Mickey Spillane One Lonely Night Mike Hammer — 5

Микки Спиллейн

Ночь одиночества

Глава 1

Наверняка никто никогда не переходил мост в такую скверную погоду ночью. Дождь, мелкий и частый, почти как туман, холодным серым саваном отгораживал меня от всего мира, от бледных лиц за запотевшими, мокрыми от дождя окнами автомобилей, пролетавших мимо меня, рассекая колесами воду на асфальте.

Даже яркие ночные огни Манхэттена еле светились желтым размытым пятном сквозь пелену дождя. Где-то там внизу я оставил свой автомобиль и пошел, подняв воротник плаща и втянув голову в плечи, в темноту расстилавшейся передо мной ночи.

Я шел и курил сигарету за сигаретой, бросал окурки перед собой и смотрел, как они, описав дугу, падают на мокрый асфальт. За окнами домов своим чередом шла жизнь, но я ничего не замечал. Те немногие люди, которые, подобно мне, оказались в эту ненастную погоду на улице, с любопытством смотрели из своих укрытий-подъездов на меня, человека, одиноко бредущего под дождем по мокрому тротуару. Я чувствовал их взгляды, отрываясь от своих тягостных мыслей.

Итак, я шел по мокрой цементной тверди тротуара, как по дну каньона, образованного громадами зданий, и не заметил, как стены из кирпича и бетона исчезли и я оказался окруженным паутиной металлоконструкций. Улица вывела меня на пешеходную дорожку моста, соединяющего два штата. Я взобрался на бордюр моста и, перегнувшись через ограждение и потягивая сигарету, смотрел на красные и зеленые огни катеров и лодок, проплывавших подо мной. Их огни подмигивали мне, а гудки словно пытались что-то сказать.

Будто глаза и лица. И голоса. Закрыв лицо руками, я ждал, пока видения исчезнут. Интересно, что бы сказал судья, увидев меня в таком состоянии. Возможно, он усмехнулся бы, поскольку все считают меня крутым, крепким парнем, а я стою здесь, потерянный и опустошенный, с ватными руками.

Он был всего лишь маленький старый судья, с глазами, словно две спелые вишни. С копной седых волос и ангельским голоском, со старческой морщинистой кожей. Но благородство и опыт делали его высшим судиею, выносящим приговор за твои грехи.

Его глаза, смотревшие на меня, говорили больше, чем те слова, с которыми он обращался в зал, переполненный людьми. Он говорил твердо и с горечью, как говорят правые, мудрые люди, обвиняя не правых. С отвращением и ненавистью судья поведал обо мне как об убийце, достойном кары, но которому закон сделать ничего не может, поскольку этот убийца работает по лицензии как частный детектив. Итак, по определению я убийца, но закону не остается ничего иного, как только погрозить мне пальцем.

К черту, пусть тогда государство уничтожит все оружие... Может, он думает, что я должен стоять и звать полицейских на помощь, когда какая-то сволочь готова выпустить в меня пулю?

Если бы все было так просто. Я и раньше проходил подобные процедуры. Но он разбередил мне душу, и всплыло многое из похороненного и забытого прошлого. Он не остановился на этом, сорвал с меня покров и оставил нагим перед самим собой. Ему следовало бы взглянуть вместе со мной на события пятилетней давности и сказать мне, как следует вести себя на войне, где царят сила оружия и непристойное удовольствие от жестокости убийства, санкционированного законом. Да, это был я. И мог бы куда как убедительно об этом рассказать, если бы заговорил. Там, в джунглях, влажных и темных, там, на песчаных берегах, пропитанных запахом разлагающихся мертвых тел, там, среди меркнущих закатов и восходов, исхлестанных пулями, я испробовал вкус смерти и настолько привык к нему, что уже не смог вкушать плоды нормальной цивилизации.

Черт, судья достал меня. Он резал меня живьем на куски, пока я не превратился в ничто, в ком грязи, в подонка. Его кулаки опускались на стол в такт фразам, которыми он, словно очистительными струями, собирался смыть меня в водосток вместе с другим дерьмом, оставив наслаждаться жизнью только хороших и послушных, живущих в чистоте законов.

Однажды я умру, и мир будет награжден моей смертью. Остается только один вопрос: почему я живу и дышу до сих пор?.. Какое есть оправдание моего существования, если во мне нет ничего хорошего? Он вернул мне мою душу со всей накопившейся горечью и тяжестью, ненавистью... Заставил меня убраться, не дав возможности ответить.

Судья начал читать новое дело еще до того, как я успел дойти до выхода из зала. Интересное, кстати, дело, но никто не обратил на это внимания. Все смотрели на меня с таким любопытством, ужасом и презрением, как смотрят люди на грязное, ужасное, необычное существо в клетке зверинца.

Только в глазах у некоторых я смог различить проблеск участия. Пат был в зале. Он подбадривающе кивнул мне, давая понять, что все в порядке, но ведь я был его другом. Однако судья сказал кое-что такое, что Пат и сам пытался говорить мне много раз. Там был также и Питер, слишком старый, чтобы гоняться за горячими новостями, и подбирающий их в зале суда. Он помахал мне с выражением участия. Питер был циником и любил парней такого типа, как я. К тому же я подкинул ему материал для нескольких историй.

Вельда. Очаровательная Вельда. Она поджидала меня у двери и, когда я подошел к ней, подставила губы для поцелуя. Десятки глаз, следящие за мной, мгновенно перекинулись на красавицу в коротком облегающем костюме, реагирующем на каждое движение ее великолепного тела. Глаза всех оценивающе пробежали по ее роскошной фигуре и остановились на лице, красота которого могла удовлетворить самый изысканный вкус. Она слегка откинула голову, тряхнув своими стриженными под мальчика волосами, и послала такой взгляд всем этим добропорядочным господам и седовласому представителю закона, который они долго будут помнить.

Конечно, Вельда была моей. Но сколько же прошло времени, прежде чем я понял, насколько сильно она любит меня, сколько времени! Но теперь я знаю это и уже никогда не забуду. Только одна она была чем-то достойным в моей жизни, и я дорожил этим.

— Пойдем отсюда, Майк, — сказала она. — Я презираю людей недалекого ума.

Мы вышли из здания и сели в мою машину. Она знала, что я не хочу говорить о происходящем, и всю дорогу сидела молча. Когда Вельда выходила из машины возле своего дома, было уже темно и начинался дождь. Она взяла мои руки в свои и слегка сжала их.

— Хорошая выпивка, и ты забудешь об этом. Иногда люди достаточно глупы, чтобы быть благодарными. Позвони мне, когда напьешься, и я заберу тебя.

На этом мы расстались. Она прекрасно знала меня, и ее не беспокоило, что я подумаю. Если даже весь этот чертов мир рухнет на мои плечи, Вельда будет рядом, готовая помочь. Я даже не попрощался с ней, просто захлопнул дверь и включил зажигание.

Нет, я не напился. Дважды я смотрел в зеркало и видел свое отражение, но не был похож на самого себя. Я привык смотреться в зеркало, не думая о том, как я, собственно, выгляжу. Сейчас, глядя в зеркало, я видел себя глазами тех людей в зале суда — этакий здоровенный парень, у которого нет никаких оснований жить в честном, нормальном обществе, как сказал судья.

Я взмок от пота, меня знобило. Может, я любил вкус смерти настолько, что больше мне уже ничего не нравилось? Может, я прогнил изнутри? Почему удача сопутствовала мне, когда я ходил рядом со смертью?

Нет, больше мне не хотелось смотреть в это чертово зеркало. Припарковал автомашину и пошел гулять под дождем. Так я и брел, куря одну сигарету за другой, так попал на мост и теперь стою, облокотившись о парапет, и смотрю на реку, где лодки, словно одушевленные существа, обращаются ко мне, человеку, закрывшему лицо руками в надежде спрятаться от всего мира.

Я убийца. Я легальный убийца. У меня нет оснований для жизни. Да, он именно так и сказал!

Сумасшедшая музыка, которая зачастую звучала у меня в голове с тех пор, как я вернулся из военных закатов и восходов, завладела мною вновь — низкие ритмичные удары, сопровождаемые перезвоном. Гремя все настойчивее, эта музыка перерастала в симфонию сумасшествия и разрушения, пока я, зажав уши руками, не оборвал ее. Теперь раздавалось только легкое позвякивание сотен колокольчиков, которые приглашали поддаться их очарованию. Но я не поддался, и они перешли в глухие, низкие, глубокие звуки одного большого колокола, резонансом отдававшиеся во всем моем существе. Этот звук не прекращался, он звал меня. Я открыл глаза и понял, что это был колокол с парохода на реке. Все встало на свои места, как только я осознал, откуда идет этот звук. А все этот судья, этот чертов белоголовый сукин сын довел меня до такого. Все-таки не такой уж я бесчувственный. Не может же быть все так плохо... А вдруг он был прав?

Пусть он тысячу раз прав, но я до тех пор не успокоюсь, пока сам не найду ответ. Если, конечно, он вообще существует.

Не знаю, как долго я стоял на мосту. В какой-то момент, кажется, после шестой сигареты, туман превратился в белый снег, который лепился к моему лицу и пальто. Вначале снежинки таяли, соприкасаясь с бетонной мостовой и металлическими конструкциями моста, затем снег повалил гуще, одевая все в белое. Через какое-то время все вокруг преобразилось. Фермы моста превратились в огромные сказочные деревья, раскинувшие свои ветви, а сам мост — в лес, населенный белыми чудовищами с резиновыми покрышками вместо ног, несущимися из леса в город. Я отклонился в тень от перекрытия фермы и смотрел на них, постепенно освобождаясь от тяжелых мыслей. Мне было приятно ощущать себя частью этого нереального мира.

Наконец мое напряжение спало. Ушла скованность из пальцев, всеми легкими я вдохнул сигаретный дым так, как любил это делать. Наконец-то я снова мог улыбаться и смотреть на исчезающие вдали корабли. И гудящий во мне колокол был всего лишь речным колоколом, который раздавался неподалеку из темноты.

Я должен взять Вельду и начать все заново в другом, спокойном месте, где нет ни убийств, ни ружей, ни пистолетов. Может быть, мне это и удастся. Это замечательно, стать способным вновь никого ни в чем не подозревать. Быть свободным от ненависти, не охотиться за подонками, которые готовы взорвать мир. Это была бы официальная полицейская работа. Исполнение закона во имя порядка. И никаких грязных дел, никакого дерьма. Вот что сделали со мной снег и тишина. Давно я не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Может, я не так уж испорчен и был убийцей в силу сложившихся обстоятельств. Может, мне вообще не по душе убивать.

Я собирался закурить еще одну сигарету “Лаки страйк” и полез в карман за спичками. Что-то заставило меня насторожиться, и я замер, прислушиваясь, так и не найдя спичек. Дул ветер. На мостовую валил снег. На реке в тумане гудел предупреждающий сигнал. Больше не было ничего. Передернув плечами, я достал спички, оторвал одну и снова услышал слабые назойливые звуки, уносимые ветром и различаемые яснее, когда тот стихал. Неровные шаги спешащего человека, заглушаемые снежным покровом. Я готов был зажечь спичку, когда понял, что человек пытается бежать из последних сил. Звуки шагов становились все ближе и ближе, пока я не увидел призрачную фигуру метрах в пяти от себя. Оказалось, что это девушка, закутанная в пальто с поднятым воротником. Она ухватилась за поручни, но руки ее соскользнули, и она упала лицом на тротуар. Она попыталась подняться, чтобы снова бежать, но силы оставили ее. Она глубоко и тяжело дышала, вместе с дыханием вырывались рыдания, сотрясавшие все ее тело.

Мне приходилось видеть испуганных людей и раньше, но такого выражения страха я не встречал никогда.

Она упала всего в нескольких шагах от меня, и я, подбежав, поднял ее на ноги и взял под руки. Ее огромные воспаленные глаза были полны слез. Она лишь коротко взглянула на меня и выдохнула:

— Господи... о нет, пожалуйста!

— Успокойся, девочка, успокойся, — сказал я и прислонил ее к парапету.

Ее глаза сквозь слезы изучающе бегали по моему лицу, с трудом стараясь рассмотреть меня яснее. Она хотела что-то сказать; но я остановил ее:

— Не надо слов, детка. Позже будет много времени для этого. А сейчас успокойся, никто не собирается причинить тебе вреда.

Вдруг что-то насторожило ее, она вздрогнула и, повернув голову, уставилась в ту сторону, откуда появилась. Я услышал шаги, уверенные и неторопливые, словно идущий знал, что настигнет свою цель, и очень скоро. Я тихо зарычал, глаза прищурились, всматриваясь в темноту. Ты можешь иметь женщину, ты можешь сделать ее жизнь чертовски несчастной, но доводить ее до смертельного испуга — это уж слишком. Этого я не могу позволить.

Она так сильно дрожала, что мне пришлось обхватить ее за плечи и прижать к себе. Я видел ее губы, которые пытались что-то произнести, но от испуга она не могла вымолвить ни слова.

Я потянул ее за собой, оттолкнув от парапета:

— Пойдем, мы сейчас во всем разберемся. Она была слишком слаба, чтобы сопротивляться. Я обнял ее за плечи, и мы пошли навстречу раздававшимся шагам.

Он появился из снежной пелены, приземистый, крепкий парень в длинном пальто, перехваченном поясом. Шляпа была сильно сдвинута набок, и даже с этого расстояния я видел его улыбку. Руки его были засунуты в карманы пальто, шел он походкой пижона. Увидев нас, парень ничуть не удивился, только одна бровь его слегка приподнялась, но это было все. Конечно, в кармане пальто он держал пистолет, и дуло было направлено в меня.

Мне не нужно было объяснять, что это именно он. Мне даже не нужно было замечать, что он вооружен. Достаточно было только почувствовать, как сжалось объятое ужасом тело девушки, чтобы все понять и обо веем догадаться. Думаю, мое лицо выражало все мои мысли и намерения, но парня, казалось, это не беспокоило. Он шевельнул рукой в кармане, и теперь я знал наверняка, что он сжимает в ней пистолет. Его голос, густой и отрывистый, очень подходил к его фигуре.

— Не так уж легко быть героем. Совсем не легко. — Его толстые губы искривились в усмешке.

По его разумению, все было очень просто и обычно, это слышалось в каждой его интонации. Девчонка бежала по мосту и встретила случайного прохожего. Ее мольба о защите, готовность мужчины помочь ей, но ведь не ценой собственной жизни, когда он увидит пистолет. Парень и не представлял себе, что все обстоит иначе. Еще шире улыбнувшись, он резко сказал:

— Так теперь завтра утром они найдут здесь вас двоих. — Глаза его светились холодным блеском.

Он был слишком самонадеян и видел лишь полное свое преимущество в этой ситуации. Если бы он всмотрелся в меня повнимательней, то, наверное, смог бы понять выражение моих глаз. Может быть, увидел, что я тоже крутой парень и знаю — он не станет портить свое хорошее пальто, стреляя через карман. Такой тип предпочтет вынуть пистолет, когда это станет действительно необходимо.

Но я не дал ему этой возможности. Я только шевельнул рукой и, еще до того как он успел выдернуть пистолет, уже сжимал в ладони свой пистолет 45-го калибра со снятым предохранителем и взведенным бойком. Только одну секунду дал я ему на осознание близкой смерти и затем стер выстрелом выражение с его лица.

Прежде чем я засунул пистолет назад в кобуру, девчонка отскочила от меня и, откинувшись назад, прижалась спиной к парапету. Ее глаза смотрели ясно. Они пробежали по телу на земле, по пистолету в моей руке и по моему лицу. Она закричала. Господи Боже, как она закричала. Она кричала так, словно я был чудовищем, вылезшим из бездны. Сквозь крик вырвались слезы:

— Ты... один из них... Нет, это все! Я понял, что она собирается сделать, и попытался схватить ее, но страшное возбуждение придало ей силы, достаточной, чтобы повернуться и перевалиться через парапет. Я лишь почувствовал, как ее тело ускользает из моих рук, остался только зажатый в пальцах клочок пальто, в то время как ее скрыл белый саван за мостом.

Боже, Боже, что произошло? Я вцепился в поручни парапета, уставившись ей вслед. Три сотни футов высоты. Маленькая глупышка, она не должна была этого делать! Она была в безопасности! Ей нечего было больше бояться, неужели она не поняла этого? Я кричал это во всю силу своих легких, и никого не было, кто мог бы услышать меня. Я кричал это мертвому телу, лежащему на мостовой. Когда я оторвался от поручня, то дрожал, словно лист на ветру.

Все из-за этой толстой сволочи, распростертой на снегу. Я стал с силой пинать его ногами, пока он не перевернулся лицом вниз.

Итак, я сделал это снова. Убил еще одного человека. Сейчас я мог бы стоять в зале суда перед судьей с белыми волосами и голосом ангела, позволить ему вынуть мою душу для всеобщего обозрения и вновь запачкать ее черной краской.

Покой и тишина — это было великолепно! Но я должен осознать, что происходит в моей голове. А ведь этот парень мог сделать в ней приличную дырку. Эта толстая свинья шла мне навстречу, держа наготове свой пистолет и рассчитывая разделаться со мной. Судя по всему, его ничто не волновало и он готов был спокойно отправить двух человек на тот свет не моргнув глазом. Однако он частично добился того, что хотел: девушка мертва. Он относился к той породе подонков, которые потешаются назавтра, прочитав о случившемся в газетах. А может, предполагалось, что он и есть тот самый очистительный поток, который смоет меня в сточную канаву со всей остальной сволочью?

По-вашему, судья, я лишь вонючий ублюдок, убийца. Но сейчас я вновь оказался первым, смерть обошла меня стороной, оставив жить. Жить, чтобы делать то, что я делал раньше, потому что у меня есть тренированные глаза и руки, которые сами знают, что делать, когда я еще не успеваю подумать. Мне наплевать, что вы делаете с моей душой, это зашло слишком далеко. Пошлите себя сами к черту, судья! Давайте посмеемся вдоволь. Я вывернул карманы его пальто и переложил его ключи и бумажник в свой карман. Сорвал все этикетки с его одежды, ногой расчистил тротуар от снега и стал тереть подушечки его пальцев о шершавый цемент, пока не стер с них всю кожу. Когда я закончил, он выглядел, словно потрепанное пугало. Затем я подхватил тело, поднял его и с трудом перевалил через перила моста и, когда через несколько секунд до меня дошел звук всплеска, улыбнулся. Ногой спихнул с моста его шляпу и пистолет. Мне даже не надо было искать пулю. Она лежала тут же, на ровном слое блестящего снега. Я отправил ее ногой вслед за пистолетом. Ну а теперь пусть попытаются его найти. Пусть попробуют узнать, кто это был и как все получилось. Пусть для всех будет потеха.

С этим было покончено, и я закурил сигарету. Снег продолжал мягко падать, закрывая следы и темное пятно, оставленное телом. Он почти засыпал лоскут от пальто девчонки. Я осторожно взял его, стряхнул снег и засунул в карман.

Теперь в тишине раздавались только мои шаги. Я возвращался с моста назад в город, убеждая себя в том, что сделал все правильно. Я таков, каков есть, и был бы таким, даже не будь войны. Я был прав, а все не правы. Полицейская машина, завывая сиреной, промчалась, обгоняя меня. Я почти не придал этому значения. Видимо, это была случайная машина. Они не были, не могли быть на мосту, когда все это произошло, там не было ни одной машины в это время. А если они и были, черт с ними.

Я дошел до города и, повернувшись еще раз, бросил взгляд на стальную громаду моста, вздымающуюся к небу. Нет, вряд ли, никто не пошел бы по мосту в такую ночь, как эта.

Глава 2

Я решил не ехать домой, а поехал в контору, уселся в большое кожаное кресло за столом и начал пить. Я пил, но не пьянел. Мой пистолет лежал у меня на ладони, вычищенный и полностью заряженный. Я смотрел на него так, словно он являлся частью меня самого. Скольких людей он отправил на тот свет? Мне не хотелось думать о прошлом, мой мозг был измучен: я засунул пистолет в ремни под руку и уснул. Мне снилось, что судья с белыми волосами и глазами, словно две спелые вишни, тыкал в меня пальцем, приказывая мне самому отправиться на тот свет. Я будто бы выхватил свой пистолет и пытался из него стрелять, все время нажимая на спуск, но пистолет никак не стрелял — одна осечка шла за другой. Только с каждым щелчком курка дьявольские голоса смеялись все громче и громче, и я бросил пистолет в судью, но он не отделился от ладони, он как бы прирос к ней, став ее продолжением, частью меня самого.

Ключ тихо щелкнул, поворачиваясь в двери кабинета, и этот щелчок разбудил меня. Несмотря на весь кошмар борьбы и движений во сне, я не изменил позы и только поднял голову, посмотрев на Вельду. Она заметила меня только тогда, когда стала класть почту на стол. На секунду Вельда испуганно замерла, затем, расслабившись, улыбнулась.

— Ты так напугал меня, Майк. — Она помолчала и спросила, поджав губы:

— Ты рано пришел?

— Я вовсе не уходил домой, детка.

— О, я надеялась, что ты позвонишь мне, не ложилась допоздна.

— Я не смог напиться.

— Не смог?

— Не смог.

Вельда нахмурилась. Она, видимо, хотела что-то сказать на мой счет, но промолчала. В рабочее время она относилась ко мне как к своему боссу. Я был ее начальником, она моей секретаршей. Очень красивой секретаршей. Я чертовски любил ее, но она не знала об этом и все еще оставалась частью моего офиса. Наконец она решила сменить гнев на милость и украсила мой кабинет своей очаровательной улыбкой, продолжая раскладывать почту на столе. Затем повернулась и направилась в приемную.

— Вельда...

Ее рука замерла на ручке двери, и, повернув голову, она посмотрела через плечо на меня:

— Да, Майк?

— Подойди сюда. — Я поднялся с кресла и сел на край стола, постукивая мундштуком сигареты по ногтю большого пальца. — Что я за парень, Вельда?

Ее глаза, казалось, прочитали мои мысли, и в них появилось недовольство. На какое-то мгновение улыбка сошла с ее губ и на лице проступило выражение, которое я видел у нее только однажды.

— Майк... этот судья — свинья. Ты нормальный парень.

— Откуда ты это знаешь? — Я сжал сигарету губами и закурил.

Вельда стояла, твердо расставив ноги и опустив руки по бедрам, словно мужчина. Ее грудь поднималась и опускалась чуть чаще, чем обычно, натягивая тонкую ткань платья.

— Иногда я люблю тебя чуть меньше, иногда чуть больше, но чаще чуть больше, чем следует. Ты хочешь, чтобы я это сказала?

— Нет. — Я выпустил целое облако дыма и уставился в потолок.

— Если бы ты был совсем не прав, я бы тебя не смогла любить.

— Расскажи мне обо мне. Скажи, что говорят другие люди.

— Зачем? Ты так же прекрасно это знаешь, как и я. Ты читаешь газеты. Когда все идет нормально, ты герой. Когда ты не прав, то просто удачливый убийца. Почему бы тебе не спросить тех, кто ведет счет твоим делам, тех, кто действительно знает все о тебе? Почему не спросишь Пата? Он думает, что ты отличный полицейский. Спроси гангстеров, которые стараются не попадаться тебе на пути. Они ответят тебе то же... если ты сможешь их поймать.

Я бросил окурок в металлическую корзину.

— Да, конечно, они скажут мне. Ты знаешь, почему я не могу схватить их, Вельда? Почему они больше смерти боятся попасться мне на пути? Я тебе скажу почему. Они прекрасно знают, что я такой же, как и они... даже хуже, и я прикрыт законом.

Она протянула руку и провела ею по моим волосам.

— Майк, ты такой крепкий и сильный парень и можешь наплевать на то, что говорят люди. Ведь они только люди, людишки с куриными мозгами, забудь ты все это!

— Но их слишком много.

— Забудь!

— Помоги мне! — попросил я.

Она бросилась в мои объятия, и я прижал ее к себе, чтобы почувствовать тепло ее тела. Влажные нежные губы коснулись моих губ, и я обо всем забыл. Прошло какое-то время, и я тихонько оттолкнул Вельду от себя, продолжая держать ее руки в своих и представляя, как бы все было, стань мы близки. Немного погодя я смог улыбнуться, вновь улыбнуться, как раньше. Женщина может без слов заставить мужчину почувствовать себя полноценным человеком и забыть слова, которые ему наговорили.

— Ты принесла газеты?

— Они на моем столе.

Мы вместе вышли в приемную. На столе лежали бульварная газета в четверть листа и солидная в полный лист. Бульварная газета была раскрыта на странице хроники из зала суда. Там была помещена моя фотография. В другой газете обо мне было написано побольше, но моей фотографии не было.

Не обращая внимания на статьи, посвященные моему делу, я быстро стал просматривать страницы газет, ища нечто другое. Вельда, заинтригованная моим поведением, внимательно всматривалась в перелистываемые страницы из-за моей спины. Но того, что я искал, в газетах не было. Ни малейшего упоминания о двух телах, найденных в реке.

— Что ты ищешь, Майк?

Я отрицательно покачал головой:

— Ничего, просто ищу возможных клиентов. Она, конечно, не поверила мне.

— Если ты ищешь клиентов, то есть несколько прекрасных предложений в письмах, они ждут твоего ответа.

— Как у нас с финансами, Вельда? — не глядя ей в глаза, спросил я.

— Все в порядке, по двум счетам вчера были получены деньги, а все наши счета оплачены. А в чем, собственно, дело?

— Тогда, может, я возьму отпуск и отдохну?

— От чего?

— От платной работы. Я чертовски устал чувствовать себя нанятым.

— А что буду делать я, подумай?

— Я и думаю. Ты также можешь взять отпуск, если, конечно, хочешь.

Она потянула меня за локоть и повернула к себе, наши глаза встретились.

— Майк, ты думаешь не о развлечениях на пляже, не морочь мне голову.

— Вот как? — Я постарался изобразить удивление.

— Конечно.

Она вынула сигарету из моего рта, сделала затяжку и вновь вставила ее мне в губы. Глаза неотрывно следили за мной.

— Майк, не надо дурачить меня, пожалуйста. Хочешь, говори мне, хочешь, нет, но не оставляй меня, отделавшись извинением. Что у тебя на уме, Майк?

Я сжал губы.

— Ты не поверишь тому, что я скажу тебе.

— Поверю.

Она так искренне и открыто сказала это, с такой верой в меня, что я ответил:

— Я хочу попробовать найти себя, Вельда. Она, должно быть, поняла, что происходит. Я сказал ей эти слова спокойно, почти ласково, и она поверила мне.

— Хорошо, Майк, — произнесла она. — Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.

Я предложил ей сигарету и вернулся в свой кабинет. Интересно, насколько проницательно женщина может понимать мысли мужчины? Как можно без слов понять, что самые обычные вещи вдруг становятся для тебя такими важными? Что это, что дает им возможность выглядеть так, как будто они знают суть твоей проблемы и знают, как решить ее, но молчат, понимая, что ты должен открыть это для себя сам.

Я снова сел в то же кресло и вывалил на стол все, что собрал в карман ночью: ключи, бумажник, немного мелочи. Два ключа были от автомобиля. Один ключ был обычным, для входной двери, другой — от чемоданного замка и еще один либо от висячего замка, либо еще от одной квартиры.

Если я и надеялся найти что-либо в бумажнике, то ошибся. Там лежало шесть пятидолларовых бумажек и две долларовые, блок трехцветных марок, а в другом отделении маленькая карточка-календарь. Еще в одном отделении была простая зеленая, без всяких надписей, карточка с неровно обрезанными краями.

Ну что ж, и этого было достаточно. Хотя бумажник был не новым, толстяк не желал, чтобы кто-то мог установить его имя. Да, было предостаточно всего, над чем нужно подумать. Я откинулся на спинку кресла и стал размышлять, уставившись на бумажник из телячьей кожи. Вас бы подобное зрелище тоже заставило задуматься. Хотите проверить, возьмите свой бумажник и посмотрите на его содержимое.

Взглянув очередной раз на лежащие передо мной на столе предметы, я вдруг вспомнил о том, что положил в другой карман своего пальто. Я выложил на стол довольно большой лоскут твидовой ткани, невольно оторванный мной от пальто девушки. Видимо, я схватил ее, пытаясь удержать над мостом, и в руках у меня остался лоскут с боковым карманом. Больше из любопытства, чем преднамеренно, я засунул руку в карман и вытащил оттуда помятую пачку сигарет.

"Она даже не смогла напоследок покурить”, — подумал я. Ведь и преступники, осужденные на смерть, могут покурить перед казнью. Она не смогла. Только раз взглянула мне в лицо, и увиденное заставило ее захлебнуться криком и, собрав все силы, броситься через перила в реку.

Что же такое сидит у меня внутри и выходит наружу в подобные моменты? Что хорошего от того, что я живу? Почему я сначала спускаю курок, а затем разрываю свою душу на части?

Пачка влажным комом лежала у меня на ладони — пахнущие табаком и смертью сигареты, упаковка, целлофан. Я с силой сжал пальцы, и сквозь прорвавшуюся под ногтями пачку вдруг проступило что-то зеленое.

В пачку сигарет была засунута еще одна чертова зеленая карточка со странным образом обрезанными краями.

Два убийства. Две зеленые карточки. Или, наоборот, две зеленые карточки, два убийства. Что же считать первым? Зеленые карточки — символ смерти. Убийство и обрезанные края. Два убийства. Первое — толстяк. Из-за него и девчонка погибла, не важно как, но он хотел ее убить. Это ясно. В конце концов то, чего он хотел, случилось. Итак, я убил этого парня. Я был убийцей точь-в-точь, как они говорили, только у меня другое мнение. Я не убийца, а убил его потому, что обстоятельства вынудили меня. Интересно, как бы отнесся закон к этому случаю, смогли бы они сейчас уяснить эту разницу. Нет, я обязан быть осторожным и должен был сделать все так, как сделал. Конечно, можно было вызвать полицию. Они бы начали все выяснять, провели медицинскую экспертизу, завели бы дело, передали в суд, и я бы вновь был отдан на осуждение толпе. Нет, я сделал все ловко, правильно, и даже если тела будут найдены, никто не сможет предъявить мне прямого обвинения. Но я убил его не потому, что чувствовал свою безнаказанность. Нет, вовсе не потому. Я просто не мог позволить ему убить меня, и этим тупицам я тоже не позволю разделаться со мной. Пошли они все к черту, с их судьями, присяжными и всем остальным. Я до омерзения устал играть в их игры. К черту все их угрозы, я как-нибудь разберусь сам. Мне нравится работать и жить под угрозой смерти. Жаль, что нет специального ведомства с названием “Смерть”, пусть бы они узнали, что я их посылаю к черту.

Я достал зеленую карточку из пачки сигарет и приложил ее к первой, вынутой из бумажника. Они были словно близнецы. Я спрятал их в карман, взял пальто, шляпу и, уходя из офиса, осторожно прикрыл дверь.

Немного погодя, примерно в начале одиннадцатого, я вышел из машины у большого кирпичного дома. Здесь происходили незримые события, которые превращали просто людей в полицейских или преступников. Машина, припаркованная перед моей, была служебным седаном судьи. Я выкурил целую сигарету, прежде чем решил все же пойти к Пату, даже если придется встретиться с судьей. Мне следовало подождать еще хотя бы минуту. Только я взялся за ручку двери, как она открылась и судья оказался передо мной. Он вздрогнул, словно его обдало холодом. Какое-то подобие улыбки появилось на его лице.

— Доброе утро, — сказал судья.

— Прекрасного дня, — ответил я.

