Наталья Борохова

Досье на адвоката

* * *

Она была явно не в его вкусе. Да и о каком вкусе, впрочем, можно вести речь, если перед тобой девушка облегченного поведения. Конечно, не вокзальная путана (с такими он не связывался), но и не подающая надежд аспирантка. Он подцепил ее в одном из ночных клубов. Закинув ногу на ногу, она тянула через соломинку коктейль и поглядывала на клубящуюся молодежь. Встретившись взглядом с незнакомцем, она призывно улыбнулась, обнажив ряд довольно крупных зубов, и указала на место рядом с собой. Разговор касался всего и ничего конкретно, обычная трепотня по заранее известному сценарию, когда каждая из сторон знает, что хочет получить в итоге.

Они вышли из клуба, когда было уже глубоко за полночь. Покинув залитую радостным рекламным светом улицу, они свернули в переулок. Темнота стала почти непроницаемой, красноречиво свидетельствуя о том, что короткая летняя ночь подходит к концу.

– О, да ты на тачке! – воскликнула девица. – Это все упрощает.

Он открыл дверцу. Девица забралась на переднее сиденье и, воткнув в рот сигарету, задымила. Машина тронулась.

– Кстати, можешь называть меня Стеллой, – заявила она.

Мужчина скривился. Вне всяких сомнений, шлюха. Почему они никогда не представляются Танями, Ленами, Олями, ну на худой конец Фросями? Обязательно Нинель, Сюзанна, Регина, Лола и прочее. Стелла означает «звезда», а это определение вряд ли подходило к невысокой коренастой девице, бесстыдно раскидавшей ноги в полуметре от него. Трикотажная короткая юбка, топ, переливающийся стразами, что-то длинное блестящее в ушах – все говорило о том, что у девицы не все в порядке со вкусом, как, впрочем, и с деньгами. «Сверкает, как сопля на солнце», – неприязненно подумал он. Но воротить нос не пристало. Мужчина чувствовал нарастающее напряжение. Его можно было снять только одним способом…

– Я – студентка, – сообщила девица.

«Врет!» – хмыкнул он про себя.

Машина миновала центр города и понеслась по направлению к одному из спальных районов. Дорога была почти пуста. Многоэтажки темнели равнодушными глазницами окон. Люди старались урвать еще несколько часов сна перед тем, как первые солнечные лучи и веселый гомон птиц возвестят о том, что настал новый, крайне утомительный в жару, будний день.

Машина остановилась на пустыре. Девица равнодушно взглянула в окно.

– Стоило ли так далеко ехать? Мы могли бы заняться этим в любом дворе. Ну, котик, что ты предпочитаешь?

Предутренний свет делал ее еще менее привлекательной. Лицо с неаккуратно нанесенным тоном казалось серым и несвежим. Он еще раз с досадой подумал о том, что спешка ни к чему хорошему не приводит. Ну да шут с ней…

– Давай пройдемся, – предложил он.

Девица вовсе не собиралась выходить.

– Эй, – запротестовала она. – Там свежо. Да и одежда может испачкаться. Ты что, возместишь мне все расходы?

Мужчина ничего не ответил. Обойдя машину, он распахнул дверцу.

– Вылезай!

– Да пошел ты!

У него застучало в висках. Схватив девицу за руку, он легко освободил автомобиль от докучливой особы. Протащив ношу несколько метров в направлении зарослей кустарника, мужчина наконец оставил ее в покое. Силой он обладал неимоверной.

– Ах ты, подонок! – взвизгнула девица. На ее плече уже алел след, оставленный его железной пятерней. – Не думай, что тебе это сойдет с рук. Я знаю, к кому мне обратиться. Твоего духу больше не будет…

Но, увидев его перекошенное злобой лицо, она осеклась. Древний инстинкт самосохранения, заложенный в каждом человеке, подсказывал ей, что с этим парнем что-то неладно. Она поспешила пойти на мировую.

– Эй, не стоит так волноваться. Мы ведь можем договориться, – ее голос предательски задрожал.

– На колени, – скомандовал мужчина.

– Но я так не хочу…

Договорить она не успела. Крепкая зуботычина свалила ее с ног. Рот наполнился солоноватой влагой. Мужчина тем временем достал из кармана кипенно-белый носовой платок и тщательно вытер им пальцы.

– Тебе повезло, – заговорил он. – Я сниму с твоей души грех и очищу твое тело.

«Псих!» – мысли, как пугливые зайцы, метались в голове. Стелле и раньше приходилось бывать в опасных переделках и общаться с далеко не самыми приятными представителями мужского пола. Бандиты и милиционеры норовили попользоваться жрицей любви «за так», и с этим приходилось мириться. Жгучие брюнеты, выходцы из дружественных республик бывшего Союза, утомляли темпераментом и желанием расплатиться за услуги дынями, яблоками или розами. Робкие, замученные семейным счастьем мужички, потупив очи долу, просили такое, от чего даже у видавшей виды Стеллы глаза лезли на лоб. Но все они были по-своему понятны и предсказуемы. Но как поступать в ситуации, когда твой клиент вовсе не стремится завладеть твоим телом, а вместо того раскачивается из стороны в сторону как маятник и невнятно бормочет не то молитву, не то заклинание, девушка не представляла.

– …умножая, умножу скорбь твою.

«О чем это он?»

– …доколе не возвратишься ты в землю, из которой взята, ибо прах ты и в прах возвратишься. А теперь повторяй за мной…

Это было трудно. Распухший язык не желал подчиняться хозяйке. Из горла вырывался лишь сдавленный стон. Мелькнула мысль: «Я поплатилась за неосторожность. Теперь я уйду в ад».

Мужчина прикрыл глаза. Память вернула его в прошлое, в ту душную июньскую ночь, когда демонические силы, спрятанные где-то в глубине его души, впервые заявили о себе. Все было почти так же, как сейчас. Предутренние часы, влажная пахучая трава и она… такая близкая и желанная. Прошли годы, но он не забыл ее насмешливый взгляд и слова: «Ты, должно быть, спятил. Я никогда не буду твоей. Ума не приложу, как ты мог и мечтать о таком». И она засмеялась. Она хохотала во все горло, не замечая, как темнеет его лицо, как сжимаются в кулаки руки. Жар, поднимаясь от нагретой за день земли, коснулся его щек, лба. Стало трудно дышать. Он не ведал, что делает, знал только, что должен во что бы то ни стало прекратить этот ужасный смех. И когда он услышал стоны, вихрь восторга закружил его. Он чувствовал себя отомщенным. Она была покорена. Больше ей не удастся выставить его на всеобщее посмешище, бросить в его адрес ядовитую шутку, презрительно сморщить курносый носик. Никогда?! И вдруг ему на глаза попались ее чулки, маленьким комочком белевшие на смятой траве…

Когда кровавая пелена спала с глаз, мужчина увидел перед собой отвратительное зрелище. Это была не героиня его детских грез, не первая красавица школы, а третьеразрядная шлюшка из ночного клуба. Красный как кровь лак на пальцах ее ног окончательно вывел его из ступора.

«Надо же, она была начисто лишена вкуса. Какая распущенность!»

Мужчина брезгливо взял в руки ее джинсовую сумочку, больше похожую на косметичку, и внимательно просмотрел содержимое; кинул далеко в сторону картонную иконку, отшвырнул ключи и кошелек из кожзаменителя. Несколько смятых денежных бумажек он равнодушно сунул себе в карман.

Уже рассвело. Необходимо было убираться отсюда как можно скорее. Он еще раз взглянул на деяние рук своих и невольно залюбовался, как художник, пораженный величием кисти Мастера.

«Как бы то ни было, теперь ты почти прекрасна», – думал он. И на душе было светло и чисто, как после причастия.

Шея девушки была стянута чулками. Как и тогда, в далекой юности…

Ведущая вечерних теленовостей была бодра и энергична, будто только что выскочила из фитнес-клуба. Она вещала о леденящих душу событиях с таким же азартом, как пару минут назад об открытии первого супермаркета в отдаленном сельском районе:

– Сегодня на пустыре вблизи жилого комплекса «Западный» был обнаружен труп молодой женщины со следами насильственной смерти. Ее личность установить пока не удалось. Однако вывернутая наизнанку женская сумочка свидетельствует о том, что убийца, возможно, не побрезговал воспользоваться ее содержимым. Разумеется, речь идет о деньгах, прочих ценностях, документах. Да, еще один интересный момент! На шею трупа были повязаны женские чулки.

Строгий мужчина в форме, сидящий напротив директора, явно не разделял ее веселости. Он хмурил брови и не переставал удивляться женщинам.

«Ох уж этот слабый пол! Они готовы хлопнуться в обморок при виде мыши, но если речь заходит о делах куда более серьезных, к слову сказать, мерзопакостных, дамочки проявляют хладнокровие бультерьера; смакуют детали кровавых оргий, будто речь идет о новой мыльной опере; предлагают совершенно несообразные с точки зрения логики версии и все щебечут, щебечут, щебечут. Черт их побери!»

Ведущая, обаятельно улыбаясь, уже представляла гостя телевизионной публике:

– У нас в студии находится начальник отдела по расследованию убийств прокуратуры области. Скажите, Петр Никанорович, может ли телевидение помочь в установлении личности погибшей. Возможно, если бы мы показали фотографию…

– Об этом не может быть и речи, – отрезал представитель прокуратуры. – Лицо жертвы обезображено настолько, что не остается даже слабой надежды на то, что кто-нибудь сможет ее опознать. Правда, мы можем сообщить вам, во что была одета убитая, а также некоторые приметы, обнаруженные на теле.

Ведущая поскучнела. Что толку перечислять приметы? Вот красочные снимки с места происшествия произвели бы фурор. Рейтинг передачи подскочил бы до небес!

– Несколько слов о чулках на шее жертвы. Насколько я помню, мы уже сообщали о подобных случаях. Значит ли это, что на улицах города орудует маньяк? – она еще надеялась на сенсацию.

– Я не разделяю вашего легкомыслия, – остудил ее пыл собеседник в погонах. – Все это ничуть не занимательно. С прискорбием вынужден констатировать, что в городе появился опасный преступник. У правоохранительных органов нет сомнений в том, что им совершено уже несколько убийств. С уверенностью можно говорить о трех жертвах, включая сегодняшний случай. Все три происшествия объединяет объект преступных посягательств – молодые женщины; способ лишения жизни – нанесение большого количества телесных повреждений твердыми тупыми предметами и последующее удушение. Орудовал, похоже, собственными ногами и руками, а при удушении использовал женские чулки.

– Как вы думаете, убийца психически болен? Почему чулки? И почему именно белого цвета?

– Болен он или здоров, будет решать психиатрическая экспертиза. Кстати, некоторые комментарии от специалистов в этой области мы уже получили. Но полагаю, нет необходимости доводить их до широкой общественности. Во всяком случае, пока.

– Тогда напомним нашим зрителям хронологию злодеяний Чулочника (так его уже окрестили некоторые газеты)… Первая жертва – Мария Воронцова. Убита в июне прошлого года. Обнаружена у себя на квартире. Многочисленные телесные повреждения, а также белые чулки вокруг шеи. Вторая жертва – Софья Кац. Погибла в январе этого года. Обезображенный труп найден в гостиничном номере. Лужи крови и белоснежные чулки. Июнь текущего года, третья жертва Чулочника – опять молодая женщина. Личность ее пока не установлена. Но почерк злодея все тот же… Итак, милые беззащитные женщины и храбрые рыцари-мужчины, будьте бдительны. Под покровом ночи на свой кровавый промысел выходит Чулочник. Начальник отдела убийств поморщился. Он не любил цветистых выражений, а также тех журналистов, которые готовы раздуть воздушный шар из мыльного пузыря. Но приходилось с горечью признавать, что на этот раз ситуация была весьма серьезной.

– Подскажите, как женщины нашего города могут обезопасить себя от преступных посягательств? – спрашивала его дотошная журналистка, и это изрядно действовало ему на нервы.

– Как? – Его взгляд на секунду задержался на ее вызывающем декольте. – Есть несколько простых и доступных советов. Во-первых, одевайтесь скромно. Никаких мини-юбок, обтягивающих брюк, вырезов до пупа и прочее. Они свидетельствуют о легкомысленном подходе к жизни и дают зеленый свет любому извращенцу. Исключите обувь на шпильках – они мешают убегать от преследователя; длинные распущенные волосы – за них вас легко ухватить. Тесная одежда сковывает движения. Находясь в общественном месте, не будьте излишне раскрепощенной – вас могут счесть развратной и, соответственно, готовой на любые сексуальные подвиги. Никаких вызывающих жестов и танцев. Лучше находиться в обществе друга, разумеется проверенного, еще лучше – брата, а совсем замечательно – мужа. А вообще, если вас не понесет нелегкая в злачные места и вы проведете тихий вечерок в компании милых родственников, вашей жизни ничто не будет угрожать.

– Если, конечно, не обрушится кровля или соседи не подожгут дом, – едко прокомментировала журналистка.

– Что-что? – переспросил представитель прокуратуры.

– Да ничего, – пожала плечами диктор. – Боюсь, наши зрительницы вряд ли воспользуются вашими советами…

Спустя месяц…

Елизавета Дубровская старательно выводила на листе бумаги какие-то невероятные каракули. Напротив нее сидел молодой человек с внешностью Блока и вот уже битый час рассказывал ей необычайно нудную историю своей личной жизни. Он хотел, по всей видимости, получить от начинающего адвоката дельную юридическую консультацию, но, растекаясь мыслью по древу, никак не мог перейти к главному.

– Все начиналось так красиво. Помните, как у Расина? «Всевластная любовь повелевает нами, и разжигает в нас, и гасит страсти пламя». Я был молод и наивен. Глупец! Я искал счастье. А что она? Она была старше меня на год, хитра, изворотлива и невежественна. Она накинула на меня брачные сети, а я даже и не сопротивлялся. Был слеп. Но не зря, видно, Цветаева предупреждала: «Не люби, богатый – бедную, не люби, ученый – глупую…» Я все-таки попался.

Терпение отнюдь не было главной добродетелью молодого адвоката, и Лиза давно бы уже прервала исповедь клиента, но ей безумно хотелось спать. Настенные часы за ее спиной мерно тикали, а конца утомительному дежурству не предвиделось.

Дубровской, как и любому «зеленому» специалисту, надлежало тащить на себе бремя обязанностей, тех, которые маститые адвокаты так любят перекладывать на плечи молодежи. Парясь с утра в помещении юридической консультации, она выслушивала многочисленные жалобы посетителей, рассеянно давала какие-то советы, а сама только и мечтала, как бы поскорее освободиться от всего этого и умчаться вместе с друзьями на озеро. Благо погода была замечательная.

– «Глупый сын – сокрушение для отца своего, и сварливая жена – сточная труба»…

Елизавета очнулась. Ей показалось, что минула вечность. Пора было брать инициативу в свои руки. Из длинного монолога поэта она выхватила только последнюю фразу.

– Итак, перейдем к практическим вопросам. Вас затопили соседи, и вы хотите взыскать с них компенсацию имущественного ущерба. Так?

– Боже! С чего вы взяли? – испугался поэт.

– Вы же только что говорили про какую-то трубу?

– Ах, это! Я лишь цитировал Библию.

– А что вы от меня хотите?

Выяснив, что высокохудожественной натуре поэта ничто земное не чуждо и он хочет поделить имущество так, чтобы его «невежественная» жена осталась только при своих интересах, а он – при всем прочем совместно нажитом барахле, Лиза пригорюнилась. Нет все-таки романтики на белом свете! Процитировав несколько заученных фраз из Семейного кодекса, Дубровская вздохнула свободно. Еще полчаса, и она умчится на своем «Пежо» туда, где можно будет беззаботно хохотать, плескаться в воде и думать лишь о том, насколько прошлогодний купальник соответствует нынешнему сезону.

– А у меня, Елизавета, к тебе есть маленькая просьба, – обратился к ней заведующий консультацией Дружинин.

Дубровская вздохнула. Ласковый тон начальника ничего хорошего, тем более в день ее дежурства, не сулил. Она оказалась права.

– Читаешь ли ты, моя милая, газеты? – откуда-то издалека начал Пружинин.

– Конечно. А что? – Лиза еще надеялась на чудо.

– А то, уважаемая Елизавета Германовна, что от лица нашей юридической консультации тебе будет доверена серьезная и ответственная миссия – быть защитником по очень громкому делу.

Коллега Ромашкин, сидящий за соседним столом, хихикнул. Деликатность заведующего и его высокопарный слог можно было объяснить только одним – требовался адвокат по так называемому «бесплатному» делу. Иными словами, прорва работы и смехотворное вознаграждение от государства.

– Дело интересное, незаурядное, в самый раз для начинающего адвоката, – заливался соловьем Пружинин. – Сейчас примешь участие на следствии, позже – пойдешь в суд. Телевидение, пресса – все у твоих ног. Ты будешь делать себе Имя!

– А какое дело? – уныло поинтересовалась Дубровская.

Она работала защитником уже больше года, но давно успела понять, что адвокатская работа – это прежде всего жуткая рутина. Овации в суде, бешеные гонорары и благодарные клиенты – это ее девичьи грезы, не более того.

– Дело Чулочника. Слышала о таком?

– Дело маньяка-душителя! – задохнулась от гнева Елизавета. – И вы это считаете полезным и интересным для молодого адвоката? Да посадите его на электрический стул – я сама включу рубильник!

– Дубровская! – постучал ручкой об стол заведующий. – Ты говори, да не заговаривайся! У нас в государстве…

– Знаю, знаю! Квалифицированная юридическая помощь гарантирована каждому.

– Вот именно. Больно разборчивые стали! Всем подавай олигархов на белых «Мерседесах». Запомни, дорогуша, нефтяные короли – товар штучный. Кто, по-твоему, должен защищать простого небогатого маньяка? Так что прояви гражданскую сознательность, Дубровская. Не забудь, приступаешь с понедельника.

Настроение было безвозвратно испорчено, и приятные мысли о предстоящем отдыхе уже не грели сердце.

– Слушай, Лизавета, – заговорщицки подмигнул ей Ромашкин, когда начальник покинул кабинет. – Хочешь, научу уму-разуму?

– Что ты имеешь в виду?

– А то! Можно освободиться от этого дела без шума и пыли, на вполне законных основаниях.

– А что надо делать? – недоверчиво произнесла Лиза.

– В том-то и дело, что ничего не нужно. Гляди, ты не можешь отказаться от защиты. Так?

– Так.

– Но ведь твой клиент может! Он заявит, что его не устраивает такой адвокат, и попросит тебя заменить.

– А вдруг он не захочет этого сделать?

– Вот здесь собачка и зарыта! Напряги мозги, Дубровская, придумай что-нибудь. Твоя главная задача – вызвать к себе стойкое отвращение. Когда жулик от одного твоего вида синеть начнет и истерики следователю закатывать, считай, ты победила! Найдут другого козла отпущения. Ну как, может, возьмешь меня на бережок?

– Обойдешься!

Елизавете, конечно, претило разыгрывать дурацкие сцены, но тут, похоже, иного варианта не было. Ее мало прельщала перспектива появиться на страницах газет и телевизионном экране в качестве защитника маньяка. «Чулочница» – вот как ее могут назвать! Родственники убитых девушек закидают молодого адвоката тухлыми яйцами. А сам маньяк, вперив в нее безумные глаза, будет неоднократно в своих мечтах душить ее женскими чулками.

Бр-р-р! Лиза содрогнулась, представив, как нейлоновое кольцо смыкается на шее, вытесняя дыхание. В глазах заплясали черные точки. Нет, надо бежать от этого дела, бежать!

…Выходные пролетели, как один день. Наступил черный понедельник, день, когда Елизавете Дубровской надлежало явиться в прокуратуру области и приступить к своим непосредственным обязанностям по защите заблудшей овцы в образе кровожадного монстра.

Было еще только восемь часов утра, но в спальне Лизы на привычных местах оставалась, пожалуй, лишь мебель. Коробки с обувью, груды одежды громоздились на кровати, занимали свободное пространство пола. Спаниель по кличке Бакс весело носился за своим хвостом. Все происходящее, должно быть, напоминало ему суматоху перед отъездом на дачу. Сама Лиза, хмурая и озабоченная, в одних трусиках лавировала в самом эпицентре хаоса, решая непростую задачу.

Итак, ей следовало произвести отталкивающее впечатление на пресловутого Чулочника. Как это сделать? Да очень просто. Необходимо создать образ девицы недалекой, разумом не отягощенной. Кто, скажите на милость, доверит такой кретинке вести защиту, где ставкой является собственная жизнь?

Лиза, оценив царящий в спальне беспорядок, горестно вздохнула. Такое обилие одежды могло смутить не одну модницу. Это были дорогие вещи, приобретенные в лучших магазинах Европы. Когда-то она, дочь высокопоставленного родителя, гордо вышагивала по улицам Лондона, Парижа, Милана. Совершала набеги на лучшие магазины Европы. Папа только смеялся, когда нагруженная пакетами, счастливая Лиза появлялась на пороге гостиничного номера. Герман Андреевич баловал дочь, потакал ее маленьким женским слабостям. Но это все осталось в прошлом…

Смерть отца совпала с началом ее адвокатской карьеры. Семья пережила трудные времена. Мать Вероника Алексеевна – профессиональная жена богатого мужа, сама Лиза, ее четырнадцатилетний брат оказались совершенно не готовы принять жизнь такой, какой она была на самом деле. Естественно, у отца были сбережения, но они таяли, как мартовский снег на солнце; роскошная квартира в центре крупного уральского города требовала ежемесячной оплаты; машины нуждались в бензине; дача – в текущем ремонте; а няня Софья Илларионовна – хоть в небольшом, но вознаграждении. Жизнь показывала зубы…

Лиза оглядела себя в зеркале. Да, если бы Герман Андреевич был жив, то, увидев дочь в подобном виде, он наверняка бы решил, что она повредилась умом. Короткая кожаная юбочка, открывающая почти безупречные женские ножки, без всяких сомнений, бесподобна, но совершенно неуместна в коридорах почтенной прокуратуры. Грудь приятно обтянута полупрозрачным топом. Сверху – пиджачок, купленный в знаменитой парижской «Весне» за две тысячи зеленых. В диком ансамбле с юбкой, топом и босоножками обалденно розового цвета он потерял, пожалуй, восемьдесят процентов своей первоначальной цены.

Пора заняться лицом. Выразительные карие глаза с золотистыми крапинками надо бы оттенить погуще. Эффект будет поразительным, если учесть, что у Лизы от природы ослепительно белая кожа. Пусть это сейчас не столь современно, зато изысканно и неповторимо. Отлично! Сейчас она напоминает фарфоровую куклу. Никто не заподозрит, что в этой хорошенькой головке имеются еще и извилины. Слишком уж невинно смотрят на мир огромные глазищи, ресницы издают интимный шорох, а губки, искусно подчеркнутые блеском, годятся только для поцелуев. В довершение всех чудес от столь колоритной особы за версту несет «Dolce Vita». Остается надеяться, что маньяк если не ослепнет от подобного великолепия, то задохнется, это точно.

Довольная собой Елизавета взъерошила перышки и в великолепном настроении поспешила к выходу. Первые аплодисменты ей удалось сорвать тут же. Домашние завтракали на кухне. Няня застыла как изваяние, а брат Денис пронес бутерброд с маслом мимо рта.

– Господи, Лиза, ты ли это? – Софья Илларионовна всплеснула руками. – Ты это куда? Да еще в таком виде…

Лиза, прекрасно зная решительный характер нянюшки, ускорила шаг. Та не посмотрит, что ее любимица уже перешагнула порог совершеннолетия. Не устраивая китайских церемоний, она просто закроет девушку в ванной и не выпустит до тех пор, пока Лиза не отмоет начисто лицо и не приведет в порядок одежду.

Показав язык собственному братцу, Елизавета стрелой пролетела мимо рассерженной няни. Хлопнула входная дверь. В воздухе повис стойкий запах сладкого парфюма…

Старший следователь областной прокуратуры Вострецов пропускал с утра уже не первую чашку крепкого чая. Неудивительно, работая по громкому делу местного Джека Потрошителя, самому превратиться в привидение. Регулярно не высыпаясь, литрами поглощая безобразный черный чай и выкуривая бешеное количество сигарет, бедный Игорь Валентинович буквально падал с ног от усталости. Однако тщеславие, присущее любому мало-мальски толковому сыщику, возрождало в нем надежду на всенародный почет и признание. Дело маньяка Чулочника обещало войти в историю российской криминалистики и покрыть громкой славой каждого более или менее причастного к искоренению злодея. А следователь Вострецов со всей присущей ему скромностью надеялся оказаться в числе центральных фигур сенсационного процесса.

«Вероятно, меня пригласят для интервью на телевидение или даже на съемки документального детектива. Если все умело преподнести и вовремя засветиться на экране, можно получить не только денежную премию и повышение в звании, – мечтал он. – Можно написать недурной детектив или же статью в юридический журнал, сдвинуть с места диссертацию, начатую пять лет назад. Кстати, а почему не подумать и о другом месте работы? Не вечно же мне горбатиться за идею, нужно и о собственном кошельке подумать».

Представив, как бесподобно он будет смотреться за рулем сверкающей иномарки в темных очках и белом костюме, да еще и с длинноногой спутницей в короткой юбке, Вострецов вздохнул. Мечты мечтами, а журналисты пока что не штурмуют здание прокуратуры в поисках интервью. Значит, надо работать…

Шум за окном заставил его выглянуть наружу. Автомобиль под управлением какого-то нервного водителя тщетно пытался занять место между «Волгой» и «Москвичом». Машина отчаянно газовала, беспорядочно дергаясь то вперед, то назад, и норовила устроить небольшой погром на служебной автостоянке.

Вострецова прошиб холодный пот. Дело в том, что старенький «Москвич» вызывающе зеленого цвета принадлежал ему, и, поскольку новенькая иномарка приятно маячила пока лишь в розовых мечтах, необходимо было срочно принимать меры. Следователь чуть не вывалился из окна, пытаясь привлечь внимание странного водителя истошными воплями. Неизвестно, долетели пламенные речи до адресата или нет, только автомобиль вдруг замер как вкопанный. Из салона выскочила фигуристая дамочка с броской внешностью и, убедившись, что ей удалось благополучно перегородить всем выезд со стоянки, быстро-быстро засеменила в здание прокуратуры области.

Бессонная ночь и только что пережитый стресс доконали Вострецова. Хорошенько чертыхнувшись, он хлопнул дверью кабинета и помчался вниз, для того чтобы сообщить посетительнице уважаемого заведения все то, что он думает о женщинах за рулем вообще и о водительских способностях этой гражданки в частности.

Полусонный охранник на вахте при виде Елизаветы мигом подобрался. Дамочка столь экзотической наружности, конечно, не была похожа на террористку, но и на звание «Мисс Благонадежность» тоже не тянула.

– Я к следователю, – заявила Елизавета. – К Вострецову.

– На подписке? – осведомился бдительный страж.

– Что?

– На допрос явились?

– Может быть, – пожала плечами Дубровская. Ей было невдомек, с чего вдруг охранник, вместо того чтобы просто пропустить ее внутрь, пялится на ее ноги да еще задает какие-то странные вопросы.

Между тем в холл выскочил высокий рыжий мужчина. Бешено вращая глазами, он оглядел Дубровскую с головы до пят и только было открыл рот, чтобы поприветствовать ее подобающим образом, как его опередил охранник:

– Это к вам, Игорь Валентинович, посетительница пришла. Говорит, на допрос.

– Фамилия? – рявкнул рыжий.

Елизавета, чувствуя себя пионеркой, робко представилась.

– Дубровская? – нахмурился Вострецов. – Что-то не припоминаю. Вы потерпевшая, свидетель?

– Да обвиняемая она. На подписке, – бодро отрапортовал мент.

До Лизы наконец дошла вся нелепость ситуации. Вытащив из сумочки удостоверение, она сунула его под нос стражу порядка, затем передала следователю.

– Адвокат?! – почти синхронно воскликнули мужчины.

– Да, – с достоинством ответила Лиза. – А что, в этом есть что-нибудь удивительное?

– Пройдемте, – взял ее за локоток Вострецов.

Он как-то многозначительно взглянул на охранника. Тот понимающе хмыкнул. Лизе стало не по себе. Примерно так чувствует себя нудист, по привычке снявший всю одежду на городском пляже. Мужчины бесцеремонно оглядывали ее, только что не цокали языками.

«Черт!» – с досадой подумала Дубровская. Да, она добилась того, чего хотела. Но в ее планы вовсе не входило шокировать всю областную прокуратуру или пусть даже некоторых, не самых лучших ее представителей.

Вострецов тем временем провел ее в свой кабинет. Усевшись на стул у заваленного бумагами стола, Елизавета спрятала ноги подальше. Юбка, и без того короткая, задралась еще выше. Пришлось поставить на колени сумку. Застегнув пиджак на все пуговицы, алая от смущения Дубровская наконец решилась взглянуть на следователя.

– А где же Чулочник?

– Простите? – не понял он.

– Где мой подзащитный?

– Ах, Климов! Его здесь нет. Он в следственном изоляторе.

Шах и мат! Маскарад не имел никакого смысла!

– Побеседуем? – Вострецов придвинул стул поближе к Елизавете. От его былой нервозности не осталось и следа. – Вы, как я вижу, девушка молодая, м-м-м… симпатичная. У вас наверняка прорва дел – дискотеки, клубы, друзья-приятели и все такое прочее. У меня же – сроки следствия, сроки содержания под стражей, требовательное начальство, возмущенная общественность. Короче, ничего интересного. Давайте договоримся. Вы – не мешаете мне. Я – не мешаю вам. Мы взаимовыгодно сотрудничаем, а потом расстаемся лучшими друзьями. Лады?

Лиза молчала. Иногда она соображала очень медленно. Вот как сейчас. Что имел в виду следователь?

– Вы сказали, что я не должна вам мешать. Вы боитесь, что я развалю дело?

Глаза девушки выражали такую кротость, что бедный Вострецов, не сдерживаясь, расхохотался:

– Вы?! Развалить дело?! Боже правый!

– А что это вас так развеселило? – обиделась Лиза. – Вы считаете, что я на это не способна?

Вострецов с трудом подавил истерическое ржание и, промокнув глаза салфеткой, почти серьезно произнес:

– Да нет же, уважаемая. Я ни на минуту не сомневаюсь в ваших профессиональных качествах. Я только хотел заметить, что такой молодой и интересной девушке совсем не обязательно забивать себе голову премудростями уголовного процесса…

Елизавета разозлилась. Хотя разве не она стремилась во что бы то ни стало сыграть роль легкомысленной особы? Видать, это ей удалось с блеском. Стоит ли обижаться на следователя? Но он тоже хорош. Рыжий, как таракан-прусак, в линялых джинсах, одни манеры чего стоят. Громко сморкается, беспрестанно чешет левую руку. Проказа у него, что ли? Да еще это обращение «уважаемая». Ясно, что ни о каком уважении здесь не может быть и речи.

– …так, о чем я говорю? Подписать протоколы следственных действий не требует много времени. Стоит ли дышать тюремной вонью и портить себе цвет лица? Росчерк пера – и вы свободны, как птица в полете! Отправляйтесь куда хотите: на пляж, дискотеку или же в казино.

– Но позвольте! – возмутилась Елизавета. – То, что вы предлагаете, незаконно. Подписать протоколы, но в следственных действиях не участвовать. Меня же могут обвинить в нарушении прав клиента! А если он заявит на суде, что своего адвоката видит впервые в жизни? Вы представляете, что станет с моей репутацией?

– А кто вас, уважаемая, выдаст? Я этого делать не собираюсь. Нет у меня в этом интереса. Боитесь Климова? Кто ему поверит? Он же маньяк-убийца. О каком нарушении его прав можно говорить? Вешать таких надо на первом же попавшемся столбе.

– А что, его вина уже доказана? Может, и приговор уже есть? – съязвила Лиза.

– Помилуйте! – поднял руки вверх Вострецов. – Давайте только не будем вспоминать о презумпции невиновности. Вы хотите сидеть часами в следственном изоляторе? Ради бога! Я лишь хотел сказать, что это ничего не даст. За решеткой – убийца. Это я вам говорю без всяких сомнений.

– Странно, что вы в этом так уверены.

– Ничего тут странного нет. Доказательств у нас достаточно. Более того, раскрою наш маленький секрет, пока неизвестный широкой общественности. Мы взяли этого Климова прямо на месте последнего убийства. Тепленьким.

– Сразу после убийства? – открыла рот Лиза. – Над трупом?

– Почти, – засмущался вдруг следователь. – Слышали ли вы когда-нибудь, уважаемая, что преступника тянет на место совершенного им преступления?

Заинтригованная Дубровская кивнула головой.

– Так вот, этот Климов нарисовался там аккурат в то время, когда мы производили осмотр местности и трупа. Принесла его нелегкая. Видимо, хотел взглянуть на бедняжку еще раз. Видели бы вы, во что он превратил девушку. Хотя такая возможность вам представится. Я думаю, одних фотографий с мест происшествий хватит с лихвой, чтобы присяжные вынесли обвинительный вердикт.

– Откуда вы знаете, что это дело будет рассматриваться присяжными? Насколько я знаю, для этого требуется ходатайство от самого Климова.

– О! Да вы, я вижу, кое-что усвоили из институтской программы, – ухмыльнулся Вострецов. – Ну что же. Не будет суда присяжных, так любой профессиональный судья размажет нашего маньяка по стенке. Судите сами. На бумажнике убитой и картонной иконке с места происшествия обнаружены пальчики вашего подзащитного. Вы, уважаемая, слыхали о дактилоскопии? Припоминаете, что нет двух людей с одинаковыми отпечатками пальцев?

– Знаю.

– Отлично. Кроме того, на этом злосчастном пустыре обнаружена джинсовая сумочка, ну, в каких обычно вы, девчонки, всякую дребедень храните: помаду, зеркальце.

– Косметичка?

– Что-то вроде. Так вот, волокна этой самой сумочки и волокна, изъятые с одежки нашего подонка, идентичны. А о чем это говорит? О том, что он брал ее в руки… И на все, уважаемая, есть уже данные экспертиз. Я, так сказать, немного опережаю события. Тороплюсь. Рассказываю вам это только для того, чтобы вы не теряли даром времени.

– А что говорит Климов?

– Что он должен говорить? Полностью согласен с обвинением. Во всяком случае, признает последний эпизод – убийство возле жилого комплекса «Западный». Но мы-то с вами знаем, что все три убийства связаны между собой одним исполнителем. Слышали о принципе «нитка – иголка», когда признание одного факта автоматически влечет за собой и признание других? Так что, уважаемая, Климов повязан крепко. Не надрывайтесь даром. Если будете вести себя достойно, я подскажу вам верную линию защиты.

– А если я последую вашему совету?

– Собирайте справочки о своем подопечном: грамоты из пионерских лагерей, табель успеваемости в начальной школе, выписки из медицинской книжки о перенесенном в детстве коклюше. – Вострецов наслаждался собственным красноречием. – Кстати, не забудьте и о личностях погибших. Не промахнетесь. Благодатный материал для защитника! Все три девицы как на подбор ночные феи. Так что при хорошем раскладе ваш клиент получит двадцать пять годков. Чем не успех?

– А может случиться, что ваш Климов откажется от моих услуг? Я – молодой неопытный адвокат и полагаю, что ему без услуг профессионала не обойтись, – прикинулась овечкой Лиза.

– Не беспокойтесь, – успокоил ее следователь. – Ему тут «вышак» ломится, вернее, пожизненное заключение, так что мне его отказ, что козе гармонь. Он должен быть обеспечен защитником, а вы, уважаемая, ему подходите. Будем работать!

– Сделайте такое одолжение, – вспылила наконец Дубровская. – Вот вам ордер и постарайтесь выучить наконец мое имя и отчество.

– Слушаюсь, – дурачился следователь. – А вы, будьте так любезны, когда пойдем в СИЗО, наденьте юбку подлиннее. Не ровен час, наш маньяк перевозбудится. Вы, должно быть, в его вкусе. Да, еще я настоятельно советую вам сменить персональный автомобиль на общественный транспорт. Не хочется, знаете ли, искать замену такому симпатичному адвокату!

– Какое хамство! – сорвалась с места Елизавета. – Я ухожу.

– До встречи, – приветливо отозвался Вострецов. – Приходите завтра в изолятор. Я вам дам время пообщаться с нашим героем. Клянусь честью своего мундира, в суде, в паре с Чулочником, вы будете выглядеть потрясающе.

Елизавета выскочила за дверь. Ей было слышно, как смеется следователь.

– Наглец! Нахал! Хам! – сквозь зубы шипела Лиза.

Хорошо же для нее началось это миленькое дельце. Молодой паршивец – следователь и подзащитный – маньяк! Можно представить, в каком аду она окажется ближайшие месяцы.

– Девушка! У вас, кажется, сломался каблук, – приподнялся со своего места охранник.

Лиза остановилась. Обувь была в порядке.

– Очень смешно, – процедила она.

– До свидания, – помахал ей фуражкой милиционер, – адвокат!

– Готовься, мы вечером идем в гости! – радостно сообщила мать, едва Елизавета успела ступить на порог дома.

– О боже! Только не это, – простонала девушка.

Она предвкушала спокойный вечер в кругу семьи.

После словесной дуэли с энергетическим вампиром Вострецовым Лиза чувствовала себя опустошенной. Как здорово было бы принять душ и поваляться в кровати с книжкой. Но Вероника Алексеевна иногда бывала чертовски упряма. Светская дама по призванию, при жизни мужа, высокопоставленного чиновника в масштабах отдельно взятого федерального округа, она вела довольно-таки активную жизнь: губернаторские приемы, презентации, фуршеты. Но стоило Герману Андреевичу покинуть этот грешный мир, как, словно по мановению руки злого волшебника, двери всех респектабельных домов оказались для нее закрыты.

Вероника Алексеевна чувствовала себя, как рыба, выброшенная на пустынный берег. Кругом – ни души! А ведь были и другие времена. Когда телефон в их квартире просто раскалялся от звонков. С ней хотели общаться, ее любили, в ней нуждались. Мужчины вокруг были обходительны и галантны. Официанты в ресторанах подобострастно улыбались. Портнихи и маникюрши сносили капризы и дурное настроение светской львицы с покорностью и почти библейским смирением. Но всему на свете приходит конец! И вот сегодня, буквально напросившись на небольшую закрытую вечеринку к старым знакомым, Вероника Алексеевна была на седьмом небе от счастья.

– Погляди, не высовывается лямочка? – Она крутилась перед зеркалом, так и эдак поправляя ладно сидящее на фигуре вечернее платье. Сейчас она снова чувствовала себя молодой и красивой, тогда как в течение последнего года ее неизменными спутниками оставались скорбь и траур.

Она тараторила как заведенная, пытаясь за пустой болтовней скрыть непонятную ей нервозность.

– Доченька, кажется, я поняла, чем мне нужно заняться в ближайшее время. Прости, я была так невнимательна к тебе. Но теперь все пойдет по-другому. Я подыщу тебе подходящую пару, и когда ты выйдешь замуж…

Личная жизнь Елизаветы сейчас находилась где-то на отметке, близкой к нулю. Конечно, обладая яркой внешностью женщины-ребенка и остатками былого материального благополучия, дочь Дубровских притягивала к себе не один заинтересованный мужской взгляд. Но после череды разочарований, когда прежний рой поклонников из среды «золотой молодежи» сгинул в никуда, беспечная и своенравная Лиза по-иному взглянула на окружающих ее людей. Открылись малоприятные вещи, а именно, что одной смазливой мордашки и легкого, беззлобного характера вовсе не достаточно для ее бывших знакомых, некогда внимательных и щедрых, а теперь желчных и меркантильных. Елизавета уже морально подготовилась посвятить остаток своей молодой жизни служению Родине, Фемиде, чужим детям и бродячим животным. Тем не менее нелепое предложение матери ее рассмешило.

– Ma! Ты это без шуток?

– А что тут такого? – пожала плечами Вероника Алексеевна. – Хватит тебе сидеть в девицах, да и семье нужен мужчина.

– Ну и каким ты видишь моего будущего принца?

– Каким? Молодым… Впрочем, это необязательно. Из хорошей семьи, с материальным достатком, с образованием. Что там еще? Без вредных привычек, с чувством юмора, ну и тому подобное.

– Главным, конечно, является достаток и хорошие связи? – иронизировала Лиза.

– Это даже не обсуждается, – отрезала Вероника Алексеевна. – И давай-ка, дорогая, поспеши. Мы можем опоздать…

Лиза вздохнула. Не хочется, но идти все-таки придется. Конечно, она не восприняла всерьез виды матери на ее сватовство. Жить за мужской спиной как за каменной стеной – это были альфа и омега женского счастья в понимании старшей Дубровской. Но то, что она наконец стряхнула с себя траурное оцепенение и задалась хотя бы такой, пусть бредовой идеей, это уже многого стоило. Мать следовало поддержать, а для этого Лиза готова была спуститься даже в преисподнюю или же принять участие в шабаше ведьм.

…Лиза давно не посещала подобные мероприятия, и поэтому ее поразила нелепость происходящего. На вечеринке во всем ощущалось отсутствие меры и здравого смысла.

Большой загородный дом, построенный в духе новорусского архитектурного идиотизма, запросто мог бы служить декорацией к фильму о Средневековье. Многочисленные башенки из неизменного красного кирпича с флюгерами на верхушках, витражные оконца, кованые ворота… Для полноты картины не хватало разве что крепостного рва с водой и моста на массивных цепях, который можно было бы легко поднять перед неприятелем: налоговой полицией, разъяренной толпой старых русских или одураченными конкурентами.

Содержание ничуть не уступало форме. Великолепная резная лестница, бархатные портьеры, ковры, способные заглушить даже поступь мамонта, антикварные подсвечники и огромный камин – всего этого было бы достаточно для того, чтобы у любого среднестатистического иностранца при виде столь впечатляющей роскоши начисто снесло крышу.

Съестное изобилие могло бы вызвать желудочные спазмы даже у сказочных трех толстяков. Столы ломились под тяжестью самых разных блюд: заливных креветок, фаршированных щук или карпов, кальмаров в сметанном соусе, жареных поросят со специальными подливками в соусниках, индеек в печеных яблоках. Мириады тарталеток с различными наполнителями из ветчины, сыра, бекона, сардин громоздились на хрустальных подносах. Спелые виноградные гроздья делили ложе с великолепными персиками. Хохолки ананасов гордо возвышались над апельсиново-банановым беспределом. Взмыленные официанты сновали в толпе жующих господ, предлагая вино, коньяк, водку. В серебристых ведерках покоилось шампанское.

Но даже не это бездумное расточительство коробило Елизавету. За внешним лоском собравшихся, за этим царским размахом скрывалось… убожество. Бриллианты в ушах, дорогие костюмы и роскошные иномарки не значили ровным счетом ничего. Все казалось театральным, вычурным, ненастоящим.

Елизавета почувствовала отвращение. С бокалом шампанского в руках она уселась в сторонке, ничуть не страдая от одиночества. Она наблюдала за пляшущими языками пламени, удивляясь, кому могла прийти в голову потрясающая по своей глупости мысль – растопить камин в такую жару.

– Вот ты где прячешься, дорогая! – вывел ее из задумчивости голос матери.

Вероника Алексеевна, раскрасневшаяся от вина и праздничной атмосферы, чувствовала себя в своей тарелке. Рядом с ней стоял молодой человек, несколько грузный для своего роста, но безупречно одетый и, по всему видно, до занудства воспитанный.

– Лиза, это Вадим, сын хозяина дома. Он учится в МГИМО. Приехал к родителям погостить… Вадим, это Лиза, моя дочь, молодой преуспевающий адвокат, без пяти минут кандидат юридических наук.

Вадим поцеловал Лизе ручку. Мать была в восторге.

– Я, пожалуй, пойду. Думаю, молодым людям всегда есть о чем поговорить. Вадик, солнышко, покажи Лизе парк. Она здесь почти ничего не видела.

Мать поправила прическу и, кокетливо помахав дочери кончиками пальцев, удалилась. Столь откровенное сводничество не на шутку разозлило Елизавету. Она покраснела, представив, что о ней может подумать новый знакомый. Но тот смотрел на нее глазами теленка и, похоже, не подозревал, что его приготовили для заклания.

– Пройдемся, – Вадим предложил девушке руку. Та без энтузиазма согласилась.

Парень оказался галантным кавалером. Он рассказывал Дубровской анекдот за анекдотом, смеялся сам и, словно невзначай, касался ее талии. В паузах он показывал Лизе достопримечательности своей усадьбы и давал комментарии:

– Поглядите-ка, милая! Это парадная зона нашего землевладения. Направо – розарий, выполненный в викторианском стиле. Далее – современная «американская лужайка». Это просто идеальное место для активных игр. Вот когда вы с матушкой и с многоуважаемым Германом Андреевичем посетите нас в нашем скромном жилище…

Дубровская настолько была погружена в свои размышления, что не обратила внимания на последнюю реплику своего экскурсовода. Голос Вадима звучал так же монотонно, как вода в искусственном ручье, что совсем не мешало ей анализировать события прошедшего дня. Выводы были малоутешительными.

«Недаром отец когда-то советовал мне заниматься другой областью права. Хозяйственные дела, арбитраж – это престижно, современно, а главное – доходно. Грустно сознавать, но материальный интерес для меня теперь на первом месте. Мне надо содержать семью…»

– …На светофоре стоит «шестисотый» «Мерседес». Со всей дури к нему в багажник врезается «КамАЗ»… Вы ждете продолжения про бандитские разборки? Ха-ха-ха… Из «Мерседеса» никто не вышел. Это анекдот такой! – Вадим принял кислую мину Дубровской за искреннее выражение восторга и решился взять ее под локоток. – Я смотрю на вас и думаю: «Какая у Германа Андреевича красивая дочь!» Знаете ли, ваш отец вызывает во мне искреннее восхищение. Такая цельная натура! Такой редкий сплав организаторского таланта и человеколюбия…

«Прав был папа! Уголовные дела – это такая грязь, от которой стоит держаться подальше. Взять того же Чулочника… Что, кроме мигрени, я смогу получить, занимаясь его защитой? Благодарность? От кого мне ее ждать: от родственников убитых, от взбудораженной прессы или от самого монстра? О деньгах говорить вообще не приходится. Крохотное вознаграждение за многочасовое сидение в суде и издерганные нервы, наконец. Не стоит ли мне прислушаться к совету отца и завязать с уголовщиной? Может быть…»

– Взгляните на эти бронзовые скульптуры, – дребезжал Вадим. – Мои предки ухлопали на них кучу денег. Но смотрятся они совсем неплохо… Ах, как мне хотелось бы вас хоть чем-нибудь удивить! Но глубокоуважаемый Герман Андреевич, должно быть, исколесил с вами полмира. Теперь вас может восхитить разве что Пизанская башня, вкопанная прямо посередине нашего розария!

Дубровская вяло кивнула головой.

– А что же сам Герман Андреевич не приехал? – выплыл из небытия голос Вадима. – Наверняка он очень занят.

Дубровская оторопело взглянула на молодого человека и наконец поняла, о чем он спрашивает.

– Мой отец умер более года тому назад.

– Разве? – в свою очередь опешил Вадим.

Находясь вдалеке от родительского дома, он не знал всех городских новостей. Елизавета Дубровская в его представлении по-прежнему оставалась лакомым кусочком, любимой дочерью могущественного родителя.

Известие поразило его настолько, что он разом забыл все свои анекдоты.

– Я искренне тебе сочувствую, – промямлил он.

Искренности в его словах Елизавета не услышала, зато неожиданный переход на «ты» не остался ею незамеченным…

Внезапно кто-то энергичный и деловитый вклинился между ними. Дубровская сразу и не поняла, что это был Семен Иосифович Грановский, лучший адвокат их города и старый знакомый Лизиного отца.

– Позвольте, молодой человек, я освобожу вас от столь коварной особы, – сказал он полушутя-полусерьезно. – Я украду ее ненадолго. Думаю, вы простите старика.

Вадим не возражал. Елизавете даже показалось, что он вздохнул с облегчением. Должно быть, не слишком занимательно играть роль вежливого хозяина, когда под руку ведешь не перспективную невесту (новость о кончине папаши Дубровского поразила его в самое сердце) и даже не потенциальную любовницу (родители бы не одобрили подобной связи). Как ни верти, пустая трата времени, и только!

Лиза же была рада видеть старого знакомого. Пожилой адвокат действовал на нее, как джин-тоник. Подумать только, совсем недавно они были почти врагами. Семен Иосифович, возглавляющий самую престижную юридическую фирму города, отказал Лизе от места чуть ли не в тот же день, когда получил известие о смерти ее отца. Конечно, это было форменным свинством, но, учитывая некоторые последующие события, а именно то, что Елизавета по глупости развалила защиту Грановского по очень громкому делу и выставила его на всеобщее посмешище, они в итоге оказались квиты[1]. В конце концов, Семен Иосифович являлся по-настоящему талантливым адвокатом, и побеседовать с ним было не столько занимательно, сколько полезно.

– Семен Иосифович, а бывали у вас в практике такие дела, когда одна мысль о том, что сотворил ваш подзащитный, вызывала рвотную реакцию? – после первых приветствий Елизавета перешла к теме, которая занимала ее сейчас больше всего.

– Конечно, Лизонька, такое было. Представь себе, я защищал Хряпова, знаменитого убийцу малолетних детей. Не хочу пересказывать события, это выше моих сил. Но поверь, дорогая, чувствовал я себя при этом не самым лучшим образом.

– Но тогда почему же вы не отказались от защиты? Деньги?

– Я думаю, что ответ ты знаешь сама. Во-первых, адвокат не вправе отказаться от принятой на себя защиты. Ну а во-вторых, адвокат никогда не защищает преступление, он нужен для того, чтобы наказание оказалось справедливым. Думаешь, ты одна возомнила себя редкой добродетелью, способной судить без суда? Так поступают многие наши коллеги. Не попадайся в ловушку, будь выше всего этого.

– А как же потерпевшие? Ведь они будут готовы растерзать меня за каждое слово, сказанное в защиту убийцы. И положа руку на сердце их можно в чем-то понять.

– Вот ты и пойми их. А потом прости. И они, если отойдут от эмоций, не осудят тебя. Ведь ты ни за что на свете не скажешь, что твой подзащитный поступил правильно. Ты лишь укажешь суду на смягчающие обстоятельства, если они, конечно, есть. Только и всего… Не забывай, однако, что подсудимый может оказаться невиновен.

– Ой, Семен Иосифович, послушать их, так они все невиновны.

– Лизонька, детка, ты, без всяких сомнений, слышала про Чикатило.

Лиза кивнула головой.

– Так вот, он совершил около пятидесяти пяти зверских убийств. Да еще каких! От невероятного количества ножевых повреждений его жертвы казались изрешеченными дробью. Не забывай, в подавляющем большинстве это были дети.

– Вот видите, разве такого следует защищать? Казнить, и точка!

– Не торопись, дорогая. Сама знаешь, спешка оправданна лишь при ловле блох, а если речь заходит о человеческой жизни – рубить сплеча уж никак не годится… Так вот, я продолжу. Убийцу долго не могли вычислить. Не секрет, что наиболее опасные маньяки весьма искусно маскируются под обычных граждан. Кто заподозрит в серийных убийствах почтенного главу семейства, скромного труженика и ничем не примечательного соседа? Так вот, в течение двенадцати лет за совершенные Чикатило преступления были осуждены несколько человек, а одного из них даже расстреляли. И вот теперь представь на мгновение, если бы тебя назначили защитником к этому бедняге. Стала бы ты его защищать? Ты, так же, как и сейчас, толкала бы умные речи о расправе без суда и следствия и, робко потупив голову и не задавая ни единого вопроса, наивно полагала, что делаешь благо – не мешаешь справедливости торжествовать. А что в итоге? Осудили бы невиновного, лишили его жизни. Как бы ты себя чувствовала? Смогла бы ты себя простить?

Елизавета задумалась. В чем-то Грановский был прав. Она, пожалуй, попытается разузнать, что там и к чему, и лишь потом даст деру. Убедиться, так ли все в этом деле гладко, конечно, следует.

– Не буду занимать дальше твое драгоценное время, – Грановский церемонно раскланялся. – Здесь столько интересных молодых людей. С моей стороны бессовестно держать тебя своим старческим брюзжанием. Удачи тебе, дорогая!

Возможно, этот вечер оставил бы в памяти Елизаветы единственную метку – полезный во всех отношениях разговор с мудрым адвокатом Грановским, – если бы не происшествие, занявшее в цепи последующих событий центральное место.

Итак, Елизавета не без сожаления распрощалась с Грановским. Заняться было решительно нечем. Для начала было бы совсем неплохо скрыться подальше с глаз матери и зануды Вадима. Она не перенесла бы еще одну экскурсию по саду. Лучше было бы отсидеться за кустами сирени. Пусть будущего дипломата терзают другие, более озабоченные построением безоблачного семейного счастья дамы.

Лиза обогнула кусты и с размаху налетела на какого-то человека.

– Эй, да так ведь и убить можно! – громко возмутился он. – Смотреть надо, дамочка, куда идете.

– Я думаю, очки вам бы тоже не повредили, – в тон ему ответила Елизавета.

– Надо же, а я думал, что здесь сегодня собрались только выпускницы института благородных девиц. Неужели я ошибся?

Нет, это уже было слишком! Встречаться с хамами не только на работе, но и в свое законное свободное время Лиза не собиралась.

– Какое совпадение! А я ожидала, что меня будут окружать одни джентльмены. Но, видно, сэр, вы не из их числа.

Мужчина рассмеялся. Лиза насупилась. Ну почему она не может ответить так, чтобы нахала как ветром сдуло? В ответственные моменты жизни ей всегда изменяет сообразительность.

– Знаете, мне наша нечаянная встреча напомнила сцену из «Унесенных ветром». А вам? Могу поспорить, вы обожаете эту книгу. Я угадал?

– Может быть. Только вы мне мало напоминаете Ретта.

Елизавета слегка лукавила. Внешне молодой мужчина был совсем не плох. Темноволосый, спортивный, с живым подвижным лицом, он был так не похож на тех снобов, которые в избытке наводняли эту средневековую резиденцию. Вот только одет он был как-то уж очень скромно: легкий трикотажный свитер и джинсы.

– Не лезьте в бутылку, прекрасная незнакомка. Назовите лучше свое имя. Меня зовут Андрей. Я – давний приятель Вадима, еще со школьных времен. Признаюсь честно, я не принц, не банкир и даже не бандит.

Лиза почему-то заулыбалась.

– Я тоже не принцесса и не банкирша. А вот бандитов я иногда защищаю. Я – адвокат, Дубровская Лиза.

– Могу поспорить, что ваш отец – какая-нибудь важная шишка и, увидев меня рядом со своей дочерью, придет в ярость и откажет мне в радости увидеть вас снова.

– О, здесь вы не правы.

– Скажете, что вы – дочка садовника?

– Нет, не скажу. Моего отца уже нет в живых. Я здесь с мамой. Но она абсолютно безобидна.

– Это здорово! – искренне обрадовался Андрей. – Значит, мы с вами товарищи по несчастью. Я попал на этот бал-маскарад случайно и чувствую себя здесь очень неуютно. Боюсь, что мои ужасные манеры могут смутить изысканную публику. Знаете, я ведь даже не представляю себе, как выглядит вилка, которой надо есть рыбу!

– Велика печаль! Я этого тоже не знаю.

– Вот я и говорю, что мы с вами чем-то похожи. Кстати, а если мы перейдем на «ты», это не будет слишком нахально с моей стороны?

Остаток вечера они провели, непринужденно болтая обо всем понемногу. Только тогда, когда на садовые дорожки легли тени, а живописная местность погрузилась в полумрак, Лиза спохватилась:

– Меня наверняка разыскивает мама.

Она оказалась права. Вероника Алексеевна, не в лучшем расположении духа, вот уже час тщетно пыталась разыскать свою дочь среди гостей. Она немало была раздосадована той переменой, которую заметила в отношении к ней окружающих. Нет, ее никто не обижал. Боже упаси! Все были даже внимательны к ней, но как-то до смешного снисходительны. Создавалось впечатление, что она тяжело больна и нуждается в соболезнованиях. Никаких тебе сногсшибательных комплиментов, галантного шарканья ножкой, льстивых заверений в вечной любви и преданности.

В довершение всех несчастий собственная дочь нарисовалась перед ней в компании какого-то подозрительного типа. Вероника Алексеевна окинула молодого человека взглядом. От нее не укрылась ни одна деталь его более чем скромного внешнего вида. «Не нашего круга!» – вынесла она вердикт и поставила в конце жирную точку.

– Познакомься, мама, это Андрей.

Вероника Алексеевна милостиво кивнула головой.

Молодой человек улыбнулся и подчеркнуто вежливо поклонился.

«Смесь смазливой внешности и наглости – это действует на женщин безотказно. Бедная моя дочь!» Она решила, что молодой человек недостаточно хорошо воспитан.

– Чем вы занимаетесь, Андрей? – спросила она не из интереса, а только для того, чтобы что-то спросить.

– Я – компьютерщик.

– Кто, простите?

– Программист. Могу помочь вам в ремонте компьютера.

– А-а, – промычала что-то неопределенное Вероника Алексеевна. – Хорошо, хорошо, мне все понятно… Лизонька, я жду тебя в машине. Поспеши. У меня страшно болит голова. Всего доброго, Андрей.

Она удалилась.

– Не очень-то я ей понравился, – заметил молодой человек.

– Ерунда! Моя мама иногда бывает не в настроении. Ты здесь совсем ни при чем. Так что если вдруг решишь навестить нас – милости просим. Да, кстати, я ничего не смыслю в компьютерах!

– Это легко можно поправить.

Лиза рассмеялась. Что ни говори, а поход в гости удался на славу. Слушать маму иногда бывает очень даже полезно!

Лиза долго размышляла над словами Грановского. Она выстраивала в уме варианты первой встречи с человеком, при упоминании о котором у женской половины миллионного города от страха стучали зубы.

Итак, она может по-прежнему разыгрывать из себя идиотку в смутной надежде на то, что маньяк откажется от ее услуг и потребует для себя квалифицированного защитника. «Я ни черта не смыслю в этих книжках, – скажет она, ткнув длинным накладным ногтем в обложку Уголовно-процессуального кодекса. – А красный диплом мне купил папа. Не представляешь, сколько на это ушло денег. Пришлось пожертвовать покупкой шикарного манто и поездкой в Париж». После этих слов любой здравомыслящий маньяк видеть второй раз глупую как пробка адвокатессу не захочет, вне всяких сомнений.

Вариант, может быть, и неплохой, но уж слишком обидно изображать из себя непроходимую тупицу, тогда как у нее ума целая палата (в этом Лиза ничуть не сомневалась).

Другой выход из положения подсказал ей противный Вострецов. Подписать протоколы следственных действий, а знакомство с темной личностью отложить на будущее. К тому моменту, когда дело окажется в суде, Лиза может сломать ногу, выйти замуж и забеременеть или же уехать на постоянное местожительство в Австралию. Пусть тогда Чулочника защищает кто-нибудь другой.

