Наталья Борохова

Адвокат на час

* * *

Настя невольно вздрогнула, услышав тяжелые шаги конвоира. Он явно направлялся в ее сторону. Мгновение, и его грузная фигура заслонила собой узкий проем зарешеченного пространства.

– Что? Уже пора? – Она приподнялась с места.

Он посмотрел на нее недоуменно, словно вместо нее на нарах должен был оказаться кто-то другой. Например, матерый уголовник, бритый наголо, с синими от татуировок руками, ну или на худой конец разбитная бабища с кривой ухмылкой на отекшем лице. В душном подвальном помещении областного суда, куда десятками доставляют каждый день убийц и насильников, такой публики хватает с лихвой. Они, будто звери в тесных клетушках, стонут, мечутся, огрызаются, дожидаясь часа суда. Но появление здесь этой девчонки с чистым, без намека на косметику, лицом, невинными, как у ребенка, глазами казалось событием неординарным. Нечасто залетают сюда подобные пташки.

– Сиди пока, – кашлянул он, словно почувствовав неловкость. – На вот, почитай, коли охота есть.

Он сунул ей через прутья газетные листы и, тяжело развернувшись, потопал обратно.

– Зря ты с ней церемонишься, – неодобрительно отозвался другой конвоир. – Если тебя смущает ее высшее образование, то плюнь и разотри. Да и корочки адвокатские ей уже не понадобятся. Здесь она такая же, как все. Убийца, одним словом.

– Но ведь приговора еще не было, – тихо урезонил его товарищ.

– Будет! Помяни мое слово, будет. Уж я-то много чего слышал. Ее взяли на месте преступления, и целая дюжина очевидцев показывают на нее пальцем. Прокурор говорил, что процесс будет недолгим. Лет пятнадцать ей навесят, как пить дать.

– Ну, хоть защитник-то у нее есть?

– А как же, – обрадовался коллега. – Конечно, есть. Дубровская. Слышал о такой?

– Что-то не приходилось.

– Еще бы! Молодая недотепа, на вид не старше своей подзащитной. Короче, нас ждет не процесс, а цирковое представление. Жаль, нельзя с собой взять пакетик воздушной кукурузы.

– Да, дела! – протяжно вздохнул его товарищ. – Ей бы кого посерьезней в адвокаты нанять. Срок ведь не маленький светит.

– А кто пойдет-то? – удивился второй. – Денег-то у нее кот наплакал. Да и маститые защитники от нее нос воротят. Говорят, опозорила всех адвокатов разом.

– Вроде как паршивая овца в стаде?

– Вроде того…

Настя, конечно, слышала разговор, удивляясь про себя собственному равнодушию. Уже давно миновали те дни, когда она заливалась слезами, кидаясь к каждому, кто хотел ее выслушать, с заявлениями о собственной невиновности. Похоже, никому не было до этого никакого дела. Следователь, ехидно улыбаясь, говорил ей непреложные истины о чистосердечном признании и минимальном наказании. Товарки в камере кивали головами и твердили, что у них все то же самое: они невиновны и сидят здесь по чистому недоразумению.

На смену отчаянию пришла полная апатия. Она образцово выполняла команды конвоя, не нарушала режим и считалась идеальной узницей. Только ее взгляд, бессмысленный, обращенный куда-то в себя, не выражал ни радости, ни злобы. Казалось, чувства покинули ее навсегда. Ее уши слышали ставший уже привычным лязг запоров, нос так же вдыхал смрад следственного изолятора, руки покорно складывались за спину. Но мысли, свободные от оков, витали где-то в прошлом, где все еще было хорошо, где все было озарено ласковым светом надежды…

Рука потянулась к газете. Так и есть! Первую страницу украшала большая статья с фотографией. «Адвоката-убийцу привлекают к ответу!» Боже мой, как ее только не называли: и «оборотнем в юбке», и «адвокатом смерти», и «подлой отравительницей». Наверняка шустрые журналисты ничего не слышали о презумпции невиновности, согласно которой объявить человека преступником может только суд и только на основании приговора. Но, должно быть, писаки уже провели над ней свое собственное судилище и пригвоздили ее к позорному столбу. Взять хотя бы эту статейку.

«Профессиональные юристы прогнозируют, что уголовное дело в отношении Анастасии Дроздовой будет рассмотрено в рекордно короткие сроки. Действительно, уличающих преступницу доказательств у прокурора хватит на десятерых.

Напоминаем читателям, пропустившим информацию об этом громком процессе, что подсудимая обвиняется в умышленном убийстве известной бизнес-леди Вероники Дворецкой, хозяйки преуспевающего холдинга „Жемчужина“. Дроздова оказывала юридическую помощь предпринимательнице и была в ее доме частым гостем. Несмотря на железную деловую хватку и редкую проницательность, госпожа Дворецкая не распознала в начинающей адвокатессе задатки хладнокровной убийцы, за что и поплатилась. Трагическое событие произошло в день празднования семидесятилетия предпринимательницы, в ее собственном доме. Многочисленные свидетели подтвердят под присягой, что именно из рук своего адвоката пожилая женщина приняла бокал с ядом. Дворецкая скончалась до прибытия „Скорой помощи“. После ее смерти выяснилось, что все свое многомиллионное состояние предпринимательница завещала оборотистой девице. Надеемся, что суровый приговор станет хорошим уроком преступнице».

Вот так. Впрочем, ничего нового. Только внизу приписка: «Редакция газеты будет благодарна каждому читательскому отклику в дискуссии на тему: „Почему в России не применяется пожизненное заключение в отношении женщин?“»

– Представьтесь, пожалуйста.

– Дворецкая Элеонора.

– Кем вы приходитесь погибшей?

– Я ее старшая дочь.

– По делу вы признаны потерпевшей. Выслушайте информацию о ваших правах и обязанностях…

Немолодой судья монотонно зачитывал выдержки из Уголовно-процессуального кодекса, но потерпевшая слушала его не слишком внимательно. Стоя на свидетельской трибуне, женщина чувствовала себя в центре всеобщего внимания, и это ей нравилось.

Это была статная особа лет сорока, весьма эффектная. Густые волосы с медным отливом служили роскошной рамой для ее лица с несколько крупными чертами. Чувственные пухлые, даже несколько вывернутые губы приковывали взгляд. Кошачьи глаза насыщенного зеленого цвета, умело оттененные золотистыми тенями, хищно щурились. Пальцы в массивных перстнях впивались в дамскую сумочку, как в собственную добычу. Она была породиста и высокомерна. Она знала себе цену, и окружающие вынуждены были принимать это как данность…

– Скажите, потерпевшая, как складывались ваши отношения с матерью? – выплыл откуда-то со стороны вопрос прокурора.

Элеонора непонимающе уставилась на него. Откуда взялся этот плюгавый, маленький и крайне самодовольный человечек? Ее губы изогнулись в подобии усмешки, но она тут же взяла себя в руки. Прокурор играл с ней на одной стороне. Стало быть, эмоции следовало придержать.

– Замечательные отношения, – заявила она. – Какие еще отношения могут быть между дочерью и матерью? Она советовалась со мной во многих деловых вопросах. Всегда считалась с моим мнением. Мы с ней были очень близки. Не скрою, Вероника являлась незаурядной личностью, с ней не всегда было легко. Но мы понимали друг друга. Только вот в последнее время…

– Вот-вот, расскажите, что случилось незадолго до ее смерти.

Элеонора перевела тяжелый взгляд на скамью подсудимых, где сидела Настя. Ногти с кроваво-красным маникюром еще сильнее впились в сумочку.

– В наш дом вторгся посторонний человек. Именно не пришел и не появился, а вторгся. Наглая, напористая девица, возомнившая себя опытным адвокатом, стала влезать в семейный бизнес и даже давать какие-то советы матери.

– Позвольте поинтересоваться. Насколько мне известно, у Вероники Анатольевны имелась собственная юридическая служба?

– Совершенно верно. И возглавлял ее известный адвокат Корицкий. Его услугами мать пользовалась последние пятнадцать лет.

– Что вы говорите? Сам Корицкий Борис Рудольфович? – делано округлил глаза прокурор. Конечно, об этом он знал и без Элеоноры, но больно уж момент был подходящий. Не сделать акцент на личности бывшего адвоката известной предпринимательницы обвинитель не мог. – Позвольте, позвольте… Это тот самый Корицкий, которого журнал «Щит и меч» включил в «золотую десятку» лучших адвокатов России?

– Вот именно, – выпятила губы потерпевшая.

– И вы хотите сказать, что госпожа Дворецкая предпочла высокому профессионализму Бориса Рудольфовича неопытность нашей подсудимой. Так, что ли?

– Конечно. Мне известно, что эта девица не проработала и месяца в адвокатской конторе перед тем, как моя мать взяла ее к себе на службу.

– Протестую, ваша честь, – раздался высокий нервный голос. С места вскочила худенькая темноволосая девушка, адвокат подсудимой. – Потерпевшая допускает неточность. Анастасия Дроздова была адвокатом уже целых три месяца. У нас и справка есть.

– Целых три месяца! – придурковато воскликнул обвинитель. – Простите, действительно ошибочка вышла.

Он склонил голову, словно собираясь расшаркаться перед молодым адвокатом. Судья едва сдержал улыбку. Похоже, ситуация его забавляла.

– Ну, так продолжим, – прокурор снова повернулся к потерпевшей. – Должно быть, Борис Рудольфович потерял хватку и ваша мать решила его заменить?

– Ничего подобного, – облизнула пухлые губы Элеонора. – Он не проиграл ни одного дела. Но в мать словно бес вселился. Она отстранила его от дел, а к себе приблизила вот эту выскочку.

– Потерпевшая, следите за выражениями, – заметил судья. – Нас интересуют факты, а не ваши эмоции.

– Хорошо. – Элеонора выглядела недовольной.

– Так как вы можете объяснить столь странное поведение госпожи Дворецкой? – продолжил допрос прокурор.

– Мама была уже в преклонном возрасте. Вам ли не знать, пожилые люди так подозрительны. А эта ваша э-э-э… адвокат пришлась ко двору. На первый взгляд скромная, готовая услужить, она расположила к себе Веронику, завоевала ее доверие, а уже после этого начала ею манипулировать. Конечно, мне все это не нравилось. Я неоднократно говорила матери об этом. Но кто же мог тогда предположить, что все так трагически обернется?

– Благодарю вас за ответы. Больше вопросов не имею.

– У защитника будут вопросы к потерпевшей?

– Нет, ваша честь.

– Следующий свидетель?

– Дворецкая Антонина, дочь погибшей.

На трибуну поднялась невысокая грустная женщина, полный антипод Элеоноры. Разница была так существенна, что никому из присутствующих и в голову бы не пришло, что эти две полярные героини являются родными сестрами. Антонина была такой бледной и невыразительной, что к ней подходило единственное сравнение – мышь. Такая серенькая и тихая мышка. Медные волосы Элеоноры в варианте младшей дочери Дворецкой казались крайне неухоженными и невыразительными, словно сделанными из ржавой проволоки. Черты лица ничем не поражали воображение: белесые ресницы и брови, бледные губы, выцветшие глаза. На ее скулах играл нервный румянец. Было видно, что женщина волнуется.

– Каковы были ваши взаимоотношения с погибшей? – спросил прокурор.

– Я очень любила маму, – негромко ответила Антонина.

– А она вас?

– Думаю, тоже, – ответ звучал неуверенно.

– Как вы можете объяснить, что ваша мать лишила вас, как, впрочем, и других своих детей, наследства, переписав завещание на постороннего человека – своего адвоката?

Антонина сделала паузу, прежде чем ответить. Когда она начала говорить, голос ее дрожал от еле сдерживаемого возмущения. Было видно, что семейная история тронула ее до глубины души.

– Моя мать стала жертвой хитроумной интриги, организованной подсудимой. Дроздова воспользовалась преклонным возрастом Вероники, ее внушаемостью. Она настраивала мать против собственных детей и преуспела в этом.

– У вас есть примеры?

– Конечно. Эта особа очернила каждого из нас в глазах Вероники. Так, во время проведения конференции в отеле, возглавляемом моей сестрой, произошел досадный инцидент с приемом гостей одной из арабских стран, и Дроздова поспешила обвинить во всем Элеонору. Она представила рядовой случай как умышленно спланированную акцию. Мать вспылила, последовал тяжелый разговор, после чего она не общалась с дочерью месяц.

– Надо же, подсудимая имела такое влияние на вашу мать?

– Колоссальное! Она даже заставила мать поверить, будто бы ее единственный сын является вором.

– Да неужели?

– Именно так. У Анастасии пропал золотой браслет. Так, ничего особенного, обыкновенная недорогая вещица. На самом деле она подбросила браслет в комнату моего бедного брата для того, чтобы потом, в присутствии свидетелей, обвинить его в краже.

– Ну, а не мог ваш брат м-м-м… действительно взять его?

– Мой брат? Исключено! Впрочем, Элеонора стала невольной свидетельницей этой ее выходки. Она видела, как интриганка орудует в комнате Владислава. Жаль только, маму мы не смогли убедить! Помнится, она причитала: «Боже мой, как он мог!»

– Ну а вас Дроздова помиловала?

– Если бы! – вздохнула женщина. – Она внушила матери, что я с нетерпением ожидаю ее смерти. Якобы только и грежу о наследстве! Видели бы вы, как завелась после этого Вероника! Она устроила мне жуткую сцену и выгнала из дома. Несколько суток я находилась у своей подруги, не решаясь вернуться домой.

– Но как же это ей удалось? Ведь ваша мать не была легковерной особой.

– Дроздова подсунула ей какую-то папку с вырезками из каталогов недвижимости за рубежом. Там были крестиком помечены самые дорогие варианты, да еще были вложены визитные карточки риелторских фирм с контактными телефонами главных специалистов. Мать была в шоке. – Голос Антонины даже сорвался от волнения. – Конечно, на свою зарплату я не могла рассчитывать на столь роскошные приобретения. Судите сами, вилла на Лазурном Берегу мне не по карману. Я всего лишь заведую скромным салоном красоты.

– Действительно, для вас это было неосуществимой мечтой.

– Да я даже и не рассчитывала на это! Вы ведь не мечтаете купить собственный остров или самолет? Для того чтобы хотеть, надо еще и мочь, в конце концов.

– Совершенно с вами согласен.

– Дроздова ловко провернула это милое дельце. Притворившись невинной овечкой, она передала папку в руки матери. Якобы я оставила ее в машине. На обложке она не забыла проставить мои инициалы. Ну, для того, чтобы у Вероники пропали всякие сомнения на мой счет. Вот такими методами действовала мамина адвокатесса. Для достижения цели все средства хороши. Похоже, это она усвоила крепко. Чему удивляться, что в конце концов она решилась на убийство!

– Но позвольте, между интригами и убийством существует огромная пропасть. Вы не торопитесь с выводами? – выразил притворное сомнение прокурор.

– Я выражаю общее мнение, – твердо заявила Антонина. – Наш семейный врач, Иван Васильевич Пирогов, человек, заслуживающий уважения, с первого дня появления нового адвоката у нас в доме всячески пытался предостеречь Веронику.

– Позвольте, от чего же?

– Иван Васильевич – светило науки, человек очень просвещенный. Профессор медицины. У него хорошо развита интуиция, и он с самого начала полагал, что мать, доверяя судьбу семейного бизнеса невесть откуда взявшейся девице, совершает большую ошибку. Он пытался подобрать аргументы, призывал к здравому смыслу Вероники, только все без толку! Мать словно заклинило на этой Дроздовой!

– Все-таки давайте оперировать фактами. Почему Пирогов так невзлюбил вашего нового адвоката?

– Я думаю, он видел ее насквозь. Он называл ее бездарью. Говорил, что она погубит семейное дело.

– А что же Вероника Анатольевна? Прислушалась к его словам?

– Совсем нет! В довершение всех бед она перестала доверять и ему тоже. А ведь он предупреждал мать, что Дроздова убьет ее!

– Вот как? Очень интересно. – Прокурор даже потирал руки от удовольствия. – Нельзя ли подробнее? И медленнее, пожалуйста, у нас ведется протокол.

– Конечно. Дело в том, что Иван Васильевич, как семейный врач, был в курсе всех проблем со здоровьем у Вероники. Он неоднократно предупреждал ее о необходимости соблюдать его предписания, в частности, принимать нужные лекарства. А когда отношения между ним и матерью стали портиться, Дроздова взяла в свои руки лечение Вероники.

– Боюсь, я не совсем понимаю. Как это «взяла в свои руки»? Дроздова ведь по профессии юрист?

– Совершенно верно.

– Так как же она могла лечить вашу мать?

Антонина вздохнула:

– Вероника не принимала никаких лекарств из рук доктора. Она требовала, чтобы все ей передавала Дроздова: то есть покупала в аптеке, распечатывала, сверяла дозировку и подавала бутылочку с негазированной водой. Видите ли, Вероника в последнее время была очень подозрительна и пила только воду из запечатанных бутылок. Она боялась, что ее отравят! Так вот все манипуляции с лекарствами проводила адвокат.

– А что же доктор?

– А что доктор? Он предупреждал, что Дроздова путает дозировку. Однажды, когда она в очередной раз перемешала все пилюли между собой, он накричал на нее: «Вы убьете ее!» Но Дроздова даже ухом не повела. Иван Васильевич бросился к матери: «Вероника, голубушка! Эта девица планомерно гробит ваше здоровье. Помяните мое слово, она отравит вас!» Мать сделала вид, что не слышит его.

– Какова была реакция врача, когда все-таки отравление произошло?

– В тот вечер доктор был с нами. Он и констатировал смерть матери. После того как Иван Васильевич сложил на груди Вероники руки, поняв, что ничем больше ей не сможет помочь, он подошел к Дроздовой. «Вы убили ее!» – произнес он четко. Зарыдав, он удалился из комнаты.

Прокурор подал рукой знак свидетельнице помолчать, а затем обратился к председательствующему:

– Ваша честь! Иван Васильевич Пирогов числится в списках свидетелей обвинения. К сожалению, произошло несчастье. Доктор попал в автокатастрофу. В настоящий момент он находится в реанимации без сознания. Будем надеяться, что он все-таки поправится.

Судья кивнул, и обвинитель опять повернулся к свидетельнице:

– Благодарю вас за ответы. Больше вопросов не имею…

– Адвокат Дубровская, ваши вопросы.

– Вопросов нет.

– Благодарю. Кто у нас дальше?

– Владислав Дворецкий, сын погибшей.

На трибуну поднялся мужчина. Положив руки на наклонную доску прямо перед собой, он приготовился отвечать на вопросы прокурора. Согласно анкетным данным, ему не было еще тридцати лет, но выглядел он намного старше. И дело, пожалуй, было даже не в манере одеваться. Напротив, он, по всей видимости, предпочитал щеголеватый стиль: ботинки с какими-то немыслимыми пряжками, джемпер с заклепками, цепи с подвесками на шее. Но под воспаленными голубыми глазами уже набрякли мешочки, что часто бывает у пьяниц и людей, ведущих беспутный образ жизни. У него были рыжие волосы и красноватая кожа. Рот казался вульгарным, был крупным, как у старшей сестры. На лице уже появился двойной подбородок, да и слегка выдающийся вперед живот свидетельствовал о нелюбви Дворецкого-младшего к физическим упражнениям.

– Каковы были отношения между вами и вашей матерью? – последовал традиционный вопрос прокурора.

– Необыкновенно теплые. Мама была самым светлым человеком в моей жизни. – Парень даже всхлипнул для убедительности, но в его словах явно чувствовалась фальшь.

– Как же так произошло, что Вероника Анатольевна не упомянула вас в завещании?

– Понятно как. Вон у той спросите.

Он ткнул пальцем в сторону Анастасии Дроздовой.

– Обязательно спросим. Только сейчас ваша очередь отвечать на вопросы. Что можете пояснить вы?

– Она настроила Веронику против меня. Стерва!

Судья постучал по столу карандашом.

– Попрошу соблюдать такт. Для выражения своих эмоций можно использовать другие, более мягкие выражения.

Влад был явно не согласен с судьей, но спорить не стал.

– Ладно, ваша честь. Скажу только, что это очень… нехорошая женщина. Она наговорила про меня матери кучу гадостей.

– Например?

– Например, что я пристаю к ней, к Дроздовой. Но это неправда! Мне она не нравилась с самого начала. Меня привлекает другой тип женщин, – он облизнул губы. – А попить можно?

– Дайте Дворецкому воды, – распорядился председательствующий.

Секретарь, семеня по полу звонкими каблучками, поднесла свидетелю стакан воды.

Влад пил жадно. Прильнув толстыми губами к пластиковому стаканчику, он пил, как дикое животное, наконец, добравшееся до водопоя. Вытерев губы тыльной стороной руки, он обратился к прокурору:

– Кроме того, Дроздова обвинила меня в краже ее грошового браслета. А ведь когда она пришла к нам, была бедна, как церковная мышь! На кой шут сдалась мне ее побрякушка? Но моя мама, моя самая лучшая мама на свете, не поверила мне. – В его голосе опять зазвучали фальшивые слезы.

Прокурор, предчувствуя, что разговор пойдет по кругу, поспешил сменить тему:

– Вспомните о событиях десятого октября.

– Мама праздновала в этот день юбилей.

– Мне это известно. Расскажите подробнее. Остановитесь на том, что предшествовало отравлению.

Влад пригладил волосы на макушке и вздохнул.

– Было много гостей. Все веселились, и мама тоже. Никто ведь тогда не знал, что произойдет. Бедная мама! – последовал очередной всхлип.

– Факты, пожалуйста.

– Ну, так вот. Часам к двенадцати ночи, когда все гости уже разошлись, в гостиной остались только свои.

– Позвольте полюбопытствовать, кто такие эти свои?

– Все ее дети, прислуга, наш семейный доктор и, конечно же, эта! – он ткнул пальцем в подсудимую. – Я ни за что бы ее не назвал своей, но бедная мама так считала.

– Что было дальше?

– Мы сидели, беседовали. Мама собиралась уже идти отдыхать. Не забывайте, ведь ей исполнилось семьдесят. Она ненадолго закрылась в своей комнате, а потом вышла к нам. «Настенька, детка, – обратилась она к Дроздовой. – Принеси-ка мне снотворного. Боюсь, мне не уснуть после всей этой суматохи!»

– Вполне естественная просьба, не так ли?

– Вот и нам так показалось. Дроздова пошла за лекарством. Что-то долго искала там, на кухне, потом вышла со стаканом воды и какой-то коробочкой в руках. Прошла в спальню к матери, а через минуту она выскочила оттуда. «На помощь!» – крикнула она. Мы кинулись в спальню.

– Что же вы увидели?

– Мать лежала на полу скрючившись. Губы ее посинели. «Доктор, скорее, – закричал я. – Искусственное дыхание!» Пирогов был уже рядом, щупал пульс, заглядывал в зрачки. «Поздно, – сказал он. – Она мертва». А потом повернулся к Дроздовой, она рядом стояла. «Вы – убийца!» – только и произнес он.

– Достаточно, – прервал его прокурор. – Давайте-ка уточним некоторые детали.

– Давайте.

– Кто, кроме подсудимой, прикасался к стакану с водой и лекарству?

– Только Дроздова! Да никто и не мог этого сделать. Мать в последнее время принимала лекарство лишь из ее рук. Кроме того, не забывайте, все мы сидели в гостиной. На кухне была только эта… очень нехорошая женщина.

– А прислуга?

– И прислуга была рядом. Домработница и кухарка сидели за столом. Мы им позволили немного перекусить и отдохнуть после утомительного приема.

– А если предположить, что убийца подложил ядовитую пилюлю в лекарство, а Дроздова, ничего не подозревая, подала ее матери?

– И этот вариант отпадает.

– Почему же?

– Вы не поверите, – глуповато хихикнул он. – Впрочем, даже я сам, когда узнал о предосторожностях Вероники, не верил. Решил, что старушка дожила до маразма. Видите ли, она предвидела подобный вариант. Поэтому потребовала от Дроздовой, чтобы та всегда носила лекарства при себе, в дамской сумочке.

– И что, та никогда не выпускала из рук сумочку?

– Представьте, никогда!

– Даже когда шла м-м-м… в туалет?

– Даже тогда.

– Да уж! – прокурор задумался. – Так что же тогда Дроздова делала на кухне? Ну, если, как вы утверждаете, лекарства она всегда держала при себе?

– А шут ее знает! Может, искала запечатанную бутылку воды. А может, прятала ядовитую пилюлю. Не могла же она это делать при матери.

– Хм! Спасибо. Больше ответов не имею.

– У защитника подсудимой появились вопросы?

– Нет, ваша честь.

– Ну что же, тогда продолжим…

– Артур Плюхин, адвокат. Член адвокатской коллегии «Правозащита».

На трибуне появился низенький коренастый мужчина в классическом костюме с галстуком. Жидкие волосы едва прикрывали лысеющую макушку. Он моментально «сфотографировал» длину ног секретарши, сделал несколько «снимков» наиболее симпатичных участниц процесса, но, когда его взгляд зацепился за скамью подсудимых, лицо адвоката исказила судорога. Он поджал губы.

– Как долго вы знакомы с подсудимой? – подоспел вопрос прокурора.

– С того времени, как ее занесло в нашу контору. Что-то около шести месяцев.

– По вашему ответу незаметно, что вы благодарите судьбу за возможность быть коллегой Дроздовой, – ехидно заметил прокурор.

– Ну, как известно, она больше не является мне коллегой. Впрочем, отвечу начистоту: особых сожалений по этому поводу у меня нет.

– Неужели у вас были столь напряженные отношения?

– Нет, дело не в этом. Просто не люблю людей, которые предпочитают урвать все и сразу, забывая о необходимости трудиться. Для таких, как Дроздова, весь мир – это блюдечко с голубой каемочкой, на котором все разложенные там блага предназначаются только для них самих.

– Как вы оцениваете профессиональные качества подсудимой?

– Да никак! Абсолютно никчемная девица, правда, крайне самоуверенная и нахальная.

– Но у нее, как известно, диплом с отличием.

– Это не показатель. Может, лет так через десять она нахваталась бы практики от опытных коллег, но сейчас ее профессиональный уровень – это ноль без палочки.

– А вам известно, что подсудимая оказывала юридическую помощь известной бизнес-леди Дворецкой?

– Ну, так результат такой помощи нам известен, не правда ли?

– Все же ответьте на вопрос.

– Конечно, я был в курсе и недоумевал, как и мои коллеги, зачем преуспевающей предпринимательнице обращаться за юридическим советом к вчерашней студентке. Но это, если хотите, я расцениваю как старческую блажь. Со всем уважением к потерпевшим, – Артур шаркнул ножкой и послал самую искреннюю из своих улыбок Элеоноре. – Вам ведь известны случаи, когда богатые старики отписывают все свое многомиллионное состояние любимой собачке? Так вот, Дроздова – это вариант такой домашней любимицы, последней прихоти богатой дамы. В отличие от собачки, она может не только тявкать, но еще и говорить. Может принести тапочки и намылить спинку. Однако бедная миллионерша не учла, что домашние животные всегда верны и благодарны, а вот прикормленные люди могут отличаться жестокостью и коварством.

– Вы можете это пояснить?

– Конечно. Я утверждаю, что Дроздова с самого начала планировала убийство предпринимательницы!

– Это, знаете ли, очень смелое утверждение.

– Но тем не менее это факт! Когда в нашу контору явилась эта особа, она имела вид бедной овечки. Скромная, просто одетая. Мы знали, конечно, что она осталась без родственников и находится, так сказать, в «финансовой дыре». Признаюсь, мы все хотели ей помочь. Даже я приложил к этому немало усилий, – адвокат скромно потупился. – Она отвергла нашу поддержку, а когда ее под свое крыло взяла госпожа Дворецкая, девица преобразилась до неузнаваемости. Стала заносчивой, неприступной.

– Вы можете подтвердить это фактами?

– Конечно. Она перестала со мной здороваться, а перед другими коллегами всячески демонстрировала свое превосходство.

– Все же вернитесь к тому, как Дроздова планировала убийство.

– Ага. Ну, так вот. Комната, в которой сидят у нас несколько адвокатов, вполне просторная. Но работать, знаете ли, не совсем удобно. Что говорит один адвокат – известно всем. Тут уж шила в мешке не утаишь. Так вот эта Дроздова заявила однажды коллегам, что скоро станет очень богатой.

– Она не сказала почему?

– Вот и мы поинтересовались, где у нас раздают большие деньги. Может, стоило побежать и стать в очередь, – с претензией на юмор заявил Артур и посмотрел в сторону подсудимой. Та упорно рассматривала линолеум на полу и абсолютно не реагировала на выпады свидетеля. – Так вот Дроздова хитренько улыбнулась и заявила, что эта информация пока секретна. «Может, тебя ждет богатое наследство?» – спросил кто-то из нас. «Может быть», – ответила она. Кто бы мог тогда подумать, что это не розыгрыш? Потом она взяла в руки телефон и записную книжку. Первый звонок, как мне помнится, она сделала в агентство недвижимости и попросила подготовить ей информацию о продаже помещений под офис. Удивительно, но она потребовала самые дорогие варианты в центре. «Цена не имеет значения», – небрежно бросила она. Потом Дроздова позвонила еще в одну фирму и попросила к телефону ведущего дизайнера, заявив, что хочет заручиться его помощью. Ее интересовали самые дорогие образцы мебели для кабинетов. Что-то она плела про английский стиль, который обожает. Окончательно «добила» она нас звонком в имидж-студию. Там, видите ли, ей должны были разработать концепцию ее делового образа, а также бренд ее собственной юридической фирмы: стиль одежды, всякие там логотипы, визитки, фирменные бланки… А еще она требовала какие-то ковры с вензелями, рекламную кампанию в СМИ и собственный сайт.

– Скажите, а Дроздова могла позволить себе подобные траты, исходя из той заработной платы, которую она получала?

– Никоим образом. Максимум, что она могла себе приобрести, так это канцелярские скрепки, – охотно отозвался Плюхин. – Правда, мне известно, что Дворецкая положила ей две тысячи долларов в месяц. Но согласитесь, этого ведь недостаточно, чтобы скупить весь мир!

– Думаю, что нет. Так где же, по-вашему, Дроздова собиралась взять деньги?

– Из завещания предпринимательницы, конечно!

– Благодарю, вы мне здорово помогли, – улыбнулся прокурор.

– Всегда готов прийти на помощь…

– У адвоката Дубровской будут вопросы?

– Нет, ваша честь.

– Дальше…

– Родионов Николай Иванович, нотариус.

Маленький мужичок с портфелем под мышкой вид имел встревоженный. Глаза за толстыми стеклами очков беспокойно бегали по сторонам. Он боялся большого скопления представительных людей: судьи в черной мантии, прокурора, судебных приставов и конвоя. Герб на стене и трехцветный государственный флаг за спиной председательствующего, решетка перед скамьей подсудимых, высокие своды зала судебного заседания – все приводило его в священный трепет, граничащий с обморочным состоянием. Даже старая овчарка, мирно дремавшая на сапоге конвоира, казалась ему символом величия судебной власти, способной отправить его на лесоповал, даже не уточнив, за какие грехи.

– Как можно охарактеризовать ваши отношения с погибшей? – спросил прокурор.

– Сугубо деловые, – негромко ответил нотариус. – Госпожа Дворецкая, занимаясь предпринимательской деятельностью, частенько обращалась ко мне для составления различного рода документов и удостоверения сделок…

– Нас больше интересует завещание госпожи Дворецкой. Этим также занимались вы?

– Конечно. За годы сотрудничества между мной и Вероникой Анатольевной сложились доверительные отношения. У нее не было нужды обращаться к другому нотариусу. – Родионов уставился на прокурора, пытаясь отгадать, доволен ли тот его ответом.

Судя по всему, он был на верном пути, поскольку государственный обвинитель прохаживался мимо свидетельской трибуны, довольно потирая руки и изредка поглядывая в сторону судьи. Похоже, он сам пытался предугадать ход мыслей председательствующего.

– Значит, говорите, доверительные отношения? – прокурор задумался. – А когда впервые обратилась к вам Дворецкая по вопросу составления завещания?

Нотариус сдвинул брови, пытаясь вспомнить.

– Лет десять назад. – Он кивнул головой. – Точно, десять. Будучи особой практичной и здравомыслящей, Вероника Анатольевна любила порядок в делах.

– Ну и какова была ее воля на тот момент?

– Она оставляла все свое имущество детям в равных долях.

– Вполне разумно, на мой взгляд, – улыбнулся прокурор. – Будьте добры, напомните суду суть последнего завещания Дворецкой.

Лицо нотариуса пошло бурыми пятнами. Он поглядел на прокурора, как утопающий смотрит на спасительный круг. Но тот не собирался подсказывать нужный ответ. Родионов вздохнул.

– Все свое имущество Вероника оставила своему адвокату Дроздовой, – произнес он, словно зачитывая некролог.

– Вам известно, кто эта женщина?

Нотариус покосился в сторону решетки.

– Подсудимая. Я понял это уже из газет.

– Верно. Но кем она приходилась Дворецкой: приемной дочерью, сестрой, племянницей? Кем?

– Никем, – обреченно ответил Родионов. – Дроздова была ее адвокатом, но это я уже говорил.

– А я являюсь прокурором, но мне же она не оставила наследства!

Судья оторвался от своих бумаг и почти ласково попросил:

– Соблюдайте этические нормы, если не хотите получить замечание в протокол.

– Извините, ваша честь! Ну, так я продолжу. Почему такое странное завещание? Вы не находите?

– Нахожу. Но Вероника говорила мне что-то про сложности во взаимоотношениях с детьми. Якобы ни один из них не достоин наследства. Что они неблагодарны, непрактичны и пустят деньги по ветру.

– В то время как Дроздова…

– Милая девушка с непростой судьбой. Вероника сказала что-то вроде того, что именно она раскрыла ей глаза на истинный облик детей, часто сетовала на то, что после смерти Дворецкой семейный бизнес придет в упадок.

– Но вы не пытались ее отговорить, наставить, так сказать, на путь истинный?

– А что я могу? – захлопал глазами нотариус. – Я же не семейный психолог. Существует такое понятие, как «свобода завещания». И если ей угодно было завещать все свое имущество Дроздовой, значит, так тому и быть. Последняя воля – это закон!

Прокурор выдержал паузу.

– Хм! А давайте зайдем с другой стороны. Как известно, завещание пишут в твердом уме и здравой памяти…

– Вы хотели сказать наоборот, – робко поправил нотариус.

– Какая разница! – отмахнулся обвинитель. – Ну, так как у госпожи Дворецкой с этим обстояли дела? Замечали ли вы у нее какие-нибудь странности в поведении?

– Если не брать в расчет содержание завещания, то, пожалуй, она вела себя как обычно.

– Не заговаривалась? А может, она путала цифры и факты, а заодно имена и фамилии людей?

– Нет, ничего такого, – задумчиво ответил нотариус, а затем добавил: – Я в жизни не встречал более трезвомыслящей женщины. Это была ее последняя воля. Но на волю ведь мог кто-нибудь и повлиять.

Последний ответ пришелся в точку. Государственный обвинитель удовлетворенно тряхнул головой.

– Больше вопросов не имею, ваша честь!

– Адвокат Дубровская, ваши вопросы.

– Я отказываюсь от допроса свидетеля.

– Вы хорошо подумали? Боюсь, у вас не будет больше возможности задать ему вопросы. – Председательствующий обеспокоенно смотрел в сторону адвоката.

– Спасибо, ваша честь. Но я воздержусь от допроса.

– Как хотите. Обвинитель, что там еще у вас?

– Позвольте огласить данные экспертиз?

– Пожалуйста.

Прокурор оглядел зал. Публика была в его распоряжении. Она внимала ему, как обычно внимают человеку, устами которого вещает истина. Он был убежден, что зрители мыслят так же, как и он, так же ждут развязки судебного поединка. Правда, адвокат Дубровская несколько смазала картину его триумфа. Он желал подавить ее своими доводами, разбить ее защиту в пух и прах, выставить ее на всеобщее посмешище. К этому были все основания. Но эта адвокатесса, по-другому и не назовешь, продолжала молчать, лишая его блестящей возможности одержать победу в схватке. Невысока цена выигрыша, если ты сражаешься с ребенком или недоумком. В этом случае, по всей видимости, имели место оба варианта.

Эх, была, не была!

– По делу было проведено несколько экспертиз. Согласно одной из них, смерть госпожи Дворецкой наступила от острого отравления цианидом, а если точнее, синильной кислотой. Смерть наступила моментально, поэтому какие-либо реанимационные мероприятия были бесполезны. Судебный медик отметил характерный запах горького миндаля изо рта погибшей, а также ярко-красную оболочку слизистых, что типично для отравления цианидами. Добавлю от себя, что подобные вещества используются в фармакологической промышленности, сельском хозяйстве и в фотографии. Все вышесказанное, на мой взгляд, исключает версию бытового отравления. Смертельная пилюля не случайно оказалась среди безвредных снотворных средств, она умышленно была туда помещена подсудимой!

Судья постучал молоточком по столу.

– Напоминаю обвинителю, что время судебных прений еще не наступило. Выводы будете делать позже.

– Хорошо, ваша честь. Идем дальше. На очереди заключение дактилоскопической экспертизы. На пузырьке с лекарствами и стакане с водой обнаружены хорошо различимые отпечатки пальцев, принадлежащие подсудимой и погибшей Дворецкой. Стало быть, ничья посторонняя рука этих предметов не касалась. Таким образом, версия о постороннем вмешательстве тоже исключается.

– Я уже делал замечание, – возмутился председательствующий. – Неужели надо повторять несколько раз?

– Нет-нет, ваша честь! Азарт, знаете ли…

Судья едва сдержал улыбку.

– Ну, так вот! У нас есть еще результаты почерковедческой экспертизы, согласно которой текст завещания был написан рукой Дворецкой. Никаких данных, свидетельствующих о том, что Вероника Анатольевна находилась в эмоционально неустойчивом состоянии, не выявлено: никаких болезненных реакций, дрожи, волнения. Почерк обычный. Так что она была спокойна, наша бизнес-леди, спокойна, как покойник. Простите, ваша честь, за случайный каламбур!

Елизавета Дубровская готова была плакать от досады. Защита рушилась, а на горизонте, в самой ближайшей перспективе, маячило громкое поражение. А ведь советовали ей знающие люди не браться за это дело, потому что, кроме проигрыша, оно ничего не сулило. Но Дубровская не была бы самой собой, если бы хоть иногда прислушивалась к дельным советам. Она была неисправимая оптимистка и всегда верила в лучший исход. Несколько раз судьба поощряла адвоката за столь легкомысленное отношение к жизни, но на этот раз, по всей видимости, лимит ее терпения исчерпал себя.

– Вы собираетесь что-нибудь предпринять, черт возьми? – горячился молодой человек, буквально зажав Лизу в темном углу судебного коридора. – Как долго вы собираетесь молчать?

Конечно, Дубровская могла гордо ответить нахалу, что ничем ему не обязана, что всего лишь является защитником по назначению, что, в конце концов, смешно требовать от человека, получающего скромное вознаграждение от государства, заоблачных чудес. Но Лиза была старомодно воспитана и считала неприличным само упоминание о каких-либо денежных обязательствах.

– Понимаете, – пыталась оправдаться она. – Это всего лишь адвокатская тактика. Ну, искусство ведения защиты.

– Чего-чего, а искусства я здесь не заметил, – возразил молодой человек. – Вы сидите, как в рот воды набравши, в то время как прокурор сколачивает эшафот для моей невесты.

– Ну, насчет этого можете быть спокойны, – решила обнадежить его Дубровская. – Смертная казнь, впрочем, как и пожизненное заключение, в отношении женщин не применяется.

– Вы что, издеваетесь? – вспылил мужчина. – Анастасия должна быть оправдана. Я знаю, что она не способна на те ужасные вещи, о которых здесь все говорят.

– Если бы еще убедить в этом суд, – приуныла Елизавета. – Вы же видите, что факты ведут нас совсем в другую сторону. Свидетели словно сговорились между собой в любом случае засадить ее за решетку; данные экспертиз – в ту же кучу! Нет, я определенно не встречала такого дела. Полная безнадежность, и ни малейшего проблеска.

– Ну, вы же адвокат, черт подери! Сделайте же что-нибудь.

– Не чертыхайтесь, – обиженно промолвила Лиза. – Я, конечно, адвокат, но не волшебница. Кроме того, ваша невеста тоже была адвокатом, если вы об этом еще не забыли, но что-то я не заметила в ее поведении и проблеска самозащиты. Напротив, она ведет себя неразумно, словно только и дожидается обвинительного приговора.

– Например? Что Настя делает не так?

– Она не была откровенна со мной. Конечно, мне было известно про напряженные отношения с детьми Вероники. Но откуда все эти интриги? Непонятная история с пропавшим браслетом, какой-то прием арабских шейхов, буклеты с зарубежной недвижимостью. А эта ее нелепая выходка в конторе? Видите ли, ковры с вензелями ей понадобились! У нее что, проблемы с головой?

– Да нет. Я уверен, что это просто глупая шутка!

– Шутка? А вы знаете, что такое обнаружение преступного умысла? Нет? Ну, вот то-то же! Ваша невеста выдала свои криминальные планы, да еще в присутствии десятка свидетелей.

– Но что все-таки делать? – В голосе молодого человека звучало отчаяние.

– Я вызову ее для допроса. Может быть, общими усилиями мы сгладим то негативное впечатление, которое осталось у суда после допроса свидетелей обвинения.

– А это получится?

– Возможно. Хотя ручаться за это дело сейчас может лишь только сумасшедший.

«Или сумасшедшая», – добавила она про себя.

– Подсудимая, вы признаете себя виновной в убийстве госпожи Дворецкой Вероники Анатольевны?

– Нет, не признаю.

– Тогда поясните суду, верно ли, что из ваших рук потерпевшая приняла лекарство десятого октября прошлого года?

– Совершенно верно. Это я подала Веронике таблетку снотворного и стакан воды.

– Как известно, потерпевшая приняла внутрь цианид, а не снотворное. Как вы можете объяснить причину этого недоразумения?

– Убийства, – тихонько поправил Дубровскую прокурор, изобразив на лице слащавую улыбку.

Судья стукнул молоточком, призывая к порядку.

– Я никак не могу это объяснить, – пожала плечами Настя.

– Это правда, что вы по настоянию Вероники Анатольевны всегда носили лекарства при себе?

– Да, в небольшой дамской сумочке на плече.

– Было ли такое, что вы оставляли сумочку без присмотра в день празднования юбилея Дворецкой?

Задав вопрос, Дубровская уставилась на подсудимую, словно желая силой мысли передать ей нужный ответ.

«Да. Скажи: да. Забыла на журнальном столике, когда пила коктейль. Повесила на ручку в уборной, а вспомнила об этом через полчаса. В конце концов, лямка все время соскальзывала с плеча, и с этой проклятой сумкой было так неудобно наслаждаться изысканными кушаньями. Придумай что-нибудь!» – молила она.

– Ни десятого октября, ни в любой другой день я не оставляла сумку с лекарствами без присмотра, – твердо заявила Настя. – Это была просьба Вероники Анатольевны, и я отнеслась к ней со всей серьезностью.

– Кто-нибудь мог без вашего ведома подменить лекарства? – Дубровская отчаянно цеплялась за вопрос.

– Исключено. Вы же понимаете, что это невозможно.

Адвокат едва подавила горестный вздох.

– Почему доктор Пирогов назвал вас убийцей?

– По всей видимости, он решил, что Вероника Анатольевна погибла по моей вине.

– А каковы были ваши взаимоотношения с Пироговым? Не было ли у него по отношению к вам необъективности, предвзятости?

«Скажи, что это был старый сукин сын! Что он невзлюбил тебя с самого начала. Скажи, что он ревновал тебя к Веронике, поэтому придирался на каждом шагу», – посылала Дубровская мысленные импульсы своей подзащитной.

– Иван Васильевич – заслуженный врач, – следовал ответ. – Он искренне любил мою хозяйку и тревожился за ее здоровье.

– Почему же она не доверяла этому заслуженному врачу?

– Потому что больше доверяла мне.

– Вы слышали показания детей Вероники Анатольевны. Не считаете ли вы, что они настроены против вас?

– Это же естественно. Меня обвиняют в убийстве их матери. Как они должны еще реагировать?

«Боже мой, да у нее в голове солома!»

– А как вы относитесь к случаю, рассказанному адвокатом Плюхиным? Вы на самом деле вели подобные разговоры по телефону?

– Да, это правда.

– Вы что, на самом деле собирались все это купить?

– Нет. Я просто пошутила.

– Позвольте узнать цель этой шутки?

– А что, у шутки бывает цель?

– С меня довольно! – в бешенстве крикнула Дубровская, адресуя реплику молодому человеку, который буквально бежал за ней. – Если вашей невесте не терпится надеть петлю на шею, я умываю руки!

– Елизавета Германовна, подождите. Ну, постойте же! – Он схватил Лизу за руку. – Чем я могу помочь? Ну, хоть что-то я могу сделать для Насти?

– Конечно, – она перевела дух и даже улыбнулась. – Взять вину в убийстве Дворецкой на себя…

– К стене. Руки за спину.

Запястья обхватили холодные кольца наручников.

– Пошла вперед!

Настя двинулась как робот, механически передвигая ноги.

– Освободить коридор!

Они следовали по узкому проходу, а посетители, вставая с насиженных мест, поспешно удалялись в сторону окон и лестничных пролетов, чтобы даже краешком одежды не задеть эту угрюмую женщину в тюремных браслетах. Словно она была прокаженной, словно она могла кинуться на них. А ведь было время, она сама так же пробегала по судебному коридору, звонко постукивая каблучками, невольно вздрагивая каждый раз, когда мимо нее проводили человека в наручниках. Боже мой, это ведь было полгода тому назад!

– Позвольте один вопросик! – к ней кинулась молодая женщина с блокнотом в руках. – Как вы собирались потратить состояние Дворецкой? Правда, что оно оценивается в сто миллионов долларов?

Настя остановилась как вкопанная, натолкнувшись на любопытные, ждущие сенсации глаза.

– Да вы ополоумели, что ли, гражданка? – изумился конвоир. – А ну брысь с дороги! А ты давай топай. Чего остановилась?

Она получила ощутимый толчок в спину и двинулась вперед, словно лошадь по требованию кучера.

– Я, между прочим, журналистка, – летел по коридору звонкий голос. – Скажите все-таки, если бы у вас была возможность вернуть время назад, вы поступили бы точно так же?

Вернуть назад время? Настя вздрогнула. Это был бы выход…

Полгода назад…

Настя Дроздова выскочила из подъезда своего дома, преодолев последние две ступеньки крыльца одним прыжком.

– Куда торопишься, красавица? – догнал ее вопрос старого соседа.

– На работу, дядя Миша! – весело ответила она. – У меня сегодня первый рабочий день.

– И кто ты теперь у нас?

– Адвокат, я – адвокат!

– Ух, ты! Стало быть, ты теперь важная птица. Что же, прикажешь теперь тебя по отчеству величать? Евгеньевна, значит?

– Бросьте, дядя Миша. Для вас я по-прежнему Настя. Если у вас появятся какие-нибудь вопросы, заходите, не стесняйтесь!

– Нет уж, – упрямо качал головой старик. – Адвокат – это мне не по карману!

Дроздова с наслаждением подставила лицо яркому солнечному свету. Еще нет и девяти часов, а воздух на улице уже нагрелся. Никакой утренней прохлады нет и в помине. Значит, день снова будет жарким, и свободные от работы горожане двинутся за город, поближе к речкам, озерам и ручейкам, где, подставив полуобнаженные тела солнцу, будут наслаждаться дивным сочетанием жары и водной свежести. Находиться в городе в такие дни означало подвергать себя добровольной пытке. Но Настя и не думала роптать. Она спешила на новую работу, и прохожие, завидуя столь искренней радости на лице незнакомой девушки, невольно оглядывались ей вслед. Хотя, возможно, для этого была и другая причина.

Настя Дроздова не являлась красавицей в строгом понимании этого слова, но это было неважно, поскольку любой мужчина старше шестнадцати лет и моложе семидесяти признал бы ее весьма привлекательной особой. У нее было приятное лицо с умными серыми глазами, роскошные, пепельного цвета волосы и точеная фигурка, доставшаяся ей в наследство от матери-танцовщицы. Но ни ямочки на щеках, ни по-детски припухлые губы не могли обмануть внимательного собеседника. В ее взгляде, в манере поведения чувствовалась сила, несколько смягченная неоспоримым женским очарованием. Но, во всяком случае, назвать ее «милочкой» или «душечкой» мог только весьма недалекий молодой человек. Большинство из них, осознавая ее привлекательность, замечали еще и другие, не менее ценные достоинства: веселый нрав, доброжелательность и сообразительность. Правильнее сказать, Настя была умна, но это качество мужчины неохотно признают в женщинах, тем более в молодых и симпатичных блондинках…

Анастасия, поправив ладно сидящий на фигуре деловой костюм, зашла в помещение адвокатской конторы «Правозащита», с волнением осознавая, что делает первые шаги в новую, волнующую жизнь. Какой она будет, Настя пока представляла себе плохо, но почему-то была уверена в том, что ее ждет впереди только хорошее…

В холле юридической конторы на стене висели фотографии адвокатов, теперь уже коллег Дроздовой. Судя по всему, в небольшом помещении, состоящем из трех комнат, работали два десятка высокопрофессиональных юристов, к числу которых и должна была присоединиться новенькая Дроздова.

«Скоро здесь будет и моя фотография», – с улыбкой подумала она, внимательно разглядывая цветные глянцевые снимки, словно пытаясь отгадать, придется ли ей по душе новый коллектив. Конечно, всех она запомнить не смогла, но вот о некоторых из своих коллег она уже получила представление.

Итак, заведующий, Рыков Петр Иванович. Круглолицый мужчина, в очках. Выглядит респектабельно, как и полагается настоящему адвокату.

«Он будет замечательным начальником, – подумала Настя. – Строгим, но справедливым. Он познакомит меня с коллегами, и в его лице я обрету хорошего наставника. Быть может, он мне подкинет для начала несколько несложных дел, чтобы я могла разобраться в тонкостях адвокатской кухни».

А вот красивая молодая женщина: Воробей Елена Михайловна. Струящиеся черные волосы, ярко-синие глаза.

«Могу заключить пари, Воробей и Дрозд обязательно подружатся, – решила для себя Настя. – Мы еще будем сидеть в кафе после окончания процесса и, вызывая неодобрение официантов, громко смеяться, вспоминая детали судебного поединка».

Кто еще? Плюхин Артур Всеволодович. Лысеющий, улыбающийся мужчина в галстуке.

«Балагур, любит рассказывать анекдоты, может стать душой любой компании. Развеселит, когда на душе скребут кошки. Поможет в любой ситуации, только попроси».

Были, конечно, и другие фотографии, но, бегло осмотрев ряды совершенно незнакомых лиц, Дроздова уже успела себя поздравить. Ей чрезвычайно повезло с коллегами. Работа на новом месте станет для нее истинным удовольствием…

– Вы на прием? – спросил рядом чей-то густой бас.

Настя оглянулась. На нее вопросительно смотрел круглолицый мужчина в очках. «Да ведь это же мой начальник!» – подумала она и, призвав на помощь одну из своих самых ослепительных улыбок, торопливо произнесла:

– В какой-то мере на прием. Петр Иванович, я – ваш новый адвокат. Рада с вами познакомиться.

– А почему вы обращаетесь ко мне? – удивился мужчина.

– Ну, так как же? Разве не вы мой новый начальник, Рыков Петр Иванович?

– Петр Иванович – это я! – прозвучал недовольный голос, в котором явно прослеживались сварливые интонации. Рядом с ней материализовался, словно из воздуха, маленький, круглый человечек. Он оказался значительно ниже Насти. – Между прочим, я не начальник, а заведующий.

– Простите, – пробормотала Настя.

– Прощаю. Ступайте ко мне в кабинет. Дверь рядом со шкафом.

Анастасия озадаченно огляделась. В холле было два шкафа и две двери. Какая же из них ей нужна? Она направилась к той, которая была ближе.

Попав в маленькое помещение, девушка остановилась на пороге. Конечно, она перепутала двери. Здесь, должно быть, располагался архив адвокатской конторы. На полках от пола до потолка теснились всевозможные папки и картонные коробки, доверху набитые бумагой. У окна стоял старый письменный стол, на котором помещался такой же древний телефонный аппарат. На подоконнике, заваленном пластиковыми файлами, гордо высился электрический чайник.

В спертом воздухе явно ощущалась пыль, и у Насти защекотало в носу. Она выскочила в холл, где заведующий по-прежнему разговаривал с одним из адвокатов.

– Что-то не так? – спросил он. – Кажется, я просил вас подождать в кабинете.

– Я перепутала двери, – смущенно улыбнулась она. – И попала в какой-то чулан.

Мужчины недоуменно переглянулись, но потом лицо Рыкова приобрело цвет вареной свеклы.

– Нехорошо начинаете, коллега, – процедил он. – Конечно, я ценю юмор, но ехидство и насмешки меня раздражают.

Тут только до Дроздовой дошло, какую она сделала глупость. Она стала бормотать извинения, но начальник остановил ее небрежным кивком головы:

– Ступайте в кабинет.

Настя повиновалась. Что ей еще оставалось делать? Освободив от бумажного хлама стул, она уселась с видом приговоренной к казни и стала дожидаться своего палача.

Когда Петр Иванович наконец-то появился, по его веселому расположению духа Дубровская поняла, что гроза миновала. Судя по всему, Рыков был отходчивым человеком. Он уселся за стол, привычным движением смахнув на пол ненужные бумаги.

– Ну-с, и чья вы дочь? – спросил он весьма дружелюбно.

– Что? – переспросила Настя. – В каком смысле?

– В самом прямом, разумеется. Кто ваши отец, мать? Как, вы говорите, ваша фамилия?

– Дроздова.

Петр Иванович нахмурился.

– Дроздова, Дроздова… Что-то не припоминаю.

– Да откуда же вам меня знать, – удивилась Настя. – Ведь вы меня видите в первый раз.

– Ну а родители?

– Они не имеют никакого отношения к адвокатуре. Хотя отца я не знала вообще, а мама когда-то танцевала в балете, ну а потом взялась преподавать в студии народного танца.

– Какой балет? Какие танцы? – оторопел Рыков. – Вы что, издеваетесь надо мной?

– Нет-нет, – заверила Настя. – Просто мамы нет уже полгода, так что вся эта самодеятельность осталась в прошлом.

– Так откуда вы взялись?

– Как откуда? Я успешно сдала квалификационный экзамен, и меня направили к вам.

– Вы хотите сказать, что попали к нам просто так, с улицы?

– Ну, примерно так.

– Час от часу не легче!

Анастасия огорчилась. Похоже, заведующий был не особо рад видеть в стенах своей конторы новую сотрудницу.

– Не знаю, что вам и сказать, дорогая, – помолчав, сказал Рыков. – Конечно, я не выставлю вас за дверь, но, честно говоря, я не представляю, как вы здесь будете работать.

– А что, есть какие-то проблемы?

– Есть, – захрустел он костяшками пальцев. – Вам наверняка известно, что адвокатская деятельность предполагает значительные затраты: плату за аренду помещения, за рекламу, за труд бухгалтера и уборщицы, а также взносы в пенсионный фонд и в адвокатскую палату. Кроме того, существует вступительный взнос за возможность трудиться в нашем славном коллективе.

– И это мне придется оплачивать с моих первых гонораров? – ужаснулась Анастасия.

– В том-то и дело, что нет. Вы должны будете платить ежемесячно, вне зависимости от того, есть ли у вас клиенты или нет.

– Постойте, но откуда же тогда мне взять деньги?

– Боюсь, это мало нас интересует. – На лице Рыкова появилось выражение искренней скорби. – Откровенно говоря, я не представляю, как вы со всем этим справитесь, деточка.

– Но вы не могли бы помочь мне м-м-м… найти клиентов?

– Ну, что вы! – воскликнул Рыков. – Здесь вам не благотворительная организация. Здесь каждый отвечает сам за себя!

Должно быть, на лице новенькой отобразилась крайняя степень отчаяния, потому что начальник, испытав несвойственное ему сострадание, принял непростое решение.

– Ладно. Кое-что я могу для вас сделать, – заявил он и несколько раз ударил рукой по стене. – Эй, кто-нибудь. Подойдите сюда!

Через минуту на пороге появился невысокий, коренастый человечек с чахлой растительностью на голове. Прежде чем Анастасия успела сказать что-нибудь, он галантно представился:

– Артур Плюхин. К вашим услугам.

«Это тот самый балагур и весельчак», – вспомнила Настя.

– Артур, – попросил его заведующий. – Не в службу, а в дружбу, возьми-ка ты шефство над нашей молодой коллегой. Покажешь ей, что тут и как.

– С удовольствием, – улыбнулся Артур, ощупывая Настю внимательным взглядом.

– Ну, вот. Идите, – благословил их Рыков, не без облегчения вздохнув. Он рад был сбросить с плеч утомительную ношу. Тем более он успел сделать доброе дело, от этого ему становилось вдвойне приятно.

– Эй, постойте! Как там вас? – вдруг вспомнил он.

– Анастасия Евгеньевна, – назвалась Настя.

– Не забудьте, взнос должен быть уплачен в течение месяца, иначе выгоним, – сказал он. – А также не забывайте про всякие там налоги!

Он махнул рукой, показывая, что аудиенция закончена…

– Я поздравляю вас, – проговорил Артур, как только они оказались вдвоем в пустом холле. – Впервые в наших стенах, и уже столько шума. Вы имели успех.

– У кого? – бестолково спросила Настя.

– Неважно. Знаете ли, мне кажется, что мы с вами подружимся. – Он придвинулся к девушке, и она ощутила запах мятной жвачки из его рта. – Считайте, милая, что вы вытянули сегодня счастливый лотерейный билет.

– Почему?

Он пододвинулся еще ближе и одной рукой обнял ее за талию.

– Вы не знаете, кто здесь главный сексапил? – негромко спросил Артур, буравя ее плотоядными глазками. – Тебе повезло, детка, я мужчина, что надо.

– Я польщена, – насмешливо сказала Настя. – Но на «ты» мы, кажется, еще не переходили.

– Так в чем проблема? – удивился он. – Давай перейдем.

– Не выношу фамильярности, – призналась она.

– А ты расслабься, крошка. Держись меня, и ты покоришь адвокатский Олимп…

В помещении, куда они попали, было полным-полно столов и адвокатов. Честно говоря, у Анастасии голова пошла кругом от суматохи, царившей в офисе. Попеременно звонили мобильные телефоны. Адвокаты вели долгие переговоры, успевая перекидываться репликами с коллегами. Кто-то консультировал клиента, кто-то собирался перекусить. На подоконнике надрывно свистел чайник. Стучали ящики столов, шелестели страницы. Кто-то кашлял, а кто-то чихал.

– И что, я буду работать здесь? – спросила она.

– Что, впечатляет? – гордо спросил Артур. – Считай, что тебе повезло. Не каждому удается тут пристроиться. Сидеть будешь вон там.

Он показал ей на столик в углу, где лежала стопка книг и стояла фотография в рамочке с изображением забавного малыша.

– Но здесь уже кто-то сидит, – возразила Настя.

– Совершенно верно, – ничуть не смутился он. – Кроме тебя, за этим столом работают еще два адвоката.

– Но как же мы будем сидеть втроем? – удивилась она.

– Нет ничего проще. Будете работать по очереди.

– Это как?

– Экая ты дурочка! Ну, как тебе объяснить? Адвокаты – народ очень занятой, поэтому невелика вероятность, что вы встретитесь втроем за одним столом. Пока они будут заняты в суде, ты будешь полноправной хозяйкой своего рабочего места. Ну, а когда вернутся в контору – тогда извини, пересядешь куда-нибудь на свободное место.

– Мне нужен другой стол! – твердо заявила Настя. – Я не могу сидеть здесь!

– И не надо, – улыбнулся он, переходя на громкий шепот. – Мы можем сидеть вместе. Я уступлю тебе краешек своего стула или ты предпочитаешь колени?

Настя содрогнулась. Она прошла на свое место и без сил опустилась на стул. Это был акт капитуляции. Она сдалась…

Делать ей было совсем нечего. Она разложила перед собой несколько тоненьких брошюр и углубилась в чтение Уголовного кодекса. Вскоре она поняла, что пытаться сосредоточиться, работая в муравейнике, – это пустая трата времени.

Настя оглянулась вокруг и встретилась глазами с молодой красивой женщиной. Она сидела за соседним столом и бесцельно вертела в руках дорогой мобильный телефон. Черные волосы шелком падали на ее плечи, а яркие синие глаза удивительно гармонировали с кофточкой цвета летнего неба.

– Привет! – сказала Настя.

Женщина уставилась на нее, как на привидение.

– Меня зовут Анастасия Дроздова. Я – ваша новая сотрудница.

Ее коллега, похоже, была немой.

– Можете не представляться, – улыбнулась Настя. – Кажется, я знаю, как вас зовут. Елена Соловей. Угадала?

Небесные глаза коллеги заволокла гроза, и они стали почти черными.

– Артур, кто это такая? – визгливо спросила она.

– Наша новенькая адвокатесса, – отозвался Плюхин, доставая из портфеля бутерброды с колбасой. – Она же тебе уже сказала.

– Пока я услышала только оскорбление.

У Анастасии округлились глаза.

– Да-да. Она назвала фамилию Соловей, а, между прочим, я – Воробей!

– Она не хотела, – вступился Артур, пронзая колбасу зубами.

– Я не хотела, – подтвердила Настя. – Я просто перепутала. Простите за ошибку. Хотя я не совсем понимаю, почему это вас так задело. По-моему, Соловей звучит более романтично, чем Воробей.

– Артурчик, это невыносимо! – заявила Елена тоненьким голоском. – Если ты в ответе за эту девицу, прошу, призови ее к порядку. Не хватало еще на собственном рабочем месте выслушивать гадости.

Плюхин, не без сожаления, оставил колбасу и повернулся к Анастасии.

– Голубушка, будьте внимательны, – попросил он. – Я думаю, что ошибок на сегодня было предостаточно. Дайте нам передышку.

Настя вынуждена была признать, что на сей раз Артур говорил истинную правду. За первый свой рабочий день она умудрилась сделать слишком много досадных промахов. Нужно было во что бы то ни стало исправлять положение. Сомнений, что у нее все получится, не было никаких…

«Как бы я хотела знать, мамочка, что ты сейчас обо мне думаешь? Видишь, твоя дочь стала адвокатом. Ты ведь об этом так мечтала. Помнишь?»

Настя обращалась к снимку в кожаной рамке, где была запечатлена совсем еще молодая женщина с печальными серыми глазами. Внешне мать и дочь были очень похожи между собой. Глядя на Веру Дроздову, можно было с большой определенностью сказать, как будет выглядеть Анастасия через двадцать лет.

«Ты всегда останешься стройной, а твоей походке будут завидовать, – предсказывала мать. – Вот только я не хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки».

Складывалось впечатление, что весь жизненный путь Веры Дроздовой был чередой промахов и неудач. На самом деле, конечно, все было не так. Ошибок было две, но обе они, на ее взгляд, имели фатальные последствия. Первой из них был балет.

Вера окончила хореографическое училище, куда она попала вопреки воле родителей. Те мечтали о серьезной, скучной, но основательной профессии для своей дочери – бухгалтерии или юриспруденции. Но девушка видела свое будущее на сцене Большого театра. Ей прочили блестящую карьеру, но как-то так сложилась ее жизнь, что о высоких подмостках пришлось позабыть по причине весьма банальной – она влюбилась!

Вторая ошибка предстала перед ней в образе высокого красивого мужчины весьма зрелых лет. Евгений был начальником крупного предприятия, человеком занятым и несентиментальным. Ухаживал он за Верочкой стремительно, как и подобает мужчине, значительная часть жизни которого отводится под совещания и планерки. В первый же вечер он отослал в гримуборную юной танцовщицы корзину роз с небольшой открыткой: «Вы были великолепны. Ваш Е.». Кто такой этот Е., Верочка, конечно, не поняла, но сердце ее сладко замерло в предвкушении романтического приключения. После этого каждый вечер после ее выступления он посылал ей небольшие, но очень милые подарки: коробочку конфет с приколотой орхидеей, флакон духов, газовый шарфик или изящную статуэтку. Будучи особой воспитанной в духе строгих семейных традиций, Верочка, конечно, знала о том, что порядочная девушка не должна принимать презенты от незнакомого мужчины. Но в подношениях незнакомца чувствовался тонкий вкус и четко выверенная стратегия завоевания девичьего сердца. Это были всего лишь знаки внимания от одного из почитателей ее таланта.

Личная встреча с Е. несколько смутила девушку. Ее поклонником оказался не пылкий юноша, которого она уже успела нарисовать в своем воображении, а зрелый мужчина с седыми висками. Правда, Верочка колебалась недолго. Новый знакомый был так не похож на юнцов с лоснящимися лицами, с которыми девушке чаще всего приходилось иметь дело, что она сдалась практически без боя. Е. был старомоден и галантен, он цитировал поэзию Серебряного века, а, поднося ей очередной букет, становился на одно колено.

Потом были ужины при свечах, ночные катания в автомобиле по городу и поздние пробуждения в номерах класса люкс.

«Видишь ли, милая, – признавался Е., – я бы ни на секунду не задумался, чтобы привести тебя в свою берлогу, но увы! – я живу там не один, а со старенькой мамой. Боюсь, ее шокирует наше появление. Я не молод, а связь с такой юной девушкой воспринимается в нашем обществе с предубеждением. Давай пока сохраним наши отношения в секрете. Ты не возражаешь, мой ангел?»

«Нет, конечно. Но, милый Е., у нас есть будущее?» – спрашивала Верочка, старательно скрывая разочарование.

«Конечно! – восклицал он. – Но мы ведь должны проверить наши отношения». Замечая, что лицо любимой омрачает грусть, Е. не выдерживал. «К черту условности! – кричал он. – Сегодня же поговорю с мамой. Хотя, если рассуждать здраво, ее нужно сначала подготовить. Не дай бог ее сердце не перенесет такой радости».

Верочка, конечно, соглашалась. Ей вовсе не хотелось стать причиной чьей-то преждевременной смерти. Судя по всему, переговоры с престарелой маменькой затягивались, но девушка и не думала роптать. Е. выделил ей средства на покупку свадебного наряда. Она часами просматривала модные журналы, выбирая фасон для платья. Все это требовало длительного обдумывания и тщательной подготовки, поэтому время в приятных хлопотах проходило незаметно. Так же незаметно пришли первые предвестники беременности: легкая тошнота, головокружения и слабость. «Это восхитительно, мой ангел, – говорил Е., кружа ее по комнате. – Но ты уверена, что ребенок не помешает твоей карьере? Может, лучше бы… – дальше следовала многозначительная пауза. – Ах, об этом я просить не вправе». – «Ребенок – это плод нашей любви», – упрямо заявляла Верочка. «Конечно, – охотно соглашался он. – Но ты ведь понимаешь, что для разговора с маменькой теперь потребуется еще немного времени». Она, конечно, мало что понимала, но ей так хотелось быть идеальной женщиной, мягкой и податливой, как кошечка. Короче, она дожидалась, а время шло.

«Дура! – сказал ей режиссер театра, увидев на репетиции ее заметно округлившийся живот. – Делай, что хочешь, но к началу сезона ты должна быть в форме». – «Но сезон открывается через два месяца, я не могу родить за этот срок», – возражала она. «Дважды дура! – говорил он. – Кто здесь говорит про роды? Избавься от плода, и делу точка». – «Не бывать этому!» – твердо заявила она. «Ну, тогда – скатертью дорога, – напутствовал режиссер. – Место примы пусто не бывает». Она ушла из театра, громко хлопнув дверью.

«Не расстраивайся, дорогая, – утешал ее Е. – Я тебя устрою в самую лучшую труппу. Ты еще будешь танцевать главные партии. А пока готовься к свадьбе. Я уезжаю на месяц. Маменька дала согласие на наш брак. Смотри, чтобы к назначенному сроку платье было готово!»

Платье было готово задолго до дня свадьбы. Белое, с изящной розовой оборкой, оно топорщилось на манекене и напоминало воздушное пирожное со сливками. Верочка то и дело крутилась перед зеркалом, примеряя фату и белую накидку, отороченную мехом, которая должна была скрыть от гостей округлившиеся формы невесты.

В назначенный день Е. не приехал. Не приехал он и через неделю. Дрожащей рукой Верочка набрала телефонный номер жениха. «А кто его спрашивает?» – голос в трубке звучал не по-старчески резко. «Его невеста, Верочка Дроздова. Вы наверняка слышали обо мне». – «А как же. Верочка, говорите? Так вот, милое дитя, Е. умер. Просьба сюда больше не звонить». – «Как умер? – недоумевала девушка. – Он не мог так просто умереть. Мы же должны были обвенчаться. Кроме того, я жду ребенка». На том конце провода повисло недолгое молчание. «Видите ли, милая, люди иногда умирают просто так, не спросив нашего позволения. Если вам нужна денежная компенсация…» – «Да не нужна мне никакая компенсация, мне нужен мой жених». – «Ничем не могу вам помочь», – следовал ответ.

Да и чем тут можно было помочь? Жизнь Верочки превратилась в одну сплошную черную полосу. Она потеряла работу и жениха, а также и свою мечту о тихом семейном счастье.

Девочка родилась в срок и была наречена Анастасией. С самого своего раннего детства она усвоила два важных материнских урока. Первое – никогда не связывайся с балетом. Второе – не заводи ребенка без семьи. Сама Вера поставила на балетной карьере жирный крест. В театр ее больше не брали, и она, чтобы прокормить себя и свою маленькую дочь, вынуждена была перебиваться частными уроками хореографии и местом скромного преподавателя народных танцев в местном Дворце культуры.

«Выбирай себе правильную профессию. Не мечтай о звездах, но сделай все для того, чтобы твоя работа могла тебя прокормить», – напутствовала она дочь. Настя, разумеется, во всем с ней соглашалась. Она поступила в юридическую академию и даже с блеском ее окончила. Только об одном она не говорила матери. О звездах она не перестала мечтать. Но это были не яркие вспышки софитов на большой сцене, а громкие аплодисменты почитателей ее адвокатского таланта…

– Будешь вести прием граждан, – заявил ей на следующее утро Плюхин. – Разумеется, под моим чутким руководством. Посмотрим, на что ты способна.

Настя хотела было напомнить милому наставнику о своей нелюбви к фамильярности, но в последний момент передумала. В конце концов, она же решила быть любезной с коллегами…

Первым в числе страждущих был худенький старичок с палочкой. Он окинул Настю цепким взглядом и сморщился, словно ему дали глотнуть уксуса.

– Молодая еще! А что, никого опытнее в этой богом забытой дыре не имеется?

– Анастасия Евгеньевна – наш новый сотрудник, – расплылся в приветливой улыбке Плюхин. – Вы можете смело ей довериться. Но чтобы вам было спокойнее, я буду страховать мою молодую коллегу. Таким образом, вы получите рекомендации сразу двух юристов.

– Черта с два! – разозлился старик. – Я не буду оплачивать труд двух бездельников.

– Вы оплатите только одну консультацию, – успокоил его Артур. – Ну, выкладывайте, в чем ваша проблема?

Дед расслабился и, приставив палку к столу, наконец заговорил:

– Надо мной, этажом выше, живет препротивный сосед, законченный выжига, хулиган и хам…

«Своеобразное сочетание, – подумала про себя Настя. – И кто такой выжига?»

– У него жена, помимо тряпок, духов и модной музыки, ни в чем не смыслит. У него ужасный маленький ребенок, который со мной не здоровается и бесконечно визжит. Эта семейка превратила мою жизнь в ад. Вечером его жена включает музыку и дергается под нее так, что у меня ходит ходуном люстра. Мальчишка возит по полу машинки, а когда заходится в истерике, колотит ногами по паркету. А у меня, между прочим, давление, и мне доктор рекомендовал покой и тишину.

– Вы не пробовали переговорить со своим соседом? – задал вопрос Артур.

– А чем, думаете, я столько времени занимаюсь? – обозлился старик. – Понятное дело, как только эта чертова семейка берется за свое обычное занятие, портит кровь нормальным жильцам, я колочу им по трубе вот этой самой палкой. – Дед схватил клюку и пару раз, для убедительности, стукнул ею по полу. – Но это на них почти не действует. Поэтому я иду наверх и вежливо прошу их вырубить музыку, заткнуть рот мальчишке и дрыгать ногами под музыку не дома, а в спортивном клубе. И, заметьте, говорю все тихо и интеллигентно.

– Надеюсь, соседи идут вам навстречу? – выразил надежду Плюхин.

– Как бы не так! – дедуля перешел на фальцет. – В последний раз, когда я наведался к ним домой с очередной претензией, этот гнусный тип обозвал меня старым козлом. При этом его жена оглушительно хохотала, а их невыносимый ребенок показывал пальцами рога.

– Ну, и теперь…

– Теперь я хочу привлечь негодяя к ответственности. Пусть ответит за «козла».

– Понятно, – Артур повернулся к Анастасии: – Ваш совет, коллега…

Дроздова даже порозовела от волнения. В юридической академии она любила заниматься уголовным правом и считала, что в этой отрасли права она особенно преуспела. Сейчас ей был дан замечательный шанс показать свое мастерство.

– Итак, – начала она тоном преподавателя. – Статья 129 Уголовного кодекса предусматривает ответственность за клевету. Полагаю, это как раз ваш случай. Непосредственным объектом этого преступления являются честь и достоинство личности. Они ведь у вас пострадали, не так ли?

– Еще как! – воскликнул дед, хватаясь за палку.

– Ну, так вот. При решении вопроса о том, порочит ли вас подобное утверждение, суд будет учитывать ваше мнение, а также мнение общественности. Вот вы себя козлом не считаете?

– Чего? – насторожился старик.

– Я так и думала, – кивнула головой Настя. – А вот жильцы дома, то есть общественность, разделяют точку зрения вашего соседа?

Клиент обалдело закрутил головой.

– Тут я вас должна предупредить. – Анастасия придала своему лицу крайне серьезное выражение. – Вы можете проиграть дело.

– Как? – завопил старик. Кажется, к нему присоединился еще и Плюхин, но Настя уже ничего не замечала. Она плутала в дебрях юридических терминов, не обращая внимания на то, что ее наставник делал ей какие-то странные знаки.

– Видите ли, – глубокомысленно заявила она, – если ваш сосед докажет, что выражение «козел» не порочит вашу честь, а является лишь констатацией факта, то ответственности он нести не будет. За правду ведь не отвечают, даже если она кажется иногда обидной.

– Да вы что? – вскочил с места дед. – Решили доконать пенсионера?

Он схватил клюку так порывисто, что Анастасия даже отшатнулась. Не ровен час, злобный старик превратит ее в отбивную.

– Постойте, вы все не так поняли! – попытался исправить положение Плюхин.

– Ваша милая подружка назвала меня козлом! И это вместо обещанных рекомендаций, – клиент брызгал слюной. – Я на вас найду управу. Вы мне за все ответите.

Дед резво направился к выходу. Судя по всему, эта маленькая перепалка благотворно подействовала на его здоровье. Во всяком случае, тростью он почти не пользовался.

Возле двери его догнал возмущенный голос Дроздовой.

– Позвольте, а где же гонорар за консультацию?

– Однако, дорогуша, ты перегнула палку! – заметил Плюхин, переводя дух. – Даже если клиент и является старым козлом, вовсе не обязательно ему об этом говорить. Кроме того, где ты изучала уголовное право?

– В юридической академии, – гордо ответила Дроздова. – А что, впечатляет?

– Конечно, – хихикнул Артур. – Особенно когда ты путаешь оскорбление с клеветой. Почитай кодекс, моя милая, и заруби на своем распрекрасном носу: для оскорбления не имеет значения, соответствует ли отрицательная оценка потерпевшего действительности или нет. Так что выражение «козел» в обращении к человеку – это всегда оскорбление, вне зависимости от того, прячутся ли под волосами гражданина козлиные рога или нет.

Настя почувствовала, как краска заливает ее лицо…

Второй клиент был шумный, косматый, с густой бородой. Он ввалился в помещение и, казалось, занял собой все свободное пространство. Поставив большую корзину на стол, прямо перед носом опешившей Анастасии, он громко оповестил всех адвокатов:

– Яйца!

– Яйца, что? – робко спросила его Настя.

– Вам яйца! – И, сообразив, что, по всей видимости, его никто не понимает, решил объясниться: – Ну, за консультацию же нужно платить. Так вот затем и яйца!

– Уберите это. Не полагается, – запротестовала было Настя, но вездесущий Плюхин тут же поставил ее на место.

– Оставь его, детка, – прошипел он ей на ухо. – Разве ты не видишь, что у него нечем платить? С паршивой овцы хоть шерсти клок. – И, громко обращаясь к бородатому мужику, разрешил: – Ставь корзину сюда. Яйца-то хоть свежие?

– Обижаете, начальник. Только что от несушки забрал.

– Ну ладно, ладно. Что надо-то? Зачем приехал?

Бородач начал рассказывать длинную деревенскую историю, перемежаемую иногда красочными прибаутками да громким сморканием в несвежий платок. Суть ее сводилась к следующему. Племенной бычок Борька, гордость и отрада хозяина, помимо своих внешних достоинств, обладал явно выраженным вздорным нравом. И поэтому значительную часть своего досуга проводил возле плетня на цепи. Шатаясь по замкнутому кругу день-деньской, скотина от нечего делать посматривала на соседний участок, где в поте лица трудились бабка Матрена и дед Ерофей. В один не самый прекрасный для бородача день бык выдрал из земли кол с цепью, снес плетень и вторгся в пределы соседских владений. Бабка отделалась легким испугом, а вот дед Ерофей, получив неплохое ускорение от удара рогами, взлетел вверх, а потом шлепнулся на пятую точку в корыто со свежим навозом. Юридически подкованные крестьяне мигом накатали иск в суд о возмещении материального и морального вреда. Дескать, пострадали штаны кормильца семьи, купленные в сельпо за сто рублей; рубаха стоимостью в пятак, с учетом износа; но самое главное, безвозвратно был испорчен сотовый телефон, не в добрую минуту оказавшийся в заднем кармане штанов. Электроника, погруженная в свежий запашистый навоз, отказалась работать наотрез. Кроме того, честь и достоинство деда Ерофея оказались также подмоченными известным продуктом, посему моральный вред крестьянин оценил в пять тысяч рублей.

