Марш Мендельсона на бис Эксмо Москва 2008 978-5-699-30231-4

Мария Жукова-Гладкова

Марш Мендельсона на бис

Автор предупреждает, что все герои этого произведения являются вымышленными и сходство с реальными лицами и событиями может оказаться лишь случайным.

Глава 1

Цюрих, Швейцария. 6 апреля, вторник

Управляющий небольшого швейцарского банка лично вышел проводить меня через операционный зал до выхода. Как и обычно, Руди Тум был элегантен и одет в строгий черный костюм, белоснежную сорочку, галстук совсем не кричащей расцветки, который украшала миниатюрная булавка с бриллиантовой шляпкой. Такой чести удостаивали немногих, но я была частым гостем в Цюрихе и уже многократно появлялась в этом банке и от имени своих клиентов, и от себя лично. А если учесть, сколько миллионов в долларовом выражении, украденных, заработанных потом, а часто и кровью в буквальном смысле и доставленных сюда из России, хранилось на счетах этого банка, можно понять, почему господин Тум встречал и провожал меня лично.

В операционном зале было мало народу. Откровенно признаться, мне еще ни разу не довелось увидеть здесь очередь, хотя, говорят, они бывают и тут – незадолго до Рождества, на время которого многие швейцарцы разъезжаются по глухим провинциям (правда, глухая провинция в Швейцарии – это совсем не то, что с этим выражением ассоциирует русский человек), где не всегда есть возможность воспользоваться кредитной карточкой.

У стойки отдела депозитария какой-то господин в строгом черном костюме, повернувшись к нам спиной, общался с клерком, еще двое находились у стоек выдачи и приема наличности.

Мы с господином Тумом не успели преодолеть весь путь до выхода: нас догнал один из служащих банка. Легкое раздражение промелькнуло на лице банкира. Наверное, из-за нерадивости подчиненного: неужели не мог подождать еще несколько секунд, пока управляющий не проводит важную клиентку до двери? Но я тут же обратила внимание на слегка растрепанный вид клерка, в глазах которого читалось чуть ли не отчаяние, а такой вид швейцарским банковским служащим, в общем-то, несвойственен: вы всегда можете рассчитывать на их профессионализм, любезность и одновременно бесстрастность. Вышколенность персонала (и не только в банках) часто просто поражает.

«Случилось что-то из ряда вон выходящее», – подумала я.

– Прошу прощения, мадам Кудрявцева, – обратился ко мне господин Тум. – Мы всегда рады видеть вас в нашем банке. Наш банк всегда к вашим услугам. – Он слегка склонил седую голову и пожал протянутую мной руку своей холодной ладонью.

Я вежливо попрощалась, довольная результатами визита, и направилась к выходу, господин Тум с клерком сделали несколько шагов в сторону лифта, ведущего в депозитарий.

И тут произошло невероятное.

В операционный зал с улицы ворвалось четверо людей в масках.

– Всем оставаться на своих местах! – прозвучал окрик на французском, который тут же повторили на английском. – Это ограбление!

За словами последовали четыре метких выстрела, разбившие все телекамеры, установленные в операционном зале.

«Что за странный акцент?» – подумала я. И зачем повторять приказ на английском? Здесь же все говорят на французском – одном из государственных языков Швейцарии. Но вообще-то в Цюрихе более распространен немецкий. Да и если верить статистике, семьдесят четыре процента швейцарцев считают немецкий своим родным языком. Возможно, это было сказано специально для иностранцев, которые могут оказаться в банке? Или грабители – иностранцы, не очень хорошо знакомые с языковой ситуацией в Швейцарии?

«Что за идиотские мысли?» – тут же одернула я себя. Меня сейчас могут прикончить, а в голову лезет всякая чушь. Главное, что грабителей прекрасно поняли все, оказавшиеся в этот момент в операционном зале. Да и выстрелы в разлетевшиеся вдребезги телекамеры послужили весьма убедительным аргументом.

Вместе с другими находившимися в зале людьми я по приказу налетчиков приняла лежачее положение, предварительно переместившись за одну из колонн, до которой было буквально два шага. Оставаться посередине желания не было, как, впрочем, и вообще находиться в этом месте в этот час.

Кому сказать – не поверят. На весь мир идет слава о надежности швейцарских банковских учреждений, что, несомненно, привлекает в них все новых и новых клиентов из числа нуворишей разных стран. В тысяча девятьсот тридцать четвертом году в Швейцарии был принят закон, предусматривающий тайну вкладов, основной целью которого было предотвращение попыток гитлеровского правительства добраться до счетов немецких евреев. Именно этот закон открыл двери миллиардам долларов, франков, марок и других валют, которые до сих пор стекаются в эту тихую европейскую страну из всевозможных источников, часто сомнительных. Вот и наши тоже больше всего уважают Швейцарию. В родном Питере ни разу не довелось присутствовать при подобном (я на всякий случай сплюнула через левое плечо – правда, чисто символически, не забывая, где нахожусь, и, главное, не желая привлекать внимания налетчиков), в меня пока еще ни разу не стреляли (опять сплюнула), однако с ножом бросались (первый муж), в память о чем имею на боку шрам, вызывающий на пляже любопытные взгляды.

Налетчики действовали очень слаженно. Один блокировал двоих банковских охранников. «Вы бы, ребята, лучше побольше вооруженных парней поставили в зале, – хотелось мне посоветовать банкирам, – а то натыкали по дороге в депозитарий, где они, в общем-то, не так и нужны со всеми решетками, дверьми и хитрыми предосторожностями электронного толка, а при входе-то никого нет».

Двое грабителей устремились за стойку, вырубили двух клерков, потом врезали еще одному, по всей вероятности, потянувшемуся к кнопке вызова полиции, и стали торопливо наполнять заранее приготовленные мешки. Главный, отдавший приказ всем лечь на пол, следил за происходящим. Я тоже быстро огляделась. Белый как смерть господин Тум лежал рядом со своим подчиненным. Клерк, пожалуй, был в полуобморочном состоянии. Кроме нас троих в зале находилось еще двое вкладчиков и четверо банковских служащих. Так, а куда делся тот господин в костюме от стойки отдела депозитария?

Внезапно послышался какой-то шум. Я повернула голову налево: от лифта, ведущего в депозитарий, бежали двое мужчин в строгих деловых костюмах и масках, каждый из них тащил по внушительных размеров мешку.

«Как их могли пустить вниз в масках?!» – пронеслась очередная мысль. Или вошли с открытыми лицами, а теперь натянули, чтобы никто их не запомнил? Я ведь провела в кабинете у Тума не менее полутора часов, так что не видела, что происходило в зале. Но ведь этих двоих вполне могли заснять телекамеры. О чем они думали? Или не думали? Это одна банда? А потом этих двоих прикончат? Да какая мне разница, в самом-то деле?!

Я попыталась вспомнить, сколько внизу охранников. Двое у выхода из лифта, потом один и еще один. И клерк зачем-то прибежал к господину Туму в растрепанном состоянии. Что-то там они учудили…

Да и как господ в костюмах пустили туда вдвоем? Или все-таки иногда практикуется и такое? Вообще-то я в свое время сопровождала клиентов вниз (по одному за раз), но те говорили только по-русски, и им требовалось как-то общаться с клерком, а в крохотную комнатку, в которой вкладчик наполняет выделенную ему ячейку, меня не пускали. Мы вместе с клерком ждали его возвращения. То есть все-таки спуститься вдвоем можно… И ведь таких крохотных комнаток может быть несколько, просто я всегда имела дело с одной. С другой стороны, банкиры обычно просят сообщать о своем визите заранее. Возможно, эти двое представили какое-то аргументированное объяснение? Что каждый из них может прийти только в это время и никакое больше? А вообще о чем я думаю? Лучше посмотрим, как идет процесс.

Я чуть-чуть приподняла голову. Один из господ в костюме показался мне знакомым. Ну, может, не знакомым, просто где-то я его видела. Боже! Не он ли только что стоял у стойки отдела депозитария? Но тогда как?.. Неужели налетчики смогли скоординировать действия с точностью до секунды? И этот в суматохе бросился к лифту, спустился вниз, расправился с двумя охранниками, в то время как его напарник нейтрализовал двух других, находившихся еще ниже? Могло такое произойти или у меня так бурно работает воображение? И ведь в банке обязательно должна быть какая-то электронная блокирующая система – как раз рассчитанная на подобный случай. Наверное, никто из служащих не сумел ее включить? А мог этот бандит в костюме ее разблокировать?

– Осталось две минуты! – внезапно по-русски прокричал тот, кого я посчитала старшим, правда, опять с акцентом. – Сматываемся!

– Нужно взять заложников, – рявкнул один из тех, что выскочили из депозитария. Этот говорил на чистом русском.

Нет, я определенно где-то видела этих молодцев! И не только у стойки. Если бы сейчас можно было взглянуть на лица, точно вспомнила бы, но кто же станет ради меня снимать маску? Что-то в общем облике… И действуют слаженно, парами. Чьи-то телохранители? Вот только чьи… У меня же практически все знакомые имеют таковых в штате.

– Быстрее! Быстрее! Шевелитесь! – заорал главный орудовавшим за стойкой – на этот раз на французском.

Что за интернациональная бригада? Откуда они взялись?!

А мой соотечественник (или бывший соотечественник?) уже осматривал зал.

Вместе с напарником в деловом костюме они подлетели к Туму и клерку и схватили их за шкирки, затем второй обратил внимание на меня, притаившуюся за колонной.

– Давай лучше бабу, – сказал он первому и, не дожидаясь ответа, прыгнул ко мне, отбросив лишившегося чувств клерка. Первый уже тащил господина Тума к выходу. Остальные бандиты тоже ринулись туда.

Налетчик протянул ко мне руку, но я резко метнулась всем телом в сторону, одновременно на чистом русском пояснив парню, по какому адресу ему следует отправиться. Он застыл на месте, челюсть его поползла вниз.

– Сашка, что ты там копаешься?! – послышался окрик от двери, за которым также последовало упоминание Сашкиной матери в известном контексте.

– Давай, Саша, двигай, – спокойно сказала я налетчику. – За меня выкуп швейцарцы все равно не дадут.

Реакция Саши показалась мне несколько неожиданной: придя в себя (следует отдать ему должное – довольно быстро), он хохотнул, бросил на ходу: «Бывай, землячка!» – и кинулся вслед за своими сообщниками. На улице взревели два двигателя.

Полиция прибыла секунд через сорок после того, как налетчики скрылись. Интересно, хоть в какой-нибудь стране копы прибывают вовремя?

Потом пришлось отвечать на вопросы полицейских. Поскольку меня хорошо знали секретарь господина Тума и двое других служащих, подтвердивших, что я находилась в банке вполне обоснованно, отпустили меня довольно быстро. О цели своего визита я ответила уклончиво, объяснив это коммерческой тайной. У меня также спросили, в каком отеле я остановилась, когда прилетела в Швейцарию и когда собираюсь обратно. В моем паспорте стояло несколько штампов, свидетельствующих о далеко не единственном посещении Швейцарии только в этом году, так что моя особа никоим образом в число подозреваемых не попала. Я же не предоставила никакой дополнительной информации, отвечая лишь на конкретные задаваемые мне вопросы. Как я поняла, никто из банковских служащих и посетителей не понял, что среди налетчиков были русские. На мой содержательный разговор с Сашей внимания никто не обратил. Ведь его могли слышать только Тум, находившийся в данный момент по неизвестному адресу, и валявшийся без сознания клерк. А что тот мог услышать в отключке? Да и Тум, в общем-то, был в полуобморочном состоянии.

Единственное, чего я опасалась, – так это просьбы задержаться в Швейцарии. Мне это было бы крайне неудобно. Из Цюриха в Питер всего три рейса в неделю. Я обычно прилетаю в понедельник вечером, во вторник решаю все вопросы в банке, а в среду утром отбываю домой, что планировала сделать и на этот раз. Следующий рейс – в субботу. Оставаться до субботы я просто не могла – дома меня ждала гора работы. К моему великому счастью, у швейцарской полиции больше не было ко мне вопросов, хотя меня и попросили оставить мои координаты в Питере.

Вечером все программы новостей, которые я смотрела в отеле, трубили о случившемся, которое, естественно, было ЧП для тихой Швейцарии. Многократно показывали здание банка, операционный зал с разбитыми камерами, брали интервью у служащих, затем показали не очень качественную запись того, что успели снять телекамеры, пока двое моих соотечественников оформляли документы на пользование депозитарием. Эта процедура не отнимает много времени, да и господа явно знали, как следует стоять и в какой момент поворачивать корпус, чтобы телекамера не запечатлела их лица. Портреты оказались расплывчатыми.

Клерк, которого уже привели в чувство, говорил про большую родинку под левой ноздрей одного налетчика, у его напарника над правой бровью шел некрасивый шрам. Второй клерк видел только одного – с родинкой. Я же, услышав про особые приметы, подумала, что они вполне могли оказаться накладными. Если хочешь, чтобы тебя не запомнили, надо «пристроить» на лице какую-нибудь запоминающуюся деталь: шрам, родинку, бородавку – и все будут в первую очередь обращать внимание и запоминать именно ее. Отец моего второго мужа работал гримером на «Ленфильме» и рассказывал об этом много интересного. От него же я знала, как без особого труда преобразить свою внешность. Например, для того чтобы получить шрам, следует использовать стягивающий раны состав – медицинский коллодий, который не смывается водой, только спиртом. Наши люди – большие выдумщики. Голь на выдумку хитра.

Я вытащила из сумки бутылку швейцарского шнапса «Pflumli», изготовляемого из вишни или сливы, и открыла. Почему-то швейцарский шнапс мне нравится гораздо больше, чем немецкий, но о вкусах не спорят, не так ли? Мне обязательно надо снять стресс – после всех переживаний сегодняшнего дня. Пить одной… Да, знаю, что это означает. И не злоупотребляю этим делом, прекрасно понимая, к чему подобное увлечение может привести в будущем. Кому нужна алкоголичка? И кто мне тогда станет доверять свои деньги, причем немалые? Спросите, как я обычно отхожу после стрессов на работе? Смешно – но сажусь дома за свой письменный стол и разрабатываю какую-то новую хитрую схемку – получения дополнительной прибыли, или ухода от налогов, или… В общем, скажу без ложной скромности, в указанных выше направлениях мысль моя работает очень неплохо. А любая авантюра для меня – отдых. О вкусах не спорят, как я уже говорила. И о пристрастиях тоже.

Но сейчас я просто не могу думать ни о какой новой финансовой схеме. Из головы не идет пережитое днем. Ребятки, конечно, дали швейцарцам прикурить. Как они это организовали? Надо бы прикинуть… Но я ведь не смогу проверить свои догадки, как проверяю на практике свои схемки. Кто меня пустит к секретной информации (банковской)? К тайнам следствия (швейцарского)? В принципе, ограбление банков – не мое амплуа, и в этом я не собираюсь специализироваться ни в ближайшем, ни в отдаленном будущем. Вот придумать какую-нибудь схемку… Легальную. Ну или почти… На острие бритвы… И на ней сбалансировать. Чтобы мне самой интересно было!

А вообще у меня иногда появлялись мыслишки, что стоило бы (или в свое время стоило – теперь, возможно, и поздновато из-за возраста) прибиться к какой-нибудь секретной службе. Заниматься чем-то вроде финансового шпионажа. Пожалуй, задатки у меня есть. И опять то же самое лезвие бритвы…

Я сделала большой глоток шнапса прямо из бутылки, закусила шоколадкой и снова уставилась в телеэкран.

В программе новостей сообщили также, что побывавшие в депозитарии господа прекрасно владеют приемами карате. Из четверых охранников остались в живых двое, правда, им уже никогда не придется работать в охране. М-да… Ограбление иностранного банка – это одно, а вот убийство…

Фотороботы двух налетчиков, какое-то время находившихся в банке без масок, постоянно крутили по всем программам с просьбой немедленно звонить в ближайшее отделение полиции. Лица казались мне совершенно незнакомыми. Да и какой фоторобот можно было составить, если клерки заметили в основном родинку и шрам?

И кто были остальные?

О местонахождении господина Тума было неизвестно. Пока никаких требований налетчиками выдвинуто не было.

На следующее утро, перед тем как покинуть гостиницу, чтобы ехать в аэропорт, я решила позвонить в банк секретарю господина Тума и поинтересоваться ситуацией. Мне ответили, что о местонахождении управляющего так ничего и не известно, но чтобы я не волновалась относительно моих собственных вкладов и вкладов клиентов, чьи интересы я представляю. С ними все в полном порядке.

– Простите, налетчики что, ограбили депозитарий? – спросила я, не особо рассчитывая получить ответ и не очень веря в то, что подобное возможно. Но ведь на моих глазах те двое парней тащили какие-то мешки!

На другом конце провода повисло молчание, потом секретарь тяжело вздохнул и, в свою очередь, спросил, не отвечая на мой вопрос:

– Вам случайно ничего не говорит фамилия Казанский? Это ваш соотечественник. Но, насколько я помню, не вы рекомендовали ему обратиться к нам.

Челюсть моя поползла вниз, я издала какое-то мычание, а потом сообщила:

– Он сейчас находится под следствием. Вообще-то в случае отмены моратория ему грозит смертная казнь.

Я не поверила своим ушам: на другом конце провода вздохнули с огромным облегчением и тут же удовлетворили мое любопытство. Один из вчерашних господ смог очень умело подписаться за господина Казанского, к тому же знал код. Сличив подпись, клерк взял банковский ключ, необходимый для того, чтобы открыть абонированную ячейку, у господина оказался второй, подходящий к ней (требуются два ключа: клиента и хранящийся в банке), но потом, когда клиент уже удалился в специально отведенную комнатку в депозитарии, клерк внезапно вспомнил самого Казанского, которого видел лишь однажды. Вернее, всплыла из памяти татуировка на его правой руке.

В общем, клерк нарушил процедуру, впал в панику, бросился за управляющим, понадеявшись на охранников. А затем произошло непредвиденное. Еще один клиент спустился в депозитарий, а затем они на пару с лже-Казанским смогли выйти оттуда, уложив при этом всю охрану. «Но почему же их там не закрыли?» – хотелось спросить мне. Я все еще не могла поверить, что не сработала электронная система защиты. И вообще не поискать ли мне другой банк для хранения своих собственных средств и средств моих ценных клиентов? Хотя в свое время я провела целое исследование, выбирая наиболее подходящий. С другой стороны, в самое ближайшее время в этом банке установят все новейшие приборы, усилят охрану. Как говорится, за одного битого двух небитых дают. Даже в Швейцарии. Нет, пожалуй, я оставлю все свои накопления именно здесь. За что, кстати, меня банкиры будут на руках носить. Все равно я им верю и не требую компенсации за доставленные неприятности.

Секретарь не стал дальше удовлетворять мое любопытство, вежливо попрощался, заявив, что надеется на дальнейшее взаимовыгодное сотрудничество и их банк всегда к моим услугам, и пожелал счастливого пути домой.

Портье вызвал мне такси, как и обычно, сказал, что персонал гостиницы всегда рад видеть меня и снова ждет, бой отнес сумку к машине, раскрыл дверцу – и я опустилась на сиденье, чтобы тронуться в аэропорт.

И тут прозвучал марш Мендельсона. Поясняю: каждый из трех моих мужей оставил мне какой-то подарок, напоминающий о бывшем спутнике жизни. Про «подарок» первого я уже упоминала: шрам на боку от фамильного кинжала семьи Абрашидзе, очень некстати доставшегося по наследству Анзору. Второй муж, Тимофей Прохоров, покидая меня, принес щенка карликовой лайки – чтобы я его вспоминала. Я и вспоминаю каждое утро, когда нужно идти гулять, хотя Тимка, названный в честь второго супруга, – самое преданное на свете существо. Как-то он там сейчас, мой красавец? Пес оставлен на подружку, как и обычно, на время моих командировок.

Ну а третий бывший (и пока что последний) подарил навороченный сотовый телефон, поставив в нем марш Мендельсона в качестве звонка. Третий вообще любит поприкалываться, а после того, как я ему перед расставанием заявила, что больше никогда ни за кого замуж не пойду, он предложил поспорить: прозвучит или не прозвучит в моей жизни упомянутый марш до конца текущего года, именно таким образом сформулировав условия пари. Тогда до конца года оставалось не больше трех месяцев, и я была готова поспорить на что угодно, Леонид же хотел, чтобы я, в случае проигрыша, в чем мать родила обошла вокруг нашего длинного дома. Мы пожали друг другу руки. А потом он подарил мне телефон. Ну и тут же позвонил, конечно. Меня чуть кондрашка не хватил, когда я услышала этот звонок. Потом привыкла. Третий бывший смилостивился и разрешил прогуляться вокруг дома в ночное время. Ну что ж. Прогулялась. В сопровождении третьего (он был одет в строгий костюм). Вроде бы никто не видел. С последним мужем мы остаемся в прекрасных отношениях, со вторым – в приемлемых, иногда общаясь в основном по делу, с первым не поддерживаем никаких: я ведь его после того, как получила фамильный кинжал в бок, отправила в места не столь отдаленные. Отправляла, конечно, не я сама, а соответствующие органы, но я приложила к этому руку, несмотря на угрозы, увещевания и попытки подкупа со стороны его многочисленной родни.

Услышав мелодию, таксист удивленно взглянул на меня, я улыбнулась, уже привыкшая к подобной реакции граждан, незнакомых со мной близко, и нажала на нужную клавишу.

– Катька! Катька! – завопила в трубку моя лучшая подруга Тамара.

– Что-то с Тимкой? – тут же всполошилась я. Что она могла сделать с моим зверем?

– Нет. Тут…

В это мгновение я услышала радостный лай пса: он всегда чувствует, когда Тамарка звонит мне или я звоню домой.

– Дай ему трубку! – велела я, зная, как пес будет рад хотя бы услышать мой голос.

– Катька! – опять воскликнула Тамара, не обращая никакого внимания ни на мои слова, ни на лай Тимки. – Отстань! – это она явно на Тимку. Что же случилось-то, черт побери? Пса моего она любит и орать на него зря не станет. – Катька!

– Да говори ты по-человечески наконец! – разозлилась я.

– Игоря выпустили, – родила подружка.

– Чего?! – Я чуть не выронила трубку. – Как выпустили? Под залог?

Я скорее поверила бы в то, что ее гражданский муж, он же Игорь Казанский, сбежал из «Крестов». Я, конечно, понимаю, что и в безнадежных делах бывает удача, но в данном случае посчитала бы удачей для него пожизненное заключение. Несколько убийств, организация преступной группировки, хранение оружия… Каких статей только не было на него навешано. Он уже месяцев десять парился на нарах.

Арест Казанского в прошлом году, можно сказать, оказался для Тамарки удачей. Незадолго до этого она снова встретила свою первую любовь, Андрея Савушкина, которого не видела лет десять. Вернее, встретиться им помогла я. Андрей появился в финансовой компании, где я работаю, и пришел именно ко мне – как к финансовому консультанту, в каковом, к своему величайшему удивлению, узнал Тамаркину подругу, в свое время высказавшую Андрюше все, что о нем думала.

Десять лет назад, услышав о Тамаркиной беременности, Андрей исчез. Подружка билась в истерике, я приложила титанические усилия и Андрюшу нашла. Он недвусмысленно указал мне направление движения, так же как и Тамарке, заявив, что ему не нужны ни она, ни тем более младенец. Я не поскупилась в выражениях. Расстались мы врагами.

Тамарка сделала первый аборт, понимая, что одна ребенка не потянет, тем более ее родители были категорически против, да и Тамарке, по большому счету, нужен был не ребенок, а Андрей.

И вот в прошлом году Савушкин возник у меня в кабинете по рекомендации ценного клиента. Мы смогли найти общий язык, поскольку оба в первую очередь – деловые люди. В тот же день я сообщила подружке, кто у меня был. В Тамарке вновь вспыхнули прежние чувства. Я бы лично (как мне представлялось) возненавидела его лютой ненавистью, а она продолжала любить… И стала слезно меня умолять организовать им встречу. Я устроила – в собственной квартире. Чего не сделаешь для лучшей подруги? Хотя, откровенно говоря, ее не понимала. Я бы на ее месте этого Андрюшу… Но я не на ее месте.

На этот раз у них все складывалось как нельзя лучше… Я, правда, всегда считала, что в одну реку нельзя войти дважды, и не представляла себя в объятиях кого-то из бывших мужей и любовников. По-моему, расстались так расстались, но Тамарка придерживалась другого мнения.

При личных встречах я, конечно, улыбалась Андрею (как и он мне), но он мне очень не нравился. Что-то в нем настораживало, я толком не могла себе объяснить, что же именно мне так не по душе… Возможно, просто не могла вычеркнуть из памяти события десятилетней давности? Хотя Тамарка, которой следовало бы о них помнить лучше, чем мне, вроде бы не принимала их в расчет. Но я не хотела бы иметь с Андрюшей никаких дел. Дать консультацию по финансовым вопросам – пожалуйста, но иметь какие-нибудь отношения… Какие угодно. Одна его черта меня дико бесила. Мания величия. Он считал себя выше других. Умнее. Хитрее. Но в нем было что-то еще… Что меня отталкивало. Или меня бесило просто рабское преклонение перед ним Тамарки?

Но у подружки в романе с Андреем имелось серьезное препятствие: Игорь Казанский, с которым в то время жила Тамарка, явно считал ее своей собственностью. И двое влюбленных, и я примерно представляли, какие последствия может повлечь за собой заявление Тамарки о том, что она желает покинуть Казанского… Рисковать не хотелось ни ей, ни Андрею. Втроем мы ломали голову, что предпринять. А потом Тамарке с Андреем крупно повезло – Игоря посадили.

Какое-то время парочка еще встречалась тайно, потому что было неизвестно, удастся ему отмазаться или нет, затем, поняв, что Казанский сел надолго, Андрей перебрался к Тамарке.

Теперь подружка была беременна, и они с Савушкиным (который вроде бы эту ее беременность воспринял не так, как первую) планировали расписаться где-то через месяц. А тут Игорь выходит…

Как сообщила Тамарка, суд вынес ему оправдательный приговор, и Казанский был освобожден из-под стражи прямо в зале суда. Все грехи взял на себя один его друг и соратник, целая армия адвокатов отмыла Игоря почти от всей «мелочи», получилось, что он, бедняга, отсидел в следственном изоляторе даже больше, чем должен был бы по оставшейся статье.

– Ну ни фига себе… – протянула я.

– Катька, приезжай скорей! Катька! Я не знаю, что мне делать! Он же убьет меня. И Андрюху. Ты же его знаешь.

Я спросила, где сейчас находится Тамарка вместе с моим псом. Оказалось, что у меня дома, где, по ее прикидкам, Игорь не должен бы ее искать. Хотя бы из тех соображений, что мы с ним были, мягко выражаясь, не очень дружны. Я просто не выносила этого самоуверенного и наглого типа, по которому непонятным мне образом страдали, по крайней мере, две мои знакомые. Я вообще обалдела в свое время, узнав, что подружка с ним связалась. Тамарка неоднократно пыталась мне объяснить, что в нем нашла (до появления на горизонте Савушкина), но я ее так и не поняла. Но, возможно, мы и остаемся с ней подругами, потому что у нас разные вкусы на мужиков? С другой стороны, я для Тамарки предпочла бы Игоря (если требуется выбирать из этих двоих, хотя лучше бы кого-то третьего). По крайней мере, Казанский предсказуем. С ним все ясно. Знаешь, чего ждать. Когда врежет по морде и за что. Что в состоянии выкинуть Андрей, я не представляла, правда, думала, что этим сюрпризом вполне может оказаться нож в спину. Исподтишка. А Игоря – несмотря на мою нелюбовь к нему – в чем-чем, а в подлости обвинить было нельзя.

– Когда его освободили? – поинтересовалась я напоследок.

– В понедельник. Но я узнала об этом только сегодня утром. Твой второй бывший позвонил, тебя искал, ну и сообщил. Вообще-то он думал, что я знаю… Ладно, сейчас не до него. Я быстро покидала вещи в сумку, позвонила Андрюхе и рванула к тебе – ну и вот… Сейчас тебе звоню. Слава богу, Игорь не сразу поехал ко мне. Наверное, отмечает с дружками. Катька, а ты из аэропорта сразу домой? Или тебе на работу надо?

– На работу, – ответила я. – Но я постараюсь справиться побыстрее. Прорвемся, Томусик! Помни: тебе нельзя волноваться.

– Катька, ты что-нибудь придумаешь? – с надеждой спросила Тамарка.

Глава 2

Санкт-Петербург. 7 апреля, среда

Один из шоферов финансовой компании, в которой я работаю, подвез меня к дому только в половине девятого: раньше мне было просто не справиться с накопившимися делами. Тамарка звонила мне в кабинет пару раз, но у меня совершенно не было времени с ней разговаривать, однако я обещала посвятить ей весь вечер, что в самом деле и планировала. Я посоветовала подружке выпить валерьянки и не забывать о будущем малыше. Конечно, в ее положении она реагирует на все происходящее гораздо острее, но зачем пороть горячку? Ради моей любимой подружки я даже готова лично встретиться с Игорюней, как представитель Тамарки, и обсудить сложившуюся ситуацию. И, честно, постараюсь сдерживать свои эмоции, а то ведь я могу сгоряча такое ляпнуть… Но ради Тамарки готова проглотить даже Игорюнины нелицеприятные реплики в мой адрес, которые обязательно будут произнесены. Предполагаю, что Казанский, скорее всего, порекомендует мне катиться к известной матери на белом катере (его любимое выражение на тот случай, когда нужно указать собеседнику направление), но даю себе слово не заводиться на этот счет. Ради Тамарки. Только ради Тамарки. Она ведь не жена декабриста, чтобы ждать Игоря до конца дней своих. Кто же мог предположить, что его выпустят? С тем-то «букетом», который у него был. А Тамарке – тридцать лет, как и мне. Еще десяток годков (если не меньше) – и песенка твоя спета, подружка, если не успела устроить свою личную жизнь. Я-то ладно, я, по крайней мере, заработаю себе на жизнь, а Тамарка всегда пристраивалась к крепкому мужскому плечу, чем и жила.

Выходя из служебной машины (моя сегодня загорала на стоянке), я подняла голову на свои окна. Свет горел только в кухне. Тамарка, наверное, приготовила мне что-нибудь вкусненькое. Она всегда меня балует. И квартиру приводит в божеский вид, и холодильник забивает. Откровенно говоря, хозяйка из меня никакая. Наверное, потому я и развелась с тремя мужьями, что забывала старую добрую истину о том, как пролегает путь к сердцу мужчины. Шутка, конечно. Причины разводов были другие. Но тем не менее.

А Тамарка – домашняя, она, наоборот, приготовит все, что угодно, накроет, подаст, но деньги зарабатывать совсем не умеет. Каждому – свое. И я очень люблю Тамарку. Они с Тимкой – два самых моих любимых существа на свете.

Я позвонила в собственную дверь.

Меня встречала целая делегация, состоявшая из моего второго бывшего, третьего бывшего, Тамарки и ее жениха Андрюши.

– Добрый вечер, – наконец родила я, приведенная в чувство радостным лаем Тимки.

Четверо гостей стали хором мне что-то говорить, но я смотрела на любимого пса и ясно видела, что он до смерти хочет на прогулку.

– Когда ты с ним выходила? – посмотрела я на Тамарку, прервав лившийся из уст гостей несвязный поток, в котором наиболее частыми словами были «Игорь» и «Казанский».

Все четверо тут же стали мне объяснять, что они все боятся высунуть нос из квартиры, потому что за ней уже могут наблюдать, за мной могут следить, а за ними в особенности, так что, в общем… Я перешла на ненормативную лексику. Четверо балбесов не смогли погулять с моей несчастной собакой?!

Бросив спортивную сумку и «дипломат», с которыми летала в Швейцарию, я надела на собаку ошейник с поводком, с силой хлопнула дверью и на пару с Тимкой удалилась во двор. Пока гуляла на свежем воздухе, немного успокоилась, привела в норму дыхание и даже порадовалась возможности пройтись, решив, что это пойдет мне только на пользу перед предстоящей беседой. Кстати, а они что, все вчетвером собираются у меня жить?

Вообще-то у меня трехкомнатная квартира с изолированными комнатами, оставленная третьим бывшим, возжелавшим себе после развода наш коттедж, с чем я была полностью согласна. Тратить лишнее время на дорогу из пригорода мне лень, встать раньше я могу только ради Тимки, но не ради того, чтобы жить в относительно экологически чистом месте. Так что мы с Тимкой вдвоем проживаем в просторных хоромах. Третий бывший, конечно, имеет хоть какое-то право в них переночевать. Тамарку я всегда рада у себя принять. Пусть даже с хахалем, хотя конкретно Андрюшу лишний раз видеть мне никогда не хочется. А второй-то бывший что тут делает? Помню я, как мы с ним делили предыдущую квартиру, будь он неладен. Хотя, в принципе, сейчас мы в неплохих отношениях. Ладно, потом разберусь с ними со всеми.

Полностью успокоившаяся и готовая к конструктивному обсуждению проблем всех моих бывших родственников и нынешних знакомых, я вернулась в родную квартиру. Но через тридцать секунд уже была готова схватить метлу и летать на ней, раздавая оплеухи дорогим гостям.

Они истребили все мои запасы продуктов, а в магазин опять же не решались выйти, мужики сидели голодные, ожидая моего возвращения.

– Катенька, я тебе завтра на всю неделю наготовлю! – пообещала Тамарка. – И посмотри: я тебе всю квартиру убрала.

– А я стиральную машину чиню, – сказал третий бывший, кивая на агрегат – она у меня сломалась недели две назад, и я, естественно, пока не удосужилась вызвать мастера, Леонид же с его золотыми руками может починить что угодно.

– Я как раз завтра тебе все постираю, – тут же вставила Тамарка.

Я перевела взгляд на второго бывшего. Интересно, а что предложит он?

– У тебя кран в ванной тек. Я починил, – сообщил он. Какое достижение! – Если завтра цементу принесешь, я…

– Не принесу, – оборвала я благородный порыв предпоследнего мужа.

– Я помогу Тамаре, – объявил Андрюша. – Я постираю. Пока она готовит.

Мне ничего не оставалось делать, как отправиться в магазин за продуктами, благо, что находящийся неподалеку супермаркет работает до десяти вечера, да и два магазина «24 часа» находятся в пределах досягаемости. Хотя я и отказывалась, но мне тут же сунули несколько крупных купюр и две предусмотрительно приготовленные Тамаркой вместительные сумки. Подружка также составила список продуктов, которые, по ее мнению, следовало купить в первую очередь.

Тащилась назад, как навьюченный верблюд, вспоминая анекдот про советскую женщину. Правда, обычно я и таскаюсь из супермаркета, нагруженная авоськами (если Тамарки долго не было в гостях) – из соображений, чтобы туда пореже ходить. И покупаю только продукты быстрого приготовления. Небыстро в моем доме опять же готовит только Тамарка.

Пока я наслаждалась душем, Тамарка суетилась на кухне, а Андрей усиленно ей помогал. Третий бывший закончил со стиральной машиной, второй накрыл на стол. Не прошло и часу, как мы все расселись в гостиной. Вспомнив про шнапс, я извлекла из сумки две бутылки – початую и закрытую, обвела взглядом собравшихся и спросила:

– Кстати, а вы надолго ко мне?

На мгновение воцарилось молчание, потом третий бывший посмотрел на второго, сказал ему: «Давай ты», и Тимофей первым взял слово.

Собравшаяся у меня четверка (все прибыли по отдельности) решила, что им следует временно скрыться у меня. Общее мнение было таковым, что Игорь ко мне навряд ли пожалует лично. По крайней мере, в обозримом будущем. Да и, скорее всего, пойдет на личную встречу с моей персоной только в самом крайнем случае и по предварительной договоренности. Справляться о местонахождении последнего и предпоследнего мужей явно не станет – даже по телефону. Только о Тамаркином (скорее – по телефону).

В общем, каждый из гостей по-быстрому прихватил какие-то вещички и документы и примчался ко мне. Причину испуга Тамарки я знала: она боялась оставаться в квартире, фактически зарегистрированной на нее, но в свое время купленной Игорем, в которой они и проживали совместно. Теперь же дружки-приятели явно донесли Казанскому о том, что подружка не хранила ему верность, более того, ее новый мужик вселился в хату, которую Игорь явно считает своей. О реакции Казанского можно догадаться. Тамарка, конечно, в красках описала возможные последствия Андрюше, и он решил присоединиться к подружке. Что же заставило двух моих бывших мужей тоже переехать ко мне, я пока не знала, хотя догадки и имелись. В общем, подождем, послушаем.

Но с объяснениями пришлось немного подождать. Гостей больше волновало, как в обозримом будущем не попасться на светлые очи Казанского – и они для начала намеревались обсуждать именно это.

Как мне сообщили, за то время, пока компания ждала моего возвращения с работы, они успели прийти к очень любопытному соглашению. Вернее, второй бывший выступил с предложением, остальные его тут же поддержали. Дело оставалось за малым – моим содействием в осуществлении плана, уже разработанного предпоследним мужем.

А Тимофей хотел зафрахтовать самолет, чтобы в самое ближайшее время покинуть пределы родной страны и переждать предстоящую бурю на чужбине. Как считал Тимофей, он уже не может улететь обычным рейсовым самолетом, уехать поездом, автобусом (когда, интересно, второй бывший в последний раз ездил автобусом?), а также на машине. Он был практически уверен, что аэропорты, вокзалы и дороги перекрыты людьми Игоря и Тимофея пасут.

Здесь мне придется сделать небольшое отступление. Мы с моим предпоследним познакомились в банке «Невский», где я работала несколько лет. После отстрела двоих лиц из руководства «Невского» на горизонте появился Тимофей. В скором времени я узнала, что он посажен «смотрящим» от Игоря и компании – самых ценных клиентов банка. Именно через него они проворачивали все свои дела.

Я работала в банке с крупнейшими частными вкладчиками (за исключением Игоря, с которым у нас с первого взгляда возникла нелюбовь – и это еще мягко сказано), а также по совместительству (частным образом, так сказать) – финансовым консультантом ряда этих самых вкладчиков. Я могла почти со стопроцентной уверенностью сказать, за что взорвали машину с предыдущим председателем правления банка и его заместителем, но на все вопросы членов следственной бригады отвечала, что занимаюсь только своим участком работы, не знаю, кому мои шефы могли дать кредиты в последнее время, поскольку при этом не присутствовала, а передо мной по этому вопросу не отчитывались.

Двое новых начальников, одним из которых стал Тимофей, ко мне долго присматривались (явно были соответствующим образом накачаны Игорем – хотя для меня остается тайной, почему меня сразу не уволили, но, возможно, не хотели привлекать ничье внимание после насильственных смертей двух начальников), потом Тимофей Прохоров стал активно проявлять ко мне интерес как к женщине (может, это была идея Игоря, пришедшаяся Тимофею по вкусу, точно не знаю, так и не смогла добиться ответа), мы совместно с Прохоровым прослушали марш Мендельсона, правда, месяцев через десять развелись. Я считаю, что основной причиной развода было осознание Тимофеем того, что я гораздо лучше его разбираюсь в финансовых вопросах и могу убедить клиентов принять мою точку зрения. Какому ж мужику понравится жить с бабой умнее себя и не желающей этого скрывать? Лежа в постели, мы устраивали диспуты на финансовые темы, я не хотела уступать, если была уверена в своей правоте. Естественно, это не могло продолжаться долго.

Какое-то время я еще поработала в «Невском», правда, стала подыскивать себе новое местечко, но ушла, даже не успев ничего приискать – в никуда (хотя, забегая вперед, скажу, что долго без работы не осталась, получив великолепное предложение от финансовой компании «Русский кредит», в которой тружусь до сих пор и продолжаю консультировать тех, с кем познакомилась в «Невском»).

Тимофей работал с Игорем, а того главным образом интересовало, как бы накачать в общак побольше денег. Когда Игоря посадили, Тимофея не тронули лишь по счастливой случайности.

– Так тебя что, не доставали? – удивленно спросила я у Тимофея.

– Меня спасло то, что всеми делами ведал только Игорь и скорее всего никого не посвящал в свои махинации, – сказал Тимофей. – Да, конечно, Игорь был, так сказать, казначеем общаковских денег. Он сам неплохо разбирался в финансовых вопросах. Но все равно постоянно учился и консультировался со мной. И, естественно, советовался со своими шефами. Я не знаю точно всего механизма, как там у них решается, куда и сколько вложить. Но, пожалуй, это в значительной степени было оставлено на усмотрение Игоря. Ну он и крысятничал понемножку. Я не могу найти другого объяснения. Я был доверенным лицом Казанского. Я отдавал приказы на выдачу наличных из резерва, я прокручивал деньги. Ты же сама знаешь, что он туда-сюда возил мешками наличность. Когда он сел, приехали два каких-то типа, проверили всю отчетность – по их делам, вроде их все устроило. Я стал работать с ними. И так и работаю до сих пор. Я был уверен, что Игорь никогда не откроет рот. Его шефы по каким-то причинам решили от него избавиться – по крайней мере, мне так сказали десять месяцев назад. Ну не сказали, намекнули. Может, из-за его финансовых махинаций. Дошло до шефов. А теперь его вытащили… Я не знаю, по каким причинам. Но он кому-то очень понадобился. Живой. И на свободе. Может, он смог убедить шефов, что только он знает, где лежат какие-то деньги? Или его помурыжили, чтобы созрел для того, чтобы их отдать? Человек должен стать шелковым, если знает, что ему светит такой срок. А тут ему предлагают свободу…

– И ты считаешь, что он придет к тебе?

Предпоследний глубоко вздохнул.

Я, откровенно говоря, не очень понимала, в чем же заключается проблема. Игорь, наверное, не самое главное лицо в его… организации, скажем так. Шефы, как их называет предпоследний, от Тимохи не избавились, а оставили на том же месте. И он продолжал на них работать. Наверняка его проверяли.

– В чем дело? – спросила я.

– Точные суммы знали только Игорь и я, – вздохнул предпоследний. – В отчетности, которую я представил его преемникам… Ну ты сама понимаешь.

Я понимала: разницу мой бывший присвоил себе, а сейчас, естественно, думает, как спасти свою драгоценную задницу. Игорь, скорее всего, не пойдет жаловаться своим шефам (самого ведь по головке не погладят), но придет к Тимофею за причитающейся ему долей, между прочим, с процентами. А бывший не захочет отдавать. Или этих денег у него уже нет.

– А почему ты не хочешь сказать Игорю, что потерял все из-за банковского кризиса? – встрял Андрей. – Если эти самые шефы, в общем, спустили потерю какой-то части денег…

Предпоследний только хмыкнул. Я ждала пояснений. Их не последовало. Или Тимоха не хотел говорить при остальных, или… Скорее всего, опасается встречи с Казанским. Ну что ж, он прав. В общем, причина не так уж и важна.

– То есть ты решил свалить из страны? – посмотрела я на предпоследнего. – На время? Навсегда?

– Навсегда. Буду жить в свое удовольствие. Как рантье.

Я очень внимательно посмотрела на Тимофея. Представляю, сколько он нахапал… Возможно, следовало использовать другое слово.

Предпоследний же все-таки решил пойти на откровения, а может, хотел меня задобрить комплиментами: ведь ему требовалась моя помощь, чтобы смотаться.

– Денежки целы, Катька. И, естественно, давно переведены за бугор. Ты, конечно, получишь свои комиссионные. Я прекрасно знаю, что ты не общество благотворительности и за просто так мне помогать не станешь.

– И почему же ты так плохо обо мне думаешь?

– Да я тебя знаю как облупленную. Не обижайся: это я любя. Ну и… в общем…

«Что это он? Обычно за словом в карман не полезет. Никак не решится?»

– В общем, я признаю, что ты во всем права, – выдал предпоследний и хлопнул рюмку шнапса.

Я только хмыкнула. Представляю, с каким трудом далось ему это признание… Но мне было очень приятно. Вот она – награда за все мои сомнения и колебания.

И теперь предпоследний хотел, чтобы я зафрахтовала для него (и остальных собравшихся, изъявивших желание к нему присоединиться) самолет. Неплохо, если бы стальная птица прихватила компашку с военного аэродрома неподалеку от Выборга. За те бабки, которые были готовы заплатить мои бывшие родственники и нынешние знакомые, можно было рассчитывать на любой сервис.

– Каким образом вы собираетесь добираться до Выборга? Если ты утверждаешь, что тебя везде могут «пасти»…

Тимофей считал, что установить посты на всех дорогах невозможно. Скорее всего, люди Игоря посажены в Пулково-1 и 2, на всех железнодорожных вокзалах и таможенных постах – на тот случай, если предпоследний дернет на машине в Финляндию. Но ведь к военному аэродрому надо заворачивать, не доезжая до Выборга.

– А там не могут ждать?

– Рискнем, – пожал плечами Тимофей. – Тем более если поедем теперешней компанией… Нас всех такой толпою навряд ли ждут. Скорее всего, ориентировка только на меня. Или и на тебя тоже, Лень?

Второй бывший посмотрел на третьего.

Леонид чуть ли не с рождения баловался с электроникой и чего только не изобретал… И теперь в загородном коттедже, где он жил, устроил нечто вроде мастерской. Там и выполнял все заказы – всякие и разные. Что он мог напридумывать такого, что побуждает его валить из страны?

Теперь следовало послушать его.

Но Леонид покачал головой, явно не желая вдаваться ни в какие объяснения. Он вообще всегда был человеком скрытным и молчаливым.

– Нет, ребята, лучше вам не вникать… Не подумайте, что я вам не доверяю. Верю и надеюсь на помощь. Но меньше знаешь – крепче спишь. Может, и обойдется все. Это я так, на всякий случай. Тоже хочу немного посидеть за бугром. Меня там и работка одна ждет. Давно звали. Как раз съезжу. Тут пока все уляжется. Может, дай бог – или черт? – прихлопнут доброго молодца Игорюню другие добрые молодцы. Но надо временно не показываться никому на глаза. Так что, Катюх, займись завтра самолетом. Век тебе все благодарны будем.

Остальные собравшиеся дружно кивнули.

– Кстати, – сказал Тимофей, опять обращаясь ко мне, – рассчитываем, Катерина, что ты и отвезешь нас на аэродром. Конечно, загримируемся. Сгоняешь к моему папаше? Он выдаст, что посчитает нужным. Или сам сюда приедет. И вперед!

Я кивнула.

Вскоре Тамарка приготовила всем постели, мы с любимым псом отправились в мою спальню вдвоем, я велела Тимке охранять мой сон от вторжения бывших мужей (вдруг у них появятся шальные идеи?) и сразу же отключилась.

Глава 3

Санкт-Петербург. 8 апреля, четверг

Второй бывший дал мне телефон, по которому следовало связаться с неким Колей, одним из руководителей авиапредприятия «Пулково». Я созвонилась, договорилась о личной встрече и к трем часам поехала по указанному адресу.

– Куда нужно лететь? – спросил Николай, которого совершенно не интересовали предпосылки возникновения у меня желания зафрахтовать самолет. – И какой на борту будет груз? Меня интересует вес. Сегодня у меня свободен один «Ту-154».

Бывшие мужья имели желание попасть на Кипр – это был идеальный вариант. В крайнем случае – в Хельсинки (визы были у всех четверых – и моих бывших, и у Тамарки с Андреем) или любое место в Финляндии, а оттуда они уже планировали сесть на рейсовый самолет на Ларнаку, вылетающий из столицы Финляндии в пятницу и субботу в семь утра.

– Если я вас правильно понял, вам нужно отправить на Кипр четырех человек? Только с личными вещами? – уточнил Николай.

Я кивнула.

– Почему их не устраивает обычный чартер? Он у нас по пятницам. Вечером. И в пятницу вечером они в Ларнаке.

– Им нельзя появляться в аэропорту. И на машине они не могут поехать в Финляндию, потому что в Торфяновке их… могут ждать.

– Проблемы с официальными или неофициальными инстанциями?

– Неофициальными. С законом проблем не было ни у кого из четверых. Никогда.

– Ясно, – кивнул Николай и предложил свой вариант.

Мы же каким-то образом собирались добираться до Выборга? Или люди уже там? Я сказала, что они пока находятся в Питере и что мы планировали использовать грим и добираться на аэродром на машине. По всей трассе же невозможно установить наблюдателей. Тогда Николай сказал, что он сам обеспечит моим знакомым транспортировку в Пулково и сам посадит их в самолет. Все формальности он берет на себя. Более того, он выдаст мне летную форму для моих знакомых, а в определенное время за ними завтра придет автобус – вроде как бы заберет трех летчиков и стюардессу в аэропорт. Кто из наблюдателей знает, есть такая процедура или нет? Для порядка Коля посадит в автобус еще пару девчонок – тоже в форме стюардесс. В самолете, вылетающем на Ларнаку в эту пятницу, должно быть много свободных мест. Улетят без проблем. А представителей неофициальных инстанций проверять пассажиров уже в салоне никто не пустит. И нам это обойдется гораздо дешевле, чем фрахт самолета.

Мне было любопытно, почему Николай так заботится о моем кошельке. Ну не моем, положим, а Тимкином, Ленькином и Андрюхином, но тем не менее. Или ему так проще? Я и спросила.

– Не могу сказать, что мне проще… И в вашем, и в моем варианте есть свои сложности. Где-то предпочтительнее один вариант, где-то второй. Прибыль я свою не упускаю. Естественно. Но я заинтересован в клиентах. Вы же это понимаете. Зачем пытаться сразу же сорвать огромный куш и оттолкнуть человека? Лучше ему показать, как сэкономить деньги – при том же уровне безопасности, – и рассчитывать на то, что этот человек когда-то снова к тебе обратится. Я надеюсь увидеть вас – или ваших друзей – вновь. Но если вы настаиваете на фрахте – пожалуйста. Говорите время – самолет будет там, где вы пожелаете.

Я позвонила в свою квартиру по заранее условленному коду: два звонка, вешаю трубку, еще раз два звонка – вешаю, на третий раз берут, – и сказала, не вдаваясь в детали, чтобы готовились к отлету завтра вечером, после чего связалась с вторым бывшим свекром и отправилась к нему домой.

Артем Александрович уже давно на «Ленфильме» не работал, но у себя дома оказывал услуги частным лицам. Я могла только догадываться, чем эти самые лица занимаются и почему им требуется временно изменить внешность.

С Тимкиной матерью Артем Александрович развелся лет десять, если не пятнадцать назад, с тех пор жил с девочками модельного типа. Надо отдать должное бывшему свекру, выглядел он для своих лет великолепно, держал себя в прекрасной форме, зимой моржевал, летом лежал у себя в квартире в ванне с холодной водой, добавляя туда лед из холодильника, занимался с гирями и гантелями, правильно питался, а меня при каждой нашей встрече убеждал тоже придерживаться какой-то там системы здорового питания. Но я человек в этом плане конченый. Я ем то, что быстро готовится или уже готово к употреблению в том виде, в котором куплено. Наверное, излишним будет добавить, что он не курил и не злоупотреблял алкоголем, а если и принимал на грудь, то только водку и в ограниченных количествах.

Со вторым свекром у меня всегда были отличные отношения, и развод с Тимофеем на них не повлиял, наоборот, Артем Александрович после моего расставания с его сыном сам пытался ко мне подвалить, но я быстренько умерила его пыл, сведя все в шутку, чтобы мужика не обидеть и не разругаться в пух и прах, как, например, с первым мужем и его родственниками, ни с кем из которых я уже много лет не виделась. Мы с Артемом Александровичем не разругались, свекор даже ничуть не обиделся, но время от времени про свои желания напоминал, а я всегда отшучивалась.

Мы расцеловались – как и обычно, – но на этот раз он позволил себе ущипнуть меня за мягкое место, за что тут же получил по рукам, воспринял это нормально, проводил меня на кухню, поставил чайник. Где пребывала его пассия, не знаю, но почему-то в мои посещения она обязательно куда-то испарялась. Или Артем Александрович находил ей какое-то задание, чтобы, на всякий случай, не мешала? С него станется. Кобелина старый.

Когда свекор услышал, что меня прислал его сын, то несказанно удивился.

– Сам, что ли, позвонить не мог?

– Не мог.

«Хотя почему?» – тут же пронеслась мысль. Как это я раньше об этом не подумала? Тимофей боится, что у его отца телефон поставили на прослушивание? Ну, это уж слишком. Мания преследования какая-то. С чего бы это? Наркотики Тимофей никогда не употреблял, с психикой у него всегда был полный порядок, так что паранойе начаться вроде бы не с чего. Или наворотил таких дел, что считает возможным задействование Казанским всех ресурсов, только бы изловить его? Круто, ничего не скажешь. Но не переоценил ли себя мой второй бывший? С другой стороны, лучше лишний раз перестраховаться. А мне, кстати, неплохо было бы докопаться до сути Тимкиных подвигов. Вернее, суть я в общих чертах представляю, надо бы узнать детали. По-моему, в данном случае лучше иметь побольше информации. Лично мне для спокойного сна необходимо побольше информации. Тем более что она, по-моему, – товар самый дорогостоящий.

Но Тимофей от меня никуда не денется. Вытяну все, что меня интересует. Каким угодно способом. А способов воздействия на предпоследнего мужа я знала множество.

Тем временем я пригласила Артема Александровича посетить мою квартиру завтра с утра, чтобы изменить внешность собственного сына, его сменщика, в смысле моего третьего мужа, подруги Тамары и ее жениха. Но изменить не кардинально – им проходить пограничный контроль на Кипре, там их лица будут сверять с фотографиями в паспортах. В общем, изменять, глядючи на эти самые фотографии. Или, может, придумать что-то, что легко снимается и надевается вновь? Все на усмотрение Артема Александровича. До завтрашнего утра у клиентов также могут появиться какие-то конкретные желания, они выскажут их Артему Александровичу лично. Он пусть возьмет свой реквизит по максимуму, там уж совместно решат, что делать. Первая задача – добраться до Пулкова незамеченными, вернее, неузнанными.

– Я, конечно, предпочитаю работать здесь, у себя дома, – протянул свекор. – Тут все под рукой. В особенности когда такое дело… На выезде… Что-то забудешь…

– А вы уж постарайтесь не забыть, – улыбнулась я. – Для родного сына-то.

Свекор глубоко вздохнул. Я вопросительно посмотрела на него.

– Ты хоть знаешь, во что он вляпался? – поинтересовался у меня Артем Александрович.

– Примерно догадываюсь, – ответила я, не уточняя деталей.

Артем Александрович снова глубоко вздохнул:

– Я ему давно говорил, что допрыгается. Мало ему денег, можно подумать. Вот ты, Катя, работаешь себе и работаешь. И никуда в срочном порядке делать ноги не собираешься. Хотя ведь тоже ходишь по лезвию бритвы. Но умело балансируешь. Точно знаешь, когда в какую сторону склоняться. А Тимоха… Ну зачем, зачем, спрашивается? Говорил я ему. Говорил. Нет, он умнее всех! Всех денег-то все равно не заработаешь. И не стибришь.

Свекор в расстроенных чувствах махнул рукой. В таком состоянии я его никогда не видела. Обычно у него все шуточки-прибауточки, болтает, не закрывая рта, пересыпая комментарии комплиментами, а уж плохого настроения, как мне казалось, у него не бывает никогда. Ан нет. Бывает.

Я постаралась его успокоить. Говорила, что он зря волнуется. (Хотя как зря? Чего я несу? Я-то в курсе, что представляет собой Игорюня, а если он еще и своих «шефов» подключит…) Тимофей знает, что делает. Ну, подумаешь, надо загримироваться. Одному ему, что ли? Он что, первый клиент у своего отца? Сколько человек к Артему Александровичу приходит с такой просьбой? За одну неделю? И что, Тимофей первый, кто срочно вылетает за границу?

– Катя, ты спокойно трудишься в своем банке, – заорал свекор, – ну, или финансовой компании! А Тимофей работает на бандитов! Доработался!

Насчет спокойствия я не стала бы утверждать, да и в плане отсутствия связи с криминальным миром тоже воздержалась бы от комментариев. Но что известно Артему Александровичу такого, что неизвестно мне? Или он просто драматизирует ситуацию? Тимофей-то все-таки единственный сын…

В общем, я постаралась говорить как можно увереннее, рассуждала о Тимкином интеллекте и изворотливости, а также высказала свое мнение, что предпоследний в состоянии выкрутиться из любой переделки, ему лишь требуется совсем небольшая помощь, которую и окажем ему мы с Артемом Александровичем, в результате добилась того, что свекор более или менее успокоился, хряпнул водочки и обещал завтра быть часов в десять утра. На том мы и распрощались.

* * *

Когда я уже двигалась в направлении дома, мне на мобильный позвонила подруга Ленка, с которой мы учились в одной группе в Финансово-экономическом институте. Ленка уже звонила мне на работу, моя секретарша сказала, что я отъехала по делам, но нахожусь в городе, из Швейцарии вернулась, пока больше никуда не отчалила. Ленка хотела заехать ко мне домой для серьезного разговора.

– Давай лучше встретимся где-то на нейтральной территории, – предложила я ей.

Ленка жила в однокомнатной квартире вместе с матерью и дочкой, так что встречаться у нее было невозможно: нормально не поговоришь. Мама желает участвовать во всех беседах или, по крайней мере, просто сидеть рядом, и ее палкой из кухни не выгонишь, а у дочери при появлении гостей тут же возникает тысяча и один вопрос – и к маме, и к тем, кто приходит.

Подружка родила ребенка на третьем курсе. Мы учились на вечернем, я уже тогда работала в банке, набиралась опыта, а Ленка всегда (даже до рождения ребенка) искала работу полегче, ту, где нужно поменьше бывать, а если и бывать, то ничего не делать. Учиться ей тоже было лень, да и ребенком, по большому счету, заниматься не хотелось. Она и оставила-то дочку только ради того, чтобы выйти замуж и сидеть на мужниной шее. Это было пределом мечтаний. Не работать. Что угодно – только не работать. Лежать на диване с любовным романом. Правда, следует отдать должное подружке – всех своих мужчин она искренне любила. В первый месяц. На последние деньги делала им подарки (что я вообще считаю недопустимым, нечего мужиков баловать) и даже преодолевала свою патологическую лень. Но потом лень все равно брала верх, и Ленка начинала поносить избранника на чем свет стоит. Единственный законный супруг выдержал где-то около года и отвалил.

Сейчас Ленка трудилась бухгалтером в какой-то маленькой конторке и в основном все делала дома, только иногда выезжая в банк, налоговую, Пенсионный фонд и куда-то там еще. Но денег не хватало катастрофически, она регулярно твердила мне, что собирается взять еще одну фирму, но я, хорошо изучив подружку, предполагала, что этого придется ждать до второго пришествия. Ленка была готова есть один хлеб без масла, только бы не вставать лишний раз с любимого дивана.

Две мои давние подружки – Тамарка и Ленка – кардинально отличались от меня. Или это срабатывает закон единства противоположностей? Плюс тянется к минусу? Мне всегда хотелось быть во всем первой, стать лучшей ученицей в школе, студенткой в вузе, незаменимым специалистом на работе, выделиться из общей массы, зарабатывать больше всех – но именно зарабатывать, а не так, чтобы деньги вдруг свалились на меня с неба. Я не представляю себя без работы. Не представляю жизнь, заполненную бездельем. Мне нравится сам процесс вкалывания. Так сказать, сам путь наверх. Борьба за свое место под солнцем. Я никогда не могла оценить то, что давалось мне легко, а вот то, за что я боролась, отдавая все силы… По-моему, это так естественно. Но подружки думают по-другому.

– Зачем тебе все это нужно? – вопрошают они время от времени, когда я не нахожу в себе сил даже разговаривать с ними вечером по телефону, потому что думаю лишь о том, как донести голову до подушки.

Но мне нравится моя жизнь – и неприемлема та, которую ведут они. Я не ленива. Если нужно – сверну горы, но цели своей добьюсь. Я не жду, чтобы кто-то приносил мне что-то на блюдечке с золотой каемочкой. Я не могу ездить отдыхать больше чем на неделю – мне скучно без работы. Я не могу подстраиваться под мужчину и всегда высказываю свое мнение и отстаиваю его, я не сюсюкаю с поклонниками, не говорю им, какие они великолепные (если так не думаю) ради того, чтобы получить какие-то блага, и сразу заявляю, если что-нибудь меня не устраивает. Может, поэтому уже трижды разведена. С мужчиной мне должно быть интересно. Возможно, я не права. Или слишком люблю себя? И ценю?

Подружки же совсем другие. Голубая мечта Ленки – спонсор, который будет за нее все решать, ее содержать и наймет прислугу, которая бы занималась домом. А Ленка будет лежать на диване и смотреть мексиканские (бразильские, аргентинские) телесериалы или читать любовные романы. Да, этот самый мифический спонсор должен быть еще красив, хорошо сложен, великолепен в постели и боготворить Ленку. Периодически ей кажется, что она как раз встретила такого. Она принимает желаемое за действительное, переносит черты героев любовных романов на тех мужчин, которые попадаются у нее на пути. Но вскоре приходит прозрение… И период депрессии. В такие периоды Ленка напивается до чертиков. С горя, от несложившейся жизни. А потом она снова начинает поиски героя своего романа. Ей бы родиться веке этак в девятнадцатом, если не восемнадцатом, в помещичьей семье…

Тамарка более практична. Иногда (правда, только про себя) я называю ее хищницей. Ее единственная любовь – Андрей Савушкин, всех остальных мужчин она лишь использовала в своих интересах. Тамарка – отличная хозяйка, как я уже говорила. Дом у нее всегда в идеальном порядке, обед готов, салфетки накрахмалены, а сама подруга ухожена, накрашена и не в старом халате, в отличие от Ленки. Тамарка получала полное содержание, не горя, как и Ленка, желанием работать, но по своим избранникам не страдала, слезы не лила. Она пожила с несколькими мужчинами, правда, не очень подолгу. Между мужчинами проживала у меня (если я оказывалась на тот период без мужа), потому что альтернативой была квартира родителей, с которыми Тамарка отношений не поддерживает.

Рекордным, по ее собственным словам, у Тамарки получилось совместное проживание с Игорем, потом он сел. Самым главным результатом этого союза я считала квартиру, зарегистрированную на Тамаркино имя. Подружка с каждым своим сожителем поднимала вопрос о жилье (хотела иметь свое), но никто ей квартир не дарил, купил только Игорь. Правда, теперь неизвестно, что будет с этой квартирой. Игорь-то явно считает ее своей собственностью.

После расставания с сожителями Тамарка, в отличие от Ленки, в депрессию не впадала, тут же начинала искать следующего, заявляя всем и каждому, что ее последний – мерзавец, или похотливый самец, сбежавший к другой, или вообще полный придурок, который не стоит даже ее мизинца. Я радовалась такому подходу к делу, потому что, по крайней мере, Тамарку не требовалось утешать. А она продолжала поиски того, кому можно было бы сесть на шею надолго. И искать ей было не лень, в отличие от Ленки. Она подавала объявления в газеты, относила анкеты в службы знакомств, регулярно встречалась с претендентами… Молодец, конечно.

Но потом она снова встретила Андрея… И я поняла, что любовь на свете все-таки существует, если уж практичная Тамарка опять потеряла голову и только и говорит о милом. Надеюсь, что все у них сложится на этот раз. Хоть я лично и против Андрея.

К сожалению, Тамарка с Ленкой не очень-то любили друг друга. Тамарка искренне считала, что у нее на меня больше прав – как-никак знакомы с детского сада, а Ленка появилась, только когда нам было по семнадцать лет и мы поступили в вуз. Но Ленку терпела, как и Ленка ее. Из-за меня. Правда, я старалась общаться с ними по отдельности. Вообще всегда лучше общаться один на один, а не втроем.

– Ко мне нельзя, – сказала я звонившей Ленке. – Вернее, нежелательно.

– Тамарка? – тут же поняла она. – Игорь ее выгнал? – Фраза прозвучала с надеждой.

– Почему ты считаешь, что он ее выгнал? – уточнила я.

– Не выгнал?! – Теперь в Ленкином голосе звучало отчаяние.

А потом Ленка всхлипнула и спросила:

– Ты не знаешь точно? Выгнал или нет?

– Что с тобой? – удивленно спросила я. – Лен, что случилось?

– Ты представляешь… ты представляешь… Он мне даже ни разу не позвонил. А я… все дни сижу у телефона… С тех пор, как его освободили… А, значит, он не выгнал Тамарку. Но тогда почему она сейчас у тебя?

– Ты про Игоря?! – дошло до меня, когда Ленка уже стала говорить про Тамарку. – А почему он должен…

Мысли проносились у меня в голове на бешеной скорости. Я знала, что Ленка года полтора назад влюбилась в Игоря с первого взгляда и задалась целью отбить его у Тамарки. Игорь отвечал всем ее требованиям к образу идеального мужчины. Внешне – довольно симпатичен (даже я должна это признать), великолепная фигура (даже мне нравилось смотреть на его обнаженный торс, в особенности если он поворачивался спиной), бабок куры не клюют (значит, может содержать Ленку с родственниками и нанять прислугу), к тому же Ленка почему-то приписывала ему многие положительные внутренние качества. Этакий благородный рыцарь, впоследствии невинно осужденный. Ленка не верила, что этот былинный добрый молодец мог совершить несколько убийств и прочие грехи, ему вменяемые. Конечно, я предполагаю, что и в Игоре имеются какие-то положительные черты, но, по крайней мере, их не столько, сколькими его наделяла Ленка. Просто у меня против него предубеждение. Правда, до поры до времени я не предпринимала попыток развеять миф, хотя давно пришла к выводу, что хрустальные замки, с поразительной скоростью вырастающие в девических (и женских) мечтах, следует как можно скорее разбивать тяжелой бейсбольной битой.

– Ты сейчас где? – перебила я лившийся из Ленки несвязный поток жалоб, перемежаемый рыданиями, в которых через слово звучало имя Игорь.

– Дома. Где мне еще быть? – всхлипнула она. – А может, тебе в самом деле лучше подъехать ко мне? Вдруг он позвонит? Или нет, давай я выйду, а своим оставлю номер твоего мобильного, чтобы мама попросила Игоря перезвонить тебе, хорошо?

– Мне он перезванивать навряд ли будет, – хохотнула я.

– Ну я скажу, что я по этому номеру. Он же не помнит наизусть твой сотовый. Он его вообще знал? Не поймет, что это твой?

– Нет, конечно. – Я взглянула на часы. – Буду у тебя перед парадным минут через двадцать. Выходи. Заедем в какую-нибудь кафешку, кофе выпьем.

– А может, лучше на лавочке посидеть? – вдруг предложила Ленка. – Чтобы мама, если что, мне в окно крикнула, ну и я бегом по лестнице…

– Дура! – заорала я в трубку. – Тебе что, шестнадцать лет? Не будь такой доступной, идиотка! Захочет – дозвонится. Когда они хотят, на другом конце земного шара достанут.

– А если не захочет? – грустно спросила Ленка.

Глава 4

Санкт-Петербург. 8 апреля, четверг

Ленка выглядела откровенно плохо: глаза зареванные, лицо опухшее, не накрашена, расческой по волосам явно провела всего один раз.

– И куда бы ты поехала в таком виде, если бы Игорь позвонил? – спросила я. – Сколько времени тебе нужно, чтобы привести себя в порядок?

Ленка ответила, что ради Игоря она уложилась бы в пятнадцать минут – и сделала бы из себя конфетку. Я не очень поверила в это, конечно, но разубеждать подружку не хотелось. Я заметила, что Игорь мог бы приехать к ней прямо домой – что тогда? Тогда Ленка попросила бы его подождать те же пятнадцать минут и скрылась бы в ванной, а мама – Ленка уверена – поила бы Игоря кофе и вела с ним беседы на интересующие его темы. «Любопытно, какие темы интересуют Игоря в данный момент?» – хотелось спросить мне, но я сдержалась. Предполагаю, что ни Ленка, ни ее мама ответа не знали, а на темы банковских вкладов в швейцарских банках и наращивания воровского общака, а также отдачи долгов, выражающихся в сотнях тысяч, если не миллионах долларов, и прочего в том же духе говорить не очень умели. Они обычно занимали у меня рублей по тысяче, если не по пятьсот – до Ленкиной получки или бабушкиной пенсии.

Я вспомнила про небольшое кафе, которое видела в прошлый свой приезд к Ленке. По-моему, оно совсем недавно открылось на месте какого-то магазинчика. Только вот что там подают? Хотя какая разница?

В кафе оказалось очень уютно, всего семь столиков, на четыре человека каждый, играла тихая музыка, неяркий свет не давал рассмотреть лица, в двух углах сидели парочки, мы устроились еще в одном. Молоденькая официантка приятной наружности пришла брать заказ. Ленка попросила коньяку, я ограничилась апельсиновым соком, потому что за рулем, мы также решили съесть мороженое ассорти, а вдогонку выпить кофе.

Практически сразу же вслед за нами в кафе вошел молодой человек среднего роста в джинсах и кожаной куртке и занял соседний с нами столик. Подружка бросила на него беглый взгляд, но не заинтересовалась. Мне он вообще был до лампочки.

– Ну рассказывай, – предложила я, когда Ленка хлопнула свой коньяк (пятьдесят граммов) и тут же заказала еще.

Выяснилось, что подружка все это время не хотела мне говорить про предпринятые ею действия в отношении Казанского – опасалась (и вполне оправданно), что я встану на дыбы, начну ее воспитывать или еще что-то придумаю. В общем, она вполне могла предположить мою реакцию, если бы я узнала, что она носит Игорю передачки и ходит на набережную перед «Крестами», чтобы хотя бы мельком увидеть в одном из тюремных окон любимый силуэт. У меня челюсть поползла вниз.

– Ты носила ему передачки? – переспросила я. – Ходила на Арсенальную?

Ленка всхлипнула и кивнула, пожалев лишь о том, что ей не удалось выплакать свидание с Игорем. Она вообще-то предлагала ему выйти за него замуж – тогда бы, конечно, было легче, но он благородно отказался, заявив, что не может обрекать Ленку на судьбу жены заключенного. Игорь, как мне было сказано, вообще настоящий мужчина, другой на его месте тут же ухватился бы за предложение любой женщины, а Игорь думал о Ленкином будущем. Но она была готова повторить подвиг декабристских жен и ехать на Колыму или куда там сейчас отправляют, только бы быть вместе с любимым.

– А ты о дочке и матери подумала? – воскликнула я в возмущении. – На кого бы ты их оставила?

– Но ведь декабристки же…

Я высказалась непечатно. Мне тут же в качестве нового аргумента привели последнюю жену Дмитрия Якубовского. Я промолчала, но серьезно задумалась, не пора ли все-таки насильно сводить Ленку к специалисту по съехавшим мозгам.

С большим трудом я взяла себя в руки для того, чтобы разобраться с ситуацией до конца. Что там эта идиотка натворила за последние десять месяцев? Правильно, что она боялась со мной делиться. Если мне правильно помнится, она зимой не знала, на что Ирке новую шубку купить. Я подарила на Новый год. Мне, конечно, для своей крестницы не жалко, но неужели Ленка тратила последние деньги на передачки Игорю вместо того, чтобы лишний раз купить дочке фруктов?! Матери лекарства? Самой нормально пожрать?

Именно так и было.

– Но, Катька, я теперь все знаю! – воскликнула Ленка. – Если кто-то из твоих сядет, я тебе все расскажу. Что можно носить, что нельзя, как разговаривать…

Ленка за время своих посещений известного в Питере места и его окрестностей успела перезнакомиться с другими женщинами, а также с женами соратников Игоря, которые, так же как Ленка, носили передачки своим и рисовали в воздухе алфавит (вернее, слова), стоя на набережной напротив камер, а потом ждали, когда любимые пульнут запиской в ответ.

– Ты на судебные заседания ходила? Ты присутствовала в понедельник в зале, когда его освободили из-под стражи? – спросила я.

Ленка всхлипнула. Она была только на первом – и потеряла сознание в зале суда. Адвокат Казанского попросил ее больше не ходить, потому что ее истерики могут навредить Игорю – так ей было сказано. Благополучие любимого было для Ленки свято, да она и сама понимала, что не отвечает за свои действия. Девчонки, жены и подруги соратников Игоря, вели себя поспокойнее и сообщали Ленке о ходе дела.

Когда в понедельник они не позвонили, как бывало обычно после очередного заседания, Ленка стала набирать номер вначале одной, потом другой. Ни у первой, ни у второй дома никто не отвечал. Тогда Ленка позвонила адвокату и узнала, что Игорь свободен. Она не представляла, где его искать, но сидела на телефоне несколько часов. С кем только не связывалась… А потом решила, что не должна занимать линию. Ведь Игорь должен ей позвонить сам. Наверное, звонил, а у нее все время занято. Как же она не подумала?! И она до сих пор ждет его звонка.

Я хотела высказать вслух все, что думаю об Игоре, но решила сдержаться, чтобы не сделать Ленке еще больнее. Правда, дала себе слово, что при личной встрече (а почему-то я не сомневалась, что она меня ждет в ближайшее время) я выдам Казанскому все, что у меня накопилось.

– Ты до девчонок дозвонилась в конце концов или нет? – спросила я у Ленки.

Она покачала головой.

– Наверное, отмечают освобождение вместе со своими мужчинами, – всхлипнула Ленка. – Кать, ну почему я такая несчастная? Я к нему со всей душой, а он…

Я должна была как-то успокоить подружку.

– А ты не подумала, что он сейчас в запое? – высказала я предположение. – Вышел – и в загул. Он просто не в состоянии сейчас тебе позвонить. Физически не в состоянии. А потом приедет к тебе с извинениями. К Тамарке он не вернулся. Это я тебе точно говорю. И она не хочет возобновления отношений. Ты же знаешь Томку: баба она практичная, когда Игорь сел, она сразу же оценила ситуацию и пришла к выводу, что с ним больше ловить нечего. И теперь у нее Андрей, ты же в курсе. К кому еще Игорь мог пойти? Ну если и трахнул вчера-сегодня какую-то проститутку по пьяному делу? После десяти месяцев тюрьмы? Может, он после такого простоя… опасается встречаться с женщиной, которая ему нравится? С тобой? Ты же знаешь, что мужики на этом деле зацикленные. Встанет – не встанет. Ему для уверенности нужно было себя проверить. Он же не хочет перед тобой ударить в грязь лицом. Подумай.

Я несла еще какую-то ахинею на эту тему, но – главное – Ленка перестала реветь и слушала меня внимательно. Эх, если бы только я была права…

– Он не пьет, – вдруг резко перебила она меня.

– С чего ты взяла?

– Я специально обращала внимание. У Тамарки на дне рождения. Когда я на него глаз положила. Я еще спросила. А он тогда сказал, что ему всегда нужно быть трезвым, потому что в любой момент могут вызвать по делам. В крайнем случае – легкое вино. И все. Я тогда как раз подумала: непьющий мужик – мечта любой русской женщины.

– Ну это когда было! – воскликнула я. – А тут такое событие. Он часто из тюрьмы выходит? Первый раз? Так что ты хочешь?

Пожалуй, мне удалось убедить Ленку. Я сказала ей, чтобы до начала следующей недели горячку не порола, а занималась своими делами. Игорь прорежется. Надо просто дать ему время отойти от всех переживаний.

«Вот только какие сейчас переживания у Казанского?» – хотелось бы выяснить мне. И сколько ему осталось жить? Ведь я не знала точно, какими делами крутил Игорь, почему именно оказался в «Крестах» (Тимофей утверждает, что его специально подставили), почему таинственные «шефы» теперь приложили титанические усилия, чтобы его вытащить, повесив все обвинения на одного из соратников.

И ведь я лично присутствовала при ограблении в швейцарском банке, во время которого парни в масках опустошили ячейку Казанского… Двое из грабителей были моими соотечественниками. Кто они? Кто их нанял?

А я сама что, другого времени не могла выбрать для посещения банка?!

Но откуда ж я могла знать?!

Вот только бы Игорюня не пронюхал каким-то образом, что я там была в самый неподходящий момент. Это швейцарскую полицию мне удалось убедить в своей непричастности к делу (я ведь и в самом деле непричастна!), но вот удастся ли убедить Казанского, если у него почему-либо возникнет подозрение? Игорюня и швейцарская полиция – это две большие разницы, как говорят в Одессе. Надо бы подумать, как подстраховаться. Как, на всякий случай, получше прикрыть свою задницу.

– Ну что, по домам? – посмотрела я на Ленку. – А то мне с Тимкой гулять пора.

– Поехали. – Подружка явно повеселела.

Открывая машину, я заметила, что сидевший за соседним столиком ничем не примечательный молодой человек тоже покинул кафе и направляется к стареньким темно-синим «Жигулям».

«А он, случайно, не по мою душу?! – внезапно мелькнула мысль, правда, я тут же себя одернула: – С какой стати? Но ведь я только что думала о Казанском… Надо повнимательней поглядывать по сторонам», – решила я.

У Ленки резко улучшилось настроение.

– Спасибо, Катька! – сказала она, чмокнув меня в щеку. – Ты настоящий друг, Пятачок! Я тебе позвоню, как только Игорь прорежется.

Она вдруг задержалась, уже приоткрыв дверцу машины.

– Кать, а ты не могла бы ему позвонить? Ну ведь ты… не боишься, что он тебя пошлет, да? Тебе плевать, да? Кать, ради меня! Позвони ему, пожалуйста! Скажи, что я жду. Так только ты можешь сказать, – Ленка хитро улыбнулась. – Позвонишь?

Я на мгновение задумалась. Мне, конечно, было плевать, отправит меня Игорь катиться к известной матери на белом катере или нет, но напоминать ему о своем существовании очень не хотелось.

– Давай в любом случае подождем до понедельника, – заявила я Ленке. – Лучше, если он сам тебе позвонит.

– Ну если ты так считаешь…

– Считаю.

Ленка еще раз чмокнула меня и помчалась к парадному, помахав мне на прощание рукой.

А я для себя решила, что мне следует – на всякий случай – выяснить у второго бывшего все возможные телефоны и «берлоги» Игоря – если Тимофей, конечно, что-то знает. Но ведь должен?

По пути к дому я несколько раз смотрела в зеркало заднего вида. Ни темно-синих «Жигулей», ни каких бы то ни было машин, неотступно следующих за мной, я не заметила. «Приход и уход молодого человека в кафе был просто совпадением», – сказала я себе.

Глава 5

Санкт-Петербург. 9 апреля, пятница

Когда я в пятницу пришла с работы, мои гости были уже готовы к выходу. Я специально вернулась пораньше, чтобы попрощаться и пожелать удачи своим бывшим родственникам и нынешним знакомым. Признаюсь честно, если бы встретила эту компанию на улице, не узнала бы… Артем Александрович хорошо поработал над лицами и прическами, а Тамарка – мастерица на все руки – подогнала выданную Николаем летную форму, так что на мужчинах и на ней самой она сидела точно по фигуре.

– Ну как мы тебе? – спросил Тимофей, лихо заламывая фуражку на голове.

– Класс! – честно сказала я.

Тамарка показала мне, что наготовила, где что стоит, что есть в первую очередь, что долго не испортится. Эх, как же я буду без нее? Хоть прислугу нанимай. Или, может, предложить Ленке? Хотя из Ленки такая же хозяйка, как из меня.

Потом Тимофей отвел меня в сторону и предложил уединиться в спальне, правда, не для постельных утех. Я как раз сама хотела кое-что у него уточнить, но он меня опередил.

– Я вообще-то, может, скоро вернусь, – заявил предпоследний. – Это я в среду тут всем пел про жизнь рантье… Но тебе-то могу сказать. А для всех в банке я официально в командировке. Только вот сколько она продлится…

Я спросила, что по этому поводу думает управляющий «Невского».

– Так он в курсе, – хмыкнул Тимофей.

«Вместе погрели руки?» – мелькнула мысль.

– В общем, Катька, мы с ним решили, что я временно отбываю из страны. Потому что – если что – все стрелки переведут на меня. А мне это надо? Ты же понимаешь. Пока что тихо посижу на Диком Западе, вернее, цивилизованном. Кое-какие делишки доделаю. Стану работать оттуда. А там видно будет. Посмотрим.

– Ждешь, не кокнут ли Казанского? – усмехнулась я.

Внимательный взгляд, брошенный на меня Тимофеем, подтвердил, что я оказалась права в своих догадках. Второй бывший помолчал секунд тридцать, потом хмыкнул и заметил, что я всегда отличалась проницательностью.

– Подозреваю, что не только ты ждешь внезапной безвременной кончины Игорюни, – заметила я. – Так почему бы не помочь бывшему соратнику? Или бабок жалко?

– На Казанского? Жалко, Катька. Честно, жалко. Он ведь сегодня – дорогой товар. Сама посуди. Ведь расценки, как тебе известно, поднимаются и опускаются прямо пропорционально рейтингу жертвы. А если такие бабки были заплачены за Игорюнино освобождение? Ему сейчас, наверное, охрану обеспечили – первый класс. Не просто же так его вытянули.

– Но ты все равно рассчитываешь на то, что его уберут? – уточнила я.

Тимофей считал, что раньше или позже это будет сделано. После того как Игорь вернет серьезным людям «крутые бабки», по выражению моего второго бывшего. Какую сумму он подразумевал под этим туманным определением, сказать затрудняюсь, но предполагаю, что она исчислялась в миллионах долларов. Иначе игра не стоила бы свеч. С другой стороны, Игорюня сам не дурак и, наверное, постарается сделать ноги при первой же возможности. Если получится, конечно. Но кто знает, где у него что зарыто и сколько приготовлено нор?

Опять же, мой второй бывший, скорее всего, не одинок в желании как можно скорее отправить Игоря чистить котлы в преисподней. Может, кому-то в ближайшее время придется терять гораздо больше, чем Тимофею, – если этот кто-то быстро не сориентируется и не пожалеет бабок.

Но, главное, трудно сказать, что в обозримом будущем предпримет сам Казанский. Какую тактику запланировал он? Игорь вполне может заложить «шефам» всех, о ком только вспомнит, независимо от того, виноваты они в чем-то или нет, в любом случае его старым знакомым лучше не попадаться ему на глаза. Мой второй бывший плохо представлял, как работает мысль у Казанского, Игорь в свое время много раз удивлял Тимофея – и приятно, и неприятно.

– Но если ты, Катюха, сможешь что-то выяснить – век благодарен буду. Или слушок какой-то до тебя дойдет… Ну, ты сама понимаешь. Чего тебе объяснять? Звякни, ладно?

– Куда? Номер не забудь оставить.

Предпоследний сказал, что в первые пару дней у него будет работать мобильный, а в самом скором времени он сообщит мне номер, по которому его можно будет найти или оставить для него информацию. Как только обустроится на новом месте. Или договорится с кем-то, кто будет принимать для него сообщения.

– Ты хочешь осесть на Кипре? – спросила я.

Тимофей пожал плечами, потом заявил, что, скорее всего, нет. Он планировал отделиться от остальной компании, как только они выйдут из самолета в Ларнаке. Там уже каждый за себя. Тут не до сантиментов и не до старой дружбы и родственных чувств. Своя шкура – она и есть своя шкура и обычно дороже хозяину, чем чья-нибудь.

– И вот еще что, Катька…

Предпоследний замолчал, видимо, так пока и не решив, открывать мне какую-то дополнительную информацию или не открывать. Я же заметила, что меня все-таки интересует один момент: второй бывший кинул Игоря только тогда, когда тот сел, то есть десять месяцев назад? Тимофей не понял вопроса и попросил уточнить.

– Если я правильно уяснила суть того, что ты вещал в среду, Игорь пускал в дело часть денег втайне от своих «шефов», прибыль вы с ним делили между собой. Так?

– Ну.

– После того как его посадили, ты сам снял сливки и все это присвоил. Так?

– Ну. К чему ты клонишь? На больший процент набиваешься? Не волнуйся, подруга. Я свое слово держу. Я же понимаю, что без твоей помощи мне головы не сносить. К кому еще я могу обратиться? Батя, конечно, поможет в меру сил, но он-то в наших делах не особо рубит. Да что я тебе объясняю?

Предпоследний помолчал несколько секунд, мечтательно уставившись в даль, и добавил:

– Это огромные суммы, Катька! Кому, как не тебе, это понять! За них не то что голову оторвут… За них… Да я не знаю, черт побери! Я не жилец на этом свете, если Игорь вдруг откроет рот. – Второй бывший опять помолчал несколько секунд, усмехнулся и добавил: – Но, думаю, не откроет. Потому что его тоже по головке не погладят. Он сам будет меня искать. Наврет своим «шефам» что-нибудь. Но ты-то к чему клонишь? Чего на этот раз удумала, мыслительница?

Вслух я заявила, что просто еще раз хотела уяснить ситуацию, а для себя решила, что про ограбление во вторник швейцарского банка лучше даже не упоминать. То есть Тимофей к тому ограблению не имел никакого отношения. У меня, откровенно говоря, появлялась мысль, что именно он явился его вдохновителем… Ведь кто мог знать про ячейку Казанского в том банке? Кто мог иметь доступ к его персональному ключу? Не дома же у Тамарки Игорюня его хранил, в конце-то концов? Не при себе ведь носил? Хотя откуда я могу знать, где он у него лежал? Я на всякий случай часть своих богатств (вернее, ключей от них – различных в плане материалов и форм) храню в квартире родителей, в коробочке со всяким металлическим хламом – старыми ключами, скрепками, крючками. Есть у моего отца такая, из которой он ничего не выбрасывает. И особо предупрежден, что там лежат мои запасные ключи.

– Ты еще что-то хотел мне сказать? – посмотрела я на второго бывшего невинным взором. Не вытянешь из меня, милый, то, что я не хочу открывать. А вот я из тебя попробую – потому что ты уже почти готов со мной поделиться еще какой-то информацией.

– В общем… я кое-какие бумаги оставил в квартире у бати.

Тимофей пояснил, где в квартире Артема Александровича пристроил свое богатство. Я примерно представляла это место. Вообще у бывшего свекра хранится столько хламу… И кругом валяются какие-то парики, стоят в бутылочках и баночках разнообразные составы, лежат косметические наборы, кисточки, щеточки, щипчики, пилки, пинцеты, ножницы… Чего там только нет… Но свекор знает предназначение каждой штуковины и в нужный момент всегда выудит что-нибудь такое хитрое, что изменит внешность клиента до неузнаваемости…

Второй бывший также оставил отцу крупную сумму денег на непредвиденные расходы – вообще хранил деньги у родителя (я тоже делаю подобное: незачем всему лежать в моей квартире).

– А потом, Катька… Я вообще-то составил завещание. Ну не сейчас… С полгода назад. Нет, раньше. После кризиса. Ну на тот случай… В общем, если меня убьют.

– Тимка, прекрати эти разговоры! – рявкнула я на предпоследнего.

Но он меня перебил, заявив, что все мы под богом ходим, а банкирская доля – нелегка, и в нашей стране его профессия относится к категории наиболее опасных, наряду с шахтерами, космонавтами, спасателями и телохранителями. А если посчитать, кого больше умирает не своей смертью… Короче, Тимофей решил, что должен думать и о тех, кто останется после него, и просил меня проследить за тем, чтобы его мать и отец получили то, что он хотел. Большая же часть была завещана мне.

– А мне-то за что? – искренне удивилась я, еще несколько минут назад думавшая о процентах. Но ведь с определенных сумм, а не с имущества Тимофея. На черта оно мне? Да и в самом деле, с какой стати? – Ну ладно бы ребенок у нас с тобой был, а так…

Тимофей посмотрел на меня каким-то странным взглядом, а потом выпалил:

– Родила бы ты, что ли, Катька? Давай, может, когда все это утрясется… Дай бог, конечно, чтобы утряслось… Я тебе снова замуж не предлагаю. Знаю, что вместе не уживемся. Но, может, ребенка родим, а? Я ни с кем не хочу общего, кроме как с тобой. Честно. Ну будет у нас что-то типа гостевого брака? Наверное, для нас с тобой это оптимальный вариант. С самого начала надо было так жить. До сих пор, может, жили бы. Кать, ты подумай? Я, конечно, сволочь был…

Я попыталась разуверить предпоследнего, что никакого зла на него не держу и вообще не обижаюсь. Ну подумаешь: считал меня дурой. Это, конечно, не подумаешь, я тогда была готова летать на метле, но тем не менее… После развода и по прошествии некоторого времени я успокоилась и считаю второго бывшего своим другом. Так же, как и третьего. В принципе, Тимофей – мужик неплохой. В особенности если видеть его не чаще одного раза в неделю. Или в месяц.

Но второй бывший не дал мне произнести всю задуманную речь, заявив, что у нас мало времени, назвал имя нотариуса, у которого оставлено завещание, добавил, правда, что в нем нет ни слова касательно зарубежных вкладов (даже нотариусу знать о них необязательно), про них Тимофей сказал устно.