Идея вообще неплохая, тем более что при ее осуществлении экономится уйма времени и сил. К слову сказать, так поступают многие адвокаты, если надежды на гонорар не более чем пустые мечты. Но дурацкая сознательность не позволяла Лизе работать спустя рукава. Проигрывать – так хоть с музыкой!

И последний вариант – начинать работать. Она пойдет в изолятор, будет беседовать с серийным убийцей, знакомиться с материалами уголовного дела и, когда убедится, что перед ней маньяк, а не случайная жертва следственного произвола, тогда она… Кстати, а что тогда она станет делать?

Маньяком оказался молодой мужчина довольно привлекательной наружности. Светлые волосы, чуть волнистые; открытый, высокий, без единой морщинки лоб. Серые глаза, оттененные пушистыми ресницами, не выражали озлобленности, только безнадежную тоску да, пожалуй, усталую покорность. Его телосложение вряд ли можно было назвать богатырским.

Привлекали внимание руки, вернее, пальцы. Длинные, нервные, безупречно ухоженные, они находились в постоянном движении: то поправляли непослушную прядь волос, то теребили ворот рубашки.

– Климов? – осведомилась Елизавета. Она не была уверена, что этот молодой мужчина и есть тот кровожадный маньяк, за здорово живешь отправивший на тот свет трех девушек.

Тот вскочил с места, неловко опрокинув на пол лежащие перед ним бумаги. Он зарделся как красна девица, чем привел Дубровскую в еще большее замешательство.

– Вы, должно быть, мой адвокат. Как хорошо, что вы меня навестили.

Такой любезный прием несколько смягчил боевой настрой Елизаветы. Она еще не распрощалась с тайной надеждой кинуть это бесперспективное дело. Правда, сегодня она выглядела скромно, как и полагается приличному адвокату. Темный деловой костюм, портфель с бумагами, неброский макияж – и никаких женских завлекалочек.

– Понимаете, я попал в жуткую ситуацию, – признался Климов почти шепотом. – Они думают, что я виновен.

«Хм! Я, кстати, в этом почти не сомневалась».

– М-м… А вы разве не признали свою виновность?

Мужчина вздохнул, затем задрал рубашку. На теле отчетливо были видны следы побоев. Багровые полосы уже затянулись корочкой, но все равно выглядели ужасающе.

– Видите?

– Что это?

– Цена моих показаний. Я просто не выдержал. Они требовали признания. Я сломался.

Климов уронил голову на руки и разрыдался. Елизавета не знала, что и думать. Во всяком случае, это не походило на спектакль.

– Вы мне поможете?

Парадоксально, но такие слова Елизавета в своей недолгой адвокатской практике слышала впервые. Ей отчаянно не везло с клиентами. Первый из них, главарь боевиков одного из крупнейших преступных сообществ области, конечно, нуждался в помощи. Но доведенный безумным прессингом оперативников до состояния комнатного растения, он мог только таращить на адвоката глаза и чесать свое интимное место. Второй клиент, некий Петренко, в конце концов признанный невиновным в убийстве, не обращал на своего защитника никакого внимания. Поэтому простая и бесхитростная просьба Климова польстила Елизавете. Его глаза просто молили о помощи.

«То, что при задержании некоторые особо нервные работники правоохранительных органов распускают руки, – далеко не новость. Иногда, кстати, их понять можно. Трудно удержаться от эмоций, когда перед тобой детоубийца или насильник. А тут попался знаменитый Чулочник, беспощадный монстр, из-за которого жены и дочери тех же оперативников после девяти вечера не рисковали появиться на ночной улице без сопровождения…»

Но Елизавета не решилась озвучить Климову свои мысли. Вместо этого она почти робко произнесла:

– Это будет сделать непросто. Вы должны отдавать себе в этом отчет. Вас арестовывают прямо на месте происшествия, всего в нескольких метрах от трупа. Потом вы даете признательные показания. На вещах убитой находят отпечатки ваших пальцев. Что я могу сделать? Максимум – при удачно построенной защите я смогу отвоевать у суда пару лет. На большее не стоит и надеяться.

– Но я невиновен! – воскликнул Климов. В его голосе сквозило отчаяние. – Вы верите мне?

– Предположим, что так. – Елизавете не хотелось спорить. – Но как вы объясните эту абракадабру с уликами? Хорошо, я верю, что признательные показания у вас просто выбили. Такое бывает. Но все остальное?

– Это все ложь. От первого до последнего слова. Я все могу объяснить. Все!

Климов волновался. Фразы набегали одна на другую, а целостной картины событий недавнего прошлого так и не получалось.

– Это все ужасная ошибка! Роковое стечение обстоятельств! Клянусь, я говорю чистую правду.

Елизавета была в замешательстве. Она не видела пока никаких перспектив в этом деле, но горячие заверения ее клиента в собственной невиновности, неумелые попытки хоть как-то защитить себя смутили ее.

«Если бы он был виновен, как пить дать он бы сумел сочинить складную историю, в которой выглядел бы безгрешным ягненком. Но он так волнуется, что, похоже, на самом деле невиновен. Да еще следы побоев на теле… Но, как бы то ни было, обнадеживать его я не должна».

– Возможно, в вашем деле имеются исключительные обстоятельства, – наконец произнесла она. – Но я боюсь, что моих знаний может оказаться недостаточно. Полагаю, вам потребуется более опытный адвокат. Я могу порекомендовать…

– Не стоит, – покачал головой Климов. – Я верю вам. А кроме всего, не забывайте, у меня нет средств. Так что вряд ли ваши рекомендации сослужат мне добрую службу. Не отказывайте мне в помощи. Умоляю!

Елизавета колебалась. Климова было откровенно жаль.

Внезапно лицо мужчины дрогнуло. Он увидел что-то ужасное, вот только что, Елизавета сразу не поняла. Это «что-то» находилось за ее спиной.

Она оглянулась. В смотровом окошке маячила жизнерадостная физиономия рыжего следователя. Он постучал костяшками пальцев по стеклу и, не дожидаясь приглашения, вошел в следственный бокс.

– Какой пассаж! Какой фурор! Знакомые все лица, маньяк-душитель весь в слезах, с ним адвокат-девица!

Было видно, что он чрезвычайно доволен собственным сочинительством.

– Какая идиллия! – всплеснул он руками. – Я думаю, вы уже составили план, как развалить обвинение. Мое почтение, Елизавета Германовна! Вы, я вижу, вняли моему робкому совету и решили сменить имидж. Что ж, вам идет. Адвокатесса-вамп!

Лиза с трудом держала себя в руках. Интересно, если сейчас она вспылит и назовет наглеца следователя рыжим клоуном или, к примеру, облезлым козлом, можно ли будет квалифицировать ее действия как оскорбление представителя власти?

– Дражайшая моя Елизавета Германовна! – не унимался Вострецов. – Не поддавайтесь на провокации Климова. Смею вас заверить, что под личиной скромного благопристойного человека скрывается существо злобное, опасное и на редкость коварное.

Глаза бедняги Климова опять наполнились слезами. Дубровская не выдержала:

– Игорь Валентинович! Насколько мой подзащитный опасен, пусть решает суд. Но если вам не терпится принять активное участие в судьбе Климова, я могу подсказать верное направление. Вот возьмите, почитайте.

Она передала следователю листок бумаги.

– Итак, почитаем… «Ходатайство о проведении медицинского освидетельствования в отношении Климова А.А.». Это еще что за прикол?

Конечно, хитрюга Вострецов сразу понял, о чем идет речь. Освидетельствование – весьма немудреное следственное действие, во время которого медицинский работник документально фиксирует наличие телесных повреждений у обвиняемого. Что это дает для защиты? Очень много! Имея подобный документ на руках, адвокат может как дважды два перед судом доказать, что признательные показания его клиента получены незаконно. А это все равно что никаких показаний вообще не было.

– Выбирайте выражения, Игорь Валентинович! – вспылила Лиза. – Не вижу здесь ничего смешного! Признание Климова, каким вы совсем недавно передо мной бравировали, объясняется просто и, простите, пошло! Взгляните на его тело! Неужели вам нужны дополнительные комментарии?

Вострецов изобразил искреннее изумление.

– Да ты что, Климов! Ну-ка покажи, что там у тебя есть.

Мужчина поднял рубашку.

– Ай-ай-ай, – начал сокрушаться следователь. – Что же это ты так неосторожен? Упал с нар?

Климов молчал, а следователь продолжал валять дурака. Елизавету все это откровенно злило.

– Ну же, Климов! Будьте смелее. Расскажите следователю все, что сообщили мне. Кстати, прошу оформить его показания надлежащим образом, в виде протокола допроса.

– Сделаем, уважаемая. О, простите, Елизавета Германовна! Видите, ваш урок пошел мне на пользу.

Дубровская промолчала. Она мечтала как можно скорее выбраться из душного следственного бокса на свежий воздух и дышать наконец полной грудью. А кроме того, нестерпимо хотелось принять душ. Общение с противным следователем, который, кстати, не переставал чесать себе руку, давалось ей нелегко. Ирония судьбы, но маньяк на его фоне казался сущим ангелом.

Лиза скинула туфли и с облегчением вздохнула. Нет, эта изнуряющая жара просто невыносима! В кондиционированной прохладе автомобиля чувствуешь себя человеком, но стоит только выйти под палящие лучи солнца, как сразу же становишься похожа на сонную корову. Идешь, спотыкаешься и мечтаешь лишь о том, как бы забраться по самую макушку в какой-нибудь водоем и вылезти из него только после захода солнца. Ну, насчет водоема придется, конечно, повременить, ограничиться обыкновенным душем, а вот стаканчик холодной минералки будет сейчас в самую пору.

Из столовой раздавались голоса, чей-то смех, бряканье столовых приборов. «Лишь бы не гости!» – взмолилась про себя Елизавета. Кого это могло принести так не вовремя? Ответ она получила тут же.

– Лиза! К тебе пришли, – оповестила ее няня. – Очень веселый и очень голодный молодой человек!

Темноволосый мужчина за столом отвлекся от большой тарелки с окрошкой и поднялся ей навстречу.

– Андрей! – изумилась она.

Надо же, новый знакомый с той самой вечеринки оказался очень прытким. Насколько правильно она помнила события, а на память Лиза пожаловаться не могла, она передала Андрею, прощаясь, только номер своего домашнего телефона. Кажется, она приглашала его в гости, не предполагая, впрочем, что он явится через три дня. А он уже здесь, собственной персоной, сидит у нее в столовой и уплетает за обе щеки нянину окрошку.

– Не удивляйся, дорогая, – поспешил объяснить он. – Ничего сверхъестественного в моем появлении нет. Адрес я легко вычислил по номеру телефона в компьютере.

– Ах, ну ты же великий компьютерщик! – усмехнулась Лиза.

Сама она относилась к людям подобной профессии с плохо скрываемым благоговением. Дело в том, что Дубровская страдала, по меткому выражению ее младшего брата, техническим кретинизмом. Все приборы, аппараты и приспособления, созданные человеком для облегчения тягот повседневной жизни, изрядно отравляли ей жизнь. Компьютер же среди них был просто воплощением зла. Елизавета подозревала, что у этой электронной машины имеется вполне человеческий мозг. Со всем присущим биологическим тварям коварством этот мудреный ящик с кнопками норовил зависнуть каждый раз, как только Елизавета приближалась к нему на расстояние ближе полуметра. Он не подавал никаких признаков жизни, а робкие манипуляции Лизы с перезагрузкой приводили к нулевому результату. Отчаявшись реанимировать зловредное чудище, Елизавета ударяла по монитору тапкой и шла звать брата. При появлении Дениса компьютер издавал какие-то звуковые сигналы, в которых Лизе мерещилась почти человеческая радость, мигал лампами и выдавал на экран все, что требовалось, по первому же запросу. Милый братец традиционно бросал меткий камушек в огород женского ума и логики, и Елизавете приходилось сносить подобное унижение. Не приглашать же каждый раз кого-нибудь из специализированной фирмы только для того, чтобы отправить банальную электронную почту…

Услышав о профессии нового Лизиного знакомого, Денис издал восторженный вопль:

– Так ты сечешь в компьютерах? Потрясающе! У меня к тебе столько вопросов…

– Денис, – строго прервала его Лиза, – не кажется ли тебе, что не очень вежливо приставать с такими просьбами к человеку, впервые пришедшему к нам в дом?

– Не кажется! – среагировал брат. – Зато думается, что, если этот твой новый друг увидит тебя за компьютером хоть раз, он не рискнет прийти к нам снова.

– Денис! – завопили Лиза с няней. – Уйди в свою комнату и не мешайся.

– Хорошо, я уйду, – с видом оскорбленного достоинства произнес Денис.

Он хлопнул дверью, подарив сестре на прощание взгляд, полный праведного негодования.

– Зря вы так строго, – вступился за мальчика Андрей.

– Ничего, ничего, не обращай на него внимания, – заметила няня. – Распустился совсем. Сладу с ним нет.

Было видно, что Софье Илларионовне новый друг Лизы пришелся по душе. Она потчевала его обедом, сетуя, что в прежние времена стол Дубровских был заставлен более изысканными блюдами, чем окрошка, картофельное пюре и компот из сухофруктов. Но Андрей нахваливал нянюшкину стряпню, а она просто таяла от комплиментов.

После обеда перешли к ритуалу, неизменному во многих семьях в случае прихода гостей. Журнальный столик был завален семейными фотоальбомами. Гость был чрезвычайно любознателен и задавал массу вопросов. Таким образом, когда подошло время прощаться, Софья Илларионовна да и сама Лиза были просто очарованы молодым человеком.

Денис, проглотив былую обиду, все-таки вышел из своей комнаты.

– Ладно, заходи, – пробурчал он. – Скажи хотя бы, в какой фирме ты работаешь? Надеюсь, это не секрет?

Андрей на мгновение замешкался.

– Фирма «Электроникс». Головной офис.

Получив такой ответ, Денис даже присвистнул от восторга:

– Крутая контора!

Еще бы! Рекламные ролики этой фирмы мозолили глаза горожанам с завидной регулярностью, а щиты с внушительным перечнем услуг для клиентов встречались на каждом шагу. Паутина «Электроникса» цепко охватила весь город. Это были магазины, торгующие компьютерами и прочей оргтехникой, интернет-кафе, мастерские, клубы для начинающих пользователей и продвинутого контингента. Работать там было, вне всяких сомнений, престижно.

У Елизаветы же создалось впечатление, что Андрей не слишком-то стремится говорить о своих занятиях. Это нежелание она истолковала по-своему. Вероника Алексеевна в прошлый раз отреагировала на профессию нового знакомого Елизаветы как-то уж больно сухо, словно речь шла о работе грузчика на рынке. И сегодня, увидев молодого человека у себя в столовой, мать Елизаветы не проявила гостеприимства. Поприветствовав гостя вялым кивком головы, она удалилась в свою комнату, прямая и величественная, как вдовствующая императрица.

– Хороший мальчик, – сказала Софья Илларионовна, затворив дверь. – Конечно, не богат, это видно сразу. Но простой и веселый.

– Чего-чего, а веселья нам действительно не хватает, – едко заметила мать, выходя из комнаты. – Лизонька, детка, я поняла, что Вадим тебя не заинтересовал. Так?

– Да, мама. Он ужасный сноб. Кроме того, мне показалось, что он не слишком-то умен, а еще и страшный зануда.

– Занудство и снобизм – не самые страшные качества в человеке, – заметила мать. – Иногда это признак породы. Что же касается ума, то твое утверждение весьма спорно. Вспомни хотя бы про МГИМО.

– Это еще ни о чем не говорит, – отмахнулась Лиза.

– Ладно, доченька. Я понимаю, что тебе в твоем молодом возрасте нужно с кем-нибудь встречаться. Поэтому я не делаю драмы из твоего знакомства с этим… как его? Машинистом.

– Программистом, мама!

– Не вижу особой разницы. Хочешь – встречайся. Только без глупостей. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Примерно.

– Вот и отлично. А я тем временем буду искать тебе более подходящую партию.

Тон матери не оставлял сомнений в непоколебимости ее намерений. Лиза предпочла с ней не спорить. Как говорится, если не чесать проблему, она иногда может пройти сама собой.

…О том, что следователь Вострецов, мягко говоря, неискренен с ней, Елизавета подозревала с первого дня их не совсем приятного знакомства. Но то, что Игорь Валентинович может приврать, выдавая желаемое за действительное, было для Дубровской открытием.

Изучив некоторые документы, какие защитнику могли быть представлены на самой ранней стадии расследования, и сопоставив полученные сведения с бессвязным лепетом своего клиента, Лиза поняла, что положение Климова не столь уж и безнадежно. Судите сами!

В то самое злосчастное утро будущий клиент Дубровской держал путь в жилой микрорайон «Западный». Самая короткая дорога пролегала через пустырь, поросший кустарником, с оврагами и сорной травой. Не сказать, что Климов сильно торопился, скорее наоборот. Встреча с бывшей супругой ничего хорошего не сулила, но игнорировать ее, как и приступ мигрени, было невозможно. Поэтому он, завидев скопление людей на пустыре, только порадовался возможности отсрочить визит к своей благоверной пусть хоть на полчаса. Наверно, произошло и вправду что-то экстраординарное, если местность, служившая пристанищем для бродячих собак, теперь была наводнена людьми. Он подошел поближе. Так и есть! Милицейские машины, озабоченные мужчины в серой форме и при погонах – все говорило о том, что здесь, по всей видимости, осматривается место происшествия.

– Давай топай своей дорогой, – не очень любезно посоветовал ему хмурый сержант и загородил собой что-то ужасное, в крови.

– А что произошло? – осмелился на вопрос Климов.

– Убийство…

Вот и все, что удалось выжать из неразговорчивого стража порядка. Климов повернулся и решил было обойти стороной проклятое место, чтобы не нервировать людей в форме, как вдруг его взгляд натолкнулся на какой-то предмет, почти незаметный среди высокой травы. Он наклонился. Это оказалась небольшая картонная иконка. Бурый след, по всей видимости кровавое пятно, прямо над изображением Пресвятой Богородицы красноречиво свидетельствовал о том, что эта вещь имеет прямое отношение к произошедшей здесь трагедии.

– Эй! – окликнул его сержант. – Что ты там делаешь?

Увидев иконку и выслушав взволнованное объяснение мужчины, милиционер сообщил что-то по рации.

– Жди здесь, – буркнул он.

Климов безропотно подчинился. Шли минуты, но почему-то никто не проявлял интереса ни к самому Климову, ни к его находке. Он прохаживался взад и вперед, не решаясь оторвать серьезного сержанта от ленивого созерцания царящей вокруг суматохи. Поддевая ногой небольшой камушек, будущий обвиняемый как мог занимал себя. Наступив ботинком на какую-то штуковину, явно оброненную человеком, Климов остановился. Аккуратно отряхнув от пыли найденную вещицу, он рассмотрел ее. То был потрепанный бумажник. Денег внутри не оказалось.

– Стой рядом, – рявкнул сержант. – Не затаптывай место происшествия и не хватай руками вещдоки.

Через полчаса от группы людей в форме отделилась массивная фигура какого-то мужчины. Важная осанка, брюшко и суетливо снующие вокруг людишки не оставляли сомнений. Это был начальник, и, по всей видимости, крупный. Степенной походкой он подошел к Климову.

– Ну, что тут? – осведомился он.

– Да вот гражданин нашел кое-что, – заторопился с объяснениями сержант. – Предположительно это имеет отношение к происшествию.

– Очень хорошо. Где криминалист?

Подбежал лысоватый мужичок с чемоданчиком – и через минуту картонная иконка и бумажник перекочевали в пластиковые пакеты.

– Итак, упаковываем все аккуратненько и отправляем на исследование, – прокомментировал действия криминалиста мужчина с брюшком. – Ну как, засняли?

Этот вопрос был адресован уже фотографу, фиксировавшему на пленку осмотр места происшествия.

Настал черед Климова.

– Ну что же, товарищ! – торжественно произнес начальник. – Благодарим за бескорыстную помощь и сотрудничество.

Все! У растерявшегося Климова никто из присутствующих не удосужился даже уточнить некоторые небезынтересные детали. Фамилия и имя, а также место жительства добровольного помощника милиции оказались почтенной милицейской публике безразличны, как, впрочем, и то, что делает он на месте преступления. Его отпустили, помахав на прощание ручкой.

Зато сыщики провели поквартирный обход нескольких четырнадцатиэтажных домов, расположенных в радиусе километра от места происшествия. Информации было собрано много, но она не имела ни малейшего отношения к ночному убийству. Так, например, пудель восьмидесятилетней бабули выл на луну, чувствуя покойника. Дворовый пьяница Колян куда-то пропал аккурат в вечер трагедии, что рождало нехорошие подозрения местных старушек о его возможной причастности к громкому убийству. Кто-то слышал звон разбитой посуды, кто-то выстрелы… Ничего утешительного для доблестных сыскарей.

Дело на глазах возмущенной общественности могло превратиться в очередной «висяк». Но тут пришли результаты экспертизы… На картонной иконке и бумажнике были обнаружены отпечатки пальцев. Думаете, кого? Правильно, того самого добровольного помощника милиции! Пропустив результаты дактилоскопии через компьютерную поисковую систему, сыщики без труда установили его данные. Им оказался Климов Алексей Александрович. Сгубило беднягу то печальное обстоятельство, что он уже попадал в поле зрения правоохранительных органов и, стало быть, пальчики ему в свое время откатали.

Зря бедняга кричал о своей невиновности, кто бы его стал слушать! Есть данные дактилоскопии, и точка! Найденные вещи принадлежат убитой, стало быть, брать их в руки мог только маньяк.

В довершение всего этого безумства из квартиры Климова была изъята кое-какая одежда. И вот ужас! На брюках подозреваемого нашли несколько джинсовых волокон, идентичных тем, которые имелись на сумочке жертвы. Напрасно бедный Алексей Александрович говорил что-то о том, что эти брюки он не надевал с прошлого лета и что джинсовой одежды в его доме – пруд пруди! Дело оставалось за малым – убедить Климова, что он все-таки виноват и страшно раскаивается в содеянном.

Как имела возможность увидеть Елизавета Дубровская, это правоохранительным органам удалось. Пусть для осуществления благородной задачи потребовалось сделать некоторое внушение несознательному Климову. Но в конце концов цель оправдывает средства!

…Несмотря на то что в конце тоннеля забрезжил свет и в деле Климова появились хоть какие-то обнадеживающие моменты, праздновать победу было еще рано. В этом Елизавета смогла убедиться очень быстро. Отдавая в руки следователя Вострецова письменное ходатайство о проведении в отношении ее подзащитного медицинского освидетельствования, Дубровская, конечно же, не надеялась на чудо. Но по крайней мере она ожидала, что сумеет смутить рыжего наглеца и поставит его в затруднительное положение. Происхождение кровоподтеков на теле Климова необходимо будет объяснять, и здесь вряд ли поможет сказочка про падение с нар. Но через пару дней Игорь Валентинович, ехидно улыбаясь, передал ей в руки какие-то бумаги.

– Что это? – спросила она.

– Уважаемая Елизавета Германовна, – торжественно произнес следователь. – После нашей последней встречи, когда от вас поступил тревожный сигнал о состоянии здоровья вашего… нет, нашего подопечного, я, признаюсь, не спал всю ночь! Я все думал, как же так получилось, что вверенная нам хрупкая жизнь бедняги Климова оказалась под угрозой? Неужели в наших следственных изоляторах такие непрочные спальные места? Неужели так сложно обезопасить каждого заключенного специальным предохранительным бортиком, чтобы он, потеряв во сне бдительность, не свалился ненароком на пол и не расшиб себе нос? Вы согласны со мной, Елизавета Германовна?

Темно-карие глаза Дубровской давно уже стали угольно-черными. Ей казалось, что через мгновение у нее, как у сказочного Змея Горыныча, изо рта повалит едкий дым. Она испепеляла Вострецова взглядом, но толстокожий следователь был неуязвим.

– Давайте не будем разыгрывать комедию! – Ее голос даже охрип от негодования. – Вы видели телесные повреждения Климова? Я, конечно, не специалист, но следы, оставшиеся после применения резиновых дубинок, разглядела. Кажется, я просила вас провести освидетельствование, а вы мне что даете? – Она потрясла печатными листами перед носом Вострецова.

Тот изобразил вид примерного первоклассника, взял из рук Дубровской бумаги и с выражением прочитал:

– «Рапорт. Составлен пятого июля сего года… Обвиняемый Климов А.А., содержащийся под стражей в учреждении СИ 70/4, неоднократно нарушал режим, что выражалось… Это вам неинтересно. М-м-м, вот!., так, пятого июля, не подчинившись законным требованиям работников оперчасти Галиулина, Мешкова, Корыстина и Фролова, производящих досмотр всех лиц, находящихся в камере номер сто двадцать, отказался добровольно отдать им четки. На уговоры и предупреждения реагировал агрессивно. В результате к Климову АА. были применены спецсредства в виде резиновых дубинок. О случившемся своевременно было доложено начальнику следственного изолятора. Действия Галиулина, Мешкова, Корыстина и Фролова были признаны законными и обоснованными…»

Он победно взглянул на Елизавету:

– Вопросы есть?

– Конечно. Что такое четки?

– А это, уважаемая… пардон! Елизавета Германовна, по-вашему, по-женски, такие бусинки на ниточке, которые заключенные катают из хлебного мякиша. Люди религиозные используют сей предмет для отсчитывания поклонов во время молитвы. Наши же заключенные в массе своей безбожники, крутят этот шнурок в руках просто из баловства. Нервы себе успокаивают.

– Да я десятки раз видела эти шнурки у подсудимых в зале заседаний! – воскликнула Елизавета. – Насколько я помню, ни суд, ни конвой ничего против этих вещей не имели. Какая была необходимость четырем здоровым лбам из изолятора отбирать эти бусы у худощавого, доведенного до ручки Климова? Что, важнее дела не нашлось?

– Я прочитал вам рапорт. Желаете обжаловать действия оперсостава?

Глаза Вострецова излучали прямо-таки неуемное веселье.

– Я поняла, что в этом случае буду похожа на Дон Кихота.

– Простите?

– Это все равно что бороться с ветряными мельницами. Так?

– Так, Елизавета Германовна! Не берите близко к сердцу всю эту историю. За что бы ни получил по мозгам ваш Климов, поверьте, он получил за дело…

«Особенно если учесть, что после этого он добровольно взял на себя вину в убийстве трех девушек…»

* * *

– Пожалуй, меня трудно назвать удачливым человеком, – с горькой улыбкой на губах рассказывал Климов. – Но в одном мне повезло бесспорно. У меня была потрясающая мама…

Светловолосая, голубоглазая, с нежной, почти прозрачной кожей, она казалась маленькому Алексею воплощением Божьей Матери на земле. Ее кроткий нрав и ангельское терпение делали ее непохожей на всех других представительниц слабого пола.

– Ты мой малыш, – говорила она маленькому Алеше. А тот, замирая от счастья, прижимался к ней. Так они проводили долгие вечера. А по ночам бедный мальчик вскакивал в холодном поту и на цыпочках приближался к постели матери. Ему казалось, что она не дышит. Мысль о том, что его мама может умереть и оставить его одного в этом неуютном, злобном мире, приводила в ужас. Его отец был очень известен и материально благополучен. По этим же причинам его вклад в воспитание сына был чисто символическим. Он вечерами пропадал на различных мероприятиях со всякими нужными людьми, неделями не вылезал из командировок и месяцами не общался с женой и ребенком. Но Алеша не роптал. Его вполне устраивало, что самую лучшую на свете маму не нужно делить с каким-то мужчиной, пусть даже с собственным отцом.

Женское воспитание наложило отпечаток на формирование характера мальчика. Он не доставлял хлопот педагогам, не очень жаловал спорт, а свободное время предпочитал проводить за книжкой. Девчонки вились вокруг смазливого подростка с предложениями вечной любви и дружбы, но ни одна из них в этом не преуспела. Все они казались Алексею поверхностными, хвастливыми, помешанными на тряпках и заграничных фильмах. Лишь мать, единственная и неповторимая женщина всей его жизни, гордо стояла на недосягаемом пьедестале, а суетливые девчонки-одноклассницы не были достойны даже смахивать пыль с ее туфель…

Причины такого нетипичного для подростка поведения крылись в характере взаимоотношений между матерью и отцом. Алексей подрос и стал замечать то, на что раньше не обращал внимания. Он слышал приглушенные рыдания матери по вечерам, которые она пыталась скрыть, уткнувшись лицом в подушку.

До него долетали обрывки разговора между родителями, когда раздраженный отец срывал дурное настроение на ни в чем не повинной супруге. Как-то раз, вернувшись из школы раньше времени, он увидел у ворот дома служебный автомобиль отца. Из спальни доносились странные звуки. Алексей уже был взрослым мальчиком и в общих деталях представлял, чем могут заниматься мужчина и женщина, оставшись наедине. Поэтому он, взяв на кухне яблоко, забрался с ногами в кресло и стал терпеливо ждать, когда все закончится.

– Лешенька, – раздался вдруг знакомый голос. – Ты почему так рано?

Его мать зашла в комнату в плаще. Судя по мокрым волосам и зонтику в руках, она только что откуда-то вернулась.

Он вытаращил глаза, тщетно пытаясь понять, как его мама смогла оказаться в двух местах одновременно. Из спальни по-прежнему доносились стоны. Когда ужасная догадка пришла к нему в голову, он долго не рассуждал. Схватив мать за руку, он потащил ее к дверям комнаты.

– Мама, ты должна это остановить. Там…

Она остановила его:

– Не надо, сынок, я все знаю.

Из спальни вышла пунцовая горничная, на ходу застегивая юбку. Следом за ней появился отец. Он как ни в чем не бывало спросил сына о школьных отметках и засобирался на работу. Когда за ним захлопнулась дверь, Алексей обратился к матери:

– Зачем ты все это терпишь?

– Так надо, сыночек. У тебя должен быть отец.

Такого самопожертвования он не понял. Одно лишь усвоил четко: женщин на свете много, но таких, как его мать, больше нет…

В престижном институте, место в котором выбил для него влиятельный отец, Алексей сразу же попал в поле зрения потенциальных невест. Особенно он приглянулся красавице Ларисе, студентке юридического факультета. Будучи свободной от всякого рода комплексов и предрассудков, девушка вела почти богемную жизнь. В ее поклонниках числилась большая часть студентов курса и некоторые преподаватели. Лишь Алексей, красивый и воспитанный юноша, оставался слеп по отношению к подобному чуду природы. Однажды предприимчивая красавица во время одной из студенческих вылазок на природу очень кстати подвернула себе ногу. Желающих помочь страдалице было, как всегда, хоть пруд пруди, но сама Лариса отдала предпочтение Алексею. Тот, неискушенный в женских хитростях, воспринял ее просьбу как нечто естественное. Когда они переправлялись через лесной ручей, девушка теснее прижалась к нему, а потом вдруг внезапно поцеловала. Неизвестно, что чувствовала в тот момент сама соблазнительница, но Алексей ощутил лишь влажную податливость ее губ да вкус только что съеденных во время привала макарон по-флотски. Ошеломленный внезапной атакой, юноша выпустил из рук драгоценную ношу, и Лариса, в модном комбинезоне и дорогих кроссовках, полетела в холодную воду. Алексей как ни в чем не бывало продолжил свой путь дальше…

После этого случая вопреки ожиданиям многих безответная любовь Ларисы не только не угасла, а переродилась в стихийное бедствие, лесной пожар. Она сходила с ума по упрямому Алексею, преследовала его бесконечными телефонными звонками и любовными письмами. Развязка оказалась неожиданной…

Мать Алексея сильно расхворалась. Она и раньше не отличалась особым здоровьем, а фарфоровая бледность ее щек объяснялась болезнью. Но, жалея сына, женщина предпочитала молчать. Однако настал тот черный день, когда скрыть истинное положение вещей стало невозможно. Правда разверзлась перед Алексеем со всей своей страшной и пугающей прямотой. Матери требовались операция и последующее дорогостоящее лечение. Отец формально выполнил свой долг: сунул ее в неплохую клинику, оплатил лечение. Но в палате жены он практически не появлялся. Дежурный пакет яблок привозил раз в неделю шофер. А врачи, почувствовав полную бесконтрольность, особого рвения не проявляли. Мать угасала на глазах.

Получилось так, что единственным собеседником, кому Алексей смог пожаловаться на равнодушного отца, стала по случайной прихоти судьбы Лариса. Та же судьба-злодейка уложила их в первый же вечер в одну кровать, а несколькими неделями позже преподнесла неожиданный сюрприз. Узнав новость, мать прослезилась:

– Ты должен на ней жениться, сынок. Она носит твоего ребенка, значит, это предопределено свыше. Будь к ней снисходителен, дорогой. Женщину так легко обидеть.

Отец был категоричен:

– А ты, оказывается, болван! Девка воспользовалась тобой, чтобы на своем брюхе заползти в приличную семью. Ты хоть поинтересовался, кто ее родители? Мне это пришлось сделать за тебя. Спешу тебя поздравить! Ты имеешь все шансы стать полноправным членом пролетарской семьи.

Алексей решил проявить твердость и пойти наперекор воле родителя. Он чувствовал ответственность перед жизнью крошечного существа, зародившегося в утробе не любимой им женщины.

Отец в конце концов смирился и преподнес молодым в качестве подарка отдельную квартиру и серебристый «Опель».

Мать умерла через два месяца после злополучной свадьбы. Алексей рыдал в холодном больничном холле, а юная медсестра, светловолосая и голубоглазая, чем-то неуловимо похожая на мать, утешала его как могла.

Через неделю после похорон сюрприз преподнесла молодая супруга.

– Знаешь, дорогой, у меня случился выкидыш, – молвила она. – Но у нас еще все впереди. Мои родители, пожалуй, были правы, нам еще рано думать о ребенке. Тем более могу себе представить, во что превратит беременность мою великолепную фигуру…

Если после смерти матери Алексей почувствовал себя ослепшим от слез, то в тот момент, когда Лариса, невинно хлопая огромными глазищами, огорошила его неожиданным известием, он ощутил глухоту. Нет, он не любил жену и даже нисколько не привязался к ней за период короткой супружеской жизни. Он навел необходимые справки и узнал то, что поразило его еще больше. Беременность Ларисы была вымыслом от начала до конца. Кроме того, внушительное число абортов, перенесенных бедняжкой в прошлом, ставило под сомнение ее способность к деторождению в принципе.

После такого чудовищного обмана Алексей потерял всякое влечение к молодой супруге…

Жизнь катилась по привычному кругу. Климов получил неплохую работу в банке. Теперь он мог себе позволить роскошный автомобиль, а серебристый «Опель» перекочевал к Ларисе.

Его супруга между тем маялась бездельем: салоны красоты, уроки тенниса и шейпинг, болтовня с подружками и сон до обеда. Каждый из них жил автоматически, не желая что-либо менять в уже установленном ими укладе жизни. Прожит день – и хорошо…

Однажды, обратившись в поликлинику с какой-то пустячной болячкой, Алексей в кабинете врача увидел ту самую юную медсестру, которая утешала его в день смерти матери. Правда, теперь она уже была врачом-терапевтом и превратилась в очаровательную молодую женщину. Сходство с матерью казалось просто нереальным. Анна, так ее звали, казалась такой же милой и кроткой, как некогда его мать. Их роман был предопределен свыше…

Анна не желала разбивать чужую семью, о чем сообщила Алексею не мешкая. Доводы о том, что его семья давно уже существует только на бумаге, женщину оставили непреклонной. Алексей поспешил переговорить с женой. То, что началось после этой беседы, напоминало извержение вулкана. Лариса использовала все мыслимые и немыслимые средства, чтобы вернуть заблудшего супруга в лоно семьи: несколько попыток суицида, звонки и жалобы на работу Алексея, давление родителей, разговоры с коварной разлучницей. Все было тщетно. Тогда Лариса, заручившись помощью знакомых врачей, сказалась тяжелобольной. Вместо спортивных клубов и дискотек она сутками лежала теперь на диване, несчастная и умирающая. Со слезами на глазах она просила Алексея не бросать ее, во всяком случае до ее смерти. Принимая очередную выходку жены за чистую монету, одураченный супруг и представить себе не мог, как далеко может зайти женское коварство. Разумеется, ни о каком разводе с умирающей не могло быть и речи. Алексей и Анна, конечно, встречались, но свадьбу решили отложить до лучших времен…

Между тем Анна забеременела. Алексей просто светился от радости. У них не было сомнений в том, что когда-нибудь они все равно будут счастливы. Шли месяцы. Живот Анны становился все круглее, а Алексей – нетерпеливее. Они придумали имя малышу, купили приданое. За три месяца до родов произошло несчастье…

Анна переходила дорогу возле женской консультации. Иномарка серебристого цвета появилась внезапно. Сбив женщину, водитель на большой скорости скрылся. Очевидцы происшествия оказались на редкость бестолковы. Их показания разнились между собой, и цельную картину произошедшего составить было просто невозможно. Номер машины был залеплен грязью так основательно, что никто не сумел его прочесть. Не было ясности и в вопросе о том, какой марки была машина. Сошлись на том, что в России таких автомобилей не выпускают. На «Волгу» она была не похожа, на «Жигули» тем более.

Анна погибла на месте. Алексей оплакивал смерть ее и еще не рожденного малютки. Он едва выжил тогда, едва не наложил на себя руки. Жизнь для него потеряла всякий смысл.

Лариса после ужасного происшествия начала поправляться на удивление быстро. Казалось, смерть соперницы вдохнула в нее новые, живительные силы. Если бы не случайность, Алексей так бы и оставался в неведении…

Навещая в выходной день родителей жены, Алексей зачем-то зашел в гараж тестя. Помещение было просторным: «Запорожец», два неказистых велосипеда, куча старых автомобильных покрышек, а на почетном месте – серебристый «Опель» жены. Скорее повинуясь какому-то необъяснимому предчувствию, чем логике, Алексей осмотрел автомобиль. Так и есть! Правое крыло было смято. Смутная догадка шевельнулась в душе. Он залез в салон. В бардачке лежали любимые сигареты Ларисы, ее перчатки, губная помада. Сомнений оставалось все меньше: в последний раз автомобиль вела жена. Но ведь она никуда не выходила в течение как минимум полугода? Внутренний голос насмешливо твердил: «Ну да, конечно! Не выходила в твоем присутствии. Но без тебя? Знаешь ли ты, что она делала тогда, когда оставалась одна?» А ведь она бывала одна довольно-таки часто. Алексей вдруг припомнил все: хитрые уловки жены и ее способность ко лжи, желание вернуть его во что бы то ни стало, внезапное выздоровление, а еще… показания очевидцев. Машина преступника была серебристой. Номер был заляпан грязью. Но откуда ей было взяться? Ведь тогда была зима!

Алексей вздрогнул. Похоже, никто не потрудился отмыть автомобиль. Номера в самом деле проступали нечетко. На глаза опустилась пелена…

Он не помнил, как пришел домой. Он не помнил, что говорил жене. Кажется, он ее несколько раз ударил. У них гостила подруга Ларисы. Она прибежала на крик. Соседи вызвали милицию…

– Она отделалась ушибами, – усмехнулся Климов. – Убедившись, что я знаю все, она поспешила забрать заявление. Дело было прекращено. Вообще она стала даже покладистой. Во всяком случае, на развод согласилась без всяких уговоров.

Он замолчал. Елизавета, потрясенная услышанным, тоже молчала.

– Жизнь довольно жестокая штука, – сказал он наконец. – Догадываетесь, в чем ирония моей судьбы?

Дубровская покачала головой. Климов продолжил:

– Мою жизнь спасти можно. У меня есть твердое алиби. Первые два эпизода моего обвинения могут быть легко опровергнуты моей бывшей женой. Я только не могу решить для себя, нужно ли мне это?

Они долго молчали.

Елизавета подошла к окну, которое, как часто бывает в следственных изоляторах, выходило не на улицу и даже не на тюремный двор, а на глухую стену. Но ей было не до пейзажей. Рассказ Климова тронул ее настолько, что непрошеные слезы уже были готовы побежать по щекам.

Дубровская, несмотря на кажущуюся романтичность, была девушкой неглупой и трезвой в суждениях. Короткая адвокатская карьера научила ее настороженно относиться к душевным излияниям ее подопечных. Тюремная лирика и прочие образцы подневольного творчества вызывали у нее снисходительную усмешку. Как-то уж так получалось, что матерые уголовники лишь за решеткой вспоминали, что у них на свободе есть старенькая мать и брошенные дети. Они давили на психику слезливыми письмами и такими песнями, что у людей непосвященных только дух захватывало. Девушки по переписке, так называемые «заочницы», сходили с ума от поэтического слога и глубоких чувств своих несчастных возлюбленных, волею злой судьбы оказавшихся в камере. Оставалось удивляться, как быстро испарялась тюремная романтика после возвращения «невинно осужденных» на свободу…

А вот теперь сама Дубровская прятала глаза, чтобы скрыть от своего клиента слезы. Ей не хотелось выглядеть перед ним этакой меланхоличной дурочкой, у которой глаза на мокром месте. Она – адвокат, и у нее есть другие способы помочь ему, нежели размазывать сопли и лепетать несвязные соболезнования. Она сделает все, что от нее зависит, пусть для этого придется похоронить зловредного Вострецова в кипе жалоб и ходатайств.

Но найти в себе силы повернуться и взглянуть в глаза Климову было почти невозможно. Она видела его отражение в оконном стекле. Он опустил голову и сгорбился, как немощный старик. Исповедь далась ему нелегко.

– Почему вы не заявили на нее в милицию? – голос Дубровской звучал глухо.

– Зачем?

– Ее бы привлекли к ответственности за убийство, осудили. Она бы получила по заслугам, в конце концов!

– Вы полагаете, это бы воскресило Анну и нашего малыша?

– Нет, конечно! Но должна же быть какая-то справедливость.

– Мертвых не вернуть, а справедливость, о которой вы говорите, не имеет смысла. В этот день Лариса убила и меня тоже. Теперь я не живу, теперь я доживаю.

Он наконец поднял голову. Елизавета кожей чувствовала его взгляд. Она обернулась. Его глаза были сухими, но странно безжизненными. Она и впрямь говорила с мертвецом.

– …Я хотел уйти из жизни, – признался он. – Даже пытался это сделать, но неудачно. Присоединиться к моей невенчанной жене и моему нерожденному ребенку – это все, что я хотел. Но я не желаю покидать этот мир как серийный убийца. Я ни в чем не виноват. Снимите с меня это пятно, Елизавета Германовна. Клянусь, на мне нет крови.

– Я постараюсь вам помочь, но обещать что-либо не могу, – тихо произнесла Дубровская.

– Спасибо и на этом, – печально улыбнулся Климов.

Лиза ненавидела себя. Каково чувствовать себя такой беспомощной! Ей страшно хотелось утешить Климова, сказать что-нибудь ободряющее. Например, то, что они обязательно докажут его невиновность или же что будущее воздаст ему сторицей за все перенесенные им страдания. Но она молчала.

«Ни в чем нельзя быть уверенной заранее. Жизнь бывает чертовски несправедлива. Пока я знаю лишь одно: обвинительный приговор Климову – это приговор моей адвокатской карьере. Пусть меня никто не осудит, но такое бремя не для моих плеч».

Лиза и Андрей условились о новой встрече по телефону.

– Я буду ждать тебя во дворе, – предложил он.

– Не проще ли будет, если ты зайдешь ко мне домой?

– Благодарю покорно! Но я просто обожаю свежий воздух…

Лиза, разумеется, все поняла. Он не хотел встречаться с ее матерью. На его просьбы позвать к телефону Лизу старшая Дубровская реагировала так, будто он отрывает дочь от очень важных дел.

– Право, я не знаю, – вздыхала она. – Лизонька трудится над диссертацией. Вам, конечно, не понять, но научная работа требует полной самоотдачи и сосредоточенности. Правда, в последнее время покой нам только снится…

В этот момент Лиза, чья начатая диссертация пылилась где-то в дальнем ящике стола, отбирала у матери трубку и пыталась шутками сгладить неловкость. Но Андрея было трудно обмануть.

Вот и сегодня, сбегая вниз навстречу другу, девушка продумывала, как верно выстроить стратегию взаимоотношений с матерью так, чтобы и не обидеть чрезвычайно ранимую Веронику Алексеевну, и обеспечить себе полную свободу действий.

Андрей ее уже ждал под раскидистым тополем. Одет он был, как всегда, без особых изысков: рубашка с короткими рукавами и неизменные джинсы. Никаких цепей на шее, дорогих часов и золотых браслетов. Правда, сильные мускулистые руки, аккуратная прическа и белозубая улыбка без всяких иных аксессуаров делали его привлекательным для женского пола, но на вкус Елизаветы, привыкшей к пестрому окружению «золотой молодежи», ему недоставало шика. «Мои родители живут в деревне, – как-то сказал он. – Возможно, я тебя с ними познакомлю. Они удивительные люди». После подобного заявления Вероника Алексеевна ушла принимать сердечные капли, видимо, представив свою дочь в обществе крестьян и на фоне коровника.

– У тебя есть автомобиль? – удивился Андрей, заметив в руках девушки ключи.

– Есть, – засмеялась Лиза. – И сегодня вечером я тебе продемонстрирую свои водительские способности. Надеюсь, ты не против?

– Ничего не имею против женщин за рулем. Знаешь, я всегда хотел приобрести машину и думаю, что в скором времени смогу себе это позволить…

Он с таким восхищением рассматривал Лизиного «железного коня», что девушке стало неловко. Конечно, у парня не было солидного родителя, способного купить ему все, что душе угодно. А Лиза уже не понаслышке знала, как нелегко рассчитывать только на собственные возможности…

Впрочем, показать Андрею свои автомобильные таланты девушка не успела. Раздался визг тормозов, и, чуть не задев зазевавшуюся пару, перламутровый «Рено» занял место прямо перед машиной Елизаветы.

Дверца открылась, и босоножки на двенадцатисантиметровом каблуке коснулись асфальта. Эффектная девица, грациозно поправив роскошную лавину золотистых волос, вызывающе покачивая бедрами, направилась к подъезду. До неприличия обтянутая попа, с анатомической четкостью выступающая сквозь тонкую ткань того, что, по всей видимости, называлось юбкой, позволяла видеть весь процесс движения в деталях. На девушке, как на экспонате, можно было изучать работу ягодичных мышц.

Андрей, как любой представитель класса самцов, адекватно среагировал на раздражитель. Челюсть его подалась вниз, а дыхание стало поверхностным. Елизавета, возмущенная до глубины души безобразной картиной, постаралась взять себя в руки. Не хватало еще, чтобы ее друг заподозрил у нее какие-нибудь комплексы. Но для начала нужно было поставить на место нахалку.

– Марина! – окликнула она девицу, придав своему голосу грозную решимость. – Нельзя ли ставить свою машину куда-нибудь в другое место? Двор почти пустой!

Красотка не остановила свой победный демарш. Она поправила солнечные очки и, выдув из жвачки огромный розовый пузырь, громко хлопнула им.

– Учись водить машину, Дубровская, – развязным тоном заявила она соседке. – А если не можешь, попроси своего приятеля. Здесь выехать сможет даже ребенок.

Если говорить честно, кое в чем она была права. Стоило включить заднюю передачу и проделать несколько замысловатых маневров, и тогда путь автомобилю был бы свободен. Но Лиза не слишком владела этими премудростями, и поэтому ее откровенно злила необходимость пыжиться, стараясь никого не задеть, на тесной парковке.

– Нет, ты видел? – возмутилась она, призывая в свидетели Андрея. – И это не первый раз…

– Не беспокойся, – с улыбкой произнес он. – Ты позволишь?

Он взял из рук Елизаветы ключи, сел в машину, и через несколько секунд «Пежо» уже стоял на дороге. От девушки не укрылось, как послушно ее железный любимец выполнял команды незнакомого водителя.

– Ну надо же, – выдохнула она. – А я не знала, что ты водишь машину. Да еще так хорошо…

– Дорогая, машину умеет водить любой уважающий себя мужчина.

Они выехали со двора. Елизавета, немного раздосадованная недавним происшествием, молчала. Андрей уверенно вел автомобиль.

– Экзотическая девица, – усмехнулся он.

– Ничего особенного, – заявила Елизавета и тут же прикусила язык. Не стоит показывать Андрею, что его внимание к сексапильной соседке было для нее неприятно. Так ведь недолго и подогреть интерес к этой вертушке. Но женское естество все-таки взяло верх: – Между прочим, она работает стриптизершей в одном из ночных клубов.

К великому сожалению, выданный ею компромат на распущенную девицу не вызвал отвращения у молодого человека. Он понимающе хмыкнул.

– Не слишком достойное занятие для молодой красивой девушки, но что поделаешь? Мы ведь не из полиции нравов и не какие-нибудь там Чулочники…

– Ты знаешь о Чулочнике? – удивилась Лиза.

– А кто о нем не знает? Смотрю телевизор, в том числе и криминальную сводку. Жуткий тип, правда? Я слышал, что его наконец арестовали.

– Не совсем, – заметила Лиза.

– Что ты хочешь сказать?

– Понимаешь, я являюсь адвокатом Чулочника. Вернее, не его…

Андрей во все глаза смотрел на Лизу.

– Ты?!

– Да, я. А что здесь такого?

– Но, Лиза, это же серийный убийца.

– А-а, ты про это… Если ты имеешь в виду моральную сторону вопроса, то…

– Да бог с ней, с моралью! Лиза, ведь это может быть опасно! Ему терять нечего, вдруг он нападет на тебя. Ведь были же подобные случаи.

– Нападет? Это навряд ли. Знаешь, чем больше я работаю по этому делу, тем все больше убеждаюсь в том, что арестовали невиновного.

– Ты шутишь? Я смотрел телевизионный репортаж. Все улики указывают на него. Ты в плену заблуждений!

Девушка печально посмотрела на него.

– В том-то и дело, что нет. Я не могу ошибаться. Настоящий Чулочник на свободе!

Она начала рассказывать историю Климова. К ее великому удивлению, семейная драма ее подзащитного была воспринята Андреем очень спокойно.

– Лиза, будь внимательна. Это, должно быть, опасный человек. Мало ли какие истории он вешает тебе на уши.

– Ты считаешь меня легковерной вороной? – Дубровскую это слегка задело. – Нет ничего проще. Все это легко проверяется. Вот увидишь, даже если я не смогу доказать его невиновность на следствии, я разгромлю обвинение в суде. Да присяжные будут плакать!

– Ладно, ладно, не кипятись. Я вовсе не хотел тебя обидеть. Думаешь, приятно сознавать, что девушка, которая мне небезразлична, проводит время с каким-то маньяком?

Лиза уже остыла. Такая формулировка проблемы нравилась ей куда больше.

Вечер пролетел незаметно. Они гуляли по набережной, катались на лодке. Андрей веселил ее замечательными историями из жизни своих знакомых. О себе говорил скупо: любит работу, но не хочет загружать девушку ненужными и неинтересными подробностями о скромной жизни рядового программиста. В гости позвать ее не решается. Он снимает скромную квартирку вместе с другом. Родителей рядом нет. Они в деревне.

«Его зовут мистер Инкогнито», – усмехнулась Лиза.

«Будь осторожна, дорогая, так недолго и влюбиться», – шептал ей внутренний голос. Но ей почему-то совсем не хотелось прислушиваться к его совету…

Квартиру бывшей жены Климова Елизавета нашла без особого труда. Дверь ей открыла высокая молодая женщина в спортивном костюме. Как и говорил Алексей, его бывшая жена была весьма привлекательна. Пожалуй, ее можно было бы даже назвать красивой, если бы не выражение какой-то хищности, обесценивающее тонкие черты ее лица. Темные выразительные глаза с чуть заметной косинкой, иссиня-черные волосы делали ее похожей на дьяволицу. В ее внешности не было ничего мягкого, нежного. Воплощение порока, вот как можно было бы охарактеризовать внешний облик этой особы.

– Адвокат Алексея? – удивилась она, и ее брови, как крылья черной птицы, взметнулись к вискам. – Я догадываюсь, зачем вы пришли. За деньгами! От меня вы не получите и сотни…

Дубровская почувствовала запах алкоголя. Это ее удивило, ведь на часах еще не было и одиннадцати утра.

Узнав, что нежданная гостья вовсе не нуждается в деньгах, Лариса сменила гнев на милость и позволила Елизавете войти.

Обстановка жилища молодой женщины вряд ли могла считаться респектабельной. Просторная комната напоминала скорее зал торгового павильона, где выставляются образцы мебели на любой вкус и кошелек. Рядом с мягким уголком вполне современной конструкции расположились ветхие книжные шкафы, заполненные всякой всячиной: старыми журналами, хрустальными бокалами, аляповатым столовым сервизом. Посередине стоял стол, покрытый несвежей скатертью, а вокруг – несколько колченогих стульев. Судя по всему, поддержание образцового порядка не являлось страстным увлечением хозяйки. На полках лежал толстый слой пыли; хрусталь и оконные стекла выглядели уныло из-за мутного налета; пепельницы были полны окурков. Радовала взгляд разве что початая бутылка «Реми Мартэн», к которой Лариса прикладывалась время от времени. Лимон, нарезанный толстыми неаккуратными дольками, составлял, по-видимому, закуску.

– Зачем пожаловали? – осведомилась Лариса, наполняя бокал.

– Алексею нужна ваша помощь, – просто и бесхитростно сообщила Елизавета. – Скажите, вам известно, в чем его обвиняют?

– Конечно. В том, что он – сексуальный маньяк. Боже правый, вот потеха!

– Значит, вы не верите, что он виновен?

– Нет, конечно. Если вы думаете, что он – Джек Потрошитель, то не тратьте зря времени! – Лариса пьяно рассмеялась.

Елизавета поняла, что, если она хочет добиться от бывшей женушки Климова хоть какого-нибудь результата, нужно приступать к делу немедля. Не ровен час, дама упадет лицом в тарелку с остатками лимона.

– Алексей мне говорил что-то о своем алиби. Он якобы не имел возможности совершить два первых преступления. И вы, по его словам, можете подтвердить эти факты.

Дубровская не была уверена, что Лариса понимает даже значение слова «алиби», не говоря уж о том, чтобы вспомнить конкретные даты и соответствующие им события. Похоже, толку от этого визита будет немного.

На ее удивление, молодая женщина сразу сообразила, о чем идет речь.

– Какие числа вас интересуют?

Елизавета поспешно достала блокнот.

– Итак, двенадцатое июня прошлого года… А еще… вот! Десятое января нынешнего. Вы что-нибудь сможете вспомнить? Понимаю, это нелегко, но постарайтесь. Может, какие-нибудь памятные события, встречи, совместные поездки…

Лариса начала смеяться. Смех ее, гортанный, вызывающий, был неприятен Елизавете. Да, от такой дамы ничего дельного не добьешься.

– Двенадцатое июня, говорите?

– Да.

– Конечно, помню.

– Лариса, это очень серьезно. От ваших слов зависит судьба Алексея. Для алиби важен не только день, но и час, а иногда минуты.

Женщина внезапно разозлилась.

– Не считайте меня кретинкой, я все прекрасно понимаю. Двенадцатое июня – день моего рождения. Я, помнится, пригласила этого чистоплюя в ресторан. Хотелось, чтобы все было как раньше. Чтобы как у людей…

Лариса внезапно расплакалась. Из ее сбивчивого рассказа, перемежаемого горестными всхлипываниями и икотой, Елизавете удалось узнать некоторые детали злополучного вечера.

Не смирившись с тем, что их семейный союз дал глубокую трещину и развалился, оставив после себя только горстку не самых приятных воспоминаний, Лариса с присущей, пожалуй, только женщинам слепой верой в чудо решила сделать еще одну попытку к сближению. Благо случай был подходящий – ее день рождения. Интеллигент Климов не мог отделаться от нее отговорками и пустыми обещаниями. Воспитание не позволяло. Он, конечно, пришел. Лариса расстаралась на славу. Заказала столик в ресторане, именинный пирог. На себя не пожалела ни средств, ни времени: была обворожительна и нарядна. Но бывший супруг ее красоты не оценил. Молчал, словно на похоронах, к еде почти не притронулся. Когда принесли торт со свечами и все официанты, выстроившись в ряд, пропели именинное поздравление, он даже не улыбнулся, скупо поздравил супругу, клюнул в щеку. А когда Ларочка попыталась закинуть удочки относительно их дальнейшего времяпрепровождения, намекая, конечно, на страстную ночь, неблагодарный муж вспылил и, обозвав жену злобной Горгоной, собрался домой. Стоит ли рассказывать, что именинный пирог закончил свой путь бесславно – на физиономии и на коленках бывшего Ромео.

– У меня даже карточка осталась. Сейчас покажу…

С этими словами Лариса полезла куда-то на полки и, перевернув не одну кипу старых журналов и газет, выудила наконец дешевенький альбом с фотографиями. Вынув одну из них, она передала ее Лизе.

Дубровская внимательно рассматривала снимок. Лариса с модной прической и вечерним макияжем действительно выглядела бесподобно. Но Елизавету поразил Климов. То, что это был он, она не сомневалась – то же лицо, волосы, те же музыкальные нервные пальцы. Но насколько различным на фотографии и в жизни было выражение его лица, оставалось лишь удивляться. Дубровская беседовала с человеком, сломленным обстоятельствами, дрожащим и напуганным, нуждающимся в помощи. На снимке был совершенно другой мужчина – волевой, уверенный в себе. Даже взгляд серых глаз, осененных пушистыми ресницами, смиренный и какой-то детский у обвиняемого Климова, на фото казался колючим и стальным. «Что с людьми делает тюрьма!» – невольно вздохнула Елизавета.

Злосчастный торт, переливаясь свечками, еще нетронутый стоял перед бывшими супругами. Витиеватая надпись сбоку гласила: «12 июня. Ресторан „Зеленый попугай“.»

Все сходилось. Дубровская уже чувствовала лихорадочное возбуждение – верный признак того, что поиски ведут ее по верному следу. Да, кстати, нужно узнать время. То, что Климов праздновал день рождения жены в ресторане, еще ничего не значит для следственных органов. По железной логике обвинения он мог поесть, заплатить по счету, а затем отправиться на поиски жертвы. Дай бог, чтобы время смерти несчастной Марии Воронцовой было установлено экспертом более или менее точно. В том случае, если временной промежуток достаточно велик, обосновать алиби будет не так-то просто.

– На часы я не смотрела, – фыркнула Лариса. – Да и не до этого было. Вечер был, это точно.

Нет, такой ответ не подойдет. Придется ехать в ресторан самой и пытаться хоть что-нибудь узнать. Однако это будет сделать не просто. Кто вспомнит события прошлого лета, разве что зацепкой станет торт на костюме бедняги Климова. Наверняка подобное происходит не каждый вечер. Хотя как знать…

– «Зеленый попугай»? – переспросила Лариса. – Неудивительно, что вы не знаете. Этот ресторан находится не в нашем городе…

Вот удача так удача! Соседний город, крупнейший федеральный центр, находится от них на расстоянии более двухсот километров. Маловероятно, чтобы Климов после неудавшейся вечеринки мчался на все парусах домой только для того, чтобы задушить несчастную Воронцову. Легче было оторваться на собственной жене, коли уж так приспичило.