– Могут ли меня посадить в тюрьму? – резюмировал свои словесные излияния бородач. – И как уличить подлеца Ерофея во лжи? Я-то знаю, что никакого сотового телефона у него отродясь не было. Должно быть, его сынок, проживающий в городе, отдал ему старую, негодную трубку. А теперь он просит за нее целых три тысячи! Спрашивается, где справедливость?

– Ваш диагноз, коллега? Будет ли жить после всего этого наш пациент? – адресовал Артур право ответа Анастасии. А сам в это время вертел в руках яйцо, нюхал его и даже смотрел на просвет.

– Значит, так, – бодро начала Настя. – Ваш случай урегулирован гражданским законодательством. Стало быть, об уголовной ответственности речь мы вести не будем.

– Чегось? – встревоженно спросил бородач.

– Она хочет сказать, что в тюрьму вас не посадят, – перевел Плюхин. – Валяй дальше, Дроздова.

Настя, подавив волну возмущения, решилась продолжить:

– К источникам повышенной опасности можно отнести многие объекты, не перечисленные в нормах Гражданского кодекса. Например, животных. В вашем случае бык Борька, как животное физически сильное и неуправляемое, стал подобным источником. Вы, как собственник крупного рогатого скота, должны были обеспечить такие условия его существования, которые гарантировали бы вашим соседям спокойствие и безопасность. Судя по всему, вы пренебрегли этими требованиями.

– Я ничего не понимаю, – хныкнул бородач, обращаясь к Артуру.

– Она говорит, что крепче привязывать нужно было скотину, а еще лучше – держать ее в специальном загоне. А теперь придется платить.

– А что же насчет телефона? – расстроился мужик, вытирая вспотевший лоб собственной бородой.

– Так что же насчет телефона, Дроздова? – ехидно спросил коллега.

– Здесь есть некоторая надежда, – заметила Настя. – Нужно провести экспертизу. Взять экспериментальный образец навоза из корыта и соскоб содержимого с внутренней поверхности телефона. Если они не совпадут по свежести и составу, то вы сумеете доказать подложность представленного истцом доказательства.

– А как называется подобная м-м-м… экспертиза, коллега? – поинтересовался Плюхин.

– Кажется, почвоведческая, – неуверенно проговорила Настя, чувствуя, что предательская краска щекочет ее уши.

– А я думал дерьмоведческая, – хохотнул Артур. – И кто же, позвольте спросить, будет оплачивать труд научного персонала? Наш коллега своими яйцами?

– Яйцами могу и картошкой могу, а вот деньгами нет, – ухватил последнюю фразу бородач.

– Не надо ничего платить, – успокоил его Артур. – Просто потребуйте от деда Ерофея кассовый чек о стоимости телефона и техническое заключение из мастерской о причине его поломки. Увидите, дед не захочет с этим возиться. Нужен ему такой геморрой?

Он вытащил еще одно яйцо из корзины.

– Ну что, заслужила наша адвокатесса пару яиц? Говорят, они способствуют усилению мозгового кровообращения даже у самых безнадежных тупиц…

Проходили дни, недели, а Анастасия, почти осязаемо ощущая, как стремительно мчится вперед время, начала паниковать. Клиенты не спешили заручиться ее услугами, а за два с половиной месяца пребывания в роли адвоката она заработала гроши. По всей видимости, Рыков не кривил душой, когда говорил, что ей придется туго на новом месте. Но с характерным для всех новичков самомнением она посчитала, что легко справится с проблемой. Однако дни утекали, как песчинки в песочных часах, но ничего в ее жизни не менялось…

Тот памятный день начинался, как помнится, так же, как и другие. На улице моросил дождь, собирая тоненькие ручейки в большие лужи. Небо затянуло серой пеленой, так что с самого утра в помещении адвокатской конторы горел свет.

Настя, по своему обыкновению, сидела за столом с романом в руках. Она уже не штудировала специальную литературу, предпочитая всем кодексам на свете старенький томик из маминой коллекции детективов. Стоило ли напрягаться, если за почти три месяца, проведенных ею в этих стенах, она не участвовала ни в одном из мало-мальски серьезных дел.

– Дроздова, зайди-ка к шефу! – крикнул ей кто-то из коллег, и Настя, не без сожаления покинув насиженное место, поплелась в «чулан начальника». Добра от этого разговора ждать не приходилось.

– Присаживайся, – кивнул он на стул, по обыкновению заваленный всевозможным бумажным хламом.

Переместив папки и газеты на пол, Настя села. Неприятный разговор не заставил себя долго ждать.

– Что с тобой делать, Дроздова? – спросил ее начальник. – У тебя задолженность по платежам уже три месяца. По уставу нашей коллегии мы имеем право расстаться с тобой.

Несмотря на то что она давно была готова к подобному разговору, Настя почувствовала холодок в груди.

– Я прошу предоставить мне отсрочку, – произнесла она, глядя в глаза Рыкова. – Я постараюсь что-нибудь придумать.

– А что ты можешь придумать? – спросил он без тени сожаления. – Клиентов у тебя нет. Родственниками ты не богата.

Внутри у Насти что-то оборвалось, словно лопнула давно сдерживающая ее пружина. На глазах закипели слезы, и, повинуясь внезапному порыву, она начала что-то бессвязно бормотать, не то оправдывая себя, не то обвиняя кого-то.

– Я все верну. Вот увидите, я еще встану на ноги. – Ее слова были обращены к Рыкову, который подписывал на краешке какой-то бумаги свою резолюцию и не обращал на Настю никакого внимания. – Хотите, я отдам вам в залог свои серьги?

Настя вытащила из ушей колечки с крохотными бриллиантами. Это были украшения матери, взятые из заветной шкатулки. После смерти Веры ей досталась в наследство небольшая квартирка да кое-какие драгоценности.

– Вы не смотрите, что они с виду простенькие, – лепетала она. – Глядите, здесь есть даже настоящие бриллианты, пусть небольшие, но точно не фальшивые. Они мне достались от матери, а в те времена подделок еще не существовало.

– Подделки были во все времена, – оторвался от бумаг Рыков. – Серьги-то забери. Здесь тебе не ломбард и не Сбербанк. Даю тебе неделю для того, чтобы решить все свои финансовые дела. Ступай.

Настя понуро побрела к выходу.

– Помни. Только неделя, – напутствовал ее заведующий.

«Неделя. Только неделя, – заезженной пластинкой вертелись в мозгу слова Рыкова. – Где же взять деньги? А может, действительно заглянуть в ломбард?»

Она стояла возле окна в холле, рассеянно наблюдая за тем, как людской поток несется по улице. К мокрому асфальту прилипли первые желтые листья. Осень подкралась незаметно, расцветив город пестрыми зонтами и яркой окраской гладиолусов на рынках.

Ее размышления прервал громкий, безапелляционный голос Плюхина. Он имел отвратительную привычку появляться бесшумно.

– Что нос повесила, Дроздова?

Он наклонился к ней поближе, и она ощутила хорошо знакомый запах мятной жвачки.

– Мне известно, что у тебя большие проблемы.

– Неважно, – буркнула она.

– Да, а я слышал, что тебя исключают из коллегии. Ты не тушуйся, Дроздова. Я ведь могу тебе помочь.

– Помочь, как? – встрепенулась Настя.

– Ну, по-разному. Могу одолжить тебе денег. Заметь, без всяких процентов. Могу подогнать клиента. Заработаешь – часть мне. Какой вариант тебе нравится?

– Конечно, второй.

– Заметано. Сейчас позвоню своему старому приятелю. У него, кажется, большие проблемы с законом. А мне с товарища деньги брать как-то непорядочно, так что я переадресую его тебе. Лады?

– Это будет здорово, – искренне обрадовалась Настя. Похоже, она была не права, испытывая к коллеге неприязнь. Он оказался таким, каким она впервые нарисовала его себе в воображении, – доброжелательным и готовым всегда прийти на помощь.

– Только платье надень посимпатичнее, – сказал он. – Скажу честно, я обожаю тонкие бретели и глубокое декольте.

– Что? – не поняла Настя.

– Сегодня вечером я поведу тебя в ресторан, а потом мы завалимся ко мне. Жена уехала в санаторий, поэтому нам никто не помешает. У тебя ведь третий размер груди?

Он прижал ее к стене в холле, так что она едва не задохнулась от запаха мятной свежести. Волосатая рука коснулась холмиков, обтянутых тонким свитером. В следующее мгновение Анастасия действовала рефлекторно. Правая нога ее согнулась в колене, ударив обидчика в пах. А руки, как стремительные пружины, оттолкнули обмякшее тело от себя. Раздался грохот. Артур свалился на пол, оглашая небольшое помещение стонами. Из комнаты напротив выскочили коллеги.

– Что тут происходит? – раздался рядом голос Рыкова.

– Да вот Артур Всеволодович поскользнулся на мокром полу, – объяснила Настя с самым невинным выражением лица. – Сколько раз уже говорили уборщице, чтобы вытирала насухо пол. А ей как с гуся вода. По-прежнему разводит сырость.

Рыков внимательно посмотрел на корчившегося Плюхина, потом на Анастасию. Похоже, у него возникли какие-то подозрения, но он решил оставить их при себе. Так, на всякий случай.

– Всем работать! – рявкнул он.

Адвокаты, переговариваясь, потянулись на свои рабочие места. В холле остались только участники инцидента.

– Артур Всеволодович, – с сочувственной улыбкой произнесла Настя, – надеюсь, вы не ушиблись?

Плюхин поднял на нее глаза. В них плескалась искренняя злоба.

– Ты ответишь мне, сука! Ты ответишь мне за все…

* * *

Она вошла в контору стремительно, неся за собой шлейф дорогих духов. Королевская посадка головы, хищный прищур глаз и яркие губы, немного диссонирующие с возрастом незнакомки. Ей явно было за шестьдесят, но от нее веяло такой уверенностью, такой силой, что окружающие почти осязаемо ощущали ее мощное энергетическое поле. Одевалась она эффектно и дорого, предпочитая одежду классического кроя, сшитую на заказ в одном из лучших европейских домов моды. Вот и сейчас на ней были длинный черный плащ, такого же цвета туфли и красный деловой костюм, который доминировал в ее наряде, притягивал взгляд, но и тревожил одновременно. Волосы цвета воронова крыла были искусно взбиты и уложены личным парикмахером.

«Да это же Дворецкая, собственной персоной!» – раздался чей-то громкий шепот. Адвокаты побросали свои дела и уставились на знаменитость, пытаясь угадать, что ее привело в их богадельню.

Дворецкая оглядела незнакомые лица, словно отыскивая добычу.

– Мне нужен адвокат, – наконец сказала она.

На минуту воцарилось молчание. Присутствующим было хорошо известно, что в распоряжении богатой дамы был целый штат первоклассных юристов. Должно было случиться нечто невероятное, чтобы эту известную представительницу элиты занесло к ним в коллегию в поисках растиражированного товара, которого и на ее собственных полках имелось предостаточно. Вопреки обыкновению, адвокаты не спешили предлагать свои услуги, словно дожидались какого-то подвоха.

– Может, вам лучше переговорить с заведующим? – раздался робкий совет. Женщина окинула сборище взглядом орлицы.

– Если бы мне был нужен ваш заведующий, я бы к нему и обратилась, – резко ответила Дворецкая. – Мне требуется молодой энергичный адвокат, обучаемый и без лишних претензий. Неужели у вас нет подходящей кандидатуры?

– Пожалуй, есть, – раздался голос Артура. Он поднялся с места, поправляя костюм и льстиво улыбаясь. На высоком лбу адвоката появились капельки пота, верный признак того, что Плюхин волновался. Его пальцы теребили лацкан пиджака.

Дворецкая насмешливо поджала губы.

– Я сказала, молодой!

Акцент на последнем слове был сделан преднамеренно и звучал как пощечина. Плюхин, смущенно крякнув, опустился на стул.

– Если вы не возражаете, я могла бы попробовать. – Воробей поднялась, демонстрируя предпринимательнице все свои стати. Девица была вызывающе красива. Непонятно, что конкретно не понравилось Дворецкой, но она смерила Елену холодным взглядом и сказала, как отрезала:

– Я уже говорила, без претензий!

После этого замечания скудный поток желающих занять место юриста у известной миллионерши иссяк полностью. Адвокаты превратились в кучку боязливых кроликов, застывших перед могучим удавом. А женщина, довольная произведенным эффектом, продолжала гипнотизировать их долгим немигающим взглядом.

– Ну, так где же они, молодые и амбициозные? – насмешливо спросила она. – Вот вы, девушка, почему молчите?

Она смотрела в сторону Насти. Та даже обернулась, чтобы убедиться в том, что вопрос задан ей. Но позади ее была только стена.

– Да, да. Я обращаюсь к вам. Как ваше имя?

– Настя, – девушка запнулась. – Извините, Анастасия Дроздова.

– Ну, как, Анастасия, вы согласны работать на меня?

Вот так, коротко и без предисловий. Не у меня, а на меня.

– Боюсь, это невозможно, – покраснела Дроздова.

– Почему? – Дворецкая была искренне удивлена. Должно быть, не так часто в жизни ей приходилось слушать отказы.

– У нее совсем нет опыта, – заявил с места Плюхин. Он уже оправился после ощутимого щелчка миллионерши и боялся упустить возможность насолить кому-нибудь из своих коллег. Анастасия, с этой точки зрения, была самой подходящей мишенью.

– Меня не интересует ваше мнение, – ледяным тоном заявила предпринимательница. – Так что извольте помолчать.

– Но он прав, – понуро сообщила Настя. – Мой стаж адвоката всего лишь три месяца. Вам же требуется опытный юрист.

– Мне лучше знать, кто подходит на эту работу. Вы мне нравитесь, и этого уже достаточно. – Дворецкая не потрудилась улыбнуться, и похвала из ее уст звучала так же хлестко, как и порицание. – Вы приняты на службу в холдинг «Жемчужина». Ваше месячное вознаграждение в период испытательного срока составит две тысячи долларов. Жду вас завтра ровно в девять по этому адресу. – Она бросила на стол белую визитку.

Анастасия хотела что-то сказать, но женщина уже спешила прочь. Исчезла она так же внезапно, как и появилась. Адвокаты, испуганные неожиданным вторжением известной особы, сидели тихо, переглядываясь между собой. Казалось, они пытались отгадать, не стали ли они жертвами массового гипноза. Визит миллионерши казался сном наяву. Лишь аромат дорогих духов да белая картонная карточка на столе Анастасии свидетельствовали о реальности происходящего…

На следующий день, ровно в восемь тридцать, Настя заняла наблюдательную позицию за воротами особняка Дворецкой. Она не решилась нарушить покой известной дамы до назначенного времени. Просто стояла и смотрела сквозь чугунную ограду на то, как дворник сметает первую листву с мощеных дорожек. Такую красоту Анастасия раньше видела лишь на экранах кино да в глянцевых журналах. Там мир роскоши представлял собой достойную декорацию для жизни известных актеров, политиков и казался таким же далеким и недоступным, как марсианские впадины. Но здесь достаточно было преодолеть чугунную преграду, чтобы дотронуться до бархатистой поверхности изумрудных лужаек; пройти по аллеям парка; бросить камешек в искусственный пруд, посередине которого застыли мраморные лебеди.

Но главной достопримечательностью, конечно же, был дом. Белый, с совершенными пропорциями, с широкими каменными ступенями, ведущими на террасу, он казался незыблемым и надежным. Высокие трехстворчатые окна отражали зеленую траву и длинную подъездную аллею, растянувшуюся змеей между воротами и крыльцом.

Должно быть, хозяйка особняка не привыкла экономить на обслуживающем персонале, поскольку Настя заметила, помимо дворника, еще несколько человек, заботящихся о безупречном быте предпринимательницы. На площадке перед домом стоял роскошный автомобиль, и молодой человек в синей спортивной куртке натирал и без того сверкающие окна «Мерседеса». По дорожке, ведущей от оранжереи к дому, спешила немолодая женщина в голубой форменной одежде. Она несла корзину со свежесрезанными цветами. Садовник подрезал ветки кустарника. Его помощник, с садовой тачкой, вид имел задумчивый и отрешенный. Он в прямом смысле считал ворон, важно шагающих по шелковистой траве и оглашающих окрестности громким, пронзительным карканьем.

Было без пяти минут девять, когда Настя позвонила в ворота. Ей тотчас же открыли, словно только и дожидались ее появления. Анастасия даже не успела открыть рот, чтобы объяснить причину визита, как женский голос заговорил первым:

– Доброе утро, Вероника Анатольевна ждет вас в своем кабинете.

Настя пошла к дому. Миновав лужайки и террасу, она вошла наконец в прихожую. Протянув посетительнице войлочные тапочки, девушка в белом переднике бесцветно пояснила:

– Наденьте это. Хозяйка очень не любит вмятины на паркете.

Насте пришлось повиноваться, хотя она чувствовала себя так, будто попала в музей, где всех посетителей обязывают надевать на ноги бахилы. Помимо всех прочих неудобств, тапки соскальзывали при ходьбе. Поэтому, чтобы не остаться босиком, приходилось шаркать ногами. Но Настя, впрочем, скоро забыла о своей примитивной обуви. Она зашла в гостиную и остановилась под впечатлением внутреннего великолепия особняка.

С высокого потолка свисала массивная хрустальная люстра. Вверх, к потолку, устремлялись узкие стрельчатые окна с витражными вставками. Солнечный свет, проходя сквозь цветные стекла, создавал удивительный узор на стенах и зеркально полированном полу. Здесь присутствовал такой архитектурный прием, который в специальной литературе именовали не иначе, как «эффект двойного света» или «двусветная гостиная». Ничего сложного, просто потолок находился на высоте третьего этажа. Это создавало впечатление потрясающего объема помещения, что даже несколько подавляло посетителей.

Они поднялись по широкой дубовой лестнице на второй этаж, прошли мимо галереи с полотнами современных художников. Настя получила возможность еще раз взглянуть на гостиную, только уже с высоты второго этажа. Теперь уже хрустальная люстра была на уровне ее глаз, а узор на иранских коврах стал вырисовываться четче. Она заметила, что горничная, проходя по первому этажу, старательно обошла шелковистое покрытие. Должно быть, хозяйка строго-настрого запретила прислуге топтать чудесные произведения иранских мастеров. «Тут у них порядки, как в режимном учреждении», – подумала про себя девушка и тут же испытала что-то очень похожее на страх. Удастся ли ей стать частью этого мира или же своенравная предпринимательница выставит ее вон в первый же день? Конечно, Настя не привыкла, чтобы ею помыкали. Да и ходить по струнке она не умела. Но, вспомнив свою заштатную юридическую контору, недоброжелательность коллег и жирные прочерки напротив ее фамилии в ведомости на зарплату, девушка сжала кулаки. Нет! Она сделает все от нее зависящее, чтобы госпожа Дворецкая не разочаровалась в ней. Первый раунд она выиграла без труда. Известная женщина выделила ее среди безликой адвокатской массы, предложив место юриста в престижной компании. Теперь же все будет зависеть только от самой Анастасии…

– Это кабинет хозяйки, – сообщила девушка и постучалась в массивную дубовую дверь.

– Войдите! – следовал ответ, и горничная, бесшумно открыв дверь, подтолкнула оробевшую гостью вперед.

Это была просторная комната, декорированная в английском стиле. Вишневого цвета обои на стенах, тяжелые бархатные портьеры с золотыми кистями, мебель из темного дерева создавали впечатление роскоши и монументальности, хотя и подавляли своими мрачноватыми тонами. На неискушенный взгляд Анастасии, такой кабинет больше бы подошел мужчине. Женские же комнаты бывают, как правило, изящными, где каждый предмет обстановки, будь то кресло, ваза или шкаф, гармонируют между собой и создают тот уютный микроклимат, в котором хозяйка чувствует себя превосходно.

Но это помещение как нельзя лучше соответствовало своему деловому предназначению. Здесь не было ничего такого, что могло оторвать предпринимательницу от ее дел, никаких телевизоров и музыкальных центров, хрупких безделушек на полках и зеркал. В середине комнаты расположился большой стол, того же темного дерева, как и вся мебель в кабинете, но с кожаными вставками. Массивный письменный набор, включающий старомодную чернильницу, подставку под перьевые ручки и карандаши, перекидной календарь хозяйка поместила в центре стола. Рядом с настольной лампой отсвечивал экраном роскошный портативный компьютер. В остальном поверхность стола была пуста, никаких разбросанных папок и бумаг, никаких кружек с недопитым чаем. Даже рамок с фотографиями любимых родственников и собак, непременных атрибутов женских рабочих мест, здесь также не было. Зато в нише задней стены, во всю высоту, от пола до потолка, поместился портрет самой хозяйки в полный рост. Художник, должно быть, рассчитывал на определенный эффект, специально подбирая ракурс, немного снизу вверх. Своей цели он добился, поскольку Вероника Анатольевна в вишневом платье до пят выглядела на портрете величественно, как императрица.

– Вы явились сегодня в восемь тридцать утра, – вместо приветствия заявила госпожа Дворецкая Насте. – Я же вас просила подойти к девяти.

Анастасия вздрогнула. Признаться, она не сразу заметила хозяйку, которая сидела в кресле чуть в стороне от двери. Зная Веронику, можно было сказать определенно, что такое место она выбрала не случайно. Ей хотелось увидеть гостью прежде, чем та заметит ее. Дворецкая большое значение придавала собственным наблюдениям: как человек ведет себя, когда уверен, что за ним никто не наблюдает; какое впечатление на него производит бьющая в глаза роскошь. Ее интересовали самые незначительные нюансы поведения. На основе такого исследования она делала выводы и выстраивала модель отношений. У нее была звериная интуиция, одна из самых главных составляющих ее успеха…

– Я вас не виню, – снисходительно улыбнулась она, заметив, что гостья замерла у порога в нерешительности. – Понимаю ваше желание осмотреться на новом месте. Это так естественно, в конце концов. Я постараюсь удовлетворить ваше любопытство и попрошу организовать экскурсию по своим владениям.

– Я вовсе не любопытна, – возразила Настя, но женщина остановила ее движением руки.

– Не спорьте, я предпочитаю сама давать подобные разрешения. Это лучше, чем наблюдать, как люди самостоятельно ведут разведку моей личной территории. Кстати, периметр поместья, точно так же, как и дом, снабжен системой видеонаблюдения, за пультом которой круглосуточно сидит охранник. Именно он мне и сообщил время вашего появления у ворот.

Настя подавленно молчала, понимая, что с этого момента она находится под колпаком железной женщины. Хотя, надо было отдать должное Веронике, она предпочла честно предупредить о тотальной слежке, вместо того чтобы собирать компрометирующий материал втайне от Анастасии.

– Как я поняла, с вчерашними сомнениями покончено? Или вас здесь не было бы, верно? – спросила Дворецкая, пристально вглядываясь в лицо девушки.

– Да, я все для себя решила.

– Ну и отлично. Не люблю сомневающихся и неуверенных. – Вероника расслабилась. – Итак, мне нужен юрист.

– Простите, но я так поняла, что у вас есть юристы, причем весьма опытные, – осмелилась заметить Настя.

– Да, это верно. Один из них Корицкий. Слышали такую фамилию?

– Еще бы! Я была на лекциях Бориса Рудольфовича, которые он читал для молодых адвокатов. Простите мою смелость, но мне он показался великолепным специалистом. Говорят, он выигрывал даже самые безнадежные дела.

– Да, этого у Бори не отнять. Светлая голова!

– Но как же… Как же тогда я?

– Вы хотите сказать, зачем вы мне понадобились?

– Ну, вообще да.

– Вы займете место Корицкого.

– Что?

Настя решила, что она оглохла на оба уха. А может, у нее начались слуховые галлюцинации? Говорят, что подобная напасть иногда случается даже с молодыми людьми.

– Вы возьмете на себя руководство юридической службой центрального офиса. У вас в подчинении будет двадцать человек, – продолжала, как ни в чем не бывало, Дворецкая. – К вам на стол будет стекаться информация со всех подразделений нашей компании. Вы будете в курсе всех судебных тяжб, которые ведет «Жемчужина». Конечно, вам придется координировать работу всех юристов, а некоторые дела проводить в суде самостоятельно. Ну как, справитесь?

«Да вы сошли с ума, что ли? – хотелось крикнуть Насте. – Или, может, с моей головой что-то случилось? Я буду управлять юридической службой! Да любой, кто услышит эту нелепицу, надорвет живот от смеха».

Но вслух произнести это она, конечно, не решилась. Предпочтительнее был иной вариант:

– Вероника Анатольевна, а может, мне лучше стать рядовым сотрудником? Осмотреться, что здесь и как. А там время покажет…

В голосе Дроздовой слышались просительные интонации. Но, судя по всему, здравый смысл покинул миллионершу навсегда.

– В рядовых сотрудниках я не нуждаюсь, – вспылила она. – Мне нужен руководитель, а кроме того, человек, которому я смогу доверять. Вы не в курсе всех наших дел, и мне так показалось, что посторонний юрист принесет гораздо больше пользы для компании, чем тот, который уже покрылся мхом. Вы станете струей свежего воздуха в коллективе, где всем правят сплетни и зависть.

– Но почему вы решили, что я с этим справлюсь? – изумилась Настя.

– Можете считать, интуиция подсказала.

Такой ответ Дроздову не устраивал. Хотя ее собственная интуиция в этот момент тоже не дремала, а подавала своей хозяйке весьма ощутимые импульсы: здесь что-то не так!

– А вдруг мои подчиненные не примут меня? – продолжала сопротивляться Настя.

– Вы им понравитесь, – убежденно проговорила Вероника. – В противном случае они лишатся работы.

«Боже мой! – паниковала Дроздова. – Да у нее хватка бульдога!»

– Ну, вот мы и поладили, – улыбнулась женщина. – А теперь я вас кое с кем познакомлю…

Иван Васильевич Пирогов имел при «дворе Вероники» статус главного лекаря. Он понравился Насте сразу же, этакий Дед Мороз с белоснежной бородкой и ласковым взглядом. Он оглядел Дроздову с ног до головы внимательно, будто собирался ставить ей диагноз.

– Иван Васильевич, – представила его Дворецкая, – наш кудесник. По медицинской части ему нет равных. Так что, если у вас что-то прихватит, обращайтесь к нему.

– Вероника Анатольевна мне льстит, – улыбнулся он. – Я всего лишь обыкновенный врач.

– Ну, не будьте скромницей, – погрозила ему пальцем Дворецкая. – Не хотите же вы сказать, что я тридцать лет своей жизни пользовалась услугами заурядного медика?

– Нет, конечно. Рядом с вами – места только для профессионалов, голубушка!

– То-то же! – расслабилась Вероника и, указав рукой на Анастасию, продолжила: – Иван Васильевич, эта молодая особа возглавит юридическую службу компании. Так что отныне она – член нашего клуба. Прошу любить и жаловать!

Пирогов недоуменно уставился на свою хозяйку.

– Вы хотите сказать, что что-то произошло с Корицким? Господи, он хотя бы жив?

– А что с ним случится? – поджала губы Вероника. – Борис жив и здоров и, по своей старой привычке, без устали выигрывает дела.

– Тогда, боюсь, я вас не понимаю.

– Что тут понимать? Кажется, это я возглавляю холдинг «Жемчужина» и вправе менять кадры так, как мне будет угодно. – В голосе Дворецкой слышалось явное недовольство.

– Да, но должна же быть какая-то причина, здравый смысл, наконец, – допытывался врач.

– Это вы лишились здравого смысла, мой друг! Занимайтесь своими клизмами и не вмешивайтесь в решение деловых вопросов.

– Но, Вероника, голубушка! – взмолился врач.

– Не заставляйте меня быть грубой, я этого не люблю, – пресекла разговор Дворецкая.

– Хорошо. Я сдаюсь. – Доктор поднял вверх руки.

Но воинственно поднятые плечи говорили красноречивее его слов. Он остался при собственном мнении.

– Вот и хорошо! А теперь я приглашаю вас на поздний завтрак. Должна же я познакомить Анастасию Евгеньевну с членами моей семьи…

Завтрак был сервирован на террасе среди пышной зелени сада. На белоснежной скатерти ярким пятном выделялась ваза с алыми розами, должно быть, только что срезанными в собственной оранжерее. Высокие бокалы, начищенное серебро, хрустящие от крахмала салфетки – все это создавало впечатление праздничного застолья. Тем не менее лица домочадцев Дворецкой были такими, словно они собрались почтить память близкого родственника.

– Это Элеонора! Это Антонина. Влад, – представляла детей Дворецкая. И Настя получала в свой адрес высокомерный взгляд старшей дочери, безразличный кивок – средней и открытую ухмылку сына.

В отличие от доктора, дети стоически приняли известие о переменах в кадровой политике своей маменьки. Хотя, скорее всего, они просто были лишены права голоса. Правда, Влад издал-таки жирный смешок:

– Вау, мам! Ты, как всегда, непредсказуема.

Дворецкая пропустила это замечание мимо ушей. Да и кто бы на ее месте придал значение возгласу великовозрастного балбеса, одетого в стиле прыщавого тинейджера? Судя по всему, мысли в голове Дворецкого-младшего двигались так же хаотично, как собачки на его не в меру веселом джемпере. Во всяком случае, Вероника, окинув сына внимательным взглядом, поморщилась:

– Не говори с набитым ртом, Влад. И вообще пользуйся салфеткой.

Владик, которому на горизонте уже маячил тридцатник, послушно взял салфетку и убрал крошки со рта. Настя почувствовала тошноту.

– А как отнесся Борис Рудольфович к своей отставке? – поинтересовалась Элеонора будничным тоном.

– Боюсь, что пока никак. Он просто об этом еще не знает, – улыбнулась Вероника. – Хочу преподнести ему маленький сюрприз!

– Ничего себе маленький! – воскликнул Влад, в очередной раз забывая о наставлениях матери. – Держу пари, ты перешибла ему хребет. Хотя мне никогда не нравился этот самодовольный ублюдок!

– Владислав, где твои манеры?! – сделала замечание Дворецкая, но больше для приличия. По всей видимости, она в чем-то разделяла мнение сына.

Дочери промолчали. Но по красным пятнам на лице Антонины и по тому чрезмерному усердию, с которым Элеонора терзала бедный омлет, было видно, что новость все-таки пришлась им не по вкусу.

– Вы займете комнату в западном крыле, – продолжила Вероника, обращаясь к Дроздовой. – Там тихо, и вам никто не будет мешать. Из окон открывается чудесный вид на розарий. Я не сомневаюсь, вам это понравится. По утрам там так чудесно поют птицы!

Анастасия отложила в сторону вилку.

– Извините, Вероника Анатольевна, о какой комнате идет речь?

– О ваших новых апартаментах, разумеется! Новая работа потребует от вас максимальных затрат времени. Не могу же я позволить вам тратить драгоценные часы на такие мелочи, как дорога (у вас даже машины нет!), беготня по магазинам и приготовление пищи. В нашем доме вы найдете все, что вам потребуется. К вашим услугам полный пансион – чудесная комната, полноценное питание, личный водитель.

У Анастасии возникло странное ощущение, что она смотрит сон наяву. За одним столом с миллионершей сидела не она, Настя, а просто очень похожая на нее девушка.

– Я все продумала до мелочей, – продолжала Вероника. – Для начала мы обновим ваш гардероб. Извините, милая, но в этой одежде вы напоминаете мне служащую жилконторы, а не главного юридического консультанта Дворецкой.

Настя покраснела. Это немного вернуло ей ощущение реальности происходящего. Щеки начали пылать, словно ей влепили парочку пощечин. Она украдкой взглянула на свой костюм. Конечно, Дворецкая не догадывалась о том, что все раннее утро ее «главный консультант» отпаривала и утюжила свой единственный приличный костюм. Ей пришлось даже зашить дырочку на подкладке, хотя она была уверена, что ей не придется снимать пиджак. Благо на улице было прохладно.

– Итак, стилист, парикмахер, несколько уроков этикета… – долетел до нее голос Дворецкой. – Но это все мелочи.

– Конечно, – отозвался врач. – А вы не подумали о том, как ваша новая сотрудница будет проводить досуг?

– О чем вы говорите, голубчик! Сказать, что в моем доме нельзя интересно провести время, – это все равно, что оскорбить меня. К ее услугам огромная библиотека, Интернет, коллекция музыкальных записей и фильмов. Это для души. Ну а для тела тоже есть все необходимое: бассейн и джакузи, финская сауна и русская баня, тренажерный зал, теннисный корт, что там еще? Стрелковый стенд и бильярд. Этого, по-вашему, мало?

– Для молодой девушки нужны развлечения другого рода, – наставительным тоном произнес Пирогов. – Кафе и танцульки, кавалеры. Захочется ли ей жить в тюрьме, даже такой роскошной, как эта?

– Дорогой друг! – еле сдерживая негодование, произнесла Дворецкая. – Сегодня определенно не ваш день. Что ни скажете, все не в тему. Кто сказал, что я собираюсь держать ее взаперти? Она, конечно, свободна. Если ей вздумается, может посидеть в кафе с подружкой или прогуляться с кавалером. Только чтобы ровно в одиннадцать была дома! Терпеть не могу ночных звонков и поздних возвращений.

Во взгляде Ивана Васильевича, обращенном к Насте, читалась едва прикрытая ирония. Он, должно быть, ожидал от нее выражения протеста, благодарного отказа, да мало ли чего еще! Но девушка молча поедала клубнику, словно основной ее задачей на сегодняшнее утро было набить до отказа желудок.

– Ну, вот вроде бы мы все и решили, – резюмировала Дворецкая. – Конечно, может быть, остались какие-то мелочи, так мы их утрясем позже. Кстати, дорогая, совсем забыла вас спросить, а что вы думаете насчет всей этой идеи? Вы согласны на переезд?

Вопрос прозвучал так запоздало и показался таким нелепым, что доктор едва не поперхнулся кофе. Он выразительно хмыкнул, чем в очередной раз навлек на себя недовольство Дворецкой. Та пронзила его обжигающим взглядом, но разбор полетов решила провести позднее. Ее внимание было приковано к Насте.

– Я согласна, – пролепетала та. Поток информации сбил ее с толку, а напористость новой хозяйки превратила в тряпичную куклу, мягкую и безвольную.

«А что я теряю? – неслись в голове сумасшедшие мысли. – Жалкую комнату в пятиэтажке, где меня никто не ждет? Давку на автобусной остановке? Сосиску на завтрак и макароны на ужин? Да пропади они пропадом! В конце концов, я же не продаю себя в рабство. Я всегда могу отказаться».

Но что-то подсказывало ей, что обратного пути не будет…

– Если желаете, вы можете сейчас заехать домой, забрать необходимые вещи. Хотя я вам предоставлю все, что нужно: от зубной щетки и тапочек до собственного компьютера, – сказала Дворецкая Насте после того, как завтрак подошел к концу. – Вас будет сопровождать личный водитель Стас. Через два часа я жду вас в кабинете.

Она развернулась и пошла прочь, прямая и величественная, как королева. Настя, словно зачарованная, смотрела ей вслед, удивляясь тому, как умеет держать себя эта удивительная женщина.

Вдруг чья-то рука требовательно сжала ее плечо. Она обернулась и увидела доктора.

– Пойдемте, я покажу вам, как выйти из дома. Ваш личный шофер, должно быть, уже подъехал, – предложил он с вежливой улыбкой.

– Благодарю вас, я знаю, где выход, – ответила Настя.

– Нет, все-таки позвольте мне вас проводить. Вдруг вы заблудитесь. Дом-то большой!

– Спасибо за помощь. Но я не так бестолкова, как вам показалось. Выход прямо за вами.

Настю начала раздражать подобная забота.

– Идите же за мной, черт вас подери, – прошипел доктор, выразительно поднимая брови и глазами указывая куда-то в сторону двери.

Настя была оскорблена и заинтригована одновременно. Она двинулась вслед за доктором, не понимая, почему она, собственно говоря, слушается его указаний. Дроздова вышла в прихожую, собираясь заявить, что она пока еще свободная женщина, которая вправе рассчитывать на уважительное отношение. Но не успела она сказать и двух слов, как добрый Дед Мороз превратился вдруг в оборотня с мелко трясущейся седой бородой.

– Здесь нет камер, – проговорил он, преграждая ей дорогу. – Мы можем говорить без свидетелей, только недолго. Прихожая все равно что проходной двор. Не хватало, чтобы нас застукали здесь вдвоем и донесли Веронике. Запомните: все слуги тут натасканы, как верные псы. Обо всем, что происходит в доме и его окрестностях, хозяйка узнает от своих осведомителей.

Настя дернула плечом. Нет, доктор определенно позволял себе слишком много. Вот и сейчас он наваливался на нее своим совсем не старческим телом. Она чувствовала его дыхание на своем лице.

– Меня не особенно пугают здешние порядки, – с нарочитой храбростью произнесла она. – Я ничего не собираюсь делать за спиной Дворецкой. Но ваши домогательства я сохраню в секрете, если вы, в свою очередь, оставите меня в покое. Скажу откровенно: вас в качестве кавалера (так, что ли, вы говорили?) я не рассматриваю.

Доктор отшатнулся.

– Вы думаете, что я вас домогаюсь? – произнес он с удивлением.

– Да. А как еще я должна понимать ваши слова и поступки?

Иван Васильевич глотнул воздух так шумно, что Настя испугалась, не случился ли у старичка удар. Говорят, любовь в таком возрасте может быть опасна.

Но Пирогов мало походил на жертву страсти. Он тряхнул ее за плечи так сильно, что голова девушки, как у китайского болванчика, мотнулась из стороны в сторону.

– Слушайте, не будьте идиоткой, – заговорил он. – Вы меня интересуете столько же, сколько и прошлогодний снег. Я бы непременно развил эту тему, но у нас не так много времени. Послушайте старого мудрого старика: берите ноги в руки и убирайтесь из этого дома, словно вас здесь и не было. Поверьте, это вам только на пользу.

– С чего это вы взяли? – с вызовом ответила Анастасия. – Может, вы мне объясните, почему я должна отказываться от такого выгодного предложения?

– Этого я сказать не могу, но поверьте мне на слово, это в ваших интересах, – жарко зашептал врач.

– Ну, поскольку объяснений я не получила, будем считать, что этого разговора не было, – отстранила его Дроздова. – Может, вы просто ревнуете Веронику?

– Боже мой, к вам, что ли? – в сердцах воскликнул Пирогов.

– А почему бы и нет? Дворецкая приблизила меня к себе, а вам это не по вкусу. Тяжела судьба фаворита, не так ли?

– Девчонка! И вы смеете говорить это мне? Видит бог, я хотел вас предупредить. Но если вам так не терпится создать себе грандиозные проблемы – воля ваша. И запомните, Вероника не из тех, кто любит благотворительность. Она ничего не делает просто так!

– Очень признательна за предупреждение, – проговорила Настя. – Но, по-моему, в вас говорит элементарная зависть.

– Прощайте. Похоже, мои слова улетели в пустоту.

– Не прощайтесь! Я здесь появлюсь через два часа и не минутой позже, – заявила Анастасия, покидая прихожую.

Конечно, в ней шевельнулось что-то вроде сожаления, ведь доктор ей поначалу так понравился. Похоже, она вела себя немного вызывающе, да и на насильника он не похож. Но Дроздова была полна решимости устранить все преграды на пути к заманчивой цели. Она станет главным юридическим консультантом самой Дворецкой! Стоит ли обращать внимание на некоторые досадные помехи. Отныне зависть и ревность станут ее постоянными спутниками…

Как только Анастасия села в машину, водитель передал ей белый конверт.

– Что это? – удивилась она.

– Вероника Анатольевна передала вам аванс, – сообщил Стас, ведя автомобиль по широкой подъездной дороге.

Настя заглянула внутрь и даже пересчитала купюры. Ровно две тысячи долларов. Но такая сумма ей была обещана за первый месяц работы. Может, миллионерша тестирует ее на честность?

Девушка твердо решила заявить хозяйке о чьей-то финансовой безалаберности. Ей не нужны были лишние неприятности…

В своей квартире она пробыла совсем недолго. Поиски заняли полчаса времени и целую жизнь воспоминаний. Настя поймала себя на странной мысли, что уходит отсюда не на день и не на месяц, а может, навсегда. Почему-то ей стало грустно. Словно рвалась невидимая ниточка, соединявшая ее с родным домом, с мамой.

Настя уложила в сумку фотографию в кожаной рамке и застыла в нерешительности. Что же ей еще взять с собой? Она пересмотрела содержимое платяного шкафа, но все вещи показались ей поношенными и неинтересными. Она, правда, взяла джинсы и пижаму, уложила несколько комплектов белья. Бросила сюда же старого плюшевого мишку с капроновым бантом на шее. Это была частичка давно ушедшего детства, память о тех далеких днях, когда мама, укладывая ее спать, обязательно давала ей в руки мягкую игрушку. Медведь был старый, со свалявшейся коричневой шерсткой, но она любила его до сих пор. От него пахло чем-то родным, не то детским мылом, не то кашей, которую он некогда получал из рук своей маленькой хозяйки. А может, это был запах уюта и спокойствия, навсегда оставшийся там, в теплом и далеком детстве…

В адвокатской конторе «Правозащита» царила обычная суета, но даже самые занятые коллеги оторвались от своих дел, когда на пороге появилась Анастасия.

– Я пришла отдать долг, – кивнула она Рыкову и передала ему в руки нужную сумму.

В принципе больше никаких дел у нее в конторе не было. Можно было возвращаться назад, в особняк Дворецкой, но адвокаты окружили ее плотным кольцом. Каждому хотелось узнать, как прошел ее визит в дом миллионерши.

– Я принята на работу главным юридическим консультантом, – не без удовольствия сказала она. Конечно, ей хотелось бы добавить в рассказ немного красочных деталей относительно привилегий, дарованных с широкого барского плеча своей благодетельницей, но она постеснялась. На сегодня и одной сенсационной новости было достаточно.

Коллеги отнеслись к ее небывалому карьерному взлету так, как она и ожидала. На их лицах отразилось сомнение, затем смешанное с возмущением удивление, и, наконец, все перекрыла зависть.

Но постепенно они стали приходить в себя. Со всех сторон посыпались комментарии. Менялась только форма высказывания, суть же оставалась неизменной.

– Надо отдать вам должное. В тихом омуте черти водятся. Как же вам удалось?

Или:

– Что же, вы, верно, знаете, чего хотите. В конце концов, это произошло так быстро. За какой-то один день. Не зря вас считали темной лошадкой. В вашем случае это, безусловно, так.

Эти слова звучали эхом собственных мыслей Дроздовой. Но ей сейчас хотелось слышать совсем иное. Она надеялась, что хоть кто-нибудь из ее «добрых» коллег искренне порадуется за нее, пожелает ей удачи. Но неожиданное решение известной предпринимательницы по непонятной причине не только поразило адвокатское сообщество, оно еще и оскорбило всех. Словно Дворецкая, сама того не желая, плюнула им в душу, заставила усомниться в шкале их ценностей.

– У тебя нет опыта. Ты незнакома со спецификой ее бизнеса, – горячился Плюхин. – Тебе с трудом удавалось формулировать мысли во время приема граждан. Как ты будешь разговаривать с ее компаньонами? Откровенно говоря, я даже не представляю, как ты с этим справишься.

– У дамочки непростой характер, – продолжала Воробей. – Это бросается в глаза. Тебе придется приспосабливаться к нему. До сих пор ты вела жизнь без хлопот и забот, в окружении доброжелательных коллег. Ты же не скажешь, что тебе все эти три месяца жилось невыносимо? Стоило ли что-то менять? Я бы на твоем месте никогда на это не согласилась.

Бойкой на язык Елене, видимо, отшибло память, раз события вчерашнего дня показались ей недостойными упоминания. Она постаралась забыть резкую отповедь миллионерши и сейчас делала вид, что «ей не больно-то и хотелось».

Все уговаривали Настю, даже сочувствовали ей. Но это было показное сочувствие. Они снисходительно улыбались, стараясь ничем не выдать своего истинного отношения к событию, которое всколыхнуло их тесный адвокатский мирок.

Подведение итогов стихийного собрания было по праву предоставлено начальнику. Рыков долго наблюдал за Дроздовой, но наконец решился высказать собственное мнение:

– Вы, конечно, понимаете, почему она вас выбрала, не так ли? Уж не тешите ли вы себя мыслью, что ей удалось разглядеть в вас необработанный бриллиант? Здесь все просто, доверьтесь моему опыту. Дамочка просто свихнулась. Вам ведь известно, сколько ей лет? А здоровая психика в ее возрасте – большая редкость…

«Ничего не вижу, ничего не слышу и знать ничего не хочу!» – скороговоркой проговаривала Анастасия магическое заклинание, которое уже не раз выручало ее в жизни. Желчность и зависть коллег уходили в прошлое, а впереди, в тумане, маячили приятные перспективы ее счастливого будущего.

Она прибыла к особняку Дворецкой ровно за пять минут до назначенного времени, мысленно похвалив себя за пунктуальность. Ворота автоматически распахнулись в стороны, и машина, тихо шурша шинами, покатилась к центральному входу.

Настя несколько секунд задержалась взглядом на фасаде величественного строения и снова поразилась тому, какие необыкновенные причуды подбрасывает иногда жизнь. Еще утром, она, словно скромная прохожая из бедного квартала, подглядывала за ограду роскошного замка, а ближе к вечеру уже ступила на его крыльцо, как желанная гостья.

Девушка взяла в прихожей войлочные тапки и сама, без сопровождения, двинулась к кабинету Вероники…

– Эта сумма причитается тебе как аванс, – развеяла ее сомнения хозяйка после того, как Настя начала разговор о деньгах. – Уж не думаешь ли ты, что мой личный консультант будет получать копейки?

– Но вчера, при моих коллегах, вы сказали, что…

– Неважно, что я сказала. Важно, что твой заработок будет в несколько раз выше. Приятный сюрприз, не так ли?

Анастасия, конечно, согласилась.

– А теперь иди, познакомься со своим новым домом, – сказала Вероника. – Твои вещи уже в комнате. Мари проводит тебя.

Старшая горничная, с именем на французский манер, возникла в дверях, словно уже дожидалась распоряжений хозяйки. Мари, потупив очи долу, засеменила маленькими шажками по длинному коридору. Настя двинулась за ней, шаркая ногами, чтобы не потерять по дороге злосчастные войлочные тапки. Она старалась не вертеть головой, чтобы прислуга не сочла ее дурно воспитанной, но в то же время была предельно внимательна и запоминала все, мимо чего они проходили.

Горничная миновала лестничный пролет и галерею и вошла в еще один коридор, который, наверное, и был тем самым западным крылом. Они дошли почти до конца, и Анастасия увидела, что дверь ее комнаты располагается рядом с высоким витражным окном.

Мари отворила дверь и церемонно пропустила гостью вперед. Девушка зашла внутрь и огляделась. Вне всяких сомнений, это была самая красивая комната, которую Настя видела в своей жизни! А балкон, заставленный цветами; а собственная гардеробная и ванная! Здесь было все, что могло понадобиться молодой гостье: туалетный столик с многочисленными ящичками и полочками, куда можно было поместить милые женские мелочи; его солидный собрат – письменный стол с компьютером и необходимыми принадлежностями; удобная кровать с дюжиной больших и малых подушечек. Комната была выдержана в белых, сливочных и золотистых тонах и казалась необыкновенно светлой и жизнерадостной, наполненной воздухом и ароматом роз. Их белые головки на длинных стеблях горделиво поднимались из прозрачных ваз на туалетном столике и прикроватной тумбе. На упругих лепестках еще дрожали капли росы. Должно быть, цветы поставили сюда недавно, прямо перед приходом Анастасии.

Дворецкая не лукавила, она и в правду продумала все до мелочей. Гостья нашла здесь книги и музыкальные записи, которые пришлись ей по душе. В ванной на полочках ее дожидался целый арсенал необходимых косметических средств. Здесь же уютно разместились атласные комнатные туфли, банный халат и ночная сорочка абрикосового цвета. Удивительно, но вещи пришлись Насте впору, словно хозяйка заранее знала размеры своей новой помощницы. Девушка посчитала это еще одним необычным совпадением, поскольку знакомство с Дворецкой произошло всего лишь сутки назад.

– Здесь есть все, что вам необходимо? – спросила Мари, и девушка вздрогнула, внезапно вспомнив, что она тут находится не одна.

– Да, конечно, – ответила она.

– Может, будут какие-то распоряжения?

Какие распоряжения? Лучшего и желать было нельзя.

– Я оставила ваши вещи здесь у кровати. Если вам будет угодно, я разберу их и разложу по местам, – меланхолично сообщила прислуга.

Тут только Дроздова заметила, что ее старая спортивная сумка стоит на коврике перед кроватью. Она казалась такой убогой в мире роскоши и порядка, что Настя испытала что-то очень похожее на стыд. Представив, как руки горничной станут касаться ее поношенных вещей и что в этот момент будет думать Мари, девушка содрогнулась.

– Нет-нет, я все уберу сама.

– Как вам будет угодно, – произнесла горничная заученную фразу и удалилась, оставив гостью одну.

Настя испытала грандиозное облегчение. Ей даже захотелось взвизгнуть и с размаху кинуться на кровать. Распахнув руки в стороны, как птица, она закружилась на месте, словно старалась захватить в себя все окружающее ее великолепие. С ума сойти! Отныне это все принадлежит ей! Она может валяться на этом золотом покрывале, принимать ванну с душистой пеной и, свесившись через перила балкона, любоваться кустами роз внизу. Она будет душиться дорогими духами, надевать перед сном пеньюар и атласные туфли и слушать классическую музыку.

Но чудесное мгновение миновало, и девушка кинулась к двери. Не хватало только, чтобы ее застали здесь веселящуюся, как щенок на лужайке. Следовало соблюдать умеренность и осторожность.

Обследовав дверь с двух сторон, Настя убедилась, что никакого замка или задвижки тут не было и в помине. Конечно, можно было бы попросить об этом хозяйку, ведь жить с распахнутой дверью неуютно и некомфортно. Но девушка не была уверена, насколько уместна ее просьба. Загружать Веронику в первый же день пребывания своими требованиями и малообъяснимыми страхами не хотелось. Ей же уже объяснили, что дом находится под круглосуточной охраной, стало быть, ее тревоги беспочвенны.

Девушка достала из сумки фотографию в рамке и поставила ее на стол рядом с компьютером. Она долго не могла решить, куда же посадить плюшевого медведя, таким старым и облезлым он ей вдруг показался. «В конце концов, это теперь моя комната!» – подумала она и засунула игрушку в глубину шелковых подушек. Несколько комплектов одежды она отнесла в гардеробную, но пустые полки и шкафы, требующие не одну дюжину костюмов, платьев и пальто, подействовали на нее угнетающе. Она впихнула вещи обратно в спортивную сумку и забросила ее подальше на антресоли. Только после этого перевела дух. С делами было покончено…

– Ну, как? Потихоньку осваиваешься? – послышался вдруг знакомый голос.

Анастасия вздрогнула. За своими хлопотами в гардеробной она и не заметила, как в комнату вошла хозяйка. Оставалось надеяться, что она пробыла здесь недолго и не видела, как ее несчастная гостья пытается разложить на полках старые майки и брюки.

Дворецкая держала в руках фотографию в кожаной рамке.

– Это моя мама, – смущенно произнесла Настя.

– Красивая, – отозвалась Дворецкая. – Где она сейчас?

– Умерла.

– Ах, вот оно как! Сочувствую.

– Она была балериной, – почему-то добавила Анастасия. Быть может, ее немного задело то вежливое безразличие, с каким Дворецкая рассматривала изображение самого близкого ей человека.

– Об этом мы еще поговорим, – пообещала та. – А пока займемся делом. Раз! Два! Три! – Она хлопнула в ладоши.

Дверь отворилась, и в комнату вошли три женщины. Одна из них катила высокую стойку на колесах, на которой колыхались десятки самых разных костюмов, платьев и брюк. Вторая, не теряя времени даром, уже раскладывала на полу коробки, попутно открывая крышки. В них оказалась обувь всевозможных цветов и фасонов. Здесь же были прозрачные целлофановые пакеты с сорочками, лифчиками и трусами; мешочки с колготками и чулками; коробочки с заколками и прочей мелочью.

У Анастасии рот открылся от изумления. Она и не предполагала, что филиал дорогого магазина можно запросто разместить на дому. Вероника же, довольная произведенным эффектом, представила ей хозяйку модного бутика и двух ее помощниц.

– Они подберут тебе необходимые вещи. Запомни, ты нуждаешься не только в одежде на каждый день, но и в вечерних платьях, а также в костюмах на выход.

Настя не знала, что и сказать. Вернее, у нее на языке уже вертелся вопрос, но задать его вслух она как-то не решалась. Должно быть, Дворецкая заметила ее муки:

– Тебя что-то смущает? Может, ты предпочитаешь одежду другой фирмы?

Дроздова отчаянно замотала головой.

– Нет-нет, – несвязно забормотала она. – Я имела в виду совсем не это. – И, снизив голос почти до шепота, она призналась: – Боюсь, что тысячи долларов на все это мне не хватит.

Хозяйка бутика недоуменно воззрилась на странную клиентку.

– Признаться честно, у меня и тысячи-то уже никакой нет. Я вынуждена была отдать долги в кассу, – продолжала Настя.

Дворецкая, наконец сообразив, в чем дело, рассмеялась:

– Ах, деньги? Пусть тебя это не заботит.

Она сделала рукой нетерпеливый жест:

– Начинайте. Чего вы ждете?

Хозяйка магазина вооружилась сантиметром.

– Итак, что мы тут имеем? Стойте спокойно. Я сниму с вас мерки.

Настя не успела и охнуть, как женщина проворно обхватила ее в нескольких местах, а результаты записала к себе в книжечку.

– Как я и думала, – резюмировала она. – У вас превосходная фигура. Проблем с выбором не будет.

За два часа непрерывных примерок Настя выбилась из сил, Дворецкая же, напротив, была полна энергии и энтузиазма. Она с ходу отвергла несколько понравившихся девушке платьев. «Вульгарно», «непрезентабельно», «простенько» – звучали ее резкие комментарии, а Дроздовой ничего не оставалось делать, как соглашаться.

– Это мой главный консультант! – заявляла Вероника громогласно, и девушка поневоле проникалась собственной значимостью. – Моя правая рука, наконец. И вы хотите, чтобы она выглядела одетой с распродажи? Ничего дешевого. Старые коллекции мне тоже не нужны. Да не тыкайте мне в нос вашими скидками!

Наконец утомительные хлопоты подошли к концу. Настя стала обладательницей нескольких замечательных туалетов. Футляры, коробки, плечики с прозрачными чехлами заполнили пространство гардеробной, и она перестала казаться пустой и неуютной. Глазу было приятно остановиться на стройных рядах обуви. Босоножки, туфли, сапожки, подобранные им в тон сумки и изящные женские ремни разместились на специальных подставках. В пластиковых контейнерах теснились заколки, резинки и шпильки.

Настя просто умирала от усталости. Дворецкая посмотрела на нее с улыбкой.

– Ну а теперь работать!

Дроздова подумала, что ослышалась. Какая работа, если за окном уже вечер? Но хозяйка была неумолима. Оставив на столе несколько пухлых папок и коробочку с дискетами, она заявила:

– Здесь информация о моей компании. Ты должна представлять, в каком гиганте ты работаешь; знать все структурные подразделения холдинга и его персонал.

– Хорошо, Вероника Анатольевна, – вяло сказала Настя, без особого энтузиазма взирая на кучу деловых бумаг. – Думаю, что за неделю я смогу изучить этот материал.

– За неделю? – Дворецкая уставилась на нее так, словно девушка только что сказала непристойность. – Ты должна это знать к утру.

Анастасия пыталась переварить полученное задание, чувствуя себя при этом Золушкой. Но у той задача была куда проще. Чего стоили задания ее мачехи перед той лавиной юридической документации, которую так любезно вывалила перед Настей госпожа Дворецкая.

– Завтра я представлю тебя сотрудникам компании, – сказала она уже у порога. – Ты должна быть на высоте.

У Насти же тревожно замерло сердце, а сон, еще минуту назад приятной истомой обволакивающий тело, рассеялся без следа…

Следующий день показался Анастасии таким долгим и насыщенным, что, вспоминая вечером хронологическую цепочку событий, девушка чувствовала легкое головокружение. Лица ее новых сотрудников, их фамилии, имена, должности сложились в пеструю мешанину. Вытаскивая из этой кучи маленькие детали – чью-то неожиданную реплику, например, обращенную к ней улыбку, настороженный взгляд, да мало ли что еще, – Настя никак это не могла соотнести с конкретным человеком. Вот ее подсознание выкинуло наверх один кадр – ярко-желтые ботинки, такие неуместные в деловом учреждении, что девушка сразу обратила на это внимание. Кому они принадлежали: старшему менеджеру или пресс-секретарю Дворецкой? А может, так нарядился ведущий стилист одного из салонов красоты? Как, кстати, его звали? Не то Алеко, не то Алекс. Да, ей впору записывать каждый свой шаг в ежедневник, чтобы не запутаться окончательно.

Встретили ее сдержанно, без показной радости, но и без лишней недоброжелательности. По всей видимости, политика большого босса здесь обсуждалась только в кулуарах. Если угодно было Дворецкой поставить на должность главного юридического консультанта молодую неопытную девчонку, значит, так тому и быть.

– Это наш центральный офис, – рассказывал ей молодой мужчина с усиками, проводя специально для нее обзорную экскурсию. – Тут, как вы понимаете, сосредоточена деловая часть империи Дворецкой: кабинеты высшего руководства, юридическая служба, кадровое агентство, отдел связей с общественностью, группа по работе с персоналом и, наконец, собственная служба безопасности. Именно здесь принимаются важнейшие решения по развитию и укреплению позиций нашего холдинга. «Жемчужина», как вам наверняка известно, своего рода гигант в области организации досуга…

«Еще бы! – вспоминала Настя цифры и факты из деловых папок Дворецкой. – „Жемчужина“, как огромный спрут, распустила свои щупальца по многим городам и весям. Широко разрекламированная сеть фитнес-клубов „Sport planet“ привлекала в свои залы не только богатую публику, но и создавала условия для менее обеспеченной части населения. Эконом-клубы были модными тусовочными местами для студентов и работающей молодежи. Солидные бизнесмены и светские дамы заполняли собой VIP-территории. Каждый желающий мог приобрести абонемент в зависимости от толщины своего кошелька. Тариф „демократический“ был по карману молодому специалисту, ну а, соответственно, „космический“ предназначался не столько для астронавтов, сколько для людей, способных хладнокровно смотреть на астрономические суммы. Диапазон предлагаемых услуг впечатлял, от традиционных йоги и аэробики до самых необычных, когда график тренировок рассчитывался в зависимости от гороскопа конкретного физкультурника или фаз движения луны».

– Наши салоны красоты известны любой женщине, мало-мальски интересующейся своей внешностью. Наши мастера завоевывали почетные премии на самых престижных конкурсах парикмахерского искусства и визажа, – увлеченно рассказывал мужчина, а Настя, несмотря на то что уже была в курсе достижений кудесников из «Жемчужины», слушала его с видимым удовольствием.

«Конечно! – вспоминала она. – Кабинеты красоты возникли сначала на базе уже имевшихся спортивных клубов, а потом выделились в отдельную сеть престижных салонов с самым впечатляющим перечнем предоставляемых услуг. Дворецкая не стала довольствоваться стандартными косметическими процедурами, она еще открыла клинику пластической хирургии и косметологии. Перечень именитых пациентов – это показатель ее успешности».

– У нас еще много того, о чем не каждому известно! – хвастливо продолжал экскурсовод. – Ну, про гостиничный комплекс вы наверняка слышали…

«Разумеется! Гостиница международного класса, – проговаривала про себя Настя. – Расположена на берегу живописного озера и включает в себя большое современное здание с различными категориями номеров, вплоть до президентского люкса; теннисные корты, площадки для игры в гольф, открытый бассейн и аквапарк».

– Есть собственное издательство, рекламное агентство и даже небольшая киностудия…

«Там снимаются некоторые научно-популярные фильмы, связанные в основном с косметологией и спортивной медициной, а также рекламные ролики. Удивительно, почему Дворецкая еще не замахнулась на создание широкоформатных художественных фильмов. Хотя и это возможно в перспективе», – подавив улыбку, подумала Настя…

Далее следовала экскурсия по городу, в ходе которой Вероника представляла нового специалиста сотрудникам всевозможных бюро и агентств, а также ведущим мастерам и стилистам салонов. Анастасия получила массу интересных сведений о том, у кого лучше стричься и укладывать волосы, чем вредна липосакция и почему в этом сезоне актуальны сапоги гармошкой.

Какой-то очень модный дизайнер, молодой человек с невероятным начесом на голове, с цепочками и колечками, продетыми во все возможные места, деловито рассуждал о моде на классику. Настя с интересом его слушала. К тому же ее немного позабавили десятки колокольчиков, пришитых к одежде дизайнера. Когда он двигался, слышался веселый перезвон. Наверняка мастер перенял эту идею у средневековых прокаженных, которые были просто обязаны носить подобное «украшение», дабы уберечь здоровых людей от страшной болезни…

После легкого обеда в одном из фитнес-клубов Анастасия вернулась в центральный офис, где для нее была организована встреча с сотрудниками юридического отдела. Дроздова почувствовала даже легкую тошноту, верный признак того, что волнение перешло допустимые границы. Одно дело рассуждать о тенденциях моды, где никто не ждет от тебя дельных мыслей, совсем другое – раздавать ценные указания в той отрасли, где приветствуются точные знания и опыт практической деятельности.

При ее появлении подчиненные встали, а сама Настя едва не хлопнулась в обморок.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказала она и, почувствовав внезапную слабость в коленях, плюхнулась на сиденье.

Она обвела глазами небольшой конференц-зал. Здесь собрались не менее пятнадцати человек, и все они пристально рассматривали новую начальницу. В воздухе повисло ожидание.

«С чего начать?» – вертелся в голове вопрос. Разумно, конечно, было бы выложить новым коллегам весь свой послужной список, рассказав о том, где ей раньше довелось работать, намекнув на то, каким бесценным приобретением для компании она является. Но проблема была в том, что ее послужной список был чист, как репутация девственницы.

– Как меня зовут, вы уже слышали, – улыбнулась она. – С каждым из вас я познакомлюсь на личном приеме.

«Правильно ли я говорю? – заметались в голове пугливые мысли. – И есть ли у главного консультанта личный прием?»

Но коллеги проглотили новость без особых эмоций.

– Я надеюсь, что мы найдем с вами общий язык и даже станем друзьями.

«А стоит ли дружить со своими подчиненными?»

– А теперь, если у вас есть ко мне вопросы, я постараюсь на них ответить, – сказала она, полная дурных предчувствий.

В первом ряду поднялась рука.

– Анастасия Евгеньевна, а в какой отрасли права вы считаете себя специалистом?

Любопытство проявил высокий представительный мужчина с модной стрижкой. Было видно, что он еще весьма молод, но в его взгляде сквозила такая высокомерность, что Насте сразу же стало не по себе.

Тем не менее его вопрос показался Дроздовой легким, и она без всякой задней мысли ответила:

– В уголовном праве, разумеется.

Повисла тишина. Тут только Настя поняла, что сказала не то. Конечно, это была правда. Но что мог делать специалист по уголовному праву в фирме, где основную часть судебных тяжб составляли гражданско-правовые споры?

Губы мужчины тронула пренебрежительная улыбка.

– А есть ли у вас арбитражная практика? – поинтересовался он.

Хороший вопрос. Во всяком случае, ей было известно, где располагался одноименный суд.

– Есть небольшая, – сказала она нерешительно, но, подумав, добавила: – Вообще, я являюсь практикующим адвокатом.

Никаких эмоций.

– И я закончила юридическую академию с красным дипломом! А теперь, если других вопросов у вас нет, презентацию объявляю законченной. Все ясно?

– С вами все ясно, – издевательски улыбнулся мужчина, и его реплика звучала почти символично. Он сделал «страшные глаза» своим коллегам и, пресекая возможный смех, приложил палец к губам.

«Похоже, я с ним еще намаюсь», – с досадой подумала Дроздова и, отгоняя мрачные предчувствия, заявила:

– Попрошу подойти ко мне моего заместителя.

Она поднялась. Сотрудники последовали ее примеру, и уже через минуту конференц-зал опустел. Юристы отправились по своим кабинетам, переговариваясь вполголоса и тихонько посмеиваясь…

Во время обзорной экскурсии Насте уже удалось увидеть свой кабинет, но теперь у нее появилась возможность осмотреть все более внимательно. Разумеется, все было на высшем уровне.

Вход в кабинет предваряла просторная приемная с традиционным местом для секретаря и рядом удобных кресел для посетителей.

– Добрый день, Анастасия Евгеньевна, – приветствовала ее невысокая хорошенькая девушка. – Добро пожаловать в офис. Я – ваш личный секретарь, Марина. Можете обращаться ко мне за всем, что вам потребуется.

Вот как! Не «секретарша», как принято говорить почти повсюду, а «личный секретарь». Звучит респектабельно и начисто освобождает это слово от некоторого налета вульгарности. Марина, ко всем прочим достоинствам, оказалась еще и далеко не глупа.

Девушка распахнула перед новой начальницей дверь, и Настя, сделав шаг, ступила в большое помещение, которое отныне станет для нее вторым домом. Она огляделась.

Внушительный стол занимал добрую треть кабинета. За ним можно было просматривать деловые бумаги, работать на компьютере и делать необходимые звонки. Здесь было два телефона, устройство селекторной связи, факс и другое коммуникационное оборудование.

У противоположной стены расположились замшевый диван, кофейный столик и четыре удобных кресла. Внутреннее убранство кабинета венчали несколько прекрасных акварелей кисти модных современных художников.

Еще одна дверь вела в комнату отдыха, отделанную звуконепроницаемыми панелями. Здесь можно было отдохнуть от рабочей суматохи и даже прилечь на полчасика.

Закончив осмотр, Настя уселась за свой рабочий стол, на котором уже были разложены кипы деловых бумаг, памятных записок, докладных и статистических отчетов. Она крутанулась в кресле несколько раз, поджимая под себя ноги. Кабинет вокруг нее вертелся колесом.

– Во-от так! Еще раз, – пропела она, делая очередной разворот. Настя чувствовала себя маленькой девочкой на карусели в парке.

Это было забавно. Поэтому она не сразу заметила своего первого посетителя, высокого мужчину с папкой в руках, того самого, который задавал на ее презентации заковыристые вопросы. Он застыл на пороге, наблюдая за ней с усмешкой на губах.

– Да. В чем дело? – спохватилась она, хватаясь руками за стол.

– Мне зайти позже? – поинтересовался он. – Ну, тогда, когда вы наконец накатаетесь?

В первый момент у Насти мелькнула трусливая мысль придумать хоть какое-нибудь оправдание своему странному поведению на рабочем месте, но ничего дельного на ум не пришло. Она холодно кивнула мужчине.

– В следующий раз попрошу стучать прежде, чем заходить в кабинет.

– В следующий раз непременно, – улыбнулся он.

«Как пить дать, через пятнадцать минут он разнесет слух о моих забавах по всему офису», – с тоской подумала Дроздова, а вслух поинтересовалась:

– Что вам угодно?

Вопрос прозвучал церемонно, совсем не так, как хотела его задать Анастасия, и противный мужчина опять начал скалиться.

– Вы просили меня зайти.

– Я?!

– Да. Я ваш заместитель.

Ах, вон оно что! Признаться, Настя уже успела забыть о первом своем распоряжении и теперь испытывала неловкость и досаду оттого, что коллега застал ее не в самый удобный момент. Надо же было случиться тому, что из всех мужчин, присутствующих на ее презентации, заместителем оказался именно он, пижон с модной стрижкой!

– Присаживайтесь. – Она указала ему на кресло.

Мужчина сел и положил папку на кофейный столик перед собой.

– Кофе? Чай? – спросила она и тут же осеклась, потому что забыла имя своей секретарши.

– Нет, благодарю, – отказался мужчина. – Позвольте представиться, я – Логинов Олег Валентинович. Работаю в компании всего пять лет, начинал с должности простого юриста и вот уже три года являюсь заместителем начальника отдела. Ранее имел опыт работы в прокуратуре, в отделе экономики.

Ответ звучал как назидание. «Всего пять лет» казались пропастью перед одним-единственным днем в должности руководителя. Кроме всего прочего, Олег дослужился до своего нынешнего положения, а не был назначенцем со стороны. Да и практический опыт был ощутимым щелчком по самолюбию Дроздовой. Мужчина, должно быть, это понимал, потому и не сводил с Анастасии долгого насмешливого взгляда.

Она прокашлялась, чтобы придать голосу хоть какую-то уверенность.

– Олег, – сказала она. – Я здесь человек новый, и поэтому мне придется первое время положиться на вас. Введите меня, пожалуйста, в курс дела. Я очень хочу добиться успеха, но только не знаю, с чего начать.

Такое честное признание нисколько не обескуражило заместителя. Его улыбка стала еще шире.

– Видите ли, – заметил он снисходительно. – Мне трудно сказать, насколько применима к нам будет ваша специализация. Конечно, Вероника Анатольевна в некоторых случаях обеспечивает сотрудников своей компании защитой по уголовным делам. Но это, слава богу, случается нечасто. Среди нас нет воров и насильников. В основном мы ведем гражданские споры в общих и арбитражных судах. Как я понял, у вас в этих отраслях права есть проблемы.

– Немного, – призналась Настя.

– Вот видите! – В его голосе слышались торжествующие нотки. – Конечно, при Борисе Рудольфовиче было все намного проще. Будучи первоклассным специалистом, он брал на себя решение самых сложных вопросов. Не знаю, как ему удавалось, но он всегда выходил победителем, даже из самых запутанных и безнадежных дел. Теперь, когда вы заняли его место, мы будем ждать столь же оглушительных побед от вас.

– Скажите, что вы думаете о моем назначении, – Настя решилась на откровенный разговор.

– Вам сказать приятное или по совести?

– По совести, конечно.

– Ну, тогда, откровенно говоря, я не понимаю, что вы здесь делаете. На вашем месте, я подыскал бы для себя что-нибудь более подходящее.

– Например?

– Например, детский сад или среднюю школу. Женщинам нет места в юриспруденции.

Настя почувствовала, как в ней закипает раздражение. Этот самодовольный ублюдок хватил через край. А она еще пыталась получить от него дельный совет!

– Значит, вы ненавидите женщин? – спросила она.

– Почему? – искренне удивился Логинов. – От вас бывает очень большая польза. На кухне, например. Опять же воспитание детей…

– Постель, – подсказала ему Анастасия.

– Конечно, постель, – легко согласился он. – Там без вас неуютно.

– Ну, довольно! – подскочила она на месте. – Одно я вам скажу определенно, вы – самодовольный сукин сын. Удивляюсь, как Вероника Анатольевна назначила вас заместителем. Вам место в музее доисторических находок!

– О-го-го, какие выражения! – усмехнулся Логинов.

– Убирайтесь! – приказала она, указав пальцем на дверь.

Он встал и церемонно поклонился ей:

– Тронут вашим гостеприимством до глубины души!

Она едва удержалась, чтобы не запустить в него дыроколом…

Что-то ей Дворецкая говорила об увольнении строптивых сотрудников? Дроздова твердо решила подождать удобного случая и распрощаться с Логиновым навсегда. Он, без сомнения, это заслуживал. Кроме всего прочего, ей здорово не повело с предшественником. Теперь все ее поступки будут рассматриваться через призму успеха Корицкого. Ее станут постоянно сравнивать, и от этого можно будет сойти с ума. Бороться с тенью великого адвоката – задача не из легких!

Желание рассматривать акварели и крутиться в кресле исчезло совсем. Она погрузилась в мир деловых бумаг и отчетов.

Вечером, когда за ней заехал Стас, она взяла с собой вместительный атташе-кейс, до отказа набитый нужной документацией…

Дверь в кабинет Элеоноры Дворецкой распахнулась без стука. На пороге появился высокий представительный мужчина кинематографической внешности. Швырнув кожаный портфель прямо на стол, он заломил руки и пафосно произнес:

– Мир сошел с ума! Элли, может, хоть ты объяснишь, что происходит?

– Ты о чем? – вопросительно подняла брови дочь Дворецкой, хотя прекрасно понимала, о чем ведет речь господин Корицкий.

– О том, что со мной обошлись крайне непорядочно. И это все твоя мать! – Он поднял вверх указательный палец. – Когда я пришел сегодня в офис, охранник вручил мне две коробки с моими личными вещами и сказал, что меня уволили.

– Ничем не могу помочь, Борис, – пожала плечами Элеонора. – Ты же знаешь, это распоряжение Вероники. Оно обжалованию не подлежит. Я сама была поражена не меньше, чем ты.

Но Корицкий был не расположен выслушивать соболезнования. В нем клокотала обида.

– Она выставила меня за дверь, как паршивого щенка. И это за все то, что я сделал для компании! Нет, ну если у нее возникло желание пригласить нового специалиста, можно было бы поступить по-человечески: высказать претензии, объяснить причины. Но не так же, в конце концов! Кстати, кого она там нашла на мое место? Неужели того прощелыгу из университета? Я ведь говорил Веронике, что его докторская степень денег ей в карман не добавит. Или, может, подсуетился наш бывший прокурор города? То-то я смотрю, он стал частенько захаживать к Дворецкой!

Крупные губы Элеоноры изогнулись в хищной усмешке.

– Ты не поверишь, Борис! – усмехнулась она. – Думаю, что эта новость для тебя будет круче, чем известие об увольнении. На твое место поставили девчонку.

– Девчонку, в смысле?.. – неопределенно покрутил пальцами Корицкий.

– Девчонку, в смысле малолетнюю дурочку! – пояснила Элеонора. – В нашей компании это сенсация дня. Представляешь, Вероника подобрала ее в какой-то конторе.

– Она что, работает адвокатом? – насторожился Корицкий. – Тогда я должен ее знать. Как, говоришь, ее фамилия?

– Ну, откуда тебе ее знать? Она проработала меньше трех месяцев!

– Хм! – хрустнул он костяшками пальцев. – Но должно же быть здесь какое-то объяснение? Точно говоришь, не знаешь?

– Голову даю на отсечение! Не представляю, о чем думала Вероника, когда отдавала хорошо налаженное дело в руки вчерашней студентки. Да ты не знаешь главного. Эта особа будет жить в нашем доме! Да-да. Мать специально для нее распорядилась сделать ремонт в одной из лучших гостевых комнат.

У Корицкого лицо вытянулось от изумления. Он на время позабыл даже о своих собственных обидах, что было для него совершенно несвойственно.

– Здесь что-то не так, Элли! – сказал он. – Что-то не так.

– Вот и я думаю, – мрачно заметила Дворецкая. – Моя мать не привыкла раздавать авансы, и если она поступает таким странным образом, значит, у нее есть причины. Если только…

– Если только что?

– Если она не сошла с ума, разумеется.

– А это был бы выход. Для тебя, Элли.

– Не болтай ерунды.

– Да ладно, нас никто не слышит, – усмехнулся Корицкий. – Думаешь, я не знаю, сколько крови она у вас выпила?

– Это наше семейное дело, – мигом подобралась Дворецкая.

– Ну-ну, – с насмешкой взглянул на нее Борис. – Сколько тебе лет, милая? Только не говори банальности, мол, у женщин возраст не спрашивают.

– Сорок два.

– Сорок два. М-да! Задуматься, не так уж мало получается. Лучшая часть жизни уже позади. А кто ты у нас?

– А то ты не знаешь! – фыркнула Элеонора. – Я являюсь главным менеджером гостиничного комплекса «Жемчужина».

– Ой-ой! Только не надо сейчас говорить про отель международного класса, про все ваши звезды и прочие регалии. Слышали уже! Ты всего лишь управляешь гостиницей, прекрасно сознавая, что, если завтра твоей маменьке взбредет в голову назначить на твое место молодого расторопного мальчика, ты отправишься мыть полы. Что, я не прав? Тебе в отеле не принадлежит даже табуретка.

Кошачьи глаза Элеоноры сузились и стали похожи на две стальные бритвы. Корицкий говорил правильные, хотя и очень неприятные вещи.

– Ты знаешь, что я прав. В твои сорок два года тебе не принадлежит ничего! Даже свой автомобиль ты водишь по доверенности Вероники. Ну же, Элли! Я – адвокат, а перед нами, как и перед докторами, нужно разоблачаться донага.

– Да, конечно. Но ведь наступит время, когда…

– Когда Вероника умрет? – с готовностью подсказал Корицкий. – Наступит обязательно. Но тебе к тому времени исполнится шестьдесят. Неплохой возраст для начала новой жизни? С таким здоровьем и с такой кипучей энергией наша старушка проскрипит еще два десятка лет, не особо при этом напрягаясь. Кроме того, существует такая вещь, как завещание…

– К чему ты ведешь, не понимаю? – занервничала Элеонора.

– К тому, что твоя маменька может тебе ничего не оставить!

– В смысле как?

– В смысле того, что она может оставить все свое движимое и недвижимое имущество обществу защиты животных, например. Зная нрав Вероники, я особо этому не удивлюсь.

– Но я же дочь!

– Мне так показалось, что она не испытывает к своим детям особого расположения. Впрочем, может, это только мои домыслы.

– К чему этот разговор? Я не понимаю.

– Ни к чему. Просто маленькие прощальные реплики отставленного адвоката. Не думаешь ли ты, что я призываю тебя к каким-то незаконным действиям? Боже тебя упаси. Кстати, как, ты говоришь, фамилия девушки?

– Дроздова, – автоматически ответила Элеонора, погруженная в свои мысли.

– Запомню. Если эта особа – адвокат, то она обязательно появится в суде по одному из дел Дворецкой. Там мы и поквитаемся…

Корицкий давно убрался, а Элеонора так и осталась сидеть за столом, подперев рукой щеку. Визит адвоката оставил после себя неприятный осадок, хотя, если признаться, ничего нового она для себя не узнала. Корицкий просто разбередил давно саднящие раны и поднял из глубины души целую вереницу воспоминаний…

…Элеонора была старшим ребенком в семье Дворецких и по праву могла рассчитывать на любовь родителей. Впрочем, это не потребовало бы от них никаких усилий. Подвижная девочка, игривая и шаловливая, как котенок, вызывала только положительные эмоции. Ко всему прочему, она была еще и симпатична. Уже в пять лет она подавала надежды стать настоящей красавицей. Яркие зеленые глаза и необычного цвета волосы делали ее не похожей ни на кого и мигом выделяли из толпы.

