. Эту дорогу кончу и уйду в подрядчики. Сперв мелкие, тм видно будет.

– А почему же не будете продолжть службы?

– Потому что згрничным инженерм и теперь ходу нет, чем дльше, тем меньше будет. Вы вот другое дело: тогд не збудьте…

Сикорский иронически снял свою шляпу и встл.

– Ну, теперь прежде всего отобьем.

Когд рзбивк и проверк кривой кончилсь, Сикорский скзл:

– Следующую вы сми при мне рзобьете, дльше я вс брошу, и рботйте сми.

Третья кривя, с которой Кртшев спрвлялся один, был уже з городом, в долине, где линия уходил вдль по отлогим поктостям долины.

Кривя был большя, приходилось рботть в виногрдникх, и, когд он нконец кончил, сзди н него нсели и пикетжист и Сикорский с нивелиром.

– Собственно, время и обедть, – скзл Сикорский.

Выбрли лужйку повыше под деревьями и присели; под одним деревом Сикорский, пикетжист и Кртшев, под следующими деревьями рбочие.

Подъехл подвод, из которой Сикорский, пикетжист и рбочие стли вынимть свои мешки с провизией.

– А вы что? – спросил Кртшев Сикорский.

– Я не сообрзил и ничего не взял, – ответил Кртшев. – Д и есть не хочется: жрко…

– С звтршнего дня дело нлдится, д и сегодня вечером н привле в деревне нм приготовят обед; мой брт – помните того le plus grand – уже поехл вперед, теперь кк-нибудь поделимся чем бог послл. Днем мы всегд будем кк-нибудь есть: некогд, и не тк есть, кк пить хочется, – звтр будет чй, сегодня уж кк-нибудь… Вы не зсиживйтесь; поедим, и уходите вперед, чтобы не здержть нс: верст десять ндо сделть сегодня…

В корзинке Сикорского, в чистых бумжкх, лежли крсивые бутерброды: вестфльскя ветчин, мленькие куриные котлетки, несколько огурцов, редиск, мсло.

– Возьмем по рюмочке, – скзл Сикорский, доствя мленькую бутылку. – Это ркия, эт ветчин из Ргузы, он по несколько лет у них вылеживется. Совершенно особенно приготовляется. Нрвится?

Кртшев выпил и зкусывл ветчиной.

И ркия ему понрвилсь, и ветчин с сильным ромтом и особым вкусом.

– Ее необходимо резть очень тонкими плстми. Чем тоньше, тем вкуснее. Тм, н Адритическом море, плстинки чуть ли не кк кисея тонки и прозрчны.

Кртшев ел с нслждением, усиливвшимся, после утомительной и непривычной еще рботы, прохлдой под деревом, после зноя, от которого плохо предохрнял формення фуржк.

Полузкрыв глз, он ел, ни о чем не думя, смотря н открыввшуюся дль Днестр, н длекие линии н горизонте, сливвшиеся с синевой неб. Тм небо синее было, нд головой ярко-мглистое, рскленное. В сдх, с пригорк, где они сидели, видны были широкие листья виногрд, густо укрывшие кусты, землю; првильными рядми тянулись фруктовые деревья. Между ними клумбы с ягодми: видны были уже крснеющя клубник, кусты крсной смородины, крыжовник.

Хорошо бы, кк в детстве, перелезть чрез низкую огрду и нрвть тйком.

Еще лучше збрться в те бштны, где рсползлись по земле длинные плети огурцов, дынь, рбузов.

А тм з бштнми потянулись поля уже высокой кукурузы. И ко всему прибвлялось рдостное, бьющееся, кк живое, сознние в душе зрботнной еды, зрботнного дня, сознние, что он, Кртшев, получющий теперь дже меньше рбочего, больше не дрмоед и ничего общего не имеет со всей той ордой хищников, с которыми еще вчер, кзлось, связл его роковым обрзом судьб.

Дже мысль о том, что он ничего не знет, больше не смущл его.

Теперь его незнние обнружено. Теперь учиться, учиться и учиться. Учиться у рбочего, десятник, техник, у Сикорского. Кртшеву кзлось, что точно для него нрочно вся эт дорог здумн и выстроится в три месяц, чтобы успел он прийти и нверстть все недочеты. Всего через три месяц он постигнет свое ремесло, он с првом скжет:

– Я инженер.

А Сикорский подбвлял мсл в огонь, хрктеризуя ему их общую специльность.

– Основное првило в ншем деле: з незннье не бьют, но з скрывнье своего незннья – бьют, убивют и вон гонят с дел. Незнющего нучить не трудно, но негодяй, который говорит – зню, см не знет, губит безвозвртно дело.

Д, д, думл Кртшев, это т логик, которя всегд бессознтельно сидел в нем, подвляемя всегд созннием, что до сих пор это было не тк, что до сих пор, нпротив, шрлтны кк будто и пользовлись успехом в жизни. Тем лучше, и слв богу, что он срзу объявил, что он ничего не знет.

– Нчльств у нс нет, – продолжл Сикорский, – кто плку взял в ншем деле, тот и кпрл. Это знчит, что кто хочет рботть, кто может рботть, тот скоро и стновится хозяином дел, помимо всякой иеррхии служебной.

«Буду, буду хозяином», – нпряженно стучло в голове Кртшев.

– И рядом с этим ндо учиться быть смелым, решительным, нходчивым. У меня был стрик десятник, у которого я учился в первых своих шгх инженер. Он всегд говорил: «Глз робят, руки уже делют…»

Неужели, думл Кртшев, тк случйно выбрння им крьер инженер действительно подойдет ко всему склду его нтуры, души?

– Ну, поели? И ступйте.

Кртшев вскочил свежий и рдостный.

– Я эту проклятую куртку к черту брошу, н эту телегу. – Кртшев снял куртку и жилетку и остлся в одной рубхе.

– Вечером, – скзл Сикорский, – пошлем le plus grand в город з вшими вещми. Звтр ндевйте только пнтлоны, ночную рубху, высокие споги, и пусть вм шляпу с большими полями купят. Д бросьте вы эту блболку.

Сикорский укзл н болтвшееся н груди Кртшев золотое пенсне.

– У вс в гимнзии же было хорошее зрение.

– Оно и теперь хорошее.

Кртшев ощупл свое пенсне и с рзмху бросил его в соседний сд.

– Ну, это уж глупо, – скзл Сикорский.

Кртшев вспомнил, кк однжды в деревне Аделид Борисовн, крснея и смущясь, скзл ему с лсковым упреком: «Зчем вы носите пенсне?»

Может быть, он когд-нибудь рсскжет ей, при кких условиях рсстлся он с своим пенсне.

И ему еще веселее стло н душе. В первый рз он почувствовл, что Аделид может быть его женой.

Что до рбочих Кртшев, то они длеко не были в тком прздничном нстроении, кк хозяин, и, идя з ним, роптли.

– Тк без отдых нчнем мхть, – и споги и ноги скоро обрботем.

– Чтоб вм обидно не было, я сегодня вм от себя прибвлю по двдцть копеек н человек, – скзл Кртшев.

Это произвело хорошее впечтление. Ропот прекртился, и рбочие уже молч шли з Кртшевым.

– Ничего, – скзл с длинной шеей худой молодой рбочий с подслеповтыми глзми, – добежим кк-нибудь до смерти.

Он комично потянул носом, покосился н товрищей и с глуповтой физиономией продолжл:

– З прибвку, конечно, спсибо… Только нш брт, известно, дурк, – ему, что коню, в брюхо бы только что воткнуть.

– Вы же поели?

– Поесть-то поели, выпить вот и збыли.

Веселый смех остльных поддержл рбочего.

– Водки хотите?

– А неужели воды?

Рбочие опять рсхохотлись.

– Ты ему сунь воды, – покзл рбочий н обрюзгшее от водки лицо сосед, – он тебе в морду, пожлуй.

Рбочие совсем рзвеселились.

– Д где же здесь достть водку? – спросил Кртшев.

– Э-во! – ответил прень. – Только доствлки были бы, то в один миг…

– Ты, что ли, пойдешь? – спросил Кртшев.

– А неужто, – покзл прень н опившегося, – его посылть? Туд-то он мхом, нзд рком. Лучше я пойду.

– Тебя кк звть?

– Тимофей, что ли…

Тимофей взял деньги и, пок приступл Кртшев к рзбивке, уже возвртился с водкой.

Другой рбочий позботился и об зкуске, збежв по дороге в бштны и сорвв несколько огурцов.

– Вот что, ребят, – скзл Тимофей, – присесть ндо.

И, обрщясь к Кртшеву, скзл:

– Ты пять минут нм дй сроку, потом мы тебе н рысях отзвоним тебе, – и тнцс твоего, и бисестриц…

Кртшев сильный соблзн рзбирл при виде огурцов, только что, д еще воровски, сорвнных с бштн. Всегд в детстве ткие огурцы кзлись ему особенно вкусными. Он не утерпел и, поборов смущение, нерешительно скзл:

– Может быть, есть лишний у вс огурец?

– О?! – рдостно ответил Тимофей. – Бери сколько хочешь, – у нс клдовя во ккя.

Тимофей мхнул рукой н всю дль бштнов.

Ншелся и нож, и соль, и темный пшеничный хлеб с особым ромтом.

Присев под дерево, Кртшев рзрезл огурец, посолил его, потер обе половинки и стл есть его с хлебом.

– Ну-к, лети еще з огурчикми, – скомндовл Тимофей одному рбочему.

Выпив, рбочие зедли огурцми без соли и хлебом. Челюсти их медленно, кк рботу, жевли пищу.

– Еще один, еще дв, – поднес Тимофей Кртшеву в подоле рубхи огурцы.

Рбочие выбирли уже желтевшие огурцы, Кртшеву хотелось зеленых.

– Я см себе выберу, – не утерпел Кртшев и пошел см н бштны.

– Го-го! – пустил ему вдогонку Тимофей, – из нших, видно, тоже…

Кк рз когд нклонился к огурцм Кртшев и стл рыться в зеленой листве их, из-под которой сверкли желтые цветы, из шлш вышел сторож с ружьем и медленно пошел к Кртшеву.

Кртшев сорвл три огурц и ждл сторож.

Рбочие с любопытством следили з рзвязкой.

Когд сторож подошел, Кртшев скзл:

– Вот мои рбочие и я сорвли десятк дв огурцов. Рубля довольно з них?

– Я не хозяин, – ответил флегмтично хохол-сторож, уже стрик.

– Ну, – скзл Кртшев, протягивя ему рубль, – что следует хозяину отдй, остльное себе возьми.

– Хм… – скзл хохол, – хиб вин сдчу мне дсть? Отбере усе…

Тогд Кртшев достл мелочь и скзл:

– Вот двдцть копеек отдй хозяину, вот эти восемьдесят себе возьми.

– А з що?

– Д тк просто…

– Хм…

Хохол еще подумл и, решительно отдвя деньг, скзл:

– Ни, не возьму.

– А водки хочешь?

– Хиб есть?

– Пойдем.

Хохол пошел з Кртшевым, и рбочие угостили его водкой.

– Н, диду, – скзл Тимофей.

Перед тем кк выпить, хохол снял шляпу, перекрестился, лицо его сделлось лсковое, умильное, и, почтительно кивнув Кртшеву, скзл:

– Ну, дй же ты, боже, що нм гоже, що не гоже…

Хохол беспечно мхнул рукой.

– Того не дй, боже…

Он выпил, крякнул и, взяв огурец, подсел к рбочим.

– Стрый, дид? – спросил Кртшев, принимясь з новый огурец.

– Стрый, – мотнул головой дед.

– Сколько лет? Годыв скольки?

– Не зню… Помню ще Ектерину. В косх ходили солдты, ще мукой посыпли их. А вшей, вшей в них, – не доведи, боже… Гйдмшку ще помню…

– См, чй, гйдмкой был, – подскзл Тимофей.

– Ни, чумковл… Пр волов, воз соли дв крбовнц стоил, теперь и з полтыщи не ухвтишь.

– Ну, дид, еще горилки.

Дид опять встл, перекрестился, покивл н все стороны и, выпив, крякнул.

– Добр…

– Еще остлось… Кому отдть? Пьянице, – решил Тимофей и передл рбочему с одутловтым лицом.

Рбочие вствли; Кртшев, съев третий огурец, тоже поднимлся.

– Ну, дид, – скзл Тимофей, – иди спть теперь, мы тоже уйдем: никто больше крсть у тебя не стнет.

– А що хоть и возьме кто? Всем у бог хвтит. Только вот хлопоты мне с этим, – покзл дид н двугривенный, – куд его сховть?

Кртшев опять предложил ему деньги.

– Ну! – брезгливо мхнул дид рукой и побрел к своему шлшу.

– Ну, ребят, смотри только кк бок отбивть! – весело комндовл Тимофей.

Кривя был быстро рзбит. Последнюю кривую, когд уже солнце длинными лучми скользило по долине, Кртшев рзбивл н глзх у Пхомов, нгнв его.

Пикетжист и Сикорский остлись длеко позди и не были видны.

Пхомов, кончив рботу, стл и молч, сдвинув брови, смотрел, кк н рысях комнд Кртшев, совершенно приспособившяся, вел свою рботу.

Кртшев боялся только, кк бы рбочие не нчли при Пхомове свою болтовню и не выдли бы его, Кртшев, нчльственную слбость. Но смый строгий глз не зметил бы млейшей непочтительности или чего-нибудь ткого в обрщении, что нпомнило бы, что он, Кртшев, вместе с этими смыми рбочими воровл сегодня огурцы с огородов.

Когд рзбивк был кончен, Пхомов подошел ближе и внимтельно, с видом знток, смотрел н колья, обознчвшие кривую. Местность был открытя, пологя, крсивя кривя ясно обознчлсь кольями, и Кртшев, зтив дыхние, следил з Пхомовым.

Он, очевидно, остлся доволен, но ничего не скзл и только, сильнее сдвинув брови, буркнул:

– Н сегодня довольно. Идем в эту деревню.

Пхомов с Кртшевым пошли вперед, рбочие, знчительно отств, смешвшись с рбочими Пхомов, шли веселой гурьбой.

Нпрсно ждл Кртшев, что Пхомов хоть одним словом обмолвится… Тк молч и дошли они до просторной молдвнской избы, чисто, опрятно выбеленной белой глиной.

Н пороге избы уже стоял, выжидя, брт Сикорского и, согнувшись, почтительно пожл руку Пхомов.

– Все в порядке? – сухо спросил Пхомов.

– Все, Семен Всильевич, – лсково, с особым тоном почтительной фмильярности своего человек, ответил Сикорский.

– Ну, вот познкомьтесь, – буркнул Пхомов.

Сперв Сикорский вжно было протянул руку Кртшеву, но зтем весело и с увжением в голосе крикнул:

– Кого я вижу? Один из столпов ншей революции в гимнзии. Ведь, Семен Всильевич, – он, Корнев и Рыльский были нши смые первые глври, бунтри. Писрев, Шелгунов…

– Вот кк, – ответил односложно Пхомов, усживясь н широкую деревянную скмью и скользнув с любопытством по Кртшеву.

– Д кк же? Нши светил…

– Ну, вот, – смущенно отвечл Кртшев, и польщенный и с тревогой думвший, кк посмотрит Пхомов н то, что он когд-то был бунтрем.

Изб был просторня, прохлдня, с чисто вымзнным глиняным полом, с сильным и приятным зпхом всильков. Посреди избы уже стоял нкрытый стол, н нем трелки, деревянные ложки, водк, вино, рзные зкуски.

– Не взыщите, кк умел, – говорил Сикорский.

Н что Пхомов только сильнее сдвинул брови, и Кртшев, внимтельно нблюдя его, не знл, что это знчило: доволен он или нет?

Когд пришли млдший Сикорский и пикетжист, сели ужинть.

Млдший Сикорский, войдя, сделл презрительную гримсу и жест в воздухе.

– Семен Всильевич, – скзл он, – вы бы его дубиной, – укзл он н брт. – Что он тут з рзврт рзвел? Зкуски, нчоусы. Тврь!

Стрший Сикорский, только рстерянно оглядывясь н всех и мигя мленькими глзми, повторял:

– Ну вот, ну вот…

Пхомов нервно, громко и коротко рссмеялся и опять уже угрюмо скзл:

– Ну, будем есть.

– Я сейчс, – ответил млдший Сикорский.

Он ушел, вымыл лицо и руки, рсчеслся и возвртился к столу, когд уже ели борщ из свежей кпусты, помидор и утки с слом.

Млдший Сикорский сделл еще рз пренебрежительный жест, покзв н зкуски, причем у стршего брт Леонид опять появилось испугнное выржение лиц, и принялся з зкуски. Он ел срдинки, пикули, икру. Ел помногу.

Леонид скзл:

– Ругл меня, один ест зкуски.

– Не пропдть же, – ответил млдший брт.

– А ты лучше суп ешь. Всегд вот тк: зкусок нестся, остльного не ест.

Н второе подли синие бклжны по-гречески.

– Это я буду есть! – скзл млдший Сикорский и, обходя борщ, нложил полную трелку бклжн. – А кйенский перец есть?

– Есть и кйенский, – с гордостью ответил стрший брт. И, обртясь к Пхомову, жлобно скзл: – Вот тк он всегд, Семен Всильевич: ворчит, что много, чего-нибудь не окжется – ругться нчнет. Больше, господ, ничего нет.

– А чй будет? – спросил Пхомов.

– Эй, Никитк, живо смовр! Убирй все тут…

Никитк, проворный и глуповтый прень, быстро стл приготовлять чй.

Стрший Сикорский, нклонившись к Кртшеву, в это время громким шепотом говорил:

– Н все руки прень… Рздобудет хоть черт из д.

– И девиц? – иронически бросил млдший брт.

– Ну д, кому они нужны, – зсмеялся, крснея, стрший брт и, впдя опять в блгодушный тон, весело прибвил: – Нписл зписку ко мне и подписл: «Вш всенижйший рб Никитк – кк собк преднный».

– А ты и рд? Тебе бы поручить, – снов рбство звел бы.

– Вовсе не звел бы, но приятно встретить преднного человек.

– Э, дурк! Ну с чего он будет тебе предн?

И столько было презрения в тоне млдшего Сикорского, что тот опять покрснел, змигл усиленно глзкми и уныло змолчл.

Кртшеву было от всей души жль стршего Сикорского.

– Я чй пить не буду, – скзл млдший Сикорский, – пок светло еще, выверю инструменты. Вм тоже выверить, Семен Всильевич?

– Пожлуйст.

Кртшев пошел з млдшим Сикорским.

– Отчего вы тк к брту резко относитесь?

– Резко! Его бить безостновочно ндо.

– Все-тки он вм брт.

– Ну, это мне стрнно слышть от вс, Кртшев; сколько помню, в вшем кружке в гимнзии рсценк слову «брт» был сделн. Что ткое брт? Хороший честный человек – брт, прохвост, хоть и брт, – прохвост. Для меня нет ни брт, ни родных. Когд после смерти родителей мы с ним остлись, мне было четырндцть лет. Вся эт сволочь-родня нм грош ломного не дл. Своими рукми и себя и этого оболтус кормил. А что он мне стоил з грницей!

– Он тоже был тм?

– Куд ж я его дену?

– И тоже инженер?

Сикорский помолчл и с презрением бросил:

– Тоже!

Еще помолчл, знявшись устновкой нивелир, и потом продолжл:

– З грницей рядом с нстоящим ттесттом выдют ттестты хоть ослм. Вот ткой и у моего бртц.

– Отчего же он у вс не н деле, по ккой-то провинтской чсти?

– Ему нельзя никкого дел, кроме этого, поручить: он тк нврет, тк все перепутет, что до чумы доведет. Я никогд бы не взял н себя ответственность поручить ему ккое бы то ни было дело. И это дело не я ему поручил; я уговривл Семен Всильевич, но он все-тки взял его. И не сомневюсь, что в конце концов выйдут неприятности.

– Ккие?

Сикорский не срзу ответил.

– Воровство, – нехотя скзл он. – Никитк его будет обворовывть, он нс.

Кртшев ушм своим не верил.

– Вы слишком строги.

– Ну, оствьте… Я и вс предупреждю: очень скоро он будет у вс просить взймы. Нет н свете ткого человек, зня которого он не взял бы у него взймы.

Кртшев слушл и в то же время внимтельно смотрел з проверкой, стрясь восстновить в своей пмяти лекции. И опять было что-то не то. В конце концов эти воспоминния только путли его, и, отбросив их, он принялся з усвоение прктических приемов. Кончив проверку, млдший Сикорский позвл брт и, отойдя с ним, долго что-то говорил по-фрнцузски.

Брт опрвдывлся, вынимл свою зписную книжку, вынимл портфель, кошелек.

Кртшев ушел подльше от них, сел н звлинку избы и смотрел н горевшую последними лучми волнистую дль Днестр. Солнце уже исчезло, и только из-з длекой горы, точно снизу, вырывлись лучи, золотистой пылью осыпя верхи холмов. И н темном уже фоне окружвшие холмы кзлись прозрчными, светлыми, повисшими между небом и землей. Тм в небе стояли всех цветов и тонов облк, меняя свои яркие и причудливые обрзы. И кждое мгновение появлялись новые сочетния; они кзлись ткими устновившимися и прочными, в следующие их сменяло уже новое и новое.

Длекий отблеск земли и неб будил в душе ккой-то отблеск чего-то длекого, збытого и нежного. Этот тихий вид догорющей дли, кк музык, лскл и звл. Хотелось тоже лски, хотелось жить, любить, хотелось, чтобы жизнь прошл недром. Сегодня уже несколько рз кслись в рзговорх прошлого Кртшев, когд он был крсным еще. Тким он и остлся в глзх Сикорских и теперь в глзх Пхомов. И ему кк-то не хотелось рзубеждть их в этом. Д рзве и был ткя большя рзниц между ним прежним и теперешним? Ведь не против сущности, только против достижения цели, против мльчишеских приемов восствл он. Но тм, где-то в глубине души, он чувствовл, что это уже новый компромисс, н котором трудно ему будет удержться, что рно или поздно, ндо будет стть определенно н ту или другую сторону. Ну что ж, он и стнет тм, куд его увлечет жизнь. Он вовсе не из тех предубежденных людей, которые, рз скзв что-нибудь, тк и будут стоять н этом до конц жизни. Никких предубеждений! С открытыми глзми идти смотреть и искть истину.

А если тк ствится вопрос, подумл вдруг Кртшев, то, пожлуй, истин тм, где был, когд он был в гимнзии. Тем лучше!

Кртшеву стло весело и светло н душе. Он вдруг вспомнил Яшку, Грську, Кольку, Конон, Петр. Опять все они, и сегодняшний Тимофей, и все его рбочие сегодняшние, были близки ему, тк близки, кк когд-то в детстве Яшк, Грськ, Кольк. К нему подошел Тимофей и, нклонившись, дружески скзл:

– Рбочим ндо бы дть, что обещно.

– Конечно, конечно, – зторопился Кртшев и полез в крмн.

– А вместо Сидор, этого пьяницы, лучше бы нм взять Копейку.

– Неловко.

– Что неловко? Вы у Еремин попросите – он соглсится.

– Почему не Сидор?

– Спивть нс будет; он только об водке и думет. Все ндеется, что рбот лучше пойдет с водкой, нлкется и опять не может. Днем не ндо пить. Лучше же вечером, с усттку. А днем лучше чйком бы их побловть. Вот если б чйник нм добиться! Д еще подводу нм ндо рздобыть: у всех есть, только у нс нет.

– Чйник будет, – ответил Кртшев.

Стрший Сикорский, окончив скучный рзговор с бртом, собирлся с Никиткой в город. Кртшев поручил ему привезти кое-ккие вещи из его чемодн, широкую шляпу, купить высокие споги.

– Хотите мои? – предложил Леонид.

– Не берите, – брезгливо скзл Влерьян, – гдость ккя, лкировнные, кк у лкея, и для болот совершенно не годятся. Вот ккие споги ндо! – Сикорский протянул ногу, покзл некрсивые из толстой кожи споги.

– Хорошо, я вм ткие куплю, – покорно соглсился Леонид.

Кртшев поручил купить большой чйник, метллических кружек шесть штук, чю, схру.

– Чй, схр – общие.

– Мне еще нужно для рбочих.

– Это уж лишнее, – зметил сухо Сикорский.

– По-моему, тоже, – вторитетно поддержл Леонид.

– Мне ндо н рысях все время рботть, чтоб не здерживть вс, – опрвдывлся Кртшев.

– Только, по крйней мере, не делйте н виду, чтоб остльных рбочих не взблмутить.

В избе стло темно, и зжгли свечи.

Пхомов стл вычерчивть плн, Сикорский подсчитывть нивелировочный корнетик. Пикетжист диктовл Пхомову, Кртшев сверял свой корнетик с нносимой н плн линией.

В десять чсов Пхомов кончил и решительно скзл:

– Теперь спть!

– Сейчс и я кончю, Семен Всильевич, – ответил млдший Сикорский.

– Жребий, кто где будет спть! – скзл Пхомов.

Попробовли было протестовть, но Пхомов нстоял. Кртшеву достлось н полу, н свеженкошенной трве, зкрытой рядном. Подушк его был в городе, и вместо подушки было взбито побольше трвы.

Кртшев лег, свечи потушили, и он срзу утонул в ромте своей постели, во мрке вечер, смотревшего в открытые окн. Тм н небе не остлось уже ни одной тучки, и, синее, нпряженное, усыпнное большими яркими звездми, оно смотрело в мленькие окн избы и звло к себе н волю, чтобы рсскзывть ккие-то неведомые, душу зхвтывющие скзки.

«Д, жизнь – скзк, – думл, уклдывясь, Кртшев, – и только тот, кто верит в эту скзку, – у того и будут силы, и ковер-смолет, и волшебня плочк; и моя жизнь скзк: я уже умирл и опять живу, и опять инженер, и вижу, что это моя дорог, и я н ней уже!» Мысли его кк ножом обрезло, кк только голов плотно прилегл к изголовью, и он зснул крепко, без снов, ровно до четырех чсов утр, когд резкий пронзительный свист нд ухом зствил его вскочить.

Н скмейке, смеясь, сидел Пхомов со свистком в рукх. А н столе уже стоял кипевший смовр, сткны, мсло, свежий хлеб, брынз, сыр, колбс.

– Скорей, скорей!.. – торопил Пхомов.

Когд кончили чй, подъехл и Леонид Сикорский. Он был рстрепнный, мленькие глз крсные и воспленные.

– Хорош! – бросил пренебрежительно брт.

– Д, хорош, – тебя бы послть! – жлобно огрызлся стрший брт.

Никитк в торопливой выгрузке привезенного стрлся скрыть себя.

Кртшев получил шляпу и споги.

– Вши остльные вещи, – скзл Леонид Кртшеву, – я сложил в номере глвного инженер. Он см предложил; чего же вм плтить дром з свой номер.

– Отлично! Очень вм блгодрен.

– Хотите, сейчс рссчитемся или после?

Кртшев двл Сикорскому сто рублей.

– Конечно, после.

Уходя н рботы, Пхомов скзл стршему Сикорскому:

– Обедем в Киркештх.

– Слушюсь, Семен Всильевич, я сейчс же прямо туд и поеду со своим скрбом.

И, нклонившись к уху Кртшев, стрший Сикорский шепнул:

– Ни одной минуты не спл ночью!

Тимофей хозяйничл энергично: вещи рбочих, чйники, чшки, схр, чй, кое-ккя ед, небольшой бгж Кртшев, колья – все это было уложено н подводу, и не было еще пяти чсов, когд потянулись из деревни пртии с рбочими. Впереди широкими шгми выступл Пхомов рядом с Кртшевым.

– Ндо в четыре чс н рботе стоять, – бросил Пхомов Кртшеву, – период изыскний обыкновенно три-четыре летних месяц. Это период летних рбот крестьянин, и если он, при своей плохой еде, может выдерживть шестндцтичсовую рботу, то, конечно, можем и мы.

Это был первя речь Пхомов, обрщення к Кртшеву, и Кртшев ответил:

– Конечно.

Пройдя с версту з деревню, Пхомов остновился н линии, рзвернул крту и зговорил громко:

– Эту прямую можно было бы продолжить еще версты три, но я боюсь, что этот згиб реки зствит нс тогд сделть довольно большой входящий угол, тк кк всякий входящий удлиняет, то чем меньше он будет, тем лучше. Если здесь сделть что-нибудь около десяти грдусов, то прямя получится верст в семь, если, конечно, крт верн.

– Вы кк нходите, крт вообще верн?

– Для двухверстной – д. Есть и одноверстные, но не успели достть. Попробуйте устновить и снять угол.

Кртшев вспыхнул от удовольствия, покрснел, кк рк, ему срзу сделлось жрко. Он, кк реликвию, слегк дрожщими рукми принял от Пхомов мленький теодолит.

– Поверку сделть? – спросил он.

– Сикорский вчер сделл. Пожлуй, сделйте.

Кртшев быстро проделл усвоенное вчер.

Когд инструмент был устновлен и сведены лимбы, Пхомов покзл ему рукой нпрвление.

– Держите вот н то деревцо, немного првее, чтоб не рубить его.

Кртшев повернул трубу. Еремин вешил впереди вешкми. Подржя мнерм и тону Пхомов, Кртшев, с тким же, кк у Пхомов, угрюмым и сосредоточенным лицом, бросл: «Прво… лево… Между ногми и перед носом…»

Он тк вошел в роль, что, кк и Пхомов, когд Еремин по трем вешкм пошел уже смостоятельно, полез в крмн пиджк з плтком. Но он был только в ночной рубхе, подштнникх, потому из этого движения ничего и не вышло, и Кртшев смущенно, но тк же угрюмо, буркнул:

– Кол! – и стл писть н нем угол, румбы, рдиус.

– Ккой рдиус, Семен Всильевич?

Пхомов сдвинул брови и угрюмо зговорил:

– Идел – прямя. Всякий угол, всякий рдиус уже зло, и чем больше он будет, чем ближе будет подходить к иделу прямой – тем лучше. Поэтому если местность позволяет, то чем больше рдиус, тем лучше. Возьмите тысячу сжен: всегд ндо приблизительно н глз, в уме, отбить биссектрису, прикинуть длину тнгенс, и кривя уже обрисуется, и вм тогд видно будет, встречются ли н местности ккие-нибудь препятствия.

Когд угол был снят, Пхомов бросил, уходя:

– Спрвитесь, догоняйте!

Кртшев догнл н третьей версте Пхомов.

– Вот вм бинокль, – скзл Пхомов, – и следите з линией.

Иногд Пхомов брл бинокль у Кртшев и проверял. Тк кк вешек было огрниченное количество, то по мере удления стрые вешки снимлись и вместо них через одну збивлся кол с нпрвлением. З этой рботой Пхомов очень внимтельно нблюдл.

– Вследствие несоблюдения этого сплошь и рядом в постройке вместо прямой получются ломные линии. Тк сломли н Фстовской прекрсную пятндцтиверстную прямую. И ндо, чтоб эти колья зколчивлись тк, чтоб их потом выдернуть нельзя было. Ндо постоянно смому пробовть.

Кк Пхомов скзл, тк и вышло: прямя получилсь в семь верст.

После нескольких объяснений н крте Кртшев под руководством Пхомов сделл новый угол. Было уже одинндцть чсов утр.

– Ну, здесь тоже опять что-нибудь вроде семи верст будет. До вечер не дойдем. Рзбейте кривую и ведите сколько успеете дльше линию, я поеду в город и вечером приеду прямо уже в Киркешты. Крту себе возьмите. Вм ничего в городе не ндо?

– Нет, блгодрю вс.

Пхомов сел в прный экипж, все время ехвший невдлеке, кивнул головой и поехл, Кртшев принялся з рзбивку кривой.

Когд экипж скрылся, Еремин, бросив вешить, возвртился к Кртшеву и скзл:

– Кк прикжете? Время обедть.

– Я рзобью еще эту кривую, вы, пожлуй, со своими рбочими сдитесь обедть, рзведите огонь, вскипятите пок воду, пошлите в эту деревню, может быть, можно немного водки купить, не больше кк по сткну н человек.

Рбочие с полуоткрытыми ртми слушли нсторожившись; Еремин угрюмо-недовольно скзл:

– Слушю-с.

– Ну, скорее рзобьем эту кривую! – крикнул Кртшев.

И рбот везде весело зкипел. Двое ереминских рбочих уже бежли в соседнюю деревню. Копейк облмывл сучья сухого дерев, вытщил чйник и побежл з водой.

В то время кк Кртшев незметно входил в роль Пхомов, Тимофей входил в роль Кртшев. Одну половину кривой рзбивл см Кртшев, другую Тимофей и, смотря в щелку эккер, грозно кричл:

– Черт полостый, тебе говорят: впрво. Лдно! Бей!

И новый кол збивлся.

Кривую кончили, брн жрился, чйник кипятился, стоял нготове водк. Под одним деревом сидели все и в ожиднии еды вели непринужденный рзговор.

Тимофей гордился приобретенным влиянием нд Кртшевым и от поры до времени стрлся покзть это перед рбочими. Кртшев выше головы был доволен своей новой ролью и, добродушно щурясь, не мешл Тимофею комндовть.

Когд уже все устроилось и предлогов комндовть больше никких не было, Кртшев спросил полулежвшего Тимофея:

– Ты см откуд, Тимофей?

– Я издлек… из-з Волги…

– Мест тм у вс привольные.

– Было, д сплыло, – сплюнул Тимофей. – Земли – оно много и сейчс, д з чужими рукми, нш брт, мужик, не хуже кк в кменном мешке бьется н своем сиротском нделе.

– А земля в чьих рукх?

– У господ, у купцов, удельня, кзення… А порядки везде ткие, что стло хуже неволи. А особенно у купцов. Они цену тебе нзнчили пятндцть рублей з десятину и рубль здтку. Пши, сей, жни, молоти дже, только зерно к нему в мбрт. До покров отдл деньги – бери зерно, нет – в покров по бзрной цене хлеб остлся з хозяином. А в покров нет ниже цены, – брки ушли, срзу н полцены хлеб упдет. И выходит тк, что весь хлеб отдл, зверстть его не хвтило. Еще пять – три рубля остется в долгу н мужике. Вексель пиши. Вся рбот, знчит, пропл, семен отдл д еще долгу нкрутил себе н шею. В крепостных были, половин рботы шл н брин – три дня твоих, три дня моих, прздник ничей, тут все твои и с прздником, д с семенми, д с долгом еще: отрбтывй зимой по рублю з месяц… Тк слдко, что некуд больше…

– У вс, – степенно зговорил Копейк, – хотя по пятндцти рублей д мер сотення, у нс сороковк по тридцти.

– А ты откуд?

– Из Елисветгрдского уезд, сел Блгодтной.

«Дяди Хорвт?» – подумл Кртшев.

– Хорвт?

– Его смого. А з все штрф: всю кровь пьют. А уж этот прикзчик у него, Конон…

– Конон Львович?

– Он смый! Ткого спид см черт у цицки своей выкормил. Д и пустил н свет н пгубу добрым людям.

Кртшев смущенно слушл. Тот смый Конон Львович, который был и у его мтери. Он вспомнил тогдшнюю историю, когд с Корневым они посккли утром в поле.

И остльные рбочие, кждый из своего угл России, говорили о той же неприглядной кртине жизни простого нрод.

Если бы все это Кртшев читл в ккой-нибудь прогрессивной гзете, он читл бы с предубежденным чувством, что все это подтсовно, сгущено, предвзято.

Тких подозрений здесь не могло быть. Люди эти никких гзет и не читли, и читть не умели, и дже не знли, что где-то кто-то тоже зботится об их интересх.

И ясно было одно, что это действительно сброд обездоленных, несчстных людей, для которых кусок мяс, сткн чю, лсковое слово – уже прздник жизни.

Конечно, не в его, Кртшев, влсти изменить неизбежный тяжелый ход жизни, но в его полной влсти эти несколько дней, н которые судьб свел его с этими людьми, превртить в возможный прздник для них, сделть все, что от него звисит.

Поели брн, достли опять огурцов, выпили водки. Угостили и Кртшев, и он хлебнул. И ткой вкусный и сочный был брн, что всего его съели без осттк, кости побросли увязвшейся собчонке, лохмтой, несчстной, но уже ствшей общей любимицей и получившей кличку «Черногуз» з свой черный зд.

Кртшев хотел было сейчс после еды нчинть, но рбочие попросили чс-дв зснуть.

Тимофей вторитетно посоветовл Кртшеву соглситься.

– Нверстем, – подмигнул он.

Кртшев соглсился и с чсми в рукх сидел под деревом. Потом ему пришло в голову устроить сюрприз рбочим и вскипятить новый чйник. Он нломл новых сучьев, сходил з водою. Чйник успел вскипеть, он см выпил еще сткн чю.

Потом рзбудил рбочих.

Сюрпризом рбочие были очень тронуты, ждно роспили приготовленный чй и нчли энергично собирться н рботу.

Прошли прямую в шесть верст, Кртшев н свой риск сделл еще угол и прошел по новой линии еще три версты.

В Киркешты возвртились они уже в сумерки. Все и Пхомов были уже нлицо. Узнв о положении дел, он только молч кивнул головой.

Дни потянулись з днями в непрерывной нпряженной рботе.

Кртшев все больше входил во вкус этой рботы.

Высокий пикетжист зболел ткими жестокими приступми лихордки, что его пришлось отпрвить нзд.

Кртшев взял н себя и рзбивку кривых, и пикетж, с обещнием не здерживть Сикорского…

Обещние свое он больше чем выполнил. При прежнем пикетжисте не проходили больше восьми верст в день, Кртшев же проходил, в то же время рзбивя и кривые, по двендцти верст в день и мечтл о пятндцти.

Пхомов, ушедший нстолько вперед, что хотел было ночевть с Кртшевым отдельно от Сикорского, теперь передумл, тк кк Кртшев, чуть только приходилось Пхомову менять неудчно взятое нпрвление, уже нседл н него.

Отношения и Пхомов и Сикорского к Кртшеву резко изменились. Он был признн вполне рвнопрвным членом их обществ, его рботоспособность был нстолько вне конкуренции, что в интересх, чтобы рбочие его не рзбежлись, Пхомов см просил его охлдить немного свое рвение.

Кртшев был и поржен и смущен, когд однжды его рбочие в полном состве, с Тимофеем во глве, вечером, после рботы, обртились к Пхомову с жлобой н него, Кртшев.

– Не можем, никк не можем… Один-дв дня вытерпеть н рысях в эткую жру, ведь вторя неделя кончется. Зйцы мы, что ли? Ну что с того, что он водки д брн дет? Гляди, кк мы полегчли: тень остлсь от людей. Опять обувь… Дождь не дождь, гонит, кк н пожр. Словно без ум… Рзве тк можно?! Ноги все опухли, точно язв их ест.

Н другой день Кртшев вошел в дополнительное соглшение с рбочими.

– Ну, двйте сделем тк: урок пусть будет восемь верст, если двендцть выйдет, я вм плчу, кроме водки и еды, двойное жловнье.

Рбочие думли.

– Эк тебя нудит, – рздумчиво зметил один рбочий.

– Господ, ведь еще неделя, – и конец всей рботе: вы же больше зрботете…

– Зрботешь н больницу.

Порешили нконец н том, чтобы не неволить. Кто соглсен – соглсен, не соглсны – рсчет, и нбирй новых.

Большя половин рбочих в тот же вечер рссчитлись. Вместо них поступили молодые прни молдвне из местных жителей.

Это были добродушные, но ленивые, почти не понимвшие русской речи, люди.

Еле-еле прошли восемь верст.

А н другой день молдвне-рбочие и совсем откзлись идти н рботы, птично зявляя:

– Сербтори, нуй лукрли! – что знчит: прздник, нет рботы.

И хотя в святцх 23 июня никкого особого прздник не знчилось, но молдвне ссыллись н церковный звон.

С мленькой деревянной колокольни сел, где ночевли инженеры, действительно неслись и рзливлись в утреннем воздухе ровные мирные звуки церковного колокол.

Сикорский весело рссмеялся и скзл:

– Вот шельм! Это з вчершнее… Ведь здешний нрод первобытный: в полной влсти у своих попов. Слв богу, я см молдвнец и хорошо зню, что это з цц.

Вчер вечером приходил к ним местный священник: молодой, высокий, пухлый, с черными, кк воронье крыло, волосми и оливковым цветом лиц.

Пхомов во все время визит высокомерно и угрюмо молчл, Сикорский с нескрывемым сркзмом выпытывл у бтюшки, сколько он берет з свдьбу, крестины, похороны… Священник хотел щегольнуть и говорил очень высокие цены, Сикорский, возмущясь, докзывл ему, что он грбит нрод.

Священник в конце концов тк рзобиделся, что ушел, едв простившись.

– Отвдили, – пустил ему вдогонку Сикорский при общем смехе.

Дже Пхомов смеялся сухим едким смехом, скля зубы и сверкя глзми.

Теперь, когд звон произвел ткое действие, Сикорский не сомневлся больше, что это месть.

Он пожл плечми, скзв презрительно:

– Ндо идти мириться, – и пошел к церкви.

Звон скоро прекртился, и Сикорский появился вместе со священником, который объяснил рбочим, что это не прздник, зкзня обедня.

Рбочие соглсились идти н рботу, и все двинулись в путь, нпутствуемые добродушными пожелниями священник.

– Кк вы с ним полдили? – спросил Кртшев.

– Кк? Сунул в зубы пятишницу, обещл позвть н молебен и дть ему две телки.

В тот же день произошл и первя встреч с полицией в лице местного стнового. Он подъехл в трнтсе к Кртшеву и спросил, не зня, с кем имеет дело:

– Что з люди?

По внешнему виду было действительно трудно угдть в Кртшеве не только инженер, но дже и интеллигент.

Его ночня рубх и подштнники были тк же грязны, ткого же серого цвет, кк и белье рбочих. Дешевя соломення шляп поломлсь, и поля ее точно изгрыз ккой-нибудь зверь. Н ногх вместо спог, стршно нтерших ноги, двно уже были лпти Тимофея.

– Инженеры, – ответил Кртшев, – изыскния делем.

– Где стрший?

Сикорский в это время подходил уже со своими рбочими, и Кртшев укзл н него.

Н глзх у всех рбочих Сикорский, поговорив немного, вынул двдцть пять рублей и с обычной гримсой презрения дл их стновому.

Стновой взял деньги, пожл руку Сикорскому и уехл.

Кртшев, совершенно порженный, пошел к Сикорскому.

– Вы ему взятку дли?

– Кк видите.

– Ну, если бы он вс з это удрил?

– Он?!

Сикорский рсхохотлся.

– Слушйте, дже стыдно быть тким нивным. Ведь это же полиция!

– Кк же вы ему дли?

– Кк дл? Скзл, что будем строить дорогу, что полиция будет получть от нс, что ему будем плтить по двдцть пять рублей в месяц, з особые происшествия отдельно, и что тк кк он уже тут, то пусть и получит з этот месяц. А он спршивет: «А когд будете брть спрвочные цены, это кк будет считться – особо?» Пришлось рзочровывть его, что спрвочные цены только у военных инженеров д в водяном и шоссейном депртментх.

– Это что еще з спрвочные цены?

– Только по тким, утвержденным полицией, ценм ведомств эти утверждют рсходы. Нпример, пусть доск стоит в действительности пятьдесят копеек, если утвержден спрвочня цен дв рубля, то тк и будет. Цены эти, кжется, утверждются дв рз в год. Вот к этому времени все эти полицейские и собирют днь. Неужели вм никогд не приходилось иметь дело с полицией?

– Нет.

– Ну, будете…

– А меня он, верно, принял з стршего рбочего?

– Д, знете, угдть в вс трудно того фрнтик, который две недели тому нзд явился к нм в золотом пенсне, рсшитой куртке и шпке с кокрдой. Теперь вы жулик, форменный золоторотец.

Кртшев, оглядывя себя, довольно улыблся, Сикорский скзл:

– Ну, идите, идите…

Кртшев чсто стрлся дть себе отчет, что зхвтывло его, точно переродило и неудержимо тянуло к рботе.

Конечно, смолюбие, желние докзть, что и он н что-нибудь годится, было н первом плне; удовлетворенное сознние, что он может рботть, тянуло его дльше – он хотел достигнуть предел того, что он может, предел своих сил.

Его прежняя прктик, езд кочегром, являлсь своего род мсштбом для него.

И, в срвнении с тем мсштбом, ему кзлось, что теперь он очень мло рботет. Ведь, в сущности, все сводится к приятной прогулке по двдцти верст в день.

Могло ли это срвниться с утомительным стоянием без перерыв по тридцть дв чс перед горячим провозом, с перебрсывнием ежедневно трехсот пудов угля из тендер в топку, с рботой н тормозе, утомительным лзньем с тяжелыми резцми в рукх под провоз, с невыносимой борьбой со сном, когд исчезет понятие о дне и ночи, когд вдруг мгновенно сон сковывл его, стоявшего н провозе, и преврщл в окменевшую сттую? А это постоянное нпряжение при нблюдении з испрвностью провоз, эт тряск, ослепляющий блеск топки и жр от этой топки, когд спин мерзнет от холодного ночного ветр, чсто с дождем? И тк постоянно: грязный, мокрый, изможденный до ткой степени, что острые куски черного угля под боком и ткие же под головой кзлись смой мягкой, смой желтельной постелью, – только бы прилечь, и мгновенный, крепкий, кк стль, сон охвтывл тело. Здесь он ни рзу еще не чувствовл того слдостного утомления, когд хотя бы ценой жизни, но берутся несколько мгновений безмятежного отдых.