– А как вы оказались там? Праздновать день рождения в соседнем городе, конечно, можно. Это даже романтично. Но, насколько я понимаю, ваши отношения с Климовым были далеки от идеальных.

– Верно говоришь, – мотнула головой Лариса. – Нет романтики, это факт! Мы долго жили в том городе: окончили школу и институт, женились, развелись. Вот после этого злосчастного развода его папаша (скажу по секрету, редкая сволочь!) купил мне квартиру здесь. Думал, что сможет таким образом оградить сыночка от моего тлетворного влияния. Однако ничего у него не вышло! Я, конечно, убралась восвояси, но и у Алексея в скором времени вся жизнь наперекосяк пошла. Бросил он престижную работу, продал квартиру и рванул от родного отца, сверкая пятками. Снял квартиру в этом городе, но жизнь начать с нового листа так и не успел – арестовали его. Вот такая история, а ведь начиналось все так красиво! Эх…

Лариса роняла слезы в хрустальный бокал, а Лиза, нетерпеливо ерзая на месте, думала, как потактичнее навести рыдающую собеседницу на события десятого января. Вострецов рассказывал ей что-то о принципе «нитка – иголка». Как она поняла, железобетонное обвинение по одному из трех взаимосвязанных между собой эпизодов автоматически влечет за собой обвинение по остальным двум. Стало быть, оправдание по эпизоду Воронцовой ведет к оправданию по эпизодам убийства Кац и свеженькой Самохиной. Свое дело Лиза сделала, но неплохо бы заручиться еще одним алиби, и тогда – дело в шляпе! Два оправдательных эпизода против одного, и то весьма сомнительного. Представив, как жалко будет выглядеть рыжий Вострецов в минуты ее триумфа, Дубровская чуть было не хрюкнула от восторга.

– Десятого января этого года он лежал в больнице, – сообщила ей Лариса, отправляя в рот очередную порцию коньяка. – Автомобильная авария. Весь в гипсе. Поверь, о бабах он мог думать тогда в последнюю очередь…

Выяснив, что больница расположена в том же городе, что и «Зеленый попугай», Елизавета едва не подпрыгивала от радости. Оставалось немногое, точнее, масса работы, но приятной и несложной: посетить ресторан и больницу, расспросить и записать показания свидетелей; подкрепить полученные сведения медицинскими документами и всевозможными справками; заявить ходатайство следователю и высыпать ему на голову весь полученный материал, а также заручиться поддержкой Ларисы Климовой.

С последним возникли проблемы.

– Вот вам, – сказала бывшая жена арестанта, продемонстрировав Лизе кукиш. – Я вам помогать не буду. Поздно спохватились. И в суде, и перед следователем ничего подтверждать не собираюсь.

Она встала и, нетвердой походкой проследовав к шкафу, сунула заветную фотографию в пыльную кипу несвежей прессы.

– Но как же так… – Елизавета не знала, что и предпринять. – Зачем же вы тогда мне это все рассказали?

– Зачем? – Брови красавицы хищно изогнулись. – Посмеяться хотела. Вот теперь вы все знаете. Только что вы будете делать, а?

– Я даю тебе на сборы десять минут! – предупредил Андрей. – Успеешь?

Десять минут?! Но что можно сделать за это время? Разве что подобрать помаду под цвет одежды…

– Мы куда-то идем? – замерла в приятном ожидании Лиза.

– Конечно, – лучезарно улыбнулся Андрей. – Я приглашаю тебя… в цирк!

Дубровская еле сдержала стон разочарования, зато Вероника Алексеевна, ставшая случайной свидетельницей этой сцены, прыснула со смеху.

– Потрясающе! Надеюсь, молодой человек, вы принесете мне пакетик воздушной кукурузы?

Лиза стала пунцовой. Ей было неловко как за свою мать, так, впрочем, и за Андрея. Ну, во-первых, Вероника Алексеевна могла быть тактичнее и держать свои мысли при себе. А во-вторых, ее приятель… Неужели он не мог придумать ничего лучше, как пригласить подругу в цирк? Что за странная фантазия! Если учесть, что на часах еще полдень, то они имеют неплохие шансы попасть на дневное представление. Вообразив, как увлекательно будет продираться сквозь кучу детворы к своим местам, а в антракте покупать разноцветные клоунские носы на резинке, Дубровская даже зубами скрипнула от злости. Положа руку на сердце она терпеть не могла фокусников, воздушных гимнастов и прочих представителей балагана. Оставалось только радоваться, что сахарная вата не слишком обременит кошелек ухажера и он не сможет упрекнуть ее в расточительности…

– Форма одежды – футболка, джинсы, спортивная обувь, – прервал ее размышления Андрей.

Елизавета скривилась. Неужели он думает, что у нее хватит ума вырядиться в платье с декольте, а на ноги нацепить шпильки? Девушка поймала на себе иронический взгляд матери, которая как часовой заняла пост в дверном проеме, дожидаясь, чем закончится эта сцена. Всем своим видом она призывала дочь к благоразумию. Дубровская наконец решилась:

– Мне хватит и пяти минут.

Вероника Алексеевна безнадежно махнула рукой. Она не сомневалась, что ее глупая дочь зря теряет время…

Но то, что последовало за этим на первый взгляд неинтересным предложением, было увлекательно и неповторимо… Они попали на репетицию цирковых артистов. Дрессировщик – мужчина с закрученными вверх усами – провел удивительное шоу персонально для Лизы. Девушка могла не только смотреть и хохотать до упаду над забавными трюками цирковых зверушек, но и принять самое активное участие в этом спектакле. Она держала обруч для собачек, кормила слона, носила на руках маленькую обезьянку.

– Это здорово! – воскликнула она, обращаясь к Андрею. – Но как ты сумел организовать такое чудо?

– Тут нет никакой фантастики, милая девушка! – улыбнулся ей мужчина с усами. – Андрей – мой давний друг. Как говорится, друзья моего друга – мои друзья. А теперь позвольте представить вам хищников…

Дубровская услышала немало удивительных историй из артистической жизни циркачей. Она попробовала жонглировать и постигла тайны некоторых фокусов. А когда под куполом цирка зажглись огни и они вдвоем с Андреем под звуки знакомой мелодии поднялись на воздушных качелях вверх, Лизе захотелось кричать от восторга…

– Ну как? – встретила ее Вероника Алексеевна. – С нетерпением жду фотографий, где вы оба запечатлены на фоне бегемота.

– Тебе этого не понять, – счастливо вздохнула дочь. – Это было так… восхитительно!

– Да уж, – поджала губы Дубровская-старшая. – Романтика! Но ты рискуешь, милая, всю жизнь проходить в спортивной обуви и старых джинсах. Я тебя предупреждала, что…

Но Лиза витала где-то очень далеко в своих мыслях, а материнские слова звучали мерно и так же надоедливо, как стучит осенний дождь по крыше. Закрой окна портьерами, включи свет и музыку – и зануда-дождь не будет тебя больше беспокоить!

«Сидеть с ним рядом было приятно, – призналась себе Дубровская. – Когда он обнял меня, это было так естественно с его стороны. А я, кажется, ничего не имела бы против, если бы качели застряли где-нибудь под куполом, а бригада спасателей попала в безнадежную пробку. Хотя, если честно, я ужасно боюсь высоты…»

радостно приветствовал Вострецов Елизавету своим очередным творением. – Ну, как вам поэзия, госпожа Дубровская?

– Слабовато. Вам необходимо чаще упражняться. Кроме того, я бы посоветовала вам сменить объекты ваших литературных пристрастий. Может статься, в скором времени ваше дело лопнет как мыльный пузырь. Поверьте, я работаю над этим.

– О-па! Вы меня разочаровываете, Елизавета Германовна. Я, конечно, не замечал, чтобы особы женского пола пользовались серыми клеточками мозга, но всегда полагал, что интуиция у них развита потрясающе. Неужели вы – исключение?

Елизавету злила навязанная ей дискуссия, но так просто сдаваться она не собиралась:

– И что мне должна подсказать моя интуиция?

– То, что Климов виновен! Неужели вы сами не видите? Кстати, вы не в курсе, каким образом мы на него вышли? Воспользовались услугами «папиллона». Если вы не представляете, о чем идет речь, то это не название модного бутика и даже не лейбл западной фирмы, поставляющей женские сапожки…

– …это автоматизированная система учета оперативно-разыскного значения, – выдала Дубровская. – В ней ведется дактилоскопический учет всех более или менее подозрительных лиц, состоящих «под колпаком» у правоохранительных органов. Может, желаете проэкзаменовать меня в области трасологии или теории криминалистической идентификации?

– Я думаю, это будет излишне, – прокряхтел пораженный следователь. – Но все-таки почему вы не задали себе вопрос: каким образом этот ваш безупречный Климов затесался в ряды, как вы правильно заметили, подозрительных лиц «под колпаком» у милиции? Почему его пальчики уже числились в компьютере?

– Как бы то ни было, Климов ранее не судим.

– Это чистая случайность. Если вам неизвестно, то в отношении него уже возбуждалось уголовное дело по нанесению телесных повреждений некоей гражданке. Дамочка, скажу вам, пострадала изрядно. Это вам неинтересно?

– Насколько я узнала эту дамочку, то она заслуживала и не такого обращения. Но всему свое время, может, я когда-нибудь расскажу вам эту историю.

– Мерси. Она мне известна. Скользкое, подозрительное дельце, вы не находите? Ума не приложу, с чего вдруг потерпевшая дала делу задний ход? Здесь явно что-то нечисто. Возможно, бедняжка просто испугалась…

– Не вышибайте из меня слезу. Так ей и надо.

– Браво, Елизавета Германовна! Вы меня поражаете подобной широтой взглядов. Я-то, признаться, думал, что вы не в курсе этих событий. Но поскольку вы закрываете глаза на то, что ваш подзащитный – садист, каких мало, то мне сказать больше нечего. Похоже, вам любая грязь нипочем.

– С меня довольно! – подскочила Елизавета. – Будьте так любезны, предоставьте мне время пообщаться с Климовым до того, как вы начнете следственное действие. Это, надеюсь, не запрещено?

– Ваше право, – пробурчал Вострецов. Тон его был на удивление сухим.

– Она собирается все отрицать? Так я и знал, – сокрушенно молвил Климов. – Но Ларису можно понять…

– Понять ее?! – воскликнула Лиза. Подобное всепрощение было просто непостижимо!

– Конечно. Попробуйте встать на ее место.

Дубровская была на сто процентов уверена, что она никогда не могла бы оказаться на месте Ларисы.

– Она не хочет нам помогать, но можно обойтись и своими силами, – хитро улыбнулась Лиза.

– Как?

– Увидите. Но если у госпожи Климовой все же шевельнутся остатки совести, шанс исправиться у нее будет. Я оставила ей свой номер телефона…

Андрей вызвался составить Лизе компанию, и к одиннадцати часам утра они уже успели отыскать на обширной территории городской больницы корпус номер двенадцать, где располагалось травматологическое отделение. Дубровскую слегка беспокоило лишь то, что ее новый товарищ тратит свое драгоценное и, к слову сказать, рабочее время на поиски того, что ему было абсолютно не нужно.

– Не волнуйся, – говорил Андрей. – Я работаю по гибкому графику, так что никаких неприятностей на службе у меня не будет. К тому же я не могу бросить такую симпатичную девушку, когда вокруг орудуют серийные убийцы.

– Ты не понял, – попыталась объяснить ему она. – Больница расположена в соседнем городе. Туда два часа дороги, прибавь к этому обратный путь, время на поиски и дорожные пробки. Мы вернемся не раньше вечера.

– Тем более, – твердо заявил он. – Одна ты не поедешь. Готовь походную сумку. Будем путешествовать вместе!

Лиза улыбнулась. Новый знакомый был, безусловно, занятен, однако Дубровская не могла не заметить, что за месяц их общения она знала об Андрее ровно столько же, сколько он сообщил ей в первый вечер их знакомства. Сам же молодой человек давно вошел в курс всех дел семьи Дубровских: он знал, где похоронен Герман Андреевич; какое музыкальное училище окончила Вероника Алексеевна; что больше всего любит готовить на обед няня и как фамилия дворового хулигана, поставившего многоцветный синяк Денису под правый глаз на прошлой неделе. Он видел детские фотографии Лизы, где она, шестимесячная, сверкала упитанной попкой; знал о ее лени и фантастическом упрямстве; безупречно водил ее машину; побывал в помещении юридической консультации и даже составил мнение о ее небедном гардеробе.

Сам же Андрей казался огороженным стеклянной стеной. На первый взгляд чист и прозрачен, а если приглядеться получше – загадочен и непредсказуем. Вот и сейчас, сообщив Лизе о гибком графике работы программиста, он поставил ее в тупик. Насколько она представляла специфику такой работы, а понимала она ее весьма смутно, компьютерщики работают в фирмах от звонка до звонка и не имеют возможности, как, например, адвокаты и люди иных свободных профессий, шататься средь бела дня там, где им заблагорассудится. Но долгие размышления и составление логических цепочек в том, что не касалось работы, были совсем не в духе Елизаветы Дубровской, и она, отбросив сомнения в сторону, как ненужный хлам, сосредоточилась на главной задаче.

Итак, они шли в больницу для того, чтобы отыскать свидетельства алиби Климова на момент десятого января текущего года. Это не было сложной задачей, тем более что подвыпившая Лариса, плохо контролируя свою речь, все-таки выболтала адвокату часть нужной информации относительно адреса больницы и фамилии лечащего врача. Удивительно, что сам Климов ничего дельного о своем пребывании в травматологическом отделении вспомнить не мог. Елизавета полагала, что всему виной были многочисленные повреждения после аварии и посттравматический шок. Больничные коридоры встретили молодых людей тошнотворными запахами: пахло лекарствами и хлоркой, подгоревшей пищей. В распахнутые двери палат было видно несчастных, перебинтованных и загипсованных, с подвешенными при помощи каких-то хитрых приспособлений верхними и нижними конечностями.

– Климов? – переспросил молодой врач, нахмурив брови. – Автомобильная авария, говорите? Как же, помню, помню! Лежал такой, сразу после Нового года. Легко отделался. Счастливчик просто!

– А что с ним произошло? – поинтересовался Андрей.

– Насколько я знаю, врезался в дерево на полном ходу. Ситуация понятная, не справился с управлением. Ехал с горнолыжного курорта. Видать, настолько проникся спортивным духом, что не смог вовремя остановиться.

– Он был пьяный?

– В том-то и дело, трезв как стеклышко.

– Как же его угораздило?

– Так, как и всех остальных. Потерял осторожность, и капут! От машины, слышал, только рожки да ножки остались.

– А можно посмотреть какие-нибудь документы, не знаю, историю болезни, что ли? – попросила Елизавета.

– Да, пожалуйста, – легко согласился врач.

Он пошептался со старшей медсестрой, и та, с любопытством взглянув на молодых людей, согласно кивнула головой и куда-то удалилась.

Они сидели в ординаторской. Мужчины с жаром обсуждали перипетии последнего футбольного матча, Елизавета слушала их вполуха. Ее эта тема никак не интересовала. Гостеприимный врач заварил чай, но девушка сомневалась, что сможет хоть что-нибудь здесь проглотить. Ее слишком угнетал больничный запах.

Лиза вспомнила, как, будучи студенткой юридической академии, впервые перешагнула порог морга. Молодые люди нервно смеялись, пытаясь за преувеличенным весельем скрыть страх и неуверенность. Дубровская держалась неплохо. Она поспорила с двумя своими сокурсниками, что ей не станет дурно и она запросто съест пирожок с мясом прямо над секционным столом. Поначалу все шло как по маслу. Презрительно поглядывая в сторону впечатлительных подруг, схватившихся за платки при виде первого же трупа, Лиза чувствовала себя героиней. Ее немного доставал отвратительный запах, пропитавший, казалось, даже кафель этого скорбного места, а в целом покойники с бирками на ногах, штабелями громоздившиеся на каталках и даже на полу, действовали на нее не так угнетающе, как она могла предположить ранее.

Будущие юристы должны были присутствовать при вскрытии двух трупов: жертвы железнодорожной катастрофы, а также самоубийцы-висельника. Елизавета, собрав все свое мужество в кулак, вылезла в первый ряд зрителей, нащупывая в кармане пирожок с мясом. Врач, производивший вскрытие, был на удивление молод и, что совершенно не к месту, очень жизнерадостен. Он заприметил хорошенькую студентку, и с той минуты все его внимание было сосредоточено на ней. Он любезно подсовывал ей под нос ботинки жертвы со словами:

– Замечаете ли вы, дорогая, на подошвах следы трения?

Елизавета старалась ответить садисту вымученной улыбкой, и ей до поры до времени это удавалось неплохо. Когда перешли от внешнего осмотра одежды к осмотру трупа, сохранять идиотски-безмятежный вид Дубровской стало сложнее. Стараясь абстрагироваться от происходящего, Лиза попыталась настроиться на приятную волну. Она представляла себе море тюльпанов в степи, а не секционный стол в этом ужасном месте; она видела забавную мордочку своего любимца спаниеля, а не пьяную рожу санитара с каким-то ужасным приспособлением в руках, испачканным кровью и волосами. Дубровская пыталась представить аромат французских булочек, поглощая с неумеренным аппетитом чертов пирожок, и надеялась, что через минуту эта пытка наконец закончится. Как из тумана выплыл вдруг веселый голос врача:

– Что вы думаете, дорогая, об этой печени?

Что-то странное и дурно пахнущее оказалось прямо на уровне ее глаз. Пирожок встал колом в горле. Дальнейшее она помнила смутно. Пари она, разумеется, проиграла…

Медсестра принесла историю болезни, и Елизавета очнулась от воспоминаний.

– Как я и говорил, – с удовлетворением констатировал врач, – Климов поступил к нам в отделение второго января.

Дубровская заволновалась.

– А десятого января он еще находился в стационаре?

– Разумеется.

Андрей включился в разговор:

– Лиза, ты не о том спрашиваешь… Скажите, – он обратился к врачу, – а мог этот ваш пациент покинуть отделение самовольно? Меня интересует, конечно, та же дата – десятое января.

– Это исключено, – твердо ответил доктор. – Вот поглядите… Ваш Климов ударился лицом и грудью о ветровое стекло и край втулки рулевого колеса. Сотрясение мозга… резаные раны лица, предплечья, кистей рук… многочисленные переломы в нижней трети бедренной кости… это он стукнулся коленным суставом о панель приборов управления. Таким образом, он был у нас. Совершенно точно.

– Замечательно! – воскликнула Лиза. – Скажите, а выписку из истории болезни вы можете мне предоставить?

– Пишите адвокатский запрос, я отвечу.

– Как все отлично складывается, – радовалась Дубровская. – А если я вас попрошу быть свидетелем защиты?

– Без проблем, – ответил добродушный врач. – Это будет даже занимательно. Никогда не был в суде.

– Решено. Я обращусь к вам.

Она подала руку доктору, прощаясь. Оказывается, все было так просто!

– Едем домой? – с облегчением вздохнул Андрей.

– Не совсем, – огорчила его Елизавета. – Ты останешься здесь и подождешь, когда этот замечательный доктор выдаст нам нужные документы. А мне еще надо заскочить в одно место.

– Куда? – подозрительно спросил Андрей.

– В ресторан.

– В ресторан?!

– Именно, туда, – засмеялась Лиза. – Не беспокойся, я не собираюсь обедать без тебя. Мне нужно решить некоторые вопросы, связанные с делом. Это займет от силы полчаса…

Ресторан «Зеленый попугай» оказался маленьким, но довольно уютным заведением, расположенным на одной из тихих улиц, недалеко от деловой части города. Улыбчивая тучная дама, заместитель директора, благосклонно рассмотрев адвокатское удостоверение Дубровской, только развела руками:

– Прямо не знаю, чем смогу вам помочь. Прошло столько времени…

Она положила пухлые ручки на стол. На каждом ее пальце сверкало по массивному перстню.

Лиза загрустила. Некстати вспомнился вдруг совет подруги, Виолетты Скороходовой, общение с которой было для Дубровской своеобразной школой жизни. «Госпожа адвокат, прими поздравления, ты – редкостная растяпа, – ласково журила ее ушлая журналистка. – Взывая к гражданскому долгу отдельных представителей человеческой расы, ты зря мечешь бисер. Не пожалей копеечку – и они будут твои с потрохами. Не комплексуй! Деньги как навоз: если их не разбрасывать, от них будет мало толку». Эту истину изобрела, конечно, не бесшабашная журналистка, без мыла проникающая в любую щель, а старина Фрэнсис Бэкон, уж точно понимавший в этом толк. Но у Елизаветы было туго с наличностью, а, судя по золотому запасу работника общепита, презентованная денежная купюра по крайней мере должна иметь приятный заграничный хруст. Но «Пежо» Дубровской нуждался в бензине на обратную дорогу, а Андрей и она сама – в сытном обеде. При таком простом раскладе толстая тетка как дополнительная статья расходов ей, безусловно, была не по карману.

Лиза, взглянув на табличку с именем очаровательной толстушки, а также на фото в рамке, запечатлевшее семейную идиллию с участием этой же особы, внезапно приняла решение.

– Светлана Викторовна, – пропела она нежно. – Я так надеялась на вашу помощь. Мы ведь с вашим сыном когда-то учились вместе…

На фото, в обнимку с толстой матроной, был изображен молодой человек. Маловероятно, что это был зять или племянник. С такой любовью обнимают только сына.

Шар пришелся точно в лузу… Великовозрастный отпрыск, по всей видимости, был любимцем матери. Светлана Викторовна приятно порозовела:

– С моим Вадиком?

– Да, – не моргнув глазом, соврала Лиза. – Неужели вы меня не помните?

Женщина уставилась на Лизу. Вскоре ее круглое, как блин, лицо озарила ослепительная улыбка:

– Припоминаю, деточка. Школа сто двадцать один!

– Конечно! – обрадовалась Лиза.

– Постой, постой! Ты сидела с моим мальчиком на предпоследней парте. Точно?

– Абсолютно!

Похоже, все складывалось в пользу Елизаветы.

– Так ты теперь адвокат?

– Да…

Внезапно толстуха помрачнела:

– Все вокруг в шоколаде, а вот с моим Вадиком приключилось несчастье. Дело в отношении него возбудили. Уголовное! Что делать, ума не приложу…

Вадик, видимо редкостный разгильдяй и недоумок, вляпался по собственной дурости в одну весьма примечательную историю. Купив на одном из рынков корочки некоего ведомства под названием «Управление обороны», он прилепил внутрь собственную фотографию. Документ был из разряда приколов типа «Удостоверение секс-символа», «Паспорт идиота», но кондуктора в общественном транспорте долгое время позволяли себя водить за нос. Но однажды, на беду Вадима, какая-то особо въедливая бабенка, заподозрив неладное, при помощи водителя и сознательных граждан из числа пассажиров сдала хитреца с рук на руки милиции. Дело закрутили на удивление круто. Молодой следователь решил, видимо, отличиться по полной программе. Незадачливого Вадика обвинили в подделке документов. Светлану Викторовну чуть не хватил удар.

– Я не переживу, если его посадят в тюрьму, – твердила она. – Мой сын – такой ласковый, нежный. Ему не место среди уголовников!

Лиза быстро смекнула, в чем тут дело.

– Светлана Викторовна, не расстраивайтесь. Вашей беде можно помочь. Скажите, если бы вы увидели у меня в руках «Удостоверение почетной алкоголички», дающее право получать спиртное в неограниченном количестве и без очереди, вы бы выдали мне ящик водки задаром?

Женщина перестала всхлипывать и в недоумении воззрилась на Дубровскую.

– Что за чушь! Нет, конечно.

– Разумеется… Так и в случае с вашим сыном. В природе не существует подобного документа, равно как не существует ведомства «Управление обороны». Значит, ни о какой подделке документов не может быть и речи. Ваш Вадик, извините, просто совершил глупость. Наймите толкового адвоката, который смог бы донести до трудоголика-следователя разумное, доброе, вечное. Я бы ни на минуту не задумалась предложить вам свою помощь, но, к сожалению, теперь проживаю в другом городе. Вам будет проще работать с местным защитником.

Светлана Викторовна осушила слезы. Было видно, что она воспряла духом и полна решимости щедро отблагодарить Елизавету. Через пару минут ее подчиненные забегали вокруг со скоростью торнадо. На столе заместителя директора появился толстый гроссбух с заказами за прошлый год. Толстуха, проворно работая пухлыми пальчиками, отыскала нужное число.

– Вот, двенадцатое июня… Климов, говоришь? Есть Климова Л.А.

– Это она! – воскликнула Лиза.

– Что интересует? Меню, предоплата…

– Это неинтересно. Хотя нет. Постойте! Климова не заказывала случайно именинный пирог?

– Сейчас посмотрим… Вот! Пирог «Свадебный» с колокольчиками. Бисквит, суфле, вишня в сиропе.

Пирог «Свадебный»! Елизавета едва удержалась от смеха. Вполне в духе взбалмошной Ларисы, пытающейся превратить свой день рождения в помолвку. Где ей было понять, что после того чудовищного происшествия их супружеские отношения уже не поддавались реанимации.

Еще некоторое время ушло на то, чтобы отыскать официантов – свидетелей безобразной сцены с вышеописанным пирогом. Но темпераментом Светланы Викторовны можно было растопить льды в Антарктиде, и уже через считаные минуты парочка свидетелей защиты предстала перед ними.

– Она залепила этим тортом прямо ему в рожу, – веселился один. – Никогда не видел ничего потешнее! Свадебные колокольчики едва не повисли на его ушах!

– Таких баб в лагеря нужно ссылать, чтобы знали свое место, – негодовал второй. Но, натолкнувшись на строгий взгляд начальницы, решил повременить с критикой женского пола. – Светлана Викторовна, но эта зараза, помнится, не оплатила нам стоимость битой посуды. Между прочим, крайним оказался я!

Через час Андрей и Елизавета, сытые и довольные, уже отправились в обратный путь. Хлебосольная Светлана Викторовна не поскупилась на отличный обед. В Лизиной сумке лежала надлежаще заверенная справка о заказе Климовой, а сердце грело клятвенное обещание начальницы отпустить двух свидетелей-официантов по первому требованию следствия или суда.

В семье Дубровских ужинали, когда Елизавета и Андрей вернулись домой. Мать, увидев знакомого дочери, состроила такую гримасу, будто ей в борщ угодила муха. Бедный молодой человек хотел было откланяться, но Елизавета решительно удержала его за руку.

– Не торопись, у нас в столовой потрясающе большой стол. Места всем хватит!

Ее карие глаза вмиг потемнели, а подбородок воинственно задрался вверх, словно предупреждая домашних о возможном скандале. Но Вероника Алексеевна не собиралась воевать, отчасти потому, что место почетного гостя было уже занято. Незнакомый Лизе молодой мужчина, лениво ковыряясь в салате, рассматривал обстановку просторной комнаты. Получив новый объект наблюдений, он осмотрел Лизу с ног до головы, как скаковую лошадь, и, по всей видимости, остался доволен.

– Вениамин Каретный, – представила его мать. – Сын наших давних друзей. Директор центра психологической помощи «Эго», кандидат наук. Его отец…

Когда речь зашла о каких-то невероятно заслуженных родителях Вениамина, у Дубровской не осталось сомнений, для какой цели этот молодой человек был приглашен в гости. Маменька воплощала в жизнь свою идею фикс – благополучно выдать Лизу замуж.

– Это моя дочь, перспективный адвокат. Почти кандидат наук… А это… – Мать нахмурилась, соображая, под каким соусом преподнести Каретному Лизиного знакомого.

– Можно без церемоний – Андрей, – разрядил обстановку молодой человек.

– Ну, вот и отлично, – пробормотала Вероника Алексеевна. – Теперь, когда все знакомы, мы можем продолжить обед. Софья Илларионовна, будьте любезны, еще два прибора.

Няня расторопно подала на стол все необходимое.

Из-под крышки супницы вырывался аромат украинского борща; знаменитая нянина выпечка сочилась маслом, а селедочка и малосольные огурчики могли разбудить аппетит даже у разборчивого язвенника. Только Вероника Алексеевна, демонстрируя барскую сытость, вела неспешные беседы с Вениамином о достоинствах зарубежной кухни. Андрей из разговора был выключен предумышленно, так как, по мнению матери, он в этом все равно ничего не смыслил.

– О, этот Париж! – в ностальгическом порыве восклицала Вероника Алексеевна. – Какой флер! Какая изысканность! Вениамин, вы, конечно, имели возможность оценить кухню «Жюль Верна»?

– Безусловно, – меланхолично отвечал Каретный, принимаясь за очередную нянину пампушку.

– Когда нам с Германом Андреевичем доводилось бывать в Париже, мы не упускали случая поужинать там. – Матушка закатила глаза. – Вижу как сейчас! Вот Эйфелева башня в вечернем освещении; лифт, поднимающий нас на второй уровень; полумрак ресторана… Какая там публика, а какая кухня!

Происходящее напоминало Елизавете спиритический сеанс, и она невольно хмыкнула.

– Неудивительно, – подпел матери Вениамин. —

В престижном туристическом справочнике «Мишлен» этот ресторан удостоен четырех красных вилок. Однако цены, скажу вам!

– Высокая кухня стоит того. Правда, Лизонька?

– М-м-м, – невразумительно произнесла дочь. Она жутко проголодалась и не имела охоты поддерживать пустой светский треп.

– Андрей, – мать переключилась на другой объект. – Окажись вы с Лизонькой в том божественном месте, чем бы вы смогли побаловать мою дочь?

Голос ее звучал на редкость дружелюбно. Но Елизавета понимала, что за показным добродушием скрывается желание поддеть молодого человека, выставить его в крайне невыгодном свете. Наверняка мать рассчитывала на то, что простак Андрей сморозит какую-нибудь глупость о котлете по-киевски или холодце из свиных ножек.

Каретный, глупо ухмыляясь, уже давно понял расстановку сил за столом (даром что психолог!) и теперь, оставив в покое малосольный огурец, с нетерпением ожидал ответа.

Все было настолько возмутительно и бестактно, что Елизавета решилась в нарушение всех правил этикета строго одернуть маменьку. Но тут раздался спокойный голос Андрея:

– Несравненная Вероника Алексеевна, если судьба забросит нас с Лизой в славный город Париж, а кроме того, в этот замечательный ресторан, вы можете быть спокойны – ваша дочь не уйдет оттуда голодной. – Он повернулся к Лизе: – Дорогая, ты бы не возражала, если бы я заказал для нас гигантских лангустов с подливкой из помидоров и с базиликом? Кстати, соте из цыплят с приправой из молодых овощей с грибами готовят там просто восхитительно. Ну а на сладкое могу порекомендовать фирменное блюдо – горячий десерт из манго и сухих фруктов. Осталось вино… Я полагаю, «Шабли Гранд Крю» прекрасно нам подойдет. Оно относится к числу лучших вин, как говорят, «контролируемых по происхождению». Ну, как тебе мой выбор?

– Лучше и быть не может! – воскликнула Лиза.

Она была страшно довольна тем фурором, который произвела маленькая речь ее друга. Лицо маменьки пошло бурыми пятнами, а психолог в отчаянии отхватил большую часть огурца, едва не повредив себе пальцы. Софья Илларионовна и Денис, по всему видно, были на стороне компьютерщика.

Далее обед протекал не столь бурно. Вероника Алексеевна оставила в покое Андрея, а заодно и заумные темы о дальних странах и, возможно, в качестве акта капитуляции попросила у няни кружку хлебного кваса. Молодые люди между тем понемногу освоились, и за столом потекла обычная, без подколов и ерничанья, беседа…

Прощаясь в этот вечер с Андреем, Дубровская не утерпела:

– Слушай, а откуда ты это все знаешь?

Он пожал плечами:

– Ерунда. Просто часто пользуюсь Интернетом…

Он слегка коснулся ее щеки губами…

– Этот твой Андрей – парень что надо! – выразил восхищение Денис. – Только странный он какой-то.

– Это еще почему? – удивилась Лиза.

– Понимаешь, я его просил показать одну штуку на компьютере. Тебе объяснять не буду, ты все равно в этом ни черта не рубишь.

– Ну и…

– Это сущий пустяк для программиста, уж ты мне поверь. А он отшутился и вместо этого предложил мне показать, как он играет в «Думм».

– Много ты понимаешь, – возразила няня. – Он просто деловой человек, а ты тревожишь его всякими глупостями.

– Ох, не нравятся мне эти секреты, – резюмировала мать. – Все кончится тем, что он окажется женат. Помяни мое слово!

«Кто бы он ни был, этот загадочный Андрей, но мне он нравится», – улыбалась своим мыслям Елизавета.

– Ну и чего это? – недружелюбно прогундосил Вострецов, тыкая измазанным чернилами пальцем в стопку отпечатанных Лизой листов.

Дубровская призвала на помощь свою самую ослепительную улыбку.

– Это то, что я вам не так давно обещала, – лебединая песня нашему уголовному делу.

Следователь поморщился.

– Госпожа Дубровская, если вас не затруднит, выражайтесь конкретнее. У меня масса работы и вовсе нет охоты расшифровывать ваши литературные изыски.

– Вот как? – насмешливо протянула Лиза. – А я-то считала, что обращаюсь к поклоннику изящных искусств.

Вострецов был явно не в духе. Он не стал восхищаться Лизиными талантами, а напрямик спросил:

– Оставьте поэзию в покое и переходите к прозе. Чего вы хотите?

– Видите ли, Игорь Валентинович, – начала Дубровская. – Я тут провела небольшое расследование (все, разумеется, в рамках закона!) и пришла к потрясающему выводу – моего подзащитного нужно выпускать, он невиновен!

– Старая песня. Слышали уже…

– Разве? Сомневаюсь. У меня есть неопровержимые доказательства, подтверждающие алиби моего клиента по первым двум эпизодам обвинения. Имеются свидетели, готовые под присягой убедить вас, что бедняга Климов не имел возможности совершить убийства Воронцовой и Кац; имеются документы…

– Очень интересно. Продолжайте.

Дубровская подозрительно взглянула на следователя, но, не увидев на его лице привычной гаденькой ухмылочки, заметно приободрилась.

– Так вот, Игорь Валентинович, защита просит вас допросить официантов ресторана «Зеленый попугай» Василькова и Потапова на предмет событий, происходивших в их заведении вечером двенадцатого июня. Кроме того, приобщить к делу справочку, заверенную директором этого увеселительного местечка, подтверждающую факт того, что столик был зарезервирован заранее.

– Отлично. Что еще?

– А еще надо бы допросить гражданку Климову по этому же вопросу, а также произвести в ее квартире выемку фотографии, являющейся вещественным доказательством невиновности ее мужа. Примерное место в квартире, где хранится эта улика, я смогу показать сама.

– Превосходно. Это все?

– Нет! По эпизоду убийства Кац необходимо допросить врача городской больницы Свирелина. Он подтвердит, что десятого января мой подзащитный лежал в травматологии после автомобильной аварии и, стало быть, не имел возможности разгуливать по городу и убивать девушек. Кроме того, у меня на руках имеется история болезни Климова. Травмы, полученные им, были настолько серьезны, что вы не усомнитесь в подлинности этого алиби. Наш арестант был недвижим, как египетская мумия!

– Отличная работа, Елизавета Германовна!

Дубровская даже покраснела от удовольствия. Сказать по правде, она не рассчитывала на столь легкую победу. Вострецов казался ей таким неприступным…

– Вы прекратите дело? – осмелилась она.

– Ну конечно, – поспешил заверить ее следователь. – Обязательно прекращу, а Климов получит мои искренние извинения… Вот только шнурки поглажу. Утюг уже греется! – заорал он вдруг дурным голосом.

Елизавета подпрыгнула на месте, как будто только что получила порцию крутого кипятка за шиворот.

– Вы что думаете! – истошно вопил Вострецов. – Вам дозволено мешать ответственной работе официальных органов, предлагая свои дурацкие версии? Это вам не кружок кройки и шитья, уважаемая! Приходите, вываливаете мне на стол кучу своих адвокатских бумажек, требуете произвести следственные действия, на которые придется ухлопать не одну неделю! Мне, по-вашему, заняться больше нечем?

Дубровская, не ожидавшая такой бурной реакции, некоторое время находилась в замешательстве. Следователь же носился по кабинету взад и вперед, налетая на стулья и роняя со стола предметы.

– Забирайте эту вашу кучу! – кричал он, указывая на ее писанину. – Видеть ничего не желаю!

Лиза взяла себя в руки.

– Насколько я поняла, вы мне отказываете! – голос ее задрожал.

– Так точно, сударыня!

– Тогда потрудитесь изложить на бумаге всю вашу пламенную речь. Придется искать истину в другом месте.

– Вы мне угрожаете?

– Отнюдь нет. Я только пытаюсь применить на практике мои права как защитника.

Вострецов упал на стул, вытер платком лоб. О недавнем приступе безумия свидетельствовала лишь пляшущая жилка на правом виске.

– На кой черт вам мой ответ? – попытался зайти он с другой стороны. – У вас есть право высказать свои соображения по поводу обвинения в суде. Вот и пользуйтесь этим. Пригласите ваших свидетелей, притащите эти ваши справки и радуйтесь на здоровье. У меня же сроки следствия летят к чертовой матери! Вы что, смерти моей хотите?

– Нет.

– Вот и умничка! – успокоился Вострецов. – Давайте договоримся полюбовно. Я ничего не видел, ничего не знаю. А вам, если захотите, я в качестве презента оплачу несколько лишних дней вашей работы.

– Из своего кармана? – изумилась Лиза.

– Господи, какая дремучесть! Нет, конечно. Из кармана государства. Все равно ведь получите копейки, а с моей помощью сумма окажется мало-мальски приличной. Идет?

– Нет.

– Ну почему? – возмутился следователь. – Вы же ничего не теряете?

– Теряет Климов, – пояснила Лиза. – И вы об этом прекрасно знаете. Не зря, видимо, затеяли передо мной этот спектакль. Понадеялись, что я, неопытный глупенький адвокат, не читала книжку под названием «Уголовно-процессуальный кодекс»?

Вострецов заскрипел зубами. Но Лизу было уже не испугать:

– Если я не заявлю об алиби Климова сейчас, на следствии, суд просто не станет рассматривать его позже. Я упущу возможность помочь невиновному. Вы ведь об этом знали, не так ли?

Взгляд, полный искренней злобы, был ей ответом.

Андрей сидел на диване и с улыбкой наблюдал, как Дубровская мечется между гардеробной, спальней и ванной комнатой. Она умудрялась быть почти одновременно в трех местах сразу, перетряхивая коробки с обувью, выбирая платье, умело укрощая ревущий фен и раскаленные электрощипцы.

Молодой человек находил всю эту суету весьма забавной. Да, они идут в «Версаль», модный ресторан с превосходной кухней и избранной публикой, но ведь не на прием к английской королеве!

– Как ты не понимаешь, – напустилась на него Лиза. – Я там не была уже, кажется, сотню лет. Для меня это событие. Как ты здорово все устроил!

Вероника Алексеевна застыла, как изваяние в кресле, и молча не одобряла происходящее. Место для проведения досуга в этот раз странный знакомый дочери выбрал, конечно, неплохое, но может запросто статься, что в самый ответственный момент у него закончатся деньги. Ей начнет звонить расстроенная дочь с просьбой достать из заветной шкатулки неприкосновенный запас, оставшийся после продажи кое-какого семейного имущества. А если в этот вечер в «Версале» окажутся знакомые Германа Андреевича, то можно не сомневаться, что дурная слава как шлейф потянется за Елизаветой, и тогда о выгодном кавалере останется только мечтать. Кому нужна бесприданница с дырой в кармане?

Мать с тоской во взгляде проводила до порога свою неразумную, но, несомненно, красивую дочь и ее знакомого, у которого в шкафу не нашлось даже завалящего смокинга…

– Что это значит? – удивилась Елизавета.

Андрей только покачал головой и завязал ей глаза черным шелковым шарфом. Впереди уже манил зеркальными дверями зал, в котором она когда-то частенько бывала, слышалась негромкая музыка. Но Дубровская была уверена, что они направляются не туда.

– Ты веришь мне?

Его горячее дыхание коснулось ее уха. Стало щекотно и смешно.

– Да…

– Тогда помолчи и ступай за мной.

Дубровская повиновалась. Он открыл какую-то дверь и повел девушку куда-то навстречу неизвестности. Должно быть, они двигались по коридору, потому что им на пути не встречались лестницы и пороги. Наконец Лиза услышала ровный гул голосов, лязганье приборов и звон посуды. Чей-то мягкий голос произнес:

– Бон суар, мадемуазель!

Повязка с ее глаз была аккуратно снята, и Елизавета, щурясь от яркого света, уставилась на жизнерадостную физиономию жгучего брюнета в белом колпаке. Конечно, это был Жерар, знаменитый шеф-повар «Версаля»! Герман Андреевич, отец Лизы, не скупился на комплименты талантливому французу, причем предпочитал высказывать их лично, а не через официантов.

– Манифик! – обрадовался француз. – Я вижу, мы раньше встречались!

И, прежде чем Елизавета успела что-то сообразить, ее облачили в фартук, а кудри убрали под шапочку. Андрей стоял тут же, в белом халате и колпаке.

– Только не говорите, что я должна буду чистить картошку! – сморщила нос Лиза.

– Стандартно мыслишь, – хмыкнул Андрей. – Твоему вниманию предлагается небольшой мастер-класс одного из лучших поваров Франции!

Жерар сиял, как хорошо начищенный пятак.

Дубровская готовила отвратительно и поэтому к столь заманчивой идее отнеслась с опаской. Но, оказывается, от нее требовалось немногое. Она стояла и смотрела, как Андрей под руководством Жерара постигает секреты приготовления некоторых фирменных блюд. В конце концов ей стало совестно, и она робко поинтересовалась, чем она может быть полезна. Ей доверили чрезвычайно важную миссию: сбивать венчиком какую-то смесь, и пусть ее руки были точно из дерева, а часть крема попала ей на нос, Жерар отблагодарил ее комплиментом:

– У вас, мадемуазель, блестящее будущее по части кулинарии.

Елизавета была счастлива.

Потом они на пару с Андреем соорудили десерт из крема, шоколадной стружки и фруктового ассорти. Посмеиваясь, как заговорщики, они прекрасно поужинали на одном из служебных балконов уважаемого заведения. Оттуда превосходно просматривался зал и была слышна музыка. Никогда еще поход в ресторан не оставлял такой массы впечатлений, как это было в случае с Андреем.

Жерар приготовил им превосходный кофе по какому-то особому рецепту и даже собственноручно подал его.

– Слушай, ты наверняка получишь длиннющий счет, – нахмурившись, сказала Елизавета, обращаясь к своему любимому.

Дубровская никогда не была практичной девушкой, но даже она понимала, что за любой праздник следует платить.

– Пусть тебя это не беспокоит, – улыбнулся Андрей.

– За что платить, мадемуазель? – искренне удивился шеф-повар. – Мы – друзья, разве между нами могут быть какие-то счеты?

«Вечер был, конечно, замечательным. Андрею везет на друзей. Никогда бы не подумала, что можно великолепно проводить досуг и не думать при этом о деньгах», – размышляла Лиза.

Однако легкое беспокойство, так, ничего особенного, не покидало ее. Или, быть может, это было недоверие?

– …Адвокат Дубровская умышленно затягивает расследование дела, предлагая провести многочисленные следственные действия, которые заведомо не будут иметь никакого результата…

Следователь Вострецов очень надеялся на то, что судья окажется мудрым и поставит наконец эту выскочку Дубровскую на место. Мало эта горе-адвокатесса выпила у него крови, тормозя расследование своими дурацкими просьбами, так еще отняла и сегодняшний день. Вместо того чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, бедный Игорь Валентинович был вынужден полдня отираться в коридорах суда, а теперь еще и оправдываться, доказывая свою правоту.

– …конечно, теперь защите предоставлены слишком широкие права, в том числе и по сбору доказательств, – жаловался обиженный следователь. – Не секрет, что некоторые недобросовестные защитники используют это обстоятельство во вред общему делу…

Судья, молодая женщина, немногим, видимо, старше этой стервозы Дубровской, терпеливо выслушивала Вострецова. По ее лицу трудно было предугадать, на чьей стороне она находится. Игорь Валентинович, конечно, предпочел бы, чтобы жалобу рассматривал мужчина. Ей-богу, от любого, даже самого либерального судьи, представителя сильного пола, толку в конечном итоге окажется куда больше, чем от самой ученой бабенки, пусть даже у нее семь пядей во лбу.

Видимо, удача сегодня была не на стороне следователя прокуратуры, потому что судья с какой-то странно многозначительной фамилией – Справедливая, бабахнув по столу крошечной ладошкой, начисто лишила Вострецова возможности демонстрировать свое красноречие. Ехидно сморщив свой курносый нос, эта бестия в мантии наконец произнесла:

– Забавные вещи вы мне тут рассказываете, господин Вострецов. Мне даже стало любопытно, какое такое общее дело выполняет следователь прокуратуры и адвокат?

– Пожалуйста, – пожал плечами Игорь Валентинович. – Наша конечная цель – быстрое и полное раскрытие преступления, изобличение виновного, справедливое наказание и…

– Вам не кажется, голубчик, – едко заметила служительница Фемиды, – что вы промахнулись на целую эпоху? Цитируете мне постулаты гуманного социалистического государства, тогда как на дворе совсем другая реальность. Не хочется мне проводить с вами юридический ликбез, но, извините, по-моему, и козе понятно, что сторона защиты и сторона обвинения – направления диаметрально противоположные. Если адвокат пообещает своему клиенту, что тот получит заслуженное наказание за совершенное им преступление, думаете, он падет на колени и возблагодарит бога? Отнюдь нет. Он откажется от него в пользу того, кто не будет долго рассуждать о справедливости, а просто возьмет и освободит его от прелестей тюремного быта. Вы не согласны?

Конечно, это было ясно как божий день, как, впрочем, и то, что Дубровская, похоже, уже предвкушает свою победу. Малиновая от волнения, она сидит напротив и не смеет поднять сияющие глаза, чтобы случайно не спугнуть птицу удачи.

– А теперь расскажите мне, господин следователь, – продолжала Справедливая, – каким образом вы предоставили защите возможность на деле использовать те широкие права, о которых так красиво нам сегодня рассказывали?

Вострецов замялся:

– Адвокат Дубровская имела возможность посещать все следственные действия, производимые с участием Климова; знакомиться с протоколами, разумеется, в пределах, допустимых законом…

– Понятно, – перебила судья. – Но сама адвокат Дубровская по собственной инициативе, что она могла сделать в интересах своего подзащитного?

– Ничего, ваша честь, – вступила Елизавета. – Вернее, я провела большую работу, установила новые факты, нашла свидетелей и документы, но, к сожалению, следователь не принял их к рассмотрению.

– Они не имеют значения для дела, – парировал Вострецов.

– Вот как? Разве факты, подтверждающие алиби Климова, безразличны для следствия?

– У вас будет возможность говорить о них в суде.

– Господин следователь, – не выдержала судья. – Пока дело окажется в суде, пройдет не один месяц. А если у вас за решеткой парится невиновный? Что вы будете делать тогда?

– Климов виновен, – упрямо твердил Вострецов.

– Вполне возможно, – резюмировала судья. – Но не это является предметом нашей сегодняшней дискуссии. Ваши действия недопустимы с точки зрения закона, и вы существенно нарушили права защиты, о чем я вам прямо и говорю. Давайте прекратим споры и, как вы замечательно нам сегодня напомнили, начнем делать общее дело…

– …Не может быть, Елизавета Германовна. Вы полагаете, что у меня есть шанс? – голос Климова срывался от волнения.

– Безусловно, – храбро заявила Дубровская.

Первая маленькая победа над вздорным Вострецовым вдохнула в нее неведомые ей ранее силы. Она чувствовала, что при желании может одолеть кого угодно и что угодно: обвести вокруг пальца ушлого следователя прокуратуры, взять на абордаж скамью присяжных заседателей, очаровать телевидение и прессу – и о чудо! – вырвать оправдательный вердикт для Климова. Невиновность ее клиента, в которую она теперь верила совершенно искренне, позволяла ей чувствовать себя Давидом, поражающим Голиафа. Под последним подразумевался, конечно же, Вострецов, некогда снисходительный и высокомерный, а теперь беспомощный, как червяк, втоптанный в грязь.

– Но, Елизавета Германовна, – попытался спустить ее с небес на землю Климов. – Вам не кажется, что Вострецов нам сможет как-нибудь помешать? Я так понимаю, что ему решение судьи как кость поперек горла. Он вывернется наизнанку, лишь бы оставить меня за решеткой.

– Пусть Вострецов хоть в морской узел завяжется, – самодовольно изрекла Елизавета, – помешать мне он уже не в силах. Те доказательства, которые я собрала, развеют его дело в пыль! Кстати, на его месте я бы постаралась прикрыть дело сейчас, по-тихому.

– Почему?

– Элементарно. Если уважаемый Игорь Валентинович будет иметь глупость передать материалы в суд, я не обещаю ему сладкой жизни. Мы потребуем суда присяжных, и тогда его поражение станет достоянием гласности. Журналисты поднимут шумиху о нарушении прав человека и следственном беспределе, и я, пожалуй, ничего не буду иметь против интервью.

Лиза была в восторге от собственной отваги. Климов же выглядел бледным и потерянным.

– А моя бывшая жена?

– А что жена? – пожала плечами Дубровская. – Не желает нам помогать, и не надо – обойдемся своими силами. Даже если она начнет все отрицать в суде – нам это будет только на руку.

– Каким образом?

Лиза загадочно улыбнулась.

– Видишь ли, Климов, суд привык не слишком доверять показаниям жен, пусть даже бывших. Очень бывает подозрительно, когда экс-супруга начинает тянуть утопающего за соломинку, заливаясь соловьем насчет самых невероятных достоинств своей второй половины. Так уж устроены женщины! Она может находиться в разводе, а в душе лелеять призрачную надежду на воссоединение. И даже если с ней рядом другой мужчина, вряд ли она захочет топить своего «бывшего» – поможет ему скорее по инерции, привычке, да просто на всякий случай!

– Боюсь, моя жена не из числа таких великомучениц, – осторожно заметил Климов.

– Тем лучше! Она будет отрицать очевидное и добьется прямо противоположного результата – восстановит против себя присяжных, и после этого они с охотой будут верить всему, что мы им преподнесем! Выше голову, Климов!

Елизавета и не заметила, когда перешла со своим клиентом на «ты». Теперь ей было позволено почти все!

– Как поживает твой машинист, в свободное время поедающий лангустов? – ехидно осведомилась мать. – Что-то мы его давно не видели.

– Он – программист, мама. А то, что Андрей не навещал меня последнюю неделю, объясняется просто: он был в командировке.

Лиза собиралась на встречу и поэтому старалась пропускать мимо ушей шпильки, которыми Вероника Алексеевна награждала ее друга.

– Интересно, – не унималась мать, – какие командировки могут быть у программистов?

Дочь не подала виду, но то же самое приходило и ей в голову.

– …он чинит компьютеры, но график его работы больше подходит какому-нибудь спецагенту. То он пашет от зари до зари, то мотается с тобой по городу до обеда, то вообще пропадает на неделю. Твой брат прав, с этим парнем что-то неладно.

– Можно подумать, ты разбираешься в специфике этой работы. Прости, мама, но ты до сих пор не представляешь, как этот электронный ящик включается в сеть.

Лиза была права. Из всего многообразия компьютерного мира Веронике Алексеевне на настоящий день был доступен разве что пасьянс.

– Ты хотя бы знаешь, где он живет?

– Знаю, – солгала Елизавета. – Он снимает квартиру вместе со своим другом. В гости к ним я не напрашивалась, не было охоты. Тем более их хозяева не слишком приветствуют визиты гостей.

Что бы, интересно, сказала мама, узнав, что ее дочь не только не знает адреса, но даже не располагает хоть каким-нибудь контактным телефоном своего близкого друга? Будь Вероника Алексеевна практичней, она могла бы заподозрить у Андрея криминальные мотивы, например завладение ценными вещами, которые еще оставались в квартире Дубровских. Но бывшая жена высокопоставленного чиновника предпочитала искать тайны в личной жизни знакомого дочери. По ее представлению, все, что мужчина способен скрыть от женщины, так это наличие законной жены и дюжины сопливых ребятишек. Дальше этого фантазия светской дамы как-то не шла.

– Будь осторожна, доченька, – напутствовала Лизу мать. – Не увлекайся слишком. Может статься, этот твой Андрей вовсе не тот, за кого себя выдает…

Но Лиза давно уже увлеклась своим новым знакомым. Дружба с Андреем была настолько занимательной и настолько непохожей на общение со всеми другими кавалерами Дубровской, что наставления матери пролетали мимо ушей девушки, не достигая цели.

Избалованные отпрыски богатеньких родителей могли сколько угодно трясти перед Елизаветой пухлыми бумажниками предков, но по части проведения досуга все они были не отягощены творческой выдумкой и на редкость однообразны. Что они могли предложить? Разумеется, дорогие рестораны, поездки на лыжные курорты и в папин коттедж, обкатку новой машины и билеты в какой-нибудь закрытый клуб, ну и, конечно, в нагрузку – хвастливые заверения в том, что после окончания института они будут править миром, а также вечные жалобы на сезонные депрессии и усталость от жизни.

Андрей же был совсем другим. Конечно, у него не было достаточно средств на маленькие радости новорусских богатеев, но проводить с ним время куда интереснее. Они брали лошадей в конной школе и совершали длительные прогулки по городскому бору; участвовали в любительских соревнованиях по боулингу и посещали пейнтбольный клуб. У Андрея везде находились приятели. Их без помех пропускали за кулисы, и благодаря этому Лиза получила представление о театральной жизни, скрытой от глаз зрителей; она общалась с некоторыми знаменитостями в неформальной обстановке; каталась на американских горках, когда парк культуры и отдыха был закрыт для посетителей; гуляла по ночному зоопарку.

Андрей был неистощим на выдумки, легок на подъем и на редкость общителен. Он ничуть не смущался своего скромного внешнего вида и совсем не комплексовал, наблюдая, как его ровесники бороздят ночные автомагистрали на дорогих иномарках. Он пользовался общественным транспортом, но превосходно разбирался в автомобилях; носил простенькие джинсы, но своими знаниями в области моды мог смутить не одну просвещенную красотку; знал толк в хорошем вине и особенностях национальной кухни разных стран, но всем блюдам предпочитал жареную картошку…

Таким образом, Лиза, окончательно запутавшись в странном коктейле присущих ее новому другу качеств, решила проблему традиционно – махнула на все рукой и закружилась в вихре развлечений.

– Привет! Куда мы идем сегодня? – поинтересовалась Елизавета.

Андрей только усмехнулся.

– Похоже, ты воспринимаешь меня как массовика-затейника. А если мы с тобой просто погуляем?

– Замечательно, – легко согласилась девушка. – Гулять, так гулять. Сейчас возьмем машину и…

– Привет, Дубровская, – раздался рядом голос со знакомой хрипотцой.

Ну конечно, это была оторва Марина, хозяйка перламутрового «Рено» и стриптизерша в одном лице. Появление развязной девицы не доставило радости Елизавете. Мало того, что эта златокудрая стерва была чудо как хороша, она еще начисто лишена комплексов, нахальна и распущенна. А, по мнению Лизы, сочетание дикой сексуальности и крайней невоспитанности действует на мужчин безотказно. Они кидаются в омут первобытной любви, не задумываясь о последствиях.

Но вот что удивительно: эта зараза Марина, по странному стечению обстоятельств, стала появляться им навстречу с завидной регулярностью. Увидев рядом с Лизой Андрея, вульгарная особа кидала на него недвусмысленный взгляд и отпускала какую-нибудь вольную шуточку.

– Хэлло, дружок, – пела она. – Ты убийственно хорош сегодня. Захочешь, приходи в клуб «Полночный бриз». У меня есть, чем тебя удивить. Клянусь, это удовольствие для тебя не будет стоить и доллара…

Пухлые губки, алый язычок и аппетитно выпуклая попа обещали такой рай наслаждений, что Дубровская кожей чувствовала, что артериальное давление ее приятеля прямо-таки зашкаливает. Такое откровенное поведение ужасно злило Елизавету, но поделать с этим она ничего не могла. Оставалось надеяться только на порядочность Андрея. Правда, можно часами талдычить мажчинам о том, что сказочная нимфа, пленившая взгляд, всего лишь дрянь и последняя негодяйка, что она меняет партнеров как перчатки и всему на свете предпочитает групповой секс, а их реакция будет однозначна – многократно возросший интерес и желание на практике убедиться в пороках распутной девицы…

Андрей не пропустил мимо ушей заигрывание настырной поклонницы, и это обстоятельство задело Лизу. Он мог сделать вид, что не услышал заманчивого предложения сексапильной Марины, но Андрей не стал изображать невинность. Он рассмеялся:

– Благодарю. Может, мы с Лизой и заглянем в ваше заведение…

– Заметано, дружок! – хихикнула девица. – Только групповое посещение обойдется дороже.

– Еще чего… – зашипела Дубровская, как ошпаренная кошка.

Марина, виляя бедрами, удалилась. Лиза же продолжала дуться на Андрея. «А если он воспользуется предложением? Кто ему сможет помешать? Мама права. Ведь я, в сущности, ничего о нем не знаю».

…Прогуливаясь с молодым человеком, Дубровская была непривычно молчалива. Она рассеянно отвечала на шутки приятеля. Прощаясь, она все-таки не забыла спросить:

– Скажи мне, где ты живешь?

Андрей рассмеялся:

– А ты собираешься заглянуть ко мне в гости?

– Нет, но…

– Если тебе так интересно, я живу на самой окраине. Улица Моховая, слышала?

Лиза отрицательно покачала головой.

– Ну, вот видишь. По этой причине я и не зову тебя в свои трущобы… Все в порядке, Лисенок?

Дубровская кивнула головой. Так ласково называл ее некогда отец. Забытое прозвище вызвало в душе целый поток эмоций. Подавленное настроение, помноженное на горечь воспоминаний, не добавило ей жизнерадостности. Стараясь, чтобы Андрей не заметил набежавших на глаза слез и не счел ее меланхоличной дурой, Лиза поцеловала приятеля в щеку и поспешила в знакомый подъезд.

…Бедный Игорь Валентинович чувствовал в последнее время насущную необходимость непрерывно сплевывать на пол, будто в его теле поселилась гадюка и скопившийся в организме яд не давал возможности спокойно существовать в этом мире. Масла в огонь подливала подруга: «Когда наконец мы заживем по-людски? Между прочим, ты что-то говорил о том, что в скором времени ты станешь знаменитостью, снимешь виллу на Канарах, где я буду день-деньской валяться на пляже, а ты – строчить мемуары». И так без конца! Вострецов обижался. Нет, так высоко его фантазия не поднималась. Он помнил четко, в мечтах, что внезапно свалившиеся на его голову славу и благосостояние делила с ним не эта, сдобная, как булка, бывшая одноклассница, а какая-нибудь длинноногая фотомодель.