Ее обожал отец. Тихий, интеллигентный человек, он мог часами играть со своей маленькой дочуркой, вызывая неодобрение Вероники.

– Ты разбалуешь девочку, – говорила она. – Ребенка нужно держать в строгости, а то даже и не заметишь, как она сядет тебе на шею…

Другим близким после отца человеком для девочки стала ее няня Даша. Это была незамужняя женщина, обделенная красотой и везением, но умеющая любить. Всю свою энергию без остатка она отдала детям Вероники, заботясь о них так же, как это могла делать родная мать. Зная строгий нрав хозяйки, Даша скрывала от нее проказы детей. Скорая на расправу, Вероника не особо вникала в тонкости детской психологии и могла жестоко наказать даже за самый невинный проступок…

Девочка становилась девушкой, и к пятнадцати годам Элеонора неплохо подросла и оформилась, превратившись в настоящую красавицу. Она казалась гибкой, как кошка, такой же игривой и хищной одновременно. В ней проснулся воистину африканский темперамент, и управлять целой лавиной охвативших ее чувств было сложно. Ведь она, по сути, еще была ребенком.

Визит в школу стал для нянюшки шоком.

– Вообще-то, я хотел бы видеть родителей девочки, – строго сказал учитель. – Лучше бы, конечно, мать.

– Но Вероника Анатольевна очень занята, – привычно оправдывалась Даша. – Но вам не стоит беспокоиться, я все ей передам.

– Ну, если так… Ваше дело. Меня беспокоит поведение Эли. Не то чтобы она прогуливала занятия или дерзила учителям, здесь другое. Она слишком рано стала взрослой. Когда она впервые принесла в школу эротический журнал, я сделал ей строгое внушение. Но случаи стали повторяться. На днях я увидел у нее в тетради не совсем приличные зарисовки, а вчера и вовсе услышал от нее такие анекдоты, что мне стало не по себе.

– Она рассказывала анекдоты вам? – опешила Даша.

– Нет, конечно. Своим одноклассникам. Но ее слушателями были в основном мальчики. Вы, надеюсь, понимаете, что такое поведение недопустимо?

– Я переговорю с ней, – обещала няня.

И переговорила…

– Не слушайте его, мама Даша, – навзрыд плакала Элеонора. – Это не мои рисунки. Мне их подсунул сосед. А что касается анекдотов, то учитель что-то напутал. Признаюсь честно, я стояла рядом. Хотя, конечно, мне нужно было уйти. Боже мой, как мне стыдно!

– Ты обещаешь, что больше такое не повторится?

– Обещаю. Только не говорите Веронике. Она меня убьет.

– Не буду. Но смотри, ты дала обещание…

Однако классный руководитель точно задался целью извести девочку. То и дело на бедную няню сыпались все новые замечания.

«Она курила в школьном туалете». «Она прилюдно целовалась с парнем из старшего класса на перемене». «Ее блузка просвечивает насквозь. А она даже не носит нижнего белья». «В трудовом лагере из-за нее произошла драка между местными ребятами и школьниками».

Даша только за голову хваталась, пока наконец не последовал категоричный приказ – явиться на педагогический совет вместе с родителями.

– Что за черт! – возмущалась Вероника. – Ты хорошо учишься. Что мне делать на совете? Кроме того, у меня назначена встреча.

Отступать было некуда, и Элеонора поведала матери ужасную историю о домогательствах учителя.

– Он не оставляет меня в покое, мама. Все время заставляет приходить на дополнительные занятия после уроков. А там… – Она закрыла лицо руками и разрыдалась. – Он говорит мне непристойности и трогает меня.

– Ну а ты?

– Я не позволяю делать этого. Но он настаивает. Говорит, что ославит меня на всю школу. Теперь ты понимаешь, откуда все эти замечания?

– Понимаю. Но почему ты молчала раньше?

– Я не хотела тебя беспокоить. Ведь ты так занята на работе…

Педсовет запомнился учителям надолго.

– Моя дочь – порядочная девушка, – громогласно заявляла мать. – Я не позволю всяким извращенцам пятнать ее честное имя. Довожу до вашего сведения, что сегодня мы подали заявление о сексуальных домогательствах классного руководителя в органы прокуратуры…

Уголовное дело было возбуждено, а после и закрыто за отсутствием необходимых доказательств. Но учителя из школы все– таки уволили. Его бросила жена, и он как-то очень быстро опустился на самое дно жизни. Однажды, накануне Нового года, его встретила Вероника. В прекрасном настроении она выходила из автомобиля, когда к ней обратился грязный, заросший щетиной мужчина. Она бы, без сомнений, прошла мимо, поскольку не выносила попрошаек и бродяг, но он назвал ее по имени.

– Вы? – она брезгливо сморщила нос.

– Да, я, – с вызовом ответил он. – Видите, где я оказался благодаря стараниям вашей маленькой дочурки.

– Все мы получаем то, что заслуживаем.

Он замотал головой и криво усмехнулся:

– Знайте, вы вырастили чудовище. Вы еще вспомните меня…

Может, если бы Вероника обратила внимание на его слова, жизнь Элеоноры сложилась бы по-другому. Но девочка, поверив в собственную непогрешимость, вообще лишилась тормозов. За последний школьный год она умудрилась перебрать половину привлекательных молодых людей со своей параллели. Теперь уже ее общение не ограничивалось рассматриванием запретных книжек и поцелуями. Она стала непревзойденным авторитетом в области секса для своих подруг. В плен ее чар попал даже школьный физрук. Но судьба была милостива к нему. Его уволили из школы прежде, чем их роман выплыл на поверхность.

Поступив в университет, Элеонора старых привычек не бросила. Она флиртовала со всеми мало-мальски симпатичными студентами. Ее жизнь напоминала праздник, карнавал: вечеринки, дискотеки, кафе, рестораны. Как-то очень быстро подошла сессия, и девушка поняла, что у нее появились замечательные шансы на вылет. Но Элеонора слишком хорошо знала характер матери и представляла, что ее отчисление из университета будет иметь самые неблагоприятные последствия.

Поразмыслив на досуге, девушка решила идти старым проверенным способом. Нет, боже упаси, в ее планы не входила ночная зубрежка или написание шпаргалок. Она мыслила творчески и надеялась на успех.

Первым в списке ее жертв был пожилой профессор со скверной репутацией: треть студентов с треском проваливалась на его экзамене. «На пятерку знаю предмет только я сам, – любил повторять он. – Четверочку, пожалуй, поставлю своим аспирантам. Тройка – вполне приличная оценка для умного студента. Стало быть, большинство из вас получит два!»

…Элеонора дождалась, когда студенческий поток иссяк. Хнычущие девчонки разошлись по домам. Молодые люди ушли заливать тоску вином. Она зашла в аудиторию, когда профессор уже собирал со стола вещи.

– Вы ко мне? – удивился он. – Но экзамен уже закончен. Впрочем, если вам самим не жаль собственных усилий, я согласен уделить несколько минут своего времени. Боюсь только, результат вам известен заранее. Присаживайтесь.

Но она села не там, где отвечали на вопросы студенты ее группы, а рядом с ним, так близко, что ее колени коснулись его брюк.

– Гм! Гм! – смутился он. – Что-то я вас не припоминаю. Вы не посещали семинарские занятия?

– Нет, – тихо ответила она, глядя ему в глаза.

– Но тогда вы должны понимать, что я могу не допустить вас до экзамена. Есть учебный план, наконец…

– Если хотите, вы можете сделать это, – улыбнулась она.

– Но позвольте, чего же вы тогда пришли?

– Просто взглянуть на вас.

Теперь он смотрел на нее, не мигая, опешив от такого признания.

– Неужели вы не видели меня? – продолжила она, вложив в голос весь драматизм, на который только была способна. – Я приходила на ваши лекции и специально усаживалась в самом последнем ряду, чтобы не смущать вас своим пристальным взглядом. Сидеть рядом, слушать вас и не иметь даже возможности прикоснуться – это было выше моих сил. Боюсь, что я не много записала.

Она грустно улыбнулась.

– А семинарские занятия, о которых вы говорите… Быть там и чувствовать себя всего лишь студенткой, которой вы ставите отметки и на которую даже не посмотрите как на женщину. О, это так унизительно! Ну, да, теперь это все в прошлом. Мне стоит, пожалуй, уйти. Ведь я сказала вам все, что думала. Боюсь, вы не захотите больше видеть меня.

Она сделала вид, что уходит.

– Постойте! – всполошился он. – А как же экзамен? Может, есть смысл попробовать?

– Ах, опять вы про экзамен, – вздохнула она. – Впрочем, я и не рассчитывала, что вы поймете меня. Если хотите, можете поставить мне «неуд». Мне все равно.

– Но я не хочу ставить вам «неуд», – признался он. – Давайте просто поговорим…

И они поговорили. Пожилой профессор отнюдь не в первый раз испытывал на себе внимание смазливых студенток. Он прекрасно понимал, с какой целью молоденькие девушки надевают на экзамен короткие юбки и ошеломительные декольте. Старый ученый гордился тем, что ни одна такая Лолита не обвела его вокруг пальца. Они неизменно получали заслуженные двойки и убегали в туалет смывать текущую от слез тушь.

Здесь же был явно другой случай. Эффектная девица ошеломила его своим натиском, заставила нервничать и краснеть. Он снова почувствовал в себе неуверенность подростка, и это состояние было таким необычным после череды скучных серых лет, наполненных только научными трудами, что он потерял над собой контроль. А ведь ей не нужна была даже оценка.

Таким образом, карусель завертелась. Профессор был таким непререкаемым авторитетом в университете, что его мало кто мог заподозрить в нечестной игре. К концу сессии в зачетке Элеоноры стояли только отличные отметки. Она праздновала победу. Дворецкая гордилась дочерью.

Осознав, что она решила проблему на несколько лет вперед, Элеонора с головой погрузилась в разгульную жизнь. Благо профессор требовал немного. Один раз в неделю они встречались у него дома. Его супруга, тоже ученая женщина, в это время читала лекции в том же самом университете. Соседи не особо удивлялись регулярному появлению рыжеволосой девушки, потому что к профессору постоянно наведывались аспиранты, соискатели и студенты. Таким образом, половая жизнь ученого мужа протекала бурно, не встречая на своем пути каких-либо серьезных препятствий. Но в один из дней произошла досадная накладка. Жена вернулась раньше времени, и ее глазам предстала впечатляющая картина: рыжеволосая красотка, оседлавшая старого профессора. Непонятно, что же в конце концов стало причиной трагедии. Может, это был шок, который ученый испытал, взглянув в испуганные глаза своей жены. А может, всему виной оказались активные сексуальные упражнения, губительные для мужчин преклонного возраста. Так или иначе, но сердце профессора не выдержало. Он скончался прежде, чем Элеонора успела надеть на себя кружевные трусики…

Слухи поползли по университету, и девушка предпочла уйти в академический отпуск. Но тут грянула новая беда – беременность.

Элеонора пропустила все предвестники известного женского состояния, и к тому времени, как она спохватилась, разумные сроки для медицинского вмешательства уже прошли. Конечно, маменька могла замолвить за нее словечко перед докторами, но девушка слишком хорошо понимала, чем обернется для нее это признание.

Помощь последовала с самой неожиданной стороны. Даша, узнав об интересном положении своей любимицы, предложила ей забрать ребенка и воспитать как собственного. Это был единственный шанс для старой девы получить хоть толику семейного счастья. Элеонора не возражала. Материнство рисовалось ей ужасной обузой. Тем более что она даже не знала, кто является отцом будущего ребенка. Все складывалось как нельзя лучше для Дарьи. Вот только возникли сложности вполне понятного свойства. Как выносить и родить ребенка втайне от всех и главным образом от Вероники?

Но выход нашелся. Вечно занятая своими делами, Вероника даже не придала значения тому, что ее дочь уехала собирать какой-то материал для своей научной работы. Срок для этого требовался немалый – целых шесть месяцев, но надо, так надо! Дворецкая даже не предполагала, что ее дочь не колесит по городам и весям, собирая народные частушки, а сидит далеко в маленьком городке. Беременность протекала без особых проблем, и Элеонора разрешилась от бремени в день своего двадцатилетия. Роды приняла местная повитуха, и здоровый ребеночек оказался в руках новой матери Дарьи. Элеонора не пожелала даже взглянуть на пищащий комочек в старом одеяльце.

– Поезжай, милая, – напутствовала девушку няня. – И не вспоминай о нас. Строй свою собственную жизнь, а назад не оглядывайся. Что было – то прошло…

Возвращение домой не принесло облегчения. Веронике кто-то донес о любовных приключениях дочери.

– Это скандал! – возмущалась она. – Моя дочь в постели со стариком. Неужели ты не могла найти приятеля помоложе?

– Я просто любила его, мама, – рыдая, говорила Элеонора, прекрасно осознавая, что глупость простительна, а проституция нет. Если бы ее мать знала всю правду…

О возвращении в университет и речи не шло. Вероника решила всерьез заняться воспитанием дочери и устроила ее к себе на работу. Контролируя каждый ее шаг, она не давала Элеоноре передышки. Заработная плата перекочевывала в ее карман, минуя кошелек дочери. Той выдавались лишь деньги на обеды. Одежда и косметика для девушки закупались домработницей по списку, утвержденному и одобренному Вероникой.

«Я лишу тебя наследства», – постоянно слышала Элеонора, и эта фраза действовала на нее, как хлыст на пантеру. Она уже поняла цену собственной беспечности и страстно хотела стать самостоятельной. Но, как говорится, поезд уже ушел. Мать сумела взять над ней власть, и теперь она все делала по ее указке. Даже замуж вышла за скучного, лысого директора хлебозавода, только бы не вызвать недовольства матери. Со временем Вероника немного отошла и даже дала возможность своей дочери возглавить гостиницу. Но бдительности она не потеряла, предпочитая держать Элеонору в тонусе.

– Смотри у меня, – говорила она многозначительно. – Если бросишь хоть тень на репутацию семьи – это тебе не сойдет с рук.

Элеонора слушала мать, ощущая в груди холодок, но все же была уверена: ее старая жизнь похоронена навеки. Но, как показали дальнейшие события, все было еще впереди…

В тот день секретарша, как обычно, доложила по селектору:

– К вам посетительница.

– Ей назначено? – оторвалась Элеонора от бумаг.

– У меня таких сведений нет.

– Тогда подбери для нее день и час. Я сейчас занята.

Связь отключилась, но через минуту в приемной секретаря послышалась странная возня, дверь кабинета со стуком отлетела в сторону, и на пороге появилась девица самого разбитного типа.

– Я к вам, – вместо приветствия прокричала она и плюхнулась в кресло.

Следом за ней вбежала взволнованная секретарша.

– Я хотела ее остановить, но она…

– Вызовите охрану! – твердо приказала Элеонора.

– У меня к вам личный разговор, – заявила нахалка. – Свидетели нам не нужны.

– Хорошо. Пусть охрана прибудет через десять минут, – кивнула Дворецкая секретарю. – А пока оставьте нас.

Женщина вышла, аккуратно притворив дверь.

– Слушаю вас, – холодно произнесла Элеонора.

Но вместо ответа девица вдруг вскочила с кресла и прошлась по кабинету, словно была здесь званой гостьей, с видом знатока изучила репродукции Шагала.

– О, у вас и компьютер есть! – воскликнула она, едва не отпихнув Элеонору от монитора. – А вы любите раскладывать пасьянс?

Терпение никогда не было главной добродетелью Дворецкой.

– Хватит паясничать! – рявкнула она. – Чего пришла?

Девица притворно надула губы.

– Фу, как грубо! Впервые за столько лет встретились, и вот такой прием.

– Чего несешь? Когда это мы с тобой встречались?

Девица опять уселась в кресло и делано нахмурила лоб:

– Когда? Давай посчитаем. – Она начала загибать пальцы. – Если мне сейчас двадцать два года, мы с тобой виделись… – Ее лицо просияло. – Двадцать два года назад. Вот и вся арифметика.

– И где произошла эта знаменательная встреча?

Девица пожала плечами:

– Я даже не уверена, вспомнишь ли ты. Городок Мишкино. Глушь, конечно. Ой, а что это у тебя с лицом? Плохо, что ли?

Дворецкая вцепилась руками в стол, так что даже костяшки ее пальцев побелели.

– Может, охрану позвать? – участливо поинтересовалась девица. – Или там врача?

Элеонора слабо помахала рукой.

– Воды, – попросила она. – Там, в баре.

Посетительница недоуменно оглянулась, но потом, заметив в углу кабинета деревянный бар с инкрустацией, открыла дверцу и даже взвизгнула от восторга.

– Ой! А у тебя тут даже джин с тоником есть. Можно?

– Бери, что хочешь, – еле слышно проговорила Дворецкая. Она открыла бутылочку с минеральной водой и с трудом подавила желание вылить ее себе на голову. Может, ледяная вода приведет ее в чувство, и кошмар наконец рассеется.

Но противная девица продолжала сидеть напротив нее.

– До чего ты себя довела, мамочка, – вдруг всхлипнула она. – Бледненькая такая сидишь. Хотя тебя, конечно, понять можно. Встретить родную дочь через двадцать два года!

Элеонора уставилась на нее и от испуга даже икнула.

– Так ты моя дочь?

– Конечно, мамочка! – засияла девица. – Ну, посмотри сама. Разве мы с тобой не похожи? Одно лицо!

Дворецкая рассматривала новоявленную родственницу, но сходства не замечала. Гостья была высокой и тощей. Волосы, правда, были рыжими. Но не исключено, что это просто краска. Хотя, конечно, она могла пойти в отца… А кто отец-то? Старый профессор с плешивой шевелюрой или теннисист Борька? Рост, может, она унаследовала от матери, но фигура определенно была как у Женьки Симонова с юридического. А если она взяла черты всех ее мужчин сразу? Сколько их было? Сразу и не упомнишь…

– Вот я жила, мамочка, в той проклятой дыре, – продолжала ныть дочь, – пока не узнала от повитухи Галины тайну своего рождения. Тут меня как заклинило. Думаю, поеду, увижу мамочку. Она, наверно, за столько лет все глаза выплакала от горя. Сделала глупость по молодости – с кем не бывает!

– Как тебя зовут? – прокашлялась Элеонора.

– Танюша, мамочка! – улыбнулась девица, преданно заглядывая ей в глаза.

Дворецкую перекосило.

– Слушай, я тебе никакая не мать! – огрызнулась она. – Боюсь, твоя повитуха меня с кем-то перепутала.

– А мама Даша тоже перепутала? – с гадкой улыбочкой поинтересовалась Танюша. – Может, проведем генетическую экспертизу? Говорят, у вас такую штуку в городе запросто делают.

– Что ты хочешь? – жестко спросила Элеонора.

– Только взглянуть на тебя, мамочка. Хоть одним словом с тобой перемолвиться, родительница ты моя.

– Ну что, взглянула? Теперь проваливай.

Танюша горестно покачала головой.

– Вот что деньги-то поганые с людьми делают! – запричитала дочка. – Сердце в камень превращают, право слово.

– Что ты там несешь про деньги? – насторожилась Элеонора.

– А то, мамочка! Слышала я, ты живешь припеваючи. В золоте купаешься и на фарфоре ешь. А твоя единственная дочь тем временем с хлеба на воду перебивается. Спрашивается, где справедливость?

Заглянула секретарша.

– Там охрана подошла, как вы и просили.

Элеонора махнула рукой.

– Скажите им, пускай уходят. Сами разберемся.

Дверь захлопнулась. Дворецкая почувствовала себя смертельно усталой. Она взглянула на дочь и тяжело вздохнула.

– Хорошо, если я отдам тебе свой месячный заработок, ты оставишь меня в покое?

Танюша сделала обиженное лицо.

– Месячный заработок? Но, мамочка, я кушать хочу каждый месяц. Скажу прямо, я бы не стала просить у тебя регулярное содержание, если бы ты мне передала… – Она подумала, потом, схватив листок бумаги, написала на нем какие-то цифры.

Дворецкая, взглянув на записи, пересчитала нули и отшатнулась.

– Но это невозможно!

Девица захихикала.

– Мне кажется, для невозможного просто нужно больше времени. Поищи, мамочка, может, найдешь?

– Но у меня таких денег нет, – твердо заявила Элеонора.

– Что же, тогда придется попросить у бабушки, – скорчив обиженную мину, произнесла Танюша.

– Стой… У какой бабушки?

– У Вероники Анатольевны, конечно. Спорим, она не откажет единственной внучке? В конце концов, это свинство, скрывать ребенка столько лет от любимых родственников.

– Подожди-подожди, – пробормотала Элеонора. – Я ведь еще не отказала. Мне просто надо чуть больше времени подумать. Не могу же я вот так сразу…

– Конечно, не можешь, – с радостью согласилась дочь. – Только давай думай недолго. А пока неси свою зарплату, черт с тобой!

Дворецкая вытащила из кошелька дрожащими пальцами несколько купюр и протянула их девице. Та повертела в руках деньги и брезгливо поморщилась.

– Это все? Неужели ты так мало получаешь?

– Все, что есть, – буркнула Элеонора.

– Дай поглядеть кошелек! – приказала дочь.

Дворецкая кинула ей портмоне, в котором сиротливо брякала мелочь. Пальцы Танюши проворно обследовали отделения.

– М-м… Не густо, – заключила она наконец. – А что в сейфе?

Элеонора распахнула дверцу.

– Здесь только документы.

Девица махнула рукой.

– Ну, ладно. На неделю мне, пожалуй, хватит. А ты давай думай пока! – Она улыбнулась. – Приятно тебя было видеть, мамочка.

Она вихляющей походкой двинулась к двери.

Дворецкая смотрела ей вслед, не в силах поверить в страшную реальность. «Боже мой, – думала она. – И это чудовище я произвела на свет?» Но больше ее все-таки беспокоил ответ на классический вопрос: что делать? Кто виноват – интересовало ее меньше…

Антонина нежно сжала руку молодого человека:

– Тебе пора идти, дорогой!

Он запротестовал:

– Я не напрашиваюсь в твой дом, но почему я не могу проводить тебя хотя бы до ворот?

– Марк, ты же знаешь, – мягко улыбнулась она. – Там везде эти чертовы камеры. Я не хочу новых проблем с матерью.

Молодой человек вспылил:

– Всегда твоя мать! Но почему ты ее должна слушаться? Ведь тебе уже…

– Тридцать восемь лет, – с печальной улыбкой произнесла Дворецкая. – С твоей стороны бестактно напоминать мне о моем возрасте, но я не сержусь.

– Прости, милая. – Марк поцеловал ее в щеку. – Я, конечно, болван. Но ты же знаешь, я всегда так реагирую, когда речь касается наших с тобой отношений. Почему мы должны скрываться, как школьники? Ведь мы любим друг друга.

– Я только прошу тебя немного подождать.

– Подождать чего?

– Ну… – она замялась. – Когда-нибудь все образуется, и мы сможем закрепить наши отношения.

– А что может произойти такого, чтобы твоя старуха сменила наконец гнев на милость?

– Ой, ну я не знаю, Марк! – умоляюще произнесла она. – Не пытай меня вопросами, просто подожди. Ну, я побежала. До завтра, дорогой!

Она скрылась за поворотом, а молодой человек нехотя побрел к автомобилю.

«Не лги, дорогая! – думал он, заводя машину. – Ты же прекрасно знаешь, что может развязать нам руки. Безвременная кончина твоей матери, упокой господь ее душу!»

Антонина скинула в прихожей мокрый плащ и провела рукой по волосам. «Выглядит убедительно, – подумала она. – Будто я, как обычно, добиралась до дома на автобусе. Вот и промокла, когда бежала под дождем. Если только охранник ничего не заподозрил».

Дверь в комнату, где располагался пульт охраны и мониторы, показывающие во всех подробностях, что делается в самом доме и его окрестностях, была открыта.

– Добрый вечер, Михаил!

– А? – отозвался охранник. – Добрый, добрый. Как погода?

– Дождь идет. Видите, промокла насквозь, – проговорила Антонина, пытаясь по лицу мужчины прочитать, заметил ли он машину ее друга. Но сделать это было непросто. Дядя Миша, как бывший работник органов безопасности, держал свои эмоции под контролем. Его лицо было непроницаемо, как маска. Он мило улыбался, говорил штампованными фразами, а потом писал докладные на имя хозяйки.

Вот и сейчас, безразлично взирая на среднюю дочь Дворецкой, Михаил не проявлял никаких эмоций. Он получил строжайший наказ Вероники сообщать обо всех случаях появления некоего М. в непосредственной близости от особняка. И старой деве не было нужды сообщать, что ее милый дружок сегодня все-таки совершил промашку. Проезжая мимо ворот дома, он остановился и несколько минут изучал окна, в которых сейчас уже должен был гореть свет…

«Ну, почему я позволяю так к себе относиться? – проговаривала Антонина привычные для себя фразы, поднимаясь по лестнице вверх. – Я – взрослая женщина и, в конце концов, имею право на личную жизнь». Но она прекрасно понимала, что у нее не хватит решимости повторить это матери вслух…

Тоня уродилась, как говорят, «не в мать, не в отца». Она не унаследовала внешней привлекательности родителей и с детства считалась «гадким утенком». Но если отец и нянюшка проявляли некоторый такт, жалея некрасивого ребенка, Вероника не утруждала себя деликатным обращением.

– Жалость унижает человека, – говорила она. – Антонина должна знать, что господь не одарил ее красотой. Это позволит ей сформировать характер и не стать легкой добычей для охотников за ее наследством.

Вопреки мнению матери, Тоне не удалось закалить характер. Многочисленные комплексы, терзающие девочку, превратили ее в запуганного, нервного ребенка. Она по большей части отсиживалась в детской и панически боялась общества матери. Едва завидев ее стройную фигуру в проеме двери, девочка впадала в ступор, вывести из которого Тоню не могли ни увещевания, ни окрики.

– Она еще и глупа, – со вздохом констатировала Вероника, не без облегчения покидая детскую…

Подростковый возраст не принес приятных сюрпризов. Гадкая уточка не превратилась в прекрасного лебедя, а по всем законам природы стала уткой, невзрачной и неповоротливой.

– Да тебе нужно выходить замуж за первого встречного, – с иронией бросала мать обидные фразы. – Чувствует мое сердце, просидишь ты на моей шее до старости.

Антонина молчала и со стороны казалась такой отрешенной, что ее можно было заподозрить в слабоумии. На самом деле в ее душе бушевала буря. Она ненавидела мать так же страстно, как и боялась ее.

Тем не менее внушения матери дали свои горькие всходы. Девушка наотрез отказывалась встречаться с молодыми людьми, подозревая всех в корыстных мотивах. Она избегала общества ровесников, не бывала в шумных компаниях и с этой точки зрения не доставляла Веронике никаких неудобств. Та в принципе была довольна сложившимся положением и даже назначила дочь руководить салоном красоты.

С обязанностями Антонина справлялась посредственно, поскольку так и не научилась общаться с людьми. Она до обморока боялась конфликтов, и в тот день, когда взволнованный администратор сообщил, что в мужском зале клиент отказывается оплачивать услуги, девушка почувствовала дурноту.

– Вы должны подойти. Он требует кого-нибудь из руководства.

Антонина направилась в мужской зал, чувствуя, что пол под ногами колеблется…

Клиент и вправду был разгорячен.

– Что это такое? – кричал он, размахивая расческой, как рапирой. – По-вашему, так стригут виски, а? Поглядите, что вы наделали сзади. Да глядите, глядите, не отворачивайтесь. А мне еще говорили, что в салонах Дворецкой стригут превосходные мастера.

Антонина застыла на пороге, не в состоянии сделать даже шага.

– Поговорите лучше с нашей заведующей, – проблеял испуганный администратор, указывая на Дворецкую. Клиент обернулся, и тут их глаза встретились.

У Антонины сжалось сердце. Мужчина был очень хорош собой. Высокий, белокурый, с ярко-голубыми глазами и белоснежными зубами, он показался ей принцем из сказки.

Он смотрел на нее минуту, а потом улыбнулся.

– Кажется, я немного погорячился, – признался он.

– Вы имели право на недовольство, ведь вам сделали плохую прическу, – заметила она, чувствуя, что краснеет.

– Ничего страшного, – отмахнулся он. – Если парень, у которого есть руки, выровняет мне виски и немного уберет объем, я согласен буду принять работу.

– Но вам не нужно убирать объем, ведь у вас такие превосходные волосы, – сказала она, а про себя продолжила: "…к которым так хочется прикоснуться».

Он внимательно посмотрел на нее:

– Вы на самом деле так считаете? Тогда объем оставлю, как есть.

У нее не было повода задерживаться.

– Тогда я, пожалуй, пойду, – сказала она. – Вас обслужит призер конкурса «Золотая расческа». Надеюсь, вы останетесь довольны.

– Спасибо. Вы мне очень помогли, – признался он.

«На этом все и закончится», – подумала Антонина, направляясь в свой кабинет.

Он заглянул к ней ближе к вечеру.

– Привет, – улыбнулся он. – Я просто не мог не зайти, чтобы выразить вам благодарность. Кстати, меня зовут Марк.

– Антонина, – представилась она, не зная, о чем можно разговаривать с незнакомым человеком.

– Ваш мастер – настоящий волшебник. Хотя, если бы вы приказали, я побрился бы наголо.

– Зачем же нужны такие крайности? – улыбнулась она.

«Вот теперь уже точно все закончится», – мелькнула в голове горькая мысль.

– Разрешите пригласить вас на каток, – сказал он.

– На каток? – опешила она.

– Да, на каток. Я там работаю инструктором.

– Ну, я даже не знаю. Честно говоря, я никогда не каталась на коньках. Боюсь, у меня ничего не получится.

– А зачем же тогда инструкторы?

…Они встретились в Ледовом дворце, и Антонина невольно залюбовалась новым знакомым. Как он был хорош в белом свитере и облегающих брюках. Он делал какие-то немыслимые пируэты, а она все смотрела и смотрела на него, восхищаясь его ловкостью и грацией. Антонина заметила, что еще немало женщин и девушек пожирают глазами его ладную спортивную фигуру. Это наполнило ее гордостью и грустью одновременно. Ведь между ними была целая пропасть…

Первые же минуты показали, что Тоня не создана для фигурного катания. Она постоянно падала. Но Марк отнюдь не был разочарован. Он поставил ее на ноги после очередного падения.

– Мы идем в кафе, – категорично заявил он.

Они нашли уютные места с видом на ледовое поле. Внизу скользили фигуристы. Звучала приятная музыка, и Антонина чувствовала себя хорошо, как никогда в жизни.

Марк наотрез отказался брать у нее деньги.

– Да ты с ума сошла, – смеялся он. – Неужели я не могу пригласить в кафе понравившуюся мне девушку? На зарплату парикмахера не пошикуешь. Так что прибереги свои денежки. Пригодятся.

– Мне скоро исполнится тридцать восемь, – вдруг сказала она.

– А мне двадцать восемь, – засмеялся он. – И что из этого?

– Я хотела спросить… Это для тебя не слишком много?

– В самый раз. Знаешь, в чем твоя проблема? Ты придаешь большое значение мелочам. Расслабься…

Они стали встречаться. Марк вел себя так, как будто и не догадывался о существовании могущественной Вероники. Он считал, что Антонина является кем-то вроде старшего мастера у парикмахеров. Она же не спешила вводить его в курс ее семейных дел.

– Давай поженимся, – как-то сказал он, и она едва не расплакалась от счастья…

По своей наивности, Антонина полагала, что мать воспримет новость с радостью.

– Ты дура! – первое, что услышала она от Вероники. – Неужели ты не понимаешь, что ему от тебя нужны только деньги?

– Марк не такой, – расплакалась она. – Он просто полюбил меня.

– Тебя? О боже правый! Где, ты говоришь, он работает?

– Инструктором на катке.

– Ах, инструктором? Подходящее место для альфонса.

– Да он даже не знает, что у нас есть деньги!

– Это у меня есть деньги, – внесла важное уточнение Дворецкая. – И я не собираюсь делиться ими с каждым встречным-поперечным. Да и у тебя, моя милая, в будущем возникнут финансовые дыры, если ты не оставишь весь этот любовный бред.

Антонина слушала Дворецкую, и кулаки ее сжимались. Пожалуй, она никогда не чувствовала более сильную ненависть к матери, чем в эту минуту…

Владислав тихонько отворил дверь. В небольшой комнате, освещенной только лампой под тряпичным абажуром, за игральным столом собрались люди. Слышались характерные удары по столешнице и негромкий разговор. Вдруг один из них обернулся, несколько секунд всматривался в темноту и наконец удивленно произнес:

– Нет, вы только посмотрите, кто к нам явился! И у тебя хватило на это наглости? Убирайся прочь.

– Нет уж, не торопись, – остановил его второй. – Не стоит упускать такую возможность. Коли прошел, мы с ним сейчас и потолкуем. Ты когда вернешь деньги, паскуда?

Влад жалко улыбнулся.

– Я как раз сейчас работаю над этим.

– Хватит заговаривать зубы! – разозлился мужчина в клетчатой рубашке и замшевых брюках с бахромой. Он напоминал ковбоя. Выплюнув на пол сигарету, он раскачивающейся походкой подошел к Владу.

Тот даже попятился.

– Не стоит так волноваться, – залебезил он. – Просто мне трудно собрать такую сумму целиком. Клянусь, у меня уже есть половина, и я скоро смогу…

– Да что ты ему веришь! – раздался голос из-за стола. – Этого сукина сына уже внесли в черные списки, его не пропускают ни в одно казино. Спроси, кому здесь он только не должен.

– Верно. Верно, – послышалось со всех сторон.

Ковбой демонстративно размял огромные руки.

– Гони сюда половину! – потребовал он.

– Половину чего? – вжал голову в плечи Дворецкий.

– Половину суммы долга. Ты же сказал, что раздобыл деньги, или мне это только почудилось?

– Да. Но… у меня сейчас их нет с собой.

– Как нет? Чего же ты тогда пришел?

– Отыграться, – глупо улыбнулся Влад. – Вот, часики принес.

Он достал из кармана небольшую вещицу и сунул ее в клешню ковбоя. Тот повертел часы в руках, подошел к свету.

– «Ларе от Филиппа с любовью», – прочитал он на задней крышке. – Это не ты у нас случайно Филипп? – грозно спросил он.

– Не стоит беспокоиться, – залебезил Влад. – Эта штука досталась мне от бабушки. Здесь все совершенно законно.

– Слушай его! – раздался все тот же голос из-за стола. – Он перетаскал сюда все барахло своих бабушек и дедушек, а заодно служанок и поваров.

Ковбой впихнул часы в карман Влада и грязно выругался.

– Забирай обратно. Я не желаю из-за тебя влипнуть в историю. Хочешь, тащи эти часы в ломбард. Мне же нужны деньги. Ты понял?

– Понял-понял, – закивал головой Дворецкий.

– Тогда, чтобы завтра половина суммы лежала на этом столе. Получится?

У Влада затряслись губы.

– Завтра не получится.

– Что?

– Честно говоря, мне только еще пообещали одолжить. Но денег у меня на руках нет, – признался он.

– Ах ты, ублюдок! – Ковбой схватил Дворецкого за шиворот. – Что же ты ломал здесь комедию?

– Ай-ай, больно! – хныкнул он. – Отпустите меня.

– Я не поверю, что у сына богатой старухи нет ни гроша! – Мужчина бешено вращал глазами. – Возьми у матери и рассчитайся со мной, иначе я прибью твои колени гвоздями к полу, и ты станешь похож на Буратино.

– Но не могу же я продать отель! – ныл Влад.

– По мне, ты хоть узлом завяжись, но деньги отдай, – рыкнул ковбой, отшвыривая Дворецкого в сторону.

Тот тяжело поднялся, потирая ушибленную поясницу.

«Чертова мать, – зло подумал он. – Вечно от нее только одни неприятности. Интересно, долго она еще собирается жить на этом свете?»

В отличие от сестер, Влад едва ли почувствовал на себе железную десницу матери. Чрезвычайно требовательная к дочерям, Вероника до поры до времени закрывала глаза на все проказы сына. Он рос шумным и неуправляемым. На правах будущего наследника ему позволялось все. Он катался по полу в истерике, дерзил отцу и доводил до слез няню.

«Он будет большим начальником», – пророчила Дворецкая, потому что в начале девяностых западное слово «бизнес» казалось таким же чужеродным, как пепси-кола. Вероника хотела видеть сына сильным и волевым, поэтому боялась давить на мальчика. Характер ведь так легко сломить в юном возрасте. Влад ожиданий не оправдал. Он рос трусливым и психопатичным, подверженным чужому влиянию.

Еще в школе он пристрастился к игре. Вначале его увлечение казалось вполне безобидным. Он резался в «ножички», «наперстки», проигрывая домашние бутерброды с дефицитной колбасой и мелкие карманные деньги. Потом игры стали серьезнее, и ставки соответственно возросли. Потребовались дополнительные средства. А где их было взять, если скрупулезная Вероника высчитывала все его расходы до копейки: дорога до школы, завтрак, кино и мороженое, книги. Повышать «стипендию» сыну Дворецкая отказалась наотрез.

Положение казалось безвыходным, тем более что Влад успел задолжать старшеклассникам, и они собирались его бить смертным боем. Тогда он впервые продал свои джинсы. Модные, с импортными лейблами, они были привезены матерью из поездки в Италию. Следом отправились кроссовки, куртка и велосипед.

Трагедия заключалась в том, что Владиславу поразительно не везло. Скорее всего, ему на роду было написано не прикасаться к картам, но он с настойчивостью, достойной лучшего применения, пробовал все снова и снова. Его завораживал сам процесс, и он завидовал фавориту, наблюдая, как тот, посмеиваясь от удовольствия, распихивает по карманам мятые денежные купюры.

Вероника, погруженная в свои дела и заботы, болезненной страсти сына не рассмотрела. Зато она заметила, что из дома стали исчезать вещи.

– Полина, – строго выговаривала она домработнице. – Вот здесь всегда стояла фарфоровая статуэтка балерины. Куда она делась?

– Понятия не имею, Вероника Анатольевна, – таращила глаза женщина. – Сама диву даюсь.

– А может, ты разбила ее, когда вытирала пыль?

– Ну, что же я, по-вашему, лгунья? Неужто бы я вам не сказала?

Инцидент был исчерпан.

Днем позже Вероника не нашла любимые духи.

– Как сквозь землю провалились! – негодовала она.

Домработница только пожимала плечами.

Потом исчезли кассетный магнитофон, серебряные ложки и горжетка из лисицы. Дворецкая была в ужасе.

– В доме завелся вор!

– Ну, и на кого ты думаешь? – поинтересовался супруг.

– На прислугу, конечно.

Она собрала всех: домработницу, кухарку и дворника Михея – в гостиной и в резких выражениях сообщила все, что думает о необъяснимых событиях в доме.

Кухарка расплакалась. Михей сердито засопел. А Полина, поджав тонкие губы, решилась на вопрос:

– А почему вы решили, что виноваты мы?

Вероника едва не потеряла дар речи от подобной дерзости:

– А, по-вашему, я должна подозревать мужа или сына. Так, что ли?

– Я давно хотела вам сказать, да все как-то не решалась, – продолжила натиск Полина. – Но у меня в последнее время постоянно что-то пропадает. То часть денег от зарплаты, то браслет. Даже крестик на цепочке и тот куда-то подевался.

– Я думаю, об этом нужно спросить всех вас, – только и сказала Дворецкая. Прислуга ответила ей угрюмым молчанием…

– Я бы, мам, посмотрел их комнаты, – предложил Влад.

– Что ты говоришь? – возмутился отец. – Это непорядочно. Обыскивать вещи человека – это унизительно.

– Нет ничего унизительного в том, чтобы найти и обезвредить вора, – заявила вдруг Вероника. – Решено. В первый же их выходной день мы проверим комнаты.

– Все правильно, мам, – одобрил Влад. – На твоем месте я бы начал с Полины.

В последнюю неделю перед запланированным мероприятием вор словно взбесился. Исчезли часы отца, охотничий нож и сборник зарубежных детективов. Дворецкая едва дождалась субботы.

В первой же осмотренной комнате нашлись несколько серебряных ложек и детектив.

– Ай да Полина! – удивлялась Дворецкая. – А ведь сама жаловалась на кражи.

– Это она себе алиби создавала, – догадался Влад.

– Похоже на то.

Полину выгнали с позором. Зря женщина рыдала и клялась, что ничего не брала. Кто бы стал ее слушать…

Первое время все было спокойно, а затем все началось сначала. Только теперь вор стал интересоваться по-настоящему дорогими вещами. В один из летних дней Дворецкая, проверяя свой гардероб, обнаружила пустой чехол, в котором до этого времени, хранилась шуба. Вне всяких сомнений, вор рассчитывал на то, что пропажу обнаружат лишь зимой.

– Заявлять в милицию? – спросила совета Вероника у Пирогова.

Иван Васильевич нахмурился.

– Погоди. Какая, ты говоришь, шуба?

– Из черной лисы. Мне ее достали по знакомству.

Пирогов минуту что-то обдумывал, а потом заявил:

– Я, конечно, не буду ничего утверждать, но на всякий случай поинтересуйся у Влада.

– Что Влад может знать о моей шубе? – удивилась Вероника.

– Я видел его неделю назад с большим пакетом. Помню, он даже смутился, встретив меня на улице. Из пакета выглядывал пушистый мех. «Несу в чистку», – только и сказал он, старательно отводя глаза. Ну, в чистку, так в чистку. Мне-то что за дело? Меня удивила его реакция. Сама знаешь, в стеснительности Влада трудно заподозрить…

Дворецкая поговорила с сыном. Сначала он отрицал все. Затем она сделала ход конем, посетовав, что дает ему мало наличных денег. И Владислав раскололся. Он даже заплакал, признавшись матери в том, что проигрался по глупости.

– Они могут убить меня, мам, – рыдал он. – Они не оставляют меня в покое.

– Зачем же ты играл?

– Чтобы добыть себе немного денег.

Дворецкая пожурила сына, но и для себя сделала нужные выводы. Конечно, двадцатилетний юноша нуждался в деньгах, и не только на мороженое. Так что вина, можно сказать, была обоюдной.

– Ты будешь работать, – сказала она ему. – Я устрою тебя на приличное место и даже положу неплохую зарплату. Пора тебе становиться на ноги.

– Спасибо, мам, – шмыгнул носом довольный отпрыск. – Ты не пожалеешь. Ты еще будешь гордиться мной.

С первой же зарплаты Влад преподнес матери золотой браслет. Таких побрякушек у Вероники было много, но она с радостью приняла подарок и даже положила его в шкатулку, на прикроватную тумбочку. Для себя она решила, что проблема решена. Честно говоря, она ожидала, что от нее потребуется больше усилий.

Но, как показало время, победу она отпраздновала рано. Через две недели браслет исчез. Она подняла на ноги всю прислугу. Обшарили каждый уголок дома, но подарка и след простыл! Она не знала, что и думать, пока Влад не сообщил ей будничным тоном:

– Да успокойся ты. Я просто сдал его в ломбард.

– В ломбард. Зачем?

– Понятно зачем. Деньги понадобились. Поистратился я. Да я выкуплю его, не волнуйся.

Однако теперь повод для волнений появился снова. Дворецкая видела, что зарплата сына самым таинственным образом исчезает. Словно растворяется в воздухе. Покупок он никаких не делал, тем не менее всегда находился в поиске денег. Прислуга сообщила, что он постоянно клянчит наличность. Дошло до того, что в числе его кредиторов оказался даже бородатый дед Михей. Причем возвращать долги Владислав не торопился.

Через полгода в одном из салонов красоты пропала дневная выручка, и подозрение опять пало на сына Дворецкой. Тут уж Вероника не выдержала. Ко всему, что касалось ее бизнеса, она относилась трепетно. Она в момент рассчитала сына, а также сняла ему однокомнатную квартиру в спальном районе.

– Живи, как хочешь! – заявила она. – Я не стану тебя больше содержать.

Влад мыкался в поисках работы, но ему страшно не везло. Работа везде попадалась грязная. Денег платили немного. Впрочем, этому удивляться мог только сам Дворецкий. Кому нужен был инфантильный молодой человек без образования, да еще с ярко выраженными амбициями? Он не привык работать, а делиться с ним деньгами просто так никто почему-то не желал.

Вероника, посетившая сына в канун новогодних праздников, была поражена, увидев на пороге знакомой квартиры совершенно незнакомую физиономию. Влад совершенно перестал следить за собой, оброс какой-то невероятной рыжей щетиной и походил на бродягу. В его холодильнике было пусто. В квартире – голо и неуютно. Но больше всего ее испугал взгляд сына. Пустой, отрешенный, он смотрел куда-то вдаль, словно сквозь нее. Она попыталась его расшевелить, задавая вопросы. Но он по-прежнему смотрел в стену, как будто не понимал смысла обращенных к нему слов.

Обследовав квартиру, Дворецкая не нашла следов наркотиков и алкоголя. Правильнее сказать, она ничего не нашла. Исчез куда-то даже хозяйский цветной телевизор. Испарились в неизвестном направлении комод и люстра. Но Вероника этому не придала большого значения. Пропажу она возместила деньгами, а сына в тот же вечер вернула домой.

Неделю он приходил в себя, мылся, отъедался. Приходящий мастер подстриг и побрил его. Мать обновила ему одежду. Но что делать дальше с великовозрастным дитятей, она представляла слабо. Наученная горьким опытом, Вероника закрыла ему путь в семейный бизнес. Правда, никакой другой работы ему тоже предложить не смогли. Поэтому Владислав по большей части валялся на диване у телевизора, играл в компьютерные игры и вел необременительную жизнь пятнадцатилетнего подростка, отпущенного на каникулы.

Правда, у него имелись еще и другие, более серьезные увлечения, но об этом Вероника до поры до времени не знала. Успокоенная клятвенными заверениями сына, она предпочитала пребывать в сладком неведении…

Дворецкая как-то уж очень быстро прониклась к Анастасии доверием. Поздними вечерами, когда в доме становилось темно и тихо, она заходила в комнату гостьи, крепко закрывая за собой дверь.

– Ты не представляешь, какой одинокой я себя иногда чувствую, – пожаловалась она однажды, присев на краешек ее кровати.

– Трудно поверить, – ответила Настя. – Ведь с вами всегда рядом столько людей.

– Это смешно, но одиночество особенно остро ощущаешь среди толпы знакомых, но таких далеких от тебя людей. Мне даже поговорить не с кем. Конечно, у меня полно директоров, заведующих, с которыми я обсуждаю деловые вопросы; много и так называемых приятельниц, с которыми я поддерживаю отношения, потому что так надо. Но человека, которому я могла бы открыть душу, рядом со мной нет.

– Ну а дети? – спросила Настя.

– А что дети? – вздохнула Вероника. – Дети – это самое сильное мое разочарование. Да ты и сама уже наверняка поняла, что мы плохо находим общий язык. Живем, так сказать, на разных планетах. Годами я выстраивала свой бизнес, шла к цели, невзирая на трудности, а теперь, когда оказалась на пьедестале, поняла, что передать дело всей своей жизни некому.

– Может, вы немного несправедливы к ним? – осторожно намекнула Дроздова.

– Ах, если бы! – махнула рукой Дворецкая. – Ну, посуди сама. Антонина слаба и бесхарактерна. Она настолько помешана на мыслях о семье и детях, что готова пожертвовать даже собственной гордостью и держать рядом с собой мужчину, которому нужны только ее деньги. Влад – это большой ребенок, которому необходима нянька. Ни о чем, кроме как о компьютерных играх, он думать не может. Семейный бизнес для него – это большая кузница, где куются деньги, которые он потом потратит в игровых автоматах.

– А Элеонора? Она производит впечатление сильной натуры.

– Старшая дочь унаследовала от меня темперамент, но свою бурную энергию она растеряла, путешествуя из одной постели в другую. Кроме того, она изворотлива и лжива. – Вероника задумалась. – Ты знаешь, у меня иногда возникает мысль, что все они ждут не дождутся моей смерти.

– Нет. Вам это только кажется, – уверенно заявила Настя. – С чего бы им этого хотеть?

– Ты забыла, а деньги? Каждый из моих детей только и мечтает, как запустить руку в карман компании. У каждого из них есть повод ожидать моей кончины, чтобы решить какие-то свои проблемы.

– Если даже и так, то им достается весьма хлопотное наследство. «Жемчужиной» же нужно управлять!

– В этом-то и беда, – вздохнула Дворецкая. – Они пустят по ветру все, что я копила годами, разорят компанию, да еще влезут в долги. Знаешь, у меня иногда возникает мысль передать все свое состояние постороннему человеку, который будет относиться к «Жемчужине», как к собственному ребенку.

– Боюсь только, это будет несправедливо к вашим детям.

– На мой взгляд, наоборот, справедливо. Им я передам дом, коллекцию картин и автомобили. Согласись, не так и плохо. Ну а само дело примет в надежные руки человек, который понимает толк в нашей сфере.

– И у вас есть на примете какие-нибудь кандидатуры? – поинтересовалась Настя.

– Есть кое-кто, – уклонилась от ответа Дворецкая. – Кстати, а ты бы как отнеслась к подобному предложению?

Дроздова улыбнулась:

– Надеюсь, это шутка?

– Предположим.

– Ну… Я бы отказалась. Во-первых, я слабо разбираюсь в этом бизнесе. А во-вторых, я этого не заслужила.

– А ты всегда привыкла брать только то, что заслужила? Не считаешь ли ты, что кое-что в этой жизни нам может даваться просто так? Так сказать, авансом.

– Я только знаю, что за все в этой жизни нам придется рано или поздно платить, – ответила Настя. – Бесплатного сыра не бывает.

– Бывает, – усмехнулась Дворецкая. – Только лежит он в мышеловке.

Позже, уже лежа в кровати, Анастасия прокручивала в голове этот странный разговор и не могла понять, почему он ее так растревожил. Была ли ее новая работа авансом благородной Дворецкой или же все же речь шла о мышеловке, из которой глупая Настя решила добыть себе кусочек сыра?

Отсчет времени в новой должности уже шел не на дни, а на недели, а Анастасия пока так еще и не сумела себя проявить в качестве главного консультанта по юридическим вопросам. Она подробно изучила список нерешенных дел, но не смогла выбрать ничего из того, что было бы ей по силам. Вот, например, дело, которое обещало выйти на страницы всех печатных изданий под кодовым названием: «Что не любо Любомиру». Известный эстрадный певец остался недоволен своим пребыванием в «Жемчужине» и, соответственно, решил наказать отель на кругленькую сумму.

Зная, как капризны бывают звезды шоу-бизнеса, Настя ни за что бы не рискнула взять это дело на себя. Любомир был на гребне популярности. Его фотографии не сходили с обложек модных журналов, а желтая пресса вынюхивала подробности его личной жизни. Он был высок, красив какой-то невероятной чужеземной красотой. Черные вьющиеся волосы, откровенный взгляд, зовущий и многообещающий, волосатая грудь в вырезе белоснежной рубашки – короче, в нем были все составляющие модного слова «мачо»…

Надо сказать, что коллеги Дроздовой не особенно стремились «урвать славы», и поэтому предварительные переговоры по делу пришлось вести Логинову. Настя любезно предложила для этих целей свой кабинет, надеясь хоть краешком глаза взглянуть, с какой стороны противный Олег Валентинович возьмется решать проблему.

В назначенное время в приемную юридического бюро Дворецкой зашли три чрезвычайно важные персоны: администратор певца, представитель фирмы, отвечающей за организацию гастролей, и адвокат Любомира. Надо ли было удивляться тому, что в качестве последнего выступил опальный Борис Корицкий. Походкой короля он зашел в свой бывший кабинет и, не спросив разрешения, уселся в кресло перед кофейным столиком.

– Рады видеть вас в наших стенах, – произнес Логинов вежливую фразу, и Настя с удовлетворением констатировала, что его гадкая усмешка исчезла без следа. Теперь он источал предупредительность.

– Ну, и о чем мы будем вести речь? – капризно заявил администратор, невысокий вертлявый человечек. Он чувствовал на себе отблески славы красавца Любомира и поэтому немного страдал звездной болезнью. – Певец первой величины оказал вашей гостинице честь, забронировав там номера для всей творческой группы, а в результате его втоптали в навоз по самые уши.

– Как я вас понимаю, – залебезил представитель принимающей стороны. – Мы заключили договор с «Жемчужиной», понадеявшись на то, что все условия певца будут соблюдены. Клянусь, у нас никогда не было «проколов» с этой гостиницей. Кто бы мог подумать!

– Ничего удивительного, – усмехнулся Корицкий. – В «Жемчужине» кризис руководства. Достопочтенная Вероника Анатольевна, в силу возраста, уже не может управлять своим хозяйством так, как раньше, а у руля компании оказались неопытные кадры, с которыми она еще хлебнет лиха.

Он адресовал насмешливый взгляд Анастасии, а потом обратился к Логинову:

– Вас можно упрекнуть в дурных манерах, друг мой. Вы даже не представили нас юной даме.

Акцент на последних словах был сделан намеренно. Настя покраснела.

– Да, пожалуйста, – отозвался Олег, расплываясь в улыбке. – Это наша новая начальница Дроздова Анастасия Евгеньевна.

– Вот так-то лучше, – самодовольно улыбнулся Корицкий. – Я так понимаю, что госпожа Дроздова выступит представителем «Жемчужины» в суде?

– Боюсь, что нет, – ответил Олег. – Анастасия Евгеньевна пытается пока пополнить свой опыт и не берется за конкретные дела.

Замечание Логинова прозвучало для Насти оскорбительно, поэтому она поспешила заметить:

– Мы еще не решили, кто будет представлять интересы нашей компании в этом деле.

Но присутствующие поняли это заявление по-своему.

– Конечно, здесь нужен опытный защитник, – заметил Корицкий. – Мы собираемся наказать «Жемчужину» за несоблюдение условий контракта, и прошу вас поверить, у нас есть с чем прийти в суд. Конечно, когда ваше кресло занимал я, Веронике Анатольевне не о чем было беспокоиться. Боюсь, что теперь…

– А в чем выразилось несоблюдение условий контракта? – вернула его Анастасия от приятных рассуждений в практическую плоскость.

Корицкий вынул из папки какие-то бумаги и передал ей.

Настя пробежала по длинному перечню глазами, потом еще раз. Наконец упрямо тряхнула головой и начала читать медленно каждый пункт.

«1. Лимузин белого цвета к трапу и красная ковровая дорожка.

2. Девушка (симпатичная, белокурая, голубоглазая, размер груди № 3, обхват бедер – 90—95). Должна быть одета в национальный русский костюм с кокошником и сарафаном до середины бедра. Хлеб и соль обязательны.

3. Розовый унитаз. Такого же цвета джакузи. Туалетная бумага в цветочек. Освежитель воздуха с ароматом морского бриза.

4. По утрам – гоголь-моголь (яйца свежие!), апельсиновый сок (свежий!), парное молоко (свежее!).

5. В течение дня: сухая колбаса, хлеб пшеничный с отрубями, минеральная вода без газа (в неограниченном количестве)…»

И так далее.

Анастасия посмотрела бумагу с двух сторон и озадаченно уставилась на администратора.

– Это что, список покупок?

Тот закатил глаза, изображая крайнюю степень изумления.

– Это райдер. Неужели вы не встречались с этим раньше?

– Позвольте, что?

– Райдер – это обязательные условия, которые должна обеспечить принимающая сторона, – вмешался Логинов. – Каждый уважающий себя шоумен имеет определенные требования, с которыми все должны считаться. Звезда должна находиться в соответствующих ее статусу условиях.

– Райдер является приложением к договору, но имеет равную с ним силу, – перехватил инициативу Корицкий. – И у нас предусмотрены штрафные санкции за неисполнение его условий. Этим пунктом мы и собираемся воспользоваться, чтобы развести вашу гостиницу на бабки.

– И какие же условия не выполнила «Жемчужина»? – спросила Анастасия.

– Основные, можно так сказать, – заявил администратор. – Вместо розовой сантехники нам предоставили нечто ужасное невразумительного цвета. Освежитель воздуха пах лавандой. Я уж молчу про яйца и молоко. Они вообще оказались из ближайшего супермаркета.

– И все это каким-то образом повлияло на выступление Любомира? – удивилась Настя. – Мне кажется, это полная нелепица требовать розовый унитаз. Какое отношение он имеет к творчеству певца? А запах лаванды?

– Да вы, милая, должно быть, не видите дальше своего носа! – оскорбился администратор. – Что вы можете понимать в творческом процессе? Петь на сцене – это вам не иски в суд кропать. Конечно, вам без разницы, на каком унитазе читать свой Уголовный кодекс. А певцу важно настроиться на нужную волну, поймать, так сказать, настроение. А где это лучше сделать, если не в таком интимном месте? Здесь все имеет значение: и цвет, и размер, и запах.

– А как же быть с молоком и яйцами? – спросила Настя.

– А тут вы вообще коснулись самого святого, что может быть у певца, – его непосредственного орудия труда, голоса. Любомир трепетно относится к своему инструменту. Поэтому, выполняя рекомендации лучших специалистов, он употребляет только свежие продукты – деревенские яйца и парное молоко.

– А что, у вас есть доказательства, что продукты были несвежими?

– Конечно. У нас есть свидетель – один из кухонных рабочих, которого шеф-повар отправлял купить яйца и молоко в ближайшем супермаркете, – сладко улыбнулся Корицкий. – Так что с доказательственной базой у нас все отлично. Фотографии номера певца уже проявлены. Освежитель воздуха надлежаще упакован и дожидается своего часа. Свидетели выстраиваются в очередь, чтобы по моему сигналу ринуться в суд защищать любимого певца.

– Неужели это все так серьезно? И чем все это может грозить «Жемчужине»? – повернулась к Логинову Настя.

– Штрафными санкциями. Взгляните сюда. – Юрист передал Насте копию договора, где нужный пункт был помечен красным крестиком.

– Господи! – воскликнула она. – Такие деньги за сущую безделицу?

– А мы еще обоснуем моральный ущерб! – с улыбкой заметил Корицкий. – Будьте уверены, суд встанет на нашу сторону.

– Но моральный ущерб подразумевает нравственные страдания, перенесенные человеком, – изумилась Настя. – В этом случае я могу найти лишь одно название: «Страсти по унитазу».

– Мы обоснуем, что из-за стресса, вызванного длительными препирательствами певца с администрацией отеля, выступление Любомира оказалось под угрозой. Он едва не сорвал голос, – Борис явно уже отрепетировал свое выступление в суде. – А яйца из местного гастронома вызвали у него острые приступы диареи. Сами понимаете, какие неудобства вызывает понос. А если соотнести эти муки с необходимостью участия в массовом мероприятии, когда отлучиться со сцены нет никакой возможности, страдания Любомира становятся очевидными. Не так ли, милочка?

Настя прикусила язык. Ей хорошо было известно умение Корицкого раздувать из мухи слона. В этом ему не было равных.

– А можем мы рассчитывать на мировое соглашение? – задал вопрос Логинов.

Администратор и Корицкий переглянулись.

– Может быть, – наконец произнес представитель певца. – Мы обдумаем и сообщим вам свое решение. Но предупреждаю сразу, халявы не ждите!

Они поднялись, чрезвычайно довольные итогами встречи. Корицкий смерил Настю насмешливым взглядом:

– Кстати, забыл сказать. Костюмчик что надо, крошка!

Анастасия и Логинов остались вдвоем.

– Не могу поверить! – воскликнула она. – Неужели суд будет заниматься подобной чепухой?

– Конечно. Вы забыли, наверно, что «Жемчужина» добровольно приняла эти условия, заключив договор. О нелепости некоторых требований певца имело смысл говорить раньше. Зачем сейчас сотрясать воздух, рассуждая о цвете унитаза? Теперь настал час расплаты, правомерность требований певца очевидна. Не подписывайся – если не можешь исполнить. Не исполнил – плати!

– А что за невообразимый цвет, о котором тут говорил администратор? – спросила Настя.

– Ах, это! Ничего ужасного. Приятный бежевый цвет. Мастер, которого специально вызвали реставрировать ванную комнату, что-то перепутал с колером, и вот результат! Кто бы мог подумать, что Любомир будет так принципиален.

– Кстати, я обратила внимание на один пункт, который не вызвал нареканий со стороны представителей певца, – вдруг вспомнила Настя. – Девушка в кокошнике с параметрами звезды. Мне кажется, это требование Любомира удовлетворить было куда сложнее, чем подобрать нужный аромат освежителя.

– Ах, это! – Логинов даже улыбнулся. – Местная достопримечательность, горничная Маша.

– И что, она полностью соответствует всем этим размерам?

– Абсолютно. Кстати, Любомир был от нее в полном восторге. Если хотите, могу показать статью в газете с фотографией, где он прижимает к себе нашу местную красавицу.

– Тем более странно, – размышляла Настя. – Красавица пришлась по душе, а магазинные яйца разочаровали.

– Да. Крайне упертый молодой человек. Говорят, повлиять на него может только его супруга. Ну, я думаю, вы в курсе всей этой истории…

Конечно, Анастасия знала из прессы, что своей славой Любомир был обязан женщине, значительно превосходящей его по летам. Но то была истинная звезда, почитаемая и искренне любимая. Она обратила внимание на смазливого мальчишку, выделив его из безликой толпы рвущихся на телевизионное шоу юнцов. Ведущие стилисты вылепили из чисто российского материала некое подобие латиноамериканского красавца. Типаж оказался востребованным, и уже через полгода молодежь весело «зажигала» под немудреные песенки новой звезды. Творческий процесс настолько сблизил поп-диву и юное дарование, что они уже не захотели расставаться. Поженившись, парочка стала излюбленным объектом для сплетен и пересудов. Жену критиковали мягко, проявляя понимание. Кому же в ее возрасте не захочется прижаться к сильному и молодому телу? Сам же «мачо» получил сполна. Его обвиняли в корысти, бесталанности, юношеском нахальстве, да мало ли еще в чем. Тем не менее парочка держалась на плаву уже три года…

– Да вот, кстати, и фотография.

Логинов выложил перед Настей черно-белый снимок, где знойный красавец прижимал к себе нарядную девицу в коротком сарафане.

Дроздова пристально разглядывала правую руку Любомира…

Через два дня команда певца опять пожаловала в офис Дворецкой. В этот раз они держались еще более развязно.

– Подайте-ка виски, моя милая! – обратился Корицкий к Анастасии. – Бутылка стоит в баре на верхней полке.

– А не рано ли еще пить? – удивилась Настя. – Ведь мы еще даже не обсудили деловые вопросы.

– Тут и обсуждать нечего, – заявил администратор. – Мы, пожалуй, пойдем вам навстречу и заключим мировое соглашение.

– Что же вы хотите? – осторожно поинтересовался Логинов.

– Половину обозначенной в договоре суммы сегодня же. Плюс ко всему, признание Любомира почетным гостем вашей гостиницы и размещение его портрета в холле в ряду особых клиентов. А также два дармовых размещения нашей творческой группы во время очередных гастролей.

– Постойте-ка, – опешила Настя. – Если вы раскритиковали нашу гостиницу в пух и прах, то не будет ли разумным вообще отказаться от услуг «Жемчужины» и найти место получше?

– Ни в коем случае! – взвился Логинов. – Мы всегда будем рады принять у себя Любомира.

– Вот-вот, – мрачно произнес администратор. – Гостиница ваша, конечно, полный отстой, но мы, так и быть, готовы вам дать еще один шанс. Я бы, на вашем месте, не разбрасывался такими клиентами.

Он выразительно посмотрел на Настю.

Логинов поспешил загладить дурное впечатление от неуместной реплики коллеги.

– Давайте обсудим предложение, – засуетился он. – Мне кажется, мы можем его принять. Условия вполне для нас приемлемые. Кроме того, это так благородно с вашей стороны – согласиться пойти нам навстречу и погасить конфликт без вмешательства суда.

Представители певца дружно кивали головами, но, разумеется, Настя опять все испортила.

– Нам не нужны мировые соглашения, – заявила вдруг она.

Логинов опешил, а у администратора отвалилась челюсть.

– Анастасия… э-э Евгеньевна! Сейчас не время шутить, – начал было Олег Валентинович, но Дроздова его резко пресекла:

– Если вы помните, это я являюсь в настоящий момент главным юридическим консультантом компании и вправе принимать решения самостоятельно. Так вот я заявляю прямо, что никаких мировых соглашений не будет!

– Но это будет скандал! – испугался Олег. – Нас ославят в прессе. Газеты и журналы вцепятся в эту новость и разнесут ее по всей стране.

– Этого я и добиваюсь! – улыбнулась Дроздова. – Какие газеты, Олег Валентинович? Есть еще телевидение и Интернет. Об этом узнает даже Робинзон на необитаемом острове!

– Мне кажется, она сошла с ума, – пробормотал Корицкий. – Впрочем, это неудивительно. В таком-то сумасшедшем доме…

– Мы возбуждаем уголовное дело против Любомира, предъявляем ему иск о компенсации морального вреда, – торжественно произнесла Анастасия, с удовлетворением замечая, что лица у присутствующих вытягиваются.

– Позвольте-позвольте, милая. О чем вы ведете речь?

– Читайте. Тут все сказано! – Настя небрежно бросила на стол несколько листов бумаги.

Корицкий схватил в руки напечатанные заявления, бегло прочитал их и наконец расхохотался.

– В жизни не читал ничего более уморительного! – признался он, вытирая выступившие на глазах слезы. – Так, значит, эта ваша Маша собирается жаловаться за оскорбление своей чести в суд?

– Конечно, – улыбнулась Настя. – Любомир прилюдно ущипнул ее за бедро, оставив, между прочим, след на коже в виде небольшого кровоподтека. «У! Ты какая», – произнес он в присутствии двадцати свидетелей.

– Забавно! – забарабанил пальцами администратор.

– Не вижу здесь ничего забавного! – отрезвила его Настя. – Девушка не дала повода обращаться с ней как с сексуальным объектом. Она всего лишь подавала хлеб да соль и вправе была рассчитывать на уважительное отношение к ней как к женщине. Никто не давал права Любомиру прилюдно лапать ее, выставлять на всеобщее посмешище. С доказательственной базой у нас также все нормально. Достаточно почитать статью в местной газете под заголовком «У! Мы какие» и посмотреть на этот забавный снимок. Фотограф запечатлел знаменательный момент в деталях! – Она выложила на стол газету.

– Здесь у вас ничего не выйдет, – сердито запыхтел администратор. – Эта ваша Маша – редкая оторва. Она переспала с половиной всей нашей группы, так что щипок Любомира для нее приз, а не наказание!

– Боюсь, что эти детали не будут интересны суду, – улыбнулась Дроздова. – Поведение певца идет вразрез с общепринятыми нормами морали, а это уже достаточно для возбуждения дела. На все нужна добрая воля женщины. Если в постель с вашими мальчиками она ложилась добровольно, то, значит, все было по обоюдному согласию. А унижать себя на людях она не просила!

– К сожалению, тут она права, – негромко заметил Корицкий, наклонившись к уху администратора. – Только скажу вам, моя милая, следующее: я бы не поручился за судебные перспективы этого дела. Быть может, овчинка не будет стоить выделки.

– Ну и не надо! – легко согласилась Настя. – Зато мы дадим этому делу огласку в средствах массовой информации. К тому же Маша не имеет ничего против интервью.

– Кстати, это можно будет использовать как блестящий пиар-ход, – глубокомысленно изрек администратор. – Вы дадите нам бесплатную рекламу. Так что, может, все к лучшему, крошка!

– Боюсь только, это будет последняя ваша реклама, – усмехнулась Настя. – Думаю, что всем известная супруга Любомира не выдержит его скандальной репутации. Вы не представляете, как жестоки и мстительны бывают оскорбленные женщины. Тогда прости-прощай, Любомир! Кстати, в последнем интервью наша поп-дива выразила желание продюсировать еще одного молодого исполнителя. Мне показалось, он недурен собой.

– Я думаю, она права, – зашептал Корицкий администратору.

Тот сморщился.

– Черт с вами! Мы отзываем свой иск. Считайте, что на этот раз вам повезло.

– Вот как? – удивилась Настя. – Впрочем, мы не собираемся так просто опускать руки. У нас есть условия.

– Вы с ума сошли, – зашипел Логинов, наступая под столом на ногу своей начальнице. – Хватайтесь за предложение, пока оно еще в силе.

– Так что у вас за условия? – задал вопрос администратор.

– Будьте спокойны, ничего невыполнимого, – успокоила его Настя. – Во-первых, Любомир примет участие в рекламной акции нашего отеля. Он разрешит запечатлеть себя в наших буклетах и печатной рекламе. В одном из своих интервью он мягко и ненавязчиво похвалит великолепный сервис «Жемчужины».

– Ну а второе условие?

– А здесь все просто, – улыбнулась Дроздова. – Мы с вами как-то забыли об оскорбленной девушке. Так вот, с Любомира причитается ужин в одном из ресторанов на его выбор. Там, в уютной обстановке, он принесет девушке извинения. Обещаю, они будут приняты.

– Мы подумаем, – произнес Корицкий. – Знаете, милая, я недооценил вас. Вы доставляете слишком много хлопот…

– Будем считать, что вам повезло, – сдержанно отметил Логинов успех своей начальницы. – Конечно, это все женская импровизация. Никакого знания законов, сплошной блеф!

Анастасия постаралась не заметить очередного выпада коллеги. Она скромно улыбнулась. В конце концов, победителей не судят. Ее заместитель и не догадывался, сколько усилий потребовала от Дроздовой ее первая победа…

– Ничего не собираюсь писать! – взвизгнула Маша, топнув ногой. – Вы, верно, умом тронулись, если решили, что я буду обвинять Любомира в таком пустяке.

– Но он же ущипнул тебя за бедро? – недоумевала Настя.

Она смотрела на истеричную горничную и понимала, почему часто всех блондинок называют пустоголовыми. По причине существования подобных Маш. Девушка напоминала собой глянцевую упаковку, внутри которой царила оглушительная пустота. Она была хороша неестественной, кукольной красотой. Белый лоб ее никогда не морщился, потому что в голове не происходило никаких мало-мальски серьезных умственных процессов. А восхитительные голубые глаза отражали все, что угодно: пол, потолок, мусорный контейнер, только не проблески мыслей…

– Ущипнул! – восклицала она. – Ну и что с того? Между прочим, я это место теперь стараюсь не мыть. Авось следы его пальцев останутся надолго.

– Так у тебя еще остались следы?

– Конечно. Посмотреть хочешь?

Горничная ловко задрала юбку и стянула вниз чулок. На молочно-белой коже виднелся четкий след чьих-то очень цепких пальцев.

– Постой, и это тебя не оскорбляет? – поразилась Дроздова. – А если бы он предпринял попытку к изнасилованию?

– Была бы только рада! – заявила Маша. – Но вот с этим мне не повезло. Поверить не могу, зачем он хранит верность старой мымре!

– Да уж! Значит, не будешь писать заявление?

– Не-а!

– А как же честь и достоинство девушки?

– Да пропади они пропадом! – отвечало белокурое создание.

Тяжелый случай. Но Анастасия не думала так просто отступать.

– Ну, вообще, это твое дело, – сказала она. – Хотя я думала, что ты бы не отказалась и от большего.

– Например?

– Самое меньшее, что я могу тебе обещать, это романтический ужин на двоих при свечах!

– Не пудри мне мозги. Как такое возможно?

– Возможно. Если будешь выполнять все, что я тебе скажу.

– Ну, да! Написать на него заявление и ожидать открытки с приглашением на свидание? Ты меня за дуру держишь, что ли?

«Поразительно, что ты догадалась, детка!» – зло подумала Настя, но вслух заметила совершенно иное:

– Проблема в том, что ты легкодоступна. Это обесценивает победу. Зачем бороться, если ты готова отдаться вот так, без боя?

– Помнится, мне мама что-то такое говорила в средней школе, – разочарованно протянула красотка.

«Мало говорила, – с досадой думала Настя. – Тебя еще и пороть при этом было нужно».

– Ты себе только представь: написав заявление и обвинив известного певца в грязных домогательствах, ты моментально вызываешь к себе интерес. Журналисты начнут гоняться за тобой, умоляя дать интервью. Твое фото разместят на обложках журналов и наверняка покажут по телевидению. Всевозможные ток-шоу будут рвать тебя на части, приглашая выступить героиней очередной передачи. Организации, борющиеся за права женщин, встанут на твою защиту и понесут тебя, подобно своему флагу, вперед. Я уж не говорю, что среди зрителей и читателей окажется немало известных мужчин: режиссеров, кутюрье, владельцев модельных агентств и Домов моды, просто очень известных предпринимателей. Все они оценят твою красоту и недоступность, а кто-то из них, вероятно, пожелает лично с тобой познакомиться. А там тебе останется лишь выбирать все, что ты захочешь: роль в кино, место на подиуме или выгодный брак, чем плохо? И, наконец, Любомир…

– К черту Любомира! – вдохновилась Маша. – Зачем мне он тогда будет нужен? Скажу тебе по секрету, волосы-то у него крашеные. Никакой он не латино. Давай, как там тебя? Диктуй свое заявление.

Голубые глаза красавицы, должно быть, от осознания широты открывшихся перед ней перспектив, приняли форму блюдец. Она была готова на все ради славы.

Через десять минут черновик важной бумаги был составлен. Маша его переписывала бессчетное количество раз, стараясь избежать орфографических ошибок. Ведь начинающая звезда должна быть безупречна во всем…

Дворецкая достойно отметила первый успех своей протеже.

– У меня нет слов, – сказала она. – Ты обставила их с элегантностью истинной женщины. Ты вправе рассчитывать на премию. Деньги, дополнительный выходной? Все, что ты хочешь.

– Да. Вот об этом я и хотела с вами поговорить, – скромно потупилась Анастасия. – Помните, вы мне говорили о том, что я имею право распоряжаться кадрами? То есть принимать и увольнять сотрудников.

– Говорила. Я от своих слов не отказываюсь.

– Ну, так вот. Я хотела бы рассчитать одного сотрудника.

– Что? У тебя уже есть личные счеты с нашим персоналом? – В голосе Вероники звучал смех. – Кто-то уже успел наступить тебе на ногу?

– Ничего такого, Вероника Анатольевна. Никаких личных счетов. Просто один наш сотрудник, по-моему, не совсем справляется со своими обязанностями.

– В чем же дело? Гони в шею.

– Хорошо, – ответила Настя, чувствуя, что с ее души сняли груз. – Я так и сделаю.

– Кстати, о ком идет речь? – запоздало поинтересовалась Дворецкая.

– Логинов Олег Валентинович, – как ни в чем не бывало ответила Настя.

– Логинов? – Лицо Вероники помрачнело. – Боюсь, что это невозможно, дорогая. Логинов – это один из наших самых ценных работников. Он умен, воспитан, всегда готов дать нужный совет. Ты присмотрись к нему получше.

– Хорошо, я попытаюсь разглядеть в нем эти качества, – пробормотала Настя, чувствуя, как ее настроение падает до нуля.

Интересно, что нашла в этом самовлюбленном типе Вероника?

Анастасия разрезала голубую водную гладь. Она любила вот так, поздним вечером, когда домочадцы Дворецкой разбредутся по своим комнатам, спуститься вниз, открыть стеклянную дверь, пройти через заросли тропических деревьев к зимнем саду.

Бассейн имел двадцать метров в длину и был снабжен всякими полезными устройствами в виде противотока и водного каскада. Плавать в нем было для Насти сплошным удовольствием. При желании после водных упражнений можно было расслабиться в джакузи или отдохнуть в массажном кресле. Удивительно, но члены семьи Дворецкой игнорировали такой способ проведения досуга. Кстати, они вообще мало чем пользовались в доме. Прислуга методично убирала зимний сад и оранжерею, чистила теннисный корт, на котором давно не стучал мяч, наводила порядок в банном комплексе, в котором никто не парился. Убиралась пыль с бильярда, смазывались тренажеры в спортивном зале, подстригались кусты в саду, а богатое семейство, попрятавшись в свои норы-комнаты, выбиралось на свет только для того, чтобы по звонку повара усесться за обеденный стол. Если бы не жесткое требование Вероники – принимать пищу только в столовой и только в отведенное для этого время, дети предпочли бы перекусывать в своих комнатах и не видеть друг друга неделями.

Но это положение вещей никак не задевало Настю, которая за все время своего пребывания в доме едва ли перекинулась с членами семьи миллионерши хотя бы десятком фраз. Она много времени проводила на работе, возвращалась лишь к ужину, затем еще долго перебирала деловые бумаги, а поздно, перед сном, совершала заплыв в бассейне. Все было только к лучшему…

Настя перевернулась на спину и залюбовалась стеклянным куполом, через который в хорошую погоду можно было наблюдать даже звезды. Благодать! Складывалось впечатление, что она лежит на морской поверхности где-то в далекой стране. А вокруг были пальмы, лианы, какие-то невероятные цветы, забирающиеся по деревянным шпалерам прямо к небу. Зимний сад Дворецкой выходил к бассейну, и девушке нравилось вглядываться в черноту стволов, представляя, что там, в зарослях, скрываются какие-то невиданные звери. Сегодня это ощущение достигло небывалой остроты. Насте чудилось чужое присутствие, а неясная тревога мешала расслабиться. Конечно, можно было включить свет в зимнем саду, и тогда ночные призраки растворились бы без остатка, но для этого нужно было выбраться из бассейна и по скользкой плитке доковылять до заветного выключателя. Столько усилий из-за каких-то ночных страхов!

Девушка нырнула и, проплыв под водой несколько метров, поднялась на поверхность, громко отфыркиваясь. Вот, опять показалось! Черная тень, метнувшись из-за кадки с исполинским фикусом, переместилась за колонну. Насте начали надоедать ее навязчивые идеи.

– Эй, там кто-то есть? – крикнула она в темноту.

Как ожидалось, ответа не последовало.

Девушка покинула бассейн, взяла с плетеного кресла полотенце и в нерешительности остановилась. Умница Дворецкая, снабдив ее необходимыми комплектами одежды к любому случаю, как-то совсем выпустила из виду купальники. А у самой Насти не было ни времени, ни желания добежать до магазина, торгующего соответствующим товаром. Поэтому она плавала в крошечных трусиках, игнорируя верхнюю часть купального костюма. А для кого нужно было наряжаться в пустом бассейне?

