Николай Басов. Экспансия: Фантастический роман Изд-во Эксмо М. 2004 5-699-05898-2

Николай Басов

Экспансия

Часть 1

СХОДИТЬ, НЕ ЗНАЯ КУДА

Глава 1

Рост потянулся, руки, ноги, даже шея и торс — все стало «не своим», от долгой и вынужденной неподвижности такое случается. Но в том, что происходило, было что-то еще, более сложное и малопонятное. И сразу же услышал приказ Баяпошки:

— Не вертись.

Ростик немного рассердился. Но скорее от смущения, которое он теперь почему-то постоянно испытывал перед этой красавицей, его бывшей женой, аймихошей и художницей, матерью его второго сына Гаврилки, сестрой его нынешней жены Винрадки. Она сидела с задумчивым видом перед огромным, чуть не в половину чертежного стандарта, листом шершавой бумаги и старательно водила по нему толстым черным карандашом «Кремль». На Роста она почти не смотрела, но иногда он чувствовал идущую от нее волну горячего внимания. А ведь обещала не усугублять...

— Ты кого рисуешь? — спросил Рост, давая выход смущению. — Меня или как договаривались?

— Как договаривались, — быстро отозвалась Баяпош-хо. — Не злись и не волнуйся, все получится.

Договаривались они о том, что Баяпошка будет рисовать всех тех, кого Рост встречал в своем плену, — чегетазуров, несупен, ярков, вас-смеров, кваликов, вырчохов, Докай, боноков и тех, других медуз, которые ходили по Нуаколе в жестких прозрачных скафандрах и иногда выпускали какой-то пар, от которого все прятались. Словом, тех, кого он был способен отчетливо вспомнить, хотя, если бы он действительно постарался, вспомнить, разумеется, смог все — тренировки аймихо, которым Гринева когда-то подвергали, не прошли даром.

— Ты им случайно не портретное сходство придаешь? — снова спросил Ростик, потому что успокаиваться не собирался. Правда, при этом он ни на мгновение не сомневался, что действительно у Баяпошки все получится. Но беда-то была в том, что у него не слишком выходило, вернее, он просто не желал вспоминать многое из того, что с ним случалось в плену.

— Я рисую, чтобы потом можно было выгравировать их на стали. Этими гравюрами мы набьем твою книгу, и тогда...

Что тогда, Рост не стал слушать.

— Я не против иллюстраций, но зачем? Кому это нужно?

— Ты не спорь, ладно? — Баяпошка слегка прищурилась, тоже, вероятно, от избытка чувств. — Не тебе решать, что важно и кому нужно.

— Именно мне. — Он уже сдался, но на словах признавать этого не хотел. — Посадите десяток людей за ненужные гравюры, оторвете от более насущных дел... Не понимаю.

— А как их узнать, если кто-то, не ты и не мы, аймихо, их увидим? У тебя есть более дельное предложение? — холодновато спросила Баяпошка. Вздохнула, добавила: — Так что не вертись. Когда ты вертишься, тебя читать труднее.

Дело было в том, что Ростик, когда действительно понял, что вернулся, что вырвался из плена пурпурных, для просвящения всего честного народа написал книгу. Сначала он, конечно, хотел просто дать отчет о своем житье-бытье, которое в плену было не слишком веселым и сладким. А потом увлекся и накатал огромный текст, иногда даже слишком подробный, почти роман, который теперь, по словам тех, кто приезжал к нему, читали все подряд. На самом деле — все, кому не лень.

Но вот описания разных существ, которых он видел и которых сам-то представлял очень живо, ему не удались, вероятно, все-таки он был не романист. Тогда и родилась идея, которую озвучил, кажется, Сатклихо, чтобы Баяпошка сосредоточилась на его, Ростиковых, мозгах и вычитала из памяти подлинный вид различных разумников. Этим теперь они и занимались. К слову сказать, Баяпошка за те годы, пока Роста не было, стала не только женой Эдика Сурданяна, не только родила еще четырех ребятишек, помимо Гаврилки, но и сделалась штатной художницей Боловска. Что было необходимо, потому что после Переноса восстановить процесс фотографирования не выходило, вероятно, не удалось получить в достаточном количестве требуемую для этого химию. А старинные технологии, например, на асфальте, как было когда-то, когда фотографию только изобрели, оказались напрочь забыты.

Кстати, имена этих четырех ее детей Рост при всем старании и знании трех иных языков Полдневья, кроме русского, выучить так и не сумел. Должно быть, подзабыл природный язык аймихо, да и не слишком хорошо узнал его, когда из него делали Познающего. А их русские аналоги... Да, русский он тоже, как с удивлением обнаружил, трудясь над манускриптом, изрядно запустил. Для его уха русский теперь частенько звучал необычно, чуждо, и если вслушаться, то Рост даже некоторые слова произносил неуверенно.

— Я вообще не соображаю, что ты меня читала, — буркнул Рост, пробуя снова сосредоточиться на внешности вырчохов.

— Чувствуется великий стилист, — отозвалась Баяпошка, не отрываясь от своего листа бумаги. — И с сильнейшим романическим уклоном.

Действительно, и это за Ростиком теперь водилось. Он иногда такие пируэты на родном-то, на русском закладывал, что только держись. Объяснялось это, конечно, тем, что слишком много лет ему пришлось даже думать на едином, а на этом языке его фраза не резала бы слух. Собственно, она могла прозвучать абсолютно правильно, он был в этом уверен.

Баяпошка подняла голову, почерневшими пальцами, которыми размазывала зачем-то карандаш, осторожно убрала прядь волос с глаз.

— Что с тобой делать? Ведь не хочешь мне помогать. Как я могу чего-нибудь добиться?

Конечно, кто-то должен был подойти. Только она обостренным своим внутренним видением поняла это раньше Роста. Но теперь и он понимал, что вот сейчас...

Они сидели на берегу моря, чуть в стороне от Храма. Дальше их на песке возились дети под присмотром Ждо. С десяток бакумуренышей, дети Баяпошки, которых она приволокла с собой в Храм из Чужого города, где ее новое семейство ныне постоянно обитало при Эдике, а еще дальше Гаврилка да трое детей мамы — Пашка и Машка, почти уже совсем взрослые, и их младший брат Степан. Кстати, эти трое последних приходились родней и самому Ростику, только он не мог, не хотел в это поверить.

Еще в этом импровизированном детском питомнике обреталась его дочь от Винрадки, получившая диковатое, но приятное на слух имя Роса. Роска обихаживала его вторую дочь от Винрадки, свою сестрицу — Дарью Ростиславовну всего-то трех лет от роду. Это и была новая поросль Боловска, хотя скорее все-таки Храма, его обиталища, его дома.

Рост присмотрелся, так и есть, около людей совершенно по-человечьи кружили дети аглоров, все шестеро, только их было почему-то плоховато видно, хотя некоторые были без плащей невидимости. Впрочем, троим из них плащи были сделаны уже полностью, и теперь оставалось только менять куски на вырост... Нет, это Степка возился с Гаврилой в плащах, а аглоры были как раз без нуз.

Выучить бы мне весь этот выводок, решил Рост и обернулся в другую сторону, к Храму. Из-за пристройки, в которой обитали аглоры, вылетел выводок молодых мангустов, возглавляемый Табаском, что тоже было необычно. Кесен-анд'фы только плодиться приходили в Храм, а обычно обитали в лесу, особенно молодняк, которому уже мешала слишком плотная опека старших.

В первый год Рост очень опасался, что гигантские ящеры начнут на его мангустов охотиться, но потом выяснилось, что боялся зря. Кесен-анд'фы и для дваров были животными священными, и для всех прочих обитателей леса, которые могли им доставить неприятности. Двары вообще, когда узнали с какой добычей вернулся к ним Рост, захотели ему даже какой-то праздник устроить, едва удалось отвертеться. А то что бы он делал на празднике ящеров, чествующих трех юрких зверьков?

Рост поразмыслил и решил — Табаск бежит рядом с кем-то из аглоров, вернее, с двумя, кажется, с Ихи-вара и Бастеном. Каким-то образом он теперь умел понимать, кто из прозрачных бойцов Полдневья к нему приближается. Или это увидел Табаск и просто оттранслировал ему в сознание?

Но в то же время Рост сомневался, чтобы из-за двух аглоров Баяпошка стала отрываться от дела. Что-то во всем этом было не то и не так, как обычно.

— Дай посмотреть, что получается, — попросил Рост примирительно.

Художница послушно откачнулась от листа, Рост дошел до нее и заглянул через плечо.

На него смотрела хищная, выразительная голова, чем-то неуловимым схожая с человеческой, но больше смахивающая на голову выдры. Такой же низкий лоб, гладкая, очень мускулистая шея, врастающая в неширокие плечи, огромные миндалевидные глаза, способные подавлять волю каждого, кому это существо было врагом, жестковатые, как у настоящей выдры, усы, приподнятая губа, открывающая чудовищные зубы... Сбоку были нарисованы те же выдры, вернее, вырчохи, в разных позах. Некоторые держали оружие, некоторые с разворотом, как во время движения, демонстрировали свои комбинезоны, у пояса увешанные подсумками.

— Похоже? — спросила Баяпошка, но даже не дождалась подтверждения. — А ты в своей книжке написал, что они тебе очень напомнили людей.

— Тогда мне так казалось... Да, конечно, похоже. Очень. — Рост помялся. — Только, знаешь, я ведь тогда уже и забывать стал, какие люди бывают.

— Знаю, — кивнула Баяпошка. Неожиданно она хмыкнула. — Ты их толком и не видел, только запах запомнил. Я по запаху и рисовала.

Аглоры подошли уже совсем близко, Бастен откинул капюшон нузы. Его лицо показалось Ростику на редкость бледным, хотя и прекрасным, как всегда.

— Рост-люд, — заговорил он по-русски не слишком внятно, женщины-невидимки говорили чище, — тебе нужно мобилизоваться. К нам приближается гравилет. Конечно, по твою душу.

Рост перевел взгляд на Баяпошку.

— Ты не знаешь, зачем?.. — Она сделала очень задумчивое лицо. Пришлось добавить: — Зачем кому-то лететь сюда, да еще, как полагает Бастен, по мою душу?

— Знаю, — ответила аймихоша и мельком посмотрела на Бастена. Тот сразу же закрыл голову капюшоном и стал абсолютно невидимым. Это был знак того, что людям нужно поговорить наедине. Почему-то аглоров тут, в Храме, никто не стеснялся, видимо, трудно было их учитывать, особенно потому, что они могли быть всюду. Даже там, куда, по человеческим нормам и правилам хорошего тона, заходить все-таки не полагалось.

Жаль, что следы аглоров на этом твердом песке почти не видны, вдруг они уже пошагали к детям или вообще — в степь, высматривать непонятный антиграв.

— Рассказывай, — попросил Ростик. Баяпошка убрала рисунок в папку на тесемочках, в каких в детстве Ростика ученики музыкальной школы носили свои ноты. И где она такую только выискала?.. Вздохнула, посмотрела на море.

— Видишь ли, возникла идея как-то тебя использовать. Жалко, что боец и организатор с твоим опытом болтается на окраине и занимается невесть чем.

— Я фермер, — сухо ответил Ростик, — кормлю семью. И это не окраина, тут мой дом. — Он все-таки не удержался: — Когда-то тут был и твой дом, поэтому... Больше уважения, Бая, просто — уважения.

— Семейство может прокормить и Винрадка, как кормила все те годы, пока ты отсутствовал. А фермер из тебя... Как из меня аглор, наверное.

С этим приходилось согласиться. В то время, как Рост пребывал в плену, Винрадка хозяйствовала в Храме и ждала его. Вот Баяпошка окунулась в жизнь Боловска, вторично вышла замуж, нарожала детей, стала художницей. А Винрадка... Да что там, и так все понятно.

— Еще раз, потому что тебе это не ясно, — продолжала Баяпош-хо. — Тебе казалось, что ты отсутствовал три года с небольшим. Так? На самом деле тут, в Боловске, прошло семь лет, причем почти месяц в месяц, и не спорь с этим.

Вот это у Роста в голове не укладывалось и, может быть, не могло уложиться. Он точно понимал, что не мог так здорово ошибаться. Время, когда он был запрограммирован в раба, составляло чуть более двух лет. Потом он год болтался в подручных Савафа, потом несколько месяцев готовился к побегу, который в итоге удался. Сюда можно прибавить еще несколько недель, в крайнем случае — пару месяцев, когда он побывал в плену у кваликов, а потом его обучал друг-Докай, и несколько дней, когда они летели сюда, на их континент, где находится Боловск. Если точнее, летели они чуть больше сорока часов... Откуда же семь лет?

Но все, с кем Рост разговаривал, утверждали в один голос — его не было семь лет. Ерунда какая-то.

— Потом ты почти год приходил в себя, потом писал свою книгу, — продолжала Баяпошка, — потом пробовал заниматься, как ты говоришь, фермерством, хотя даже у Гаврилки это могло бы получиться лучше. Но ведь с твоего возвращения прошло уже четыре года! И следовательно, по вашему продолженному исчислению сегодня началась осень тысяча девятьсот восемьдесят шестого, и ни днем меньше.

— Все-таки ты это к чему? — спросил Ростик, потому что аймихоша замолкла.

— Пора приниматься за дело. — Она вздохнула. — Так было решено начальством, и я тоже так считаю. Поэтому возникла маленькая интрига. Я как бы с тобой тут рисую картинки, а между тем... Разрабатываю твое сознание, чтобы ты снова мог... Служить. К чему, собственно, и предназначен.

— Значит, ты не для книги рисовала?

— Для книги, — Баяпошка даже слегка вскинулась, все-таки аймихо терпеть не могут лгать. — Это правда. Эти рисунки я использую на благо всех... Кому придется по твоей книге учиться, познавать, как устроено Полдневье за пределами нашего континента. Но вторая цель — вернуть тебя в строй.

— Я не согласен, — ответил Рост и повернулся, чтобы идти в Храм, хотя Баяпошка крикнула ему в спину:

— Ты стал каким-то деревянным! — Она подождала, пока он оглянется на нее. — Пойми, я не хотела такой роли, просто больше никого не было, чтобы... Привести тебя в чувства.

— Чувства тут ни при чем.

— Еще как при чем. — Она заторопилась, видимо, женская часть ее природы все-таки проявилась, не все же время ей быть художницей, нахальной и в высшей степени требовательной: — Да, когда ты пропал, я не стала ждать... Но я любила тебя и сейчас люблю, Рост. Ты не понимаешь, как это трудно было — оказаться без тебя. Вот я и...

— Я же сказал — чувства и даже наши поступки, продиктованные ими, тут ни при чем.

И вдруг с необычайной отчетливостью понял, что теперь вот случится у него такая полоса, когда все на свете будет диктоваться — или неявно зависеть, но все равно зависеть! — от всех и всяческих любовей, связей, браков, прежних увлечений... А это было неправильно, потому что слишком по-женски, с неистребимым девчоночьим отношением к миру через привязанности или, наоборот, неприязни. Слишком это затуманивало мир, в котором он привык существовать, но с этим теперь приходилось считаться. Может, пришел такой возраст, когда всяческие переживания настигают и мужчин?

Одно он знал точно. Раньше такого не было, все получалось само собой. И он бы с превеликим удовольствием обошелся без этого впредь.

Баяпошка смотрела на него исподлобья, словно формировала его мысли, как с ним это некогда происходило в плену, когда он был рабом. Или она все-таки угадывала его настроения, ведь женщины-аймихо склонны к эмпатии. Иногда даже слишком. Уж кому как не ему в этом разбираться, побывав мужем двух сестер из их племени?

Он пошел к Храму. Баяпошка почти в отчаянии поднялась, под ее ногами заскрипел песок.

— Ростик, если тебе будет лучше, я могу признать, что... Если бы знала, что ты жив, я бы...

Он отмахнулся от нее, как от докучливой мухи. Про себя подумал, все, больше никаких рисунков, какую бы ценность они, по словам аймихо, не представляли. Он с этим завязал. Как и с возможной службой Боловску в чине... Кстати, какой у него там чин имеется, кажется, дослужился до капитана. Невелика птица, смогут обойтись.

Но кто-то догонял его бегом, а потом взял за руку. Это была Роса, Росинка, Роска... Она заставила его остановиться, потому что запыхалась. Серьезно посмотрела в глаза, у нее были чудесные глаза, Гриневской породы, серые и слегка настороженные. Сильные глаза.

Она вся была очень складненькая и быстрая... И расчесанные на прямой пробор волосы, и две косицы, спускающиеся чуть не до коленок, и тверденькая, в цыпках, ладонь.

— Пап, — сказала она, — только не злись ни на кого.

— Да вы что, сговорились? — Сердиться на нее он не мог, в этом, наверное, и был расчет этой пигалицы, его дочери.

— Нет, просто я почувствовала... А еще дядю Бастена. Он вообще очень здорово опасность чует, мне бы так.

— Чувствует, — рассеянно поправил ее Рост.

— Ну да, чувствует. — Она торопилась, потому что хотела высказать как можно больше. — Только он рад тому, что произойдет, а ты — расстраиваешься... Я вот что хочу сказать — ты соглашайся. — Она подумала, отвела взгляд, всматриваясь уже не в него, а в то, что ощущала сама. — Это будет правильно.

— Таким, как ты, еще нельзя советовать взрослым, — ответил он и пошел дальше. Обернулся — она стояла, переживая за него. — Придет время, я с тобой во всем буду советоваться, но нужно подождать.

И вот Росинка вдруг вполне толково и даже серьезно отозвалась, это после его-то, так сказать, родительской отповеди:

— Смотри, не пропусти, когда это время придет.

А он и растерялся. К счастью, чрезмерно реагировать уже не было времени, где-то далеко в степи действительно разлился шум приближающейся машины. Кажется, все-таки не антиграва.

Глава 2

Машина была довольно необычной, таких прежде Ростик не видел. Небольшой треугольник, очень плоский, с открытой кабиной спереди, на которую, впрочем, можно было натягивать кожаный верх, как на старинном автомобиле, отец говорил, до войны такие были. В обоих крыльях находилось по антигравитационному блину, сзади между ними на вертикальной штанге крепился толкающий винт с воздушным рулем. Машина ходила над землей, как экраноплан, оба пилотских кресла были заняты. Сзади у нее имелось еще одно, небольшое место, хотя скорее багажник, сейчас пустующий.

Машина плавно снизила скорость, поюлила туда-сюда носом и улеглась на траву в паре десятков метров от первых построек со стороны степи. Эти будочки Рост давно подумывал снести, но места в самом Храме было маловато, вот он и не решался, слишком уж разрослось здешнее население. Хотя, с другой стороны, при обороне они бы скрывали нападающих, давая возможность подобраться к главному зданию... Вот только от кого защищаться?

С одной стороны машины вышагнул Перегуда, потянулся, опасливо стал приглядываться, куда ему следует спрыгнуть. С другой лихо, чуть не по-ковбойски вылетел Ким. Он, уже на траве, похлопал машину по гладкому носу, посмотрел на Ростика и махнул рукой. Рост опустил пушку, хотя и держал ее, вероятнее всего, чтобы встретить гостей в полной форме, по здешней, Полдневной, традиции. И лишь тогда понял, что автоматически бормочет себе под нос:

— Л-ру, брат. — Он имел в виду, конечно, Кима. Перегуда в данной ситуации означал какие-нибудь неприятности.

Бывший начальник обсерватории, а ныне просто один из основных советников Председателя, которым последние годы бессменно являлся Дондик, зашагал вперед, выставив руки. Так просто, на всякий случай. По его лицу гуляла улыбка, он ничего тут не опасался.

Но в его улыбке чувствовалась напряженность. К тому же он нашел глазами кого-то сзади Ростика, чуть вскинул подбородок, словно спрашивал — как? Рост, не оборачиваясь, понял — там стоит Баяпошка. Что она ответила взглядом, его мало интересовало.

С Кимом они обнялись, причем тот тоже помалкивал, не заорал что-либо, что приятели всегда орут при встрече, не хлопнул по спине, просто притиснул к груди и тут же отодвинулся в сторону. Дипломат, решил про себя Рост, сукин сын, все понимает и даже не одобряет, может быть, но участвует.

Винрадка уже наготовила угощений. Ничего особенного, но в Боловске даже самые продвинутые из функционеров питались черт знает как, поэтому свежим овощам, маринованной жирафятине, похожей на буженину, знаменитому Ростикову пиву и, конечно, сухой рыбе, которая таяла во рту, словно подсоленный снег, оба гостя обрадовались. Ким налег на рыбу с мясом одновременно, а Перегуда устроил себе подобие салата, обильно сдобренное давленным из подсолнечника маслом. С этого и попробовали начать разговор.

— Рост, — заговорил Перегуда, как старший по возрасту и положению, — и как тебе удается такой подсолнечник вырастить? Ведь он, говорят, сухость любит, а у тебя тут сыро из-за моря. И ветра замечены лютые.

Про ветра в Полдневье он загнул, не бывало тут ветров сколько-нибудь сравнимых с теми, что случались за Земле. Не та атмосфера, не те процессы, совсем другое место.

Рост посмотрел, как Баяпошка клюет что-то со своей тарелки, и промолчал. Винрадка с Кирлан, главной женой Винторука, чуть обеспокоенно смотрели на происходящее. Они поняли, что пир горой не получится, Рост к этому не расположен. Вот и соображали, бедняги, — почему?

Ким по старой привычке уволок что-то из тарелки Винта, который тоже молчал, как немой, даже не ворчал на Кирлан, что у него в последнее время вошло в привычку. Посмотрел на Роста в упор, спросил:

— Небось л-ру говорил, да? — Он засунул за щеку кусок рыбы побольше и добавил: — Не расслышали мы.

— Стрельбу же не устроил, — мельком обронил Перегуда. Усмехнулся, мол, шутка. Только шутка получилась начальственная, свысока. Он и сам это заметил, только вида не подал.

— А я вот думал перед тобой новой машиной похвастать, — продолжал Ким. — У нас в последнее время научились делать отличные редукторы, легкие и выносливые. Понимаешь, происходит отбор мощности с разгоняющегося вала антигравитационной мельницы и передается по коленвалу на винт. Отличное устройство, только регулировать иногда тяжело. Фрикцион... — Он замолчал, сник, покосился на Перегуду, все-таки договорил: — К тому же эти редукторы и храповиком могут служить, помнишь, как мы мучились, когда первые антигравы-автоматы делали, ну, без ручного привода? Вот этими редукторами теперь и выходим из положения. — Он жевал уже без аппетита, хотя определенно не наелся. — Поликарп придумал.

— Хочешь, мы сейчас тебе это волшебное слово скажем? — спросил Перегуда.

— Рост, перестань, — чеканно, с металлом в голосе проговорила Баяпошка. Видимо, не забыла еще, что могла тут хозяйствовать на правах жены. Повернулась к гостям. — У нас как раз сегодня объяснение произошло.

Винторук поднялся, подмигнул Росту вместо благодарности, такая привычка у него тоже завелась недавно, хотя это и выглядело с его-то глазищами ужасно, ушел и унес с собой тарелку. Винрадки с Кирлан уже и видно не было, спрятались в кухне.

А Рост даже не чувствовал ничего. Ни угрызений, ни разочарования, ни опасения. Он даже не придумывал, как себя вести, просто сидел.

— И как он отреагировал? — спросил Ким, словно Роста не было рядом. А может, и вправду — не было.

— Разозлился.

— Хорошо, — решил Ким, — когда он злится, это всегда обнадеживает.

— Но сейчас-то он не злится. — Перегуда не поднимал головы от тарелки.

— А вот это уже не обнадеживает. — Ким как был трепло, треплом и остался.

— Что же делать? — спросила Баяпошка. И повернулась к Ростику. Все-таки она очень красивая, решил он. Особенно когда вот так смотрит, у нее даже глаза немного косят, и пресловутая прядка падает на лицо.

— Просто скажите, зачем приехали, — проговорил наконец Рост.

— Возникла одна идея... Вернее, идей как таковых не много, но вот проблем, которые мы хотели бы... — Перегуда не мог не усмехнуться. — Представить на твое рассмотрение, действительно хватает. Но выделяются две.

— По нашим данным, пауки очень уж здорово размножились за последние годы, что-то с этим следует делать, — высказался Ким. — И еще немало беспокойств нам стали доставлять пленные пурпурные. Они тоже усиленно размножаются, а вот дела, чтобы им поручить, нет. Так как ты теперь у нас эксперт по пурпурным, хотелось бы узнать — нет ли какого-нибудь заветного средства, которое ты вынес оттуда. — Он неопределенно мотнул головой в сторону леса, хотя Вагос находился совсем в другом направлении, где-то на юго-юго-востоке, или, может быть, на юге. — Чтобы с ними справиться, конечно.

— Что ты вообще по этому поводу думаешь? — добавил советник Председателя.

— Пауков вы оставили в их природной среде, они не могли не размножиться. А что касается пурпурных, так их вообще, кажется, приватизировали, если я правильно произношу это слово.

— Что ты имеешь в виду?

— Галя Бородина, присвоив алюминиевый завод, кажется, в нагрузку получила и поселение пленных губисков... Или я ошибаюсь?

— Те времена давно прошли, — махнул намасленными пальцами Ким.

— А завод остановили, — добавил Перегуда, — за ненадобностью. У нас и прежде потребности в металле были невелики, теперь же... Об этом никто, кроме тебя, и не вспоминает. Своих «залежей» на вагоноремонтном заводе хватит еще лет на тридцать.

Снова сидели молча. Рост понимал, что не прав, что плохо принимает гостей, которые, в общем, его друзья, но... поделать ничего не мог. Вернее, не собирался ничего делать.

— Как можно выйти из положения? — спросила Баяпошка. Теперь она тоже не отрывалась от тарелки, почему-то чувствовала себя виноватой. Хотя Ростик знал — никто ни в чем не виноват, особенно она.

— Что вас конкретно волнует в пурпурных? Я слышал, они все-таки понемногу встраиваются в наше хозяйство?

— Встраиваются, разумеется, вот только... — Перегуда почесал за ухом, при этом вид у него стал озабоченный. — Их много, больше сорока тысяч оказалось, когда их захватили. Какая-то часть из них сбежала через лес дваров. Мы рассчитывали, что уйдет половина... не стрелять же их на самом-то деле? Но уйти решились всего несколько сот, может быть, тысяча наиболее решительных.

Или наиболее зависимых от той подпитки, которую оказывают в их цивилизации несупены и чегетазуры, подумал Ростик. Так тоже бывает — смелость из-за слабости, хотя, конечно, кто его знает?

— Помнишь, мы как-то видели, что к нашим дварам прилетают за кующимся деревом целые орды пурпурных с проходящих мимо кораблей? — спросил Ким, снова принимаясь за еду.

Рост помнил, но никак не отреагировал на эту вставку.

— Сейчас за счет детей их не меньше стало, а больше. Из них, по нашим прикидкам, тысяч пять-семь обретаются в Боловске. Они там организовали вполне успешную коммуну, занимаются строительством, торгуют брикетированным торфом, их п'токи, самые здоровые и послушные, сотрудничают с заводом. Потом...

— Кто ими управляет? — спросил Рост. — Кто у них верховодит?

— В том-то и дело, что они самоорганизовались. И кто в их иерархии какую позицию занимает, мы не знаем.

— Это твое мнение, или так Герундий, наша славная милиция, докладывает?

— Герман пытался навербовать среди пурпурных кое-какую агентуру, — невесело хмыкнул Ким. — Кончилось тем, что нескольких вербовщиков серьезно побили, а всех, кто как бы дал согласие на сотрудничество, из города вымело, словно помелом. Их не убили, но есть данные, что они оказались в другом месте и в другом качестве. По крайней мере мы так думаем.

— Сейчас вы совсем не контролируете пурпурных в городе? Или есть еще попытки что-то предпринять?

— Расскажи ему про банды, — попросила Баяпошка.

— Тут все просто. Лет семь или чуть больше назад в городе завелись бандиты из пурпурных. Черт его знает, как они дошли до такой жизни, но, в общем... Ходили, многое узнавали и грабили дома. А потом их всех выловили, причем в пару недель, скорее всего, выдали свои, которые решили жить и работать в Боловске. После того как из них организовали штрафные роты, так сказать, и отправили к Бабурину, где они протянули не дольше двух лет, никакого бытового криминала с их стороны не наблюдалось.

— Все погибли? — ровным тоном спросил Ростик.

— Не все, я слышала, три-четыре десятка все еще у него работают, как-то выжили, — отозвалась Баяпошка.

— Как их использовали?

— Наземными разведчиками «алмазных звезд».

Да, это было серьезно. «Алмазными звездами» назывались такие животные, которые отравляли все вокруг себя на многие годы. По-настоящему отыскать их и выжить после этого можно было, только если разведка производилась с воздуха, все остальные варианты отпадали. Использовать пурпурных против них на земле, по сути, было запланированным убийством.

— Сейчас их держат как первый, самый внешний заслон против диких пернатиков и бакумуров. Тоже не сахар, но по крайней мере считается, что они свой долг обществу заплатили. К ним даже время от времени пополнение удается забросить, просятся из большого лагеря.

Баяпошка высказала все это, отвернувшись, все-таки ей было жалко даже тех безалаберных или наиболее неумелых из губисков, от которых пришлось избавляться таким вот образом. А может, она подозревала, как всякий эмпат, что, обрекая на смерть таким образом несколько сот пурпурных, люди, возможно, гораздо больший вред наносили себе. Ведь нельзя убивать и не нести за это никакой кары, хотя бы психологически.

— С уголовниками разобрались, что остальные?

— Еще почти десять тысяч примкнули к Еве Бахтияровой на Бумажном холме. Шляются вдоль Цветной речки, гонят спирт, формуют бумагу, выжимают масла, которые необходимы для машин. С этими, кажется, все обстоит самым благополучным образом. — Перегуда вдруг потер глаза, и Ростик вспомнил этот жест у Рымолова, первого Председателя Боловска, которого он пробовал сместить, за что и поплатился, хотя тот и сам довольно быстро рухнул. — Также весьма успешным оказался опыт Мурата, которого, кажется, еще ты сослал в Перевальскую крепость, по использованию пурпурных для доставки в город торфа. Они отлично наладили это дело, и, по последним сведениям, там почти двенадцать тысяч тех, кто этим занимается. Они даже проложили дорогу от Перевала в Боловск и не без успеха разводят волов, с которыми приехали к нам аймихо. — Он уставился на Ростика так, что мигом стало понятно, какое давление оказывала на него вся неясность ситуации с пурпурными. — Ты пойми, мы не знаем, что происходит с остальными пятнадцатью тысячами. Они находятся на том же месте, где мы их поселили, остались практически военнопленными. Они там почти город построили, ведь от борыма им тоже нужно отбиваться. — Перегуда отвел взгляд, посуровел. — Они развели небольшие фермы, что тоже неплохо, если сами себя прокармливают... Ну, часть, допустим, получает продукты, одежду и кое-какие вещи из города, от перевозчиков и от тех, кто работает у Бахтияровой. Их, предположим, отпустили, так сказать, на заработки. Но не все же на нас работают... И еще, у них явственно создается какая-то структура, причем жесткая, способная оказать на нас воздействие, даже способная к сопротивлению нам, если им это будет необходимо.

— Почему ими всерьез не занимались прежде?

— Не знаю, — Перегуда поскучнел, но этот вопрос необходимо было задать. — Может, ждали, что вот-вот прилетит кто-нибудь от пурпурных и предложит их перевезти куда-нибудь. Все-таки они — их граждане.

Рост вспомнил, что верхушку Валламахиси, того плавающего города, на котором почти все эти пурпурные были захвачены, расформировали с понижением. Конечно, тем было не до пленных, оставшихся у людей, они пытались спасти остатки своих кораблей и своего влияния.

— А потом... Они полезны, очень полезны для города. Без них мы бы не знали, что и делать, рук-то для самых необходимых работ не хватает. И одними бакумурами тут не обойтись. А пурпурные могут быть весьма трудолюбивы, если... Не принимать в расчет, что они были врагами.

— Я вот чего не понимаю, почему они не идут в фермеры какие-нибудь, хотя бы батрачить, если сами в сельском хозяйстве не очень?.. — даже не спросила, а констатировала Баяпошка. — Там-то рук точно не хватает. Любой толковый работник будет сыт и при деле.

— Батрачество, как мы считаем, прочно захватили бакумуры, — отозвался Ким. — У них это лучше получается. И на свободе, и живет привычным образом, и в то же время, как ты сказала, сыт со всей семьей. — И добавил нехотя: — Они даже пробуют уже свои хозяйства организовывать, вот только... Торговать в городе позволено только людям.

— В городе бакумуров много осталось?

— Тоже немало. — Чем дольше Перегуда объяснял, тем менее уверенным и спокойным выглядел. — После твоего нововведения, чтобы устроить для бакумурчиков школы, считай, появилась у волосатиков почти интеллигенция. Только они все равно не дотягивают... Слишком мы с ними разные.

Или слишком цивилизованные, подумал Ростик и решился. Сосредоточился, чтобы понять, как будет развиваться эта ситуация и каким образом человечеству разумнее всего поступить. С ходу ничего не придумывалось, никаких особых порывов предвидения на него не снисходило.

— Значит, дело в том, чтобы разобраться с этими пятнадцатью или чуть больше тысячами губисков, которые занимаются непонятно чем. — Он ждал. В сознании что-то брезжило, но очень неопределенно. — И вы хотите, чтобы с этой проблемой повозился я.

— Ты получишь любую разумную поддержку города, — осторожно сказал Перегуда. Видимо, боялся обещать слишком много или полагал, что Рост непременно затребует такое, чего ему и предоставить не сумеют.

— У тебя есть представление, как взяться за дело? — так же выжидательно спросила Баяпошка.

Вообще-то, Рост уже кое-что придумал, причем рассудком, а не таинственно-мистическим образом. Вот только говорить об этом с бухты-барахты не хотелось, он к этому просто не был приучен.

— Вообще-то, я бы их не трогал. Они не мешают, все ваши опасения вызваны скорее непониманием, нежели реальной угрозой.

— Их число сравнимо с числом жителей Боловска. — Напряжение не покидало Перегуду.

— Все равно мне кажется, что динамика роста людского населения куда выше, чем у пурпурных. Если и растет их численность, то только у тех, кого можно считать послушными и даже необходимыми Боловску, всей нашей цивилизации. — Рост чуть усмехнулся, глядя, как прищурился Ким. — Я их знаю, они... плохие любовники.

— Ты поконкретней, пожалуйста, — все-таки проговорил Ким, расцепив зубы.

— Я бы на вашем месте совместил обе задачи, которые вы тут упомянули. Во-первых, попробовал ограничить зону обитания пауков и, во-вторых, сделал бы это силами тех пурпурных, которым обещал... Ну, не знаю, например, собственный город, свою делянку, где они могут жить уже не под влиянием человечества.

— Почему? — не слишком определенно спросила Баяпошка. Но Рост ее понял.

— Сами же признаете... Вернее, подозреваете, что у них сложилась какая-никакая, но действенная структура общества. Пока ее не затрагивают, она поддерживает сосуществование наших рас. И на весьма приемлемых условиях, насколько я понял.

— Да не так все! — почти рявкнул Ким. — А если они?..

— Понимаю, — мягко отозвался Ростик. Ким сразу умолк. Зато заговорила Баяпошка:

— А как можно ограничить пауков?

— На краю их пустынь следует высадить траву ихну, — просто сказал Ростик. — И сделать это отлично могут пурпурные.

— Пауков ограничивают только двары.

— Когда двары узнают, что речь идет об этой самой траве, они пойдут на все, может быть, даже на прямую вооруженную поддержку. Потому что там, где есть эта трава, растут их деревья.

Баяпошка понимала больше, чем остальные. Все-таки она была аймихо, у нее был такой пласт знаний об этом мире, которого, вероятно, не было даже у Ростика. Конечно, для этого ее сюда и заслали, улыбнулся Рост про себя. Своего рода советником при советнике. Интересно, кому это пришло в голову? Кому-то в высшей степени разумному, может, Сатклихо? Или сам Дондик до такой степени поднаторел в интригах? Впрочем, он всегда был непрост, и его прежняя работа обязывала, и сам он имел к тому склонность.

— Тут нет этой травы, — осторожно пояснила Баяпош-хо. Повернулась к Росту. — Как мы ее достанем? Может, у дваров?

— У них тоже нет. Пока я тут «устраивал» мангустов, пока общался с лесовиками чуть не по поводу каждого из... котят, мне многое стало известно.

— Тогда что ты предлагаешь? — Ким определенно привык задавать этот вопрос. Он у него слился во что-то маловразумительное. Или он действительно изрядно нервничал, хотя даже движения рук этого не выдавали.

— Нужно попытаться ее раздобыть, — сказал Ростик. — Может быть, отправиться к ближайшей суше... К тому острову, что находится на севере от нашего залива. Там есть цивилизация, у них почти наверняка имеются образцы этой культуры. Оттуда треугольники прилетали, и вообще...

— Мы до нее на нашем топливе добраться, конечно, сможем, но вернуться... — Ким постучал кулаком по столу, раздумывая. — Задача трудная. Риск слишком велик, потому мы до сих пор и не решались.

— Здесь нужны технические средства, я в них мало смыслю, — спокойно отреагировал Ростик. — К тому же, мне кажется, тогда, возможно, решится и проблема переполненности Боловска пурпурными... Как бы сама собой.

— То есть ты предлагаешь их туда сбагрить? — Ким определенно был в своем амплуа.

— Или даже продать, все-таки в их цивилизации существует рабство. — Рост чуть вздохнул, этот разговор требовал от него немалого напряжения, может быть, этического. — Да, сначала нужно предложить кому-нибудь их выкупить, выплатить Боловску, так сказать, контрибуцию или, возможно, плату за переправку пурпурных через море.

— Через море нас не пустят викрамы. И наши, из залива, за что-то на людей разозлились, — отозвался Перегуда. — Но если с ними все-таки еще возможно договориться, то... Нет, океанские викрамы, кажется, даже местных торговцев не пускают. Наши наблюдатели докладывали о спаде активности в том направлении.

— Тоже — техническая проблема, — твердо отозвался Ростик.

Перегуда посидел, насупившись, но не составляло труда понять, что он доволен. Вот только не хочет, чтобы Рост это почувствовал. Наконец Ким чуть подрагивающим от облегчения голосом произнес:

— А что? В целом план как план. — И резко повернулся к Росту. — Вот и начинай его разворачивать.

— Как я уже сказал, — добавил Перегуда, — поддержку мы тебе обеспечим. Любую, только попроси.

Рост не удержался и хмыкнул. Он-то отлично представлял себе, каково это — «только попроси». Ни хрена не дадут, как до дела дойдет. И людей пожалеют, тем более что почти все его старые приятели, на которых он мог положиться, уже при постах, и с них их никаким калачом не сманишь. Да и ресурсов у города тоже не ахти какая прорва.

— Борис Михалыч, — проговорил Рост, старательно модулируя голос, — я писал в своей книге, что мне нежелательно поручать сколько-нибудь ответственное задание. Во мне может быть еще не одна «закладка» чегетазуров... В итоге окажется, что именно я являюсь той самой угрозой для всех нас, а никакие не пленные пурпурные, которые сидят в своем лагере и стараются, чтобы их лишний раз даже с воздуха не разглядели. Я...

— Об этом позволь судить нам, — сухо возразил Перегуда.

— Вот как? Мое мнение вас, естественно, не интересует?

— Рост. — Ким даже руку положил ему на плечо. — Соглашайся, а? Ведь можно попробовать.

Рост набрал в легкие побольше воздуха. Ч-черт, если бы он увидел в своем предвидении, что он этим занимается успешно и весело... Тогда бы, конечно, можно и согласиться. Даже если и не слишком успешно... Все-таки и ему поднадоело сиднем сидеть, изображая, что он занят высокими размышлениями, когда даже Росе понятно, что ничем он особенным не занят, чуть ли не дезертировал, если называть вещи своими именами.

Но если его опасения имеют под собой почву? А они определенно возникли не просто так... Что тогда?

— Значит, так, — проговорил он, вздохнув. — Надо подумать. И если уж соглашусь, тогда, разумеется, нужно не пробовать, а делать. Или не стоит и начинать.

Глава 3

Пару дней гости оставались в Храме, гуляли вдоль моря, почти всегда втроем. Рост слегка злился, потому что эти их променады лишили его привычного места, где он чувствовал себя лучше всего, — на той песчаной косе, где когда-то, сразу после прибытия, купалась молодежь аймихо.

«Вот я уже и стал думать о тех днях в выражениях, выдающих возраст, — невесело размышлял он. — Подумать только — молодежь, привычное место... И для чего? Для ничего — вот как».

К нему отчего-то все чаще стала приклеиваться Роса. Остальная поросль как жила своей жизнью, так и осталась сама по себе. Рост дочку гнал, не сердито, но с претензией на решительность. Она чем-то вмешивалась в его видимость размышлений, и это было сейчас не ко времени.

Иногда он поневоле обращал на гостей внимание. Видел, что они недовольны, Перегуда всегда насуплен, Ким размахивает руками, как ветряная мельница, Баяпошка ходит в очень строгом платье, которое стянула, кажется, у сестры. И всегда чуть отворачивается от своих спутников. А то и вообще отстает, рассматривая море.

Как-то под вечер, когда Рост очень поздно ужинал, чтобы опять-таки остаться, может, только с Винрадкой, Кирлан, Винторуком и кем-нибудь из всегда незаметных аглоров, в большой зал из спален, где обитало гостившее начальство, спустилась Баяпошка. Она была слегка растрепана, чего за ней отроду, кажется, не водилось. Видимо, переживала. Посмотрела на Роста, окинула тихим взглядом бакумуров, и те сами собой утекли из комнаты, как вода. Винрадка повздыхала, видимо, уже знала, о чем пойдет речь, и тоже ушла в спальню. Рост, по своему обыкновению, молчал, хотя был же у него повод — он все-таки жевал.

— Завтра мы улетаем, — оповестила Баяпошка, Ростик сдержанно кивнул, она продолжила: — Хотелось бы знать твой ответ.

— Ответа не будет.

— Почему? — Оказывается, она была к этому готова.

Рост пожал плечами. Что ей ответить? Что он все равно убежден, что не должен заниматься никаким делом здесь, в Боловске? Так они его не в город зовут, а предлагают заниматься самым что ни на есть «внешним» делом, без всяких возможных пересечений даже с начальством, организовать это нетрудно. Или высказаться в том смысле, что ему на все нынешние проблемы человечества наплевать? Это будет неправдой, ему было дело до всего, что он мог бы узнать, просто... Он не умел это правильно выразить, как-то разучился быть выразительным.

— Они предложили мне быть при тебе на связи, — сказала Баяпошка. — Надеются, если ты останешься как был — сам по себе, — может, все же согласишься.

— Мне с тобой будет только труднее.

— Понимаю, — прошептала она. — Хорошо, пусть так. Тогда я пришлю... Можно прислать кого-нибудь, кто не вызывает у тебя всяких грустных ощущений.

— У меня нет грустных ощущений. Я теперь могу только радоваться или... Ничего не ощущать.

— В том-то и дело, — Баяпошка отвернулась, она так и осталась на ногах, даже не присела. — Рост, ты нам нужен.

— Слабый довод.

— Только ты, — она и не собиралась его слушать, — можешь с этим хоть как-то справиться. И не наделаешь ошибок. — Она подождала, может, он что-нибудь ответит, но он не собирался. — Они почему-то считают, что ты злишься, потому что отстал за эти годы в развитии... Вернее, в карьере. — Она хмыкнула почти безнадежно. — Я пыталась объяснить, что ты развивался так, как никто бы другой не сумел, даже там, а может быть, именно там... Что это для тебя важнее, чем карьера, что любой предлагаемый тебе пост не имеет никакого значения, но они не верят. Толкуют, что предложить тебе большего не могут. Только это — шеф операции по удалению пурпурных.

— Надо же, чего только люди не выдумают от глупости, — буркнул он, дожевав фасоль с рыбой. Взялся за квас, сваренный Кирлан из дикого боярышника, заросли которого были непроходимы со стороны леса, оказывается, он не только на сидр годился.

Баяпошка его сканировала, почти откровенно пыталась что-то выискать. Он даже хотел поежиться, но решил и этого не делать. А то она еще с полчаса будет тут разговаривать... На деле — сама с собой.

Поутру гости улетели, причем Баяпошка все-таки что-то такое про себя решила. Скорее всего, зря, подумал Ростик, и с этим настроением пошел к морю. На этот раз даже Роса осталась дома, видимо, тоже что-то почувствовала.

А Рост уверился, сидя на камешках, по которым за последние несколько дней даже немного соскучился, что все-таки он молодец. Отказался, отбился от гостей, отбоярился от предложений, какими бы интересными они внешне ни казались. Да, он молодец, с этим приходилось только согласится.

И вдруг он очнулся, солнце выключилось, получалось, он так и просидел на берегу весь день. И как это у него вышло? Может, он уже настолько сумасшедший из-за всяких передряг с мозгами, что не контролирует течение времени? Рост поднялся, тело, как после самых свирепых сеансов Баяпошки, ощущалось как чужое, очень хотелось пить или есть... Да, есть тоже хотелось, но меньше.

Он пошагал в темноте к Храму. «Чем же я занимался? — думал он. — Что это было? Чего теперь ожидать от себя, если даже не помнишь, как и почему прошел день?»

Лежа в кровати с открытыми глазами, рассматривая слабый огонек ночной масляной лампы, он опять попробовал подумать, что это было. Винрадка на эту ночь тоже пришла. Она устроилась у мужа на плече и дышала во сне так, что мир начинал казаться едва ли не справедливым. Рост сосредоточился, еще и еще крепче, еще сильнее... Нет, просто он нагоняет напряжение, а никаких полезных идей при этом появиться не может.

И лишь когда он проснулся, то понял — вчера он вызывал Фоп-фалла. И этот «думающий водоросль» настолько серьезно его закрепостил, что у Роста и своих мыслей не осталось за весь вчерашний день. Так, кстати, было с первопоселенцами Одессы, когда Фоп только появился. Ох, и напугал он всех тогда. Вот и теперь, кажется, Ростика тоже напугал. А ведь он знал Фопа, знал, на что тот способен, и было время, когда они почти осмысленно разговаривали... Стоп, вот оно что! Они о чем-то говорили. Хотя оставалось неясным, о чем же именно?

Еще пара дней выдалась довольно горячих, нужно было лущить фасоль, очередную часть урожая, которую приволокли с поля сборщики — Ждо и с полдюжины детей Винторука, которые за время отсутствия Ростика вымахали почти во взрослых бакумуров. Конечно, Рост мог бы отказаться, никто бы его не стал упрекать за безделье — мало ли о чем он думает? Но ему показалось, что нехитрый ручной труд будет сейчас самым полезным для него занятием.

И вдруг среди ночи он услышал вызов. Резкий, даже какой-то грубый, от чего отвык за четыре года мирного и спокойного житья. Он быстро собрался, Винрадка с Ждо тоже его почувствовали. Ждо даже попыталась составить Росту компанию, но более тонкая Винрадка ее не пустила.

Ростик вышел к морю, оно было, как всегда в Полдневье, очень спокойным. Растянулось безбрежным черным бархатом, под которым творились таинственные и незнакомые людям дела. Из-за того, что все в Полдневье располагалось едва ли не по идеальной плоскости, оно нависало над берегом и над человеком на берегу, конечно.

Росту даже не потребовалось сосредотачиваться, он сразу понял, Фоп-фалла уже готов говорить с ним. Только вот странный это был разговор. Совсем не такой, насколько помнил Рост, как получалось у них прежде. Тогда, в давние годы, они действительно почти разговаривали на Ростиковом языке, он о чем-то спрашивал, что-то мог даже уточнять в человеческих терминах... Теперь же на него навалилось знание, в котором он даже не пробовал барахтаться, понимал, что все равно ничего не выйдет. Он просто постигал, и это было трудно.

Оказалось, Фоп-фалла, который терпеть не мог викрамов, иногда охотился за ними и питался, как добычей, все-таки нашел способ с ними пообщаться. Разумеется, какая-то часть его, которая звучала, как оркестр, на разные голоса, хотя немного и в унисон, при этом жаловалась, что Рост задал ему такую невыносимую задачу. Ведь он привык с ними не церемониться... А они сообщили ему, что в том, кто обещал им помощь в войне с океанскими викрамами за то место, которое они считают самым удобным, то есть на юго-восточной оконечности их континента, где имелись очень удобные для жизни их племени шхеры, они ошиблись. Именно он обманул их, а вовсе не всякие другие люди, тот, кто обитает теперь в священном для этого берега месте, — Познающий. То есть он — Ростик Гринев, и никак иначе.

Ведь только это и было условием, при котором они помогли тогда справиться с плавающим городом, прибывшим сюда уничтожать все, до чего летающие лодки с этого острова могли бы дотянуться... Да, все так и было. Он не помог викрамам, не сумел, потому что попал в плен на этом самом острове, который выговаривался по-викрамски совсем не похоже на привычное имя Валламахиси...

Но это ничего не меняло, и его плен не служил оправданием, ведь он все-таки вернулся. Его не съели там, в этом плену, ему удалось удрать, значит, он мог бы помочь и с войной за шхеры... Теперь они и не подумают не только помогать людям, но даже за молоком от ящерокоров не приплывут. Тоже еще, была охота рисковать встречей со смертельно опасным Фоп-фалла, чтобы торговать с тем, кто нарушает обещания...

Рост понял, что зверски устал от этих контактов с «плавающим» Фопом, только когда его почему-то под руку подхватила Винрадка. Ей помогал кто-то из аглоров, кажется, это была Зули. Она вообще проявляла о Ростике несвойственную невидимкам заботу, видимо, в память о том, что он ее спас, столкнув с Валламахиси, когда она вполне могла погибнуть.

Она даже немного посидела в их спальне, пока Ростика укладывали в кровать, словно маленького. Или раненого. Он слегка разозлился на нее, но спорить с аглором — это хуже, чем спорить с дваром. Или даже с целым племенем дваров. У него была в этом возможность убедиться.

Когда включилось солнце, Винрадка сидела рядышком на стуле и вязала что-то для детей на зиму. Благо шерсти у них теперь было навалом, местные козы давали такую нить, в которой не замерзли бы даже викрамы. Ха, подумал Ростик, ну и юмор у меня стал, под стать боловским начальникам, по крайней мере в этом я с ними совпадаю.

— Ты спал целые сутки, чуть больше, — отозвалась Винрадка на приветствие.

Рост сразу затосковал, опять выпадения сознания, опять пропадающие дни, и на что он после этого годится? Его уныние по поводу своей слабости не скрасил даже отлично приготовленный бульон с какими-то специями, которые осенью на целый год впрок набирала Ждо. Даже жареная картошка — страшный деликатес в Полдневье — не в радость пошла. Все-таки он спросил:

— А картошка откуда?

— Фермер, — фыркнула жена и, ничего не поясняя, ушла на кухню, чтобы нацедить квасу.

Рост ждал, ждал, уже решил подняться, как вдруг в его комнату, улыбаясь во все зубы, вкатила... Нет, вы только подумайте — Ладушка, Ладка собственной персоной. Когда-то она была у него чуть не личным пилотом, пусть и слабенькая еще была, по тогдашним-то нормам питания.

— Ага, проснулся... не запылился! — провозгласила она. Уселась вместо Винрадки. — Мы сюда еще вчера прилетели, с Кимом.

Рост промолчал, как-то сразу замкнулся, хотя с Ладушкой это было... Да, пожалуй, это было жестоко. Она ведь была в него влюблена, совершенно по-девчоночьи, на расстоянии, с примесью обожания и восторга, что именно он, дуралей-дураковский, почему-то подарил ей такое дивное и новое для нее тогда переживание — эту самую любовь.

— Ну, спрашивай, почему мы здесь? И какой в этом смысл?

— Было время, ты больше молчала, чем говорила, — вздохнул Рост почти по-отечески.

Она хмыкнула так, что он чуть не дрогнул. Все, теперь держать отеческий тон с этой девой у него не выйдет. Она уже даже не дева, она девушка, со всеми вытекающими для... хотя бы для этого разговора последствиями.

— Ох, и любила я тебя тогда, — мечтательно проговорила Лада, ничуть не смущаясь. А впрочем, нет, немного разнежилась. — Пока тебя не было, и пока ты тут от всех прятался, Гринев, я... В общем, я опробовала курс биологии в универе, у Пестеля, и ничего у меня не вышло, если тебя это интересует. Потом я проучилась у Поликарпа, стала, если так можно сказать, инженером-механиком... Хотя, знаешь, все еще люблю летать. — Она чуть вызывающе вздернула подбородок. — И у меня это получается, что бы там ни говорили разные... — «Пигалицей была такой и осталась, — подумал Ростик. — И как ты еще этими рычагами двигать умудряешься». Не дождавшись от него ответа вслух, Лада продолжила: — Еще я сходила замуж. За Серого Изыльметьева, ты его, кажется, не знаешь. Он, когда ты тут всем командовал, был еще юн, чтобы его начальство замечало. Хотела даже стать второй женой Полика Грузинова, но Любаня не пустила.

— А сюда зачем?

— Так я почти два года все пороги обивала, чтобы меня к тебе назначили. — Она чуть поежилась. — Так хотелось... Хотя бы посмотреть на тебя... Только посмотреть — ты не пугайся.

«Так я тебе и поверил», — решил Рост. Снова, как в разговоре с Баяпошкой, эта вот почти хищная женская направленность вывела его из равновесия. И что за напасть такая?

— Конечно, и Баяпош-хо начальство отговаривала... А тут, представляешь, вдруг сама ко мне приходит и спрашивает, не хочу ли я оказаться вторым пилотом у Кима, который летит к тебе. И дня не прошло, как она обо всем договорилась, и вот я тут. — Лада посмотрела на дверь. — Только Ким что-то задерживается, но скоро все равно зайдет.

— Ты вот что, — сказал Ростик. — Ты выйди, мне одеться нужно. Не такой уж я изможденный, чтобы вас в спальне принимать.

— Так тебя едва живого с берега увели, — с дурацкой улыбкой, которой прежде за ней не замечалось, пояснила Лада. — Винрадка говорит, тебе еще дня два лежать придется.

— Не придется, — окончательно разозлился Ростик, и это решило спор.

Впрочем, в главный зал он протащился, придерживаясь для верности за стену. Не хватало еще грохнуться на лестнице или вовсе на ровном месте...

Ким, Винрадка, Лада и незнакомый Росту бакумур в робе гребца на антиграве, больше похожей на древнеримскую тунику или женскую ночнушку, чем на почтенное одеяние, сидели за столом и чинно пили квас. Но Росту это было не так интересно, как вопрос, который он и задал:

— Ким, колись, почему решил вернуться так скоро? Ведь я русским языком сказал — нет, нет и нет... — Он не выдержал, покосился на Ладу. — И ее зачем приволок?

— Как зачем? — удивилась Лада. — Ведь я тоже как-то тебе года два назад сказала и тоже русским языком — если поманишь хоть пальцем, я буду тут как тут. Неужели забыл, Гринев?

Конечно, пару раз, кажется, она его видела, когда он бывал в Одессе или в Боловске, когда книгу начальству всучивал или когда за детьми ездил, чтобы привезти их на лето в Храм... А ведь она боится, что он ее прогонит, вот и частит, как Трындычиха. Он вздохнул, все менялось в этом мире, особенно Лада.

— Звучит не очень прилично, — пробормотал Ким, посмотрев на Винрадку.

Но Ладу такое пассивное сопротивление остановить не могло.

— Ким, а я уже такая, что о приличиях — ни слова.

Ким фыркнул, конечно, но довольно вежливо. Винрадка была спокойна. Все-таки какая непобедимая стойкость у этих аймихошек, решил Рост.

— Ладно, ну их, все эти нюни, — решительно заговорил Ким. И в упор, словно стрелял, спросил: — Это ты колись, Рост, что будем делать?

— Если для контакта с Фопом я почему-то не гожусь, тогда... — начал Рост и вдруг понял, что знает, о чем следует говорить.

Глава 4

В какой-то момент дело покатилось не так, как хотелось. Ростик, когда предложил слетать к пернатым бегимлеси, даже не думал, что получится неудачно. Он-то, вспомнив, что пернатики отлично уживаются с викрамами, решил у них просто проконсультироваться, и ребята эту идею поддержали. Сами они об этом не подумали, вернее, у людей, которые меньше, чем Рост, жили в окружении других разумных, просто не выработалось такой свободы в обращении даже с дружественными расами.

В общем, прособиравшись еще дня два, хотя, скорее всего, просто восстанавливаясь, Рост объявил, что готов лететь. Ким со своим загребным все это время отъедался, а Лада откровенно крутилась около Ростика. Причем так, что даже Кирлан стала ворчать, мол, нельзя мужчин настолько опекать, у них от этого все разлаживается. И, как ни смешно, сглазила.

Полетели, правда, легко, едва ли не весело. Когда волнения расставаний утихли и подошли к Одессе, Росту захотелось посмотреть на корабли, отбитые от Валламахиси. Два из них приткнулись чуть не к берегу, в самом глубоком месте, сбоку от реки, возвышаясь бортами не выше самых высоких домов города. Два других, откровенно притонувшие, не доползли до берега километров двадцать, так и оставшись у островов, на которых Рост с Кимом и кем-то еще однажды вынуждены были заночевать во время войны с невидимками, то есть с викрамами, про которых тогда и не подозревали. Не составляло труда догадаться, что это были поврежденные корабли, которые, насколько помнил Рост, викрамы подорвали снизу, из воды. Зато пара остальных... Вот над ними Ростик, сидя в пушечной башенке, и попросил повертеться.

— Ты же бывал в Одессе, неужто не насмотрелся. — Ким не понял его любопытства, а может, просто выяснял состояние друга. Но тут же получил тычок от Лады.

— А ты попробуй, рассмотри их с берега.

Все-то она понимает, подумал Ростик. Но Лада была права. Эти две огромные, как авианосцы, туши стояли настолько далеко, что не помогла никакая оптика, которую Рост пытался использовать, выпросив ее на время у Казаринова.

Рассмотрев все как следует, Рост спросил все-таки, чтобы быть уверенным:

— Эти, кажется, в норме?

— Ага, — согласился Ким, — хотя на тех заводах, которые внутри, не работают за ненадобностью. Просто выставили охрану и законсервировали, как могли, по требованию Казаринова. Он же, почитай, этим всю жизнь занимался.

— Не только, — буркнула Лада, слегка обиженная, и всем стало ясно, что уж ей-то, дипломированному инженеру, по полдневным меркам, это известно лучше других.

— Почему же их производственные мощности не используют? — спросил Рост, но договорить не успел.

— Заводы сняли с двух других, которые ближе к городу стоят. Для остального не хватает ни рук, ни решимости.

Полетели дальше, к вечеру нашли один из дружественных городов бегимлеси, в который, как сказал Ким, людей пускали почти свободно, даже ребятню отгоняли, чтобы она не путалась под ногами, и приземлились. В городе и вправду было мирно. На людей внимания не обращали, женщины возились по хозяйству, мужчины делали вид, что охраняют территорию, на которой что-то произрастало, хотя здесь, между других городов, защищаться практически было не от кого. Но так уж были созданы эти пернатые, с этим приходилось считаться.

Рост так устал за перелет, что даже не стал осматриваться, хотя, с другой стороны, что смотреть? Или он городов бегимлеси никогда не видел?

Его уложили в какой-то выгородке, больше похожей на лежбище экзотического зверя, а не разумного пернатика, и оставили в покое. Но к вечеру к нему зашла слегка возбужденная Лада и объявила:

— Они тебя тут страшно уважают. Уж не знаю, почему, — блеснула глазищами. — Готовится пир на три, кажется, города, будет о чем рассказать дома, я на таких... гм, мероприятиях еще не бывала.

— Плохо, — вздохнул Ростик, потому что это значило — серьезных разговоров, пока не отпируют, пернатые вести не станут. Нужно было ждать.

На третий день в городе появился Шипирик, старый дружище, с которым вместе бежали из плена. Он-то и взял переговоры с Ростиком на себя. Но и он, выслушав просьбу Роста, посмотрел ему в глаза, потрепал по плечу и куда-то ушел, сославшись на необходимость отдать какие-то распоряжения.

Рост хотел было увязаться за ним, но быстро понял, что это невежливо. А к вечеру следующего дня, когда даже Ким вконец измаялся бездельем, праздник наконец начался. Весь город уселся за огромные покрывала, выложенные прямо на земле затейливым лабиринтом, и если не знать, как пройти, то можно было и заблудиться. Перепрыгивать через них, разумеется, было нельзя, за это самых беспокойных маленьких пернатиков шлепали, правда, только для вида, потому что даже средняя мамаша бегимлеси мокла запросто гнуть подковы своими ручищами.

На покрывала выложили горы снеди, а потом расселись, и тоже не просто так. В центре лабиринта оказались бегимлеси в серых балахонах и гости. И каково же было изумление Роста, когда Шипирик, который и руководил гостями, тоже оказался в сером. А может, он прикидывается, почему-то с тревогой подумал Ростик. И лишь потом понял, что даже глупость должна иметь пределы, которых он, кажется, не соблюдает. Так надувать каких-то пришлых без перьев, ломая одно из самых важных установлений общества, бегимлеси, конечно, не стали бы.

Во время трапезы, когда все, кажется, кроме Роста и вот этих в сером, ели и пили от души, Рост обратил внимание еще на одну особенность. Шипирик стал говорить на едином с таким тяжелым акцентом, словно никогда не слышал этого языка прежде, а сам выдумывает все эти звуки, а они никоим образом не желают складываться в слова. Остальные в серых балахонах, украшенных поверх них разнообразными бусами и амулетами, даже не пытались выяснить, зачем люди пожаловали к ним.

Эти ребята вообще оказались молчунами, даже больше, чем Рост от них ожидал. Он-то не оставлял надежды поговорить с ними на интересующую его тему и несколько раз заводил речь о викрамах, но с таким же успехом мог бы обращаться к глиняной тарелке, стоящей перед ним.

Внезапно Лада повернулась к Росту и в упор спросила:

— Гринев, а тебя этот Шипирик так же кормил, когда вы обитали в городе пурпурных? — Рост непонимающе посмотрел на нее. — Ты в книге написал, что этот малый взял на себя ведение твоего хозяйства, когда... — Она поежилась и помяла себе живот. — Ты чего смеешься?

— Странно звучит твое определение Шипирика как «малого», с твоим-то ростом.

— А если по сути? — решила настаивать Лада. Вот тогда Рост и понял. Все понял, едва ли не до самого донышка. И загрустил, конечно. Настолько, что спустя еще пару перемен всяческой снеди, когда и Ким, кажется, уже не мог впихивать в себя переперченную рыбу, сухие коренья и почти сырые зерна, обратился к Шипирику:

— Друг, мы и так у вас загостились, извини. Нам следует улетать, причем довольно быстро. Лучше бы даже сегодня.

Шипирик посмотрел на Роста одним глазом, потом другим, дернул головой и едва ли не чище, чем мог бы выдать образованный бакумур, по-русски ответил:

— Сей-счас.

Потом что-то едва слышно сказал остальным в сером, те с каменными выражениями на клювастых физиономиях рассмотрели Роста, потом один из них, почти в таком же балахоне, как у Шипирика, без бус и нашивок, прикрыл глаза, и все было решено.

С командой из трех, не больше, мамаш племени Шипирик вывел гостей между полотнищами и продолжавшими веселиться бегимлеси к антиграву и тут на всякий случай спросил, тоже по-русски:

— Н'чго не зб'л?

— Нет, что ты, друг, все при нас, а из машины мы ничего почти и не доставали, — фальшиво уверил его Ростик и обнял за плечо.

Тут Шипирик дал волю чувствам. Он тоже так стиснул Роста, что у того захрустело в позвоночнике, и сдержанно, очень тихо, на едином попросил:

— Не сердись.

— Какие между нами счеты? — механически отозвался Ростик. Потом сообразил, что на его родном языке это звучит несколько двусмысленно, добавил на едином: — Все будет хорошо, Шипирик, не сомневайся.

Тот еще раз хлопнул Роста, потом сдержанно присел перед Кимом, Ладой и даже перед загребным, и ничего не оставалось больше, как улетать.

Уже в воздухе Ким стал жаловаться:

— Я никогда не чувствовал себя большим дураком. И ведь понимаю, что они расстарались, но... Мне и в голову не приходило, что можно есть такое. Теперь, наверное, неделю с горшка слезть не смогу.

— Скорее неделю на него взбираться... без надобности, — откомментировала Лада.

— Не-а, жрать... кя-к пэсн шп'ват, — вдруг вмешался загребной. Он был немного навеселе, мурлыкал себе под нос что-то, отдаленно похожее на звук работающего на максимальной мощности антигравитационного котла.

— Микрал, — неожиданно разозлилась Лада, — ты бы поменьше разглагольствовал.

— Всегда она так, — заступился за бакумура Ким, — кричит на загребных... Это потому, что незамужем.

— Рук-атса, — не теряя хорошего настроения, подтвердил загребной и стал петь потише.

Молчание в кабине наступило настолько тяжелое, что даже скрип управляющих штанг машины показался зловещим. Через полсотни километров Ким не выдержал:

— Рост, так мы добились хоть чего-нибудь?

— Нет, — спокойно отозвался Рост.

— Они тебе отказали? — удивилась Лада, да так, что Ким прыснул. Все-таки очень двусмысленным оказался вопрос, особенно от Лады.

— Зачем отказывать, когда можно устроить пиршество, от которого... Забудешь дорогу в гальюн.

— Они все сделали вежливо и... в высшей степени эффективно, — пояснил Ростик.

— Не понимаю, — продолжала удивляться Лада.

— Они решили не ставить свои отношения с союзными викрамами под сомнение.

— Черт знает что! — возмутилась пилотша. — Мы ведь тоже союзники. А с этим Шипириком ты даже...

— Вот поэтому нам и отказали в такой вежливой форме. По сути, — убежденно досказал Ростик, — максимально вежливо.

— Кажется, все правильно, — согласился Ким. Помолчал немного. — Даже странно, как я раньше не понял.

— Но что-то же они тебе отвечали, когда ты спрашивал их?

— Отвечали вполне стандартно, — нехотя отозвался Ростик. — Посоветовали приглядываться. Я только не понял, к викрамам или к ним, к бегимлеси. Можно было понимать их заявление и так и эдак.

— Халтурщики, — с чувством сказал Ким и вдруг бросил рычаги, Лада едва успела их подхватить, поднялся и всмотрелся в Ростика. — Ты им как-нибудь пальчиком погрозить не мог бы? Или чем-нибудь посущественнее?

— С ума сошел? — поинтересовался Ростик.

— Нет, на самом деле... Мы в них нуждаемся, и не в зеркалах каких-то, а в совете, в дружеской помощи. И они вместо этой самой помощи устраивают представление! И как мне показалось, даже разговаривают сквозь зубы.

— У них нет зубов, — невесело заметила Лада.

— Садись, дипломат, — хмыкнул Ростик. — И давай правь куда-нибудь подальше.

Ким так и сделал, хотя сердился уже, кажется, на Ростика. Он его не понимал. Рост и сам не очень-то понимал себя. Одно он знал наверняка — ставить под удар отношения с пернатиками, в принципе дружественные и союзнические, из-за их нежелания помочь в отношениях с рыболюдьми нельзя. Это было недопустимо. Это была бы страшная, ужасная ошибка, исправить которую удалось бы с большим трудом.

— Так что же делать? — спросила Лада.

Рост не отвечал. Ким резко и даже зло поднял скорость, направляясь на Боловск. Только тогда Рост понял, что их на отдалении, выказывающем нежелание быть даже внешне агрессивными, сопровождало с десяток птиц с седоками. Но все сопровождающие были вооружены, их пушки явственно отсвечивали на вечернем солнце.

«А я и не заметил, — подумал Ростик, — теряю бдительность, что ли? Или так избаловался безопасным житьем в Храме, что дальше некуда?»

Птицы, следующие за антигравом людей, тоже поднажали, но Ким скоро стал от них уходить. Да и не хотели пернатые демонстрировать свое присутствие или надеялись, вернувшись в городок, из которого вылетели, снова расположиться за полотнами со снедью, попировать вволю. В общем, часа за два до того момента, как выключилось солнце, они исчезли с горизонта. Ким немного сбавил скорость, давление воздуха на лобовое стекло и на ограждение кабинки с пушкой спало.

— По твоей книге у меня сложилось мнение, — неожиданно заговорила Лада, — что Шипирик какой-то вождь. Служака, офицер. А он на празднике сидел в жреческом балахоне.

— Он и был солдатом. Но, наверное, солдату можно переходить в касту жрецов, — ответил Ростик.

— А назад?

Рост подумал.

— Не знаю, но кажется, нет. Понимаешь, эти жрецы у них, как и у людей в древних сообществах, подчеркивают балахонами свою бесполость, принадлежность к служителям идеи... Нет, ни в чем не уверен.

— И откуда у разумных, казалось бы, существ эта страсть к воздержанию? — невесело пошутила Лада, и снова в кабине установилось молчание.

Полный провал миссии, думал Ростик. Более явной и показательной неудачи добиться мудрено. Даже если постараться. Но как же теперь быть?

Слева, очень далеко мелькнула на мгновение узенькая полоска воды. Это была Цветная река. Рост присмотрелся, но больше она не выглядывала из бесконечных зарослей кустов и диких, каких-то необузданных цветов.