Но суть, конечно, была не в этом. Размышляя над событиями последнего месяца, Вострецов никак не мог взять в толк, каким образом дело, обещавшее стать вершиной его профессионального мастерства, стало вдруг разваливаться на глазах, погребая под собой приятные сердцу мечты. Нет, он и мысли не допускал, что его интуиция в этот раз дала сбой и подследственный Климов явился всего лишь жертвой случайного стечения обстоятельств. Его бесило то, что бестолковая девчонка-адвокат оказалась куда ловчее его, матерого сыщика, и, немного подсуетившись, свела к нулю результаты титанической работы, проделанной следственной бригадой прокуратуры. Кто бы мог подумать, что эта фифа-мадам в нелепом наряде не то ночной бабочки, не то просто развязной девицы без болта в голове на деле окажется столь упрямой и целеустремленной особой? Справедливо говорят, что недооценивать противника – первый шаг к поражению. И он попался…

– Ну и что прикажете мне делать? – развел руками прокурор области. – Что я должен ответить этой… как ее… Дубровской? Кстати, что это за адвокат?

– Ничего особенного, – блеял Вострецов. – Поверьте, это сырой специалист, просто девчонка с институтской скамьи. Ни знаний, ни опыта, один ветер в голове.

– Ага, – усмехнулся прокурор. – И эта девчонка дает фору таким многоопытным волкам сыска, как вы, Вострецов. Ну так что будем отвечать даме? Что-то я не слышу ваших предложений.

– Федор Михайлович, – начал Вострецов, нервно ломая пальцы и размышляя, как правильно построить беседу, чтобы отвести от себя гром и молнии начальства. – Я думаю, что госпожа Дубровская вполне удовлетворится общим ответом типа… Ваша жалоба изучена. Доводы проверены и признаны несостоятельными. Виновность Климова подтверждается совокупностью доказательств, собранных по делу.

Следователь замолчал, ожидая, видимо, похвалы от прокурора за проявленную сообразительность. Но тот в упор рассматривал подчиненного. Вострецов почувствовал себя крайне неуютно.

– И что потом? – тоном, предвещающим близкую бурю, поинтересовался Федор Михайлович.

– В смысле?

– В том самом смысле! Что вы собираетесь делать в суде?

– Ах в суде! До суда мы что-нибудь придумаем. Заверяю, что следственной бригадой делается все возможное и даже невозможное, для того чтобы отыскать доказательства виновности Климова.

– А как быть с доказательствами, собранными адвокатом? Алиби Климова проверено?

– Видите ли, Федор Михайлович, свидетели защиты, названные этой самой Дубровской, лично у меня вызывают…

– Я так и не услышал, алиби Климова подтверждается?

– Как бы сказать…

– Говорите прямо!

– Да! – выпалил Вострецов с таким отчаянием, будто собственноручно всаживал себе в грудь кинжал.

Повисло тягостное молчание. Прокурор барабанил костяшками пальцев по столу и хмурился. Вострецов же, призвав на помощь остатки былого мужества, пытался выправить ситуацию.

– Алиби Климова подтверждено лишь в первых двух случаях. Что касается убийства на пустыре, то у меня есть все основания…

– В том-то и дело, что у вас нет никаких оснований, – прервал прокурор.

– Простите?

– Великодушно прощаю! Что у вас против Климова? Отпечатки пальцев? Да вся бригада, работавшая на выезде, подтвердила, что некий молодой человек, проходивший через место происшествия к жилому массиву «Западный», оказал неоценимую помощь следствию – передал в руки подполковника Угрю мова важные вещественные доказательства. Тот… – прокурор с трудом поборол искушение отпустить в адрес незадачливого подполковника крепкое словцо, – даже поблагодарил его за активную гражданскую позицию. Таким образом, ваш Климов в присутствии двух дюжин свидетелей залапал своими пальцами важные вещдоки. Какая теперь доказательственная ценность от тех отпечатков? Ноль!

– Подождите, но у нас есть еще заключение эксперта…

– Это по поводу джинсовых волокон, изъятых на одежде Климова? Эка невидаль! А вы почитайте альтернативное заключение другого эксперта, состряпанное по запросу этой Дубровской. Ни волокна, ни дактилоскопия не являются убедительными доказательствами виновности Климова.

– Но Климов признался в совершении преступления! Он собственноручно подписал протокол допроса, – не хотел сдаваться Вострецов.

– Даже не заикайтесь! Рассказывайте кому-нибудь другому насчет его чистосердечных признаний, но не мне, – прокурор потряс в воздухе злополучным рапортом, составленным в изоляторе. – Кстати, даже эта Дубровская, с ваших слов редкая простофиля, и то не очень-то вам поверила.

– Но Климов ранее совершил умышленное преступление в отношении женщины, и довольно жестокое!

– Объясняю для особо одаренных, – голос прокурора перешел почти на зловещий шепот. – Дело в отношении Климова было закрыто, кстати, по причине примирения с потерпевшей. Это раз! А два, да будет вам известно, в суде присяжных подобные обстоятельства не допускаются к исследованию, дабы не вызвать предвзятого суждения о виновности подсудимого…

– Но дело Климова необязательно будет рассматриваться присяжными. – Вострецов упорно цеплялся за последнюю ниточку, оставшуюся от крепких веревок, некогда надежно связывающих Климова по рукам и ногам.

– Дубровская была у меня на приеме, – выложил последний козырь прокурор, – и убедила меня в том, что она всенепременно заявит ходатайство о рассмотрении дела Климова жюри присяжных. Надо ли рассказывать вам, что последует за этим? Стыд и позор, да еще огласка! Журналисты сбесятся. Дело Чулочника окажется полным провалом!

– Что же делать? – Игорь Валентинович чуть не плакал.

– Закрывать дело к чертовой матери! – выпустил пар прокурор. – Закрывать, пока есть возможность обойтись малой кровью…

Следователь потупил глаза. Он проиграл. Это было яснее ясного.

– Не забудьте извиниться перед Климовым! От имени государства.

Вострецов прощался с мечтой. Хохочущая красотка с длинными ногами мчалась мимо него на роскошной иномарке. На месте водителя сидел кто-то другой.

В отличие от невезучего Вострецова Елизавета в последнее время просто парила над землей. Вернее, ей казалось, что ее босоножки на неизменно высоких каблучках отрываются от раскаленного летней жарой асфальта и она летит в яркой синеве июльского неба. Ощущение счастья дурманило голову, а каждый день казался новым подарком в череде непрерывного везения.

Вечером ей позвонила давняя подруга.

– Лиза, мы организуем ежегодную встречу выпускников. Ты приедешь?

Еще бы! Она ни за что на свете не пропустила бы подобное мероприятие. Студенческие годы оставались самой незабываемой порой ее жизни, а беспечная Татьяна – лучшей подругой, несмотря на то что они жили в разных городах.

– Надеюсь, ты приедешь не одна, – заметила Татьяна, деликатно оставляя мужскую тему на скорое будущее, когда поздним вечером на ее кухне можно будет посплетничать обо всем на свете, и главным образом о молодых людях.

– Я тоже надеюсь, – загадочно ответила Лиза, справедливо полагая, что Андрей согласится составить ей компанию для поездки.

Как будет замечательно встретиться с ребятами и почувствовать себя вновь юной и полной надежд. Они повзрослели, пережили немало разочарований и мало напоминают тех похожих на жизнерадостных поросят выпускников, какими были совсем недавно. Им есть чем гордиться. Кстати, ей, Елизавете Дубровской, тоже грех жаловаться. Пускай путь к завоеванию профессиональных высот оказался тернистым и она, конечно, не Плевако в молодости, но определенные достижения у нее есть. Взять, к примеру, дело того же Климова. Будет что рассказать ребятам и чем похвастаться.

Минут через десять после звонка подруги телефон затренькал вновь.

– Адвокат Дубровская? – осведомился мужской голос сухим, официальным тоном. – Прошу вас подойти завтра к одиннадцати часам в прокуратуру области.

– Следователь Вострецов?! – догадалась Лиза. – Вот так неожиданность!

Игорь Валентинович, по всей видимости, не считал телефонный разговор с Лизой приятным занятием и демонстрировать свою радость не посчитал нужным.

– И что у нас завтра? – не унималась Лиза, доводя бедного следователя до состояния тихого помешательства. – Допрос, очная ставка или же выезд на место происшествия? А может быть, вы объявите нам об окончании предварительного следствия?

– Я прекращаю дело, – тихо прошелестел Вострецов.

– Очень плохо слышно! Повторите еще раз.

Вострецов, должно быть, посчитал, что Дубровская издевается над ним, демонстрируя временную потерю слуха, и поэтому гаркнул в трубку:

– Жду к одиннадцати часам! Конец связи.

Раздались гудки. Елизавета с телефонной трубкой в руках не переставала улыбаться. Ну что же! Такой финал громкого дела был закономерен. Она победила!..

– Распишитесь вот здесь и вот тут еще, внизу. – Вострецов метал на письменный стол бумаги, которые Елизавета с Климовым не успевали подписывать. Дубровская исподволь следила за Игорем Валентиновичем. Тот осунулся, похудел и больше не искрился тем редким жизнелюбием, которое когда-то, в самом начале их сотрудничества, вызывало у Елизаветы зубовный скрежет.

– Итак, я разъяснил возможность компенсации материального и морального вреда, причиненного вам содержанием под стражей, – выплевывал слова следователь.

– Незаконным содержанием под стражей, – поправила его Елизавета, сделав акцент на слове, произнести которое Вострецов так и не решился.

– Мне не нужно никакой компенсации, – торопливо встрял между ними Климов. Что до него, то он мечтал вырваться отсюда по-хорошему. Бог с ними, с потерянной зарплатой и испорченными нервами! Только бы выпустили, только бы не передумали.

– Нельзя быть таким великодушным, Климов! – попробовала сделать ему внушение Елизавета.

Но ее подзащитный, робко озираясь, уже пятился к двери.

– Постойте, Климов, – остановил его Вострецов.

Бывший подследственный дернулся, как от разряда тока, и затравленно взглянул на следователя. Тот закашлялся.

– Я… приношу вам извинения… от лица государства, – выжал он через силу.

Лиза с трудом удержалась от смеха. Где, спрашивается, былой апломб?

Она поспешила к выходу.

– А вас, госпожа Дубровская, я попросил бы остаться, – сказал Вострецов.

Лиза усмехнулась. «Попрошу вас остаться, Штирлиц», – некогда говаривал Мюллер. Она сделает такое одолжение Вострецову.

Они остались в кабинете одни. Игорь Валентинович стоял лицом к окну. Внезапно он обернулся и в упор посмотрел на Лизу.

– Надеюсь, вы понимаете, что делаете, – после недолгого молчания произнес он. – Вы только что выпустили на свободу маньяка!

Улыбка сползла с лица девушки.

…"Упрямец! Ни за что не хочет признать свое поражение, ведь невиновность Климова очевидна. Ну да бог с ним, что касается меня, я собираюсь отметить свою победу как следует», – так думала Елизавета, покидая здание прокуратуры. На улице ее дожидался Климов.

– Елизавета Германовна, я вам так признателен. – Он чувствовал себя виноватым. – Боюсь только, что я не смогу отблагодарить вас так, как вы того заслуживаете.

– Ерунда! – великодушно отмахнулась Дубровская. – Слушай, Климов, у меня сегодня прекрасное настроение, и я хочу отметить благополучное завершение нашего дела. По такому случаю я приглашаю тебя к себе домой. Приходи!

Климов смутился.

– Я бы, конечно, с удовольствием, но мне неловко. Будет ли это удобно?

– Еще как! Придет мой друг. Он отличный парень, ты увидишь. Мы немного посидим, отпразднуем твое освобождение.

Лиза записала на бумажке адрес и поспешила домой. Ей надо было еще столько сделать до вечера. Настроение у нее было замечательное.

На стоянке перед домом она заметила знакомый «Рено». Коварно улыбнувшись, она поставила свой автомобиль так, что противной соседке даже при всех ее водительских способностях было бы не выехать.

«Тут справится даже ребенок! – повторила она фразу Марины. – Учись водить машину, дорогая». И, состроив уморительную гримасу, адресованную, по всей видимости, воображаемой сопернице, Дубровская поспешила домой.

Вечер не удался. Впрочем, все, что зависело от нее, Елизавета выполнила с блеском. На столе радовали глаз всевозможные блюда, приготовленные, разумеется, доброй няниной рукой. В квартире царил образцовый порядок. Звучала негромкая музыка. А сама Лиза, в новой легкомысленной блузке с открытыми плечами, выглядела просто сногсшибательно.

Но мужчины, едва поздоровавшись, повели себя по меньшей мере странно. Можно было подумать, что у этих людей, встретившихся в первый раз в своей жизни, есть причины для тайной неприязни. Оглядев друг друга с ног до головы, они в недоумении уставились на Лизу. «Какого черта ты его пригласила?» – красноречиво говорили их глаза.

– Андрей, познакомься. Это Алексей – мой подзащитный, незаконно арестованный, а теперь свободный и, надеюсь, счастливый человек.

Климов кивнул головой, насмешливо разглядывая приятеля Дубровской.

– Алексей! Это Андрей – мой друг, специалист по компьютерам.

Мужчины даже не сказали дежурную фразу: «Очень приятно!» Промычав нечто маловразумительное, они сели за стол подальше друг от друга. Разговор почти не клеился. Климов спросил Андрея: «Как дела в виртуальном мире?» Тот невпопад ответил: «Компьютеры дорожают» – и вернул любезность сторицей: «Чем нынче кормят в следственном изоляторе?» «Всякой дрянью», – пробубнил Климов. Упоминание о тюремных застенках было для него тягостным.

А Лиза надеялась провести приятный вечер в кругу близких людей, выслушивая комплименты и благодарности. Вместо этого она как могла заполняла паузы и старалась сгладить острые углы в вялой беседе за столом. Она злилась на Андрея: «Мог бы поддержать меня, в конце концов! Неужели он такой ревнивый?» Климов, по ее мнению, тоже не заслуживал похвалы: «Я не прошу его рассыпаться в благодарностях, но хорошую мину мог бы сделать. Такое впечатление, что вместо шампанского, купленного, кстати, за мой счет, ему в бокал налили уксус!»

Когда она вышла на кухню, за ней, пользуясь случаем, поспешил Андрей. Притворив дверь, он шепотом произнес:

– Лиза, ты ведешь себя неразумно!

– Что ты имеешь в виду? – спросила Дубровская, злая, как осенняя муха.

– Это, конечно, твоя квартира, и ты вольна приглашать кого заблагорассудится. Но притащить домой маньяка… Хорошо, хорошо, не маньяка, – поспешил он отвести от себя гнев подруги. – Но ты же не знаешь, что это за человек! Он был под следствием, а дыма, поверь, без огня не бывает.

«Я даже не знаю как следует, что ты за человек», – хотела брякнуть Дубровская, но передумала. Это тема для отдельного разговора, в другое время и в другом месте.

В довершение всех неприятностей заявилась нагловатая Марина. Вихляющей походкой она направилась в гостиную. Приняв живописную позу в дверном проеме и окинув собравшееся общество плотоядным взглядом, она заметила:

– Приятная компания!

Мужчины мигом подобрались и, кажется, даже слегка оробели.

– Я так полагаю, – заявила нахалка, – никто не предложит мне остаться на ужин.

– Вот именно, – едко вставила Дубровская.

Ей было до слез обидно за бесславный финал своей вечеринки. Мало того, что Лизе за целый вечер не удалось услышать ни одного приятного слова, так еще и аплодисменты, по праву принадлежащие ей, сорвала эта стриптизерша. Причем без малейшего труда!

– Лиза, – встрял было Андрей, – я думаю, мы не должны быть против, если…

Дубровская послала ему взгляд, полный такого праведного негодования, что он оборвал фразу на полуслове.

– Благодарю, мой сладкий! – фамильярно заявила красотка. – Но я предвижу, что хозяйка запросто может подсыпать мне в чашку цианистый калий, если я останусь. Так что мерси! В следующий раз.

– Следующего раза не будет, – отрезала Дубровская.

– Ну почему же! – парировала противная девица. – Мальчики, если кто заинтересовался, я танцую в ночном клубе «Полночный бриз». Каждый вечер. Буду рада вас видеть!

Это было уже чересчур! Дубровская отчаянно придумывала какую-нибудь меткую фразу, чтобы сразить бесстыдницу наповал. Но, как часто бывало с ней в подобных случаях, ничего дельного на ум не шло.

– Вообще, Дубровская, я зашла затем, чтобы ты убрала свою чертову машину от въезда. Ума не приложу, какой болван тебе продал права?

Теперь Елизавета наконец поняла, чем был вызван неожиданный визит Марины. В суете подготовки к праздничному вечеру она совсем забыла о своей ребяческой выходке. Приподнятое настроение испарилось без следа, и говорить нахалке заранее заготовленную фразу уже не хотелось. Дубровская взяла ключи от автомобиля. Как ни верти, а машину нужно было переставить в другое место.

– Ты позволишь? – Андрей взял ключи из ее рук. – Я легко это сделаю за тебя. Не нужно заставлять нашего гостя скучать.

Час от часу не легче! Можно себе представить, каких пошлостей наговорит эта дрянная девица, скрывшись от бдительных глаз Елизаветы.

Дубровская хотела было что-то предпринять, но Андрей, подхватив гостью под локоток, почти выпихнул ее за порог квартиры.

Она осталась наедине с Климовым. Бессильно опустившись на диван, Лиза едва не дала волю слезам. Ей безумно хотелось разреветься, причем громко, в голос, и молотить кулаками по диванным подушкам. Но рядом сидел ее клиент, а она, хочешь не хочешь, оставалась адвокатом, и распускать нюни в его присутствии было бы верхом глупости. Поэтому Дубровская, собрав волю в кулак, изобразила на своем лице безразличие. Должно быть, это ей удалось плохо, потому что Климов, сочувственно глядя на нее, нерешительно заметил:

– Елизавета Германовна, вы меня извините. Это, конечно, не мое дело… но этот ваш друг ведет себя оскорбительно. Вы… такая замечательная, а он… Вы заслуживаете лучшего.

Зачем только он сказал такое! Дубровская с трудом переносила жалость. Вот и теперь, вместо того чтобы просто согласиться с деликатным Климовым, она как последняя дура разревелась. Если ей говорят, что ее друг ведет себя неподобающим образом, значит, так оно и есть. Господи, как себя жалко!

– Не стоит так расстраиваться! – испугался Климов. – Ведь ничего непоправимого не произошло. Извините за вопрос: вы давно знакомы с Андреем?

– Н-нет, – ответила Лиза. От непрерывных рыданий у нее свело судорогой горло.

– Стало быть, вы его еще мало знаете, – резюмировал бывший клиент.

– У меня такое чувство, будто я его вообще не знаю, – призналась Дубровская. – Он какой-то странный… Я чувствую, он что-то скрывает от меня.

– Значит, ему есть что скрывать… Знаете, Елизавета Германовна, у меня неплохо развита интуиция. Так вот, на каком-то почти бессознательном уровне я чувствую исходящую от него опасность.

– Опасность?! – Лиза даже перестала рыдать. Настолько сильно было ее удивление.

Климов прикрыл глаза.

– Да, есть что-то непонятное, темное вокруг вашего друга. Милый мой адвокат, будьте осторожны с ним. Не исключено, что вас ждут далеко не самые приятные открытия.

«Надо же, то же самое, только другими словами, говорили мне мама и брат. Должно быть, в чем-то они правы».

Поигрывая ключами на пальце, вернулся Андрей.

«Его не было около пятнадцати минут, – заметила Лиза. – За это время можно было разогнать все машины, выкурить сигарету и вдоволь наговориться. Только вот о чем можно беседовать с Мариной?»

– С тобой все нормально? – забеспокоился Андрей, заметив покрасневшие глаза подруги.

– Разумеется, – солгала она. – Просто что-то попало в глаз.

Климов отвернулся.

Званый ужин подошел к концу. Мужчины даже из вежливости не выразили желания встретиться вновь.

Встреча выпускников – звучало, пожалуй, слишком официально для той вечеринки старых приятелей, собравшихся в один из летних вечеров в гостеприимном доме Татьяны. Бывшие студенты юридической академии были рады увидеться вновь: нарядные девушки с радостным визгом бросались в объятия друг друга, да и молодые люди, демонстрируя подчеркнутую строгость и респектабельность, с трудом сдерживали эмоции. Естественно, каждому хотелось казаться успешным, похвастаться перед всеми своими реальными достижениями или же, на худой конец, туманными перспективами карьерного взлета, который обязательно произойдет в ближайшем будущем.

– Лизка! Ну а ты как?

Дубровская счастливо вздохнула. Ну, наконец-то и у нее появилась возможность распустить перышки перед вчерашними сокурсниками. Зря, что ли, она была круглой отличницей, первой красавицей и самой завидной невестой на всем факультете.

– Я работаю адвокатом по уголовным делам, – скромно начала она.

– А сколько ты берешь за час? – раздался насмешливый вопрос.

Естественно, об этом мог спросить только Саечкин, рыжий долговязый парень, отчаянный балагур и спорщик. Признаться, Лиза его терпеть не могла. В студенческие годы он доводил Дубровскую постоянными пикировками чуть ли не до слез. Окружающие надрывали животики от смеха, а Лиза мечтала о том, что когда-нибудь она обязательно отомстит Саечкину. Сценарий вендетты менялся не раз, но рыжий задира и не думал отказываться от своих мерзких шуток.

Но сегодня ей хотелось казаться взрослой, поэтому, смерив доморощенного клоуна взглядом, каким обычно награждают неразумное дитя, она произнесла:

– Видишь ли, Саечкин, существует понятие адвокатской тайны. Вопросы, касающиеся вознаграждения за труд, проще говоря, гонорара, решаются сугубо конфиденциально.

Произнося нарочито заумную фразу, Лиза стремилась обойти неприятную проблему стороной. Не могла же она ответить, что ей приходится иногда за свои деньги покупать некоторым клиентам конфеты (например, невменяемому руководителю боевиков), а выигрыш дела отмечать шампанским из собственного холодильника (как в случае с Климовым).

– Вот когда я работала по делу Чулочника… – сделала она изящный поворот к теме, из-за какой она, собственно, и затеяла свою маленькую речь.

– Кто такой Чулочник? – последовал ожидаемый вопрос, после чего она и собиралась выложить приятелям занимательную историю со счастливым концом. Разумеется, ребята ничего не слышали об их местном Джеке Потрошителе. Юридическая академия, квартира Татьяны и небезызвестный ресторан «Зеленый попугай» располагались в крупном федеральном центре, в двухстах километрах от родного города Дубровской.

Как всегда, эффектный ответ Елизаветы был смазан неуместной репликой Саечкина:

– Речь идет о краже крупной партии чулок из коммерческого киоска? Лидер преступного сообщества носит кличку Колготочник. Я угадал?

Вот паршивец! Но Лиза, как адвокат, знающий себе цену, не стала метать бисер перед свиньей в лице гадкого сокурсника, а лишь снисходительно поправила его:

– Чулочник – это серийный убийца, кровожадный маньяк. Под покровом ночи он нападал на молодых женщин, убивал их и поедал внутренности. Его дерзость и беспощадность не знали границ. Число его жертв огромно, а деяния ужасны. Но вот когда за дело взялась я…

– Ой, Лизка! – пискнула самая впечатлительная из слушательниц. – Прямо как в кино.

Еще бы! Бедный Чулочник, кем бы он ни был, услышав такую интерпретацию собственных злодеяний, наверняка покрылся бы испариной. Но Лизе глубоко было безразлично, насколько ее рассказ соответствует истине. Она хотела эффектно выглядеть в глазах окружающих, и она этого добилась. Разговоры за столом смолкли. Звездный час для Дубровской пробил!

«Видел бы меня сейчас Андрей, – с сожалением подумала она. – Я тоже могу быть в центре внимания. Причем в отличие от вертушки Марины мне нет необходимости для этого выставлять напоказ свою грудь или многообещающе вертеть задницей!»

Кстати, о Марине… Дубровская была уверена на все сто процентов, что никогда в жизни она не переходила дорогу этой смазливой хищнице, но с такой же непоколебимой уверенностью она могла сказать, что красотка ее явно не переносит. Вопрос только: почему?

Между тем Марина Дробыш даже под пыткой не призналась бы, в чем состоит истинная причина ее неприязни к вполне безобидной Дубровской. Но обо всем по порядку…

Всю свою молодую жизнь красавица Марина пыталась отыскать ключик к познанию великой тайны жизни. Боже упаси! Ее мало интересовали проблемы мироздания! Нет, ее волновало нечто совсем иное, а именно: каким образом распределяются деньги и удача на всеобщей ярмарке жизни и почему некоторым представителям рода человеческого достается почти все, а другие уходят домой с пустой кошелкой. Но реальность была неумолима. Она добилась определенного материального достатка, вылепила себе модельную внешность, завела дюжину состоятельных любовников, но осталась все той же Маринкой – неудачницей, девушкой с неустроенной судьбой.

«Тебе бы стать педиатром, Мариночка, – некогда говорила ей мама. – Славная работа для женщины. Получишь образование, выйдешь замуж, а там и свои детки пойдут. Не в этом ли женское счастье?»

Что понимала она, мама, медицинская сестра одной из городских больниц? Недалеко от нее ушел и отец, школьный учитель, неисправимый романтик…

Конечно, они хотели для единственной дочурки лучшего. Но сама Марина давно поняла, что усердное сидение над книжками приносит лишь близорукость и упитанную попу, которую не втиснешь ни в одни модные джинсы. Она хотела идти своим путем. И пошла…

Надо сказать, что природа воздвигла на ее пути немало препятствий. Первым оказалась неказистая внешность. Рыхлое телосложение, проблемная кожа, близорукость и, как следствие, дешевые очки в уродливой оправе – этого было бы достаточно, чтобы поставить на своей судьбе жирный крест и забыть о счастье раз и навсегда. Но не тут-то было! Повесив на видное место плакат с изображением иноземной красотки в крошечных шортиках, Марина взялась за дело. Что стоило ей, девочке, выросшей на простой пище из соседнего гастронома, отказаться от извечных макарон и картошки. Но она сделала это. Домашние средства и копеечные сборы трав из ближайшей аптеки заменили ей дорогую косметику. А природа, вдоволь поиздевавшись над девушкой, решила наградить ее за долготерпение. Марина вытянулась, похорошела. Активно занимаясь танцами, она приобрела красивую походку, горделивый изгиб спины, изящные ножки. Филейная часть, доставлявшая ей некогда столько огорчений, стала приятно выпуклой.

Сотворив из своей наружности «конфетку», Марина сделала для себя неприятное открытие: такой красотке нужна была соответствующая оправа – стильная одежда, бриллианты, автомобиль с личным шофером. Проще всего было сидеть сложа руки и дожидаться приезда заморского принца. Но это было далеко не в характере Марины… Эффектная внешность и моральная неустойчивость сослужили ей неплохую службу. Появились богатые поклонники. Нет, Марина не превратилась в девушку на одну ночь любви, во всяком случае, она так считала. И была права, между прочим. Ею увлекались сразу и надолго. Вот только голливудская мечта о принце, предлагающем руку и сердце девушке без роду и племени, да еще с сомнительной репутацией, никак не хотела сбываться наяву.

«И чего тебе надо?» – искренне удивлялся седовласый банкир, без особого труда воплотивший в жизнь большую часть из девичьих грез Марины. – «Квартира у тебя есть. Пара норковых шуб имеется. Иномарка под окном стоит. Чем ты недовольна?» А повод для недовольства имелся железный, но, так как озвучивать его женатому банкиру было бы глупо, Марина выбрала для беседы более подходящий объект. Он был молод, естественно, богат и, что совсем обнадеживающе, не имел брачных оков.

– Я красива? – начала она издалека.

– Выше всяких похвал.

– Со мной не стыдно выйти в свет?

– Ты затмишь своей красотой любую.

– Я хороша в постели?

– Слов нет…

– Так какого же черта ты не женишься на мне?

Повисла пауза. Самой Марине она показалась драматической, но молодой человек считал иначе. Оправившись от шока, он неприлично громко расхохотался. Он не мог успокоиться минут десять. Затем, вытирая выступившие на глаза слезы, не то икая, не то кашляя, он произнес:

– Дорогая моя, ты не из тех, на ком женятся.

Что он имел в виду? Марина, признаться, его не поняла.

Повод вернуться к начатому разговору появился очень скоро. Возвращаясь из ночного турне по барам и ресторанам ясным апрельским утром, они нос к носу столкнулись с Лизой Дубровской. Она была свежа и энергична.

– Скажи, а вот на такой бы ты женился? – спросила Марина невзначай своего друга. Спросила ради смеха. Она была уверена в своих силах. Праздное любопытство, не более того.

Приятель проследил за Елизаветой, суетливо укладывающей на переднее сиденье своего автомобиля портфель, какие-то массивные папки, и ответил почти немедля:

– Может быть.

– Но почему? – вырвалось у Марины. – Она красивее меня?

– Нет. Она хорошенькая, но не более того.

– Тогда что? Имей в виду, ее отец, крупная шишка, уже давно на городском погосте. Так что богатства она тебе не принесет. Ты опоздал.

– Не в этом дело. Не знаю, поймешь ли ты меня… Эту девчонку легко можно представить с детской коляской в сквере и в фартуке на кухне. Ее можно познакомить с мамой и привести на вечеринку школьных приятелей… Тебя же я могу вообразить только в постели с фужером шампанского. Она – как хлеб, ты – как пирожное. Но это и здорово!

Если это был комплимент, то Марина его не поняла. Они разругались вдрызг. Молодой человек сгинул в бесконечной череде любовников, а Лизка Дубровская из безобидной соседки превратилась в объект жгучей зависти и ненависти. Каждый раз, встречая девушку во дворе дома, Марина вспоминала давний разговор, и прошлая обида лишала ее покоя. Спортивный азарт подначивал: «А ну-ка, дорогая, почему нам не проверить на крепость твоего ухажера?»

В глубине души Марина была уверена в победе. Не могла она проиграть Дубровской, и точка!

…Она увидела его сразу. Он сидел за дальним столиком и не сводил с нее глаз. О! Ей хорошо был знаком этот взгляд. То было не любопытство досужего зеваки, то был жадный интерес молодого здорового самца к вызывающе привлекательной самке. Марине это было не впервой. Она привыкла ловить на себе приятно обволакивающие мужские взгляды. Но сегодня был особый случай.

Это был он, мужчина Елизаветы Дубровской. Он пришел специально для нее. Он принял ее приглашение. Стало быть, чары этой выскочки-адвокатессы оказались не столь сильны, чтобы противостоять искушению. Стало быть, пирожное всегда желанней скучного повседневного хлеба…

Марина выполняла этот номер сотни раз. Ничего сверхъестественного, обычный номер типичного стрип-шоу, но сегодня каждое ее движение приобрело, казалось, какой-то особый смысл. Она танцевала для него. Роскошные волосы золотыми струями плескались за спиной. Глаза сладострастно смежались. Тело трепетало в объятиях невидимого любовника. Она неистовствовала.

Публика, получив мощный энергетический посыл, радостно гудела. Но Марине и мужчине за дальним столиком внимание толпы было безразлично. Они смотрели друг другу в глаза и знали, что продолжение обязательно последует…

– Почему ты не можешь со мной поехать? – с обидой спрашивала Лиза Андрея.

Тот, на ее взгляд, придумывал просто смехотворные причины для отказа.

– У меня планируется важная командировка.

– Отмени ее!

– Это невозможно! – разводил руками он. – Для меня слишком важна эта поездка. Кроме того, как я понимаю, речь идет о встрече выпускников. Поверь, я, как человек посторонний, буду там совершенно не к месту.

Но Лиза упрямилась. Злясь на своего приятеля, она недоумевала, почему он отказывает ей тогда, когда его присутствие ей особенно необходимо.

– Хорошо. – Она сделала вид, что сдается. – В чем состоит суть твоей поездки? Объясни так, чтобы я поняла…

Он поглядел на нее внимательно, словно размышляя, посвящать ее в свои тайны или нет, но все-таки ответил:

– Я еду на научный семинар.

– Тема?

Он помолчал несколько секунд:

– Я не помню точно, но что-то вроде: «Компьютерные технологии во имя мира и прогресса».

Лиза готова была голову дать на отсечение, что название семинара Андрей придумал только что. Но подловить приятеля на лжи ей все-таки не удалось.

«Посмотрим, голубчик, – мрачно размышляла она. – Все тайное станет явным»…

И теперь, глядя на взволнованные лица слушателей ее необыкновенной истории, она мысленно возвращалась к больной теме. Что делает сейчас Андрей? А где в этот момент находится Марина?

…Всех своих мужчин Марина условно делила на три категории. В первую попадали те, отношения с которыми можно было обозначить так: «ничего серьезного». Это были ни к чему не обязывающие легкие постельные романы ради удовольствия.

Вторая группа – «спонсоры». Удовольствия здесь было не меньше, но оно имело несколько иной вкус. Спонсоры обеспечивали звезде местного стриптиза блестящее существование. Именно на их деньги покупались наряды, оплачивались счета и приобретались путевки в дальние страны.

В третью категорию входил – гипотетически – принц на белом коне. Он должен был стать для Марины центром Вселенной и спутником жизни, и ради него она пошлет к черту всех остальных поклонников. Вот только почему-то место принца пока никто не спешил занимать.

Первые две группы мирно сосуществовали, никак между собой не пересекаясь. Марина бдительно следила за тем, чтобы герои-любовники не попадались на глаза ревнивым спонсорам. Стриптиз стриптизом, и от нее, естественно, никто не требовал высокой нравственности, но выбрасывать на ветер деньги ради легкомысленной девчонки, готовой лечь в постель с первым встречным, никто не будет. Марина со своей подружкой по профессии Николеттой (сценический псевдоним – Монро) снимали маленькую уютную квартирку в центре, где можно было приятно провести время с мальчиками из числа «золотой молодежи», симпатичными студентами, словом, с теми, кто платил молодостью, а не деньгами.

Вот в это любовное гнездышко Марина и привела нового поклонника. Спору нет, она предпочла бы позлить Дубровскую, показав ей, что за фрукт ее знакомый, но эта бесшабашная выходка могла бы ей самой стоить дорого: в самый неподходящий момент мог нагрянуть седой банкир, богатый как Крез и ревнивый как Отелло. Поэтому пришлось довольствоваться лишь моральным удовлетворением от унижения соперницы…

Он огляделся. Большую часть этой комнаты занимала огромная кровать под голубым покрывалом с балдахином и шелковыми подушечками. Свечи, сервировочный столик с бокалами и початыми бутылками, пошлые картинки в рамочках на стенах не оставляли сомнений в назначении этого жилища, пристанища временной, мимолетной любви.

Марина прижала палец к губам и, загадочно улыбаясь, удалилась. Он почувствовал знакомое напряжение. Ждать пришлось недолго…

Ее было не узнать. В черных шортиках из тонкой лаковой кожи, в бюстье с вырезанными окружностями для маленьких острых сосков, с волосами, стянутыми высоко на макушке в конский хвост, и с хлыстиком в руках, она была бесподобна.

Она появилась внезапно из-за голубой ширмы с китайским орнаментом. Мужчина сглотнул. Он чувствовал почти физическую боль, таким невероятно жгучим было его желание. Руки разжались, затем опять сжались. Ногти впились в ладони. Тело стало тяжелым, словно каменная глыба. Девушка видела нетерпение гостя, вот только блеск в его глазах она расценила по-своему.

Марина приблизилась к нему. Он почувствовал запах ее кожи. В походке девушки, ее жестах и во взгляде появилось что-то демоническое. Ее губы не улыбались, изящные руки крепко сжимали хлыстик. Она двигалась грациозно, с легкостью хищницы, почуявшей добычу. Она была госпожой, он же – ее бессловесным рабом. Мужчине это даже нравилось. Он знал, что это всего лишь игра. В жизни он привык к другой роли. Марина взмахнула хлыстиком.

Он увидел совсем близко ее кроваво-красные губы, алый лак на коготках… Сладкая боль пришла позже…

Все закончилось быстро. Мужчина огляделся. Да, этот беспорядок легким не назовешь. Здесь будто смерч пронесся. Возможно, он действовал неаккуратно. В этой комнате, впитавшей ароматы приторной греховной любви, царила теперь смерть. На взгляд ночного гостя, это было достойное отмщение распутнице за всю подлость, сотворенную ею в жизни. Как она удивилась, когда он вырвал из ее рук хлыст! Вначале она приняла это за игру и даже рассмеялась в ответ. Правда, это был последний смех в ее жизни. Он разыграл все как по нотам. Связал ей руки, засунул в рот кляп. Это было грубо, но она не возражала. По всему видно, обожала подобные эксперименты. Знала бы она, что последует за этим…

Теперь ее тело бесстыдно распласталось у его ног. Девушка лежала на искусственном меху, имитирующем шкуру какого-то диковинного зверя. Представив, сколько раз эта продажная тварь занималась на ней любовью при неярком свете свечей, мужчина почувствовал эрекцию. Он вынул из кармана белые чулки. Оставалось немногое…

– Маринка! – раздались женский голос и стук в дверь. – Черт тебя дери, ты спишь, что ли?

Мужчина похолодел. Он отбросил в сторону чулки и бесшумно приблизился к двери. С той стороны слышались голоса. Женщина была не одна. Раздался негромкий скрежет в замочной скважине и приглушенное ругательство.

– Так и есть! – пожаловался женский голос. – Она закрылась на задвижку. Точно знаю, Маринка там не одна.

– Душечка, может, стоит перенести все на следующий раз? – забеспокоился мужчина.

– Ни за что! – уперлась баба. – Эта стерва, кстати, знает, что сегодня – мой день. Эй! – она явно обращалась к двери. – Даю тебе двадцать минут. Или ты освобождаешь площадь, или ты мне больше не подруга! Мы ждем внизу!

На женщину шикнули. Кавалер в отличие от своей подруги не стремился разбудить весь подъезд даже ради удовлетворения собственной страсти. Парочка поспешно удалилась.

Мужчина, аккуратно отодвинув занавеску, видел, как они заняли наблюдательный пункт в вишневой «девятке». Причем дамочка, проходя мимо перламутрового «Рено» Марины, хорошенько наддала ногой по колесу. Раздался истошный вопль сигнализации.

Мужчина занервничал. Надо было уходить, и как можно скорее. Не ровен час, в дверь начнут ломиться разъяренные соседи. Он еще раз взглянул на лежащую на полу женщину.

«А ведь совсем недавно ее называли красивой!» – почти без сожаления подумал он…

Рассказ Дубровской о кровавом убийце подошел к финалу. Счастливые родственники, с ее слов, со слезами на глазах благодарили талантливого адвоката и настойчиво требовали забрать с собой два мешка, туго набитые валютой. Журналисты ломились в двери и окна. Чудом спасенный, красивый и совершенный, как Аполлон, клиент готов был жениться на ней тут же, не сходя с места.

– Ну и здорова ты врать, Дубровская, – раздался голос противного Саечкина.

Лиза спустилась с небес на землю. Где это она? Ах да, это же ее институтские приятели! Похоже, она увлеклась и наговорила им лишнего. Будет очень неудобно, если ее уличат во лжи. Даром, что ли, все они – выпускники юридической академии.

Но окружающие не спешили обвинять ее в жульничестве, хотя и восприняли повествование с некоторой долей подозрительности. Лиза Дубровская еще в студенческие годы отличалась особой тягой к сочинительству. Не случайно ей советовали попробовать себя в литературном творчестве или же в журналистике. Не всякому дано врать не краснея. Лизка же была просто мастерицей по изобретению всякого рода занимательных историй.

Сегодня, пожалуй, только старшая сестра Татьяны приняла россказни Дубровской всерьез. Светлана была старше ребят и не имела отношения ни к одной из юридических специальностей. Она работала корреспондентом и, обладая от природы живым общительным нравом, неоднократно принимала участие в студенческих вечеринках младшей сестры. Так что ее по праву можно было назвать своей.

Хмуря тонкие брови, Светлана задумчиво произнесла:

– Знаешь, если бы не некоторые моменты, я решила бы, что эту историю уже слышала.

Саечкин хмыкнул:

– Не сомневаюсь! Почитай биографии знаменитых адвокатов двадцатого столетия, клянусь, ты обнаружишь немало знакомых деталей.

Дубровская надулась. Светлана же покачала головой.

– Нет, я говорю не о гонорарах и всяких других адвокатских штучках. Я имею в виду саму историю. Она мне знакома. – Светлана сделала паузу, а потом продолжила: – Это случилось давно. Во время выпускного бала была убита моя одноклассница. Ее нашли задушенной на берегу городского пруда. Я бы ни за что не объединила тот давний случай и твой рассказ, Лиза, если бы не одна запоминающаяся деталь…

– Говорил же я! – прервал ее Саечкин. – Дубровская просто рассказывает нам байки из следственной практики…

– Помолчи, – оборвала его Лиза. – Какая деталь?

– Белые чулки на шее жертвы. Она была задушена белыми чулками, – ответила Светлана. – Убийцу, помнится, обнаружить не смогли…

Темнота стала почти непроницаемой, но это было спасением для Марины. Тот мужчина, которого она сама привела к себе в дом, оказался дьяволом. Он почти убил ее, но бедное сердце, не желая сдаваться, все же билось в груди девушки. Марина боялась, что мужчина с обаятельной улыбкой демона может услышать его стук и вернуться. И тогда ее уже ничто не спасет.

– Надежда умирает последней, и вы это знаете не хуже меня, – выплыл из забытья чей-то голос. Кому он принадлежал, Марина сказать не могла. На месте говорящего расплывалось большое белое пятно. – Пациентка молода. Стало быть, у нее есть шансы. Но, уверяю вас, они минимальные. Посмотрите на нее, она напоминает отбивную…

«Господи, о ком это он?»

– Гляньте-ка, да она, кажется, очнулась.

Тонкий луч прорезал мглу. Картинка, как на экране неисправного телевизора, оставалась неясной. Сознание Марины окутывал сумрак. Что-то круглое и белесое, как блин, по всей видимости, чье-то лицо, склонилось к ней.

– Марина, вы меня слышите?

«Да», – хотелось сказать ей, но глаза безумно резал свет, а язык стал почему-то неповоротливым и тяжелым. Она хотела провести им по запекшимся губам, но из груди, помимо ее воли, вырвался стон.

– Марина, что произошло?

Ах, если бы она смогла все рассказать! Но ее веки наливались свинцом, и она знала, что стоит ей закрыть глаза, как она провалится в темноту, из которой нет возврата. Взгляд цеплялся за расплывчатое пятно с незнакомым голосом. Нестерпимая боль железным обручем стянула голову, но ей нужно было сказать что-то важное, о чем-то предупредить, прежде чем она провалится в забытье.

– Дубровская Лиза, – раздался едва слышный шелест.

– Да, да, – почти закричал мужчина. – Говорите!

Но сознание уже понеслось в смертельную бездну. Прежде чем закрыть глаза, Марина успела произнести последнее:

– Передайте… Он ее убьет.

Следователь Вострецов, а это был он, схватил девушку за руку. Было слишком поздно. Раздался пронзительный непрерывный сигнал, и по монитору побежала горизонтальная линия без единого всплеска. Началась суматоха…

Марина не чувствовала уже ничего. Только голос, голос из ее прошлого, ласково звучал где-то далеко: «Доченька! Будь педиатром. Муж, детишки. Чем плохо?»

Поздно. Как жаль…

Дамочка отчаянно рыдала, размазывая по лицу тушь и помаду, напоминая сейчас персонаж из фильма ужасов. Вострецов проявил несвойственное ему терпение, подал стакан воды и даже сказал что-то успокаивающее. Но теперь ему хотелось зажать пальцами уши, предварительно отвесив голосистой бабе крепкий подзатыльник. Подумать только, как чувствительны бывают проститутки!

Ему уже был известен сценический псевдоним его собеседницы – Монро. Следователь обожал Мэрилин и с придирчивостью фаната заключил, что российская девица мало соответствовала американским стандартам. Разве что волосы, вытравленные гидропиритом и подстриженные на манер голливудской звезды, вызывали весьма далекие ассоциации с оригиналом. Николетта была тоща как жердь, а вместо округлых щечек у нее имелись хорошо выраженные скулы. Оставалось только удивляться самомнению отдельно взятой представительницы всем известной профессии…

– Там везде кровь, – верещала она. – Повсюду!

Ее губы, и отдаленно не напоминающие пухлый розовый бутон, мелко дрожали. Вострецов постарался преодолеть отвращение. На самом деле если оставить в стороне его неприязнь и брезгливость, то истерические стенания этой блудливой бабенки можно было бы легко понять.

Что верно, то верно. Зрелище в самом деле было впечатляющим. Этюд в багровых тонах, да и только! Голубые подушечки и покрывало испачканы в крови. Початая бутылка шампанского на полу. Игристая жидкость, смешиваясь с багряными ручейками, превратилась в бледно-розовый коктейль. Само тело, обезображенное до неузнаваемости, растерзанное, с едва определяющимся пульсом. А сверху – голубой балдахин. Нет, лучше не вспоминать…

– Успокойтесь, гражданочка. Не стоит так волноваться, – монотонно твердил Вострецов, думая, как половчее вытянуть у свидетельницы необходимую информацию, не размазывая лишние сопли.

Николетта, хлебнув воды из стакана, поперхнулась и несколько мгновений хватала ртом воздух. Следователь, обрадовавшись возникшей паузе, сунул ей под нос белые чулки.

– Скажите, кому из вас принадлежал сей предмет женского туалета?

Николетта, увидев чулки в алых разводах, выпучила глаза и буквально сползла со стула. Она лишилась чувств.

Раздосадованный Вострецов грохнул кулаком по столу и выругался. Черт побери всех женщин! Невозможно работать. Он плеснул воды из графина прямо на голову проститутки, справедливо полагая, что ее внешность уже ничто не сможет испортить.

Николетта пришла в себя. Как ни странно, холодный душ вернул ей способность здраво рассуждать. Потрогав мокрую от воды макушку, девушка вдруг изрекла:

– Это был Чулочник, верно?

Надо сказать, Вострецов уже сделал подобный вывод, но хотел во всем разобраться, чтобы не пороть раньше времени горячку.

– Не торопитесь. Может, чулки принадлежали вашей знакомой?

– Нет, – икая, ответила Николетта. – Ни я, ни Марина подобные вещи никогда не носили.

– Вы не ошибаетесь?

– Нет, – твердо заявила свидетельница. – Да вы взгляните сами…

Вытянув ногу в ярко-синей босоножке вперед, она обратилась к Вострецову:

– И я, и моя бедная подруга – женщины видные. А эти чулки впору восьмикласснице.

«Верно», – удивился следователь. Как он не обратил на это внимание раньше?

– В смерти Марины есть что-то сверхъестественное, – заявила вдруг Николетта.

Пришел черед удивляться Вострецову.

– Это еще почему?

– А куда он делся? Я имею в виду маньяка… Мы сидели в машине прямо напротив подъезда и не могли пропустить его. Клянусь, оттуда никто не выходил. Убийца растворился как дым!

«Как бы то ни было, потусторонние силы в убийстве никак не заподозришь. Хотя тот, кто сотворил подобное, и впрямь является дьяволом», – подумал Вострецов. Что касается таинственного исчезновения маньяка из квартиры девушек, то разгадка этого была банальна. Чулочник просто поднялся на чердак и вышел на улицу уже из другого подъезда.

– Скажите, а что связывало погибшую с Елизаветой Дубровской? – поинтересовался наконец следователь.

– Впервые слышу это имя, – ответила девица.

Похоже, она не врала. «Здесь следует разобраться.

Права Николетта, это довольно темная история», – решил Вострецов.

Елизавета была, как нетрудно было заметить, весьма посредственным водителем. Поэтому, совершив автопробег между двумя городами, она чувствовала себя примерно так, как если бы объехала на своей машине весь земной шар по экватору. С трудом доковыляв до собственной квартиры, она мечтала лишь о ванне с пеной и прохладных простынях. Но сообщение, оставленное ей на автоответчике, требовало немедленных действий. Господин Вострецов желал ее видеть у себя в прокуратуре, причем немедленно.

Скрипнув зубами, Елизавета послала к черту надоедливого следователя. Как жаль, что она никогда не осмелится сказать это виновнику ее беспокойства в лицо. Но, разумно рассудив, что мир не полетит вверх тормашками, если усталый адвокат немного вздремнет, Дубровская провалилась в тревожный сон. В прокуратуре она появилась только на следующий день.

Решительно захлопнув за собой дверь кабинета, Лиза набрала в грудь побольше воздуха. Нужно быть готовой к схватке с процессуальным противником. Ничего хорошего от этого визита в прокуратуру ждать не приходилось. Было лишь любопытно, какую на этот раз каверзную штуку придумал неугомонный следователь.

Вострецов был занят и, не поднимая головы от бумаг, неприветливо буркнул что-то себе под нос. Возможно, это было приветствие.

– Я хотела бы знать, для чего меня пригласили, – начала Елизавета.

– Садитесь, сейчас разберемся.

– И не подумаю! Если вы считаете, что у меня нет больше дел, кроме того, как глотать пыль в вашем кабинете, то вы глубоко ошибаетесь!

Вызывающий тон Дубровской не произвел на следователя ни малейшего впечатления.

– Можете стоять, если вам это больше нравится. Но предупреждаю, разговор у нас будет долгим.

– Неужели трудно объяснить, в чем дело?

– Вы будете допрошены как свидетель. Вот вам протокол допроса, поставьте свою подпись рядом с галочкой. Я вам разъясню уголовную ответственность за дачу ложных показаний…

– Какие ложные показания? Вы в своем уме? – поперхнулась от неожиданности Елизавета.

– Гражданка Дубровская, уголовную ответственность за оскорбление представителя власти у нас еще никто не отменял. Будьте любезны, фильтруйте свою речь!

– Какая я вам гражданка? – уперлась Лиза. – Я – адвокат. И если вы, господин Вострецов, забыли, то я вам напомню: допрашивать защитника по обстоятельствам, ставшим ему известными при выполнении профессиональных обязанностей, вы не имеете права! Есть понятие адвокатской тайны, наконец…

– Я собираюсь допросить вас именно как гражданку, – ухмыльнулся Игорь Валентинович. – Ваши адвокатские секреты можете оставить при себе. Они мне абсолютно неинтересны.

– Тогда зачем…

– Здесь вопросы задаю я! – потерял терпение Вострецов. – Меня интересует, как долго вы были знакомы с Мариной Дробыш. Поясните суть ваших отношений.

Что-то в вопросе следователя насторожило Лизу, но она не поняла пока, что именно.

– Мы – соседи. Отношений между нами никаких нет.

– Причины для неприязни были? Общие знакомые есть?

Дубровская начала раздражаться. К чему эти дурацкие вопросы? Она общается со следователем уже около получаса и не имеет ни малейшего представления, с какой целью она теряет здесь свое драгоценное время.

– Если говорить прямо, я ее терпеть не могу, – выдала Лиза. – Взяла бы и задушила своими собственными руками или же чужими, в конце концов.

Ей было любопытно, как теперь отреагирует следователь. Шутка казалась ей весьма забавной.

Вострецов повел себя странно. Он отложил в сторону ручку и в упор уставился на Елизавету.

– Совсем совесть потеряли, госпожа Дубровская? Мне что, ваше признание занести в протокол?

Девушка пожала плечами. Чувством юмора прокурорские следователи обделены, что поделаешь…

– Общие знакомые у вас с покойной были? – повторил вопрос Игорь Валентинович.

«Покойной»? Слово резануло слух. О чем идет речь?

– Марина… она что, мертва?

– Убита, – коротко и ясно ответил следователь.

Дубровская почувствовала себя оглушенной. Будто кто-то всесильный взял и… щелк! Выключил звук. Так всегда бывает, когда слышишь подобные известия. К смерти привыкнуть невозможно, что бы об этом ни говорили. Особенно если речь идет о молодом, полном сил человеке, которому еще жить и жить. Такой была Марина. Нахальная, своенравная, ершистая, но живая! Живая!

– Кто ее убил?

– Вы меня удивляете, госпожа Дубровская! Я полагал, этот вопрос мы разрешим без труда.

Елизавета не верила собственным ушам. О чем он толкует?

– Вы думаете, что это я – убийца Марины?

Вострецов довольно хмыкнул:

– Не прошло и двух минут, как вы мне сделали страшное признание. Не забыли? На юридическом языке протокола это будет звучать следующим образом: гражданка Дубровская желала смерти потерпевшей Дробыш и имела возможность осуществить свое преступное намерение… Что не поделили, Елизавета Германовна? Дайте я отгадаю! Мужчину?

– Я имею право хранить молчание, – пробормотала пораженная Дубровская.

Вострецов расхохотался:

– Господи, какое вы еще дитя! Успокойтесь, я не собираюсь предъявлять вам обвинение в убийстве. Меня интересует на данный момент совсем другое…

Лиза хотела напомнить следователю, что в последнюю их встречу именно он выглядел обиженным ребенком, оставшимся без любимых игрушек. Но то, что Вострецов сказал далее, ошеломило ее настолько, что желание уязвить его исчезло напрочь.

– Вы знаете убийцу.

– Это вопрос?!

– Нет. К сожалению, это утверждение. Вы его знаете. Не делайте страшные глаза, Елизавета Германовна. Лучше поразмыслите, кто из ваших общих знакомых способен на убийство.

– Это ошибка. Клянусь, я никого…

– Вам грозит опасность, госпожа адвокат. Я не хотел бы стать причиной вашей бессонницы, но последние слова Марины Дробыш касались вас. «Он убьет ее», – вот что она сказала. Так неужели и теперь вы считаете, что я шучу?

«Будьте осторожны. Вы ходите по лезвию бритвы», – предупредил ее Вострецов на прощание. Похоже, он ничуть не преувеличивал грозящую ей опасность. Он говорил с Лизой так, как говорит доктор с неизлечимым больным, честно и виновато: «Крепитесь, но вы должны отдавать себе отчет…»

Лиза тряхнула головой. Это просто дурной сон! Сейчас она проснется в своей кровати, и няня опять начнет ей выговаривать за то, что она смотрела допоздна фильмы с погонями и перестрелками. Неудивительно, что утром в голове гудят колокола, а в каждом встречном мерещится убийца.

Но пробуждения не происходило… Мимо мчались автомобили, спешили по своим делам люди. Обычный будний день. Привычная суета большого города. Вот толпа на остановке в ожидании троллейбуса. Девчонка в короткой юбке явно нервничает, поглядывая на часы. Ее, должно быть, где-то ждут. Неподалеку идет бойкая торговля. «Почем нынче огурцы? Имейте же совесть, почему так дорого!» Для тетки с клетчатой сумкой, похоже, важнее проблемы нет. Пусть весь мир летит в преисподнюю, но огурцы в середине лета должны стоить копейки!

А ее, Лизу Дубровскую, кто-то хочет убить. Кто и за что? Нет ответа. Какой-то ее знакомый… Но она никому не сделала ничего дурного. За что же ее убивать?

Она брела по улице, оглушенная, ошарашенная, не совсем сознавая, куда несут ее ноги. Внезапно взгляд уперся в надпись на рекламном щите: «Фирма „Электроникс“. Все многообразие мира на дисплее вашего компьютера!» Лиза поморщилась. Странно знакомое название – «Электроникс». С ним связано что-то очень важное. Вот только что?

Ее вдруг осенило. Андрей! Ну конечно. Он же там работает. Вот с кем ей надо сейчас поговорить! Спокойный, трезвый взгляд со стороны – и противный скользкий страх растворится от соприкосновения с реальностью. «У тебя не все в порядке с нервами, дорогая, – скажет он. – Как ты могла поверить в подобную глупость!»

Лиза вздохнула с облегчением и направилась по адресу, указанному в рекламе.

Головной офис фирмы располагался в двух шагах от центра города. Помпезный вход с внушительной вывеской, а также масштабное полотнище с изображением компьютера и смеющегося младенца мог не заметить разве что слепой.

Отворив зеркальную дверь, Дубровская оказалась в просторном холле. Модный интерьер, смелые цветовые решения отделки внутренних помещений. По всему было видно, что хозяин фирмы вел дела на широкую ногу. Но Лизе было недосуг восторгаться дизайнерскими изысками. Громко цокая каблучками, она направилась к высокому статному мужчине в форме охранника.

– Архипов Андрей? – он пожал плечами. – Нет, милая девушка, не знаю такого. Но вы обратитесь в отдел продаж. Там шустрые ребята, сразу поймут, о ком речь.

Огромное, как стадион, помещение отдела продаж и вправду напоминало потревоженный муравейник. Энергичные молодые люди в белых рубашках с именными карточками на груди любезно выслушивали Елизавету, но помочь отыскать в толчее офиса неизвестного им Андрея были не в силах.

– Обратитесь в отдел кадров, – это был самый разумный совет.

В отделе кадров вопреки сложившимся стереотипам сидели не грузные тетки с шиньонами, а такие же улыбчивые служащие в белоснежной униформе.

– А чем вызван ваш интерес к сотруднику нашей фирмы? – спросил ее щуплый человечек. – Если у вас есть претензии к качеству предоставляемых услуг, то вы обратились не по адресу. Я могу посоветовать…

– Нет-нет! – поспешила его успокоить Дубровская. – Я по личному вопросу.

– Тогда ничем помочь не могу, – важно ответил работник отдела кадров. – Информация личного характера держится у нас в секрете. Сами подумайте, если мы каждому человеку с улицы будем сообщать координаты наших сотрудников, то последствия могут быть непредсказуемыми!

Лиза вяло соображала, какие последствия могут быть для отдела кадров. Может, их часто беспокоят отвергнутые любовницы, брошенные жены или наемные убийцы?

– Если у вас больше нет вопросов… – Мужчина демонстративно повернулся к компьютеру, желая, видимо, продолжить работу.

– Нет! У меня есть вопросы! – воскликнула Лиза, лихорадочно соображая, что бы предпринять. Можно было бы прикинуться журналисткой, берущей интервью, и наплести три короба замысловатого вранья. Можно представиться адвокатом по вопросам наследственного права, врачом-венерологом, работником санитарно-эпидемиологической службы или даже эстрадной певицей, в конце концов. При хорошей подготовке и вдохновении можно убедить кого угодно в чем угодно. Благо опыт по этой части имелся немалый. Но не было ни времени, ни желания сочинять байки и разыгрывать спектакли. Речь шла о собственной жизни.

– Помогите, прошу. Обещаю, у вас не будет неприятностей, – взмолилась она. Должно быть, это звучало искренне, поскольку несгибаемый кадровик начал проявлять признаки нерешительности.

– Я, конечно, не знаю, но если очень нужно…

– Это вопрос жизни и смерти, – заверила Лиза, вложив в свои слова всю силу убеждения, на какую только была способна.

– Хорошо, – сдался человечек. – Говорите имя.

– Архипов Андрей. Программист.

Кадровик защелкал клавишами.

– Он должен числиться здесь, в головном офисе, – вспомнила Лиза.

Мужчина оторвался от монитора.

– Вы что-то путаете. Тут такого нет.

Лиза удивилась:

– А может, у вас есть еще один головной офис?