Анастасия, скинув мокрые плавки, завернулось в полотенце. И тут до ее ушей донесся какой-то посторонний звук. Она напряглась. Так и есть, от колонны на пол падала тень, не стройная и вытянутая в высоту, как следовало предположить, а совершенно бесформенная. Звуки доносились оттуда. Это было чье-то учащенное дыхание, пыхтение, в конце концов, но, так или иначе, это свидетельствовало о присутствии живого существа.

Настя подошла к колонне. Там, согнувшись в три погибели, сидел младший отпрыск Дворецкой – Влад. При приближении девушки он не бросился наутек, а, подняв голову вверх, уставился на нее с самым невинным выражением лица.

– О-па! – сказал он невпопад. – Увидела, значит?

– Что ты здесь делаешь? – спросила Настя, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее.

– Я?! Очки ищу.

– Какие очки? Ты же их не носишь.

– Ношу. Солнечные.

– Не говори ерунды! – обозлилась Настя. – Какие солнечные очки можно искать под пальмой в час ночи?

– А с какой стати я должен давать тебе отчет? – горделиво выпрямился Влад. – Я нахожусь в своем доме и волен делать все, что пожелаю. Если мне понадобится, к примеру, выбросить отсюда это чертово дерево, я сделаю это, не задумываясь.

– Вопрос не в этом, – оборвала его Настя. – Ты подглядываешь за мной?

Влад глупо захихикал.

– Это вышло случайно. Но, увидев твою попку однажды, я уже не смог удержаться. Это стало моей любимой привычкой. Вроде сказки на ночь.

– Так это повторяется уже не один день? – ужаснулась Настя, вспомнив, как беззастенчиво она кувыркалась в бассейне, да, кроме всего, делала еще специальные упражнения для тонуса мышц на берегу. – Мерзавец! – сказала она с выражением. – Ты должен был поставить меня в известность, что находишься рядом.

– Зачем? – удивился Влад. – Вряд ли ты тогда сняла бы купальник или стала бы так смешно раздвигать в стороны ноги.

Настя смотрела на него, беззвучно хватая ртом воздух.

– А у тебя шикарное тело! – Он протянул к ней руку, покрытую рыжими волосками. – Как ты умудряешься так долго обходиться без мужчины? Может, не стоит себя мучить?

Дроздова в любой другой ситуации не преминула бы пустить в ход руки, как это уже было в случае с Артуром, но сейчас перед ней стоял хоть и глупый самонадеянный ублюдок, но все же сын Дворецкой. Поэтому, проглотив раздражение, она с усмешкой спросила:

– Как я понимаю, ты хочешь взять на себя роль моего мужчины?

Влад пожал плечами:

– А почему бы и нет. Я многое могу тебе показать, крошка.

– А как отнесется к этому Вероника Анатольевна?

– А зачем ставить в известность старуху? – удивился любящий сын. – Скажу тебе по правде, она жутко мне надоела.

– Завтра же я спрошу у твоей матери, что она думает по поводу наших маленьких приключений, – с милой улыбкой на лице произнесла Настя. – Если госпожа Дворецкая не будет возражать, я, пожалуй, соглашусь.

Она взяла в руки вещи и двинулась прочь.

– Эй-эй! – всполошился Влад. – Ты что, меня разыгрываешь?

Дроздова мягко улыбнулась.

– Как же можно? Просто я всецело принадлежу Веронике, стало быть, спрашивать у нее разрешения, с кем ложиться в постель, моя святая обязанность.

– Не вздумай, мать твою! – прыгнул к ней Влад. – Ты не представляешь, на что способна эта чертова ханжа. Она лишит меня денег на автоматы и запретит покидать дом.

– Это будет, по-моему, замечательно, – с чувством сказала Настя.

– Это будет катастрофа!

– Так вот, чтобы подобной катастрофы не произошло, пообещай мне, что ты оставишь свою дурную привычку. – Ее голос стал жестким. – Если еще раз я увижу твою физиономию здесь, среди пальм и лиан, я тут же поставлю Дворецкую в известность. А когда я сообщу ей, что ты пытался меня изнасиловать, будь спокоен, деньги на автоматы тебе выдадут не скоро, лет так через пять!

– А ты, оказывается, редкая стерва! – изумился Влад.

– Вовсе нет! Но что делать, когда меня к этому принуждают?

– Слушай, забудем, а?

– Забудем, – легко согласилась Настя.

– Тогда в знак примирения дай мне немного денег.

– А это еще зачем?

– Понимаешь, поиздержался я. Да не жмись, я тебе все верну. Вероника выдает мне средства на расходы каждый месяц. С первой же получки я отдам тебе долг.

– Прости. Но у меня нет свободных денег.

– Ну, не ври! Говорят, мать отваливает тебе за месяц целое состояние.

– Я отрабатываю эти деньги.

Влад скорчил скучающую мину.

– Какие вы все зануды. Отрабатываю! Можно подумать, только я здесь ничего не делаю. Терпеть всю жизнь Веронику, скажу тебе, занятие не из самых легких. Так одолжишь денег?

– Нет.

– Ну и черт с тобой! Обойдусь.

– Я так и думала.

Влад, безвольно опустив плечи, поплелся к выходу. Насте оставалось только удивляться, как у такой железной женщины, какой была Вероника, могло уродиться столь слабое существо. Хотя, может, причина скрывалась именно в той броне, которой привыкла окружать себя Дворецкая. Не так просто расслышать за металлической дверью биение обычного человеческого сердца…

Анастасия никак не могла понять, за что ее невзлюбил старый доктор. После памятного разговора в прихожей прошло уже немало времени, и Настя предпринимала попытки сближения с Пироговым. Но все они окончились неутешительно.

– Добрый день! – приветствовала она его, встретив на лестнице.

– А, вы еще здесь? – произносил он сквозь зубы.

Или:

– Иван Васильевич, что бы вы порекомендовали при простуде?

– Три грана мышьяка на стакан воды, – отвечал он. – Полоскать горло до тех пор, пока не полегчает.

Но в присутствии Дворецкой он был подчеркнуто вежлив, хотя инициативы в разговоре с Настей не предпринимал.

– Почему вы так себя со мной ведете? – спросила как-то Дроздова, улучив момент, когда Вероника удалилась в свою комнату сделать важный звонок. Они сидели в уютном уголке гостиной и наслаждались великолепным кофе.

– Я вам уже говорил, – ответил доктор, добавляя в чашечку еще немного первоклассного коньяка. – Чем быстрее вы уберетесь отсюда, тем всем нам станет намного лучше. Максимальную же пользу извлечете вы.

– Интересно, в чем вы видите эту пользу? – обиженно заметила Настя. – Разве только в том, что я буду опять сидеть без работы и без денег.

– «В поте лица будешь ты добывать хлеб свой». Так, что ли, сказано в Библии? Это гораздо сложнее, но благороднее вашего положения здесь. Приклеиться к богатой старухе, подобно коросте, это не самое похвальное занятие для молодой девушки.

– При чем тут короста? – возмутилась Настя. – Вы, верно, забыли, что меня Вероника Анатольевна наняла на работу.

– Ах, на работу! – передразнил ее Пирогов. – А вы не задавали себе вопрос, за какие заслуги вам отвели место главного консультанта? Почему Вероника уволила преуспевающего Корицкого и для какой цели поселила вас в своем доме?

– Ну, я, конечно, размышляла на эту тему, но ничего крамольного в ее поступках не нашла. Ей просто так захотелось!

– Захотелось? Веронике? Да не смешите меня! Вероника ничего не делает просто. Скажете, благородство, сострадание? Ошибетесь! Она лишена их от рождения. Прихоть? Она обуздывает свои желания и никогда не идет у них на поводу. Старческое слабоумие? Да ее психике может позавидовать любой молодой человек, а из ее нервов можно вить канаты.

– Тогда какова ваша версия?

– Я не обязан вам ничего подсказывать. Думайте! Делайте выводы! А еще лучше – убирайтесь отсюда.

– Да? И оставить все это?

– Именно.

– Вы сумасшедший.

– А вы безголовая дура.

– Ах, так! – Настя даже отставила чашку. – Видит бог, я старалась наладить отношения, но натолкнулась на глухую стену вашей ненависти. Отныне я не буду утруждать себя правилами хорошего тона и оставляю за собой право говорить о вас Веронике все, что сочту нужным.

– Извольте. Только и я вас предупреждаю, милая, время китайских церемоний прошло. Вы не воспользовались моим советом, а я не тот, от которого можно так легко отмахнуться. Я – старый друг Вероники, и у меня есть большие надежды на то, что она наконец прислушается к моим словам. В один прекрасный день вас выгонят отсюда в три шеи, а я буду первым, кто закроет за вами дверь!

Они смотрели друг на друга, едва сдерживая ненависть, готовую вырваться наружу. Установленные повсюду камеры фиксировали мирную картину: двух мило беседующих о чем-то людей. Улыбки, мягкие движения, никакой спешки и суеты. Но охранник, сидящий за пультом, ни за что бы не подумал, что это беседуют два заклятых врага…

Антонина на цыпочках зашла в кабинет матери.

– Можно?

– Присаживайся, – ответила Вероника, просматривая какие-то свои бумаги. – Мне доложили, что ты опять встречаешься с этим типом.

Тоня лихорадочно обдумывала свой ответ. Как она и ожидала, матери все стало известно. Отрицать встречи с Марком – означало ставить себя в заведомо проигрышное положение.

– Я думала, что ты поняла наш последний разговор правильно, – продолжала Вероника. – Этому жалкому альфонсу не место рядом с тобой. Неужели ты сама этого не видишь?

– Но, мама, он говорит, что любит меня, – попыталась оправдаться Тоня.

– Чушь! – сказала Дворецкая. – Чего только не скажет мужчина, для того чтобы получить допуск к деньгам богатой наследницы.

– Но почему ты так о нем думаешь? – не выдержала Антонина, чувствуя, что от волнения у нее становятся влажными ладони.

Дворецкая отложила в сторону бумаги и поверх очков взглянула на дочь:

– У меня есть к тому веские основания!

– Какие? Надеюсь, это я могу узнать?

– Всему свое время, – отрезала Дворецкая. – А пока ответь мне следующее: что тебе известно о твоем знакомом? Его семейное положение? Прошлое?

Антонина почувствовала, что мать сознательно уводит разговор в определенное русло. Значит, опять затеяла с ней одну из своих неповторимых игр. Сколько она себя помнила, Вероника всегда выходила из них победительницей. Только сегодня совсем другой случай. Они говорят о Марке. Здесь матери крыть нечем. Она, Тоня, знает о своем любимом все.

– Марку двадцать восемь лет. Он инструктор по фигурному катанию. Не женат. Детей не имеет. Ездит на собственном автомобиле. Кажется, это белая «Ауди». Я плохо разбираюсь в марках машин. У него есть просторная квартира в лесопарковой зоне, с видом на озеро. Родителей своих он не помнит. Они погибли в автомобильной катастрофе, когда ему было семь лет. Кажется, его воспитала тетка.

Вероника слушала ее и кивала головой. Даже выражение ее лица стало непривычно мягким. Антонина почувствовала себя значительно лучше и решилась продолжить:

– Он очень интеллигентный, мягкий. Марк очень красив, но словно не замечает этого. Его не пугает разница в летах, и он находит меня привлекательной. – На ее щеках появился румянец. – Он хочет видеть меня своей женой, мечтает о большой семье, о детях. Неужели такой человек не заслуживает доверия?

– Совершенно с тобой согласна, – неожиданно сказала Вероника.

– Правда?

– Конечно. Только теперь ответь мне на следующий вопрос: а такой человек заслуживает доверия? – Она взяла в руки лист бумаги и начала читать вслух: – «Клаус Марк, 28 лет. Вдовец. Был женат на Красовской Екатерине, дочери генерального директора металлургического комбината. Тридцатидевятилетнюю женщину обнаружили мертвой в своей ванне через месяц после свадьбы. Правоохранительные органы отказали в возбуждении уголовного дела ввиду отсутствия состава преступления. По заключению прокурора, имел место несчастный случай. Красовская грубо нарушила правила техники безопасности при обращении с электрическими приборами. Она сушила волосы феном, сидя в наполненной водой ванне. Тело женщины нашел супруг. Он же вызвал на место происшествия работников милиции. После смерти потерпевшей Клаус Марк стал единственным собственником подаренного молодоженам имущества: квартиры в элитном районе и автомобиля „Ауди“ белого цвета». Ну, что ты можешь мне сказать?

– Это не может быть Марк, – потрясенно пробормотала Антонина. – Это, должно быть, какая-то нелепая ошибка.

– Я предусмотрела то, что ты будешь сомневаться, – усмехнулась Дворецкая. – Взгляни сюда. У меня в этой папке собраны все документы. Копия свидетельства о браке. Копия свидетельства о смерти Красовской. Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Наконец, копии паспортов супругов. Взгляни на фотографию Марка. Не сильно изменился? Надеюсь, ты не будешь утверждать, что это его двойник?

Качество снимка было плохим, но все же Антонина смогла убедиться в том, что речь идет о ее Марке. На свете не было никого, похожего на него. Он был уникальным созданием природы. Так считала она раньше. Теперь же Тоня с ужасом вглядывалась в красивые черты своего любимого человека. Убийцы?

– Но прокуратура не назвала Марка виновником трагедии, – пыталась слабо сопротивляться она, осознавая шаткость своей защиты. – Дела ведь так и не завели?

– Это показывает лишь на то, как опасен этот твой знакомый. Ему удалось выйти сухим из воды. Конечно, органам правопорядка потребовались доказательства. Но ты-то, надеюсь, осознаешь весь этот бред – сушить волосы феном в ванне? Да это хрестоматийный случай, известный даже ребенку.

Антонина не нашла, что ответить. Мать была убедительна.

– Неужели ты не могла задать себе несколько простых и логичных вопросов? – недоумевала Дворецкая. – Откуда у простого инструктора по катанию такая дорогая машина? На какие средства он приобрел квартиру в элитном районе? Он же сирота. Я проверяла. И, в конце концов, зачем ему нужна ты?

Антонина молчала.

– Не видишь много общих черт? Богатые родители невесты, ее совсем не юный возраст, малопривлекательная внешность (взгляни на ее фотографию). Итак, свадьба, несчастный случай, богатое наследство. Хочешь повторить ее судьбу?

Антонина взглянула в глаза матери.

– Я не могу больше встречаться с этим человеком. Но будет лучше, если я сообщу ему об этом сама, – твердо заявила она.

– Как хочешь, – Дворецкая пожала плечами. – Хотя, мне кажется, он не стоит такой чести.

Она смотрела, как уходит ее дочь. Ни ее опущенные плечи, ни безвольно повисшие руки не вызывали у нее жалости. Дочь всегда была такой, бесхарактерной и слабой…

Настя столкнулась с Антониной в дверях. Ей показалось, что на глазах женщины блестели слезы. Но та устремилась прочь, даже не удостоив девушку и взглядом.

– В целом я довольна, – сказала Насте Дворецкая, убирая папку с бумагами в дальний ящик стола. – Запросы ты подготовила правильно, ответы получила своевременно.

– Надеюсь, вам пригодились полученные сведения.

– Вполне, – кивнула головой Вероника. – Могу сказать теперь определенно: одним непорядочным человеком станет меньше. Моя дочь это заслуживает. Не так ли?

Марк казался непривычно грустным. Он не смеялся, не шутил, просто смотрел на нее своими бесподобно голубыми глазами, а у нее от этого взгляда шел холодок, добираясь до самого сердца.

«Это наша последняя встреча, – думала она. – Сейчас я расскажу ему все, что успела о нем узнать. На этом наши отношения закончатся».

– Тоня, – тихо произнес он. – Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.

«Что может быть важнее того, что мне передала мать? – грустно думала она. – Пусть весь мир летит в тартарары. Мне нет до этого никакого дела».

– Тоня, – повторил он. – Мы не сможем с тобой встречаться. Дело в том, что я сотворил ужасную глупость, не рассказав тебе все с самого начала. А теперь, когда наши отношения зашли слишком далеко, я не уверен, что ты сможешь меня простить.

– Простить? – переспросила она. – За что я должна тебя простить?

– Понимаешь, милая, – начал он, с трудом подбирая слова. – Я ведь уже был женат. Да-да, я был женат на чудесной женщине, которую любил всем сердцем. Случилось так, что она погибла в наш медовый месяц. Это было ужасно. – Его плечи вздрогнули. – Я метался по нашей квартире, как раненый зверь. Только малодушие спасло меня от самоубийства. Лишить себя жизни я не мог, был слишком слаб для этого. Поэтому я продолжал жить, день за днем, переживая эту трагедию вновь и вновь. «Вот прошла неделя после ее смерти», – говорил я себе. «А вот минул месяц». Боль становилась послушной, не такой острой. Но я все же не мог встречаться с нашими общими друзьями, бывать в местах, где когда-то мы были вдвоем, брать в руки ее вещи.

Но однажды в одном из салонов красоты я встретил тебя. В первый момент мне показалось, что у меня что-то произошло с головой и время двинулось вспять. На меня опять смотрела она. Я не мог поверить своим глазам. Каюсь, я был очень эгоистичен, начав встречаться с тобой только потому, что ты напоминала мне ее. Я снова переживал наше знакомство и благодарил судьбу за уникальный шанс, дарованный мне, еще раз пережить любовь. Но время шло, и я начал понимать, что образ той женщины стал вытесняться из моего сознания тобой. Закрыв глаза, я уже видел твое лицо, прикасался к твоим волосам, шептал твое имя. И вот тогда я понял, что не могу без тебя. Я предложил тебе руку и сердце, а когда ты приняла мое предложение, был без ума от радости. Но радость обладания тобой всегда смешивалась с горечью моего обмана. Я боялся признаться тебе о своей прошлой жизни. Я думал, что ты разлюбишь меня. Ведь так оно и случилось, верно? Ты ведь не сможешь любить меня так, как раньше?

У Антонины перехватило дыхание. Она не могла вымолвить и слова, только гладила и гладила его белокурые волосы. Внутри ее росло и ширилось огромное счастье, оно заполнило ее всю без остатка. Ощущение было таким острым, что хотелось кричать.

– Ну, что ты, милый, – тихонько сказала она. – Я люблю тебя, как и прежде. Теперь все у нас будет хорошо.

– Правда? Правда? – спрашивал он, как ребенок, цепляясь за нее.

– Конечно. Иначе и быть не может…

– Господи, как можно быть такой дурой! – кричала Дворецкая. – Ты поверила ему?

– Конечно, мама, – лепетала Тоня. – Посуди сама, все сходится. Я просто напомнила ему первую жену. Он признался, что поначалу просто использовал меня, а потом увлекся всерьез.

– Да он по-прежнему использует тебя. Я предупреждала тебя, как опасен этот тип. Смотри, он опять обвел тебя вокруг пальца.

– Ничего подобного, мама. Он опередил меня и рассказал мне о своей семейной драме первым. Мне даже не пришлось вызывать его на разговор.

– У него просто звериное чутье, – заключила Дворецкая. – Он специально подстроил все так, чтобы ты ему поверила.

– И я ему поверила, мама, – тихо проговорила Антонина.

– Ну, что же. Если наш мальчик выдержал с честью первое испытание, подготовь ему еще одно. Скажи, что я лишила тебя наследства. Посмотрим, насколько красноречив он будет в этот раз.

Антонина во все глаза смотрела на мать. Похоже, та вовсе не была расположена шутить.

– Ну, что стоишь? Ступай! – прикрикнула Дворецкая. – Да, и имей в виду, я не делаю долгой паузы между словом и делом.

«Я ненавижу тебя, – шептал внутренний голос дочери. – Ты умрешь медленно, осознав, сколько зла успела причинить людям. Клянусь, мне трудно будет выжать из своих глаз даже слезинку».

Но Дворецкой за шелестом страниц был не слышен протяжный вой чужой души. Она погрузилась в море отчетов и цифр. Просматривая деловые бумаги, она уже забыла о разговоре с дочерью. Та же вышла из кабинета на цыпочках, тихонько притворив за собой дверь. Вероника не выносила лишнего шума…

Элеонора оглядела украдкой приемную. Там было пусто. Значит, секретарша уже ушла домой. В другой раз Дворецкая бы не преминула устроить ей хорошую выволочку на следующий день, напомнив о необходимости завершения целого ряда спешных проектов. Но сегодня это было неважно. Если придет шантажистка, то общаться с ней будет куда проще, зная, что с обратной стороны двери их никто не подслушивает в замочную скважину.

Элеонора подготовила деньги, даже положила их в конверт. Это были ее небольшие личные сбережения, которые она втайне от мужа хранила в коробке из-под обуви, так просто, на черный день. Судя по всему, такой день в ее жизни настал. И теперь, оставшись одна в своем кабинете, она пыталась привести в порядок мысли.

Элеонора по праву считала себя женщиной здравомыслящей и не склонной излишне доверять окружающим. Может, она поторопилась признать в нежданной посетительнице свою дочь? Конечно, она была обескуражена в ту их первую встречу, можно сказать, застигнута врасплох. У кого угодно на ее месте мог помутиться разум от подобных заявлений. Стоп! А может, это обыкновенная самозванка? Внешне Танюша могла быть дочерью кого угодно. Прямого сходства с Элеонорой не было и в помине: никакого тебе материнского шика и блеска! Просто серая мышь, выкрашенная хной. Но, с другой стороны, нахалка так уверенно оперировала сведениями, которые, по мнению Дворецкой, были абсолютной тайной: название города и год рождения ребенка, имена приемной матери и акушерки. Кроме того, девица, ничуть не смущаясь, предложила ей провести генетическую экспертизу, словно заранее была уверена в ее результате. Может, она блефует? Дворецкая горько вздохнула. К сожалению, все ее логические умозаключения не имели никакой ценности. Если даже чертова девчонка и водит ее за нос, Элеоноре вряд ли станет от этого легче. Тех сведений, которыми располагает Танюша, с лихвой хватит для того, чтобы ее уничтожить. «Добрая бабушка» Вероника не будет вдаваться в подробности дела об установлении материнства. Она не простит дочери скандала и вычеркнет ее из своей жизни так же легко, как и новоприобретенную внучку. Дворецкая никогда не была сентиментальной.

Итак, вариантов остается немного. Платить или не платить, вот в чем вопрос! Конечно, по многочисленным примерам из газет и кино Элеонора понимала, что шантаж должен быть пресечен немедленно и хладнокровно. Если она будет поступать так же, как в первую их встречу, девица может понять, что нашла отличный источник доходов. Месяц за месяцем, год за годом она будет тянуть из нее деньги, угрожая, что придаст огласке историю своего рождения. Элеонора знала, что пробовать откупиться от шантажиста – это утопия. Каждая выданная в грязные руки сумма – это только маленькая передышка в череде все новых и новых требований. Но в отличие от большинства действительно безнадежных случаев в ее деле не все так плохо, как могло бы показаться на первый взгляд. Сведения, которыми обладала дрянная девица, имели разрушительную силу, но были актуальны только при общении с Вероникой. Дворецкая обещала лишить дочь наследства, если станет известен еще хоть один позорящий ее репутацию случай. Но мать находилась уже в преклонном возрасте. Стало быть, после ее смерти эта давняя история ни у кого интереса не вызовет. Таким образом, если маленько потянуть время, можно эту проблему решить раз и навсегда.

Элеонора защелкнула застежки сумки. Итак, сегодня шантажистка не пришла. Все складывалось только к лучшему…

Дворецкая уже подходила к воротам особняка, когда услышала негромкое приветствие.

– Добрый вечер, мамочка. Как твои дела?

Элеонора на миг застыла на месте, но потом нашла силы обернуться. Под раскидистым тополем стояла девушка с зонтом.

– Мерзкая погода, ты не находишь? – спросила она.

Конечно, погода и вправду была невыносимой. С утра лил холодный дождь, превращая мостовые в целые реки. Но не это расстроило Дворецкую. Она едва не выпустила сумку из рук.

Перед ней стояла девица, та самая, которую она видела в кабинете неделю тому назад. Та же рыжая челка, курносый нос и улыбка крашенных яркой помадой губ.

– Как ты меня нашла? – только и успела спросить Элеонора.

– Обижаешь, мамочка, – плаксиво затянула Танюша. – Неужели я не знаю, где живет моя любимая бабушка? Дом, скажу тебе, просто отпад. Никакого сравнения с той лачугой, где ты произвела меня на свет. Ну, так что? Ты приготовила для меня деньги?

– Да. Но они на работе, в сейфе, – начала оправдываться Дворецкая. – Я же не думала, что ты придешь сюда.

– Вечно у тебя все невпопад! – обиделась девица. – Ну, чего же, я зря перлась сюда, что ли? Хоть на чай пригласишь?

– Это исключено, – всполошилась Элеонора. – Вероника не должна тебя видеть.

– Прямо хамство какое-то! – надулась Танюша. – Не дать увидеться с бабушкой! Говорят, я на нее похожа. О, кстати! Это не она, часом, будет?

К воротам подъехал роскошный автомобиль. Боковое стекло бесшумно опустилось.

– Элеонора, что ты здесь делаешь? – раздался голос матери, и женщина едва не превратилась в соляной столп. – Заходи в дом, разве ты не видишь, что льет как из ведра? Да ты еще и без зонта!

– Я сейчас, – проговорила Элеонора, чуть дыша. – Только закончу разговор.

Вероника взглянула на собеседницу дочери. Крашеная девица расплылась в радостной улыбке. У Элеоноры подкосились ноги.

– Где твои манеры? Могла бы пригласить знакомую в дом. По-моему, я никогда не запрещала вам принимать гостей.

У дочери от такой перспективы перехватило дыхание, а противная девица нашлась, что ответить:

– Спасибочки, но в другой раз. В другой раз. Теперь мы с Элей часто будем видеться. Так я, с вашего позволения, еще к вам загляну.

– Ну, как знаете, – проговорила Дворецкая, поднимая стекло.

Ворота распахнулись, и машина заехала внутрь.

– Что, струхнула, мамочка? – с наигранным сочувствием произнесла дочь. – А как мне хотелось принять предложение. У вас ведь там и чай и кофе. Все чин чином, не то, что в нашей дыре.

– Мне надо идти, – проговорила Элеонора.

– Конечно, надо. А то ты еще простудишься, мамочка. Ты мне здоровая нужна. Ну, когда к тебе заглянуть?

– После, – неопределенно махнула рукой женщина. – Давай потом.

– Э-э. Так не пойдет. После дождичка в четверг, значит?

– Нет-нет, мы же договорились.

– Договор дороже денег! Забегу я к тебе на днях. Кстати, я тут квартирку недалеко от тебя присмотрела. Будем бегать друг к другу в гости. Разве ты не рада?

– Конечно, рада, – сказала Элеонора с вымученной улыбкой.

– Вот и хорошо, – заключила Танюша. – Поживу пока на съемной хате, а потом ты мне купишь угол.

– Боюсь, я не могу позволить себе такие траты.

– Не можешь? – удивилась девица. – Но, впрочем, я не настаиваю. Я вполне могу разместиться с тобой под одной крышей. Спорим, в этом доме полным-полно пустых комнат?

– Ладно-ладно, – замахала руками Элеонора. – Я постараюсь что-нибудь придумать.

– Придумай, пожалуйста, – хитро прищурилась Танюша. – А пока дай мне поносить свои красивые сережки.

– Но я не могу. Мне их подарил супруг, – слабо запротестовала Дворецкая.

– Объясни ему, что одолжила на время дочери. Неужели он не поймет?

Элеонора поспешно сняла серьги и сунула их в протянутую ладонь.

– И колечко давай! – приказала дочь. – Это ведь один гарнитур?

Дворецкая не соображала уже, что делает. Она сняла колечко и бросилась в открытую калитку, словно там ее ожидало спасение.

– До свидания! – прокричала ей шантажистка, ненавязчиво намекая на то, что эта их встреча отнюдь не была последней…

…Несмотря на все усилия Анастасии организовать работу таким образом, чтобы видеться с Логиновым как можно реже, практически каждый день приносил ей неприятные моменты. И почти все они, так или иначе, были связаны с ее заместителем.

В центральном офисе была отличная столовая для сотрудников, куда в обеденный перерыв забегала Настя. Заходя в нарядный зал, она часто могла наблюдать одну и ту же картину. За дальним столиком в обществе двух-трех, а иногда и большего числа дам восседал достопочтенный Олег Валентинович. Спутницы, преимущественно молодые и симпатичные девицы, смотрели в рот Логинову и умирали со смеху над каждой его шуткой. При появлении Дроздовой хохот только усиливался, должно быть, заместитель отпускал в ее адрес особо меткие остроты. Это ужасно злило Настю, но сделать она все равно ничего не могла. Свободное от работы время каждый был волен проводить так, как ему захочется.

Несмотря на вполне понятное раздражение, Настя не могла не отметить, что среди женской половины офиса Олег пользуется успехом. Возможно, все дело было в смазливой внешности и неистощимом запасе шуток. Наверняка он не посвящал красоток в вопросы равноправия полов, а может, эта тема им была безразлична. Но, так или иначе, вокруг Олега Валентиновича всегда вился рой самых эффектных офисных бабочек, хлопающих ресницами и смотрящих на него с немым обожанием туземок, впервые увидевших белого человека.

– Марина, что ты думаешь о Логинове? – спросила однажды свою секретаршу Настя.

Та удивленно взглянула на начальницу и ответила:

– Олег Валентинович? Он – душка!

Вот так. Не отличный специалист или незаменимый работник, а по-женски лаконично – душка, и все тут!

– Он не женат и считается у нас в офисе самым завидным холостяком, – Марина перешла на интимный шепот: – Его постоянно видят то с одной, то с другой, но ничем серьезным это не заканчивается.

– Понятно. Значит, он еще и бабник! – мрачно заключила Настя. – Плюс ко всему.

– Плюс к чему? – поинтересовалась Марина.

– Неважно, – буркнула Дроздова.

С того времени она прекратила походы в столовую, предпочитая перекусывать в небольших кафе при фитнес-центрах Дворецкой…

Сам Олег Валентинович в общении с Настей держался на равных, красноречиво показывая, что не признает в ней своего босса. Правда, на словах он вольностей не допускал, говорил всегда по существу. Но каждое его слово, адресованное Дроздовой, сопровождалось особой медленной улыбкой. Настю подобное положение вещей раздражало, поэтому в любой его самой невинной фразе она находила скрытый подтекст.

Но, похоже, противостояние Дроздова – Логинов имело место не только при личном общении. В кабинете Насти то и дело происходили странные случаи, которые простым совпадением событий объяснить было невозможно. Так однажды кто-то склеил страницы кодексов канцелярским клеем, и девушка тщетно пыталась привести книги в порядок, разрезая бумагу ножом. В другой раз кто-то прислал на ее адрес по электронной почте цветную фотографию огромной пучеглазой жабы с подписью: «Портрет любимой начальницы». В ее сменные туфли подсыпали кнопки, а в банку с кофе – соль.

Анастасия, конечно же, не собиралась жаловаться Дворецкой. Она терпеливо несла свой крест: заказывала новую литературу и покупала свежий кофе, удаляла картинку из ящика и выбрасывала в корзину кнопки.

Но однажды даже ее ангельской невозмутимости пришел конец. На столе, на самом видном месте, она обнаружила листок со словами: «Убирайся, откуда пришла!» Буквы были вырезаны из журнала и приклеены на бумагу.

Настю точно окатило волной чьей-то ненависти. Шутки закончились. Она вызвала Марину в кабинет и продемонстрировала ей находку. Та только всплеснула руками:

– Ой, Анастасия Евгеньевна! Прямо и не знаю, что сказать.

– Скажи, кто имеет доступ в мой кабинет, кроме тебя и меня, разумеется.

Марина нахмурилась, стараясь припомнить:

– Конечно, ключи есть у уборщицы, у службы охраны. Запасной комплект хранится у вахтера. Но не думаете же вы, что кто-то из них мог подкинуть вам эту записку?

– Нет, разумеется.

Подозревать в злом умысле уборщицу или охранника было бы верхом глупости. Здесь явно прослеживался другой след.

– А Олег Валентинович может зайти в кабинет в мое отсутствие? – спросила она, словно невзначай.

– Может. Он уже несколько раз проделывал это, когда ему требовалось оставить у вас на столе отчет.

– Знаю. Но как это у него получается без ключа?

Марина замялась.

– Ну, иногда его пропускаю я. Клянусь, я не видела в этом ничего предосудительного. А иногда, когда меня нет на месте, он может взять ключи у охранника.

– И это ему разрешается?

– Конечно, он же ваш заместитель.

– Отлично.

У Насти не было слов. Значит, пока она спокойно отсиживается вечерами в особняке Дворецкой, ее милый заместитель спокойно изучает содержимое ее кабинета. Бог с ними, с бумагами, но ведь еще есть и мелочи особого свойства. Так, в комнате отдыха, в шкафу она хранила разные женские принадлежности, включая запас чулок (на всякий случай), предметы личной гигиены и даже трусики. Разумеется, все было тщательно упаковано и скрыто от посторонних глаз. Но какие могут быть секреты для человека, который имеет возможность, а главное – желание, вытащить все ее интимные секреты на свет божий!

– Можешь идти, Марина, – сказала она секретарю. – Я попробую разобраться с этим.

– Может, вызвать кого-нибудь из службы охраны? – предложила девушка. – Они могут провести закрытое расследование.

Это, конечно, была дельная мысль. Но, подумав, Анастасия вынуждена была отказаться. Скорее всего, ей бы пришлось писать объяснительную записку, перечислив все случаи посещения злоумышленником ее кабинета. Докладная, конечно же, ляжет на стол Дворецкой. Начнутся расспросы. Кроме того, информация просочится из службы охраны, обрастет сплетнями и, как снежный ком, покатится по офисам и центрам. «Слышали, у протеже Дворецкой большие проблемы, – скажет кто-то за утренним кофе. – Говорят, что ей подбросили записку с угрозами». – «Да нет! – поправит другой. – Я слышал, что все стены в ее кабинете были расписаны оскорблениями. Под столом даже нашли пустой аэрозольный баллончик». – «Дело было куда как круче! – заметит третий. – Ей просто устроили темную прямо в офисе». Возгласы удивления, но вердикт будет таким: «Видать, здорово она всем надоела. Впрочем, так ей и надо…»

– Иди, Марина, иди, – повторила Настя. – Я не думаю, что злоумышленника будет так уж сложно найти.

В кабинете ей не сиделось. Походив туда-сюда, от стола к окну и от окна к двери, Настя решилась. Твердой походкой она направилась в зал, где работали ее подчиненные…

…Сотрудники юридического бюро не могли пожаловаться на плохую организацию рабочих мест. Огромное помещение офиса было разделено пластиковыми перегородками так, чтобы у каждого юриста было свое личное пространство, где можно было работать и не тратить время на болтовню с коллегами. В то же время стены были полупрозрачными, так, что не составляло особого труда увидеть то, чем занят сосед. Здесь чувствовалась четко выверенная стратегия Дворецкой: она предпочитала держать своих работников в тонусе.

Настя нашла рабочее место Логинова. Там царили образцовый порядок и пустота. Олег Валентинович, должно быть, отлучился по делам. Впрочем, это было только на руку Дроздовой.

Не колеблясь ни минуты, она подошла к его письменному столу и начала открывать ящики. То, что ей требовалось, она нашла почти сразу. Иллюстрированный журнал и тюбик с клеем лежали наверху, словно «шутник» и не думал таиться. Перелистав издание, Анастасия убедилась в том, что на некоторых страницах были вырезаны буквы. Она собрала улики и хотела было уйти, но тут ее взгляд остановился на фотографии миловидной брюнетки, которую Логинов поместил в рамку. Настя невольно хмыкнула. Она и не предполагала, что у Олега Валентиновича есть сердечные привязанности. Должно быть, это его подруга, которая не суется в юриспруденцию, а идеально готовит домашние пироги…

Логинов появился в ее кабинете спустя десять минут. Судя по всему, он был чем-то недоволен. Встав в позу вождя пролетариата, он ткнул в нее указательным пальцем и произнес гневную тираду:

– Говорят, вы учинили обыск в моем письменном столе? Совсем стыд потеряли?

Здесь, конечно, он хватил через край, упрекая Настю в том, что сам проделывал не раз. Но Дроздова, взяв на вооружение манеры своего врага, мило улыбнулась:

– Да, я была в вашем кабинете и даже ознакомилась с содержимым письменного стола. Кто бы мог подумать, что это окажется столь увлекательным занятием?

Она кинула на стол журнал и тюбик с клеем.

– Что скажете?

Ее взгляд впился в глаза недруга, ожидая прочитать в них растерянность и удивление. Но, посмотрев на представленные улики, точно они его вообще не касались, Логинов гаркнул:

– Хватит разыгрывать спектакль! Что вам было нужно?

– Ах, не понимаете? А если вот так!

Она вытащила записку и положила ее на стол.

Логинов прочитал послание и с недоумением уставился на Настю.

– Откуда это у вас?

Она усмехнулась:

– А я думала, вы мне расскажете.

Он оторопел еще больше:

– Вы что… Вы считаете, что это я изобразил?

– Вот именно! – торжествующе воскликнула Настя. – Смотрите-ка, буквы на записке в точности совпадают с тем шрифтом в журнале. Можно сказать, с какой страницы взята та или иная буква. А тут еще и клей! Ну, что, экспертизу проводить будем или признаемся добровольно?

Логинов поперхнулся:

– Нет, вы что, серьезно представляете меня с ножницами, вырезающим из журнала разноцветные буковки?

– Представляю, – кивнула головой Настя. – А еще представляю, как вы подсыпаете мне в туфли кнопки и посылаете по электронке жабу!

– Нет, вы определенно рехнулись! – воскликнул он. – Какая жаба? Когда я решил вам сказать все, что я о вас думаю, в первую нашу встречу, я не разводил тут папье-маше, а выложил вам все, глядя в глаза. А здесь… – он взял в руки журнал. – «Elle»! Женский журнал! Да вы меня за дурака держите?

Насте пришлось признать, что определенная логика в словах заместителя имелась, но сдаваться так просто было не в ее правилах.

– Положим, – с достоинством произнесла она. – Положим, это сделали не вы. Но тогда это сделал кто-то с вашей подачи. Не будете же вы говорить о том, что я сама наклеила это послание?

– А кто это мог сделать?

Дроздова для приличия задумалась, хотя ответ у нее был готов заблаговременно.

– Ваши подружки. Ну, те девицы, с которыми вы привыкли проводить время.

Выражение лица Логинова, как по мановению волшебной палочки, преобразилось. Куда-то ушел гнев. Вертикальные черточки на переносице разгладились. А на губах опять заиграла знакомая ухмылка. Он уселся на кресло посетителя и даже осмелился пододвинуть его вплотную к столу начальницы.

– Так-так, Анастасия Евгеньевна. Могу я расценивать ваше заявление как ревность?

Только этого еще не хватало! Такой поворот событий совсем не устраивал Настю. От гнева она едва не задохнулась. Вся ее невозмутимость испарилась без остатка.

– Да как вы… как вы смеете? Чего ради мне вас ревновать?

Он пожал плечами.

– Ну, вы же обращаете внимание на мое поведение? По какой-то причине оно вам неприятно.

– Да. Мне всегда не нравилось наблюдать, как мужчина клеит сразу нескольких женщин и делает это автоматически, по привычке, – заявила Настя, ощущая себя ужасной ханжой.

– Какой прогресс, вы не находите? Еще две минуты назад вы обвиняли меня в том, что я клею буквы, теперь же вы недовольны тем, что я клею женщин.

– Много на себя берете. Мне нет дела до того, чем вы заняты. Слава богу, мы по-разному с вами проводим свободное время.

– Вот как? А почему бы нам не попробовать провести его вместе?

– Боюсь, от этого предложения я буду вынуждена отказаться, – буркнула она.

Он дурашливо всплеснул руками.

– Не стоит так бурно выражать радость. Вы меня пугаете.

– Довольно! – не выдержала она. – Убирайтесь и захватите с собой этот журнал. На досуге можете провести расследование, кого из ваших милых подружек особо тянет на приключения.

– Я с такими не общаюсь, – улыбнулся он.

– Идите же и имейте в виду, что Веронике Анатольевне я не скажу ни слова. Во всяком случае, пока.

– Премного вам благодарен, – расшаркался он.

Логинов исчез за дверью. Настя, тяжело вздохнув, отправила в урну никому не нужные улики…

Между тем Вероника Анатольевна любила сталкивать лбами Дроздову и Логинова. Она сама это называла «мозговым штурмом», то есть ее консультанты в процессе спора на всевозможные юридические темы должны были рождать истину. На деле же это мероприятие сопровождалось долгими препирательствами и обидами. Последнее, конечно, было свойственно Дроздовой. Настя, не имея выдержки и опытности своего «врага», быстро теряла самообладание и переходила на эмоции.

Так, в один из погожих сентябрьских деньков Вероника собрала своих главных юридических советников у себя в кабинете.

– У нас возникла небольшая проблемка.

Она всегда выражалась именно так: не проблема, а проблемка, словно стараясь заранее подчеркнуть незначительность происшествия и легкость его разрешения.

– В одном из наших фитнес-клубов молодая раззява, кстати говоря, наш новенький инструктор, разбирая штангу, пренебрегла мерами безопасности. Девушка, должно быть, плохо знала физику. Она сняла «блины» с одной части штанги, в связи с чем последняя, под воздействием силы тяжести, вылетела из специальной подставки и со всей дури обрушилась на ногу несчастного господина, выполнявшего в непосредственной близости упражнение с гантелями. Результат оказался впечатляющий – травма колена. Вред, причиненный здоровью невезучего физкультурника, оценивается экспертами как травма средней тяжести.

– Не совсем понимаю, Вероника Анатольевна, – вклинилась в монолог начальницы Настя. – В чем здесь наша проблема? Девушка допустила головотяпство. Вот теперь пусть и отвечает по всей строгости закона. Неосторожное причинение вреда здоровью. Так, что ли? Ее даже не лишат свободы.

– Да, если вы берете за основу третью часть статьи сто восемнадцать Уголовного кодекса, а если заглянуть в часть четвертую этой же статьи, то наказание ужесточается. – Логинов был счастлив внести поправку. – А ей наверняка следователи «шьют» ненадлежащее исполнение профессиональных обязанностей. Верно, Вероника Анатольевна?

Анастасия пожалела, что подала реплику первой. Конечно, нужно было вспомнить лучше эту треклятую статью и понять, что девица не являлась случайной посетительницей клуба, для которой подобная глупость наказуема, но все же объяснима. Она – профессионал, которая должна была владеть техникой безопасности даже с закрытыми глазами.

– Да, но все равно нужно ознакомиться с правилами пользования штангой и прочитать должностные обязанности девушки, – попыталась оправдаться Настя. – Вдруг мы найдем что-то особенное!

– Конечно! – радостно кивнул головой Логинов. – Если вы найдете в должностной инструкции официально закрепленное разрешение на членовредительство, я вам поставлю ящик шампанского. Лично!

Дроздову последнее замечание разозлило не на шутку. Она взглянула на Дворецкую, но ту, по всей видимости, словесная перепалка лишь забавляла.

– Постойте, – махнула она рукой. – Часть третья, часть четвертая – какая разница! Если даже эту девицу привлекут за покушение на умышленное убийство, мне не будет до этого дела. Проблема заключается в том, что пострадавший оказался журналистом. Да-да! Причем самым отвратительным и пакостным писакой, какого только можно себе представить. Вынужденный коротать время в бездействии, он обрушился с критикой на «Жемчужину». Он накропал уже ряд статеек о том, что наша компания халатно относится к подбору персонала. «Собирая дармовые средства совковой лопатой, госпожа Дворецкая экономит на профессионалах, подбирая к себе в команду неопытных мальчиков и девочек, которые не в состоянии даже разобрать штангу. Безопасность посетителей – не более чем разменная монета. Сломанные ноги и руки, искалеченные позвоночники. Хотелось бы спросить: что дальше, госпожа миллионерша?»

Как вы понимаете, это одна из цитат. А можно еще заглянуть в Интернет, чтобы убедиться, что этот господин времени зря не теряет. Это удар по имиджу компании, вот что это такое!

Она кинула на стол снимок.

– Глядите, кто-то умудрился запечатлеть этот случай на свой телефон. Распечатка, конечно, отвратительная. Но все, что нужно, видно: вот корчится на полу журналист, а вот штанга, черт ее дери!

Настя и Олег рассматривали снимок. Факт представлялся неоспоримым. Несчастный случай произошел в зале «Жемчужины».

– А это что? – спросил Логинов, указывая на какие-то следы на полу.

– Не знаю. Может быть, дефект снимка. Какая разница? – пожала плечами Дворецкая. – Идите, думайте. Жду от вас предложений.

Советники отправились на свои рабочие места. Каждый тешил себя надеждой оказаться в этом противоборстве первым…

…Журналист и вправду оказался не самым приятным человеком, с которым Насте пришлось иметь дело.

– Зря пришли, – гневно выплюнул он. – Не собираюсь общаться с представителями «Жемчужины». Мы встретимся с вами только в суде.

– Но, может, имеет смысл договориться? – спросила Настя. – Мы могли бы компенсировать причиненное вам неудобство каким-нибудь приятным сюрпризом. М-м-м… Ну, например, годовым абонементом класса V.I.P. для вас и членов вашей семьи.

– Еще чего! – окрысился мужчина. – Чтобы мне сломали там шею?

– Но давайте все же поговорим, – убеждала она его. – Быть может, вы сами допустили какую-нибудь небрежность. Неужели вам не жаль бедную девочку? Она же так молода!

– Убирайтесь отсюда, – рассвирепел журналист. – Сегодня же напишу статью о том, что на меня было оказано давление. Между прочим, вы нарываетесь на неприятности. Вечером я проштудирую Уголовный кодекс и найду для вас подходящую статейку.

– Но я же хотела только разобраться! – воскликнула Настя.

– Разбираться будет суд! – поставил точку журналист…

Мужчина в галстуке и с пластиковой табличкой на лацкане модного пиджака источал уверенность и доброжелательность.

– Я представитель фирмы по продаже спортивного оборудования, – представился он. – «World Gum». Это американская компания, которая имеет представительства во многих странах мира, в том числе и в России.

Он полез в чемоданчик и высыпал на кровать больного целую гору рекламных проспектов.

– Зачем мне это? – удивился журналист. – Теперь меня больше бы заинтересовала продукция фирм, выпускающих инвалидные коляски.

– О, как я вас понимаю! – воскликнул менеджер. – И все это из-за неграмотной кадровой политики «Жемчужины».

– Вот именно. Вы, должно быть, прочитали мои статьи в газетах и в Интернете?

– Еще бы! – с готовностью подтвердил мужчина. – Как вы понимаете, этот вопиющий случай бросает тень и на репутацию нашей компании. Мы полны решимости наказать «Жемчужину» за безграмотность и ротозейство.

– Я рад, что у меня появились единомышленники.

– Но, боюсь, не все так просто. В этом деле могут возникнуть определенные сложности. – В голосе представителя прозвучала нерешительность.

– Что вы имеете в виду?

Менеджер замялся.

– Дело в том, что у нас налажены очень неплохие связи с нужными людьми в «Жемчужине». Так вот, из некоторых компетентных источников нам стало известно, что компания– монстр, возглавляемая Дворецкой, пытаясь спасти положение, собирается предъявить иск «World Gum», то есть нам.

– Так вы-то здесь при чем? – вытаращил глаза журналист.

– Якобы мы поставляем некачественное оборудование. Следуя заданной логике, можно предположить, что юристы «Жемчужины» будут говорить о том, что досадное происшествие в клубе было не преступлением, а только несчастным случаем. Якобы конструкция креплений на стойках штанги была сама по себе порочной, с самого начала. И девушка тут совсем невиновата.

– Первый раз слышу подобную ерунду! – вспыхнул журналист.

– И мне так кажется, – развел руками мужчина в галстуке. – Но вы же знаете этот рынок. Когда просочилась первая информация в прессу, мы уже успели потерять несколько важных заказов в Италии и Франции. Для компании с мировым именем это недопустимо. Я знаю, что наше руководство пойдет даже на то, чтобы выделить вам вознаграждение, если, конечно, честное имя компании будет спасено.

– И насколько велико м-м-м… это вознаграждение?

– Несколько тысяч долларов плюс бесплатная поставка нашего оборудования для вашего личного потребления. Здесь у меня образец договора. Посмотрите.

Журналист взял печатные листы и уставился в них, как баран на новые ворота, пытаясь разобраться в мешанине юридических терминов. Однако вполне конкретная сумма, стоящая в соответствующей графе, его впечатлила.

– Идет, – согласился он. – Где ставить подписи?

Когда формальности были закончены, журналист с облегчением откинулся на подушки.

– Ну, чем могу вам помочь?

– Давайте вспомним все по порядку, – предложил мужчина в галстуке. – Все, как оно было с самого начала…

Рассказ, перемежаемый долгими отступлениями в адрес проклятой «Жемчужины», наконец подошел к концу. Журналист чувствовал себя вымотанным. Менеджер известной фирмы оказался очень напористым и любопытным. Он задавал массу вопросов, совершенно ненужных, с точки зрения несчастного калеки.

– Вспомните еще, – увещевал он. – Каково было состояние креплений на стойках? Не заметили ли вы, что они болтаются, изъедены ржавчиной, отсутствуют, в конце концов?

– Нет, я уже говорил, все было нормально! Сколько можно повторять?

Но менеджер был чем-то недоволен.

– К вам обязательно придерутся на суде. Вы не могли этого видеть! Наверняка нам придется отозвать наши предложения обратно. – Его голос звучал обреченно.

– Как это отозвать? – всполошился журналист, для надежности вцепившись в папку с заветным текстом договора. – Я все видел.

– Ох, ну как вам объяснить? – развел руками мужчина. – Во-первых, вы лежали, выполняя упражнение с гантелями. Не очень удобный угол для обзора, вы не находите? Кроме того, существует минимальное расстояние, рекомендованное для установки тренажеров, для обеспечения безопасности в эксплуатации. Так вот это расстояние плюс ваше неважное зрение (я вижу, вы носите очки) – короче, юристы «Жемчужины» разнесут нас в щепки! Вы не могли видеть эти мелочи, и точка! Что же делать? Должен же быть выход!

Журналист несколько минут размышлял. Наконец лицо его просияло.

– Вспомнил! Вспомнил!

– Что? Говорите скорее.

– Я пододвинул скамейку ближе к тренажеру инструктора. Я был совсем близко от нее.

– Вы, должно быть, фантазируете?

– Нет, конечно. Правда, я рассматривал не крепления, конечно. Мне глянулась фигурка инструкторши, грудки там, попка. Ну, вы меня понимаете? Кроме того, скажу честно, меня всегда чертовски возбуждает запах женского пота.

– А вы, оказывается, шалун!

– Есть немного. Но эти тонкости, думаю, будут неинтересны суду.

– Да, конечно. Только как мы сможем это подтвердить? Я имею в виду, вашу возможность видеть такие мелочи, как крепления?

– Нет ничего проще! У меня есть фотография, сделанная одним любителем на свой мобильный телефон. Взгляните.

Менеджер уставился на снимок.

– Видите эти отметины на полу? Недавно один деятель делал мелкий ремонт и подкрасил металлические детали скамьи белой краской. Но сделал это неаккуратно, оставив следы на покрытии. Благодаря оплошности техника можно прекрасно представить себе место, где обычно располагалась скамья. Здесь же следы не совпадают. Значит, она была сдвинута со своего обычного места. Ну как, подходит объяснение?

– Вы мне очень помогли! – искренне ответил Логинов…

– Так, значит, этот прохвост сдвинул скамью, для того чтобы обнюхать нашу инструкторшу? – удивилась Дворецкая. – Значит, он сам грубо нарушил технику безопасности и спровоцировал несчастный случай?

– Вот именно! – ответил Логинов. – Стало быть, мы зря виним девушку. Конечно, у нее не все дома, если она не умеет правильно разобрать штангу. Но все-таки если бы скамейка этого донжуана стояла на своем привычном месте, несчастья бы не произошло.

Дроздову раздражало самодовольство Логинова, и она поспешила внести ложку дегтя в его бочку с медом.

– Вы редкий выдумщик, Олег Валентинович! Но как вы собираетесь использовать полученные сведения в суде? Расскажете судье о своем шоу с переодеванием?

– Нет, конечно. Теперь, когда нам известны истинные причины происшествия, мы сможем правильно выстроить защиту инструктора. Дело будет прекращено, а гражданский иск лопнет, как мыльный пузырь.

– А вы не боитесь обвинений в мошенничестве? Как я понимаю, на руках у этого любителя халявы осталось важное доказательство – договор.

– А вы его читали? – расхохотался Логинов. – Согласно этому договору, гражданин N. собирается закупить у «World Gum» спортивное оборудование на сумму 30 тысяч долларов.

– Ты не знала, милая, – вставила Дворецкая, – но «Жемчужина» является официальным дилером этой всемирно известной фирмы. Так что, если гражданин выражает намерение закупить тренажеры, мы с легкостью можем ему в этом помочь.

– Продукция отличная, Анастасия Евгеньевна, поверьте на слово, – поднял вверх большой палец Логинов. – Клиент будет доволен.

Вот только сама Дроздова почему-то не была довольна…

Традиционный воскресный обед Дворецкой шел по заранее спланированному сценарию и, казалось, не сулил никаких неожиданностей. Та же столовая, красиво декорированная свежими цветами, тот же состав участников, что и всегда: дети Вероники, старый доктор, Анастасия, ну, и, конечно же, сама Дворецкая.

Кажется, в тот день подавали искусно приготовленное седло барашка с гарниром из овощей. В бокалах плескалось вино, а за столом едва тлела беседа на совершенно неинтересную тему между Пироговым и Вероникой. Дети изредка отвечали кислыми улыбками, вежливо подтверждая вечную правоту матери. Для них семейная традиция, тщательно лелеемая Вероникой Анатольевной, давно уже стала костью в горле, но вызывать на себя недовольство маменьки никто не желал. Они вообще не принимали участия в разговоре, давно сформулировав для себя новое правило: чем скучнее беседа, тем быстрее закончится еженедельная пытка.

Подали десерт и кофе. Сама Вероника предпочитала особый сорт китайского чая, который прислуга заваривала ей в специальном чайнике. Вот и сегодня, налив чай в чашку, Дворецкая вдохнула знакомый аромат. Рука потянулась к тарелочке с бисквитом.

Она сделала первый глоток, неожиданно закашлялась. Чай пролился на скатерть, оставляя влажное желтое пятно.

– Ч-что? Что это такое? – спросила она, подавляя приступ кашля.

– Ваш чай, Вероника Анатольевна, – испуганно произнесла кухарка, подкладывая под блюдце хозяйки свежую салфетку.

– Оставь! – в сердцах оттолкнула ее Дворецкая. – Не болтай ерунды, я хорошо знаю обычный вкус моего чая. Признавайся, что ты туда намешала?

– Господи упаси! – сложила руки домиком кухарка. – Как вы могли подумать!

– Постойте-постойте, голубушка! – вмешался вдруг Пирогов. – К чему такая паника? Просто я добавил в чай несколько капель замечательного средства. Оно превосходно тонизирует и повышает работоспособность. Вы забудете о проблемах с памятью.

– С чего вы взяли, что у меня есть такие проблемы? – неожиданно резко сказала Дворецкая. – Убирайте. Не буду пить!

– Но, голубушка! – воскликнул доктор. – Настойка совершенно безвредна. К тому же она не имеет выраженного вкуса и запаха. Я даже удивился, как вам удалось ее почувствовать.

– Это меня и пугает! – отозвалась Дворецкая. – Сколько того, о чем я не подозреваю, мне подкладывают в пищу и подмешивают в питье?

– Но, милая, это же из лучших побуждений!

– Лучшими побуждениями выложена дорога… Сами знаете, куда. Небось хотите меня туда побыстрее отправить?

– Что вы говорите, Вероника, – всполошился врач. – Как вы вообще могли подумать, что я на такое способен?

– Никто из нас не знает, на что он способен. Вы посмели добавить мне в чай новое лекарство, даже не поставив меня в известность.

– Простите, дорогая, в другой раз…

– Другого раза не будет. Ваш поступок возмутителен. Мне кажется, я вам дала слишком большую свободу действий.

– Я так понимаю, Вероника, вы отказываете мне от дома? – выпрямился доктор.

– Ничего подобного. Просто впредь я буду относиться к вашим рекомендациям с известной долей осторожности. Вы, конечно, по-прежнему будете назначать мне лекарства, но покупать их в аптеке, следить за дозировкой и подавать их мне будет Анастасия.

– Я?! – Настя едва не поперхнулась ягодным желе, настолько неожиданным для нее оказалось заявление хозяйки. – Но, Вероника Анатольевна, я ничего не понимаю в лекарствах.

– Разберешься! – резко пресекла ее возражения Дворецкая. – Тебя никто не просит выписывать мне рецепты.

– Позвольте спросить, – сказал доктор звенящим от сдерживаемого гнева голосом. – Почему именно этой особе вы доверили столь серьезное дело? Неужели вы верите ей больше, чем мне?

– Не считаю нужным это скрывать от вас, – заявила Дворецкая. – Эта девушка в нашей семье – человек новый. Она не заинтересована в моей смерти, так как, полагаю, ее устраивает сегодняшнее профессиональное положение и образ жизни. К сожалению, не могу сказать подобное ни про кого из вас.

Она обвела взглядом присутствующих, с удовлетворением отмечая, что безликие маски, которые окружали ее всякий раз во время семейных обедов и ужинов, исчезли. На нее смотрели глаза: испуганные, удивленные и недоумевающие.

– Вероника, голубушка, вы в своем уме? – не унимался доктор. – Меня-то в чем вы обвиняете? Неужели у меня есть мотив дожидаться вашей кончины?

– На первый взгляд нет. Но разве я могу поручиться, что с вами не нашел общий язык тот, кто действительно этого желает, – она смягчилась. – Мой бедный друг – вы можете стать пешкой в чужой игре, поэтому я просто вынуждена отдалить вас на безопасное для меня расстояние. Для вашей же пользы.

Но, по всей видимости, доктор собственную пользу понимал иначе. Он был раздражен, уязвлен, обижен. Но у каждой неприятности есть своя причина и свой виновник, и Пирогов не нашел ничего лучше, как ополчиться на Анастасию.

– Я в принципе мог предполагать, что так оно и будет, – заявил он, испепеляя Дроздову огненным взглядом. – С тех пор, как в доме появилась эта девица, вас, голубушка моя, словно подменили. Вы больше не доверяете мне, вы игнорируете детей. Ручаюсь, эта пробивная особа засорила вам мозги своей ересью. Вы бы сами ни за что до такого не додумались. Это же надо такое предположить – я дожидаюсь вашей смерти! Клянусь, это все она.

– Я?! – второй раз подскочила на своем месте Настя. – Я ничего такого не говорила.

– Не оправдывайся, – остановила ее Дворецкая. – Нет нужды никому ничего объяснять. Скажем так, у меня внезапно раскрылись глаза на многое, что меня окружает.

– Вероника, – едва не плача, проговорил доктор. – Помяните мое слово, эта девица погубит вас. Ну же! Прислушайтесь к словам старого друга. Как бы потом не было поздно.

– Довольно! – Дворецкая резко встала, отбросив в сторону салфетку. – Потрудитесь передать лекарства Анастасии и объяснить ей все премудрости. Объявляю всем официально, с этого момента я назначаю эту девушку моим личным секретарем. Конечно, все прочие обязанности за ней сохраняются. Заработок я увеличиваю ей в три раза. Вопросы? – Она орлиным взглядом окинула семейство.

– Что значит личный секретарь? – спросил Пирогов.

– Это значит, что ей будут даны самые широкие полномочия в решении любого рода вопросов, в том числе связанных с моей безопасностью.

Она вышла из-за стола и быстрым шагом покинула помещение. Воцарилась неловкая тишина. Было слышно, как в кухне течет из крана вода.

– Я так и не понял, – раздался неуместно громкий голос Влада. – Маму что, пытаются отравить?

Все вздрогнули…

Иван Васильевич метал на стол упаковки разноцветных таблеток, какие-то коробочки, тюбики. Впрочем, несколько склянок из прозрачного стекла он поставил аккуратным рядком и наконец взглянул на Анастасию:

– Берите блокнот и записывайте.

– Я запомню.

– Нет, черт вас подери! – обозлился он. – Вы запишете под мою диктовку все, что я вам скажу. И запомните: если вы хоть что-нибудь перепутаете и Веронике станет плохо, я отдам вас под суд.

– Послушайте! – попыталась защититься Настя. – Я не претендовала на ваше место. Клянусь, у меня и в мыслях ничего такого не было. Вы же видели, что это была инициатива Вероники Анатольевны! Я не имела к этому и малейшего отношения.

– Не рассказывайте сказок! – возмутился он. – Все началось с того момента, как вы появились в этом доме. Раньше она никогда себя так не вела. Скажете, это не ваша заслуга? Признавайтесь, что вы успели напеть ей в уши?

– Ничего такого, что настроило бы ее против вас.

– Пусть это будет на вашей совести, – подвел черту Пирогов. – Итак, записывайте. При повышенном артериальном давлении следует принять… Черт возьми! Вы хоть имеете представление о том, какое давление следует считать повышенным?

Растерянный взгляд Насти был красноречивее многих слов…

Новое повышение Анастасии не осталось незамеченным. Многие сотрудники компании, которые раньше посматривали на нее свысока, в корне изменили свое поведение. Даже секретарши-пересмешницы при ее появлении перестали шушукаться между собой и больше не поддерживали шутки неутомимого Логинова. Настя представлялась им кем-то вроде «серого кардинала» в юбке, способного казнить и миловать любого, кто посмеет встать на ее победоносном пути. Только Олег Валентинович не проникся всеобщей настороженностью, а по-прежнему позволял себе отпускать в ее адрес свои обычные колкости.

– Круто взбираетесь, Анастасия Евгеньевна, – улыбался он во весь рот, демонстрируя свои великолепные зубы. – Когда соберетесь падать, не забудьте попросить у меня соломы, не то расшибетесь.

– Этого не случится, – самоуверенно отвечала она.

– Кто его знает… – загадочно улыбался Логинов. – Интересно, а каково будет ваше первое распоряжение как полномочного помощника госпожи Дворецкой?

– К сожалению, я не обладаю достаточной полнотой власти, – отвечала она, стараясь выглядеть спокойной. – Но если это так вас интересует, скажу прямо: первым делом я бы подыскала себе нового заместителя.

– А чем вас не устраивает нынешний?

– Много улыбается и совсем не к месту.

– Да? – он выглядел озадаченным. – А все говорят, что улыбка мне к лицу.

– Они вам льстят.

– Вот как?

– Конечно. Все эти смазливые дурочки, которыми вы привыкли себя окружать, просто пытаются вам понравиться. Они знают, что вы, как павлин, от комплиментов распускаете хвост.

– А вы не такая?

– Абсолютно.

– Вот этим вы мне и нравитесь.

Он ушел, прежде чем она успела ему что-нибудь ответить. Настя стукнула рукой по столу. Вот всегда он так! Оставляет ее с открытым ртом, не давая шанса выйти из словесной баталии победительницей…

Новые обязанности требовали от Насти почти полной отрешенности от ее собственной жизни. Она всецело принадлежала Веронике. Насте следовало быть ее глазами и ушами, думать, как она, и отвечать так, как ответила бы Дворецкая. Настя присутствовала почти на всех ее деловых переговорах, званых обедах и презентациях. Очень часто Вероника спрашивала ее, какого она мнения о том или ином человеке, и всегда внимательно выслушивала все, что Анастасия могла сказать. Она не унижала ее просьбами о приготовлении кофе или покупке свежих газет. Этим занимались обычные секретари, девочки на побегушках. Личный секретарь, в понимании Дворецкой, означало нечто большее, чем выполнение разовых поручений. Дроздова была для нее доверенным лицом, тем человеком, с которым она могла обсудить абсолютно все. Даже, как она любила повторять, собственную безопасность.

Анастасия покупала для нее лекарства, следила за своевременностью их приема и дозировкой. Она научилась измерять давление. Но начальница не переставала удивлять ее.

– Я буду пить только из бутылки, – предупредила она ее. – Проследи, чтобы в доме всегда был хороший запас минеральной воды без газа. Бутылку подавай мне нераспечатанной. А то мало ли что…

Такие новшества немного настораживали Настю. Она боялась, как бы у ее босса не развилась мания преследования. Но во всем, что касалось дел, Дворецкая проявляла недюжинный ум и железную хватку.

Другим поводом для беспокойства было отношение к ней, Насте, родственников миллионерши. Если изначально оно было холодно-настороженным, то теперь пришел черед для настоящей ненависти. Способствовали тому несколько случаев, после которых острота их взаимных претензий достигла своего апогея…

Как-то раз в гостиничном комплексе «Жемчужина» принимали арабскую делегацию промышленников. Там были запланированы несколько деловых встреч, пресс-конференция и торжественный ужин. Отвечала за прием Элеонора. Вполне понятно, что, стремясь произвести нужное впечатление, она решила поразить их воображение небывалым размахом русского гостеприимства. Несколько декораторов продумали до мелочей праздничное убранство обеденного зала. Лучшие повара готовили изысканные кушанья.

Акцент было решено сделать на местном колорите: девушки в кокошниках, само помещение, стилизованное под царские хоромы, столы, уставленные яствами, – словом, все то, что производит впечатление на любого иностранца. Сценарий и меню были многократно обкатаны на китайцах, европейцах и казались беспроигрышными.

В день долгожданного приема Дворецкая почувствовала себя не очень хорошо.

– Поезжай, – напутствовала она Анастасию. – Посмотришь, что оно и как. Заодно немного передохнешь. Доктор прав, я совсем лишила тебя свободы.

Это был как раз тот случай, когда Дроздовой не хотелось принимать участие в праздничном застолье, но милое предложение Дворецкой следовало расценивать как приказ. Поэтому девушке не оставалось ничего другого, как подчиниться.

Она долго размышляла, что надеть. Дресс-код из уст Элеоноры звучал категорично: ничего ультрамодного, предпочтителен фольклорный стиль. Но ни вышитых сорочек, ни народных сарафанов в гардеробе Анастасии не наблюдалось. Поколебавшись немного, она выбрала расклешенное платье с мелким рисунком, в тон ему нарядные замшевые туфли. Как дань этническому стилю она повесила на себя необычную бижутерию из дерева и кожи. Взглянув в зеркало, она убедилась, что выглядит довольно мило.

В холле гостиницы, где в ожидании торжественного ужина прогуливались приглашенные, яблоку негде было упасть. С удовлетворением Настя отметила, что не является белой вороной. Большинство гостей с русской стороны вырядились самым невероятным образом. Все это выглядело довольно нелепо и напоминало карнавал умалишенных. Рядом с мужчиной в деловом костюме можно было увидеть спутницу в пышной юбке с оборками, блузе с китайской вышивкой и в бриллиантах. Вообще драгоценные гарнитуры на дамах поражали самое богатое воображение. У иностранцев должно было сложиться стойкое впечатление о россиянках, щеголяющих в деревнях в украшениях от «Тиффани».

– Какой сюрприз! – приветствовал Настю хорошо знакомый голос. – Анастасия Евгеньевна, добрый вечер.

Конечно, это оказался несносный Логинов. Он держал под руку прелестную спутницу в платье со сногсшибательным декольте. Длинное, изумрудного цвета платье облегало ее восхитительную фигуру, как вторая кожа. Сам Олег Валентинович пренебрег русской косовороткой и облачился в дорогой английский костюм.

– Мило выглядите, – насмешливо сказал он, и Анастасия залилась краской, осознав, что смотрится рядом с ними деревенской простофилей.

– Вы тоже, – парировала она. – Понимаю, так одевались русские люди в далеком восемнадцатом веке.

– Не совсем, – сказал он, гипнотизируя ее долгим взглядом. – Впрочем, все зависит от сословия. Лично я привык ориентироваться на столичную аристократию. Вам, как я понимаю, ближе по духу жители российской глубинки.

Дроздова вспыхнула, лихорадочно соображая, что ответить.

Блондинка, спутница Логинова, таращила на нее голубые глаза и хлопала накладными ресницами. Настя могла поклясться, что из их диалога она не поняла ни фразы. Хотя следовало признать, что с такой грудью обладать еще и умом было бы кощунственно.

– Всего доброго, – холодно ответила Дроздова, отступая в толпу. Конечно, вцепиться в горло своему заместителю на глазах изумленной публики было бы слишком смелым поступком…

Она прогуливалась среди приглашенных, как никогда остро ощущая свое одиночество. Нет, разумеется, к ней подходили ее коллеги – юристы, обменивались вежливыми кивками известные бизнесмены. Они были постоянными клиентами спортивных клубов, а их жены проводили все свободное время в салонах красоты. Но не было среди них ни единого человека, кого Анастасия могла бы назвать своим другом или хотя бы приятелем. Теперь она ясно понимала выражение Дворецкой об одиночестве среди толпы.

Вскоре грянула зажигательная музыка. Распахнулись двери ресторана, и оттуда, как горох из банки, посыпались молодые девицы в псевдонациональных костюмах. Они подхватывали арабов под руки и с шутками-прибаутками и прочими выкрутасами зазывали их к столу. Арабы столбенели, и, справедливости ради, их можно было понять. Сарафанчики в стиле а-ля рюс заканчивались почти там, где и начинались, едва прикрывая прелестные зады танцовщиц. Но девушки, в которых Настя без труда узнала спортивных инструкторов, были настойчивы, и вскоре вся публика втянулась в нарядное помещение, пропитанное запахами деликатесов.

Гости загомонили, предвкушая роскошную трапезу. Тут и вправду было на что посмотреть. Зажаренные поросята с хреном, хрустящие груздочки и запотевшие графинчики с водкой радовали глаз и соблазняли диковинным ароматом. Только арабы почему-то радости не проявили, а уставились на стол с выражением священного ужаса на лицах. Бойкие девицы впихнули-таки их на почетные места, но зарубежные гости не спешили хвататься за вилки.

– Это катастрофа, – прозвучал над ухом Анастасии голос Логинова. В нем, на удивление, не было привычной иронии. – Какой кретин разрабатывал меню?

– Неужели забыли спросить ваш совет? – съехидничала Настя.

Но вместо ответа замечательный коллега вытащил ее обратно в холл гостиницы. Его поведение было таким необычным, что девушка подчинилась ему без возражений. И уже через минуту они стояли перед стойкой администратора.

Логинов набирал какой-то телефонный номер и по-деловому давал распоряжения. Как поняла Настя из его мудреной речи, он заказывал какие-то блюда из ресторана арабской кухни. Закончив, он положил трубку и с облегчением вздохнул.

– Это не займет много времени. Они управятся за тридцать минут, как раз столько, сколько продлится официальная часть вечера.

Анастасия смотрела на него во все глаза.

– Потрудитесь объяснить, к чему такая спешка?

Он усмехнулся:

– А вы не поняли? Боюсь, что Элеонора заслужила хорошую трепку. Это же надо было такое придумать: предложить арабам запеченных поросят! С ума сойти.

– А что, по-моему, очень аппетитное блюдо. Как на картинках про царский пир, – сглотнула слюну Настя. Она была недовольна, что Логинов вытянул ее из-за праздничного стола. К ее приходу останутся разве что косточки несчастных поросят.

– Арабы не едят свинину, – жестко заметил Олег Валентинович. – Впрочем, как и грибы. Они не пьют водку. Это же ясно, как дважды два. Не понимаю, о чем думала Элеонора.

– А вы где набрались такого полезного опыта? – поддела его Дроздова.

– Я много путешествовал по разным странам, – просто ответил Логинов. – И про арабские обычаи могу вам рассказывать часами. Я знаком и с национальной кухней. Так что ничего мудреного здесь нет.

– Могу поспорить, в эти тайны вас посвятила загадочная арабская женщина, – продолжала ерничать Анастасия.

– Ни в коем случае! – усмехнулся Олег Валентинович. – Арабские женщины – это табу для европейца. Хотя, признаюсь честно, даже там можно найти одиноких русских туристок. Так увлекательно постигать тайны чужой страны в компании симпатичной соотечественницы.

– Как я понимаю, в женской компании вы никогда недостатка не испытываете, – нахмурилась Настя. – Взять хотя бы сегодняшний вечер. Откуда взялась эта мисс «Бюст»?

– Это моя двоюродная сестра, – широко улыбнулся Логинов. – А вам опять не дают покоя мои женщины?

– С чего вы взяли? – насупилась Настя. – Мне нет до них никакого дела.

– Почему же вы тогда спрашиваете? – задал логичный вопрос заместитель. – Ну, если вам так интересно, открою правду. Это действительно моя родственница. Она – мануальный терапевт.

«Мог бы придумать что-нибудь и получше, – заметила про себя Настя. – С такой грудью – терапевт. Впрочем, прилагательное „мануальный“ звучит двусмысленно. Будем считать, что Олег Валентинович сказал мне полуправду…»

Не прошло и получаса, как в ресторан гостиницы зашла целая вереница официантов в восточных одеждах с подносами, на которых были разложены традиционные арабские кушанья. Гостям предложили целый набор холодных и теплых закусок: пасту из баклажанов, помидоров и лука; какие-то необыкновенные треугольные пирожки с соленым творогом, шпинатом; жаренные в масле шарики из рубленого барашка, пшеницы и семян сосны. Был тут и зажаренный барашек, и ароматный бульон. Гости довольно качали головами, ломали руками необычный хлеб и макали куски его в острый соус из красного перца с горчицей и ароматическими травами. На стол водрузили оригинальные чаши с арбузами и дынями. А в вазах горкой расположили засахаренные фрукты. Под занавес не забыли и про напиток, очень напоминающий кофе, но без сливок и сахара, зато с большим количеством кардамона.

Арабы были довольны. Они уже не вспоминали про злосчастных поросят, которых расторопные официанты, к вящему неудовольствию русских граждан, отправили обратно на кухню. Девчонки в сарафанах куда-то исчезли. А длинный, как макаронина, конферансье, приглашенный в спешном порядке, что-то говорил про любовь русских к розыгрышам и шуткам. Арабы были великодушны. Если у них и остался неприятный осадок, то внешне это было совсем незаметно. В остальном вечер прошел без каких-либо потрясений.

Только Элеонора, поначалу чувствовавшая себя хозяйкой роскошной вечеринки, заметно поскучнела. Она поменяла свой наряд с претензией на народный стиль на один из самых обычных костюмов и отправилась проводить разбор полетов. Повара только разводили руками, выслушивая проклятия в свой адрес. Они ведь только выполняли распоряжения. Есть ли у нее претензии по качеству приготовления поросят? Если нет, так в чем дело?

Помощник ее исчез, чувствуя, что над его головой сгустились тучи. Противная секретарша отключила мобильный телефон и спешно убралась домой. Сценарист, страдая от приступа мигрени, умчался прочь на своей машине, любезно предложив довезти до дома еще парочку незадачливых сотрудников гостиницы. Короче, выплеснув ярость на официантов и уборщицу, развесившую свои тряпки на батарее, Элеонора немного остыла. С милой улыбкой она подошла к Насте, которая как ни в чем не бывало угощалась фруктами.

– Вкусно? – спросила она вполне нормальным тоном и, не дождавшись ответа, тоже взяла из вазы грушу. – Я так устала.

В ее голосе чувствовалась необычная доброжелательность. Насте даже показалось, что дочь Дворецкой устала наконец от бессмысленной вражды и теперь хочет быть с ней в дружбе. А может, она поняла, что Анастасия является всего лишь служащей ее матери и упрекать Настю в неадекватных поступках Вероники нет смысла. Но, так или иначе, Дроздова была только этому рада.

– Конечно, я вас понимаю, – ответила она. – Сложно все это организовать.

Дворецкая ответила благодарной улыбкой.

– Только вначале произошла небольшая накладка. Ерунда какая-то, правда?

– Главное то, что закончилось все хорошо. Гости довольны.

– Да, гости довольны, – эхом ответила Дворецкая. – Послушай, не в службу, а в дружбу, ты не могла бы ничего не говорить Веронике? Зачем ее расстраивать? У нее опять подскочит давление.

Настя оказалась в сложном положении. Не рассказать о происшествии Веронике – это все равно, что обмануть ее. Но, с другой стороны, подводить Элеонору тоже не хотелось. Тем более теперь, когда у них наметились перемены в отношениях. Но ведь Дворецкой можно рассказать все в общих чертах, забыв расставить акценты. Таким образом, и волки будут сыты, и овцы целы.

Успокоив себя подобным образом, Настя радостно кивнула головой:

– В чем проблема? Давай оставим все, как есть. Незачем беспокоить Веронику…

На следующий день Насте нужно было зайти в свою юридическую фирму, сотрудником которой она по-прежнему являлась. Формальности удалось уладить за несколько минут, и девушка собралась было убраться оттуда вон, как громкая реплика Плюхина заставила ее поменять планы.

– Гляньте-ка, вон там стоит шикарный «Мерседес» с водителем в салоне. Давайте договоримся: если сейчас сюда зайдет хозяин, его обслужу я, – сказал он коллегам.

– Нет уж, – остудила его Воробей. – Ты обслужишь бабулю, которая с утра парится в коридоре. Ей нужна юридическая помощь, и могу поспорить, денег у нее нет.

– Так в чем же дело, помоги ближнему, – парировал Артур. – Помогать малоимущим – это святая обязанность каждого адвоката.

Завязалась обычная в этих случаях перепалка, а Анастасия, стоя в дверях, удивлялась, насколько непривлекательно может выглядеть адвокатское сословие со стороны. А ведь когда-то они представлялись ей едва ли не небожителями. И вдруг волна беспричинного веселья окатила ее с головы до ног. Захотелось куражиться, смеяться в лицо, бросать вызов. Она зашла в комнату, служившую ей некогда рабочим местом, и остановилась посередине, привлекая всеобщее внимание.

– О, Дроздова! – удивился Плюхин. – Какими судьбами?

Настя улыбнулась, поигрывая ремнем дорогой сумочки.

– Да вот, проходила мимо и услышала заманчивое предложение. Насчет хозяина «Мерседеса», – пояснила она.

– Тут ты опоздала, милая, – хихикнул Артур. – Первым в очереди стою я.

– А у меня такое чувство, что я пришла как раз вовремя, – заявила она. – Ведь хозяйка этого «Мерседеса» перед тобой, собственной персоной.