— Слушай, а может быть, с этими викрамами?.. — начал было Ким.

— Нет, — сдержанно прервал его Рост. Потом пояснил: — Ты хочешь лишиться всех наших кораблей, которые пока стоят себе, и никому в голову не приходит, насколько они уязвимы?

— Они не посмеют.

— Только потому, что мы их отбили когда-то у пурпурных?.. Не смеши.

— Их защищает Фоп-фалла.

— Он и не подумает их защищать, если викрамы организуют настоящую атаку или какую-нибудь хитрость.

— Но он же ими питается, — вмешалась Лада.

— Ты тоже питаешься, предположим, овцами, но, когда они жуют свою траву, предпочитаешь не вмешиваться в их развлечения, верно?

— Ни хрена не понимаю, — с чувством сказал Ким и занялся своими рычагами.

«Я и сам не очень-то понимаю», — признал про себя Ростик. Но все-таки какой-то смысл в его высказывании был. И даже больше, чем просто смысл, в его словах была правда.

Микрал сзади завозился шумнее, наверное, отправился за очередным мешком с топливными таблетками. И тогда, может быть, под влиянием этих звуков, Рост решился.

— Ким, знаешь, давай-ка повернем к Бумажному холму. Это и ближе, и... Там заночуем.

— Там Ева, — Ким даже повернулся, чтобы посмотреть на Ростика. — Старая любовь не ржавеет?

— По-человечески прошу, сворачивай, водила.

— Так точно, господин капитан, уже сворачиваю.

И Ким действительно несколько раз энергично дернул рычагами, чтобы изменить курс. Машина плавно развернулась и пошла строго на юг, хотя очень-то уж близко до Бумажного холма не было. До Одессы, например, было ближе.

Глава 5

Садились уже в полной тьме, причем, если бы перед входом в нагромождение кубов не горели факелы, а над всякими наклонными поверхностями на крышах крепости не светились световые люки, они бы могли и вовсе проскочить ее. А так все стало понятно километров за пятнадцать-двадцать.

— Зачем они так факелят? — спросила Лада.

— Топливо, считай, дармовое, — отозвался Ким, — отчего же не жечь?

Правильно, решил Рост, если бы мог думать, как следует, сам бы и догадался. Но отчего-то он сейчас ничего не соображал, не получалось у него. Вообще, считай, ничего толкового не выходило.

Может, я и не могу уже ничего, в сотый, наверное, раз спросил он себя. И тут же добавил — а если отказаться? Инвалидам ведь полагается какая-нибудь поблажка. Вот и он сделался инвалидом... умственного труда. Так, бывало, говорил отец, хотя подразумевал под этим просто дураков. Ох, мудрым он был, наверное, отец, жалко, что... Не думай об этом, приказал себе Ростик и сразу же послушался. Тем более что Ким заходил на посадку.

Посадку произвели чуть не в трехстах метрах от крепости, при этом пальнув пару раз из ракетницы, обозначая себя. Ракеты падали, оставляя в прозрачном воздухе дымные следы, но выглядели мирно. А сколько было других таких же, которые свидетельствовали, например, о боязни оказаться застигнутым врасплох вражеским нападением. Или просьбу о помощи... Странно, решил Ростик, я даже к ракетам приглядываюсь, словно никогда их не видел.

Сидели в машине минут десять, прежде чем появился патруль. Бодрый паренек, который командовал тремя девушками и одним... пурпурным. Этот был просто носильщиком, почему-то Рост понял сразу, но от его присутствия все равно стало не по себе. Парень убедился, что нежданно прибывшие гости не представляют угрозы, и повел их, запалив факелы, к крепости.

— Строго тут у вас, — удрученно сказала Лада.

— Осенью всегда так, — пояснил парень, — слишком много всяких разных шляется.

Скорее всего, он имел в виду диких бакумуров либо пернатых. И, скорее всего, все было правильно. Дружба и сотрудничество — это хорошо, но безопасность важнее. У ворот в крепость, которые были настоящими воротами, в чем-то даже схожими с теми, которые Ростик видел в форте вырчохов, когда его перевозили в Нуаколу, пришлось немного подождать, пока стражники убеждались, что все без обмана и прибыли свои, а потом еще немного, пока Ким перегонял летающую лодку и осторожненько вводил ее под башней в крепостной двор. Тогда стало ясно, что крепость закрыта сверху сплошным сводом. Это же подтвердило и гулкое эхо, когда они пошли дальше.

Рассмотреть все это чрезвычайно разросшееся строение, закрытое даже сверху, чтобы, вероятно, не попасть под атаку летающих страусов бегимлеси или прозрачных китов, Ростику не удалось. Их как-то очень быстро взяла в оборот высокая и хмурая девушка, которая держалась бы еще отчужденней, если бы не Лада. Она быстро разговорила девушку, и лед стал подтаивать.

Потом они посидели в довольно большом и пустом зале, где было чуть душно, потому что факелы горели тут как-то слишком вонюче. Но все-таки посидели не зря, потому что к ним неожиданно вышла очень чистенькая пурпурная девушка и предложила поужинать. На ужин у них оказалось что-то похожее на жареные кабачки с котлетами. Ребята, которым за весь день пришлось отведать только малосъедобное угощение пернатиков на пиру, набросились на еду, как стая панцирных шакалов. Только Микралу и удалось сохранить при этом какое-то достоинство, но он-то и у пернатых заправился как следует, так что очень голодным не был.

— Знаешь, я думаю, — проговорил Ким с набитым ртом, — нужно было аглора какого-нибудь взять. Или мангуста, они все от мангустов в восторг впадают.

Лада посмотрела на Ростика и ответила вместо него:

— Это же был визит дружбы. Аглора все равно пришлось бы представлять пернатикам, которые нас принимали.

— И что? — не понял Ким.

— А напряженка от этого не упала бы, — ответила Лада. — Только поднялась, наверное.

Вот, обреченно решил Рост, теперь она за меня и отвечать взялась. Но ответила она почти правильно, так что он не расстроился.

Девушка, которая привела их в зал, вернулась в одиночестве. А Рост надеялся, что к ним выйдет Ева. Но что-то у них там происходило, и не хотелось гадать, что именно. Вздумают, сами скажут.

А потом он вспомнил... И только вздохнул. Почему-то вот именно такие простые вещи теперь в голове не укладывались. Забыл, начисто забыл.

Звуки шагов были тяжелыми, вкрадчивыми и неправильными одновременно. Она вышла из какой-то темной ниши, чуть прищурившись. Как и прежде, изумительно красивая, с прямой, как стрела, спиной, гордо вздернутой головой, отбросив назад свои несравненные волосы темно-красного цвета. Ни у одной другой девушки в городе таких больше не было, хотя аймихоши тоже очень заботились об этом атрибуте женской красоты. В руке у нее была палка, которую она почему-то чуть придерживала сзади, не выставляла вперед.

Подошла, медленно обвела всех взглядом, и глаза у нее остались прежние, такие же светлые, как у пурпурных, хотя при этом свете они казались серыми... А были какими? Он этого не помнил.

Она чуть тяжело села, вытянула ногу в армейской брючине, потерла колено. И только когда все было продемонстрировано, подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Улыбнулась чуть бледными губами.

— Здорово, Рост, рада тебя видеть. — Посмотрела на девицу, которая тут была за распорядителя. Это было понятно, передвигалась Ева действительно с трудом, даже при ее железной выдержке не набегаешься.

Рост хотел сказать, что он тоже рад ее видеть, что прекрасно понял, какой спектакль она устроила и как принялась защищаться вот этой ногой, как когда-то защищалась смехом и потряхиванием гривы...

— Болит? — на правах старой знакомой спросила Лада вместо приветствия.

— Да, Ладушка, болит. — Помолчала. — Что-то они там плохо зашили. Или не зарастает, как они надеялись... Говорят, придется, скорее всего, делать третью операцию. Может быть, выше колена.

— Плохо, — вздохнул и Ким. — Нам бы медицину получше.

— Медицина у нас такая, какой мы и не заслуживаем. Просто... Под выстрелы лезть не рекомендуется.

Рост, конечно, знал эту историю. После боя над Валламахиси, когда крейсер Евы чуть не в одиночку справился с воздуха со всеми лодками, которые успели к тому моменту взлететь, она получила рану, плохую рану... Но из боя не вышла, просто передоверила кому-то место главного пилота, а сама села за второго. Когда вернулись в Боловск, рана была уже неоперабельна. Отняли сначала лодыжку, потом, как она только что призналась, еще разок отрезали кость. Теперь речь шла о третьей операции, уже по поводу колена... Черт, и почему ее, а не меня, например, подумал Ростик. И не нашел ответа.

— А если уж лезешь, то лучше — чтобы сразу, — как-то жестко, вероятно, десятки раз обдумав эту идею, проговорила Ева.

— Это ты брось, — промямлил Ким.

— И бросать тут нечего. — Осмотрела Ростика уже внимательно. Все-таки ее выдержке и силе духа можно было позавидовать. Вот ведь, княжеская кровь, взяла себя в руки и стесняться перестала. Хотя чего же тут стесняться? Нужно просто терпеть и надеяться... Например, что хотя бы колено останется. — Зачем пожаловали?.. Ага, знаю, — она улыбнулась, на этот раз веселее, — Ростик придумал?

— Аймихо помогали? — спросил он неожиданно.

— Без них мне бы вообще каюк тогда настал.

Он долго-долго смотрел ей в глаза, она их не прятала. В них отражались блики факелов, но главное — умещалось очень много боли. И еще, он хорошо это видел, она почему-то не простила себе эту покалеченность, не смогла согласиться с ущербностью. И потому рана не зарастала, как должна была бы. Сложно тут все, вздохнул Ростик.

— Дай-ка я посмотрю. — Смело поднялся, подошел, вытер руки, жалея, что их негде вымыть. А вымыть очень хотелось, это существенно повышало чувствительность.

Ева дрогнула, но позы не изменила. Он поднес правую ладонь к колену, вобрал в себя все, что она выбрасывала в виде невидимых, но таких иногда явственных полей, токов, лучей боли и незарастающей ауры. Левую поднес к ее плексусу, попробовал закоротить на себе, образовав из них двоих единый контур.

Да, так и есть, она сама не хочет, чтобы это зарастало. Не позволяет, не дает телу сделать свою работу, зачем-то борется, хотя бороться тут нельзя, от этого будет только хуже... Он почувствовал, что если еще немного останется с ней связанным, то придется скорее найти сортир и весь его ужин вывернется из него целиком. И все-таки он что-то мог бы изменить тут, только нужно, чтобы она сама на это согласилась... Нет, не согласится, именно потому, что это он — ее бывший друг, сослуживец и любовник.

Отдернулся от нее, едва не застонав. Сел на место, подавил дрожь в желудке, не хотелось слишком-то раскисать. Ева насмешливо смотрела на него, потом улыбка ее стала деланно-ядовитой.

— Как, эскулап, придется колена лишиться?

— Не знаю точно... Что-то не то и не так, как... Как ты говоришь. — Он провел рукой по лбу, это тоже было неправильно, впитанные ладонями миазмы теперь почти наверняка вызовут крапивницу, а то и наградят на ночь головной болью. — Тебе нужно ждать, ждать... — Он сам не совсем понимал, о чем говорит. — Почему-то мне кажется, это можно починить.

— Этого никто не починит, даже господь.

— Я очень прошу тебя, жди. Просто успокойся и жди.

— Не понимаю, — прошипел Ким. — Чего ждать?

— А ты и так умеешь? — спросила Лада, чтобы перебить его. И правильно сделала, решил Ростик.

В зал торопливо вбежал Лешка Астахов. Про него говорили, что он считается, так сказать, соправителем Евы на Бумажном, но вот отчего-то ему, видимо, не сразу доложили. Или он был где-то еще, не в крепости, но поспешил...

Раскланялись, пожали руки. Леха почти тотчас, как освободился от неизбежного ритуала, тут же подошел и встал за спину Евы. Даже одну руку положил ей на плечо, показывая — это мое, не сметь претендовать.

Ева чуть смущенно — даже сгорбилась — похлопала его своей ладонью, той, что не придерживала костыль. Осмотрела пустые тарелки и кружки. Тряхнула головой.

— И все-таки — зачем пожаловали?

Рост почесал свою бороденку, наверное, уже можно было пользоваться и руками, и внятно, очень кратко объяснил. Есть такое задание, достать травы ихны, увести пурпурных, рассадить ее с той стороны континента, установить максимально приемлемые отношения с тамошними дварами.

Леха Астахов не удержался, все-таки задал пару вопросов, Рост не поморщился, но отчетливо понял, парень просто хочет участвовать, хотя все и без его наводящих понятно. Ева сообразила это раньше других, а может, привыкла уже немножко к его чуть медлительному мышлению и слишком торопливой речи.

— Рост, почему ко мне?

— Очень просто, — внятно отозвался Ростик. — Ты теперь, почитай, главный в Боловске спец по отношениям с пурпурными. Может быть, в наших условиях даже лучший, чем я. К тому же без хороших офицеров и браться за это не следует.

— Рост, — Ева набычилась, — посмотри на меня.

— Если захочешь, все получится, — сказал он. И тут же пожалел, что не умеет говорить долго и убедительно, как когда-то. Слишком их разговор смахивал на скороговорку, которой обмениваются очень хорошо и давно знакомые люди. Астахову это показалось почти вызовом.

— Гринев, да ты просто... — От возмущения, хотя и наигранного, у него действительно не было слов.

— Подожди, — мягко сказала Ева и снова похлопала мужа по руке. — Ты сказал, что летал к бегимлеси за советом, как я понимаю. И что они?

— Ничего.

— Вот и от меня, похоже, ты ничего не добьешься. Даже совета. — Она смотрела в сторону, прятала глаза. — Понимаешь, я отбилась у Боловска от рук, наверное, это единственная для меня сейчас сколько-нибудь комфортная среда... Свой, так сказать, колхоз. И люди, за которых я отвечаю, и плановые поставки, и сдерживание дикарей... Нет, вот и весь сказ. — Все-таки подняла голову. — Да и офицер теперь из меня липовый. Я просто не выдержу того, что тебе предстоит. Физически не выдержу.

— Ты могла бы...

— Ничего я уже не могу, понятно? — Ответа не стала слушать, тяжело завозилась, с помощью Астахова поднялась, тяжелее, чем прежде, оперлась на палку и, отбрасывая ногу вбок, помаршировала в ту же нишу, из которой пришла. Перед пятном тьмы все же обернулась. — А знаешь, твои манипуляции помогли... Хотя, должна признать, совсем немного.

— М-да, сурово нас тут встретили, — сказала Лада. Но по голосу ее легко можно было определить, что чрезмерно она этим не расстроена.

— Если я когда-нибудь стану таким, ты меня лучше пристрели, — простодушно прошептал на весь зал Ким.

— Она не такая, как ты подумал... — тут же вскинулась Лада. — Девушкам такие вещи труднее даются.

— У них дети есть? — спросил Рост, как ему показалось, ни к селу ни к городу.

Вопрос остался без ответа, и это было самым красноречивым ответом. Лада завела какую-то речугу, в которой пыталась обосновать положения о девчоночьей стойкости духа, но, в общем, это было уже неважно. Их отвели в общую, хотя и очень небольшую каморку, и предложили укладываться. Ким с Ладой устали, улеглись довольно быстро. Почти не обращая внимания на условности, вызванные таким вот совместным ночлегом. Микрал, как выяснилось, еще раньше ушел спать к своим. Рост все-таки умылся с помощью пурпурной девушки и как следует вымыл руки. Головной боли пока не было, но на лбу выступила красная и немного жгучая полоса. Хорошо хоть желудок успокоился.

Рост улегся, слушая ленивые, сонные уже переговоры Кима с Ладой, которые почему-то принялись обсуждать преимущества гравилетов перед экранопланами, и стал думать о том, что, может, у него такая вот полоса приключилась, что его никто всерьез не принимает... Или, возможно, наоборот, все подряд, не оказывая ни грана помощи, почему-то считают, что он со всем справится? И даже лучше, чем с их-то советами.

Но тогда, спрашивается, куда делось его умение входить к людям в доверие, убеждать их в своей правоте, поднимать на действия, которым он и сам когда-то удивлялся?

Может, вправду, он и в этом виноват? Как тогда сказала Баяпошка — стал деревянным? А хорошо ли приниматься за такое задание, не умея исполнять самые простые штуки, например, правильно разговаривать с людьми?

Глава 6

Дом в Боловске показался ему с самого начала немного чужим. Знакомым, но чужим. И жить в нем отчего-то не хотелось. Ведь сам выстроил, хотя бы начинал сам строить... Знал тут каждый наплыв литого камня, знал каждое дерево в саду, а вот поди ты... Правда, решил он, кусты уже появились незнакомые, раньше их не было, мама ожесточенно выдирала с корнем, все больше цветниками развлекалась.

Мамы, кстати, в городе не было. Она устраивала где-то на краю обитающего тут человечества больницу для фермеров, которым, конечно, недосуг было слишком далеко ездить в город лечить разные хвори и неизбежные для Полдневья травмы. А еще, как Ростик недавно с удивлением узнал, мама очень старательно и добросовестно занималась лошадьми. Он-то, пока жил в Храме, об этом и не догадывался, а сама Таисия Васильевна, когда приезжала, многого о себе, как выяснилось, не рассказывала. Зато ему эту «новость» с большим вкусом и обстоятельностью расписала Рая Кошеварова, которая как была библиотекарем в универе, так и осталась, поэтому у нее была масса времени для разговоров.

Впрочем, очень-то осуждать ее не хотелось, она растила семерых весьма крепеньких потомков, из которых пятеро оказались мальчишками. Поликарп, ее муж, твердо взявший в свои руки вагоноремонтный завод, должен был ощущать себя счастливейшим отцом семейства, как, наверное, и было на самом деле.

Рост провел в безделье два дня. Вернее, он пробовал размышлять, чтобы решить, берется он за дело, ему порученное, или подождет... влезать в эту кашу. И ничего не мог придумать. Для вида он занялся самообразованием. Порылся в книжках отца, но там было слишком много справочников по радиосвязи, изданных, разумеется, еще на Земле, и совершенно бесполезных тут, в Полдневье. После этой неудачи Рост попробовал понять, что читает мама, но ее часть библиотеки состояла из книжек по медицине, из которых Росту понравился только анатомический атлас человека, который он помнил столько же, сколько помнил себя, и по которому когда-то пробовал самостоятельно научиться читать, не подозревая, что все эти очень наглядные и красивые картинки описываются чуждой латынью.

Зато в дальнем углу поверх шкафа нашел чудом сохранившиеся после борыма выпуски «Роман-газеты», на которую отец регулярно подписывался. Выбрал для себя роман в желтой обложке с интересным названием «Убить пересмешника». Но к вечеру отложил. Переживания горстки ребятишек с невообразимого теперь американского Юга показались слишком далекими, хотя написано было интересно.

Просто походил по дому, в котором все выглядело немного забытым и сильно отдавало маминым одиночеством. Ростик уже знал по разным сплетням, что доктор Чертанов спустя несколько лет после Ростикова пленения неожиданно для всех женился на какой-то молоденькой девчонке, и мама его, конечно, прогнала. Больше он у них и не показывался, может, опасался каких-то слов, которые мог услышать, а может, тоже был занят. Врачи, они всегда немного перегружены, такая у них судьба.

Понаблюдав за тем, как стоят разные вещи, Рост пришел к выводу, что мама, пожалуй, скорее довольна таким оборотом дела, чем раздражена или вынашивает какие-то слишком уж горестные мысли. В общем, она и в этой своей жизненной перипетии оказалась куда прочнее, чем он о ней мог бы подумать... Вернее, он знал, что она сильнее, чем кажется, но как-то стал это забывать... Вот теперь и вспомнил.

А осознав это, решил, что все, что произошло, — правильно. И ему только оставалось принять простую истину, что мама была у него самоотверженной и спокойной. Или, если еще проще, — работягой, каких поискать. Только жалко было все-таки, что она, такая умница, и вдруг осталась без поддержки, да еще с тремя новыми детьми на руках. Рост повздыхал, попереживал за нее немного и решил больше за этой незнакомой теперь для него жизнью не подглядывать. Просто смирился, что потому так и получилось у его Таисии Васильевны, что она умна, у таких женщин частенько не все получается в жизни.

К вечеру второго дня, когда он уже становился противен себе из-за депрессии, или как там еще называется такое состояние, к нему неожиданно громко и уверенно пришел Ромка. Да не один, а с приятелем Виктором. Рост его знал немного, вернее, знал, что это старший сын Раечки, всего-то на пару месяцев старше Ромки. А так как обе матери были подругами с детства и жили на одной улице, ничего не было удивительного в том, что и эти двое существовали, как близнецы, даже не душа в душу, а угадывая мысли и обходясь без слов. Они даже чем-то были похожи, как иногда и Рост почему-то становился похожим на Кима, хотя рожи у них определенно были разные — у одного славянская, у другого отчетливо корейская.

Ромка был в каком-то полувоенном темном комбинезоне, похожем на танкистский, а Витек пришел в цивильном костюме, пошитом еще на Земле, из которого он определенно вырастал. Пиджак, наброшенный на футболку, был короток, и прежде всего в рукавах. Виктор вообще выглядел нескладным, что только подчеркивало его слишком молодой, почти подростковый вид.

Стоп, остановил себя Ростик, накрывая чай гостям и себе на столе под их знаменитой вишней; они и есть подростки. Им всего-то... да, по восемнадцать, если считать по местным, боловским меркам.

— Пап, — заговорил не очень уверенно Ромка, — ты чего молчишь?

— Я должен что-то говорить? — удивился Рост.

— Нет, но я подумал, что ты мог бы... хотя бы спросить, зачем мы пожаловали?

— Вы сами скажете. — Рост плохо помнил себя в этом возрасте, но, кажется, он был таким же... активным.

— Ходят слухи, Ростислав...

— Можешь называть меня капитаном, по званию. Если осмелишься, конечно.

— Кап... капитан, — с трудом проговорил Витек, — вы собираете команду, чтобы совершить очередной поход на юг, к пурпурным и паукам.

— Я еще не решил, что соглашусь на это.

— Но все говорят, — горячо вмешался Ромка.

— Понятно, — кивнул Ростик, принимаясь за чай, — Ким подсказал.

— Возьмите нас с собой.

— Виктор, а тебя мама пустит? — усмехнулся Рост.

— Вот, я же говорил, что с этими родителями...

— А если серьезно, — Рост понял, что допустил ошибку, которую приходилось теперь исправлять, — вы не подготовлены для такого похода. Вы же учитесь, кажется, в универе? И что-то я не слышал, что вы получили хоть какие-нибудь дипломы, или что там теперь выдают вместо них.

— Да кому они нужны?! — Ромка определенно опережал события. — Эти дипломы...

— Допустим, мне.

— Нет, так дело не пойдет, — проговорил сын, как-то очень смахивая в этот момент на отца. — Ты скажи, чего мы там не видели? Или ты все еще цепляешься за формальное образование?

— Пожалуй, да, цепляюсь. Потому что сам остался неучем.

— Да ты... Гораздо толковее, чем все наши преподаватели, кроме Пестеля, конечно. Но ведь он же из вашей компании.

— Спасибо, — Рост усмехнулся и тут же спросил: — Вы у него учились?

— У кого же еще? — хмуро спросил Витек.

— Понятно, биология не задалась, вот и решили сбежать на войну.

— Под твоим командованием мы гораздо скорее научимся чему-то настоящему, — выдал Ромка.

— Не уверен. Кроме того, дисциплина — это не только умение строиться, но и...

«А ведь я им нотацию читаю, обыкновенную родительскую нотацию». И тут Рост сам собой умолк.

— Ты покажи ему, что мы принесли, — подсказал Витек, который к нотациям, видимо, не привык. Поликарпа дома было не застать, он дневал и ночевал на работе, а Раечка была слишком мягкой, чтобы использовать такой рискованный способ воспитания.

Ромка поднялся, сходил к крыльцу и принес с собой папку, почти такую же, в какую складывала свои рисунки — или иллюстрации, как она их называла, — Баяпошка. Отодвинул чашки и чайники, раскрыл.

Это оказались его, Ростиковы, рисунки, когда он еще пытался что-то изображать как рисовальщик. Он и забыл, что было время — стоило выдаться свободной минутке, как он начинал рисовать.

— Вот Шир Маромод, вот... — начал было Ромка, но Витек дернул его за рукав, и тот все понял.

Рост поднял один лист, другой, полистал блокнот, который брал с собой в разные передряги, например, в их поход со старшиной Квадратным к Олимпу. Точно, тогда они еще Олимп открыли, Перевал и, кажется, Водный мир. Еще, если не изменяет память, впервые опробовали гелиограф. Кто теперь из этих ребят поверит, что они были когда-то такими отчаянными первопроходцами.

Рисунки были беспомощными, сейчас бы он сумел сделать что-то получше. Точнее, выразительнее, даже, пожалуй, определеннее. Но такой свежести взгляда точно не добился бы. Это вот и можно принять за похвалу, решил Рост и спросил:

— Откуда?

— Мама как-то пришла к бабушке, они посидели, поболтали о тебе немного, и мама принесла их к нам. Я их с детства разглядываю.

Рост нашел еще один блокнот, где он рисовал план города, когда они с Кимом сидели на горе, выслеживая, как пернатые варят вогнутые зеркала. Неожиданно рука его дрогнула, рисунки на миг размазались, словно очень близко что-то взорвалось.

Он понял, что, как бы он теперь ни делал вид, что не согласен с предложенными ему заданиями, бросить это дело не сможет. Так и будет носиться туда-сюда, но в конце концов пойдет туда, зная куда, пока окончательно не сделает то, что нужно. Хотя, возможно, это окажется совсем не то, чего от него ждут.

«Интересно, — отстраненно подумал Ростик, — почему?» Ведь это не было обычным его предвиденьем, это было что-то иное... Или все-таки очень хорошо сбалансированное, почти подчиненное его волей предвиденье? Без обычных болей, тошноты, темноты в глазах?

Но чем оно вызвано? «Нужно вспомнить, — решил Рост. — Так, я думал о том, делая эти рисунки, что, если даже мы не выживем, кто-нибудь найдет нас, и обязательно, хоть в таком виде, но разведанная нами информация станет известна людям. И тогда...»

Эта нехитрая идея и оказалась ключом к его очередному всплеску, и он увидел... Нет, не увидел даже, а почувствовал, руками, ладонями, кожей, хотя и глазами тоже увидел, что на рисунках вокруг почти каждой из нарисованных фигур присутствует еще что-то. Какая-то аура, которую он выразил не четкими линиями, а специально как бы размытыми следами карандаша, хотя иногда определенно рисовал и напрямую, почти как иконописец выводит вокруг головы святых нимб.

«Неужели же я даже тогда это видел? — удивился Ростик. — Ведь ничего почти не понимал, не мог бы даже словами описать, а вот оказывается — видел».

Он еще раз пересмотрел рисунки и понял, что он действительно нарисовал то, что видел, но почему-то эта особенность стала заметнее только после того, как его рисунки много лет рассматривал Ромка. И не он один, наверное. Что происходит с рисунками, вообще с изображением, когда их рассматривает множество людей в течение долгого времени?

Нет, решил Ростик, нужен конструктивный подход, какая-нибудь философия... И едва он это про себя решил, как почти сразу же понял — в его рисунках, которые он для экономии бумаги делал на одном листе чуть не поверх друг друга, все — Шир Гошоды и махри, бакумуры и пернатики, двары и даже викрамы — все чем-то разделены. И только люди, которые иногда были прорисованы весьма схематично, объединяют их.

То есть с точки зрения формальной композиции именно люди определяли единство того, что Рост изображал, иногда даже вовсе о том не думая. Но эта особенность прослеживалась, она была, иногда даже казалась немного навязчивой.

— Так, — Рост отложил рисунки и посмотрел на своих нежданных гостей. — Ты молодец, что принес эту папку.

— А что? — как бы невинно спросил Витек.

— Долго пояснять, — отозвался Ростик.

Но впервые за все последние дни отчетливо представил, что из него, кажется, потому и не мог получиться художник, что он рисовал что-то иное, не то, что видели глаза. А то, что он понимал о мире другим, не переводимым в изображение образом.

— Главное, — он снова осознал, что небрежничает, а ведь не терпел этого, и когда сам был в возрасте мальчишек, и теперь презирал в людях едва ли не больше, чем трусость. Да ведь это и было трусостью, только неосознаваемой, а потому как бы прощаемой... Если люди настолько недисциплинированны, что позволяют ее прощать. — Я понял главное. Что на острове по ту сторону нашего моря есть трава ихна. — Он подождал, пока ребята переключатся на новый оборот их разговора, и убежденно добавил: — Она там есть, нам нужно только ее выменять на что-то... Или отвоевать, если не будет другого выхода.

Часть 2

НОВАЯ ЗЕМЛЯ

Глава 7

Ростик оглядел собравшихся почти с тоской. Все были ребята технической направленности — Казаринов, Поликарп, который отпустил бороду с усами, вероятно, из нежелания бриться хилыми и очень ненадежными бритвами с его же завода. А может, у него было так много интересов, что вид собственной многомудрой головы его просто не заботил. Еще за столом сидел Сергей Дубровин, тот самый, которого Рост помнил еще по временам, когда обеспечивал алюминиевый завод торфом для выработки электроэнергии. Тогда он ему понравился, но на этот раз бросал на Роста чересчур внимательные взгляды, что несколько смазывало внешнюю дружественность их отношений. Последним был незнакомый паренек, очень юный, почти мальчишка, чуть старше, чем Ромка или Витек. Но у него на боку была довольно навороченная пушка пурпурных, и почему-то сразу становилось ясно, что обращаться с ней он умеет. Все называли его Серым, и лишь однажды Дубровин окликнул его по фамилии. Это оказался тот самый Изыльметьев, про которого Рост уже что-то слышал, только не хотел припоминать, от кого и по какому поводу.

Поликарп, по установленной в этой четверке табели о рангах, расстелил на столе свернутые трубочкой листы сероватого ватмана и придавил их с трех сторон, чтобы они не сворачивались. Для четвертого угла он не нашел достаточный груз и придерживал его пальцем.

Собрались в городском доме Кошеваровых. Сам Илья Самойлович был где-то на работе, по своим управленческо-мэрским делам, но чувствовалось, что он в этом кабинете больше не работает. Отдал его, видимо, Поликарпу в полное и окончательное распоряжение.

Рост приглядывался к Полику, если называть его прежним именем, с интересом. Помимо растительности на лице, он стал сутулым, оплывшим и выглядел гораздо более взрослым, чем Рост его помнил. Прямо даже неудобно было называть его Поликарпом, все время хотелось присоединить к имени отчество. Впрочем, Рост не помнил его, но не сомневался, что ребята подскажут. Так и оказалось. Сережа Дубровин, которого, чтобы избежать путаницы, называли по фамилии, спросил с заметной долей почтительности:

— Поликарп Осипович, это уже исправленный проект или старый?

Ответить Полик не успел, потому что в кабинет, толкнув дверь попой, вкатилась Раечка, улыбчивая и довольная жизнью, как Ростик уже давно ни у кого не видел. Она тащила поднос со стаканами темного чая, причем все стаканы были в подстаканниках и с ложечками. Еще на подносе стояла старая селедочница, доверху засыпанная домашним печеньем типа «хворост». Селедочницу Раечка использовала потому, что, вероятно, не нашла другой компактной посудины.

— Рай, я же просил не беспокоить.

— Ты просил, а ребята, может, чаю хотят. — Взгромоздив все принесенное на угол стола, где сидел Дубровин, она хлопнула Роста по руке и заговорщически улыбнулась. — Ты сразу не уходи, меня отыщи, поболтаем.

Поликарп тут же разгладил хмурые морщины на лбу и с интересом уставился на Роста, потом на жену. Что он при этом думал, Ростик не захотел угадывать.

— Конечно. — Он кивнул и улыбнулся Раечке, так умело управляющей мужем без его ведома.

— Старый, кажется, — отозвался неожиданно Казаринов, приглядываясь со своей стороны стола к чертежам. Ворчливость его подействовала на молодых, Дубровин и Серый, накинувшиеся на чай и печенье, тут же попробовали хрустеть потише.

Рост посмотрел на машину, которая была начерчена на бумаге. Это было что-то странное, такого он прежде не видел. И хотя он не очень умел читать чертежи, общий план выдавал в этой конструкции немалые размеры.

Поликарп вдруг улыбнулся и взял свой стакан, помешал лежащий на его дне мутным слоем мед, чтобы было послаще, отхлебнул, дернул губами. Чай был горячим. Передал еще один стакан Росту. Казаринов от чая отказался, сердито мотнув головой, по его мнению, они теряли время зря.

— Итак, — начал Поликарп уже спокойнее, — что мы тут имеем? Практически совмещенную с боевым крейсером платформу, сделанную как весьма здоровый экраноплан. Профилированный и собранный по всем законам аэродинамики, чтобы можно было лететь над водой, используя подъемную силу.

Машина действительно была невероятной. Широкое крыло, на котором сверху жесткими растяжками был пристегнут треугольный антиграв.

— Вот эти блины крейсера, как видно на проекции снизу, работают напрямую, в прорези в самом корпусе экраноплана. Помимо нормальной подъемной силы, они обеспечивают еще и раскрутку вот этих антигравитационных мельниц, — он посмотрел на Ростика, — как мы теперь их называем, которые посредством системы валов передают крутящий момент на два толкающих винта. Винты здоровые, на пределе прочности имеющихся у нас материалов.

— Да какой у нас материал, — буркнул Казаринов, — кованое дерево с окантовкой из алюминия. Самое главное, не прочность, а чтобы они были хорошо отбалансированы.

— Ну да, и это тоже, — добавил Дубровин.

Теперь и Ростик заметил, что под блинами крейсера в крыле были отверстия, а под задними еще чуть сбоку и сзади стояло два обычных маховичка с грузами, которые вследствие усиленной гравитации раскручивались, подобно тому, как водяные мельницы начинали крутиться под давлением воды. Система передач была довольно любовно прорисована еще на одном листе и включала в себя и какую-то пирамиду из храповиков, шестеренок, валов с роликоподшипниками и даже, как показалось Росту, что-то вроде системы смазки, которая гоняла масло между всеми трущимися деталями конструкции.

— Редукторы, разумеется, повышающие, чтобы добиться наибольшей скорости вращения винтов. Практически, — Поликарп снова отхлебнул чаю, почти решительно поставил стакан на край стола, наконец, как четвертый необходимый ему груз для чертежей, — мы можем идти с расчетной скоростью километров сорок или даже сорок пять в час.

— А крейсерская скорость? — спросил Изыльметьев.

— Крейсерская чуть больше тридцати. Но, — Полик поднял палец, — испытаний никто толком проводил, это зависит помимо технических особенностей и от мастерства пилотов.

— Мало, — вздохнул Серый. — Нам бы километров шестьдесят, тогда бы викрамы точно не успели нас атаковать, мы бы оказались просто за пределами их скоростных возможностей.

— А зачем вообще вся эта конструкция? — холодновато, все-таки втайне боясь показаться олухом, спросил Рост.

— Очень просто, — отозвался Поликарп. — Обычный крейсер не способен поднимать груз, который был бы достаточным, чтобы смотаться на Новую Гвинею, как ее теперь все называют, и обратно, да еще полетать над самим соседним островом. Поэтому мы придумали эту машину, — он кивнул на расстеленные перед ним чертежи, — ради грузоподъемности. Сейчас, по расчетам, получается, что эта вот штука может тащить в режиме экраноплана груз раза в четыре больше. И это, соответственно, не позволит океанским викрамам атаковать его из-под воды. Кроме того, когда вы прибудете на место...

— Если прибудем... — чуть слышно отозвался Изыльметьев.

— Это крыло вы сможете использовать как базу, оставив ее на воде или даже на берегу, если сумеете на него выползти. Выставите охрану и... Да, облетите весь этот остров в целях разведки, или что там у вас получится... Помимо усиленного экипажа, вы сможете также принести назад какой-нибудь груз, который вам там удастся получить. Разумеется, уже за счет сожженного топлива и прочего использованного обеспечения.

И тут, вместо того чтобы слушать Поликарпа, мысли Роста вдруг слегка поплыли. Он и попытался было вернуться к пониманию этой лекции, но как-то не очень решительно, словно бы она была не слишком важна. Хотя, скорее всего, как раз для него как для командира все было очень серьезно.

Сообщив Дондику, что он готов взяться за предложенные ему проблемы, Рост подчеркнул, что существуют трудности со средствами путешествия на Новую Гвинею. Дондик объявил, что займется этим сам, и тогда... Возникло это совещание.

— Груз можно разместить в этих пазухах крыла, вернее, его лучше назвать трюмом. — Поликарп посмотрел на смутно слушающего его Ростика.

— Грузы оболочку не продавят? — спросил Изыльметьев. — Какая вообще обшивка в этой части крыла?

— Двухмиллиметровый дюраль, — вздохнул Казаринов. — Дерево мы пытались использовать, но... Не хватило жесткости.

— Для тебя должно быть важно, — поучительно повернулся Поликарп к мальчишке, — что грузы тут можно свалить почти любые. Но ходить все-таки желательно вот по этим стланям. Чтобы не продавить обшивку и не нарушить аэродинамику.

— И чтобы не перегружать его, что неизбежно скажется на маневренности, вообще на управлении, — добавил Казаринов.

Рост попробовал сосредоточиться. На столе теперь был расстелен лист, изображающий конструкцию в разрезе. Вдоль крыла, к его обеим оконечностям, по стрингерам, через какое-то подобие нервюр, создающих профиль крыла, действительно проходили стлани, как в обычной гребной лодке.

— Знаешь, — вдруг решил Поликарп, — там места очень много, и хотя придется ходить, согнувшись, все-таки... Пожалуй, я нарисую тебе эскиз, как следует располагать груз наиболее безопасным способом. А то вы наворотите чего-нибудь.

— Загружаться-то они будут у меня, в Одессе, — буркнул Казаринов. — Научатся, если захотят.

— Отлично, — почти безнадежным тоном признал Изыльметьев. — Тогда следующий вопрос: зачем нужны вот эти два киля, или как их там можно назвать?.. И почему ими нельзя управляться во время полета над водой.

По концам крыла действительно имелись два опускаемых киля, да еще вооруженные поплавковыми сигарами.

— Ты представляешь, какие силовые конструкции должны передавать управляющие движения, если бы мы вздумали устроить водяные рули? — спросил Полик. — Нет уж, чтобы все было проще и легче, мы выставили воздушные рули за каждым из винтов и, уверяю тебя, получили усилия намного меньше, а эффект почти такой же. Это проверено.

— А что, если антиграв собьют? — спокойно спросил кто-то, и лишь тогда Рост понял, что вопрос задал он сам. — Как экипаж этого... экраноплана сумеет вернуться?

Все, сидящие за столом, переглянулись.

— Тогда дело плохо, — признал Дубровин.

— Нет, теоретически, конечно, мы можем оснастить плавающую часть машины воздушными змеями, на которых ходят по морю местные купцы. Но... Тащить их туда — это лишний вес. К тому же постановка этих высоколетящих змеев не всегда получается даже у лучших пилотов с использованием малого антиграва. Если крейсер будет недействующим... — Полик нахмурился. — Если вы его потеряете, то возвращение станет невозможным.

— Вот и я о том же, — сказал Рост твердо. — Нам следует продумать хоть какую-нибудь связь с Одессой, чтобы вызвать в случае малейшей неудачи подкрепление. Например, еще один крейсер.

— Еще один крейсер переоборудовать для того, чтобы его можно было безопасно укрепить на крыле, довольно сложно, — сказал Казаринов. — Это же не обычная штатная машина. Это черный треугольник, в котором мы слегка изменили внутренний каркас, и теперь он имеет специальные приспособления для крепления растяжек, фиксаторы для блинов при полете в режиме экраноплана... Нет, второй такой мы быстро построить не сумеем.

К Росту мигом вернулся интерес.

— Так вы что же, не только в чертежах эту идею обсасываете? Что-то из этой конструкции уже исполнено?

Казаринов и Поликарп переглянулись. Ответил Полик:

— Крыло практически готово. Мы его лет пять назад для сверхдальних разведок стали строить, по заказу Дондика. Правда, ходовых испытаний не проводили, почему-то это все стало не слишком для него интересно... А крейсер, раз ты поднял, по своему обыкновению, очередную волну, мы, пожалуй, сумеем доделать на днях.

Рост посмотрел на обоих этих хитрецов, которые строили в ангарах Одессы такие замечательные штуки, по обыкновению, никому в этом не признаваясь.

— Тогда, если всем все понятно, — он мельком посмотрел на Изыльметьева, — последний вопрос. А нужны ли эти ходовые испытания? Или мы сможем испытать все, что вы тут... наваяли, в реальном походе?

— Сразу в поход? — с огромным сомнением спросил Казаринов. Ему определенно было жалко отдавать Росту такую замечательную машину, над которой, вероятно, он и размышлял все упомянутые Поликом пять лет. Хотя кто же знает, над чем в действительности размышляет Казаринов?

— Промедление нежелательно, — спокойно, даже лениво продолжил Рост. — Помимо прочего, не хотелось бы попасть в осенние шторма.

— Шторма тут не слишком страшные... — проговорил Дубровин и осекся под взглядом Роста.

— В заливе, — объяснил Ростик. Подумал. — Кроме того, хорошо бы поскорее выяснить проблему этих семян, чтобы марш на тот конец континента совершать зимой. Почему-то мне кажется, что поход при сниженной сезонной активности всякой живности в близости Водного мира пройдет спокойнее. Да и к весне хорошо бы уже подготовиться к севу... — И лишь тогда осознал, что присутствующие могут не знать ни цели этого похода, ни плана переселения губисков. — Но это пока избыточная для вас информация.

— То совсем ничего, забыли даже, то вдруг сразу — давай! — проворчал Казаринов.

— У Гринева всегда так, — без осуждения, просто принимая ситуацию как данность, отозвался Поликарп. Посмотрел на Роста круглыми глазами. — Без ходовых испытаний и доводок все-таки нельзя, конструкция новая, а ведь даже маленькие экранопланчики требуют доводки. Так что умерь свой пыл... хотя бы на пару недель.

Рост посчитал про себя так хорошо известное ему море, погоду и сроки.

— Двух недель давать вам не намерен, — вздохнул он. — Даю неделю, если нужно, требуйте у Дондика людей и работайте по ночам. — И уже про себя добавил: «И этого времени жалко... А когда мы там окажемся, за него вообще платить придется».

И все вдруг сразу поняли, что это не блажь, не перестраховка или командная нетерпеливость. Рост поднялся со стула и пошел к двери. Повернулся, обвел всех твердым взглядом, попрощался.

И лишь когда вышел из дома, вдруг вспомнил, что Раечка просила его заглянуть к ней. Но возвращаться не хотелось. К тому же это была дурная примета.

Глава 8

Ходить по корпусу крыла можно было только в кедах, к счастью, на складах каким-то чудом еще осталось несколько десятков пар, и из них удалось выбрать подходящие размеры почти для всего экипажа, разумеется, кроме бакумуров. Иначе тонкая обшивка проседала, и на белой поверхности оставались следы каблуков. А лучше всего было ходить босиком, что команда, набранная Ростом, быстро раскусила. Хотя по времени года было уже холодновато. Без ходовых испытаний не обошлось. Главным образом потому, что необходимо было оттренировать экипаж огромного экраноплана. Рост этим и занялся. Почти неделю гонял людей, чтобы они умели быстро поставить на растяжки крейсер, а потом так же быстро его освободить и подготовить для полета. Старт с качающейся на воде платформы тоже представлял немалую трудность. Приходилось вертикально и довольно резво набирать высоту, чтобы не разрушить хрупкий экраноплан антигравитацией, которая у крейсера была существенно мощнее, чем у обычных лодок. А ведь и те иногда серьезно травмировали людей, оказавшихся слишком близко или даже ломали на бреющем полете подвернувшиеся ветки деревьев.

Тренировки оказались полезными, тем более что уже на третий день, посмотрев на все это, Казаринов с задумчивым видом походил среди ребят и, отозвав Роста в сторонку, сдержанно объявил, что некоторые крепления и даже систему смазки редукторов придется усовершенствовать. И Рост едва не отказался, потому что бывший главинженер отделения консервации паровозов все время был недоволен машиной, все время что-то хотел в ней улучшить. Создавалось впечатление, что, дай ему волю, он вообще эту самоделку в поход не выпустит. Но пришлось согласиться, и уже через пару последующих тренировок он понял, это было правильное решение, управление упростилось, а скорость выросла. Да и ребята смогли отдохнуть за ту пару ночей, пока механики работали, что тоже было не лишним.

Ребята подобрались толковые, Рост даже внутренне поздравил себя с тем, что они достались ему для этого задания. Главным «приобретением» был, как оказалось, Игорь Изыльметьев. Этот русоволосый и сероглазый парень, по которому, несмотря на его относительную молодость, уже вздыхала половина девиц Одессы, оказался крепким орешком. Он влезал во все технические проблемы и, по утверждению Кима, был одним из лучших пилотов, какого только можно было сыскать в городе. За рычагами крейсера, а Рост полетал с ним немного, он вел себя на редкость уверенно. И не допускал ошибок, с первого же раза научившись правильно заводить летающую машину на неверную платформу, проседающую на волнах.

Вторым номером к Изыльметьеву Рост приставил Ладу. Она бы не простила ему, если бы он не взял ее в этот поход. И она была ему для чего-то нужна, это Рост уже привык чувствовать, как знаешь, что для некоторых действий нужно две руки или даже хорошо бы — три, а то двух не хватает.

На пятый день обкатки летающе-плавающей машины в Одессу неожиданно приехал на грузовике Катериничев, которого Ростик помнил по первым войнам с губисками. Тогда он был хлипким и не очень уверенным в себе пареньком, который даже не знал, как командовать отделением подчиненных ему солдат. Сейчас же он передал Росту привет от Квадратного, который, как всегда, пытался чрезвычайно малыми силами контролировать едва ли не всю территорию, где обитали фермеры, и у которого Катериничев служил заместителем. Это была рекомендация. Такого бойца, как старшина Квадратный, было поискать, в этом Рост убеждался не раз и даже не десять. Если Квадратный прислал этого молодца, значит, его следовало принять с благодарностью, и никак иначе.

Катериничев привел с собой еще несколько людей, весьма интересных, на взгляд Роста, но, конечно, их еще следовало проверить делом. Самым маленьким, но авторитетным в этой компании, как Рост быстро понял, был Игорь Израилев, который обожал оружие и про которого все говорили, что больше всего ему не хватает футбола. У него и кличка была — Футболист. Стрелял Израилев почти как Рост, даже получше многих проверенных стрелков, и потому безоговорочно должен был занять место главного пушкаря на крейсере.

Конечно, Рост и сам хотел бы занять это место, но Лада с Катериничевым и примкнувший к ним Изыльметьев, которые все оказались давними приятелями, дружно восстали против этого, когда Рост попробовал с ними обсудить расстановку людей. Поворчав, Рост вынужден был признать, что требование правильное, но заявил, что иногда все-таки будет с Футболистом меняться.

Еще в эту компанию входил Яша Якобсон, очень чернявый и темнокожий, чем-то смахивающий на юного Пушкина, если не считать роста. А был он такой длинный, что его дразнили не очень приятным прозвищем Складной. Яша обижался, совершенно по-еврейски замыкаясь в себе, и не поднимал глаз, поэтому когда его не хотели задеть, то величали Яхой. На это он реагировал благосклонно.

Еще Ростиково внимание привлекла девушка, которую притащила к нему буквально за руку Лада, звали ее Люба Просинечка. Она была очень худенькая, маленькая, но когда за полчаса вдруг разобрала левый редуктор крыла и, краснея, отчитала Казаринова за какую-то небрежность, которую Ростик не увидел бы, даже если бы провел всю жизнь с этими железками, он решил, что такой человек будет им полезен. Люба же осмотрела и весь крейсер, попутно что-то сотворив с двумя шинами, которые отходили от котлов к крайним блинам, и очень долго возилась с винтами, предложив со вздохом понимающего человека на всякий случай захватить с собой как минимум еще один запасной.

Последним в этой компании, прибывшей с Катериничевым, оказался Ромка. Он был хмур, вероятно, опасался, что Рост его выгонит, и поэтому привез с собой письмо от Любани, где она не столько подтверждала, что разрешила сыну пока не тратить время в университете, если он сам не хочет учиться, сколько умоляла Роста приглядеть за ним. Несмотря на то что Ромка добился своего, он был недоволен тем, что ему пришлось расстаться с Витьком. Но делать было нечего, если бы Ромка не поехал сейчас, он бы не сумел больше вырваться, как он признался за ужином Росту, и потому пришлось решаться. Как выяснилось, он тоже совсем неплохо стрелял, хотя до Израилева ему было далеко, но Рост все-таки поручил ему командовать кормовыми пушками, сразу повысив до сержантской ответственности. Ребята над этим пошутили, посмеялись и, в общем-то, приняли как должное. Рост с удивлением отметил, что сыграла свое фамилия Гриневых.

К концу недели экипаж крейсера как-то сам собой утвердился, и расстановка оказалась, по наблюдениям Ростика, совсем недурственной. Скорее наоборот — очень... ничего. Такими ребятами он даже немного загордился, хотя тщательно скрывал это от всех.

Чтобы убрать лишних людей, он несколько раз тщательно перетасовал экипаж крейсера и экипаж экраноплана. В основном это получилось, потому что именно из кресла главного пилота треугольника и приходилось управлять всей машиной, когда обе конструкции были в связке.

За всеми этими хлопотами, доводками, переделками и донастройками незаметно прошло дней десять. И сентябрь неожиданно обернулся октябрем, как Ростик этого ни опасался. Зато экипаж сработался, ребята выучились, и даже Ромка, к которому Рост присматривался особо и которому все было внове, больше не тыкался как слепой котенок, а действовал разумно и целеустремленно.

Наконец настал день, когда Рост объявил, что они обкатывают машину по заливу последний раз и на предельной скорости. Поэтому без торжества не обошлось. Построив экипаж, как старшая по званию Лада доложила Ростику, мол, экипаж к выполнению готов, и неожиданно все заметили, что посмотреть на это испытание вышло население чуть не всей Одессы, без малого две тысячи человек, а с бакумурами и пурпурными чуть не пять. Ребята занервничали, пожалуй, только Лада не выказала волнения.

Казаринов тоже пришел проводить, так сказать, свое детище на контрольную проверку. Он даже подошел к Росту и попросил, как всегда, хмуро:

— Ты только не сразу рви, дай железкам разогреться, что ли.

— Как раз сегодня собираюсь рвать, чтобы где-нибудь порвалось.

Казаринов сразу отошел, кажется, недовольный. А Ростик все равно считал себя правым, потому что лучше уж поломать что-нибудь здесь, в заливе, где можно вернуться в Одессу, а не там, где не будет никакой помощи и поддержки.

— Лада, — Рост посмотрел на лица ребят, выстроившихся перед ним, еще сонных и каких-то теплых даже на этом осеннем ветру с моря, — все загружено?

— Можно в поход пускаться, — Лада не удержалась, улыбнулась ему глазами, — а не проверку устраивать.

Ох, хлебну я еще с этой девицей, со сдержанным неудовольствием подумал Ростик, но делать нечего, женщины тоже служили в Боловске, без этого было не обойтись.

— Кто пойдет на котлах?.. Кто будет командовать гребцами?

— От людей главным будет Людочка, а от бакумуров Микрал. Ты его знаешь.

И это называется дисциплина, снова посочувствовал себе Рост. Пригляделся к рослым бакумурам позади людей, нависающим над ними даже не головами, а чуть не третью торса. Некоторые из них были в кожаных фартуках, которые почему-то в последнее время стали носить их женщины.

— Тогда все на машину. И командуй, как будто меня нет поблизости.

Лада принялась командовать, а Рост пошагал к сходням, переброшенным с причальной стенки на корпус крыла. Машина выглядела слишком большой и нечеткой, или над водой висел туман. Осенью такое бывало, вода остывала после лета. На металлической обшивке крыла образовались крохотные капли. Лишь на поверхности черного треугольника их не было, дерево впитывало влагу, даже после проковки.

Лада расположилась за Изыльметьевым, посадила справа от себя Просинечку, а слева Якобсона. Катериничев забрался заряжающим в башню к Израилеву, хотя должен был проверить расстановку других стрелковых команд. Но если он так уверен, усмехнулся Ростик, тем лучше для меня... И для дела, разумеется.

Котлы заработали, закрутились пропеллеры, Микрал с Ромкой отдали носовой и кормовой швартовы, быстро забрались в крейсер, машина медленно тронулась, потом чуть не на месте развернулась, хотя как это удалось Изыльметьеву, было для Ростика загадкой, вода за кормовым обрезом крыла вскипела, и они двинулись к выходу из гавани.

Лада мельком посмотрела на Роста. Бросила рули, в плавучем положении это было возможно.

— Что-то не так? — спросила она. Чертовски чуткая девушка, Рост никак не мог усмирить свое так некстати возникшее раздражение. Или это была обычная настороженность перед трудной работой?

— Я бы заставил ребят убрать кили по концам крыла, а потом снова опустить их, для тренировки.

— Операция не слишком сложная, мы ее уже сотни раз делали.

Рост махнул рукой, Лада вернулась за рычаги второго пилота.

Машина вышла из гавани, грациозно обошла трофейные корабли, которые были полуразобраны, и стала набирать скорость. Рост прикинул, километров пятнадцать в час они уже делали. Хотя, кажется, еще не поднялись над водой. А потом... Да, он ошибался, скорее всего, и скорость была уже выше, и висели они, словно мост, хотя и не опирались на опущенные поплавки, а скорее подвесили их, разрезая спокойную воду.

Рост прошел в корму, тут за главной пушкой слегка напряженный сидел Ромка. Рост молча отпихнул его от смотровой щели стрелка и убедился, что после них след на воде тянется не как от катера. Антигравитационные блины крейсера оставляли за собой лишь остренькие волны и легкую взбаламученность, словно они подняли в этом не слишком глубоком месте ил со дна.

Машина развивала скорость довольно уверенно. Роста даже пару раз отжало назад, как бывает во время скоростных рывков на антиграве, но все же машина шла на редкость плавно. Можно было даже прицеливаться без труда. Рост прижал к щеке приклад Ромкиной пушки, выцелил сзади, между сверкающих на солнце крыш, какое-то строение в Одессе.

— Когда вернемся, напомни мне, чтобы на твою пушку и на два других орудия поставили ограничители, иначе вы винты собьете.

— Не собьем, мы же видим их.

— Ни черта вы не увидите в горячке боя. И винты расплываются, и сами вы стрелки аховые.

— А как же, — Ромка проглотил слюну, — в полете?

— Они должны быть съемные, в воздухе пушки будем освобождать. Проверка этого штатного положения ограничителей отныне будет твоей обязанностью. А сегодня, что бы ни случилось, стрелять запрещаю.

— Есть, — совсем не уставным голосом отозвался Ромка.

— Ты чего? — не понял Рост.

— Ты, оказывается, и в самом деле... Такой, как про тебя рассказывают.

— Разговорчики, рядовой.

Потом Ростик пригляделся к гребцам на котлах, в целом они правильно работали. Вернулся к пилотам и стал чуть сбоку от Изыльметьева. Тот на миг поднял голову, улыбнулся, ему очень нравилось все, что вокруг него происходило. Рост не удержался, хлопнул его по плечу, одобряя.

— На максимальной идем, — сказал Серый Изыльметьев.

— Часа два покатаемся, потом сделаем несколько рывков. Только от души делай, чтобы до конца разгон-торможение прочувствовать.

Они прошли законсервированные корабли, пожалуй, слишком близко прошли, и оказались в акватории, которая принадлежала викрамам. Машина слегка дрожала, но на легкой волне это было нормально.

Рост опустился на палубу крыла через кормовой люк крейсера. Пригнувшись, вышел из-под черной плоскости, нависшей над головой, придерживаясь растяжки. Они пели, как струны, и от этой упругой силы казались вполне надежными.

Он постоял, продуваемый встречным ветром, уселся на слегка поддавшийся под ним дюралевый корпус, скрестил ноги и попробовал сосредоточиться. Медитация не получалась, что-то мешало... Может быть, обилие работающей техники.

Вдруг сбоку как-то очень естественно появились викрамы. Рост их почувствовал, а они его, скорее всего, еще раньше определили. Он попробовал с ними заговорить, примерно так же, как разговаривал с Фоп-фалла, но... это было бесполезно. Они не слушали, они слегка презирали людей, которым нужны были такие сложные и ненадежные машины, чтобы двигаться над водой.

Все-таки он сделал главное, как-то сумел им передать, что они не враги, просто пробуют свои возможности и ни в коем случае не претендуют на их воду, не собираются диктовать никаких условий и ждут, ждут их реакции, несомненно, дружественной.

Очнулся он от того, что его за плечо тронула Лада. Она была встревожена. Перекрикивая давление воздуха, она сказала:

— Ты уже продрог весь, пошли внутрь.

Как жена, с неудовольствием решил Ростик, но послушался. За те четверть часа, что он сидел на палубе экраноплана, он действительно замерз от ветра, его едва не трясло. Он знал, конечно, что времени у него будет очень мало, но как-то увлекся... В общем, хорошо, что Лада о нем заботится, пусть иногда и так вот — по-хозяйски.

Вернулись в крейсер, Лада продолжала ворчать:

— Если ты такой сумасшедший, Гринев, я тут чайник заведу. С настоящей печкой, чтобы отогревать тебя.

— Спокойно, лейтенант, — буркнул Рост. Ему было неприятно, что Лада и тут, в присутствии экипажа, не может утихомириться. — Нужно было предупредить викрамов.

— Ага, — чуть обалдело призналась Лада. — Тогда, командир, все хорошо.

— И не забывай время от времени посылать Просинечку осматривать крейсер и трюмы крыла, а особенно все растяжки. Если заметит хоть что-то необычное...

— Знаю, доложить тут же. — И Лада улыбнулась, хотя забота о нем все еще плескалась в ее глазах.

Ростик посмотрел на нее и вдруг увидел, какая она красивая, пусть и веснушчатая, словно ромашка. Все-таки не идет девушкам служить в армии, решил он, и пошел отогреваться к котлам, которые на ходу всегда были горячими.

Глава 9

Давно Ростик не участвовал в таких заседаниях, ему все было внове, словно он присутствовал тут впервые. Дондик хмурился, Перегуда поглядывал озабоченно, Казаринов, как казалось, вообще спал. И все-таки крик стоял такой, что было трудно вставить хоть слово. Горячились в основном Смага и почему-то Поликарп.

Ну, с Поликом было понятно, осложнение ситуации требовало от него работы, немалой и срочной, вот он и пытался от нее отбояриться. Зато Смага, возможно, просто драл глотку.

— Да ты понимаешь, что это значит? — орал он, наливаясь дурной кровью. — Это же значит отложить поход на весну, и то еще... Неизвестно, получится ли?

— Если не получится, придется придумывать что-то другое, — твердо отозвался Рост.

— А может, мы все-таки перестраховываемся? — грубовато спросил Поликарп. Он мало что понимал, если дело не касалось железа, устройств разной степени сложности или хотя бы приборов. Нет, определенно его сомнения можно было объяснить. Рост даже внутренне простил его, хотя сейчас он и мешал, ох как мешал.

— Мы не можем сделать это так, как задумали, следовательно... — вежливо, как и вначале, до всех этих криков, продолжил Ростик, но договорить ему, конечно, не дали.

— Гринев, ты вечно что-то придумываешь, причем так, что у всех разом возникает куча проблем!

Дондик хлопнул ладонью по столу. Оглянулся, посмотрел в окна. Психолог, подумал Рост. Но бывший капитан госбезопасности действительно знал, что делает. В комнате установилась тишина.

Они сидели в кабинете Председателя, и Дондик смотрел в окна, выходившие на главную площадь города, где когда-то стоял огромный Ленин с простертой вперед рукой. Только сейчас Рост почему-то понял, что он указывал на Дворец культуры, так что его неизбежно нужно было демонтировать, тот еще был... культурный деятель. Впрочем, когда-то на его руку они повесили вечевой колокол, который потом Рымолов снял, опасаясь за свою власть, хотя это ему все равно не помогло.

Пышность кабинета, возникшая при Мурате, теперь испарилась без остатка. Кабинет был строго функциональным, кресла, стулья по стеночке, стол Председателя, пара полок с какими-то папками. В углу небольшая вешалка для тех, кто пришел с улицы и не успел раздеться в приемной — тоже признак демократизма и умной распорядительности. Дондик попросил:

— Гринев, давай еще раз.

— Все просто. Викрамы нас не выпустят. Они считают, вероятно, что акватория залива, кроме узкой полоски воды, где стоят наши корабли, их собственность. А так как они настроены к нам сейчас весьма недружелюбно, то...

— Тебе кажется или ты твердо знаешь? — спросил Смага, не мог промолчать.

— Ничего твердо знать нельзя, — ответил ему Рост, потому что повторяться не хотел. — Особенно когда дело касается викрамов.

— А если все-таки пойти на прорыв? — спросил Перегуда. — Скорость, которую развивает наш экраноплан, ты говоришь, позволит проскочить залив часов за пять.

— Скорее за семь, — поправил его Поликарп. — Машина не обкатана...

— Если она сломается, нам все равно хана, сломаемся мы в Новой Гвинее, посередине моря или в центре залива, — ответил Рост.

— Все-таки есть разница, — с деланным возмущением высказался Смага.

— Никакой, — чеканно произнес с ближайшего к выходу стула Катериничев. Вот он действительно не привык к таким совещаниям, потому и говорил как-то невпопад, обращая на себя внимание, чего совершенно не хотел.

— Не понимаю — почему? — спросил Перегуда. Ему действительно хотелось понять, он просто не мог усвоить высказанное Ростом мнение сразу, ему требовалось привыкнуть к этой новости.

— Викрамы поняли, что у нас есть новая машина, которая... Которую они все-таки могут достать из-под воды. Скорости у них для ее преследования, конечно, не хватает, но они умеют действовать широкими охватами, выстраиваясь в цепь. Так загоняют косяки, они знают об этой тактике больше, чем мы когда-нибудь узнаем. Это первое. Второе, они настроены враждебно. Не напрямую, но воспримут попытку прорыва как открытые военные действия. И попытаются ее блокировать. Что они умеют делать с кораблями, мы видели на примере плавающего города пурпурных. За час с небольшим они взорвали два корабля, да так, что их разметало в клочья.

— Мы же сами тогда дали им эти взрывпакеты, — вмешался Смага.

— А если они научились по придуманной тогда рецептуре делать собственные взрывпакеты? — ответил Поликарп мельком.

— Да, разницы никакой, — согласился Дондик задумчиво. — Вот только... Мы же тогда их с трудом придумали, ты сам и придумал. — Он посмотрел Росту в глаза.

— Они разбираются во вкусе воды, они умеют определять содержание почти любого химического состава с точностью до долей процента, я в этом уверен... — Рост не выдержал. — Что-что, а уж в химии они настоящие мастера, даже Шир Гошоды так не умеют. — И тут же подумал, что когда-нибудь они это используют, если получится. — Доступ к берегу дваров у них имеется, так что добыть первичное сырье несложно, и время было, а возможно, и желание... В общем, я уверен, они умеют делать эту взрывчатку. Это значит...

— Но прорыв экраноплана предполагает использование фактора неожиданности, — снова вступил Смага.

— Уже нет, — ответил Рост. — До серьезных ходовых испытаний можно было попробовать, после — я не рискну. Просто не хочу потерять людей и машину.

— Ага, это же по твоему требованию машину испытывали, а теперь, после испытаний, сразу стало нельзя. — «Как же успокоить этого Смагу?» — почти с раздражением подумал Ростик. — Значит, ты и виноват, вот и расхлебывай теперь...

— Испытание проводилось по моему настоянию, — не раскрывая глаз, сказал Казаринов. — Гринев как раз пробовал сопротивляться, но... разум победил.

— Это правда, — согласился и Поликарп, который, конечно, был в курсе всего, что творилось даже в Одессе, ведь дело касалось железок. — Его уговаривать пришлось, и весьма упорно.

После этих слов на Смагу с неудовольствием посмотрел даже Дондик. Потом он повернулся к одному из старцев аймихо, который спокойно сидел в уголке комнаты.

— Что ты думаешь, Ложни-хо?

— Ему виднее, — ответил аймихо. — Он уже давно не Познающий, а лучше... Я прошу вас ему верить.

Дондик кивнул.

— Значит, посмотрев на наш экраноплан, они будут его поджидать и... Попробуют его остановить? Понятно. Что же делать?

Рост посмотрел на Казаринова, на Поликарпа и сказал:

— Стартовать с полуострова пернатых. Послать кого-нибудь, кто с ними хорошо умеет разговаривать, и объяснить наши затруднения. Думаю, против того, чтобы мы использовали пустынный кусочек их берега, бегимлеси возражать не будут.

— Экраноплан туда своим ходом не дойдет, — по-прежнему сонно отозвался Казаринов.

— А если устроить разведку самой гладкой и ровной дороги? — спросил Перегуда.

— Все равно, — ответил Поликарп. — Как ни разведывай, а все эти холмы-буераки — не для такой громоздкой машины. Ее даже высокая трава может повредить, не говоря уж о камнях.

— Скорость к тому же должна быть максимальной, — добавил Казаринов, — иначе экраноплан не поднимется. А это значит, что управление должно быть безупречным. Малейшая ошибка пилота... И все, у нас нет машины.

— Что же вы такое сделали, если она даже над землей ходить не может? — буркнул Смага.

— Сделали с учетом Полдневных океанов, — спокойно объяснил Казаринов. — Для океанов Земли, например, она бы уже не подошла. Пришлось бы, вероятно, устраивать подводное крыло или...

— Стоп, — попросил Дондик, — без технических деталей. Рост, как ты хочешь выполнить свое условие?

— Машину, если она не может ходить над землей, следует перенести по воздуху. — Он посмотрел на инженеров и твердо добавил: — Просто-напросто перелететь туда, может быть, с помощью пары других крейсеров. Разумеется, используя и основной треугольник, который позволит управлять всем крылом и добавит скорости.

— Это возможно? — спросил Дондик у Поликарпа.

— Считать надо, — вздохнул инженер. — Можно максимально облегчить несущие крейсеры, чтобы увеличить до предела подъемную силу и скорость, как подсказал Ростик... То есть считать динамически... Не знаю пока.

— Траверсу все равно придется делать, — высказался Казаринов. — На мягких подвесках, потому что синхронизировать работу трех пилотов — это, я вам скажу, не намного проще, чем без единого контакта с грунтом провести экраноплан своим ходом несколько сот километров.

— Значит, все-таки возможно, — удовлетворенно высказался Перегуда.

— Тогда о сроках, — кивнул Дондик. — Даю вам на решение этой проблемы... неделю. Если за это время не справитесь, отложим поход до весны. И так-то не слишком надежно получается, а с этими штормами — и вовсе, особенно на обратном пути, когда экраноплан пойдет груженым.

«Если пойдем и если гружеными», — подумал Ростик, как, наверное, и все подумали, включая самого Председателя.

— За неделю можем не успеть, — попробовал спорить Поликарп, но Дондик только кивнул ему, и все встало на свои места.

Потом Председатель посмотрел на Ростика.

— А ты займись-ка поисками травы в лесу дваров.

— Как это? — не понял Смага.

— Он же разведчик, — ответил ему Дондик. — Пусть ищет эту ихну в лесу. Заодно и экипаж свой слетает, тоже не последнее дело.

— Экипаж лучше бы нам поручить, чтобы мы научили их тащить экраноплан на траверсе, — начал было Поликарп, но Перегуда жестковато отозвался:

— Для этой операции возьмите других людей. У нас их два десятка на аэродроме почти без дела болтается. И дрессируйте, сколько влезет...

А он не слишком любит служивых, понял Рост и хмыкнул. Хотя перспектива две недели висеть над лесом дваров и искать, не зная чего, была не из лучших. Но, кажется, тут уже все решили, что ему можно отдавать приказы. Или это к лучшему, иначе какая к черту дисциплина, если не приказывать? Кто он — свободный художник или все-таки офицер?

Этим Рост и занялся. Прежде всего еще раз проверил крейсер, на котором собирались отправиться через море, а потом принялись летать над лесом, словно не было у них никакого другого дела. Иногда часов по четырнадцать висели в воздухе. Почти сразу же возникло два затруднения.

Первое касалось летающих китов, которые по осени собирались над лесом такими стаями, что иногда приходилось от них улепетывать. Устраивать с ними корриду у Роста не было ни желания, ни возможности. Хотя к черным треугольникам эти почти невидимые и весьма голодные звери относились с большим уважением, чем к простым лодочкам. Но все равно могли броситься.

Вторая трудность возникла, когда к Росту совершенно неожиданно прибыли Пестель с Кимом. Пестелю приказали принять участие в этих поисках, может быть, потому, что Дондик не очень-то верил, что Гринев возьмется за полеты над лесом всерьез. А вот от Кима пришлось отказаться, объяснив ему, что Рост слетывает экипаж, и участие такого классного пилота, как Ким, который не пойдет с ними через море, все-таки нежелательно.