Теперь пришел черед удивляться кадровику:

– Дорогая девушка, у нас тут компьютерная фирма, а не дракон о двух головах.

– Может, проверить мастерские, магазины, обучающие курсы? Вы наверняка ведете учет всех работников «Электроникса».

– Конечно, – обиделся щуплый мужчина. – Видите, я ввел в программу имя вашего ископаемого и получил ответ. Нет такого и никогда не было! Мы работаем пять лет на рынке компьютеров, но человек с такой фамилией никогда у нас не числился.

– Скажите, а компьютер не может ошибаться?

Кадровик начал терять терпение.

– Ошибаться могут… – он чуть не ляпнул «глупые девицы с тараканами в голове», но вовремя вспомнил о профессиональной вежливости, – …ошибаться компьютеры не могут. Разве что произойдет сбой в программе. Но выбросить из памяти имя человека по собственной прихоти – на это электронные мозги неспособны.

– Тогда в чем же дело? – недоумевала Лиза.

– Вам объяснить? Все очень просто. Вас кто-то здорово надул.

Дубровская прикусила язык. Конечно, такое слышать неприятно, но, похоже, кадровик прав. Ей вспомнилось все: как старательно Андрей обходил в разговорах тему своей работы, гибкий график его рабочего дня, многодневные поездки и… странную нелюбовь к компьютерам. «Я попросил его показать сущую безделицу, – жаловался младший брат, – а он отказался. Тоже мне программист!»

Андрей ее обманывает! Что же, сегодняшний день просто пестрит открытиями. Причем весьма печальными…

У порога она оглянулась. Мужчина уже погрузился в работу и бойко набивал на экране какой-то текст.

– Извините, но несколько дней назад ваша фирма отправляла сотрудников на научную конференцию, – начала она. – Не могли бы вы сказать…

– Какую конференцию?

– «Компьютерные технологии во имя мира и прогресса», – вспомнила Дубровская.

– Шли бы вы… – недобро посоветовал кадровик —…по своим делам. Я впервые слышу такую ерунду. Мы – коммерческая фирма, а не филиал университета.

И у профессиональной вежливости есть, оказывается, предел!

«Я должна все выяснить, – как заведенная твердила Елизавета, возвращаясь домой. – Вот вернется Андрей, я его расспрошу как следует. Должно быть, это простое недоразумение. В самом деле, есть ли резон скрывать от меня свое настоящее место работы?»

Он вернулся в тот же вечер. Посвежевший, еще более загорелый, чем раньше, он протянул к ней руки:

– Как я соскучился, милая! Представляешь, просидел сегодня в офисе от звонка до звонка. Даже без обеда!

Она слегка отстранилась:

– Как прошла конференция?

– Замечательно, – не раздумывая, ответил он. – Ты не представляешь, насколько быстро меняется все в компьютерном мире. Я освоил несколько новых разработок. Думаю применить их на практике.

Лиза сделала кислую мину:

– Должно быть, в фирме гордятся тобой.

– Да, в «Электрониксе» умеют подбирать сотрудников, – самодовольно заметил он. – Ну а ты как, скучала?

«Не особенно, – хотелось ответить ей. – В свободное время размышляла главным образом над вопросом: кто придет меня убить?»

Но говорить по душам с человеком, который сам для нее тайна за семью печатями, Лизе не хотелось. Она так и не обмолвилась ему о своем визите в злосчастный «Электроникс».

* * *

– Елизавета Германовна, какой приятный сюрприз! – радовался Климов. – Чем обязан?

«Свободой», – хотелось сказать Дубровской, но срывать дурное настроение на человеке, который ей не сделал ничего плохого, могла бы только неисправимая истеричка. Лиза же гордилась умением держать себя в руках, поэтому она ответила просто:

– Я хотела поговорить с тобой, Климов. Это возможно?

– Без проблем, – легко согласился он.

Они договорились встретиться в летнем кафе на Театральной площади. Лиза пришла даже раньше назначенного времени. Заказав чашечку крепкого кофе, она села под оранжевый тент и попыталась привести в порядок мысли.

Итак, в ее жизни царит полная неразбериха. Кто-то собирается ее убить. А ей, будущей жертве, не с кем даже обсудить это леденящее душу событие. Человек, которого она считала самым близким другом, лжет ей прямо в глаза, а сама она пытается раскрыть душу несостоявшемуся уголовнику. Почему именно Климову? Все очень просто. Он первый предупредил ее о возможных, не слишком приятных открытиях и связал их с конкретным человеком, Андреем. Конечно, нечто подобное она слышала и от матери. Но Вероника Алексеевна рассуждала стандартно, по-женски, полагая, что разгадку нужно искать в семейной жизни загадочного Архипова. Климов имел в виду нечто совсем иное…

– Вы плохо выглядите, – сообщил бывший клиент, подсаживаясь к ней за столик. – Неприятности на работе?

Лиза отрицательно покачала головой.

– Мне нужно поговорить с тобой, Климов. В моей жизни происходит что-то очень странное…

Он так внимательно слушал ее, что Лиза выложила ему гораздо больше того, о чем хотела рассказать. Она смешала в кучу все события минувших дней, от убийства Марины до необъяснимого вранья Архипова. Наконец она спохватилась и виновато покачала головой:

– Ты должен был остановить меня, Климов. Я заболтала тебя до смерти.

– Совсем нет, – улыбнулся молодой человек. – Это самое малое, что я могу сделать для вас.

С его стороны это было, без всяких сомнений, великодушно. Но Лизе не хотелось беспардонно пользоваться благодарностью бывшего клиента. Поэтому, не теряя времени даром, она напрямик спросила:

– Скажи, Климов, в прошлый раз у меня в гостях ты говорил что-то про свою интуицию. Ты имел в виду что-то конкретное?

Молодой человек пожал плечами.

– Это было только предположение. Каюсь, конкретных фактов против вашего загадочного друга у меня нет. Неужели вы подумали, что я способен скрыть от вас что-то серьезное?

– А я-то думала… – разочарованно протянула Дубровская.

– …что я знаю его подноготную, – продолжил Алексей. – Нет! Но ничто не может помешать нам узнать о нем все.

– Как это?

– Обыкновенно. Мы немного поиграем с вами в частных детективов. Вас это интересует?

– Разумеется. Только мне неловко напрягать тебя.

– О каком напряжении идет речь? Если хотите знать, это мне неловко чувствовать себя вашим должником. Приступим к делу?

Лиза радостно кивнула головой. Наконец-то у нее появился добровольный помощник. Вместе они быстро докопаются до правды.

– Вы были у него дома? – осведомился Климов.

– Никогда. Знаю только, что он снимает жилье где-то на окраине. Улица Моховая, слышал про такую?

– Нет. Но начнем мы именно оттуда…

Улица Моховая была забыта богом и людьми. Узнав приблизительные координаты через справочную, Лиза и Алексей отправились на поиски временного пристанища Архипова. Петляя по задворкам большого города, они сожгли полбака горючего, прежде чем напали на верный след.

Моховая улица насчитывала пару ветхих домов, а приличной дороги здесь и в помине не было. Если бы на дворе стояло не засушливое лето, а дождливая осень, добраться сюда было бы возможно разве что на танке. Покосившийся забор спускался прямо к реке. Где-то гоготали гуси.

«Не случайно Андрей не захотел вести меня к себе, – подумала Лиза. – Ну что же, хоть в этом его можно понять».

На завалинке сидел старый дед, обутый не то в лапти, не то в кеды эпохи застоя. Он разомлел на солнышке и, услышав шаги нежданных гостей, вздрогнул.

– Кавой-то несет. Вы с собесу аль с горсполкому? – осведомился старик, рассматривая незнакомцев.

Лиза открыла было рот, чтобы сообщить жителю Моховой улицы всю правду о цели их визита, но Климов опередил ее:

– Мы из милиции. Ваша фамилия?

– Прокудин Иван Степанович, – испуганно доложил дед. – Можно просто – Степаныч. А че-гой-то, у вас проблемы?

– Проблемы у вас, – строго заявил Климов. – Нам нужно пройти в дом.

– Пожалуйте, гости дорогие, – заюлил дед. – Щас чайком побалуемся…

– Мы при исполнении, – сурово напомнил Климов.

Лиза была удивлена, как удачно ее знакомый вошел в роль милиционера. Если бы она не знала, что перед ней бывший подозреваемый по делу о серийных убийствах, она бы ни за что не догадалась, что это всего лишь розыгрыш.

– А чего случилось-то? – осмелился спросить дед. – Живу я тихо, самогонкой не занимаюсь, в чужой огород за помидорами не лазаю.

– Слышали мы, что постояльцев ты держишь. Признавайся!

Дед открыл беззубый рот и захихикал.

– Шутишь, начальник, какие постояльцы?!

Климов нахмурился:

– Елизавета Германовна, составляйте протокол на гражданина Прокудина. В связи с тем, что он отказался сообщить правоохранительным органам о местопребывании особо опасного рецидивиста…

Лиза зашелестела бумагами, выразительно поглядывая на Степаныча. Дед всполошился:

– Ой, беда-то какая! Чего же я, дурак, натворил? Признаюсь, бес попутал на старости-то лет.

– Ты, Степаныч, успокойся. Рассказывай все как есть, – приказал «страж порядка». – Елизавета Германовна, отставить протокол! Гражданин Прокудин сейчас чистосердечно каяться будет.

Старик замотал седой головой.

– Все расскажу! Вот те истинный крест.

– Валяйте, – великодушно разрешил Климов.

– Чего рассказывать-то? – удивился дед. – Вон он, ваш цедивист, под грушей валяется. Три дня не просыхает. Сливовой настойки нажрался, супостат!

Елизавета открыла от изумления рот. Ее Андрей, разбирающийся в тонких французских винах и высокой моде, валяется пьяным под грушей!

Они с Климовым выглянули в окно. Действительно, под сенью раскидистого дерева лежало нечто безобразное в грязных сапогах и с рыжей щетиной. Богатырский храп заглушал гул расположенной неподалеку автомагистрали.

Лиза облегченно вздохнула. Нет, это определенно был не Андрей.

– Так в чем ты, старый пень, собрался каяться? – возмутился Климов.

– Дык в нем. Пустил я ево за три сотни рублей в месяц. А мне, поди, налоги надобно платить! За прибыль.

Елизавета подивилась необычайной юридической грамотности дедули. Признаться, она думала, что старичок в глаза не видел даже лампочки Ильича. На столе стояла только оплавившаяся свечка, а под потолком болтался оголенный провод.

– Еще постояльцы имеются?

– Нет-нет! – поспешил заверить их дед. – Других не держим.

– Этот нам не подходит, – заявил Климов. – Что скажете о соседях?

Он показал на домик, почти наполовину вросший в землю.

– Старуха там живет. Савельевной кличут. Осьмидесяти пяти лет, – доложил дед. – Вот она – еще та штучка!

Молодые люди не успели удивиться, как Степаныч тоном старого заговорщика выдал компромат:

– У ей в погребе аппарат самогонный имеется. Надобно ее арестовать! Хороших людей травит, зараза!

– Это не по нашей части, – заявила Лиза. – Скажите лучше, она живет одна? Молодых людей вы у нее не видели?

– Конечно, одна. Кому она нужна? А молодые люди к ней уже почитай как полвека не ходют.

Климов наклонился и зашептал на ухо Елизавете:

– Надо уходить. Здесь мы ничего не добьемся.

Конечно, Алексей был прав. Они направились к выходу, запинаясь о вспученные половицы. Выйдя на улицу, Лиза зажмурилась от нестерпимо яркого летнего солнца. После убогого жилища старика даже засохшая грязь выглядела празднично.

Климов подвел неутешительные итоги:

– Архипов никогда не жил на Моховой улице. Полагаю, что он даже здесь никогда не был. Очередная ложь, Елизавета Германовна. Так кто же он, этот ваш знакомый?

Лизе хотелось бы самой это знать…

– На этом все! – Дубровская захлопнула за собой дверцу «Пежо» и с тоской посмотрела на Климова. – Мы убедились, что Архипов – враль, каких мало. Одного не пойму – должна же у него быть какая-то цель. Зачем вводить меня в заблуждение? Положим, он не программист. Ну и что из этого? На компьютерах свет клином не сошелся. Может, он стесняется своей профессии?

– В этом-то и дело, Елизавета Германовна. На грузчика он не похож, да и на слесаря тоже. Видели его руки? Ухоженные, с чистыми ногтями… Могу поспорить, что ничего тяжелее авторучки он в них не держал.

– Опять же зачем он скрыл от меня свой настоящий адрес? – размышляла Лиза.

– Может, у него жена и семеро ребятишек? – высказал предположение Климов.

Дубровская скривилась. Неужели разгадка странного поведения ее друга столь банальна? Тогда все становится ясным… Молодой, утомленный семейными тяготами мужчина находит отдушину на стороне. Поскольку в его планы новая женитьба не входит, он предпринимает всевозможные меры, чтобы его приятное увлечение оставалось в тайне. Жена ничего не подозревает о существовании новой пассии у мужа, пассия (она же Лиза Дубровская) даже гипотетически не предполагает, что она для своего приятеля не единственная радость на белом свете…

– Конечно, если он – секретный агент министерства безопасности или же иностранный шпион, – продолжал рассуждать Климов, – то многое в его поведении становится понятным.

Лиза горько усмехнулась. Секретный агент? Было и такое предположение. Но положа руку на сердце оно казалось менее правдоподобным, чем история о загулявшем семьянине.

– Как бы то ни было, – подвела она неутешительный итог, – все ниточки к прошлому и настоящему этого лгуна оборваны. Не буду же я обращаться в милицию с просьбой установить личность моего приятеля!

– Вы отказываетесь от поисков? – удивился Климов.

– Нет, просто не вижу перспектив…

– Совершенно напрасно. Нет таких людей, которые идут по жизни, не оставляя следов. У него должны быть знакомые, друзья-приятели, сослуживцы, родственники.

– Но я знаю о нем так мало, – возразила Лиза. – Когда мы с ним познакомились…

Она внезапно замолчала.

– Вам плохо? – забеспокоился Климов. Дубровская заулыбалась:

– Вовсе нет. Мы встретились с ним на вечеринке у некоего Вадима. Как ты думаешь, Климов, а не навестить ли нам этого господина? Тем более моя мама его просто обожает…

То, что Вадим не ждал в гости Дубровскую, было заметно по его хмурой физиономии. Он приятно проводил время в обществе зеленоглазой блондинки и надеялся в скором времени плавно переместиться с ней в уютную спальню на втором этаже. Девушка хотела, по всей видимости, того же, поскольку ее маленькая ручка с симпатичными бриллиантовыми колечками игриво перебирала густую растительность на груди кавалера, а пухлые губки приняли форму буквы «о». Парочка бултыхала ногами в фонтане, наслаждаясь летней жарой и прохладными брызгами. Вадим рассказывал блондинке одну из своих утомительных историй с претензией на юмор, а девица заливалась смехом, поминутно вставляя в монолог приятеля умные реплики: «Потрясно!», «Подумать только, милый!», «Ах ты, душка!»

Если бы не пожилая домработница, пропустившая пару нежданных визитеров во двор особняка, Вадим, по всей видимости, предпочел бы нырнуть в фонтан, лишь бы не видеть дочку Дубровских и ее спутника. Но поскольку прятаться было уже поздно, хозяин вяло пригласил гостей в дом.

Они расположились внизу. После одуряющей жары июльского полдня приятная прохлада гостиной была весьма кстати.

Блондинка с ногами забралась на диван и расположилась там весьма вольготно, закинув ноги с безупречным педикюром чуть ли не на шею приятеля.

– Водка, джин, кола, лимонад? – произнес заученную фразу Вадим.

– Нет, спасибо. Мы к тебе по делу.

На лице Вадима появилось выражение смертельной усталости.

– Это займет не более десяти минут.

Блондинка с облегчением вздохнула. Значит, они не будут напрашиваться на обед. Это уже хорошо.

– Меня интересует твой знакомый, – начала Лиза.

– Кто именно?

– Сейчас объясню. Правда, я о нем мало что знаю. Я познакомилась с ним у тебя на вечеринке.

Вадик понимающе хмыкнул. Кажется, он разгадал мотивы Дубровской. Подцепив кого-то из состоятельных господ в респектабельном доме его родителей, эта молодая вертушка надеется, что он выступит в роли свахи. Ох, бабы – все они одинаковы!

– Начнем по порядку. – Вадим разрешил вовлечь себя в игру. В конце концов, интересно, на кого его гостья решила накинуть хомут. – Кто его родители?

– Родители? – захлопала глазами Лиза. – А при чем тут его родители?

Вадим удивился. На его взгляд, это был самый логичный вопрос.

– Городская или областная администрация, директора заводов, главные врачи, известные адвокаты, начальник тюрьмы, владельцы ресторанов, казино… – начал перечислять он, надеясь навести Дубровскую на верный след.

– Все элементарно, Елизавета Германовна, – выступил Климов в роли переводчика. – То, что искомый вами экземпляр мужского пола переступил порог этого дома, означает по крайней мере то, что он приходится троюродным племянником президенту. Короче, чем занимаются родители вашего героя. Это вам известно?

– Конечно, – заулыбалась Лиза. – Кажется, они работают в каком-то колхозе.

– Кем? – подначил Климов. – Директором или главным агрономом?

– Они простые колхозники, – упрямо повторила Дубровская. – У них есть маленький домик рядом с фермой.

Блондинка продолжала гладить Вадима, но последняя реплика Лизы ее удивила настолько, что она вонзила ноготки в его волосатую грудь. Тот подпрыгнул то ли от боли, то ли от изумления.

– Черт знает что, – выругался он. – Какой колхоз, какая ферма?

– Успокойся, душка, – подала голос девица. – Может, его предки действительно собирают картошку, а он стрижет бабки в одном из совместных предприятии. Путь от простого колхозника до руководителя крупной компании. Как тебе такой поворот сюжета?

Вадик успокоился. Об этом он даже и не думал.

– Ну, если так, то это даже круто. Говори, Дубровская, до кого дослужился твой колхозник?

– Есть такая фирма «Электроникс», – осторожно начала Лизавета.

– Хорошо, знаю. Кто тебя там заинтересовал? – покровительственным тоном изрек хозяин дома. – Надеюсь, директор?

– Не совсем, – пробормотала Лиза. – Там работает один программист. Вернее, я считала, что он там работает. А он, скорее всего, просто жулик, но учился он с тобой в одном классе.

Вадик, услышав такую хитро заплетенную чушь, не понял ровным счетом ничего, но хорошо развитый интеллект будущего дипломата все же вычленил несколько знакомых слов:

– Программист?!

– Да, душка! – продолжила перевод блондинка. – Это такой мужик, который работает на компе. Конечно, тыкать пальцем в клавиши может и любая герла, но, котик, нам очень мешает маникюр.

– Отстань, – взвился Вадик. – Я знаю, кто такой программист. Меня интересует лишь то, откуда он мог взяться в нашем доме?

– Вот я о чем тебе толкую, – обрадовалась Лиза. – Он, скорее всего, не имеет никакого отношения к компьютерам!

Климов наконец не выдержал. Если не взять инициативу в свои руки, им придется заночевать в негостеприимном доме Вадика. Этого ему хотелось меньше всего.

– Позвольте, я все вам растолкую. Имя и фамилия Архипов Андрей вам что-нибудь говорит?

Лиза удивилась. Почему она сама не задала такой простой вопрос?

Лоб будущего дипломата пересекла морщина.

– Архипов? Сейчас подумаю… Директор зоопарка – Археев, начальник тюрьмы – Архиреев. Вы ничего не путаете? Может, все-таки тюремщик?

Тут уж забеспокоился Климов:

– Н-нет, не думаю… Еще одна деталь, Елизавета Германовна уже упоминала о ней, он учился с вами в одном классе.

– Это исключено, – отрезал Вадик.

Лиза усмехнулась. Как же ей не пришло в голову? Отпрыск состоятельного папаши наверняка постигал науку где-нибудь в туманной Англии или же шоколадной Швейцарии. Откуда было взяться здесь его школьному приятелю?

Но, оказывается, причина была не в этом.

– Мои одноклассники – мелкие букашки. А мне, как будущему послу, необходимо тщательно относиться к выбору знакомых, – он презрительно взглянул на Лизу. – Так что, дорогая, вы, вероятно, ослышались.

– Я не страдаю слуховыми галлюцинациями, – уперлась Дубровская. – Да и молодой человек, с которым я здесь познакомилась, вовсе не напоминал привидение: одна голова, две руки и две ноги. И эта голова, кстати, мне сказала, что он есть Андрей Архипов, твой однокашник и программист в одном лице.

– Золотой мой, – встряла в разговор белокурая девица. – Твоя охрана просто дала маху, пропустив на территорию особняка очередного проходимца без роду и племени.

– Вот здесь ты права, киска, – согласился Вадим. – Не дом, а проходной двор. Никакого Архипова я никогда не знал, и, судя по твоим словам, Дубровская, вряд ли у меня возникнет желание с ним познакомиться.

Лиза приуныла. Оборвана еще одна ниточка из пестрого коврика лжи, сотканного ее приятелем, обаятельным простаком с честными глазами.

– Еще вопросы будут? – Вадим выразил нетерпение. – Время – деньги, а нам нужно еще штудировать мировую экономику. Верно, киска?

Белобрысая подруга будущего дипломата ущипнула его за жирный, складчатый живот:

– Потрясно, дружок! Ты просто читаешь мои мысли.

Парочка удалилась в верхние комнаты грызть гранит науки, а детективы-неудачники поплелись к выходу.

– Каковы ваши планы на ближайшее будущее? – осведомился Климов. Конечно, он имел в виду дальнейшую работу по разоблачению оборотня Архипова.

– Да так, есть кое-какие мысли, – задумчиво ответила Елизавета.

Хороших идей было множество, но Дубровская, огорченная безрезультатными поисками концов в хитрой головоломке, уже не особо верила в удачу. Что-то ей подсказывало, что очередную детективную операцию ждет уже привычный провал. Так оно и вышло…

– Да вы с вишни, что ли, упали, гражданочка? – кипятился дрессировщик. Его усы подпрыгнули вверх, выражая, должно быть, крайнюю степень возмущения. – Не знаю я никакого Архипова.

– Вы должны его знать! – настаивала Лиза. – Он – ваш друг!

– Позвольте мне самому разбираться со своими друзьями!

– Охотно позволю. Но скажите честно: вы меня когда-либо видели?

– В первый раз!

– Как же так? – изумилась Лиза. – Мы с Андреем были у вас на дневной репетиции. Я, как сейчас помню, держала обруч, а вот эта лохматая собачка прыгала через него. А обезьянку в юбочке я даже кормила с рук.

Дрессировщик сочувственно посмотрел на Климова:

– Ваша спутница… м-м-м… она в порядке?

Честно говоря, Климов был в этом неуверен.

Слишком уж натурально изображал недоумение циркач, а объяснения Лизы звучали малоубедительно.

– Хорошо, – Лиза сделала вид, что признает свое поражение. – Пусть я вам кажусь малость не в себе…

По глазам дрессировщика, да и своего бывшего клиента, Лиза поняла, что они с ней полностью согласны.

– …но тогда откуда я, по-вашему, знаю клички хищников? Бархан, Амур, Самурай. Я их правильно назвала?

– Правильно.

– Вот видите! – победно изрекла Дубровская. – Это объясняется просто: вы назвали мне их в прошлый раз, а я запомнила.

– Я согласен с вами лишь в одном, – вздохнул утомленный циркач. – Это объясняется действительно элементарно. Мы объявляем клички животных на каждом представлении. А с собачкой или даже обезьянкой вы без всякого блата могли сфотографироваться в антракте.

– Но я была за кулисами, – чуть не плакала Лиза. – Вы показывали мне клетки с хищниками.

– Это исключено, – заявил дрессировщик и, обращаясь уже к Климову, негромко произнес: – Я вам советую обратиться к специалисту. Вашей спутнице нужна психиатрическая помощь, причем безотлагательно…

Шеф-повар известного ресторана был неприступен:

– Мадемуазель, то, что вы мне сейчас рассказали, полная нелепица.

– Но я с моим приятелем готовила десерт под вашим руководством. Кстати, все происходило на кухне вашего уважаемого заведения, – недоумевала Лиза.

– Это запрещено.

– Запрещено что?

– Вход на кухню для лиц, не являющихся работниками ресторана. Вы случайно не работник санитарно-эпидемиологической службы?

– Нет.

– А может быть, вы студентка кулинарного техникума?

– Нет.

Лиза была озадачена. К чему эти странные вопросы?

– Ну, на худой конец санитарная книжка у вас имеется?

– Нет, конечно.

– Мон дье! – воскликнул француз. – Тогда вы ни в коем случае не могли переступить порог пищеблока. Наш ресторан заботится о своей репутации так же, как и о здоровье своих клиентов. Мой совет вам, мадемуазель, – примите на ночь немного коньяка. Здорово успокаивает нервы и не в меру расшалившееся воображение.

Неудачи преследовали Лизу по пятам. Все, с кем ей удалось встретиться, единодушно заявили, что никакого Андрея Архипова они никогда не видели, да и сама Елизавета им незнакома. И, что было самое обидное, все они советовали Дубровской обратиться за психиатрической помощью, пить «Нарзан» и чаще гулять на свежем воздухе. Замученный бесплодными поисками Климов был, конечно, деликатен, но Елизавета стала за ним замечать определенного рода странности. Он наблюдал за ней исподволь, как приглядывают обычно за опасным больным: не ровен час, она воткнет ему в спину вилку или выльет ему на голову кастрюлю с кипятком.

– Я здорова, – восклицала Лиза. – Но мне почему-то кажется, что весь мир вокруг меня сошел с ума. Такое впечатление, что я знакома с невидимкой. Только вот незадача – я его вижу, а остальные – нет!

Климов сочувственно глядел на нее, но, увы, не знал, чем помочь.

– Скажи хоть ты, Алексей, – вопрошала Дубровская. – Может, никакого Архипова у меня дома в день твоего освобождения не было? Если это так, то я сдамся и отправлюсь к психиатру.

– Был, Елизавета Германовна, некий молодой человек, которого вы представили мне как Андрея, программиста, – успокаивал ее Климов.

– И то хорошо, – с облегчением вздыхала Лиза. – Если я сошла с ума, то только наполовину.

– Вам нужно отдохнуть, – осторожно намекал Климов. – И тогда, быть может, все встанет на свои места.

Бесконечная забота окружающих о ее здоровье доводила Дубровскую до градуса кипения. Услышав очередной «добрый» совет, она вспыхивала, как сухая солома в знойный полдень, и вела себя, мягко говоря, не совсем адекватно. Советчики, как правило, только мотали головами, лишний раз убеждаясь, что по взвинченной адвокатессе плачет смирительная рубашка.

– Мне нужно поговорить с Андреем, – как-то заявила она Климову. – Я выложу ему все, что мы о нем знаем, точнее сказать, не знаем, и потребую объяснений.

– Я не думаю, что это разумно, – только и сказал Алексей.

– Это почему?

– Все очень просто. Мы увлеклись мышиной возней вокруг вашего Архипова и совсем забыли о предупреждении Вострецова.

– Что ты хочешь сказать?

Климов вздохнул. Иногда его адвокат проявляла просто чудовищную бестолковость.

– Я попробую построить логическую цепочку, чтобы вам были понятны мои опасения… Итак, вас предупреждают о том, что вы находитесь в опасности. Если мои слова не имеют под собой фактической основы (интуиция, не более того!), то предостережение следователя вы просто не можете пропустить мимо ушей. Он доводит до вас слова некоей девушки, вашей знакомой, жертвы преступления. Она говорит перед смертью: «Передайте Дубровской… Он ее убьет». Очевидно, что речь идет о человеке, с которым вы обе были знакомы (в противном случае ее предупреждение просто теряет смысл). Таким образом, примем за основу утверждение: потенциальный убийца – это человек, которого вы знаете. Пока все понятно?

– Да, – ответила Дубровская. Почему-то у нее, как и при беседе с Вострецовым, появилась странная дрожь в коленях.

– Я, конечно, незнаком со всеми вашими друзьями-приятелями, – продолжил Климов. – Вы представили мне только одного из них – Андрея Архипова. Насколько я успел убедиться, это довольно темная личность. Мы не знаем о нем ничего: ни его рода занятий, ни места его жительства, ни семейного положения. Но это было бы половиной беды. Настораживает то, что ваш приятель сочиняет на ходу красивую сказочку о самом себе. Значит, ему есть что скрывать. Однако я разгадал ребус, заданный Невидимкой… Думаете, почему никто из тех людей, с которыми мы общались, никогда не знал Андрея Архипова?

– Не имею представления, – чуть слышно ответила Лиза.

– Потому что такого человека просто не существует в природе. Ваш Невидимка носит другое имя, но мы не знаем какое.

– Но этого не может быть!

– Вы видели его документы?

– У меня нет привычки требовать паспорт у каждого нового знакомого, а в карманы я не заглядываю!

– Вот видите! Как же вы можете утверждать, что его зовут Андрей Архипов, а не Саня Петушков?

Действительно, как? Лизе пришлось с горечью констатировать, что Алексей в своих рассуждениях, видимо, идет по верному пути. Но другой вывод, нелепый и страшный по своей сути, логично вытекал из размышлений Климова. Кто был общим знакомым для Елизаветы Дубровской и Марины Дробыш? Что объединяло этих двух молодых женщин? На первый взгляд – ничего! Начинающий адвокат и исполнительница стриптиза, папенькина дочка и редкостная оторва. Да, они терпеть друг друга не могли! Но все же был человек, который нравился им обеим и из-за которого между ними случались в последнее время стычки. И этим человеком был он – Андрей Архипов!

Лиза прикрыла глаза. Вихрь воспоминаний унес ее в недавнее прошлое.

«Ты потрясающе выглядишь, милый. Заходи в ночной клуб „Полночный бриз“. Я там танцую каждый вечер», – смеялась Марина.

«Дорогая, я переставлю машину и вернусь», – говорит Андрей Дубровской. Они с Мариной чуть ли не под руку выходят во двор. Архипов отсутствует пятнадцать минут.

«Я не поеду с тобой на встречу выпускников, у меня запланирована важная поездка на научную конференцию», – сочинял Андрей. Именно в эти дни происходит убийство Марины.

«Какая научная конференция? Впервые слышу подобную чушь!» – недоумевает сотрудник «Электроникса», разрушая алиби Архипова.

И, наконец, Вострецов: «Последние слова Марины были о вас: „Передайте Дубровской. Он ее убьет“.»

Все яснее ясного…

– Я не желаю больше видеть его. Я боюсь! – призналась Климову Лиза.

– Это неразумно.

– Почему?

– Он пока ничего не подозревает. Стоит вам себя выдать, вы не оставите ему выбора.

– А может, обратиться в прокуратуру?

– Если у вас есть веские доказательства его вины – дерзайте! Но пока у вас только предположения – не будите спящую собаку. В то время как Вострецов будет проверять предложенную вами версию (если, конечно, он это сделает), у вас появятся неплохие шансы составить компанию невезучей Дробыш.

– Что же делать?

– Ведите себя естественно. Не дергайтесь, но соблюдайте разумную дистанцию. Никаких походов по ночному городу, откровенных разговоров и ненужных признаний. Встречи у вас дома – только в присутствии няни или матери. Нам нужно время. Уверяю вас: мы найдем выход!

Легко было говорить Климову о соблюдении элементарных правил осторожности! Дубровскую каждый раз бросало то в жар, то в холод, стоило Архипову перешагнуть порог ее дома. Он же, как назло, был просто неистощим на выдумки: изобретал маршруты для совместных поездок по городу и вылазок на природу, хотел познакомить Лизу с известным актером и непризнанным художником, предлагал освоить горный велосипед и посетить курсы подводного плавания.

Дубровской приходилось проявлять редкостную изобретательность, чтобы ее отказы не выглядели подозрительными. Она жаловалась то на мигрень, то на боль в лодыжке, на дурное настроение и на требовательного начальника. Пригодилась и мамина присказка о незаконченной диссертации. Вместо того чтобы наслаждаться великолепной погодой, она часами просиживала в читальном зале библиотеки, а всем развлечениям сезона предпочитала ежевечерний просмотр бразильского телесериала.

Неизвестно, зародились ли какие-то подозрения у Архипова (чужая душа, как известно, потемки), но в их отношения заполз едва ощутимый холодок, появилась натянутость. Тон Андрея становился все суше, а сердце Елизаветы колотилось все сильнее, словно предчувствуя неладное.

– Я загружен делами. На работе – аврал, – жаловался он.

«Неужели у программистов бывает производственная запарка? Это тогда, когда ломаются все компьютеры? А может, фирму „Электроникс“, в которой, кстати, тебя никто не знает, атаковали конкуренты?» – хотелось сказать ей.

– Если бы не маленькая комнатка, которую я снимаю вместе с другом, ты бы уже давно побывала у меня в гостях. Но ты не знаешь, каково жить в этих хрущевках?! – сетовал он.

«На улице Моховой нет хрущевок! – хотелось крикнуть ей. – Есть только два полуразвалившихся дома, построенных, видимо, еще при царе Горохе».

– Мне кажется, ты что-то мне недоговариваешь. Зря! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.

«Не знаю. В том-то и дело, что не знаю! Когда твоя любовь перейдет все разумные границы, ты меня убьешь».

Но ничего такого Елизавета вслух, конечно, не произносила. Она удивлялась, улыбалась и соглашалась. Что ей еще оставалось делать? Ложь требовала ответной лжи. И так без конца…

Николетта, она же Монро, чувствовала в себе силы начать новую жизнь, как говорится, с чистого листа. Но причиной тому были не раскаяние и не осознание быстротечности бытия, а элементарный животный страх, который поселился в ней после убийства подруги. Кровавый спектакль, разыгранный неизвестным палачом в их квартире, и растерзанное тело Дробыш оказались куда доходчивее нудных нотаций и телевизионных ток-шоу. Николетта тут же поняла, что такое хорошо и что такое плохо. Хорошо – работать в уважаемом месте, иметь мужа и детей, кататься на лыжах зимой и на велосипеде летом. Плохо – танцевать нагишом в ночном клубе, иметь внушительную вереницу постельных романов, увлекаться экстази и пить с утра виски.

Но новую жизнь принято начинать с понедельника, с первого числа месяца или с Нового года. Поэтому Монро пока еще не потребовала расчет в ночном клубе. Однако ее подруги по цеху уже отметили, что Николетта стала чрезвычайно задумчива и, можно сказать, скромна. Последнее обстоятельство особенно мешало творчеству.

– Да что с тобой происходит, Николь! – орал постановщик шоу. – Спина – коромыслом, задница – куль с мукой. А где взгляд, который высекает из мужиков искры?! Ты же смотришь, как больная корова, которую впору только пристрелить.

К сожалению, он был прав. Если раньше, вдохновенно отрабатывая номер у шеста, Монро представляла вместо металлической палки высокого и стройного мужчину, то теперь она видела именно шест. Она диву давалась, зачем несколько лет своей бесценной жизни она потратила на то, чтобы полировать голой попой холодную железку. Для того чтобы в конце концов один из почитателей стрип-таланта превратил ее в кровавый кусок мяса?

В общем, получив от постановщика очередной нагоняй, она не спеша шла домой. Погода была чудесная, но Николетта, погруженная в свои мысли, не замечала буйства летних красок. Маршрут ее пролегал через дворы, вдалеке от шумной улицы, поэтому она, особо не опасаясь редких машин, брела прямо посередине дороги. Визг тормозов заставил ее вздрогнуть. Чисто вымытый «Пежо» затормозил от нее так близко, что ей без труда удалось прочитать ужас в глазах водителя.

Обычно в подобных ситуациях Монро не стеснялась в выражениях, выливая на голову виновного целый ушат площадной брани. Но сегодня она просто отошла в сторону и собиралась было продолжить свой путь дальше, как высокий голос с визгливыми интонациями вывел ее из ступора.

– Лизка Дубровская! – кричала какая-то упитанная тетка. – Ты глаза в ломбард заложила? Давишь людей чуть ли не через день. Помяни мое слово, ты закончишь свои дни в тюрьме!

Голосистая баба участливо посмотрела на бледную Николетту:

– Испугалась, бедняжка? Спасу нет от этой девки. Во вторник моего бедного кота чуть не задавила. Нужно написать на нее жалобу.

Монро рассеянно слушала сумбурную речь своей защитницы. Ее мало интересовала судьба чужого кота. Ее взволновало одно: откуда ей известно имя хозяйки «Пежо». Елизавета Дубровская… Нет, она определенно его слышала. Вот только обстоятельства их заочного знакомства были какими-то малоприятными. Внезапно ее осенило. Ну конечно! Это имя называл ей следователь прокуратуры, причем связывал его почему-то с покойной Дробыш.

Николетта наконец пришла в себя и огляделась. Двор ей тоже показался знакомым. Здесь она бывала неоднократно, когда наведывалась в гости к Марине. Трансформаторная будка с надписью «Коля любит Олю»; парковка, куда ставила свою машину Дробыш; песочница без песка и детей… Ее ноги, следуя безошибочному зову памяти, привели ее к дому несчастной подруги. Но что здесь делает эта Дубровская? Неужели она тоже тут живет или всему виной случайность? Ах да! Тетка ведь ясно дала понять, что эта неловкая Лиза каждый день устраивает здесь автомобильные гонки. Стало быть, это и ее дом…

– …ездит она и ездит. И нет от нее ни сна, ни покоя людям, – монотонно жужжал голос толстухи.

А тем временем Лизавета Дубровская уже вышла из машины и испуганно рассматривала жертву ДТП. Монро бесцеремонно скинула с плеча руку заступницы и шагнула к ней.

Наверное, виновница наезда решила, что ее сейчас будут бить, потому что схватила в руки увесистый портфель и приняла позу боксера. Но Николетта голосом, не предвещающим бури, спросила:

– Ты и есть Дубровская?

– Да! – с вызовом ответила хозяйка «Пежо».

– Ты знала Марину Дробыш?

– Конечно, – девушка от удивления выпустила из рук портфель.

– Надо поговорить, – только и сказала Николетта.

Толстая тетка, увидев, что обе девицы отошли в сторону и мирно беседуют, а не дерутся и даже не ругаются матом, возмутилась. Она убралась восвояси, поминая «добром» не только водителей-убийц, но и ротозеев-пешеходов, бросающихся под колеса движущегося транспорта.

– …Это все я видела своими глазами, – жаловалась Монро.

– Ужасно, – вторила ей Лиза.

Дубровская прониклась к Николетте доверием и внимательно выслушала историю с печальным концом. Сама же Монро была чрезвычайно рада открыть душу внимательной собеседнице. Подруги-стриптизерки, конечно, были любопытны, но отнеслись к трагедии не столь серьезно, просто как к очередной сводке криминальной хроники. Елизавета же была напугана не меньше Николетты, и это обстоятельство сильно сблизило их.

«Сказать ей, что я знаю убийцу? – не могла решиться Дубровская. – Пожалуй, не стоит. Климов меня предупреждал о том, что лучше до поры до времени держать рот на замке». Но Монро вдруг заявила:

– А ты знаешь, кто убийца?

– Нет.

– Чулочник!

Это слово она произнесла шепотом, но Дубровской показалось, что ясное летнее небо вдруг рассекли молнии и раздались оглушительные громовые раскаты.

– …это маньяк, задушивший нескольких молодых женщин в нашем городе. Неужели ты ничего о нем не слышала? Ты же сказала, что занимаешься адвокатской деятельностью?

Но Лиза смотрела на новую подругу и не могла вымолвить ни слова. Страх парализовал гортань, а ноги стали ватными.

– …рядом с телом Марины нашли белые чулки. Их принес с собой убийца. Ни я, ни Дробыш таких отродясь не носили, – мела языком Николетта.

Когда к Дубровской вернулась способность говорить, она спросила лишь одно:

– Ты не ошибаешься? Марина же не была задушена.

– Он просто не успел это сделать, – сообщила Монро. – Мы с приятелем помешали ему. Ты не представляешь, какой кошмар – находиться в нескольких метрах от убийцы…

Они распрощались с Николеттой. Та отправилась домой заметно повеселевшая, словно сняв с души неподъемную тяжесть. Лиза же едва передвигала ноги. Новое открытие ошеломило ее настолько, что подняться к себе на четвертый этаж казалось ей крайне сложной задачей. Она села во дворе на скамейку, уставившись стеклянным взглядом на стайку воробьев, затеявших шумную возню из-за корочки хлеба.

Итак, если все, что сказала Монро, – правда, значит, ей, Лизе Дубровской, угрожает не просто рядовой убийца. Чулочник – опасный маньяк, который не остановится на полпути.

Кстати, а что ее вдруг так удивило? Ведь это было понятно с самого начала. То, что убийца жестоко расправился с Мариной, свидетельствовало о многом. Он не ограбил ее, то есть корыстный мотив его действий можно было исключить сразу. Вряд ли его ужасный поступок был продиктован местью – они мало знали друг друга. О личной неприязни говорить по той же причине не приходится. Значит, речь идет об убийстве, сопряженном с какими-то тайными причинами, известными только самому кровавому палачу…

– Лиза… Лиза! Что с тобой? – на ее плечо легла чья-то рука.

Это был Андрей! Дубровская вздрогнула, будто через ее тело пропустили электрический ток.

– Ты такая бледная! Тебе плохо?

Елизавета уставилась на Архипова, плохо соображая, каким волшебным образом он перешагнул из ее мыслей в реальность.

– С кем это ты только что разговаривала? – спросил он.

– Это Николетта – танцовщица из «Полночного бриза», – механически ответила она.

– Подруга убитой?

– Да… – помертвевшими губами произнесла она.

Что она сделала! Зачем только она ему это сказала? Всему виной дикий стресс, пережитый несколькими минутами раньше. Он, должно быть, все понял!

Но Андрей насвистывал что-то себе под нос и не подавал вида, что нечаянное известие Лизы его заинтересовало.

– Тебе просто необходимо проветриться, – сказал он. – Может, прогуляемся в парке?

«Где ты придушишь меня за первой попавшейся елкой?»

– Извини, Андрей. Ты прав, я себя чувствую отвратительно. Мне нужно подняться к себе.

– Я с тобой?

– Не стоит, – покачала головой Лиза. – Как-нибудь в следующий раз.

Дубровская не могла вспомнить, когда именно у нее возникла идея получить консультацию психолога. Ей просто необходимо было поговорить с человеком, который мог профессионально ответить на ее вопросы, не удивляясь и не выпытывая, почему, собственно, ее интересуют столь странные вещи.

Вениамин Каретный – вот кто ей должен был помочь. Мамин протеже, кандидат в мужья, сынок обеспеченных родителей, директор психологического центра…

Центр психологической помощи «Эго» ей удалось разыскать без особого труда. Папаша Вениамина позаботился, чтобы наследник делал деньги в престижном районе города, обслуживая богатую клиентуру. Просторный офис, выдержанный в приятных пастельных тонах, полотна модных художников, симпатичная девушка-администратор – все свидетельствовало о том, что врачевание людских душ поставлено в этом заведении на крепкую коммерческую основу и приносит неплохую прибыль.

– Директор ведет прием пациентов только по предварительной записи и в строго отведенные для этого дни, – сообщила администратор, растянув губы в резиновой улыбке. – Я могу порекомендовать вам другого специалиста.

– Нет, мне нужен именно Каретный. Скажите ему, что пришла его знакомая – Елизавета Дубровская.

Девушка немедленно удалилась. Видимо, имя потенциальной невесты оказало на психолога магическое воздействие, потому что через несколько секунд Вениамин Каретный собственной персоной предстал перед Елизаветой. Он рассыпался в любезностях, и Лиза сама не заметила, как оказалась у него в кабинете в удобном кресле и с чашкой крепкого кофе в руках. Психолог вился вокруг Дубровской, усаживая ее поудобнее и предлагая конфеты с ромовой начинкой.

Конечно, он был сильно разочарован, когда выяснил, что визит Елизаветы не имеет романтической подоплеки, а преследует вполне определенную цель.

– Я хотела бы поговорить с вами о психологии серийных убийц, – сказала Дубровская, пробуя на вкус ароматный напиток.

– О чем? – опешил Каретный.

– О маньяках, – невинно хлопая ресницами, сообщила Лиза.

– Зачем вам это надо?

Резонный вопрос! Но Дубровская не собиралась посвящать Вениамина в свои проблемы, поэтому ее ответ звучал весьма обыденно:

– Я пишу диссертацию по уголовному праву, и меня интересуют некоторые психологические аспекты этой проблемы.

Надо отдать должное Каретному. Он оказался настоящим профессионалом и, забыв на время про свою неустроенную личную жизнь, увлеченно поделился с Лизой всем тем, что знал о серийных убийцах.

– …Сам момент причинения смерти не вызывает у таких лиц каких бы то ни было негативных эмоций. Сожаление, сострадание, покаяние – эти слова не из их лексикона. Они убивают легко. Есть среди них даже такие, которые испытывают радость от совершенного злодейства, приятно расслабляются и успокаиваются.

– Господи! Разве можно их после этого считать людьми? Это исчадие ада в оболочке человека.

– Вы не так далеки от истины. Многие из этих монстров достаточно ясно понимают, что не похожи на остальных людей. Они ощущают свое особое предназначение, считают себя исполнителями определенной миссии на Земле. Это поднимает их в собственных глазах. Стоит ли говорить о том, что они не испытывают жалости к своим жертвам, ведь те – букашки, они же – полубоги.

– Скажите, а можно ли серийного убийцу выделить среди толпы? Должны же у него быть какие-то внешние особенности, странности в поведении. Не может же столь опасный преступник выглядеть так же, как обычный законопослушный гражданин.

– А почему нет? – усмехнулся Каретный. – Милая моя, у них на лбу не написано, что он маньяк, поедающий на ужин молоденьких женщин! Если хотите знать, то криминологические исследования в этой области подтвердили, что серийные убийцы внешне – самые обычные люди. Они могут работать школьными учителями и быть примерными семьянинами. Они скромны и любезны с соседями, любимы на работе, безупречны в быту. Темная сторона их личности скрыта от окружающих. Их разоблачение – настоящий шок для родственников и знакомых.

«Стоит посмотреть на Андрея, чтобы убедиться в правоте Каретного. Симпатичный рубаха-парень, знаток французских вин и компьютеров. Но если приоткрыть завесу, становится страшно».

– Я не разбираюсь в следственной практике, – продолжал Каретный, – но я слышал о трудностях, с которыми сталкиваются работники правоохранительных органов, разыскивая подобных типов. Подозрение падает на махрового рецидивиста, а виновником оказывается почтенный глава семейства или примерный студент.

– Но почему они становятся такими? – удивилась Лиза. – Не скрою, меня тоже некоторые считали папенькиной дочкой и паинькой. Я была отличницей. Но ведь это не означает, что в определенный момент моей жизни у меня поедет крыша и я начну охоту на мужчин.

– Истоки такого поведения нужно искать в детстве и юности преступника. У каждого из них, как правило, был определенный случай, эпизод, ставший как бы пусковым механизмом для формирования личности злодея. Это могут быть изъяны в воспитании, внутрисемейные проблемы. Нередко именно нелюбовь собственных родителей, осознание ущербности и неполноценности заставляют искать подтверждение своей значимости таким ужасным способом. Запомните, Лиза, все мы – родом из детства. Оттуда мы берем с собой в дорогу по жизни не только добро, но и пороки. Будете еще кофе, дорогая?

«Все начинается с детства» – так сказал Каретный. Стало быть, ключик к разгадке личности Чулочника нужно искать среди людей, знавших его ребенком. Ничего себе задачка! О детстве Архипова она не знала ровным счетом ничего. Хорошо бы встретиться с его родителями, но искать их неизвестно где было бы глупо.

«У нас был в школе точно такой случай, – вспомнила Лиза слова Светланы. – Мою одноклассницу нашли задушенной. Догадайся, что у нее было на шее? Правильно, белые чулки».

Бывают ли подобные совпадения? А почему бы и нет? Есть сколько угодно случаев, когда преступники, стараясь ввести в заблуждение сыщиков, используют характерный почерк некоторых своих «коллег»: рисуют на стене черную кошку, вырезают на теле жертвы надписи, используют для убийства не совсем привычные предметы (например, нож для колки льда, как в одном фильме). Кстати, голливудские шедевры предоставили немало готовых сюжетов для начинающих убийц – бери и воплощай в жизнь!

Но что-то подсказывало, что надо начинать поиски оттуда, из другого города, где живет ее подруга Татьяна, где жил Климов, где когда-то училась она. Может быть, ее опять ждет неудача, но других ниточек к прошлому Чулочника у нее все равно нет. Надо ехать не мешкая, ведь ставкой является собственная жизнь.

«Саша была самой красивой девушкой не только в нашем классе, но и, пожалуй, во всей параллели», – рассказывала Светлана.

Они сидели на кухне. Татьяна колдовала над сырным пирогом, проворно двигаясь по маршруту холодильник – плита, а ее старшая сестра и Лиза ворошили воспоминания…

Итак, Саша была очень красивой девушкой. Темно-синие глаза, пшеничные волосы, милый, слегка вздернутый носик и точеная фигура – было на что посмотреть и чему позавидовать. Удивителен был ее взгляд, чуть задумчивый, устремленный в какие-то неведомые дали.

Несмотря на кажущиеся романтичность и хрупкость ее образа, характером ее природа наградила неробким. Зная цену своей красоте, Саша водила за нос не одного поклонника. Подшучивая и высмеивая всех и вся, она вила веревки из своих кавалеров.

– Ты вроде бы парень симпатичный, – говорила она очередному воздыхателю. – Только пойми, длинноволосые юноши – герои не моего романа. Вот если бы ты…

Когда коротко стриженный и сияющий, как медный пятак, ухажер появлялся на ее горизонте, она разыгрывала веселый спектакль.

– Умора! – смеялась она, призывая в свидетели весь класс. – Только поглядите на него. Хорош же чубчик! Ты, должно быть, решил экономить на шампуне?

Ее хотелось и обнять, и придушить одновременно, столь ядовиты и несносны бывали ее слова и поступки.

Из вереницы женихов особенно выделялись двое – Леха и Дюша. Они соперничали между собой давно, но пока никто из них не мог похвастаться перед другими пацанами полной и окончательной победой над своенравной одноклассницей. Причина тому была проста: сама красавица еще не сделала свой выбор. На стороне Лехи были заслуги его невероятно известного отца-чиновника, модный прикид, а также возможность неограниченного снабжения дефицитными в ту пору импортными сигаретами, французской косметикой и нейлоновыми чулками. Дюша если и обладал достоинствами, то не отцовскими, а собственными. Он слыл хорошим спортсменом, невероятным выдумщиком и знатоком анекдотов. С ним было занимательно, с Лехой – комфортно. Саша мучилась недолго и решила проблему философски: два всегда лучше, чем один. Зачем выбирать между модным парнем и веселым спортсменом, когда можно наслаждаться импортным дефицитом и при этом смеяться.

Если девушка приняла решение, не испытывая угрызений совести, то молодые люди смотрели на эту проблему иначе. Леша и Дюша были возмущены двуличностью дамы сердца, но отступать никто из них не хотел. Втайне каждый из них надеялся, что у соперника окажется больше гордости и, плюнув на романтическую привязанность к легкомысленной вертушке, он переключится на более доступный объект. Но попытки разорвать отношения заканчивались ничем. Так эта троица и существовала, вызывая двусмысленные шутки у окружающих.

Оба героя любовного треугольника не переставали соперничать друг с другом. Лехе было проще. Подкинув подруге какую-нибудь приятную вещицу, он набирал в ее глазах куда больше очков, чем бедный Дюша со своими прибаутками. Саша щеголяла в обновках, вызывая завистливые вздохи школьниц и зубовный скрежет недовольного спортсмена.

Со временем отношения внутри любовного треугольника стали более размеренными и спокойными. Бить друг другу физиономию по каждому удобному поводу молодым людям уже не хотелось. Тем больше удивления вызвала безобразная ссора, вспыхнувшая на выпускном вечере. Предысторию конфликта знала только неразлучная троица, для окружающих события того памятного дня так и остались тайной…

Саша появилась на балу такая же ослепительная, как известная сказочная героиня. Нежно-кремовое платье выгодно подчеркивало плавную линию плеч и стройную талию. Пшеничные волосы были уложены по-взрослому, а французские духи и искусный макияж делали ее немного старше. На ногах кокетки красовались изящные туфельки и белые ажурные чулки. Как стало известно ахающим и охающим девчонкам, чулки и духи были подарены Лехой.

– Вот смотрите. – Сашенька задирала подол, демонстрируя школьным подругам удивительную в то время новинку. – Никаких дурацких подвязок и поясов. Чулки держатся на резинке…

В женском туалете царило оживление. Каждая хотела пощупать чудесный подарок руками. Крошечные розовые цветочки вверху и приятный на ощупь материал вызывали восхищение и зависть девчонок.

Леха и сам выглядел молодцом. Новенький заграничный костюм, прическа на голливудский манер, сверкающие ботинки – он будто сошел с глянцевых страниц модного журнала. Слегка загоревший и благоухающий туалетной водой, он чувствовал себя суперменом.

Дюша был взвинчен. Он не сыпал шутками, как обычно, а угрюмо отсиживался в сторонке, частенько поглядывая на часы.

Программа выпускного вечера была насыщенной, и поэтому никто не обратил внимания на исчезновение странной троицы. Все веселились, шутили, смеялись – в общем, наблюдать за чужими страстями у выпускников не было ни сил, ни желания.

Возвращение молодых людей произвело фурор. Новый заграничный костюм Лехи превратился в жалкие лохмотья, а у Дюши под глазом красовался синяк. Оба героя были нетрезвы, но настроены на удивление миролюбиво.

Королева вечера бесследно исчезла. На следующий день ее обнаружили на берегу городского пруда задушенной. На шее девушки были те самые белые чулки на резинке…

– Что же было дальше? – спросила заинтригованная Дубровская.

– Преступника не нашли, – пожала плечами Светлана.

– А как же Леха с Дюшей? Их должны были в обязательном порядке проверить, допросить! – возмутилась Лиза. – Даже из твоего рассказа усматривается причинно-следственная связь между конфликтом, последующим исчезновением девушки и ее смертью. Как пить дать кто-то из этих двоих и придушил бедную девчонку. Я бы лично поставила на Дюшу.

– Причинно-следственная связь… – передразнила Дубровскую Светлана. – Конечно, их допрашивали. Но никто из наших одноклассников не знает, что было выяснено в ходе расследования. Известен лишь итог: достаточных доказательств для выдвижения обвинения против поклонников Саши сыщики не обнаружили.

– Неужели ты больше ничего не знаешь? – Лиза была разочарована.

– Представляешь, ничего. Да ты и сама должна понимать – окончание школы, вступительные экзамены, суета. Честно говоря, было не до того. А потом, как я понимаю, есть понятие следственной тайны. Кто бы нам стал все рассказывать? Так что знаю все лишь в общих чертах.

– Значит, все концы в воду? – огорчилась Дубровская.

– Что за пессимизм? – вклинилась в разговор Татьяна. – На днях я видела Ольгу Александровну – их классную руководительницу. Она жива и здорова. Могу поспорить, что ей известно если не все, то многое из той давней истории. Сходите к ней в гости, адрес я вам скажу…

– А как же, милая, помню, – кивала головой классная руководительница Светланы. – Очень неприятный случай, а если учесть, что все произошло во время выпускного бала…

Пожилая женщина была взволнована. События того далекого вечера остались в ее памяти навсегда.

– В этой истории много темных пятен. Понятное дело, нас, учителей, забросали вопросами. Какие отношения были между молодыми людьми? Заметили ли мы что-либо необычное в их поведении на выпускном балу? В какое время молодые люди покинули праздник? Сколько они отсутствовали? Видели ли мы на их одежде следы крови? И так далее…

– Ну а вы? – не утерпела Дубровская.

– А что мы? Мы знали не больше своих учеников. Могу лишь добавить, что, как только началось следствие – все эти повестки, допросы, – отец одного из подозреваемых устроил в прокуратуре скандал. Он был не последним лицом в руководстве нашей области. Властный, нетерпимый ко всему, что противоречит его личным интересам, он требовал оградить его сына от гнусных подозрений. Мальчик собирался поступать в престижный вуз, и заботливый папаша боялся, как бы многочасовое общение с грубиянами-следователями не оказало негативного влияния на психику сына. Проверку, конечно, произвели, но, на мой взгляд, она была формальной. Следствие аккуратненько свернули. Нам объявили, что виновных не нашли.

– А как же второй подозреваемый? – удивилась Лиза. – Насколько я понимаю, у него не было могущественного отца.

– Ему тоже повезло, по инерции. Слишком уж некрасиво выглядела со стороны вся эта история. Как ни верти, имя сыночка высокопоставленного родителя все равно бы оказалось замарано. Любовный треугольник – ревность – убийство. Кому нужна была огласка?

– Ольга Александровна, а кого подозревали вы? Классная руководительница, хорошо знающая своих учеников, лучше многих может ответить на вопрос, способен ли кто-нибудь из них на убийство. Ведь это правда?

Учительница вздрогнула. Она внимательно посмотрела на Дубровскую и покачала седой головой:

– Это страшный вопрос, деточка. Не скрою, у меня были подозрения, но будет лучше, если я их оставлю при себе. У меня нет доказательств, а делиться досужими домыслами, тем более когда речь идет о собственных учениках, – недостойно учителя.

Лиза была согласна с ней.

Они собрались было уходить, как вдруг Светлана вспомнила:

– Ольга Александровна, а у вас не сохранилось фотографии нашего выпуска? Вот незадача, у меня есть снимки младших и средних классов, но, как назло, выпускных нет.

Учительница достала из шкафа массивный альбом в бархатной обложке.

– Для меня это святое. Храню на память все свои выпуски.

Она легко нашла нужную страницу.

– Вот они, мои дорогие. Памятный десятый класс «б»… Глядите, вот вы, Светочка, тоненькая как тростинка. Вот ваш староста Ермолаев. Ну а это один из героев нашей истории…

Конечно, он изменился, но не настолько, чтобы в высоком, прекрасно сложенном юноше со спортивной осанкой его было невозможно узнать.

Это был Андрей!

У Лизы закружилась голова…

– Выпейте воды, деточка! Это все проклятая жара, прямо валит с ног, – хлопотала вокруг Дубровской сердобольная учительница. – Уже лучше?

Лиза кивнула головой. Обернувшись к Светлане, она лишь спросила:

– Ты же называла его Дюшей?

Та, до крайности озадаченная странным поведением подруги, только подтвердила:

– Конечно! Андрей – Андрюша – сокращенно Дюша. В толк не возьму, что тебя так взволновало?

Не могла же Елизавета ей открыть правду!

– Как вы поняли, дорогая, на этой фотографии нет ни Саши, ни Алексея, – пояснила ей учительница.

– Почему?

– Все очень просто. Снимок сделан через несколько дней после происшествия. Сашенька была мертва. Ну а Алексей не выдержал поднявшейся после убийства шумихи. Его не отпустил отец…

«Действительно, все очень просто, – вяло соображала Лиза. – Архипову ничто не помешало запечатлеть свою физиономию на памятном снимке. Мог бы отсидеться для приличия дома. Как-никак, убита девушка, да не простая одноклассница, а, судя по всему, первая любовь… Только способен ли на любовь убийца?»