– Ценю твое чувство юмора, милочка. Но мне не до шуток. Сдвинься чуток в сторону, не загораживай проход.

Анастасия не стала тратить время на дискуссию, она просто вынула из сумочки мобильный телефон.

– Стас, будь так добр, забеги-ка в контору. Мне нужно передать тебе пакеты, – попросила она.

Что ответил загадочный Стас, коллеги, конечно, не услышали. Зато они увидели, как дверца роскошной машины распахнулась и стройный молодой человек в безупречном костюме направился к крыльцу. Через минуту он уже был перед ними.

– Поставь это в салон, – попросила Настя, протягивая ему небольшой пластиковый пакет, который можно было удержать одним мизинцем.

– Хорошо, Анастасия Евгеньевна, – отозвался Стас и исчез так же быстро, как и появился.

Повисла тишина, которую решился нарушить только Плюхин:

– Круто живешь. Хочешь сказать, что у тебя уже есть персональный водитель?

– Ты только что видел его перед собой.

– М-да, – протянул Артур, и на лице его появилось такое выражение, какое бывает у нищего, которому вместо мелочи протягивают сотенную купюру.

– Классный костюмчик, – подала голос Воробей, рассматривая Анастасию с головы до ног. – Много отдала?

– Даже не помню, – наморщила лоб Настя. – Я взяла таких два, только разного цвета.

Вопросы иссякли, и тогда Настя, ослепительно улыбнувшись, обратилась к коллегам:

– Вы позволите воспользоваться телефоном?

Отказа не последовало, и Дроздова, уютно примостившись на стуле перед аппаратом, сделала первый звонок.

– Алло, это агентство недвижимости «Элита»? Я так понимаю, что вы занимаетесь сделками с элитной недвижимостью? Откуда знаю телефон? Мне порекомендовал вас Гроссман, ну, вы знаете, кто он такой. Да, тот самый, который приобрел у вас пентхауз площадью пятьсот метров для своей тети. Что мне нужно? Да сущую безделицу. Маленький аккуратный офис в самом центре площадью… м-м-м… метров триста. Что? Собираюсь открыть там магазин? Да что вы! Всего лишь адвокатский кабинет. Зачем такая площадь? Ну, я думала, вы понимаете. Помещение для секретаря, помощника, зал для переговоров, столовая и большой санузел. Нет-нет. Никакого вторичного рынка. Только новострой. Кто будет делать ремонт? Я сама, ха-ха… Конечно, строительная фирма. Жду от вас варианты…

Настя полистала ежедневник и снова нажала кнопки на телефоне.

– Алло, это ты, Алина? Как узнала твой голос? Да очень просто. Чтобы я не узнала ведущего дизайнера фирмы «Престиж»? За кого ты меня принимаешь? Да-да, Алиночка, хочу заручиться твоей помощью. Нужно будет разработать дизайн интерьера для моего офиса. Что, очень заняты? А кем, интересно? Начальник «Светэнерго»? Я думаю, он подождет. Да, как мы и договаривались. Классическая роскошь. Предпочитаю английский стиль. Ну, чтобы там массивные кресла, стол с тумбами. Никакого хай-тека! Я предпочитаю изящные лампы под старину с мягким светом. Не забывай, на первом месте – респектабельность. Ты уж постарайся, душечка, пока!

Пальчики с французским маникюром опять терзали телефонные кнопки.

– Алло, имидж-студия? Позовите Алеко! Алеко, привет. Как там насчет моей маленькой просьбы? Да-да, разработка концепции моей собственной юридической фирмы. Меня интересует все, начиная от факсимиле, заканчивая собственным сайтом. Как не успеваете? Подключи к работе весь свободный персонал. Мне нужен результат. Зря, что ли, я вам плачу такие бешеные деньги? Пока, дорогой. Перезвоню завтра.

Она наконец положила трубку и устало улыбнулась.

– Что поделать? Ну, не умеют у нас работать без постоянного контроля. Скажу честно, это так утомляет!

Плюхин прокашлялся:

– А что, Анастасия Евгеньевна, вы и вправду затеяли всю эту заваруху с собственной юридической фирмой?

– Правда, милый, – ответила Настя, с удовлетворением отмечая, что этот прохвост назвал ее впервые по имени-отчеству. Кроме того, она успела ему вернуть его дурацкую присказку. «Милый», «милок», – вот как она будет его теперь называть.

– А откуда у вас такие средства? – Артур решил задать особо волнующий его вопрос.

– Фи, Артур! – поморщилась Дроздова. – Где твои манеры? Неужели тебе неизвестно, что такой вопрос задавать крайне неприлично?

На лысине Плюхина появились мелкие бисеринки пота.

– А что тут такого неприличного, если интересно?

– Ну, если интересно. – Настя задумалась, что бы такое ей соврать. – Видишь ли, на меня в скором времени обрушатся очень большие деньги. Вот сейчас уже прикидываю, куда их можно будет деть. Знаешь, тратить деньги – это тоже утомительное занятие!

Плюхин сглотнул слюну.

– А что, вы получаете большое наследство?

– Может быть, – хитро улыбнулась Настя. – Но наследодатель пока только при смерти.

Она порывисто встала.

– Впрочем, заболталась я с вами. У меня еще куча дел.

Она подхватила сумочку и, не прощаясь, выпорхнула из кабинета, оставляя в воздухе шлейф дорогих духов. Коллеги видели, как, блестя перламутровыми боками, от крыльца отъехал роскошный «Мерседес»…

Настя была в прекрасном настроении, когда почти бегом поднималась вверх по знакомой лестнице. Здесь все ей уже казалось своим, близким и домашним: каждая ступенька, каждый поворот. Она тихонько улыбалась, вспоминая выражение лиц ее коллег. Они были не просто удивлены, они были раздавлены той метаморфозой, которая приключилась с молодой неопытной девушкой, несколько недель назад распахнувшей двери их юридической конторы.

Настя чуть замедлила шаг на втором этаже, чтобы перевести дух, и в который раз залюбовалась величием своего нового дома. Да, ее милые коллеги и не представляли, как она теперь живет. Если бы им довелось увидеть хоть краешком глаза хоромы ее покровительницы, у них бы наверняка пропали сон и аппетит.

Она направилась к кабинету Дворецкой и, подойдя ближе, услышала голоса – один громче, чем другой. Дверь была неплотно закрыта.

– Неважно, кто мне об этом сказал, это не имеет значения. Я надеюсь, что информация об этом скандале еще не просочилась в прессу. Это уму непостижимо, о чем ты думала, устраивая свой драгоценный прием! – гремел голос Вероники.

– Клянусь, мама, – оправдывалась Элеонора, – это было ужасное недоразумение. Но я уже предприняла меры: уволила заместительницу и лишила поваров премии.

– Предприняла меры, – передразнила ее Дворецкая. – А не подскажешь, какие меры теперь предпринять мне? Может, уволить тебя, и вся недолга? Ты, кстати, не думала, чем будешь заниматься, если я отдам кресло в «Жемчужине» кому– нибудь другому, более сообразительному и расторопному?

– Этого больше не повторится, мама. Я обещаю тебе.

– Думаю, что так, – хмыкнула Вероника. – А пока, чтобы впредь ты думала своей головой, а не головой помощников, я лишаю тебя заработка за этот месяц. Думаю, что я поступаю гуманно.

На несколько секунд в комнате повисла тишина, но потом раздался голос Элеоноры, в котором уже звучали истеричные нотки:

– Как же так? А на что я буду жить этот месяц?

Кажется, она даже топнула ногой.

– Не устраивай сцен, – потребовала Дворецкая. – Напомню, если с твоей памятью что-то произошло: ты находишься на полном моем иждивении: ешь, спишь в моем доме, паришься в моей бане. На что тебе деньги? Кроме того, душа моя, у тебя есть муж. Ты еще не забыла об этом? Содержать тебя – его святая обязанность.

– Но ты раздаешь деньги всяким проходимцам, – рыдала Элеонора. – Взять ту же Дроздову, в конце концов. Ей ты увеличила зарплату в три раза, а свою родную дочь оставила без копейки. Это, на твой взгляд, справедливо?

– Оставляю последнее твое замечание без комментариев!

– Вот-вот! Не слишком ли много тумана ты напустила вокруг этой девчонки? Она живет в нашем доме, сидит с нами за одним столом. Ты ей организовала карьеру, положила на блюдечке денежки. Не много ли чести? В конце концов, ты позволяешь ей контролировать работу своих детей. Это уж ни в какие рамки не укладывается!

– Позволь мне самой решать те вопросы, в которых ты ничего не смыслишь, – резко заявила Вероника.

– Мама! – причитала дочь. – Ты никогда не слушала ничьих советов. Даже сейчас, я не могу до тебя достучаться. Ну, хорошо, ты не доверяешь мне. Но как же Иван Васильевич? Ведь ты с ним знакома тридцать лет. Может, стоит прислушаться хотя бы к его словам? Он же тебе зла не желает.

– Пирогов чертовски зол на меня, поскольку я лишила его соблазнительной возможности влиять на мою жизнь. Стоит ли теперь обращать внимание на то, что мелет языком этот старый греховодник?

– Между прочим, он прав! – не сдавалась Элеонора. – Она погубит тебя, эта твоя дорогая помощница. Неужели ты не видишь, что с ее появлением в нашей семье обострились отношения. Она сеет вокруг себя раздор и смуту!

– Не болтай ерунды! Ссоры случались в нашем доме всегда. Дроздова здесь совершенно невиновата. И вообще ступай к себе. Признаюсь честно, меня здорово утомил этот разговор.

– Так всегда говорят, когда не могут дать объяснений. Ты просто не знаешь, как оправдаться.

– В чем, по-твоему, я должна перед тобой оправдываться?

– Я уже сказала в чем.

– Довольно, ступай к себе! – В голосе Дворецкой слышались металлические нотки. – У меня был очень трудный день. Переговоры и долгие переезды кого угодно свалят с ног. Не хватало еще, чтобы меня доставали в моем собственном доме. Ну же, не заставляй меня повторять дважды! Кстати, насчет твоего заработка. Мое распоряжение остается в силе. Завтра попрошу секретаря оформить это соответствующим приказом. Люди должны нести ответственность за свои проступки.

За дверью послышались поспешные шаги. Настя быстро скользнула к лестнице и спустилась на несколько ступеней. Дверь в кабинет открылась, и оттуда вышла Элеонора. Девушка вжалась в нишу в стене, где стояла высокая напольная ваза с композицией из сухих цветов. Дочь Дворецкой прошла через галерею в другое крыло. Лишь на секунду мелькнуло перед Настей ее лицо. Оно посерело от злобы и казалось отталкивающим, неприятным.

Девушка подождала минуту, затем медленно поднялась по лестнице и, пытаясь ступать бесшумно, проскользнула в свою комнату. Там она оставалась до ужина…

Лампы освещали лишь покрытые зеленым сукном бильярдные столы, а в углах просторной комнаты сумрак сгущался и делал почти невидимой небольшую компанию из трех человек. Вероятно, американский пул мало интересовал собравшихся, так как столы, выполненные из массива дуба, были абсолютно пусты.

– Чего ты нас сюда притащила, Элли? – капризно спрашивал Влад. – Если ты хотела о чем-то посекретничать, могла бы сделать это и у меня в комнате. По твоей милости я не закончил третий уровень, а ты же знаешь, как это для меня важно.

– Компьютерные игры подождут, – сурово оборвала его Элеонора. – Есть вещи поважнее, которые я и хотела с вами обсудить.

Антонина только кивнула головой в знак согласия. Она не любила ссориться, особенно со старшей сестрой, которая по своей деспотичности и напористости напоминала ей мать.

– Я собрала вас подальше от глаз Вероники, – продолжила Элеонора. – Вы же знаете, как подозрительна наша мать. Ей никогда не нравилось, когда мы собирались втроем в одной комнате.

– Похоже, она всегда опасалась заговора с целью свержения власти, – хихикнул Влад. – Королева, коза ее задери!

Тоня шикнула на брата, и тот поспешил заткнуться.

– Но ты же знаешь, что эта комната небезопасна, – сказала она негромко, скосив глаза в сторону камер.

– Зато здесь у нас есть хотя бы повод собраться, – объяснила Элеонора. – Ну-ка разбирайте кии.

– Господи, я играть-то не умею! – воскликнула Антонина.

– Играть не нужно. Важно лишь создать видимость, чтобы этот старый козел за пультом не побежал жаловаться матери. Влад, делай-ка что тут положено.

Дворецкий выложил на стол шары, взял в руки треугольник.

– Готова пирамида! – воскликнул он. – Но ты давай, сестренка, выкладывай, зачем собрались. У меня нет охоты долго с вами здесь париться.

Элеонора взяла в руки мел. Кажется, в каком-то из фильмов она видела, как его используют, готовя кий к игре.

– Речь пойдет о Дроздовой, чтобы вам было понятно, – сказала она, старательно пачкая руки и кий мелом. – Мне кажется, настала пора что-то с ней делать. Дальше так продолжаться не может.

– Согласна, – тихо ответила Тоня. – Но что мы-то можем сделать?

– Сестренка предлагает ее убить, – хмыкнул Влад. – А труп сбросить в речку.

– Не болтай ерунды! – окрысилась на него старшая сестра. – Впрочем, мне надо было знать, что с тобой каши не сваришь.

– Хорошо, но что можешь предложить ты? – поинтересовалась Антонина.

– Открыть матери глаза на эту самозванку. Сделать так, чтобы матери самой захотелось выгнать ее вон.

– «Открыть! Сделать!» – передразнил ее Влад, выпятив и без того пухлые губы. – Ты сама-то хоть понимаешь, о чем говоришь? Думаешь, мамаша захочет говорить с тобой? Да она заткнет тебе рот прежде, чем ты успеешь вякнуть хоть слово. Пустое дело, сестренка! Проходили уже.

Он разбил пирамиду и прицелился, чтобы произвести удар.

– Если сделать все по-умному, то ничего такого не случится, – заметила Элеонора.

– По-умному, это как?

– А так. Не нужно говорить с Вероникой. Я уже пробовала, и действительно от этого толку чуть.

– Я же говорил!

– Мы не будем говорить, мы будем действовать. Нужно подготовить какую-нибудь хитрую провокацию, в которую эта дурочка вляпается. Поверьте мне, она не слишком умна. Вероника увидит, что ее милая помощница на самом деле воровка или редкая тупица. Возможно, она ведет за ее спиной нечестную игру, сотрудничает с конкурентами. Да мало ли что! Мать поймет, что пригрела на груди змею, и выгонит ее с позором. Главное, что мы к этому не будем иметь никакого отношения. Решение Вероника примет, как обычно, без нас.

Влад ударил в центр прицельного шара и с удовлетворением заметил, что тот закатился в лузу.

– Я так понимаю, что ты собираешься ее подставить, – резюмировал он.

– Можно сказать и так. Надеюсь, тебе ее не будет жалко?

– Ничуть! Только заявляю сразу, я в такие игры не играю. Эта стервоза имеет чертовское влияние на нашу мать, и, если все это откроется, Вероника нас возьмет за задницу и вышвырнет вон.

– Он прав, Эля, – тихонько, словно оправдываясь, молвила Антонина. – Дроздова не умна, зато у Вероники звериное чутье. Страшно подумать, что сделает она, если вдруг узнает правду. Кроме того, эта девица мне пока ничего плохого не сделала. Конечно, неприятно видеть, как наша мать приближает к себе девчонку с улицы, но что делать? Уверяю тебя, она совершенно безвредна.

– Так я и знала! – воскликнула Элеонора, едва не переламывая от злости свой кий. – Я связалась с трусливыми кроликами, которые даже тени своей боятся.

– Думай как хочешь, сестренка, – хмыкнул Влад, отправляя очередной шар в лузу. – Я против всяких революций. Хочешь, занимайся этим сама.

Элеонора с трудом подавила желание ткнуть кием в самодовольно выпирающее брюшко любимого брата.

– Я, пожалуй, тоже откажусь, – тихо проговорила Тоня, избегая смотреть в глаза сестре. – Ты уж не обижайся.

Не обижаться? Да Элеонора была вне себя от ярости.

– Да пошли вы все! – сквозь зубы прошипела она и выскочила из комнаты, громко стукнув дверью.

Брат и сестра обменялись понимающими взглядами.

Охранник, дядя Миша, аккуратным почерком пометил в своей тетрадке: «20.00—20.40. Э. А. и В. Собирались в бильярдной. Делали вид, что играют. Между тем Э. и А. не ударили по шарам ни разу. Вопрос: зачем собирались?»

Он с удовлетворением закрыл тетрадь и положил ее в ящик стола. Вероника Анатольевна щедро благодарила его за любую полученную информацию. Думается, ей будет интересно, зачем ее милые детки разыгрывали сегодня вечером странный спектакль…

Крайне раздосадованная, Элеонора вернулась к себе домой. Она жила с мужем в девятиэтажном кирпичном доме, расположенном по всем правилам уплотнительной застройки, среди таких же безликих и серых, похожих друг на друга, как близнецы, зданий. Дворецкая не особо любила свою типовую трехкомнатную квартиру с единственным санузлом и маленькой лоджией. Конечно, у нее имелись веские основания для недовольства. Петр Алексеевич, ее супруг и мелкий предприниматель в одном лице, не мог обеспечить того уровня жизни, на который она хотела бы претендовать. То, что в его трудовой книжке именовалось как хлебозавод «Колосок», в реальности было чуть больше обычной хлебной лавки. Дело в том, что несколько лет назад его предприимчивый и оборотистый компаньон сумел отхватить себе большую часть совместного бизнеса и успешно развил его. Дела же Петра Алексеевича пришли в упадок. Его потеснили по целому ряду выгодных позиций, и теперь он довольствовался скромным положением представителя «малого бизнеса». Конечно, он имел стабильный доход, который позволял семье сводить концы с концами. Но на излишества денег явно не хватало. Поэтому при каждом удобном случае бедняжка Элеонора сбегала в роскошный особняк матери, задерживаясь там на три-четыре дня в неделю. Конечно, ей были неприятны круглосуточное наблюдение и тотальный контроль. Но все же там в ее распоряжении были все удобства: джакузи с гидромассажем, красиво сервированный стол с великолепными блюдами, а также пахнущая экзотическими ароматами постель. Так что ради этих благ можно было вытерпеть издевки матери.

С мужем же ее отношения давно перешли в стадию безразличного сосуществования. Петр Алексеевич, человек очень занятой и скучный, не препятствовал долгим отлучкам жены. Он даже испытывал перед ней чувство вины, поскольку искренне считал, что такую яркую и страстную особу, которой, по его мнению, являлась Элеонора, может удовлетворить только похожий на нее мужчина: статный и темпераментный, с собственным домом и яхтой на Лазурном Берегу. Он знал о том, что жена ему, мягко говоря, не верна, переживал по этому поводу, но все же оправдывал ее. Элечка не могла справиться с собственным темпераментом…

Зайдя в коридор, Элеонора привычным движением отшвырнула в сторону туфли. Но ее милый супруг не спешил встречать ее у порога, как это было принято в их семье. Еле сдерживая раздражение, Дворецкая сама повесила плащ на плечики, встряхнула мокрую от дождя косынку.

– Петр, подойди сюда немедленно! – проорала она.

Муж не спешил. Тут только она заметила, что из-под двери в кухню пробивается узкая полоска света. Оттуда слышались голоса и звон посуды. Черт знает что такое! Похоже, муж в ее отсутствие принимает гостей.

Полная решимости задать ему хорошую трепку, Элеонора рывком открыла дверь в кухню и остолбенела. За столом с различными закусками сидела… Нет-нет! Это не была любовница в кружевном бюстгальтере и стрингах. Дело было куда хуже. На месте почетной гостьи восседала Танюша!

– Ой, а вот и хозяйка пожаловала, – молвила она, растягивая в улыбке вульгарно накрашенный рот. – А мы тут чайком балуемся.

– Действительно, заболтались немножко, – виновато заметил супруг. – Сразу и не заметили, как ты пришла. Есть будешь? Я приготовил ужин. Почему-то думал, что ты придешь. Борщ, картошечка… Все, как ты любишь.

Элеонора замотала головой.

– Твоя сослуживица такая забавная, – продолжал Петр Алексеевич. – Она мне тут чего только не рассказала!

«Не верь ей!», «она лжет», «это не моя дочь!» – едва не вырвалось у Элеоноры, но она вовремя спохватилась. Лицо супруга не выражало ни удивления, ни досады. Оно было обычным: улыбчивым и немножко виноватым. Стало быть, Танюша не успела огорошить его сенсационным признанием. Кроме того, как он сказал? Сослуживица?

Элеонора приняла навязанные ей правила игры и даже улыбнулась.

– Добрый вечер! – улыбнулась она.

– Присаживайся, дорогая, – фамильярно хлопнула ее по заду «дочь». – Чего отказываешься от картошки? Где уже успела налопаться?

– У мамы поужинала, – тихонько ответила Элеонора.

– А как поживает Вероника Анатольевна? – осведомилась Танюша. – Надеюсь, жива-здорова?

– Да, все в порядке. Спасибо, – тоном робкой овечки произнесла Дворецкая.

– Славная бабуля! – улыбнулась девица, поворачиваясь к Петру Алексеевичу. Но, судя по кислому выражению его лица, он не совсем разделял восторг гостьи. – Собираюсь заглянуть к ней как-нибудь на днях: посидеть за чашкой чая, посплетничать.

– Так вы знакомы? – запоздало удивился мукомольный директор.

– Недавно познакомились, – уклончиво ответила Танюша. – Но я сразу пришлась старушке по душе. Честное слово, почувствовала себя близкой родственницей. Внучкой, например. Кстати, у нее нет внуков?

– Господь не дал, – ответил Петр Алексеевич.

– Ну, ерунда! Может, еще появятся.

У Дворецкой по спине пробежал холодок.

– Кстати, через месяц у старушки юбилей, – вдруг сказал муж. – Вероника Анатольевна устраивает по этому поводу большой прием в собственном доме. Сначала, как положено, праздничный ужин, поздравления и музыканты, а в завершение – маленькая вечеринка только для близких друзей и родственников.

– Ой, как здорово! – захлопала в ладоши Танюша. – Непременно пойду. Только там наверняка нужны приглашения и все такое?

– Пусть вас это не беспокоит, – улыбнулся Петр Алексеевич. – Мы можем запросто взять вас с собой. Если Дворецкая к вам расположена, думаю, она не станет возражать против еще одной гостьи. Там дом – полная чаша. Еды хватит на всех! Правда, дорогая?

Он обращался к Элеоноре, которая машинально подносила к губам чашку с чаем, отпивала, не чувствуя запаха и вкуса. Вопрос мужа застал ее врасплох. Она дернулась и пролила чай на салфетку.

– Не обожглась, милая? – захлопотал супруг, подхватывая кухонное полотенце и вытирая лужу.

Танюша наблюдала за семейной сценой с улыбкой.

– Так я не поняла, – вклинилась она наконец. – Ты берешь меня с собой на юбилей Вероники?

– Конечно-конечно, – пролепетала Элеонора. – Без проблем.

– Ну и славно! – обрадовалась гостья. – Петр Алексеевич, выйди, дружок на минутку. Мне нужно тут немного по работе поговорить, потом и побегу, пожалуй. Темно становится. Страшно домой возвращаться.

– Ладно-ладно, – улыбнулся мужчина, растворяясь в дверном проеме.

Девушка прикрыла плотно дверь и взглянула на Элеонору.

– Где деньги?

– Часть суммы на работе.

– Почему только часть? Мне что, ждать до морковкина заговенья? Сама слышала: через месяц юбилей моей любимой бабушки. Я собираюсь ей сделать приятный сюрприз. Бедная старушка! Она лишена внуков. Интересно, как будет выглядеть мое признание в глазах сотни гостей? Душещипательная сцена, не находишь? Знаешь, я что-то видела подобное в индийском кино. Немая сцена. Все плачут.

От такой перспективы Элеонора и сама чуть не заплакала.

– Постой, ну к чему такие разоблачения? Я ведь пообещала тебе помочь. Нужно всего лишь подождать!

– Я и так ждала достаточно.

– Возникли сложности, – промямлила Дворецкая. – Вероника лишила меня жалованья за этот месяц.

– Чем-то прогневала старушку? – осклабилась девица. – Крутая бабка! Представляешь, что будет, когда она выслушает мой маленький рассказ? Я, конечно, не гадалка, но мне почему-то кажется, что она лишит тебя наследства.

У Элеоноры едва не вырвался стон. Чертовка была права на все сто процентов!

Она попробовала поменять тактику.

– Доченька, – прошептала она. – Ну почему ты ко мне обращаешься только с угрозами? Ведь мы с тобой столько не виделись. Как думаешь, может, нам стоит поближе узнать друг друга? Сходить куда-нибудь?

– В цирк или кукольный театр? – хихикнула Танюша. – Раньше нужно было ходить. А сейчас, извини, у меня нет на эти глупости времени.

– Но душевную близость ведь не купишь за деньги, – урезонила ее мать.

– А за каким чертом мне это надо? – нелюбезно поинтересовалась дочь.

– Но я думала, что…

– Гони деньги, а разговоры о спасении души будешь вести со своим муженьком. Кстати, где ты отхватила такого лапотника? У нас в деревне деды куда глаже его выгуливаются.

За дверью послышались шаги.

– Приходи завтра в офис, – жарко зашептала Элеонора. – Я дам тебе денег. Но прошу тебя, оставь меня хоть недолго в покое. Дай передышку! Я отдам тебе все, что захочешь.

– Ладно, – пробурчала Танюша. – Пользуешься моей добротой. Передохни немного. Но особо не расслабляйся. Знай, я жду только до юбилея. А там…

Она могла не продолжать. Элеонора и сама знала, что катастрофу предотвратить невозможно…

Настя вошла в свой кабинет в половине девятого, но вместо того, чтобы, как обычно, направиться в комнату отдыха и переодеться, она остановилась как вкопанная, силясь понять, отчего ей вдруг стало не по себе. Может, угроза исходила из-за наглухо закрытых шторами окон, которыми хозяйка предпочитала не пользоваться? В комнате царил полумрак. При таком освещении даже знакомые предметы приобретали очертания неведомых чудовищ, протягивающих в темноте руки-щупальца для того, чтобы ухватить незваную гостью.

Анастасия решительно тряхнула головой. Сейчас она все приведет в порядок, впустит солнечный свет и разгонит кошмары. Для начала можно было ограничиться одной настольной лампой. Она двинулась к столу, стараясь не споткнуться. Но нога все-таки ощутила препятствие. Неважно. Вот он, выключатель, простая и надежная кнопка под ее пальцем. Вспыхнул желтый свет, и Настя окаменела. Из-под стола торчали две человеческих ноги, обутые в красные замшевые туфли.

В первый момент девушка потеряла дар речи и беззвучно шевелила губами, не то удивляясь чему-то, не то зовя на помощь. Но потом голос прорезался, а ужас, до отказа наполнив легкие, стал вообще нестерпимым. Она закричала.

Распахнулась дверь, и в комнату ворвалась испуганная Марина.

– Что случилось, Анастасия Евгеньевна?

Настя смотрела на нее вытаращенными от пережитого кошмара глазами и неопределенно поводила в воздухе рукой.

– Там… там…

Секретарша наклонила голову, с недоумением разглядывая обычный ковер под ногами. Взгляд ее чуть переместился и наткнулся на торчащие каблуки. Глаза девушки округлились, ладонь потянулась ко рту, заглушая готовый вырваться вопль.

– Боже, что это?

Анастасии присутствие живого человека прибавило сил, и она сумела справиться с истерикой.

– Похоже, придется вызывать милицию, – почти спокойно сказала она. – В моем кабинете, под столом, находится труп женщины. Попрошу тебя ничего не трогать руками. Иди набирай ноль-два.

– Ой, Анастасия Евгеньевна, – всплеснула руками Мариночка. – Может, не надо пороть горячку? Может, все образуется?

– Не говори глупостей! – прикрикнула на нее Настя. – Трупы сами по себе не исчезают. Совершено преступление, стало быть, будет вестись расследование. А тот, кто препятствует этому, сам становится преступником. Тебе нужны неприятности?

Но Марина почему-то не спешила с ответом, а пристально рассматривала торчащие конечности. Она даже включила верхний свет, чем окончательно вывела Дроздову из себя.

– Ну что ты медлишь?

– Смотрите-ка, – пробормотала секретарша, не отводя завороженных глаз от трупа. – На нем ваши туфли.

Тут только Настя хорошенько рассмотрела обувь. Действительно, подобные туфли стояли в ее шкафу, и она частенько надевала их, когда работала в офисе. В первые минуты обнаружения страшной находки мозг ее, похоже, утратил способность сравнивать и анализировать, но теперь первоначальный шок прошел, и она поняла, что Мариночка права.

Повинуясь какому-то наитию, Дроздова обежала стол, сдвинула в сторону вращающееся кресло и уставилась вниз, туда, где, по всей видимости, была голова трупа. Она шумно глотнула воздух.

– Что там? – прошептала Мариночка, на всякий случай нащупывая пути к отступлению.

Вместо ответа Настя наклонилась, ухватила какой-то объемный предмет и выволокла его из-за стола. Секретарша оторопела, увидев намотанные на руку начальницы золотистые волосы жертвы. Тело послушно тащилось по ковру, словно не имело собственного веса.

– Кукла! – возвестила Настя, кидая добычу под ноги Мариночки.

Девушка взвизгнула, прыгнула к выходу и попала прямо в объятия входящего в кабинет Логинова.

– Что тут у вас происходит? – спросил он. – Анастасия Евгеньевна, вы видели отчет, который я положил вам… Боже мой! Чем вы тут занимаетесь?

– Как вы видите, развлекаемся, – ответила Настя. Она уже полностью пришла в себя и разглядывала лежащее под ногами целлулоидное тело.

– Забавно, – промямлил Олег Валентинович, рассматривая находку.

Кукла была большая, почти в человеческий рост. Конечно, теперь, когда она лежала на ковре, в ярком освещении ламп, никто не мог перепутать ее с живым человеком. Это была надувная игрушка с голубыми глазами и большим, алым, похожим на букву «о», ртом. Чья-то заботливая рука надела на нее одежду: пиджак с большой пуговицей и твидовую юбку. Кто-то не поленился напялить на резиновое тело чулки и туфли, а в вырезе пиджака виднелся ажурный бюстгальтер. Рот куклы был заткнут. Кляпом послужили кружевные трусики красного цвета. Излишне говорить, что все эти вещи некто взял из шкафа Дроздовой, не побрезговав даже нижним бельем.

– Играете в дочки-матери? – криво усмехнулся Логинов. Было видно, что зрелище неприятно поразило его, но он старался держать себя в руках.

– Откуда взялась здесь эта штука? – пробормотала Марина.

– Известно, откуда, – из секс-шопа, – сказал Олег Валентинович. Он аккуратно вынул изо рта куклы алый комочек ткани. Без кляпа надувная женщина стала еще более отталкивающей. Она беззвучно звала кого-то на помощь. Настя содрогнулась.

Она выхватила трусики из рук Логинова так порывисто, что он даже не успел рассмотреть находку.

– Это… мое, – пробормотала она, кидая интимный предмет туалета в раскрытый ящик стола.

– Так кто все-таки ее сюда притащил? – настырно вопрошала Марина, словно пыталась выведать правду у Логинова и Насти.

– Ты спрашиваешь у меня? – удивилась Анастасия. – Думаешь, я обожаю разыгрывать коллег по утрам и поэтому приношу с собой в портфеле резиновых женщин, да еще облачаю их в свою одежду?

– Так эта одежда принадлежит вам? – удивился Логинов, теребя лацканы пиджака. Он пялился на красивый ажурный лифчик с перемычкой в виде алого бантика.

Анастасия почувствовала, что ее захлестывает удушливая волна. Ее интимные предметы туалета были выставлены сейчас на всеобщее обозрение, будто на витрине. Она с трудом сдержала порыв укрыть резиновую незнакомку плащом.

– Так что вы говорили насчет отчета? – выпрямилась Настя.

– Я положил его вчера вечером к вам на стол, – сказал Логинов и осекся.

Дроздова смотрела на него во все глаза.

– А вместе с отчетом вы приволокли сюда эту штуку? – спросила она.

– С чего вы взяли? – удивился он, но Настя различила все же тщательно скрываемые нотки неуверенности.

– Марина, – твердо сказала она, оборачиваясь к секретарю. – Немедленно иди на вахту и попроси у них журнал выдачи ключей.

Девушка послушно покинула кабинет, и через секунду ее каблучки застучали по коридору.

Логинов посмотрел в глаза Анастасии. На губах его играла обычная усмешка.

– Надеюсь, вы меня исключите из списка подозреваемых? – спросил он, гипнотизируя ее долгим взглядом.

– С чего бы это?

– Ну, хотя бы с того, что мы с вами – давние друзья, а подозревать близкого товарища, знаете ли, грешно.

– Во-первых, насчет дружбы вы явно хватили через край, – ответила, чеканя каждый слог, Дроздова. – А во-вторых, думаю, что нет смысла впутывать в эту историю кого-то еще. Вы же сами признались в том, что были здесь вчера вечером!

– Ну и что с того? – бессовестно удивился Логинов. – А вы не думали, что меня просто могли подставить?

– Как-то даже в голову не приходило, – отрезала она.

– А вот и зря! Обратите внимание на то, что сюрпризы в вашем кабинете появляются всегда только после моего посещения.

– Полностью с вами согласна!

– Нет, я не о том. Вы что, не видите, что кто-то ловко манипулирует нами? Этот «шутник» сталкивает нас лбами, вносит напряженность в наши отношения. Должно быть, он добивается какой-то своей цели.

– Какой?

– Трудно сказать.

– А вот мне не трудно, – заявила она. – Я не думаю, что за всеми этими происшествиями кроется страшная тайна. Все очень просто и очень пошло. Этот ваш некто ненавидит меня всеми фибрами души и использует любую возможность испортить мне настроение. Посылать по почте жабу и засовывать в рот кукле мои… мои…

– Ваши трусики, – подсказал Логинов.

– Да, мои трусы, – проглотив комок, продолжила Настя. – На это способен только извращенный человек, которому запустить руку в чужие вещи все равно, что высморкаться. Так что не надо искать в темной комнате черную кошку.

– Потому что ее там нет? – подсказал Логинов.

– Вот именно. Вы поразительно догадливы.

– И кому же принадлежит этот извращенный разум? – спросил он. – Так, что ли, вы сказали?

– А вот и ответ.

Мариночка передала ей толстый журнал, где на самой последней странице, в самой последней графе значилось: «Ключ от кабинета Дроздовой А.Е. выдан в 20.30. Логинову О.В.».

– Не могу в это поверить, Анастасия Евгеньевна, – бормотала Мариночка. – Логинов не мог проделать с вами такой фокус.

– Но ты же видела запись в журнале.

– Собственными глазами, – подтвердила секретарь. – Но, может, вы мне объясните, зачем ему это нужно?

– Все очень просто, – вздохнула Настя. – Логинов невзлюбил меня с первого дня моего появления в офисе. Должно быть, у него были собственные планы на освободившееся место начальника. С тех пор он не оставляет меня в покое, изобретая все новые и новые пакости.

– Но это на него так не похоже, – не сдавалась секретарь. – Олег Валентинович – очень галантный мужчина. Он вежлив и предупредителен с техническим персоналом, никогда не задирает нос. Ну а со своими коллегами он вообще на дружеской ноге.

– Мне горько говорить тебе такие вещи, Мариночка, но Логинов – бабник и патологический лжец. Ты видела, как он сегодня изворачивался – ну, прямо уж на сковородке! А недавно я встретила его на приеме с одной ошеломительной особой, бюст которой едва не вываливался из декольте. Знаешь, что он мне про нее сказал? Это, мол, его двоюродная сестра. Спрашивается, зачем нужно было врать? Мне абсолютно безразличны его знакомства. Грудастая крошка могла оказаться даже его приемной матерью. Суть не в этом.

– Да? – озадаченно произнесла Марина. – Вы, конечно, можете мне не поверить, но у него на самом деле есть двоюродная сестра – высокая, эффектная девица, обожающая меха и бриллианты. Говорят, она в большой дружбе с Логиновым.

– Да неужто? – пришел черед удивляться Анастасии.

– А еще мне известно, что она работает мануальным терапевтом, – забила последний гвоздь в разговоре Мариночка.

Дроздова осталась сидеть с полуоткрытым ртом. Сегодняшний день был полон сюрпризов…

Влад припарковал машину во дворе, рядом с мусорными баками. Он сунул ключи в карман и огляделся. Паршивое место! Грязная площадка, окруженная по периметру обшарпанными домами и заваленная мусором. Конечно, он здорово рисковал, оставляя машину во дворе, где наверняка полным-полно всякой уличной шантрапы, только и мечтающей о том, как бы поживиться за чужой счет. Но занять место на стоянке напротив сияющего огнями входа в игровой клуб было для него куда более рискованным мероприятием. Недруги слишком хорошо знают его «железного коня» и успеют вычислить его до того, как он бросит монету в автомат.

Влад поглубже натянул на голову бейсболку и прошел мимо охранника, сделав вид, что набирает чей-то телефонный номер. Оказавшись в зале, большую часть которого занимали игровые автоматы, Дворецкий приободрился. На него эта атмосфера действовала как наркотик: полумрак, сияющие огнями табло и публика, которая, подобно ему, привыкла коротать время в погоне за капризной удачей. Конечно, когда-то он посещал самые престижные игровые клубы и казино. Но что поделать? Туда ему вход заказан. Хорошо, что он еще нашел в себе силы после двух недель вынужденного безделья отыскать укромное местечко в районе, где никому не придет в голову его разыскивать.

Он присел к автомату, и время для него остановилось. Звенели жетоны, мелькали перед глазами картинки, а он все играл и играл, забыв обо всем на свете. Когда на его плечо легла чья-то рука, он невольно вздрогнул и обернулся. Позади него стоял невысокий, щупленький подросток с робкой улыбкой на веснушчатом лице.

– В долг не даю! – автоматически заявил Влад, но парнишка отрицательно замотал головой.

– Дяденька, это ваша машина стоит во дворе у помойки?

– Моя! – отозвался Дворецкий, и сердце его колыхнулось, полное дурных предчувствий.

– Вы бы шли туда. Не случилось бы чего. А то наши пацаны вмиг ее на кирпичи поставят, – предупредил добрый отрок.

– На какие кирпичи? – ошарашенно спросил Влад.

– На самые обыкновенные. Колеса снимут.

Последнее объяснение прозвучало доходчиво, и, прихватив куртку, Дворецкий поспешил во двор. Еще издалека он заметил, что машина стояла на месте, и никаких подозрительных человеческих фигур рядом с ней не наблюдалось. У него отлегло от сердца. Значит, ложная тревога. Но все же он решил удостовериться, что все в порядке, и быстрым шагом пошел к машине, на ходу подсчитывая колеса. Итак, два задних. Что там впереди? Он обошел автомобиль, и вдруг чья-то быстрая и темная тень ринулась из-за бака в его сторону. За ней – еще одна. Не успел Влад моргнуть глазом, как оказался прижат к капоту собственного автомобиля, причем в крайне неудобной позе. Его щека ощущала холодный влажный металл, а руки были заломлены назад так сильно, что он едва сдерживал крик.

– Ч-что? Ч-то надо? – промычал он, пытаясь разглядеть лица нападавших.

– Попался, ублюдок? – прозвучал не то вопрос, не то утверждение. – Выполз-таки из своей норы, крыса.

Его развернули, и он опять ударился о капот, но теперь уже своей задней частью. Зато он мог различить лица нападавших. Это были два молодых паршивца, абсолютно ему незнакомых: маленький и коренастый, а также худой и долговязый, «гамбургер» и «макаронина» (такая мысленная аналогия пришла внезапно на ум Дворецкому). Было странно, что незнакомцы вели себя так, словно их связывали с ним какие-то давние счеты. Но Влад мог сказать определенно, что эти рожи он видел в первый раз.

– Где деньги? – пробасил Гамбургер.

– Гони бабки, придурок, – пискнул Макаронина.

– Какие деньги? – задал резонный вопрос Влад.

– Он что, издевается? – удивился Гамбургер.

– Да, он издевается! – подтвердил Макаронина.

Дворецкий ощутил крепкий удар в солнечное сплетение. Унылый двор вдруг заполнился ярким светом. Причем солнц было несколько, и все они бешено вращались вокруг Влада по замкнутой траектории.

Даже через боль долетел до него голос его мучителей:

– Ты задолжал деньги хорошему человеку, не отдашь – дух вышибем! Машину спалим! Дом взорвем!

– Слушай, а не забрать ли нам долг машиной? Гляди, какая тачка! – сказал один. – Отдадим часть Тофику, а остальное себе оставим.

– Да, а через полчаса тебе наденут браслеты, – остудил его пыл второй. – Забыл, что ли, кто его мать?

– А если мы его в помойку головой – и поминай, как звали?

– А об этом был уговор?

– Кажется, нет.

– Давай тогда действовать по инструкции.

– Давай.

Влад получил еще удар, на этот раз в пах, и согнулся пополам. Долговязый ударил его по хребту, и Дворецкий упал ничком в осеннюю грязь.

– Не бейте, – прохрипел он.

– Что он сказал? – спросил Гамбургер.

– Он просит оставить его в покое, – пояснил Макаронина.

– Нет ничего проще, парень, – заверил его крепыш. – Верни деньги и спи спокойно. Твой друг будет ждать тебя по известному адресу в дни игры.

– А он не сказал, могу ли я рассчитывать на рассрочку долга?

– Он сказал, что ты – богатый сукин сын, а мать у тебя – королева. Стало быть, скидки тебе не нужны.

– Но мать выдает мне только мелочь на мороженое, – взмолился Влад. – Ну, хотите, проверьте мои карманы. Клянусь, вы найдете там медяки.

– Не выпендривайся, урод, – посоветовал Макаронина. – Есть много вещей, которые можно легко превратить в деньги: золото, украшения, старинные вещи.

– Но у меня нет украшений и нет золота, – завопил Влад. – Все, что было можно, я давно отволок в скупку.

– У тебя есть машина.

– Но я не могу так просто ее продать. Я езжу по доверенности.

– Машину могут угнать.

– Не дай бог!

– Дурак! – в сердцах выругался Гамбургер. – Это ты матери расскажешь про угон, а сам тихонько передашь ключи и документы кому нужно. Никто ничего и не заподозрит. Таких случаев сейчас происходит – жуть! Пошел в киоск за сигаретами, вернулся, а машина тю-тю!

– Да не горюй. Тебе старуха новую купит, – обнадежил Макаронина.

– Знали бы вы ее! Купит она, как же. Держи карман шире! Скупая до жути! – надул губы Влад.

– Тогда жди наследства, дурачок! – хихикнул крепыш.

– А может, тебе ее того? А? – спросил долговязый.

– Убить? – расширил глаза от ужаса Дворецкий.

– Ну, зачем так сразу валить, – глубокомысленно заметил Гамбургер. – Со старым человеком что угодно может приключиться. Например, она подвернет ногу на лестнице или объестся снотворного. Готов спорить, у нее таблеток полная тумбочка.

– Вообще, так оно и есть, – мотнул головой Влад.

– Ну, так может же она местами что-нибудь переставить, а потом лишку принять. Уснет, а проснется уже в раю!

– Нет, вариант с машиной мне нравится больше, – сказал Гамбургер.

– Да и мне тоже, – согласился Макаронина.

– Ему решать!

– Точно, ему.

Они ударили еще по разу бедного Влада, но уже без злости, а так, скорее для протокола.

– Думай давай, – сказали они ему напоследок и растворились в темноте ночи…

Вечером, пробравшись тайком на кухню, Влад сосредоточенно изучал содержимое заветного ящичка. Баночек и вправду оказалось много, а еще были какие-то склянки, ампулы и коробочки. Дворецкий взял в руки первую попавшуюся пластиковую упаковку, отвернул крышку и принюхался – ничем не пахнет! Взял другую, высыпал на ладонь несколько желеобразных капсул, коснулся одну языком – безвкусно. На всякий случай сплюнул. Названия лекарств были для него как китайская грамота. Он поискал на полке коробочку с надписью «Снотворное», но так ничего и не нашел. Может, оно должно было называться как-то иначе?

* * *

– Так, одна красная, две желтые, две белые – одна из этой баночки, другую надломить пополам. Половинку сберечь до следующего раза, – бормотала Настя, привычными движениями составляя утренний набор лекарств. – Так, сегодня суббота. Значит, вместо желтой таблетки нужно давать одну капсулу. Так, что ли?

Руки девушки дрожали, плохо слушались, но всему были свои причины. Настя шмыгала носом, думая о предстоящем визите к Дворецкой. Не хватало еще, чтобы старая дама увидела набегающие на глаза своего личного секретаря слезы.

Она положила лекарственный набор на поднос, поставила туда же бутылочку с минеральной водой и двинулась в путь.

К удивлению Насти, Дворецкая оказалась не в кабинете, как ожидалось, а сидела за столом в гостиной в обществе доктора. Пирогов при виде Анастасии мигом подобрался и взглянул на нее так, как ястреб смотрит на добычу. Девушка взгляд «старого друга» проигнорировала, а, поставив поднос на стол, приступила к обычной утренней процедуре. Для начала она весьма ловко измерила Дворецкой давление.

– Немного понижено, но это не беда, – сказала она. – Выпейте чашечку крепкого зеленого чая, и все придет в норму.

– Способная ученица? – улыбнулась Вероника, должно быть, ожидая ответной реакции Пирогова.

Но Ивану Васильевичу несносно было находиться в обществе самозванки, не то что выслушивать комплименты в ее адрес. Он окинул взглядом поднос.

– Так, посмотрим, все ли на месте? – Он нацепил на нос очки. – Это есть. И это тоже. А тут что? – Он поднес к глазам таблетку белого цвета, пошевелил губами, а потом заорал так звонко, словно публика, к которой он обращался, была сейчас не рядом с ним, в гостиной, а в холле третьего этажа.

– Что это такое? Что?

Настя испугалась, но виду не подала.

– Это то средство, которое вы выписали Веронике Анатольевне в прошлый раз.

– Я не выписывал его! – истошно вопил доктор.

– Это легко проверить. – Настя направилась в кухню и через минуту вернулась назад, держа в руках небольшую коробочку и листок бумаги. – Вот, как я и говорила. Здесь ваши предписания – узнаете почерк? А это то самое средство. Срок годности в порядке. Так что я не понимаю, почему вы беситесь. Может, вас подводит память?

Доктор схватил в руки коробку, достал оттуда баночку и высыпал на стол несколько таблеток. Он перебирал их пальцами, подносил близко к очкам. У него был вид помешанного.

Наконец поиски Пирогова увенчались результатом.

– Вот! – торжественно заявил он, отделяя в сторону две таблетки. – Что и требовалось доказать! В одной банке содержится лекарство двух совершенно разных видов.

– И где же? – вытянула шею Дворецкая. – С виду таблетки совершенно одинаковы, белого цвета.

– Это только на первый взгляд! Посмотрите внимательнее. У этой таблетки есть риска – продольная полоска, видите? А на этой таблетке выдавлено название фирмы производителя. Теперь, надеюсь, я вас убедил, что это два разных средства?

– А что может произойти, если вместо одного лекарства принять другое? – задала вопрос Вероника.

– Это все зависит от комбинации тех лекарств, которые вы собираетесь принять. Ведь не секрет, что есть противопоказания в комбинированном приеме некоторых препаратов. Одно определенное лекарство может ослабить действие другого – это еще полбеды, согласитесь. Но бывает, действие средства может многократно усилиться. Возникнут побочные эффекты. К чему это приведет? Да к чему угодно.

– Хм! – задумалась Дворецкая. – А такая ошибка могла произойти на производстве? Быть может, произошел какой-нибудь сбой программы, и в коробочку попали таблетки сразу двух видов?

– Да это скандал! – подскочил на месте доктор. – Вы представляете, что может статься с компанией, допускающей такие шалости? Да она разорится на многомиллионных исках, вылетит в трубу! Хотя, скажу правду, такая ошибка маловероятна.

– Тогда какое же объяснение вы находите этому странному факту? – спросила Вероника.

– Очень простое и правдоподобное. – Доктор посмотрел на Настю. В его взгляде читалось плохо скрываемое торжество. – Ваша личная секретарша перепутала таблетки. Вы хотя бы понимаете, что это значит? На протяжении нескольких недель она кормила вас бог знает чем, ориентируясь только на цвет. Но большинство таблеток белого цвета! Теперь представляете, что вы могли принимать?

Пирогов сел на любимого конька, он махал руками, живописуя те страшные последствия, которые должны были в скором времени свалиться на бедную Веронику. Она могла покрыться коростой и лишаями. Ее почки могли отказать, а сердце не выдержать. Она могла получить сильнейшее отравление и отек мозга. Единственное, что не грозило Дворецкой, так это родильная горячка и простатит, но, судя по словам доктора, это были единичные исключения, не влияющие на общую картину хаоса, возникшую в организме миллионерши.

В глазах Ивана Васильевича зажегся живой огонек. Он, должно быть, предвкушал позорное изгнание конкурентки из барского дома и восстановление своего былого могущества.

Дворецкая сердито взглянула на Настю.

– Где ты держишь лекарства? – спросила она.

– Там, где и обычно, – призналась та. – В шкафчике кухонного гарнитура. Правда, отдельно от продуктов и на специально отведенной для этой цели полочке.

– Значит, к ним имеется свободный доступ? Ну же, отвечай.

– Да, – потупилась девушка.

– Прекрасно. Значит, каждый, кому это будет нужно, сможет в любой удобный момент забраться в мои банки и смешать все лекарства между собой, а может и подсыпать что-то другое?

– Но, Вероника, душа моя! – воскликнул доктор. – Зачем говорить так обтекаемо – кто-то? Этот кто-то сейчас перед нами собственной персоной. Давай же закончим игру в отравителей и взглянем правде в глаза. Твоя помощница не справляется со своими обязанностями. Впрочем, я тебя предупреждал.

– Это неправда, – начала оправдываться Настя. – Я всегда тщательно слежу за всем, что касается таблеток. Я смотрю не только на цвет. Просто… просто я сегодня расстроена. Вот и допустила оплошность. Вины с себя, конечно, не снимаю.

– Ну, довольно, довольно, – вполне миролюбиво заявила Дворецкая. – Каждый может ошибаться. О том, что тебя огорчило, поговорим позже, а сейчас давай-ка еще раз коснемся вопроса моей безопасности. Я ни на секунду не сомневаюсь, что таблетки перемешал кто-то другой. Это еще раз, кстати, говорит о моей прозорливости. Так, о чем это я? А… Конечно, тебе следует переместить лекарства в безопасное место, куда доступ будешь иметь только ты. Поняла?

Настя кивнула головой, а доктор, обманутый в своих ожиданиях, буквально взорвался:

– Вероника, голубушка, о чем вы говорите! Эта девица вас отравит. Помяните мое слово, эксперименты с собственной безопасностью окончатся плачевно. Умоляю, прислушайтесь к словам старого друга.

Привлеченные шумом, в гостиную вошли дочери Дворецкой. Они сели на дальние кресла, не рискуя вызвать недовольство матери и вмешаться в разговор. Но Веронике и старому доктору до них не было никакого дела. Они спорили до хрипоты, не обращая внимания на окружающих. И хотя имя Дроздовой срывалось с их уст довольно часто, сама девушка казалась внешне спокойной и даже безучастной. Она дожидалась вынесения окончательного вердикта. Наконец Дворецкая поставила в деле точку.

– Довольно, – сказала она, переводя дух. – Анастасия продолжит выполнять взятые на себя обязанности, но теперь она станет более осмотрительной. Лекарства будут храниться в ее комнате в специальном сейфе.

– Слабо, моя дорогая, – издевательски улыбнулся доктор. – Шифр можно подобрать, сейф можно вскрыть. Не стоит ли порекомендовать вашей протеже носить лекарства всегда при себе?

Конечно, доктор пытался шутить, хотя это плохо у него получалось. Но Дворецкая, как ни странно, нашла его идею достойной обсуждения.

– Отличная мысль! – воскликнула она. – И не надо будет возиться с сейфом. Просто Настя будет носить распечатанные средства при себе в специальной сумке.

У Дроздовой сделался испуганный вид, но Вероника ее беспокойство растолковала по-своему. – Не стоит волноваться, дорогая, поклажа не будет тяжелой.

– Но носить ее придется, не снимая целый день, – продолжал издеваться Пирогов.

– Разумеется, – вторила ему Вероника.

– И скажите ей, чтобы не вздумала оставлять сумку без присмотра даже тогда, когда она отправляется в ванную или в туалет.

Последнее замечание несколько обескуражило Дворецкую, но, хорошенько поразмыслив, подвоха она не обнаружила.

– Иначе меры безопасности могут оказаться безрезультатными, – развеял ее сомнения старый врач, и Вероника сдалась.

– Все так и сделаем. – Она хлопнула в ладоши. – Душенька, тебе все ясно?

Настя кивнула.

– Вот и отлично, а теперь расскажи мне, что тебя тревожит…

Дроздова покачала головой:

– Не стоит, Вероника Анатольевна. Честное слово, вам незачем беспокоиться.

– Но ты ведь плакала, – заметила Дворецкая. – Скажи честно, плакала или нет?

– Да, – неохотно призналась Настя. – Но я не хочу грузить вас своими проблемами, тем более, на ваш взгляд, они яйца выеденного не будут стоить.

– Достаточно уже того, что они кажутся значительными тебе. Ну, признавайся, что все-таки произошло?

Настя немного помолчала, а потом произнесла:

– У меня пропал браслет.

– В нашем доме?

– Да. Я обычно оставляла его в шкатулке на прикроватной тумбочке. Так случилось и на этот раз. Я не надевала его пару дней, а когда хватилась, браслета на месте не оказалось.

– Он очень дорогой? Что на нем: бриллианты, изумруды?

– Нет-нет. Конечно, вы посчитаете его простеньким и будете правы: обыкновенное желтое золото, в виде змейки с глазками, фианитами.

– Знаю, о чем идет речь, – подала со своего места голос Элеонора, изгибая губы в презрительной усмешке. – Дешевая вещица, ничего примечательного. Стоит ли так убиваться, если на свою зарплату ты можешь купить куда более стоящие украшения?

– Помолчи. Тебе что, кто-то давал право голоса? – спросила Вероника. Дочь замолчала, но огонек ненависти в ее взгляде, обращенном к Анастасии, не погас, а даже разгорелся сильнее.

– Браслет мне дорог как память, – сказала Настя. – Его подарила мне мама на совершеннолетие. С тех пор он всегда при мне. Даже если я его не ношу, все равно обязательно беру с собой во все поездки.

– Как трогательно! – прошептала Элеонора, подталкивая младшую сестру под локоток. Антонина промолчала, опасаясь грозного окрика матери.

Дворецкая восприняла происшествие со всей серьезностью. Она вызвала прислугу, задала ей несколько уточняющих вопросов. Затем обернулась к Насте:

– Пойдем со мной…

Они поднялись на второй этаж и, миновав лестничный пролет и галерею, вошли в восточное крыло. Вероника не стала стучать, просто толкнула от себя дверь и зашла в комнату. Настя нерешительно проследовала за ней, не особо понимая, что собирается предпринять ее хозяйка.

Большая комната с синими шторами на окнах и огромными фотографиями старинных машин в рамах принадлежала, по всей видимости, Владу. Во всяком случае, мужчина лежал тут же, на неприбранной кровати, и, щелкая джойстиком, сражался с космическими пришельцами. Он выглядел так, словно только что проснулся, хотя большие круглые часы на стене показывали полдень. Волосы молодого человека были встрепаны. Рыжая щетина покрывала подбородок и щеки. А из бесформенных штанов на резинке вываливалось брюшко, рыхлое, как перестоявшее тесто.

Дворецкая, не утруждая себя долгими предисловиями, вырвала вилку из розетки. Экран погас.

– Ма-а-ма! – захныкал великовозрастный ребенок. – Но я уже дошел почти до конца.

– Иди приведи себя в порядок, – скомандовала мать. – Пошевеливайся. Не видишь, у тебя в комнате женщины?

Ухватив сползающие с бедер штаны, Влад нехотя поковылял в ванную.

– Женщины, – бормотал он. – Скажите, пожалуйста! Можно подумать, их кто-то звал.

Но, так или иначе, дверь он за собой захлопнул. Вскоре зажурчала вода, оповещая о начале водных процедур.

Дворецкая деловито оглядела комнату.

– Приступим, – сказала она. – Ты бери на себя стол и тумбочки. Я проверю карманы.

Дроздова в недоумении уставилась на нее.

– Я не поняла, Вероника Анатольевна, – пробормотала она. – Что делать со столом?

– Обыскивать, – как ни в чем не бывало, заявила Дворецкая и, показывая пример, выдвинула верхний ящик письменного стола.

– Но… – заикнулась было Настя, но начальница остановила ее резким замечанием:

– Нечего стоять. Берись за дело.

Дроздова не посмела ослушаться и уже через минуту вовсю ковырялась в вещах барского сынка. Чего тут только не было: фантики от конфет, коллекционные машинки с обломанными колесами, наклейки и карандаши. Складывалось впечатление, что все это барахло принадлежит третьекласснику, а вовсе не взрослому мужчине тридцати неполных лет. Правда, журналы с обнаженными красотками и эротические календарики говорили о том, что Дворецкому-младшему были свойственны некоторые мужские слабости. Настя убрала в сторону колоду карт, несколько цветных снимков. Что и говорить, копаться в чужих вещах было пренеприятным занятием. Ее нисколько не увлекали тайны Владислава, и она предпочла бы под благовидным предлогом отказаться от затеи Вероники. Но та сама была тут же и деловито шерстила вещи собственного сына.

Анастасия, подавив вздох, открыла второй ящик. Она собиралась было для вида отложить в сторону несколько старых журналов, как вдруг в прозрачном футляре для очков блеснула золотая змейка. Девушка щелкнула замочком и извлекла на свет божий свой браслет, который уже отчаялась найти.

– Вот он! – пробормотала она, рассматривая золотую вещицу на ладони, словно не веря собственным глазам.

– Все-таки нашла? – Вопрос в устах Дворецкой звучал скорее как утверждение. Она ни на секунду не сомневалась в успехе предприятия.

В ту же минуту распахнулась дверь ванной, и на пороге появился Владислав, красный, распаренный, с махровым полотенцем на голове.

– А что тут происходит? – спросил он, недоуменно переводя взгляд с Насти на мать. Он понял, что пропустил что-то очень важное, и теперь силился понять масштабы произошедшей катастрофы по беспорядку в комнате, который за время его отсутствия усилился.

Дроздова не нашлась что ответить. Зато Вероника оказалась куда расторопнее. Она взяла из рук Насти вещественное доказательство и сунула его под нос сыну.

– Узнаешь?

– Что это? – обалдело произнес он.

– Не увиливай от ответа, паршивец, – начала заводиться Дворецкая. – Этот браслет мы только что достали из твоего стола.

Владислав, должно быть, имел прирожденные актерские способности, потому что, взяв в руки вещицу, уставился на нее с таким изумлением, что у непосвященного человека запросто могло зародиться сомнение в его причастности к гнусному поступку.

– Как это подло, низко! – выплевывала возмущение Вероника. – Мой сын оказался вором.

Дроздова же не смела и пошевелиться. Семейная сцена застала ее врасплох, она не знала, как следует реагировать на изобличение Владислава. Одно она могла сказать четко: ее уже не радовала находка. Она мечтала оказаться сейчас в собственной комнате, но покинуть место следственного осмотра без разрешения Вероники было немыслимо. И поэтому она продолжала стоять, ожидая очередного распоряжения Дворецкой. Но той было сейчас не до нее. Качая головой с превосходно уложенными волосами, миллионерша пребывала в состоянии очень близком к трансу. Как заведенная, она повторяла одно и то же:

– Боже, мой сын вор! Вор! Вор!

– Да нет же, мама, – пытался прорваться к ней Влад. – Клянусь, я в первый раз вижу этот браслет. Чертовщина какая-то!

– Совершенно верно, – раздался вдруг четкий голос. – Владислав не имеет к этому никакого отношения.

Все трое, находившиеся в комнате, как по команде, повернули головы. В дверях стояла Элеонора. Она казалась взвинченной, возбужденной, с красными пятнами на лице и шее. В руках она держала длинный шнурок, наматывала его на палец и распускала вновь, словно это имело какой-то смысл. За спиной старшей сестры маячило испуганное лицо Тони.

Неожиданная реплика дочери подействовала на Дворецкую, как ушат ледяной воды. Она перестала причитать. Ее взгляд потерял туманную неопределенность и мгновенно стал колючим и жестким.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что Влад не виноват. Он действительно видит этот браслет впервые.

Дворецкая хмыкнула.

– Очень интересно. Может, тебе известно больше, чем нам. Тогда, будь добра, поясни, как чужая вещь попала в комнату моего сына. Но начни с другого: что здесь делаешь ты и кто тебя сюда звал?

Элеонору не смутила нелюбезность матери.

– Прости, но мы с сестрой стали невольными свидетелями той сцены, которую разыграла в гостиной эта особа. – Палец с длинным гелевым ногтем указал на Настю. – Не скрою, по части розыгрышей ей нет равных: заплаканные глаза, трясущиеся руки. Как тут не поверить – бедняжка убивается по подарку матери.

– Говори яснее, – мотнула головой Дворецкая. – Не понимаю. К чему ты клонишь?

– Разве не ясно, мама? Дроздова умышленно спрятала браслет с целью подставить нашего бедного брата.

У Насти от такого заявления перехватило дыхание. Она была так поражена нелепостью выдвинутого против нее обвинения, что не нашлась, что ответить в свое оправдание. У нее не было никаких сомнений: Элеонора повредилась рассудком и теперь не отдает отчета своим словам. А может, все гораздо проще: дочка Дворецкой решила над ней подшутить? Сейчас она взмахнет гривой огненных волос и рассмеется громко, в голос: «Розыгрыш!» Но губы Элеоноры с трудом удерживали какую-то болезненную ухмылку. Она не собиралась забирать свои слова обратно.

– Я видела ее вчера вечером, – продолжала говорить Элеонора, а пятна на ее щеках горели все ярче. – Дроздова зашла в наше крыло. Вот тогда-то меня и заинтересовало, куда она направляется. Я встала за выступом стены и наблюдала. Эта девица оглянулась несколько раз, а потом отворила дверь в спальню Влада. Признаться, я подумала тогда совсем о другом. Ну, вы понимаете… молодая женщина в комнате мужчины. Я хотела было покинуть свой пост, как вдруг Дроздова выскользнула, аккуратно притворив дверь, и тем же порядком, оглядываясь и озираясь, двинулась обратно. И тогда я еще ничего не заподозрила! Но, спустившись в кухню, я вдруг увидела там Влада, поедающего ананасы из банки. Вот тогда во мне и зародилось первое сомнение: что же эта девица делала в комнате брата в его отсутствие? А ведь что-то делала – она пробыла там минут пять. Жаль, что ответ пришел только сегодня утром.

– Ну, и…

– Это же очевидно, мама! – воскликнула Элеонора. – Дроздова воспользовалась удобным моментом и подкинула браслет в комнату Влада.

Дворецкая выдержала паузу. Все участники действа были в напряжении. Влад переминался с ноги на ногу, бросая ошалелые взгляды на мать и сестру. Антонина побелела как полотно, словно ожидая оглашения смертного приговора виновнику всей этой заварушки. Настя выглядела, как обычно, но ее волнение выдавали руки, уцепившиеся за юбку, как за спасательный круг.

Вероника оглядела всех по очереди, но ее взгляд, пройдясь по кругу, опять вернулся к Элеоноре.

– Зачем Дроздовой понадобилось подкидывать браслет в комнату Влада? – Голос ее звучал глухо.

– Она хотела его подставить, – немедленно ответила дочь.

– Положим, что так. Но ты можешь пояснить, зачем?

Элеонора, похоже, заранее приготовила ответ на ожидаемый вопрос. Во всяком случае, речь ее звучала, как хорошо заученное стихотворение:

– Мама, я тебя уже предупреждала, что эта девица стремится завоевать твое доверие любой ценой. Она отвадила от тебя старого доктора и потихоньку взялась за твоих детей. Дроздова настраивает тебя против нас, пытаясь на наглядных примерах показать, что мы не заслуживаем любви. Сначала был тот случай с приемом арабов, теперь – вот этот пропавший браслет. Она методично оттесняет нас от тебя, поглощая собой все свободное пространство. И результат налицо – ты больше веришь ей, а не нам. Ведь ты же поверила сейчас, что твой сын – вор. Значит, она добилась своего…

Голос Элеоноры звучал ровно, но руки, разматывающие шнурок, не находили покоя: один палец, второй, третий. Дворецкая, как завороженная, следила за ее движениями. Короткий рывок, и веревочка оказалась на свободе. Наваждение окончилось.

Дворецкая остановила дочь жестом руки:

– Твоя мысль мне понятна. Но что скажешь ты?

Вопрос был адресован Анастасии, но та, вместо того, чтобы, воспользовавшись случаем, выразить все свое возмущение по поводу беспардонной лжи, прозвучавшей в ее адрес, только развела руками. Должно быть, ее словарный запас внезапно иссяк. Она не могла защищаться, и это, как ни странно, выглядело убедительнее, чем самые горячие заверения в собственной невиновности. Во всяком случае, Дворецкая перевела глаза на дочь.

– А почему ты так волнуешься? – внезапно спросила она.

– Я?!

– Да, ты. Посмотри, ты сама на себя не похожа. Что с тобой?

– Я в полном порядке, – проговорила дочь, но ее щеки предательски горели, а руки продолжали вить петли из шнурка.

– Странно, странно, – задумчиво проговорила Вероника, барабаня пальцами по деревянной перегородке. Похоже, старая женщина находилась в замешательстве. Весы, измеряющие правду и ложь, замерли в положении равновесия. Требовался дополнительный факт, какой-нибудь маленький штришок, довод, чтобы нарушить паритет сторон.

– Мама, ты веришь мне? – Элеонора предприняла отчаянную попытку. В ее металлическом голосе зазвучали нежные нотки.

Дворецкая еще раз взглянула на дочь. Крупные, породистые черты лица той несколько смягчились под влиянием момента. Но искренность так же мало шла Элеоноре, как добродушие тигрице.

– Нет! – выдала Вероника гневное резюме. – Не верю ни единому твоему слову. Все это ложь, от начала до конца. Ты придумала это специально, чтобы выгородить брата, а заодно свести счеты с молодой женщиной, которую ты терпеть не можешь. Не возражай, я вижу тебя насквозь!

– Но мама… – робко заговорила Тоня. – Я тебя не понимаю. Посмотри на Дроздову. Она ведь даже не придумала себе оправдания. Между тем ты веришь ей больше, чем собственной дочери, которая видела все своими глазами.

– Ничего она не видела. Это блеф! – заявила Дворецкая и, обращаясь к Насте, негромко распорядилась: – Ступай к себе в комнату и отдохни. Советую выбросить из головы весь этот словесный мусор.

Дроздова повиновалась. Зажав в руке найденный браслет, она направилась к двери. Сестры расступились, пропуская ее.

Дворецкая оглядела детей.

– Мне здесь тоже делать нечего. Душно с вами.

Ступив на порог, она обернулась и, обращаясь к Элеоноре, насмешливо произнесла:

– Кстати, ананасы в банках, которые якобы уплетал за обе щеки Влад, кончились еще неделю назад. Я сама заполняла заявку на продукты. – Она вздохнула. – Так что мелочи иногда решают все.

Дверь захлопнулась. А Элеонора так и осталась стоять, комкая в руках абсолютно ненужный ей шнурок…

– Ну, что я вам говорила? – вымолвила она наконец. – Теперь вы убедились в том, что я была права?

– Господи, Эля, неужели Дроздова и вправду проделала весь этот спектакль с браслетом только для того, чтобы поссорить мать с Владом? – чуть слышно проговорила Антонина.

– Глупышка, а о чем тут я толкую уже битый час?

– Сука! – выпалил Влад, поддевая ногой диванную подушку. – Эта дрянь решила выставить меня вором. Бьюсь об заклад, старуха сейчас так рассержена, что у нее не выпросишь и пяти рублей.

– Во всяком случае, я не советую тебе к ней подходить в ближайшую неделю, – дала дружеский совет Элеонора. – Потерпи, займись чем-нибудь. Мама остынет, вот тогда ты сможешь с ней потолковать.

– Да ты с дуба, что ли, рухнула? – завопил Влад. – Чем прикажешь мне заниматься целую неделю? Книжки, что ли, читать?

– А что, прекрасная идея, – с улыбкой ангела молвила старшая сестра.

– Дура! – запустил в нее подушкой Владислав. – Засунь свои советы знаешь куда?

– Можешь не продолжать, – спокойно ответила Элеонора. – Думаю, твоя основная мысль мне понятна. Пойду, пожалуй. Боюсь, меня мало волнуют твои отношения с матерью.

Она гордо развернулась, демонстрируя желание уйти. Ее остановил лишь тихий вопрос сестры:

– Эля, ты собираешься оставить все это так, как есть?

– А что я могу поделать? – с притворным огорчением произнесла Дворецкая и выплыла из комнаты.

Брат и сестра, конечно же, не должны были знать о ее маленькой шалости с браслетом. В конце концов, она хотела как лучше. Скоро они поймут, на чьей стороне правда…

– У нас проблемка, – произнесла Вероника, усаживаясь в кресло напротив Насти и Логинова. А это означало только одно: в огромной империи Дворецкой не все спокойно.

– Какого рода проблема? – деловито спросил Олег Валентинович.

Он, по своей старой привычке, продолжал тянуть одеяло на себя, не признавая субординации. Первой задавать вопросы полагалось, конечно же, Дроздовой.

– Слава богу, не произошло ничего ужасного. Сущая безделица! Вы справитесь с этим без труда, – улыбнулась Дворецкая.

Но юристам эта обнадеживающая фраза не сулила ничего хорошего. Вероника терпеть не могла преувеличений. Она скорее бы превратила слона в муху, чем позволила себе объективно рассуждать о масштабах грозящих «Жемчужине» неприятностей…

Все началось с телефонного разговора, обычного трепа двух закадычных подружек. Одна из них, постоянная VIP-клиентка «Sport planet», захлебывалась восторгом, описывая прелести нового вида массажа.

– Ты не представляешь, дорогая. Кажется, это называется – «Кругосветное путешествие». Прикинь, звучит приятная музыка, свечи, всякие там благовония. Я лежу на шелковой простыне в одних трусиках. И вдруг входит он…

– Массажист, что ли? – нетерпеливо перебивает ее подруга. – Эка невидаль!

– Да ты слушай, не перебивай, – обижается первая. – Я говорю сейчас не о потном, волосатом мужике, который каждую неделю массирует тебе пятки. Ты только представь… Он – высокий, красивый, темноволосый, в легкой тунике. От его пальцев пахнет ванилью. Он касается моего лба, волос…

– А это еще зачем? – изумляется подруга.

– …берет в руки шарф, завязывает мне глаза. «Готова к путешествию?» – шепчет он мне на ухо. «Да», – выдыхаю я. «Оно будет долгим, предупреждаю». – «Кругосветным?» – спрашиваю я. «Только, если ты сама этого захочешь». – «Уже хочу».

Он начал с севера, прошелся по спине мягкими поглаживающими движениями, затем разогрел кожу, промял каждый мускул…

– Уже засыпаю! – усмехнулась подруга. – Это каждую неделю делает мой волосатый массажист. Кстати, с чего ты взяла, что он потный?

– …затем мы заглянули на запад и восток. Путешествие начало занимать меня, поскольку от рук он перешел к моей груди.

– Он что, массировал тебе грудь? – воскликнула подруга. – Впервые слышу такое.

– Он не только трогал ее руками, но и касался языком.

– Языком?! Обалдеть!

– Вот-вот. Ты не представляешь, я растеклась по простыне, как желе. А он шепчет: «А как же жаркий юг? Мы пойдем туда или оставим все, как есть?» – «Да-да», – прошептала я. И тогда он спустился еще ниже…

– Ой! – взвизгнула подруга.

– Он прошелся пальцами, растирая каждый уголок. Добрался до пальчиков, потом пошел опять вверх. Отодвинул в сторону белье и…

– И… Ну говори же быстрей, а то муж мой вернулся.

– Отодвинул в сторону белье и… А! Что ты делаешь, дурак. Мне же больно.

– Ты так и закричала? – удивилась подруга. – А все-таки, что он с тобой сделал, не томи.

– Она так кричит, потому что я держу ее сейчас за ухо! – гаркнул в трубку грубый мужской голос.

– Боже мой, это ты, Вадик? – пискнула подруга.

– Совершенно верно, шалава! – подтвердил собеседник.

В трубке понеслись гудки…

– Моя жена была возмущена беспардонностью вашего массажиста! – орал мужчина на директора спортивного клуба. – Вы отдаете себе отчет, что взяли на работу извращенца?

– Мне показалось, что ваша жена не особо возражала, – робко заметил директор, еще не понимая, что совершает стратегическую ошибку. – Ведь она могла отказаться от услуги в любой момент. Мы не связываем наших клиентов.

Посетитель подпрыгнул на месте, словно получил удар хлыстом. Его лицо и шея приобрели цвет перезрелого томата, а глаза налились первобытной яростью.

– Да ты хоть знаешь, кто я такой? – прошипел он, приближаясь вплотную к побледневшему оппоненту.

– Да-да, – заторопился он. – Интервью ваши читаем. Передачи смотрим. Как же не знать такого уважаемого человека!

– Тогда почему же ты несешь околесицу? – возмутился мужчина. – Как ты только мог подумать, что моя жена одобряла действия вашего маньяка? Может, еще скажешь, что ей нравилось такое обращение?

– Никак нет! – поспешно ответил директор. – Разве может женщине понравиться, когда посторонний мужчина целует ей грудь и…

– Ты что, издеваешься? – взревел мужчина.

Директор отошел на безопасное расстояние. Так, на всякий случай. Сложил руки на груди, точно для молитвы.

– Успокойтесь, – пролепетал он. – Нет нужды так расстраиваться. Я обещаю, что мы поговорим с нашим работником. Возможно, даже очень строго поговорим и предупредим, накажем рублем, наконец.

На лице посетителя заиграла улыбка, и директор понял ее по-своему. Мысленно произнеся молитву, он заулыбался тоже.

– Вот видите, все можно решить и обо всем договориться. Вот и поладили, вот и чудненько!

Улыбка оскорбленного в лучших чувствах супруга исчезла так же внезапно, как и появилась. Правый глаз его дернулся. Директор так и не понял, было ли это следствием нервного тика, или мужчина намекал ему на грядущие неприятности.

– Меню несите, – прошептал он.

– Чего прикажете?

– Меню там, или как его? Ассортимент, прейскурант. Словом, то, где перечислены услуги, предоставляемые вашим грязным извращенцем.

Получив в руки голубую книжицу в переплете, мужчина изучил несколько страниц и наконец поднял глаза на директора.

– Нет такого. Нет «Кругосветного путешествия», – заключил он.

– Может, это была подарочная услуга? – невпопад брякнул директор. – Видите ли, у нас предусмотрено поощрение самых любимых клиентов. Вы берете десять сеансов массажа, а в подарок получаете…

– Интимные услуги, да? Билет в бордель? – начал кипятиться муж.

– Но я обещал вам, что мы разберемся с этим инцидентом. Ваш тревожный сигнал принят, и я беру дело под собственный контроль.

– Черта с два! – проговорил вдруг мужчина. – Черта с два, вы от меня так легко не отделаетесь. Я привлеку вашего массажиста к ответу, возбудив против него уголовное дело. Моя жена подпишет какое угодно заявление. А вашу богадельню я разорю на исках. Вы компенсируете мне все, включая кругосветное путешествие, о котором что-то говорил ваш паскудник.

Последняя мысль ему пришлась по вкусу.

– А что? Отличная идея! Кругосветное путешествие на океанском лайнере, да еще по выбранному нами маршруту. Я думаю, это нас устроит. Подумайте пару деньков. В среду я вернусь за ответом. Но предупреждаю: в случае отказа я пущу вас по миру – от Сахары до Антарктиды, босиком и с котомкой через плечо…

– Теперь вы поняли, о чем идет речь, – подвела итог Дворецкая. – Жду от вас деловых предложений.

Логинов опять опередил Настю.

– Ну с уголовным делом мужичок поторопился, – сделал он заключение. – Состава преступления здесь не наблюдается. Все, что случилось, произошло по обоюдному согласию сторон. Дамочку действительно никто не связывал.

Настя с трудом сдержала раздражение. Ну, что за манера вылезать всегда вперед?

– Боюсь, Веронику Анатольевну волнуют сейчас не перспективы уголовного дела, – заметила она с легкой улыбкой. – Это маленькое происшествие может испортить репутацию «Sport planet». VIP-клиенты – народ капризный. Они вправе рассчитывать на высочайший уровень сервиса, и странности нашего персонала вряд ли придутся им по душе.

– А может, все будет с точностью до наоборот, – усмехнулся Олег. – Одинокие или просто скучающие девушки, от двадцати пяти до шестидесяти пяти лет, атакуют нашего массажиста, умоляя отправить их на юг. Вот увидите, он принесет нам баснословную прибыль. А если ему в помощь нанять еще пару массажистов, они покроют все расходы, связанные со строительством нового зала. Тогда мы выбросим все тренажеры, а на освободившейся территории откроем несколько массажных кабинетов.

– Довольно, – сурово прервала его Дворецкая. – «Sport planet» – это не бордель под крышей массажного салона. Сексуальные услуги мы не предоставляем, и прибыль подобного рода меня не интересует.

– Ну, здесь я немного пошутил, – с несвойственным ему смущением произнес Логинов. – Давайте будем действовать. Для начала я предлагаю выгнать виновника всего этого безобразия.

– А я предлагаю этого не делать, – встряла Дроздова. – Уволив массажиста, мы косвенно признаем его вину. А значит, и распишемся в том, что допустили ошибку в подборе персонала.

– По-моему, с этим парнем все и без этого ясно, – проворчал Олег.

Дворецкая хлопнула в ладоши:

– Значит, так. Массажиста до выяснения обстоятельств оставляем на прежнем месте. От вас же я жду предложений по урегулированию конфликта. Победителя ждет премия.