— А можно, я просто так посмотрю, как твои ребята действуют? — заныл Ким, когда понял, что Рост намерен дать ему от ворот поворот.

— Когда тебя учили, очень здорово опекали? — спросил Ростик. И сам же ответил: — Нет, потому что если кто-то такой авторитетный, как ты, рядом, тогда... Даже Изыльметьев начнет нервничать.

— Знал бы я, какой ты непреклонный, — зашипел Ким, — я бы его тебе ни в жизни не отдал.

— За то, что отдал, спасибо. А что тебе нельзя с нами, возможно, сам виноват. Нужно было с самого начала считать это делом решенным, тогда бы никто и не подумал, что без тебя можно обойтись.

Ким повздыхал, еще немного поныл, но в конце концов признался:

— Меня сейчас не особенно-то и отпускают в дальние походы... Знаешь, скучать начал.

— В начальники выбился, вот и терзайся, а меня, пожалуйста, не трогай.

В общем, плоховато получилось, но Ким-служака в конце концов подчинился. И даже, по старой дружбе, не слишком обиделся.

Изыльметьев, который очень нервно наблюдал за тем, сменит его Рост на Кима или нет, облегченно перевел дух, а потом так явно обрадовался, что временами даже Лада за это его подначивала. А Рост вспоминал, как этот мальчишка улыбался, когда вел на ходовых испытаниях экраноплан и считал, что все сделал правильно. Таким, как Серый, трудно оставаться без дела, в тылу, в бесконечных и не очень уже нужных ему учениях.

Но сколько они ни летали, Рост, несмотря на все свои попытки сосредоточиться, так и не сумел уловить даже намека на то, что искомая трава внизу имеется. Сам он этому совершенно не удивлялся, зато другим показалось странным, что как-то во время полета и попытался прояснить Катериничев. Он вторгся в кабину с главными пушками, где сидел в тот момент Ростик, и спросил не слишком громко:

— Командир, я вот чего не понимаю. Ведь тут есть леса дваров. И на той стороне континента тоже. Ты говоришь, что эти деревья растут только в том случае, если есть трава. Так как же они могли тут вырасти, если деревья есть, а травы — нет?

— Спроси Пестеля, он у нас спец по биологии.

— Он даже не знает, как эта трава выглядит.

— Признаться, я тоже не знаю, — сказал Ростик. — Видел один раз на экране в Нуаколе, когда мне о ней лекцию читали... И все.

— А определить-то ты ее сумеешь? А то кружим, как заведенные...

— И еще до конца недели будем кружить, — признался Ростик. — Возможно, над тем лесом тоже пройдемся, чтобы удостовериться, что я не ошибаюсь. — Он помолчал, пытаясь своим таинственным, необъяснимым образом осознать, может, действительно, слетать на тот конец континента, и тогда все мигом разрешится? Вдруг, пусть не в ближайшем лесу, а в дальнем ихна имеется... Но понял, что и там нет, потому что тогда бы она и тут была.

— Так сумеешь ее определить? — вернул его из размышлений Катериничев.

— Надеюсь, что смогу.

Рост действительно не знал толком, как она выглядит. Не знал, как она распространяется по свету, не сумел бы отличить от других ее семена... Но в одном он был уверен — если он ее увидит, то поймет, что это — она. И все. Другие аспекты этой проблемы в нем как-то не умещались.

В некоторые дни Пестель ворчал больше обычного. Ему было жалко оторваться от своих экспериментов в универе, своих учеников, которых теперь учил вместо него кто-то другой. К тому же он сомневался, что их научат правильно и тому, чему следует. Пару раз себе в подкрепление он взял Сатклихо, но даже мудрый старик не знал, как это — искать траву ихну с крейсера. Аймихо старался, прилагал все усилия, но... Результат его не слишком отличался от того, чего «добился» Ростик. После второго вылета он признал:

— Наверное, Рост, ты прав, ихны тут нет. Она сама выбирает места, где следует расти.

Поэтому даже от этой не слишком эффективной помощи пришлось отказаться. Старик уставал, к тому же у него была какая-то странная апатия по отношению к этому заданию. Поразмыслив, Рост понял, что дело в простой перегруженности, которая сваливалась на аймихо, когда они летали над такой полной жизни территорией, как леса. У него, как ни печально, не было навыков разведки, он не умел смотреть мельком и сразу по большим площадям... В общем, со всей отличнейшей подготовкой и высоченной квалификацией у Сатклихо ничего путного выйти не могло. А может, потому и не могло, что он был слишком квалифицированным и, следовательно, высокоспециализированным ментатом. Хотя до конца его специализацию Рост осознать не сумел.

Однажды для полетов в самые труднодоступные из-за китов части леса Рост даже упросил составить ему компанию разведчика дваров Арнака. Но когда они как-то довольно удачно опустились на подвернувшуюся полянку и он с дваром попробовал найти кого-нибудь из местных ящеров, выяснилось, что язык этих местных совершенно Арнаку не знаком. То есть они, конечно, не стреляли, но очень четко обозначили тем, как его придерживали, что присутствие чужаков тут нежелательно. К счастью, ситуация все равно завершилась благополучно, потому что у дваров для того, чтобы начать стрелять, имелся целый кодекс, который обе стороны, разумеется, неукоснительно выполняли... Но при этом и попытка переговоров с этими ящерами, стремление Ростика добиться чего-нибудь осмысленного от этого контакта провалилась.

Но труднее всего, как ни странно, Росту пришлось от постоянно находящейся поблизости Лады. Девушка бывала странной, то смеялась слишком громко, то затихала так, что ее буквально расталкивать приходилось. К тому же она еще и кокетничала с Ростом, слегка, как многие другие девушки в Боловске, где мужчин почти не осталось, что считалось в их среде само собой разумеющимся делом... Но что-то заставляло думать, что с Ладой происходит другое, и Рост все отчетливей начинал понимать, что долго не продержится. Слишком уж мощную волну она гнала, когда смотрела на него, этой энергией можно было айсберги растапливать, а не просто мужика смущать...

Бедная Винрадка, думал при этом Ростик, она и не знает, что... Всякое с моей-то и без того хлипкой верностью может произойти. Но все-таки для чистоты совести старался отодвинуть этот момент насколько возможно. Он даже всерьез раздумывал, чтобы вообще обойтись без Лады, но с очевидностью понимал, что делать этого нельзя. Она бы не выдержала этого отказа, она бы... Неизвестно, конечно, что бы с ней произошло, Ростик слишком скверно разбирался в женской психологии, но твердо был уверен — делать этого нельзя. И не отсылал ее. Постепенно привыкая к своим угрызениям.

К исходу недели, так и не слетав в дальний лес дваров, Рост с чистой совестью доложил, что ихну не обнаружил. Как ни странно, никто этому не удивился. Радости особой начальство, конечно, не выказывало, но ни слова попрека тоже не последовало, может быть, потому, что Пестель с Сатклихо подтвердили, что Ростик искал старательно.

Глава 10

За неделю, которую дал Дондик, ребята, конечно, не успели. Но, опоздав всего на день, они справились. Рост походил, посмотрел на странную, ажурную конструкцию, которая лежала во дворе завода, но так ничего в ней и не понял. Она казалась бессмысленной, громоздкой и совершенно ненужной. Ни для какой цели она подойти не могла.

А потом с аэродрома подошли две грузовые лодки, очень чистенькие, чуть ли не смазанные маслом, как оружие на складе, без пушек и с минимальными экипажами — только пилоты и гребцы на котлах.

Над ними еще вилось два крейсера, угрожающе ощетинившиеся пушками, и Рост догадался, что это эскорт. Против китов или другой какой нежданной напасти. Все было правильно, он бы и сам так предложил, если бы кто-нибудь спросил его. Может, даже предложил бы три эскортных антиграва, а не два.

На присевшие на землю грузовики завели целую прядь каких-то тросов и канатов, потом с помощью интересно устроенного посередине полиспаста, который должен был компенсировать какие-то неравномерности в работе грузовиков, потянули эти тросы, чтобы они легли равномерно, машины заработали и... Вся эта ажурность повисла в воздухе, словно поперечина огромного козлового крана. Грузовики, снабженные радио, доложили, что у них все нормально, и вся эта штуковина тронулась в путь.

Рост вынужден был лететь на третьем грузовике, который волок людей с завода, какие-то еще приспособления на всякий случай и топливо, очень много топлива.

К Одессе подошли уже перед обедом. Главным образом потому, что крейсеры, облетая связанные вместе антигравы с двумя котлами, то и дело сообщали, что развелось слишком много китов и нежелательно идти напролом. Ким даже буркнул, все еще сердясь за то, что Рост обошелся в последние две недели без него:

— Не понимаю, как над лесом-то ходили? Если тут столько червей, то сколько же их на пастбищах?

— Как-то обошлось, — отозвалась Лада, которая сидела с ним за второго пилота.

Рост, по своему обыкновению, на этот выпад не отозвался.

В Одессе перекусили, плотно и со смаком, потому что несколько следующих дней должны были кормиться сухим пайком. А те, кто уходил на Гвинею, вообще должны были обходиться сухой кормежкой, вероятно, несколько следующих недель. По крайней мере продуктов взяли с расчетом на месяц, не меньше.

Потом стали запрягать крейсер на крыло, чтобы он тоже помогал, расставляли людей, разгружали этот крейсер, чтобы не давать лишнего давления на траверсу, и вообще, готовились.

Провозились до вечера, почему-то не получалось с запчастями, да и грузовой антиграв, который должен был нести все, разгруженное с основного крейсера, определенно не справлялся с таким весом. Пришлось срочно думать, распределять обеспечение по крейсерам, которые предназначались для эскорта.

Поэтому Казаринов, который руководил загрузкой всего и вся, чуть озабоченно спросил Роста:

— Ты не против, если мы завтра вылетим?

— Теперь уже не имеет значения, — признал Ростик. — Все равно опоздали, лучшее время ушло.

Казаринов, кажется, знал, что говорил, потому что ребята из Одессы с ним во главе проработали половину ночи, переваливая из машины в машину разные экспедиционные грузы. Но поутру стало ясно, что возились не зря. Машины действительно поднялись легко и даже, как показалось Росту, надежно.

Из-за лобового стекла грузовика, который на этот раз вел какой-то незнакомый паренек, Рост видел, что крыло с крейсером на нем повисло в воздухе, подрагивая. Траверса иногда довольно здорово раскачивалась, но держала и крыло, и сам походный крейсер. Оба грузовика, образовавших летучий кран, тоже, по всей видимости, справлялись. Эскортные крейсеры ходили аккуратными кругами чуть выше и в стороне, один над морем, другой ближе к полуострову пернатых. Все было нормально.

Рост крутанул рукоять динамки, подпитывающую его радио, запросил:

— Говорит главный, доложить о готовности, прием.

— Левый грузовой, все в норме, — высказался Ким.

— Правый, что-то у меня тут здорово скрипит, — Рост узнал голос Лады, — но до места доберусь.

— Изыльметьев с крыла, работаем на полную мощь, придется где-нибудь присесть, если не доберемся до океана за три часа.

Черт, решил Ростик, за три часа не выйдет. Ходу у них будет часа четыре, а то и пять, как сказал Казаринов. Он, кстати, во главе своей команды стоял внизу, на земле, и все эти люди, задрав головы, смотрели вверх, на тех, кто отправлялся в полет. Между домами можно было увидеть и часть населения Одессы которое вышло посмотреть на событие. Оркестра только не хватает, мрачно, без тени усмешки подумал Ростик.

— Не слышу отзыва с крейсеров наверху! — гаркнул он так, что даже у самого... наушники заложило. — Прием!

— А, что?.. У нас все в порядке.

— У кого у нас? Прием, черт побери!

— Не нервничайте, Гринев, что у нас может быть? Штатная ситуация. — Так и осталось непонятным, кто же ему докладывал.

— Второй крейсер, норма.

— Всем, держать прием, если нечего сказать. Слушать мои команды, и без дури, ребята, прошу соблюдать протокол общения в эфире.

Он перевел свое радио на прием и откинулся на кресло. Паренек, что сидел за главного пилота перед Ростиком, чуть дрогнувшим голосом тоже доложился:

— У меня все хорошо.

Рост подавил раздражение, снова покрутил динамку и приказал:

— Всем, в выбранную точку идем кратчайшим путем. С максимальной скоростью, какую развивают грузовики на траверсе. Все, поехали.

Кто-то, кажется, первый крейсер, все-таки не удержался от ехидства:

— Не поехали, Гринев, а полетели.

Грузовики стали разворачиваться на условный северо-восток. Левый грузовик должен был совершить более сложный маневр, но Лада, похоже, Кима не очень-то ждала, рванулась сильнее необходимого. Траверса выдержала, только крыло качнулось. Рост представил, что говорит по этому поводу сейчас Изыльметьев. А может, ничего не говорит, лишь улыбается счастливой улыбкой мальчишки, которого наконец-то взяли играть во взрослую сборную, о чем он так долго мечтал.

Пошли над морем. Рост попробовал было понять, как работают на рычагах Ким с Ладой, которым помогают незнакомые ему вторые пилоты, и не сумел. Молчание было напряженным, но все-таки никто голоса не подавал. Вероятно, все было пока вполне... достойно.

Перешли береговой обрез полуострова пернатых. Из рощиц стали подниматься стаи птиц, среди них было несколько летающих страусов с седоками. Как бы эти бегимлеси сейчас не вздумали выяснять, по какому праву мы тут таскаем всякие свои железки, с опаской подумал Рост и сразу же догадался, что никаких неприятностей не будет. Переговоры с вождями о том, что людям придется стартовать с берега пернатых, были переданы этим стражникам. Поэтому они просто покрутились поблизости, посмотрели на диковинную летающую связку машин и быстро отстали.

Неожиданно пошел дождик. Второму пилоту пришлось вручную подвигать рычажок, который позволял убирать капли с лобового стекла. Первый из летчиков грузовика при этом зашипел от досады, он-то правил как проклятый, даже вспотел, потому что тащить едва ли не перегруженный грузовик без второго номера было той еще работой. Рост даже подумал, а не помочь ли им, не подменить кого-нибудь, хотя бы на время, но... Его делом было следить, чтобы все шло нормально, и держать не только людей и технику, но и ответственность. А он от этого отвык, теперь приходилось привыкать заново и не лезть с помощью, тем более что для этих ребят перелет должен был оказаться не слишком трудным.

— Первый крейсер, вижу большую стаю китов, прием, — донеслось из динамика.

Рост покрутил рукоять динамки, чтобы подзарядить свое радио.

— Крейсер, точнее, где, на какой дистанции? Прием.

— Десять часов по курсу, на высоте метров шестьсот, на дистанции километров семь. Прием.

Близко, слишком близко.

— Держать прежний курс. Второй крейсер, занять позиции рядом с первым. Изготовиться к бою, следить за китами. Прием.

— Вас понял.

Второй крейсер, который шел справа, со стороны грузовика Лады, мягко перешел на левую по курсу сторону. Оба крейсера разделяло теперь всего-то метров двести или даже меньше. Ростик попытался в специальное стеклышко рассмотреть летающих прозрачных в обычном свете китов, но увидел лишь их тени. Молодец первый крейсер, хоть и ехидничает, но... Умеет, решил он, я бы не увидел.

Шли уже часа три. Внизу проплывали Столовые горы, на одной из которых однажды они с Кимом и Квадратным сидели две недели, наблюдая за пернатыми. До выбранной полоски берега оставалось еще километров шестьдесят или даже сто. Плохо, это значит, хода еще часа два. Значит, если в походном крейсере на крыле заканчивается топливо, все-таки придется садиться и перебрасывать часть мешков с таблетками.

— Изыльметьев, доложить, сколько еще можешь продержаться на ходу, прием.

— Да как сказать, — послышалось чуть не через минуту, видимо, пилот отослал кого-то на разведку в корму своего крейсера. — Может, и дойду до места. Почему-то топлива пока хватает.

Ясно, усмехнулся Ростик. Не рассчитал мальчишка, недостаток опыта сказался, но это простительно... Вернее, без этого не обойтись. Ничего, год-два послужит и уже не будет нервничать попусту.

Дождь кончился так же неожиданно, как и начался. Потом они вдруг столкнулись со странными порывами ветра, идущего с океана. Даже скорость упала, да так, что и Рост это заметил. Парни на рычагах грузовика определенно подвыдохлись. Они встретили эти порывы, скрипнув зубами. И Рост все-таки подменил второго пилота. Оба мальчишки приняли эту помощь с благодарностью, первый на пару минут даже выпустил свои рычаги и, как пианист, потер онемевшие ладони, в которых от напряжения упала чувствительность.

А Ростик тем временем в одиночку сражался с тяжелой и непослушной машиной, удивляясь про себя, как же удавалось этим молокососам продержаться так долго. Потом повели вдвоем с первым летчиком, стало полегче, хотя все равно трудно.

Порывы ветра перешли в сплошное давление по фронту, почти в лоб. Но море уже опрокидывалось им навстречу. И как, думал Ростик, рассматривая всю массу воды перед собой, ребята ориентируются? Ведь перед этой гладью, уходящей, кажется, в бесконечность, поневоле потеряешь свое положение в пространстве или вообще вмажешься в землю... И одного прибора искусственного горизонта, так он, кажется, называется, для этого недостаточно. Или все-таки налетанным пилотам хватает?

— Изыльметьев всем, машина теряет скорость, что-то слетело в левом редукторе крыла. Прием.

— Людочка Просинечка, сходить к нему по крылу не сумеешь? — А Рост почему-то и не думал волноваться, ну, сломалось что-то, придем на место, ребята починят. Разумеется, зачалиться нужно, чтобы не слететь, и все такое... — Прием.

— Ким, — голос Лады, — как думаешь, а он сам бы мог устроить тут воздушный цирк... Если бы хоть что-нибудь понимал в редукторах?

— Это у него — коронный номер. — Это Ким, ябеда. Потом уже серьезнее: — Рост, а чинить она тоже должна будет на ходу?

— Ладно, Просинечка, отставить. — Кажется, он уже вспомнил, как рявкать. — Наверное, не стоит рисковать... Бессмысленно, если ремонт невозможен. Соблюдать радиотишину, всем на прием.

— Изыльметьев грузовикам на траверсе, не слишком гоните, у меня левый винт тормозит. До места дойду, но не спешите. Прием.

Неожиданно стало видно, что по морю ходят довольно серьезные для Полдневья волны. Нет, конечно, это был не шторм, для этих не слишком глубоких морей волна в рост человека — уже необычно. Но все-таки...

— Откуда такая буря? — послышался голос первого крейсера.

— Ребята, я не предлагал соблюдать порядок, а приказал. Разницу кто-нибудь понимает? — сказал Рост.

Долетев, довольно долго, почти четверть часа, выбирали место, куда плюхнуть крыло с крейсером Изыльметьева. Парень командовал, да так удачно что Ростик решил не вмешиваться, сделал вид, что тому виднее. И, конечно, Серый догадался, что сразу опускать крыло на воду не стоит, трудно будет открепиться от грузовиков. Опустился наполовину в воде, но все же на берегу.

Как ни голосили друг на друга Ким, Лада и Изыльметьев, крыло плюхнули довольно жестко. Даже из своей кабины, находясь в двухстах метрах от места, Рост расслышал тугой и звонкий удар, прокатившийся по всей обшивке экраноплана. Второй пилот грузовика даже пробормотал:

— Вот, тащили-тащили, а теперь, может, обратно нести... На ремонт.

Рост только посмотрел на него, но это была не шутка. Ребята вымотались, а кроме того, похоже, не привыкли летать с «грозным» начальством и молчать так долго.

Грузовики Кима и Лады приземлились по сторонам от крыла, прижимаясь к берегу. Рост уже выскочил на галечник и шагал к экраноплану. Ким тоже вывалился из своей машины, отдувался, и он подустал. Первым делом брякнул, оправдываясь за жесткую посадку:

— Тросы нужно было делать длиннее.

— Ага. — Оказалось, что и Лада уже неподалеку, даже расслышала. — Тросы-то стальные, и весят они... Подлиннее сделали бы, считай, они бы нас и перегрузили.

Рост присел у хвоста экраноплана, со стороны винтов, пытаясь рассмотреть его брюхо. Это было бесполезно, вода на волнах поднималась до пояса.

Приземлились все, даже крейсеры. Народ из них выползал какой-то разморенный. То ли устали, хотя чего бы, ведь для них-то этот переход был простой прогулкой, даже не тренировочной, а в развлечение, то ли тоже понервничали. Поэтому в проблемы начальства никто не хотел вникать.

Рост нашел глазами Людочку, она уже бродила с задумчивым видом, словно ромашки на поляне собирала, вокруг левого вентилятора. Потом куда-то пропала, когда Ростик увидел ее снова, она разговаривала с каким-то высоким парнем. Ага, понял Ростик, это и есть командир первого крейсера. Парень повернулся, это был Леха Астахов, муж Евы.

Людочка поймала взгляд Ростика, бойко подскочила.

— Редуктор починить, доложить, почему сломался, и опробовать, чтобы не сломался в походе.

— Да я...

— Отвечать следует одним словом — есть.

— Есть, командир.

Пилоты обоих крейсеров вслед за своими экипажами понемногу подошли к экраноплану. Рост нашел командира второго крейсера. Им оказался незнакомый паренек, не слишком молодой, сутуловатый, с висячими хохляцкими усами.

— Вас попрошу не улетать назад, пока мы... — Он повернулся к крылу. — В общем, поможете столкнуть его в воду.

— Вручную? — спросил Астахов. Вблизи, а не по радио, у него нахальства поубавилось. Но не прошло окончательно, впрочем, теперь это было не так важно, как в воздухе.

— Может быть, вручную.

Людочка уже командовала, организовывала людей, чтобы освободить тросы с траверсы, которая теперь лежала поперек походного крейсера на крыле, словно брошенный гигантский пролет забытого и ненужного моста.

— Людочка, — снова прокричал Ростик, — нужно проверить днище, вдруг треснуло...

— Уже проверила. Вся часть, которая под водой, пока сухая. Думаю, обошлось лучше, чем можно было надеяться... Наверное, вода помогла. Хотя следующий раз лучше выкладывать эту штуку, — она как-то очень ловко одним жестом обозначила все крыло целиком, — на песок.

«Да, на песок было бы лучше. Может, и зря все перевалил на Изыльметьева», — подумал Ростик.

Выставили охрану со стороны суши. Сбросили с траверсы тросы, на которых болтался экраноплан. Отвели грузовики подальше на берег. Потом соединенными усилиями, подключив даже бакумуров, уперлись в крыло. Изыльметьев перегрузил пару мешков топлива, загнал своих волосатиков к котлам и попробовал развить максимальную подъемную силу. Экраноплан приподнялся лишь на пару сантиметров, не больше. Но Рост скомандовал, и... Все еще раз уперлись в его гладкую, зализанную поверхность со стороны кормы, еще немного поднажали...

Крыло сползло в воду и закачалось на волнах. Иногда, во время самых сильных порывов, его несильно стукало о галечник. Изыльметьев осторожно отвел его метров на сорок от берега, чтобы все-таки можно было добраться до него, погружаясь не больше чем по грудь, заякорился через две лебедки, которые, как оказалось, имелись в оконечностях крыла.

Рост, когда и эти треволнения улеглись, спросил Людочку:

— Как думаешь, что с редуктором?

— Не думаю, а знаю — пустяки там. Всего-то одна шпилька разогнулась и выскочила или срезалась, вот шестеренка и слетела с оси.

— Чтобы такого в походе не было.

— Главное, ничто не поломалось, а перебрать... — Людочка, кажется, впервые за все время, что Ростик ее видел, улыбнулась. — Работы на час, не больше.

Ночью Рост приказал выставить двойное охранение. Он не очень-то опасался, что пернатые неожиданно нападут, у них была более удобная для этого возможность, когда люди несли крыло через их территорию, а эта часть берега... Считай, что им не принадлежит, следовательно, общая. Но все-таки лучше быть готовым ко всему. Обидно было бы напороться на осложнения по беспечности.

Засыпая под звездами в спальном мешке, сухом и теплом, Рост думал, что его ждет на той стороне моря, в Гвинее. Почему-то ничего предвидеть он не мог, просто понадеялся, что найдет там кого-нибудь, с кем удастся переговорить. А если никто этого не захочет, тоже не беда. В конце концов, если эта трава растет там в достаточном количестве, можно высадиться, набрать корешков и отчалить... И вообще, главное — проложить дорогу. А отношения можно и потом как-нибудь наладить.

Хотя то, что это не так, доказывали проблемы с викрамами, но сейчас Рост решил об этом примере не вспоминать. И без того забот у него хватало.

Глава 11

Хотя Рост нервничал, что океанские викрамы, заметив еще на берегу их экспедицию, предпримут попытку перехвата, опасения оказались напрасными. Провозившись всю ночь и подготовив экраноплан к походу, люди падали с ног, но Рост все-таки стартовал часа за два до того, как включилось солнце. И оказался не прав, потому что в темноте, ориентируясь по приборам, среди которых, как всегда в Полдневье, компас показывал что угодно, только не правильное направление, они заблудились.

Ростик все это время сидел в башенной кабинке сверху крейсера и пытался определить, что таит клубящаяся, быстро ставшая совершенно однотонной, тьма. Море было на месте, машина тоже работала, как зверь, но вот с управлением ничего не выходило, он это чувствовал... В общем, когда солнце все-таки включилось, стало понятно, что они все время шли не на северо-северо-восток, а вдоль берега, даже, пожалуй приближаются к скалам, и через час-полтора вполне могли бы потерпеть позорное крушение, разбившись о камни.

Рост разозлился на Изыльметьева и не смог сдержаться, высказал пару слов, хотя и понимал, что парень не виноват. Ну, не было у него ориентира, и он, естественно, ошибся. Пошипев немного, успокоившись, он попросил всех подумать, как можно держать курс по ночам, потому что этот переход должен был занять суток трое, а может, и больше. Судя по расчетам Перегуды, за это время они должны были пройти более трех тысяч километров, и следовало точно соблюдать направление, чтобы это расстояние не увеличилось до совершенно безразмерной величины.

Лада, увидев Роста в гневе, попробовала его утихомирить.

— Следующий раз зажгут маяк, они же обещали, будем по нему корректировать направление.

Рост действительно попросил ребят, сидящих на самой высокой башне под Одессой, являющейся приемным звеном в цепи гелиографов, протянувшихся из Боловска, раз в полчаса палить из огнемета в сторону, чтобы и башня не пострадала, и огонь походил до высоты хотя бы метров ста или чуть меньше. Этого, если сжигать спирт в течение минуты-двух, должно было хватить, чтобы увидеть его в самых неблагоприятных условиях. Но Рост опасался, что туманы, покрывающие в это время года море плотнейшим одеялом, скроют и этот огонь. Нужно было придумывать что-то еще, но что?

Радио, на которое и сначала-то была слабая надежда, сдохло, едва их экраноплан отошел от берега на полсотни километров, и то Изыльметьев считал, что им повезло, обычно радиопередача практически любой мощности почему-то затухала в Полдневье еще в зоне прямой видимости. Определяться по солнцу, разумеется, было невозможно... В довершение всего, думать следовало очень быстро, в течение дня.

И вот, незадолго до того, как вторая команда гребцов на котлах приступила к действию, у Роста родилась смутная идея, даже не идея, а так, идейка... Он вызвал к себе всех офицеров, усадив за главного пилота Яху Якобсона. И начал свою почти лекцию:

— У нас есть всего четыре ориентира в условиях ночи, по крайней мере я насчитал четыре, может, кто-нибудь из вас придумает еще что-то, тогда сразу доложите, будем думать... Первое — направление волн. По их рисунку и характеру можно определить, насколько здорово мы уклоняемся от желаемого направления. Мелкие погрешности не в счет, главное все-таки приближаться к Гвинее. Второй способ — направление ветра. В некоторых затруднительных ситуациях можно останавливаться и пробовать на палубе ветер всем известным наслюнявленным пальцем, какой-нибудь шелухой от зерна или пылью топливных таблеток.

— Понятно, — кивнул Изыльметьев.

— Третий способ — течения. Будем полагать, что у нас тут течения преимущественно не меняются по всему морю между нами и Гвинеей. Но тогда придется заякориваться и довольно долго оставаться без движения, чтобы выбросить что-нибудь плавающее, а это нежелательно... Особенно в виду того, что нашу обшивку один океанский викрам может при желании распороть ножом, которым они обороняются от акул, да так, что мы отремонтироваться не сумеем.

— Они этого не знают, — высказался Катериничев.

— Лучше думать, что они об этом догадываются, — решил Ростик. — Они умны, и это самое скверное. Четвертый способ, конечно, определение направления по огню, который будут жечь под Одессой, но, если туман не позволит нам рассмотреть его, придется... Только не жалуйтесь, подниматься на крейсере повыше, чтобы над туманами рассмотреть это пламя.

— Каждый раз освобождать крейсер, разводить пары, взлетать... Потом крепить крейсер на место... Это займет с полчаса, — буркнула Лада.

— В случае, если не будет другого выхода, попробуем и этот способ.

— А как пурпурные ориентируются в океане? — спросил Катериничев.

— На это не обратили внимания, когда разбирали их суда, — отозвалась Людочка.

— В общем, прошу всех думать над этой проблемой, замечать все, что может в этом плане пригодиться, и главное — не допускать таких ошибок, какая случилась сегодня утром.

Снова расселись в походном порядке, Изыльметьев поднажал, потом еще...

Ночью почему-то стало спокойнее. Рост вышел на палубу экраноплана, походил немного, вглядываясь в разные стороны, и понял, что викрамов поблизости нет. Откуда-то возникла надежда, что они отказались от преследования, хотя это еще следовало проверять и перепроверять. Картина почти человеческой руки, покрытой зеленовато-чешуйчатой кожей, как у всех рыболюдей, которая ножом вспарывает их днище, словно консервную банку, не давала ему покоя.

Вторую ночь прошли лучше, то ли пилоты пригляделись к направлению невысоких волн, то ли Рост действительно и сам справлялся, как рассчитывал еще в Боловске, просыпаясь через каждые час-полтора и обращаясь своими необъяснимыми способностями к ощущению всего живого и мыслящего, поправляя при этом курс... В общем, они почти не уклонились от требуемого направления. Вот только Ростик не выспался и потому весь последующий день хмурился больше, чем обычно.

Зато всем стало ясно, что некий тип радара у них все-таки имеется — сам командир. Выспавшись как следует, даже с запасом, после обеда, Рост был готов просидеть всю ночь почти без сна.

Дважды он подходил к пилоту и чуть-чуть, не больше чем на четверть румба, советовал изменить направление, что с их скоростью и на том расстоянии, которое им следовало пройти, было все-таки значительной поправкой. Огонь из Одессы они увидели всего один раз, и то даже не сам огонь, а какое-то зарево, на миг блеснувшее где-то в неимоверной дали. Конечно, оно расплывалось в тумане, но в целом позволило довольно точно определить курс, после этого почти три часа можно было без труда выдерживать оптимальное направление.

К исходу третьего дня, когда они зашли в море уже совсем далеко, Лада, сменившая Изыльметьева, вдруг доложила, что видит странные облака впереди, вероятно, это и есть цель их похода. По карте их курс, едва ли не наобум прорисованный Израилевым, действительно должен был уже подходить к соседнему острову, а следовательно, они не слишком здорово ошиблись.

Среди ребят это вызвало некоторое возбуждение.

— Америку открываем, — ликовала Лада.

— Какая же это Америка? — удивлялся Яха. — Командир же сказал, что тут кто-то живет.

— Америка тоже была населена, — не сдавалась Лада и на меньшее, кроме как на другой континент, не соглашалась.

А Рост тем временем пытался понять, не ошибка ли это. Уж очень все хорошо получалось, особенно принимая во внимание их низкую квалификацию как мореходов. Он так и стоял, на краю крыла, разглядывая волны, когда к нему подошел Серый Изыльметьев и подвел с собой, чуть не за руку, невысокого, но плотно сбитого паренька.

— Командир, — позвал пилот. Рост обернулся. — Это вот Гена Гартунг.

Рост скептически осмотрел паренька, от чего тот почти поежился.

— Сколько тебе лет, Гартунг?

— Это неважно, — брякнул Серый. — Он хочет спросить кое-что.

— А сам обратиться не сумел?

— Вы, — парень даже воздуха побольше в легкие набрал, чтобы не сбивалось дыхание, — когда мыслящих разных чувствуете, ощущаете их тепло или видите как светящиеся точки?

— Ч-чего? — не понял Ростик.

— Он спрашивает, вы видите всяких мыслящих светящиеся точки? — очень разумно «перевел» Серый.

— Не понимаю.

— Очень просто, — сказал Изыльметьев. — Он, когда мы совершали ночные переходы, подсказывал, куда идти, потому что видел где-то впереди...

— И сзади, от берега дваров, даже, кажется, от Одессы, — чуть не шепотом, как подсказку на уроке, уронил Гартунг.

— Ну да, от Одессы тоже. В общем, он видит эти города на огромном расстоянии.

— Видит?

Ребята повесили головы. А Рост внутренне ахнул, значит, никакие не волны, ветер, зарево почти невидимого факела над башней в заливе и, скорее всего, не его подсказки... А вот этот паренек со странной фамилией, выдающей немецко-прибалтийское происхождение, и был их радаром, благодаря которому они не заблудились. Хотя, по всему, должны были. Росту захотелось обнять этих обоих.

— Что же ты раньше-то молчал?

— Он не молчал, он все эти ночи сидел рядом с пилотом и работал.

— Как тебе удается? Ты раньше что-то подобное испытывал?

— Нет, — отозвался паренек. — Но я думал, что вы это лучше меня сознаете, потому что... Вы же и настояли, чтобы я принимал участие в этой экспедиции.

Ростик был сражен.

— Я? — Он помолчал. — Да я даже не знаю, на каком ты посту стоишь по боевому расписанию.

— На передней пушке правого крыла, — тут же, даже с некоторой привычно-докладной лихостью отозвался этот самый Гена.

— Это правда, — подтвердил Серый. — Вы его почему-то разглядели во всей команде Казаринова а потом... Включили в нашу команду. Мы решили что вы о чем-то догадались уже тогда, на берегу.

Рост этого не помнил. Вернее, что-то такое по перестановке людей было, но в ряду прочих его решений. И ни о каких особых способностях Гартунга он не догадывался, мог бы в этом поклясться. Хотя... Кто же знает, не совершает ли он некоторых действий, не отдавая себе отчета в их подлинном значении, практически на ощупь?

— Гартунг, — серьезно сказал Ростик, — ты молодец. Перевожу тебя в заряжающие в башню к Израилеву. — Он повернулся к Серому. — Катериничев пусть подменяет Яху как второй пилот, у него это тоже получается.

— Есть.

Оба паренька ушли, Рост, скрестив руки, с силой потер плечи, как иногда делала мама, чтобы было не так холодно, и тоже пошел в крейсер. Теперь у них появилась надежда, хотя — что это была за надежда? Меньше чем в шестьдесят килограммов живого веса и ниже, чем Росту по плечо? Но она была и неплохо объясняла, почему переход прошел так спокойно и удачно.

Утром следующего дня, когда они уже, снизив скорость, шли вдоль берега Гвинеи, километрах в сорока, не больше, Рост вызвал к себе Гартунга. Для разнообразия он сидел на рычагах справа от второго пилота, помогая на пару Ромке, которого Лада решила научить и на летающих машинах работать.

— Ген, — почти по-товарищески обратился он к парню, — а на берегах этих ты ничего не заметил?

Он и не знал, что так сложно задавать вопросы всяким таким вот... необычным подчиненным. И тут же вспомнил, как осторожно вел себя в подобных случаях Ким.

— Я при свете ничего не вижу, только в темноте — вздохнул рядовой. — Но незадолго до того, как включилось солнце, я понял... Один город, довольно большой, находится на том берегу острова. А другой неподалеку, километрах в трехстах. — Он подумал и добавил: — А подальше от берега они тут всюду.

На том и порешили. Дошли до замеченного Гартунгом города, попробовали войти в гавань, подняв на выдвигающейся антенне, которая находилась в центре корпуса крейсера, белый флаг со схематичным рисунком человека, взятого со знаменитого чертежа Леонардо, где он определял основные пропорции тела. Флаг этот, как догадывался Ростик, придумал кто-то в универе, и ничего против него не имел, вот только цвет показался ему смахивающим на капитулянтский. Но об этом, похоже, мудрые универские головы не подумали.

Едва они направились ко входу в гавань, обозначая свое намерение, как с береговых башен тут же принялись палить. Правда, не прицельно, скорее показывая, что не примут незнакомый и странный корабль. Поманеврировав, пришлось уйти мористее и продолжить путь вдоль берега.

Подходящую бухточку нашли еще до обеда и, хотя она показалась слишком близкой к городу, расположились в ней. Крейсер сняли сразу после очень непродолжительного отдыха. На этот раз Рост поместил в крейсер полный боевой расчет, и, как выяснилось, не зря.

До вечера они облетели значительный кусок острова и почти повсюду видели поселения. Но что это были за постройки! Глухие, ступенчатые или гладкие, как египетские пирамиды, лишь чуть ниже в пропорциях, чем те, земные, ощетинившиеся стволами пушек, неизменно открывающие огонь, едва незнакомый крейсер оказывался на дистанции поражения.

Зато их было много, в первый же вылет Изыльметьев насчитал более тридцати пирамид, а Рост при помощи своей невесть откуда берущейся способности к ориентировке решил, что их тут под сотню по всему острову или даже больше сотни.

Вернувшись на крыло и отдав приказ найти спокойное место, лучше всего где-нибудь на близком к Гвинее островке, разумеется, с хорошей стоянкой для их крыла, он принялся думать. Свои соображения высказал Ладе:

— Необходимо найти такие пирамиды, в которых засели пурпурные. Хотя они и будут самыми трудными при первичном контакте.

— Зачем нам пирамиды пурпурных?

— Не забывай, мы же хотим, помимо травы, выискать и способ сплавить всех наших... гм, лишних пленных.

Лада развела по этому поводу целое обсуждение, но... Рост знал, что все эти слова можно было бы и не произносить. Потому что теперь все зависело от того, на кого они тут наткнутся. А значит... Да, необходимо было найти кого-нибудь, кто согласился бы их выслушать, даже в идеале что-то посоветовать, зная обстановку на острове.

Хотя, ладно, черт с ней, с этой обстановкой, задача-то у них была вполне конкретная. И вот ее они должны были решить обязательно. А значит, ему следовало как-то очень точно и совершенно безошибочно настроиться, чтобы решить — как и что делать. Возможно, следовало бы взять какого-нибудь языка, или перехватить какой-нибудь караван для первичного разговора, или... еще что-нибудь.

А пока, пользуясь относительно спокойной стоянкой, хотя она тоже, в общем, не внушала чрезмерного доверия, они облетали остров, попутно составляя его карту, отмечая ориентиры и разные поселения. Рост не мог бы даже сказать, что он делает, вглядываясь в эту землю, расстилающуюся под ним, усеянную признаками присутствия разумных существ и... такую чужую и враждебную. Но он летал, смотрел, и в нем зрело ощущение, что его опыт, приобретенный еще в плену у пурпурных, как-то и тут скажется.

Например, он почему-то отчетливо видел, что, помимо явно пурпурных пирамид, тут имеются и другие, и даже двух типов. Некоторые из пирамид были все-таки окружены многочисленными постройками явно деревенского типа, хотя и сбитыми в плотные... слободы? Вторые имели слабое вооружение, но куда более обширные поля, чем это можно было представить по размерам пирамид, и, следовательно, многочисленное население.

Наконец Рост решил, что в городках со слободами обитают существа, недалеко ушедшие от их лесовиков, может быть, даже ящеры, только меньшего размера, чем двары, скорее похожие на ярков. В тех, где имелись обширные поля, возможно, жили Шир Гошоды, разумеется, вместе с махри, потому что на этих полях червеобразные с небольшими лапками вдоль тела действительно наблюдались в значительном количестве.

Проболтавшись над Гвинеей дней пять, Рост наконец решил, что пора приступать ко второй фазе, налаживать контакты. Вот только... Не следовало ли походить над этой землей еще, чтобы удостовериться в том, что он не ошибается?

Но, с другой стороны, он отчетливо ощущал, что чем больше времени его незнакомый тут крейсер будет разгуливать, тем скорее кто-то предусмотрительный предпримет какие-нибудь меры. Или вызовет крейсера пурпурных, или как-нибудь натравит океанских викрамов, чтобы они атаковали эту досаждающую всем помеху, или сделает еще что-нибудь. Что могли сделать местные против неизвестных пришельцев, не хотелось даже гадать. Уж в чем, в чем, а в изобретательности местного населения Ростик нимало не сомневался.

Глава 12

В итоге сделали просто, по не раз уже опробованной схеме.

Но лишь после того, как Рост у одной из пирамид, где на поле шириной чуть не в пять километров привычно, должно быть, трудились махри, заметил... Да, ему не привиделось, он увидел Докай. Это был какой-то не слишком крупный экземпляр, в странных висячих одеждах, подобных хламидам жрецов у пернатых бегимлеси. Он расхаживал по опушке леса и время от времени углублялся в заросли, то ли разыскивая какие-то растения, то ли занимаясь другими, таинственными, в представлении Ростика, делами.

Крейсер сел чуть не на поле, причем махри, разумеется, разбежались, но вот этому Докай деться было некуда. Рост приказал выбросить пандус, а потом, тщательно успокаивая дыхание и мысли, вышел из крейсера. Оглядевшись, поправив ремень с пистолетом, он твердо двинулся в одиночестве по траве, которая, как родная, зашуршала о сапоги, в сторону, где обретался неизвестный друг. Хотя — друг ли?

Рост вышел примерно в ту точку, чтобы его видел Докай, и остановился. Принялся думать о том, что ему предстояло сделать. Он простоял довольно долго, прежде чем ветки кустов сбоку дрогнули и на ту же полянку вышел Докай, в окружении... От облегчения у Ростика даже руки дрогнули, потому что Докай шел в окружении пяти боевых махри, с их в косички заплетенными волосами, с копьями в руках и с довольно примитивными ружьями на плечах. Ружья они почему-то не снимали, вероятно, надеялись справиться с чужаком в случае чего только копьями.

Докай, как Рост и ожидал, шагал спокойно, размахивая руками. Поглядывал с любопытством и уже очень толково оценивал сознание человека, мягко вторгаясь в его представление о мире, выстраивая собственное мнение, кого же он, собственно, тут встретил.

Рост поклонился, старательно удерживая руки подальше от оружия.

— Л-ру, — произнес он слово мира.

Ширы принялись рассматривать его еще внимательнее. Докай мягко улыбнулся, раскрыл руки, словно бы для объятия, сделал еще несколько довольно сложных движений, потом скрестил их на груди.

— Кто-нибудь говорит на едином? — спросил Рост, выговаривая слова медленно и тщательно.

Ширы дернулись, их копья повисли почти в боевой готовности, но Докай сделал жест, и его охранники немного успокоились. Хотя все время оглядывались, вероятно, выискивая ловушку или засаду в соседних кустиках.

— Из летающего треугольника я вышел в одиночку, — снова проговорил Ростик, — мне нужно поговорить, а потом... Мы решим, возможно ли прийти к соглашению и взаимному пониманию.

— Если этого не случится? — с сильным и незнакомым акцентом спросил Докай.

— Мы попробуем договориться с другими обитателями вашего острова, друг-Докай.

От этого обращения Докай улыбнулся, его глаза встретились со взглядом Ростика. Как ни была напряжена, даже раскалена ситуация, Ростик снова почувствовал теплое, очень приятное ощущение внимания, товарищеского любопытства и мягкого участия, которое излучал этот парень в бурой хламиде.

— Ты не против? — спросил Докай, и почти тотчас Рост почувствовал, как теперь уже без всякой маскировки в его сознание вторглось чужое внимание.

Оно не изменило своего дружеского настроения, но теперь было откровенно изучающим и, может быть, способным понять о нем, о человеке по имени Ростислав Гринев, нечто такое, чего не знали даже аймихо.

Эта неприятная для Роста, но такая необходимая операция длилась всего несколько минут, но, как и во время прочих ментальных атак, как и с чегетазурами или несупенами, она показалась Росту почти нескончаемой. Внезапно ворота пирамиды, виднеющейся в центре расстилающихся по округе полей, стали раскрываться. Из них чуть не в боевом порядке показались... Да, это были вырчохи, с ружьями, со странными щитами, а некоторые даже верхом на каких-то животных, разглядеть которых Ростик не сумел.

Докай резко приказал что-то одному из Широв, тот тут же перехватил копье и бросился бежать навстречу выходящим из пирамиды солдатам. Он несся так, что Рост только завистливо вздохнул, ему бы так бегать.

— Поговорим тут, — решил Докай, оценивающе понаблюдав и за войском, вышедшим ему в помощь, и за реакциями Роста.

— Мы бы хотели установить нечто вроде постоянного контакта, чтобы в будущем не пришлось нашим кораблям искать места для посадки и необходимого разговора.

— Это не та причина, по которой ты оказался тут, — мягко отозвался Докай, поглядывая теперь на крейсер, видимо, подсчитывая, сколько на его борту находится людей.

— Верно, — легко согласился Ростик и тут же подумал о семенах травы ихна, о пурпурных, которых было бы неплохо сбагрить кому-то из здешних, но Докай считал совсем не то, о чем человек так старательно размышлял.

— Скажи, друг, нет ли у тебя с собой экземпляра книги, где ты описываешь свое пребывание у пурпурных?

Рост насторожился. Такое совершенство в технике чтения любого, даже малознакомого существа было для него неожиданностью. Ведь как легко этот вот самый, ломкий и высокий, вычитал его... И более того, теперь почему-то был уверен, что поймет текст, написанный на русском. Невероятно. А что он еще мог прочитать в его мозгах?

И тут Рост понял, почему Шир Гошоды так настороженно вели себя. Этот парень определенно что-то знал и про аглоров. А потому они думали, что при всем видимом спокойствии Роста где-то рядышком от него находится ниндзя Полдневья, смертельно опасный, умеющий воевать лучше всех из известных разумных существ, практически неуязвимый и невидимый.

— Я тут один, — на всякий случай повторил он.

Докай сдержанно улыбнулся. Его недоверие тоже можно было понять. Замковая организация всех, без исключения, увиденных на острове поселений вызывала в памяти давние книжки о средневековой Японии, где каждый с кем-нибудь воевал, где бои и даже массовые сражения не утихали веками, где искусство обмана и маскировки перешло уже в какое-то иное, несвойственное другим землям качество.

Рост обернулся к крейсеру и крикнул:

— Он требует мою книгу о губисках! — Он сделал это из простой предосторожности. Пусть, во-первых, Ширы понимают, что он находится в постоянном контакте с крейсером, а во-вторых, все-таки следовало известить ребят, что пока все идет нормально.

Высланный Докай бегун встретился с войсками где-то посередине между местом встречи и пирамидой. Войска стали двигаться уже не так быстро, а скоро и вовсе встали, правда, боевой строй у них не нарушился. Определенно, они ждали.

Рост тоже чего-то ждал. И вдруг... Да, на землю по пандусу сошел Изыльметьев, который в руках бережно нес... Нет, этого не могло быть. Рост и предположить не мог, что его приказ брать с собой только самое необходимое таким едва ли не кощунственным образом был нарушен. Потому что в руках Серый нес экземпляр его, Ростиковой, книги. Невероятно, невозможно, немыслимо.

Изыльметьев передал Росту книгу и тут же направился к крейсеру. Он чего-то опасался или полагал, что присутствие двух людей перед Докай с его охранниками как-то сдвинет равновесие, возникшее между обеими... высокими договаривающимися сторонами.

Докай кивнул, один из охранников перехватил у Роста толстенький кодекс. Его деревянистые пальцы сухо скрипнули по грубому картону переплета.

— Тебе будет трудно выучить язык на расстоянии, которое разделяет наши острова, — сказал Рост.

— Не это должно беспокоить тебя, — ответил Докай, поглядывая на книгу едва ли не с большим любопытством, чем на ее автора.

— Верно. — И Рост уже решился было выложить все, что он думал о траве и пурпурных вслух, как вдруг Докай осторожно добавил, может быть, опасаясь немедленного отказа:

— Могут ли люди направить часть Фоп-фалла в наши города, которые находятся тут?

Значит, города принадлежат вырчохам и Докай, Решил про себя Рост, но неожиданно... В приступе невероятно ясного и, пожалуй, жесткого предвидения понял, что следует ответить откровенно, чтобы тут хоть что-то получилось, чтобы с людьми продолжали контакт хотя бы в минимальном качестве. Докай с интересом оценил Ростиково состояние и кивнул:

— Верно, человек. Тебя хорошо учили, должен заметить.

— Меня не столько учили, сколько дрессировали, — буркнул Рост, понимая, что это его ворчание будет правильно понято. И тут же добавил: — За Фопа я не могу ручаться, он сам принимает подобные решения. Мне бы лучше поговорить о траве. И о значительном количестве пурпурных губисков, которых мы взяли в плен и теперь... Не знаем, что с ними делать.

— Ты правильно поймешь мою просьбу немного позже, — спокойно отозвался Докай. Помолчав, добавил: — А вот с пурпурными мы вам помочь ничем не сумеем. Появление в наших землях такого количества отлично приспособленных к бою губисков приведет... к изменению миропорядка, который и без того поддерживается у нас со значительными трудностями.

«Жаль, — решил Рост, — может, было бы проще, если бы города у моря принадлежали все-таки пурпурным, тогда появление полутора десятков тысяч бывших пленных прошло бы с меньшими возмущениями?» И тут же устыдился этой мысли. Если бы эти города принадлежали пурпурным, возможно, это имело бы куда более тяжкие последствия в первую голову для человечества. Может быть, и война бы не кончилась так, как она сейчас, похоже, завершилась, — относительной безопасностью людей и их спокойствием в продолжение уже более десятка лет.

— Следующий раз, — довольно мирным тоном посоветовал Докай, почти так же неожиданно, как он все произносил в этой странной беседе, — прилетайте после того, как киты потеряют активность. А теперь тебе лучше уйти.

Он употребил обозначение летающих червяков, которое Росту уже попадалось, правда, в виде несупенских иероглифов, но это не имело значения.

— Я уйду, — согласился Ростик, — но вы подумайте о том, чтобы передать нам корни травы.

— Прилетайте через три дня... Нет, лучше через четыре. Мы за это время успеем известить тех, кто может принять это решение. И если оно будет удачным для вас, мы соберем корни в количестве, которое покажется нам разумным.

Рост, может быть, и надеялся на большее, но Докай по-своему тоже был прав. Он и так пошел на какое-то страшное нарушение невидимых, непонятных для Ростика связей и особенностей жизни на этой земле.

Поэтому Рост поклонился, повернулся и пошел к крейсеру, почти не беспокоясь, что кто-нибудь из охранников выстрелит ему в спину. Вернее, он знал, что этого, скорее всего, не последует.

Они взлетели сразу же, потому что котлы антигравитационной машины все время оставались под парами, как это по понятной аналогии называлось у летунов.

Докай смотрел, как крейсер поднимается, взвихривая песок и мелкие камешки, как. он набирает высоту и ложится на курс, ничего общего не имеющий с тем направлением, в каком находился экраноплан. Но Изыльметьеву такая не слишком сложная маскировка представлялась необходимой.

Пролетая теперь над островом, Рост понимал, что ему не следует терять время, а лучше бы вглядываться в эти пирамидальные крепости, оценивать плотность населения по размерам полей, выискивать постоянные связи между ними, рассматривая состояние дорог, которые иногда внизу все-таки виднелись. Но он просто лежал в креслице кормового стрелка, согнав с него Ромку, и ни о чем не думал. Вернее, думал о том, что все получилось неплохо, даже удачнее, чем он рассчитывал, когда только пускался в этот поход.

И, в общем-то, он так раздумывал зря, потому что, отыскав крыло в условленном месте, сразу понял: что-то вокруг изменилось, чувствовалась какая-то напряженность, неуверенность и даже опасность, которая иногда прорывалась непонятным образом в поведении людей. Они стали не слишком дружелюбно разговаривать и плохо переносили обычные в слишком тесно размещенном коллективе насмешки.

Поэтому, не дождавшись вечера, Рост приказал крепить крейсер и сниматься с якорей, чтобы сменить дислокацию. Они отошли от места прежней стоянки всего-то на сотню километров, как его позвала Лада.

— Посмотри туда, — она махнула рукой в направлении кормы.

Рост послушно сходил в главную башенку, приник к «глазку» оптического прицела и попробовал привычными плавными движениями пушки осмотреть горизонт. То, что он увидел, не могло его обрадовать, потому что в том месте, которое они только что оставили, кружилось... Да, там было с десяток крейсеров, которые хищно выискивали незнакомых пришельцев, опустив носы, чуть не пропахивая море. И с явно выраженными воинственными намерениями.

— Командир, ты как почувствовал, что нас могут атаковать? — с интересом спросил потерявший в последние пару дней свою обычную стеснительность Гартунг.

Рост попробовал объяснить, но никто его, кажется, не понял. Хотя Гартунг и задумался над его словами.

Теперь, когда пурпурные острова обозначили свои намерения, стало немного спокойнее, потому что теперь им не грозила опасность внезапного нападения, они были как бы предупреждены и потому готовы. Но при этом, как ни странно, стало понятно, что переговоров о сдаче большого числа пурпурных больше не будет. Что-то в этом компоненте задания Ростик сделал неправильно, хотя и не понимал, где же он мог ошибиться.

Они ходили вокруг острова все назначенные другом-Докай четыре дня, каждый раз располагаясь на ночевку в новом месте, всегда скрытом от всех попыток обнаружить их с воздуха. И даже обезопасившись от атак из-под воды, потому что они выползали из моря на берег, чтобы сбить с толку викрамов.

Конечно, не до конца, потому что стартовать с берега, как оказалось, огромное крыло было почти не способно, ползло на брюхе, не отрываясь от земли, пока не развивало достаточной скорости, чтобы хоть немного приподняться. Просинечка по этому поводу даже доложила Ростику:

— Командир, еще пару раз так стартанем, и я за сохранность днища не поручусь, протрем его до дыр.

— Что же наши-то умные головы считали, когда этот аппарат проектировали? — глуповато ответил на это Ростик, отчетливо понимая, что это та область использования техники, где ему отчетливо не хватает знаний.

— Считали как раз правильно, — хмуро отозвалась пигалица-инженер, — с учетом подъемной силы, а не так — только на антигравитации... У каждой конструкции есть свои пределы возможностей. Теперь вот такой заштатной ситуацией и рассматривай старт с твердой поверхности.

Делать нечего, пришлось рассматривать, поэтому всегда выбирали берег, который был не только относительно мягким и покатым, но и на котором можно было развернуться, чтобы нос был направлен к морю. Это позволяло, помимо прочего, вручную спихнуть корабль на воду. Впрочем, Изыльметьев так настропалился работать на рычагах, что подвешивал машину то одним крылом, то другим, и в целом с такой раскачкой с этой проблемой можно было справиться.

И конечно, каждую ночь выставляли дозоры, чтобы не пропустить противника, но основная нагрузка пала, конечно, на самого Роста и Гартунга. На удивление, Геннадий не только не ворчал, но даже развеселился, скорее всего, потому, что сделался таким вот незаменимым.

Постепенно люди успокоились, прежней нервозности больше не наблюдалось, а приказы выполнялись на «ять», даже Росту теперь не к чему было придраться. Люди, мигом все осознав, воевали, хотя в этой незаметной стычке не было произведено еще ни одного выстрела.

К полудню четвертого дня Рост на крейсере с полным экипажем слетал в то место, где он разговаривал с Докай. Каково же было всеобщее удивление и радость, когда на этой полянке оказалось показавшееся сначала несметным количество корзин, наполненных чем-то вроде очень молодого картофеля. Только очень мелкого, когда каждый корешок, или плодовое тело, как это, кажется, называлось у ботаников, было не больше металлической жемчужины и спокойно умещалось на ногте мизинца даже у Людочки Просинечки.

Они перегружали эти самые корзины, многие из которых оказались с крышками, почти пять часов, работая без передыха. Расставить их было мудрено, Рост даже стал опасаться, что в какой-то момент придется слетать к крылу, чтобы оставить там первую порцию корзин. Но делать этого уж очень не хотелось, потому что знакомый Росту друг-Докай мог бы посчитать, что больше людям этих кореньев не нужно, и их вполне могли забрать. А оставлять охрану означало недвусмысленно рисковать людьми... Нет, нужно было придумать что-то другое. И Лада предложила грузить корешки россыпью, хотя, судя по отношению к ним местных жителей и особенно по тому, что их хранили в представляющих немалую ценность корзинах, а не в мешках, делать этого не следовало.

Но выхода не было, последнюю треть всего количества корешков засыпали, как могли, в крылья и, перегруженные сверх всякой меры, взлетели.

На крыле перегрузка этих самых картофелин заняла почти всю ночь, просто потому, что люди вымотались и работать в ускоренном темпе не могли.

Зато, когда с этой задачей справились, рванули домой так, что только свист стоял в растяжках, крепящих крейсер к крылу. И никто ни разу ни полсловом не обмолвился о своей усталости после почти суточной тяжеленной работы и еще предстоящей работы по переходу через осеннее море. А может быть, уже и подготовленное к их насильственному, с применением оружия блокированию.

И Рост это отлично понимал, как понимал, вероятно, каждый из тех, кому выпало даже без минутного отдыха встать на ходовую вахту. Но все же, как бы там ни было, они возвращались, они шли домой... Почти успешно выполнив свое задание.

Часть 3

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ПЕРЕЖИТОМУ

Глава 13

Рост и не знал, что в Белом доме имеется такая комната, обширная, хорошо освещенная световым люком, который, однако, пропускал не прямые лучи через прозрачное стекло людей, а рассеянные, словно бы матовые, через световой люк конструкции Широв из Чужого. Хотя, подумал Ростик, какой он теперь Чужой, он-то теперь дружеский, нужно менять название. Но, по стародавней традиции, подхваченной еще с Земли, названия менять было сложно, слишком человечество было склонно к привычкам.

Свет падал на карты, расстеленные на огромном, как три бильярда, столе, и рассматривать их было чистое удовольствие. Сделаны они были подробно, даже с каким-то изяществом, которое, несомненно, мог оценить даже любитель, а не только тот, кто знал в них толк. Но сейчас Ростика занимало не их совершенство, а нечто другое, в чем он даже не очень-то хотел себе признаваться.

Дверь раскрылась, в комнату вошли Дондик, Перегуда, Смага и Пестель. Рост посмотрел на свою команду, Лада с Изыльметьевым разглядывали карты, а Катериничев, Людочка Просинечка и Гартунг, рассевшись по стульям у стен, негромко переговаривались. Тут был и Ромка, но он не прибивался ни к одной из групп и был немного сам по себе.

Дондик встал напротив Ростика через стол и окинул его веселым взглядом.

— Хорош, — сказал он, — по всему хорош. Сходил на другой остров, как в магазин, и все мигом привез.

— Это было непросто, — отозвалась Лада немного напряженно, с начальством все-таки разговаривала. — Если бы не Рост... То есть не капитан Гринев, может, ничего бы и не получилось. Он...

— Знаю, — улыбнулся ей Дондик, — из докладов. Они, правда, немного эмоциональны, но все на месте, акценты правильные, информация ценная.

Рост посмотрел на Дондика и удивился: чего он веселится? Или у него такая манера, чтобы люди не слишком в его присутствии напрягались по стародавней русской традиции всегда опасаться начальства?

— Что с Фоп-фалла?

— Так из-за этого и ждем, — сказал Смага.

Словно подслушав эти слова, дверь снова раскрылась, и вошли трое аймихо. Одну женщину, по имени Туадхо, Ростик знал, она была из группы, которая учила его и делала Познающим. С ней было еще два старца, вымотанных до истощения. Они все слегка церемонно поклонились и тут же расселись на стулья, потому что стоять им было тяжко. Один из стариков даже дышал, приоткрыв рот, чего Рост никогда прежде у этих людей не видел.

Дондик впился взглядом в аймихо.

— Я просил вас провести переговоры с Фоп-фалла, чтобы он выделил часть своего, гм, тела и отправил его...

— По условиям, которые предложили Росту на ближнем острове, — кивнула Туадхо, — мы провели эти переговоры, но без результата.

— И все-таки? — сдержанно спросил Ростик.

— Он сказал, что не хочет выделять часть своего тела, потому что ему хочется расти тут, и, кроме того его пугает переход через море.

— Что может такому зверю помешать переплывать море? — спросил Смага.

— В этих водах всякое может водиться, — сказал один из старцев, не тот, что сидел с приоткрытым ртом.

— Верно, если у нас тут, на земле, водится... разное, то в море, возможно, всяких чудищ еще больше, — согласился Пестель.

— Но викрамы?.. — Договорить Смага не сумел.

— Переброски бывают не только с разумными существами и их городами, — медленно пояснила Туадхо. — Мы знаем, что гораздо чаще и куда более обширными районами в Сферу переносятся разнообразные части, так сказать, дикой природы, в том числе и океанов. Со всей живностью, которая оказывается в переносимом объеме воды. Иногда это приводит сюда ужасных зверей.

— С этим не поспоришь. — Дондик посмотрел на Роста в упор. — Но ты ведь и не обещал Докай успеха. Ты согласился только поговорить с Фопом.

Рост кивнул, потому что тон последнего замечания был все-таки вопросительный. И тут же высказался:

— Нужно было мне с ним разговаривать.

— Ага, — безмятежно согласилась Лада, — а потом тебя опять месяц пришлось бы выхаживать.

— А если мы предоставим ему некую степень защиты, нашими наличными силами, разумеется? — ни к кому не обращаясь, спросил Перегуда.

— Кроме того, Фопу не нравится, что часть его может обратиться против него самого, — добавила Туадхо.

— Как это понимать?

— Другие эмоции, другое окружение, иные мысли живущих рядом разумных существ, — пояснил Рост. — Это может сформировать иное отношение к отцовскому телу этого... растения. И не обязательно дружественное.

— Но ведь они делятся, как-то размножаются? — Пестель или ничего не понимал, или притворялся.

— Я же сказал, это будет уже другая личность, сформированная иными условиями. — Росту все было ясно, и его почему-то раздражала непонятливость других участников совещания.

— Он еще и личность, — фыркнул Смага.

«А этого зачем привели сюда?» — подумал Рост, но тут же решил, что привели правильно. Вот такие «глубокомысленные» замечания часто и делали проблему более понятной для начальства. Они служили своего рода черновиком вопросов, которые начальники не решались задавать без ущерба для авторитета. Странная роль, но лучше уж иметь дело со Смагой, чем с кем-либо еще, более тугим и несгибаемым.

— Значит, считаем, что пока у нас это дело не получилось? — спросил для ясности Перегуда.

— Нужен мощный передатчик между этими двумя частями Фопа, — почему-то проговорил Ростик, — чтобы он не чувствовал себя по-настоящему разделенным.

— Как это? — спросил Пестель.

— Не знаю, — просто отозвался Рост. — Но если у нас будет власть над этой частью моря, тогда... Проблема уговорить Фопа отпадет, он сам с радостью отправится к новым берегам. Частично, конечно.

— И как ты это себе представляешь?

Рост пожал плечами. Глупые вопросы, на которые ни он, ни аймихо не знали ответов.

— Стоп, — скомандовал Дондик. — Будем считать, что эта часть наших попыток зашла в тупик. Ведь так? — Он посмотрел на аймихо. Те не дали ответа, даже лица у них оставались неподвижными, но, видимо, Председатель умел уже понимать эту неподвижность как согласие, потому что быстро глянул на Ростика. — Тогда продолжим, что ты выяснил про эту траву?

— Тут все понятно. — Рост вздохнул, потому что сейчас была его очередь многословных и бестолковых объяснений.

Пока они шли через море, Рост, должно быть, из-за внешнего безделья или из-за ощущения, что они все-таки справились, сделали свое дело, много думал об этой самой траве ихна. Он вертел в пальцах семена, даже пробовал на вкус, который оказался горячее, чем болгарский перец, и наконец, уже перед самым приходом в Одессу, вдруг все понял, а может быть, и придумал в приступе одного из своих прозрений. Хотя об этом очень мало написал в отчете, ему не хватало уверенности. Должно быть, потому это совещание и оказалось необходимо для Дондика, который все хотел для себя уяснить.

— Траву эту полагается сажать плодными телами, — Рост повернулся к Пестелю, — так, кажется, говорят биологи, довольно равномерно, практически на любой почве. Сажать, как картошку, проткнул землю палочкой, опустил эту...

— Луковичку, — подсказал Пестель.

— Да, луковичку... Присыпал землей, полил водой — и все. Расстояние от лунки до лунки должно быть не ближе двух метров, но и не дальше пяти, иначе они почему-то хуже будут расти.

— Ты не писал в отчете, что Докай тебе об этом рассказывал, — заметил Смага.

— Он не рассказывал, — Рост вздохнул и провел пальцами по лбу, подавляя раздражение, лишь потом понял, что это чисто аймиховский жест, — я сам это понял.

— Продолжай, — попросил Перегуда.

— Дальше все понятно. У нас примерно шесть миллионов луковиц, мы их пересчитали. Ширина поля, которое мы хотим создать перед лесом дваров на той стороне континента, по этой карте, — Рост кивнул на карту, — составляет километров двести, вряд ли больше. По крайней мере я предлагаю в любом случае засеивать именно такую полосу перед их лесом. Это значит, что на один ряд у нас уйдет тысяч сорок луковиц. Но так как пять метров — предельное расстояние, то сажать придется чуть плотнее, тем более что, пересыпав луковицы в мешки, мы как-то нарушили режим их хранения, и это скажется на... на всхожести? — Он снова посмотрел на Пестеля, тот кивнул, соглашаясь с непривычным для Роста термином.

— Как-то многовато сельскохозяйственных подробностей, — пробурчал Смага, но его никто не поддержал.

— Примем за данность, что на ряд у нас придется тысяч пятьдесят луковиц, это дает нам сто двадцать рядов, так сказать, в глубину. Если опять же считать по пять метров, то всего-то шестьсот метров, а скорее всего, пятьсот. И если мы создадим такой вот «фронт», мне кажется, его будет довольно просто удерживать.

— Это как же? Ведь двести километров не пропатрулируешь, даже если мы туда целую эскадру антигравов зашлем...

Нет, все-таки Смага дурак, решил Рост. Вслух он проговорил довольно хладнокровно:

— Двары из того леса, когда поймут, что мы делаем, сами будут защищать эти посадки. Мобилизуются, может быть, даже соседние кланы из глубины леса подключат, но непременно будут сражаться на нашей стороне.

— Откуда знаешь? — быстро спросил Пестель, потом хлопнул ладонью по столу. — Вопрос снимаю, извини. Тогда другое, а нельзя ли получить хоть небольшую часть этих луковиц, чтобы поэкспериментировать тут, у нас, а не там?

— Какая разница? — спросил его Ростик.

— У нас безопаснее.

— Ерунда, — отозвался Дондик, и Пестель хмуро опустил голову.

— А если их там кто-нибудь жрать примется? — Все-таки он не умел сдаваться. — Те же двары, например, или бродячие бегимлеси? Или пауки? Нет, вы как хотите, а это мое особое мнение — такой ценный продукт следует частично разводить и у нас, например на специализированных фермах.

— Да, — кивнул Перегуда, — и оформлять госзаказ, выкупать весь урожай...

— А если в этой траве есть какие-нибудь ценнейшие качества? Например, лекарственные? Ведь не зря же ее на том острове разводят?

— Возьми немного, — Дондик тоже был из упорных, — и сей себе эту траву на здоровье... на участках универа. Можешь студентов в это дело запрячь.

— А если...

— Все, Пестель, действуем по плану Гринева.

Перегуда, который любил цифры, негромко спросил:

— Рост, а как она будет размножаться?

— Я почему-то предлагаю считать, что трава будет удваивать площадь своего... обитания дважды в год, весной и летом, — сдержанно отозвался Ростик.

— Ого! — искренне изумился Перегуда.

— Да, велико завоевание, — Смага решил, что спорщики слишком долго обходились без его участия. — Всей площади — двести кэмэ по фронту и половинка, не больше, от леса.

— Ты не понимаешь, — Перегуда повернулся к нему, — уже через три года эти полкилометра превратятся почти в полсотни, а через пять лет эта трава выстрелит, другого слова не подберу, почти на полтысячи километров. Да мы этих комши сметем с нашего континента, если Гринев, конечно, не ошибается.

— Скорее всего, — Рост хотел быть рассудительным и осторожным, — все будет непросто. И пауки не станут смотреть, как мы их сметаем с континента. И увеличение площадей будет не в нужном нам направлении... Но в целом да при условии, что пауки не окажут какого-нибудь эффективного сопротивления, мы с ними разделаемся. — Он вздохнул. — Скорее всего.

— Что тебе не нравится? — Дондик хитро прищурился.

— Не знаю. — Рост посмотрел на аймихо, про которых все, кажется, забыли. Но помощи от них не дождался. Пришлось решаться самому. — Мне почему-то представляется, что вот этот промежуток между лесами на западном берегу континента очень опасен. Что-то в нем есть такое...

— Рек там полно, — отозвался Смага. — А больше ничего особенного никто не заметил.

— Смага, — негромко позвал Перегуда.

— Да что он... все усложняет? Место, видите ли, ему не нравится!