Он сел в свою машину и так сильно хлопнул дверцей, что она чуть не отвалилась. Я помахал ему, когда он проезжал мимо, но он мне не ответил. Я поднялся на лифте и, входя в офис Пата, уже улыбался.

— Не встретил судью? — спросил Пат.

— Да, мы встретились у входа. Что на него нашло, он обижен на меня?

— Присядь, Майк. — Пат указал мне на деревянный стул с прямой спинкой, место для дающих показания. — Послушай, районный судья хотя и выборная должность, но довольно могущественная. Ты совсем недавно вылил на него целый ушат грязи, и он не собирается этого забывать, как и того, кто твои друзья.

— Имеешь в виду себя?

— Ты попал в точку. Я официальное лицо, капитан отдела по расследованию убийств. Наделен определенной властью, могу арестовать, могу повлиять на ход дела. Я работаю под его контролем. И если он зацепит тебя на крючок хотя бы раз, я буду вынужден, дабы ублажить его, продеть в твой нос кольцо и водить, словно быка, по арене. Будь любезен, не задирай его хотя бы ради меня. Ну а теперь выкладывай, зачем пришел?

Пат с улыбкой нагнулся ко мне. Мы по-прежнему были друзьями.

— Есть что-нибудь интересное?

— Ничего, — ответил он, пожав плечами. — Жизнь прекрасна и обыденна. Я прихожу в восемь и ухожу в шесть. Привык к этому, и мне нравится.

— Даже самоубийства?

— Даже. Ты хочешь сказать, что ищешь дело, чтобы поработать?

— Едва ли. Я в отпуске.

Глаза Пата изменились. В них засветились недоверчивые огоньки, он полагал, что я вожу его за нос, но готов был и дальше слушать, как я ему заливаю. Да я и себя обманывал.

— Ну, а поскольку у тебя нет никаких дел, как насчет того, чтобы взять отпуск вместе со мной? Мы могли бы здорово повеселиться.

Пат успокоился, и глаза заблестели по-прежнему.

— Черт, я бы с удовольствием, Майк, но много всякой текущей ерунды, она просто заела. Так что вряд ли это возможно. — Он потер лоб и спросил:

— Ты не чувствуешь, что вокруг тебя становится жарко?

— Прекрасно чувствую, поэтому и хочу взять отпуск, чтобы получить от этого побольше удовольствия.

Я нахлобучил шляпу и поднялся со стула.

— Ну хорошо, не хочешь быть со мной, придется одному тут париться.

Он встал с места и взял меня за руку.

— Желаю тебе повеселиться, Майк.

— Спасибо, постараюсь. — Я немного помолчал и, словно что-то вспомнив, сказал:

— Между прочим, хочу кое-что показать тебе перед уходом. — Я полез в карман рубашки, достал две зеленые карточки и бросил их на стол. — Забавные карточки, не так ли?

Иногда на лице Пата появляется странное дьявольское выражение. Осторожно взяв карточки, он вышел из-за стола, подошел к двери и запер ее. Сев на место, он произнес несколько непечатных слов.

— Где ты взял их? — Теперь его голос звучал строго официально, словно минуту назад мы не болтали с ним, как старые приятели.

— Да просто нашел.

— Проклятье! Сядь. Черт бы их взял.

Я снова уселся и закурил, едва сдерживая улыбку.

— Еще раз спрашиваю, Майк, как они к тебе попали?

— Я уже сказал тебе, нашел.

— Хорошо, тогда спрошу по-другому. Где ты их нашел?

Больше я был не в силах сдерживаться и расплылся в очаровательной улыбке.

— Послушай, Пат, ты же знаешь меня. Во-первых, я твой друг, во-вторых, я не какой-нибудь лопух и не люблю отвечать на вопросы, когда не знаю, почему должен это делать. Перестань играть со мной в полицейского и давай поговорим нормально. Я специально завел разговор об отпуске, чтобы дать тебе возможность самому рассказать мне об этом, но ты предпочел не говорить. Хотя мне нужно было от тебя всего лишь немного информации об этих карточках. Прошу, Пат, скажи мне.

— Хорошо, Майк. Но и ты скажи, где ты их взял;

— Я подстрелил одного парня и нашел карточки у него.

— Поменьше сарказма.

Я выдал в этот момент, наверное, самую циничную улыбку, на которую был способен. Пат посмотрел на меня отсутствующим взглядом. Потом нетерпеливо встряхнул головой и положил карточки обратно на стол.

— Неужели это настолько серьезно, что ты мне не можешь сказать об этом, Пат? Он провел языком по губам:

— С одной стороны, само по себе это не так уж и важно. Я допускаю, что кто-то мог их потерять. Довольно большое количество этих карточек находится в обращении.

— Да?!

Он уверенно кивнул и пальцем провел по краю карточки.

— Это опознавательные карточки одной новой коммунистической организации. Один из вновь организованных фронтов. Нацистские банды, которые в прошлом вели у нас свою работу, имели в качестве пароля такие же карточки, только красного цвета. Довольно часто меняется манера среза края карточки. Таким образом группы защищены от проникновения в них провокаторов. Когда приходишь на встречу, твою карточку сверяют с шаблоном.

— Как в гостинице? — Я взял со стола одну из двух карточек и положил ее в карман пальто.

— Что-то в этом роде, — кисло согласился Пат.

— Ну а зачем ты запер дверь, мы же с тобой здесь одни?

Пат тяжело опустил ладонь на стол.

— Не знаю, Майк. Черт, если бы не ты, а кто-нибудь другой пришел ко мне с парой таких карточек в кармане, я бы знал, что делать. А сейчас я просто холодею и жду неприятностей. Ну ладно, выкладывай, что у тебя общего с этими карточками? — Он выглядел чертовски усталым.

— Да ничего, я уже сказал тебе. Они необычные, эти карточки, а я нашел сразу две. Мне не приходилось видеть таких раньше, и я подумал, может, ты что-то знаешь о них.

— Да, и ты не ошибся.

— Ну что ж, ты кое-что рассказал мне о них, спасибо. Я надел шляпу и встал. Он дал мне дойти до двери.

— Майк... — Пат смотрел на свои руки, лежащие на столе.

— Я сейчас в отпуске. Пат.

Он взял карточку и повертел в руке.

— Три дня назад был убит человек. Мы нашли его сжимающим в руке одну из таких карточек.

— Я все еще нахожусь в отпуске, — повторил я и повернул замок двери.

— Подумай об этом.

— Понял. Обдумаю, когда буду валяться под солнцем на пляже во Флориде.

— Мы знаем, кто убил его.

Стараясь не выдать своего волнения, я спросил обычным голосом:

— А мне знаком этот парень?

— Да, и тебе, и еще восьми миллионам граждан. Его имя Ли Демер, избранник народа. Человек, который предназначен очистить Америку от скверны и заставляет чувствовать себя неуютно всех политиков, сидящих на ключевых местах.

— Да, это крупная фигура, — согласился я.

— Очень крупная.

— Слишком крупная, чтобы его можно было трогать. Взгляд Пата уперся в меня.

— Никто настолько не велик, Майк. Никто, даже Демер.

— Тогда почему вы не возьмете его?

— Потому что он не делал этого.

— Что-то ты запутался, Пат. Я всегда полагал, что ты крепче умом. Как это так? Убивал он парня или не убивал?

Его глаза хитро заблестели.

— Во время отдыха ты сможешь хорошенько обдумать это, Майк. А я кратко введу тебя в курс дела. Был найден мертвый человек. В руке он сжимал зеленую карточку. Три разных человека опознали убийцу. Каждый из них хорошо разглядел его и дал четкое описание внешности. Каждый из них явился с заявлением в полицию, и нам с трудом удалось замять дело.

Ли Демер был опознан как убийца. Его приметы были изложены подробно, вплоть до шрама на носу, и как только свидетелям предъявили его фотографию, они тут же опознали его. Не было сомнений, что это он. Казалось бы, все ясно, но мы не можем его задержать, потому что в то время, когда было совершено убийство, он находился далеко от этого места, принимая группу граждан, включая и меня самого.

Я прикрыл дверь и вернулся на место.

— Черт возьми, хорошенькое дельце.

— Да, сложное. Вот почему районный прокурор в таком дурацком настроении.

— Пат, по-моему, есть четыре возможных варианта.

— Скажи, сравним с тем, что думаю я сам.

— Слушай. Вариант первый: близнецы. Второй: убийца выглядел как Демер. Третий: подкуплены свидетели, чтобы обвинить Демера. Четвертый: это все же был сам Демер.

— Ну а какой нравится больше всего тебе самому, Майк?

Я усмехнулся в ответ на его торжественный тон и открыл дверь.

— Можешь делать со мной что хочешь, но я в отпуске. Увидимся, когда вернусь.

— Конечно, конечно, Майк. — Глаза его сузились. — Надеюсь, если к тебе еще раз попадут зеленые карточки, ты скажешь мне об этом?

— Так у тебя есть еще что-нибудь?

— Все тот же вопрос. Где ты взял эти карточки?

— Я убил одного парня и нашел их у него. Пат тихо чертыхнулся. Дверь лифта уже закрывалась за мной, когда до него, видимо, дошло, что я говорю правду. Я услышал, как дверь его кабинета распахнулась и он закричал:

— Майк... черт с ним, Майк!

Я позвонил в редакцию “Глобуса” прямо из уличного автомата и попросил найти Марти Купермана. Мне сообщили, что он как раз собирается на ленч. Я велел передать ему, что если он хочет закусить бесплатно, а в придачу получить кое-какие новости, то пусть ждет меня в фойе редакции. Я не спеша отправился на встречу, так как не знал еще репортера, который отказался бы от бесплатного обеда.

Марти сидел внизу, откинувшись на спинку стула, и пожирал глазами двух блондинок и яркую рыжеволосую девицу, сидевших тут же группкой, ожидая кого-то. Когда я слегка похлопал его по плечу, он нахмурился и прошептал:

— Черт, я уже почти уговорил эту рыжую бестию. Отвали.

— Пошли, пошли, я куплю тебе другую, — сказал я.

— Мне нравится эта.

Тут из лифта вышел редактор городских новостей, поздоровался с рыжеволосой, и они вместе направились к выходу. Марти пожал плечами.

— Ладно, пошли поедим.

Бедный репортер, пишущий о политике, не может устоять против такого предложения. Одна из блондинок посмотрела на меня и улыбнулась. Я подмигнул ей, а она мне. Марти заметил это и с отвращением сплюнул на пол. Когда-нибудь он поймет, что нужно всего лишь уметь попросить, и тебе ответят.

Он попытался затащить меня в переполненную закусочную за углом, но я отклонил эту идею и провел его вверх по улице в тихий бар с хорошей едой, где было не так людно. Когда мы разместились за столиком и сделали заказ, Марти протянул мне сигарету и, приподняв брови, приготовился выслушать меня.

— Как много ты знаешь о политиках, Марти? Он вытряс спички из коробки:

— Больше, чем могу написать.

— Знаешь что-нибудь о Ли Демере? Он насупился и облокотился на стол.

— Ты сыщик, Майк. Ты человек с оружием под пальто. Кто на самом деле желает знать о Демере?

— Я хочу знать.

— А для чего? — Его рука машинально потянулась к карману за блокнотом и карандашом.

— Для того, что не совсем подходит для твоих историй, — ответил я. — Что ты знаешь о нем?

— Черт, да ничего плохого я о нем не знаю. Собирается стать вторым сенатором от нашего штата <В США выбирают двух сенаторов от каждого штата.>. Он пробивной парень и всем нравится, даже оппозиции. Он скорее государственный деятель, чем политик. У Демера, пожалуй, самая чистая репутация, может быть потому, что он никогда не увлекался политикой. Он абсолютно чист, не представляет интереса для коррумпированных кругов и мафии, и поэтому они настроены против него.

— А ты против него, Марти?

— Нет, только не я. Демер как раз тот человек, который нам сейчас нужен. А как ты сам?

— Я не голосовал с тех времен, когда была распущена партия вигов.

— Да, ты явно не самый примерный гражданин!

— Что поделаешь.

— В таком случае чем вызвано твое любопытство?

— Допустим, я намекну тебе о чем-то, что... прямо противоположно твоему представлению о Демере. Ты поможешь мне, если даже никогда не сможешь написать об этом?

Марти сжал кулаки и сделал страшное лицо.

— Да, я помогу тебе. Мне чертовски надоело, когда нас обувают эти ублюдки, которые добиваются, чтобы их избрали и наделили властью, а затем набивают себе карманы и проводят в жизнь свои бредовые идеи. Говори, что конкретно тебе нужно?

— Не так уж и много. Просто хочу узнать о Демере все от начала до конца. Хорошо, если бы у тебя нашлась его фотография.

— У меня есть целая подборка про него.

— Отлично.

Нам подали заказ, и мы принялись за еду. Марти несколько раз поднимал глаза от тарелки и смотрел на меня. Я ел молча. Хотелось, чтобы он сам для себя все решил. Он пришел к решению за яблочным пирогом, поданным на десерт. Я заметил, как расслабилось его лицо, и он удовлетворенно вздохнул.

— Хочешь получить материалы прямо сейчас?

— Меня устроит любое время. Положи их в пакет и отправь в мой офис. Я не спешу.

— Хорошо. — Он внимательно посмотрел на меня. — Можешь рассказать мне поподробней? Я покачал головой:

— Я бы сделал это, если бы мог, парень. Но сам еще не знаю, насколько серьезная идет игра.

— Может, мне подключиться к этому, возможно, удастся раскопать что-нибудь полезное для тебя?

— Не думаю, что стоит это делать. Демер — только нить к тому, что меня сейчас особенно интересует. Информация о нем может помочь нам.

— Понимаю. — Он чиркнул спичкой и прикурил сигарету. — Майк, если у тебя появятся какие-нибудь новости, ты дашь мне знать?

— Охотно.

— Я имею в виду не только то, о чем можно написать в газетах.

— А что?

Марти смотрел на меня сквозь сигаретный дым блестящими глазами.

— В жизни каждого мужчины всегда есть грешки. Они могут быть в прошлом, но при этом их должно набраться достаточно много, чтобы человека стоило убрать с общественного поста из-за этой грязи. Ты не так тесно связан с политикой, как я, и не знаешь, насколько это все пакостно. Каждый старается больше для собственного блага, и плевать им на людей. О конечно, толпа имеет своих героев, они-то из кожи вон лезут и готовы пойти на все, чтобы выглядеть таковыми. Только посмотри, что случается, когда Конгресс или какая-нибудь другая организация раскрывает очередную грязную возню позади правительства... Тут же мальчики, сидящие наверху, дают какую-нибудь сенсационную информацию, до поры до времени державшуюся в секрете, и она смывает с первых страниц газет всю грязь о чиновниках.

Демер говорит то, что думает, поэтому он — живая мишень для нападок. Многие пытаются достать его. Охотятся за ним, ну, конечно, кроме простых людей. Не думай, что не пытались копаться в его прошлом. И я занимался этим, и другие. Но мы столкнулись с проблемами, когда попытались копнуть чуть глубже, чем от нас ожидали. Это была целая подборка фактов, которые должны были появиться “естественным путем” в процессе проявления заинтересованности к прошлому известного человека. Единственный верный путь в данном случае — действовать через газеты, чтобы никто не заподозрил в этом грязную тактику оппозиции. Мы оценили ситуацию и по молчаливому согласию попридержали информацию. В какой-то степени мы тоже являемся мишенями, поскольку те, кто держит в руках нити, знают, как нами можно управлять. Ли Демер собирается стать одним из тех, кто держит нити, и намерен покончить с коррупцией в нашем правительстве. Он хочет выкурить паразитов, живущих за счет общества, и вернуть стране силу, которую мы имели до того, как заменили ее сладкой болтовней и красивыми физиономиями. Вот почему я хочу, чтобы ты рассказал мне все. Если там что-то есть... Надо будет собрать других, кто думает так же, как я, обсудить все и принять честное решение. Черт, не знаю, почему я вдруг стал так печься об общественных интересах. Возможно, просто устал от той чепухи, которой нас всех пичкают.

Я закурил сигарету и сказал:

— Что-нибудь было о нем нового за последнее время?

— Ничего, по крайней мере за этот месяц. Они выжидают, пока он закончит свои выступления по штату, чтобы потом разделаться с ним.

В таком случае Пат был прав. Полиция замяла это дело не из-за любви к справедливости, а потому, что они заподозрили провокацию. Демер все-таки не мог быть одновременно в двух местах.

— Хорошо, Марти. Я сообщу тебе, как только обнаружу что-либо подозрительное. Пожалуйста, сделай одолжение, не упоминай нигде мое имя, хорошо?

— Конечно, конечно. Между прочим, этот судья, который вел твое дело, тоже замазан в прошлом.

— Да черт с ним, знаешь, может, он и прав.

— Все зависит от того, с какой стороны подойти. Он следовал букве закона, а это сухая словесная логика. Он из тех людей, которые надпись: “Курить не разрешается” читают как: “Вам разрешается не курить”, а не: “Курить запрещено”.

Я вынул банкнот из бумажника и отдал официанту, дав понять, что сдачи не нужно. Марти взглянул на часы, сказал, что ему пора идти по делам, и мы пожали друг другу руки.

Кое-какие газеты уже были в продаже, но в них по-прежнему не было никакого упоминания о телах, найденных в реке. Я не то чтобы был болен, но чувствовал себя неважно. Подъехав к месту парковки, поставил автомобиль в самый угол, взял такси до Таймс-сквер и пошел в кинотеатр на фильм ужасов. Главным действующим лицом был мужчина в двух обликах — человека и обезьяны. Когда он был человекообразной обезьяной, он убивал людей, когда становился человеком, то сожалел об этом. Я мог представить себе, что он чувствовал, и смотрел, пока мог выносить это зрелище, затем поднялся и прошел в бар.

В пять часов вышли вечерние газеты. В этот раз заголовки говорили о том, что нашли одно из тел.

Толстый парень был обнаружен с многолюдного прогулочного корабля, и полицейский катер подобрал его. Не было ничего, что бы указывало на его личность, кожа на пальцах была стерта. Следовало грубое описание его лица, так как пуля сильно изуродовала его. Полиция отнесла это убийство на счет гангстеров.

Теперь я был гангстером-одиночкой. Великолепно. Просто прекрасно. Майк Хаммер Инкорпорейтед. Бандит.

Глава 3

Дождь. Черт побери этот нескончаемый дождь. Он превратил Манхэттен в город-призрак с размытыми, неясными контурами. Мелкий медленный дождь, капли которого незаметно накапливаются на полях вашей шляпы и затем вдруг каскадом сливаются перед вашим лицом. Мокрые и блестящие, словно облитые маслом, улицы привлекают любителей погулять под дождем и тех, кто чувствует себя уютней, когда небо плачет, и с удовольствием подставляет, снимая шляпу, свою голову под слезы дождя.

Я плотнее закутался в плащ, застегнув его на все кнопки, и поднял до самых ушей воротник. Хорошо, конечно, погулять, но не когда ты насквозь промок. Я медленно брел, давая обгонять меня людям, спешащим сейчас куда-то, чтобы затем где-то терять время в ожидании. Я направился на юг по Бродвею, останавливаясь у витрин закрытых магазинов, не вполне сознавая, куда ведут меня ноги. Я пересек Тридцать четвертую улицу, все еще придерживаясь южного направления, затем прошел двадцатые улицы. На углу одной из них задержался выпить кофе и съесть булочку, затем продолжил свой путь, пока не дошел до площади.

Так вот куда привели меня ноги! Юнион-сквер. Человек, судя по всему, вполне способный быть владельцем зеленой карточки, и парень с изможденным лицом о чем-то отчаянно спорили, окруженные небольшими группами людей. Все внимательно слушали их. Интересно, о чем это таком важном они говорят, что заставляет людей слушать их под дождем?

Я поспешил подойти поближе. Все шумно переговаривались между собой, но голос стоящего в центре был громче всех остальных.

Недалеко прохаживался полицейский, покручивая в руках резиновую дубинку. Всякий раз, проходя мимо толпы, он машинально сжимал дубинку, с надеждой посматривая в сторону собравшихся. Когда он проходил мимо меня, я услышал несколько его нелестных замечаний.

Прямо на меня шли парень, выглядевший как девушка, и девушка, здорово смахивающая на парня; они прошли мимо и присоединились к одной из групп. Девчонка сразу включилась в разговор, а парень удовлетворенно улыбался всякий раз, когда она отпускала свои реплики, как будто они были такими уж дельными.

Таких групп было десять, а может, пятнадцать. Если бы не дождь, их могло быть и больше. Толковали, похоже, о разном. Иногда один или несколько человек переходили от группы к группе.

Но все они имели что-то общее. Нечто подобное можно увидеть на скотобойне. В центре каждой группы есть свой козел-провокатор, который ведет все стадо под топор. Отведя одно стадо, он возвращается и ведет следующее. И стаду нужен такой козел. Эти люди были в потрепанных бесформенных одеждах, с тяжелым запахом , дерьма, которое они выпрашивали и получали. Их отличал недовольный и трусливый вид, как у шакалов, словно бы говорящий: ты убей, а мы ограбим, это нас устраивает. Хотя среди них не все были такими. Тут и там в толпе попадались прилично одетые люди. Я заметил молодую девушку в дорогом норковом манто и парня в залатанном костюме, стоящих бок о бок. Заинтересовавшись, я подошел к ним и стал слушать. Вновь подходившие вставали позади меня, и вскоре я оказался среди толпы и вынужден был стоять и слушать. Я узнал, почему те, кто выиграл войну, примитивные идиоты, почему те, кто приемлет внешнюю политику нашей страны, — фашисты, почему те, кто не отдает свою душу и деньги на просвещение масс, — предатели народа. Слушающие согласно кивали. Я готов был отвернуть башку этому парню и уже было собрался пробраться вперед, когда один из стоящих за мной закричал:

— Почему тогда ты не уберешься к черту из этой страны, если ты так ее не любишь? — Говоривший был солдатом.

— Поддай ему, парень! — Но моя реплика утонула в ответном шуме толпы и неистовом крике выступающего.

Солдат в ответ тоже закричал и стал проталкиваться вперед, но двое парней в армейских куртках загородили ему дорогу.

Прекрасно, прекрасно, это как раз то, чего я хотел. Солдат старался оттолкнуть тех двоих, но один из них ударил его локтем. Я уже наметил отличный удар кулаком в ухо этому парню, когда в дело вмешался полицейский. Это был профессионал. Не поднимая высоко дубинку, он почти незаметно и без особого напряжения ударил парня в нужное место так, что у парня перехватило дыхание и он перегнулся пополам. Другой отступил в толпу, посылая проклятия.

— Тебе лучше уйти, солдат, — произнес полицейский.

— Я хочу разорвать этого ублюдка. Ты разве не слышал, что он говорил?

— Я слышу их каждый вечер, паренек, — ответил полицейский. — Они чокнутые. Лучше уходи, пусть себе говорят.

— Но не такие же вещи! Полицейский терпеливо улыбнулся:

— Они имеют право свободно говорить. Ты имеешь право их не слушать.

— Я не согласен. Нет у них прав говорить такие вещи. Этот болтун, наверное, слишком труслив, чтобы участвовать в войне, и слишком ленив, чтобы работать. Я должен проучить его.

— Ну-ну! — Полицейский вывел парня из толпы, и я услышал, как он сказал солдату:

— Это как раз то, чего они добиваются. Это сделает из них героев-мучеников, когда газеты раздуют эту историю. Мы знаем, как вести себя с ними, и они у нас под контролем, не волнуйся. Это здесь происходит каждый вечер, и я уже проучил нескольких дубинкой.

Я рассмеялся и повернулся к толпе. Один из парней в армейской куртке все еще ругался, с трудом дыша, другой стоял рядом, придерживая его. Я немного подвинулся таким образом, чтобы лучше разглядеть то, что заметил с самого начала.

У них под куртками было оружие. Пистолеты висели в петле под рукой.

Зеленые карточки, разглагольствующие подонки, толпа послушных, как овцы, людей, а теперь еще и оружие. Все это складывалось вместе, словно карты, выбрасываемые из колоды шулерской рукой. Игра становилась серьезной. Но зачем здесь оружие? Кто, черт возьми, в этой ободранной толпе стоит того, чтобы его нужно было убрать на людном месте, где тебя могут в любую минуту схватить за ношение оружия?

Я выбрался из толпы и прошел к скамейке. На другом ее конце сидел парень с закрытым газетой лицом и посапывал. Прошло минут пятнадцать, и сильный дождь разогнал почти всю толпу, кроме нескольких человек с плакатами против ядерного оружия. Неожиданно небо прояснилось. Парень на другом конце скамейки вдруг вскочил, сорвав газету со своего лица. Затем он несколько раз по-звериному втянул носом воздух, глубоко глотнул и, увидев меня, сорвался с места и поспешил прочь.

Я вынужден был еще посидеть на скамье минут пять, прежде чем встать, так как двое парней в армейских куртках дали этому парню возможность пройти метров тридцать, затем повернулись и последовали за ним. Телохранители. Для этого у них и было оружие.

Может, из-за дождя, может, из-за слов судьи, обрушившихся на меня, может, просто таковым я был, но вдруг у меня возникло сильное желание схватить этого типа в пальто, врезать ему как следует по зубам и посмотреть, на что способны его телохранители. Пусть бы они схватились за свое оружие, тогда я показал бы им, что может профессионал. Для них я был подонком — потому что воевал на войне, ничтожеством — потому что любил свою страну. Я был для них придурком — потому что не считал их вшивую породу высшей.

Этот полицейский с круглым ирландским лицом должен был бы бить их ножом в животы, а не тыкать толстым концом дубинки.

Я подождал, пока они скрылись за завесой дождя, и направился им вслед. Я висел у них на хвосте, когда они спустились в подземку и вышли из нее в Бруклине. Я шел за ними, когда они дошли до Кони-Айленд-авеню, был позади них, когда они свернули с авеню в переулок. И ни разу парни не обратили на меня внимания.

На перекрестке я перешел на противоположную сторону. Один из парней вошел в дверь, а другой остался стоять снаружи, подпирая плечом дверной проем и с беспечным видом вертя в руке брелок. Мне было интересно узнать, что представляют собой люди, собравшиеся править миром. И я решился: пересек улицу и направился прямо к парню. Он настороженно подобрался и подозрительно насупил брови, пытаясь вспомнить, где видел меня прежде. Он собрался было что-то сказать, но я сунул ему под нос зеленую карточку.

Даже не проверив ее, он кивнул на дверь. Я повернул ручку и вошел. Нужно не забыть сказать Пату, что они не так уж и осторожны.

Но как только дверь за мной закрылась, я изменил свое мнение. Автоматически включился свет, на окнах были специальные шторы, а кусок войлока, прибитый к низу двери, не пропускал свет на улицу. Выключатель, вмонтированный в дверной косяк, автоматически включал свет, когда дверь закрывалась, и выключал, стоило двери открыться.

Я оказался в лучах света в прихожей, на меня внимательно смотрела девушка, сидящая за столом. Она нетерпеливо протянула руку за карточкой и тщательно сверила ее с контрольной. Возвращая мне карточку, она обдумывала вопрос.

— Вы от?.. — Она запнулась.

— Филли, — быстро вставил я, надеясь, что ответил удачно. Видимо, я сказал что-то для нее значащее, так как девушка указала мне на дверь, находившуюся за столом, в дальнем углу прихожей.

Девушка нажала кнопку где-то под столешницей. Мне пришлось немного подождать у двери, пока я не услышал зуммер и щелчок замка.

В комнате, где я оказался, находилось двадцать семь человек, я быстро и тщательно всех пересчитал. Все они были очень заняты. Несколько человек, стоя вокруг стола, делали подборку из газетных и журнальных вырезок. В углу комнаты была расположена фотоаппаратура, с помощью которой фотограф снимал эти подборки, разложенные на столе, тут же получая микрофильм. Около карты, висевшей на стене, о чем-то тихо говорила небольшая группа людей, но я не мог расслышать, о чем именно.

Тут я увидел второго парня в армейской куртке. Он держался около человека в пальто, который, видимо, был боссом, проверяющим, как здесь идут дела. Перемещаясь от группы к группе, он делал замечания одним, подбадривал других и хвалил третьих.

Я пробыл в комнате не менее пяти минут, прежде чем люди стали замечать меня. Сначала это были случайные взгляды, затем более пристальные. Но стоило мне посмотреть в сторону смотрящего, как он тут же опускал глаза. Человек в пальто нервно поджал губы и улыбнулся мне.

Я уселся за стол, положил ногу на ногу и закурил, выпуская длинные струи дыма. Курил и наблюдал, стараясь понять, чем они здесь все занимаются. Некоторые из присутствующих были похожи на типичных коммунистов с карикатур. Пока я сидел, вошли еще несколько молодых людей и присоединились к работающим группам, словно только вчера они оставили здесь незавершенную работу. Вскоре и они стали поглядывать на меня, но как только я встречался с ними взглядом, поспешно опускали глаза. Это становилось похожим на игру. И еще я заметил, что тот человек, за работой которого я наблюдал, замечая это, тут же принимал напыщенно-важный вид. Взглядом я перебрал всех и наконец остановился на человеке в пальто, главном здесь, его слово было законом для остальных. Двадцать минут двенадцатого он начал обходить работающие группы, показывая им самое важное из сделанного или подводя какой-то итог.

В конце концов он подошел ко мне, какую-то долю секунды поколебался, затем прошел мимо к следующей группе. Я, как бы подыгрывая ему, тоже направился к одному из столов и уселся на его край, взяв один из лежавших на нем листков. Крашеная блондинка, сидящая за столом, не могла справиться с дрожью в руках.

Тогда я понял, в чем дело. Я читал программу действий на неделю, написанную в форме указаний. Я находился в центре связи с Москвой. Так просто попал в самое сердце и читал один за одним листки указаний. Прочитав, я вернулся на свое место и улыбнулся. И тут же все заулыбались. Парень в армейской куртке с пистолетом под мышкой подошел ко мне и поинтересовался:

— Кофе не желаете? — Он говорил с легким акцентом, но я не уловил, с каким именно.

Я улыбнулся в ответ на его предложение, и он пригласил следовать за ним. За фотоаппаратурой в углу комнаты была дверь, которую я сначала не заметил.

Она вела в небольшой конференц-зал со столом, шестью стульями и объемистой кофеваркой. Когда дверь за мной закрылась, нас в комнате оказалось семь человек, включая двух дам. Парень в куртке достал с полки поднос с чашками и поставил на стол. Во мне боролись два чувства: хотелось рассмеяться или врезать кому-нибудь по физиономии, настолько все были скованны и серьезны для вечернего кофе после рабочего дня.

Чтобы не рассмеяться, я закурил еще одну сигарету “Лаки Страйк”, в то время как все выстроились с чашками в очередь к кофеварке. Я упустил момент и оказался в конце очереди, но это было кстати, так как позволило мне немного успокоиться.

Все исподтишка наблюдали за мной, сдержанно переговариваясь, довольные тем, что я молчу. Было видно, что черный кофе не всем нравится. Они не привыкли к его горьковатому вкусу, но тем не менее пили, стреляя взглядами в мою сторону.

Как мне держаться с ними дальше? Принимают ли они всех людей за таких же дураков, как сами? Когда я наполнил свою чашку кофе, парень в армейской куртке уже стоял за мной. Все, кроме него, затаили дыхание, он же шумно дышал мне в шею. Я положил в кофе побольше сахара и налил молока по своему вкусу. Повернувшись, я поднял чашку и с удовольствием попробовал кофе. Тут же все оживились, и комната наполнилась шумом. Обе женщины подошли, тоже положили сахар и долили молока. Парень в армейской куртке счастливо улыбнулся.