Дубровская знала, что ни за что не задаст последний вопрос Архипову…

…"Поверь, он тебе ничего не расскажет, – твердила ей Светлана. – Противный дядька, желчный, самодовольный… К тому же ему сейчас никак не меньше семидесяти пяти – самый расцвет маразма».

Но Елизавета все же пошла. Она не могла не посетить отца неизвестного Лехи, некогда могущественного чиновника, теперь же немощного пенсионера. Кто знает, что преподнесет ей эта встреча…

Он оказался крепким орешком, этот бывший чинуша. Жилистый, с глазками-буравчиками под кустистыми бровями, он, как старая коряга, крепко держался за жизнь. Рассмотрев Лизу хорошенько в дверной глазок, он продолжил исследование незнакомки через цепочку и потом, видимо удовлетворившись ее скромным внешним видом, пропустил в квартиру.

– Я выпускница школы сто двенадцать, – приветливо улыбаясь, сообщила Дубровская. – Инициативная группа готовит к юбилею школы памятный альбом. Выпуски разных лет, фотографии школьников и учителей… Это хорошее, нужное дело. Вы понимаете меня?

– Понимаю, – проскрипел пенсионер. – Дурью маетесь. От меня требуются, конечно, деньги.

«Многообещающее начало», – приуныла Лиза.

– Деньги нам не нужны. Мы нуждаемся в помощи.

– Если вас не интересует материальная помощь, то и другой вы от меня не дождетесь. Старые связи уже отмерли, новые завести нет возможности. Возраст не позволяет.

– Мне нужна фотография вашего сына, – заторопилась Лиза, опасаясь, что противный старикашка выпихнет ее за дверь. – Понимаете, так получилось, что его нет на общем выпускном снимке. Но не может же он быть потерян для школьной летописи…

– Какого сына? – вдруг рассвирепел папаша.

«Ой! Похоже, Светлана была права насчет маразма», – испугалась Дубровская, но вслух все-таки произнесла:

– А что, у вас несколько сыновей?

Что было ужасного в этом вопросе, так Дубровская и не поняла, но на шее старика вздулась фиолетовая жила, и он пронзительно заорал:

– У меня есть только один сын. Алексей!

«Боже! С ним сейчас случится удар, и мне придется делать ему искусственное дыхание», – пронеслось в голове, но отступать было поздно. Поэтому Лиза голосом неунывающей идиотки продолжила:

– Замечательно. Он меня и интересует.

Старик сразу же успокоился.

– Хороший мальчик. Если бы не та паршивая история…

– Какая история? – сделала удивленные глаза Лиза.

– Не стройте из себя дурочку, – приказал пенсионер. – Все вам известно. Обычная, рядовая история. Парень влюбился не в ту девчонку. Она погибает. Я лишь прекратил ненужную шумиху. Его любовь и то убийство никак между собой не связаны… Кстати, если уж на то пошло, девчонкой интересовался еще один тип. Вот у того все было серьезно.

Лиза переминалась с ноги на ногу, выслушивая неожиданную исповедь деда. Внезапно ее взгляд остановился на двух картинах в золоченых рамах, помещенных на видное место, в гостиной. На одной была изображена потрясающе красивая женщина с надменным изгибом тонких бровей. На другой – молодой человек.

От старика не ускользнуло любопытство Дубровской.

– На одной из картин изображена моя жена, покойница. На другой – сын. Это и есть Алексей…

Лиза нахмурилась. Портрет был выполнен превосходно, но относился, по всей видимости, к временам столь же отдаленным, как и тот самый выпуск десятого «б» класса.

Молодой человек был ей знаком. Это был Климов!

«Так вот они кто – Леха и Андрей! – охнула Лиза. – Молодые мужчины, которые никогда не видели друг друга».

Отец Алексея внимательно смотрел на нее.

– Знаете что, идите-ка вы отсюда подобру-поздорову. Не нравится мне что-то эта ваша история про школьную летопись.

Лиза немедленно последовала его совету. Выскочив из квартиры, она долгое время стояла, прислонившись лбом к прохладной стене. Мысли безумным хороводом неслись по кругу.

«Климов и Андрей. Андрей и Климов. Они оба лгут. Что это значит? Что?»

– А что я вам должен был сказать? – вопрошал Климов. – Елизавета Германовна, будьте же справедливы, не мог я вывалить вам на голову ту древнюю историю.

Дубровская внимательно следила за ним, пытаясь отыскать в его словах и поведении малейшие оттенки неискренности. Но ей это не удавалось. Климов был взволнован, огорчен, но говорил, похоже, чистую правду.

Первый день после возвращения из поездки в город воспоминаний Лиза провела дома. Она отключила телефон и полностью отгородилась от внешнего мира, закрывшись в собственной комнате. У нее никак не укладывалось в голове, почему люди, которым она некогда доверяла, ведут за ее спиной странную игру, в которой она, Елизавета Дубровская, является рядовой пешкой.

Ей вспомнился праздничный вечер у нее дома, организованный по случаю освобождения Алексея. Еще тогда ей показалось удивительным, что люди, никогда не встречавшиеся в жизни, могут проникнуться совершенно необъяснимой взаимной неприязнью. Неприязнь с первого взгляда – так наивная Лиза объясняла себе ту неловкую ситуацию, в какую ее поставили два близких ей человека. Объяснение не заставило себя ждать…

Двое молодых мужчин, некогда соперничавшие между собой за расположение и любовь красивой одноклассницы, через несколько лет встречаются вновь. И ситуация повторяется. Опять в центре их внимания оказывается женщина. Для одного она – адвокат, для другого – любимая девушка, но это ничего не меняет. Противники напряжены. Старая любовная трагедия, в которой не оказалось победителей, воскресает в памяти и грозит получить новый толчок в развитии. Будут ли еще жертвы? Беды можно избежать, если кто-нибудь из молодых людей добровольно выйдет из игры. Но кошмар повторяется. Их трое, и никто не хочет уступать…

Климов нашел ее сам. Из нескладных отговорок Лизы по телефону он понял, что случилось нечто очень важное. Потихоньку, слово за слово, он вытянул из нее то, что она пыталась скрыть. Выслушав сбивчивый рассказ Дубровской, полный обид и праведного негодования, он поспешил найти себе оправдание.

– Поставьте себя на мое место, – волновался он. – Вы замечательная молодая женщина, талантливый адвокат, который спасает мне жизнь. Я хочу отплатить вам добром за добро. И что же я делаю? Увидев у вас в гостях человека, которого вы представляете мне как близкого друга, я узнаю в нем давнего соперника. «Милая, Елизавета Германовна, – говорю я. – Мы с вашим приятелем много лет назад волочились за одной девицей. Она, помнится, зверским образом была убита. А нас затаскали по следственным кабинетам, пытаясь выяснить, кто мог затянуть чулки на шее несчастной жертвы». Представляю, как занимательно мы провели бы тогда вечер!

– Но ты же знал, что я пытаюсь выяснить правду об Андрее? Почему же тогда ты не остановил меня? Вместо этого мы затеяли игру в частных детективов, – злилась Дубровская.

– Я видел, что вы по уши влюблены в него. Не спорьте, это мог заметить даже слепец! Я не хотел вас разочаровывать. Это было бы не совсем порядочно по отношению к вам. Но я намекнул тогда, в тот самый вечер, о том, что вас, возможно, ждут не самые приятные открытия. Я объяснил свое предчувствие хорошо развитой интуицией. Увы! Большего я сказать не мог.

– Но именно ты затеял эти поиски!

– Конечно, я сам ничего не знал об Андрее. Не забывайте, я видел его в последний раз еще тогда, на выпускном вечере. Дальше наши пути разошлись, и я не имел понятия, где он и чем занимается. Поддерживая вас в стремлении узнать правду о близком человеке, я только хотел помочь. Может, это с моей стороны ошибка, но я действительно полагал, что будет лучше, если вы во всем убедитесь сами. Не забывайте, ведь вы могли мне просто не поверить! Сочли бы это местью за прошлые обиды.

Елизавета вынуждена была признать справедливость его слов.

– Скажите мне, что вы больше на меня не сердитесь, – просил Климов.

– Хорошо, – сдалась она. – Так и быть. Но я потребую с тебя компенсации.

– Все, что в моих силах, – засмеялся бывший клиент.

– Я хочу знать, что произошло тем вечером между тобой и Андреем.

Климов поморщился:

– Чертовски неприятно вспоминать, но если вы настаиваете, извольте…

– Саша была неуравновешенной, чрезвычайно избалованной мужским вниманием особой. Если бы я встретил ее позднее, не в свои семнадцать, а значительно позже, я бы ни за что на свете не увлекся ею. Но тогда я был юным, наивным пареньком, бредившим поэзией и песнями под гитару. Она вскружила мне голову. Ради нее я готов был почти на все. Все карманные деньги, которые давал мне отец, шли на поддержание репутации самого крутого и самого модного…

Если бы рядом с Сашей не было Андрея и их соперничество не зашло так далеко, то, скорее всего, увлечение вертлявой красавицей пошло бы на убыль. Но свидетелями их противоборства был не только весь класс, но и вся школа. Поэтому сдавать позиции никто из молодых людей не собирался.

Любовь, встречая на своем пути трудности, как правило, только крепнет. Так и осознание того, что девушка твоей мечты может принадлежать сопернику, распаляло юные сердца. Существовать в подвешенном состоянии втроем им уже не хотелось. Вот тогда и состоялся разговор, который должен был положить конец двусмысленным отношениям.

– Сделаем просто, – предложил Андрей. – Мы назначим свидание Сашке в один и тот же вечер в одно и то же время, но в разных местах. Кого она предпочтет – остается с ней; тот, кто не дождется ее, – проиграет.

– Без проблем, – легко согласился Алексей. – На какой день назначим рандеву?

– Скоро выпускной. Это будет даже символично: конец школьной жизни и конец детским отношениям. Пусть все будет по-взрослому.

Честно говоря, Алексей был уверен в победе. Сашка была далеко не дура, и менять милые дамские штучки, к которым она уже успела привыкнуть, на плоские шутки Андрея она бы ни за что не стала…

– Каюсь, я немного сжульничал, – улыбнулся Климов Лизе. – Я был чрезвычайно молод и обязательно хотел победить. Накануне выпускного вечера я подарил Сашке белые чулки и французские духи, которые тайком взял у матери. Она просто визжала от восторга. Но я пошел еще дальше и предпринял запрещенный прием. Я пообещал плутовке, что во время бала в одном укромном месте я вручу ей в знак своей любви колечко с бриллиантом. Стоит ли говорить, что моя победа была предрешена…

Должно быть, Андрей понял, что против него ведут нечестную игру. Сашенька была необычайно оживлена, многозначительно улыбалась Климову, а на него не обращала никакого внимания. Он замкнулся и весь вечер ходил сам не свой.

Школа располагалась в лесопарковой зоне: карьеры, прекрасный сосновый лес, пруд. Климов ждал Сашеньку у карьера. Андрей надеялся, что дама сердца найдет его на развилке дорог, рядом с лыжной базой…

Климов слонялся взад-вперед по тропинке, огибающей почти отвесную скалу, и улыбался, предвкушая победу. Но минуты сложились в часы, а девушка так и не появилась. Понурый, кляня себя за наивность и простоту, он поплелся к школе. Так как видеть насмешливые лица Саши и Андрея было бы мучительно, он некоторое время бродил по школьной аллее. Каково же было его удивление, когда за поворотом он нос к носу столкнулся со своим неприятелем. Тот был один.

– Это ты все подстроил! – заорал он. – Знаю я твои штучки.

Климов был обескуражен. Он ожидал увидеть на лице противника насмешку, но тот был ужасно зол и махал руками как ветряная мельница. Короче, они подрались. Когда новенький костюм Алексея стал напоминать одежду бомжа, а под глазом у Андрея засветился «фонарь», они нашли в себе силы отцепиться друг от друга и поговорить.

– Я знаю, она была с тобой! – наступал Андрей.

– Да нет, это ты был с ней! – возмущался Алексей.

Когда выяснилось, что они потратили впустую два часа, вместо того чтобы танцевать с одноклассницами и пить шампанское, молодые люди, как ни странно, успокоились. Зайдя в пустой класс, они достали припрятанную бутылку портвейна и выпили на мировую.

– Эта зараза, должно быть, провела нас, – решил Андрей.

– А теперь целуется где-нибудь с Колесовым из десятого «а», – вторил ему Климов.

На том и порешили. Впервые за последний год они почувствовали нечто напоминающее мужскую солидарность…

– Стало быть, Андрей невиновен, – в словах Лизы явно слышалось облегчение.

Климов замялся.

– Видите ли, когда обнаружили труп Саши, мы были в шоке. Признаться, я поначалу решил, что на нее напал неизвестный убийца. Ходить в вечернее время по лесопарковой зоне, знаете ли, чревато неприятностями. Мало ли на кого можно нарваться! Но это я сейчас стал таким осторожным, а в то время у меня, как и у несчастной Сашки, в голове свистел ветер и я думать не хотел об опасности.

– Подожди, подожди, не уходи в сторону, – прервала его Лиза. – Ты узнал о смерти Александры нечто такое, что зародило в тебе подозрения об истинном виновнике трагедии. Я правильно тебя поняла?

Алексей прокашлялся и виновато взглянул на Дубровскую:

– Настоящих доказательств у меня нет, только догадки, не более того. Некоторые мои наблюдения, размышления и сведения из дополнительных источников привели меня к страшному предположению – возможным убийцей Сашки является Андрей.

– Выкладывай! – приказала Лиза.

– Итак, первое – это мое наблюдение. Когда я на аллее встретил Андрея, тот был не просто зол, а как-то болезненно возбужден. Я никогда его не видел в таком состоянии. Его одежда была не в порядке, а он, знаешь ли, ужасный чистюля. Светлый костюм был помят, волосы всклокочены. Когда он меня схватил за пиджак, я заметил под его ногтями грязь. И это в выпускной вечер!

– Ты что-то говорил о своих рассуждениях.

– Ах да! Так вот, я думаю, что бурное негодование при встрече со мной и последующая драка были хитрым ходом. После выяснения отношений мы напоминали двух огородных пугал. Лохматые, в костюмах, испачканных грязью, и с травой в волосах, мы появились в школе. После этого сотня свидетелей подтвердила бы факт драки, а испорченные костюмы стали бы своеобразным оправданием. Поди разберись потом, кто их привел в такое состояние: обороняющаяся девчонка или дурак-одноклассник.

– Но есть почвоведческая экспертиза, при которой на исследование берется грунт с места происшествия… – начала было Елизавета юридический ликбез. Но Климов только рассмеялся.

– Видели бы вы нас! Я не думаю, что наука зашла так далеко, чтобы в двух тряпках, надетых на тела драчунов, можно было бы найти хоть частицу пыли с места убийства.

– Продолжай дальше! – попросила Лиза.

– Еще одно мое рассуждение касается пресловутых белых чулок.

Дубровская вздрогнула.

– Я думаю, Андрей все-таки догадался, что я смошенничал. Он зверем смотрел на эти самые чулки, да и Сашка вела себя самым дрянным образом. Специально садилась так, что ее подол задирался неприлично высоко и каждый мог полюбоваться ее стройными ножками в ажурной обновке. А потом она была задушена этими самыми чулками.

– Ты прав, – согласилась Лиза. – Все это выглядит как месть за то, что она поступила как продажная девица, а чулки стали для Андрея символом ее измены. Но ты говорил что-то про дополнительные сведения?

– Да, я кое-что узнал. В ходе следствия в качестве свидетелей было допрошено несколько человек, которые предположительно видели Александру. Это были выпускники из соседней школы. Они компанией гуляли по парку. Так вот, они видели ее, когда она свернула с асфальтированной дороги с фонарями на узкую тропку, которая вела к карьерам. Это я знаю из неофициальных источников.

– Ну и что это значит? – не поняла Лиза.

– Это значит, что она направлялась на карьеры, ко мне! Я предполагаю, что Андрей тайно шел по ее следу. Когда он понял, что Сашка выбрала меня, он догнал ее. Между ними разгорелась ссора, которая закончилась убийством. Ну как, не слишком я вас запутал?

– Нет. На мой взгляд, все логично.

Дубровская задумалась. Предположения, конечно, не могут быть доказательствами, но похоже, что Климов прав. Александру убил Андрей.

* * *

…Елизавета всегда пугалась ночных телефонных звонков. Само дребезжание аппарата в уснувшей квартире было ей неприятно. Это звучало как сигнал тревоги, предвестник дурного события. Скажите на милость, по какому поводу можно звонить среди ночи? Ну конечно, если случилось нечто экстраординарное и, как правило, плохое…

Звонок раздался глубоко за полночь. Лиза, позевывая, почти с закрытыми глазами добралась до аппарата.

– Алло.

В ответ – молчание.

– Говорите, я слушаю.

На том конце провода ее явно игнорировали, но тем не менее трубку не повесили.

Дубровская проснулась окончательно.

– Алло, алло! Вас не слышно. – Голос ее звучал неуверенно. Ей чудилось чье-то прерывистое дыхание.

Лиза повесила трубку и с удивлением обнаружила неприятную дрожь в ногах. Она направилась было в спальню, но телефон затренькал вновь.

– Да?

В трубке послышался кашель, и сиплый голос (не понять, то ли мужской, то ли женский) тихо произнес:

– Ты, дрянь! Заканчивай свои поиски, не то пожалеешь. Помни: мне известен каждый твой шаг.

Лизу словно окатило ледяной волной.

– С кем я говорю? – Она не была уверена, что ее интересует правда.

– Мы скоро встретимся. Не торопи события.

Раздался приглушенный смех, затем гудки отбоя.

Мужчина положил трубку и усмехнулся:

– Надеюсь, она сегодня не заснет. Как жаль, я не могу пока ей сообщить самого главного. Через несколько дней Елизавета Дубровская умрет.

Как ни странно, он не испытывал по этому поводу ничего из того, к чему привык: ни жгучего желания, ни сладкой боли. Он наигрался ею, как кот мышью, и пришла пора закономерного финала, а вкус вожделенного блюда теперь казался ему пресным.

«Как жаль! – подумал мужчина. – Ведь рядом с ней мне было по-настоящему хорошо. Но жребий брошен. Она должна уйти…»

Лиза первым делом бросилась к двери и проверила замки. Заперто. Потом ее взгляд упал на окна. Ну конечно, створки раскрыты и занавески колышутся от ночного ветерка. Не годится. Она закрыла окна и тщательно задернула портьеры. Пусть она лучше будет мучиться от духоты, но ей важно чувствовать себя в безопасности.

Она села на кровати, поджав под себя ноги. Ее била дрожь. Как на грех, семья Дубровских была на даче. Если бы рядом находилась хоть одна живая душа, ей было бы не так страшно.

Что же ей делать? Звонить? Но кому? В милиции ее поднимут на смех. Беспокоить среди ночи Климова было бы с ее стороны беспардонно. Придется ждать утра. Уснуть ей все равно не удастся. Неплохо бы придумать, что ей предпринять дальше.

Как ни советовал ей бывший клиент хранить молчание и до поры до времени не беспокоить прокуратуру, очевидно, сделать это ей все-таки придется. Ситуация вышла из-под контроля. Развязка могла быть скорой и непредсказуемой. Но перед тем как она отправится на поклон к Вострецову, неплохо бы убедиться наверняка в том, что ее подозрения небеспочвенны.

Она достала из комода цветной снимок. Они сфотографировались с Андреем в парке во время воскресной прогулки. Как беспечно улыбалась она, как весел был ее приятель. С той поры минуло что-то около месяца, но как страшно изменилось все вокруг. Этот человек, который держит руку на ее плече, превратился в незнакомца. Да и она сама напоминает испуганную лань, загнанную охотником. В шорохе листвы за окном ей мерещатся чьи-то осторожные шаги, а тиканье часов действует на нервы.

Завтра она покажет эту фотографию Николетте. «Я видела убийцу во дворе дома и смогу описать его приметы, – говорила она. – Знаешь, я не сказала об этом следователю. Я слишком дорожу своей жизнью».

Лиза тоже боится, но все же она встретится с Вострецовым. Завтра, быть может…

Дубровская не заметила, как задремала. Свернувшись калачиком в кресле, она лежала, должно быть, недолго, но тело затекло от неудобной позы. Она проснулась. Что-то изменилось, вот только она не могла понять, что именно. За окном по-прежнему было темно.

Девушка опустила ноги вниз и тотчас же ощутила слабый сквозняк, тянущийся по полу. Она вздрогнула. Лиза помнила довольно отчетливо, что перед тем как впасть в это странное оцепенение, она успела проверить двери и окна.

Стараясь не шуметь, она на цыпочках вышла в коридор. Убедившись, что в квартире стоит тишина, которую, без сомнения, можно было назвать мертвой, Лиза двинулась вперед. Не успела она сделать и пары шагов, как входная дверь жалобно заскрипела и отворилась. Коридор разрезала полоска света с лестничной площадки. Что за чертовщина! Дверь не была заперта.

Дубровская вздрогнула и почувствовала, как по напряженному телу побежали противные мурашки.

Она едва удержала себя от того, чтобы не кинуться вперед, зажечь свет и повернуть ключ в замке. Инстинкт подсказывал ей, что делать все нужно было тихо и в темноте.

Она подошла к двери, осторожно выглянула наружу. Яркий электрический свет на площадке несколько успокоил ее. Там не было ни души.

Бесшумно девушка заперла дверь и почти без сил прислонилась к стене. Сердце зашлось в бешеном темпе, а ладони стали влажными. Как она беспечна! Существует реальная угроза для ее жизни, а она по-прежнему витает в облаках и не может предпринять элементарных мер безопасности. Хорошо еще, что ее внутренний голос, инстинкт самосохранения или, может быть, добрый домашний дух вовремя привели ее в чувство.

Она вдохнула полной грудью, чтобы унять дрожь, и направилась в спальню. Проходя мимо гостиной, девушка не услышала, а скорее даже угадала какое-то слабое движение.

– Доброй ночи, Елизавета! – раздался чей-то знакомый голос. Хотя почему «чей-то»? Он принадлежал Андрею!

Молодой человек в расслабленной позе сидел в кресле. Он протянул руку, щелкнул выключателем, и настольная лампа на небольшом журнальном столике мягко осветила комнату. Он насмешливо улыбался, наслаждаясь реакцией Дубровской.

– Ты меня не ждала?

Девушка нашла в себе силы отрицательно покачать головой. В голове творился полный сумбур. Она понимала лишь одно: нельзя бросаться в панику, кричать, звать на помощь. Это вряд ли поможет, а вот навредить может очень сильно. «Не буди лиха…» – шепнул ей внутренний голос. Она решилась последовать его совету и взять себя в руки. Может, все обойдется?

– Андрей? – Лиза сумела улыбнуться. – Как ты здесь оказался?

Он не кинулся на нее, а, продолжая пристально смотреть ей в глаза, зачем-то полез в нагрудный карман.

– Забыла? Ты же давала мне ключи!

Елизавета голову могла отдать на отсечение, что он обманывает. Возможно, он похитил их ранее, находясь в гостях в квартире Дубровской. Это неудивительно, если учесть, что она беспечно разбрасывает везде не только ключи, но и документы, а также деньги. Но обличать преступника в краже легко лишь в зале судебных заседаний, а столкнувшись с ним в собственном доме, да еще ночью, разумнее придержать обвинения.

– Ты меня избегаешь, Лиза? – спросил ее недавний друг.

– Какая глупость! Почему ты так решил?

Дубровская старалась выдержать как можно более спокойный тон, даже легкомысленный, вот только улыбка предательски сползала с ее лица.

– Ты не умеешь врать, Дубровская. Неужели ты о чем-то догадалась? Тебя трудно упрекнуть в особой сообразительности.

Господи, о чем это он? Лиза призвала все свое самообладание, чтобы не потерять голову от испуга.

– Архипов, ты бываешь ужасно загадочным, но о чем ты сейчас ведешь речь, мне совсем непонятно, – она глухо рассмеялась. – Будешь пить чай?

Молодой человек внимательно посмотрел на нее.

– Чай… А почему бы и нет?

– Ну вот и славно! – обрадовалась Лиза.

Она выиграла первый тайм и получила немного дополнительного времени. Только бы распорядиться им разумно!

– Располагайся, как тебе удобно. Я пойду поищу что-нибудь в холодильнике. Может, включить телевизор?

Она хлопотала, стараясь заглушить ужас, который подобно дикому зверю рвался наружу. Архипов вел себя почти примерно, только не сводил с Елизаветы настороженных глаз. Это сильно беспокоило девушку, но она делала вид, что ничего не замечает.

Когда на сервировочном столике появились чашки с чаем и вазочка с печеньем, Дубровская вздохнула свободнее. Сейчас они попьют чай, побеседуют. Не будет же он ее душить, держа в одной руке крекер!

– Варенье здесь. Давай я за тобой поухаживаю.

Она имела в виду барсетку из черной кожи, которую Архипов почему-то держал на коленях. Он не успел возразить, как Лиза, перегнувшись через стол, взяла сумочку в руки и собиралась уже положить ее на соседнее кресло, как непрочный замочек расстегнулся. Содержимое оказалось на полу. Елизавета застыла на месте.

Среди прочих мелочей – носового платка, бумажника, каких-то карточек и монет – на полу лежал маленький белый комочек. Это были женские чулки!

Дубровская тихо охнула и зажала рот рукой.

– Ну вот, ты теперь все знаешь! – услышала она рядом с собой голос.

Твердая мужская рука зажала ей рот. Сопротивляться не было сил.

«Кончено! Я проиграла», – мелькнуло в голове, и острая боль возникла где-то между лопатками. Последнее, что она увидела, были темные глаза, пустые, как ночь…

Дубровская закричала и проснулась. Она действительно находилась в кресле, в самой неудобной позе, совершенно не способствующей отдыху. Спина ее затекла и страшно болела. Переход от ночных видений к реальности оказался шоком.

Девушка дрожала, несмотря на то что в квартире стояла жуткая духота.

«Нельзя терять ни минуты! – твердил добрый дух. – Смотри, за окнами утро. Ты должна действовать!»

На часах было уже около десяти. Нужно было поторапливаться..

…В клубе «Полночный бриз», как и в любом заведении, работающем ночью, в полдень царила полусонная атмосфера. Уборщицы приводили в порядок зал, а режиссер шоу, развалившись в кресле с бутылкой пива, гонял по сцене полуголых девчонок. Те, осоловелые после короткого сна, работали непродуктивно, поминутно огрызались и убегали курить в туалет. Лиза появилась, похоже, в самый неподходящий момент.

– Мадлен, задери тебя коза, ты будешь меня слушать? Тебе скоро тридцатник стукнет. А ты подпрыгиваешь и трясешь бюстом, как школьница. Ты – роковая женщина, во всяком случае по сценарию. Вот и веди себя соответственно. Томные взгляды, грация зрелой львицы – все в таком духе!

Та, которую называли Мадлен, отдаленно уже напоминала хищницу. Она зверем смотрела на постановщика и готова была мертвой хваткой вцепиться ему в горло. Девица могла показаться сексуальной разве что законченному мазохисту. Но режиссер отличался, по всей видимости, хорошим запасом оптимизма и не терял надежды увидеть вместо коряги стройную елочку.

– Новенькая? – он смерил Лизу оценивающим взглядом с головы до пят. – Повернитесь!

Та почему-то повиновалась.

– Раздевайтесь! – приказал режиссер.

Лиза взялась было за пуговки блузки, но вовремя вспомнила о цели своего визита.

– Постойте, я только хотела узнать…

– Догола, – скомандовал постановщик. – Впрочем, трусы можете оставить.

– Мне нужна Николетта.

– Мне она тоже нужна! – рявкнул мужчина. – Вы будете раздеваться или нет?

– Нет! – решительно заявила Лиза. – Я пришла поговорить с вашей танцовщицей, а не устраивать перед вами стриптиз.

– Мне сегодня дадут работать или нет? – возмутился режиссер. – Я что, похож на няньку для глупой Николь? Нам надо обновлять репертуар, а эта дрянь болтается где-то уже третий день. Я выгоню ее к чертовой матери! Передайте ей это, не сочтите за труд.

Елизавета мотнула головой и направилась к выходу. Итак, Николетта не появляется на работе уже три дня. Что это значит?

– Эй! Это ты спрашивала Монро?

Ее окликнула молоденькая девчонка в бирюзовом купальнике.

– А ты знаешь, где она? – Лиза еще надеялась на удачу.

– Нет, но, похоже, с ней случилось что-то неладное.

– Почему ты так решила?

– Николь пропала. Она не взяла с собой ни ценностей, ни документов. Как была в джинсах и голубом пуловере, так и исчезла. Не оставила ни адреса, ни телефона. Мы с ней живем вместе. Я всегда была в курсе ее похождений, а теперь не знаю, что и думать. Эй, куда ты?

Елизавета, покачиваясь, побрела прочь.

«Монро убита, без всяких сомнений, – думала она, но эта мысль уже не обжигала ее. За последнее время она свыклась с ужасными известиями, которые сыпались ей на голову, как новогоднее конфетти. – Я выболтала Андрею все, что знала о ней. Он убрал ненужную свидетельницу. Теперь – очередь за мной».

Проходя мимо урны, она выбросила в нее скомканную фотографию. Сомнений больше не было. Круг замкнулся.

Елизавете было трудно скрыть свою досаду, когда оказалось, что следователя Вострецова нет на месте. В уме она уже отрепетировала свою обвинительную речь, разложила по полочкам известные ей факты и предположения. На ее взгляд, собранного ею материала вполне достаточно для того, чтобы прокуратурой были предприняты неотложные меры по обеспечению ее безопасности: приставлена круглосуточная охрана, введен план «Перехват» по всему городу, а население срочным образом оповещено через экстренные выпуски новостей о том, что на свободе разгуливает опасный преступник. И вот когда она, Лиза Дубровская, успешный адвокат и непревзойденный частный детектив (все, как говорится, в комплексе), спешит помочь разоблачить кровавого убийцу, дверь кабинета противного следователя оказывается запертой.

В отчаянии Лиза стукнула кулаком по табличке с именем Вострецова и чуть было не разревелась. Проходивший мимо мужчина в форме подозрительно покосился на странную даму. Вряд ли гражданка пыталась совершить взлом и стащить из кабинета материалы уголовного дела. Поэтому прокурорский работник, кашлянув для порядка пару раз, нерешительно произнес:

– Если вы ищете Вострецова, то его в данный момент нет.

Лиза зло воскликнула:

– А где его носят черти в рабочее время?

Мужчина удивился. Кто была эта любопытная Варвара, он не знал, но решил вести себя корректно. А то мало ли что…

– Следователь с бригадой выехал на происшествие, – сообщил он.

– Я его дождусь, – решительно заявила дама.

– Воля ваша, – пожал плечами прокурорский работник. – Но я бы вам этого не советовал. Произошло убийство. Вряд ли Вострецов заглянет сюда раньше полуночи.

– А кого убили?

Мужчину передернуло. Какая, спрашивается, ей разница? Но он все-таки ответил, поскольку испытывал необъяснимый страх перед решительно настроенными женщинами:

– Убита девушка. Ее личность устанавливается.

– Блондинка? – задала странный вопрос гражданка.

– Не исключено, – промямлил сотрудник прокуратуры. – А какое это имеет…

– Это Монро! – вскрикнула странная посетительница, схватившись руками за голову.

Мужчина не стал интересоваться, каким образом бедная Мэрилин могла стать жертвой чудовищного убийства на российской земле. Он поспешил прочь, разумно полагая, что от чокнутых соотечественниц нужно держаться подальше…

Рабочий день в прокуратуре подошел к концу, а следователь Вострецов так и не объявился. Лиза была в отчаянии. Это означало, что еще как минимум до следующего утра она будет находиться под колпаком у опасного преступника. Может, он уже поджидает ее за углом…

Затренькал мобильный телефон. Это был Климов.

– Елизавета Германовна, у вас все нормально? Где вы?

– В прокуратуре.

– Что-то случилось? – встревожился Алексей.

– Да… кое-что произошло.

– Пересечемся?

– Если тебя не затруднит.

– О чем разговор…

Они условились встретиться через час.

Дубровская с грустью думала о том, что по иронии судьбы в трудную минуту ей помогает тот, кто совсем недавно сам нуждался в ее помощи. Что греха таить, она мечтала, чтобы на месте бывшего клиента оказался мужчина, который защитил бы ее по зову не столько долга, сколько сердца. Таким некогда был Андрей…

Что ни говори, Климов был замечательным собеседником. Он внимательно слушал, задавал дельные вопросы и совсем не смотрел на часы, будто, кроме проблем Дубровской, у него самого не было никаких забот. Лиза выложила ему все: про ночной звонок и ее страхи, про гадкого следователя Вострецова, не оказавшегося в нужный момент на нужном месте.

Они сидели в кофейне «Золотой ананас», за столиком в глубине зала, и тихонько беседовали. Лиза настояла на том, чтобы занять места подальше от окон. Пусть оттуда открывался прекрасный вид на вечерний проспект, но ей мерещилось, что в хорошо освещенном помещении она со своим собеседником видна с улицы как на ладони. За окнами сгущались неторопливые летние сумерки, а вместе с темнотой в сердце заползала тревога.

– А вы не думали о том, чтобы на время исчезнуть? – внезапно поинтересовался Климов.

– Как это?

– Просто. Взять и уехать куда-нибудь подальше. Например, за границу.

Лиза вздохнула и покачала головой. Не могла же она сказать Алексею, что, покуда ее клиенты будут платить за труд одной лишь благодарностью, поездка даже на местную турбазу станет для нее непозволительной роскошью.

– Ну хорошо, оставим заграницу в покое. Но ведь вы смело можете отправиться к своей подруге Татьяне. Поживете пару недель у нее. Я думаю, за это время что-нибудь да выяснится.

Лиза и с этим согласиться не могла.

– Я не собираюсь обременять Татьяну. Кроме того, я не считаю, что две недели сделают погоду. Так можно на время лишь отодвинуть проблему, но не решить ее.

– Но надеяться на помощь правоохранительных органов неразумно. У нас не действует программа защиты свидетелей и потерпевших. Вы же знаете, что спасение утопающих…

– Знаю, Климов. Завтра же я найду Вострецова. Если он отмахнется от моих слов, я поставлю раскладушку рядом с дверью его кабинета и буду ночевать там столько, сколько потребуется для того, чтобы мои слова были восприняты серьезно.

Климов прекратил дискуссию, убедившись, что заставить упрямую Елизавету Германовну отказаться от собственных заблуждений – это все равно что просить осла двигаться в нужном направлении. Он взглянул на часы.

– Я вынужден откланяться. Меня ждут в другом месте.

Елизавета прикусила губу. Признаться, она надеялась, что Климов проводит ее.

– …хотя если я могу быть еще чем-нибудь полезен вам, не стесняйтесь.

– Нет, нет. Конечно, иди, – заторопилась Лиза. Бессовестно все-таки садиться на шею молодому человеку. Конечно, она для него сделала многое, но он вовсе не обязан за это с ней нянчиться.

Климов улыбнулся на прощание и поспешно удалился. Видимо, он уже опаздывал.

Лиза медлила. Выходить из уютного кафе, где звучала негромкая музыка и было полно посетителей, ей не хотелось. В центре города было оживленно, и здесь ей вряд ли грозила опасность. Но, представив себе свой двор, утопающий в зелени, и неосвещенные тропки вокруг него, девушка почувствовала неприятный холодок. Однако время шло. Отсидеться до утра за чашечкой кофе ей все равно не удастся. Заведение закрывается через час. Звонить, взывая о помощи, ей некому. Таким образом, остается одно – надеяться на собственные силы и удачу.

Дом казался ей неприступной крепостью с темными бойницами окон. Елизавета мечтала раствориться в ночи, стать невидимой и быстрой как тень. Только так она могла незаметно пересечь двор, неслышно проскользнуть в лифт и отворить дверь, за которой ее ждали мир и покой. Но каблучки невероятно громко стучали по асфальту, ветер трепал листву на деревьях, а фонарь над крыльцом скрипел так тоскливо, что у бедной девушки мороз шел по коже.

Отворив дверь в подъезд, Елизавета в нерешительности остановилась. Глаза, привыкшие к освещению улицы, в охватившем ее со всех сторон мраке не различали ничего. Добраться до лифта можно было разве что на ощупь. Но отступать было некуда, поэтому Дубровская робко, двигаясь как под водой, пошла вперед. Она старалась наступать на носки, чтобы производить как можно меньше шума. Ладони, сжимающие ремешок сумки, взмокли. Она попробовала вспомнить слова молитвы, которую ей некогда читала бабушка, но мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое.

Ей почудилось в темноте чье-то дыхание. Сердце заколотилось в бешеном темпе, и быстрее, чем она смогла хоть что-нибудь сообразить, к ней метнулась какая-то тень. Сильные руки обхватили ее шею и потянули вниз. Лиза не успела даже вскрикнуть, настолько неожиданным было для нее нападение. Ноги ее подогнулись. Она потеряла равновесие. Руками она пыталась зацепиться за одежду нападавшего, но умом понимала, что сопротивление тщетно. Противник был куда сильнее ее. Он дышал ей прямо в лицо, но не произносил ни слова.

Черная тень всей массой прижала девушку к бетонному полу. Ее левая рука неловко завернулась в сторону, а правой она из последних сил ударила туда, где должно было находиться лицо негодяя. Ладонь натолкнулась на что-то гладкое и шелковистое, как будто обтянутое чулком. Дубровская закричала, но его пальцы еще сильнее сжали ее шею. В глазах запрыгали светящиеся точки. Она теряла сознание…

Внезапно этажом выше хлопнула дверь, и два голоса – мужской и женский – разорвали гнетущую тишину подъезда. Кто-то спускался вниз.

Руки, сжимающие Елизавету, ослабли. Человек резко поднялся и, перешагнув через тело девушки, поспешил к выходу. Хлопнула дверь. Черный силуэт исчез в ночи…

– Господи, что тут происходит? – испуганно твердил женский голос. – Борис, отвори подъездную дверь, будет хоть немного светлее. Тут, под ногами, что-то большое. Я не могу это обойти.

Раздался стон. Женщина завизжала.

– Кого-то убили!

Внезапно темноту прорезал луч света. Борис, видимо, открыл дверь.

– Успокойся, – приказал он подруге. – Если стонет, значит, еще живой.

– Помогите! – пискнула Лиза.

– Э! Да это женщина! – удивился Борис.

– Чего стоишь как истукан, – напустилась на него подруга. – Не видишь, это Лизка Дубровская. Она здесь живет. Вызывай «Скорую»!

– Не надо «Скорой». Я в порядке, – прошептала жертва.

Она осторожно села. Тело болело, но, похоже, обошлось без вывихов и переломов. Шея с трудом, но поворачивалась. Каблук при падении сломался, но это была сущая ерунда. Хуже было то, что Лизу трясло, как от тропической лихорадки. Она думала, что сходит с ума, настолько нереальным и страшным казалось ей произошедшее всего несколько минут назад.

С помощью своих случайных спасителей Лиза начала подниматься по лестнице. Она слегка прихрамывала, поэтому их помощь была весьма кстати. Темнота рассеялась. Сюда уже проникал свет с верхних этажей, и окружающие предметы стали вырисовываться более четко. Лиза рассмотрела полуночников. В женщине она узнала Тамару из четвертой квартиры, полненькую хохотушку, работающую медсестрой в районной больнице. Мужчина был ей незнаком.

Они уже были на третьем этаже, когда входная дверь хлопнула снова и кто-то быстрый и спортивный легко поднялся за ними по лестнице. Это был Андрей! Лизины глаза расширились от ужаса. Она хотела что-то сказать, но из груди вырвался истерический вопль.

Он остановился как вкопанный, словно не понимая, что происходит, затем бросился к ней, попытался схватить ее за руки. Но она пронзительно закричала и начала отбиваться.

– Лиза, милая, что произошло?! Гляди, у тебя кровь. Что случилось? – он обращался к мужчине и женщине.

Женщина пожала плечами:

– Мы нашли ее внизу. Кажется, на нее кто-то напал.

– Кто напал?

– Понятия не имеем, – вмешался мужчина. – Если вы ее знакомый, помогите ей добраться до квартиры.

Андрей протянул руку. Но Лиза отшатнулась в сторону.

– Нет! Нет! – кричала она. – Не оставляйте меня с ним!

В подъезде захлопали двери. Разбуженные жильцы пытались выяснить причину шума.

Борис и Тамара растерялись. Дубровская отчаянно цеплялась за них, не позволяя уйти. Она казалась безумной. Молодой человек тщетно пытался ее успокоить.

– Уберите его! Это он! Он хотел меня убить!

– У нее шок, – догадался мужчина.

– Я говорю правду! – не унималась Дубровская. – Он напал на меня!

– Лиза, что ты говоришь? – изумился Андрей.

– Скажешь, ты невиновен? – Она повернулась к Борису. – Посмотрите у него в карманах, он прячет там женские чулки! Это он убивает женщин в нашем городе. Кровавый Чулочник – вот кто он!

Соседи начали шушукаться.

– Похоже, здесь без «Скорой» не обойтись. У нее, должно быть, нервная горячка, – предположил кто-то.

– Я возьму ее к себе, – предложила Тамара. – Она пробудет у меня до утра. Завтра решим, что делать.

– Но я могу позаботиться о ней, – возмущался Андрей. – Клянусь, как только мы останемся вдвоем…

– Нет! – заорала Дубровская. – Никогда! Убирайся!

– Молодой человек, вам лучше уйти, – предложил мужчина. – Тамара – медицинская сестра. Она знает, как обращаться с больными. Вы же девушке ничем помочь не сможете.

– Почему я должен уходить? – не отступал Андрей. – Я не могу оставить ее в таком жутком состоянии.

– Вам придется это сделать, – потерял терпение Борис. – Молодой человек, мне не хочется вам напоминать, но в подобных случаях принято вызывать милицию. Не знаю, что там между вами произошло. Но вам дается неплохой шанс самим разобраться в своих проблемах. Так что не искушайте судьбу, идите-ка домой. Я думаю, завтра ей будет намного лучше, вот тогда и поговорите.

Андрей хотел возразить, но, увидев вокруг решительные лица недовольных жильцов, понял, что лучше последовать этому совету. Елизавета дрожала, вцепившись в руку своей спасительницы. Он махнул рукой и двинулся по лестнице вниз…

Тамара оказалась прекрасной сиделкой. Для начала она велела Елизавете принять горячую ванну с морской солью, затем смазала ссадины и царапины йодом, заварила мяту.

Дубровской казалось, что после пережитого ужаса она не сомкнет глаз до рассвета. Но стоило ее голове коснуться подушки, как она тут же провалилась в глубокое забытье без сновидений. Проснулась она поздно, но с ясным рассудком, свежая и отдохнувшая. На кухне ее ждал сытный завтрак.

Перекусив и выпив кружку обжигающего чая, Лиза почувствовала прилив сил. Вчерашнее происшествие отодвинулось в прошлое и казалось не более реальным, чем фильм ужасов, просмотренный на ночь. Но хозяйка гостеприимной квартиры была рядом. Она, конечно, хранила деликатное молчание и не докучала вопросами. Тем не менее Лизе по правилам приличия требовалось хотя бы извиниться за причиненное беспокойство.

– Я понимаю, что вела себя вчера немного странно, – начала Лиза.

– Да уж, – усмехнулась Тамара. – Признаться, ты нас здорово напугала. Но с учетом того, что тебе довелось пережить, такая реакция на стресс вполне объяснима. Боюсь только, твоему молодому человеку пришлось вчера несладко.

– Это преступник, – возмутилась Лиза. – Я же вчера пыталась объяснить. Неужели меня так никто и не понял?

– Вчера мы решили, что ты повредилась умом. Насчет убитых им женщин, ты это серьезно?

– Абсолютно, – заявила Дубровская, наливая вторую кружку чая.

Тамара спорить не стала, но на всякий случай отодвинулась от Лизы подальше. В руках у той был чайник с кипятком.

Зазвонил мобильный. Елизавета чуть не выронила кружку. Она стояла, парализованная страхом, и завороженно смотрела, как вибрирующий корпус двигается по полированной поверхности стола.

– Лиза, это всего лишь телефон, – напомнила Тамара.

Дубровская судорожно сглотнула, но трубку все же взяла.

– Слушаю.

– Лиза, я хотел поговорить с тобой о вчерашнем. Возможно, мы не поняли с тобой друг друга, но как ты могла предположить… – Голос Андрея срывался. Он волновался вполне натурально.

– Мне не о чем с тобой говорить, – тихо сказала Дубровская. – Оставь меня в покое. Я тебя очень прошу.

– Но я, черт возьми, не понимаю, что с тобой последнее время творится?

Лиза набрала в грудь побольше воздуха. Сказать ему или не стоит?

– Не надо изворачиваться, Андрей. Я все знаю.

– Что знаешь? Объясни, я не понимаю.

– Ты прекрасно все понимаешь. Я была в «Электрониксе», ездила на Моховую улицу. Я говорила с нашим общим знакомым Вадимом и твоей классной руководительницей. Продолжать?

На том конце провода молчали.

– …Ты оказался настоящим кудесником по части выдуманных историй. Но я напала на твой след. Я знаю, что произошло, когда тебе было семнадцать лет. Мне известно про бедную Сашу…

– Нам нужно серьезно поговорить, – голос Андрея дрогнул.

– Зачем? Чтобы меня постигла участь несчастных девчонок, которых ты отправил на тот свет?

– Лиза, дай же мне объяснить!

– Хватит лжи. Хватит ночных звонков и угроз. Не ищи меня, я уезжаю.

– Постой! Я сейчас приеду…

Но она уже отключила трубку. Теперь ее интересовало только одно: успеет ли она скрыться.

– Куда ты теперь? – участливо спросила Тамара.

– Куда-нибудь. Здесь мне оставаться все равно нельзя.

Медсестра согласно кивнула головой. Похоже, у ее гостьи мания преследования. Переубедить ее все равно не удастся. Лучше уж подыграть.

– А где твои домашние?

– Денис на турбазе с приятелями. Мать и няня вот уже вторую неделю на даче.

Елизавета вдруг уставилась на Тамару. Дача! Вот оно – безопасное место. Как раз то, что ей сейчас нужно. Андрей, слава богу, не имеет представления, где она находится. Значит, на какое-то время он будет сбит со следа. А оттуда она сможет позвонить Вострецову и все вопросы о розыске и задержании опасного преступника решить по телефону.

– Ты думаешь, мне стоит укрыться там?

Медсестра почему-то обрадовалась:

– Конечно, там он тебя ни за что не обнаружит.

Не могла же она высказать Елизавете свои соображения насчет того, что душевнобольных нужно держать под обязательным присмотром родственников. Пусть уж семейка Дубровских сама расхлебывает свои проблемы со свихнувшейся от стресса дочкой.

Лиза тем временем заметно повеселела. Она чмокнула свою спасительницу в щеку и схватилась за мобильный. Тамара наблюдала за ней с улыбкой.

– Звонишь няне, чтобы та срочно ставила тесто и пекла пироги?

Дубровская покачала головой:

– Не угадала. Мне нужно предупредить о своем отсутствии одного человека. Он будет волноваться, если я вдруг исчезну…

Выйдя из машины, Лиза с удовольствием подставила лицо летнему солнышку. Хорошо-то как! После городской суеты, наполненной автомобильными пробками, плавящимся от жары асфальтом и раздраженными людьми, оказаться на природе было просто восхитительно. В тишине и покое дачной жизни даже время идет как-то по-другому: солидно и размеренно, а все тревоги и опасения отступают на задний план. Разве может произойти что-то ужасное здесь, где тихо плещет вода, накатываясь на песчаный берег озера, кричат чайки и ветер шумит в высоких кронах сосен…

Но Дубровскую ожидал сюрприз. На воротах, ведущих к дому, висел замок. Значит, тут ее никто не ждал. Вот так незадача! Возвращаться в город не входило в планы Елизаветы. Сидеть дома взаперти ей не улыбалось. Можно, конечно, было взять запасные ключи у соседей, а заодно поинтересоваться, куда запропастились ее милые родственники.

Через несколько минут Дубровская уже заезжала во двор. Как она и предполагала, ее мать и няня отправились с визитом к давним знакомым и возвратиться собирались не раньше чем через два дня. Таким образом, перед девушкой вставала дилемма: остаться на даче одной или все-таки предпочесть городскую квартиру. Но воспоминания о ночном кошмаре были еще очень свежи, и осознание того, что ей придется опять подниматься по той же лестнице, сидеть в квартире, куда каждую минуту может прийти Андрей, склоняли чашу весов в пользу дачи.

Умом Лиза понимала, что здесь ей бояться нечего. В доме – крепкие засовы, а по соседству располагаются коттеджи, где в летний период полным-полно людей. У нее есть телефон, а значит, стоит ей хорошенько забаррикадироваться и вызвать помощь, у преступника не будет ни малейшего шанса.

Но зачем ей оставаться одной и вздрагивать от каждого шороха, когда ей на помощь всегда может прийти верный друг? Она на мгновение задумалась, не будет ли ее предложение провести ночь вдвоем на даче воспринято двусмысленно. Но затем махнула рукой на приличия. В конце концов, когда речь идет о собственной жизни, правила хорошего тона вряд ли уместны. И тогда она набрала номер Климова…

День склонялся к вечеру. Косые солнечные лучи терялись в хвойных кронах, а на землю ложились длинные тени. С пляжа уже не доносились смех и музыка, стук по волейбольному мячу и крики отдыхающих. Откуда-то тянуло дымком.

Лиза вздохнула. Уходить с балкона в притихший дом, где по углам уже сгущался сумрак, ей не хотелось. Но коротать летнюю ночь в обществе назойливой мошкары тоже не было охоты. Тем более что скоро должен был приехать Климов.

Он откликнулся на зов Елизаветы с той же готовностью, как и всегда. Дубровская подробно описала ему маршрут и настоятельно просила его прибыть до наступления темноты. Климов заверил девушку, что выполнит ее наставления в точности…

Лиза прошла в дом – крепкий, добротный, построенный еще отцом. Здесь не было новомодных строительных изысков, зато уютная обстановка полностью соответствовала вкусу жильцов, а не канонам современного дизайна. Большая русская печь, тканые половички и белые занавески с вышитым орнаментом – все как в обычном деревенском доме, но гораздо опрятней и веселее. Замечательным здесь был воздух. Пропитанный ароматом сосновых бревен и засушенных пахучих трав, он располагал к спокойному здоровому сну. Не случайно Лиза, выбираясь сюда на выходные, отсыпалась за всю неделю, а утром ее будил запах няниных пирогов.

Дубровская обошла все комнаты: закрыла окна, проверила щеколды. Кругом был порядок. Она включила все освещение, какое только возможно. Однако ей не стало от этого спокойней. Деревянные ходики с кукушкой отсчитали очередной час. Лиза вздрогнула. Любой звук, многократно усиленный эхом пустого дома, изрядно действовал на нервы. К тому времени, когда со стороны ворот раздались автомобильные гудки, Дубровская уже окончательно извелась.

Теперь можно было с облегчением вздохнуть и расслабиться. Климов сдержал слово, приехал. В эту ночь ей не о чем беспокоиться. Ей ничто не грозит, ведь рядом надежный друг.

Удивительно, как с прибытием позднего гостя преобразился дом. Он как бы сбросил недавнее оцепенение и зажил своей привычной жизнью. Тиканье часов уже не казалось зловещим. В углах дома уже не прятались тени. Даже лампы, казалось, стали гореть ярче.

– Ой, Елизавета Германовна, насилу вас отыскали, хорошо таксист попался толковый, – докладывал Климов, доставая из пластикового пакета импортный коньяк, конфеты, пирожное. – Сейчас организуем ужин. Долой всякие дурные мысли, будем пировать!

Лиза только покачала головой. Конечно, она ничего не имела против угощения, но уже начинала подумывать, правильно ли понял бывший клиент ее намерения. В ее планы никак не входило крутить амуры, пусть даже с таким приятным молодым человеком, каким был Климов. Честно говоря, она сомневалась, сможет ли еще когда-нибудь довериться мужчине, слишком уж бесславный конец был у всех ее сердечных увлечений. Но Алексей, видимо, был далек от ее мыслей о любви и преданности, умело нарезая сырокопченую колбасу.

Когда стол был сервирован, молодой человек предложил тост:

– У меня не было случая отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали, но я думаю, что у нас еще все впереди.

«У нас все впереди… – заволновалась Лиза. – Надеюсь, он не строит далеко идущих планов на этот вечер. Мне будет неловко его разочаровывать, но мое приглашение было продиктовано лишь соображениями охраны, не более».

Но отказываться от еды было глупо, тем более что она уже чувствовала зверский голод. Они приступили к трапезе. Климов ел немного, но внимательно следил за тем, чтобы тарелка и бокал Лизы не пустовали. Коньяк был замечательный, с мягким и немного специфичным ароматом.

– Просто вы давно не пили качественные спиртные напитки, – высказал предположение Климов. – Ведь ваша жизнь тоже далеко не сахар.

– Ты прав, – согласилась Елизавета, и у нее на глаза навернулись слезы. Она сердито смахнула их рукой. – Вот объясни мне, Климов, как же так получается, что человек, которому ты доверяешь больше всего на свете, оказывается лгуном? Но это было бы еще полбеды. Под личиной обаятельного мужчины скрывается жестокий убийца, пачками отправляющий на тот свет беззащитных женщин. Как после этого верить людям? И вообще откуда они берутся, такие изверги? В особом инкубаторе их выращивают, что ли?

Усталость, усиленная действием коньяка, сыграла с Елизаветой недобрую шутку. Она стала какой-то вялой, плаксивой, нуждающейся в жалости. Климов, видимо, понял состояние Лизы. Он сочувственно глядел на нее и согласно кивал головой.

– Я могу ответить на ваш вопрос, Елизавета Германовна. Но сначала я расскажу вам небольшую присказку о своем знакомом. Слушайте внимательно, возможно, она позволит вам понять некоторые вещи.

Лиза не возражала. Надо же о чем-то беседовать, ночь ведь такая длинная…

– Моему знакомому еще до рождения судьба сулила золотые горы. Его отец был чиновником крупного масштаба, обеспеченным и немолодым человеком, ожидающим наследника как манну небесную. Мать была красавицей и светской львицей. Отец в ней души не чаял, потакал ее малейшим прихотям, что, впрочем, было неудивительно. Жена была моложе его на целых тридцать лет.

Все шло своим чередом, и будущему отпрыску богатой четы должны были достаться не только любовь и ласка, но и неплохие материальные радости. Но случилось так, что всемогущий Творец, разумно рассудив, что несметных богатств семьи на одного наследника будет многовато, сотворил чудо: вместо одного мальчика на белый свет появились двое – близнецы. Они были, разумеется, как задумала природа, очень похожи, но только не для своих родителей. Второй из братьев претерпел родовую травму и появился на свет хилым и болезненным, сильно нуждающимся в заботливом уходе и материнской ласке. Если первое легко можно было устроить при помощи опытной няни, то со вторым возникла проблема.

– Из-за этого мальчишки я получила столько осложнений, – жаловалась молодая мать подругам. – И даже сейчас, когда все позади, он изводит меня своим хныканьем и бесконечными болячками. Судьба бывает так жестока. Я думаю, нам бы хватило и одного ребенка…

– Как звали детей? – спросила Елизавета.

– Не важно. Назову их условно – Везунчик и Бедняга, – ушел от ответа Климов.

Везунчик развивался, на удивление, быстро. Он был обласкан и любим домочадцами. Даже мать, которая всем детям на свете предпочитала наряды и развлечения, испытывала по отношению к нему что-то очень похожее на любовь. Она гордо демонстрировала свое сокровище многочисленным подружкам и гостям. Везунчик был чрезвычайно занятным и общительным ребенком.

Бедняга так и оставался беднягой. Он существовал как бы в другом мире. Постоянно покрытый если не зеленкой, то мазями, разными вонючими притираниями, он не вызывал в матери никаких иных чувств, кроме досады и брезгливости. Отец вел себя более разумно, но тем не менее нелюбовь супруги к ребенку, как заразная болезнь, передалась исподволь и ему.

Беднягу шпыняли все кому не лень.

– Пойди в свою комнату, – говорил отец. – Сейчас придут гости. Ты опять либо простынешь на сквозняке, либо наешься того, что тебе нельзя. Помнишь, как в прошлый раз у тебя болел живот?

Это было самое ласковое из того, что ему доводилось слышать.

– Не мельтеши перед глазами, – взвизгивала мать. – Боже, как мне надоел этот ребенок!

Когда ему исполнилось пять лет, его отдали на попечение дворника Савелия. С тех пор он жил в крохотном флигельке на территории богатой усадьбы. Везунчик же занимал отдельную комнату в доме, с голубыми обоями и мягкими игрушками на полках…

История была, конечно, занимательной, да и рассказывал ее Климов живо, образно. Беда была в том, что Лиза чрезвычайно устала и уже несколько раз зевнула. Но обижать Алексея своим невниманием она не хотела, поэтому собрала волю в кулак и продолжала слушать.

…Савелий был грубым мужиком. Он любил приложиться к бутылке и показать своей робкой забитой супруге, кто в доме хозяин. После очередного «воспитательного мероприятия» он усаживал напротив себя маленького Беднягу и внушал ему:

– Баба должна знать свое место. Запомни это! Не обращай внимания на то, что она кричит, когда ее бьют, вот увидишь – еще сильнее любить будет.

И Бедняга постигал «науку». Забравшись под стол в маленькой комнате, он наблюдал за тем, как Савелий метелил свою благоверную почем зря. Она и вправду кричала, закрывалась руками, но даже не думала сопротивляться. У Бедняги сладко замирало сердце и как-то приятно тянуло в паху.

Маленький мальчик не понимал, почему его отец не может так поступать с матерью. Резкий и властный на работе, дома он становился ужасным рохлей. Капризная и своенравная жена вертела им как хотела. Он же готов был отдать многое лишь за ее нечаянную ласку.

Как-то раз в отсутствие отца Бедняга застукал мать с молодым садовником. Полный праведного негодования, он поспешил доложить отцу о том, чем занимается его любимая супруга, когда тот уезжает в командировки. Он надеялся, что отец выгонит мать из дома, а к нему проникнется наконец доверием и любовью. Как он был наивен!

Бледная от злости мать не дала ему рассказать всю историю до конца:

– Как ты смеешь лгать, маленький негодяй! – Она обернулась к отцу: – Котик, надеюсь, ты не поверил в бред этого несносного мальчишки?

Бедняга во все глаза смотрел на отца. Он ждал, он надеялся на чудо.

– Врать взрослым непозволительно, – сказал тот наконец. – Ты будешь наказан. Двое суток ты проведешь запертым в кладовой, только на хлебе и воде. Пусть это послужит тебе наукой!

В темноте кладовой, глотая горькие и соленые слезы, Бедняга сделал для себя два открытия. Первое: все женщины – шлюхи. И второе: им нужно мстить…

– Я вижу, вы устали, Елизавета Германовна, – отвлекся Климов. – Потерпите, до конца истории осталось немного.