— Если бы все было так просто, то леса дваров непременно сошлись бы, — ответил Ростик. — А этого нет. Кроме того, когда я просил послать кого-нибудь из дварских гонцов, чтобы на той стороне континента знали о нашем появлении, ящеры почему-то очень не хотели этого делать. У меня даже сложилось впечатление, что они... боятся этого перехода. Именно в этом месте, между лесами, там, где, по нашим наблюдениям, только речки разные текут.

— И трава там какая-то хилая, — в тон Росту добавил Катериничев, но его замечание прозвучало как скрытая насмешка. Лада тут же сделала что-то такое, от чего паренек вздрогнул, может, ущипнула.

— Но все-таки они послали гонца? — спросил Смага, которого, как оказалось, в подробности не посвящали.

— Послали отряд бойцов самого высокого класса. А до этого очень просили, чтобы мы перевезли кого-нибудь из их авторитетных вождей на антиграве.

— Но ты уговорил же их! — почти вскричал Смага. И чего он нервничает, подумал Ростик, но вработаться в его состояние не захотел.

— В общем, я уговорил, хотя... Все равно как-то все криво вышло.

— Что ты думаешь, как они прореагируют?

— Я уже говорил, если у нас получится с этим переходом, тогда, возможно, будут даже защищать наши посадки.

— Как я понимаю, обязательных для исполнения договоренностей с теми дварами у тебя не было? — спросил Перегуда. — Я имею в виду, что не люди там появятся, а пурпурные...

— Об этом разговора не было, — буркнул Пестель, который одно время летал над лесом с Ростом.

— Мне почему-то кажется, если мы будем с пурпурными вместе, тогда...

— Это понятно, — махнул рукой Дондик. — Не важно, кто сажает траву, если на всех переговорах с ними главным будет Ростик... То есть капитан Гринев. Это меня не волнует.

— А что тебя волнует? — спросил Смага.

И Председатель так посмотрел на него, что и без слов стало ясно, главное беспокойство у него вызвало вот это упоминание о странности района между лесами. Это поняли все, а Дондик наклонился над вычерченным чуть грубее «коридором». Он рассматривал его довольно долго, потом поднял голову и посмотрел на Роста. Но задал неожиданный, хотя и закономерный вопрос:

— Кого ты решил себе забрать?

— Да вот они, почти все офицеры, — Рост указал на ребят, которые теперь сплошным рядом стояли вдоль стола с картами. — Кроме Ромки и Людочки Просинечки... Остальных попрошу по мере надобности.

— Какой такой надобности? — спросил Смага.

— Все зависит от того, что и как получится в городе пурпурных, балда, — весьма отчетливо проговорила Лада и тут же зажала рот, не ожидала, что ее слова прозвучат настолько слышно для всех. Смага побагровел.

— Гартунга тоже не отдам, — сказал Дондик. Он обернулся, чтобы посмотреть на паренька внимательнее. — Будете двигаться по картам, навигатор тебе не понадобится.

Гартунг почти испуганно повернулся к Росту, даже немного приподнялся на носки, но Лада решительно похлопала его по плечу.

«А ведь Дондик поверил мне, — решил Рост, — поверил, что поход не будет легким, и выводит из группы наиболее ценных, по его представлению, людей».

Лада это тоже поняла, а может, и все поняли. Но она разулыбалась чуть не до ушей. Почему-то побаивалась, что ее могут не взять.

— Мне нужно много людей, — спокойно сказал Ростик. — Взять в оборот лагерь пурпурных с непонятной структурой — это вам не фунт изюму.

— Ты справишься, — как-то слишком уж спокойно уронил Перегуда.

— Мне нужны еще люди, — требовательно напомнил Ростик. — Желательно уже работавшие с пурпурными.

— Хорошо, — вздохнул Дондик. — На алюминиевом заводе у нас имеется охрана. Не слишком боевые и не очень-то молоды, постарше тебя будут...

— Вы же обещали, что город окажет любую помощь... — Договорить Рост не сумел.

— С людьми всегда непросто, — Дондик чуть заметно поежился под его взглядом. — Нет у нас людей. Все, кто чего-нибудь стоит, уже заняты. Не снимать же... В общем, Гринев, не устраивай мне тришкин кафтан, бери тех, кто есть.

— Кто там главный? — спросил Рост, осознав, что большего не добьется.

— Там есть группа вояк под начальством Иечки Просинечки, — подсказал Смага. — Но ее лучше тоже оставить на месте.

— Сестра Людочки? — спросила Лада. Не дождавшись ответа, добавила: — А еще там есть, кажется, Сонечка Столова. Она там с сыном.

— Я слышал, у нее роман с Муратом. — Смага повернулся к Ладе. — Она больше в Перевальской крепости сидит, чем на алюминиевом.

— Она отвечает за поставки торфа в районе Олимпа, — задумчиво отозвался Дондик, — и вольна сама выбирать место пребывания.

И тогда Рост решился. Он еще раз взвесил свою идею и все-таки нашел ее разумной.

— Тогда так. Мне нужен заместитель, авторитетный и имеющий к начальству прямой доступ. Предлагаю передать под мое командование капитана Смагу.

Дондик посмотрел на Роста удивленно и почти весело, действительно весело. Уже без той наигранной и начальственной покровительности, которую изображал в начале.

— А Катериничев?

— Он у вас чинами не вышел, всего-то старлей. Смага на этой должности будет предпочтительнее.

Дондик посмотрел на Смагу, застывшего почти с раскрытым ртом. И веско уронил:

— Согласен.

Смага проглотил слюну и вдруг едва ли не дал петуха, когда спросил:

— Гринев, а ты аглоров в этот поход захватить собираешься?

Рост чуть не поморщился, но следовало привыкать к такому... заместителю, поэтому он сдержанно ответил:

— А ты сам как думаешь?

Глава 14

На алюминиевом заводе Ростик оказался к вечеру следующего дня, часа за три до выключения солнца. Его привезла туда, конечно, Лада, которая лихо правила старинным, еще земной постройки мотоциклом с коляской, переделанным под спиртовое топливо. Росту показалось, что он помнил этот мотоцикл, даже разок на нем уже ездил, хотя лучше бы то время забылось.

Третьей с ними отправилась Людочка Просинечка, которая получила какое-то новое задание, кажется, связанное с машинами, которые без дела пылились в цехах завода. Но все оказалось немного сложнее.

Когда они подъехали к высоким, чем-то напоминающим старинный город стенам и Лада побибикала, Людочка с волнением сползла с заднего сиденья и откровенно принялась прихорашиваться. Рост даже глаза на нее вылупил, она это заметила и отвернулась, потому что не переставала наводить на лице подобие чистоты и красоты.

— Брось, — предложила Лада, — пыль без воды не сотрешь, а он тебя все равно любит.

Людочка фыркнула и снова покосилась на Ростика.

Огромные, как в цехах, ворота завода распахнулись, хотя достаточно было для их-то транспорта приоткрыть всего одну створку. И в проеме, улыбаясь до ушей, появился... Да, где-то его Ростик определенно видел, большой, сильный, не намного мельче, чем, скажем, когда-то был Коромысло или Калита, хотя в нем было видно меньше старательности эти самые мускулы развивать, похоже, он вообще не обращал на них внимания. И смотрел он только на крохотную Людочку. Рост удивился: так, значит, ради вот этой глыбы мускулов Людочка и прихорашивалась? Впрочем, ради такого любой девице стоило почистить перышки, или как они там это называют?

— Людочка... — негромко проговорил счастливый командир неработающего завода, словно не мог поверить своему счастью, и только потом стал прямее, заметив Роста. — Капитан Гринев... Въезжайте, я потом доложусь.

Они въехали, закрыв ворота с помощью пары каких-то довольно старовидных служивых, из которых один оказался женщиной. Командир подошел к Росту, который разминал ноги, и попробовал доложить по форме. Пришлось отдать честь. Затем парень осторожно, как все привык делать в этом хрупком для него мире, протянул руку, представился:

— Мы с вами не слишком пересекались, но все же... Меня зовут Стас Рындин.

— А полностью Станислав?

Здоровяк кивнул.

— Ладно, тогда скажи мне, лейтенант, сколько вас тут и здесь ли Соня Столова?

— Нас пятеро, включая Столову.

Служивые тоже подошли к начальству. И тут у Ростика приключился приступ дежа вю. Ему показалось, что такое уже с ним было, причем давно, когда они с Кимом еще сами не выпускали из рук «Калашниковы». Он вспомнил и пост на дороге к планетарию, куда они с Кимом вдвоем как-то притопали за разговорами к Перегуде, бывшему тогда директором этого самого планетария. Или с ним был не Ким, а Пестель? Или они оказались там втроем?..

У этой девушки тогда была коса, она командовала отрядом каких-то девиц и еще не хотела их пропускать, даже требовала какие-нибудь документы.

— Здравствуйте, — поздоровался с ней Ростик.

— Ага, Гринев прибыл, значит, что-то готовится, — уронила девица. Она была хоть и с солдатскими погонами, но устав так и не выучила. Или намеренно его игнорировала.

— Ия Просинечка, — чуть торопливо, извиняющимся тоном, а может, объясняя то, что Ростику было неизвестно, произнес Рындин.

— Ия Саввишна, — девица протянула руку.

Да какая она девица, подумал Рост, механически эту руку пожимая. Женщина в расцвете, а может, уже приближающаяся к своему бабьему лету.

— Ефим Мазанов. — Второй служака повторил «подвиг» Людочкиной сестры с рукопожатием и тут же почему-то добавил: — Я из Перми.

— Он хочет сказать, что он из мордовцев, — добавила Ия.

— Вот что, ребята, — объявила Лада сзади, — сдается мне, вы переходите под командование вот этого самого... капитана.

Рост посмотрел на нее, потом заставил Рындина отвести его к Сонечке. Но до самой столовой главный тут командир его все-таки не довел, слишком горело ему вернуться туда, где осталась Людочка. И он передал Роста очень молодому пареньку, в лице которого Гринев тоже заметил что-то знакомое. И лишь когда увидел Сонечку, которая, как и в молодости, улыбалась, демонстрируя ямочки у губ и великолепнейшие зубы, все понял.

Столова смотрела на мальчика так, что становилось ясно — сын. Единственный и обожаемый. Тогда Рост и понял, что это сын Бойца, того самого Пушкарева, который первым завалил черный треугольник губисков, разменяв его на собственную жизнь.

Пока Рост рассказывал о своем задании и о том, как он собирался его выполнить, они поднялись на стены, потому что в этой полукрепости-полузаводе по всему периметру были организованы площадки для обороны. За ними, не отставая ни на шаг, следовала и Лада.

Выслушав Ростика, Сонечка сдержанно прокомментировала:

— Ию с Мазановым, конечно, забирай. Солдаты они неплохие, хотя большого прибытка в службе не сыскали. — Тогда Рост вспомнил, что Сонечка была с Украины, правда, ее выговор теперь немного пообтесался, но тамошние выражения, как видно, она изжить не сможет никогда. — А Фрема я тебе не отдам.

— Кого?

— Она Ефрема Даниловича так называет, — подсказала Лада. — Он почему-то с детства себя Фремом называет.

— У тебя же дело сложное получится, даже кровавое... А он у меня один. — Вывести из себя Сонечку было сложно или невозможно. — Ты же Ромку, предположим, не берешь.

— Он сам напросился, — с неожиданной гордостью объявил Ростик.

— Значит, у вас порода такая, Гринев, — процедила Сонечка, и почему-то так грустно стало, что Рост поскорее повернулся к лагерю пурпурных, который был с этих стен отлично виден.

— Почему Рындин сказал, что вас на заводе всего пятеро? — спросил он и указал на десятка два губисков, которые шастали по двору завода, определенно куда-то направляясь. — Волосатики не считаются?

— Мы тут на фронтире, — ответила Сонечка. — И напряженно у нас, так что лучше только людей считать. Остальные... Сегодня здесь, завтра — нет их. С ними вообще только Стас и может справиться, его-то они уважают... Без него тоже не обойтись, — неожиданно добавила она и сменила тему: — Ты когда к пурпурным сунешься?

— Как только подойдут аглоры, — ответил Ростик.

Разговор определенно не получился, вернее, он вышел не таким, как всем им троим хотелось, но с этим теперь ничего поделать было нельзя.

Аглоры прибыли ночью, когда Рост мирно спал в отведенном ему помещении, пропахшем пылью, старой, еще земной смазкой из нефти, а не из масел растений и сухой ветошью. Кровать, правда, была удобной. Поэтому Рост спал в свое удовольствие, пока не проснулся от того, что понял — он в комнате не один.

Старательно, медленно он запалил плошку с маслом, огляделся. Так и есть, на стульях сидели трое — Бастен, Ихи-вара и Зули. Все трое откинули из вежливости капюшоны нуз, поэтому лица их было хорошо видно.

— Я же говорила тебе, что он почувствует, — с небрежным, как показалось Росту, смешком проговорила Зули.

— Давно вы тут? — спросил Рост.

— Охраняют волосатые, а они — не самые бдительные, — бесстрастно, совсем не на вопрос Ростика, ответил Бастен. — Мы тут, как ты просил. Что будем делать?

Итак, невидимки прибыли. Поэтому, не дожидаясь подхода остального отряда, которому Рост отдал массу приказов и который был завален работой по горло, он отправился в лагерь пурпурных следующим же утром.

Внешне все выглядело вполне мирно. Он шагал с привычным солдатским сидором на плече, рядом маршировала Лада. За ними, то и дело переругиваясь по поводу забытых на заводе вещей, не то чтобы очень уж поторапливались, но и не отставали Ия с пермяком Мазановым. Где находились аглоры, было непонятно.

Мотоцикл Сонечка попросила оставить при заводе, ей транспорт был нужнее. Взамен она предложила Ростику выделить десятка полтора волосатых или пурпурных, чтобы те помогли донести вещи. Но Ростик рассудил, что плохо будет, если люди сами не способны шагать со своими вещами, и отправился, к вящему неудовольствию старшей Просинечки, без носильщиков.

Пройти пришлось более тридцати километров, поэтому в лагерь военнопленных губисков они прибыли лишь после условного полудня. Впрочем, хотя все и называли это скопление строений Лагерем, иногда с большой буквы, это уже давным-давно был город, немного беспорядочный, бестолковый, грязноватый, потому что близкий ручей для обеспечения такого значительного населения оказался все-таки маловат. В основном он состоял из многоквартирных казарм, смахивающих на те, что Ростик помнил по Вагосу, но чуть в стороне имелись и отдельные дома, чем-то напоминающие те виллы, в которых обитала знать цивилизации пурпурных. Рост даже посочувствовал пурпурным, для которых кто-то из высокоумных выбрал такое неподходящее место. Можно было бы отыскать их поселению более удобное расположение.

Фермы пурпурных, которые тут уже попадались на каждом шагу, Росту тоже не слишком понравились. Они были какими-то... неумелыми. Даже в Храме у Ростика, вернее, конечно, у Винрадки дело было поставлено более основательно. Слишком многие из живущих тут не соорудили себе даже нормальных домов, а обитали в землянках, правда, во всех имелся световой люк по технологии Широв, способный открываться настежь и с отводом дыма от очага, а в некоторых случаях — пропускающий достаточно света, чтобы готовить пищу на зеркалах, как у пернатых.

Поля, которые должны были кормить население лагеря, Росту тоже не пришлись по душе. Они были и худосочными, несмотря на самую плодородную тут почву из всего района, контролируемого людьми, и выглядели мелковато. Чувствовалось, что для выращивания собственных сельхозпродуктов пурпурные особых усилий не тратили. Рост даже стал задумываться, а как же эти самые горе-колхозники смогут сажать его траву, и пришел к малоутешительным выводам.

И лишь осмотревшись как следует, он вдруг понял, что Лагерь был выстроен на рубеже осенне-зимних атак борыма. Иногда вал саранчи Полдневья не успевал сюда добраться в значительном количестве, иногда, вероятно, все-таки докатывался, хотя вряд ли бывал в таких случаях сильным. К тому же близкий лес гарантировал и немалое количество летающих китов, которые борымом отлично умели кормиться, ослабляя его и прекращая его действие, хотя, следовало признать, в близком соседстве тоже были не подарок.

В центре города, на небольшом возвышении, словно Белый дом Боловска, стояло явно человеческое строение, вместилище администрации и гарнизона. На подходе к нему почему-то обосновался небольшой базарчик, причем Рост и все остальные за ним подошли так неудачно, что пришлось это скопление пурпурных форсировать поперек. К Росту тут же подскочил какой-то г'мет, который, дернув Роста за ремень ружья, стал что-то орать ему в лицо, пытаясь продать, кажется, вяленую жирафятину или вообще предлагая завалиться в какой-то подозрительного вида кабак. Рост оттолкнул настырного парня в грудь и негромко проговорил:

— Запомни, г'мет, если еще раз прикоснешься к моему оружию, я тебя арестую.

Пурпурный замолк, уставившись на Роста своими зелеными глазищами, он не ожидал услышать такой чистый единый от одного из людей. Потом, развернувшись на месте, чуть не фальцетом, что было признаком угрозы у этих существ, запищал:

— Это начальник, тот самый!

И растворился в толпе. Остальные пурпурные, которые и до этого кидали на людей не слишком благодушные взгляды, вообще стали умолкать, прерывая свои споры или торговлю, рассматривая Роста. От этих взглядов Лада поежилась.

— Как ты с ними столько времени прожил... там, — проговорила она, — и не свихнулся?

— Может, и свихнулся, только это не всем заметно.

Девушка неожиданно хлопнула Роста по плечу, хотя прежде таких фамильярностей не допускала, но, видимо, хотела подбодрить.

— Еще не все потеряно, если шутишь... Или возвращаешься к привычному окружению, и это тебя бодрит?

Группу местных надзирателей, о которых говорили в Белом доме, Рост нашел сразу. Пришлось, правда, немного подождать в небольшом холле у входа, пока Лада собирала их и выстраивала, мигом приняв командование. Местных командиров она не признавала.

А зря, между прочим, потому что главным тут по всему был Паша Иванов, которого Рост когда-то для себя прозвал Тельняшкой. Сейчас-то он был в простой гимнастерке и слегка располнел. Но Рост без труда мог его вспомнить более подвижным и задорным. Тем более, что гонору в бывшем маримане не убавилось, он даже кобуру с командирским пистолетом носил не за правым бедром, как полагалось бы русскому офицеру, а «по-немецки», почти на брюхе. На Роста он смотрел, прищурившись.

— Ты с какими полномочиями? — спросил он, пока они поджидали, когда Лада соберет местных служивых.

— Прибыл забрать у тебя людей, Паш. Чтобы...

— Я твое задание знаю, — буркнул Тельняшка. — Мне об этом уже все уши прожужжали. Я про полномочия.

— И я об этом же. Кто у тебя в замах?

— Чепенина, Марта Львовна, — проговорил Тельняшка, — но с ней вот какая проблема, Гринев, у нее тут, почитай, целый выводок... — Он уловил непонимание Роста. — Она тут опекает трех других... остолопов, стирает им, воспитывает, иногда даже поколачивает, без нее я бы с ними не справился. Вот и тебе не советую их разлучать.

Такое бывало, что-то в не вполне настоящей армии Боловска предполагало длительную совместную службу самых разных людей, и начальство при Дондике, кажется, стало это учитывать. Вероятно, сказывалось то, что все эти люди потеряли своих родных, оставленных на Земле, а потом стали терять товарищей... И многих еще, кажется, могли потерять в будущем. Да, все было правильно, с этим Ростик внутренне согласился.

Когда гарнизон наконец построился и Лада доложила, Рост прошелся вдоль шеренги людей, за которой, как обычно, выстроились и волосатики хотя их было всего-то с дюжину. Но эти уже имели ружья, что значило немало.

Для себя Рост мигом определил всех этих людей как измаявшихся бессилием понять жизнь, кипевшую вокруг, и откровенно страдающих бездельем. От одного из них даже на расстоянии трех шагов попахивало спиртным. Рост посмотрел на женщину, которая с погонами младшего лейтенанта стояла правофланговой.

— Младший лейтенант Чепенина, — проговорил Рост медленно, — выйти из строя, ко мне.

Чепенина вышла, неумело поводя плечами при отмашке, подошла.

— Будем служить вместе, — пояснил Рост. — Представьте мне людей.

Марта попробовала представить. Как и оказалось, команда собралась совершенно разношерстная. По сути, это напомнило Росту свалку вещей, которые жалко по-настоящему выбросить, но и пользоваться которыми уже не хочется. Вот только это были все-таки не вещи.

Пьющего парня Марта представила как Чвирю. Он был в наколках, и что-то в его стойке подсказало Ростику, что он из сидевших, может быть, и правда из блатняков. Но Рост тут же подумал, что блатные тоже разные бывают.

Стоящего не по росту рядом с ним верзилу она определила как Табелькова Васю. Табельков показался на первый взгляд не слишком умным и упорным, плохо представляющим себе службу, но и похожим на Хвороста, одного из пилотов, глупо погибших в первой войне с черными треугольниками. Что-то в нем было детское, несамостоятельное, если бы он сразу попал к хорошему командиру, из него определенно получился бы солдат на загляденье.

Еще одного рядового Марта назвала Драгасиновым Ильичем, хотя в скулах и глазах человека можно было заметить что-то восточное. Этот самый Ильич определенно был болтуном и, может быть, даже заводилой всей этой гоп-компании. Остальных Марта представила по фамилиям, из чего можно было заключить, что особого почтения к ним она не испытывала.

Рост прошелся вдоль шеренги еще раз, встал перед строем. Назвал себя, коротко пояснил, что теперь работать придется больше и целью этой работы является установление нового порядка в городе пурпурных, что позволит увести большую и самую активную часть населения в поход на противоположную сторону континента.

При этом он серьезно раздумывал, стоит ли брать Чепенину с ее «выводком». Поступать так не хотелось, но, с другой стороны, если увести вот этого Чвирю, который слишком уютно тут обосновался, его приятеля Табелькова и, конечно, Марту с Драгасиновым, может быть, Иванову будет проще управлять остальной командой? Все-таки, решил Ростик, так и придется поступить, потому что связь с лагерем у него и у пурпурных, которые отправятся с ним в путь, должна быть очень надежной. А значит, лагерь будет тылом, и его лучше укрепить, хотя это выглядело и не слишком перспективно для самого Роста.

Он провозился с этой проблемкой до вечера, разговаривая с каждым из четырех отобранных кандидатов. Еще он поговорил немного с Ивановым, но тот был, как всегда, сам себе голова.

— Ты за меня-то не волнуйся, — пояснил он. — В крайнем случае я всегда обращаюсь к Квадратному, а если по хозяйственной части, то к Сонечке... Виноват, к старшему лейтенанту Столовой.

— Хорошо, уговорил, беру этих четырех. — Рост сделал вид, что только теперь на этот ход и решился. — Кто еще?

— Больше я тебе никого не отдам. — Иванов от волнения даже ворот гимнастерки застегнул, потом, правда, опомнился и снова принял свой не слишком командирский, слегка расхристанный вид, зато больше не поднимал глаза от стола, который был в его комнатухе устроен из уложенных на какие-то ящики плохо струганных досок.

— У меня приказ, — сдержанно высказался Ростик.

— У всех приказы, — скривился Тельняшка. — Не отдам, хоть застрели.

— Пойми, когда мы на том конце континента обоснуемся, тебя со всем твоим отрядом все равно переведут.

— Это бабушка надвое... К тому же — если обоснуетесь, — проговорил Тельняшка, сделав ударение на «если». На том и пришлось завершить новые назначения, Иванов был настроен серьезно.

Потом расположились на ночевку, причем, как Рост и ожидал, никого дежурить на ночь в холле единственного в лагере пурпурных человеческого дома, конечно, не осталось. Пришлось исправлять и это упущение по службе. И потребовать от Иванова, чтобы так впредь никогда не случалось, без напоминаний.

А следующий денек выдался, кажется, первым по-зимнему холодным, хотя еще и солнечным, так что уже к полудню небольшие лужицы снежной крупы, собравшейся в ямках окаменевшей грязи, растоптанной тысячами ног местных обитателей, все-таки растаяли.

Рост вышел на крылечко, посмотрел на какую-то снулую ярмарку, которая клубилась на площади перед ним, и выстрелил в воздух. Пурпурные сразу слегка угомонились, наиболее смелые даже подошли ближе, чтобы посмотреть на Роста, а может быть, и послушать его. На это Ростик и рассчитывал. Начал он спокойно и не слишком громко.

— Я капитан Гринев, пришел к вам, чтобы выполнить приказ нашего Председателя. Итак, этот лагерь, ставший рассадником болезней, бедности и даже мелкой преступности, я должен переместить на новое место, которое вы сами выберете на другом конце нашего континента. — Он помолчал, отметив, что фраза получилась не самая удачная. В рядах слушающих его пурпурных словно бы из глубины проявились новые лица, уже не простовато-торговые, а внимательные, и Ростик заговорил жестче: — По моим прикидкам, первую волну переселенцев должны составить тысяч семь-восемь, и лучше, если это будут добровольцы. Хотя, в общем, мне все равно, кто отправится со мной, а кто останется тут. Если добровольцев будет маловато, сам выберу остальных. Но пока это решение остается за вами. Могу лишь сообщить, что те, кто отправится со мной, получат немалые льготы.

— Оружие выдадут? — спросил кто-то из толпы. Рост сделал вид, что не заметил выкрика. Постоял, обдумывая, что бы такое еще сообщить. Придумал.

— Пойдем пешком, с обозами, обслуживать которые тоже придется вам. Необходимое обеспечение на зиму и на обустройство на той стороне, конечно, Боловск предоставит. Детей предлагаю не брать, женщинам участвовать можно, но им, разумеется, в походе будет трудно. — Он помолчал, разглядывая губисков. — На размышление осталось дня три. Как только подойдет первая группа снабжения, мы начнем формировать маршевые колонны, но лучше бы сделать это заранее. Все.

Он повернулся на каблуках и ушел в здание.

Несмотря на приказной тон, он вовсе не чувствовал, что поступает правильно. Будь его воля или если бы он меньше знал пурпурных, он бы предпочел другой путь — не приказа, а какого-нибудь демократического решения в пользу этого похода.

Но пурпурные всегда жили под давлением чужой воли, например, исходящим от чегетазуров. И Рост, обдумывая в последние дни свое поведение, почему-то пришел к выводу, что в этой среде, в тех ограниченных по времени условиях, в каких они оказались, невозможно построить эффективное самоуправление, считай, демократию. А может быть, думал он иногда, демократия только и строится приказным методом, иначе она оказывается ненастоящей, непродолжительной.

Остаток дня он провел, разглядывая лагерь с высоты наблюдательной башенки их дома, пытаясь на ощупь осознать, что происходит среди пурпурных. Внешне казалось, что ничего не происходит. Но Рост определенно понимал — все не просто, что-то произойдет, и, скорее всего, очень скоро.

Глава 15

Отряд, который должен был доставить первичные припасы и оружие, хотя бы для тех, кого Рост собирался выбрать в командиры для походных колонн, прибыл к вечеру второго дня их пребывания в лагере. Смага был деятелен, покрикивал на всех подряд, попробовал таким же тоном разговаривать с Ивановым, но тот лишь посмотрел на него внимательно и пошел заниматься своими делами. Рост, понаблюдав за этой картиной, сказал:

— Хотелось бы, чтобы ты не наломал дров, Смага.

После этого заместитель вдруг сник, и каждому, кто что-то понимал в армии, стало ясно, что Смага и сам был не уверен в том, что не наломает дров. А этого командиру ни под каким видом, ни в каком состоянии нельзя демонстрировать. Росту даже стало его жалко. Но в целом он признавал, что пока Смага был полезен.

К сожалению, только до ночи того же дня, когда они прибыли. А началось все неожиданно, действительно внезапно. В какой-то мере причиной этого послужила Лада. Она где-то пропадала вторую половину этого дня, с кем-то из местных разговаривала и вообще что-то задумала.

А совсем под вечер вдруг появилась с девушкой, габатой, чуть медлительной, слегка растерянной из-за резкой смены обстановки, но старающейся держаться.

Эта габата была так ошеломительно похожа на Василису, что Рост сразу же и обратился к ней этим именем. Девушка чуть удивилась, но по-человечески поклонилась, а не вытянулась, что было хорошим признаком. Только после этого Рост спросил у Лады:

— Ты зачем ее сюда?

— Рост, — Лада была серьезна, только в глазах плясал какой-то странный огонек, — ты не заметил, ты уже стал припахивать. А командиру положено быть чистым, спокойным и выбритым. Вот пусть она за тобой и стирает. — Она чуть скривила губы в странной гримаске. — Не мне же за тобой ухаживать, кто меня после этого будет слушаться?

Рост подумал и решил, что Лада была права. Он почему-то забыл о том, что должен быть, как она сказала, чистым и выбритым. На всякий случай он спросил:

— А вот брить себя я ей не позволю. Пока, во всяком случае.

Лада пожала плечами и удалилась устраивать девчоночью часть их отряда на постой. Это было ее обязанностью, она сама это чувствовала и собиралась выполнять.

Новая Василиса стояла в сторонке, переминаясь с ноги на ногу, ожидая, что с ней произойдет. Рост пояснил ей:

— Я случайно обратился к тебе по имени старой знакомой, ты на нее похожа.

— Пусть так и будет. — Девушка, несмотря на растерянность, уже осматривалась. Или Росту так только показалось?

Пока же ему ничего не осталось, как отдать ей свою тельняшку и кое-что из форменной одежды, чтобы она занялась делом. Но девушка уже и сама потихоньку включалась в его быт, поэтому одновременно с затеянной стиркой принялась убираться в его комнате, нимало не беспокоясь, где будет спать сама.

А Роста эта проблема жутко волновала, он даже раздумывал над ней минут пять, пока не решил, что Василису, если уж она согласилась на это имя, придется расположить не в его комнате, но где-то по соседству. Лучше было, уж раз ей придется видеть его не в самом приглядном виде, держать ее поближе и использовать, кроме прочего, как адъютанта. К тому же Рост почему-то сразу решил, что она отлично готовит, а дать чай или накормить кого-нибудь из подчиненных — святая обязанность командира.

Так он и просидел до вечера, полуголый, над картами, раздумывая над самыми выгодными маршрутами, над расположением поклажи в обозе, надо всем, что теперь на несколько недель должно было сделаться его постоянной заботой.

Василиса, когда выключилось солнце, принесла миску супа из бобов с каким-то мясом. Рост есть почти не хотел, но решил себя заставить. И только он это решил, как вдруг понял, что-то не так.

Девушка хихикала и стояла слишком близко. Рост вернулся к реальности и абсолютно неожиданно для себя увидел... Девушка действительно стояла слишком близко, но лишь потому, что он привлек ее за талию к себе, хотя и не вставал со стула. Более того, он поглаживал ее по... по затылочку. А это у пурпурных, особенно у габат, было самым откровенным сексуальным приглашением! Черт, а он и не заметил...

Смутившись, он принялся было за приготовленный ее руками супец, но тот оказался слишком наперчен, и есть расхотелось окончательно. Да и сами собой накатывали мысли, что слишком долго он, оказывается, шлялся по Полдневью, не заглядывая к Винрадке... На сей раз из этих странных мыслей его вывело отчетливое осознание, что в городе что-то изменилось.

Он накинул офицерский бушлат, который несколько дней назад получил со склада, на голые плечи и поднялся на наблюдательную башенку. Тут уже находилась Лада. Она была хмурой.

— Смотри, капитан, они собираются в кучи.

— В толпу, — поправил он ее, солдатский полуюмор-полугрубость был ему в Ладе особенно неприятен.

Более сотни пурпурных внизу, под стенами здания, действительно сбивались в компании, и трудно было разобрать, о чем они говорят, потому что над площадью кипела раздраженно-убыстренная речь, изредка прерываемая гневными криками. И все-таки, включившись в эту речь, как он включался в речь Фоп-фалла, Рост различил, что некоторые из этих губисков внизу четко отдавали приказы. А если еще прислушаться, то нетрудно было разобрать и лязг оружия.

— Лада, ты вот что... — Он и сам не знал, как поступить, поэтому решил элементарно подстраховаться. — Спускайся. Прикажи закрыть все двери, собери всех наших в холле. И нужно, чтобы там были аглоры. — Лада поежилась, она побаивалась прозрачных бойцов, даже в таком простом задании предпочла бы с ними не связываться, но Рост знал, случись что-то серьезное — без них не обойтись. — Тех, кто знает это здание, разошли как наблюдателей. Должны же у них в этом строении быть наблюдательные посты... И пришли ко мне Чепенину. Выполняй.

А когда Лада с Мартой снова появились на башне, почему-то с кирасой и шлемом, вероятно, забежав в Ростикову комнату, ему было уже очень плохо. Он даже не сумел остаться на ногах, не замечая ничего вокруг, сполз по главной поддерживающей колонне, зажав горевший адским пламенем живот обеими руками.

— Рост, — Лада ничего не понимала, — ты... куда ранен?

— Василису, эту новую... Найди.

Марта тоже склонилась над Ростом и вполне хладнокровно прояснила ситуацию:

— Ага, это у них тюбаном, кажется, называется. — Для верности она спросила: — Ел что-нибудь с перцем?

— Суп был... с перцем сверх меры.

— Точно тюбан. Они собирают какие-то грибы у опушки леса, толкут...

Дальше Рост не понимал. Лишь разобрал целую вечность спустя, как его несут и кто-то басовито и уверенно объясняет:

— Надо воды побольше влить в него. Хотя, скорее всего, дело швах, от этой гадости спасения не бывало пока... У нас в Перми такого случиться не может.

Ростик лежал и сквозь рвоту, которая выворачивала его наизнанку то ли от обилия воды, которую кто-то в него вливал, то ли из-за боли во всем теле, чуть не в каждом мускуле, слышал:

— Командир, они навалились, мы пробуем отбиться... — Провал, хотя сразу стало ясно, что недолгий, потому что тот же голос, похожий на голос Смаги, по-прежнему вещал: — Приказать что-нибудь ты не способен. Поэтому...

Когда Рост снова пришел в себя и увидел смутное пятно лица над собой, он прохрипел, потому что горло было забито какой-то горячей гадостью:

— Не атаковать, только защищаться...

— Да ты что, Гринев? Они же на форменный штурм пошли!

— Пошумят день и успокоятся. А они нужны... Только защищаться... Не пускать в здание и... Ждать.

— Совсем сбрендил, — опять голос Смаги. И снова он что-то добавил, что ускользнуло из сознания, как только что выловленная рыбка вырывается из рук в воду. Но в его словах была какая-то опасность... Которую следовало остановить.

Должно быть, из-за этой мысли Рост и пришел в себя куда раньше, чем должен был. Или он действительно слишком мало съел этого самого супа, что, вероятно, и оказалось его спасением.

Он лежал на своей кровати, странно спокойный, потный, как мышь, но расслабленный и, главное — живой. Он был даже способен думать, хотя думалось ему тяжело, ничего труднее в жизни он, кажется, не делал так мучительно, как выстраивал в мыслях нынешнюю способность понимать ситуацию.

Кроме того, мир вокруг отвлекал его, принимая избыточно цветные и расплывчатые формы, хотя как раз сейчас Ростик предпочел бы больше определенности. Наконец он сумел приподнять голову. Потому что в углу кто-то всхлипывал.

Этот тюбан, или как его там назвала Марта, почему-то вызывал способность видеть в темноте. Или ему только казалось, что в комнате темно? Но, в общем, он видел, хотя и не слишком надежно.

В углу сидела, связанная так, что могла пошевелить только пальцами ног, Василиса и плакала. Она готовилась к чему-то очень скверному, что должно было с ней теперь произойти. В порыве понимания мира Рост осознал, что ей просто приказали сделать то, что она и сделала с ним. Но никто не позаботился сообщить девушке, как лучше всего убежать из этого здания сразу же после ужина, вот она и попалась... Хотя поймали ее, конечно, невидимки.

Аглоры, ниндзя Полдневья... Черт, а ведь они сейчас расправляются с городом, сообразил Рост, только как-то слишком уж замедленно и спокойно подумал. Он же просил не высовываться, защищаться, но... Все было плохо, очень плохо. И скоро могло стать еще хуже.

Он попробовал подняться, это было нелегко. Но он поднялся на локте, потом спустил ноги на пол. Отчетливым голосом, который порадовал его самого, он проговорил:

— Василиса, только я смогу прекратить бойню, которую сейчас устроили наши в лагере. Если их не остановить, до утра они уничтожат всех, может быть, даже детей... Ты это понимаешь?

Девушка не ответила, по-прежнему всхлипывала. Пришлось продолжать:

— Я собираюсь всех отозвать назад, понимаешь? Меня они послушают. Но если ты, воспользовавшись моей слабостью, выстрелишь в меня, остановить их уже будет некому. Согласна?

Она хотела теперь оставаться в стороне, но что было делать, если никого другого поблизости просто не было. Никто не имел возможности заглянуть сюда еще много часов, почему-то в этом Ростик был уверен. Поэтому он все-таки заставил себя подняться на ноги.

Дойти до Василисы он, конечно, не сумел, свалился где-то посередине пути, который наметил себе, зато не очень ударился, или тело под действием отравы стало каким-то на редкость нечувствительным, поэтому он мог ползти. Он и дополз.

Непослушными пальцами принялся распутывать веревки и только тогда вдруг понял, что вполне мог произнести свою полную патетики и сострадания к гибнущим пурпурным речь по-русски. И Василиса, возможно, не поняла в ней ни слова. Но повторить ее Росту не удалось бы ни за какие коврижки.

Так вот, вспоминая, на каком же языке он ее убеждал, Рост и справился с узлами. А потом... Эта девушка, габата из чужого народа, который сейчас убивали на улицах и в домах этого нескладного города, вдруг бросилась ему на шею как к единственно близкому и знакомому человеку на свете. Она уткнулась, как нормальная, человеческая девица, куда-то в шею и принялась реветь. Она совершенно размякла или очень испугалась всего, что совершила, но, может быть, еще больше боялась того, что творили другие.

— Успокойся, на это у нас нет времени. — Рост погладил ее по плечу. Оперся, попробовал встать. Она тут же пришла немного в себя и, все еще размазывая слезы по лицу, вскочила и помогла. К пистолету, лежащему на столе, она не проявила никакого интереса, значит, все-таки он говорил на едином. — Веди меня наверх, в башенку, я буду показывать дорогу.

На смотровой башенке никого не было. Но пахло тут ужасно, или Рост, все еще под действием этого самого тюбана, так воспринимал обстановку? Нет, все-таки пахло — кровью, болью, сгоревшими гильзами от выстрелов из крупнокалиберных ружей, которые были разбросаны по всему полу. Даже сильный запах нормальной гари казался почти приятным. Рост попробовал не валять дурака и восстановить зрение.

Город внизу горел, причем с трех концов, полыхая в низкое и серое полдневное небо тугими языками пламени. Из-за дыма разобрать что-то было мудрено, но это было необходимо. На главной площади, где губиски торговали, теперь грудой лежали тела, многие из них казались... скомканными. Рост присмотрелся, так и есть, это действовали аглоры, которые в таком вот близком бою предпочитали мечи. Рост поежился, в своем странном состоянии он слишком хорошо вспомнил, как вспыхивает на миг клинок, а потом человек иногда разваливается поперек туловища надвое.

В одном из углов площади все еще лениво постреливали, скорее всего, бой там уже заканчивался, но почему-то никак не мог закончиться. Рост набрал в легкие побольше воздуха, собираясь заорать, и лишь потом понял, что это ему не под силу. Оперся на Василису поудобнее и послал ментальный сигнал, даже приказ, еще толком ничего не ощущая, кроме вот этих дурацких и мешающих запахов.

— Назад, — скомандовал он, — всем, кто меня понимает, — назад. — Естественно, никакого отзвука, смерть слишком широко разлилась между этими домами, в темноте, к тому же заполненной дымом. — Все равно — назад!

И дождался, как молокосос в первом бою. Стрелять вдруг стали по нему, откровенно выцеливая длинными зеленоватыми, довольно яркими во тьме лучами. Он не сумел сообразить, что происходит, не успел спрятаться за парапет, как почувствовал тупой удар.

Еще и этого не хватало. Он притянул к себе Василису, посмотрел в ее глаза и понял, посылать ее нельзя. Даже Лада не разберется, что теперь девушка выполняет его приказ, а не пытается сбежать... Остальные и разбираться не станут.

Зачем-то ощупал себя, пуля попала по касательной в правый бок, и так там было все сожжено прежними ранами, а теперь и вовсе... А если задета печень, тогда тут, в Полдневье, это — все. Можно ни о чем не волноваться.

И тогда произошла странная штука, Ростик понял, что врет себе, что ему не все равно, даже если от его печени теперь остались только угольки. Он содрал с себя свежую майку, очень простую, как на Земле, и почти белую. С помощью Василисы, которая оказалась довольно умелой, перевязался.

Затем выискал в кармане блокнотик и огрызок карандаша, очень старательно попытался написать на листочке: «Всем — вернуться, на пальбу не отвечать. Ждать».

Слова «на пальбу» у него совсем не вышли. Тогда он просто продолжил эту фразу, как будто она имела какой-то смысл. И подпись у него не получилась, так, пара каких-то раскоряк, и все, пальцы уже не слушались, онемели вконец. Да и не пальцами он теперь писал, а всей рукой, от плеча, словно стрелял без приклада.

Вырвал листик, сунул Василисе в мокрую ладонь, чуть приподнялся над парапетом, удерживаясь за него подбородком. Указал туда, где еще перестреливались. И прошептал одно слово:

— Людям. — И снова, кажется, по-русски прошептал.

А после этого оттолкнул девушку с белыми, как лен, волосами и зелеными глазищами на пол-лица, которая только сегодня пыталась его отравить и по всему должна была думать не о том, что он ей приказывал, а как бы удрать подальше, чтобы ее не прикончили за это...

Василиса исчезла. А Рост принялся просто лежать, иногда прислушивался, но даже не слышал ничего толком, что-то у него сделалось и со слухом.

Первой прибежала, конечно же, Лада. Трудно было увидеть ее лицо, но руки Рост узнал. Да, это была она, Ладушка. Он почему-то так ослабел, что тайком, словно она могла и не заметить, тихонько прижался к ее запястью губами, то ли поцеловал от предсмертной любви, то ли поблагодарил за что-то... Он уже на самом деле плохо соображал, что делает, словно пьяный.

А она заговорила при этом о чем-то таком, от чего хотелось отмахнуться. Хотя позже Рост прекрасно вспомнил ее слова, или ему показалось, что вспомнил:

— Что же ты наделал, Ростушка?.. Под выстрелы полез! Без меня!..

Еще он вспомнил, как в приступе стеснения попробовал ее оттолкнуть, выговаривая шепотом:

— Останови истребление... Главное — останови... всех наших.

— Нет уж, главное... — Снова непонятно. Но в конце она добавила кое-что обнадеживающее: — Этим занимаются. А я буду заниматься тобой.

И только после этого он успокоился. Настолько, что выпал из этого мира, чтобы было не так больно.

Глава 16

Должно быть, неожиданно для тех, кого Росту удалось отозвать назад в дом людей, к утру все стихло. Не было ни суеты в городке, ни выстрелов, никто даже не пытался тушить пожары. Поэтому они ширились. Лишь после того, как включилось солнце, их неуверенно попытались погасить. Откуда-то появились пурпурные разных типов и званий и попробовали вполне по-человечьи выстроить цепочку от местного грязноватого ручья, чтобы передавать к огню воду в ведрах.

Когда Росту об этом доложили, он неожиданно для себя выругался, но так затейливо, что потом и сам не понял, что сказал:

— Черт побери этих губисков, ну не могут не создать себе неприятностей. Как русские.

А потом, когда с огнем в целом стали справляться, на главной площади постепенно собрались те, кто решил больше пожаром не заниматься, а выяснить другую, не менее животрепещущую проблемку — что теперь сделают люди? Должно быть, это были самые любопытные или самые ответственные, которые осознавали, что произошло. А может, как раз те, кому терять уже, кроме жизни, было нечего и кому поневоле приходилось рассчитывать на помощь людей.

В них никто не стрелял, Смага почему-то уснул, должно быть, от переживаний, по крайней мере так Рост думал. В раскаяние этого горе-офицера поверить было трудно.

Сам-то Ростик был плох, когда он все-таки очнулся, то прежде всего стал мучиться больной головой, потом она немного затихла, зато снова затошнило и стало сильно печь в брюхе. Василиса, несмотря на грозные взгляды Лады и всех других людей, теперь от него не отходила. Она и смотрела на него так, что, когда он видел ее глаза, почему-то вполне по-дурацки начинал улыбаться. Черт, давно на него никто так не смотрел, а это, оказывается, иногда бывало приятно.

Ладушка, разумеется, попробовала ее пошпынять, но, заметив этот взгляд габаты, внезапно стала добрее. Что-то в этом было от девчоночьей магии, их всепонимания, которого, конечно, никто и уразуметь был не способен, кроме самих девчонок, причем определенной породы, к которой относились и эти обе.

А когда толпа на площади стала совсем большой, Рост понял, что нужно подниматься. Он и поднялся, с неуютным чувством позволив Василисе обтереть себя какой-то мокрой ветошью, чтобы избавиться от болезненного пота и от слабости. Слабость этот массаж габаты почти не снял, но Рост уже знал: когда придет время, он сумеет почти не качаться.

Смага к тому времени тоже проснулся и влетел было в комнату к Ростику с какими-то многословными требованиями, но тут на высоте оказалась Лада. Она так на него шикнула, что никаких споров вести не пришлось. Этого Рост уже не выдержал бы. Он лишь кивнул, когда из коридора услышал резковатый до повизгивания вопль Лады:

— Ты уж молчал бы... Кто тут командует?!

Действительно, как-то всем разом стало ясно, что командует именно Рост и что это свое назначение он никому уступать не намерен.

Они вышли из здания, незаметно окруженные аглорами, как бы вчетвером — Рост, Лада, Василиса, которая поддерживала Ростика сзади, но не слишком заметно, и Смага. Он не хотел, собирался отсиживаться в здании людей, предлагая в случае чего организовать поддержку, но Ростик решил, что такого рьяного и туповатого лучше держать под рукой, чтобы он еще чего-нибудь не натворил, и оставил в тылу Тельняшку.

Они вышли, постояли перед пурпурными, потом Рост двинулся вперед. Хотя это все еще было небезопасно. Наверняка в этой толпе были те, кто пылал теперь ненавистью к людям, настоящей ненавистью, готовый мстить за смерть родных и знакомых, и кто, вполне вероятно, выцеливал их из-за крыш домов, едва удерживаясь от стрельбы. И все же толпа расступилась. Росту было нелегко поднять голову, нелегко было шагать, просто переставлять ноги, но важнее всего теперь было смотреть на лица этих самых пурпурных.

Он смотрел, хотя глаза плохо фокусировались, все время что-то плыло, и с направлением возникали проблемы. К счастью, помимо Василисы, рядышком вышагивала Лада. Она и держала строй, насколько это было возможно.

Они прошли толпу насквозь, Рост, облизнув запекшиеся губы, попросил:

— Теперь туда, где прозрачные поработали.

— Стоит ли? — усомнилась Лада.

— Необходимо.

— Ты прямо как Наполеон, после сражения объезжающий поле, — буркнул Смага, но его никто не слушал.

Дома были разрушены, некоторые, впрочем, еще можно было восстановить. Пожарища дымились и отвратительно пахли горелым деревом и сожженными телами. Но тела были повсюду, на улицах, в проемах между домами, и не было ничего необычного в том, что некоторые из них оказались в домах, которые сгорели.

Пара трупов особенно поразила Роста. Первый был ребенок, кажется, г'мет, который совершенно обуглился, словно его спалили напалмом, он и застыл в какой-то на редкость чудовищной позе. И второй, п'ток, с оружием в руках, которое тоже оплавилось, сгорел телом, хотя почему-то сохранилась голова, только волосы обгорели. Он стоял на колене, приготовившись стрелять, да видно, так и не выстрелил, не успел, меч аглора рассек ему грудину, и из нее теперь вывалились легкие и сердце, пропеченные, как у цыпленка на сковороде. Отвратительное зрелище.

Впрочем, остальные были не лучше. Росту стало невмоготу удерживать рвоту, но он как-то справился, хотя даже Ладу определенно тошнило. Смагу же вывернуло пару раз вполне определенно. Рост не смотрел в его сторону, но сам мстительно подумал, что так ему и надо.

Некоторые пурпурные из толпы следовали за ними на расстоянии и по-прежнему не стреляли. Они ждали, и правильно ждали.

Потому что Ростик неожиданно понял, неопределенным жестом подозвал к себе одного из этих, которые двигались сзади, спросил:

— Где остальные жители?.. — Он хотел сказать, мол, жители города, но не сумел. К счастью, пурпурный габат его понял.

— Они собрались в поле, за городом.

— И что там делают? — снова ворчливым и привередливым тоном спросил Смага, когда Василиса вдруг вполне отчетливо перевела этот ответ на русский.

— Ждут смерти, — отозвался подошедший, неожиданно уяснив вопрос или продолжая свое сообщение, и поскорее вернулся к своим.

У Ростика как-то смещалось теперь представление о языках. Говорил-то он на едином, в этом он не сомневался, но вот как это понимали остальные, он объяснить бы не сумел. К тому же очень уж удивительно было, что Василиса так толково все понимает, может быть, незаметно для него она и переводила? Он даже повернулся к ней и спросил:

— Как тебе удается?

— Я джумр, — пояснила девушка. Рост припомнил, что так назывались габаты, которые подвержены амоку, как ему когда-то объясняли. Довольно неожиданно это же поняла и Лада. Вероятно, он упоминал об этом странном свойстве клана джумров в своей книге.

— Нашла чем гордиться — скрытым безумием, — буркнула она.

— Это не безумие, — попробовать объяснил Ростик. — Это эмпатия и, возможно, повышенное чувство собственного достоинства... Или высокий коэффициент интеллекта.

Объяснение тоже не удалось, плох он был еще. Но Василиса снова его поняла, стала совсем близко к Ростику и погладила его по плечу, по руке. Да так, что Лада зашипела:

— Ты потише тут, вчера еще пыталась его на тот свет отправить...

Василиса вдруг отозвалась почти по-русски:

— К'т зж зт'нал, чт-е н т'к?..

Тут уж Рост пошел дальше, потому что выдерживать подобные неуставные отношения определенно не собирался.

Он хотел осмотреть весь город, но Смага с раздражением заметил:

— У тебя опять кровь пошла.

Ростик провел рукой по боку, да, из-под тугой, как ему казалось, и надежной повязки снова текла кровь. Да так, что гимнастерка вполне заметно залипла. Пришлось возвращаться.

На крылечке дома, где их с явным нетерпением ждали остальные — и люди и пурпурные, он повернулся к толпе и старательно твердым голосом объяснил:

— Оружие у вас пока остается. Думаю, вы не скоро снова захотите стрелять в нас. Тех, кто сбежал в поле, вернуть, тех, кто удрал дальше, тоже вернуть. Причем срочно. Как вы это сделаете — не знаю, но сделаете. Второе. Трупы убрать, Лагерь отстраивать заново, чтобы к холодам у всех была крыша над головой. Через три дня предоставить мне пять тысяч готовых двинуться в поход. На каждую тысячу назначить по командиру, желательно, чтобы они знали русский язык. Потому что при каждом будет один человек из наших. — Он подумал и решился: — Советую подчиниться. Иначе поставки продовольствия сокращу, а это значит — голод. — Снова подумал и опять договорил: — Хотя мне этого не хочется.

Уже к вечеру того же дня начались передряги, но они были другого рода, чем прежние. В здании людей, которое Лада теперь упорно называла префектурой, возникла некая перестановка, и главным образом потому, что теперь тут собралось чуть не два десятка пурпурных, которые хотели приступить... к составлению списков тех из губисков, которые надумали перейти на службу к людям, кто собирался вступить в Ростикову команду.

Эти пурпурные не понимали почти ничего из установлений новой власти, откровенно косились на Смагу, даже на Ладу, которая, за неимением лучшего, не отпускала от себя Василису и с грехом пополам использовала как переводчика. Хотя девушка все время посматривала наверх, где Рост пытался прийти в чувства.

Ночью эти пурпурные тоже не захотели расходиться, опасаясь, пока ситуация не устоялась, что кто-то сместит их и придется подыскивать с утра другое занятие. Тогда-то Росту и пришлось спуститься вниз первый раз после прогулки по городу.

Он походил, приглядываясь к новым сотрудникам, и приказал расположить их в отдельной каморке, хотя потребовал от Тельняшки, чтобы посты были расставлены в усиленном варианте и чтобы их время от времени обходил какой-нибудь офицер. Быть захваченным врасплох Росту больше не улыбалось. Пришлось подрядить на роль командира охраны Марту, потому что сам Павел и Лада падали с ног, да и обязанности у них теперь были другие — организовать пресловутые пять тысяч пурпурных, а это требовало сил, много сил.

В конце концов каким-то образом на должности распорядителя людьми оказался Смага, а у него в помощниках — Катериничев. Уже с утра они принялись так деятельно распоряжаться, что Рост сумел проваляться весь следующий день в кровати, это ему было необходимо, как бы он ни крепился.

Через пару дней списки были в целом составлены, командиры из пурпурных назначены, и даже за городом стали проводить кое-какую подготовку. Начали, разумеется, с учета оружия, построений, назначения ротных и прочего в том же духе. Смага даже вполне серьезно предложил, не выдать ли этой орде еще и приказ немного потренироваться в шагистике, чтобы они привыкли подчиняться командирам и, вообще, сделались управляемыми. Но в городе было слишком много работы, так что тренировки пришлось отложить.

Вот только две вещи выходили пока плохо. Первое, поступив на службу к людям, все пурпурные полагали, что теперь и кормежку должны были организовать люди. С этим в целом полагалось считаться. И вторая штука очень раздражала Роста, хотя в большей степени Ладу. Народу они набрали очень мало, чуть больше трех тысяч, остальные из губисков лишь присматривались и ждали. Хотя Росту хотелось бы, чтобы его приказы выполнялись быстрее и точнее.

Поэтому в Боловск пришлось отрядить посыльных, и с донесением о попытке бунта, и с требованием о помощи, прежде всего продуктами питания. Хотя склады в лагере от огня пострадали мало, их основательно пограбили, и не составляло труда понять, что теперь искать виновных было бы неправильно, просто неразумно.

К концу недели прибыли первые фуры с едой для организующейся армии Роста, и тогда уже к концу дня списки стали совершенно безразмерными. По первым, не очень точным прикидкам Лады, получалось, что теперь в их команде числится почти семь тысяч пурпурных, что было гораздо больше, чем хотелось бы. Но больше — не меньше, тем более что Рост и сам сначала требовал семь-восемь тысяч первопереселенцев. Лишь потом, убедившись в том, что аглоры слишком... «проредили» Лагерь, решил снизить эту цифру до пяти тысяч. Но как выяснилось, расчеты его оказались неверны, либо об общем количестве пурпурных в Лагере у начальства Боловска были неверные представления. В общем, он приказал Ладе записывать пока всех, кто изъявляет желание числиться под его командованием. Писарчуки работали, не покладая рук.

Довольно неожиданно для него этой писарской рутиной вполне толково занялся Ромка, который даже нашел себе еще одного переводчика с единого на русский, хотя тот был куда менее расторопен, чем Василиса. Но на время это сняло проблему языкового барьера.

Рост на этот раз выздоравливал медленно, куда труднее, чем надеялся. Но Василиса его чем-то отпаивала, и он постепенно оклемывался.

Чтобы как-то занять себя в ожидании вестей из Боловска, он решил читать уже составленные списки и обнаружил там интересные подробности. Так, некто Манауш оказался лейтенантом, пилотом на летающей лодке, имел семнадцать благодарностей и наград и просил дать ему в подчинение хотя бы взвод. Но записали его почему-то рядовым, должно быть, потому, что у него не было оружия.

Другой, по имени Нифрат, был лоцманом прибрежных вод, в далеких походах отвечал за лов рыбы и просился на какое-нибудь морское задание, хотя на время соглашался поработать и в береговой службе.

Рост читал списки, пока у него не начали слипаться глаза. Наконец он приказал перебелить их, строго разграничив офицеров, заслуженных летчиков, моряков и всех остальных. Разумеется, списки уже изменились, кое-кто, отъевшись за прошедшие дни, решил с человечеством и его планами не связываться, но Ростик ожидал этого и не слишком переживал. Его гораздо больше занимала проблема присяги на службу человечеству. Но как привести к присяге весь этот базар, да еще и не задействованный сколько-нибудь серьезным делом, что для любой армии хуже, чем иное поражение, Рост пока не придумал. В конце концов он решил с этим вообще не связываться. Потом можно будет привести к присяге тех, кто доберется до того берега и таким образом докажет свою способность к службе.

Потом из Боловска прилетел Герундий, он походил по лагерю, потолковал с Павлом, Ладой, Катериничевым и Мартой Чепениной, отдельно и очень долго разговаривал со Смагой и, не сказав ни слова в поддержку, улетел назад. Но пообещал, что теперь у Роста в распоряжении будет небольшая летающая лодка, чтобы его донесения и требования доставлялись Председателю оперативней. На эту лодку сразу же, разумеется, напросился Изыльметьев, выбрав себе вторым пилотом Футболиста-Израилева. Росту не хотелось разбазаривать ответственных ребят, вот он и предложил вторым пилотом задействовать Манауша, но Изыльметьев уперся, соглашаясь в крайнем случае только на Яху Якобсона или Ромку. В общем, рассудив здраво, Рост все-таки настоял на пилоте из пурпурных, зато согласился посадить стрелком Футболиста. Хотя функции у этой лодочки были прогулочно-курьерские, хороший стрелок был необходим из-за близости леса и сезонного обилия летающих китов.

Фуры с пищей теперь прибывали довольно регулярно, и эта забота с плеч Ростика спала. Лагерь понемногу восстанавливался, дома отстраивались, кое-где даже наладился вполне обычный для губисков быт, и Рост подумал, что, если и не удастся создать команду по переходу через континент, все равно его деятельность тут можно будет расценивать как полезную. Ведь он медленно, но верно завоевывал этих... людей, приучал их к тому, что с Боловском можно иметь дело и в служении человечеству нет ничего экстраординарного. Он даже попробовал было найти причину тому, почему такую попытку никто раньше не предпринял, и, помаявшись из-за этого натуральной головной болью, понял.

Ему-то было просто, он знал язык пурпурных, знал их привычки и считался с теми сложностями во взаимоотношениях, о которых узнал за годы плена. А каково было другим из людей, даже таким в целом дружеским и тонким, как Лада? Она просто не принимала того, что некоторые кланы способны служить только среди своих. Или того, что кто-то из пурпурных ни в какую не соглашался учить русские команды, хотя это все равно было необходимо. Или такую особенность, что пурпурные обедают небольшими и строго отобранными между собой группами, наполняя общую столовую едва ли не на треть, хотя это и растягивало время трапезы чуть не вдвое.

Когда эти первичные проблемы оказались разрешены, как-то к Росту в префектуру, поздно вечером, когда уже выключилось солнце, пришла немалая группа немолодых губисков. Было среди них и с полдюжины женщин, тоже все весьма пожилые, давно растерявшие свойственное пурпурным очарование. Рост не сомневался, что и по клановому принципу эта делегация сбалансирована весьма тщательно, но в такие сложности уже не вдавался.

Они все вместе расселись в холле здания, куда Рост приказал вынести побольше лавок из столовой, а сам сел к ним лицом, ожидая, может быть, непростого разговора, от которого многое будет зависеть впредь.

— Ты плохо выглядишь, командир, — начал вместо приветствия один из стариков со сложным шрамом, может, от ожога из лучевого ружья.

— Кто-то из ваших постарался, — буркнул Рост, стараясь успокоить мысли и чувства.

— Мы тебе не доверяли.

— Похоже, все по-прежнему довольно сложно.

— Это правда. Но ты остановил уничтожение.

— Это — тоже правда. — Он уставал от подобных церемоний, но без них, кажется, было не обойтись. Он и забыл, что иногда пурпурные ведут переговоры, как какие-нибудь арабы на Земле, без малейшего желания прояснить ситуацию, зато с неистребимым желанием по возможности ее запутать или замаскировать.

— Списки ты написал, но многие ждут большего, — вмешалась одна из женщин. — Дела, за которое служивые начнут приносить домой еду, чтобы семьям стало легче.

— Я не могу раздавать аттестаты, не оказавшись дурачком. Мне нужно сначала понять, кто действительно будет служить, а кто — просто собирается надуть нас.

— Ты говоришь по-нашему очень хорошо, только... Немного по-человечьи.

— Неважно. Главное, чтобы я понимал вас. — Внезапно он решился. — Кто из вас приказал устроить нападение на нас? И, разумеется, повинен в ответной бойне?

— Их тут нет, они не пошли с нами, — пояснила женщина, но Рост решил, что она лжет. Те, кто попробовал поднять восстание, тоже были тут и присматривались. Но и женщина сразу поняла, что ее уличили во лжи, поэтому слабо усмехнулась.

Рост покосился на Василису, она в углу зала что-то оживленно переводила Ладе, Смаге, Павлу, Катериничеву, Марте, Изыльметьеву и Ромке. Улавливает ли она эти нюансы? Наверняка улавливает, но не переводит, не хочет переводить.

— Ты оставил нам оружие... Можно получить больше? Хотя бы тем, кто будет служить с тобой? — Этот г'мет определенно выделялся властностью, что было признаком заслуженного солдата. Рост так всматривался в него, что он вдруг добавил: — Я лейтенант, меня зовут Манауш.

— Я выделил твое имя из списков, лейтенант Манауш. — Он подумал. — Оружие будет, но раздавать его я планирую только на марше, когда появится необходимость. И после принесения обязательства, что оно никогда не будет обращено против людей.

— Это разумно, — неожиданно согласилась женщина, которая заботилась о семьях и аттестатах.

— Сейчас у нас один ствол на пять бойцов, — сказал Манауш.

— Тогда... Да, остальным — готовить арбалеты и холодное оружие. Ему тоже найдется применение.

— Какое? — тут же последовал вопрос. Вероятно, как бывало иногда и с Ростиком, без оружия Манауш-лейтенант чувствовал себя неуютно.

— Пока не знаю, — признался Ростик, — я не способен предвидеть всего, что с нами случится в походе. — Он помолчал и все-таки добавил: — Одно обещаю, дело для него найдется.

— У нас нет металла, — ворчливо, как показалось Росту, проговорил один из самых пожилых пурпурных.

Они пришли даже не поговорить с ним, а о чем-то попросить. Только о чем? Тогда Рост и решился.

— Вас интересует не металл. Что вам все-таки нужно? — Все помалкивали. — Если вы не спросите, я не узнаю, о чем вы думаете.

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Мы объясним это почти как люди, — вздохнула какая-то другая женщина. — Я Рола, специалист, как вы называете, по выращиванию молдвуна. На кораблях осталось очень много техники, и она простаивает без пользы. Если вы доставите нам хотя бы десяток автоклавов или позволите снять их и перенести сюда, мы были бы застрахованы от голода.

— А вода, а питание для молдвуна, а прочие части этой системы?

— Я все продумала, — проговорила Рола, — выпускать тут молдвун, хотя бы и не слишком хорошего качества, возможно.

Рост покачал головой. Посмотрел в потолок, потому что смотреть в эти лица сидящих напротив него пурпурных он не решался. Едва ли не откровенно трусил.

— Вы ведь тоже получите часть продуктов, которые мы тут создадим, неужели у вас нет голодных, которым сгодится наша пища? — спросил Манауш.

— Я буду думать, — отозвался наконец Ростик, и это послужило концом разговора.

Когда последний из делегации пурпурных ушел, к Росту придвинулась Лада, которую почему-то сопровождал Бастен, откинув капюшон. Аглора интересовало выражение Ростикова лица, а девушка, удостоверившись, что Василиса сбежала готовить ужин, в упор спросила:

— Рост, я не думала, что ты... Ты чего такой жадный?

Ростик посмотрел на нее, потом опустил голову.

— А если они расплодятся? Не те, кто с нами работает и по-серьезному не голодает, а вот эти... Сознательно не принимающие участия в нашей жизни, не желающие встраиваться в нашу культуру, пожалуй, что ненавидящие нас, способные на бунт?.. — Он потер лоб, потому что у него неожиданно и привычно начала болеть голова. — Я пока не уверен, что именно голодом их не следует перетащить туда, куда сначала поведем силой приказа.

Лада посмотрела на него с сомнением.

— Ну ты и интриган.

И тогда вдруг заговорил Бастен. Своим мелодичным, очень спокойным голосом он оповестил:

— Возможно, он прав. — Повернулся и пошел наверх, к своим.

После этого Ладе как-то комментировать Ростиково высказывание расхотелось.

Глава 17

Огромный, по мнению Ростика, обоз медленно тащился по каменному карнизу вдоль южных склонов Олимпийской гряды на запад. Движения пурпурных были какие-то замедленные, впрочем, так могло показаться. Наверное, Рост и все его подчиненные из людей просто были более «заведенными». Им приходилось поспевать повсюду, как на войне, собственно, и полагалось.

То, что это было каким-то неявным началом войны, понимали даже некоторые из пурпурных. Так уж вышло. Манауш и Нифрат теперь составляли общую с людьми верхушку управления, в том числе и обозами, хотя этих двоих пока было мало. Рост с горечью иногда по вечерам размышлял, что знает теперь только командиров колонн, которых было пять. Иногда он, поднапрягшись, мог вычленить из общей толпы беловолосых людей с пурпурной кожей с пяток командиров рот, или компаний, как они между собой называли эти аморфные образования, которые настоящими ротами, конечно, не были. Но этого было мало, мало. Поэтому Ростик и сердился на себя, стараясь не показать эту рассерженность другим, потому что следовало бы знать в лицо унтер-офицеров и толковых сержантов, но с этим было уже совсем туго.

На антигравитационных повозках, которые привели из Боловска аймихо, помимо необходимого расходного материала и продуктов, везли три довольно серьезных сооружения из глины, металла и древесного угля. Смысл этих сооружений заключался в том, что они позволяли производить некипяченую, но вполне фильтрованную питьевую воду. Для такого количества людей это было чрезвычайно важно — не хватало еще устроить в этом скоплении не слишком опрятных переселенцев дизентерию или холеру.

Конструкции эти придумал Бабурин, честь ему за это и хвала. На пурпурных эти установки произвели, кстати, немалое впечатление. Они впервые увидели, что о них не просто заботятся, но прилагают для этого немалую технологическую выдумку. Хотя Ростик и не хотел так думать, но вынужден был признать, что отчасти дисциплина, которая понемногу налаживалась, покоилась именно на этом изобретении. Особенно серьезно «водокачки» восприняли пурпурные женщины, которые, конечно, больше всех страдали от недостатка хорошей, здоровой воды.

Именно здоровой, потому что всякой болотной жижи вокруг было полно, всего-то в трех-пяти километрах в сторону от пути их колонн плескался Водный мир, где чего-чего, а уж воды-то было в избытке. Хотя и такого качества, что, как ее ни кипяти, до половины стакана все равно оседала какая-то голубовато-коричневая муть. Голубоватый цвет был вызван обилием всякой микроскопической живности, амеб и вообще планктона, а вот коричневатость появлялась из-за глины, от которой никаким кипячением, разумеется, избавиться было невозможно. Поэтому, наготовив относительно хорошей воды, в конце каждого дня фильтры приходилось промывать. Но, как ни удивительно, от болезней эти средства защиты пока спасали.

Всего телег было до сотни, с десяток из них приходилось охранять, потому что там были пища и оружие. Стволы, как Рост решил еще в лагере, он пока не раздавал. Хотя предлог и, может быть, даже некоторая необходимость в этом уже возникла.

Дело в том, что в поле видимости от их охранительных отрядов появились двары. Не слишком много, десятка полтора вооруженных ящеров, как всегда, производящих впечатление силы и неуязвимости, поблескивающих своими вычурными доспехами. Пока они не предпринимали никаких агрессивных действий, только наблюдали, но кто знает, до какой степени двары склонны сохранять этот вооруженный нейтралитет и не бросится ли какой-нибудь из этих не вполне уравновешенных лесовиков на пурпурных, хотя бы по той причине, что они нарушили сложившиеся границы?

Впрочем, с лесными ящерами была договоренность, но как все получится — бог весть. Иногда Рост гораздо больше волновался о том, чтобы кто-то из его пурпурных не пальнул в ящеров с целью выяснить их реакцию или просто из озорства, но это случалось нечасто, слишком уж все его подчиненные бывали измучены под вечер... Хотя, с другой стороны, пальнуть могли именно из-за усталости.

Только спустя десяток дней Нифрат как-то рассказал, что ящеры пурпурным в целом понравились, причем настолько, что они рассматривают их как потенциальных союзников... ну, когда-нибудь потом, не сейчас, когда бунтовать нет ни сил, ни особого желания. Подумывая об этом, Ростик решил, что некоторые беглые пурпурные, которые пытались выбраться к своим через лес и вынуждены были вернуться в Лагерь, рассказали о гостеприимстве дваров. И у губисков то ли возникла какая-то отдаленная ассоциация с несупенами, то ли еще проще — пурпурные приняли мелких древесных ящериц за подобие ярков, тех самых, с красивыми глазами. А возможно, ярки и мелкие двары на самом деле были в некоторой степени родственниками, и вот это напоминание о доме многим из пурпурных показалось хорошим признаком, как будто они приближались к их потерянному в пространствах Полдневья дому, месту, где они не будут изгоями или пленными, а станут жить, как будто весь кошмар их пребывания у людей закончен.