— Очень хорошо, товарищ, что вы здесь, среди нас. К сожалению, мы не имеем возможности быть в надлежащей степени внимательны к вам.

— Конечно, — произнес я свое первое слово. Реакция была такой, словно я сказал что-то магическое.

Человек в пальто тут же подошел ко мне и протянул руку для рукопожатия.

— Я Генри Глэдоу, вы знаете. Разумеется, вы знаете. — Он нервно покашливал и был крайне возбужден. — Мы ожидали вашего прибытия, но не так быстро. Конечно, мы понимаем, что партия работает оперативно, но это почти сказочно. Вы появились с невероятной быстротой. Только сегодня вечером я получил информацию от нашего связного о вашем прибытии. Невероятно.

Так вот почему он был с вооруженными телохранителями. Мой новый приятель получал от кого-то инструкции на площади. Вот почему парни в армейских куртках блокировали солдата на случай, если это помешает передать сообщение.

— ..Рад, что вы проверяете нашу базу, товарищ. — Я оторвался от размышлений и стал вежливо слушать. — Редко выпадает такая честь. Фактически это первый случай. — Он повернулся ко все еще улыбающемуся парню. — Это мой... э-э... партнер по путешествиям, Мартин Ромберг. Очень способный человек. А это мой секретарь, — он указал на девушку в очках с толстыми линзами, которой не было еще и двадцати лет, — Марта Камисоле.

Затем Глэдоу обошел комнату, представляя каждого из присутствующих мне. С каждым я здоровался за руку, пытаясь изображать улыбку, но думаю, что у меня она плохо получалась. Мы выпили еще по чашке кофе и покурили, прежде чем Глэдоу взглянул на часы, и я почувствовал, что у него есть ко мне еще вопросы. Он спросил:

— Вы довольны тем, как работают у нас здесь люди, товарищ? Не хотели бы посмотреть наши документы?

Я нахмурился, чтобы скрыть удивление, но он понял это по-своему. Брови его поползли вверх, он осторожно улыбнулся.

— Нет, товарищ, не письменные документы. Здесь, на базе, у нас есть специалисты, которые держат все документы здесь. — И он постучал пальцем себе по голове.

— Замечательно, — ответил я. — А что случится, если они вдруг заговорят?

Глэдоу был немного озадачен моим вопросом, заставшим его врасплох.

— Очень интересно, товарищ. Да... А кто, собственно, может заставить их говорить? Здесь у нас есть преимущество. В этой стране не применяют силу. Так называемая третья степень допроса забыта. Даже правда теряет свою силу, если сказана под угрозой пытки. Глупцы, полные глупцы, им не хватает ума надлежащим образом править страной. Когда партия придет к власти, все будет иначе, так, товарищ?

— Конечно, все будет совсем по-другому, — ответил я. Глэдоу удовлетворенно закивал головой.

— Может, вы хотите посмотреть что-нибудь специальное? — Он заметно повеселел.

— Нет, не надо. Достаточно того, что я в общем увидел, как вы работаете. — Я поглубже затянулся и выпустил клуб дыма прямо ему в лицо. Он воспринял это как должное.

— Значит, вы укажете в вашем отчете, что у нас все нормально?

— Разумеется, вне всякого сомнения. — Послышался вздох облегчения, и в его взгляде поубавилось страха. Девчушка Камисоле нервно захихикала.

— Тогда позвольте мне повторить еще раз, что мы глубоко ценим ту честь, которой мы удостоены вашим визитом, — сказал Глэдоу. — С тех пор как неожиданно и безвременно наш бывший товарищ ушел из жизни, мы чувствовали себя напряженно. Вы, конечно, понимаете, как мы могли себя чувствовать. Для нас было большим облегчением узнать, что он не был опознан и не установлена его связь с партией. Даже газеты в этой стране глупые.

Я вынужден был опустить глаза, чтобы он не увидел в моем взгляде ненависти. Я готов был убить этого ублюдка, его жизнь висела на волоске, а он даже не подозревал об этом. Я повернул голову и посмотрел на настенные часы. Было около полуночи, я пробыл здесь уже достаточно долго. Поставив пустую чашку на стол, я направился к двери. Они даже не могли приготовить хороший кофе.

Все члены группы уже разошлись, в комнате остался только фотограф, который укладывал микрофильмы в металлическую коробочку, и девчонка, сжигавшая бумаги в специальной корзине. Я не стал присматриваться к их лицам и забивать свою память, слишком много их развелось за последнее время. Глэдоу надеялся, что я пожму ему руку, но я держал руки в карманах.

В это время я услышал, как открылась внешняя дверь и голос девушки за столом в прихожей произнес:

— Проходите прямо сюда.

Я стоял у самой двери комнаты, когда она открылась. Я быстро оглянулся, дабы убедиться, что нахожусь в удобном месте. Все-таки это была база комми, а не клуб девиц в норковых манто и модных шляпках. Вошедшая относилась к тем высоким стройным блондинкам, которые расцветают к тридцати годам. Ее можно было назвать просто красавицей. Но ее тело заставляло тебя, забыв о красоте, подумать о многих других вещах.

Она заулыбалась, увидев Глэдоу, и протянула ему руку. Он замурлыкал от удовольствия, целуя протянутую руку, и произнес:

— Мисс Брайтон, это всегда такое удовольствие — видеть вас. — Он выпрямился, все еще улыбаясь, и добавил:

— Я не ожидал, что вы придете в такой час.

— Я также не ожидала застать вас здесь, Генри. Тем не менее я попыталась использовать этот шанс. Я принесла деньги. — Ее голос был мягким, как бархат.

Она достала конверт из сумочки и передала его Глэдоу.

Только тогда она впервые заметила меня и прищурилась, присматриваясь ко мне. Я улыбнулся ей. Мне было приятно улыбаться миллиону долларов. Этель Брайтон улыбнулась мне в ответ.

Генри Глэдоу вежливо кашлянул и повернулся ко мне.

— Мисс Брайтон одна из тех наших товарищей, кто больше всех добывает для партии денег. Через нее к нам поступили самые крупные вклады.

Он даже не пытался представить ей меня. Кажется, ее это ничуть не удивляло. Они только обменялись взглядами, и на какое-то мгновение хмурая тучка пробежала по ее лицу. Тень парня в армейской куртке на стене позади нее двигалась, совершая какие-то энергичные жесты.

У меня возникло желание познакомиться с Этель поближе. Я решил воспользоваться моментом и своим положением здесь.

— Я еду в верхнюю часть города. Если вы не собираетесь задерживаться, то мы могли бы уйти вместе.

Для женщины, чьи фото регулярно появляются в воскресных газетах, она выглядела не совсем уверенно. Она как-то сникла и посмотрела на Глэдоу, как бы спрашивая разрешения. Очевидно, он разрешил, и она, согласно кивнув, сказала:

— Мой автомобиль... стоит как раз неподалеку. Ни с кем не попрощавшись, я прошел через приемную, раскрыл входную дверь и придержал ее, пропуская Этель Брайтон. Когда она оказалась за порогом, я громко хлопнул дверью. Не ожидая приглашения, я сел за руль автомобиля и протянул к ней руку за ключами. Она опустила их в мою раскрытую ладонь и откинулась на спинку сиденья.

Автомобиль... этот автомобиль был красавец. Седан с открывающимся верхом, сейчас, в темноте, он выглядел почти черным и сверкал огнями улицы, отражающимися на его поверхности и в хроме деталей, как в зеркале.

— Вы из... Нью-Йорка? — поинтересовалась Этель.

— Нет, из Филли, — солгал я.

Я чувствовал, что она нервничает. Вряд ли из-за того, что я сидел за рулем ее машины, поскольку вел аккуратно, со скоростью не более тридцати миль в час, подстраиваясь под зеленую волну светофоров. Я попробовал улыбнуться ей еще раз, и Этель улыбнулась в ответ, теребя пальцами перчатки.

У меня никак не укладывалось в голове: “Этель Брайтон — комми!” Ее папаша дал бы ей по заднице за такие дела, не важно, сколько ей лет. Да, собственно, какого черта, не одна она из тех, у кого есть деньги, цепляются за красный флаг.

— Думаю, не так легко скрывать от всех эти ваши дела, не так ли? — спросил я. Ее руки остановились.

— Конечно, но мне удается.

— Молодец. Вы прекрасно работаете.

— Спасибо.

— Не за что. Для разумных людей это, безусловно, не трудно. Когда вы собираете у людей вклады, разве они не интересуются, на что идут их деньги?

Она опять нахмурилась, немного озадаченная.

— Я обо всем подробно пишу в своих отчетах.

— Да, вы пишете, но все же ответьте на мой вопрос. Мы обязаны все учитывать, ведь ситуации бывают разные.

Я говорил сплошную чушь, но для ее образа мыслей это имело определенный смысл.

— Обычно люди слишком заняты, чтобы слушать мои объяснения, а потом, они могут позволить себе уменьшить часть своей прибыли, облагаемой налогом.

— Какие отзывчивые люди! В этот раз она заулыбалась:

— О да! Это очень приятные люди, и потом, они думают, что жертвуют с целью благотворительности.

— Ох-ох! Ну а если ваш отец узнает, чем вы занимаетесь?

Она отреагировала на мое замечание так, как если бы я ударил ее:

— О пожалуйста, не говорите ему!

— Не волнуйтесь, я же сказал “если”.

Даже в темноте было заметно, как она побледнела.

— Отец никогда... никогда не простит мне. Я думаю... он отправит меня куда-нибудь и полностью лишит наследства. — Она задрожала, а ее руки вновь потянулись к перчаткам. — Но он не узнает, а когда узнает, будет уже слишком поздно.

— Однако тем не менее вы сильно это переживаете.

— Вы бы чувствовали то же самое, если бы... О, я не имела в виду...

Ее волнение вдруг сменилось страхом. Это был не просто страх, а ужас той девочки на мосту.

Я внимательно посмотрел на Этель, и что-то заставило меня произнести:

— Не собираюсь делать вам ничего плохого. Возможно, вы не сможете повторить перед всеми то, что говорите мне. Но я не такой, как остальные, понимаю чужие проблемы, потому что имею кучу собственных.

— Но вы... вы...

— Что я?

— Вы знаете. — Она прикусила губу, искоса посматривая на меня. Я кивнул, словно знал, о чем идет речь. — Вы долго пробудете здесь?

— Возможно. — Я пожал плечами. — А почему вы меня спрашиваете?

Страх снова появился на ее лице.

— Просто спросила. Я ничего не имела в виду. Честно, просто спросила. Я думала... с теми, кто был убит, и все остальное...

Черт возьми, она так говорила со мной, как будто я должен был знать обо всем, что у них здесь происходит. За кого, черт побери, они меня все-таки принимают?

— Я еще побуду здесь, — ответил я.

Мы проехали по мосту и вместе с другими автомашинами направились к ночному Манхэттену. Добравшись до Таймс-сквер, я припарковал машину.

— Прибыл на место, дорогая. Спасибо за компанию. Возможно, я вас еще увижу.

Этель посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. О, что это был за взгляд! Она шумно вздохнула:

— Увидите меня?

— Конечно. Почему нет?

— Но... ведь вы не... я никогда не предполагала...

— Что я могу просто интересоваться женщинами? — закончил я.

— В общем, да.

— Я люблю женщин, милая. Они у меня были и будут. Впервые она улыбнулась простой естественной улыбкой и произнесла:

— Вы немного другой, чем я думала. Действительно. Вы мне нравитесь. Другие агенты были такими официальными, что это просто пугало.

— А я не пугаю вас?

— Вы... могли бы... но не пугаете. Я открыл дверцу:

— Спокойной ночи, Этель.

— Спокойной ночи. — Она проскользнула на сиденье, взялась за руль и завела двигатель.

Я успел послать короткую улыбку, прежде чем она уехала.

«Что за черт! — вертелось у меня в голове. — Что за черт!..»

Что все это значит? Я попал прямо в гнездо к комми, потому что подобрал зеленую карточку, а они даже не высказали ни слова, ни одного слова подозрения! Словно дети, они играли со мной в какую-то игру, расшаркиваясь и раскланиваясь, как перед королем. Ни один из них не поинтересовался моим именем.

Читай газеты. Смотри, что говорят сегодня о красной угрозе, как гибко используют ситуацию. Они действуют очень умно, толковые ребята. А тут вели себя как тупые ослы, по крайней мере по отношению ко мне. Грандиозно. Этот трюк с кофеваркой был просто великолепен.

Я немного прошелся по улице до первого ресторана и заказал себе яичницу с ветчиной. Было около двух часов ночи, когда я добрался до своего дома. Дождь давно прошел, но в воздухе висела сырая пелена, окутывающая здания. Я поднялся к своей квартире и вставил ключ в замочную скважину. Почему-то в этот момент я мысленно вернулся к Глэдоу, стараясь вспомнить все его слова и извлечь из них какой-то смысл. Он говорил о чьей-то смерти. Меня приняли за кого-то, кто был послан к ним. Но чью смерть Глэдоу имел в виду? Помнится, рисунок в газете был приблизительным. Изображенный не был похож на того толстого парня, которого я убрал. Тогда чей же это был портрет? Был убит еще только один человек с зеленой карточкой, тот, которого убил предположительно Ли Демер. Думаю, они приняли меня как его замену. Но кто он был и кем я должен тогда быть?

Есть над чем поломать голову, а я чувствовал, что ужасно устал. Вам не приходилось убить человека, увидеть, как от выражения вашего лица девчонка решается расстаться с жизнью, попасть в самый центр организации комми... и все это в течение двух дней без нормального сна и отдыха. Это очень тяжело.

Я бухнулся в кресло и принялся курить одну сигарету за другой. Телефонный звонок отвлек меня от раздумий.

Я с трудом нашел в себе силы, чтобы поднять трубку и ответить.

Звонил Пат. Он прокричал в трубку несколько фраз, прежде чем я ответил ему.

— Что, слишком поздно для тебя, Майк? Четыре часа утра. Ты только встал или собираешься ложиться? — Ни то и ни другое, я работаю.

— В такой час?

— Начиная с шести вечера.

— Как отпуск?

— Я его отменил.

— Действительно? Не нашел в себе сил оставить город? Кстати, тебе больше не удалось найти зеленые карточки?

Мои ладони вдруг стали влажными.

— Нет.

—  — А ты еще проявляешь к ним интерес?

— Кончай ломать комедию, Пат. Куда ты клонишь? Не слишком подходящее время для намеков.

— Давай быстро ко мне, Майк. Так быстро, как только можешь.

Оцепенение мгновенно спало с меня.

— Хорошо, Пат, дай мне пятнадцать минут. — Я положил трубку и надел плащ.

Проще было поймать такси, чем выводить свою машину из гаража. Я похлопал водителя по плечу и назвал ему адрес Пата, а сам позволил себе расслабиться на заднем сиденье, пока наш автомобиль пробирался по городу. Мы уложились как раз в пятнадцать минут, и я хорошо заплатил таксисту. Прежде чем войти в подъезд, я взглянул на небо. Облака исчезли, и на небе сверкали звезды. Может, сегодня будет хорошая погода, простой прекрасный день без всяких приключений, без притворства и игры. Может быть. Я нажал кнопку звонка квартиры Пата на щитке домофона, и дверь тут же открылась.

Он поджидал меня в коридоре возле лифта.

— Добрался быстро, Майк.

— Ты же просил, чтобы я поторопился.

— Входи.

Пат приготовил нам выпить и поставил три стакана на стол.

— Ты ожидаешь кого-то еще? — поинтересовался я.

— Большую компанию, Майк. Садись и выпей пока. Я скинул плащ, шляпу и взял сигарету “Лаки страйк”. Пат вел себя не правильно. Нехорошо устраивать вечеринку в такое время и ради нее выдергивать человека, даже если этот человек твой лучший друг. С другой стороны, его лицо было слишком напряженным, тени усталости легли под глазами. Пат выглядел чертовски утомленным. Я налил себе выпить и, взяв стакан, сел в кресло, обдумывая, что же ему сказать.

Он подождал, пока я выпью, затем сказал:

— Знаешь, в одном ты был прав. Я поставил стакан на стол:

— Что ты имеешь в виду, я не совсем понимаю?

— Близнецы.

— Что?

— Близнецы, — повторил Пат. — У Ли Демера есть брат-близнец.

Пат стоял передо мной, держа стакан в руке.

— Зачем ты мне говоришь? Это не мое дело. Пат повернулся ко мне спиной, задумчиво уставился вдаль и тихо произнес:

— Не спрашивай меня, Майк. Я сам не знаю, почему говорю тебе, ведь этим занимаются официальные власти. Все-таки мы с тобой полицейские. Иногда, прежде чем сделать что-то, я думаю, а что бы сделал ты на моем месте. Странно, не правда ли?

— Довольно странно.

— Однажды я говорил тебе, что ты в отличие от меня имеешь дар предчувствия. Потом, над тобой нет сотни начальников и параллельных служб, которые вмешиваются в твои дела. Ты безжалостный человек, а иногда это помогает.

— Так что?

— Видишь ли, хорошо обученный, опытный полицейский-практик, я работаю на официальной службе, что имеет большое значение, и я боюсь потерять все это.

— И ты не хочешь получать от меня советы, потому что все, к чему я притрагиваюсь, тут же начинает смердить. Я лично не боюсь пачкаться, но мне бы не хотелось марать тебя.

— Не волнуйся, меня ты не замараешь. Поэтому ты сейчас здесь. Думаешь, я поверил твоим сказкам об отпуске? Ни черта! Ты по уши влез в эту историю с зелеными карточками и не пытайся говорить, что ты ими не занимаешься. — Пат повернулся ко мне, выражение его лица было жестким. — Где ты взял их, Майк?

Я пропустил его вопрос мимо ушей.

— Пат, расскажи мне всю историю. Он допил стакан и налил себе еще.

— Ли Демер... как много ты знаешь о нем?

— Только то, что это восходящий лидер. Я не знаю его лично.

— А я знаю, Майк, и он мне нравится. Черт побери, Майк, если его выпихнут из штата, страна потеряет одного из величайших людей. Мы не можем позволить Демеру сойти со сцены.

— Я уже слышал эту историю, Пат, — сказал я. — Один репортер разъяснил мне все в деталях.

Пат взял в губы сигарету и прикурил от колеблющегося пламени зажигалки.

— Надеюсь, его рассказ произвел на тебя впечатление. Это слишком прекрасная страна, чтобы с ней плохо обращались. Демер как раз тот человек, который может навести должный порядок, если придет к власти. Политики никогда тебя не интересовали, Майк. Ты знаешь, все начинается с места, а потом распространяется на всю страну. Хорошо известно, какими продажными свиньями могут быть политики. Если бы ты побыл хоть минуту в моей шкуре, то узнал бы, как я себя чувствую. Мне предлагают то делать, то не делать определенные вещи взамен на кругленькую сумму. Может, ты думаешь, что люди должным образом относятся к полиции? Как бы не так. Они пытаются ее использовать, чтобы проталкивать свои грязные планы. Это случается гораздо чаще, чем ты можешь себе представить.

— И что же. Пат, ты сделал?

Я подался вперед, ожидая, что он ответит.

— Сказал им, чтобы убирались к черту. Они бессильны что-либо сделать с честным человеком, конечно, если он не допустит ошибки. А тогда уж они его подвесят.

— Но ты еще не сделал ошибки? Он выпустил струи дыма из ноздрей:

— Еще нет. Хотя они этого ждут. Я устал от напряжения. Ты и сам видишь. Но должно же остаться в ком-то немного приличия и благородства! Вот почему я боюсь за Демера.

— Да, ты рассказывал мне о нем.

— Близнецы, Майк, ты был прав. Ли Демер был на собрании в тот вечер, когда свидетели видели его убивающим Чарли Моффита. Он вел беседу с людьми в просторной комнате, среди них был и я.

Загасив в пепельнице окурок, я закурил еще одну сигарету и спросил:

— Ты хочешь сказать, что все объясняется тем, что... Ли Демер имеет брата-близнеца? Пат согласно кивнул:

— Именно так.

— Тогда я не пойму, зачем такая секретность? Ведь Ли не отвечает за то, что натворил его брат. Даже публикация об этом случае в газете не может коснуться его, не так ли?

— Все правильно, но дело не ограничивается только этим. — Пат резко поставил стакан на стол. — Имя брата Оскар Демер. Он убежал из санатория, где проходил курс лечения у психиатра. Если об этом узнают, Ли конец.

Я даже присвистнул:

— Кто еще знает об этом, Пат?

— Только ты. Это слишком серьезно. Я не мог с тобой не поделиться. Ли позвонил мне вечером и сказал, что хочет меня видеть. Мы встретились в баре, и он рассказал мне всю историю Оскар придал в город и заявил, что предаст все огласке. За молчание он потребовал деньги. Ли думает, что Оскар намеренно убил Чарли Моффита, надеясь быть принятым за Ли. Он знает, что Ли не осмелится обнародовать тот факт, что его брат психически ненормален.

— Значит, Ли не заплатил ему, и Оскар совершил убийство?

— Похоже, что так.

— Черт, этот Оскар все продумал, ведь у Ли есть алиби и его не могут арестовать. Он сделал это, чтобы загнать Ли в ловушку. Но если он может логически рассуждать, какой же это ненормальный?

— Любой, кто может вот так запросто убить, — ненормальный, Майк.

— Да, пожалуй.

Прежде чем он мне ответил, прозвенели два коротких звонка, и Пат поднялся нажать кнопку замка.

— Ли? — спросил я.

Пат утвердительно кивнул:

— Он хотел получше все обдумать, и мы условились, что я буду дома ждать его. Ли почти потерял голову от всего этого.

Пат открыл дверь и встретил Ли так же, как встречал меня. Было очень тихо, и я слышал, как шумит, поднимаясь, лифт в шахте, потом открывается дверь и раздаются медленные, тяжелые шаги грузного человека.

Я встал и поздоровался за руку с Ли Демером. Он оказался не таким, как я ожидал. Не было ничего выдающегося в его наружности, кроме того, он выглядел как школьный учитель, очень усталый, средних лет Мистер Чипе.

Пат представил меня:

— Это Майк Хаммер, Ли. Он самый близкий мой друг. Его пожатие было твердым, но глаза слишком усталыми. Он спросил Пата очень мягко:

— Он знает?

— Знает, Ли. Ему можно доверять.

Я поблагодарил Пата улыбкой за эти слова, а Ли Демер взял из рук Пата стакан и сел в предложенное ему кресло. Откинувшись, он утомленно провел рукой по лицу. Он немного отпил из стакана, достал сигару и обрезал кончик маленьким ножом, висевшим на цепочке для часов.

— Оскар больше не появлялся, — сказал он уставшим голосом. — Я не знаю, что делать. — Он взглянул на Пата, потом на меня. — Вы полицейский, мистер Хаммер?

— Называйте меня просто Майк. Нет, я не городской полицейский, у меня частная лицензия на оперативную работу, вот и все.

— Майк занимался многими крупными делами, Ли, — заметил Пат. — Он прекрасно во всем ориентируется.

— Понимаю. — Ли снова обратился ко мне:

— Я полагаю, Пат сказал вам, что до сих пор это дело оставалось под сукном? — Я утвердительно кивнул, и он продолжал:

— Думаю, оно может оставаться в таком положении и дальше. Хотя если ему нужно дать ход, то пусть будет так. Решение я oc'i.'-вляю за Патом. Просто не знаю, что делать, так много всего произошло за такое короткое время.

— Могу попросить рассказать мне все с самого начала? — спросил я.

Ли Демер утвердительно качнул головой и медленно начал:

— Оскар и я родились в городе Таунли, штат Небраска. Хотя мы близнецы, но совершенно разные люди.

В молодости я думал, что мы просто не похожи как личности, но правда заключалась в том... что Оскар был сумасшедшим. Он человек с садистскими наклонностями, очень изворотливый и хитрый. Ненавидел меня, своего собственного брата. Фактически Оскар ненавидел вообще всех. Каждый раз, когда он уходил из дома, мы ожидали каких-то неприятностей, и они чаще всего случались. Потом его дела дошли до руководства штата, и Оскара засадили в сумасшедший дом. Вскоре после того как он попал туда, я уехал из Небраски и обосновался в Нью-Йорке. Мне повезло в бизнесе, я стал активно заниматься политикой. Об Оскаре если и вспоминал, то не часто. Затем узнал, что он убежал из сумасшедшего дома. Но какое-то время ничего не знал о его судьбе, пока он неожиданно не позвонил мне на прошлой неделе.

— Это все?

— А что еще, Майк? Возможно, Оскар прочитал обо мне в газетах и нашел меня. Он знал, что будет означать для меня, если станет известно о моем родном сумасшедшем брате. Оскар потребовал денег и сказал, что добьется их от меня не одним, так другим способом.

Пат потянулся к бутылке, чтобы вновь наполнить стаканы. Когда я протянул ему свой стакан, наши глаза встретились. Он ответил на мой вопрос прежде, чем я задал его:

— Ли не стал упоминать об Оскаре даже тогда, когда был опознан как убийца Моффита. Ты теперь понимаешь почему, не так ли?

— Теперь понимаю, — ответил я.

— Даже тот факт, что Ли был опознан, хотя и ошибочно, мог наделать много шума. Однако полицейскому на месте удалось переговорить со свидетелями до того, как подоспели репортеры. Поскольку алиби Ли было очевидным, можно было говорить об ошибке свидетелей, и никто не осмелился дать материал в газеты.

— А где сейчас свидетели?

— Они под наблюдением. Им было сказано, чтобы помалкивали насчет этого дела. После проверки установлено, что все они добропорядочные граждане, простые, обыкновенные люди. К тому же мы все объяснили им относительно ситуации, и они обещали нам содействие в целях правосудия.

— Мне это не нравится, — сказал я, и оба тут же посмотрели на меня. — Черт, Пат, ты так же, как и я, должен чувствовать все нюансы этого дела.

— О чем ты, Майк?

— Оскар выполнил свою угрозу. Он будет пытаться сделать еще что-то. И ты можешь довольно легко поймать его на этом.

— Это так, но остается еще одна проблема.

— Конечно. Оскар может решиться еще на одно убийство, потому что сумасшедший, а в газетах появится фотография “Ли Демера”, схваченного за убийство.

Ли передернуло, но он промолчал.

— Поэтому я и пригласил тебя сюда, — сказал Пат.

— Прекрасно. Так зачем же я нужен? Кусочки льда позвякивали о стенки его стакана. Пат постарался сказать спокойно:

— Ты не официальное лицо, Майк. А я должен следовать инструкциям и не могу поступать по-другому.

— Ты имеешь в виду, что Оскар должен исчезнуть?

— Ты попал в точку.

— И я тот человек, который мог бы это сделать?

— Опять ты прав. — Пат сделал глубокий глоток и сел на край стола.

— Что случится, если этого не произойдет, для тебя лично?

— Я буду вынужден искать другую работу.

— Джентльмены, джентльмены! — Ли Демер нервно провел рукой по волосам. — Я не могу позволить вам сделать это. Вы не должны подвергать себя опасности. Это несправедливо. Пусть лучше все выйдет наружу и решать будет общественность.

— Не говорите ерунды! — отрезал я. Ли взглянул на меня, но я видел уже не его, а Вельду и Пата, говорящих то же самое мне... и вновь слышал голос судьи. Это было для меня самым важным. — Хорошо, я позабочусь об этом, но понадобится помощь. — Я взглянул на Пата. Он согласно кивнул. — И еще одно, Пат. Я делаю это не потому, что патриот, ты понял? Просто меня разбирает любопытство.

Пат внимательно следил за мной.

— А в чем дело, Майк?

— Три зеленые карточки. Три зеленые карточки с обрезанными краями. Я очень хочу разобраться с этими карточками. Они значат гораздо больше, чем ты думаешь.

Я попрощался и оставил их сидящими в гостиной. В моих ушах раздавался смех судьи. Это был зловещий смех, не предвещавший ничего хорошего. Но похоже, я выбрал самый трудный путь.

Глава 4

Мне удалось проспать часа два, прежде чем звонок Вельды разбудил меня. Я поднял трубку и сказал, что какое-то время меня не будет в конторе, но беспокоить меня она может только в крайнем случае, если речь пойдет о жизни и смерти, и то только ее или моей. В противном случае пусть не звонит.

Больше никто меня не тревожил, и я проспал около двенадцати часов. Было пять минут шестого, когда мои глаза сами собой открылись. Я чувствовал себя отдохнувшим. Принял душ, побрился, приготовил себе мясо и еще мокрый, в одних трусах, сел за стол.

Я был голоден и с аппетитом принялся за еду. Не успел я съесть и половины, как раздался телефонный звонок. С досады я пнул ногой дверь, чтобы не слышать звонков, но телефон не унимался. Так продолжалось полных пять минут, наконец я не выдержал, отшвырнул в сторону нож и вилку и подошел к аппарату.

— В чем дело? — пробурчал я.

— Однако долго же ты просыпался, черт!

— А, Пат. Я не спал. Что у тебя в этот раз?

— Случилось так, как мы предполагали. Оскар пошел на контакт. Он позвонил Ли и сказал, что хочет видеть его сегодня вечером. Договорились встретиться в восемь часов в квартире Оскара.

— Так.

— Ли позвонил тут же мне. Слушай, Майк, мы с тобой должны пойти туда, больше никому не доверишь.

Капли воды на моем теле, казалось, превратились в кусочки льда. Озноб пробежал по телу.

— Где мы встретимся, Пат?

— Давай у меня. Оскар живет на другом берегу, в Ист-сайде. — Пат продиктовал мне адрес, и я быстро записал. — Я сказал Ли, чтобы он подъехал первым и начал переговоры. А мы будем следовать прямо за ним. Ли поедет подземкой. Понял?

— Понял. Я скоро буду у тебя. Мы оба замолчали, ожидая, кто первым положит трубку. Пат не выдержал:

— Майк...

— Что?

— Ты уверенно себя чувствуешь?

— Вполне. — И я положил трубку.

Все в порядке, сделаю все, как нужно, хоть и нечистым путем. Плотина будет открыта, и чистые воды выпущены, они вынесут меня на поверхность из грязи.

Я оделся и тут вспомнил о мясе, которое оставил недоеденным на кухне, но решил, что больше есть не хочу. Лишь немного я задержался у зеркала, глядя на себя и решая — должен или не должен брать с собой оружие. Победила привычка, и я взял с собой пистолет, проверив обойму. Уже застегнувшись, достал из шкафа в прихожей коробку с двумя запасными обоймами и пулями, загреб их полную ладонь и все это положил в карман. Если собираешься применять оружие, то должен быть основательно готов к этому.

Вельда только что вошла к себе, когда я позвонил ей.

— Ты еще не ела, детка?

— Перехватила сандвич по дороге. А что, ты хочешь пригласить меня?

— Да, но не на ужин. Это по работе. Я скоро буду. А по дороге все тебе расскажу.

Она сказала, что будет готова, чмокнула в трубку и положила ее. Я надел шляпу, взял блок “Лаки” и сбежал вниз, свистом подозвав такси.

Не знаю, как я выглядел, когда Вельда открыла дверь, но улыбка сразу сошла с ее лица. Оказывается, Вельда была такой высокой, что мне почти не пришлось нагибаться, чтобы поцеловать ее в щеку. Было приятно просто стоять, ощущая ее рядом. Она была красива, приятно пахли ее духи. Вельда олицетворяла собой все прелести жизни.

— Пройди в спальню, Майк. Ты сможешь мне все рассказать, пока я буду одеваться.

— Я могу говорить отсюда.