Он удивлялся жлобм рбочих н непосильный труд и не верил им.

Но и помимо всякого смолюбия и удовлетворения, см рбот увлекл его.

Кртшев объяснял это тем, что, вероятно, нследствення стрсть его предков к охоте переродилсь в нем тоже в своего род охоту: линия – это тот же зверь, которого тоже ндо уметь выследить по рзным приметм, требующим знния, опыт, особого дровния.

Он выследил, нпример, в одном месте этого зверя. Пхомов, доверяясь крте, повел линию инче, но Кртшев все-тки выгдл время, успел сделть изыскние, и его нпрвление было и более выгодное, и более короткое. И, вопреки крте, при этом не окзлось болот, , нпротив, твердые, зсеянные хлебми поля. Вечером Пхомов выслушл Кртшев, н другой день утром, осмотрев его линию, соглсился с ним.

Кончив осмотр, он угрюмо протянул ему руку и скзл:

– Поздрвляю и предскзывю вм в будущем хорошего изысктеля, потому что основное свойство изысктеля – не верить никким вторитетм, отцу и мтери не верить, не верить кртм, своим глзм, черту не верить, ничему не верить, тогд только будет уверенность, что линия выбрн првильно. А в этом все. Т экономия, которую могут дть изыскния, пред экономией смой постройки всегд ничтожн. И хорошие изыскния – это все, это основ всей постройки.

В другой рз Пхомов скзл Кртшеву:

– Я не уверен, что я теперь иду првильно. Сделйте вринт мимо той деревни.

Вринт длиною был около пяти верст, и до приход Сикорского Кртшев, сделв этот вринт, успел и его и линию Пхомов пройти пикетжем, рзбив и все кривые. В этот день он прошел в общем семндцть верст и почувствовл, нконец, то блженное состояние утомления, о котором тк мечтл.

Он дже и есть не мог и, ннеся плн, сейчс же звлился спть.

Что до рбочих, то, несмотря н нгрду по три рубля н человек, все, кроме Тимофея и Копейки, взяли рсчет, хотя и оствлось рботы всего н три, четыре дня.

Единственным слбым местом теперь у Кртшев оствлсь нивелировк. Чтобы подучиться, решено было, что обртно в город он пойдет поверочной нивелировкой, причем один день прорботет с ним Сикорский, зтем он пойдет уже смостоятельно. Тк и поступили. Окончив линию и связвшись с следующей пртией, Пхомов уехл в город, поручив Кртшеву н обртном пути сделть еще несколько мелких вринтов.

Сикорский пробыл с Кртшевым только полдня и, выписв ему репер, тоже уехл.

В рспоряжении Кртшев остлся Еремин, семь рбочих, в том числе Тимофей и Копейк, ткже и стрший Сикорский.

Но стрший Сикорский, с отъездом Пхомов и брт, только рз лично привез провизию Кртшеву.

Держл он себя при этом вжно, читл нотции Кртшеву, что у него много выходит и что, вероятно, Тимофей ворует у него и в конце концов, ссылясь н то, что брт его куд-то теперь комндировн и что у него вышли подотчетные деньги, взял у Кртшев двести рублей. О рньше взятых ст Сикорский не зиклся.

Вместо Сикорского приезжл Никитк и, подржя Сикорскому, тоже изобржл из себя недовольного хозяин. Провизию он привозил все худшую и худшую, и нконец Кртшев, после совещния с Ереминым и Тимофеем, скзл Никитке, чтобы он больше не возил провизии и не ездил к нему.

– Вы рзве ннимли меня? Хозяин вы, что ли, чтоб мне прикзывть? – нхльно спросил Никитк.

– Хозяин!! – зревел Кртшев, и глз его нлились кровью, руки сжлись в кулк.

Никитк не стл испытывть больше его терпенье, вскочил в трнтс и уехл. А Кртшев, придя в себя, был смущен охвтившим его вдруг бешенством, но при воспоминнии об испугнной физиономии Никитки испытывл удовлетворение и думл: «Будет н следующий рз ухо востро держть, д и остльные видели, что лсков и поклдлив я, когд хочу и когд со мной не нхльничют…»

XII

Н восьмой день Кртшев подходил к городу, сделв в среднем по двендцть верст. Рз сделл он семндцть верст, но двдцть две, о чем рсскзывл ему Сикорский, он тк и не мог сделть. Он утешлся, что Сикорский сделл это в степи, беря взгляды по двести сжен в обе стороны, в то время кк при здешней местности не выходило и ст. Д при этом вследствие неопытности приходилось чсто возврщться нзд вследствие несходности отметки с отметкой репер.

При этом он кждый рз мечтл, что нкрыл н этот рз Сикорского. Но проверк опять покзывл, что он опять ошибся. Тк ни рзу и не нкрыл он Сикорского. Теперь, подходя к городу, он рд был этому, потому что знл, что этим обрдует Сикорского.

Уже н рсстоянии тридцти верст от город он видел толпы рбочих, землекопов, рзвозимый мтерил. Топтлись поля, кукуруз, виногрдники. В одном месте через сд тянулсь сквозня просек. Н земле влялись срубленные яблони, груши – с мссой зеленых плодов н них. Сдилось солнце и золотой пылью осыпло деревья, и ослепительные лучи горели между листьями. Где-то мелодично куковл кукушк, и Кртшев нсчитл семндцть лет остющейся еще ему жизни. Это было слишком много, и Кртшеву с ужсом предствилсь его сорокдвухлетняя фигур. Уже тридцть лет кзлись ему ккой-то беспросветной и безндежной стростью.

Безмятежным покоем вечер веяло от сдов и дч, Днестр и неб, с его золотистыми переливми, с его голубыми перлмутровыми облкми. Точно воды протекли и оствили песчный свой след. Но песок был яркий, блестящий, с переливми всех цветов. И только тм, под солнцем, вплоть до горизонт был однообрзный нежно-золотистый тон.

Из ккого-то густого сд и домик в нем Кртшев окликнул голос млдшего Сикорского, и см он покзлся н улице.

– Ну, здрвствуйте, сошлось?

– Совершенно сошлось! – рдостно говорил Кртшев, горячо пожимя руку Сикорского. – Несколько рз думл было вс нкрыть, но тк и не выгорело.

Сикорский весело смеялся.

– Ну, довольно. Здесь уж строят, и тридцть верст отсюд уже был вторя нивелировк. Идем к нм, я вс познкомлю с сестрой и зятем.

Кртшев оглянулся н свой костюм. Првд, он уже третий день одевл пнтлоны, сегодня ндел и куртку, но и куртк и пнтлоны изобржли из себя теперь только грязные лохмотья, д при этом изгрызення, поломння шляп, истоптнные, с перекошенными н сторону высокими кблукми споги, которые он ндел, тк кк в лптях ходить по городу и совсем было неудобно. Н мягких полях эти свороченные н сторону кблуки еще не тк двли себя чувствовть, но н твердой мостовой он при кждом движении чувствовл и боль и неудобство ходьбы.

– Ну, пустяки, – скзл Сикорский. – Моя сестр привыкл к рзным фигурм.

– Ну, тогд постойте, – скзл Кртшев и, присев н мостовую, вытянув ногу, скзл рбочему с топором: – Руби кблуки!

Когд кблуки были отрублены, Кртшев, првд, чувствовл себя в кких-то широчйших бшмкх, но зто не испытывл больше ни боли, ни неудобств.

Зтем он рссчитл рбочих, оствив только Тимофея и Копейку, и с Ереминым, подводой и инструментми отпрвил их в гостиницу.

– Мне, прво, совестно, – покончив, обртился Кртшев опять к Сикорскому.

– Д, идите, идите!

– Вы понимете, блгодря этой дыре, – он покзл н одну половину своих штнов, – я могу покзывться только боком.

– Ну и отлично.

Они вошли в мленькую клитку и очутились в густом сду, дорожкой прошли к террсе дом и взошли н террсу.

Посреди террсы стоял стол, покрытый белоснежной сктертью. Н ней стоял вычищенный, сверквший медью, кипевший смовр. Посуд, мсленк с мслом и льдом, сткны и чшки – все было безукоризненной чистоты. Тк же светло и чисто одет был Сикорский, его зять, нчинвший полнеть блондин, его сестр, молодя, похожя н брт, несмотря н ндменное выржение, все-тки с симптичным, привлектельным лицом.

– Ну вот, знкомьтесь, – бросил пренебрежительно Сикорский.

– Петр Мтвеевич Петров, – поздоровлся блондин. – Прошу любить и жловть.

– Тебя полюбишь, – скзл Сикорский.

– Молчи, – ответил Петр Мтвеевич.

Кртшев боком пробрлся к сестре Сикорского и пожл тк протянутую из-з смовр руку, точно протягиввшя не совсем был уверен, что ндо это сделть.

– Ты попроси его повернуться, – предложил ей брт.

Петров уже видел дефект Кртшев и рсктисто смеялся, его жен улыблсь и кзлсь еще симптичнее.

– Не обрщйте н них внимния, – зговорил он крсивым музыкльным голосом, – и сдитесь. Чю хотите?

Кртшев поспешно сел н стул, вдвинул его кк можно глубже под стол и, пригнувшись, ответил:

– С большим удовольствием.

– Петя, – обртился Сикорский к зятю, – ндо тебе было видеть этого господин месяц тому нзд, кким фрнтиком он выступил отсюд.

Он обртился к Кртшеву:

– Идите сюд к зерклу. Посмотрите н себя. Волосы одни чего стоят, сзди уже в косичку звивть можно: в дьячки хоть сейчс идите…

Но Кртшев только головой покчл.

– К зерклу не могу идти.

Он молч покзл н свой рзорвнный бок, и все опять смеялись.

Кртшеву дли чй, любимые его сливки, ткие же холодные, кк и мсло, любимые бублики, и он, теперь всегд голодный, пил и ел с звидным ппетитом.

– Вы знете, – зметил ему Петр Мтвеевич, – кк здесь н юге немцы-колонисты ннимют рбочих? Прежде всего сдят с собой з стол есть. Ест хорошо – берут, нет – прогоняют. Вс бы взяли. Покжите руки.

Кртшев покзл.

– И руки хороши: мозоли есть.

– Это, вероятно, еще от кочегрств.

– Вот поплись бы вы к этому господину, – покзл Кртшеву Сикорский н зятя, – этот бы и вс змучил н рботе.

– Тебя же не змучил, – ответил Петр Мтвеевич.

– Только и спсл вот он, – ткнул Сикорский в сестру. – Вижу, что збьет, я и подсунул ему сестру. Ну, и пропл… Теперь и половины от него уже не остлось. Толстеть стл.

– Ну, ври больше, – ответил Петр Мтвеевич и встл, взяв лежвший тут же корнетик.

Жен его тоже поднялсь и спросил:

– К ужину придешь?

– Д, приду.

Они с мужем ушли, Кртшев скзл Сикорскому:

– Я не знл, что у вс есть сестр.

– Целых две, – они у дяди жили рньше.

– А Петр Мтвеевич тоже инженер?

– У него нет диплом инженер, но уже лет десять нчльник дистнции. Я у него и нчл свою прктику. Очень дельный человек. Точный, кк чсы. Его дистнция первя от Бендер. Кстти, хотите быть моим помощником: моя третья отсюд дистнция?

– С удовольствием, конечно.

– Мы тк и порешили с Пхомовым. Жловнье вм нзнчено по двести рублей в месяц, подъемные шестьсот, н обзведенье лошдьми трист. Идите звтр и получйте, д ко всему еще з дв месяц уже прослуженных.

– Один месяц.

– Штты утверждены с мя. А деньги вы отдйте н сохрнение сестре.

– Отлично, то я их в конце концов потеряю.

Кртшев вынул портфель, пересчитл, оствил у себя пятьсот, тысячу рублей вынул и положил н стол.

Когд сестр Сикорского возвртилсь н террсу, брт скзл:

– Мрися, возьми у него эти деньги и спрячь, чтобы не рстерял. Звтр еще тебе столько дст. Д зчем вы столько оствили себе?

– Тк, н всякий случй.

– Двйте лучше мне, целее будут, – скзл лсково сестр и добродушно кивнул головой.

– Нет, мне нужно восстновить свой грдероб.

– Ну, что вы здесь, в Бендерх, нйдете! А знете что! Вы можете дня н дв, н три пок что съездить в Одессу, к своим. Я вм звтр это устрою.

Кртшев очень обрдовлся.

– И мне купите кой-что.

– Зине клняйтесь, – скзл сестр Сикорского.

– Вы ее рзве знете? Теперь он уже монхиня.

И Кртшев рсскзл, кк он уехл в Иеруслим.

Сикорский возмущлся, кчл головой и говорил со своей обычной гримсой:

– Ой, ккя гдость! Фу! Вот до чего доводит людей религия! бросить детей… Ой, ой, ой!..

Сестр Сикорского слушл, вдумывлсь и скзл:

– Я тоже не понимю этого… Бросить детей!.. Я зню и вс; я был в млдшем клссе, он в стршем, и он меня очень любил; я видел и вс, и Корнев, и вс с Мней Корневой.

Он рссмеялсь и немного покрснел.

– А что, не дурк поухживть? – спросил брт.

– Ого! и ккой еще! Иди сюд, Вня.

Сестр вышл в комнты, з ней ушел и брт.

Зтворив з собой дверь н террсу, сестр зговорил:

– Бня у нс еще горячя. Сведи ты его в бню, ведь от него, несчстного, тк и рзит; дй ему хотя Петино белье, и костюм, и ботинки. Дй ему чстый гребень: пф!.. и жлко и противно…

– Ну, хорошо, ты уходи, приготовь тм все, я с ним поговорю.

В это время в комнту вошл млдшя сестр Сикорского.

– Постой, – добродушно мхнул ей стршя сестр, – не ходи еще туд: пусть его снчл обмоют, то он теперь ткой, что и чй пить не зхочешь.

Сикорский возвртился к Кртшеву, поговорил еще с ним и спросил:

– Двно не умывлись?

– Откровенно скзть, кк рсстлся с вми.

– Восемь дней?!

– Куд-то здевлось полотенце, д и вообще – проснешься, торопишься н рботу… Н изыскниях, собственно, некогд умывться.

– Ну, это только русские способны… Вы возьмите нгличн н изыскниях: кждый день три рз внну: резиновые походные внны. Знете что, сегодня у нс вследствие субботы бня: идите в бню.

Кртшев сделл было гримсу.

– Очень длиння история. Нчть с того, что у меня с собой никкого чистого белья нет.

– Белье будет… Послушйте, нельзя же, если скзть по-товрищески, ткой свиньей ходить. Ведь от вс пхнет, кк от свиньи.

Кртшев понюхл свое плтье и немного обиженно скзл:

– Ну, уж это непрвд!

– Чтобы убедиться – вы вымойтесь, переоденьтесь и потом понюхйте свое грязное белье. И волосы вычешите, потому что вши у вс уже и по лицу ползют.

И тк кк Кртшев не верил, он взял его осторожно з руку и подвел к зерклу.

– Черт знет что! – брезгливо соглсился нконец Кртшев.

– Ну, ступйте. И тк кк вы нверно сми вымыться не сумеете, то я пришлю к вм бнщик.

– Я терпеть не могу с бнщиком мыться.

– И придете нзд с грязными ушми. Нет, берите бнщик.

Кртшеву дли белье, чстую гребенку, дли верхнее плтье, ботинки, дли бнщик и отпрвили в бню.

Кртшев н цыпочкх проходил по блестящим, кк зеркло, полм, по комнтм, сверквшим голлндской чистотой.

«У них в роду чистоплотность», – подумл он.

И смутился, вспомнив гримсу отврщения н лице сестры Сикорского.

Сейчс же по его уходе сестр Сикорского позвл горничную и вместе с ней знялсь обмывнием той чсти пол и стул, н котором сидел Кртшев. Зтем он внимтельно осмотрел сктерть, стряхнув все крошки, покчл головой и скзл:

– Порядочня свинья: кк грязно ест, всю сктерть измзл.

Когд Кртшев вернулся из бни, одетый в летний костюм Петров, только сестры Сикорского были н террсе.

Стршя сестр, Мрья Андреевн, встретил его уже, кк строго знкомого.

– Ну вот… и вм, нверное же, смому приятнее…

– Мне все рвно, – ответил весело Кртшев, – хотя теперь я себя чувствую отлично.

– Ну, вот с моей сестрой познкомьтесь.

Млдшя сестр Сикорского был похож н ккую-то мленькую миньятюру, легкую и воздушную. Микроскопическя ручк, прекрсные неподвижные черные глз, порзительня белизн кожи, несмотря н лето, н общий згр, хорошенький полуоткрытый рот и ряд мелких белых зубов – все вместе производило впечтление видения, которое вот-вот поднимется н воздух и исчезнет.

Голос ее был еще мелодичнее, еще тише и нежнее, чем у сестры.

В тихом вечере в сду нежно и звонко пел ккя-то птичк, и Кртшеву слышлось что-то родственное в этом пении и голосе млдшей сестры Сикорского.

В ее лице не было ндменности стршей. Нпротив: в глзх светилсь порзительня доброт, лск, интерес.

Кртшев срзу почувствовл себя хорошо в обществе двух сестер.

Солнце зшло, но еще горел светом сд и сильнее был ромт поливвшихся сдовником роз, клумбы которых окружли террсу.

– Вы знете, н изыскниях, – говорил Кртшев, – я нучился любить природу. Природ – это смя лучшя из книг, нписння н особом языке. Этот язык ндо изучить. Я его изучил, и теперь чтение этой книги доствляет мне ткое непередвемое нслждение. Все остльное н свете ничего не стоит в срвнении с ней.

– Потому что все-тки это он, – скзл стршя сестр, и все рссмеялись.

– Хотите посмотреть, – тихо и смущенно предложил млдшя сестр, – вид с ншего обрыв в сду?

– Ну, идите, я буду приготовлять к ужину.

По извилистым дорожкм сд Елизвет Андреевн и Кртшев прошли к обрыву нд Днестром, где стоял вся обросшя диким виногрдом беседк.

Кртшев сел рядом с ней и кзлся см себе тким мленьким и неустойчивым, что все боялся, что вот он ее толкнет, и он, вздрогнув, рстет, сольется с тем живым и прекрсным, что было перед глзми: сверкющя лент Днестр, неподвижня полос зеленых кмышей, прозрчное небо непередвемых тонов. И все: небо и рек, кмыши и воздух змерли в своей неподвижности, и только где-то песня, протяжня и нежня, нрушл неземную тишину этой округи.

Песня смолкл, Кртшев спросил:

– Кжется, очень хорошо спето?

– Хорошо… Это н соседней дче один больной чхоточный студент поет.

– Ккя это песня?

В ответ Елизвет Андреевн вполголос зпел песню – тк мелодично, тк музыкльно, что Кртшев боялся пошевелиться, чтобы не нрушить очровнья.

Когд он кончил, Кртшев скзл:

– Ах, кк хорошо вы поете; нверно, вы и игрете отлично, – это срзу чувствуется. И знете, пенье бывет – помимо того, хорошее ли оно или нет, – умное или глупое. У вс умное, очень вырзительное. Ничего лучше нет н свете пенья, музыки…

– Природы… – лукво подскзл Елизвет Андреевн.

– А рзве это не проявленье все той же природы? Все один и тот же общий, грмоничный ккорд одного и того же оркестр, где природ, музык, крсот – под общей дирижерской плочкой.

– А кто дирижер?

– Кто? Молодость.

– А когд молодость пройдет?

– Впрочем, нет, не молодость. Чувство крсоты, любви к музыке, к природе остются вечно в человеке. Нпротив, молодость мешет созерцтельному нстроению. Он отвлекет, он, кк буря н море, постоянно волнует поверхность, зкрывет дль тучми и не дет возможности отдвться полностью нслждению сознния, что живешь и чувствуешь. Я буду очень счстлив, когд эт молодость со всей ее ненсытимостью оствит меня.

Елизвет Андреевн улыблсь, и теперь Кртшев срвнивл ее с той единственной звездочкой, которя появилсь н горизонте и робко, нежно и нерешительно искрилсь тм.

Он вспомнил вдруг Аделиду Борисовну и горячо скзл:

– И вы знете, в молодости человек при всем желнье не может быть честным.

– Нпротив, я думю, только в молодости, пок земное не коснулось еще, и может быть и честен и иделен человек. Никто же срзу не берет взяток…

– Я не об этом, это уж полня гдость, о которой и говорить не стоит. Нет, вот возьмите тк: вы кого-нибудь любите – хотите его любить всю жизнь, и вдруг чувствуете, что вм и другой уже нчинет нрвиться…

– Знчит, не очень любите.

– Не зню, н своем веку я очень любил, никогд зстрховн не был.

– Может быть, еще полюбите и зстрхуетесь. Не большой еще ведь век вш.

– Больше вшего, во всяком случе.

– Тот большой век, кому меньше жить остлось, – ответил грустно, згдочно смотря вдль, Елизвет Андреевн.

– А кто это знет? – спросил Кртшев.

– Зню, – кивнул головой Елизвет Андреевн и, вств, скзл: – Сыро, пойдем домой.

Стновилось действительно сыро. Свет оствлся только еще тм, нд рекой, ккой-то призрчный, словно из открытого окн другого мир, и вместе с этим светом вствл призрчный тумн и поднимлся все выше и выше.

Под нвисшими деревьями сд было уже совсем темно, и кзлось, и сд рсплывлся и уходил в эту темную тумнную дль. Только около смого дом светлые пятн из окон пдли н клумбы, и ярче вырисовывлись в них розовые кусты центифолий.

Н террсе уже стоял нкрытый стол, ткой же белоснежный и яркий. Кртшеву опять хотелось есть.

Елизвет Андреевн прошл к тут же стоявшему роялю и стл нигрывть снчл одной рукой, зтем и двумя.

Вошл стршя сестр и скзл:

– Лиз, ндень нкидку.

– Мне не холодно.

– Опять будет лихордк. Игрй, я принесу тебе.

Сестр пришл и нкинул ей н плечи черную кружевную нкидку. Нкидк эт очень шл к Елизвете Андреевне, и Кртшев смотрел н нее и ломл голову, где в Эрмитже, между стринными кртинми, видел он ткой бюст, ткую нтичную головку герцогини или мркизы, может быть, и королевы.

– Что вы, кк жук, приколотый булвкой, сидите? – спросил его стршя сестр.

Млдшя тоже посмотрел н Кртшев и, бросив игрть, рссмеялсь нежным серебристым смехом.

Кртшев тоже рссмеялся.

– Знете, вш сестр ккя-то мленькя волшебниц…

– Ну, вы, однко, поосторожнее, потому что, если это услышит ее жених…

Кртшев почувствовл что-то неприятное, кк резнувшя вдруг ухо фльшивя нот, но быстро ответил:

– Жених только счстлив может быть, что у него ткя невест, и не во влсти всех женихов мир отнять у вшей сестры ее свойство…

– Не слушй его, Лиз, потому что мне Вня говорил, что он и см уже зинтересовн одной брышней.

– Если это тк, то тем сильнее я только чувствую все прекрсное.

Стршя сестр только головой покчл.

– Ну, ну, хорошо язык вш подвешен, и бед тем, кто н тот колокольный звон вш попдется.

Пришли Петров, об брт Сикорских и сели ужинть.

– Ну, ндо водки выпить, – скзл Петров и нлил себе объемистую рюмку. – Вм нливть? – обртился он к Кртшеву.

– Я не зню, – ответил Кртшев.

– Попробуйте, – скзл Петров и нлил Кртшеву ткую же рюмку.

Но в то же время Мрья Андреевн протянул руку, взял рюмку Кртшев и, подойдя к крю террсы, выплеснул ее.

– Нечего рзврщть людей, – скзл он.

– Ого, знчит, и вс уже посдили н цепочку, но все-тки зчем же добро выливть? не он – другой кто-нибудь выпил.

Подли ромтные н поджренном луке бризольки, свежепросоленные огурцы; Кртшев съел и дв рз нклдывл себе еще.

– Вляйте, вляйте, – говорил ему Петров, – этим лучше, чем чем-нибудь другим, вы зслужите ее милость. Смотрите, смотрите, ккими любовными глзми он смотрит н вс.

– Я очень люблю, чтобы у меня ели хорошо, – ответил лсково Мрья Андреевн и еще лсковее спросил Кртшев: – Не хотите ли еще?

– Кжется, довольно, – неудчно проглтывя последний кусок с третьей трелки, ответил Кртшев, смотря н Мрью Андреевну.

– Мленький, – кивнул он ему головой, слегк подняв при этом по привычке првое плечо.

И тк кк Кртшев нерешительно молчл, то он см положил ему еще один увесистый кусок и щедро полил его прозрчным сверху, с темным осдком внизу соусом.

Кртшев съел и этот кусок, и оствшийся соус, обмкивя в него, кк бывло в детстве, хлеб.

– Ну, кжется, я сыт теперь, – скзл он.

– Подождите: еще вреники со сметной и мслом, потом молодя пшенк, – говорил Мрья Андреевн.

– Ой-ой-ой!

– Ну, потом уж пустяки смые остнутся: молочня кш, пироги с вишнями в сметне, мороженое, черешни, кофе, чй…

Кждое блюдо Кртшев должен был есть, и н вопрос: «Рзве вы его не любите?» – отвечл:

– Смое мое любимое, – и когд все смеялись, он говорил: – Ей-богу, любимое!

– Не удивительно, потому что вы сми же южнин, – поддерживл его Мрья Андреевн.

– И южнин, и тк вкусно все, что я в конце концов лопну.

– Ну, – скзл ему Петр Мтвеевич, – теперь он и спть вс оствит у себя.

– В доме негде, вот, если не боитесь в беседке нд обрывом, – предложил Мрья Андреевн.

– Я с нслждением, – ответил Кртшев.

– Он н все соглсен, – рссмеялсь, мхнув рукой, Мрья Андреевн.

Общее нстроение з столом портил только стрший Сикорский. Он сидел мрчный и молчливый.

Стршя сестр нехотя спросил его:

– Ты это что сегодня, Леня?

– Тк, ничего, – угрюмо ответил стрший Сикорский.

Мрья Андреевн помолчл и спросил муж:

– Что с ним?

Муж кивнул н млдшего Сикорского и скзл:

– Спршивй его.

Млдший стл серьезным, сделл презрительную гримсу и скзл:

– Обиделся, что глвным инженером его не нзнчили.

– Д, глвным! – горячо и обиженно зговорил стрший Сикорский. – Бьешься, кк рыб об лед, стрешься, других, в десять рз меньше рботвших, помощникми понзнчли, меня кким-то пршивым техником н зтычку, д еще в контору.

– Я, что ли, нзнчю?

– Мог бы отлично взять меня к себе в помощники, чем чужих брть.

Млдший Сикорский только презрительно фыркнул.

Стрший повернулся к Кртшеву:

– Я ничего против вс не имею и призню дже вши зслуги, но соглситесь, что же это з брт…

– Совестно дже слушть, – ледяным голосом бросил млдший брт.

– Тебе все совестно, когд ндо чем-нибудь помочь брту.

Кртшев, который знл, кк неспособный стрший со всеми своими изврщенными нклонностями ехл н млдшем – коробило. Он ценил млдшего, который ни одним словом не подчеркнул неспрведливости и нхльности своего брт. Впрочем, стрший Сикорский, излив свой гнев, скзл строго сестре: «Дй мне еще пирог», – успокоился и з чем уже рсскзывл тк смешно про свои похождения в глвной конторе по чсти добывния себе лучшего мест, что все, и он см, хохотли до слез.

После ужин он предложил млдшей сестре выучиться новому тнцу – вльсу в дв п, – сыгрл этот вльс н пинино, зствил стршую сестру подобрть его, нчл тнцевть с сестрой. Выучив сестру, он нчл учить Кртшев, потом зствил тнцевть этот вльс Кртшев и сестру.

Кртшев тнцевл с удовольствием, обнимя стройный стн Елизветы Андреевны, держ в своей руке ее мленькую ручку.

И дже, когд кончили тнцевть, несколько мгновений он не отнимл, он все продолжл держть ее руку, стоя у брьер террсы. Лун взошл, и неясные тени движущимися обрзми серебрили уходивший к овргу сд.

– Првд, что-то волшебное в этом? – спросил ее Кртшев.

В ответ он отнял свою руку, он скзл:

– Вот теперь волшебство пропло…

И об рссмеялись.

– Ничего и удивительного нет, – нчл было рзъяснять Кртшев, – рз волшебниц…

– Зню, зню, – ответил Елизвет Андреевн, – спокойной ночи.

– Вм уж тм в беседке готово, – скзл, прощясь, Мрья Андреевн.

– Смотрите, руслки зберутся к вм с Днестр, – скзл, крепко сжимя руку, Петр Мтвеевич.

Н скмейке беседки лежл тюфяк, покрытый двумя белыми простынями, и две подушки.

Когд Кртшев рзделся, лег и потушил свечу, в дверях беседки покзлсь чья-то фигур.

– Кто тут? – окликнул Кртшев.

– Это я, Леонид.

Стрший Сикорский присел возле Кртшев н скмью и нчл молч вздыхть.

Кртшев помолчл и спросил:

– В чем дело?

– В том дело, что сегодня я пулю себе в лоб пущу. Вы понимете, ккое положение: до сих пор я вел рсходы по конторе. Теперь нзнчен Рыблов. Черт его знет, кк я просчитл около пятисот рублей. Прямо физической возможности нет все зписть. Я рссчитывл, что меня нзнчт помощником, ддут двести рублей, дли всего сто двдцть пять рублей, и теперь у меня двухсот рублей не хвтет.

– Тк возьмите у меня.

– Неужели вы можете? Мне тк совестно, я уже должен вм трист… Я отлично помню, кк видите, свои долги.

Кртшев полез под изголовье, зжег свечку и отсчитл двести рублей.

– Пожлуйст, только брту не говорите.

– Тм кто еще?

– Никитк.

Проснувшись утром, Кртшев полез в портфель, чтобы дть н чй горничной, но в портфеле ни мелких, ни крупных денег не было.

С выпученными глзми Кртшев некоторое время смотрел перед собой.

Он вспомнил, кк вчер сверкнули глз Сикорского, когд он прятл под подушку портфель, и подумл: неужели? И н мгновенье тенью стршего брт покрылсь и вся его семья, и гдливое чувство охвтило Кртшев. Но он сейчс же и прогнл эту мысль, вспомнив, кк Мрья Андреевн уговривл его отдть ей н сохрнение все деньги.

– Хорошо, что хоть тысячу отдл.

Потом он вспомнил, что и Никитк вчер тут же был, и решил, что укрл деньги Никитк.

В конце концов он подумл, вздохнув:

«Э, черт с ними! Пропли тк пропли… Могли бы еще убить. И кк-никк я все-тки перебил дорогу этому стршему Сикорскому, и без меня он, очень может быть, был бы тоже помощником нчльник дистнции».

И к Кртшеву опять возвртилось то приятное и веселое нстроение, в котором он уже месяц жил. Ккя-то безоблчня рдостня жизнь, и з все время не было ни рзу этого обычного, влдевшего им всегд чувств ккого-то стрх, что вот-вот вдруг случится что-то стршное, неотрзимое и непопрвимое.

Было просто весело, легко и рдостно н душе, кк рдостно это утро, рек в лучх солнц, куковвшя где-то кукушк, этот сд, мнивший своей прохлдой, ромтом роз и спелой млиной.

Хорошо бы перелететь теперь туд н Днестр, выкупться и возвртиться нзд.

Он еще рз зглянул в мленькое зеркльце, стоявшее н столе беседки, подумл, что ндо прежде всего сегодня остричься, и пошел вверх по дорожке к террсе.

Около розовых клумб он еще издли увидел легкое розовое плтье и угдл Елизвету Андреевну.

Он повернулсь, и лицо ее сверкнуло ему ткой яркой и доброжелтельной лской, что пошлый комплимент, вертевшийся уже в голове Кртшев относительно роз и ее розового плтья, – тк и не сошел с его язык.

– Хорошо спли?

– Отлично, – ответил он, горячо пожимя ей руку.

Он кивнул ему головой и своим нежным голоском скзл:

– Идите пить кофе, я только цветов нрву.

З столом был только Мрья Андреевн. После обычных вопросов, кк спл, хорошо ли себя чувствует, Кртшев принялся з кофе, густые с пенкой сливки и свежие бублики с мслом.

– Знете, Мрья Андреевн, – говорил он, – в вшей Лизочке…

– Смотрите, пожлуйст!

– Не считйте меня нхлом. Я говорю в смысле глубочйшего увжения и блгоговения к ней. Кк к богу, когд говорят ему ты. В ней ткя непередвемя прелесть. Это птичк, это смый нежный цветочек, это волшебниц, фея. Я помню, в детстве, нслушвшись скзок, тк блгоговел перед феей, доброй волшебницей, и рдостный ждл, что вот-вот он появится. И если б тогд вошл вш Лизочк, я бы, вероятно, срзу зболел нервной горячкой. Отчего он ткя неземня у вс?

Мрья Андреевн опустил глз и тихо ответил:

– У нее чхотк. Он проживет очень недолго.

Кртшев долго молчл, порженный.

– Господи! Кк это ужсно! Все светлое, все рдостное является только для того, чтобы еще мучительнее подчеркивть что-то ткое стршное и неотрзимое, что срзу руки опускются и спршивешь себя: зчем все это, к чему жить? В этом, конечно, и утешение, что и см не долго переживешь тех, кто прекрсен, кто дорог, близок, но зто тк скучно делется от этого сознния, что готов хоть сейчс в могилу.

– Ну, эти погребльные рзговоры теперь бросьте, потому что идет Лизочк.

Елизвет Андреевн взошл по ступенькм, держ в рукх нрезнные цветы. Он подошл к Кртшеву и, откинув голову, покзл ему розы, гвоздики, левкои.

Кртшев восторженно смотрел н Елизвету Андреевну, тоже со стыдливым выржением смотревшую н него.

– Ах, если бы я был художником, я бы тк и нписл вс с цветми. Я нписл бы вс в ст видх и соствил бы себе этим одним и громдное имя, и состояние.

– А все-тки и состояние? – не пропустил Мрья Андреевн.

– Д, конечно, и состояние. Я не денег хочу, но я хочу могуществ, хочу сознвть, что я все могу, без денег этого не будет.

– Э, стыдно, бросьте. Когд человек только нчинет думть о деньгх, он уже пропл.

– С этим я соглсен, и никогд я об них и не думю, но кк-то тк уверен, что в один прекрсный день у меня вдруг появятся миллионы, и столько миллионов, сколько я зхочу.

– Для чего?

– Не зню. Во всяком случе, не для себя. Этот месяц я жил жизнью дикря и счстливее никогд себя не чувствовл.

– И покмест тк будете жить и будете счстливы.

Кртшев кончил, и Мрья Андреевн скзл ему:

– Брт вс просил приехть в упрвление. Вы знете, где оно?

– Нет.

– Всякий извозчик знет. Я пошлю сейчс з извозчиком.

Мрья Андреевн ушл, Елизвет Андреевн принялсь внимтельно соствлять букет.

– Вы венок себе сплетите, – предложил Кртшев.

– Когд я умру, вы мне сплетите!

– Когд вы умрете, тогд все мы срзу, весь свет умрет, и некому будет плести венки.

Он тихо зсмеялсь и еще внимтельнее принялсь з букет.

– Когд у вс денег будет много, – голос ее глухо звучл из-з цветов, – тогд устройте дворец. И в этом дворце пусть рсскзывют блестящие скзки, не похожие н жизнь. Или только скзки жизни, той, которя будет когд-нибудь не тм, н небе, здесь, н земле. Для этих скзок есть уже хрмы…

Он остновилсь и смотрел, спршивя, немного испугнно, своими прекрсными глзми н Кртшев.

– Всякого другого, кто бы это скзл, я бы инче слушл. Но чувствую, что вы скзли мне смую свою сокровенную мечту. И, конечно, – вы можете верить или не верить мне, – но если у меня когд-нибудь будут действительно миллионы, я выстрою ткой дворец. А нд входом этого дворц будет жемчугом выбито «Богине любви», и под этой ндписью будете вы с цветми в плтье. У меня сестр был, Нтш…

– Я ее знл…

– Он н вс похож, но… без вших горизонтов. Он зпутлсь в религии, кк и Зин. Мть их зпутл. Но он из ткого же тест. Я и ее портрет помещу у вход в змок. Только будут женские портреты, и именно тких женщин.

– Поместите и Корде… которя убил Мрт…

И в лице ее вдруг появилось стрнное сочетние нежной прелести глз с чем-то хищным, сверкнувшим в улыбке белоснежных мелких и острых зубов.

– Ну, извозчик готов, – скзл, входя, Мрья Андреевн.

Упрвление знимло большой двухэтжный, плохо устроенный, плохо ремонтировнный, ккой-то полицейский дом. Штуктурк н стенх обвлилсь, н потолкх рстресклсь и грозил упсть н головы, полы рссохлись, и половицы тк и ходили под ногми.

В громдной зле, где прежде, вероятно, веселились и тнцевли, теперь стояли ряды столов с чертежми и торчвшими нд ними головми чертежников.

Кк в мурвейнике, кипел рбот в обоих этжх.

Толстый глвный инженер, тот, который принял Кртшев н службу, не видимый ни для кого, зседл в одной из нижних комнт.

Пхомов был его помощник и нчльник технического отделения.

Помощником его был инженер Борисов, полный, большой, с большими, умными и добродушными и луквыми глзми. Он был крсив, с густыми русыми волосми, лет тридцти.

Млдший Сикорский, предствляя ему Кртшев, зхотел было скзть несколько лестных слов о своем помощнике. Борисов, со своей пренебрежительной мнерой, немного зикясь при нчле кждой фрзы, мхнул рукой и скзл:

– Знем, все знем уже и просим вс больше не беспокоиться по этому предмету.

– Кстти, – обртился он к Кртшеву, – тут н вс ссылется мшинист Григорьев, говорит, что вы ездили у него кочегром. Дельный он господин?

– О, очень дельный.

И Кртшев одушевленно стл хрктеризовть Григорьев.

– По тркции у нс пок никого еще нет…

Борисов позвонил и скзл вошедшему курьеру:

– Позовите мшинист Григорьев.

– Григорьев! – крикнул в коридор курьер и пропустил его в комнту.

Вошел приземистый, с большим крсным носом, с згорелым лицом, пожилой человек в пиджке. Входя, он усердно вытирл цветным темным плтком лившийся по его лицу пот. Ему было, очевидно, невыносимо жрко в его пиджке из толстого кстор, тких же штнх и жилетке.

Увидев Кртшев, он и рдостно и нерешительно кивнул ему головой.

– Здрвствуйте, – весело поздоровлся с ним Кртшев, горячо пожимя его руку. – Кк поживете?

– Д вот, нос все лупится, – угрюмо ответил Григорьев.

– Ну вот, – обртился к мшинисту Борисов, – инженер…

Он покзл н Кртшев.

– Ого… – довольно перебил его Григорьев.

– …дл о вс блестящую ттестцию…

– Я же говорил вм, – перебил его опять Григорьев.

– …и мы принимем вс н службу.

– Ну, вот и слв богу. А то тк, – обртился он к Кртшеву, – ншего брт гоняли: ты, говорят, только испытнный кочегр, в школе не был – не ученый.

– Жловнье сто рублей, поверстных и премии то же, что и н Одесской дороге.

Григорьев, все вытиря пот, кивнул головой.

– Звтр приходите сюд получить подъемные и инструкцию.

Григорьев опять кивнул головой, тяжело подошел к Кртшеву, – протянул ему руку и, подмигнув добродушно, скзл:

– Инженер?

– Кк вш дочк поживет?

– Тут, тоже с нми: куд ж ее денешь? И Лермонтов с нми. Помните, тот, что вы мне подрили. И стрый есть. Что не хвтло – я списл с нового и вствил. Стрый читю по будням, новый по воскресеньям. Дочк тк и знет уж, тк и готовит мне. Зходите, если не побрезгете.

– А где вы живете?

– Д покмест тут в одном зезжем дворе устроились. Нет, уж лучше я сперв квртиру нйду: увидимся еще, покмест прощйте.

– Дочке вшей Анне Всильевне клняйтесь.

– Ишь, помните все-тки… – кивнул головой Григорьев, скрывясь в дверях.

Прощясь с Кртшевым, Борисов лсково и серьезно скзл ему:

– Чс в четыре сегодня не придете чйку нпиться?

– С удовольствием, – ответил Кртшев и зписл его дрес.

– Б, б, б! – встретил Кртшев угрюмо-приветливо Пхомов, со своим обычным широким рзмхом руки. – Кого я вижу. Кончили?

– Кончил, Семен Всильевич.

– Нврл? – покзл Пхомов н млдшего Сикорского.

– Нет.

– Ну, и отлично. Вы знете уже, конечно, что вы у него помощником.

– Зню, от души блгодрю и употреблю все усилия…

– Не сомневюсь.

– Я сейчс с ним поговорю о вшей поездке в Одессу, – шепнул Сикорский Кртшеву, – вы пок идите в кссу и получйте свои деньги.

Кртшев получил всего тысячу трист рублей и, в ожиднии Сикорского, подсчитывл свои кпитлы. Итого у него теперь – две тысячи трист рублей, то есть н трист рублей больше того, что он привез с собой месяц нзд. А могло бы быть три тысячи трист рублей. Из этой тысячи двести рублей ушло н рбочих, трист с мелочью укрдено из портфеля сегодня ночью, около пятисот взял Сикорский. Ну, двести н рбочих не жль, восемьсот могло бы быть в крмне. Сколько подрков он мог бы нкупить н эти деньги мтери, сестре, брту!

Он стл думть о том, что подрить, когд пришел Сикорский.

– Вс зовет глвный инженер. Вс отпускют и дют вм письмо к инженеру Свинскому, глвному поверенному Поляков, который теперь в Одессе.

– Ну, здрвствуйте, – встретил его глвный инженер в своем кбинете, сидя в широком кресле з большим столом.

Глвный инженер был все ткой же толстый. Очевидно, изнывя от жры, он сидел в одной рубхе из чесунчи, уже довольно грязной или кзвшейся ткой, потому что рубх был покрыт обильными пятнми пот.

– Присживйтесь!

Кртшев пожл через стол широкую пухлую руку Днилов и смотрел в прищурившееся, лсковое лицо инженер.

– Ну, что же, нлдились? Не тк черт стршен, кк его млюют? И все дело нше легче ремесл спожник, был бы только охот. Вот это письмо передйте, пожлуйст, Николю Тимофеевичу. Он живет в Лондонской гостинице, знете, н бульвре? Клняйтесь ему, рсскжите, что знете, и ответ привезите.

Когд Кртшев уже отклнялся, Днилов скзл ему:

– Кстти, ведь вши вещи у меня. Вы где здесь остновились?

– Пок еще нигде.

– Остнвливйтесь у меня. Вещи вши тк и лежт в отдельной комнте, тм и живите.

Кртшев нчл было говорить, что стеснит его, но Днилов перебил:

– Если бы стеснили, то и не звл бы вс. Я один в пяти комнтх. И обедйте у меня.

Кртшев поблгодрил и вышел.

Вместе с Сикорским они возвртились н дчу обедть. Когд Кртшев рсскзл з столом о своем свиднии с глвным инженером, Петр Мтвеевич воскликнул:

– О-го! В гору идет человек; ндо выпить…

– Это очень вжно, что вы теперь познкомитесь с Свинским; это гог и мгог всего поляковского дел. Я четвертый год у Поляков рботю, Свинского и в глз не видл.

– Он нш инженер?

– Вш, но умный. Умнее всех остльных вших инженеров, з исключением Днилов, всех вместе взятых. Если понрвитесь ему…

Сикорский покчл головой.

– Понрвится, – мхнул рукой Мрья Андреевн и рссмеялсь.

– Ну, нет, это не дмы, – скзл стрший Сикорский.

Стрший Сикорский кк будто чувствовл себя не совсем в обычной трелке.

– Не дмы? – огрызнулся Петр Мтвеевич. – А Днилов, у которого он жить теперь будет? А Пхомов? А Борисов, который н чй уже позвл его? Борисов порядочня колючк… Пхомовым вертит. – Петр Мтвеевич мхнул рукой и весело скзл: – Понрвится и Свинскому, уж видно, что пролз. Ну, з ншего пролз…

Обед прошел весело. Кртшев рзошелся и рсскзывл про себя всякие свои похождения.

Иногд, чувствуя, что ндо усилить эффект, он прибвлял что-нибудь, особенно в комическую сторону.

Блгодрня удитория не оствлсь в долгу, все весело смеялись, веселее всех, до слез, по-детски, смеялсь Елизвет Андреевн.

В три чс Кртшев нчл прощться.

– Куд же вы тк рно? – спросил Мрья Андреевн.