– В общем, Катька… Надеюсь, еще увидимся. Всего тебе. И ты в самом деле подумай насчет ребенка. Я серьезно. Может, потом ко мне приедешь, а? Я тебе сообщу, где осяду. Там сама недельку выберешь. А с ребенком и твои посидят, да и батя рад будет. И мать. Она-то вообще на седьмом небе окажется. Тебе делать ничего не придется. Гарантированно! Катька, я позвоню, как где-то осяду. Ну, бывай!

Второй бывший чмокнул меня в щечку, обнял, крепко прижал к себе и едва слышно прошептал на ухо:

– Ты бы поосторожнее, Катька. Не высовывайся. Сиди тихо. Ох, некстати ты в Швейцарии была…

Я резко отстранилась от Тимофея и внимательно на него посмотрела. Он мгновенно отвел взгляд, еще раз чмокнул меня и вышел из моей спальни, под дверью которой уже томился третий. Тоже с откровениями? И что хотел сказать Тимофей?! Хотя в принципе ясно…

– Ну а что скажешь ты? – обратилась я к Леониду, когда тот плотно закрыл за собой дверь.

– Да вот хотел с тобой попрощаться, – своим обычным размеренным тоном сообщил третий. – Ждал своей очереди.

Я же решила постараться выяснить и у Леонида, что заставляет его стремительно покидать пределы родной страны. Я знала и понимала мотивы Тимофея и Тамарки с Андреем, но Леонид так пока ничего и не сказал вразумительного. А мне следовало бы быть в курсе. Для себя лично. Чтобы лучше представлять, с какой стороны ждать подвоха. Каких дров наломал мой третий бывший муж?

– Ну, колись, – сказала я ему. – Чтобы я хоть примерно знала, чего ты изобрел на этот раз.

– Много будешь знать – не дадут состариться, Катерина, – нравоучительным тоном изрек третий. – Так что даже не спрашивай. – Подумал немного и добавил: – Все объяснить все равно не смогу. Долго. Специфично. И вообще неинтересно. И я сам далеко не во всем уверен. Намерен проверить. А чего зря воду мутить?

«Но страну покидаешь в спешном порядке», – подумала я, а вслух спросила:

– Ты кинул самого Казанского?

Третий бывший задумался на мгновение, почесал подбородок, а потом выдал:

– Не уверен. Я не знаю. Но не исключаю.

– То есть?

– Отстань, Катька! Сказал же, право слово! Не знаю. Придумал тут пару штучек хитрых… Вот выберусь за границу. Кое-что уточню. А потом двину в одну фирмочку. Меня давно приглашали у них поработать. Запатентую свои штуковинки, а там видно будет. Ну а ты… За домом присматривай, ладно? Ключи у тебя есть. Пользуйся, когда захочешь.

В общем, последний муж тоже составил завещание и отписал долю мне. Официально мы имущество не делили. Мы просто поняли, что не можем жить в одном доме – спокойный, медлительный Леня и я со своей склонностью к авантюризму и любовью к хождению по лезвию бритвы.

Богатая я наследница, как показывает информация последних дней, вернее часов, даже минут. Только лучше бы мои бывшие сами оставались живы и здоровы и пользовались завещанным мне имуществом. О чем я и поведала Леониду.

– Мы постараемся, – улыбнулся он. – Мы с Тимофеем живучие. Тебя выдержали, – он хмыкнул. – А это уже что-то.

Леонид к осторожности не призывал, просто поцеловал меня, и мы вместе покинули спальню. С Тамаркой расцеловались уже в прихожей, Андрюша пожал мне руку. А во дворе перед моим парадным уже стоял небольшой автобус.

Мы с Артемом Александровичем не пошли провожать «летчиков», чтобы не привлекать к себе внимания. Никому не нужно знать, что они выходят от меня.

После отъезда гостей в квартире стало тихо и пусто, даже у любимого пса испортилось настроение, несмотря на предстоящую прогулку, которую я откладывала до тех пор, пока гости не покинут пределы моей квартиры. Теперь же сказала бывшему свекру:

– Мы с Тимкой вас проводим. А если хотите – пойдемте погуляем с нами, потом еще чайку попьем. Вы как?

– Да нет, Катя. Поеду я домой. Устал.

Свекор помолчал немного, а потом поинтересовался, не выяснила ли я у Тимки чего-нибудь конкретного. Я вздохнула. Зачем зря расстраивать мужика?

– Мафиозные дела, да, Катя? – не отставал Артем Александрович.

– Мафиозные, – кивнула я. – Но я думаю, что все утрясется.

Откровенно говоря, я была далека от подобных мыслей, но уже радовалась, что к ограблению швейцарского банка Тимофей не имел никакого отношения. А с другими деньгами вполне может и отмазаться. В особенности если Казанский лишний раз не станет открывать рот. И если Тимофей играет только против Игоря… Шанс, конечно, есть, и неплохой.

Вскоре я проводила Артема Александровича и устроилась напротив телевизора с телефоном под боком в ожидании звонка с Кипра.

Они связались со мной, как и обещали. Долетели нормально, просили меня поблагодарить Николая из Пулкова лично, что я и сделала в субботу днем.

Глава 6

Санкт-Петербург. 11 апреля, воскресенье

В воскресенье я бесцельно шлялась по квартире, наслаждаясь кратковременным периодом безделья. Тимка ходил вслед за мной. Я раздумывала, позвонить подруге Ленке или не позвонить? Было желание с кем-то поболтать, Тамарка находилась вне пределов досягаемости, куда-либо тащиться не хотелось из тех соображений, что я предпочитаю всегда сама быть за рулем, а значит, не выпьешь (какая ж встреча без рюмки?), Ленку же к себе вызвонить реально: несмотря на свою легендарную лень, ко мне она вполне может выбраться. Ко мне не надо ни одеваться, ни краситься, а если я еще предложу оплатить ей такси… Приедет. Но, с другой стороны, тогда мне предстоит весь вечер слушать про Игорюню. А это не являлось мечтой моей жизни. Или Ленка еще захочет, чтобы я ему звонила, чего я делать не намерена. На всякий случай я записала его телефоны – все, которые имелись у Тимофея, если они, конечно, не устарели. Но звонить я не буду. Тем более из-за Ленки. Хотя он и сволочь. Баба его из тюрьмы ждала, передачки носила, а он, негодник… Я захлебнулась праведным гневом. Может, все-таки позвонить и выплеснуть все свое плохое настроение? Как раз мне самой полегчает? Говорят же психологи, что нельзя держать в себе отрицательные эмоции. Я их обычно выпускаю на дороге, открыв окно машины и общаясь с другими водителями с помощью нецензурной лексики. Очень хорошо потом себя чувствую, кстати. А сейчас чего-то так тошно… Или я это из-за своих? Ведь с бывшими родственниками и знакомыми такая неопределенность…

Но нет, пожалуй, лучше лишний раз не напоминать Игорю о себе, в особенности если он каким-то образом узнает о том, что я в самый неподходящий момент находилась в цюрихском банке. Кто знает, что может прийти в голову Казанскому? И я для него ассоциируюсь со сбежавшей Тамаркой, а также двумя своими бывшими мужьями. Хотя и с Ленкой, наверное, тоже. Вот если сам позвонит… Что не исключено. Тогда уж я ему выдам про Ленку. А потом послушаю, что он там хотел мне сообщить. Переведу стрелку, так сказать. В любом случае скажу ему, какой он гад – в смысле отношения к женщинам. Думаю, он не удивится моему мнению. Только бы про банк ничего не спрашивал.

Нет, Ленке, пожалуй, сама звонить не буду. Но с кем бы пообщаться?

Внезапно тишину квартиры прорезал резкий звук телефонного звонка. Бог внял моим молитвам? Кто-то сам захотел меня услышать, не исключено, что и увидеть?

Я подлетела к аппарату. До боли знакомый номер. Чей это? Тимкин?! Тимкиной квартиры?

Я сняла трубку с замиранием сердца.

– Катя! Катюха! – заорал мне в ухо Артем Александрович. – Катенька, тут такое…

– Вы в квартире Тимофея? – уточнила я.

– Да. Откуда ты… Ах да, у тебя же определитель. Тут я. Катя, здесь все вверх дном. Ну просто… Мамай прошел. Ураган тропический. Все вывернуто. Все с полок. Ящики. Матрасы вспороты. Матерь Божия! Катя, ты представляешь?!

Я вполне представляла, но пока Артем Александрович говорил, у меня возникла весьма любопытная мысль: а чего это он сегодня поперся в квартиру сына? Или Тимофей дал задание? Что-то отыскать? Или забрать? А может, Артем Александрович поехал по собственной инициативе, чтобы найти… Что он там хотел найти?

Свекор тем временем спрашивал меня о том, стоит ли вызывать милицию или нет? Как я считаю? Нужно их подключать или не стоит? Ведь, ясное дело, никого не найдут. А вопросы у них лишние возникнут. Еще не хватало, чтобы за поиски Тимофея взялись и правоохранительные органы. Ведь если сам Тимофей к ним за помощью не обратился, когда у него возникли проблемы, то и нам, наверное, не стоит. А если еще в Интерпол позвонят, поскольку Тимофей за границей? Или как там наши просят у них содействия? В любом случае Артем Александрович не намерен натравливать ни Интерпол, ни родную милицию, ФСБ и кто там у нас еще есть на единственного сына.

Я поняла, что свекор уже принял решение по этому поводу и только хотел, чтобы я подтвердила его правильность. Я подтвердила. Мне тоже не хотелось видеть ни милицию, ни ФСБ, ни Интерпол, но хотелось узнать, зачем Артем Александрович поперся сегодня в квартиру сына.

– Кать, а ты можешь сюда приехать? Прямо сейчас?

– Зачем? – спросила я.

– Ну, взглянешь… Посмотришь, что искали.

– Откуда я могу знать, что там у Тимофея искали?! – заорала я. – Я у него в квартире знаете когда в последний раз была?

– Не знаю, – спокойно ответил свекор. – Кать, приезжай, а? Ну пожалуйста.

– Хорошо, – милостиво согласилась я, думая, что и при личной встрече я из свекра вытяну гораздо больше.

Вот и занятие на вторую половину дня воскресенья. А я беспокоилась. Тосковала. Сейчас будет не до скуки.

Я быстренько привела себя в порядок. Пес, поняв, что я куда-то собралась, посмотрел на меня жалобно и несколько раз просяще тявкнул, словно говоря: «Ты и в воскресенье оставляешь меня одного?»

«А почему бы мне не взять собаку в квартиру Тимофея?» – подумала я и надела на пса ошейник. Мы добежали до стоянки, Тимка запрыгнул на переднее место пассажира, и мы отправились в путь.

Случайно бросив взгляд в зеркало заднего вида при подъезде к дому Тимофея, я заметила темно-синие «Жигули» – и чуть не врезалась во впереди идущую машину.

Так… Мне это совсем не нравится… Кто за мной следит, черт побери?!

Во двор дома Тимофея «Жигули» заехали вскоре после меня и припарковались напротив первого парадного. Я уже притормозила у Тимкиного, вышла, щелкнула пультом сигнализации. Пес справлял дела под ближайшим столбом. Не глядя в сторону «Жигулей», я вошла в дом. Не будем пока показывать «хвосту», что я его заметила.

Как выяснилось на месте, Артем Александрович решил использовать квартиру сына как дом свиданий. Наверное, он делал это и раньше в отсутствие Тимофея, а теперь тот оставил отцу ключи насовсем… Или у отца имелись запасные, что скорее всего.

В квартире уже проводила уборку миловидная худенькая девчушка лет восемнадцати. С каждым годом пассии Артема Александровича становятся все моложе и моложе, как я посмотрю. Только типаж всегда один: стройны до жалости. Да и сам свекор, в общем-то, невелик ростом, очень юркий и так резво прыгает вокруг клиентов… Молодые позавидуют. Мне неоднократно доводилось видеть, как он работает. Столько энергии! А сам словно на пружинках. И туда, и сюда.

Девчушка вежливо поздоровалась со мной, украдкой меня оглядывая. Тимка принялся носиться по комнатам (их тут было две), зарываясь в выброшенное из шкафов и тумбочек барахло. Псу разруха в квартире очень понравилась. Ну что ж, негодяи хоть кому-то угодили.

– Пошли на кухню, – позвал меня бывший свекор.

Он уже сварил кофе к моему приходу и сейчас разлил его по чашкам. В кухне был относительный порядок – такой, какой остался после Тимофея. Девушка осталась прибираться в комнатах.

– Я ей сказал, чтобы разложила по местам, что сможет, – пояснил Артем Александрович, сообщивший мне, что новую пассию зовут Аня и он подумывает, не заменить ли нынешнюю его «старуху» («старухе» было лет двадцать пять, если не меньше) на Анюту. Но Анюту следовало вначале испробовать в деле, он и привез ее сюда. В первый раз сегодня. И вот что из этого вышло.

– Посмотрите, какая она хозяйка, – с серьезным видом заметила я. – Тоже ведь немаловажный фактор.

– Еще не хватало, чтобы наводила порядок у меня дома! – с возмущением воскликнул свекор. – Я в своих вещах ни одной бабе копаться не дам! Сразу вышвырну вон! Напутает мне там еще, что где хранится. У меня только с виду беспорядок, а я, Катерина, знаю, где какой состав стоит, где какой парик лежит. С закрытыми глазами найду. Вот так-то! Мне баба не для порядка нужна.

Свекор, кобелина старый, хитро подмигнул мне, но сразу же стал серьезным и перешел к делу:

– Как думаешь, это обычные воры были или…

– Ну откуда я знаю?

– Как думаешь, спрашиваю.

Я, конечно, думала так же, как и Артем Александрович. И считала, что в квартире Тимофея найти они ничего не могли. Не такой дурак мой предпоследний. Все, что могло заинтересовать тех, кто сюда влез, Тимофей давно из квартиры вывез. Если вообще когда-то держал тут что-то интересное.

Как я поняла из слов Тимофея в пятницу, он не ставил отца в известность о том, что спрятал какие-то бумаги в его квартире. Наверное, в надежде, что отец не залезет в тот ящик, куда Тимофей положил свое добро. Он специально выбрал самый нижний и трудно выдвигаемый в одном из еще прабабушкиных комодов (самом дальнем), хранившихся в квартире свекра. Правда, по закону подлости, Артему Александровичу может что-то понадобиться как раз из него. Если в нем еще что-то лежит, конечно. Не все же ящики у свекра забиты до отказа? Хотя, как знать… Но, я надеюсь, он в любом случае быстро поймет, чьи это бумаги. И сделает соответствующие выводы. Или позвонит мне. Надо бы подспудно укрепить его в этой мысли, чтобы, если случится что-то неординарное, сразу звонил мне. Вместе мы что-то скорее придумаем, чем по отдельности. Да и мне самой, не исключено, потребуется какая-то помощь. А на кого я могу рассчитывать, по большому счету? Родители, едва заикнешься даже о какой-то мелкой проблеме, – сразу начинают пригоршнями поглощать валидол, запивая корвалолом. Мне это надо? Себе дороже. А с Артемом Александровичем мы общий язык находим быстро.

– Кать, – внимательно посмотрел на меня бывший свекор, – ты знаешь, как связаться с Тимофеем? Он тебе уже звонил?

Я сообщила, что вся компания связалась со мной в ночь с пятницы на субботу после приземления в Ларнаке и что сейчас можно попробовать позвонить на сотовый, хотя я не была уверена, что Тимофей оставит его включенным. На его месте я только звонила бы сама.

– Попробуй набрать, – попросил свекор.

Я попробовала – но безрезультатно.

– Кать, – посмотрел на меня Артем Александрович, – если Тимофей с тобой свяжется, пусть мне позвонит обязательно, ладно?

– Передам, – кивнула я.

Но сама была заинтригована. Свекор хотел тут что-то найти? Или в самом деле только пассию привез трахнуть? Я ведь в случае, если второй бывший со мной свяжется, сама в состоянии сообщить ему, что кто-то серьезно интересовался его квартирой. Пожалуй, Тимофей сказал отцу что-то, что не сказал мне. И наоборот. А не пришла ли нам пора сверить имеющуюся информацию? Ведь мы оба заинтересованы в Тимкином благополучии и долголетии.

Я выступила с конкретным предложением. Свекор вздохнул, потом попытался выяснить, что мне сообщил Тимофей. Я тоже вздохнула, взяла со свекра страшную клятву, что он ни перед кем, включая родного сына, не откроет рта, и рассказала о бумагах в одном из ящиков в квартире Артема Александровича. Про завещание и зарубежные банковские счета умолчала.

Свекор предложил прямо сейчас поехать к нему и посмотреть эти бумаги. Ему обязательно требовалось мое присутствие. По идее, Тимофей должен был оставить банковские документы, а Артем Александрович в них ничего не поймет. Они для него, скорее всего, окажутся бумагой с тайными знаками.

– А вы-то тут что искали? – внимательно посмотрела я на свекра.

Он снова вздохнул.

– Пистолет должен был быть, – шепотом сообщил он, чтобы не слышала Анюта. – В банке с сахаром. Там дно двойное. Я все банки просмотрел. Нет пистолета. И той банки. И вообще банки ведь не перевернуты. Тут-то разгрома нет. Кухню как бы и не трогали. Но пистолета нет.

«Значит, в ближайшее время нужно ждать труп, – почему-то мелькнула у меня мысль. – Вот только чей?»

* * *

Мы со свекром подключились к Анюте и быстро привели квартиру Тимофея в более или менее приемлемый вид. Конечно, до порядка было далеко, матрасы следовало поменять, чем свекор обещал заняться в ближайшее время на оставленные Тимофеем деньги, но хоть что-то мы сделали. Хотя бы для собственного успокоения.

Закрыв квартиру ключом, имевшимся у свекра, и осмотрев замок (он оказался нетронутым – по крайней мере, нам так показалось), мы на моей машине отбыли в направлении Анютиного дома, чтобы вначале высадить девушку. Моя машина произвела на восемнадцатилетнюю Анюту большое впечатление, она мне заявила, что на такой «БМВ» ни разу в жизни не ездила и не видела владелиц подобных авто.

– У тебя все впереди, – заметила я.

– Будешь меня любить, лапушка, будет и у тебя такая машина, – заявил свекор, так никогда и не научившийся водить и утверждавший, что автомобиль – это, во-первых, самое вредное, а во-вторых, самое опасное изобретение человека, и если ты сам ни в кого не врежешься, то обязательно врежутся в тебя. Ни я, ни Тимофей с ним не соглашались, но понимали, что Артема Александровича уже не переубедить.

– Спасибо, Екатерина Константиновна, – пискнула Анюта перед своим парадным. Свекор вышел ее проводить до двери, ну и потискать заодно. Процесса-то у них явно не получилось. А меня передернуло от отчества в исполнении девчушки, хотя я для нее была взрослой тетей… Эх, где мои семнадцать лет?!

Свекор вскоре вернулся, плюхнулся сзади, потому что пес не собирался никому уступать свое законное место у меня на переднем сиденье, и сказал: «Вперед!»

Вскоре я уже тормозила у его дома. «Жигули» следовали за нами на протяжении всего пути, то исчезая из моего поля зрения, то вновь появляясь в зеркале заднего вида, правда, во двор вслед за мной не заехали. Черт побери, кто же это?!

Ситуация перед парадным Артема Александровича пришлась мне совсем не по душе, как, впрочем, и свекру. Мы быстро переглянулись. Я даже присвистнула.

Там стояло несколько машин. Всяких и разных. Мне очень не понравилось присутствие милицейской, и я тут же вспомнила свою мысль, мелькнувшую после сообщения свекра о пропаже Тимофеева пистолета. «Да что же это я, в самом-то деле?» – тут же одернула я себя. С другой стороны, интуиция меня раньше никогда не обманывала, а если есть пистолет, а потом он внезапно исчезает, то должен где-то выстрелить… Или и у свекра перерыли всю квартиру? Но в отличие от квартиры Тимофея, когда вломились в дверь его отца, бдительные соседи вызвали милицию?

Мои слабые надежды на простых воров-взломщиков развеял свекор.

– Вон та – труповозка, – сообщил он, кивая на одно из транспортных средств, припаркованных там, где я обычно его высаживаю.

Я остановила машину, повернула чуть боком, чтобы освободить проезд, и посмотрела на свекра:

– Я пойду с вами. На всякий случай.

«Может, это все-таки не к нему», – еще тешила себя надеждой.

– Эх, только бы Тимофеевы бумаги были целы, – вздохнул Артем Александрович, вылезая из «БМВ».

Я подхватила собаку, сумку повесила на плечо. «Жигули» во дворе пока не нарисовались. Или вскоре прибудут? Тут дворик-то небольшой, не то что у меня или Тимофея, можно сразу же привлечь к себе внимание. И я надеялась, что милицейские машины несколько поумерят пыл «хвоста». Я почему-то не сомневалась, что он подослан какой-то неофициальной структурой.

Мы беспрепятственно вошли в парадное, сели в лифт, а когда вышли на этаже Артема Александровича, поняли, что наши самые худшие догадки подтверждаются. У открытой двери свекра дежурил милиционер с кислым выражением лица. Наверное, стоять тут ему уже надоело. Из квартиры доносились голоса нескольких человек. При виде нас, направляющихся в квартиру, милиционер оживился, загородил проход и поинтересовался, кто мы такие.

– А что, собственно говоря, происходит? – возмущенным тоном спросил Артем Александрович, с которым мы еще в машине договорились разыгрывать полное неведение относительно Тимофеевых дел. – Кто позволил открыть мою дверь? Что там за люди? Я буду жало…

На возмущенный голос свекра из квартиры появились двое лиц в штатском, тут же продемонстрировавших нам удостоверения, которые пес пожелал обнюхать, а обнюхав, состроил недовольное выражение мордочки. Он у меня это умеет.

Нас попросили назвать себя и для начала препроводили в кухню. Мои попытки сунуть нос в комнату, служившую свекру приемной для клиентов, были мгновенно пресечены. Я возмутилась. Представители органов правопорядка были вежливы, но очень настойчивы, заявив, что выполняют свою работу и им требуется для начала с нами поговорить.

Свекор опять заорал про свою квартиру, в которой ему почему-то не дают делать то, что он хочет, по ней шляются неизвестные ему люди, которых он сюда не приглашал, ну и все в том же духе. Я подумала, что он переигрывает, но подать знак не было никакой возможности: на нас внимательно смотрели два типа в штатском. А свекор продолжал сольный концерт.

Затем один из встретивших нас господ, представившийся капитаном Туляком, попросил меня пройти с ним в одну из комнат. Вообще-то выбор был невелик: у свекра три комнаты, одна из них – темная, в которой такой бардак, что сам черт ногу сломит. Да и место, где присесть, там не очень-то найдешь, а если и найдешь, то потом вещи надо сдавать в химчистку, потому что все покрыто толстым слоем пыли. Найти что-либо может только сам Артем Александрович. И именно в темной мой второй муж спрятал какие-то бумаги… Правда, как я успела заметить, дверь туда была закрыта, но, в отличие от самой большой комнаты, куда мне не удалось даже заглянуть, оттуда никакие голоса не доносились. Да и как там уместиться представителям родной милиции?

Как я уже говорила, в квартире свекра имеется еще приемная для клиентов (самая большая) и спальня, в которой не особо развернешься. Но кухня двенадцатиметровая и используется как столовая и место общения с родственниками. В ней также сделан отсек, куда была установлена ванна. Дом старый, и ванны, а также газовые колонки в нем ставили сами жильцы.

Мы с капитаном Туляком обосновались в спальне. Он устроился в старом кресле, жалобно скрипнувшем под весом довольно плотного мужчины, а я за отсутствием других сидячих мест – на большом двуспальном ложе. Пес расположился рядом со мной на кровати, опустил голову на лапы и прикрыл глазки, но я-то точно знала, что Тимка неотступно следит за капитаном и при малейшей угрозе в мой адрес может показать зубки. Пес у меня, откровенно говоря, драчливый, не боится больших собак, и при его виде уже несколько хозяев огромных тварей в нашем дворе разворачиваются и спешно уходят в другую сторону.

Так и не объяснив мне, что произошло, капитан записал мои данные, а потом спросил, где мы со свекром находились последние несколько часов. Я не была намерена отвечать больше ни на какие вопросы, пока не получу ответа на мой: что произошло? Я лично считала себя имеющей больше прав находиться в квартире Артема Александровича, чем сотрудники милиции, ворвавшиеся сюда без приглашения и учиняющие мне допрос.

Капитан тут же поупражнялся в красноречии, заявив, что преступление всегда легче расследовать по горячим следам и они как можно скорее стараются опросить всех возможных свидетелей, ну и так далее и тому подобное в том же духе.

– Что за преступление? – устало спросила я. – Дверь вскрыли, что ли? Вас соседи вызвали? Или услышали, как тут что-то падает? Вы думаете, что здесь есть что брать? Вы вокруг себя посмотрели? На это старье? Вам не кажется, что кресло, на котором вы сидите, давно пора отправить на помойку?

Капитан усмехнулся, внимательно посмотрел на меня и заявил:

– Произошло убийство.

– Здесь?

Он кивнул.

– В этой квартире? – переспросила я.

– Да, Екатерина Константиновна. В этой квартире.

– Кого убили?! – взвыла я. – Воры, что ли, между собой не поделили барахло?

– Вы знакомы с Варфоломеевой Мариной Анатольевной?

– С кем? – переспросила я и тут же вспомнила про последнюю свекрову пассию, которую он всегда отправлял из дома при моем посещении и подумывал в обозримом будущем заменить на Анюту. Я толком видела ее всего один раз, когда приезжала с Тимофеем. По-моему, ее звали… Не уверена. Свекор обычно именовал сожительницу местоимением «моя».

А капитан тем временем сообщил мне, что Марину Анатольевну опознала соседка из квартиры напротив. Вот соседку мне приходилось видеть неоднократно, она всегда высовывала свой любопытный нос, когда с грохотом открывались двери старого лифта. Я с ней вежливо здоровалась, она милостиво кивала в ответ и тут же нос убирала. Артем Александрович ее терпеть не мог, много раз говорил мне, что любознательная бабка отпугивает его клиентов и, не исключено, строчит доносы в органы. Правда, времена уже не те, и на ее доносы никто не обращает внимания. По крайней мере, до сего момента никто не беспокоил свекра. Соседка также сообщала обо всех событиях в жизни Артема Александровича, его бывшей жене, с которой была знакома с юности, но сдружилась в старости на почве общих интересов – мытье костей бывшего мужа одной и нынешнего соседа другой. Но моя вторая свекровь то ли опасалась, то ли просто не желала встречаться с Артемом Александровичем и все свои «фи» (на которые теперь она не имела права) высказывала лишь Тимофею, однако он мало обращал внимания на «зудение» (как он выражался) матери по поводу личной жизни отца.

Для милиции, конечно, такой свидетель просто клад. Все видела, все слышала. Только вот видела ли убийц? О чем я тут же спросила Туляка.

Как и следовало ожидать, то, что на самом деле нужно было увидеть, бабка пропустила, потому что уезжала к подруге. Она смогла лишь сообщить, что никаких клиентов у Артема Александровича сегодня с утра не было, а сам он куда-то уехал.

Капитан тут же попросил меня рассказать, чем занимается свекор, и откровенно восхитился увиденным в квартире Артема Александровича набором всяких интересных вещей. Я же поняла, что пояснять Туляку ничего не требуется, вернее, требуется список клиентов, не исключено, проходящих у них по каким-то делам. Мы как раз плавно перешли на эту тему. Туляк безапелляционно заявил, что свекор помогает гражданам, осуществляющим противозаконную деятельность, изменять внешность.

– Вы считаете, что Артем Александрович занимается чем-то противозаконным? – сделала я большие глаза. – При чем здесь ваши преступники? Он хорошо стрижет, укладывает, помогает подобрать макияж, меняет имидж. Я сама пользуюсь его услугами, присылаю подруг. Мы что, преступники? Капитан, вы о чем? Любая женщина должна время от времени менять имидж. Теперь этим, кстати, и мужчины заинтересовались. Из разных сфер деятельности. А не преступной среды. Артем Александрович всю жизнь проработал на «Ленфильме». У него огромный опыт. Он помогает людям. Да, конечно, берет за свою работу какие-то деньги. Но ведь любой труд должен оплачиваться. Вы знаете, какая у него пенсия? За рабский труд на государство? Он никогда в жизни ничего не имел, по большому счету. У него даже машины нет. Ему нужен хоть какой-то приработок. И слава богу, что он может хоть как-то подработать. А если еще его работа приносит пользу людям… Вы со мной не согласны? У вас есть мать? Отец? Вы считаете, что на ту пенсию, которую получают наши старики, можно нормально прожить?

Слушая мое гневное выступление (а я очень старалась), капитан заерзал в кресле, при упоминании родителей закивал, потом я еще приплела городскую администрацию и правительство России, тут он совсем ко мне проникся и стал жаловаться сам. В общем, вскоре мы с капитаном уже говорили за жизнь, я между делом отвечала на какие-то вопросы и пыталась сама что-то вытянуть из собеседника. Пес тихо спал рядом.

Проживание юной леди у Артема Александровича я объяснила просто: у женщин любовь иногда возникает из чувства благодарности. Об изменении внешности Марины я знала от самого Артема Александровича. Он очень гордился своим достижением. Как признавался сам свекор, он, бывает, идет по улице и видит девчушку с огромным потенциалом. Есть сексапильность, но она скрыта, и надо помочь девушке полностью раскрыться и научить ее подавать товар лицом. Артем Александрович иногда, руководствуясь минутным порывом, подходит к таким и предлагает свои услуги. Чаще всего его посылают подальше, чувствуя его кобелиную натуру (взгляд-то у свекра, надо отдать должное, похотливый, а когда он еще и губы облизывает…), но бывали случаи, когда и соглашались. Расплачивались натурой – с таких клиенток свекор иначе не брал, но они и в самом деле были ему благодарны. Все сожительницы относились как раз к такой категории. А потом появлялась следующая, ну и так далее, до бесконечности. Теперь на очереди стояла Аня, с которой Артем Александрович пока встречался в квартире Тимофея. Интересно будет посмотреть на нее после того, как свекор поработает. Мне самой он в свое время тоже дал пару дельных советов.

Капитан слушал меня внимательно, что-то записывал, все-таки попросил назвать фамилии клиентов, которых я знаю. Я назвала только женские фамилии – своих коллег и Тамарку и заметила, что о клиентах лучше спрашивать не меня, а хозяина. С другой стороны, Артем Александрович может и не знать фамилий тех, кто к нему приходит. Зачем ему?

– И если вы думаете, что здесь бывает много мужчин, ошибаетесь, – усмехнулась я. – Свекор из тех, кто просто обожает баб. А мужики… Ну зачем ему клиенты мужского пола? Деньги он зарабатывает и на женщинах, от которых еще и получает массу положительных эмоций, он практически не пьет, так что собутыльники ему не нужны.

Я пожала плечами, а капитан заметил, что соседка заявила о том, что многократно видела тут мужчин. Я опять пожала плечами и высказала предположение, что они могли приезжать за своими дамами, хотя про себя на чем свет стоит ругала глазастую соседку. Еще только из-за нее неприятностей не хватало на голову свекра! Мало нам их в последнее время!

Туляк спросил, часто ли я бываю здесь и как так получилось, что я не знаю Марину Анатольевну. Я пояснила, что о своих визитах договариваюсь заранее и Артем Александрович всегда отправлял Марину куда-то погулять на время моего посещения. Зачем ему две бабы в квартире? Я хмыкнула. А видимся мы довольно часто. Просто пребываем в хороших отношениях. Я люблю общаться с Артемом Александровичем – любая женщина, по-моему, от общения с таким мужиком получает надолго заряд уверенности в своей привлекательности и чарах. И с бывшим мужем мы тоже в неплохих отношениях.

Капитан почесал затылок, заявил, что у нас интересная семейка (а если бы он познакомился со всеми моими бывшими родственниками, что он сказал бы тогда?) и что его бывшая даже по телефону Туляка слышать не хочет и с сыном общаться не дает, а при упоминании имени тещи его вообще пробирает холодный пот. Мне ничего не оставалось, как выразить капитану сочувствие.

Потом Туляк опять вернулся к вопросу о том, где мы в последнее время находились вместе со свекром. Я пояснила, что мы ездили в квартиру моего бывшего мужа и сына Артема Александровича: Тимофей сейчас находится в командировке, просил приглядывать, ну и иногда хоть немного там убираться. Что мы и делали на пару. А по одному ехать не хочется. Лень и скучно.

Как рассказал мне капитан, труп Марины обнаружила любопытная соседка. Возвращаясь к себе домой от подруги, она заметила, что у свекра приоткрыта входная дверь. Совсем чуть-чуть. (Ну какая бабка глазастая!) Она для порядка позвонила, никто не подошел, она и решила заглянуть. (Вот любопытная стерва – давно небось хотела посмотреть, что делается у свекра в квартире!) И нашла Марину в луже крови в самой большой комнате. Рядом с трупом валялся пистолет.

Выражение моего лица не изменилось, но интуиция опять подсказывала, что это за ствол. Хотя, конечно, я могу ошибаться. Хорошо бы!

Капитан же тем временем спрашивал про мои идеи относительно убийства Марины. Я хмыкнула. Я в самом деле не представляла, за что могли ее убить. Кто она вообще такая? Я никогда не принимала ее в расчет, да и свекор, пожалуй, тоже.

Возможно, она видела тех, кто приходил к Артему Александровичу за оказанием весьма специфических услуг, и эти самые лица по каким-то причинам захотели закрыть ей рот? Но тогда при чем тут пистолет Тимофея (если это он, конечно)? Неужели кто-то постарался так хорошо спланировать убийство, чтобы и от девчонки избавиться, и Тимофея подставить? Или просто подставить Тимофея? И кому же пришла в голову эта шальная идея? Кого начнут проверять в первую очередь? Эх, узнать бы точно, пистолет этот его или нет… Может, я зря переживаю?

Кстати, а ведь Тимофея тогда вполне могут объявить в розыск. За совершение убийства. Некие личности решили свалить на Тимофея убийство с единственной целью – чтобы его поиском занялись и наши доблестные правоохранительные органы. У них имеются определенные возможности. А если им подкинуть еще пару идеек о Тимофее? И предпоследний – во всероссийском розыске. А если что-то интересное приплести, то и с Интерполом свяжутся. Только убийство сожительницы отца на поиск через Интерпол, конечно, не тянет. С другой стороны, кто знает, что Тимофей уже за границей? Его не видели ни в одном из аэропортов, ни на вокзале, ни в Торфяновке. Ищите, господа милиционеры, на родине. Да и кто докажет, что ствол принадлежал Тимофею (если даже и принадлежал)? У нас оружие как-то не принято регистрировать, вообще статья присутствует в Уголовном кодексе за его незаконное хранение.

Но ведь организаторы могут оказаться очень хитрыми людьми… Откуда я знаю, что у них в головах?

– То есть у вас, Екатерина Константиновна, никаких версий? – настаивал капитан.

Я пожала плечами, потом заметила, что могу предложить лишь одну: грабители следили за домом, видели, что Артем Александрович куда-то ушел, не ожидали застать дома Марину. Может, это кто-то из бывших клиентов, считающих, что Артем Александрович зашибает бешеные бабки. А клиенты вполне могли не знать Марину. Девчонка просто попалась под руку. Зачем им лишний свидетель?

Капитан вздохнул. Пожалуй, он тоже придерживался этой версии (откуда ему придет мысль о Тимофее?) и с ужасом думал о том, какую работу ему предстоит провести, чтобы всех этих клиентов разыскать (а никакого учета Артем Александрович не вел), допросить, проверить их алиби…

– И, как назло, соседка отсутствовала, – опять вздохнул Туляк.

А я подумала, что если убийство было запланировано, то знали и про соседку и ждали, пока она уйдет.

Только вот кто постарался? Я уже предполагала, что мне предстоит самой все выяснить. При помощи Артема Александровича. Надо будет побеседовать со свекром по душам. Может, выдаст что-нибудь интересное. Я ведь не знаю всех его тайн.

Кого он гримировал? С какой целью?

А может, хотели убить его, а Марина лишь случайная жертва? Например, решили устроить в квартире засаду, проникнув в дом, пока нет ни свекра, ни его любопытной соседки. Открыли дверь – и столкнулись с Мариной.

Тогда свекру угрожает опасность. И меры по обеспечению его охраны принимать мне.

Но ведь нельзя исключать и варианта, что это были простые грабители. Могло такое быть? Ведь могло же! Выследили, что сюда постоянно ходят какие-то люди, причем хорошо одетые и подъезжающие к дому на иномарках. Решили поживиться.

Скорее бы следственная бригада покинула пределы квартиры! Нам с Артемом Александровичем необходимо проверить, что пропало. Вернее, проверять будет он – с его точным знанием, где у него что лежало. Надеюсь, менты ничем не поживятся?

Меня лично больше всего интересовал тот ящик комода, про который перед своим отлетом на Кипр говорил Тимофей.

– А вообще видно, что в квартире что-то искали? – уточнила я у капитана. – В большой комнате?

Он покачал головой. Следов проводимого обыска заметно не было. Наоборот, в ряде мест так и лежали слои пыли, какие-либо ящики не были выдвинуты, ничего не вспорото. Или не стали этого делать? Потому что под руку попалась Марина?

Туляк оставил мне свои телефоны и попросил позвонить, если что-то вспомню или вообще какая-то интересная мысль придет в голову. Я обещала тут же с ним связаться.

В спальню заглянул какой-то мужчина и заявил, что они закончили. Капитан сказал, что мы тоже, и поднялся, потом повернулся ко мне и спросил, думаю ли я сегодня здесь остаться или забрать свекра к себе.

– Как он сам захочет. Да и где мне тут ночевать? – удивленно посмотрела я на капитана, а он задал последний вопрос, который, наверное, мучил его во время всего разговора. Мне стало смешно.

– Нет, мы никогда не состояли с Артемом Александровичем ни в каких интимных отношениях, – ответила я сквозь смех. Ну кому только могла прийти в голову такая мысль? Хотя ведь капитан видел и его, и меня впервые, а узнав про молодую сожительницу и нашу большую дружбу с бывшим свекром, пришел к соответствующим выводам… Не исключаю, что на слово он мне не поверит. Будет проверять. Представляю, какой дикий хохот вызовут его вопросы у моих знакомых. Вот только кому и какие он будет задавать?

Напоследок нам со свекром прокатали «пальчики». Откровенно говоря, проходить подобную процедуру пришлось впервые. Не знаю, во всех ли странах используется краска такого отвратительного качества. Слава богу, в квартире у свекра имеется масса всяких растворов, так что мы справились довольно быстро, а вот если бы дело происходило у меня дома…

– Это еще что! – утешил меня милиционер, проводящий дактилоскопию. – У нас были перебои с типографской краской, так катали на той, что факсы заправляют. И еще есть способы. Иностранцы вообще отпали бы, если бы узнали.

Но свои тайны он раскрывать не стал. Да и мне, откровенно говоря, до этих деталей не было дела.

* * *

Когда следственная бригада наконец отбыла, я вздохнула с большим облегчением, а у свекра проснулась неуемная энергия. Я вообще-то думала, что он будет пребывать в унынии и отчаянии: все-таки убили женщину, с которой он какое-то время жил, но, кажется, на это он никак не среагировал. Или он в состоянии шока?

Свекор стал бегать по квартире, сотрясая кулаками и вопя, как эти сволочи посмели тут что-то передвинуть, переставить, вообще осматривать и оглядывать?! Он что, преступник, чтобы копались в его вещах? Он – честный гражданин, а тут любопытные менты в его квартире невесть что устроили!

– Я буду жаловаться! – вопил Артем Александрович. – Я напишу…

Затем следовал длинный список адресатов, которых свекор собирался информировать о безобразной, с его точки зрения, работе правоохранительных органов. И ведь эти органы теперь не оставят его в покое! Жить спокойно не дадут!

Мне надоело слушать эти вопли, а главное, охватывало возмущение: девчонку убили у него в квартире, он жил вместе с ней, а теперь даже для приличия не пустит слезу! Неужели такой бесчувственный?! Я фактически не знала эту Марину, но мне было ее жаль чисто по-человечески. А этот старый хрыч? Или вся его любовь к женскому полу – наносное? Ему надо только потискать, трахнуть и забыть? Мы для него – лишь объекты его гримерных экспериментов? А на женскую душу ему наплевать? Наверное, свекровь правильно обвиняла его в полной бесчувственности? А я не верила, думала, что в ней говорит обида, потому что Артем Александрович заменил ее на молодую пассию. А сколько он поменял девчонок! И как он вел себя с ними. Обхаживал, пока не трахнет, а потом вытирал о них ноги! Ведь ту же Марину всегда отправлял вон из квартиры, когда, например, приходила я или кто-то еще, с кем он не хотел разговаривать в ее присутствии.

Его отношение ко мне вполне может оказаться исключением из правил. Я все-таки жена единственного сына, хоть и бывшая. И я ни разу не дала ему, безапелляционно заявляя, что в самом деле не хочу. И не собираюсь, о чем Артем Александрович точно знает. Не исключено, что в свое время Тимофей показал отцу большой кулак – папочку-то своего он хорошо изучил. Да и свекор понимает, что у него, по большому счету, никого нет. Друзей нет. Только сын и я, бывшая невестка. К кому еще он может обратиться в трудную минуту? Кому он звонил сегодня? Мне. Поэтому и относится по-другому.

Я внимательно посмотрела на Артема Александровича. Он наводил в квартире порядок – вернее, то, что он сам понимал под этим словом. Его собственный, особенный порядок. И ругал ментов. Снова и снова.

Вскоре мне надоело смотреть на этот концерт в комнате для приема клиентов, да и меня, откровенно говоря, больше интересовала кладовка. Почему сам Артем Александрович про нее пока не вспомнил?

– Хватит! – резким тоном рявкнула я на него.

Он заткнулся на полуслове.

– Я не знаю, почему в вас не видно ни жалости, ни сочувствия к убитой девчонке, – заявила я, – но это ваше личное дело.

Артем Александрович попытался что-то возразить, но я перебила его:

– Я здесь осталась с единственной целью. Догадываетесь, с какой? Что вы проверяете свои баночки-скляночки? Вам не кажется, что бумаги Тимофея гораздо важнее? Или хотя бы деньги, которые вам оставил сын? Там ведь, как я догадываюсь, сумма немалая.

Свекор хмыкнул.

– Деньги – дело наживное, Катька, – сказал он. – А вот без своих баночек-скляночек, как ты их назвала, я пропаду. А ними, с моими родными, – свекор ласково погладил какой-то пузырек из темного стекла, – я заработаю столько, сколько мне нужно.

– Тогда я пойду посмотрю сама, – объявила я.

– Пошли вместе, – сказал свекор, первым устремляясь к темной комнате.

Он зажег свет, внимательно огляделся, заявил, что тут, по его мнению, менты не копались. Я за время его разглагольствований уже несколько раз чихнула. Ну почему бы не вытереть пыль? Или хотя бы дать такое задание Марине? Почему он сюда никого не пускает?

Свекор тем временем протиснулся к комоду в дальнем углу темной комнаты. Пес последовал за ним, чихая, как и я. Я осталась у входа, не желая пачкаться, а пройти, ничего не задев, было невозможно.

Артем Александрович отодвинул какую-то коробку, чтобы добраться до нужного ящика, потом, кряхтя, его выдвинул и стал рыться внутри. Я изнывала от нетерпения.

– Ну чего там? – спросила я наконец.

Свекор поднял голову.

– Катька, – шепотом сказал он, – тут все только мое. Тимофей не перепутал ящик?

– Смотрите в других, – тут же велела я и сама решила все-таки принять участие в поисках.

В комоде никаких бумаг, смахивающих на банковские документы или письма, не оказалось.

Свекор ринулся к покосившемуся шкафчику, открыл его и практически сразу же извлек внушительную пачку долларов, показал мне и убрал обратно. Потом проделал то же самое с одной из многочисленных коробок. Деньги и там были на месте.

– Будем все разбирать? – спросила я, хотя, откровенно говоря, делать мне это очень не хотелось.

– А смысл? – опустив плечи, спросил Артем Александрович. – Ведь ради чего-то сюда вламывались? Теперь мы знаем, ради чего. Но откуда они узнали, где хранятся Тимкины документы?

Мы встретились взглядами.

– Пойдемте на кухню, – предложила я. – Там и обсудим все возможные варианты.

Глава 7

Санкт-Петербург. 11 апреля, воскресенье

– Катька, – обратился ко мне свекор, разливая крепчайший кофе, – ты не думай, что я такой бесчувственный, а?

Я попыталась что-то возразить, но он поднял руку, жестом прося меня помолчать.

– Видел я, каким взглядом ты за мной следила. Да, Катька, я, конечно, не подарок, и наверняка многие бабы на меня обижаются. Признаю. Но я, Катька… Эх, погоди, выпью рюмку за Маринку.

Артем Александрович встал, извлек из холодильника початую бутылку «Синопской», вопросительно посмотрел на меня, я покачала головой, а свекор налил себе, сказал: «Пусть земля ей будет пухом», выпил до дна, занюхал рукавом и опять посмотрел на меня.

И пустился в объяснения.

На днях Марина почувствовала, что у Артема Александровича появился новый интерес, по-бабски почувствовала, точно так же, как жена всегда чувствует на теле мужа тончайший аромат чужих духов, шампуня, мыла, замечает мельчайший след помады, один волосок. В общем, запах другой женщины… Да и по поведению мужчины можно что-то определить: более тщательно бреется, поливает себя одеколоном как-то не так, внимательно выбирает галстук.

Хотя у Артема Александровича с Анютой еще ничего не было, но они встречались уже трижды, сегодня был четвертый раз. И Маринка закатила истерику. Истерик Артем Александрович не переносил. Бабских истерик. Ему хватило жены, матери Тимофея, на всю оставшуюся жизнь. Ее он какое-то время терпел, да вообще-то долго терпел (а она-то что от него вытерпела! – хотелось крикнуть мне, но я сдержалась: не мне судить об их отношениях), потому что всегда считал, что семья – это святое, но потом и с законной супругой, матерью единственного сына, развелся. Что уж говорить о сожительницах?

– Я бы до сих пор жил со Светкой, – заявил он мне. – Помнишь Светку? Она у меня была сразу же после Елизаветы Сергеевны. И со всеми другими бы не расставался. – Свекор помолчал несколько секунд и добавил с хитринкой в глазах: – Ну, может, иногда на стороне заводил бы небольшую интрижку. И все. Я всю жизнь ведь имел интрижки. Ну ты сама понимаешь, Катька, где я работал. Актрисочки там, то да се. Но всегда возвращался к жене. А Лизавета моя долго делала вид, что ничего не замечает. А потом то ли возраст у нее, период этот ваш бабский такой нехороший, то ли что… В общем, начала мне истерики закатывать. А у меня на них аллергия. Я и свалил.

Точно так же он расстался со Светланой и со всеми последующими пассиями, которые имели место быть до настоящего времени. Скандалы Артему Александровичу были ни к чему. Но любвеобильный свекор никогда надолго один не оставался и, как я уже упоминала, каждая следующая пассия оказывалась моложе предыдущей. Когда перейдем на криминал?

И вот в начале прошлой недели тихая до этого времени Маринка закатила ему грандиознейший скандал. Свекор пригрозил: еще раз откроешь рот не по делу – выгоню. Она в ответ поставила ультиматум, чтобы выбирал: или она, или «та потаскуха». Свекор вспылил. Маринка тоже в долгу не осталась и отчалила к маме, заявив, что вскоре приедет за вещами.

В четверг она вернулась, вела себя паинькой. Возможно, потому, что с матерью у нее отношения всегда были не самыми лучшими. А в пятницу после долгого отсутствия Артема Александровича (он ведь у меня дома гримировал Тимофея и группу товарищей) опять устроила разборку. Ну Артем Александрович и отправил ее восвояси и теперь уже сам заявил, чтобы собирала свое барахло, когда его не будет дома, потому что он ее больше видеть не желает. Конечно, когда мы встретились с Артемом Александровичем сегодня в квартире Тимофея, свекор не посчитал нужным посвящать меня во все эти детали. И никогда бы не посвятил, если бы не случилось то, что случилось…

Сегодня с утра Маринка позвонила, Артем Александрович как раз планировал встретиться с Анютой на квартире сына (он всегда первый раз постельный сеанс проводил там), а поэтому заявил Марине, чтобы приезжала, прикинул примерное время своего возвращения, велел до этого уложиться со сборами и дождаться его, чтобы отдать ключи.

Она и дождалась, только с девятью граммами свинца в теле.

– Мне ее жалко, Катька, – заявил свекор. – По-человечески. Молодая девка. Стерва, конечно, и потаскушка. Я понимаю: о мертвых или хорошо, или никак. Но… Ей бы жить и жить. Но я чего подумал в первый момент, когда мы узнали, что ее здесь… Что ее бог наказал. За…

– За что?! – взревела я, не в силах больше сдерживаться. – За то, что вам скандал устроила? Так вполне обоснованно, между прочим. И вам поэтому ее не жалко? Да вы…

У меня не хватало слов. Вернее, хватало, но я как-то никогда с Артемом Александровичем не позволяла себе использовать нецензурную лексику, хотя так сейчас хотелось выбрать крепкое словцо, ну хоть кобелем старым назвать этого… старого кобеля. Но я не должна так опускаться. Чтоб ему пусто было!

Свекор вздохнул. Я взглянула на него еще раз и поняла, что он хочет мне в чем-то признаться. До этого шла вступительная часть? Артем Александрович снова вздохнул.

– Ну давайте, – устало сказала я. – Не томите. Что еще?

– Откуда ты знаешь, что есть что-то еще?

Я молчала.

– Ну, в общем, так, Катька… – Свекор сжал виски, потом потер их, вздохнул в очередной раз. – Ты знаешь, что именно мужчина никогда не сможет простить женщине?

Я пожала плечами. Могла предложить несколько вариантов.

– Катька, ну она, то есть Маринка… – Теперь свекор прикрыл ладонью глаза. – Она сказала, что я в постели – никак. Поиздержался. – Свекор посмотрел на меня глазами больной лошади. – И молодую девку не могу… Ну я… Я почему к тебе тогда, в четверг, приставать стал… Ну немножко… Ущипнул там тебя… А сегодня с Анькой поехал встречаться. – Артем Александрович потер виски. – Я бы не стал торопить события с Анютой. Я обычно дольше бабу обхаживаю. Вы же это любите. А если мужик быстро в постель не тянет, задумываетесь: что же это он? И чуть ли не совращаете сами. Я всегда момент чувствую, когда брать надо. А тут… Я точно знаю, что Маринке со мной хорошо было. Ну знаю, и все. – Свекор грохнул кулаком по столу. Бутылка с рюмкой подпрыгнули. – Не жила бы она тут столько времени. Я ведь ей и как муж, и как отец был. Она без отца росла. И с матерью отношения поганые были. Она же мне все выплакивала. Я ведь первый взрослый человек оказался, кто ее слушал. А тут такое… Когда она сказала… Ну я поехал себя с Анькой проверять. Ну не то что мне проверка нужна… Так, для уверенности. Но с Маринкой я бы больше не мог… Не мог бы, и все. И тут, когда я увидел ее мертвую… Ну и первая мысль была: покарал ее господь. Я ведь ее на руках носил. И…

Свекор решил хлопнуть еще одну рюмку водки, долго молчал, а потом опять поднял на меня глаза. Смотрели они очень грустно.

– Да, в первый момент я, как уже сказал… ну позлорадствовал, что ли… Ну первая реакция у меня такая была. Что-то типа: а так ей и надо. А теперь… теперь жалко.

В уголках его глаз блеснули слезы, он высморкался.

Я молчала и думала невеселые думы. На этот момент у меня в голове вертелись два возможных варианта развития событий – в соответствии с только что полученной информацией.

Во-первых, Маринка могла почему-либо захотеть отомстить Артему Александровичу. Ну не совсем почему-либо, я могла опять же предложить несколько возможных вариантов. Это он считает, что он был ей и отцом, и мужем и на руках ее носил. Не знаю. Не уверена. Я с ними не жила и с Маринкой не общалась. Артем Александрович смотрит со своей колокольни. Она вполне могла жить с ним только из-за денег и тихо его ненавидеть, а в подходящий момент постараться нанести самый болезненный удар. Или ее дико разозлило появление соперницы, которую она почувствовала – если не точно узнала об Анюте. Может, так он ее достал, что сдержаться было просто невозможно, или она знала самое слабое место Артема Александровича.

Свекор, как он сам мне только что признался, подобного простить не мог. И решил, что должен отправить Маринку к праотцам. В состоянии аффекта решил. Почему он утверждает, что последний скандал состоялся в пятницу после его позднего возвращения? Скандал вполне мог состояться сегодня утром. Мне же это не проверить. А потом свекор быстренько прикинул, как ему обставить сцену. Уж он-то, всю жизнь проработавший в кино, мог придумать массу вариантов развития событий, да еще и с театральными эффектами. Он так и сделал. Вызвал к сыну на квартиру сначала Анюту, потом меня…

В таком случае пистолет он забрал из квартиры Тимофея гораздо раньше. На всякий случай, например. Насчет вспоротых диванов предпоследнего, опять же, бабушка надвое сказала. Мог и Артем Александрович постараться (раз никаких следов взлома на двери нет). Могли, конечно, и Тимофеевы недруги. Или обычные воры – а вдруг? Сейчас такие специалисты, что следов взлома на двери могут и не оставить. Но теперь мне почему-то казалось, что это дело рук свекра, заметающего следы.

И документы, оставленные Тимофеем, он сам куда-то перепрятал. Ну кто, скажите на милость, мог, ничего не перерывая, сразу же направиться к нижнему ящику того дальнего комода в темной комнате?

В таком случае свекор через некоторое время сообщит мне, что документы эти нашел. В другом месте. Где-то рядом. Мол, Тимофей мне не так объяснил, или я не так поняла. Или Артем Александрович не скажет вообще ничего на эту тему. Зачем?

Хотя Тимофей говорил, что отцу не сообщил об этих документах и месте, где их припрятал. А вдруг отец по закону подлости полез именно в тот ящик? И нашел. И переложил. У него же тут черт ногу сломит. А как найдешь, если я даже не знаю точно, что искать? Бумаги в таком-то ящике. А бумаги можно рассовать по нескольким разным папкам. Или вообще не по папкам.

Для подтверждения этой версии требовалось узнать точное время смерти Марины (что там покажет вскрытие и как бы мне получить эту информацию?) и данные о том, из какого пистолета стреляли. И принадлежал ли он Тимофею. Хотя как я смогу это все узнать?!

Вторым возможным вариантом был следующий. Сама Марина знала место, в которое Тимофей запрятал свои бумаги. Опять же, надо бы выяснить у предпоследнего, была ли Марина здесь, когда он заходил. Ключи у Тимофея имелись. Но стал бы он, человек осторожный, прятать что-то в присутствии посторонней? Марина, конечно, была не совсем чужой, но тем не менее. Зачем лишние глаза и уши? Он ведь даже отцу не сказал про документы, а мне про пистолет. Кстати, о птичках. А если у него вообще не было пистолета? Если оружие хранилось у Артема Александровича где-нибудь в загашнике? Вполне и вполне. Мог в свое время стырить… Где? Да где угодно. На съемках они использовались? Или у кого-то из своих клиентов последних лет. Или просто ему его подарили на всякий случай. Или купил, в конце концов! Теперь можно купить все, что угодно, – были бы деньги. А деньги у свекра явно есть. Судя по тем пачкам, что я сегодня видела. Да и сколько сейчас он стоит? Не думаю, что больше штуки баксов. Даже меньше.

Но я отвлеклась. Итак, рассматривая второй вариант, я предположила, что Марина каким-то образом узнала о бумагах Тимофея, спрятанных в нижнем ящике комода. Может, она видела, как он выходил из парадного, когда возвращалась домой. А потом… заглянула в темную комнату и увидела следы в пыли. Вот ради чего следует держать дом в чистоте! Мы сами сегодня по отсутствию следов определили, что менты в темной комнате не рыскали. А Марина поняла, что Тимофей туда заходил. И в какой угол лазал. А дальше уже дело техники.

Но что было в тех документах? Могла она что-то понять? Я должна выяснить у предпоследнего, что конкретно там было.

И что дальше делает Марина?

Предлагает кому-то выгодно продать информацию. Например, из клиентов Артема Александровича. Она же знала кого-то. Во что она ее оценила? На кого вышла? Вариантов можно было предположить великое множество. И тем самым подписала себе смертный приговор.

Но мог быть и третий вариант, похожий на второй. Марина знала, где Тимофей припрятал непонятные ей бумаги. Некие личности сегодня с утра посетили квартиру второго бывшего, а потом направились сюда – выяснив, что Артем Александрович уехал, а любопытная соседка отправилась в магазин. И застали Марину, которую Артем Александрович в самом деле выгнал в пятницу и которая сегодня приехала за вещами. Марине приставили пистолет к виску – и она вдруг вспомнила про бумаги. Чтобы выторговать себе жизнь. Ведь в минуты, когда тебе угрожает смертельная опасность, мозг срабатывает мгновенно и очень четко, отсеивая ненужную информацию и выбирая нужную. Она и выбрала. И эти самые некие лица поняли, что нашли то, что искали. Поэтому ничего в квартире не перерывали. А Маринку все равно убили.

И как я могу реально проверить эти версии?

Кстати, а ведь и милицейскую со счета снимать не следует. Пришли грабители, следившие за квартирой, куда ходит столько народу, причем хорошо одетого. Маринка случайно попалась под руку.

Но с делом в любом случае следовало разобраться. Тимофей поручил мне бумаги. Ну не совсем поручил, но оставил их мне… А они пропали. Я обязана их найти. Ради себя. Ради второго бывшего. Обязана, и все тут. И вообще я терпеть не могу, если чего-то не понимаю. И если в чем-то не разобралась. А этот клубок, запутывающийся вокруг, начинал мне нравиться все меньше и меньше.

Кого я могу взять в помощники? Посвящать в свое расследование свекра не хотелось: мало ли что у него на уме. Каких дров он успел наломать? Вольно или невольно. Для начала неплохо бы поговорить с Тимофеем. Накопилось у меня к нему несколько вопросов.

И что мне говорить капитану Туляку или еще кому-то из следственной бригады, если они снова возжелают со мной побеседовать? Капитан вообще-то не дурак… Если станет выяснять все связи нашей семьи… А ведь станет. Я могу оказаться в центре событий. Дружим мы по каким-то непонятным причинам со вторым бывшим свекром. Он гримирует неизвестно кого, неизвестно зачем. Я – финансовый консультант, хорошо известный в городе. Не одни ли у нас со свекром клиенты? Не я ли их ему поставляю? И не он ли ко мне отправляет своих? И где его сын и мой бывший муж? Куда исчез? Почему? Где его искать?

А если капитан докопается до взлома квартиры Тимофея? Почему мы со свекром не сообщили в милицию? Посчитали подобное вполне нормальным? А стали бы мы сообщать, если бы сами обнаружили труп Маринки? К каким выводам придет родная милиция? По крайней мере, ясно одно: зачем органам (да и кому угодно) знать что-то лишнее про мои дела? Чем они меньше про тебя знают, тем тебе спокойней жить. Но если капитан снова появится… Я из него попытаюсь вытянуть все, что они успели раскопать. Ну, может, и сама поделюсь какой-нибудь незначительной информацией… Капитана, конечно, обучали вести допросы и колоть свидетелей и подозреваемых, а меня… Но у меня зато есть неоценимый опыт ведения переговоров на финансовые темы. Со всякими прохвостами-банкирами и хитрожопыми клиентами.

Информацию мне получить следовало. О времени смерти Маринки. Об орудии убийства. К кому я должна обратиться за ней? А не поинтересоваться ли у нашего начальника службы безопасности? Хоть он, конечно, бывший чекист. Есть ли у него связи в ментовке? Мне он, пожалуй, окажет такую услугу. Интересуюсь обстоятельствами смерти сожительницы бывшего свекра, с которым пребываю в прекрасных родственных отношениях, – это если начальник службы безопасности вздумает меня проверять. Пусть проверяет, только бы выяснил, что мне нужно. Завтра прямо с утра дам ему задание.

Но где же все-таки бумаги Тимофея?!

Если они еще здесь, мне следует их поискать.

А для этого… нужно сейчас напоить свекра до беспамятства. Он ведь почти не пьет, так что не особо привычен к этому делу. Но здоров, как бык. Сколько ему нужно? Эх, клофелинчику бы… Ведь наверняка имеется. Или еще какая-нибудь пакость, хоть он и специализируется по гримам. Но ведь где одна дрянь, там и другая найдется. Или еще что-то из этой серии. Чтобы быстренько отключился.

Однако у меня под рукой ничего такого не было.

Я бросила взгляд на Артема Александровича. Он сидел с мрачным видом и неотрывно смотрел в пустую рюмку. Уже хорошенький? Но мне нужно, чтобы он крепко заснул. И желательно, чтобы во время моих поисков в квартиру никто не приперся. И очень бы желательны перчаточки. Мои «пальчики» тут будут совсем лишними – в определенных местах.

– Артем Александрович, – тихо позвала я, – может, ляжете? Давайте я вам постелю?

Он с мрачным видом покачал головой и налил себе еще одну рюмку.

А может, мне приехать попозже? Не хочется тут сидеть и смотреть, как он нажирается. Я сама бы выпила, а так только душу мне травит. Вот съезжу домой, перекушу, посплю пару часиков, позвоню сюда для порядка… Но надо взять ключ. Маринкин, например. Если что – так вы же сами меня вызвали, Артем Александрович! Вспомнит, что звонил? Навешаю лапши на уши. То же и для любопытной соседки. Мол, вызвонил, сволочь, среди ночи. Приехала, чтобы с собой не покончил, а то грозится. Как раз из дома перчатки прихвачу.

Другой возможности обыскать квартиру может и не представиться. Или свекор все перепрячет. Если документы Тимофея, конечно, еще здесь.

– Артем Александрович! – позвала я.

Он не откликнулся. Тогда я перегнулась через стол и потрясла его за плечо. Свекор вскинул голову.

– Я поеду, а то мне завтра рано на работу вставать.

Он кивнул с отсутствующим видом, и я не поняла, дошел ли до него смысл сказанных мною слов или нет.

Я встала, тихо спавший все это время под столом пес мгновенно вскинул голову и вопросительно посмотрел на меня.

– Пошли, – сказала я любимой собаке.

Мы покинули кухню, я быстренько огляделась в прихожей, заметила ключ, висевший на гвоздике рядом с вешалкой, прихватила его, потом приоткрыла дверь в большую комнату. При виде очерченного мелом контура и следов запекшейся крови стало не по себе, и я опять быстро закрыла дверь. Туда заходить не хотелось. С вожделением посмотрела в сторону темной. Но сейчас еще не время.

Когда я уже положила руку на задвижку, чтобы открыть входную дверь, тишину квартиры прорезал телефонный звонок. Не марш Мендельсона с моего сотового. Это надрывался обычный аппарат, висевший на стене в прихожей.

Поскольку свекор был не в состоянии разговаривать, трубку сняла я.

На мои «Алло!», повторенные несколько раз, ответили тяжелым дыханием, затем последовали короткие гудки. Я тоже опустила трубку на рычаг и прислонилась к стене. Мне стало нехорошо.

Потом я встрепенулась. Какого черта я повесила трубку? Если бы не повесила, можно было бы узнать, откуда звонили. А я, идиотка, о чем думала?!

Внезапно я резко дернулась: у моего уха снова затрезвонил аппарат. Ну если это опять все тот же…

Я сняла трубку. Молчание. Но без дыхания на этот раз. Для начала я решила немного выпустить пар и только заявила пару ласковых, как мне тут же в ответ выдали тираду, состоящую из таких колоритных выражений, что даже у меня уши невольно стали сворачиваться в трубочку.

Со мной говорила женщина. Пьяная в стельку. Уж кем она меня только не называла…

– Простите, – вежливо перебила я ее словесный понос, с трудом сдерживаясь, чтобы самой снова не перейти на нецензурщину, – а вы знаете, с кем разговариваете?

Моя собеседница на мгновение опешила, потом выдала еще парочку колоритных выражений, из которых я поняла, что меня считают новой сожительницей свекра.

– Вы ошиблись, мадам, это его невестка. А вы, собственно говоря, кого именно хотели? Нельзя ли по имени?

На другом конце провода икнули, явно задумались, а я тем временем поинтересовалась, с кем имею честь так мило общаться.

Это оказалась Маринкина мать, только что вернувшаяся из морга.

У меня мгновенно возникло желание превратить наше заочное знакомство в очное, воспользовавшись соответствующим состоянием тетеньки, и я предложила приехать к ней в гости с бутылкой водки, чтобы помянуть Маринку. Мое предложение было встречено на ура, мне сообщили адрес, пытаясь объяснить, как найти дом, если двигаться от троллейбусной остановки. Я попробовала прервать этот поток ориентиров по питейным точкам, на другом конце провода все равно настояли на том, чтобы пояснить, в каком магазине лучше покупать водку и какую именно и что продавщице обязательно надо сказать, что это для «тети Вали». Я обещала все сделать, как велено, и с трудом от собеседницы отвязалась.

– Поедем в гости, – объявила я псу.

Тимка выразил явное недовольство.

– Надо для дела, – вздохнула я. – Ты же понимаешь?

Пес тоже вздохнул, но поплелся за мной к двери, чтобы из одних гостей следовать к другим. Представляю, что мы увидим в квартире милой дамы, явно уважающей зеленого змия…

Уже сев за руль, я внезапно застыла.

А ведь в первый раз я слышала в телефонной трубке мужское тяжелое дыхание. Или это тетя Валя так дышала? Пожалуй, нет. Первым звонил мужчина. Но вот кто это был?!

Я тронулась с места, на всякий случай поглядывая в зеркало заднего вида. Мой «хвост» обо мне не забывал.

Глава 8

Санкт-Петербург. 11 апреля, воскресенье

Следуя указаниям Маринкиной матери, я быстро нашла нужный дом, правда, для начала мне требовался магазин, в котором я планировала затовариться. Я купила бутылку дешевой «Русской» водки, бутылку портвейна и колу себе. Пес при виде принесенного мной в машину богатства посмотрел на меня укоризненно: он терпеть не может пьяных и точно знает, что означает вид бутылок.

– Не кривись, – сказала я Тимке. – Мы идем в гости, а я за рулем, так что буду пить только колу. Алкоголь – для хозяйки.

Вскоре мы с Тимкой покинули машину и, чертыхаясь, поднялись на четвертый этаж хрущевки. Дверь, перед которой мы оказались, я смогла бы открыть без помощи набора взломщика: по-моему, требовалось только ее слегка толкнуть. Но для порядка я позвонила.

Сразу же послышались какие-то вздохи и покряхтывания, кто-то приплелся к двери, волоча ноги, – и она тут же распахнулась.

– Бля! – вместо приветствия воскликнула женщина непонятного возраста со спитым лицом и растрепанными волосами странного цвета, не поддающегося определению одним прилагательным. – И чего же это я дверь-то не заперла?!

Только после этого она сфокусировала взгляд на нас с Тимкой, стоявшим у моих ног.

– Пес твой? – посмотрела на меня тетка.

– Мой, – подтвердила я. – Его зовут Тимка.

– А мой куда-то убежал, шельмец, уже дня три как нет, – вздохнула тетка, опомнилась и пригласила нас проходить.

Откровенно говоря, мне до этого ни разу не доводилось бывать в жилищах алкоголиков. В квартире стоял запах старого перегара, давно не мытого туалета (бачок которого, как выяснилось, давно не работает и сливать за собой приходилось ковшиком, наполнив его над ванной – слава богу, далеко ходить не требовалось, потому что санузел был совмещенный, но залезть в саму ванну я решилась бы только под дулом пистолета), а также смешалось множество отвратительных ароматов, происхождение которых трудно было определить сразу. Эти запахи не выветривались, несмотря на открытую форточку.

В единственной комнате стояла полуразвалившаяся мебель: какой-то топчан с торчащей сбоку пружиной, просиженный диван, облезлая тумба, покрытый слоем пыли обеденный стол перед топчаном и черно-белый телевизор в углу. Ни одного стула и ни одной табуретки в поле зрения не наблюдалось, так же как шкафа, правда, углубление в стене, видимо, по мнению проектировщиков, предназначавшееся как место для шкафа, было отгорожено ширмой, на которой висели какие-то тряпки, скорее всего, являвшиеся одеждой хозяйки.

Кухня представляла собой рай для тараканов. Горы немытой посуды, с уже заплесневевшими остатками каких-то непонятных соусов, покрытые пылью пустые бутылки, на которых Валентина могла бы сделать состояние (по ее меркам), на плиту не хотелось смотреть вообще. Раковина, похоже, давно засорилась, потому что в ней стояла грязная вода, заполняя ее до половины. В воде плавали неведомые мне насекомые, пятна жира, кусочки какой-то снеди. На кухне имелись две табуретки, стол и шкафчик. Холодильник, по всей вероятности, был старше меня. По крайней мере, я таких никогда не видела. Судя по царапинам на когда-то белой поверхности, его несли через какие-то джунгли или трущобы. Но агрегат работал, правда, периодически выдавал свое негодование, разражаясь раскатом грома, к которому примешивались какие-то покряхтывания и жужжание. В эти моменты он начинал дрожать всем своим многострадальным корпусом.

В малюсенькой прихожей трудно было развернуться, и мне пришлось приложить усилия, чтобы не коснуться боком грязной тетки. К стенке были прибиты крюки для одежды, телефонный аппарат стоял на полу.

– Ну ты проходи, не стесняйся, – пригласила Валентина. – И ты, пес, проходи. Может, мой тебя учует, прибежит. Место свое защищать. Твой-то дерется?

Я посмотрела на Тимку, он рыкнул, и я заявила Валентине, что мой дерется только с большими собаками.

– Молодец, пес, – кивнула Валентина. – Мой тоже. Ладно, пошли на кухню.

При виде вышеописанной кухни мне стало плохо, и я изъявила желание обосноваться в комнате. По крайней мере, там не требовалось лицезреть горы грязной посуды и ряды пустых бутылок. Я выставила на стол водку, портвейн и колу, Валентина тут же оживилась и бросилась на кухню за стаканами. При виде стаканов у меня к горлу подступила тошнота, в любом случае пить я намеревалась только колу и решила это делать прямо из горлышка.

– Микроб – существо нежное, от грязи гибнет, так что ничего с тобой не случится, – нравоучительно изрекла хозяйка, когда я высказала свои намерения вслух. Она критически оглядела стаканы, махнула рукой, вытерла один из них о край старого халата и с грохотом опустила на стол.

Потом она призадумалась и поинтересовалась, буду ли я и водку пить из горла. Я тут же ответила, что спиртное мне нельзя, и назвала причину, которая, по моему мнению, могла показаться Валентине наиболее убедительной (да и про машину ей знать не следовало, зачем дразнить гусей?).

– Я беременна, – заявила я.

Тимка, сидевший на полу и не решавшийся на него лечь, привыкнув к моим коврам, вскинул голову и шевельнул ушами. По выражению его мордочки можно было понять, что он прикидывает, когда это хозяйка успела забрюхатеть, а Валентина тем временем уставилась на мой плоский живот.

– Еще незаметно, – заявила я.

– Я, когда беременная была, и пила, и курила, – сказала мне Валентина. – И ничего. Все это ерунда, что врачи говорят. Меньше их слушать надо, здоровее будешь.

Мы еще немного поспорили – для порядка, потом она заявила, что ей больше достанется, я сказала, что для нее и куплено, мы улыбнулись друг другу, хозяйка плеснула себе портвейна в грязный граненый стакан, я взялась за бутылку колы.

– Ну, за знакомство? – спросила хозяйка.

Я опешила. Ведь у нее же сегодня погибла дочь! Свекор, живший с Маринкой, не проявил ни особой жалости, ни сочувствия, теперь родная мать вроде бы как и забыла, что произошло. Ну что же это такое, черт побери?! Неужели люди стали настолько бесчувственными?! Или это только я такая идиотка, что мне больше всех жалко девчонку, которую я практически не знала?

– Вы – мать Марины Варфоломеевой? – на всякий случай уточнила я. Вдруг я что-то недопоняла по телефону? Она ведь уже приняла, когда звонила в квартиру Артема Александровича. Да и речь ее тогда состояла в основном из русских народных выражений. Сейчас, к моему удивлению, мата практически не было и хозяйка казалась мне трезвее, чем можно было судить по голосу, который я слышала в трубке.

– Я, – кивнула Валентина. – А ты чего так на меня вылупилась? Я давно этой шалаве говорила, что допрыгается. Допрыгалась. Допрыгалась!!!

Внезапно Валентина разревелась, вскоре рев перешел в вой, она закрыла лицо руками, затряслась всем телом, потом свалилась с топчана, на котором мы сидели, и стала кататься по полу, подвывая и издавая прочие не поддающиеся описанию звуки, которые, по идее, не должны были бы вырываться изо рта человеческого существа. Пес в страхе отпрыгнул в сторону, потом прижался к моим ногам и посмотрел на меня испуганными черными глазками. Я погладила его по голове, стараясь успокоить, но мне самой было не по себе. Не хотелось долго оставаться в квартире, где перед тобой на полу устраиваются подобные сцены.

Валентина продолжала кататься по грязному полу, а я прикидывала свои дальнейшие действия. Уйти пока не могла, поскольку требовалось вытянуть из хозяйки хоть какую-то информацию, которая могла бы мне пригодиться. Что-то же она знает про свою дочь? Приходить сюда второй раз желания не было, то есть я должна решить все вопросы сегодня. Если это вообще возможно, конечно. У Валентины белая горячка? Или уже съехала крыша? Может, мне стоит прекратить всякие вливания алкоголя внутрь? Наглядный пример – он ведь обычно действует лучше всего.

Потом я задумалась об убитой Маринке. Неужели она собиралась возвращаться сюда? Я в очередной раз обвела глазами комнату, в которой находилась. Полуразвалившаяся мебель, заляпанные пятнами старые обои, оторванные в нескольких местах, пыль, паутина в углах, грязь. Нищета. Возвращаться сюда?! После Артема Александровича? У него, конечно, тоже не Эрмитаж и пыли-грязи хватает, но… Мебель у свекра, в общем-то, тянет на антиквариат, по крайней мере, ряд экземпляров. Пыль в основном в темной комнате, где хранятся его «богатства». Кухня, спальня, да и комната приема клиентов содержатся в относительной чистоте, а по сравнению с этой квартирой там вообще стерильность операционной.

У свекра холодильник всегда забит продуктами, а тут, как я догадываюсь, иногда бывает только хлеб. Артем Александрович – мужик щедрый. Всех своих пассий он одевал-обувал, не говоря уже о том, что изменял к лучшему их внешность. Увидев то, как живет мать Маринки, я могла понять, почему Варфоломеева-младшая ухватилась за предложение Артема Александровича. Пусть ему шестьдесят четыре года, но она переезжает в отдельную трехкомнатную квартиру, нормально питается, ее одевают, работать не заставляют, да еще и делают краше и милее. Возможно, Маринка хотела женить свекра на себе, а потом… Потом могло быть несколько вариантов, но не будем о них. В любом случае Маринки больше нет.

Возможно, она не собиралась уезжать к матери? Во всяком случае, по своей воле. Или задумала уйти, кое-что прихватив с собой. Ключ у нее оставался. Пришла, чтобы поискать, какие сокровища у него хранятся. А он… случайно вернулся. И застал Маринку за этим неблаговидным занятием. Или застал раньше – а поэтому выгнал. А она вернулась еще раз. И тут Артем Александрович не удержался. А потом устроил незапланированную встречу с Анютой и со мной…

Можно было ожидать такого от свекра? Или я зря так плохо о нем думаю? Для собственного успокоения мне нужно знать время смерти Маринки. Но это завтра.

А сегодня вытянуть из матери все, что та помнит. Если что-то помнит.

Кривясь, я посмотрела на стоявший на краю стола стакан, наполненный портвейном. Мне было противно даже прикасаться к нему, но я себя пересилила, сказав, что это нужно для дела. Я должна. Валентина уже только тихо скулила, застыв на полу. Она лежала, отвернувшись от меня к стене.

Я взяла стакан, встала, нагнулась над женщиной и протянула ей портвейн.

– На, выпей, легче будет.

Валентина словно очнулась. Села. Потерла глаза и выпучилась на меня.

– Ты кто такая? – спросила она наконец.

«Точно, белая горячка», – подумала я.

– Не, ты кто такая? – не отставала Валентина, поднимаясь на ноги. – Чего это ты делаешь в моей квартире? Как ты сюда попала, а? А ну признавайся!

Валентина вперила руки в бока и вылупилась на меня, округлив глаза.

– Пить будешь или нет? – спросила я у нее, так и держа стакан с портвейном в руке. – Или вылью в туалет. Зря я, что ли, тебе выпивку принесла?

– Э… – помычала Валентина, уставилась на стакан в моей руке, словно впервые его заметила, потом на бутылки на столе, Тимку, спокойно сидящего у топчана, и, наконец, снова на меня. – А, вспомнила, – заявила хозяйка, схватила стакан, вылакала до дна, резко выдохнула, тут же налила себе еще половину и обратилась ко мне: – Да ты садись, чего встала. Я вспомнила.

Теперь хозяйка натужно улыбалась, всем своим видом демонстрируя радушие.

«Ну влипла», – подумала я, но приглашение приняла.

Валентина тем временем предложила помянуть ее дочь, хотя та была и «дрянь редкостнейшая». Я согласилась и сделала это колой, в то время как хозяйка вылакала еще полстакана портвейна.

«Только бы не вырубилась», – пронеслась у меня мысль, и я поняла, что тянуть с расспросами больше не стоит.

– Когда ваша дочь была у вас в последний раз? – поинтересовалась я.

Валентина наморщила лоб, потом прищурилась и посмотрела на меня.

– А тебе зачем? – спросила она. – Ты чего, из милиции?

– Нет, я не из милиции, – спокойно ответила я, глядя хозяйке прямо в глаза. – Я пришла по вашему же приглашению. Вы помните, что звонили Артему Александровичу Прохорову и просили его приехать? Так вот, он приехать не может, потому что убит горем. Приехала я, его родственница, по его просьбе. И по вашей. Артем Александрович интересовался, как вам можно помочь? Он прекрасно понимает, что у вас горе. Как и у него. У вас общее горе. Погибла Марина. Вы попросили купить вам выпить. И сказали что. Я купила. Денег у вас не прошу. – При последней моей фразе Валентина как-то резко дернулась, а я поняла, что попала на больную точку. – Вы сказали по телефону, что хотели о чем-то поговорить с Артемом Александровичем, но только лично. Я спросила, могу ли приехать вместо него. Вы согласились. И вот я здесь. Вы помните об этом разговоре?

Врала я безбожно, но считала это ложью во спасение и была практически уверена, что Валентина не помнит ничего. Так и оказалось. Она кивала в такт моим словам, потом уточнила, знала ли я Маринку, я ответила, что видела ее пару раз, но практически с ней не общалась.

– А у тебя с этим дедком Маринкиным?.. – вдруг спросила Валентина. – Ты его чего?.. Маринка сказала, что он другую бабу завел. Это тебя?!

– Артем Александрович – отец моего мужа. Мой свекор, – пояснила я, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не разораться. – Он мне даром не нужен. Мечта моей жизни – чтобы к моим мужикам не прилагались родители в качестве бесплатного довеска. С ранней юности мечтаю встретить круглого сироту, да вот никак не получается.

Валентина переваривала услышанное от меня где-то с минуту, потом дико расхохоталась. «До нее как до жирафа», – пронеслась мысль. А хозяйка тем временем еще подлила себе портвейна, проглотила, не закусывая, и уставилась на меня, чем-то напоминая потрепанную взлохмаченную сову.

– Что вы хотели сказать Артему Александровичу? – повторила я свой вопрос.

Валентина задумалась, потом честно призналась, что не помнит.

– А что помните?

Она непонимающе глядела на меня.

Тогда я попросила ее рассказать про Марину.

– Ты же знаешь, что о мертвых или хорошо, или… – вздохнула Валентина, опять прикладываясь к стакану. – А хорошего про нее я ничего сказать не могу. Вот так-то. Ни-че-го! И зачем я ее рожала? Думала: помощь матери будет на старости лет. А теперь кто мне помогать станет? Кто?!

С этими словами хозяйка допила портвейн, помолчала немного, глядя куда-то вдаль сквозь не мытое несколько лет окно, а потом ее вдруг прорвало.

Маринку она растила одна. Отец дочери сгинул в неизвестном направлении, когда той едва исполнилось два года. Валентина работала на стройке, там и получила на двоих с дочерью эту однокомнатную хрущобу. Был бы сын – дали бы двухкомнатную квартиру, а с ребенком одного пола полагалась однокомнатная. Марина спала на топчане, который раньше прикрывала ширма – Валентина кивнула на нее, – а Валентина с сожителями – на диване. Девчонка рано узнала, зачем существуют мужчины и чего они хотят от женщин. В пятнадцать лет сама Маринка пошла по рукам, решив, что в нищете жить не хочет, а заработать может только на панели. Идти работать куда-то в другое место желания у нее не было.

А год назад она встретила Артема Александровича и перебралась к нему, вцепившись мертвой хваткой.

– Простите, а сколько ей было? – спросила я, считавшая, что Маринке лет двадцать пять. Я не помнила, чтобы у Маринки был потасканный вид, а если она с пятнадцати занималась проституцией, то теперь должна была бы смотреться совсем не так, как я ее помнила… Или это свекор такой кудесник?

– Сейчас? – подняла на меня осоловевшие глаза Валентина. – Восемнадцать исполнилось месяц назад. Или не месяц? Сейчас у нас что? Да, вот в прошлом месяце, второго числа.

– А вам сколько? – уточнила я у Валентины, казавшейся мне древней старухой.

– Сорок один, – призналась она, не пытаясь скрыть возраст, как это обычно делают женщины. Челюсть у меня в очередной раз поползла вниз.

Затем Валентина принялась орать, что «эта сука» совсем забыла про мать, которая ее вырастила, отдавала ей последнюю копейку (что было сомнительно), а потом нашла себе богатого дедка, который лучше подошел бы матери. И вообще дедка мать с Маринкой вполне могли бы разделить на двоих, как сделала бы любящая дочь, благодарная матери.

– Откуда вы узнали про деда? – уточнила я.

– Так она сама хвасталась! Думала мне нос утереть! Тварь! Рассказывала, что она ест и что пьет. Что он там ей дарит. Я ей сказала, что уведу его! И знакомиться приду. Потребую отступные за совращение. Маринке-то тогда сколько было годков? Не восемнадцать. Дедку-то она врала. А потом я решила: Маринка мне должна платить. Маринка, а не дедок. Видишь, какая я благородная? Трогать не стала. Пусть живет с молодухой, если хочется. Хоть снял Маринку с моей шеи. Но дочь должна помогать матери. Я и пошла за ней. Я ее выследила! Выследила, слышь? И пришла в гости. Но его не было. Посмотрела, как живет. Сука! Я ей тогда сказала: будешь матери денег привозить, иначе не дам тебе тут жить. Приду знакомиться. Все про тебя расскажу. Она и испугалась. Испугалась, слышь? Наверное, изображала из себя целку. Он-то не знал, чем она занималась до знакомства с ним. Ну, Маринка меня быстро домой спровадила, но денег дала и пообещала еще давать. И привозила. И выпивку мне привозила. Боялась, тварь! Но что со мной теперь будет?! – Валентина завыла, закрыв лицо руками. – Что я теперь буду делать?!

«А мамаша не могла прикончить Маринку?» – подумала я, но тут же ответила себе, что Валентина не смогла бы нажать на курок, или если бы все-таки нажала, то промазала бы, да и откуда ей взять пистолет? А главное, кто же убивает курицу, несущую золотые яйца? Но с другой стороны, мозг-то у Валентины здорово затуманен… И все-таки мне не верилось, что это она прикончила дочь.

– Вы давно были в квартире Артема Александровича?

Хозяйка отняла руки от лица, размазала слезы по щекам, задумалась, наморщив лоб, потом призналась, что не помнит. Совсем не помнит.

– Но не сегодня?

– Нет, конечно. Чего мне там сегодня делать?

Я опять спросила, когда Марина приезжала к матери в последний раз.

– Так сегодня и приезжала, – выпучилась на меня Валентина. – С утра. Приехала и уехала. Нет, не сразу уехала. Звонила кому-то от меня. Или ей кто-то звонил. Нет, она, наверное. Ей сюда давно никто не звонит. Про бабу новую дедову говорила. Это я точно помню. Я про эту бабу тогда и узнала. Маринка-то думала, что я не слушаю, на кухне пиво пью. А я – пиво пивом, а слушаю. Маринка еще дверь в кухню закрыла, но у меня слух о-го-го! Вот так-то!

Хозяйка открыла водку, пояснив, что пьет она по правилам: вначале то, что послабже, потом покрепче.

Затем она продолжила свой рассказ, периодически направляемый в нужное русло моими вопросами.

Звонила Маринка какому-то Савве (мать еще поразилась имени; я тоже, подумав, все ли правильно расслышала Валентина), с которым договаривалась о встрече. А попутно сообщила, что любовник уехал к бабе. Будет только к вечеру. Говорили они с этим Саввой довольно долго. Валентина нахмурилась, словно вспоминая что-то, а потом сказала:

– Она ему бумаги какие-то зачитывала. Избу-читальню тут мне устроила! Но плохо читала. Так и не выучилась. А школу бросила. Я ей говорила: учиться надо, а она по мужикам! Толку, говорила, от учебы никакого, а от мужиков – бабки.

Валентина помолчала, уставившись вдаль, а потом добавила:

– Вообще-то правильно. От мужиков бабки. А я всех своих растеряла. Все, как увидят Маринку, сразу к ней приставать начинали. У, сука! У родной матери мужиков уводить! Но что я теперь-то делать буду?!

Хозяйка хряпнула стакан водки, опять не закусывая. Я поражалась ее способности пить. Я могу только с хорошей закуской. Балычок, красная рыбка, черные грузди… Да и напитки выбираю другого качества.

Внезапно Валентина хихикнула и сообщила мне заговорщическим шепотом, что свистнула у доченьки несколько листочков, когда та зашла в туалет, оставив их лежать без присмотра в прихожей.

– Вот так-то! – Валентина мне подмигнула.

– Зачем? – удивилась я. – Ведь это же не деньги!

Хозяйка задумалась, не зная, что ответить, а потом заявила:

– А просто так. Взяла – и свистнула. В туалет положу.

И пьяно расхохоталась. Я же поинтересовалась, успела ли Валентина их оприходовать или еще нет. Хозяйка кивнула на ширму и заявила, что быстро кинула их туда – чтобы Маринка не заметила пропажу сразу и бумаги не бросились ей в глаза.

– Они до сих пор там?

– Да куда ж они денутся-то? – вылупилась на меня Валентина. – Кого ж я пущу за ширму-то? – Потом она прищурилась и спросила: – А тебе они нужны?

– Не знаю, – честно призналась я. – Для начала надо взглянуть.

Хозяйка – вот стерва! – тут же предложила продать их мне и заметила, что дорого не возьмет. Как я догадывалась, понятия о дороговизне у нас были разные, но не поторговаться я не могу, да и с какой стати я должна покупать у Валентины какие-то неведомые бумаги? Может, она вообще все врет? И я ей, между прочим, две бутылки уже поставила.

Я предложила пойти на компромисс и дать мне взглянуть хотя бы на одну – я же не могу покупать кота в мешке? А взглянув на одну, я решу, нужны мне все или нет.

– Но ведь и одна что-то стоит, – заметила Валентина.

«У, жадюга!»

– А водка и портвейн?

Валентина задумалась, потом опять стала что-то напряженно вспоминать и вдруг заявила, что Маринка сегодня с утра долго торговалась с этим Саввой. Поэтому мать и стала внимательно прислушиваться к разговору. Маринка хотела получить за бумаги пять тысяч долларов.

– Никакие бумаги не могут стоить пять тысяч долларов, – тут же заявила я, думая совсем по-другому: если это те, которые оставил Тимофей, то стоить они могут гораздо больше, но вслух добавила: – А я таких денег в руках не держала.

«Видела бы ты мою машину. А если сложить то, что сейчас на мне… Швейцарские часики, брюлики в ушах, цепочка с медальончиком…»

Как сказала Валентина, ее дочь стала читать Савве что-то из бумаг после того, как он – судя по Маринкиным репликам – заявил, что отдаст ей сразу же половину денег, а вторую половину – после того, как ознакомится с содержанием документов. Маринка и стала сама его знакомить. Чтобы все деньги получить сразу же. Пожалуй, это оказалось именно то, что хотел неизвестный Савва.

Но Маринку сегодня убили.