– …а проигравший оплачивает кругосветное путешествие, – пробормотал Логинов…

Массажист и вправду оказался высоким колоритным мужчиной восточной внешности. Он смотрел на Настю взглядом виноватого ребенка, которого уличили в постыдном поступке. Это несколько обезоружило девушку, которая ожидала встретить искусного соблазнителя, этакого нагловатого типа с ироничным прищуром карих глаз. Мужчина переминался с ноги на ногу и выглядел потерянным.

– Меня уволят? – тихо спросил он.

Анастасия предпочла уклониться от прямого ответа.

– Может, вы все-таки объясните, что произошло? – спросила она.

Он обхватил голову руками.

– Все получилось так глупо, – бормотал он. – Клянусь, я не хотел. Вы верите мне? Впрочем, почему вы должны мне верить?

Короче, он потерял контроль над собой. Клиентка была красива и невероятно раскованна.

– Понимаете, многие женщины стесняются, закрываются простыней, а когда сеанс окончен, поспешно удаляются за ширму. Другие стараются показать, что им все нипочем: много говорят, стараясь болтовней прикрыть смущение.

Эта же клиентка была не похожа на всех. Оставив на себе лишь крохотные трусики, кстати, абсолютно прозрачные, она улеглась не на живот, а на спину. Закинув за голову руки, так что ее упругая грудь переместилась едва ли не к подбородку, девица смотрела на массажиста с улыбкой опытной хищницы.

– Какие чувственные у тебя пальцы, – сказала она, взяв его руку. – А эти волосы? – Она коснулась его головы и сдернула резинку, стягивающую хвост. Темные, волнистые пряди упали на его лицо. Глаза мужчины стали еще темнее и загадочнее. – Так чего ты ждешь? – спросила она, поворачиваясь к нему спиной. Ее ягодицы разделяла тоненькая полосочка. – Сильнее, мой жеребец. Я люблю, когда все делают сильно…

– Я – восточный мужчина, – говорил он Анастасии. – Моя кровь вскипела. Я не привык, чтобы женщина демонстрировала так свое превосходство. Она же обращалась со мной, как с рабом, как с вещью. Может, где-то я и перегнул палку, но мне показалось, что она этого только и ждала. Во всяком случае, когда она выходила из кабинета, то выглядела вполне счастливой и довольной жизнью.

Настя не знала, что и думать. Версия массажиста звучала вполне убедительно.

– Понимаете, мне нельзя лишиться работы, – говорил он, заглядывая в глаза Дроздовой, словно ожидая прочитать в них амнистию. – У меня жена и трое маленьких ребятишек: две дочки и сын. На что я буду их содержать, если меня уволят? Пойти торговать на рынок? Но это не для меня. Частными сеансами много не заработаешь. Пожалуйста, выручите меня.

Он смотрел так умоляюще, что Насте стало не по себе. Но что она могла сделать? Конечно, она поговорит с Дворецкой, но если конфликт, обрастая как снежный ком все новыми и новыми подробностями и сплетнями, будет подхвачен телевидением и газетами, то трех обездоленных ребятишек массажиста останется только пожалеть.

– Хорошо, – приняла она решение. – Я сделаю все, что смогу. Но вы должны мне обещать, что подобное больше не повторится.

– Разумеется, обещаю, – горячо заверил он. – Да я после того случая на женщин смотреть не могу. Если бы не работа, слова бы им не сказал. Вот видите, как меня подкосило. А моя жена? Если она узнает, каким ослом я был, она бросит меня. Восточные женщины преданные, но гордые. Что станет с моей семьей? О боги, боги!

Он поднял руки к потолку, выражая скорбь. Его настроение передалось Анастасии. Она преисполнилась решимостью вывести любительницу сладких ощущений на чистую воду…

– Ну и где мои билеты? – громко поинтересовался обманутый муж, переступая порог кабинета Дворецкой. Он был в приподнятом настроении и выглядел вполне миролюбиво. – Загранпаспорта у меня с собой. Надеюсь, вы возьмете на себя все хлопоты по оформлению путевки?

Лица присутствующих были суровы.

– Мы провели собственное расследование инцидента, – начала Вероника. – И пришли к выводу, что с путешествием вам придется повременить.

– Что? – удивился мужчина. – Какого черта?

– Не чертыхайтесь, – повелительно произнесла Дворецкая. – Не люблю. Кроме того, не забывайте, вокруг установлены камеры, и наша беседа фиксируется во всех деталях.

Мужчина начал шарить взглядом по стенам, пытаясь обнаружить хитрые устройства. Вероника продолжила:

– Как я вам уже сказала, нами проведено расследование. Боюсь, что его результаты не будут вам приятны. Впрочем, все по порядку. Слово представляю своему личному секретарю Дроздовой Анастасии.

Настя прокашлялась и, разложив на столе какие-то бумаги, начала повествование:

– Итак, работающий у нас массажистом Рашид Нури коллегами по работе и клиентами характеризуется положительно. За пять лет не имел никаких нареканий, нарушений трудовой дисциплины. В совершенстве владеет несколькими видами массажа, в том числе нетрадиционными…

– Вот-вот, – поднял палец муж. – С этим я абсолютно согласен.

– …он много раз поощрялся руководством за добросовестную работу, участвовал в нескольких семинарах по обмену опытом. В общении – вежлив и доброжелателен.

– Зачем мне знать всю эту туфту? – удивился мужчина. – Какое это имеет значение?

– Увидите, – загадочно улыбнулась Вероника.

– Малахова Маргарита, – начала читать очередной лист Дроздова. – Вышла замуж за преуспевающего бизнесмена в восемнадцать лет. Возрастная разница между супругами – четверть века.

– Ну и что?

– Женщина нигде не учится и не работает, ведет паразитический образ жизни. Постоянная посетительница ночных клубов. В светской тусовке известна под именем Вешалка, что является прозрачным намеком на ее моральную неустойчивость и склонность к амурным похождениям.

– Вранье! – Мужчина потерял невозмутимость. – Если кто-то так и позволяет отзываться о моей супруге, так делает это, намекая на ее модельное прошлое. Вешалка – это предмет, на который вешают одежду. Только и всего! Значит, вот какую тактику вы выбрали? Оскорбления. Ну, это вам даром не пройдет! Даже хорошо, что у вас тут все фиксируется. Тем круглее будет сумма штрафа.

– Я еще не закончила, – спокойно произнесла Настя. – А вот, кстати, и то, зачем мы, собственно говоря, вас вызвали.

Она вытащила очередной лист.

– Вот список салонов красоты и фамилии массажистов, которых посещала ваша жена.

– Что это, черт возьми, значит? – Мужчина выглядел озадаченным.

– Это значит лишь одно, – вздохнула Настя. – Ваша жена активно практикует массаж. Причем, заметьте, она очень требовательно относится к личности специалиста. В списке вы не найдете ни одной женщины, только мужчины до сорока лет. Администраторы отлично знают вашу супругу. Всякий раз, когда речь заходила о смене массажиста ввиду его болезни, отпуска, ваша жена устраивала безумный скандал, требуя назад оплату. Она, видите ли, не доверяла женским рукам.

– Но какое это имеет отношение к нашему случаю?

– Самое прямое. Она спровоцировала Рашида на некоторые м-м-м… смелые действия, но он вовремя взял себя в руки. Так что ничего недопустимого в наших стенах не произошло.

– Вы ничего не сможете доказать!

– А нам и ничего не надо доказывать, – спокойно произнесла Настя. – Шантаж – занятие подлое. Но если вы нас ставите в положение, когда мы вынуждены защищаться, извольте испытать некоторые неудобства. Я думаю, что список массажистов вашей супруги и плотный график их посещения затмит собой тот ничем не примечательный случай, о котором вы ведете речь. Вам нужна огласка? Ну же! Вы ведь благоразумный и обеспеченный человек. Неужели у вас не найдется свободных средств для кругосветного путешествия в обществе своей обворожительной супруги?

Мужчина встал. Вырвав лист из рук Анастасии, он тяжелыми шагами пересек кабинет. Гулко стукнула входная дверь.

– Мы только что потеряли выгодного клиента, – печально произнес Логинов. – А если выражаться точнее, то двух.

– Увы! Но у нас не было иного выхода, – развела руками Дворецкая. – В самом деле, не оплачивать же нам круиз этой сладкой парочке? Настя потрудилась на славу, не будем это отрицать.

– А у меня такое чувство, что где-то мы допустили промах, – упрямо повторил Олег Валентинович.

«Просто ты не любишь признавать поражения», – подумала Настя, испытывая удовлетворение от проделанной работы. Она выручила Рашида и утерла нос своему несносному заместителю. Неужели у нее не было повода гордиться собой?

– Вы будете работать, – в этой небольшой фразе Анастасии на самом деле заключалось многое: ее растерянность и ее раздумья, бесконечная беготня по салонам красоты с целью получить нужную информацию, ее озарение и ее победа.

Но Рашид Нури, конечно, и не подозревал об этом. Он взглянул на Настю и сказал короткое: «Спасибо».

Дроздова кивнула, немного разочарованная скупой благодарностью человека, для которого она собиралась свернуть горы. Должно быть, мужчина что-то заподозрил, потому что нагнулся к ней и, глядя ей в лицо своими влажными восточными глазами, произнес:

– Хочешь совершить «Кругосветное путешествие»? Только ты и я. Клянусь, тебе понравится…

Как-то раз во время обеденного перерыва Логинов заглянул в кабинет Насти.

– Приглашаю вас на чашечку кофе в ближайшую кофейню. Разумеется, пирожные за мой счет.

Предложение было настолько неожиданным, что Анастасия сразу же заподозрила подвох.

– Я охотнее погрызу сухой мышиный хвостик, чем пойду с вами обедать, – сказала она.

Олег Валентинович ухмыльнулся:

– Ну, о вкусах, конечно, не спорят. Но все же я рекомендую вам прогуляться до угла. В награду вы получите интересную информацию для размышления.

Логинов сумел ее заинтриговать, но так просто Настя сдаваться не хотела.

– А что, всех ваших подружек свалил грипп? – поинтересовалась она.

– Нет, с ними все в порядке, – парировал он. – Просто вид у вас уж больно зеленый, госпожа начальница. Не надоело еще штурмовать карьерную лестницу?

– Вы, как всегда, любезны, – обозлилась Дроздова.

– Нет, я сейчас отвечаю на ваше хамство.

– Я что, хамила?

– А то нет? В ответ на мое невинное предложение раскурить трубку мира в кофейне вы начали поминать лихом моих подруг. Почему вы не оставите их в покое? Неужели я вам так небезразличен?

– Еще как безразличны.

– Тогда хватайте пальто, шляпу и бегом на улицу.

– Я не пойду.

– Господи, как вы капризны!

– Хорошо, я пойду.

Настя захватила плащ и зонт. На этот раз она сделает уступку своему заместителю, чтобы он не воображал о себе слишком много. Но она готова ручаться, что это будет их первый и последний совместный обед…

Они сели за самый дальний столик. Настя собиралась было указать Логинову на десяток свободных мест в центре и у окон, но Олег Валентинович сделал ей «страшные глаза» и поднес палец к губам. Дроздовой не оставалось ничего другого, как повиноваться его странной причуде.

Им принесли меню в больших кожаных папках. Настя сразу же погрузилась в изучение предлагаемых десертов. Олег Валентинович же, закрывшись меню, как щитом, смотрел куда-то в сторону. Анастасия решила не обращать внимания на чудачества заместителя. В конце концов, он может оставаться и без обеда, а у нее сегодня долгий и крайне утомительный день.

– Вы что, сюда есть пришли? – прошипел он наконец, чем окончательно сбил Дроздову с толку.

– Конечно, – сказала она. – А вы собирались обсудить еженедельный отчет? Впрочем, это ваши проблемы. Я собираюсь заказать себе какой-нибудь легкий салатик, омлет с ветчиной и кофе.

– По вас не скажешь, что вы способны все это съесть, – проговорил Логинов, старательно ограждая себя папкой от чужих глаз.

– В конце концов, это возмутительно, – обиделась Настя. – Для чего вы меня сюда пригласили?

– Я собирался вам дать пищу для размышлений.

– Меня сейчас больше интересует пища другого рода, – огрызнулась Дроздова.

– Замолчите, – прошипел он. – А сейчас прикройтесь меню и сделайте вид, что вы погружены в его изучение. Прошу вас. Это только на несколько секунд. После этого вы можете заказать себе хоть мамонта.

Настя повиновалась, чувствуя себя при этом полной дурой.

– Хорошо, – прошептал он. – А теперь примите привычное положение и посмотрите на столик у окна. Вам знакомы эти лица?

Девушка сидела к ней спиной, но Настя легко узнала ее по знакомым пышным кудряшкам, перехваченным для солидности красивой заколкой, по узкой юбочке, открывающей круглые коленки. Словом, за столиком у окна сидела ее секретарша Мариночка в компании высокого импозантного мужчины в пиджаке и галстуке.

– Да это же Борис Рудольфович, собственной персоной, – пробормотала она. – Он и Марина. Какая странная пара…

– Ничего странного я не замечаю, – сказал Логинов. – Все естественно, как и должно быть. Понаблюдайте за ними, и вам станет ясно, что Корицкого и вашу секретаршу связывают не дружеские, а скорее любовные отношения.

Конечно, заместитель был прав. Мариночка смотрела на своего кумира взглядом преданной собачонки, и если бы у нее был хвост, она бы сейчас виляла им, демонстрируя немое обожание. Борис Рудольфович, как человек респектабельный и известный, снисходительно принимал расположение молодой девушки, не отталкивал ее, а даже поощрял. Конечно, он вел себя достойно, как и полагалось человеку его уровня. Он улыбался, листая меню, а нога в дорогом ботинке касалась тем временем женской ножки, обтянутой тонким чулком.

– Так они любовники! – запоздало удивилась Настя. – Ну, а нам-то до этого какое дело?

Логинов вздохнул, удивляясь, должно быть, непроходимой тупости своей начальницы.

– Мариночка без памяти влюблена в своего босса, – начал терпеливо растолковывать он. – Их отношения взаимны и удобны для обоих. Но вдруг, в результате хитрых происков Дворецкой, их налаженный мирок рушится. Корицкого выставляют вон. Что, по-вашему, должна чувствовать Мариночка?

– Что? – повторила Настя.

– Господи, ну как вы недогадливы! – удивился Логинов. – Конечно же, она видит в вас подлую захватчицу, самозванку. Она желает отомстить вам. Но поскольку возможности секретарши весьма ограниченны, она тешит свою страдающую душу только мелкими пакостями: подсыпает кнопки в туфли, шлет оскорбления по электронной почте, подкидывает резиновую куклу. Теперь понятно?

– Так это все она?! – воскликнула Настя и даже приподнялась на стуле.

Логинов схватил ее за руку и вернул на место:

– Куда это вас понесло?

– Я не хочу откладывать дело в долгий ящик. Сейчас же я сообщу ей о том, что она уволена, и получу от этого двойное удовольствие. Ведь мне придется проделать это в присутствии Корицкого!

– Валяйте, если хотите прослыть полной дурой.

– Почему это я – дура? Ведь вы сами только что сказали, что…

– Мало ли что я сказал? Это все догадки, пусть основанные на некоторых фактах и наблюдениях, но все же пока это только наши домыслы.

– Так вы предлагаете терпеть? – возмутилась Настя. – Или ждать от бедной девочки явки с повинной?

– Я предлагаю взять ее на месте преступления, – сказал Логинов.

– Но как?

– Расскажу, но не здесь. Вы не возражаете, если мы переместимся в пиццерию. Нам не следует раньше времени раскрывать наши подозрения. Ну, так как насчет пиццы?

– Обожаю пиццу. Только условие: не доводить меня до голодного обморока. Я есть хочу.

– Господи, да у вас аппетит бегемота!

– Вы опять?

– Молчу, молчу…

Во второй половине дня Настя работала с бумагами, делала необходимые звонки. В половине шестого она, захватив сумочку и папку, вышла в приемную. Марина работала на компьютере.

– Мне нужно забежать в один салон, – сказала Анастасия секретарю. – Олег Валентинович, как всегда, задержится. Будь добра, передай ему, что бумаги, которые он готовит, понадобятся мне с утра. Пусть оставит их у тебя на столе.

– Конечно, Анастасия Евгеньевна. Обязательно передам. А вы собирались обновить прическу? Вы что-то говорили про салон?

– Ах нет, Мариночка. Какая прическа? Я бегу туда по делу. Сегодня на работу не вернусь. До свидания!

– До свидания, Анастасия Евгеньевна, – пропела секретарша. Но как только за начальницей захлопнулась дверь, она высунула язык. – Мариночка! Мариночка! Тьфу, стерва проклятая!

За портьерой было душно и пыльно.

– Хорошо же у нас делают уборку! – пожаловалась Настя Логинову. – Завтра же нужно задать взбучку техничке.

Они выбрали наблюдательный пункт за шторами, у самого окна, а теперь дожидались появления хищника. Олег Валентинович уверял, что капкан поставлен грамотно.

– Смотрите, отсюда просматривается весь кабинет и даже дверь в комнату отдыха. Мы гарантированно увидим все, не рискуя выдать себя раньше времени, – говорил он. – Надо только немного потерпеть, а в нужный момент слиться со стеной и постараться не чихать и не кашлять.

– Да, но если она сегодня не придет? – задала резонный вопрос Анастасия.

– Нет ничего проще. Мы устроим засаду еще раз, – ответил Олег Валентинович. – Не знаю, как вы, но мне это начинает нравиться. Я чувствую себя ребенком.

Насте не хотелось признаваться себе в том, что грядущее приключение будоражило и ее тоже. Самое удивительное было в том, что общество Логинова ее больше не раздражало. Он находился с ней совсем рядом, невольно касался ее локтем. За портьерой было так мало места. Она чувствовала запах его одеколона, мягкий, ненавязчивый. Она видела вблизи его лицо, слышала голос, как всегда, с немного насмешливыми интонациями. Но теперь его шутки казались ей не обидными, а забавными. Она давно не чувствовала себя такой беззаботной. Должно быть, образ строгой начальницы, лелеемый ею в течение двух месяцев, потерял свою притягательность и немного потускнел. Ведь она была так молода.

– А как мы ее разоблачим? – спросила она Логинова, безропотно отдавая ему право принимать на себя решения.

– Это зависит от того, есть ли у вас нашатырь, – ответил он.

– Нет. А зачем мне нашатырь?

– Боюсь, секретарше понадобится скорая помощь, когда мы с громкими воплями выпрыгнем из-за шторы. Впрочем, если вы противница реанимации на рабочем месте, мы можем поступить хитрее. Например, как только Мариночка направится в комнату отдыха мерить ваше белье, мы можем тихонько выскользнуть из засады и закрыть ее на ключ.

– Забавное предложение. Так как мы все-таки поступим?

– Будем действовать по ситуации. Идет?

– Идет!

Насте хотелось смеяться. Ведь она уже забыла, как звучит ее собственный смех. Кстати, она не возражала, если бы коварная Марина перенесла свой визит на следующий раз. Засаду с Логиновым можно было бы и повторить…

Мариночка появилась тогда, когда Логинов и Анастасия уже потеряли надежду ее увидеть. Осторожно цокая каблучками, она вошла в кабинет и, окинув его взглядом, негромко произнесла:

– Анастасия Евгеньевна, ау! Где моя любимая начальница?

Настя прикрыла рот, чтобы не ответить: «Я здесь!» Представив, как вытянется хорошенькое личико секретарши при ее неожиданном появлении из-за шторы, девушка с трудом подавила смех.

Мариночка, виляя бедрами, подошла к столу, уселась в кресло начальницы. Водрузив ноги в туфлях прямо на стол, она возвела глаза к потолку и скорчила гримасу.

– Мариночка! Кто заходил в кабинет в мое отсутствие? – проговорила она противным голосом, изображая, должно быть, Дроздову.

– Ах, Анастасия Евгеньевна! Это был Логинов, – ответила она сама себе, но уже тоненьким голоском.

– Так это он послал мне жабу по электронной почте?

– Как вы могли подумать, Анастасия Евгеньевна! Это был всего лишь ваш портрет. Ах, какой ракурс! Ах, как вам идет зеленый цвет!

– Ну, да ладно! А кто трогал мои вещи? Опять этот сексуальный маньяк?

Мариночка проворно соскочила с кресла и двинулась в комнату отдыха. Щелкнув выключателем, она прошла внутрь, оставив дверь незапертой. Логинов был прав, им было видно, как девица, открыв шкаф, вовсю орудует в чужих вещах. Вынимая оттуда то лифчик, то трусики, секретарша не переставала кривляться.

– Ах, какой гарнитур! Великолепно! Потрясно! Ослепительно! Где вы покупали это, Анастасия Евгеньевна?

– В секс-шопе, разумеется.

– Ах, ну конечно! Какие могут быть сомнения?

Внезапно Мариночке надоела пародия. Ее лицо исказила судорога. Пихнув белье обратно, она с силой захлопнула ящик.

– Посмотрим, посмотрим, – пробормотала она. – А как тебе понравится такое?

Она вышла из комнаты отдыха, миновала кабинет и исчезла в приемной. Логинов и Настя переглянулись. Неужели чертовка решила оставить все, как есть? Но звонкие шаги послышались снова. Девица вошла в кабинет, держа в руке какие-то бумаги и сверток.

– Вот ваш отчет, Анастасия Евгеньевна! – прошипела она, укладывая листы аккуратной стопочкой. – А вот вам маленький презент от любящих сотрудников.

Она развернула сверток, и что-то серое и небольшое плюхнулось прямо на отчет Логинова.

– Маленькая серая мышка, – заявила она. – Хотя, будь моя воля, для вас, Анастасия Евгеньевна, я не пожалела бы и крысы.

Она отряхнула руки, а газетную бумагу, скомкав, отправила в корзину.

– Итак, газетка «Деловой квартал». Ее у нас выписывает только уважаемый Олег Валентинович, – пробормотала она. – Ну, а вторую страницу этого номера мы оставим у него на столе.

– Нет, почему же! – раздался вдруг внятный мужской голос. – Зачем так далеко ходить? Вторую страничку вы имеете возможность передать мне прямо в руки.

– Олег Валентинович! – пискнула Мариночка, делая шаг назад. – А что вы тут делаете?

– Провожу облаву на мелких грызунов! – рявкнул Логинов.

– Подождите! Постойте! – Секретарша отступила еще на два шага. – Возникло недоразумение. Я все сейчас объясню. Анастасия Евгеньевна попросила меня положить на стол ваш отчет.

– И для того, чтобы листы не унесло ветром в море, вы положили на них вот это? – Логинов указал пальцем на дохлую мышь.

– Это вышло случайно. Вы ничего не сможете доказать. – Девушка встряхнула кудряшками, намереваясь кинуться в атаку. – Позвольте, а вы что тут делаете? Боюсь, Анастасия Евгеньевна будет недовольна вашим присутствием в ее кабинете. А уж когда она обнаружит мышь… Как думаете, кому она поверит: вам или мне?

Портьера вдруг вспучилась горбом, и глазам изумленной Мариночки предстало видение номер два – рассерженная начальница в самом боевом расположении духа.

– Ах ты, негодяйка! – произнесла она с чувством. – Значит, ты и есть то самое привидение, которое строит козни за моей спиной? Даже не думай отпираться. Мы схватили тебя с поличным.

– Анастасия Евгеньевна! Что вы здесь делаете?

– Тебя это не касается! – прикрикнула Настя. – Ты уволена. Забирай свои вещи. Не забудь, кстати, про мышь. И убирайся отсюда, пока я не вызвала охрану.

Мариночка отступила к стене. Улыбка доброго ангела слетела с ее губ. Сейчас она предстала перед своими коллегами в подлинном свете: мелкая злобная девица с суетливо бегающими глазками.

– Вероника Анатольевна будет недовольна, – прошипела она.

– Вероника Анатольевна дала мне право распоряжаться кадрами по собственному усмотрению, – усмехнулась Дроздова. – И если мне угодно выставить тебя вон, я так и поступлю. Завтра на этом месте будет работать другая девушка.

– Я доложу Дворецкой о том, что вы встречались с Логиновым в своем кабинете, во внеурочное время. Вероника Анатольевна не любит, когда рабочее место превращают в бордель.

– Передай это своему другу Корицкому! – напомнил Олег Валентинович. – Значит, было за что его выставить с насиженного места, а?

– Подите вы все к черту! – выплюнула секретарша прощальное пожелание. – Не зря, значит, Дворецкая просила меня приглядывать за вами. Вероника сразу заподозрила что-то неладное. Не то что я, наивная дура, считала, что вы терпеть друг друга не можете.

«Так оно и было», – едва не брякнула Анастасия.

– Да, мы ловко маскировались, – ответил за нее Логинов. – На самом деле мы давно питаем друг к другу самые нежные чувства. Можете передать это Веронике Анатольевне, с нижайшим поклоном. А теперь забирайте свою мышь и чтобы наши глаза вас больше не видели.

Он всунул сверток сопротивляющейся Марине в руки и выставил ее за дверь. Наконец-то они остались одни…

– Уф! – устало произнесла Настя, падая в кресло. – Кто бы мог подумать? Я была совершенно слепа, подозревая кого угодно, только не этого ангелочка с кудряшками.

– Здесь вас трудно упрекнуть, – согласился Логинов, усаживаясь напротив. – Обиженные женщины бывают так коварны и изобретательны, что разгадать их злые помыслы не в состоянии даже опытные сыщики. Мне и самому не пришло в голову заподозрить вашу секретаршу, если бы не та случайная встреча в кафе.

Дроздова взглянула на своего заместителя и почувствовала слабый укол совести.

– Наверно, я должна перед вами извиниться, – проговорила она. – Я ведь думала, что это вы.

– Если не хотите, можете не извиняться, – великодушно позволил Логинов. – Вы ведь не питаете ко мне особо расположения?

– Ну, это не совсем так, – начала колебаться Настя, удивляясь способности Олега Валентиновича ставить ее в неудобное положение. – Просто иногда вы бываете так… заковыристы.

– Да? А я думал такое о вас.

– С чего бы это? Я только обороняюсь от ваших насмешек.

– Нет, это я обороняюсь, а вы все время норовите всунуть мне шпильку.

– Хорошенькое дело! – всплеснула руками Настя. – Так, значит, это я веселю своих подружек, рассказывая им анекдоты про свою начальницу?

– С чего вы решили, что вы – героиня моих историй?

– С того… с того, что вы смотрите на меня, когда это делаете.

– Если вы пожелаете, я не буду смотреть на вас.

– С чего мне это желать? Впрочем, мне нет дела, смотрите вы на меня или нет.

– Но вы только что сказали обратное.

– Я запуталась. И вообще меня утомил этот разговор!

Настя поднялась с твердым намерением уйти. От прежнего беззаботного настроения не осталось и следа. Опять Логинов умудрился все испортить. Нет, он просто невыносим!

– Вот видите, в чем ваша проблема, – сказал заместитель спокойным тоном, продолжая сидеть в кресле, словно ничего не произошло. – Вы не уверены в себе, поэтому все время пытаетесь обороняться, даже если вас никто не пытается задеть.

Настя задержалась, не зная, как ей поступить. Ей вовсе не хотелось казаться ершистой дурочкой, тем более что Олег Валентинович и вправду не сказал ей ничего обидного. Она опять села.

– Мне почему-то кажется, что вам давно никто не говорил простых добрых слов, – продолжал он. – Извините, сколько вам лет?

Она ответила, забыв попенять ему на его невоспитанность. Он только улыбнулся.

– Вы примерили образ строгой начальницы слишком рано, Анастасия Евгеньевна, – произнес он с пафосом. – Звучит? Вы наверняка мечтаете стать такой же крутой, как Вероника Дворецкая. А может, вы уже себе кажетесь такой – неприступной, деловой, хватающей жизнь двумя руками. Но разве вы не понимаете, что все это миф? Нет преуспевающей бизнес-леди Дроздовой. Есть только маленькая девочка Настя, которую по какому-то недоразумению затолкали в кресло большой начальницы.

– Довольно! Как я понимаю, вы опять взялись за старое, – гордо распрямилась Анастасия. – Сейчас вы начнете говорить про кухню и детский сад.

– Не буду, – остановил ее жестом руки Логинов. – Кто старое помянет, тому глаз вон! Ну, сболтнул тогда из желания уязвить вас. Уж очень вы показались мне заносчивой и глупой.

– Надо же, как иногда сходятся мысли! А я посчитала вас самонадеянным, напыщенным пижоном с модной стрижкой.

Олег Валентинович дотронулся до своих волос. Наверняка замечание Насти насчет его стрижки пришлось ему по вкусу.

– Но я изменил о вас мнение, – продолжил он. – Сейчас я вижу в вас умную, красивую девушку, но очень ранимую. Ну же, Настя, разве вы мне не ответите комплиментом на комплимент?

– Я не позволяла вам называть себя Настей, – заявила Дроздова, чувствуя, что от упрямства у нее на лбу скоро вырастут рога.

– Я старше тебя на пять лет, – усмехнулся он. – Тебе не кажется, что мы старим себя, величая друг друга по отчеству?

– Теперь ты уже перешел на «ты», – недовольно сказала Настя.

– Кстати, и ты тоже.

Анастасия прикусила язык. Вообще с ней творилось нечто малообъяснимое. Она понимала, что судорожно цепляется за свое имя и отчество, как за броню, которой она привыкла защищать себя от насмешек и недоброжелательства. Лишившись последних барьеров, она почувствовала себя маленькой и беззащитной. Неужели та уверенность, то высокое самомнение, которым она окружила себя в последнее время, были только иллюзией ее независимости? На самом деле за яркой оберткой с надписью «Личный консультант госпожи Дворецкой» скрывалась пустота?

По ее лицу пробегали тени охвативших ее, совсем неожиданных чувств. Исчезла крохотная морщинка между бровями, черты лица смягчились, как бы растеклись. Теперь она напоминала ребенка, заблудившегося в трех соснах и стесняющегося позвать на помощь взрослого. Олег не выдержал.

– Настя, прости. Я тут наговорил тебе много всего. Может, стоит оставить все, как есть? – В его тоне не было издевки, только тревога, озабоченность. – Если хочешь, мы по-прежнему будем играть во взрослые игры. Никакой фамильярности, четкая дистанция и взаимное уважение. Идет?

– Я не против уважения, – наконец произнесла Настя, однако улыбка на ее лице показалась Логинову тусклой и какой-то вымученной. – Но мне кажется, ты был прав. Я немного заигралась, напялив на себя чужое платье и вообразив, что оно мне идет.

– Постой-постой! – поспешно остановил он поток самокритики. – Я вовсе не хочу сказать, что ты занимаешь чужое место. Ты неплохо справляешься, и у тебя нет нужды посыпать себе голову пеплом. Я просто хотел предостеречь тебя от превращения в двойника Дворецкой. Тебе это не нужно, поверь! Ты такая, какая ты есть. Понятно?

– Не совсем, – усмехнулась Настя.

– Тогда позволь мне это тебе объяснить за ужином.

– За каким ужином?

– Я приглашаю тебя перекусить в нашу кофейню. Обещаю, теперь мы будем только есть.

– А та брюнетка на твоем столе не будет возражать? – невинно спросила Настя. Она не могла сказать, почему для нее так важен ответ на этот вопрос. Возможно, она просто любила во всем ясность.

– Какая брюнетка? – не понял он.

– Ну та, в кожаной рамке.

– Ты имеешь в виду фотографию?

– Конечно.

Логинов улыбнулся.

– О! Та брюнетка ко мне всегда очень строга. Она требует к себе внимания, не выносит, когда я возвращаюсь поздно, а в холодную погоду заставляет меня надевать шапку и шарф. Признаюсь честно, я иногда ее побаиваюсь. Она очень красива, чертовски умна. Я люблю ее всем сердцем. Ведь она моя мать!

– Мать?!

– Конечно. Неужели ты не рассмотрела, что снимку много лет?

– Нет, – пробормотала Настя, чувствуя, что попала впросак в очередной раз.

– Вот так-то, госпожа детектив! Но я не понял главного: мы идем ужинать?

Настя взглянула на часы.

– Боюсь, что у меня в запасе не так много времени.

– Обещаю есть быстро.

Она улыбнулась. Логинову трудно было отказать…

Нотариус Родионов закончил все свои дела. Его помощники уже разошлись по домам, и он также собирался последовать их примеру, как вдруг входная дверь отворилась, пропуская высокую, статную женщину с гривой огненно-рыжих волос.

– Контора закрыта. Приходите завтра, – привычно заявил Николай Иванович припозднившейся посетительнице, но на последнем слове осекся.

Женщина тряхнула волосами и улыбнулась крупным ярко накрашенным ртом.

– Элеонора?! – удивился нотариус.

– Да, это я, дружочек! – продолжала скалиться Дворецкая. – Где у тебя тут можно присесть? Я пришла по делу.

Родионов указал на мягкое кресло, и посетительница, шелестя складками модного плаща, проплыла мимо него. В воздухе остался удушающий аромат каких-то неизвестных Николаю Ивановичу духов.

– Если вы пришли по делу, то разумнее было предупредить меня по телефону, – промямлил нотариус. – Я бы подготовил нужные бумаги и даже задержал бы своих помощников.

– Расслабься, дружочек, – рассмеялась Дворецкая. – Кого я рассчитывала здесь не застать, так это твоих помощников. Стоит ли вмешивать в наши дела посторонних людей?

– Ваш визит как-то связан с Вероникой Анатольевной? – решился на вопрос Родионов.

– Конечно, только маменьке об этом знать необязательно. Дай-ка я сниму плащ.

Разговор, по всей видимости, обещал затянуться. Нотариус с тоской подумал о том, что, уйди он на пять минут раньше, они бы с Элеонорой разминулись, и он не оказался бы в двусмысленном положении. Он верой и правдой служил Веронике и вовсе не желал вести какие-то тайные переговоры за ее спиной. Последствия могли быть неприятными. Но старшая дочь Дворецкой обладала мощной, парализующей энергетикой вампира, и выставить ее за двери он бы не решился.

Вешая плащ Элеоноры в шкаф, Николай Иванович лихорадочно соображал, под каким благовидным предлогом спровадить нежданную посетительницу. Может, сказать, что у него важная встреча? Бесполезно. На Дворецких этот довод не действует. Мать и дочь считали себя особо важными персонами и искренне полагали, что выше их может быть разве что президент или папа римский. Может, сослаться на больное сердце? Пожалуй, прокатит, если его тут же, не сходя с места, хватит инфаркт. Дворецкая еще не сказала ему причины своего появления, а Родионов уже чувствовал исходящую от нее опасность.

– Мне много не надо, – хищно улыбалась она. – Скажи только, что мать указала в своем завещании?

– В завещании? – тупо повторил он.

– Ну, да. В завещании. Ты что, глухой?

Он облизнул губы.

– Боюсь, что я не могу этого сказать. Это тайна.

– О какой еще тайне ты толкуешь, милый? – проворковала она. – Ты не забыл еще, что я являюсь дочерью Вероники?

– Никак нет, – пробормотал он. – Но последняя воля завещателя становится известна родственникам только после его… ее…

– Смерти, – подсказала Элеонора.

– Ну, да, смерти.

– Скажи, а какой прок мне от моих знаний тогда, когда я уже не смогу ничего предпринять?

– Не знаю. Но закон говорит…

– Ой, да чихала я на твой закон. Я сейчас хочу знать, что мне полагается.

– Но я могу лишиться работы! – воскликнул Родионов.

– Не болтай ерунды!

– Если Вероника узнает…

– А кто будет говорить Веронике? Лично я не собираюсь.

Дворецкая поднялась и сделала шаг в направлении Родионова. Он отступил к окну. Ее кошачьи глаза сощурились, словно при виде добычи. Нотариус почувствовал себя неуютно. В довершение всего, исходящий от нее запах духов дурманил ему голову. В нем чувствовалось что-то животное, дикое и необузданное. Так, должно быть, пахнет хищник, крадущийся к жертве.

– Но, Элли, я правда ничего не могу сказать, – пролепетал он.

– Правда? – Она расстегнула верхнюю пуговку на блузке.

Он как завороженный уставился в вырез, где отчетливо виднелась ложбинка между грудями.

Она улыбнулась и расстегнула еще одну пуговку.

Николай Иванович сглотнул. Дворецкая наступала, оттесняя его к дивану. На расстоянии метра Родионов чувствовал жар ее большого красивого тела. Он зажмурил глаза, словно собираясь броситься в омут. Элеонора не позволила ему упасть. Диван оказался как нельзя кстати…

– Значит, говоришь, все в равных долях? – переспрашивала она, поглаживая чахлую растительность на его груди.

Он кивнул.

– А может так получиться, что все достанется мне?

– Только если на то будет воля наследодателя.

– Значит, Дворецкая может еще переписать завещание?

– Конечно. И не раз. Например, если кто-то из детей утратит ее доверие, она может наказать его, уменьшив его долю, а то и вовсе отказав ему в наследстве.

– Ну это мне известно, – проговорила она, переворачиваясь на живот. Ее большая грудь уютно разместилась на подушке.

Она слушала разомлевшего нотариуса. Он говорил еще о каких-то нюансах, а она думала о чем-то своем, изредка выхватывая из его повествования отдельные фразы.

– …убийца не может наследовать, – закончил он.

– Какой убийца? – встрепенулась Дворецкая.

– В случае, если наследодатель погибнет по вине наследника, – невинно повторил Родионов. – Так что закон не рекомендует ускорять естественный процесс. Завещания нужно дожидаться…

«Сложа руки? – спросила себя Дворецкая. – Ну это мы еще посмотрим. А что касается ускорения процесса… М-м-м…»

– Ты обещаешь предупредить меня, если моя мать захочет что-нибудь поменять в своем завещании? – спросила она почти нежно, но ее длинные ногти едва не впились в грудь бедняги.

– Обещаю? – переспросил он недоуменно.

– Да. Мы же теперь друзья. Так?

Рука Элеоноры спустилась ниже. Ее движения поначалу были плавными и методичными, потом более быстрыми и энергичными. Внезапно она остановилась. Он застонал и задвигал бедрами.

– Да… Да… Ну, пожалуйста.

– Так обещаешь?

– Обещаю, конечно, – проговорил он, еле ворочая языком.

«Может, стоило сказать ей, что Дворецкая вызвала меня на завтра именно по этому поводу?» – подумал он, растворяясь в новой волне блаженства и забывая о Веронике. И вправду, какое это имело значение?

Тот памятный ужин в кофейне прошел замечательно. К удивлению Насти, Логинов оказался очень легким в общении человеком. Он знал массу занимательных историй и умел преподнести их так, что Настя смеялась до слез. Правда, поначалу она немного стеснялась своих эмоций и одаривала рассказчика скупыми улыбками и робким хихиканьем, но Олег сумел раскрепостить ее, выпустить наружу сдержанное тисками приличий заразительное веселье.

– Ой, не могу больше! – выдохнула она, вытирая слезы, набежавшие на глаза.

– Ты замечательно смеешься, – сказал он, глядя на нее без улыбки. – Я просто не могу отвести от тебя глаз.

Она внимательно посмотрела на него. Разговор приобретал какой-то очень личный оттенок, но Настя оказалась к этому не готова.

– Мне пора, – засобиралась она, глядя на часы. – Уже половина одиннадцатого. Боюсь, Вероника будет недовольна. Она терпеть не может поздних возвращений.

– Обещаешь, что завтра пойдешь со мной обедать? – спросил он.

– Я не знаю, вдруг будут какие-нибудь дела, – туманно ответила она.

– К черту дела! Ты же живой человек и можешь, в конце концов, проголодаться. Так идешь или нет?

– Иду, – улыбнулась она. – А сейчас мне действительно пора…

Так все начиналось. А потом закружилось, набирая обороты. Обеды, поздние ужины, воскресные прогулки – все, что обычно бывает у двух людей, которым вместе интересно проводить время. Логинов не торопил события. Они просто общались, осторожно прощупывая друг друга, делая все новые и новые открытия.

Молодые люди подолгу гуляли в парке, а потом, усталые и проголодавшиеся, совершали набеги на кафе и небольшие уютные ресторанчики. Они любили рассматривать творения уличных художников и даже решились запечатлеть себя для потомков, правда, пока только в виде дружеских шаржей. Картинки оказались такими забавными, что Настя и Олег тут же, сделав памятные надписи друг другу, поклялись поместить шедевры в своих рабочих кабинетах. Спасаясь от непогоды промозглым сентябрьским днем, они как-то раз заглянули в сувенирную лавку, где провели целый час, рассматривая забавные вещицы и отвлекая покупателей взрывами совершенно необузданного смеха. В конце концов, игнорируя суровые взгляды охранника, они выбрали друг для друга подарки. Олегу пришлись по вкусу необычные песочные часы, выполненные в старинном стиле.

– Буду считать секунды до встречи с тобой, – сказал он, улыбаясь.

Девушка так и не поняла, говорил ли он серьезно или, по своему обыкновению, шутил. Ей почему-то хотелось, чтобы на этот раз его слова были искренними.

Настя же получила в подарок красивую шкатулку с инкрустацией, в которую Логинов положил гарнитур из янтаря. Девушка запротестовала, увидев на ценнике внушительную сумму, но Олег был непреклонен. Вручив ей в руки пакет, он произнес:

– Кто сказал, что я одариваю тебя? Я тебя просто подкупаю.

Логинов умел трагическим тоном сообщать самые веселые известия, а неприятности и досадные недоразумения преподносить как последний услышанный им анекдот. Поэтому, задумавшись над его загадочной фразой, Настя не заметила, как они оказались опять на пронизывающем осеннем ветру.

Потом они очутились в небольшом уютном кафе, где за чашкой кофе провели еще час.

– Знаешь, чего я не люблю? – сказал вдруг Олег неожиданно.

Она удивленно вскинула вверх брови.

– Я не люблю, когда ты, вот как сейчас, бросаешь взгляд на часы и говоришь, что тебе пора уходить.

Она виновато улыбнулась.

– Но мне действительно пора уходить.

– Старуха держит тебя на коротком поводке, – сказал он. – Я только и слышу: «Веронике это не понравится», «Вероника не любит, когда я задерживаюсь после одиннадцати», «Веронике пора пить лекарства».

– Как ты можешь так про нее говорить? – с легкой обидой произнесла Настя. – Ведь мы ей обязаны многим.

– Лично я не умру, если великолепная госпожа Дворецкая лишит меня своего покровительства, – сказал Олег. – Меня возьмут и в другом месте. А что касается тебя…

– Да. Что касается меня? – с вызовом произнесла Дроздова.

– Тебе не кажется, что внимание к тебе Вероники мало походит на обычную благотворительность?

– Что ты имеешь в виду?

– Многое. Это твое проживание в ее доме. Странно. Разве ты не находишь? Это ее стремление, вопреки всему, сделать твою карьеру, поставив тебя во главе гигантского холдинга. Это твоя машина, твой водитель, твои баснословно дорогие наряды, большая зарплата. Что еще? Многочисленные интервью в печати, твои фотографии в газетах. Она раскручивает тебя, как свой товар, выпячивая вперед и доказывая всем: «Поглядите, сколько я для нее делаю!»

– Разве это плохо?

Логинов помялся.

– Я сказал бы, что здорово, но я слишком хорошо знаю Веронику. Она не способна делать добро. Она всегда рассчитывает только свою выгоду. Другие люди ее интересуют лишь как винтики в сложном механизме ее могучей империи.

– Ты говоришь, как Пирогов, – вырвалось у Насти.

– Кто это?

– Так. Неважно, – пробормотала она. – Один отвратительный тип, который с поразительной настойчивостью пытается выпихнуть меня из особняка Дворецкой.

– Почему тебе оттуда самой не уйти?

– Шутишь? Предлагаешь мне вернуться в мою квартирку размером со спичечный коробок? Нет уж, увольте!

– Неужели тебе по вкусу тот тюремный режим, который она для тебя установила?

Настя натянуто рассмеялась.

– Нет, ты, как всегда, преувеличиваешь. На самом деле никакой тюрьмы нет. Я хожу, куда хочу. Встречаюсь, с кем хочу.

– Правда? А что тогда, позволь мне, делает твой водитель за окнами кафе? Отпусти его. Я в состоянии довезти тебя до дома.

Настя пожала плечами:

– Ну, это была просьба Вероники. На случай, если я ей срочно понадоблюсь, Стас тут же меня отвезет. Кроме того, он же нам не мешает?

– Еще как мешает, – заявил Олег. – Он ходит за нами, как надзиратель, и я ничуть не удивлюсь, когда узнаю, что каждый вечер он кладет на стол Вероники подробный отчет, где весь твой день расписан по минутам. Дворецкая привыкла держать все под контролем.

– Нет, не думаю, – засомневалась Настя. – Зачем ей это надо?

– Да? А ты забыла чудесную девочку Мариночку? Вспомни, что она нам говорила. «Вероника Анатольевна просила следить за вами».

– Ну, это она со зла.

– Ох, если бы! Признаться, меня не отпускает мысль, что тебе угрожает какая-то опасность.

– Какая опасность, Олег? – Настя едва не поперхнулась кофе. – Это на тебя так не похоже. Что с тобой случилось?

– Считай, что я устал шутить, – вяло улыбнулся Логинов. – А если правда, то я беспокоюсь за тебя. Скажи, какая сейчас необходимость мчаться сломя голову домой? Ведь еще нет и восьми часов.

– Самое время. Веронике следует принимать лекарства.

– Ох, боже мой! Неужели она не может это сделать без тебя?

– По всей видимости, нет, – улыбнулась Настя.

– Ну а дети? Они разве не могут отсыпать маменьке таблетки и поднести стакан воды? – с раздражением в голосе спросил он.

– Могут. Но она им не доверяет. Боится, что они отравят ее. Кроме того, все лекарства Вероники я ношу при себе.

– Час от часу не легче! Значит, в этой своей смешной сумке ты таскаешь целую аптеку для госпожи Дворецкой? А я-то думал, почему ты ни на минуту не расстаешься со своей кошелкой!

– Это делается для того, чтобы злоумышленнику было невозможно осуществить свой план, – пояснила Настя.

– Какой план?

– Ну… План отравления, разумеется.

Логинов внимательно взглянул на нее.

– А что, такой план существует?

– Возможно, – уклончиво ответила Настя. – Во всяком случае, так считает Дворецкая. Я же, как ты сам понимаешь, следую только ее указаниям.

– У старухи ярко выраженная мания преследования, а ты поддерживаешь ее, получая за это приятное заблуждение кругленькую сумму, – беззлобно заключил Олег, но Настя буквально вскипела от негодования.

– Как тебе не совестно? Ты считаешь, что я спекулирую на болезни Дворецкой? – Она вскочила, едва не опрокинув посуду.

– Нет, я так не говорил.

– Нет, ты именно так сказал! – воскликнула она. – А как ты сказал?

– Я сказал, что боюсь за тебя. Я сказал, что ты мне дорога. Я сказал, что ты мне очень нравишься. Я сказал, что, может, это любовь.

– Нет, ты так не говорил, – тихо произнесла Настя, присаживаясь на место.

– Разве? – удивился он. – Тогда я говорю это сейчас.

Их руки нашли друг друга, глаза заглянули в глаза…

Внезапно зазвонил телефон. Настя взглянула на экран и сморщила нос. Сигнал звучал непрерывно и требовательно.

– Да, Вероника Анатольевна, – ответила она. – Конечно, Вероника Анатольевна. Разумеется, приеду.

Она нажала кнопку и виновато взглянула на Олега.

– Прости. Но мне пора.

– Мамочка зовет? – усмехнулся он.

– Ну, зачем ты так?

Она встала, а потом, повинуясь внезапному порыву, наклонилась и поцеловала Логинова. Официантка у соседнего столика, откровенно раскрыв от изумления рот, уставилась на странную парочку.

– Надеюсь, я искупила свою вину? – шепотом спросила Настя.

Он помотал головой, прикрыв глаза.

– Не совсем. – Олег попытался задержать ее руку в своей, но она уже выскользнула и, легко коснувшись его волос, исчезла, оставив после себя аромат весенней свежести.

Логинов в некотором замешательстве дотронулся до своих губ, лба, волос, словно проверяя, не стал ли он жертвой наваждения. Неожиданно он встретился глазами с официанткой.

– Это на самом деле было? – спросил он, ничуть не беспокоясь о том, что подумает про него эта розовощекая девушка с тряпкой в руках.

– Было, – она и не думала смеяться. – Вас поцеловали прямо в губы. А вы ее любите?

– Я женюсь на ней! – ответил он, улыбаясь…

Влад, нервно покашливая, зашел в кабинет врача.

– Здравствуйте, – сказал тот, не отрывая глаз от журнала, в котором он быстрым, размашистым почерком делал какие-то записи. – Страховой полис, талон, карта. Все на стол. Раздевайтесь за ширмой.

Заметив уголком глаза, что странный пациент не спешит выполнять команды, а стоит как вкопанный, врач поднял глаза, и сейчас же раздраженное выражение его лица сменилось радостной улыбкой.

– Влад?! Дворецкий?! Сколько лет, сколько зим. Какими судьбами?

Доктор даже встал с места, чтобы заключить нежданного посетителя в дружеские объятия.

– Да вот зашел за консультацией! – смущенно хмыкнул Влад, принимая приветствия своего бывшего одноклассника, не то чтобы друга, но все-таки давнего приятеля ВалькаТопалова.

Судя по всему, его товарищ не хватал звезд с неба, поскольку работал не в частном медицинском центре, а всего лишь в скромной заводской поликлинике участковым терапевтом. Но все равно он имел диплом врача и был способен ответить на некоторые интересующие Дворецкого вопросы.

После нескольких дежурных фраз об общих знакомых и погоде они перешли к главному.

– Давай, Владька, выкладывай! – потребовал одноклассник. – С каких таких кислых щей ты приперся в эту дыру?

– Между прочим, ваша «дыра» называется поликлиникой для рабочей молодежи, – напомнил Владислав.

– Ой, да ладно тебе! – ухмыльнулся товарищ, делая широкий жест рукой, как бы предоставляя возможность посетителю обозреть все прелести его рабочего места: облетевшую штукатурку на стенах, кушетку, накрытую рыжей клеенкой и простыней с надписью «Минздрав», эмалированную кастрюлю с дезинфицирующим раствором и зашарканный линолеум.

– Ты можешь позволить себе консультироваться у лучших докторов, – продолжал Валек. – Или, может, я что-то пропустил? Неужели твоя мать разорилась?

– Нет, с ней все в полном порядке, – ответил Дворецкий, раздражаясь, что разговор уходит в сторону. Он уже сомневался, будет ли от старого приятеля толк в том щекотливом деле, с которым он решился к нему обратиться.

– Мне нужно поговорить с тобой, – неуверенно начал он. – Но я хотел бы, чтобы наш разговор остался в этих стенах.

– А на что тогда врачебная тайна? – с энтузиазмом поддержал его товарищ.

– Я серьезно. Вот тут у меня перечень лекарств, которые выписали одному человеку. – Он вытащил из кармана засаленные листочки, где убористым почерком были выписаны названия средств. – Мне надо знать, что ты об этом думаешь?

Врач пробежался глазами по длинному списку и бросил на посетителя недоуменный взгляд.

– Тебя интересуют конкретные лекарства? Все, что нужно знать, обычно пишут в инструкции по применению.

– Нет. Меня интересует другое, – он замялся. – Не много ли всего выписано для одного человека? Не может ли это навредить здоровью или вызвать смерть?

Валек взглянул на него.

– Ты как-то странно подходишь к решению вопроса. Давай веди ко мне этого своего человека, я его обследую и скажу точно: много это или мало.

Влад почесал затылок:

– Вот незадача! Я никак не могу его сюда привести.

– Без проблем! – мигом отозвался доктор. – Тогда я навещу вас.

Дворецкий поморщился:

– Нет, это не то, что мне надо. Я хотел бы, чтобы ты дал консультацию заочно. Этому человеку нет нужды знать о моей заботе.

– Ты собираешься лечить его тайно? – вытаращил глаза Топалов. – Это, конечно, оригинально, но не разумно. Как можно ставить диагноз человеку только на основе лекарств, которые он принимает? Боюсь, я не понимаю своей задачи.

– Ох, да чего тут понимать, – огорчился Дворецкий. – Меня интересует лишь то, как эти лекарства взаимодействуют между собой. Что случается при передозировке? Может ли возникнуть отравление? Чем все это может закончиться? Чем опасно снотворное в больших дозах?

Топалов разглядывал его молча, словно пытаясь разгадать, что прячется за покатым лбом с большими залысинами.

– Не лучше ли тебе все рассказать? – сказал он.

– Я тебе уже много чего рассказал, – запротестовал Влад. – И вообще, если я собираюсь оплачивать твои услуги, то имею право настаивать на некоторых своих условиях.

– А ты собираешься оплачивать мои услуги? – удивился приятель.

– Разумеется.

– Но тогда ты мог обратиться за помощью к любому врачу!

– Нет. Я хочу оставить наш разговор в тайне.

– Так сильно хочешь, что согласен платить за это хорошие деньги?

– Именно так.

Топалов размышлял недолго. На этом деле можно было неплохо погреть руки. Он просто чувствовал на себе флюиды нетерпеливого посетителя. Опять же ответственности никакой: анонимный совет – анонимному пациенту.

– Я согласен, – кивнул он наконец. – Но мне нужно знать некоторые подробности относительно пациента. Не дергайся, я не попрошу тебя принести его паспорт. Только основные вопросы: пол, возраст, заболевания.

Дворецкий сглотнул.

– Пациент – женщина. Пожилая женщина…

Настя сложила в папку документы, проверила, все ли в порядке на ее рабочем столе, и с наслаждением потянулась. Долгий день в офисе наконец закончился, и впереди был вечер, который они с Олегом собирались провести вместе. Интересно, куда они пойдут сегодня? Логинов по части проведения досуга был очень изобретательным и до последнего момента держал свои планы в секрете. Это часто служило поводом для мелких стычек между молодыми людьми. Согласитесь, не очень удобно ковылять на высоченных каблуках по лесным тропинкам или заниматься верховой ездой в юбке. Когда случались подобные казусы, Настя пеняла Логинову на его несообразительность. Он же всегда дурашливо округлял глаза и изводил девушку шутками.

В дверь постучались.

– Входите! – крикнула Дроздова, уже предвкушая, как в проеме покажется знакомая фигура и раздастся насмешливый голос.

Вопреки ее ожиданиям, на пороге появился другой гость, вернее, гостья – госпожа Дворецкая, собственной персоной.

– Вероника Анатольевна?! – удивилась Настя. Начальница не баловала ее своими визитами.

– Да, это я, милая, – ответила Дворецкая, заходя в кабинет. – Вот, решила заехать за тобой, чтобы вместе отправиться домой. Ты готова?

– Я… Я хотела еще поработать, – проговорила Настя, лихорадочно обдумывая пути к отступлению. Ей вовсе не хотелось сейчас возвращаться в особняк, но посвящать хозяйку в свои планы она также не спешила. Кто знает, как Вероника к этому отнесется? Насколько ей было известно, Дворецкая не особо поощряла близкие отношения между сотрудниками.

– У меня еще не закончены некоторые документы, – проговорила она, надеясь, что начальница сочтет это веской причиной и оставит ее в покое.

– Не беда, – одной улыбкой разрушила ее надежды Дворецкая. – Закончишь завтра. Нужно давать себе передышку. Я вовсе не хочу, чтобы мой личный секретарь загоняла себя до изнеможения.

– Но эти документы понадобятся Логинову с утра, – вяло отговаривалась Настя.

– Вот он над ними и поработает. Будет чем занять вечер, – «успокоила» ее Вероника. – Ну, так ты идешь?

– Да, Вероника Анатольевна. Только возьму плащ.

Дроздова направилась в гардеробную. А Вероника, проводив ее долгим взглядом, подошла к стене, на которой белел лист бумаги. Это был шарж Логинова. Прочитав надпись внизу, женщина нахмурилась…

«Извини. Пришлось срочно уехать домой. Не обижайся. Целую тебя. Настя».

Эту короткую записку, второпях брошенную на столе, забрал дежурный охранник по распоряжению Вероники.

– На какой шут она сдалась Дворецкой? – проговорил он себе под нос, прочитав нехитрое содержание. Но приказ начальницы в комментариях не нуждался. Поэтому, долго не раздумывая, мужчина скомкал лист и отправил его в мусорную корзину.

Логинов подошел через десять минут, но ни Насти, ни записки, он, естественно, не нашел…

Едва только автомобиль Дворецкой миновал автоматические ворота, хлынул сильный дождь.

– Вот только этого не хватало, – проворчала Вероника и, обращаясь к шоферу, приказала: – Заезжай-ка в гараж, любезный, а не то нас смоет в сточную канаву.

Что касается Насти, то ей было абсолютно все равно, пострадает ли ее прическа и долго ли будет сушиться плащ. За всю дорогу она едва ли вымолвила и пару фраз, настолько огорчило ее их стремительное бегство из офиса. Она представляла Олега, читающего записку и мало что понимающего. Его обида передавалась ей, и, как ни верти, Дворецкая в этом была виновата. На самом деле она вовлекла Настю в бесконечный круговорот своих дел и лишила ее права на собственную жизнь.

– Ты выходишь? – Дворецкая уже покинула салон и в недоумении взирала на своего личного секретаря, спавшего с открытыми глазами.

Дроздова поторопилась. Ей вовсе не хотелось, чтобы хозяйка заподозрила что-то неладное. У Дворецкой было дьявольское чутье, и Настя была уверена, что она умеет читать чужие мысли.

Она нащупала на сиденье сумочку. Под руки попался еще какой-то предмет, плоский и четырехугольный.

– Вероника Анатольевна, вы папку забыли, – сообщила Настя, радуясь пустяковой возможности отвлечь начальницу.

– У меня все с собой, – удивилась Дворецкая. – Ну, давай разберемся.

Она взяла в руки папку небесно-голубого цвета. Внутри оказались какие-то вырезки, пестрые рекламные буклеты, какие-то визитки.

– Ничего не пойму, – пробормотала Вероника. – Откуда это взялось в моей машине?

– Постойте-ка, – остановила ее Настя. – Здесь что-то указано на обложке. Глядите, две буквы А. Д.. Что они означают?

– Это инициалы, – произнесла Дворецкая. – По всей видимости, папка принадлежит моей дочери Антонине. Вот только вопрос: как она сюда попала? Впрочем, какая разница? Передам ей, вот и вся недолга. А ты ступай. Мне нужно еще поработать.

Последняя фраза была адресована Насте, которая, как хороший солдат, выполняя команду, развернулась и едва ли не строевым шагом направилась в свою комнату. Хозяйка позволила ей отдохнуть. Ее уже не радовало возвращение в свою уютную спальню и плавание в бассейне на сон грядущий. Она чувствовала себя, как любимая собачка, которую, натешившись вдоволь, хозяева загоняют на место. «Хороший пес, хороший. А ну марш на место! Не тревожь меня».

Стоило ли сердиться на Логинова, когда он говорил ей истинную правду?

Антонина выждала паузу и, набрав в легкие побольше воздуха, шагнула в кабинет матери.

У Вероники горела настольная лампа, и сама она сидела за столом, разложив перед собой какие-то бумаги. Несмотря на привычный страх, ставший за долгие годы непременным спутником в ее общении с матерью, Тоня не могла не признать, что, как обычно, восхищается ею. Рабочий день, начавшийся для Дворецкой в восемь часов утра, давно кончился. На часах уже было около девяти вечера. Но женщина была собранна и деловита. Идеальная прическа, и ни малейших признаков усталости. Неудивительно, что многие ее подчиненные, не справившись с бешеным ритмом работы в ее офисах, уходили на другие, менее оплачиваемые, места. Дворецкая подавляла всех своей энергетикой. Жаль только, что средней дочери Вероники не досталось ни искры из огненного темперамента матери. Помимо всего прочего, она не могла положить ей заявление о своем уходе. Мать и дочь – это пожизненно…

– У меня в машине осталась твоя папка, – сказала Дворецкая, просвечивая дочь насквозь своим взглядом-рентгеном. – Может, объяснишь, что все это значит?

– Что значит? – повторила Антонина, не понимая, о чем идет речь.

– А ты взгляни, – почти ласково попросила Вероника. – Вот эти славные домики в Швейцарии, на Лазурном Берегу, в Чехии. Подыскиваешь недвижимость?

– Какую недвижимость, мама?

– Не прикидывайся дурочкой! – повысила голос Дворецкая.

Тоня сжалась в комок, а сердце, громко ухнув, упало куда-то вниз. Она всегда так реагировала на крик матери, еще с того времени, когда была маленькой девочкой. Голова уходила в плечи, а ладони становились влажными. Причем было абсолютно неважно, чувствовала она за собой вину или нет. Мама кричала, значит, имела на это право. Вот как сейчас. О чем толковала Вероника, ей было неведомо, но она заранее ощущала свою вину.

– Считаешь, меня легко обвести вокруг пальца? – шумела Дворецкая. – Ты думаешь, что мать стара, так уж и не понимает, что к чему? Нет, меня не проведешь! Брошюрки о приобретении недвижимости за рубежом, визитные карточки риелторских фирм и фотографии отдельных, особо интересных вариантов – зачем все это тебе? Скажешь, просто для интереса? Ах ты лживая дрянь.

– Мама, что происходит? – шептала Тоня побелевшими от страха губами. – Я ничего не понимаю.

– И это ложь! – торжествующе произнесла Вероника и подняла вверх голубую папку. – А. Д.. Чьи это инициалы?

– Мои.

– Вот именно. Антонина Дворецкая – чего уж проще!

– Но это не моя папка.

– А чья? – ехидно осведомилась Вероника. – Может, это твой обожаемый Ромео подсчитывает будущие барыши? Что ж, охотно верю! Так что же ты предпочитаешь, милая, шале в Швейцарии или виллу на Средиземноморском побережье с внутренним уютным двориком? Да тут, я вижу, ручкой проставлены крестики! Кстати, тебя не смущает цена? «Возможен торг» – ого!

– Мама, это какое-то недоразумение!

– Недоразумение – это то, что ты моя дочь! – отрезала Дворецкая. – В тихом омуте черти водятся. С виду – белая и пушистая, а что внутри? Надеешься на мою смерть? Ты можешь здорово просчитаться, доченька!

– Мама, но я…

– Молчать!

Дворецкая взяла карточку в руки и быстро набрала телефонный номер.

– Это Александр Юрьевич? Специалист риелторской фирмы по недвижимости за рубежом? – В ее голосе зазвучали медовые интонации. – Извините за поздний звонок, но на визитке стоит пометка: «Звонить в любое время». К вам обращалась моя близкая родственница, Дворецкая Антонина…

В трубке что-то зажужжало. Собеседник выдал какую-то длинную тираду. Вероника слушала, изредка кивая головой.

Антонина стояла, как провинившийся ребенок, и рассматривала замысловатый узор ковра под ногами. Надо же, ему столько лет! Будучи еще маленькой девочкой, Тоня стояла на нем, разглядывая непонятные загогулины. Мать читала ей очередную нотацию, а ей мерещилось, что крупный бутон посередине – это вовсе не цветок, а хищная пасть чудовища. Смешно сказать, она могла даже показать его зубы. Где теперь они? Ворсистое покрытие свежее. Краски ничуть не поблекли. Может, маменька знает какой-нибудь секрет? Говорят, что ковры чистят пеплом…

Дворецкая посмотрела на нее исподлобья и включила громкую связь. Бодрый мужской голос наполнил комнату:

– Конечно, обращалась. Дворецкая Антонина. Как я могу ее забыть? Очень милая женщина. Попросила подыскать несколько подходящих вариантов выгодного вложения средств в недвижимость за рубежом…

– А когда она собиралась оформлять свое приобретение? – прервала его Дворецкая.

– Оформлять? Сразу же, как получит деньги! – радостно заверил ее голос.

– И когда же это произойдет?

– Да очень скоро! Видите ли, она оформляет наследство и решила заблаговременно позаботиться о том, чтобы денежки оказались в надежном месте. Мудрое решение, вы не находите? Женщина, а как предусмотрительна!

– Безусловно. Кроме того, как ей повезло с наследством! – подхватила Дворецкая. – А она говорила, кто так вовремя умер?

– Как – кто? Ее мать!

– Да что вы говорите?!

– Да, именно. Старушка упокоилась в мире, царствие ей небесное, – излучал неукротимую энергию невидимый собеседник. – Так кем вы приходитесь счастливице?

– Матерью.

– Матерью. Ах, ну да, матерью… Какой еще матерью?

– Должно быть, той, которая, по вашим словам, находится в царствии небесном.

– ?!

– Что же вы замолчали? Вас смущает вопрос, откуда в раю телефоны?

Связь прервалась. Комнату наполнили гудки.

Антонина стояла, боясь пошевелиться. Она знала, что произошла катастрофа, но никак не могла постигнуть своей роли в ней. Ах, если бы кто-нибудь ей все разъяснил! Дворецкая молчала.

– Мама! – нерешительно окликнула дочь.

Вероника очнулась, черты ее исказились.

– Вон!!! – страшно закричала она.

Женщина повернулась и, как слепая, кинулась к выходу. Мелькнуло удивленное лицо горничной, идущей по коридору со стопкой чистых полотенец. Тоня бежала мимо нее, спотыкаясь и не видя, куда бежит. Слезы слепили глаза. Она не понимала, что происходит. Ноги сами собой понесли ее в комнату, где она могла броситься на кровать и наконец дать волю чувствам.

Конечно, Тоня не видела, что дверь одной из спален не прикрыта полностью. Она, оглушенная и отупелая, не могла заметить лица сестры, торжествующей и улыбающейся, как ликующий демон. Элеонора многое могла ей рассказать…

На следующее утро, не найдя на своем рабочем столе записки, Настя поняла, что Логинов все же заходил.

«Мог бы черкнуть хоть что-нибудь в ответ, – подумала она. – Наверняка обиделся. С ума сойти, мужчины бывают такими чувствительными! Кто бы мог подумать». Она набрала его телефонный номер. Он не отвечал. «Точно обиделся», – решила она и занялась своими делами, дав себе слово обязательно навестить коллегу в обеденный перерыв. Но получилась так, что, завертевшись в круговерти дел, Настя забыла о своем обещании. Она делала звонки, заезжала куда-то побеседовать с сотрудниками, растолковывала обязанности новой секретарше. Очнулась она от суматохи только ближе к вечеру. «Ой, что же это я?» – почувствовала она угрызения совести. Телефонный номер Логинова по-прежнему не отвечал. Несмотря на то что рабочий день уже кончился, Настя все же заехала в офис, надеясь застать Олега там. По пути она захватила маленький букетик цветов, в знак своего оправдания. Понимая, что выглядит немного нелепо, и предвкушая очередную шуточку своего друга, Дроздова бегом поднялась по лестнице. В коридорах уже включили дежурное освещение. Она вошла в знакомый зал, разделенный многочисленными перегородками, и, немного поплутав в стеклянном лабиринте, с бьющимся сердцем отворила знакомую дверь и вошла внутрь. Стучать не имело смысла. Было видно, что хозяина нет и, по всей видимости, не будет. Вешалка была пуста, а на поверхности стола не было ни единого предмета. Куда-то запропастилась даже фотография брюнетки в рамке. Это последнее наблюдение несколько обескуражило Настю. В кабинете не было никаких признаков человеческого присутствия. Дух Логинова выветрился, словно он никогда здесь и не работал.

«Что за чертовщина!» – удивилась Настя, потирая виски. Она подошла к столу и выдвинула один из ящиков. Пусто. Ни бумаг, ни папок. Только брошенная канцелярская скрепка как воплощение всеобщего запустения.

За спиной раздались шаги, и по стеклянным стенам заметался луч фонарика.

– Кто здесь? – раздался грозный окрик, и через минуту на пороге материализовалась фигура охранника. – Это вы, Анастасия Евгеньевна? – удивился он. – А я услышал шаги и решил проверить. Вы уже уходите?

– Да, я пойду, – отозвалась Дроздова. – Просто хотела забрать кое-какие бумаги у Олега Валентиновича, но опоздала. Загляну к нему с утра.

– В этом нет надобности, – смущенно кашлянул охранник. – Неужели вы ничего не знаете?

– А что я должна знать? – проговорила Настя, почувствовав внезапную слабость в коленях.

– Логинова сегодня уволили. Это было распоряжение Дворецкой…

«Уволили?! За что уволили?» – заметались в голове суматошные мысли. Но изводить охранника вопросами, на которые он сам едва ли знал ответ, Настя не стала. Она побрела к выходу, чувствуя, что вместе с кабинетом Логинова опустела и ее душа. Она шла по коридору, по которому столько раз проходил он, спускалась по лестнице, касаясь рукой перил, которых касался и он тоже. Как часто она слышала за спиной его энергичные шаги и неповторимый, всегда чуть насмешливый голос. Настя тогда и не думала останавливаться, продолжала идти вперед, незаметно замедляя шаг. Она слишком хорошо знала, что едва успеет дойти до поворота, как он догонит ее. Сладко замирало сердце, и она опять видела его медленную улыбку. Он небрежным жестом откидывал назад идеально ухоженные волосы и говорил что-нибудь подобающее случаю.

Логинов ушел. И если так распорядилась Дворецкая, назад он уже не вернется. Не помогут тут ни просьбы, ни личные взаимоотношения. Вероника единолично выносила решения и игнорировала чужие советы. С этим нужно было смириться…

Подходящей возможности поговорить с Дворецкой Насте в тот вечер не представилось. Вероника не спустилась к ужину, и кухарка унесла ей еду в кабинет. Место Антонины также пустовало. Похоже, в доме произошла какая-то очередная семейная ссора, в подробности которой Дроздова не была посвящена. Да, впрочем, у нее были собственные проблемы, и ее мало интересовало, что на этот раз не поделили мать с дочерью.

Зато Элеонора с ангельским видом сидела за столом, демонстрируя самое безмятежное расположение духа. Она не изводила прислугу придирками, а, отдав должное горячему блюду и десерту, пожелала всем спокойной ночи и удалилась к себе в комнату.

Влад елозил на своем месте, время от времени поглядывая на Настю. Было видно, что ему не терпится что-то ей сообщить. Но за столом оставался Пирогов. Он долго мучил свой бифштекс, потом бренчал ложкой в чашке с чаем. Наконец, промокнув губы салфеткой, он встал, тяжелым взглядом смерил Анастасию и отправился прочь. Влад едва дождался момента, когда кухарка, захватив пустые тарелки, уберется с глаз долой.

– Эй, ты! – жарко зашептал он Дроздовой. – А тебя отсюда скоро вышвырнут.

У Насти глухо заныло сердце. Конечно, не стоило так серьезно относиться к словам младшего отпрыска Дворецкой. Но у нее было странное чувство, что сегодняшнее увольнение Логинова каким-то образом связано с ней. В последнее время Вероника не принимала никаких серьезных решений, не посоветовавшись с ней. А тут уволила ее заместителя и даже не потрудилась сообщить Насте, в чем, собственно говоря, проштрафился ее «ценный работник».

– Ты даже не хочешь меня спросить, что я знаю?

В голосе Владислава звучало разочарование.

– Ну и что ты знаешь? – безразлично спросила Настя, старательно отводя глаза от жирной капли соуса на подбородке Дворецкого. Маменьки не было рядом, поэтому замечаний по поводу хорошего тона делать было некому.

Владик отложил в сторону вилку.

– У тебя в комнате сегодня был обыск! – выдал он, для убедительности округлив глаза.

– Обыск?!

– Ну, да! Ты что, не знаешь, что это такое?

Конечно, Настя имела представление о процедуре обыска и знала о том, что для этого требуется судебное постановление. Но, по всей видимости, это не была инициатива правоохранительных органов. В доме Дворецкой действовал единственный закон – воля Вероники.

– Мне кажется, что ты поторопился с выводами, – сказала она как можно безразличнее. – Я живу в вашем доме, в комнате, которая принадлежит также вам. Возможно, Вероника Анатольевна просто забыла там какую-то свою вещь. Нет ничего крамольного в том, что она решила ее забрать.

– Да? – хихикнул Влад. – Только почему тогда дядя Миша рылся в твоих вещах?

– Дядя Миша? – изумилась Настя.

– Ну, да! Наш охранник. Он ничего не делает без распоряжения маменьки. Значит, чем-то ты ей насолила, детка.

Тут было над чем задуматься. Стало ясно, что внезапное исчезновение Логинова и поиски в ее комнате – звенья одной цепи. Вот только что это значило?

К горлу подкатила тошнота, привычная реакция Анастасии на стресс. Ей, должно быть, впервые открылась бездушная суть женщины, манипулирующей людьми, как пешками. До сих пор, обласканная Вероникой, девушка находилась в приятном заблуждении относительно душевных качеств своей начальницы. Да, она видела, что у Дворецкой – чрезвычайно властная, точнее сказать, деспотичная натура. Но Настю это почти не касалось, а участь родных детей Вероники ей была малоинтересна. Девушка существовала как в аквариуме, в искусственно созданных комфортных условиях, где всегда светло и сытно. Дворецкая вовремя подкидывала ей корм, холила и лелеяла ее. Но последние события показали, что уютный мирок Насти оказался под угрозой. И теперь ей стало не по себе.

Однако девушка знала совершенно точно: она ни за что не осмелится задать вопрос Дворецкой. Гораздо удобнее будет сделать вид, что ничего не происходит…

Следующий день начался как обычно. Вероника была приветлива, и у Дроздовой даже закралось сомнение в реальности вчерашних событий. В конце концов, мало ли что могло показаться Владиславу? Охранник мог проверять исправность сигнализации, герметичность окон, в конце концов. Что могло ему понадобиться в личных вещах Насти? Шпильки для волос? Бред, да и только.

Объяснения по поводу внезапного исчезновения Логинова давались ей не так легко. Может, Олег Валентинович нашел более интересную работу и уход был только его инициативой? Тогда почему он не позвонил? Неужели ему все равно, что чувствует сейчас Настя? А может, он так сильно расстроен? Сидит дома и не желает общаться ни с кем. Но Настя-то тут при чем? Короче, одни вопросы без ответов…

Девушка машинально делала свои дела, но мысли ее были далеки от работы. В обеденный перерыв она направилась в знакомую кофейню. У нее не было аппетита. Но находиться в стенах офиса было невыносимо. Уж лучше она посидит за чашечкой кофе, наблюдая за тем, как движется по улице бесконечный людской поток.

Настя перешла дорогу и толкнула знакомую дверь. Аромат кофейных зерен и негромкая музыка подействовали на нее благотворно. Она на несколько секунд задержалась перед зеркалом, укрощая растрепавшиеся от ветра волосы, достала пудреницу. Вдруг из глубины зеркала выросла мужская фигура. Девушка невольно вздрогнула и посторонилась. Но мужчина уже сграбастал ее в охапку.

– Олег?! – удивилась и обрадовалась она.

– Конечно. А ты ждала кого-то другого? – усмехнулся он.

– Но что ты здесь делаешь? Что вообще произошло? Куда ты делся, наконец? Почему ты не отвечаешь на мои звонки? Почему не звонишь сам? И есть ли у тебя совесть?

– Многовато вопросов, дорогая, – прошептал он, щекоча ей ухо. – Пойдем. Там за столиком тебя уже дожидается кофе и твои любимые булочки с корицей.

– Ты знал, что я приду? – удивилась она.

– Возможно, ты сама себе кажешься ужасно загадочной, – улыбнулся он. – Но я воспользовался своим дедуктивным методом и решил, что если девушка пять раз в неделю посещает одну и ту же кофейню, то не стоит ее искать в чебуречной за углом. Так что ты очень предсказуема, моя дорогая.

– Зато ты непредсказуем, – проворчала Настя. – Говори, куда пропал?

– Никуда я не пропадал. Просто ждал случая переговорить с тобой лично, не по телефону. Кто бы мог поручиться, что старуха не дышит тебе в ухо? Зачем ставить тебя в дурацкое положение, названивая несколько раз в день в надежде наконец поболтать по душам?

– Но ты мог хотя бы забежать ко мне перед уходом, – не удержалась Настя от очередного упрека.

– Что я и сделал! – развел руками Логинов. – Увы! Тебя не оказалось на месте. На следующий же день охранник преградил мне дорогу, заявив, что служебный вход предназначен лишь для сотрудников фирмы. Частные визиты в распорядке рабочего дня «Жемчужины» не предусмотрены.

– Но что все это значит?

– Ничего особенного. Дворецкая просто уволила меня.

– Она хоть потрудилась сказать, за что?

– Она не удостоила меня чести повидаться с ней перед уходом. Но в отделе кадров мне сказали, что должность заместителя, по решению Дворецкой, упразднена за ненадобностью. «Анастасия Евгеньевна отлично справится и без вас». Так что мне есть кого благодарить, милая. Ты монополизировала всю власть.

– Подожди, – насупилась Настя. – Ты обвиняешь меня?

– Боже сохрани! – поднял руки Логинов. – Как ты могла подумать? Разве ты сама не видишь, что здесь дело нечисто? Сокращение штата работников – это только предлог.

– Почему?

– Ну, это же очевидно, – пожал плечами он. – Дворецкая хочет отстранить меня. Ей стало известно про наши отношения, и это не пришлось ей по вкусу. По какой-то причине она не хочет, чтобы рядом с тобой был кто-то еще, кто мог бы влиять на тебя; тот, кому ты могла бы доверять; тот, кто любил бы тебя.

– Да. Но зачем ей это нужно? – изумилась Настя.

– Не знаю, – сказал он. – Не знаю. Но все это мне не нравится.

– Мне тоже, – честно призналась она. – Тем более, как мне вчера сказал Владислав, ее сын, Дворецкая распорядилась обыскать мои вещи. Этим и занялся охранник в мое отсутствие.

– Вот как? Что же они искали?

– Если бы знать.

– Но ты, надеюсь, задала этот вопрос Дворецкой?

– Зачем? – всполошилась Настя. – Зачем мне ее об этом спрашивать?

– Я думал, что это тоже очевидно. Кому приятно, когда твою личную жизнь выворачивают наизнанку?

– Мне, конечно, неприятно, но…

– Но ты боишься, так ведь?

– Не уверена, что это можно назвать страхом, но меня что-то останавливает от того, чтобы задать этот вопрос открыто, – призналась она.

Логинов надолго замолчал. Настя наблюдала за тем, как он берет в руки кофейник, затем кувшинчик со сливками; как методично мешает сахар в чашке; как пробует напиток на вкус.