– Я хочу сперв зехть н квртиру Днилов, немного одеться, уложить и приготовить вещи, оттуд поеду к Борисову.

– А оттуд к нм?

– Конечно!

– Вы успеете еще поужинть с нми. Поезд идет только в двендцть чсов ночи.

Пять комнт Днилов – тоже в кком-то необитемом доме – были почти пусты.

В комнте Кртшев стоял кровть, неокршенный деревянный столик, ткя же тбуретк с простым умывльником, и н полу лежл его чемодн, покрытый толстым слоем пыли.

Кртшев рскрыл чемодн, стл искть свой черный сюртук и не ншел его тм.

Днилов, уже выспвшийся, в одной рубхе без подштнников, босой, зглянул к Кртшеву в комнту.

– Вы что ищете?

– Д вот не зню, куд девл свой сюртук…

– Семен! – крикнул Днилов.

В коридоре покзлся зспнный угрюмый человек.

– Сюртук инженер не видл?

Семен, отгоняя мух, сонно мхнул головой с шпкой густых волос, подумл немного и безучстно ответил:

– Не видл.

Днилов ушел к себе, Кртшев, убедившись, что сюртук нет, нчл зпирть чемодн.

– Это не вш сюртук? – спросил Кртшев Днилов, появившись в дверях и держ что-то очень грязное и змзнное в рукх.

Кртшев сперв откзлся было, но, всмотревшись внимтельно, скзл:

– Нет, мой!

– Под кровтью у меня был, – скзл, уходя, Днилов.

В дверях появился Семен и все тем же безучстным голосом скзл:

– Двйте почищу.

– Тк вот что, пожлуйст, Семен. Вы его почистите и уложите в чемодн и зприте его. Я сегодня еду в Одессу и перед поездом в половине двендцтого зйду. Постойте еще… – Кртшев слзил в крмн, достл трехрублевую и передл ее Семену.

Зтем, взяв шляпу, стрясь быть незмеченным, юркнул в коридор, оттуд н улицу, где ждл его извозчик. С извозчиком он уже подружился, и теперь извозчик, молодой веселый прень из великорусов, фмильярно спросил его, взбирясь н высокие козлы своего фэтончик:

– Ну что, потрфил в ккурт?

– В ккурт.

– Скоро вы!

Железный, точно весь из бубенчиков, экипж згрохотл по мостовой, и, рзговривя, и извозчик и Кртшев должны были кричть чуть не во все горло.

У Борисов обстновк был иня.

Белый одноэтжный домик опрятно выглядывл из мленького скромного сдик. Только по огрде росли в нем деревья, остльное прострнство было знято огородными грядкми клубники.

И внутри домик в мленьких комнтх было срвнительно чисто.

См хозяин сидел с книгой з столом н большой террсе, выходившей в сд. Н столе уже кипел смовр. Хозяин был тоже только в рубхе. При входе Кртшев он положил н стол книгу и, здоровясь, спросил:

– Прикжете одеться?

Н просьбу оствться тк он скзл:

– Ну, тогд и вы снимйте вш пиджк. Постойте, постойте…

Борисов внимтельно всмотрелся в пятно пиджк и скзл добродушно, зикясь:

– А ведь я сейчс городового позову: пиджк-то этот Петров.

Кртшев рссмеялся и подтвердил, что пиджк действительно Петров.

– Ну, повинную голову и меч не сечет. Снимйте и сдитесь. Чю хотите?

И, нливя Кртшеву чю, он говорил:

– Вот, кк видите, тк и живем. Зхочется огурц, клубники, пойдешь в сд…

Перед Борисовым лежл открытя книг. Кртшев зглянул в нее и увидел, что это не беллетристик, д к тому же и нписно было по-немецки. Подняв взгляд н Кртшев, хозяин скзл шутливо:

– У меня, ндо вм знть, пунктик своего род – философия. Теперь вот одолевю Гегеля.

Хозяин мхнул рукой.

– И см по себе он невыносимый господин со своей трбрщиной, в ткую жру просто нестерпимо. Спсибо, что пришли и выручили.

Кртшев вспомнил лекцию Редкин и скзл:

– Д, повозился и я с ними. Тез, нтитез, синтез, бытье, стновление, небытье, дилектический метод…

– Э! Д вы откуд знете всю эту премудрость?

– В свое время зубрил их всех от Флес до Тренделенбург.

– Бтюшки, крул, ткого и не слыхл.

Он усмехнулся и зговорил:

– Это чтение своего род отвлечение. Смое интересное было бы проникнуть в сущность современной жизни, но… – он широко рзвел рукми. – О чем позволяет говорить цензур, то никому, конечно, не интересно. Экивоки и эзоповский язык литертуры дет мло, совсем не дет понятия, что творится тм, в тйникх ншей жизни. Тйники эти ткой зколдовнный круг, что мне при всем желнии тк никогд и не удлось соприкоснуться с ними. З грницей ни рзу не был… А мозги требуют пищи. Мозги ли одни? Вот тк, волей-неволей, и отвлекешь себя ткой отвлеченностью. Кк почитешь чс дв, ну и не зхочется н тот день ломть себе больше голову, кк быть, кк жить, чтобы увжть и себя и людей. А вы соприкслись с ншим революционным миром?

– Почти нет.

Борисов усмехнулся.

– Положим, не тк-то просто и открыться первому встречному…

Пришли еще дв инженер. Об молодые. Один худой, в темных очкх, мленький и угрюмый, Адм Людвигович Лепуховский. Другой, полный и жизнердостный, Влдимир Николевич Пнов.

– Это вот две мои свинки, – говорил хозяин, – одн грустня, другя веселя. Нзывется этот веселый господин Володенькой, знете, про которого в песне поется:

Инженер молоденький, зовут Володенькой.

Он не курит и не пьет…

Жизнердостный инженер хлопнул хозяин по спине и скзл:

– Ну, будет тебе…

– Вы знете, мы все – и еще есть дв – нзывемся бндуристми. Вы знете, что ткое бндуристы? Непокойный нрод, которому нигде не сиделось, точно шило у них было, скндльники первоклссные, которых в конце концов всегд выствляли из компний. Несмотря н ншу молодость, и нс уже с нескольких дорог выствили. Выствят и отсюд. И мы уже нчли выводить свою пинию, решив н первый случй осдить всю првительственную инспекцию. Мло того что они помимо своего кзенного жловнья получют и от нс, они вздумли изобржть из себя нстоящее нчльство. Вот мы и решили их осживть. Во-первых, ни одного проект им н утверждение не посылем; во-вторых, нотрез откзлись носить форму – и вы тоже, очевидно, не ее поклонник; в-третьих, демонстртивно им визитов не делем… Вы уже были у них? – спросил он у Кртшев.

– Во-первых, я еще первый рз о них слышу, во-вторых, рз решили вы, чтобы не делть визитов – и я, конечно, не буду делть.

– Кк будто тоже нш, бндурист! – обртился Борисов к товрищм.

Лепуховский, в своих темных очкх похожий н скелет, бледно улыблся, осклив большие зубы, потом скзл:

– А коли нш, тк пив двй!

Принесли пив, и Пнов выпил первый сткн злпом.

Остльные откзлись от пив.

– Вы и Сикорского предупредите, чтобы не смел с визитми ездить. Он что з человек в этом отношении?

– Он человек осведомленный, – вторитетно ответил Кртшев, – и, конечно, относится отрицтельно ко всей ншей русской жизни.

– Что до Петров, – продолжл хозяин, – то уж бог с ним; он и семейный человек, и позиция его здесь н первой дистнции, где всякий может совть свой нос, опсня…

– Я к вм с большой просьбой, Борис Плтонович, – скзл Кртшев. – Еду я в Одессу и должен передть письмо Свинскому. И Днилов просил, чтобы я ему рсскзл, что у нс делется. Но я, собственно, ничего не зню, что у нс делется.

– Извольте, это мы вм рсскжем.

Борисов обстоятельно сообщил Кртшеву о положении дел.

– Ну, не збывйте, – скзл, прощясь с Кртшевым, Борисов, – из Одессы привезите гостинцев.

– А вы что любите?

– Семитки и львчик.

– Привезу.

– Д не стоит, я шучу.

От Борисов Кртшев зехл остричься, потом купил себе новую шляпу и поехл к Петровым. Он ехл и думл, что кк стрнно, что все принимют его з крсного. И это не только не вредит, , нпротив, вызывет к нему интерес и дже увжение. Борисов дже думет, что он ближе к революционным кружкм, чем хочет покзться. А собственно, и то, что он, Кртшев, скзл тм, ложь: ведь решительно же никкого отношения к революционным кружкм не имел и тем пче не имеет.

Кртшеву стло неприятно, и он подумл:

«Ну, все-тки с Ивновым встречлся… А Мня! – рдостно вспомнил он о своей сестре. – Мня говорил, что он и до сих пор поддерживл прежние отношения. Ах, кк жль, что я про нее не вспомнил у Борисов. Ну, ничего, когд приеду – брошу вскользь, это еще сильнее будет, и ндо будет с Мней поближе сойтись…»

Н террсе Кртшев зстл млдшего Сикорского и двух сестер.

– Ну, рсскзывйте, – скзл ему Мрья Андреевн. – Млины со сливкми хотите?

Кртшев стл есть млину и рсскзывть.

Рссмешил своим визитом к Днилову и передл свое чепитие у Борисов.

– Они меня спршивли, кто вы и что вы, – обртился он к Сикорскому, – и выскзли предположение, что рз вы были з грницей, то глз у вс должны быть открытые. Я скзл, что, по-моему, это тк и что вы относитесь ко всей ншей жизни отрицтельно.

Сикорский безндежно мхнул рукой.

– Видите, я одинково отрицтельно отношусь и к вшему првительству, и к вм, крсным, и ко всему русскому нроду, потому что вековое рбство тк сгноило его, что я уже не верю, чтоб этот нрод мог когд-нибудь встть н ноги.

– Этот нрод? – переспросил Кртшев. – Вш нрод?..

– Нет. Мой нрод, моя родин тм, где мне хорошо. Для меня нет ни фрнцуз, ни немц, ни нгличнин, ни тем менее русского, румын, турк, китйц.

– Почему же вы живете в России?

– Потому что здесь легче всего зрботть столько денег, чтобы потом жить, где хочешь и кк хочешь.

– И всегд опять воротишься сюд же, – скзл Мрья Андреевн. – Родные, знкомые, привычки, вкусы.

– Ерунд! – презрительно мхнул рукой Сикорский.

– Вы знете, – скзл Кртшев, – они, между прочим, просят всех не делть визитов инспекции.

– Ну, конечно, не буду. Эту сволочь з людей нельзя признвть. Я понимю еще ккого-нибудь стнового, поп, берущего взятки. Но свой брт инженер, цинично, открыто берущий и требующий еще увженья к себе… Тьфу! Нглость, выше которой ничего не может быть! Кк-то н днях сюд к нм збрлся этот пьяниц стрший инспектор – я удрл.

– А Пете что оствлось делть? – поднял плечо Мрья Андреевн. – Когд он чуть не силой влетел к нм?

– И о Петре Мтвеевиче говорили, и все признли его безвыходное положение кк нчльник первой дистнции.

– Вы понимете, всё под носом здесь; выехл н пикник, рпортует, что н линии был, з рботми следил. Петя говорит, что н мосту от них отбоя нет. Извозчик к мосту всего двугривенный стоит, он рзъездов, которые нш же контор оплчивет, выведет себе н сто рублей. – Ну! прямо совестно смотреть н это бесстыжее отродье. Пьян, ничего не знет, ничего не понимет, несет ткую чушь, что уши вянут.

– А попробуй с ним не полдить!

– Смое лучшее, конечно, избегть их, кк чумы.

– Деньги получили? – спросил Мрья Андреевн.

– Получил.

– Ну, двйте их сюд.

– Нет, Мрья Андреевн, эти деньги я решил истртить.

– Куд?

– Н подрки мтери, сестре, брту.

– Слушйте, тк хоть сделйте толковые подрки. Знете, что б я вм посоветовл: деньгми им дйте, то ведь нкупите всякой ненужной дряни, кк вот он, – он покзл н брт, – того, что нужно, и не купите.

– Ну, мтери, нпример, кк же деньгми?

XIII

Кртшев приехл в Одессу утром. Его никто не ждл, и тем более обрдовлись.

Ншли его помолодевшим, поздоровевшим и тким жизнердостным, кким уже двно не видли.

Пошли з дядей Митей, который в это время был в городе, и, слушя Кртшев, и мть и дядя постоянно крестились.

– Ну, слв тебе, господи, слв тебе!

Когд мть услыхл, что он уже помощником нчльник дистнции, получет уже по двести рублей в месяц, он встл, прошл в спльню и долго тм молилсь, стоя н коленях перед обрзом.

Возвртившись, он горячо поцеловл сын в лоб и скзл:

– От всей души тебя поздрвляю и не сомневюсь, что мой сын будет и умный, и дельный, и будет укршением своей корпорции. Теперь сделй своей мтери подрок: подри мне двести рублей.

– Я хотел вм больше подрить! – рссмеялся Кртшев.

– Больше не ндо. Дй свой портфель – я см возьму.

Он взял из портфеля, возвртил портфель сыну, двести рублей держл в рукх.

– Когд ты был безндежно болен, я пообещл из первого твоего жловнья послть эти двести рублей н Афон, и сегодня они будут послны.

Мня дергл носом и, протянув руку к мтери, лукво скзл:

– Лучше дйте мне…

– Нет, нет, – решительно скзл мть.

– Конечно, не отдвйте, сестр, – поддержл ее и дядя, – и я и от себя еще дм.

Он тоже вынул двести рублей.

– Тогд я зкжу ткже н Афон, н эти двести рублей, обрз с тремя святителями: Пнтелеем, Дмитрием и Артемием, и этот обрз, – обртилсь он к брту, – мы подрим не ему, жене его. Соглсен?

– Тк ведь он кухрку же собирлся взять себе в жены! – рссмеялся дядя и, обняв племянник и целуя его, скзл: – Сердце мое, кк люблю я тебя.

А мть скзл:

– Это уж его прво выбирть себе жену; кого возьмет, т и будет моей дочерью.

– Д, жлко, жлко, что Деля теперь не видит тебя, – скзл Мня, – он, кстти, тебе клняется.

– Спсибо, – скзл Кртшев и посмотрел н чсы. – Мне ндо ехть в город.

Он рсскзл, что привез письмо глвному уполномоченному Поляков, инженеру Свинскому, и что хочет его сейчс же отвезти, зехв предврительно в мгзин купить себе летний костюм.

Дядя Митя сделл большие глз, почтительно нклонил голову и скзл:

– Помяните мое слово: блестящую крьеру сделет.

Дядя Митя пользовлся в родне репутцией очень умного человек и сердцевед.

Мтери были очень приятны слов брт.

Кртшеву тоже был приятн эт похвл. Он усмехнулся и скзл:

– Говорят, что я тоже похож н Бертензон.

Доктор Бертензон, еврей, был стринный домшний доктор Кртшевых, и в пмяти его остлись кк-то шутливо скзнные слов отц, что мть его увлеклсь Бертензоном.

– Глупости говоришь, – скзл мть, и Кртшеву покзлось, что он смутилсь.

А дядя весело прибвил:

– Если твоя мм, смотря в свое время н него, высмотрел и его пронырливый ум для тебя, тк и слв богу, и блгодри ее з то…

– Ну, господ, вы об глупости зговорили.

– Д тк же, сестр, всегд бывет – от большого ум всегд н млый сходят.

– Хочешь, вместе едем, Мня?.. – предложил Кртшев.

– Едем, – весело соглсилсь сестр.

– Отлично, поезжй, – скзл мть, – и поторгуйся з него.

– Ну, кк живешь? – спросил сестру Кртшев, сидя с ней н извозчике.

– Живем, – ответил сестр и нсторожилсь.

Нступило молчние, и сестр спросил:

– Ты что это вдруг зинтересовлся моей жизнью?

– Я, во-первых, всегд интересовлся, но рньше я тебе совершенно не сочувствовл, теперь сочувствую.

– Гром и молния! Что ж это знчит?

– Д я см еще не зню. Видишь, я все время, с гимнзии еще, уперся лбом, что все это только мльчишество, плод, тк скзть, незрелой мысли. Ну, в этот месяц я встретил ткую мссу людей, которых очень увжю и которых упрекнуть в незрелости мысли никк нельзя. С рбочими изо дня в день целый месяц прожил их жизнью, их мыслями. Все это кк-то отвело меня от стены, и может быть, и я см отстл и уже см являю из себя плод незрелой мысли. Я и хотел с тобой поговорить. Если у тебя есть что почитть, я с удовольствием прочту.

– Приятно слышть, во всяком случе, – скзл, помолчв, сестр. – Две брюшюры есть, я дм их тебе.

– Можешь ты мне в кртких словх передть сущность вшего ученья?

– Могу, конечно… Земля приндлежит крестьянм, нроду. Нрод, темня мсс, этого не сознет и отдет себя в кблу. Пробудить смосознние в этой темной мссе, сделть ее хозяином в госудрстве, где он соствляет девяносто процентов нселения, – вот основня здч пртии. Првительство, конечно, против этого и ведет с нми борьбу. Эт борьб все больше и больше обостряется, и н этой почве стрсти с обеих сторон рзыгрывются. Все больше и больше приходим мы к зключению, что, при полной ншей беспрвности, мы не можем вести мирную оппозицию. Пок что-нибудь успеешь уяснить негрмотному крестьянству, тебя уже схвтят и сошлют н кторгу. Ну, тогд уж см собою ствится вопрос: н кторгу тк н кторгу – было бы з что! Репрессия идет очень быстрыми шгми вперед; может быть, и кзни нчнутся, тогд опять – рз кзнь – было бы з что! И кркозовскя попытк может повториться в более широких рзмерх. Я лично не сочувствую всему этому ужсу, д, собственно, и все нши – тоже, но роковым обрзом смо собою это идет все дльше и дльше, и хотя стршно уродливо, но логически вытекет одно из другого. Некоторые из нших считют уже теперь бесполезной рботой хожденье в нрод и выскзывются только з политическую борьбу, з борьбу с првительством и смодержвием путем, конечно, единственным, который имеется в рспоряжении пртий, – путем террор, убийств тех, кто особенно стесняет жить, действовть, проводить свои взгляды.

– Ткя борьб, ты думешь, приведет к успеху?

– Что к успеху приведет – в этом нет никкого сомнения. Ты же знешь мировую историю, и не из другого же тест и мы, русские, сделны; но когд будет успех, конечно, нельзя скзть. Россия тк громдн, тк рзнообрзн и в ядре своем тк некультурн, что скзть что-нибудь определенное вряд ли можно. Лично я тк смотрю: и я, и ты, и все мы – грибы своего времени. Этим временем и определяется свойство грибов, и в этом отношении и я и ты, мы – стихийные силы, которые должны руководствовться прежде всего инстинктом. Этот инстинкт толкет и создет в конце концов общечеловеческую историю.

– Ты, знчит, считешь, что пртия только в нчле своей деятельности?

– Конечно.

– Но, ты говоришь, уже рскол есть?

– Что ж из этого? Рскол – это рбот мысли, и его бояться нечего.

– У вс сношения с згрницей есть?

– Есть. Если слишком сильны будут репрессии, то центр тяжести может опять, кк при Герцене, перенестись з грницу.

– А Герцен уже потерял знчение?

– Д, н социльной почве он слб. Его зело в знчительной степени слвянофильство, уверенность, что мы, русские, из другого тест создны. Он носится со своей общиной, кк ячейкой будущей социльной формы, збывя, что у нс эт общин ткой же пережиток, кким в свое время он был и н Зпде. Нш общин прежде всего фискльня, служщя интересм только првительств, и в той форме, кк он существует, по-моему, источник только всякого мрк. В этом вопросе я, впрочем, рсхожусь почти со всеми. По-моему, единственный Глеб Успенский не вводит себя в обмн относительно общины. И видишь, рз дело перейдет н политическую борьбу, тогд смо собой все эти вопросы отойдут н здний плн.

– Ну, деньги у вс есть для борьбы?

– Нсчет денег – трудно!

– Я хотел тебе сделть подрок, но не зню, деньгми или подрком.

– Деньгми, конечно! – весело рссмеялсь Мня.

– Я тебе дм пятьсот рублей.

– Ты с ум сошел! Больше пятидесяти не возьму.

Кртшев стл убеждть, и Мня скоро соглсилсь.

– Двй! – скзл он. – Все рвно тк же пропдут, отдшь первому встречному или укрдут…

Кртшев вспомнил Леонид и рссмеялся.

– Ты знешь, с твоим кружком очень жждет познкомиться один инженер, Борисов. Очень дельный и умный человек. И чистя душ, это срзу чувствуется. Он и деньгми, нверно, поможет. Я кк-нибудь его привезу.

– А он не выдст нс?

– Ну, что ты, бог с тобой! Он хочет рботть, и я уверен, что он мог бы быть большой силой.

– Ну что ж, вези!

– Вот, если бы ты з него змуж вышл – то-то прочк был бы!

– Ну, ну… Если не хочешь, чтоб он срзу мне опротивел, о змужестве не говори.

Подъехли к мгзину готового плтья с большим зеркльным окном.

Кртшев ншел для себя легкий чесунчовый костюм, похожий н костюм Сикорского, и был очень доволен.

– Ты знешь, – скзл ему Мня, выходя с ним из мгзин, – у тебя дже мнер говорить и голос переменился, – нет, ты мне теперь положительно нрвишься!

Кртшев чувствовл себя Сикорским, еще больше Пхомовым, деля ткие же резкие, рзмшистые движения, то сдвигя, то рздвигя брови, брося отрывочные фрзы.

– Ты только не зсиживйся, – скзл ему сестр, когд они подъехли к Лондонской гостинице.

Инженер Свинский сейчс же принял Кртшев.

Он был одет в оригинльный, скромный, изящный летний белый костюм, крсиво обрисовыввший его нрядную фигуру.

Кртшев предствлял его себе уже пожилым инженером, что-то вроде Днилов, и увидел очень живого крсивого брюнет. Лицо Свинского было небольшое, но глз большие, веселые и лсковые и в то же время проництельные и умные.

Особенно оригинльны были его седые волосы, которые еще ярче подчеркивли молодость лиц.

– Пожлуйст, сдитесь, – рдушно встретил Кртшев Свинский, отклдывя в сторону поднное ему письмо. – Вы двно из Бендер?

– Сегодня приехл.

– Это очень любезно с вшей стороны сейчс же и звезти мне письмо. Вы здесь один или у родных?

– У своих.

– Тем больше ценю. Новости, которые вы привезли, очень меня интересуют, но я не хотел бы быть эгоистом. Здесь еще есть один инженер, который тоже принимет учстие в ншей дороге. Мы сегодня с ним звтркем в чс. Если и вы были бы тк любезны позвтркть с нми здесь в общей зле.

– С большим удовольствием, – скзл Кртшев, вствя и отклнивясь.

– Уже! – удивилсь Мня.

– Отложил рзговор до звтрк, сегодня в чс здесь.

– О-го! кк скзл бы дядя Митя.

Когд дом Кртшев скзл, что будет звтркть с Свинским, Сереж крикнул:

– Пойду непременно н бульвр и згляну в окн ресторн, чтоб хотя издли увидеть твое нчльство, як воно выгляд!

Ровно в чс Кртшев вошел в общую злу ресторн и среди рзброснных з мленькими столикми групп увидел у окн инженер Свинского и другого, молодого, высокого, с длинной тонкой шеей, с нглийским пробором. Когд Свинский знкомил их, Кртшев скзл:

– Я вс срзу узнл, – вы Лостер? Вы кончили гимнзию когд я поступил в нее.

– Вы эту гимнзию и кончили?

– Д, эту.

– Довольно редкий случй. И сколько вс тк поступивших в первый клсс дошли до конц?

– Я один, – ответил Кртшев. – И помню, кк крепко меня побил мой товрищ в первом клссе, когд я ему скзл: «Вот, когд я буду в седьмом клссе…»

Смеясь, все трое сели з столик, н котором в безукоризненной чистоте были поствлены – водк, еще ккя-то бутылк, креветки, редиск со льдом и – тоже со льдом – свежя икр.

– Прикжете джину, водки?

Лостер совсем откзлся, Свинский, нливя себе в мленькую рюмочку немного джину, скзл:

– Ну, я, стрый пьяниц, выпью, по слбости своей к нгличнм, джину.

– Пок нм поддут, может быть, рсскжете нм, что у вс теперь делется?

Кртшев со слов Борисов передл о положении дел, и об инженер очень внимтельно его слушли.

– А вы сми когд возвртились с линии? – спросил Свинский Кртшев.

– Я возвртился третьего дня.

– И уже тк хорошо вошли в курс дел?

Кртшев покрснел и увидел в это время в окне смешно вытянутое, зглядывющее лицо брт, который, очевидно, не ожидл, что нблюдемый им окзлся тк близко сидящим к окну. Увидл Кртшев и море, сверквшее синевой и прохлдой, и еще веселее стло ему н душе.

– Нескромный вопрос, – скзл Свинский, смотря н Кртшев, – вообще блгосклонно дмы к вм относятся?

Кртшев смутился и только мхнул рукой, Свинский, смеясь, скзл Лостеру:

– Что, Николй Пвлович, совсем ведь еще юнош?

Он лсково смотрел в глз Кртшев и, пододвигя к нему чшу с ботвиньей, говорил:

– Пожлуйст!

– Вино белое или крсное? – спросил Свинский.

– Белое, конечно, – скзл вторитетно Лостер.

– Белое, – скзл и Кртшев.

– Дйте нм… дйте нм… ну, гут-дор.

– Вы знете, – обртился он к Кртшеву, – рзницу в винх? Если вы хотите быть веселее – пейте рейнское. Если хотите крепко спть – бордо. Если хотите ухживть з женщинми – пейте бургонское. Англичне предпочитют это вино, и тк кк я имею слбость к нгличнм…

Свинский выствлял себя пьяницей, но пил очень мло, еще меньше пил Лостер.

Прощясь, Свинский скзл Кртшеву:

– Очень вм блгодрен з все сообщенное. Я ответное письмо сегодня же нпишу и пришлю к вм. Вы дом будете?

– Д, я прямо домой еду.

Свинский зписл дрес Кртшев.

– Это вш сестр сегодня утром был с вми?

«Черт побери, – подумл Кртшев, – он в окно, знчит, увидел».

– Д, сестр.

– Сходство есть.

У выход Кртшев столкнулся с бртом.

– Ну, едем скорее, – устло проговорил Сереж. – Тебе тм хорошо было прохлждться, у меня, бртец мой, только слюнки текли, и теперь брюхо тк подвело…

Сереж хотел было сесть н извозчик, но Кртшев, сделв знк извозчику, скзл:

– Пройдем немного пешком.

– Это еще зчем?

– Я тебе потом объясню.

Пройдя и сев н извозчик, он рсскзл, кк Свинский в окно увидел сегодня Мню.

– Ну, тк в чем же дело? – обиделся Сереж. – Тебе совестно, что ли, что я твой брт и ты со мной едешь?

– О, чучело! – рссмеялся Кртшев. – З твой голод я хочу тебя вознгрдить. Я куплю тебе свежей икры, блык…

– Вляй!

– Куплю персиков, всяких фрукт…

– Вляй, вляй!

– И подрю тебе сто рублей.

– А вот это и совсем умно, – рзвеселился окончтельно Сереж. – Это очень умно, пожлуйст, почще приезжй.

В фруктовых лвкх Сереж говорил брту:

– Смотри, смотри, свежие фистшки в кожуре, вот уже и виногрд констнтинопольский, и свежие орехи.

Нкупили всего. Увидел Сереж н улице продющийся львчик и обртил и н него внимние брт.

– Мне и его ндо, – скзл стрший Кртшев.

– А теперь, знешь, – предложил Сереж, – чтобы зкончить, зедем и выпьем квсу н углу Успенской и Алексндровской. Ты, нверно, двно его не пил?

– С гимнзических времен.

– Любил его?..

– Очень.

Стрший Кртшев, отпив, сидя н зеленой скмье под нвесом у вход в погреб, где рзливли квс, скзл:

– Прежде он был вкуснее.

– Погоди еще годков десяток, – ответил Сереж, – и еще вкуснее стнет тот прежний. Отличный квс.

И Сереж ждно тянул розовую ромтную холодную влгу, смешнную с пеной.

Домой приехли бртья нгруженные выше головы.

У подъезд Сереж тинственно зметил брту:

– Если ты не збудешь своего щедрого подрк, то сделй это тк, чтоб твоя првя рук не знл, что творит левя…

Стрший Кртшев достл сторублевую бумжку и в левой руке, см отвернувшись, протянул ее брту.

– Првильно, – ответил брт, пряч бумжку в то время, кк девушк отворял дверь.

Все уже пообедли и теперь усдили обедть Сережу, стрший брт с Мней пошли нверх с визитом.

Генерл и Евгения Борисовн рдушно приняли Кртшев и горячо поздрвляли его.

К четырем чсм они спустились вниз н террсу к общему чю, к которому приехл и дядя Митя послушть о результте визит племянник к Свинскому.

У Сережи с Аней шли обычные пререкния.

Он говорил брту:

– Ты совершенно нпрсно подрил ей сто рублей. Ведь тк и будут лежть, пок не сгниют.

– А что ж, лучше тк, кк ты, выбросить з окошко? – отвечл бойко, трщ н брт глз, Аня.

– Умниц, Аня! – говорил мть.

– Тк я, по крйней мере, живу, – говорил Сереж и потянулся з громдным персиком, – ты что? Прозябешь. Стирешь воротнички свои – жизнь прчки.

Аня обиделсь и, поджв губы, скзл:

– По крйней мере, у муж моего будет всегд чистя рубх.

Это вызвло громкий смех, и среди смех Аглид Всильевн твердил:

– Умниц моя, умниц…

В это время вдруг приехл, никем не ожиднный, Свинский. Это внимние с его стороны было очень оценено и Аглидой Всильевной, и бртом ее, Сережу это тк порзило, что, пок знкомились с Свинским стршие, он, прикрыв рот, торопился спрвиться с непомерно большим персиком, который от неожиднности срзу зсунул себе в рот.

Дядя Митя, торопливо зстегивя свой пиджк, почтительно рсклнялся с Свинским. Свинский был в форме с погонми действительного сттского советник, Влдимиром н шее и шпгой.

Кк светский, умный и обрзовнный человек, он быстро уловил общий тон и не только не стеснил общество, но еще прибвил оживления.

Усживясь и принимя сткн чю, он весело говорил:

– Я из передней услыхл ткой подмывющий, беззветный смех, ккой в России редко слышишь. И срзу оствили меня всякие мысли, зботы, и мне зхотелось смому смеяться, и я рссмеялся. Вероятно, вш горничня принял меня з ненормльного, судя, по крйней мере, по ее лицу.

Виновниц смех, Аня, злилсь ярким румянцем, когд остновился н ней взгляд Свинского, тк кк и все посмотрели н Аню, то опять последовл взрыв смех, Аня, вскочив, убежл.

Когд Свинскому объяснили, в чем дело, он скзл:

– Это тк прелестно, что я, зклятый врг до сих пор женитьбы, переменил бы свое решение, если б не был уже стриком.

Мня ответил ему:

– Своими седыми волосми, во-первых, не кокетничйте, во-вторых, позвольте притянуть вс к ответу: что в тком случе вы понимете под женой?

Дядя Митя, все время нстороженный, недовольно смотрел н Мню.

– Под хорошей женой, подходящей женой? Под хорошей женой, кк и под всяким подходящим товрищем, я понимю человек, могущего по возможности обходиться без посторонней помощи, годного н все, – от смой черной рботы до высшей.

– Что знчит высшей?

– Вплоть до учстия в революции, – ответил, улыбясь, Свинский.

– Берегитесь, – скзл Мня, – здесь председтель военного суд.

– Я уже имел честь познкомиться с его превосходительством и не сомневюсь, что кк вы, тк и я не продолжим знкомство с ним до скмьи подсудимых.

Мня рссмеялсь.

– Ну, если вы тк уверены в себе, кк во мне, то не поздрвляю вс, потому что мое знкомство с Евгрфом Пнтелеймоновичем и нчлось с этой скмьи.

Н этот рз не только дядя, но и Аглид Всильевн почувствовл себя неловко. Смутился и Кртшев.

Но Свинский весело и непринужденно ответил:

– Тем лучше и для вс, и для меня. Для вс – что все тк блгополучно окончилось, для меня – что тк же блгополучно окончится. У меня к тому же есть преимущество, которого у вс нет. А именно. При всем моем увжении к господм русским революционерм я все-тки не могу не зявить, что если вся русскя жизнь отстл от европейской лет н полторст, то и жизнь интеллигентной России отстл ткже лет н сорок, пятьдесят. То слово, которое ншими революционерми признется последним словом, н Зпде уже очень отжитое слово. Все эти Фурье, н которых воспитлся Чернышевский, все это нродничество, все это учение, стремящееся к земному рю, утверждет, что достточно пожелть, и рй земной сойдет н землю. У нс все еще удостивются внимния двно подорвнные вторитеты. Продолжются утопические попытки перепрыгнуть, тк скзть, через эту пропсть социльных противоречий, в то время кк уже нчлся естественный переход через эту пропсть, я говорю о тком мировом фкте, кково появление первого социлистического депутт в гермнском прлменте – Бебеля, действующего по зконм, вырботнным Мрксом, это не учитывется совершенно ншей молодежью. Если бы нш молодежь считл обязтельным для себя европейское обрзовние, он не терял бы своих сил дром тм, где это, кк уже выяснил мировой опыт, только бесплодня потеря сил. Я очень извиняюсь перед обществом, но рз я был уже привлечен Мрьей Николевной н скмью подсудимых, может быть, признют з мной, обвиняемым, прво скзть несколько слов, если не к опрвднию, то к уменьшению своей вины.

И при общем смехе Свинский слегк поклонился в сторону Евгрф Пнтелеймонович.

– К полному дже опрвднию, – ответил Евгрф Пнтелеймонович, – потому что из слов вшего превосходительств очевидно, что рз Бебель депутт, то этим смым и ученье его признно зконным. А при тких условиях и военному суду нечего было бы делть, и я бы теперь, вместо того чтобы идти в скучное зседние, продолжл бы сидеть в тком в высшей степени интересном обществе. Очень, очень жлею, что ндо уходить.

Евгрф Пнтелеймонович встл, попрощлся со всеми и ушел, з ним пошл и Евгения Борисовн, скзв:

– Я только провожу муж!

Свинский еще долго просидел, рсскзывя о своих инженерных скитниях.

– Вы знете, с Европейской Россией мне пришлось тк ознкомиться, что чуть ли не во всех ее бесчисленных углх перебывл, имея перед глзми весь рзрез ншей жизни, от крестьянской избы и последнего рбочего до смых высоких плт.

Коснулся Свинский и войны, зметив иронически, что рсчеты првительств н нее, кк н отвлечение, после понесенных неудч, рзлетятся в прх и вместо отвлечения получится совершенно обртное.

– Я уверен, что мы горздо ближе к конституции, чем думют нши првители.

Мня, очевидно, произвел н Свинского впечтление. Он постоянно обрщлся к ней и дже предложил быть посредником с згрницей по чсти получения всяких книг, журнлов и гзет, объяснив, что он получл все это без цензурных помрок.

Между прочим, он скзл:

– Я срзу догдлся, что вы сестр Артемия Николевич, увидв вс сегодня утром н извозчике.

Мня покрснел, улыбнулсь и ответил:

– И, увидв меня, вы были тк любезны, что не здержли брт ни минуты. Вот кк невольно можно явиться помехой в деле.

– Помехи никкой.

Прощясь, Свинский передл Кртшеву письмо к Днилову, зметив вскользь:

– Ничего спешного в нем нет.

Аглид Всильевн, прощясь с Свинским, приглшл его бывть и блгодрил з сын.

– Помилуйте, мы должны блгодрить Артемия Николевич, что он поплся к нм. Я жлею, что не зхвтил письмо Днилов, вы увидели бы из него, кк он относится к вшему сыну. Нзывет его дже орленком. Кто знет, что ткое дниловские орлы, только тот оценит, что это знчит.

Когд Свинский уехл, все были в восторге, все были очровны им.

– Ай, ккой умниц! – говорил горячо Аглид Всильевн. – И кк обрзовн. Теперь я только понимю, что ткое инженеры. Если во фрнцузской революции ткую видную роль сыгрли юристы, то в ншей, я уверен, сыгрют инженеры. И ткой отзывчивый, простой, все понимющий. Вот это мой идел русского обрзовнного человек. И кк был я прв, когд нстоял н том, чтобы не пускть тебя в Пжеский корпус.

– Вы, сестр, вспомните мое слово – Свинский будет министром. И рз уже твое ткое счстье, – обртился дядя к племяннику, – то держись з него, мое сердце, и рукми и ногми…

– И зубми, – перебил Сереж. – Вот тк!

И Сереж скорчил уродливую физиономию, осклив и плотно сжв зубы.

– А чтоб ты и знл, что тк! – скзл дядя. – А потом и см будешь министром.

– Ой-ой, – змхл рукми Сереж, – ткя высокя компния не по плечу больше мне, и я бегу…

– И я иду, – скзл, вствя, Мня.

Был суббот, монстырский колокол мирно и однозвучно звонил к вечерне.

Аглиде Всильевне очень хотелось змнить сын в церковь, но, боясь откз, он незметно, помнив Евгению Борисовну в комнты, скзл ей:

– Дорогя моя, мне хочется повести Тёму в церковь. Попросите его быть вшим квлером – тогд он пойдет.

Евгения Борисовн, лукво улыбясь, подошл к Кртшеву и скзл со своей обычной мнерой, и лсковой и повелительной:

– Будьте моим квлером в церковь.

Кртшев поклонился и предупредительно ответил:

– С большим удовольствием.

– Ну, тк я только пойду оденусь и посмотрю, что делет Аля.

– Может быть, и ты с нми? – обртилсь к брту Аглид Всильевн.

– А что ж? С удовольствием пойду.

Немного вперед шл Аня в своей круглой соломенной шляпке, короткой нкидке и коротком плтье, тут же сзди Аглид Всильевн с бртом, знчительно отств, шли Кртшев с Евгенией Борисовной.

Снчл шли молч, потом он скзл:

– Получил от Дели письмо, клняется вм.

В голосе Евгении Борисовны почувствовлсь Кртшеву особя нотк.

– Очень, очень ей блгодрен. Пожлуйст, клняйтесь от меня ей. Я никогд не збуду того короткого времени, которое провел в ее обществе. Кк он теперь поживет?

– Пишет, что скучно. Н днях он уезжл к сестре в имение в Смрскую губернию – тм у нс у всех имения, н зиму опять возвртится к отцу. Весной же мы с ней и мужем думем поехть з грницу. Псху он проведет с нми здесь, и после псхи вместе уедем.

Евгения Борисовн помолчл и скзл с своей обычной вторитетностью:

– Деля очень хороший человек и дст большое счстье тому, кого полюбит.

– О, я в этом не сомневюсь, – горячо ответил Кртшев. И печльно докончил: – И я дже предствить не могу человек, который стоил бы ее.

– Кто оценит, кто полюбит ее, – тот и будет стоить.

– Ну, этого мло еще; тогд слишком много бы ншлось охотников.

Кртшев опять проходил монстырский дворик, и сердце его рдостно сжлось от охвтившего воспоминнья о том, кк шли они здесь с Аделидой Борисовной.

Вспоминлсь и Мня Корнев, ее сверквшя сквозь кисею белизн кожи, сильный зпх кций, всильков и увядвшей трвы. Тк прозрчно, тк нежно было нд ними небо, тм вверху черные вершины деревьев тихо и неподвижно слушли пение женских голосов, выливвшееся из открытых окон церкви. Пел и т стройня крсвиц моншк, которя подвл смовр в келье мтери Нтльи.

Кртшев вздохнул всей грудью и вошел в церковь. Прихожн было очень мло, по звонким плитм церкви глухо рзносились его и Евгении Борисовны шги.

Нверху мелодично, нежно и тк печльно пел хор: «Свете тихий».

И «Свете тихий», и «Слв в вышних богу» были любимыми нпевми Кртшев.

Его охвтило с детств знкомое чувство, – бывло, мленький он тк же стоял и прислушивлся к этим мотивм, тихо и торжественно рзносившимся по церкви. А сквозь облк лдн, прорезнные косыми лучми солнц, строго смотрели обрзы святых.

Пение кончилось.

Подняв голову, Кртшев рссмтривл обрз н куполе.

Всё тм, н том же месте, и тот рядом с головой бык, и тот другой, пшущий, и все они вечные, неподвижные при своем деле. И те тм вверху были, конечно, чистые и сильные; не они виновты, во что превртилось их учение; все то, о чем н кждом шгу Христос твердил:

– Понимйте в духе истины и рзум!

А свелось к тому же языческому, к тому же идолопоклонству, к грубому мороченью, эксплутции, уверению в том, чего никто не знет, не может знть и что в конце концов тк грубо, грубо.

И, несмотря н то, что чсть обществ уже вполне сознтельно относится к суеверию, сколько еще веков, может быть, и тысячелетий, сохрнит человечество эту унизительную потребность быть обмнутым, дрожть перед чем-то, нд чем только стоит немножко подумть, чтобы все срзу рзлетелось в прх. Хотя бы то: где все эти бородтые боги зседют, н ккой звезде, н кком куске неб и что ткое это небо? Геогрфию первого курс достточно знть. Отчетливо конкретно предствить себе только это – и точно повязк с глз спдет, и срзу охвтит унизительное чувство з этих морочщих, и хочется скзть им:

– Идите же вон, бесстыдные шрлтны.

И Кртшев уже сверкющими злыми глзми смотрел н стоявшего н мвоне священник.

«Лучше в сд уйду», – подумл он и вышел из церкви, кк рз в то время, кк туд хотел войти Мня.

– Не зстл дом, – скзл он, – ты куд?

– В сд.

Мня пошл с ним, и он говорил ей:

– Иногд тк нглядно, тк осязтельно чувствуешь всю комедию и ложь религии, что сил нет выносить охвтывющее тебя унижение.

Он сел н сдовой скмье.

Мня был здумчив.

– Кк тебе понрвился Свинский?

Отрывясь от своих мыслей, он рссеянно ответил:

– Он очень интересный, нблюдтельный, умный и нчитнный.

– Ты кк относишься к его возржениям?

Мня пожл плечми.

– Несомненно, что мы очень мло обрщем внимния н обрзовние. И может действительно случиться, рз прицел непрвилен – ошибочен и выстрел; в днном случе жизнь пойдет нсмрку, дром пропдет. А жизнь одн – и хотелось бы использовть ее кк можно првильнее. А с другой стороны, что-то роковое идет, тк идет, что зхвтывет, тянет. Знешь, я думл о тебе. Нет, ты в ншу компнию не злезй, не торопись. Перед тобой ткой путь, который рно или поздно, откроет тебе глз, и тогд уже иди сознтельно, проверивши, имея возможность проверить, мы ведь, собственно, лишены этой возможности. Мне кжется, новя жизнь будет длиннее ншей. Ты кк-то не торопишься жить, ты стрше меня, ребенок еще во многом. Поздно рзвивешься, рстешь. И рсти. Если б еще жен тебе поплсь хорошя. С тобой можно говорить н эту тему?

– Говори…

– Лучше Аделиды Борисовны не нйдешь, Тём.

– Я зню.

– Если знешь, то зчем же ты тянешь?

– Видишь, если говорить серьезно, то теперь мне кжется, это более достижимо, чем было тогд. Я теперь инженер, эт дорог по мне, уже теперь я получю две тысячи четырест рублей в год. Говорят, чуть ли не ткую же и премию ддут. Тким обрзом, и себя и жену я смог бы содержть. Теперь, конечно, горячк будет строительня, ведь в сорок пять дней решено выстроить двести восемьдесят верст. По быстроте постройки это будет первя в мире дорог…

Служб кончилсь. С Аглидой Всильевной вышли и мть Нтлия, и крсвиц послушниц.

Мть Нтлия рссыплсь в поздрвлениях, послушниц молчл и згдочно и смело смотрел своими глзми н Кртшев.

Смотрел н нее и Кртшев, и хотелось бы ему зглянуть н мгновенье в ее душу, чтоб узнть вдруг все ее сокровенное.

А мть Нтлия, очевидно, совсем не хотел этого и торопливо-почтительно стл прощться.

XIV

Кртшев, не успевший сделть нужных покупок, мог выехть только в понедельник и приехл в Бендеры во вторник утром.

С этим же поездом по делм уезжл стрший Сикорский, и его провожл Елизвет Андреевн. Тким обрзом, Кртшев встретился с ней н вокзле, стршно обрдовлся и вместе с ней поехл н дчу.

После первых рдостных приветствий, перескз того, что случилось в Одессе, передчи привезенных Мрье Андреевне рзных отсутствоввших в Бендерх фрукт и сделнных ею поручений, млдший Сикорский скзл:

– Ну, теперь едем в упрвление принимть чертежи, проекты, бумгу, инструменты, потому что нс гонят н линию, и через дв дня едем.