Матери позвонили и пригласили в морг. Милиции, к которой Валентина никогда ни особой любви, ни доверия не испытывала, она ничего не сказала про телефонный разговор дочери с Саввой, да и про ее визит сегодня утром тоже. Сообщила только, что дочь давно не живет у нее, а сожительствует в грехе с каким-то старпером, годящимся ей в деды, если не прадеды. Мать в морге разревелась: все-таки единственная дочь, сердобольные санитары плеснули спиртика, на том Валентину и оставили сегодня в покое, разрешив ехать домой.

Да и зачем говорить милиции про бумаги, если их можно так выгодно продать? Ведь милиция тогда заберет их бесплатно.

– Сколько готова заплатить? – посмотрела на меня Валентина, прищурившись.

Я знала, что в кошельке у меня из наличности лежат только «деревянные» полтинник и червонец, про кредитные карточки, как я подозревала, Валентина даже не слышала. Я без всякой боязни открыла кошелек и показала содержимое.

– Это все, что есть, – сказала я.

– Мало, – заявила Валентина. – Когда будет больше, приезжай.

– Для начала покажи бумаги, – спокойно сказала я. – И, кстати, ты уверена, что найдется еще кто-то, кто станет на них смотреть? Придется тебе их использовать в туалете, как ты и предполагала. Кому еще ты можешь их продать?

Валентина в очередной раз задумалась, потом заявила:

– Савве.

– Ты знаешь, как его найти? – тут же оживилась я.

Она опять замолчала, нахмурив лоб, выпила еще водки для ускорения мыслительного процесса, а потом велела мне искать Савву, предложить ему бумаги, а прибыль мы разделим поровну. Я расхохоталась, не в силах сдержать смех.

– Так ты же дедова родственница, – заметила Валентина. – Где Маринкины вещи? У деда, где же им еще быть, – ответила она сама. – Вот и поищешь там телефончик.

Теперь уже я глубоко задумалась. А где в самом деле Маринкины вещи? Если я правильно поняла Артема Александровича, то Маринка вещи собрала и часть их вывезла. К матери? Нет, тут ничего приличного нет. Значит, куда-то еще. Или не вывезла? Или она сегодня должна была их собрать? Но ведь у свекра дома не стояло никаких собранных сумок или чемоданов. Ладно, с квартирой Артема Александровича я как-нибудь разберусь, но сейчас требовалось решить вопрос с Валентиной.

– Вы считаете, что они у моего свекра? Ошибаетесь. Они в ментовке, – взяла я ее на пушку. – И когда их отдадут, неизвестно. И вы уверены, что милиция не найдет Савву раньше, чем его найдете вы или тем более я? У них для этого больше возможностей и времени. Вы так не думаете? И что я ему скажу? Да и потом, как-то не хочется отправиться в морг вслед за вашей Мариной. Жизнь у меня одна и еще мне не надоела. А вам? – снова перешла я на «вы».

Валентина нахмурилась, выпила остатки водки и шатающейся походкой направилась к ширме, не оглядываясь на меня.

Ширма стояла прямо напротив топчана, на котором мы сидели с разных сторон. Казалось, что преодолеть расстояние до нее – пустяк, но это для нормального человека, а не для пьяной Валентины, на которую наконец подействовал весь выпитый сегодня алкоголь. Она не дошла до ширмы, с грохотом рухнула на пол и захрапела.

Я вначале не поверила в свою удачу, я вообще не могла поверить, что можно вот так свалиться и заснуть. Оказалось – можно.

Пес тихо тявкнул.

– Тсс! – приложила я палец к губам, встала и тихонечно подошла к ширме, отодвинула ее в сторону. За ней валялась куча каких-то старых грязных тряпок. Бумаг видно не было. Неужели мне разбирать этот хлам? Или Валентина вешала мне лапшу на уши в надежде вытянуть из меня хоть какие-то деньги, как тянула их из дочери. Но раз дочери больше нет, а средств к существованию, как я понимаю, тоже, то нужно использовать все возможности, подворачивающиеся под руку.

Мне помог родной пес. Он потянул на себя одну из тряпок – и тут же моему взору представился угол листа, заполненного мелким шрифтом. Больше ждать было нечего. Я принялась разбирать кучу.

Бумаги были помяты, одна заляпана какой-то гадостью (видимо, Валентина пыталась вникнуть в ее содержание на кухне). Количество листов пересчитывать было некогда, но свистнула Маринкина мать немало, а потом рассовала трофеи среди своего тряпья.

На листе, который я вытащила первым, мне тут же бросилась в глаза фамилия: Казанский.

Игорюня хоть когда-нибудь перестанет напоминать мне о себе?

Я перегнула бумаги пополам – все равно мятые, – опустила в свою сумочку, подумала, достала пятьдесят рублей и оставила их на столе, придавив пустой бутылкой водки. Потом решила все-таки уничтожить свои отпечатки пальцев, оставленные в этой квартире, и носовым платком, который потом придется выкинуть, протерла бутылки, край ширмы, до которого дотрагивалась, и край стола, после чего, еще раз оглядевшись и не заметив в комнате ничего интересного, решила отбыть.

Уже сделав шаг к входной двери, я подумала, что надо бы еще разок оглядеться в кухне – если Валентина действительно пыталась там ознакомиться с содержанием документов. Интуиция меня не подвела: в ящике стола нашлась еще одна, я прихватила и ее, и мы с псом покинули Валентинин дом. Ручку входной двери я обмотала все тем же носовым платком, чтобы не оставить на ней отпечатки пальцев, а потом выкинула его в помойку, мимо которой проходила по пути к своей машине.

После чего помчалась в родную квартиру. Мне предстояло изучить содержимое документов. Скорее всего, оставленных Тимофеем мне. Но доставшихся неизвестному Савве. И где мне его теперь искать? У Маринки-то не спросишь.

* * *

Но я никак не могла предположить, что на сегодня бурное развитие событий еще не закончилось.

Я поставила «БМВ» на стоянку, и мы с псом медленно направились к родному дому. Тимка, как и обычно, останавливался у каждого деревца, кустика и столба. Я поглядывала по сторонам и, заходя в наш двор, заприметила уже знакомые «Жигули» в противоположном его конце. По крайней мере, я считала, что это они – разглядеть номер с такого расстояния было невозможно. Меня удивило, что машина была обращена не в ту сторону, откуда должны были появиться мы с псом. И кто же это все-таки за мной наблюдает? Может, подойти и прямо спросить? Не нравится мне такое положение вещей. Что-то явно заваривается вокруг меня. Но с чем это связано? С внезапным отъездом моих родственников и знакомых из страны, с выходом Казанского на свободу или моим появлением в цюрихском банке как раз в момент его ограбления? Надо бы разобраться. Но для начала решить для себя: что меня волнует больше всего?

Мое доброе имя, тут же ответила я себе. Потому что без него карьере конец, а она для меня очень важна, даже, наверное, слишком. Но без доброго имени в финансовых кругах на моей работе можно ставить крест. Если же кто-то заподозрит или пустит слушок, что я каким-то образом причастна к ограблению цюрихского банка, в котором хранятся деньги многих моих клиентов, с добрым именем можно прощаться. Навсегда. А поэтому я должна разобраться с тем, кто меня «пасет». По какой причине? Пожалуй, возьмем быка за рога.

И мы с Тимкой направились к «Жигулям».

При нашем приближении у водителя округлились глаза, и он тут же рванул с места. Мы с Тимкой стояли посреди дороги для машин и пешеходов, идущей вдоль нашего дома и отделенной от здания трехметровым газоном с редкими кустиками, и ничего не понимали. Правда, стояли мы всего несколько секунд, потому что были возвращены к действительности резким гудком клаксона – с места сорвался еще один старенький «Жигуль», дремавший на грунтовой площадке, отделяющей мой дом от пятиэтажных корпусов. На этой площадке держат своих железных коней те, кто не желает или не может тратиться на платную стоянку. С визгом тормозов второй «жигуленок» понесся в том же направлении, куда улетел первый. В нем сидели два человека. Мы с Тимкой еле успели отпрыгнуть. И как я должна все это понимать? Что заваривается-то, черт побери? Вернее, уже заварилось.

Глава 9

Санкт-Петербург. 11 апреля, воскресенье

При подходе к двери квартиры у меня появилась мысль о возможности несанкционированного вторжения. Перед тем как вставить ключ, я внимательнейшим образом осмотрела замок. Открыв дверь, пробежалась по всем комнатам. По крайней мере, на этот раз обошлось. Незваные гости в мое отсутствие тут не появлялись.

Для начала я решила изучить содержимое доставшегося мне наследства, а потом определяться с дальнейшим планом действий.

Но пес изъявил желание поесть, я тоже была голодна, так что мы разместились на кухне, подъедая остатки Тамаркиной стряпни. Ох, скоро мне снова переходить на еду быстрого приготовления, а так не хочется! Была мысль тяпнуть коньячку, но я решила повременить с этим делом, так как не исключала, что мне сегодня придется еще куда-то податься по делам.

Поскольку бумаги все равно были, так сказать, не первой свежести, я углубилась в их изучение, сидя на кухне. Они представляли собой различные договоры. Перед глазами мелькали названия фирм, номера счетов, правда, почему-то не возникало стопроцентной уверенности, что бумаги эти настоящие. Так говорила моя интуиция. Мне самой нередко доводилось готовить подобную липу. Тимофей тоже в этом деле не новичок и вполне справился бы с заданием. Но вот только зачем было все это оставлять мне? Если это, конечно, те бумаги. Но откуда другим-то взяться у Маринки? Кстати, номера счетов вполне могли быть настоящими, вот только есть ли что на них… Или это компромат, собранный Тимофеем на своих клиентов?

Изучив все, что оказалось в моем распоряжении, я сложила имеющиеся бумаги в папочку, убрала ее в один из ящиков письменного стола, присоединив к другим многочисленным бумагам, вернулась на кухню, сварила себе кофе и глубоко задумалась.

Что сделала Маринка? Наверняка, прозябая со своей мамашей и ее сожителями в убогой хрущобе, девчонка мечтала о красивой жизни. Выходила на панель, чтоб получить хоть какие-то деньги, потом встретила прекрасного принца по имени Артем Александрович. Конечно, до принца свекру далековато, но для Маринки это был выход. Она за него ухватилась. Не исключено, что имела виды и на Тимофея. Я на ее месте, по крайней мере, имела бы. Или на кого-то из клиентов Артема Александровича. Там же, как я догадываюсь, в основном появляются не старики.

И кто-то из этих клиентов (пусть даже из тех, на кого она не положила глаз сама) стал проявлять к ней интерес. Она растаяла. Ее попросили об услуге. Но Маринка, судя по всему, была девчонка хваткая. И решила подзаработать. Любовь любовью, а денежки денежками. И она собралась продать то, что хотел получить клиент. Пять тысяч долларов для нее были немыслимой суммой. Возможно, Маринка решила, что таким образом обеспечит себя на долгие годы вперед. И, например, сможет расстаться с Артемом Александровичем. Между нами, девочками, он ведь тоже не подарок. И на сколько там лет Маринка моложе его? Конечно, ей хотелось чего-то другого. Начать новую жизнь. И она продала бумаги. Тем самым подписав себе смертный приговор. Или ей его подписала мать, выкрав часть бумаг из папки. Клиент понял, что ему вручили не все, и взял Маринку за горло. Девчонка же не представляла, куда подевались недостающие страницы.

Что же делать мне? И кто за мной следит?! Причем теперь, как я понимала, это представители двух конкурирующих структур. Что им нужно?

По идее, мне требовалось выяснить, кто такой Савва (имя-то редкое, если это, конечно, не кличка), с которым Маринка сегодня созванивалась и, пожалуй, встречалась. На полученных мною бумагах никаких телефонов не значилось. Но ведь где-то должен быть записан его телефон. У Маринки наверняка имелась записная книжка. Ну хоть какая-то.

Поиски я могла начать только с квартиры свекра. Не исключено, что какие-то вещи уже в ментовке, но туда мне не добраться. Эх, знать бы кого-нибудь из Маринкиных подруг… К кому-то же она перевезла часть своего имущества. Если, конечно, перевезла. Но часть явно осталась у свекра.

Я задумалась. Потом мелькнула мысль: а ведь в самое ближайшее время состоятся ее похороны. На них кто-то придет. Или, может, свекор знает кого-то из подруг Маринки? Хотя навряд ли. Артем Александрович мог проявлять к девчонкам лишь вполне определенный интерес, а Маринка, державшаяся за него зубками и ноготками, должна была близко не подпускать подружек к этому «принцу», обеспечивавшему ей лакомые кусочки пирога. Вдруг уведут сокровище. Но на похороны подружки должны прийти. Только вот узнают ли они о том, что Маринку убили?

А если мне обратиться к капитану Туляку? Имею все основания. Похоронами будет заниматься свекор – завтра, как я подозреваю, он будет уже в состоянии, а я, как член семьи, беру на себя обязанности оповестить знакомых убитой. Но, к моему великому сожалению, ее знакомых не знаю, не поможет ли родная милиция их найти? Вы ведь как раз этим заняты, господа? Не поделитесь ли информацией с семьей? Ну а дальше по обстоятельствам.

Но начать следовало с Артема Александровича.

Я посмотрела на часы. Ехать к нему, откровенно говоря, было уже лень, но нужно. Не откладывай на завтра… Эту народную мудрость я уважаю, в особенности работая финансовым консультантом. Ориентироваться приходится очень быстро. Ведь завтра может быть уже поздно. Хотя о чем это я?

Я пыталась объяснить любимому псу, что на этот раз не хочу брать его с собой: нечего ему шататься по чужим грязным квартирам на пару со мной, но он смотрел на меня такими глазами, что оставить его одного дома я не смогла. Мы опять поехали вместе.

На всякий случай я предварительно позвонила свекру, но трубку он не снял. Ничего страшного: я ведь прихватила ключ и в квартиру попаду. На этот раз слежки за собой я не заметила. Или «хвосты» решили, что сегодня я больше никуда не поеду? А может быть, выяснили отношения? В результате чего просто физически не способны за мной следить…

* * *

Когда я открывала дверь в квартиру Артема Александровича, из соседней показался давно осточертевший мне любопытный нос. Я решила этим воспользоваться.

– Добрый вечер! – изобразила я самую радушную улыбку, на которую была способна.

Соседка приоткрыла дверь пошире и мрачно кивнула. Пожалуй, она любила подсматривать и подслушивать, но разговор с обратившими на нее внимание не входил в ее планы. Но от меня не так-то просто отделаться.

Бабка стояла на пороге своей квартиры, я – на лестничной площадке. Я сразу же взяла быка за рога.

– Вы понимаете, что нам с Артемом Александровичем придется заниматься организацией похорон, – начала я. – Вы, случайно, не знаете никого из подруг Марины, которых следовало бы оповестить?

Бабка хмыкнула и пробурчала что-то типа: откуда ей знать подруг этой… но планируемый эпитет не использовала, вспомнив, что о мертвых так говорить не следует. Потом соседка попыталась убедить меня в том, что она ничего не ведает, будучи глухой и слепой, ни с кем не знакомится, и прочую чушь.

– Ну ладно, я спрошу в милиции, – заявила я с той же радушной улыбкой. – Спасибо вам большое.

И повернулась к двери свекра.

– Женщина, – вдруг послышалось у меня за спиной, – вы…

– Да? – Я обернулась. Пес застыл на месте.

– А вы сегодня собираетесь тут ночевать?

Я чуть не прыснула от смеха, но сдержалась и пояснила, что пыталась дозвониться до свекра (надо было ей напомнить, кто я, хотя, как мне казалось, эта бабулька помнит все и вся), он не отвечает, я забеспокоилась и решила на всякий случай подъехать лично. Может, стало плохо? Человек-то немолодой. Да и мне спокойнее будет.

– Давайте я с вами зайду, – предложила бабка, тут же нырнула внутрь своей квартиры и резво выскочила на лестничную площадку, держа в руках связку ключей.

«Хочет взглянуть на место преступления?» – мелькнула у меня мысль. Просто посмотреть, как живет свекор? Ее-то ведь в квартиру Артема Александровича навряд ли приглашают. Или проследить за мной? Могла ее подключить милиция? Вполне. Пусть следит. Я-то ее все равно пересижу и осмотрю, что мне надо. У меня есть законные основания находиться в квартире, а у нее-то – никаких. Да и свекор, надеюсь, мне поможет. Выставит мадам. Ладно, посмотрим по обстоятельствам.

Я открыла дверь прихваченным ключом, и мы вместе вошли в темный коридор. Я зажгла свет и крикнула с порога:

– Артем Александрович! Артем Александрович!

Ответа не последовало.

А бабка без приглашения уже сунула нос в темную комнату, расположенную ближе всего к входной двери, затем проследовала в ту, где свекор принимал клиентов, заохала при виде белого контура, стала чего-то там осматривать, а я юркнула в кухню, где оставила Артема Александровича. Его там не оказалось, только на столе стояла почти пустая бутылка «Синопской», рюмка и остатки нехитрой закуски.

Я в сопровождении Тимки проследовала в спальню. Там тоже было пусто.

Тогда я ринулась в ванную и туалет. И здесь никого.

Тем временем из большой комнаты показалась соседка.

– Где он? – спросила я ее.

– Чего, нигде нет? – уставилась она на меня.

– Смотрите сами, – я сделала неопределенный жест рукой.

Соседка с резвостью молодой козочки обежала все помещения и вернулась ко мне, опустившейся на табуретку в коридоре. Бабка встала напротив меня.

– Пойдемте на кухню, – предложила я.

Она кивнула и последовала за мной. Я убрала остатки трапезы со стола, заварила чай, нашла в столе пачку печенья, бабка тем временем сунула свой любопытный нос во все шкафчики, стоявшие и висевшие в кухне, и достала чашки, блюдца и ложечки.

Наконец мы уселись друг напротив друга и внимательно посмотрели в глаза.

– Как вас зовут? – спросила я у соседки свекра.

– Ольга Дмитриевна, – представилась собеседница.

Я тоже назвала себя и поинтересовалась, не слышала ли и не видела ли Ольга Дмитриевна, как свекор покидал пределы квартиры. Соседка почему-то опять начала возмущаться тем, что наша семейка вечно обвиняет ее в подслушивании и подглядывании, ну и все в том же духе. Ей очень не нравилось, как невежливо с ней разговаривает Артем Александрович, хотя должен был бы вести себя тихо, потому что к нему вечно шляются какие-то люди, мешают другим жильцам. Вначале я хотела возразить (как не обвинять-то и как не ругаться с бабкой, отпугивающей клиентов?), но сдержалась, вместо этого мягко заметив, что лично я никогда ее не обвиняла, милиция, наоборот, посчитала ее очень ценным свидетелем, и я сейчас очень рассчитываю на ее помощь, потому что Артем Александрович – человек немолодой, у него случилось несчастье, он куда-то ушел на ночь глядя, ему может стать плохо на улице. Да что я объясняю Ольге Дмитриевне? Она сама все прекрасно понимает. Когда ушел свекор? Кто-то к нему заходил? Он ушел один или с кем-то? Хоть что-нибудь она видела? Или слышала?

Ольга Дмитриевна вздохнула. Как и в прошлый раз, самого важного она не досмотрела. Не успела. Она видела, как я несколько часов назад отъезжала на своей машине, покидая квартиру. А где-то через полчаса после моего ухода кто-то стал звонить в дверь Артема Александровича, причем приехал не на лифте (по его грохоту соседка обычно определяла приближение гостей, а стук открываемых и закрываемых дверей точно указывал, на ее этаж прибыли или нет), а поднялся пешком. Ольга Дмитриевна разговаривала по телефону и не сразу поняла, что в квартиру Артема Александровича звонят. Поняла только, когда с грохотом открылась железная дверь. Она не сразу прервала разговор, поскольку телефон у нее с коротким проводом, даже не успела выглянуть в «глазок». Но кто-то пошел пешком вниз по лестнице. Молча.

– Сколько человек, вы смогли определить?

– Двое или трое. Но я не знаю, был среди них Артем Александрович или нет. Может, просто ошиблись дверью. Или еще чего. Но выстрелов точно не было, – быстро добавила бабка. – А раз его нет, значит, ушел тогда.

«Свекра вызвали к клиенту?» Клиент-то для него – святое. А ты, старая, решила воспользоваться возможностью осмотреть квартиру. Смотри, не прищемил бы тебе кто-то твой любопытный нос.

– Может, в милицию позвонить? – предложила мне бабка. – Вы позвоните?

– А зачем? – удивленно посмотрела на нее я.

– Ну если тут Маринку убили…

– Вы считаете, что теперь и его куда-то повезли убивать? – хмыкнула я. – Если бы хотели – так грохнули бы прямо в квартире. Зачем куда-то тащить? Раз куда-то уехал, значит, все в порядке, – сказала я бабке, сама думая несколько иначе. – Могли, кстати, и в милицию вызвать. И в прокуратуру. Мало ли зачем? Ведь в его квартире произошло убийство.

– Так сегодня воскресенье, – заметила бабка.

– И что? У милиции нет выходных. Они же сегодня сюда приезжали. И больницы работают, и морги. И пожарные. А также все ларьки и палатки. Так что воскресенье еще ни о чем не говорит.

Бабка кивнула, соглашаясь со мной и о чем-то напряженно думая.

– Но если хотите – позвоните, – добавила я на всякий случай. – Хотя зачем людей зря беспокоить?

Бабка опять кивнула, допила чай, поблагодарила меня, поинтересовалась, что я намерена делать (вот ведь любопытная стерва!), я честно ответила, что думаю немного подождать Артема Александровича, а пока я должна найти какие-то Маринкины вещи, чтобы отвезти в морг. Бабка снова кивнула с серьезным видом, попрощалась со мной и удалилась к себе.

А я решила взяться за поиски. Чем черт не шутит?

Я выдвинула ящики всех комодов и шкафчиков, стоявших в спальне, а также осмотрела содержимое большого трехстворчатого шкафа. Да, Маринкины вещи там нашлись. Вывезла она часть или не вывезла, я сказать не могла. Или, может, правильнее будет выразиться: нашлись женские вещи. К сожалению, ничего похожего на записную книжку или сумочку мне не попалось. Я в самом деле выбрала что-то, что следовало бы отвезти в морг, сложила на кресле, потом занялась поисками большого листка бумаги, чтобы написать указания для свекра и оставить этот лист поверх одежды. В спальне никаких бумаг не было.

Тогда я проследовала в большую комнату. Но там опять имелось все, что угодно, кроме чистого белого листа бумаги. Да как же так можно жить-то? – хотелось крикнуть мне. У меня дома столько бумаги: и для принтера, и для черновиков, и линованная, большие и маленькие листы, разного качества и предназначения. Но в этом доме жили совсем другой жизнью.

Рыться в темной комнате не хотелось, но придется. Или посмотреть в кухне? Может, кто-то там хоть какие-то рецепты записывал?

Мои надежды оправдались. В верхнем левом ящике разделочного стола, стоявшего у самого окна, в самом деле отыскалась школьная тетрадка в сорок восемь листов, на которой детским почерком (по крайней мере, я назвала бы его детским, хотя, по-моему, так же пишут малограмотные люди) карандашом было выведено: «Рецепты». Запись уже немного стерлась. В этот ящик бабка не лазила. По-моему, она тут осматривала имеющиеся запасы – продуктов и посуды. Возможно, оценивала по ним уровень достатка Артема Александровича.

Я вытащила тетрадку, и из нее тут же выскользнул небольшой клочок бумаги, на котором шариковой ручкой крупными цифрами был написан номер телефона, очень похожий на домашний свекра. Под номером значилось: «Диспечер». С грамотностью у писавшего явно было не очень. А после того, как я мельком глянула в тетрадь с рецептами, мне стало совсем худо…

В той же тетради на последней странице я нашла список телефонов, против которых значились имена, иногда совсем без фамилий, иногда – с сокращенной фамилией, иногда с кличкой. Были и женские (большая часть), и мужские. Среди мужских – в основном нерусские имена. Бывшие клиенты? А диспетчер для каких целей использовался? И не подрабатывала ли Маринка по старой привычке? Или на всякий случай? В особенности если у нее возникли мысли, что Артем Александрович с ней скоро расстанется? Кстати, почему телефон диспетчера написан на клочке бумаги, а не в тетрадке, как все остальные номера телефонов? Или не успела переписать? Его явно писала второпях, ручкой с кончающимися чернилами.

И стоит ли мне связываться? Никакого Саввы среди знакомых Марины (если это вообще Маринина тетрадь) не значилось. Или мамаша могла все перепутать? Посмотрим другие имена. Ничего похожего на Савву, вообще ни одного мужчины на С.

Если я позвоню кому-то из списка сейчас, это может вызвать подозрения. И потом, если милиция станет их допрашивать, они наверняка сообщат о моем вечернем звонке. Для меня это лишнее. Зачем привлекать к себе внимание? Я смогу позвонить только после того, как станет известен день и час похорон. Вот тогда звонок будет вполне объяснимым. Во время траурной церемонии я присмотрюсь к гостям. Ну а там уже по обстоятельствам.

Если сейчас и звонить кому-то, то этому самому диспетчеру. Скажите, пожалуйста, какие услуги вы можете предложить? Мне бы девочку. Тип? Примерно описать Маринку. А, вы для дам подобные услуги не предоставляете? А если хорошо заплачу? Но кого мне пришлют-то? И куда? Не сюда же приглашать под любопытные взоры соседки?

А вообще я по этому телефону вначале выясню адрес – у себя дома. У меня в компьютере имеется программа со всеми адресами и телефонами Санкт-Петербурга. Судя по номеру, это где-то рядом с квартирой, в которой я сейчас нахожусь. Жаль, что у Артема Александровича нет компьютера. Лень гонять туда-сюда. У кого еще есть эта программа? У второго бывшего. У третьего. Но их обоих сейчас нет в стране. У Ленки – нет. И никого не хочется посвящать в свои дела. Пожалуй, придется ехать домой. Всегда лучше полагаться только на себя.

Вырвав лист из Маринкиной тетради, я оставила записку свекру, сообщив, что заезжала его проведать, и попросила позвонить мне, когда вернется, чтобы я не волновалась. Поставила время и подписалась просто: «Катя». Тетрадь положила в сумку. После чего закрыла дверь, но по лестнице спуститься не успела: открылась соседская квартира (у бабки дверь открывалась бесшумно, правда, она была деревянная), и Ольга Дмитриевна поинтересовалась:

– Домой поехали?

Я кивнула и попросила и ее передать Артему Александровичу, чтобы позвонил мне, хотя я ему и оставила записку.

– Передам, не волнуйтесь, – сказала бабка и закрыла дверь.

А я порадовалась, что у меня нет таких соседей. Я бы точно поменялась. Ну или нашла управу. Придумала бы что-нибудь. Самое-то обидное: все, что не надо и кого не надо, – видит, а кого по-настоящему следовало увидеть – пропускает. По закону подлости? А если специально? Нет, чего это я подозреваю какую-то старуху?

Я быстро доехала до дома, опять не заметив слежки. Неужели отстали от меня? Или второй «хвост» разобрался с первым? Во второй-то машине было двое.

Я поставила машину на стоянку, надеясь, что на сегодня с поездками закончила. Да и не в состоянии я больше никуда ехать. Мне завтра рано вставать.

Мы с Тимкой, не торопясь, двигались к нашему парадному. Пес, как и обычно, останавливался у каждого столба. Мальтийскую болонку Жанну из соседнего подъезда я заметила первой. Но Тимка ее тут же учуял.

– Мы гуляем. Не спускайте своего! – крикнула мне хозяйка Жанны.

Легко сказать: не спускайте. Тимка рванулся в сторону болонки, причем с такой силой, что я с трудом его удержала, но тоже резко дернулась вперед.

В это мгновение что-то просвистело за моим затылком, задев свисающие кончики подколотых большой заколкой волос. Кончики вздрогнули. На долю секунды я застыла на месте, а потом, повинуясь инстинкту самосохранения, рухнула на асфальт и каким-то немыслимым образом (сама не представляю как) оказалась за ржавеющим «Запорожцем», под которым Тимка любит оставлять «мины».

Ко мне тут же бросилась хозяйка Жанны вместе с болонкой. Но она-то не представляла, что заставило меня принять лежачее положение, решив, что это Тимка виноват, и тут же стала укорять пса, помогая мне подняться. Вставать совсем не хотелось. Я дрожала всем телом.

Тем временем между двух пятиэтажек, стоящих перпендикулярно моей девятиэтажке, завязалась драка. Двое пытались скрутить одного.

– Ой, что это там? – заинтересовалась соседка.

Мой пес тем временем обхаживал Жанну, я же поднялась на ноги, которые все еще продолжали дрожать, и тоже уставилась на троих мужчин. Двое ловко скрутили противника, накинув ему на запястья наручники, потащили к машине, стоявшей на грунтовой площадке между пятиэтажками и моим домом, быстро загрузились и уехали. Во время схватки тот, на которого накинули наручники, очень колоритно высказался в адрес захватчиков. В вольном переводе его тирада означала, что он не одобряет их действий. Захватчики работали молча, уведомляя о своих намерениях руками и ногами. Вся процедура, по моим прикидкам, заняла около двух минут.

Соседка еще какое-то время постояла с открытым ртом, потом повернулась ко мне и спросила:

– Да что ж это такое делается-то? Средь бела дня? Схватили человека…

Я не стала обращать ее внимание на то, что уже давно наступил вечер, не до того мне было, откровенно говоря. У меня не оставалось никаких сомнений относительно того, что просвистело у меня вдоль затылка, задев кончики волос, хотя до сих пор в меня еще никогда не стреляли. Дожила. Допрыгалась. Люблю я, понимаете ли, лезвие бритвы. Идиотка.

Хозяйка Жанны наконец вспомнила про свою собаку, к которой уже пристроился Тимка, отогнала моего пса и потащила Жанну подальше.

Тимка постанывал и поскуливал, я тащила его домой, желая поскорее убраться с улицы, но пес никак не хотел уходить. Мне же хотелось хлебнуть коньяку и рухнуть в постель. Ноги просто не слушались.

– Так, быстро делай свои дела и идем домой! – прошипела.

Пес посмотрел на меня укоризненно, но тем не менее пристроился к «Запорожцу». Вообще-то я должна поблагодарить любимого пса, сказала я себе, ведь если бы не его любовь к особам женского пола, был бы он сейчас уже без хозяйки.

Ладно, пройдем пятьдесят метров в сторону. Я как раз подышу полной грудью. Вроде бы считается, что молния два раза не попадает в одно место. А как там у нас со статистикой покушений? Начальник службы безопасности нашей финансовой компании мне уже давно говорит, что надо заводить телохранителя, хотя бы для престижа. Какой уж тут престиж…

Мы с Тимкой дошли до столба, на котором висела старая реклама фирмы, занимающейся остеклением лоджий. В правом нижнем углу небольшого щита мне бросилась в глаза дырочка. Я прикрыла веки. Возможно, эта дырочка была тут и раньше, я просто не обращала внимания. Но она оказалась как раз на уровне моего затылка…

Нет, пора заканчивать с прогулкой. Все, идем домой.

Войдя в квартиру, я сбросила куртку, подумав, что почищу ее завтра, рванула к бару, свинтила пробку у «французского императора» и от души хлебнула. Из глаз брызнули слезы. Я резко выдохнула и хлебнула еще – на этот раз поменьше, потом без сил опустилась в кресло, посидела несколько минут, закрыв лицо руками. К действительности меня вернул пес, потребовавший снять с него ошейник. Сняла. Уставилась в никуда.

Что вокруг меня происходит, черт побери? Кто послал стрелка? И что это за два «ангела-хранителя»? Они от кого? Слава богу, конечно, что они оказались поблизости.

Я должна во всем разобраться. Начиная с ограбления в цюрихском банке. С него все и началось. Потом вышел на свободу Игорь. Нет, Игорь вышел вначале. В понедельник. Во вторник ограбили банк. Ячейку Казанского. Сегодня, в воскресенье, убили сожительницу свекра и покушались на меня. А жить-то как хочется… Поэтому нельзя терять время. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Что там у меня еще на сегодня в программе?

Я направилась к компьютеру с прихваченным из квартиры Артема Александровича клочком бумаги. Пес с написанным на мордочке недовольством (опять не им занимаются!) сел рядом и глядел на меня преданными глазами.

Заинтересовавший меня (теперь кажется: так давно!) номер телефона значился по адресу квартиры, расположенной прямо напротив квартиры свекра, только никакой Ольги Дмитриевны там не значилось, вместо нее прописана была (судя по базе данных) семья с ребенком одиннадцати лет. Но Артем Александрович жаловался на соседку столько лет, сколько я его знаю. То есть еще до моей свадьбы с Тимофеем. К тому же соседка – подруга его бывшей жены. Вообще ничего не понимаю. Может быть, ошибка в базе данных? В принципе, такое может быть?

Кстати, а не позвонить ли мне Елизавете Сергеевне, бывшей свекрови? Правда, отношения у меня с ней всегда были не особо дружественными, но мы общались. И перезванивались до сих пор. Но стоит ли ей говорить про мой интерес?

Нет, лучше прямо позвонить диспетчеру. Причем с сотового, чтобы номер не определился.

– Да! – произнес на другом конце провода старушечий голос. В агентствах, предоставляющих ночь любви, на телефонах сидят бабульки? А они поймут, что требуется клиенту? И не отпугнет ли старушечий голос потенциального претендента на ночь со жрицей любви? Но сейчас мне было не до этого. Решение требовалось принимать мгновенно. Его мне, как много раз в прошлом, подсказала интуиция.

– Вы принимаете сообщения для Саввы? – спросила я деловым тоном, стараясь слегка изменить голос – на всякий случай.

– Да, – ответили на том конце провода, ничуть не удивившись.

– Скажите, что у Марины есть для него интересное деловое предложение. Товар – из той же серии.

– Я все передам Савве, когда позвонит. А когда вы перезвоните? Или сами телефон оставите?

– Я перезвоню завтра, – ответила я и отключила связь.

Спутать голос я не могла. Это была Ольга Дмитриевна, соседка Артема Александровича. Но она-то во что вляпалась? Сама-то понимает? И не опасно ли ей оставаться в своей квартире? Тем более открывать дверь при чьем-либо появлении на лестнице?

«А мне есть до этого дело?» – тут же спросила я себя. И ответила: «Есть». Потому что я должна выйти на этого мифического Савву. А кроме как через бабку сделать это невозможно.

Ладно, поживем – увидим. Сегодня я больше ничего предпринимать не буду. Я тяпнула еще коньяку и легла спать.

Глава 10

Санкт-Петербург. 12 апреля, понедельник

На следующее утро я погуляла с Тимкой и поехала на работу. Слежки не было – или «хвосты» сменили машины. По крайней мере, я не заметила, чтобы хоть кто-нибудь неотступно следовал за мной. С делами закрутилась так, что про свои воскресные приключения забыла напрочь: понедельник у меня вообще сумасшедший день, как, впрочем, и другие дни недели.

Часов в пять вечера, когда я еще и не думала покидать свой кабинет, секретарша сообщила, что звонит некий капитан Туляк, утверждает, что мы с ним лично знакомы, и хочет побеседовать со мной на предмет убийства какой-то Марины Варфоломеевой. Секретарша была явно удивлена услышанным.

– Соединяй, – велела я.

– Екатерина Константиновна? – послышался в трубке голос капитана. Скажу честно, не признала бы, если бы он не представился. С другой стороны, я слышу за день столько новых мужских голосов, что это и неудивительно.

Я извинилась, что запамятовала имя-отчество (если я их вообще знала), капитан назвался Анатолием Леонидовичем и изъявил желание встретиться лично.

– Можете подъехать к окончанию моего рабочего дня? – спросила я.

– Это когда?

Я задумалась.

– Не раньше восьми. Я предупрежу охрану при входе. Только возьмите с собой какой-нибудь документ.

Капитан хмыкнул.

– Ой, извините. Я совсем закрутилась. Простите, но у меня очень много работы.

Капитан сказал, что у него тоже, и обещал быть. Я поняла, что совсем запамятовала дать задание начальнику службы безопасности, как собиралась вчера. Мне с самого утра было не до семейных дел. Ладно, что-нибудь вытяну из капитана. А ему-то, кстати, что понадобилось? Или случилось что-то новое?

Тут я вспомнила про свекра и велела секретарше созвониться с ним. Минут через десять она доложила, что в квартире Артема Александровича трубку никто не снимает.

Через некоторое время секретарша сообщила, что звонят ребята из охраны снизу с сообщением, что прибыл капитан Туляк. Я взглянула на часы. Половина седьмого. У капитана что, туго с памятью? Или он не понимает, что у деловых людей время расписано по минутам?

Я тихо выругалась, секретарша хмыкнула, но отправилась вниз встречать капитана. Я решила не церемониться, чтобы Туляк не думал, что со мной все позволено или что я каким-то образом опасаюсь общения с милицией, и, встретив незваного гостя, выдала Анатолию Леонидовичу все, что думаю о слишком ранних приходах товарищей и господ. Он меня внимательно выслушал, не перебивая, вежливо попросил разрешения сесть, занял кресло для посетителей и спросил, готова ли я принять его объяснения.

– Валяйте, – махнула рукой я, решив, что раз уж капитан приперся, надо с ним поговорить, причем побыстрее, да и я как раз сделаю небольшой перерывчик.

– А попить можно? – спросил капитан.

Я вызвала секретаршу, поняла, что хочу есть, велела что-нибудь сообразить по-быстрому, посмотрела на Туляка, он кивнул, секретарша удалилась. Как только за ней закрылась дверь, капитан признался, что сегодня не успел пообедать.

– Я тоже, – сказала я, с трудом припоминая два бутерброда, насильно скормленных мне секретаршей.

Мы с Туляком перекинулись парой слов о работе и напряженном графике, поняли друг друга с полуслова, заулыбались, тут появилась Светка с подносом, накрыла на столике для переговоров и удалилась.

Капитан с полным ртом еще раз извинился за ранний приход. Я опять махнула рукой, сказав, что так хоть перекушу, а то бы не успела, но тем не менее вопросительно посмотрела на капитана.

– Я ведь не просто так пришел, – сообщил он.

– Догадываюсь, – хмыкнула я.

И тут Туляк сообщил мне новость, от которой я чуть не подавилась бутербродом. Сегодня днем была убита соседка моего свекра Ольга Дмитриевна Турчинская.

Сообщив это, Анатолий Леонидович принялся за очередной бутерброд. Ел он с такой жадностью, что у меня возникли большие сомнения насчет того, кормят ли его дома. С другой стороны, если мужик за целый день ничего не успел перехватить…

– Поэтому я и поехал сразу к вам, – сказал он.

– А я-то тут при чем? – мгновенно пришла в чувство я. – Меня, что ли, подозреваете? Нос ей прищемить было желание, но убивать-то за что?

Туляк усмехнулся и заметил, что я не могла это сделать чисто физически.

– Мое алиби уже проверили? – спросила я, отпивая кофе.

Анатолий Леонидович кивнул.

– А вы не подумали, с какой стати мне ее убивать? – Мне было просто интересно.

– Подумал. И решил, что совершенно незачем. Знаете, почему я приехал к вам? У вас есть ключ от квартиры вашего свекра?

Я кивнула, не видя необходимости отпираться.

– Не пожертвуете для родной милиции? – Капитан жевал очередной бутерброд.

– С возвратом, – сказала я, подумала и добавила: – А лучше я сама вместе с вами проеду. Кстати, вы сможете чуть-чуть меня подождать? – Я прикинула объем работы, которую просто необходимо сделать в офисе. – Полчаса? Поработать тут сможете? Телефон предоставим. Еще бутербродов. Кофе. Светке скажу, чтобы выполняла любые ваши желания.

– Любые? – хитро прищурился Туляк.

– Ну это вы уж с ней сами решите.

– Согласен, – кивнул Анатолий Леонидович, потом задумался и поинтересовался, когда я в последний раз видела свекра.

Я честно сказала. Не видела необходимости скрывать информацию про свой вчерашний поздний визит в квартиру Артема Александровича. Также сообщила, что сегодня Светка по моей просьбе пыталась ему дозвониться – и безрезультатно.

Капитан спросил, считаю ли я, что со свекром произошло несчастье. Я покачала головой и пояснила, что выездная работа не является для него чем-то особенным и ему даже в голову не пришло бы звонить мне и сообщать, что он куда-то поехал.

– Даже после смерти сожительницы… – протянул Анатолий Леонидович.

– Как раз отвлечется. Да и… бывают такие клиенты, которым нельзя отказать.

Капитан хмыкнул, а я решила вытянуть из него информацию о Маринке.

– Она хоть сразу умерла? – спросила я. – Ее там не били… ну или еще чего?

Туляк заметил, что у нормального человека таких мыслей даже не возникло бы, я ответила, что всю жизнь проработала в банковской сфере, причем на весьма опасной должности, так что в этом плане меня ничем не удивишь.

Анатолий Леонидович вздохнул и выдал информацию, от которой у меня челюсть поползла вниз. Маринку не пытали, но убили не из того пистолета, что был найден рядом с ее телом. На том остались только отпечатки пальцев самой Маринки. По всей вероятности, она сама хотела нажать на курок, но не успела – убийца оказался проворнее.

Но это было еще не все. На стволе, который валялся рядом с трупом Маринки, висело два убийства, совершенных примерно одиннадцать месяцев назад. В этих убийствах изначально обвинялся Игорь Казанский.

– Вы с ним знакомы, Екатерина Константиновна? – уточнил Туляк.

– Имею несчастье, – я не посчитала нужным скрывать знакомство.

– Кстати, после освобождения вы его видели?

– К моей большой радости, пока нет.

– А предполагаете?

Я заявила, что думаю: этот… (сдержалась с трудом, но эпитетом Игорюню все-таки не наградила, правда, Анатолий Леонидович меня и так понял) в обозримом будущем начнет портить мне жизнь, поскольку Тамарка, моя лучшая подруга и последняя сожительница Казанского, закрутила любовь с другим мужчиной, а сейчас на время смотались от греха подальше за границу. Игорь же – если он не изменился в лучшую сторону и не приобрел хотя бы малой доли благородства за время сидения в «Крестах» – должен бы сорвать свой гнев на мне и искать Тамарку через меня. Я жду его со дня на день.

– А где сейчас ваш бывший второй муж, он же сын Артема Александровича Прохорова? – внимательно посмотрел на меня Туляк.

Ишь ты, капитан, и чего ты только не разнюхал! Туляк наверняка уже осведомлен о прошлом тесном сотрудничестве моего второго бывшего и Казанского.

– Тимофей тоже за границей, – кивнула я. – И тоже не горит желанием встречаться с Игорюней.

Капитан поинтересовался, будет ли Казанский искать Прохорова-младшего у меня.

Я задумалась, потом ответила, что навряд ли, хотя исключать этого нельзя. Но когда Игорюня ко мне наведается (я даже не говорила «если»), этот вопрос наверняка поднимет. Заодно.

– И что вы ему ответите?

Я хмыкнула:

– Что не знаю, где в настоящий момент находится Тимофей. Кстати, это соответствует действительности.

Анатолий Леонидович тут же захотел узнать, могу ли я каким-то образом передать Тимофею информацию.

– Если бы могла, уже связалась бы и сказала про Маринку. Я даже не знаю, в какой он стране.

– Ваш свекор тоже не в курсе?

– Тем более не в курсе, – поправила я Туляка. – Этого не знает никто. Если тайну знают хотя бы два человека – это уже не тайна, а информация.

Капитан поинтересовался моими идеями о появлении у Марины пистолета, из которого были совершены два убийства. Я заявила, что не была даже знакома с ней. И не уверена, что узнала бы ее на улице. Потом сама высказала предположение: не считает ли капитан возможным, что Маринкину руку специально приложили к рукоятке, чтобы оставить ее отпечатки пальцев на оружии? Туляк пожал плечами.

– У вашего свекра был пистолет? – спросил он.

– Понятия не имею.

– У второго мужа?

– Понятия не имею.

– У вас?

– У меня нет оружия, – хмыкнула я, а потом поинтересовалась: – А вы рассчитывали получить положительный ответ?

Туляк улыбнулся, доел последний бутерброд, с ностальгической грустью посмотрел на тарелку, я снова свистнула секретаршу, попросила повторить, а капитан заметил, что у меня есть алиби на время обоих убийств. Я сказала, что очень этому рада и что не вижу, какие у меня могли быть мотивы. Анатолий Леонидович заявил, что тоже не видит у меня таковых и изначально хотел сегодня со мной поговорить об Игоре Казанском и о том, не мог ли он каким-то образом быть завязан в этом деле. Я тихо застонала. Именно такую реакцию вызвало у меня новое упоминание Игорюниного имени.

Капитан же продолжил свои объяснения. Его коллега, вчера разговаривавший с соседкой, решил и сегодня сходить к ней, чтобы задать еще пару вопросов. Да и мало ли бабка могла вспомнить или увидеть за прошедшие сутки. Но он нашел дверь не запертой на многочисленные замки, а просто закрытой. Единственный самозакрывающийся замок был поставлен на «собачку». Опер толкнул дверь – и попал в квартиру. Ну и увидел бабку. Позвонил к третьим соседям. Там никто не открывал. Когда он вызывал следственную бригаду и звонил к себе в отдел, то попал на Туляка, только что договорившегося со мной о встрече. Анатолий Леонидович решил сразу же ехать ко мне, чтобы по возможности получить хоть какую-то информацию, ну и заодно попросить ключ. А то мало ли что.

Я спросила, каким образом убили бабку.

Ее застрелили. Но из чего, сказать пока было невозможно – следовало подождать результатов баллистической экспертизы.

Я сидела, глубоко задумавшись. Капитан кашлянул и напомнил мне про свой интерес к Игорю Казанскому.

– Если вы хотите спросить, мог ли Игорь убить Маринку, то мой ответ: нет. Я так не думаю. Зачем ему? Кто она такая? Я вообще сомневаюсь в том, что они были знакомы. Откуда? Да и зачем Игорю подставляться самому? Это в любом случае. Он же всегда, насколько я помню, предпочитал посылать на дело исполнителей.

– Вы знаете, что сейчас утверждает Говоров?

– Кто?

Капитан напомнил мне, что Сашка Говоров – соратник Казанского, взявший на себя все, что было навешано на Игоря. Теперь же Говоров заявил, что совершенные убийства – дело рук Анзора Давидовича Абрашидзе, в настоящее время объявленного в розыск за другие подвиги. Рядом с трупом Марины Варфоломеевой нашли пистолет, из которого одиннадцать месяцев назад расстреляли одного бизнесмена и его жену у них в квартире. У Казанского с бизнесменом на тот день была назначена встреча. Вначале в этом двойном убийстве пытались обвинить Казанского, потом Говорова, также встречавшегося с бизнесменом – как он стал утверждать незадолго до оправдания Казанского (и обвинение с Говорова до сих пор не снято), теперь же Говоров утверждал, что это было делом рук Анзора Абрашидзе, с которым Говоров столкнулся, выходя из подъезда бизнесмена. В любом случае ни Казанский, ни Говоров убить Варфоломееву не могли. Казанский с утра в субботу находился в бане в компании десяти свидетелей обоего пола, а Говоров – в «Крестах».

– Вы, случайно, не слышали про этого Анзора? – спросил Туляк, принимаясь за очередной бутерброд.

Я чуть не сползла со стула.

– Первый муж, – пролепетала я.

– Чей? – поднял на меня глаза капитан.

– Мой, – сообщила я.

Только нового появления Анзора Абрашидзе на моем жизненном пути мне не хватало!

Глава 11

Санкт-Петербург. 12 апреля, понедельник

Мы с капитаном Туляком решили немного отвлечься от разговора. Я занялась делом, а он продолжал поглощать бутерброды, оправдываясь тем, что совершенно не представляет, когда ему еще представится возможность поесть. По ходу дела Анатолий Леонидович сообщил, что живет один, в состоянии развода пребывает два года, бывшую супружницу вспоминает, словно кошмарный сон (это я уже вчера слышала), и марш Мендельсона больше ни в чьей компании слушать не намерен. В общем, мы в очередной раз поняли, что имеем много общего.

– Так, я готова составить вам компанию, – заявила я Анатолию Леонидовичу примерно минут через пятьдесят напряженного труда. – Едем!

Он оторвался от писания каких-то бумаг, кивнул, сказал, что минуты через две тоже будет готов, я выскочила в приемную, дала последние указания секретарше, все еще несшей трудовую вахту, и вскоре мы с капитаном загружались в мою машину.

– Люблю иномарки, – тяжело вздохнул капитан, удобно устраиваясь на переднем месте пассажира.

Похоже, что ждал он меня еще и из корыстных соображений: добираться до дома Артема Александровича, разумеется, удобнее не общественным транспортом и не на раздолбанных милицейских «Жигулях», а с комфортом. Надеюсь, и мое общество было ему приятно. А почему бы и нет? Внешностью бог не обидел, на руку и сердце не претендую, накормила (пусть и руками секретарши), а путь к сердцу мужчины уже на протяжении многих веков пролегает весьма своеобразным образом. А тут еще и «БМВ» в приданое. Или это мент просто притупляет мою бдительность? Ладно, посмотрим.

Анатолий Леонидович тем временем интересовался моим первым бывшим. Я живописала его в красках, не поскупившись на эпитеты.

– Как вы считаете, Екатерина Константиновна, мог Абрашидзе пойти в киллеры?

Я хмыкнула. Уж кого из своих бывших не могла бы представить в этой роли, так это первого. И второй, и третий, в принципе, по складу характера могли бы, Анзор же был человеком слишком эмоциональным и невыдержанным. По-моему, с таким взрывным характером нельзя идти на подобную работу. Киллеру необходимы здравый ум, точный расчет, холодная голова. Вот пальнуть в кого-нибудь в состоянии аффекта, всадить нож, прошибить башку – это вполне в стиле господина Абрашидзе – по крайней мере, того Анзора, с которым мне довелось вместе жить.

– Бизнесмена с женой в прошлом году убили в собственной квартире, – напомнил капитан.

– Если Анзор с ними поругался – мог. Сильно поругался. Ну там оскорбили его честь и достоинство. Если они у него имеются, конечно, – добавила я ехидно. – Правда, он считает, что да. И еще какие. Его оскорбили, он выхватил пистолет и пальнул. Вполне представляю. Но только не хладнокровно. А как было там?

– Я-то откуда знаю?! Помилуйте! Думаете, на трупах написано было?

– Но их не пытали? Следы драки? Еще какие-то? – не отставала я.

Капитан покачал головой и сообщил, что того бизнесмена убили выстрелом в упор, в кресле у небольшого столика в гостиной, за которым он сидел, разложив какие-то бумаги. Жену застрелили в кухне. Наверное, как свидетельницу.

Отпечатки пальцев Казанского нашли на чашке, стоявшей в раковине, но Игорь и не отрицал, что встречался с бизнесменом. Отпечатков пальцев Говорова не осталось нигде, Анзоровых, кстати, тоже.

– Теперь Говоров утверждает, что убивал он? – Мне все-таки хотелось выяснить этот вопрос.

– Теперь, – капитан сделал ударение на этом слове, – Говоров утверждает, что убивал Анзор.

«А пистолет всплывает в квартире свекра, – добавила про себя я. – И не исключено, что какое-то время лежал в банке с сахаром у Тимофея. Надо бы перекинуться парой слов со вторым бывшим. Вот только как с ним связаться? Хоть бы позвонил, что ли? Обещал же, гад».

Внезапно в салоне машины заиграл марш Мендельсона. Анатолий Леонидович дернулся, словно его кипятком ошпарили, и уставился на мою трубку, валявшуюся над «бардачком», словно на гремучую змею, потом перевел ошалелый взгляд на меня.

Я нажала на нужную клавишу. Звонила Тамарка, чтобы узнать, как я, как дела и как вообще ситуация.

– Ты можешь перезвонить мне домой? – спросила я. – Или продиктуй мне свой номер.

Тамарка сразу же поняла, что я не одна, быстро сказала, что у них все в порядке, обустроились в апартаментах, назвала каких – мне тоже там доводилось останавливаться, и добавила, что сейчас ей просто скучно.

– Ты мне только скажи: Игорь не прорезался?

– Пока нет.

– И никакой информации?

– О нем? Никакой. Слышала только, что в субботу в большой компании парился в бане. – Я искоса посмотрела на капитана, превратившегося в одно большое ухо, хотя и делавшего вид, что его интересуют исключительно машины в соседнем справа ряду. – Тамарка, вечером обязательно позвони. Попозже. Андрюхе привет.

На этом мы распрощались, и я тут же сообщила капитану, кто звонил и откуда. Не видела смысла это скрывать. А готовность сотрудничать с правоохранительными органами показать следовало. В особенности если передача данной информации мне ничего не стоила и никак, с моей точки зрения, не могла навредить ни Тамарке, ни ее Андрею. А органы, не исключено, и мне какую-то помощь окажут. Правда, пока я не собиралась посвящать их вечно голодного представителя капитана Туляка в происходящие вокруг меня события. Для начала надо самой разобраться с тем, что тут заваривается. Вернее, уже заварилось. Речь-то идет о моей шкуре и моем добром имени, а, значит, лучше меня никто не подсуетится. Да и я привыкла рассчитывать только на себя. Но использовать капитана следует. По мере возможности.

Но похоже, что ни моя подруга, ни ее хахаль, засевшие на Кипре, Анатолия Леонидовича совершенно не интересовали. Правда, он меня предупредил, что, если Игорь ко мне нагрянет (я тут же поправила его: не если, а когда. Туляк лишь усмехнулся, исправился и продолжил речь), я могу связаться с капитаном в любое время, он оставит мне все свои телефоны (и тут же добавил домашний к уже имевшимся со вчерашнего дня). В случае чего, Анатолий Леонидович приедет с подмогой. Органы надеются на добровольную помощь гражданки (то есть меня) и в ответ готовы оказать помощь мне.

Я сказала, что учту предложение капитана, а про себя подумала, что в подобной ситуации вряд ли стану обращаться в милицию. Дружки Казанского мне тогда вообще шею свернут. Если и приглашать кого-то, то службу безопасности нашей компании. Эх, так с ее начальником сегодня и не поговорила. Капитан не вовремя приперся. А вообще-то милиция когда-нибудь приходит вовремя? Уж если швейцарская полиция опоздала, то что возьмешь с наших стражей правопорядка с их жалованьем, которое таковым назвать весьма затруднительно?

Снова зазвонил телефон. Нашли время! Третий бывший. Они что, сговорились? Но третий уже находился в Австрии, как он мне сообщил, назвав местечко, о котором я даже не слышала (и немудрено: в Австрии, откровенно говоря, была всего один раз, дня три, если не два, строго по делу и из Вены носа не казала). В висящий на специальной подставке блокнот я записала номер, по которому с третьим можно связаться, листок тут же оторвала и спрятала в исконно женский тайник, куда у Анатолия Леонидовича, как я надеялась, наглости залезть не хватит. Он вообще выпучился большими круглыми глазами, когда я расстегнула пару лишних пуговичек на блузке, но я ему показала язык, и он опять увлекся машинами в соседнем ряду, предварительно слегка покраснев. Третий бывший сказал, что у него все в порядке, и так же, как Тамарка, поинтересовался Игорюней и его занятиями. Я ответила то же, что и подружке.

– А это кто был? – спросил капитан, как только я отключила связь. – Не Прохоров ли младший?

«Только бы Тимофей в самом деле сейчас не прорезался», – мелькнула мысль. С ним при менте мне разговаривать совсем не хотелось.

– Это третий бывший, – пояснила я.

– И тоже чего-то не поделил с господином Казанским?

Я пожала плечами.

– А он что?

«Ну и настырный же вы, Анатолий Леонидович. Одним словом – мент».

– Понятия не имею, – честно ответила я. – Но с третьим ситуация несколько иная. Он давно хотел поработать на какую-то забугорную компанию, все никак не мог собраться. А тут появился повод – на всякий случай испариться из страны. Он им и воспользовался. Честно говоря, я не думаю, что он в чем-то перешел дорогу Игорюне. Просто Казанский имеет неприятную особенность срывать свой гнев на всех, кто попадается под руку. Сначала врежет, затем думает. А потом даже не извинится.

Анатолий Леонидович кивнул в задумчивости, но больше ничего спрашивать не стал. Мы как раз подъезжали к дому свекра. Перед его парадным снова скопилось много машин, очень напоминающих вчерашние. Или это они самые и были? Не думаю, что в милиции и прокуратуре такой большой выбор транспортных средств.

«Второй труп за два дня», – почему-то подумала я, выбираясь из машины. Бог вообще-то троицу любит. Типун тебе на язык – тут же сказала я себе. Кандидат на третий труп в этом парадном был вполне определенный. Эх, где же свекор, черт его дери?!

Анатолий Леонидович перекинулся парой слов с коллегами, представил меня тем, кто вчера меня тут не видел, но половина лиц оказалась уже знакомой. В сопровождении Анатолия Леонидовича и кого-то из его коллег я открыла квартиру свекра, и мы быстренько пробежались по комнатам. Судя по моей нетронутой записке на кухне и вещам, приготовленным для Маринкиного погребения, Артем Александрович в квартире не появлялся.

После этого мне задали ряд вопросов для протокола. Я честно ответила, конечно, не упомянув, что звонила Ольге Дмитриевне, как диспетчеру, и просила передать сообщение для некоего таинственного Саввы.

Затем я вдруг вспомнила про вторую бывшую свекровь и сказала о ней операм. Они очень оживились, узнав, что моя бывшая родственница поддерживала дружеские отношения с усопшей Ольгой Дмитриевной, систематически поставлявшей ей новые сплетни про Артема Александровича.

– Она не может что-нибудь знать о местонахождении вашего свекра?

Я хмыкнула и пояснила, что они после развода, кажется, вообще не разговаривали. Встретились только раз – на нашей с Тимофеем свадьбе. И чуть ее не испортили выяснением отношений, которые давно закончились.

– Ты съездишь с Екатериной Константиновной? – посмотрел на Анатолия Леонидовича товарищ, записывавший мои показания о последней встрече с Ольгой Дмитриевной.

В общем, как я поняла, коллеги решили приставить капитана Туляка ко мне. Он не возражал. Я же… Точно знала, что в нужный момент от этого увальня отделаюсь, но польза от него может быть. И немалая.

Я сказала милиционерам, что Елизавету Сергеевну надо предупредить о нашем предстоящем визите.

– Лучше не надо, – попытался возразить приятель Туляка и стал мне что-то объяснять про особенности оперативной работы.

– Если приедем без предупреждения, может долго хвататься за сердце, а отпаивать ее корвалолом до поздней ночи в мои планы не входит. И в ваши, как я понимаю, тоже? – посмотрела я на Туляка.

– Но вы только пока не говорите, что я из милиции, – прошептал Анатолий Леонидович у меня над ухом.

– Да уж соображу как-нибудь, – прошипела я в ответ.

Елизавета Сергеевна стала мне что-то вещать про то, что у нее не убрано и она не может принять меня с незнакомым мужчиной, но я безапелляционно заявила, что мы едем к ней по неотложному делу и готовы разговаривать хоть в прихожей. Пусть вынесет туда для себя табуретку. А мы можем и постоять.

Именно таким образом (в прихожей) она принимает малознакомых лиц. Агент по приватизации был вынужден заполнять свои бумажки на стиральной машине в коридоре, потому что в комнату и кухню его наотрез отказались приглашать. Сама Елизавета Сергеевна сидела напротив и зорким оком следила за товарищем. В тот момент как раз приехали мы с Тимофеем, чуть подзадержавшись к назначенному нам свекровью сроку (она желала, чтобы мы встречали агента все вместе). Нам было выдано по первое число, агент закатил глаза за спиной у хозяйки, я ему потом исподтишка подмигнула. Даже при нас мужика дальше коридорчика не пустили. Но, может, с милиционером все будет по-другому?

И тут у меня мелькнула одна подлая мыслишка. Собаку мою Елизавета Сергеевна терпеть не может, но, поскольку это подарок Тимофея и пес назван в честь него, во время наших визитов она вынуждена мириться с присутствием Тимки. Правда, как я заметила, прилагает максимум усилий, чтобы нас с ним поскорее выпроводить. Возможно, боится, что он пол запачкает? У нее вообще патологическая страсть к чистоте. Может, поэтому свекор и развел пыль в темной комнате после развода? И если мы сейчас приедем с Тимкой, то Елизавета Сергеевна наверняка постарается побыстрее ответить на все вопросы Анатолия Леонидовича, и мы от нее отчалим. Скрывать что-то от милиции она, пожалуй, не станет.

Посвящать в свои коварные замыслы Анатолия Леонидовича я не стала, только предупредила, что мне нужно на секундочку заскочить домой. Он попытался что-то возразить, но я заметила, что это не отнимет много времени, а потом я готова ехать и с превышением скорости, если Анатолий Леонидович, в свою очередь, готов демонстрировать милицейские корочки коллегам, промышляющим на большой дороге. Он рассмеялся.

– Скажете, что гонимся за преступником. Вы меня остановили, а я из гражданских побуждений стараюсь для родной милиции. Может, мне вообще индульгенцию выдадут на правонарушения? Как там у вас? Еще не ввели подобную практику?

– Ладно, не торопитесь. Успеем. Бабка никуда не денется.

«Надеюсь», – подумала я.

Пес быстренько сделал свои дела у ближайшего к парадному деревца, оставил очередную «мину» под ржавым «Запорожцем», и мы приблизились к моей «БМВ», в которой я оставила Анатолия Леонидовича. При нашем приближении Туляк распахнул переднюю дверцу, открыл от удивления рот, подумал и спросил, долго ли я собираюсь гулять с собакой.

– Он едет с нами, – безапелляционно заявила я и попросила капитана переместиться на заднее сиденье, потому что мой пес всегда сидит впереди. Тимка тут же устрашающе рыкнул. Когда я рядом, он вообще очень смелый.

– Но… – промычал Анатолий Леонидович, Тимка снова подал голос, я же открыла заднюю дверцу и молча ждала. Капитан решил подчиниться, Тимка тут же запрыгнул на свое законное место.

И, въезжая в родной двор и выезжая из него, я очень внимательно смотрела по сторонам, не говоря уже о периодическом поглядывании в зеркало заднего вида на всем пути следования. «Хвостов» не обнаружила. Просить помощи у Анатолия Леонидовича в этом деле не хотелось. Зачем давать людям лишнюю информацию?

* * *

Вскоре я уже тормозила у дома Елизаветы Сергеевны. Наверное, она следила за подъезжающими машинами из окна, поскольку ждала нас с открытой дверью.

– Ты с собакой! – воскликнула Елизавета Сергеевна вместо приветствия. – Ну, Катя! Я же тебе столько раз говорила!

– Мне Тимку не с кем оставить. Он и так весь день сидел дома один, пока я на работе. Не волнуйтесь: мы у вас долго не задержимся.

Как мне показалось, Анатолий Леонидович, внимательно прислушивавшийся к перепалке, быстро просек ситуацию, извлек ксиву и сунул ее под нос Елизавете Сергеевне, правда, не учел, что она без очков.

– Чем быстрее ответите на мои вопросы, тем скорее мы уйдем, – добавил он.

– Кто это такой? – спросила у меня бывшая свекровь, не удостаивая капитана ответом.

Капитан назвался, добавив, откуда он, и еще раз ткнув в ксиву, чтобы Елизавета Сергеевна прочитала, что там написано, и убедилась лично в правдивости слов Анатолия Леонидовича. Но свекровь отвела руку капитана в сторону и снова обратилась ко мне:

– Зачем ты его привела?

– Я… – открыл рот Туляк.

– Может, мы пройдем в квартиру? – вставила я: мы до сих пор стояли с капитаном и Тимкой на лестничной площадке, а Елизавета Сергеевна – на пороге своей обители.

– Успеете, – бросила мне свекровь, наконец посмотрела на капитана и выдала ему длинную тираду на тему: мой дом – моя крепость. Она не обязана никого пускать внутрь, даже сотрудников милиции, если они прибыли без ордера. По ходу дела Елизавета Сергеевна делала ссылки на печатные издания и программы телевидения, в которых читала или слышала рекомендации, коим она сама намеревалась строго следовать.

Анатолий Леонидович ничуть не стушевался, извлек из перекинутой через плечо сумки ручку и крепкую папочку, из папочки листок бумаги, положил листок на папку и стал заполнять, с невозмутимым видом устроившись на перилах лестницы.

Пока он заполнял данные Елизаветы Сергеевны, открылась дверь соседней квартиры и показалась молодая женщина с мусорным ведром. Она удивленно на нас взглянула, но проследовала мимо, вниз к мусоропроводу, располагавшемуся между этажами. По пути назад она остановилась и обратилась к капитану:

– Вы из милиции?

Он кивнул и представился.

– Вы скоро освободитесь?

– Не твое дело! – завопила свекровь. – Капитан пришел ко мне! И заходить к тебе ему незачем!

– Я могу прямо сейчас написать жалобу на соседку и подать вам? – с невозмутимым видом поинтересовалась девица и попыталась кратко изложить суть жалобы, заключавшейся в том, что Елизавета Сергеевна беспрерывно смотрит телевизор, включая его на полную мощность. Слышимость в блочных домах, сами понимаете, какая. Соседи не могут нормально жить. Девушка давно собиралась в милицию, да все было некогда. Но раз милиция пришла сама…

Елизавета Сергеевна завопила на два тона выше. Как выяснилось, у нее тоже накопилось немало претензий к молодой соседке, в основном касающихся грязи на лестнице и на балконе, где постоянно валяются окурки и лежит кипа старых газет. Следовательно, соседский балкон пожароопасен (опять пошли ссылки на какие-то источники из средств массовой информации), и Елизавета Сергеевна планировала звонить в «ноль один».

– А каким образом вы усмотрели грязь на моем балконе? – взвилась молодая соседка. – В бинокль, что ли?

Елизавета Сергеевна тут же смутилась, и я подумала, что соседка попала в точку. А девушка распалялась все сильнее и сильнее. Свекровь решила обратиться к капитану за помощью, заявив, что он должен ее защищать от нападок всяких молодых нахалок. «Молодая нахалка» что-то ляпнула про оскорбление личности и попросила капитана сообщить ей номер статьи УК, а Елизавете Сергеевне – сколько она за это самое оскорбление может получить. Анатолий Леонидович был невозмутим, как, впрочем, и мы с собакой, в перепалке не участвовавшие.

Тут открылась еще одна дверь, и появился мужик в обвисших на коленях старых тренировочных брюках и белой майке, почти не скрывающей волосатую грудь.

Мужик рявкнул, что, если бабы немедленно не заткнутся и не дадут ему спокойно отдыхать после работы, он вызовет милицию. Капитан незамедлительно продемонстрировал ксиву. Мужик резво повернулся и заявил, что Анатолий Леонидович очень правильно поступает, заполняя протокол. Давно пора. Затем случилось невероятное: Елизавета Сергеевна с молодой соседкой объединились против мужика. Скандал разгорался нешуточный, мы с капитаном переглянулись и решили вмешаться, чтобы не терять наше драгоценное время.

Анатолий Леонидович принялся успокаивать молодую соседку и мужика, а я подхватила Елизавету Сергеевну под руку и потащила в квартиру. Она немного посопротивлялась, но я прошипела ей в ухо пару ласковых, подействовавших на нее убедительно: она знала, что, если меня вывести из себя, я долго не успокоюсь. Уже имела счастье в этом убедиться, когда мы однажды устроили с Тимофеем скандал в ее квартире, и я воспользовалась посудой, чтобы снять напряжение.

Наконец мы оказались в единственной комнате свекрови. Через пару минут к нам присоединился Анатолий Леонидович. Елизавета Сергеевна тут же очнулась, попыталась воспротивиться, но мы с капитаном достигнутый успех закрепили. А чтобы окончательно привести Елизавету Сергеевну в чувство, Туляк, словно обухом по голове, рубанул про насильственную смерть Ольги Дмитриевны.

– И вы того же хотите? Допрыгаетесь. Вам известно, что ваша подруга… постоянно интересовалась делами соседей? – Капитан явно выбирал выражения.

Елизавета Сергеевна открыла рот, потом закрыла, о чем-то задумалась, потом посмотрела на Туляка, на меня. Я кивнула, подтверждая тем самым, что Ольгу Дмитриевну в самом деле убили. Реакция свекрови показалась мне несколько неадекватной.

– Так, значит, все-таки пристрелил ее, мерзавец?! – прошипела она. – Он давно собирался, правда, обещал придушить. Но теперь никуда не денется. Теперь точно посадят. – И посмотрела на капитана, а потом спросила с надеждой: – Посадите?

– Кого? – не понял Анатолий Леонидович.

– Ну Артема Александровича, конечно. Неужели не понятно? Кого ж еще?

Капитан поинтересовался, не знает ли Елизавета Сергеевна, где сейчас находится ее бывший муж.

– В бега пустился, значит? Этого и следовало ожидать. – И тут же процитировала что-то из калифорнийского права (явно почерпнутое в каком-то из сериалов) на тему: бегство является свидетельством вины. Они с капитаном начали содержательную дискуссию, а я взглянула на часы: мне эта беседа порядком надоела.

Анатолий Леонидович быстро понял, что о местонахождении бывшего мужа Елизавета Сергеевна не может сказать ничего вразумительного, а вот сплетни, услышанные от Ольги Дмитриевны, готова пересказывать часами. Чем она и занялась.

Если отсеять шелуху и многочисленные цитаты и ссылки на средства массовой информации, можно было понять следующее.

Ольга Дмитриевна с Елизаветой Сергеевной были знакомы с юности, а тесно сошлись лишь в последние годы на почве общих интересов по перемыванию костей знакомым, в частности (и в основном) бывшему мужу Елизаветы Сергеевны. Муж Ольги Дмитриевны умер рано, она одна воспитывала дочь, жила с ней в однокомнатной квартире, на четырнадцатом этаже, где часто ломался лифт. Потом дочь вышла замуж, они какое-то время снимали с мужем квартиру, потом он уехал на заработки в Египет, а по возвращении смог купить квартиру в старой части Питера. По чистой случайности квартира оказалась на той же лестничной площадке, где проживал после развода муж Елизаветы Сергеевны. Разменять ее, кроме как на две комнаты, было практически нереально, и Тимофей, узнав о желании родителей жить отдельно, купил матери однокомнатную квартиру, отец же остался со всем своим барахлом в старой, в которой родился сам и в которой родился Тимофей. Правда, о том, что Артем Александрович – бывший муж Лизы, Ольга Дмитриевна еще не знала – семьями они не общались никогда.

Ольга Дмитриевна оставалась в своей однокомнатной и только приходила в гости к дочери, чтобы сидеть с внуком. Дочь каждый раз рассказывала про пожилого соседа, живущего с молодой девчонкой и еще регулярно принимающего у себя всяких разных дамочек в отсутствие этой самой девчонки. Тогда еще ни дочь, ни Ольга Дмитриевна не знали, чем занимается Артем Александрович, которому они постоянно перемывали кости, считая его старым похотливым самцом – и это еще самое мягкое определение, достававшееся соседу.

Случайно Ольга Дмитриевна встретила на улице Елизавету Сергеевну, которую не видела уже много лет. Одна приехала в гости к другой, потом вторая с ответным визитом к первой. Они стали регулярно общаться, вспоминать молодые годы, ну и, конечно, ругать всех родственников и знакомых. Всплыло имя Артема Александровича. Елизавета Сергеевна не поскупилась в выражениях относительно бывшего супруга и его похотливой кобелиной натуры. Елизавета Сергеевна представляла свою версию таким образом, что она этого негодяя выставила за дверь. Ольга Дмитриевна не стала выяснять, почему в таком случае Артем Александрович живет в старой квартире, в престижном районе, а его бывшая жена в новостройке, Елизавета Сергеевна твердо заявляла, что ей нужна хоть какая-то зелень, место для прогулок, а не каменный центр.

В общем, Ольга Дмитриевна стала поставлять подруге новости про бывшего мужа, которые Елизавета Сергеевна в гневе пересказывала Тимофею. Мой предпоследний удивлялся, откуда его мать знает такие подробности из жизни отца. Правда, до Тимофея они доходили в несколько искаженном и утрированном виде: Ольга Дмитриевна, подключая буйное воображение, пересказывала увиденное в своей интерпретации, а потом Елизавета Сергеевна сгущала краски, проводя воспитательную работу с сыном, чтобы он не стал таким, как его отец. И только примерно через год после начала воспитательных работ Тимофей узнал, кто является первоисточником информации.

Через некоторое время зять Ольги Дмитриевны снова получил заманчивое предложение съездить поработать в Египет, и они с женой и сыном отбыли в длительную командировку. А Ольга Дмитриевна заявила, что переберется в их квартиру на постоянное жительство, мотивировав это тем, что не может регулярно подниматься пешком к себе на четырнадцатый этаж, а дома сидеть, когда лифт не работает, тоже не намерена. Таким образом, она оказалась рядом с квартирой Артема Александровича и тут же занялась разведдеятельностью на полную катушку. Елизавета Сергеевна стала часто наведываться к ней в гости, только старалась не попасться бывшему мужу на глаза. Две старушки получали огромное удовольствие от мытья костей. Им бы, конечно, хотелось и подсмотреть, что делается в квартире, но из этого ничего не получалось.

Где-то с месяц назад – точнее Елизавета Сергеевна сказать не может, потому что дату не знает, – Ольге Дмитриевне позвонил мужчина и предложил работать диспетчером на домашнем телефоне. Сказал, что они подыскивают пожилых дам, которые могут принимать и передавать информацию.

– У вас хорошая память? – поинтересовался мужчина.

– О, великолепная! – воскликнула Ольга Дмитриевна.

Ей обещали платить по двести евро в месяц, опуская деньги в почтовый ящик. Ольга Дмитриевна сначала воспротивилась, заявив, что из почтовых ящиков у них воруют, но мужчина был настойчив. Аванс привезли в тот же вечер. Ольга Дмитриевна изъявила желание взяться за дело. И не только из материальных соображений – чужие тайны были ее хобби.

Фактически она стала секретарем некоего Саввы – по крайней мере, мужчина так представился. Иногда от Саввы звонила какая-то женщина и спрашивала, есть ли для него сообщения.

Капитан Туляк спросил, много ли было сообщений этому самому Савве?

– Не очень, – сказала Елизавета Сергеевна. – Мы еще удивлялись. Человек платит двести евро в месяц, а за что, спрашивается?

Через какое-то время Савва попросил сообщать ему, кто и когда приходит к Артему Александровичу. Ольга Дмитриевна тут же позвонила Елизавете Сергеевне и рассказала о его просьбе.

– Слушай, – обратилась Ольга к подруге, – что-то мне это не очень нравится. Зачем ему знать, кто к нему ходит? Кто такой этот Савва? Зачем он это все затеял? Ему нужен был диспетчер или он с самого начала хотел следить за твоим бывшим? – Ольга Дмитриевна любила детективные романы, и у нее сразу же возникло несколько версий.

Елизавета Сергеевна глубоко задумалась, а потом ей пришла в голову любопытная мысль: а не является ли Савва мужем одной из дамочек, часто посещающих Артема Александровича? Или бывшим парнем Марины? Старушки собрались вместе и стали вспоминать постоянных клиенток Прохорова. Елизавета Сергеевна их в лицо не знала, только понаслышке, Ольга Дмитриевна же всех видела.

Второй версией, выдвинутой на этот раз Ольгой Дмитриевной, была мафия. Мафия заинтересовалась Артемом Александровичем, занимающимся частным бизнесом. И теперь хочет брать с него дань, но для этого нужна информация. Кто здесь бывает, с какой целью и т. д.

– Так ему и надо, – сказала Елизавета Сергеевна. – Пусть обчистят его как липку.

– А может, это налоговая инспекция? – спросила Ольга Дмитриевна.

– Мы, как законопослушные граждане, должны им помочь, – тут же заявила подруга. – Пусть платит налоги государству. Надо помочь вывести на чистую воду этого подпольного миллионера.

Ольга Дмитриевна также не исключала интерес милиции или ФСБ, потому что Артем Александрович принимал у себя не только женщин, но и каких-то мужчин, по одной физиономии которых Ольга Дмитриевна определяла, что они не в ладах с законом.

– Милиции мы тоже должны помочь, – сказала Елизавета Сергеевна. – Пусть его посадят. Давно пора.

И бывшая жена выдвинула массу поводов, по которым ее бывшему супругу место только за колючей проволокой.

Капитан Туляк заметил, что государственная структура не смогла бы выплачивать старушке по двести евро в месяц за услуги. Но откуда об этом могли знать две подруги? Они решили, что, возможно, в милиции есть специальный фонд для таких мероприятий. В любом случае главным для них было напакостить Артему Александровичу, а уж кто там им займется – милиция, КГБ, налоговая инспекция или мафия, – было не так важно. Главное – чтоб ему досталось.

Ольга Дмитриевна добросовестно выполняла свою работу и в воскресенье с утра получила еще деньги.

– В смысле вчера? – уточнил Анатолий Леонидович.

Елизавета Сергеевна кивнула и добавила, что Савва позвонил ей рано утром, сообщил, что деньги лежат в почтовом ящике и что весь этот день она спокойно может отдыхать – съездить за город, ну или что она там захочет. На телефоне ей сидеть не требуется. В обычные же дни Ольга Дмитриевна выходила только в магазин, проводя все свое время между телевизором и входной дверью, а частенько просто сидела перед входной дверью с каким-нибудь детективом. Происходящее у соседа интересовало ее гораздо больше, чем какие-то прогулки. Время отдыхать от трудов праведных (или неправедных?) у нее было всегда: гости к Артему Александровичу по большей части приходили вечером, утром не бывало никаких визитеров, так что соседка считала утро своим личным временем и позволяла себе покинуть жилище для похода в магазин или поликлинику.

Прогулка за город Ольгу Дмитриевну и на этот раз не заинтересовала, вместо этого она позвонила подруге, и Елизавета Сергеевна для разнообразия пригласила ее к себе в гости. Ольга Дмитриевна согласилась. А когда вернулась, заметила, что дверь в квартиру Артема Александровича приоткрыта. Она не смогла удержаться – ну и первой обнаружила труп Марины.

– Эти детали вы знаете лучше меня, – взглянула на Туляка Елизавета Сергеевна.

Он кивнул и поинтересовался, что конкретно рассказывала Ольга Дмитриевна подруге.

– Да в шоке она была! Вы представляете: заходит в квартиру, а там покойник, то есть покойница. И пистолет рядом валяется. Да как только у нее не случился сердечный приступ!

Вечером Ольге Дмитриевне позвонил Савва, попросил пересказать, что она видела и слышала, а потом поинтересовался, не упоминала ли о нем при милиционерах, и пригрозил: если милиция узнает, что она ему докладывала о происходящем в квартире соседа, то Ольгу Дмитриевну посадят за соучастие. Савву же в любом случае не найдут.

– Так это вы ее?.. – в ужасе спросила Ольга Дмитриевна.

– Нужна мне больно эта Марина! – хмыкнул мужчина на том конце провода. – Зачем мне ее убивать? Просто никогда не следует давать никому лишнюю информацию.

– Ну я не знаю, зачем ее вообще могли убить… – Ольга Дмитриевна испугалась. – Вы же интересовались Артемом Александровичем…

– Во-первых, не Артемом Александровичем, а его клиентами, и уж никак не Мариной, – холодным тоном пояснили на другом конце провода и еще раз пригрозили, чтобы старушка помалкивала.

Ольга Дмитриевна тут же позвонила подруге посоветоваться, что делать. Бабульки долго обсуждали, посадят ли Ольгу Дмитриевну за соучастие или еще по какой-то статье или не посадят. Соседка свекра напрягла память, вспоминая все прочитанные детективы, и пришла к выводу, что лучше ей в самом деле ни к кому не обращаться и надеяться, что все обойдется. Версия милиции о том, что Марину убили грабители как случайную свидетельницу, очень устраивала Ольгу Дмитриевну. Она даже порадовалась, что в опасный момент находилась у подруги.

Как раз, когда они с Елизаветой Сергеевной обсуждали этот важный момент, к Артему Александровичу кто-то приехал.

– Мне взглянуть кто? – спросила Ольга Дмитриевна у Елизаветы Сергеевны.

И они на пару решили, что если и смотреть – то только в «глазок». Пока лучше не открывать дверь. Именно поэтому Ольга Дмитриевна и не могла дать информацию относительно того, кто увез соседа и вообще покинул ли пределы своей квартиры сам Артем Александрович.

Вечером приехала я. Соседка осмотрела квартиру, но ничего интересного не обнаружила, вернулась к себе и стала думать. И вдруг поняла, что ей несколько раз доводилось разговаривать с убитой Мариной. Она вспомнила голос, звучавший по телефону. В жизни они почти не общались, девчонка с ней только здоровалась, но Савве звонила именно она… В этом Ольга Дмитриевна была почти уверена. Информация обрывками всплывала из памяти. И теперь Марины нет. Но она ведь на днях оставляла для Саввы какой-то номер телефона, по которому он может ей позвонить… Номера телефонов Ольга Дмитриевна не доверяла памяти, а записывала на специальном листке, положенном у аппарата. Она быстро нашла нужный номер, позвонила и нарвалась на пьяную женщину, из которой смогла вытянуть, что это Маринина мать, вернувшаяся из морга.

Ольга Дмитриевна снова в страхе позвонила Елизавете Сергеевне, и та предложила ей приехать к себе переночевать.

– Нет, уже поздно, – сказала Ольга Дмитриевна. – Закроюсь на все замки.

А потом позвонила какая-то неизвестная дама с сообщением для Саввы. И представилась Мариной. Ольга Дмитриевна поняла, что это не та Марина. Но голос был знакомым. Где-то она его слышала. Она усиленно вспоминала, где, но так и не вспомнила…

Я сидела с ничего не выражающим лицом и радовалась, что теперь мой голос никто не опознает.

Савва позвонил сегодня с утра, страшно удивился, потом велел передать новой Марине, что готов с ней встретиться, и просил оставить телефон для связи. Что было дальше, Елизавета Сергеевна не знает. Сама она Ольге Дмитриевне не звонила, ждала ее звонка, и тут позвонила я, а теперь мы приехали вместе с Анатолием Леонидовичем.

Капитан почесал за ухом и спросил, все ли нам рассказала моя бывшая свекровь. Она клялась, что все, что ей известно, поскольку теперь поняла, что они с Ольгой должны были сразу же идти в милицию, но боялись, что их на старости лет посадят в тюрьму. И Ольге Дмитриевне двести евро в месяц были очень кстати – средства, оставленные дочерью с зятем, закончились, а до следующего их приезда в Россию оставалось два месяца. Да и зачем отказываться от денег, если для того, чтобы их заработать, в общем-то, требовалось делать то же самое, что Ольга Дмитриевна делала и так?

Затем Туляк попросил описать знакомых Артема Александровича, про которых бывшая свекровь слышала от соседки моего свекра.

– Да ведь это невозможно! – воскликнула Елизавета Сергеевна. – Там же не дом, а проходной двор! Я бы этого в своей квартире не допустила!

Но Анатолий Леонидович был настойчив и стал очень умело вытягивать из Елизаветы Сергеевны все, что она знает. А знала она много. Я просто поразилась ее памяти. И умению Туляка заставить эту память работать.

У свекрови мы провели часа два с половиной. Туляк, кстати, пообещал ей, что заедет снова.

Когда мы уже поднялись, чтобы уходить, Елизавета Сергеевна спросила, с надеждой глядя на капитана:

– Вы его посадите?

– Кого? – не врубился сразу Анатолий Леонидович.

– Ну Артема Александровича, конечно!

Туляк поинтересовался, за что можно посадить ее бывшего мужа.

– За содержание притона, – не моргнув глазом, ответила Елизавета Сергеевна.

Туляк промычал в ответ что-то неопределенное, но Елизавета Сергеевна была очень настойчива и все спрашивала, выписан ли уже ордер на арест. Туляк попятился к двери, уходя от ответов на вопросы. Елизавете Сергеевне это не понравилось, и она завопила истошным голосом, что из-за нас пропустила тысяча какую-то серию ее любимого фильма, кроме того, мы запачкали ей комнату и коридор, затем она обратила взор на моего любимого пса, но я действовала быстро и решительно, подхватила Тимку на руки и ринулась вон из квартиры. Анатолий Леонидович последовал моему примеру.

– Ты знаешь, – обратился он ко мне, переходя на «ты», – если бы это была моя жена, я бы ее придушил. И суд бы меня оправдал. Сейчас моя бывшая кажется мне просто ангелом во плоти.

– Теперь ты понимаешь, что у свекра просто идеальный характер? Он ведь с ней прожил лет двадцать и все не разводился, считая, что семья – это святое. А потом не выдержал. Ну а у нее после развода характер еще больше испортился. Правда, свидетельница она великолепная. Не находишь?

Капитан кивнул и уставился в свои записи, сделанные неразборчивым почерком. Я, честно говоря, писать уже разучилась: давно все делаю только на компьютере.

– Дел впереди – непочатый край, – вздохнул Туляк. – Всю эту ораву отработать. И ведь нет ни имен, ни фамилий. А ты, случайно, никого не узнала из тех, кого она описывала?

Я назвала пару знакомых дам, которых сама направляла к Артему Александровичу, по ходу высказав предположение, что они мало помогут Туляку в его расследовании. Он со мной полностью согласился.

– Но где же твой свекор? – задал капитан риторический вопрос, не ожидая получить на него ответ.

* * *

Я высадила Туляка у станции метро, а сама поехала домой, не забывая поглядывать в зеркало заднего вида. Сегодня там, к моей великой радости, никто не маячил. Хотелось поскорее забраться в душ, по-быстрому что-то перекусить (свекровь, стерва, даже чаю не предложила) и лечь спать.

Но я зря надеялась.

Поставив машину на стоянку, я, не торопясь, направилась домой, памятуя о том, что псу нужно сделать свои дела, а завернув за угол моего дома, внезапно заметила огромный черный джип «Шевроле Блейзер» с тонированными стеклами, припаркованный аккурат против моего парадного. При нашем с Тимкой появлении передняя дверца у места пассажира открылась, на свет божий появился давно ожидаемый мною Игорь Казанский и расплылся в радостной улыбке.

«Чего это он так радуется»? – пронеслась мысль.

Я тоже изобразила на лице некое выражение, чем-то отдаленно напоминающее радость после попадания в рот кислого лимона, и решила для приличия поздравить Игоря с выходом на свободу. Он предложил поцеловаться. Я удивленно взглянула на него, не понимая причин такого желания (раньше никогда не замечала подобного), но Казанский меня уже сграбастал и, лобызая, ловко облапал на предмет наличия оружия.

– Ну ты и сволочь! – сказала я.

– А в сумочку можно заглянуть? – ничуть не смутившись, спросил Игорь.

– Ты в самом деле считаешь, что я намерена тебя убить?

– От тебя, Катенька, всего ожидать можно, – заявил Казанский, сумочку все-таки осматривать не стал, а напросился в гости, сказав, что приехал для долгого и обстоятельного разговора.

– Пошли, – вздохнула я обреченно, потом резко вскинула глаза на Игорюню и добавила: – Жрать нечего. Если хочешь, чтобы я тебя кормила, отправь охрану в магазин.

Игорюня хмыкнул, но тем не менее распоряжение отдал. Ходячий двустворчатый шкаф, показавшийся из джипа, посмотрел на меня укоризненно. Но мне было наплевать. Я только сообщила ему номер своей квартиры, куда следовало принести продукты, и огласила список желаемого из двенадцати пунктов, тут же пришедших мне на ум. Должна же мне быть хоть какая-то компенсация за общение с Игорюней?

Глава 12

Санкт-Петербург. 12 апреля, понедельник

– Все так же меня не любишь? – поинтересовался Игорь, устраиваясь в пластиковом кресле на кухне, пока я кормила Тимку (для него еда имеется всегда, пес для меня – святое).

– Если ты насчет Тамарки, то ее нет в городе. Даже не ищи, – сказала я, решив перевести разговор в наименее опасное для меня (как я считала) русло. Я тут же стала расписывать в красках, как Тамара вначале страдала, но Казанский должен понимать, что всю свою молодую жизнь Тамарка не может ждать Игорюню из тюрьмы, тем более у нее уже возраст поджимает, личную жизнь следует срочно устраивать, замуж выходить, детей рожать и все в том же духе.

– Да пошла эта Тамарка… – перебил лившийся из меня поток Игорюня и точно указал направление, в котором следовало двигаться моей подружке на белом катере.

Я слегка опешила, даже не рассчитывая на подобное благородство со стороны Казанского, и заранее порадовалась за Тамарку, представив, как поднимется у нее настроение, когда она узнает, куда ее послал Игорюня.

– Баб полно и без нее, – заявил Казанский. – Свет клином не сошелся. И у меня сейчас другие проблемы.