Рост даже жалел, что не может, предположим, переодевшись, отправиться как-нибудь к кострам пурпурных, чтобы послушать их разговоры за ужином, когда всегда такие вот байки, заблуждения и слухи и рассказываются. Слишком он был заметной фигурой, слишком его хорошо знал в лицо самый последний из пурпурных заморышей.

А детей в колонне каким-то образом оказалось чрезвычайно много. Даже непонятно было, как женщинам и семейным удалось их протащить с собой, когда выступали из Лагеря. Может, некоторые специально вернулись за ними, что бы Рост по этому поводу ни толковал им про грядущие опасности и трудности устройства на новом месте. Да, вероятно, так и получилось, и теперь с этим оставалось только примириться.

И женщин в походных колоннах было едва ли не больше мужчин. Но Ростику, который за годы службы в войсках Боловска привык к любым тендерным соотношениям, это постепенно стало казаться само собой разумеющимся. Он даже подумывал, если поход получится удачным и эти ребятишки с самого начала начнут привыкать к тому городу, который будет построен на другом конце континента, это будет правильно. Тем более что детей организовали в какое-то подобие детсадиков, где помимо ребятни всегда обретался кто-то из вооруженных пурпурных и, разумеется, воспитательницы.

В этом Рост тоже не сразу разобрался, но потом сообразил, что вызвано это близким соседством различных кланов пурпурных, именно что разделенных не по размерам тела, на г'мет, габат и п'токов, а по кланам, в которых иногда очень непросто относились к подобному соседству.

Что интересно, когда нужно было получать выдаваемые людьми вещи, например, пайки или обмундирование, клановых различий не возникало, действовал заведенный еще в лагере списочный ордер. А вот между собой эти пурпурные... Впрочем, в эти передряги Рост старательно не вникал, ему это было не нужно и не интересно.

Во время похода поддерживался не слишком строгий порядок. Нет, за нарушение походного графика, за выход из колонн, например, Рост ругался и наказывал, как мог. Хотя и это получалось у него не очень, не привык он ругаться, тем более кого-то наказывать. А вот во время стоянок каждый желающий мог подойти к нему и выложить все, что накопилось. Иногда требования были совершенно абсурдные, например, по поводу разделения топлива, тогда он просто пожимал плечами и отсылал к командирам рот. Иногда довольно серьезные, когда требовалось, например, отправить кого-нибудь из заболевших в Лагерь, хотя, следует признать, по мере ухода с прежнего места обитания таких просьб возникало все меньше. Пурпурные пробовали лечиться своими силами, благо бывших войсковых мед-службистов среди них оказалось немало, удалось даже создать подобие передвижного госпиталя все на тех же антигравитационных телегах.

Связь с самим Лагерем пока не нарушалась, Боловск прислал три антиграва, два грузовых, которые занимались постоянными поставками пищи и всего прочего. А вот третий Рост реквизировал для связи, он все равно был маловат для использования его в качестве грузовика, зато летал быстро и позволял перебраться через Олимпийскую гряду за считанные часы. Кроме того, с него очень уж удобно было осматривать вытянувшуюся цепочку телег, пурпурных и к тому же можно было определить скопления наблюдающих ящеров. Вот этим Ростик преимущественно и занимался.

Этот же антиграв, на котором почти бессменным пилотом была Лада с загребным Микралом, время от времени доставлял почту из обоза в Лагерь и обратно. Пурпурные писали немало, пожалуй, даже больше, чем хотелось бы. Но это Рост рассматривал как один из главных факторов дисциплины. Пока те, кто остался в городке губисков, получали эти письма, они вели себя спокойно, пока те, кто вышагивал теперь по карнизу вдоль Водного мира на запад, мог запросто связаться с оставленным позади Лагерем, они тоже не чувствовали себя ущемленными тем, что согласились на это предприятие. Так что возить послания, иногда совершенно нелепые, было необходимо.

В какой-то момент Ростик начал было заглядывать в эту почту, тем более что многие из писем были сложены простыми треугольничками, как люди складывали свои письма во времена Отечественной. Но, просмотрев с полсотни этих кривых, иногда откровенно неграмотных текстов, отказался от самой идеи. Они все были об одном и том же — кормят не слишком, но жить можно, оружия пока не выдали, воды хватает, спать приходится на земле, ноги стерты, потому что дорога — сплошь камень, конца переходу не видно, скорее всего, это только начало. Передай... Дальше шли чуть не русские пожелания или сетования, что какой-нибудь Афас не согласился идти в поход, потому что с ним было бы легче, или что следовало передать сержанту Жнаду, если он будет приставать к Мабурке, то автор послания вернется и потолкует с нахалом по-свойски.

Среди человеческого состава к вышедшим в путешествие пурпурным установилось в целом добродушно-снисходительное отношение. Рост подозревал, что оно было продиктовано его собственным отношением к губискам, его уверенностью в них и, с другой стороны, языковым барьером, откровенным непониманием всего того, что происходило в их среде. Как-то Лада в полете во время общего разговора ни о чем, заведенного просто так, со скуки, обозвала всех отправившихся на переселение пурпурных гуронами. Рост оторопел, он даже высказал ей, что она сама гурон... Но потом, заметив эту кличку еще раза три или четыре, поневоле покорился, хотя сам ни разу ее не использовал. Что-то в этом отношении людей как главенствующей расы было неправильное, но что именно — он не мог сформулировать.

Погода ухудшалась. Становилось все более заметно, что скоро грянет зима, и хотя Рост был почему-то уверен, что она не окажется слишком суровой, все равно, по давней русской привычке, это вызывало напряжение. Зима — время, когда гибнут слабые, когда приходит голод, когда трудно с топливом, хотя бы потому, что его требуется гораздо больше.

За сутки караван проходил чуть больше двадцати километров, как Рост ни погонял всех, кто попадался под руку. Иногда лишь по карте удавалось дойти до точки, отстоящей от предыдущего места ночлега на двадцать пять километров, но Рост и сам видел неточность этих карт, так что подобным «рекордам» не слишком верил.

Лишь надеялся, что суточные переходы не станут уменьшаться, это было бы скверным признаком. Рост вспоминал, как они с Квадратным отшагивали, бывало, до пятидесяти километров пешком, а то и в доспехах и даже не особенно при этом гордились, подразумевая способность волосатиков проходить до сотни километров за длинный световой день Полдневья. А тут... Но с этим ничего поделать не удавалось.

Должно быть, с досады Рост принялся часто летать с Ладой в Лагерь пурпурных, потому что туда неожиданно доставили, по его просьбе, шесть баков для выращивания молдвуна. Он решился на эту меру, предположив, что это станет известно в караване и поднимет дисциплину.

Действительно, кто-то из пурпурных даже попробовал было поблагодарить его, что он не оставляет вниманием нужды Лагеря, но Ростик только отмахнулся.

В этом решении было что-то, чего он и сам пока не понимал, нечто сходное с однажды проявившейся у него способностью формировать будущее. Эти чаны для грибковой культуры показались ему важными для каких-то отдаленных, пока неясных, может быть, вообще невыразимых целей.

Он попробовал обсудить это с Ладой, но она даже не поняла, о чем Рост говорит. А когда он выговорился, вполне подчиненно заметила:

— Командир, ведь считается доказанным, что ты просто так ничего не делаешь.

— И что? — не понял Рост.

— А то. Если ты на это решился, — она многозначительно помолчала, — значит, так будет лучше.

На том пока и пришлось успокоиться. Хотя разные, порой тревожные идеи Ростика не покидали. Пришлось и от них отмахнуться, как от незаслуженных благодарностей пурпурных. Слишком мало в этих раздумьях было смысла, хотя какой-то смысл определенно имелся.

Неожиданно на гравилете с очередной порцией продовольствия пришло послание Председателя, в котором сообщалось, что лагерь стал после восстания и ухода команды Ростика гораздо спокойнее, то есть их план в целом сработал. Но тут же Дондик высказался, что после переписи, которую они провели сразу после ухода обоза, оставшихся все равно насчиталось более десяти тысяч, слишком много, и, следовательно, задача Роста оставалась недовыполненной. Он так и написал — «недовыполненной».

Рост подумывал даже слетать в Боловск, чтобы объясниться по этому поводу. Но потом раздумал, в конце концов, он и так делал, что удавалось. А кто может, пусть сделает лучше. Только он почему-то был уверен, что такого человека вряд ли удалось бы сыскать.

Глава 18

Ростик стоял у той границы, от которой начиналось непонятное поле, где практически ничего не росло. И ведь краснозем был не хуже, чем на самых благодатных полях под Боловском, и воды хватало, даже с избытком, и камни под ногами, которые доставляли столько несчастий пурпурным, казались мельче, идти по ним было легко, а вот ведь — не росло, и все тут.

Был ковыль или что-то, очень похожее на земной ковыль, иногда, словно маяки, виднелись напоминавшие репейник высокие травяные стебли, ныне сухие, как из проволоки. Даже что-то смахивающее на кактусы, словно в мексиканской пустыне, поблескивало глянцевой зеленью там и сям. А больше — ничего.

Рост еще раз посмотрел на непонятную границу и отвернулся к обозу. Отряды заграждения выстроились слева и справа. Четыре колонны уже подошли к границе, где он высадился из антиграва, чтобы рассмотреть эту землю, и тоже остановились. Пятая колонна, та самая, к которой с повышенным вниманием относилась Василиса и которую Рост про себя называл кланом джумров, подтягивалась, но тоже замедляла ход. Эти были самыми слабосильными, часто отставали. И болели там чаще, чем в четырех других колоннах, и вели джумры себя так, чтобы определенно не смешиваться с сородичами... Но и тут все было на первый взгляд в порядке.

А он... Он боялся повернуться лицом к границе этой непонятной земли, вероятно, потому, что не понимал ее. Ну ничегошеньки в ней особенного не было, только трава другая, только голая земля и серое Полдневное небо над ней... И все-таки что-то было, непривычное, не такое, как везде.

Лада топталась рядом, совершенно неожиданно к ним подошла и Василиса. Она была серьезна, только пыталась это скрыть. Рост неожиданно рассердился, она опять, вероятно, подумала, что у него что-то разболелось, например, старые раны. Или просто почувствовала его страх и забеспокоилась. Нет, с такими девицами очень трудно живется, они слишком чуткие, чтобы ими командовать или вообще — держать на расстоянии.

— Давай, говори, — попросила Лада.

А Ростик и не знал, что сказать. Собрался с силами и все-таки повернулся к этой земле, которая расстилалась перед ними. Василиса дотопала, встала рядом, слишком близко, решил Рост, но отодвигаться не стал.

— Не думаю, что понимаю, что сейчас скажу... — Он не просто боялся, он еще и паниковал, кажется. Только тихо, так, что никто этого, похоже, не замечал, ну, может, кроме Василисы.

— Главное, не стесняйся, — подбодрила его Лада. И даже усмехнулась пыльными губами.

Василиса кивнула. Она за последние три-четыре недели очень ловко стала понимать по-русски и говорила почти без акцента, лишь в ударениях ошибалась, талантливая девчонка, даже слишком.

— На нас кто-то смотрит... Плохо смотрит, оценивает, и даже не как солдат, а как... Да, оценивает как пищу. Словно мы — жареные цыплята на сковороде или вообще — шашлык ходячий. И остается только выбрать, кто будет вкуснее и сытнее. — Ростик подумал немного. — Бред.

— А если?.. — Но даже Лада после его последнего замечания договаривать не решилась.

— Что делать? — вдруг по-русски спросила Василиса. И моргнула своими зелеными глазищами, она вообще начинала мигать очень редко, когда нервничала.

— Значит, так. Боевое построение, очень жесткое, оружие — к бою, постоянно. — Рост помялся, никогда с ним такого не было. А если и было, то он отвык от этого состояния. Посмотрел на Василису, потрогал ее за руку, внутренне попросил, чтобы она не слишком трепалась среди своих. — Якобы, — он подчеркнул это голосом, — против дваров. Нет... Лучше пусть приготовят все клинки, ножи даже... То есть пусть приготовят холодное оружие, оно будет тут, кажется, полезнее. — И признался: — Не понимаю, почему... И какие против дваров клинки?

— Они нас уже досюда пропустили, — с сомнением проговорила Лада.

— Я же пояснил — якобы.

— А на деле?

Рост еще раз подумал, то, что приходило в голову, очень ему не нравилось, но ничего другого не было.

— А пока залезаем в бочку и летим к дварам. Попробуем у них выяснить, что тут не так.

— С вами? — снова спросила Василиса.

— Места для тебя нет, — отрезала Лада. И чего она на девчонку взъелась? Ведь сама же ее привела, или выбор оказался слишком удачным?

Отыскать дваров труда не составило. Рост, правда, предложил Ладе не мелочиться, долететь почти до леса, но в предлеске они приземлились у первого же ящера, который задумчиво сидел перед костром, скинув половину доспехов.

Двар на отдыхе, это было необычно. Но еще необычнее, что он развел костерок. Нет, определенно ящерам огонь был известен, но в лесу они им практически не пользовались, да и незачем им было, преимущественно вегетарианцам.

Пока они тихонько, стараясь не выглядеть быстрыми и решительными, заходили на посадку, ящер натянул на себя все доспехи, которые до этого были сложены на земле кучкой. Уселись они от него метрах в ста. Лада не удержалась, все-таки взяла пятиметрового гиганта на прицел пушками, которые были установлены под днищем ее лодки, других пушек на машине не было, башенка наверху была снята, чтобы повысить маневренность и скорость этой лодочки.

Рост выполз из люка, поднял обе руки, пошагал вперед. Еще издали прокричал:

— Л-ру, друг!

Двар все-таки перехватил пушку, кажется, пятнадцатого калибра, которая казалась в его лапищах игрушкой, и что-то прорычал, малочленораздельное.

— Л-ру, — еще раз проговорил Ростик. Подошел, остановился метрах в десяти и заговорил на едином: — Я — Рост, люд. Я дружу с твоим народом.

— Зн-ю, — прорычал двар.

— Мне нужно переговорить с кем-либо из вождей твоего племени. — Для верности добавил: — Из того племени, которое живет поблизости от этой земли.

И мотнул головой, показывая тот промежуток между лесами, который остался после перелета где-то на юге, километрах в десяти, а то и в пятнадцати.

Двар рассматривал Роста неохотно. Даже начинало казаться, что он с большим удовольствием пристрелил бы его, а потом разделал, как молочного поросенка.

— Кесен-анд'ф... фыр, — пробормотал двар, видимо, отказываясь от мыслей пообедать наглым пигмеем. Повернулся к лесу и куда-то двинулся. В его направлении читалась четко понимаемая цель.

Рост расположился у огня. Погрел руки, хотя очень холодно сегодня не было, так, скорее промозгло. Настоящие холода еще только должны были накатить. Все-таки по местному календарю ноябрь еще не прошел.

Сзади захрустела мерзлая трава. Подошла Лада, тоже присела. Почему-то вздохнула.

— Трудно с тобой, командир. — Он промолчал, ее слова не требовали ответа. — То ты — как ураган, все знаешь, делаешь такое, от чего голова кругом, и тебя не сбить ни на йоту даже пушкой. А в другой момент, ты — кисель, плывешь, хотя ничего вроде бы не происходит.

Рост наконец нашелся:

— Эдакий Печорин?

— Что? А, ты о том романе, — Лада вздохнула. — У нас его и читало-то человека три из группы, хотя курс русской литературы, кажется, предусматривался. — Она имела в виду, вероятно, ту учебную группу, в которой училась в универе. Погрела красноватые, натруженные руки. — Я серьезно, командир. Ты бы побольше разговаривал с нами, побольше объяснял свои решения или высказывал мысли, пусть даже с подозрениями. Правда, тебя невозможно понять... — Она вдруг по-волчьи щелкнула зубами. — Ну, почти... Только эта зеленоглазая что-то и разбирает.

— Учись, — буркнул Ростик. — Не век мне командовать, когда-то и тебе придется.

— Ты молчуном стал, у тебя не научишься.

Она высказалась, выпрямилась, зашагала к гравилету. И правильно, по ситуации там и было ее место. А еще лучше, если бы она вообще взлетела. Но этот приказ Ростик решил все-таки не отдавать. Слишком тут было много прозрачных китов, которые ходили над лесом, еще не всю листву скинувшим, могли и неприятности устроить одинокой, почти беззащитной лодочке.

Вождиха, самка с огромным выпуклым брюхом, которое прикрывала необъятная хламида, разрисованная концентрическими кругами, появилась в сопровождении десятка дваров в полном боевом облачении. Рост посмотрел на нее и сразу понял, что она-то и занималась от племени пропуском его отряда по территории, контролируемой ящерами. И находилась она, судя по всему, не слишком далеко, скорее всего, у первых действительно высоких деревьев леса.

Она подошла к Ростику очень близко, почти нависла над ним. Раскрыла пасть, рыкнула слово мира, потом смерила его умненькими, какими-то даже не дварскими глазами. В них было что-то очень притягательное, их хотелось разглядывать, как драгоценный камень, а еще лучше, как невиданную, гениальную картину, написанную очень странным и самобытным художником. Она вызывала уважение.

Рост тоже проговорил, мол, мир, на всякий случай поклонился. И заговорил на едином. Вождиха помахала лапами, объясняя, что не понимает его. Рост выразительно поискал глазами кого-нибудь в ее свите, намекая, что неплохо бы обзавестись в таком случае переводчиком. Вождиха поняла и сделала пару движений, чтобы Рост не обращал на прочих внимания, объясняя этим, что переводчика среди них нет.

Рост немного расстроился, но достал из-за ремня дощечку, замазанную пластилином, выволок заранее приготовленную острую палочку. Таким приспособлением он пользовался еще во времена первых переговоров с Шир Гошодами, с пернатыми и викрамами. Он и не думал, что она пригодится сейчас, прихватил случайно.

Нарисовал их отряд, поле с пятью реками, лес дваров, к которому они прилетели, потом довольно схематично изобразил трех наблюдателей от ящеров, в полных доспехах, как мог. Масштаб он не особенно соблюдал, да и табличка была для гигантской мамаши все-таки маловата, но зрение у всех дваров было отличное, он сам в этом убедился, когда к нему в Храм иногда приходили их разведчики, так что в эффективности своего рисунка был уверен.

Вождиха вдруг рыкнула, вытянула палец с длинным и острым ногтем, одним движением обвела всех дваров-наблюдателей овалом, а вернее, подобием картуша, и медленно, словно обозначая движение, провела одну очень глубокую линию вбок, в сторону схематично изображенного леса.

Рост поднял голову, пытаясь еще раз рассмотреть ее глаза.

— Вы... уходите? Но почему? — Он вдруг понял, что ничего тут не добьется, и все-таки добавил: — Я же за тем и прилетел сюда, чтобы понять.

Вождиха снова посмотрела на него, дернула уголком пасти, в котором собралась слюна. Повернулась и решительно зашагала назад, двары-охранники последовали за ней. Один, впрочем, вышел из отряда и принялся старательно гасить костерок.

Рост вернулся в антиграв, на вопросительный взгляд Лады ответил:

— Теперь они отойдут, чтобы... — дальше он не знал.

— Чтобы что?

— Непонятно все это. Может быть, чтобы не мешать? Но чему?

Они вернулись к каравану, когда до темноты оставалась всего-то пара часов. Этот бездарный полет к дварам и обратно занял почти полдня драгоценного времени, за которое они успели бы прошагать километров десять.

Еще в воздухе стало ясно: случилось что-то из ряда вон. Пурпурные жались в плотном построении, костры, около которых можно было обогреться, горели почти напрасно, даже котлов над ними, в которых на привале обычно варилась фасоль, было раз-два и обчелся.

Лада посадила антиграв напротив командирской палатки, установленной на не самой широкой платформе.

Волы, которые обычно вели себя очень спокойно, ревели, как сборище пароходов, многие из пурпурных не выпускали из рук оружие. Бастен и Ихи-вара встретили его с откинутыми капюшонами нуз. Впрочем, не составляло труда догадаться, что и Зули находится где-то поблизости. Но первой к Ростику бегом добралась Василиса. Еще на бегу она зачастила на едином:

— Одного из детей что-то утащило прямо в центре лагеря. Из ниоткуда выпрыгнуло, обволокло и... Все.

Бастен сдержанно спросил:

— Это — то, чего ты боялся?

Ростик опустил голову. Он хотел бы скрыть, что чувствует. Но это было непросто. Потому что теперь всем, даже Смаге, придется что-то объяснять. Почему он не мог этого предвидеть, хотя... Все-таки чего-то опасался.

Смага, кстати, в компании с Мартой, Катериничевым, Изыльметьевым и кем-то еще тоже подошли. Даже слишком резво, не дали времени подумать. Смага сразу спросил:

— Гринев, что это было? Пурпурные боятся, им нужно объяснить... Иначе дисциплина развалится.

Рост набрал побольше воздуха в грудь. Все смотрели на него.

— Боюсь, это боноки, — сказал он. — А они, как я пытался объяснить в книге, атакуют незаметно, но не как аглоры, а... Не знаю, не уверен, но, кажется, атакуют... — Он все-таки не решался произнести эти слова, словно они, раз произнесенные, сделают ситуацию необратимой. — Да, из другого пространства.

— Не понимаю, — проговорил Изыльметьев.

— Тут и понимать нечего, — продолжил Рост. — Посмотрите, как стоят пурпурные. Тесно, плотно, как только возможно, чтобы не дать им возможность для маневра. Чтобы оказать помощь, если кто-то вдруг среди этой толпы появится.

— Но ведь это?.. — Катериничев тоже не решался об этом думать, почти как сам Ростик. — Держаться вместе, как они сейчас, на марше, к тому же постоянно... Нет, это невозможно.

— Нужно же, например, собирать хворост для костров, — добавила Марта. — И всегда есть отстающие, кто ноги сбил или устал. Наконец, есть дети, которых не удержишь...

Они снова замолкли. Рост обвел их взглядом.

— Попробуем пройти по самому краешку этого поля.

Теперь он мог повернуться к этой земле, на которой почти ничего не росло. Теперь угроза была явной, и он почему-то ее больше не опасался, он знал, чего ждать, и пытался заставить себя побороться с ней. Другого выхода все равно не было.

— Значит, не поворачиваем назад? — спросила на едином Василиса.

— Идти придется очень быстро, — объяснил ей Рост, — насколько возможно. Чтобы этот кошмар скорее кончился.

Но решимости даже у Роста хватило только до первой переправы через реку, которая пролегала на их пути. Река была широкой, неглубокой, как все водоемы Полдневья, но все-таки достаточно быстрой, чтобы представлять собой серьезную проблему.

Основную массу людей перевезли гравилетами, обоими грузовиками, которые носились челноками на тот берег и сразу же на этот. А вот повозки переправить оказалось непросто. Запряженные в них волы повели себя необычно, они сбивались, путались, иногда поддавались течению и уходили вбок, не слушая никаких управляющих тычков острыми палочками, а иногда вообще ложились в воду и только рожки с ноздрями оставляли на поверхности. Впрочем, не исключено, что платформы оказались перегружены, потому что Рост приказал навалить на них все, что только не вмещалось в тесноватые трюмы грузовиков.

В конце концов, отчаявшись заставить волов работать как полагается, Рост решил расставить на каждую из платформ по два десятка п'токов и шестами, отталкиваясь от дна реки, перетащить их на другой берег. Волов предполагалось перевести отдельно и вплавь, плотно увязав, чтобы они не валяли дурака.

План был в целом разумным, так же через море переправились аймихо, когда подходили к Боловску, хотя и использовали вместо шестов весла. Но то ли у аймихо было какое-то ноу-хау, например, как не тонуть в воде, то ли течение оказалось чрезмерным, но повозки при этом растащило сразу же. Некоторые из них отнесло ниже по течению чуть не на три-четыре километра. И лишь половина переправилась так, как Рост и хотел, то есть причалив к месту, где расположились колонны пурпурных.

Конечно, сразу же за отбившимися антигравитационными телегами была снаряжена спасательная команда, включавшая в себя чуть не две тысячи бойцов. И все равно, когда они добрались до первых повозок, стало ясно, что дело плохо. Часть охранников с шестами была заживо съедена боноками, да и волам досталось. Но они еще как-то справлялись, по-видимому, оказались слишком крупными для выпрыгивающих из ниоткуда прозрачных медуз, тем более что рядышком находились куда более лакомые жертвы.

Когда же нашли последние из повозок, отнесенные рекой дальше других, даже Ростика замутило. Это действительно было страшно — груды костей, полуобглоданные трупы, выражающие страшную муку и боль...

На этой переправе потеряли чуть не две сотни губисков. Причем, разумеется, не всех боноки пытались съесть в повозках, хватало и случаев нападения в толпе, когда медузы атаковали, казалось бы, плотно окруженных детей. Однажды атаке подверглась даже Зули. Но аглорша не растерялась, она располосовала бонока на десяток не слишком правильных кусков, за что ей досталось от Бастена. Рост сам слышал, как он ей выговаривал за то, что такое количество лишних ударов она могла нанести, только пребывая в неподдельной и неконтролируемой панике.

Сам Бастен с Ихи-вара тоже накрошили своими страшными мечами с десяток медуз, но их удары были взвешенными и очень разумными. По ним впервые и удалось посмотреть, что же эти, местные боноки собой представляют.

Они оказались довольно странными созданиями. Какая-то помесь вас-смеров и боноков, уже виденных Ростиком на Вагосе. Но те хоть как-то походили на привычного облика живые существа. Эти же представляли собой один сплошной желудок, почти как летающие киты. Их нетолстая, всего-то в несколько сантиметров оболочка оказалась очень эластичной. Стало ясно, как им удавалось захватывать свою жертву целиком, прежде чем парализовать ее выделениями пищеварительного секрета и утащить в тот мир, из которого они выходили, где можно было расправиться с добычей без помех. На раскрывающейся спереди полупрозрачной мантии сверху умещалась маленькая, едва различимая для таких размеров хищника головка.

Почти весь вечер занимаясь похоронами погибших и недоеденных, рассматривая трупы боноков, Рост понял, что это враги, которые, возможно, окажутся хуже комши. Что-то в этих существах было более ужасное, чем в пауках, что-то, не поддающееся осознанию.. Лада это прокомментировала так:

— В тебе говорит страх перед теми животинками, которые тебя чуть у столба живьем не сожрали.

Рост даже пожалел на миг, что описал свои приключения на другом континенте чересчур подробно. Но делать было нечего, что случилось, то случилось, оставалось только правильно на это замечание прореагировать. Он сделал это — то есть не ответил, даже попытался остаться невозмутимым. Но, возможно, это ему плохо удалось, потому что Василиса, некстати оказавшаяся рядом, погладила его по плечу, как маленького. Могла бы — до головы дотянулась, совсем очеловечилась, решил Ростик.

И самое главное было в том, что он твердо был уверен, даже знал — сгоняй он сам или пошли кого-нибудь за кесен'анд-фами, ничего путного из этого не выйдет. Не испугаются эти боноки мангустов, не дрогнут, не оставят их в покое. А то и попытаются сожрать кого-нибудь из этих хвостатых, просто чтобы лишить людей единственного средства, способного определить их атаку еще до того, как жертва упадет, захлебываясь болью, кровью и всей этой мутно-прозрачной пакостью.

Настроение в лагере определенно падало, сразу же возникли сложности с дисциплиной, начались какие-то клановые разборки, хотя и без оружия. Пока.

Чтобы поправить дело, Рост отправился в сопровождении Ромки, Драгасинова, Табелькова и Чвири, вооруженных до зубов, бродить по лагерю, подсаживаясь к кострам тех пурпурных, кто был испуган более других. Впрочем, никаких «более» не было, они все боялись, до тошноты, до дрожания рук.

Разговаривал Ростик, как правило, спокойно, стараясь этот страх если не полностью погасить, то хотя бы загнать подальше. А что он еще мог сделать? Не скрывать же, что впереди еще как минимум четыре переправы?

И надежды, что удастся вытребовать у Боловска достаточное количество грузовиков, чтобы перебросить пурпурных по воздуху к выбранному месту, не было. Если бы у них хватало на это топлива и пилотов, то Председатель давно бы об этом заговорил. Да и поздно было, не возвращаться же? Тогда вся орда пурпурных окончательно разочаруется, никакие последующие подачки вроде котлов для молдвуна не вернут им уверенность в победительной сущности человечества.

Но если не эвакуировать хотя бы самых слабых, то возникал вопрос — сколько пурпурных он приведет к тому, другому лесу? И приведет ли вообще?

Часть 4

ЧУЖОЕ ПРОСТРАНСТВО

Глава 19

Третья по счету река, через которую они переправились, оказалась шире других и, пожалуй, более бурной, несмотря на морозы. Лед закрыл ее только у берегов, но и этот лед оказал при переправе существенное сопротивление. Как пурпурные сумели преодолеть его, упираясь шестами в скользкое, каменистое тут дно реки, Ростик представлял с трудом, но они все-таки справились. Должно быть, сработал старый трюк, придуманный, кажется, Кимом, когда с гравилета доставляли от берега веревку попрочнее и вытаскивали антигравитационные платформы не столько усилиями толкачей, сколько объединенными силами всех, кто оказывался поблизости.

Волов тоже приходилось переправлять на платформах, идти в студеную, свинцово-серого цвета воду они теперь боялись, хотя во всем другом держались молодцами — и траву умело выковыривали из-под снега, и, сбиваясь в стадо, грелись самыми студеными ночами, и умирали безропотно, если их силы приходили к концу.

Люди тоже умирали, иногда замерзали, свалившись в воду, а иногда просто от безысходности, сдавшись подступающей смерти в этих безжизненных, совершенно голых степях, тому враждебному давлению, которое было разлито, как казалось, в самом воздухе.

С топливом было очень плохо, иногда его приходилось даже подтаскивать грузовым антигравом, смотавшись то к одному, то к другому лесу. Но его все равно не хватало, особенно для обогрева. Пищу-то готовить пурпурные научились на зеркалах, что, с одной стороны, было неплохо, а с другой... Иногда, чтобы поймать лучи седого, зимнего солнца, приходилось останавливаться за два-три часа до наступления темноты, что сказывалось на величине суточных переходов самым катастрофическим образом. Готовить пищу сразу для всех, на платформах, как Рост ни пробовал, почему-то не выходило. Пурпурные как были разбиты на кланы, так и не смешивались даже в таких сложных обстоятельствах, они просто не умели преодолевать этот барьер. А возможно, тут было что-то другое, например, нежелание делиться пищей, чего при общей готовке было все-таки не избежать. Сказывалась жесткая организация общества пурпурных, которую Ростик помнил еще по плену.

Боноки атаковали по-прежнему и даже, следовало признать, активизировались. Но вот ведь как вышло, пурпурные в какой-то момент стали на них реагировать гораздо меньше, возможно, сработал фактор привыкания, или хватало других угроз, от которых защититься было невозможно, — холода, почти постоянного голода, непрерывных смертей и безбрежных расстояний, которые следовало пройти. И все равно, несмотря на морозы, несмотря на постепенно возросшее умение пурпурных отбиваться от них, медузы нападали и кормились, чаще всего — чрезвычайно успешно.

Из-за них приходилось идти по не самому удобному маршруту, а подальше забираясь в Водный мир, где было почему-то немного спокойнее. Вот только реки форсировать на территории, где они вытекали из Водного мира, было невозможно. Реки собирали свои воды с такого огромного пространства, создавая почти настоящие озера или болотины, что проще было все-таки спускаться вниз по течению, где река входила в преодолимые берега.

Но двигаться петляя, то отходя от безжизненной земли к Водному миру, то снова вынужденно ныряя в странные степи, где хозяевами были невидимые медузы, тоже было неправильно. Это слишком увеличивало расстояние, которое караван должен был преодолеть. Особенно плохо получилось между второй и третьей рекой, когда Рост решился на марш по дуге, разведанной с антиграва, и ошибся, так что пришлось проделать не менее лишней сотни километров.

Ростик успокаивал себя тем, что во время этого марша все немного отдохнули от нападений из ниоткуда, и это же позволило сохранить, вероятно, не одну сотню жизней, но в целом он понимал, что более толковый командир выбрал бы другой путь. Смага первый высказался по этому поводу, протестуя, как всегда, немного беспорядочно. Но на этот раз его поддержали Катериничев и даже Лада. Как Росту удалось отбиться от них и настоять на своем, он и сам не понял, так вышло, должно быть, потому, что он ни на что другое не соглашался.

Во время обсуждения этого Ростикова плана Лада, умница-разумница, предложила вообще уйти подальше от области боноков, как следует разведав возможность движения поперек Водного мира. В этом был резон, в некоторых местах болота промерзли чуть не до самого дна, и с антиграва казалось, что среди этих нагромождений твердой земли и низин, забитых льдом, можно найти дорогу. Но Рост и этот план отверг, потому что прекрасно осознавал — стоит им чуть глубже войти в болота, как их атакует борым. Тогда их беззащитному отряду сразу, может быть в одночасье, настанет конец. И никто не спасется, даже деревянные платформы будут съедены, одни железки останутся.

А вот там, где они шли, борыма почему-то не было. Рост даже пару дней раздумывал над этой загадкой, пробовал найти хоть какое-то объяснение, но и тут потерпел фиаско. Слишком мало он знал об этом месте, слишком плохо разбирался в летающих крысятах, чтобы прийти к однозначному выводу. Одно он уяснил, кажется, — борым не привык направляться в эту сторону их континента, потому что тут его ждала несомненная голодная смерть. Безжизненность территории боноков служила сейчас лучшей защитой для пурпурных людей.

Даже если все эти валы летучих тварей обладали зачатками коллективного сознания, караван был слишком ничтожной наживой, вот борым... и не прилетал. Хотя пару раз Рост видел тучи саранчи где-то на горизонте, километрах в ста или чуть больше. Причем однажды они закрыли полнеба, поднявшись так, что даже пропало впечатление раздела между твердью и небом, вернее, воздухом и поверхностью. Объяснить это Ладе не удавалось, она слишком переживала за пурпурных детишек, которых пожирали медузы, но слушать ее все равно было нельзя.

Так они и шли между двумя зонами смертельной опасности: с одной стороны от прозрачных прыгунов неизвестно откуда и с другой — от массы летающих крыс, способных сожрать все на свете, кроме камней.

К этому моменту пурпурных осталось уже чуть более четырех тысяч, и они были близки к тому, чтобы выйти из подчинения. Это Рост понимал обостренным командирским чувством и усиленно размышлял, как это перебороть.

Вот почему вечером того же дня, когда все расположились передохнуть после переправы и не думая продолжать поход, даже несмотря на то что находились в районе атак медуз, он решился. Вызвал к себе тех из пурпурных, кто оказался поблизости, и приказал собраться в центре лагеря. Народ собрался, хотя некоторая часть из них, особенно женщины с детьми, осталась у костров: и мерзнуть не хотелось, и жаль было жечь драгоценное топливо впустую, не используя его для готовки ужинов и каких-то согревающих отваров, которые губиски использовали вместо чая.

Построения тоже не вышло, все скорее столпились, разделившись не на колонны, а на кланы, на привычные, родственные сборища. Рост вышел к ним из своей палатки, почему-то прислушиваясь к скрипу снега под ногами Лады, Смаги, Катериничева, Василисы и всех остальных, кто держался поблизости, даже аглоров. Ромка, Футболист-Израилев и Марта со своим выводком все-таки построились у антигравов, хоть этим не нужно было приказывать, что необходимо строиться. Митинг, да и только, подумал Ростик мельком, усмехаясь замерзшими губами.

До выключения солнца осталось не более получаса, а то и меньше. Небо, как матовый колпак, нависало очень низко, из него сыпалась обычная для Полдневья снежная крупа, твердая, как сосульки. Со стороны Водного мира дул ветер, подгоняя вихристую поземку.

— Я собрал вас всех для одной цели, — начал он не слишком уверенно, размышляя, что пора уже придумать формулу обращения к этим людям. — Нам приходится плохо, поход оказался более трудным, чем мы предполагали. Гибнут самые незащищенные: дети и те, кто по разным причинам утратил способность сопротивляться, кто не может сражаться, кто пал духом. — Его голос разносился не слишком симметрично, ветерок, хотя и несильный, все-таки сносил его слова. Те, кто находился слева, немного придвигались, но все равно им было плохо слышно. Рост попробовал говорить громче. — Но я должен был построить вас, чтобы сообщить — мы посередине той полосы, которая находится между двумя лесами нашего континента. — Помолчал, решил, что необходимо сказать что-нибудь еще. — И мы форсировали сегодня самую большую реку, самую опасную, которая тут протекает. А это значит, что мы проделали путь, с которого уже бессмысленно возвращаться. Назад идти дольше и труднее, чем идти вперед.

Оглядел всех, кто стоял перед ним, замерзших, усталых, с резко выступившими чертами темных лиц, в обыкновенных русских ватниках, по виду лагерно-уголовных, обмотанных какими-то шарфами, в плохо связанных шерстяных шапочках и рукавицах, даже в шкурах, почти не выделанных и торчащих на теле угловатыми горбылями. Многие даже теперь не выпускали из рук подобие палашей или больших ножей на случай атаки медуз.

— Я надеюсь, — Ростик не удержался, все-таки опустил голову, — что теперь мы пойдем быстрее, потому что быстрее следует оказаться в более безопасном месте, где сумеем основать постоянное поселение, центр вашей новой цивилизации. — Он оглянулся, Смага ухмылялся, по своему обыкновению весьма ядовито, Лада не понимала, зачем он все это говорит, а Катериничев слушал по стойке «смирно», хотя тоже пока не понимал. — Для того чтобы эту середину нашего пути вы ощутили как серьезное достижение, приказываю выдать каждому по семьдесят граммов спирта на мужчину и по пятьдесят для каждой женщины. — Снова помолчал. — От себя лично хочу поблагодарить вас за проявленное мужество, силу духа и настойчивость в выполнении своего долга.

Больше он ничего придумать не мог, был не способен добавить хотя бы слово. Просто кивнул Катериничеву, тот понял. Вышел вперед, вытянулся еще ровнее, прокричал:

— Выдача начнется после ужина. А сейчас, отряд, слушай мою команду. Смирно!.. Вольно, разойдись!

Рост поневоле выпрямился, как Катериничев, потом кивнул еще раз, успокаивая себя после своей дурацкой речи, и потопал к палатке. Лада догнала его, хотя, скорее всего, рядом прежде нее оказались аглоры, Рост это определенно увидел по провалам их ног в рыхловатом снегу.

— Рост, — Лада была настроена решительно, — ты что, с ума сошел? Мы же еще километров пятьдесят до середины этой полосы на наших картах не дошли?

— Да и там, на другой стороне, еще неизвестно, сколько придется блуждать, пока мы действительно найдем безопасное место, — буркнул Смага.

— И поить их... — Катериничев покачал головой. — Прошлый раз попробовали отпаивать промокших после переправы, так из них потом почти десяток к утру замерзли. Они же не понимают, что тут пить — себе дороже. Обменивают выпивку, надираются до чертиков и...

— Это необходимо, — сказал Ростик, входя в палатку и пропуская Ладу с Василисой. Остальные сами могли подержать клапан, чтобы он не хлопнул им по физиономии. Но прежде чем прошли девушки, Рост ощутил перед собой слабое движение воздуха, это аглоры успели проскочить внутрь, и как это им удается?

В палатке посередине горел довольно жаркий костерок, сбоку была устроена лежанка для людей на коробах с топливными таблетками. В дальнем углу громоздились мешки запасной фасоли и сухофруктов, укрытые кусками брезента и старыми шкурами. Перед костерком на низких козлах были разложены доски, на которых лежали карты. Эту палатку Ростик не снимал даже во время движения, так ее и волокли на платформе самые сильные волы. На стоянках просто выключали котлы, и платформа ложилась на снег, иногда продавливая наст и оказываясь ниже его уровня, но так было даже теплее.

— И потом, они же ничего не соображают, как какие-нибудь эскимосы. — Лада повысила голос. — Они же детей поят, едва сумела добиться, чтобы хоть разбавляли спирт перед этим...

Полог снова распахнулся, в палатку вошли Израилев, Ромка, Марта с остальными. Эту процессию замыкал Микрал, у которого на морде повисли не слишком аппетитные сосульки по обеим сторонам губ.

— Марта, Игорь, образуете две команды по выдаче спирта после ужина, я думаю, через полчаса после того, как выключится солнце. Не раньше. Самим не пить, проверю. Потом будете обходить весь лагерь, и не по двое, как прошлый раз, а все вместе. — Он осмотрел людей, которые стояли перед ним. — Марта, ты в первой команде за главную, Израилев, ты командир второй группы.

— Опять не спать, — выдавила из себя Марта Чепенина с долгим вздохом.

— Ничего, завтра дам отоспаться в повозках до полудня, не растаете, — сказал Смага, почему-то принимая на этот раз сторону Ростика.

Вторая группа, помимо выводка Марты, как-то сама собой составилась из Израилева, Ромки, Яхи Якобсона, Микрала и переводчицы, которую Ромка отыскал для себя еще в Лагере. Кажется, ее звали Самбука, или как-то похоже, но все чаще ее величали просто Самба, и это африканское имя так прижилось, что она и сама все охотнее на него отзывалась.

— Оружие из рук не выпускать, обходить посты не реже чем раз в час.

— И чего эти посты-то обходить, все равно они в центре лагеря нападают, — пробурчал Мазанов.

— А нам кого из переводчиков отрядишь? — спросила одновременно с ним Марта.

— Команды они и по-русски понимают, — сказал Смага.

— В случае необходимости можете использовать Василису, — решил Ростик. И тут же продолжил, повернувшись к тому месту, где должны были, по его представлению, находиться невидимки: — Бастен, каждую из групп во время обхода должен сопровождать кто-то из вас. Одного все время держите в палатке, иначе...

Он не договорил, но и так было понятно. Если потери от нападения боноков среди пурпурных вызывали ощущение бессильной ненависти, то гибель кого-нибудь из людей вообще окажется бедой, слишком тяжко отразится на дисциплине среди губисков. Вот и приходилось во время сна сторожить в этой палатке одному из аглоров. Впрочем, этот порядок установился уже так давно, что Ростик мог бы об этом и не вспоминать.

Бастен снял с головы капюшон своей нузы, он оказался совсем не там, где думал Ростик, а чуть ли не за его плечом. Лада невесело хихикнула. Бастен серьезно кивнул и тут же снова скрылся за плащом невидимости.

Смага с Изыльметьевым и Катериничевым изучали карты, разложенные на импровизированном столе Ростика, словно никогда прежде их не видели.

— Что-то ты тут новое намудрил, командир, — высказался наконец Катериничев.

Рост подошел к ним.

Василиса с Ладой и даже, кажется, с Зули-вара принялись деловито греть на огне что-то похожее на застывшую от жира фасолевую кашу, ухитрившись рядом привесить еще и котелок для липового чая. Впрочем, Зули в последнее время откровенно экспериментировала с травами, которые в сушеном виде тащили в своих повозках пурпурные, и иногда у нее получалось нечто, что пить было приятно. Хотя и не так часто, как хотелось бы.

Внезапно клапан палатки распахнулся, Ильич и Чвиря, которые прятались по привычке за Мартой, шарахнулись в разные стороны. Но вошли, довольно мирно вытянувшись, Манауш с какой-то странного вида габатой, чем-то неуловимо похожей на Марту, вернее, на то, что сейчас от морозов и плохого питания Чепенина собой представляла.

— Командир. — Видно было, что Манауш настроен решительно. Впрочем, с тех пор как он стал летать вторым пилотом у Изыльметьева, он научился держаться с людьми поуверенней. — Наши требуют ответа на простой вопрос. Почему нас всех не переправили на тот берег континента антигравами. — Он осмотрел всех и все-таки твердо закончил: — У нас же каждый десятый умеет летать, даже лучше ваших. Мы бы...

— Мы обсуждали эту проблему, — немного подбоченившись, как он частенько говорил с пурпурными, отозвался Смага, когда Василиса что-то прошептала ему на ухо, видимо, перевод вопроса. — Но, видишь ли, недостаток топлива...

— Ты бы познакомил меня с этой... женщиной, — попросил Ростик негромко, и Смага умолк, словно ему заткнули рот кляпом.

— Это Рола. — Манауш даже не оглянулся на свою спутницу, которая была на две головы выше его. — На кораблях она была главным технологом, кажется, так это может называться, по производству молдвуна. Она хотела спросить...

— С антигравами, — Рост помедлил, — все просто. Мы бы попробовали их вам доверить, если бы вы так глупо не восстали. — Этот вопрос действительно все время возникал в среде пурпурных, Рост слышал его уже не раз, хотя вот так, в лоб, его сформулировали впервые. — Кроме того, никто не ожидал, что мы напоремся на такое сопротивление в этих... степях. — Последнее слово Ростик произнес по-русски.

— Ты этого ожидал, — неожиданно проговорила Василиса.

— Я ожидал неизвестно чего... Но мне не поверили, и я сам себе не поверил. — Он оглянулся, понимая, насколько это слабое оправдание перед теми, кто потерял в походе родных, друзей или, что самое скверное, детей. — А сейчас уже поздно. Вывозить отсюда весь наш отряд, сам понимаешь, никто не станет. У нас есть только один выход — дотащиться до цели. И тогда, — он вдруг обрел уверенность, что имеет право сказать то, что хотел сказать, — тогда, я обещаю, последующие команды будут переправляться только по воздуху.

Манауш кивнул, видимо, соглашаясь.

— Тогда еще вот что, эта вот Рола, она просится слетать в Лагерь. Она лучше других может наладить там производство молдвуна и его подготовку для переброски сюда, тогда голод станет... терпимее. — Он снова окинул Ростика оценивающим взглядом. — Хотя, разумеется, для этого нужно, чтобы вы выделили пару антигравов, лучше грузовых, и достаточно топлива. А пилотов и гребцов мы уж найдем сами, среди своих.

— Я, — Ростику был неприятен этот разговор, тем более что по всему Манауш, этот боец и вполне обученный офицер, был совершенно прав, — и сам не знаю, заработали ли котлы в Лагере. Десяток раз собирался слетать посмотреть, что из этого вышло, но... не сумел.

— Когда это выяснится? — спросила Рола. Голос у нее неожиданно оказался грудным, словно медовое сопрано, ощутимо низковатым для габаты.

— Я этим займусь, — вдруг предложил Ростик. — Обязательно.

Внезапно где-то не слишком далеко от их командирской палатки послышался дикий, захлебывающийся крик.

— Опять на кого-то медуза напала, — уронил Катериничев.

Рола и Манауш переглянулись и тут же вылетели из палатки. Ростик только проводил их взглядом. Хотя и ему было важно знать — успели пурпурные отбить очередную жертву или нет. Но это можно было выяснить и позже, завтра, когда съеденных придется пересчитывать. Заниматься каждым отдельным случаем было труднее, почти невозможно.

Глава 20

Василиса, добрая душа, готовила какое-то пойло все время, постоянно подносила горячий чай, который Ростик и прихлебывал, едва ли не чаще, чем дышал. Это было необходимо, потому что, когда Рост задумывался, он начинал замерзать быстрее, чем успевал это заметить. То есть стоило ему серьезно задуматься, как потом он вдруг обнаруживал, что его трясет от холода, от которого можно было спастись только одним способом, почаще пить вот эту горьковато-сладкую воду, обжигая губы и руки об алюминиевую солдатскую кружку.

Еще Василиса все время пыталась укутать его, почти как ребенка, даже на голову пробовала накинуть кусок пледа, который очень уважала за мягкость и сине-черные клеточки. Это был тот самый плед, под которым Рост когда-то спал в саду, еще на Земле. И в ночь Переноса он тоже спал под ним, а теперь плед как-то сам собой перешел в ведение Василисы, чем та, несомненно, гордилась.

Рост смотрел на карты, разложенные перед ним, почти не обращая внимания на покачивание антигравитационной повозки, почти не прислушиваясь к скрипу старенького котла, который каким-то образом работал, крутился, получая вращение от выброшенного сзади почти велосипедного колеса, или чего-то похожего. Этого колеса хватало, чтобы повозка плыла над снегом. И как такие вот хитрости получаются у аймихо? Конструкция-то была ими придумана. Правда, на остановках приходилось туговато, но волы, тянущие все устройство вперед, привыкли не останавливаться.

Василиса вдруг присела рядышком, погладила по руке. Рост повернулся к ней. Она почти улыбалась, по крайней мере вокруг ее глаз собрались морщинки.

— Ты чего?

Она вдруг вытянулась, привстала и поцеловала его в губы, к его чести, он выдержал это испытание, не дрогнув. Лишь мягко отстранился.

— Если бы я была тут одна у тебя, ты бы был... — Дальше она ничего не говорила, поднялась и пошла, кажется, за снегом, чтобы растопить еще воды.

Кажется, опять эта борьба женского в ней и... необходимо служивого. Вот чертовщина, голодные, согреться нечем, тащатся по заснеженной равнине, словно муха по стеклу, а все равно... Влюбляются, кажется. Хотя он старательно не давал им ни малейшего повода. А может, потому и влюбляются, что дело стало очень плохо, причем сразу, неожиданно, внезапно, обвально, как лавина.

Он снова присмотрелся к карте, заставил выбросить из головы все остальные мысли. Наконец решился, взял линейку, не слишком удачно выструганную из плоской планки. На ней с одной стороны даже зарубки были, сантиметровые, перебиваемые более мелкими, полусантиметровыми. Проложил ее между двумя точками, повертел в руках карандаш. Нет, не так, к морю, а вот так, поперек, по их маршруту. Провел, снова провел, снова, получилась дуга, неявная пока. Если ее не упрощать, то она была и не дугой, а извилиной, жирно прочерченной поперек карты.

Провел общую линию, от руки, стараясь не дышать, чтобы получилось точнее, насколько возможно. Экстраполировал, так сказать. На всякий случай провел еще одну линию параллельно, вторая вышла лучше. И тогда, прикидывая, как на эту вторую дугу лягут касательные, в точках самых активных нападений медуз стал набрасывать от них тонкие перпендикуляры. И тогда лишь понял, зачем это делает. Они все сходились в одной области, в нижнем течении третьей реки, теперь уже форсированной, хотя и крайне неудачно — слишком много трудов там затратили и слишком много пурпурных потеряли.

Область была — так себе, ничем не примечательная, довольно обширная, но... Что-то в ней было. Еще бы знать — что именно?

Клапан палатки откинулся, вошли Лада с Изыльметьевым. Лада сразу накинулась на Роста, Серый присел у костерка, грея руки. Они дрожали, сам он тоже выглядел не очень. Никаких полетных норм питания не хватало этим ребятам, вот они и уставали. Ростик вздохнул, потому что эти самые полетные нормы в его караване были... мягко говоря, тоже не слишком питательными.

— Вась, — заговорил Серый, щурясь от полутьмы, которую не мог развеять даже свет пасмурного дня через полиэтиленовые окошки, — ты бы хоть иногда тут проветривала, угореть же можно.

Василиса принялась что-то бурчать на едином, что выражало ее крайнее несогласие с этим нежданным упреком.

— Что? — спросил Ростик, отлично понимая, что мог бы и промолчать.

— Впереди, километров на сто, равнина, потом еще одна речка, обойти ее можно, но придется изменить направление, двигать вот сюда. — Изыльметьев поднялся, дотянулся до стола и грязноватым пальцем уверенно провел линию на карте перед Ростиком, обозначая приближение к той самой области, которую он определил своими тонкими линиями, у моря на западе и чуть сзади того места, где они находились. И вдруг склонился очень низко, после дневного света он в палатке еще плохо видел. — Что ты тут, командир, учудил?

Лада тоже склонилась сбоку, сделав карту совсем темной, потому что с третьей стороны ее закрывал сам Ростик.

— Да, что это?

— Если бы мы знали об этой вот области в районе третьей реки, — медленно ответил Рост, — мы бы избежали многих жертв. Мне кажется, как только мы к ней приближаемся, нападения боноков становятся чаще.

— Ерунда, — резковато отозвалась Лада, сконфузилась. — Ой, Рост, я не хотела... Просто это слишком новая для меня идея.

Изыльметьев поднял голову, он был строг, как перед боем.

— Командир, ты понимаешь, что... — Подумал. — А что, если их бабахнуть сверху, прямо вот тут, где ты нарисовал?

— Ага, бабахнешь их... Тут же область километров пятьдесят на сто, не меньше, — отозвалась Лада.

— Туда придется вылететь и посмотреть все вблизи, — пояснил Ростик. Оглянулся на Серого. — А идея «бабахнуть» мне тоже приходила в голову. Может, хоть тогда мы их несколько... усмирим.

Это соображение действительно грызло его уже неделю, еще до того, как он устроил всему составу выпивон после переправы через третью реку. Причиной было то, что он всем своим командным нутром предчувствовал — нужно что-то сделать с боноками, причем резкое и безусловно ломающее уныние пурпурных, чтобы они не выглядели, в своем представлении, как безвольные жертвы.

К сожалению, его речь, произнесенная перед условным праздником, когда они отметили половину пройденного пути, не дала результата, скорее, наоборот, настроение пурпурных, всех без исключения, пошло вниз. А ведь казалось, что хуже быть не может, и вот вышло, что — вполне.

— Значит, вот почему ты эти нападения отмечал? — слегка уныло, хотя и бодрясь, высказалась Лада. — А мы-то гадали — зачем это?

— Ты сразу это понимал? — спросил Изыльметьев. — Что они атакуют из какого-то гнезда?

— Гнездом я бы это не назвал, — пояснил Ростик. — Но тут что-то есть, что дает им какие-то возможности... Которые хотелось бы ограничить. Еще бы понимать, как это происходит, тогда у нас была бы более конкретная идея, чем просто «бабахнуть» по всему этому пятну.

— Что именно? — спросила, понимая их разговор с пятого на десятое, Василиса. Но Ростик промолчал, не знал, как ответить.

— Вообще-то врезать им хочется, — признал Серый Изыльметьев. — А то обнаглели совсем. Мне вчера Зули призналась, что даже на нее нападали, она просто говорить никому не хотела, воинского гонора в ней не меньше, чем в Бастене... — Помолчал, прикинул, поняли ли Рост с Ладой, что он им в действительности высказал.

Сообщение и вправду стоило того, чтобы о нем подумать. Если уж на аглоров кидаются, значит... дело зашло далеко. И все-таки следовало выяснить еще кое-что.

— Так, а прежнюю догадку проверил? — спросил Рост.

— Ты был прав. — Изыльметьев вздохнул. — Черт знает что... Вот мы прошли над вчерашним и позавчерашним маршрутами. По показаниям всех наших курвиметров, мы проползли километров пятьдесят. И по карте так, и по полетному времени... Скорость, как ты и просил, мерили тахометрами, ошибки быть не может.

— А по шагомерам, — тут же вмешалась Лада, — больше восьмидесяти. И на колесах, которые крутят котлы на повозках, на которые ты заставил нас поставить велоспидометры, тоже примерно восемьдесят. — Она пожала плечами. — Не понимаю, что здесь, пространство выпрямляется, что ли? В воздухе оно — нормальное, а по поверхности...

Рост этого тоже ожидал, если допустить какое-то «соседнее» пространство, которое наличествует тут, в этом районе, откуда боноки и совершают свои атаки, почему не допустить, что тут и пространство способно выпрямляться. Или, наоборот, сворачиваться, когда на степи с высоты смотришь... В общем, это было непринципиально, хотя и скверно, даже очень.

Но так у него выходило уже давно, едва он принялся очень точно отмечать их маршрут по картам. Этим и объяснялись немалые их трудности, с которыми они столкнулись при каждодневных переходах, и истощенность пурпурных, вынужденных преодолевать значительно большие расстояния, чем Рост, да и все остальные, вначале рассчитывали пройти.

— Что же тут творится?.. — Лада поежилась. Вдруг добавила: — Не заблудиться бы нам.

— М-да, — согласился Серый. — Прошли мы километров тысячу восемьсот, если не больше. А по карте — едва половину перевалили. И ведь расчет строился, что придется миновать едва три тысячи, даже с этими уклонениями... Откуда же еще более полутысячи появилось?

Палатка снова распахнулась, в помещение в сопровождении трех вооруженных ружьями охранников вкатила Рола. Она, правда, тут же опомнилась, повернулась к двум габатам и одному п'току, тут же стала их выгонять, чтобы ее появление не было неправильно воспринято. Рост остановил ее:

— Рола, пусть отогреются.

— Ладно, пусть греются, — согласилась Рола. Она деловито подошла к Ростику и почти по-военному выпрямилась.

Она вообще после того вечера, когда Манауш привел ее в эту палатку и представил начальству, значительно осмелела. Приходила, советовалась, подавала реплики, из которых следовало, что авторитет Ростика и всех остальных людей уже давно дал трещину. Но ее замечания звучали дельно, информация, которую Рола приносила о походном житье-бытье, бывала неоценимой, и вообще, Ростик был рад, что у него появилась такая помощница вдобавок к суховато-немногословному Манаушу и, наоборот, излишне эмоциональному Нифрату. Хотя воспринять эту эмоциональность бывшего рыболова мог, разумеется, только Ростик, который знал пурпурных, понимал их и мог оценить не только то, что они говорят, но и то, как они выражают свои впечатления.

— Господин командир-капитан, — начала Рола, — наши хотят знать, на каком основании ты просишь сдать стрелковое оружие на склады?

С оружием была проблема. Расставаться со стволами, очень ценимыми пурпурными, никто не хотел. Побаивались, что потом не получат свое добро назад со складов, а стоило оно, по боловским меркам, бешеные деньги. Чтобы на самый простой пистолет накопить, приходилось работать, вероятно, не менее полугода. Но избавить пурпурных от пушек было необходимо, хотя бы на время.

— Рола, ты же знаешь... — Рост взглядом подозвал Василису, которая тут же подошла к чуть отступившей Ладе с Изыльметьевым, принялась в четверть голоса переводить им разговор. — Когда медуза нападет на кого-нибудь из ваших, вы принимаетесь палить. Выстрелы пробивают оболочку медузы насквозь, у меня есть данные, что многие из атакованных боноками умерли именно из-за этих ран. Поэтому я предлагаю, чтобы вы в случае такого нападения действовали холодным оружием, а не расстреливали того, кому не повезло быть охваченным...

— Это ты объяснил всем, но мы все равно против, — отчеканила Рола. — И я имею честь доложить, что наши поголовно отказались сдавать ружья и пистолеты.

— Стоп, — попросил ее Ростик. — Дай подумать. — Потер лицо, у него слегка онемела кожа на носу и на щеках, обморозился он уже недели две назад, но кожа почему-то не желала восстанавливаться, должно быть, постоянные морозы не позволяли ей вернуть чувствительность. — Допустим, ваши стрелки не сдадут свои стволы. Но тогда все ваши командиры должны обещать мне, что больше по людям, атакованным боноками, вы стрелять не будете, а научитесь наконец выходить из положения только клинками.

Собственно, это было почти невозможно. Рубиться, резаться на ножах и том подобии широких мечей, которые многие из пурпурных выковали себе еще в Лагере, не умели даже п'токи. Г'меты вообще не признавали свои мачете за оружие, должно быть, им не хватало сил размахивать этими железяками. Даже люди не слишком умели их правильно использовать... Это удавалось только аглорам, но на то они и аглоры.

— Бывает трудно сдержаться, когда... Видишь перед собой, как умирает кто-то из знакомых. — Рола не отвернулась, но теперь смотрела мимо Ростика и немного вниз.

— А без этого... — попробовал настаивать Рост, но договорить не сумел.

— Мы понимаем, что ты можешь быть прав, но сдавать ружья все равно не будем. Нам их потом не вернут.

— Не только вернут, но даже еще дополнительные выдадим, — сказал Ростик, — когда прибудем на место.

Вообще, то, что они вынуждены были тащить с собой чуть не пять телег с пушками всех калибров и боеприпасами к ним, что они готовились к привычной войне и не учли необходимость холодного оружия, было явным его просчетом. Пять тяжеленных телег совершенно бесполезного груза создавали неизбежные трудности, а кроме того, служили источником раздражения всех пурпурных. Но и бросить их теперь было непозволительной роскошью.

А кроме того, Ростик отлично понимал, что еще неизвестно, как развернутся события там, куда они со временем все-таки придут. Могло оказаться, что на том берегу океана без этих ружей они станут еще в большей степени жертвами, например, мясом для пауков, чем были теперь ходячей кормежкой для медуз.

— Ножей, или, как вы говорите, мачете, — последнее слово Рола проговорила по-человечески, но с ужасным выговором, — все равно не хватает.

— А это мы попробуем исправить, — сказал Рост. — И как можно скорее. Только ты должна обещать мне, что ваши бездумно стрелять больше не будут.

— Я буду это объяснять, — согласилась наконец Рола. И вдруг поскучнела. — Некоторые из наших пробуют отогнать прыгунов, стреляя верхом, но они... не слишком боятся.

— Учитесь лучше ножами размахивать как следует, — буркнул Рост. — Точнее, вернее, надежнее, чтобы спасать, а не добивать своих-то.

— Тогда — все, — подвела итог переговорам Рола и, развернувшись на каблуках, ушла со своими охранниками.

— Тяжко тебе с ними. — Лада стояла рядом, положив Ростику руку на плечо. И ему, как командиру, оставалось только смущенно улыбнуться.

Лада мгновенно подобрела, даже какой-то блеск в ее глазах заиграл. Она уже и вторую руку готова была вознести на Ростика, но Василиса твердо, словно сержант на плацу перед новобранцами, поставила на доски Ростикова стола очередную кружку горячего чая. Прямо на карту, чуть колени ему кипятком не обварила. Лада тут же смущенно отступила, улыбка ее стала слегка нервной.

А Василиса тут же, словно в ее действиях не было никакого намека, предложила свежего чая и Ладе с Серым. А потом выставила угощение, пресноватое печенье, в тесто которого был добавлен мед и какие-то зернышки, похожие на тмин. Рост тоже не устоял, принялся хрустеть печеньем, хотя думал совсем о другом.

Лада с Изыльметьевым ждали, тихонько, чуть не шепотом переговариваясь о чем-то своем. Наконец Ростик решился. Отодвинул кружку с недопитым чаем, и без того нахлебался так, что в брюхе плескалось.

— Вот что, ребята, как вы ни устали, а придется вам еще сегодня вылетать в Боловск, — объявил он. — Туда заберете копию вот этой карты, мои линии можете не перерисовывать, достаточно обозначить вот этот квадрат...

— Скорее прямоугольник, — подсказала Лада.

— Нет, скорее овал, — не согласился Рост. И твердой рукой обвел область, где, по его мнению, должен был находиться центр местного влияния боноков. — Это значит... — Он измерил своей линейкой размеры, прикинул, посчитал в уме. — Нужно накрыть кусок территории километров сто восемьдесят на шестьдесят. Это, если грубо, девять тысяч квадратных километров. Если бить правильно и равномерно, то нужно... — Он вздохнул. — Много, бомб триста, в крайнем случае двести пятьдесят. Никто нам столько не выделит.

— Что же делать? — спросил Изыльметьев.

— Ты и реку захватил краем, — подсказала Лада.

— Нет, у реки бомбить не нужно, — признал Ростик. — Если мы ее испачкаем нашей химией, то... И рыбу погубим, и в море вынесет эту гадость, а она и за десять лет не очень-то вымывается. Значит... — Он снова подумал и уже очень уверенно, сам не зная почему, обвел гораздо более мелкий овал к северо-востоку от центра большого. — Тут хватит бомб пятьдесят, думаю, за пару ходок Бабурин эту площадь накроет.

— От него это потребует почти по полторы тонны груза, — прикинула Лада, — если в две ходки бомбить.

— Много, — признал Изыльметьев, — трудно будет через полконтинента тащить, да еще и бомбиться. Может, мы ему поможем?

— Нет, пусть они нам помогают, — сказал Ростик резче, чем хотел бы. — Без нашего участия обойдутся, у нас другая задача. — И окинул взглядом пилотов. — И пусть сделают это быстро, иначе... Нам тут пурпурных в подчинении не удержать.

— Да что они могут сделать? — мельком спросила Лада и тут же посмотрела на Василису.

Изыльметьев, который все понимал, усмехнулся бледными, обветренными губами.

— Они и выяснять этого не станут, — объяснил он.

И с этим оставалось только согласиться.

— Да, — Рост снова потер лицо, оно оказалось еще более занемевшим, чем прежде. — На обратном пути захватите, сколько можно, ножей и этих... мачете, кажется. — Он удивленно покачал головой. — И кто такое дурацкое название придумал?

— Ты же и придумал, кто же еще? — Твердо отставив кружку после чая, Лада кивнула Изыльметьеву, принимая командный вид. — Ладно, ужинать будем в полете, сухим пайком, может, в Боловске отъедимся... — Посмотрела на Ростика. — Вылетим через полчаса, если ты не возражаешь. — Рост ничего не хотел говорить. Она это поняла. Добавила: — Ты тут без нас — не очень-то. Так и думай, если захочешь лишний раз рисковать — мол, пригодишься еще в будущем. — Она попробовала улыбнуться, но определенно беспокойно. — И скорее всего еще не раз пригодишься.

— Ладно — Изыльметьев тоже был готов, застегивал куртку. — Он и сам все знает, пошли уже.

Когда они вышли, Ростик понял. Вот его и отставили от практического участия в делах, к которым он привык. И так это незаметно, но неизбежно произошло, что оставалось только диву даваться.

Глава 21

Лада с Изыльметьевым вернулись только на третий день, после дневного привала, который с легкой руки людей почему-то все пурпурные называли «об'ед». Лада выглядела усталой, хотя и пыталась бодриться. Но под глазами у нее залегли глубокие тени, лицо еще больше покрылось морщинками, на этот раз не от морозов, а от того, что кожа стала почему-то сухой. Хотя и от морозов, наверное, тоже, ведь в Боловске стояла зима, и не в Белом доме они просидели все время, наверное. Серый Изыльметьев был поуверенней, только стал еще моложе на вид, совсем мальчишка, едва ли старше Ромки. Между собой они переглядывались как-то смущенно, но Ростика не интересовало, что между ними произошло. Он просто встретил их антиграв, провел к себе в палатку и терпеливо ждал доклада.

— Значит, так, — начала Лада как старшая по званию. — Мечей мы привезли около трехсот штук, ножей с сотню, больше не нашли, не кухонной же утварью их вооружать для такого дела.

— Какого дела? — не понял Смага. Но ему никто ничего не объяснил.

— Привезли еще с полсотни нагрудных доспехов и боевых касок, — продолжила Лада. — У тамошних начальников от наших докладов сложилось мнение, что боноки не нападают на тех, на ком много железа. Мол, медузам тяжело с металлом иметь дело... Вот Пестель и предложил попробовать, посоветовал пока водружать эти каски на малышню как на самых уязвимых.

— Это они-то уязвимые? — почти возопил Смага. — Да их всем лагерем охраняют, они сейчас...

— Господин офицер, — Ростик был вполне официален, — помолчи, пожалуйста.

— Вообще-то я капитан, — буркнул разобиженный зам Ростика, — как и ты.

— Виноват, — тут же признал свою ошибку Рост. Но Лада озорно блеснула глазами, поняла, что психологически Ростик уже выиграл, причем по всем статьям. — Что слышно от Бабурина?

— Он получил наше целеуказание, сказал, что за неделю подготовится и сделает.

— Неделю? Я правильно расслышал? — Рост начинал, кажется, кипеть, но показывать еще не хотел, сдерживался. — Они не понимают, что за неделю мы потеряем более двухсот человек или даже больше, если что-то пойдет не так, как хочется?

— Они, кажется, вообще не рассматривают потери пурпурных на марше как большую беду, — грустно высказался Серый. — Почему-то не принимают этого в расчет.

— А если у нас тут восстание снова вспыхнет? — поинтересовался Смага. — Теперь-то они аглоров не слишком боятся, привыкли, да и выбора у них особого нет...

Ростик пристально посмотрел на него, Смага замахал руками, показывая, что больше не будет.

— Ну, может, пораньше справится, — не слишком уверенно отозвалась Лада. — Он же все-таки твой друг, и общую ситуацию до него донесли, вдруг постарается поспешить?

— Как он планирует меня подхватить, чтобы я показал ему?.. — начал Ростик.

— Он прислал послание в Белый дом, где утверждает, что от мороза стекло капсул стало слишком хрупким, что бомбить тут придется на специальной машине, уже зараженной всякими ядами, и экипаж должен быть в войсковых химкомплектах. — Изыльметьев был этому, кажется, даже рад. — Назвал на всякий случай свою частоту для связи и сообщил, что тебя они подхватывать не собираются. Якобы эта операция требует экипажа с особыми навыками, которыми ты, командир, не обладаешь.

— У нас и радио нет, — все-таки не сумел смолчать Смага.

— Рация у нас имеется, — отрезала Лада, — на всякий случай. Только слабенькая и... как всегда, тут бесполезная.

— Та-ак. — Ростик был удручен. — Кажется, ребята, нас задвинули за угол.

— Может, к лучшему? — спросил Катериничев. — Ты же обозначил им район, где бомбиться.