Вельда повернулась, глаза ее весело заблестели.

— Ты ведь бывал в женских спальнях, Майк?

— Но не в твоей.

— Я приглашаю тебя туда поговорить. Только для этого. Я шутливо оттолкнул ее:

— Боюсь за себя, детка. Ты, да еще в спальне. Это может оказаться для меня слишком опасным. Я берегу тебя для чего-то особенного.

— Это будет стоить три доллара, и можно вставить в рамочку?

Я рассмеялся над ее ответом и последовал за ней в спальню. Вельда предложила мне сесть на обитый сатином будуарный стульчик, а сама зашла ненадолго за ширму и вышла в черной шерстяной юбке и белой блузке. Боже, как прекрасно она выглядела!

Когда Вельда села за туалетный столик и начала расчесывать волосы, я поймал ее взгляд в зеркале. Он словно отражал ту тревогу, которая была в моих глазах.

— Ну а сейчас, Майк, расскажи мне все. Я рассказал ей все, что узнал от Пата, и ожидал, что она скажет.

Вельда спокойно закончила расчесывать волосы и положила щетку на туалетный столик.

— Они слишком многого хотят от тебя.

— Возможно.

Я достал из пачки сигарету и закурил.

— Вельда, а что значит Ли Демер для тебя? Она опустила глаза и произнесла, аккуратно подбирая слова:

— Он значит много, Майк. Ты не обидишься, если я скажу, что они не просят от тебя слишком многого?

— Нет... нет, конечно, если ты так считаешь. Хорошо. Сыграю свою роль, и посмотрим, что я смогу сделать с этим сумасшедшим убийцей. Надевай пальто.

— Майк, а ведь ты не все сказал мне. Как хорошо она меня знала!

— Ты права.

— Расскажешь?

— Не сейчас. Может, позже.

Она поднялась, стройная и совершенная, как статуя, с распущенными черными волосами, обрамляющими ее прекрасное лицо.

— Майк, все-таки ты свинья. У тебя куча проблем, и ты не хочешь, чтобы тебе кто-нибудь помог. Почему всегда ты должен все тащить один?

— Потому что я такой. Это я.

— И я — это я, поэтому хочу помочь тебе. Можешь ты это понять?

— Да, понимаю, но это совсем другой случай, а не то, что ты думаешь, просто не хочу пока говорить об этом.

Она подошла и, положив руки мне на плечи, сказала:

— Майк, если я тебе понадоблюсь... когда-нибудь, ты попросишь меня о помощи?

— Попрошу.

Ее губы, теплые и влажные, были полны любовного возбуждения. Я привлек ее к себе, зажигаясь огнем, который пылал в ней, и ощущая ее тело, полное трепетного желания.

Я забрался пальцами в ее волосы и отвел голову чуть назад. Наши губы разъединились.

— Не надо, Вельда. Не сейчас.

— А когда, Майк?

— Когда-нибудь. Надень пальто. — Я грубовато подтолкнул ее в прихожую. Она открыла гардероб, взяла с вешалки жакет, подходящий к юбке, и легким движением надела его, затем поверх жакета ременную портупею. Кобура опустилась ей на бедро, и пистолет, лежавший в ней, издал лязгающий звук. После этого она надела пальто.

— Я готова, Майк.

Я передал ей листок с адресом Оскара:

— Это место, где он обосновался. Станция метро недалеко, ты прямо сейчас поедешь туда и осмотришься. Не знаю почему, но у меня предчувствие, что тут что-то нечисто. Мы будем прикрывать Ли, когда он войдет в дом. Нужно, чтобы кто-то наблюдал за домом, когда мы войдем внутрь. Помни, это опасный район, будь крайне осторожна. Я не хочу иметь никаких дополнительных неприятностей. Если ты обнаружишь на месте что-либо подозрительное, ничего не предпринимай, возвращайся к станции подземки и жди нас. У тебя будет примерно полчаса, чтобы оглядеться. Будь осторожна.

— Не беспокойся обо мне.

Вельда натянула перчатки, улыбка играла на ее лице. Я вовсе не собирался волноваться за нее, ведь пушка у нее в сумочке лежала не для балласта. Я подвез ее к метро и подождал, пока она спустится вниз.

Пат поджидал меня у подъезда своего дома. Он нервно теребил в руках пачку сигарет. Я крикнул ему из такси, он перебежал улицу и сел в машину.

На часах было семь пятнадцать. Без десяти восемь мы отпустили такси и направились ко входу в метро. Мы были от него примерно в тридцати метрах, когда вышел Ли Демер. Он шел твердой походкой, смотря прямо перед собой, словно это был его район и он хорошо знал место. Пат толкнул меня локтем, я дал ему понять, что тоже заметил Ли. Кроме того, глазами я искал Вельцу, но ее не было видно.

Дважды Ли останавливался, чтобы посмотреть на номер дома. В третий раз он задержался у старого кирпичного дома, взглянул на окна первого этажа, бросил быстрый взгляд назад и вошел в подъезд, исчезнув в его темноте. Мы дали ему тридцать секунд, отсчитывая их про себя и держась в тени здания.

Улица была пустынна, проехал автомобиль, разрезав темноту фарами и едва не осветив нас. Никого не было на улице, даже детей. Может, они где-то и играли, но не в этом месте. Мы закончили считать до тридцати почти одновременно, но было уже поздно. Дверь хлопнула где-то над нашими головами, и мы услышали, как чьи-то ноги стучат по крыше, удаляясь с каждым шагом. Полусдавленный, захлебывающийся голос раздался из дома, мы буквально пролетели по ступенькам и уперлись в закрытую дверь. Ли стоял в проеме двери с петлей на шее, едва не подвешенный к потолку, с широко раскрытым ртом. Он показывал рукой на лестницу:

— Убежал... он убежал. Выглянул из окна на улицу... и убежал.

Пат выругался:

— Черт... мы не можем дать ему уйти.

Я был уже впереди, руки ощупывали темноту. Ведя рукой вдоль стены, я очутился в темноте ночи, которая начиналась за черным ходом в подъезд. В этот момент я услышал голос Вельды:

— Майк... Майк!

— Сюда, Пат. Здесь проход в стене. Включи фонарь.

Пат опять ругнулся, крикнув, что потерял его. Я не стал ждать и выскочил на маленькую аллею позади домов. Пистолет я держал в руке и готов был пустить его в дело. Вельда крикнула снова, и я побежал на ее голос в конец аллеи.

Когда я выскочил на улицу через узкий проход между зданиями, то не смог никого найти. Только в конце улицы увидел людей, бегущих по направлению ко входу в метро. Люди бежали и на ходу кричали что-то друг другу. Я уже знал, что случилось там, внизу, и мне было страшно представить себе это. Если что-нибудь произошло с Вельдой, я вырву кишки у этого сукиного сына. Приколочу гвоздями к стене и буду сдирать с него кожу узенькими полосками.

Цветной парень вышел из подземки наверх и крикнул, чтобы вызывали врача. Этого для меня было достаточно. Работая локтями и корпусом, я протиснулся на платформу и пробрался к самому краю.

В толпе я увидел Вельду и смог унять нервную дрожь, но из холода меня бросило в жар. Я спрятал в кобуру пистолет и пошел к Вельде, стараясь не показать ей, как взволнован.

Поезд протянулся почти во всю длину платформы. Он, должно быть, резко затормозил и не дошел до отметки полной остановки. Перед ведущим вагоном стояли машинист и два проводника поезда, рассматривая кровавое месиво, налипшее на колеса и рельсы. Машинист произнес:

— От него почти ничего не осталось. Не нужно никакого врача.

Вельда заметила меня краем глаза. Я протиснулся к ней и выдохнул в ухо:

— Демер?

Я слышал, как Пат пробирался через толпу, а Ли шел за ним по пятам.

— Иди отсюда, малышка. Я позвоню тебе позже. Она отступила назад, и толпа, поглотив ее, тут же заняла освободившееся место. Вельда ушла, прежде чем Пат добрался до меня.

Его брюки были изодраны, а на щеке выделялась полоса грязи. Пату понадобилось более двух минут, чтобы заставить толпу отодвинуться от края платформы. Люди уже расходились, когда полицейский с улицы появился в проходе. Пат провел рукой по лицу, вытирая пот:

— Что, черт возьми, здесь произошло?

— Не знаю, но полагаю, что наш парень там, внизу. Пусть Ли подойдет поближе и посмотрит.

Машинист вытаскивал останки тела из-под колес.

— И лица почти не осталось, — заметил он. Ли Демер подошел поближе, посмотрел вниз и побледнел.

— О Боже!

Пат обнял его и прижал к себе на всякий случай. Машинист и кондуктор вытащили из-под колес почти все останки.

— Это он? — спросил Пат.

Ли молча кивнул. Я видел, как заходил кадык на его горле. Подошли еще два полицейских с местного участка. Пат показал им свой знак, распорядился позаботиться об останках и сделал движение рукой, чтобы я помог ему отвести Ли на скамейку. Казалось, Ли совершенно обессилел, он повис на нас, как мешок, закрыв лицо руками. Что я мог сказать? Хотя парень и был ненормальным, но все же приходился ему братом. Пока Пат разговаривал с машинистом, я стоял рядом с Ли, который сидел и плакал.

Мы вывели Ли наверх и посадили в машину. Люди толпой стояли возле машины “Скорой помощи”, ожидая дальнейшего развития событий. Они были разочарованы, когда вместо трупа вынесли небольшую корзину и засунули в машину. Какой-то мальчишка указал на следы крови, капавшей из нее, и одна женщина упала в обморок.

Машина с останками укатила. Я полез за сигаретой. Чертовски хотелось закурить.

— Он умер мгновенно, — констатировал я. — Что сказал машинист?

Пат взял сигарету из моей пачки:

— Машинист не видел его. Парень, должно быть, стоял за колонной, затем спрыгнул вниз прямо перед вагоном и был мгновенно разорван на куски.

— Не знаю, как это принимать, с облегчением или нет.

— Для меня это облегчение, Майк. Он мертв. Даже если его имя попадет в газеты, кто свяжет это с Ли? Со смертью Оскара все наши беды миновали.

— Ты нашел у него какие-нибудь документы? Пат опустил руку в карман плаща и вынул какие-то бумаги. Они выглядели так, словно были запачканы чернилами. Липкие чернила.

— Билет на поезд из Чикаго лежит в конверте от билета на междугородный автобус. Видимо, до Чикаго он добирался автобусом, а затем сел на поезд. Билет на поезд датирован семнадцатым числом, пятницей.

Я повернул конверт обратной стороной и увидел отпечатанную надпись: “Демер”, сделанные от руки карандашом заметки о рейсах. Был еще один конверт, наполовину оторванный и использованный владельцем для памятных записей. Однако можно было разобрать часть фамилии Демера, адрес в Небраске и, самое главное, штамп почтового отделения, поставленный месяц назад. Две скомканные долларовые бумажки, немного мелочи и ключ от дверного замка. Лучшего трудно было и пожелать, но именно это мне и не понравилось.

— В чем дело, Майк? — раздраженно спросил меня Пат.

— Не знаю, но от всего этого отдает душком.

— Тебе это не нравится, потому что не удалось прикончить его самому!

— Заткнись, понял?

— Тогда что тебе кажется подозрительным?

— Откуда, черт возьми, я знаю! Может мне что-то не нравиться, даже если я еще не могу объяснить почему?

— Нет, со мной у тебя такого быть не должно. Я рисковал головой, когда тянул тебя в это дело.

Я затушил сигарету. Было довольно прохладно, и пришлось поднять воротник, пауза затянулась.

— Послушай, Пат, постарайся точно определить, что это за парень, чьи останки отвезли в морг. После этого, может статься, я смогу сказать тебе, почему мне кажется, что это дело попахивает.

— Не беспокойся. Как раз это я и собирался сделать. Не дам ему обвести нас вокруг пальца. Парень действительно мог кого-нибудь сбросить под поезд, чтобы сбить нас с толку. Было у него время, чтобы сунуть эти бумаги парню в карман? Думаю, он мог это сделать. Мы все проверим. У Ли есть свидетельство о рождении и медицинская справка Оскара, в которой имеется описание всех физических данных Оскара. Мы довольно быстро установим, Оскар это или кто-нибудь другой.

— Дай мне знать.

— Позвоню завтра утром. Жалко, нам не удастся узнать, как ему удалось нас засечь. Я чуть шею себе не свернул в этой чертовой аллее. Мне показалось, что тебя кто-то звал там.

— Это исключено.

— Хорошо, давай до завтра?

— Уф-ф, ладно. — Я сделал последнюю затяжку и бросил окурок в канализацию. Пат пошел назад на станцию, я слышал его удаляющиеся шаги.

После разошедшейся толпы улица выглядела еще более пустынной. Я направился к подъезду и, поднявшись на три ступеньки, вошел. Дверь в квартиру все еще была открыта, в холл подъезда проникал свет, помогая мне ориентироваться в полумраке.

Это была обыкновенная однокомнатная квартира. Из мебели только стул, кровать, небольшой шкаф и рукомойник. Открытый чемодан, лежащий на кровати, был наполовину забит разным барахлом, довольно поношенной одеждой. Трудно было понять, распаковывали его или упаковывали. Я стал ворошить вещи и нашел долларовую бумажку. Под одеждой лежал каталог вещей, которые можно заказать по почте. Часть этого каталога занимали спортивные принадлежности, включая все виды оружия. Другая часть каталога содержала картинки автопринадлежностей. Какая часть каталога больше интересовала владельца? Что он заказал — пистолет или покрышки? Где?

Я взял стопку рубашек и стал их разворачивать, ища метки. Только на одной была метка прачечной “Дэя”, так что, видимо, он стирал их сам.

Больше мне ничего не удалось обнаружить.

Я мог вздохнуть спокойно и передать Марти Куперману, что Ли сейчас ничего не угрожает. Пат и полицейские будут удовлетворены, и вообще все будут довольны. И только я один недоволен, что-то не дает мне покоя. Да, я далек, чертовски далек от того, чтобы быть довольным. Мое недовольство заключалось в том, что случившееся никак не было связано с зелеными карточками, которые больше всего интересовали меня. Происшедшее не было связано с зелеными карточками ничем, кроме того, что тот, кто погиб под колесами поезда, когда-то убил парня, имевшего зеленую карточку. Как его звали-то... Моффит, Чарли Моффит. Был он убит случайно или что-то большее стоит за этим?

С досады я пнул край кровати и в последний раз осмотрел комнату. Следующим, кто сюда придет, будет Пат. Он методично все обследует, возьмет отпечатки пальцев, идентифицирует их, словом, все, как положено. Если я чего-то и не заметил, Пат обнаружит, и я смогу получить данные от него.

Прошло всего несколько часов, как я вылез из постели, но чувствовал себя почему-то очень уставшим. Слишком уж много неясного... К тому же мысленно я все время возвращался к увиденному под колесами поезда.

Я вышел из дома, зашел в аптеку и оттуда позвонил Вельде домой. Дома ее не было. Тогда я позвонил в офис, она была там. Я назначил ей встречу внизу, в баре, и вышел на улицу, ища такси.

Водитель такси настойчиво рассказывал мне в деталях о случившемся в метро, подчеркивая, что получил сведения от очевидца. Я был настолько утомлен этим, что поскорее выскочил из машины, как только мы оказались на месте.

Вельда сидела в дальнем зале с бокалом коктейля “Манхэттен”. Двое парней за соседним столиком пытались с ней заигрывать. Один из них сказал какую-то гадость, другой громко засмеялся. Тони, владелец бара, хотел уже выйти из-за стойки, но, увидев меня, остановился. Шутник сказал что-то еще, сполз со своего стула и направился к Вельде.

Он поставил свой стакан к ней на стол и, опершись рукой, нагнулся пониже, говоря какие-то непристойности. Вельда быстрым, почти неуловимым движением ударила его по руке так, что он лишился опоры и лицом уткнулся в поверхность стола. А затем она выплеснула содержимое своего стакана ему в глаза.

Парень заревел:

— Ты, грязная маленькая...

Но не успел докончить. Вельда стеклянной пепельницей ударила его сбоку по голове. Он упал на колени, головой почти касаясь пола. Второй парень сначала оцепенел, затем смахнул свой стакан со стола и вскочил со стула. Он успел сделать только один шаг, потому что я схватил его сзади за воротник плаща и, дернув вниз, положил на спину.

Тони заулыбался, облокотившись на стойку бара. Мне было не смешно. Парень, оказавшись на полу, повернул голову в мою сторону, и в его взгляде я прочел смертельную угрозу.

— Здоровый, умный малый, — процедил он, и вдруг словно какая-то пружина сработала в нем. Он вскочил на ноги, в руке сверкнул нож.

Щелчок взводимого курка пистолета хорошо слышен в тихой комнате. Этот негромкий звук может остановить целую дюжину парней. Тип с ножом не мог отвести глаз от пистолета. Я дал ему несколько секунд на созерцание и затем врезал пистолетом по носу.

Нож выпал на пол, и я сломал его, резко наступив ногой. Тони рассмеялся. Я схватил малого, поставил на ноги и, зажав рукой его голову, несколько раз провел металлом пистолета по его лицу, пока оно не превратилось в кровавую массу. Парень взмолился, чтобы я прекратил это.

Тони помог мне выбросить их на улицу из бара. Я вернулся к Вельде и сел за столик. Тони принес ей новый “Манхэттен”, а мне пива.

— Очень хорошо, — сказал я.

— Спасибо. Я знала, что ты рядом.

Она закурила, ее руки не дрожали в отличие от моих.

— Ты был слишком жесток с ним.

— Подонок! Схватил нож. У меня аллергия на порезы. — Я выпил полбокала пива одним махом и опустил его точно на влажный след от донышка на столе. — Ну а теперь расскажи мне о том, что ты там увидела.

Вельда начала говорить, отрывая спички одну за другой от упаковки, но не зажигая их.

— Я была там около половины восьмого. Свет горел в окне, выходящем на улицу. Я видела, как кто-то дважды выглядывал на улицу, отодвигая занавеску. Какая-то машина дважды прошла мимо дома, объезжая кругом по улицам и всякий раз замедляя движение перед домом Когда машина проехала в последний раз, я подошла к двери и попыталась открыть ее, но она была закрыта, тогда я прошла к другой двери и попробовала открыть ее. Она тоже была на замке, но рядом находился вход в подвал, и я решила спуститься вниз. Когда я наполовину спустилась по ступенькам, то вдруг увидела человека, идущего к дому. Я подумала, что это может быть Демер. Мне удалось рассмотреть, что вы следуете за ним. Дверь в подвал была открыта, а из подвала можно было выбраться на задний двор. Пробираясь через груды пустых ящиков, я вдруг услышала, что кто-то ходит на заднем дворе. Не знаю точно, сколько времени у меня ушло на то, чтобы выбраться из подвала. Может быть, минуты две. Затем я услышала крик, кто-то вышел из двери соседнего дома. Я оказалась в аллее, услышала шаги убегающего человека и, поняв, что не смогу догнать его, стала звать тебя.

— Это был Оскар Демер, точно. Он тоже заметил нас и попытался скрыться.

— Может быть.

— Почему ты говоришь... может быть?

— Мне кажется, что по аллее бежали два человека.

— Два человека? — У меня чуть голос не сорвался. — Ты видела их?

— Нет.

— Тогда почему?

— Не знаю. Думаю, их было двое.

Я допил первый бокал пива и попросил Тони принести второй. Вельда так еще и не дотронулась до своего коктейля.

— Что же заставляет тебя думать так? Она пожала плечами и, глядя в бокал, постаралась вспомнить те мгновения:

— Когда я была в подвале, мне показалось, что кто-то есть во дворе. Но вокруг было полно кошек, и я решила, что слышу шум от них.

— Так. Дальше.

— Затем, когда я побежала по аллее за ним, то упала и лежа слышала, что бежит человек, но не один.

— Один человек может произвести шума больше, чем десять, если он раньше никогда не бегал.

— Может, я и не права, Майк, но я хотела, чтобы ты об этом знал.

— Черт с ним, теперь это, собственно, не имеет большого значения. Он мертв, и с его смертью все закончилось. Ли Демер смело может идти вперед и осуществлять свои реформы. У него нет теперь никаких причин беспокоиться. А что касается двух человек в аллее, то... Ты ведь видела, что из себя представляет это место. Никто не живет там по своей охоте, а только если больше деваться некуда. Там живут люди, которых легко напугать, и если Оскар начал бежать, то кто-то другой мог тоже побежать. Ты видела его спускающимся в метро?

— Нет, он уже спустился, когда я подошла. Но двое мальчишек на ступеньках у входа что-то увидели интересное внизу и подзывали третьего посмотреть. Я спустилась вниз на платформу, поезд в это время резко затормозил, но я не знала причины. Когда ты велел мне уходить, я вышла и попыталась найти этих мальчишек, но их не было наверху.

Я допил свое пиво, а Вельда коктейль. Она надела пальто.

— Что теперь, Майк?

— Ты идешь домой, детка, а я собираюсь немного прогуляться.

Мы попрощались с Тони и вышли. Парней, которых мы выдворили из бара, нигде не было видно. Вельда улыбнулась:

— Я в безопасности?

— Конечно.

Я подозвал такси, поцеловал ее, посадил в машину и попрощался, а сам отправился гулять по улицам. Мои шаги вторили мыслям. Я вспомнил свою прогулку по мосту и еще одну, ту, что привела меня к комми. Что-то стояло за этими зелеными карточками. Где мне найти ответ на то, почему я должен был убить толстого парня, у которого была зеленая карточка, и увидеть смерть девушки, не вынесшей выражения моего лица? Я хочу знать, почему провидением был выбран именно я, чтобы нажать на спусковой крючок пистолета.

Я зашел в кондитерскую, намереваясь позвонить. В телефонной книге нашел Парк-авеню, Брайтон и набрал нужный номер.

Важный голос ответил:

— Резиденция мистера Брайтона.

Следовательно, я попал, куда нужно.

— Этель дома?

— Как мне передать, кто ее спрашивает?

— Просто позовите ее к аппарату.

— Извините, сэр, но...

— Заткнись и соедини меня с ней. Немного спустя я услышал в отдалении шум голосов, а затем прозвучал голос Этель:

— Да?

— Привет, Этель, — сказал я. — Прошлой ночью я вел твой автомобиль до Таймс-сквер, ты помнишь?

— О-о! Но... — Она понизила голос почти до шепота. — Пожалуйста, я не могу говорить с вами из дома. Это...

— Ты можешь поговорить со мной вне дома. Я буду на углу улицы возле твоего дома через пятнадцать минут, детка, подъезжай туда на машине.

— Я не могу. Честно... о пожалуйста! — В ее тоне чувствовалась паника.

— Будет лучше, если ты придешь, детка. — Сказанного было достаточно, и я повесил трубку. Если я правильно понял, она придет, и направился к Парк-авеню.

Этель ждала меня. Я заметил ее еще издалека, примерно метров за сто. Она ходила взад и вперед, стараясь всем своим видом показать, что находится здесь по делу. Я подошел к ней сзади и неожиданно для нее произнес:

— Хэлло.

Она вздрогнула и ответила мне. В ее голосе звенел панический страх.

— Испугалась?

— Нет, конечно нет.

Как же, не испугалась! Ее подбородок подрагивал, а руки тряслись.

Я широко улыбнулся, взял ее под руку, и мы направились в западном направлении, туда, где было много людей и улицы сияли огнями. Иногда бывает необходимо побыть среди людей, потолкаться в толпе, отойти душой. Хочется говорить, смеяться, ощущать себя частицей этого пестрого шумного шествия.

На нее это, однако, не подействовало. Искусственная улыбка застыла на ее лице, Этель украдкой поглядывала на меня.

Мы прогулялись по Бродвею и зашли в небольшой бар на боковой улице. В баре все посетители собрались в одном конце возле телевизора. Лампы горели приглушенным светом, создавая полумрак, и никто даже не обратил на нас внимания, кроме бармена. Но и ему было интереснее смотреть бокс по телевизору, чем обслуживать нас.

Этель заказала коктейль, а я пиво. Когда принесли выпивку, она напряженно взяла стакан одной рукой, а другой нервно крутила сигарету. Девушка смотрела вдаль, словно что-то внимательно рассматривала за моей спиной, и упорно молчала, хотя я и старался ее разговорить. Вскоре я оставил эти попытки и замолчал. Так мы просидели некоторое время. Я заметил, как побелели ее пальцы. Чувствовалось, что она долго не выдержит. Я глубоко затянулся и сказал, выдыхая вместе со словами дым:

— Этель... Она вздрогнула.

— Что есть во мне такого, что заставляет тебя деревенеть?

Она провела языком по губам:

— Да нет, ничего, действительно ничего.

— Ты даже ни разу не поинтересовалась, как меня зовут.

Этель вскинула голову. Глаза ее расширились и уставились в стену.

— Меня... не интересуют имена. Но вы... я... пожалуйста, что я такого сделала? Разве я была неискренней? Почему вы... — Она слишком долго сдерживалась. Слезы показались в ее глазах, слезы и мольба. Этель разрыдалась чисто по-женски.

— Этель... перестань, пожалуйста. Посмотри в зеркало, и ты поймешь, почему я позвонил тебе. Ты женщина, увидев которую однажды невозможно забыть. Ты слишком серьезна.

Женщины всякий раз странно ведут себя со мной. Она перестала плакать так же внезапно, как и начала, а губы сжались в негодовании. Сейчас она смотрела мне прямо в глаза.

— Мы обязаны быть серьезными, и вы должны знать это лучше всех!

Так-то лучше. Эти слова она говорила от себя, а не повторяла заученные фразы.

— Ну, не все же время! — рассмеялся я.

— Все время! — возразила она.

Я продолжал улыбаться, и Этель хмуро сдвинула брови.

— Хорошо, хорошо, пусть будет так.

— Не понимаю вас. — Она немного поколебалась и вдруг улыбнулась. Улыбка ей очень шла, делая ее лицо милым. — Вы проверяли меня? — заявила она требовательно.

— Что-то в этом роде.

— Но... почему?

— Мне нужна помощь. Я не могу обратиться за ней к любому, знаешь ли. — Это была правда. Мне действительно очень нужна была помощь, причем основательная.

— Вы имеете в виду... Вы хотите, чтобы я помогла вам... выяснить, кто это сделал? — Как я хотел, чтобы она открылась. Мне было не по себе от всех этих глупых игр, но я должен был подыгрывать ей.

— Да, именно так.

Видимо, ей это понравилось. Я заметил, как расслабились пальцы ее руки, держащей стакан, и она сделала первый глоток.

— Могу я задать один вопрос?

— Разумеется.

— Почему вы выбрали меня?

— Люблю иметь дело с красивыми людьми.

— Но мое происхождение...

— Оно тоже меня привлекло. К тому же красота помогает в делах.

— Но я не такая уж красавица, — возразила Этель, ожидая услышать от меня возражение, и услышала.

— Я вижу открытыми только твои руки и лицо. Они красивы, и я готов поклясться, что и все остальное, чего я не могу видеть, так же красиво.

Было слишком темно, и мне трудно сказать, покраснела она при этих словах или нет. Облизнув губы, она улыбнулась:

— Вы бы хотели?

— Что?

— Ну, посмотреть, как выглядит все остальное? Нет, она не покраснела. Я тихо засмеялся, и ее глаза зажглись блеском.

— Да, Этель, именно этого я и хочу, а увидев, захочу большего.

Ее дыхание стало глубоким и частым, на шее забилась жилка.

— Здесь жарко, — сказала она, распахивая пальто. — Может, мы... уйдем?

Теперь она смеялась и вся светилась радостью. Мы оставили наши бокалы недопитыми, нам было не до этого. Я чувствовал теплое пожатие ее руки, с каждым шагом она преображалась, превращаясь в живую, молодую, чувственную женщину. Этель вела меня. Мы шли к ее дому так быстро, словно торопились скорее насладиться предстоящим.

— А если твой отец... или кто-нибудь из знакомых увидит нас? — поинтересовался я. Этель пожала плечами.

— Ну и пусть. — Она высоко вскинула голову. — Меня это ничуть не беспокоит. Последние чувства к моей семье исчезли несколько лет назад.

— Но тогда у тебя нет чувств и ни для кого другого?

— Нет, есть. О есть! — Она посмотрела мне прямо в глаза. — В данный момент у меня чувство к вам.

— А в другое время?

— Я не должна вам этого говорить.

В нескольких метрах от ее дома мы остановились. Здесь стоял ее автомобиль. На всех машинах, стоящих рядом с ее, под щетками были прижаты парковочные билеты. На ее был только клубный знак.

— В этот раз я поведу сама.

Мы уселись в машину и поехали. Сначала шел небольшой дождь со снегом, затем небо прояснилось и ярко засверкали звезды. По радио звучала приятная классическая музыка, было тепло и уютно, как дома, в то время как наша машина, рассекая воздух, мчалась по извилистому шоссе в сторону Хадсона.

Мы остановились на съезде с хайвея в сторону узкой дорожки, ведущей в заросли вечнозеленых деревьев, взбегающих неровными рядами на холм. На вершине холма среди деревьев был виден небольшой коттедж. Этель за руку повела меня к дому. Это было ее убежище. Она взяла большие восковые свечи, поставила их в тяжелые бронзовые канделябры и зажгла.

Я был поражен изысканной простотой комнаты. Все говорило о богатстве, но не броским, навязчивым языком. Кто-то много и хорошо потрудился, чтобы декорировать комнату. Этель кивнула в сторону небольшого бара, устроенного в углу отделанной под хижину части комнаты.

— Выпивка там. Не составит тебе труда приготовить ее для нас?.. Потом разожги огонь. Дрова уже в камине.

Я согласно кивнул, и Этель вышла из комнаты, поглядев ей вслед, я занялся делом. Открыл бар и обнаружил там богатый выбор напитков. Из лучших я выбрал самый лучший и налил два бокала, не разбавляя, чтобы не испортить. Попробовал из своего бокала и, решительно выпив все до дна, налил еще.

Комми. Она была красной. Она имела все, что можно, и тем не менее оставалась красной. На что она, собственно, рассчитывала? Неужели она за то, чтобы правительство приказало ей поделиться всем этим с народом? Все ценности при новом режиме приобретут новых хозяев. Какой-нибудь жирный генерал, высокопоставленный чиновник из секретной службы, кто-нибудь еще. Уверен, прекрасно быть комми, пока ты на самом верху. А из кого же они планируют сделать послушных идиотов?

Как Этель могла влипнуть в это? Я еще немного поразмышлял о непонятных мне вещах, сохранившихся в этом мире, и бросил спичку в камин. Огонь разгорелся, охватив сухие дрова. В этот момент вошла Этель. На ней была меховая накидка, распущенные волосы казались мягче.

— Холодно?

— Здесь да, но я скоро согреюсь.

Я подал ей бокал, и мы чокнулись. Ее глаза излучали свет и тепло.

Мы выпили с ней еще, и бутылка была уже почти пустая. Меня подмывало задать ей несколько вопросов, но не хотелось, чтобы она имела возможность их обдумывать. Я решил чуть-чуть подпоить ее. Открыл бар и стал снова выбирать, переставляя бутылки. Этель включила проигрыватель и поставила пластинку.

Огонь бросал пляшущие блики на пол, мебель и стены комнаты. Этель подошла ко мне, протягивая руки и приглашая на танец. Желание танцевать смешивалось во мне с другим желанием. Этель засмеялась:

— Да ты пьян!

— Пьяный, как черт! — На самом деле это не соответствовало действительности.

— И я тоже пьяна. Но мне это нравится. — Она подняла руки и резко повернулась. Я вынужден был ее обнять, чтобы удержать от падения.