Он немного помолчал, глядя в окно в задумчивости, потом перевел взгляд на меня. Мне стало чуточку неуютно. Зачем он приперся-то? Как раз об этом Игорь и спросил – в смысле знаю ли я о цели его визита. Я опять что-то ляпнула про Тамарку, но Игорюня тут же грохнул кулаком по столу, в результате чего подскочили не только стоявшая там посуда, но и мы с Тимкой, почувствовав себя в эпицентре подземного толчка, затем с деревянной планки на стене на пол рухнули поварешка с лопаточкой для пирогов.

– Ты бы силу рассчитывал, что ли? – не очень уверенно заметила я.

– Следующий раз получишь в лоб, – невозмутимо пообещал Казанский. – Если, конечно, не перестанешь притворяться. Сядь. – Он кивнул на второе пластиковое кресло.

Сесть я не успела: в дверь позвонили. Игорь встал, отправился встречать своего «быка», пригласил его на кухню, в которой моментально больше не осталось свободного места, я сунула пиццу в микроволновку, поставила чайник и спросила с обворожительной улыбкой, обращаясь к ходячему шкафу:

– Вы составите нам компанию?

– Составит, – вместо него ответил Игорь.

И тут в дверь опять позвонили.

– Кого-нибудь ждешь? – полюбопытствовал Игорюня.

Я пожала плечами, заметив, что припереться мог кто угодно. Почему-то многие, не будем показывать пальцем, имеют привычку заявляться без приглашения, совершенно не учитывая желаний и планов хозяйки.

– Представишь его как своего любовника, – дал мне указание Игорюня, кивая на ходячий предмет мебели, – а я… У тебя есть большой шкаф?

Я хихикнула, представив картину, тут же возникшую у меня в мозгу. Казанский высказался непечатно, его товарищ молчал, а в дверь опять позвонили.

– Дуй в спальню, там у меня огромный встроенный. Поместишься. Даже вдвоем поместитесь. – Я посмотрела на телохранителя, правда, тут же представила, что тогда станется с моими вещами.

– Нет, он останется! – рявкнул Игорюня, удаляясь в спальню.

Я пошла открывать.

За дверью стояла подруга Лена, начавшая орать прямо с порога, обвиняя меня в том, что я увела у нее любимого, но заткнулась на полуслове, заметив выплывшего из кухни огромного мужика.

– Это кто? – посмотрела она на меня.

– Тот, кого я у тебя увела, – невозмутимо ответила я. – Или ты в очередной раз что-то напутала?

– А Игорь где? – с обалделым видом спросила Ленка.

– Какой Игорь? – Я прикинулась дурочкой.

– Ну как же… А чей тогда джип внизу стоит?

– Мой, – впервые подал голос шкаф.

Ленка стала убеждать громилу в том, что этот черный «Шевроле Блейзер» она ни с чьим не спутает, она его почти год носила в мыслях и мечтала, как в нем прокатится. Шкаф благородно предложил покатать Ленку, если у нее есть такая заветная мечта. Ленка сказала, что поедет только с Игорюней, и начала выяснять у моего «любовника», не украл ли он джип у Казанского, и даже выразила желание просмотреть документы на машину. Шкафу подобное недоверие не понравилось, и вообще требовалось поскорее выгнать Ленку из квартиры, чем мужик и решил заняться, правда, действуя лишь намеками. Он явно не знал Ленку. Намеки она не понимает, и выгнать ее очень сложно, если она, как сейчас, уходить явно не намерена.

Запахло пиццей.

– Я тоже голодная, – объявила Ленка и первой направилась в кухню.

Мы со шкафом обменялись многозначительными взглядами, но я для себя еще не решила, кого сегодня вечером хочу видеть больше: Ленку или Игорюню. Вернее, кого меньше. Лучше бы вся компания убралась куда-нибудь подальше и выясняла отношения без моего участия. Правда, теперь уже так, пожалуй, не получится. А если Ленка каким-то образом обнаружит Игоря у меня в стенном шкафу… На моем лице останутся следы, с каковыми на работе не появишься. Да и Игорюне не позавидуешь.

А Ленка уже хозяйничала. Шкаф молча занял единственную табуретку, потому что в кресло он поместиться просто не смог бы при всем желании. Подруга весело щебетала, почему-то очень радуясь знакомству со шкафом. Или решила увести? С нее, подлой, станется. Мне, кстати, неплохо бы узнать, как зовут этого типа.

Я села на пластиковое кресло, Ленка разрезала пиццу, и мы принялись за трапезу.

Потом Ленка явно вспомнила про свою любимую теорию о соответствии марки машины размеру мужских гениталий. Я поняла это, когда она внезапно уставилась на определенную часть тела шкафа, вернее, несколько приподнявшиеся в определенном месте свободные зеленые штаны. Мужику сразу стало неуютно, а Ленка, вдоволь насмотревшись пристальным взором близоруких глаз, повернулась ко мне:

– Ему соответствует его машина? – спросила у меня.

– Пока не знаю, – ответила я.

– Почему? – спросила Ленка.

– Мы еще не успели. Ты приехала.

– Ничего, я скоро уеду. Только ты мне обязательно позвони и расскажи, ладно? Я буду ждать. – И снова внимательно посмотрела на гостя, вернее, на встопорщившуюся часть штанов.

– При чем здесь моя машина? – выдавил из себя шкаф.

– Рассказать? – спросила у меня Ленка.

– Валяй, – махнула рукой я. Мне было уже все равно. Да и парню надо дать хоть какое-то объяснение, а то еще переживать станет.

Цвет лица у того изменился на пунцовый. «Пожалуй, от смущения», – решила я. А Ленка щебетала дальше. Парень мне начинал нравиться – независимо от марки машины. Но что-то уж больно он переживает. С другой стороны, вопрос-то деликатный… Или он просто из природной стыдливости?

Я решила вступиться за парня, а заодно попытаться выгнать Ленку. Сегодня она меня особенно раздражала, да еще и неизвестно, насколько у Игорюни хватит терпения. В особенности если он подслушивает наши милые разговорчики.

Я заявила подружке, что мы с моим новым другом (как его зовут-то хоть? Ну хоть бы подсказал мне, что ли?) хотели провести вечер вдвоем, засиживаться допоздна не можем, потому что нам обоим завтра рано вставать – как-никак, рабочий день. Не могла бы Лена приехать ко мне как-нибудь в другой раз? Желательно предварительно позвонив по телефону?

Подружка ничего не поняла или сделала вид, что не поняла, вместо этого с округлившимися глазами спросила, не помню ли я, что ей обещала. И плавно перешла к теме Игорюни и своей любви к нему, а также к тому, какие все мужики сволочи. Шкаф молча слушал о том, как Лена на последние деньги покупала содержимое передачек, которые носила милому в «Кресты», и о прочих Ленкиных подвигах вперемешку с негодующими описаниями подлого Казанского. Игорюнин приятель периодически бросал на меня удивленные взоры – в особенности когда Ленка заговорила о своих планах в отношении Казанского. А они были наполеоновские.

– Так ты чего хочешь? – родил парень, когда Ленка остановилась, чтобы немного перевести дух.

– Чтобы Катька связалась с Игорем и сказала, что я его давно жду. Ну там высказала ему все, как это она умеет. Катя, помнишь, ты мне обещала, что если Игорь не приедет ко мне до понедельника, то ты ему позвонишь.

Я молчала. А Ленка что-то быстро прикинула в мозгу и обратилась к шкафу:

– А ты, случайно, не знаком с Казанским?

– Ну, – ответил парень.

– Что ну? Что ну? – вцепилась в него Ленка. – Ты можешь ответить по-человечески?

– Чего ты хочешь? – Парень явно заводился. Ленка достанет кого угодно.

– Позвони Казанскому, а? – просящими глазами посмотрела на гостя Ленка, помолчала и добавила: – И тогда я уеду. И оставлю вас с Катькой.

Парень посмотрел на меня. Я пожала плечами. По-моему, Игорюня удалился в шкаф со своим сотовым. Но вот если Ленка услышит, как трубка звонит в комнате… Правда, может решить, что это моя. Но если Игорюня по ней ответит…

– Я ему завтра позвоню и все передам, – пообещал гость, искоса на меня поглядывая.

– Кать, я тогда сегодня у тебя переночую? – посмотрела на меня Ленка. – У тебя же три комнаты. Вы в спальне ляжете, а я на диванчике в гостиной. Ну там, где ты мне обычно стелешь после пьянок.

– У тебя все подруги такие? – спросил гость, обращаясь ко мне.

Ленка попыталась что-то вякнуть, но я заорала на нее, открытым текстом заявив, что она спугнет мне мужика, которого я две недели пыталась затащить к себе в гости. Гость опять бросил на меня удивленный взгляд, но быстро сообразил, в чем дело, и стал подыгрывать, расписывая Ленке, какая она непонятливая подруга. Стерва она, хотелось мне его поправить.

– А все женщины – стервы, – невозмутимо заявила Ленка, будто прочитав мои мысли. – Ты разве не знаешь? А таких, как Катька, – еще поискать. Я просто ангел по сравнению с ней. Ты знаешь, что она уже три раза разведена? Она тебе не говорила, что сделала с бывшими мужьями? Нет?

– Ты пьяная? – поинтересовалась я. – Или просто такая дрянь?

– Это я дрянь?! – завопила Ленка и пустилась в описание того, какая она бедная-разнесчастная, в каких условиях живет, а если сравнить их с моими, то просто в сарае. А я, стерва такая, мало того что три раза замуж ходила, так еще и квартиру от мужа поимела, а если сложить все, что я поимела от трех мужей… И Ленка принялась за подсчеты, используя навыки бухгалтерской работы.

Я не могла долго это выдерживать, рванула на себе блузку, обнажив бок с уже давно зажившим шрамом, и продемонстрировала его парню, а также покрутилась перед Ленкиным носом.

– А это ты не помнишь? Гляди, сука! Тебя еще ни один мужик ножом не пырял, хотя стоило бы, а меня Анзор…

– Так за дело же, – невозмутимо заявила Ленка.

– Какой Анзор? – резво вскинул голову гость, пожалуй, совершенно не заинтересовавшийся моим обнаженным телом.

Ленке этот вопрос только и требовался. Она углубилась в историю моей семейной жизни с Анзором Абрашидзе и ее последствий. Гость внимал рассказу с большим интересом, по ходу дела задавая уточняющие вопросы, и то и дело бросал на меня взгляды, которые нравились мне все меньше и меньше с каждой минутой.

– Так что, если Катьке в тебе что-то не понравится, она и тебя в тюрьму упечет, – заявила Ленка. – Опыт есть.

Я молча встала и показала Ленке на дверь.

– Пошла вон! – выдавила я из себя.

Но Ленка еще не закончила. Или ее так заело, потому что она увидела у меня нового мужика, а она сама в очередной раз осталась с носом, несмотря на все усилия по обхаживанию Казанского? Не могла она пережить, что кому-то хорошо, когда ей самой плохо. Нет чтобы порадоваться за подругу (то есть меня), надо сделать гадость ближнему. Если ей плохо – так пусть всем будет плохо. И тогда ей станет хорошо. Обычная Ленкина логика.

А может быть, она добивается, чтобы парень ушел вместе с ней? Поэтому и описывает, какая я дрянь. Я, конечно, не ангел, но не в такой же степени? А Леночка у нас – просто жена декабриста. Чего только не делала для Игорюни! Я же, напротив, первого мужа собственными руками в тюрьму засадила, не говоря уже о том, что не снесла ему ни одной передачки.

Внезапно в спальне раздался приглушенный звонок сотового телефона. Ленка тут же навострила ушки. Я повернулась, чтобы бежать туда.

– У тебя же марш Мендельсона звонит, – сказала Ленка.

– У меня два сотовых, – бросила я на ходу и рванула из кухни.

Ленка явно хотела последовать за мной, но шкаф ее сграбастал, завязалась потасовка. Ленка визжала и вырывалась, орала, что у некоторых зажравшихся сволочей уже по два сотовых, в то время как другим людям есть нечего, но я ее больше не слушала, надеясь на гостя и его могучую силу.

Сама же заскочила в спальню, по пути застегивая блузку. Плотно прикрыла за собой дверь и подлетела к стенному шкафу. Игорь уже ответил на звонок и разговаривал шепотом. При виде меня кивнул, я застыла рядом.

– Отключи лучше, – прошептала я одними губами.

Игорь меня понял, кивнул в ответ, а я удалилась назад в кухню, плотно закрыв дверь в спальню.

– Ну и кто там тебя? – тут же полюбопытничала Ленка, как-то странно на меня посматривая.

– Я не успела, – кратко ответила я, остановившись у распахнутой двери, и добавила: – По-моему, Лена, тебе все-таки пора.

Шкаф тоже поднялся с табуретки и выжидательно посмотрел на Ленку.

– Помоги ей, пожалуйста, – обратилась я к гостю. – Ну если не понимает человек по-хорошему.

Парень только протянул огромную лапищу к Ленкиной шкирке, как в дверь позвонили. Кого еще на ночь глядя могли черти принести?! Парень вопросительно посмотрел на меня, я на него, пожала плечами, показывая, что не представляю, кто еще может меня осчастливить своим присутствием, гость тоже пожал плечами, наверное, пытаясь до меня донести, что это не к ним с Игорюней. А Ленка воспользовалась ситуацией, увернулась, отскочила в дальний угол к плите и ехидненько поинтересовалась:

– Еще один любовничек пожаловал? Его, – она кивнула на парня, – в шкаф прятать будешь?

Не удостоив Ленку ответом, я повернулась к гостю и попросила открыть, а сама вслед за ним вышла в коридор. Ленка предпочла остаться в кухне.

Не спросив, кто там, гость распахнул дверь. Действовал он явно опрометчиво, потому что тут же получил чем-то тяжелым по голове, оказавшейся не такой крепкой, как можно было ожидать, – и в мою квартиру ворвались трое детинушек, несколько меньших размеров, чем ходячий шкаф, но тоже внушительных. Рожи они имели зверские и были настроены решительно. Последний прикрыл за собой входную дверь, правда, как я успела заметить, задвижкой не воспользовался.

Я взвизгнула, но больше никаких звуков издать не успела: мне зажали рот и потащили в кухню, с легкостью приподняв над полом. Там истошный вопль испустила Ленка. Увидеть ее явно не ожидали, но не стушевались, а тоже сграбастали, закрыв рот рукой.

«Вот если бы сейчас Ленка проявила свой мерзкий характер, было бы очень кстати», – подумала я. Только рассчитывать на ее помощь теперь, пожалуй, не приходилось: глаза у нее лезли из орбит, соображала она уже плохо и была на грани обморока. Это она со мной смелая, знает, что я ее ничем тяжелым по голове не стукну, несмотря на подобное желание, которое в последнее время при общении с подружкой появляется у меня регулярно.

В кухне мы пока оставались вчетвером: два налетчика и мы с Ленкой. Третий, судя по шуму, колдовал над телом моего гостя, пока никаких звуков не издававшего. Неужели они его убили?! Ведь если попали в висок, вполне могли… Мне только трупа в квартире не хватало. Да и парня вообще-то жалко.

– Если дашь слово, что не завопишь, отпущу! – прорычал у меня над ухом державший меня молодец, от которого воняло каким-то мерзким одеколоном.

Я робко кивнула. Он убрал мозолистую руку (неужели из рабочей среды?) с моего лица, я жадно вдохнула воздух, потом выдохнула, снова вдохнула.

– Выпусти, – слегка повернула я голову (другой рукой он все еще приобнимал меня, стоя в позиции «мужчина сзади», и, как я только что почувствовала, его организм уже требовал практики).

Но он не намеревался выполнять мое пожелание, а лишь еще крепче прижал меня к себе. У него участилось дыхание. Только этого мне не хватало!

Парень уже вовсю орудовал руками. Рассчитывать могу только на себя – Ленка не помощница, а с двумя бугаями мне тут не справиться, даже если я сейчас, предположим, попаду этому мерзавцу по самому дорогому… Или дать по щиколотке, потом – куда собиралась, и тут же переключиться на его друга? Но в коридоре их третий товарищ. Шкаф без сознания. А Игорюня… На Казанского я не стала бы рассчитывать ни в какой ситуации. С какой стати он будет меня спасать? Вот утопить – это, наверное, сделал бы с радостью.

– Отставить! – громогласно прозвучала команда, и в кухню вошел третий, гневным взором просверлил двух своих корешей, тискающих нас с Ленкой, и немного тише приказал нас отпустить.

Кореша повиновались. Я обратила благодарный взор на старшего, оправила юбку с блузкой, бросила уничижительный взгляд через плечо на своего мучителя. Ленка тихо хныкала в углу. Я подумала, не пустить ли слезу и мне, но решить ничего не успела: старший велел нам с Ленкой сесть на пластиковые кресла в один угол (дальний от входа), своим молодцам – охранять выход из кухни и посматривать в коридор, чтобы сообщить ему, «когда этот очухается», сам оседлал табуретку, которую до недавнего времени занимал Игорюнин приятель, и внимательнейшим образом посмотрел на нас с Ленкой.

– Развлекаемся? – спросил он.

Я удивленно уставилась на незваного гостя, Ленка перестала хныкать и тоже оглядела молодца, выпучив глазки. Тут в кухне нарисовался любимый пес, проскочивший мимо охранничков (в трудную минуту, конечно, сидел где-то под диваном, смелость у него проявляется, только когда я рядом и готова встать на его защиту), а тут он все-таки решил посмотреть, как себя чувствует хозяйка. Или услышал, что меня уже не насилуют? Пес тявкнул и сел на полу рядом с нами.

– Это сторожевая собака? – с ухмылочкой поинтересовался парень, почесал Тимку за ухом, сказал ему, что он пес что надо, потом снова обратил взоры на нас с Ленкой.

– Кто вы? – спросила я. – Хоть бы представились.

Меня не удостоили ответом, заявив, что прибыли с одной-единственной целью. Мы с Ленкой господам не нужны, им требуется Игорь Казанский.

– Так его здесь нет, – хором ответили мы с Ленкой, а я задумалась, с какой целью в последнее время за мной следили? Хотели прихватить у меня Игоря, предполагая, что он тут появится в связи с исчезновением моей лучшей подруги Тамарки, которую считал своей женщиной? Но эти ли парни следили за мной? Вернее, общий ли хозяин у одного из «хвостов» и у налетчиков? Молодого человека из темно-синих «Жигулей» среди них не было, тех двоих, во второй машине, я рассмотреть не успела. Но ведь за мной наблюдало две команды… Эти-то чьи? С другой стороны, можно порадоваться, если им с самого начала был нужен Игорь, а не я. Хотя как знать… А если команд три? И эти – какие-то новые? Им нужен Казанский, а остальным – я. Господи, как мне разобраться-то с ними со всеми?!

Парень тем временем странно посмотрел на нас с Ленкой, потом оглянулся на своих товарищей, застывших у выхода из кухни, они тоже как-то странно на нас посмотрели, старший повернулся опять к нам и поинтересовался, как Игорюне удалось смотаться, а также отдал распоряжение одному из подчиненных посмотреть, не открыта ли у меня балконная дверь и как в нашем доме обстоят дела с общими лоджиями на несколько квартир.

Подчиненный удалился, я попыталась вякнуть, что Игорюни у меня не было, нет и не будет, мне велели заткнуться, старший, судя по внешнему виду, напряг извилины, а Ленка стала на меня искоса поглядывать, тоже явно что-то прикидывая. Вскоре вернулся подчиненный, сообщил, что балконная дверь была закрыта, более того – зашторена занавеской, а на ручке, открывающей дверь, скопилась пыль, никем не потревоженная. Не открывали. Я же порадовалась, что я такая плохая хозяйка, а у Тамарки во время генеральной уборки руки до этой двери не дошли.

– Как он еще мог уйти? – спросил старший, но вопрос был явно риторическим и ни к кому не обращенным.

– Из парадного не выходил, мы следили, – вякнул один из подчиненных.

– Здесь его нет, – твердо сказала Ленка и, несмотря на то, что старший велел ей заткнуться и не мешать ему думать, завела свою песню про то, как ходила носить передачки Игорюне, а он оказался сволочью, как все мужики, она и приехала ко мне, чтобы мы вместе со мной и моим новым другом позвонили Игорюне и объяснили, что Лена его ждет, а он ведет себя неправильно. Если старший вначале хотел, чтобы Ленка замолчала, то теперь слушал ее внимательно, она же продолжала заливаться соловьем, сообщая, что мы, пока нас не прервали, как раз обсуждали план действий по возвращению Игорюни туда, где ему следует быть – к Ленке. По-моему, все было не совсем так, но я Ленку не перебивала, считая эту версию наиболее подходящей для незваных гостей.

Постепенно старший начал въезжать в тему, двое его подчиненных тоже слушали с большим интересом, потом старший задал несколько уточняющих вопросов, почесал в затылке, повернулся к своим. И тут державший меня молодец словно очнулся.

– Да видели мы его, в натуре! Бля буду, заходил вместе с этой, – он кивнул на меня. – А Вовку Большого за жратухой послали. Он потом пришел, весь нагруженный. На угол бегал, в «24 часа».

– А вторая? – старший кивнул на Ленку.

– Наверное, позже пришла. Тут заходили какие-то бабы в парадное. Мы не смотрели.

– Где Игорь, сука?! – повернулась ко мне Ленка и уже была готова выпустить когти, но я резвенько вскочила с кресла, перепрыгнула через Тимку, обогнула табуретку, на которой сидел старший, и встала рядом с ним с другой стороны, надеясь, что он защитит меня от подруги.

Подружка продолжала орать, брызгая слюной. Старший искоса на меня поглядывал, а Ленку слушал, пытаясь вычленить рациональное зерно из лившегося теперь уже на меня потока брани. Как выяснилось, Ленка мне никогда не верила и так и знала, что я уведу у нее мужика. Все бабы – стервы, а я в особенности, ну и так далее. Потом она на минуту осеклась и вдруг спросила:

– Или это ты его для Тамарки бережешь? Я всегда знала, что она у тебя любимая подруга! Тамарка – сволочь…

Далее последовал поток гневных речей уже в адрес Тамарки, а старший попросил уточнить, кто она такая. Ленка уточнила – с подробностями.

– Где Игорь, тварь?! – зашипела она в конце, глядя на меня. – Где ты его прячешь? Где он?! Я его Тамарке не отдам!

– Ответь подруге, – попросил старший, глянув на меня и с трудом сдерживая смех.

– Понятия не имею. Век бы мои глазоньки его не видели.

В коридоре раздался стон.

– Что вы с ним сделали? – кивнула я в сторону звука. – Можно я к нему пройду?

– Сядь и не рыпайся, – сказали мне. – Очухается. Парень крепкий. – Потом старший повернулся к Ленке и спросил у нее, давно ли я с Вовой.

Ленка выдала всю известную ей информацию.

– Ах, значит, мы испортили вам первую ночь? – усмехнулся незваный гость.

– Так ей и надо, – заметила Ленка. – Уже трех мужей выжила, еще одного окрутить собралась.

После чего Ленка поведала моим гостям про мою семейную жизнь. Парни слушали заинтересованно, в особенности тот, что сграбастал меня, войдя в квартиру. Я же решила проявить гостеприимство, включила «Мелиссу» и поинтересовалась, что господа будут пить.

– Да мы вообще-то не планировали долго задерживаться, – заметил старший. – Но раз такая ситуация… вам вместе с Вовой предстоит поехать с нами.

– Мне домой надо, – тут же возразила Ленка.

– Кто вы такие? – снова поинтересовалась я.

Нас ответами не удостоили, старший встал из-за стола, заявив, что кофе со мной попьет как-нибудь в другой раз, спасибо, конечно, большое, но дело превыше всего.

– Пацаны, давайте Вову первым в машину, – кивнул он своим подчиненным, – а потом девочек.

– Куда вы хотите нас везти на ночь глядя? Кто вы такие? – заорала я.

Ленка на этот раз меня поддержала.

– Или ты говоришь мне, где Казанский, или едешь с нами, – посмотрел на меня старший.

Сдавать Игоря в мои планы не входило: себе дороже. Во-первых, я не сомневалась, что за подобное он не погладит меня по головке, а вот за партизанский подвиг может помочь в будущем. Поскольку жизнь нас с Игорюней постоянно сталкивала, я не сомневалась, что нам еще долгие годы предстояло сосуществовать бок о бок. И, не исключено, заниматься взаимовыгодными делами – несмотря на то, что мы не очень любим друг друга. Но дело превыше всего, как недавно заметил незваный гость.

Во-вторых, я все-таки не хотела показывать Игорюню Ленке. Потом от дерьма не отмоешься. А какую пакость может придумать Ленка, представить сложно.

В-третьих, я считала, что Игорь из спальни кое-что слышал. Ну не все, но процедуру захвата точно. И вполне может представлять, от кого прибыли молодцы. Не исключено, что знаком с ними лично. А поскольку с нами забирают и его друга Вову (да и моя скромная персона, похоже, ему понадобится), то можно рассчитывать на освобождение в самом скором времени. Если Игорь вообще не вызвал свою команду по сотовому. Когда тут шла борьба, тихий разговор в шкафу налетчики не услышали бы.

В-четвертых, захотелось поближе познакомиться с Вовой. А что может так сблизить, как не совместно пережитые трудности?

Ленка же противилась. Я посмотрела на любимого пса и шепнула ему, что он пока остается тут. Тимка все понял и кивнул. Двое бугаев выводили из квартиры Вову, рекомендуя ему вести себя тихо. Мы должны были следовать вторым этапом.

Затем с улицы послышался какой-то шум…

Незваный гость вскочил с табуретки и припал к стеклу. Я бросила мельком взгляд в окно и увидела картину, наполнившую мое сердце радостью: группа ребят в камуфляже положила двоих незваных гостей мордами на асфальт и уже освобождала Вову от наручников, каковые оказались на его могучих запястьях.

– Ах ты, сука! – повернулся ко мне с искаженным от злости лицом старший.

Я действовала автоматически. У меня под рукой стоял только что вскипевший электрочайник, каковой я сорвала с подставки и щедро плеснула из носика прямо в лицо старшему, после чего бросила чайник в раковину, не найдя более подходящего места, и ринулась в коридор.

Из кухни послышался вой старшего и Ленкин визг. Пес у меня всегда умеет вовремя увернуться, он вылетел в коридор впереди меня – как раз к прибывшим молодцам в камуфляже.

– Здравствуйте! – сказала я, всем своим видом демонстрируя радушие.

Меня тут же сграбастали, разбежались по всем комнатам, в кухне завязалась потасовка, и ошпаренного старшего вскорости выволокли из кухни, не особо с ним церемонясь.

Последним в мою квартиру зашел мужчина лет сорока, тоже в камуфляже, обвел глазами разворачивавшееся действо, увидел меня в руках у одного из своих сотрудников и представился:

– Майор Петрушкин. Вы – хозяйка?

Я судорожно закивала, а потом пролепетала слова благодарности своим спасителям. Майор милостиво улыбнулся, незваного гостя увели, молодцы в камуфляже быстро отчитались перед майором и покинули мою квартиру (за исключением двоих), входная дверь снова раскрылась, и в сопровождении какого-то человека в штатском вошел Вова, потирающий запястья.

– Ты как? – посмотрела я на Вову, у которого на коротко стриженных волосах запеклась кровь.

– Нормалек, – ответил он и подмигнул мне.

В кухне в истерике билась Ленка, майор пошел с ней беседовать, и тут из моей спальни показался Игорь Казанский с радостной улыбкой.

– Спасибо, Игорь, – пожал ему руку мужчина в штатском, так мне и не представившийся.

Я вопросительно посмотрела на неизвестного мне господина, потом на Игоря и в конце – на Вову.

– Екатерина… простите, как по батюшке? – обратился ко мне человек в штатском.

– Константиновна, – подсказал Игорюня. «Надо же – помнит», – поразилась я.

Неизвестный мне мужик, так и не посчитавший нужным представиться, сообщил, что я оказала «им» большое содействие в поимке и аресте преступников, за что мне очень благодарны. К сожалению, меня не могли предупредить заранее о том, что подключают к участию в запланированной операции, иначе я не вела бы себя естественно.

– А если бы меня убили? – по-идиотски спросила я.

– Это не входило в планы преступников, – безапелляционно заявил мужик. – К тому же Игорь находился в соседней комнате, а мои люди – у ближайшего дома. Мы слушали все разговоры, которые велись у вас в квартире, и были готовы в любой момент прийти к вам на помощь. Как только преступники заявили о том, что увезут вас отсюда против вашего желания, я отдал приказ к штурму. И он, как вы видите, прошел успешно.

Я судорожно размышляла, потом задала вопрос, который посчитала самым важным из всех, что роились у меня в голове:

– И давно вы меня слушаете?

– Микрофон установил я, – сообщил Казанский и рявкнул: – Степан Петрович, сними микрофон.

– Уже снял, – крикнул из кухни майор.

Но Ленка явно узнала Игорюнин голос…

И вылетела в коридор, где мы стояли с Казанским, Вовой, не представившимся мужиком и двумя парнями в камуфляже. Майора она чуть не сбила с ног. Тот выскочил вслед за ней.

– Ты, сволочь! – завопила Ленка, намереваясь кинуться на Игоря, чтобы выцарапать его наглые глаза, о чем она тут же громогласно поведала собравшимся.

Вова сориентировался первым и схватил Ленку за плечи, но в ней обнаружилась недюжинная сила, она лягалась, кусалась и царапалась. Правда, Вова Большой с ней довольно удачно справлялся, а Казанский пытался каким-то образом Ленку увещевать.

Я решила, что их следует оставить в коридоре для выяснения отношений, и предложила мужику в штатском пройти со мной на кухню, что он и сделал. Степан Петрович быстренько юркнул за нами. Двое молодцев в камуфляже остались в коридоре – наверное, для оказания содействия Казанскому и Вове Большому в сложном деле усмирения Ленки.

В кухне я вынула «Мелиссу» из раковины, внимательно осмотрела чайник, убедилась, что повреждений своему имуществу не нанесла, наполнила его водой и снова включила, затем достала чашки и поставила их перед гостями, потом решила, что мне надо бы выпить чего-то покрепче, извлекла остатки швейцарского шнапса и рюмки и вопросительно посмотрела на мужчин.

– Вообще-то мы на службе, – промямлил Степан Петрович.

– Как хотите, – сказала я и добавила, что сама все равно буду.

Мужики переглянулись и дружно пришли к выводу, что и они по полрюмочки примут за успешно проведенную операцию.

Я все-таки попросила неизвестного мне типа представиться. Надо же мне к нему как-то обращаться? Он подумал и сказал, чтобы я величала его Ильей Михайловичем. Из коридора доносился крик. Ленка с Казанским выясняли отношения.

– Может, закрыть дверь? – Степан Петрович вопросительно посмотрел на Илью Михайловича (явно старшего в этой компании), потом на меня. Мы дружно кивнули. Ленка мне сегодня порядком надоела. Как, впрочем, и все остальные незваные гости.

С двумя последними мы тяпнули шнапса, и я заявила, что устала до смерти, мне завтра рано вставать на работу и на работе работать, а не просиживать юбку, а посему попросила мужиков побыстрее переходить к делу и оставить вступления для другого раза.

– Екатерина Константиновна, возможно, нам понадобится пригласить вас для дачи показаний, – начал Илья Михайлович.

Вот только этого мне еще не хватало для полного счастья.

– А без меня нельзя никак обойтись? – устало спросила я. – Постарайтесь, а? В особенности если у вас есть запись. Или Ленку пригласите. Ей вообще делать нечего. – Потом я подумала и поинтересовалась: – А за моральный ущерб мне ничего не положено? Я, конечно, могу проконсультироваться со своим юристом…

– В вашем юристе нет никакой необходимости, – тут же вставил Илья Михайлович. – А насчет ущерба… Поговорите с Игорем. Я не сомневаюсь, что вы с ним уладите этот вопрос. К всеобщему удовлетворению. – И Илья Михайлович расплылся в улыбке, чем-то напоминая довольного хомяка. Степан Петрович последовал его примеру.

В дверь кухни заскребся Тимка. Вылез наконец из очередного укрытия. Я пошла открывать дверь, чтобы впустить собаку, поймала взгляд Вовы Большого и полюбопытствовала, уполномочен ли он Казанским решать вопросы компенсации мне морального ущерба. Игорюня тут же отвлекся от Ленки, приказал Вове ее занять и ни в коем случае не пускать в кухню, а сам вместе со мной прошел туда.

Судя по звукам, Ленка рвалась следом, а Вова вместе с молодцами в камуфляже ее сдерживали. Может, она переключится на кого-то из них?

В кухне шнапс снова был разлит по рюмкам. Казанский, в былые времена алкоголь почти не употреблявший, тоже изъявил желание составить нам компанию («Из-за этих баб начнешь пить») и спросил у меня, какого черта Ленка сегодня ко мне приперлась.

– А ты не понял, что ли? Она же несколько раз объясняла на «бис». Хотела, чтобы я вернула ей тебя. А раз уж мы обсуждаем эту тему, у меня к тебе большая просьба: разбирайтесь как-нибудь без моего участия.

Казанский хотел что-то сказать, передумал, хряпнул рюмку шнапса, тут влез Илья Михайлович с вопросом о компенсации и изъявил желание, похожее на мое: чтобы мы с Игорюней решили этот вопрос без его участия.

– Катя, если ты не возражаешь, я приеду к тебе завтра вечером, и мы нормально поговорим, – устало проронил Казанский. – Я тебе все объясню. Прости, что сегодня так вышло, но иначе ребята не смогли бы взять этих типов. А сейчас нам еще нужно переделать кучу дел.

Илья Михайлович со Степаном Петровичем дружно кивнули.

– И поздно уже. Я вижу, как ты устала. Мы все устали. Подождешь до завтра? Пожалуйста.

– Ладно, – милостиво согласилась я, наученная долгим опытом ведения переговоров, что иногда нужно вовремя уступить. – Только не забудь заехать.

– Он не забудет, – опять изобразил хомячиную улыбку Илья Михайлович.

Казанский подумал немного и добавил:

– Позвони Тамарке. Пусть возвращается.

– К тебе? – спросила я.

Игорь на секунду задумался и покачал головой.

– Нет, вместе мы уже не будем. Я знаю, что она встретила другого. Я не стану ее насиловать. Ну не в смысле… Ты поняла. Пусть возвращается в город. Я ее не трону.

– В квартиру? – Я решила идти до конца.

Но так далеко благородство Казанского не простиралось. Он разрешил Тамарке забрать ее вещи и заметил, что она временно может пожить у меня – как раз уберет мне квартиру. Я усмехнулась: именно уборку квартиры я имела в виду как компенсацию морального ущерба после посещения стада лосей в камуфляжной форме и без сменной обуви.

– Можешь ей передать, что я ее отпускаю. При условии, что она освободит тебя от бытовых проблем, – добавил Казанский с усмешкой. – Ты мне в ближайшее время понадобишься совсем для другого. Кстати, ты можешь взять отпуск?

Я попыталась что-то возразить, но меня перебил Илья Михайлович, заявив, что завтра, после того как Игорь введет меня в курс дела, я сама решу, как мне действовать. «Они» слышали обо мне много положительных отзывов, я вполне могу подать какие-то любопытные идейки, да и всегда полезно, когда на старую проблему посмотрит новый человек. Может предложить что-то интересное и действенное. В общем, «они» на меня рассчитывают. А я уже сама решу, буду ли я действовать параллельно своей основной работе или выберу что-то одно.

– А я могу отказаться? – ляпнула я, прикидывая, не Илья ли Михайлович приставил ко мне «ангелов-хранителей», скрутивших вчера стрелявшего в меня мужика. Если он – надо бы с ним дружить.

Илья Михайлович посмотрел на меня внимательно, почесал пухленькую щечку и ответил:

– Не надо бы, Екатерина Константиновна. Лучше не надо, а? Вы подумайте хорошо. А Игорек компенсирует вам затраты. Моральные, материальные, умственные. Всякие. И хорошо заплатит. Правда, Игорек?

Казанский кивнул.

Мы выпили на посошок, Игорюня распрощался до завтрашнего вечера, Илья Михайлович облобызал мне ручку и вякнул «Может, еще свидимся, Екатерина Константиновна», Степан Петрович по-мужски пожал мне руку, заявив, что рад был познакомиться. Я бы лично век его не видела, но смолчала.

Мы вчетвером вышли в коридор, пес остался лежать на кухне под столом. Он жутко устал. При виде нас немного подуспокоившаяся Ленка опять оживилась, но ее пыл умерил Илья Михайлович, обратившийся к майору Петрушкину:

– Пожалуй, нам нужно пригласить даму для дачи показаний, как считаешь, Петрович?

Майор считал так же, как его начальник.

Ленка хотела что-то возразить, но Илья Михайлович проникновенно заговорил про гражданский долг. Ленка сникла, потом искоса глянула на меня и спросила, как там насчет моего гражданского долга.

– А что мы сейчас на кухне делали, – удивленно воскликнул Илья Михайлович, – пока вы тут истерики устраивали и несколько здоровых мужчин пытались вас удержать? Екатерина Константиновна свои показания дала. И вы давно успели бы, если бы хотели. А так придется проехать с нами. Пойдемте, гражданочка, не нужно никого задерживать. Как говорится: раньше сядешь – раньше… Ну вы сами должны знать.

Илья Михайлович подхватил Ленку под руку и вежливо, но настойчиво потащил к выходу, Степан Петрович и молодцы в камуфляже резвенько за ними последовали. Казанский еще раз попрощался до завтра, Вова Большой мне опять подмигнул и последовал за Казанским.

Когда я закрывала за ними дверь, я шепнула ему в спину:

– Ты завтра тоже приедешь?

Он оглянулся, кивнул и подмигнул снова.

* * *

Еле передвигая ногами, я вернулась на кухню, взяла в руку бутылку шнапса, увидела, что в ней осталось лишь на один глоток, выпила остатки из горла, отхлебнула остывшего кофе из чашки и пошла звонить Тамарке на Кипр. Правда, предварительно пришлось порыться в проспектах отелей, в которых мне когда-либо приходилось останавливаться, – я их все бережно храню. После того как нашла нужный, проблем не было – меня быстро соединили с подружкой.

Я сообщила ей о встрече с Казанским и его решении предоставить ей свободу. Радости Тамарки не было предела.

– Катька, я думала, что свихнусь тут! Отлично! Завтра же вылетаю!

Потом Тамарка погрустнела, сообразив, что регулярные рейсы из Питера и в Питер только по пятницам и воскресеньям, но быстро оживилась, заметив, что попробует лететь через Москву или Хельсинки. Как угодно – только бы побыстрее домой.

– Жди меня завтра! Я сразу же к тебе! Оставишь мне вторые ключи у соседей?

Обычно запасная связка хранилась у Тамарки, но перед отлетом из страны она ее мне вернула.

– Заезжай ко мне на работу, – сказала я. – И, Томусик… Приведешь квартиру в божеский вид? А то тут у меня такое…

– Все сделаю, не волнуйся. Правда, я могу вернуться уже после окончания твоего рабочего дня. Ну ничего, тогда уберусь послезавтра. Как я рада, Катька! Я так боялась, что Игорюня найдет меня даже на другом конце земного шара. Что и с Кипра от него бежать придется. А он… Но что же такое с ним случилось?

Хотелось бы мне самой это знать.

Перед сном я также позвонила в квартиру свекра. Там трубку никто не снял. Куда делся Артем Александрович?!

Глава 13

Санкт-Петербург и Ленинградская область.

13 апреля, вторник

На следующий день я, как и обычно, поехала на работу в свой «Русский кредит», напряженно трудилась целый день, периодически набирая домашний свекра. К телефону так никто и не подходил. Куда он мог деться, в самом-то деле? А если уехал по доброй воле, неужели не мог мне сообщить? Или мне в самое ближайшее время придется браться за поиски Артема Александровича?

Один раз прорезался Анатолий Леонидович Туляк, поинтересовался самочувствием и настроением и спросил, нельзя ли ему заехать ко мне сегодня вечером. Он что, на меня глаз положил? Только капитана мне еще не хватало. К тому же сегодняшний вечер у меня уже забронирован Игорюней, надеюсь, что вместе с Вовой Большим. Вот если бы Вова изъявил желание у меня остаться… Я бы не стала особо сопротивляться, даже наоборот.

Капитану я очень вежливо отказала, добавив, что, если он хочет со мной побеседовать на какие-то темы, затрагивающие дело, которое он ведет и которое в некоторой степени коснулось меня, я попросила бы его подъехать ко мне на работу к концу дня. Я с радостью поговорю с ним у себя в кабинете.

– Ты сегодня кого-то ждешь в гости? – тут же догадался Туляк. Ну до чего же проницательный мент!

Правда, ответ у меня был уже готов, причем довольно невинный:

– Тамарка возвращается. И будет жить у меня. Сегодня у нас первый вечер… Мне хотелось бы пообщаться с Тамаркой с глазу на глаз. Завтра, послезавтра – пожалуйста. Еще лучше – в выходные. Сам понимаешь: я в будни – не в форме.

Анатолий Леонидович промычал что-то на тему: да он все понимает и навязываться не хочет. Ох, как это сложно – отшивать мужиков так, чтобы не обиделись и чтобы не отшить полностью. Пусть будет в запасе. На всякий случай. А капитан мне еще очень даже может пригодиться. Так же как его расположение и хорошее отношение.

Кстати, а что будет, если Тамарка припрется, когда у меня дома уже обоснуется Игорь? Очень не хотелось бы, чтобы их первая встреча прошла на моей территории. Во-первых, неизвестно, чем это закончится, во-вторых, неизвестно, как на мою оплошность (в смысле плохую организацию) посмотрят и подружка, и Казанский и как это повлияет на наши дальнейшие отношения, в-третьих, тогда я могу сегодня не узнать, чего хочет от меня Игорь, а меня уже распирает любопытство. И как я вчера не сказала Тамарке, что сегодня ее бывший милый думает пастись у меня в квартире?! Не сообразила, идиотка! Или так устала? И так обрадовалась, что Тамарка возвращается?

Тамарка – не Ленка, она прекрасно поймет, что если я принимаю Игоря у себя дома, то так нужно для дела. Но я должна была предупредить ее. Чтобы не ставить в неловкое положение. Чтобы она случайно не заработала «фонарь» (от Игорюни всего можно ожидать), чтобы… Предполагаю, что, зная заранее о его визите, Тамарка ко мне не поедет. Предпочтет погулять на свежем воздухе.

Игорюня сказал, чтобы я передала подружке его пожелания об организации моего быта, но он явно не планировал, что она будет организовывать этот самый быт во время нашей с ним деловой встречи. Сам Казанский, наверное, тоже предпочтет не видеть Тамарку. Или пока не видеть. Я вообще не представляю, как он к ней сейчас относится. Не исключено, что решил ее простить только потому, что ему по какой-то причине очень нужна я.

И что мне делать?

Я позвонила на Кипр, но в Тамаркиных апартаментах никто не отвечал. Могла уже улететь? Ладно, свяжемся с администратором.

Мне подтвердили, что госпожа Суркова покинула апартаменты два часа назад и оставила записку для господина Савушкина.

И тут я вспомнила про ее Андрея, о котором ни разу не поинтересовалась во время наших с подружкой разговоров. А он-то сейчас где? Они вместе улетели. И что потом? Потом Тамарке стало ужасно скучно, Андрюша продолжил свою деятельность? И Тимофей тоже? Возможно, они днем решают какие-то вопросы в деловой части Лимасола или в Никосии, или где-то там еще, а появляются только поздно вечером, когда Тамарка спит. Или вообще живут в другой части Кипра, а эти апартаменты держат на всякий случай. Если они вообще еще там. А вчера вечером она или не смогла до него дозвониться, или решила вначале вернуться в Питер, а потом уже сообщить о том, что вернулась, чтобы не было лишних скандалов? Ладно, что я гадаю? Приедет – расскажет. До Андрюши мне, откровенно говоря, не было дела.

Но мне требовалось как-то связаться с Тамаркой, чтобы предупредить ее о планируемом Игорюнином посещении. Связываться с Игорем не хотелось. Это я сделаю только в самом крайнем случае – если не смогу разыскать Тамарку. Следовательно, я должна выяснить, каким маршрутом она могла лететь.

Я вызвала секретаршу и ввела ее в курс дела. Светка кивнула и через десять минут уже докладывала.

Тамарка летит «Финнейром», вернее, «Люфтганзой» на Франкфурт, а оттуда на Хельсинки уже финской авиакомпанией. Будет в Хельсинки в половине первого ночи. Люблю иметь дело с западными авиакомпаниями, в особенности с «Люфтганзой» и «Финнейром» – и информацию тебе полную дадут, и списки пассажиров у них есть на все рейсы, и никогда не облаят, не обхамят, а уж про обслуживание и кормежку во время полета и не говорю. Все на высшем уровне.

Но главная моя радость заключалась в том, что раньше завтрашнего дня Тамарка в Питере не появится. А то и вечера – смотря как будет добираться из Хельсинки.

Я спокойно закончила дела на работе (Анатолий Леонидович не появился), села в машину, добралась до родного дома, тачку поставила на стоянку, заскочила домой, переоделась в джинсы и легкую курточку, надела на Тимку его сбрую, и мы вышли прогуляться.

Когда мы шли по газону, где Тимка нюхает под каждым деревцом, на дороге справа от нас остановился джип «Гранд Чероки» с тонированными стеклами. Стекло у места пассажира поползло вниз, появилась стриженая голова и крикнула мне:

– Девушка, где тут двадцать девятый дом? Я вообще понять не могу, у вас четная сторона или нечетная?

Вопрос был вполне обоснованный. Моя девятиэтажка является одним из трех, соединенных стенами домов, стоящих на перекрестке двух улиц. Номер моего дома – двадцать шесть, а того, что имеет с моим общую стену, – двадцать девять, но стоят они по разным улицам. Названия же улиц на домах не указаны. Кто попадает в первый раз – тихо шизеет, не совсем врубаясь, где находится.

Поблизости не было ни прохожих, ни собачников, только мы с Тимкой, джип остановился перед тротуаром. Я не придала значения появлению незнакомой машины и не подумала о грозящей мне опасности. Пес тоже не занервничал. Вместо этого мы с Тимкой подошли к джипу – не орать же на всю улицу? Но объяснить я ничего не успела: внезапно в руке водителя появился баллончик, и мне в лицо ударила струя газа. Последнее, что помню, – это как меня подхватили сильные мужские руки. Пес громко лаял. Подумать, что будет с моей собакой, если меня увезут в неизвестном направлении, я не успела: сознание покинуло меня.

* * *

Очнулась я в кромешной тьме, лежа на деревянном полу. Стоило мне пошевелиться, как тут же рядом послышалось робкое поскуливание. Ко мне привалился Тимка и лизнул в нос. Ну слава богу! Хоть с собакой все в порядке.

– Ты как? – шепотом спросила я.

Он опять робко тявкнул и прижался ко мне. Значит, похитители не последние сволочи. Собаку мою пожалели. Не бросили на произвол судьбы. Это радует.

Я приняла сидячее положение и попыталась вглядеться в окружающее пространство, но все равно ничего рассмотреть не смогла. Решила действовать на ощупь – может, найду что-то интересное?

Я встала, но почувствовала легкое головокружение и решила пока снова опуститься на пол. Откровенно говоря, чувствовала себя не то чтобы отвратительно, но было как-то муторно. Кофейку бы сейчас крепенького и погорячее. И воздухом свежим подышать. Правда, находясь в закрытом помещении, я не ощущала ни спертости, ни затхлости. Воздух в нем все-таки можно было назвать чистым.

И вообще, где я? Кто был в «Гранд Чероки»? Или опять Игорюнины проделки? Но зачем? Я же договорилась с ним мирно побеседовать? Скорее это друзья той троицы, которую вчера забрал с собой некий Илья Михайлович, Игорюнин приятель. И что я им скажу? А главное, как меня тут будут принимать? Судя по началу встречи, на особый комфорт рассчитывать не приходится.

Внезапно Тимка опять издал какой-то звук – нечто среднее между рычанием и жалким тявканьем – и напрягся. Я прислушалась: до меня долетел звук приближающихся шагов. Кого несет нелегкая?

– Пес, ты помнишь, что должен меня защищать? – без особой надежды спросила я шепотом. Правда, скорее мне придется защищать Тимку.

В двери повернулся ключ, она распахнулась, кто-то щелкнул выключателем на стене слева от двери (могла бы найти, если бы захотела), и комната озарилась светом, показавшимся мне театральными юпитерами. Я зажмурилась, потом открыла глаза, понимая, что чем раньше привыкну к электричеству, тем лучше. На пороге стоял тот самый водитель, который искал двадцать девятый дом.

– Очухалась? – спросил он без каких-либо эмоций в голосе. – Пошли.

Я быстро огляделась вокруг. Предназначение комнаты угадать было сложно: она была почти пустой, если не считать поставленных одна на другую четырех табуреток в углу, а также нескольких забитых ящиков в другом. Окон не наблюдалось.

Я встала, Тимка поднял голову и вопросительно уставился на меня.

– Пошли, раз приглашают, – прошептала я ему и направилась вслед за парнем, не побоявшимся повернуться к нам спиной.

Шла я, держась за стеночку – все еще было нехорошо. Как выяснилось, меня держали на подземном этаже. Пришлось подниматься по деревянной лестнице, после чего мы оказались перед распахнутой на улицу входной дверью. Я жадно вдохнула свежего воздуха. Мы где-то за городом? Моему взору представилась часть двора и капот темно-вишневого джипа, на котором меня сюда доставили, а также верхушки елей за забором. Где я?

– Сюда, – показал парень, раскрывая передо мной дверь, ведущую, как я поняла, в основную часть дома. Тяжело вздохнув, я повернулась от выхода к желанной свободе, оказалась в коридоре, откуда попала в зал с камином, – и замерла на пороге. Пес прижался к моим ногам.

За круглым столом, уставленным яствами, сидели мой первый муж Анзор Абрашидзе и его дядя Ромаз Георгиевич, мгновенно повернувшиеся на звук раскрываемой двери. Ну и встреча!

– Здравствуй, Катя! – воскликнул Ромаз Георгиевич, расплывшись в улыбке. – Проходи, садись, угощайся.

И он широким жестом обвел стол. Почувствуйте восточное гостеприимство, называется.

Анзор только молча кивнул. До сих пор злится?

– Добрый вечер, – поздоровалась я, не изображая ни радостных улыбок от встречи, ни кислых мин, и дернула собаку за поводок. – Пошли!

Я разместилась в кресле напротив дяди Анзора, бывший муж оказался у меня слева.

– Что ест собака? – расплылся в очередной улыбке Ромаз Георгиевич. – Мы ему сейчас мисочку приготовим.

– Собака предпочитает мясо, – заявила я. – Можно курицу или утку. Только без перца, соли, специй. Ему нельзя острое.

Ромаз Георгиевич крикнул некоего Колю, это оказался уже знакомый мне водитель, отдал ему распоряжение, Коля презрительно глянул на моего любимого зверя, устроившегося у моих ног, но кивнул начальнику и удалился, чтобы вскоре вернуться с мелкой тарелкой, на которой лежали куриные косточки.

– Что вы принесли моей собаке?! – завопила я. – Это же не бездомная тварь, которая готова есть все, что ей кинут! Мясо – кусками, вернее кусочками – ему надо мелко порезать. Он не будет есть ваши кости! И попить не забудьте. Воды простой в пол-литровую банку. До ободка.

С гневным видом я отвернулась от Коли, застывшего с тарелкой в руке у двери и вопросительно посматривающего на Ромаза Георгиевича. Пес рыкнул. Анзор пока не проронил ни звука. Не онемел, случайно? Насколько я его помнила, он всегда орал по поводу и без повода и носился по квартире с диким криком «Зарэжу!» и фамильным кинжалом, след от которого до сих пор имеется у меня на боку.

– Желание гостя – и гостьи – для нас закон, – заявил Ромаз Георгиевич. – Коля, сделай, как просят.

Коля помялся и обратился непосредственно ко мне с просьбой дать более точные указания. Что там давать? – не понимала я, но тут же сообразила, что могу получить возможность осмотреть дом, а это будет для меня очень кстати. Мало ли что? И я предложила свои услуги по приготовлению еды для любимой собаки. Ромаз Георгиевич отправился меня сопровождать в кухню, неизменный Коля замыкал шествие.

К моему великому сожалению, кухня находилась совсем рядом с каминным залом и осмотреть дом мне не удалось. Я даже не могла сказать, какую площадь он занимает и сколько тут этажей.

Вскоре мы с Тимкиной тарелкой и банкой вернулись в каминный зал, где Анзор, не дожидаясь нас с дядей, уже приступил к трапезе, за что Ромаз Георгиевич его пожурил. Анзор пробормотал что-то на родном языке, бросив на меня испепеляющий взгляд, но набивание своего вместительного желудка временно прекратил, а я порадовалась (или огорчилась?), что он еще может говорить.

Дядя бывшего мужа открыл красное вино, произнес длинный тост, ввернув туда историю сорта винограда, из которого его делают, пару слов про технологию и сотню про то, как долго они оба ждали этой встречи со мной. Мы чокнулись и вино выпили. Откровенно говоря, я вино не люблю – никакое. Не понимаю я всех этих букетов. Мне бы чего покрепче. А Ромаз Георгиевич спрашивал, почувствовала ли я вкус чего-то там особенного, когда священная жидкость только попала на язык. Причем вкус этот, после того как немного подержать вино во рту, должен чуть-чуть измениться. Я ляпнула что-то умное, порадовавшись, что после вина мне в самом деле стало лучше – почти полностью исчезли неприятные ощущения от попавшего в организм газа. О чем я и заявила вслух.

Ромаз Георгиевич усмехнулся и заметил, что о делах не говорят сразу же. Надо насладиться трапезой, а уж потом…

Но у меня словно шило попало в определенное место. Возможно, на меня так подействовала нежданная встреча с бывшими родственниками, которых я уж никак не чаяла увидеть. Или меня так раздражал мрачный вид Анзора в противоположность болтающему без перерыва дяде? Насколько я помнила, раньше как раз было наоборот: Анзор страдал словесным поносом, а дядя говорил относительно мало, но строго по делу.

– Катенька, ну столько ж лет прошло! Давно не виделись! Захотели пригласить тебя в гости! Посидеть, поговорить! Давай вина выпьем, покушаем хорошо, а потом о делах поговорим! А?

Ромаз Георгиевич просто источал радушие, но я не была намерена сдаваться или отдаваться на волю волн, вернее бывших родственников.

– Если вы вдруг загорелись желанием пригласить меня в гости, зачем было делать это при помощи газового баллончика? – резонно заметила я.

Ромаз Георгиевич опечалился, но тут же нашелся, заявив, что они опасались моего отказа, и опять завел песню о необходимости выпить еще вина и хорошо покушать.

Не дожидаясь нас с дядей, Анзор снова молча приступил к трапезе. Я же решала: злить или не злить Ромаза? Может быть, сразу расставить все точки над известной латинской буквой? Зачем меня сюда привезли, причем силой? Почему считали, что я могу не согласиться?

– Не могли бы вы выразить одной фразой, что вам от меня нужно? – посмотрела я на Ромаза Георгиевича без тени улыбки.

Он открыл рот, чтобы опять пуститься в пространные рассуждения о вине и пище, но передумал, глянул на меня холодным взглядом, лицо его тут же стало напряженным, все радушие как водой смыло. Нет, его не перекосили ненависть или ярость, с таким лицом, какое было в ту минуту у бывшего родственника, хладнокровно убивают – по крайней мере, у меня возникла именно такая ассоциация. Вонзают в тело противника фамильный кинжал, стреляют из принадлежавшего еще деду «нагана» или прибегают к помощи других, более современных орудий убийства.

– Мы хотим предложить тебе сделку, Катя, – сказал Ромаз Георгиевич. – Заплатим хорошо. Даже по твоим меркам хорошо. Но можешь и головы лишиться. Предупреждаю сразу.

Я откинулась на спинку кресла, вытянула ноги и внимательно посмотрела на Ромаза. Что затеял этот хитрый жук? И какую роль в своем плане он отвел мне? Не планирует ли он перевести все стрелки на меня? Ну, не сразу, а в конце? С чего бы это он стал предлагать мне сотрудничество после того, как одиннадцать лет назад мы расстались отнюдь не друзьями?

Анзор как-то завязан с делами Казанского. Или Ромаз? Эх, знать бы точно… Кто там кого убивал? Кто кого подставлял? Из речи капитана Туляка я не очень-то в этом разобралась. Пожалуй, капитан сам не знал сути хитросплетенных отношений между личностями, интересующими органы. Кто в меня стрелял? Чья троица была у меня вчера? Кто за мной следит? Столько вопросов… Вот только даст ли мне кто-нибудь ответы на них?

– Давай вначале покушаем, – снова расплылся в улыбке Ромаз Георгиевич. – Бери пример с Анзорчика. Ты посмотри, Катя, что тут у нас. Специально для тебя старались. Я помню, что ты всегда любила грузинскую кухню. А потом поговорим. Как ты себя чувствуешь? Уже лучше?

И дядя бывшего мужа снова разлил вино и поднял тост за мое здоровье и мою красоту. Грех было не выпить. Мы приступили к трапезе, временно рассуждая ни о чем. Вспомнили родственников. У моей бывшей грузинской родни «все было хорошо». У моих родителей, как я сказала, – в меру, насколько позволяет возраст. Потом поговорили про ситуацию в России, в Грузии, в мире. В основном, конечно, разглагольствовал Ромаз, мы с Анзором налегали на яства.

Я с нетерпением ждала, когда наконец дядя перейдет к делу. Уж больно долго готовится. И что подумает Казанский, когда заявится сегодня ко мне? А если еще и Туляк пожалует, хотя я и просила его не делать этого? Вот будет мило, если они встретятся у меня под дверью. А если бросятся на поиски? Мне вообще это нужно, чтобы они бросались на поиски? Чтобы они знали о моей встрече с бывшими родственниками? Для начала следовало послушать Ромаза Георгиевича.

После окончания трапезы Коля быстренько убрал со стола, а затем вернулся в каминный зал с каким-то желтовато-коричневым конвертом среднего размера и протянул его Ромазу Георгиевичу. Тот бегло глянул внутрь – наверное, чтобы убедиться, все ли на месте, – и передал конверт мне.

В конверте лежали фотографии.

На некоторых из них была изображена я.

Это были снимки, по всей вероятности, сделанные с записи, которую вели видеокамеры в цюрихском банке господина Тума. На фотографиях были запечатлены мы с Тумом, операционный зал, работающие там клерки, посетители и на одной – люди в масках, врывающиеся в зал. Видимо, этот кадр удалось сделать до того, как видеокамеры были расстреляны налетчиками.

– Что скажешь, Катя? – осведомился Ромаз Георгиевич после того, как я внимательнейшим образом изучила снимки, больше всего заинтересовавшись теми, на которых фигурировали бандиты.

– Как вам удалось их получить? – ответила я вопросом на вопрос, в самом деле не представляя как. Эти записи должны храниться в швейцарской полиции, что-то, конечно, показывали по швейцарскому телевидению. Я не помнила всех кадров, которые видела в Цюрихе в тот вечер, когда сидела одна в гостинице с бутылкой шнапса. Швейцарцы прокрутили небольшую часть пленки – по-моему, только с налетчиками. Тут же в основном фигурировали мы с господином Тумом. И швейцарская полиция навряд ли стала бы продавать какие-то вещдоки или информацию заинтересованным лицам из России, определенно не являющимся представителями официальных правоохранительных структур.

Ромаз Георгиевич таинственно улыбнулся и произнес избитую фразу, гласящую, что секрет фирмы – залог успеха.

– Факт тот, что они у меня есть, – констатировал он. – Саму пленку, к сожалению, достать не удалось, но достаточно и этого. И я знаю, что ты находилась там во время ограбления.

– Еще добавьте, что это я и ограбила, – хмыкнула я.

– Не буду, – с самым серьезным видом сказал Ромаз Георгиевич. Анзор по-прежнему молчал. – Но ты, Катя, хорошо знаешь сотрудников этого и других банков…

Я попыталась возразить, что до близкого знакомства со швейцарскими банкирами мне далеко, но дядя Анзора попросил меня помолчать, подняв руку ладонью ко мне, и продолжал:

– И, главное, ты хорошо знаешь Игоря Казанского.

– А он-то тут при чем? – спросила я. – Он, что ли, грабил?

– Не знаю, – ответил Ромаз Георгиевич. – Но не исключаю.

Я задумалась. Насколько мне было известно, грабители вскрыли ячейку именно Игоря Казанского и вынули из нее все, что там лежало, правда, я не стала сообщать об этом бывшему родственнику. Надо послушать, известно это ему или нет. Скорее всего, да. И что он предполагает? Что Игорюня организовал ограбление собственной ячейки? Чтобы потом слупить со швейцарцев немереную компенсацию? Кто знает, сколько у него там лежало? Тайна вкладов, господа, в самом деле тайна, и ни одному участковому милиционеру не скажут, сколько у вас на сберкнижке, тем более в абонированной ячейке.

Игорюня представит нескольких свидетелей, которые подтвердят, сколько у него там лежало денег. Кстати, он, возможно, намеревался посоветоваться со мной насчет процедуры.

Казанский вполне может знать, что я тогда находилась в Цюрихе. Если это уже успел выяснить Ромаз Георгиевич…

Ромаз Георгиевич пустился развивать теорию. Первый вариант был такой: ограбление организовал сам Казанский. Игорь точно знал расположение банковских помещений и место, где находится его ячейка, количество постов охраны и их вооружение. Как клиент банка, он мог заходить туда несчетное количество раз. И все детально изучить. Ясно, что ограбление организовывал человек, бывавший внутри, и не единожды.

Для открытия ячейки требуется ключ клиента. Игорюня передал его доверенному лицу, которое также освоило его подпись. Ну и вперед с песнями!

– Но зачем было тогда устраивать такой шум? – спросила я. – Ну сходил бы товарищ в депозитарий, вынул там содержимое ячеек и спокойно испарился. И делиться пришлось бы с меньшим количеством людей. И риску гораздо меньше.

– Э, нет, Катя! – воскликнул Ромаз Георгиевич. – А как потом требовать компенсацию? Можно, конечно, но сложно. А тут все видели, всю Швейцарию на ноги поставили. Где был Игорюня? До понедельника – в тюрьме. Ограбление произошло во вторник. Сам он не мог это сделать просто физически. Кто бы ему оформил визу? Рейсов удобных нет. Да у него загранпаспорт наверняка аннулирован или просрочен. То есть Игорюня никак не мог лично быть в Швейцарии и ключик никому передать не успел бы – это версия для правоохранительных органов Швейцарии. Для них – ключик все время хранился у Казанского. Кто же докажет, что он его кому-то передал, а потом тот ему все вернул, взяв свои проценты за работу? Игорюня заявит, что ключ хранился там-то и там-то. Найдет надежное место и надежного хранителя, который под присягой засвидетельствует правдивость его слов. Да хоть тебя, например. Казанский вполне может найти способ с тобой договориться. Все мы люди.

И что сделают швейцарцы? Что они могут сделать в такой ситуации? Они, чтобы хоть как-то сохранить лицо, выплатят Игорю столько, сколько он потребует, взамен он продолжит пользоваться услугами именно этого банка и всем своим знакомым его рекомендует. Игорь получает сумму своего вклада в двойном размере, если не в тройном. Ведь на самом деле никто не знает, сколько у него там лежало. Если он сам вообще помнит до доллара.

Второй вариант – дело организовывал не Игорюня. Кто-то решил действовать, узнав, что Казанского освободили из-под стражи в зале суда. Поэтому ограбление и было совершено во вторник.

Список людей, которые могли добраться до Игорюниного ключа, весьма ограничен. Моя подруга Тамарка, мой второй муж Тимофей Прохоров, как финансовый консультант Казанского и, не исключено, хранитель его бумаг, документов и чего-то там еще, возможно, кто-то из самых близких Игорюниных друзей, правда, основная их масса пребывала совместно с Казанским в «Крестах». Ромаз Георгиевич склонялся к кандидатуре моего предпоследнего мужа.

В общем, тот, у кого хранился ключ, мог сам стать организатором ограбления, его также могли подкупить, предложить поучаствовать в деле, обокрасть, прижать к стенке. Вариантов множество. Легче выбрать нужный, если точно знать, у кого хранился ключ. В принципе, Казанский мог его и потерять, что маловероятно, но исключать нельзя.

Ключ у грабителей был обязательно – пробовать несколько подряд возможности не было. То есть его где-то взяли. Вернее, не где-то, а у Игорюни.

– И что вы хотите от меня? – в очередной раз поинтересовалась я у Ромаза Георгиевича, когда он сделал паузу.

Дядя Анзора глянул на меня исподлобья, почесал висок указательным пальцем правой руки, опять глянул на меня и спросил:

– Ты можешь взять отпуск на работе?

«Он уже второй, кто это спрашивает, – подумала я. – Первым был Игорюня».

– Скажите по-русски, что вы хотите! – рявкнула я в ответ. – И позвольте уж мне самой решать, нужно мне брать отпуск или нет. Я вкалываю как проклятая, и мне отпуск нужен, чтобы отдыхать, а не заниматься вашими темными делишками.

Ромаз Георгиевич опять почесал висок, посмотрел на молчавшего Анзора, но взгляда племянника не поймал – мой первый бывший сидел, покачивая вино в бокале и глядя в него.

– Ты согласишься работать с нами? – наконец родил Ромаз.

– Что конкретно вы от меня хотите? – усталым голосом спросила я. – Чтобы я выяснила, у кого хранился ключ от ячейки Казанского? Каким образом я могу это выяснить? Кто мне это скажет? Тимофей Прохоров, который вел дела Казанского в России? Так Тимки сейчас нет в стране, и я не знаю, где его искать. Да и не скажет он мне, хотя мы с ним расставались не на ножах, как с Анзором. В прямом и переносном смыслах, – хмыкнула я. – Но все равно это коммерческая тайна. Тайна клиента. И за такое любопытство по головке не погладят. И что это даст? Тимофей банк не грабил – он тогда был в Питере. Моя подруга Тамарка, которую вы тоже назвали среди подозреваемых, поделилась бы со мной, если бы как-то участвовала в этом деле, да не то что поделилась – посоветовалась бы. Она по всяким мелочам со мной советуется. Да и какая из Тамарки грабительница? Это просто смешно. А если бы на нее кто-то давил, она бы тут же ко мне прибежала.

– А ее новый мужик? – тут же вставил Ромаз Георгиевич.

Обо всем-то дядя Анзора знает. Но Андрей Савушкин – просто бизнесмен и, по-моему, дела ведет по возможности честно. Я лично особой любви к нему не питаю, но должна признать, что работать он умеет. Да, меня что-то в нем настораживает, он, по-моему, страдает – в некоторой степени – манией величия, но это мое личное мнение, на которое не могло не повлиять мое отношение к лучшей подруге. Должна признать, я не понимаю ее рабского преклонения перед Андрюшей. В любом случае я плохо представляю его в роли налетчика, более того, я узнала бы его даже в маске. Он не был одним из тех двух русских, которые ворвались в цюрихский банк, и он, насколько мне известно, находился в Питере, так же как и мой предпоследний. По крайней мере, Тамарка про его отъезд куда-либо даже не заикалась. Андрей делает деньги на покупке и продаже товара, ограбление банков, тем более швейцарских, как-то не вяжется с его обликом. Не могу его представить ни непосредственным участником, ни организатором. Вот Казанского – так вполне, причем и в той, и в другой роли. Анзора, Ромаза Георгиевича. Тимофея – помощником главного организатора, так сказать, консультантом по расположению банковских помещений и проведению каких-то банковских операций.

Немного помолчав, я решилась задать Ромазу Георгиевичу прямой вопрос:

– Вы хотите узнать, кто организовал это ограбление, чтобы погреть руки на денежках? Думаете, вам отстегнут, если вы прижмете кого-то к стенке? Каким образом? А вам не кажется, что за это вполне можно потяжелеть на девять граммов свинца? Или вы хотите предложить эту почетную миссию мне? Чтобы я вместо вас вела переговоры? Поскольку я была на месте ограбления и кое-что видела? Так вот: я ничего не видела, я лежала на полу, фейсом вниз, и молилась только о том, чтобы по мне не пальнули и не взяли в заложницы. Ясно? Если вы хотели получить от меня какую-то информацию, то сказать мне вам нечего – даже если бы я и хотела это сделать. Еще вопросы будут?

Ромаз Георгиевич усмехнулся и хитро глянул на меня своими темно-карими, почти черными глазами из-под густых черных бровей и предложил внимательно его выслушать.

– Давно хочу, – заметила я.

– Ограбление швейцарского банка организовал кто-то из русских, – сказал Ромаз Георгиевич. Если точно узнать кто – его можно шантажировать. И Ромаз Георгиевич точно знает как. Есть у него один очень веский аргумент, который заставит человека поделиться. А я знаю многих участников игры. Возможных участников. Которые скорее откроются мне, чем кому-либо еще. Зачем зря применять силу? Последствия тогда непредсказуемы. Мне просто следует приложить свои навыки и таланты – всякие и разные, включая женские уловки – и узнать, кто именно настолько талантлив, чтобы такой штурм обмозговать, просчитать все с точностью до секунды и привести в исполнение.

По мнению Ромаза Георгиевича, мне следовало встретиться с моим вторым мужем Тимофеем Прохоровым, третьим – Леонидом Большаковым, тоже спешно покинувшим страну, а также с подругой Тамарой, вернее, с ее последним хахалем Андреем Савушкиным. Игоря Казанского Ромаз Георгиевич брал на себя.

– Так они мне и сказали! – хмыкнула я, вообще не веря, что кто-то из перечисленных моих бывших родственников и друзей мог организовать подобное. Почему Ромаз Георгиевич решил, что я в этом деле стану сотрудничать с ним, а не с кем-то из вышеперечисленных господ? За бабки? Так пусть подавится. Я достаточно зарабатываю. И всегда найду вполне безобидный способ заиметь дополнительные деньги, если они мне очень понадобятся. Что он может мне предложить такого, что заставит меня работать на него?

– Тебе дорога твоя карьера, Катя, и твое доброе имя, – констатировал факт Ромаз Георгиевич. – Ты очень много трудилась, чтобы оказаться там, где ты сейчас. Честно признаться, я не люблю деловых женщин, но тебя уважаю. И понимаю. И понимаю то, что ты не хочешь этого всего лишиться. А можешь.

– Каким образом?

Как напомнил мне дядя Анзора, я находилась в банке во время ограбления. И вышла в зал вместе с господином Тумом во вполне определенный момент. Я лично знакома с Казанским. Я много раз бывала в банке, я неоднократно спускалась в депозитарий. А в непосредственном ограблении участвовали двое русских.

– Откуда вы это знаете?! – перебила я, страшно удивившись.

– Знаю, – опять констатировал факт Ромаз. – И ты знаешь. Потому что тебя тоже хотели взять в заложницы, но ты послала парней по матушке, и они подумали: зачем им русская баба? Станут из-за нее швейцарцы особо дергаться? Но ты никому – никому! – не сказала о том, что там были русские. Я понимаю: не хотела лишних неприятностей на свою голову. Правильно. На твоем месте я поступил бы точно так же. Как бы отреагировали швейцарцы? Как отреагируют они, если им вдруг станет известно то, о чем мы сейчас говорим с тобой? Что ты знала, но не сообщила, а на Западе, как тебе известно, принято сотрудничать с правоохранительными органами. Даже когда они об этом специально не просят. А тебя просили специально. Ты уверена, что, всплыви кое-какая информация на свет божий, ты останешься желанным гостем в швейцарских банках, где ты так часто бываешь? Ты уверена, что еще когда-то получишь визу? Ты действовала по обычному принципу совка. Но я, Катя, знаю многое. И использую. Против тебя. Швейцарцам можно представить дело так, что ограбление организовала ты.

– Что?! – рявкнула я.

Но была вынуждена согласиться с бывшим родственником. Сама об этом думала. Он еще добавит парочку деталей. И тогда моей карьере конец. Больше никакой Швейцарии. Да и в России с банковскими операциями, скорее всего, придется распроститься. Как бы в тюрьму не сесть. Как я докажу свою непричастность к ограблению? Ну, предположим, сумею убедить в этом официальные инстанции. А как быть с неофициальными? С тем же Игорем, если даже он сам организовал этот кровавый маскарад? Да он меня за жабры возьмет – и плати, Катенька, если жить хочешь и дальше.

– Значит, чтобы не потерять то, что я имею, я должна помогать вам?

– Мы тебе, конечно, заплатим, – отозвался Ромаз Георгиевич. – Хорошо заплатим. А пока… Обсудим нашу первую операцию. Ты выступишь посредником между мною и известными тебе банкирами. Тебе придется хорошо подумать, на кого конкретно выйти и как это провернуть, чтобы самой не подставиться. Ты ведь понимаешь: швейцарская полиция – это не наши менты. Время на размышления есть. Детали обсудим вместе.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – призналась я. – Честно, не понимаю. Какие идеи я должна толкать швейцарцам?

– Руди Тум у меня, – сообщил Ромаз Георгиевич.

Глаза мои стали большими и круглыми.

Каким образом швейцарский банкир мог оказаться в лапах моих бывших грузинских родственников? Где они его раздобыли? Перекупили, что ли, через каких-то посредников? И где сейчас Тум? В Швейцарии? Так там, наверное, полиция уже каждый уголок прочесала. В какой-то другой европейской стране? Так Тума еще надо было вывезти, что представляло бы большую сложность. Границы, как я предполагаю, перекрыли в считаные часы.

– Он жив? – уточнила я.

– Да, конечно, – кивнул Ромаз Георгиевич. – Говорил бы я сейчас с тобой, если бы он был мертв.

– Вы собираетесь требовать за него выкуп?

– И хочу, чтобы ты помогла нам в этом деле.

Я пыталась вспомнить, говорит ли кто-то из моих бывших грузинских родственников на каких-либо языках, кроме родного и русского, потом все-таки уточнила. Ни Ромаз, ни Анзор не знали ни английского, ни немецкого, ни французского.

– Вы лично с Тумом общались?

– Общался, – кивнул Ромаз. – Через переводчика.

– А переводчик жив?

– Пока да, – ответили мне.

– Швейцарец сейчас в России? – задала я еще один вопрос, который, наверное, следовало задать в самом начале.

Ромаз Георгиевич заметил, что я хочу знать слишком много, а те, кто в наше время знает слишком много, редко доживают до седых волос.

Я судорожно соображала: каким образом Ромаз влез в это дело? Как он смог получить фотографии? Как он смог заграбастать Тума? И в то же время не знать точно, кто организовал ограбление?

– Погодите, а украденные из ячейки Казанского деньги у вас?

Ромаз Георгиевич расхохотался. Анзор хмыкнул и посмотрел на меня как на полную идиотку.

– Катя, если бы они были у нас, стали бы мы затевать этот сыр-бор? И ты что, не слышала, что я тебе втолковывал полвечера?

– Вы примерно представляете, сколько там?

Ромаз хмыкнул и заметил, что по его прикидкам – около пяти миллионов долларов. Игра стоит свеч, не правда ли?

Я решила задать еще один вопрос:

– Это Тум сказал вам, что в ограблении участвовали русские, которые также хотели прихватить и меня?

– А ты быстро просчитываешь варианты, девочка, – усмехнулся Ромаз. – Не зря я тебя пригласил. – Он помолчал немного и добавил: – Нет, не Тум. Он тогда вообще ничего не соображал. Не мог поверить в происходящее.

– Вы знаете тех русских парней?

– Да разговаривал бы я сейчас с тобой, если бы их знал?! – взревел бывший родственник, покрываясь пятнами. – Ты то кажешься умной, а то задаешь вопросы, как полная дура. Нет их! Скрылись. Со всеми денежками. Поняла?

И Ромаз Георгиевич добавил еще парочку фраз по-грузински, общий смысл которых был мне понятен. А я глубоко задумалась. Откуда тогда у него вся информация?

Но требовалось выяснить еще кое-что, и я спросила, он ли – вернее, его ли люди вскрыли квартиру Тимофея Прохорова, наведались к моему бывшему свекру Артему Александровичу, убили Марину, его сожительницу, прикончили его любопытную соседку Ольгу Дмитриевну, а теперь увезли в неизвестном направлении самого свекра? Кстати, где он сейчас находится? И не бывший ли грузинский родственник приставил ко мне «хвост»? Не он ли дал задание выпустить в меня пулю? И не он ли посылал гонцов ко мне в квартиру? Вернее, налетчиков.

Ромаз Георгиевич выпучил на меня большие круглые глаза, потом переглянулся с Анзором, тоже смотревшим удивленно, затем попросил подробно рассказать обо всем, что я упомянула. Я не поскупилась на детали.

Выслушав меня внимательно, Ромаз присвистнул.

– Вчера вечером приезжали ваши молодцы? – переспросила я. – Милая троица очаровательных молодых людей, после общения с которыми нормальному человеку будут долго сниться кошмары? Но больше всего меня интересует воскресный вечер. В меня стреляли. Я только случайно осталась жива. Ваших рук дело?

– Меня вчера еще не было в России, – констатировал факт Ромаз Георгиевич. – Позавчера тем более.

Анзор сидел с отвисшей челюстью.

Теперь я вообще ничего не понимала, оставалось надеяться на Казанского, который мне объяснит, кто у меня был вчера. И, возможно, кто в меня стрелял. И вообще хоть что-то объяснит. Очень хотелось бы теперь послушать еще и Игорюню. Может быть, тогда я что-то соображу. Если Игорь еще захочет со мной разговаривать. Как я ему объясню, почему сегодня не была вечером дома? О том, что я встречалась с Ромазом и Анзором, никому знать не следует. Из разных соображений.

– Ты в самом деле в розыске? – повернулась я к бывшему мужу.

Он молча кивнул.

– Ты понимаешь, Катя, – влез Ромаз, – что в этой стране на человеке, который хоть раз попал в лапы закона, стоит клеймо. И чуть что – он снова виноват.

И Ромаз стал упрекать меня за то, что я одиннадцать лет назад поступила нехорошо. Я завелась, заявляя, что не намерена терпеть мужей, пыряющих в меня фамильными кинжалами.

– Ну подумаешь – семейная ссора, – махнул рукой Ромаз Георгиевич. – С кем не бывает?

Я завелась еще больше.

– Замолчи, – произнес свое первое за весь вечер слово Анзор, обращаясь к дяде.

– Ты хочешь сказать, что она правильно сделала?! Ты хочешь сказать…

Анзор заорал что-то на грузинском, и далее перепалка между родственниками шла на этом языке, а я, к сожалению, сидела как глухонемая, совершенно не представляя, в какое русло уходит разговор. Дядя явно был недоволен и метал взгляды-молнии в мою сторону. Наконец оба замолчали.

– Ты сегодня переночуешь здесь, – безапелляционно заявил Ромаз Георгиевич, обращаясь ко мне, – а завтра с утра Коля отвезет тебя на работу. Или домой. Куда скажешь. Сейчас договоришься с ним о времени, когда тебя разбудить.

– А нельзя ли отвезти меня сегодня?

– Нет, – ответил Ромаз, вставая, и крикнул: – Коля!

Амбал тут же нарисовался, Ромаз Георгиевич дал ему указания и покинул нас, я тоже встала, пожелала Анзору спокойной ночи и вышла вслед за Колей, таща за собой пса на поводке.

– Тимку нужно вывести на улицу, – сказала я амбалу, когда мы оказались в коридоре.

Он пожал плечами, но тем не менее повел нас к входной двери.

К моему великому сожалению, белые ночи еще не начались. Конечно, в Питере и в апреле темнеет гораздо позже, чем во многих других городах, но сейчас было уже слишком поздно, а находились мы в окружении леса, не снабженного никакими фонарями, как, впрочем, и двор, окруженный полутораметровым деревянным забором.

– Собака не станет писать на территории, – заявила я.

– Если думаешь оглядеться, все равно не поймешь, где ты находишься, – понял мою уловку Коля, но тем не менее повел нас с псом к небольшой калитке и вышел вместе с нами.

К калитке и двустворчатым воротам для въезда автомашин вела проселочная дорога, нигде вокруг не виднелось ни огонька. Значит, дом стоит обособленно? Мы не в деревне, не в поселке? Возможно, люди появляются тут только летом? Было так темно, что вообще никаких других строений поблизости я различить не могла. А с трех сторон дом окружал лес.

Тимка справился довольно быстро, и мы вернулись на территорию. Дом, в котором меня держали, оказался двухэтажным (если не считать подземного этажа), свет горел в двух окнах. В каминном зале и у Ромаза?

Коля проводил меня в отведенную мне спальню на втором этаже. Слава богу, хоть не в подвал на деревянный пол. Основную часть комнаты занимала огромная двухспальная (если не четырехспальная) кровать, имелся отдельный туалет и душ, в который я тут же направилась. Неплохо обустроились ребята. Затем мы с Тимкой растянулись на предоставленной нам широченной кровати.

Я жалела только об одном: что, выходя на прогулку с Тимкой после работы, не взяла свой сотовый телефон, а оставила его подзаряжаться, решив, что, пока мы гуляем с собакой, ищущие меня лица как-нибудь перебьются. Думала, что, если не подзаряжу тогда, потом забуду. Неизвестно же, сколько собирался у меня сидеть Казанский. Вот, получила. Я поклялась себе, что больше никогда не буду высовывать нос из дома без своей трубки. Но сейчас от этого было не легче.

Я погружалась в сон, но внезапно почувствовала, как рядом со мной напрягся пес, издавший тихое рычание. Сон как рукой сняло.

Дверь тихо отворялась…

Я сразу же обратила внимание, что на ней нет защелки. Эх, надо было хотя бы стул подставить… Задним умом мы все сильны, а я в последнее время туго соображаю. Или это от усталости?

Дверь скрипнула, Тимка рыкнул, а я на всякий случай истошно завопила.

Дверь распахнулась, и в комнату влетел разъяренный Анзор.

– Молчи, дура! – рявкнул он, прыгая на кровать, вернее на меня.

«Зачем он пришел?» – пронеслась довольно глупая мысль, но я решила и дальше следовать выбранной тактике – визжала, лягалась, царапалась, Тимка на этот раз мне помогал – и впился челюстями в бок Анзора. Первый бывший завопил еще более истошно, чем я.

– Что здесь происходит?! – послышался окрик от двери.

В проеме стояли Ромаз Георгиевич в белых трусах и Коля – в семейных в цветочек. Анзор от меня отвалился, но Тимка от него – нет. Анзор стал сражаться с моей собакой, я – защищать Тимку, которому первый бывший норовил врезать по голове, но, похоже, Тимка просто не мог разжать челюсти.

Ромаз с Колей подключились к нашей куча-мала, я все-таки отцепила собаку от Анзора (беспокоясь о собаке) и прижала пса к своей обнаженной груди, после чего выдала бывшим родственникам все, что о них думаю, и потребовала выделить мне комнату с закрывающимся изнутри замком. Не слушая меня, Ромаз стал что-то кричать Анзору по-грузински, мой бывший уже хотел броситься на дядю, но его остановил верный Коля, который и выволок Анзора из отведенной мне комнаты, а Ромаз сел на кровать.

Я прикрылась одеялом, натянув его до шеи, пес улегся на вторую подушку и искоса поглядывал на Ромаза Георгиевича.

– Он сам пришел к тебе? – спросил дядя Анзора. – Ты его не приглашала? Не намекала?

– Неужели не понятно?! – рявкнула я.

Ромаз Георгиевич вздохнул.

– Ты красивая женщина, Катя, – сказал он.

– И вы туда же?

– Анзор до сих пор любит тебя. Он так и не женился больше, хотя его все уговаривают. Понимаешь, он…

– Не надо никаких объяснений, Ромаз Георгиевич, – перебила я бывшего родственника. – Но предупреждаю вас: если Анзор – или кто-то еще из находящихся в этом доме – ко мне заявится, я за себя не отвечаю. Я ясно излагаю?

– Не волнуйся, – сказал дядя Анзора. – Спи спокойно.

Я опять поинтересовалась закрывающимися изнутри помещениями и, несмотря на заверения Ромаза Георгиевича, перебралась в подземное помещение. Пусть без окон, но с защелкой. Да и кровать тут была односпальная, точнее, не кровать вовсе, а какой-то старый топчан, но мне этот вариант нравился гораздо больше. Тимка устроился на полу перед топчаном.

Но выспаться в ту ночь нам с Тимкой так и не удалось. В начале шестого я услышала топот множества ног над собой и крики, издаваемые несколькими мужчинами. Мы с Тимкой прижались друг к другу, потом я, включив лишь на мгновение ночник, быстро сгребла в кучу свою одежду и натянула на себя.

Кого еще черти принесли? И чего мне ждать от очередной партии налетчиков? Они знают про подземный этаж? Они знают, что здесь нахожусь я? Они приехали вызволять меня? Кто вообще нагрянул? Мы с любимым псом ждали развития событий.

Глава 14

Ленинградская область. 14 апреля, среда

Мы с Тимкой сидели ни живы ни мертвы, я крепко прижимала любимого пса к груди, молясь, чтобы нас не обнаружили. А сверху кто-то бегал, кричал, потом послышался топот ног, спускающихся по лестнице вниз. Как хорошо, что я заперла эту дверь изнутри! И она далеко не первая в подземном коридоре. Может, ничего не обнаружив в других комнатах, налетчики не станут рваться и сюда? Господи, помоги! Или, наоборот, мне стоит встретиться с ними? Не по мою ли душу они приехали? Не меня ли спасать из лап коварных грузин? Хоть бы один знакомый голос услышать…

В подземный коридор спустились двое мужчин, владеющих только ненормативной лексикой. По крайней мере, я не услышала ни одной фразы без добавления соответствующих колоритных русских народных выражений. Их интересовало, что тут находится. А я вспоминала: сколько дверей до моей каморки? Я не помнила точно, но, кажется, три по этой стене…

Мужчины заглянули в комнату, где меня держали вначале, потом во вторую, судя по их репликам, стоявшую абсолютно пустой, потом сломали дверь на противоположной стороне, причем это у них получилось без особого напряжения. Там оказались какие-то ящики с консервами. Еще одна дверь – и ящики с вином внутри.

И вот они остановились у моей. Тимка в моих руках задрожал всем телом, но понимал, что никаких звуков издавать нельзя. А налетчики спокойно закурили – и к нам сквозь щелочку стал забираться дым. Тимка терпеть его не может, обычно кашляет и кривится, поэтому я отправляю курящих друзей на лестничную площадку, но на этот раз пес мужественно терпел. А враги обсуждали, стоит ли еще тут что-то искать. Пнули ногой мою дверь, поняли, что заперта и ломать ее им уже лень. Они пришли к выводу, что в подвале они ничего интересного не обнаружат.

– Пошли, что ли? – обратился один к другому, шумно затаптывая окурок.

«Пожар бы не устроили», – пронеслась у меня мысль. Как я тогда буду выбираться? Спасать-то тут нас с Тимкой совершенно некому. И что там с моими бывшими родственниками и водителем Колей? Они ничего про меня не ляпнули случайно? Или они рассчитывают на мою помощь? Хотя это смешно, конечно, – что я сделаю одна против банды налетчиков? Я даже примерно не знала, сколько человек принеслось в дом с утра пораньше, но, судя по создаваемому шуму, – целый табун. Мне лучше тихо отсидеться, а там посмотрим.

Наконец шаги за дверью стихли, и до меня донесся звук заводившихся моторов, затем машины тронулись с места. Как я не услышала, что они подъезжали? Но ведь я спала… Пять утра было, когда начался штурм дома. Самый сон, да еще за городом, на свежем воздухе… И подъезжали, наверное, не на полной скорости. Даже сейчас я уловила этот шум только потому, что специально прислушивалась, он был таким приглушенным…

Так, вроде бы отбыли. Пора вставать и выбираться отсюда. Спать я уже все равно не смогу, да и в город пора двигать. Если, конечно, найдется на чем.

Стараясь ступать неслышно, я приблизилась к двери, пес робко следовал за мной. Я отодвинула защелку, приоткрыла дверь, прислушалась. Тишина. Полная тишина. Я бросила беглый взгляд на погруженную во тьму комнату, правда, глаза мои, привыкшие к темноте, кое-какие очертания различали, но требовалось удостовериться, что я ничего тут не оставила: я очень сомневалась, что у меня возникнет желание еще раз сюда спускаться, поэтому следовало забрать все сразу. Я щелкнула выключателем, зажмурилась на мгновение от показавшегося исключительно ярким света, надела на Тимку ошейник, потом решила, что следует накинуть куртку, а не нести ее в руках, что и сделала. Потом выключила свет и вышла в погруженный во мрак коридор. Налетчики свет тоже выключили. Экономят электричество в чужих домах, что ли?

Я по ходу дела заглянула в открытые комнаты. Что там хранится у Ромаза Георгиевича? Вино меня нисколько не интересовало. Вот если бы виски, коньяк, джин – тогда другое дело. Но с утра, и тем более перед работой, я не пью.