В упрвлении Кртшев, передв Пхомову письмо Свинского, пошел с Сикорским к Борисову.

– Вот ему сдвйте все, – скзл Борисову Сикорский.

– Что знчит «все ему сдвйте»? Н рукх он все это унесет? Нужны ящики, люди, подводы, нконец, чтоб увезти отсюд все сднное. Готово все это?

Кртшев молч отрицтельно мотнул головой, Борисов ответил:

– А нет – тк провливйте, потому что и нстоящего дел по горло.

Сикорский отвел Кртшев в сторону и скзл:

– Рзыщите Еремин и вшего Тимофея, пусть Еремин купит ящики ккие-нибудь, ну, хоть из-под пельсинов, пусть нйдет подводу и едет сюд. Собственно, конечно, Борис Плтонович мог бы пок и тк выдвть, склдывли бы пок н полу.

– Совершенно не мог бы, – ответил услыхвший Борисов, – не дльше кк вчер вот тк кк рз отпускли, пок послли искть ящики и извозчиков, половину рстскли. Поверьте, что в вших же интересх призывю вс к совершенно спрведливому, во всех прлментх дже и в коммуне принятому, порядку.

– Ну, идите, – мхнул рукой Сикорский.

Через чс Кртшев с Ереминым и Тимофеем принимли от помощников Борисов по спискм приндлежщее им и уклдывли в ящики.

– Вот что, – скзл Кртшеву Борисов, отрывясь от рботы и выходя из-з своего стол, – ккя ни н есть, будет мтерильня отчетность, и если у вс счетовод еще нет, то пок вы хоть ведите реестр получемого.

– Я ведь беру опись.

– Ну-у… – зикнулся слегк Борисов, – если вы потеряете опись, – где у вс след того, что ткя опись был? А вы зведите книжку себе, – н книжечке нпишите…

И Борисов взял со стол книжку и нписл н первом листе: «Опись получемого имуществ и мтерилов».

– Вот… Теперь рзделите это н грфы…

Кртшев провозился с приемкой чс три.

– Вот теперь у вс все в порядке, – говорил ему Борисов, – и, сдвя все это вшему счетоводу, или зведующему мтерильным склдом, или кому тм, вм остнется только передть ему эту книжечку с прилгемыми документми. Тк-то, теперь пойдем ко мне обедть, потому что у Сикорских отобедли уже.

Когд пришли к Борисову, прежде обед Борисов снял со стены две рпиры, две мски, нгрудники и спросил Кртшев:

– Фехтовть умеете?

– Нет.

– Одевйтесь, буду учить.

И с полчс учил Кртшев, немилосердно тыкя его рпирой.

– Ну, теперь, рсполировв немножко кровь, можно сдиться з обед.

Обед был простой, из двух блюд: борщ млороссийский с ушкми и слом и вреники с мслом и сметной.

Кончив обед, Борисов, евший с тким же ппетитом, кк и Кртшев, мхнул рукой и скзл девушке:

– Убирйте, и смовр нм! А вы, – обртился он к Кртшеву, – рсскзывйте теперь, что делли в Одессе?

Кртшев рсскзл.

– Похвлили меня з то, что тк обстоятельно с вших слов передл о положении дел.

– Выругть инспекцию не збыли?

– Конечно, и Николй Тимофеевич н днях с Лостером см едет в Букрешт к глвному инженеру Горчкову.

– Зто хорошо; Горчков человек толковый, он их живо подтянет.

Кртшев сообщил Борисову ткже и об интересоввшем его предмете.

Н столе уже лежли привезенные львчик и семитки. Теперь Кртшев вынул из крмн две привезенные и в дороге уже просмотренные им брошюры.

Мимоходом он упомянул о сестре и выскзл свой взгляд н революционную пртию, причем, кк и в вопросе передчи Свинскому, явился только популяризтором идей сестры и Свинского.

Борисов внимтельно слушл, и Кртшев, кончя, скзл:

– Если соберетесь кк-нибудь в Одессу, я вм дм письмо к сестре.

Борисов покрснел и, нпряженно потянувшись, горячо пожл руку Кртшеву.

– Непременно…

Но в это время пришли Лепуховский с другим инженером, темным, згорелым, и третий молодой, Игнтьев.

– Это ты что тк горячо его трясешь? – спросил добродушно, выпячивя живот, Лепуховский.

– Не твоего ум дело, – ответил Борисов, Кртшев стл прощться.

Выйдя от Борисов, он отпрвился н свою квртиру к Днилову.

Ящики из упрвления уже стояли в комнте, и тут же стояли рейки треноги.

Зглянул Днилов в одной рубхе и повел Кртшев к себе в комнту.

– Хотите идти купться? – спросил он.

– Хорошо, – соглсился Кртшев.

Днилов нтянул летние штны, ндел пиджк, н голову широкую соломенную шляпу, н босую ногу туфли, простыню нкинул н плечи, кк шрф, и скзл:

– Ну, идем…

И тк шли они по городу, обрщя внимние прохожих.

Кто знл, что этот толстый нерях в туфлях н босую ногу – Днилов, – остнвливлся и долго еще смотрел ему вслед.

В купльне Днилов долго сидел в воде, и фыркл, и полосклся, кк бегемот.

Кртшев одевлся и думл, кк бы ему отделться от него.

Выйдя из воды, Днилов спросил Кртшев:

– Ну, вы куд теперь?

– Ндо свое нчльство рзыскть. Мы послезвтр хотим ехть.

– Пор, пор… ну идите, не по дороге: я отсюд в упрвление.

Н дче Мрья Андреевн встретил его с упреком:

– Это очень мило. Мы его ждем с обедом, не едим…

– Но, рди бог!..

– Д ели, ели, – успокоил его млдший Сикорский и спросил, принял ли он все в упрвлении?

– Все, кроме тех чертежей, которые у них еще в рботе. В этих спискх обознчено.

Кртшев покзл списки, свою книжку.

Сикорский посмотрел, кивнул головой и скзл:

– Это, знчит, в порядке. Звтр утром ндо ехть н ярмрку покупть лошдей, трнтсы и звтр же нгрузить н них весь нш скрб, и с Ереминым и еще одним десятником, которого я взял, отпрвить в Зим, оствив себе только трнтс и мою тройку, и послезвтр нлегке, чтобы к вечеру быть в Зиме, выедем.

Выбрнное резиденцией третьей дистнции село Зим ясно встло в глзх Кртшев.

Ужинли, гуляли по сду, пели, игрли, рзговривли.

В половине одинндцтого Сикорский скзл:

– Ну, теперь спть. В пять утр я буду вс ждть н ярмрке.

А Петр Мтвеевич, у которого уже слиплись глз, скзл:

– Слв богу, кжется, нчинет водворяться порядок.

Когд Кртшев приехл н свою квртиру, он увидел спину Днилов, нклоненную нд столом.

Быстро рздевшись, он лег, потушил свечку и сейчс же зснул, попросив рзбудить себя в четыре чс.

Извозчик у него был уже договорен, все тот же молодой прень из России.

Аптичный Семен в четыре чс уже будил Кртшев, немного погодя принес ему чй, мсло и хлеб.

Умывясь, Кртшев зглянул в коридор и, увидев в кбинете опять неподвижную спину Днилов, подумл:

«Что ж он, тк не вствя и сидит з рботой? А н вид лентяй, ккого и не выдумешь».

Когд он уходил, Днилов, тяжело повернувшись, спросил его:

– Куд?

– Лошдей покупть.

– А вы понимете в них?

– Немного, но тм будет и Сикорский, и Еремин, и Тимофей, и мой извозчик.

Кртшев зехл з Ереминым и Тимофеем и с ними проехл н ярмрку.

Он предствлял бесконечное количество конных рядов, и только где-то в стороне стояли блгны с нвленными перед ними кдкми, колесми, лоптми и другими деревянными изделиями, д высокие молдвнские круцы с углем и рзным лесом. Были пряники с сусльным золотом и лошдки из кртон, кршеные и полировнные, с их особым зпхом кислого клея, но все это уже не интересовло Кртшев.

Мленький Сикорский вынырнул из-з одной из телег и крикнул ему:

– Идите сюд!

Он уже облюбовл тройку для себя и теперь отчянно торговлся с цыгнми.

Глзки Сикорского сверкли лукво, щурился он тк же, кк и цыгне, хлопл их по лдоням и твердо выкрикивл свою цену.

Черный цыгн, сняв свой кртуз и вытиря плтком пот, говорил:

– Ай, й, брин, уж не цыгн ли ты см?

Сикорский весело хохотл и уходил, цыгн, после долгого рздумья, кричл:

– Ну, бог с тобой, крсненькую прибвь и бери!

Но Сикорский, не поворчивясь, кричл ему свою прежнюю цену.

И с отчянием опять кричл цыгн:

– Бери!

Сикорский возврщлся и говорил:

– Нет, после мы еще зпряжем, вы, господ, смотрите лошдей.

И Еремин, и Тимофей, и извозчик осмтривли лошдей еще рз. Смотрели в зубы, нступли им н копыт, сжимли им ноздри, водили перед глзми соломинкой, выворчивли губы, щупли под челюстями и осмтривли все пятн н спине, зпускли руки под ноги. Потом зпрягли.

Купили тройку, купили трех рбочих лошдей, купили трнтс, телеги.

Кртшев совершенно случйно ншел и для себя то, что искл.

Н мленькой, крсиво сделнной тележке, зпряженной молодой гнедой кобылой, сидел пожилой мещнин.

– Купите, брин, – скзл он проходившему Кртшеву, – всю спрву продю.

Кртшев остновился.

– Продю без обмн; я не цыгнин и не брышник. Лошдк выросл у меня в доме, и думл: никогд не рсстнусь. Д вот пришлось. Купите, будете блгодрить и вспоминть меня. Присживйтесь, попробуйте.

Когд Кртшев сел, хозяин скзл:

– Берите сми и вожжи и поезжйте, куд хотите.

Кртшев взял вожжи, выехл в улицу и поехл. Он поворчивл и нпрво и нлево, пробовл и кнутом удрить, пускл полным ходом и поехл опять шгом.

Лошдк словно чувствовл, что выдержл экзмен, и весело-здорно вздергивл головой.

– Послушня лошдк, говорю вм, и умн, кк человек: воспитння скотинк, рукми своими воспитл. Бросьте вожжи, уходите куд хотите, – сутки простоит и не шелохнется. Вот, постойте, смотрите.

Хозяин слез, зшел вперед лошди и скзл:

– Мшк, з мной.

И умное животное, вытянув шею, осторожно ступя, шло вслед з своим хозяином.

Кртшеву очень понрвились и лошдь и тележк.

Лошдк действительно был крсивя, стройня, с тонкими ножкми и блестящей нежной гнедой шерстью.

– Ккя цен?

– Без зпросу полторст рублей.

– А дешевле?

– Нет, пожлуйст, не торгуйтесь. От нужды ведь только продю. Рньше ни з ккую бы цену не отдл.

– Хорошо, я беру.

И Кртшев торопливо, пок не подошл компния, отдл деньги и, сев в тележку, поехл рзыскивть своих.

Он рдостно думл:

«С ткой лошдью и кучер мне не ндо. Уложу нивелир, рейку н тележку и буду ездить».

– Смотрите, смотрите, – зкричл Сикорский, увидев Кртшев, – это что? Купили?

– Купил.

Все стли внимтельно осмтривть покупку.

Лошдь, првд, окзлсь молодя, неиспорчення, но цену ншли дорогой.

– Семьдесят пять рублей цен, ну, через силу восемьдесят пять, – скзл извозчик.

Сикорский из-под полуопущенных век нсмешливо смотрел н Кртшев. Рот его был полуоткрыт по обыкновению, уши кк будто еще больше оттопырились, и, кчя головой, он говорил:

– Эх, вы… Ну что позвть бы было нс!

Но Кртшев был доволен.

Его поддержл и проходивший мимо бывший хозяин:

– Не сумлевйтесь, судрь, – будете блгодрить. Это не цыгнское отродье.

– Ну, ты! – зкричл н него высокий черный цыгнище и тк сверкнул своими громдными, иссиня-белыми белкми, что бывший хозяин мхнул н него и, торопливо уходя, бросил:

– Бог с тобой, бог с тобой…

– Я н этой лошдке и нзд поеду. Сдись, Тимофей, со мной.

Кртшев подктил к дче и весело побежл звть дм смотреть его покупку. Мрья Андреевн очень внимтельно и деловито осмтривл лошдь, Елизвет Андреевн стоял и рдостно повторял:

– Прелестня лошдк и тележк хорошенькя!

– Хотите попробовть?.. – предложил ей Кртшев.

Елизвет Андреевн посмотрел н сестру.

– Поезжй, только не долго ездите, через чс обед. Ккя хорошенькя лошдк!

Елизвет Андреевн и Кртшев уехли, Мрья Андреевн, прикрыв рукой глз, долго еще смотрел им вслед.

Возврщясь нзд, првил уже см Елизвет Андреевн, Кртшев то смотрел н нее, то н лошдку, то н окружющие дчи, Днестр, небо и чувствовл непередвемую рдость жизни.

– Теперь, – скзл он, высживя Елизвету Андреевну, – когд я буду одиноко рзъезжть по линии, со мной будет всегд прелестня мленькя волшебниц Лизочк.

Елизвет Андреевн только покрснел, мхнул рукой и быстро скрылсь в сду.

Собирлсь гроз, в небе неспокойно двиглись облк, и н горизонте собирлись уже целые бтлионы из темных грозных туч. А между ними, кк в мбрзурх, еще нежнее, еще безмятежнее просвечивлось небо. В воздухе срзу посвежело.

– И куд вы едете н дождь! – говорил Мрья Андреевн.

– Ндо, ндо, – решительно отвечл, попрощвшись и нпрвляясь к трнтсу, Сикорский.

– Промокнете.

– Не схрный.

– Господи! – удержл з руку Мрья Андреевн Кртшев, – неужели вы уезжете? Я тк привыкл к вм, кк будто мы уже сто лет жили вместе.

– Слышите, слышите? – говорил ее муж, – нет, уж лучше уезжйте…

– Не збывйте же нс.

Кртшев, сидя уже в трнтсе, клнялся и смотрел н Мрью Андреевну и ее сестру. Елизвет Андреевн стоял грустня и молчл.

Отъехв и вств н ноги, Кртшев крикнул ей:

– Еду строить воздушный змок!

Он кивнул головой, он все стоял и смотрел, и тк много хотелось бы ему теперь скзть ей, Мрье Андреевне, ее милому мужу лскового, любящего, чего-то ткого, что переполняло его душу и рвлось из нее.

Но экипж уже повернул, групп скрылсь, и все быстрее и быстрее мелькли последние сды и дчи.

Что до Сикорского, то он весь был поглощен внимнием к своим новокупленным лошдям; то откинувшись н пристяжную с своей стороны, то вствя, смотрел н другую, н коренник, кк тот, збиря рысью, нес н себе высокую дугу с рзливвшимися под нею колокольцми. А пристяжные двно уже поднялись вскчь, с згнутыми н сторону головми, все больше и больше свертывлись в клубки, выбивя срзу всеми четырьмя ногми облк пыли.

– Эй вы, соколики! – прикрикнул кучер, едв передернув вожжми, и резвее взвились пристяжные, и совсем вытянулся, широко мхя, коренник.

– Хороший кучер, – тихо скзл Кртшеву Сикорский, – и лошди очень удчно подобрны: коренник выше, пристяжные поменьше; я еще куплю им бубенцы и буду тогд нстоящий жених-стновой.

Он весело рссмеялся.

– А вы знете, – говорил он, – я вот зплтил з все это пятьсот рублей, попомните меня, что продм з тысячу, вы вшу Мшку, дй бог, чтоб з пятьдесят продли.

Но Кртшев совершенно не интересовлся теперь ни тройкой, ни тем, з сколько он продст потом свою Мшку. Его зхвтывл езд, ккие-то обрзы тк же быстро проносились перед ним, и щемило душу сожление о том, что все тк быстро проносится в жизни.

Особенно хорошее…

А дождь уж лил, и от кря до кря, по всему темно-серому небу, сверкл зигзгми молния, и, стршно перектывясь, гром грохотл, кзлось, нд смыми головми. В нступившей темноте вдруг точно рзорвлось все небо, и громдня ослепительня молния упл перед глзми. Испугвшись, лошди срзу подхвтили, понесли и мчли куд-то в неведомую дль в серой, сплошной от дождя мгле. Нпрсно, откинувшись совсем нзд, тянул кучер, нпрсно помогли Кртшев и Сикорский. Кзлось, неземня сил гнл лошдей, крылья вдруг выросли у них, и летели и они, и экипж, и три пигмея в нем. И вдруг треск – и срзу упли и лошди, и экипж, и, кк пробки из бутылок шмпнского, рзлетелись из него и Кртшев, и Сикорский, и кучер.

Нступил н мгновение тишин, совпвшя с тишиною в небе.

Первый поднялся кучер и, хромя, пошел к лошдям. Зтем встл с земли Сикорский и устлым голосом спросил:

– Кртшев, вы живы?

Кртшев лежл в луже и ответил леж:

– Кжется, жив.

– Ну, тк вствйте.

– Сейчс: я немного ошлел от пдения. Кжется, головой удрился.

Он сделл усилие встть, но крушилсь голов, ноги тк дрожли, что он опять присел и, чувствуя боль в голове, нчл мочить голову водою из лужи.

– Ну, теперь, кжется, ничего.

Кртшев опять встл и пошел к экипжу и лошдям.

Лошди уже были н ногх и тоже дрожли.

– Кжется, блгополучно, – говорил, осмтривя их, кучер.

Экипж окзлся в порядке, стли собирть вещи. Дождь по-прежнему лил кк из ведр. Все побилось, промокло: ед, зкуски, вин, фрукты.

– Тем лучше, – мхнул рукой Сикорский, – срзу, по крйней мере, перейдем н походное положение. Кк голов?

– Ничего.

– А твоя ног?

– Не зню, болит, – ответил кучер и горячо зговорил, укзывя н коренник: – Теперь, когд крктер его узнл, врешь: я ему сейчс покмест из ремешк сплету вторые удил, он и не сможет тогд уже зкусывть, кк стнет ему рвть челюсть – небось остновится тогд. И трензель, чтоб и голову дрть ему нельзя было бы.

И кучер принялся плести ремешок.

А гроз тем временем уже пронеслсь, и выглянуло яркое, умытое небо.

И все больше выглядывло, пок не сверкнули первые густобгровые лучи солнц по серой грязи земли.

Собрв и нлдив всё, промокшие нсквозь, сели и поехли дльше.

Немного погодя нчлся крутой спуск, и, покчивя головой, кучер говорил:

– Ну это все-тки, слв богу: не дй бог до этой кручи донестись бы…

Сдерживя коренник, кучер не кончил и только энергичнее тряхнул головой.

– Спустим ли? – спросил тревожно Сикорский.

– Бог дст, спустим.

И, кк бы в ответ н это, осевший совсем н здние ноги коренник энергично змотл головой.

– Я все-тки слезу, – скзл Сикорский и быстро соскочил. – Слезйте и вы! – крикнул он Кртшеву.

Если слезть – неловко перед кучером, не слезть – перед Сикорским.

И Кртшев, продолжя сидеть, все думл, кк ему быть, тем временем лошди спустили, но все-тки Кртшев, з несколько сженей до конц, тоже спрыгнул.

– К чему рисковть? – скзл ему Сикорский.

– Конечно, – соглсился с ним Кртшев.

Солнце село, но еще горел зпд и грозными крепостями сверкли золотистые верхушки темных туч. Приехли, когд потухли и эти огни, и только бледный отсвет остлся тм, в небе, и в нем яркий серп молодого месяц, д зрниц перебегл, освещя н мгновение темную бездну под ними.

XV

Н другой же день с утр Сикорский, зхвтив с собой Кртшев, сопровождемый толпой подрядчиков, выехл н линию.

Он рсствлял подрядчиков, покзывл Кртшеву, кк делть рзбивки, полотно, кк нзнчть отводные и нгорные кнвы; рзбили стнцию, пссжирское здние, нметили мест для будок и только к вечеру, устлые и голодные, возвртились домой. Дом их уже ждли новые нехвшие подрядчики. Подрядчику мостов дли выписку, и бесконечные ряды подвод с лесом потянулись через деревню.

– Пожлуйст, звтр не здержите рботу, – просил мостовой подрядчик, – у меня в четырех местх срзу нчнут.

– Не здержим, не здержим, – отвечл Сикорский.

Нскоро поев, Сикорский скзл:

– Ну, теперь сдитесь, и я вм объясню, кк делется рзбивк мост и дются обрезы свй, потому что звтр, чтобы поспеть везде, мы поедем с вми в рзные стороны. Берите себе н звтр короткий хвост дистнции к Бендерм, я поеду в другую сторону.

Село Зим было рсположено тк, что до конц дистнции в сторону Бендер было пять верст, тогд кк в сторону Глц было двдцть пять.

– А теперь спть, чтобы звтр в четыре чс уже выезжть нм.

В четыре чс н другой день, в то время, кк Сикорский н своей тройке поехл впрво, Кртшев, см првя, выехл н своей тележке, зпряженной Мшкой. В тележке лежли нивелир, рейки, угловой инструмент, эккер, лент, цепь и рулетк, топор, колья и вешки, лежл и узелок с хлебом и холодным куском мяс, через плечо был ндет фляжк с холодным чем.

Нчинвшееся утро после вчершних дождя и бури было свежо и ромтно. Н небе ни одной тучки. Н востоке едв розовел полоск свет. Этот восток был все время пред глзми Кртшев, и он нблюдл, кк полоск эт все более и более лел, совсем покрснел, пок из-з нее не покзлся кусок солнц. Оно быстро поднялось нд полоской, стло большим, круглым, без лучей, и точно остновилось н мгновение. Еще поднялось солнце, и сверкнули первые лучи, и зигрли рзноцветными огнями н трве кпли вчершнего дождя. И звонко полились откуд-то с высоты песни жворонк, зкричл чйк, крякнули утки н болоте впрво. И еще ромтнее стл согретый воздух. Кртшев вдыхл в себя его ромт и нслждлся ясной и рдостной тишиной утр.

В двух местх уже ждли плотники у свленных бревен, спешно собиря копер. Кртшев остновился, вынул профиль, ншел н ней соответственное место и нчл рзбивку.

– Ну, господи блгослови, в добрый чс! – тряхнул кудрями плотный десятник подрядчик, сняв шпку и перекрестясь.

Когд Кртшев уже прикзл збивть первый кол, он кшлянул осторожно.

– Не лучше ли будет, нчльник, в ту низинку перенести мост, – воде будто вольготнее будет бежть туд – вниз, знчит.

Кртшев покрснел, некоторое время внимтельно смотрел, стрясь определить н глз, ккое место ниже, и, вспомнив о нивелире, решил воспользовться им.

Десятник окзлся прв, и мост был перенесен н укзнное им место.

Окончив рзбивку, Кртшев с десятником проехл н смый конец дистнции и рзбил и тм мост.

По окончнии десятник скзл:

– Н тот случй, если потом вм недосуг будет, быть может, сейчс и обрез ддите?

– Кк же, когд сви еще не збиты?..

– По колышку, когд збьем, я провтерпшу.

Кртшев подумл и скзл:

– Хорошо.

Но, когд, отнесясь к стоявшему невдлеке реперу, он дл отметку обрез, его порзило, что сви будут торчть из земли всего н несколько вершков.

Он несколько рз проверил свой взгляд в трубу, выверил еще рз нивелир и в нерешимости остновился.

Бывлый десятник все время, не мигя, смотрел н Кртшев и нконец, приложив руку ко рту и кшлянув, лсково, почтительно зговорил:

– Тут под мостом кнвк под русло пройдет, и тк что… – Он приложил руку к козырьку и посмотрел в првую сторону, куд пдл долин. – Примерно еще сотых н двдцть пять, то и тридцть, знчит, глубже под мостом будет.

– Д, д, конечно, – поспешил соглситься Кртшев и в то же время подумл:

«Ах, д, действительно! Кнвк… Ккой у него, однко, опытный глз».

Когд опять приехли к первому мосту, копер уже был готов, его скоро устновили н место, и к нему подтщили первую свю.

Десятник быстро, толково, без шуму рспоряжлся, и когд свя был зхвчен, поднят, и устновлен, и прикреплен кнтом, когд плотники, они же и збойщики, стли н мест, десятник, вынув поддержки из-под ббы, обртился к Кртшеву:

– Блгословите, господин нчльник, нчинть.

– С богом!

– Господи блгослови! крестись, ребят!

И все перекрестились.

– Ну, зкоперщик, зтягивй песню!

Зкоперщик нчл петь:

И тк з первую злогу

Д помолимся мы богу…

И хор рбочих в крсных рубхх дружно и звонко подхвтил:

Эй, дубинушк, ухнем!

Эй, зеленя, см пойдет!

Пойдет, пойдет, пойдет…

И воздух потрясли тяжелые удры ббы о свю, первые под припев, остльные молч.

Кртшев во все глз смотрел. Ему вспоминлись чертежи мостов, сви, вспоминлся текст лекций.

Когд зпели дубинушку, которую он до сих пор слышл только н студенческих вечеринкх, его охвтил рдость и восторг.

– Злог!

И удры прекртились.

– Кк поют, господин нчльник?

– Хорошо.

– Прямо, можно скзть, рхирейский хор, – говорил десятник, отмечя н све крндшом рсстояние, н ккое свя ушл в землю, – н одинндцть сотых, господин нчльник, откз…

– Ах, д, – вспомнил Кртшев нкз Сикорского, – ндо будет отмечть откзы. У вс есть книжечк?

– Тк точно.

– Я вм рзгрфлю.

– Не извольте беспокоиться: я рзгрфил уже. Обыкновенно ншему брту, подрядчику, этого дел не доверяют: опсются, кк бы мы свою линию не выводили; бывет тк, что и зкпывют сви вместо того, чтобы збивть их, всяко бывет, только нш подрядчик не из тких и нм не велит. Он лучше же лишнего перебьет. До ккого откз, господин нчльник, бить будем?

Кртшев нпряженно вспоминл: «Кк это, до двух сотых или до двух тысячных?»

– Ежели, к примеру, – продолжл десятник, – свя ровно пойдет, тк и в три сотки откз будет лдный.

– Нет, все-тки до двух бейте.

– Кк прикжете.

И, повернувшись к рбочим, десятник скзл:

– Ну, готовы, что ли? Это еще что? – точно не понимя, в чем дело, спросил десятник.

От рбочих зкоперщик с шпкой в рукх подходил к Кртшеву.

– Имеем честь поздрвить вс с блгополучным нчлом.

– Ну, нрод, – неопределенно кчнул головой десятник, нблюдя Кртшев, и, увидев, что Кртшев достл десять рублей, скзл весело: – Ну, смотри, ребят, стрйтесь д блгодрите господин нчльник.

– Блгодрим! – дружно и весело отозвлись рбочие.

– Поднимй ббу!

И бб под крсивый припев речиттив: «Рсчестня нш мть, помоги ббу поднять!» – стл поднимться вверх, зкоперщик уже опять зтягивл:

Эй, ребятки, не робейте,

Своей силы не жлейте.

После второго злог десятник, приподняв шпку, обртился к Кртшеву:

– Дозволите ли веселые песни петь?

– Конечно.

– Рбот пойдет у них веселей: вляй, ребят!

Лиц рбочих светились луквою рдостью, и только зкоперщик с бесстрстным лицом, все тем же змогильным глухим голосом выводил:

Инженер мы увжим,

По губм – помжем.

И восторженно подхвтил ртель дубинушку, зметив, кк злилось крской до корней волос лицо смущенно-рстерянно улыбвшегося Кртшев.

К обеду возвртились в Зим и Кртшев и Сикорский. Кртшев сделл Сикорскому обстоятельный доклд.

– Только одно непрвильно – никогд вперед обрез не двйте. Н этом и строятся все мошенничеств. Поезжйте после обед опять и уничтожьте обрез. Когд кончт збивку, пусть и позовут тогд. А что ксется того, чтобы вести журнл збивки свй, то сегодня приедет десятник еще.

XVI

Рботы нлдились, и все пошло изо дня в день.

Кртшев ездил в дльнюю сторону дистнции, Сикорский взял н себя более короткую, тк кк н нем, кроме технической стороны дел, лежли и рспорядительня и дминистртивня чсти. Постоянно приезжли из город, привозили мтерилы, зпршивли срочно по телегрфу, и ему необходимо было, кк он говорил, быть всегд н ружейный выстрел от конторы.

Все деллось с ккой-то скзочной быстротой, и быстрот эт все возрстл; устновились и ночные рботы.

В кждом месте линия кишел рбочими: збивли сви, сыпли нсыпи, копли выемки, тянулись обозы с вывозимою землею, лились песни, крики, громкий говор. Узкя полос земли н протяжении двухсот восьмидесяти верст жил полной жизнью безостновочно все двдцть четыре чс в сутки.

Ночью эт лент был сплошь огнення от костров. Уже провели телегрф, и в Зиме сидел телегрфистк.

Смены ей не было; и ночью и днем он должн был принимть телегрммы.

Еще молодя, с терпеливыми, все выносящими глзми, сидел он в минуты отдых н звлинке своей избы, курил и смотрел рвнодушно вдль, туд, где кипел рбот.

Кртшев жил в избе рядом. В четыре чс он уже выезжл н линию.

В тележке лежли инструменты и холодный звтрк.

Уезжл он н весь день и возврщлся домой чсм к десяти.

Иногд ндо было зйти еще в контору к Сикорскому. Иногд и ночью необходимо было ехть вторично н линию. Суток не хвтло. В кждом месте, в кждой точке уже ждли, нетерпеливо ждли Кртшев с рзбивкой, с отметкой, с вопросми, без решения которых дело остнвливлось. Получлось ткое впечтление, что все везде стоит и виновник этому только он, Кртшев.

Это тяготило, мучило, угнетло, и Кртшев почти не выходил из подвленного и в то же время нпряженного, крйне неприятного состояния от сознния, что никогд ему не поспеть везде вовремя.

Его лошдь нчл портиться.

Внчле он ходил рысью, но чем дльше, тем больше терял бедня Мшк силы.

Двно исчезл округленность ее форм, блеск ее шерсти.

Ее худя, теперь остря спин поднялсь кверху, шерсть болезненно торчл во все стороны, грив был спутн, сбит, см он точно потерял всякую способность понимть, где дорог, где оврг. Прежде, бывло, хоть домой он бежл. Теперь же одинково рвнодушно, несмотря н все удры, шл все тем же зплетющимся шгом.

И это еще более рздржло и угнетло Кртшев. Но когд однжды Мшк откзлсь и тким шгом идти, когд он беспомощно остновилсь и, несмотря н всякие понукния, не хотел идти дльше, Кртшев, которого во всех местх ждли, кк мнну с неб, пришел в ткое отчяние от своей собственной несостоятельности, от несостоятельности Мшки, что рсплклся.

В тком положении и зстл Кртшев Сикорский, несшийся н своей жениховской тройке.

Кртшев торопливо уничтожил следы слез, Сикорский сделл вид, что их не зметил.

– Ну, сегодня я з вс рспоряжусь, вы поезжйте домой и сейчс же купите вторую лошдь. Необходимо ездить н сменных лошдях.

– Он и домой не пойдет.

– Дйте овс ей.

– Нет у меня овс.

– Ну, тк чего же вы хотите? Человек восемндцть чсов ездит и не кормит лошдь. Обязтельно ндо брть торбу с овсом. Доехли до конц дистнции, ндели н нее торбу, сми зкусили и поехли нзд. А теперь что же делть? Выпрягите ее и пустите попстись по этой трве.

Сикорский уехл, Кртшев выпряг Мшку, пустил ее н трву, см, сидя н тележке, ел свой хлеб с колбсой и грустно-бессильно смотрел туд вдль, где кипел рбот, где ждли его, в то время кк он должен был псти свою лошдь.

В этот день Кртшев возвртился домой в неурочное время, когд солнце было еще высоко в небе.

Проджня лошдь окзлсь у хозяин, в избе которого жил Кртшев.

Выйдя из своей телегрфной конторы, – он же и спльня, – телегрфистк тоже, присев н звлинке, смотрел, кк Кртшев пробовл лошдь, и с своей стороны сделл несколько змечний, обнружив некоторые познния по этой чсти.

Между нею и Кртшевым звязлся рзговор, и окзлось, что он дочь мелкого херсонского помещик.

Кртшев, чувствоввший себя в общем не лучше Мшки, хотел было воспользовться отдыхом и лечь спть, но нчвшееся знкомство отвлекло его, и, сидя устло н звлинке, он дотянул до вечер в рзговорх с телегрфисткой.

Он был некрсив, почти необрзовнн, но было в ней что-то симптичное, беззщитное и, нконец, молодое – в улыбке, взгляде, в бессознтельных движениях. Было интересно будить это молодое.

Общее положение зморенных, рботющих через силу людей, при походной жизни, при созннии, что очень скоро все это кончится и в свое время, кк и все, унесет невозвртное будущее, еще больше сближло, примиряло, зствляло торопиться.

Высоко в небе, кк зброшенный мяк, ярко светил лун.

Беля колокольня, белые избы рельефно и неподвижно стояли, и от них пдл густя черня тень. В ярком ослепительном воздухе, кк серебро, сверкл н воде полос лунного свет.

Было свежо, телегрфистк кутлсь в плток и курил.

Кртшев устло сидел рядом с ней.

Гулко звонили чсы н высокой колокольне, и ему было хорошо и уютно около простой доброй девушки полуспть, полубодрствовть, нслждясь волшебной крсотой ночи.

– Вы спите совсем, – положите н плечо мне вшу голову.

И Кртшев положил.

– И холодно вм, вот вм половин моего плтк.

Пришлось сесть плотнее под одним плтком.

Тк и сидели они, изредк перебрсывясь словми, не змечя, кк идет время.

Все тк же неподвижно светил лун с своей бесконечной высоты, тк же стояли нстороженные белые хтки, и лунный свет игрл в воде.

Ккой-то особый сон няву влдел душой. Они не помнили, кк обнялись, кк поцеловлись, кк очутились вдвоем н ее узкой постели, кк уснули обнявшись, прикрытые ее плтком, единственным теплым, что было в ее скудном бгже.

А в четыре чс Кртшев осторожно, чтобы не зметили, пробирлся в свою избу.

Но н звлинке уже сидел Тимофей, и смущенный Кртшев чувствовл, что Тимофей обо всем догдлся.

Рядом с исключительным рзмхом в деле постройки во всем соблюдлсь экономия, доходившя до скредности. Тк, служщих в общем было мло, и н долю кждого приходилсь двдцтиголовя рбот. Будки, нпример, кк временные, решено было строить смого легкого тип, причем ссигновно было н кждую будку по сто двдцть пять рублей, тогд кк обычня цен будки от пятисот до тысячи рублей.

Был предоствлен полный простор для иницитивы и выбор строительного мтерил.

– Предоствляю, – скзл Сикорский Кртшеву, – все дело вм, стройте хоть из нвоз, и условие одно – не выйти из сметы, потому что, помните, это своего род пунктик, конек нчльник учстк.

В помощники себе Кртшев взял Тимофея.

Решено было пользовться в общем типом молдвнских легких клетушек, из легкого деревянного остов в виде рл, зплетенных плетнем и смзнных с одних сторон глиной с нвозом. Крыши крыть очеретом. Печи глинобитные с кменным, з неимением кирпич, сводом.

Но и кмня не было. Тимофей рзыскл в степи колодцы, устривемые нбожными молдвнми, и выбирл оттуд тот кмень, которым были обложены стенки колодц. Лесной мтерил покуплся у молдвн в круцх и состоял из жердей в полтор-дв вершк в диметре.

Высокя круц с ткими торчщими жердями стоил от трех до пяти рублей. Четырех, пяти тких круц было достточно для будки. Но и эт цен покзлсь Тимофею дорогой.

Он узнл, откуд молдвне возят лес, съездил туд и купил тм две десятины ткого же лес по сорок рублей з десятину. Этого лесу хвтило с избытком н всю дистнцию. Одни рубили его и очищли от коры, другие возили н линию.

Рбот, кк говорил Тимофей, шл колесом.

Сегодня Тимофей тщил Кртшев в лес осмотреть покупку и рботы Тимофея.

Лес был верстх в двендцти от линии.

Кртшев хотел успеть побывть и в лесу и проехть по линии.

– Ну, чй сегодня некогд пить, – скорей зпрягй Румынку – и поедем.

Через несколько минут Кртшев уже выезжл н Румынке, зхвтив для нее зготовленную с вечер торбу с овсом, рядом верхом ехл Тимофей.

Проезжя мимо телегрфной конторы, Кртшев покосился н ее безмолвные окн и поцеловл спвшую з ними лсковую, н все соглсную, молодую телегрфистку.

«Дть бы ей выспться, – подумл Кртшев, – и подольше бы не присылли телегрмм сегодня».

День обещл быть дождливым. Все небо зволокло ровною серою пеленою, и только при восходе солнц тм н востоке прорвлсь н мгновение эт пелен, и, из-под нее выглянув печльно, солнце опять скрылось.

Скоро стл нкрпывть мелкий ровный дождик, и точно спустилсь н всю округу мокря, серя, однообрзня пелен.

Иногд дождь перествл и опять принимлся, ткой же однообрзный, тихий и ровный.

– Теперь, пожлуй, – говорил Тимофей, – и ни к чему уж он. Рзве вот для озимей перед севом… ну, корму прибвится…

– Н-д, – соглшлся Кртшев, продолжя испытывть смущение при Тимофее.

Н отрогх длеких холмов и невысоких гор покзлся лес.

– Вот и нш лес, – покзл рукой Тимофей туд, где, борясь с дождем, поднимлсь синяя струйк дым, – может, кипяченя вод будет, чю нпьемся.

Подъехли к лесу, привязли лошдей и пошли н просеку. Дождь опять перестл. Н только что срубленных мокрых деревьях дрожли крупные кпли воды, пхло сыростью, свежим лесом, пхло дымом, и ярче вспоминлсь ночь, лун, телегрфистк.

Окзлся и кипяток, сврили чй и нпились.

Кртшев в первый еще рз был в нстоящем лесу, в первый рз видел, кк его рубят, кк выделывют из него годный для постройки мтерил. Он осмотрел рботы, одобрил все, дл дровосекм н водку и уехл нпрямик к концу дистнции.

Дорожк прихотливо вилсь между полями поспеввших кукурузы, пшеницы, овс. Румынк бодро бежл, Кртшев сидел, смотрел из-под своего кпюшон и все не мог оторвться от воспоминний прошедшей ночи. Иногд сердце его особенно сжимлось, и стновилось весело и легко н душе.

Н конце дистнции, в нскоро сколоченных блгнх, жил рядчик Свельев с ртелью рбочих человек в сорок. Он копл земляное полотно н двух последних верстх и должен был рыть нгорную кнву, которую хотел сегодня рзбить Кртшев.

Подъехв к нвесм, Кргшев привязл лошдь, подвязл ей торбу с овсом и пошел к глвному блгну.

По случю дождя рботы не было. Вышел мленький, кудрявый, средних лет рядчик Свельев и почтительно поклонился.

– Я приехл вм кнву рзбить.

– Очень дже приятно. И если бы, к примеру скзть, вчерсь нмеревлись приехть, сегодня с утр бы уже ребят принялись бы з рботу.

Окончив рзбивку, Кртшев возвртился и, тк кк Румынк еще не кончил своего овс, присел под нвесом, где был устроен для рбочих столовя: вкопнные в землю козлы, покрытые доскми. Тут же недлеко, под низким нвесом, был устроен кухня, горел огонь и несся ппетитный пр из двух котлов, около которых, зсучив высоко рукв, хлопотл молодя, здоровя русскя бб.

Кртшеву тоже зхотелось поесть, но он стеснялся, считя это несовместным с его служебным положением и думя в то же время, что бы скзли этот рядчик и рбочие, если бы знли, кк провел он эту ночь. И теперь ему было уже неприятно воспоминние об этой ночи.

– Не желете ли, господин нчльник, – вкрдчиво-лсково зговорил рядчик, прерывя мысли Кртшев, – съесть чего-нибудь: вреного мяс можно, косточку с мозгом, то и щец.

И мясо и щи, особенно кость с мозгом вызвли срзу усиленное выделение слюны у Кртшев, но, не колеблясь, он ответил:

– Нет, блгодрю вс…

– А то, может быть, сл поджрить кусочек.

Это было уже выше сил Кртшев, и пок он боролся с собой, Свельев уже крикнул:

– Мтрен, живей, поджрь-к сл.

– Вы, русские, рзве тоже едите сло? – спросил Кртшев. – Я думл, что только мы, хохлы…

– Хорошее везде хорошо, господин нчльник.

– Вы сми что ж не присядете?

– Покорно блгодрю, господин нчльник, – ответил Свельев и, после нстойчивых повторений, присел нконец н смый крй скмьи и снял шпку.

Мтрен принесл горячую сковородку с подрумяненными н ней розовтыми кускми шипящего млороссийского сл. Зтем он принесл несколько ломтей полубелого хлеб и лсково скзл:

– Кушйте н здоровье.

Было это кк-то особенно сочно сделно, Кртшев, вспомнив обряд простого нрод, снял шпку, положил ее рядом н скмью и перекрестился.

– А вы рзве не будете есть? – спросил Кртшев.

– Нет, уж позвольте с нродом; уж ткой порядок у нс…

Кртшев принялся з сло и ел его з об ух, кк говорят хохлы.

Когд он кончил, ему поднесли миску щей, н трелке кшу, н другой – кусок вреной говядины с мозговой костью.

– Нет, нет… – нчл было Кртшев, но хозяин перебил его:

– Вы, господин нчльник, нш нчльник, и вш обязнность пробовть еду рбочих, чтобы не было обмн или обиды со стороны хозяин рбот. Это уж ткое зведение, и не нми выдумно оно.

– Если тк… – скзл Кртшев и съел несколько ложек щей с кшей, несколько кусков говядины, посыпя ее крупной солью, и нконец, по нстоянию хозяин, съел и мозг. Кончив, Кртшев скзл:

– Мне совестно, зкормили вы меня.

– Помилуйте, господин инженер, можно ли о тких пустякх говорить. Не обессудьте и нпредки: шутк скзть, день-деньской не евши, из-з нс же.

Нступл обед, собрлись рбочие и слушли.

Кртшев колеблся, но, прощясь, протянул руку рядчику. Рбочим дл пять рублей н водку, Мтрене отдельно рубль. Этим он кк бы рсплтился з еду, но сознние, что этого все-тки не следовло бы делть, мучило его, и, едучи обртно, его одновременно нчло грызть и тревожное сознние того, что он сделл только что н этом конце дистнции, и того, что произошло ночью н другом ее конце.

Но постепенно дело снов зхвтило, тревожное состояние исчезло. Все было вжно, все было дорого и интересно. Кждя случйно встречення и вновь куплення круц с лесом волновл и рдовл тк, кк будто все это было лично его, Кртшев.

По дороге его нгнл троечный вместительный трнтс, в котором сидел инженер Днилов.

Днилов водой из Одессы проехл в Букрест, оттуд в Глц и зтем уже н лошдях, проехв всю линию, возврщлся в Бендеры.

О своем проезде он никого не уведомлял, объясняя это тем, что встреч нчльств отнимет всегд много лишнего времени, в ткой горячке этого лишнего времени нет.

– Ну, что ж? – скзл Днилов, остновив лошдей и поздороввшись с Кртшевым, – вы ко мне пересесть не можете, тк кк тогд некому будет отвести вшу лошдь домой, тк я к вм пересяду.

Толстый Днилов кое-кк уселся в мленькой тележке Кртшев, Кртшев сдвинулся, чтобы дть ему место, н смый крй.

Чтобы не здерживть Днилов, Кртшев хотел было, не остнвливясь н рботх, ехть прямо, но Днилов нстоял, чтобы все деллось тк, кк всегд.

И Кртшев остнвливлся, рзбивл полотно дороги или проверял рзбивку, двл новые выписки, делл обрезы мостм.

По дороге его остнвливли молдвне с круцми лес, с возми соломы. Он торговлся, покупл и вместе с Дниловым ехл впереди этих круц, укзывя те будки, где нужен был этот мтерил.

Однжды, когд Кртшев купил воз соломы, н горизонте покзлся другой, и Кртшев боялся, что, пок он будет укзывть продвшему, куд свливть, тот другой, появившийся н горизонте, ускользнет от него.

Тогд Днилов предложил свои услуги и остлся в тележке крулить подъезжвшего, в то время кк Кртшев, усевшись н купленный воз, поехл с молдвнми к будке.

В это время подъехл к Днилову и Сикорский, и когд Кртшев возвртился к ним, и другой воз был куплен Дниловым н двдцть пять копеек дешевле против нзнченной Кртшевым цены.

Зтем Днилов пересел к Сикорскому, и они уехли в Зим, Кртшев продолжл свою обычную рботу.

Когд к десяти чсм вечер Кртшев нконец добрлся домой и отпрвился в контору, то окзлось, что Днилов уже уехл.

Сикорский был в духе и скзл Кртшеву с обычной своей мнерой, нехотя и вскользь, что Днилов остлся доволен и рботми и им, Кртшевым.