— Надо бы слетать туда, — вздохнул Ростик. — Просто торопился очень, и целый день не хотелось тратить... Но лучше бы все-таки слетал.

— Да, еще они требуют, чтобы во время бомбежки ты там не показывался, чтобы вообще никто из наших там не крутился, — добавила Лада. — Эти бомбы стали слишком опасны, а высоты в три-четыре сотни метров может не хватить, чтобы мы не наглотались этой гадости.

— Что-то слишком уж Бабурин развел... безопасность. Ладно, не хотят — не надо. Главное, чтобы все-таки сделали свое. Что еще?

— От Таисии Васильевны тебе привет, — неожиданно грустно сказала Лада. — И от твоей прежней жены тоже, спрашивает, как Ромка, я ее уверила, что парень — молодец и что я из него настоящего пилота сделаю.

— Что еще?

— Лекарства от простуды привезли, — буркнул Изыльметьев. — Я уже попросил ребят Марты их перегрузить на платформу к больным.

— Так-таки от простуды? — не поверил Ростик.

— Ну, они сказали, что оно от переохлаждения и обморожения тоже помогает. Правда, что и как — не уточнили. Только назвали дозу — две таблетки в течение суток взрослым и по половинке — детям.

— Ладно, отдыхайте, завтра в вычисленный район смотаемся, пока его не разбомбили, — решил Ростик.

На следующий день, когда основной караван уже двинулся по маршруту, Рост забрался в кабину легкой лодочки, улыбнулся Ладе, которая по-прежнему была хмурой и непонятной, и приготовился.

Взлетели легко, подняв вихри снежной крупы, закрывшие ближайшие повозки. Ростик даже удивился такому старту, уж слишком нервно и избыточно мощно все получилось. Микрал даже рыкнул что-то непонятное от котла, но Лада его не слушала, ее что-то грызло. Рост не стал в нее вчитываться, захочет — скажет, не захочет — так тому и быть. Он и сам-то не слишком уверенно себя чувствовал.

Заснеженная степь под машиной стала привычно разворачиваться дальше, дальше... Конца ей не было, по крайней мере за то время, что Рост не летал, у него опять, уже в который раз, возникло чувство страха перед этим пространством, именно перед пространством, а не перед боноками или холодом. Его сознание отказывалось воспринимать эту беспредельность, глаза не видели ничего дальше пятидесяти километров, хотя воздух был чист и прозрачен, как бывает тут, должно быть, только зимой. Летом-то тут и пылевые тучи ползали, поднимаясь уж точно выше полетного потолка их машины, и дождики, вероятно, крапали чаще, чем в том месте, куда перенесло Боловск, все-таки вон сколько тут речек и болотин.

Лада твердой рукой вырулила на курс вдоль третьей по счету реки, которая темно-серыми штрихами нарисовалась на севере.

— И как ты ее разглядела? — удивился Ростик.

— Привычка, — буркнула Лада. Посмотрела на него, вздохнула. — Поработать рычагами не хочешь? А то ведь забыл, наверное, каково нам приходится.

— Ты лети давай, если почувствую, что устаешь, помогу, конечно. Но не раньше.

— Строгий ты, даже с избытком.

Рост хотел промолчать, но, так как им предстояло полдня крутиться над этим снежным пространством и лучше было не отмалчиваться, выдавил:

— Какой есть.

Река понемногу приближалась, Лада вела антиграв, словно танцевала на паркете, словно вчера и не перегоняла нагруженную машину за полторы тысячи километров или лишь немногим меньше, что им же удалось срезать над Водным миром. Хотя бы и с таким помощником, как Изыльметьев.

Ростик порылся в карте, вроде бы все было правильно и хорошо. Они действительно должны были накрыть обозначенный им маленький овал, и довольно скоро, часа через четыре, может, чуть раньше. Рассматривать внизу действительно было нечего, даже караван остался слева и сзади, его могла теперь видеть только Лада, и то, если привстанет с пилотского кресла и приникнет к окошку.

Котел сзади ощутимо грел воздух, Рост расстегнул офицерский бушлат, снял танкистский подшлемник, в котором в последнее время привык ходить, как в шапке. Главное удобство заключалось в том, что Василиса его отлично научилась стирать и, пока высыхал один, выдавала Ростику второй, чистый. Она вообще была чистюлей, каких поискать, вспоминая изрядную грязь, которая обычно царила в городах пурпурных, Рост только удивлялся этой особенности своей денщицы.

— Микрал, ты как там? — вдруг выкрикнула Лада. — После вчерашнего не устал? А то нам, может быть, долго там крутиться придется.

— Не-а, съес'т мног скус, здрв.

— Вот и ладушки. Раз вчера наелся, значит, сегодня в форме. — Она посмотрела на Ростика. — Уверен, что не хочешь погреться?

— Топка греет. — И тогда Ростик решился. — Знаешь, Ладушка, я должен признаться... В общем, пока вас тут не было, у меня с Василисой... — Как продолжить, он не знал. — Наверное, я распущенный и к тому же совсем... один оказался.

Лада молчала долго, даже с каким-то ожесточением.

— Понравилось тебе? — вдруг спросила она.

— Не знаю... Нет, знаю, понравилось. Очень. Она такая искренняя, что я... Очень ей благодарен. — Он выдохнул воздух. Все-таки признаться было лучше, чем скрывать. Вот только — почему? — Теперь она как бы моя женщина, понимаешь?

Дальше летели совершенно молча, как в могиле.

На место прибыли даже раньше запланированного времени, прошли над рекой, от нее и стали плясать, выискивая обозначенный Ростом район. Ничего тут не было, ни малейшего сигнала. Равнина и медленные, заряженные снегом тучки над головой. Даже травы, торчащей из-под снега, не было, да и снега было мало. Почти везде плотный наст перебивали серовато-коричневые разводы голой, закаменевшей земли.

Лада развернулась, снова набрала скорость.

— Чувствуешь что-нибудь?

А Ростик ее почти и не услышал, напрягаясь так, что только зубы не хрустели. Пытался найти хоть что-нибудь, хоть малейшую зацепку, чтобы... Вот зачем он это делал, было непонятно. Пустота, бескрайняя, словно он заглядывал в бесконечный тоннель, и все, больше ничего. Ни малейшего признака, подтверждающего, что имело смысл сюда прилетать. Рассчитывал на большее, но оказалось, он всего лишь вычислил это место по карте, почувствовать ничего не мог.

Лада пошла еще раз над этим местом, теперь по широкой дуге, словно обозначала пространство со стороны. Наконец Ростик сдался.

— Возвращайся, все это бесполезно.

Они пролетели почти с полчаса, прежде чем она спросила:

— Но бомбить-то будем? — Поежилась, хотя от нее едва пар не валил, так она работала на рычагах. — А то не хотелось бы ловить Бабурина, да и сложно это, ведь неизвестно, каким он маршрутом пойдет, через лес или сразу в Водный мир заглубится, чтобы над болотами лететь. Он ведь от своих пещер пойдет, а это, как говорится, две большие разницы.

— Мне говорили, что рация зимой лучше работает, — рассеянно отозвался Рост.

— Все равно, считай, перехватывать его — еще та проблемка.

— Что? — Рост постепенно включался в действительность. — Да, конечно, нужно попробовать отбомбиться. Хуже не будет... Хотя, может, и будет.

— Хуже-то? — усомнилась Лада. И вдруг всхлипнула, да так, что Рост повернулся к ней. — Рост, я тоже должна сказать... Я тоже не выдержала. Ты же меня, как козу на веревочке, водишь вот уже три месяца.

Ростик смотрел на нее очень внимательно.

— В общем, мы с Изыльметьевым остались в городе вдвоем, в казарме, и... Примерно то же самое, что и у тебя. Только мне меньше понравилось. Я же тебя высматриваю. — Добавила: — И продолжу высматривать.

— Мне кажется, это нестрашно.

— Еще как страшно. — Она была откровенно расстроена. — Только я думала, что ты мне изменил раньше, гораздо раньше. Может быть, еще в Лагере. — Помолчала. — Зря я эту Василису привела тогда. И чуть не отравила она тебя, и теперь вот...

— Я не тебе изменил, а Винрадке. Не забывай, она — моя жена.

— Этим-то проще, у них... да, у аймихошей все проще. — Она снова замолчала, надолго. Потом подвела итог: — Ты мне изменил. Но я по-прежнему буду надеяться.

— Ладушка, милая, наверное, это глупо теперь.

— А это уж не твоя забота. Я нагрешила, сама и попробую исправить.

Рост не знал, что сказать. Не мог же он признаться, что она ему не нравится. Она ему нравилась, еще как. Но... все-таки рассматривать Ладу в качестве второй жены он был не способен. Даже как на временную подругу не мог на нее смотреть, она заслуживала большего. И поэтому, вероятно, ей ничего не достанется от него, решил он, и сам расстроившись. Плохо он понимал, какой в этом смысл, слишком подобные сложности были необычны для него, он не умел с ними справляться.

Они прилетели, Лада на целый остаток дня зависла где-то в палатках, которые, кажется, везли раненых, что она там делала, было непонятно. Но Рост был этому рад. Пробовал успокоиться, даже приказать себе, мол, эти квазисексуальные проблемы сами придут в норму, хотя бы относительную.

Шли они теперь довольно резво, должно быть, потому, что пурпурные на самом деле находились уже на последнем издыхании и могли только идти, идти... Так бывало с Ростиком, он помнил это состояние по своему плену, когда бич бывал самым эффективным орудием заставить кого-то сделать больше, чем он был способен. Конечно, за это приходилось расплачиваться невыносимой болью, а для него сейчас — еще и угрызениями разного рода, но он знал — так он, возможно, спасет кого-то, вот и следовало продолжать... ожесточаться.

Два дня шли в каком-то совершенно диком темпе, подбираясь к отметке сорока километров за переход, кажется, даже аймихо на это не бывали способны зимой. Еще Рост считал дни до момента появления Бабурина, хотя это выглядело глупо, еще не пришел назначенный им срок, ведь он же отчетливо отозвался — неделя, очень много в условиях, в которых они оказались...

И все-таки он что-то чувствовал и внутренне готовился. А также готовил и отряд. Расставлял посты, сам их иногда обходил, не доверяя выводку Марты Чепениной, иногда даже Катериничеву не доверял, почему-то вот так у него получалось. И тогда произошло...

Он вернулся с вечернего обхода, который затянулся, потому что увеличенный темп плохо переносили ребятишки и пришлось зайти к ним в детсадики. За время последних переходов возникла возможность распределить детей по повозкам, чтобы им было полегче и безопасней. Конечно, и тут следовало соблюдать неявные, но такие действенные клановые различия, выделять и назначать дополнительную охрану, что грозило изменением порядка уже на марше, и выслушивать разные реплики по поводу общественного статуса разных родителей этих детей, своего рода табели о рангах, хотя некоторые из пурпурных с ним уже не считались, но который все равно оставался значимым явлением... В общем, Рост устал.

Зули даже предложила ему руку, когда он неожиданно провалился почти по колено в острый, как каменный, наст и не сразу сумел выбраться, проклятая кромка снега все время проваливалась, пришлось лечь и выкатиться из дыры, в которой он оказался, да еще и ноги почему-то промочил, должно быть, попал в лужу, подпитываемую под снегом незамерзающим даже при нынешних морозах ключом.

В общем, когда он подходил к палатке, то был не в лучшем настроении. Но в палатке что-то происходило. Он оглянулся на Зули, которая поняла этот взгляд и набросила капюшон, оба подумали одно и то же — нападение, и никак иначе. Добежали, отдернули полог...

Посередине его командирской палатки, с другой стороны через костерок от его стола, за которым он обычно работал, стояла почти невероятная жестяная лохань, полная воды, от которой поднимался пар. В лохани сидела довольная и намыленная Ладка, а Василиса усиленно терла ей спину, закатав рукава до плеч.

Рост и Зули замерли как вкопанные. Ростик, впрочем, успел порадоваться, что отослал Катериничева и Ромку, когда обход подходил к концу. Надо же, какие глупые мысли лезут в голову, решил он, когда... ситуация складывается глупо.

— Задерни клапан, холодно же, — буркнула Василиса почти без акцента по-русски.

Зули, разумеется, проскочила раньше, Рост с некоторой задумчивостью сделал то же. Клапан на всякий случай даже застегнул на все деревянные шпенечки, устроенные вместо пуговиц, чего обычно почти никогда не делал.

— Чего смотришь? — спросила Лада, обмывая лицо, улыбаясь, словно сделала что-то очень умное и хорошее.

— А-а... почему у меня тут баню устроили?

— Все, командир, пришла тебе пора отвечать за все грехи, — бодро, хотя немного и нервно, оповестила Лада. — За то, что девушку мытарил, за то, что не любил ее и не холил. — Она даже немного просела в лохани, так что коленки ее вылезли из мыльной пены наружу. — Будет у нас сегодня первая брачная ночь, никуда я тебя больше не отпущу. — Она оглянулась на его лежанку. — Я уже и подушку принесла, и свое меховое одеяло. Теперь твою репутацию поправит только честное исполнение... специфически мужских обязанностей.

Рост посмотрел на Зули, та снова откинула капюшон, что с ее стороны было знаком вежливости, и хотя лицо ее почти не изменилось, но в том-то и дело, что почти. Она смеялась глазами, да и мечами, которые незаметно выхватила из-под нузы, когда они бежали к палатке, — делала ими какие-то слишком уж легкомысленные движения.

Ростик прошествовал к своему табурету, сел, ссутулившись. Посмотрел на Ладу, на Василису.

— Мы тут веревку протянули и набросили на нее брезент, так что теперь у тебя будет отдельная комнатка, — сказала пурпурная габата, его первая за много месяцев любовница, нимало не смущаясь, скорее даже в некотором запале, почти с восторгом, которого Ростик бы никогда не понял, проживи он хоть тысячу лет. — А если и этого недостаточно, могу на сегодня уйти в какую-нибудь из повозок, вот только... — Она снова окунула руки в парящую воду, обмывая мыло. — Ты же по утрам в снегу купаешься, так что все равно чистый. А я... Господин, — это она так по-своему подлизывалась, хотя для Ростика это звучало неприятно, — можно я тоже искупаюсь в этой воде, такую горячую и мыльную жаль просто так выливать?

Лада подмигнула Зули, поднялась, постояла в рост. Рост понял, что она не просто красива, от нее глаз невозможно было отвести. И как это удается самым обычным девицам, даже тем, которых, казалось бы, знаешь и с которыми вместе столько всего пройдено под серым полдневным небом?

Василиса решительно набросила на Ладу какую-то толстую простыню, придерживая нижний край, чтобы не намочить. Лада, как принцесса, стала еще красивее. Рост только нос потер.

Босиком, по ходу обтираясь, Ладка, вредная девчонка, прошлепала к его лежанке, полузадернула полог, который они тут вдвоем соорудили, весело отозвалась из-за него:

— Лежанку придется пошире сделать, ничего, я завтра Мазанова попрошу, он топором, как поэт, работает.

Василиса быстренько раздевалась, хотя и повернулась к Ростику спиной, нырнула в лохань, подняв целый шлейф пенных брызг. Зули отозвалась неожиданно:

— Не волнуйся, я отведу ее к палаткам пурпурных. А тут Бастен на страже останется.

— Бастен? — Рост повернулся к ней всем телом, никак не мог прийти в себя.

Аглор на миг блеснул в воздухе ладонью, как-то выдернув ее из плаща, показывая, что он тоже тут находится.

— И этот был тут все время? — Лада высунула взъерошенную после купания голову из-за брезентовой занавески. Нахмурилась, потом смирилась. Даже попробовала улыбнуться, нашла взглядом Ростика и тогда улыбнулась по-настоящему. — Представляешь, словно королева, которая не может даже ванну принять, чтобы придворные вокруг не толпились... Нужно будет купальник себе сделать, что ли?

Зули вышла, полог палатки оставался открытым чуть дольше, чем ей было нужно, вероятно, с ней ушел и Бастен. Василиса проговорила на своей жутковатой смеси русского и единого:

— А может, я голову подушкой накрою, чтобы ничего не слышать, все равно ведь уже теперь?

— Я... — Ростик действительно не знал, что сказать. Как-то они эту партию слишком здорово разыграли. Если бы он стал ругаться и что-то выяснять, то определенно еще раньше, чем девчонки, почувствовал бы себя дураком. — Нет уж, лучше все-таки отправляйся сегодня к своим.

— Они меня плохо принимают, считают, что я слишком удобно у тебя устроилась, — делано-равнодушно отозвалась Василиса. — Так что они теперь не вполне мои, они меня вашей считают. — Блеснула белоснежными зубками в улыбке. — Вернее, конечно, твоей.

— Интересно. — Ничего другого в голову Ростику просто не приходило. — Вообще-то, Лада, я привык сам добиваться чего-то и не люблю, чтобы мной так... манипулировали.

— Да знаю я, но ты же... лопух. Ничего в любви не понимаешь, только воевать умеешь.

— Хватит. — Рост поднялся. И тогда Лада, сама искренность и честность, оповестила:

— Нет, Ростик, уходить от тебя я не намерена.

Василиса с упоением плескалась, как выдра, соскучившаяся по воде. Ростик обошел ее осторожненько и понял, что сам виноват, что впустил этих девиц в свое логово, в свое обиталище. Они всего лишь воспользовались ситуацией, понимая ее... специфически по-женски. И зачем эта бодяга, и почему люди так устроены, и так ли уж это им необходимо?.. Дальше причитать было бесполезно, Ростик прошел за занавеску. Лада раскинулась, как какая-нибудь испанская маха, едва прикрывшись, несмотря на холод, царивший в этом углу палатки из-за занавески, наверное, которая не пропускала токи разогретого воздуха. Поднялась, стала стягивать с Роста его куртку, которую он от волнения и расстегнуть забыл.

Потом Ростик, немного стесняясь, присел на свою же кровать, на самый краешек. И вдруг Лада... Да, железная, прошедшая испытания, от которых и боевому офицеру могло стать не по себе, вот эта Лада... Расплакалась. Сквозь слезы она пояснила:

— А я так боялась, что ты меня прогонишь...

Глава 22

Изыльметьев орудовал кувалдой, скинув свою куртку на снег. Ромка ему помогал, придерживал что-то, Израилев пытался совместить штангу дырками с проушиной крепления к корпусу антиграва. Ребята работали увлеченно. Даже Микрал что-то мычал одобрительное, у него опять усы обросли не слишком аппетитными сосульками.

Рост стоял рядом, приглядывая, как работают ребята, Лада придавливала его своей спиной, то ли грелась, то ли не могла отойти ни на шаг. Она вообще, после того как Ростик взял ее в жены, потеряла всякий стыд, прилюдно демонстрировала, что между ними теперь все не так, как прежде, когда они оставались только сослуживцами.

Ромка по этому поводу только хмурился, но ничего не высказывал. А Изыльметьев, видимо, догадавшись, что Лада обо всем про них рассказала Росту, усиленно изображал занятость, стоило к нему хоть немного приблизиться. Вот и сейчас именно он махал кувалдой, хотя обычно такими делами занимался бакумур-загребной.

— Дело ведь как получилось, командир, — объяснял он, не поворачивая головы, избегая смотреть Росту в глаза, — на снег садиться очень трудно. Эти вот выносные «ноги» с блинами только против потоков вниз придуманы, если снег проваливается, если посадочные полозья не держат, то они выворачиваются, вот и погнули консоль... Ничего, прежде чем караван передохнет и тронется на второй дневной переход, мы уже будем тип-топ.

Манауш, который тоже стоял невдалеке, разговаривая с пустотой, а может, и с кем-то из аглоров, умолк, прислушался, наверное, что-то понял по-русски и продолжил говорить, теперь посматривая на привал, где роились пурпурные, занятые приготовлением обедов и исполнением всех тех неизбежных дел, которые возникали после первого, как теперь было принято говорить, дневного перехода. То есть перехода от утра до привала.

— Если не справитесь, — высказался Ростик, — сообщите, я с вами на всякий случай аглора оставлю. Ему наши нормы похода — плевое дело, запросто догонит.

Он уже хотел идти к стоянке, чтобы выслушать те доклады, которые созревали у всех командиров компаний только во время стоянок, на ходу обычно Роста не дергали. Но тут...

Где-то поднялся обычный вой, суета, даже пару раз кто-то выстрелил, на этот раз, как Ростик того и требовал, в воздух, лучи ушли над головами, хотя второй выстрел был слишком низкий, непонятно зачем и в кого сделанный. Может, от нервов, да, определенно из-за волнения.

Потом, почти сразу же... Тоже суета, в другом конце стоянки, у самой слабой колонны, где было много джумров, соплеменников Василисы. Лада оторвалась от Ростика, всмотрелась, толкнула его плечом. Потом перевела взгляд на него, глаза у нее стали какими-то необычными — слишком пристально она его разглядывала. А Рост, хотя сознанием еще и оставался тут, с этими ребятами, уже был не вполне тут.

Он знал, что-то произошло, причем настолько худое, что они, пожалуй, и не готовы к этому. Но он приходился командиром всему отряду и обязан был что-то придумать... Оказывается, он и не заметил, как произнес:

— Сейчас что-то случится.

Лада подняла руку и, не коснувшись его, опустила. Потому что сразу в двух, нет, в трех местах снова — нападение. Изыльметьев все-таки повернул голову, рассеянно уронил:

— Что-то они сегодня чересчур...

Дальше он не успел. Рост смотрел на все происходящее, словно был отделен от этого мира, от всего, что существовало вокруг него, толстенным, непробиваемым и очень прозрачным стеклом. Плохое сравнение, подумал он мельком, особенно после того, как появились медузы...

Став на миг видимым из-за поднятой в воздух снежной крупы, по белой скатерти равнины уже несся к стоянке кто-то из аглоров, оставляя за собой следы, тот, с кем разговаривал Манауш. Сам г'мет тоже семенил в не очень удобной, мешковатой одежде следом, все больше отставая от аглора.

— Продолжай, — сказал Ромка Изыльметьеву, не поднимаясь с колен, — там хватит народу, чтобы справиться...

Дальше все произошло мгновенно. Откуда-то сверху и чуть сбоку, пожалуй, даже со стороны, где стоял Ростик с Ладой, возникло что-то серовато-мутное, едва видимое даже в этом странном зимнем свете через холодные облака, которые действовали как гигантский световой люк, остужающий землю, поднявшее тем не менее слабые снежные вихри. Вот если бы не эти вихри, возможно, Ростик и не успел бы... А так он даже не понял, почему в его руке появился палаш, который он уже заносил чуть вбок и вниз, придерживая его клинком к себе.

Холодное марево накрыло Изыльметьева, сразу от ног до головы, отделив его от всего мира, как Росту казалось мгновение назад, что отделен он сам.

Рубашка на Изыльметьеве, чуть влажная от пота и растаявшего снега, облепила тело, сделав его каким-то хрупким и тающим, а потом... Да, он стал пропадать, растворяться в воздухе, словно привидение... В этом было что-то запредельное, невиданное, почти мистическое.

А Рост уже прыгнул вперед и, хотя опоры под ногами не было, уже ударил, что было, кстати сказать, непросто, потому что, изогнувшись всем телом от боли, Изыльметьев стал выпрямляться, но... Не мог этого сделать, потому и корчился, наверное, или дергался от невыносимой боли, захлебываясь сумасшедшим, нечеловеческим, звериным криком.

От дергающегося Изыльметьева мутная пелена, покрывшая его, стала видна всего на один краткий миг, не дольше удара сердца, но Игорек Израилев уже стоял рядом и ножом, как мешок, снизу вверх, пытался этот полупрозрачный полог нащупать и вскрыть.

Палаш Роста просвистел в воздухе, определенно встретив какое-то препятствие, хотя ничего по-прежнему видно не было. Он перехватил палаш двумя руками и взмахнул еще раз, на этот раз стараясь срезать с тела Сереги рубашку, которая еще немного была видна на фоне снега, хотя должна была вот-вот истаять, как и все остальное, бывшее некогда лучшим пилотом отряда. Снова клинок врезался во что-то прямо в воздухе, чего быть тут не могло. Рост развернул клинок и рванул его вниз, туда, где должны были находиться ноги человека, попавшего под атаку медузы...

Он снова ощутил слабое сопротивление мечу, и еще... Да, определенно это была какая-то жидкость, брызнувшая ему на рукав бушлата. Почему-то, вместо того чтобы драться, освобождать Изыльметьева, Ростик очень хорошо увидел эти самые капельки мутноватой жидкости, поверхность ткани под ними мгновенно размягчилась, превращаясь в неправильные, остро пахнувшие в морозном воздухе дыры.

Рядом с Израилевым уже стояла Лада, деловито орудуя ножом, ей было проще, потому что теперь тварь, напавшая на человека, была немного заметнее. Лохмы ее прозрачного тела раскрылись и потеряли свою абсолютную невидимость.

Ромка каким-то образом, соединив усилия с Микралом, выдернули Изыльметьева, вернее, то, что должно было им оказаться, наружу из распоротого мешка... Рост еще раз двадцать ударил в то место, где на снегу шевелилось нечто, похожее одновременно на кучу легкого тряпья и на тающую медузу. Теперь-то он отчетливо понимал, почему боноков так называли.

— Быстро мы с ним расправились, — сказал Израилев. — Любо-дорого... — Его зубы еще были ощерены, как у зверя. Он боялся, но не хотел этого показать.

Сбоку, всего в шаге, Лада склонилась над Изыльметьевым. Что-то она делала, хотя было непонятно, что именно, потому что над ними, изогнувшись, словно арка, нависал Микрал, он даже свою лапу положил девушке на плечо, чтобы быть к ней ближе.

Ромка поднял голову, вытирая руки снегом, который черпал почти до локтей.

— Пап, ты посмотри...

Ростик посмотрел, ничего не увидел.

— Ты же ему, считай, полголовы снес, наверное, первым же ударом... Потому и быстро. — Ромка повернулся к Израилеву, который дышал, как конь, выбрасывая фонтаны пара в морозный воздух. Потом он еще раз зачерпнул снег, оценил, как Рост чистит свой палаш о сугроб, и посоветовал: — Пап, сними полушубок и как следует промой, этот их желудочный секрет — страшная штука, считай, всю органику проедает, как кислота. Дойдет до руки, плохо придется.

— Откуда ты все знаешь? — уже с усмешкой, слегка покровительственно спросил Израилев.

— Он же биологом был, — пояснил Ростик, тоже отходя от запала борьбы. — Хотя и недоучился.

Сзади в лагере уже творилось что-то невообразимое, как во время первых, еще не очень сильных нападений боноков, когда они не умели быстро справляться с паникой... Хотя нет, что-то более скверное, общее, словно стоянку атаковали сразу со всех сторон, даже волы ревели, как сирены, а пурпурные, которые предпочитали не смешиваться, на этот раз сбивались в кучу, одну общую толпу, не различая ни каст, ни прочих различий.

— У него все лицо обожжено, — подняла голову Лада. — Глаза бы спасти... На щеках и на лбу шрамы, кажется, останутся. — Она вздохнула и поднялась на ноги, вот только Микрал все равно ее от себя не отпускал. — Я такое уже видела... Правда, у пурпурных.

— Это, считай, первое нападение на людей, да? — спросил Израилев, хотя сам отлично знал ответ.

— Вот что, пока бросаем ремонт и несем Серого на госпитальную повозку, — решил Рост. — Только держаться надо рядом, как можно плотнее.

— Это понятно, — буркнул Израилев, ловко расстилая куртку Изыльметьева и укладывая с помощью Лады его на эти носилки.

Они подхватили, понесли, хотя Рост думал, что лучше бы его нес один бакумур, уж очень незащищенными выглядели спины ребят, когда они топали такой вот растопыренной толпой, чтобы каждому достался уголок, за который можно было бы нести Изыльметьева.

Теперь Микрал определенно нависал над Ростом, но тому это было почти незаметно. Он пытался определить, почему Серый не приходит в себя. То, что обожжен, как Ромка сказал, желудочным секретом медузы, это понятно. Но почему всего за несколько мгновений, пока они его вырубали из тела прозрачного прыгуна, он так основательно отключился?

Внезапно он все понял. Скомандовал:

— Нет, ребята, несем его в мою палатку.

— Зачем? — не понял Ромка.

— Там рация.

До командирской повозки они дотопали нормально. У нее с какими-то импровизированными протазанами, больше похожими на косы, стояли четыре бакумура. Они жались друг к другу, как испуганные псы, и никуда бежать, помогая отбивать нападение медуз, не собирались. Рост снова скомандовал:

— Возьмите двоих из этих охранников, несите Изыльметьева дальше, пусть его там как следует обиходят, когда он сможет говорить, известите, я хотел бы его расспросить.

— Он теперь не скоро сможет говорить, — подсказала Лада.

— Лада, на всякий случай останься со мной, ты с рацией лучше всех работаешь, — приказал Рост. Чего греха таить, он и сам боялся теперь оставаться в одиночестве, даже удивительно было, как до сих пор разгуливал без опаски. — Только держись как можно ближе.

Жестом приказав двоим бакумурским охранникам следовать за собой, они вошли в палатку. Тут все было, как обычно, даже Василиса возилась у огня над двумя котелками, словно ничего с Изыльметьевым и не произошло, словно ничего не происходило со всем караваном. Будто она оглохла. Лишь подойдя к ней, Рост заметил, что у нее дрожат губы, оказывается, она тоже боялась.

Лада довольно быстро отыскала в углу, за мешками с топливом, армейскую рацию с динамо-машинкой, выставила все устройство на стол. Рост сел, Лада угнездилась почти ему на колени, рядом с обоими волосатиками с заметным облегчением устроилась и Василиса. Оба бакумура переглянулись, один остался у плеча пурпурной, а другой прислонился к Ростику, возвышаясь так, что едва не загородил весь свет. Теперь стал отчетливо ощущаться его запах от свалявшейся шерсти, ставшей за зиму длинной, как у таежного волка.

Покрутив динамку, Лада поднесла наушник к виску и прижала ларинг к шее.

— Все, кто слышит меня, прием.

Треск, обычное шипение, обычный фон пустой, не наполненной человеческой речью аппаратуры. Ростик взял другой наушник.

— Говорит караван Гринева, прошу отозваться, если в зоне слышимости, прием.

И вдруг вполне отчетливо донеслось, хотя приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова:

— Это Бабурин, слышу вас хорошо. Даже не надеялся, что тут такая связь. Прием.

Лада тут же передала ларингофон Росту, тот поерзал им по шее, ощущая, как борода мешает точно определить место голосовых связок.

— Костя, ты где? Что поделываешь? Прием.

— Часа два, как отбомбились по твоему квадрату. Топлива очень мало, потому что несли полную нагрузку, поэтому заглянуть не могу, уж извини. Прием.

— Это первая бомбежка, прием?

— Нет, мы выпросили у начальства три грузовика. Один про запас... Так что сумели уложиться в одну ходку. Весь тобой отмеченный овал завалили, хотя я и не понимаю, зачем?

— Кость, ты передай по начальству, что после твоей бомбежки у нас тут форменная война началась. Они атакуют массово, именно — всеми силами. Кажется, уже не для того, чтобы есть, а чтобы убивать. Пурпурных теряем десятками, среди наших тоже есть жертва — Изыльметьев. Он плох. Может, все-таки завернешь к нам, а топлива мы тебе подбросим?

— Не заверну, Рост. У нас одна ампула раскололась, когда мы от китов над лесом уворачивались. Как могли, почистились снегом, но, сам понимаешь, стоит мне у вас приземлиться, и к прочим неприятностям мы свои принесем. Потравим твой народ к чертовой бабушке.

— А если оставить Изыльметьева одного, сумеешь его...

Что-то в приемнике щелкнуло. Лада усиленно крутила рукоять, но связь не восстанавливалась. Ростик на всякий случай кивнул ей, чтобы она не останавливалась.

— ...больше химкомплектов не захватили, так что завернуть его будет не во что. Кроме того, вы лучше всех эти раны, наверное, научились лечить...

Они пробовали вызвать Бабурина еще с четверть часа, пока Лада не проговорила:

— Наверное, все, больше связи не будет. И так, считай, повезло.

— Повезло, — признал Ростик. — Это же на какое мы расстояние Бабурина выхватили? Километров на триста?

— Нет, если он уже возвращался, считай, мог немногим менее двухсот мимо проходить, если через Водный мир вдоль хребта.

— Определенно повезло, — признал окончательно Ростик.

Клапан палатки распахнулся. Ввалился Ромка, очевидно, с аглором за спиной, потому что пропустил нечто неопределенное, прежде чем застегнуть «двери» на средний колышек.

— Они напали даже на одного из аглоров, — доложил он. — Кроме того, валятся, как из прохудившегося мешка, иногда бросаются, распахнувшись как можно шире, на любую толпу, травят своим соком сразу трех, а то и пятерых пурпурных. — Он подсел к огню, не обращая внимания на Василису, которая чуть посторонилась, пуская его под защиту бакумура. Он погрел занемевшие, вероятно, еще от работы у антиграва, руки. Мальчишески шмыгнул носом, хотя по всему держался молодцом. — Никогда такого не было.

— Что с аглором?

— Бастен изнутри разорвал его в клочья, хотя сам, как признает, теперь должен будет подлечиться... — Ромка проводил неопределенным взглядом что-то, что мокрыми следами отправилось в угол платформы, поближе к котлу. — Какими-то своими способами.

Бастен скинул капюшон, не поворачиваясь доложил:

— В целом я в порядке, но они задели своими испарениями легкие. Лучше я пару часов помедитирую и правильно подышу, это поможет.

— Бастен, они сильные?

— Если бы я не понимал, что должен это сделать, возможно, и не удалось бы. — Аглор уже возился, устраиваясь на какой-то подстилочке. — Человеку это не под силу, даже бакумур не сможет.

Полог снова приоткрылся, хотя его никто и не расстегивал. В образовавшуюся щель просунулась головенка Самбы. Она окинула помещение прищуренным взглядом.

— Ты что, сдурела, — тут же бросился к ней Ромка, чтобы впустить вторую переводчицу, — в одиночку расхаживать?

Василиса, смешно наморщившись, изогнувшись, как змейка, посмотрела на Ростика. Да, видно, не у одного у меня проблемы с женщинами, признал он, хотя Ромке... рановато еще.

Самба что-то залепетала, ее смесь единого с русским была еще более невразумительной, чем у Василисы. Но Ромка ее отлично понимал.

— Входи же и садись вон там, поближе к аглору... Только не мешай ему, он лечится. — Потом поймал взгляд Ростика. — Пап, ты как, не против?

— Я для тебя тут... все-таки командир, в крайнем случае капитан.

— Да, извини, я от волнения... Командир, больше не повторится.

Лада соскользнула с Роста, выпрямилась, посмотрела на Ромку так ласково, словно у нее и другого дела не было, кроме как любить все, что ее окружало.

— Командир, — она чеканила каждый слог, — что делаем?

— Как нам ни хреново, а двигать вперед нужно, — решил Рост и стряхнул с себя еще и бакумура. — Поэтому давайте-ка, братцы, уберем рацию, прихватим обоих бакумуров, хватит тут для защиты и одного Бастена, хотя он и в медитации, и отправимся искать наших. Чтобы антиграв доделать и передать приказ — выступаем через час. Не позднее.

— А если?.. — начала было Лада, но Рост ее оборвал:

— Никаких если, Ладушка. Останемся тут, вообще костей не соберем. Поэтому, повторяю, выступаем через час.

— А если ты прав и это уже не кормежка, а война?.. — Лада не хотела угомониться.

— Тем более если это война. — Рост поправил свою задубевшую после «стирки» в снегу куртку и хотел было уже идти к выходу из палатки.

— Есть еще и третье дело. — Лада была как паровоз, резко тормозить не умела. — Вас, мальчики, без стальных нагрудников и касок я больше не отпущу. — Она поежилась и добавила: — Да и сама в них обряжусь.

Глава 23

Особенно скверно каравану пришлось на переправе через четвертую реку и сразу после. Кажется, за одну неделю, пока переправлялись, пока пытались убежать от этой, в общем-то, не самой широкой и бурной реки, потеряли почти тысячу человек. Одно только было хорошо, научились спасать детей. Как, каким образом — Ростик не слишком вникал. Почему-то всем караваном принялся, и не всегда наихудшим образом, командовать Смага, выбрав себе в помощники Катериничева. Они действительно сработались, причем Игорь даже не слишком при этом страдал. Вероятно, многие из идей, распоряжений и поступков Смаги не вызывали у него раздражения. Или сам он их придумывал и внушал своему командиру, такое тоже в армии бывает. Потому что для Смаги главным было, чтобы не Гринев это придумал, хотя для самого Роста было странно, почему у его зама возникала такая реакция.

Ростик довольно долго приглядывался к этому удивительному тандему, но потом подумал, что это было наилучшим решением. Все-таки он подвизался только на этот поход, а следовало уже начинать думать дальше, что будет после него. И получалось, что Смага, со всей его командной манерой, с его очевидной механикой думать всего-то на шаг вперед и ни миллиметром дальше, с работой в целом справлялся. Даже пурпурные каким-то образом выделили ему еще одного переводчика, паренька всего-то с метр ростом, очень юного, но не по годам смышленого. Смага даже немного ворчал, потому что совершенно неожиданно для Роста воспылал любопытством, каково это — иметь пурпурную подругу. Но это уже были мелочи, в которых сам же Смага и должен был разобраться.

Вот что немного показалось Ростику неприятным, так это тот простой факт, что Самба ушла в адъютантки к Катериничеву. Тот немного оторопел от такого оборота дела, Ростик даже застал их как-то за серьезным «выяснением» в палатке, которая служила общей казармой для летного состава, когда Игорек пытался то ли оправдываться, то ли что-то горячо объяснял. В общем, это тоже было неинтересно, потому что на Ромку это никакого впечатления не произвело. Он как был еще зеленым и слишком юным для этих перипетий, таким и остался.

В день после переправы через четвертую речку боноками была предпринята еще одна атака на человека. На этот раз на обходящий ночные посты «выводок» Чепениной. Жертвой оказался Вася Табельков. То ли ребята были сонные, то ли шли неправильной, слишком раздробленной группой, но нападение оказалось успешным, Табельков исчез. И атакующая медуза даже не поплатилась за это. Как призналась во время разбирательства по этому случаю Марта, она, когда поняла, что теряет человека, даже выстрелила в то место, где бонок накрыл Васю. Выстрелила, хотя, по ее же словам, отлично помнила приказ огнестрельным оружием прозрачных прыгунов не останавливать.

— И понимаешь, командир, его там уже не было... Не было! Вернее, обоих не было, и Васьки, и той твари, что его охватила, — объясняла она, растерянно поводя глазами с командира на потолок, как ученица на уроке, которого не понимает.

Рост покивал, опечалился, но не слишком. Он плохо знал Табелькова, да и весь отряд Чепениной не слишком уважал. Хотя потерять человека все-таки было... неправильно.

Странным образом эта гибель, в отличие, например, от первой атаки, на Изыльметьева, примирила пурпурных с людьми, может быть, вернее, чем все речи Роста перед ними, все его решения и даже медленное подтаивание языкового барьера.

Изыльметьев, кстати, поправлялся, медленно, хотелось бы побыстрее, но все же выходил из того ступора, который нагнала на него та атака. Когда он совсем пришел в себя и Рост его посетил, он смущенно объяснил:

— Капитан, они как-то душат... И включают в себя, становишься даже не собой, а этим... Боноком становишься. Словно бы сознание тебе — раз, и стерли. — Он ежился под больничным одеялом от воспоминаний. — Страшно. И еще... Ничего при этом не чувствуешь. Даже боли особенной нет, есть только... Какая-то вспышка, которая угасает перед глазами. Вернее, не так, не вспышка, просто свет меркнет.

А Ростик во время этого монолога рассматривал своего лучшего пилота и отлично понимал, что ожог на пол-лица, включая весь лоб, подбородок и особенно нос, превратился у этого человека в какую-то маску, словно бы с него содрали кожу, деформировали все мускулы, да так это и затвердело. Отец говорил, что иногда так же страдали танкисты в Отечественную, если их успевали вытащить из горящего танка. Но в отличие от них у Изыльметьева, кажется, уцелели глаза, хотя легкие слегка прихватило. Но это могло со временем и пройти. Видимо, во время атаки он инстинктивно глубоко вдохнул побольше воздуха, в котором уже слишком много оказалось желудочного сока этой твари. У него даже голос изменился, стал резким и грубым, и через нос ему тяжело было дышать, как он признавался.

Лада, добрая душа, просиживала с ним дольше других, если у нее не было другого дела. И мучилась, вероятно, но, как каждая сильная девушка, сделав выбор, постепенно перебарывала эмоции и приходила в норму. Все же она один раз призналась Ростику, когда они укладывались спать:

— Он красивый был, даже очень... Ты не замечал, но он был на тебя здорова похож, ну, не сейчас, а на того, каким ты был когда-то. Даже улыбался так же.

— Просто старая любовь не ржавеет, — сварливо, должно быть, отозвался Ростик.

— Нет, — она была печальной, — не так. Таким, каким он был, я могла бы... Да, — она тряхнула головой, хотя ее короткие волосы совсем не требовали такого жеста, — я могла бы его как любовника держать. В мужья — нет, не согласна. Мужем у меня можешь быть только ты.

— А мое мнение тебя не интересует?

— Во-первых, — она смеялась, — ты бы ничего и не узнал. А во-вторых, полигамия — дорога в обе стороны, ты не находишь?

И Рост тоже улыбнулся, даже не потому, что ему было весело, а потому, что очень уж приятно было видеть эту смеющуюся рожицу. И еще, кажется, несмотря на... деревянность, он все-таки влюблялся в Ладку. Слишком их физическая близость оказалась обжигающе-прекрасной. И теперь, вот когда он это понял, ни за что бы не отказался от нее, не сумел бы обойтись без этой замечательной борьбы-единения. Даже если бы Ладка ему вздумала изменять, он бы... Возможно, примирился бы на время, хотя не исключено, что попытался бы вытравить свое отношение к ней, сделаться снова доброжелательным и равнодушным... Вот только пришлось бы бороться с собой.

— Я буду думать, что ты по натуре — изменщица.

— Думай, — она снова смеялась, — как и я о тебе то же самое думаю. — И тут же она потянулась, целуя его уже огневым поцелуем. — Только мою любовь это не отменит никогда.

Но подобные всплески относительно хорошего настроения, полноты ощущения мира были редки. Ситуация становилась трагической, и Ростик почему-то здорово заряжался этим, пока за дневные переходы работал с пурпурными, да и с людьми тоже. Насыщался, как губка, может быть, потому-то Ладушка и казалась ему необходимой — не давала совсем и окончательно провалиться в депрессию. Чего командиру нельзя допускать.

Перед пятой переправой, разведанной Ладой почему-то с Ромкой, из которого у нее получилось сделать второго пилота, атаки стали чуть слабее. Большая часть пурпурных восприняла это как добрый знак, но Росту затишье показалось не слишком убедительным. И не зря.

Во время пятой переправы они испытали такой штурм, какого, кажется, еще не знали. Они даже не предполагали, что такое возможно. Всего за несколько часов они потеряли почти с полтысячи душ, и при этом атаки были так здорово организованы, что куда-то пропало чуть не треть повозок. Раньше они умели их защищать, отбивали, чего бы это ни стоило. А сейчас...

Вероятно, кто-то из «возниц» и даже переправщиков попросту сбежал, растворились в общей массе пурпурных, оставив телеги на тех, кто, защищая их, погиб. И пурпурные не стали выдавать виновных, хотя Ростик уже полагал, что может обсудить любое дело с формальными командирами губисков. Или на них подействовало, что они не могли даже уследить, куда боноки теперь утаскивали свои жертвы, как утащили Табелькова. Раньше они оставляли кости или изуродованные тела... Теперь же люди и предметы просто растворялись, и следов практически не оставалось.

Поразмыслив над этим, Рост решил, что понять, куда исчезают боноки с жертвами, он не способен. Было что-то такое в устройстве их мира, чего он никак не мог осознать, даже если стимулировать свои «прорывы» всезнания. Вероятно, и для него была очерчена граница, за которую тренированное и неплохо зарекомендованное ранее представление о мире не допускалось.

Или, что было еще хуже, боноки тоже учились нападать, совершенствовали свою технику боя с людьми и пурпурными. В самом-то деле, не все же людям обмысливать противника. У медуз, кажется, тоже хватало соображения, чтобы анализировать, делать выводы, распространять «удачные» приемы среди тех, кто решил поохотиться на оказавшийся на их территории караван.

И вот, когда они уже переправились через пятую по счету и по карте реку, на третий, кажется, день, когда и пурпурные стали замечать, что снег стал более тяжелым и комковатым, словно бы весна уже обещала свой приход, хотя в календарном отношении до нее было еще больше месяца, они вышли... к новой реке.

Это открытие, неожиданное для всех, включая даже Роста и остальных людей, которые лучше других ориентировались в происходящем, заставило караван остановиться намертво. Даже не на берегу реки, а километрах в десяти от нее, в той точке, откуда определенно стало видно, что впереди — река.

Больше всех почему-то разволновался Смага. Или он вообще был склонен к неожиданно бурным реакциям, что не замедлил проявить.

— Рост, мы заблудились, определенно заблудились. Если мы не найдем разумного объяснения, я... Думаю, пурпурные вообще перестанут подчиняться приказам.

Страшнее он, конечно, ничего придумать не сумел. Но это в самом деле требовало объяснений, решений и — главное — действий. Рост и принялся действовать. Приказал расположиться лагерем, хотя положение было не самым лучшим, слишком близко от разбомбленной Бабуриным зоны, а значит, атаки снова грозили обернуться массовым избиением павших духом губисков и, возможно, даже новыми атаками на людей. В последнее время Росту это казалось даже более возможным, потому что если боноки принялись воевать, то разумнее всего выбивать командиров, как поступали солдаты всех армий в сражении.

Убедившись, что лагерь худо-бедно, но устойчиво и относительно безопасно выстроился, Рост вместе с Ладой отправился на разведку. Вылетели на лодочке без верхней башни, хотя было понятно, что они уже подобрались так близко к другому, дальнему от Боловска лесу, что приходилось принимать в расчет и прозрачных китов над ним.

Рост решился на это главным образом потому, что остальные машины были в разгоне, должны были подтащить к каравану очередную порцию продуктов и топлива для повозок, а основной антиграв, оказавшийся под рукой, тот самый, который они чинили перед нападением на Изыльметьева, ни один пилот не любил. Что-то они в этой левой передней «ноге» сделали неправильно, и все, кто работал на рычагах, жаловались, что лодку уводит в сторону и тяга распределяется настолько неравномерно, что компенсировать ее приходится дополнительными усилиями.

Лодочка, взвихрив снег, поднялась, и Лада тут же пошла к виднеющейся уже даже через пелену сырого воздуха кромке леса. Она так лихо разогналась, что Рост прикрикнул на нее:

— Ты особенно-то не торопись, может, имеет смысл сгонять к пятой реке, чтобы понять...

— Ага, ты еще к первой сгоняй, чтобы пересчитать их сначала.

Формальное уважение, когда они оставались вдвоем, Лада к Росту потеряла окончательно. И почему командирство с любовью так плохо совмещается? Или это, так сказать, фигура обороны, которую поневоле должны принимать обе стороны, если слишком уж сближаются?

Но в замечании Лады был резон. Даже если бы они слетали к предыдущей реке, не исключено, это ничего бы не прояснило. Подняться бы повыше, где воздух прозрачнее, тогда можно было бы в хорошую оптику рассмотреть все реки, но... Потолок дыхания для людей тут составляли несчастные четыре сотни метров, а по зимнему времени даже меньше. Да и оптики подходящей в караване не было, подзорная труба, которой страшно гордился Смага, была все-таки слабовата, чтобы смотреть на много сотен километров, пусть даже на реки, которые полосами темной незамерзшей воды были нарисованы на бумаге этих степей.

— Тогда дуй вниз по реке, — приказал Ростик.

— Эй, командир, не желаешь девушку покатать?

— Работай, лейтенант, а то начальству пожалуюсь... на бунт среди подчиненных.

— Смотри, Рост, я и так уже сильнее тебя. — Лада хихикнула. — Сколько раз убеждалась... в совместной борьбе. — Ох, и любят девицы не к месту вспоминать... про всякое, мрачно подумал Ростик. — Будешь отлынивать от упражнений, я тебя окончательно покорять стану.

Чтобы смахнуть интонацию угрозы, Лада неожиданно вытянула руку, погладила его по щеке, но вдруг схватила за ухо и довольно сильно дернула. Тут же снова захихикала и придержала рычаг, который, пока его не контролировали, медленно качнулся, грозя опрокинуть машину.

Рост только посмотрел на нее, но она была и этим довольна. Она даже улыбнулась, потому что могла так с ним обращаться. В общем, она была счастлива.

Летели они не слишком долго, километров семьдесят, как все разъяснилось.

— Так, — решил Ростик, — это не река, это один из притоков. Понимаешь, тут, наверное, толком и не летал никто. Просто наметили пять рек, пересчитали, кстати — правильно, окинули взглядом и нарисовали на картах.

— Ничего себе, такой вот... исток не увидели?

— Истока для этих рек, считай, нет. Они же из болот выходят, то есть у них скорее водосбор имеется, а не исток. Вот и пропустили... Обычное дело для вас, пилотов. Теперь, пожалуй, иди к лесу.

Лада удовлетворенно кивнула.

— Хочешь быть героически съеденным китами?

— Нет, перед лесом держись степи, примерно там, где мы должны будем пройти караваном.

— Там уже горы намечаются. — Лада почему-то не хотела идти в ту сторону, или на нее напал стих неподчинения. Или она в самом деле хотела, чтобы Ростик помог ей тягать рычаги, чего он делать не собирался.

— Вот именно.

Лада и это поняла, протяжно вздохнула, вывернула лодку на юго-восток, и они пошли над степью, которая теперь почему-то показалась не такой светлой, как обычно. Они летели уже довольно долго, когда Ростик спросил:

— На твой тренированный взгляд, сколько до леса?

— От притока — километров сто с небольшим. За полтора часа придем к углу леса, где он, судя по картам, сворачивает на юг. Но опять же, Рост, там — горы. Проход между их вершинами и лесом может оказаться слишком узким. Если уж приток не заметили... Значит, действительно никто тут «толком не летал».

Они прошли от леса километрах в сорока и особенных гор не разглядели. Зато тут имелось плато, довольно обширное, хотя по полдневным меркам — пятачок, на котором и город-то строить было бы неправильно, слишком мало пахотной земли.

Впереди что-то заискрилось, должно быть, на мгновение солнце пробило тучи. Или... Нет, все-таки это какое-то слишком изысканное освещение, решил Ростик, до моря еще далеко. Он снова попытался определить расстояние до моря и снова понял, что может здорово ошибиться.

— Море видишь? — спросил он.

— Километров триста, — спокойно ответила Лада. — Или чуть меньше. Вот эти горки мешают.

Рост удивленно окинул горы, которые теперь находились от их антиграва почти строго на востоке. И ничего они не заслоняли, но, может, Лада определяла расстояния не просто так, а как-нибудь... панорамно, тогда они для нее становились помехой. Или, как каждый пилот тут, в Полдневье, она чувствовала в них угрозу своему полетному всемогуществу, потому что они могли оказаться выше слоя воздуха, которым можно дышать, и, следовательно, представляли непреодолимое препятствие.

По заснеженной степи с той стороны гор определенно текла река. Только была она какой-то чересчур неровной, странной, не такой, как реки, к которым он привык. И еще этот блеск дурацкий...

— Иди вдоль гор с южной стороны.

— Зачем?

Неожиданно он рассердился, сейчас Лада ему мешала, он работал на пределе своих сил, а она явно развлекалась. Даже не устала еще от полета, а пристала...

— Затем.

Она благодушно кивнула, вышла со стороны склонов, обращенных к морю. Теперь стало ясно, что горы действительно великолепны... И слишком высоки. Преодолеть их было невозможно. Придется тащиться по плато, хотя это и слишком близко к лесу, решил Ростик. Но к местным дварам все равно придется обратиться... Правда, он бы предпочел слетать туда на антиграве, может быть, даже крейсер из Боловска для этой цели затребовать, чтобы местные лесовики больше уважали...

Внизу открылась река. Она вытекала из узкого каньона и по камням довольно бурно устремлялась на юг. Лада взглянула на Роста, что-то несердито буркнула и плавно развернула перед ним всю панораму, направившись под углом вдоль реки. Теперь они шли на удивление близко к поверхности, всего-то метрах в двухстах или даже меньше.

— Здешние горы-то повыше будут, чем наш Олимп, — решила Лада.

— Олимп тоже никто не измерял.

Внезапно открылся водопад, сначала Рост заметил его по странной, седой радуге, которая заиграла в водной пыли. Лада опять не сумела удержаться:

— Здорово!

Водопад они все-таки обошли стороной, не хватало еще обледенение на корпусе машины подхватить.

После водопада река изменила характер. Теперь это была полноводная, тяжелая, у берегов даже примерзшая река, которая становилась все шире. Впрочем, ее настоящие размеры трудно было оценить из-за сплошного белого покрывала, которое закрывало переход льда в степь.

— Весной тут, наверное, красотища.

— Для нас, — от приступа сварливости Ростик и не собирался избавляться, он по-прежнему работал, а это в его положении не позволяло любоваться окрестностями, — важно только то, что луковицы ихны тут сажать не придется. Все равно не приживутся.

Река стала уже очень широкой, и странный блеск, заметный издалека, стал слепить.

— Это же лед, — удивилась Лада. — Озеро... И какое огромное!

Да, озеро, которое эта река образовала, было велико. Пожалуй, километров тридцать на десять, и то, если принимать во внимание узкую часть. А ведь есть же еще, наверное, заливные луга или какие-нибудь заливчики по обеим сторонам.

Лада чуть обеспокоенно посмотрела на Роста. Едва снова рукой не потрогала, чтобы обратить его лицо к себе, чтобы всмотреться в глаза. Он почувствовал это ее желание, но лишь отодвинулся к правому окошку, он работал. Лада поняла, фыркнула и вдруг подняла скорость, да так резко, что сзади что-то прошипел Микрал, видимо, он крутил котел без привязи, вот его и качнуло назад.

Озеро стало сужаться, до тех пор пока снова не перешло в водопад, на этот раз не очень высокий, метров двадцать, но все равно это был настоящий «водяной молот», как, кажется, называли водопады на одном из африканских наречий на Земле. Этот «молот» прорубил узкое русло, стенки которого поднимались почти вровень с уровнем, на котором на озере лежал лед.

Рост проследил реку дальше, но мало что разобрал в ее потоке. Повернулся к Ладе.

— Новые водопады видишь?

— Нет. Скалы, которые на берегу торчат, вижу. А ты нет?

Они подошли ближе к этим скалам, Лада немного успокоилась, сбросила скорость, а перед скалами они даже повисели в воздухе. Собственно, скалами эти возвышенности назвать было бы неправильно, скорее это были какие-то остроугольные горы, которые почему-то возносились на крутых и узких тут берегах реки, бывшей, вероятно, очень глубокой.

Пока они висели, а Ростик удерживал лодку, Лада легко сбегала на корму, выяснила количество топливных таблеток, которые они сожгли, и, кажется, еще по какому-то делу, которому все пилоты учились едва ли не сразу, — наплевав на приличия, справлять нужду с высоты, — а потом вернулась.

— Все, командир, нужно возвращаться. Я же не знала, что мы так далеко разведывать станем, вот и взяла топлива не в полную загрузку... В общем, пора домой.

Они пошли назад, по уже проложенному в воздухе пути. Только какие-то невидимые и непонятные для Ростика углы Ладушка теперь срезала, экономя и топливо, и силы.

К каравану они подлетели, когда уже выключилось солнце, хотя Рост этого совсем не ожидал. Он, правда, время не высчитывал, но полагал, что еще пара часов у них в запасе имеется. Оказалось — ошибался.

Смага доложил, что пытался провести полную перекличку по листам, составленным еще Ромкой с подручными в Лагере, но из этого мало что вышло. Или слишком многих они потеряли во время похода.

Ночь прошла как обычно, с многочисленными атаками, криками и борьбой... которая, теперь это следовало признать, была малоэффективной. Рост спал тяжко, что-то ему мешало, к тому же и Лада пару раз его очень неудачно придавливала. Наверное, она в самом деле была сейчас гораздо сильнее, чем Рост думал.

Поутру он не сумел встать, приподнялся на локте и рухнул. Лада, которая уже знала, что с ним, веско поставила диагноз:

— Опять растратился, командир. Только не пойму — где? Вернее, на чем?

Он попробовал объяснить, что пытался вглядеться в разницу между зоной боноков и нормальными местами, но запутался. Его трясло, он чувствовал, что замерзает, и в то же время потел. Лада привела кого-то из пурпурных медиков. Маленький, даже по принятым меркам, г'мет общупал Роста, предложил обтереть его тряпкой со спиртом, объявил, что у него жар, и удалился.

Лада убежала командовать или еще что-то делать, обтирать Ростика выпало, как ни удивительно это теперь для него было, Василисе. Но хотя он смущался и пробовал протестовать, она отлично со всем справилась. Потом Рост понял, что он действительно не сумеет оклематься до полудня, на что втайне надеялся, и уснул, тем более что повозку с его палаткой очень успокоительно качало. Переправа через реку и дальнейший поход по разведанным ими вчера степям проходили без него.

Потом он почему-то выспался и полночи лежал без сна. Смотрел в скаты палатки, которые то приближались, то неимоверно удалялись, как бывает только при очень большой температуре. Даже обтирание спиртом, что должно было сбить жар, мало помогло. Чтобы он уснул, Василиса с Ладой как подручной снова его ворочали, мучили ледяной тряпкой так, что это напоминало не лечение, а пытку. Но после этого он все-таки уснул.

Кажется, караван потом снова двигался дальше, хотя в этом Ростик был уже не слишком уверен. Вполне возможно, что его самого как бы раскачивало, а все крики, рев животных, чьи-то команды он воспринимал просто потому, что у него обострился слух.

И все-таки... Все-таки он проснулся, и, хотя был так слаб, что не смог бы нокаутировать и только что вылупившегося цыпленка, чувствовалось, что кризис миновал. Теперь имелась уверенность — он пошел на поправку.

Даже солнышко сквозь брезентовый потолок светило как-то весело, по-февральски. И над ним стояла Лада. Она улыбалась и выглядела просто прекрасной, какой ухаживающая женщина бывает сразу после болезни. Рядышком с ней немного деловито, вернее, неподвижно, словно стесняясь чего-то, возвышалась и Василиса. Но она заметила его взгляд и отступила назад, выпав из поля зрения. А Лада говорила что-то, шевеля губами. Рост прислушался, заставил себя понять ее.

— Ростик, милый, за ночь не было ни одного нападения... Неужели мы прошли? Как думаешь?

От полноты чувств Ладка, вредная девчонка, наклонилась и крепко, хотя и без страсти, поцеловала его в губы. Ведь знала же, видела, что он слабый, что малейшее прикосновение доставляет ему боль... Или почти боль, а все равно — целует. Да и грязный он был после болезни, от засохшего на коже пота его самого чуть не тошнило...

— Неужели — все? — снова спросила она, вглядываясь в него, выдыхая воздух у самого его лица.

И вот тогда Ростик сделал штуку, которую и сам от себя не ожидал. Он пожал плечами. Говорить и объяснять что-то еще не хотелось, или он не мог внятно что-либо объяснить, но определенно знал — теперь-то главное и начнется.

Например, сумеют ли они заложить город? Как поведут себя местные ящеры? Как отреагируют на весь поход пурпурные, после стольких-то потерь? Ведь они-то подчинялись только потому, что им деваться было некуда... А что будет теперь, когда относительная свобода действий для них возникнет неизбежно?

Да, определенно, главные трудности только начинались. Но чтобы в них вникнуть, следовало выздороветь. Чем Ростик и занялся, закрыв глаза, чтобы уснуть. Или хотя бы попытаться.

Глава 24

Они стояли на опушке нового, как все говорили — Другого леса уже дня три. Люди отдыхали. Рост как-то незаметно отошел от командования караваном, хотя совершенно обособиться не удалось, то и дело к нему приходил кто-то из пурпурных со своими делами, иногда жалобами. Рост их принимал, но с приказами уже не лез, просто советовал Смаге, что и как сделать. Тот ворчал, но при этом стал заметно добрее.

Вообще, в караване теперь многое изменилось. Пурпурные стали какими-то менее пугливыми, Смага научился отдавать даже прямые приказы тоном совета, и в них можно было, по словам Василисы, разобрать интонации Роста, Изыльметьев поправился настолько, что пробовал ходить без поддержки волосатиков, Ромка рылся с командой из дюжины пурпурных, которых он понимал, наверное, лучше других, в степи, то ли выискивал почвы, совместимые, по его мнению, с пресловутой ихной, то ли просто разведывал местность. Лада с Манаушем висела над опушкой, стерегла прозрачных китов, как она говорила, но, может, ничего она там и не делала особенного, тем не менее киты почему-то не появлялись.

А Рост колдовал над картами. Он вообще, когда очухался после своего внезапного нервного срыва, или даже болезни, какой ни с кем больше в караване не приключилось, много думал о природе того междулесья, которое они преодолели. Ну и готовился, конечно, к тому, что должно было произойти, без чего они тут не смогли бы обосноваться ни за какие коврижки.

На деле он ждал, хотя понимал, что мог бы этого, кажется, не делать. Сидел, заставляя сидеть других. Тем более что активно никто не протестовал, просто восприняли эту передышку как отдых от главного перехода по опасным и тяжелым землям.

На третий день Лада пришла к нему перед обедом, одна, подтянутая и веселая, словно только что съела мисочку отличных сливок. Присела к Ростикову столу, подождала, пока он поднимет голову.

— Здорово, — восхитилась она, — ты даже меня заметил. А я подумала, что меня теперь за мебель держат или за бакумуршу, с которой и поговорить не о чем.

— Что? — спросил Ростик.

— А более развернуто невозможно, да? Например, не случилось ли, глубокоуважаемая Лада, чего-то необычного в нашем королевстве?

Ростик ждал.

— Ладно. — Она примирилась. — В лесу какое-то шевеление. Манауш только что вернулся оттуда. — «Интересно, — подумал Ростик, — а где тогда ты сама была?» — И сообщил, что там возник какой-то шест с красной тряпочкой. Что бы это значило?

Правильно, решил Рост. Тут все по-зимнему серое и белое, и вообще, кажется, он где-то читал, может, еще на Земле, что в лесу больше всего привлекает внимание красный цвет. Ну, за исключением, конечно, костра. Но к огню двары не благосклонны, поэтому выбрали другой, более подконтрольный и безопасный для деревьев способ.

Рост потянулся за своей курткой, отыскал унты, на всякий случай поддел теплые носки, кто знает, сколько времени там придется ждать. Василиса, молодчага, понимала без слов, просто подносила то, что было нужно, а после одежды — ружье и даже заряженную ракетницу отыскала в его горой сваленной амуниции.

Лада смотрела на эту суету несколько скептически. Наконец поинтересовалась:

— Это то, чего ты ждал?

— Дорогу к этому шесту Манауш тебе сообщил?

— Я все окрестности теперь, как свою ладонь знаю.

В палатку ввалилась целая компания. Смага, неизменный теперь при нем Катериничев, Футболист-Израилев, которого Рост после нападения на Изыльметьева примечал отдельно, Ромка и даже Яха Якобсон. Возможно, как второй пилот, замена для Израилева, хотя бы на время.

— Мне уже доложили, — зачастил Смага, он так торопился, что даже немного запыхался. Ну, не умеет человек рассчитывать, не понимает, что лучше бы Роста встретить у летающих лодок, а не тут. — Ты лучше вот что... Возьми не маленькую лодочку, а солидный, вооруженный антиграв. Вдруг...

— Типун тебе на язык, — отчетливо проговорила Лада.

— Ну, я же за тебя отвечаю, — «нашелся» Смага. Ростик окинул его глубокомысленным взглядом,

Смага отступил на полшага, даже он понял, что мог бы сказать Ростик. А сказать он мог бы многое, потому что, когда он предложил идти к этому лесу всем вместе, всем караваном, так сказать, показать местным дварам, кто они, сколько их, и даже предположительно обозначить их возможности, Смага взвился под потолок. Он даже пытался кричать, слегка брызгая слюнями.

Его аргумент сводился к тому, что прежде-то Ростик хотел направиться к лесу отдельным, почти безопасным для остального каравана посольством. А потом, когда они находились уже на кромке плато, разведанного во время памятного полета с Ладой, он вдруг понял, это может быть ошибкой, не слишком значимой, но все-таки... И предложил идти всем лагерем под лес.

А впрочем, возможно, Ростик был тут не слишком... справедлив. Крик поднимали все, кто только мог, и высказывалась гора сомнений пополам с аргументами — дельными и не слишком, — но все-таки он одолел всех, даже не доказал, а просто настоял на своем.

Вот теперь-то они тут и стояли в ожидании. Вернее, уже дождались.

Рост проверил свою пушку, вставил новые, не слишком отсыревшие патроны, которые в этих зимних туманах оказывались не очень-то надежными, похлопал Василису по плечу в знак благодарности. Смага следил за ними хмуро, потом почему-то проговорил:

— Гринев, взгляд у тебя стал... Ты так на дваров не смотри, а то пальнут.

Ого, он даже шутить пытается. Или это была не шутка? Странно, что остальные не воспринимали всякие Ростиковы «выражения» лица, а этот... Стоп, он же просто повторяет чьи-то слова. Да, так и есть. Ну а то, что они его обсуждают как командира — обычное дело, ничего страшного в этом нет.

То, как легко Ростик об этом догадался, показало, что он будет в отличной форме, когда дело дойдет до переговоров. Может, даже приступ всезнания у него возникнет или еще что-нибудь столь же ценное. Только бы прежде времени не случилось, тогда можно и испортить все дело.

— Со мной Лада и Яха. На пушке — Футболист.

— Загребных я, пожалуй, двух возьму, — медленно проговорила Лада. — Микрала и Чераку, — она повернулась к Ростику, — ты с ним не летал, кажется, а он выносливый, как буйвол.

— Не летал, — отозвался Рост, — но знаю.

Черак был п'током, одним из тех, кого присоветовал использовать Манауш, знающий всех, кто когда-то имел отношение к антигравам. Причина была понятна, летать приходилось много, иногда очень много, вот штатные загребные и не справлялись. К счастью, среди пурпурных было немало п'токов, которых раньше уже использовали в таком качестве, а на полетную норму питания перейти из них были согласны почти все. Даже Манауш приобрел себе замену, как бы собственного второго пилота, такого же, как и сам, мускулистого и внешне невыразительного г'мета. Но в воздухе этот самый парень, которого почему-то среди людей прозвали Кучером, работал совершенно невероятным образом, у него даже Лада пробовала учиться. И как-то под вечер выразилась в том смысле, что жалко, что Кима тут нет, он бы мог повторить эти трюки. Подразумевая при этом, что остальные пилоты на это повторение не способны.

— Может, вместо меня Кучера возьмете? — спросил Яха. — А то я ведь с бортовых пушек стрелять почти не умею.

— Я умею, — буркнула Лада.

— А если...

— Все, — вмешался Ростик. — Тут важно будет не стрелять, а доложить потом, что произошло, если произойдет... Поэтому — ты.

Рост уже давно понял, что Яха, несмотря на желание всегда держаться сзади, в тени, на третьих ролях, непревзойденный наблюдатель.

Они взлетели с назначенным экипажем. Рост сидел на мешках с топливными таблетками в корме, придерживал свое ружьецо, даже не думал ни о чем, что тоже было неплохо, потому что это подразумевало возможность собраться позже. Когда будет нужно и наилучшим образом.

Долетели быстро. Лада не подвела, отыскала выставленный среди не слишком высоких деревьев шест с красной тряпочкой с первого же раза, даже по курсу, кажется, не рыскала.

Место для посадки Ладку разозлило, но она и тут справилась, выбросила Роста с первого захода, хотя приказала котел не глушить, чтобы мощность на антигравитационных блинах не упала. Рост выбрался через донный люк и пробился между двумя крайними блинами, ощущая, как кровь у него уходит в ноги, и голова кружится, и вообще как эти самые блины обжигают его, словно бы даже не жаром, а, наоборот, каким-то холодом.

Но выбрался. Должно быть, Лада все-таки чуть сбросила их мощь на время, пока он будет под лодкой проползать. И тут же взлетела, покачалась, словно самолет, обозначая, что у нее все в порядке. Рост забыл ей сказать, чтобы она отошла подальше, но потом решил, что она бы и не послушалась. Слишком уж трудно было вглядываться между деревьями, пусть и по-зимнему без листьев, в то, что происходило внизу.

Он подошел к шесту высотой чуть не в десяток метров, с розоватым флагом, совсем не кумачовым, как бывало во время демонстраций на Земле, и сел на кучу сухих веток, заранее кем-то приготовленных.

Сидеть теперь нужно было долго, по крайней мере он к этому приготовился... И вдруг осознал, что за ним наблюдают.

Из-за ближайшего дерева, словно призрак, появился двар в белоснежных доспехах, каких Рост никогда прежде не видел, даже пушка у него была белой. И был он огромным, даже непонятно стало, как за таким не слишком толстым и зимним деревом могло спрятаться... такое? Потом Ростик обнаружил, что он окружен доброй дюжиной дваров, но ружья они держали наперевес.