Наконец мы с Тимкой поднялись по лестнице и снова прислушались. Полная тишина. Пес вел себя как мышка, только дрожал всем телом, прижимаясь к моим ногам. Мне тоже было не по себе. Если бы я хотя бы примерно представляла, где нахожусь…

Входная дверь была закрыта, я на цыпочках подобралась к ней и легонько толкнула. Она отворилась со скрипом, от которого мы с псом вздрогнули и застыли на месте. Но больше никаких звуков не последовало.

Джип «Гранд Чероки», тут же представившийся моему взору, порадовал меня. Хоть какое-то средство передвижения тут имеется. Если он на ходу, конечно. А я смогу его завести без ключа? Мне объясняли в свое время, как это сделать, правда, сама я никогда подобных действий не производила. Но придется постараться, если уж…

А не наведаться ли мне для начала к машине? Чтобы уж точно знать, что путь к отступлению у меня есть. Я быстренько перепрыгнула через порог, скатилась с крыльца и подскочила к джипу. Ключа в замке зажигания для меня никто, естественно, не оставлял. Но, может, я найду его в доме? А уж то, чем открыть дверцу, там явно отыщется. Пес во время моих прыжков вокруг машины сидел на земле и преданно смотрел на меня.

– Идем в дом, – заявила я ему о принятом решении, но Тимке почему-то очень не хотелось следовать за мной, несмотря на то, что я тянула его за поводок.

– Останешься во дворе? Ну оставайся. Если что – подашь сигнал тревоги.

Входную дверь я не закрывала, а в тот момент, когда я повернулась к дому, подул ветерок и дверь опять предательски заскрипела. Слева и справа за забором зашатались огромные ели. Мне стало еще больше не по себе…

Но я должна зайти внутрь. Хотя бы для того, чтобы попробовать отыскать ключи от джипа. Я должна посмотреть, что там устроили налетчики. Они что-то искали? И увезли с собой моих бывших грузинских родственников? Вот только никаких воплей я, пожалуй, не слышала. Криков людей, которых куда-то тащат против воли…

Наконец я заставила себя переступить через порог, сделала несколько шагов по коридору. Все двери по обе стороны были распахнуты настежь. Я заглядывала в каждую, но пока не видела ничего интересного. Здесь даже не было заметно следов разгрома. Беспорядок, да, был. Но, пожалуй, он имел место быть и до приезда незваных гостей. По крайней мере, мне так казалось.

В каминном зале, где мы сидели вчера вечером с бывшими родственниками, все оставалось точно таким же, как во время нашей трапезы. Заглянув в кухню, я подумала, что надо будет прихватить что-то для Тимки. Самой мне есть не хотелось, как обычно с утра, но мой пес, кажется, готов поглощать пищу двадцать четыре часа в сутки, правда, на его фигуре это не отражается.

Вскоре я закончила с первым этажом, не найдя тут ничего интересного, и вообще пришла к выводу, что хотя домом и пользовались, но далеко не все комнаты были обжиты и имели какое-то определенное предназначение. Возможно, Ромаз Георгиевич планировал в будущем переселить сюда грузинскую родню? Вроде и не Питер, но, наверное, не так уж и далеко от городской черты. Сколько времени я вчера могла быть в отключке? Сколько сюда ехать?

У меня создалось впечатление, что дом был не новый, а в недавнем прошлом его отреставрировали, в частности сделав заново подземный гараж. Делали все добротно, но дешево – чтобы жить самим, но не выпендриваться.

Я остановилась перед лестницей на второй этаж, где располагались спальни, в частности та, в которой так и не удалось поспать мне. К этому моменту я в общем и целом успокоилась. Пожалуй, в доме никого нет. Надо осмотреть второй этаж и сваливать отсюда. Держась за перила, я стала медленно подниматься по ступенькам. Оказавшись на площадочке перед выходом в коридор второго этажа, прислушалась. У меня создалось впечатление, что в этих комнатах – или в одной из них – гуляет ветер… Я сделала шаг в коридор второго этажа и с трудом подавила вопль, готовый вырваться из груди… Успокоилась, называется.

В нескольких шагах от входа на второй этаж лежало тело. В коридоре было довольно темно, какой-то свет (правда, еще тусклый) пробивался из окна в дальнем конце, но его явно было недостаточно.

Тело не шевелилось.

Держась левой рукой за косяк, я нащупала правой выключатель и щелкнула им. Коридор озарился не очень ярким светом, а я в очередной раз с трудом удержалась от крика ужаса.

Это был водитель Коля, из-под его головы, повернутой в сторону двери, вытекла внушительная лужа крови. Коля был в одних семейных трусах в цветочек, в которых прибегал спасать меня от Анзора, и сжимал в мертвой руке пистолет.

Выстрелов я на подземном этаже не слышала. Это точно. Или налетчики были вооружены стволами с глушителями? А Коля выстрелить не успел?

Но что я тогда увижу в спальнях?!

А заглянуть туда следовало. По крайней мере, для того, чтобы точно знать. Точно знать, что моих грузинских родственников больше нет. И предложенное мне сотрудничество отменяется. Но…

Кто-то знал, что я была здесь?

И почему кто-то решил устроить налет на дом, стоящий в глуши? Для этого должны иметься довольно веские основания.

Внутренне содрогаясь, я переступила через Колю и двинулась по коридору. Первая спальня. Заходим.

Кто-то явно спал на кровати. А не Коля ли? Пожалуй, он вчера был как раз в этой футболке, обтягивавшей его могучий торс. И в черных джинсах. И вон в том свитере, небрежно брошенном на кресло в углу. То есть Коля спал ближе всего к двери на этаж, а услышав шум, выскочил – и тут же получил пулю? Что же случилось с остальными? Я должна, должна пойти посмотреть, уговаривала я себя.

Уже сделав шаг к двери, резко остановилась, потому что в голове промелькнула весьма любопытная мысль, которую следовало бы проверить. Я рванулась к Колиным джинсам, висевшим на спинке стула, сунула руку в карман, потом в другой – и вздохнула с облегчением. Теперь у меня были ключи от машины. Хоть какая-то радость. Смогу убраться отсюда.

Причем сделать это хотелось как можно скорее, а значит, я как можно скорее должна обследовать оставшиеся комнаты. Должна. Ну же, Катя!

Я снова вышла в коридор, стараясь не смотреть в сторону трупа, и быстро заскочила в следующую спальню. Пусто. И никто не спал. По крайней мере, кровать не примята. Идем дальше.

А, здесь размещали меня. Кровать разобрана, да так и брошена. А налетчики не заинтересовались, почему? Или они такими вопросами не задавались? Хорошо бы…

Я пошла дальше. Здесь тоже кто-то спал. Или мне отвели вначале эту комнату? Не вспомнить. Они очень похожи. Та или эта. Но тогда, кто спал здесь? Или там? В доме находился кто-то еще, кроме Ромаза, Анзора, Коли и меня, а я этого человека не видела? Тогда напрашивается еще один вопрос – в смысле, если кто-то еще находился в доме: на кого он работал?

В любом случае сейчас ответить на все эти вопросы я не могла. Следовало заниматься тем, что я могла сделать – осмотреть оставшиеся комнаты. Их было две.

Дверь в первую была распахнута. Я вошла, вернее, только занесла ногу, чтобы переступить через порог. На кровати лежал Ромаз Георгиевич, на его волосатой груди запеклась кровь.

– Боже! – прошептала я.

Ко рту подступила тошнота, я сделала шаг назад. Заходить в комнату Ромаза мне было незачем.

Оставалась последняя спальня. Я уже не сомневалась в том, что там найду, и радовалась тому, как мне повезло. Как вовремя Анзор проявил свои кобелиные инстинкты…

А стоит ли заглядывать? Еще одно душераздирающее зрелище? Хоть и сволочь был изрядная, но все-таки первый муж. Нет, я все равно должна убедиться… А вдруг… А вдруг ему еще можно помочь? Хотя тут наверняка были профессионалы, получившие вполне конкретное задание.

Я распахнула дверь последней комнаты, выходящей на противоположную от спальни Ромаза сторону.

В ней было распахнуто окно и гулял ветер. А на кровати имелись только следы от ботинок или сапог: кто-то забрался через окно и спрыгнул с подоконника на кровать, сделал по ней один шаг в сторону двери и соскочил на пол. Следы шли именно от окна, а не к нему. На кровати никто не спал. И Анзора в комнате не было.

Он смог спастись? Он сидит где-то в шкафу? Или тут есть потайная дверь? Двойная стена? Анзор вовремя услышал шум и от греха подальше куда-то спрятался? Не зря же парни прочесывали дом.

– Анзор! – тихо позвала я, потом повторила имя бывшего мужа уже погромче.

Ответом мне была тишина.

Или этот мерзавец работал вместе с налетчиками? Против собственного дяди? Для него семья никогда не была святым. Для него вообще не было ничего святого. Неужели он заранее договорился с налетчиками? Или вызвал их после разговора дяди со мной?

Но тогда почему не нашли меня? Или Анзор в отношении меня имеет вполне определенные планы? Хочет, чтобы я работала на него лично? Например, за спасение живота своего. Найдет меня в ближайшее время и предложит. Или он до сих пор хочет меня как женщину и решил заполучить назад вот таким способом? А может быть, его увезли силой и все было затеяно с единственной целью – захватить Анзора и куда-то там доставить? Он не вспомнил про меня. Хотя мог ли он про меня забыть? «Смотря в какой ситуации», – ответила я сама себе. Или забыл в первое мгновение, а вскоре вспомнит и тогда… Тогда те, кто уже сделал один набег на этот дом, сюда вернутся. Чтобы завершить незаконченную работу.

А значит, мне надо побыстрее сматываться.

Я выскочила в коридор, затем подумала, что мне нужен телефон – на всякий случай. Ведь неизвестно, куда меня завезли и как долго я буду отсюда выбираться. Я не сомневалась, что у Анзора, или у Ромаза Георгиевича, или у Коли, или вообще у всех троих имелся сотовый. Иначе как они тут жили-то? Никаких городских аппаратов я не заметила, да и кто стал бы проводить линию в какую-то глушь!

А значит, мне нужно вернуться в комнату Ромаза. Но как мне этого не хотелось!

Я вошла, быстро осмотрела его одежду, в карманах не обнаружила ничего, что привлекло бы мое внимание, потом задумалась и решила все-таки прихватить портмоне и небольшую борсетку, чтобы в дальнейшем изучить, с кем Ромаз Георгиевич имел дело и какими кредитными карточками пользовался. Хоть какая-то информация. Теперь бы еще неплохо найти какую-нибудь сумку или, на худой конец, полиэтиленовый мешок с ручками, чтобы сложить туда это добро – не в руках же я все понесу. Я открыла дверцу шкафа и заметила в углу стандартную черную сумку средних размеров, с какими ходит полгорода, схватила ее, глянула внутрь, увидела там красную папку с завязочками, очень напоминающую те, в которых у нас в деканате в годы моей юности хранили бумаги. Выбрасывать не стала, заглядывать внутрь было некогда, я просто добавила к ней прихваченное из карманов Ромаза Георгиевича, затем выпрыгнула в коридор, так и не найдя трубку, и мой взгляд упал на сжимаемый Колей пистолет.

Он может мне очень пригодиться.

Скрепя сердце коснулась мертвой руки, меня передернуло, но Колины пальцы я разжала, причем так, что оружие не выстрелило, и сунула его в сумку к остальному барахлу.

Поскольку телефон у Ромаза Георгиевича я не нашла, следовало снова заглянуть в Колину комнату, а также в спальни. Я бегло осмотрела одну, вторую и третью, открыла шкафы и тумбочки. Никакой трубки. Безобразие. Я кубарем скатилась вниз по лестнице, подумала, заглянула еще в каминный зал, быстро там осмотрелась, опять не увидела трубку, махнула рукой и выскочила на улицу, где меня уже заждался Тимка. Пес бросился ко мне, словно не видел год.

– У нас ключи от машины, – победно сообщила я ему и устремилась к «Гранд Чероки», открыла дверцу у водительского места, пес заскочил туда и перекочевал на место пассажира, не дожидаясь, что я открою дверцу с другой стороны. Сама я мгновенно прыгнула за руль, кинув сумку с барахлом назад, и рванула с места. Ворота были прикрыты, но не заперты – еще от крыльца я заметила просвет между створками. Вылезать из машины и открывать их полностью не было никакого желания, я толкнула их бампером – и они распахнулись, а я оказалась на грунтовой дороге, ведущей неизвестно куда. Мне неизвестно. Но ничего, куда-нибудь выедем. Удаляясь от дома, я вспомнила, что хотела прихватить еды Тимке, но возвращаться не решилась. Пес потерпит. Должен понимать. Надеюсь, что свои дела он во дворе сделал. Теперь он вообще сидел на переднем сиденье паинькой и смотрел вперед.

Справа по ходу движения показалась какая-то деревня. Интересно, найдется тут кто живой или как? Вообще-то еще раннее утро и будить людей не хотелось, конечно, еще больше не хотелось привлекать внимание к собственной персоне, ведь если я к кому-то постучусь, явно запомнят. А мне это надо?

Но, по-моему, деревня оказалась нежилой. Наиболее вероятно, что это летний поселок, куда жители еще не перебрались – как-никак, апрель месяц. Что тут делать-то? Ни в одном из окон свет не горел, нигде не было видно следов жизни. Ведь даже ранним утром в деревне или поселке ясно, что там живут люди, здесь же стояла все та же тишина. Ни одной собаки, ни одной кошки, ни одного петуха.

Я понеслась дальше.

Вскоре впереди замаячило шоссе, и я, к своей великой радости, услышала гул проезжающих автомобилей, правда, проезжали они не очень часто. Да, шоссе. Но вот какое, черт его дери? К сожалению, область я знаю не так, как Питер. Даже Хельсинки и Финляндию знаю лучше. Может, стоит заняться ликбезом и поколесить по окрестностям? Но должны же быть тут хоть какие-то указатели?

У выезда, которым воспользовалась я, не имелось ни одного. И в какую сторону прикажете мне ехать?

Вдали показался белый «жигуленок». Я вылетела на асфальт, затормозила и, не выключая двигателя, выскочила из машины, судорожно размахивая руками.

Мужик притормозил, высунулся из окна и как-то странно меня оглядел.

– Чего? – спросил мужик.

– Питер в какую сторону?

Водитель опять как-то странно посмотрел на меня.

– Это вообще Ленинградская область? – на всякий случай уточнила я, уже сомневаясь.

У мужика глаза стали круглые, он открыл рот, потом закрыл.

– Где Питер? – рявкнула я.

Он судорожно махнул рукой в ту сторону, откуда ехал сам, и рванул с места, обдав меня ветерком. Что это с ним?

Я вернулась в свою машину, тронулась с места и только потом удосужилась себя осмотреть.

На джинсах и на куртке были пятна крови.

Это я о Колю испачкалась, что ли? Пока пистолет вынимала? И как же я теперь? Ладно, сейчас главное – добраться до города.

Я гнала по пустынному шоссе. Попадавшиеся на дороге указатели мне пока ничего не говорили. Они явно указывали направление к каким-то деревням или поселкам. А так по обеим сторонам дороги в основном шел лес. Или бескрайние поля. Куда меня завезли?!

Машин на пути практически не попадалось, и я не видела смысла еще раз останавливаться. Может, в первом населенном пункте спрошу.

Километров через двадцать я поняла, где примерно нахожусь. Именно по этой дороге мне неоднократно приходилось ездить в элитную баню, расположенную на берегу одного из озер, окруженную небольшими деревянными коттеджиками, в которых гости размещаются на ночь после утех и деловых переговоров. Наша национальная специфика. Правда, одному швейцарцу, которого туда вывезли, тоже очень понравилось (знали, кого вывозить из всех приезжавших), тем более что само место называют «русской Швейцарией». Не буду ни спорить, ни соглашаться – в Швейцарии я бываю только в городах и не могу судить обо всех ее уголках.

Поворот к бане я узнала, хотя он тоже не был отмечен никакими указателями. Может, завернуть, чтобы хотя бы позвонить – там постоянно живет персонал, меня узнают. Администраторши комплекса обладают профессиональной памятью. Но тоже не хочется давать им лишнюю информацию. Вдруг что-то прослышат про убийство в доме Ромаза? Свяжут потом со мной. Нет, не надо.

Да и что мне даст звонок? Кому звонить? Капитану Туляку? Игорю Казанскому, который наверняка вчера спустил в мой адрес все матюги? Успеется. Ему позвоню с работы, что-нибудь наплету, для начала, правда, послушаю, что он скажет. Тамарке? Нет, она наверняка еще не добралась до дома.

Ладно, теперь уж как-нибудь доеду. Вот только надо решить, где бросить машину и как не попасться никому на глаза в заляпанной кровью одежде. Хотя кто поймет, что это кровь? Уже подсохло. А куртку я могу снять. Джинсы… Куртку понесу так, чтобы прикрыть пятна. Все, конечно, не получится, но тем не менее.

По пути к родному дому я решила, что оставлю «Гранд Чероки» напротив фабрики, расположенной недалеко от моего дома. Оттуда мне до своего парадного минут пятнадцать пешком. И людей я по пути встретить не должна бы. Ну если только рабочих. Я уже не помню, что производило это предприятие в советские времена, хотя мне и говорили об этом соседи, теперь же все площади в нем были сданы кому ни попадя, в частности велось производство пельменей, котлет, вареников и прочего. Я там частенько отоваривалась в магазинчике, расположенном у проходной. Самым большим плюсом было то, что магазинчик работает до десяти вечера. Вот только с какого часа? Это меня никогда не интересовало, потому что утром я не хожу по магазинам, а только спешу на работу. Будем считать, что и другие не ходят в магазин с утра пораньше.

Напротив проходной всегда стоит масса машин (вечером), причем всех моделей и модификаций, как грузовых, так и легковых. Надеюсь, что «Гранд Чероки» не привлечет там особого внимания, а если и привлечет, то это не мои проблемы.

Я сделала, как задумала, а перед тем, как покинуть машину, протерла носовым платком все поверхности, до которых дотрагивалась, ключ взяла с собой. Мы с Тимкой вылезли, прихватив сумку Ромаза Георгиевича, уже на улице я скинула курточку, прикрыла бурые пятна на джинсах, и мы вприпрыжку рванули к нашему дому мимо фабричных помещений. Народ, попадающийся в малом количестве, на нас с Тимкой не обращал никакого внимания.

Влетев в квартиру, я накормила оголодавшую собаку, сама приняла душ, переоделась, наскоро застирала джинсы и куртку холодной водой и оставила их в тазу отмокать, привела себя в порядок, чмокнула пса в нос, сказала, чтобы не скучал, и отбыла на работу.

Сумку Ромаза Георгиевича я зашвырнула в стенной шкаф, в котором недавно прятался Казанский, прикрыв ее многочисленными свитерами.

Глава 15

Санкт-Петербург. 14 апреля, среда

На работе, конечно, никто и подумать не мог, как бурно я провела вчерашний вечер и сегодняшнее утро, я старалась держаться непринужденно, хотя внутренне содрогалась, опасаясь неизбежных звонков. Они не преминули начаться.

Но первым позвонил тот, кого я не ожидала услышать. По крайней мере, уж о нем-то я никак не думала.

Это был Андрей Савушкин, интересовавшийся, как добралась Тамарка.

– Она еще не приехала, Андрюша, – ответила я.

– То есть как?

– Да не волнуйся ты, – сказала я Тамаркиному милому и пояснила, что она летит с пересадками и, по моим прикидкам, должна быть в Питере сегодня к середине дня. Андрюша более или менее успокоился и попросил, чтобы Тамарка тут же с ним связалась. Савушкин уже собрался со мной прощаться, когда я задала вполне невинный вопрос:

– Ты на Кипре?

– Да, конечно, – недовольным тоном ответил он.

Я спросила, когда он намерен возвращаться обратно. Андрюша хмыкнул и заметил, что для начала следует выяснить, распространяется ли и на него благородство Казанского. В любом случае у него сейчас есть дела и на Кипре.

Стоило мне распрощаться с Андрюшей, как позвонил капитан Туляк.

– Катя, где ты вчера была?! – закричал он в трубку, едва поздоровавшись.

– А по какому праву ты задаешь мне этот вопрос? – попыталась воспротивиться я, но не тут-то было, капитан меня перебил, заявив, что немедленно выезжает ко мне. Я хотела что-то возразить на тему, что у меня полно работы, но он уже повесил трубку. Мне ничего не оставалось, как позвонить вниз охране и предупредить об очередном визите капитана.

Охрана, по всей вероятности, сообщила о предстоящем визите нашему начальнику службы безопасности, и он не замедлил лично нарисоваться у меня в кабинете. Мне сегодня вообще дадут работать или как?

– Екатерина Константиновна, у вас возникли какие-то проблемы? – елейным голосом заворковал бывший полковник КГБ, частично сменивший амплуа.

Я пояснила, что в квартире моего бывшего свекра – отца второго мужа, убили его сожительницу, следом за нею – любопытную соседку, а сам свекор исчез в неизвестном направлении и до сих пор не вернулся.

Полковник поинтересовался моими нынешними отношениями с бывшим свекром: неужели до сих пор поддерживаю? Я кивнула, заметив, что с ним они у меня всегда были прекрасные, да, в общем, и с бывшими мужьями тоже, за исключением первого.

Я вспомнила, что хотела попросить начальника службы безопасности выяснить время смерти Маринки, но решила этого не делать. В принципе, без особых проблем смогу спросить у Анатолия Леонидовича (да и надо ли мне это теперь?), к полковнику же у меня возник совсем другой вопрос:

– Вы, случайно, не знаете, кто такой Илья Михайлович? Имя-отчество вам ничего не говорит?

– А поконкретнее нельзя? – усмехнулся начальник службы безопасности. – Вы же умный человек, Екатерина Константиновна, и понимаете, что мне, по крайней мере, нужны фамилия, род деятельности – хотя бы примерно, описание внешности. Вы представляете, сколько у нас в городе всяких Михайловичей по имени Илья?

Полковник помолчал секунду, а потом внимательно на меня посмотрел и спросил:

– С вами все в порядке, Екатерина Константиновна?

Я кивнула, прекрасно понимая, что вопрос сформулировала по-идиотски (или это после событий последних дней и сегодняшнего утра в особенности у меня голова плохо работает?), призадумалась, потом вспомнила про представлявшегося мне майора Степана Петровича Петрушкина, коллегу Ильи Михайловича, которого я видела только в штатском, и описала начальнику службы безопасности, при каких обстоятельствах имела честь с ними обоими познакомиться, упустив только пару деталей, в основном касающихся моих отношений с Казанским и Вовой Большим.

– Что вас конкретно интересует, Екатерина Константиновна? – с самым серьезным видом вопросил полковник, державший на коленях открытый блокнот, в который только что внес полученную от меня информацию.

– Кто они? Государственные спецслужбы, частная охранная фирма, в которой подрабатывает майор, бандформирование? В общем, кто такие и каких пакостей можно от них ожидать?

– Предполагаете, что еще раз к вам заявятся?

– Предполагаю, – кивнула я.

– Выясним, – пообещал начальник службы безопасности, вставая, и уже от двери спросил: – С ментовским капитаном – как там его? – помощь не требуется?

Я небрежно махнула рукой.

Начальник службы безопасности удалился, но углубиться в работу я не смогла: не прошло и пяти минут, как прибыл Анатолий Леонидович во взъерошенном состоянии, влетел ко мне в кабинет, оттолкнув Светку в сторону, и уставился на меня.

Вид у меня был самый обычный (мой самый обычный – то есть в лучшей форме, накрашена, уложена, одета с иголочки), и никто не мог, глядя на меня, сказать, какие приключения выпали на мою долю вчера и сегодня. Да и глупый вопрос, заданный начальнику службы безопасности, помог мобилизоваться.

Туляк плюхнулся в кресло для посетителей, я велела Светке принести нам кофе, потом подумала и добавила, что неплохо бы прихватить и парочку бутербродов. Нас с капитаном дома не кормят. Конечно, если сегодня ко мне переберется Тамарка, то мое положение в этом плане изменится к лучшему, но с утра-то меня никто ничем не угощал.

– Катя, – тут же приступил к делу Туляк, – ты понимаешь, что я вчера чуть с ума не сошел? Ты понимаешь…

– Не понимаю, – резко перебила я его излияния в самом начале. Назойливость капитана начинала мне порядком надоедать. – Я должна перед тобой отчитываться, где и с кем я провожу вечера? Я должна вообще перед кем-то отчитываться в своих действиях? Нет уж, извини. Никогда этого не делала и не намерена начинать теперь.

– Вчера к тебе приезжали Игорь Казанский и его новый телохранитель Владимир Иванов.

– И что? – я вопросительно приподняла одну бровь.

Выяснилось, что капитан, беспокоясь обо мне, решил проследить за моим домом. Мне хотелось заметить, что он слишком поздно заступил на пост, но я сдержалась. А вообще-то интересно, он ко мне в самом деле воспылал чувством как к женщине или так рьяно выполняет свои обязанности? Или ему настолько нечего делать вечерами, что предпочитает по собственной инициативе дежурить у домов свидетелей (или подозреваемых?) с целью получения дополнительных сведений?

В общем, капитан пристроился на качельках, прикрытых кустарниками. Какая-то зелень на них уже появилась, летом там вообще не видно, кто сидит, и качельки активно используются парочками, а наблюдательный пост очень неплохой: проходящих мимо жильцов сидящие там не интересуют.

Не успел Анатолий Леонидович занять боевой пост, как приехал черный джип «Шевроле Блейзер», и из него выбрались Игорюня Казанский собственной персоной в сопровождении Вовы Иванова, нагруженного покупками. Судя по торчащему из фирменных мешков супермаркета добру, господа приехали со своими продуктами.

– Да, я всех гостей приучаю, – кивнула я с самым серьезным видом, – чтобы приходили со своей едой.

– Я учту, – так же серьезно кивнул капитан и продолжил повествование.

Игорь с Вовой скрылись у меня в парадном, капитан настроился на долгое голодное ожидание, намереваясь посетить меня после ухода господ, в чем честно признался. «А если бы кто-то из них остался у меня ночевать?» – хотелось спросить мне, но я сдержалась.

Но ожидание капитана было совсем недолгим. Он даже не успел погрузиться в мечтания о горячем ужине, как Вова с Игорюней из парадного вылетели, запрыгнули в машину, но одну из дверей не прикрыли, так что капитан, сидевший неподалеку, мог слышать их разговоры по сотовым. Они у кого-то выясняли номера, по которым меня можно искать, потом звонили – на работу, домой моей секретарше, интересуясь, когда я ушла с работы и не говорила ли Светке о каких-то своих планах. Затем пытались дозвониться в квартиру Артема Александровича, высказав вслух предположение, что мой свекор мог найтись, а я, соответственно, понеслась к нему, чтобы выяснить его самочувствие. На большее воображения у парней не хватило, они выразили беспокойство, причем довольно серьезное, состоянием моего здоровья. Затем приняли решение: Вова остается дежурить у моего парадного, а Игорюня куда-то намылился – искать меня. Было высказано замечание о том, что я человек очень обязательный и должна была находиться дома, раз обещала, а если бы я не хотела встречаться с Игорюней, то высказала бы это ему лично в предыдущий день. Я же, наоборот, проявила заинтересованность. Более того, если бы у меня изменились планы, возникла какая-то непредвиденная ситуация, я нашла бы способ сообщить об этом или Игорю, или Вове. Я же этого не сделала, а значит, сам собой напрашивается вывод: со мной что-то случилось. Причем не по моей воле. И меня нужно срочно искать. Возможно, спасать.

Вова вылез из «Шевроле» и, к счастью капитана, выбрал не качельки, а скамейку у парадного, Игорюня же завел мотор. Но тут Анатолий Леонидович проявил прыткость, пробрался сквозь заросли кустов и устремился к своим стареньким «Жигулям», припаркованным неподалеку, плюхнулся за руль и погнал за уже выезжавшим со двора Казанским, надеясь, что тот не станет развивать на своем джипе максимальную скорость в пределах города.

В общем, ему удалось продержаться за Игорем, а когда тот тормознул у одного из домов и влетел в парадное, весь в пене, Анатолий Леонидович бросился к телефону-автомату, замеченному им при подъезде к дому, чтобы позвонить в отдел и запросить помощников, одного направив к моему дому наблюдать за Вовой из облюбованного самим капитаном укрытия, а второго просил присоединиться к себе, чтобы вести Игорюню.

– И куда он заезжал? – поинтересовалась я из праздного любопытства.

– Мы пока не выяснили, в какой он был квартире, – признался Туляк, – но, может, ты сама нам в этом поможешь?

И капитан назвал адрес Ленкиного дома. Я присвистнула.

От Ленки – по идее, ни к кому другому он туда поехать не мог – Игорь вылетел в растрепанном состоянии, причем даже с парой следов женских ногтей на одной щеке, какое-то время сидел в машине, что для Анатолия Леонидовича оказалось очень кстати: за эти минуты успел подъехать выделенный ему в помощь оперативник. Игорюня кому-то звонил по сотовому, но на этот раз дверца машины была закрыта, и капитан не мог слышать, о чем говорит Казанский.

Вскоре джип сдвинулся с места, а двое оперативников – каждый на своих «Жигулях» – тронулись следом. Игорюня остановился еще у одного дома, вылез из машины и вошел в парадное. Капитан с товарищем остались ждать. По прошествии некоторого времени к тому же парадному подъехал «Форд», из которого вышли двое мужчин и тоже проследовали в парадное. В тот момент ни капитан, ни его напарник не могли знать, кто эти двое, правда, в их походке и общем впечатлении от облика чувствовалась военная выправка.

Капитан записал номер «Форда», напарник бросился звонить в отдел – чутье подсказывало, что эти двое приехали на встречу с Казанским.

Напарник не успел сообщить Анатолию Леонидовичу о результатах своего звонка – из парадного показался Игорь и прыгнул в джип. Капитан поехал за ним, а напарник, успевший сесть в свои «Жигули», когда две машины уже выезжали со двора, смог пристроиться за «Фордом».

Игорюня посетил еще пару адресов, тщательно записанных капитаном, после чего вернулся к моему дому, Вова Иванов, так и сидевший на скамеечке с кислым видом, передислоцировался в машину, и они вдвоем стали меня ждать.

Через какое-то время у моего дома нарисовался «Форд», из которого вышли уже известные Анатолию Леонидовичу двое мужчин, правда, на этот раз их сопровождал еще какой-то молодой парень. Казанский с Вовой покинули джип и присоединились к честной компании, которая дружною толпою проследовала ко мне в парадное.

Анатолий Леонидович через некоторое время отправился за ними, в парадном уже не слышалось никаких звуков. Господа несанкционированно проникли в мою квартиру. Правда, пока Анатолий Леонидович прикидывал свои дальнейшие действия, какая-то дверь наверху открылась, послышались приглушенные голоса и шаги нескольких пар ног, спускающихся к лифту (он у меня между этажами). Анатолий Леонидович решил временно ретироваться. «Да и к тому же их было пятеро», – хотелось добавить мне, но я не решилась травмировать его самолюбие. Какой же идиот попер бы против этой компании, тем более что тогда капитан еще не знал всех участников игры?

Выскочив из парадного, капитан осмотрелся в надежде увидеть «Жигули» напарника, но ничего засечь не смог. К нему присоединился оперативник, который сидел на качелях, и отчитался о своем дежурстве, за время которого ничего не произошло – до появления теплой компании в сопровождении самого капитана.

Анатолий Леонидович разрывался: за кем следовать? Машина-то одна. Оперативник с качелей приехал своим ходом и пока останется на месте – вдруг я пожалую. Меня он видел в квартире Артема Александровича, а капитан Туляк еще и описал ему мою «БМВ». Следовавший за «Фордом» напарник так и не появился. Анатолий Леонидович стал за него беспокоиться. Кто знает эту теплую компашку, только что несанкционированно проникавшую в мою квартиру? Вполне могли засечь слежку и оторваться. Это в лучшем случае. О худшем думать не хотелось.

В результате Анатолий Леонидович решил последовать за Казанским. Все-таки у Игорюни не так давно были проблемы с законом, может, повежливее отнестись к стражу правопорядка, если придется столкнуться лицом к лицу и выяснять отношения. Тем более коллеги знали о том, что Туляк едет за Игорюней. Компания же на «Форде» пока была темными лошадками, да и номера вполне могли оказаться липовыми, а машина числиться в угоне.

Но Казанский с Вовой поехали прямиком в квартиру, принадлежащую моей подруге Тамаре Сурковой, в которой до отсидки проживал Казанский и, по всей вероятности, обосновался теперь. Капитан подежурил у дома окола часа, понял, что глаза слипаются, а смысла караулить здесь и дальше нет, потому что господа наверняка уже легли почивать, поэтому поехал в отделение, где для него была оставлена информация напарником, следившим за «Фордом».

«Форд» принадлежал полковнику ФСБ Глазкову Илье Михайловичу. По всей вероятности, находившиеся в «Форде» слежку быстро заметили и профессионально оторвались. Напарник решил вернуться в отделение и заняться самой машиной. И выяснил. В угоне она не значилась.

Капитан МВД Туляк решил, что утро вечера мудренее, отправился домой спать, а сегодня с самого утра занялся выяснением личности Ильи Михайловича, правда, старался действовать так, чтобы не привлечь к своей персоне лишнего внимания «старших братьев». Он вышел на бывшего сокурсника, ныне служащего в ФСБ, с которым они время от времени обменивались информацией, таким образом помогая друг другу, и попросил охарактеризовать Илью Михайловича.

– Жесткий профессионал, – не задумываясь, изрек сокурсник. – Дело знает и делает.

В общем и целом профессиональная характеристика была дана весьма лестная, правда, сокурсник заметил, что врагу бы не посоветовал хоть в чем-то перейти Илье Михайловичу дорогу – будь то расследование преступления, продвижение по службе или отношения с женщинами. Себе дороже. Этот человек не умеет прощать и помнит все, сделанное или не сделанное для него. Правда, тех, кто ему верен, тянет за собой вверх, как паровоз, но таких немного. Имеет больше врагов, чем друзей, но и враги его уважают. Его давно бы задвинули, если бы он так четко не выполнял свои обязанности.

– Чем его можно купить? – спросил Туляк, совершенно не представляя, что полковник ФСБ мог делать в компании Казанского и какое отношение вся эта кодла имеет к моей скромной персоне.

– Ничем, – ни секунды не задумываясь, ответил сокурсник. – Дело для него превыше всего. Он, так же как мы с тобой, Толя, формировался как личность и начинал служить в другую эпоху. И проникся. И ради того, чтобы вернуть стране образ великой державы, при одном упоминании о которой всякие там америкашки, немчура и прочие делали бы в штаны, Глазков готов на многое. И его к этому хорошо подготовили. Старая школа, в которой умели готовить кадры.

Анатолий Леонидович поблагодарил сокурсника, повесил трубку и глубоко задумался, а потом стал звонить мне. Дома меня не застал, решил сделать последнюю попытку – позвонить на работу. И тут произошло чудо: я оказалась на месте. Как будто бы ничего необычного не произошло.

– И ты решил меня проведать, – усмехнулась я. – Чтобы лично убедиться, что я жива и пребываю в добром здравии. Убедился?

– Катя, ты играешь с огнем, – устало проронил капитан, берясь за очередной бутерброд, потом глянул на меня очень внимательно и спросил: – Что они искали в твоей квартире?

Я искренне считала, что компания хотела убедиться, дома я или нет (может, просто не открываю), жива я или нет, а вдруг мне требуется помощь и еще не поздно ее оказать, или, по крайней мере, узнать, в квартире ли собака.

– А где был твой пес?

– Со мной, – кратко ответила я. – Сейчас дома.

Но не так-то просто было отделаться от Анатолия Леонидовича. Он страстно желал выяснить все про мои дела с Ильей Михайловичем.

– Нет у меня с ним никаких дел, – вздохнула я. – Лучше сам у него спроси, что ему от меня было нужно.

Капитан уточнил, заходила ли я к себе домой сегодня с утра и пропало ли у меня что-нибудь из квартиры. Я ответила «да» на первый вопрос и «нет» на второй (я в самом деле не заметила ничего необычного, сегодня вечером надо будет повнимательнее приглядеться) и перевела разговор на свекра, который волновал меня чрезвычайно. Я также напомнила Туляку, что он вообще-то расследует убийство Марины, сожительницы Артема Александровича, и Ольги Дмитриевны, его соседки, и ему неплохо было бы активно заняться поисками моего бывшего родственника, а не лезть в какие-то игры ФСБ, за что (если Анатолия Леонидовича интересует мое мнение) могут не погладить по головке.

– Катя, ты хоть примерно представляешь, что они хотят от тебя?

– Нет, – честно ответила я. – И не намерена забивать себе этим голову. Гром грянет – буду креститься. Но не раньше.

А Анатолий Леонидович стал рассуждать вслух, высказывая всевозможные версии относительно сотрудничества полковника ФСБ (и других деятелей данного ведомства, сопровождавших Илью Михайловича) с темной личностью по имени Игорь Казанский. Что их связывает? По идее, Казанский вызвал Глазкова, не обнаружив меня дома и проведя серию разведмероприятий, в результате чего понял, что я испарилась в неизвестном направлении. Ну пусть Игорюня забеспокоился – понять можно, женщина я привлекательная и т. д. и т. п. Но почему Илья Михайлович сорвался с места на ночь глядя и поехал на встречу с Игорем, а также посетил мою скромную обитель? Илью Михайловича тоже по каким-то причинам интересует моя персона? Или он имеет какие-то общие дела с Казанским (договоренность о чем-либо, Игорь стал его агентом или что-то еще), а поэтому согласился Игорюне помочь?

Я старательно изображала воплощение невинности, повторяя капитану, что просто не представляю, как могла бы ответить на его вопросы, и тонко намекала, что ему давно пора меня покинуть, потому что меня ждет гора работы.

Наконец Туляк понял, что пора бы и откланяться, а встав, спросил прямо:

– Где ты вчера была, Катя?

– В гостях, – честно ответила я.

Анатолий Леонидович помолчал несколько секунд, вздохнул и сказал на прощание:

– Будь осторожна. Ты играешь в опасные игры.

* * *

Проводив Анатолия Леонидовича, я какое-то время сидела, глубоко задумавшись, потом решительно набрала Игорюнин сотовый. Неудобно получилось. Правда, у меня была веская причина с ним вчера не встретиться.

Игорь орал в трубку долго и упорно, я спокойно ждала, когда этот поток прекратится, чтобы вставить хоть слово.

– Может, перезвонить попозже? – наконец удалось вклиниться мне. – Или ты сам перезвонишь?

Я просто нутром чувствовала, с каким усилием Игорь пытается взять себя в руки.

– Где ты вчера была? – процедил он сквозь зубы.

– Меня похитили, но о деталях не по телефону. Ты можешь сегодня вечером забрать меня с работы?

Игорюня изрек нечто нечленораздельное, потом на секунду замолчал вообще, явно о чем-то задумавшись, но тут же поинтересовался, где я желаю с ним беседовать.

– У тебя, – мгновенно ответила я. – На твоей территории.

– Боишься появляться у себя дома?

– Нет… Сегодня приезжает Тамарка. И будет жить у меня. Так что… сам понимаешь…

– Во сколько за тобой заехать? – спросил Игорь.

* * *

Но на этом звонки не закончились – я не имею в виду по рабочим вопросам, те вообще шли сплошным потоком.

На мой прямой телефон (не через секретаршу), который знали лишь немногие, позвонил мужчина, говоривший каким-то приглушенным голосом. «Будто из гробницы звонит», – пронеслась мысль, но, наверное, он просто таким образом изменял голос.

– Передай Тимофею, чтобы возвращался в Россию, если хочет видеть отца живым, – сказал он мне, а потом добавил: – И никаких ментов. Ясно?

После чего в трубке послышались короткие гудки.

«А как насчет фээсбэшников?» – возник у меня вопрос.

Глава 16

Санкт-Петербург. 14 апреля, среда

Тамарка приехала во второй половине дня и забрала у меня запасной ключ, чтобы отправиться в мою квартиру – отдыхать, готовить ужин, прибираться и гулять с Тимкой.

– Во сколько будешь вечером? – поинтересовалась подружка.

– Спроси что-нибудь полегче, – устало вздохнула я.

Тамарке, конечно, страшно хотелось поболтать со мной, как, впрочем, и мне с ней, но я предполагала, что это придется отложить до завтрашнего вечера. Я просто не представляла, когда сегодня закончится наше общение с Игорем и в каком состоянии и настроении я буду после этого, о чем и сообщила подружке. Тамарка закатила глаза и пожелала мне удачи, потом попросила:

– Ты там насчет моего Андрея уточни у Казанского. Ну как бы между прочим вверни, ладно?

– Да уж соображу как-нибудь.

– И когда я смогу забрать свои вещи, тоже спроси, ладно? Или, может, ты сама заберешь? Жалко все-таки бросать. Там столько всего осталось. Игорюне-то оно все равно не нужно. Ведь выбросит же, сволочь. А Андрюша думал в ближайшее время квартиру купить, тогда я от тебя съеду. Жить с его матерью, как ты понимаешь, нет никакого желания. Так же как и с моими. Может, у него все получится на Кипре. Что он там задумал. Тогда сразу же трех-четырехкомнатную купим. Не хочется как-то с однокомнатной начинать. Возраст не тот. Только бы у Андрюши все получилось!

Тамарка на всякий случай постучала по дереву. Я последовала ее примеру. Потом у меня мелькнула мысль, что подружку с Андреем – если он вернется в ближайшее время – можно поселить в коттедже моего последнего мужа, который сейчас пребывает в Австрии. Тома мгновенно ухватилась за эту идею, уточнила, есть ли у меня координаты Леонида, и попросила незамедлительно ему позвонить, чтобы хотя бы узнать его отношение к данному вопросу – в принципе. Они с Андреем могут разместиться и в одной комнате, никуда совать носы не станут, а Тамарка еще и дом Леонида приведет в порядок.

Я позвонила, застала третьего бывшего, кратко обрисовала ситуацию.

– Да на здоровье, только пусть в мастерской ничего не трогают, – сказал Леня. – И мне спокойнее, что дом не будет стоять пустым.

– Отлично! – воскликнула Тамарка. – Ты, Катька, не беспокойся: я успею и тебе готовить. Делать-то мне все равно нечего. А ко времени возвращения Лени Андрей уж точно что-то решит с квартирой. Нам же только временно.

Подружка чмокнула меня в щечку, сказала, чтобы я насчет Тимки не беспокоилась, возвращалась со встречи с Казанским побыстрее, а уж в самом крайнем случае звонила Тамарке – она готова принять огонь на себя, ну, в смысле, гнев Игорюни. Ради меня Тамарка на все готова. И еще ей очень хотелось бы сказать Игорюне пару ласковых, но на такой подвиг она все-таки навряд ли решится. После чего подруга отбыла, а я продолжала упорно трудиться до окончания рабочего дня.

Но визиты на этот день не закончились – заглянул наш начальник службы безопасности, чтобы сообщить о выполненном задании. Я не стала говорить, что уже кое-что смогла сама разузнать об Илье Михайловиче Глазкове – вернее, мне это без каких-либо просьб с моей стороны выдал капитан Туляк.

Биография Ильи Михайловича меня, откровенно говоря, не очень интересовала, но непосредственный круг служебных интересов оказался для меня весьма любопытным. В частности, это были зарубежные банковские вклады отдельных наших граждан, причем тех, кто вызывал большой интерес у Федеральной службы безопасности по каким-то другим делам. По всей вероятности, Илья Михайлович вознамерился обеспечить возврат хотя бы части вывезенных средств назад в страну.

Ну что ж, порыв, конечно, благородный. Вот только осуществим ли он?

Начальник нашей службы безопасности сообщил также другую, исключительно ценную для меня информацию. Илья Михайлович Глазков несколько раз встречался в СИЗО «Кресты» с Игорем Даниловичем Казанским, пока последний коротал там время. Есть версия (правда, непроверенная, но такое предположение было высказано одним из знакомых начальника службы безопасности), что Илья Михайлович приложил руку к вынесению оправдательного приговора Казанскому.

Я присвистнула. И глубоко задумалась. Они заключили какое-то соглашение? Освобождение Игоря взамен на помощь Илье Михайловичу? Вот только какую? И кто же тогда постарался в цюрихском банке? Не подручные ли Ильи Михайловича? Или, наоборот, это ограбление было как гром среди ясного неба и для Игоря, и для Глазкова? Или Игорь, знавший о перспективных планах Ильи Михайловича, отдал недвусмысленный приказ своим подельникам, чтобы, упаси боже, ничего из его собственных бандитско-трудовых накоплений не досталось ФСБ? Лучше поделиться с друзьями, чем отдавать государству. Но, главное, каким боком обернется интерес ФСБ к моей скромной персоне? Чего они хотят от меня? Я лично хотела бы и дальше заниматься своим непосредственным делом, и чтобы мне в этом не мешали – ни Игорюня с компанией, ни другие, как официальные, так и неофициальные инстанции.

– Екатерина Константиновна, если ФСБ будет проявлять к вам излишний интерес, только намекните, – заявил на прощание начальник службы безопасности и недвусмысленно посмотрел на меня.

– Естественно, – ответила я. – Я же вас просила разузнать про Глазкова не из праздного любопытства.

Мы с отставником КГБ, нашедшим себе гораздо более хлебное и спокойное место, прекрасно друг друга поняли. Мы оба хотели остаться на своих местах. И бывший полковник постарается сделать все, чтобы тут удержаться, – через своих знакомых, пока действующих сотрудников ФСБ и МВД, находящихся у нас на подпитке. Уж найдем как-нибудь управу на Глазкова, если особо распоясается, успокаивала я себя. Счета ему, видишь ли, заграничные подавай. Ишь, разбежался.

* * *

Около семи мне позвонила охрана снизу, сообщив, что ко мне прибыли Игорь с Вовой. Я попросила их подождать в машине, быстренько закруглилась и спустилась вниз.

Свою «БМВ» я на этот раз оставила во дворе банка, села в «Шевроле Блейзер», решив, что уж до дома меня как-нибудь довезут, а завтра утром поймаю тачку, чтобы добраться до работы.

За рулем сидел Вова, Казанский – на переднем месте пассажира, я – сзади. Мы поехали в квартиру, где раньше Игорюня проживал совместно с Тамаркой. После моего последнего посещения Тамаркиной обители обстановка тут несколько изменилась: видимо, Игорь в припадке гнева кое-что покрушил и кое-что выбросил. Подозреваю, что не осталось ни одной Андрюшиной вещи, но это уже не мои проблемы. На всякий случай я сразу же спросила, когда Тамара может забрать свои пожитки.

– А ты сегодня их и заберешь, – ответил Игорь. – Что осталось.

Он в самом деле кое-что порвал, кое-что порезал. «Хороший парень, – подумала я. – Упаси, господи, от такого мужа». Мои трое в сравнении с Казанским казались мне в этот момент просто ангелами. Но мне с ним детей не крестить. Это утешало. А Тамарка спустит на тормозах – только бы ее на пару с Андрюшей не трогал.

Я как раз спросила про Андрюшу.

– А вот это зависит от тебя, дорогая, – ехидненько ответил Казанский. – Как сработаемся. Постараешься для меня – я закрою глаза на проделки твоей подружки. Я вообще в последнее время добрый.

«В особенности судя по окружающему меня разгрому», – хотелось добавить мне, но я сдержалась.

Мы с Игорюней сидели в гостиной за столиком, за которым могло разместиться не более четырех человек. Тамарка обычно и принимала гостей в таком количестве – если не меньшем, но, поскольку на этот раз с нами был Вова Большой, никто четвертый рядом сесть бы уже не мог. Вова, кстати, приготовил ужин – из купленных вчера для меня продуктов. Он также заявил, что любит готовить, иногда на него находит вдохновение, и он сподабливается на что-то изысканное.

– Побалуй как-нибудь, – со скромным видом попросила я. Этот мужик начинал мне нравиться все больше и больше.

Игорюня расхохотался и воскликнул:

– Катька, ну что ты за баба?! Ни готовить, ни стирать, ничего по хозяйству не делаешь и, как я понимаю, никогда не делала, а трех мужиков уже на себе женила. Где у них глаза были?

Я пожала плечами с невинным выражением лица и заметила, что во мне масса других талантов, которые для мужчин намного предпочтительнее умения готовить. Сам сделает, если знает, какую за это можно получить награду. И хитренько посмотрела на Вову Иванова. Вова покраснел. Игорь опять расхохотался и назвал меня стервой из стерв.

Затем мы перешли к делу.

Игорюня для начала хотел выяснить про мои вчерашние приключения, как и его товарищ Вова, взиравший на меня с беспокойством, но я поумерила их пыл, заметив, что осталась жива и здорова, так что это мы всегда успеем обсудить, более того, я не намерена тратить время на пустые разговоры, его у меня вообще мало, и мне все-таки хотелось бы услышать, что хочет от меня Игорюня.

Казанский с Ивановым переглянулись, Вова встал из-за стола, вышел в другую комнату и вскоре вернулся с конвертом. У меня чуть глаза не вылезли из орбит, когда я рассмотрела, что несет Вова, и только большим усилием воли я сдержалась, чтобы не показать собеседникам своей реакции. Многолетний опыт ведения переговоров на различных уровнях в этом помог.

– Ознакомься, – сказал Казанский.

А Вова протянул мне конверт – близнец того, что мне вчера давал Ромаз Георгиевич. Я брала конверт в руки, как гремучую змею, уже подозревая, что увижу внутри. И оказалась абсолютно права. Набор фотографий совпадал один к одному.

Вот только тот ли это набор? Или копии? Про них я как-то забыла сегодня утром. А надо было бы посмотреть в доме грузинских родственников. Куда его могли спрятать Ромаз Георгиевич или Коля? А может быть, они и не прятали, а сегодняшние налетчики забрали? Так, значит, это Игорюня организовал набег на дом Ромаза? Или его большой друг, полковник ФСБ Глазков?

– Узнаешь себя? – ядовито поинтересовался Казанский.

Я кивнула и задала вопрос: откуда у Игорюни эти снимки? И на этот раз я намеревалась получить конкретный ответ, а не нечто про секрет фирмы, как мне вчера пел Ромаз Георгиевич.

– Презентовали в швейцарской полиции, – ответил Казанский.

– Что?! – невольно вырвалось у меня. – Тебе?!

Игорь не стал скрывать, каким образом у него появился конверт. В прошлую среду в Швейцарию была откомандирована группа товарищей, вернувшаяся в субботу, после чего Игорюня занялся анализом ситуации, и как только у него будет готова виза (паспорт уже был), он намерен лично отправиться в Цюрих. Надеется – что в моем милом обществе. А группа товарищей провела в Цюрихе определенную работу, пообщалась с полицией – и вернулась домой с рядом материалов, среди которых имелись и эти фотографии.

Мне очень хотелось спросить, кто входил в «группу товарищей», с которой согласилась сотрудничать швейцарская полиция, но я сдержалась. По-моему, и так было ясно. Господа из ФСБ не сидят сложа руки. Но каким образом Ромаз Георгиевич получил такой же конверт? И знает ли Игорюня все то, что знал Ромаз? В смысле про русских налетчиков и мой краткий разговор с одним из них, собиравшимся взять меня в заложницы.

Я стала внимательно слушать, что скажет Казанский. Он тем временем вещал про ограбление, про мое появление в банке в самый подходящий (или неподходящий?) момент. Я слушала и пришла к следующим выводам. Ограбление организовал не Казанский. Он вообще был возмущен до глубины души хвалеными швейцарскими депозитариями, оказавшимися на самом деле доступными хитрым налетчикам. Про русских участников ограбления он даже не подозревал, заявив, что дело провернула группа арабов. Именно к такому выводу пришли швейцарцы. Я призадумалась, вспоминая весьма специфический акцент, с которым выкрикивались приказы лечь на пол.

– Могли быть арабы? – тут же обратил внимание на мою задумчивость Казанский. – Твое мнение?

– Честно говоря, мне никогда не приходилось с ними общаться, – призналась я. – Но акцент показался каким-то странным. Не буду ни соглашаться, ни возражать. Я просто не знаю. Но допускаю.

– А лица? – встрял Вова.

– Так они же были в масках! – воскликнула я.

– Ах да… – Вова хлопнул себя по лбу.

А потом Казанский произнес фразу, заставившую мою челюсть отвиснуть. Он заявил, что в этом деле не обошлось без моего второго мужа Тимофея Прохорова.

– Не может быть! – воскликнула я, правда, про себя прикидывая, что вполне может. Ни я, ни Ромаз Георгиевич такого варианта не исключали. Как раз наоборот. Не исключал и Игорюня. Но я считала, что должна встать на защиту моего предпоследнего.

– Как ты думаешь, почему он в спешном порядке смотался из страны, узнав, что мне вынесли оправдательный приговор? – спросил Игорюня.

– Потому что потерял твои деньги на банковских операциях.

– Это он тебе сказал? – Казанский хмыкнул.

Игорь считал, что события могли развиваться по-разному, и пока не собирался сбрасывать со счетов ни одну версию. Да, Тимофей мог участвовать в организации ограбления. Не лично, поскольку он тогда был в Питере, но советы и консультации давал, а может, и все сам придумал. Международных организаций и групп, готовых за соответствующие барыши выполнить подобную работу, сыщется немало. Например, на всю Европу гремит неуловимая и очень мобильная банда некоего Али, за поимку которого в нескольких странах обещано крупное вознаграждение. Нельзя исключать, что Прохоров уже давно имел контакт с кем-то из бандитов. Сейчас трудно сказать, как он мог познакомиться с подобными типами, но версий можно предложить множество. А потом у него мелькнула идея…

У Тимофея хранилась большая кипа финансовых документов. Теперь его сейф почти пуст. Там, конечно, кое-что осталось, какая-то мелочь. Где остальное – неизвестно. Может, увез с собой, но вполне мог и оставить в России. Только не в банке.

– Так это ты в его квартире?.. – вылупилась я на Казанского.

– Откуда ты знаешь? – тут же спросил он.

Я бросила внимательный взгляд на Игорюню, потом на Вову, не спускавших с меня глаз.

– А почему ты не сообщила в милицию, что в квартиру бывшего мужа вломились и все там перепотрошили? – задал еще один вопрос Казанский, пока я раздумывала, что ответить на предыдущий, если отвечать вообще.

Я молчала, судорожно соображая. Игорю явно надоело ждать, когда я созрею для ответа, он грохнул кулаком по столу и рявкнул, что мы, как ему кажется, договорились вести открытую игру. Только так мы можем помочь друг другу. Я, откровенно говоря, сомневалась, нужна ли мне Игорюнина помощь, и что-то не очень помнила про упомянутую договоренность, но ради Тамарки… Да и собственного спокойствия. В принципе рассказать о моем появлении в квартире Тимофея мне ничего не стоило. Я и поведала господам про Артема Александровича, его новую пассию и вызов меня на место. Единственным, о чем я умолчала, был пистолет, исчезнувший из банки с сахаром.

– Но зачем вы там устроили этот разгром? – спросила я у Игоря и Вовы. – Зачем было все крушить?

– Мы не устраивали, – ответил Вова. – И ничего не крушили.

– Выходит, вы были там уже после нас? – уточнила я, переводя взгляд с одного мужчины на другого.

Игорь кивнул в задумчивости, а я поинтересовалась, не на их ли совести Марина, сожительница Артема Александровича, а также его соседка, и не у них ли сейчас находится мой второй бывший свекор.

– Конечно, нет, Катя, – спокойно ответил Вова Иванов. – Мы не убиваем беззащитных женщин. И не берем в заложники стариков. К великому сожалению, кто-то все время опережает нас. Кто-то играет параллельно с нами. Вот только кто? В этом весь вопрос.

– Артема Александровича надо спасать, – устало проронила я. – Вы хоть понимаете это?

Ответом меня не удостоили. По идее, судьба моего свекра Вову с Игорюней волновала крайне мало, ну если только из соображений, как через него дотянуться до Тимофея.

– Кстати, а ключ от банковской ячейки хранился у Тимофея? – спросила я.

Казанский покачал головой, встал, удалился в другую комнату и вернулся с небольшим ключиком знакомой мне формы – у меня самой имеется похожий. Ключ, как сказал Игорюня, оставался там, где лежал.

– Ты хранил его здесь? В смысле в этой квартире?

Игорь кивнул и заметил, что место, где он лежал, обнаружить невозможно. И предупредил мой следующий вопрос, сказав, что Тамарка не знала, да и он на нее с самого начала не думал. Слаба Тамарка для подобных дел.

– Но кто-то же сделал дубликат, – заметила я, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Кто-то сделал, – кивнул Игорюня. – В принципе, в прошлом году у троих людей имелась возможность сделать слепок. Мы все тогда жили в центре Цюриха, «Сент-Готтхарде» в двухместных номерах. Конечно, ходили туда-сюда друг к другу. Но двое из тех ребят до сих пор в «Крестах». Остается Тимофей. Больше, пожалуй, ни у кого возможности не было.

Я кивнула с отсутствующим видом и подумала о документах, часть которых лежала сейчас у меня в квартире. И сколько человек уже погибло в связи с ними?! Или в связи с этим делом вообще? У кого же остальная часть документов? Кому их передала Марина? Ведь этот кто-то наверняка убил и ее, и Ольгу Дмитриевну. Его надо искать хотя бы из тех соображений, чтобы он понес заслуженное наказание за убийство двух женщин. И что этот человек мог еще запланировать? Кто этот игрок, который не останавливается ни перед чем, включая убийство? И какова его конечная цель?

Как утверждает Казанский, Тимофей очистил сейф от документов. И хранил все дома у отца? Или что-то пустил в дело гораздо раньше? Возможно, на него давили? Использовали втемную? Чем вообще в последний год занимался мой второй бывший муж? Виделись мы не так чтобы часто, правда, он пару раз спрашивал моего совета. О чем бы, вспомнить. Пожалуй, что-то по кредитам. Именно по кредитам, предоставляемым швейцарскими банками. О процедуре. Тимофей, конечно, знал ее в общих деталях, но, поскольку я многократно этим занималась, он уточнял кое-что. Да, мы еще вспоминали «Фризу» – швейцарскую компанию, занимающуюся анализами проектов. Но мы точно не говорили ни про депозитарии, ни про открытие счетов. Тут, в принципе, нет никаких сложностей. В Цюрихе же и Лозанне никаких гарантий никто спрашивать не станет. А в большинстве случаев не станут спрашивать и фамилию (вы называете любую, потому что не надо предъявлять удостоверение личности, или просто выбираете девиз), ваша подпись может быть вовсе и не подпись, а написанным вашей рукой номером счета. Вы можете открыть счет «под отпечатки пальцев», вам также могут предложить депозитарий, при первом посещении которого вас сфотографирует автомат, а при следующем вас будут сличать с этим снимком, не спрашивая ни имени, ни подписи, ничего. Все эти тонкости Тимофей знал отлично и мог посоветовать, в какой банк обратиться – в зависимости от требований клиента. Но во что он все-таки вляпался?

Мне обязательно нужно с ним встретиться. Хотя бы для себя. Чтобы мне самой выяснить. С кем он работал? Или кого он подозревает? Именно таким образом можно выйти на убийцу Марины, Ольги Дмитриевны, похитителя Артема Александровича. Хотя похититель может оказаться совсем другим лицом. Ведь Тимоху может искать не только Казанский. И я должна помочь предпоследнему мужу. Ведь хоть мы и ругались до крика, было и много хорошего. Хорошее и помнишь, а плохое быстро забывается. Возможно, Тимофей не говорил мне ничего о своих делах потому, что не хотел впутывать. А ему нужен помощник, разбирающийся в финансовых вопросах. Или просто доверенный человек. Или посредник между ним и Казанским. А может быть, Казанский весь вечер вешает мне лапшу на уши, чтобы только добраться до Тимофея и взять его за жабры? Игорю нужно вернуть деньги, в частности те, про которые знали только он и мой предпоследний и которые Тимофей прикарманил, по его собственному признанию, перед вылетом на Кипр.

Не много ли от меня хочет Игорь? Или считает такой дурой? Кто для меня Тимофей и кто – Игорь? Я помогала и помогу бывшему мужу, но с какой стати я должна помогать Игорю? Тебя кинули – твои проблемы. И для их разрешения я не намерена искать предпоследнего, чтобы подставить его шею под удар.

– Значит, мы договорились, Катя? – посмотрел на меня Игорюня. – Ты при первой же возможности встречаешься с Прохоровым-младшим и едешь со мной в Швейцарию?

Не отвечая, я поинтересовалась, зачем буду нужна Игорю в Швейцарии? Нет другого переводчика? Или меня хотят видеть правоохранительные органы этой страны? Игорь усмехнулся, сказал, что он в первую голову блюдет свои собственные интересы и намерен сотрудничать со швейцарской полицией, только пока ему самому это выгодно, а я нужна ему для разных функций, и перечислять их все – займет слишком много времени.

И тут Игорюня решил увести разговор в другое русло, поинтересовавшись, что же все-таки случилось со мной вчера.

«Говорить всю правду? Или часть утаить?» – задумалась я, потом все-таки рассказала про Ромаза Георгиевича, Колю, Анзора и утренний налет. Игорь с Вовой слушали раскрыв рты.

– Это не ваши знакомые фээсбэшники постарались? – спросила я, закончив свое повествование.

Игорь с ошалелым видом молча покачал головой.

– Ты абсолютно уверен, что Ильи Михайловича или его подчиненных не было в доме Абрашидзе?

Казанский кивнул и встретился взглядом с Вовой.

– Кто-то ведет хитрую игру, – заметил Вова. – И знает всех участников событий. – Потом Вова повернулся ко мне: – А кроме нас и Ромаза Абрашидзе, на тебя никто не выходил, Катя? Ну хотя бы как-то опосредованно… Интересовался поездкой в Швейцарию, ограблением, ну еще чем-то? Ты хоть кому-то рассказывала, свидетелем чего стала?

– Только Тамарке. По приезде. Мне нужно было с кем-то поделиться. Но вы же понимаете… Тамарка еще та налетчица-грабительница. А людям, с которыми я связана по работе, – нет, словом не обмолвилась. Зачем давать кому-то лишнюю информацию?

Да меня никто и не расспрашивал про последнюю командировку. На работе секретарша бросила дежурную фразу: «Как съездила?», и все. То есть меня вообще никто ни о чем, связанном с поездкой, не спрашивал. До Игорюни и Ромаза Георгиевича. Да и их интересует не сама поездка, а возможность использовать меня в своих целях.

Вова с Игорем еще раз подробно расспросили меня о доме Ромаза Георгиевича, подъездах к нему, сути разговора, о том, что я слышала ранним утром и обнаружила потом, переходя из комнаты в комнату.

– Их могли прикончить по каким-то другим делам, – заметила я. – Честно говоря, не знаю, чем занимались Ромаз с Анзором. Анзор кого-нибудь пришил? Откровенно говоря, верится с трудом. Вот если кого обвести вокруг пальца – это в его стиле. Каких он еще дров наломал? Кстати, в связи с какими подвигами он объявлен в розыск? И при чем здесь ограбление в швейцарском банке? Ты можешь узнать, они с дядей там вообще когда-нибудь бывали? И у Ромаза нет денег из твоей ячейки. Он просто каким-то образом прослышал про ограбление. Причем в деталях. Вот если бы выяснить как…

Вова тут же вставил вопрос насчет того, каким образом Ромаз Георгиевич узнал не только про ограбление, но и про мое столь несвоевременное появление в цюрихском банке. Смогла ли я это из него вытянуть? Я задумалась на мгновение и все-таки решила рассказать про идентичный набор фотографий.

– Эти же самые? – воскликнул Игорюня.

– Даже конверт точно такой же.

Казанский с Вовой в очередной раз переглянулись, и Игорюня заявил, что нужно звонить Илье Михайловичу.

– Кто получал фотографии в Швейцарии? – спросила я. – Сотрудники ФСБ?

Игорь кивнул.

– В единичном экземпляре?

– Не знаю, – ответил Игорь и сел за телефон.

Глазкову он заявил, что события приняли неожиданный оборот и неплохо было бы встретиться. Подтвердил, что я сижу напротив него, послушал, что сказали на другом конце провода, а в конце заявил, что мы сейчас выезжаем.

– Подъем! – сказал он мне, повесив трубку.

– Куда еще? – устало спросила я.

– Встретимся с хорошим человеком, поговорим.

Тамаркины вещи я на этот раз решила не брать – неизвестно, сколько еще сегодня придется мотаться, да я и не на своей машине. Раз Игорь обещал больше ничего не портить, то, думаю, в ближайшее время без проблем смогу забрать все, что осталось целым.

Вскоре мы оказались в квартире, расположенной в том доме, номер которого среди прочих сегодня утром мне называл капитан Туляк. Конспиративная квартира? «Чистая» от микрофонов?

Илья Михайлович был один, исключительно вежливо со мной поздоровался, правда, ручку не облобызал, хотя я и предполагала такое развитие событий, а потом попросил и ему рассказать про мои вчерашние приключения. Я рассказала, не упомянув лишь о красной папке и пистолете, прихваченных мною из дома. Игорюне с Вовой я о них тоже не говорила. Мне вначале следует изучить содержимое самой. И пистолет может пригодиться. В любом случае надо иметь какую-то информацию в запасе. Мало ли что…

– Но из налетчиков вы вообще никого не видели? Ни машин, ни…

Я покачала головой, напомнив, что мы с собакой сидели в подземном помещении ни живы ни мертвы.

– Никого опознать не сможете?

– Ну я же сказала!

– И милицию не вызвали?

– Только не надо нравоучительных речей! – взвилась я. – У меня вообще не было телефона. И в доме я не нашла ни трубки, ни обычного аппарата. Там лес кругом! Откуда звонить-то? И я вообще не знала, где нахожусь. Даже примерно. Можете себе представить реакцию дежурного на звоночек сумасшедшей бабы: «Я тут в каком-то доме с двумя трупами, только не знаю где, потому что эти трупы привезли меня сюда силой, выпустив в физиономию струю газа. Приезжайте».

Илья Михайлович хохотнул, сказал, что на моем месте тоже постарался бы побыстрее сделать ноги, у меня сработал инстинкт самосохранения, это нормально, но он сам не на моем месте, а поэтому должен дать делу ход. А потом спросил:

– Вы не обнаружили в доме ничего интересного, Екатерина Константиновна?

Глаза полковника стали холодными, и мягкий серый цвет как-то внезапно изменился и стал напоминать цвет воды в Неве в ноябре, когда над ней нависают тяжелые тучи.

– Вы думаете, я решила прихватить оттуда деньги и ценности?! – заорала я, возмущенно следуя выбранной для себя роли. – Вы меня считаете обычной воровкой? Это, по-вашему, тоже нормальная реакция? В доме с двумя трупами заниматься поиском сокровищ?! Обшаривать все закрома? Да уж как-нибудь проживу без лишней сотни, а то и штуки. Я привыкла зарабатывать деньги, а не воровать их!

– Но телефон же искали, – невозмутимо заметил Илья Михайлович.

Я опять что-то заорала, но Илья Михайлович перебил меня и совершенно спокойным тоном спросил, не обратила ли я внимания, проводились ли в доме поиски до меня или нет.

Я заткнулась и задумалась, в самом деле стараясь вспомнить, были ли распахнуты дверцы шкафов и выдвинуты ящики.

– Пожалуй, нет, – сказала я наконец. – А если честно, то я не очень помню. Не в том была состоянии, в особенности когда увидела Колю… Но погрома не было. Точно. Ну там следы ботинок на кровати – это было. Но ничего не крушили, если не считать дверей, которые взломали на подземном этаже.

– Значит, просто забрали Анзора и убили Ромаза с телохранителем, – медленно произнес Илья Михайлович, как бы думая вслух. – Любопытно. – Глазков замолчал, уставившись в стену, а потом повернулся ко мне: – Дом найдете, Екатерина Константиновна?

– При свете дня. Ну, может, ошибусь с поворотом на грунтовую дорогу, но там их не так много. Со второго-третьего раза определю.

Игорь с Вовой вопросительно посмотрели на Глазкова.

– Поедем завтра с утра, – сказал он. – Я как раз ребят подготовлю.

– И я с вами?

– И вы, Екатерина Константиновна. Сотрудничать с нами, наверное, в ваших интересах, не так ли? – Его голос стал сладким, а взгляд – чуть ли не томным. – С утречка заедете на работу, утрясете там вопросы, а часиков в… одиннадцать мы за вами заедем. Идет?

Мне оставалось только кивнуть с понурым видом. Ссориться с ФСБ не очень хотелось. Хотелось сохранить свою шкуру целой и невредимой, не запятнать свое доброе имя, жить в будущем не хуже, чем теперь, и оставаться на свободе. Я не знала, можно ли навесить на меня какую-то статью, но никогда не забывала поговорку: был бы человек – статья найдется. И кто мне в настоящий момент в состоянии обеспечить надежную защиту (во всех планах), раз уж пошла такая пьянка? Почему-то я очень надеялась на полковника Глазкова, тем более что, судя по всему, я ему нужна. Вот только зачем, интересно?

– Да, кстати, – словно вспомнил Глазков, – а когда вы в последний раз видели Ромаза и Анзора Абрашидзе?

– Одиннадцать лет назад в зале суда, – без запинки ответила я.

Ответив, я вдруг поняла, что смогу использовать полковника Глазкова в своих целях, вернее, его возможности, и спросила, не может ли он выяснить, откуда только что прибыл Ромаз Георгиевич. Как я поняла, дядя Анзора вернулся в Россию в этот вторник. Я точно помнила его фразу: «Меня вчера еще не было в России». Но вот вопрос – откуда он прилетел? Это может помочь в расследовании.

Глазков кивнул и велел мне готовиться к завтрашней поездке. Я глубоко вздохнула, мы все поднялись. Игорь с Вовой наконец доставили меня домой, где уже ждала Тамарка с горячим ужином. Есть я, правда, не хотела, от души накормленная Вовой, но за чаем выдала Тамарке все, что у меня накопилось за последние дни. Тамарка сочувственно слушала, временами поддакивала, качала головой и издавала прочие реплики, а я радовалась, что у меня есть хоть кто-то, кому я время от времени могу излить душу.

– Кать, может, тебе в самом деле взять отпуск и уехать куда-нибудь? – с беспокойством спросила Тамарка, когда я закончила повествование. – Давай вместе на Кипр смотаемся. На пляже полежишь, покупаешься. Подумай, а? Пошли ты их всех подальше. Пусть мужики сами разбираются. Им надо – пусть и барахтаются. Тебе-то что? Ты банк не грабила, Ромаза с Колей не убивала, в заложники никого не брала. И тебя не грабили. Ведь не твою ячейку вскрыли. И со счетов твоих ничего не сняли. И уж, если на то пошло, никто из твоих клиентов не пострадал. А Игорюня пусть сам разбирается. Так ему и надо. Давай уедем куда-нибудь?

Я грустно покачала головой. Уезжать сейчас мне было никак нельзя. По многим соображениям. Во-первых, мое бегство могло навести разных людей на разные мысли, во-вторых, следовало разобраться с происходящим и уже случившимся – ради себя лично, потом найти Артема Александровича, если он еще жив, конечно, а также помочь бывшим мужьям. Если это возможно. Но я должна сделать все от меня зависящее, чтобы потом не корить себя всю жизнь, что могла, а не сделала.

Глава 17

Ленинградская область. 15 апреля, четверг

На работе вопросы удалось утрясти довольно быстро, начальник службы безопасности опять предлагал свою помощь, я ответила, что надеюсь справиться сама, и уехала на «Шевроле» вместе с Игорем и Вовой. Слава богу, к зданию, занимаемому «Русским кредитом», не подъехала целая кавалькада. И на том спасибо Илье Михайловичу, к которому мы присоединились на выезде из города.

Как я поняла, нас сопровождала часть тех молодцев, которые брали штурмом мою квартиру, чтобы захватить обосновавшуюся у меня троицу незваных гостей. Я поинтересовалась самочувствием троицы и вообще тем, кто они такие, а главное, кем были посланы.

– Независимая наемная бригада, – сказал Игорюня. – Получили заказ. Но выполнить не смогли. Им было дано определенное указание – взять меня и отвезти в конкретное место. Место они показали. Но там, естественно, никого не оказалось. Умный человек стоит за всей этой историей. И хитрый…

Причем наемной бригаде было сказано, что брать Игоря лучше всего у меня дома, где он обязательно появится в обозримом будущем. Они и следили за моим парадным. За которым также, в свою очередь, следили люди Глазкова. И обнаружили конкурентов, которых и взяли тепленькими в моей квартире.

– А парни не врут? Не вешают лапшу на уши? Или, может, просто выложили не всю информацию?

Игорюня пояснил мне, наивной, что в наши времена технического и химического прогресса скрыть что-либо от желающих узнать не так-то просто, в особенности если желающие имеют доступ ко всем новинкам этих самых прогрессов. Я заткнулась и в ужасе подумала, что же могу выдать я сама, если и мою скромную персону Глазков и компания вдруг решат сделать подопытным кроликом… Нет, лучше сотрудничать добровольно и надеяться на благосклонность господ-товарищей.

Нужный поворот я нашла со второго раза.

Для начала Илья Михайлович осмотрел деревню на пару со Степаном Петровичем Петрушкиным, также к нам присоединившимся. Молодцы в камуфляже из автобуса сопровождения прогуливались по грунтовой дорожке, разминая ноги и тихо переговариваясь. Мы с Вовой остались в джипе, и я воспользовалась возможностью расспросить его о детстве и юности, каковые, как выяснилось, прошли в занятиях спортом и разъездах по сборам и соревнованиям. Что и следовало ожидать, судя по его внешнему виду. После фактического развала советского спорта и налаженной системы, а также происшедших в обществе перемен Вова подался в телохранители, одним видом своих накачанных мышц наводя ужас на врагов босса. А я почему-то подумала, что мне придется покупать для Вовы новую кровать – у моей ножки не выдержат. Потом себя одернула: не говори «гоп», пока не перепрыгнешь.

Игорюня тем временем разговаривал еще с какими-то типами в штатском на «Жигулях». Следственная бригада, что ли? В нашей кавалькаде также имелась и труповозка, и «Форд» Глазкова. В общем, прибыли на место расширенным составом.

К дому наш «Шевроле» вначале не подпустили. Как пояснил Вова, ребята в камуфляже первыми должны проверить, нет ли внутри кого живого – мало ли, вдруг устроили засаду или кто-то из грузинских родственников в гости приехал. В общем, ребята в камуфляже брали дом по всем правилам. «Как раз потренируются заодно», – подумала я.

Но когда мы вошли внутрь, у меня от удивления челюсть поползла вниз.

Все было перевернуто вверх дном. Там явно что-то искали.

Илья Михайлович подскочил ко мне, взял под локоток и в дальнейшем, во время всего нашего пребывания в доме, не отступал ни на шаг, внимательно за мной наблюдая. Проверял реакции? Но я была в самом деле шокирована.

Глазков задавал вопросы, я механически отвечала, показала, где мы провели ночь с Тимкой, где в предыдущий вечер сидели с Ромазом Георгиевичем и Анзором. Если подземный этаж остался более или менее в целости и сохранности, то от каминного зала практически ничего не осталось. Все было разворочено, включая камин. Половицы сорваны, стены разбиты топором. Что ж тут искали-то? И нашли ли? Сейчас мы не могли дать ответ, правда, у меня возникли предположения, что раз устроен такой разгром, то поиски не увенчались успехом. Те, кто их проводил, крушили тут все со злостью, а потом явно и с отчаянием. Я лично искать стала бы совсем не так… Ну ладно бы вывернула ящики, но чтобы все вокруг топором… Хорошо хоть дом не сожгли. Или надеялись поискать еще?

Я подумала про красную папку с завязочками, прихваченную мной только потому, что она оказалась в сумке. Я еще не удосужилась изучить ее содержимое. А когда я могла это сделать? Вчера утром было некогда, я спешила на работу, вечером после разговора с Тамаркой просто не осталось сил. Кстати, я ей даже не сказала про нее. Тамарке я рассказывала о происшествиях в общем и целом, на мелкие детали времени не было, да и, откровенно говоря, я делала акцент на своих эмоциях и переживаниях. Потом с трудом добралась до кровати. Ведь в предыдущую ночь не выспалась совершенно, да и сколько переживаний навалилось за последние дни. И голова вчера была не тем забита. А надо бы взглянуть. Если там что-то есть, конечно. Не из-за папочки ли устроили этот разгром? И вообще, что искали?

Я поинтересовалась у Глазкова, не в курсе ли он, чем занимались мои грузинские родственники. Полковник усмехнулся.

– У них было много сфер деятельности, причем все – не очень согласующиеся с законом. Спиртное, сигареты – естественно, не фирменные, а «под фирму», Грузия же вообще всегда славилась подобным, еще в советские времена. У Ромаза и тогда была фабрика. Джинсы шили под Тбилиси, надо отдать должное – шили хорошо, лейблы закупали где-то за границей, лейблы – это единственное, что было фирменного в тех джинсах. Потом привозили их на продажу в Москву и Ленинград. Тогда джинсы были дефицитом. Вы, наверное, не помните.

Оказывается, Глазков в свое время вел дело по джинсам. Фабрику Ромаза Георгиевича прикрыли. Но вскоре открылась новая, в другом месте. Потом семья Абрашидзе еще шила обувь, в дальнейшем перешли на «паленое» спиртное и сигареты. В последние годы активно продавали их не только в России, но вывозили и в другие страны, причем не только бывшие советские республики. Правда, туда шел более качественный товар – там же народ не такой крепкий, как наши бывалые алкоголики. В последние годы у бывших родственничков также появился интерес к оружию.

– Но какое отношение они имели к банкам?! – воскликнула я. – Как вообще Ромаз мог узнать про ограбление? И получить набор фотографий?

Глазков ответил, что про фотографии он, скорее всего, выяснит. У него уже есть одна весьма любопытная мысль на этот счет. А про ограбление… Это уже сложнее. Илья Михайлович вообще считал, что Ромаз мог услышать об этом случайно.

– Каким образом? Про него что, на каждом углу кричали? Западная пресса уже успокоилась, наверное, да Ромаз и говорил-то только на грузинском и русском. А в России в средствах массовой информации вообще, по-моему, ничего не промелькнуло. Банк не из самых крупных, ну ограбили и ограбили. Кто в России мог по каким-то каналам узнать про случившееся и заинтересоваться? Я, например, никому и словом не обмолвилась. Только с подружкой перемыли швейцарцам кости.

Глазков хмыкнул и напомнил мне, что Игорь Казанский – человек в нашем городе известный, а тут еще такое громкое дело развалено, Игорюня выходит на свободу, когда его уже многие схоронили, поделив между собой часть его пирога. Разговоры шли, и новости распространялись с фантастической скоростью. Сам Игорюня не держал язык на замке. Возмущался. Более того, Глазков считал, что это ограбление было организовано кем-то из тех, кто претендовал на место Игорюни – если бы тот остался на долгие годы в каком-нибудь остроге. А потом эта личность запустила информацию о том, что Казанский теперь гол как сокол. Об ограблении известно. Факт.

Я спросила, каким образом кто-то из недругов мог выяснить, в каком банке Игорь арендовал ячейку, сколько денег там хранил – в смысле стоит ли рисковать, как раздобыл ключ? Ведь все это надо было организовать!

Глазков пожал плечами и ответил, что при большом желании можно все, а ему со товарищи еще предстоит долгая и кропотливая работа, и он пока не в состоянии дать мне вразумительные ответы. Но рассчитывает на мою помощь и добровольное сотрудничество. В свою очередь, не исключено, сможет помочь мне.

И тут я задала давно мучивший меня вопрос:

– Почему Игорь сотрудничает с вами?

Илья Михайлович хохотнул, лукаво на меня посмотрел и ответил:

– Потому что ему это выгодно. Неужели не понятно?

– Что конкретно вы хотите от меня?

Илья Михайлович задумался, а потом сказал, что для начала хотел бы поговорить с моими бывшими мужьями и чтобы я ему эти встречи организовала.

Тут уже хохотнула я и заметила, что мой первый, насколько известно Илье Михайловичу, взят в заложники и еще неизвестно, жив или нет. Второй и третий покинули пределы России и в обозримом будущем возвращаться не собираются.

– А зря, – заметил полковник.

Я вылупилась на него большими круглыми глазами.

– Они намерены до конца своих дней бегать? – посмотрел на меня Глазков.

– Они же не объявлены в розыск. Им не предъявлены никакие обвинения. Или вы уже постарались? Что они такого сделали противозаконного? Вы же их не ищете? Ну в смысле, как…

– Екатерина Константиновна, – перебил меня Глазков, – мы-то их не ищем. Хотя хотели бы встретиться, как я вам уже сказал. Но их ищут другие. А если найдут… Я считаю, что их ждет судьба ваших знакомых, – и Илья Михайлович кивнул наверх – на второй этаж, где работала следственная бригада: трупы никто до нашего появления не вывез, даже лежали они в тех же местах.

– Хорошо, я согласна, что Тимофей мог как-то участвовать в деле – вольно или невольно, но Леня-то? В смысле Большаков, мой третий?

Леонида я любила больше всех. И теперь, если придется делать выбор, постараюсь отмазать именно его. А поэтому следовало разыгрывать перед Ильей Михайловичем саму невинность, чтобы вытянуть побольше информации.

Тем временем Глазков внимательно на меня уставился.

– В чем дело? При чем тут Леонид? Он, кстати, уехал работать. Ему давно предлагали место в одной зарубежной фирме.

– Это он вам сказал? – Илья Михайлович хмыкнул и спросил, знаю ли я, чем занимался и занимается мой третий муж.

– Специалист по электронике.

– Вот именно. Ваш Леонид – специалист, каких поискать. Я наводил справки. Он в состоянии изготовить приспособления, блокирующие любые охранные и сигнальные системы, а также открыть все, что угодно. Он вполне мог бы обеспечить налетчиков на цюрихский банк всем, что им требовалось для той операции, которая была проведена на ваших глазах.

Челюсть моя уже не в первый раз за сегодняшний день поползла вниз. Так вот почему Леонид тоже быстро покинул страну, узнав, что Казанский вышел на свободу! И отказался что-либо говорить мне, даже намекнуть на то, какие именно проблемы могли у него возникнуть с Игорюней. «Вообще-то Ленька молодец, – подумала я. – Если он в самом деле сконструировал что-то такое хитрое, что помогло блокировать хваленые швейцарские системы». Но ведь могла быть и другая причина отъезда.

– Нужны доказательства, – сказала я Глазкову.

Он хмыкнул.

– Вы бы лучше, Екатерина Константиновна, слетали к своему третьему или хотя бы позвонили ему и сказали, что заказчик уберет всех, кто его знает. Если вам, конечно, дорог последний муж.

Я вылупилась на Илью Михайловича. Он продолжал:

– Вы можете связаться с Большаковым?

– С ним – да, – кивнула я.

– Так не тяните! Ведь на него-то наверняка выходили прямо. Не через посредников.

Я открыла рот, хотела что-то сказать, но Глазков рявкнул на меня, что его в данный момент не интересует местонахождение моего третьего бывшего и вообще он лично не собирается ни предъявлять ему никаких обвинений, ни привлекать к ответственности. Вот на работу бы с удовольствием взял, только Большаков не согласится: он привык совсем к другим деньгам.

– Выйдите на улицу и звоните. Я не буду подглядывать, какой номер вы набираете. Хоть предупредите его, елки-палки!

Я пулечкой вылетела из дома, трясущейся рукой открыла сумку, достала электронную записную книжку, в память которой были введены координаты Леонида, и набрала номер.

По данному мне номеру никто не отвечал. Я взглянула на часы, отняла два и прикинула, что в это время Леонид вполне может отсутствовать в доме, даже если он и работает там. Человек он ночной, днем спит (хотя сейчас уже должен был встать), но мог поехать в супермаркет, еще куда-то… Ему надо звонить вечером.

Я вернулась к Глазкову, отдававшему распоряжение своим людям, уже загружавшимся в автобус.

– Ну? – взглянул он на меня вопрошающе.

– Его сейчас нет. Но ведь белый день же…

– Хорошо, попробуйте еще раз вечером. Это не шутки, я надеюсь, вы понимаете?

– Понимаю, – кивнула я.

К нам присоединились Игорь с Вовой в сопровождении майора Петрушкина, не знаю, чем занимавшиеся все это время.

– Что дальше? – посмотрел Казанский на Илью Михайловича.

Глазков задумался, а потом вновь обратился ко мне:

– У вас есть ключ от коттеджа Большакова?

– Дома, – ответила я.

Глазков повернулся к Игорю с Вовой и велел им вместе со мной съездить за ключом, потом наведаться в коттедж, чтобы проверить, все ли там в порядке, а потом позвонить ему.

Получив эти указания, мы покинули дом Абрашидзе.

Глава 18

Санкт-Петербург, ближайший пригород.

15 апреля, четверг

Мы рванули к моему дому. Оставив мужчин в джипе, я быстро поднялась в квартиру, в два слова объяснила Тамарке ситуацию, чмокнула любимого пса в холодный нос, схватила ключ и опять унеслась с обещаниями вернуться как можно раньше. Тамарка только вздохнула мне в спину.

Затем мы снова помчались за пределы городской черты, на этот раз к группе коттеджей, среди которых стоял и тот, что в свое время принадлежал нам с бывшим третьим мужем и остался ему после развода. В принципе, если уж быть абсолютно точной и следовать букве закона, я до сих пор являлась его совладелицей, но на него не претендовала, потому что предпочитаю жить в городе, а отдыхать на престижных курортах, выезжая в зимнее время на тропические острова. Правда, третий бывший перед тем, как покинуть Россию, говорил, что если вдруг с ним что-то случится – коттедж мой. Но не надо мне никаких коттеджей, пусть лучше с ним все будет в порядке. И с Тимофеем тоже. На первого, откровенно говоря, мне было наплевать. Кстати, интересно все-таки, куда подевался Анзор?

К пластиковому ключу, оставленному мне Леонидом, прилагались подробнейшие инструкции. Он написал их для меня еще в то время, когда я бывала в коттедже по выходным. Даже регулярно посещая этот дом, я все равно забывала, на что нужно нажать и в какой последовательности, чтобы не сработала сигнализация. А после такого перерыва, конечно, ничего не помнила. Я вообще запоминаю только ту информацию, которая мне необходима. Пятнадцатизначный номер счета могу выдать по памяти – хоть разбуди меня среди ночи (только я его, естественно, никому сообщать не намерена). Уж это-то я никак не забываю, а то, без чего могу обойтись, – в голове не держу. Я же точно знаю, что у меня дома есть шпаргалка.

Как только мы притормозили перед крыльцом (заборов тут не было) и я в сопровождении добрых молодцев вылезла из машины, из ближайшего коттеджа выскочила соседка. Эх, вспомнить бы, как ее зовут. Но как зовут меня, она помнила прекрасно, как и то, что я имею все основания тут бывать.

– Катя, здравствуйте! Здравствуйте! – бросила она Игорю с Вовой. – Как хорошо, что вы сами приехали, а то у меня нет вашего телефона. Я бы уже давно позвонила. А Леня-то не оставил координат. Он, конечно, и сам не знал. Сказал, что вы будете время от времени проверять дом. Я так и сказала милиции. И они просили, чтобы вы с ними связались, когда появитесь. А то ведь я даже вашу фамилию не знаю, так что вас просто не найти. Нет, милиция, конечно, могла бы, но раз ничего не произошло, то они и напрягаться не хотят. Это они как всегда. Мой муж сразу сказал, что они и пальцем не пошевелят.

Соседка тараторила еще минут пять, все в таком же духе, перескакивая с одного на другое, а я отчаянно пыталась вычленить из ее речи рациональное зерно или вставить хоть слово. Я не понимала, что случилось. Или не случилось. По крайней мере, из речи соседки это было неясно.

Казанский не выдержал первым.

– Минуточку, – сказал он, пожалуй, с трудом сдерживаясь, чтобы не схватить соседку за грудки и не тряхануть со всей силы.

Но в ответ услышал новый взрыв пустословия.

Не желая терять времени, я достала из сумки шпаргалку и повернулась к крыльцу. Но соседка не дала мне начать процедуру открывания, совершив какой-то немыслимый прыжок, умело увернувшись от бросившегося ей наперерез Игоря и вцепившись мне в руку.

Тут уже не выдержал Вова, подлетел к соседке и, применив свою могучую силушку (правда, к счастью соседки, не на полную катушку), оттянул ее от меня, несмотря на вопли. Из двух стоящих на некотором отдалении коттеджей появились две юные леди и стали наблюдать за разворачивавшейся перед их глазами сценой, о чем-то переговариваясь.

Мне вся эта канитель стала надоедать, и я рявкнула на соседку:

– Давайте зайдем в дом, и вы все нормально расскажете! Нечего тут бесплатный цирк устраивать. Вам это надо? – и кивнула в сторону юных леди.