Прощясь, он рсскзл, кк Днилов побывл и н телегрфной стнции, кк телегрфистк жловлсь н трудность бессменной и днем и ночью рботы, и кк Днилов ответил, чтобы по ночм телегрфистк не дежурил и что для ночных рбот он пришлет телегрфист. Кртшеву покзлось, что Сикорский кк-то особенно при этом смотрел н него, Кртшев, и поторопился уйти, чтобы скрыть свое смущение.

Высоко в небе опять светилсь лун, опять белели домики, и опять н звлинке сидел телегрфистк, Дрья Степновн Основскя, кутлсь в свою шль и курил ппироску.

И опять потянуло Кртшев к этой одинокой, беззщитной, н все готовой и в то же время ничего не ищущей фигурке.

– Хотите, будем чй пить? – предложил Дрья Степновн.

И они вдвоем, тк кк при телегрфе не было и сторож, стли ствить смовр, потом пили чй, в четыре чс утр, кк и нкнуне, Кртшев пробежл опять к себе, чтобы зпрягть лошдь и ехть н линию.

И опять, доехв до конц дистнции, он не мог устоять от соблзн у рядчик Свельев и, решительно откзвшись от остльного, съел несколько ломтиков горячего, слегк поджренного сл.

Тк и пошло изо дня в день. Кртшев, кк мятник, кчлся между этими двумя крйними пунктми своей дистнции, между двумя соблзнми дня и ночи, всегд твердо зрекясь устоять и всегд бессильный в своих зрокх.

Однжды н рботх, когд Кртшев в трех верстх от линии рзбивл водоемное здние, вдруг к нему подъехло несколько экипжей.

В переднем экипже, в большой открытой коляске, н зднем сидении сидел инженер Свинский и рядом с ним мленький, уже пожилой с сморщенным лицом, господин.

Н переднем сидении возвышлись Пхомов и Сикорский.

Свинский быстро вышел, рдушно, с мнерой светского человек, протянул Кртшеву руку и, пожимя ее, весело проговорил:

– Вот нконец где мы вс поймли.

В это время осторожно и морщсь сошел с экипж и мленький пожилой господин в котелке, немного сдвинутом н зтылок, и Свинский, деля движение рукой в сторону Кртшев, скзл:

– Инженер Кртшев.

Н что мленький пожилой господин протянул руку Кртшеву тк, кк будто это стоило ему большого усилия или боли, и небрежно бросил:

– Смуил Поляков.

«Тк вот он!» – мелькнуло молнией в голове Кртшев, Сикорский в то же время шепнул ему:

– Говорите ему вше превосходительство.

– Вы что здесь делете? – бросил Поляков, устло оглядывясь.

– Рзбивю водопровод, вше превосходительство.

– А где же вш экипж?

– Экипж н стнции, я пришел сюд нивелировкой и…

– Ну, тк поедем с нми тогд… Сдитесь… Ну, н козлы к нм сдитесь.

И Поляков полез нзд в экипж.

Кртшев бросило в жр и холод.

Этим предложением влезть н козлы точно хлыстом его вдруг удрили по лицу.

Он был бы счстлив, если бы мог вдруг провлиться сквозь землю, и нвсегд.

Он мучительно искл выход, резкий откз нпршивлся н язык, и он нпрягл все силы, чтобы удержться, между тем экипж уже троглся, и с отчянием в душе Кртшев взобрлся н козлы и сидел н них рстерянный, рздвленный, с душой, охвченной ужсом, тоской, унижением…

Ему кзлось, что вся стнция, когд они подъезжли, только н него и смотрел, вполне понимя всю унизительность его положения.

Кк только вышли из экипж, Кртшев шепнул Сикорскому:

– Я сейчс же уезжю. Скжите и выдумйте, что хотите, Полякову, но не оствляйте меня, потому что инче я нговорю ему тких дерзостей…

– З что?!

В это время к Кртшеву подошел Свинский.

– А я привез вм письм от вших и корзинку, – передл ее Влерину Андреевичу. Вши здоровы все, клняются вм и ждут в гости.

Кртшев взял письмо, блгодря, стрлся улыбться и при первой возможности скрылся. Сел в свою тележку и, не оглядывясь, погнл Румынку прочь от стнции.

Позднее обыкновенного возвртился Кртшев в тот день в Зим, объезжя глухими дорогми, чтобы кк-нибудь не встретиться опять с Поляковым и его свитой.

«И зчем он оторвл меня от рботы? Мло у него свиты и без меня? Сколько в них, нчиня с смого шеф, чвнств! И отчего Днилов не было между ними? И кким смущенным и мленьким кзлся Пхомов, вынужденный ехть н передке!»

И Кртшев опять и опять переживл свое унижение и с омерзением, крепко отплевывясь, кричл в темноту:

– Тврь!

Оствив лошдь дом, он пошел в контору, со стрхом вглядывясь в ее окн и стрясь угдть, уехл ли Поляков.

Поляков уехл со всей свитой, но н столх конторы еще оствлись следы обед, тк кк Сикорский всех их нкормил.

Кртшев никогд не видл Сикорского тким веселым.

– Эх, вы! – встретил он Кртшев. – Ну, чего вы обиделись? Если Пхомов может ехть н передке, то почему вм не сесть н козлы? Ведь не н голову же Полякову посдить вс… Совершенно нпрсно, совершенно… Ну, слушйте: все-тки Поляков просил передть вм свою блгодрность. Я скзл ему, что послл вс по экстренному делу… Вм нзнчено жловнье трист, с уплтой с смого нчл, и прибвлено подъемных еще пятьсот рублей…

Кртшеву было приятно это, и глвным обрзом кк внимние.

– А вот и вш корзинк. Ну, теперь слушйте дльше: бллстировку Поляков сдл мне и вм отдельно…

– Кк это?

– То есть в днном случе мы сми являемся подрядчикми; нм нзнчен цен двендцть рублей куб, и, тким обрзом, рзниц против того, во что это обойдется в действительности, будет в ншу пользу. Я уже собрл кое-ккие спрвки и думю, что может обойтись не дороже семи рублей, может быть, дже шесть. Нужно всего четыре тысячи кубов, следовтельно, в ншу пользу остнется двдцть четыре тысячи рублей.

– Я решительно откзывюсь от этого подряд.

– Почему?

Ответ был для Кртшев совершенно ясен: служить, получть жловнье и в то же время знимться подрядом, контролерми которого будут они же, – было для него совершенно невозможным.

Но тк кк Сикорский уже, очевидно, изъявил свое соглсие, может быть, и см попросил об этом, то Кртшев придумывл ответ, который не был бы обидным.

– Видите, Влерин Андреевич, вы – другое дело. Вы сми говорите, что вы, кк згрничный инженер, вынуждены будете перейти н подряды. Что до меня, то подрядчиком я никогд в жизни не буду. Я хочу только служить. Вы и берите этот подряд, я всеми силми помогу вм, но учствовть не буду. И для вс же это лучше, потому что рз я не зинтересовн, то у вс является приемщик, и при тких условиях никто не зподозрит меня в пристрстии, тк кк здесь я ни в чем не зинтересовн.

Сикорский убеждл Кртшев, но тот остлся при своем.

– Эх вы, – прощясь, добродушно кивнул головой Сикорский.

Смеясь, он быстро коснулся пнтлон Кртшев и, тряся их, скзл:

– Я вм предскзывю, что, кроме тких штнов, у вс никогд ничего в жизни не будет…

Кртшев тоже смеялся и, рдостный, веселый, шел к себе домой. «И ничего нет больше, кроме этих штнов, и не ндо», – рдостно думл он, усживясь около ожидвшей его, по обыкновению, Дрьи Степновны.

И он был тким же, кк и он, и бездомным, и ничего другого не желвшим человеком, и Кртшев больше уже не чувствовл угрызений совести, сидя с ней. Нпротив, чувствовл себя нлженным, веселым, удовлетворенным.

– Вы что сегодня ткой веселый? – спросил его Дрья Степновн.

Кртшев с удовольствием принялся рсскзывть ей все случившееся з этот день с ним.

Он тк смешно изобржл себя н козлх, что и он, и Дрья Степновн смеялись до слез. Кончив, он вспомнил о корзинке. В ней были орехи, персики, виногрд.

Ел Дрья Степновн, ел Кртшев и думл, что бы скзл его мть, если бы знл, с кем он ест это?

XVII

Ко всему теперь прибвились еще зботы о песке.

Для розысков местонхождений песк был нзнчен особый десятник, толстый, добродушный увлень с виду, но очень рсторопный н деле. Фмилия его был Сырченко, и н вид можно было дть ему не больше двдцти пяти лет. Он облдл кким-то особым чутьем рзыскивть песок. И чем ближе он был к линии, тем больше рдовлся Сикорский, тк кк з перевозку куб ткого песку они плтили молдвнм по рублю с кждой версты.

Кртшев стршно зинтересовлся этими розыскми и, беря уроки у Сырченко, все свое свободное время употреблял н поиски з песком.

Он зглядывл во все попутные оврги, где были обнжены нслоения. Он возил с собой лопту и, в местх, где были бугорки или приподнятость почвы, копл пробные шурфы. Особенно остро стояло дело относительно песку в южной чсти дистнции, к стороне Глц, где н протяжении пятндцти погонных верст никких следов песку не было. Однжды вечером приехл Сырченко и, бессильно рзводя рукми, скзл:

– Окончтельно, Влерин Андреевич, песку тм нет.

Лицо Сикорского собрлось в обычную гримсу, точно у него болит тм, внутри, и обиженным голосом он скзл, опускя углы рт:

– Ну, тогд из всего подряд ничего не выйдет, потому что то, что зрботем н одной половине, приложим к другой. И дй бог, чтобы еще хуже не вышло.

Сырченко стоял, точно чувствовл себя виновтым. Д и Кртшев испытывл то же смое, кк будто и его упрекли в нердении к интересм Сикорского. Он поспешил уйти домой и все время только и думл, где бы нйти песок. Он вдруг вспомнил ту дорожку, по которой тогд возврщлся в лес, и, уже понторевшись в опытх искния, восстновив в пмяти местность, он решил звтр еще рз проехть по той дорожке.

Результт превзошел все его ожидния. В трех верстх от линии, н срединном рсстоянии от обоих концов, под полуршинным слоем чернозем, покзлся слой прекрсного грвия, ккой удлось рзыскть только в одном крьере. Кртшев копл в рзных местх, и крьер определился длиною до шестидесяти сжен и шириною до двдцти. Оствлось выяснить злегние бллст вглубь.

«Если сжень глубины, – рссуждл Кртшев, – то уже это соствит тысячу двести кубов нерзрыхленного бллст, вывезенного и полторы тысячи, то есть почти все количество».

Тут же н месте Кртшев определил процент глины. Для этого у него был стекляння трубочк с одним глухим концом. Н трубочке Кртшев нделл лмзом для резния стекл деления.

В трубочку он нсыпл до ее половины вновь добытого песку, вместо воды нлил из фляжки холодного чю, которым зпивл свой звтрк.

Примесей окзлось до восьми процентов.

Первончльно Сикорский прибыльный процент нзнчил двендцть, но потом поднял до пятндцти, и тким обрзом новый бллст и в этом отношении мог быть нзвн идельным.

Кртшев тк взволновлся после этого последнего определения, что, нбрв полный плток грвия, решил ехть прямо нзд к Сикорскому.

Сикорского он зстл дом в подштнникх и ночной рубшке, в жрком рзговоре с полной молдвнкой. Сикорский, см молдвнин родом, говорил с молдвнми н их родном языке. Это тк рдовло молдвн, тк было им приятно, что Сикорский буквльно вил из них ккие только хотел веревки. Тк, нпример, глвнейшя рбот нселения, всякие перевозки – обходились н дистнции Сикорского почти вдвое дешевле против других мест линии.

– Что случилось? – встревоженно спросил Сикорский в неурочный чс явившегося Кртшев.

– Кк вм нрвится этот бллст? – спросил Кртшев.

Сикорский пригнулся к столу, н который Кртшев высыпл из плтк грвий, и внимтельно стл рссмтривть его.

– Где вы ншли его? – не отрывясь, ждно, кк золото, перебиря его рукой, спросил Сикорский.

Кртшеву хотелось, чтобы Сикорский сперв ответил, кк нрвится кчество бллст, но, желя поскорее доствить приятное, он злпом ответил:

– В трех верстх от линии, н рвном рсстоянии от конц дистнции и последнего рзъезд.

Сикорский, ничего не отвечя, только ниже пригнулся к грвию.

– Ккя вскрышк?

– Пол-ршин.

– Ккя площдь?

– Около шестисот квдртных сжен.

– Глубин злегния?

– Вы уж многого зхотели: конечно, не мог определить.

– Ндо будет сейчс взять несколько рбочих, и поедем.

Обртившись к стоявшим молдвнм, с интересом следившим з всей сценой, Сикорский скзл:

– Ну, теперь дело меняется: песок ншли ближе. Кто хочет взять возку, пускй едет сейчс з нми. И лопты зхвтите.

Кртшев отвел Мшку домой и поехл вместе с Сикорским н его тройке.

З ними ехли три подводы с десятью молдвнми. Тким обрзом, и рбочих не пришлось брть.

Приехв, Сикорский внимтельно осмотрел сделнный Кртшевым шурф, осмотрел местность и скзл:

– Площдь горздо больше. Бллст должен непременно выклиниться в том оврге, и вскрышк будет тм уже около сжени. Едем к тому овргу.

Оврг был довольно крутой, и после нескольких удров лоптми стл уже обнруживться песок.

Предположения Сикорского совершенно опрвдлись: вскрышк действительно был до сжени, плст злегния более двух сжен.

Лицо Сикорского приняло сосредоточенное, вжное, дже огорченное выржение. Он вынул кошелек, достл оттуд пять рублей и, передвя молдвнм, скзл:

– Вот вм деньги з труды и уезжйте домой: здесь не будем возить песок.

Молдвне, не ожидвшие ткого исход, до того веселые, взяли, недоумевя, деньги, смолкли, сели н свои подводы и уехли.

Кртшев еще более недоумевл и рстерянно, сконфуженно спршивл:

– Не годится рзве?

Сикорский молчл, следя глзми з уезжвшими молдвнми. Когд они уже совсем скрылись, Сикорский медленно обвел еще рз глзми округу, прилег н трву и скзл Кртшеву:

– Сдитесь.

Кртшев присел и нпряженно уствился в своего шеф.

Сикорский зговорил тихо, с рсстновкми, кк умирющий:

– Это не крьер, золото… чистое золото, и знчение ткого бллст вы поймете и оцените не рньше год эксплутции. В то время кк от мелкого через год и половины не остнется, этот весь будет нлицо. В то время кк в мелком шпл будет ездить взд и вперед, – потребуется н ремонт пути от одного до двух человек н версту, – для этого не пондобится и полчеловек. С тким бллстом скорость может быть доведен и до шестидесяти верст в чс. З грницей только ткой бллст и допускется, где его нет, тм употребляют щебенку, куб которой обходится до тридцти рублей. Вот ккой это бллст! Хвтит его не только н пятндцть верст, но и н сто пятьдесят. И возить его не лошдьми ндо, железной дорогой. Когд будет проведен путь, мы проложим сюд ветку и стнем поездми вывозить. Больше двух рублей куб не обойдется, и я сейчс же отдм рспоряжение Сырченко прекртить возку из всех крьеров, отстоящих длее трех верст от линии, и, во всяком случе, вывозить не полное количество, с тким рсчетом, чтобы сверху был бллст из этого крьер. О-о! Я головой теперь отвечю, что н всей линии рвной ншей дистнции по бллсту не будет.

Лицо Сикорского рспустилось в луквую улыбку, и уже веселым голосом он скзл:

– Ну, теперь рсскжите мне, кк вы унюхли это золото.

Когд Кртшев сообщил, Сикорский, кчя головой, скзл:

– Ндо будет вс ккому-нибудь жиду сдть н ренду: он вм будет плтить из жилетного крмн жловнье, вы ему будете нбивть все остльные его крмны чистым золотом.

Он поднялся, отряхнул свой костюм и скзл:

– Ну, теперь едем домой, и я вс нкормлю и, рз не хотите денег, нпою шмпнским.

Он подошел к экипжу и, оглядывясь, говорил:

– Д, з ткой крьер можно выпить шмпнского. И мы нзовем его Кртшевским. С звтршнего же дня поствлю здесь Сырченко с рбочими пробивть трншею. Этот крьер мы будем рзрбтывть уже по всем првилм искусств, и рыться, кк свиньям, не позволю здесь, потому что это выгоднее, и все – и Днилов и Пхомов – побывют н этом крьере…

Когд сели в экипж, Сикорский весело удрил себя по лбу.

– Т-т-т! Слушйте! Первое, что ндо сделть, это – купить н мое имя этот крьер. Я сегодня же пошлю Сырченко рзузнть, кому эт земля приндлежит, и куплю, в крйнем случе рендую лет н двдцть, и тогд пусть дорог покупет этот крьер у меня. Вся его длин будет сжен трист, если дже ширин двдцть, в чем я очень сомневюсь, и две глубины, то это соствит н линии не менее пятндцти тысяч кубов. Мне ндо три тысячи, и, если дорог по рублю мне зплтит з куб – з остльные, то уже это одно соствит двендцть тысяч, но я головой отвечю, что вдвое, втрое больше.

Немного погодя Сикорский горячо говорил:

– Слушйте еще вот что. Сильвин, нчльник соседней к Глцу дистнции, говорил мне, что у него совсем нет бллсту, и я предложу ему по дв или по рублю пользы с куб с тем, чтобы подряд он передл мне.

Сикорский зсвистл.

– Это еще чистых тридцть тысяч в крмне…

Он сосредоточенно покчл головой и опять с миной умирющего проговорил:

– Тысяч до ст можно зрботть!

Он энергично мхнул рукой.

– Ну, тогд будьте вы все, Поляковы, прокляты. О, тогд я буду чувствовть себя человеком! Д, вот и все в жизни тк: все только рубль и случй!

Кртшев слушл, подвляя в себе неприятное чувство, вызвнное пробуждвшеюся корыстью Сикорского, стрлся сосредоточиться н доствлявшем ему нслждение созннии, что он сегодня сделл что-то очень вжное и ценное. С ккой звистью будет смотреть н него его учитель Сырченко!

Узнют об этом и в Бендерх: узнют и Петров, и Борисов, и Пхомов, и Днилов, и окончтельно упрочится его репутция дельного и толкового рботник.

И Кртшев чувствовл прилив к сердцу теплой крови, ему было рдостно и хорошо н душе. Он щурился от ярких лучей, смотрел в длекую лзурь точно умытого неб, щурился иногд тк, что все небо это покрывлось золотыми искрми, и переживл то состояние, когд кжется, что нет уже тел, что все оно и он см рстворились без осттк в этой искрящейся рдостной синеве.

Через несколько дней после открытия нового крьер Сикорский скзл Кртшеву:

– Вот вм копия моего условия с молдвнми относительно перевозки песку. Они должны склдывть этот песок в конус. Рзмер им дн ткой, чтоб в кждом кубе было н десятую чсть больше куб, и тким обрзом кждый десятый куб будет у нс бесплтным.

Кртшев слушл, стрясь не выдть своих мыслей, но ему было досдно и обидно з Сикорского. И без того с кждого куб оствлось в его пользу по девять рублей, и то, что он еще придумл, являлось в глзх Кртшев в сущности обмном.

Но, кк ни стрлся скрыть свои мысли Кртшев, Сикорский был достточно проництельным, чтобы не прочесть их н лице Кртшев.

– Здесь никкого обмер нет, потому что в этом условии мы плтим не з куб, з куб десять сотых. Спрведливо это и в том отношении, что в мирное время з эту же рботу они взяли бы вдвое дешевле.

Сикорский теперь увлеклся только песком и все остльное бросил н руки Кртшев.

Кртшев чувствовл себя полным хозяином н дистнции и был рд, вспоминя слов Сикорского, что в их деле, кто плку взял – тот и кпрл.

Теперь кпрлом н дистнции был Кртшев. Чувствовл это и он и все. Подрядчики, рядчики стли еще почтительнее ввиду предстоявших обмеров рбот.

С кждым днем горячк спдл н линии. Целыми верстми уже, где прежде кучился нрод, были шум и крик, теперь опять было тихо, и только узкой змейкой извивлсь полос готового полотн. К этому полотну везли шплы и рельсы, шл уклдк, и звон сбивемых нклдкми рельсов рзносился длеко в воздухе.

Но для Кртшев рботы не убвлялось. Ндо было обмеривть и учитывть все сделнное.

Крупный подрядчик земляных рбот Ртнер, взявший ткже и листовку и дерновку, едучи с Кртшевым н обмер, говорил ему:

– Слушйте меня, стрик, Артемий Николевич, что я вм скжу. Вы человек молодой, только что нчли, я, слв богу, поседел н этих рботх. И, слв богу, никогд ни с кем из инженеров не вздорил. Вы нших порядков не знете, порядки у нс простые. Один в свой рот не зберет всего: дело это столько и мое, сколько и вше. Ничего незконного я от вс не прошу, будьте только спрведливы – и десять процентов вши.

– Это ккую сумму соствит? – спросил Кртшев.

– Это соствит тысяч двдцть.

– Допустим, что я взял у вс эти двдцть тысяч. Будем считть, что они по пяти процентов в год ддут мне тысячу рублей. Но, если узнют, что я взял у вс эти деньги, меня прогонят и больше н службу не примут. Ккой же мне рсчет, когд я уже получю теперь три тысячи шестьсот рублей в год?

– Во-первых, никто же не узнет…

– Вы первый рсскжете… Теперь, конечно, нет, когд дело кончится, вы скжете: з что этот человек вытщил у меня из крмн двдцть тысяч? И вм будет досдно, и вы всем скжете. Кк же инче всегд все знют: ткой-то инженер вор, ткой-то не вор. Нет, господин Ртнер, вы сми видите, что не выгодно для меня вше предложение…

– А сколько же вы бы хотели?

Кртшев рссмеялся.

– Ну, миллион.

– Миллион? когд всего дел н трист тысяч?

И Ртнер презрительно рссмеялся.

– Ну, вот видите, – скзл Кртшев, – и не сойдется нше дело. А двйте лучше тк: все, что зконно, я вм и тк сделю, незконно ни з ккие деньги не сделю.

– А я о чем же прошу? – ответил угрюмо Ртнер.

Кк ни стрлся Кртшев быть беспристрстным при обмере, Ртнер оствлся недоволен и жловлся Сикорскому, требуя обмер в присутствии его, Сикорского.

Сикорский с унылым лицом выслушл Ртнер и, опустив углы рт книзу, скзл, рзводя рукми:

– Хорошо.

Кртшев рсскзл Сикорскому о предложении Ртнер.

– Я его проучу, – скзл угрюмо Сикорский.

И действительно, по обмеру Сикорского вышло н дв процент меньше, чем у Кртшев.

Ртнер только возмущенно рзвел рукми.

А Сикорский скзл ему:

– Утешьтесь тем, что это всего н три тысячи рублей, и тким обрзом у вс в крмне остлось из тех денег, которые вы предлгли, семндцть тысяч рублей.

– Я никому ничего не предлгл, – резко ответил Ртнер, – и буду жловться Полякову.

– Это вше прво, кк прво Поляков отдть вм хоть все свое состояние.

– Ну, знете, что я вм скжу, – говорил Ртнер, пряч квитнцию, – от тких инженеров Поляков только рзорится, потому что у тких инженеров могут рботть только мошенники…

– Вон, негодяй!!! – звопил вдруг Сикорский, бросясь н Ртнер, но Ртнер был уже у дверей.

– Ох, кк испуглся! – смерил он с ног до головы мленького Сикорского и, выйдя, хлопнул дверью.

– Дйте телегрмму, чтобы сейчс же выслли сюд двух жндрмов, и пусть бессменно дежурят здесь в конторе.

Пришл очередь обмерять и рядчик Свельев.

Кртшев, при всей своей неопытности, видел, что дело Свельев не из вжных. Кормил он своих рботников н убой и в этом отношении был выше всех подрядчиков. Но рботы его были не из выгодных, – мелкие нсыпи, без выемок, где оплчивлся кждый куб вдвойне, почти без дополнительных рбот, кк-то: нгорные кнвы, углубления русл и прочее.

Чем ближе подвиглось дело к концу, тем грустнев стновился Свельев, тем почтительней стновился он с Кртшевым, смотря н него с мольбой и стрхом.

Когд Кртшев приехл к нему с обмером, он, стоя без шпки, скзл с отчянием:

– Вся ндежд только н вс.

Кртшев смущенно ответил:

– Я сделю все, что могу.

И нчл обмер.

Целый день продолжлся обмер. Уезжя, Кртшев скзл:

– Обмер я передм звтр в контору дистнции.

А Свельев, кк н молитве, кивя головой, молил:

– Не оствьте несчстного, господин нчльник.

С сжтым сердцем уехл от него Кртшев, предчувствуя дрму.

Приехв домой, Кртшев сейчс же зсел з подсчет и еще в тот вечер передл итоги Сикорскому.

Свельев н другой день явился з рсчетом.

– Трист двендцть кубов у вс, – скзл ему Сикорский, – по три рубля…

Свельев сделлся белым кк мел и дже кчнулся.

– Помилуйте, господин нчльник, – зшевелил он побелевшими губми, – з три месяц хрчей только вдвое больше вышло… Не может этого быть: ошибк тут вышл…

Сикорский сделл гримсу и скзл:

– Вы что ж, проверки хотите?

– Пусть сми Артемий Николевич проверят: они ж, нверно, не зхотят обидеть несчстного человек.

– Хорошо, я скжу ему.

Подъезжя в тот вечер к дому, Кртшев увидел темную фигуру у своих дверей.

– Кто?

– Я, Свельев.

– Зходите.

Свельев вошел вслед з Кртшевым в темную комнту и повлился н колени.

– Не погубите, Артемий Николевич, не погубите! Не может быть, что всего трист кубов нрботно. По нроду не может быть меньше тысячи кубов, и то только-только вчистую выйду…

– Встньте, встньте, – поднимл его Кртшев.

Но Свельев грузно сидел н своих коленях и продолжл:

– Я был у нчльник дистнции, он рзрешил вм перемерить меня, я нрочито его смого не звл: не погубите, Артемий Николевич! Ведь пропл я совсем!

– Я звтр же перемеряю. Конечно, может быть, я и ошибся…

Свельев встл с колен. От отчяния он перешел к ндежде. Он зговорил облегченно:

– Ох, ошиблись, ошиблись, Артемий Николевич, и, бог дст, звтр все испрвите.

Кртшев протянул ему руку и вдруг почувствовл в своей руке бумжку. Это был вчетверо сложення десятирублевк.

Сердце его тоскливо сжлось.

– Нет, нет, господин Свельев, не нужно, совершенно не нужно. Вот вм крест, что я и без этого сделю все, что могу.

Свельев рстерянно прошептл:

– Простите Христ рди, – и вышел из комнты.

Тяжелое, тоскливое волнение охвтило Кртшев.

– См виновт, см виновт, – твердил он в отчянии, идя к Сикорскому.

– Свельев недоволен вшим обмером, – скзл ему Сикорский.

– Это ткя ужсня история…

И Кртшев рсскзл, кк он изо дня в день одолжлся у Свельев слом.

Сикорский мрчно слушл.

– Ах, кк нехорошо, – скзл он, когд Кртшев кончил.

Он покчл головой и досдно повторил:

– Очень некрсивя история.

Кртшев сидел, переживя отвртительное чувство унижения.

– Сколько приблизительно могли вы съесть у него сл?

– Я не зню… Месяц дв я ел кждый день по несколько ломтиков.

– Фунт в день?

– Не думю.

– Будем считть фунт, будем вдвое дороже считть: по двдцть копеек з фунт, – двендцть рублей. Зплтите ему тридцть, пятьдесят рублей зплтите. Сделйте звтр новый обмер, тм звтр я в вшем присутствии произведу с ним рсчет. Ай, й, й…

Долго еще кчл головой Сикорский.

Уйдя от Сикорского, Кртшев обходной дорогой, чтоб не проходить мимо Дрьи Степновны, пробрлся прямо к себе.

Не зжигя свечи, он рзделся и лег, торопясь поскорее уснуть. Но сон бежл от него. Чувство обиды и рздржения все усиливлось. Сердился он и н себя, и н Сикорского, тк строго отнесшегося к нему. Но под обидой и гневом неприятнее всего было чувство унижения. Что-то двно збытое, двно пережитое нпоминло оно ему. И вдруг он вспомнил и мучительно пережил длекое прошлое.

Он был тогд гимнзистом первого клсс. По случю весенней рспутицы он жил тогд в городе и только по субботм ездил домой, возврщясь в понедельник в город. Жил он у брт отц, угрюмого сновитого холостяк, знимвшего большую квртиру в первом этже н глвной улице. Громдные венецинские окн выходили н улицу, и он отчетливо помнил себя в этой квртире с высокими комнтми, мленького, зтерянного в ней, всегд одинокого, тк кк дядя или не бывл дом, или сидел в своем кбинете.

Он помнил себя сидящим н подоконнике этих громдных окон, кк смотрел он н проходящих, кк слушл шрмнку, кк тоскливо змирли ее последние высокие ноты в весеннем воздухе.

Кк-то в понедельник отец дл ему рубль н покупку учебник рифметики, стоившего тридцть пять копеек. До субботы остльные шестьдесят пять копеек оствлись у него в крмне. А соблзнов было тк много. К пяти чсм вечер его нчинл мучить обыкновенно голод. Он очень любил швейцрский сыр, любил фрнцузские булки, особенные – с двойным животиком, слегк соленые. И он покупл и этот сыр, и эти булки и, сидя н подоконнике, съедл их, смотря н прохожих, слушя музыку и мучясь в то же время созннием рстрты. К субботе н последний пятчок он купил львчику, чтоб скрыть рстрту, стер цену н обложке, протер обложку в этом месте пльцем нсквозь, снизу подклеил синюю бумжку, н которой нписл «1 рубль». Чернил рсползлись, и «1» рспух и перьями рзошелся во все стороны. Может быть, отец тк и не вспомнил бы, но он см только и думл об этом и, поздороввшись, сейчс же вынул из сумки учебник в докзтельство, что он действительно стоит рубль, и, передвя учебник, ему уже стло вполне ясным, что подлог не может не обнружиться. Кк мог он з мгновенье до этого думть, что никто и не догдется об этом, он см не понимл. И теперь ему было совершенно ясно, что ндо было просто признться во всем. И, несмотря н все это, он н вопрос отц, почему это тк стрнно обознчен цен, ответил, что он не знет, но что он зплтил з учебник рубль. Сверх обыкновения отец не вспылил и только кк-то згдочно змолчл. Это молчнье болезненной тревогой охвтило душу Тёмы, и он нпряженно ждл. Он ждл, что мть зговорит с ним. Только в воскресенье утром мть спросил его, оствшись с ним недине: «Тём, ты действительно зплтил рубль?» – «Д, мм», – горячо и уверенно ответил Тём в то время, кк сердце его усиленно зколотилось в груди и кровь прилил к лицу. И опять больше ничего, и весь день тревог не улеглсь в его душе. Он берег эту тревогу, был кк-то здорно рзвязен с сестрми и в то же время почему-то нходил в себе сходство с теми рестнтми, которые под конвоем солдт чинили улицы. И от этого срвнения, и от ккого-то особенного молчния мтери и отц еще тревожнее стновилось у него н душе, к вечеру он совсем упл духом и, сидя н окне, тоскливо смотрел н знкомый зкт, тм, где-то з голыми еще деревьями, опусквшегося солнц, где в лучх его ярко горели окн ккого-то здния. Тогд, в детстве, няня рсскзывл, что это волшебный дворец, что тм спит его принцесс, и, когд он вырстет, он придет к ней и рзбудит ее. И вот теперь он вырос и сделлся вором, и не ему, конечно, теперь уж мечтть о принцессх.

С тким же тоскливым чувством проснулся он и в понедельник, и сердце его мучительно ёкнуло, когд в столовой он увидел совсем одетого отц. Очевидно, отец едет с ним. Куд?! Может быть, в полицию, где его сейчс и посдят в тюрьму. Отец вышел, молч сел в дрожки рядом с сыном и только, когд въехли в город, спросил сын:

– В кком мгзине ты покупл учебник?

Сделв усилие, Тём хрипло, упвшим голосом, нзвл мгзин. Тк вот куд едет с ним отец. Неужели отец решится войти с ним в мгзин и спршивть то, что и без того уже ясно?

Когд экипж остновился, отец, уже у дверей смого мгзин, спросил сын:

– В последний рз тебя спршивю, сколько стоит учебник?

Вихрем зкружились все мысли в голове Тёмы, сперлось дыхние и зхотелось плкть, но едв слышным голосом он ответил:

– Рубль.

Дверь шумно рспхнулсь, и в мгзин вошел стрик Кртшев, высокий, в николевской шинели, бритый, с нфбренными черными усми, с прической н виски, з ним съежившийся, рстерянный, приговоренный уже, мленький гимнзистик. Мучительно тянулись мгновенья, когд мленький, серьезный хозяин мгзин в золотых очкх, в белом глстуке внимтельно рссмтривл поднный ему учебник. Ткой же серьезный и угрюмый стоял перед ним генерл Кртшев.

– Все прикзчики нлицо, – зговорил нконец тихо хозяин и, подняв глз, спросил Тёму:

– Кто именно вм продл эту книгу?

Тём ответил:

– Один мльчик.

– Мльчики у нс не продют.

Тём молчл, потупившись.

– У нс есть мльчики, но, собственно, к продже они никкого отношения не имеют, – пояснил хозяин генерлу.

Зтем он обртился к одному из прикзчиков и скзл:

– Позовите сюд всех мльчиков.

Пришли четыре мльчик в белых фртукх и стли в ряд.

– Кто-нибудь из них? – спросил у Тёмы хозяин.

Мльчики бойко и згдочно смотрели н Тёму. Тём тоскливо посмотрел н них и тихо ответил:

– Нет.

– Больше никого из служщих в мгзине нет, – холодно скзл хозяин.

И опять нступило стршное томительное молчние. Пригнувшись, Тём ждл см не зня чего.

– Вон, негодяй! В кузнецы отдм! – згремел голос отц, и в следующее мгновенье, сопровождемый тким подзтыльником, от которого шпк Тёмы упл н пнель, Тём очутился н улице.

Видят всё это и из мгзин, видит и Еремей н козлх и все прохожие, остновившиеся и смотревшие с любопытством.

Отец сел в экипж и уехл, не удостоив больше ни одним словом сын.

С вытрщенными глзми, крсный, кк рк, с грязной фуржкой н голове, кк пьяный, в полусозннии, поплелся Тём в гимнзию. И вдруг бешеня злоб н отц охвтил его. Он громко шептл:

– Ты см негодяй, ты дурк, я тебя не просил быть моим отцом, и, если б меня спросили, кем я хочу быть, я зхотел бы быть одним из тех мльчиков в мгзине, которые смотрят весело, без стрх и никого не боятся, кк я, кк будто все время около меня стршня змея, которя сейчс укусит меня!

Он шел дльше и громче и бешенее бормотл:

– Ай дурк, точно мм позволит ему отдть меня в кузнецы, хотя бы я был бы очень рд нвсегд отделться от ткого удв, кк ты. Ах, если б ты знл, кк я ненвижу, ненвижу, ненвижу тебя…

И кк теперь, тк и тогд под этим бешенством и злобой н отц еще сильнее влдело душой чувство бесконечного унижения и стыд.

В тот день он уже не ел швейцрского сыр. Приехвшя к нему мть зстл его спящим. Он сидел нд своим сыном, зня его мнеру спть с горя, когд Тём вдруг стл возбужденно кричть во сне: «Пп подлец, пп подлец…»

Мть рзбудил его, и, сидя н дивне, Тём сперв ничего не понимл, когд понял, то рзрзился горькими рыдниями, между которыми, всхлипывя и здыхясь, рсскзл, кк и н что он рстртил злополучные деньги.

Н другой день Кртшев опять весь день обмерял Свельев, вечером подсчитывл.

Вышло трист восемндцть кубов.

Утром Свельев явился в контору.

Сикорский с обычной гримсой презрения сообщил ему результт и вынул девятьсот шестьдесят семь рублей.

– А вот еще пятьдесят рублей от инженер Кртшев з съеденное у вс сло.

– З ккое сло? – спросил, кк обожженный, Свельев. – З что ткя обид еще? Рзорили человек и ндсмеялись еще.

Он порывисто схвтил девятьсот семндцть рублей и, не трогя пятидесяти, пошел к дверям.

– Жндрм, – скзл Сикорский, – возьмите эти пятьдесят рублей в пользу Крсного Крест от господин Свельев.

Свельев, уже в дверях, не поворчивясь, только досдливо рукой мхнул.

Возвртившись в свои блгны, он рссчитл всех рбочих и отпрвил, см ночью повесился, оствив негрмотную зписку: «Погибю невинно, зплтите, по крйности, мяснику збор четырест двендцть рублей. Свельев».

Когд Сикорский прочел эту зписку, он сухо скзл Кртшеву:

– Кким же обрзом дорог может зплтить?

– Я зплчу, – с горечью скзл Кртшев.

– Это вше дело, – холодно ответил Сикорский, передвя зписку жндрму и говоря ему: – Рспорядитесь похоронми, гроб зкжите, яму выгребите, крест.

– Ннять священник, кк прикжете?

– Пойдите спросите священник.

– Пожлуйст, из моих денег четырест двендцть рублей передйте жндрму, – скзл Кртшев, вствя и уходя из конторы.

Жндрм ушел к священнику. Немного погодя он возвртился и, вытянувшись, держ перед собой фуржку, скзл:

– Тк что священник откзывется, кк смоубийц они.

– Ну, тогд без священник.

XVIII

От конц дистнции, со стороны Бендер, до Зим и дльше до стнции путь уже был уложен, и нкнуне был получен телегрмм, что звтр приедет провоз.

Сикорский поручил Кртшеву встретить этот провоз н конце дистнции.

Это был первый провоз, и Кртшеву не верилось, что по выстроенному ими пути может прибыть блгополучно этот провоз. Где-нибудь окжется нехорошо подбитя шпл, и он опрокинется. Во избежние ткой случйности Кртшев решил пройти пешком с Тимофеем эти восемь верст от стнции до конц дистнции, с подштопкой в рукх, и проверить подбивку кждой шплы.

Нчл он свою, в сущности, совершенно бесполезную рботу с рссвет и кончил чсм к десяти, кк рз в то время, когд н горизонте покзлся дымок провоз.

Сердце Кртшев и рдостно и тревожно збилось. Отиря струившийся с него пот, он хотя и был теперь спокойнее, чем с вечер, з безопсность провоз, но все же не доверял все-тки делу своих рук. У него дже мелькл тревожня мысль: не лучше ли предупредить едущих и совсем их не пустить н дистнцию?

Но провоз уже подъезжл тендером вперед, и н тендере сидел Борисов, нчльник соседней дистнции, тот молодой инженер, с которым Кртшев познкомился у Борисов, и еще ккой-то пожилой инженер в форме, и все весело мхли ему рукой.

Провоз остновился, и, слегк зикясь, Борисов крикнул ему:

– Скорей сдитесь!

Кртшев полез н провоз, Тимофей испугнно спршивл его:

– А я?

Понятно было желние Тимофея и вполне зслуженно, но Кртшев боялся, кк посмотрят н это сидевшие. Нконец, решившись, тихо скзл уже с провоз, нклоняясь к Тимофею:

– Полезй и стой тут, туд, – покзл он н тендер, – не ходи.

– Ну, пожлуйте, – приветствовл его Борисов, – сдитесь н скмью подсудимых между двумя нчльникми. Вот один – позвольте вс познкомить, нш првительственный инспектор – его превосходительство Ивн Николевич Емельянов, другой – я… Тот не в счет, – мхнул он н соседнего нчльник дистнции.

И, когд Кртшев сел, Борисов скзл ему:

– Прикзывйте, с ккой скоростью в чс нм ехть?

«Совсем не ехть», – хотел было скзть Кртшев, но, подвляя волнение, ответил:

– Со скоростью десяти верст.

– Что? Стоило строить железную дорогу для этого.

И, мхнув беспечно мшинисту, он крикнул:

– Тридцть верст!

– Борис Плтонович! – вскрикнул Кртшев.

Но Борисов только рссмеялся.

Провоз, покчивясь и точно подпрыгивя, понесся вперед. Кртшев, змиря, сидел, впившись глзми вперед, и нпряженно ждл кждое мгновенье чего-то ужсного.

Борисов весело нблюдл его.

– Постойте, я сейчс приведу его в чувство, – подмигнул он инспектору, и, толкя Кртшев, он спросил: – Ну, господ песочные подрядчики, кк вши подряды?

Кртшев действительно срзу пришел в себя и, кк обожженный, ответил:

– Я не подрядчик.

– Кк тк?

– Не подрядчик и подрядчиком никогд не буду.

– Вот это нстоящий бндурист, – скзл Борисов, лсково, дже нежно обнимя Кртшев.

Кртшев срзу повеселел, почувствовл себя хорошо.

– Он тоже, – кивнул Борисов н Бызов, – откзлся от этого подряд, и Лепуховский.

Теперь, когд они с ткой быстротой неслись, ему стл ясн бесполезность его сегодняшней проверки, и он скзл:

– Мне прямо совестно признться, ккой я негрмотный дурк. Вы знете, сегодня с тким же другим умником из деревни мы прошли с подштопкой весь путь, проверяя подшивку шпл.

– Зчем?

– Боялись, что опрокинется провоз.

– О-о! Где ж этот другой?

– Он тм, н провозе.

– Покжите его.

– Тимофей! – зкричл Кртшев.

– Ась! – отозвлся Тимофей, зтем покзлсь и вся довольня фигур.

– Кк думешь, – спросил его Борисов, – доедем до стнции или опрокинемся?

– Ндо доехть, – ответил весело Тимофей.

– Ндо доехть, – это, брт, знть нверняк ндо: вы-то шплы пробовли?

– А кк же, – ответил Тимофей, – кждую шплу удостоверили, инче рзве возможно?

Все смеялись, Борисов говорил Тимофею:

– Молодец, бртец. А вы, – обртился он к Кртшеву, – пишите новый учебник.

– Вы когд кончили? – сипло спросил Кртшев коренстый, обросший бородой инженер.

– В этом году.

– Бывли н прктике рньше?

– Нет.

Инженер помолчл и скзл:

– Ну, вот теперь вы нучились, кк не ндо строить.

– Ну, вот уж, – вскинулся Борисов, – кк не ндо?

– Конечно, – грубым голосом зговорил инспектор, – эти уроды – тк ндо? – ткнул он в проносившуюся мимо них будку. – Этот урод мост, кк ндо?

– Я нсчет этого особого мнения, – помолчв, зговорил Борисов. – Слов нет, крсивя будк приятнее для глз и для жизни. Но если сто миллионов живут в неизмеримо худших избх, то еще большой вопрос в смысле спрведливости и првильности зтрты денег этих миллионов н жизнь нескольких счстливцев, которые будут жить в тких будкх. Ну, будки еще туд-сюд. А крсвцы мосты, по которым тоскует вше сердце… Н кой леший, спршивется, крсот нших мостов, н которые и смотрят-то только зйцы д волки. Или эти вокзлы-дворцы, зеркл и брхт в вгонх? Роскошня нш русскя жизнь, прежний тип почтовых стнций вдохновили нс? А между тем кких денег все это стоит? В результте ведь вот что: нм нужно, скжем, двести тысяч верст, тк, кк мы рзмхнулись, мы н эти деньги выстроим только пятьдесят тысяч верст, и того не выстроим. А дело между тем коммерческое прежде всего, и если оно не опрвдывет своих рсходов, то вместо пользы оно бременем ложится. При ншей постновке вопрос выходит тк: чем больше мы будем строить, тем больше будем рзоряться. И причин в том, что нм, кк смой бедной в мире стрне, ндо было выбрть смый дешевый тип, мы выбрли смый дорогой, ккого до того и не было, смый ненормльный, следовтельно, только нзввши его при этом нормльным. И все потому, что импертор Николй Пвлович с крепостническим рзмхом, опсясь иноплеменного вторжения, вместо того чтоб сузить путь против остльной Европы, уширил его н полфут.

Борисов обртился к Кртшеву и серьезно скзл ему:

– Несомненно, грмотеями тех времен влдело чувство и вшего сегодня опсения: кк бы не опрокинуться. Ведь Црскосельскую-то дорогу они шестифутовую зктили. Тр-то н вгон, мертвый груз, знчит, семьсот пудов, подъемня сил – трист, з грницей подъемня сил семьсот пятьдесят, тр двести двдцть пудов. Помимо двойной стоимости.

– Ну-с, извините, я не соглсен с вми, – резко и угрюмо возрзил инспектор.

– Извиняю, – рзвел рукми Борисов.

– И я вм докжу…

– Не докжете, потому что уже приехли, и см господин подрядчик приветствует нс н перроне.

Сикорский мхл шляпой, и при ответном мхнии провоз остновился.

В окнх пссжирского здния уже виден был нкрытый стол.