– Чуть теплый, – поморщился он и подозвал официанта. А Настя сидела, сложив руки на коленях, как примерная школьница. Она не понимала, какое значение для него имеет в этот момент температура воды в чашке, но терпеливо ждала.

– Вообще-то, я приехал за тобой, – сказал он наконец. – Собирайся.

– Куда я должна собираться? – удивилась Настя.

– Ты уедешь со мной. Не стоит тебе оставаться в том доме. Я уже все обдумал. Ты вполне можешь жить и у меня.

– Ты болен?

– Не шути. Тебе опасно находиться в доме этой женщины.

– Почему ты тогда мне не предлагаешь сменить и работу?

– Это все взаимосвязано, – сказал он. – Она не будет держать тебя на твоей должности, если ты вдруг задумаешь покинуть ее дом. По ее замыслу, ты всегда должна находиться под рукой.

– Какой замысел? О чем ты говоришь?

– Сам не знаю. Но поведение старухи меня настораживает.

– Но ты ведь не приводишь ни одного разумного довода, – возразила Настя. – Дворецкая ко мне хорошо относится. Она дала мне интересную работу, возможность зарабатывать и даже пустила меня к себе под крышу! В чем ты ее обвиняешь?

– Да, но такая жизнь противоестественна! – воскликнул он. – Ты находишься у нее на посылках, носишь за ней лекарства, позволяешь контролировать свою жизнь.

– Слышала уже! – огрызнулась она. – Слушай, друг, а ты случайно не завидуешь мне?

– С чего это вдруг?

– С того, что у меня есть работа, определенный вес в крупной компании, ну, и покровительство могущественной женщины, наконец.

– Опять ты об этом, – вздохнул он, пододвигая к себе чашечку со свежим кофе. – Я думал, шаткость твоего положения для тебя очевидна. Известность, вес… Это же все блеф, мираж, сон. Все это разлетится вдребезги от легкого щелчка Дворецкой, и ты останешься у разбитого корыта.

– Да. Но что же я тогда теряю? Пока у меня есть возможность, почему бы мне не набраться опыта, не подзаработать денег. Ну а когда тяжелые времена настанут, буду думать, где найти работу.

– Значит, ты не поедешь со мной?

– Не поеду.

– Похоже, что мое предложение не очень пришлось тебе по вкусу, – сказал он. – Сожалею. Мне казалось, что я для тебя хоть что-то значу. Хороший щелчок по моему самолюбию.

– Ну, не обижайся, – Настя протянула к нему руку через стол. – Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Просто я пока не готова к таким резким переменам. Что это такое? Жить у тебя!

– А что, по-моему, хорошая идея. Я люблю тебя. Ты любишь меня.

– А что скажет твоя мама?

– Мама живет отдельно и давно мечтает, чтобы в моем холостяцком доме появилась женщина. Так что, может, подумаешь?

– Обещаю подумать, – серьезно ответила Настя. – Может, я что-нибудь и решу. Но у нас сейчас такая суматоха – подготовка к празднованию юбилея Дворецкой. Не хотелось бы сейчас загружать Веронику личными просьбами. Ты же знаешь, она надеется на мою помощь.

– Хорошо. Значит, подождем юбилея.

– Подождем.

И они оставили наконец в покое болезненную тему. Логинов, как и прежде, вернулся к своим шуткам. Похоже, ситуация с увольнением его мало расстроила. Он просто заражал Настю своей жизненной энергией. Она смеялась так беззаботно, что со стороны могло показаться, что у этой девушки в жизни нет никаких проблем. В один момент она нечаянно толкнула чашку и несколько капель упали на ее юбку.

– Ну, вот. Ты испортил мне костюм, – сказала она с нарочитым недовольством. – Придется идти замывать.

Она встала, по привычке взяла в руки две сумки: одну изящную женскую – с расческой, пудреницей, помадой и всеми другими необходимыми вещами, другую – с лекарствами Дворецкой.

– Ты что, собираешься все это тащить с собой в туалетную комнату? – Логинов выразительно покачал головой.

– Ну, да, – ответила она. – Я привыкла. Мне не тяжело.

– Иди, спасай свой костюм, а сумку оставь здесь. Там тебе будет даже не развернуться.

Настя колебалась.

– Ты мне не доверяешь? – спросил он.

– Нет, что ты! – улыбнулась она и, махнув рукой, направилась в туалетную комнату.

Логинов проводил ее взглядом. Дверь за Настей захлопнулась.

Он открыл сумочку и начал изучать этикетки на флаконах. Одно средство, второе, третье. В кармашке лежали инструкции и еще какие-то листки, исписанные неразборчивым почерком. Наверно, это были рекомендации того самого Пирогова, о котором ему говорила Настя. В сумке был образцовый порядок, но Олегу явно что-то не нравилось. Он скрутил крышку с одного флакона и изучил его содержимое. Так же он поступил и с другими.

К нему поспешил официант.

– Вы собираетесь принять лекарство? Принести стакан воды?

– Нет-нет, благодарю. – Олег посмотрел на дверь туалета, которая все еще оставалась закрытой.

Он завернул несколько таблеток в салфетку и убрал к себе в карман. Затем закрутил флаконы. Все по-прежнему оставалось на своих местах.

– Посмотрим, – пробормотал он. – Посмотрим.

Он немного разбирался в лекарствах, поскольку несколько лет отработал в больнице медбратом. Но Настя, конечно же, об этом не знала.

«Возможно, я когда-нибудь расскажу ей про свою жизнь, – подумал он. – Если, конечно, в этом возникнет необходимость».

Он улыбнулся. Настя возвращалась к столу.

– Ну, как, сберег мой ценный груз? – спросила она.

Олег рассмеялся.

– Можешь принять все по описи. Никто и не касался твоей сумочки, – заверил он, доставая из бумажника несколько купюр.

«Зачем он лжет?» – подумал официант, забирая счет и деньги со стола. Но к оплате прилагались щедрые чаевые, и молодой человек поспешно удалился к себе за стойку, сделав вид, что ничего не видел. В конце концов, какая ему разница, чем занимался за столом этот странный посетитель?

День рождения Дворецкой праздновался на широкую ногу. За неделю до начала торжества дом заполонили наемные рабочие, декораторы и представители компании по организации праздников. В гостиной настелили полы для танцев, сделали даже специальный помост для приглашенного оркестра. Всю мебель из передних комнат убрали, чтобы освободить пространство для длинных столов с закусками а-ля фуршет. Подъездную аллею украсили праздничной иллюминацией, а перед входом в дом соорудили огромную арку из светящихся фонариков. Везде, куда ни глянь, шли приготовления к торжеству. Работники оранжереи составляли букеты, наполняли цветами роскошные вазы и расставляли их по всему дому. В кухне колдовала целая бригада нанятых поваров. По настоянию Дворецкой все закуски и горячие блюда должны были изготовить на ее кухне, а не доставить из ресторана. Поэтому кухарка, почувствовав в эти дни себя кем-то вроде шеф-повара, пребывала в блаженном состоянии. Правда, путала все больше, чем обычно.

Шоумены готовили праздничную программу. Шли долгие переговоры с артистами, задействованными в представлении, вносились спешные поправки к сценарию. Кто-то из исполнителей заболел в последний момент, кто-то требовал повышения гонорара, куда-то запропастились совершенно необходимые записи приветственных речей. Вышла из строя музыкальная аппаратура. Рабочие, занимающиеся полами, умудрились повредить проводку. Была разбита дюжина хрустальных фужеров, а из холодильника исчезла палка деликатесной колбасы. Словом, царила обычная суматоха. Стало быть, дела шли, как надо.

Даже охранник дядя Миша, человек необщительный и невозмутимый, проникся общей атмосферой грядущего праздника. Он покинул свою каморку и наблюдательный пункт и подолгу бродил по дому, останавливаясь то рядом с рабочими, наполняющими разноцветные шары из баллона; то рядом с нервными молодыми людьми, измеряющими шагами площадь гостиной. Он хмуро наблюдал за танцором, отбивающим на новом полу чечетку, и делал замечания уборщице, протирающей лестницу слишком мокрой тряпкой. До всего ему было дело.

– Ну а как же? – бормотал он. – А если эти молодцы взорвут дом или тот напомаженный фраер в ботинках проломит помост? Кто будет отчитываться перед Вероникой Анатольевной?

Утро юбилейного дня выдалось туманным и хмурым. До обеда моросил нудный осенний дождь, но потом немного развиднелось, и из-за туч даже показалось солнце. К четырем часам стали съезжаться гости, а к пяти в огромной гостиной Дворецкой яблоку негде было упасть. Дамы в вечерних платьях и мужчины в элегантных костюмах заполнили собой весь дом. Повсюду мелькали оголенные женские плечи. В воздухе витали ароматы дорогих духов. Звучала музыка. Слышался смех…

Настя ненадолго задержалась в своей комнате. Она подошла к зеркалу проверить, все ли в порядке с ее туалетом. Вечернее платье бледно-зеленого цвета выглядело замечательно. Смелое декольте немного смущало девушку, но она была вынуждена признать, что ее оголенная шея и соблазнительно приоткрытая грудь смотрятся неплохо. Ей даже стало жаль, что ее не сможет увидеть в этот вечер Логинов. Он бы оценил по достоинству ее красоту и, возможно, отказался бы на время от своих привычных насмешек.

Настя поправила перед зеркалом красивое колье из изумрудов, которое хозяйка одолжила ей на этот вечер. «Я хочу, чтобы ты выглядела роскошно, – заявила она. – Долой жемчуг, и убери подальше эти свои смешные браслеты». Девушка повиновалась и теперь, глядя на свое отражение, признавала правоту Вероники. Зеленые изумруды смотрелись восхитительно. Длинные серьги при каждом повороте головы легонько касались ее щек, и это ощущение ей безумно нравилось. Хотелось кокетничать, смеяться и получать комплименты. Какой же безумец этот Логинов, если пытается лишить Настю манящего окружения роскоши!

Ее взгляд упал на сумочку с лекарствами. Праздник праздником, но от обязанностей Настю никто не освобождал. Придется повсюду таскать за собой эту поклажу. Представив, как нелепо будет выглядеть сумка по соседству с ее роскошным платьем, девушка вздохнула. Привязав к ручке шифоновый шарф и соорудив из него нечто вроде банта, она успокоилась.

Закончив приготовления, она подошла к окну. Уже наступили сумерки, и в саду зажгли фонарики. Конечно, если бы окно ее спальни выходило на другую сторону дома, Настя могла бы увидеть подъезжающие к крыльцу дорогие автомобили; мужчин и женщин, ныряющих под праздничную арку, осыпающую всех прибывших золотым дождем. У нее в комнате было тихо, но даже сюда уже просачивался возбуждающий шум праздника.

Она отворила дверь. Так и есть! Ровный гул множества голосов и обрывки мелодий. Еще секунду она стояла, дрожа в легком платье, прислушиваясь к звукам внизу, затем решительно затворила дверь и медленно пошла к лестнице…

Праздник шел своим чередом. Слышались поздравления, льстивые речи в адрес юбилярши. Сама Дворецкая восседала в кресле, как государыня, принимающая своих подданных. Она была безупречно одета и причесана. Легкая улыбка не сходила с ее губ. Но она наблюдала праздник как бы со стороны, не участвуя в нем. Конечно, она вежливыми кивками благодарила артистов, принимала комплименты и позволяла целовать ей руку. Она даже что-то отвечала, иногда, но весьма к месту шутила, но при всем при этом оставалась безучастной, словно это торжество не касалось ее вовсе.

Изредка из огромной массы приглашенных она выхватывала отдельные лица. Вот ее старшая дочь Элеонора. Эффектная, высокая, статная, держится с достоинством, правда, немного напряжена. За ее руку цепляется супруг, непредставительный мужчина в плохо сидящем костюме. Надо же, когда-то она так настаивала на этом браке! Время внесло свои коррективы. Смешно подумать, что она понадеялась на то, будто из этого ничтожного человека может хоть что-нибудь получиться! Конечно, он не оказался прохвостом, но не зря говорят, что простота иногда хуже воровства. Понадеявшись на честное слово и приятельские отношения, он позволил обвести себя вокруг пальца. Юристы его компаньона так «обстряпали» все формальности, что бедняге ничего не оставалось, как с горечью восклицать: «Вот какова, оказывается, цена дружбы!» Скучный и лысый, он плохо смотрелся рядом с дочерью, и у Дворецкой, впервые за долгое время, шевельнулось что-то вроде сожаления по поводу того, что судьбу Элеоноры можно было устроить удачнее.

Рядом с супружеской парой вертелась какая-то длинная и тощая девица. Она бесцеремонно хватала Элеонору за руку и беспрестанно что-то нашептывала ей на ухо. Встретившись взглядом с Дворецкой, она послала ей широкую улыбку. Веронику передернуло. Девица выглядела отвратительно, и Дворецкая силилась вспомнить, где она уже видела это лицо. Ее память услужливо предоставила картинку дождливого осеннего вечера и странную встречу у ворот особняка.

– Надо бы пригласить знакомую в дом, – сказала она тогда дочери, опустив стекло автомобиля.

– Спасибочко, – молвила девица. – Но как-нибудь в другой раз. Мы с Элей теперь будем часто видеться.

А теперь эта особа с жуткими рыжими волосами и ярким макияжем присутствует у нее на празднике как гостья. Странная история. Надо бы в ней разобраться…

А вот Антонина со своим спутником. По случаю празднования своего юбилея Дворецкая решила сменить гнев на милость. Она не только вручила приглашение своей средней дочери, но и позволила взять с собой этого хлыща, о котором ей так много известно. Теперь у нее есть блестящая возможность понаблюдать за ними на празднике. Ничего не скажешь, парень хорош! Высокий, голубоглазый, мальчик с рекламной картинки. Как его зовут? Кажется, Марк. Что, вполне подходящее имя для убийцы. Но Антонина счастлива, держит кавалера под руку и внимательно следит, чтобы тарелка у него не была пустой. Удивительно, но, когда ее дочь улыбается, ее можно назвать даже симпатичной. У нее, оказывается, довольно ровные зубы и милая ямочка на правой щеке. Странное открытие, ведь Дворецкая всегда считала ее дурнушкой. А может, все гораздо проще? Антонина никогда не улыбалась ей. Возможно, Веронике не стоило быть с ней такой суровой…

Ну а вон там, в самом углу, ее сын Владислав. Он проворно наполняет тарелку разными вкусностями и обшаривает глазами стол. Вдруг у соседа еда вкуснее. Мальчик совсем не следит за фигурой. Брюшко распирает пиджак. Ему уже скоро тридцать лет, а рядом с ним нет даже плохонькой спутницы. На его месте Дворецкая не насыщала бы сейчас желудок, а внимательно приглядывалась к гостям. Многих ее знакомых сейчас сопровождали взрослые и симпатичные дочери. Пора бы найти мальчику пару…

А вот и Анастасия. Выглядит бесподобно. Именно так, как должна была бы выглядеть ее дочь, будущая наследница огромного состояния. Красивая, с великолепными манерами и умением держаться на людях. Недаром ее провожают восхищенные взгляды мужчин и завистливые – женщин. Кстати, кто это к ней направляется? Рослый, с модной стрижкой. Да это же Логинов! Удивительно, как ему удалось прорваться через многочисленную охрану. Он-то уж точно не получал приглашения. Умение лавировать и находить выход в любой ситуации – вот за что она ценила Олега Валентиновича. Но сейчас он стал для нее препятствием, которое она легко убрала со своего пути. Но Логинов, как видно, так просто не сдается. Ну что же, посмотрим, чья возьмет! Если пойдет все так, как задумала Вероника, он уже не сможет повлиять на ее планы. А сейчас она может напоследок понаблюдать за голубками. Она даже не станет вызывать охрану. Пусть идет все как идет. Конец истории уже близок…

– Ты что здесь делаешь? – прошептала Настя, увидев рядом знакомое лицо.

– Пришел поздравить юбиляршу и пожелать ей долгих лет, – хмыкнул он. – Неужели это запрещено?

– Ты с ума сошел! Если тебя заметит Вероника, будет скандал. И первая под удар попаду я, – заволновалась она.

– А может, я этого и добиваюсь. Помнишь, ты обещала мне подумать над моим предложением и что-то тогда говорила про юбилей?

– Да, но не сегодня же решать мне подобные вопросы?

– А почему бы и нет?

– Олег, мне это не нравится. Нас заметят.

– Хорошо, давай отойдем в сторонку. Где у вас тут положено прогуливаться гостям?

– Ступай в зимний сад. Я подойду чуть позже. Нас не должны видеть вдвоем. Пройдешь через холл и стеклянный переход. Все ясно?

– Да, если только я не заблужусь в трех пальмах…

В зимнем саду были накрыты столики, и гости, нуждающиеся в тишине и покое, могли уединиться здесь.

Настя обошла весь сад, прежде чем отыскала Логинова. Он стоял возле грота, любуясь рыбками, плавающими в искусственном водоеме. В одной руке он держал бокал с шампанским и, по всей видимости, не испытывал никаких неудобств от своего положения незваного гостя в чужом доме.

– Красота! – сказал он Насте. – Теперь понятно твое нежелание покидать это райское место.

– Скажи, зачем ты пришел? – спросила она.

– Увидеть тебя, – он пригубил шампанское. – Роскошно выглядишь!

Его глаза скользнули в вырез ее платья. Анастасия порозовела от смущения. Во всяком случае, одно ее желание сбылось. Он увидел ее не в классическом костюме и не в джинсах, а в вечернем платье с потрясающими украшениями.

– Опять с тобой эта сумка, – произнес он, трогая рукой шифоновый шарф. – Скорая помощь госпожи Дворецкой?

– Олег, ты снова за старое? – сказала она с укоризной. – Ведь ты мне обещал не обсуждать со мной эту тему. Кроме того, здесь повсюду установлены камеры. Нас могут заметить.

Он поставил бокал на выступ искусственной скалы и обхватил Настю за талию.

– Бежим отсюда, – попросил он тихо. – У меня, конечно, не такой рай, но тоже неплохо. А в ванной есть джакузи. Это заменит тебе бассейн. Есть и аквариум с рыбками. Тебе понравится.

– Олег, это невозможно. Пойми меня и не обижайся. Быть может, я скоро приму решение. Но пока я к этому не готова. Ну, что это за детские выходки? Сбежать с юбилея! Ты сошел с ума.

– Я действительно сошел с ума, – признался он и коснулся ее губ своими губами. Настя не отвергла его, и они слились в долгом поцелуе. – Довольно, – хрипло сказал он, освободившись от ее объятий. – Я, должно быть, хочу слишком многого. Но я готов и подождать.

– Спасибо, – она улыбнулась одними губами.

– Беги, да не забудь эту свою смешную сумку, – сказал Олег на прощание.

Она кивнула ему и, послав воздушный поцелуй, скрылась в чаще тропических деревьев. Подол ее летящего платья мелькнул где-то далеко впереди. Он вдохнул напоследок запах ее духов и неспешно направился к выходу…

– Ой, ну до чего же здесь красиво! – вздыхала Танюша, рассматривая праздничное убранство дома. – Честное слово, просто дворец. Не отказалась бы я провести тут недельку.

– Ты не одинока в своем желании, – усмехнулся Петр Алексеевич. – Многие из приглашенных гостей с удовольствием остались бы здесь навсегда.

– Но не у всех есть для этого возможности, верно? – Танюша толкнула в бок Элеонору.

– О чем вы говорили? – рассеянно спросила она.

– О том, что мне нужны деньги! – зашептала ей на ухо дочка. – Черта с два я теперь откажусь от всего этого. Ты слышишь меня, мамуля?

– Да, конечно. Я думаю над этим, – ответила Элеонора.

«Если бы все пошло, как мне нужно, я бы разом убила двух зайцев, – подумала она с неожиданной для нее самой злостью. – Я бы избавилась от маменьки, а заодно и от дочки».

– Дорогая, я вовсе не голоден, – смеялся Марк, отказываясь от очередной порции. – Гляди, я скоро лопну!

Антонина смотрела на своего избранника влюбленными глазами и просто млела от счастья.

– Давай лучше улучим момент и поговорим с твоей матерью, – сказал вдруг Марк, и улыбка, как по мановению злого волшебника, слетела с губ женщины. Она испугалась.

– Что ты, не вздумай! Ты все испортишь.

– А я думал, сегодня как раз подходящий момент, – разочарованно протянул он. – Твоя мать в прекрасном настроении. Спорим, она не станет нам препятствовать!

– Здесь наскоком не возьмешь, – внушала ему Антонина. – Моя мать и так сделала нам одолжение, пригласив на свой юбилей. Возможно, она уже смирилась с моим выбором. Давай еще немного подождем.

«Стану я ждать! – с обидой подумал Марк. – Хотя, быть может, Тоня права. Когда богатство само плывет в твои руки, надо быть полным дураком, чтобы от него отказываться».

Влад пожирал уже третью порцию омаров, когда к нему подошел плотный мужчина в пиджаке, который едва не лопался на его тугих мышцах.

– Кушаешь, сынок? – спросил он ласково.

Влад оторвался от еды, взглянул на мужчину и оторопел.

– Что вы здесь делаете? – просипел он.

– Разве ты забыл? Мы хорошие друзья с твоей матерью.

Дворецкий поставил тарелку на стол. У него пропал аппетит.

– Ты когда вернешь деньги? Я думал, ты понял те инструкции, которые тебе передали мои братья, – проговорил гость, поглаживая палец с массивным перстнем.

– Да-да, – заторопился Влад. – Не стоит беспокоиться, я уже работаю над этим.

– Ну так работай быстрее, – проговорил мужчина. – Ты же не хочешь огорчить маму и отправиться на корм рыбам? Всего хорошего, сынок. И помни, это наше последнее предупреждение.

«Нужно достать деньги, – думал Влад. – Может, сегодня, когда вокруг такая суета? Если повезет, то никто меня и не заподозрит».

Оркестр играл все новые и новые мелодии. Пары, вальсируя, плыли по кругу. Поравнявшись с креслом Дворецкой, танцоры посылали вежливые улыбки юбилярше и с чувством выполненного долга завершали круг. И так снова и снова. Казалось, танцам не будет конца. Вероника смотрела на веселящихся гостей, как прохожий смотрит на крутящуюся карусель. Взгляды, улыбки, нежные объятия – и все мимо, круг за кругом! Мелькали одни и те же лица, одни и те же платья, вновь и вновь, до головокружения.

Официанты разносили мороженое и десерты. Гости, предпочитавшие танцам плотские удовольствия, могли отвести душу за столом, где среди пышного великолепия роз были расставлены блюда со всевозможными сладостями. Здесь был огромный многослойный торт, украшенный взбитыми сливками и фруктами; великолепные, тающие во рту пирожные, воздушные безе, эклеры с разной начинкой; ягодные желе в хрустальных розетках с золочеными ложечками – словом, все то, что так радует глаз и доставляет удовольствие желудку.

Часы в гостиной пробили одиннадцать раз. Наступило время фейерверка. Гости высыпали на террасу и смотрели, как взлетают и падают ракеты. Небо пылало всеми цветами радуги, освещая лица людей. Отблески багряного дождя отражались и множились в стеклах особняка, создавая впечатление сказочности происходящего.

Обслуга также покинула свои места и присоединилась к гостям. Группки людей осадили лужайки и громкими возгласами встречали каждый новый залп. Дворецкая, стоя у окна, смотрела на салют в свою честь. Когда погасла последняя ракета и в глубине сада запылали огромные буквы «С днем рождения!», публика разразилась аплодисментами. Вероника снисходительно улыбнулась краешками губ, так взрослый обычно принимает непосредственную радость детей. Она с облегчением вернулась на свое место в гостиную и подала знак оркестру. Наступил спад веселья, и гости понемногу начали расходиться.

Возле Вероники выстроилась целая очередь. Вежливые улыбки, пожатия рук, слова благодарности и неизбежное прощание.

– Благодарим за чудесный вечер.

– Спасибо.

– Давненько мы так не веселились.

– Спасибо, что пришли.

– Еще раз наши поздравления. Праздник удался на славу.

– Благодарю.

И так далее. Одна и та же вежливая, чуть отстраненная улыбка. Одни и те же слова для всех.

Дворецкая устала. Веселье всегда утомляло ее…

К полуночи в гостиной остались только самые близкие: дети Дворецкой со своими спутниками, Пирогов и Анастасия.

Люди из оркестра уже уехали, приглашенные официанты разошлись по домам. В доме стало привычно тихо и немного грустно, как обычно бывает после большого нашествия гостей. Длинные столы уже не ломились от обилия закусок, а белели свежими скатертями, на которых в огромных вазах были расставлены принесенные гостями букеты. Подарки в больших и малых коробках, перевязанных лентами, были предусмотрительно убраны в одну из дальних комнат, чтобы хозяйка, когда у нее возникнет желание, могла в одиночестве рассмотреть подношения близких и друзей.

Из прислуги остались только кухарка и горничная, которые, используя затишье после бала как короткий отдых, пытались наверстать упущенное. Сидя за сервировочным столиком в углу огромного зала, они лакомились остатками изысканных кушаний и тихонько переговаривались между собой.

Члены семьи расположились на мягких креслах и диванах. Они все чувствовали себя немного скованно, так как впервые собрались в таком расширенном составе. Муж Элеоноры, конечно, здесь не был новичком, но и к числу частых посетителей особняка Дворецкой его отнести тоже было нельзя. Он сидел на самом краешке дивана, подвернув ноги так, словно хотел спрятать свои немодные ботинки подальше от глаз окружающих. Мужчина преимущественно молчал, предоставляя возможность жене высказываться за них двоих.

Марк отнюдь не выглядел смущенным. С самоуверенностью молодого щеголя он поглядывал на родственников невесты и ослепительно улыбался. Неловко чувствовала себя как раз Антонина. Ощущая на своей талии теплую руку любимого человека, она краснела, как школьница. В душе она молила бога, чтобы мать или старшая сестра не выкинули какую-нибудь одну из своих оскорбительных шуток. За брата она была более или менее спокойна. Несмотря на то что Владислав не отличался тонкой душевной организацией и мог сморозить любую непристойность, делал он это не со зла, а просто по глупости. Обижаться на него было все равно, что обижаться на непосредственность ребенка. Тоня надеялась, что скоро все закончится, и они смогут остаться с Марком вдвоем.

Разговор, перемежаемый резиновыми улыбками, еле тлел. Говорили обо всем и ни о чем конкретно. Делились впечатлениями, соглашаясь с тем, что вечер прошел на высоком уровне. Вспоминали общих знакомых и тихонько шутили на их счет. Каждый поглядывал на часы, ожидая, когда истечет положенный час и можно будет, сославшись на усталость, подняться к себе.

Вероника очнулась первой.

– Благодарю вас, – сказала она, поднимаясь. – Я рада, что вы пришли и поддержали меня в день моего семидесятилетия. Вы видите, я стала совсем взрослой…

Она усмехнулась, и близкие натянуто заулыбались ей в ответ.

– Я благодарю вас каждого в отдельности. Спасибо Элеоноре, моей дочери, и Петру Алексеевичу. Живите дружно, а если не получается, плюньте на условности и стройте свою жизнь отдельно. Не стоит семейными дрязгами и унылым бытом гробить драгоценные годы, которых в запасе у человека не так много…

Элеонора во все глаза уставилась на мать, не понимая, шутит она или говорит серьезно. Петр Алексеевич заерзал на месте и обеспокоенно взглянул на жену. Должно быть, он опасался, что, получив разрешение маменьки, она немедленно, не сходя с места, бросит его.

Дворецкая взглянула на среднюю дочь. Антонина покраснела и инстинктивно сделала движение, пытаясь освободиться из объятий жениха. Но Марк не разжал руки, а еще плотнее обхватил ее, словно бросая Веронике вызов.

– Я не слишком тебя баловала, Тоня, – заговорила старая женщина. – Я заставляла себя быть жесткой, поскольку считала, что это сделает тебя сильной. Но я ошиблась… Если бы ты была любима в детстве, то теперь ты смогла бы отличить подлинную любовь от лживой. Но, что было, то прошло. Думай сама, дочка. Довольно ли тебе яркой обертки или ты хочешь получить еще и начинку? Я всегда тебя призывала думать рассудком, а теперь говорю – думай сердцем. Как оно скажет – так тому и быть.

– Значит ли это… – начал было Марк, но Антонина остановила его, стиснув ему руку так сильно, что от неожиданности он даже крякнул.

– А теперь ты, мой сын, – перешла Дворецкая к Владу, который, запихнув за щеку конфету, дурашливо улыбался. – Не старайся быть глупее, чем ты есть на самом деле. Пошевели немного мозгами. Вспомни, сколько тебе лет, и перестань быть ребенком. Хотелось бы много сказать тебе про учебу и работу, только боюсь, что мои слова улетят в пустоту. Не получится заняться делом, так хоть женись. Поверь мне, вокруг столько одиноких и глупых женщин, желающих поклоняться любому идолу в брюках, что они с удовольствием тебе заменят мать и сиделку в одном лице.

Она обвела глазами собравшихся и кивнула Пирогову:

– Спокойной ночи, мой друг. Я слишком устала. Не обижайтесь на меня, если что-то в моем отношении и показалось вам неприятным.

– Да бог с вами, голубушка! – всплеснул руками доктор. – Как я могу держать на вас зло?

– Довольно, довольно! – прервала его Дворецкая слабой улыбкой. – Пойду я, пожалуй. Анастасия, занеси-ка мне снотворное. Сдается мне, что после этой встряски я не скоро засну.

Она двинулась к лестнице, встав на первую ступеньку, обернулась еще раз.

– Выпейте за меня еще по бокалу вина и можете расходиться.

Кивнув, она по-королевски высоко подняла голову и пошла наверх. Хлопнула дверь…

– Вам не показалось, что мама вела себя немного странно? – спросила Тоня. – Все это так на нее не похоже.

– Да уж! – фыркнул Влад. – Нечасто маменька жалует нас своим вниманием. А тут… Кстати, насчет женитьбы старуха права. Как это я раньше не догадался?

– Эх вы! Это просто нервы. Шутка ли сказать – семидесятилетний рубеж! От этого у кого угодно снесет крышу, – молвила Элеонора.

Петр Алексеевич согласно засопел. Заключительная речь Дворецкой произвела на него не самое благоприятное впечатление. Вероника явно дала понять, что отказывается быть оплотом их непрочного семейного очага.

– Ну, так как насчет вина? – вспомнил вдруг наставление маменьки Владислав. – Мари, гони-ка сюда непочатую бутылку и бокалы.

Горничная, оторвалась не без сожаления от куриного заливного и поплелась на кухню. Вскоре она вышла оттуда с подносом.

– Давай сюда, – взял на себя роль хозяина Дворецкий– младший. Он занялся бутылкой, Пирогов тем временем дал каждому по бокалу.

– Постойте-ка, – вспомнил вдруг Марк. – А как же эта… личный секретарь? Может, стоит ее подождать?

– Зачем? – спросила Тоня. В ее взгляде читалась ревность.

– Ну, для порядка, – пробормотал молодой человек.

– У нее есть дела и поважнее, – отрезала Элеонора, провожая Настю недобрым взглядом. Девушка как раз поднималась по лестнице с бутылкой воды в руках и неизменной сумкой с лекарствами.

– Обойдемся и без нее! – негромко произнес Влад.

Доктор отказался от комментариев. Он выглядел утомленным и каким-то нервозным. Должно быть, празднование юбилея Дворецкой далось ему нелегко.

– За что будем пить? – спросил Петр Алексеевич.

– Вообще на юбилее обычно пьют за здоровье виновника торжества, – насмешливо заметила Элеонора. – Или у тебя какие-то другие предложения?

– Что ты! – испугался муж и поднял бокал. – За здоровье Вероники Анатольевны!

– За здоровье Вероники! – подхватили нестройные голоса.

«Оно ей больше не понадобится», – подумал один из них, пригубив бокал. Красное вино казалось горьким.

В эту минуту наверху хлопнула дверь, и на площадку второго этажа выбежала взволнованная Настя. Ее лицо казалось неестественно белым. Она сжала руками перила.

– Там… – Ее голос прервался от волнения. – На помощь!

Оцепенение длилось секунды. Бокалы оказались на столе, а встревоженные люди кинулись наверх.

«Итак, все-таки это свершилось!» – вертелась в мозгу назойливая мысль, и даже шум поспешных шагов не мог заглушить лихорадочное биение одного сердца…

Дверь в спальню Вероники распахнулась, пропуская в комнату целую толпу людей. У порога все в нерешительности остановились. В святая святых, в опочивальню Дворецкой, до сих пор допускались только самые доверенные лица: старый доктор и Настя. Конечно, горничная была не в счет. Дети же Дворецкой уже и не помнили, как выглядит спальня матери. В их семье не были приняты поцелуи на ночь и долгие задушевные беседы на сон грядущий, когда, пользуясь темнотой и близостью мамы, можно было рассказать все, что угодно, поделиться сокровенным, спросить совета. И поэтому теперь, попав на запретную территорию, дети жались к двери, словно ожидая услышать гневный окрик Вероники.

Но сама хозяйка комнаты вряд ли могла выразить свое недовольство. Она лежала на ковре, скрючившись, уставившись в потолок стеклянным, бессмысленным взглядом. Дворецкая успела надеть ночную рубашку, и теперь ее босые ноги с безупречным педикюром выглядывали из-под расшитого кружевами подола.

– Вероника, голубушка, – бросился к ней Пирогов. Он встал рядом с телом на колени, потянулся руками к ее лицу, но потом отшатнулся, словно разглядел в знакомых чертах что-то страшное.

– Что происходит? – истерично выкрикнула Тоня. Она нашла рядом руку Марка и вцепилась в нее, ища поддержки.

– Успокойся, дорогая, – произнес мягкий голос над ее ухом. – Должно быть, это обычный обморок.

– Тише вы! – крикнул Иван Васильевич. Он пощупал пульс женщины, наклонился ухом к ее груди. В конце концов он зачем-то обнюхал ее губы.

– Что с ней? – спросила наконец Настя. Она находилась рядом с туалетным столиком, на котором стояли стакан воды и откупоренная бутылка. Здесь же, на полу рядом с пуфом, лежала злосчастная сумка, часть лекарств из которой в беспорядке высыпалась на ковер.

Пирогов сложил руки Вероники на ее груди, аккуратно закрыл глаза, а потом уж поднялся с колен. Он подошел вплотную к Насте, посмотрел на нее внимательно сверху вниз, а потом громко и отчетливо произнес:

– Это вы убили ее!

– Он так и сказал: «Вы убили ее!» – рассказывала Настя, громко всхлипывая. Она сидела на стуле в кухне Логинова и сотый раз за всю эту беспокойную ночь пересказывала одну и ту же историю. Рядом стоял нетронутый черный чай…

Память была немилосердна к Анастасии. Она не потеряла сознания после страшных в своей прямоте слов старого доктора. Она продолжала стоять, судорожно цепляясь за туалетный столик.

События безумной ночи отпечатались в ее мозгу цепочкой ярких кадров.

Кадр первый. Спальня Дворецкой, и она стоит одинокая и беззащитная перед толпой с искаженными ненавистью лицами.

– Она ее отравила, – слышится голос Антонины.

– Встаньте-ка у двери, – деловито распоряжается Элеонора. – А ты, Марк, подойди к окну. Не хватало еще, чтобы она смылась отсюда до приезда милиции.

Но Настя и не думает бежать. Она стоит оглушенная и обездвиженная, время от времени хватая ртом воздух…

Картинка вторая. Та же спальня, но заполненная какими-то чрезвычайно занятыми людьми. Они ходят по изысканному ковру в грязных ботинках, бесцеремонно хватают руками вещи Вероники.

Настя хочет сделать им замечание, но у нее почему-то не хватает для этого сил. Она видит, как Дворецкую, уложив на носилки, покрывают сдернутой с кровати шелковой простыней.

– Товарищ начальник! – долетает до ее ушей голос Элеоноры. – Арестуйте эту девицу немедленно. Все мы можем подтвердить, что именно она дала нашей матери яд.

– Успокойтесь, гражданочка, – отвечает ей человек в сером пальто, который что-то пишет на каких-то официальных бланках. – От чего умерла ваша мать, покажет вскрытие. Вполне вероятно, что причиной смерти оказался банальный сердечный приступ. Арестовать мы всегда успеем…

Кадр третий. Настя в неуютном холодном кабинете, где в окна брезжит белесый осенний рассвет. Ей разрешают позвонить.

– Олег, приезжай, забери меня, – говорит она, глотая слезы.

Мужчина в пальто смотрит на нее внимательно.

– Пока мы не будем предпринимать никаких мер, хотя, как вы понимаете, основания для вашего задержания у меня имеются. Дождемся официального заключения медиков. Но на вашем месте я не стал бы делать глупости…

Кадр четвертый. Холостяцкая кухня Логинова и остывший чай…

Настя не знала, сколько прошло времени: ночь или целая неделя. Часы слились для нее в одну бесконечную ленту времени. Она вздрагивала от любого шороха на лестничной клетке, ожидая, что вот-вот раздастся звонок в дверь и квартира наполнится чужими голосами и шарканьем тяжелых мужских ботинок.

Она лежала на широкой кровати, укрытая теплым пледом, и дрожала, как от сильного озноба. Она закрывала глаза и снова видела искаженное судорогой мертвое лицо Дворецкой. Она вскрикивала от ужаса и садилась в кровати. Рядом, конечно, был Олег. Но и он был бессилен перед всемогущим призраком смерти.

Спустя месяцы, оглядываясь назад на эти далекие, заполненные страхом дни, Настя вспоминала лишь отдельные штрихи: совместные завтраки, какие-то разговоры, тема которых не менялась, бесцельное сидение перед телевизором. Она отказывалась выходить на улицу, отказывалась есть и спать, потому что по ночам ее мучили кошмары. Она подолгу могла смотреть в окно, рассматривая подъезжающие к подъезду машины. В любом человеке с папкой под мышкой ей мерещился следователь. Она доводила себя до умоисступления.

Но кошмар все-таки отступил, и ужасные видения рассеялись, не выдержав внезапно вспыхнувшей страсти. Все случилось неожиданно для Насти, и поначалу она посчитала поведение Логинова бестактным. Он устал подавать ей чистые носовые платки и осушать слезы, устал варить кофе и развлекать ее веселыми историями. Плоть требовала совсем иного. Девушка и сама не заметила, как отдалась ему. Обхватив руками его сильное мускулистое тело, она старалась сосредоточиться лишь на важности момента. Ей это удалось, и страшные видения сразу же потеряли свои краски и попрятались куда-то в дальние тайники сознания. Она видела теперь лишь его лицо, слышала его дыхание и понимала, что ради этих бесценных минут готова отдать все на свете.

Логинов, вероятно, помимо всей прочей лирической подоплеки их новых отношений, был неплохим психологом и понимал, что сильное потрясение можно вытравить из памяти только другим сильным эмоциональным событием. В этом смысле их близость стала хорошей терапией для Насти. Она заметно окрепла и повеселела.

– Ну, скажи, кто тебе вбил в голову, что Дворецкую отравили? – недоумевал Олег. – Свихнувшийся от маразма доктор или ее паршивые дети? Да они ненавидели тебя с первого момента появления в доме. Что ты от них ожидала?

Настя кивала головой. Во всем, что говорил Логинов, был смысл.

– Вот увидишь, старушка просто не выдержала. Сердечный приступ, инсульт, что там еще бывает в таком возрасте? Все образуется.

Она улыбнулась. Конечно, Олег прав. Все будет хорошо.

Он притянул ее к себе. Она и не думала сопротивляться. Их губы нашли друг друга, руки переплелись.

Внезапно раздался резкий и отрывистый звонок в дверь. Настя вздрогнула и освободилась из объятий Логинова. В ее глаза опять вернулся ужас…

– Не открывай, – попросила она, еле шевеля губами.

– Настя, ну это же смешно, – сказал Логинов, поднимаясь. – Мы не можем все время жить взаперти. Увидишь, этот визит не будет иметь к тебе никакого отношения.

Он подошел к двери и распахнул ее. На пороге стоял незнакомый мужчина в костюме и галстуке. В руках он держал портфель.

– Родионов Николай Иванович, – представился он. – Мне сказали, что здесь я могу найти госпожу Дроздову.

Настя помертвела от страха. Похоже, ее самые мрачные прогнозы начали сбываться. Логинов же остался спокоен. Он не потерял головы и сохранил способность рассуждать. Во-первых, нежданный гость пришел один, а это был хороший знак. Во-вторых, в своей жизни Олег не встречал следователей, обращающихся к людям на старомодный манер. «Господин подозреваемый», «госпожа отравительница» – это слова не из лексикона сыщика.

– Я – нотариус, – пояснил мужчина, чем вызвал вздох облегчения у Насти. Логинов же, наоборот, оказался в замешательстве. – Могу я присесть? – спросил Родионов, обшаривая взглядом небольшую прихожую.

– Пройдите в комнату, – предложил Олег.

Мужчина снял туфли и, оказавшись в носках перед молодыми людьми, сразу же стал ниже ростом и потерял свою официальность. Обыкновенный гость, который приходит в чужой дом попить чаю. Но, вероятно, у нотариуса были дела поважнее, поскольку пухлый портфель он захватил с собой, а не оставил на полочке в прихожей.

Расположившись за журнальным столиком, он вынул папку с какими-то бумагами, пробежал их глазами. При этом он смешно шевелил губами и округлял глаза, словно сам удивлялся тому, что написано.

– Ну, так какими судьбами? – поторопил его вопросом Логинов. – Сказать по правде, мы не ждали никаких нотариусов и слабо представляем цель вашего визита.

– А я пришел не к вам, – напомнил Родионов, оторвав глаза от бумаг. – Меня интересует Анастасия Евгеньевна.

– Вот так совпадение! – не удержался от ерничанья Логинов. – Она меня тоже интересует.

– Олег! – остановила его Настя. – Должно быть, у Николая Ивановича ко мне какое-то дело.

– Совершенно верно, сударыня, – подтвердил Родионов. – Дело и, между прочим, очень серьезное. Вам кое-что причитается после смерти Дворецкой.

– О! – ухмыльнулся Логинов. – Старушка тебе оставила парочку пыльных сувениров и альбом с детскими фотографиями. Прими поздравления.

Нотариус взглянул на молодого человека, потом на Настю.

– Я не совсем уверен, могу ли я говорить с вами в присутствии этого господина, – проговорил он. – Быть может, вы лучше подойдете в мою контору для детального разговора. Я оставлю адрес.

– Нет-нет, – успокоила его девушка. – Этот молодой мужчина… он – мой жених. Поэтому можете доверять ему и не стесняться.

Логинов был приятно удивлен заявлением Насти, но посторонний мужчина на его собственной территории вызывал в нем раздражение.

– Боже мой, какие предосторожности! – съязвил он. – А речь идет о каком-нибудь никчемном подарке: хрустальной вазе или электрическом чайнике.

– Нет, – остановил его Николай Иванович. На его постном лице не мелькнуло и тени улыбки. – Вероника Анатольевна оставила Дроздовой все свое состояние.

Повисло долгое молчание. Нелепость заявления нотариуса была очевидна, но Настя не могла взять в толк, почему он шутит таким странным образом. Или у него своеобразное чувство юмора? Пройдет минута, и он наконец разразится смехом и сообщит, что Логинов вообще-то прав и ее дожидается оставленная на память картина или сборник поэзии. Но шло время, а Родионов и не думал брать свои слова обратно.

Понимая, что шутка несколько затянулась, первым не выдержал Логинов.

– Ну, довольно, – произнес он весьма недружелюбным тоном. – Моя невеста совсем недавно пережила сильное нервное потрясение. В связи с этим она еще не в состоянии оценить ваш юмор. Однако я замечу, ваш розыгрыш неуместен, и у меня есть сильное желание выставить вас вон.

Ни один мускул не дернулся на лице Родионова.

– Это не розыгрыш, – проговорил он. – Хотя, признаться, когда я впервые услышал распоряжение Вероники, я решил, что она лишилась рассудка. Но ее последняя воля зафиксирована в соответствии с законом, и никаких препятствий в получении наследства у вашей невесты возникнуть не должно…

– Подождите, – остановила его Настя. – Но это невозможно. Состояние Дворецкой оценивается в астрономическую сумму.

– Совершенно верно, – бесстрастно произнес нотариус. – Сто миллионов долларов.

– Сто миллионов?! – вскрикнул Олег и осип. Он попробовал продолжить, но почувствовал в горле неприятное царапанье.

– Постойте, а как же дети Дворецкой? – опомнилась девушка.

– О них в завещании ничего не сказано, – коротко ответил Родионов. Комментарии показались ему излишними.

Настя ничего не понимала, просто переводила глаза с нотариуса на Логинова и молчала.

– Ну, вы хоть скажете что-нибудь? – поинтересовался Родионов.

Девушка покачала головой.

– Я не могу принять эти деньги. Их слишком много.

– Вы можете отказаться от наследства, – будничным голосом сообщил нотариус.

– Эй, да вы что? – возмутился Логинов, к которому наконец вернулся голос. – Приходите, вываливаете на голову сногсшибательное известие и тут же требуете немедленного ответа?

– Я ничего не требую. Я просто разъясняю закон, – начал оправдываться нотариус.

– Сами не дураки. Разберемся.

– Как хотите, – пожал плечами Николай Иванович. – Моя задача – поставить госпожу Дроздову в известность, а дальше пусть делает с наследством все, что посчитает нужным: принимает или отказывается от него, жертвует в фонд защиты бездомных животных или раздает нищим.

Он поднялся, взял в руки портфель.

– Разрешите откланяться, – сказал он и направился к выходу. У порога он остановился и еще раз взглянул на Настю. – Последний и абсолютно неюридический вопрос: что вы чувствуете сейчас?

– Я?! – удивилась Настя. – По-всему, я должна быть рада. Но я не могу сказать ничего определенного. Я ничего не чувствую. Я просто сильно удивлена.

«Удивлена! – хмыкнул про себя нотариус. – Да у тебя челюсть должна была отвалиться от такого известия. Интересно, что насчет всего этого скажет Элеонора?»

– Этого не может быть! – визжала Элеонора, вымещая свою злобу на диванной подушке. Она яростно молотила по ней руками и в этот момент была похожа на ведьму. Красная, возбужденная, с рыжими всклокоченными волосами, она жаждала крови и готова была порвать на куски любого, кто вздумает сказать ей хоть слово поперек.

Петр Алексеевич, чувствуя настроение жены, поспешил укрыться в кухне, где, усевшись в уголок, пережидал, когда стихнет буря.

– Старая дура! Идиотка! – орала Элеонора. – Это же надо было такое придумать. А я еще слезу пустила на похоронах. Знать бы, так вообще бы туда не поперлась!

К чувству охватившего ее негодования примешивалось другое, совсем непохожее на него, но приятное ощущение свободы. Теперь она могла говорить о своей матери все, что угодно, не опасаясь быть услышанной недоброжелателем или быть застигнутой врасплох.

– Так что же это получается? – вопрошала она. – Я теперь нищая, так, что ли?

По всей видимости, нотариус Родионов, скромно сидящий на краешке видавшего виды дивана, должен был ответить ей что-нибудь утешительное. Но у того, как назло, язык присох к гортани. Он испытывал благоговейный страх перед необузданной яростью этой женщины, как некогда чувствовал нечто подобное перед ее матерью, великолепной Вероникой Дворецкой.

Внезапно Элеонора, как дикая кошка, метавшаяся в своей десятиметровой типовой клетке, остановилась. Ее взгляд уперся в маленького человечка, а глаза метнули недобрый огонь. Она поняла, на ком можно сорвать свой гнев.

– Постой-ка, – молвила она с искаженной улыбкой на лице. – Ты, кажется, обещал меня предупредить, если старуха вдруг перепишет завещание?

– Я ничего не обещал. Это незаконно, – проблеял нотариус, вжимаясь в диванную спинку. – Я говорил о нотариальной тайне!

– Я тебе покажу тайну, – с угрозой произнесла Элеонора, приближаясь. – Только сейчас я не буду валяться с тобой голая в постели, а просто расколю твою голову об стену, как орех.

Что-то в ее взгляде подсказывало нотариусу, что она может выполнить свое обещание. Он вооружился растерзанной диванной подушкой и, прикрывшись ею как щитом, решился на последний аргумент:

– Даже если бы я рассказал тебе о решении Вероники, разве это могло хоть что-нибудь изменить?

– Это бы все изменило! – взревела она. – Я просто бы придушила эту стерву собственными руками, будь она неладна.

– Помилуй, Элли, – высунул нос из кухни супруг. – Что ты говоришь? Нотариус может подумать…

– Да чихать мне на то, что он подумает! Я убила бы ее, отравила, задушила, зарезала…

– Но завещание так и осталось бы завещанием, – напомнил ей белый от страха Родионов.

– А-а!!! – вырвался у нее вопль отчаяния. – Я разорена, убита, уничтожена! Неужели теперь ничего нельзя поделать?

– Может, все еще поправимо, – тихо проговорил нотариус.

– А-а-а, да хоть ты не говори ерунды! – стонала Дворецкая, раскачиваясь из стороны в сторону, словно ее беспокоил больной зуб.

– Может, это и не ерунда, – обиделся Николай Иванович. – Во всяком случае, эта ваша крошка Настенька выглядит в ситуации с наследством не самым безобидным образом.

– Это ты о чем? – осушила слезы Элеонора.

– О том, что ее можно рассматривать как возможную виновницу гибели Вероники, – заявил он со знанием дела. – Обстоятельства смерти Дворецкой выглядят теперь более чем сомнительно. Посуди сама. Дроздова дала ей лекарство. Тут же последовала смерть. Следователь не арестовал девицу, хотя основания к этому у него имелись. Недоставало главного – мотива. Зачем было секретарю убивать свою начальницу? Какая ей от этого корысть?

Элеонора наконец, поняла, что монолог нотариуса ее очень даже интересует. Родионов говорил дельные вещи. Как она до этого сама не дошла?

А он, успокоенный и окрыленный вниманием слушателей, продолжал излагать свои мысли:

– Ситуация изменилась, и в свете последних событий с завещанием старушки возникает закономерный вопрос в заинтересованности Дроздовой. Если она была посвящена в планы Вероники, то ей оставалось только одно – расправиться со своей благодетельницей до того момента, пока та не передумает и не вернет все на круги своя.

– Ну а мне-то что от этого? – с сомнением в голосе спросила Элеонора. – Я могу получить хоть что-то, помимо морального удовлетворения?

– А ты вспомни, о чем мы с тобой говорили, – подмигнул ей нотариус. – Убийца не может наследовать. Понятно объясняю?

Элеонора кивнула. Родионов был абсолютно прав. Оставалось одно – действовать…

– Что ты думаешь обо всей этой истории с наследством? – спросил Настю Логинов.

– Не могу поверить, – честно призналась она.

– Странно все это, – задумчиво проговорил он. – С чего вдруг Дворецкая решила так расщедриться? Ведь вы были знакомы всего около трех месяцев. Так?

– Примерно так, – подтвердила Настя. – Конечно, Вероника относилась ко мне очень тепло и с самого начала поражала своей щедростью, но новость о том, что она сделала меня своей единственной наследницей, сразила меня наповал.

– Тут есть над чем задуматься. Действительно, Дворецкая с первого дня стала осыпать тебя милостями и подарками.

– К тому же она предоставила мне возможность проживать в своем доме, одела с головы до ног…

– И уволила из-за тебя ряд ценных сотрудников. Имею в виду Корицкого и твоего покорного слугу, – усмехнулся Логинов. – Такое впечатление, что старуху не интересовали твои профессиональные качества. Ей нужна была ты сама, со всеми своими потрохами и недостатками. Мне кажется, даже если бы ты с трудом могла соединять буквы в слова, она все равно перетащила бы тебя в свою компанию.

– Фу, как грубо ты говоришь! – надулась Настя. – Не пытайся представить меня безмозглой дурочкой. Я хорошо знаю себе цену. Может, она рассмотрела во мне перспективного руководителя? Дворецкая часто жаловалась мне, что никто из ее детей не сможет управлять «Жемчужиной» после ее смерти.

– И для этого она отправилась в первую попавшуюся юридическую контору и взяла оттуда первую же попавшуюся молоденькую девчонку? – парировал Логинов. – Вспомни обстоятельства твоего приема на работу, дорогая. Что-то не похоже на то, что госпожа Дворецкая рассматривала какие-либо другие кандидатуры. Тебя это не настораживает?

– Быть может. Но я не вижу ничего дурного в том, что она сделала для меня. Она воплотила в жизнь то, о чем я и не мечтала. Она сделала меня известной, успешной, богатой. Что, разве в этом есть какие-то свои отрицательные стороны?

– Вот это мне и не нравится, – мрачно резюмировал Олег. – Я не вижу в ее поступках логики. И это меня пугает. Даже сейчас, после ее смерти, я не могу сказать, что она не пытается тебе каким-либо способом навредить.

– Навредить? Но что она может сделать теперь?

– Она оставила тебе огромные деньги. Не удивлюсь, если о тебе узнают все телеканалы, а заметки под рубрикой «Курьезы» могут появиться даже за рубежом.

– Значит, я стану знаменитой, – Настя зевнула.

– А нужно ли тебе это? – не унимался Логинов.

– Знаешь, ты становишься занудой.

– Я просто беспокоюсь. Ты мне дорога, и я собираюсь на тебе жениться. Не помнишь? Кстати, это была твоя инициатива. Я тебя за язык не тянул.

– Ух ты! – насмешливо надула губы Настя. – Надеюсь, это не материальный расчет? Учти, я теперь завидная невеста.

– Черт! Теперь все так будут думать. – Он стукнул кулаком по колену. – Не хватало мне еще превратиться в альфонса.

– Ты будешь моим самым любимым альфонсом, – успокоила она, обнимая его за шею. Странно, как она могла раньше без него жить?

– Ну, ладно. – Он встал. – Я не совсем уверен, но мне кажется, такое событие следует отметить. Ты не против, если я сбегаю в магазин? У нас кончились все припасы, госпожа миллионерша, и в ближайшее время нам грозит голодная смерть.

– Ах, как это сладко умереть от голода с сотней миллионов долларов в кармане! – воскликнула Настя.

Он с улыбкой смотрел на нее.

– Будь умницей. Я скоро вернусь…

Логинов ушел, а Настя от нечего делать принялась бродить по его квартире. Жилье ее молодого человека никак нельзя было назвать холостяцкой берлогой. Все здесь было устроено со вкусом, наверняка хозяину не все равно, как выглядит его жилище. Удобная мебель, стильный дизайн, приятные пастельные тона – не это ли нужно современному человеку для того, чтобы, устав от суматохи рабочих будней, возвращаться к себе домой и чувствовать тепло родных стен? Правда, квартире немного не хватало тех маленьких пустячков, которые так любят женщины и что в конечном счете и создает домашний уют: милых безделушек на полках, рамочек с забавными фотографиями, цветов в ярких горшках, пестрых диванных подушек. Но Настя знала, что легко исправит положение и приложит все усилия для того, чтобы их гнездышко стало по-настоящему уютным.

Хотя, если верить Родионову, она имеет теперь полное право переселиться в особняк Дворецкой уже не на правах личного секретаря, а на правах полновластной хозяйки дома. Вот дела! Что она будет делать с такой кучей денег?

Конечно, Настя понимала, что состояние, исчисляемое миллионами долларов, ей никто не выдаст в виде денежных купюр. Сто миллионов – это стоимость особняка Дворецкой, ее машин, ее офисов, производственных помещений и мало ли чего еще. А это значит, что, если она не захочет пустить все имущество с молотка, ей придется взять на себя руководство огромной компанией и уже самой, без оглядки на всемогущую Веронику, разрабатывать стратегию развития «Жемчужины», заключать договоры и осуществлять кадровую политику. Справится ли она? Трудно сказать, но, если с ней рядом останется Логинов, она готова сделать невозможное.

Воображение подкидывало ей заманчивые картинки.

Вот ей вручают ежегодную премию «Человек года». Она в струящемся золотом платье с глубоким вырезом.

– Благодаря вам «Жемчужина» совершила переворот в сфере досуга, – говорит обаятельный телеведущий. – Ваше имя – синоним головокружительного успеха. Скажите, как вам это удалось?

Настя загадочно улыбается и смотрит на мужчину в смокинге, который сидит в первом ряду и посылает ей воздушный поцелуй. У него такая знакомая стрижка…

Или другой вариант.

Море, пальмы. Они плывут на белоснежной яхте к далекому острову. Ветер полощет ее длинные распущенные волосы. У штурвала стоит Олег в капитанской фуражке и шортах…

Раздался звонок. Настя невольно вздрогнула. Ну, конечно, это ее капитан возвратился из ближайшего супермаркета с богатым уловом. Она поспешила к двери.

– Так быстро вернулся?

Улыбка застыла у нее на губах. В дверях стояли люди с хмурыми лицами. Один из них, высокий, в сером пальто, сунул ей под нос удостоверение в красной корочке.

– Дроздова Анастасия Евгеньевна? – Он дождался короткого кивка головой. – Следователь прокуратуры Швецов. Попрошу вас собраться. Вы арестованы. Я собираюсь предъявить вам обвинение в умышленном убийстве гражданки Дворецкой Вероники Анатольевны…

Время застыло, как на черно-белой фотографии: казенные, выкрашенные дикой краской стены, прокуренный дешевыми сигаретами кабинет, письменный стол и два стула, на одном из которых, статичная, как манекен на витрине, расположилась Настя. Бесстрастный голос следователя звучал где-то рядом:

– При предъявлении обвинения вам будет предоставлен адвокат. Если вы захотите, вы можете вызвать своего защитника. – Мужчина хмыкнул и с претензией на остроумие продолжил: – Я думаю, что за денежки Дворецкой вы можете позволить себе целый штат платных горлодеров.

– Мне не нужен адвокат. Я буду защищаться сама.

Следователь равнодушно пожал плечами:

– По закону участие защитника в вашем деле обязательно, и на этом точка! Вы не забыли, что проходите по статье, предусматривающей максимальное наказание – свыше пятнадцати лет лишения свободы?

Настя промолчала. Следователь удовлетворенно улыбнулся.

– Значит, на этом и порешим. Сейчас сюда подойдет одна молодая особа, ваш защитник, и мы начнем. Закон есть закон…

Прошло минут пять, и в кабинет, запыхавшись, вошла молодая женщина, по всей видимости, ровесница Анастасии. Она на ходу сняла куртку, размотала цветастый платок на шее и жизнерадостно сообщила:

– Я Дубровская Лиза, адвокат.

После чего она сделала паузу и, сообразив, видимо, что представилась как-то не так, решила быстро поправить положение:

– Дубровская Елизавета Германовна. Вот мой ордер.

Швецов церемонно поклонился, принимая из ее рук бланк с печатью.

– Садитесь… Лиза, – он скривил рот. – Вот ваша подзащитная. Ну, что, начнем?

Он придвинул к себе бумаги и включил настольную лампу.

– Постойте-ка, – опомнилась Дубровская. – По закону, я имею право побеседовать со своим клиентом до начала допроса.

Швецов недовольно посмотрел в ее сторону.

– Тьфу ты! Вам это очень надо?

– Конечно. Кроме того, закон…

– Я сам знаю, что говорит закон.

Он порывисто поднялся.

– Ладно, беседуйте.

Он смерил девушек взглядом, в котором явно читались раздражение и усталость, и, захватив пачку сигарет, вышел в коридор. Настя и Лиза остались одни…

Дубровская, оставшись наедине со своей новой клиенткой, немного смутилась. Чтобы несколько сгладить неловкость, она начала преувеличенно деловито искать что-то в портфеле. Так на столе появились записная книжка и ручка, толстый Комментарий к Уголовному кодексу и коробочка с мятными леденцами.

– Хотите? – спросила она и, не дождавшись ответа, сунула одну пастилку себе за щеку. – Давайте побеседуем.

Она положила себе на колени ежедневник, взяла ручку и с видом примерной студентки уставилась на Настю.

– Ну, и…

– А что вы хотите от меня услышать? – удивилась та.

– Все, что вы захотите мне сообщить. Вас, как я слышала, собираются обвинить в умышленном убийстве какой-то известной дамы. Причем утверждают, что вы совершили ее отравление в корыстных целях. Ради наследства.

– Я никого не убивала, – холодно произнесла Настя.

– Конечно, конечно, – поспешно согласилась Дубровская и перекатила леденец языком за другую щеку. – А кто ее убил?

– Понятия не имею.

– В газетах пишут, что дамочку отравили синильной кислотой. Что вы можете сказать по этому поводу?

– А что я могу сказать? Я ее не травила.

– Но ведь вы были последней, кто общался с этой, как ее… Дворецкой, кажется?

– Ну и что с того?

– Вы, кажется, давали ей какие-то лекарства?

– Снотворное, как она и просила.

– Хм! Снотворное? А не могли вы по ошибке дать цианид?

– Вы что, белены объелись?

– Нет, просто обстоятельства говорят против вас, и, если вы будете продолжать вести себя неумно, боюсь, станет только хуже.

– Я не понимаю вас, – резко ответила Настя.

Взволнованная Дубровская вскочила со своего места и начала прохаживаться по кабинету:

– Я, конечно, не могу с достоверностью утверждать, какие улики имеются у следователя. Но в газетах пишут что-то насчет целой дюжины очевидцев, которые видели, как вы давали лекарство. Понятное дело, будет приглашен эксперт, который составит свое заключение по поводу синильной кислоты.

– Ну и что?

– Как же вы не понимаете? – Лиза остановилась. – Вы будете отрицать очевидное. Не лучше ли строить защиту на том, что вы, к примеру, перепутали коробочки с лекарствами? Ведь вы не медик? Это будет квалифицировано как неосторожное причинение смерти. Там и наказание пустяковое, а если учесть возможности условно-досрочного освобождения…

– Я не путала коробки и не травила Дворецкую. Если вам не по душе моя версия событий, убирайтесь ко всем чертям. Мой жених найдет мне нового адвоката, – сообщила Настя, больше не заботясь о том, какое впечатление производит на своего защитника.

– Ну, зачем же так грубо? – обиделась Дубровская. – Желание клиента – закон, и если вы хотите защищаться таким образом, то я, конечно же, встану на вашу сторону. Просто я хотела как лучше.

– Мне не надо лучше. Мне надо, как должно быть.

Дубровская пожала плечами. Ей не оставалось ничего другого, как подчиниться воле своей новой клиентки…

Логинов оказался прав, и Анастасия в самом деле приобрела известность. Как любят говорить: «В одно прекрасное утро она проснулась знаменитой». Правда, случилось это на тюремных нарах…

Вот уже неделю, как ее имя не сходило с газетных полос, и все российские телеканалы посвятили ей немало эфирного времени, смакуя подробности убийства миллионерши во всевозможных телевизионных шоу и передачах. Кто-то искал аналоги в мировой криминалистике, кто-то раскапывал новые данные о личности Дроздовой, но все сходились в одном, что это преступление займет достойное место в ряду самых громких уголовных дел современности.

Однако Насте и Олегу некогда было пожинать лавры популярности. Девушка привыкала к тюремным будням, а ее жених пытался изо всех сил найти ей достойного защитника. Он мотался по городу, из одной конторы в другую, беседовал с юристами, мысленно тестируя их на порядочность и профессиональную компетентность, но каждый раз с унынием констатировал: «К сожалению, не то».

– А, это та девица, которая подсыпала ядовитый порошок? – спрашивал его известный адвокат. – Пожалуй, я могу ею заняться.

Но Логинов уже спешил прочь.

Большинство защитников заламывали огромные суммы за свои услуги, видимо, полагая, что сто миллионов долларов уже лежат в домашнем сейфе Дроздовой.

Всех мало интересовала она сама. Гораздо больше эмоций вызывало огромное состояние Дворецкой.

– А правда, что она…

Далее следовал очередной бестактный вопрос, который задавался шепотом, с горящими от возбуждения глазами.

– Неправда, – неизменно отвечал Олег и убирался восвояси.

А в родной конторе Анастасии ему так и ответили прямо в лоб:

– Защищать самозванку не будем. Она – пятно на репутации нашего честного коллектива.

Правда, у порога Логинова догнал маленький лысый человечек в клетчатых брюках. Промокнув лысину на макушке носовым платком, он доверительно зашептал:

– Я могу взяться за ваше дело, если вы пообещаете мне десять процентов от суммы полученного наследства, – он затоптался на месте. – Сами понимаете, я должен буду пойти против своих коллег.

Логинов холодно улыбнулся:

– Я думаю, не стоит идти на такие жертвы.

– Ладно, ладно, – замахал руками смешной человечек. – Я согласен на пять процентов.

Олег повернулся к двери.

– Один процент, – в голосе адвоката слышалось отчаяние.

– За эти деньги я могу купить всю вашу контору, – не оборачиваясь, сказал Логинов и хлопнул дверью…

Несмотря на первый, весьма неудачный опыт общения, Дубровская и Дроздова все же пришли к взаимопониманию. Они вели долгие беседы, лучше узнавая друг друга, и прощупывали возможные варианты защиты.

– Скажи все-таки, ты никого не подозреваешь в убийстве Дворецкой? – спросила как-то раз Елизавета.

– Как минимум человек пятьдесят, – усмехнулась Настя.

– Я говорю серьезно.

– Я тоже. Вероника была железной женщиной, не склонной к сентиментальным глупостям. Ради достижения своей цели она могла подкупить, подставить, пустить по миру. Мне кажется, что она была способна даже на убийство.

– Но если мы возьмем во внимание лишь тех, кто мог претендовать на ее наследство, – спросила Дубровская, – число подозреваемых уменьшится?

– Ты имеешь в виду детей Дворецкой? – задумалась Настя. – Способны ли они были совершить убийство?

А почему бы и нет?

Перед глазами встала Элеонора, гордая, надменная, обиженная судьбой и не любимая матерью. Воскрес в памяти подслушанный разговор у кабинета, и вспомнилось ее перекошенное ненавистью лицо, когда она, раздосадованная до крайности, пронеслась мимо вжавшейся в нишу Дроздовой. Потом был случай с браслетом. Зачем Элеоноре понадобилось сочинять сомнительную историю о том, что Настя инсценировала пропажу? Скорее всего, она хотела очернить ее в глазах Дворецкой.

Кроме всего прочего, старшей дочери Дворецкой были нужны деньги. Несмотря на свой зрелый возраст, она не получила и кусочка от семейного бизнеса. Она управляла крупной гостиницей, но, по сути, являлась обыкновенным назначенцем Вероники. Над ней, как, впрочем, и над всеми сотрудниками, висел дамоклов меч увольнения. Она выполняла распоряжения матери, часто испытывала на себе ее недовольство. Сама же она жаждала власти, стремилась к большим деньгам. Ее привлекали роскошные автомобили и дорогие наряды, респектабельные мужчины и обеспеченная светская жизнь. Реальность же для нее выглядела убого. Стандартная квартира, скучный лысеющий муж и ни малейшего просвета впереди. А ведь ей было уже за сорок…

– Да, – подумав, сказала Анастасия. – Пожалуй, Элеонора – самая сомнительная личность в окружении Дворецкой. Она ничуть не уступает Веронике в смелости и авантюризме, но, в отличие от матери, не обладает гибкостью, а предпочитает действовать напролом. Таким людям обычно очень тяжело удержаться в рамках дозволенного. Она способна на многое…

Элеонора лежала поперек кровати, рассматривая трещину на потолке. Потом взгляд переместился к видавшей виды люстре с пыльными плафонами. «Ничего не успевает!» – раздраженно подумала женщина, имея в виду, конечно, своего непутевого мужа, который вел хозяйство спустя рукава. Дальнейшей ревизии подверглись книжные полки, заваленные старыми журналами, и выцветшие на солнце шторы. Мебель тоже никуда не годилась: старомодная стенка с отвалившимися кое-где ручками, полированный стол и продавленные от времени кресла. Вердикт возмущал своей тупой безнадежностью: «И что, остаток жизни мне придется провести здесь?!» А как же мечты о собственном доме, о головокружительной светской жизни, о поклонниках и нарядах, о молодых щеголях в роскошных автомобилях?

– Элечка, может, ты перекусишь? – раздался рядом знакомый голос. – Нельзя так убиваться. Пожалей себя.

Элеонора перевернулась на бок и уставилась на мужа, в очередной раз удивляясь тому, что рядом с ней делает этот пыльный мешок. В хозяйственном фартуке, с перепачканными фаршем руками он выглядел нелепо и смешно. Правда, сейчас ей захотелось рыдать в полный голос.

– Что там у тебя? – спросила она, имея в виду ужин.

– Картошка со шкварками.

– Шкварки. О боже! – она заломила руки.

Неужели ей придется и дальше уплетать бульбу с салом, в то время как гламурные героини глянцевых журналов, сидя на открытых террасах своих собственных вилл, будут нехотя ковыряться вилочкой в карпаччо, вкушать нежнейший паштет из гусиной печенки, запивая деликатесы элитным вином?

– Ты не хочешь картошку? – обеспокоенно спросил супруг. – Тогда подожди, котлеты сейчас поспеют.

Элеонора поспешно слетела с кровати. Нет, в этом доме ей не дождаться понимания. Она схватила свою дорожную сумку, с которой она почти не расставалась, дефилируя между собственной квартирой и особняком матери. Внутрь полетели туфли и блузки, колготки и брюки. Она старалась не смотреть на стоящего рядом мужа.

Раздался звонок. Она резко обернулась.

– Открой дверь. Неужели я все здесь должна делать сама?

Петр Алексеевич поплелся в прихожую. Щелкнул замок. Громкий веселый голос наполнил небольшое пространство.

– Привет! Не ждали?

«Кого еще черт принес?» – раздраженно подумала Элеонора, застегивая замок-«молнию».

– Дорогая, к нам пришла Танюша, – оповестил супруг, заглядывая в комнату. – Проходи, я только ополосну руки.

Он направился в ванную, а рыжая девица, не ожидая приглашения, прошлепала в комнату.

– Куда собралась? – спросила она Элеонору, указывая на сумку.

– Куда надо, – процедила Дворецкая, с ненавистью глядя в густо размалеванное лицо дочери.

Та если и опешила от непривычной грубости, но не подала виду.

– Чулок поехал, – огорченно молвила Танюша, задирая вверх большой палец ноги. Стрелка добралась уже до щиколотки. – Дай мне новые чулки. Не могу же я так ходить.

– Обойдешься, – заявила Дворецкая, подхватывая сумку. – Уйди с прохода.

Она оттолкнула бедром девицу и переместилась в прихожую.

– Что это с ней? – спросила Танюша у Петра Алексеевича. – Раньше она себя так не вела. Какая муха ее укусила?

– Это она от нервного потрясения, – пояснил супруг, вытирая руки о кухонное полотенце. – Очень переживает смерть матери.

– А-а! Понятно, – успокоилась девица. – А то я смотрю, она какая-то странная. Пройдет.

– Петр, я ухожу от тебя, – сообщила вдруг Элеонора.

– В особняк Дворецкой? – привычно спросил он.

– Нет, ухожу от тебя насовсем. – Голос ее звучал буднично.

– Эй, куда это ты собралась? – засуетилась Танюша. – Ты не можешь так просто уйти. А как же я?

Элеонора уставилась на нее, как бы припоминая, что делает здесь эта девица с ярко накрашенным ртом. Внезапно ее лицо озарилось улыбкой узнавания.

– Да, забыла сообщить, – сказала она, обращаясь к мужу. – Это никакая не сослуживица. Это моя дочь, которую я нажила в юные годы черт знает от кого.

Она увидела, как удлинились лица дочери и мужа. Ради такого мгновения стоило и потерпеть. Она была вознаграждена за долгие недели унижения и страха.

– Кстати, – она повернулась в последний раз, уже держась за дверную ручку, – ты можешь угостить ее картошкой со шкварками. Все-таки она – наша гостья…

– Хорошо, насчет Элеоноры все понятно, – спрашивала Дубровская. – Но что ты думаешь про Антонину? Как насчет нее?

Настя задумалась. Из мрака выступило невзрачное лицо с тонкими губами и чахоточным румянцем на щеках.

– Средняя дочь Дворецкой слаба и бесхарактерна, – сказала она наконец. – Мне трудно представить ее подмешивающей яд в лекарство матери. Если только…

– Если только что? – заинтересовалась Елизавета.

– Если только она не попала под влияние. А такой человек рядом с нею был. Тем более он уже совершал убийство…

Антонина стояла возле бортика катка, наблюдая за тем, как Марк отрабатывает очередную тренировку с потрясающей брюнеткой. Девушке явно было не больше двадцати лет, и рядом с высоким молодым человеком она смотрелась превосходно. Стройная, с длинными ногами и черными как смоль волосами, забранными под белоснежную повязку на голове, она прильнула к мощному торсу партнера, выполняя фигуру на повороте, и громко рассмеялась, когда услышала от него что-то забавное.

– Какая красивая пара! – раздался рядом с Антониной негромкий голос. Она оглянулась и увидела маленькую сухонькую старушку в вязаном свитере. Она наблюдала за катанием фигуристов, а теперь, должно быть, ожидала от своей соседки услышать подтверждение своим словам. Но Дворецкая оказалась скупа на комплименты. Она ничего не ответила женщине, только еще крепче вцепилась пальцами в бортик.

Тем временем Марк заметил ее и, заставив брюнетку отрабатывать новый элемент, поспешил в ее сторону.

– Почему у тебя такое лицо? – спросил он вместо приветствия. – Опять что-то связанное с наследством?

«Почему тебя интересует только эта тема?» – захотелось позлословить Дворецкой, но она сдержалась.

– Пока ничего нового. Ведется следствие, – ответила она.

– Вот видишь! Все идет как надо, – ослепительно улыбнулся он. – Знаешь, кто-то из знакомых юристов говорил мне, что если эту девицу признают виновной в убийстве вашей матери, то ты будешь иметь все шансы стать наследницей, только уже не по завещанию, а по закону.

«А если нет? – вертелся на губах вопрос. – Тогда ты бросишь меня ради той брюнетки или какой-нибудь блондинки? А как же та симпатичная веснушчатая шатенка, улыбчивая, как солнышко, с которой ты будешь кататься через час? Что же будет, Марк? Неужели мать была права?»

– Ну, давай. Мне пора заниматься, – он дотронулся до ее плеча. – Увидимся вечером.

– Увидимся вечером, – как эхо, проговорила она.

Брюнетка с белой повязкой уже мчалась навстречу Марку…

– А что собой представляет Владислав? – спрашивала Дубровская. – Не мог ли он нашалить с лекарствами?

Влад… Никчемный молодой человек, большое разочарование матери, ожидавшей увидеть в нем наследника могущественной империи. Неисправимый лжец, одержимый патологической страстью к игре. В долгах, как царевич в шелках.

– Вполне вероятно, что это именно он, – задумчиво произнесла Настя. – Знаешь, он очень сильно нуждался в деньгах…

Влад лежал на земле, поджав под себя ноги. По-видимому, он сильно разбил лицо при падении. Руки, которые он прижимал к губам, были испачканы кровью. Но не это беспокоило его сейчас. Он ожидал нового удара. Сгруппировавшись, превратившись в напряженный комок, он уже чувствовал, как тяжелый ботинок впечатывает в него все новые и новые удары. Шли минуты, но ничего не происходило. Он осмелился повернуть голову в сторону и убедился, что ноги в черных джинсах и ботинках с тупыми носами по-прежнему стоят рядом.

– Подымайся, – приказал ему глухой голос. – Подымайся, я больше не стану тебя бить.

Обещание звучало не слишком убедительно, но все же Влад решил повиноваться, опасаясь, что человек в ботинках может разозлиться. Покачиваясь, он поднялся на колени, потом на ноги.

Человек закурил. Пустив в холодный воздух струйку дыма, он негромко спросил:

– Объясни толково, почему ты сейчас не можешь продать машину?

Влад сглотнул кровь вперемешку со слюной.

– Я точно не знаю. Но сестры говорили что-то насчет ареста на все имущество матери, – поспешно произнес он. – Якобы до того момента, пока не будет разрешено дело в суде, вопрос с наследством остается открытым. Говорят, что все еще может и устаканиться. Быть может, я еще и стану наследником.

Мужчина бросил сигарету на землю и сплюнул.

– Только поэтому ты еще числишься в живых, – сказал он веско. – Но всему свое время. Пока я согласен ждать.

Влад облегченно вздохнул. Во всяком случае, у него есть несколько месяцев передышки…

– А кто еще был в окружении Дворецкой? – задавала очередной вопрос Елизавета. – Пойми, нам полезны любые сведения.

– Кто еще? – Настя на мгновение задумалась. – Пирогов Иван Васильевич.

– А это что за птица?

– Старый семейный доктор. Он очень любил Веронику и, мне кажется, ревновал ее ко мне. Пирогов возненавидел меня с первого дня моего появления в доме Дворецкой. Ты бы знала, с каким маниакальным упорством он пытался меня выжить! Позже, когда Вероника доверила мне лекарства, он просто свихнулся от горя и не упускал случая нашептать хозяйке о том, что я собираюсь свести ее в могилу. Кстати, именно он назвал меня убийцей в ту самую ночь, когда скончалась Вероника.

– Да-а, хороший свидетель, – проговорила Дубровская.

– Одно я могу сказать точно: если его допросят, это будет означать полную и окончательную катастрофу, – убежденно произнесла Настя…

Пирогов ехал на допрос. В его кармане лежала повестка следователя с требованием срочно явиться. Доктор спешил. Часы показывали уже половину девятого, а это означало только одно – он категорически не успевает. Загородное шоссе было забито до отказа. По всей видимости, где-то произошло дорожное происшествие, потому что машины ползли, как букашки, метр за метром.

Старый доктор нервничал. Он ждал этого вызова, но до конца так еще и не решил, что будет говорить. Конечно, он хотел выглядеть убедительно. А как это сделать, если эмоции перехлестывают через край? Не хватало только, чтобы его сочли выжившим из ума стариком. Впасть в маразм – это почти норма для его возраста. Как же разложить все по полочкам, чтобы у следователя не осталось никаких сомнений в истинности его слов. Вероника все так запутала!

Нет, это невозможно. Пробке, казалось, не будет конца. Доктор посмотрел на встречную полосу, она была свободна. Резко крутанув руль влево, он выскочил из вереницы машин, пересек разделительную черту и помчался вперед. Педаль газа была утоплена почти до предела. Сердце гулко колотилось в груди. Теперь он успеет.