Один взгляд на их осклабившиеся физиономии подействовал на соседку, словно ушат холодной воды, она замолчала, правда, предварительно выдав парочку колоритных эпитетов в русском народном стиле в адрес девиц. Но с радостью последовала за мной, когда я, выполнив все письменные указания Леонида, открыла дверь и первой вошла внутрь. За моими манипуляциями она следила, выпучив глаза, а потом призналась, что не думала, что я справлюсь, а поэтому и пыталась меня остановить, опасаясь последствий. Я не стала уточнять каких, чтобы соседка снова не разразилась длинной речью.

По крайней мере, в этом доме никто ничего не искал. Все оставалось на тех местах, на которых и должно было находиться, – насколько я помнила.

Я попросила Вову поставить чайник, кивнув в сторону кухни, а сама, взяв соседку под руку, проводила в гостиную. Казанский последовал за нами. Когда мы расселись, я обратилась к соседке, не дав ей вымолвить ни слова:

– Что конкретно произошло?

Она только собралась открыть рот, как Игорюня без тени улыбки вставил:

– Отвечать кратко, четко, по-военному!

Соседка повернулась к нему и уже начала ответную тираду, как в гостиной нарисовался Вова, с грозным видом сделал шаг в сторону соседки и в точности воспроизвел Игорюнину фразу громовым голосом.

Соседка колебалась секунду, а потом, следуя женской логике, разревелась. Я принялась ее утешать, а она жаловаться на жизнь. Краем уха я услышала, как Игорюня прошептал Вове, что он ее придушит, если она немедленно не прекратит этот концерт. Соседка тоже его услышала, резко повернулась к нему и зарыдала еще громче, рассказывая, какая она несчастная-разнесчастная жена «нового русского» и как было хорошо, когда ее Костя работал инженером на заводе, она там же трудилась в конструкторском бюро, они жили на зарплату, у нее были подруги, они на пару с мужем делали все по хозяйству, вместе преодолевали трудности, воспитывали детей, а теперь муж приезжает не раньше девяти вечера, ужинает, полчаса смотрит телевизор и заваливается спать. А с ней даже не разговаривает. И любовью с ней занимается не чаще раза в месяц.

– Так заведи любовника, – посоветовал Казанский.

Соседка опять заревела, заявляя, что не хочет никакого любовника, ей нужен муж. А она теперь не нужна ни мужу, ни детям, которые учатся в какой-то выпендрежной гимназии, а вечерами сидят за компьютерами, и она совершенно не понимает, о чем они говорят. И им с ней разговаривать не о чем. Она стала для них для всех прислугой. Они на нее и смотрят только так. Подай-принеси!

Мне откровенно было жалко соседку, но ведь человек – творец своей судьбы. Все зависит только от тебя самой. Ты можешь все – или многое – изменить. Стоит только захотеть и приложить кое-какие усилия.

Внезапно перед крыльцом со скрежетом притормозила машина, мы услышали, как хлопнули дверцы автомобиля, потом резко распахнулась входная дверь, и в дом без приглашения ворвались лица в милицейской форме, окружили нашу теплую компанию, устроившуюся в креслах за круглым столиком, и потребовали, чтобы Игорюня с Вовой медленно встали «без глупостей» и направились к стеночке, держа руки за головой.

Вова с Игорем не дергались. Не знаю – может, потому, что на нас были направлены стволы, которые трое из четверых непрошеных гостей держали в двух руках каждый, может, потому, что не хотели крушить завещанное мне последним мужем имущество, может, просто лень было лишний раз устраивать драку.

– Удостоверение в заднем кармане брюк, – совершенно спокойно проронил Вова ближайшему милиционеру, поворачиваясь к нему своим мощным задом.

Милиционер, войдя в раж, с пеной у рта снова приказал, чтобы мужчины следовали к стенке, – или он нас всех тут сейчас положит мордами в пол. Очень вежливая у нас милиция, ничего не скажешь. Надо будет потом с адвокатом посоветоваться насчет их действий в принадлежащем мне доме. Правда, с ними судиться – себе дороже. Опять же, надо будет проконсультироваться с адвокатом, какую пакость им все-таки можно устроить – за эти монголо-татарские набеги милицейского ханства.

Игорь проследовал к стене первым. Вова невозмутимо пожал плечами и тоже выполнил приказ. По-моему, один из ментов страшно хотел ему врезать, но на всякий случай воздержался, возможно, услышав про удостоверение. А старший в звании капитана за удостоверением все-таки полез.

И тут же сказал:

– Простите, товарищ майор, но…

Морда милицейского лица несколько изменилась. Пожалуй, в сторону смущения. Или досады?

Я же чуть не была повергнута в состояние соляного столба, но, приложив усилия, не дала челюсти в очередной раз поползти вниз.

Вове явно было лень выслушивать объяснения, по крайней мере, он это показал всем своим видом, развернулся от стеночки, небрежно махнул рукой и проследовал назад к своему креслу. Игорюня, не дожидаясь приглашений, к своему. Вова широким жестом предложил представителям МВД занять другие сидячие места. Капитан милиции решил, что его одного тут будет достаточно, может, не хотел упасть в грязь лицом перед подчиненными, и велел им подождать в машине, потом подумал и приказал двоим пройтись к «тем дамочкам», что их вызвали. Подчиненные удалились рысцой.

Я предложила на правах хозяйки сходить за чайником, который, по идее, давно уже вскипел, уточнила, кто что будет, и попросила соседку расставить чашки.

Но меня задержал капитан, поинтересовавшись, кто я. Я представилась и, в свою очередь, поинтересовалась, нужно ли предъявлять документы – удостоверяющие личность и бумаги на дом. Капитан исключительно вежливо ответил, что в этом нет необходимости, сам взял стул и переместился к нашему столу. Кресел больше не было.

Когда мы все расселись с кофе и чаем, Вова обратился к капитану с просьбой пояснить, что происходит, добавив, что он лично исключительно рад появлению стражей правопорядка на месте, поскольку мы вот уже минут двадцать, если не полчаса, пытаемся вытянуть из соседки, что же тут все-таки случилось. Сам Вова представился другом хозяйки, то есть меня, сопровождающим хозяйку по ее просьбе. Игорюню он никак не представлял, сам Казанский сидел молча и никуда не встревал, а капитан лишних вопросов не задавал.

– Позавчера ночью сработала сигнализация, – сказал капитан.

– На вашем пульте? – уточнил Вова.

– Здесь своя автономия, – вставила я и попыталась объяснить, насколько сама понимала, суть. Меня то и дело перебивала соседка, поясняя, как тут все ночью визжало, трещало, включался свет во всех комнатах одновременно, мигал, потом выключался, затем включался в разных частях дома по очереди с грохотом, напоминающим раскаты грома, ну и так далее.

Леонид в свое время долго экспериментировал – чтобы обезопасить себя от несанкционированного вторжения. При таком «концерте» ни один вор не решится проникнуть в дом, а отключить эту сигнализацию, как считал мой третий бывший, невозможно. По крайней мере, он сделал все от него зависящее. Пытался мне что-то объяснить про автономность системы, мини-генератор и что-то там еще, но я все равно ничего не поняла. Если при открывании двери нажмешь на рычажки не в той последовательности – сработает. Я, например, точно знала, на какую кнопку нужно сразу же нажимать, чтобы не поднять весь коттеджный поселок, у меня только пару раз попискивало. Но шум сигнализации шел по нарастающей. Леонид предполагал, что я не всегда смогу справиться с ее отключением, и сделал так, что первые сигналы были не очень громкими, но если это несанкционированное вторжение… Мне, к счастью, никогда не доводилось услышать систему, работающую по полной программе.

Более того, имелась еще одна хитрость: я, сам Леонид, наверное, кто-то еще из его близких друзей могли себе позволить допустить ошибку в последовательности открывания двери – мы знали, что существует кнопка сброса, чтобы повторить эту процедуру сначала. В память кнопки сброса были введены наши отпечатки пальцев. Поэтому я могла не бояться, что кто-то украдет у меня шпаргалку или электронную записную книжку, куда была скопирована информация. Ворам все равно дверь не открыть.

Соседи насладились воем установленной Леонидом системы в половине третьего ночи. Правда, претензий к нам не было никаких и в нарушении общественного спокойствия нас никто обвинять не собирался, поскольку соседи удостоверились в надежности Лениной системы, которую он установил и у них. В смысле во всех коттеджах, только с вариациями. Всем понравилось. Не понравилось только типу, удиравшему от дома по открытой местности к припаркованной недалеко машине. Кустов рядом с коттеджами не росло, так что подобраться незамеченным среди бела дня было невозможно, только ночью. Выскочивший из дома сосед припустил за вором и успел заметить, что тот прибыл на джипе «Сузуки», номер которого сосед записал почти полностью (кроме букв) и сообщил в милицию. Милиция приехала на место, застала окончание сигнального концерта, самоотключающегося через двадцать минут непрерывного звучания, а сегодня им позвонила дамочка из коттеджа номер пять (одна из юных леди) и сообщила о несанкционированном вторжении лиц, знавших нужные коды. Милиция решила застать нас на месте преступления. И застала.

– Ах, эти сучки! – завопила соседка. – Я им глаза повыцарапаю! Ведь видели же и меня, и вас! Милицию вызывать, мерзавки! Товарищ милиционер! – сложила она руки на груди, потом повернулась к Вове: – Товарищ майор! Пожалуйста, примите меры!

– Уже принимаем, – серьезно проронил капитан. – Вы же слышали, что я отправил к ним своих людей.

Вова поинтересовался номером «Сузуки» и сведениями о владельце, если капитан ими располагает.

– Был в угоне. Как раз во вторник и угнали. Потом бросили. Сейчас машину уже вернули владельцу.

Вскоре капитан удалился, пожав нам всем руки. Вова еще поспрашивал соседку о событиях ночи со вторника на среду, после чего ее выпроводил, и мы остались втроем.

– Значит, товарищ майор… – медленно произнесла я. – Ну-ну.

И посмотрела на Казанского, сидевшего с невозмутимым видом. Так знал или нет? Или удостоверение липовое? Ведь от этой парочки всего можно ждать. Милицейский капитан даже не удосужился никуда позвонить и при нас уточнить, значится ли такой товарищ в указанных органах. Или Илья Михайлович постарался?

– Игорь, а ты в каком звании? – с ехидством спросила я.

– Без комментариев, – ответил Казанский.

«Ну не может он работать в ФСБ! – сказала я себе. – Не может, и все! Он же бандит! Он вне закона! Вся его деятельность вне закона! И пять миллионов долларов в ячейке швейцарского банка никакой сотрудник ФСБ держать не станет!»

Или станет?

А может быть, полковник Глазков приставил к Игорюне Вову, чтобы тот следил за Казанским и Игорь не выкинул какой-нибудь фортель? Именно об этом они договорились, пока Казанский находился в «Крестах»? В принципе, Вова кажется человеком положительным… Сейчас, приглядываясь к нему, я вполне могла представить его сотрудником спецслужбы. Тайным агентом, втершимся в лагерь врага. Но Игорюня об этом точно знает. Казанский решил, что это сотрудничество пойдет ему на пользу? Явно решил.

Ладно, надо плыть по течению. А там будет видно. Может, в самом деле помогут моим бывшим мужьям? И защитят меня? Не дадут погибнуть во цвете лет. И найдут убийцу двух женщин? Хотя тем делом вроде бы занимается милиция? Может, стоит познакомить Вову с капитаном Туляком?

Я предложила.

– Сами разберемся, – пробурчал Вова и повернулся к Игорю: – Ты отвезешь Катерину? А я тут подожду Глазкова. Осмотрюсь как раз.

Услышав последнюю фразу, я взвилась и заорала, что не позволю Вове, даже как сотруднику ФСБ, шуровать в доме моего бывшего мужа, в доме, который, между прочим, также является и моим. Имущество мы после развода не делили, просто договорились, кто где будет жить, и дом до сих пор находится в совместной собственности, так что половина его моя, а я не позволяю никому тут устраивать обыски.

«До тех пор, пока не осмотрелась тут сама», – хотелось добавить мне, но я сдержалась.

– Катя, – усталым голосом обратился ко мне Вова, – пожалуйста, поезжай с Игорем. Я не собираюсь переворачивать тут все вверх дном.

– Но… – я снова открыла рот.

Игорюня встал и легко взял меня под локоток.

– Поедем ко мне, Катя. Поговорим. Так надо.

– Оставь ключ и шпаргалку, – попросил Вова. – Верну.

Я оставила и последовала за Казанским к «Шевроле». Только не стала упоминать Вове, что его отпечатки пальцев не введены в память установленной моим третьим бывшим мужем сигнальной системы. Выйти-то он отсюда, конечно, выйдет, но второй раз уже не войдет. И далеко не во все тайники проникнет. Если вообще сможет хоть в один. Но это уже Вовины проблемы. Уж за чей дом и сохранность чьих тайн можно было не беспокоиться, так это Лениных. Мой третий дело свое знал.

Глава 19

Санкт-Петербург. 15 апреля, четверг

Половину дороги мы молчали. Я сидела с угрюмым видом и напряженно думала, Игорюня смотрел на серую ленту шоссе, потом сказал:

– Не злись. Пойми: так надо.

– Тебе, – буркнула я.

– Катя, подожди немного. И тебе все объяснят. Ты поймешь, что так было необходимо.

Игорь вздохнул.

«Что, черт побери, происходит?» – подумала я.

Казанский подъехал к своему дому, мы поднялись в их общую с Тамаркой квартиру и плюхнулись в кресла.

– Давай выпьем, – сказала я. Терпеть больше было невозможно, хотя я и убеждала себя, что мне надо было бы остаться трезвой.

Игорь принес бутылку коньяку, пузатые рюмки и открытую коробку конфет.

– Будем! – сказал он.

– Будем! – кивнула я и хлопнула коньяк.

– Попробуй еще раз позвонить своему третьему, – предложил Игорь, пододвигая мне обычный аппарат.

По оставленному мне последним мужем телефону снова никто не отвечал.

– В какой он стране? – поинтересовался Игорь.

– В Австрии. Был в Австрии. Я ему звонила вчера. Спрашивала разрешения поселить Тамарку с Андрюшей в нашем коттедже.

Казанский кивнул с отсутствующим видом и опять разлил коньяк. Я подумала, что мне хватило бы и одной рюмки. Не хотелось представать перед Игорюней в нетрезвом состоянии. Во-первых, видок неприглядный, во-вторых, ляпнуть могу чего лишнего, в-третьих, забирать меня предстоит Тамарке, а не хочется, чтобы эта парочка по моей милости встретилась и, не исключено, устроила мордобой.

Но я выпила и вторую. Третью Игорюня предложил на брудершафт. Мы поцеловались, чего раньше никогда не делали. И тут я увидела, как меняется у него взгляд. Мне приходилось видеть подобные превращения в бывших мужьях и просто любовниках. Он разговаривает с тобой как с подругой или деловым партнером, смотрит на тебя как на приятную собеседницу, компаньона, консультанта, а затем в одно мгновение превращается в самца, и из глаз уже яростно рвется совсем другой свет. В таком случае действовать нужно сразу же – если не хочешь, чтобы натура взяла верх над разумом. Я очень хорошо помнила, как не мог остановиться Анзор Абрашидзе и как он рвал на мне одежду… Но тогда я была неопытной восемнадцатилетней девчонкой и не умела справляться с мужчинами…

Казанский сгреб меня в объятия и впился в губы. Я хотела применить болевой прием, нажав на нужные точки за ушами, как в свое время научил меня Тимофей, но Казанский оказался опытным бойцом и про подобные приемы знал. Он мгновенно схватил меня за запястья и одновременно заломил обе руки за спину. Я взвыла от боли, но успела-таки шарахнуть его острым носком туфли по лодыжке. Теперь взвыл Казанский, обозвал меня сукой и падлой, но руки мои не выпустил, наоборот, постарался сгрести два мои тонких запястья одной лапищей, явно намереваясь иметь вторую свободной для совершения каких-то недвусмысленных действий.

Но мне удалось высвободить одну руку, когда он пытался провести задуманный маневр. И тут я уже действовала чисто по-женски: провела всей пятерней по чисто выбритой щеке, правда, сломала ноготь на среднем пальце и застонала от отчаяния: я прилагаю столько усилий, ухаживая за своими ногтями, и всегда какой-то один ломается. Ну ладно бы на кухне, а тут об морду Казанского…

Со злости я хотела оставить на ней еще пяток полос, но не тут-то было. Озверевший Игорюня рванул на мне пиджак так, что с мясом отлетели все пуговицы. Ну, сволочь! Я даже опешила на мгновение. Я этот пиджак, между прочим, в Париже покупала, а не на каком-то там дешевом рынке и не в секонд-хенде! Платила за него в твердой валюте, и немало! Где я еще возьму такой?! Все это я высказала Игорюне вслух, одновременно изрыгая проклятия в его адрес и сравнивая его с некоторыми животными. Правда, потом мне стало жалко животных. Не заслуживали они, чтобы о них так плохо думали.

Обе мои ноги Игорюня каким-то странным образом окружил своими и свои сдвинул так, чтобы я не могла высвободиться и еще раз огреть его по той же лодыжке. Я извивалась всем телом, как змея, пытаясь высвободить хоть одну конечность. А Игорюня времени зря не терял, и, пока я возмущалась, высказываясь насчет действий Казанского в таких выражениях, которые приличной девушке знать не положено, он рванул на мне белую блузку. Английскую, между прочим! Значит, мне и блузку теперь придется выбросить?!

Я резко изогнулась всем телом, попала лбом по нижней Игорюниной челюсти, он взвыл и одну ногу отодвинул, а я тут же лягнула его, пытаясь врезать по Игорюниному телу – любой части, все равно, куда попаду. Предпочтение у меня, конечно, имелось. Игорюня рычал по-звериному и лапал мою грудь. Она вообще всегда вызывала мужское восхищение, а поскольку детей я пока не рожала и не кормила, формы своей не потеряла. Будем надеяться, что Игорюня на нее отвлечется, а мы этим воспользуемся.

Он в самом деле слегка ослабил хватку на моих запястьях, стиснутых одной его рукой за моей спиной, а я, собрав все силы, вырвала на этот раз левую руку и полоснула его ногтями по второй щеке. Казанский издал львиное рычание и больше не церемонился. С грохотом мы рухнули на ковер, немного смягчивший силу удара, но если учесть, что Казанский всей своей тушей рухнул на меня (слава богу, хоть не Вова!), то мне пришлось нелегко.

Сражение продолжалось теперь уже в горизонтальном положении. Не знаю уж, как у Игорюни хватило сил разорвать довольно плотную юбку, но он умудрился, причем от самого пояса. Он что, тренировался, сгибая подковы? С Игорюни станется. Колготки и трусики для него, конечно, не составили никакой проблемы. Я извивалась – насколько это было возможно в моем положении, но снова высвободить руки не могла. Игорюня тяжело дышал и периодически осыпал меня лестными эпитетами, я тоже не оставалась в долгу. Больше всего меня возмущало обвинение в сексуальных контактах с животными, в ответ я высказала свое мнение о предпочтениях Игорюни в этой области отношений. Он зарычал от возмущения и обещал мне в самом скором времени продемонстрировать свои предпочтения, причем так, что мне мало не покажется.

Я поняла, что смогу воспользоваться ногами – если, конечно, очень постараюсь. Ведь теперь Игорюня не лежал на мне, а навис каким-то странным образом, прижав коленом одну мою руку к полу и сжимая вторую, вторая его нога, также согнутая в колене, лежала на одной из моих ног, раскинутых в стороны. И я своей свободной ногой, почему-то в данный момент упущенной из внимания Игорем, занятым пока устным убеждением меня в его правильной сексуальной ориентации, врезала ему под зад. Удар, конечно, получился не очень, потому что мне было страшно неудобно, но я старалась. Игорюня взвыл, хотел провести ответные действия, временно освободил обе мои руки, а зря. Я тут же схватила его за оба уха и рванула что есть силы, потом добавила ногами – по нижней части тела. Казанский с диким воплем откатился в сторону, я вскочила на ноги и в одной туфле прыгнула к своей сумочке, в которой всегда ношу швейцарский армейский нож – вещь исключительно полезная в разных ситуациях.

Игорюня уже поднимался. Я схватила сумку с кресла, где она лежала, и понеслась по направлению к входной двери. Мне было плевать на то, в каком виде я выскочу на улицу. Пусть люди видят, что за маньяк живет с ними в одном подъезде. И, между прочим, если Игорюня на этот раз угодит за решетку, то по совсем непривлекательной статье. С ней в местах не столь отдаленных встречают соответствующим образом. Но Казанский уже гнался за мной. Эх, надо было ему еще разок врезать, пока лежал! Может, вырубился бы? Задним умом мы все сильны.

Я не успела открыть входную дверь: Игорюня настиг меня, рванул пиджак сзади – и тот превратился в две отдельные половинки. Со всего маху я развернулась и огрела Игорюню сумкой по лицу, но это не возымело действия, только из моей расстегнутой сумки на пол вывалилось содержимое, включая швейцарский нож, тут же замеченный Игорюней. Он рванул меня на себя – и я ударилась затылком о косяк двери в ванную, в результате чего вырубилась. Вроде бы Игорюня успел меня подхватить на руки, но я точно не помню.

Очнулась уже абсолютно голенькая на двуспальном ложе поверх покрывала. Игорюне оставалось лишь скинуть плавки.

Заметив мой осмысленный взгляд, он усмехнулся.

– Будешь спасаться бегством в таком виде? – поинтересовался он с ухмылочкой и обнажился полностью.

Надо отдать должное, взглянуть было на что. Я, несмотря на то что оказалась в этом положении против воли, испытала прилив желания. «А почему бы и нет?» – пронеслась мысль. Говорят же, что, если тебя насилуют, нужно попытаться расслабиться и получить удовольствие. И вообще, что я теряю? Подружка Лена мне все уши прожужжала, убеждая в том, какой Игорюня великолепный любовник. Мечта любой женщины. Тамарка бы не выдержала с ним столько времени, если бы Казанский не мог ее удовлетворить в постели.

А Игорюня рассматривал меня, стоя. Ну что ж, за свое тело мне было не стыдно: я всегда прилагала немалые усилия, чтобы оставаться в форме. Игорюня поинтересовался, намерена ли я еще сопротивляться.

– А зачем? – удивленно спросила я и подвинулась вправо, освобождая ему место на ложе. В низу живота я уже чувствовала приятное томление.

Он тут же плюхнулся рядом, правда, с некоторой опаской. Я посчитала, что должна продемонстрировать ему дружественность своих намерений, и потянулась первой к нему. Но Игорюня интерпретировал мой жест несколько по-иному. У него, конечно, были все основания, в особенности если посмотреть на его физиономию… И куда ж он теперь в таком виде?

Я не смогла сдержать смех и принялась хохотать, катаясь по постели и держась за живот. Понаблюдав за мной несколько секунд, Игорюня тоже расхохотался. Подозреваю, что не над своей физиономией (видел ли он ее уже в зеркале или ему это удовольствие еще предстоит?), а просто над сложившейся ситуацией.

Потом наш смех плавно перешел в долгий поцелуй.

Мы уже не пытались сражаться, а занимались исследованием тел друг друга. Мне эта процедура понравилась. Игорюня оказался опытным любовником и знал, как доставить удовольствие женщине, но вот только зачем было так начинать? Или был уверен, что я откажу? Не знал, как ко мне подступиться? Правда, Тамарка в свое время рассказывала, что он гонял ее по квартире, срывая одежду. И что-то там было с ремнем и с плеткой… Он что, не может без прелюдии с насилием? Надо будет потом у нее уточнить, я в прошлом году не особо интересовалась сексуальными пристрастиями Казанского. Садомазохистских оргий мне не надо, в данном вопросе я все-таки придерживаюсь стандартных вариантов.

Но вскоре всякие посторонние мысли улетучились у меня из головы, вообще все мысли улетучились, и я полностью отдалась наслаждению, наплывавшему на меня волнами. Волны становились все выше, все мощнее… Игорюня опять рычал, но теперь не как злобный голодный лев, а как насытившийся и довольный. И я не крыла его матом, наоборот, у меня нашлись для милого очень ласковые слова. Никогда не думала, что стану осыпать ими Казанского. Вообще не могла предположить, что окажусь с ним в одной постели, и представить даже в самых дерзких мыслях, что мне это очень понравится.

Потом мы долго молча лежали в объятиях друг друга. Наконец Игорь приподнялся на одном локте и взглянул мне в лицо. Я улыбнулась. Он расхохотался. Я подключилась. Мы опять долго не могли успокоиться.

– Кому сказать, Катюха, – не поверят!

– А ты собираешься трубить во всю ивановскую? – тут же ощерилась я. – Ох уж этот ваш мужской треп. Хуже баб, честное слово.

– Нет, Катя, – со всей серьезностью заявил Игорь, – я никому ничего трепать не собираюсь. Это только твое и мое дело.

«Хорошо бы», – добавила я про себя, а затем подумала: а мне не все равно? Можно подумать, моя репутация пострадает от того, что я переспала с Игорюней. Да всем плевать. В том числе и Тамарке. А с Ленкой мы и так уже разругались. Для нее Игорюня мой любовник уже с понедельника. Но все равно терпеть не могу, когда мне перемывают кости, в особенности в этом плане.

Через пару минут мы отправились в душ и повторили процесс там. «И чего мы ждали столько времени?» – хотелось спросить мне, но я себя сдержала. Все приходит в свое время. И нужно наслаждаться всеми подарками, которые тебе преподносит жизнь.

Выйдя из ванной в костюмах Адама и Евы, мы стали собирать содержимое моей сумки. Взяв в руки швейцарский армейский нож, Игорюня произвел простые манипуляции, открыв каждое из лезвий где-то наполовину, и показал мне получившийся результат.

– Убойная вещь, – пояснил он. – Именно в таком виде. Потренируйся как-нибудь. – Помолчал и добавил: – Ну не на мне, естественно.

– А я хотела, – призналась я. – Когда ты тут меня гонял по квартире.

Казанский хмыкнул.

– А чего это ты вот так вдруг? – решила все-таки выяснить я. – Ни с того ни с сего…

Казанский задумался, а потом ответил:

– Нашло. Вот так, в одно мгновение. Глянул – и захотел тебя – мочи нет. Вынь и положь. Сейчас, в эту минуту, немедленно. Хочу, и все. Бывает так иногда, знаешь?

– Не знаю, – ответила я, мы снова хохотнули и слились в долгом поцелуе.

От которого нас оторвал звонок. В дверь.

Мы мгновенно прервали поцелуй, посмотрели на дверь, потом друг на друга, я схватила сумку (к счастью, все уже лежало в ней) и свой плащ с вешалки (он у меня белый, так что сразу же может привлечь внимание) и рванула в гостиную, где у Тамарки стоял шкаф-купе, по пути собирая остатки своих вещей. Только бы ничего не забыть! То, что осталось в спальне, пусть там и валяется, в спальню, наверное, гости не пойдут, надо собрать все в гостиной…

Так, Игорь уже с кем-то разговаривает в коридоре. Быстрее, быстрее! Он, конечно, постарается задержать незваного гостя. Все, я готова.

С кучей тряпья, оставшегося от моей одежды, и сумкой я прыгнула в шкаф и закрылась изнутри. Ощупью достала из сумки сотовый телефон и выключила его, чтобы не зазвонил в неподходящий момент.

В гости к Игорю приехал Вова Иванов.

Ну что ж, послушаем, что он скажет. И что скажет ему Игорюня.

– Катя-то сейчас где? – спрашивал Вова у Игоря, заходя в гостиную.

– Уехала, – буркнул Казанский.

– Ты спросил куда?

Игорюня рявкнул на приятеля, указав направление, в котором хотел бы меня отправить.

Судя по писку мебели, Вова опустил свое огромное тело в кресло и поинтересовался, не я ли разукрасила Игорюнино лицо? Тот буркнул что-то нечленораздельное, а настырный Вова спросил, что мы не поделили.

– Бабки, – невозмутимо ответил Игорь.

Я чуть не вывалилась из шкафа.

Казанский пытался развить теорию о том, что мы с ним тут пытались обсудить детали нашего взаимовыгодного сотрудничества и не достигли консенсуса, более того, выяснились наши принципиальные расхождения по ряду моментов, в результате чего на лице Игорюни остались следы от всех моих десяти пальчиков.

«И чего это Игорюня так заливает? – думала я. – Или и впрямь не намерен никому ничего выкладывать? С другой стороны, он прекрасно знает, что я все слышу, а потом может такого нарассказать Вове… Но ведь мог же сейчас вывести меня из шкафа?»

Причина такого благородства Игорюни (в отношении описания его собственной и моей целомудренности) выяснилась довольно скоро. Из последовавшего разговора двух мужчин я поняла, что Вова положил на меня глаз, лишь раз увидев (так ведь и я на него заглядывалась, напомнила я себе), и Казанский об этом прекрасно знал. А «влезать на бабу друга» (Игорюнино выражение, хотя какая я Вовина баба?) он не может себе позволить. Я просто неуравновешенная особа и, чуть что не по мне, готова на решительные действия.

– Ну ты вспомни, – говорил Казанский Вове, – думаешь, Анзор ее ножичком просто так пырнул? Это ж до чего надо было довести мужика!

«Погоди немного, дорогой, я тебя пырну», – хотелось крикнуть мне, но усилием воли я сдержалась, подумав, что Игорюня выбрал для себя не ту сферу деятельности. Ему бы в театре играть или в кино. Очень у него получается вхождение в роль. Но с другой стороны… Я тоже всегда хочу, чтобы и волки были сыты, и овцы целы.

В конце концов Вова поверил, что между мной и Игорюней ничего не было и быть не могло, и стал советоваться с другом, когда ему лучше ко мне наведаться. Повод как раз есть: отдать ключ и шпаргалку. Вот только этой радости мне не хватало для полного счастья.

– У нее дома Тамарка, – напомнил Игорь.

Но это Вову не смущало. Он придвинул телефон к себе, позвонил ко мне домой, уточнил, нет ли меня, не звонила ли я и не знает ли Тамара, где я могу быть. После чего Вова связался с «Русским кредитом».

– Куда она могла поехать? – спросил он у Игорюни.

Тот, по всей вероятности, пожал плечами, потому что произнесенного вслух ответа я не услышала.

– Может, с ней что-то случилось? – забеспокоился Вова и вспомнил, как меня увезли в дом Абрашидзе.

– С этой стервой ничего не случится. Она из всех передряг выпутается, – заметил Казанский.

Но Вова проявлял явное беспокойство о моем благополучии, что даже вызвало у меня слезу умиления. Вот ведь какой человек положительный! Я это сразу поняла. Только меня всю жизнь тянуло на всяких прохвостов, вроде трех моих бывших. Не говоря уже про Казанского.

А затем, судя по звукам и возгласам, Вова хлопнул себя ладонью по лбу и побежал в прихожую. Вскоре вернулся. Я прислушалась и поняла, что он вставляет кассету в видеомагнитофон.

– Нашел в доме Большакова, – пояснял он Казанскому. – И это все о ней, – добавил Вова с грустью.

– О ком? – не понял Игорюня, а у меня зародились нехорошие подозрения.

Вова пояснил, что на кассете запечатлена я, прогуливающаяся в костюме Евы под ручку с Леонидом вокруг моего дома.

«Какая сука нас тогда снимала?» – хотелось взреветь мне и придушить Леонида собственными руками. Да, я проиграла пари из-за марша Мендельсона и согласилась пройти голышом вокруг дома, а этот мерзавец, значит, кого-то нанял, чтобы мой проход увековечили! Зачем?! Из чисто сволочных побуждений? Или так, на всякий случай? Думал, что возникнет необходимость меня шантажировать? Или как-то воздействовать на меня? Я ему пошантажирую!

Хотя как он мог это осуществить? Послал бы кассету мне на работу? Начальству на стол? Уж я бы наплела про его таланты и про то, что он способен смонтировать что угодно, ну, например, приделать мою голову к телу какой-то модели. Разве я, приличная деловая женщина, стала бы гулять в обнаженном виде вокруг дома? Маразм. Кто поверит? Конечно, монтаж!

Именно это и решил Казанский после просмотра, одновременно заметив, что Большаков – мастер на все руки.

– Эх, к нам бы его, – вздохнул Вова.

«Ага, жди больше», – хотелось сказать мне.

– Что намерен делать с кассетой? – тем временем спросил Казанский у Вовы.

Я затаила дыхание. Все-таки не хотелось, чтобы она пошла по рукам… А если уже имеются копии?

Вова пояснил, что кассета лежала в тайнике, который тот сумел открыть. (Сумел открыть Ленькин тайник?!) Одна. Он прокрутил ее на видеомагнитофоне в доме Большакова, пока туда не нагрянула команда во главе с майором Петрушкиным, присланным Глазковым вместо себя. И Вова решил, что кассету возьмет сам. Вот привез Игорюне. Теперь они просмотрели ее от начала до конца.

– Надо бы уничтожить, конечно, – вздохнул Вова. – Но с другой стороны…

Судя по звукам, с кресла встал Игорь – в случае, если бы это сделал Вова, было бы больше шума.

– Ты! – послышался окрик Вовы, потом уже другим тоном он произнес: – Ну и правильно. Стирай.

Молодец Игорюня!

Вова еще посидел немного, рассказал Казанскому о проведенном в доме Большакова обыске и, по большому счету, отсутствии результатов.

– Но хитрых штучек там… – протянул Вова. – Гениальный мужик.

– А теперь чего? – спросил Казанский.

– Глазков звонил, сказал, что в воскресенье ты, я и Катя полетим в Австрию. На встречу с Большаковым. Он там.

«Все-то Илья Михайлович знает. Вот это возможности!» – подумала я.

Казанский присвистнул. Мне тоже хотелось издать какой-то звук, но я не могла показать Вове, что тоже присутствую при разговоре. Глазков, по-моему, обнаглел: распоряжается моим временем, как ему заблагорассудится. И какого черта нам переть в Австрию? Этим составом? Здравствуй, Леня, я тут с друзьями. Один – фээсбэшник, а от второго ты из России драпал, а я его к тебе привезла. Представляю, что мне скажет третий муж. И будет прав.

Но ведь до воскресенья еще есть время. Сегодня четверг. Я вполне успею предупредить Леонида. Вот только дозвониться бы. Или сам бы прорезался, что ли? Почему мы не договорились перезваниваться хотя бы через день?!

Вскоре Вова покинул Игорюнины хоромы, сказав, что все-таки заедет ко мне и будет ждать меня уже дома – или принимать какие-то меры по поиску моей особы.

Я вылезла из шкафа. Игорюня был в халате, я проследовала в ванную и надела Тамаркин, который, как все ее вещи, был мне великоват.

– Ты поняла, что за кассету привозил Вова? – уточнил у меня Игорюня.

– Да.

– И…

– Без комментариев, – резким тоном ответила я, помолчала и добавила: – Спасибо, что стер.

– А ты что, в самом деле…

– Без комментариев. Закрыли тему. Ты лучше подумай, в чем мне ехать домой? Моя одежда не подлежит ремонту и реставрации. Благодаря твоим стараниям.

– Тамаркино ничего не подойдет?

– Все велико. Я же утону в ее шмотках. И она их узнает. Не хочется как-то…

– Ну давай в магазин съездим, что ли? – предложил Игорюня. – Или я один съезжу. Сейчас соберем твои лохмотья, – он хохотнул, – и я попрошу подобрать размер.

– Съезди, – милостиво кивнула я. Мне было просто интересно, что купит Игорюня.

А он тем временем развивал теорию, что нижнее белье женщине должен покупать мужчина. Кого что больше возбуждает. А женщина по преподнесенному подарку должна понять, чего от нее хотят и что о ней думают… И если мужчина знает тело женщины, он никогда не ошибется в размере (это, правда, касается только нижнего белья), а если не может в магазине определиться с размером, то, значит, тело не произвело на него должного впечатления и надо менять партнершу.

«Они бы с Ленкой очень подошли друг другу со своими теориями, – подумала я. – Она со своими марками машин, соответствующими пенисам, а Игорюня с нижним бельем».

– На данный момент меня больше волнует верхняя одежда, – заметила я. – Давай уж отложим нижнее белье до следующего раза.

– Но ты же не собираешься надевать пиджак на голое тело? – удивился Игорюня. – Я как раз присмотрю заодно…

– Валяй! – махнула рукой я.

Казанский отбыл по магазинам с остатками моей одежды, а я отправилась на кухню подкрепиться, но не успела положить в рот ни куска: в дверь позвонили.

Открывать или нет? Почему Игорюнины знакомые не считают нужным вначале позвонить по телефону? Что за дела такие? А если это Ленка?! Или опять Вова?

В дверь снова позвонили.

И тут у меня мелькнула мысль. Я пулей взлетела на табуретку и уставилась вниз, во двор. Напротив парадного стоял белый «Форд». Илья Михайлович?

Я отправилась к двери, глянула в «глазок» и в самом деле увидела Глазкова без сопровождения кого-либо из подчиненных. И распахнула ему дверь.

При виде меня в свободном махровом халате и без следа косметики на лице глазоньки его округлились, а челюсть поползла вниз, правда, полковник быстро взял себя в руки и вернул челюсть на место.

– С вами все в порядке? – спросил он, переступая через порог.

– Со мной все отлично.

Я закрыла входную дверь, а Илья Михайлович, то и дело на меня оглядываясь, проследовал в гостиную и плюхнулся в кресло. Из кухни аппетитно пахло пиццей.

– Перекусить не желаете? – предложила я.

– Желаю, – кивнул Глазков, и мы передислоцировались на кухню.

– Простите, а где Игорь? – наконец спросил Илья Михайлович.

– В магазин поехал, – честно ответила я.

– В какой магазин? – не врубился Глазков. – Игорь в магазин?

– Женского нижнего белья, – ответила я не моргнув глазом. Интересно будет посмотреть на реакцию полковника.

По-моему, он мне не поверил на слово и сменил тему, заявив, что его люди, поднятые Вовой Ивановым, который был крайне обеспокоен состоянием моего здоровья и благополучием, сейчас отправлены на поиски моей скромной персоны, как выясняется, на самом деле скрывающейся в апартаментах у Казанского.

– Вы думаете, у меня других дел нет, как вас искать, Екатерина Константиновна?! – взвился Глазков. – Мне людей больше отправить некуда? Вы думаете…

– Не думаю, – спокойно ответила я. – Я вас просила меня искать? Просил ваш сотрудник. Я-то тут при чем? Даже когда меня силой увезли в дом Абрашидзе, я, между прочим, сама выпуталась и помощи ни от кого не ждала. Я привыкла рассчитывать только на свои собственные силы и возможности. Ясно вам? И что это вы на меня орете? Кто вам позволил? Я вам дочь? Жена? Любовница? Да я бы век вас не видела. Сами приехали. Считайте, что вы меня нашли. Отменяйте операцию или как там это у вас называется. – Я помолчала немного и добавила: – Только не надо сообщать Вове, где именно вы меня нашли.

Глазков хмыкнул и потянулся к телефону, затем налег на пиццу. Но закончить с трапезой мы не успели – вернулся Казанский с верхней и нижней одеждой для меня и расцарапанной физиономией. Глазоньки у Ильи Михайловича опять округлились, он как-то странно посмотрел на меня, потом на Игорюню и решил откланяться, предупредив, что Вова пока так и остается дежурить у меня дома, дожидаясь мою скромную персону.

– Разберитесь уж с ним как-нибудь сами, Екатерина Константиновна, – проронил Глазков с ехидненькой ухмылочкой. – Но по возможности постарайтесь больше не брать на себя функции визажиста, – и глянул на невозмутимого Игорюню. – А то наши иностранные коллеги могут не понять внутренних отношений в вашей шведской семье.

– Не волнуйтесь, Илья Михайлович, – обворожительно улыбнулась я.

Глава 20

Санкт-Петербург. 15 апреля, четверг

Я заявила Казанскому, что не горю большим желанием общаться с Вовой у себя дома и просто хотела бы лечь спать, когда туда приеду.

– Есть какие-нибудь конкретные предложения? – спросил Игорь.

– Есть, – кивнула я и предложила ему поехать туда первым.

– К тебе, что ли? Но там же Тамарка!

Я ответила, что он как раз может захватить ее вещи – или их часть – из своей квартиры, продемонстрировать, так сказать, свою добрую волю (может, когда и зачтется?), а насчет Вовы… Ну, например, сказать, что тоже забеспокоился о моем благополучии (поскольку я еще нужна для дела) и решил подождать меня в моей квартире вместе с Вовой. Тут приеду я, и они вместе покинут мои апартаменты. Но Казанский категорически отказался. Не согласен – и точка. А Вову я и так смогу выгнать. Игорь не сомневался в моих способностях. Я легонько огрызнулась, но тем не менее поехала домой.

И перед своим парадным, к огромному удивлению, обнаружила белый «Форд» Глазкова. А он зачем сюда пожаловал? Но, с другой стороны, порадовалась: может, благодаря его стараниям Вова быстренько покинет мои апартаменты в сопровождении полковника.

Только выйдя из лифта, я услышала, как истошно заливается лаем Тимка. Что там происходит, черт побери? Я прислушалась. Пес подскочил к двери, явно меня почуяв. А в квартире орали четверо. Двое мужчин и две женщины. И что они там устроили, черт бы их побрал? Квартира-то, между прочим, моя!

Я открыла дверь своим ключом, Тимка радостно залаял, но я приложила палец к губам, чтобы самой разобраться в обстановке. Пока о моем появлении никто не догадывался.

Я сбросила плащ и туфли, подумала, что скажет Тамарка, увидев меня совсем не в том одеянии, в котором я покидала квартиру утром и заезжала днем, сняла также и пиджак, повесив его на вешалку, и осталась в новых блузке и юбке. Надо отдать должное Казанскому, он привез нужные размеры, а, главное, вкус у него оказался очень неплохим. Он только не учел, что сегодня я была в синем, и купил все черное, с которым синие туфли не очень сочетались, но дома я, естественно, хожу в тапочках.

Один из орущих голосов принадлежал Тамарке. Вообще-то кричать ей не очень свойственно, значит, ее довели до этого состояния. А может быть, она в своем интересном положении быстро заводится? Подружка категорически отказывалась что-то объяснять Глазкову, требовавшему объяснений, Вова теперь молчал, а еще один женский голос то и дело вставлял ехидные замечания… Ленка! Точно Ленка! И что эта стерва снова делает в моей квартире? Надеюсь, Глазков ее заберет, как в прошлый раз?

Я вошла в гостиную в сопровождении любимого пса и вежливо поздоровалась с собравшимися. На мгновение крики прекратились. Моему неожиданному появлению удивились, хотя и ждали.

Тамарка стояла у окна, скрестив руки на груди. Она была растрепана, заправленная в джинсы рубашка держалась на одной пуговице, поскольку остальные кто-то вырвал с мясом, на лице виднелись следы женских ногтей. Результат встречи с Ленкой? Сама Ленка по сравнению с Тамаркой выглядела пристойно. Ни следов на лице, ни рваной одежды, все пуговицы на месте. Ленка сидела в кресле, закинув ногу на ногу и специально задрав юбку повыше, демонстрируя Илье Михайловичу и Вове свои прелести, на которые они, пожалуй, мало реагировали. Вернее, вообще не реагировали. Глазков рассматривал какой-то пистолет, стоя напротив Тамарки. Вова подпирал могучим плечом стену. Когда он повернулся ко мне, я не могла сдержать смех: его лицо в этот момент очень напоминало физиономию Казанского после приложения моих ногтей. Только на этот раз визажистом поработала не я.

– Между прочим, ничего смешного! – рявкнул Глазков, сообразив, что вызвало у меня приступ смеха.

– Но, по крайней мере, на этот раз вы не будете обвинять меня? – полюбопытствовала я.

Ленке тут же захотелось узнать про какой-то другой раз и в чем именно Илья Михайлович меня обвинял. Не обращая на нее никакого внимания, полковник заорал на меня, утверждая, что я совсем не думаю о том, как его сотрудники в таком виде будут работать дальше.

– А первый пострадавший тоже ваш сотрудник? – тут же спросила я.

Мой вопрос заставил Илью Михайловича заткнуться, хотя он весь кипел внутри. Я же повернулась к Ленке и поинтересовалась, что она делает у меня в квартире без приглашения?

– Так у тебя тут все без приглашения, – как ни в чем не бывало ответила она.

Я обратила ее внимание на то, что со всеми остальными у меня имеются общие дела, а Ленке тут находиться совершенно незачем, и попросила ее удалиться. Ленка завопила истошным голосом.

– Выведи ее отсюда, – спокойным тоном отдал приказ Вове Илья Михайлович. – И поживее.

– Сделай одолжение, – поддержала его распоряжение я. – Физиономию она тебе все равно расцарапала, так что вроде бы терять уже нечего…

– Это мы вдвоем, – сообщила Ленка, расплываясь в улыбке. – Томусик тоже постаралась. С тобой, Катенька, поведешься – и не такого наберешься.

Я ошалело посмотрела на Тамарку. Откровенно говоря, от нее подобного уж никак не ожидала. Она же такой спокойный, уравновешенный человек! Как же ее достали?!

Тамарка кивнула с грустным видом.

– И тебе было не стыдно доставать девушку? – с укором посмотрела я на Вову. – А насилие над беременными женщинами, между прочим, тянет на…

– Хватит! – рявкнул Глазков.

Вова, более не мешкая, схватил сидевшую в кресле Ленку за шиворот и потащил к двери. Она истошно вопила, пыталась лягаться, кусаться и царапаться, но Вова уже был подготовлен и примерно представлял, чего ждать. «Будет очень мило, если соседи вызовут милицию, – подумала я. – И эта компашка снова станет трясти удостоверениями».

По всей вероятности, Вова решил оттащить Ленку подальше от подъезда и, не исключено, засадить там в такси и попросить водителя отвезти на край города, чтобы больше нам не мешала. Мне, откровенно говоря, было жаль таксиста. Если, конечно, Вова не догадается связать Ленке руки. Отсутствовал он минут пятнадцать.

После того как Вова с Ленкой покинули квартиру, Глазков с центра комнаты переместился в кресло, я плюхнулась напротив него, пес устроился у моих ног, а Тамарка продолжала стоять столбом у окна, не произнося ни звука.

– Чей это пистолет? – спросил у меня Глазков, играя стволом.

– А я-то почем знаю? – откровенно удивилась я.

– Откуда у вашей подруги может быть пистолет? – Илья Михайлович кивнул в сторону молчавшей Тамарки. – Она наотрез отказывается отвечать на мои вопросы.

– И правильно делает, – заметила я.

– Екатерина Кон…

Мой взгляд заставил Глазкова заткнуться, а я заявила, что, если он хочет, чтобы я вместе с его «сотрудниками» летела в воскресенье в Австрию и вообще оказывала ему какое-то содействие, он сейчас же покинет пределы моей квартиры вместе со стволом, на котором, кстати, полно отпечатков его пальцев, и оставит мою подругу в покое.

Илья Михайлович задумался на несколько секунд, искоса поглядывая то на меня, то на Тамарку, потом встал и двинулся к двери. Я последовала за ним. Тут как раз раздался звонок, и появился Вова. Я и отправила их на пару с Ильей Михайловичем восвояси. А сама вернулась в гостиную к Тамарке, уже доставшей из бара коньяк и две рюмки и их наполняющей.

– Откуда у тебя пистолет? – спросила я с порога, даже не подумав о том, что беременная Тамарка решила хлопнуть коньячку.

– У меня?! – завопила обычно спокойная Тамарка. – Да я тебя выдавать не хотела, дрянь ты этакая! Я молчала, дожидаясь тебя, поскольку совершенно не представляла, что говорить. А тебя все нет и нет, и никто не знал, куда тебя еще понесло. Это твой пистолет! Что ты его на меня вешаешь? Скажи лучше спасибо, что тебя не выдала! Передо мной можешь не строить целку. Во что ты еще вляпалась?!

Тамарка хлопнула коньяк, не дожидаясь меня, что было ей совсем несвойственно, и налила себе еще. А потом разревелась, закрыв лицо руками. Я же стояла, раскрыв рот. Потом наконец бросилась утешать Тамарку (что это я, в самом деле, стою). Когда она немного подуспокоилась, я уточнила:

– Ты говоришь, что это мой пистолет? Да у меня отродясь…

– Он лежал у тебя в шкафу, – сообщила она. – Сам, что ли, туда пришел? Ножками?

– В каком шкафу?

Тамарка удивленно на меня посмотрела, а потом сказала, что сегодня решила навести у меня порядок и, в частности, сложить ровной стопочкой свитера и кофты, лежавшие в одном из отделений шкафа в спальне. Там и нашла какую-то странную сумку, какой у меня отродясь не бывало и с какой она меня представить не могла. Тамарка сумку выкинула на пол, сумка как-то странно лязгнула. Подружке этот звук был совершенно незнаком, ну она и полюбопытствовала, в чем мне откровенно призналась. И обнаружила в сумке какую-то красную папку с бумагами, которая ее совершенно не заинтересовала (Тамарка и деловые бумаги – это вообще две плохо совместимые вещи), портмоне и пистолет. А потом, когда тут появилась вначале Ленка, потом Вова, а потом еще и Глазков, Тамарке пришлось вытащить оружие, а то ее плохо понимали. Вова ствол у нее успешно отобрал.

Я открыла рот, потом закрыла, потом быстро прокачала ситуацию и решила врать напропалую. Всем. А то еще неизвестно, кто и как может надавить на Тамарку. Тот же Илья Михайлович не посмотрит, что она беременна и вообще женщина, ему его дело важнее. А когда я уеду, кто сможет защитить подружку? И я тут же рассказала Тамарке, что в том шкафу у меня прятался Казанский, как раз от Ленки, а я с тех пор в шкаф не заглядывала.

– Это Игорюнин? – поразилась Тамарка. – Но как он мог забыть?!

– Если бы ты тогда тут присутствовала, поняла бы как, – закатила глаза я. – Про пистолетик мы Илье Михайловичу сообщим. Пусть разбирается с Игорюней. Главное – тебя отмыть, хотя он и не посмеет теперь тебе что-то предъявить – я ему нужна для поездки в Австрию.

Тамарка поинтересовалась планируемой поездкой и надолго ли я отбываю. Этого я не знала сама. Ответила лишь, что постараюсь побыстрее вернуться – больно мне надо помогать фээсбэшникам.

– А папка осталась, – сказала Тамарка. – Я ее на всякий случай в твой стол переложила. И портмоне с борсеткой.

– Изучим сегодня, – кивнула я, проклиная себя за то, что до сих пор не дошли руки до этой папки (несмотря на суматоху последних дней, должна была полюбопытствовать, что там хранил Ромаз Георгиевич). Я попросила описать подробно весь сегодняшний процесс появления незваных гостей. Но Тамарка стала уговаривать меня сначала позвонить Илье Михайловичу: подружка беспокоилась, все-таки раньше всегда слыла законопослушной гражданкой, и никаких лишних проблем на свою голову ей не хотелось. Поскольку телефона Глазкова у меня не было, я набрала Игорюнин, удивила его, но все имевшиеся у него номера Ильи Михайловича он мне дал. Я начала с сотового, удивила теперь уже Глазкова, он вообще мне не очень поверил, тогда я пригласила его заехать ко мне еще раз, чтобы Тамарка показала, где именно нашла пистолет. Просто она не хотела подставлять меня, пока со мной не переговорила: она же не знала, что в том шкафу прятался Игорь. Глазков пробурчал что-то нечленораздельное, заявил, что ехать ко мне больше не намерен, для начала проверит оружие, а потом уже будет со мной о чем-то разговаривать. Я молилась, чтобы этот ствол Ромаза Георгиевича (то есть Коли) оказался чистым. Как я потом буду объяснять, что из него застрелили десяток человек, если это покажет баллистическая экспертиза? Кстати, и что мне скажет Казанский, если Глазков припрет его к стенке? Ладно, сами разберутся. Для меня главное – придерживаться выбранной версии. И никому, даже Тамарке, не надо знать, откуда у меня появилась сумка с папкой и пистолетом. Портмоне с борсеткой заберу на работу и закрою в своем личном сейфе. На работе и займусь их изучением. Как я поняла, эти вещи подружку нисколько не заинтересовали и в них она даже не заглянула.

Тамарка продолжила свой рассказ о событиях, имевших место быть в мое отсутствие. Подружка очень удивилась, когда приехала Ленка, но в квартиру ее впустила, а зря. Ленка устроила скандал с порога. Она явно ехала с этой целью. В результате на Тамаркиной физиономии остались следы Ленкиных ногтей, а ее рубашка лишилась пуговиц, за исключением одной. Тамарку спас Вова, на которого мгновенно переключилась Ленка и для начала просто провела ногтями по его щеке. Ленка с Вовой остались выяснять отношения в коридоре, Вова ее пытался увещевать, объясняя что-то про Игоря, про то, что Ленка вбила эту любовь себе в голову, никто не просил ее ходить под окна «Крестов», она сама это делала и ожидала, что Казанский, выйдя на свободу, тут же бросится к ней в объятия. А у него были совсем другие планы. Потом Вова с Ленкой переместились в гостиную.

Тамарка же пулей метнулась в спальню, где оставила пистолет, прикрыв его свитерами, и сунула его под свою свободную рубашку, заправленную в джинсы, где он вполне удачно уместился. Затем она присоединилась к компании в гостиной.

По всей вероятности, Вова, отбиваясь от разъяренной фурии, не закрыл за собой дверь, не до того ему было, так что полковник Глазков вошел в мою квартиру неслышно, и псом, с ним уж знакомым, был пропущен и не облаян. Тимке явно не нравился ор в нашей гостиной в мое отсутствие. Может, пес рассчитывал, что этот дядя всех успокоит? А компания продолжала обсуждать Игорюню и его отношения с женщинами (в то время когда Игорюня как раз их развивал и укреплял с моей особой, о чем, правда, участники спора не догадывались).

Илья Михайлович не нашел ничего более разумного, чем появиться с пистолетом в руке. Может, он таким образом рассчитывал успокоить господ? Он влетел в гостиную и рявкнул: «Молчать!», а сам навел на троицу оружие.

Тамарка действовала автоматически, наверное, сработал инстинкт самосохранения, ведь теперь ей надо было бороться не только за себя, но и за новую жизнь, созревающую в ее теле. К тому же она не представляла, кто такой Глазков. Подруга выхватила пистолет и направила его на Илью Михайловича, у которого от такой прыти глаза вылезли на лоб.

Первым очнулся Вова и умело выбил оружие из рук Тамарки, пистолет тут же подхватил Илья Михайлович, а Тамарка бросилась на Вову и оставила пять следов на его второй щеке. Все происходило под визги или дикий смех Ленки, наслаждавшейся бесплатным зрелищем. Потом Илья Михайлович учинил Тамарке допрос, но она молчала, как партизанка, молясь, чтобы я скорее вернулась и взяла ситуацию под контроль. Вова переместился подальше от девушек, не желая снова испытывать на себе действие их ноготков, а Тамарка по собственной инициативе проследовала к окошку, чтобы следить за подъезжающими машинами.

И вот наконец прибыла я.

– Катя, мне точно ничего не грозит? – с беспокойством спрашивала меня Тамарка. – Может, мне лучше опять улететь на Кипр? Или меня теперь через границу не выпустят? Ты дашь мне денег, чтобы меня снова тихо провели в самолет, как тогда с ребятами?

– Насчет Кипра мысль, конечно, интересная, – кивнула я. – Может, и стоит. А насчет границ успокойся. Из-за тебя их никто перекрывать не станет. Есть и более достойные личности.

Но я тут же вспомнила, что сама должна отбыть в Австрию, и посмотрела на пса. Тамарка проследила за направлением моего взгляда, все поняла и сказала, что пока никуда не поедет, если я обещаю все уладить. Я обещала и порадовалась такому доверию подружки. Но я в самом деле не видела ничего страшного в случившемся, самым главным аргументом, конечно, был тот, что я нужна Глазкову. Вот только интересно, в каких делах успел побывать этот ствол?..

Я сказала Тамарке, чтобы она ложилась спать – устала, наверное, как собака, и испереживалась, а я сама еще должна заняться изучением содержимого красной папки. Подружка ответила, что не ляжет, пока не узнает, что в папке – ей тоже интересно. Ну как хочет, она и завтра может выспаться.

Папка была набита разнообразными документами, часть из них была на грузинском. Поскольку в этом языке я ни бум-бум, оставалось только кусать локти. Тамарка поинтересовалась, что это за язык такой, вроде бы где-то ей доводилось видеть подобный шрифт, только вот она никак не может вспомнить где.

Я пожала плечами и ответила, что не представляю и что в любом случае нам это не прочитать, а давать знать Игорюне, что у нас оказалась и папка, не следует. Тамарке я так и не сказала, что все это добро еще так недавно принадлежало Ромазу Георгиевичу.

– Но как ты ему объяснишь?.. Он же знает, что прятался тут с сумкой? – пролепетала подружка.

– Если до сих пор не вспомнил – обойдется. Дело-то было в понедельник, сегодня четверг. Мало ли где забыл. А пистолет выпал из кармана. Сделаю большие круглые глаза. Сумку бы надо уничтожить.

Не откладывая дело в долгий ящик, Тамарка направилась к мусоропроводу. А я тем временем взялась за изучение бумаг на немецком и обнаружила весьма интересную информацию, которая мне может очень пригодиться в воскресенье и в начале следующей недели.

Ромаз Георгиевич Абрашидзе оказался владельцем каких-то охотничьих угодий в Австрии, документы на которые как раз и лежали в папке. Не посетить ли мне эти угодья во время своего появления в стране? Вот только неизвестно, в какой ее части мы там будем… Хотя, по российским меркам, это в любом случае окажется не очень далеко. Ладно, сориентируюсь на месте. Найду что наврать Вове с Игорем. Например, должна совместить их дела со своими. Клиент просил. Какими делами – коммерческая тайна.

Я вынула документы на немецком из красной папки и сунула в свой «дипломат» вслед за портмоне и борсеткой. Пусть лучше хранятся у меня на работе. Мало ли кого сюда принесет из незваных гостей, а чего доброго еще и с ордером на обыск. Или с пистолетом, направленным в висок Тамарке. А на грузинском пусть остаются. Найти переводчика с грузинского в Питере сложнее, чем с немецкого (которым я владею сама), тем более что пришлось бы искать того, кто не является родственником Абрашидзе или, по крайней мере, с ними незнаком, что не так-то просто. Родственные и национальные связи у грузин очень тесные, грузин для грузина сделает в сто раз больше, чем для русского, ну и чем русский для русского.

Если же кто-то доберется до этой папки, пусть с заинтересованными лицами объясняется Игорь. Я на эти документы не претендую.

Вскоре мы с Тамаркой отошли ко сну. Я очень надеялась, что хоть в пятницу смогу полноценно поработать у себя в финансовой компании. Хорошо бы выйти и в субботу, оставить задел на следующую неделю. Не знаю, когда мне удастся вернуться.

Уже засыпая, я услышала настойчивый звонок телефона. «Забыла отключить звук, идиотка», – сказала я себе, но Тамарка уже сняла трубку и вскоре появилась у меня в комнате с перекошенным лицом.

– Что еще?! – взревела я.

– Это… там требуют Тимофея. Какой-то замогильный голос… Сказали, что… его отца будут присылать тебе по частям.

На Тамаркином лице был написан ужас, хотя ни Тимофей, ни Артем Александрович не являлись ее родственниками. Но услышать такое беременной женщине на ночь глядя, после всех сегодняшних переживаний… Звонивший наверняка не знал, что разговаривает не со мной.

– Номер не определился, – тем временем сообщила подружка.

Ну естественно.

– Ладно, ложись спать, – устало сказала я ей.

– Но как же?! Катя! Ты же понимаешь…

– А что я могу сделать? Я даже не представляю, в какой стране сейчас Тимофей.

Тамарка очень удивилась, что Прохоров мне даже не звонил, хотела выпить еще коньяку, но я ее остановила, напомнив про малыша, тогда она выпила валерьянки и наконец отправилась спать. А я долго лежала, глядя в потолок.

Глава 21

Санкт-Петербург. 16 апреля, пятница

В пятницу события развивались еще круче.

Снизу позвонила охрана, заявив, что ко мне одновременно рвутся Владимир Иванов и Анатолий Туляк, размахивая служебными удостоверениями.

– Впускайте, – устало сказала я, глянула на часы, порадовалась, что хоть время движется к окончанию рабочего дня, велела Светке готовить бутерброды в тройном количестве и варить побольше крепкого кофе.

Мужики ворвались вихрем. Я тут же поставила их в известность о том, что еда прибудет через пару минут, дабы уменьшить их служебное рвение применительно к моей скромной персоне.

Они оба выдохнули и плюхнулись в кресла. «Бедная мебель», – подумала я, слушая, как скрипит она под Вовой. Тут появилась улыбающаяся Светка, источавшая радушие, поставила огромное блюдо, на которое мужики посмотрели голодными глазами и явно с трудом сдержались, чтобы тут же не отправить в рот по бутерброду, но смогли дождаться кофе. Я предложила вначале закончить с трапезой, потому что дело никуда не убежит, бутерброды же могут заветриться, а кофе остыть.

Мы заморили червячка, и я вопросительно уставилась на немного остывших и расслабившихся господ.

– Ну? – спросила я. – С чем прибыли? Не знала, что вы знакомы.

– Да тут познакомишься. С тобой и с твоими подругами, – буркнул Вова, он же – майор ФСБ Иванов.

– Ох, Катя, ну и задала ты нам работы! – вздохнул капитан Туляк.

– А в чем дело?

Я вспомнила ствол Ромаза Георгиевича (вернее, его водителя-телохранителя) и уж грешным делом подумала, что на нем висит чуть ли не половина «глухарей» в Санкт-Петербурге, но про тот пистолет Вова с Толей даже не упомянули. Не до него было.

В общем, сегодня с утра из автомата в ментовку позвонила какая-то женщина, отказавшаяся представиться, и сообщила, что – как ей показалось – она прошлой ночью слышала в квартире Игоря Казанского выстрел. Она не уверена, но звонит на всякий случай. Представляться не желает, потому что хозяин квартиры – какой-то бандит, недавно выпущенный из кутузки или откуда-то там еще, и ей ее жизнь не надоела. Еще неизвестно – посадят его снова или нет, если б гарантированно посадили, она бы, конечно, представилась. А так – извините, господа хорошие. Давайте сами как-нибудь проверяйте, а от соседей свидетельских показаний не ждите.

Группа тут же выехала на место. И застала следующую картину.

Прямо за входной дверью обнаружился мертвый Анзор Абрашидзе. Игорь лежал у себя в спальне на кровати с уже синеющим лицом. Судя по тому, что он был полностью раздет и накрыт одеялом, он лег спать, как обычно. Да и поза его, по свидетельству Вовы, была как раз той, в которой, как правило, спал Игорь, – на животе, обняв подушку. Одежда его валялась рядом на кресле, куда он обычно ее складывал. Внимание прибывшей на место группы привлекла тумбочка в коридоре у вешалки. Там был слегка выдвинут верхний ящик, совсем чуть-чуть, не больше чем на сантиметр. В нем оперативники нашли «беретту», из которой был сделан один выстрел, и этим выстрелом, как чуть позже показала экспертиза, застрелен Анзор Абрашидзе, рухнувший в прихожей. Анзору стреляли в затылок, когда он, по всей вероятности, шел к выходу из квартиры.

Игорь был еще жив. Его немедленно увезли на «Скорой», и врачи долго боролись за его жизнь. Сейчас он находится в реанимации.

Игорь был отравлен какой-то гадостью, бутылку водки с остатками жидкости, найденную в холодильнике, отправили на экспертизу. Результат показал, что там, к счастью Игоря, не оказалось никакого яда, подсыпанного специально, просто самопал, составом которого Вова с Толей не собирались меня утруждать.

Казанский алкоголем никогда не злоупотреблял, а когда что-то пил, то уж точно не «паленую» водку. Он покупал напитки лишь в самых дорогих супермаркетах и винных магазинах, сто раз проверенных и перепроверенных. И предпочитал «Финляндию». Ну, в крайнем случае, пил что-то из продукции «ЛИВИЗа», причем купленное прямо на заводе или в фирменном магазине, но чтобы он взял в рот подобную дрянь, которую только в машину заливать…

Вове все это показалось очень странным.

В раковине на кухне остались две рюмки, на которых не оказалось отпечатков пальцев Анзора Абрашидзе. Моих, кстати, тоже, что меня порадовало. На одной рюмке – пальцы Игоря, на второй – неизвестно чьи. Причем эти же отпечатки пока неизвестной личности присутствуют и в гостиной на столике, за которым, по всей вероятности, происходило распитие спиртных напитков, и на бутылке, стоявшей в холодильнике. Эти не значатся ни в какой картотеке – уже проверяли.

– А мои? – тут же встряла я с вопросом.

– Твои у нас на всякий случай есть, – пояснил Вова. – И они тоже нашлись в квартире Игоря. Еще Игоря, Глазкова, мои и еще чьи-то. Но ты же не отрицаешь, что была там вчера? Потом я сам видел Игоря. Видел его и Глазков. Но кто-то еще приходил к нему поздно вечером. Его мы никак не можем идентифицировать.

– А Тамар… – непроизвольно открыла рот я. Ведь ее же «пальчики» должны были остаться в квартире, хотя вчера ее у Игоря точно не было.

– У нее сегодня сняли, – кивнул Вова. – Но ее отпечатков – в смысле свежих – у Игорюни нет. Ты, наверное, хочешь спросить, почему она тебе не позвонила и не предупредила, что мы можем появиться? Так ей не дали. И с ней еще беседуют.

Я рявкнула что-то про Тамаркину беременность и про то, что, если Вова, Толя и компания доведут мою подружку до выкидыша, я их с дерьмом смешаю и отрежу яйца. Вова невозмутимо заметил, что по другим странам летать моя подружка может, причем не опасаясь за свое здоровье, а как с правоохранительными органами побеседовать и помочь им в расследовании, так сразу беременна.

Я уточнила, чем, по мнению Вовы и Толи, она может им помочь. Она Игорюню травила? Какой ей резон? Вроде бы вопрос они утрясли. И не тот Тамарка человек, чтобы кому-то яд подсыпать. Толя тут же напомнил, что яда не было, просто «паленая» водка. Я заметила, что Тамарка вообще, когда еще выпивала, предпочитала хорошее вино, и уж никак не водку, а теперь и подавно в рот брать не станет (я не упомянула вчерашний коньяк), опять же по причине все той же беременности.

– Но мы должны были с ней поговорить, – промямлил Анатолий Леонидович.

Вот так всегда. Обрабатывают тех, до кого могут добраться, а преступников кто ловить будет? Некому, все заняты допросами мирных граждан. Я как раз вспомнила про вчерашний ночной звонок и спросила, какие мероприятия проводятся по поиску моего свекра. Анатолий Леонидович тут же стушевался, заерзал в кресле, но ему на помощь пришел Вова, в очередной раз поинтересовавшись, не прорезался ли Тимофей.

– Да я бы тогда вас не спрашивала, как ведутся поиски! – взорвалась я. – Тимофей бы сам примчался спасать отца. И, как мне кажется, у него бы это лучше получилось.

Я кипела гневом, Анатолий Леонидович тут же проникновенно заговорил про бедственное положение органов и что я должна понимать, я сама видела, как трудно им приходится, ну и так далее, и в таком же духе.

Я вспомнила про вопрос, который давно хотела задать, и поинтересовалась у Анатолия Леонидовича, из одного ли ствола застрелили Маринку и Ольгу Дмитриевну. Он сказал, что из тел обеих извлекли пули, которыми стреляет принятый на вооружении армии США пистолет итальянской системы «беретта». И рядом с трупом Марины тоже валялась «беретта», но стреляли из другого… Орудие убийства убийцей оставлено не было, а значит, можно ожидать, что оно будет использовано еще раз. И вообще в последнее время слишком уж часто эти самые «беретты» стали попадаться капитану Туляку: рядом с трупом Марины, Ольги Дмитриевны, Анзора Абрашидзе.

– Есть еще одна «беретта», – заметил Вова и многозначительно посмотрел на меня.

– Какая еще? – оживился Туляк.

– Скажем так: проходит по одному параллельному расследованию, – медленно произнес Вова, уходя от прямого ответа. – Не забивай голову, Толя. Если потребуется, конечно, дадим взглянуть. У нас вообще такое впечатление сложилось, что кто-то ввез в город целую партию.

Я тут же вспомнила, как Глазков говорил мне, что Ромаз Георгиевич в последнее время заинтересовался и оружием. Но вот вел ли он учет продаж? И где этот учет хранится? Может, стоит отдать красную папку Вове и Илье Михайловичу? Пусть сами переводят с грузинского. С другой стороны, а не подставлюсь ли я еще больше, если отдам ее теперь? Как объяснить, почему не отдала раньше?

– Ладно, давайте к последнему делу, – устало сказала я. – Игорь выживет?

– Надеемся, – ответил Вова. – По крайней мере, делается все возможное. В принципе, ребята приехали очень вовремя… И хорошо, что та баба позвонила с утра… А то бы еще чуть-чуть…

Я тут же прикинула, что наша поездка в Австрию вполне может отмениться, потому что до воскресенья после такого отравления Игорюня стопроцентно не отойдет. Или Глазков отправит нас на пару с Вовой? Хочу я этого или не хочу? Что для меня лучше? Вообще-то одного всегда легче обмануть, чем двоих… А я для себя уже запланировала кое-какие мероприятия в Австрии. С другой стороны, Вова может начать увиваться за мной. Приятеля-то с ним не будет. Возможно, Глазков выделит еще кого-то? Или для поездки подходил только Казанский? Я не знала, посвящал ли Вова Туляка в эти планы или нет, но на всякий случай решила пока помалкивать и поинтересоваться нашими дальнейшими планами у Вовы, когда мы останемся вдвоем.

Анатолий Леонидович тем временем достал из сумки, которую принес с собой, полиэтиленовый пакет и стал извлекать оттуда мою порванную одежду… Я пока молчала. Закончив процесс, он спросил:

– Это твое, Катя?

Я не видела смысла отпираться.

– Каким образом?.. – открыли мужчины рты одновременно.

– Следы на Игорюниной физиономии видели?

Они кивнули.

– Вот таким образом. Пока ты, – я повернулась к Вове, – копался в доме моего третьего бывшего.

– И вы?.. Игорь?.. – Вова смотрел на меня расширившимися глазами.

– Катя… – промямлил капитан Туляк.

– Без комментариев! – рявкнула я и подумала, что по возможности не следует давать знать мужикам, имеющим на тебя виды, что ты вступала в отношения с кем-то другим. Причем их знакомым. К тому же совсем недавно.

– Но я ушла из квартиры… часов в девять вечера. И сразу же поехала к себе домой. Где встретилась с тобой, – повернулась я к Вове.

– Да мы тебя ни в чем… – затараторили оба гостя. – Мы просто хотели уточнить… Мы оба решили, что это твоя одежда… И там в квартире много твоих отпечатков… В спальне. И на простыне… ну ты понимаешь… Но…

Я перебила этот поток, лившийся из обоих, попросила говорить четко, по-военному, и постараться без заиканий для начала рассказать мне, какую версию случившегося они выдвинули.

Версия была весьма любопытной. Но подтвердить ее или опровергнуть сможет только Игорь, за жизнь которого сейчас борются врачи.

К Игорю пришел какой-то человек, которого он знал. Или убедивший его в том, что им следует переговорить с глазу на глаз. Игорь согласился – явно были представлены достаточно убедительные аргументы. Человек пришел с водкой.

– Кстати, Анзор ее не пил? – спросила я.

Оба покачали головами.

Игорь с гостем выпили. По идее, в инфекционной больнице следует ожидать нового клиента.

– А не поздно уже? – спросила я. – Собутыльник-то мог вполне отдать концы. Игоря нашли, а его нет. И точка.

Конечно, тех, кто уже поступил по «Скорой», проверили, но ни одной подходящей кандидатуры не обнаружили. Игорь пока ничего сказать не может.

– А если гость не пил? – задала вопрос я.

– Игорь никогда не пьет один, – заметил Вова. – И опять повторяю: такую дрянь он взял бы в рот, только если бы ему зачем-то понадобился собеседник. Очень понадобился. Ну не обидеть, что ли… Пили оба.

Капитан Туляк добавил, что оперативники сейчас работают и в моргах, проверяя все поступающие трупы. Человек пил. И не мог не отравиться.

А дальше происходит совсем непонятное.

Кто убил Анзора?

Время смерти патологоанатом определил между часом ночи и тремя. Наиболее вероятно – где-то около двух. Но Игорь, скорее всего, в это время был уже в отключке. Более того, у него никогда не было «беретты». Он их вообще не любил, предпочитая «стечкин», да и вообще не стал бы держать оружие дома, только-только освободившись из «Крестов». Вова точно знал, что у Игоря, во-первых, не было ни одного ствола, во-вторых, ничего не было дома. И он не стал бы убивать Анзора. С ним требовалось еще поговорить. И Вова, и Игорь, и Глазков собирались это сделать. Казанский мог подраться с Абрашидзе, но следов драки в квартире нет – если не считать порванной одежды, но, как сразу же было понятно, женской. И в случае если бы хоть что-то, Вова подчеркнул последнее слово, произошло, Игорь обязательно связался бы или с Вовой, или с Глазковым. Но он этого не сделал.

Затем в разговор вступил капитан Туляк и рассказал про еще одну очень странную вещь. Из Абрашидзе вытекло слишком мало крови. Словно Анзор куда-то уходил, чтобы спустить часть крови, а потом вернулся.

– То есть вы предполагаете, что его убили в другом месте, а затем перенесли в квартиру Игоря? – догадалась я.

– Судя по всем имеющимся доказательствам, именно так и было, – кивнули оба гостя.

Скорее всего, Анзора принесли, когда Игорь лег спать – по-видимому, сам, пока водка еще не подействовала. Также принесли и пистолет, на котором не осталось никаких отпечатков пальцев. Его, по идее, специально вытерли. Возможно, все было задумано следующим образом: представить дело так, что Игорь, убив Анзора, решил в дальнейшем от трупа избавиться, пистолет протер сразу же и убрал в тумбочку, а труп оставил лежать там, где лежал, – у двери. Избавлялся бы следующей ночью, вызвав сообщников. Ну или еще как-то. Сам же в ночь убийства спокойно лег спать. Утром в ментовку звонит какая-то женщина (никто из соседей не звонил, оперативники обошли всех, кто мог бы слышать выстрел) и наводит на след. От трупа Игорь, даже если бы и не отравился, избавиться, конечно, не успел бы. Ну и пошло-поехало, колесо закрутилось. Отмывайся потом и рассказывай, откуда у тебя в квартире труп.

– Его дверь вскрыть легко? – спросила я у Вовы. – Она вообще была открыта или закрыта?

– Сейчас есть такие специалисты… – закатил глаза Вова.

– Была закрыта только на замки, – вставил Туляк. – Не на задвижку.

– А он всегда закрывал на задвижку, – заявил Вова. – То есть, скорее всего, закрывали снаружи.

– Мы считаем, что у тех, кто привез тело Анзора, были ключи от квартиры, – сказал Туляк, глядя на меня. – Нет никаких следов взлома. Поэтому сейчас ребята и разговаривают с твоей подругой.

Я стала судорожно вспоминать, не теряла ли Тамарка ключи и где она могла их оставить, чтобы с них сняли слепки. О чем и сказала мужчинам. Мне ответили, что Тамаркины ключи от квартиры Игоря ею были незамедлительно представлены, и она совершенно не представляет, кто мог бы ими воспользоваться без ее ведома.

Ключи самого Игоря нашли у него дома.

Больше ключей не было. Если, конечно, их кто-то не изготовил.

– Пока он сидел, времени было предостаточно, – заметила я.

– С его связки изготовить не могли, она же была при нем во время ареста, и ее изъяли, – заметил Туляк.

Я спросила, что господа хотят от меня. По-моему, следовало ждать, когда очнется Игорь, и разговаривать непосредственно с ним. Кто еще может дать ответы на их вопросы? Вова тут же заметил, что рассказать про появление Анзора в его квартире Игорь, скорее всего, не сможет. Капитан Туляк извлек из своей сумки два каких-то списка и протянул их мне.

– Что это?

– Поступившие с отравлениями и поступившие в морги. На пять часов вечера. Прогляди. Может, узнаешь кого-то.

Мои усилия оказались напрасными. Я не знала никого и высказала предположение, что если человек, пивший водку, знал, что она отравлена, то вполне мог, только выйдя из квартиры Игоря, отправиться на промывание желудка.

Вова хмыкнул и спросил:

– Ты понимаешь, что это обычный самопал, разлитый где-то в подвале? Навряд ли отравление было специальным. Скорее всего, хотели, чтобы Игорь покрепче заснул. И побыстрее. Чтобы не слышал, как в квартиру вносят тело. Ну или чтоб реакции его замедлились. Открыли дверь своим ключом, положили труп, сунули пистолет в тумбочку – и ушли. Это вполне можно было провернуть. А дальше разбирайся сам, дорогой. Даже если бы Игорь проснулся, что он успел бы сделать? Вскочил с постели, вышел в коридор, а незваных гостей и след простыл. И Анзор лежит, остывающий. Картина.

– Баба звонила в восемь утра, – добавил Туляк. – Как раз Игорь встал бы. Ну или проснулся. И тут приезжаем мы. Все продумано до мелочей.

То есть кто-то снова решил упечь Казанского за решетку? Вот только кто? Кто был в доме Абрашидзе, когда я сидела там в подземном этаже? Кто взял в пленники Анзора? Где его держали? Почему убили именно сейчас? Кто стрелял в меня? И где мой свекор Артем Александрович?

– Что теперь? – спросила я мужчин, переводя взгляд с одного на другого.

Мужчины пожали плечами. Они надеялись, что я смогу узнать хоть кого-нибудь из представленных мне списков. Возможно, кто-то договаривался с Игорем о встрече, пока я находилась в его квартире? Может, слышала какой-то разговор? Или Игорь при мне что-то упомянул?

– С какой стати? – ответила я, глядя на Вову.

Он пожал плечами.

У меня мелькнула мысль насчет «паленой» водки, и я поинтересовалась, ходили ли оперативники по ближайшим к дому Казанского магазинам, проверяли ли, была ли там такая партия? Ходили и проверяли, ответили мне. Не было. А искать по всему городу – умаешься.

Теперь нужно ждать одного – когда очнется Игорь. Но когда это будет – неизвестно.

– Ты пока остаешься на работе? – спросили у меня, поднимаясь.

Я кивнула. Господа попросили звонить им незамедлительно, если мне вдруг что-то придет в голову, а также если вдруг со мною свяжется кто-то, кто может дать хоть какую-то нить к расследованию.

Я обещала. Вова с Толей откланялись и покинули мой кабинет.

Глава 22

Санкт-Петербург. 16 апреля, пятница

Я давно уже отпустила секретаршу и продолжала работать, совсем забыв о времени. В чувство меня привел телефонный звонок – по городскому номеру, который обычно идет через Светку, но сейчас был переключен на прямую связь со мной.

«Неужели опять с угрозами?» – мелькнула мысль, но трубку я все-таки взяла.

– Катя! – прорыдала в трубку подруга Ленка. – Катя, мне так плохо!

Первым желанием было послать Ленку по известному адресу, причем в подробностях описать ей, что там делать. Но Ленка, как обычно, не давала мне вставить ни слова. Она рыдала и рассказывала о том, как ей плохо. Правда, извиниться передо мной за два последних «концерта» не удосужилась.

Судя по Ленкиным причитаниям, она страдала от неразделенной любви к Игорюне, оттого, что ее вообще никто не любит, к тому же она еще и заболела, у нее страшная слабость, и она сейчас со мной разговаривает лежа, с трудом произнося слова. Насчет труда я могла бы поспорить, но сдержалась, вместо этого поинтересовавшись, чем же таким Леночка больна.

– Ты всегда издеваешься! – рявкнула подружка в трубку. – Тебе ничего нельзя сказать! Ты все исковеркаешь и опошлишь! Я, если хочешь знать, прошлой ночью чуть не умерла! Я с унитазом чуть ли не до утра обнималась!

– Чего? – ошалело спросила я, а Ленка тем временем продолжала мне в мельчайших подробностях описывать весь процесс. При обычных обстоятельствах я за такие детали отослала бы ее еще дальше, чем вначале, и просто повесила бы трубку, но в эти минуты у меня в голове пролетали всякие интересные мысли.

В результате я поинтересовалась, где сейчас находится Ленка.

– Где? Где?! – заорала она. – Дома, конечно! Я лежу! Мне плохо! Я чуть не умерла! Ты понимаешь это?

Я предложила заехать навестить болящую. Она тут же соизволила заметить, что во мне наконец заговорила совесть. Я не стала уточнять, что намерена к ней наведаться совсем из других соображений, подумала, не прихватить ли с собой Вову или капитана Туляка, потом от этой идеи отказалась, решив, что с глазу на глаз Ленка мне выложит гораздо больше. А там посмотрим.

Я быстро свернула все дела, собралась, прыгнула в «БМВ» и помчалась к Ленкиному дому, не забывая поглядывать в зеркало заднего вида на предмет преследователей. Но вроде бы никто за мной не ехал.

Ленка в самом деле лежала на своем любимом диване и выглядела осунувшейся. Ее мать, открывшая мне дверь, тут же стала мне живописать, как Леночке всю ночь было худо, она ее откачивала, позвонила в «Скорую», там, сволочи, услышав, что уже сами сделали промывание желудка, сказали, что могут приехать только часа через два, а если больной хотят вызвать врача, то могут звонить в платную, чего Ленка с матерью делать, естественно, не стали.

Затем Ленкина мать увела внучку в кухню, а мы с подружкой остались в комнате. Подружка изображала из себя умирающую, пила слабый чай с сухариками, каковой предложила и мне. Я отказалась, решив, что поем дома Тамаркиной стряпни. Если та, конечно, успела что-то приготовить после всех допросов. Эх, забыла позвонить Тамарке! Ладно, если что-то потребуется – сама свяжется со мной по сотовому.

– И чем ты отравилась? – спросила я у Ленки, примерно представляя, какой ответ получу.

И услышала следующее.

– Это бог меня наказал, – вздохнула Ленка. – Я совершила страшный грех.

– Чего? – вылупилась на нее я. По-моему, Ленка никогда не была религиозной, но вполне могла свихнуться и в эту сторону.

– Ты знаешь, что приворот – это страшный грех? – спросила меня Ленка.

– Что-то слышала, – ответила я, никогда не верившая в действенность подобных методов. Мужика можно к себе привязать и без приворотных зелий. – А кого ты хоть привораживала-то? – поинтересовалась я.

– Ну как кого? – удивилась Ленка.

Я ожидала ответа. Ленка разрыдалась.

– Игоря, что ли?

Ленка, сотрясаемая рыданиями, судорожно закивала. Я думала, что у меня съедет крыша, но следовало разобраться с ситуацией до конца.

– И приворожила?

– Пока не знаю, – подняла на меня Ленка заплаканные глаза. – Баба Нина сказала, что надо ждать две недели, а потом, если не подействовало, попробовать еще один способ.

Я хотела ругаться долго и упорно и обещала себе, что на эту самую бабу Нину натравлю капитана Туляка со всем личным составом МВД и майора Вову Иванова с полковником Глазковым, если они, конечно, станут заниматься этим делом. Но в данном случае, может, и станут.

– Рассказывай с самого начала, – со вздохом попросила я.

– А ты можешь позвонить Игорю? – тут же с надеждой спросила у меня Ленка. – Спросить, как он ко мне относится? А, Катя? Ну пожалуйста! А если он тебе скажет, что страдает без меня, я тут же…

– Вначале расскажи, что ты сделала, а потом я решу, что лучше сказать Казанскому, – ответила я.

И Ленка рассказала.

Уборщица у них на работе, которой Ленка тоже плакалась на свою горькую судьбинушку (подружка вообще плакалась кому угодно – только бы слушали), призналась Ленке, что ходит подрабатывать в один салон магии – мыть полы, в основном оттирая их от воска, капающего со свечей, используемых во время всяких ритуалов. Ленка попросила ее узнать, что можно сделать в ее ситуации, и та, посоветовавшись с некой личностью, именующей себя магистром какой-то там медицины, заявила, что эксклюзивные технологии, разработанные бабой Ниной, обязательно Ленке помогут. Велено было купить бутылку водки, прихватить триста рублей и отправляться по указанному адресу.

Ленка взяла деньги из «неприкосновенного» запаса (но на такое дело она могла пожертвовать), купила в ближайшем магазине дешевой водки (на дорогую разоряться она не собиралась) и поехала в Петроградский район, где в одном из подвалов какого-то второго проходного двора и размещался салон магии. Вокруг пахло кошачьей мочой, валялись куски ржавого металла, битое стекло и еще невесть что, но указатели были яркие – золотом на черном фоне – и дорогу, после объяснений, найти было можно.

Внутри подвал был хорошо отремонтирован, здесь уже не пахло кошками, запах вообще был своеобразный. Ленка решила, что это какие-то благовония, но не стала заострять на этом внимание. В центре сидела дама-администратор, которая, выслушав Ленку, тут же отправила ее в одну из комнат, в которой и висел сертификат с обозначением всех званий бабы Нины.

Внешне бабка оказалась страшнее атомной войны, ею не только детей, врагов нельзя пугать, чтобы не стали заиками. Комната была погружена во мрак, окна в подвале отсутствовали, стены обтягивала черная ткань, на столе горели свечи, лежал череп, какие-то сушеные твари, колода карт и старинная книга, открытая посередине.

Ленке почему-то стало страшно, но бабка заговорила на удивление приятным голосом, никак не соответствующим ее внешности и возрасту.

Ленку усадили в кресло напротив бабки, та извлекла из стола средних размеров кисть, сняла верхнюю часть черепа, опустила в него кисть (как заметила Ленка, внутри находилась какая-то жидкость), потом этой кистью поводила у Ленки по лбу, помахала ею на девушку спереди и сзади, затем вытащила изнутри пузырек, на котором большими печатными буквами от руки было написано «Приворотное». Когда баба Нина открыла пробку, Ленке показалось, что потянуло какой-то затхлой водой, но она ничего не сказала. Бабка открутила пробку у бутылки водки и отлила немного в стакан, затем долила до изначальной отметки из пузырька с «Приворотным», закрутила пробку, крикнула кого-то, в дверях нарисовался тип бомжового вида, она протянула ему бутылку, тот с нею исчез, но вскоре вернулся. Крышка была сделана, как на заводе.

Бабка объяснила, что они предоставляют клиентам весь спектр услуг, чтобы привораживаемый ничего не заподозрил, и велела Ленке с этой бутылкой отправляться в гости к тому, на кого она положила глаз, и поить его этой водкой, ну и самой выпить для отвода глаз. Но, главное, чтобы он выпил побольше.

А если вдруг не поможет, пусть Ленка приходит через две недели, у бабы Нины есть и более действенные средства. Мужики, по словам бабки, попадаются разные. Некоторых, слабых, с первого раза приворожить можно, а из-за других и раз пять ходить приходится.

– У тебя как, сильный? – спросила она Ленку.

– Сильный, – сказала подружка.

К ничего не подозревающему Игорю она поехала без приглашения. Он вначале не хотел ее пускать, но она слезно умоляла, а потом пригрозила, что поднимет на ноги всех соседей и такое тут ему устроит… По всей вероятности, Казанский решил, что ему проще будет выпить с Ленкой по стопке и отправить ее восвояси.

Следуя указаниям бабки, Ленка подливала Игорюне и подливала, сама пила мало, но все-таки пила, потом ей удалось затащить Казанского в постель, но там у него ничего не получилось, он вообще заснул, лежа рядом с разгоряченной Ленкой. Подружка разобиделась в пух и прах и ушла, предварительно поставив бутылку с остатками заговоренной водки в холодильник (чтобы Игорь еще попил), а стопки оставила немытыми в раковине (чтобы Игорь ее еще раз вспомнил, когда будет их мыть).

Ленке стало плохо, когда она уже подъезжала к дому.

– На чем ты ехала? Во сколько ты была у него? – спросила я.

Оказалось, что подружка решила взять у Игорюни денег на такси (ведь должен мужчина оплатить ей дорогу домой?), заодно прихватила себе за моральный ущерб, ну и для оплаты услуг бабы Нины (сам не хочет кидаться на Ленку, пусть за приворот платит). Ленка так и не сказала мне, сколько взяла у Игорюни, но была просто уверена, что поступила правильно.

– Во сколько ты от него ушла? – спросила я.

Ленка задумалась, а потом поинтересовалась:

– Зачем тебе?

– Игорь в реанимации, – решила сообщить я. – Ты не только сама траванулась, но и его отравила. Еще неизвестно, выживет он или нет. Работает следственная бригада.