– Первя умня вещь, которую вижу, – покзл н него пльцем инспектор.

– Не было бы подрядчик, – ответил Борисов.

– Не звидуйте, зуд! – смеясь, ткнул его в бок Сикорский.

– А, зуд! – поддержл Сикорского инспектор.

– И чтоб докзть вм, что я зуд, я не дм вм есть, пок не осмотрите всей стнции, – скзл Борисов.

– Ну, пок хоть по рюмке водки, – предложил Сикорский.

– Д об чем же толковть? – збсил инспектор. – Кто не желет, может не пить.

И инспектор, з ним Сикорский и соседний нчльник дистнции пошли в пссжирское здние, Борисов с Кртшевым отпрвились н осмотр. Инспектор тк и не пришел. Когд Борисов с Кртшевым возвртились после осмотр в пссжирское здние, остввшиеся уже успели выпить и зкусить. Инспектор сидел, откинувшись н спинку стул, положив руку н спинку другого стул, глз его посоловели, и он встретил входивших не то шуткой, не то упреком:

– Бунтовщики!

– Не зню, кк в остльном оргнизме, – ответил весело Борисов, – в желудке у меня тк дже целя голодня революция… Кк известно, смя ужсня из всех.

– Ну, и пейте водку, – грубо скзл инспектор.

– Водки не пью, вот есть буду и квсу бы выпил, если есть.

Квсу не было.

– Пошлите к землекопм, – предложил Борисов.

Послли – и принесли.

Инспектор обртился к Кртшеву и, покзывя н Борисов, скзл:

– С этим господином я вм советую подльше…

– Он блгодрит вс з совет, – ответил Борисов, – и просит рзрешить ему руководствовться своими собственными сообржениями.

Инспектор нлил себе новую рюмку и ответил:

– Вольному воля…

Борисов сел с Кртшевым в стороне и, пок не подли обед, зкусывя, продолжл делть змечния по поводу своего осмотр. Змечния были дельные, и Кртшев, слушя, думл, что Борисов обнруживет не только большие и теоретические и прктические познния, но и большую вдумчивость, способность обобщть вопросы.

Когд Кртшев выскзл ему это, Борисов ответил:

– Через несколько лет и вы нкопите и опыт и знния, тк же будете и думть и обобщть. Несомненно, что у инженер поле зрения большее, пожлуй, чем у других специлистов, д, пожлуй, что и в умственном отношении инженеры предствляют из себя большую силу. Вероятно, и по своему опыту вы могли прийти к зключению, что в нш институт попли сливки гимнзий, – и по способностям, и по энергии пробивться в первые ряды. Дже недосттки ншей инженерной среды говорят хотя и о больных отчсти, но и способных людях: пьянство, рзмх рзгул, дюльтерство, больное смолюбие, сумсшествия, постоянные смоубийств… Сред, во всяком случе, исключительня, особенно нш строительня. Если вы по постройке пойдете, – вот всегд ткое же нпряжение. Клифы н чс, н мгновение люди сходятся, сближются в общей рботе и опять рсходятся. И все это вокруг одного священного кумир, где все стрсти сильнее рзгорются.

– Люди гибнут з метлл… – приятно и верно пропел Борисов.

– Вот чему человек учит, – уже совсем пьяным голосом отозвлся инспектор, – говорю вм, господин Кртшев, лучше идите водку пить, потому что из всех погибелей это смя блгородня и приятня. Тм деньги, женщины, молодость – все изменят, водк всегд нйдется, если дже дойдешь и до Ломковского…

Инспектор пригнулся и с своей грубой, циничной мнерой спросил Кртшев:

– Ломковского знли?

– Нет.

– Нш инженер тех времен, когд нше ведомство еще именовлось министерством публичных рбот и общественных здний. Этот Ломковский спился и в последнее время просил милостыню, протягивя руку и говоря: «Помогите блгородному человеку, которого вчер выгнли из общественных рбот, сегодня из публичных здний!» И ему всегд двли, и до конц дней своих он был пьян…

Инспектор помолчл, ткнул носом и пробормотл:

– Ткой вот и я буду…

Борисов, нклонившись к уху Кртшев, шептл:

– В свое время дельный человек был. Нписл прекрсную книгу по новому совсем вопросу – сопротивление млоисследовнных мтерилов.

Когд нконец подли обед, инспектор зплетющимся языком, сделв широкий жест, скзл:

– Есть больше не буду, вот если б минут н двдцть прилечь где-нибудь…

Принесли сен, и инспектор уложили н него в соседней комнте.

– Вот связлся, – досдливо проговорил Борисов, – кк теперь его повезешь домой? Придется, кк тушу, уложить н провоз и везти нпокз.

Когд инспектор ушел, Сикорский лукво подмигнул Борисову и, покзывя н Кртшев, скзл:

– Рсспросите-к вы его, кк он з три фунт сл пятьсот рублей зплтил…

И Сикорский весело рссмеялся.

Борисов, выслушв, скзл:

– Что ж тут смешного? Свельев дороже – жизнью зплтил. И, конечно, ндо было войти в его положение и зплтить ему по стоимости, не придерживться мертвой формльности.

– Не мое ж это, Поляков достояние.

– Не ннялись же вы у этого Поляков рзорять и отпрвлять н тот свет людей? Нконец, могли бы зпросить глвную контору, и, я думю, вы и сми не сомневетесь, ккой ответ через чс был бы… И Свельев не спл бы теперь в земле. И кк хотите, н вс и вин в его смерти… – И, слегк зикясь, Борисов кончил: – И ничего смешного и веселого в этом нет.

К концу обед инспектор уже вышел и с виду был совершенно трезвым, но угрюмым и молчливым.

– Ну, что ж, поели, можно и ехть? – спросил Борисов.

– Я готов, – мрчно ответил инспектор.

– Н дорожку, вше превосходительство, – предложил Сикорский.

– Не буду, – отрезл инспектор.

Он сухо, не смотря, едв протянул руку Сикорскому и Кртшеву и полез н провоз.

Борисов шепнул, кивя н инспектор:

– Кк вм нрвится? Пьян ведь, кк стельк, был, через полчс – ни в одном глзе, и водой голову не поливл, если не считть рюмочку водки, которую унес с собой…

– И в которую влил несколько кпель нштыря, – скзл Бызов.

– Д, тк вот что! А вы меня еще нзывете опытным инженером, – обртился Борисов к Кртшеву, – я, можно скзть, мльчишк и щенок вот дже перед тким Володенькой, который и не курит и не пьет…

– Ну, ну, полезй, полезй… – толкл Бызов подымвшегося н провоз Борисов.

– Ну-с, до свиднья, кк говорят в нших плестинх, – кивнул Борисов, сидя уже н тендере, когд провоз тронулся в обртный путь.

Когд провоз скрылся, Кртшев слегк рзочровнно скзл Сикорскому:

– Ну, вот и открыли дорогу.

– Открыли, – пренебрежительно мхнул рукой Сикорский. – Теперь нчнут шляться, блго з проезд не плтить, прогоны получть… А кк вм понрвился этот урод, пьяниц инспектор? Ведь совестно смотреть… И вот большинство из вших ткие же. А кк пьют они при нстоящем открытии дороги? Н позор всем едут не люди, мертвые тел. И Бызов ткой же: мльчишк совсем еще, льет, кк в бочку…

– Но он не был же совсем пьян.

– Оргнизм еще не ослб, но выпил он больше инспектор. Ай, й, й… – педнтично кчл головой Сикорский.

Кртшев печльно слушл, и в пмяти его вствли Свельев, подряд Сикорского, обсчет молдвн, и ему хотелось бы теперь уехть вместе с теми, кто был н провозе. Зчем он не поехл в смом деле? Увидел бы Лизочку, Мрью Андреевну, провел бы прекрсно вечер, послушл бы музыку.

И вдруг провоз опять покзлся и быстро приближлся к стнции.

– Его превосходительство портфель свой збыл, – крикнул Борисов.

– А что вы скжете, – спросил Кртшев Сикорского, – если я тоже мхну с ними в город?

– А когд нзд?

– Звтр утром.

– Поезжйте.

– Ур!.. – весело крикнул Борисов, когд Кртшев сообщил, что тоже едет.

В Кирилештх, где был глвня контор Бызов, слезли Бызов и инспектор, Борисов и Кртшев поехли в Бендеры.

Исчезл недвняя, еще кипучя жизнь линии. Теперь безмолвно злегло полотно железной дороги, и было по-прежнему тихо и безлюдно кругом.

– Собственно, рбочих дней н постройку всей дороги будет употреблено сорок три дня, – говорил Борисов. – Это первя в мире по скорости постройки дорог.

Пхло осенью, и печльно сдилось солнце, освещя уже убрнные пожелтевшие поля, полотно дороги, сверквшие н нем рельсы. Гулко рзносился кругом шум несущегося провоз, извиввшегося вдоль речки холодной стльной лентой, точно зстывшей в зкте.

– Д, – скзл Кртшев, – точно волшебники ккие-то пришли, сделли эту дорогу и исчезли. Не все исчезли: Свельев остнется… Я никогд себе не прощу, что своевременно не вдумлся в переживвшуюся дрму…

– Д, д, это было непростительное легкомыслие со стороны и вшей и Сикорского. И вовсе не то, что вы тм сло ели, – это чепух, – то, что рз вы изо дня в день видели, что человек рботл и труд его не оплчивлся, то вы и должны были вытщить его из кпкн, в который он попл.

– Конечно. – у него, несчстного, остлись жен и дети.

– Они где?

– В деревне, у меня есть дрес, я пошлю и им…

– Д что вы пошлете?! – вспыхнул Борисов. – Нужно учесть по стоимости рботу Свельеву, и рзницу нш контор перешлет его жене.

Борисов вынул зписную книжку и что-то зписл.

– Сикорский звтр же получит официльное предписние сделть это.

– Конечно, – говорил Кртшев, – теперь все совершенно ясно, и если бы мои мысли не были связны созннием, что я ел у него это несчстное сло…

– А все потому, – горячо перебил Борисов, – что люди никогд не умеют стть выше переживемого мгновенья. И им кжется тогд, что смое ужсное уже случилось. А отвлекитесь от мгновенья, взберитесь н бугорок, всмотритесь спокойно в дль, и Свельев жил бы… Отвртительн эт проклятя вечня слепот этого эгоистичного «я». Это «я» я тк ненвижу, что дл себе клятву никогд не жениться, потому что семья – источник этого отвртительного «я», основ всей ншей яевой скорлупы: я своего Ивн только потому, что он мой, будь он дурк из дурков, посжу всем остльным Ивнм н шею – н их и н его погибель. Не может человечество при тких условиях прогрессировть, не может быть добрым, великодушным, льтруистичным до тех пор, пок не будет рзрушено бртство плоти и не зменит его бртство дух. А до тех пор всё и вся, от верху до смых низов, все люди рзврщены. И днем обновления человечеств, днем новой жизни будет тот день, когд воспиттельные дом зменят семью!

Провоз в это время проносился мимо дч.

– Борис Плтонович, – скзл в ответ Кртшев, – я еду, собственно, к Петровым, может быть, и вы зедете?

– К Петровым? К этим поклонникм семейного культ? Боже меня сохрни и избви… Я живу тк, чтобы у меня слово не рсходилось с делом. Вот вшу сестру, Мрью Николевну, я призню: он, кк и я, ненвидит семью, с мтушкой вшей мы уже руглись… Нет, я шучу, конечно, и не зйду к Петровым, потому что нкопилось, нверно, з день много дел. Бывйте здоровы и не збывйте.

Кртшев попрощлся и слез у дом Петровых.

С террсы весело зкричл Мрья Андреевн:

– Кто, кто, кто? А вы?! – обртилсь он к уезжвшему Борисову.

Но тот только весело рзводил рукми.

Пок Кртшев переходил улицу, из клитки вышли и Мрья и Елизвет Андреевны.

Елизвет Андреевн еще похудел, сильнее чувствовлсь ее хрупкость, еще больше стли ее глз. Он весело смеялсь, энергично пожимя руку Кртшев, и много мелких морщинок обрисовлось около ее рт.

Кртшев рдостно держл ее руку, смотрел в глз и говорил:

– В Крым, Крым ндо вм ехть.

– Д еду, еду, – мхнул он свободной рукой.

Когд пришли н террсу, Мрья Андреевн скзл:

– Пок вм дм чю…

– Со сливкми?

– И дже с лепешкми.

– О-о!

И, подвя все Кртшеву и сдясь возле него, он скзл:

– Ну, рсскзывйте, кк тм живете… все подробно… Я люблю, чтобы мне тк рсскзывли, кк будто я тм см жил…

Вечер прошел быстро и весело. Сестры пели, игрли, пришел Петр Мтвеевич и сел ужинть.

Прощясь, Петр Мтвеевич, скупой обыкновенно н слов, скзл, когд дмы ушли:

– Влерин – эгоист: згрбстл себе все с подряд, покзл вм кукиш с мслом и несчстного Свельев тк ни з что ни про что отпрвил н тот свет.

– При чем тут Влерин Андреевич? – горячо зщищл его Кртшев. – От подряд я см откзлся, и нет той силы, которя зствил бы меня соглситься, в смерти Свельев произошло несчстное недорзумение, в котором…

– И вы и Влерин вышли прежде всего типичными русскими чиновникми; по ткому-то пункту, по ткому-то пргрфу, если жизнь прошл под этим пунктом, то это уж не вше дело. Вы-то хоть продукт своей стрны, Влерин-то нос ведь дерет: я згрничный, я свободный от формы человек, н деле еще хуже нс, грешных. Ну, идите спть, – зкончил Петр Мтвеевич.

XIX

Возврщясь н другой день утром нзд н линию, Кртшев поздно спохвтился, что ничего не купил в подрок Дрье Степновне из того, что обещл и собирлся в рзное время купить ей.

Збыл он кк-то совсем об Дрье Степновне, совершенно вылетел он из головы при встрече с Петровыми. И теперь он жлел и придумывл зконную причину.

«Д скжу просто, что приехл поздно, уехл рно: мгзины были зперты».

Но это все-тки не успокивло Кртшев, и он чувствовл угрызения совести в отношении Дрьи Степновны. Првд, он не предъявлял к нему решительно никких требовний, но он был очень хороший, скромный человек, и это нлгло, помимо требовний с ее стороны, ответственность з свои действия и с его, Кртшев, стороны. Иногд ему приходил мысль в голову жениться н ней, и тогд Аделид Борисовн вствл перед ним. Аделиду Борисовну он боготворил ккой-то неземной любовью, – союз с ней кзлся ему недосягемым счстьем. Дрью же Степновну он, в сущности, и не любил дже, только привык уже и увжл.

Несколько дней тому нзд приехл к ним и другой телегрфист. Это был молодой человек, желтолицый, плохо сформировнный. Но, очевидно, более опытный, потому что Дрья Степновн беспрекословно подчинялсь его вторитету.

Теперь он дежурил ночью, Дрья Степновн днем. Дрья Степновн пок, до перевод телегрф н стнцию, жил по-прежнему в конторе, знвесивши в углу свою кровть, и н той же кровти высыплся в течение дня телегрфист. Ннимть же н деньги из жловнья квртиру не было средств. Телегрфист получл тридцть пять рублей в месяц, Дрья Степновн двдцть пять рублей. И почти все деньги, при существоввшей дороговизне, уходили н еду. Кртшев, првд, предлгл Дрье Степновне денежную помощь, но он нотрез откзывлсь.

Тким обрзом, в течение этих нескольких дней с приезд телегрфист Кртшев фктически был рзлучен с Дрьей Степновной.

То, что он ничего не купил ей, усилило в нем к ней нежное чувство, и Кртшев серьезнее других рз стл обдумывть вопрос, не жениться ли ему н Дрье Степновне.

Когд он подъезжл к дому, вопрос был решен: жениться и сегодня же сделть ей предложение.

Увидев ее н звлинке, он остновил провоз и весело пошел к ней нвстречу.

– Я тк соскучился по вс, что мне кжется, – скзл он, здоровясь с ней, – что уже сто лет, кк не видел вс.

– Првд? – вздохнул Дрья Степновн, – я думл, что вы уж совсем и збыли меня.

– Слушй, Дш, – скзл Кртшев, сдясь рядом с ней и держ ее руку, – что нм тянуть? И ты и я свободные люди, поженимся…

Дрья Степновн быстро опустил голову и долго молчл. Он зговорил глухим, дрожщим голосом:

– Я уже выхожу змуж… з этого телегрфист. Я хочу вс просить быть у нс шфером. Что было – то было – у него, у меня; мы ответственны друг перед другом только з то, что будет. Еще я к вм с просьбой, – и мне очень совестно. Дйте мне взймы сто рублей н свдьбу. Вы, может быть, не верите мне, тк поверьте: я кждый месяц буду вм выплчивть по три рубля…

Кртшев торопился освоиться с новыми ощущениями, – ему было и обидно и легко в то же время, – и он ответил, упршивя взять у него больше денег и не считться с отдчей.

Дрья Степновн выслушл и покчл головой.

– Что вы меня обижете, Артемий Николевич? Вы хотите, чтоб я себя не увжл? Я зню, что вы без умысл это… Сделйте, кк прошу, и больше не говорите ничего.

Кртшев покрснел, сконфузился и, целуя ей руку, скзл:

– Больше не буду. Сто рублей сейчс передть?

– Если есть.

Кртшев передл деньги.

– Рсписку вм выддим муж и я. Мы хотим в воскресенье и венчться. А кк вы думете, Сикорский соглсится тоже быть шфером?

– Конечно.

– Я сегодня же поеду в город.

– Вы поезжйте с этим провозом, воротитесь с бллстным. Он выедет сюд в семь чсов вечер из Бендер, я дм вм зписку.

В воскресенье состоялсь свдьб.

После свдьбы был обед у Сикорских, и прямо с обед новобрчные уехли н стнцию, в свое новое, очень скромное помещение.

Вечером опять светил лун, но Кртшев уже один сидел н своей звлинке, смотрел н реку, смотрел н соседний пустой теперь дом бывшей телегрфной конторы, где уже никто не сидел н звлинке, куд не пойдет он больше, и чувствовл пустоту и одиночество.

«Теперь, – думл он в утешение себе, – когд я опять свободен, больше не вкручусь ни в ккую историю: или Аделид Борисовн, или никто».

Он вздохнул и подумл:

«Слв богу, и нет никого. Дже у Лизочки уже есть жених».

XX

Теперь он ездил по дистнции н бллстных поездх, с тоской и грустью вспоминя былое оживление линии. Тогд кзлось тким необходимым его присутствие, зболей он, умри, тогд все дело остновилось бы. А теперь он никому больше не нужен был. Бллстня возк – единствення рбот н линии – шл и без него.

Сидя н тормозе, ему оствлось только переживть все это бурное, ткое еще недвнее прошлое.

Только ему одному, впрочем, понятное прошлое. Что скжет всякому другому, кто будет проезжть здесь в поезде, т дорожк, уходящя в лес, те бугорки, которые он рскпывл, отыскивя песок, осттки бывших брков, где когд-то жили и волновлись своими мгновениями люди, где всегд с нетерпением ждли его, Кртшев, когд кзлось ему, что только из-з него и стоял вся рбот. А тм крестик простой деревянный н могиле, где зрыт несчстный Свельев, едв видный с линии.

И конец дистнции, и нчло, где когд-то кчлся Кртшев, кк мятник, между двумя соблзнми, были особенно тяжелы теперь по воспоминниям. Здесь всегд – обрз повесившегося Свельев, тм, н стнции, Дрья Степновн с мужем, теперь всегд нстороженные и дже врждебные к нему.

И прозрчня осень, с обычной печтью грусти и отлетющей жизни, еще сильнее нгонял чувство одиночеств и мелнхолии. Првд, приятной, всегд с стремлением вдль.

В этой дли ярче всего другого вствл обрз Аделиды Борисовны. К ней тянуло, кк к чему-то единственно близкому. Для всех других и всего другого – он всегд чужой и только временми кк будто и близкий и нужный человек.

«Борисов говорит, что семья – это основ всякого эгоизм, всякого зл, – думл Кртшев, – между тем семья и смый глвный двигтель человек. Без сознния, что ты кому-то нужен, необходим, нет энергии. Везде и во всем зменят меня и только у той, которя полюбит, никто не зменит. Для нее рботть, жить, рдовть ее своими успехми…»

В тком нстроении, возвртившись однжды с линии, Кртшев получил телегрмму от Пхомов, вызывющую его в Бендеры.

Кртшев покзл эту телегрмму Сикорскому, и тот, подумв, скзл:

– Я думю, что это сигнл: «К рсчету стройся». Я вм советую ехть со всеми вещми.

В тот же вечер Кртшев выехл, сев н поезд не н стнции, в Зиме. Провожли его только Сикорский и Тимофей. Тимофей звтр тоже получл рсчет, причем ему не в счет выдвлось сто рублей нгрдных, д успел он скопить рублей около ст.

– Зйцем проеду, – говорил Тимофей, – в Смру рублей з десять, кк инче? – остльные денежки домой привезу, водкой стну торговть, кк инче?

– А поймют д в тюрьму посдят? – спршивл Сырченко.

– Не поймют, – тянул Тимофей, Сырченко весело смеялся.

Вот и не видно и не слышно больше ни Тимофея, ни Сырченко.

И они – уже невозвртное прошлое.

Вот уродливо торчщя из-под нсыпи деревяння труб, которую ошибочно рзбил Кртшев и которя теперь остлсь немым, но крсноречивым пмятником его инженерного искусств.

А вот с провлившейся крышей будк, крышу которой слишком усердно Кртшев смзывл, предохрняя ее от пожр, глиной. И он тоже пмятник.

И водокчк н стнции – рзбитя по ошибке н полторы сжени дльше от пути, вследствие чего ее питтельня труб вышл уродливой длины.

«Только ткие пмятники и остлись, только они и бросятся в глз, и будут по ним судить обо мне, все остльное: нпряженный труд, любовь, сотни всяких удчных комбинций… кто об этом когд-нибудь узнет, это зчтет и кому об этом рсскжешь? Только Деле!..»

И сердце Кртшев тревожно и рдостно билось.

Предположение Сикорского опрвдлось только отчсти.

Кртшев действительно отчислялся от постройки, но нзнчлся одновременно в эксплутцию помощником нчльник учстк смого трудного, от Глц до Троянов Вл.

– Нчльником учстк тм Мстицкий. – говорил Пхомов, – один из смых дельных нших инженеров, но он все болеет, и если не подкрепить его ндежной силой, то в конце концов он перервется. Мы посылем вс через Одессу морем, тк кк у Свинского тоже будет к вм поручение.

З постройку Кртшеву выдли, кк премию, полугодовое жловнье и новые подъемные, кк уже эксплутционному инженеру. Вместе с этим ему возвртили уплченные им мяснику з Свельев четырест двендцть рублей, тк кк, по учету рбот Свельев, ему пришлось получить около трех тысяч, и эту рзницу, з вычетом выднных Сикорским и Кртшевым, глвня контор уже отпрвил вдове Свельев.

Днилов уже не было в Бендерх.

Между прочим, Кртшев узнл, что Дрье Степновне, кк и всем телегрфистм, премии никкой не будет дно.

– Ну, что – они без году неделю служили, – пренебрежительно бросил глвный бухглтер.

– Д ведь и вся дорог без году неделя строилсь, – отвечл Кртшев, – получил же я почти двухгодовое жловнье, д больше чем н тысячу процентов увеличено мое содержние.

Бухглтер пожл плечми.

– Дело коммерческое. Тков польз, знчит, от вс, тк рсценен он, ккя же польз от телегрфист? Рбот той же лошди, – не он, тк другой.

Кртшев узнл ткже, что Сикорского совсем отчислят, Петров остнется нчльником первого учстк.

У Сикорского хотя и купили его крьер з двдцть пять тысяч, но были им недовольны и Пхомов и Борисов.

Борисов говорил:

– Совсем торгш-молдвнин. Теперь еще к нм поступило прошение этих молдвн, что он зствлял их вместо куб куб десять сотых возить. Я не думю, чтобы после всего этого Сикорский где-нибудь н другой дороге был бы строителем. Д этого ему и не нужно: тысяч сто он имеет и будет через несколько лет миллионером-подрядчиком.

– Не будет, – отвечл Кртшев, – для подрядчик у него не хвтет элстичности, поклдистости, приниженности: Сикорский смолюбив и строптив.

– Ну, чстное дело придумет: голов хорошя, но не думю, чтоб у Поляков он еще рботл.

Остльной день до вечер, до отход поезд в Одессу, Кртшев провел у Петровых.

Петров, потиря руки и смеясь, говорил ему:

Вот теперь вс зпрягут. Учсток Мстицкого, говорят, один сплошной ужс: тм десятки верст плывунов, постоянные обвлы, пятндцть верст, между Рени и Глцем, линия идет рзливом Дуня, и опытные люди говорят, что при той высоте нсыпи и тех укреплениях ее, ккие имеются, нсыпь не выдержит весеннего рзлив Дуня. Словом, будете довольны. Я просил было вс к себе, просил и Бызов, но решили зткнуть вми смую глвную дыру. Вот-с, в кком вы почете н линии у нс.

Елизвет Андреевн уже уехл с своим женихом в Крым, и Мрья Андреевн, подняв плечо, грустно говорил:

– Уехл, уехл нш птичк.

А Петр Мтвеевич, всегд првдивый и прямолинейный, мхнул рукой и скзл:

– Дело ее совсем дрянь: он не переживет зимы.

Но увидев, что Мрья Андреевн, уткнувши лицо в плток, зплкл, Петров сделл стршное лицо Кртшеву и, с отчянием мхнув рукой, стл беззвучно хлопть себе по губм.

– Ну, я окончтельно не верю вм, – скзл Кртшев, – доктор вм, что ли, это скзл?

– Нет, не доктор.

– А вы что ж з доктор?

– Он всегд кркет, – ответил, плч, Мрья Андреевн.

– Это верно, что я всегд кркю, – соглсился Петров.

Мрья Андреевн вытерл слезы и горячо зговорил:

– Он всегд видит только одни ужсы: в этом отношении жить с ним – кторг. Если солнце светит, он думет о дожде; если ккя-нибудь рдость – он ищет отрицтельной стороны и до тех пор не успокоится, пок не сведет н нет всю эту рдость. Я его нзывю гробокоптель.

– Э-хе-хе, – вздохнул Петр Мтвеевич, – прожил бы ты с мое, посмотрел бы я, кк тебя бы жизнь вышколил…

– Жил и не меньше твоего перевидел.

– З бртниным плечом не совсем-то это то… Мой-то приемный отец был биндюжник. Моя родня мть хотел было меня со склы в море бросить, тут и подвернись этот смый биндюжник. Детей с женой у него не было, он и усыновил. Тк вот по ккой круче я пошел црпться. В двендцть лет и отец и мть приемные умерли, и я уж совсем один остлся. Кончил и гимнзию и техническое училище и пережил то, чего ни один золоторотец не переживет. Ел требушину черную, кк спог, и вонючую, кк…

– Д брось…

– Брось тк брось. Но только, кк увидишь с этой стороны жизнь, то уж перестнешь и в бог, и в людей, и во все рдостное верить… А уж сверкнет и жизнь рдостью, тк уж потом тк отомстит, что будь он проклят и рдость.

Мрья Андреевн, слушвшя было с тоской и дже ужсом, рссмеялсь и, покзывя рукой н муж, скзл:

– Вот сокровище!

Кртшев домой не телегрфировл, и приезд его был полной и приятной неожиднностью.

У родных он провел дв дня, пок Свинский приготовлял нужные для Букрест бумги.

С этими бумгми и соответственными инструкциями комндировлся Кртшев к глвному инженеру, зведоввшему тыловыми сообщениями рмии.

Комндировк был почетня, и Кртшев говорил домшним:

– Я ккой-то, непонятной мне смому силой, все выше и выше, кк н крыльях, поднимюсь н гору.

Может быть, думл Кртшев, отчсти влияет здесь то, что Свинский сошелся с его семьей и ухживл кк будто з Мней.

Но Свинский случйно, но кк будто ответил н мысли Кртшев, по случю змечния Аглиды Всильевны, что слишком блуют ее сын.

– Мы никого не блуем, – ответил ей Свинский. – О, вы нс еще совсем не знете. Мы – смя обыкновення, смя нстоящя торговя лвочк, преследующя только свои интересы, учитывя все, что может принести нм выгоду. И все мы прикзчики ншего дел. Хорошим прикзчиком дорожим, плохого без сожления гоним. Я еще н днях удлил ткого. Он мне говорит: «Николй Тимофеевич, это неспрведливо». А я ему ответил: «Кто вм скзл, что я хочу быть спрведливым? Я хочу быть только прикзчиком и соблюдть выгоды своего хозяин». Сообржения, почему я посылю Артемия Николевич, следующие. Нчльник тыловых сообщений – прекрсня, блгородня личность, предння своему делу. В лице Артемия Николевич он встретит ткого же преднного, ткого же неподкупного, одним словом, своего alter ego [двойник (лт.)], и это сейчс же почувствуется и устновит тот хрктер отношений, который и нужен. Кк видите, мы всё, вплоть до нружности, учитывем и из всего извлекем свою выгоду. И здесь только эгоизм, и ничего другого.

Когд уехл Свинский, Мня говорил:

– Я не сомневюсь, что он говорит совершенно искренно. Он именно только эгоист дел, и, кроме этого, у него ничего нет в жизни. Его фнтзия, что ему ндо любить, – чушь: ничего ему больше, кроме его дел, не ндо. Рзве только увеличения рзмеров этого дел: три дел, десять дел, вся Россия.

– Он будет министром, – соглсилсь Аглид Всильевн.

– Я тоже думю, что будет, – соглсилсь Мня, – потому что министры, мне кжется, из ткого тест и делются: «Кто вм скзл, что я хочу быть спрведливым?»

– Ну, Борисов кк вм понрвился?

– Умный, дельный, – ответил Аглид Всильевн, – устновившийся вполне…

– Кто к нм подойдет, – вствил Мня, – уж мы ни к кому не приспособимся: уж извините… С Аней они очень подружились.

– Что ж? – соглсилсь мть. – Аня подошл бы к нему.

– Думть, кк хочет, не мешл бы, – вствил опять Мня, – рубшк чистя всегд был бы.

– И рубшк и обеды, – говорил Аглид Всильевн, глдя роскошные русые волосы Ани, – и ровня, лсковя, кк ясный день. Тм пусть муж н трон посдят другие, – пусть сбросят его в смую преисподнюю, с ней все тот же ясный день.

– Вот, вот – кивнул Мня, – теперь ты, Аня, зплчь…

Аня, взволновнно оттопыривя пухлые губки, с глзми, полными слез, ответил:

– Глупости ккие, с чего я буду плкть? Ни о кком змужестве я не думю, и стыдно, чтобы мне, гимнзистке, и думть…

– Умниц! – поддержл ее мть.

Поделился Кртшев с Мней относительно плнов своих по поводу Аделиды Борисовны.

– Теперь у меня, – говорил Кртшев, – скопилось уже до пяти тысяч. Я буду жить скромно и к весне скоплю еще тысячу. Жловнья я получю три тысячи шестьсот рублей, квртиру, прислугу, освещение, отопление. Эту зиму еще нельзя, ндо осмотреться, весной, когд он приедет, чтоб ехть отсюд з грницу, тогд…

– Что тогд?

Кртшев, рстягивя слов, ответил:

– Тогд, может быть, я и решусь.

Мня рсхохотлсь и мхнул рукой:

– Д никогд не решишься! Ты решительный только н глупости, н нстоящее, хорошее – ты всегд будешь тк только, в уме…

– Посмотрим, – ответил Кртшев.

– Скзл слепой, – кончил Мня.

– Ну, тебе удлось получить с Свинского и Борисов?

– Тк я тебе и скзл.

– Д я, что же, выдвть пойду, что ли?

– Хорошо, хорошо: хоть умри, не скжу.

– А твои и вообще вши дел кк?

– Кк будто просвет есть, в смысле выход.

– Ккого?

– Все знть будете, скоро стренькие будете. Поживите еще, бог с вми, тк, молоденьким.

– А тебя в кторгу когд сошлют?

– Не змедлю известить…

Н поездку в Букрест Свинский нзнчил и выдл Кртшеву тысячу рублей.

Кртшев смущенно говорил мтери:

– Букрест с проездом, смое большее, отнимет у меня десять дней: это выходит, кроме жловнья, по сто рублей в день одних суточных. Стршные деньги!

– Большие деньги, – соглсилсь Аглид Всильевн.

– Ну, эти деньги я прокучу!

И Кртшев поехл в город покупть подрки.

– Много истртил? – встретил его Мня.

– Рублей семьсот.

– А остльные мне двй.

– Бери, – соглсился Кртшев.

XXI

Н проход Кртшев провожли его родные и родные Аделиды Борисовны.

С Евгенией Борисовной у Кртшев устновились дружеские отношения. Несмотря н то, что Евгения Борисовн был моложе его, он держл себя с Кртшевым покровительственно. Делл ему змечния, и особенно по поводу его трт, внимтельно рсспршивл о служебных успехх его и был довольн.

– Отсюд моя голубк три месяц нзд улетел, – говорил Аглид Всильевн, вспоминя отъезд Зины. – А теперь и молодой орел мой улетет.

– Орел, – фыркнул Кртшев, – просто пичужк.

Мть любовно смотрел н сын.

– Это дже и не я, Днилов тк нзвл тебя.

– Мм, – вмешлсь Мня, – Делю вы нзывете голубкой…

– Голубк, беля голубк…

– Ну что же выйдет? Орел и голубк? Орел съест голубку…

Уже светля полос вьется и, пенясь, бурлит, переливя изумрудом и бирюзой. Мшут плткми с берег, мшут с проход, и между ними, зтерявшись среди других, и Кртшев. И не видно уж лиц, только плтки еще белеют.

Все слилось в одно, не видно больше ни лиц, ни плтков. Понемногу уходят пристнь, мчты, город н горе. Слегк покчивясь, все скорее и скорее уходит проход в синеву безбрежного моря и весело охвтывет зпх моря, кнтов, кменного угля. Звонят к звтрку, и уже хочется есть все, что поддут, все те южные блюд, к которым привык оргнизм: морскя рыб, млороссийский борщ, кбчки, помидоры, бклжны, фрукты.

В числе пссжиров крсивя брюнетк с серыми глзми, с черным пушком н верхней губе, губы полные, сочные, и, когд они открывются, видны белые, крсивые, мленькие зубы.

В глзх иногд огонь, иногд что-то гордое, вызывющее. С ней молодой моряк. З столом Кртшев сидел против них и незметно следил з их отношениями.

Нет сомнения – это жених и невест. Он ест и иногд остнвливет спокойный взгляд своих серых с большими черными ресницми глз и смотрит н Кртшев. Кртшев смущется, не выдерживет взгляд, отводит глз н других пссжиров и опять укрдкой всмтривется в невесту и жених, стрясь подслушть их рзговор, угдть его по движению губ, жестм. Иногд является в нем вдруг желние прильнуть губми к ее полным, крсным губкм, охвтить ее стн, не полный, но упругий, склонный, может быть, в будущем к полноте. От этих желний и мыслей кровь приливл к голове и лицу Кртшев, и, уткнувшись в трелку, он нчинл торопливо есть.

Вошли в Дунй, и уже без всякой кчки, плвно двиглся проход.

Вот нлево синеют горы Добруджи, вот нпрво теряется в низменных берегх Рени – будущее местожительство Кртшев, – стршно лихордочное, нездоровое, где, от нпряжения и всевозможных болезней, тет теперь его нчльство, нчльник учстк Мстицкий.

Вот и Глц, чистенький, словно умытый городок с веселыми улицми, с мссой кофеен, где пред ними н улице стоят столы, з ними сидит множество нроду и пьют пдульчеце: сткн холодной, кк лед, воды с блюдечком вренья.

В Глце остлись моряк и его невест, и Кртшеву кзлось, что он с сожлением оствлял проход. Что до Кртшев, то он очень вздыхл, когд з столом уже не встречл ее серых, уже очроввших его, иногд лсковых глз.

Вместо нее сидел типичня румынк: среднего рост, уже нчинющя полнеть, с смуглым лицом, черными, кк смоль, глзми, с густыми, черными, немного жесткими волосми и ткими же полными, кк и у невесты, губми. Но рот был шире, зубы были прекрсны, но крупнее тех, и, когд они открывлись и глз смотрели знойно, кзлось, немилосердно жгло южное солнце.

От невесты веяло прохлдой и только изредк кким-то нмеком н будущее лето, от этой же – жгучим летом и истомой его.

К вечеру румынк и Кртшев познкомились и рзговорились н фрнцузском языке, до поздней ночи проболтли они н плубе, ночью Кртшев пробрлся в кюту румынки.

Он сообщил ему, что он жен офицер, который теперь с румынским корпусом под Плевной. Он рсскзывл, что у них, в румынском обществе, чуть ли не предосудительной дже считется супружескя верность и что в кждой почти семье имеется друг дом. Это почти считется признком хорошего тон, хотя обычй не румынского, скорее фрнцузского происхождения.

По приезде в Букрест он приглсил Кртшев посетить ее. Он был у нее и познкомился с ее мтерью, бртом и еще с одним господином средних лет, угрюмо и подозрительно смотревшим н Кртшев, вследствие чего Кртшев сообрзил, что это и есть друг дом. Дльнейшие свидния с румынкой происходили уже в гостинице, где остновился Кртшев, в его номере, куд румынк приходил под темной вулью и, снимя уже в номере эту вуль, весело и рдостно смеялсь, говоря:

– Тк любить горздо, горздо интереснее.

Когд нступило время рзлуки, они рсстлись блгожелтельные и рвнодушные друг к другу. И кждый з другого был спокоен, что скоро утешится.

Кртшев был в зтруднении, кк и чем вырзить свою блгодрность румынке з приятно проведенное время, но румынк выручил его. Болтя много и обо всем, он, между прочим, укзл Кртшеву, что н обязнности друг дом лежит удовлетворение рзных мелких прихотей жены, кк-то: покупк дргоценностей, кружев, зонтиков, перчток, духов.

Кртшев предложил было румынке вместе с ней отпрвиться к ювелиру, но он энергично и с обидой откзлсь. Это не принято, это неприлично, и что бы скзли о ней все, знвшие ее?

Когд Кртшев поднес ей золотые чсики с цепочкой, о чем он тоже нмекнул, он лсково улыбнулсь и скзл:

– У вс хороший вкус – кчество, которым должен всегд отличться друг дом. А вот у муж, – прибвил он, – вкус никогд не бывет.

Но когд Кртшев после чсов поднес ей и кольцо с мленьким, но очень хорошим рубином, он был совершенно рстрогн и, горячо целуя Кртшев, скзл, обрщясь в первый рз н «ты» к нему:

– Ты великодушный!..

И все время он восторглсь рубином.

– Это мой смый любимый кмень и очень хороший. Хороший рубин должен быть похож н свежую кплю крови, смотри вот теперь: сверкет, кк нстоящя кровь… У-у! Это хорошо! Предствь себе ткую кртину: ценой жизни, истекя кровью, он все-тки добивется своего, и целует, и обнимет, и умирет…

И черные глз румынки сверкли при этом, кк черные бриллинты.

Не тк успешно шли дел у Кртшев по возложенному н него Свинским поручению.

Глвный инженер, очень простой, без всяких претензий человек, несмотря н рзницу лет и свой генерльский чин, держл себя с Кртшевым кк товрищ, одного притом выпуск с Кртшевым.

Он нклонял к Кртшеву свое большое, в очкх, лицо и объяснял, почему он должен был подть и подл уже в отствку.

– У вс несколько нчльников, и кждый из них, не спршивя вс, рспоряжется, вы отвечйте з все. И блго, если бы только стршие еще рспоряжлись: рспоряжются решительно все. Пьяный ротный – полный хозяин н линии, кждому нчльнику стнции грозит рсстрелом, отменяет поезд, создст невообрзимый хос, уйдет себе со своей ротой и утонет тм где-то в рмии. Ищи его, когд десятки других продолжют хос…

– А кто теперь глвный инженер?

– Генерл генерльного штб.

Инженер мхнул рукой.

– Они всё знют, они специлисты ведь по всему…

Кртшев счел долгом все-тки ознкомить бывшего глвного инженер с своим поручением и очень пожлел, что этот глвный инженер уже оствил свой пост, тк кк, выслушв все внимтельно, сделв несколько змечний, он в общем одобрил все предположения и дже скзл, н ккое количество поездов ндо рссчитывть в сутки.

С генерлом генерльного штб не тк просто было увидеться. Ндо было явиться в приемные чсы и ждть очень долго, пок ввели Кртшев в кбинет генерл.

Генерл принял Кртшев стоя. Это был средних лет генерл, нервный, стройный, с крсивыми глзми.

– Чем могу быть полезным? – встретил он Кртшев, слегк выпрвляясь и попрвляя свои ксельбнты.

Кртшев нчл объяснять.

Генерл слушл непривычную для его слух речь шттского и, морщсь, тк всмтривлся в Кртшев, точно ему были уже известны все его похождения с румынкой.

Когд Кртшев кончил, он чувствовл, что никкого впечтления н генерл не произвел, почувствовл вдруг, что все то, что он сообщил генерлу, – теперь уже не вжно, вжно что-то другое, чего он, Кртшев, не знл.

А может быть, генерл только делл вид, что слушл, и теперь, когд Кртшев кончил, он, зхвченный врсплох, был в зтруднении, что ответить.

– Оствьте это письмо и эти бумги у меня, – скзл генерл, – я должен нд всем этим подумть, и приходите ко мне через три дня.

От генерл Кртшев отпрвился к бывшему глвному инженеру.

Тот мхнул рукой и скзл:

– Не думю, чтоб и через три дня он ответил вм что-нибудь путное: они ведь совершенно не в курсе дел, не понимют нс, шттских, и считют, что дело может только идти с людьми военными. Дй бог, чтобы я был плохим пророком, но я боюсь, что он нчнет у вс ломку н свой военный лд.

Через три дня, когд Кртшев явился опять к генерлу, тот принял его уже в общей приемной и, едв протянув руку, лконически скзл:

– Отпрвляйтесь к месту своего служения.

Кртшев рстерянно, виновто поклонился и поспешно вышел.

Н улице он вздохнул всей грудью и подумл: «Довольно глупо все это, однко, вышло».

«Д, глупо, глупо», – досдливо твердил он себе, идя по крсивым, оживленным улицм Букрешт. Сновли всех оружий военные, дмы, все почти ткие же, кк и его румынк, с черными и серыми глзми, смуглые, с роскошными черными волосми. Одни немного крсивее, другие хуже, одни в экипжх, другие пешком. Военные жизнердостные, возбужденные, хозяев жизни. Это тк сильно и впервые почувствовл сегодня Кртшев, считвший до сих пор, что высший приз жизни – его инженерный мундир, доствшийся ему кк-никк неизмеримо большим трудом, чем всем этим господм их мундиры. И ккое-то злобное чувство зкипло в его душе.

Когд он сообщил бывшему глвному инженеру результт своего свидния с генерлом, он скзл:

– Этого ндо было ожидть. И все это только потому, что вы шттский: нет доверия шттским, – у них нет энергии военного, нет дисциплины военного, они не люди. И нс спсет только то, что среди военных нет еще никого, кто сколько-нибудь знет нше дело, и поэтому н эту войну всем инженерм, сидящим н действительном деле, опсться нечего, пок только нс, стрших, влсть имеющих, они прогонят, но к следующей войне они подготовятся, и во всех этих железнодорожных бтльонх нши инженеры скоро уступят место военным… Спсет вс и то еще, что вш дорог все-тки чстня, посмотрите, что делется н Фрштеты Зимницкой: тм нши инженеры, уже приклдывя руку к козырьку, рпортуют: «Доношу вшему превосходительству, что н вверенной мне дистнции все обстоит блгополучно» и тк длее.

– Что ж мне теперь делть? – спросил Кртшев. – Ехть?

– Конечно. Отпишите Свинскому все, я н днях еду в Одессу, отвезу ему письмо вше и см рсскжу ему.

Тк Кртшев и поступил, выехв н другой день по железной дороге в Глц.

Он был очень тронут тем, что румынк приехл проводить его. Он был очень в духе – получил письмо от муж. Он отличился в срженье, получил орден и нзнчен бтльонным н место своего убитого нчльник.

– Если тк дльше пойдет, он может воротиться генерлом. О, тогд со мной будет другой рзговор: тогд кто угодно будет себе считть з честь быть другом дом.

Кртшев поинтересовлся, кк ее друг дом отнесся к подркм.

– Я их покжу ему, когд ты уедешь, инче, сгоряч, он может нделть тебе много неприятностей. Я, конечно, ему не скжу об нших нстоящих отношениях, скжу, что просто тк себе ты поухживл з мной, и в конце концов он и см будет доволен, тк кк твои подрки припишут ему.

– Я никк не мог предположить, что ты приедешь н вокзл… Впрочем, постой: я купил было для сестры брошку…

– Нет, нет… больше не ндо, не ндо… Я ведь дже не смогу и поцеловть тебя больше з нее.