Он поднялся, потянулся, демонстрируя полную свободу, тщательно отставил свою пушку и прокричал в этом мертвенно-тихом лесу слово мира:

— Л-ру, господа. — Зачем он добавил это обращение, и самому стало непонятно. Неужто все-таки побаивался? Впрочем, слово мира получилось неплохо, как у дваров, гортанно, чеканно, но и напевно.

Один из дваров сделал жест, словно приглашал за собой. Рост кивнул, перевесил ружье на плечо и потопал. Шли по глубокому снегу долго, Ростик запыхался и даже немного взмок под своим офицерским бушлатом. Подумывал уже было расстегнуть его совсем, чтобы хоть немного проветриться, как они вдруг пришли.

Это было подобие бобровой хатки, сложенной из сухих веток, только ветки эти походили на стволы небольших деревьев, а сама «хатка» была таких размеров, что четырехметровый двар мог бы войти в нее, лишь слегка склонив голову.

Рост вошел, в шалаше, как он и надеялся, была Она, полусидя-полулежа на невероятного размера куче из мягких, свежих веточек, каждая из которых была не больше, чем те, что в человеческом мире использовали для банных веников. Для дваров, вероятно, это было то же самое, что сено для людей.

Рост еще раз проговорил слово мира, получив в ответ такое же. Потом глубокий, низкий, с некоторыми взрыками голос проговорил... на едином:

— Мы знали, как тебя следует вызвать,

— Я пришел, — сказал Ростик с облечением. Он-то сразу, едва вошел, подумал, как же он тут будет рисовать, если темно? То, что двары отлично видели в темноте, он не сомневался, но вот за свои возможности опасался — проявлять перед дварами какую-нибудь неполноценность, с точки зрения ящеров, было бы несомненной ошибкой.

— Двое гонцов из трех заплатили за переход по Мертвым землям своими жизнями.

— Мы сожалеем об их гибели, но вы все равно должны были знать о нашем появлении. К тому же вы как-то переговариваетесь с... кланами на той стороне континента, почему бы и не на этот раз...

Он решил сразу считать, что лес тут един, общий, и двары, соответственно, общие, хотя иногда даже в том лесу, что был неподалеку от его Храма, ящеры вели серьезные войны. И все-таки переговоры следовало начинать именно с этой позиции, вдруг хоть немного поможет?

— Вас было мало для перехода по... — Дальше шло что-то невразумительное, рык пополам с едва ли не жалобным попискиванием. Ну, если предположить, что ящеры умеют пищать. Концовка этой «реплики» прозвучала на едином: — Вы тоже заплатили за этот поход многими жизнями.

— Мы прошли.

— Вижу.

— Мы шли по этим степям впервые, были не готовы, ничего о них не знали. Подготовились плохо, но впредь будем умнее, расчетливее и лучше подготовлены.

— Это не просто степи.

— Если бы друзья на той стороне нас предупредили, мы бы сумели это предположить заранее.

— Они вас не понимают?

— Понимание тут ни при чем. — Не мог же он ей сказать, что, когда люди заполучили черные треугольники, они пробовали даже угрожать дварам, выступили с позиции силы, чтобы собирать с них дань смолой деревьев, вернее, латексом, из которого можно было делать топливные таблетки для антигравных котлов. Вот и поплатились, кажется. — Мы собираемся сотрудничать с вами, потому что у нас, возможно, общая цель — продвигать лес на восток. — Стоп, подумал он, востока она может не понять, поэтому поправился: — В пустыню, где обитают пауки.

— Комши ваши враги? — Недолгая пауза. — Нам они не мешают. Не понимаю, зачем с ними воевать. Ведь в итоге вашего похода вспыхнет война?

Рост вздохнул. Все-таки вести переговоры с дварами оказалось труднее, чем «объясняться» рисуночками...

— Война, скорее всего, вспыхнет. Предполагалось, когда мы высадим траву ихну, вы поможете нам ее защищать, чтобы пауки ее не уничтожали.

— Почему?

— Мы надеялись, что продвижение леса в пустыню и для вас может быть... — Он не сумел придумать вескую формулу на едином, поэтому сказал так: — Фокусом приложения сил.

— Слова не понимаю, но смысл... — Рык и шипение. Пауза. — Но мы не хотим вам помогать.

— Даже если подразумевается отвоевывание новых территорий?

— У нас достаточно территории. Кроме того, новые леса — это совсем не то, что леса давние.

— Правильно ли я понял твои слова как отказ в помощи?

— Мы не отказываем. Мы хотим к вам присмотреться, понять, почему вы привели сюда губисков, почему одолели их, как хотите справиться с комши, зачем вам это нужно... — Вождиха, а это, без сомнения, была одна из мамаш местных племен, снова помолчала. — Видишь ли, мы не любим траву, хотя нашим деревьям она и нравится. Но деревья — наши господа, а трава... Она может быть помехой, когда научится думать.

Рост понял, что они зашли в такие дебри мифологии дваров, которые он не в силах уразуметь. Хотя по-прежнему был в отличной форме... Или не просто мифологии? Возможно, за этими словами стояло что-то такое, о чем Ростик даже не догадывался.

— Мы пришли сюда, и лучше для обеих наших сторон принять это во внимание.

Он сказал это едва ли не автоматически, раздумывая над предыдущей фразой мамаши, и, едва договорил, понял — это было ошибкой. Он уже открыл было рот, чтобы исправить неудачное выражение, но мамаша рыкнула. Едва ли не раньше, чем у него восстановился от этого громоподобного рыка слух, на его плечо упала лапа ящера, который оказался близко, совсем близко, чуть не за его плечом. А Рост никого и не заметил, когда входил. Хорош командир... в отличнейшей форме.

Он ничего не понял или почти не почувствовал, как оказался на свету зимнего дня. Около него стоял не один, а целых два двара. Левый держал ружье, на этот раз в боевой позиции. Второй осторожно, замедленно, словно опасался этого вот крохотного, всего-то ему до пояса, человека, убрал руку с его плеча. Отвел вторую, от пояса, и показал пустую лапу.

«М-да, здорово они умеют, — решил Ростик, — я и не знал. Ладно, будем считать, что переговоры провалились. Но двары по крайней мере всех видели и теперь, как обещали, будут следить дальше. Если научиться отбиваться от комши, возможно... Черт, как же скверно все получилось!»

Он еще раз проговорил слово мира, прощаясь, повернулся и по следам, продавленным в снегу, когда он только подходил к этой хатке, двинулся назад. Идти было по-прежнему трудно, поэтому он не спешил. Так, переставлял ноги и соображал, что же теперь предпринять. И лишь тогда понял, что догадывался о том, чем эти переговоры могут закончиться. Потому ничто из осознанного предвидения на него и не снизошло, это было бы все равно бесполезно.

А вот каравану придется сниматься с места уже сегодня. До завтра ждать... Вообще-то, можно и подождать, особых беспокойств двары не доставят, просто затаятся...

Он едва не прошел мимо той крохотной заснеженной полянки, на которой прежде возвышался шест с флагом. Теперь его не было. Рост выволок из-за пояса ракетницу, досадуя, что не сообразил и не вызвал антиграв прежде с первой же удобной для «присядки» поляны. Пальнул.

Лада появилась, почему-то шурша брюхом машины по самым ветвям деревьев, некоторые даже ломались от антигравитационных волн. Развернулась, села. Рост с теми же муками, что и при высадке, пробрался внутрь через люк, причем Микрал ему помог, выдернув его, как морковку из грядки, даже отряхнул. Оказалось, он почти до пояса был в снегу.

Лада бросила машину на Яху, сама протиснулась мимо котла в трюм.

— Что и как?

— Помогать они не будут. — Рост хмыкнул, хотя веселья не испытывал. — В конце переговоров даже что-то вроде напряженности наметилось.

— Война? — разом помрачнев, спросила Лада.

— Скорее вооруженный нейтралитет. Но... Кажется, очень вооруженный.

— Недружественный? — Лада хмурилась, обдумывая, не бежать ли к рычагам, чтобы поскорее отсюда убраться.

Вот ее Ростик читал, как открытую книгу. Жаль, у него такого с дварами не получалось. Или они как-то специально защитились?

— Почти... недружественный. Но дверь к сотрудничеству все-таки не захлопнулась. Если мы будем молодцами.

И лишь тогда стало понятно, что он говорит с Ладушкой, как с мамашей дваров, резковато и преувеличенно значимо. А она-то, оказывается, его тоже читала. Причем очень точно и без малейших усилий. Но такое с ней и раньше случалось. И Ростик, против своего обыкновения контролировать мышление, даже руководить им, вдруг как-то боком, совсем не дисциплинированно, а отпуская вожжи, фигурально, конечно, подумал, что за одно это на Ладушке следовало бы по-честному жениться. За одно это.

— Что же теперь? — спросила она, разглаживая свою нахмуренность.

— Нужно что-то придумать. — Машина качнулась, Яха, как оказалось, даже разворачивался с натугой или от волнения задел деревья. — И отбиться от пауков. Причем наши потери двары тоже считают и по степени их осмысленности судят о нашей способности вести войну.

— Слабые союзники им не нужны?

— Слабые никому не нужны. — Рост вздохнул и потер лицо. — Даже нам самим... не нужны.

И Ладка, вредная девчонка, вдруг разулыбалась. Да так, что трудно было догадаться, что еще мгновение назад она хмурилась.

— Ну, это ты умеешь... Я хочу сказать — вести войну. — Она ему подмигнула, черт побери. — Даже могу добавить — боже, помоги дварам... Они еще не знают, с кем связались.

— С кем? — не понял Ростик, зачарованный не смыслом ее слов, а сменой настроений.

— С тем, кто побеждает, когда положение действительно безвыходное.

Часть 5

НЕБЫВАЛОЕ БЫВАЕТ

Глава 25

В обсерватории было гулко, пусто, и везде скопились залежи пыли. Оборудования почти не было, хотя кое-что еще осталось на столах, но о назначении этих приборов Ростик в силу малограмотности мог только догадываться. Он осматривался с некоторой грустью, потому что не был тут тысячу лет, но все равно хорошо помнил, как приходил сюда, иногда с друзьями, поговорить с Перегудой, который еще не стал такой значительной персоной в иерархии Боловска.

Людей тоже нигде не было видно, хотя Ростик почему-то думал, что прицелы и подзорные трубы — всю оптику, которая была необходима человечеству Полдневья, изготавливали тут. Но оказалось, что уже давно где-то еще, может, в мастерских универа? Охрана, впрочем, осталась, пара каких-то полушальных бакумуров, которые не хотели, должно быть, по традиции, Ростика сюда пускать. Он смахнул пыль с удобного, с подлокотниками кресла и уселся, отлично понимая, что новые штаны, которые ему недавно сшила Винрадка по примеру его любимых некогда «техасов» из брезента, могут этого не перенести. Новый материал, который изготавливали в Боловске, почему-то ужасно пачкался.

Где-то наверху кто-то вынырнул из недр строения и прокричал:

— Витек, доложи начальству, что нам нужна ветошь и побольше масла. Механика скрипит, как ненормальная!

Рост выглянул в окошко, какой-то очень молоденький паренек, не оборачиваясь, махнул рукой и неторопливо почапал в город, виднеющийся на возвышенности. Значит, жизнь в обсерватории какая-то имелась и, может, даже кипела, просто Ростика это не касалось, вот он и не знал об этом ничего. А пресловутого Витька, который должен был требовать ветошь, Ростик узнал, это был сын Раечки Кошеваровой, которого не пустили на войну за компанию с Ромкой.

Почему-то Рост подумал о том, что не так уж плохо живется всем этим людям в Боловске, даже ребята, которых не хватало в войсках, здесь имели возможность заниматься вполне мирными и, безусловно, необходимыми делами... Если только имеется что-то более необходимое, чем безопасность людей... А возможно, он так считал, потому что сам воевал без передышки почти всю сознательную жизнь и другого оборота событий не представлял, вот и сказывался в нем некий комплекс вояки, офицера и, чего греха таить, малоудачливого мужика, хлебнувшего лиха куда больше, чем хотелось бы.

На дороге, по которой вышагивал Витек, показался шлейф снега, смешанного с пылью. Кто-то сюда определенно направлялся, Ростик догадывался, кто именно. Почему-то, когда он прилетел в Боловск на встречу с начальством, его в Белом доме не приняли сразу же, как он рассчитывал, а вежливой запиской предложили пожить пару дней спокойно, и сегодня с утра ни с того ни с сего приказали прибыть в обсерваторию к полудню. Вот он, собственно, и прибыл, хотя приходилось ждать.

Машина остановилась около фигурки человека, который утопал уже довольно далеко, потом поехала дальше, Витек скрылся, то ли подсадили в машину, то ли его закрыл взбитый колесами снег. Холодно еще, решил Ростик, раз снег не слипается.

Через четверть часа послышались энергичные с мороза голоса, и появились Перегуда с Дондиком. Бывший капитан ГБ был в таком же офицерском бушлате, как и Рост, только несравненно более чистом и неизжеванном. Перегуда был в давно забытом штатском пальто, с шарфом на шее и с запорошенными очками в руках. Он протирал их концом шарфа, но безрезультатно. Очки вызвали у Ростика повышенный интерес, хотя и ненадолго.

После приветствий, рассевшись, начальство принялось Ростика изучать. Тот помялся.

— Председатель, а почему тут?

Дондик поморщился.

— В Белом доме твое появление вызвало бы слишком пристальное внимание. А мы должны решить одну важную задачу.

Так, понял Ростик, они всерьез подумывают, а не бросить ли им прошедших в дальний конец континента пурпурных, пусть выживают, как хотят... Хотя дураку понятно, что без поддержки города выжить они не смогут. Возможно, еще к началу лета погибнут все, если им не помогать.

— Бросить их я не позволю.

Перегуда посмотрел на Роста с интересом. Потом пояснил:

— Такая перспектива рассматривалась, конечно... Но решения пока не принято.

— Плохо, что рассматривалась. — Рост знал, что агрессивностью он ничего не добьется, следовало хитрить и, может быть, обманывать. Только не чрезмерно, глупые «навороты» эти двое, без сомнения, быстро раскусят, и Рост только ухудшит ситуацию. — Но хорошо, что у вас имеются сомнения.

— Понимаешь, Гринев, от города этот твой поход, безусловно героический, потребовал слишком много ресурсов. Мы не ожидали, что это будет так трудно и... дорого.

— Теперь для обустройства города на том конце континента потребуется еще больше средств и воли. Без этого не обойтись.

— О том и речь, — немного недовольно, должно быть, потому, что Ростик слишком инициативничал в разговоре, пробормотал Дондик.

— Вот, например, сколько вам для обороны от пауков требуется крейсеров? — Перегуда хмурился и прятал глаза.

— Если сажать траву той полосой, как мы задумали, и прикрывать полевые команды, то... — Рост помялся, он и сам не ожидал, когда провел подсчеты и направил свой доклад в Боловск, но отступать было нельзя. — Десятков пять.

— Столько пилотов у нас нет.

— Есть пилоты у пурпурных.

— Ты с ума сошел — пленным доверять такое оружие?

— Что-то мне подсказывает, — Рост знал, что злиться не рекомендуется, но ничего не мог с собой поделать, — что решать это нужно было раньше.

— Ты говорил, двары помогут. А они...

— Я надеялся на это, — признался Ростик. — Но и другой вариант нужно было учитывать. На то вы и начальство.

— Какой? — Дондик развел руками. — Вооружить пурпурных, чтобы они в любой момент могли ударить по городу?

— По нам и так могут ударить... И даже ударят обязательно, если мы не будем бешеными темпами развиваться. — Рост подумал еще раз и высказал идею, которая давно его посетила, но которую он еще ни перед кем не формулировал: — От нападения, от попытки избавиться от Боловска есть только одно средство — темп развития, непрерывная экспансия, которую мы демонстрируем своим соседям как признак силы и... упорства, нашего общего упорства, вместе с теми расами, которые согласились быть нашими союзниками. И Ширы, и пернатики, и бакумуры с дварами понимают — с нами в союзе они выиграют больше, чем в случае войны. Они по-своему очень расчетливы, и город с той стороны — такой показатель силы, который может предупредить войны. — Он посмотрел на начальников, оба сидели и скучали, они или не понимали, или подобные сентенции им, людям, привыкшим заниматься практическими, каждодневными делами, казались глупостью. — Я уж не говорю о пурпурных и пауках...

— Странно ты рассуждаешь, — вполголоса сказал Перегуда, — следует начать войну, чтобы предупредить такую же войну...

— На своей территории, — объяснил Ростик, — поблизости от Боловска, может быть, подставив под удар все то, что мы здесь получили и что считается нашим.

— Война, — Перегуда был спокоен, — это все равно война, где ее ни начинай.

— Не могу согласиться...

— Пауки, в общем-то, не слишком нас беспокоят, — перебил Роста Дондик. — И есть предположение, что, если губиски их не будут подстрекать, они так и останутся на своей стороне континента. Вот и пусть там сидят.

— К тому же мы, кажется, уже настолько не слабее соседей, что нас может защитить имеющаяся у нас сила, понимаешь? Сила, а не... темпы развития или мифическая экспансия, — в тон ему проговорил Перегуда. — К тому же дваров, например, наше развитие не слишком интересует. Как и викрамов, как и пернатых... Ты неправильно оцениваешь ситуацию.

— Может быть, потому, что давно жил сам по себе, а не в городе? — риторически вопросил Дондик.

— Что изменилось за те месяцы, что мы шлялись на юге? — в упор спросил Рост, не заметив, что нахмурился. Причем по-настоящему, его лицо сейчас выражало какую-то неумолимую силу, может быть, даже несгибаемость человека, который не раз смотрел в лицо смерти и все-таки побеждал.

Дондик с Перегудой переглянулись, Председатель попробовал улыбнуться, но вышло у него неискренне.

— Лагерь пурпурных успокоился. Ты увел самых активных и склонных нам не подчиняться, — пояснил он. — Мы сейчас даже не слишком внимательно доклады оттуда читаем — неинтересно.

— Угу, — буркнул Рост. — Но если вы бросите тех пурпурных на смерть под резаками пауков или от борыма, вам сразу станет очень интересно. Причем не только с губисками, но и с остальными... дружественными пока расами.

— На войне случается умереть, — слишком уж рассудительно проговорил Перегуда.

— Предательство вам не скрыть, хотя бы потому, что бакумуры не станут его скрывать. Кроме того, придется возвращать матобеспечение, а без помощи какой-то части пурпурных нам не справиться, слишком там мало людей...

— Для этого можно использовать армейцев...

— И они тоже не будут молчать, когда поймут, что вы затеяли. — Рост зло усмехнулся. — Потому что в следующий раз они сами, наши вояки, которых вы, как я посмотрю, последнее время не слишком жалуете, могут оказаться в такой же ситуации. — Он помолчал. — Которую, по вашим словам, я не слишком понимаю, но все-таки оцениваю.

— Что ты предлагаешь? — Председатель злился, кажется, он не привык, чтобы ему так противоречили. — Только учти, средств для строительства города на юге у нас не осталось.

— Можно сделать так, что средств почти не потребуется. — Ростик вздохнул. Он не был готов излагать свое соображение, которое вынашивал с той самой минуты, как с Ладой вместе увидел озеро на той стороне континента. Но другого выхода не было.

И попробовал рассказать, что надумал. Перегуда слушал спокойно, иногда поглядывая на Дондика, тот грыз заусенец на очень чистом пальце, но не возражал. Может, ему тоже было любопытно. Наконец он спросил:

— Ты представляешь, сколько это потребует от нас сил и средств?

— Почти ничего, — спокойно отозвался Ростик.

— А водопады? — поинтересовался Перегуда.

— Мы справимся, если викрамы согласятся и вы предоставите нам достаточное количество взрывчатки, которой мы долбили Валламахиси.

— Вот именно, если согласятся викрамы, — веско уронил Председатель.

— Все-таки почему ты не хочешь просто использовать реку? — спросил Перегуда.

— Там недостаточно места, чтобы викрамы, которых мы на это дело сагитируем, сумели устроиться. — Ростик поежился, предвидя трудности, решать которые придется ему. — И так там особо не разгуляешься... Но озеро хоть прокормить их сможет.

— Они хотят шхеры на юго-востоке... — задумчиво протянул Перегуда.

— За них мы воевать не готовы, — быстро оборвал его Дондик.

— Ну так как? — Рост хотел услышать ответ на главный вопрос. — Даете пурпурным один корабль? Повторяю, исправный, с мастерскими, с чанами для молдвуна, с навигационными возможностями и, конечно, с силовой установкой.

— Ты предлагаешь нам поспособствовать, чтобы губиски фактически устроили свою цивилизацию прямо у нас под боком. Хотя бы и подконтрольную нам, как тебе кажется, но... — Дондик вздохнул. — Это очень опасное решение.

— Зато не потребует от вас никаких усилий и затрат. Пурпурные все сделают сами.

— Без людей я им корабль не хотел бы отдавать, люди тоже должны в этом принимать участие.

— Этого не избежать, — высказался Перегуда, и Рост понял, что он, хотя бы сейчас, склонен обдумывать это предложение всерьез.

Поэтому он добавил, как полагал, еще одну гирьку в чашку весов своей убедительности:

— Помимо прочего, это будет запасной, как бы резервный центр нашей цивилизации тут, в Полдневье. Возможно, не слишком прочный, но лучше такой, чем никакого.

— Пока Боловск без всяких запасных центров справлялся, — сказал Дондик, но больше не протестовал. Возможно, ему самому было интересно, что из этого получится.

И работа закипела. Рост неделю не вылезал из антиграва, которым даже бессменная его Лада в конце концов отказалась управлять. Пришлось работать Манаушу с Ромкой, хотя, вероятно, уже можно было бы использовать и Изыльметьева, тот достаточно окреп после нападения медузы, но было бы неплохо, если команду для корабля подбирал бы один из пурпурных, кого сами губиски не могли не выслушать.

В Лагере очень многие согласились на второй этап экспедиции достаточно легко. Даже среди тех, кто отказался сначала отправляться с Ростом, теперь можно было набрать неплохую команду. Но среди них было маловато моряков, а на этом Ростик настаивал, вот и пришлось им поползать вдоль тракта, по которому в Боловск подвозили торф, даже смотаться на Бумажный холм, где удалось договориться с сотней отменных, дисциплинированных работяг, хотя Ева Бахметьева написала начальству три очень разгневанных доклада. Вот пурпурные из Боловска особого интереса к идее Роста не проявили, и это было понятно — они неплохо устроились, и если обещали помочь, то самой трудной, первой частью работ заниматься не желали.

Корабль им выделили вполне подходящий, по крайней мере так утверждал Казаринов, который в этом понимал толк. Едва по все еще заснеженным дорогам в Одессу стали прибывать новые переселенцы, корабль стали готовить к походу. Сам Казаринов этим заниматься не хотел, но, как каждый хороший инженер, все-таки приглядывал за работой вполглаза. И так получилось, что весьма скоро он почти два десятка людей перевел под начало Роста, контролировать ситуацию и чтобы люди обучались у знающих свое дело пурпурных.

Ростика это устраивало, в корабле он понимал только гидропонные фермы и чаны для молдвуна. Но даже для него оказалось открытием, что эти самые грибковые культуры не просто так поднимались в своих амфорах, а перерабатывали клетчатку, неусваиваемую человеком, например, сено или некоторые водоросли, во вполне удовлетворительный продукт питания. Но и это Рост списал на свою слабообразованность.

Когда эти работы пошли своим ходом и уже не требовали непременного присутствия командира, Рост, совершенно измотанный и потому нуждающийся в отдыхе, чтобы совершить следующий шаг в задуманном плане, отправился в Храм, прихватив Ладу, совершенно неожиданно для себя.

Младший Гринев, как Ромку теперь все чаще называли, игнорируя даже его гордое звание младшего ефрейтора, остался на корабле под Одессой, привыкая к тяжелой и не всегда понятной работе с механизмами, с приборами, сложность которых превосходила почти все, что люди пока изобрели тут, в Полдневье, и, разумеется, потихоньку принимаясь командовать «новыми» пурпурными с помощью переводчицы Василисы.

В Храме Роста поджидал первый сюрприз, без которого он с радостью бы обошелся. Винрадка хотела его как-то подготовить, когда он, едва-едва раздевшись и приняв холоднющий душ в подвале Храма, расположился за столом, чтобы соблюсти священный обряд поедания угощения, которое жена после долгого отсутствия мужа готовила на кухне с некоторым даже азартом. Она вынесла что-то отдаленно напоминающее пельмени с рыбой и веско сказала:

— Ты только не слишком переживай, Рост.

— М-му? — не совсем вразумительно спросил он, потому что жевал так, что за ушами трещало.

— Тут тебя кое-кто дожидается.

— М-мы?

— И не расстраивайся. — Винрадка серьезно посмотрела на него, потом крикнула кому-то: — Спускайтесь.

И в главный зал Ростикова замка спустился по лестнице, ведущей к спальням... Квадратный, который почему-то прятался за Баяпошку. Рост даже жевать прекратил, так смотрел на них.

Хотя что смотреть, все было понятно — они теперь были мужем и женой. Больше всего Ростика заинтересовала такая странность — Баяпоша определенно гордилась, даже поглядывала на Роста чуть свысока, хотя если бы по-настоящему была в себе уверена, то не отсиживалась бы на втором этаже. Но гордость ее была понятной, мол, она не только Эдика смогла охомутать, но и того, кого Рост определенно уважал и по-дружески любил. У Роста даже мелькнула мысль: неужели его мнение для нее еще важно? Или тут что-то от маловразумительной женской субординации — ей требовалось, чтобы ее новым мужем был тот, к кому он, Ростик, по-настоящему расположен?

А вот Квадратный откровенно смущался, может, чувствовал, что что-то нарушил, когда увел у друга жену, хотя бы и бывшую... Но он вообще с девицами был не очень ловок. Не был расположен к этому и мало что по-настоящему понимал. И все-таки, все-таки... На него вдруг свалилось такое богатство, что он не устоял.

Оба новых посетителя расположились за столом, причем Квадратный довольно аккуратно обошел Микрала, который уселся рядышком с Винторуком, умными глазами, почти невидимыми из-за разросшихся бровей, поглядывавшим на все происходящее. Вот кто получал от всего откровенное удовольствие — это Лада. Она уже представилась Винрадке как вторая жена Роста и, кажется, чувствовала себя превосходно.

— Та-ак, — Рост вытер усы и бороду салфеткой, — привет, значит.

— Да, привет. — Квадратный сел за стол, не поднимая головы, даже немного ссутулился.

Баяпошка только кивнула и осторожненько принялась накладывать бессменному старшине пельменей в тарелку, демонстрируя женскую заботу.

— Зачем ждали? — снова спросил Рост. Хотя, возможно, следовало спросить о другом.

— Я хотел попросить тебя, чтобы ты взял меня на ту сторону. — Квадратный лениво ковырял пельмени, есть ему определенно не хотелось. Быстро посмотрел на Баяпошку. — С женой, там ведь и аймихо будут необходимы, правда?

— Чем собираешься заниматься? — Рост повернулся к Баяпошке.

— Я последние полгода вникала в обслуживание чанов для выращивания молдвуна... Что-то не слишком у нас выходит. Хотелось бы одолеть эту проблему.

Что ж, это было разумно. У Квадратного Рост не стал ничего спрашивать, и так было понятно, что он будет заниматься прикрытием пурпурных, когда тем придет время ухаживать за посадками ихны.

— А начальство отпустит?

— Я уже написал пару рапортов и, хотя ответа еще не было, рассчитываю... Если ты возьмешь меня... То есть если мы их поставим перед фактом, они смирятся.

— Раньше ты был дисциплинированней.

— Ростик... Виноват, капитан, у нас за последние три года ни одного серьезного прорыва диких бакумуров не случилось, а от стай панцирных шакалов, даже от гиеномедведей, мои ребята так научились отбиваться, что... Заскучал я, Гринев, даже жиром стал обрастать. — Квадратный вздохнул. — Хочется настоящим делом заняться, а не просто начальственную рожу фермерам демонстрировать. — Он помолчал. — Настоящее дело будет там, у тебя.

— Там будет очень кровавое дело, старшина, даже, я бы сказал, неподъемное. Драться придется, если я не ошибаюсь и чем черт не шутит, не только с пауками, но и со всякими другими врагами. Я сейчас и в тамошних дварах не уверен...

— Тем более.

На том и порешили. Еще вечером, так и не перемолвившись с Баяпошкой ни единым словом, Рост проводил этих двоих в Одессу, переговорив с Казариновым, что иногда бывал откровенным бюрократом, чтобы он позволил старшине принять на себя воз, что до этого волок Ромка.

Вернувшись в Храм, уже в спальне Рост объяснил своей аймихоше, почему тут оказался.

— Опять тебя выхаживать придется, — слегка рассвирепела Винрадка. — Ты бы посмотрел на себя после этих сеансов. А сейчас будет еще труднее, ведь зима еще, Фоп почти неактивен, да и викрамы не в самом боевом настроении.

Рост и не заметил, что она почему-то перешла на единый. Поэтому ответил, должно быть, невпопад:

— Это необходимо сделать. Тем более что викрамам я обещал... Обещал, что человечество начнет войну за тот берег, за эти шхеры проклятые. Лучшего предлога и не сыскать.

— Они ведь шхеры хотят, а не пресное озеро.

— Я попробую объяснить им, что такую сложную задачу приходится решать поэтапно, шаг за шагом.

— А они еще хотят те шхеры?

Ответа на вопрос Ростик не знал, его только предстояло выяснить. Но размышлять об этой трудности очень уж долго ему не позволила Винрадка. На этот раз она оказалась очень-очень нежной и совершенно точно знала, чего хочет. Рост ей подчинился, хотя... Да, хотя в самые яркие мгновения отлично понимал — насколько он усталый и неловкий и как много в Винрадке любви, если она его за это прощает.

Глава 26

Кажется, еще никогда Ростик не делал такой трудной, невыносимой работы. Хотя, если вдуматься, наверное, делал, и бывало, что приходилось ему гораздо хуже, чем ныне. Но именно сейчас начинал думать — все, на этот раз он подошел к своему пределу, больше невозможно...

Обычно он сидел на берегу залива и пытался сосредоточиться, вернее, пытался напитать эту безбрежную, дышащую мертвящим холодом массу своими мыслями, а может быть, и того хуже — своим пониманием мира, эмоциями, всем, что составляло его — человека по имени Ростик. Он думал, вызывал, работал, как его научили в свое время аймихо, и... Ничего не мог добиться.

Бывало, он окоченевал так, что Винрадка согревала его собой, потому что даже горячая ванна не приводила его застывшие, будто сосульки, нервы в порядок. Иногда он просто не мог уйти с берега, до того отключался от мира, и тогда его с помощью Лады уводила Ждо. Она каким-то образом частенько оказывалась рядышком, по крайней мере так чувствовал Ростик, когда еще бывал в состоянии чувствовать, и помогала, как могла. Хотя могла она, по нынешней Ростиковой оценке, не очень много.

Беда еще была в том, что он прибыл в Храм слишком усталым. И Винрадка требовала свое, не отставая иногда даже тогда, когда он был просто не в силах видеть кого бы то ни было, и эта работа — требование, чтобы Фоп-фалла отозвался, хотя бы помог установить контакт с викрамами... Все разом, все вместе.

Как-то Лада, отчаявшись добиться от него хотя бы осмысленного взгляда, спросила в упор, со своей, только ей присущей напористостью, от которой иногда хотелось защититься не меньше, чем от страсти Винрадки:

— Рост, ты бы пожалел себя, что ли? Чего нам торопиться?

— Нужно. — Он не хотел спорить, но еще меньше ему хотелось, чтобы Лада не понимала, что и почему он делает. — Придет весна, и, если нас там не будет, они все погибнут.

— Пауков опасаешься? — деловито спросила Винрадка, которая не давала Ладе ни малейшего шанса остаться с Ростом наедине. Отчетливо понимая, придет время, Ладка сама возьмет все, чего ей теперь не доставалось, а она — Винрадка — останется здесь и снова будет править в Храме, скучая и так отчаянно нуждаясь в любви и его, Ростиковом, внимании.

— Весной, может быть, мы и по морю не пройдем, — пояснил Ростик из последних сил.

— Так, может, ну их, этих викрамов? — допытывалась Лада. — Проскочим зимним морем, и все дела?

— Не проскочим... без них.

И вот когда он уже и есть толком не мог, почему-то перестал его желудок усваивать даже пюре из фасоли и драгоценную в Полдневье манную кашу, когда даже бульон из нежнейшей вырезки стал казаться скорее пыткой, чем лакомством, он вдруг понял, что старался все-таки не зря. Что-то с ним произошло... Хотя было бы неплохо еще и знать, что именно.

После этого, все-таки втайне опасаясь, что ошибается, приказал Ладе готовиться к отправке в Одессу.

— Как это? Ты же сам говоришь, что ничегошеньки тут не добился?

Он только и сумел, что погрозить ей кулаком, после чего Лада, вредная девчонка, подмигнув ему, скорее подбадривая, чем тайком от Винрадки кокетничая, отправилась приводить в порядок его ставшую как бы личной лодочку без башенных пушек наверху. Микрал, который отъелся за те пять дней, когда Рост пытался установить контакт с Фопом, охотно принялся за работу, помогая ей.

А утром следующего дня полусонный из-за Винрадки или просто не пришедший в себя Ростик загрузился на место второго пилота, и Лада бодренько порулила прямо через залив в Одессу. Рост едва соображал, когда приказал ей:

— В Одессе не садись, лети прямо к кораблю.

Лада послушно покружила вокруг обоих кораблей, стоящих подальше от берега, и, заметив, что на одном из них снуют пурпурные и даже люди, твердой, как кремень, рукой направила машину на посадку. Приземлились они очень удачно, чуть в стороне от десятка других антигравов, поближе к командным надстройкам. Росту было так скверно, что он даже ту сотню шагов, которые Лада выиграла таким образом, принял с облегчением.

Потом, уже в огромном зале, где, наверное, прежде, когда корабль составлял часть Валламахиси, обитал какой-нибудь чегетазур, куда Роста привели встретившие его Ромка с Василисой, потому что Лада принялась обходить остальные антигравы, здороваясь с пилотами и выясняя, как обстоят дела, неожиданно набилось немало народу. Тут были и Квадратный с Баяпошкой, и Манауш, и даже Казаринов.

Рост попробовал сосредоточиться, чтобы понять то, что эти люди собирались ему докладывать, но не слишком в этом преуспел. Вроде бы Баяпошка, чуть озабоченно растягивая слова, словно все время думала о чем-то другом, призналась, что набранному экипажу продуктов должно хватить на пару месяцев, хотя хотелось бы, чтобы они притащили еще еду и тем, кто обустраивался на той стороне континента. Квадратный доложил, что команда медленно, но уверенно дисциплинируется, что теперь иногда даже без переводчиков удается добиться от пурпурных того, что требуется. Но вообще-то, к имеющимся почти двум тысячам губисков неплохо бы прибавить хотя бы сотни две моряков, потому что рук все-таки не хватает, особенно обученных сложным работам на корабле. И Казаринов ворчливо, как обычно, сказал, что ходовая часть прошла первичные испытания и после доводки, примерно дней через десять, можно будет отправляться в путь... Если ничего, конечно, неожиданного с любезными его сердцу машинами не произойдет.

Рост понимал, что ему говорят, но как-то нечетко, словно бы сквозь вату. Или через не слишком прозрачное, матовое стекло, не пропускающее деталей. Да, именно, деталей он не понимал, вычленял только общее... Свой доклад Казаринов неожиданно закончил странной фразой:

— Вообще-то, Гринев, тебя в госпиталь нужно, а не в плавание.

Рост даже поежился от такого приговора. Если не слишком деликатный Казаринов так считает, то как же он выглядит на самом деле? И что по этому поводу думают остальные?

— Следовательно, против отправки ты... технически не возражаешь?

— А что мне остается, — отозвался бывший главинженер. — Хотя... В целом оживление машин провели, хоть и на живую нитку, но достойно. Даже в срок, который Председатель поставил, почти уложились. Остается только одно — запчасти, которые на заводе заказывали, получить и людей вызвать.

Да, люди, с этим, вероятно, разбираться пришло время, если Казаринов позволяет.

— Тогда так, — решил Ростик, — прошу, чтобы мне в этот поход придали Гартунга как главного навигатора, — он усмехнулся, — и Людочку Просинечку, чтобы она в машинном отделении командовала. Это мое непременное требование. — Он подумал. — Можно с этим ее, здоровяком, который сейчас, кажется, на алюминиевом заводе обретается. — Он снова подумал. — И хорошо бы понять, в каком количестве и каком качестве город выделит нам антигравы. Думаю, подчинить их Изыльметьеву с Манаушем... Кажется, Ладе будет лучше на мостике командовать, там опытных офицеров не хватает, а поручать все пурпурным — не слишком надежно окажется.

— Тут, пока тебя не было, — заговорил Ромка, — дядя Ким прилетал... — Он внезапно покраснел, как морковка, сообразив, что он Кима назвал, как пацан, как недоросший до взрослой требовательности мальчишка. Но переборол себя под усталым взглядом Роста и продолжил: — Он сказал, что у старшего лейтенанта Верещагиной возни... Что у вахтенных на мостике проблем не будет.

— У кого? — не понял Ростик.

— Не знаю, что вы себе думаете, — ворчливо отметила Баяпошка, — но был же приказ присвоить Ладе Николаевне Верещагиной звание капитана. Или его до вас не довели?

Значит, вторую ошибку Ромка все-таки совершил, подумал Рост. И неожиданно испытал даже что-то вроде веселости.

— А за что ей?

— За переход с пурпурными на юг, — буднично отозвался Квадратный. — Тебя, кстати, к майору представили за то же самое.

Рост почему-то сказал:

— Меня — зря. Лучше бы капитаном оставили.

— Не тебе решать, — подвел черту под этими не самыми содержательными репликами Казаринов. — Ну что, я пойду? Твои требования, как я понимаю, мне начальству доводить.

И лишь тогда, довольно неожиданно для себя, Ростик вдруг понял, что он-то сидит на удобном стуле с мягким сиденьем, а все остальные стоят, потому что он не догадался дотащиться до общего стола, который в этом зале имелся у большого, чуть не в полстены, окна, выходящего туда, где на этом корабле, вероятно, находился нос. Хотя его обводы под шестиугольной огромной платформой, да еще и прикрытой черной тканью фотоэлементов, сверху разобрать, конечно, было невозможно. Ростик поднялся.

— Да, идите и постарайтесь устроить так, чтобы мне в Боловск мотаться не пришлось. Мне еще с викрамами возиться.

— Понял. — Казаринов кивнул и, твердо щелкая каблуками, ушел.

— Ты бы в самом деле отлежался, прежде чем за викрамов браться, — почти дружески посоветовала Баяпошка, но Рост только зыркнул на нее, и она больше не настаивала.

Все-таки он собрался с духом не сразу, снова посидел на стуле, пытаясь разобраться, куда же делась его обычная ясность в понимании мира, и только после того, как заметил, что его сбоку терпеливо поджидает Ромка, кивнул ему. Опять же вместе с ним они вышли из зала, потащились какими-то чудовищно запутанными коридорами.

— Мне нужно в сторону берега викрамов, — объяснил сыну Ростик.

Ромка осторожно поддерживал его под руку, потом перестал церемониться, обнял почти по-братски за плечо. Ощущать его руку было приятно, Рост даже удивился этому и лишь потом сообразил, что он уже настраивается.

— Ты бы в самом деле... — начал было Ромка.

— Мне нужно торопиться, чтобы то, что... — Дальше Рост не знал, поэтому закончил фразу, как мог: — Да, чтобы то, что заложил в меня Фоп, не расплескалось. — Через пяток поворотов он добавил: — Нужно поближе к воде и где виднеется берег викрамов.

— Ты уже говорил.

— Разве?

Они пришли на странненькую конструкцию, действительно нависающую над водой на высоте не больше считанных метров, уместиться тут мог только один человек.

— Лотовый мостик, как нам объяснили пурпурные, — пояснил Ромка. — Только дует тут...

Дуло тут, кстати, не слишком, но Ромка, непривычный к ветрам, спрятался в коридорчике, из которого они на эту самую площадку вышли.

А Рост действительно уже настраивался, уже работал, причем так, что даже говорить было трудно. Он уселся прямо на обшитую деревом палубу, слегка прибитую ледяной корочкой, и тогда с некоторой борьбой между ними Ромка довольно неожиданно подстелил под него свой стеганый ватник, пахнущий машинной смазкой. И исчез.

Вернее, весь мир как-то растворился, но лишь для того, чтобы стало понятно — сейчас произойдет что-то неожиданное. Ростик посидел, подумал, что же он собирается делать, и вдруг... Это было как удар, как одна из тех атак, которым подвергали его в плену чегетазуры. Только на этот раз его мозги вскипели не от грубой и напористой силы менгироподобных гигантов, в которой мешались слова на разных языках, непонятные образы или видения, а наоборот, выбрасывали все из себя... «Фоп, молодчина, — вяло подумал Ростик, — сделал лучше — чем связываться с викрамами, он накачал в меня что-то, что, возможно, способно их убедить на этот раз поверить людям».

Видения, которых Рост сначала не понял, все-таки тоже пришли, только они были очень странными — в них были и расплывающиеся, но почему-то очень красивые и даже слегка успокаивающие столбы водорослей, и мягкие, вероятно, очень вкусные рыбины, проплывающие рядом, на расстоянии удара копьем, были раковины, крутые и удобные берега, обросший борт корабля, который обещал совершенную безопасность, странноватый привкус воды на губах, которая все-таки отдавала торфом, солнце, пробивающее толщу этой же воды, а может, и разрисованное ледяным пологом, какие-то враги, которых непременно нужно прогнать, чтобы маленькие викрамчики могли резвиться в токах медленного течения.

Рост попробовал думать все-таки по-своему, передавая слова, чтобы было убедительней. На этот раз он говорил, что, завоевав озеро на той стороне континента, они вместе с викрамами приблизятся к шхерам, за которые Рост уже как-то обещал воевать, подкрепив эту войну всеми силами человечества...

Нет, с отчаянием решил он, ничего не выходит. И его ментальная активность ниже, чем ему хотелось бы, и поток образов и слов у него уже кончается, а он... Кажется, у него мало что вышло. Да, определенно, этого было недостаточно, потому что в ответ не пришло ни малейшего отзвука. С таким же успехом Рост мог бы, накурившись какой-нибудь «дури», грезить сам по себе, переживая только ему одному зримые галлюцинации.

Он попытался снова, но на этот раз пласт видений, заложенный Фопом, оказался настолько тонок, что он понял — снова ничего.

Он откинулся и понял, что лежит на странно мягкой палубе и смотрит на воду через решеточку ограждения. Он видел воду, но дальше, в стороне берега викрамов, у полуострова пернатых, стоял зимний туманчик, который иногда поднимается от незастывшей в лед воды. Но не это расстроило его, а полное равнодушие того берега и, разумеется, чрезмерная инертность воды, которая, ему казалось, могла без остатка и без малейшего результата поглотить все, даже такой вот яркий, как он почему-то решил, всплеск его ментальной силы.

— Поднимай его осторожненько... Он нам еще пригодится.

«Голос Лады, — подумал он, — к кому она обращается?» Он не мог ничего видеть. И ведь знал, что несут его по коридору, но по-прежнему видел только воду, дышащую почти у самых его ног. И иногда тонкие чешуйки льдинок.

Все было напрасно, решил Рост. Напрасно... Что может быть более горьким, чем такой результат? И что же теперь? Неужто на самом деле придется рисковать кораблем, людьми и пурпурными, которые ему поверили, и идти через штормовое, зимнее море без помощи из воды? Без помощи от рыболюдей? Ведь нельзя же бросить тех пурпурных, которые тоже поверили ему, на другой стороне континента, зажатых между недружественным лесом дваров и холодной пустыней, набитой пауками, каждый из которых может уничтожить десятки этих беловолосых, зеленоглазых ребят, которые хоть и другие, но все равно так странно похожи на людей?..

Он понял, что его аккуратно уложили на что-то очень теплое. Снова Лада проговорила:

— Застыл весь, словно деревянный. — Тон изменился, стал требовательно-командным. — Ром, ты выйди.

Где-то в стороне после целой вечности ожидания хлопнула дверь. Рост подумал: «А почему я не вижу ничего, кроме вот этой воды, которая по-прежнему плещется перед глазами, а временами кажется, что я даже под водой, что она, как невесомая, но такая тугая преграда, окружила меня со всех сторон?» И тут же понял, что, несмотря на эту продолжающуюся галлюцинацию, думать он может очень четко, очень точно, очень ясно. Заряд мыслей, которые незаметно вбил в его сознание Фоп-фалла, растаял, теперь его не было, и даже все доклады ребят, которые он уже сегодня выслушал, стали понятны очень хорошо... Теперь он бы сумел даже вопросы задавать, осмысленные и без дураков необходимые.

Потом что-то шумное, пропахшее чуть-чуть потом и невозможной для подводного мира жизнью, оказалось рядом. Рост попытался рассмотреть сквозь пелену, что же это такое, но не сумел. Только догадаться сумел — Лада отогревает его по-аймиховски, собой, своим телом, жаром, несущим столько жизни, что его могло бы хватить на много других, отличных от нее самой жизней... И лишь тогда он уснул.

А когда проснулся, снова был почти собой, Ростом Гриневым, капит... Нет, уже майором, хотя, без сомнения, лучше бы оставили капитаном, так и звучало получше, и привычней было бы слышать.

Как Рост ни был слаб, он приподнял голову. На расстоянии вытянутой руки в кресле, похожем на то, что он уже видел где-то, полулежала Лада, укутанная под самое горло тяжелым мехом. От него исходил запах чего-то дубильного, Лада тоже пахла, но скорее — беспокойством и застывшей, словно холодец, болью. «А ведь это кресло я видел тут, — понял Ростик, — только тогда его вид не дошел до мозгов, остался где-то, где всегда застревает то, чего человек не хочет видеть». И Ладушка, красавица, умница, подруга, каких мало, забрала его боль себе, выпила из него это, чтобы ему было легче. И даже не побеспокоилась — а сумеет ли сама с ней справиться. «Все-таки девчонки — очень хороший народ, — решил Ростик, — гораздо лучше, чем я».

Еще он хотел пить и есть. Теперь его желудок требовал чего-нибудь, лучше горячего, чтобы не болеть так... истошно. «Ладушка», — позвал ее Ростик мысленно, и чуда не произошло, она по-прежнему спала. Он попытался обслужить себя сам, вот только бы нащупать в этой полутьме хоть что-нибудь, похожее на воду или бульон... При воспоминании о бульоне он даже застонал.

Лада проснулась, тут же все поняла, принялась поить его с ложечки. Приятнее у Роста ничего в жизни не было, он даже похрюкивал от наслаждения. А потом уснул снова.

Он поднялся только на третий день и то не был уверен, что не провалялся дольше, только Лада, по каким-то своим женским тактическим соображениям, это от него решила скрывать. И всех остальных настропалила, чтобы правду Ростику не говорили. И хотя его раскачивало от ветра, когда он выбрался на палубу, решил, что пора приниматься за дела. А может быть, ему надоело спать, захотелось перестать быть эдаким овощем — только есть и спать в состоянии.

Но решение оказалось не самым удачным. Даже пурпурные, которые на своем, солдатском уровне все понимали не хуже, чем офицеры корабля, прятали от него глаза. Отворачивались и делали вид, что не замечают его, иногда даже поздороваться забывали. Этот рефлекс у них Ростик помнил по плену, они так вели себя только в том случае, если что-то очень важное, значимое для всех провалилось по вине того самого человека, на которого все надеялись. Словно бы он не должен уже жить, а предпочтительным исходом для него будет... ну, как минимум отставка. «Плохо, — думал Ростик, — если пурпурные так ко мне относятся, лучше уж поручить командование кому-нибудь еще, кто не навалял столько ошибок, не провалился там, где должен был, обязан был остаться на высоте, исполнить должное, выполнить свой долг и даже не как-либо, а наилучшим образом».

Офицеры, впрочем, думали иначе. Они даже собрались на совещание, объяснив Росту, что все в общем и целом в порядке, корабль практически готов. Даже взрывпакеты, которые Рост просил у Боловска в сумасшедшем количестве, прибывают.

Тогда Рост, со всей отчетливостью в практическом неисполнении задуманного, которое очень явственно наложилось на его теперь исключительно ясное сознание, произнес целую речь. И чуть было не закончил ее фразой: мол, теперь им не остается ничего другого, только рисковать, надеясь на удачу, но как-то сдержался. Говорить такое, конечно, не следовало.

Тем более это и без его слов все сами понимали. Должно быть, его речь подтолкнула Квадратного, который встал с места и очень точно доложил, что имеются случаи дезертирства. Причем сбегали не только всегда очень озабоченные безопасностью бакумуры, но и пурпурные. Люди, как тут же вставил кто-то из офицеров, еще не уходили, но разговоры, как добавила к сказанному Баяпошка, бывали очень неприятные.

Рост выслушал все это, но ничего предпринимать не стал. Просто оглядел собравшихся и с шумом вздохнул. Он не знал, что делать. По-настоящему еще не оклемался или просто ничего был не способен придумать...

А той же ночью, когда даже Лада спала беспокойно, словно ей снились все смерти, которые им предстояли в походе, и мягко, по-женски ворочалась рядом с неспящим Ростиком, вдруг...

Именно вдруг, без стука, распахнулась дверь в командирский кубрик, довольно тесный, но отлично приспособленный под размеры человека, и на пороге, освещенный светом из коридора, вырос Ромка. Он был в этот момент каким-то непомерно длинным, худым и растрепанным. И, даже не убедившись, что Ростик проснулся, тут же почти закричал:

— Вахтенные докладывают, что викрамы появились у борта. И куда-то под корабль ныряют... — Голос его упал до шепота, он, кажется, боялся спугнуть удачу, которая на них нежданно свалилась. — Может, они все-таки пришли?

Рост оказался на ногах раньше, чем понял, что спал совершенно голый. Но это было неважно. Если бы с таким докладом прибежал не Ромка, а кто-нибудь еще, Рост бы все равно вскочил. Он принялся одеваться.

— В трюмы, где викрамы обычно обитают, уже кто-нибудь ходил?

— Нет, тебя ждут... Это ведь ты с ними умеешь разговаривать. Они ведь тебя слушают...

— Если бы слушали, — Рост загородил Ладу, которая в прозрачной ночнушке скользнула за ширму, чтобы тоже одеваться, — не томили бы столько времени. Нет, брат Ромка, они сами по себе. С этим придется считаться.

— Ну, теперь-то... — Дальше Ромка не договорил, да и ненужно было.

Втроем они почти бегом пронеслись через весь корабль с его нескончаемыми коридорами и оказались в трюмах, устроенных между бортами, там, где обычно жили викрамы на кораблях пурпурных. К счастью, Ростик отлично помнил этот путь, он-то его и указывал на бегу. И оказался там даже раньше, чем многие из пурпурных, которым была известна архитектура всего корабля.

А когда они вышли на мостик, с которого викрамов полагалось кормить, то Лада даже ахнула, сжав руки в кулачки у груди.

Вся поверхность видимой в трюме воды кипела от множества викрамов, которые приплыли сюда, чтобы участвовать в походе людей, губисков и всех остальных, на ту, противоположную сторону континента. И эти викрамы располагались тут надолго, занимаясь своим хозяйством. Даже какой-то давящий на уши в этих высоких и гулких помещениях писк поднимался от воды. Если постараться, его можно было без труда услышать — викрамы переговаривались между собой. И не обращали на людей, наблюдающих за ними, никакого внимания.

Глава 27

Корабль оказался огромным. Рост пока решил ни во что особенно не вникать, но его в то же время раздражало незнание помещений, устройств и назначения многого из того, что его теперь окружало. Вот он и бродил, как потерянный, среди нагромождения всех этих сложных устройств, среди которых другие-то сновали, словно у себя дома. Да это и было теперь домом для многих. Роста даже поразило, насколько этот огромный плавающий город — иначе не скажешь — стал привычным для всех, кого он теперь видел. Для всех, только не для него.

Даже Лада, которой пришлось заниматься совсем незнакомой ей прежде работой — контролировать смену штурманов, лоцманов и рулевых, — легко вошла в эту новую по форме и по содержанию жизнь, а он... В общем, однажды, кажется, на третий день после того, как он решил больше не валяться, он попросил Людочку Просинечку, которая теперь возилась со всеми машинами в темноватом трюме корабля, притащить ему побольше чертежей, чтобы он посидел над ними и хоть что-нибудь мог понять. Она ответила, недобро ухмыльнувшись:

— Ты бы, командир, не лез, куда тебе не следует. А чертежи больше мне самой пригодятся.

— Вот и будешь у меня их брать, если потребуется.

— Они мне под рукой нужны, а не... где-то на верхних палубах.

Она имела в виду, конечно, то обиталище, в которое Роста устроила Лада, когда он измотался после сеанса связи с викрамами, и где жил теперь, как король, почти на законных основаниях. По крайней мере никто его за это не осуждал.

Так он догадался, что наступила такая пора, что если он будет как можно меньше вмешиваться в то, что происходит вокруг, то лучше будет для всех, кроме, конечно, самого Ростика.

Ему все-таки удалось выпросить у Казаринова один из самопальных чертежей с общей разметкой помещений корабля, какими-то вентиляционными коробами, с обозначением насосов, подающих забортную воду, и не до конца прорисованной схемой расположения электрических щитов. Не составляло труда догадаться, что это — один из черновиков, который кто-то из инженеров делал, когда люди еще только начинали изучать эти корабли. На том и пришлось успокоиться, хотя этот черновик лучше всяких прочих аргументов показал Ростику его нынешнее место в общей расстановке значимых персон в их экипаже.

На первой неделе марта стало ясно, что пора отправляться в путь. Тем более что весь экипаж, кажется, собрался на борту. Даже Гартунга, который что-то такое делал теперь в универе, привезли. Откуда-то появился Эдик Сурданян с одной из незнакомых Росту девушек, но хорошо хоть без детей, которых, как говорили, у него теперь больше десятка. Девушка Ростику понравилась, она была серьезна, кажется, умна и так мало понимала устанавливающуюся корабельную жизнь, что Рост чуть было не предложил ей держаться вместе. Но все же не предложил — Лада с Василисой этого бы ему не спустили. Да и Эдику не хотелось трепать нервы понапрасну, он со своим кавказским темпераментом мог вообразить черт знает что.

К тому же и Рост теперь старался с девицами держаться на расстоянии, поменьше изображать дружеские чувства, потому что — хватит уже, и так накуролесил, не всех детей даже мог вспомнить, если не сосредотачиваться.

Отправление корабля собрало на причальной стенке Одессы, кажется, весь город. Казаринов об этом желании населения приморского города Роста известил. И очень просил не отправляться в путь ночью. Да Рост и сам не хотел ночного отплытия, потому что еще по прошлому разу, когда они на гигантском экраноплане ходили к Новой Гвинее, помнил, как тяжко в таких условиях приходится штурманам. Впрочем, теперь у них был Гартунг, который мог выручить... И все равно лучше было опробовать корабль в те часы, когда все были активны, когда видны берега и когда можно будет не экономить энергию, получаемую через фотоэлементную ткань от Солнца.

А вот отплыли довольно незаметно, как-то буднично, словно делали это всегда. Просто чуть больше стало суматохи, и Рост, который находился на площадке управления, неожиданно понял, что борт соседнего корабля слегка изменил положение. Он оглянулся на Одессу, она тоже изменила свое расположение, стала чуть ближе к краю переплета огромного окна, через которое можно было смотреть на корабль сверху, охватывая взглядом воду вокруг.

Рост попробовал было выяснить у двух стоящих за штурвалом п'токов, кто же, собственно, скомандовал сакраментальное: «С якоря сниматься, по местам стоять, курс норд строго», но так ничего из их ответов и не понял. Выходило, что командовал на мостике какой-то г'мет, чем-то малоуловимым очень похожий на Нифрата. Рост затеял было с ним познакомиться, потому что это явно был не пресловутый навигатор, но тот был занят выше головы. И Рост еще острее почувствовал свою малополезность в этом предприятии.

Корабль медленно повернулся по широкой дуге и устремился к выходу из залива. Впрочем, «устремился» — звучало чересчур громко. Корабль шел едва-едва, хотя берега теперь отчетливо проплывали мимо них, разумеется, в той части, которую можно было рассмотреть в прорехах тумана, по-прежнему укутывающего незамерзшее зеркало воды. Зато, как теперь казалось, его немного тормошил невесть откуда появившийся ветерок, который и создавал эти прорехи.

Через полчаса, не меньше, Рост понял, что очень разгоняться не позволяли плавающие льдины, которые неожиданно появлялись под самым носом корабля, и их иногда приходилось обходить. Вот этой задачей незнакомый лоцман и был занят. Он то и дело подскакивал к какому-то переговорнику, сделанному в виде обычного вида динамика, который служил одновременно и микрофоном, и орал в него слова, значение которых Ростик не слишком понимал, хотя они определенно произносились на едином. Рост поежился и отступил, догадавшись, что это была специфически морская тарабарщина, в которой следовало разбираться особо, если вообще стоило за это браться.

Потом стало чуть легче, и новый кораблеводитель все-таки снизошел до знакомства. Он подошел к Росту, вытянулся и отчетливо представился:

— Турет-но-хаш, командир. Докладываю, все в порядке, корабль набирает ход, все мели остались позади.

— Так мы мели обходили? — глуповато спросил Рост. — А я думал, что виной всему льдины.

— Этот лед слабый, он нашему кораблю не помеха, — отозвался Турет, — а вот мели, которыми набит залив, — это сложность, тем более что мы их практически не знаем. Не было у меня времени их изучить.

Чтобы удостовериться окончательно, Ростик спросил:

— Штурман?

— Не понимаю.

— Специалист по проводке кораблей?

— Нет, всего лишь младший помощник штурмана на корабле «Валисс-хаш», взят в плен, теперь мне было предложено занять место главного штурмана, потому что более компетентного... — незнакомое слово, которое Рост решил считать про себя аналогом термина «шкипер», — не нашлось.

— И кто же тебе предложил эту службу?

— Действующий под твоим началом старшина Квадратный. — Он немного помялся. — И твой сын, который составлял списки всех, кто теперь находится на корабле.

Значит, Ромка, должно быть, вместе с Василисой, как и в Лагере несколько месяцев назад, составил общий список, выяснил прежнюю профессию, возможности и квалификацию набранных пурпурных и с поддержкой старшины произвел соответствующие назначения. Молодец, вернее, конечно, оба молодцы, вместе с Квадратным, который, без сомнения, приложил руку и ко многому другому... Или даже обе пятерни, обучая младшего Гринева премудростям командных обязанностей.

— Да, конечно, — только и сумел проговорить Ростик. И вдруг этот самый Турет, тоже, должно быть, неожиданно для себя, проговорил поощрительно:

— А ты неплохо говоришь по-нашему, командир.

Рост понял, что его лицо приняло странноватое выражение от этой похвалы, и поскорее отошел в сторону, потому что пурпурные, конечно, не слишком правильно читают человеческую мимику, но кто его знает, где этот Турет раньше работал в человеческой цивилизации, вдруг он и этому научился? Проболтавшись на капитанском мостике еще с часок, Рост разобрался, как выводили корабль через мели. Оказывается, в углу мостика имелся какой-то прибор, который давал панорамную развертку морского дна, видимо, это было что-то вроде гидролокатора или эхолота. Разницы Ростик не знал, но подозревал, что разница у этих устройств имеется. Он хотел было расспросить об этом Турета-но-хаша, но тот и сам, успокоившись после трудной проводки, заметил этот интерес Роста и подошел:

— Это не самый надежный прибор, многое зависит от того, как держать... — Снова непонятное слово. — В воде, по обеим сторонам корабля. — Он даже чуть улыбнулся. — Это такие мощные мембраны, которые работают, когда их подсоединяешь специальным кабелем. Они издают звук и воспринимают эхо от него. А этот ящик, — он похлопал прибор с разверткой, зеленовато прыгающей на экране, — суммирует все и дает изображение. Без него мы бы не справились.

Рост покивал и поскорее отправился бродить по кораблю.

Квадратный проверял с Ромкой, который волок в руках немалых размеров книгу, посты, вернее, расстановку людей. Лада с Гартурном, который, как выяснилось, уже совсем неплохо читал морские карты пурпурных, и тремя г'метами возилась в штурманской. Около них кружила и Василиса, настолько поглощенная своими наблюдениями, что даже не заметила Роста. На летной палубе Изыльметьев с Футболистом-Израилевым объяснял пятерым совсем молоденьким пацанам и двум девушкам, как с палубы нужно взлетать и садиться на ходу корабля. Целая группа пурпурных возилась на корме в помещении, похожем на док, и Ростик даже не сразу заметил, что всеми довольно придирчиво, хотя и на расстоянии, руководили Квадратный и Эдик Сурданян, у которого еще на Земле был кое-какой морской опыт. Они подготавливали два траулера, которые и находились в этом доке, их-то Ростик узнал, потому что сам когда-то ходил на таком же. Присмотревшись, он понял, что задняя стена корабля, или транец, если придерживаться человеческой морской терминологии, был раздвижным, и вода в доке сливалась с водой моря, тогда эти траулеры могли выходить на лов рыбы или для каких-нибудь других целей.

Совсем в трюме Людочка гоняла чуть не полсотни пурпурных, кажется, тренируя их для того, чтобы они могли обслуживать ходовые машины, которые сотрясали тут все мелкой, но заметной дрожью. Она увидела Роста, помахала ему рукой, а пока он стоял и обозревал просторный и светлый машинный зал, поднялась к нему по почти вертикальному трапу и доложила:

— В общем, Гринев, все хорошо. Только вот баланс маховика, кажется, не очень надежный. Мы же не знаем, как его балансировать... А разобрать Казаринов не позволил, — она почти сердито нахмурилась, — торопил нас так, что мы и спали-то по два-три часа.

— На поход его хватит? — спросил Рост.

— Эта машина так надежно скроена, что за это можешь не волноваться... Вот только все равно хотелось бы довести ее до ума. — Людочка внимательно посмотрела Ростику в глаза. — На той стороне континента, куда мы идем, ведь тоже и электричество потребуется, и небольшой запас энергии не помешает, так ведь? Например, чтобы производства поддерживать.

— Какие производства? — не понял Ростик.

— Производить тут можно многое. И оружие, и антигравы, если металл добудем, и продукты... Людям же есть полагается.

— Ага. — Рост не слишком понимал, как эта пигалица за пару недель так лихо освоила возможности корабля и даже определила, по крайней мере для себя, кое-какие перспективы. — Ты скажи, — он кивнул на пурпурных, ползающих внизу, у самого днища, — эти-то справляются? Трудностей с объяснениями нет?

— Пара из них служила у Бахметьевой, а она насчет языка очень строго с ними обращалась, так что выучили. Они-то и переводят, если кто чего не понял. Но я тоже в таких случаях спуску не даю.

Ростик покивал, выслушал еще какие-то важные для Людочки пояснения, в которых почти не разобрался, и отправился наверх. В помещения, где должны были находиться чаны для молдвуна, он все-таки заглянул. Тут было тихо, пустынно, свет едва горел, но где-то слышались и голоса. Он заглянул за конструкции, с содроганием вспоминая, как работал на них в плену. Баяпошка в окружении полудюжины каких-то дородных и неряшливо одетых теток из пурпурных что-то рисовала на бумажном листе, а тетки наперебой на едином что-то ей рассказывали.

Рост присмотрелся к своей бывшей жене, и она, почувствовав его взгляд, оглянулась. Улыбнулась так, что сердце Роста дрогнуло, и сразу подошла.

— Выглядишь ты получше, чем... — сделала неопределенный жест. — Когда я видела тебя последний раз. — Рост промолчал, не знал, что сказать. — Ты бы, командир, — она чуть выпрямилась и перестала улыбаться, — поменьше растрачивался. А то, когда Лада за мной прибежала и я попробовала понять... В общем, в твоем теле был не ты.

Ментат, с сожалением подумал Ростик, может быть, и получше, чем я. Аймихо все-таки... И понимай их, как знаешь, когда они вот так, с единого или со своего дословно на русский переводят.

— Понимаешь что-нибудь из этого? — Он кивнул на лист бумаги, который Баяпошка держала в руке.

— Тут нет ничего сложного. Только одно непонятно, где брать солому, чтобы молоть ее на питание для грибковой культуры.

— Стоп. А как же пурпурные на своих гидропонных фермах...

— Они выращивают массу разной растительности, которую и полагается молоть в муку — главное питание для грибков. Тут выигрыш в том, что клетчатку, которая не усваивается ни пурпурными, ни людьми, удается переформировать в клетчатку, которая может быть нашей пищей. Это и есть молдвун. А еще можно использовать рыбную муку, но тогда возникает не слишком приятный привкус... В общем, — она снова улыбнулась, — разбираюсь. Детали могу доложить, если захочешь, но тебе это ни к чему.

И тут его мягко, но решительно отстраняли. Баяпошка это внезапно почувствовала, а ведь Ростик не ощущал, что она его читает. Но хуже всего было то, что она попробовала его утешить:

— Ничего, командир, твое время придет. Вот доберемся до места, и никто лучше тебя с пауками справиться не сумеет.

— Уже, наверное, сумеют. Такие ребята — Квадратный, Изыльметьев, Футболист... К тому же и основную роль будет играть, наверное, Лада. Она теперь старшая среди них по званию.

Баяпошка с сомнением посмотрела на Ростика.

— Так ты не знаешь? — Вздохнула. — На юг направлен также и Мурат Сапаров. Кажется, он должен быть замом Смаги, но, принимая во внимание, что личность он сильная, скоро Смага станет его замом. — Она помолчала. — Неужели тебя не известили?

Рост криво улыбнулся.

— Что еще скажешь?

— Больше и сказать нечего... — Баяпошка, как ни старалась держать лицо, все-таки тоже немножко за него расстроилась. — Знаешь, загляни к Рындину, он где-то в трюмах у викрамов бродит. Пробует с ними общий язык найти, хотя ему для этого, — она делано хохотнула, — слишком многому научиться придется.

— Рындин у викрамов? — Рост забеспокоился. — А они на него не нападут? Черт, нужно предупредить лопуха...

— Не волнуйся. — Баяпошка уже отворачивалась, чтобы понять, что делают без нее пурпурные тетки внизу, у чанов для молдвуна. — Он тоже читал твою книгу и все сам знает. Ну, Рост, заглядывай... Чтобы мы твое командирское присутствие ощущали.

Она снова помахала рукой и стала спускаться по трапу, бережно придерживая лист со своими рисунками и заметками.

А Ростик почти опрометью бросился в трюмы, устроенные для викрамов. Он пробежал их почти все, пока не обнаружил в темноватом после машинного отделения углу Рындина, который задумчиво сидел на полу у самой воды, в которой, иногда показывая спины, бродило сразу с десяток викрамов.

— Стас! — закричал Ростик еще издали. — Ты слишком близко сидишь.

Рындин медленно поднял голову, оказывается, он медитировал. Или занимался чем-то схожим.

— Нет, они сытые. — Он говорил, почти не разжимая губ.

Неужели и я так выгляжу, когда пытаюсь ментатить? Эта мысль была Росту неприятна, пожалуй, выражение Баяпошки, что в его теле был не он, оказалось еще по-девчоночьи мягким и обтекаемым.

— Знаешь, командир, они волнуются. — Подняться на ноги Рындин так и не захотел. — Пожалуй, можно сказать, они не слишком надежны. Пока, во всяком случае, когда еще можно вернуться домой. — Он озабоченно почесал затылок. — Может, потом, когда выйдем в море и им некуда будет бежать, они станут решительнее?

— Ты бы все-таки отошел подальше.

— Не переживай, они любят знакомых людей, вот я... и знакомлюсь.

— Будешь тут сидеть, когда познакомишься как следует. А пока — отойди. И впредь в зону их возможной атаки не попадай, это приказ.

— Есть. Хотя на расстоянии и труднее с ними...

Убедившись, что и тут все, в общем-то, в порядке и Рындин занимается нужным и весьма полезным в перспективе делом, Рост отправился наверх. Поднимаясь по лестницам, проходя бесконечными коридорами, он думал с давно созревшим ожесточением, что у всех есть работа, все заняты делом... Кроме него.

И еще его злило, что наверняка подняться к капитанскому мостику можно было более коротким путем, куда более быстрым и надежным. Но он даже этого не знал, вот и выбирал знакомый путь, который был, вероятно, раза в три длиннее. Но главное — это дойти, не заблудиться, не оказаться там, где ему совсем не положено находиться.

К тому же иногда, помимо всей очевидности его путешествия по кораблю, казалось — еще чуть-чуть, и, возможно, из-за того поворота выйдет несущий смертельную опасность вас-смер, приготовившийся казнить на месте непослушного раба, сбежавшего с гидропонных ферм.