Ленка открыла рот, ойкнула, приложила правую руку к груди, тяжело задышала, а потом пролепетала:

– Катенька, ты никому не скажешь? Катенька, что же мне делать? Катенька, у меня же ребенок и мама! Они же с ума сойдут! И я же хотела как лучше.

– Благими намерениями вымощена дорога сама знаешь куда. Ты хоть понимаешь, что, если Игорь умрет, тебе светит статья за убийство? – решила я поднадавить на подружку, чтобы считала меня своей единственной возможной спасительницей и выдала все, что знает, видела или слышала.

Ленка зарыдала, ее мать тут же сунула нос в комнату и поинтересовалась, что происходит.

– Пошла вон! – заорала на нее Ленка. – Закрой дверь с другой стороны и не лезь, пока тебя не позвали!

Но не тут-то было. Мать влетела в комнату и начала вопить на Ленку. Когда Ленке плохо, так, мамочка, помоги! А как чуть получше, так пошла вон! Не пойдет вон мамочка! Не дождешься, доченька!

– Ну, где вчера была, дрянь? Так тебе и надо, что отравилась!

– Что-то ты ночью по-другому была настроена, мамочка, – ехидным тоном заметила Ленка, – когда деньги-то увидела. И порхала вокруг меня, как наседка. Вот тебе! – и Ленка показала фигу. – Ты на что там настроилась их потратить? Что ты там себе купить хотела? Во, выкуси! Я заработала. И на себя потрачу! А ты ничего не получишь! Ясно?

Я с удовольствием сбежала бы из этого сумасшедшего дома, но мне было совершенно необходимо вытянуть из Ленки все, что она знала. Может, она кого-то видела? Или в самом деле прислать сюда Вову с капитаном Туляком? Пусть с ней сами разбираются. Но, с другой стороны, Ленку было жалко… Если и валить все, то на бабу Нину и производителей водки. Ленка же ни водку не производит, ни приворотные зелья не готовит.

Мама с дочкой орали друг на друга еще минут пятнадцать, пока Ленке в самом деле не стало очень плохо и она в изнеможении не откинулась на подушку. На лбу у нее выступила испарина, вообще все лицо покрылось потом.

– Мне худо, – застонала она. – Мне худо…

И тут мама сделала поворот на сто восемьдесят градусов и стала прыгать вокруг единственной доченьки. Но внучка также требовала внимания, и, увидев, что скандал прекратился, а бабушка пылинки сдувает с мамы, она закатила истерику, и бабушка понеслась к ней, а я осталась с Ленкой.

– Катя, ты спасешь меня? – пролепетала она голосом умирающей.

– Говори адрес салона магии, – сказала я, доставая электронную записную книжку. – И в каком магазине купила водку.

Ленка ответила без запинки.

– Когда ты ушла ночью от Игоря?

– Я точно не помню…

– Вспоминай. Это нужно врачам, – врала я напропалую. – Точное время отравления.

Ленка призадумалась.

– Часа в два, – сказала наконец. – А домой приехала в половине третьего. Значит, ушла в начале третьего. По ночному городу от Игоря до меня ехать минут двадцать, не больше, так?

Я кивнула.

– А мать, когда я вошла, на меня набросилась и орала, что половина третьего. Это я точно помню. Ну и потом я до утра промывалась. А днем спала, вот к вечеру отошла немного и тебе позвонила. Катя, а Игорь правда?..

– Ему очень плохо, – честно сказала я.

– Катя, он в Боткинской, да?

Я кивнула, пока не догадываясь, к чему клонит Ленка.

– Катя, а в Боткинской передачки принимают? И меня к Игорю пустят?

Теперь уже я орала на Ленку долго и упорно. Мало ей хождений в «Кресты», они ее ничему так и не научили. Она все еще надеялась, что Игорь изменит свое отношение к ней.

– Ты лучше думай, как отвертеться, чтобы не привлекли за отравление, – наконец устало закончила я свою «лекцию».

– Что ты скажешь, то и буду делать, – ни секунды не колеблясь, ответила Ленка. – Катенька, как ты думаешь, стоит валить все на бабу Нину? А она потом на меня не нашлет за это порчу? – с испугом спросила меня Ленка. – Или родовое проклятие на семь поколений по женской линии?

Я вздохнула, покачала головой, но, поскольку Ленку мне, как частенько случалось и в прошлом, было жалко, я сказала ей, как бы поступила на ее месте. Ленка кивала, слушая меня внимательно, и обещала в точности выполнить все мои указания.

Но у меня к Ленке еще имелись вопросы, не получив ответы на которые я отсюда уходить не собиралась. Меня очень интересовало, не видела ли она кого-то, когда покидала квартиру Игоря. На лестнице, во дворе, при въезде во двор.

Подружка тут же начала мне расписывать, каких страхов натерпелась, когда выходила из Игорюниной квартиры, вспомнила, как безопасно было вокруг, когда мы учились в школе и в институте, какие тогда времена были, и никто не боялся гулять по ночам, не то что теперь.

Я прервала этот поток воспоминаний, вставив вопрос о том, закрыла ли она Игорюнину дверь, а если да, то как.

– Нет, просто прикрыла, – потупила глаза Ленка. – Я ведь не хотела брать его ключ… А у него не защелкивается… Ну кто же подумает, что дверь не заперта? И кто к Игорюне полезет? Все соседи, наверное, знают, что тут рецидивист живет.

– Он не рецидивист, – заметила я.

– Ну неважно, – махнула рукой Ленка. – Но воры же, как пишут в газетах, всегда знают, к кому идти. Кто же решится к Игорюне?

Я вначале закатила глаза, а потом задумалась. Капитан Туляк сказал, что дверь была закрыта на два замка. То есть у тех, кто привез Анзора, ключ все-таки был. Не могли они рассчитывать на Ленку. Кто же мог предположить, что она вообще там появится? И покинет апартаменты любимого. А утром дверь была закрыта. Или те, кто привез Анзора, нашли еще один комплект ключей у Игорюни? И ими заперли дверь, заодно порадовавшись, что вначале не пришлось ничего взламывать? Но лежал ли у Игоря запасной комплект на видном месте, можно будет узнать только после того, как бедняга очнется.

А Ленка продолжала рассказывать о том, каких страхов она натерпелась. Дом Игорюни – девятиэтажный, рядом с ним во дворе пятиэтажные корпуса. Ленке показалось, что она увидела две тлеющие сигареты у дома, торец которого напротив парадного Игоря. Но фонари не горели, на деревьях уже появились какие-то листочки, там вообще было много растительности, и рассмотреть точно возможности не представлялось. Ленка и не приглядывалась, а припустила со всех ног со двора на проезжую часть ловить машину.

– Ты что, не могла вызвать такси прямо к парадному?! – рявкнула я на нее.

– Такси дороже, – невозмутимо заметила подружка. – Они и за посадку берут. А с калымщиком всегда договориться можно. В особенности если поплачешься ему в жилетку. Мне вчерашний даже телефончик оставил. – Ленка хихикнула, но ее выражение лица тут же изменилось. – Но деньги все равно взял, сволочь!

Я спросила, не заметила ли подруга еще кого-то с другой стороны дома. Если за окнами Игоря следили, то должны были это делать с обеих сторон дома, поскольку его окна выходят и во двор, и на проезжую часть.

Ленка призадумалась, потом сказала, что как только она махнула рукой, с места сдвинулась какая-то темная иномарка, стоявшая у края тротуара, и притормозила перед Ленкой, но она туда не села, потому что там оказалось двое парней, не внушающих ей доверия.

– Тебя о чем-то спросили?

– Ну поприкалывались… Что-то вроде: милый выгнал, а не составишь ли нам компанию, красавица? Или там: с милым что-то не поделила, поехали с нами кататься? Я, ни слова не говоря, бросилась вперед, вылетела на шоссе, чуть ли не под колеса «жигуленку», ну, и мужик отвез меня домой.

– А те, в иномарке?

– А что те? Так и остались на месте.

Я поинтересовалась, не запомнила ли Ленка номер машины или хотя бы модель иномарки? Но она на это даже не обратила внимания, сказала только, что темная, но не «Мерседес», потому что значка впереди она не заметила.

– А зачем тебе? – удивилась подруга и тут же в ужасе спросила: – Игоря что, ограбили? И на меня свалят?! Катя, я, честно, только…

Я не видела смысла томить Ленку незнанием, да и чего скрывать? Не Ленка же убивала Анзора. Я и сообщила ей, что в квартире Казанского нашли труп Абрашидзе. Ленка тихо взвыла.

– Ко мне придут из милиции? – рыдая, в очередной раз спросила она.

– Боюсь, что да. Говори все, что рассказала мне. Про иномарку, тлеющие сигареты. И рыдай побольше, – дала я ей указания.

– Это я всегда пожалуйста, – улыбнулась Ленка сквозь слезы, а я стала собираться домой.

Но Ленка еще не закончила со своими просьбами и крикнула мне в спину. Я остановилась и посмотрела на нее.

– Ты, Катя, только, пожалуйста, не говори никому про деньги, ладно? Казанский не обеднеет, ментам тоже ни к чему, найдут и без меня на ком поживиться, а я… Мне очень кстати. Я уже все распланировала, как потрачу.

Я закатила глаза, но тем не менее обещала не выдавать подружку.

Глава 23

Санкт-Петербург. 18 апреля, воскресенье

Суббота прошла суматошно, я отвечала на вопросы Ильи Михайловича Глазкова, Вовы Иванова, капитана Туляка. Вся эта компания ездила к Ленке, изображавшей из себя умирающую. После их отъезда Ленка в истерике звонила мне и обвиняла во всех смертных грехах, будто это я хотела приворожить Казанского «паленой» водкой, натравила на лучшую подругу ментов и фээсбэшников, а также пыталась еще и свалить на нее убийство Анзора Абрашидзе. Но трубку у меня вырвала Тамарка и высказала Ленке все, что о ней думает, а также и об Игорюне, и о том, стоит ли его привораживать. Больше Ленка до моего отъезда в Австрию не прорезалась, а Тамарка обещала мне, что она ей сделает промывание мозгов, если та позвонит или заявится лично в мое отсутствие. Очень Ленке будет кстати после промывания желудка. И Тамарка, как считала она сама, еще должна Ленке пять царапин на физиономии. Прощать свой испорченный на время фейс Тамарка не собиралась, хотя Андрей Савушкин в ближайшее время и не должен был приезжать в Россию.

Прорезались и мои бывшие грузинские родственники, правда, на этот раз меня ни в чем не обвиняли, только пригласили на похороны. Я ответила, что постараюсь быть, если успею вернуться из командировки. Откровенно говоря, надеялась, что не успею. Но, с другой стороны, кто знает, сколько времени труп Анзора будут держать в ментовке? Вроде как вскрытие уже произвели, но мало ли что еще им потребуется… Анзора планировали хоронить в Питере, в отличие от Ромаза Георгиевича, тело которого уже отправили спецрейсом в Тбилиси.

Я вспомнила Марину Варфоломееву и Ольгу Дмитриевну. Их похоронами кто-нибудь занимался? Должны были бы уже предать тела земле. Я так закрутилась, что участия в организации этих мероприятий не приняла. И меня на них никто не пригласил. Да кто знал-то? Я только очень надеялась, что все уже сделано. Хотя бы Маринкиной матерью и родственниками Ольги Дмитриевны. Я дала себе слово, что по возвращении из Австрии обязательно выясню этот вопрос. И, возможно, съезжу на кладбище.

Леонид Большаков, мой третий бывший, на звонки так и не отвечал. Может, перебрался куда-то? Ни от Тимофея, ни от похитителей Артема Александровича сведений не поступало.

И вот в воскресенье с утра мы с Вовой Ивановым прибыли в Пулково-2, чтобы в одиннадцать часов загрузиться в самолет, отбывающий в Вену. Царапины на Вовиной физиономии были довольно прилично загримированы. Провожал нас Илья Михайлович собственной персоной. На прощание он заявил мне, что «Вова все знает», а меня попросил с Вовой сотрудничать.

– А что я буду с этого иметь? – с невинным выражением лица спросила я.

– Вы что, до сих пор не поняли? – уставился на меня Глазков, а потом прищурился: – У вас же, как я догадываюсь, Екатерина Константиновна, часть трудовых накоплений хранится не в родной стране? Ладно, до них, предположим, я добраться не могу. Пока. Но вы же нередко провозите через границу большие суммы в твердой валюте, не так ли? Очень крупные. Дальше объяснять?

– Не надо, – пробурчала я.

– Я тоже так считаю. Вы женщина умная и понимаете, что с нами лучше дружить. Тогда мы кое на что закроем глаза.

Я промолчала.

Когда мы с Вовой прошли таможню, зарегистрировали билеты, миновали пограничный контроль и уселись в баре, он завел разговор о пистолете, которым Тамарка пыталась припугнуть его самого и Глазкова.

– Игорь не мог его у тебя оставить, Катя, – заметил Вова.

– Да, конечно, ствол сам ножками пришел ко мне в шкаф, – хмыкнула я.

Не обращая внимания на мой ехидный тон, Вова спросил, видела ли я этот пистолет после ухода Игоря и до того, как ствол оказался в руках у Тамарки. Я придерживалась выбранной мною версии, горячо убеждая Вову в том же, что и Тамарку, и закончила речь словами, что пистолет сам появиться там не мог.

– Игорь никогда не использовал «беретту», – заметил Вова уже не в первый раз. – А это опять оружие итальянской системы.

– Что у него такая нелюбовь к известной фирме? – хмыкнула я.

Но Вова не собирался углубляться в тактико-технические характеристики, вместо этого, словно в никуда, проронил, что отобранная у Тамарки «беретта» – родная сестра той, что нашли в выдвижном ящике тумбочки у Казанского. Даже номера идут почти подряд, то есть имеются все основания предполагать, что обе пушки из одной партии. У той, которую нашли рядом с телом Марины Варфоломеевой, номера отличаются значительно, но модель та же.

Я уставилась на Иванова большими круглыми глазами.

– Да, Катя, – кивнул он, – лучше скажи сразу, откуда у тебя эта «беретта». Ее не мог оставить Игорь. И не оставлял. Я же говорил с ним, когда он пришел в себя. И Глазков говорил.

– Не знаю! – воскликнула я, продолжая придерживаться выбранной версии. – Я была уверена, что оставил Игорь… А если не он, то кто же? – И честными глазами посмотрела на Вову.

– В какой день ты впервые увидела «беретту»? – спросил Вова.

Я призадумалась. Что врать-то? Должна бы не раньше понедельника, вернее, ночи с понедельника на вторник. Полезла бы я в шкаф проверить, что за бардак устроил там Казанский? Или во вторник полезла? Что там было во вторник? Нет, во вторник меня увезли к Анзору и Ромазу Георгиевичу, дома я практически не находилась, только быстро переоделась и надела на Тимку ошейник.

– В среду, – сказала я. – И что бы ты подумал на моем месте?

– Когда вернулась Тамара? – тут же спросил Вова.

Я на него вылупилась и с трудом сдержалась, чтобы не заорать. Вове крупно повезло, что мы сидели в баре Пулкова-2, где нет никаких кабинок и находящиеся рядом могут не только видеть твое изменившееся выражение лица, но и слышать чуть ли не каждое слово, если ты только не говоришь шепотом.

– Оставь мою подругу в покое, – прошипела я, точно знавшая, откуда появилась «беретта». – Ты еще скажи, что она Анзора прихлопнула. И Казанскому вторую «беретту» подложила. А когда хлопнули сожительницу свекра и его соседку, Тамарки вообще в стране не было! Ясно?

Вова невозмутимо пожал плечами.

Но я не могла терпеть подобные обвинения в адрес подруги и стала шипеть Вове в ухо все, что думаю о нем, Игорюне и Илье Михайловиче в придачу. Вове вскоре это надоело, и теперь уже окрысился он на меня.

– Катя, ты понимаешь, что рядом с тобой действует целая банда? Понимаешь или нет? Международная, но большую ее часть явно составляют наши соотечественники. Нынешние и бывшие.

– И что? – Я не понимала, к чему он клонит.

– Есть все основания считать, что в ее состав входят два твоих бывших мужа. Может, и все три входили. Пока неясно.

– Но Тамарка-то тут при чем?

– Ты можешь лучше других понять ее мотивы, – устало проронил Вова, допивая виски. – Как женщина. Как ее подруга. Ну, например, ей нужно обеспечить свое будущее. Пока молодая. Ей обещали хороший процент. Она согласилась.

Я попыталась что-то возразить и заметила, что Тамарка всегда со мной всем делилась и советовалась по всем вопросам, включая самые незначительные.

– Да она тебе врет напропалую! – рявкнул Вова так, что на нас оглянулись.

Тогда мой спутник подхватил меня под локоток и потащил на второй этаж, с которого должна была идти посадка. Ее как раз объявили.

Мы остановились у нужного выхода, встав таким образом, чтобы в пределах слышимости не оказалось никого из пассажиров.

– И как же она мне врет? – тихо спросила я.

– Она не может иметь детей, Катя, – так же тихо ответил Вова.

Когда Вова был в больнице у Казанского и рассказал ему обо всех последних событиях, вскользь упомянув про беременность Тамарки, Игорюня обалдел и сообщил, что около года назад Тамарка проходила обследование, на котором настоял Игорь. У Казанского была мысль на ней жениться, но жениться он собирался только на женщине, которая может рожать, и он должен был знать точно, в состоянии ли это сделать Тамарка, не забеременевшая за три месяца, которые они жили не предохраняясь. Мне хотелось вставить что-то вроде: «Какая Игорюня сволочь», если заставил женщину пойти на это обследование, но с другой стороны… В принципе, я могла понять и Игорюню. Мне доводилось встречать мужчин, страшно желающих иметь ребенка, для которых наследник во сто крат важнее женщины. Правда, ни один из моих бывших мужей не настаивал на немедленном продолжении рода и, насколько мне было известно, к этому моменту детей не нажил. Ну если только Анзор…

– Она вообще не может иметь детей, Катя, – твердо сказал Вова. – Ни от кого. Я не могу тебе объяснить всех деталей, я не медик и просто их не знаю, но… Поверь на слово. Игорь нанял лучших врачей. А потом он попросил ее съехать с квартиры, ну и тут его прищучили. Тамарка тогда еще не успела съехать. И осталась там жить… Поэтому она и не носила ему передачек. Наверное, считала, что для нее все сложилось как нельзя лучше. Осталась при жилплощади… И никто ничего не знал… По-моему, она и в клинике-то лежала специально в то время, когда тебя не было в стране. А потом ничего не сказала тебе.

Я хмыкнула, глядя Вове в глаза, и решила, что должна открыть ему правду. Что он будет говорить Казанскому и будет ли говорить вообще – его проблемы.

Я рассказала про Тамарку и Андрея Савушкина, про их первую встречу десять лет назад и новую, и про то, что Тамарка год назад сама хотела уходить от Игоря и не знала, как это сделать, потому что боялась его гнева. Игорь – собственник, и еще неизвестно, как бы он отреагировал на ее заявление о желании перебраться к другому мужчине. Именно по этой причине они и делали ноги с Андрюшей, узнав об освобождении Казанского.

У Игоря ложная информация. Тамарка предохранялась, только не говорила об этом Игорю, а потом смогла убедить врачей (при материальном вливании Андрея), чтобы сказали Казанскому про ее бесплодие. Тамарка имела вполне определенную цель. И я об этом знала. Вова же понимает, что я не только не побежала к Игорю «капать» на Тамарку, а, наоборот, ее поддерживала и всячески покрывала.

У Вовы изменилось выражение лица. Прямо на моих глазах он терял веру в женщин.

– Она все эти годы любила Андрея, – тихо сказала я. – Для него она готова на все.

В этот момент открылись стеклянные двери, ведущие в переход и оттуда в самолет, и мы с Вовой присоединились к очереди желающих лететь в Вену. Иванов пребывал в полуобморочном состоянии. Если бы не я, не знаю, как бы он добрался до своего кресла.

Весь путь до Вены Иванов молчал. Я не лезла с расспросами, пояснениями, пожеланиями и предложениями и после кормежки вздремнула – почти до самого приземления.

Глава 24

Австрия. 18 апреля, воскресенье

В аэропорту Вова сразу же получил ключи от заказанной машины, мы в нее загрузились и отправились в путь.

Еще в России Глазков обеспечил Вову подробнейшей картой Австрии, и мы не сомневались, что без труда доедем туда, куда требуется. На карте все было указано исключительно четко, да и дороги, по которым мы путешествовали, отличались от отечественных. Машину вели по очереди.

Пока я сидела на месте пассажира, я стала искать на карте район расположения охотничьих угодий Ромаза Георгиевича, документы на которые на всякий случай лежали у меня в сумке.

– Чего ищешь? – как бы невзначай спросил Вова, когда я уж слишком углубилась в изучение изображенной на бумаге местности, прикидывая, как мне лучше добраться до владений бывшего грузинского родственника от городка, в котором обосновался последний муж. Расстояние-то было, судя по всему, ерундовым (в особенности по российским меркам), но предстояло подниматься в горы.

– Да так, просто изучаю местность. На всякий случай, – уклончиво ответила я.

Вова тут же заметил, что мне нет необходимости об этом беспокоиться: он сам достаточно хорошо подготовлен. Я вылупилась на него большими круглыми глазами.

Оказалось, что моему спутнику доводилось раньше бывать в этих местах, так же, как полковнику Глазкову, с которым они в последние дни многократно виделись и обсуждали возможное развитие событий.

– А как могут развиваться эти самые события? – спросила я.

– По-разному, – кратко ответил Вова. – Никто не знает.

– Меня ты хочешь использовать как приманку для бывшего мужа или мужей?

Вова неопределенно пожал плечами, а потом заявил, что я должна сказать спасибо и ему, и Глазкову, которые не поверили в то, что я увязла в деле по самые уши – хотя именно это им и пытались преподнести на блюдечке с золотой каемочкой. Но господа давно научены не верить явному решению вопроса, тем более если их к этому усиленно склоняют.

– Но… – открыла рот я.

– Катя, ты понимаешь, что несколько твоих бывших родственников и знакомых дружно спелись? А познакомились они все через тебя. Ты почему-то сумела сохранить дружеские отношения практически со всеми. Обычно с бывшими родственниками особой любви не наблюдается. А вы все так любите друг друга, что бывшие мужья даже составляют завещания в твою пользу. И оставляют тебе ключи от своих домов и квартир. В общем, полное доверие.

– А Анзор? – напомнила я.

– Анзор – исключение. Грузины – это отдельная статья. И они, по идее, работали сами по себе. Не знаю уж, как влезли в это дело. Но тоже решили, что ты увязла по самую шейку. Потом их отсекли. Ты понимаешь, почему тебя так подставляют?

– Кто меня подставляет?! Как?!

– А так, что ты везде оказываешься в самый неподходящий момент. Или, наоборот, самый подходящий. Зачем? Да чтобы потом свалить на тебя все грехи. Как ты отмоешься? Кто поверит, что ты ничего не знала? Тимофей и Леонид – не родственники. Тамарка им тоже никто. Но все знакомы с тобой, причем близко. Ты – человек в городе известный, никто не считает тебя дурой, как раз наоборот. Кто мог организовать такую операцию? Конечно, Катенька. И задействовала всех своих родственников и друзей, с которыми уже столько лет тесно общается и дружит. Большая дружная семья решила обогатиться. Теперь понятно?

Я долго думала, а потом кратко ответила:

– Нет.

Вова тихо застонал и поинтересовался, что именно мне непонятно.

– О каком деле идет речь?

Вова искоса посмотрел на меня с водительского места.

Теперь уже взорвалась я. Что Вова имеет в виду? Убийство Анзора? Так каким образом меня подставили? Убийство Ромаза Георгиевича и его охранника Коли? Да кто ж поверит, что я с ними справилась, и кто вообще мог знать, что я окажусь в том доме? Ведь те, кто совершил утренний набег на него, явно не были в курсе, что я где-то там нахожусь, иначе бы все перевернули вверх дном и добрались-таки до меня на подземном этаже, но они этого не сделали. Или хотя бы тут же сорганизовали выезд на место правоохранительных органов, которые взяли бы меня тепленькой.

Я убила Марину, сожительницу Артема Александровича? Я убила его соседку? Я взяла в заложники самого Артема Александровича? В таком случае можно узнать, где я его держу? Я сама себе звоню с угрозами?

Я подсунула Игорю «беретту»? Подбросила оружие к трупу Марины? Где-то приобрела еще одну такую же модель и держала у себя в шкафу под свитерами? Оптом я, что ли, закупаю эти милые игрушки?

Ну ладно, в последнее еще можно поверить, но во все остальное-то?

– А если все сложить воедино? – спросил Вова. – И еще добавить твое появление в цюрихском банке в самый критический момент? Ты на пару с управляющим вышла в операционный зал не раньше и не позже. Именно в ту минуту. И где теперь управляющий? Где деньги? Где налетчики?

Я призадумалась. А ведь Вова прав. Кто-то очень хочет меня подставить. Очень старается. Да, возможно, где-то было стечение обстоятельств, но ведь оно работает совсем не в мою пользу…

Одно меня порадовало: если все-таки среди организаторов дела присутствует Тимофей, с его отцом ничего не случится. Он живет сейчас где-то в укромном месте, и не исключено, что гримирует участников событий. А звонки мне – для отвода глаз. Мысль мудрая. Но как ее подтвердить? Или опровергнуть?

– Ну что? – спросил Вова. – До чего-нибудь додумалась?

Я неопределенно пожала плечами. Думать, по-моему, можно было все, что угодно, но вот как доказать? Хотя это в мои обязанности, пожалуй, не входило. Я спросила у Вовы, что он намерен делать с Леонидом Большаковым.

– Поговорить нужно. Припру его к стеночке.

– Не забывай, что мы в Австрии. И что припирание к стеночке и разговоры по душам – это наши национальные традиции. Здесь ты со своими корочками – никто, наоборот, они могут только помешать.

Вова хмыкнул и пояснил, что Леонид сейчас живет в отдельно стоящем доме, на краю маленького альпийского городка – деревни по нашим меркам. Именно в том доме зарегистрирован данный мне третьим мужем телефон.

Еще в России я удивилась, поняв, что Вова точно знает, куда нам нужно ехать: я предполагала, что мы это будем выяснять уже в Австрии. Нет, мой спутник уже в Питере назвал мне полный адрес. Но чтобы точно знать, где именно стоит дом…

Или у Глазкова тут резидент? Его-то контора имеет отделение внешней разведки… М-да, тогда мне будет несколько сложнее отделаться от сопровождающих и проехаться к владениям Ромаза Георгиевича. Ладно, сориентируюсь на месте.

* * *

Когда мы въехали в нужный нам город, Вова извлек из кармана еще одну карту с указанием улиц и номеров домов. Я просто обалдела, но ничего не сказала. А Вова уверенно вел машину. Движение было слабое, на улице народных гуляний не наблюдалось, хотя вообще-то было воскресенье и до ночи еще оставалось много времени. Да, я прекрасно знаю, как в ряде европейских стран обстоят дела по будним дням в спальных районах: пришли с работы, ставни закрыли, все сидят по домам, редкого прохожего встретишь на улице, но в выходной-то?

Может быть, все выехали на природу и еще не вернулись? Я не стала забивать себе голову этой проблемой. Для нас вообще чем меньше свидетелей, тем лучше.

– Так, в конце этой улицы должен стоять дом Большакова, – сообщил тем временем Вова.

Мы поехали дальше и… увидели огороженную какими-то щитами площадку. Высота щитов достигала около двух метров, и рассмотреть, что находится за ними, не представлялось возможным. Но не мог же Леонид обнести ими дом? Кстати, это вообще тут разрешено?

– Ты ничего не перепутал? – спросила я у Вовы.

Он покачал головой, потом мотнул ею в сторону последнего дома, который мы проезжали, расположенного метрах в пятидесяти от той точки, где мы остановились, и сказал, что он специально посмотрел номер на нем. Нам нужен следующий. И место подходит под описание, которое он получил.

– Давай вылезать. Попробуем заглянуть внутрь, – предложила я.

Мы так и сделали, приблизились вплотную к щитам и попробовали. Но не тут-то было. Щиты явно устанавливали австрийские рабочие, а не наши отечественные строители, и никаких щелей между ними не наблюдалось.

– Пошли кругом, – сказала я. – Может, найдется проход? Должен же быть вход.

Мы повернулись направо, как раз в ту сторону, где стоял предыдущий дом, и я увидела, как в одном из окон мелькнуло женское лицо. Сказала об этом Вове и предложила прогуляться к соседке, чтобы хоть что-то у нее узнать.

– Ты понимаешь, что это не наша любопытная баба, а австриячка, почти немка?! – разозлился он. – Тут не принято без приглашений заглядывать к незнакомым людям. Не в русской деревне находишься, где тебе сразу хлеб-соль на стол выставят и стакан нальют. И про всех соседей выложат подноготную.

– Но, по крайней мере, хоть что-то она ответит, – возразила я. – Причем очень вежливо.

– Иди сама, если хочешь, а я тут посмотрю, – махнул рукой Вова.

Но я успела сделать всего два шага: в конце улицы показалась полицейская машина с мигалкой. И направлялась она явно в нашу сторону… «Хоть без сирены», – пронеслась мысль.

– Не твоя ли вежливая австриячка полицию вызвала? – ехидно пробурчал Вова за моей спиной. – И что ты намерена им говорить?

– Я буду не говорить, а задавать вопросы, – прошипела я.

Рядом с нами остановилась машина, из нее выпрыгнули двое внушительного вида мужчин, с каменными выражениями лиц представились и поинтересовались, кто мы такие и что делаем в этом месте.

Мне очень хотелось спросить, на каком основании нам задают эти вопросы, но я решила не нарываться и не качать права, с обворожительной улыбкой протянула свой паспорт, Вова молча последовал моему примеру.

Но господа упорно желали знать, что мы делаем на данном месте. Я заявила, что приехала в гости к своему бывшему мужу, оставившему мне именно этот адрес и приглашавшему к себе. Но мы не понимаем, почему дом огорожен щитами.

– Ваш муж снимал этот дом? – один из полицейских кивнул в сторону щитов.

– Может, и купил. Я точно не знаю. Но он здесь жил.

– Когда вы последний раз говорили с вашим мужем?

Я ответила и посчитала, что теперь уже сама могу задавать вопросы, поинтересовавшись, что здесь случилось.

– Вы видите, что территория огорожена щитами?

А то нет, хотелось ответить мне. Меня что, принимают за идиотку?

– Дом взорвался, – сказали мне. – Поэтому территория временно огорожена.

– А Леня?! – вырвалось у меня, и я с трудом сдержалась, чтобы не схватить полицейского за грудки. – Что с Леней?!

– Ваш муж находится в клинике.

Я издала вздох облегчения, но полицейский еще не закончил и, с жалостью посмотрев на меня, произнес:

– Он пока не приходил в сознание. И мы даже не знали, кто он. В доме все сгорело. Не осталось никаких документов. Ничего. Ваш муж каким-то образом сумел выпрыгнуть в окно, но не смог далеко откатиться… Когда вы здесь появились, нас вызвали соседи, – он кивнул в сторону дома, где в окне мелькало женское лицо. – А теперь мы попросим вас проехать вместе с нами в клинику, чтобы вы точно опознали своего мужа.

Вова подхватил меня под локоток, а я спросила у полицейского, будет ли Леня жить…

– Поговорите с лечащим врачом, – ответил он. – Я могу только сказать, что он пока не приходил в сознание. Давайте проедем в клинику, вы скажете, он это или не он, а потом мы зададим вам еще несколько вопросов.

Я кивнула и села на переднее место в арендованной нами машине, чтобы следовать за полицейскими, указывавшими нам дорогу.

Мы поехали в соседний городок.

* * *

Первым отличием австрийского госпиталя от отечественной больницы была форма персонала: все ходили в голубом в противоположность нашим традиционно белым халатам, каковых я ни на ком не заметила. Персонал был исключительно вежлив, но холоден, опять же, в отличие от наших медицинских учреждений, где тебя или облают, или уж искренне посочувствуют. Все старались продемонстрировать высшую степень профессионализма, и я не исключаю, что они все прекрасно знали свое дело, иначе тут не работали бы.

Дама лет сорока проводила нас в холл, куда к нам вышел врач, представившийся доктором Хубертом Родхаммером. Он поздоровался с полицейскими, которых явно знал лично, сказал, что состояние больного не улучшилось и они не могут его допросить.

– Но он хоть что-то говорил? – спросила я. – Хотя бы в бреду?

– Он говорит на языке, который не знает никто из нашего персонала, – ответил мне доктор Родхаммер. – Нам кажется, что он кого-то зовет… Произносит что-то типа Катьа? Катия?

– Катя? – подсказали мы одновременно с Вовой.

Доктор кивнул, полицейские вопросительно посмотрели на меня. Я пояснила, что это мое имя.

– Пройдемте, – позвал меня доктор Родхаммер.

Вове велели остаться в холле вместе с одним из полицейских, с которым они объяснялись по-английски, поскольку Вова не знал немецкого, а мы с доктором и вторым полицейским пошли на второй этаж.

Я с трудом узнала Леонида.

Как несколько позже объяснил мне доктор Родхаммер, мы находились в ожоговом центре. Леонид лежал не на обычной кровати, а в некоем подобии ванны, в которой легко пульсировал специальный песок, используемый для лечения ожоговых больных. Человек, практически вся поверхность кожи которого обгорела, испытывает постоянную боль, и подобная песчаная кровать (или ванна?) приносит облегчение, по крайней мере, в ней не орут беспрерывно.

Я чуть не потеряла сознание.

Пришла в себя я только в кабинете доктора Родхаммера после того, как мне дали выпить стакан какой-то жидкости весьма специфического вкуса. Но, как мы добрались до кабинета, я, откровенно говоря, не помню.

Полицейский сидел в кресле в углу, доктор Родхаммер в своем кресле за столом.

– Вы поможете нам с некоторыми формальностями, госпожа Кудрявцева? – спросил доктор Родхаммер.

«Тут человек умирает, а вы со своими формальностями!» – хотелось крикнуть мне, но я сдержалась, понимая, что доктор и полицейский выполняют свою работу. А я должна им помочь.

– У него есть шансы? – вместо ответа спросила я. – Хоть какие-то? Только, пожалуйста, скажите честно. Я уже пришла в себя. Я не упаду в обморок. Но я должна знать. Если его возможно спасти, я найду любые деньги…

Доктор Родхаммер вздохнул, посмотрел в окно, потом на меня.

– Откровенно говоря, я удивлен, что он все еще жив, – сказал врач. – Когда обгорает такой процент кожи… Вы, русские, очень выносливые люди… Я не думаю, что он доживет до завтра. Простите.

Я вытерла слезы, катившиеся по щекам, правда, щеки тут же снова стали мокрыми. Но от меня ждали ответов на многочисленные вопросы. Я автоматически отвечала, не забывая о том, что есть вещи, о которых я не должна говорить. А Вова, как я потом узнала, отвечал на вопросы другого полицейского. Еще до поездки в Австрию мы решили придерживаться версии, что Вова – мой новый бойфренд. Его хорошо знал Леонид, с которым мы расстались друзьями (что соответствовало действительности). И Леня пригласил нас двоих на недельку к себе.

Я не знала, в какой компании он собирался тут работать.

Инженер-электронщик.

Не представляю, часто ли он бывал в Австрии и бывал ли вообще. Если только в последний год.

Не знаю, с кем он тут общался.

У меня был только его домашний телефон.

И так далее…

Внезапно в дверь постучали, она приоткрылась, и появилась женщина лет тридцати пяти. Вошедшая извинилась и обратилась к доктору Родхаммеру, сказав, что русский больной опять зовет Катью или Катию.

– Можно? – полувскрикнула-полупростонала я.

– Пойдемте. – Доктор резко встал из-за стола. Полицейский последовал его примеру. Мы побежали по коридору к нужной палате.

Я бросилась к Лене. Он в самом деле звал меня.

– Леня! Ленечка, это я! Я здесь! Ты слышишь меня? – Я рыдала навзрыд. – Леня!

Он открыл глаза и посмотрел на меня затуманенным взором.

– Катька… – простонал он. – Катька… Ты приехала… Я так тебя ждал… Слушай, Катя…

И он, напрягая последние силы, назвал мне код сейфа в подвале его дома. О существовании этого сейфа я даже не догадывалась. Леонид давал мне инструкции срывающимся голосом, а я приказывала своей памяти работать так, как не работала она никогда, потому что повторения не будет. Не будет никогда. Это понимали мы оба.

– Там все, Катька, – еле слышно пробормотал он. Я не стала уточнять, что именно.

Потом он сказал про видеокассету, хранящуюся в другом сейфе, на которой была заснята моя прогулка вокруг дома в обнаженном виде, и попросил прощения. За все…

Я видела, как он устал. Это была последняя попытка, на которую его вдохновило мое появление. Он смог… Иногда перед смертью люди находят силы… В последнем порыве… Что за бредовые мысли у меня в голове?! Он будет жить!

– Леня! – прорыдала я. – Леня, не умирай! Пожалуйста! Мы можем начать все сначала! Леня, я буду за тобой ухаживать! Леня, я сделаю все…

– Я люблю тебя, Катька, – прошептал он, закрывая глаза. – Никого никогда больше не любил. Будь счастлива…

– Леня! – заорала я.

Помню только, как тонкая игла шприца вошла мне в руку.

* * *

Очнулась в какой-то комнате, раздетая, в кровати под одеялом. За окном стояла ночь. Рядом на той же огромной кровати, занимавшей практически всю комнату, кто-то лежал, не прикасаясь ко мне.

– Где я?

– Катька? Очнулась? – послышался Вовкин шепот.

– Ты?!

«Со мной в постели? А что-то было?»

– Ну и задала ты нам работку, – вздохнул он. – Я еле отбил тебя у этих врачей, чтобы позволили отвезти в гостиницу.

Я села на кровати.

– Ты все помнишь? – спросил он.

И тут я вспомнила…

Леня. Его больше нет. И никогда не будет. Он умер мучительной смертью. Лучше бы сразу. Лучше бы не было этих страшных ожогов… Кто обрек его на эти муки?! Кто?!

Меня пытались привести в чувство в клинике.

Потом Вова нес меня на руках… Кто-то с кем-то спорил… Вова забывал английские слова, а немецкого он не знает. И добился того, чтобы устроить меня в гостинице, а не в больнице. Не из соображений ли безопасности? На себя-то он, конечно, надеется гораздо больше, чем на врачей и медсестер. Или чтобы я не ляпнула лишнего? Но это уже не имеет значения.

– Сколько сейчас времени? – спросила я.

Вова зажег ночник над кроватью, взглянул на часы и сообщил, что без пяти три. Глубокая ночь.

– В каком мы городе? В том, где клиника?

Вова кивнул.

– Гостиница совсем рядом, – пояснил он. – Здесь часто останавливаются родственники. У них ожоговые центры не в каждом городе, как ты понимаешь. Мне и позволили тебя сюда отнести потому, что близко от клиники. Сказали, что завтра зайдут на тебя взглянуть. Ты не волнуйся, Катька. Все формальности я улажу. Уже связался с нашим посольством. Ты сможешь завтра остаться одна? Или хочешь поехать со мной? Лучше бы тебе остаться, конечно… Отдохнуть. Если что – сразу же позвонишь портье. Они вызовут врача. Полежи завтра, я без тебя съезжу в Вену.

Я кивнула с видом умирающей, но мозг у меня уже работал в своем обычном напряженном режиме. Будет очень кстати, если Вова уедет на целый день. Я найду, где взять в аренду машину. И обернусь за… полдня. Другой такой возможности мне не представится.

Для Вовы я пустила слезу (что было не очень трудно в моем нынешнем положении), Вова пододвинулся ко мне поближе, приобнял. Возможно, он искренне хотел сделать это сочувствующе или дружески, но получилось-то по-другому… И мы ведь лежали в постели не в верхней одежде.

Он был ласков и нежен, несмотря на свой огромный рост и могучую силу, его руки гладили меня, обнимали, прижимали к себе, его губы покрывали мое тело поцелуями, языком он слизывал слезы с моих щек, и все это время он утешал меня, как маленькую девочку, но и как женщину… Я готова была ему отдаться хотя бы из чувства благодарности.

Но, признаться честно, после того, как все закончилось и Вова снова говорил мне ласковые слова, я почему-то вспомнила Казанского, срывавшего с меня одежду и гонявшего меня по своей квартире, с которым я сражалась до последнего, а потом отдалась ему, как более сильному, как самка победившему самцу…

«Ты – дрянь, – сказала я себе. – И стерва из стерв. Рядом с тобой мужик – мечта любой женщины, а ты думаешь о каком-то мерзавце».

Но я ничего не могла с собой поделать.

Глава 25

Австрия. 19 апреля, понедельник

На следующее утро Вова уехал где-то около восьми (десяти по нашему времени). Сразу же после его ухода я вскочила с постели, чувствуя себя абсолютно нормально, прыгнула в душ, постояла под ледяной струей, потом под теплой, растерлась полотенцем и снова была как огурчик. Спустилась в ресторан гостиницы позавтракать, потом отправилась к портье узнать насчет аренды автомобиля.

– Как вы себя чувствуете, госпожа Иванова? – заботливо поинтересовался он.

Я вначале слегка опешила, а потом поняла, что мы тут зарегистрированы под Вовиной фамилией и все, естественно, считают, что мы муж и жена. Паспорт-то у меня в гостинице никто не спросил. И сейчас у меня его с собой не было, его увез Вова в наше посольство, но водительские права у меня остались. Естественно, на фамилию Кудрявцева, которую ношу с детства и, несмотря на большое количество мужей, менять не собираюсь. Мужиков – много, а фамилия у меня одна, как еще говаривала моя мама, а до нее бабушка, которые тоже ни разу свои фамилии не меняли. И все клиенты компании знают меня как Кудрявцеву. Смена фамилии создала бы массу неудобств.

С машиной проблем не возникло. Не прошло и десяти минут, как в руках у меня были ключи, а услужливый клерк показал, какая из припаркованных перед отелем на сегодняшний день моя. Он же предоставил и карту – копию Вовиной, прихваченной спутником с собой в Вену. Я обворожительно улыбнулась клерку, быстро поднялась в номер, взяла все, что считала необходимым, загрузилась в автомобиль и рванула в Альпы.

Но уже на выезде из городка заметила, что за мной неотступно следует какая-то темно-синяя машина. Она держалась на приличном расстоянии, так что я не могла увидеть, кто в ней сидит, и даже не могла точно определить марку автомобиля.

А может быть, это просто совпадение? Людям нужно в ту же сторону, что и мне?

Ладно, посмотрим дальше по трассе.

Взгляд мой то и дело непроизвольно обращался к зеркалу заднего вида. Темная точка то удалялась, то приближалась. Откуда они взялись? Кто это такие? Что им от меня нужно?! Очень бы не хотелось, чтобы в меня снова стреляли. На этот раз попытка может оказаться успешной. И даже цвет у машины точно такой же, как был у тех «Жигулей», что следили за мной в Питере. Может, я потому и решила, что это «хвост»? На подсознательном уровне. Там следили и тут следят. Только теперь не на наших «Жигулях». Просто потому, что мы в Австрии. Может, все-таки связаться с Вовой и предупредить? Или уточнить, не он ли приставил молодцев? Честно сказать ему, куда я еду, и попросить помощников? Мой сотовый тут работает, у Вовы с собой тоже трубка, прекрасно ловящая сигналы на той территории Австрии, где нам уже удалось побывать.

Но ведь в горах связь может оборваться… Надо звонить, пока не поздно…

Но вот вопрос: кому?

Стоит ли связываться с Вовой? Да и занят он сейчас выше крыши. Не бросит же он дела в посольстве, ради которых туда поехал? Хотя может и бросить… Значит, нужно звонить в Россию. На всякий случай. Тамарке? Я не верила ни одному Вовиному слову из вчерашней речи – в смысле, что подружка, объединившись с моими бывшими мужьями, стала работать против меня. Бред собачий. Зачем ей и им это нужно? Если бы они и задумали прокрутить какую-то операцию, то и меня пригласили бы поучаствовать. В общем-то, и Тимофей, и Леонид (царство ему небесное!), и Тамарка – люди не жадные. Кроме того, им могла бы потребоваться моя помощь… Ну хотя бы в качестве консультанта.

Но что в данной ситуации может сделать Тамарка? Кому-то позвонить, если я не перезвоню ей через два-три часа? А кто станет ее слушать? Глазков? Игорь? Да и Тамарка испсихуется.

Ленка исключалась сразу же.

Глазкову? Нет, с ним лучше иметь поменьше дел. И вообще он мне несимпатичен. В данном случае это, конечно, не аргумент, но тем не менее.

Капитан Туляк? А что я ему скажу? Участвую, мол, в операции ФСБ? Но подстрахуйте меня, пожалуйста, по линии МВД. Он спросит, где я? Я ведь просто сказала ему, что уезжаю в командировку. Конечно, Вова Иванов мог сообщить что-то – я не знаю, как далеко зашло у них сотрудничество. Но что Анатолий Леонидович может на территории Австрии? И с какой стати он будет мне помогать?

Кроме Игоря Казанского, никого не оставалось. По крайней мере, ни одна иная кандидатура не приходила мне в голову. По идее, у Игоря в этом деле есть свой корыстный интерес, тянущий, по непроверенным данным, миллионов на пять «зеленью». Не просто же так он вдруг стал большим другом ФСБ? Ну и кое-какие отношения нас с ним все-таки связывают… Один вечер вместе – это, конечно, не так уж много, но тем не менее… И Игорь лучше всех сообразит, кого задействовать. Ведь у него друзья не только в ФСБ. Если надо – позвонит Вове, если посчитает нужным – еще каким-то своим товарищам. И мне просто хотелось услышать его голос. Возможно, это и было истинной причиной, по которой мой выбор пал на Казанского?

Я набрала номер сотового Игоря, надеясь, что тот у него с собой в больнице и включен.

Бог услышал мои молитвы.

– Ты как? – одновременно спросили мы друг друга, когда я представилась.

– Нормально, – бросила я и сразу же перешла к делу, попросив Игоря дать мне слово, что он не станет немедленно звонить ни Вове, ни Глазкову и вообще забудет о состоявшемся между нами разговоре, если я перезвоню ему через два часа и скажу, что у меня все в порядке.

Игорь попытался что-то возразить, но я на него прикрикнула, заметив, что у меня мало времени, связь может оборваться в любой момент и…

– Почему оборваться? – не понял Игорь.

– Потому что я поднимаюсь в Альпы. Я не знаю, будет ли там работать трубка. Может, и будет, но я не уверена. Ладно, не трать ни свое, ни мое время!

Игорь слово дал, а честью своей, насколько я знала, он очень дорожил.

Я сказала, куда еду – не объяснив только, кому принадлежат охотничьи угодья.

– Ты идиотка! – заорал в трубку Игорь. – Ты что, не могла дождаться Вову?! Какого черта тебя туда несет?

– Не могла ждать и не хотела. И все мои идеи могут оказаться туфтой. Но я должна их проверить. Сама. Ладно, Игорь, давай заканчивать.

– Катя, – тут же быстро сказал он, – у тебя возникли какие-то подозрения? По дороге? Почему ты вдруг решила позвонить? Что-то тебя…

– Да, за мной едет какая-то машина.

И я описала ее, как могла, решив, что это все-таки «Опель».

– Поворачивай назад! – заорал Игорь. – Идиотка! С тобой никто не станет считаться! Ты же знаешь, что случилось с Большаковым!

– Прости, дорогой, но я все равно поступлю так, как решила, – ответила я и отключила связь.

А темно-синяя машина продолжала неотступно следовать за мной.

В документах Ромаза Георгиевича имелся точный план охотничьих угодий, включавший и план подъезда к ним (от определенной точки на трассе, по которой я ехала сейчас). Я взяла нужную бумагу и, руководствуясь ею, сделала несколько поворотов. Оторваться от преследовавшей меня машины было просто невозможно. А может, это все-таки Вова или его люди?

Затем я подумала, что на территории угодий должен быть какой-то смотритель. Судя по плану, массив был разделен на участки, каждый из которых имел своего хозяина (или арендатора), но ведь, наверное, тут есть не только частные владения? Наверное, и просто охотники-любители, не имеющие своих постоянных баз, приезжают в эти места на день-два в сезон охоты, устраиваются в каких-то мотельчиках, или как это здесь называется? Потом, в строгом соответствии с инструкциями, выходят на промысел.

Это наши не рассчитывают ни на какой комфорт и терпеть не могут организованность. Нашего устроит палатка, открытое небо, природа, возможность от души поматериться на закат (или восход – смотря по обстоятельствам), избрав именно такой способ самовыражения. Выпить с друзьями, пообщаться, поговорить за жизнь, пальнуть пару раз, наплевав на все запреты, указы и постановления, и опять выпить – вот что такое охота для нашего человека.

Но в данной местности, как я предполагала, охотились люди совсем другого склада. Здесь охотникам наверняка предоставляются домики, оборудованные всем необходимым. И кто-то обеспечивает эти удобства. И сможет мне помочь. Или защитить меня. Как показала практика, полиция тут приезжает быстро. И вызывают ее немедля.

Надо искать. Хоть какая-то живая душа тут есть? Должна же быть?! Только вот где?!

И действительно – я вскоре нашла то, что назвала бы охотничьим лагерем. Рядком стояли деревянные двухэтажные домики, сооруженные из довольно крупных блоков. Навскидку я предположила, что в каждом из них где-то по пять-шесть комнат.

На стоянке стояли машины, у домиков ходили люди. Я поставила свой автомобиль рядом с другими и обратилась к первому встреченному мужчине с вопросом, где я могу найти смотрителя, старшего или как тут это называется. Он любезно указал мне дорогу в крайнее строение к администратору.

Там, в отдельной комнатке справа за входной дверью, сидел молодой парень лет двадцати пяти.

– Чем могу быть вам полезен, мадам? – спросил он, расплываясь в профессиональной улыбке.

Я назвала свое имя, национальность и сказала, что мои друзья, узнав, что я отправляюсь по делам в Австрию, просили выяснить, как можно организовать для них охотничий тур. Они хотели бы остановиться в каком-нибудь маленьком мотельчике, где не встретят наших соотечественников, где все тихо, спокойно, но предоставляемые условия достаточно комфортны.

Следующие полчаса я слушала подробнейший рассказ о трех небольших лагерях, которые предлагает для проживания его фирма. Мне вручили несколько каталогов, провели по домикам, в одном из которых оказался маленький ресторанчик с домашней кухней, хотя многие, сюда приезжающие, предпочитают готовить сами, запасаясь продуктами в придорожном супермаркете, до которого минут двадцать езды. Администратор пояснил, что зимой сюда в основном приезжают покататься на лыжах, вывел меня на склон, поднял в кабинке на площадку, с которой просматривались окрестности и, в частности, горное озеро.

– Очень холодное. Бр-р-р! – пояснил администратор, кивая на озеро. – Но вы же из России?

Не понимаю, почему многие иностранцы, услышав, откуда я родом, думают, что у нас по всей территории вечная мерзлота? Правда, я не стала дискутировать на эту тему с австрийцем.

Склон, с которого мы обозревали окрестности (очень живописные, между прочим), располагался совсем рядом с лагерем, только не был виден с подъездной дороги. Нет, гора, конечно, была, но подъемники и все прочее оборудование находилось с другой стороны. А насчет охотников мне объяснили, что их организованно вывозят к местам охоты в зависимости от сезона, все это рядом, а если господа пожелают, они могут арендовать отдельно стоящий домик в горах, и фирма, по их желанию, будет обеспечивать их продуктами столько времени, сколько они будут там жить, а также предоставит и горничную, приезжающую убираться каждый день, через день, раз в неделю – по желанию клиента, так что господа смогут наслаждаться своим отдыхом, совсем не заботясь о его организации.

– Можно ли купить такой домик? – спросила я.

– Нет, – ответили мне. – Домики, принадлежащие нашей фирме, не продаются.

– А в принципе?

– В принципе, конечно, можно все, – уклончиво ответил парень.

Я поблагодарила исключительно вежливого администратора, и он вышел проводить меня до машины.

Рядом с моим арендованным автомобилем стоял темно-синий «Опель». В нем никого не было. Неужели такая удача?

– Благодарю, мадам, что вы нашли время посетить нас, – пожал мне руку молодой человек. – Приезжайте. И пусть приезжают ваши друзья. Номер нашего факса на всех проспектах. Пожалуйста, бронируйте места заранее. Надеюсь снова увидеть вас.

Я поблагодарила его и рванула с места, надеясь, что смогу затеряться среди поворотов, которых, как я успела разглядеть с площадки на склоне, куда мы поднимались с администратором, тут было великое множество. Вот только не перепутать бы. План я держала на месте пассажира и все время с ним сверялась. А также поглядывала в зеркало заднего вида. «Опеля» не было!

Неужели не бросились в погоню? А вдруг они в самом деле просто ехали в тот лагерь? Может такое быть? А я, мнительная, уже нарисовала в своем мозгу картины собственного расчленения? Но после того, как я вчера увидела обгоревшего Леню… «Меня можно простить», – решила я, заворачивая уже непосредственно к угодьям Ромаза Георгиевича – или тому, что я считала его угодьями.

Вскоре я оказалась у небольшого домика, окруженного плотной стеной леса и имеющего только один подъезд – дорогу, по которой прибыла я. Вокруг домика было чисто, имелась небольшая площадка для парковки автомобилей. Я поставила туда арендованную машину, закрыла ее и направилась к входу в дом. Вежливо постучала на всякий случай, не очень рассчитывая, что найду кого-то внутри.

Мне никто не ответил. Я дернула дверь. Конечно, заперта. Ключей в папке Ромаза Георгиевича не было. А он, случайно, не оставил ключик где-нибудь под ковриком по нашей традиции? Ковриков тут не наблюдалось, но под крыльцо заглянуть следовало.

Мои надежды оправдались. В небольшой щели торчал ключ. Я достала его, вставила в замок, повернула и толкнула слегка скрипнувшую дверь. И сразу, без каких-либо сеней, оказалась в комнате с камином, видимо, служившей гостиной. Она соединялась с небольшой кухонькой, окна которой выходили на лес. Из гостиной имелся еще один выход, куда я проследовала. Короткий коридор вел в две спальни, практически полностью занятые огромными кроватями, душевую и, как я поняла, комнатку для хранения лыжного или охотничьего инвентаря, остававшуюся пустой. Из коридора имелся еще один выход на улицу, закрытый изнутри на защелку.

В общем, ничего интересного. В стенных шкафах спален я обнаружила мужскую одежду, какая-то куртка была брошена на кресло в гостиной. В большом четырехкамерном холодильнике, внешне напоминающем шкаф, имелся некоторый запас продуктов. Холодильник был включен.

Что тут можно исследовать? Что искать? Куда мои грузинские родственники могли тут припрятать хоть что-то интересное? Не пора ли мне назад в гостиницу? Я решила, что приехала сюда зря. Настроение упало. Наступила апатия. А я, дура, переживала. Нервничала, зачем-то Игорю звонила, он сейчас психует, ждет моего повторного звонка, потом еще долбать меня будет за самодеятельность и за то, что скрыла от них с Вовой и Глазковым информацию о доме. Кстати, надо опять включить трубку. Что я и сделала незамедлительно. Вот только дойдет ли сюда сигнал?

И вообще на что я надеялась? Что у Ромаза Георгиевича тут зарыт клад? Пять миллионов «зеленью» где-то припрятаны? Что я хотела тут найти, если уж быть честной, по крайней мере, с самой собой?

И тут внезапно невесть откуда, словно из-под земли, до меня донесся глухой голос, требовавший еды.

Что это?!

Говорили на французском, которым я владею довольно слабо, но элементарные фразы понять могу. Кто-то хотел есть. Но почему из-под земли?

Я стояла посреди гостиной, уже собираясь покинуть этот дом, а тут застыла как соляной столб. Голос снова повторился, и шел он со стороны кухни. В Австрии принято делать в домах подполы? А что можно хранить там в охотничьем домике?

Я рванула в кухню, присела на корточки, потом на своем плохом французском попросила мужчину снова подать голос. В первое мгновение никто не отозвался, а потом из подпола ливанул такой словесный поток, что мне уже трудно было улавливать смысл. Я только поняла, что мужчина умолял меня выпустить его. По голосу я определила, где он конкретно находится, осмотрела пол, потом отодвинула пластиковое кресло, поддела крышку подпола лопаточкой, стоявшей между разделочным столом и стеной (видимо, специально для этого и предназначенной), и открыла ее.

– Госпожа Кудрявцева! – прорыдал снизу знакомый мне голос и тут же перешел на немецкий.

А я чуть не свалилась вниз к пленнику.

Это был господин Тум собственной персоной, правда, когда-то импозантный, без единой складочки костюм управляющего цюрихским банком имел жалкий вид, а белая рубашка давно изменила цвет.

– Как вы… тут? – только и могла вымолвить я.

Я видела, что у Тума на глазах выступили слезы.

– Сейчас я помогу вам выбраться, – крикнула я и бросилась шуровать по дому в поисках хоть чего-то – лестницы, веревки, – за что Тум смог бы уцепиться. Но я-то как справлюсь? Я смогу поднять его?

– Госпожа Кудрявцева! – вдруг услышала я его голос. – Госпожа Кудрявцева!

Я бросилась назад и снова опустилась на колени перед подполом.

– Дайте какой-нибудь стул, – сказал Тум. – И я на него встану. Что тут пролезет в эту дыру?

В кухне находились только два пластиковых кресла, которые из-за широких ручек, раздвинутых в сторону, пройти в подпол не могли. В гостиной имелись только такие же кресла, в спальнях сидеть было не на чем, кроме кроватей.

У меня мелькнула идея отломать эти чертовы ручки, я сказала Туму, что собираюсь делать, и принялась за работу. Шарахнув со всей силы ногой в кроссовке по одной из них, поняла, что просто так не справлюсь – пластик-то он пластик, но надежный. Или у меня ноги слабые? Тогда я шарахнула креслом об пол – с тем же успехом. Где тут может лежать инструмент? Должно же что-то быть?

Пришлось приняться за поиски инструмента.

Но первым я нашла не молоток, а чемоданчик с аккуратно уложенными рядком пистолетами, спрятанный под одной из кроватей, куда я на этот раз удосужилась заглянуть, прикинув, где мужик может держать ящик с инструментом. Это были двойники тех «беретт», которые фигурировали в деле. Я не могла проверить, заряжены они или нет, потому что боялась нажать на что-то не то и выстрелить. Так что чемоданчик я временно оставила в первой спальне и стала искать дальше.

Кто ищет, тот всегда найдет.

Нашлись и молоток, и пассатижи, и много всяких приспособлений, явно не российского производства. Я рванула к подполу, снова занялась креслом и при помощи молотка, собственных ног, пассатижей и еще каких-то подручных приспособлений наконец смогла отломать ручки кресла.

Затем с трудом протиснула его в отверстие. Тум встал на кресло, я подала ему руку и помогла выбраться. Швейцарец опустился на пол напротив меня и закрыл лицо руками.

– Все кончилось, – мягко сказала я ему. – Сейчас я вывезу вас отсюда. Успокойтесь, пожалуйста. Теперь все будет хорошо.

Но тут мы услышали шум приближающейся к дому автомашины…

У Тума немедленно изменилось выражение лица, он резко дернулся и застонал, шепча себе под нос: «Нет! Нет!»

– Сколько их? – спросила я его.

– Был один, – бросил Тум, вскакивая на ноги. – Мы должны схватить его. Давайте спрячемся, а потом нападем из укрытия… Вы с одной стороны, я с другой. Или…

– Спрячьтесь вы, – приняла решение я, сгребая в подпол следы своих трудов и закрывая крышку. – В спальне. А я с ним поговорю. Он же увидит мою машину. Я должна разобраться, что здесь происходит.

Тум попытался вякнуть о том, что это дело полиции, но я так на него посмотрела, что он, больше не споря, рванул в указанном мною направлении. Мужик явно был сломлен и готов подчиняться.

А я с обворожительной улыбкой вышла на крыльцо.

У дома уже тормозил видавший виды «Мерседес», за рулем которого сидел мужчина с арабской внешностью. «Черт, не спросила у Тума, кто тут его держит?» – промелькнула запоздалая мысль.

У араба было очень удивленное лицо, и он пока не спешил вылезать из машины, только приспустил стекло.

– Добрый день, – поздоровалась я по-русски.

– Добрый день, – ответил он также по-русски, но с акцентом. – Вы?..

– Жена Анзора Абрашидзе, – сказала я.

Араб кивнул и покинул машину, после чего проследовал к багажнику, открыл его, извлек несколько пакетов с едой и направился к входу в дом. Я его пропустила и пошла за ним.

– Когда приедет Ромаз Георгиевич? – бросил араб через плечо.

– Никогда, – ответила я.

Араб резко повернулся и уставился на меня своими черными глубокими глазами.

– Ромаза убили, – спокойно ответила я. – И кое-что придется менять. Да оставьте вы ваши продукты! Ничего с ними не станется! Вы думаете, я сюда просто так приехала?

Араб опустил пакеты на пол посреди гостиной и плюхнулся в одно из пластиковых кресел, спиной к коридору.

– Как так убили? – спросил он. – Кто?

– Кто – пока неизвестно. Застрелили из пистолета, если для вас это играет какую-то роль. Его и Колю. Колю вы знали?

Араб кивнул с отсутствующим видом и закрыл лицо руками, как это недавно делал Тум.

И в это мгновение из спальни выглянул швейцарец. Наверное, он не смог сдержаться, увидев затылок своего мучителя.

Тум явно нашел оставленный мною перед кроватью открытый ящик с пистолетами и решил воспользоваться оружием.

Он бросился к арабу, сидящему к нему спиной, тот уловил какое-то движение, мгновенно дернулся, откидывая пластиковое кресло в сторону. Но тут уже и я не теряла времени даром и со всей силы врезала арабу носком в пах, правда, потеряла при этом равновесие и грохнулась на пол. Но швейцарский банкир с перекошенным лицом успел огреть араба рукояткой пистолета по голове. Тот рухнул на пол рядом со мной. Я добавила кулаком.

Араб издал стон и отключился, а Тум с резвостью молодого бычка рванул в спальню за простыней, которой незамедлительно принялся связывать арабу руки, и велел мне бежать за второй, чтобы связать ему и ноги.

Как только мы закончили эту процедуру, Тум вытер лоб и заявил, что мы должны немедленно звонить в полицию. Но в мои планы это пока не входило, я уже пожалела, что поторопилась освободить Тума, и твердо заявила, что для начала хотела бы услышать обо всем, что произошло с банкиром, а затем допросить араба, который, как выяснилось, говорит по-русски.

Тум опять завопил про полицию, потом про мафию, затем стал мне что-то объяснять, в конце концов подозрительно на меня посмотрел и заявил, что я, как он теперь понял, тоже состою в банде международных террористов.

Это заявление вызвало у меня приступ дикого хохота, от которого очнулся араб.

– Кто вы такая, госпожа Кудрявцева?! – в истерике кричал Тум. – Вы понимаете, что…

– Я нашла вас здесь, совершив то, что не смогли сделать правоохранительные органы вашей страны, – спокойно ответила я. – И я сдам вас с рук на руки правоохранительным органам Австрии. Вам не кажется, что обязаны мне жизнью?

Тум не понял, при чем здесь Австрия. Бедняга, он даже не знал, в какой стране находится.

– Кто вы? – устало спросил Тум. – На кого вы работаете?

Араб принял сидячее положение и тоже уставился на меня, желая получить ответ на этот вопрос.

Я вспомнила, как часто подумывала о том, что из меня мог бы получиться этакий новорусский вариант Маты Хари, и заявила:

– Я – агент русского КГБ.

Кажется, мне удалось произвести впечатление.

Глава 26

Австрия. 19 апреля, понедельник

Араб с Тумом уставились на меня выпученными глазами, потом Тум пролепетал:

– Госпожа Кудрявцева, госпожа Кудрявцева, но как же так?.. Вы же с нашим банком…

– Вы не удовлетворены нашим сотрудничеством?

– Нет, ну что вы, ну что вы… Но я, госпожа Кудрявцева, никак не мог предположить, что столь очаровательная леди…

Араб усмехнулся и заметил, что, во-первых, шпионка должна быть очаровательной, а, во-вторых, КГБ всегда вербовал самых лучших. И до сих пор его щупальца растянуты по всему миру. Ну и в Швейцарию в частности, куда теперь многие «новые русские» активно переводят средства, чтобы не оставлять их в своей стране. Но КГБ следит за ними зорким оком.

Тум внезапно схватился рукой за сердце и стал жадно хватать ртом воздух. Бросив на швейцарца беглый взгляд, араб выругался (по-русски) и сказал:

– Опять приступ!

«Только этого мне не хватало», – подумала я, пожалев, что ляпнула про КГБ (возись теперь с Тумом!), и резко повернулась к арабу, поинтересовавшись, есть ли в доме лекарство.

– Да для этого придурка специально покупал! – рявкнул араб со злостью и дал мне точные указания, где оно хранится.

Я бросилась в указанном направлении, быстро нашла нужную упаковку, кинулась к Туму, сама положила ему под язык таблетку, но опасалась, что ее будет недостаточно. Ведь «Скорую» вызывать было нельзя…

– Еще есть что-нибудь? – спросила я у араба.

– Да вроде бы он все выпил… Если только ополоснуть бутылочку. Или я ее выбросил уже?

Теперь я бросилась к черному полиэтиленовому мешку с мусором, стоявшему в ведре на кухне, оглядела содержимое, которого, к счастью, оказалось не так много. Бутылочка торчала справа. В любом случае это был единственный пузырек в груде мусора. Я его извлекла, глянула внутрь – там оказалось не больше двух капель. Отлив из стоявшей на кухне канистры немного воды в рюмку, я уже из рюмки влила воду внутрь пузырька, поболтала и вылила назад в рюмку, затем вернулась к Туму и заставила его выпить.

Цвет лица швейцарца мне совсем не нравился.

– У него часто приступы? – повернулась я к арабу.

– Один был. Сильный. Когда стреляли.

Я хотела выяснить, кто и когда, но решила, что еще успею это сделать. Пока следовало довести швейцарца до кровати. Я помогла ему подняться, и он всем своим довольно внушительным весом фактически повис на мне. Развязывать араба, чтобы помог, желания не было, и я из двух зол выбрала меньшее, решив, что доберусь с Тумом до одной из кроватей. Правда, на ближайшую решила его не класть, так как перед ней был разложен чемоданчик с «береттами», на который Туму лишний раз смотреть не следовало (из разных соображений, включая усиление сердцебиения), и я потащила его в следующую спальню, уложила поверх одеяла, сняла с него ботинки, расстегнула пояс на брюках. Пусть полежит, оклемается, а там посмотрим.

Затем я вернулась в гостиную, где на полу сидел араб. Ему я помогла занять кресло, которое освободил Тум.

– Врача вызывать не собираешься? – усмехнулся араб. – Или как? Трубка с собой есть? Из этого дома не позвонить.

И тут я вспомнила, что давно должна была перезвонить Игорю. Или у меня еще есть время? Я глянула на часы. Ура! Успеваю.

– Ты что, сдурела?! – заорал араб, увидев, как я выхватила из кармана трубку и запустила автонабор номера. – В самом деле, что ли, в «Скорую»? Ты хоть понимаешь, дура…

– Ты бы еще сказал – в полицию, – хмыкнула я.

Араб внимательно посмотрел на меня, потом тоже хмыкнул и стал ждать, когда я дозвонюсь. Явно хотел узнать, с кем я намерена беседовать. Вернее, о чем.

– Игорь, – сказала я, как только Казанский ответил, – со мной все в порядке… Нет, Вовы не нужно… Ну, если бы рядом был ты, герой моих грез… Все, дорогой, прости, но сейчас мне некогда с тобой разговаривать. Да, заеду, как только вернусь. Целую, обнимаю.

Я отключила связь, но не трубку и посмотрела на араба.

– Ну что, поговорим? – спросила я у него.

– А договоримся? – прищурился он.

– Это зависит от тебя. От того, как ты будешь отвечать на мои вопросы.

Но первый вопрос задал он. Его интересовало, кому я только что звонила. Я удовлетворила любопытство пленника, пояснив, что он со товарищи обчистили ячейку именно Игорюни, интересы которого я в данном случае представляю.

– А как же КГБ? – усмехнулся араб.

– Канул в Лету, – ответила я.

– Понял, – сказал араб. – Но у меня тех денег все равно нет. Нам отдали только то, что мы взяли у кассиров, даже не уточняя, сколько там было, и еще компенсировали все организационные расходы.

Я ждала продолжения.

– Ну и еще по чуть-чуть, – добавил собеседник, представившийся Саидом.

– А сколько думаешь получить за Тума?

Саид пояснил, что Тума планировал взять на себя Ромаз Георгиевич, а Саид, так сказать, охранял и сохранял швейцарца в любезно предоставленном Абрашидзе доме. Изначально вопросом выкупа собирался заниматься Али, брат Саида, так же как в других подобных случаях в прошлом. Я попросила рассказать мне все с самого начала.

Саид стал набивать себе цену, прекрасно понимая, что я не намерена сообщать о нем и Туме ни в какие правоохранительные органы никакой страны и что я не буду его пытать каленым железом или наносить какой-либо вред его молодому организму.

– Значит, так, дорогой, – прервала я низвергавшуюся на меня Ниагару аргументов. – Могу тебе сказать честно: украденные вами бабки меня мало волнуют.

Саид уставился на меня округлившимися глазами, приоткрыв рот. В такое он поверить не мог. Для него существовал один принцип: все из-за бабок, и точка. И я же сама только что заявила, что представляю интересы Игорюни.

А я пояснила, что к сегодняшнему дню убили двух моих бывших мужей, я опасаюсь за жизнь третьего, а также меня волнует благополучие еще одного кандидата на мою благосклонность. Человека, известного Саиду заочно. Мне он нужен живой. Целый и невредимый. А бабки Игорюня еще заработает. Ну или… возможно, тут следовало употребить другое слово, правда, данный факт особого значения не имеет. Смысл в другом: мне мои мужики нужны. Ну и самой, естественно, пожить еще хочется.

– У тебя гарем наоборот? – не понял Саид. – Или как там это называется?

– Полиандрия, – подсказала я, – но это когда несколько мужей одновременно, а у меня по очереди.

Я вкратце рассказала ему историю своей семейной жизни, упомянув про незавидную участь Анзора Абрашидзе и Леонида Большакова.

Саид присвистнул, что-то прикидывая в уме, потом поинтересовался, не из-за меня ли Анзор провел несколько молодых лет своей жизни в местах не столь отдаленных. Я кивнула. Саид усмехнулся и заявил, что в таком случае обо мне наслышан.

– Тебя Ромаз уважал. И Анзор уважал. Ни про одну бабу не вспоминали никогда, а про тебя часто говорили… Ну не совсем в восторженном тоне, больше ругали, но… Значит, ты – Катя?

Я кивнула и заметила, что меня также интересует история знакомства Саида с Ромазом Георгиевичем и прочими членами клана Абрашидзе. Ее Саид тут же рассказал, не видя необходимости скрывать.

Как выяснилось, покойный Ромаз Георгиевич (относительно упокоения которого Саид очень переживал) частенько нанимал Саида и его арабских родственников для выполнения ряда поручений. Представители двух огромных семейных кланов познакомились давно: кто-то с кем-то вместе учился в Ленинграде, Саид сейчас уже не мог сказать, кто, когда, где. Сам Саид учился на инженера железнодорожного транспорта, таким образом и выучил русский, на котором изъяснялся довольно прилично. Я считаю, что мне повезло: по-французски я говорю плохо, по-английски, как признался сам Саид, он в состоянии изъясниться на некоторые обиходные темы, но не так чтобы очень хорошо. Арабского же я не знаю вообще.

Два семейных клана сотрудничали давно и по разным направлениям. Саид с родственниками специализировались по террористическим акциям на территории Европы, в частности в отношении моих соотечественников – по поручению, опять же, моих соотечественников. Как конкретно делались заказы, Саид не знал. Он – простой боевик, выполняющий приказы старших.

Ромаз Георгиевич в последние годы вовсю специализировался на поставках оружия. Покупал, продавал, ввозил в Россию, вывозил из России, ввозил в другие страны, вывозил оттуда, снабжая террористические организации, банды и просто нуждающихся граждан. Делец по натуре, Ромаз Георгиевич перепробовал торговлю разными видами товаров и остановился на том, что приносит максимальные прибыли в кратчайшие сроки.

Сотрудничество двух семейных кланов было тесным и плодотворным. Но, естественно, каждая семья имела немало и других контактов.

– Как Ромаз Георгиевич влез в ограбление цюрихского банка? – спросила я.

– Он не имеет к нему никакого отношения, – ответил Саид.

– То есть?

Саид замолчал, явно прикидывая, что мне ответить. Мне надоело ждать, и я прикрикнула, чтобы он поторапливался.

– А мне спешить некуда, – ухмыльнулся араб. – Ты знаешь, что на Востоке…

– Заткнись!

– С удовольствием.

Я выразилась покруче. Саид хохотнул.

– Значит, так, дорогой, – заговорила я резким тоном, – повторяю: бабки, которые вы сперли в Цюрихе, меня не интересуют. С этим пусть мой милый разбирается лично.

– Твоя цель? – кратко спросил Саид. – Я не понял, что там с твоими мужьями.

– Мне нужен ваш заказчик ограбления цюрихского банка, – ответила я.

– Так я же тебе объясняю, что не знаю, кто он! – заорал Саид. – Сам бы с радостью назвал. Наши его уже ищут по своим каналам. Думаю, будут не против, чтобы и ты тоже подключилась через свои связи.

– Не поняла? – вопросительно посмотрела я на Саида.

Он вздохнул и продолжил свой рассказ.

Несколько раз он со своими родственниками выполнял задания в компании двух русских парней – неких Кости и Саши. В тех случаях заказчиком всегда выступал один русский – тот, что заказал и ограбление в Цюрихе. Как предполагал Саид, русский заказчик не до конца доверял арабам и желал иметь при них своих смотрящих. Следует отдать должное Косте с Сашей, они активно принимали участие непосредственно в операциях и лучше арабов управлялись с электроникой, к тому же всегда были снабжены новейшими достижениями техники, о каких Саид с родственниками могли только мечтать. В общем, сотрудничество удовлетворяло обе стороны, и, поскольку приносило прибыль, никто не возмущался. Но и не доверял до конца представителям другой национальности.

Что касается цюрихской операции, там все было рассчитано по минутам, и расчет заказчика, руководившего операцией лично, оказался идеальным. Все прошло как по нотам.

– Вы его самого не видели? – настойчиво поинтересовалась я.

Саид покачал головой и пояснил, что им давались команды по рации. Но заказчик тогда находился где-то рядом. В Швейцарии, в Цюрихе.

– А Костя с Сашей его знают лично?

– Я думаю – да, – сказал Саид. – Но… Да, наверное, знают. Уж, по крайней мере, знают, как на него выйти. Думаю, встречались с ним. Ах да! Они как-то говорили, что он их обеспечивает всей электроникой. Не по почте же присылал? Но сами они как сквозь землю провалились!

И Саид недвусмысленно высказался относительно матерей Кости и Саши и его вступления с ними в сексуальные отношения.

А у меня в голове мелькнула шальная мысль. Я вспомнила Леонида, своего третьего, лежащего сейчас в австрийском морге…

Почему я не сообразила раньше? Почему не слушала Вову и Глазкова, когда они упоминали моих бывших мужей? Леонид с Тимофеем на всех парах рванули из страны. Сколько взяли из ячейки Казанского? По прикидкам Ромаза Георгиевича – около пяти миллионов «зеленью». Так чего же моим бывшим мужьям (или только Леониду) не жить в дальнейшем в свое удовольствие? То-то они расщедрились с завещаниями в мою пользу. Но Леня уже никогда ничем воспользоваться не сможет…

Да, он вполне мог быть организатором этого ограбления. Где еще найдется такой специалист по электронике? Я не могла оценить его талант в полной мере, потому что сама в этих делах не особо разбираюсь, но ведь к нему обращались все мои знакомые, желавшие установить сейфы, а какие он придумывал сигнальные системы! Справился и с цюрихским банком. Электросхема, конечно, нужна была – или что-то из той же оперы. Но он мог каким-то образом достать или купить ее. Или сумел изобрести что-то универсальное. Леня мог. Я знаю. Кто же еще?

Полковник Илья Михайлович Глазков обмолвился недавно, что с радостью взял бы Леонида на работу. Но разве Леня пошел бы к нему? Мой последний был очень независимым человеком, терпеть не мог находиться у кого-нибудь в подчинении. Он был волком-одиночкой.

Но почему он пошел на преступление?

Насколько я его знала, он никогда не стремился к обогащению, все деньги тратил на приобретение каких-то деталей, на свои разработки. С его умелыми руками он всегда мог заработать столько, сколько требовалось. Зачем ему было организовывать ограбление банка?

Я могла предположить только одну причину: чтобы проверить себя. Для собственного удовлетворения. Самоутверждения. Утереть нос швейцарцам. Показать, что ни один швейцарец не изобретет того, с чем не сможет справиться русский мужик.

Но Леня мог работать в паре (или компании) с кем-то еще. Скорее всего, так и было.

И работал он с тем, кто был заинтересован в ограблении именно Казанского.

А потом этот кто-то решил избавиться от Лени, потому что тот слишком много знал.

Этим человеком вполне мог оказаться мой предпоследний, Тимофей. С Леонидом они были хорошо знакомы. Тимофей, насколько мне было известно, несколько раз обращался к Лене – чисто профессионально. А Тимофей опасался Казанского. Мог мой предпоследний пойти на убийство последнего? За такие бабки? И чтобы Леня навсегда замолчал? Леня с Тимофеем ведь не родственники, и я не знаю, как на самом деле они относились друг к другу, хотя бы из-за того, что оба были женаты на мне… Нет, меня им делить не приходилось, я познакомилась с Большаковым уже после развода с Прохоровым, но кто знает, что было у них в головах?

Почему они оба вместе дернули из страны, узнав, что Игоря выпустили? Ведь неспроста?

Тимофей объяснял мне что-то про то, что потерял выданные Игорем деньги, вложив их не в то дело… Нес какую-то ахинею про каких-то «шефов» Казанского. Я, например, вижу только шефов из ФСБ, с которыми Игорь сейчас активно сотрудничает. Леонид же молчал. Он вообще не любил врать, предпочитая лучше не сказать ничего.

Они вполне могли работать вместе. И давно. И если я не могла представить Леню в роли грабителя, то Тимофея – вполне.

Но мог ли Тимофей поступить так жестоко?!

Если речь шла о его жизни… И о нескольких миллионах долларов… Я должна была признать, что да.

И ведь мне второй бывший не звонил, чтобы сообщить свои новые координаты. Он исчез. Как, видимо, и намеревался. И решил замести следы. Убив Леонида. Но неужели он хотел убить и меня?! За что?!

Я все равно не могу обвинять Тимофея, не имея точных доказательств! Я должна их найти! А для этого, по идее, необходимо каким-то образом выйти на этих самых Костю с Сашей. Если уж мне никак не связаться лично с Тимофеем.

Но, если подумать, Леонид назвал мне код его тайного сейфа в подвале под нашим коттеджем… Какая-то информация там должна быть… Я очень надеюсь… Правда, рассчитывать на это не следует, нужно вытянуть из Саида все, что ему известно. И когда я еще смогу вырваться в Австрию? И Швейцарию?

Для начала расспросим про русских напарников, которых Саид явно недолюбливает. Вон как только что матерился при их упоминании.

– Они тебе чем-то… – подала голос я.

– Слушай по порядку, – перебил меня Саид, затем попросил дать ему попить, я принесла воды, напоила его, но ни руки, ни ноги так и не развязала. Он пока больше не настаивал на том, чтобы я его освободила.

– Ты тоже тогда была в банке, да? – уточнил Саид.

– И меня хотели взять в заложницы, – усмехнулась я, вспоминая. – Но когда я по-русски послала одного из грабителей по матушке, меня оставили на полу. Зачем им – и вам – русская заложница?

– Ромаз тобой восторгался, – вспомнил Саид. – Когда фотографии смотрел. У Ромаза Георгиевича есть пакет фотографий, сделанных с пленки, на которую велась видеозапись. Пока Али не расстрелял видеокамеры.

Я спросила, не знает ли Саид, откуда мой бывший грузинский родственник их взял.

– Купил у кого-то, – ответил Саид. – Как всегда делал Ромаз.

– Здесь? Ну то есть в Швейцарии?

– Не знаю, – вздохнул Саид. – Этого тебе теперь уже никто не скажет, если и Ромаз, и Анзор мертвы. Но Ромаз всегда находил человека, с которым можно договориться, и интуитивно чувствовал, сколько ему нужно предложить. Жалко его. Хороший был мужик.

Мне тоже было жалко, но следовало возвращаться к делу.

В общем, они взяли Тума в заложники, быстро рванули в арендованный в окрестностях Цюриха дом, естественно, предварительно поменяв машины, а потом вывезли Тума из Швейцарии в Австрию.

– Но ведь все дороги же мгновенно перекрыли! – удивилась я. – Каким образом?

Саид только усмехнулся и пояснил, что подобное им удавалось провернуть уже не один раз. Есть, так сказать, свое ноу-хау.

– Поделись опытом, – попросила я с усмешкой. – Может, когда воспользуюсь?

Саид тоже усмехнулся и сказал, что Тума загримировали под больного старого араба, усадили в машину вместе с Али – двоюродным братом Саида, младшей сестрой Али и его женой, и они все вместе тронулись в путь.

– И он молчал? – кивнула я в сторону спальни.

– Так его накололи, – как само собой разумеющееся ответил Саид.

– Может, после ваших уколов и сердце у него зашалило? – спросила я.

Саид покачал головой и твердо заявил, что в данном случае причина совсем в другом. Нет, наверное, у Тума оно и раньше было не очень здоровым, а тут столько переживаний… Но приступ случился в другой ситуации, уже в Австрии.

Тут они обосновались в доме, похожем на тот, в котором мы теперь находились, так же плотно окруженном стеной леса. Дом давно принадлежал одному из членов семейства и использовался в общих целях.

В один прекрасный день Саида отправили на машине за продуктами.

– Ты что, младший? – спросила я.

Он кивнул.

В общем, был мальчиком на побегушках. «Шестеркой»?

Но это поручение спасло Саиду жизнь.

Пока он ездил за продуктами, кто-то устроил в доме кровавую бойню. Расстреляли всех его родственников, там находившихся.

– А где был Тум? – спросила я. – В подполе сидел?

Саид покачал головой. Тогда еще Тума холили и лелеяли, после первого дня не кололи, естественно, не били. Сажали за общий стол, очень вежливо с ним общались, но без присмотра не оставляли, хотя и понимали: куда он сбежит в Альпах? Тум даже не представлял, в какой стране находится.

Когда Саид вернулся, он застал жуткую картину: все его родные лежали в лужах собственной крови. Кто в одной комнате, кто в другой, убитого на крыльце брата затащили в дом, о чем свидетельствовал кровавый след.

Туму явно повезло. Один из братьев Саида, сраженный очередью, упал на швейцарца, и они оба рухнули на пол. Тум потерял сознание, потом очнулся и прислушался к голосам.

В доме находились двое мужчин, говоривших на неизвестном Туму языке. Как понял Саид, это был русский: он произнес Туму несколько фраз, включавших русский мат, и Тум узнал недавно слышанные и многократно повторенные слова. А двое мужчин, ворвавшихся в дом, проверяли шкафы и другие укромные места. Тума они приняли за мертвого: его залило кровью Али, а когда налетчики на него смотрели, он еще оставался без сознания. К его счастью, контрольных выстрелов не делали.

Мужчины забрали деньги, находившиеся в доме, и отбыли.

Тум узнал одного из русских, устроивших бойню: именно этот человек взял его в заложники, а потом в удаляющейся от банка машине снял маску. Второго он не помнил, к тому же тот ехал в другой машине, и еще в Цюрихе русские с арабами разделились.

Для Саида не было сомнений, кто убил его родных. Костя с Сашей, бывшие напарники. Но действовали они явно не по собственной инициативе, они вообще всегда строго следовали инструкциям. «Шеф велел делать так», – любили говорить они.

Саид схватился за голову. Он не представлял, что ему предпринять. Обычного телефона там не было, так же как в доме Ромаза Георгиевича, а сотовый, принадлежавший Али, он почему-то найти не смог. Не исключено, что его забрали Костя с Сашей. О том, чтобы вызывать австрийскую полицию, речь, естественно, не шла. Надо было звонить родне. Но не бросишь же Тума, за которого арабы рассчитывали получить деньги? И оставаться в доме было тоже опасно. Саид не исключал, что в любой момент может нагрянуть полиция. Он же не знал, с глушителями стреляли или без, а звук выстрелов тут может разнестись на большое расстояние… Правда, он рассчитывал на то, что Костя с Сашей все-таки использовали глушители. Но ведь они сами или их таинственный шеф могли придумать какую-то подлянку: например, анонимно сообщить в полицию, что это родственники Саида устроили ограбление цюрихского банка, а теперь что-то не поделили между собой. Это подтвердилось бы трупом управляющего, которого Костя с Сашей явно считали убитым.

В общем, Саиду нужно было сматываться, и поскорее.

Саид стал судорожно размышлять, куда податься (вместе с Тумом), и вспомнил, что у Ромаза Георгиевича в Австрийских Альпах также имеется домик, в котором Саиду доводилось бывать дважды.

У швейцарца тем временем началась истерика, и он вопил, что нужно вызывать полицию. Саид хорошенько врезал ему по физиономии, это заставило банкира заткнуться, переложил купленные продукты из багажника на заднее сиденье, связал и загрузил Тума в багажник, что удалось с трудом, потом забрал из дома кое-какие свои вещи, документы на себя и на родственников, чтобы в случае чего их не могли опознать, и рванул искать домик Ромаза Георгиевича.

После некоторого блуждания нашел. Так же, как я, обнаружил ключ. Перед тем как вызволить Тума из багажника, осмотрел дом в поисках места, куда он мог бы поместить швейцарца: Саид не решался оставлять его не связанным, а держать все время связанным было бы неудобно. Обнаружил подпол, кинул туда матрас и подушку, а потом приволок Тума, пребывавшего в полубессознательном состоянии.

Закрыв Тума в подполе и оставив ему воды и какой-то еды, Саид снова прыгнул в машину и понесся в ближайший населенный пункт звонить родственникам, чтобы получить указания и попросить денег – наличка у него практически кончилась.

Ближе к ночи двое старших приехали в дом Ромаза Георгиевича выслушать Саида и принять какое-то решение.

Всю ночь они втроем пытались откачать швейцарца, что им в общем и целом удалось. Но на следующий день старшим нужно было уехать. Правда, до их отъезда внезапно появился Ромаз Георгиевич со своим вечным телохранителем Колей. Арабам ничего не оставалось, как ввести его в курс дела, раз уж они воспользовались его домом и хотели бы попользоваться и в ближайшие дни, так как Тума трогать было пока нельзя. Ромаз Георгиевич щедро махнул рукой: пользуйтесь, правда, тут же добавил, чтобы не забывали о процентах.

Старшие решили немного подзадержаться и обсудить ситуацию с Ромазом Георгиевичем, имевшим в России более надежные контакты, чем они. Родственников Саида больше всего волновал вопрос кровной мести. Ромаз это прекрасно понимал и обещал помочь.

Таким образом семья Абрашидзе влезла в это дело, за что Ромаз Георгиевич, Анзор и Коля поплатились жизнью.

После разговора со старшими родственниками Саида Ромаз пробыл в Австрии еще пару дней (он приезжал сюда по каким-то своим делам, о которых, естественно, Саиду не рассказывал) и улетел в Россию с обещанием поддерживать связь. Саида снабдили мобильным телефоном и оставили с Тумом.

Именно Тум рассказал родственникам Саида, кто устроил расстрел. Саид вообще очень боялся, что подумают на него или обвинят в том, что он остался жив, когда все остальные погибли.

Сегодня с утра Саид отправился за продуктами, а потом встречался с какими-то другими своими родственниками, вроде бы вышедшими на след русских, снова оказавшихся в Австрии. Ну или отсюда не уезжавших.

– Где ты с ними встречался? – спросила я.

– Да не все ли равно? – Саид махнул рукой. – Есть тут что-то вроде кемпинга. Ну я не знаю, как назвать.

Тогда я сама примерно описала охотничий лагерь.

– Похоже, – сказал Саид. – Но тут подобных лагерей… Ты что, хочешь с моими родственниками встретиться? Тогда лучше со старшими. Могу дать координаты. Вон в той куртке потайной карман…

Я достала бумажку с информацией по старшим, потом извлекла из своей сумки электронную записную книжку и внесла в нее данные.