– Я потерплю, – ответила Лиза, с трудом ворочая языком.

…Был случай, когда Бедняга чуть не отказался от своих убеждений. Это произошло в выпускном классе. Девушка была потрясающе красива, смешлива и раскованна. Проблема была лишь в том, что она нравилась Везунчику да еще одному парню из их класса. Беднягу же она совсем не замечала. А он мучился по ночам, бредил ею. В один прекрасный день он даже написал стихи, но прочитать их своей принцессе он так и не решился.

Между тем Везунчик и тот, другой, парень отчаянно спорили за право обладать красавицей. Конфликт они разрешили просто. Девушка сама должна была выбрать, к кому пойти на свидание. Они ждали ее во время выпускного бала в разных местах. Победителем считался тот, кого предпочтет красавица.

Везунчик был уверен в победе. Он хвастался перед Беднягой тем, что капризная одноклассница обязательно достанется ему. Везунчик и не подозревал, что в груди брата полыхает пламя жгучей ревности и ненависти. Ему даже в голову не приходило, что скромный неинтересный паренек, каким был Бедняга, способен кого-то полюбить.

Во время бала, когда соперники разошлись на места предполагаемых свиданий, Бедняга отозвал красавицу в сторону.

– Мой брат поменял место встречи, – сказал он. – Везунчик будет ждать тебя на берегу реки. Поспеши, ты можешь опоздать.

– Не гони, не опоздаю, – усмехнулась одноклассница. – Может, мы скоро станем родственниками. Как думаешь, Бедняга?

Это был щелчок по носу, но парень выдержал это. Он опять надеялся на чудо.

Когда красавица прибыла на берег реки, он ее уже поджидал там. Конечно, всю эту путаницу Бедняга организовал специально, только бы иметь возможность побыть с любимой наедине. Девушка сильно удивилась, обнаружив вместо Везунчика его брата. Тот, бледнея и краснея, рассказал ей о своих чувствах. Она не верила своим ушам. Еще бы! Ее, первую красавицу школы, уверяет в любви тот, об кого вытирают ноги все кому не лень. Она восприняла это как оскорбление и попыталась уйти. Бедняга рухнул на колени и начал читать стихи собственного сочинения. Лучше бы он этого не делал! Противная девчонка начала смеяться.

– Ты что о себе возомнил, недоносок? Такие, как я, – не для тебя!

Она просто умирала со смеху, не замечая, как сжимаются его кулаки, как быстро пульсирует на виске вена. И тогда он набросился на нее… Все закончилось быстро. Она умерла…

У Лизы невероятно слипались глаза, но она нашла все-таки в себе силы произнести:

– Слушай, Климов, я уже слышала такую историю, вот только звучала она немного по-другому.

– Конечно. Вы мне ее рассказывали, – легко согласился он.

– Насколько я понимаю, у тебя появились какие-то новые сведения, – пробормотала она. – Только давай мы обсудим это завтра. Сейчас я просто умираю от усталости.

Климов пристально смотрел на нее. Затем, не говоря ни слова, он провел рукой по ее щеке.

– Не надо, – пролепетала Лиза. – Давай не будем ничего портить. Ты – мой клиент. Я – твой адвокат.

Он улыбнулся и покачал головой.

– Вы не поняли меня, Елизавета Германовна, – сказал он наконец. – Завтра мы ничего с вами обсуждать не будем. Завтра для вас не наступит. Вы умрете сегодня…

Андрей, встревоженный странным разговором с Лизой, помчался к ней домой сразу же, как представилась такая возможность. Но за дверью Дубровских было тихо; в квартире Тамары на его звонки также никто не ответил. Он не знал, что предпринять. Связавшись по телефону с юридической консультацией, где работала Елизавета, он выяснил, что девушка там не появлялась неделю. Никто не имел представления, где ее можно разыскать.

Сердце ныло, предчувствуя беду, слишком уж непонятно вела себя Дубровская в последнее время. Из ночного происшествия, да и сегодняшнего объяснения по телефону Андрей абсолютно ничего не понял. Крики Елизаветы о каких-то убитых им женщинах он не воспринял всерьез, решил, что у его подруги-адвокатессы просто от переутомления случился нервный припадок. Он клял себя лишь за то, что не нашел времени спокойно сесть и поговорить с Лизой о том, что все-таки с ней происходит. Кроме того, ему не давал покоя этот подозрительный тип, появившийся рядом с Дубровской пару недель назад. Честно говоря, он его узнал сразу же. Мутная история, в которой оба они оказались замешаны еще в школьные годы, вкупе со странными событиями последнего времени наводили Андрея на невеселые размышления. Бывает ли в жизни столько совпадений?

Приходилось признать, что он слишком увлекся своими собственными проблемами и пустил ситуацию с Лизой на самотек. Теперь же, когда он был полон решимости выяснить все до конца, Дубровская исчезла.

Тамара вернулась домой только вечером. Андрей дремал, сидя на лестнице. От звука ее шагов он немедленно вскочил на ноги.

– Вы?! – Она была удивлена.

– Вам известно, где сейчас Елизавета?

Тамара поджала губы:

– Если я правильно поняла вашу подругу, она сделала все возможное, чтобы вы ее не нашли. С какой стати я буду вам докладывать о ее планах?

Андрей тряхнул ее за руку:

– Вы что, не заметили, в каком она была состоянии? Ей грозит опасность, а мы теряем зря время. Давайте оставим все эти китайские церемонии и поможем ей.

По всей видимости, он был убедителен. Женщина не стала задавать больше вопросов:

– Она на даче со своей матерью и няней. Вот только адресок я подсказать вам не могу. Сама не знаю.

Андрей выглядел таким потерянным, что Тамара постаралась его успокоить:

– Да не волнуйтесь вы так. Лиза сказала, что она рассчитывает на помощь друга. Поверьте моей интуиции, она в безопасности…

Андрея сильно насторожило упоминание о загадочном друге Дубровской. Кажется, он понял, о ком шла речь. Если он прав, то Елизавета действительно может оказаться в беде.

– Андрей?! Что вы здесь делаете? А где Лиза? – обрушился на него шквал вопросов.

Конечно, это была Вероника Алексеевна. В легкой шляпке из соломки и с корзиной ягод в руке, она, по всей видимости, возвращалась с дачи.

Андрей впервые за весь период их сложных взаимоотношений был рад ее видеть.

– Вероника Алексеевна! Где находится ваша дача?

Мать Лизы подозрительно оглядела знакомого дочери и с сарказмом заметила:

– А вы желаете ее купить?

– Без шуток! Мне срочно нужна Лиза. От этого зависит жизнь!

– Чья жизнь?

– Ее, – потом тихо добавил: – И моя!

Неизвестно, открылся ли в Андрее особый дар убеждения, но Вероника Алексеевна почему-то перестала злословить и в нескольких словах объяснила молодому человеку маршрут.

– Спасибо. – Андрей поцеловал женщину в щеку и бросился по лестнице вниз.

Та на мгновение оцепенела от неожиданности, но потом продолжила свой путь, чему-то улыбаясь и негромко напевая себе под нос.

…Мысли Елизаветы путались. Она смотрела на Климова и никак не могла уловить смысл его слов. Может, у нее начались слуховые галлюцинации?

– Послушай, если это шутка, то давай отложим веселье до завтра, – попросила она. – Я ужасно устала, а с чувством юмора у меня в последнее время большие проблемы.

– Вы хотите спать? – спросил Климов.

– Да, именно так.

– Это сон смерти, дорогая Лиза. Вы уж простите мне небольшую фамильярность. Вы уснете навсегда.

Что-то в словах Климова заставило Елизавету осознать, что он говорит правду. Страшный смысл его слов разорвал сонную одурь. Она попыталась вскочить, но он железной рукой тут же прижал ее к стулу. Приблизив свое лицо к ней, глядя в ее глаза, он жарко зашептал:

– Осторожней, милая! Если все пойдет по продуманному мной плану, завтра здесь найдут труп молодой красивой девушки.

– А если нет? – задала вопрос Лиза, а сама удивилась, что, оказывается, еще может проявлять любопытство.

– А если нет, то обнаружат труп той же девушки, но изуродованный, обезображенный. Впрочем, зачем я вам это говорю, вы же видели фотографии в материалах дела.

– Так, значит, ты и есть Чулочник? – ахнула Лиза.

– Вы всегда были чертовски догадливы, госпожа адвокат, – усмехнулся Климов.

– Ты решил меня отравить? В коньяк был подмешан яд?

– Фи! – оскорбился Чулочник. – Как шаблонно вы мыслите. У вас в стакане было лишь снотворное, от которого вы заснете. Но это, конечно, не все. Не будем забегать вперед, я ознакомлю вас с моим планом немного позже. А сейчас я хотел бы продолжить свое повествование. Не ровен час, вы уснете, а мне так не хочется упускать возможности излить кому-то свою душу.

Лиза повторила попытку встать, но Климов был начеку.

– Позвольте, я вас привяжу к стулу, – попросил он. – Вы все время дергаетесь, а у меня устают руки вас держать. Поберегите себя, дорогая. Я не хочу, чтобы у вас на руках были ссадины и царапины. Все должно выглядеть натурально.

У него в кармане оказались чулки. Ловко, словно всю жизнь только этим и занимался, он связал Елизавету. И уже свободно, получая от этого большое удовольствие, он продолжил начатый рассказ:

– Как вы уже наверняка поняли, под прозвищем Бедняги скрывался ваш покорный слуга. Но я не буду ломать начатый мной детектив и продолжу повествование от третьего лица…

Итак, Бедняга вернулся домой. Бледный, дрожащий как осиновый лист, он хотел прошмыгнуть незаметно к себе. В школу, где продолжался выпускной бал, он возвращаться не стал.

Надо же было такому случиться, что в дверях он столкнулся с отцом. Тот оглядел испачканную одежду сына, но ничего не сказал. Конечно, он понимал, что случилось нечто необычное. Но ужасное объяснение этому он получил несколькими днями позже. Сопоставив факты между собой, он пришел к правильному выводу.

– Я знаю, что это ты убил девчонку. Не отпирайся. Я видел твою одежду в пятнах от крови и травы. Я видел, как ты смотрел на меня взглядом нашкодившего волчонка. Ты – мерзавец!

Но отец не стал делиться своим открытием с правоохранительными органами. Он сделал все, чтобы скандал, где упоминалось его имя и имя Везунчика, замяли. Виновника злодеяния так и не нашли…

– Все, казалось бы, кончилось, – рассказывал Климов. – Но я навсегда запомнил то чувство, когда гордая и заносчивая Сашка вдруг поняла, что ее убивают. Она хрипела, извивалась, но продолжала цепляться за свою жалкую жизнь. А как чувствовал себя я? О, я был богом, способным дарить и отнимать жизнь. Мне не нужен был секс. Ощущения от него были несравнимы с теми, которые испытывал я, совершая убийство. Я вдруг понял, что мое предназначение в жизни и состоит в том, чтобы наказывать женщин. Отгадай, кто был следующим? Не поверишь, моя собственная мать…

Нет, Бедняга не убил ее, хотя она этого, без сомнения, заслуживала. На помощь пришел случай.

После окончания школы бедный парень работал у отца водителем и курьером в одном лице. Разумеется, кроме служебной необходимости приходилось возить домашних. В один из вечеров он встречал свою мать в аэропорту. Та возвращалась из заграничной поездки свежая и отдохнувшая.

– О, это было великолепно! – не замолкала она всю дорогу. – Море, пальмы и все такое.

«Все такое – это массажисты, инструкторы по подводному плаванию, экскурсоводы. Со сколькими из них ты переспала?» – угрюмо думал он.

Словно читая его мысли, мать продолжила:

– Испанские мужчины так темпераментны. Ты наверняка в этом знаешь толк. Правда, дружок?

Она была в превосходном настроении, раз называла его так ласково. Но ему было не до шуток.

– Я не разбираюсь в испанских мужчинах, – буркнул он. – Мне нет до них никакого дела.

Мамаша расхохоталась:

– Может, насчет испанцев я и загнула! Тебе больше подходят наши соотечественники. Ты ведь гей. Я правильно догадалась?

Бедняга вцепился в баранку так, что у него побелели костяшки пальцев.

– Я никогда не видела рядом с тобой девчонки, – подтрунивала мать. – Ты хоть бы Везунчика попросил. Глядишь, нашел бы для тебя какую-нибудь убогую. Вместе вы составите чудную пару.

В его висках жарко пульсировала кровь. Он плохо соображал, а следить за дорогой становилось все труднее. Мать, словно отыгрываясь на Бедняге за свое долгое отсутствие, продолжала:

– До чего разными бывают близнецы! Посмотреть со стороны на вас с Везунчиком, ни за что не догадаешься, что вы рождены от одной женщины. Честно говоря, я никогда не чувствовала себя твоей матерью. Ты такой… что ты делаешь, мерзавец! Следи за дорогой.

Она хотела сказать что-то еще, но не успела. Бедняга, занятый своими черными думами, прозевал знаки ограничения скорости. Дорога делала впереди крутой поворот. Выправить машину было почти невозможно. Их занесло, они полетели под откос. Автомобиль несколько раз перевернулся, врезался в дерево и наконец остановился.

Когда Бедняга пришел в себя, он постарался выбраться наружу. С большим трудом, но ему это удалось. Мать была еще жива, но ее зажало в искореженном кузове намертво. Она истекала кровью и стонала:

– Вызови помощь. Я умираю.

Он подошел к ней поближе, заглянул в глаза и спросил:

– Тебе больно?

– Не то слово. Меня просто разрывает на части. Я не могу дышать.

– Это хорошо, – ответил он.

– Что ты стоишь, подонок! – из последних сил прохрипела она.

– Этого подонка воспитала ты, – напомнил он. – Теперь никто и никогда не сможет меня обидеть.

Тогда мать, впервые за свою жизнь, увидела в глазах Бедняги жгучую ненависть. Она испугалась не на шутку:

– Сынок, помоги! Я же твоя мама. Не оставляй меня здесь одну. Я не выдержу мучений.

Бедняга рассмеялся:

– Вот как? Ты наконец вспомнила, что приходишься мне матерью. Этого момента стоило подождать…

Светало. Машин на трассе было мало. Дорожное происшествие осталось незамеченным. К ним на помощь никто не спешил. Бедняга стоял и смотрел, как в страшных мучениях погибает женщина, которая некогда подарила ему жизнь. Ему было ее совсем не жаль…

– Многочисленные переломы, сотрясение мозга и прочее, – констатировал патологоанатом. – Но ее можно было спасти. Если бы помощь поспела вовремя. Она умерла от сильнейшей кровопотери. Отец был категоричен:

– Это ты убил ее! Не спорь. Я видел твои глаза. Из маленького озлобленного волчонка ты превратился в волка. Убирайся прочь!

Так Бедняга был изгнан из родительского дома…

Лиза как могла противилась сну. Она поняла, что заснуть – это значит умереть, поэтому старалась не сводить глаз с Чулочника, внимательно слушать все то, что он ей говорит. Но делать это становилось все труднее. Веки наливались неподъемной тяжестью, а улавливать смысл повествования было уже непросто. Она пыталась выиграть время, хотя умом понимала, что это ей не поможет.

– Зачем ты стал убивать женщин? – спросила она. По большому счету, ответ ей был уже неинтересен.

Чулочник был в восторге от своей идеи предсмертной исповеди. Даже серийному убийце хочется иногда излить душу. Но где найти благодарного слушателя? Не обращаться же за этим в прокуратуру. Поэтому он только порадовался вопросу своей жертвы.

– Я хотел вызвать к жизни те же ощущения, которые испытал в далекую июньскую ночь. Пытаясь найти альтернативу убийству, я перебрал все, что можно, в сексе. Обращался к услугам профессионалок, которые за определенную мзду терпели унижения и побои. Я даже завязывал им руки белыми чулками. Но все это была игра. Я уходил злой и неудовлетворенный, а по ночам мне снилась Сашка: сломленная, обездвиженная мной и с теми же чулками на шее.

И вот я сорвался… Девушка была молода, но чрезвычайно испорчена, развратна. Она согласилась со мной поиграть в те же игры, которые терпели остальные. Не знаю, может, я не рассчитал силы, может, она оказалась недостаточно выносливой, но она грязно выругалась и ударила меня. Перед моими глазами опять, как и тогда, опустилась завеса. Я потерял ориентацию. Помню лишь те чудные ощущения, которые охватили все мое естество… Результат вам известен – я убил ее. Это была первая после Саши женщина, подарившая мне радость.

Конечно, после этого происшествия я испытывал некоторые угрызения совести, но скоро нашел себе оправдание. Вспомните, если вы еще на это способны, кем были те, кого обнаруживали задушенными таинственным Чулочником? Все они были шлюхами. Все они заслуживали смерти. Вы должны понять, что случайных жертв среди них не было. Я действовал избирательно и думаю, что это меня оправдывает. Разве вы с этим не согласны?

– Нет, – покачала головой Лиза. – Бедная Саша была лишь беспечной школьницей, обожающей мужское внимание и подарки. Я тоже являюсь исключением из твоего правила.

– Отвечу по порядку, – Климов будто вел пресс-конференцию. – Я согласен с тем, что моя одноклассница была еще очень молода, но не могу согласиться с тем, что это снимает с нее ответственность за ее слова и поступки. Она была продажна по своей сути. Вспомните белые чулки, за которые мой брат смог купить ее душу. Вы верно отметили еще тогда, в разговоре со мной, что этот невинный предмет женского туалета стал для меня символом измены. С тех пор на шее каждой наказанной мною твари сыщики находили белые чулки. По-моему, забавная деталь, вы не находите?

– Действительно, забавно. Обхохочешься, – вяло ответила Лиза. – А Николь, твоя последняя жертва и несчастная свидетельница, она тоже умерла с чулками на шее?

– Какая свидетельница?

– Какой смысл отрицать, Климов? Это та девица, которая видела тебя во дворе, после того как ты убил Марину Дробыш. Кстати, она не собиралась сообщать твои приметы в прокуратуру. Ее можно было и не убивать.

– Ты имеешь в виду ту особу, которая…

– …танцевала в «Полночном бризе», – зевнула Елизавета. – Но бог с ней, ей уже все равно ничем не поможешь. Ты забыл про мой второй вопрос. Неужели и меня ты записал в ряды ночных бабочек? С моей репутацией вроде все в порядке, а если еще учесть маленький нюанс, что я дала тебе свободу, а может, даже спасла жизнь, то твою логику и вовсе трудно понять.

Климов улыбался.

– Сейчас я перехожу к самой щекотливой части нашей беседы. Не поверите, я волнуюсь как мальчишка, – признался он. – Вы – чудесная девушка. Встретив вас, я поверил, что, оказывается, не все женщины – законченные дряни и проститутки.

У Лизы мелькнуло что-то вроде слабой надежды на спасение.

– Клянусь, я не собирался вас убивать. Вы не мой типаж, Елизавета Германовна! Уничтожив вас, я не испытаю удовольствия, одно лишь расстройство и ненужные укоры совести.

Дубровская сонно пыталась постичь замысловатую логику маньяка.

– Вам просто не повезло, – объяснил он. – Кто же мог предположить, что обстоятельства сложатся таким дурным образом? Я встречаю у вас Андрея, молодого человека, который когда-то был действующим лицом той школьной драмы. Как мог быть я уверен, что он не выболтает вам некоторые детали того странного происшествия? Зная ваш ум, нетрудно было предположить, что вы проведете параллель между тем давним случаем и сериями убийств в вашем городе. А получив ответ, вы не замедлите поделиться своими сенсационными подозрениями с кем-нибудь из следователей, ведь так?

– Если бы ты не убил Дробыш, я вряд ли смогла бы докопаться до правды, – напомнила Дубровская.

– Признаю, я допустил грандиозный промах, – согласился Чулочник. – Связываться с вашей знакомой было в высшей степени глупо. Но ее убийство я не планировал заранее. Эта дрянь была так хороша, что у меня, как и у любого мужчины, просто сработал рефлекс. Нашему брату позволительны иногда маленькие слабости. Но ей не повезло, я просто не смог вовремя остановиться…

Ну, так перейдем к вам, Елизавета Германовна! Признавая вашу незаурядность и испытывая самые добрые чувства, я не поставлю вас в один ряд с теми гнусными дешевками, о которых мы так долго говорили. Вы умрете красиво. Никто не догадается, что к вашей смерти приложил руку великий Чулочник. Все будет натурально. Маленький несчастный случай, не более того…

Андрей потратил гораздо больше времени, чем он ожидал, на то, чтобы выбраться из города. Складывалось впечатление, что злой рок играет с ним, как ветер с пушинкой, воздвигая на его пути как можно больше препятствий. Машину, в которой он с водителем мчался на помощь Елизавете, останавливали несколько раз. Дотошный работник ГАИ заглядывал под капот и в багажник, долго проверял данные по компьютеру.

– Нельзя ли побыстрее? – нервничал Андрей.

– Получена ориентировка, – флегматично объяснял сержант. – Угнана машина подобной модели и такого же цвета. Так что не дергайтесь, не на свадьбу опаздываете.

– А может, мы договоримся? – подмигнул гаишнику водитель.

Он хотел, конечно, помочь Андрею, но получилось все наоборот. Брови сержанта съехались на переносице, а кончик носа побелел.

– Ты что мне предлагаешь? Под суд захотел? – заорал он.

Дискуссия устремилась к бесконечности.

Когда честный и неподкупный страж дороги устал и охрип, пристыженные им мужчины получили разрешение продолжить путь дальше.

Плутая по проселочной дороге, они никак не могли найти нужный поворот. Стало уже темно, а поскольку ни хорошего дорожного покрытия, ни фонарей в этом месте предусмотрено не было, они прокололи колесо.

Андрей смотрел на спущенную шину и понимал, что драгоценное время уходит. Ему уже ни за что не успеть вовремя…

– Это будет великолепно, – делился своим замыслом Чулочник. – Вы засыпаете, как и спящая красавица из сказки. Я, конечно, вас развяжу и даже уложу в постель; затем поколдую немного с печкой. Стало прохладно, вы не находите? Я закрою вон ту заслонку, и угарный газ потихоньку заполнит помещение. Что обнаружат ваши бедные родственники? Несчастную девочку, бледную и красивую. Врачи установят, что вы приняли снотворное на ночь. Это неудивительно, учитывая тот стресс, в котором вы находились в последнее время. Версия вашей смерти будет незамысловата. Несоблюдение элементарной безопасности при использовании доброй русской печки. С городскими жителями это случается сплошь и рядом. Поскольку следы пребывания второго лица здесь обнаружены не будут (я все тщательно уберу, не выношу беспорядка!), трагическое происшествие спишут на несчастный случай. Ну как, здорово я придумал?

Лиза не могла ответить ему. Она уже крепко спала.

Климов некоторое время любовался ею, затем нежно поцеловал ее в лоб:

– Я же говорил, что успею отблагодарить вас. Спите спокойно, Елизавета Германовна! А у меня еще масса дел. Кстати, нужно не забыть навестить эту вашу свидетельницу. Как ее имя? Кажется, Николь…

Когда Андрей с водителем добрались до места, летнее небо начало понемногу светлеть. Было неправдоподобно тихо. То ли от этой неестественной тишины, то ли от предутренней свежести им стало не по себе. Они двигались осторожно, будто опасались спугнуть ночных призраков, скрывающихся в темных закоулках фруктового сада.

Во дворе стояла машина Дубровской. Дом выглядел мирным и сонным. Это отчасти успокаивало. Однако на стук никто не отозвался. Андрей легонько толкнул дверь. Заскрипели петли, она подалась.

– Слава богу! – облегченно вздохнул молодой человек, прямо с порога заметивший Лизу. Она лежала на диване, укрытая пледом, и спокойно спала.

Но водитель почему-то нахмурился. Он потянул воздух носом, взглянул на печь и переменился в лице.

– Выноси ее на улицу. Живо! – скомандовал он. – Здесь есть телефон? Я загляну к соседям.

Андрей и сам заметил, что с Лизой не все нормально. В горле запершило. Он схватил девушку на руки и ринулся с ней на улицу, стараясь не вдыхать газ. Он положил ее под яблоней и сел рядом. Лиза была бледна, но выглядела в целом почти как всегда. Он тихонько тронул ее за плечо.

– Лиза, проснись!

Она не отвечала. Свежий ночной ветерок перебирал волосы на ее голове, нежно касался щек. Андрею почему-то захотелось плакать. Он покрыл поцелуями ее лицо, шею, но она даже не пошевелилась.

– Лиза! Открой глаза, – попросил он.

Веки оставались сомкнуты. Андрей схватил ее руку, пытаясь нащупать пульс. Честно говоря, это ему всегда удавалось с трудом. Вот и сейчас он не мог вспомнить, как это делать правильно. Отчаявшись, он прижался ухом к ее груди, пытаясь услышать стук сердца. Но его собственное так бешено стучало, что определить в этом шуме признаки чужой жизни было непросто. Тогда он схватил девушку за плечи и начал трясти. Ее голова моталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы. Безжизненные плети рук беспомощно обвисли. Она оставалась неподвижной и тяжелой.

Упав ей на грудь, он разрыдался.

Андрей не знал, сколько прошло времени – десять минут или десять часов, когда приехала «Скорая». Его с силой отняли от тела девушки. Вокруг нее сразу же забегали врачи. Появились носилки. Он не понимал царящей вокруг суеты.

– Зачем все это? – спросил он водителя. – Попросите их не шуметь, ведь она больше никогда не проснется. Она умерла.

Водитель как-то странно взглянул на него:

– Да ты что, брат? Она жива!

Они ехали за машиной с красным крестом. Андрей понемногу приходил в себя. Водитель, понимая его состояние, не докучал вопросами.

– Что с ней произошло? – нарушил молчание молодой человек.

– Отравление угарным газом, – коротко ответил водитель.

Андрей покачал головой.

– Лиза, Лиза… Она такая непрактичная. Я удивлен даже тем, что ей удалось растопить печь.

– Я не увидел в доме предсмертной записки, – вдруг невпопад заметил водитель.

– При чем тут записка? – удивился Андрей. – Вы намекаете на самоубийство? Это же несчастный случай!

Мужчина за рулем на несколько секунд оторвал глаза от дороги и взглянул на него:

– О несчастном случае здесь и речи быть не может! Сейчас конец июля! Такой добротный деревянный дом хорошо прогрелся и не нуждается в дополнительном источнике тепла. Топить печку в такую погоду, да еще закрыв заслонку, чтобы жар не выходил на улицу, мог или самоубийца, или…

– Или… – повторил Андрей. – Договаривайте!

Водитель подчинился:

– Или кто-то посторонний. Убийца, например…

Лиза, приоткрыв глаза, первым делом увидела потолок. Он был белым, с незнакомым светильником посередине. Она покосилась на стены. Они были покрыты голубым кафелем. Рядом стояли стеллажи с какими-то металлическими инструментами в лотках.

«Я умерла и попала в морг», – догадалась она.

Пошевелив рукой, она нащупала свой живот. Как ни странно, но дырки в нем не было и внутренности не торчали наружу, а были там, где обычно.

Видимо, ее возня была замечена. От столика в углу отделилась какая-то фигура и быстрыми шагами направилась к ней. Она испугалась и зажмурилась.

– Лиза! – произнес странно знакомый голос. – Ты меня слышишь?

Она приоткрыла один глаз, затем второй, потом вытаращилась на небритое мужское лицо, склонившееся над ней.

– Андрей?

– Да, это я, милая. Как ты себя чувствуешь?

– Неплохо. Я жива?

– А ты как думаешь? – Его глаза смеялись.

– Жизнь по ту сторону жизни я представляла немного по-другому. Стало быть, я решила задержаться на этом свете. – Голос ее звучал не совсем уверенно.

– Ты жива и будешь жить еще очень долго, – твердо заявил Андрей.

– Ты не представляешь, какой дурной сон мне приснился. Меня в нем убили по-настоящему, – пожаловалась она.

– Об этом пока ни слова, дорогая. Тебе нужно отдохнуть, да и мне тоже…

– Как дела, молодые люди?

В палату, шурша пакетами, ворвалась Вероника Алексеевна. Она сразу же развернула бурную деятельность, распихивая по тумбочкам содержимое своих сумок. Она непрерывно о чем-то спрашивала, что-то рассказывала, затем чмокала Лизу в макушку и продолжала суетиться.

– Мама, присядь! – просила Дубровская. – От твоего мельтешения у меня начинается мигрень.

Мать присаживалась ровно на минуту, затем снова начинала беготню по тем же траекториям. Она переставила вазу с цветами на окно, открыла и закрыла жалюзи, потом, подумав несколько секунд, открыла их наполовину. Обнаружив в углу палаты холодильник, она изучила его содержимое и тут же констатировала:

– Андрей, ты не экономишь деньги! Нет надобности заваливать Лизоньку соками и экзотическими фруктами. Программисты не могут тратить…

– Мама! – предостерегающе воскликнула Лиза. Вероника Алексеевна затронула запретную тему.

Женщина поднесла палец к губам, давая понять, что намек понят и впредь она такой оплошности не допустит. Кокетливо поправив прядь волос, она уселась к Лизе на кровать.

– Андрей и Лиза! – начала она.

Дубровская подозрительно покосилась на мать, ожидая очередной провокации. Но та почему-то улыбалась.

– Дорогая моя дочь и ты, уважаемый программист…

– Мама! – возмущенно воскликнула Лиза.

– Можно просто Андрей, – вмешался молодой человек.

– Да-да. Конечно, Андрей, – поправилась мать. – Ну вот! Зачем вы меня сбили с мысли? Что я хотела сказать? Ах да! Дорогие…

– Лиза и Андрей! – завопили молодые люди.

– Да ну вас, – обиделась Вероника Алексеевна и направилась к двери. У порога она задержалась. – Короче, я хотела сказать, что ничего не имею против вашей дружбы, свадьбы и всего прочего. Компьютеры, к слову сказать, чертовски занимательная штука. В конце концов, мы сэкономим на ремонте. Верно, Андрей?

И, заговорщицки подмигнув молодому человеку, она покинула палату.

Андрей рассмеялся:

– Она мне начинает нравиться! Что с тобой, Лиза?

Дубровская хмуро смотрела на него:

– Мама затронула интересную тему. Я, пребывая на седьмом небе от счастья за свою спасенную жизнь, как-то позабыла о наших с тобой проблемах.

Андрей сделал страшные глаза, демонстрируя полное непонимание.

– Так кто ты, уважаемый программист? – продолжала допрос Лиза. – О чем ты хотел со мной побеседовать? Учти только, я не выдержу, если, чудом уцелев в переделке с кровавым маньяком, я попаду в нежные объятия другого разбойника.

Молодой человек рассмеялся:

– Насчет этого можешь быть совершенно спокойна. Я не ем на ужин мужчин и не насилую женщин. Я – обычный законопослушный гражданин.

– Значит, ты женат, – мрачно резюмировала Лиза. – Говорила мне мама…

– До чего необъяснима женская логика, – удивился Андрей. – Успокойся, я не женат и не имею детей. Надеюсь, ты не потребуешь у меня паспорт?

Лиза обиженно сопела.

– А в остальном ты права. Я не имею отношения к фирме «Электроникс» и вообще к профессии программиста. Я никогда не жил на улице Моховой и с трудом представляю, где она находится. Вадим меня все же знает, а мои родители не живут в колхозе. Моя настоящая фамилия не Архипов.

Дубровская смотрела на него во все глаза.

– Я обязательно расскажу тебе все, но чуть позже. Обещаю тебе, не будет ни трупов, ни брошенных малолетних детей. Я тебя успокоил?

– Немного, – ответила Лиза и наконец улыбнулась.

* * *

Вострецов навестил ее на следующий день. Он ворвался в палату такой же энергичный и жизнерадостный, каким был в самом начале их знакомства.

– Недобитой! – подсказал Андрей. – Восхитительно! Прекрасные стихи.

– Угу, – согласилась Лиза. – Мне особенно понравилось про обломки.

– Я рад, что вы рады, – следователь ответил любезностью на любезность. – Но на этом приветственная часть моего визита заканчивается, и мы приступаем к неизбежной в нашей работе рутине. Извольте, Елизавета Германовна, рассказать мне все по порядку, ничего не утаивая и не привирая.

Лиза вздохнула. Рассказ обещал быть долгим и не совсем приятным для нее. Как ни верти, это она выпустила на свободу маньяка, и теперь противный Вострецов может извлечь массу удовольствия из своего «я предупреждал вас, что…».

Вострецов слушал внимательно, не перебивая и не переспрашивая. Временами он черкал что-то себе в блокнот. Андрей находился тут же. На него повествование Елизаветы производило куда большее впечатление, чем на профессионально бездушного Вострецова. Представляя, насколько опасными были приключения Дубровской, он начинал уже обдумывать аргументы, чтобы убедить ее бросить такую малоподходящую для женщин работу. Лиза же старалась не увлекаться эмоциями, а говорить скупо, но по делу. Сведения, полученные от Климова, были разрозненными, противоречивыми и никак не хотели стыковаться с имеющимися фактами.

– Он рассказал мне про свое детство, юность, зрелые годы. Но Климов ни слова не упомянул мне о своей семейной жизни, будто ее и не было вовсе, – удивлялась Дубровская. – Между тем в самом начале нашего с ним знакомства он поведал мне трогательную историю любви. Признаюсь, именно тогда я впервые прониклась к нему симпатией.

– А что это за история?

Лиза вкратце повторила рассказ Климова. Она призвала на помощь все актерское мастерство, на какое только была способна. Конец истории и вовсе в ее устах звучал трагически.

– …и тогда он поднял на нее руку. Он не ведал, что творит. Перед его глазами стояла погибшая Анна, а их нерожденный ребенок плакал и звал на помощь отца.

Она остановилась и взглянула на слушателей.

Почему-то в их глазах не было слез. Черствый Вострецов ядовито заметил:

– Уголовное дело было прекращено по причине примирения Климова с потерпевшей. Он ее неплохо проучил.

– Конечно. Неужели она этого не заслуживала?

Следователь ухмыльнулся и полез зачем-то в папку. Вытащив какой-то лист, он начал читать: «На теле Климовой обнаружены многочисленные ссадины и ушибы. На поверхности ягодиц – ожоги, предположительно от сигарет. Околососковые кружки повреждены колющим орудием. Аналогичные следы обнаруживаются и в области лобка…» Продолжать?

– Что это? – тупо спросила Лиза.

– Это результаты освидетельствования Климовой. Вы только представьте, безутешный отец гасит бычки о попу своей коварной жены, а потом, разумеется из лучших побуждений, тычет ножиком в ее грудь.

– Но это не может быть правдой! – шептала Лиза.

– Милая моя, – покачал головой Вострецов. – Побывав в руках опасного маньяка, вы еще питаете какие-то иллюзии насчет его порядочности. Неужели вы не убедились еще, что он патологический лжец?

– Но вы считаете, что история, рассказанная им на моей даче, тоже является вымыслом?

– А вот этого я не говорил. Мы, конечно, проверим все основательно. Но думаю, что в тот раз перед вами он вывернулся наизнанку. Климов знал, что вы умрете, поэтому сочинять сказки не было никакой необходимости. Он даже бравировал своими подвигами, исповедовался, как грешник перед священнослужителем.

– Да, он выложил всю информацию о своих жертвах, – согласилась Лиза. – От глупышки Саши до стриптизерши Монро.

– Ты хотела сказать, Дробыш, – поправил ее Вострецов.

– Ничего подобного, – не согласилась Лиза. – Именно Монро.

– Но Николетта не числится в списке его жертв, – не унимался Вострецов.

– Но как же так? Вы же выезжали на место происшествия в тот день, когда на меня напали в подъезде! Разве это была не Николетта?

– Нет! Я выезжал на убийство молодой женщины. Но злодеяние совершил вовсе не Чулочник, а дебошир-муж. Да и звали убитую вовсе не Николь.

– Вот так фокус! Так куда же запропастилась бедняжка Монро?

– Но Климов ведь сообщил вам детали ее убийства. Я правильно понял?

Дубровская подумала несколько мгновений. Внезапно она поняла все и побледнела.

– Вовсе нет! Он даже не вспомнил про нее. Это я сама рассказала ему о ней. Я, помнится, упомянула даже, что она видела его во дворе после убийства Дробыш…

Вострецов присвистнул:

– Ну и дела! Если наша Монро еще жива, ей угрожает серьезная опасность…

Новая жизнь для Николетты так и не началась. Хотя, надо отдать ей должное, попытки порвать с прошлым были. Но каждый раз оказывалось, что одного желания для этого мало, нужна еще и финансовая независимость.

«Хорошо говорить о высокой нравственности тем, кто уплетает ложками черную икру, а выходные проводит на Канарах», – уныло рассуждала она после того, как ее очередная затея накрывалась медным тазом.

За место нянечки в детском саду, секретаря в захолустной конторе, уборщицы в кооперативе предлагали такие суммы, которые вызывали у бедной Монро вначале нервный смех, затем непрерывную икоту.

«На что вы, милочка, рассчитываете? – спрашивал ее толстопузый начальник той самой, покрытой пылью конторы. – Нужна квалификация, образование, мы же берем вас исключительно из соображений… м-м-м… гуманности и человеколюбия».

«Понятно, – мрачно констатировала Монро. – За эти гроши я вынуждена буду чесать ему брюхо и имитировать бразильские страсти, занимаясь с ним любовью на письменном столе».

Короче, после этого она ушла в глухой загул. Целую неделю в объятиях молодого повесы она старалась забыть то, что предлагали ей работники различных учреждений и ведомств. В ночном клубе ее потеряли, а подруга, после смерти Дробыш пугающаяся собственной тени, записала ее в ряды пропавших без вести.

И теперь, отрабатывая до черта надоевший ей номер у шеста, она уже не роптала на судьбу, а заученно улыбалась публике.

– Эй, Монро! – окликнула ее одна из официанток. – Подойди вон к тому столику. Тобой заинтересовался фраер с бородкой. За версту видно, что интеллигент.

Действительно, мужчина имел респектабельную наружность: чрезвычайно умные серые глаза за стеклами дорогих очков, холеные руки.

Николетта, подобрав грудь и втянув живот, подошла к нему и обольстительно улыбнулась.

– Присаживайтесь, – пригласил ее мужчина. – Вы меня не узнаете?

– А что, мы раньше встречались? – удивилась Николь.

Мужчина рассмеялся и, почесав бородку, признался:

– Может быть, если вы любите кинематограф.

У Монро пересохло в горле.

– Вы – актер! – догадалась она.

– Не совсем, – заскромничал мужчина. – Скажем так, я имею кое-какое отношение к киноиндустрии.

– О! – округлила глаза Николетта. Она боялась поверить в свою удачу. Еще бы! Ею заинтересовался такой необыкновенный мужчина, сразу видно, что крупный столичный бизнесмен. Если она поведет себя по-умному, ей удастся раскрутить его на приличную сумму. А там, глядишь, последует предложение сняться в какой-нибудь картине. Вот только Монро абсолютно ничего не смыслила в киноиндустрии, а поддержать разговор на должном уровне нужно было непременно.

На всякий случай она опустила очи долу (так лучше всего просматривалась длина ее потрясающих ресниц) и надула губки (чтобы придать им объем). Ногу она закинула на ногу (чтобы обнажилось шелковистое бедро), а длинными пальчиками стала барабанить по поверхности стола (пусть полюбуется на ее ухоженные ногти).

Неизвестно, насколько был потрясен ее красотой киноделец, но он вдруг дернулся и схватил ее за руку:

– Не двигайтесь!

– Что такое? – испугалась Монро.

– Сидите так и не поворачивайте голову. Это невероятно!

«Скорее всего, он сейчас подбирает актрису на главную роль и во мне разглядел что-то такое, необычное», – воодушевилась Николь.

Когда она решилась взглянуть на мужчину, она была поражена. В его глазах блестели самые настоящие слезы. Руки его дрожали. Было видно, что он с трудом сдерживает эмоции.

– Как вас зовут? – спросил он наконец.

– Николетта Монро, – заплетающимся языком произнесла девушка.

– Нет-нет! – замахал он рукой. – Как ваше настоящее имя?

– Нина. Нина Бубенцова, – она с трудом вспомнила это имя.

– Ниночка, – он опять взял ее за руку. – Вы так похожи на мою жену.

– А ваша жена, она… это…

– Она умерла, – бесстрастно сказал он вдруг. – Она погибла в автокатастрофе два года тому назад.

– Какой ужас! – произнесла Николетта.

«Редкая удача! – подумала она про себя. – Если я на самом деле напоминаю ему погибшую жену, то мои ставки резко возрастают. Я могу получить гораздо больше, чем роль во второсортной картине. Вдруг он решит жениться на мне!»

– Да, это было ужасно, – согласился мужчина с бородкой. – С женой была моя трехлетняя дочь.

– И она тоже?..

– Да, они обе погибли.

Теперь уже Николетта держала его руку в своей. Они долго молчали. Затем он тихо спросил:

– Ниночка! Вы не сочтете меня последним негодяем, если я вас кое о чем попрошу?

– Все, что угодно!

– Может быть, это низко с моей стороны предлагать вам такое, но не могли бы вы провести эту ночь со мной?

Низко? Да Монро уже мозги сломала, как найти подходящий повод, чтобы продолжить столь многообещающее знакомство.

Но для того, чтобы он не воспринял ее согласие как спешку обычной потаскушки, она минуту молчала, потом пролепетала:

– Вы должны понять, что я не привыкла вот так, сразу… Но отказать вам у меня просто нет сил.

Щеки ее покраснели вполне натурально.

– Тогда поедем ко мне?

– Нет! – Она внезапно о чем-то вспомнила. – Лучше поедем ко мне. У меня прекрасные условия, и нам никто не помешает.

Мужчина встал и предложил ей руку.

– Мне нужно отлучиться ненадолго. Это займет не больше минуты. Я оставила сумку в гримерке, – виновато улыбнулась она.

– Я буду ждать вас на улице, – пообещал он и, поцеловав ей пальцы, вышел из зала.

«Такой приличный мужчина, – думала она. – Почему я должна думать о всяких глупостях?» Вздохнув, она подошла к телефону…

– Вы здесь живете одна? – спрашивал он, оглядывая ее скромное жилище.

– Да, – соврала она.

Зачем ему было знать про подругу, которая в настоящий момент несла трудовую вахту в ночном клубе? Как жаль, но воспользоваться прежней комнаткой с кроватью под голубым балдахином, не было никакой возможности. Стоило бедной Монро закрыть глаза, она тотчас представляла себе Марину в луже крови. Конечно, ей пришлось отказаться от той квартиры.

Теперь она вынуждена была привести своего нового знакомого в свой настоящий дом.

– Тут только одна комната? – удивился он.

Николь была готова провалиться сквозь пол, настолько ей не хотелось позориться перед столичным гостем. Убогая тахта вряд ли могла стать уютным ложем любви. А безобразный ковер на половину стены с ярко-алыми розами демонстрировал дурной вкус хозяйки.

– Ну что же… – протянул мужчина. – Вполне подходяще…

«Для чего?» – чуть не спросила она, но решила попридержать любопытство.

Надо сказать, что Николетта не знала, как себя следует вести. Это был редкий случай, поскольку у нее всегда наготове имелось несколько сценариев любовных прелюдий. Она гордилась тем, что могла с первого раза определить, что нужно конкретному мужчине. Но все ее заготовки годились для роли заурядной проститутки, а как быть в ситуации, когда речь идет о возможном замужестве, Монро и предположить не могла.

«Неплохо бы узнать, что за штучка была его супруга, – подумала она. – Не дай бог я не попаду в образ, тогда все пропало».

Она сложила руки на коленях, как примерная ученица, и медовым голосом произнесла:

– Расскажите мне о своей жене.

Он поглядел на нее и почему-то ухмыльнулся.

– Это так интересно?

– Конечно.

– Ну хорошо. Слушай… Когда мы с женой оставались наедине, мы любили с ней играть в одну интересную забаву. Я брал вот это…

Мужчина жестом фокусника вытащил из кармана брюк белые чулки.

– …и привязывал ее к кровати. Затем делал что хотел. Она, конечно, извивалась, стонала, но всегда получала удовольствие. Может, попробуем?

Он вертел в руках белые чулки, а Монро стояла чуть живая от страха.

– Да что с тобой?

Он сделал шаг к ней, но Николетта вдруг заорала дурным голосом:

– Не подходи ко мне, гад! – и со всего маха отвесила кинодельцу пощечину.

Тот преобразился на глазах. Его бороденка мелко-мелко задрожала, глаза начали метать молнии, а тонкие интеллигентные руки сжались в весьма увесистые кулаки. Он ударил Николетту в лицо. Сразу же под ее правым глазом засветился «фонарь». Монро закричала.

Вдруг совсем рядом раздались странные звуки. Мужчина оглянулся. Его глаза расширились от ужаса. Жуткие розы на ковре вздыбились горбом. Безобразное творение неизвестного автора упало на пол, обнаружив вход в смежную комнату. Оттуда как тараканы из банки высыпали люди в камуфляжной форме.

Через мгновение мужчина лежал на ковре, подмяв под себя женские чулки любимого белого цвета.

– Гражданин Климов! Вы арестованы, – раздался знакомый голос.

Мужчина скосил глаза и увидел следователя Вострецова.

– Уведите его!

На Климове защелкнули наручники, но не успел он сделать и пары шагов, как на него набросилась Николь. Она колошматила его кулаками, пинала ногами и визжала, как рассерженная свинья. Ее насилу оттащили в сторону.

– Ну, будет, будет, – утешал ее мужчина в форме. – Тебя же предупреждали. Неужели испугалась?

– Испугалась, – хихикнул другой. – Черта с два! Не видишь, у нее под глазом светильник. Вот она и волнуется.

– Дураки вы все, – рыдала Нинка Бубенцова. – Ничего вы не поняли… Я ведь ему поверила. Думала, правда режиссер. Думала, завтра – замуж. Клянусь, меня в жизни никто так не кидал, как этот извращенец с козлиной бородкой!

…Елизавета хотела обсудить со следователем Вострецовым кое-какие спорные моменты в легенде Климова. Она уже выписалась из больницы и чувствовала себя сносно, но воспоминания о той жуткой ночи на даче до сих пор леденили кровь. Тем не менее она была рада, что после пережитых испытаний ей удалось вернуть любовь Андрея и обрести друга в лице Вострецова. Последний оказался, кстати, весьма неплохим мужчиной, немного въедливым и не в меру юморным, но незлопамятным и готовым всегда прийти на помощь.

Вот и сейчас, открывая дверь его кабинета, она предвкушала очередное рифмованное приветствие в ее честь и неизменный черный чай. Вот за кружкой этого самого доброго напитка она собиралась поделиться с ним своими сомнениями в таком туманном и запутанном деле Климова. Но она не была готова к тому, что ей предстояло увидеть.

На стуле, опершись головой о стену и раскинув ноги в стороны, сидел… Чулочник! Дубровская инстинктивно подалась назад, намереваясь захлопнуть дверь и бежать без оглядки. Но голос Вострецова, насмешливый и спокойный, остановил ее:

– Елизавета Германовна! Не смущайтесь, ваш бывший клиент в наручниках.

Она зашла и, стараясь не смотреть на Климова, тихонько села на стул поближе к следователю.

Маньяк, надо сказать, был ошарашен не меньше Дубровской. Он глядел на нее приоткрыв рот, и даже ноги он постарался расположить более компактно, не перегораживая ими узкий проход.

– Что, Климов, – улыбнулся Вострецов, – явление умершей изумленному зрителю?

Но тот уже пришел в себя. Он растянул губы в какой-то незнакомой, отталкивающей ухмылке:

– Шутишь, начальник? Я рад видеть госпожу адвоката. Надеюсь, она не откажется меня защищать?

Елизавета смотрела на человека, которому совсем недавно она доверяла все свои секреты и даже собственную жизнь. У нее не укладывалось в голове, как она могла принять физиономию типичного уголовника за мученический лик невинно пострадавшего от следственного произвола. Его тонкие нервные пальцы уже не казались ей музыкальными. Они были обагрены кровью многочисленных жертв, бедных девчонок, которых эта нелюдь судил сам, по своим собственным законам. Она содрогнулась.

– Нет, Климов! Больше тебе не удастся воспользоваться добротой Елизаветы Германовны, – серьезно ответил Чулочнику Вострецов. – Она признана по делу потерпевшей, и, надеюсь, мы с ее помощью затянем веревку на твоей тонкой шее.

– Но, Елизавета Германовна, – начал канючить арестованный, – вы собираетесь нарушить адвокатскую тайну?

– Ни в коем случае, Климов. Я обещаю, что ты пойдешь под суд и получишь пожизненное заключение с моей помощью, но в строгом соответствии с законом, – успокоила Лиза бывшего клиента.

Она была совершенно спокойна…

– Я никак не могу понять, как он смог меня провести, – жаловалась Лиза Вострецову. – Я была уверена в его невиновности.

– Не вы одна были такой наивной, – утешал ее следователь. – Этот подонок обладал редким даром убеждения. Он мог одурачить кого угодно. В нем погиб великий артист.

– Но я же адвокат! – восклицала Дубровская, свято верившая в то, что людей с высшим юридическим образованием обвести вокруг пальца невозможно. – Кроме того, как быть с доказательствами, которые я когда-то собрала? Ведь они железно подтверждают алиби Климова. Он никак не мог быть в двух местах одновременно.

– Если верить вам, то он был одновременно в двух городах, – усмехнулся Вострецов. – Не человек, а фантом какой-то.

– Вы что, не верите мне? – ощетинилась Лиза.

– В том-то и дело, что верю. Мы перепроверили алиби Климова. Не знаю, что и думать. Все свидетели клянутся, что видели его, и ошибка исключена. Что за чертовщина?

– А как насчет его семьи? Хоть что-нибудь подтверждается?

– Мы еще не все проверили, но в общих чертах да… У него на самом деле был высокопоставленный отец-чиновник. Он, кстати, жив по сей день. Мать погибла в автокатастрофе. Имеется и брат-близнец. По нашим данным, работает в автосервисе механиком.

– Интересная деталь, – задумалась Елизавета. – Везунчик работает автослесарем. Недалеко же его протолкнул блатной папаша.

– Какой Везунчик?

– Я же вам говорила. Два персонажа из истории, рассказанной Чулочником, – Везунчик и Бедняга. Вспомнили?

– Мама дорогая! – хлопнул себя по лбу Вострецов. – Этого не может быть!

– Чего? – не поняла Дубровская.

Следователь вскочил на ноги и забегал по кабинету, потом схватил в руки папку и решительно направился к двери.

– Извините, уважаемая, но мне надо закрыть кабинет, – сказал он, бесцеремонно выпихивая Лизу в коридор.

– Может, объясните, что произошло? – возмутилась она.

– Не сейчас. Мне нужно все проверить. Если моя догадка верна, мы прижмем нашего маньяка к ногтю. Клянусь, вы будете первой, кому я расскажу о своем открытии…

В материалах дела Климов числился как временно неработающий. Вместе с тем, имея в кармане диплом престижного института, он долгое время являлся ведущим специалистом одного из весьма авторитетных совместных предприятий в соседнем городе.

– Ума не приложу, почему он уволился, – рассказывал следователю непосредственный начальник Климова. – Могу только предположить, что здесь дело нечисто.

– Почему вы так решили? – насторожился Вострецов.

– Алексей был редкий умница. Не человек, а компьютер. Он один мог заменить собой целый отдел. Мы его ценили. Знаете, сколько он получал?

Начальник написал на листке бумаги цифры и передал следователю. Тот прочитал, пересчитал пальцем нули и даже присвистнул от изумления.

– Вот-вот. А к этому прибавьте перспективы карьерного роста, возможность вести исследования в Штатах и регулярные поощрения от руководства… И вот в один прекрасный день он явился на работу малость не в себе. Это, кстати, произошло после одной из его командировок. Обычно элегантный и подтянутый, Климов выглядел по меньшей мере странно: с какой-то неопрятной прической, в джинсах и свитере с оленями. Он попросил немедленно произвести расчет и даже не потрудился объяснить причины своего поступка. Я уже не говорю о том, что он не захотел принять участие в переговорах, на организацию которых он угробил едва ли не целый год. Клянусь, если бы я верил в привидения, я предположил бы, что в Климова вселился дух совершенно иного человека!

– А может, его заманили конкуренты? – предположил Вострецов.

– Мы тоже так решили, – усмехнулся начальник. – Да и он сам назвал нам фирму, где собирался работать. Но он там не появился, и о нем ничего не знают на том предприятии. Мы наводили справки. Он как в воду канул…

«Пока все сходится, – удовлетворенно думал следователь. – Странности в поведении Алексея легко объяснимы. Кстати, его начальник не так далек от истины, как могло бы показаться. Откуда ему знать, что… Впрочем, не будем торопиться. Всему свое время».

На месте работы Везунчика, в автосервисе, начальник цеха не жалел словарного запаса, превознося достоинства своего подчиненного до небес:

– Замечательный мастер! Руки – золото! Непревзойденный диагност. Знаете, как у врачей бывает? Только глянет доктор на больного, пару вопросов задаст, там постукает, здесь посмотрит – и баста! Готов диагноз, известно лечение. И все точно, без вранья. Так и наш Климов. Бывало, ляжет на капот, послушает двигатель – и все ему ясно. Такой парень был!

– Почему вы о нем говорите в прошедшем времени? – удивился Вострецов. – Он что, уволился?

– Почему уволился? – вытаращил глаза начальник. – Его убили. Кстати, не так давно. Мы всем цехом деньги собирали. Памятник получился что надо…

«Господи! Ну почему я сразу об этом не подумал! – корил себя Вострецов. – Все ведь ясно как божий день!»

– Производство по уголовному делу я приостановил, – рассказывал Вострецову его коллега, следователь Майков. – Все, что возможно, я, конечно, провел, но безрезультатно. Преступники найдены не были. Никаких ниточек, никаких следов. Банальная история!

«А вот здесь ты не прав», – думал про себя Вострецов. Он уже успел ознакомиться с имеющимися материалами по смерти мастера из автосервиса и нашел несколько интересующих его зацепок.

– O-ox, – зевнул Майков, очевидно, недовольный тем, что его заставляют ворошить детали ничем не примечательного, рядового преступления. – Ну шел мужик с работы. В темной подворотне напали на него подонки, избили. Не приходя в сознание, он скончался. Почитай экспертизу, если интересно!

«Да я прочитал. Наш невезучий Везунчик скончался от многочисленных телесных повреждений, причиненных предположительно арматурными прутами», – сделал для себя заметку Вострецов.

– Как ты думаешь, какой был мотив у преступников? – спросил он Майкова.

Тот неохотно оторвался от компьютерного пасьянса.

– Что я тебе, всевидящее око? Я же сказал, виновных не нашли. У кого я должен был спрашивать мотив? Наверняка корысть, если тебе так хочется узнать мое мнение!

– Почему тогда в карманах убитого обнаружен бумажник с деньгами? Паспорт тоже, кстати, не тронут.

– О боже мой! Ну, значит, типичная хулиганка. Ты что, не знаешь, как это обычно бывает? «Мужик, дай закурить! Как нет? Ах, ты еще хамить будешь?» Бац-бац арматурой по башке. Готово – труп!

– А не могло это быть заказное убийство? – не унимался Вострецов.

– Ну ты скажешь! – хихикнул Майков. – Мастер из автосервиса, кому он нужен? Разве что какому-нибудь новому русскому, у которого он спер особо ценную деталь от «Мерседеса»…

– А ты не заметил, что для простого работяги у него весьма респектабельный прикид: черное кашемировое пальто, костюм известной фирмы, запонки? Одежда, конечно, замызгана грязью, но в протоколе осмотра трупа все изложено детально. С ярлычков переписаны даже страны-изготовители: Италия, Англия, Франция. Тебе не показалось это странным? Наш автомеханик был одет как лондонский денди.

– Меня уже трудно чем-либо удивить, – огрызнулся Майков. – Я только не понимаю, куда ты клонишь?

«А вот этого я тебе не скажу, – усмехнулся про себя Вострецов. – Придет время, ты все узнаешь».

Заново проверять алиби Климова, конечно, не хотелось, но иного выхода не было. Во всяком случае, Вострецов был уверен, что делает это в последний раз. Врач Свирелин, по всей видимости, тоже был сыт общением с представителем прокуратуры, потому что, едва завидев знакомую долговязую фигуру в больничном коридоре, с трудом преодолел искушение заскочить в первую попавшуюся палату и захлопнуть за собой дверь.

– Будь проклят тот день, когда я дал согласие стать свидетелем защиты, – захныкал он. – Я думал, что это будет занимательно, но я вовсе не рассчитывал общаться с вами каждую неделю!

– Не я вас втянул в эту историю. Так что оставим в покое лирику! – поставил его на место следователь. – Клянусь, что скоро вы будете вспоминать с ностальгией наши с вами разговоры. Вы можете стать одним из участников сенсационного процесса. Будет о чем рассказать друзьям за кружкой пива!

– Я не уверен, что мне это хочется, – простонал доктор. – Но спрашивайте поскорее, что вам нужно.

– Хорошо. Припомните еще раз все детали, касающиеся вашего пациента Климова.

– Сколько же можно! – возмутился Свирелин. – Опять все сначала?

Вострецов только кивнул головой, и врачу ничего не оставалось, как снова затянуть нудный рассказ, перемежаемый жалобами в адрес черствого следователя и хитрой адвокатессы, заманивших его в это пренеприятное дело.

Свирелин уже в который раз припомнил известные ему обстоятельства аварии, ее печальные последствия и назначенное лечение, и только тогда, когда следователь было собрался закончить допрос, он вдруг заявил:

– Вообще этот Климов вел себя беспокойно. Вечно жаловался и ныл. Уже тогда, когда мы его выписывали, я посоветовал ему впредь быть осторожнее. Он только усмехнулся: «Вы думаете, это несчастный случай, доктор? Это покушение на мое убийство».

– Он так и сказал? – заволновался Вострецов.

– Да, именно так.

– Почему же вы раньше об этом не говорили?

Свирелин пожал плечами:

– Ну, во-первых, вы не спрашивали. А во-вторых, я ему не поверил. Посттравматический шок, не более того. Мало ли что больному привидится? Головой он стукнулся прилично. Этим все и объясняется…

Вострецов вздохнул:

– Но он сказал хотя бы, кто его собирался убить?

– Не помню точно. Но, кажется, он что-то говорил про свою жену…

Желчный старик Климов как нельзя лучше соответствовал описанию Елизаветы. Он сверлил следователя злыми глазками, но выразить вслух свое недовольство не решался. Власть есть власть. Он привык ее уважать даже в образе рыжего следователя прокуратуры в бесформенном свитере.

– Дети всегда неблагодарны, – скрипел он, как плохо смазанная дверная петля. – Растишь их в надежде получить в старости поддержку и участие, а что в результате? Сидишь один, и некому воды подать…

Старик укоризненно взглянул на портрет сына, выполненный в то далекое время, когда Алексей еще был его гордостью и надеждой.

– Пропал Лешка, – всхлипнул он вдруг. – Если бы не та зараза…

– Вы имеете в виду Ларису? – поспешил перевести разговор в нужное русло Вострецов.