Глава 28

Пол коридора ощутимо покачивало, не слишком сильно, тренированные ребята, которые привыкли «кататься» на антигравах, могли примириться с этой качкой, но что касается других... А есть ли на борту этого корабля «другие», мрачно думал Ростик, пробираясь вдоль стенки в свою каюту. Стенка, как ни странно, казалась самой надежной опорой, почему-то она вовсе не раскачивалась, и держаться за нее было приятно. Хотя это нарушало все законы психологии, геометрии и... что там еще есть, относящееся к расстройствам вестибулярного аппарата у не слишком подготовленного к морским путешествиям командного состава? Может быть, такая наука, как теория механизмов и машин? В общем, то самое, что описывает способы крепления разных поверхностей, их конструкционное взаиморасположение и способность отдельного человека их понимать. Уже миновав круглосуточного охранника, который нес пост в коридоре, ведущем к офицерским кубрикам людей, на чем в свое время настоял Квадратный, Рост неожиданно встретил Ладу, которая тоже выглядела не слишком уверенной и бодрой. Она даже слегка злилась, хотя другому это было бы незаметно, но Рост отлично видел, как ее глаза полыхают беззвучными молниями. Злилась она, разумеется, на себя.

— Море, — проговорила она негромко, сразу ухвативши Ростика за руку. — Черт бы его брал.

— Значит, ты — тоже?

— Что — тоже? А-а... Да, тоже. Хотя кто бы мог подумать?

Качка, не очень ощутимая, но какая-то слишком влиятельная для такого огромного корабля, выматывала кишки, выворачивая наизнанку желудок.

— Турет сказал, это самый настоящий шторм, такого он не видел уже много лет, — добавила Лада. — Еще он утверждает, что скоро все прекратится, к счастью, тут длительных штормов не бывает, море, как он говорит, мелкое.

— Если тут такая... неприятность происходит, представляешь, что же выносят моряки у нас, на Земле?

— У нас? — Лада странно, чуть ли не плаксиво наморщилась. Потом взяла себя в руки. — Не знаю, на Земле я на море так ни разу и не побывала. Пойдем, я тебя провожу.

— Меня не надо провож...

— Тогда ты меня проводишь.

Рост едва-едва успел войти в каюту и помог Ладе скинуть офицерский бушлат, который был ей явно велик размера на три, как в дверь постучали.

— Открыто! — выкрикнула Лада. Тоже не вполне своим, а болезненным голосом. Но и это мог заметить только Ростик, другие не уловили бы изменений.

На пороге возник какой-то пурпурный в русской матросской бескозырке, и где такую только нашли, с непонятным ожесточением подумал Ростик. Потом вслушался в то, что «бескозырный» докладывал.

— Что он говорит?

— Под бортами у викрамов возникла война. — Рост уже переключался на новость, которую получил. И все-таки не мог почему-то не заметить: — Ты бы выучила единый, а то ведь не очень ловко получается.

Лада уже снова всовывала руки в рукава.

— Пусть лучше они русский учат.

По коридору, не обращая внимания на его раскачивание, они теперь едва не бежали. Матрос, или как его там, вел их кратчайшей дорогой, и Ростик решил ее на этот раз обязательно запомнить. Хотя с памятью, особенно с ориентированием, у него по-прежнему не слишком здорово выходило.

На мостике было темновато, даже после коридоров. Но так было лучше, над морем стояла какая-то хмарь, за которой почти ничего не было видно. Тут уже были Гартунг, Ромка и почему-то Израилев. Турет доложился, с его слов все выходило еще хуже.

Ростик подскочил к окошку, за которым, как он думал, море было видно лучше всего. Конечно, это было не так, платформа, которую несло на себе судно, представляла собой правильный шестиугольник, и их капитанская надстройка возвышалась почти в центре, так что смотреть в любую сторону было неудобно.

— Лада, готовь машину к вылету, — приказал Рост.

— В тумане заблудиться не боишься? — чуть напряженным голосом спросил Ромка. Он уже стоял рядом, хотя Рост не заметил, как он тут оказался.

— Возьмем с собой Гартунга, в крайнем случае он приведет... — Продолжать не хотелось, но сыну это можно было объяснить: — Если я не сумею по какой-либо причине.

— Ты посмотри на него, — Лада даже ручкой указала на Гартунга, чтобы Рост ее лучше понял.

Тот действительно был плох. У него были шальные глаза, он вздрагивал, и совсем не в такт качке, но хуже всего было то, как показалось Ростику, что у него на губах выступила слюна... Так ему показалось... Или даже пена, словно он находился в каком-то припадке, диком и совершенно неуправляемом.

Рост пересек мостик и звонко шлепнул Гартунга по щеке. Взгляд того стал осмысленней. Он нашел лицо Ростика и прошептал:

— Они дерутся... Ох, как они дерутся!

— Готовь машину, — Рост повернулся к Ладе, — и побыстрее. — А чтобы пресечь все споры, добавил: — Мне нужно увидеть, что там происходит.

Больше споров, разумеется, не было. Они взлетели уже минут через десять, хотя Ростику и те показались несусветной затяжкой. Но она была необходимой, потому что их лодочку пришлось отстегивать от каких-то тросов, которыми Изыльметьев приказал зачалить каждый антиграв, чтобы он случайно не скатился за борт. Разумеется, качка была недостаточно крутой для этого, но и ребята, как выяснилось на примере Лады, были не в лучшей форме, и кто знает, какие бывают тут, в океане, шторма, возможно, что волнение могло и усилиться.

Машина оторвалась от палубы рывком, видимо, Ладе не терпелось оказаться в воздухе. Так и вышло, потому что спустя пару минут она произнесла:

— Странно, оказывается, болтаться в воздухе и качаться на корабле — совсем разные вещи. — Она улыбнулась, посмотрела на Роста, который сидел за второго пилота. — Разная природа, так сказать...

— Помолчи, — резко бросил Ростик. И вынужден был добавить: — Пожалуйста. — Повернулся назад, где за их сиденьями прикорнул Гартунг. — Ты как? Можешь определить место, где они сражаются?

— Левее, — слабо отозвался мальчик, но он все-таки пытался взять себя в руки. — Теперь вниз и немного... За тем вот сгущением тумана.

— Корабль мы уже потеряли из вида, — буднично доложила Лада. Но это сейчас Ростика не интересовало.

Они спустились почти к самой воде, до верхушек волн осталось метров десять, хотя некоторые из пенных шапок разлетались под особенно резкими порывами ветра, и тогда капли как-то слишком звонко шлепали по корпусу. Несмотря на то что антигравитационные блины отчетливо отжимали их вниз, Рост попробовал включиться в происходящее. Сначала к нему пришли мысли Лады.

«Здорово, — думала она сердито, — мой антиграв в гидроплан превращается, и что будет, если мы погибнем?» Но страха в ней не было. Гартунг был изможден, как и с Ростиком это случалось, он плохо ориентировался, весь ушел в то, что творилось прямо под ними, в волнах. А творилось там действительно что-то страшное...

Здоровенные викрамы, голые и почти не вооруженные, атаковали одетых в легкую броню рыболюдей из залива, вооруженных и копьями, и длинными мечами, и короткими мечами, смахивающими на обычные водолазные ножи... Вдобавок викрамы из залива еще стреляли из чего-то, что напоминало очень короткие ружья, причем патроны в них были... Да, из того же материала, из которого тут, в Полдневье, стреляли почти все ружья, только они были обернуты во что-то, похожее на плотную намасленную бумагу, чтобы вода их не растворяла. Если бы не эти ружья, викрамы из залива определенно уже давно погибли бы. А так... Они даже побеждали, потому что после первого же ранения из этих ружей океанические викрамы, хотя были почти в три раза крупнее тех, кто защищал корабль, уходили от сражения подальше. То ли боль от непривычной жженой раны оказывалась чрезмерной для них, то ли сказывалось шоковое воздействие этого оружия. А может, океанские вообще не ожидали встретить тут такого сопротивления или трусили, столкнувшись с незнакомым им оружием...

«Как мы мало знаем о викрамах», — подумал Рост. И тут же силой заставил себя переключиться на эти самые ружья. «Кажется, раньше их у викрамов не было, — думал он. — Или были, просто мы их не заметили? И все-таки откуда-то они взялись? Неужто, пока мы спали в своей Одессе, бегимлеси передали рыболюдям секрет изготовления оружия, а то и сами изготовили?.. Но тогда второй вопрос — против кого викрамы хотели его использовать?»

Ответов могло быть только два. Или против людей, что было странно с точки зрения вполне нейтральных, едва ли не дружественных отношений между людьми и пернатиками... Или викрамы сами решили отбить шхеры и готовились к этой войне втайне от всех. А может, и не втайне, просто никому до них не было дела, как и им нет дела до остальных, вот нормальный обмен знаний между обеими расами и оказался нарушен...

«Да, — вдруг решил Ростик, — мы же сами подали им эту идею, когда вручили взрывчатку, которой расправились с некоторыми кораблями Валламахиси». В своем приливе понимания он вдруг вспомнил, как утверждал, что викрамы вполне могут производить эту взрывчатку, и не разобрался тогда, насколько неожиданно оказался прав. А что касается конструкции ружей, то тут тоже все было просто — они подобрали пару ружей у тех ребят, которые погибли в море, или взяли их с антигравов, на которых пурпурные атаковали Боловск и которые сам же Ростик с другими пилотами и стрелками пытался в максимальной степени сбивать именно над заливом... Что же касается технологии холодной обработки металлов, то тут, вероятно, цивилизованным викрамам вообще не было равных.

Пальба иногда даже просвечивала сквозь волны, и Ростик теперь, когда понимал, что там происходит, отчетливо ее видел. Хотя лучше бы ее не было... Стоп, почти рявкнул он, если бы у них не было такого оружия, они бы не сумели защитить корабль, их общий корабль. Пусть уж лучше так... Хотя еще неизвестно, не обернется ли такое внезапное усиление военного могущества рыболюдей из залива какими-нибудь неприятностями в будущем и для них, для людей.

— Возвращаемся, — решил он. Снова повернулся назад, но Гартунга там уже не было. Он ушел в трюм, где можно было прилечь на мешки с топливными таблетками.

Лада быстро поднялась и стала выводить машину в том направлении, где должен был находиться корабль.

— Рост, помоги, — попросила она. — Я же в этом гороховом супе ничего разобрать не могу.

Рост поднялся, прошел за ее спиной, протиснулся в проход между котлом и обшивкой и нашел сзади Гартунга. Оказывается, тот не на мешках лежал, а прямо на грязноватых стланях, прислонившись к стенке антиграва, сразу за спиной Микрала, который уже обеспокоенно смотрел на этого мальчика, не понимая, что с ним. В руке Гартунг держал флягу, Рост еще на расстоянии двух шагов почувствовал запах спирта, разведенного до крепости водки. Примерно.

Гартунг поднял осоловелые глаза.

— Извини, господин майор, не выдержал, а так все-таки легче...

— Я тебя в карцер посажу, — пригрозил Ростик, отлично зная, что ничего он с Гартунгом не сделает.

— Не понимаю, как ты это выдерживаешь? — чуть заплетающимся языком проговорил мальчишка, которому еще не исполнилось и семнадцати лет.

Нужно будет его обязательно аймихо передать на обучение. Иначе сопьется, дурачок, если уж так рано начал.

— Ты корабль чувствуешь? — спросил он.

— На десять часов от нынешнего курса... И чуть дальше, чем она думает... — Последнее сообщение было особенно ценным. Выдав целеуказание, Гартунг вполне нетвердо протянул фляжку Микралу. Тот подхватил ее и тут же сам приложился. Потом сунул за пояс на спине, чтобы сосуд не мешал работать ходившим, как поршни, волосатым рукам.

— Да у вас тут что — рюмочная? — вскипел Ростик. — Мы на задании... А если бы лететь дальше пришлось, не с полчасика?..

— М-д понмн, — отозвался Микрал, пьяно веселый и довольный происходящим.

Так, решил Рост, загребной не за Гартунга беспокоился, а ждал, когда ему отдадут его флягу. Он вернулся во второе пилотское кресло, рассказал Ладе.

— Значит, Микрал снова взялся за свое. — Она мельком посмотрела на Ростика. — Он давно этим грешит, говорит, что от водки у него сердце лучше работает... Не знаю, может, так и есть. Пока он не напивался так, что не мог работать, вот я и не возражала.

— Чудны дела твои, господи, — только и сумел выразить свое удивление таким оборотом событий Ростик, вспомнив присказку отца.

А может, и не присказку, кто знает, возможно, отец его был по-настоящему верующим... Вон и мама стала в последнее время регулярно ходить к отцу Петру, даже, как кто-то сказал Росту, сделалась членом приходского совета, только он не обратил на это внимания тогда... Он вообще от мамы как-то отдалился. Нужно будет это исправить.

К кораблю они вернулись не без осложнений, но вполне уверенно. Все-таки Лада умела ориентироваться даже в тумане так, как Росту, наверное, никогда не научиться. Он вообще замечал эту неожиданную способность пилотов, она была у Кима, была еще у кого-то... Кого именно, Рост вспомнить не успел, потому что они садились на палубу как-то не слишком мягко. Видимо, Лада психологически настроилась против нее, или качка оказалась гораздо сильнее, чем он ее помнил.

Пока машину обихаживали после полета, Рост немного покрутился с Ладой, не забыв отдать приказ, чтобы все офицеры, включая свободных от вахты пурпурных, собрались в его кабинете на совещание. Назад они пошли минут через десять, не раньше, и то только потому, что Лада как-то резко утратила активность, ее даже подгонять пришлось, при этом она хмурилась. Оказавшись вдвоем в каком-то пустынном коридоре, она неожиданно с силой стукнула Роста по груди.

— Ну ты и вред, Гринев, — пробормотала она вполне по-жениному.

Рост не понял, она врезала еще, повернулась и потопала, нимало не заботясь о том, что Ростик снова не разобрал, чем вызвана ее вспышка.

На месте уже оказались почти все, кого Рост хотел бы видеть. Поджидая его с Ладой, как оказалось, Людочка Просинечка объясняла, чем, по ее мнению, вызвана чрезмерная качка. Ростик и сам с интересом прислушался.

— Судно построено для здешних морей, не по нашим, человеческим законам, — глаголила многомудрая Людочка. — Поэтому его можно считать валким. Кроме того, у него слишком высокие надстройки и чрезмерно вынесенная по сторонам шестиугольная платформа, это обеспечивает динамические моменты по отношению к непомерно задранной метацентрической высоте. Да еще фотоэлементная ткань... Она создает избыточную парусность, что тоже не способствует плавности хода даже при здешних не самых сильных ветрах... — Людочка заметила Роста с Ладой и неожиданно завершила лекцию: — В общем, я считаю, что эти корабли строились исключительно для того, чтобы ходить в связке, образуя катамаран, вернее, поли... многомаран, мы же идем в одиночестве, поэтому с качкой придется мириться.

— С качкой поневоле приходится мириться, — отозвалась Василиса, которая сидела с довольно представительной группой пурпурных и многое им, кажется, переводила. Один из г'метов согласно кивал головой, то ли подтверждая мнение Людочки, то ли открыв для себя способность людей ориентироваться даже в тех конструкциях, которые изначально им не принадлежали и не ими были спроектированы.

Рост прошел к своему месту за столом, несильно похлопал ладонью по столешнице, переключая внимание собравшихся. Потом он не слишком многословно, но и не упустив ни одной важной детали, рассказал, что понял во время этой разведки. Ребята, выслушав его, подавленно приумолкли. Наконец Людочка высказалась:

— Здорово... Нет, в самом деле, какие молодцы!

— Ага, молодцы, — повернулся к ней Стас Рындин, — вот начнут они в тебя палить, вспомнишь времена, когда у них ничего опаснее копья не было.

— Они не настолько глупы, чтобы нападать без значительной вероятности успеха, — заметила Баяпошка. — Что с копьем, что с ружьем...

— С ружьями они опаснее, — возразил Израилев.

— Пока они наши союзники, я — за ружья, — подвел итог неожиданно рассудительный Ромка.

— Не бывает так, — заговорил Рост, — чтобы одна из воюющих сторон долго сохраняла секрет оружия. А это значит, что океанские викрамы довольно скоро... Тоже могут вооружиться этими подводными стрелялками.

— Как это? — не понял Эдик Сурданян.

— Как-как... Убили они одного нашего викрама с ружьем, подхватили его, чтобы получше рассмотреть необычное приспособление, — и готово. Мозгов, чтобы его воспроизвести, да еще с большим калибром, у них определенно хватит, — пояснил Изыльметьев.

— А может, у них и раньше были ружья, просто они... сложны в эксплуатации под водой? — непонятно кого спросил Квадратный.

— Что-то не замечалось, — вежливо высказался Израилев.

— Все равно, — настаивала Людочка. — Изготавливать боеприпасы — это значит — латекс у дваров и вощеную бумагу еще у кого-то, кто обитает на суше... Кстати, командир, а как они детонируют, эти самые патроны? Как наши или по-особому?

— Я не знаю, как мы взрываем наши патроны в наших ружьях, а ты спрашиваешь про устройство замка в их оружии. — Рост развел руками.

— Ну, мы-то химически, — слегка зачастила Людочка. — Я могу пояснить...

— Не сомневаюсь, что можешь, — уронила Лада, — но сейчас давайте все-таки выслушаем командира.

— Так, теперь второе, — подхватил ее слова Ростик, закругляя ставший не слишком продуктивным обмен мнениями. — Что могут сделать кораблю океанские викрамы, если прорвутся через заслон наших викрамов?

— А они прорвутся? — как-то слишком уж простодушно спросил Ромка.

— Могут сеть набросить на наши винты. Могут каким-нибудь образом взломать корпус, особенно в районе кингстонов... Не знаю, что конкретно они сделают, но сделать могут многое, — безрадостно заключила Людочка.

— Может, изготовим площадки над корпусом, — неожиданно предложил Эдик, — откуда можно прикрыть жизненно важные части нашего корабля, выставим там охрану с ружьями... И пусть стреляют по океанским викрамам без дополнительной команды.

— Площадки можно, конечно, сделать, но все днище не прикроешь... Даже над ватерлинией сколько площадок ни развесь, хоть весь корпус опоясывай, все равно... — Людочка уже хмурилась, эта работа ей определенно не нравилась.

— У нас нет достаточно обученных ребят, чтобы они стали палить только в чужих, — высказался Ростик. — Да и не видно в воде, я и сам-то не всегда разбираю, кто из рыболюдей за нас... Не получится.

— Посадите меня с хорошими стрелками на один из крейсеров, — предложила Баяпошка, — и я как-нибудь разберусь. Да, еще можно захватить с собой побольше бомб, чтобы сбрасывать на тех океанских, кто к кораблю прорвался...

— Поблизости от корабля ты будешь больше наших глушить, чем вражеских... Лучше сделаем так: возьмешь Гартунга, его одного, кажется, кроме меня, можно выучить как наводящую систему для второго такого же... бомбардировщика, и попробуете отбомбить их на отдалении. Там, где наших нет, — решил Ростик. — Может, у них запал нападать на нас от этого поубавится? — Он подумал и добавил: — К тому же, если океанские попробуют рассредотачиваться, чтобы избежать массового поражения от этих ударов, нашим будет легче с ними справиться.

— С этим не поспоришь, — кивнул Квадратный, — здорово придумано.

— Бомб у нас не слишком много, — вставила Людочка.

— Изготовите, — жестко отозвался Ростик. — Взрывчатки — полтрюма, оборудование цехов — лучше, чем на вагоноремонтном в Боловске. И бездельных рук, насколько я понимаю, хватает... Отчего же не взяться за дело? — Он подавил раздражение. — Только две вещи учти. Первое, чтобы твои бомбы обязательно взрывались, обязательно... Иначе в один прекрасный миг мы можем взорваться от своей же... заготовки, которую сами же противнику и предоставим. И второе, рабочих для бомб из пурпурных выбирай с умом. Конечно, я понимаю, у нас тут такие порядки, что если кто-то захочет устроить диверсию, то непременно устроит. И все-таки одно дело — техника, другое — взрывчатка. Так что...

— И еще, пожалуй, следует продумать, как не взорваться по небрежности и как обеспечить доставку этих бомб на антигравы, чтобы они не сдетонировали... — Кажется, Людочка обиделась, что ее так мелочно предупреждают об опасностях на новом задании.

— Этим я займусь, — высказался Квадратный. — Уж чего, а это я сумею, с этим мне еще в СА сталкиваться приходилось...

Рост немного подумал и продолжил:

— И разумеется, еще сегодня всем, кто будет полезен и кто сумеет, приказываю спуститься в трюм к викрамам, оказать возможную медицинскую помощь и психологическую поддержку. Они должны понять, что мы ценим их усилия сохранить корабль, должны знать, что это сражение не прошло незамеченным. — Неожиданно он вспомнил и добавил довольно горько: — Третье, что я хотел бы обсудить. Оказывается, некоторые из загребных бакумуров пьют во время полетов. Передайте подчиненным, еще раз замечу — буду выводить из летного состава. Без пощады и учета прежних заслуг. Так вот.

— Опять война, — проворчала Баяпошка, поднимаясь со стула. Посмотрев на нее, на Роста, убедившись, что совещание действительно закончено, стали подниматься и остальные.

Изыльметьев, как главный над антигравами, которыми теперь предстояло воевать, принялся отдавать распоряжения. Ему в подмогу тут же поспели Израилев с Рындиным. А вот Баяпошка подошла к Ростику, который по-прежнему сидел, подперев голову кулаком, мало на что обращая внимание.

— Ты чего? — едва ли не нежно спросила она.

— А?.. Нет, я так, задумался. — Он посмотрел в ее аймиховские прекрасные глаза, которые он так часто вспоминал в плену и которые теперь пытались выразить немного больше, чем просто интерес, и не выдержал. — Понимаешь, во всем этом есть только одно хорошее — если наши викрамы каким-то образом, пусть и посредством войны, научат океанических изготавливать ружья, не станет ли это концом конвойного обеспечения всех кораблей губисков? Уж я-то знаю, как викрамы на их кораблях ненавидят пурпурных хозяев. Чуть что — и сожрать кого-нибудь норовят или удрать подальше...

— Любопытное замечание, — почему-то суховато ответила Баяпошка. Она уже была отчужденной, сумела справиться с неожиданным приливом чувств. Или что там плескалось за мгновение до этого в ее глазах. — А ты, как я погляжу, по-прежнему молодцом.

Рост не понял.

— Я хочу сказать, что стратег в тебе заметнее проявляется, чем тактик.

— Баяпошка, — позвала Лада, зыркнув на них глазищами, — ты идешь? Если Гартунг пьяный, то сейчас надежда только на тебя.

— Иду. — Аймихоша похлопала Ростика по плечу. — Ты только не переживай так явно, посмотри, как ребята верят тебе. — Рост и не сомневался, что ему верят, он и не предполагал, что может быть иначе. — Поэтому до места мы обязательно доберемся. С некоторыми сложностями, только и всего... Но доберемся.

Росту вдруг очень захотелось с ней поговорить, как раньше, не о чем-то слишком важном или обязывающем. А просто пошутить, не стала ли она оракулом, не заделалась ли гадать по руке... Но он только толкнул ее в бок.

— Тебя ждут. — И посмотрел в окно за своим плечом.

Там, где-то за туманом, в ледяной воде кипела битва. Теперь, когда Рост многое увидел так близко, он ощущал ее без труда. И очень немало должно было произойти подобных боев, прежде чем они доберутся до места. Но теперь в них должны были вступить и люди. И чем черт не шутит, может, это и должно было принести победу?

Глава 29

Корабль вошел в реку тяжело и не слишком надежно. В чем тут дело, Ростик не знал, но подозревал, что река может выше по течению оказаться слишком узкой, чтобы в каньон, который она прорубила, втиснулась платформа. Это его мучило несколько последних дней перехода гораздо больше, чем явная война, развязанная против них океаническими викрамами. С ними-то как раз все вышло вполне толково.

Тактика была такова. Чтобы нападать на корабль, окруженный по-прежнему воинственными рыболюдьми из залива, иногда даже несколько более плотно, чем Росту того бы хотелось, океанские собирались довольно значительной стаей, или косяком, или просто — отрядом. Это было правильно. Чтобы прорвать заслон вокруг корабля, следовало бить сильным и организованным клином. Вот тогда-то, иногда получив сигналы от своих викрамов, а иногда разведав их с помощью Гартунга, Баяпошки или Ростика, гравилеты налетали и долбили море десятком бомб. Взрывались они под водой не хуже, а может, и более успешно, чем в воздухе. И океанические всплывали кверху брюхом, оглушенные, убитые, растерзанные.

Как Ростик подозревал и как подтвердил Ромка, который все-таки когда-то учился на биолога, передача звука в воде, вообще ориентация в море были развиты у викрамов не намного хуже, чем у земных дельфинов или китов, то есть они могли определять свое положение на многие десятки километров без малейшего для себя затруднения. И вот эту-то совершенную систему ориентации люди и глушили... вызывая у противника расстройство ориентации, а может, и рассудка.

В этом действии было только две скверные стороны. Первая: иногда викрамы из залива, горящие жаждой завоевания новых мест обитания, слишком близко оказывались к выбранному для бомбежки квадрату. Тогда они тоже страдали, попадая под смягченный расстоянием, но все-таки жестко нанесенный удар. Таких викрамы пытались лечить, принимая их повреждения со стоицизмом настоящих воинов. Хотя иногда кое-кто из них и высказывался в адрес людей, причем в выражениях, насколько передавала Василиса, неожиданно нашедшая с ними подобие общего языка, они при этом не стеснялись.

А второй трудностью было то, что слишком уж ворчала Людочка, она даже как-то завелась, докладывая Росту:

— Бомбы-то делать мы научились. Но учти, командир, взрывчатки на них идет столько, что скоро она кончится.

— Надо будет, из Боловска антигравом доставим, — ворчал ставший в последнее время неожиданно сварливым Рындин, на правах неформального мужа все время оказывая Людочке заметное сопротивление.

— А если не дадут? — вопрошала Людочка.

— Как это — не дадут? Дадут, куда денутся? Им же ничего другого не остается, как поддерживать нас до конца, — вступал Квадратный. Вот он-то по привычке или по соображениям служивого не допускал мысли, что их на войне может не поддержать Боловск, город, за выживание которого они воевали.

Рост тоже с удовольствием, как ему казалось, поразмышлял бы о таких простых вещах, как доклады начальству, мелкой политике, которая при этом возникала, прочих благоглупостях, но... Его все больше одолевали сомнения в правильности того, что он делал.

И вот однажды, когда уже снег превращался в дождь даже по ночам, когда перестали вызывать вахты для скалывания льда, потому что вода уже не замерзала на палубе и в механизмах, а послушно скатывалась в шпигаты во время самых размашистых волнений, когда вот-вот должен был наступить апрель, они оказались примерно в том районе, к которому направлялись. Настал момент, которого Ростик с такой опаской ждал.

Началось все с того, что корабль принялся подрагивать корпусом, вероятно, по той причине, что машину с мостика дергали толчками, иногда даже реверсируя ее, а иногда врубая на полную мощь боковые водометные двигатели, которые позволяли огромной туше корабля разворачиваться чуть не на одном месте, не набрав хода и не действуя пером руля, который без давления воды, разумеется, был бесполезен.

Вообще, как признал Рындин, у пурпурных в обращении с кораблем многому можно было научиться, и он, кажется, учился, причем, как ни странно, вместе с Ладой. Той тоже очень понравилось на корабле, настолько, что она даже с Василисой сошлась покороче, почти как в караване, когда они должны были делить одну палатку и, чего греха таить, одного Ростика.

У того с Василисой отношения тоже совершенно неожиданно исправились, должно быть, потому, что эта пурпурная девушка стала едва ли не главным каптенармусом, отвечала за кухню, за гигиену, а проще сказать — постирушки для офицерского состава, и еще она совсем неплохо организовала курсы для обучения пурпурных русскому языку. Как она успевала — Ростик только диву давался. Но, получив такую ответственную должность, Василиса сделалась другой, а однажды даже пристала к Росту с весьма откровенным предложением. И он... Он почему-то сдался. Может, потому, что стал уже развратником, как ни корил себя, а возможно, его теплое, но все-таки не переходящее в любовь чувство к пурпурной девушке вдруг, после этих ее достижений, переросло в нечто, похожее на восхищенное уважение. Оно, как ни странно, оказалось совсем неплохой смазкой для всей механики любви, в которую Рост оказался вовлечен.

Когда корабль только прицеливался, чтобы войти в нужную реку, Рост подумал, что неплохо бы слетать на разведку и подробно выяснить, удастся ли пройти вверх по течению. Раньше, во время памятного пролета вдоль реки с Ладой, он не слишком присматривался, потому что не знал габаритов корабля и потому что решать должен был не он, а кто-то, более сведущий в лоцманском искусстве. Теперь же Рост хотел во всем удостовериться вместе с Туретом, и к тому же при желании можно было добраться до каравана, расположившегося лагерем на берегу озера.

Более практичная Людочка попробовала было пару раз установить с тамошними людьми и пурпурными связь по радио, но то ли они были еще слишком далеко для Полдневья, то ли с той стороны никто не обеспечивал прием, но из этого ничего не вышло.

В общем, нужно было лететь... Хотя Роста на это дело не пустили. Просто во время совещания, когда обсуждали эту проблему, поднялась Лада и веско, даже чересчур, объявила:

— Гриневу нельзя туда. Он опять начнет менталить, или как это называется... И мы снова получим вместо нормального командира полуживой труп.

— Это как раз мое дело, — попробовал спорить Рост, — выяснить осуществимость плана, который я же и предложил.

— План странный, но его придется исполнять, — проворчал Квадратный, — в любом случае. Даже если мало что получится, — он вздохнул, — все равно придется.

— Я тоже считаю, что слетать туда может каждый... — вступила Баяпошка. — Ну, не каждый, но свою кандидатуру на это я предлагаю всерьез.

— Решено, — мрачновато «утвердил» ситуацию Квадратный, все вернее взваливая на себя обязанности, которые еще в начале плавания Ростик считал своими.

И снова, уже в который раз за последнее время, Рост подчинился. Просто решил, что, наверное, это правильно. Ведь не век же ему командовать, может, уже через пару-тройку недель он снова окажется фермером в Храме, а этим ребятам тут устраиваться, жить и командовать очень непростой бандой пурпурных, высаживать траву, отбиваться от пауков...

А вернее всего, его по-прежнему сдерживало допущение, что он был, вероятно, слишком уж зависимым от каких-нибудь чужих, посторонних сил. Не только чегетазуры могли делать в нем закладки, но и Фоп-фалла, как выяснилось. И это, что бы он ни думал о своем командирстве, было реальным. Вот и следовало больше считаться с теми, кто не знал такой напасти.

Лада с Баяпошкой слетали, вернулись и привезли странную весть, что в караване все пурпурные, а за ними и люди назвали тамошний водоем Гринозером. То есть имя Роста, вернее, его фамилия оказалась записанной на карту Полдневья, хотя и далековато от той области, где обитало человечество.

По мнению Баяпошки и Лады, корабль до водопадов добраться мог.

— А вот дальше — твоя проблема, — сказала Лада. — Только учти, корабль — не байдарка, которую можно на руках обнести вокруг. Тут что-то исключительное требуется.

Ростик только покивал. И тут уж порадовался, что не сам взялся за проводку судна вверх по течению. Турет практически не уходил с мостика, даже ел на ходу, а иногда казалось, что и спал на ногах. Он похудел, посерел, у него на щеках что-то вроде человеческой щетины наросло, хотя у пурпурных очень редко появлялось подобие бороды, и всегда она бывала клочковатой или реденькой.

На третий день плавания по реке Лада снова летала к каравану и приволокла оттуда Нифрата. Рост, вполне доверявший пурпурным, которые ранее определились на корабль, в отношении же бывшего рыбака и лоцмана питал некоторые сомнения, а потому всматривался в него, словно в глубокий пруд, на дне которого находится нечто неразборчивое. Однако Баяпошка, потолковав с Нифратом, уверенно объявила:

— Он надежен, насколько вообще можно полагаться на пурпурных.

И с этим осталось только согласиться.

На четвертый день по всему кораблю неожиданно пронесся гул, звон, треск и металлический скрежет. Ростик, который сидел в своей каюте за книгой о законах пурпурных, которую ему подарила Василиса после одной из пылких ночей, вмиг оказался на мостике, даже не заметив, как это у него получилось. И уж, конечно, совсем не рефлексируя по поводу запутанности коридоров. Его встретил Нифрат.

— Задели берег, — пояснил он, указывая куда-то вбок сухонькой ладонью.

Рост пригляделся. Так и было. Река в этом месте пробивалась через горную гряду, ширина ее не превышала пары километров, что с корабля выглядело несусветной теснотой, и сразу же по сторонам реки изрядно вверх возносились крутые берега. Вот об один из этих скальных выступов корабль и стукнулся краем платформы.

— Что же делать? — Рост недоумевал. — Впереди река станет уже, будет не до лавирования в поисках фарватера, или как там это называется?

Нифрат странно улыбнулся, подергал подбородком и пояснил:

— Придется платформу стянуть.

— Что?

В глазах лоцмана мелькнуло удивление.

— Ну, мы же не всегда платформу до упора выдвигаем, в одиночном плавании заводим на боковины тросы и лебедками их стягиваем. — Он смотрел на Роста недоверчиво, неужто этот высокий и безошибочный, как говаривали, командир из белолицых не знал такой мелочи? — Если считать в метрах, то вместо ширины платформы в шестьсот единиц мы можем получить немногим больше трехсот. — Он покачал головой. — Только вот... на мелководье это следует делать синхронно, чтобы не перекренивать корпус за счет веса платформ.

— Слушай, Нифрат, а почему Турет этого не сделал? Ведь можно было еще в море...

— Я не хочу его критиковать, но он вообще вас довольно странно вел, — отозвался рыбак. — Я бы пошел иначе.

— Стоп, — Рост даже руку поднял, чтобы остановить собеседника, хотя тот и так умолк. — Ты хочешь сказать... — Рост подумал. — Может, он боялся промежутка между лесами? Допустим, ему нарассказали такое, что у него просто не выдержали нервы?

— Скорее он мало плавал по рекам, а в море, кажется, ваша платформа все равно позволяла вертеть кораблем как хочешь, — ответил второй лоцман совсем не на тот вопрос, который был ему задан, но... в такой форме это Ростика устроило.

На том и сошлись. Но после этого разговора и после решения, предложенного Нифратом, недоверие к нему со стороны Ростика растаяло без следа.

Стягивание платформы заняло почти два дня, работали и люди, и губиски не покладая рук от рассвета до заката. Но все удалось на славу. Теперь Рост меньше опасался за подход к водопаду. Хотя сам водопад по-прежнему беспокоил, и изрядно...

Но спустя еще четыре дня осторожных продвижений вперед, когда даже рисковый Турет отказался идти в темноте, объявив, что для полноты картины ему необходимо видеть поверхность воды, чтобы по течению определять нужное направление, как будто одного эхолокатора ему было мало или он не доверял ему, корабль оказался в том ущелье, которое лежало ниже водопада. Давление воды тут было настолько свирепым, что тросы, которыми лоцманы растянули корабль, заякорившись сразу на оба берега, дергались и звенели, как струны.

— Все, — объявил на вечернем совещании того же дня Турет. — Мы свое сделали. Теперь нужно маленькое чудо, которое, если не ошибаюсь, нам обещал господин командир Грин'в.

А Рост, выслушав все доклады и убедившись, что теперь его очередь действовать, в сопровождении Людочки и Баяпошки отправился в трюм к викрамам.

Тут их заставили ждать, но все-таки над поверхностью воды показалось с полдюжины голов рыболюдей, причем один из них, как выяснилось, не только умел произносить шипяще-визгливые звуки, заменяющие викрамам речь, но и говорил на некоем подобии единого языка. И лишь тогда Ростик вспомнил или просто заново осознал, что однажды в тонком сне, уже через несколько дней после своего обращения к викрамам, заложенного в него Фопом, он им оттранслировал просьбу найти и включить в состав экспедиции таких вот знающих единый ребят. Они и нашли, вероятно, Баяпошка об этом даже докладывала, но теперь, когда корабль оказался у водопада, сумели предоставить только одного. Впрочем, и одного было достаточно.

— Нам нужно, — заговорил Рост, — чтобы вы обследовали дно каньона и заложили взрывпакеты такой силы, чтобы горы рухнули в каньон позади корабля и перегородили сток воды. Тогда вода, прибывающая из озера, его заполнит, и мы... Да, мы, как в шлюзе, поднимем корабль до уровня озера.

— Тр-дно-то б'дет, — перевел викрам мнение старейшин, прибывших на встречу, после долгого совещания между рыболюдьми. — П'чти не-змжно.

— Исследуйте дно, исследуйте скалы, рассмотрите такую возможность, без нее наши действия окажутся не самыми успешными.

— А почему, — Баяпошка хмурилась, — ты не хочешь, чтобы караван спустился сюда, к нам, с их высокогорья? Ведь это проще, чем...

— Иметь корабль в озере удобнее, чем тут, в реке, из которой... — Рост наконец вынужден был признаться в своем тайном умысле, — можно выйти в море и отправиться на все четыре ветра, как говорят моряки.

— То есть? — не поняла Людочка. — Ты опасаешься, когда корабль подхватит тех, кто находится в караване, они...

— Мы станем им совершенно не нужны, — пришлось подтвердить.

— И ты, — Баяпошка продолжала хмуриться, — надумал запереть корабль в озере, вздыбив эту плотину, как забор?

— Ну, поднять корабль в озеро... С этим понятно. — Людочка, как всегда, была прежде всего инженером. — Хотя и диковатой смотрится эта операция, даже удивительно, Гринев, как ты до этого додумался. Но вот что прошу учесть, ровно так же, как он поднимется, его можно будет и спустить вниз. Стоит лишь взорвать плотину, которую ты собираешься устроить ниже по течению, и вода уйдет, потому что появится проход...

— Для этого нужно немало взрывчатки, которой у губисков... — Росту было неприятно, что он вынужден был это разжевывать. — Которой у них не будет. Кроме того, если викрамы сделают очень уж мощную плотину ниже по течению, как ты говоришь, разбивать ее будет сложно.

— Скорее всего, она получится хлипенькой, может, ее регулярно ремонтировать придется силами тех же викрамов, а это значит, что и избавиться от нее будет не самым невозможным делом... — немного угрюмо пояснила Людочка.

Но Баяпошка думала о другом, что и выразила с заметным недовольством:

— Ох, и хитрый же ты, Гринев, а твоим именем целое озеро назвали!

Людочка посмотрела на нее, тряхнула головой и вдруг тоже спросила:

— Все равно, я не понимаю, если мы совершили это плавание, зачем ваш караван по междулесью вообще был нужен?

— Мы не знали тогда, что все получится так... трудно, — пояснил Ростик. — Кроме того, решающим стало решение местных дваров не оказывать нам помощи, на которую мы рассчитывали. И наше начальство нагородило обещаний, которые теперь не намерено выполнять в полном объеме по поддержке этих пурпурных, которые оказались тут... — Он развел руками. — Цепь причин, осложнившая ситуацию.

— И ты, конечно, не виноват, — с некоторой даже хрипотцой от сдерживаемого возмущения проговорила Баяпошка.

— Моя вина теперь не имеет значения. Нужно людей спасать. Вот этим я и занимаюсь.

— Заперев их в озере?

— Всего лишь не позволяя не слишком надежным губискам угнать весьма ценный корабль.

Внезапно рядом что-то проявилось. Рост резко обернулся. Рядом с ними стояли Бастен с Ихи-вара, оба аглора скинули капюшоны. Ростик посмотрел на Баяпошку, которая тоже выглядела растерянной.

— Что же ты не сказала, что вы и невидимок привезли?

— На такое небольшое расстояние нас возить не нужно, — фыркнула Ихи-вара. Хотя Ростик полагал, что она хуже всех говорит по-русски.

И вдруг под гулкими сводами металлических стен трюма прозвучал голос викрамского переводчика, озвучившего, вероятно, мнение таинственных вождей племени рыболюдей.

— Вы б'ли кро-ов'ны. М-ны ц'ним. М-ны сдел'ть все. То-олко п'же по-ороем ход иза зеро в р'ка, чобы х'дит туда-сюд.

И головы викрамов исчезли с маслянистой поверхности, как это еще по плену помнил Ростик. Он повернулся к Людочке.

— Теперь, кажется, готовь взрывчатку и выдавай викрамам по первому же требованию.

— Я не поняла, что он сказал, — засуетилась инженерша.

— Они сделают плотину, заложат взрывчатку и все такое, — пояснила Баяпошка. — Только позже пророют подземный ход из озера в реку, чтобы ходить в море и обратно, когда им захочется.

— Ага, — Людочка задумалась, — умны, чертяки. — И она впервые за весь разговор рассмеялась. — Все-таки, Гринев, не все получается, как ты хочешь. Другие на твою большую хитрость отвечают своими маленькими... тоже хитростями.

— Я это давно знаю, — признался Ростик. — И, честно, даже рад этому.

— Ты прав, Рост, — неожиданно сказала Баяпошка. — Может, по-другому, без хитростей-то, и невозможно.

Бастен кивнул и медленно опустил капюшон. Из пустоты, уже из другой точки донеслось:

— Я так же думаю.

Глава 30

Взрывы оказались красивыми и мощными. Сначала был какой-то гул, от которого даже по бурной реке заходили волны, потом горы стали разваливаться, и совсем не так, как ожидал Ростик. Не рухнули, будто подрубленные деревья, с обеих сторон реки в воду, а осели и рассыпались, будто у них сразу, в одно мгновение, вытащили приличный кусок основания. И там, где только что текла река, словно бы вспучившись снизу, из глубины, возникла плотина, причем она встала едва ли не вровень с самыми верхними иззубренными краями берега.

Хотя сразу этого видно и не было... Слишком много из реки поднялось водяной пыли, да и пыль от все еще заснеженных скал взлетела в ярко пронизанный солнечным светом воздух. Пыли, кстати, было гораздо больше, чем снега, тоже взбитого вверх. Лишь потом, когда вся эта взвесь осела, стало ясно, что...

— Так я и думала, — вскрикнула Лада. — Они переборщили с зарядами, теперь сток стал выше, чем камни со стороны водопада.

Это заставило всех, кто находился на капитанском мостике, хотя бы на глазок оценить высоту камней с той стороны, где все еще бурлил водопад, и с той стороны, которая заперла нормальный сток воды в сторону моря.

— Так и задумано, — пояснила Людочка. — Ведь нам же через эти камни тоже переваливать. Вернее, проводить корабль. А у него осадка почти шесть метров. — Она как-то не по-девичьи почесала подбородок. — Я даже думаю, что камни со стороны озера придется подрывать. А вот потом, если вода слишком уж тут разольется, можно будет немного уровень плотины и понизить. — Она решительно повернулась к Ростику. — Командир, придется еще взрывчатку везти из Боловска.

— Конечно, — легко согласился Ростик. Он был в приподнятом настроении. Он-то, когда придумал этот трюк со шлюзованием, устроенным взрывами, и не подозревал, что всякие подобные сложности возникнут. Но вот за дело взялись толковые спецы, и все неплохо получилось... Вернее, пока получалось. — И даже больше, чем ты думаешь. Ведь викрамы, которые вздумают пробивать свои тоннели из озера в реку, тоже надеются, что мы их взрывчаткой снабдим. Иначе они эту скальную породу не раскурочат.

— Я вот только не понимаю, как они собираются потом ходить из реки в озеро, — задумчиво проговорил Квадратный. — Ведь там же течение, вероятно, будет не намного меньше, чем в открытом потоке?

— Об этом не беспокойся. — Бастен, говоря это, скинул капюшон, что было для него, кажется, уже обыденной реакцией своеобразной аглорской вежливости. — Они знают о течениях больше, чем мы когда-нибудь сумеем узнать.

— Кроме того, — Людочка вздернула голову, чтобы получше рассмотреть не слишком высокого старшину, который тем не менее возвышался над ней, как колонна, — даже в этих стремнинах есть спокойные заводи. Вот к ним-то, вероятно, они и проведут ходы.

— Я все-таки не понимаю, — призналась Лада, — почему они согласились нам помогать?

— Это просто, — отозвался Ростик. — Они получают озеро как базу, причем в таком качестве, что она мало чем будет отличаться от нашей крепости. Прошу учесть — практически неприступную крепость, какими бы силами любые потенциальные враги викрамов ни вздумали их тут атаковать. Это раз. А второе — они получают очень ценные новые области для освоения...

— Озеро не так уж велико, — заметил Квадратный, — по их, викрамским, масштабам.

— Не озеро. — Рост даже поразился тому, как неловко старшина чувствует ситуацию. — Я не удивлюсь, если через пару недель после того, как мы там поставим корабль, наши же разведчики обнаружат кого-нибудь из наших викрамов в Водном мире. Для них это не слишком сложная задача. Как удачно заметил Бастен, они знают об этом гораздо больше, чем мы.

— Но ведь Водный мир — это болото?

— Там когда-то был залив, и я подозреваю, что он зарос... да, зарос торфом только сверху, — продолжил Ростик. — А это значит, что в глубине у него почти наверняка имеются пусть извилистые, опасные, но вполне доступные для викрамов полости с водой. А если учесть, насколько биологическая продуктивность этих болот выше, чем все, что мы обнаружили на нашем континенте, то не приходится сомневаться, что рыболюди рассматривают их как весьма полезное приобретение.

— Широко... думаешь, — с непонятным удовлетворением проговорил Квадратный.

— Вода прибывает. — К ним почти подбежал Турет, который смотрел за взрывами откуда-то из другого места, не с мостика. — Скоро уже начнем подтравливать якорные канаты, чтобы корабль не заглублять больше необходимого.

— Ты вот что, — обратился к нему Ростик, — выбери своих самых толковых подрывников, и пусть они вылетают на обоих грузовиках. Один — в сторону озера, чтобы провести корабль через водопадный гребень, другой — к плотине. Необходимо прикинуть, как в нее упрется вода, какого уровня достигнет... Ну и вообще, чтобы все сработало.

— Ага, снова рвать будем? — блеснул глазами Турет, видимо, взрывы и ему понравились. Или нравилось быть настолько могущественным, что даже скалы перед ним расступались. — Ты, командир, только не волнуйся, наши ребята после этих экспериментов, — он кивнул в сторону плотины, — лучше с вашей взрывчаткой работать научились, точнее рассчитывают... То, что полагается рассчитать. Все будет как надо.

— Я и не волнуюсь, — сказал Рост, но для верности похлопал Турета по плечу, тот терпеливо выдержал это проявление командирского внимания и дернул с места так, что Изыльметьев, который стоял рядом, только присвистнул. Ростик повернулся к нему. — А ты как? Сможешь туда-сюда в Боловск смотаться? — Дождавшись кивка Серого, он продолжил: — Тогда отправляйся в Город и тащи сюда еще взрывчатки, ну и доложи там, что у нас происходит.

Изыльметьев козырнул, и его малоподвижное после ожога медузой лицо выразило уже виденную Ростиком радость. Умчался в сторону лестницы с мостика он не намного медленнее Турета.

— Может, мне с ним? — спросила Лада, потупившись. — Я потому спрашиваю, что он может не выдержать перелета в оба конца.

— Ты мне тут понадобишься.

Смага, который с некоторыми «своими» офицерами специально прилетел понаблюдать за взрывами, нехорошо хмыкнул, и ему почему-то вторил Игорек Катериничев. На удивленный взгляд Ростика он смущенно отвернулся. Это, кажется, и удержало Смагу от комментариев. Он вообще стал в последнее время молчать чаще, чем прежде, наверное, удивлялся про себя, как это у Роста с пурпурными все выходит.

А выходило у них действительно неплохо. Даже взрывчатки, которую Людочка предусмотрительно оставила для проводки корабля в озеро, почти хватило, чтобы уравнять обе стороны каньона, который стали называть «шлюзом». Как Просинечка и планировала, нижняя плотина, перекрывшая свободный сток воды в море, оказалась повыше водопадного гребня, и вода стала уходить, разливаясь между всеми окрестными холмами. А до подъема корабля, чтобы провести его через первичный водопад, не хватало почти двух метров. Тогда Турет с Нифратом предложили Росту на срочном совещании, собранном по этому поводу, разгрузить корабль, чтобы можно было поднять его чуть не на полтора метра выше, соответственно уменьшив осадку до четырех метров с небольшим. А у Роста и не оказалось готового решения. Он попросил время до полудня, чтобы... Он и сам не очень понимал, что за такой короткий промежуток времени могло произойти. Турет нехотя согласился, хотя Нифрат, должно быть, осмелев за месяцы похода через междулесье, протестовал. Или он оказался более недоверчивым, или опасался, что эта оттяжка времени предоставит меньше возможности как следует поработать им, пурпурным, на выгрузке.

И вот, когда совещание кончилось, Рост быстренько организовал Ладу с Ромкой, за которого все меньше в последнее время опасался и на которого, соответственно, все чаще наваливал работы больше, чем прежде, и вылетел на разведку. Он и сам не очень-то понимал, что может этой разведкой прояснить, но вылетел. И правильно сделал, как оказалось.

Потому что едва их антиграв прошелся широким полукругом над озером, да так, что при желании стало видно, как на дальней стороне в неподвижном утреннем воздухе поднимаются дымки походного лагеря пурпурных, к которым они направлялись, Рост сообразил, насколько они уязвимы. Он даже не стал ничего объяснять, приказав держать курс на восток.

— А зачем? — не понял Ромка, усиленно орудуя рычагами, полный сил и того энтузиазма, который появляется у любого новобранца, как только что-то у него начинает получаться. — Там же нет ничего.

Они пролетели час, ни разу не разгоняясь, миновав едва полсотни километров, потом второй час, потом третий... И тогда Рост увидел. И снова, как это было когда-то у него, давным-давно, холодок, смешанный с потом, заструился вниз по спине. Потому что пустыня была уже не мертвенно-зимней, не холодной и безжизненной — она шевелилась. Мелкими, почти невидимыми обычному глазу струйками по ней двигались... Это были пауки, которые в любой момент могли, повинуясь какой-нибудь неслышной людям команде, слиться в мощную армию и одним ударом уничтожить почти беззащитный лагерь пурпурных и людей, находящийся на краю озера.

— Вот так, — буркнул Ростик. — Возвращаемся.

— Что? — не поняла Лада, она о чем-то задумалась, или мерное течение полета ее убаюкало.

— Срочно назад, на корабль. — И он указал на движение пауков впереди.

Они даже не сразу увидели то, что рассмотрел Ростик, и Лада по этому поводу удивилась — Ростиковы способности оценивать местность она, и совершенно законно, расценивала весьма нелестно.

Назад летели немного быстрее, но все-таки не настолько быстро, как Ростику бы хотелось. А он высчитывал, хватит ли у них времени... Выходило, что имеется, вероятно, дня четыре. Может быть, чуть меньше, потому что самые быстрые и агрессивные пауки, конечно, не станут ждать подхода основных сил, чтобы напасть. Они сразу навалятся... А значит, четырех дней не было, в лучшем случае — три, три с половиной.

И еще он соображал, удержит ли атаку пауков узкий шлюзовый каньон, в котором корабль стоял от берега всего-то в считанных сотнях метров? Вдруг пауки и тут найдут какой-нибудь способ атаковать, и тогда их абордаж... Даже с аглорами и несколькими тысячами пурпурных защита корабля выглядела делом безнадежным. Ведь пауки умели строить лодки, Рост был тому однажды свидетелем, как комши вышли на десятки километров в море...

На корабль вернулись незадолго до обеда.

— Значит, так, — начал он на срочнейшим образом созванном сборище всех командиров. — Пауки активизировались. По всему видно, им холодно еще маршировать к нам, только это их и удерживает от броска. Мне показалось, они будут тут через три дня, предлагаю считать этот срок последним. Если не успеем, они разнесут пурпурных на берегу озера, а может, и наш корабль.

Сообщение вызвало переполох. Люди и пурпурные принялись что-то друг другу высказывать, причем речь звучала на трех языках сразу, даже бакумуры что-то лопотали, добавляя совсем уж невероятную сумятицу.

— Приказываю разгрузку корабля отменить. И перенести лагерь с берега озера на корабль.

— У нас же глубины в пол ваших метров не хватает, — вскинулся импульсивный Турет. — Мы уже и подсчет груза начали...

— Приказ не обсуждать. — Рост подумал и вынужден был с горечью признать: — Раз двары нам не помогут, мы... — Он снова помолчал, не очень отчетливо соображая, как следует сформулировать свой приказ. — Прошу также подумать о том, чтобы в крайнем случае собрать тех, кто застрял на берегу, проломить плотину ниже по течению и уйти в море.

— Вторично подняться в озеро тут не удастся, — высказался Нифрат. — Никакие направленные взрывы не помогут, просто не хватит для этого материала, скал, камней и...

— Это понятно, — согласился Рост. — Но спасти наших... людей важнее, чем даже образовывать тут постоянное поселение. Позже, возможно, придумаем что-нибудь еще, может, будем строить крепость следующей зимой.

— А как это викрамам объяснить? — спросила Лада. — Ох, взбунтуются они, если мы им это выложим.

— Все-то у тебя, Гринев, через пень-колоду, — вдруг едва ли не с самодовольной ухмылкой проговорил Смага.

— Это не так, — рассудительно ответил Ростик. — Во-первых, никто не знал, что пауки сумеют так быстро организоваться. Во-вторых, я рассчитывал, что они попробуют сначала разведать, что тут происходит. Вышлют небольшие группы... Мы бы их вполне сумели придавить нашими крейсерами и напустив на них аглоров. Те в войне с пауками отлично работают...

— Прошу отметить, что нормальную команду из людей можно собрать только для одного крейсера, — сказала Лада. — Я и раньше докладывала...

Так и было, она докладывала, но Рост ее ворчания тогда не понял, просто не вник как следует. Нужно будет этим сегодня же заняться, решил он про себя.

— Лагерь с его нынешней стоянки у озера снимается, пусть двигаются сюда, к нам, причем в ускоренном темпе, ответственным за это будет Смага. — Рост запнулся. — Не знаю, сколько это нам сэкономит времени, но даже если полдня летуны будут меньше носиться туда-сюда, и то — хлеб. В первую очередь вывозить тех, кто замедляет движение, — женщин, детей. — Он обвел глазами всех, кто сидел перед ним. — Причину этой спешки от подчиненных прошу не скрывать, будет только лучше, если каждый поймет, в каком положении мы оказались. И что следует сделать, чтобы... Чтобы исправить ситуацию к нашей выгоде. — И он тихо добавил: — Хотя какая уж тут... выгода.

К вечеру того же дня вернулся Изыльметьев с Ромкой. Они вымотались, но взрывчатки привезли почти сто семьдесят килограммов, этого, по мнению Нифрата, должно было хватить, чтобы провести корабль в озеро.

Некоторое сомнение вызвало объяснение с викрамами, которые долго не могли понять, чего люди так испугались, и, кажется, до конца так этого и не осознали, но в конце концов они вдруг попросили три-четыре сотни довольно причудливых на человеческий взгляд инструментов, которые тут же получили название «заступов». Они собирались ими вручную подработать те острые выступы, которые неизбежно получились бы в результате расширения прохода корабля в озеро.

Росту эта идея понравилась, в силу рыболюдей он верил, а то, что они могли серьезно помочь при желании, и вовсе сомнения не вызывало. Поэтому остаток дня в некоторых цехах корабля изготавливали из всякого годного для заступов металла эти ставшие вдруг весьма необходимыми инструменты. Для некоторых и древки изготавливали из металла, правда, проковывали его уже не слишком старательно, при желании викрамы могли и выправлять их, если бы они излишне гнулись.

Всю ночь и весь следующий день пилоты людей перетаскивали лагерь с озерного берега на корабль. Когда стало ясно, что они уже не могут восстановиться, Рост приказал им отдыхать и больше этой работой не заниматься, а собирать команду для крейсера, чем с облегчением занялись Лада с Изыльметьевым, хотя вымотались они больше других, просто падали с ног.

А Рост с помощью Манауша отыскал достойных пилотов из пурпурных и продолжил переносить караван за те двести километров, которые их разделяли. Впрочем, к концу этого дня расстояние уменьшилось до ста пятидесяти.

Второй день прошел в тех же работах. Рост понял, как устал, когда попробовал было сам сесть за руль одного грузовика вторым пилотом, но его остановила Василиса. Она просто не позволила этого сделать, причем не упрашивая, а почти в приказных, очень злых выражениях, даже значение некоторых слов, которые она использовала, Рост не знал. Добившись своего, она неожиданно подобрела:

— Ты бы, Рост-люд, не бросался на низкопробную работу, где тебя может заменить даже бакумур, а... поберег себя. Без тебя у нас ничего не выйдет, если ты свалишься от переутомления.

— Думаешь, я паникую? — с деланным простосердечием спросил Рост, потому что на конфронтацию с Василисой у него действительно не хватало сил.

— Тебе следует выспаться. Если произойдет что-то неприятное, я тебя разбужу.

И Рост понял, что это наилучший совет, какой он мог получить. Взвалив временное командование на Квадратного и Рындина, он отправился спать и, как ни удивительно, проспал остаток дня и почти всю ночь.

Так и наступил третий день, тот самый, к вечеру которого у озера уже можно было ожидать пауков. Первым делом Рост потребовал доложить ему о положении лагеря. И тут Лада, уже успевшая смотаться к пурпурным на берегу в темноте своей первой за этот день ходкой, доложила, что они все стоят.

— Чего? — не понял Рост.

— Они измотались, прошли за эти двое суток почти сто с лишним километров. А кроме того, они уперлись в неприятный, хотя и узкий заливчик. Если его обходить, это увеличит их путь километров на сорок, а то и больше. Но его очень просто было бы перелететь...

— Так, сколько до них осталось?

— Часа два лету на грузовиках, если немного поднажать, — доложила Лада. — Вернее, если ставить на котлы не четырех, а пятерых бакумуров и временами их менять, чтобы не уставали. — Она смотрела на Ростика выдержанно, но все же тревожно. — А может, понадеемся, что пауки сразу реку форсировать не сумеют? Вода же еще ледяная...

— А если они за пару часов сумеют выстроить понтонную переправу? Так что давай не будем торговаться. — Рост попробовал ей даже улыбнуться. И Лада ушла, чтобы подготовить следующий «заезд» к каравану.

Едва ли не сразу же после Лады появились Нифрат с Туретом. Еще рассматривая, как они шагают к нему, Ростик подумал, что дело у них, видимо, очень серьезное.

— Командир Рост, — начал Турет, — осадка корабля, считая в метрах, почти шесть. В гребне водопада мы проделали узкую, но достаточную по ширине щель. Вот только... Временами камни поднимаются там на полметра больше, чем нам необходимо. Больше удалить их взрывами мы не можем, а рыбы отказываются работать, говорят, что тоже ничего не способны сделать. — Он выразительно посмотрел на Ростика, и тот понял, что под словом «рыбы» лоцман подразумевал викрамов. Должно быть, тоже устал или нервничал сильнее обычного.

— Как быть? — спросил Нифрат.

— Что будет, если викрамы закроют те ходы в корпус корабля, через которые они плавают, мы откачаем воду, и... тогда же корабль станет легче?

— Так обычно мы не поступаем, — снизошел до объяснений Нифрат. — Рыболюдям и без того там тесно, они без воды задыхаются. Если мы начнем ее откачивать, они могут решить, что мы хотим их убить.

«Я знаю, что вы так никогда не поступаете», — хотел было сказать Ростик, но... не стал.

— Я им попробую объяснить. Но вы должны сказать мне, сумеете ли продвинуть корабль в озеро, если мы так поступим? И за очень короткий срок, не более часа. Иначе, боюсь, они в самом деле начнут умирать... По крайней мере их малыши, чего невозможно допустить. — Он посмотрел на обоих пурпурных. — Не забывайте, они наши стратегические союзники.

Оба кораблеводителя посовещались на своем языке, и Турет объявил:

— Корабль, если мы откачаем до половины водные трюмы, поднимется на три четверти метра, может, до метра. Этого хватит. Но то, что мы проведем его через водопад за час... Сомнительно. Даже если работать будем быстро и очень точно.

— Из-за торопливости разорвать обшивку корабля тоже не хотелось бы, — добавил Нифрат.

— Тогда — исполняйте. Другого выхода у нас все равно нет.

И Рост отправился к викрамам. Он шел и думал о том, какие выбрать слова, чтобы убедить старейшин водного племени, чтобы они согласились на эту операцию. Да так ничего и не придумал.

Пока он вызывал старейшин, пока пробовал им объяснить, что надумал, прошло с четверть часа. Ему вдруг стало казаться, что он взялся за безнадежное дело, что он переоценил сознательность и выносливость викрамов, ведь им тоже приходилось нелегко последние дни, они-то работали, возможно, больше других, а тут еще он со своими... авантюрами.

И вдруг все кончилось. Над водой появилась голова одного-единственного викрама, и он на очень скверном едином проговорил:

— Согл-сно-о... Мы сд'лам, д'туа срок.

— Какой срок? Сколько вам нужно времени? — почти выкрикнул Ростик, внезапно осознав, что он, вероятнее всего, уговорил викрамов самым понятным и доступным для них образом — своим отчаянием и выраженным при этом ментальным приказом или предложением, будто общался с ними в заливе у Одессы.

— П'лыт до-зера и на-зд.

Рост прикинул. Викраму, чтобы добраться до озера и назад, нужно было с их нынешней позиции минут десять. А то и меньше. Он кивнул, и даже, не удержавшись, принялся благодарить вслух, хотя мог бы этого и не делать — голова переговорщика скрылась в воде.

Рост поднимался до мостика чуть медленнее обычного, почему-то у него слегка заболело сердце от переходов по этим темным и душным трюмам, по этим крутым лестницам. Такого с ним раньше никогда не было, но вот случилось.

А когда поднялся, то понял, пурпурные уже готовы. Он прикинул время своих переходов, потом для верности набавил еще немного и приказал включать насосы. И тут же, спохватившись, послал вниз Баяпошку, чтобы она следила за тем, как поведут себя викрамы, когда уровень воды у них существенно понизится.

Они откачивали воду часа два, но насосы, которые корабельные инженеры задействовали, оказались весьма мощными, потому что уже через час с небольшим Нифрат пришел на мостик и сообщил, что можно потихоньку двигаться вперед. Он встал у переговорных устройств, с помощью которых отдавал приказы разным постам, поставил к штурвальным рычагам, чем-то сходным с рычагами гравилетов, сразу четырех п'токов и приказал выбирать якоря.

Пока лебедки наматывали якорные цепи, корабль двинулся вперед, подтягиваясь на них, как на буксирных тросах. Тем временем в воздухе появился какой-то незнакомый гравилет. Почему Рост в этот очень ответственный момент обратил на него внимание, он и сам не мог бы объяснить.

Потом довольно неожиданно Нифрат пару раз дернул корабль из стороны в сторону боковыми водометами и резко увеличил обороты ходовых винтов, потом резко сдал корпус назад реверсом и повторил операцию... Рост не понимал, что он делает, и почему-то мучился от этого, как от зубной боли. Тем более что и сердце вдруг заболело сильнее, чем в трюме.

И тут сразу по обе стороны от корабля в страшной близости оказались скалы, через которые эта река переваливала водопадом. Они составляли почти ровную стенку, лишь впереди, в километре от этого прохода, виднелась чистая и спокойная вода, глубокая, уже не грозящая ударом острой скалы в днище...

На левом борту угрожающе заскрипело, потом послышался удар, словно что-то, натянутое сверх меры, разом порвалось, потом по кораблю разнесся еще один такой же удар.

Нифрат повернулся к Ростику потным лицом.

— Сорвали обшивку у миделя, вероятно, в трюм поступает вода.

Рост не заметил, как и сам смахнул пот. Они проползли еще пару сотен метров, снова скрип, снова что-то натянутое, как нервы, визжало противным царапаньем металла о неподатливый камень... И вдруг все кончилось.

— Корабль на воде, — доложил Турет, неизвестно как оказавшийся рядом. — Мы в озере. — И зачем-то добавил: — У нас опять получилось.

— Хорошо, — проговорил Ростик, едва шевеля губами. — Как только гравилеты вернутся со следующей партией, передайте Ладе, чтобы лагерь двигался на антигравитационных повозках от берега, прямо по воде. — На непонимающий взгляд лоцмана он пояснил: — Наши повозки это умеют.

— Я передам, — вдруг произнесла Василиса. Оказалось, что она тоже тут и даже стоит так близко, что ее дыхание Рост почувствовал на своем лице. — Если ты не против, даже попробую задействовать радио.

Ростик кивнул.

— Что с кораблем? — спросил он Турета.

— Сейчас выясняем, но, думаю, ничего страшного не произошло. Ведь мы прошли, а с викрамами любые течи сумеем заделать. — Он счастливо рассмеялся. — На спокойной-то воде!..

— Тогда двигайтесь к каравану, пока не перетащим его на корабль окончательно. Потом прошу выйти на середину озера, чтобы...

— Понимаю, — кивнул лоцман, — чтобы затруднить комши к нам доступ.

— И, конечно, нужно открыть доступ воды к викрамам...

— Об этом можно не беспокоиться, — легкомысленно махнул рукой пурпурный. — Они уже сами обо всем догадались и давно открыли кингстоны.

— Все равно пошли кого-нибудь известить рыболюдей.

— Будет исполнено, — молодцевато от облегчения вытянулся лоцман.

Рост все-таки вытер пот, тряхнул плечами, прогоняя напряжение. И только тут заметил, что неизвестный антиграв спокойно, как к себе домой, усаживается на полетную палубу. От него отделилась всего одна фигура. Рост присмотрелся и ахнул. Это был Дондик.

Рост дождался его на мостике, выслав Ромку встретить Председателя, чтобы хоть подобие необходимых формальностей было соблюдено.

Выходя на капитанский мостик, Дондик скупо улыбнулся. Заранее вытянул вперед руку, чтобы избежать всяких построений, и сразу же заговорил будничным, даже слегка серым голосом:

— Вижу, Гринев, что у тебя, как обычно, все хорошо. И корабль провел в озеро, и лагерь уже подбираешь... Кстати, не думал, что успеешь так скоро.

Пришлось доложить ему, все-таки не избегая некоторого формализма, о пауках, об их возможной атаке на караван, о необходимости торопиться.

— Но теперь-то все в порядке? — спросил, слегка обеспокоившись, Дондик.

— Думаю, к вечеру мы станем для них недоступны, и тогда... Да, поборемся еще, выясним, кто кого. — Рост широким жестом попробовал обвести весь корабль. — С такой базой, недосягаемые для их атак, мы, пожалуй, сумеем не только траву высаживать, но и поколотим их как следует.

— Как следует, — согласился Председатель. Потом, набрав побольше воздуха в легкие, вдруг заговорил о другом: — Только раньше времени, Гринев, не радуйся. Тут такое дело... Кто-то, непонятно кто, ворует наш металл. И с вагоноремонтного, и с алюминиевого, и иногда даже из мастерских. Причем ворует, скорее всего, из-под земли, прямо как в сказке.

— Почему так решили?

— Вчера ночью, — Дондик потер рукой лоб, — обвалилась одна из пятиэтажек. Мы обследовали руины, и выяснилось, что из всей коробки кто-то... очень аккуратно, так что на бетоне остались следы профиля, вытащил арматуру. Я приказал доложить точнее, и тогда стало известно, что со складов пропала почти половина нашего запасенного металла... — Он вдруг внимательно посмотрел на Роста. — Наши теряются в догадках. Поэтому передоверяй все здешнее хозяйство Смаге, а сам отправляйся со мной в Боловск. Я почему-то думаю, ты с этой задачей справишься быстрее и точнее, чем наши... университетские головы.

— Степан Кузьмич, — начал было Ростик, но договорить не сумел.

— Только не заводи опять свою бодягу — мол, я не решил... закладки чегетазуров... Это приказ, Гринев, вот и отнесись к нему соответственно.

— Положение и тут все еще довольно угрожающее, — произнес Ростик. — Мы даже не знаем, где сейчас пауки, просто некогда было слетать на разведку в их сторону, нужно было переносить караван...

— Что-то мне подсказывает, — ехидно прищурился Дондик, — что ты хитришь. А времени для того, чтобы эвакуировать караван, у тебя больше чем в избытке. В общем, сегодня же... Повторяю — сегодня к обеду мы должны вылететь в Боловск. — И вдруг он стал очень серьезным. — Главная опасность теперь там, Гринев. Ты это учти, пожалуйста. — Он попробовал хлопнуть Роста по плечу. — Ну а за отличную проводку корабля в озеро выделяю тебе награду — можешь взять трех своих... подчиненных. А то опять начнешь всем толковать, что тебя недооценивают.

— Я этого и не говорил никогда, — пробормотал Ростик, смутно ощущая, что это не совсем правда.

— Ты сына прихвати обязательно, — посоветовал Председатель, поглядывая на вытянувшегося поблизости от них Ромку. — А то мне твоя бывшая все уши высверлила, что мальчику еще учиться нужно, а не с отцом на пару в войну играть... Так что я ей обещал — вернусь с вами обоими.

Вот и все, сказал Ростик своему побаливающему сердцу. Не успел отдышаться, не сумел даже насладиться пусть временной, но победой, как... что-то новое. Непонятное и даже пугающее. Потому что действительно главная опасность вдруг возникла там, в Боловске, ведь люди без металла не выстоят...

— Разрешите передавать дела? — спросил он немного официально. И, не дожидаясь ответа, повернулся на каблуках, чтобы идти и раздавать свои последние тут распоряжения и назначения.

Потому что знал, Дондик прав — здесь могли теперь справиться и без него.