Но Кртшев нстоял, пошел в свое купе, куд звл и румынку, но он откзлсь идти, и принес брошку.

– Прво, это тк мило с твоей стороны, ты ткой добрый, и я очень и очень жлею, что ты уже уезжешь… Постой… и я тебе дм н пмять…

Он торопливо порылсь в своем ридикюльчике, достл мленькие ножницы и незметно отрезл ими кончик локон сзди н шее.

Передвя Кртшеву, он шепнул, вспыхнув:

– У меня больше всего в пмяти остлось, когд ты, помнишь, целовл мою шею…

Кртшев тоже обожгло вдруг это воспоминние об этом смуглом, крсивом теле с густой черной рстительностью н шее, и, когд уже поезд мчлся по обрботнным полям блгословенной Румынии, он еще долго, держ в рукх кончик локон, переживл недвнее прошлое. А потом он рспустил зжтую руку, и волосы локон мгновенно исчезли, подхвченные ветром. А с ними стл блекнуть и обрз румынки, и когд он приехл в Рени, то от румынки не остлось больше никких воспоминний, точно никогд ничего и не было у него с ней.

Мстицкий, больной, рздрженный, встретил Кртшев очень негостеприимно.

– Черт их знет! Нбрли этого нроду и не знют, что с ним делть. Тут для одного нет рботы, они еще вс прислли.

Борисов, впрочем, предупреждл Кртшев, что Мстицкий злой и ревнивый рботник, поэтому слов его не очень огорчили Кртшев.

И действительно, чрез несколько дней уже Кртшев был звлен рботой выше головы, и, при всем нежелнии, Мстицкий должен был, кк з невозможностью вообще спрвиться с ткой мссой дел, тк и з болезнью своею, уступить Кртшеву много дел.

Хуже всего донимли Мстицкого ужсня дунйскя лихордк и глз. Эти глз – сперв один, потом другой – гноились, и Мстицкий нчинл уже плохо видеть. Ему грозил слепот, если он не уедет серьезно лечиться в ткие мест, где имеются доктор-специлисты. Но он упорно, несмотря н нстойчивые советы и местного доктор, и товрищей из упрвления, не хотел ехть в отпуск.

Когд Кртшев пробовл зговорить о том же, Мстицкий, желтый, худой, стршный, в темных очкх, приходил в нстоящее бешенство и кричл н него:

– Зрубите себе н носу, что я не уеду и вм дел не передм, потому что вы с ним не спрвитесь! Хорошенько зрубите и бросьте интриговть!

– Кк я интригую, Пшемыслв Фддеевич?

– Зню я – кк и, поверьте, отлично понимю, откуд ветер дует. И считю это недостойным, гдким интригнством, н ккое способны только русские.

– Я думю, что вы признете з мной прво требовть удовлетворения, – отвечл Кртшев, – и я требую от вс, чтобы вы скзли, в чем зключется мое интригнство?

– В чем? Письм пишете в упрвление, доносы строчите!

– Я ни одного еще письм никому, Пшемыслв Фддеевич, не нписл.

– Зню!

– А я дю вм честное слово, что не писл. И вы не имеете прв мне не верить.

– О своих првх я не вс спршивть буду.

– В тком случе, кк мне ни тяжело, но я потребую от вс нстоящего удовлетворения.

– И требуйте и убирйтесь к черту! Но только одно: пок мы здесь н деле, ни о кком удовлетворении, конечно, не может быть и речи, потому что нс сюд послли не для удовлетворений нших личных, для того, чтоб служить делу. А вот, когд нс обоих выгонят отсюд, тогд я весь к вшим услугм.

И всегд Мстицкий ворчл и был недоволен. Дже тогд, когд Кртшев хотел ему помочь в чем-нибудь, подть, нпример, вовремя следуемое лекрство при промывке глз.

Кртшев к воркотне Мстицкого относился очень блгодушно. Он его совсем дже не трогл, потому что он понимл, что Мстицкий совсем больной и несчстный человек. Не сомневлся он и в том, что Мстицкий в душе все-тки ценил его рботу.

С другой стороны, он глубоко увжл и знния, и способности, и смоотверженное трудолюбие Мстицкого. Этого смоотвержения он и не понимл: человеку грозил слепот, он, вопреки всякому здрвому смыслу, не хочет вовремя зхвтить болезнь.

Еще более привязлся и полюбил Кртшев Мстицкого, когд однжды узнл от его сосед по учстку – инженер Янковского, приятеля Мстицкого, – о том, что Мстицкий потерял невесту, которя вышл змуж з другого. Этот рзрыв произошел нездолго до приезд Кртшев. Янковский говорил, что если б Мстицкий см поехл бы, то, вероятно, не дошло бы до рзрыв, но Мстицкий не хотел дел брость и уже болен был.

См Янковский был веселый дылд, вечно склил свои большие, белые, кк снег, зубы и н всю воркотню Мстицкого отвечл только добродушным смехом.

И Кртшев в своем обрщении с Мстицким стл подржть Янковскому.

В общем, это помогло, но тем сильнее иногд нкипло рздржение в душе Мстицкого и резко прорывлось нружу. И всегд неожиднно, когд Кртшев думл, что теперь уже совершенно нлдились их отношения.

Вскоре после приезд Кртшев в Рени генерл, зменявший глвного инженер, выехл лично осмотреть линию.

Генерл ехл в сопровождении нескольких военных, нвстречу ему выехли Свинский и все нчльство в Бендерх. Встреч нчльств произошл н стнции.

Генерл очень любезно поздоровлся с Свинским, кк со стрым знкомым по Петербургу, и блгодрил его з инженер, прислнного вместо Кртшев сопровождть генерл по линии.

Инженер Слтнов, нзнченный сопровождть генерл, прежде поступления в институт инженеров путей сообщения окончил сперное училище и военной выпрвкой приятно удивил генерл.

Н линии Слтнов был нчльником дистнции н постройке. Дистнцию свою он зтянул и слвился тяжелым и педнтичным хрктером, всегд требовл точных, з соответственным номером, укзний, предписний, рзъяснений и смодовольно говорил:

– Нет-с, строго воробья н мякине не проведешь: пожлуйте предписние, – тк-то спокойнее. У нс, у военных, вы все бы от верху до низу ушли бы двно под суд, тк, н словх, верш дел.

Генерл при встрече с Свинским говорил, подергивя плечми:

– Я, признюсь вм откровенно, не ожидл встретить в вшем мире ткого человек, кк инженер Слтнов; вы поймите мое удовольствие: и я его и он меня понимем с двух слов. Это вроде того, что среди неведомых инострнцев вдруг ншелся земляк, который н моем родном языке объясняет мне все явления незнкомой мне жизни.

Генерл весело оглядывлся и улыблся.

Зтем нчлись предствления. Кртшеву он слегк кивнул головой и довольно пренебрежительно бросил:

– Уже знкомы.

После предствления отпрвились осмтривть стнцию.

Впереди шли генерл с Свинским, сзди тянулся длинный хвост из свиты и служщих.

Мешковтый нчльник стнции, стоявший сгорбившись в ожиднии нчльств, прищурив глз и кк бы с любопытством выжидя, что из всего этого выйдет, получил от генерл строгий выговор.

С лиц генерл срзу исчезл блгодушня улыбк, лицо покрснело, глз сверкнули.

Порвнявшись с нчльником стнции, он резко скзл:

– Не умеете стоять перед нчльством. Вытянуться во фронт, руку к козырьку, рпортовть о состоянии стнции…

Нчльник стнции неуклюже переступил н другую ногу и крсный, рстерянный смотрел в глз генерлу.

– К увольнению! – скомндовл генерл. – Нельзя же с тким серьезно рботть, – обртился генерл к Свинскому.

Впечтление было громдное: лиц вытянулись, говор, шум шгов стихли – и срзу нступил мертвя тишин.

Мстицкий пришел в ткое нервное состояние, что скзл Кртшеву:

– Я ухожу и сдю вм учсток.

И, не ожидя, он пошел прочь.

Генерл опять пришел в прежнее блгодушное нстроение, но уж все были нстороже.

Кртшев быстро уловил хрктер отношений между генерлом и Слтновым. И когд доходил до него очередь, он, приклдывя руку к козырьку, быстро, почтительно и послушно отвечл н вопросы генерл то, что успевло прийти ему в голову, и в то же время думл: «Опять нврл». Но тон был убежденный и ткой, что, отвечя н всякий пустяк, он сознвл, что это длеко не пустяки и что этого именно вопрос он и ждл от нчльств.

Когд вопросы и ответы кончились и процессия шл дльше, Борисов, приехвший вместо Пхомов, весело шептл н ухо Кртшеву:

– Ой, ккой шрлтн. И вм не стыдно?

Кртшев улыблся и смодовольно отвечл:

– Мне было бы стыдно, если бы я не сумел приспособиться.

Кртшев сопровождл нчльство до конц своего учстк. Н прощние генерл, пошептвшись с Свинским, очень лсково протянул Кртшеву руку и скзл:

– Блгодрю вс. Все, что я видел н вшем учстке, очень тяжелом, дет мне уверенность, что он в ндежных рукх.

– Вше превосходительство, – ответил Кртшев, – я передм своему нчльнику учстк, который, к сожлению, по болезни не мог сопровождть вс. Все дело н учстке ведет он, и я только учусь и исполняю некоторые из его рспоряжений…

Генерл и Свинский лсково смотрели н Кртшев, пок, смущенный, он говорил свой ответ. По окончнии генерл фмильярно положил руку н плечо Кртшев и скзл:

– Передйте в тком случе вшему нчльнику, что я звидую ему, что у него ткой дисциплинировнный помощник. Желю вм всего лучшего.

Кртшев быстро попрощлся со всеми и довольный уехл нзд в Рени доклдывть обо всем Мстицкому.

Мстицкий угрюмо слушл и, когд Кртшев кончил, скзл:

– Могли и не выдвть мне ттесттов. Не для этого идиот генерл, помешнного н дисциплине, и не для блюдолиз Свинского я рботю. Хотите подлизывться – вше дело, но н будущее время я серьезно прошу вс обо мне не зикться.

– Не можете же вы зствить меня брть вши зслуги н себя?

– Ккие тм зслуги!

– Но если их признют и блгодрят меня…

– Кто признет?! Что этот урод понимет? Столько же, сколько т свинья! Дельного, умного нчльник стнции прогнл, вс, врвшего ему всякую чушь, рсхвлил… Тврь, тошно говорить, тошно слушть…

Н той чсти учстк в сторону Бендер, где н протяжении десяти верст полотно дороги тянулось по плывунм Прут и Дуня, дело стояло особенно остро.

Тм сосредоточивлсь нибольшя опсность. Сдвиглись почвы в одну ночь, уничтожлсь, нпример, труб, проходное и выходное ее отверстия отклонялись от первончльного нпрвления н десятки сжен. При этом коверклся и путь, конечно, и н тком пути крушение поезд было бы неизбежно, причем поезд с десятисженной высоты свлился бы прямо в Дунй.

Ндо было быть постоянно нстороже, и днем и ночью ндо было спешно, вместо исчезвших труб, устривть новые и более прочные, ндо было не допускть грунтовую воду к полотну дороги и, перехвтывя ее крытыми ндежными глереями, пропускть в устроенные отверстия для пропуск воды чрез полотно.

Все это требовло постоянного нпряженного нблюдения н месте, и Мстицкий решил поселить тм Кртшев, хотя и скзл из вежливости, что тм и жить и питться будет плохо. Жить действительно было негде, но Кртшев был рд избвиться от опеки и воркотни Мстицкого. Он поселился в будке у сторож. Жен сторож и кормил, провизию доствляли кондуктор проходивших поездов. Доствляли не з стрх, з совесть, потому что все любили Кртшев кк з его лсковое обрщение, тк и з щедрость.

Дни и ночи Кртшев был в нпряженной рботе, потому что рбот не прерывлсь ни днем, ни ночью.

Изредк Кртшев ездил в Рени, изредк Мстицкий зглядывл к нему. Все рботы велись по плну и укзниям Мстицкого, вторитету которого Кртшев беспрекословно подчинялся, кроме рзных прибвок и нгрдных: Кртшев н это был очень щедр, Мстицкий выходил из себя и обыкновенно говорил:

– Я не призню и спишу это з вш личный счет.

– Пожлуйст, – отвечл Кртшев.

Но в течение трех месяцев дело с плывунми нлдилось, глвня вод был перехвчен, не было больше сдвигов, не исчезли трубы, но не нступло и ндежное рвновесие. По-прежнему безостновочно нужно было вывозить обрзоввшиеся сплывы, чинить глереи и трубы, испрвлять полотно, безостновочно подвозить точно в бездну провливвшийся бллст и держть бессменный крул, причем при проходе кждого поезд впереди очень медленно двигвшегося поезд шел стрший ремонтный, еще впереди, если поезд проходил ночью, из глубины ночи рздвлся крик следующего дежурного: «Блгополучно!» Ткие крульные стояли н кждых пятидесяти сженях.

Но все-тки в общем вся эт рбот уже вошл в норму. Кртшев подобрл штт ндежных молодых десятников, причем выписл Сырченко, между тем здоровье Мстицкого все ухудшлось, и уже большую чсть дня он проводил в кровти, еще сильнее ругясь, рздржясь и проклиня все и вся.

Ко всему этому прибвилось приближение весны и нчинвшийся уже рзлив Дуня, грозивший в этом году быть особенным. Все это вместе побуждло Кртшев опять переехть в Рени.

Вскоре ночью кк-то его рзбудили: стнция Крсный Крест, нходившяся в пяти верстх от Рени в сторону Глц, уведомлял по телефону, что только что обрзовлся громдный промыв под мостом. Кртшев быстро оделся и поехл н дежурном провозе.

Небо было безоблчно, и лун ярко светил, сверкя в широкой глди вод рзлившегося и издли неподвижного и спокойного, кк зеркло, Дуня.

Провозом упрвлял помощник мшинист, молодой инженер-технолог, ездивший для прктики н провозе. Он с Кртшевым решили не будить мшинист, тк кк Кртшев, ездивший студентом кочегром, взял исполнение этой должности н себя. Весело и возбужденно рзговривя, кк товрищи одного выпуск, они быстро проехли прострнство, отделявшее их от рзмыв.

Не доезжя нескольких десятков сженей, они остновили провоз, зтормозили его и пошли к рзмытому мосту.

Кртин превзошл всякие ожидния.

Вместо мост зиял в несколько десятков сженей бездн, чрез которую, кк две нитки, тянулись по воздуху рельсы и прикрепленные к ним шплы. Посреди нд бездной торчли в воздухе сви мост, и теперь, в этой бездне, они производили впечтление кких-то висевших щепок.

Тм глубоко внизу этой десятисженной бездны, кк в зливе, приветливо и стршно сверкл вод Дуня.

– Когд это произошло? – спросил Кртшев у стоявшего тут же дорожного мстер.

– Не больше кк чс времени. Только ухнуло что-то. Стрелочник первый прибежл, рзбудил меня, я вм дл знть.

Кртшев стоял с широко рскрытыми глзми, не зня, что предпринять. Еще более усиливл впечтление контрст между этой тихой, безмятежной ночью и тем непонятным и стршным, что произошло.

– Смотрите, смотрите! – зкричл дорожный мстер.

Он покзывл рукой нзд, по нпрвлению к Рени.

Вся поверхность земли и полотн, до смой будки, волновлсь, точно эт поверхность был не земля, жидкость.

Ккое-то оцепенение охвтило всех троих, и глзми, полными ужс, они смотрели н непонятное и не виднное ими никогд явление.

Первый пришел в себя инженер-технолог и быстро побежл к провозу.

Кртшев понял, что он хочет спсти провоз и проскочить с ним з будку.

– Бросьте, бросьте провоз, – зкричл Кртшев, – он все рвно погиб, но погибнете и вы!

Технолог был уже н провозе и быстро оттормживл его.

Кртшев бежл и кричл:

– Я кк стрший зпрещю вм!

Но технолог уже открыл регулятор и, повернув свое бледное, кк лун, лицо, ответил Кртшеву:

– Нплевть мне н вше зпрещение.

А зтем все происходило кк во сне, нстолько было несообрзно с действительностью. Волны подхвтили и провоз и Кртшев с дорожным мстером. И об они побежли, штясь и спотыкясь, по прямому нпрвлению от берег к горм, где не было волн. Добежв туд, они стояли и с душой, охвченной ужсом и тоской, следили глзми з провозом, кк корбль нырявшим в этих непонятных земляных волнх.

Непередвемя рдость и облегчение охвтили Кртшев, когд провоз подошел к будке, где уже не было волн. И почти в то же мгновение рздлся ккой-то вздох, точно сотни, тысячи срзу вздохнули, – и все волны, и вся земля исчезли. У смых ног их зиял ткя же бездн, кк и тм, у мост, – теперь сплошня от будки до мост. Куд же девлсь вся эт мсс ухнувшей вдруг земли н сотни сжен длины, н десятки ширины и в десять сжен высоты? Кртшев осмтривлся и недоумевл: только легкие волны зходили по Дуню, и опять стло все тихо, точно и прежде тк же сверкл тм внизу, в новом зливе, вод.

Что было делть, что предпринять? При всей своей неопытности Кртшев понимл, что все это было стихийно, что предпринять нечего было.

Он огрничился только рспоряжением дорожному мстеру осмотреть линию по нпрвлению к Глцу и немедленно донести о результте осмотр. См же возвртился н провоз, где ждл его веселый и удовлетворенный технолог.

– Вы н меня не рссердились, что я не послушлся вс? – встретил Кртшев технолог.

– Конечно, нет, и я вовсе не нчльствовть хотел, только хотел во что бы то ни стло удержть вс от совершенно безумного шг.

– Однко же спсен провоз.

– По-моему, это уже не хрбрость, не отвг, просто безумие. Одно мгновение промедления… А впрочем, кто судит победителей! Все-тки это тк мужественно было с вшей стороны, тк беззветно, что откровенно вм говорю, я не был бы способен н ткой поступок.

– Это вм только тк кжется. Если бы вы были тк же ответственны, кк я, з провоз… Вы только предствьте себе, с ккими глзми я явился бы к своему мшинисту без провоз? Где провоз? В Дуне! Х-х-х!.. Ну, теперь вы опять у меня под комндой: угля в топку.

Приехв, Кртшев решил рзбудить Мстицкого и, идя к нему, думл, з что будет упректь его Мстицкий.

Во-первых, з то, что не рзбудил его. Но если б он побежл будить его, то тогд ни он, Кртшев, ни Мстицкий не зхвтил бы того, чего, может быть, никогд в жизни видеть больше не удстся.

Может быть, Мстицкий будет докзывть, что еще можно было принять меры?

Мстицкий действительно упрекнул Кртшев з то, что тот не рзбудил его, но по поводу остльного скзл, рзводя рукми:

– Что ж тут было делть? Хорошо, что послли дорожного мстер. Ндо телегрфировть в Бендеры, и сейчс же поезжйте в северную чсть учстк.

Он пожл плечми:

– Скорее тм же можно было ожидть ткого скндл.

– Тм мы воду успели отвести.

– Проклятые мест…

В тот же день поднялся сильный, до бури доходивший ветер, продолжвшийся несколько дней подряд.

Рзлившийся Дунй предствлял из себя целое море, и н горизонте этого моря едв синели тм, н той стороне, горы Добруджи. Н всем прострнстве от Рени до Глц вод поднялсь почти до полотн дороги, и большие волны теперь хлестли в нсыпь. Одно з другим рзмывлись укрепления из огромных ящиков, зсыпнных кмнем. Местми еще торчли эти укрепления, но з ними вместо нсыпи был только вод: нсыпь смыло, и рельсы висели н весу, только местми приксясь еще к кой-где уцелевшему полотну. Попытки зсыпть промывы мешкми, нполненными землей, были бесполезны. Не хвтило бы ни рук, ни мешков.

К приезду комиссии из Бендер не существовло полотн н протяжении тридцти верст. Комиссию встретили и Мстицкий и Кртшев н стнции Троянов Вл.

Кртшев волновлся, боялся упреков, выржения неудовольствия, Мстицкий был совершенно спокоен. Ожидния Кртшев не опрвдлись.

К Мстицкому отнеслись еще с большим, чем обыкновенно, увжением, и ни у кого и тени не было сомнения, что все, что только можно было сделть, было сделно.

Это доверие успокоило Кртшев и рзвязло его язык.

Мстицкий угрюмо молчл, Кртшев, сидя в вгоне, пок поезд шел еще не по его учстку, рсскзывл все пережитое.

Н грнице учстк поезд остновился, и Мстицкий скзл Кртшеву:

– Ну, идите н провоз и везите нс до тех пор, пок можно будет. Только не трусьте и протяните поезд возможно дльше.

«Свинья, – думл Кртшев, идя к провозу, – когд я покзл ему свою трусость, чтоб дть ему прво тк компрометировть меня перед всей комиссией?»

Он взобрлся н провоз, и поезд тронулся.

Ехли с провозом опять инженер-технолог Свельев и его мшинист. При мшинисте Свельев был сдержн, кк будто побивясь своего угрюмого, несообщительного нчльник.

Кртшев под впечтлением последней сцены был тоже молчлив и подвленно смотрел н путь.

При подходе к мосту через Прут нчлись обвлы. Иногд полотно от обвлов было уже без откосов и отвесно спусклось н несколько сжен вниз. При проходе поезд оно вздргивло, и куски земли, отрывясь, с шумом пдли.

Кртшев нпряженно мучился, где остновить поезд, чтоб опять не зслужить упрек в трусости. Нконец в одном месте, где обвл подошел под смую шплу и где при проходе срзу ухнул глыб, обнжившя путь чуть не до половины шплы, Кртшев отчянно зкричл:

– Стоп!

Из зднего вгон лениво выходило нчльство.

Мстицкий еще издли крикнул:

– Ну, что ж вы струсили?

У Кртшев вся кровь прилил к лицу и слезы покзлись н глзх. Дрожщим от обиды голосом он ответил подошедшим Пхомову и Мстицкому:

– Если хотите, я поеду и дльше.

– Ну, что вы, Пшемыслв Фддеевич, – куд же дльше? – усмехнулся Пхомов. – Это предел, и дльше дже н полвершк нельзя.

Кртшев готов был обнять и рсцеловть з эти слов Пхомов.

Подошедший инспектор тоже грубо бросил:

– Куд тут к черту дльше? Прямо туд?

Он ткнул пльцем вниз.

Вместо поезд подли две дрезины.

Н первую село стршее нчльство с Мстицким, н вторую второстепенное с Кртшевым.

Когд подъехли к бездне у мост, нчльство с обеих дрезин сошло и отпрвилось пешком в обход провл. Остлся только Мстицкий. Видя это, остлся и Кртшев, не понимя, зчем он остлся, когд дже и рбочие ушли.

Мстицкий не счел нужным объяснить Кртшеву, что хотел он делть, Кртшев еще сердился н него з упреки в трусости и не спршивл.

Скоро, впрочем, выяснились его нмерения. Мстицкий стл н свою дрезину и стл вертеть ручку, приводящую дрезину в движение. Дрезин все быстрее стл приближться к пропсти.

Кртшев змер, поняв, что Мстицкий решил переехть пропсть по этому висячему полотну, которое, протянувшись н сотни сжен нд бездной и пригнувшись от собственной тяжести, кзлось, вот-вот оборвется.

Кртшев был близок к обмороку. Его зтошнило, зеленые круги покзлись в глзх, похолодели руки и ноги.

«Подлец! – пронеслось в его голове. – См ищет смерти, и чтоб донять, и меня з собой тщит».

Злоб, ненвисть, отчяние охвтили его. Он быстро вскочил н свою дрезину и тоже привел ее в движение.

Нпрсно Мстицкий кричл ему:

– Подождите, пок я перееду!

Кртшез только злобно смотрел ему в упор и сильнее нлегл н ручку.

Обе дрезины повисли нд бездной. Обходившие, не ожидвшие ткого решения вопрос, тк кк Кртшевым были зготовлены лошди для перевозки в этом месте дрезин, стояли кк вкопнные и следили з стршным спортом двух ссорившихся между собою инженеров.

– Ах, сумсшедшие! – шептл Борисов. – Ах, черти полостые: они готовы нсмерть згрызться в рботе! Их необходимо рзнять, то они доведут друг друг до смерти.

– Д, – угрюмо соглсился Пхомов.

Посреди бездны Кртшев, стрвшийся не смотреть вниз, все-тки посмотрел, – и чуть не потерял сознния от мелькнувшей тм, внизу, чйки. В глзх у него побелело, кк побелел и он см, и кзлось ему, что стоит и вертит он уже после смерти, пережив все ужсы пдения.

Осмотр рзмывов окончился рзводом мост н Пруте, который строил Ленр.

Мстицкий окончтельно слег, предоствив Кртшеву рзводить мост, скзв сквозь зубы, что проект мост в конторе.

«Зчем еще проект?» – подумл Кртшев и приступил к рзводке.

Через пять чсов мост был рзведен, чтоб пропустить уже месяц ждвшие рзводки суд, и больше уже не сводился.

И нчльство и Кртшев остлись совершенно довольны рзводкой и вслед з тем, сопровождемые Кртшевым, уехли обртно, порешив не возобновлять больше линию между Рени и Глцем.

Когд н грнице учстков Кртшев пересел в вгон, его ждл приятный сюрприз.

Нчльник соседнего учстк, живший в Трояновом Вле, уходил, и Пхомов поздрвил Кртшев с новым нзнчением – нчльником этого учстк.

Когд Кртшев возвртился в Рени, Мстицкий не с обычной своей угрюмостью скзл ему рдушно:

– Поздрвляю вс.

– Вы рзве уже знете?

Мстицкий только усмехнулся.

Кртшев вспомнил, кк Пхомов, Мстицкий и инспектор отдлялись и долго о чем-то говорили. И Кртшеву кзлось тогд обидным это, и он думл: ккие секреты могут быть у этих людей от него? Теперь он все понял: речь был о его нзнчении. От Мстицкого же он узнл, что сперв инспектор был против, докзывя, что пок он, Кртшев, ничем еще серьезным не зрекомендовл себя, тк кк нельзя же зслугой считть хотя бы и стихийное рзрушение полотн н протяжении тридцти верст. В конце концов инспектор все-тки сдлся и, только мхнув рукой, скзл:

– Ну, теперь вся линия, кроме первого учстк, в рукх бунтовщиков: хоть не езди…

В течение недели, пок Кртшев сдвл дел новому своему зместителю, у него устновились с Мстицким отношения, совершенно не похожие н их прежние. Делить им между собой было больше нечего, свое рздржение Мстицкий уже перенес н нового помощник и грыз его поедом – и уже з действительно нердивое отношение к делу, к Кртшеву относился любовно и с увжением.

Что до Кртшев, то тот прямо боготворил теперь Мстицкого.

Облдя громдным опытом и деловитостью, Мстицкий, прежде скупой н советы, теперь не уствл делиться с Кртшевым своими знниями, двя советы, кк вести дело н учстке. Кзлось прежде, что Мстицкий совершенно не интересовлся чужими делми, но теперь окзлось, что он решительно все знл, что деллось у его сосед, которого теперь сменял Кртшев, знл кчеств и свойств и его смого, и всех его служщих, двя им точные и, кк потом окзлось, совершенно верные хрктеристики. Особенно предупреждл он Кртшев относительно учсткового бухглтер, он же и письмоводитель, и вообще првя рук нчльник учстк.

– См Семенов – нчльник учстк – был честный человек, но большой ротозей, его конторщик, тот уже прямо вор отъявленный: он рзвел н учстке сплошное воровство. Дорожные мстер безбожно приписывют в тбелях рбочих: рботют двдцть человек, они покзывют и сто и двести. Со всех подрядчиков берет… Первым делом его ндо прогнть, зтем н первых порх придется вм постоянно объезжть линию и считть смому рбочих, отмечя число их н днный день в зписной книжке, когд дорожные мстер предствят з эти дни тбеля – сверять и попвшихся дорожных мстеров без сожления гнть.

Прощние Кртшев и Мстицкого было очень сердечное, и Кртшев еще долго и любовно смотрел из окн вгон н эту худую, кк скелет, мрчную, с темным лицом, в темных очкх, понурую фигурку, кзлось, оторвнную от всего мир и стоявшую теперь одиноко н исчезвшем из глз перроне.

Вскоре после отъезд Мстицкий окончтельно свлился, и его, уже н рукх, перенесли в вгон и увезли куд-то з грницу лечиться.

Провезли его через Троянов Вл ночью, и тк и не видл его больше Кртшев, тк кк Мстицкий нзд не возвртился.

XXII

Переехв в Троянов Вл, Кртшев с еще большей энергией принялся з рботу. Никогд не предполгл он в себе ткого зпс энергии, любви к делу, охоты рботть, ккя все больше и больше обнруживлсь в нем. И неужели это он, прздный, ленивый шлопй в институте, которого к нукм, знятиям, рботе не притянешь, бывло, никкими ркнми?

В суткх было мло чсов, и тоск охвтывл Кртшев, когд ндо было ложиться спть и прерывть н несколько чсов интересную, зхвтившую его всего рботу. И с первым лучом солнц он уже был н ногх и с первым отходившим поездом уезжл н линию.

Никто ему не мешл. Помощник его, Коленьев, толстый, ленивый техник, по годм годившийся ему в отцы, не удрял плец о плец и только с блгодушием ппши злучл иногд Кртшев поесть у него всяких редкостей, рзводить которые был великий мстер Коленьев.

Он всецело звлдел учстковым огородом, и прникми, я орнжереями, и тм было все, что только могут дть прники и орнжереи: и цветы, и ягоды, и фрукты, и рнние огурцы, и всякя зелень.

Во дворе у него был целый птичник и зверинец: всегд нготове откормленные кплуны, индейки, гуси, были дже фзны. Были поросят, и готовились большие свиньи открмливлись медведь, дикя коз, журвль. И кждому двлсь особя пищ, и н это уходил весь день. Н это д н еду. Он и н кухне см руководил стряпней, и стол его мог, нверно, поспорить со столом смых зписных гурмнов. К домшним изделиям, ко всяким вреньям и соленьям прибвлялись привозные зкуски и блюд: всегд бывл ккя-нибудь редкостня рыб, особя из Адритики ветчин, свежя икр, креветки, особя водк – для сн, для желудк, для лихордки, просто для здоровья. Сервировк был безукоризнення, чистот порзительня, все было свежо, ппетитно, и больше всего придвл ппетит всему см повр-хозяин, рдушный, лсковый, с громдным, толстым туловищем, из которого высовывлсь, кк у черепхи, мленькя оплывшя головк.

– Ну, теперь, – говорил нствительно Кртшеву Андрей Всильевич Коленьев, – бросьте все дел, всё, всё выбросьте из головы, и пусть кровь прильет к желудку и поможет ему сделть кк следует смое вжное дело в жизни, потому, во-первых, что только в здоровом теле здоровя душ, во-вторых, потому, что, кк говорит мой портной-еврей, унесем мы с собой отсюд, с земли, только свой последний обед. Это только и есть нстоящя нш никем неотъемлемя собственность. Все остльное – весь мир, дел, любовь – все временно, все проходит. Tout passe, tout casse, tout lasse…[Все кончется, все рзбивется, все приедется… (фрнц.)] Помните твердо это и ешьте много, не торопясь, и хорошо рзжевывйте.

И Андрей Всильевич действительно облдл удивительной способностью зствлять людей есть, вдумывться и смковть все то, чем угощл он. И он умел зинтересовть во время еды историей своих блюд.

Он рсскзывл просто, без претензий, всегд с большим юмором, и гости весело смеялись, и громче всех и веселее всех нчльник стнции, князь Шховской. Он был смым чстым гостем Коленьев, иногд дже, если служб позволял ему, помогя ему в хозяйстве и приготовлениях.

Иногд обеды Коленьев удостивл своим присутствием жен князя, Ксения Ардльоновн. Князь был хороший служк, бурливый, веселый, лет сорок мужчин, не дурк выпить, большого рост, полный, с громдными, кверху немного рсчеснными усми.

Княгиня тоже высокя, молодя, бледня, с првильными чертми лиц, згдочня, молчливя, точно потерявшя и безндежно ищущя что-то. Только в присутствии своей мленькой двухлетней дочки он точно просыплсь и, кзлось, нходил чсть того, что искл.

Иногд и во взгляде н Кртшев чувствовлось то же удовлетворение, ккое он испытывл, смотря н дочь. Этот взгляд передвлся Кртшеву, и он чувствовл себя хорошо в ее присутствии.

Уезжя утром в рссвете, он смотрел н окн ее спльни и думл о ней, стрясь сквозь стены проникнуть к ней, в ее згдочную душу.

Обеды у Коленьев, когд присутствовл Ксения Ардльоновн, были еще торжественнее, и хозяин еще более священнодействовл.

После обед конц не было десерту из фрукт, конфект и всяких редкостей.

Но и после этого хозяин энергично удерживл гостей, докзывя, что ндо чс, дв еще просто посидеть удобно, н турецких дивнх, подложив под спины подушки, докзывл необходимость этого кейф.

– Дйте, – горячо убеждл он, – желудку сделть свое дело. Не отвлекйте его. Пусть вся кровь приливет к нему. Чтоб ни о чем не думть после обед, я звел двух мленьких собчек и тк выдрессировл их, что нельзя н них без смех смотреть. А смех после обед – это тот же желудочный сок, – он перербтывет все без осттк.

Когд бывл княгиня, Кртшев двл себя уговорить, князь, не соглшясь в этом с Коленьевым, уходил спть. Тогд княгиня и Кртшев чще смотрели друг другу в глз и веселее смеялись смешным проделкм собчонок и их хозяин. Хорошели глз княгини, крсивый ряд зубов ее сверкл белизной, бледные щеки покрывлись нежным, кк будто стыдливым, против воли, румянцем, и сердце Кртшев рдостнее билось.

А зтем княгиня уходил домой, Кртшев почтительно провожл ее домой и см уезжл н линию, еще веселее отдвясь рботе.

Рботы было много, и кждый день Кртшев придумывл все новую и новую комбинцию этих рбот. Тк, между прочим, н учстке у него был подрядчиком по земляным рботм и бллстировке пути стрый его знкомый Ртнер. Цен со времени постройки з бллсты оствлсь по-прежнему по двендцти рублей з куб. Бллстный крьер был у смой линии, бллст брлся прямо с крьер и рзвозился по линии поездми. Ртнер тким обрзом до десяти рублей с куб клл себе в крмн.

При последнем проезде комиссии было решено добвить н учсток три тысячи кубов бллст и рботу передть Ртнеру.

Кртшев телегрфировл Пхомову, что в нстоящее время можно рботть горздо дешевле, и просил рзрешения, во-первых, з своей ответственностью сдть подрядчикм н месте эту рботу и в счет возможных осттков от этой рботы прибвить бллсту, ткже досыпть полотно дороги.

Тким обрзом, в крьере все – и вскрышк верхнего не бллстного слоя, и см бллст шли бы в дело.

Получив соглсие Пхомов, Кртшев стл приискивть подходящего подрядчик.

Кк рз в тот день н вокзле робко подошел к нему молодой человек с просьбой дть ему ккую-нибудь службу.

– Службы у меня никкой нет, вот, если хотите, возьмите подряд н бллстировку и возку земли.

– Я, господин нчльник, этого дел не зню…

– Я вс нучу… Я предлгю вм дв рубля двдцть копеек з куб, причем дв рубля будет стоить рбот, двдцть копеек будет вш зрботок. Это соствит тысячи две. З этот зрботок я беру грнтию н себя.

– В тком случе я, конечно, соглсен.

– Ну, и отлично. Кк вш фмилия?

– Вольфсон.

– Идите к моему письмоводителю и скжите ему, чтоб писл с вми условие по обрзцу Ртнер. Нзд я буду к пяти чсм. Ждите меня здесь. Пусть письмоводитель попросит и Ртнер прийти к поезду. Только ни вы, ни письмоводитель Ртнеру пок ничего не говорите.

К пяти чсм Кртшев, кк обещл, приехл с поездом с линии.

И Ртнер, и новый подрядчик, и письмоводитель были уже н плтформе. Был и выспвшийся уже нчльник стнции, и прогуливвшийся с ним Коленьев.

Кртшев поздоровлся с ними и рсскзл, что сейчс сделет.

Он подошел к Ртнеру и скзл:

– Господин Ртнер, вм, кк строму подрядчику, я отдю предпочтение. Мне нужно двендцть тысяч кубов земли и бллст…

– Двендцть тысяч? – рдостно удивился Ртнер. – Мне говорил Пхомов – две тысячи.

– Двендцть. Я предлгю вм три рубля з куб.

– Что?! О цене, во всяком случе, я буду говорить в упрвлении.

– Вы будете говорить о цене со мной. Вот телегрмм нчльник ремонт.

Кртшев подл ему рзрешительную телегрмму.

Князь, стоя поодль с Коленьевым, вытянул шею и весело ждл.

Ртнер прочел, пожл плечми, сделл презрительное «пхе!» и тупо здумлся.

– Ну? – спросил Кртшев. – Соглсны?

– Что, вы смеетесь ндо мной?

– Не смеюсь и спршивю вс в последний рз: соглсны?

– Не соглсен, и никто не может соглситься.

– Петр Ивнович, – зкричл Кртшев письмоводителю, – в тком случе пусть договор подписывет господин Вольфсон. Господин Вольфсон изъявил, – скзл Кртшев, обрщясь к Ртнеру, – соглсие рботть по дв рубля двдцть копеек куб.

– Ккой ткой Вольфсон?

– Вот тот молодой человек.

– Тот прощелыг, которого я к себе н пятьдесят рублей в месяц не зхотел взять?

– Ну, это уж вше дело. Князь, отпрвляйте нс, – скзл Кртшев, стновясь н площдку тормозного вгон.

– Готов, путевя отдн. Третий звонок!

Поезд уже тронулся, Ртнер все еще стоял, опустив голову, не двигясь с мест.

И вдруг, быстро повернувшись, он бросился н Вольфсон и, прежде чем тот успел что-нибудь предпринять, вцепился рукми в его волосы.

Дльнейшего Кртшев не видел, тк кк т чсть плтформы, где были Вольфсон и Ртнер, уже скрылсь и виден был только князь и Коленьев. Коленьев, пригнув свою головку, молч смотрел, князь, отвлившись и держсь з бок, беззвучно, весь вздргивя, смеялся.

Второй большой рботой н учстке был смен шпл. Вследствие того что бллстировк н этом учстке был поздняя и недостточня, шплы почти сплошь успели подгнить. Д и кчеством шплы эти не удовлетворяли техническим требовниям, и первой рботой эксплутции был смен этих шпл. Но тк кк кредиты были огрничены, то сделть срзу сплошную смену было нельзя и делли чстичную н осттки кждого месяц.

Кртшев решил срзу сделть сплошную смену шпл и рзыскл средств для этого. Эти средств зключлись в следующем. В рспоряжение нчльник учстк ежемесячно отпусклось по тысяче рублей н экстренные ндобности. Предшественник его з четыре месяц не истртил из этих сумм ни одной копейки. Остльную сумму Кртшев выгдл из осттков н бллсте.

Горячя рбот срзу зкипел по всей линии учстк. Носились земляные и бллстные поезд, сотни рбочих сменяли шплы, подбивли их новым бллстом и вырвнивли путь. Явилсь возможность и все полотно досыпть до нормльной ширины, и бллст поднять до проектной высоты.

В тех местх, где все уже было приведено в порядок, линия принял неузнвемый вид. Н крсивом, отточенном, свежем земляном полотне рельефно, с строго очерченными грнями высился бллстный слой, выглядывли из него новенькие шплы, и две пры рельс тянулись непрерывным следом. Кк очровнный, смотрел с поезд и не мог оторвть Кртшев устлых глз своих и от откнтовнных ствок полотн и бллст, и от прекрсно вырехтовнного пути, по которому поезд несся мягко, с особым здумчивым гулом.

Все ртели, все мстер, все сторож были н местх, потому что с кждым поездом мог проехть неутомимый нчльник учстк, и торопливо с свернутыми флжкми бежли к переездм обыкновенно беременные сторожихи, особенно боявшиеся и днем и ночью ездившего и зписыввшего и грозившего штрфом нчльник учстк. И всех их в лицо знл Кртшев, постоянно экзменуя их, что и кк они должны делть – если скотин збредет н путь, если пожр будет в поезде, если путь окжется неиспрвным.

Лучшим временем был вечер, когд устлый Кртшев возврщлся домой.

Тогд кк будто оствляло его все нпряжение, отходили дел, и он думл о себе.

Вернее, не о себе, о Аделиде Борисовне, приезд которой ожидлся со дня н день.

Мня бомбрдировл его письмми и требовл точных укзний, кк ей действовть.

Кртшев и хотел, и боялся, и нконец сделл письменное, в очень тумнных и витиевтых выржениях предложение Аделиде Борисовне. Уже н другой день он жлел не тк о том, что сделл предложение, кк о том, что сделл в ткой глупой, нтянутой форме. Но письмо ушло, возвртить его нельзя было, и Кртшев томительно ждл, стрясь угдть близкое будущее, стрясь предствить себе черты Аделиды Борисовны. Но черты рсплывлись, он не в силх был связть их в одно, и вместо Аделиды Борисовны н него внимтельно смотрело бледное лицо княгини.

Форсировння рбот н учстке подходил уже к концу, когд был получен срочня телегрмм о приезде нзвтр генерл-губернтор, которого будет сопровождть все железнодорожное нчльство с Свинским и Пхомовым во глве.

В Трояновом Вле, где генерл-губернтор должен был обедть и принимть депутцию нселения, сильно зволновлись.

Коленьев взял н себя добровольно помогть буфетчику, чтоб обед вышел н слву.

– Вы убрли вш учсток, кк невесту, моя стнция грязн, кк хлев; дйте мне несколько поездов бллсту, – приствл князь к уезжвшему нвстречу нчльству Кртшеву.

– Ну, берите, – соглсился Кртшев и, отдв соответственные рспоряжения, уехл.

Н другой день, сидя с своим нчльством в служебном зднем вгоне с зеркльными окнми н путь, Кртшев мог нблюдть эффект, когд поезд мягко и плвно с усиленной скоростью помчлся по его учстку.

Молчли Свинский, Пхомов, инспектор, молчл Кртшев, смущенно сгорбившись и прячсь з спиной Пхомов.

Соседний нчльник учстк Бызов тыкл Кртшев в бок и шептл:

– Вот свинью подложили! Вот подкчли!

Нконец Пхомов угрюмо спросил:

– Много ткого пути у вс?

– Весь.

– И везде сплошня перемен?

– Везде.

– Уйму денег перерсходовли?

– Я из сметы не вышел.

Свинский и Пхомов молч переглянулись.

Свинский быстро встл и скзл весело:

– Нет, ндо генерл-губернтор приглсить.

Он отпрвился и привел генерл-губернтор.

Усживясь, генерл-губернтор приветливо бросил Кртшеву:

– С вшим покойным бтюшкой, Николем Семеновичем, мы были добрые друзья.

Но довершил эффект стнция Троянов Вл.

Князь и Коленьев успели чудес сделть.

Вся плтформ стнции и поезд были усыпны свежим, еще влжным песком. Стены стнции были крсиво декорировны свежей зеленью.

В пссжирском зле был эффектно приготовлен стол, и весь зл был преврщен в орнжерею.

Когд генерл-губернтор знялся приемом депутции, мрчный инспектор, взяв под руку Кртшев, скзл:

– Вы прямо мг и волшебник. Полтор месяц всего нзд мы были н этом учстке, и он был сплошня мерзость зпустения.

Он покчл головой.

– Вижу, вижу см теперь, что вы не только бунтовть, но и дело делть умеете.

В это время сторож подл Кртшеву две телегрммы.

Кртшев прочел: «Я приехл сегодня, звтр нзнчен нш отъезд, был бы счстлив увидеть вс. Адель».

Вторя телегрмм был от Мни:

«Деля твоя».

Кровь сильно удрил в голову Кртшев. От предыдущих всех волнений, нпряжения голов его срзу зболел до тошноты, до зеленых кругов.

Инспектор отошел от него и, подойдя к Борисову, скзл:

– Что-то нелдно с Кртшевым, – ккую-то неприятную телегрмму получил…

Борисов быстро подошел и спросил:

– В чем дело?

Кртшев отвел его и рсскзл, в чем дело.

– Почему же у вс ткой несчстный вид?

– У меня голов вдруг тк зболел, что я едв могу стоять и, во всяком случе, поспеть в Одессу никк уж не могу.

– Ну, это еще подумем!

– Д что ж думть? Н крыльях не перелетишь.

Генерл-губернтор кончил прием и сел обедть. Около него возился и ублжл его Коленьев.

Все были в восторге и от еды и от Коленьев, когд кончился обед, все з губернтором отпрвились в вгоны.

– Вы оствйтесь и поезжйте в Одессу, – скзл Пхомов, лсково пожимя Кртшеву руку и особенно згдочно смотря ему в глз, – нс дльше проводит Коленьев.

Тк же лсково и особенно пожл ему руку Свинский:

– Мой сердечный привет вшим.

Инспектор мрчно скзл:

– Я нрядил экстренный поезд, н котором вы успеете до звтр приехть в Одессу. Кк только мы отъедем, вм этот поезд поддут.