– Говорить о ней не желаю, – заупрямился родитель. Его слезы тотчас же высохли, и в маленьких глазках мелькнула лютая ненависть.

– Однако придется. Сегодня я не буду задевать темы далекого прошлого. Мы поговорим об автомобильной аварии, в которую попал ваш сын. Он чудом остался жив. Есть ли у вас основания полагать, что речь шла не о банальном несчастном случае, а о покушении на его жизнь?

– Конечно, – выпучил глаза старикан. – Это дело рук Лариски.

– Почему вы так решили?

– Дело простое… Они уже были в разводе, но эта потаскуха не оставляла моего сына в покое: доставала его в любое время суток, клянчила деньги, жаловалась на жизнь. Алексей был воспитанным молодым человеком и не мог ее поставить на место. Она этим пользовалась. Однажды она позвонила ему с горнолыжного курорта: «Леша, миленький, я растянула ногу. Не мог бы ты перегнать мою машину в город?» Сын как полный дурак согласился. На обратном пути он врезался в дерево, едва не отдал богу душу. И заметьте, все эти подробности я узнал не от Алексея. Она просила его сделать все по-тихому, не рассказывая мне. О-хо-хо, будто она меня испугалась! Только я все слышал по параллельному телефону. Это была ловушка!

Папаша Климова развеселился, должно быть, радуясь своей проницательности. Но следователь его настроения почему-то не разделил.

– Ну и что? – удивился Вострецов. – Что из этого следует?

– А вам нужно разжевать да в рот положить? – потерял терпение старик. – Разве не ясно, что она это все подстроила?

– Каким образом?

– Вы сами и ответьте на этот вопрос. Кто из нас следователь?

«Не слишком мне помог этот бравый папаша, – размышлял Вострецов. – Предположения о причастности Ларисы к автомобильной аварии к делу не пришьешь. Хотя я кожей чувствую, что здесь что-то неладно»…

– Господи, ну вы хоть представляете, как женщины следят за технической исправностью своего автомобиля? – вопрошал маленький, крепенький человечек из автосервиса. – Помилуйте, я сам осматривал этот несчастный «Опель» после аварии. Груда искореженного железа. Удивляюсь, как мужик смог выжить после этого кошмара.

– А какова, на ваш взгляд, причина трагедии? – спросил Вострецов.

– Водитель мог не справиться с управлением на крутом вираже. Хотя сам он, помнится, ссылался на неработающие тормоза. Не буду отрицать, все возможно. Никто не застрахован от несчастного случая.

– А вдруг это не был несчастный случай?

– То есть как? – удивился мастер.

– Ну, предположим, могло быть все организовано так, чтобы человек, который сел за руль, попал в аварию?

– Если рассуждать абстрактно, такое возможно. Аккуратненько подпилить шланги, подающие тормозную жидкость, – и дело в шляпе! Но делать это надо умеючи, осторожно, чтобы неисправность не была обнаружена жертвой сразу же. Иначе никакого несчастного случая не получится. Машина не покинет просто пределы стоянки или гаража.

– Ага! Вот оно что! – обрадовался Вострецов.

Человечек неодобрительно посмотрел на него:

– Мне известны обстоятельства дела, господин следователь. Ваши предположения смешны. Женщина неспособна проделать такую штуку в принципе.

– Это еще почему?

– Я вам уже объяснил, делать это надо осторожно: не перерезать, а именно подпилить. Тогда неисправность не будет замечена сразу, но при экстренном торможении шланг полностью оборвется, и… финита ля комедия!

– Хорошо, но почему это не может сделать женщина? – повторил вопрос Вострецов, видимо, желая восстановить равенство полов.

– Может, есть на свете женщины, которые знают, где надо искать эти самые тормозные шланги. Я отрицать не буду, – уже более миролюбиво заявил мастер автомобильных дел. – Но вы, как я понял, ведете речь о Ларисе Климовой. Так?

Вострецов согласился.

– Так вот, эта Лариса не в состоянии была даже открыть капот, а домкрат отличить от мясорубки! Вы не там копаете. Лариса, может, и стерва, каких поискать, но лазить под машиной в грязи – это не ее стиль!

«Здесь он прав, – приуныл было Вострецов. – Ларисе одной с этим было бы не справиться… Одной? Но ведь у нее мог быть сообщник!»

– Конечно, помню, – говорил сторож со стоянки горнолыжного комплекса. – Здесь все и произошло. Гляньте-ка вниз…

Вострецов повиновался. Сразу же за воротами извилистая дорога устремлялась вниз, терялась в зеленом мареве сосен и появлялась где-то очень далеко, почти у горизонта.

– Прямо дух захватывает, – признался следователь.

– Еще бы! Никак не позавидуешь тому, у кого на такой-то круче откажут тормоза. Гибель верная!

Вострецов представил, как должен был чувствовать себя в машине тот, у кого приключилась подобная оказия. Его передернуло…

Двигатель набирает обороты, а водитель, стремясь остановить смертельный слалом, тщетно давит на педаль тормоза. Машина, такая понятная и предсказуемая ранее, становится чужой и неуправляемой. Она разгоняется так, что в ушах свистит ветер. Стрелка спидометра неумолимо движется вправо. А ведь необходимо еще и маневрировать так, чтобы вписываться в повороты, которым здесь нет числа. Но как это сделать, если скорость только возрастает? Вот автомобиль заносит на повороте. Водитель чудом удерживает руль. Обошлось! Но это только начало. Дорога уходит резко вправо. Машина на чудовищной скорости идет юзом. Колеса теряют сцепление с асфальтом. Заградительный бортик летит навстречу. Перед глазами ошеломленного водителя мелькают снег, верхушки сосен. Воздух наполняется звоном, на смену которому приходит тишина…

– Подождите, – оторвался от своих размышлений Вострецов. – Вы что-то говорили про тормоза?

– Ну да, – согласился сторож. – Об этом здесь многие слышали. Вон, поглядите, мы даже указатель поставили. Как раз после того случая…

Следователь повернул голову и заметил большой синий щит: «Водитель, впереди крутой спуск. Проверь тормоза. Помни, ты уже не на лыжах!»

– А что за машина была, вы помните?

– Не совсем. Светленькая такая. Иномарка, кажется.

«Так точно! Тот самый пресловутый серебристый „Опель“.»

– А вы случайно не заметили кого-нибудь постороннего рядом с этим автомобилем? Может быть, кто-то производил ремонт?

– Не-а! Видел только самого водителя и его женщину. Больше никого не было. Нас, по-вашему, зря, что ли, здесь ставят машины охранять!

«Конечно, это была бы фантастика, если бы сторож видел кого-либо, производящего манипуляции с машиной. Так бывает только в глупых сериалах!» – вздохнул Вострецов, но все-таки вытащил из кармана фотографию Климова.

– Взгляните, знакомое лицо?

– Точно, он и есть!

– А вы не ошибаетесь? – в его голосе слышалось сомнение. – По моим данным, этого парня вы должны были видеть здесь единожды, только перед тем роковым спуском.

– Скажете тоже! – хмыкнул сторож. – Я на память не жалуюсь. Этот мужчина светился здесь несколько дней.

– А вы ничего не путаете?

– Да что вы заладили: «Путаете», «Ошибаетесь»! Это не тот случай. Парень, что на фотографии, прекрасно разбирался в машинах. Перед самым Новым годом грянули, как помнится, трескучие морозы. Так вот, многие автомобилисты ему были благодарны. Он им здорово помог, а денег ни рубля не взял! Вот такой мастер! Когда он едва не погиб, я еще, помнится, удивился. Как у такого профи могли оказаться неисправными тормоза?

Вострецов слушал вполуха. Мысль его лихорадочно работала.

– …то, что он не погиб, просто удивительно. Мы потом интереса ради прошли по колее, оставленной его машиной. Виражи, скажу вам, были захватывающие. Но у него хватило самообладания не удариться в панику. Возле дороги в ту зиму намело приличные сугробы. Он пытался «срезать кромку», хоть немного, но гасить скорость. На его пути попался отворот от основной дороги на второстепенную. Туда он и повернул. Почти удачно. Но по концовке врезался в дерево…

«В какой-то степени Климову повезло. Но даже не это самое интересное в рассказе сторожа… Этот ловкий парень, знаток машин, болтался здесь с нашей дамочкой не один день. Чем они тут занимались? Теперь я знаю ответ на этот вопрос»…

Следователь Вострецов имел все основания быть собой довольным. Его расследование подошло к концу, а обрывочные сведения, как фрагменты головоломки, послушно легли на предназначенные для них места. Имелись, конечно, и некоторые пустоты (в уголовных делах без этого не бывает!), но, припертый к стенке неоспоримыми доказательствами вины, Климов наверняка не откажется поделиться с ним отдельными моментами своей бурной преступной деятельности. На полотно лягут последние штрихи…

Следователь прикрыл глаза. Кто его знает, может, у него еще все впереди. Интервью и журналисты, почет и признание, чудо-автомобиль и… Впрочем, его бывшая одноклассница вовсе не дурнушка. У нее сногсшибательные ямочки на щеках, а еще она потрясающе варит борщ!

– …Леди! – торжественно произнес Андрей, обращаясь к Лизе и ее матери. – Я готов вам показать свою хижину. Если вы не против, мы совершим маленькое путешествие в одну прелестную деревню, расположенную за городом.

Вероника Алексеевна фыркнула:

– Надеюсь, там не понадобятся резиновые сапоги?

Молодой человек рассмеялся:

– Лето стоит засушливое. В болотных сапогах нужды, конечно, нет. Хотя, если вы так желаете, можете взять с собой калоши. Итак, времени на сборы – двадцать минут. Я жду вас внизу. Лиза, не дашь мне ключи от машины?

Когда за молодым человеком закрылась дверь, Вероника Алексеевна только покачала головой:

– Был бы жив Герман Андреевич, он ни за что не одобрил бы подобный мезальянс! Лизонька, детка, а может, все-таки Вадим или Веня Каретный?

Елизавета нахмурилась. Мать махнула рукой:

– Молчу, молчу! Я уступаю силе. Пойду искать калоши…

Через двадцать минут Лиза в легких летних брюках и белой блузке уже была внизу. Андрей сверился с часами:

– Точна. Хвалю за пунктуальность. А где же мать? Она передумала ехать?

– Она у себя в комнате. Ума не приложу, что она так долго собирается.

Когда из подъезда выплыла мадам Дубровская-старшая, картина стоила того, чтобы ее запечатлеть на фотопленке. Елизавета и Андрей от изумления открыли рты, а стайка бабулек на лавочке сразу же прекратила разговоры и в недоумении уставилась на Веронику Алексеевну.

В брезентовой куртке явно с плеча покойного мужа, в черных тренировочных штанах и кедах – в таком виде она не щеголяла еще со студенческих времен. Венчала все это великолепие шляпа с обвисшими полями.

– Мама, а зачем тебе корзина? – удивилась Елизавета. – И трехлитровая банка в авоське? Что это за маскарад?

– Много ты понимаешь! – отмахнулась мать. – Банка – под парное молоко; корзина – под грибы и ягоды. Мы ведь едем в деревню. Правильно, Андрей?

– Поражен вашей практичностью, Вероника Алексеевна! – усмехнулся Андрей и сел за руль…

Они выехали из города на оживленную трассу. Наблюдая за пролетающими мимо деревеньками, мать изводила Андрея вопросами.

– Глянь-ка налево, чудный домишко с огородом. Это случайно не твой?

– Нет, – терпеливо отвечал Андрей. – Мы еще не приехали.

Или:

– Какие славные животные с рогами! Ты, кажется, что-то говорил о коровнике? Из окон твоей хижины, должно быть, открывается прекрасный вид на пастбище.

Лиза ерзала на месте, но осадить мать не решалась. Андрей, похоже, был настроен благодушно, а раздувать конфликт в день их первого совместного путешествия не хотелось.

Когда за окнами замелькали коттеджи, мать украдкой смахнула слезу и вздохнула. Понятно, она желала для дочери лучшей доли, чем этот горе-программист с его коровником.

Дорога петляла высоко над озером. Нежась в лучах летнего солнца, водная поверхность казалась большим зеркалом в обрамлении вековых сосен. Песчаные пляжи были забиты народом ничуть не меньше, чем на Черноморском побережье. Высоко в небе парил дельтаплан. А бирюзовую гладь озера разрезали катера и гидроциклы.

– Хотела бы я пожить здесь недельку! – заметила мать, указывая, конечно, на ряд вилл, спрятанных от досужих зевак в тени высоких лип и сосен.

Андрей усмехнулся:

– Давайте остановимся. Может, есть возможность снять такое великолепие хотя бы на неделю.

Вероника Алексеевна снисходительно взглянула на него:

– Молодой человек, вы хоть представляете, сколько это может стоить?

– Вот сейчас и спросим! Вон тот домик кажется мне симпатичным.

Он свернул к самой внушительной вилле, огороженной высоким забором с чугунными решетками.

Чувствуя, что шутка зашла слишком далеко, Лиза и мама хором закричали:

– Ты с ума сошел!

– Гляди, на воротах какие-то вензеля, – заметила испуганная Вероника Алексеевна. – Нас сейчас отсюда выгонят в три шеи, а может, спустят собак.

– Не верю, что в таких домах могут жить столь невоспитанные люди, – заявил Андрей, останавливая машину.

Автоматические ворота открылись, и автомобиль зашуршал шинами по широкой липовой аллее. Миновав крошечную рощицу, они подъехали к высокому кирпичному дому с черепичной крышей. На площадке, перед лестницей, выстроилась шеренга довольно странных людей. Два человека в поварских колпаках, один – в ливрее, несколько – в серой форменной одежде. От этой команды отделилась фигура высокой женщины в строгом платье с белым воротником. Она встала впереди шеренги, по всей видимости, ожидая объяснений от компании нежданных визитеров, нарушивших границы частного владения.

Андрей не успел выйти из машины, как Вероника Алексеевна, словно выпущенная из катапульты, подскочила к даме с воротником и поспешно извинилась. Та, выслушав ее сбивчивый рассказ, в недоумении уставилась на молодого человека. Тот, засунув руки в карманы брюк, видимо, забавлялся неловкой ситуацией, в которую бедные пассажирки угодили по его вине. Затем он сделал знак рукой.

– Елизавета Германовна, Вероника Алексеевна, – вдруг произнесла строгая дама. – Я от лица прислуги счастлива вас приветствовать на Сосновой вилле. Андрей Сергеевич, к какому часу подать обед?

– Часам к трем, не раньше.

Лиза с матерью так и застыли на месте.

Андрей как ни в чем не бывало поднялся по широким ступеням ко входу и распахнул двери:

– Добро пожаловать! Вот мы и дома…

Все еще находясь в шоке, Дубровские последовали за домоправительницей в свои комнаты.

– Это напоминает мне отель, – прошептала Вероника Алексеевна.

На самом деле дом поражал не столько уютом, сколько своими гигантскими размерами, несопоставимыми с масштабами обычного человеческого жилища. Поднявшись по широкой дубовой лестнице вверх, миновав просторный холл, они оказались в коридоре, по обе стороны которого располагались комнаты.

Следуя за строгой дамой с белым воротником, гостьи немного нервничали: Елизавета – из-за неприлично громкого цоканья каблучков по зеркально гладкой поверхности пола; Вероника Алексеевна, наоборот, – из-за поскрипывания резиновых подошв старой спортивной обуви.

– Ваша комната, – торжественно объявила домоправительница, обращаясь к старшей Дубровской.

Это было одно из гостевых помещений со стандартным набором удобств: спальный гарнитур, телевизор, ванная комната. Вероника Алексеевна, оглядев предоставленные ей хоромы, по-царски сдержанно заметила:

– Благодарю, здесь очень мило.

Строгая дама бесстрастно приняла комплимент и только собралась продолжить свой путь дальше, как старшая Дубровская окликнула ее:

– Простите, э-э…

– Капитолина Ивановна, – представилась дама.

– Тут такое дело, – бедная Вероника Алексеевна чувствовала себя не в своей тарелке, притаптывая кедами роскошный ворс коврового покрытия. – У вас не найдется что-нибудь для меня…

– Вы желаете переодеться, – догадалась домоправительница и, охватив фигуру гостьи профессионально цепким взглядом, величественно кивнула головой.

У Вероники Алексеевны вырвался вздох облегчения. По иронии, у нее дома шкафы ломились от заграничных туалетов. Правда, в последнее время надевать их было некуда. И вот представился блестящий случай выступить в свет во всей красе, но на ней – костюм огородного пугала.

Домоправительница отвела Лизу в другое крыло.

– Здесь у нас расположены хозяйские апартаменты и комнаты членов семьи, – сухо пояснила она.

«Где живут его родители-колхозники, – чуть было не брякнула Елизавета, но вовремя сдержалась. Строгая тетка Капитолина вряд ли оценила бы юмор. – Черт возьми, я по-прежнему ничего не знаю об Андрее. Вдруг за обедом будет присутствовать его папа-олигарх. Не уверена, но мне почему-то кажется, что вариант с предками-животноводами устроил бы меня больше».

– Мы пришли, – объявила домоправительница.

Лиза зашла внутрь и ахнула. Выдержанная в розовых тонах, комната казалась жилищем сказочной феи. Широкая кровать с белым пушистым мехом вместо покрывала была прикрыта прозрачным пологом. Легкие кресла; невесомые, как взбитые сливки, шторы; изящные светильники создавали праздничную атмосферу молодости, беззаботности и легкомыслия. Было понятно, что зрелая женщина чувствовала бы себя здесь не совсем уютно. Но Елизавете дух этой комнаты пришелся по вкусу.

Ванная с перламутровым кафелем и большим окном с видом на цветущий розарий привела ее в восторг. Но розовый банный халат, комнатные туфли на крошечных золотистых каблучках и целый шкафчик женской парфюмерии и косметики зародили в ее душе не совсем приятные мысли.

– Андрей Сергеевич часто принимает здесь гостей? – спросила она, стараясь построить фразу так, чтобы проницательная домоправительница не заподозрила ее в элементарной ревности.

Но Капитолину Ивановну провести было сложно.

– Эта комната была обставлена специально для вас соответственно вкусу и пожеланиям хозяина.

Лиза прикусила язычок. Домоправительница тем временем удалилась.

Дубровская вышла на просторную террасу оглядеть окрестности. Перед ней открылся чудесный вид на поместье. Высокий кирпичный забор, укрытый густой темно-вишневой листвой дикого винограда, охватывал собой внушительную площадь земли величиной с футбольное поле. Здесь нашлось место и для небольшого озерца с горбатым мостиком, и для кусочка соснового леса; были тут и причудливой формы бассейн, и охотничий домик для гостей. А растения? Нежные флоксы, изысканные лилии, дельфиниумы различных оттенков, розы поражали удивительным многоцветьем, столь приятным глазу после уныло-серой гаммы пыльного города…

Лиза вздохнула. Нужно было подготовиться к обеду. Она, точно так же, как безалаберная Вероника Алексеевна, не взяла с собой ничего подходящего. Но, в конце концов, их вины в этом не было. Если Андрей заварил такую кашу, то пусть имеет мужество ее и расхлебывать…

Но, как Елизавета ни пыталась храбриться, спускаясь к обеду, ее охватила паника. Казалось, за дверями ее ждет море незнакомых лиц: дамы в вечерних туалетах, элегантные мужчины в смокингах и… он во главе стола. Он оглядит ее скучающим взглядом и скривится. Фи! Как она бесцветна, простовата, словно голодранка из рабочей слободки.

Мужчина в ливрее отворил перед ней дверь. Она вздохнула поглубже и… тут же выдохнула. Во главе стола, на хозяйском месте, конечно, сидел Андрей. Рядом с ним в ярком кимоно с петухами (лучшего наряда не нашлось) орудовала столовыми приборами Вероника Алексеевна. Напротив нее с бокалом красного вина расположился следователь Вострецов собственной персоной. Никто не указывал на Лизу пальцем и тем более не критиковал ее туалет. Наоборот, все оживились, а Игорь Валентинович буркнул с набитым ртом что-то вроде приветствия. Дубровская села на свободное место.

Обед продолжался…

– Итак, – тоном хозяина изрек Вострецов. – Мы собрались здесь сегодня для того, чтобы поставить точку в страшно запутанном деле Чулочника.

– Как? – удивилась Лиза. – Значит, вы все-таки докопались до истины?

– Именно так, госпожа адвокат, – самодовольно заметил Игорь Валентинович, намазывая на тост сантиметровый слой черной икры. – Я не буду ломать традиции, заведенной нашим общим другом Климовым, и предложу вам прослушать небольшую историю, продолжение сериала о Везунчике и Бедняге…

Жизненная дорога Везунчика обещала быть светлой и широкой, как у всякого любимого сыночка могущественного родителя. Престижный институт, высокооплачиваемая работа, богатая невеста из хорошей семьи…

Все шло как по нотам. Диплом и работа были уже в кармане, но последний пункт отцовского плана так и не воплотился в жизнь. Вернее, выбор Везунчика стал жалкой пародией на благополучный брак.

Невеста была очаровательна, но порочна и ветрена. Кроме того, в ее семейке лишние деньги никогда не водились. Она быстро поняла, что ей сулит это замужество, и с дальновидностью стратега начала строить отношения с Везунчиком. К слову сказать, последний был хотя и папенькиным сынком, но парнем неплохим и совестливым. Поэтому известие о беременности девушки воспринял как должное – надо жениться. Он пошел наперекор отцу, пытавшемуся открыть глаза на истинные мотивы невесты. Тем более на примете всемогущего родителя была славная девушка, дочь старого приятеля. Но парень, как говорится, уперся…

Свадьбу сыграли. Отец, махнув рукой на принципы, ослушника-сына не бросил: помог чем мог. Молодые начали совместную жизнь в просторной четырехкомнатной квартире со всеми чудесами современной техники. К услугам новобрачной были новенький «Опель», шкаф с дорогой одеждой, сейф с драгоценностями. К рождению внука дед обещал царский подарок – загородный коттедж (ребенок должен был расти на лоне природы). Но беременность молодой супруги оказалась блефом. Женщина была бесплодна…

– Постой, постой! – вмешалась Лиза. – Я эту историю слышала. Бесплодная жена, серебристый «Опель», наезд на беременную подругу, разрыв семейных отношений. Порочную супругу звали Ларисой, так?

– Верно, – подтвердил Вострецов.

– Значит, все, что рассказал Климов в начале нашего с ним сотрудничества, было правдой, – озадаченно произнесла Елизавета.

– Не совсем… А вообще не мешай мне и не сбивай с мысли, – сделал ей строгое внушение Игорь Валентинович. – Я не обязан раскрывать перед тобой карты, так что если ты…

– Лиза, помолчи! – в унисон воскликнули Андрей и Вероника Алексеевна.

– Хорошо, – насупилась Елизавета.

– Итак, я оставлю в покое до поры до времени ту давнюю историю с наездом на бедную женщину, тем более что наш горе-детектив ее уже вам рассказывал. Я продолжу…

С Ларисой был оформлен официальный развод. В качестве отступного для нее купили однокомнатную квартиру в микрорайоне «Западный», в соседнем городе.

Молодая женщина быстро поняла, какое сокровище она упустила. Будучи от природы особой дерзкой и настойчивой, она решила попытать счастья окольным путем.

Еще в период недолгой семейной жизни она краем уха слышала историю о брате-близнеце. Об изгнаннике старались не вспоминать. На стене в гостиной висели лишь два портрета: покойной матери братьев и Везунчика. Бедняги будто и не существовало вовсе. Семейные фотографии хранились под замком, а на воспоминания было наложено строгое табу. Хитрая супруга тайком все-таки выведала у мужа некоторые детали семейной драмы. Ей было известно и то, что Бедняга проживает в соседнем городе и влачит весьма скромное существование, работая механиком в автосервисе.

Оказавшись с ним в одном городе, по иронии судьбы такая же обиженная на семейку Климовых, как и он сам, она разыскивает его. У нее созревает гениальный план. Его суть примерно такова.

Они устраняют Везунчика физически, то есть каким-либо способом убивают. Но тело несчастного должно быть опознано как тело Бедняги. Далее ситуация проста. Живой Бедняга, обладая документами Везунчика и навсегда получив имя и судьбу брата, повторно женится на Ларисе. Они составляют брачный договор, определяют судьбу имущества и полюбовно расходятся. Каждый из них остается в выигрыше. Лариса получает деньги, некогда уплывшие прямо из-под носа, а паршивая овца в семье Климовых, Бедняга, пусть обманным путем, но завладевает частью отцовского богатства.

– Но как же сам папаша Климов? – хмыкнула Лиза. – Неужели он не заметил бы подмены? Я знаю, что родители близнецов ни за что не перепутают своих отпрысков между собой. Наивно думать, что отец братьев не опознал бы в Везунчике все того же Беднягу.

– Отец к тому времени находился в весьма преклонном возрасте. Кроме того, он страдал рассеянным склерозом. Мать, как известно, погибла. А коллеги Везунчика были не в курсе семейной истории и в глаза не видели брата-близнеца. Планировалось также в целях подстраховки от разоблачения немедленно оформить увольнение с места работы Везунчика. Бедняга ведь не имел соответствующего образования и квалификации.

– Мы нужны друг другу! – заявила Лариса Бедняге на первом же свидании. – Ты – мой ключик к сокровищнице Климовых, я для тебя – единственная надежда получить то, что могло бы принадлежать тебе по праву рождения. Поверь, в противном случае после смерти старика тебе не отколется даже ржавой вилки. Ну так как: игра стоит свеч?

Бедняга ничего не имел против сотрудничества, но марать руки убийством собственного брата он не желал. Если хотите, он был даже суеверен: видеть мертвое лицо, свою полную копию, – удовольствие не из приятных. Для начала сообщники решили провернуть идею с несчастным случаем. Это был достойный выход из сложной ситуации. Везунчика не нужно было топить в озере, колоть ножом или убивать из пистолета. Он должен был погибнуть в автомобильной аварии, даром что Бедняга являлся настоящим профи по части машин.

Схема происшествия была проста, как все гениальное. У серебристого «Опеля» должны были отказать тормоза, а для того, чтобы дело не закончилось банальной травмой, мероприятие решили организовать в горах. У жертвы практически не осталось шансов выжить. Но чудеса иногда происходят. Именно это и случилось с Везунчиком. Выдержка и самообладание позволили ему вывести машину из смертельного серпантина, и он даже не стал инвалидом. Он догадывался о том, что дело нечисто, и даже сказал о своих подозрениях доктору. Почему он не обратился в милицию? Теперь об этом остается только гадать… Но я полагаю, он был парень далеко не глупый и понимал, что доказательств у него все равно нет. Мало ли несчастных случаев происходит при управлении автомобилем?

Но Везунчик и не догадывался, что его бывшая жена и брат-близнец уже поставили на нем крест. Он должен был умереть, чтобы дать жить им так, как они этого хотят. И вот к делу были подключены посторонние. Время для покушения выбрали удачное. Везунчик должен был приехать в их город по делам службы. Ему частенько приходилось бывать здесь, так что подгадать удобный случай было несложно. Наемные убийцы со своей задачей справились. Труп Везунчика был обнаружен с многочисленными травмами, предположительно нанесенными арматурными прутами. В карманах пальто были найдены документы на имя Бедняги. Паспорт Везунчика, заботливо изъятый киллерами, перекочевал к новому владельцу.

Бедняга поспешил уволиться с места работы брата. Однако, несообразительный и неловкий, он озадачил руководство совместного предприятия, где весьма успешно трудился Везунчик, своим внешним видом. Он заявился в офис небрежно одетый и потребовал немедленного расчета, но не смог сочинить ни одной мало-мальски складной байки, чтобы оправдать свой необъяснимый поступок. Мозговым центром у них всегда была Лариса…

Было решено выждать время, прежде чем приниматься за осуществление второй части плана. Но блестящая операция чуть не провалилась из-за нечаянной ссоры заговорщиков.

Как-то Бедняга, находясь в благодушном настроении, заявил подруге:

– Слушай, а на что ты мне сдалась? Я буду последним дураком, если отдам тебе половину отцовских денег. Думаю, пяти процентов от общей суммы наследства хватит тебе с лихвой. Купишь себе какие-нибудь женские побрякушки на добрую память. На этом мы поставим точку. Ты что надулась?

Лариса была в бешенстве. Ей в голову уже приходили недобрые мысли о том, что Бедняга может запросто кинуть ее. И вот теперь, получив словесное подтверждение неблагонадежности компаньона, она всполошилась не на шутку:

– Ах ты, гадина! – накинулась она на него. – Я тебя выведу на чистую воду. Я всем расскажу, что ты сделал с братом.

– Мы сделали, – поправил ее Бедняга и ухмыльнулся. – Неужели ты думаешь, что, если я пойду ко дну, ты сможешь выплыть? Мы повязаны, дорогая. Повязаны крепко, кровью.

Лариса набросилась на него с кулаками, выкрикивала отборные ругательства, визжала и кусалась. Но то, что произошло потом, она никак предположить не могла. Бедняга преобразился прямо на глазах. Он вдруг потерял человеческий облик и стал истязать ее. Молча. Зато Лариса кричала как полоумная. Спасло ее случайное стечение обстоятельств. Неожиданно пришедшая подруга стала свидетельницей ужасной сцены. Соседи вызвали милицию.

Лариса какое-то время находилась в больнице. Бедняга навещал ее. Он плакал, валялся у нее в ногах, вымаливая прощение. Долго ему это делать не пришлось. Молодая женщина понимала, что без Бедняги ее план ничего не стоит. Она великодушно обещала забыть обиду. Дело было закрыто по примирению сторон.

Примерно тогда же Лариса поняла, что нашла рычаг воздействия на строптивого компаньона. Сопоставив некоторые факты, а именно: рассказ Везунчика о задушенной однокласснице, обрывочные сведения о семейной трагедии, серийные убийства в городе, она предположила наличие их связи между собой. Догадка была интуитивной, но, как показало время, она попала прямо в точку…

Он пришел к ней сразу после совершения очередного убийства. Местом происшествия был пустырь недалеко от жилого микрорайона «Западный». Лариса жила там. Она открыла ему дверь и тут же поняла, что случилось нечто необычное. Бедняга был болезненно возбужден, его руки тряслись. Он болтал какую-то чушь, оправдывая свой ранний визит. Одежда его была неопрятна, волосы всклокочены.

Пережив горький опыт, Лариса сделала потрясающее открытие. Пусковым моментом для бесконтрольного поведения Бедняги были грубость и напор. Наоборот, ласка, сочувствие и неспешная речь действовали на него успокаивающе. В этот момент из него можно было вить веревки.

Она настояла, чтобы он принял душ. Бедняга слушался беспрекословно. Когда возбуждение спало, она села напротив него, взяла его руки в свои.

– Опять? – спросила она.

– Что – опять? – удивился он.

– Не надо отпираться, Бедняга, я все знаю. Я в курсе твоих проблем. Ты не виноват, милый. Ты просто очень болен.

Никто так никогда не говорил с Беднягой. Никто не жалел и не понимал его. Зато теперь случилось невероятное. Красивая молодая женщина сидела напротив него и сочувствовала ему. Казалось, в душе Бедняги открылся какой-то шлюз. Он молвил только:

– Я опять убил ее.

– Я знаю.

– Я убил Сашу снова. Я убивал ее много раз.

– Знаю, знаю.

– Но что мне делать?

Он был похож на заблудившегося ребенка.

– Я знаю выход. Обещаю помочь тебе. Но ты должен меня слушаться.

– Хорошо.

Идея ее была до смешного проста. Бедняга унаследовал не только документы своего брата-близнеца, но также его жизнь и безупречную репутацию. Стало быть, для любого преступления, совершенного Беднягой, имелось железное алиби Везунчика.

– Так вот почему свидетели клялись и божились, что видели моего клиента в тех местах, в которых он быть просто физически не мог! – дошло наконец до Лизы. – Они видели не Климова, а его брата-близнеца.

– Это чистая случайность, что дни злодеяний Чулочника пришлись на довольно яркие моменты в жизни Везунчика, – пояснял Вострецов. – Сначала день рождения Ларисы и история с тортом, потом происшествие в горах и стационар – захочешь, не подкопаешься. Но думаю, что, даже если бы события складывались иначе, Лариса и Климов все-таки нашли бы алиби. Это редкий случай, когда можно свободно распоряжаться жизнью человека, своей точной копии, для оправдания собственных преступлений.

– Но позвольте, – вмешался Андрей. – Все, что вы говорите, конечно, здорово, но последнее преступление на пустыре, как я понял, было совершено после смерти Везунчика. Значит, воспользоваться железным алиби было уже невозможно.

– Правильно мыслите, Андрей Сергеевич, – похвалил следователь. – Это же пришло в голову и Климову…

К тому времени, когда Лариса ознакомила его со своей идеей спасения от возможного уголовного преследования, Чулочник чувствовал себя уже вполне сносно. К нему вернулась способность рассуждать здраво, и он задал своей сообщнице первый вопрос:

– А что мне делать сейчас? Алиби на сегодняшнюю ночь у меня нет. Может, стоит что-нибудь придумать?

Лариса призадумалась.

– Можно пофантазировать насчет места твоего пребывания сегодняшней ночью, подготовить свидетелей. Фальшивое алиби – дело не хитрое. Главное, чтобы не нашли на месте преступления улик, указывающих на то, что ты был там, и никто иной.

Климов слушал Ларису и удивлялся. Вернее, он уже понимал, что с ее неженской логикой и, можно сказать, криминальным талантом ей ничего не стоило составить и претворить в жизнь план завоевания сердца Везунчика. А если добавить, что она обладала редкой красотой, то ее шансы увеличивались многократно.

– Я люблю детективы, – объяснила она. – Кроме того, не забывай, я все-таки училась на юридическом факультете. Так, давай вернемся к нашей проблеме. Что насчет улик?

– Все нормально, – самонадеянно заявил Чулочник. – Улик не обнаружат.

Лариса покачала головой.

– Это так кажется на первый взгляд. Кровь, сперма?

– Я ее не насиловал, – обиженно засопел убийца. – Это не мой стиль.

Его спасительница пожала плечами. Удивление она решила оставить при себе.

– …моей крови там не может быть. Я цел и невредим.

– Отпечатки пальцев?

– Обычно я очень осторожен. Я предпринимаю меры…

– А сегодня?

– Что – сегодня? Земля и трава… Там ничего не обнаружат.

– Может быть, ты брал в руки какие-нибудь предметы?

– Нет. Хотя постой…

Конечно, он брал в руки ее сумочку, бумажник. Что он наделал! Сдались ему эти чертовы червонцы! Теперь установить личность преступника будет вполне реально. Стоит его пальчики проверить через «Папиллон», как его фамилия засветится тут же. После происшествия с Ларисой его данные занесли в дактилотеку.

– Но я слышал, что отпечатки пальцев проявляются не всегда, – высказал робкое предположение Климов. – Они могут оказаться непригодными для исследования.

Лариса усмехнулась.

– Я бы не стала на это надеяться. На карту поставлено очень много.

– Что же делать?

Климов просто поражал своей беспомощностью.

– Пойти и убрать улики.

– Шутишь? Да там уже наверняка полным-полно сыщиков.

– Вероятно, это так.

– Ну и… Ты хочешь, чтобы меня взяли с поличным?

– Если не удастся это сделать незаметно, то действуй открыто. Это будет твоим алиби.

Когда Климов выслушал предложение Ларисы, он решил, что она повредилась умом. Вернуться на место убийства, схватить в руки вещи жертвы и залапать их своими пальцами, да еще в присутствии свидетелей! Дура баба, честное слово!

– План, конечно, рискованный. Но лишь в том случае, если эти вещи обнаружат до тебя, – заявила Лариса. – Но у тебя есть преимущество. Ты хотя бы знаешь, где их следует искать.

Лариса была права. Он отшвырнул сумочку и бумажник далеко от тела.

– Может, их не обнаружат?

Ему не хотелось идти в лапы сыщиков.

– Если на это надеяться, то, конечно, лучше уж сидеть дома. Но подумай! Чем ты рискуешь? Взгляни со стороны: ты направляешься к своей бывшей жене, находишь случайно улики и отдаешь их в руки следователей. У тебя куча свидетелей, что ты держал в руках вещи жертвы, стало быть, происхождение твоих отпечатков вполне объяснимо. Я напомню, это крайний случай. Быть может, тебе повезет и ты уйдешь незамеченным…

– Таким образом, – резюмировал Игорь Валентинович, – Лариса рассуждала так же, как наша уважаемая Елизавета Германовна. План защиты был готов еще до того, как в деле появился адвокат. Но это был запасной вариант. Сообщники были уверены, что Климов избежит подозрений и не окажется за решеткой. Но случилось то, что случилось. Чулочника взяли под стражу.

– Тогда я не пойму, – удивилась Лиза. – Зачем было Ларисе строить из себя обиженную жену? Почему она сразу не предоставила мне улики?

– Она видела, насколько вы молоды и неопытны. Подогретая жалостливой историей жизни Чулочника, вы очень хотели ему помочь. А увидев стерву-жену, вы лишний раз убедились в правдивости Климова, и ваше сострадание достигло космических масштабов. Они оказались хорошими психологами, эти двое. Дав вам в руки ниточки ложных доказательств, они легонько подтолкнули вас в спину, и вы помчались сломя голову доказывать невиновность своего клиента.

– Что ей и удалось, – восстановил истину Андрей.

– Да, – вздохнул следователь. – Мы не думали, что такое произойдет. Дикое совпадение случайностей.

– Случайность есть непознанная закономерность, – заявила вдруг Вероника Алексеевна. – Наша Лиза – блестящий адвокат, и у нее – великое будущее.

– В одном вы правы, – неохотно согласился Вострецов. – С таким упрямством, как у вашей дочери, в неизвестности она прозябать не будет. Сначала она выпускает маньяка, потом же его ловит, используя вместо наживки себя.

– У меня еще вопрос, – остановила рассуждения Вострецова Елизавета. – Вы так складно рассказали нам эту веселую историю, что у меня зародились сомнения. Откуда вы все это знаете?

– Очень просто, – заулыбался Вострецов. – В тот раз, когда вы мне напомнили про Везунчика и Беднягу, я предположил отгадку сразу же. Лариса и Климов мне ее подтвердили. Лариса, кстати, сейчас находится под стражей.

– Я не верю, что они вам решили исповедаться. Надеюсь, вы не нарушили их процессуальные права?

– Боже мой! – воскликнул Андрей. – И тебя это интересует? Даже если их пришлось высечь розгами и повесить вверх ногами на тополе, я не буду за это осуждать Вострецова.

– Но я – адвокат! – важно заявила Дубровская. – Я не могу согласиться, когда к моему клиенту, пусть даже бывшему, применяют жестокие…

– Заткнись! – рявкнули Андрей и мама.

– Ваши близкие ответили на ваш вопрос, госпожа адвокат? – усмехнулся Вострецов.

…Следователь откланялся. Гости же предприняли небольшую прогулку по частному владению Андрея. Они ознакомились с внутренним убранством Сосновой виллы; сходили на озеро, где у причала стояла яхта Андрея; побродили по аллеям сада.

Вероника Алексеевна была в шоке и под предлогом головной боли удалилась после ужина в свою комнату. Лиза и Андрей остались наедине.

– Твоя очередь, – сказала Дубровская. – Надеюсь, теперь, когда сюрприз удался на славу, ты мне расскажешь о том, зачем так долго меня нужно было водить за нос.

– Неужели ты сама не поняла? Все просто, как дважды два… Я не буду тебе рассказывать сейчас о том, как я выстроил свой бизнес практически с нуля. Это предмет моей гордости, и он заслуживает отдельного разговора. Я думаю, тебя интересует сейчас не это.

…Завоевав теплое место под солнцем, Андрей пришел к печальному выводу: финансовая самостоятельность имеет свои минусы. Из его жизни как-то вдруг исчезли легкость и беззаботность в общении с противоположным полом. Не то чтобы ему недоставало женского внимания, сказать по правде, он был сыт им по горло. Молодые симпатичные девчонки, зрелые дамы с биографией и даже пожилые матроны питали иллюзии насчет построения тихого семейного счастья с перспективным молодым человеком. Если он приходил к кому-нибудь в гости и там оказывалась незамужняя дама, вечер превращался в смотрины. Его многочисленные друзья и партнеры по бизнесу под различными соусами подсылали к нему своих дочерей, сестер, племянниц в надежде на то, что сердце холостяка дрогнет и он решится наконец водрузить себе на шею брачные цепи.

– Ты не представляешь, насколько изобретательны и коварны бывают женщины! – жаловался Андрей. – Несколько раз меня пытались провести, используя своих внебрачных детей, которых представляли как моих. Подложные медицинские справки, фальшивые свидетели, фотомонтаж и подставные ситуации – это лишь неполный перечень из богатого дамского арсенала…

– Я наложу на себя руки, – хныкала одна пробивная леди лет сорока. – Я скомпрометирована навеки. Мне стыдно перед соседями.

Андрей довез ее пару раз от офиса до дома, после того как они допоздна занимались бухгалтерским отчетом.

– Не забивайте себе голову подобной ерундой, – смеялся начальник его службы безопасности. – У нее трое детей от разных мужей и целая свита любовников. Так что невинности ее лишили давно.

Одна смазливая нимфетка, оставшись с Андреем в одной комнате под предлогом просмотра семейного альбома, весьма ловко освободилась от одежды. Не успел он даже удивиться, как ворвался ее разгневанный братец и потребовал свадьбы или, на худой конец, денежной компенсации.

– Опять подстава, – докладывал его подчиненный. – В последний раз они подобным образом развели директора одной солидной фирмы. Жениться он, правда, отказался наотрез, но деньжат выложил немало, только бы избежать скандала.

Таким образом, бедняга Андрей в скором времени в осторожности и предусмотрительности мог дать фору любому разведчику. Он стал избегать шумных сборищ и тихих семейных обедов. А если отвертеться от мероприятия было невозможно, он не оставался без сопровождения ни на минуту. Общение с прекрасным полом происходило только в присутствии скучающих охранников. Примерно тогда же он стал предпринимать вылазки в город, но без охраны и машины и в подчеркнуто демократичной одежде. Девушки в троллейбусе не замечали парня в простых джинсах, и он наконец вздохнул свободно…

Визит к родителям Вадима не планировался Андреем заранее. Честно говоря, он пропустил бы их приглашение, не испытывая угрызений совести. Но на вечеринку должен был прийти один бизнесмен, с которым Андрей давно хотел познакомиться. Общение в неформальной обстановке обещало помочь решить некоторые проблемы, поэтому молодой человек решился на встречу в загородном доме Вадима.

Как бывает очень часто, в последний момент у бизнесмена что-то не заладилось, и он, передав свои извинения, на вечере не появился. Андрей был раздосадован. Для того чтобы формально соблюсти приличия, он собирался пробыть в гостях около часа и, поблагодарив хозяев за приятно проведенное время, отбыть к себе домой.

– Я коротал время, прогуливаясь по дорожкам парка, вдалеке от назойливых женщин и неинтересных мне мужчин. Но надо же было такому случиться, что за поворотом аллеи на меня налетело что-то симпатичное и невесомое, словно созданное из света и воздуха. Вместо того чтобы извиниться и мило улыбнуться, как положено хорошо воспитанной девушке, небесное создание отчитало меня за неосторожность. Во всяком случае, это было необычно. Я и не заметил, как наша небольшая перепалка перешла в весьма приятную беседу, которая продолжалась почти до темноты. Девушка показалась мне забавной, непохожей на других: чуточку наивной, чрезвычайно ранимой и легкомысленной. Она не пыталась рентгеном просветить мои карманы в поисках кредитных карточек. Ее ничуть не смутили мое скромное материальное положение и родители-колхозники. Я наслаждался ее обществом и боялся все испортить. Поэтому я придумал легенду о самом себе. Признаюсь, я был не очень изобретателен, но мне и в голову не могло прийти, что девушка станет заниматься частным сыском.

– Да уж, – призналась Лиза. – Ты казался очень загадочным. В самом начале, когда ты восхищался моим автомобилем и только мечтал о своем средстве передвижения, мне показались удивительными твои прекрасные водительские навыки. А потом был странный разговор с мамой о парижском ресторане, где тебе удалось с блеском выйти из малоприятной ситуации.

– Я там бывал много раз, – рассмеялся Андрей. – У тебя в гостях я действительно потерял осторожность и наговорил много лишнего. Если бы не оговорка про Интернет, не знаю, как бы мне удалось спастись от твоих настойчивых вопросов.

– Кстати, эта твоя выдумка про программиста была крайне неудачной. Первым тебя расшифровал мой брат. Он прекрасно разбирается в компьютерах в отличие от меня и моей мамы. Но и мы были заинтригованы необычным графиком работы рядового клерка. Потом ты неосторожно упомянул в разговоре известную фирму «Электроникс», где навести справки о сотруднике оказалось сущей безделицей.

– Да, это мне и в голову не могло прийти, – развеселился Андрей. – Но, надеюсь, тебя позабавило путешествие на Моховую улицу, где я, признаться, никогда не был.

– Это было с твоей стороны очень остроумно, – обиделась Лиза. – Скажи-ка лучше мне следующее. Почему твои так называемые друзья, когда я пыталась через них что-то узнать о тебе, разыгрывали какой-то странный спектакль? Они тебя не знают, меня ни разу не видели и вообще с моими фантазиями нужно обращаться прямиком к психиатру.

– Ты имеешь в виду дрессировщика…

– Дрессировщика, шеф-повара, оперного певца, уборщика клеток в зоопарке и всех прочих! – негодовала Дубровская.

– Все очень просто. Они никогда не были моими друзьями, – усмехнулся Андрей. – За определенное вознаграждение они разыгрывали перед нами шоу. По этой же причине они обещали мне не раскрывать нашу маленькую тайну. Разве плохо ты проводила время?

– Нет, – неохотно признала Лиза. – Но, согласись, твой розыгрыш зашел очень далеко. Многих неприятных событий можно было бы избежать, если бы ты рассказал мне все о себе раньше.

– Я не могу себе этого простить. Но и ты вела себя довольно странно. Почему ты не поделилась своими сомнениями? Я и не предполагал, какие страсти кипят в твоей прелестной головке. Вместо того чтобы выложить мне все начистоту, ты за моей спиной затеяла игру в детектива. Я уже молчу о том, кого ты взяла себе в напарники, – известного маньяка!

– Об этом я узнала недавно. До того чудесного разоблачения я считала, что Чулочником являешься ты! Когда ты появился в подъезде сразу же после покушения на мою жизнь, у меня не осталось никаких сомнений на твой счет.

– А я никак не мог взять в толк, отчего ты кричишь всякую ахинею и брыкаешься, как свихнувшаяся лошадь.

– Если бы ты оказался на моем месте! – завопила рассерженная Лиза.

– Да не дай бог! – поднял руки Андрей в знак капитуляции. – Чур меня!

– То-то же, – проворчала Дубровская.

– Давай же восстановим справедливость, – молодой человек подвел итог выяснению отношений. – Кто из нас прав, кто виноват – это один вопрос; но, надеюсь, ты не будешь отрицать, что я спас тебе жизнь?

– Нет, – у Лизы сразу пропало желание спорить. – Я у тебя в долгу.

– И я потребую компенсации! – сделал он страшные глаза.

– Все, что захочешь!

– Ты не возьмешь свои слова обратно?

– Ни за что, – улыбнулась она.

Они обнялись. Им было удивительно хорошо.

Горничная, заглянувшая в комнату, чтобы предложить чай, тихонько затворила дверь. Эти двое нуждались только друг в друге.

…Неделя пролетела как один день. Гости засобирались домой. Они приятно провели время, но нужно было и честь знать. Накануне их отъезда Андрей организовал прощальный ужин при свечах.

Вероника Алексеевна чувствовала себя весьма комфортно. Хозяин проявил любезность и снарядил в дорогу шофера с просьбой доставить в загородный дом часть гардероба забывчивых дам. Няня тщательно упаковала вещи, и теперь мать и дочь имели возможность продемонстрировать свой тонкий вкус и роскошные наряды.

Лизе почему-то сделалось грустно. Глядя на высокие белые свечи, роняющие восковые слезы, ей тоже хотелось плакать. Как жаль, что это чудное время скоро растворится в серой повседневности и не оставит после себя ничего, кроме воспоминаний. Андрей, казалось, тоже уловил ее настроение и был непривычно молчалив. Только Вероника Алексеевна щебетала, заполняя паузы в еле теплящемся разговоре за столом.

Принесли десерт. Перед Лизой поставили маленькую вазочку под серебряной крышкой.

– Ах, как потрясающе выглядит, – заинтересовалась Дубровская-старшая. – Что там, Лиза? Мусс, шоколадный крем, суфле?

– Открой крышку, – улыбнулся Андрей.

«Какая разница, – думала Лиза. – Даже если там шкурка от банана, вряд ли меня это развеселит».

Но она все-таки подчинилась, в душе не понимая причины всеобщего любопытства.

В вазочке оказалось кольцо. Изящное украшение с дорожкой сверкающих бриллиантов.

Лиза озадаченно уставилась на Андрея.

– Боже мой, дочка! – воскликнула Вероника Алексеевна. – Какая прелесть.

– Это не подарок, – предупредил Андрей.

– А что же это? – прикусила язык дама.

– Это предложение.

Лиза не сводила с него глаз.

– Ты возьмешь мою руку и мое сердце, Елизавета?

– Конечно, возьмет. О чем разговор? – встряла мать.

Девушка молчала.

– Ну так как же? – спросил Андрей. – Надеюсь, я не тороплю события?

– Лиза, ты должна ответить. В конце концов, это просто невежливо.

Бедная Вероника Алексеевна чуть не стонала от досады. Она подмигивала дочери, шевелила губами – всеми доступными средствами пытаясь телеграфировать ей правильный ответ. Но та почему-то даже не поднимала глаз. Мать с большим удовольствием наступила бы ей на ногу, лишь бы привести в чувство упрямицу, но Лиза сидела слишком далеко.

– Не знаю, – сказала она наконец.

Как она могла объяснить матери, да и, пожалуй, самой себе, что сейчас творилось в ее душе? Радость, неуверенность, страх охватили ее. Буря эмоций сковала язык, и сердце, громко ухнув, упало вниз.

– Э-э, так не пойдет! – решительно перехватила инициативу в разговоре потенциальная теща. – Скажи, детка, ты любишь Андрея?

Лиза мечтала о том, чтобы они оказались вдвоем, далеко от бдительных глаз матери. Ну почему вдруг Андрей оказался таким старомодным, что просит ее руки в присутствии матери? Она иначе представляла этот волнующий миг. Это должно было произойти ночью, при свете луны. Она была бы в белом платье, с розой в руках. Он – в чем-то таком же романтичном, преклонив колено перед ней. В ветвях пел бы соловей, а легкий ночной ветерок играл бы ее шелковым шарфом…

– Я поставлю вопрос иначе, – долетел до нее голос матери. – Ты не любишь Андрея?

Вероника Алексеевна схитрила. Перевернув вопрос таким образом, она была уверена в том, что дочь ответит правильно. Хотя, по ее мнению, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы на лестное предложение отвечать с подсказки матери. Тем больше было ее удивление, когда глупое создание, ее родная дочь, скромно ответило:

– Мне нужно подумать.

«О чем думать, когда счастье само плывет тебе в руки?!» – чуть не крикнула она, неприлично громко брякнув вилкой о тарелку.

– Значит, на этом и порешим, – согласился Андрей. – Елизавета Германовна будет думать, а я – надеяться.

Он не выглядел оскорбленным. Хотя, вполне возможно, он просто умел владеть собой.

– А кольцо, в конце концов, могла бы и принять! – шепотом сделала ей мать внушение, когда они выходили из-за стола.

– Ты ничего не понимаешь, мама, – возразила Лиза. – Принять кольцо означает принять предложение. Я пока к этому не готова.

По своим комнатам они разошлись рано.

…Елизавете не спалось. Накинув на плечи легкую накидку, она в одной ночной рубашке вышла на террасу. Облокотившись о перила, она долго стояла, слушая звуки ночи: шум листвы, стрекотание насекомых в траве и отдаленные звуки какой-то необычайно грустной мелодии. Завтра утром она вернется в город, и жизнь побежит по привычному руслу.

Следователь Вострецов уже успел сообщить ей, что обоим фигурантам по громкому уголовному делу, Климову и Ларисе, предъявлены обвинения. Их права соблюдены – им предоставлены адвокаты по назначению.

– Знаешь, кто будет защищать Климова? – кричал в телефонную трубку Вострецов. – Твой коллега – Ромашкин!

Вот уж действительно ирония судьбы. Тот самый адвокат, который некогда давал Дубровской советы, как лучше избавиться от бесплатного клиента, теперь сам будет применять свои уловки на практике.

– Первое, что он сделал на свидании со своим подзащитным, так это назвал его редкой сволочью и пообещал ему бесплатный пожизненный пансион, – веселился следователь. – Твой Климов мне уже успел наябедничать.

– И вы не собираетесь ничего предпринять? – ужаснулась Лиза. – Ромашкин спит и видит, как освободится от этого малоприятного дела.

– Это ему не удастся, – тоном заговорщика сообщил ей Вострецов. – Они с Климовым подходящая пара, и разбивать такой союз я не намерен. При таком защитнике и прокурор не нужен. Мерзавец получит сполна!

– Но как же интересы Климова? Он, как любой человек, имеет право на квалифицированную юридическую помощь, – не к месту вставила Дубровская.

– Елизавета Германовна, вам никто не говорил, что вы редкостная зануда? – обиделся Игорь Валентинович.

Должно быть, он рассчитывал на веселый телефонный треп с Елизаветой, а вовсе не на скучные нотации о конституционных правах отдельных подлых граждан. Да виданное ли дело, жертва преступления печется об участи своего палача! Сюжет для мелодрамы, и только.

Однако обвинение на этот раз обладает крепкими доказательствами, которых хватит на то, чтобы обеспечить кровавому Чулочнику высшую меру наказания – пожизненное заключение. И это уже вне зависимости от того, что на этот раз хочет странная Елизавета Дубровская…

Елизавета отвлеклась от своих дум. Совсем рядом послышались звуки гитары. Кто-то весьма умело перебирал струны, а мягкий низкий голос приглушенно напевал знакомую мелодию. Она пошла на звуки музыки…

Терраса поворачивала за угол, Лиза сделала несколько шагов и натолкнулась на Андрея. Устремив глаза куда-то в ночь, он пел о чудесных краях и ласковом море, о шорохе прибоя и маленькой райской птичке, заплутавшей в поисках счастья.

Елизавета стояла и слушала. Легкий ночной ветер играл складками ее полупрозрачной накидки и путался в кольцах темных волос.

– Смотри, какая луна! – сказал ей вдруг Андрей.

Действительно, над кроной старой высокой сосны висел огромный желтый шар. Мягкий лунный свет струился вниз, заливая таинственным светом дорожки. Где-то пела ночная птица.

Лиза и не поняла, как оказалась в объятиях Андрея. Очнувшись от поцелуя, она едва могла сообразить, откуда у нее такое странное чувство, что все это уже когда-то происходило с ней. Ночь, луна, птица, шелковый шарф…

– Спорим, ты об этом мечтала, – тихонько смеялся Андрей.

– Да, – ответила Лиза.

Она не стала ему говорить, что герои ее грез были одеты в нечто более романтичное, чем ночная рубашка с рюшами и клетчатая пижама. Это было уже неважно.

– Благодарим за прекрасно проведенное время, – рассыпалась в любезностях Вероника Алексеевна. – Все было великолепно.

Она топталась около автомобиля уже пятнадцать минут и никак не могла решиться сесть в салон. Сделать приветливое лицо, произнести заветное «до встречи» и наконец захлопнуть за собой дверцу было равносильно катастрофе. Тонированные стекла разом бы приглушили яркие краски такого привычного, теперь почти забытого ею мира больших возможностей, заманчивых перспектив и интересных людей. Волшебная сказка подошла бы к концу, а будущее опять покрылось бы беспросветным мраком. А все из-за дурехи-дочери, которая начисто лишена практической сметки. Вот и теперь она уже заняла место водителя и делала матери страшные глаза, видимо, призывая ее немедленно покончить с затянувшейся церемонией прощания.

– Здесь такой чистый воздух, а как поют птицы… – восхищалась женщина. – Я полагаю, что Лизоньке будет полезно хоть изредка навещать вас.

– Совершенно с вами согласен, – улыбнулся Андрей.

В его голосе Вероника Алексеевна почувствовала иронию, но он почему-то не спешил произнести официальное приглашение. Должно быть, вчерашний отказ Елизаветы явился крепким щелчком по его мужскому самолюбию. Ах, если бы можно было все исправить!

– Мама, поторопись, – раздался голос дочери.

Нет, она просто несносна! Как можно быть такой легкомысленной и не видеть, что счастье уплывает из-под ее носа. А ведь от нее не требуется многого. Улыбнуться, сказать несколько приятных слов, подняться на цыпочки и поцеловать этого симпатичного мужчину в щеку – и все! Он смягчится, растает, и тогда уже можно будет надеяться на благоприятный прогноз. Но тщетно… Это упрямое создание с глазами дьяволенка просто горит нетерпением умчаться из соснового рая в душный город с его грохотом, автомобильными пробками и людским муравейником.

Должно быть, она уже строит планы, каким будет ее следующее дело и какой подарок преподнесет ей судьба в виде очередного клиента с темным прошлым и весьма туманным будущим.

– Лизонька, детка, надеюсь, ты уложила все наши вещи и мне не придется спешно шить новое выходное платье, если меня пригласят на какой-нибудь важный прием? – Дубровская одарила дочь виноватой улыбкой.

Это была ложь от начала до конца. Вероника Алексеевна знала, что на приглашение ей рассчитывать не приходится, но с отчаянием утопающего хваталась за соломинку.

– Не беспокойся, мама. Я взяла все, включая трехлитровую банку и брезентовую куртку с кедами.

А про это Лиза могла бы и не вспоминать. Лицо матери пошло пятнами. Какая неловкая ситуация! Но, похоже, все аргументы были исчерпаны и оставалось только смириться с неизбежным.

– Всего доброго, Андрей! Надеюсь, вы будете нас навещать.

– Непременно, – галантно кивнул молодой человек.

Елизавета, отчаявшись призвать мать к благоразумию, вышла из машины и церемонно распахнула перед ней дверцу. Что оставалось делать Веронике Алексеевне? Разумеется, подчиниться силе…

Но внезапно ее взгляд зацепился за нечто необычное – изящное колечко с бриллиантовой дорожкой на руке дочери. Она внимательно вгляделась в лица молодых, Андрея и Лизы, и наконец поняла все.

Лицо женщины озарила улыбка. Теперь она чувствовала себя счастливой. И, как всегда в подобных случаях, Вероника Алексеевна не удержалась, чтобы не сморозить что-нибудь этакое в ее неповторимой манере.

– Прошу заметить, молодой человек, я вас полюбила как сына не за ваше богатство. Вы мне нравились и раньше, еще тогда, когда были простым чулочником. – Она нахмурилась. – Не понимаю, что вас так развеселило?

Молодые люди смеялись от души. Темные тени недавних событий уже не тревожили их. Они растворились навсегда в полуденном сиянии летнего солнца.