— Давай сядем возле камина и будем наслаждаться его теплом.

Она оттолкнула меня и, танцуя, пошла к софе. Сдернув медвежью шкуру, которая покрывала софу, бросила ее на пол около камина и повернулась ко мне, приглашая сесть.

— Ты спечешься в своей меховой накидке, — сказал я.

— О нет! — Она странно улыбнулась и расстегнула накидку. Поведя плечами, она позволила накидке упасть на пол и осталась обнаженной. Затем сбросила туфли и опустилась на мягкий медвежий мех, прекрасное нагое создание с плавными, округлыми линиями тела и великолепными распущенными волосами, на которых, меняя их цвет, играли блики огня.

Да, становилось слишком жарко. Я начал раздеваться. Бумажник выпал из костюма, черт с ним, подберу потом. Не расстегивалась портупея, я порвал ее. Этель не должна была делать этого, черт, не должна была. Я же хотел задать ей несколько вопросов. Но теперь уже не помнил какие. Я сильно сжал ее тело, но она не подала и звука. Губы ее, ярко-красные и влажные, манили меня. Она впилась ртом в мои губы, тепло от огня, казалось, слилось с теплом ее длинных ног и упругого, мягкого живота. Этель крепко обняла меня и прижала к колышущейся восторгом любви груди.

Глава 5

Я проснулся с зарей, во рту было сухо. Пытаясь собраться с мыслями, начал вспоминать, что произошло вечером. Этель еще спала рядом со мной. Ночью она вставала, чтобы принести одеяла, когда потух огонь в камине.

Я поднялся, стараясь не потревожить ее. Взял свою одежду, среди нее нашел пистолет и портупею, пиджак валялся на полу. Я вспомнил, что выронил свой бумажник, и стал ощупью искать его. Бумажника нигде не было, меня бросило в жар. Я присел на софу и потряс головой, сгоняя последние остатки сна. Нагнувшись, стал искать тщательнее, но бумажника не было. Пошарив ногой, я вытолкнул его из-под столика, куда, видимо, загнал в темноте вчера вечером.

Этель Брайтон спала и улыбалась во сне, когда я уходил. Это была хорошая ночь, но приходил-то я сюда вовсе не за этим. Она счастливо засмеялась во сне и обняла руками одеяло.

Я натянул плащ и вышел из дома. Облака вновь сгустились, но было теплее, чем вчера. За двадцать минут я добрался до хайвея, пришлось прождать столько же, пока не подошел грузовик, который подвез меня в город. Я угостил водителя завтраком, и мы разговорились о войне. Парень согласился со мной, что мы повоевали неплохо. Он тоже был ранен и иногда, ссылаясь на это, мог отпроситься на денек-другой.

Я позвонил Пату из автомата недалеко от его офиса около десяти утра. Он поздоровался и спросил:

— Ты можешь подъехать ко мне, Майк? Для тебя есть кое-что интересное.

— По поводу того случая?

— Совершенно верно.

— Буду минут через пять, не уходи.

Снова, как и в прошлый раз, районный прокурор выходил из здания, но не заметил меня. Когда я постучался в кабинет Пата, то услышал в ответ: “Войдите” — и открыл дверь.

— Где, черт возьми, ты был? — спросил Пат, многозначительно улыбаясь.

— Нигде, — тоже с улыбкой ответил я. — Если я правильно оцениваю твои отношения с Вельдой, то тебе лучше стереть помаду с лица и побриться.

— Что, так плохо?

— Кроме того, даже отсюда чувствуется запах виски. Вельде это не понравится, — констатировал я.

— Ни одной любящей женщине не понравится, — пошутил Пат. — Ладно, хватит об этом, Майк. У меня есть для тебя новости. — Он выдвинул ящик письменного стола и вытащил оттуда большой конверт из плотной бумаги с надписью: “Для служебного пользования”. В нем лежали фотографии отпечатков пальцев. — Мы сняли их с останков прошлой ночью, — пояснил Пат.

— Ты не терял времени даром.

— Не могу себе этого позволить.

Он раздвинул края конверта и вынул три скрепленных листа. Документ был отпечатан на бланке больницы, название которой я не смог прочесть, так как Пат перевернул листы. На обратной стороне находились оттиски пальцев.

— Это тоже отпечатки Оскара Демера из истории его болезни, которая хранилась у Ли.

Даже непрофессионалу было ясно, что они идентичны.

— Тот же парень, все в порядке, — заметил я.

— Никакого сомнения на этот счет. Хочешь посмотреть медицинское заключение?

— Да я не очень разбираюсь во всей этой медицинской писанине. Скажи мне сам вкратце, что они пишут?

— Оскар был опасным психом, параноиком и еще целый ряд подобных терминов.

— От рождения?

Пат понял, о чем я думаю.

— Ну, не совсем так. Нет никаких причин полагать, что это семейная болезнь и ею может страдать Ли. Оскар еще ребенком попал в аварию и получил серьезную травму головы, которая привела к заболеванию.

— Что-нибудь просочилось в газеты? — Я передал листы Пату, и он убрал их в конверт.

— К счастью, ничего. Конечно, мы изрядно поволновались, но ни один из газетчиков не связал Ли и Оскара между собой. Удачным оказалось и то, что лицо Оскара было изуродовано, практически лица не было. В противном случае скрыть ничего бы не удалось, и политики могли бы раздуть это дело.

Я взял сигарету из пачки, постучал ее концом о подлокотник кресла и спросил:

— Каково мнение медицинских экспертов?

— Черт, самоубийство, без всякого сомнения. Оскар был напуган, страх толкнул его на это. Он пытался убежать, зная, что в западне. Подозреваю, он боялся, что его вернут в сумасшедший дом, если поймают, да еще убийство Моффита... Он просто не смог этого выдержать. — Пат щелкнул зажигалкой и поднес огонь к концу моей сигареты. — Полагаю, все закончилось чисто.

— Уверен в этом, Пат, — подтвердил я. Пат принял официальный вид. Передо мной сидел полицейский. Вены на его шее вздулись, губы сжались в тугую линию.

— Я знаю, Майк, твои дела всегда связаны с убийством.

— Это верно.

— Между прочим, Майк, я так завязан с тобой, что если ты попадешься, то за собой потянешь и меня.

— Не попадусь.

— Майк, сукин сын, на тебе уже убийство.

— Даже не одно, а два, и будут еще. Взгляд Пата потеплел.

— Если ты не расскажешь, я сам просмотрю все дела по последним убийствам, одно за другим, и заставлю тебя признаться.

— Думаешь, у вас нет ни одного нераскрытого убийства?

Пат покраснел:

— Ну, не за последнее время.

— А как насчет того парня, которого выловили в реке?

— Для нас — да... Для тебя — нет.

Я удивленно посмотрел на него.

— Видишь ли, я виделся с Ли, прежде чем прийти сюда. Он позвонил мне, — объяснил Пат. — Во время разговора Ли с Оскаром по телефону тот на что-то намекал. Ли думает, что Оскар мог, кроме убийства Моффита, приготовить еще какой-нибудь компрометирующий трюк. Мне пришлось сказать Ли, что ты тоже имеешь свой особый интерес в этом деле, о котором не хочешь говорить даже со мной. Ли подробно расспросил меня о тебе и теперь хочет переговорить с тобой.

— Я должен найти что-то оставшееся после Оскара?

— Предполагаю, что так. В любом случае он тебе хорошо за это заплатит. Ты будешь заниматься тем же, но не бесплатно.

— Не возражаю. Я сейчас в отпуске.

— Слушай, кончай эту песню. Придумай что-нибудь пооригинальней. Что у тебя на уме? Это работа гангстеров. Тело до настоящего времени не опознано. Дантист пытается установить его личность по зубам. Другой возможности нет.

— Думаешь, вам удастся установить его личность?

— Надеюсь. У него один из искусственных зубов был сделан из нержавеющей стали. Нам никогда раньше не приходилось с этим встречаться.

У меня в ушах вновь зазвенели колокола. Сигарета выпала из руки, я нагнулся поднять ее, кровь бросилась мне в голову. Может, Пату и не приходилось слышать о стальных зубах, но не мне. Однако я не стал ничего говорить, а только спросил:

— Ли ожидает меня?

— Я сказал ему, что утром тебя какое-то время не будет.

— Хорошо. — Я поднялся, надел шляпу, собираясь уходить. — Еще одно, Пат, что это за парень, которого убил Оскар?

— Чарли Моффит?

— Да.

— Тридцать четыре года, светлая кожа, темные волосы. Шрам на брови. Воевал. Ни одного привода в полицию. Занимал комнату на Девяносто первой улице, жил там больше года. Работал на фабрике по производству пирожков.

— Где?!

— Фабрика пирожков, — повторил Пат. — Ну, выпекают разные пирожки, булочки. Существует сеть небольших лавочек под вывеской: “Пирожки мамаши Свитгер”, для них эта фабрика делает пирожки.

— Что, кроме зеленой карточки, при нем не было ничего?

— Да нет, кое-какие мелочи и водительские права. Правда, во время нападения один из карманов его пальто был оторван, но сомневаюсь, чтобы он носил там что-нибудь стоящее. А в чем дело, Майк?

— Ты что, забыл про зеленые карточки?

— А какого черта тебя так волнуют комми? У нас есть специальные службы, которые этим занимаются. Я смотрел в окно, где разгоралось утро.

— Скажи мне. Пат, сколько, по-твоему, красных вокруг нас?

— Пара сотен тысяч, думаю, — ответил он.

— А сколько человек работает в той службе, которую ты упомянул?

— Ну... может быть, несколько сотен. А что можно с этим поделать?

— Ничего... просто поэтому я и беспокоюсь.

— Ладно, забудь об этом. Дай мне знать, как ты договоришься с Ли.

— Хорошо.

— И еще, Майк... будь поосторожней, ладно? Всем журналистам хорошо известна твоя репутация, и, если кто-нибудь пронюхает, что ты работаешь на Ли, могут появиться вопросы, на которые трудно будет ответить.

— Я замаскируюсь.

Офис Ли Демера располагался на третьем этаже довольно скромного здания недалеко от Пятой авеню. Обстановка офиса, без особых претензий на роскошь, радовала только прекрасным ангельским личиком девушки-секретаря. Ее голос был так же божествен, как и ее фигурка, которую она скорее пыталась показать, чем скрыть. Но она жевала резинку, ворочая челюстями, как корова, и это сводило на нет все ее прелести.

Стеклянная стена с небольшими окошками на уровне пояса отделяла приемную от машбюро. Две девушки сосредоточенно печатали на машинках. Мне пришлось согнуться чуть ли не пополам, чтобы обратиться к ним. Одна из девушек, увидев мою неудобную позу, мило улыбнулась, встала и, открыв дверь, вышла ко мне.

Ей было чуть больше тридцати. Хорошо сшитый костюм отлично гармонировал с ее фигурой, было приятно смотреть на нее и говорить с ней. Девушка с улыбкой спросила меня:

— Чем могу вам помочь? Невозможно было быть нелюбезным.

— Мне хотелось бы увидеть мистера Демера.

— Он вас ожидает?

— Да, он передал, что хочет меня увидеть.

— Понимаю. — Она постучала карандашом по своим зубкам и немного нахмурилась. — Простите, а вы торопитесь?

— Ну, про себя я бы так не сказал. Думаю, мистер Демер торопится.

— Видите ли, у него сейчас врач. Он может немного задержаться, так что...

— Врач? — удивился я.

Девушка утвердительно кивнула, беспокойство появилось в ее глазах.

— Мистер Демер показался мне таким расстроенным сегодня утром, и я решила вызвать доктора. Последнее время шеф чувствовал себя не очень хорошо, недавно с ним случился приступ.

— Приступ чего?

— Сердечный. Несколько дней назад он имел очень неприятный разговор по телефону, после которого ему стало плохо. Он потерял сознание. Я была ужасно напугана. Вы понимаете, никогда прежде этого не случалось и...

— Что сказал доктор?

— К счастью, это был легкий сердечный приступ. Доктор рекомендовал мистеру Демеру относиться ко всему без особого волнения, но для такого темпераментного человека это почти невозможно.

— Вы сказали, что ему позвонили и телефонный разговор привел его в такое состояние?

— Уверена, что так оно и было. Анна подтвердила, что это произошло прямо после телефонного разговора.

Должно быть, звонок Оскара произвел на него гораздо более сильное воздействие, чем Пат и я могли предположить. Я собирался продолжить беседу, но дверь открылась, и на пороге появился доктор. Это был небольшого роста человек в старомодном галстуке.

Он кивком приветствовал нас обоих и с улыбкой обратился к девушке:

— Все будет прекрасно. Я оставил рецепт. Проследите за исполнением.

— Благодарю вас. Я прослежу. Ему можно принимать посетителей?

— Конечно. Мистер Демер все время думает о чем-то, что беспокоит его, и это оказывает негативное воздействие. Как только он перестанет так переживать, все будет в порядке. Всего доброго.

Доктор попрощался и ушел. Девушка повернулась ко мне с еще более очаровательной улыбкой и сказала:

— Думаю, вы можете пройти в кабинет. Но, пожалуйста, не волнуйте его.

Я улыбнулся в ответ и дал обещание. Улыбка ей очень шла. Толкнув дверь с табличкой “Демер”, я вошел в комнату.

Хозяин поднялся, приветствуя меня, но я попросил его не вставать. Лицо Демера было слегка бледным, дыхание частым.

— Вам уже лучше? Я видел доктора.

— Гораздо лучше, Майк. Мне пришлось навыдумывать ему разное, не мог же я сказать правду.

Я сел на стул рядом с ним, и он подтолкнул ко мне ящик с сигарами. От сигар я отказался и вытащил свои сигареты.

— Да, одно лишнее слово, и газеты моментально подхватят и разнесут по всему свету. Пат передал, что вы хотите видеть меня.

— Да, Майк. Он сказал мне, что у вас есть какой-то интерес.

— Все правильно.

— Вы мой политический... единомышленник?

— Откровенно говоря, я ничего не знаю о политике, кроме того, что это грязная игра, с моей точки зрения.

— Я надеюсь что-то улучшить в этом смысле. Думаю, смогу, Майк. Я действительно полагаю, что сумею. А сейчас просто боюсь.

— Из-за сердца? Он кивнул.

— Это случилось после того, как позвонил Оскар. Никогда не думал, что могу оказаться... таким слабым. Наверное, придется обо всем сказать избирателям. Было бы нечестно с моей стороны, если бы они избрали человека, который физически не может выполнять свои обязанности. — Он улыбнулся грустно и мудро. Мне стало его жаль.

— Во всяком случае, меня не интересует политический аспект происходящего.

— Действительно? Тогда что...

— Только потерянные концы, Ли. Меня беспокоит только это.

— Не совсем понимаю, но, видимо, для вас это имеет какой-то смысл.

Я отвел рукой дым в сторону от него:

— Скажите, зачем я вам нужен? Пат частично объяснил мне, остальное хочу услышать от вас.

— Да, да. Понимаете, Оскар намекал, что в любом случае у него есть документы, которые означают конец моей карьеры.

Я погасил сигарету и взглянул прямо ему в глаза.

— Какие документы?

Ли медленно покачал головой:

— Возможно только одно. У него могли иметься документы, доказывающие наше родство. Как он их раздобыл, не знаю, так как все семейные бумаги находятся у меня. Но если у него были материалы, подтверждающие, что я являюсь братом человека, признанного сумасшедшим, то это послужило бы сильным оружием в руках оппозиции.

— Больше не существует ничего, что могло бы вам повредить?

Он развел руками:

— Все другое давно было бы предано огласке. Нет. Я никогда не был в тюрьме и в подобных передрягах. Может быть, это связано с моими коммерческими операциями?

— 0-хо-хо. Отчего же у него могла возникнуть к вам такая ненависть?

— Откровенно говоря, сам не могу понять. Как я уже говорил, это могло возникнуть на почве наших различных подходов к жизни. Будучи близнецами, мы были совершенно разными людьми, практически всю жизнь жили порознь. Еще в молодости я преуспел в бизнесе, а на Оскара свалились все его беды. Я пытался помочь ему, но он отказывался принимать помощь от меня, потому что ненавидел. Я склонен думать, что его шантаж никогда бы не кончился, получи даже он от меня все мои деньги. Оскар продолжал бы вредить, пока не добился конца моей карьеры.

— Вы правильно сделали, что не стали платить ему деньги, это только ухудшило бы ситуацию.

— Не знаю, Майк, даже несмотря на его ненависть ко мне, я не хотел, чтобы с ним случилось то, что случилось.

— Лучше, что его уже нет.

— Возможно.

Я взял новую сигарету:

— Так вы хотите, чтобы я нашел то, что после него могло остаться, так?

— Да, если у него действительно что-то было. Я задумался, глубоко затянувшись и глядя, как к потолку медленно поднимается выдыхаемый мною сизый дым.

— Ли, — начал я, — вы совсем не знаете меня, поэтому я хочу вам кое-что сказать. Не люблю неясностей. Предположим, я действительно найду что-то, компрометирующее вас. Как вы думаете, что я должен с этим сделать?

Он подался вперед, положив на стол руки со сцепленными пальцами. Его лицо словно одеревенело.

— Майк, — произнес он прерывающимся, но твердым голосом, — если вы такое обнаружите, я прошу вас немедленно сделать это достоянием общественности. Вам ясно?

Такой реакции на свои слова я от него не ожидал. Ухмыльнувшись, я встал и сказал:

— Хорошо, Ли, рад был услышать это от вас. Я протянул ему руку, мы обменялись теплыми рукопожатиями. Передо мной стоял человек с евангелистски ясным лицом, полностью отдавший себя служению своему долгу.

Мы посмотрели друг другу в глаза. Демер открыл ящик стола и вынул пачку радующих глаз зеленых бумажек, в углах которых стояли крупные цифры.

— Вот тысяча долларов, Майк. Будем считать, что я нанимаю вас.

Я взял банкноты и положил их в карман.

— Будем считать, что вы заплатили мне сполна, и вы не пожалеете.

— Уверен в этом. Если вам понадобится дополнительная информация, звоните мне.

— Хорошо. Дать вам расписку?

— Нет необходимости. Я верю вашему слову.

— Спасибо. Направлю вам отчет, как только что-нибудь обнаружу. — Я достал свою визитную карточку и положил перед ним на стол. — На случай, если вам потребуется позвонить мне. Последний номер домашний, в телефонном справочнике он не значится.

Мы еще раз обменялись рукопожатиями, и он проводил меня до двери.

Прежде чем пойти в офис, я побрился и принял душ, смыв остатки запаха духов Этель. Поменял рубашку и костюм, но оружие оставил при себе.

Вельда работала над бумагами, когда я появился в офисе, всем своим видом показывая, что у меня в кармане завелись деньги. Я быстро осмотрел себя в зеркале, чтобы убедиться, что выгляжу вполне прилично, и выложил пачку банкнотов на стол.

— Убери это в сейф, детка.

— Майк, где ты достал их?

— Ли Демер. Мы наняты. — Я коротко все ей рассказал, а она спокойно выслушала.

— Ты ничего не найдешь, Майк. Я знаю, не найдешь. Тебе не следовало брать эти деньги.

— Ты не права, цыпленок. Я не украл их. Если Оскар оставил какие-то бумаги, которые могут повредить Ли, разве ты против, чтобы я их получил?

— О, Майк! Ли Демер единственный человек... за которого мы должны стоять. Пожалуйста, Майк, нельзя допустить, чтобы с ним что-то случилось.

Я не мог перенести ноток страха в ее голосе, обнял и сказал:

— Успокойся, никто не посмеет сделать ему плохо. А если такой и объявится, будет иметь дело со мной. Перестань хлюпать носом.

— Это тебе все равно, а я не могу заставить себя не думать о том, что творится в этой стране.

— Мне кажется, я помог выиграть войну, или я не воевал?

— Но ты не можешь изменить происходящее сейчас.

В этом дело. Все изменилось. Люди забыли обо всем, даже те, кто не должен был забывать. Дали возможность прийти к власти тем, кто будет заботиться о благосостоянии нации, а они думают и заботятся лишь о том, как потуже набить свои собственные карманы. А Ли не такой. Он не так могуществен, как другие, и не такой уж большой политик. Он может предложить только свою честность, а этого сейчас недостаточно.

— Это не совсем так. Он всколыхнул весь штат.

— Знаю, и этого нельзя недооценивать. Ты понимаешь?

— Понимаю.

— Обещай, что ты поможешь ему, Майк. Дай слово.

Она повернулась ко мне, ожидая ответа.

— Обещаю, — сказал я спокойно. — Никогда не отказываюсь от своих обещаний.

Вельда сразу успокоилась, слезы прекратились. Мы оба стали смеяться над этим неожиданным всплеском чувств, но, смеясь, в душе оставались серьезными.

— У меня есть для тебя работа. Ты должна узнать все о Чарли Моффите. Это человек, которого убил Оскар Демер.

Вельда сразу подобралась:

— Да, я знаю.

— Поезжай к нему домой, на работу. Посмотри, что он был за парень. Пат ничего не говорил мне о его семье, возможно, он был одинок. Возьми деньги на расходы.

— Когда тебе понадобятся данные?

— К вечеру, если сможешь. В крайнем случае завтра. Я видел, что у Вельды есть вопросы, но не стал ничего объяснять. Она почувствовала это и промолчала. Прежде чем Вельда убрала деньги, я взял себе двести долларов пятидесятидолларовыми купюрами. Она ничего не сказала, но пришлось поцеловать ее в носик, чтобы немного смягчить недовольство, вызванное исходящим от меня запахом спиртного.

Как только Вельда вышла, я стал набирать номер телефона Этель Брайтон. Лакей узнал мой голос и в этот раз был со мной повежливее. Он сообщил, что Этель еще не появлялась дома, и положил трубку.

Я сделал короткий отчет по делу Ли и подшил его в папку, после чего набрал номер Этель еще раз. Похоже, Этель только что вошла, она сама сняла трубку и включила музыкальную паузу ожидания, даже не удостоверившись, кто ей звонит. Затем, услышав мой голос, она сказала:

— Ты животное. Вылез из пещеры, а меня оставил одну на съедение волкам.

— Медвежья шкура должна была их отпугивать. Ты выглядела великолепно, завернутая в нее.

— Так я тебе понравилась, вся понравилась? Ну, те места, которые ты мог видеть.

— Вся-вся, ты великолепна. Мягкая, ласковая и сладкая.

— Тогда мы должны повторить это еще раз.

— Возможно.

— Пожалуйста, — нежно прошептала она. Я решил поменять тему разговора:

— Ты сегодня занята?

— Очень. Должна повидаться с несколькими людьми, которые обещали сделать значительные вклады. Сегодня вечером обещала доставить деньги... Генри Глэдоу.

— Так, а если я пойду с тобой?

— Раз ты считаешь, что так нужно, не думаю о чьих-то возражениях.

— На что ты намекаешь?

Это был один из вопросов, на которые я хотел получить ответ еще в прошлый раз. Но Этель не ответила.

— Пойдем куда-нибудь, — предложила она. — Давай встретимся в семь часов в клубе “Обо”. Это устроит тебя?

— Прекрасно. Я закажу столик, и мы сможем с тобой перекусить.

Она попрощалась и подождала, пока я первый положу трубку. Я закурил и присел, чтобы немного обдумать ситуацию. Свет, играющий бликами на стене, от чего-то отразился и упал на поверхность стола двумя маленькими светлыми кружочками на зеленом сукне.

Словно две вишни на ветке. Глаза судьи. Они смотрели на меня. Вдруг свет пропал, исчезли и две вишни-глаза. Я взялся вновь за телефонную трубку, на этот раз я звонил в “Глобус”. Марти как раз собирался уходить за очередными новостями, но у него нашлось время поговорить со мной.

— Ты знаешь семью Брайтонов? С Пятой авеню.

— Конечно, Майк. Немного, но знаю, а в чем дело?

— Этель Брайтон в ссоре со своим отцом. Об этом что-нибудь было в газетах?

— Частично эта история попала в печать, это было довольно давно. Кажется, Этель Брайтон объявила публично о своей помолвке с одним молодым человеком. Вскоре после этого помолвка была расторгнута.

— И это все?

— Да нет, — хихикнул он, — самое интересное впереди. Скажи спасибо нашей старательной мисс Карпентер, которая занимается раскрытием тайн светской жизни. Молодой человек, с которым Этель Брайтон была помолвлена, второразрядный актер. Он выступал с речами в пользу красных и был рад стать миллионером после женитьбы. Во время войны он отказывался от военной службы по политическим мотивам. Ее папаша был категорически против, но ничего не мог поделать с дочерью. Тогда он сказал, что оставит Этель без единого цента, но она заявила о непреклонном намерении выйти замуж. Старику ничего не оставалось делать. Но он согласился дать благословение в том случае, если парень запишется в армию. В то время армия нуждалась в людях, а как только парень прошел обучение в лагере, его отправили тут же за океан. Он был убит, хотя на самом деле дезертировал во время боя и получил по заслугам. Позже Этель узнала, что все это подстроил ее отец. Пару раз она публично устраивала ему скандал, затем все затихло.

— Девчонка молодец, — констатировал я.

— Во всяком случае, она красавица.

— Спасибо тебе за информацию. Я уже собирался положить трубку, когда он настороженно спросил:

— Это тоже относится к тому делу, о котором мы недавно говорили?.. Что-нибудь связанное с Ли Демером?

— Нет, это мои личные дела.

— Понятно, звони мне в любое время, Майк.

Так вот какова история Этель Брайтон! Прекрасная девушка оказалась в одиночестве, оттого что отец спас ее от замужества. Она счастливо отделалась, не подозревая об этом.

Я посмотрел на часы и вспомнил, что хотел купить еды для Вельды да забыл. Затем спустился вниз и закусил сам. Когда я закурил после еды и стал обдумывать новую информацию, что-то начало складываться в моей голове, какая-то мысль рвалась наружу, но я никак не мог ее поймать. Наконец я решил больше не напрягаться, оплатил счет и вышел на улицу. В кинотеатре в соседнем доме светилась афиша нового фильма, и я заглянул туда. Меня надолго не хватило, проснулся, когда фильм стали показывать уже по второму разу. Я посмотрел на часы и поспешил уйти.

Клуб “Обо” был всего лишь второразрядной забега-, ловкой на боковой улице, пока какой-то репортер случайно не заскочил туда и не написал в газете, что это — прекрасное место для тех, кто ищет уединения и покоя. На следующий же день заведение становится первоклассным ночным клубом, где можно найти все, что пожелаешь, за исключением уединения и покоя. Реклама делает чудеса.

Я немного знал главного официанта, к тому же было еще довольно рано, и мне без труда удалось получить отдельный столик. В баре толклись в основном те, кто после работы зашел выпить на дорожку.

Я сел и заказал виски с содовой и льдом. Этель появилась в сопровождении двух официантов, когда я допивал четвертую порцию.

Один усадил ее в кресло и, поклонившись, удалился, другой принял плащ и повесил на спинку соседнего кресла.

— Поедим? — спросил я.

— Прежде хочу выпить то же, что и ты. Я подал знак официанту и сделал заказ.

— Как твои дела?

— Прекрасно, — ответила она, — даже лучше, чем ожидала. Получила больше, чем в прошлый раз.

— Товарищи будут гордиться тобой. Она оторвалась от выпивки и посмотрела на меня с нервной улыбкой.

— Я... надеюсь.

— Они обязаны. Ты раздобыла кучу денег.

— Каждый должен стараться делать то, что может. Она говорила бесцветным голосом, словно автомат. Затем подняла стакан и сделала большой глоток. Подошел официант, принял у нас заказ и принес еще две порции виски.

Я попытался продолжить тему нашего разговора:

— А ты когда-нибудь интересовалась, на какие цели все это идет?

— Ты имеешь в виду... деньги? — Я утвердительно кивнул. — Зачем? Нет, не интересовалась. Об этих вещах думают другие, моя задача доставать деньги. — Она нервно прикусила губу и опустила голову к тарелке.

Я настойчиво продолжал тему:

— Если бы я был на твоем месте, мне бы было любопытно. А как ты думаешь, куда они могли бы идти?

В этот раз я увидел страх на ее лице. Он появился в глазах и складках рта, а вилка застучала, выбивая дробь на краю тарелки.

— Пожалуйста...

— Ты не должна бояться меня, Этель. Я совсем не такой, как другие. Ты должна знать это. Выражение ее лица немного изменилось.

— Я не могу понять тебя... Ты такой разный. Это как-то...

— Скажи мне, что ты думаешь по поводу денег. Мы имеем право быть в курсе партийных дел. В конце концов, разве это не партийный принцип, когда все служат общему делу и все равны? Если это так, то ты должна знать все про всех, чтобы следовать этому принципу.

— Да, это так. — Она немного расслабилась и улыбнулась. — Понимаю, чего ты хочешь. Думаю, большая часть денег идет на финансирование школ и на пропаганду. Потом, существует масса мелких статей расхода, например, канцелярские товары, содержание наших помещений и тому подобное.

— Пока все правильно. Ну а на что еще?

— Мне не очень хорошо известно остальное, у меня только эта информация.

— Ты не знаешь, чем зарабатывает себе на жизнь Глэдоу?

— Насколько мне известно, он работает служащим в универмаге, а разве не так?

Я кивнул, словно мне было хорошо это известно.

— Тебе приходилось видеть его машину? Этель нахмурилась:

— Да. У него новый “паккард”, а что?

— Видела его дом?

— Да, была там дважды, — ответила она. — Большой дом в фешенебельном квартале.

— И все это на зарплату обычного служащего универмага?

Лицо ее побледнело. Она подняла стакан и отпила довольно много, стараясь не смотреть мне в глаза. Пришлось сказать, чтобы она не прятала глаза, и, когда она взглянула на меня, я увидел в них страх. Этель боялась меня. Я попытался улыбнуться ей, но безрезультатно. Пытался успокоить ее, но мои слова падали, как в пустоту. Она говорила со мной и даже рассмеялась одной моей шутке, но по-прежнему страх стоял в ее глазах, и она никак не могла от него избавиться.

Наконец я предложил ей сигарету и спросил о времени встречи с Глэдоу.

— В девять часов, — ответила Этель.

— Тогда нам пора. Чтобы добраться до Бруклина, нужно время.

— Хорошо, — согласилась она.

Я подозвал официанта и расплатился за обед. Когда мы проходили мимо столиков и бара, половина голов обернулась в нашу сторону. Я поймал пару завистливых мужских взглядов, как бы говорящих: “Счастливчик, у тебя такая девушка!” Я полностью разделял их мнение.

Нам пришлось немного подождать, пока с клубной стоянки был подан ее автомобиль. Было пятнадцать минут девятого, когда мы влились в поток машин на главной улице. Этель сидела за рулем, сосредоточив все свое внимание на дороге. Она молчала, отвечая кратко на мои вопросы. Наконец я понял, что разговаривать с ней сейчас бессмысленно, включил радиоприемник и, откинувшись на спинку сиденья, надвинул шляпу на глаза.

Только после этого, как мне показалось, она немного расслабилась. Дважды она поворачивала голову в мою сторону, но мне не удавалось поймать ее взгляд. Страх. Всегда страх. Зеленые карточки и страх. Ужас на лице девушки на мосту: непонятный страх, когда она взглянула на меня. Страх такой сильный, что толкнул ее с моста в реку навстречу смерти.

Не забыть бы спросить Пата о теле, его должны бы были уже найти.