– Я понял, что тебя интересует только заказчик, – заметил Саид.

Я кивнула и на всякий случай спросила, не родственники ли Саида (любые) постарались в доме моего последнего мужа. Он покачал головой.

– Не наш стиль. Мы обычно действуем покруче. Знаешь, как в боевиках. Ну там налет и все такое прочее.

– Костя с Сашей?

Саид пожал плечами и сказал, что вполне могли постараться. Он просто не знает.

– Есть еще вопросы? – спросил араб.

Я задумалась. Кажется, больше ничего он сообщить мне не мог. Если мне и следует с кем-то встретиться, так с его старшими, чтобы обговорить совместный план действий. В любом случае следовало торопиться.

– Может, ты меня развяжешь? – спросил Саид. – Вроде бы мы теперь союзники?

– А где гарантия, что ты не врежешь мне по голове чем-нибудь тяжелым?

– Ну знаешь… Или мы доверяем друг другу, или…

Но у меня появилось к Саиду деловое предложение. Я сказала, что сейчас уеду и по пути загляну к тем, с кем он недавно встречался в охотничьем лагере.

– Они еще там?

– Должны быть, – кивнул он.

– Я объясню им ситуацию. Они приедут и тебя развяжут.

– А не боишься, что они врежут тебе по голове?

Я ответила, что по пути придумаю, под каким соусом подать информацию, и уточнила у Саида номер их домика.

– Ладно, я пошла, – сказала я, вставая. – Прости за доставленные неудобства, но сам понимаешь. Надеюсь, что если и встретимся, то при более благоприятных обстоятельствах.

Он только хмыкнул в ответ.

И тут со стороны спальни, в которой я уложила Тума, послышался грохот. Я ругнулась и бросилась к швейцарцу, свалившемуся с кровати. В результате падения он пришел в себя и тихо выл. Я подхватила его под руки и помогла подняться. Он попросил помочь добраться до туалета.

Оставив его одного в заведении, я подперла стену в коридоре, чтобы после окончания процедуры довести Тума назад до кровати.

Но мне не суждено было это сделать.

Кто-то с грохотом выбил входную дверь и ворвался в дом.

Я порадовалась, что дверь из гостиной в коридор захлопнулась за мной, когда я помчалась к Туму, и теперь я, не дожидаясь швейцарца, сама рванула в спальню, чтобы юркнуть там под кровать: другое убежище мне в голову не пришло.

Под кроватью меня ждал сюрприз. Я заметила, что у стены имеется длинная полка, на которой лежало несколько каких-то коробочек и два пистолета.

Я тут же подумала, что мне стоит наведаться в дом Ромаза Георгиевича в окрестностях Питера и изучить там пространство под кроватями.

Но сейчас меня больше волновал другой вопрос: выдержит эта полка меня или не выдержит? Я попробовала ее рукой. Вроде надежная.

Я изловчилась и влезла на нее, предварительно сдвинув в один конец коробочки. Пистолеты остались у меня под носом. Каким-то образом сумка до сих пор держалась на плече. Я ведь рванула к Туму, когда уже собралась уходить…

В доме стоял грохот и слышался русский мат. Как я поняла, кто-то срывал свою злость на несчастном Саиде.

Довольно скоро шум борьбы (или избиения?) стих, дверь в коридор распахнулась, и незнакомый голос обратился к кому-то по-русски:

– Эй, ты где? Лучше сама выходи. Ведь все равно найдем. Тогда хуже будет.

Я поняла, что господа желают лицезреть мою скромную персону. К кому еще они могли обращаться в женском роде и на нашем родном языке? Тем временем мне в красках расписывали, что со мной сделают, если я сама не выйду по-быстрому. Но я решила воздержаться от поспешных действий, на всякий случай взяв в руку пистолет и очень надеясь, что он заряжен.

Неизвестные господа тем временем нашли чемоданчик с «береттами» и очень им заинтересовались, правда, объявили вслух, что оружие не заряжено.

И тут один из них заметил, что из-под двери справа пробивается свет. Тум звуков не издавал.

– Ах, вот ты где засела! – заорал налетчик. – Ну мы тебе сейчас покажем…

Далее опять последовало описание моего ближайшего будущего, не вызвавшее у меня желания знакомиться с господами лично.

Они же тем временем взламывали дверь.

Процедура не отняла много времени. Но за ней последовала немая сцена, о чем свидетельствовало полное отсутствие произносимых звуков в течение секунд этак тридцати. Затем были произнесены две длинные тирады, состоявшие из одинаковых слов, только в разных комбинациях.

Первыми литературными словами были:

– Попробуй, Саня, он еще теплый?!

– Точно, – откликнулся Саня через несколько секунд. – Но пульса нет.

«Помер? – подумала я. – Помрешь тут».

И ведь его бы все равно сейчас убили…

Господа тем временем обсуждали, каким образом оказалось, что Тум остался в живых и даже не ранен. Данный факт казался им непостижимым. Потом они стали обвинять друг друга, потому что «ты должен был тогда проверить жмуриков».

– А ты куда смотрел? – стало контраргументом.

Немного поспорив, господа вновь вернулись к теме моей особы и того, куда я могла подеваться.

– Машина ее! Точно тебе говорю! – орал тот, кого называли Саней. – Здесь где-то притаилась, сука!

Они принялись за обследование дома. Заглядывали под выбранную мною кровать. Я затаила дыхание. Но меня не обнаружили! Кто же мог предположить, что тут имеется такая спасительная полка? Если бы я лежала на полу, меня обязательно нашли бы. Молодец Ромаз Георгиевич, царство тебе небесное! Правда, сомнительно, что ты сейчас на небесах. Но тем не менее.

– Нет ее тут, – в конце концов решили господа, встретившись после поисков в коридоре.

– А если через задний ход смоталась? – высказал предположение Саня.

– Кто бы запирал за ней дверь? – возразил его напарник. – Видишь: отсюда на задвижке. Тот связан, а этот без штанов сидел. И окна все закрыты. И куда она тут пойдет? Без машины? Ты думаешь, эта баба привыкла пешком ходить? Ха-ха!

– А может, ее тут и не было? – с сомнением проронил Саня.

Напарник молчал.

– Ну могли мы ошибиться? Таких «Опелей» тут… Ну ты же сам видишь, что ее нет.

– Ладно, – пробурчал напарник, – надо шефу докладывать. О, погоди, тот стонет. Сейчас я…

Но его реплику прервал очередной слоновий топот.

Что творилось в доме, мама родная! Думали ли те, кто его строил, что русские тут будут устраивать свои разборки? Могли ли они предположить? Я молилась только, чтобы стены и крыша не рухнули на мою бедную голову. Кто же тогда станет меня выкапывать?

Дом ходил ходуном, что-то трещало, падало, крушилось под аккомпанемент такого отборного мата, что даже у меня уши норовили свернуться в трубочку, но я напряженно прислушивалась к происходящему, пытаясь все-таки разобраться, что происходит и кто же прибыл теперь. Грузины? Арабы, учившиеся в России и полюбившие наш народный язык? Или все-таки какие-то русские? Пока это было невозможно разобрать, следовало дождаться окончания схватки. И вообще оптимальным для меня вариантом было бы отбытие всей команды после выяснения отношений. Или чтобы одни отбыли, а другие остались в плачевном состоянии. И тут бы вылезла я, спасительница, и допросила тех, кто мне достался.

Конечно, я предпочла бы Костю с Саней (он же Саша). Мне было о чем с ними поговорить. Ни арабы, ни кто другой меня в настоящий момент не интересовали.

Минут через пять, судя по звукам, одна сторона одержала победу. Кто-то у кого-то просил наручники (ишь какие запасливые!), защелкнул их – и начался допрос, заинтересовавший меня чрезвычайно. Я превратилась в одно большое ухо.

Господа налетчики (последняя партия) оказались моими соотечественниками, более того, среди них я услышала знакомые голоса…

– Где Катя?! – что есть мочи орал Вова. Я даже подумала, не сошла бы какая-нибудь лавина от его крика. Завалит нас всех. Но просить его сбавить громкость не стала, вообще пока решила не показываться и послушать, что будет дальше.

Кстати, надо бы выключить трубку, а то еще позвонит кто-то некстати. Правда, об этом мне следовало бы позаботиться раньше. Я перевернулась (с большим трудом), извлекла телефон из кармана и отключила. Слушаем дальше.

Вове объясняли, что меня тут нет.

Тем временем кто-то снова обыскивал дом, потом, судя по произносимым фразам и звукам, отправился на осмотр местности и, в частности, оставленных поблизости следов. Вскоре этот следопыт вернулся и сообщил, что вокруг дома не обнаружил ничего интересного. Голос этого мужчины я тоже где-то слышала. Вот только где, никак не могла вспомнить.

Вова тем временем обещал Косте с Сашей все возможные адские муки, только в земных условиях.

А как Вова нашел меня тут? Неужели Игорь все-таки позвонил ему? Откуда же он его выдернул? И почему Вова не связался со мной лично? Я же отключилась только сейчас. Нет, надо было сразу же нестись сюда и устраивать потасовку. А если бы тут мирные граждане кофеи распивали? А они тут врываются с ветерком. Никакой деликатности у людей, право слово.

– Э, араб очухивается, – произнес новый голос.

Вова приказал говорившему вылить на араба бутылку воды. Саида вроде бы привели в чувство, и Вова вновь заорал, требуя указать мое местонахождение.

– Она – агент КГБ, – промычал Саид и, по-моему, снова вырубился.

Последовало молчание. Потом кто-то хихикнул. Вова рявкнул, требуя, чтобы тот заткнулся. На Саида снова лили воду, но уже безрезультатно. Стали обсуждать, что с ним делать. Пожалуй, нужно срочно к врачу, иначе помрет.

– Да пусть подыхает, – сказал кто-то из прибывших последними. – Кому он нужен?

А Вова все никак не мог успокоиться. Влюбился, что ли?

Пожалуй, Вовиным напарникам его настойчивость в выяснении моего местонахождения порядком надоела, и один из них напомнил, что надо бы переходить к другим вопросам, ради выяснения которых они, собственно говоря, и оказались в Австрии, и в этом домике в частности.

– Вы были знакомы с Ромазом Абрашидзе? – спросили у Кости с Сашей.

Они не поняли, о ком речь.

– Вы находитесь в его доме! – заорал Вова.

Что это он так разнервничался?

– Зачем вы сюда приперлись?

– За этим типом, – сказал Саня, наверное, кивнув в сторону Саида.

У Сани поинтересовались, зачем ему с напарником понадобился Саид. Не отпираясь, Саня ответил, что им было дано задание проследить за арабом.

– Зачем? Кто дал задание? Когда? Кто такой этот араб?

Вопросы вылетали из Вовы, словно пулеметная очередь. Саня же с Костей не горели особым желанием на них отвечать и поинтересовались, почему, собственно говоря, они это должны делать. Ну, когда господин кричал, что ищет девушку, было понятно, но какое его собачье дело до заморочек Кости и Сани с каким-то арабом?

Видимо, Вова со товарищи потрясли в ответ своими удостоверениями, но Костя с Саней тоже не вчера родились и напомнили господам, что они находятся на территории Австрии, где не имеют права на то, на что имеют дома. Да вообще-то и в России они по закону не могут производить действия, которые произвели только что.

– Звоните в полицию, – ехидным тоном предложил Костя. – Пусть приезжают и разбираются. Интересно, как посмотрят они на ваш произвол? Тут права человека соблюдаются. Не в пример нашей разлюбезной отчизне.

Вова со товарищи ответили непечатно, Косте с Саней, судя по звукам, врезали еще, стоял дикий ор. Костя с Саней оказались крепкими орешками, а у меня появилось желание прийти им на помощь. Ну что себе позволяют Вова с компанией, в самом-то деле?

Саид вновь пришел в чувство и попросил пить. Его напоили, и он смог отвечать на Вовины вопросы. Костю с Саней пока оставили в покое.

– Ты видел Катю? – спросил у него Вова.

– Она уехала, – родил араб.

– На чем? Я узнавал, какую машину она сегодня взяла напрокат! Она…

– Она уехала, – повторил араб. – Я не знаю на чем.

Его что, сильно по башке ударили? А может, он решил, что я успела выскочить из дома? Или помнит, что я собиралась заехать к его родственникам в охотничий лагерь? И понимает, что ему нужно протянуть время до их появления, а там уже полагаться на судьбу?

Ладно, послушаем, что он скажет дальше.

А Саид тем временем в красках расписывал «подвиги» Кости с Сашей в другом альпийском домике, где эти уроды расстреляли всех его родственников. Саид предложил Вове убить этих двух русских или позволить ему сделать это собственноручно. Вова попросил назвать адрес злосчастного домика, Саид сказал, что может только нарисовать, как к нему подъехать. По всей вероятности, ему дали бумагу и ручку. Костя с Сашей орали, что Саид сам всех уложил, чтобы похитить у родственников деньги, а теперь валит вину на них. Саид завел песню про Тума.

– Тум мертв, – вставил Саня. – Кто подтвердит, что ты говоришь правду?

Саид тут же вспомнил других своих родственников, разговаривавших с Тумом. Костя заметил, что арабы, естественно, будут выгораживать своих, и обратился к Вове, чтобы он не слушал Саида, который выторговывает себе жизнь.

Саид вспомнил, что я спрашивала его про Большакова и рассказала о его трагической гибели. Он обвинил Костю с Саней во взрыве Лениного дома, а также в убийстве Ромаза Георгиевича и Анзора Абрашидзе.

– Мы не знаем никаких Ромазов и Анзоров! – заорали Костя с Саней.

– А Леонида Большакова? – спросил вкрадчивым голосом кто-то из прибывших вместе с Вовой.

Костя с Саней колебались лишнюю секунду перед тем, как ответить, – и этого было достаточно, чтобы Вова переключился на них.

Вову, так же как и меня, интересовал заказчик ограбления.

Костя с Саней стали торговаться. Вова гарантировал им жизнь. Они сомневались. Я поняла, что пришла пора и мне появиться на сцене – в качестве гаранта сохранения столь бесценных для них жизней. Даже если они и прикончили арабов и Леонида, то действовали не по собственной инициативе. Я, конечно, не могу оправдать убийство, но в подобных случаях, по-моему, главная вина лежит на заказчике, а не на исполнителе, который только нажимает на курок. Из двух зол следует выбирать меньшее. Главное сейчас – получить информацию, а за любую информацию надо платить.

Я решила, что Вове Костя с Саней заказчика не назовут, а вот если появлюсь я…

Я сползла с полки на пол, потом выбралась из-под кровати, стараясь все делать неслышно, чтобы раньше времени не привлекать к себе внимания, отряхнулась, глянула на себя в зеркало, висевшее на стене, поправила волосы, решила не переусердствовать, а поэтому не стала доставать из сумочки помаду и, неслышно ступая, отправилась в гостиную.

– Добрый день, – поздоровалась я со всеми присутствовавшими.

Они дружно отрепетировали финальную сцену из «Ревизора».

– Ка-ка-катя? – пролепетали одновременно Вова и майор Петрушкин, которого я впервые видела не в форме.

– Здравствуйте, – поздоровался молодец – один из тех, кто обычно сопровождал майора во всех вылазках и на моих глазах устраивал налеты на мою собственную квартиру и на дом Ромаза Георгиевича в окрестностях Питера.

– Вы?! – воскликнул один из молодых людей в наручниках, сидевших на полу у стены. – Я же вас… – Он повернулся к напарнику и сообщил: – Она тогда была в банке.

Напарник молчал, злобно уставившись на меня.

– Она – агент КГБ, – промычал Саид, над физиономией которого в мое отсутствие хорошо поработали «визажисты».

– Ты откуда? – пробормотал Вова и тут же перешел на крик.

Орал он долго и упорно, объясняя мне, какая я дрянь, стерва, ну и все такое прочее. Я же, ни слова не говоря, взяла пластиковое кресло, поднесла его поближе к сидящим на полу Косте с Саней и разместилась рядом с ними, внимательно их оглядывая.

В цюрихском банке я видела их в масках, теперь же могла рассмотреть попристальней. Уже тогда что-то в их облике показалось мне знакомым… Теперь я поняла, где видела их раньше.

– Вы были телохранителями Рождественского? – уточнила я.

– Да… э… Ой, да вы же…

– Екатерина… простите? – выдал второй налетчик.

– Константиновна, – подсказала я.

Вова тут же захотел узнать, кто это такие, откуда я их знаю, каким образом я оказалась в этом доме, где я находилась все это время.

– Заткнись, а? – попросила я его.

Вова опять завелся, но на этот раз его также попросил заткнуться и Степан Петрович.

А у меня уже созрел определенный план. Может быть, и не слишком честный по отношению к этим двум отморозкам, но предполагавший возможность услышать от них имя их загадочного босса. Я повернулась к Косте с Саней и поинтересовалась, не желают ли господа пойти теперь ко мне в личные телохранители. Вова что-то рыкнул, но под взглядом майора Петрушкина сдержался и решил послушать дальше. Сидевшие на полу пленники оживились, я попросила представиться, кто из них Костя, кто Саня, и снова повторила свой вопрос.

– Зачем тебе телохранители? – все-таки не сдержался Вова.

– Да жизнь такая пошла, что возникла подобная необходимость, – пояснила я. – Наш начальник службы безопасности мне уже давно рекомендовал завести личную охрану. Хотел подобрать сам, но я предпочитаю свои кадры нанимать лично. Пойдете, мальчики?

– Ты понимаешь, что им светит?.. – заорал Вова.

Я же в ответ заметила, что им ничего не светит. По крайней мере в России.

– На родине где-нибудь наследили? – посмотрела я на Костю с Саней.

Они дружно покачали головами, а я повернулась к майору Петрушкину, Вове и их третьему товарищу и заметила, что парни потеряли работу в России после того, как была взорвана машина с председателем правления банка «Невский», личными телохранителями которого они являлись. Правда, винить их тогда, по-моему, было не в чем, но это никого не интересовало. Их в машине не было, потому что сам председатель правления заявил в присутствии нескольких сотрудников, что едет на какую-то важную встречу, где должен появиться без охраны. И взял с собой своего зама. В результате оба взлетели на воздух. Шеф погиб – телохранители живы, а лишившимся хозяина телохранителям не только не положена пенсия по случаю потери кормильца, но и становится чрезвычайно сложно устроиться на работу. И что было делать ребятам?

Ребята дружно кивали в такт моим словам. Я вежливо попросила их вкратце рассказать свою дальнейшую биографию. Явно проникшись к моей персоне, Костя с Саней сообщили, что, помыкавшись на родной земле, внезапно получили любопытное предложение от одного типа, с которым покойный Рождественский когда-то имел какие-то дела. Тип предложил присоединиться к часто нанимаемой им банде, состоящей из арабов (значит, Саид был прав?), иногда участвовать в их делах, а также выступать в роли «смотрящих» от него. Поскольку работы в России не было вообще, Костя с Саней быстро передислоцировались, так как, кроме как драться и стрелять, делать вообще ничего не умели.

Тут с вопросами незамедлительно влез Степан Петрович Петрушкин и стал подробнейшим образом расспрашивать Костю с Саней про банду арабов. Костя с Саней не горели особым желанием отвечать на вопросы. Пришлось опять вмешаться мне, что я и сделала, предложив нам всем дружно договориться, для начала высказавшись вслух о преследуемых каждым целях. Начала сама, заявив, что мне нужно знать, кто заказчик ограбления цюрихского банка и покушения на мою скромную персону, кто убил (вернее, заказал) моего третьего мужа Леонида Большакова, моего первого мужа Анзора Абрашидзе, и главное – что угрожает в настоящее время моему второму мужу Тимофею Прохорову и лично мне.

После чего я вопросительно посмотрела на Вову и Степана Петровича. Они переглянулись.

– Ну валяйте, – устало сказала я. – Надоели уже. Вам ведь тоже заказчик нужен?

– Вы понимаете, Катя… – начал Степан Петрович.

– Мы участвуем в совместной акции по обезвреживанию международной террористической группы, – родил Вова.

– Совместной с кем? – уточнила я.

– С органами ряда европейских стран.

– Вы понимаете, Катя, – опять подал голос Петрушкин, – что данная информация не подлежит раскрытию частным лицам, каковым вы являетесь, несмотря на все наше глубокое уважение к вам и личную симпатию.

«Где это он так насобачился речи толкать?» – подумала я. Вслух же заявила, что не настаиваю на раскрытии государственных тайн, меня они, откровенно говоря, мало интересуют. Но если я правильно поняла, то господа, последние прибывшие, хотели разыскать террористов? Так они, можно сказать, их уже нашли. Вон Саид сидит (он, кстати, опять потерял сознание), о местонахождении трупов его сообщников он им недавно рассказал. План начертил? Начертил. Идите ищите. Подключайте австрияков, поскольку дело происходит на их территории. И вот вам банда налицо.

Саид прихватил Тума из того дома, где он изначально дислоцировался в Австрии, перевез сюда, поскольку был лично знаком с Ромазом Георгиевичем и имел с ним общие дела.

– А у Ромаза не спросишь, потому что он мертв, – хмыкнул Вова. – Как ты хорошо придумала, Катенька. Но ты не учла еще одного: нам – и нашим коллегам – точно известно, что банда была интернациональной и включала русских. Как ты это объяснишь им? Не рядом ли с тобой сидят ее русские участники?

В ответ я заметила, что дезинформация, скорее всего, прошла потому, что для многих европейцев, американцев и прочих грузины и другие жители бывшего Советского Союза – все русские. Большинство арабов (ну или часть), состоявших в банде, учились в России, знают русский, на котором они, кстати, и общались с грузинами. Не исключено, что в подчинении Ромаза Георгиевича были и настоящие русские ребята. Да взять хотя бы его личного телохранителя Колю. И банда, насколько я поняла, специализировалась на «обработке» наших соотечественников. У Вовы найдется какое-то другое объяснение?

На несколько секунд воцарилось молчание, потом Степан Петрович обратился ко мне с вопросом, я ответила, что сегодня успела пообщаться с Саидом и с Тумом, от которых и получила вышеизложенные сведения.

– Так прямо тебе все и выложили, – хмыкнул Вова.

Я пояснила, что прибыла в дом, когда Саида тут не было, лично вытащила из подпола Тума, потом мы вместе связали Саида и допросили его. А затем у Тума прихватило сердце.

– И что ты делала дальше? Почему не позвонила в «Скорую», в полицию?! Ты же прекрасно знала, что Тума взяли в заложники!

– Потому что примчались ребята, – я кивнула в сторону сидящих на полу Кости с Саней. – Я же не знала, как настроена эта парочка. Решила временно затаиться.

Всем было интересно где. Я промолчала.

– Напоминаю вам, господа, что именно я нашла Тума, – продолжала я. – И мне хотелось выступить героиней и попасть на первые полосы газет, передав его правоохранительным органам. Которые так и не смогли его отыскать. А вы мне помешали. Ясно?

Костя спросил, не пора ли развязать их с Саней. Я была всецело за, но Вова со Степаном Петровичем и их третьим товарищем наше мнение не разделяли. Вова спросил у меня, что я хочу от пленных.

– Имя заказчика.

Я посмотрела на Костю с Саней.

– Мы не знаем имени! – заорал Саня, честно глядя мне в глаза. – Можем только дать координаты, как с ним связаться.

– Валяйте, – сказал Вова.

Саня назвал телефонный номер на Кипре, где на автоответчике следовало оставлять информацию. Шеф, как называли его парни, вскоре сам перезванивал по продиктованному ими номеру. Но чаще он звонил сам – на трубку, имеющуюся у ребят.

«Неужели Тимофей?» – опять пронеслась неприятная мысль.

– Когда вы должны были звонить ему? – спросил майор Петрушкин. – Какое было последнее задание? И, кстати, как он передавал вам деньги?

С деньгами, как сказали парни, каждый раз было по-разному, но заказчик всегда был с ними честен, поэтому и получал требуемый сервис.

– Неужели вы не знаете, как его зовут? – заорала я. – Если вы помните, что он имел дела с Рождественским в банке «Невский»…

– Ну не помним мы, как его зовут! – заорал в ответ Костя. – Когда он на нас вышел тогда, еще в России, морду его тут же вспомнили, а как зовут – нет. По-моему, он даже обрадовался, что мы не помним, да, Саня? Я еще тогда спросил, как вас по имени-отчеству, он и говорит: «Зовите просто шеф». А нам какая разница?

– Опознаете, если увидите? – полюбопытствовал Вова.

– Конечно, – кивнули парни.

Но у Вовы и компании с собой не было нужных фотографий, как, к сожалению, и у меня.

– Лет хотя бы сколько? – решила уточнить я.

– Да тридцать с небольшим где-то, – протянул Саня. – Молодой мужик.

«Тимофей. Кипр. Тридцать с небольшим. Общие дела с покойным Рождественским». На душе у меня стало муторно.

Вова с Петрушкиным тем временем опять вернулись к последнему заданию парней. Костя с Саней колебались.

– Так, ответите нам на все вопросы и катитесь на все четыре стороны! – принял решение Петрушкин. – Катя в принципе права. Нам хватит и араба. И Ромаз Георгиевич со всем кланом Абрашидзе давно у нас поперек горла стоял. Нам нужен главарь. Я даю вам слово – при Катерине, – что мы вас отпустим после того, как возьмем его. А пока… поживете в одном домике.

Костя с Саней стали активно возражать. Тогда Степан Петрович предложил мне задержаться в Австрии до четверга (как раз будет обратный «пулковский» рейс). За это время я успею оформить все документы по репатриации останков Большакова, а представляемые Вовой и Петрушкиным органы – поймать главаря и утереть носы европейцам. После чего я могу забирать молодцев в личные телохранители, если пожелаю.

Но мне очень не хотелось сидеть ни в каком домике, Косте с Саней тоже, о чем я заявила.

– Да тебе нельзя сейчас в России появляться, дура! – заорал Вова.

– Он прав, – внезапно сказал Саня и посмотрел мне в глаза. – Простите… но нам заказывали вас убить.

Я открыла рот, потом закрыла. Значит, Тимофей… Не может быть. Да как же так?

– Только ее? – встрял Вова. – Давайте все подробно, ребята. Говорим же: покатитесь на все четыре стороны. Но только после того, как мы возьмем этого организатора. Поехали!

Саня опять посмотрел на меня.

– Пожалуйста, расскажите все, как есть, – попросила я. – Я поеду в дом, о котором говорит Вова. Но только эту сволочь надо остановить!

Как сказали парни, шеф приезжал в Австрию в середине прошлой недели, встречался с парнями и, как поняли оба, еще с Леонидом Большаковым. Леонид вообще часто выполнял его заказы. Именно он, как я и предполагала, разработал нужные приспособленьица для ограбления цюрихского банка. Что произошло между Леонидом и шефом, парни не представляют. Может, в доме, снятом Леней, в самом деле что-то случайно взорвалось. У него ведь вечно было много хитрых игрушек. Насколько им известно, шеф никогда не марал руки лично. Зачем? И к чему убивать курицу, несущую золотые яйца? Ведь если простого боевика можно легко заменить, такого специалиста, как Большаков, нужно еще поискать.

– Все произошло не случайно, – сказал Вова. – На месте преступления работали австрийские специалисты. Так что все версии о случайности откидываем.

Я молчала. Мне Леонид в последние минуты жизни назвал только код сейфа и ничего не сказал про своего убийцу. Может, он сам считал, что это несчастный случай? Или вся информация в подвале его коттеджа?

– Ты уверен? – спросила я у Вовы.

– Да, – кивнул он. – Для Австрии подобное – ЧП, это у нас взрывы стали чем-то обыденным. Тут все носом землю рыли. Взрыв, тут же пожар и то, как сумел Большаков выскочить из окна, – загадка. Но ему не повезло: на него с крыши упала горящая доска. Потом еще что-то там отлетело…

– Значит, сам шеф… – протянул Саня и продолжил свой рассказ.

Им было дано задание следить за ожоговым центром, куда отвезли Леонида, на предмет появления лиц из России. Приехали мы с Вовой. Парни меня узнали, вернее, узнал Саня – как лежавшую на полу в цюрихском банке.

«Когда она куда-то отправится одна, проследить и сообщить мне», – дал задание шеф.

Сегодня с утра парни пристроились к моей машине, доехали до охотничьего лагеря, а там заметили компанию арабов, одного из которых знали лично – с Саидом они участвовали в ограблении швейцарского банка. Парни решили, что Саид прикончил своих родственников в стоящем не так уж и далеко от лагеря домике и теперь присоединился к другой арабской банде.

– А вы не знали, что именно он прикончил остальных? – уточнил Вова. – Вы ему не помогали? Как-то с трудом верится…

– Ну на черта нам было их убивать? – честными глазами посмотрел на Вову Костя. – Мы работали с ними – и вполне успешно. Это их арабские разборки. А что именно Саид был… Мы что там, всех оглядывали, что ли? Там такая мясорубка была… – протянул Костя. – Мы приехали и обалдели… Сегодня только поняли, что это он постарался.

А я задумалась: кто из них врет? Саид или Костя с Саней? А потом решила: да какая мне разница! Все хороши. Все могло быть так, как говорил Саид. И все могло быть так, как говорят парни. В принципе, зачем главарю было давать парням задание прикончить арабов? Он же мог их еще неоднократно использовать. Но если это он оставил взрывное устройство у Леонида… Вполне мог подчищать следы.

В общем, я решила не ломать голову. Убитых все равно не вернешь, а от Кости с Саней надо получить еще кое-какую информацию.

Сегодня Костя с Саней позвонили шефу и попросили указаний. За кем следить? Я в охотничьем лагере разговариваю с администратором, хожу по домикам, отправилась зачем-то на ближайшую гору, а в одном из домов собрались какие-то арабы, среди которых Саид из семьи Али. Что делать?

Шеф приказал следить за арабами, потому что меня достать они всегда успеют. Основной интерес представлял Саид, который опять мог исчезнуть в неизвестном направлении.

Я куда-то поехала дальше по горной дороге, Саид вышел из домика минут через сорок, провожаемый одним из арабов, сел в свою машину и поехал в том же направлении, в котором скрылась я. Костя с Саней двинулись следом.

Поняв, что Саид завернул к какому-то отдельно стоящему в горах домику, они оставили машину (потому что дорога тут была только одна и они не хотели привлекать внимание к своему появлению) и отправились пешком. Подойдя достаточно близко, заметили и ту машину, на которой сегодня ездила я. Опять связались с шефом.

– Вы же говорили, что не можете с ним связаться прямо и обычно звоните на автоответчик, – ехидно заметил майор Петрушкин.

– Сегодня он сидел на телефоне. И сейчас, наверное, еще сидит, – сказал Саня. – Ждет отчета.

– И что он вам тогда приказал? – спросил Вова.

Глянув на меня, Саня ответил:

– Убить обоих. Простите, Екатерина Константиновна. Мы не знали, что это вы…

– Брось этот детский лепет! – взорвался Вова. – Не знали они! Кому ты лапшу на уши вешаешь? Да какая тебе разница? Пристукнул бы ее, и все. – Затем Вова повернулся ко мне: – Ты дура, ясно? Зачем они тебе как телохранители? Они не уберегли своего шефа, ну того, что банкир, надо выяснить, может, даже и помогли его взорвать… Чего это у вас работы не нашлось в России?

Костя с Саней тут же стали что-то возражать.

– Дальше, – буркнул Вова.

– А что дальше? Мы ничего не успели сделать. Приехали вы.

Вова глубоко задумался, потом сказал:

– Звоните на Кипр. Скажите, что задание выполнено.

Я открыла было рот, но Вова на меня цыкнул, заявив, что таким образом мы как раз выкурим главаря наружу. Он будет считать, что я мертва. И, скорее всего, в ближайшее время появится в России. Искать же его на Кипре и в Европе – это все равно что иголку в стоге сена.

С Сани сняли наручники, он извлек из кармана свою трубку и под зорким оком Вовы набрал номер. Вова сверял его с тем, что был ему продиктован ранее.

– Шеф? – спросил Саня. – Задание выполнено… Да, оба. Саид и женщина… Посмотреть у нее документы? Сейчас.

Я уже вытянула из сумки водительское удостоверение, а Вова протягивал Сане мой паспорт. Саня зачитал мои имя, фамилию и отчество.

– Деньги переведете на тот же счет? Хорошо. Да, мы пока остаемся в Австрии. По тому же телефону. Звоните, если чего. До свидания.

Саня отключил связь и вопросительно посмотрел на Вову.

А я, сидевшая рядом с Саней и хорошо слышавшая голос, доносившийся из трубки, вздохнула с облегчением. Это был не Тимофей. Но мне почему-то казалось, что я где-то слышала этот голос… Вот хоть убей, но слышала. Только никак не могла вспомнить где.

– Ладно, поехали, – сказал Вова. – Подъем! – И посмотрел на меня: – Мы с тобой в твоей машине.

У меня остался еще один вопрос, который я хотела задать Косте с Саней.

– Когда вы в последний раз были в России? – спросила я.

Парни стали напряженно вспоминать.

– Где-то осенью, – наконец родил Костя. – Вам нужно точно?

– Нет, спасибо, – ответила я.

В таком случае кто же устроил налет на дом Абрашидзе под Питером? Кто стрелял в меня?! Кто убил сожительницу и соседку моего бывшего свекра? Кто взял свекра в заложники? Это арабы делали набеги на Питер? Или у главаря и в России есть своя банда? А может быть, он каждый раз пользовался независимыми командами (что вообще-то не очень надежно), как было с той троицей, которая ворвалась ко мне в квартиру в поисках Казанского. Или те были не от него? У Игоря-то немало врагов. И явно в городе много недовольных, уже разделивших его кусок пирога, пока он парился в «Крестах».

Мы с Вовой вышли первыми, я полной грудью вдохнула свежий альпийский воздух и направилась к машине. Вова молча следовал за мной.

– Поедем в гостиницу? – робко спросила я, уступая Вове место за рулем.

Он хмыкнул и глянул на меня краешком глаза.

– А как же телохранители? – спросил, усмехаясь и заводя мотор.

– Так это я так, на публику. Надо же было заставить мальчиков разговориться. Вам бы ведь они ничего не сказали.

– Да ты… Да мы бы их…

– Ну зачем использовать варварские методы? – хохотнула я. – Ласка – она ведь и кошке приятна.

– Стервозные методы, конечно, лучше, – хмыкнул Вова и добавил: – Ну ты и штучка. Впрочем, как все бабы.

Но тем не менее повез меня в гостиницу. Я улыбнулась.

Глава 27

Санкт-Петербург. 22 апреля, четверг

До четверга мы с Вовой жили в гостинице, правда, несколько раз ее покидали. Меня ни на секунду не оставляли одну – Вова или его приятели, строго-настрого запретившие мне звонить в Россию кому бы то ни было, все время болтались рядом. И даже отобрали трубку с любимым маршем Мендельсона.

– Наслушаешься еще, – хмыкнул Вова. – Найдутся желающие составить тебе компанию.

Самым неприятным и устрашающим известием стал звонок шефа Кости с Сашей, трубку которых в отличие от моей, постоянно держали включенной в пределах досягаемости Кости и Саши и кого-нибудь из приставленных к ним господ.

Как мне рассказал Вова (и не только рассказал, а дал прослушать пленку с записью разговора), шеф заказал человека, проживающего в Лимасоле по продиктованному им адресу. Фамилию он не назвал, указав лишь, что это мужчина лет тридцати с небольшим, брюнет, и что он живет там один.

– Я должна позвонить Тамарке! – взвилась я к потолку, почему-то не сомневаясь, что на этот раз речь идет о ее любимом Андрюше, который, по идее, до сих пор оставался на Кипре – по крайней мере, у меня не имелось информации о том, что Савушкин покинул солнечный остров.

Но Вова поумерил мой пыл, заявив, что, во-первых, заказ никто не собирается исполнять: исполнители-то находятся под надежной охраной, а во-вторых, на Кипр уже вылетели его люди, которые и прогуляются по указанному адресу. Зачем лишний раз беспокоить Тамарку? Я заткнулась и была вынуждена признать, что Вова прав. И что могла бы сделать подружка, кроме как напиться корвалола или валерьянки? Я не подумала. Просто нервы за последнее время совсем расшатались.

А Вова, еще раз прокрутив пленку, спросил, не узнаю ли я голос говорившего. Я честно призналась, что так же, как в альпийском домике Ромаза Георгиевича, голос и на этот раз показался мне знакомым. Но вот где я его могла слышать, припомнить не могу. Про себя я очень радовалась, что это не Тимофей.

В Россию мы полетели вдвоем с Вовой. Мне так и не сказали, что будет дальше с Костей и Сашей и что конкретно намерен делать Степан Петрович Петрушкин с подчиненными, да и, откровенно говоря, меня это мало интересовало. Хватало своих проблем. Я радовалась, что рядом со мной находится Вова, взявший на себя все заботы по транспортировке тела Леонида на родину. Я бы, конечно, справилась, но, откровенно говоря, на сердце было тяжело, я, то и дело вспоминая последнего мужа, пускала слезу. Было жалко всех, и себя, конечно, тоже.

И вот без двадцати пяти шесть вечером в четверг мы с Вовой приземлились в аэропорту Пулково. Встречали нас Глазков с Казанским, выглядевшим уже абсолютно нормально. Парень он крепкий и за пять дней, конечно, оклемался после отравления. Правда, Ленкины труды и затраты действия не возымели: Казанский не только не приворожился, а, наоборот, возненавидел Ленку лютой ненавистью и вообще заявил, что все бабы – стервы, а я и мои подруги – в особенности. Я в данном случае была согласна с ним на все сто, только вслух этого не произнесла.

Илья Михайлович, Вова и Игорь и на родной земле помогли мне с оформлением и транспортировкой тела Леонида. Закончив эти неприятные процедуры, мы всей компанией поехали к моему дому.

«Надеюсь, они не собираются всем скопом ко мне сегодня в гости?» – хотелось спросить, но я пока решила помолчать, все-таки мужчины много для меня сделали. В крайнем случае, поставлю литр и сварю кофе.

К моему удивлению, мы притормозили не у моего парадного и даже не заехали во двор, встав с той стороны, куда выходили окна моей гостиной.

– Вы высадите меня здесь? – с надеждой спросила я, готовая ножками шлепать до парадного и даже собственноручно нести сумку с вещами.

– Первым пойдет Вова, – констатировал факт Глазков. – А мы послушаем.

Я не поняла что. Мне тут же показали соответствующую аппаратуру и пояснили (уже в отсутствие Вовы, незамедлительно нас покинувшего), что на милом друге навешана парочка микрофончиков, еще несколько «жучков» установлены у меня дома. Разговор обещает быть интересным – хотя бы судя по тому, что уже было произнесено здесь за последнее время.

Я открыла рот, но сказать ничего не успела. Распахнулась задняя дверца подъехавшей к нам машины, и к честной компании присоединился мой второй муж Тимофей Прохоров.

– Думал, не успею! – воскликнул он. – Всем привет! Ну как дела, Катюха? – И подмигнул мне. – Вова уже ушел?

– Только что, – ответил Глазков с переднего места пассажира. – Ты следующий.

Моя челюсть в очередной раз поползла вниз.

– Девушке пока ничего не объясняли? – спросил Тимофей, обращаясь к сидевшим впереди Игорю и Илье Михайловичу.

Глазков покачал головой и заметил, что я сама сейчас все услышу.

– Где твой отец? – с трудом выдавила я из себя, поворачиваясь к предпоследнему мужу. – Ты хотя бы знаешь, что его взяли в заложники? Что мне звонили несколько раз? Ты что, не мог мне сообщить, где скрываешься? Я тут места себе не находила! Где…

– Батяня цел и невредим, – с улыбкой ответил Прохоров-младший, опуская руку мне на плечо, которую я тут же резко стряхнула: обниматься с Тимофеем (или вообще с кем-то из этой компании) не было никакого желания. – Передает тебе привет, – невозмутимо продолжал второй бывший. – Очень соскучился. Оценил твою любовь и заботу. Жаждет встречи. Даже про женитьбу что-то упоминал. А подобное, исходящее от моего бати… – Тимофей покачал головой. – Высший комплимент. Но я, Катька, не намерен видеть тебя в роли мачехи. Кстати, ты не желаешь снова на пару со мной послушать марш Мендельсона, а?

Глазков с Казанским хмыкнули.

– Еще какие-нибудь предложения будут? – процедила я сквозь зубы.

– Нет, Катюх, я серьезно, – не унимался Прохоров. – Ты подумай, а?

– Заткнись! – рявкнула я, злая как черт.

Тимофей открыл было рот, но теперь уже Глазков попросил его умерить пыл.

– Так, все молчим, Вова на месте, – сказал Илья Михайлович. – Слушаем. Вопросы потом.

Вова звонил в мою дверь, из-за которой тут же послышался Тимкин лай. Как я соскучилась по своему четвероногому другу! Как я хотела побыстрее его увидеть! Ну сколько можно играть в эти игры и сидеть в машине рядом с собственным домом? Но…

– Это ты? – спросила Тамарка при виде Вовы и тут же перешла на крик: – Почему ты ее не спас?! Куда ты смотрел, гад?! Где ты был?!

По всей вероятности, она пыталась бить Вову кулаками в грудь и кричала, и рыдала, а я застыла на месте.

– Откуда она узнала, что я погибла? – очень тихо спросила я у сидевших со мной в машине мужчин. – Откуда она могла…

Тимофей хмыкнул, Игорь обернулся ко мне с водительского места, очень серьезно посмотрел на меня и отвернулся. Но, как мне показалось, в последнее мгновение в его глазах мелькнула жалость. Или только показалось? А Илья Михайлович заявил, что я, к его большому удивлению, плохо разбираюсь в людях. Очень хорошо в финансовых вопросах, различного рода сделках и способах ухода от налогов, а в плане тех, кто меня окружает, в особенности самых близких мне людей, у меня словно шоры на глазах.

– Ладно, слушаем дальше. Потом обсудим эту тему, Екатерина Константиновна.

Тамарка продолжала рыдать. Навстречу Вове вышел Андрей Савушкин (как я поняла из реплики Вовы, назвавшего его по имени – для нас, наверное), поздоровался с гостем, мужчины пожали друг другу руки, и Андрей пригласил Вову в гостиную, где они с Тамаркой как раз меня поминали.

«Значит, Андрей уже в Питере? Вернулся с Кипра? А ему что-то сообщили про готовившееся на него покушение?»

– Ты гроб привез, да? – спросил Андрей. – Я узнавал сегодня в Пулкове. Мне сказали, что самолетом из Вены должны прислать.

– Угу, – промычал Вова и заявил, что он как раз только что занимался оформлением необходимых бумаг. Домой еще не заезжал, вот решил заглянуть к Тамаре, но он не стал уточнять, чье тело доставили в Россию.

Кстати, а что сказали Андрею в Пулкове? Что это доставили меня?

Дальше говорил Савушкин, а я медленно превращалась в соляной столб. За изменением выражения моего лица следили и Тимофей, и Глазков, повернувшийся с переднего места пассажира. Потом повернулся и Казанский, занимавшийся аппаратурой.

– Ну и как вам Андрюшин райский голосочек, Екатерина Константиновна? – проворковал Глазков.

– Это правда?.. – никак не могла поверить я, слышавшая этот голос совсем недавно отдающим приказы. Холодно и безжалостно. И уточняющим, меня ли убили Костя с Саней. Тогда он звучал чуть-чуть не так, как в жизни, – все-таки телефон его немного искажает, как сейчас изменяла аппаратура, работавшая в джипе Казанского. Но интонации оставались те же. Так же, как несколько любимых словечек. Он выяснил в Пулкове насчет прибывшего гроба, а тогда хотел, чтобы парни проверили по документам, я ли это. Он уже давно ждал отчета своих исполнителей, а тут точно с такой же интонацией было сказано, что он давно ждал появления Вовы. Похожие фразы, похожие слова, только применительно к разным ситуациям.

– Экспертиза подтвердила, что это его голос, – сообщил Глазков. – Ребята тут же переправили нам пленочку из Австрии.

– Но как же так?.. – вместо ответа пролепетала я. – Как же он…

– Ты еще спроси: как же она? – заметил Игорюня. – Прав я был в плане Тамарочки. Твоей любимой подружки.

– Заткнись! И так тошно! – всхлипнула я и разревелась.

Тимофей обнял меня, погладил по волосам, я уткнулась ему в плечо. Но нашу идиллию тут же нарушил Глазков.

– Простите, господа, но тебе пора, Тима.

Как мне хотелось наорать на Глазкова! Тимофей крепко прижал меня к себе, затем кивнул Илье Михайловичу и вышел из джипа. Но ко мне на заднее сиденье тут же перебрался Игорюня и занял место предпоследнего. Так же обнял меня, стал гладить волосы, утирать рукой слезы, целовать в голову, потом щеку… Глазков молчал.

А я решилась на мучивший меня вопрос:

– На кого вы с Тимофеем работаете? – подняла я глаза на Игоря.

Илья Михайлович на переднем сиденье хмыкнул.

– Ты что, до сих пор не поняла? – мягко спросил Казанский.

– Она поняла, просто никак не может поверить, – ответил вместо меня Илья Михайлович. – Так, Екатерина Константиновна?

– Неужели… Но как же ты?.. – заплаканными глазами я смотрела на Игоря.

– Я специально внедрился в преступную среду, Катя, – сказал Казанский, – и, кстати, намерен продолжать эту работу.

– Перевожу на русский язык, – вставил Илья Михайлович, – вы, Екатерина Константиновна, должны, соответственно, держать ротик на замочке и…

– Можете не продолжать, – оборвала я его. – Это мне и так ясно.

– Ну и слава богу! – воскликнул Илья Михайлович, а Игорь продолжил свой рассказ.

Благодаря стараниям Игоря (и Тимофея, кстати, что удивило меня не меньше) наши органы смогли отправить за решетку немало мрази, некоторым, можно сказать, позволили отстрелять друг друга. Кроме того, удалось предотвратить несколько преступлений и вообще быть в курсе того, что творится в городе. Игорь видел все как бы изнутри… Ну и, конечно, когда была возможность, собирал необходимые доказательства. В его положении он действовал методами, которые не могут себе позволить штатные сотрудники в погонах. Он был (и остается) агентом, о существовании и деятельности которого знают лишь очень немногие. И с него не спрашивают подробных отчетов об использованных средствах, и ему не требуется отписываться и оправдываться. Его как бы не существует, но он есть. Есть и будет, как надеются те, кто его тщательно подготовил и внедрил.

Отсидка в «Крестах» тоже стала частью легенды, теперь-то уж никто не сомневается в том, кто такой Игорь Казанский, да, в общем-то, и раньше сомнений не было. А после того как Игоря «закрыли», началась грызня. Передел сфер влияния никогда не проходит мирно. Вот и на этот раз кого-то пристрелили, кого-то посадили, город в общем и целом подчистили.

Я оказалась вовлеченной лишь в одно из дел, которое вели люди полковника Глазкова. Просто получилось так, что я знаю всех или почти всех участников событий.

Банду, созданную и возглавляемую Андреем Савушкиным, он же – Савва, Игорь с друзьями разрабатывали почти год, даже больше. Преступники были неуловимы и очень мобильны. У Савушкина имелась большая группа боевиков в России, а потом он стал сотрудничать и с террористической группировкой арабов, часть которых в свое время училась в России. Организация в основном специализировалась на наших соотечественниках и уже «достала» правоохранительные органы и нашей страны, и ряда европейских стран, куда они выезжали на «гастроли».

Тут я сказала мужчинам, что года полтора назад Андрей обращался ко мне за консультацией относительно банковских процедур в Европе. Очень подробно все выспрашивал. Один раз я даже сопровождала его в поездке в Цюрих. Кажется, даже в банк, возглавляемый Руди Тумом. Только сейчас я не могла этого вспомнить. Ведь столько клиентов через меня прошло.

– В тот банк, – кивнул Глазков.

И именно тогда они снова встретились с Тамаркой после десятилетнего перерыва… Я организовала им встречу на своей квартире, в чем теперь призналась Казанскому.

– Да знаю я все, – махнул рукой Игорь. – Можешь не рассказывать. И не переживай. В принципе, тебя можно понять. Ты помогала подружке. Да и меня ты ведь никогда особо не любила, ведь так? Мы же всегда были с тобой, как кошка с собакой.

Я деликатно промолчала.

– Андрей, можно сказать, завербовал Тамару, – продолжал Игорь. – Хотя это слово в данном случае не очень применимо… Он использовал ее, быстро разобравшись в ситуации. Когда она все-таки поняла, как глубоко увязла, ей было уже не выкрутиться. Она любила его и была готова ради него на все, только бы он ее не бросил. Кроме этого, и боялась. Все вместе. В общем, она продолжала делать то, что он ей скажет. И не могла решиться пойти к тебе и честно во всем признаться, потому что боялась потерять и тебя, единственную подругу.

«А ведь жизнь Тамарки превратилась в ад», – подумала я, не понимавшая истинной причины ее плохого настроения в последнее время, ее срывов и истерик (которые раньше были Тамарке совсем несвойственны), списывая все на беременность. А она действительно беременна? А вдруг она в самом деле бесплодна после первого аборта, как говорил мне Вова перед отлетом в Австрию? И Тамарка врала мне? Ведь тогда она только что снова встретила Андрея. И еще не разобралась, что он собой представляет. Ее целью было уйти от Игоря. Кстати, а что она говорила Андрею? Может, она и ему врала? Может, она таким образом пыталась выкрутиться, думая, что он оставит ее в покое, ради того чтобы его ребенок нормально развивался? Правда, такого благородства от Андрея, который в свое время исчез, узнав про Тамаркину беременность, ожидать не приходилось.

Поскольку я часто рассказывала Тамарке про своих клиентов, конечно, не углубляясь в детали, ей было что передавать Андрею. А уж он на основании даже той скудной информации, что шла от меня, делал соответствующие выводы. В принципе, я могла оказаться в полном дерьме. Ведь все можно было, в случае необходимости, представить так, что сведения о клиентах шли от меня преднамеренно, что я являлась информатором преступной группы. И это привело к разорению, ограблению, да просто к крупным неприятностям у доверившихся мне людей. Но разве я могла предположить подобное?

Андрюша, проанализировав обстановку после ареста Игоря (в то время Глазковым и его людьми была запущена утка о рублевых и, главное, валютных средствах Казанского и о том, что он кого-то там здорово кинул), быстренько подвалил к Тимофею. Тут и я постаралась (неосознанно), бахвалясь перед Тамаркой, что я-то оказалась права, а Тимофей играл в игры, вот и поплатился, и ему еще крупно повезло, что Игорь находится в «Крестах», иначе бы не сносить головы.

Тимофей тоже оказался человеком Глазкова, пристроенным в банк из вполне определенных соображений. Но Илья Михайлович даже предположить не мог, что на Тимофея клюнет такая рыбина, как Андрюша. Изначально планировалось ловить других рыбешек, а тут приплыла сама щука. Андрюша завел дружеские контакты с Тимофеем, потом стал потихоньку выспрашивать про Игорюнины дела, затем пришел к выводу, что в Тамаркиной квартире где-то должен находиться тайник.

К вскрытию тайника он привлек Леню Большакова. Что там наплела Тамарка Леониду, неизвестно – это следует выяснять у нее, – но явно что-то на тему, что нужны деньги, чтобы нанять адвоката, подкупить судью и все в таком роде. Вот на это Игорь не рассчитывал – в смысле на то, что Тамарка (или Андрей) додумается до факта существования тайника и сможет добраться до его содержимого. Так в руках Андрея оказался ключ от ячейки в депозитарии цюрихского банка.

– Что это за деньги? – спросила я. – Или мне нельзя об этом спрашивать?

– Это деньги за одну операцию, – ответил Илья Михайлович. – Детали вам знать ни к чему. Могу только сказать, что они предназначались на проплату партии оружия, которое мы конфисковали. Как и деньги.

– А потом из-за них два человека лишились жизни, – добавил Игорь. – Может, помнишь, тебе говорили, что меня обвиняли в убийстве одного бизнесмена и его жены. Это деньги бизнесмена, их должен был получить Ромаз Георгиевич Абрашидзе, тоже твой знакомый, ныне покойный. Не получил. Отправил своего племянника для выяснения обстоятельств. Но в квартире уже побывал я… А Анзор, как тебе известно, был человек горячий, легко возбудимый… Вот и выпустил пулю в бизнесмена, ну и в его жену заодно, чтобы не оставлять свидетелей. Сумма-то огромная. Но это – отдельная история, очень длинная. Может, когда-нибудь и расскажу тебе поподробнее.

Ромаза Георгиевича с многочисленными родственниками Глазков и его люди тоже давно разрабатывали. Илья Михайлович знал Абрашидзе еще с советских времен. Фактически под носом у Глазкова орудовали две банды: Андрея Савушкина – специализировавшаяся по заказным убийствам и шантажу, и Ромаза Абрашидзе – торговавшая оружием. Они сотрудничали – к взаимной выгоде. Ромаз всегда был скользким, словно уж, и хитрым, как лиса. Но Андрей с ним справился, за что ему большое спасибо. Глазков с молодыми помощниками давно ждали, когда между двумя бандами возникнет какой-нибудь конфликт, и думали, как бы помочь им столкнуться… И вот свершилось. Ромаз, насколько мне было известно от Саида, влез в дело ограбления цюрихского банка случайно, когда Саид с родственниками обратились к нему за помощью в Австрии, и развил бурную деятельность, что очень не понравилось Андрею, который совсем не планировал участие семьи Абрашидзе в этой операции. Лишний конкурент ему был ни к чему. Именно боевики Андрея побывали в доме Ромаза под Петербургом, пристрелили его самого и телохранителя Колю, забрали Анзора для выяснения деталей – ведь они же не представляли, что конкретно смог выяснить Ромаз и что он намеревался требовать. Савушкин решил, что в качестве главы семьи его больше устроит Анзор. Анзором он мог бы руководить, что было невозможно с Ромазом. В дальнейшем, правда, он решил избавиться и от Анзора.

Но тогда Андрей не знал, что в доме еще нахожусь и я, а когда его люди приехали во второй раз (Анзор раскололся), то мой след уже простыл. Именно они и разворотили дом. В поисках документов, о которых опять же сообщил Анзор.

– Но бумаги Ромаза Георгиевича прихватили вы, дорогая Екатерина Константиновна, – расплылся в улыбке Глазков. – В принципе, правильно сделали. Зачем оставлять то, что плохо лежит?

– Откуда вы?..

– Ну мы же слушаем все, что говорится у вас в квартире!

Я покраснела, а меня попросили рассказать о содержании бумаг. Я протянула Илье Михайловичу документы на альпийский домик, лежавшие у меня в сумке, и добавила, что все остальное на грузинском. Поэтому содержание осталось для меня загадкой.

– Да, Андрюша тоже очень возмущался, – кивнул Илья Михайлович. – Думал, где найти надежного человека, знающего этот язык. Но пока не нашел. Так что мы их сегодня заберем, с вашего разрешения.

Глазков немного помолчал, а потом посмотрел на меня и спросил:

– Кстати, тот пистолет, которым ваша подруга угрожала нам с Вовой, тоже из дома Ромаза? Его же не Игорь у вас потерял?

Я кивнула. Скрывать это было теперь бессмысленно. Меня попросили подробно описать, что я еще прихватила и где все это лежало. Я честно ответила.

Игорь рассказал мне про смерть Анзора. Когда Андрюшины отморозки поняли, что от Абрашидзе больше ничего не добиться, они решили его прикончить, причем так, чтобы подставить Игоря, который стал для Савушкина настоящим бельмом на глазу. Вообще его освобождение прогремело как гром среди ясного неба. Вначале Андрей хотел подставить Тимофея, потом понял, что надо каким-то образом избавляться и от самого Игоря, причем не затягивая дела.

За домом Игоря следили, и тут на руку боевикам сыграла Ленка. Изначально планировалось провести операцию по-другому, но Ленкино желание приворожить милого изменило планы Андрея. В результате труп Анзора оказался у Игоря в коридоре, а утром в милицию позвонила Тамарка, гулявшая с моей собакой. Боевики не знали, что крепкий сон Игоря не является результатом любовных утех… Они привезли тело в четыре утра и не исключали, что Казанского придется стукнуть по голове – вроде как подрались с Анзором, но, заглянув в спальню, поняли, что Игорь и так хорош…

– Откуда вы все это знаете? – спросила я.

– Так Андрюшины боевики уже у нас, – как само собой разумеющееся сообщил Илья Михайлович. – Соловьями поют.

Андрей очень хорошо подыграл Тимофею и Леониду, пожелавшим покинуть страну после выхода Казанского на свободу. Вернее, играли и Тимофей, и Андрей, только Андрей не знал, на кого работает Прохоров. И они все дружно улетели на Кипр, вроде как по инициативе Тимофея. Леонида сагитировали оба – каждый со своей стороны. Убедили, что нужно провести какое-то время в другой стране, посмотреть, как тут все утрясется после нового пришествия Игорюни.

Но Андрей вернулся в Россию тем же самолетом. Тамарка отправилась в снятые им апартаменты, Тимофей – в одну квартирку в Лимасоле, где доводилось бывать и Казанскому, и Глазкову, Леонид практически сразу же отбыл в Австрию.

Тимофей тоже не засиживался на Кипре, проследил за Леонидом и Тамаркой и через день, в воскресенье, вернулся в Россию, где очень вовремя спрятал от глаз людских своего отца, иначе не сносить бы Артему Александровичу головы.

– То есть его не брали в заложники?! – воскликнула я. – Но тогда кто же мне звонил?!

– Тебе звонили для того, чтобы ты рассказала об этом Тамарке и Андрей немного запутался. С Артемом Александровичем все в порядке.

Тимофей практически все это время также находился в России, только не показывался на глаза ни коллегам, ни знакомым, за исключением Игоря и компании. И только на день снова слетал на Кипр – когда там появился Андрей, которому он как бы случайно попался на глаза. Андрей довольно неумело проследил за Тимофеем – и заказал Косте с Саней убрать его. Но, как мне известно, у них ничего не получилось, правда, Костя с Саней, готовые на все ради спасения собственной шкуры, позвонили Андрею и доложили, что задание выполнено.

И вот теперь Тимофей отправился к заказчику…

– Но вы хорошо подумали? – крикнула я, опасаясь за второго мужа. – Вы понимаете, что этот монстр может…

– Тимофей не ребенок. И там еще Вова, – заметил Глазков. – Скрутят голубчика.

– Специально подставляются, что ли? – поняла я.

Глазков с Игорем кивнули, и мы стали слушать голоса тех, кто находился сейчас в моей квартире.

По всей вероятности, при появлении Тимофея у Андрюши челюсть поползла вниз. По крайней мере, открыв дверь, звуков он никаких не произнес. Правда, потом промычал какое-то нечленораздельное приветствие.

Следует отдать должное Андрюше, он быстро взял себя в руки и пояснил свое удивление тем, что они не ждали Прохорова в гости. Возможно, Савушкин решил, что лопухнулись его подчиненные, и в квартире Тимофея в Лимасоле, на момент их появления там, находился другой человек, ведь фотографии-то у них не было, только общее описание и адрес.

Из гостиной навстречу Тимофею вылез Вова и сообщил о моей гибели. Разговор продолжился в комнате. Но Андрей пока не предпринимал никаких решительных действий, а это не нравилось ни Глазкову, ни Казанскому.

– Илья Михайлович, – наконец обратился Казанский к шефу, – наверное, стоит пойти нам с Катей…

Честно говоря, отправляться в собственную квартиру мне в этот момент не хотелось, да и подставлять свою шкуру тоже. С другой стороны, следовало разобраться с Тамаркой и Андреем, взглянуть в глаза подружке…

– Лучше бы ей пойти одной, – сказал Глазков.

– Я пойду вместе с ней, – безапелляционно заявил Игорь. – Вы что, хотите, чтобы ее…

Илья Михайлович махнул рукой.

– Только ничего не бойся, – повернулся ко мне Игорь. – И я, и Вова, и Тимофей – профессионалы. С тобой ничего не случится. Веришь мне?

– След от ножа у меня на теле уже есть, – ответила я. – Пулевых отверстий как-то очень не хочется.

Глазков хмыкнул. А Игорь взял меня за руку и вывел из машины, прихватив мою сумку с вещами.

– Все будет хорошо, – сказал он, глядя мне в глаза. – Не бойся.

Я пожала плечами и пошла за Казанским, положившись на судьбу.

Дверь открыла своим ключом и тут же услышала радостный лай Тимки, на всех парах летящего ко мне из комнаты. Я взяла его на руки, Игорь закрыл входную дверь и остался стоять рядом с нею, поставив на пол мою сумку. Я же целовала в нос соскучившегося пса.

– Что там такое? – послышался голос Тамарки из гостиной, и она собственной персоной выплыла в коридор.

И на мгновение застыла на месте. Но тут же с радостным воплем бросилась мне на шею, принялась целовать, обнимать, рыдать, говорить, как безумно она рада, и повторять, что сегодня – самый счастливый день в ее жизни – в связи с моим воскрешением из мертвых. Тимка, которого мне пришлось спустить с рук, весело прыгал вокруг.

Но я не проявляла бурной радости. Я больше не верила Тамарке. Теперь я вообще не знала, кому в этом мире можно верить… Ведь я считала ее лучшей подругой, я доверяла ей, всем с ней делилась, ради нее готова была отказаться от многого…

– Катя, что с тобой? – отстранилась от меня Тамарка. – Катя, с тобой все в порядке?

– Со мной все отлично, – ответила я.

В этот миг из гостиной выскочил Андрей и застыл соляным столбом.

Вслед за Савушкиным показался Тимофей и веселым голосом заявил:

– А мы тут поминки по тебе справляем, Катюха. Андрей с Тамарой сказали, что тебя убили, а я вот не верил. Тебя, пожалуй, прикончишь. Отдача замучает.

Лучше бы он этого не говорил…

По всей вероятности, его слова стали чем-то вроде призыва к действию. Савушкин мгновенно прокрутил в мозгу варианты развития событий и решил действовать. Я предполагаю, что он хотел вырваться из квартиры, а поскольку у него на пути стояли я, Тамарка и Казанский, ему нужно было нас нейтрализовать. И он вполне мог считать, что я или уже о многом догадалась (если не обо всем), или сделаю это в самое ближайшее время.

У него в руке появился пистолет, и он нажал на курок, не теряя ни секунды.

Все происходило как в замедленной съемке – по крайней мере я видела все именно так…

– Нет!!! – закричала Тамарка, наверное, в одно мгновение осознав наконец до конца, с каким чудовищем она решила связать свою жизнь. Ведь, пожалуй, Тамарка не хотела моей смерти – радовалась-то она только что вполне искренне. – Я не дам тебе ее убить!

И она закрыла меня собой. Предназначавшиеся мне девять граммов свинца вошли в ее тело…

– Нет!!! – заорала теперь я, но была вынуждена замолчать: Тамарка падала, я подхватила ее сзади под мышки, на нас уже несся Андрей, его пытался преследовать Тимофей, вслед за которым из гостиной выскочил Вова. Наперерез Андрею кинулся Казанский. «Что он делает?!» – мелькнула в голове мысль, но потом все мысли исчезли – я с телом Тамарки рухнула на пол, заливаемая Тамаркиной кровью. А в Тамаркино тело вонзилась еще одна пуля, опять, пожалуй, предназначавшаяся для меня… Подружке было уже все равно, а меня она закрыла еще раз.

Потом прозвучал третий выстрел, резкий крик, мат, заорало сразу несколько голосов, в стену стали бить кулаком соседи, потом по лестнице послышался топот. В квартире у моей входной двери шла возня: там сцепилось несколько тел, а я лежала посреди коридора, придавленная к полу Тамаркой, и никак не могла из-под нее выбраться. У меня просто не было сил…

Наверное, я на какое-то время потеряла сознание, потому что звуки пропали, а потом снова вернулись…

* * *

Я больше не чувствовала на себе тяжести, и кто-то склонился надо мной, щупая пульс на шее.

– Катя! Катя! – меня тряс Тимофей. – Катька!

Я открыла глаза и затуманенным взором уставилась на второго мужа. Откуда ни возьмись появился его тезка – мой любимый пес.

– А ты где был? – спросила я не очень храброго четвероногого друга.

– В кухне сидел, – хмыкнул Прохоров. – Под столом. Эта тварь точно знает, когда исчезнуть, когда появиться.

– Не оскорбляй моего пса! – крикнула я, принимая сидячее положение и прижимая к себе Тимку.

Но ему не очень хотелось пачкаться в крови, он вывернулся и сел на некотором отдалении, наблюдая за разворачивавшимися в нашей квартире событиями.

И тут я повернула голову вправо, к входной двери.

Она была открыта. На полу перед ней лежал Игорь, над которым склонился Вова и еще какой-то парень в камуфляже, рвавший в этот момент белые тряпки. Я узнала свои вещи из сумки, которые брала с собой в поездку.

Я все еще сидела на полу. Слева лежала Тамарка, Тимофей, находившийся справа, почему-то старался закрыть от меня происходившее там.

– Игорь?.. – шепотом спросила я.

– Он… – открыл рот Тимофей.

Но я резким движением руки отшвырнула второго бывшего в сторону и каким-то странным прыжком из положения сидя рванула к входной двери с истошным воплем. Нет! Нет! Неужели двое людей лишились жизни, спасая мою?! Неужели Игорь?.. Только не он! Нет!

Я склонилась над ним, мешая Вове и второму парню.

– Отойди, мать твою! – рявкнул Вова и так саданул меня локтем, что я в самом деле отлетела. Но не обиделась, а только спросила:

– Он жив?

Мне не ответили. И тут на лестнице снова послышался топот, это, перескакивая через две ступеньки, несся Глазков, а во дворе уже выла сирена.

Игоря мгновенно положили на носилки и увезли. Я тоже рвалась в больницу, но меня не пустил Тимофей, оставшийся со мной в квартире. Остался и Илья Михайлович, правда, ненадолго.

Я плохо помню, что было потом. Приезжали и уезжали какие-то люди. Меня о чем-то спрашивали, я механически отвечала, правда, в основном говорил Тимофей. Появлялся капитан Туляк, у которого на груди я разрыдалась, но после короткого разговора с Глазковым наедине он отбыл, обещая вскоре мне позвонить.

Потом уехали все, кроме Тимофея. Он помог мне раздеться, дал выпить каких-то капель и уложил в постель, сказав, чтобы я ни о чем не беспокоилась.

Наверное, он дал мне снотворное, потому что я вскоре отключилась.

Глава 28

Санкт-Петербург. 23 апреля, пятница

На следующее утро я встала с дикой головной болью, правда, после холодного душа мне стало чуть полегче. Затем мы на пару с Тимофеем отправились гулять с собакой. Прогулка тоже пошла мне на пользу, так же как крепчайший кофе, сваренный вторым бывшим.

Мне хотелось знать только одно: как там Игорь? Я прекрасно понимала, что Тамарке уже ничем не помочь… А у Казанского должен быть шанс, должен, и все тут!

А Игорь второй раз за одну неделю попал в реанимацию, только на этот раз совсем с другим диагнозом.

– Он выживет? – с надеждой спросила я у предпоследнего мужа.

Мой вопрос бывшему не понравился. Я с удивлением поняла, что в нем взыграла ревность: он тут за мной, как за дитем малым, ухаживал, даже пол у меня помыл, а я с таким выражением лица спрашиваю об Игоре. И на чувства Тимофея мне вроде бы наплевать. А если учесть все, что для меня сделал предпоследний… И если бы я знала, как положительно он характеризовал меня Глазкову и компании… И если бы не он, еще неизвестно, что сейчас со мной было бы… И где бы я в этот момент находилась… Ведь в самом начале именно меня Глазков подозревал в организации ограбления цюрихского банка.

Я разревелась и наорала на Тимофея так, что ему мало не показалось, и он ушел, со злостью хлопнув дверью. Я же не понимала, почему он так разозлился. Ущемленное мужское самолюбие? Хоть и бывшая жена, но тем не менее… Как будто у него на меня больше прав, чем у того же Игоря. С какой стати?

У нас с Тимофеем, как я считала, давно все закончилось, а в одну и ту же реку нельзя войти дважды, и копия всегда получается хуже оригинала. Я была готова остаться с ним друзьями, но о возобновлении более близких отношений не могло идти и речи. По-моему. Правда, как выяснилось, Тимофей думал совсем по-другому.

И меня посетила еще одна, не совсем приятная мысль… Когда он вдруг стал приударять за мной, он ведь, по идее, не пылал ко мне особой любовью… Не было ли это очередным заданием Глазкова? С Казанским мы тогда друг другу очень не понравились, при каждой встрече грызлись по любому поводу и без него, так что вариант тесных отношений исключался, а к Тимофею я относилась вполне нейтрально. И секс с ним оказался восхитительным. Это и помогло нам на время сойтись… Но прожили мы вместе всего несколько месяцев. Наверное, потому что постель – это прекрасно какое-то время, но страсть проходит, и, если не объединяет ничто другое, на длительные отношения рассчитывать не приходится. А вне постели мы оказались соперниками – в плане карьеры. Я, без ложной скромности – гораздо лучший специалист, чем Прохоров. Он и не смог со мной жить. Так же, как и я с ним. Но неужели с самого начала с его стороны все было только игрой?

А теперь он вдруг испытал ко мне какие-то чувства? Когда у меня все уже давно перегорело. И точно понял, что я его не хочу…

* * *

Я все-таки решила поехать на работу – дома оставаться просто не могла, а вечером, гуляя с Тимкой, увидела, как к моему парадному подъезжает огромный черный джип «Шевроле Блейзер» и из него выходит Вова.

Вова подождал нас с собакой и поднялся ко мне в квартиру.

– Привез тебе еды, – сказал он, раскрывая сумку, набитую продуктами быстрого приготовления, которые он тут же стал запихивать в холодильник.

– Я не хочу есть, – ответила я, кстати, плохо представлявшая, что у меня имеется в доме из съестного. – Ты лучше скажи мне, как дела у Игоря. И объясни все, что произошло в последнее время.

– Да ты же уже практически все знаешь, – ответил Вова, но тем не менее любопытство мое удовлетворил.

И начал с конца, рассказав, что Андрея они с Тимофеем скрутили, тут же подлетела группа захвата, находившаяся поблизости, и Савушкина отвезли туда, где ему давно следовало находиться.

Убедившись в том, что он проиграл, Андрей спел весьма интересную песенку, только подтвердившую уже имевшиеся у ребят данные. Но лучше всего на него подействовал совершенно убийственный материал, собранный моим третьим мужем Леонидом Большаковым, который вел учет всех поступавших заказов, и найденный Вовой в сейфе в подвале Лениного дома.

– Откуда ты знаешь про этот сейф? – возмутилась я. – Как ты сумел его открыть?!

– Обижаешь, Катя. Ведь на твоей одежде тоже были микрофоны. В Австрии. Крохотные ниточки, на которые ты даже не обратила внимания. Когда ты заходила в его палату…

– Сволочь! – прошипела я. – Сволочь!

– Ну почему же сволочь? – удивился Вова. – Я выполнял свою работу. И что бы ты стала делать с дневником Леонида? Шантаж – не твое амплуа. А все деньги я оставил на месте. Они твои. Я не взял ни доллара.

– Да не о деньгах речь! – заорала я. – А о самом факте! Большаков завещал мне вскрыть тот сейф. И знаешь, что я сделала бы с его записями? Я бы их уничтожила! Чтобы не подставлять людей, обращавшихся к нему. Ведь там же явно данные не только о милом Андрюше. Так?

– Так, – кивнул Вова, соглашаясь. – Именно поэтому я и должен был добраться до сейфа раньше тебя.

Вова также рассказал мне, что «их люди», специалисты разных областей, сделали мой психологический портрет, дали полную характеристику личности и предсказали, как я стану действовать в той или иной ситуации. Я никогда бы не отдала ни Вове, ни Глазкову, ни Анатолию Леонидовичу Туляку и никому из их коллег дневник Леонида, как никогда бы не донесла на Тамарку, если бы узнала о том, что совершила подружка. Наоборот, если бы Тамарка все-таки решилась мне открыться и попросить о помощи, я бы ей помогла, не думая о себе и о последствиях, и уж никогда бы не пошла в органы с этой информацией.

Но Тамарка ко мне не обратилась, правда, спасла мне жизнь, пожертвовав своей. Наверное, она все-таки понимала, что делает, отдавая свою жизнь за мою. В ту последнюю секунду… Она закрыла меня своим телом, хотя вполне могла скрыться за моим. Она сделала свой выбор. Последний выбор…

Я разрыдалась, вспомнив о Тамарке.

– Катя, – мягко сказал Вова, – подумай: возможно, для нее это лучший исход. Ты можешь представить Тамарку в тюрьме?

– Но, возможно…

– Ей светило немало, Катя. Да, она никого не убивала сама, но знала о преступлениях и, можно считать, была членом банды… Плюс хранение оружия, плюс угроза убийством Глазкову. Она же тебе, наверное, рассказывала, как трясла пистолетом? При желании можно было бы навесить многое. Кстати, вскрытие показало, что она все-таки была беременна.

Я тут же подумала, что Андрей таким образом хотел еще крепче привязать Тамарку к себе. Ведь ему явно не были нужны ни ребенок, ни Тамарка.

Тяжело вздохнув, я спросила, что же такого натворил Андрей. Если я правильно поняла, именно он являлся организатором и вдохновителем ограбления в цюрихском банке.

– Тамарка по его приказу поместила в твоем «дипломате» крохотный микрофон, – сказал Вова. – Андрей, слушая тебя, дал сигнал к действию арабской группировке, дежурившей где-то поблизости, и Косте с Саней, уже находившимся в банке. Паника, вы с Тумом в общем зале, правда, взятие заложников было инициативой арабов – именно по такой схеме они всегда действовали. Костя с Сашей им помогли, тоже явно рассчитывая на куш с выкупа. Андрею Тум был не нужен.

Меня интересовало, почему Андрей отдал приказ о расстреле арабов. По словам Вовы, в данном случае идею подали Костя с Саней – как сейчас утверждает Савушкин. Правда, Костя с Саней все валят на него. Андрей говорит, что они были недовольны своей долей, он предложил им прикончить бывших партнеров, засевших в альпийском домике, а заодно и Тума. Все деньги, которые они найдут в доме, достанутся им. Более того, ему не хотелось больше использовать арабскую группировку, и он опасался, что арабы уже слишком много знают про его дела. Наступила пора рвать отношения – автоматной очередью.

Затем в дело влез Ромаз Георгиевич – ну или был втянут случайно оставшимся в живых Саидом – и сделал глупость, лично связавшись с Андреем. За что поплатился жизнью.

Леонид Большаков также был убран как лишний свидетель, слишком много знавший.

– Но неужели Андрей не предполагал, что ему могут понадобиться услуги Лени в будущем? – воскликнула я. – Ведь так нелогично было его убивать? Неужели он этого не понимал?

Вова хмыкнул и пояснил, что у Андрея, не без помощи Тимофея, появились несколько другие планы. Прохоров специально отвез вполне определенные документы в жилище своего отца и рассказал мне о них, находясь в моей квартире – где первым микрофоны установил Андрей, о чем Тимофею, Глазкову и компании было доподлинно известно. На это и было рассчитано. Да и меня следовало проверить. Как я буду действовать? Побегу их смотреть? Но эти бумаги достались Андрею, не терявшему времени зря.

Документы были приманкой… Но Глазков и его подчиненные не могли предположить, что, добывая их, Савушкин убьет двух ни в чем не повинных людей. Он договорился с Мариной, любовницей Артема Александровича, что выкупит у нее бумаги, лежащие там-то и там-то, за пять тысяч долларов. От Тимофея Савушкин слышал об амурных похождениях его отца и о том, что тот завел себе новую подружку. Сам Андрей выяснил, кто такая Марина и как нужны ей деньги. У Марины при упоминании суммы в пять тысяч долларов тут же загорелись глаза, и она сразу же согласилась на предложение Андрея.

Но, получив бумаги, Савушкин убрал ее, причем бросил рядом с телом купленный в свое время у Ромаза Георгиевича пистолет, который оказался «паленым». Ромаз, бывало, торговал и таким оружием. Не исключено, что, в свою очередь, хотел подставить Андрея – кто их знает, какие в самом деле были у них отношения. Теперь никто не скажет, знал ли Ромаз Абрашидзе точно или нет, что именно из этого ствола Анзор уложил бизнесмена и его жену, получивших от него груз, но не сумевших расплатиться В принципе, теперь это не имеет значения, хотя у Вовы на этот счет появилась весьма любопытная мысль. А Анзор ли убил бизнесмена с женой год назад? Может, Савушкин приложил руку и к тому делу? Но как теперь это выяснишь?

– Артем Александрович говорил про какой-то ствол Тимофея… – вспомнила я.

– Да мало ли у Тимофея стволов было! Или прошло через его руки. Был, да сплыл, – сказал Вова, помолчал и добавил: – Отец в свое время видел ствол у Тимохи в банке с сахаром, ну а тут решил на всякий случай проверить… Увидел разгром в квартире. Тоже, кстати, устроенный по заданию Андрюши.

Я спросила про Ольгу Дмитриевну, соседку Артема Александровича. Вова пояснил, что у Савушкина были наполеоновские планы – в смысле шантажа. Аппетит приходит во время еды. И тут пропадает такая любопытная бабка. А клиенты Артема Александровича для этой цели подходили идеально. Но потом он решил, что его диспетчерша слишком много знает. И знает кто-то еще, кто вышел на его след. Ольге Дмитриевне позвонила какая-то женщина, представившаяся Мариной, с деловым предложением. Оно повергло Андрея в панику. Вдобавок куда-то исчез Артем Александрович. В общем, Андрей принесся к Ольге Дмитриевне, постарался вытянуть из нее все, что она знала, а потом, поскольку она видела его лицо, пустил ей пулю в лоб. Пусть органы разбираются.

Я в ужасе подумала, что стала невольной причиной смерти Ольги Дмитриевны – или подтолкнула Андрея к очередному убийству. Но разве я могла предположить подобное? Вслух ничего не сказала, а Вова продолжал свой рассказ.

Люди Андрея следили за теми, кто по какой-либо причине желал загримироваться. В обозримом будущем он планировал шантажировать их так же, как бывших клиентов Тимофея, компромат на которых содержали бумаги, оставленные в нижнем ящике комода его отца.

– Но документы были «липой»? – спросила я.

– Конечно, – кивнул Вова. – Но профессионально сработанной. Если твой третий муж вел дневник для себя, записывая все, как есть, то Тимофей постарался таким образом подготовить капкан для Андрея. И для тебя тоже. Но только вначале. Потом тебя уже никто не подозревал, наоборот, думали, как не дать тебе погибнуть.

– Ты знаешь, что в меня стреляли? И что за мной следили?

– Конечно, – усмехнулся Вова и добавил, что тогда меня спасли люди Глазкова.

У меня было два «хвоста» – один непрофессиональный (человек Андрея Савушкина) и специально обученные ребята Ильи Михайловича, которых я не должна была заметить. (Я не стала уточнять, что их видела, – какое это имеет значение?) В любом случае мне крупно повезло, что они были рядом и скрутили стрелка, пока он не успел сделать второй выстрел. Исполнитель, к величайшему сожалению Глазкова и его подчиненных, не знал заказчика. Но одно они поняли: я не стала бы заказывать себя.

– А вы давно подозревали Андрея?

Вова кивнул и добавил, что они все равно долго не были уверены, что это именно он. Кроме него и меня, было несколько возможных кандидатов.

– Но почему ты мне вешал лапшу на уши в отношении Тимофея? Ты постоянно как бы намекал на него, предупреждал меня. И я уже начала думать, что все это организовал Тимофей.

– Да, я предупреждал тебя, – согласился Вова. – Я должен был как-то предупредить. Чтобы ты была осторожна. Но тогда я не мог тебе открыть, что Тимофей работает с нами…

– И что теперь? – спросила я.

– Молиться, чтобы поправился Игорь, – ответил Вова. – Работа сделана. Эта работа.

Но оставался еще один непонятный для меня вопрос.

– Деньги-то вы вернули? – поинтересовалась я. – Те, что были украдены из ячейки Казанского в цюрихском банке?

– Это наше следующее задание, – сообщил мне Вова. – Продолжение предыдущего.

Глава 29

Санкт-Петербург. 22 мая, суббота

Весь следующий месяц я ездила к Игорю в больницу, что не очень-то нравилось Тимофею и Вове. Потом они пришли к выводу, что я чувствую себя виноватой, поскольку Игорь был ранен, спасая мою жизнь. Но у меня имелись и другие основания навещать Игоря…

С моим организмом вдруг стали совершаться изменения, которых мне еще не довелось испытать никогда в жизни.

Вначале я не верила в происходящее, объясняя повышенную усталость и легкое подташнивание по утрам событиями последнего времени. Задержку я тоже объяснила переживаниями. А потом все-таки решила проверить…

Я купила в аптеке два теста и сделала все, как было указано в инструкциях. Оба теста показали, что я беременна, только, к моему великому сожалению, не показывали, от кого.

Прикинув и сосчитав дни, я решила, что отцом ребенка все-таки должен быть Игорь. Хотя не могла быть в этом уверена. Просто мне очень хотелось, чтобы его отцом оказался Казанский, а не Вова.

Правда, обстоятельства сложились так, что сообщить Игорюне радостную весть мне пришлось в присутствии Вовы, Тимофея и Глазкова, решивших дружно приехать ко мне, чтобы отметить его выздоровление.

Тема всплыла, когда я отказалась пить коньяк. И вообще спиртное.

– Катька, ты меня не уважаешь! – заявил Казанский.

– Я беременна, – ляпнула я, сидя во главе собственного стола.

Челюсть у Игоря поползла вниз, Глазков хмыкнул, Тимофей пробормотал что-то вроде: «Ну наконец-то собралась», а Вова спросил:

– Кать, можно я к тебе перееду? – и расплылся в идиотской улыбке.

– А ты-то тут при чем? – резко повернулся к нему пришедший в себя Игорь.

– Ну то есть как… – промычал Вова.

Казанский резко выпрыгнул из-за стола, Вова тоже времени даром не терял, быстро сообразив, в чем дело, и они схватили друг друга за грудки. Тимофей кинулся их разнимать и оказался крайним. Его отшвырнули в сторону. Я же очень порадовалась, что гости решили выяснить отношения друг с другом, а не со мной – от них вполне можно было ожидать любой реакции.

– Прекратите немедленно! – взвился к потолку Глазков. И направил весь свой гнев на меня.

Орал он долго и упорно, заявляя, что из-за меня гибнут и калечатся его ценнейшие кадры, и не успел Игорь немного оправиться, как я опять выкинула очередной фортель. И сколько вообще можно иметь мужей? И скольким мужчинам одновременно дурить голову? Игорь, Вова и Тимофей не обращали внимания на Глазкова. Я прикрикнула на Илью Михайловича, чтобы он заткнулся и вообще покинул мои апартаменты, но Глазков пока этого делать не собирался, а переключил свое внимание на парней, увлеченных конструктивной дискуссией, осознав, что я – человек конченый и со мной ему говорить не о чем, а вот со своими сотрудниками – другое дело.

Ему все-таки удалось на них повоздействовать, но произнести новую речь я ему не дала, заявив:

– Убирайтесь вон! Все четверо! Немедленно! Видеть вас не хочу! Никого!

– Катя, чей это ребенок? – спросил Казанский, наконец повернувшись ко мне. Вова тоже вопросительно посмотрел на меня. Глазкову с Тимофеем было не менее интересно услышать ответ.

– Мой, – огрызнулась я и повторила: – Пошли вон. И чтобы больше я тут не видела ни одного из вас. Я ясно изъясняюсь?

Мне попытались что-то возразить, но все-таки вскоре убрались, а я осталась одна, вернее, со своим четвероногим другом, единственным преданным мне существом.

Мне было тошно, я сидела, забившись в угол дивана, и ревела. Было жалко себя. Кто у меня остался? Все мужчины, можно сказать, потеряны. Станет ли теперь Казанский иметь со мной какие-то дела? А Вова? А второй бывший? А вообще кто-нибудь из наших общих знакомых? Ведь мужики треплются хуже, чем бабы, и эта компашка может разнести обо мне такую славу… Подружка Лена не желает со мной общаться, по крайней мере сейчас. Правда, можно смело предположить, что она вновь появится, когда у нее случится какая-нибудь неприятность. Но я не могу положиться на Ленку. И не собираюсь ничем с ней делиться. А Тамарка мертва. Как мне не хватало Тамарки! Я простила бы ей все, если бы она осталась жива. Я вытащила бы ее из тюрьмы, я наняла бы для нее лучших адвокатов, только бы она была рядом со мной. Но никакие адвокаты не помогут забрать подругу из лап Костлявой. Я одна. Совсем одна.

Вообще-то нет, поправила я себя. Во мне растет другая жизнь. У меня будет ребенок. Мой ребенок, независимо от того, кто его отец. Рядом будет родное существо, и я буду жить ради него…

«А еще без одного марша Мендельсона как-нибудь переживу», – решила я.

Эпилог

Санкт-Петербург. 19 июня, суббота

Примерно через месяц у меня в квартире раздался звонок. Я никого не ждала. Был субботний вечер, и я сидела за компьютером, заканчивая подготовку документов, которые собиралась везти в Швейцарию в понедельник.

На пороге стоял Илья Михайлович Глазков.

– Что надо? – не очень любезно спросила я.

– Поговорить, Екатерина Константиновна, – ответил он сладким голосом.

– Ну проходите, раз пришли. – Я пропустила его в квартиру, заинтересовавшись целью визита полковника. Уж не посредником ли от потенциальных отцов он решил выступить?

Но я глубоко заблуждалась.

Глазков поинтересовался, от каких дел меня оторвал.

– От работы, – огрызнулась я.

– Опять в Швейцарию собираетесь, Екатерина Константиновна?

Я молчала.

– Я знаю, что собираетесь, – констатировал факт Глазков. – У меня будет к вам небольшая просьба…

С трудом сдерживаясь, я выслушала его до конца, а потом высказала ему все, что думаю о его конторе и о нем лично. Но Илья Михайлович ничуть не обиделся.

– Я не позволю вам себя использовать! – решительно заявила я.

– Никто и не собирается вас использовать, – невозмутимо ответил Глазков. – Я предлагаю вам работать с нами. Почему бы и нет, Екатерина Константиновна? Вы же умный человек и должны прекрасно понимать, какие перспективы откроются перед вами. Подумайте, что вы получите. И ведь от вас потребуется не так уж много, не правда ли?

И Илья Михайлович все тем же сладким голосом изложил мне подробно все, что он от меня хочет. Не только в этот раз, но и в другие, в будущем. Он предполагал, что у нас установится долгое и плодотворное сотрудничество.

– Вы – прекрасный специалист в своем деле, – напевал он. – И не забывайте о том, что мы до сих пор не вернули деньги, украденные из цюрихского банка. Нужна ваша помощь. Есть у меня одна задумка…

И Илья Михайлович добавил, что очень хотел бы изучить кое-какую информацию из моей электронной записной книжки. Я удивленно на него посмотрела.

– Не понимаете? В самом деле не понимаете, что мне нужно, Екатерина Константиновна? Да, пожалуй, вы запамятовали. Столько всего одновременно свалилось на вашу голову…

Я ждала продолжения.

– Меня интересуют номера телефонов, которые вам дал Саид в альпийском домике, – пояснил Илья Михайлович. – Он же не все диктовал вслух, вы там с чего-то списывали координаты, если не ошибаюсь? Вспомнили? Вам-то они ни к чему, а мы воспользуемся. Как раз пока вы будете общаться с банкирами в Цюрихе. Ну так как?

– Вы же знаете, что я жду ребенка, – было моим последним аргументом.

– Ну и что? – удивленно посмотрел на меня Илья Михайлович. – Ведь это не мешает вам трудиться в своей финансовой компании? И, насколько мне представляется, вы не из тех женщин, которые способны увязнуть в пеленках и распашонках, бегая от плиты к корыту. Вы явно планируете нанять няню и продолжать свою профессиональную деятельность. Вы просто не сможете усидеть дома.

Я была вынуждена признать, что он прав.

– В общем, Екатерина Константиновна, когда вы в понедельник полетите в Швейцарию… – сказал Глазков.

* * *

Уходя, он повернулся у двери и, как бы между прочим, заметил:

– Мне тут потенциальные отцы все уши прожужжали, когда узнали, что я к вам собираюсь…

– И? – У меня тут же изменилось выражение лица.

– Боятся вам звонить сами. Может, хоть намекнете, кому из них можно у вас появиться?

Задумавшись на секунду, я ответила:

– Это покажет экспертиза. После того, как родится ребенок. Если потенциальные отцы пожелают, сходим все вместе и сдадим кровь.

Глазков хохотнул и покинул мои апартаменты.

* * *

Четвертый раз в своей жизни я слушала марш Мендельсона в компании с Игорем Казанским.