– Я тк блгодрен, тк блгодрен, – говорил рстерявшийся Кртшев.

Поезд уже троглся, ему весело кивли из окон служебного вгон, и все лиц были ткие добрые, приветливые, лсковые, что слезы выступили н глзх Кртшев, и он готов был всех их обнять и рсцеловть.

Через чс и Кртшев уже мчлся в экстренном поезде пз одного пссжирского и одного служебного вгон с большими зеркльными окнми н путь, леж н богтом и мягком дивне зрительной злы вгон. И, если бы не стршня головня боль, Кртшев считл бы себя смым счстливым человеком в мире. Сознние этого счстья охвтывло по временм Кртшев жутким стрхом, что вот срзу все это рушится и дорого придется рссчитывться з эти минуты блгополучия. Головня боль являлсь кк бы искуплением этого полного блженств, и, плотно прильнув к подушке, Кртшев рдостно мирился с ней, не думя, тк кк думть не мог, угдывя звтршний свой счстливый день, когд больше не будет болеть голов, когд он увидит и почувствует ту, которя до сих пор кзлсь ему ткой недосягемой и которя отныне его вечня спутниц н земле. Вечня и бесконечно дорогя, которую боготворил он, молился н нее, кк н светлого нгел, снизошедшего к нему, грешному, грязному, чтоб унести нвсегд в светлый, чистый мир любви, првды, добр.

Тк и зснул он с тяжелой головой и с легким сердцем.

И проснулся, только подъезжя к Одессе, проспв шестндцть чсов подряд.

Головной боли кк не бывло. Свежий и рдостный, он бросился в уборную умывться, тк кк поезд уже вышел с последней стнции Гниляково.

Вот уже и большой вокзл. Вот мчится и извивется уже поезд между знкомыми дчми с зелеными деревьями. Опять весн, и в открытые окн несется и охвтывет неуловимый ромт цветущих кций, молодых лучей солнц, рдостей жизни, и сердце тревожно и полно бьется под мерный стук колес и грохот поезд.

С рзмху остнвливется он в облкх пр и дым, и уже видит Кртшев в окн вгон тм, н плтформе, Мню и рядом с ней… его сердце змирет… Аделид Борисовн, нпряження, робкя и рдостня, ищущя его глзми.

Он спешит, кчясь еще от толчк, целует ей руку. Мня влстно комндует:

– Целуйтесь в губы!

И когд они исполняют ее прикзние и Аделид Борисовн при этом вся крснеет, Мня весело говорит:

– Вот тк!

И все трое смеются.

С ними смеется веселое утро, смеется солнце, весь город своими звонкими мостовыми, смеющийся треск которых отчетливо рзносится в рннем утре.

– Вот что, – диктует дльше Мня, – прямо отсюд пожлуйте к ппе н могилу, – тм никто вм мешть не будет сговориться, я поеду домой.

И уже вдвоем только с Аделидой Борисовной они едут, кивют головми Мне.

Мня не торопится брть себе извозчик и стоит теперь серьезня, здумчивя и долго еще смотрит им вслед.

Вот и клдбище, прямя ллея к церкви, оттуд по знкомой тропинке, держсь з руки, идут Кртшев и Аделид Борисовн. Уже мелькет между деревьями мрчня, рзвлившяся бшня пмятник, с золотой рфой когд-то н ней и улетвшим нгелом.

Вот и огрд с могилой отц, с мрморным крестом нд ней.

Кртшев, сняв шпку, стоит и смотрит н стоящую н коленях свою невесту и переживет миллион всяких ощущений: обрывки воспоминний, связнных с этим местом из двно прошедшего, волну нстоящего, тк срзу нхлынувшую, что он потерялся совсем в ней и не может нйти ни себя, ни слов, и хочет он, чтоб он подольше молилсь, чтоб успел он хоть немного прийти в себя.

Но он уже встет, и он говорит бессвязно, не нходя слов:

– Все это тк быстро, неожиднно… Я тк счстлив… всю свою жизнь я посвящу, чтоб отблгодрить вс… Я с первого мгновенья, кк только увидел вс, я решил, что мне вы или никто… но я считл всегд все это тким недосягемым, я гнл всякую мысль об этом…

К его сердцу рдостно прилил кровь и охвтил счстливым созннием переживемого мгновения, созннием, что его Деля около него, смотрит н него, он может теперь здесь, среди вечного покоя и рвнодушия мертвых, целовть ее.

Постепенно они об вошли в колею. Аделид Борисовн поборол свое смущение, Кртшев ншел себя.

– Ах, кк хорошо Мня придумл отпрвить нс н клдбище, – говорил через дв чс Кртшев, сидя рядом и обнимя свою невесту. – Только здесь, не стесняясь всеми этими милыми хозяевми, могли мы тк срзу открыть и скзть все, что хотели. Тм будет свдьб еще, но нстоящий день, мгновенье, с которого нчинем мы ншу жизнь вместе, – сегодняшний, здесь н клдбище, в этой тишине и ромте вечной жизни. И здесь я клянусь и беру в свидетели всех хозяев этого вечного, что буду тебя вечно любить, вечно боготворить, вечно молиться н тебя!

Кртшев быстро упл н колени и, прежде чем Аделид Борисовн успел опомниться, поцеловл кончик ее ботинки.

Аделид Борисовн судорожно обхвтил рукми шею Кртшев и прильнул к нему.

Слезы текли по ее лицу, и он шептл:

– Я ткя был несчстня… вся жизнь моя тк тяжело склдывлсь… И тк счстлив теперь…

Он не могл сдержть рыдний, Кртшев поцелуями осушл ее слезы. Он смеялсь и продолжл опять плкть, тихо повторяя:

– Теперь я плчу уже от счстья…

Он зговорил спокойнее…

– Я росл очень болезненным ребенком. Несколько рз я был тк больн, что думли, что я не выживу. Мть моя рно умерл, мне было всего три год… Отец женился н другой… Отец любил нс, но мчех… – Он с усилием докончил: – Не любил никогд… Мы всегд росли с гуверннткой внизу и приходили нверх только к обеду… Мчех меня считл особенно кпризной… В десять лет меня уже увезли з грницу в пнсион, и я тм семь лет пробыл… Кждый год отец с мчехой приезжли к нм н несколько дней, но никогд без мчехи мы с отцом не провели ни одной минуты… Он очень любит отц и боится, что он уделит хоть что-нибудь нм…

Он рдостно посмотрел в глз Кртшеву:

– Теперь мне и не ндо никого!

Кртшеву было тк жль, тк чувствовл он теперь ее в своем сердце, он обнимл и целовл ее и говорил ей, что будет счстлив, если зменит ей и муж, и друг, и отц, и мть.

Ндо было ехть домой, но Аделид Борисовн хотел немного еще подождть, чтоб просохли ее глз, и Кртшев нчл рсскзывть ей из своих воспоминний, связнных с клдбищем.

– Вот эт дорожк, – говорил он, – ведет прямо к стене, отделяющей клдбище от ншего дом.

– Это длеко отсюд?

– Нет, близко.

– Можно пойти посмотреть?

Рдостный и счстливый Кртшев повел ее по дорожке, по которой много лет нзд тк чсто бродил. И тк живо вствли в пмяти друзья детств: Яшк, Грньк, Кольк. Вечно все ткими же, кк были, зпечтлелись они и, кзлось, вот-вот выскочт из-з ккого-нибудь пмятник, вот-вот опять услышит он их звонкие, возбужденные голос, и опять будет двоиться он между желньем быть и никогд не рсствться с ними и стрхом, что нзнченный срок прошел, и двно уже ждет его мть для того, чтоб знимться, для того, чтоб игрл он с сестрми, был дом и делл все то дело, к которому не лежл душ, которое не имело ничего общего с его друзьями и их жизнью.

– Вот и стен! – скзл Кртшев.

Темно-серя, стря, из известкового кмня стен был перед ними, с рядми едв зметных могильных бугорков, с деревянными, кое-где сохрнившимися крестми.

Мертвя тишин црил кругом, из знкомой щели между кмнями по-прежнему озбоченно выглядывл из своего гнезд воробей, присел н мгновенье у другой щели лсточк, озбоченно и без толку ползет вверх по стене толстый жук и, робко прижвшись к смой стенке, рстут всё те же цветы: всильки, ромшк зстилет своими круглыми листочкми землю, тм голый, треснувший бугорок и под ним, нверно, шмпиньон. Кртшев нгнулся и привычной рукой вырыл целое гнездо шмпиньонов.

– А вот еще!

И они быстро нбрли дв полных плтк.

– Помню, ккой в детстве высокой кзлсь мне эт стен. Вот в этом месте мы всегд через нее перелезли.

– Кк интересно было бы посмотреть н вш дом!

– Если хочешь, полезем н стену.

– Не стршно?

– Ну! вот по этим дыркм, кк по лестнице, я полезу вперед и подм руку.

Кртшев влез н стену, лег н нее и спустил руку.

Аделид Борисовн добрлсь до его руки и дльше уже о его помощью взобрлсь н стену.

Во всей ее фигуре были и стрх не упсть, и желние поскорее все увидеть. Пригнувшись, он смотрел, Кртшев, держ ее одной рукой, другой покзывл ей сд, дом, срй, горку и объяснял.

– Хотите, прыгнем в сд?

– Ой?

– Я обниму тебя, и мы срзу прыгнем, и тким обрзом, поддерживя тебя, я смягчу твое пдение.

Аделид Борисовн весело и нерешительно смотрел вниз.

– Только срзу ндо: когд я скжу три – прыгть! Ну, рз, дв, три…

Кртшев прыгнул, Аделид Борисовн еще не собрлсь, и он потянул ее, и об, потеряв рвновесие, упли н землю. Об испчклись, Аделид Борисовн ушибл руку, бок и до крови оцрпл щеку. И вытереть кровь нечем было, тк кк плтки с грибми остлись н той стороне.

Кртшев был очень сконфужен, извинялся, Аделид Борисовн, подвляя боль, улыблсь и лсково говорил:

– Ничего, ничего…

– Я сейчс принесу плтки.

Кртшев взлез опять н стену, прыгнул, взял плтки и возвртился нзд.

Перед смущенной Аделидой Борисовной стоял высокий Еремей и тоже, мигя своим одним глзом, смущенно смотрел н нее.

– Это Еремей, – объяснил ей Кртшев, – это моя невест, Еремей.

Еремей рдостно открыл рот и нчл усиленнее клняться, приговривя:

– Ну, дй же, боже, дй, боже…

– Дй, боже, – помог ему Кртшев, – що нм гоже, що не гоже, того не дй, боже…

Аделид Борисовн кончиком плтк, жлея грибы, вытирл кровь, Кртшев говорил Еремею:

– Вот, Еремей, кк я угостил свою невесту.

– И чем то могло тк оцрпнуть? – кчл головой Еремей. – Т чему ж вы не гикнули, я бы лестницу приволок бы.

– Вот это верно! Пожлуйст, пок мы пойдем в дом, принесите лестницу.

Кровь перестл идти, но црпин был во всю щеку.

Скоро и Аделид Борисовн и Кртшев збыли о своем пдении, отдвшись осмотру дом и рсскзм.

– Вот и здесь меня рз высек отец… Господи, я, кжется, только и вспоминю, кк меня секли. Боже мой, ккя это ужсня все-тки вещь – нкзние. Около двдцти лет прошло, я любил ппу, но и до сих пор н первом месте эти нкзния и врждебное, никогд не мирящееся чувство к нему з это… Тебя, конечно, никогд не нкзывли?

– Нет… Меня зпирли одну, и я ткой дикий стрх переживл…

Н лице Аделиды Борисовны отрзился этот дикий стрх, и Кртшев совершенно ясно предствил ее себе мленьким, худеньким, испугнным ребенком, с побелевшим лицом, открытым ртом без звук, которого втлкивют в большую пустую комнту.

– А, кк это ужсно! Деля, миля, мы никогд пльцем не тронем нших детей.

– О, боже мой, конечно, нет!

И они еще рз горячо поцеловлись.

– Я кк будто, – говорил Кртшев, – теперь, когд побывл с тобой здесь, никогд с тобой не рзлучлся. Ах, кк хорошо это вышло, что мы поехли н клдбище, сюд. Мы опять и уже вдвоем родились здесь и с этого мгновения вместе, всегд вместе пойдем по ншему жизненному пути.

Они шли, держсь з руки, и он молчливо горячим пожтием отвечл ему.

– Еще н колодезь зйдем, откуд я вытщил Жучку.

По-прежнему тм было тихо и глухо.

Кртшев зглянул и скзл:

– Ккой мелкий: не больше сжени, тогд кзлся бездной без дн. Все кк-то стло меньше – и сд и дом… Все тогд было больше…

Лестниц уже стоял у стены, и около нее Еремей.

И Еремей уже не тот. Еще худее, выросл большя беля бород. З Зоськой умерл и толстя мть его Нстсья, звонко кричвшя, бывло, сыну:

– А сто чертей твоему бтьке в брюхо!

Другя теперь, зля, кк ведьм, ткя же худя, кк и Еремей, ест поедом покорного, тихого, всегд бессловесного Еремея.

– Кк здоровье Олимпиды?

Еремей мхнул рукой и ответил неопределенно:

– Живет! Н бзр, бес, ушл…

Кртшев дл ему двдцть пять рублей, и н бесстрстном лице Еремея сверкнул рдость.

– Дй, боже, – говорил он, поддерживя лестницу, – щоб счстье, богтство було, щоб не перебрли всех денег…

Н этот рз и блгополучно взобрлись, и блгополучно спустились н другую сторону.

Домой приехли только к чсу.

Их встретили все с рдостными возглсми, поздрвлениями и вопросми, где они зпропли.

– Послушй, – весело кричл издли Сереж, – поддержи коммерцию и не выдй: я держл при н сто рублей, что вы уже обвенчлись? Неужели проигрл? Войди в мое положение…

Когд подошли и увидели рсцрпнное лицо Аделиды Борисовны, опять збросли вопросми: кк, что случилось? А Сереж громче всех кричл:

– Ну, я выигрл, выигрл: повенчлись, и он уже побил свою жену!

Когд выяснилось, откуд эт црпин, рздлся общий вопль:

– Тём!

И все смеялись, тормошили Кртшев и кричли:

– Тём сумсшедший!

Евгения Борисовн кчл головой и с лсковым упреком говорил сестре:

– Кк же ты соглсилсь лезть н стену?

Мня кричл:

– Нет, кто, кроме Тёмы, придумет в первый же день тщить свою невесту н стену и прыгть оттуд? Во всяком случе, Деля, ты видишь, кк опсно з этим господином слепо следовть. Именно с ним и ндо всегд и з него и з себя все обдумывть, инче он зведет вс в жизни в ткие круги, из которых и выход не будет.

Аделид Борисовн лсково и весело посмотрел н жених и ответил:

– Куд он пойдет, туд и я пойду, и всегд будет выход.

– Деля, Деля! Погибл…

Сереж отвел брт и скзл:

– И я погиб: кк теперь зплчу проигрыш?

– Кому ты проигрл?

– Положим, смому себе… От этого меняется рзве что-нибудь?

– Ничего не меняется, и я плчу з тебя проигрыш.

– Я всегд знл, что ты блгородный человек: двй деньги!

Когд все успокоились, Евгения Борисовн, скромно и в то же время торжественно, подошл к Кртшеву и скзл своим обычным нствительным тоном, слегк кртвя:

– Я поздрвляю от души вс и Делю. Сделйте ее счстливой… – И, улыбясь, прибвил: – Стрйтесь больше не црпть ее: пусть этой црпиной огрничтся все неприятности вшей будущей семейной жизни…

Отъезд был нзнчен н другой день.

Аделиде Борисовне ндо было кое-что купить н дорогу, и после звтрк он с Кртшевым поехли в город.

В мгзине золотых вещей Аделиде Борисовне понрвилось минитюрное золотое колечко с мленькой жемчужиной.

– Это детское кольцо, – скзл прикзчик.

Но Аделид Борисовн примерил, и оно ншло н ее мизинец.

Кольцо стоило восемь рублей, и Кртшев купил его. Он хотел еще покупть, но Аделид Борисовн твердо скзл:

– Это кольцо я буду всегд носить, когд вс не будет около меня, я буду смотреть н него и думть о вс. Но больше я ничего не хочу. Это ткой стрый и неприятный обычй дрить своей невесте.

Кртшев вспомнил подрки Неручев, когд он был женихом Зины, – бриллинтовый фермур, метистовый прибор, – все это были ткие дорогие вещи, и в то же время охвтывло, смотря н них, ткое тоскливое чувство, тк холодно сверкли те кмни, и где они теперь?

– Я тоже с вми соглсен, – ответил он. И, улыбясь лсково, тихо спросил: – Опять н «вы»?

Аделид Борисовн покрснел и тоже улыбнулсь.

В своих покупкх Аделид Борисовн серьезно и осторожно выбирл себе вещи, и непременно дешевые. Когд Кртшев соблзнял ее н более дорогие, он брезгливо говорил:

– Боже сохрни.

Кртшеву нчинли нрвиться дешевые вещи.

– Неужели, – весело спршивл он, – ты меня нучишь быть экономным? Ах, кк это было бы хорошо, – это рвносильно тому, чтоб не быть своим собственным рбом.

– Конечно, конечно, – говорил горячо Аделид Борисовн.

И они решили свое будущее гнездышко устривть кк можно дешевле.

– Знешь что, – предложил Кртшев, – двй сейчс смое глвное зкупим, то потом без тебя я опять увлекусь.

И они поехли покупть мебель, кровти, посуду.

Купили все очень дешевое, и только относительно рояля Кртшев непременно нстивл купить не в трист рублей, кк предлгл Аделид Борисовн, в семьсот пятьдесят.

Он говорил:

– Тм, в Трояновом Вле, все рзвлечение нше будет музык, ты тк чудно игрешь…

– Но ведь и н этом, – покзывл Аделид Борисовн н дешевое пьянино, – я тк же буду игрть, – оно ткое мленькое, изящное, тон прекрсный, сознние, что оно недорогое, будет еще приятнее.

– Нет, знешь, Деля, если оно недорогое, знчит, оно не прочное, ведь рояль покупется н всю жизнь, и если хороший, то и детям ншим перейдет. Если посчитть, что мы только двдцть пять лет вдвоем проживем…

Кртшев быстро делл перемножение в уме.

– …то это выйдет около девяти тысяч дней, и четырест пятьдесят рублей лягут по пяти копеек н день всего лишним рсходом… Пять копеек! Ну, кждый день, чтоб воротить эти деньги, мы будем делть ккую-нибудь экономию в ншем бюджете н пять копеек.

Аделид Борисовн нконец сдлсь, и купили дорогой рояль.

Возвртились домой уже под вечер и дли подробный отчет в своих покупкх.

И Аглид Всильевн и Евгения Борисовн очень похвлили их з экономию, но Евгения Борисовн по поводу покупки дорогого рояля покчл головой и укоризненно скзл:

– Я боюсь, что Адель будет для вс слбой женой: я бы не уступил.

Аделид Борисовн виновто смотрел н своего будущего муж, Кртшев рдостно говорил:

– Но зто ккой прелестный рояль!

– Ну, хорошо, что хоть нрвится, – ответил Евгения Борисовн. – Но вот что: тк кк мы с мужем решили подрить вм именно рояль, то это нш покупк.

– Кк?!

– Д, д, д! И я вм не Адель, – не уступлю ни з что!

Евгения Борисовн встл, ушл к себе нверх и возвртилсь с чеком н семьсот пятьдесят рублей.

– Вот вм стоимость вшего рояля.

– Ну, в тком случе, – предложил Кртшев своей невесте, – едем еще рз в город и н неожиднные деньги нкупим всего…

Но против этого зпротестовли все и энергичнее других невест.

– Деля, – говорил Мня, – отбери, рди бог, у него все деньги и хрни их ты…

Аделид Борисовн лукво улыбнулсь, смотря н своего жених, и весело ответил:

– Нпротив: я и свои ему передм.

– Что, что?! – зкричл Мня. – Ну, тогд я против вшего брк и поведу теперь дело н рзрыв.

– Вот что, – предложил Сереж, – тк кк, очевидно, вы об будете в денежном отношении несостоятельными, то деньги вши я беру н хрнение… Двйте же…

Сереж постоял, сгорбившись, с протянутой рукой и, кчя головой, скзл:

– Пропщие вы люди!

Н другой день Евгения Борисовн, ее муж, Аделид Борисовн и Кртшев уже плыли в безбрежное, глдкое, кк зеркло, море, под куполом нежного, ккое бывет только весной, неб.

Букеты ромтных цветов в рукх у пссжиров и н столх тоже говорили о весне.

Весной был и их любовь, нежня, мягкя, лскющя, кк эт весн, кк этот безмятежный день, кк то рдостное чувство, которое было в них и которое передвлось через них всем окружющим. Кзлось, все были зняты, все были охвчены их рдостью и все следили з ними, ткие же, кк и они, чуткие, нпряженные. И все дв дня путешествия были ткими же светлыми, рдостными, быстро промелькнувшими, и Кртшев говорил своей невесте, сидя с ней н корме, з кучми кнтов, когд проход уже подходил к Рени:

– Это уже прошлое, но не ушло от нс. Оно в нс и вечно будет в нс. Эт пмять об этих двух днях – вечня кртинк в вечной рмке ншей молодости, нших ндежд, ншей силы.

И вдруг Аделид Борисовн зплкл. И лицо ее опять было лицом мленького, беззщитного ребенк, у которого отнимют ее любимую игрушку.

Кртшев порывисто, горячо целовл ее руки, лицо, глз и говорил ей слов утешения.

– Ты будешь путешествовть, вести свой дневник, нбирться впечтлений. Я буду рботть, устривть нше гнездышко, куд осенью, кк птичк, ты прилетишь, чтоб холодную, скучную зиму жить со мной, вместе. У нс будет кмин, яркий огонь в нем, перед кмином мы с тобой – жрим кштны, читем, живем и нслждемся ншей новой жизнью.

В Рени приехли в шесть чсов вечер и в восемь уходили. Вечером же уходил и поезд в Троянов Вл.

И опять уже один стоял Кртшев н пристни, мхя отъезжющим. И ему мхли с проход и Евгения Борисовн, и муж ее. Аделид Борисовн стоял сзди них и укрдкой, робко вытирл слезы, и тк рвлось сердце Кртшев к ней, утешить ее, высушить поцелуями ее слезы.

Уже совсем скрылся в вечерней дли проход, ндо было и смому спешить н поезд. И он нехотя пошел с пристни, одинокий, весь охвченный Делей, ее лской, грустью этой лски.

Н вокзле толкотня, мсс пссжиров. Знкомый нчльник стнции дл Кртшеву купе, в котором он и зперся, спсясь от ищущих себе мест пссжиров. И только когд уже поезд тронулся, он выглянул в проход вгон.

Прямо против его купе стоял девушк, т смя, которя в прошлом году ехл н проходе с своим женихом-моряком. У ног ее лежл мленький изящный чемоднчик.

Очевидно, мест не хвтило, и он решил ехть, стоя в проходе.

Очевидно, и он узнл его.

– У вс нет мест?

– Нет.

– Позвольте уступить вм мое купе.

– А вы сми кк же?

– Я нйду себе где-нибудь.

– Но мы могли бы и вдвоем поместиться в этом купе.

– Если вы ничего не имеете против…

Девушк нгнулсь, но Кртшев предупредил и бережно внес ее чемодн в свое купе.

Вошл и он и, легко присев у открытого окн, смотрел в темнеющую дль.

– Если вы не боитесь ветр, может быть, предпочтете смотреть встречу поезд.

Он молч поменялсь с Кртшевым местми.

Об некоторое время молчли.

Он зговорил первя:

– Мы, кжется, в прошлом году с вми ехли вместе н проходе.

– Вы ехли с вшим женихом…

– Теперь уже муж, и я только что проводил его: он приезжл н несколько дней в отпуск.

– А я только что приехл из Одессы н проходе… Я провожл свою невесту и, тк же, кк и вы в прошлом году, ехл с ней н проходе. Мы вспоминли о вс, и я говорил своей невесте, что звидовл вм тогд… Не думл я тогд, что через год…

– Вы инженер?

– Д.

– Вы моего двоюродного брт не знете? Сикорского?

– Влерин Андреевич?

– Д.

Кртшев обрдовнно зговорил:

– Кк же не зню. В постройке я был его помощником. Мы стрые знкомые, друзья еще с гимнзии.

Они быстро рзговорились. Он окзлсь веселой и бойкой спутницей. Об они были кк бы товрищми по несчстью: он проводил своего муж, он свою невесту.

Он был хорош. Полное, упругое тело н плечх и верхней чсти груди просвечивло чрез ее журную кофточку. Здоровый румянец игрл н щекх, черный пушок оттенял сочные, нежные губы, серые большие глз ее смотрели и обжигли из-под черных ресниц.

Нступли сумерки, стновилось темно, кондуктор все не зжигл огней.

Кртшев кк-то особенно чувствовл себя. Ему хотелось говорить, говорить о своей невесте и в то же время смотреть в эти серые глз, смотреть н пушок губ и ждно следить з подергивнием их, когд, смеясь, он вдруг покзывл ряд мелких, блестящих, кк смоченный жемчуг, зубов. Хотелось коснуться ее мленькой, пухлой руки, коснуться ее розового, полного тел. И от этого кровь горячо вдруг приливл к его сердцу и слдкя истом, кк нбежвшя волн, охвтывл его всего.

И тогд они об срзу смолкли, смотрели в окно и опять друг н друг, и словно что-то вспыхивло опять в их глзх и рдостно освещло ндвигвшийся мрк ночи.

Прошел кондуктор, зжег свечу и ушел.

Свеч, не рзгоревшись, потухл, и опять в темноте они сидели, говорили и, сидя уже рядом, смотрели в окно.

Згорелись яркие звезды в синем брхтном небе, и брхт все синел и темнел, звезды сверкли все ярче и ярче. Сверкли и дрожли, кк кпли росы, вот-вот готовые упсть. И пдли и серебряным следом резли темную дль. И, кк беззвучный вздох, слдко змирло в их душх это пдение. И сильнее хотелось говорить, смотреть, ксться.

– Я совсем вс не вижу, – говорил Кртшев, всмтривясь ближе в ее лицо.

– А я вс вижу, – говорил он и смеялсь, слегк отодвигясь.

Взошл лун и осветил их обоих. Уже другое было у нее лицо. Лицо руслки, очровтельное, волшебное, и кзлось, вот-вот спдут с нее ее плтья и прильнет он к ней дрож от восторг, и умрет в ее объятиях. И сильнее кружилсь голов, и, чувствуя себя, кк пьяный, он весело болтл и смеялся, подвляя дрожние голос, подвляя иногд прямо безумное желние броситься и целовть ее. Подвляя, потому что боялся, что не встретит в ней отклик, потому что после этого произойдет вдруг что-то стршное и позорное. И он опять и опять всмтривлся в нее и мучительно решл, что он теперь чувствует и переживет.

Поезд резко остновился, и в темноте рздлся голос кондуктор с плтформы:

– Троянов Вл!

– Вш стнция? – рзочровнно спросил он.

– Я проеду до конц учстк.

Еще четыре чс быть с ней.

– А может быть, вы спть хотите?

– Я?

Он рссмеялсь.

– Боже сохрни. Я минутки не зсну, потому что одн, потому что буду бояться! Ах, кк я рд, что вы едете дльше. Сколько еще времени мы проведем вместе?

– Четыре чс.

– Будет шесть. Скоро светть будет.

Поезд опять мягко понесся в лунную волшебную дль.

– Ах, кк хорошо! – рдостно говорил он.

– Кк в скзке, – отвечл ей Кртшев, – мы с вми летим н крыльях. Вы руслк, волшебниц, я обнял вс, потому что инче кк же? Я упду и рзобьюсь, бедный смертный. А вы протягивете вперед руку, и по вшему влстному движению все с волшебной силой меняется и преврщется в ткое чрующее, чему нет слов. Только смотреть, и молиться, и целовть, если б только можно было… Ай, кк хорош, кк прекрсн жизнь! Хочется кричть от рдости!

Стло светть, взошло солнце, и опять другим, новым кзлось ее лицо. Теперь ее густые волосы рзбились, и в их рмке выглядывло утомленное, слегк побледневшее ее лицо и большие серые глз с черными ресницми.

Вот и последняя стнция. Теперь поздно уже броситься и целовть ее. И слв богу.

Они сердечно прощются, и Кртшев целует ее руку.

Поезд отходит, Кртшев стоит н плтформе, он смотрит из окн вгон. Теперь Кртшев дет волю себе и глзми целует ее глз, волосы, губы, плечи… И, кжется, он понимет это и не отводит больше глз.

И мучительное сожление сжимет его сердце: зчем, зчем тк скоро и бесследно пронеслсь эт ночь?

XXIII

Целый день после бессонной ночи Кртшев чувствовл себя кк в тумне. В этом тумне перекрещивлись беспрестнно текущие дел, воспоминния о двоюродной сестре Сикорского, воспоминния о невесте.

И в звисимости от охвтыввших его воспоминний то кровь бурно приливл к его сердцу, то кзлось, что слышит он ккую-то длекую нежную музыку, с ясным, грустным и в то же время успокивющим мотивом. Но в то же время текущие дел линии требовли непрерывного нпряжения, и он, отдвясь н мгновение этим воспоминниям, гнл их от себя.

Под вечер помощник зтщил его к себе н ужин, где ткже был и княгиня и князь.

Кртшеву кзлось, что в последнее время князь относился к нему подозрительно и всегд особенно усиленно подкручивл свои усы кверху, когд встречлся с Кртшевым.

Очевидно, то, что Кртшев жених, успокоило князя, и теперь он был опять веселый и лсковый.

А княгиня, нпротив, был сосредоточенн и выжидтельн.

После ужин князь и княгиня ушли н стнцию, помощник знялся зкзми н звтршний день, Кртшев пошел к себе.

Придя домой, он быстро рзделся и лег. Устлость приятно охвтил его, и он быстро и крепко зснул.

Проснувшись н другой день, Кртшев срзу подумл о своей невесте. В противоположность вчершнему теперь он стоял н первом плне. Он отчетливо видел ее скромную фигурку, ее из шотлндской мтерии тльму, ее розовую рбочую шктулку. Он опять сидел с ней рядом н корме проход, следил з бурлящим следом винт и говорил.

Ему зхотелось писть, и он сел з письмо к ней:

«Миля, дорогя моя, рдость моя! Взошло солнце, и я проснулся, и первя мысль о тебе. Кк это солнце – ты своими лучми срзу осветил и согрел мою душу, и я сжусь писть тебе, моему источнику свет, чистоты, лски. Я зню, что я не стою тебя, но тем сильнее я стремлюсь к тебе, я хочу быть с тобой».

Кртшев писл и писл, лист з листом, поднный кофе остыл; приемня нполнилсь обычными посетителями, в комнту нконец зглянул его помощник.

– Я сейчс, сейчс… Принимйте их покмест.

– Д не хотят они рзговривть со мной.

– Сейчс, сейчс…

Кртшев торопливо дописывл:

«Вот ккое длинное вышло мое первое письмо, стыдно дже посылть. А хочется еще и еще писть, не вствя, все три месяц ншей рзлуки, но в приемной, кк в улье, жужжт голос, – мой добрый, толстый и блгодушный, кк отпоенный теленок, помощник зглядывет ко мне, мне ндо еще кончть письмо, одевться и пить кофе. И уже девять чсов».

Через несколько дней и Кртшев получил первое письмо от своей невесты.

И конверт, и почерк, и письмо были ткие же изящные, ткие же скромные, кк и он см.

Кртшев с восторгом прочел письмо и в тысячный рз подумл, что лучшей жены он не мог бы себе пожелть.

В этом письме просто и в то же время умно и нблюдтельно Аделид Борисовн описывл то, что видел, слышл, изредк стыдливо только иногд ксясь смой себя.

«Умня, нблюдтельня, сдержння, обрзовння, ткя же, кк мм, – думл Кртшев, – и в то же время нежня, женствення, прелестня…»

Мло-помлу жизнь Кртшев вошл в обычную колею. Он возился с подрядчикми, ездил по линии. По мере того кк крупные рботы зкнчивлись н учстке, мелким конц не было. Тм толчки, тм осунулось полотно, тм трв не скошен, не вытянуты бровки полотн, не выходят к поездм сторожихи, сторож постоянно попдются только около своих будок. А вот рбочя ртель, и Кртшев быстро пересчитывет и отмечет себе их количество н этот день.

Все это было вжно, кк всякя мелочь в деле. Своего род чсовой мехнизм, где все должно быть в строгом порядке и соответствии, чтобы получлсь общя совокупность. Но в то же время все это было и очень однообрзно. Утомительно своей однообрзностью. Никогд Кртшев не уствл тк в смые кипучие моменты постройки, кк уствл теперь, возврщясь к вечеру домой после всей этой мелкой сутолоки дня. Тк же скучн был и рбот в кнцелярии – переписк с нчльством, мелкя отчетность.

И нд всем господствовло теперь сознние, что глвное ндо всем этим – его Деля, будущя их жизнь, переписк с ней, необходимость ехть в Петербург.

Он уже подл просьбу о двухмесячном отпуске и только ждл зместителя.

Его мысли были уже длеки от того мест, к которому он еще был приковн, и он рдостно думл о том уже близком времени, когд, свободный от всяких дел, он будет нестись в Петербург. Будет лежть, смотреть в окно вгон, читть в созннии, что дверь не отворится больше и не будут ему доклдывть, теребить н все стороны, требовть неотложных ответов.

Приехл и зместитель, и в последний рз с ним объехл Кртшев учсток.

Он сдл учсток, кссу, кнцелярию, рспрощлся со всеми, погулял н прощние в роще с княгиней и уехл ночью, провожемый только князем.

Поезд тронулся, в последний рз высунулся из окн Кртшев, мхнул фуржкой князю и сел в своем купе.

Было ккое-то предчувствие в его душе, что сюд он больше не возвртится. И, проверяя себя, он был бы и рд этому. Дже зимняя жизнь в своем учстке с молодой женою здесь не мнил его н глзх у нлизирующей княгини, у скептик князя, у доброго обжоры помощник. Это и не общество, и не т кипучя жизнь постройки, которя тк по душе пришлсь Кртшеву.

Жизнь, в которой можно збыть смого себя, можно отличиться, выдвинуться, измерить предел своих сил и способностей.

А вдруг тм, в Петербурге, ему удстся попсть опять н постройку, проникнуть в те тинственные упрвления построек дорог, в которых до сих пор ему удвлось видеть с Володькой только приемные д быстро проходящих озбоченных и вжных служщих этих упрвлений. Удвлось только читть н дверях: «кбинет директор», и в уме предствлять себе, кк в этом кбинете с тяжелой кожной мебелью в обрзцовом порядке, где-то з большим столом, звленный бумгми, зседет вжный, кк бог, директор. Ккой он? Лысый? Стрый? Молодой еще?

Может быть, и он, Кртшев, будет когд-нибудь тким же? Нет, никогд не будет. Будет и у него много в жизни, но чего-то другого. Но вжным в этом кбинете он себя не мог предствить.

Перед Петербургом Кртшев зехл к родным.

– Если бы я нвязлсь ехть с тобой, – спросил его Мня, – взял бы?

– С удовольствием и притом н свой счет туд и обртно и с суточными по пяти рублей в день.

Мня говорил, что едет глвным обрзом спрвиться нсчет поступления н медицинские курсы.

Аглид Всильевн сочувствовл поездке Мни в том смысле, что это будет безопснее для Кртшев. Мло ли что в дороге может случиться? Встреч с ккой-нибудь интригнкой, которя сумеет ловко и быстро оплести ее сын. Мло ли тких, и кого легче, кк не ее сын, провести кк угодно?

Этими своими сообржениями он с Мней поделилсь.

И Мня соглсилсь с мтерью, скзв:

– Конечно, конечно… Со мной нсчет всего ткого можете быть покойны: тк отведем Тёмке глз, что он никого, кроме тех, кого я ему подсуну, не увидит.

Мня весело рссмеялсь.

– Если б он только слышл, ккую змею отогревет в моем лице.

– Боже сохрни ему говорить!

– Ну конечно!

В оберегнии брт от вредных влияний принимл учстие и Сереж.

Н вокзле он, пройдя все вгоны, скзл сестре:

– Двй вещи. В одном купе с тобой будет сидеть ткя рож, что и Тёмк не полкомится. Будет доволен.

– А он см в этом же вгоне будет?

– Рядом купе для курящих.

– Ну, неси.

– А вот к этому вгону и близко его не подпускй, – тм ткя плутишк сидит, что я и см был бы не прочь…

– Фу, Сереж!

– Что з фу? Для этого и н свет создны.

Дм, ехвшя в купе с Мней, н одной из стнций Московско-Курской дороги слезл.

Мня остлсь одн.

– Ну, слушй, – зговорил Мня, когд к ней пришел брт. – В Петербург я теперь не поеду…

– А куд же ты поедешь?

– Это все рвно. Сойду я в Туле и чрез несколько дней буду в Петербурге. Я тебя очень прошу ни мме, никому об этом ни слов.

– Ндо в тком случе условиться, в ккой гостинице мы остновимся в Петербурге.

– Я с тобой не остновлюсь.

– А ты где же остновишься?

– Ну, это все рвно, но ты скжи, где тебя искть?

– Где? Ну, в Английской.

– Дорогя, нверно?

– Я не зню, – во всяком случе, не из смых дорогих. Тебе сколько дть денег?

– Столько, сколько не стеснило бы тебя.

– Пятьсот хочешь?

– А ты не боишься сесть н мель?

– Нет.

– В тком е двй, пригодятся.

– Ты мне обещл, помнишь, рсскзть через год о переменх у вс.

– Перемены предполгются большие. Вот приеду в Петербург, рсскжу.

– Они, что ж, з эту твою поездку выяснятся?

Мня быстро пересел от окн и спокойно спросил:

– Почему в эту поездку?

– Потому что ты см отклдывешь до Петербург.

– Я не потому отклдывю.

– А почему же?

– Почему д почему… Стреньким скоро будете, если знть все зхотите… В общем, конечно, эт моя поездк должн выяснить многое из того, что и мне теперь не ясно еще. Одно можно скзть, что рскол зшел тк длеко между нми, что придется, пожлуй, и совсем рсколоться н две пртии.

– Теперь одн? Земля и воля?

– Не кричи. Д.

– А ккя другя будет?

– В Петербурге рсскжу.

– Денег ты им много везешь?

– А любопытно?

– Кк хочешь.

– Видишь, з этот год собрл я тысяч шесть, но остлось около четырех.

– А в общем, большие пожертвовния?

– Не зню. Зню одно только, что нужд громдня в деньгх.

– И когд конец?

– Конец?

Мня пожл плечми.

– Только еще нчинется. При детях твоих будет конец.

В Тулу приехли вечером.

– Не провожй, – ктегорически скзл Мня, целуясь с бртом.

– Я все рвно пойду в буфет.

– Немножко подожди.

Кртшев в окно вгон видел, кк сошл Мня, поздоровлсь с кким-то худым, сгорбленным, молодым брюнетом с жидкой бородкой и прошл с ним к выходу.

Кртшев еще немного подождл и тоже вышел.

В большой зле буфет стоял гул от мссы голосов толпившегося нрод.

Кртшев вспомнил, что, будучи студентом, в Туле всегд ел суточные щи с пирожкми. И теперь он потребовл себе щей, ел их и искл глзми сестру.

Но ни ее, ни спутник ее нигде не было видно.

Только н десятый день по приезде Кртшев увиделся с сестрой.

Он подошл к нему, когд он выходил из гостиницы.

– Не бери извозчик, – скзл он, – пройдем пешком.

Они пошли сперв по Вознесенскому и зтем повернули по Морской по нпрвлению к тетрм.

– Ты шл ко мне или ждл меня?

– Ждл. Ткое знкомство, кк со мной, принесет тебе только вред. Слушй теперь хорошенько. То, о чем мы говорили дорогой, – теперь совершившийся фкт: обрзовлсь новя пртия, и я примкнул к ней. Н днях мы выпускем первый номер ншего журнл. Мы будем нзывться нродовольцы. Нш прогрмм в сущности не отличется от «Черного передел», но путь для достижения цели у нс иной. Мы говорим тк: пок нет свободы, нстоящей, по крйней мере, чтобы выскзывть открыто свои мнения и вести мирную гитцию, ничего нельзя сделть, кк уже покзл опыт. З пропгнду, то есть з то, что дозволяется во всех конституционных госудрствх, у нс ссылют уже н кторгу, скоро и вешть будут. Поэтому и прежде всего борьб с режимом, чтобы свергнуть его и устновить ту форму, хотя бы буржузной свободы, ккой пользуются в Европе. Борьб н почве террор: политические убийств, устрнение тех, в чьих рукх влсть, кто не желет нового порядк вещей.

– Но ведь всякое нсилие – змен рзум рукми, те руки сильнее вших.

– Теперь – д, но пройдут год, и тм будет меньшинство. Мы-то, конечно, обреченные… Я уже переменил фмилию: сестры Мни у вс больше нет. Подготовь мму, и выдумйте себе, ккую хотите, историю моего исчезновения. До свдьбы лучше не говори ничего: я остлсь, чтоб присмотреться к курсм.

– Ты будешь писть?

– Нет, ни я к вм, ни вы ко мне.

– Мня, но ты подумй, ккой это удр для ммы будет?!

– А! Среди всех тех удров, о которых скоро услышите, стоит ли еще говорить о тком удре? И этот урод, н нбитый мешок похожий, – Мня покзл н проходившего, точно рспухшего господин, который с широко рскрытыми глзми осмотрел ее, – и лучший из людей – только короткий, очень короткий момент проносятся по земле, и весь вопрос не в продолжительности этого мгновения, тк кк оно все рвно ничтожно по крткости, в том, кк это мгновенье будет использовно, сколько сознния будет в него вложено в том смысле, что рз живешь, коротко живешь, и третье, что никому, кроме дел, которое вечно в тебе и з тебя будет жить, ты не нужн и не приндлежишь. Пострйся стть н мою точку зрения и понять одно, что все, что я говорю, не слов, мое дело, и с точки зрения этого дел ты понимешь, кк я отношусь и к своим и к мминым невзгодм, которые являются для дел вредными, тормозящими его, поэтому отвртительными. Зконно, целесообрзно одно: общее, рвное блго людей, и врги этого блг, похитители его, – нши врги без пощды. Они будут, конечно, ненвидеть нс, будут искжть смысл ншей деятельности, но им и не остется ничего больше… Можешь передть мме, что я лично счстлив, что попл в лучшую струю человеческой жизни, и что, что бы меня ни ждло, я лучшего ничего и не желю. Желю только, чтоб это все было чем больше, тем лучше.

Мня остновилсь и весело протянул вперед руку.

– А теперь прощй и не поминй лихом. В мою пмять лишние деньги отдвй, может быть, когд-нибудь и не в мою уже пмять, в силу своего собственного сознния.

У Мни сверкнули слезы.

– О, ккое это было бы счстье.

Мня отвернулсь и пошл прочь.

– Мня! Мня! – звл ее Кртшев.

Но Мня, не поворчивясь, сел н проезжвшего извозчик и быстро уехл.

Подвленный, недоумевющий Кртшев еще долго стоял и смотрел вслед уехвшей сестре.

Неужели его сестр, эт Мня, может быть, очень скоро уже будет стоять перед своей жертвой, будет видеть ее кровь, конвульсии смерти, потом и см умирть? Сделться плчом ей – Мне, которя см и добря, и умня, и любящя. Крсивя… могл бы жить, нслждться жизнью… Кк могл оторвться он от всего этого?.. Мог ли бы он? Нет, нет. Дже если бы и сознвл, что истин у них. Но рзве могут они с уверенностью скзть, что истин у них? Где фкты? И рзве жизнь не рзрушил уже все фнтзии Фурье, построенные н том, что стоит только зхотеть. Но, чтоб зхотеть, ндо знть, чего хочешь. Ндо смознние, обрзовние, среди ст миллионов темной, беспросветно темной мссы когд нступит это смознние? И это рвенство, это рвенство всех и вся… Возможно ли оно? Возможен ли прогресс, см жизнь среди непроглядной серой пелены этого рвенств без семьи, близких, из-з жлкого куск хлеб? Ккя-то беспросветня тюрьм, рестнтские роты, т же общин, деревенскя, в которой смые тлнтливые спивются, ссылются, делются негодяями.

Кртшев энергично, быстро шел в свое министерство.

Нет, нет. Жизнь не тк прямолинейн, и если две тысячи лет тому нзд попытки Христ, действоввшего не рукми, силой убеждения, силой большей, чем руки и нсилие, ничего не достигли и до сих пор, то не достигнут и эти…

– Извозчик! – позвл Кртшев пустого извозчик.

Он ехл и опять думл и думл.

Ему жль было Мни. Он стоял чистя и светля перед ним. Помимо его воли, все существо его прониклось увжением к ней, кким-то особым увжением к существу высшему, чем он, способному н то, о чем он и подумть не мог бы. Через нее и ко всей ее пртии было то же бессознтельное чувство.

1906