Улица, как и в прошлый раз, была темной, вонючей и заброшенной. Человек в армейской куртке, как всегда, стоял у дверей, явно наслаждаясь тишиной ночи. Меня проверили так же тщательно, как и в прошлый раз, хотя явно узнали. Я показал свою карточку перед дверью, затем еще раз той же самой девушке за столом. В этот раз она заметно волновалась, сверяя карточку, а моя улыбка почему-то ее напугала.

Генри Глэдоу ходил по комнате, когда мы вошли. Увидев нас, он остановился и бросился с распростертыми объятиями.

— Добрый вечер, добрый вечер, товарищи! — И, обращаясь уже ко мне, сказал:

— Счастлив вновь видеть вас, товарищ. Это такая честь.

— Есть какие-нибудь новости? — спросил я, нахмурив брови.

— Конечно. Мы все очень обеспокоены, вы знаете.

— Да, знаю, — подтвердил я.

Этель передала ему конверт и, извинившись, отошла к двум студентам, которые сидели за столом и разбирали какие-то бумаги.

— Прекрасный работник мисс Брайтон. — Глэдоу улыбнулся. — Вы никогда не подумаете, что она представляет все то, что мы так ненавидим. Останетесь на собрание?

— Да. Я хочу побыть здесь немного.

Теперь он подошел ко мне, посматривая, нет ли кого поблизости:

— Товарищ, боюсь показаться слишком любопытным, но возможно, что... эта персона могла быть здесь?

Вот оно, опять. Это то, что я хотел узнать сам и не смел спросить. Надо быть особенно осторожным.

— Это возможно, — сказал я наугад. Он был ошеломлен моим ответом.

— Даже не верится. — Немного помолчав, продолжил:

— Все-таки как они на него вышли? Я просто не могу понять, как это могло произойти. Каждый член нашей организации так тщательно проверен и отобран, что любая утечка информации кажется невероятной. И эти поджигатели войны вдруг делают такую вещь... и как хладнокровно! Это просто невероятно. Как бы я хотел, чтобы у нас была сила разделаться с ними.

Глэдоу выругался сквозь зубы и с силой ударил маленьким кулачком по пухлой ладошке.

— Не беспокойтесь, — спокойно сказал я. Мои слова произвели на него мгновенное действие. Он прищурился от удовольствия, словно свинья, учуявшая полное корыто отрубей, и гадко улыбнулся, обнажив верхнюю десну.

— Нет, товарищ. Я не беспокоюсь. Партия достаточно умна, чтобы оставить безнаказанной смерть своего представителя. Я не беспокоюсь, потому что уверен — наказание будет страшнее смерти. Рад был убедиться, что наше руководство прислало человека ваших способностей, товарищ.

Я был так захвачен его словами, что даже не поблагодарил за комплимент. Теперь мне становилось многое понятно, его слова приобретали определенный смысл. Только убийство может быть хладнокровным. Мертвы три человека. Один еще не найден. Один найден, но неопознан даже по предполагаемому портрету. И только один убит и опознан. Он являлся членом партии, а я, значит, послан найти его убийцу.

О Господи, эти подонки решили, что я из КГБ! Руки мои задрожали, но, к счастью, я держал их в карманах. Этим убитым мог быть только Чарли Моффит. Мой предшественник. Чертов комми. Ли должен гордиться своим братом, черт побери. Один на один он вышел против такого человека и убил этого подлеца.

И теперь я — орудие партии, сотрудник КГБ, прибывший сюда, чтобы заменить Моффита и разделаться с его убийцей. Неудивительно, что они так боятся меня! Теперь ясно, почему они не спрашивают моего имени и полагают, что я обо всем знаю в деталях.

Я с трудом сдерживал улыбку, настолько комичной казалась мне ситуация. Они думали, что умны, как черти!

Все становилось на свои места, даже эта никчемная проверка, которую мне устроили. Такая небольшая организация, как эта, не могла стать предметом внимания человека из Москвы, если только речь не идет о чем-то серьезном.

Теперь я знал, как вести игру. Правда, есть одно обстоятельство, которое необходимо обдумать. Существует настоящий агент КГБ, посланный разбираться с этим делом, и мне следовало быть начеку. Во всяком случае, надо постараться, чтобы он не узнал обо мне первым, а уж если я первый его встречу, то буду проворнее и мой пистолет 45-го калибра не промахнется.

Я был так погружен в свои размышления, как даже не заметил появления целой группы новых людей. Вдруг до меня донеслось, что Глэдоу приветствует кого-то словами, с которыми не обращаются к рядовым сотрудникам. Повернувшись, я увидел полного коротышку, здорового детину и человека, о котором довольно часто упоминали газеты. Это был генерал Осипов, работавший в русском посольстве в Вашингтоне. Его спутники все время только улыбались. Если какие-то мысли и возникали в голове генерала, то по его широкому невыразительному лицу определить это было довольно трудно.

Не знаю, что сказал им Генри Глэдоу, но все три головы одновременно повернулись в мою сторону. Двое, скользнув по мне взглядом, мгновенно отвернулись, и только генерал продолжал смотреть на меня пристально. Наши взгляды встретились, и я выиграл этот поединок. Генерал слегка кашлянул, не открывая рта, и спрятал руки в карманы пальто. Было заметно, что никто из троих не горит желанием познакомиться со мной.

Затем поодиночке и парами с интервалом в несколько минут стали подходить люди. Не прошло и часа, как комната наполнилась. Собравшиеся выглядели как карикатуры, которые помещаются в газетах на тему о красной демократии.

Вскоре кто-то занялся установкой рядов из стульев, все расселись, и собрание началось. Я заметил, что Этель Брайтон проскользнула к крайнему месту в последнем ряду, я позволил ей поудобней усесться, а затем устроился рядом. Она сделала попытку улыбнуться мне, хотя на ее лице была та же маска страха. Я положил свою руку на ее и почувствовал, как она дрожит.

Сначала говорил Глэдоу, потом помощники генерала и сам генерал. Он одернул свой смокинг, когда поднялся с места, и обратился к аудитории. Я вынужден был сидеть и слушать. Это были пропагандистские выступления по самым последним материалам, полученным из Москвы, и меня от этого всего переворачивало внутри. Мне захотелось почувствовать тяжесть приклада винтовки “М-1” на плече, нацеленной на этих подонков, сидящих в президиуме, и увидеть, как бы они корчились от ударов пуль.

Допускаю, что можно провести один вечер, читая всю эту дрянь, которую они везде рассовывают, чтобы посмеяться, но, поверьте мне, все это не так смешно. Они используют каждую возможность, нашу демократию, наше правительство, наши законы для подрыва того, к чему мы стремимся и чего желаем достичь.

Речь генерала была проста и ясна до предела, вся пропитанная ядом ненависти. Основная идея заключалась в том, что существует еще слишком много людей, которые не исповедуют коммунизм, и не достаточно тех, кто ему предан. Он предлагает план организации работы, задействованный уже в тринадцати странах. Один вооруженный комми стоит двадцати невооруженных капиталистов. То же говорил и известный всему миру диктатор. Сильное коммунистическое правительство уже создано и готово занять свое место, как только произойдет большой переворот. По словам генерала, он должен скоро осуществиться.

— Здесь, — сказал он, обведя комнату рукой, — присутствует небольшая часть этого правительства, готового к действию.

Больше я не мог слушать его речь, еще немного, и потерял бы контроль над собой. Вдруг пальцы Этель Брайтон сжали мою руку. Я повернулся в ее сторону и увидел слезы у нее на щеках. Вот что могут делать с честными людьми генерал и его партия! Я внимательно всмотрелся в лицо говорящего, чтобы быть уверенным, что не забуду его. Рано или поздно наступит момент, когда он будет проходить темной улицей или забудет закрыть дверь, отправляясь ко сну. Вот тогда это будет его последний день.

Собрание закончилось общим рукоплесканием. Участники разошлись, чтобы набрать листовок и буклетов, разложенных на столах вдоль стен, для их дальнейшего распространения. Затем, собравшись группами в разных углах комнаты, они возбужденно стали обсуждать услышанное. Генри Глэдоу, Мартин Ромберг и генерал стояли в президиуме, что-то обсуждая. В ответ на сказанное генералом Генри отдал какой-то приказ одному из своих телохранителей, и тот стал надевать свою армейскую куртку. Мартин Ромберг выглядел озабоченным.

Пока раздвигали ряды, я потерял из виду Этель. Только немного спустя увидел ее выходящей из туалетной комнаты. В этот раз она улыбнулась мне прелестной улыбкой. Я было собрался подойти к ней и воспользоваться переменой в ее настроении, но паренек лет двадцати пробрался ко мне, лавируя между группами, и сказал, что генерал спрашивает, не найдется ли у меня времени переговорить с ним.

Вместо ответа я направился сквозь толпу, которая расступилась передо мной, прямо к президиуму. Генерал стоял один, держа руки за спиной. Он кивнул мне и что-то произнес на гортанном языке.

Я показал глазами на людей, стоящих недалеко от нас, давая понять, что они могут нас услышать. Без всякого намека на почтение в моем тоне я сказал ему:

— Только по-английски. Вы лучше должны знать почему.

Он слегка побледнел:

— Да-да. Я не ожидал встретить здесь кого-либо. У вас есть что-нибудь сообщить мне?

Я не спеша взял сигарету из пачки и закурил.

— Когда у меня что-нибудь будет для вас, вы узнаете об этом.

Он согласно кивнул, и я понял, что имею преимущество перед ним. Даже генерал должен опасаться КГБ. Меня это вполне устраивало.

— Конечно, конечно. Но здешняя организация должна получить информацию.

— Тогда скажите им, что я занимаюсь розыском. Это не займет много времени.

Генерал стал радостно потирать руки:

— Думаю, вы должны знать. Курьер... у него были документы? Где они?

Я не сказал ни слова, только взглянул на него и, к своему удивлению, увидел то же выражение страха. Он мог подумать, что слишком разоткровенничался, даже не проверив меня. Узнай об этом в соответствующем месте, и последует наказание. Генерал попытался улыбнуться:

— Вы знаете, товарищ Глэдоу сказал мне, что все идет нормально.

Я затянулся поглубже и выпустил облако дыма прямо ему в лицо, жалея, что это не иприт.

— Вы скоро все узнаете, — резюмировал я. Оставив его стоящим в президиуме, я повернулся и пошел к Этель. Она как раз надевала свое норковое манто, но, похоже, никому не было дела до того, в чем она пришла на собрание.

— Собираешься домой?

— Да... а ты?

— Я тоже не против.

К Этель кто-то подошел, желая переговорить до ее ухода, она извинилась и отошла в сторону. Я воспользовался паузой и еще раз внимательно оглядел всех собравшихся в комнате, чтобы как следует запомнить их лица. Придет время, и я разделаюсь с ними со всеми. В этот момент я встретился глазами с девушкой, проверявшей карточки у двери. Она взмахнула ресницами, словно птица крыльями. Ее взгляд заметался по комнате, снова и снова возвращаясь ко мне. При этом она покрылась краской смущения до самых корней волос.

Я сдержал улыбку. Бедняжка думала, что я присматриваюсь ко всем по долгу службы. Или нет? Эти переглядывания могли бы быть довольно поэтичным началом, если бы все не было столь комично. Она относилась к типу девушек, на которых молодые люди обращают внимание в самую последнюю очередь. Строго говоря, может, и вообще не обращают.

Казалось, природа была изрядно утомлена, когда лепила ее лицо, а из-за манеры одеваться трудно было что-либо сказать о прелестях ее фигуры. Скорее всего, там не было ничего примечательного. Уверен, что любая женщина рождается с мыслью, что рано или поздно к ней проявят интерес. И вот вдруг мужчина обращает на нее внимание.

Я попробовал улыбнуться и подошел к ней. Немного ласки может иногда сделать женщину полезной. Я положил перед ней на стол пачку сигарет:

— Курите?

Должно быть, это была ее первая сигарета. Она закашлялась, но продолжала улыбаться.

— Спасибо.

— Вы давно в организации, мисс...

— Линда Холбрайт. — Она вся затрепетала. — О, уже в течение нескольких лет. Я стараюсь делать все, что в моих силах, для партии.

— Хорошо, хорошо, — сказал я. — Вы мне кажетесь очень способной.

Линда зарделась, глаза стали большими, круглыми, голубыми и одарили меня чертовским взглядом. Я ответил ей не менее красноречиво. Что тут с ней стало! Она даже задохнулась от восторга.

Я слышал, что Этель заканчивает разговор, и сказал:

— Доброй ночи, Линда. Я скоро увижу вас. — И снова посмотрел на нее со значением. — Действительно скоро.

Она немного поколебалась, затем обратилась ко мне прерывающимся голосом:

— Я... бы хотела спросить вас. Если будет здесь что-нибудь... важное, о чем вы должны знать... где я могу найти вас?

Я оторвал кусочек картона от спичечной упаковки и на обратной стороне написал свой адрес.

— Вот, пожалуйста. Квартира номер 5Б.

Этель уже дожидалась меня, так что я пожелал Линде еще раз спокойной ночи и направился за норковым манто к выходу. Мех переливался, когда она шла, покачивая бедрами, и было увлекательно смотреть на эту живую гармонию. Я дал возможность Этель выйти первой, затем вышел сам.

Улица была довольно пустынна. Парень в армейской куртке по-прежнему стоял возле двери и курил, держа сигарету в зубах. Было заметно, что под курткой за поясом у него оружие. Когда-нибудь полицейские заловят его за ношение оружия, и у него будут большие неприятности.

Возвращаясь с собрания, Этель чувствовала себя гораздо лучше, чем идя туда. Она живо болтала по поводу разных мелочей. Я попытался было изменить наш разговор, сделав несколько замечаний о собрании, но она уклонилась от этой темы и быстро заговорила о своем.

Не доезжая до места, я сказал ей:

— Давай я выйду здесь, детка. Она повернула вправо и остановила машину у тротуара под фонарем.

— Тогда спокойной ночи, — улыбнулась мне Этель. — Надеюсь, ты остался доволен собранием?

— Вообще-то все это с душком. У Этель от неожиданности даже открылся рот, и я поцеловал ее в приоткрытые губы.

— Этель, знаешь, что бы я сделал на твоем месте? Она отрицательно покачала головой, непонимающе глядя на меня.

— Я бы предпочел быть женщиной вместо того, чтобы баловаться политикой.

В этот раз она не только раскрыла от удивления рот, но и вытаращила глаза. Я поцеловал ее снова, и она пришла в себя. Взглянула на меня, как на неразрешимую загадку, и коротко рассмеялась. Мне сразу стало легко и приятно.

— Этель, разве тебе не любопытно узнать мое имя, ну хоть чуть-чуть?

Ее лицо смягчилось.

— Только для себя.

— Мое имя Майк. Майк Хаммер, думаю, его несложно запомнить.

— Майк... — нежно произнесла она. — После вчерашней ночи... разве я могу его забыть? Я улыбнулся ей и открыл дверцу.

— Мы еще увидимся?

— А ты хочешь, Майк?

— Очень хочу.

— Тогда ты снова можешь увидеть меня, знаешь, где найти.

Я тоже не мог забыть, как она лежала нагая на медвежьей шкуре и блики огня играли на ее теле. Ни один мужчина не смог бы забыть этого. Я вылез из машины и, засунув руки в карманы и насвистывая, направился вдоль по улице.

Я почти дошел до своей двери, когда заметил, что автомобиль, стоящий на противоположной стороне улицы, вдруг ожил. Если бы парень за рулем не отпустил резко сцепление, так, что завизжали колеса об асфальт, я бы не повернул голову в сторону машины и не увидел бы дуло ружья, высовывающееся в боковое окно. Не могу точно передать то, что произошло потом, буквально в считанные секунды. Я действовал не раздумывая и бросился вниз, одновременно выхватывая пистолет из кобуры. Из ствола ружья вырвалось пламя, раздался гром выстрела, и пуля, лязгнув о стену дома, отскочила рикошетом. Машина промчалась мимо, ревя мотором. Я перекатился по мостовой, когда прогремел второй выстрел и пуля выбила кусочек асфальта прямо перед моим лицом. На этот раз мой пистолет 45-го калибра ответил. Я едва успевал нажимать на спусковой крючок. Мои пули оставили дырки в задней части кузова машины, затем, рассыпавшись на куски, на дорогу вывалилось заднее стекло. Кто-то закричал в машине словно сумасшедший, и в следующий момент машина скрылась за углом. Вокруг стали открываться окна, а я продолжал лежать на мостовой, повторяя про себя: “Эти чертовы ублюдки. Они становятся умнее. Эти чертовы ублюдки..."

Женщина в ужасе закричала, что кто-то убит. Я поднял глаза и увидел, что она показывает на меня. Когда я поднялся на ноги, она снова закричала и упала в обморок.

Не прошло и двадцати секунд, как этот автомобиль скрылся с места, а полицейская машина уже выруливала из-за угла. Водитель резко затормозил, и двое полицейских с револьверами в руках бросились из автомобиля, показывая в мою сторону. Я попытался вставить новую обойму, когда один из полицейских закричал:

— Брось пистолет, брось, черт побери!

Я не стал ни спорить, ни сопротивляться, опустил пистолет вниз и разжал пальцы. Он, скользнув по ботинку, мягко лег на асфальт, а затем я ногой отпихнул его. Другой полицейский поднял мой пистолет. Они приказали положить руки за голову и стали рассматривать меня, подсвечивая себе фонариком.

— Возьмите разрешение на ношение этого пистолета в моем бумажнике вместе с лицензией на право ведения частного сыска.

Не теряя времени, один из них стал обыскивать меня, ища другое оружие, а другой вынул бумажник из кармана. Он скептически копался в нем, пока не увидел разрешение на ношение оружия.

— О'кей, опусти руки. Можешь взять пистолет.

— Все ясно? — Я сдул пыль с пистолета и положил его в кобуру.

Постепенно собралась толпа, и один из полицейских стал ее разгонять.

— Что произошло? — Он был немногословен.

— Я возвращался домой, и вдруг началась стрельба. Может, они просто перепутали меня с кем-то, кто встал на их пути.

— А не лучше ли тебе все же пройти с нами?

— Возможно, но пока мы с вами разбираемся, черный “бьюик” без заднего стекла и с пулевыми отверстиями сзади направляется в ближайший гараж. Кроме того, я ранил кого-то в машине, и вы можете проверить ,у врачей.

Полицейский вперился в меня взглядом из-под козырька фуражки. Мою информацию передали по радиотелефону. Полицейские настаивали на том, чтобы я поехал с ними в участок, и мне пришлось позвонить из полицейской машины Пату. Он сказал полицейским, что я имею особые полномочия, и полицейские, раздвинув толпу, дали мне пройти. Многие недоброжелательно смотрели на меня.

Когда я уже стоял возле своей двери и доставал ключи, меня вдруг поразила одна мысль. Мое маленькое любовное приключение с Этель Брайтон имело свои последствия. Мой бумажник на полу... Он оказался утром совсем в другом месте, не там, где я уронил его. Когда она поднималась ночью за одеялом, то просмотрела содержимое и нашла мое удостоверение. Сегодня вечером она передала эту информацию.

Можно считать, что я счастливо отделался, раз они не продырявили мне сейчас кожу.

Этель. Я думал, ты маленький дикий дьяволенок. Ты так прекрасно выглядела совсем нагая на фоне горящего огня. Может быть, я увижу тебя такой снова. Скоро. Когда же увижу, сниму ремень и отстегаю по ягодицам, как это нужно было сделать тогда, когда ты только начала играть в эти игры.

По правде говоря, мне очень хочется скорее сделать это.

Глава 6

Выпив почти два литра пива, я решил позвонить Вельде. Она была дома. Я поинтересовался, что ей удалось выяснить.

— Не так уж и много, Майк. Хозяйка, у которой он снимал жилье, назвала его молчуном, по ее мнению, слишком глупым, чтобы говорить. Он никогда ни на что не жаловался, и за все время проживания у него ни разу не собиралась компания.

—  — Да зачем ему надо было много говорить, если он агент КГБ. По этой же причине он не водил и компании. Со своими друзьями он встречался по ночам в тайных местах, где-нибудь на окраине, в незаметных зданиях. А ты была на фабрике, где он работал?

— Была, но и там не удалось выяснить ничего значительного. Последние несколько месяцев он работал на доставке пирожков. Его начальник отозвался о нем как о тупом парне, простачке, который все записывал, чтобы не забыть, но свою работу выполнял довольно добросовестно. А один водитель на фабрике, знавший его, сказал о нем пошлость и сделал мне предложение встретиться вечерком. Словом, парень вел себя расчетливо и не отличался умом, а люди не очень-то любят заводить знакомства с тупицами.

— Когда водители выезжают с фабрики?

— В восемь утра, Майк. Ты хочешь туда поехать еще раз?

— Думаю, так будет лучше. Давай поедем вместе. Мы встретимся на улице около конторы в семь часов утра, у нас будет время застать их и поговорить.

— Майк... а что такое важное связано с этим Чарли Моффитом?

— Завтра скажу тебе.

Вельда высказала свое недовольство и пожелала мне спокойной ночи.

Едва я успел положить трубку, как услышал шаги возле своей двери и звонок. На всякий случай я вынул из кобуры пистолет и переложил его в карман, чтобы незаметно держать в руке наготове.

Мои приготовления не понадобились. Это были ребята из газеты, четверо, среди них и Марти Куперман. На его лице играла сардоническая улыбка, говорившая, что он заранее готов верить любым моим небылицам.

— Так, четвертая власть! Заходите, но ненадолго. — Я широко распахнул дверь.

Билл Коуэн из “Новостей” ухмыльнулся и показал на мой карман:

— Прекрасная манера встречать старых друзей.

— Это не для вас, входите.

Они вошли и прямиком направились к холодильнику. Кроме неначатой бутылки виски, которую я приберегал для себя, в нем ничего не было. Ее тут же откупорили. Марти остался стоять около меня.

— Мы слышали, в тебя стреляли, Майк?

— Все верно, но они промазали.

— Да, хорошего мало.

— Какое тебе дело, Марти? В меня стреляли и раньше. Разве ты занимаешься полицейской хроникой?

— Нет, я шел по своим делам, когда услышал, что случилось. — Он помолчал. — Майк... хочу выяснить только одно. Это связано с Ли Демером?

Ребята на кухне допивали первую порцию виски. У меня было немного времени, чтобы поговорить с Марти один на один — Марти, не волнуйся о своем идоле. Давай скажем так, что это случилось из-за того, что я влез в одно дело, которое предположительно связано с Ли Демером. Он сам, в любом случае, в этом не фигурирует.

Марти глубоко вздохнул, повертел в руках шляпу и повесил ее на крючок.

— Хорошо, я верю твоему слову.

— Ну а если бы это было напрямую связано с Ли, что тогда?

Он твердо сжал губы:

— Мы обязаны знать. Они пытаются достать Ли любыми доступными способами. А нас не так уж много, тех, кто может им помешать.

— Кого это нас? — хмуро спросил я.

— Так называемой четвертой власти, Майк. Мы — твои соседи.

В этот момент с кухни вернулись ребята с новой порцией виски и карандашами в руках, готовые записывать. Я пригласил их в гостиную, и мы расселись.

— Итак, ребята, что вам нужно?

— Все про нападение, Майк. Стрельба на улице — это хорошие новости для газет, ты ведь знаешь.

— Да, велика новость. Завтра моя физиономия появится во всех газетах вместе с еще одной статьей о том, как этот герой ведет личную войну на виду у всех на главной улице. Я тут же получу уведомление о выселении от хозяина дома, и от меня разбегутся все клиенты.

Билл рассмеялся и одним махом выпил свою порцию виски.

— У нас есть информация из полиции, но нам бы хотелось все услышать из первых уст. Черт, мужик, посмотри, как тебе повезло. Тебя готовы выслушать, и тебе есть что сказать для прессы, в то время как другая сторона лишена такой возможности. Ну, давай выкладывай!

— Подожди. — Я закурил и как следует затянулся. — Я шел домой и...

— А где ты был?

— В кино. Так вот, как только я...

— В каком кинотеатре?

Я оскалил зубы в кривой усмешке. На этот вопрос было легко ответить:

— “Лауренс театр”. Пошлое зрелище. Марти тоже осклабился:

— О чем был фильм, Майк?

Я начал ему рассказывать о картине все, что мне удалось увидеть. Он остановил меня:

— Этого достаточно, я смотрел этот фильм. Кстати, у тебя, случайно, не сохранился билет?

Марти нужно было бы быть полицейским. Он прекрасно знал привычку мужчин засовывать в карманы разные вещи почти бессознательно. Я выгреб содержимое карманов и передал ему билет. Остальные переглядывались, не понимая, что здесь происходит. Он позвонил по телефону в кинотеатр и, назвав номер билета, поинтересовался, был ли он продан в этот день. Ему ответили утвердительно, и он повесил трубку. Я облегченно вздохнул. Хорошо, что он не догадался спросить, в какое время был продан этот билет.

— Продолжай, — скомандовал Марти.

— Это все. Я шел домой, когда из автомобиля начали стрельбу, не успел даже их разглядеть.

— Ты сейчас ведешь какое-нибудь дело? — поинтересовался Билл.

— Если бы и вел, то все равно не сказал. Что еще? Один из репортеров сморщил нос от моих слов:

— Послушай, Майк, можешь говорить что угодно, но никто без причины не будет стрелять в тебя.

— Знаешь, парень, у меня больше врагов, чем друзей. А мои враги чаще всего ходят вооруженными. Можешь проверить наиболее крупных уголовников и ты найдешь людей, которым я очень не нравлюсь.

— Другими словами, у нас никакой истории не получится, — констатировал Билл.

— Хотите еще выпить? — предложил я. — Во всяком случае, это хоть какая-то компенсация.

Когда они допили бутылку до самого донышка, я прекратил их шатание по квартире и собрал, чтобы кое-что сказать напоследок:

— Пусть никто из вас не пытается болтаться возле меня, стараясь получить дополнительную информацию по этому делу. Если эта история будет раздута, вам не пройдет даром.

— Уф-ф, Майк!

— Никаких “уф-ф”! Я не шучу, так что лучше вам мне не попадаться.

Они вымелись из квартиры, Марти замыкал шествие. Он печально попрощался со мной, моля взглядом об осторожности.

Раздвинув шторы, я наблюдал за тем, как все они уселись в машину и уехали. Только после этого я разделся и залез под душ. Сначала принял горячий, затем холодный, почистил зубы, и в это время снова раздался звонок в дверь. Я не терплю некоторые вещи, и репортеров особенно, потому что никогда нельзя быть уверенным, что ты окончательно с ними разделался. Я обернул вокруг пояса полотенце и, оставляя мокрые следы на полу, отправился открывать дверь.

Она стояла в полумраке холла, не зная, пугаться ей, удивляться или быть шокированной. Я сказал: “Проклятье!” Она неуверенно улыбалась, пока я не предложил ей войти, а сам исчез, чтобы надеть халат. Что-то произошло с Линдой Холбрайт с тех пор, как я видел ее в последний раз.

Когда я появился в гостиной вновь, она сидела в кресле, положив пальто на спинку. Теперь она была одета не в мешковатое платье, и было видно, что же она под ним скрывала. Это было нечто, полный набор всего, что может показать женщина. Угловатость исчезла, и даже волосы выглядели совсем по-другому. Прежде это были просто волосы, теперь же густая волнистая масса, мягко спускающаяся ей на плечи. Она по-прежнему не была красавицей, но любой парень не обратил бы никакого внимания на ее лицо, когда перед ним были такие прелести.

Улыбка делала ее еще более привлекательной. Она, должно быть, побывала у хорошего мастера и позволила ему наиболее эффектно одеть себя. Ей также удалось очень удачно подкрасить лицо. К тому же под одеждой не было ничего лишнего, что могло бы испортить эффект от природного богатства и красоты ее форм.

Уж лучше бы она пришла до того, как я узнал, что Этель проверила мой бумажник и передала сведения своим друзьям...

Линда попробовала улыбнуться, когда я сел напротив и закурил сигарету. Я улыбнулся в ответ и задумался над ситуацией. В настоящий момент ее можно было рассматривать по-разному. Может быть, со мной затеяли хитроумную игру и подослали Линду, чтобы она разделалась со мной. Может быть, они хотят выяснить, какие действия я собираюсь предпринять после неудавшегося покушения, и послали ее за этим.

В любом случае, мне больше не было ее жаль. Я встал, достал припасенную бутылку ликера, подошел к кушетке и позвал ее к себе. Налил ей выпить, и похоже, это был ее первый глоток алкоголя в жизни, она поперхнулась и закашлялась.

Я поцеловал ее, и судя по всему, это был ее первый поцелуй. Линда страстно обняла меня, но вдруг резко отстранилась и взглянула на меня, словно хотела удостовериться в реальности всего происходящего. Все ее тело напряглось от боли и удовольствия под моими руками. Она прикрыла глаза, и сквозь узкую полоску было видно, как в них полыхает огонь. Затем она чуть шире открыла их и, увидев, что этот огонь начинает зажигать меня, загадочно улыбнулась.

Если она собиралась что-нибудь выведать у меня, то это было самое подходящее время, потому что любая женщина знает момент, когда она получает власть над мужчиной, когда он готов обещать и говорить что угодно. И хотя я сам прекрасно знал все это, ничего не мог с собой поделать, потому что прежде всего оставался мужчиной.

— Это в первый... раз. — Дальше Линда не могла продолжать, слова застряли у нее в горле. Я понял, что она ничего не знает о трюке Этель с бумажником.

Я собирался предложить ей пальто и выпроводить, посоветовав разузнать сначала, как следует вести себя в роли женщины. Но затем подумал и вспомнил, что она была новичком в этой игре и не знала, когда следует задавать вопросы. Даже если она и пришла за этим, я решил продолжить игру. Поэтому ничего не сказал ей. В это время Линда что-то сделала руками за своей спиной, одежда медленно упала вниз, и жаркая волна накатилась на меня.

Она по-прежнему ни о чем не просила меня, кроме одного, чтобы я показал ей, что значит быть женщиной...

Линда не позволила мне позже проводить ее до двери. Хотела побыть одна, растворившись в темноте. Ее легкие шаги прошелестели по ковру, и я расслышал щелчок замка закрывающейся двери.

Я налил себе выпить, сделал несколько глотков, а остальное выплеснул с раздражением. Я был прав, ее подослали, и снова стал чувствовать себя обманутым. Затем появилась мысль о том, что ее жизнь настолько неинтересна, и она вынуждена искать новые встречи для разнообразия. Я перестал чувствовать себя дураком, налил выпить и пошел спать.

Будильник разбудил меня в шесть часов, и я успел принять душ и побриться перед уходом. За углом в закусочной перехватил яичницу с ветчиной, сел в машину и поехал за Вельдой.

Вельда была одета в плотный темный костюм и стояла в распахнутом пальто, уперев руки в бедра. Я подъехал и посигналил ей.

— Поехали, дорогая.

Она села в машину рядом со мной и, улыбнувшись, сказала:

— Рановато, не так ли?

— Чертовски рано.

— Ты собирался мне о чем-то рассказать сегодня, Майк.

— Я не сказал, когда именно.

— Опять твои фокусы. Как ты умеешь выкручиваться! Она отвернулась от меня и стала смотреть на дорогу. Я потянул ее за рукав, заставил повернуть голову в мою сторону:

— Извини, Вельда. Это нелегкий разговор, расскажу, когда мы вернемся. Не хочется говорить об этом сейчас, это для меня слишком важно. Понимаешь?

Может, она уловила серьезность моего тона и мой напряженный взгляд. Заулыбалась, согласившись со мной, включила приемник, и мы стали слушать музыку, направляясь в Бруклин, где находилась фабрика мамаши Свитгер.