Впереди был крутой подъем, но машина доктора, не чувствуя усталости, стремилась вверх, к серому, размытому дождем осеннему небу. Внезапно из-за горизонта, словно материализовавшись из воздуха, навстречу выпрыгнул автомобиль с зажженными фарами. Пирогов в панике метнулся глазами по дороге. Вправо не уйти. Поток машин слишком плотный. Остается влево. Он еще сильнее крутанул рулевое колесо. Машину занесло на мокрой дороге. Березовый лес мчался ему навстречу.

Потом был оглушительный удар и темная пелена, накрывшая собой весь мир…

На звонок никто не открывал. Елизавета утопила кнопочку еще раз и прислушалась. В глубине квартиры слышались неуверенные, шаркающие шаги. Она удивилась. По ее информации, в квартире на последнем этаже проживал лишь супруг Элеоноры. Никаких стариков там не числилось.

Шаги приблизились к двери. Щелкнул замок. Через цепочку на Дубровскую взглянуло опухшее лицо с густой щетиной.

– Петр Алексеевич? – спросила она неуверенно.

Мужчина кивнул.

– Я Дубровская Елизавета, адвокат. Вот мое удостоверение.

Она просунула книжицу под цепочку, но мужчина даже не взглянул на ее фотографию. Он открыл дверь и отошел в сторону, пропуская Елизавету.

Девушка прошла внутрь и в нерешительности остановилась. Петр Алексеевич сделал неопределенный приглашающий жест. Лиза повиновалась. Она проследовала за хозяином в небольшую кухню, где на столе теснилась немытая посуда, а под ногами валялись бутылки. Мужчина указал ей на табурет. Она села, не зная, с чего начать беседу. Конечно, Дубровская заранее продумала свой визит. Ей хотелось узнать об Элеоноре несколько больше, чем могла сообщить Дроздова. Но теперь, сидя на шаткой табуретке напротив мужчины со стеклянными глазами, который вряд ли мог связно назвать свою фамилию, Лиза чувствовала досаду.

– Она бросила меня, – сказал вдруг Петр Алексеевич, и слезы покатились по его распухшему лицу.

– Вы имеете в виду Элеонору? – робко поинтересовалась Лиза.

– Да, – подтвердил мужчина. – Видите ли, она никогда не любила меня. Если бы не ее мать, она бы и не посмотрела в мою сторону. Кто я для нее? Неказистый мужик в неизменной кепке на голове. Вы видели Элю?

Дубровская покачала головой.

– Тогда вы не представляете, какая она красавица. Высокая, статная, не то что эти вешалки в журналах. У нее было на что посмотреть и что потрогать. Жаль, что она никогда не любила меня по-настоящему. Ей нужен был по меньшей мере принц.

Елизавета с сомнением оглядела маленькую кухоньку.

– Она была такая взрывная, темпераментная. Вулкан, а не женщина. Я не виню ее в том, что она мне изменяла.

– Она вам изменяла? – воскликнула Лиза, словно в словах пьяного мужчины было что-то удивительное.

– Много раз, – слабо улыбнулся он. – А я и не виню ее. Разве мог я соответствовать такой женщине? Мне сразу нужно было понять, что наш брак обречен. Нет же! Я бросился в него очертя голову. Какой я был дурак, когда думал, что могу завоевать ее любовь. О боже, как я был смешон!

Он расхохотался. Было что-то жуткое в том, как звучал в пустой квартире его громкий, раскатистый смех. Дубровская поежилась.

– Она терпела меня ради своей матери. Не хотела гневить Веронику. Та ей сказала четко: «Опозоришь меня, пущу по миру. Оставлю без наследства». И Эля крепилась, терпела изо всех сил. Ей так хотелось быть богатой. Ну, это же так естественно. Я не виню ее… А потом рядом с ней появилась эта Танюша.

– Какая Танюша? – спросила вконец запутавшаяся Лиза.

– Танюша – это ее дочь.

– Разве у Элеоноры есть дочь? – изумилась Елизавета. – Я ничего об этом не слышала.

– Я и сам об этом не слышал, – горько усмехнулся мужчина. – Это была давняя история, которую моя жена хранила в тайне. Да ее можно понять! Судите сами. Родила она в молодом возрасте, нагуляла ребенка по глупости. Но Вероника так ничего и не узнала. Эля уехала в далекий город, на родину ее няньки, там и разродилась. Дите отдала этой женщине, как заранее и договаривались. Смоталась она оттуда – и концы в воду! Только вот спустя двадцать годков к ней привидение пожаловало.

– Какое еще привидение? – спросила ошарашенная Лиза.

– Обыкновенное. В образе ее дочери, – пьяно икнул мужчина. – Назвалась Танюшей, да и предъявила счет матери. Делись, мол, маманька, со мной всем, что успела нажить за эти годы. Ну, Элеонора, понятно, испугалась. А девка-то оказалась настойчива. Давай, говорит, деньги, не то к Веронике обращусь.

– Значит, дочь ее начала шантажировать?

– Вот именно. Деньги, драгоценности. Тянула с нее потихоньку. А Элька-то что? Трясется, как заячий хвост, а отказать боится. Так бы это все и продолжалось до бесконечности, но смерть Дворецкой помешала шантажистке. Как только Вероники не стало, тайна потеряла всякий смысл. Элеонора мне сама во всем призналась. О моих чувствах она никогда не думала. А мне сейчас ой как плохо! Подумать только, столько лет она лечилась от бесплодия, а на самом деле вот оно! Ребенок-то у нее, оказывается, был.

– Так она бросила вас из-за ребенка? – спросила Дубровская, заплутавшая в дебрях чужой семейной жизни.

– Нет, – махнул рукой Петр Алексеевич. – Не нужны мы ей – ни я, ни ребенок. Все было предрешено, просто смерть Вероники все расставила по своим местам.

– А о шантаже вам рассказала сама Эля?

– Куда там. Я сам до всего дошел, просто сопоставил некоторые факты, да и прижал Танюшу к стенке. Она во всем созналась. Много было всего, и пропавшие драгоценности, и канувшие в неизвестность деньги. У Эли никогда не было подруг, и я поначалу обрадовался визитам этой ее молоденькой якобы сослуживицы. Она нас частенько навещала, только жена в ее присутствии становилась нервозной. Места себе не находила. Теперь я ее понимаю! А потом все закрутилось, как в колесе: смерть Вероники и уход Элеоноры из дома. Не представляю, как теперь мне жить?

– Я вам очень сочувствую, – сказала Дубровская. Она всегда была плохой утешительницей. А что можно было еще сказать пьяному от горя мужчине? – Я вас так понимаю.

– Что вы понимаете? – взвился вдруг он. – Вы ничего не понимаете! Танюша – это вовсе не дочь Элеоноры.

– Но вы же сами сказали…

– Сказал, потому что она мне так сказала. Но на самом деле все не так. Я был в этом городе. Я ездил в Мишкино.

– Мишкино – это…

– Это город, где родился ребенок Элеоноры, – тихо сказал Петр Алексеевич. – Нянька и по сей день живет там и слыхом ничего не слышала про подвиги своего воспитанника.

– Вы хотели сказать воспитанницы, – поправила Дубровская.

– Ничего подобного. У Элеоноры двадцать два года назад родился сын, красивый и здоровый. Я видел его. Замечательный парень.

– А как же Танюша?

– Танюша – дочь повитухи, принимавшей у Эли роды. Она стала случайной свидетельницей чужого разговора и решила погреть руки на семейной тайне. Она явилась сюда под личиной дочери, пользуясь тем, что бежавшая от позора Эля Дворецкая не удосужилась даже поинтересоваться полом рожденного ею ребенка.

– А Элеонора знает? – спросила вдруг Дубровская.

– Я не думаю, что это ей будет интересно, – горько усмехнулся мужчина. – Видите ли, она так похожа на Веронику…

Следователь с усмешкой смотрел на Анастасию.

– Зря упираетесь, Дроздова. Поверьте мне, улик, собранных нами, с лихвой хватит на то, чтобы упечь вас за решетку на ближайшие пятнадцать лет. Представьте себе, как вы будете выглядеть, когда выйдете на свободу? Если, конечно, выйдете. Знаете, в неволе с хорошенькими женщинами часто происходят неприятные вещи.

– Зачем вы все это мне говорите?

– Затем, чтобы вы наконец задумались о своей судьбе. Чудес, конечно, не обещаю, но чистосердечное признание своей вины скостит вам несколько годков.

– Я не нуждаюсь в снисхождении. Меня оправдают. Мой адвокат уже работает над этим, – сквозь зубы проговорила Настя.

– Ваш адвокат?! Скажите еще что-нибудь смешное…

* * *

Красовские оказались дома. Они с недоумением смотрели на нежданную гостью, молоденькую женщину с адвокатским удостоверением в руках.

– Я хотела поговорить с вами по поводу Марка, – сказала Лиза, запинаясь. – Клаус Марк. Ведь вам знакомо это имя?

– Конечно, это наш зять, – сказала невысокая седая женщина с удивительно гладким, без морщин, лицом.

– Наш бывший зять, – поправил ее крепкий мужчина. По всей видимости, это и был директор металлургического комбината, всемогущий родитель Красовской Екатерины, так нелепо погибшей в собственной ванне.

– С Марком случилась беда? – спросила женщина.

«Надо же! – про себя удивилась Дубровская. – Ни ненависти, ни раздражения. Разве так говорят об убийце единственной дочери?»

– Нет, – ответила она. – Просто я хотела бы поговорить с вами о давних событиях. Конечно, если вы не будете возражать.

– А чего нам возражать? – удивился отец. – Подозреваю только, что вы опять хотите раскапывать историю гибели нашей дочери. Поверьте, мы ничего не сможем сообщить нового. Дело закрыто. Стало быть, и говорить не о чем.

– Как мне стало известно, в свое время было вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, – уточнила Дубровская. – Следователь не усмотрел в гибели вашей дочери никакой криминальной подоплеки.

– Да, это так, – подтвердили Красовские.

– Но почему вы не попытались обжаловать это решение? Я не сомневаюсь, если бы вы попробовали это сделать, результат был бы иным! – воскликнула она.

– А зачем это нам было нужно? – недоумевали Красовские.

– Как зачем? Для того, чтобы призвать убийцу к ответу!

– А кто убийца? – ошарашенно воскликнули родители Екатерины.

– Как —кто? Марк, конечно!

– Марк – убийца?! – прокричали они в два голоса.

– Конечно, кто же еще?

Лиза чувствовала себя неловко. Вот так неосмотрительно она лишила двух стариков покоя. Их дочери все равно уже ничем не поможешь. Наверняка она, Лиза, поступила опрометчиво.

– Милая девушка, – вдруг заговорила Красовская, – с чего вы взяли, что Марк убил Екатерину? Это был обыкновенный несчастный случай.

Понимая, что отступать дальше некуда, Дубровская решила сжечь за собой все мосты.

– Все так говорят, – подтвердила она. – Но это же смешно! Сушить волосы феном в ванне. Да это же хрестоматийный случай.

– Боюсь, для нашей бедной дочери это не было так очевидно, – поджал губы мужчина. – Но скажите, зачем это нужно было Марку? Каков мотив убийства?

– Конечно же, корысть. Он надеялся на богатое наследство жены! – Дубровская удивлялась. Эти люди не понимали очевидные вещи.

– Ах, вы же ничего не знаете! – опомнилась вдруг Красовская. – Мы тоже когда-то так думали. Но молодожены сразу же после регистрации заключили брачный контракт, кстати, по настоянию Марка. Он отказывался от всех прав на имущество супруги, если с ней что-нибудь случится в течение пятнадцати лет после свадьбы.

– А они не прожили вместе и года! – напомнил отец.

– Так что Марк не был заинтересован в гибели нашей бедной дочери. Просто так распорядился случай! – всплеснула руками старушка.

– Подождите! – не унималась Лиза. – А как же машина «Ауди», как же квартира? Не хотите же вы сказать, что Марк заработал их, катаясь на коньках?

– Нет, конечно. Это имущество дочери, подаренное нами к свадьбе.

– Ага! Так, значит, он все-таки его получил.

– Да, – просто ответила Красовская. – Получил, но только по истечении года после смерти Екатерины. Это была наша инициатива. Мы сами оформили на него документы, поскольку не могли допустить, чтобы муж нашей дочери оказался на улице. Катенька бы нам этого не простила. Он сделал ее счастливой, а мы просто заплатили за это счастье.

– Марк – прекрасный человек, и плюньте тому в глаза, кто посмеет утверждать обратное, – заявил Красовский. – Поверьте мне, я знаю толк в людях.

«Марк – прекрасный человек. Положим, когда-то и было так. Но, может, все-таки он приложил руку к убийству Дворецкой?»

Дубровская была в затруднении…

– Ну же, Дроздова! – увещевал следователь. – Неужели мы и дальше будем играть в партизан? В вашем молчании нет никакого смысла. Я вам уже говорил, мы собрали кучу доказательств.

– Почему бы вам не оставить меня в покое? – устало проговорила Настя. – Значит, не настолько уж велика эта ваша куча?

– Просто мне очень жаль вас. Преступление очевидно, и у судьи не дрогнет рука вынести вам обвинительный приговор. Хотите, я при вас разложу все по полочкам?

– Валяйте, – равнодушно произнесла Дроздова.

– Смотрите сюда, – Швецов щелкнул пальцами. – Итак, госпожу Дворецкую отравили. Вы ведь не будете оспаривать заключение эксперта?

– Пожалуй, нет.

– Конечно, какой в этом смысл? Эксперт сказал, что Дворецкая была отравлена цианидом. Возникает закономерный вопрос: каким образом цианид попал в организм женщины? Ответ очевиден. Ей кто-то его подложил. Следующий вопрос: кто? Проще всего это было сделать вам. Вы пользовались доверием Вероники. Свидетели в один голос утверждают, что именно вам Дворецкая поручила хранение лекарств. Ссылаются даже на какую-то смешную сумку, которую вы носили, не снимая, для того чтобы уберечь вашу покровительницу от преступных поползновений. Не будете отрицать существование санитарной сумки?

– Не буду. Сумка действительно была.

– Конечно, была. А теперь она изъята и приобщена к материалам уголовного дела в качестве вещественного доказательства. Скажите, какие предосторожности предпринимали вы, для того чтобы гарантировать безопасность Вероники?

– Я носила эту сумку постоянно с собой.

– А когда ложились спать?

– Клала ее рядом с подушкой. Сплю я чутко и могу ручаться, что сумки не коснулась чужая рука.

– Точно?

– Абсолютно.

– Хорошо, пойдем дальше. Как вы поступали в случае естественных потребностей? Проще говоря, тащили вы сумку с собой в туалет?

– Разумеется.

– М-да, – крякнул следователь. – Вспомните-ка, может, вы все-таки передавали сумку кому-нибудь на короткое время? Типа, покараулить.

– Ничего такого не припоминаю.

– А если лучше покопаться в памяти? – настаивал Швецов. – Быть может, отвечая сейчас на мой вопрос, вы думаете о посторонних людях. Скорее всего, так оно и есть. Но я прошу вас припомнить все, что касается самых близких вам людей. У вас же есть наверняка мать…

– Нет.

– Отец, подруги, родственники?

– Нет.

– Жених?

Настя заколебалась, а следователь, уловив внезапно возникшую паузу, продолжил:

– Это так естественно для молодой девушки – иметь друга. Не менее естественны доверительные отношения между ними. Неужели она не может оставить ему сумку, ну хотя бы на минутку?

Сердце Анастасии екнуло. Она вспомнила тот момент в кафе, когда она оставила сумку Логинову.

– Ты что, мне не доверяешь? – спросил он тогда.

– Конечно, доверяю, – ответила она и, передав сумку, с легким сердцем удалилась прочь…

– Ну, так как мой вопрос? – прозвучал голос следователя. – Отдавали ли вы свою поклажу жениху?

Настя взглянула на следователя.

– Нет. Никогда.

Он развел руками:

– Значит, вы сами и ответили на главный вопрос. Кроме вас, никто не мог подложить Дворецкой яд…

Дверь распахнулась, и в кабинет вошла Елизавета Дубровская.

– Ну, это уже никуда не годится, – с порога заявила она следователю. – Кто вам дал разрешение допрашивать мою подзащитную без адвоката?

Швецов удивился:

– С чего вы решили, что я веду допрос? Мы просто беседуем с Анастасией Евгеньевной о перипетиях жизни. Мы с ней анализируем обстоятельства нашего дела и делаем соответствующие выводы.

– Ну, и какие выводы вы уже успели сделать?

– Боюсь, пока неутешительные.

– А вот я иного мнения, – бодро сообщила Дубровская, швыряя портфель на стул. – Пообщавшись с целым рядом лиц, я пришла к выводу, что все дети Дворецкой находились в стесненных материальных условиях, и им требовались деньги. Большие деньги!

– Вот как? – без особого интереса произнес Швецов.

– Да. Именно так, – подтвердила Лиза. – Элеонору шантажировала собственная дочь разглашением тайны своего рождения. Она тянула с матери деньги, угрожая в случае отказа обратиться к Веронике. Правда, в конце концов она оказалась не дочерью Элеоноры. На самом деле двадцать два года назад у нее родился сын. Но это уже не имеет к делу отношения. Главное, что Элеоноре позарез были нужны деньги. Ну что, впечатляет?

– Ничего не понял, – пожаловался следователь. – Какая дочь, какой сын? Какое отношение семейная тайна имеет к гибели Дворецкой? Зачем вы собираете всякий вздор?

– Слушайте дальше, – ничуть не смутившись, продолжила Лиза. – Антонина, средняя дочь Дворецкой, спуталась с крайне подозрительным типом, инструктором по фигурному катанию. Несколько лет назад у него погибла жена в ванне. Она неосторожно пользовалась электрическим феном. Хотя все и считают, что произошел несчастный случай, мне все равно не верится, что дочка директора металлургического комбината утонула по собственной глупости. Странно, да? А теперь я думаю, не мог ли этот молодец придумать и здесь какую-нибудь хитроумную каверзу?

– Час от часу не легче! – схватился за голову Швецов. – Теперь к внезапно возникшим родственникам добавилась еще и утопленница.

– Но и это еще не все, – тараторила Дубровская. – Младший сын Дворецкой тоже хорош! Я многое про него успела узнать. Он числится в черном списке всех казино города. Два дня назад его избили. Прислуга судачит, что за ним неотступно следят какие-то люди. Они же и требуют с него деньги. Чем не повод дожидаться смерти матери?

Следователь, подперев щеку кулаком, терпеливо выслушивал словесные излияния адвоката. Как только в ее речи образовалась брешь, он не преминул вставить свое слово:

– Итак, госпожа Дубровская, я так понимаю, что ваша защитительная речь имела вполне определенную цель: показать нам, что дети Вероники претерпевали определенные жизненные невзгоды, нуждались в деньгах, значит, у них был повод желать смерти Дворецкой. Я правильно понял?

– Правильно. Только я хотела бы внести уточнение. У них был не повод, а мотив к убийству.

– Можете назвать и так. Суть дела все равно не изменится, – усмехнулся следователь. – У меня же совсем другое видение этого дела. Для того чтобы с полной уверенностью говорить о совершении человеком определенного преступления, действительно нужно обосновать мотив и возможность. У вашей клиентки было и то и другое. Мотив – получение наследства. Возможность – единоличное распоряжение сумкой с лекарствами. Вы же не будете отрицать очевидное?

Дубровская слушала, как рушится ее защита, но ничего не могла возразить. Швецов был убедителен.

– Я же, в свою очередь, не буду упираться и утверждать, что родные дети обожали Веронику, – продолжал следователь. – Вполне возможно, они терпеть ее не могли и каждый возлагал надежды на ее скорую смерть. Но желать смерти другого человека и реально предпринимать шаги в этом направлении – это разные вещи, вы не находите? На настоящий момент положение таково. Я не вижу ни мотива, ни возможности у детей Дворецкой на совершение преступления. В конце концов, они ничего не получили по завещанию матери. В чем же тогда смысл убийства? Кроме того, они и пальцем не коснулись заветной сумки с лекарствами. Во всяком случае, ваша клиентка эту возможность категорически отрицает.

Дубровская хватала ртом воздух.

– Вы мне очень симпатичны, Елизавета Германовна, – с улыбкой заключил следователь. – Иначе я бы не стал вести с вами долгие беседы. У вас еще есть время разработать с Дроздовой другую, более правдоподобную линию защиты. Кто знает, возможно, ваши усилия и не пропадут даром…

– Плохи наши дела? – спросила Елизавета Дроздову, как только они остались наедине. – Столько усилий – и все насмарку!

Настя выглядела равнодушной, словно это все ее вообще не касалось. Для нее акценты сместились, и главным стал совсем другой вопрос. Она наклонилась к Дубровской.

– Меня это не волнует. Я попрошу тебя только об одном одолжении…

В кафе было безлюдно. Дубровская села за дальний столик и оглядела зал. Ничего особенного. Обычная кофейня. Правда, хозяин заведения, по всей видимости, уделял большое внимание интерьеру помещения. Зал был выдержан на контрасте коричневого и оранжевого цветов, что рождало ассоциации с шоколадом и апельсинами. Впрочем, заведение так и называлось «Апельсин в шоколаде». Здесь было уютно, так что затяжной осенний дождь, струями стекающий по стеклам, казался каким-то потусторонним, не имеющим отношения к миру, где вкусно пахнет ванилью и всегда тепло от света круглых оранжевых ламп.

На столе, в подставке из оргстекла, разместилась реклама пользующихся спросом блюд, на другой стороне было набрано объявление следующего содержания: «Наша кофейня принимает участие в ежегодном городском конкурсе „Золотая вилка“. Всех постоянных клиентов нашего заведения и тех посетителей, которые не остались равнодушными к кулинарным изыскам „Апельсина в шоколаде“, просим оставить свои отзывы в Книге гостя. Подробности сообщит официант».

Лиза подняла голову. К ней уже спешила улыбчивая молодая девушка в форменной одежде оранжевого цвета.

– Здравствуйте, я могу вам что-то порекомендовать?

– Благодарю, чашечку кофе по-турецки.

– У нас есть потрясающе вкусные булочки с корицей. Не желаете?

– Хорошо. Пусть будет булочка с корицей, – согласилась Лиза. – Скажите, а у вас я могу узнать информацию о конкурсе?

– Конечно, – еще шире заулыбалась девушка. – Может, сразу принести Книгу гостя?

– Не торопитесь. Скажите лучше, качество обслуживания учитывается при определении победителя?

– Разумеется. Скажу больше – стоит на первом месте! Ведь не может заведение считаться хорошим, когда изысканные пирожные подает хмурый официант. Вы согласны со мной?

– Абсолютно. Лично я ничего не имею против вашей кофейни, а вот с моей близкой знакомой здесь произошла неувязка.

– Что вы имеете в виду?

– Да случай-то вроде пустяковый. Она собралась в туалетную комнату, а сумку оставила в зале на стуле. Вернулась через несколько минут, проверила содержимое. Вроде бы ничего не пропало, а вот сумочкой кто-то интересовался. Вещи лежали не на своих местах. Она страшная аккуратистка, знает, в каком кармашке лежит ручка, где пудреница и зеркальце. Понятно, что в ее отсутствие кто-то рылся в сумке. Крупных сумм там, конечно, не было, но все равно случай неприятный.

– А не вспомните, кто ее обслуживал?

– Могу сказать только, что молодой мужчина.

– М-да, у нас тут пять молодых мужчин. Но вы же не думаете, что это дело рук официанта?

– Скажем так, я этой возможности не исключаю.

– Действительно, странный случай. Но ваша подруга, согласитесь, тоже поступила опрометчиво. Оставлять сумку без присмотра, даже в нашем заведении, – это не слишком разумно.

– Может, и так. Но она являлась вашей постоянной клиенткой и абсолютно доверяла персоналу. Значит, она делала это напрасно.

– Ну, не будем спешить. А как выглядела эта ваша подруга?

– Нет ничего проще, – Лиза полезла в сумку. – По чистой случайности у меня есть ее фотография.

Никакой случайности, разумеется, не было. Дубровская тщательно готовилась к визиту в кофейню.

Официантка недолго изучала снимок.

– Конечно, я ее знаю. Она работает здесь неподалеку и в перерыв частенько наведывается к нам. А я-то думаю, почему она давно к нам не забегает? Стало быть, обиделась?

– А что бы чувствовали вы на ее месте? – задала резонный вопрос Елизавета. – Кстати, она одна у вас появлялась?

– Сначала да. Одна. А потом к ней присоединился некий молодой человек. Знаете, такая романтичная пара! Я сама за ними не раз наблюдала. Сидят и воркуют, как голубки. А еще они целовались.

– Прямо тут? – возмущенно воскликнула Лиза.

– А чего же здесь удивительного? Прямо тут и целовались! Но мы заболтались, – опомнилась девушка. – Я совсем забыла про кофе. Не возражаете, если я покажу снимок нашим ребятам? Знаете, у меня в голове не укладывается вся эта история.

– Не возражаю, даже буду благодарна. Вдруг кто-нибудь сможет пролить свет на это досадное недоразумение. Не скрою, мне очень хочется написать что-нибудь приятное в Книгу гостя.

Официантка умчалась выполнять заказ, а Лиза опять осталась одна, наблюдая, как по стеклу стекают водяные дорожки. Ноздри щекотал аромат кофе, и она обрадовалась возможности перекусить здесь. Жаль, что пришлось обманывать официантку.

Не прошло и пяти минут, как на столике Дубровской появилась чашечка с кофе и вкусно пахнущий рогалик с корицей. Девушка была расторопна. Кроме всего прочего, она успела, по всей видимости, переговорить с коллегами. Рядом с ней стоял высокий худой парень в форменной одежде. Он хмуро взглянул на Лизу и сообщил:

– Мне кажется, ваша подруга ввела вас в заблуждение.

– Вот как? – изумилась Дубровская.

– Если это тот случай, о котором я помню, то в кофейне она была не одна, а с одним типом.

– Выражайся культурнее, – толкнула его в бок официантка. – Он, между прочим, тоже наш постоянный клиент.

– Может, он и постоянный клиент, – гнул свое парень. – Но человек определенно нехороший.

– Почему вы так решили?

– Потому что он и рылся в сумке этой вашей знакомой. Только она удалилась в туалет, он сумочку ее – раз! – и сграбастал. Начал вытаскивать оттуда какие-то пузырьки с таблетками. Я, помнится, к нему подошел. «Вы хотите принять таблетку? Подать воды?» Он на меня глазами зыркнул. «Нет», – говорит, а сам все в сумочке копошится. Потом, гляжу, дамочка из туалета выходит. «Ну что, сберег мое сокровище?» – смеется. «Пальцем его не касался», – нагло врет он и улыбается в ответ. А мне чаевые в ладонь сует. Я и успокоился. На самом деле, он же не бумажник проверял, а лекарства какие-то щупал. Ерунда, как мне тогда показалось.

– Спасибо, вы мне очень помогли, – с чувством сказала Дубровская. – Однако у вас отличная память!

– Не жалуюсь! – хмыкнул парень.

– Но все-таки, – Елизавета нахмурила брови, – прошло несколько месяцев, а вы помните события, словно это было вчера.

– Ничего удивительного, – объяснила милая девушка. – Мы хорошо знаем наших постоянных клиентов. Если человек проводит у нас свое обеденное время несколько раз в неделю, месяц за месяцем, уже невольно не воспринимаешь его как случайного посетителя.

– Да девчонкам дай только повод посплетничать! – хихикнул парень и, напустив на себя глуповатый вид, состряпал целую пародию на своих сослуживиц: – «Дорогуша, помнишь того долговязого типа из офиса напротив? Ну, того, который каждый раз заказывает четверть пиццы и использует все имеющиеся на столе салфетки». – «Помню, и что с того?» – «Так он сегодня обедал с блондинкой из банка, у которой колготки в сеточку. Представляешь, он оплатил общий счет». – «Ух ты! Ты думаешь, между ними что-то есть?» – «Стал бы он тогда тратиться», – парень перестал кривляться. – Вот так примерно. А вы еще удивляетесь, откуда кто что помнит.

Дубровская поежилась, вспомнив, что она также привыкла обедать в одном месте. Конечно, она запоминала лица официантов, но они ей всегда казались профессионально приветливыми, и не более того. Не очень-то было приятно сознавать, что во время приема пищи ты находишься под прицелом нескольких пар любопытных глаз.

Официантка, по всей видимости, уловила настроение клиентки и поспешила удалить своего разговорчивого коллегу от греха подальше.

– Не обращайте на него внимания, – смущенно произнесла она. – Он не поступил в театральный и теперь отыгрывается на публике, сочиняя пародии на всех подряд.

Она сделал «страшные глаза» товарищу, что означало, должно быть, требование срочно убраться в подсобку, но Елизавета задержала его:

– Скажите, а тот мужчина часто у вас здесь появлялся?

– Да частенько захаживал, – пожал плечами парень. – Раньше, правда, с разными девицами тут ошивался, а в последнее время остепенился, только с ней одной, с вашей знакомой, бывал.

– Девицы, говорите? – удивилась Лиза.

– Вот именно. Он, по всей видимости, еще тот ходок. То с одной, то с другой, то сразу с двумя или тремя девушками появлялся. Правда, несколько раз я его видел с одной зрелой дамой.

– Дамой? – продолжала удивляться Лиза.

– Конечно, ее по-другому и не назвать. Высокая, статная, рыжеволосая. Грудь – во! Бедра – во!

Официантка тщетно пыталась остановить словоизвержение своего коллеги. Однако «страшные глаза» и тычки в бок не помогали. Парня несло:

– Видная такая женщина. На львицу похожа. Он ее называл не то Элла, не то Элли.

– Элеонора Дворецкая! – Лиза едва не поперхнулась кофе.

– Не знаю, не спрашивал. Красивая такая тетка.

Лиза отложила в сторону едва надкусанную булочку.

– Спасибо огромное. Мне пора, – она заторопилась.

– Неужели вам не понравилось? – огорченно запричитала девушка.

Дубровская почувствовала слабый укол совести.

– Несите книгу! – разрешила она.

И уже через минуту на плотной белой бумаге появилась свежая запись: «Я обожаю кофейню „Апельсин в шоколаде“, поскольку здесь умеют хранить тайны клиентов!»

– Значит, это он! – мрачно резюмировала Анастасия, выслушав сбивчивый рассказ своего адвоката. – Этого я и боялась.

– Да, но почему ты такая хмурая? – удивлялась Лиза. – У нас в руках появилось важное доказательство. Стоит лишь вызвать на допрос официантов из кофейни, и мы окажемся в шоколаде! Конечно, это еще не полное оправдание, но все-таки важное обстоятельство, которое заставит Швецова задуматься. Зачем Логинову потребовалось рыться в лекарствах Дворецкой?

– У меня было подозрение, – бормотала Настя, словно не слыша восторженной речи своего защитника. – Только у него была возможность заглянуть в сумку. Но я думала, зачем? Зачем это ему было нужно? Отомстить за свое увольнение? Глупо. Логинов – адекватный человек. Он не будет травить начальницу только из-за того, что она выгнала его с работы. Здесь и была натяжка. Зато теперь все ясно…

– Что тебе ясно? Что?

– То, что Логинов состоял в близких отношениях с Элеонорой Дворецкой, вот что! – сжала виски руками Настя. – Он только выполнял ее план. Значит, не было симпатии, не было любви. Был только тонкий расчет. Он подставил меня, не сожалея об этом ни минуты!

– Я понимаю, что ты чувствуешь, – вклинилась Дубровская. – Конечно, это очень неприятно, когда так поступает близкий человек. Но ведь мы вывели его на чистую воду! Теперь нам лишь остается дать сигнал следователю и…

– Ничего не будет! – покачала головой Настя.

– Ты ошибаешься. Швецов поверит. Он – неглупый человек. Стоит нам только вызвать официантов…

– Мы не будем вызывать официантов, – жестко сказала Настя.

– Да ты сошла с ума! – воскликнула Дубровская. – Скрывать оправдывающее доказательство – на это может согласиться лишь самоубийца. Кому ты делаешь плохо?

– Я не буду топить Логинова, даже если он и предал меня.

– Тогда это сделаю я! Речь идет о твоей невиновности.

– Только попробуй, – с угрозой в голосе произнесла Дроздова. – Я сразу же откажусь от тебя, и мне предоставят другого защитника.

– Что мне делать? – заломила руки Лиза. – Моя клиентка сошла с ума. Может, строить защиту на этом?

– Погоди, не горячись. – Настя выглядела абсолютно спокойной. – Вот увидишь, суд меня оправдает. А когда я выйду на свободу, я еще поквитаюсь с Логиновым!

– А если этого не случится? – волновалась Лиза. – Я имею в виду, ты не выйдешь на свободу?

– Это обязательно произойдет, а теперь сделай мне еще одно одолжение. Во-первых, забудь на время о том, что ты узнала в кофейне. А во-вторых, не бери никаких денег у Логинова. Я сама оплачу твои услуги, как только выберусь отсюда. Идет?

– А что, мне можно не согласиться? – проворчала Дубровская. – Ты мне не предоставила выбора…

Логинов зашел в ресторан и огляделся. Конечно, она выбрала самое лучшее место, в глубине, там, где по стеклянной стене струилась вода. Элеонора призывно помахала ему рукой и улыбнулась. Грациозные изгибы ее чувственного тела подчеркивал костюм под леопарда. Глаза, слегка подведенные стрелками, хищно щурились. Она была бесподобна, впрочем, как всегда.

– Все же ты пришел! – приоткрыла она пухлые губы.

– Да. Зачем звала?

– Фи! Разве так должен разговаривать джентльмен?

– Ты же знаешь, я никогда им не был, – усмехнулся он.

– Да, ты всегда был деловым человеком, с которым можно договориться. Но мы неплохо проводили с тобой время, не правда ли?

– Довольно, Элли! – оборвал он ее. – Я не хочу, чтобы нас видели вдвоем. Не хватало только, чтобы кто-то связал нас воедино.

– Боишься сплетен, – ухмыльнулась она. – А я больше ничего не боюсь. Ты не представляешь, какое это счастье – жить и ничего не бояться.

– Я не так свободен.

– Ах, это крошка Настя! Она задурила тебе голову. Маленькая дурочка. Смешно подумать, она хотела тягаться со мной. – Дворецкая грациозно вытащила сигарету из пачки.

Логинов щелкнул ее зажигалкой. Она закурила.

– Все же, Элли, – нетерпеливо сказал он. – Я вынужден настаивать. Мне не нравится встречаться на людях. Нас могут неправильно понять. К чему осложнять себе жизнь?

– Я думала только об одном, – призналась она. – Я одинока, и ты одинок. Почему бы нам не соединить два одиночества? Ведь ты не будешь мне говорить, что эта смешная дурочка превзошла меня в постели? Ты еще не забыл, на что я способна?

– Нет, не забыл, – коротко сказал он. – Но думаю, что мне все-таки нужно уйти. Доброго вечера, Элли!

– Доброго вечера, Олег! – с усмешкой сказала Дворецкая. Она ничуть не огорчилась. У нее всегда был запасной вариант…

Прислушиваясь к сонному дыханию сокамерниц, Настя сама никак не могла уснуть. Мысли, обрывки воспоминаний, чьи-то «дельные» советы никак не давали ей покоя. Ей было душно в этом небольшом помещении, до отказа набитом полуобнаженными женскими телами. Майка прилипла к телу, и ей до смерти хотелось принять душ, надеть чистое белье и свернуться калачиком в своей уютной постели. Но кто-то, по-видимому, считал, что ее место не в теплом, привычном мире, а здесь – на тюремных нарах. Этот «кто-то» спал сейчас у себя дома, не терзаясь, как она, воспоминаниями; видел яркие цветные сны, не наполненные кошмарами, а сотканные из тепла и света. Быть может, рядом с ним, на прохладных простынях раскинулось бесстыдно обнаженное женское тело. Голова с гривой огненно-рыжих волос покоилась на подушке, а рука, как лапа хищного зверя, расположилась на его бедре, удерживая добычу.

Олег… Как он мог? Хотя здесь не было предательства. Он просто никогда не любил ее. Все их отношения существовали только в ее голове, наполненной до отказа романтическим бредом. Он же был холоден и отстранен. Он в душе смеялся над ней, глупой девчонкой, так долго разыгрывающей из себя неприступную крепость, а потом сдавшейся на милость победителя. От него и усилий много не потребовалось. Первый поцелуй. Ее инициатива. Назвать женихом? Пожалуйста! Легко. Она форсировала отношения, словно боялась куда-то опоздать. Зато теперь она может сказать со всей определенностью: она все успела. Теперь у нее есть время для отдыха. Беда только в том, что его слишком много…

С того дня Настю как подменили. Она больше не отстаивала свою правоту, на допросах тупо молчала, словно соглашаясь со всем тем, что ей скажет неутомимый Швецов. Он же решил, что обвиняемая согнулась под тяжестью собранных им улик. Ему даже было жаль ее, и в качестве поощрения за примерное поведение он хотел было предоставить ей свидание с Логиновым, но его предложение было встречено таким презрительным молчанием, что он растерялся. Черт их поймет, этих баб! Может, она уже успела спутаться с соседкой по камере? Говорят, женщины в неволе отрываются почище мужиков…

Адвокат Дубровская тоже приутихла и отбросила в сторону все свои идеи по отысканию настоящего злоумышленника. Правда, она делала какие-то туманные намеки следователю, но ничем реальным весь свой бред не подкрепляла. Словом, все было только к лучшему.

Материалы дела отправились в суд…

Процесс, несмотря на всю свою сенсационность, нельзя было назвать интересным. Судебная баталия не состоялась. Это была игра в одни ворота. Государственный обвинитель завоевывал победные очки, поставляя в зал судебного заседания все новых и новых свидетелей. Защита отмалчивалась. Изредка адвокат Дубровская делала вялые попытки внести какие-либо уточнения в показания свидетелей обвинения, но ушлый прокурор ставил ее на место прежде, чем она успевала сформулировать вопрос. Наблюдатели сходились во мнении: по всей видимости, роковую роль в этом деле сыграл непрофессионализм защитника. Проигрывать можно красиво, сопротивляясь из последних сил, предоставляя аргументы. Но Дубровская, образно говоря, позволяла бить себя по щекам, с тупой безысходностью подставляя под удары еще и макушку. Ее вопросы были не по существу, реплики неуместны. Сраженная метким замечанием прокурора, она краснела, как девочка, поспешно садилась на свое место, зарываясь в кипы деловых бумаг. Возможно, она и годилась для рядового дела, но здесь была абсолютно беспомощна. Какой-то бойкий журналист уже сравнил ее с игроком, забивающим гол в свои собственные ворота. Скорее всего, он был недалек от истины.

Что касается самой Дроздовой, то с самого начала процесса она находилась в состоянии прострации. Скорее всего, она просто была сражена доказательствами своей вины. Во всяком случае, так считали зрители. Разве они могли назвать иную причину?

Так или иначе, но судебное разбирательство громкого уголовного дела разочаровало наблюдателей. Это не был поединок равных, это было банальное избиение…

Дубровская рисовала на листе бумаги замкнутые линии. Вероятно, опытный психолог нашел бы в ее каракулях глубинный тайный смысл и диагностировал серьезный внутренний кризис, но такого специалиста рядом не было. Неожиданно, как выстрел, звучал вопрос судьи: «У защиты будут какие-нибудь возражения, замечания, ходатайства?» – «Нет, ваша честь!» – подскакивала она, как болванчик на пружинке, и опускалась на место с горящими от стыда щеками.

Уже не в первый раз за этот долгий судебный процесс в ее воображении возникала совсем другая картина. Вот она вскакивает с места и допрашивает очередного свидетеля обвинения. Она разбивает его показания в пух и прах. Обвинитель обезоружен. Лиза не оставляет от первоначальных доказательств камня на камне, а потом приводит ряд убийственных аргументов, и ее клиентку, под громкие овации толпы, освобождают прямо в зале суда. Занавес.

Но это было в воображении. Действительность же казалась куда хуже. Дубровская терзалась одним-единственным вопросом: как поступить? В кодексе профессиональной этики адвоката подобная ситуация разрешалась просто. Если защитник уверен в невиновности своего клиента, он должен сделать все от него зависящее, чтобы его спасти. В этом случае можно пойти даже наперекор воле самого клиента, которому по какой-то причине просто не терпится отправиться в колонию шить рукавицы или валить лес.

Но Дроздова пообещала отказаться от ее услуг сразу же, как только она попробует заявить ходатайство о вызове официантов в зал судебного заседания. Ради истины, конечно, можно было бы перетерпеть и это, но дурацкая нерешительность сковала молодого адвоката по рукам и ногам.

«Я подожду только день, – говорила она себе. – А уж там решу, что делать. В конце концов, мне Анастасия не указ».

Но чем дольше сидишь на скамейке запасных, тем все труднее ввязаться в игру. Наступал новый день, новая неделя, но ничего не менялось. Дело неумолимо двигалось к своей развязке…

Кажется, это случилось в тот день, когда судья должен был объявить об окончании судебного следствия. С самого утра Дубровская находилась во взвинченном состоянии, понимая, что дальше ей отступать уже некуда. Или она заявит о новых свидетелях сейчас, или будет всю свою оставшуюся жизнь кусать локти и орошать слезами обвинительный приговор.

Прозвучал долгожданный вопрос судьи:

– Будут ли у сторон дополнения к судебному следствию?

Ноги стали тяжелыми, сердце испуганно екнуло: «Сейчас!»

В это время дверь в зал судебного заседания тихонько приоткрылась. Заглянул пристав.

– Тут еще один свидетель, ваша честь! Говорит, что его вызывали по повестке, но он не мог явиться.

Судья нахмурился:

– Что еще за свидетель?

Пристав, глядя в повестку, негромко произнес:

– Пирогов Иван Васильевич…

Судья повернулся к прокурору:

– Кажется, это ваш свидетель.

– Так точно, ваша честь!

– Вы собираетесь его допрашивать?

– Конечно, ваша честь! Это очень важный свидетель.

«Еще бы! – с тоской подумала Лиза. – Свидетель, который вобьет последний гвоздь в крышку нашего гроба. Так похоронят последнюю надежду. И надо же было ему прийти именно сегодня!»

– Напоминаю государственному обвинителю, что данный свидетель не допрашивался в ходе предварительного следствия, – проговорил судья. – Есть ли необходимость проводить его допрос сейчас?

– Свидетель был в коме после дорожно-транспортного происшествия, – пояснил прокурор. – У нас не было возможности допросить его.

– Но вы даже не знаете, о чем он будет говорить! – недоумевал судья, словно забота о крепости обвинительных доказательств не давала ему покоя.

– Я предполагаю, ваша честь, о чем пойдет речь, – улыбнулся прокурор. – Подчеркиваю, этот свидетель нам очень важен.

– Ну, смотрите, – пробормотал судья. – Чтобы потом не жалеть.

– Я возражаю, ваша честь! – раздался звонкий голос Дубровской. Оказавшись в центре всеобщего внимания, она опять сникла и принялась путано объяснять: – Нет никакой необходимости в допросе Пирогова. Я полагала, что государственный обвинитель уже закончил предоставлять доказательства. Кроме того, кто может ручаться за правдивость показаний свидетеля, который несколько месяцев провел в коме? Он может быть неадекватен.

– Да он здоров, как бык! – хмыкнул прокурор.

Судья стукнул молоточком, прекращая дискуссию.

– Значит, так, госпожа Дубровская. – В его голосе слышалась ирония. – Суд отклоняет ваше возражение и не собирается препятствовать обвинению осуществлять права, предоставленные законом. Если у вас будут дополнения к судебному следствию, мы вас охотно выслушаем. А пока… Пригласите свидетеля!

«Это конец!» – думала Дубровская. Она даже оглянулась, чтобы посмотреть в лицо своей подзащитной. Но Дроздова даже не шелохнулась, пребывая в состоянии полного безразличия к происходящему. Она сосредоточенно изучала носки своих туфель, словно для нее не было занятия важнее.

«Боже мой! – в панике думала Елизавета. – Да она, похоже, тронулась умом. Но как же тогда поступить мне?»

Раздался скрип, и в дверь, приоткрытую приставом, въехала инвалидная коляска. Сидящий в ней мужчина казался бледным и изможденным, сказывалось долгое нездоровье. Но его глаза блестели не по-стариковски, а наблюдая за тем, как он ловко управляет своим средством передвижения, Дубровская решила, что доктор просто рвется в бой. Он бросил взгляд на скамью подсудимых и еще быстрее заработал руками. Лиза могла поклясться, что в его глазах не было даже искорки дружелюбия. Иван Васильевич был мрачен и готов к атаке.

– Итак, господин Пирогов, – начал председательствующий. – Вам известно, что вас пригласили в суд для дачи показаний в качестве свидетеля?

– Так точно, ваша честь, – отчеканил доктор. – Сожалею, что несчастный случай не позволил мне дать показания раньше.

– Вы уверены, что состояние вашего здоровья позволит вам выполнить обязанности, возложенные на вас законом? Напоминаю, вы несете ответственность за дачу заведомо ложных показаний.

– Я в порядке, ваша честь! Признаюсь, тело мое покалечено, но голова работает, как и прежде, и я полон решимости выполнить свой свидетельский долг.

«Да ему просто не терпится свернуть шею Дроздовой, – уныло подумала Дубровская. – Дай ему в руки веревку, он и без мыла приведет приговор в исполнение».

– Свидетель в вашем распоряжении, – кивнул судья, обращаясь к государственному обвинителю. – Начинайте допрос….

Прокурор довольно потер руки.

– Итак, уважаемый Иван Васильевич, я очень рад, что вы нашли возможным явиться в суд, – начал он, улыбаясь.

– Я не мог поступить иначе.

– Разумеется. Ведь вы же законопослушный гражданин.

– Да. И как человека, уважающего закон, меня всегда глубоко возмущает несправедливость.

– Ну, для этого вы и пришли сюда. Мы постараемся с вашей помощью установить истину. Ведь так?

– Надеюсь, что так.

– Очень хорошо. Скажите, как вы познакомились с подсудимой?

– Была бы моя воля, я бы вообще с ней не знакомился. Нас свела Вероника Дворецкая, представив мне эту девицу как своего нового юридического советника.

Девица! Лиза поморщилась. Старик просто выплевывал яд.

– Что вы можете сказать о Дроздовой?

– А что о ней говорить? Молодая, крайне самоуверенная особа, считающая, что весь мир должен упасть к ее ногам только по той причине, что они у нее стройные и длинные.

– Протест, ваша честь! – вскочила Дубровская. – Свидетель не имеет права оскорблять мою клиентку.

– Протест отклоняется, – хмыкнул судья. – Оскорблений я не услышал. Обвинитель, вы можете продолжать.

– Спасибо, ваша честь. Итак, мы вернемся к самому началу нашего допроса. Вы сказали, что вас возмущает несправедливость.

– Так оно и есть.

– Не могли ли вы продолжить? Что вы имели в виду?

– Я имел в виду, что нельзя пользоваться показаниями враждебно настроенных людей, для того чтобы осудить невиновного.

– А кто здесь невиновен? – не понял прокурор.

– Подсудимая, конечно! – выпалил доктор. – Я заявляю со всей ответственностью, Дроздова не совершала убийства. Она невиновна.

Дубровской показалось, что у нее начались слуховые галлюцинации. Она стала вертеть головой, стараясь по лицам присутствующих отгадать, что же все-таки произошло. Судя по ватной тишине, воцарившейся в зале судебного заседания, здесь на самом деле случилось что-то экстраординарное. Зрители затаили дыхание, а рука судьи с молоточком застыла в воздухе, как знак вопроса.

– Постойте, постойте! – замотал головой прокурор. – Минуточку. Не спешите. Вы меня совершенно сбили с толку. Допрошенные ранее свидетели в один голос утверждают, что именно вы назвали Дроздову Анастасию убийцей! Было такое?

– Было.

Прокурор вздохнул с облегчением.

– Ну, так как же вы теперь можете это объяснить?

– Я был в состоянии сильнейшего эмоционального шока. Стоя над телом Вероники, с которой нас связывали тридцать лет дружбы, я был вне себя от горя. Я предупреждал эту девицу, что добром ее пребывание в доме Дворецкой не закончится, я умолял ее уехать. Но она и слышать ни о чем не хотела. Если бы она вняла моим мольбам, трагедии бы не произошло.

– Ага! Значит, вы все-таки связываете трагическое происшествие с Анастасией Дроздовой.

– Да. Но не так, как вы думаете.

– Тогда вам лучше объясниться. Не будете же вы утверждать, что никакого преступления в доме Дворецкой не произошло? Есть показания эксперта: в теле Дворецкой была обнаружена синильная кислота. Ведь вы не станете отрицать это?

– Нет, конечно. Только убийства никакого не было. Дворецкая покончила собой.

– Самоубийство?! – воскликнул прокурор. – Но это исключено!

– Почему? Разве Дворецкая была не в состоянии принять яд самостоятельно, без посторонней помощи?

– Но для самоубийства нужен был повод! – не унимался прокурор.

– Повод был. И даже не один, – твердо сказал доктор. – Самоубийство было тщательно спланировано и имело четкую цель: подставить Дроздову и тем самым определить ее судьбу на многие годы вперед.

– Но для чего это было нужно Дворецкой?

– Месть. Такое короткое и емкое слово. Этим все сказано.

– Хм! За что же Дроздовой такая немилость? Что же она успела натворить за эти три месяца, чтобы вызвать на себя гнев всемогущей Вероники Дворецкой?

– Анастасия ничего не натворила. Правда кроется в давней семейной истории, которую я и намерен вам рассказать.

– Да. Только я не намерен ее слушать! – произнес прокурор и, обращаясь к суду, заявил: – Обвинение больше не имеет вопросов к свидетелю и просит суд не принимать к сведению данные, сообщенные господином Пироговым при допросе. Он, должно быть, плохо себя чувствует и не отдает отчета своим словам и поступкам.

– Помнится, вы недавно утверждали, что он здоров, как бык, – усмехнулся судья.

– Беру свои слова обратно.

– Знаете, здесь вам не детские игры: хочу говорю, хочу забираю слова обратно. Делаю вам замечание.

– Прошу прощения, ваша честь.

– У защиты будут вопросы к свидетелю?

– Конечно, – Елизавета даже подскочила на месте от нетерпения.

– Протест, ваша честь, – опомнился прокурор. – Свидетель был вызван по ходатайству обвинения.

Судья недобро улыбнулся.

– Не заставляйте меня разъяснять вам закон, – попросил он обвинителя. – Сторона защиты имеет с вами равные права. Адвокат, ваши вопросы?

Прокурор тяжело опустился на стул…

– О какой семейной истории вы ведете речь? – спросила Дубровская.

– Это случилось давно, еще до рождения Анастасии. Тогда, когда ее мать, молодая перспективная балерина, повстречалась с неким господином Е…

Он был уже немолод, а кроме всего прочего, имел семью. Но Верочка об этом не знала и не подозревала, что их связь обернется трагедией. Сам Е. не был коварен. Он, как и многие представители сильного пола, встретив на излете лет молоденькую симпатичную барышню, влюбился по уши. Понимая, что завоевать сердце красавицы, рассказывая ей подробности своей личной жизни, невозможно, он решил утаить тот факт, что он женат. Он срывал цветы страсти, в то время как его супруга, заподозрив неладное, устроила за ним слежку. Когда правда всплыла на поверхность, разразился жуткий скандал. Жена Е. обвинила его в измене и была готова растерзать влюбленную парочку. Но ни нож, ни пистолет ей не понадобился. Будучи человеком мягким и бесхарактерным, зависимым от жены, Е. не вынес разоблачения. Случился сердечный приступ, и мужчина отлетел на небеса раньше, чем произнес слова раскаяния. Супруга была поражена. Она осталась вдовой с тремя детьми на руках, когда где-то совсем рядом проживала виновница ее горя, молодая и красивая, походя разрушившая их семейное счастье. Первым ее порывом было найти и наказать негодяйку. Пока она обдумывала план мести, легкомысленная девица объявилась сама. Однажды тишину квартиры нарушил телефонный звонок.

– Я – Верочка! – послышался в трубке девичий голос. – Могу я поговорить с Е.?

– Е. умер, – произнесла вдова ледяным тоном.

– Как умер? – не поняла девушка. – Он не мог умереть. Мы собирались пожениться, а теперь я беременна!

Беременна! Значит, ко всему еще и это. Вдова была раздавлена и уничтожена. Значит, этому негодяю оказалось мало своих собственных детей, если он решил обрюхатить первую попавшуюся ему смазливую девчонку.

Женщина навела справки. Блудница не избавилась от ребенка, а в положенный срок произвела на свет девочку…

Вера и не знала, что с тех пор ее жизнь находилась под пристальным наблюдением. Нанятый детектив сообщал вдове все новые и новые подробности жизни маленькой семьи. Верочка замуж не вышла. В этом смысле она оказалась такой же невезучей, как и вдова Е. Но это обстоятельство не реабилитировало ее в глазах обиженной женщины. Та холила и лелеяла собственную ненависть, зная, что придет пора и Верочка заплатит за свою любовь. А пока вдова строила свою жизнь. Карьера ее стремилась ввысь, как на дрожжах, подпитываемая злобой и жаждой мести. Вдова добилась головокружительного успеха, но, несмотря на силу и власть, она ощущала себя несчастной. Желающих встать у нее на пути находилось немного. Женщина уничтожала любого, кто бросал ей вызов. Вот только давняя история не давала ей покоя, и к тому времени, как вдова созрела для принятия конкретных мер, случилось непредвиденное: Верочка умерла! Вдова была вне себя от ярости. Что же это такое! Виновница ее несчастья ушла в мир иной, не оплатив долг. Но у нее оставалась дочь…

– Позвольте, – прервала доктора Елизавета. – Давайте расставим все на свои места. Е. – это…

– Евгений Дворецкий, – просто ответил доктор. – Вдова – это Вероника Дворецкая. Дочь Верочки – это Анастасия Дроздова, по отчеству – Евгеньевна.

– Значит, Анастасия – это родная дочь Дворецкого? – воскликнула Дубровская.

– Ну, конечно. О чем я вам так долго толкую?

– А откуда вам известна вся эта семейная история?

– Разумеется, от самой Вероники. Не забывайте, мы были знакомы тридцать лет. Так что все происходило на моих глазах. Когда в особняке Дворецкой появилась эта девочка, я понял: Вероника приступила к осуществлению своего плана. Она сделала Насте предложение, от которого та не смогла отказаться. Большой дом, наряды, громкое имя – все это было только мышеловкой. Девушка попалась на приманку, утешая себя тем, что в мире еще остался бесплатный сыр, – доктор невесело улыбнулся. – Я делал все возможное, чтобы выжить ее из особняка, понимая, что тем самым окажу ей огромную услугу. Каюсь, я не всегда вел себя корректно, но на этом и был построен мой расчет. Я надеялся на то, что девушка, не привыкшая к грубости, сбежит. Но она оказалась крепким орешком.

– Не проще ли было вам предупредить Дроздову открыто? – спросила Дубровская.

– Я не хотел лишиться дружбы Вероники. Она слишком много для меня значила, – ответил доктор.

– Вы знали подробности ее замысла? Что она собиралась предпринять?

– Откуда? Это Вероника держала в тайне. Но я знал, что ее благотворительность не была бескорыстной. Она готовила удар, позволяя себе играть с Дроздовой, как кошка с мышкой. Она хвалила ее, осыпала подарками, увеличивала жалованье, понимая, что чем выше она вознесет девушку над землей, тем больнее ей будет падать. Я знал, что рано или поздно Вероника расправится со своей жертвой, но как это произойдет, оставалось для меня секретом. Я пытался призвать Дворецкую к благоразумию, но она смеялась надо мной, утверждая, что я сошел с ума. Она попыталась даже отдалить меня, понимая, что я становлюсь для нее обузой. Но окончательно порвать отношения она не решилась.

– Есть ли у вас версия событий последней ночи Вероники?

– Конечно, – доктор кивнул головой. – Никакого цианида в санитарной сумке Дроздовой не было. Ведь ее обследовали на наличие частиц отравляющего вещества?

Дубровская согласилась.

– Яд был у самой Дворецкой. Пригласив девушку в присутствии большого числа свидетелей к себе в спальню, Вероника уже была готова к жертвоприношению. Дворецкая все рассчитала заранее: подготовила завещание, которое и стало мотивом мнимого убийства; собрала большое количество народа, с помпой отмечая свой юбилей.

– Протестую, ваша честь, – поднялся прокурор с места. – Свидетель основывает свои выводы на собственных домыслах. Он сам говорит о том, что Дворецкая его не посвящала в свои планы. Стало быть, откуда ему знать? Допустим, семейная история Дворецких действительно была. Но согласитесь, смешно и неразумно заканчивать жизнь подобным образом. Месть – как мотив самоубийства. Боже мой! Как будто она не могла отомстить Дроздовой каким-нибудь другим способом!

– Я еще не все вам сказал, – признался доктор. – Был еще один мотив к самоубийству. Понимаете, Дворецкая была больна, неизлечимо больна. Через несколько месяцев она уже не смогла бы существовать без сильнодействующих препаратов. Как человек волевой, она не допускала и мысли о своей беспомощности и зависимости. Представляя, во что превратится ее жизнь в ближайшем будущем, она предпочла форсировать события. Таким образом, месть и самоубийство можно было соединить в один адский коктейль, что она и сделала. Закатив грандиозный праздник в свою честь, она приняла яд и отбыла в иной мир, не забыв накинуть петлю на Дроздову. Ее расчет оправдался. Ни у кого и мысли не возникло о том, что она организовала спектакль, слишком уж все было реально: и яд, и неслыханное наследство…

– Вот так дела! – раздался из первого ряда голос какого-то зрителя. – Чего же вы держите девушку под стражей? Освободите ее немедленно!

– Освободите мою невесту! – раздался четкий голос. В последнем ряду поднялся высокий молодой человек с щеголеватой стрижкой.

Настя встрепенулась и посмотрела в зал. Когда ее взгляд встретился со взглядом Логинова, она на мгновение зажмурилась. Из ее глаз вдруг закапали слезы.

– Прошу освободить мою подзащитную и снять с нее все обвинения! – потребовала Дубровская, но ее голос утонул в гуле публики.

Судья застучал молоточком.

– Тише! Выведу всех отсюда. – Затем он обернулся к прокурору: – У государственного обвинителя будут какие-нибудь заявления?

Прокурор подавленно молчал.

– У вас есть еще возможность с достоинством выйти из этой ситуации, – продолжил председательствующий. – Нет заявлений? Тогда суд примет решение…

Настя и Логинов брели по заснеженной аллее зимнего парка.

– Не могу поверить, – говорила она негромко. – Под ногами хрустит настоящий снег, а в глаза светит солнце, огромное, желтое. А еще рядом нет решеток. Иди, куда хочешь, делай, что посчитаешь нужным. Странное ощущение.

– Ты говоришь как заключенная, которая провела за проволокой по крайней мере десяток лет, – усмехнулся Олег.

– А мне и показалось, что я была там десять лет.

– Забудь об этом, – попросил он. – Представь, что тебе приснился страшный сон, и постарайся скорее выбросить его из памяти.

– Я была бы рада, но прошлое все равно напоминает о себе. Сегодня мне позвонила Элеонора и медовым голосом попросила моего разрешения пожить пока в особняке Дворецкой.

– Ну, и что же ты ответила своей сестре?

– Сестре? Ах, да! Мы же являемся родственниками по отцу. Еще одно странное ощущение. А что я ответила? Разве я могла ей отказать?

Они помолчали.

– Временами я не верю в реальность происходящего, – призналась она. – Дворецкой больше нет, а ее состояние принадлежит мне. Бедная Вероника! Она рассчитала все, но как она могла предвидеть, что ее месть обернется против нее самой? Меня оправдали за отсутствием состава преступления как такового. Суд не доверился показаниям Пирогова и посчитал, что самоубийство как способ мести слишком уж фантастическая штука. Дворецкая покончила с собой, зная о безнадежности своего состояния здоровья. Вот как решил суд. А завещание Вероники было признано законным. Могла ли она представить в самой своей страшной фантазии, что любимое детище «Жемчужина» попадет в руки ее врага?

– Конечно, такого поворота событий она не ожидала, – согласился Логинов. – Но и альтернативы у нее тоже не было. Она не собиралась оставлять собственный бизнес детям. Бедная Дворецкая! Одержимая ненавистью и местью, она тем не менее так и не познала, что такое любовь.

– Но ведь она любила своего мужа? – спросила Настя. – В таком случае ради чего она затеяла всю эту историю с наследством?

– Я не уверен, что все это произошло ради любви. Скорее всего, Вероника поступила, как собственница, которую вероломно лишают принадлежащей ей вещи. Евгений был частью ее мира, в котором она чувствовала себя королевой. Он не играл значительную роль в ее жизни, но с ним было удобно. Дети, семья – все, как у людей. И тут какая-то девочка, из балетных, покушается на ее благополучие. Дворецкой было невыносимо само осознание того, что ей предпочли другую. Она решила наказать наивное создание, а заодно и собственного мужа. Полагаю, что если бы милосердная смерть не забрала его на небеса после сердечного приступа, Вероника приготовила бы для него какую-нибудь затейливую каверзу. Она была мастерицей по придумыванию такого рода «шуток». Она слишком хорошо знала, что блюдо под названием «Месть» следует употреблять в холодном виде. Поэтому Дворецкая решила подождать.

– Да. Вот только ждала она слишком долго, – усмехнулась Настя. – Двадцать с лишним лет – приличный срок. Ты не находишь?

– Зато оцени грандиозность замысла! Поставить на карту все, что составляло ее жизнь, и уйти на тот свет под залпы салюта. Нет, Дворецкая все же была удивительной женщиной.

– Такое впечатление, что ты восхищаешься ею, – возмутилась Настя.

– К великим преступникам и негодяям всегда испытываешь смешанные чувства, – признался Логинов. – Это и удивление, и негодование, и в какой-то степени восхищение их безрассудным желанием жить по собственным законам. Мало кто из нас пытается вырваться за пределы круга, начертанного для нас обществом. Мы слишком послушны, слишком боязливы, чаще ленивы. Нам проще жить так, как принято, чем рваться в неизвестность.

– Сейчас ты подведешь целую теорию под злобную выходку Дворецкой, – остановила его Анастасия. – А там уже недалеко и до оправдания.

– Я не собираюсь ее оправдывать. Она причинила нам слишком большие неприятности.

– Хорошо, что ты еще об этом помнишь, – улыбнулась девушка. – Хотя многих ошибок можно было избежать, если бы ты был откровенен со мной, а не прятал в сундук свои маленькие секреты.

– Например?

– Например, близкие отношения с Элеонорой Дворецкой.

Логинов пожевал губами.

– Это не то, что ты думаешь.

– Так говорят все мужчины, когда им больше нечего сказать.

– Я про другое. Во-первых, «близкие отношения» – это всего пара встреч совершенно определенного свойства. Никаких взаимных обязательств – только секс. Во-вторых, это было задолго до знакомства с тобой. Я не сторонник того, чтобы докладывать любимой девушке о всех своих амурных похождениях.

– Хорошо. Положим, что так, – нехотя согласилась Настя. – Но зачем тебе нужно было рыться в моей сумке? Ты дал мне повод усомниться в твоей искренности. Я посчитала, что именно ты подложил в лекарство ядовитое вещество.

Логинов нахмурился.

– Конечно, любопытному официанту было трудно разглядеть, что именно я делал с содержимым сумочки. Я не вкладывал туда никаких новых средств, я просто взял для себя некоторые образцы таблеток.

– Но для чего, скажи на милость?

– Я же тебе говорил о своем дурном предчувствии. Ну, помнишь, о той опасности, которая тебе якобы угрожает? По-моему, ты не восприняла мои слова всерьез.

– Конечно. Ведь у тебя не было никаких фактов, а в предчувствия я не верю.

– Вот я и пытался отыскать какой-то подвох в действиях Дворецкой. Эта странная подозрительность Вероники, эти дикие предосторожности с санитарной сумкой заинтересовали меня. Я хотел узнать то, что так тщательно скрывает Вероника.

– Ну и как, узнал?

– Не совсем, – признался он. – Рассмотрев все ее баночки и пузырьки, я установил лишь то, что она имеет серьезные проблемы со здоровьем и пытается их скрыть от окружающих.

– Почему ты так решил? – удивилась Настя. – Как мне было известно, Вероника страдала повышенным давлением и ревматическими болями. Но это почти норма в ее возрасте.

– А тебя не насторожило богатое содержание ее аптечки? – спросил Логинов. – Слишком много склянок для здоровой женщины. Кроме того, содержание баночек не отвечало их этикеткам. Так, вместо витаминов ты выдавала ей каждый день сильное обезболивающее средство. Коробочки с биологически активными добавками были также заполнены другими таблетками.

– Это ты определил самостоятельно?

– Нет, конечно, без посторонней помощи тут не обошлось, – улыбнулся Олег. – Мне помог один мой товарищ – фармацевт. Хотя, если поковыряться в моей биографии, там можно обнаружить три курса медицинской академии.

– Ты учился на врача? – удивилась Настя. – Ты мне об этом не говорил.

– Не говорил, – напустил на себя загадочный вид Логинов.

– А если еще лучше поковыряться в твоей биографии? – подозрительно спросила девушка. – Надеюсь, я там не обнаружу ничего ужасного?

– Как сказать:

– Ты мне должен немедленно все рассказать, – потребовала Настя.

– Ты не возражаешь, если я это сделаю у себя дома? – засмеялся он, поднимая ее на руки…

Антонина сделала глубокий вдох, прежде чем начать разговор на крайне болезненную для нее тему.

– Марк, – проговорила она, стараясь выглядеть спокойной. – Я хотела сказать тебе… Вернее, я пытаюсь сказать тебе уже две недели о том, что надежд на получение наследства Вероники нет никаких.

Он молчал.

– Я – бесприданница, Марк, – подвела она роковую черту.

Он рассматривал ее лицо, словно пытался понять смысл ее слов.

«Хоть бы уж сказал что-нибудь, – молила она про себя. – Хоть бы не молчал». Хотя было понятно все и без слов.

– Конечно, я понимаю, – решилась она продолжить. – Я понимаю, что у меня нет шансов удержать тебя рядом с собой. Лучше будет… лучше будет, если мы расстанемся.

– Ты действительно этого хочешь? – спросил он ровным тоном.

– Это уже не имеет значения, – проговорила она.

– Для меня имеет, – проговорил он. – Ведь я люблю тебя, Тоня. А теперь, когда грозный призрак твоей матери не стоит рядом с нами, я буду повторять это тебе постоянно.

– Значит, деньги… – дрожащим голосом проговорила Антонина.

– …будем зарабатывать сами, – продолжил он. – Ты не против?

– Я? – В ее глазах заблестели слезы. – Конечно, нет, дорогой.

– Ну, тогда все в порядке. Почему ты плачешь?

Элеонора тихонько притворила за собой дверь. Прошло уже несколько месяцев, как она покинула свою квартиру и опостылевшего мужа. Она чудесно проводила время, не скованная больше ни страхом, ни обязательствами. Дворецкая повеселилась на полную катушку, меняя зрелых мужчин на молодых юнцов, и под конец этой безумной гонки наслаждений стала немного уставать. Должно быть, сказывались годы? Ведь ей было уже далеко не двадцать. Потянуло к покою и стабильности. Уж как ее ноги привели в убогое жилище, которое она оставила без всякого сожаления, Элеонора не понимала. Но факт был налицо: она вернулась в блочную многоэтажку к своему скучному супругу…

Стоя в маленькой прихожей, она с наслаждением вдыхала аромат дома, по которому уже успела соскучиться. По всей видимости, Петр Алексеевич пек пирог. Интересно, с какой начинкой? Гадать не было смысла. Все у него получалось хорошо. Он был мастер на все руки. Что про него говорили соседки? Мужик – золото.

Элеонора двинулась на кухню, где вовсю гремели кастрюли и слышался плеск воды из-под крана. Сейчас она извинится перед ним за долгое отсутствие. На это потребуется не больше пяти минут, и они сядут пить чай с пирогом. А потом, когда вся посуда муженьком будет перемыта, они включат телевизор, как в старые добрые времена.

Элеонора открыла дверь и оторопела. На маленькой кухоньке, подвязавшись фартуком и косынкой, орудовала… Танюша!

– А-а, маманя пожаловала, – заявила она без всякого смущения. – Где же тебя черти носили?

– Ч-что ты здесь делаешь? – начала заикаться Элеонора.

– Разве не видишь? – Девица показала ей белые от муки руки. – Пирог пеку.

– А где же Петр Алексеевич?

За ее спиной раздались шаги, и в кухню, с газетой в руках, зашел супруг. Он, должно быть, только встал с дивана, поскольку вид имел немного сонный.

– Танечка, как пирог? – спросил он с порога и осекся. – Эля, ты? Что ты здесь делаешь?

Вопрос был настолько бестактным, что Элеонора едва не расхохоталась. Что делает она в собственном доме?

– Мне хотелось бы знать, что делает здесь эта девка? – спросила она, выставив вперед указательный палец.

Танюша бедром отодвинула Петра Алексеевича.

– Я здесь живу, – нагло ответила она.

– И с каких это пор?

– Почитай, с того времени, как ты ушла, – заявила она. – Мне тут нравится, и уходить я отсюда не собираюсь.

Дворецкая даже оторопела от подобной наглости.

– Петя, – обернулась она к супругу. – Мне казалось, ты все понял. Эта женщина – вовсе не моя дочь. Это грязная самозванка и вымогательница. Почему ты ее не выставил вон?

Петр Алексеевич рассматривал носки своих комнатных тапок.

– Прости, Эля, – выдавил он через силу. – Все так получилось…

– Ну, ладно, – она решила проявить великодушие. – Разберемся. А сейчас я выгоню эту поганку с нашей кухни, и мы сможем спокойно поговорить.

– Я никуда не пойду! – возмутилась Танюша.

– Она никуда не пойдет, – подтвердил супруг. – Эта женщина мне дорога, и я собираюсь на ней жениться.

Элеоноре почудилось, что пол под ее ногами заходил ходуном.

– Что вы затеяли? – спросила она, плюхаясь на табурет.

– Элечка, прости! – подошел к ней Петр Алексеевич. – Но я впервые за долгие годы понял, как уютно жить под одной крышей с женщиной, которая о тебе заботится. Представляешь, я ухожу на работу, а она остается. Я, как на крыльях, лечу домой, а она меня дожидается. Кроме того, она согласна родить мне ребенка. Я счастлив, Эля. Прости меня, но с тобой у нас уже ничего не получится. Отпусти меня, Эля!

– Но как же… как же я? – прошептала она, мало что соображая.

Похоже, она потеряла мужа. Увели его. Не зря соседки говорили: не мужик – золото!

Был пасмурный день, когда из гаража Дворецких вывели роскошный спортивный автомобиль с перламутровым блеском.

– Хороша ласточка! – сказал плотный мужчина в кашемировом пальто, проведя рукой по капоту. – Жалеешь, поди?

Вопрос был адресован Владу, который выглядел таким же мрачным, как непроницаемое февральское небо у него над головой.

– Да ты не жалей, – по-доброму посоветовал мужчина. – Ты жив. Прошу заметить, по моей доброте. Относительно здоров. С долгами… – он еще раз погладил машину, – расплатился. Можешь приходить играть снова. Милости просим…

– Что-то не хочется, – пробурчал Влад. – Кроме того, играть больше не на что.

Мужчина наклонился к нему и доверительно зашептал:

– А что, говорят, вас здорово надула эта наследница? Без штанов теперь ходите?

– Примерно так, – надул губы молодой человек.

Он кривил душой, поскольку прекрасно знал, что Анастасия повела себя в высшей степени благородно. Ему, конечно, было не понять, зачем она, с барского плеча, отдала детям Дворецкой весь особняк и автомобили. Она что-то говорила про дурные воспоминания, но, с точки зрения Владислава, Дроздова поступила, как законченная идиотка. Но им, конечно, это было только на пользу. Оставив себе «Жемчужину», девица, разумеется, не прогадала. Но, положа руку на сердце, Влад ни за что бы не взялся управлять этой махиной. Для него осталось все, как прежде, только деньги каждый месяц ему выдавала уже не мать, а Анастасия. Она назначила ему кругленькую «пенсию», и он мог, как и прежде, вести жизнь без забот и хлопот. Сестры трудились на своих местах и, кажется, получили солидную прибавку к зарплате. Антонина настолько «оттаяла», что завязала дружбу с новоявленной сестрой, и раз в неделю семейства Клаус и Логиновых встречались за партией в бильярд. Элеонора не проявила широты взглядов, но, оставшись в одиночестве, бросилась во все тяжкие. Распрощавшись с очередным кавалером, она со вздохом облегчения возвращалась в особняк, где ее ждал комфорт и покой. Словом, в семействе Дворецких все шло своим чередом, и даже старый доктор Пирогов обедал с ними, как обычно, по воскресеньям. Кстати, он здорово сдружился с Анастасией и Олегом, даже стал для них кем-то вроде семейного доктора и мудрого советчика.

Но всего этого мужчина в кашемировом пальто, конечно, не знал. Да, впрочем, ему это было малоинтересно, ведь объект его обожания – серебристый «Феррари» – стоял рядом, готовый отправиться в путь.

– Значит, больше не играешь? – спросил он для поддержания разговора.

– Не-а, – проговорил Владислав. – Лучше женюсь.

– Мудрое решение, – похвалил мужчина, хлопая его по плечу. Он открыл дверцу и удобно разместился внутри. – Поехали!

Машина, сверкнув серебристым боком, покатила по подъездной аллее. Влад тоскливо смотрел ей вслед.

– Владислав Евгеньевич, обед на столе, – сообщил ему высокий седой мужчина в форменной одежде.

Влад переключил все внимание на него.

– А торт и шоколадное мороженое? – подозрительно спросил он.

– Анастасия Евгеньевна просила следить за вашим рационом. Она очень заботится о вас, – внушительно сказал старик.

«Ах, да! – подумал Влад. – Теперь у меня новая мамочка».

Но он, кажется, ничего не имел против…

Профессиональный адвокат Наталья Борохова отвечает на вопросы читателей:

К сожалению, вашу ситуацию можно назвать типичной. Не всегда повзрослевшие дети стремятся к общению со своими родителями, что уж говорить о случаях, когда тем требуется регулярная помощь! Но у вас все не так плохо – вы вырастили замечательного сына, и по закону у вас есть возможность отблагодарить его за хлопоты. Позаботьтесь о составлении завещания в его пользу. Гражданский кодекс предусматривает свободу вашего последнего волеизъявления. Стало быть, вы можете по своему усмотрению завещать имущество своему сыну, лишив наследства дочь. Причем от вас не требуется указывать причины такого поступка. Есть другой вариант: вы можете самостоятельно определить доли наследников в наследстве (например, сыну передать две трети всей наследственной массы, а дочери, соответственно, одну треть). В конце концов, в вас же говорит не месть, а естественное стремление к справедливости! Если пожелаете, в своем завещании вы также вправе упомянуть невестку или соседку, каждый день приносящую вам свежий хлеб из булочной. Таким образом, все зависит только от вас.

Ошибаться могут даже будущие юристы.

Последняя воля вашей матери была выражена вполне определенно: все имущество – только дочери! Таким образом, она не посчитала нужным передать что-нибудь внуку. Возможно, на это у нее были свои причины. И это ее право! Разумеется, молодой человек не доволен и даже вспомнил об обязательной доле, которую закон предусматривает, выражая интересы самых незащищенных лиц. Он имел бы на нее право, если бы к моменту смерти бабушки находился на ее иждивении. Но, как видно из вашего письма, он ее покинул, живет в другом городе. Значит, говорить об обязательной доле в его случае бессмысленно. И каким бы несправедливым ни казалось ему решение бабушки, остается одно – принять его как данность. Он молод, и у него еще все впереди!

Гражданский кодекс РФ содержит статью с символичным названием «Недостойные наследники». Казалось бы, это именно тот случай, о котором вы говорите, правда? Разве заслуживает награды тот, кто пренебрег своими родительскими обязанностями? Но, к сожалению, не все так просто.

У вас не возникнет сложностей, если в свое время отец вашего мужа был лишен родительских прав в судебном порядке. Если решения суда о лишении его родительских прав не было, то вам придется потрудиться. Ваша задача – доказать суду то, что отец злостно уклонялся от выполнения лежавших на нем обязанностей по содержанию своего сына. К сожалению, ваши эмоции, даже самые оправданные, на решение суда не повлияют. Вам нужны доказательства. Что можно использовать? Поспрашивайте у свекрови, возможно, в отношении нерадивого папаши в свое время заводилось розыскное дело по причине злостного уклонения им от уплаты алиментов и содержания детей. А может статься, его даже осудили (ныне это ст. 157 УК РФ, ранее ст. 122 УК РСФСР). В любом случае судом могут быть приняты и другие доказательства.

К сожалению, человек не всегда может противостоять силам природы. Снежная лавина, как и многие другие проявления стихии, оставляет мало шансов на спасение. Если ваш муж пропал при обстоятельствах, угрожающих гибелью, и в месте его жительства нет сведений о нем в течение 6 месяцев, вам нужно обратиться в суд для объявления супруга умершим. Днем смерти гражданина в таких случаях признается день его предполагаемой гибели. В течение 6 месяцев со дня вступления в законную силу решения суда вы можете принять наследство (ст. 1154 ГК РФ).

На мой взгляд, ваши опасения безосновательны. Есть такое понятие, как «тайна завещания». Нотариус или иное другое лицо, удостоверяющее завещание, не вправе до открытия наследства разглашать его содержание, ведь за нарушение тайны предусмотрена ответственность! Но если даже это не является для вас аргументом, поспешу вас обнадежить – закон предусматривает возможность составления закрытого завещания. В этом случае его содержание будет тайной даже для нотариуса. Закрытое завещание, написанное и подписанное собственноручно вами, в заклеенном конверте будет передано вами нотариусу в присутствии двух свидетелей, которые поставят на конверте свои подписи. Вам будет выдан документ, подтверждающий принятие закрытого завещания (ст. 1126 ГК РФ).

Хотите задать вопрос члену коллегии адвокатов Наталье Бороховой?

Пишите по адресу:

127299 г. Москва, ул. Клары Цеткин, д.18/5,

ООО «Издательство „Эксмо“, редакция № 1,

для Н. Бороховой. С пометкой: „Вопрос адвокату“.

Ответы на самые интересные вопросы ищите в следующих книгах Наталии Бороховой.