"Мамаша Свитгер” оказался крепко сбитым малым небольшого роста, с широкими бровями, которые при разговоре опускались и поднимались, словно оконные жалюзи.

Я попросил разрешения переговорить с его водителями, на что он ответил:

— Если вы профсоюзный деятель, то вам тут делать нечего. Мои ребята получают больше, чем состоящие в профсоюзе.

— Я не из профсоюза.

— Тогда что вам нужно?

— Хотел бы кое-что выяснить о Чарли Моффите. Он у вас работал.

— Этот дуралей. Он одолжил у вас деньги?

— Не совсем так.

— Хорошо, говорите с ребятами, только не мешайте им работать.

Я поблагодарил его, взял Вельду под руку, и мы, обогнув здание, подошли к машинам, которые загружались готовыми пирожками.

Подождав, когда загрузится первая машина, мы подошли к водителю. Он приподнял кепи и приветливо улыбнулся Вельде. Она, не теряя времени, спросила:

— Вы знали Чарли Моффита?

— Конечно, леди. Что он сделал в этот раз, вылез из своей могилы?

— Полагаю, он по-прежнему там, но вы не могли бы сказать, что он был за человек?

Парень хихикнул и тут впервые обратил внимание на меня.

— А... теперь понимаю, — сказал он. — У него были неприятности?

— Как раз это мы и хотим выяснить. Так что он из себя представлял?

Водитель облокотился на грузовик и, жуя кончик спички, начал говорить.

— Чарли был чудаковатым парнем. — Он выразительно повертел пальцем у виска. — Не все дома... знаете. Мы проделывали с ним разные штучки. Он всегда что-нибудь терял. Однажды сумку, потом целый лоток пирожков. Сказал, что ребята позвали его сыграть в футбол и, пока он играл, растащили все пирожки. Вы когда-нибудь слышали о таком?

— Нет, я не слышала, — рассмеялась Вельда.

— И это еще не все. Он был настоящий паршивец, хулиган. Однажды мы засекли его, когда он пытался поджечь шерсть на кошке.

Все это как-то не вязалось с тем, что я думал о Чарли Моффите. Я задумался об этом, а Вельда продолжала разговор с водителем. Другие еще кое-что добавили о нем, что совсем не соответствовало моим представлениям об убитом. Чарли любил женщин и выпивку. Он приставал к детям на улице. Какое-то время вел себя вполне нормально, а потом начинал пить и, казалось, впадал в транс. Тогда вел себя как ребенок. У него не все было в порядке с головой, случались сдвиги. Хотя, безусловно, он всегда любил женщин.

Мы вышли с фабрики и поехали назад в Манхэттен, моя голова буквально разламывалась от разных мыслей, я никак не мог привести их в порядок. Я машинально вел автомобиль, практически не отдавая себе отчета, куда мы едем, следуя за потоком машин.

Снова начали возникать звуки беспокоящей меня дикой музыки. Я, должно быть, схожу с ума, потому что не в состоянии поверить в то, что складывается в моей голове из всей этой отрывочной информации.

Мои размышления прервала Вельда:

— Мы приехали.

Дежурный на стоянке махал мне, показывая место для парковки. В голове моей гудели барабаны, и я ожидал, что вот-вот грянет эта дикая музыка, но все обошлось.

Когда мы поднялись в офис, Вельда первым делом достала бутылку виски и передала ее мне. Я налил себе в стакан приличную порцию и выпил залпом. Вельда кивнула мне, чтобы я выпил еще, но я отрицательно покачал головой. Мне хотелось только посидеть в покое, отгородившись от всего мира, чтобы успокоиться и прекратить эту музыку.

— Майк! — Вельда пробежала пальцами по моим волосам.

— В чем дело, детка? — спросил я не своим голосом.

— Скажи мне, скажи, что тебя мучает, может, я смогу помочь тебе.

Я открыл глаза и посмотрел на нее. Она сняла пальто, и ее грудь высоко вздымалась под блузкой. Она предпочла сесть в большое кресло, вытянув свои длинные ноги, белизну и длину которых подчеркивал бледный свет, падающий из окна. Живые прекрасные ноги удивительно точных форм, каждый мускул играл в них под эластиком. Было так легко получить эту женщину.

Наверное, мне надо сделать это. Она была готова стать моей в любое время, стоило мне только захотеть.

Я снова закрыл глаза и так, с закрытыми глазами, рассказал ей по порядку, эпизод за эпизодом, всю историю. Рассказал об убийстве на мосту, о Марти и почти все об Этель. Я сказал ей все и теперь с интересом ждал ее реакции.

Прошло около минуты, она молчала. Я открыл глаза и увидел, что Вельда внимательно разглядывает меня. В ее взгляде не было ни стыда за меня, ни страха. Наоборот, она верила в меня. Она сказала:

— Во всем этом нет смысла.

— Пока это так, — сказал я устало. — Но есть одно слабое место.

— Да, Чарли Моффит.

— Ты права. Человек без прошлого. Никто его хорошо не знает. Откуда он появился, что делал раньше? Он весь в настоящем.

— Идеальный случай для агента КГБ.

— Верно. Почти идеальный. Но где тогда слабое место? Вельда постучала пальцами по ручке кресла:

— Все настолько идеально, что в это трудно не поверить.

— Вывод. Чарли Моффит был агент КГБ. Я думал сначала, что эти красные приняли меня за человека, который заменил его. Я ошибался. Парень, которого я убил на мосту, был из КГБ. Пат намекнул мне, но я не уловил намека. У него были металлические зубы, а зубы из стали делают только в СССР. Этот парень имел полномочия следить за агентурой у нас и в случае чего убирать агентов. Человек с неограниченными полномочиями решать человеческие судьбы. А ты знаешь, как они установили, что он мертв?

— Не по портрету в газетах. И не по отпечаткам пальцев.

— Они и не могли их иметь, потому что я стер ему всю кожу с пальцев о цементное покрытие пешеходной дорожки, перед тем как выбросить в реку.

Вельда поджала губы и повела плечами, после чего мягко произнесла с упреком:

— Майк...

— Нет, единственное, из чего они могли заключить, что он мертв, это его внезапное исчезновение. Возможно, к ним попала информация о проверке Патом всех неопознанных трупов в моргах, а также его запрос к дантистам по поводу металлических зубов. Последнее они могли увязать с его исчезновением.

— Но ты сказал, что они уже знали о его смерти в следующую ночь.

— 0-хо-хо. Выходит, у них существует какая-то система контроля, и когда этот толстяк не появился в нужное время в определенном месте, это могло означать, что он мертв. Проверка у дантистов только подтвердила это.

— Что они могли подумать? Почему... Я старался говорить сдержанно:

— Опять эта чертова конспирация, они просто помешались на секретности. Считают себя самыми умными, никто не в состоянии их переиграть.

Вельда высказалась по этому поводу, используя довольно неприличные выражения.

Я продолжал:

— На следующую ночь группа получила новое сообщение: что-то случилось с их курьером, пропали документы. Поэтому они очень расстроились. Черти проклятые.

Вельда поднялась, лицо стало напряженным.

— Опять, Майк. Правительственные документы, двойной шпионаж. Черт подери, Майк, почему происходят такие вещи?

— Потому что мы слишком мягки, слишком добропорядочны.

— Тебе сказали, что это были за документы?

— Нет, но я понял, что очень важные.

— Должно быть, так.

— Вельда, существует много важного, что можно свободно заполучить. Знаешь, чем они занимались? У них была кипа технических журналов, которые свободно продаются в любом киоске. Они их микрофильмировали для пересылки. Специалист в разведке может очень многое почерпнуть из этого материала. Информация собирается по частям — там немножко, здесь немножко, до тех пор, пока картина не становится ясной и законченной. Таким образом они получают то, что мы стараемся держать в секрете.

— Но документы, Майк. Это же государственное дело. Об этом должно знать ФБР.

— Да, конечно. Может, они и знают. Но могут и не знать, если документы были сфотографированы, а оригиналы не пропали. Главное, что они завладели информацией, содержащейся в этих документах. А я ничего не могу поделать, потому что они меня раскрыли. Теперь меня будут разыскивать повсюду, чтобы свести счеты. Прошлой ночью меня уже пытались убить.

— Майк!

— Ты что, не знала об этом? Читай газеты! Целых шесть строк на четвертой странице. Даже не напечатали моей фотографии. После того как они раскрыли меня, началась охота. Каждый сам за себя. Если они мне попадутся в следующий раз, первым начну стрелять я и не промахнусь.

Вельда от страха прикрыла рот рукой, и было слышно, как стучат ее зубы.

— Боже, ты попал в ужасную переделку! Умоляю тебя, будь осторожен! — Она готова была заплакать. — И ты никому не сказал, что находишься в такой опасности, ты не хочешь попросить ни у кого помощи, когда она тебе так нужна. Майк... прошу тебя, пожалуйста... Ты должен позволить помочь тебе.

Я почувствовал, как искривились мои губы.

— Вельда, неужели я должен всем говорить, что хожу убивать людей?! Легко сказать, я ведь считаюсь человеком, который несет угрозу обществу. Я такой, какой есть, и не хочу меняться. Поэтому у меня свой путь, и общество должно принимать меня таким.

Она смахнула слезы, катившиеся по щекам:

— Он не должен был тебе говорить все это, Майк.

— Кто?

— Судья.

Я грубо выругался в сердцах.

— Ты собираешься... продолжать расследование? Я утвердительно кивнул:

— Косвенно, да. Ли Демер нанял меня. Вельда вскинула голову:

— Майк, послушай...

— Что?

— Документы. Чарли Моффит мог быть тем курьером, о котором они говорили. Он нес документы в ту ночь, когда Оскар Демер напал и убил его. Должно быть, Оскар и забрал их.

— Дьявол! — вырвалось у меня. — Конечно же! Карман, который был сорван с его пальто... — Я с улыбкой поблагодарил Вельду за подсказку. — Теперь все становится ясно, крошка, действительно, все встает на свои места. Оскар приезжает в Нью-Йорк, разыскивает Ли и пытается его шантажировать, но ему это не удается. Тогда он идет и убивает человека, полагая, что его примут за Ли. При этом он отлично знает, что у Ли полное алиби и что это вызовет всего лишь сенсацию и шумиху в газетах. Он рассчитывал тем самым поставить Ли на колени и получить свои деньги. Другая идея пришла к нему, когда он убил парня и заполучил документы. Просмотрев их, Оскар понял, что попало ему в руки, и решил использовать этот шанс, чтобы отыграться на Ли. Именно об этом он сообщил ему, когда звонил по телефону. Если бы Ли захотел передать Оскара в руки полиции, то наличие этих документов у себя Оскар отнес бы на счет Ли.

Вельда стала белой как мел и прерывисто задышала.

— Как все это низко, Майк. Небеса Господни, если это выплывет наружу...

— Да, в этом случае с Ли все будет кончено, даже если он сможет доказать, что невиновен.

— Только не это.

— Прекрасно. Что бы ни произошло, комми выигрывают в любом случае. Если они находят документы, приобретают ценную информацию, а не находят — избавляются от опасного врага.

— Майк, этого не должно быть!

— Ну как, Вельда, должен я сделать это один, своими собственными силами?

— Пожалуй, да. Ты... и я.

Подонки, грязные подонки. Видели бы они сейчас Вельду, все эти Глэдоу, генерал, парни в армейских куртках. Они бы поняли, с кем и с чем они затеяли свои игры.

— Когда мы начнем, Майк?

— Сегодня вечером. Будь здесь ровно в девять часов. Посмотрим, удастся ли нам узнать, что Оскар сделал с этими бумагами.

Она откинулась на спинку кресла и уставилась в стену.

Я снял трубку телефона и набрал номер Пата. Он ответил сам:

— Отдел убийств. Капитан Чамберс у телефона. Майк, это ты? Сколько у тебя трупов сегодня?

— Еще ни одного.

— Недостаточно метко стреляешь? Когда ты появишься, чтобы рассказать о нападении на тебя прошлой ночью? Я давал за тебя слово и жду разъяснений, а не отговорок.

— Я как раз собрался к тебе, Пат. Заеду за тобой в офис, и мы пообедаем.

— Хорошо, давай побыстрее.

Я ответил, что постараюсь, и опустил трубку. Вельда ждала указаний.

— Оставайся здесь, — распорядился я. — Мне нужно встретиться с Патом, и как только освобожусь, позвоню тебе. В случае, если не позвоню, будь здесь в девять.

— Это все?

— Все, — повторил я, пытаясь смотреть на нее как можно строже, но ее ответная улыбка сбила весь мой настрой. Я вынужден был поцеловать ее, прежде чем уйти.

— Я не говорю, что хотела бы снова видеть тебя живым, — с улыбкой сказала Вельда. Вдруг она прикрыла рот руками, округлив глаза. — Боже, что за чушь я несу?!

— Не волнуйся, у меня в запасе по крайней мере еще две жизни, одну из них я проведу с тобой. — Я улыбнулся ей, открыл дверь и вышел.

Прождав какое-то время такси, я решил пойти на стоянку за полмили отсюда за машиной. Погода была хорошей, и для разнообразия можно было немного пройтись и подышать свежим, насколько это возможно в городе, воздухом. Я взял свои ключи, передав дежурному билет за стоянку, и нашел свою развалюху.

Я уже выезжал из ворот, когда заметил, что стекла моей машины вымыты, и притормозил перед выездом, чтобы дать пареньку двадцать центов за работу. Эта секундная задержка спасла мне жизнь. Грузовик, который до этого медленно ехал по улице, вдруг рванулся вперед с намерением протаранить мою машину. Заметив, что я притормозил, он попытался достать меня, вильнув во въезд и выскочив обратно на дорогу. Удар грузовика бросил меня грудью на рулевое колесо, раздался скрежет металла. В следующее мгновение я оправился от удара и, подняв голову, попытался разглядеть номер грузовика, но он исчез из виду.

Дежурный, белый как полотно, бросился к моей машине и открыл дверцу.

— Мистер, с вами все в порядке? Вы не ушиблись?

— Пожалуй, нет.

— Идиот какой-то! Он мог убить вас! — Зубы его непроизвольно стучали от нервного возбуждения.

— Безусловно, мог.

Я вышел из машины и зашел спереди. Один конец бампера был оторван от кузова и загнут под углом.

— Парень проскочил совсем рядом. Я видел, как машина ехала по улице, но даже и подумать не мог, что водитель способен на такое. Этот дурачок, наверное, обгонял машину и поддал газу. Он зацепил вас и не подумал остановиться. Если хотите, я вызову полицию.

Ногой я пихнул бампер, он еще держался.

— Забудем об этом. Его уже не найдешь. Подумай лучше, как снять бампер.

— Нет проблем. У меня есть инструменты. Нужно всего-то отодвинуть два болта.

— Замечательно, сними его и найди мне новый где-нибудь в гараже. Я заплачу за беспокойство.

— Хорошо, мистер, я все сделаю, — ответил паренек и побежал за инструментами. А я уселся на крыло и стал курить, ожидая, когда он закончит работу.

Выезжая в этот раз, я на всякий случай внимательно посмотрел по сторонам. Дважды они покушались на мою жизнь. Не хотелось так думать, но попытка была явная. Видимо, они следили за мной от самого офиса и усмотрели прекрасный случай разделаться. Этот грузовик мог бы просто превратить меня в месиво, не задержись я с выездом.

Выходит, они готовы идти на риск, чтобы убрать меня. Я становлюсь для них важной фигурой, раз они предпочитают видеть меня мертвым. Судье бы это пришлось по душе.

Пат сидел спиной к двери и смотрел в окно на город, расстилавшийся перед ним. Резко развернув кресло, он приветствовал меня кивком. Я выдвинул стул и уселся, положив ноги на стол.

— Я весь перед тобой, капитан. Включай свет и начинай допрос!

— Перестань, Майк. Давай лучше рассказывай.

— Пат, помоги мне. Ты сейчас уже почти все знаешь.

— Почти. Тогда выкладывай все остальное.

— Они снова пытались убрать меня только что. Но теперь это был грузовик, а не пули.

Пат нервно застучал кончиком карандаша по поверхности стола.

— Майк, я не идиот. Вожусь с тобой, потому что мы друзья, но я еще и полицейский. Старый полицейский... и хорошо знаю, что никто не станет стрелять в тебя просто так, без всяких причин.

— Черт, конечно, у них должны быть основания.

— Ты можешь их назвать? — Было видно, что его терпению приходит конец.

Я убрал ноги со стола и наклонился к Пату.

— Мы с тобой уже проходили это раньше, Пат, я тоже не дурак. Ты полагаешь, что каждое преступление расследуется полицией, но бывают случаи, когда преступление касается твоих личных интересов и лучше, если ты сам позаботишься о себе. Это как раз такой случай.

— Так ты знаешь, почему они хотят убрать тебя?

— Думаю, да. И ты ничем не сможешь мне помочь как полицейский, так что давай лучше оставаться просто друзьями.

Пат попытался улыбнуться, но у него это плохо получилось.

— Ты договорился с Ли?

Я опять положил ноги на стол:

— Он дал мне приличную сумму, чтобы я кое-что нашел: Этим я сейчас и занят.

— Хорошо, Майк. Выполни все, о чем он просил. — Опустив голову, Пат запустил руки в волосы. — Читал последние газеты?

— Не очень внимательно, но заметил, что о Демере пишут почти в каждой редакционной статье. Одна из газет перепечатала все его выступления.

— Сегодня вечером он снова выступает. Ты должен послушать его.

— Оставляю это тебе. На мой вкус, на этих встречах слишком много слюнтяйства и мало настоящего задора.

— Да нет, с ним совсем по-другому. Взять хотя бы последнюю встречу, на которой я был. Обычный ужин, но потом выступил Ли Демер. Он сделал обзор для нашей небольшой группы, и это была хорошая речь. Многие из нас видели его впервые на этой встрече, но, когда он закончил говорить, мы были целиком за него. Нужно помочь этому парню, Майк, он должен быть избран.

— Тут не может быть двух мнений. Он по-настоящему сильная личность, хотя этого и не скажешь, глядя на него. С ним не так уж легко не считаться. Ли Демер представляет собой силу, на которую нация может рассчитывать в трудную минуту.

— Эта встреча происходила как раз в тот вечер, когда Оскар сорвался, не так ли?

— Ты прав. Вот почему мы не хотели, чтобы что-то дошло до общественности. Даже явная ложь, услышанная людьми, может отрицательно сказаться на их мнении. Похоже, ты слишком увлекся политикой, Пат.

— А почему бы и нет? Вчера вечером Ли выступал по радио. Ты знаешь, о чем он говорил?

— Нет, я был слишком занят.

— Ли использует свое знание бизнеса, чтобы делать политику. Он уселся с калькулятором и начал подсчитывать, почему штату стоит 10 миллионов то, что любой частный строитель делает за 6 миллионов. Он назвал имена, объекты, цифры и сказал, что если его изберут, то первым делом он привлечет к судебной ответственности определенных политиков, которые грабят штат.

— И?..

Пат помолчал и сказал:

— И сегодня я слышал, что скоро с ним расправятся. Ли дискредитируют любыми средствами.

— Этого не произойдет. Пат.

Видимо, мне надо было сказать это по-другому. Он поднял голову и впился в меня взглядом, сжав кулаки так, что вздулись вены.

— Ты что-то знаешь, Майк! О Боже, ты что-то знаешь!

— Я знаю?! — изумился я, изображая удивление.

— Майк, ты искал и нашел. О, я знаю, ты... Постой, ничего не говори, пока для тебя все не станет ясным. Майк, но ведь это не убийство нескольких человек. Это то, что угрожает всему населению, и тебе лучше не вываливать яблоки из корзины.

Он привстал, упираясь руками в стол, и, цедя слова сквозь зубы, обратился ко мне, стараясь, чтобы до меня дошло каждое его слово:

— Мы были друзьями, Майк, были в разных переделках, и я всегда ценил твою дружбу, твое мнение. Постарайся помнить об этом. Но если что-то обнаружено и это может повредить Ли, а ты не хочешь мне об этом сказать, то можешь забыть, что мы были друзьями. Это тебе ясно?

— Не кипятись, Пат. Тебе будет легче, если я скажу, что твои выводы не соответствуют действительности? Ты набрасываешься на меня вместо того, чтобы обратить свой гнев на чертовых комми, которых мы распустили в нашем городе.

Он сразу насторожился:

— Так они и здесь приложили руку?!

У Пата заходили желваки. Пусть думает, что хочет.

— Ничего с Ли не случится, — сказал я как можно более убедительно.

Пат перестал нервничать и сел за стол. Он не забыл наш первый разговор.

— У тебя все еще на уме зеленые карточки?

— Да, именно. Мне не нравится все, что стоит за ними, и тебе тоже. Я ненавижу все их идеи. Жаль, что мы вынуждены терпеть все это.

— Перестань говорить глупости, Майк. Мы с тобой в Америке.

— Конечно в Америке. И намерен находиться именно здесь. Если мы хотим демократии, то должны бороться за нее сейчас, а то будет слишком поздно. Наша беда в том, что мы становимся слишком мягкими. Они нас всех толкают на плаху, а мы спокойно на это смотрим.

— Успокойся, прошу тебя.

Я даже не заметил, что бью ладонью по его столу, пока он не схватил меня за руку.

— Сядь, Майк.

— Что ты сделал по делу Оскара? — спросил я.

— А что мы могли сделать? Ничего. Это дело закрыто.

— А его личные вещи?

— Мы все просмотрели и ничего особенного не нашли. Я поручил проверять поступление почты на его имя. У меня возникла мысль, что он мог отправить что-нибудь почтой на свой адрес. Но сегодня я снял наблюдение, поскольку так ничего и не поступило.

С большим трудом мне удалось не измениться в лице. Пат держал его квартиру под контролем, Тонко, очень тонко. Однако не только мы одни наблюдали за этой квартирой, поэтому у нас ничего и не получилось с Оскаром.

Я достал сигарету и закурил.

— Пойдем поедим, Пат.

Он снял пальто с вешалки и открыл дверь офиса. Вдруг у меня появилась неожиданная мысль, я подошел к столу и стал звонить Вельде в офис. Она сняла трубку.

— Это Майк, Вельда. Скажи, ты еще не выбрасывала бумаги из моей корзины?

— Нет, но там, по-моему, нечего выбрасывать.

— Посмотри, нет ли там пустой пачки из-под сигарет. Не трогай ее руками, только посмотри.

Она положила трубку на стол, и я услышал, как ее туфельки застучали по полу. Немного спустя она подняла трубку.

— Майк, она там лежит.

— Послушай, дорогая, постарайся вынуть ее из корзины, не дотрагиваясь. Положи в коробку и отправь сейчас же с посыльным к Пату в офис.

Пат с большим любопытством смотрел все это время на меня, а когда я положил трубку, спросил:

— В чем дело, Майк?

— Сделай мне одолжение и возьми отпечатки пальцев на этой пачке. Думаю, кроме моих, ты найдешь еще кое-чьи.

— Чьи?

— Черт! Почем я знаю. Поэтому я и хочу, чтобы ты взял отпечатки пальцев и проверил их по картотеке. Ну конечно, если мы с тобой еще друзья.

— Мы еще друзья, Майк, — усмехнулся он.

Я похлопал его по плечу, и мы вышли из офиса.

Глава 7

В этот же вечер в программе новостей было передано, что, по сообщениям из источников, близких к госдепартаменту, произошло похищение секретных документов. Были украдены последние разработки в области производства оружия массового уничтожения. Бумаги были скопированы и сожжены. ФБР предпринимает все возможное для того, чтобы выйти на след.

Я с силой бросил окурок в стену и ругался до тех пор, пока не выдохся. Затем перевел дух и начал ругаться снова. Комментатор еще раз стал повторять это сообщение, а я был готов заорать на него, чтобы он назвал всему миру, кто взял эти дьявольские бумаги. Скажи всем, что это те же самые люди, которые стремятся пролезть в наше правительство, делают посмешище из наших судов и пытаются накинуть петлю нам на шею. Скажи, чтобы каждый знал, кто это. Ты же знаешь, ты можешь сказать это, почему ты не говоришь, чего ты боишься? Теперь не было никакого сомнения: документы, которые так хотел заполучить генерал, были теми самыми, что разыскиваем и мы. Голова моя работала, словно счетная машина. Теперь мне все стало ясно, но пока я должен держать это при себе.

Я, Майк Хаммер, оказался в самом центре этой крупной игры. Никаких случайностей. Я играю с серьезными парнями, а они играют жестко. Цель оправдывает средства, это их философия. Лги, похищай, убивай, делай что угодно, если это необходимо для того, чтобы прийти к власти, подчинить весь мир, а нас превратить в рабов. Грандиозно!

Прекрасная картина, судья, великолепная картина. Вы должны быть одним из нормальных людей, из тех, кого волнует то, что пишут в газетах. Подобная философия должна вам не понравиться. Что бы вы сказали сейчас, когда похищенные документы могут послужить причиной вашей смерти, а я один способен вовремя предотвратить ее?! Хорошо, судья, оставайтесь в своем кресле и чувствуйте себя спокойно. Хотите узнать мою философию? Она очень проста. Выследить этих парней, но не арестовывать их и не придавать процессу демократического суда, а сделать с ними то, что они делают с нами. Их надо убить неожиданно, когда они не ждут этого. Смерть — смешная штука, судья, люди ее боятся. Надо показать им, что мы можем быть жесткими, надо драться с ними. Надо их убивать! Тогда они будут держаться от нас подальше.

Черт, курение не успокаивало меня. Я бросил сигарету. Пошел в спальню, взял с верхней полки платяного шкафа пистолет 45-го калибра и еще раз тщательно прочистил его. Приятно ощущать в руке тяжесть защищающего тебя оружия. Несущие смерть пули действовали успокаивающе. Я покажу им настоящую грязную и жесткую игру, раз они хотят играть без правил Вынув патроны, я разложил их на столе, затем взял нож и срезал острые концы пуль. Такие пули сделают маленькую дырочку в теле на входе и здоровую дыру на выходе. Я зарядил обойму, вставил ее в пистолет и положил его в кобуру. Теперь я был готов.

Уже наступила ночь. Что-то произошло с погодой, и густой туман, клубясь, поднимался от реки, медленно заполняя улицы. Было холодно и зябко, как бывает в переходную пору, когда не поймешь, то ли продолжается зима, то ли наступает весна. Я поднял воротник пальто, прикрыв уши, и пошел вниз по улице. Теперь для меня все было ясно, и я больше не терялся в догадках. Хотя я и смотрел вперед, но знал, что происходит позади меня и по обеим сторонам: фиксировал людей, спешащих по своим делам, желтые огни автомобилей, проезжающих мимо. Я вышел на охоту, был настороже, и от моего внимания ничего не должно ускользнуть. В шуме улицы я различал приближающиеся и удаляющиеся шаги, говор, работу моторов. Вслушиваясь и вглядываясь, я шел вперед, ожидая, когда они попытаются еще раз напасть на меня.

Дойдя до угла квартала, я пересек улицу и прошел мимо своего автомобиля, потом вернулся назад. Открыл дверцу, дернул ручку капота и внимательно осмотрел двигатель. Мне не хотелось бы взлететь на воздух вместе с моей машиной на виду у соседей.

Какой-то автомобиль проезжал мимо, и я вырулил, пристроившись поплотнее за ним, начав свой путь а офис. На автостраде было много машин, я благополучно добрался до офиса и нашел неподалеку место для парковки автомобиля. Я подождал в машине, пока стрелка часов не подошла ближе к девяти, куря по своей привычке сигареты до самого фильтра. У меня еще оставалось несколько штук в пачке. Войдя в подъезд, я набрал свое имя на кодовом устройстве, которое включалось по ночам, вошел и поднялся на лифте в офис.

Ровно в девять в двери офиса повернулся ключ и вошла Вельда. Я снял ноги со стола и вышел из кабинета, чтобы поздороваться с ней. Она улыбнулась мне, но я почувствовал, что настроение у нее плохое.

— Ты слышала последние новости по радио? Улыбка сошла с ее лица.

— Да, слышала. И мне это очень не понравилось.

— Как и мне, Вельда. Мы должны найти и вернуть документы.

Она распахнула пальто, уселась на край стола и, опустив голову, стала рассматривать пятно на ковре. Сейчас передо мной была не женщина. Она выглядела как дикое животное в джунглях, готовящееся к охоте и убийству.

— Это не остановит их, Майк.

Я бросил окурок на ковер и надавил ногой.

— Да, не остановит. — Я знал, о чем она думает, и это было мне не по душе. — Бумаги — это еще не все. Они постараются вывести нас из игры.

Глаза ее взметнулись вверх и встретились с моими.

— Мы можем остановить их, Майк.

— Я могу, радость моя. Но не ты. Не собираюсь подвергать твою жизнь опасности.

Продолжая смотреть мне в глаза, она сказала:

, — Есть кто-то в нашей стране, управляющий всеми их действиями. Его не знаем ни мы, ни ФБР, ни даже они сами. Этот некто свободно и беспрепятственно может передвигаться, входить без подозрения в разные инстанции. Есть и другие, принимающие приказы и контролирующие их выполнение. Они находятся на самом верху цепочки. Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до них всех, известных и неизвестных?

— У меня это может занять много времени. У меня, я повторяю.

— Есть другой путь, Майк. Мы можем достать тех, кого знаем и подозреваем, остальные разбегутся. Они будут рады унести отсюда ноги и побоятся вернуться назад.

Было удивительно слышать от нее то, о чем я подумал сам. Я так и сказал ей:

— Ты повторяешь мои мысли, Вельда.

Она медленно подняла голову. В этот момент она была похожа на большую роскошную черную кошку с сильным красивым телом, каждый мускул которого был напряжен и готов к борьбе. Особенно выделялись ее зубы, цвета слоновой кости, готовые вцепиться в жертву и растерзать. Вельда улыбалась, но и кошка выглядит вполне миролюбиво, пока вы не заметите, что она прижала уши к голове, готовясь к нападению.

— Майк, я говорила тебе, что хочу быть рядом с тобой в этом деле, а если ты решишь по-другому, я все выложу Пату.

Я долго молчал, прежде чем ответить.

— Хорошо, мы будем вдвоем, я хочу этого. Вельда соскользнула со стола и, подойдя ко мне, взяла мою руку. Я крепко сжал Вельду в объятиях и вдруг почувствовал радость от того, что именно она рядом со мной. Наконец я понял, чего хочу. Она высказала это очень просто:

— Я люблю тебя, Майк.

Я поцеловал ее, и она вся подалась мне навстречу, полная любви ко мне. Мне хотелось, чтобы она тоже почувствовала, как я люблю ее.

Взяв ее лицо в свои руки, я целовал глаза, щеки, губы, слыша, как она стонет от неги, а дыхание становится все чаще. Наши тела прижимались все плотнее и плотнее. Я был чертовски счастлив и осознавал это.

Она открыла глаза, когда я перестал целовать ее. Вспомнив кое-что, я достал из кармана небольшую коробочку, которую купил днем. Нажал на кнопочку, крышка откинулась, и перед нашими взорами засверкал сапфир, словно голубая звезда. Своими пальцами, такими грубыми и неуклюжими рядом с изящным кольцом, я достал его из коробочки и надел ей на палец.

Бывают минуты, когда не нужны слова. Все, что нужно, было уже сказано, а несказанное осталось у нас в сердцах как обещание счастья.

Вельда долго и удивленно смотрела на кольцо, а затем нежно меня поцеловала. Этот поцелуй был еще лучше, чем предыдущие. Теперь мы знали: что бы ни случилось, мы будем любить друг друга.

— Нам нужно ехать, детка.

Я подождал у двери, пока Вельда выключала в комнатах свет. Затем мы спустились на лифте. Дежурный в подъезде сделал мне знак, означавший, что к моей машине, пока я был в офисе, никто не подходил. Мы сели в машину и поехали сквозь туман к дому, где жил Оскар.

Вельда спросила:

— Как выглядят документы?

— Не знаю. Если Моффит нес их в кармане, значит, они в пакете или в большом конверте. А может, я ошибаюсь, июни были на микропленке.

— Будем надеяться на первое. Примерно за два квартала от места я запарковал машину между двумя грузовиками, и мы вышли.

— В этот раз мы пойдем в обход, — решил я.

— Через аллею? — уточнила Вельда.

— Пожалуй. Что-то мне не хочется входить в дом с парадного подъезда. Дойдем до первого прохода между домами и пойдем по нему в обход.

Вельда взяла меня под руку и прижалась плотней. Для всего мира мы выглядели как супруги, вышедшие перед сном подышать свежим воздухом. Туман вился белым облаком, скрывая и нас, и все вокруг. Мы пересекли улицу, прошли мимо входа в метро и под прикрытием каменной стены стали продвигаться к дому, ища выход на аллею, идущую за домами. Мы чуть не прошли мимо прохода, но я вовремя заметил его и потянул Вельду. Мы вступили в темноту, которая сразу поглотила нас. Две или три минуты мы стояли, пока наши глаза не привыкли и не стали различать предметы. Затем мы медленно стали продвигаться вперед, следуя на ощупь, пока не подошли к стене, которая огораживала задний двор нужного нам дома.

Вельда стала копаться в своей сумочке, ища что-то, и я сказал ей:

— Никакого света, смотри, где-то должны лежать бутылки, а за ними калитка во двор.

Я старался вспомнить это место по прошлой ночи, но понял, что едва ли смогу правильно сориентироваться.

Мягкие быстрые твари пробегали между ног всякий раз, когда в темноте мы задевали за кучи скопившегося здесь за долгие годы хлама и мусора. Маленькие блестящие глаза смотрели на нас из темноты и исчезали при нашем приближении. В темноте вдруг метнулось тело кошки, и мы услышали смертельный визг одной из засмотревшихся на нас тварей.

Вельда тронула меня за рукав.

— Вот бутылки, Майк. — Она отпустила мою руку и обошла кучу бутылок.

Калитка была открытой. Я толкнул ее, и мы тихо вошли во двор, стараясь держаться в тени здания. Дверь черного хода также была открыта и висела на одной петле. “Как много людей жили здесь? — подумал я. — Сколько лет прошло с тех пор, когда эти облупленные стены служили людям убежищем и были полны жизни?” Я поднялся по пролету лестницы и вынул из кармана фонарь.

Вельда тоже зажгла свой фонарик и высветила им стену за дверью. На стене висело отпечатанное объявление:

"Это здание непригодно для проживания”. Внизу объяснялось почему и стояла подпись официального лица.

Воздух был пропитан запахом пыли, грязи и отходов, которыми был покрыт пол большого нижнего холла, а пыль и паутина свисали со стен и потолка. Недалеко была, видна дверь, через которую можно было выйти на лестницу, ведущую на этажи, но она была так завалена всяким хламом, что по ней невозможно было продвигаться.

Вельда открыла дверь в помещение, окна которого выходили во двор, и лучом фонаря стала высвечивать обстановку. Я заглянул в комнату. Стены были черны от копоти, а в центре валялись остатки мебели. Должно быть, прошло не меньше года, как здесь случился пожар, и с тех пор сюда никто не заходил. Удивительно, что дом еще не развалился.

Немного дальше по холлу от этого места был проем без двери, ведущий в другую комнату, где валялись остовы кроватей и несколько матрасов. Все стоящее в этой комнате было уже давным-давно утащено. Теперь была очередь квартиры Оскара. Я уже взялся за ручку двери, как вдруг Вельда остановила меня, и мы замерли.

Откуда-то сверху из помещений дома раздался хриплый, тяжелый кашель и звуки, словно кого-то рвало. Я почувствовал, как Вельда облегченно вздохнула.

— Пьяница, — прошептала она.

— Похоже.

Я занялся дверью, и мы вошли, закрыв замок изнутри. Вельда сразу же направилась к окнам и поправила занавески, чтобы с улицы никто не мог заметить свет от фонариков. Затем мы начали тщательно обыскивать комнату. Вещи Оскара были взяты полицией после их первого визита сюда и пылились на полицейском складе, но вряд ли документы могли находиться в его чемодане или одежде, иначе я бы их обнаружил, когда осматривал.

Мы перевернули все на кровати, ничего не нашли и привели ее в порядок. Обшарили все углы, проверили под мебелью, осмотрели внимательно все предметы в комнате. Я даже содрал декоративные планки со стены, чтобы посмотреть под ними. Но нигде ничего не было.

Вельда осматривала в это время заднюю стену и подозвала меня:

— Майк, подойди сюда на минутку.

Я пошел на свет ее фонаря, она занималась с какой-то ветхой драпировкой, которой была забрана часть стены в попытке скрыть проход в соседнюю комнату. Мы сорвали драпировку и убрали кусок фанеры.

— Смотри, Майк, здесь была дверь.

— Да, когда-то это был дом для одной семьи. Ясно, что здесь ничего нет.

— Пойдем отсюда, Майк. Эта комната голая, как попка младенца. — Мы оба вышли в холл, в темноте я подбородком наткнулся на какую-то железку, торчащую из стены, и выругался. Сверху снова раздался приглушенный кашель.

Мы заглянули еще в одну комнату, но и десяти минут нам хватило, чтобы понять, что здесь ничего нет, кроме паутины и пыли, и что по крайней мере несколько месяцев сюда никто не заглядывал.

— Никаких бумаг. Похоже, Оскар никогда их не имел.

— О Майк! — прошептала Вельда, чуть не плача.

— Пойдем отсюда, детка, мы только теряем время. Фонарик в ее руке опустился вниз, и маленькое пятнышко высветило пыльный круг на полу, чуть разбавляя черноту ночи своим блеклым сиянием.

— Хорошо, Майк, — согласилась Вельда. — Должно быть, они где-то в другом месте.

Человек наверху закашлял снова. Мы почти не обратили на это внимания, но в этот раз добавились звуки тяжелых шагов по потолку, а затем грохот упавшего тела. Послышалась ругань, и все стихло. Эта задержка, пока мы прислушивались к шуму наверху из чистого любопытства, вовсе ни о чем не беспокоясь, спасла нам жизнь. Если бы мы не задержались на месте на эти несколько секунд, то угодили прямо в пасть к дьяволу.

Входная дверь открылась, и появились парни в армейских куртках, силуэты которых четко выделялись на фоне серого тумана. С коротким интервалом они проскочили внутрь, и дверь закрылась. Они стояли в холле, прижавшись к стене.

Я мгновенно обхватил Вельду и вытащил свой пистолет. Почему я дышал так часто? Я еще не сделал ничего, но мне не хватало воздуха, внутри все пылало. Пистолет, с которым я привык так легко и непринужденно обращаться, дрожал в моей руке. Вельда чувствовала мое волнение. Она легонько дотронулась до моей руки, сжимавшей ее плечо, чтобы успокоить, и напряжение стало постепенно спадать. Вельда была гораздо спокойней и совсем не дрожала. Люди стали двигаться, и я услышал, как они переговариваются шепотом. Вельда слегка пошевелилась, и что-то щелкнуло. Умом я понимал, что настал момент, которого я ждал. Эти парни в армейских куртках. Глэдоу и компания. Генеральские ребята.

Они пришли за мной. Даже в тумане смогли выследить меня и готовы сейчас попытаться еще раз убить меня. В третий раз они не промахнутся. Обычно с третьего раза получается, не так ли?

Я стиснул зубы. Горячая волна ненависти прошла по моему телу. Что, собственно, они о себе думают? Надеются, что я не буду с ними драться? Может, они принимают охоту на меня за спортивное развлечение и думают, что я позволю им выставлять себя мишенью?

Они почти беззвучно передвигались и вошли в комнату, но я все же слышал их: различал в тишине тяжелое дыхание, шаги по полу, даже щелчок включаемого фонаря.

Медленно я взвел курок пистолета. Сжав руку Вельды, дал ей понять, чтобы она оставалась на месте, просто стояла и молчала. Сам я нагнулся, развязал шнурки, снял ботинки и вышел в холл. Я лег на пол, поднял пистолет и заглянул в комнату. Свет фонарика скользил по стене и застыл на содранной нами драпировке. Второй парень подошел к зияющему чернотой проему, ведущему в соседнюю комнату. Там в темноте стояла Вельда, ожидая меня.

В тот же миг я крикнул:

— Ищешь меня, Мартин?

Свет фонаря резко качнулся в сторону, и одновременно в темноте вспыхнул выстрел. Я услышал, как пули ударились в стену над моей головой. Он стрелял в проем двери на уровне живота стоящего человека, грязно при этом ругаясь.

Я тоже выстрелил в него, целясь чуть ниже красного глаза ствола его пистолета. Сквозь грохот моих выстрелов услышал сиплый захлебнувшийся крик, парень упал.

Другой бросился к проему и исчез в комнате, где была Вельда. Я вскочил на ноги, надо было быстро решать, что делать, пока он не увидел Вельду. Если я попытаюсь войти, он будет стрелять в меня. Темнота полностью скрывала его, он приготовился, ждет меня и не промахнется.

Я медленно направился к проему, даже не стараясь идти тихо. Сухой выстрел прогремел в тишине и затих. Пламени не было видно, только неожиданный визг пули, казалось, возникший из ниоткуда. Я ничего не почувствовал, ни боли, ни шока, только неожиданное напряжение мускулов и звенящую тишину. Должно быть, пуля не попала в меня, я не чувствовал боли. Я попытался поднять руку, но от пережитого она была словно ватная. Затем в комнате раздался звук падающего тела.

Словно издалека до меня донеслось:

— Майк?

Сначала я даже не мог ей ответить.

— Вельда... с тобой все в порядке?

— Я убила его, Майк.

О Боже, что еще сказать?! Я бросился к ней, обнял и прижал к груди, чувствуя, как она тихо всхлипывает. Я взял ее фонарь и осветил им тело на полу. Мартин Ромберг лежал лицом вниз, в его спине зияла дыра. Она, должно быть, выстрелила почти в упор. Поддерживая Вельду, я вывел ее через дверь из комнаты.

— Пошли. Мы не можем здесь оставаться.

Я нашел свои ботинки и надел их, не завязывая шнурки.

Выходить было гораздо проще. Все еще стоял туман, окутывая стены и гнездясь между домами. Наши глаза, привыкшие к темноте, легко различали все предметы, и мы побежали по аллее к узкому проходу между домами.

Любопытные уже начали собираться на звуки выстрелов. Завыла сирена полицейской машины, и ее мигающие огни расчищали себе путь сквозь темноту ночи. Мы затерялись в толпе и стали пробираться к своей машине. Еще два полицейских автомобиля проехали мимо нас, когда мы на машине уже направлялись в другую часть города.

Вельда сидела прямо, напряженно уставившись в боковое стекло. Я обратил внимание, что она все еще держит свой пистолет в руке, взял его и положил рядом на сиденье.

— А то застрелишь еще кого-нибудь, и тогда на твоем счету будет уже два трупа.

Я специально грубо пошутил, полагая, что эта грубость немного встряхнет ее. Вельда повернулась ко мне, и по ее губам пробежала легкая улыбка. Она взяла свой маленький, словно игрушка, автоматический пистолет 32-го калибра и тихо опустила в сумочку.

— Моя совесть меня не беспокоит, Майк, — сказала она спокойно.

Я похлопал ее по руке.

— Боялась, что не успею выстрелить вовремя. Он даже не подозревал, что я нахожусь в комнате. Он стоял посредине, прикрывая оба входа в нее, и ждал. Я знала, что он ждет тебя, а ты войдешь вслед за ним. Он бы убил тебя, Майк.

— Я знаю, милая.

— Он стоял достаточно близко от меня, так близко, что я могла протянуть руку и дотронуться до него пистолетом. — Она сжала губы. — Майк, как ты думаешь, это нормально, что у меня нет ощущения вины? Что ты чувствуешь?

— Я чувствую, что счастлив.

— Может, я должна чувствовать, что совершила что-то греховное, и мне должно быть стыдно. Но во мне нет раскаяния. Наоборот, я рада, что убила его. Случай помог сделать это мне, а не тебе. Я хотела это сделать, ты понимаешь?

— Я тебя хорошо понимаю, потому что чувствую то же, что и ты. Нет ничего плохого или греховного в том, что убиваешь убийцу. Давид ведь тоже убил Голиафа. Не надо стыдиться, когда борешься с дьяволом. Главное, понять это, а когда поймешь и примешь, можешь счастливо продолжать жить и получать удовольствие от такой борьбы.

На этот раз Вельда рассмеялась легко и непринужденно. Я подумал о судье, представляя себе его лицо, огорченное и злое оттого, что я вновь был вне его досягаемости. У нас лучшее алиби — самооборона. Кроме того, разрешение на ношение оружия. Даже если нас найдут, мы чисты.

Вельда прервала мои размышления:

— Мне кажется, они приходили туда за тем же, как ты думаешь?

— Что?

Она еще раз повторила сказанное. Я ударил ладонью по рулевому колесу и тихо выругался. Вельда посмотрела на меня, нахмурясь.

— Так они приходили за тем же?! — Недовольный собой, я даже закачал головой. — Ну и дурак же я! Конечно, они приходили с той же целью, что и мы. Я-то думал, что они выследили меня, а они пришли за этими чертовыми документами!

— Майк! Но как они могли узнать об этом? В газетах ничего не сообщалось о том, кто убил Чарли Моффита. Как они могли узнать?

— Так же, как о похищении документов. Смотри, прошло довольно много времени с тех пор, как был убит Чарли Моффит. Значит, произошла утечка информации.

— Свидетели, вот кто мог проговориться. Хотя, помнишь, их предупредили, что нужно помалкивать.

— Точнее сказать, посоветовали помалкивать. Но это не значит, что они обязаны молчать. Черт, почему люди не могут держать язык за зубами?

Вельда заерзала на сиденье:

— Это не так легко, Майк. Трудно быть свидетелем убийства и на следующий день забыть об этом.

— Может быть, ты права, а я ошибаюсь, думая, что люди более разумны, чем на самом деле. Конечно, утечка могла произойти и из полиции. Сейчас бессмысленно и поздно говорить об этом. Дело сделано.

Вельда задумалась. Я положил голову на руль и смотрел сквозь стекло на туман.

— Майк, документов в комнате не было, и это значит, что они где-то в другом месте. Ты осмотрел комнату сразу же после смерти Оскара. Среди вещей документов не было. Полиция тоже тщательно обыскала это место. Сегодня мы тоже ничего не нашли. Как ты думаешь, а может, у Оскара их вообще не было?

— А что тут можно еще думать? Либо их не было, либо Оскар спрятал бумаги в другом месте.

— Не забывай, Майк, одну вещь. Оскар должен был быть очень осторожен, поскольку его везде могли принять за Ли.

Я мысленно порадовался за Вельду. Женщина, носящая мое кольцо, такая умница, что я сам себе казался по сравнению с ней глупцом. Выходит, мне здорово повезло. Я нашел женщину, которая могла застрелить человека и сохранить после этого спокойствие и ясность ума.

— Давай продолжай, Вельда.

— Так, может, у Оскара никогда не было этих документов, а оторванный карман Чарли просто результат нападения. Может, он сам их куда-то определил? Вспомни, ребята на фабрике говорили, что он иногда становился словно одурманенный, такой рассеянный, забывчивый. Не мог он их...

Я остановил ее и начал дальше размышлять сам. Что-то было в ее словах.

— Когда, Майк? — Я вопросительно взглянул на нее. — Когда мы обыщем его квартиру еще раз?

— Не сейчас, завтра или в другой день. У нас с тобой еще есть время. Пока они разберутся с пропажей двух своих функционеров, пока постараются выяснить обстоятельства их гибели и выработают какую-то программу действий, пройдет много времени.

— Ты ошибаешься, у нас его совсем нет.

Всю дорогу до ее дома я убеждал Вельду, что у нас еще есть запас времени, и мне удалось ее успокоить. Прощаясь, я сказал:

— На всякий случай, если кто-нибудь спросит, я был всю ночь у тебя, поняла?

— А нельзя сделать так, чтобы это хоть отчасти было правдой?

— Послушай, мы же помолвлены.

— Так теперь я опять должна ждать по этой причине?

— Недолго, дорогая, когда все кончится, у нас найдется время и для этого.

— Я подожду.

— Прекрасно. Ну а теперь иди и ложись в постель, но сначала вынь свой пистолет и спрячь куда-нибудь подальше. Положи его туда, где никто не сможет найти, и держи там, пока я тебе не скажу, что пора вынимать.

Она нагнулась и поцеловала меня легким, нежным поцелуем, заставившим меня почувствовать ее любовь и задуматься о том, как много в этой женщине женственности, несмотря на то, что она может убивать. В ее глазах горел огонь желания, который, казалось, ничто не может утолить, и они умоляли меня попробовать это сделать.

Когда она выходила из машины, я посмотрел на ее ноги и понял, что никогда достаточно хорошо их не видел. Они были всегда рядом со мной, готовые стать моими, когда я захочу, а у меня до сих пор не хватало ума, чтобы понять это. Да, какой же я был тупица! Я подождал, пока Вельда не исчезнет в подъезде, затем развернул машину и направился к себе.

Было довольно поздно, и я сильно устал. “Много, очень много работы для одной ночи. Обстоятельства заставляют напрягаться, сжимаясь, словно пружина. Ты можешь в один прекрасный момент превысить лимит своих возможностей, и тогда пружина лопнет и все полетит к черту”, — подумал я.

Поднявшись к себе, я первым делом прошел в туалет и вытащил коробку с патронами, обоймой и другими принадлежностями своего пистолета. Затем быстро разобрал свое оружие, почистил, смазал заново каждую часть, сменил обойму и боек, чтобы убрать следы сегодняшней стрельбы. После чего сложил детали в коробку, завернул в специальную бумагу и спрятал в вентиляционную шахту.

Затем развернул свой спальный мешок и забрался в него. Засыпая, я думал о том, что ждет нас завтра.

У будильника уже кончался завод, когда ему наконец удалось меня разбудить. Больше всего на свете мне хотелось остаться в постели, но я пересилил себя, поднялся рывком, немного покопался, снимая пижаму, и встал с кровати. Холодный душ прогнал остатки сна, а яичница с беконом взбодрила тело.

Я оделся и позвонил Вельде. Дома ее не было, тогда я позвонил в офис, она была там.

— Как тебе, черт возьми, это удается? — поинтересовался я.

Она рассмеялась и тут же достойно ответила:

— Я все еще работаю у тебя, Майк. А контора открывается в восемь, помнишь?

— Есть клиенты?

— Нет.

— Какие-нибудь счета?

— Нет.

— Ты любишь меня?

— Да, а ты меня любишь?

— Конечно, что за разговор. Кто-нибудь звонил?

— Да, звонили Пат и Ли Демер. Оба хотят встретиться с тобой.

— Если они позвонят, скажи, что я их найду. Что в газетах?

— Заголовки, Майк. Большие черные заголовки. Пишут, что была встреча двух представителей гангстерских групп в старом доме, а тела просто забыли вытащить после перестрелки.

— Звучит не очень убедительно. Пат что-нибудь спрашивал об этом?

— Нет, но обязательно спросит, судя по тому, как был раздражен, разговаривая со мной.

— О'кей. Передай ему, что я в восторге от него. Скоро буду.

Повесив трубку, я достал свой рабочий костюм, оделся и подошел к окну. Туман ушел, но вслед за ним пришла изморось, и люди на улице зябко кутались, стараясь согреться. Я выругался про себя. Зима умирала тяжелой смертью.

По дороге в офис я заглянул в бар к своему знакомому бармену и попросил его достать мне пистолет 32-го калибра, из которого ни разу не стреляли и который нигде не зарегистрирован. Он кому-то позвонил и велел немного обождать. Прошло минут пятнадцать, приятель обслужил за это время пару клиентов, затем вышел на кухню. Я услышал его спор с кем-то, потом он вынес сверток и положил на стойку рядом со мной.

— Двадцать баксов, Майк.

Я достал деньги, развернул сверток, вынул обойму и боек, а остальное попросил выбросить. Поблагодарив его, я вышел. В офис я зашел только для того, чтобы передать эти детали Вельде. Я велел ей во время перерыва пойти домой и поставить их в свой пистолет, а старые выбросить. После этого я отправился к Пату.

Как и сказала Вельда, он был озабочен.

— Привет, Майк, — сказал он, а глаза обыскали меня с головы до ног. — Присаживайся.

Я сел и взял газету, лежащую на его столе. Заголовки были внушительных размеров. Красовались фотографии дома снаружи и внутри, стрелками указаны места, где нашли тела.

— Серьезное дело, а, Пат?

— Да. Я подумал, может, ты мне сможешь что-то объяснить?

— С какой стати, Пат?

— Ты стрелял из своего пистолета?

— Вчера стрелял. У себя на квартире, проверял его работу. А почему, собственно, ты меня об этом спрашиваешь?

— Не будешь возражать, если я взгляну на твой пистолет?

Я вынул и передал ему оружие. Пат нажал кнопку на своем столе, и в кабинет вошел один из специалистов-техников. Пат отдал ему пистолет и попросил:

— Арт, сделай мне фотографию пуль.

— Пат, ты что-то много на себя берешь.

— Полагаю, ты прав. Хочешь что-нибудь сказать еще?

— Нет, давай подождем, пока будут готовы фотографии.

Он откинулся в кресле и улыбнулся. Я продолжал читать газету. Убитые были опознаны. Ими оказались Мартин Ромберг и Гарольд Валлек. Оба ранее сидели по несколько раз в тюрьме за разные преступления и были убиты при стычке гангстерских групп. Полиция предполагала вскоре раскрыть это дело. Больше репортерам пока сказать было нечего.

Арт появился до того, как я успел дочитать репортаж, и положил на стол перед Патом фотографии, на которых пуля была отснята под разными углами. Он также положил пистолет. Пат улыбнулся и достал из стола другую фотографию. Я понял, что дело принимает серьезный оборот. Спокойно закурил и вновь начал просматривать газету.

— Ты слишком умен, Майк, чтобы делать ошибки. Я уже готов был разразиться речью ему в ответ, когда до меня вдруг дошло, что он имел в виду.

— Ты хочешь сказать, что они должны бы совпадать, так? Он кивнул:

— Что-то в этом роде. Один из них был убит из пистолета 45-го калибра. Только три человека знали о месте, где жил Оскар.

— Они выследили Оскара, или это простая случайность?

— Не знаю, Майк. Убийство в этом районе не такое уж необычное дело. Я бы не волновался по этому поводу, если бы не чувствовал, что все это связано с нашим делом.

— Собственно, что тебя беспокоит? Двое парней решили пострелять. Место пустынное, хорошее место для таких дел.

Пат устало откинулся назад и, закрыв глаза, потер их руками.

— Послушай, Майк. Я не такой уж тупица. Любой может сменить обойму и боек в своем пистолете. Я более чем уверен, что твой боек не подойдет и к отметинам на гильзах.

— Как ты догадался?

— Ты что, держишь меня за ребенка?! Не забывай, что мы с тобой старые друзья и я знаю тебя как облупленного. Мне не хотелось бы ломать нашу дружбу. Я знаю, что это ты был там, но не знаю, кто стрелял из пистолета 32-го калибра. Не стану задавать тебе вопросы, зная заранее, что ты будешь лгать.

Я свернул газету и положил ее на стол.

— Скажи, Пат, почему ты думаешь, что это я?

— Перестань валять дурака. Сам должен знать почему.

— Не знаю.

— У одного из убитых парней найдена зеленая карточка. Теперь понимаешь?

— Да-а. — Я совершенно забыл об этом. Медленно закурил сигарету и сделал глубокую затяжку. — Ну и что теперь?

— Хочу знать, на что ты вышел. Хочу знать все, Майк. Чем больше думаю о складывающихся делах, тем больше мне становится не по себе. Игра делается все опасней, а мне никак не удается быть с тобой. Вынужден заниматься полицейской рутинной работой.

— В этом вся беда полиции — ждут, пока что-нибудь случится.

Пат посмотрел на меня задумчиво и произнес:

— Как раз и случилось.

— Черт, но ты же сказал, что они сами играют жестко.

— Но я все еще не знаю деталей.

— Пат... Многое еще должно произойти. Знаю, ты дорожишь нашей дружбой, но есть еще кое-что, о чем я должен знать.

— Продолжай.

— Насколько я могу доверять тебе?

— Это зависит от обстоятельств, не забывай, пожалуйста, что я все-таки полицейский.

— Но при этом ты прежде всего еще и гражданин, любящий свою страну и мечтающий, чтобы эта страна оставалась такой, какая она есть, не так ли?

— Естественно.

— Хорошо. Вы все связаны существующими предписаниями, законами и порядком, вынуждены следовать им. Только я один, Пат, и ты знаешь это, могу что-то сделать. Я сам издаю для себя законы, когда борюсь один, и ни на кого больше не могу рассчитывать. Мне не нужны оборудованные лаборатории или обученный персонал, готовый проанализировать каждую деталь. Ты можешь не беспокоиться о нарушении ваших законов и порядка. Когда я все закончу, Ли победит на выборах и выметет коррупцию, никогда даже не узнав, что имеет гораздо более опасных врагов, чем просто преступники.

Я взял свой пистолет и положил его в кобуру. Пат даже не двинулся. Он лишь слегка кивнул, когда я попрощался с ним.

Я позвонил Ли в офис, и его секретарша сказала, что он только что выехал на завтрак с делегатами Организации Объединенных Наций. Я уточнил, в каком именно отеле будет проходить завтрак, и положил трубку. Мне стоило доллар поставить машину на охраняемую стоянку возле отеля.

Клерк за регистрационной стойкой указал мне зал, где должен состояться завтрак. Он еще не закончил объяснения, когда я увидел в дверях входящего Ли Демера. В руке он держал атташе-кейс, а одна из сотрудниц его офиса, следовавшая за ним, несла еще один. Прежде чем я успел подойти к ним, толпа репортеров окружила Ли, набросившись на него с вопросами, а фотографы защелкали затворами.

Группа важно выглядевших людей стояла чуть в стороне, намереваясь поговорить с Демером, но не желала ссориться с прессой, ожидая своего времени. Сам Ли предложил репортерам встретиться после завтрака и вышел из расступившегося круга. Тут он заметил меня, но прошел прямо в кабинет управляющего отелем. Управляющий последовал за ним и немного погодя вышел, приглашая меня зайти. Я кивнул в ответ и направился к нему. Управляющий приветливо улыбнулся, отступил в сторону, а сам, закрыв дверь, остался снаружи. Ли Демер сидел в кожаном кресле за столом, лицо его было напряженным.

— Привет, Ли.

— Привет, Майк. Я так беспокоюсь с того момента, как увидел сегодняшние газеты.

Я предложил ему сигарету, но он отказался.

— Не о чем беспокоиться, Ли. Все нормально.

— Но прошлая ночь... Вы хотите сказать, что не имеете никакого отношения к тому, что произошло в доме, где жил Оскар?

Я ухмыльнулся и закурил.

— Не знаю, что и думать. Я позвонил капитану Чамберсу и понял, что он предполагает то же самое.

— Вернее, предполагал. Я говорил с ним об этом. Я пододвинул ногой стул и сел. Убийство есть убийство, и чем меньше людей знает о нем, тем лучше.

— Я осмотрел комнату Оскара сразу же после его гибели. Затем там побывал Пат. Позже я проверил ее еще раз и могу сказать уверенно, что если Оскар где-то и оставил свои бумаги, то только не в своей комнате.

Ли облегченно вздохнул:

— Рад услышать это от вас, Майк, но еще более рад тому, что вы не имеете никакого отношения к этим убийствам. Это ужасно.

— Убийство всегда ужасно.

— Тогда, пожалуй, больше не о чем говорить. Вы сняли с меня тяжелый груз, Майк. Я был страшно расстроен.

— Представляю. Можете не беспокоиться. Я собираюсь проверить, чем занимался Оскар в недавнем прошлом. Предполагаю, что у него ничего не было, и он просто блефовал. Если я что-нибудь обнаружу, дам вам знать, а пока, как говорится, отсутствие новостей — самая хорошая новость.

— Прекрасно, Майк. Я все оставляю за вами. Капитан Чамберс будет помогать вам. Я не хочу, чтобы надо мной все время что-то висело. Если станет необходимо, предпочту, чтобы все узнали о наших отношениях с Оскаром и об обстоятельствах дела еще до выборов.

— Забудьте об этом, — сказал я. — Общественность не знает многих вещей. Если покопаться в прошлом Джорджа Вашингтона, то, думаю, можно тоже найти некрасивые дела. Сейчас вы должны думать о себе, а не об Оскаре. Помните это.

Я поставил стул на место, потушил окурок в цветочном горшке и попросил Ли, чтобы он дал мне немного времени, а только потом вышел из комнаты. Когда я уходил. Ли выглядел на десять лет моложе, чем до разговора. Мне нравился этот парень.

В холле был телефон-автомат. Я позвонил Вельде и спросил, поменяла ли она части в своем пистолете, она ответила утвердительно.

— Майк, Пат разыскивал тебя и просил срочно с ним связаться.

— Но я же только что с ним виделся.

— Знаю, но он просил тебя срочно ему позвонить.

— Хорошо. Послушай, возможно, я буду занят весь день, так что заеду к тебе домой только вечером.

— Чарли Моффит?

— Да, попробуем побывать там, где он жил.

— Буду готова, Майк.

Я повесил трубку, бросил еще одну монетку и набрал номер Пата. Когда я видел его сегодня, он был просто усталым, а сейчас в его голосе слышалось бешенство.

— Пат, приятель, что за срочность?

— Скажу тебе позже частным порядком. Подожми свой хвост и несись сюда.

— Я попал в беду?

— У тебя есть шанс оказаться в тюрьме, если ты не поторопишься.

— Не дыши мне в затылок, Пат. Заказывай столик у Луи, и я подъеду на ленч. В этот раз выбор блюд за тобой.

— Даю тебе пятнадцать минут.

Я успел вовремя. Луи был за стойкой, когда я вошел, и провел меня в заднюю кабину. Пат сидел и тяжело курил. Было видно, что он не в себе. Полицейский буквально выпирал из него, а обычная обходительность висела на нем мешком. Сощуренные глаза готовы были меня уничтожить.

Я подошел к бару и перед началом нашего разговора с Патом заказал себе порцию виски.

Он подождал, пока я усядусь поудобней за столик, и, уставившись на мой стакан, вынул из кармана конверт и толкнул его ко мне. Я вынул содержимое пакета и стал рассматривать. Это были фотографии отпечатков пальцев, большинство из них принадлежали мне. Четыре отпечатка были чужими. К ним были приколоты листки с машинописным текстом.

— Это отпечатки пальцев, которые мы сняли с твоей сигаретной коробки.

Я кивнул и стал читать отчет. Ее звали Паула Райе. Тридцать четыре года, закончила колледж, курсы медсестер и в прошлом работала в большой клинике на Западе для душевнобольных. Поскольку она работала на государственной службе, ее отпечатки были в картотеке в Вашингтоне.

Пат не торопился с разговором и дал мне сложить бумаги в конверт.

— Она работала в той самой лечебнице, где находился Оскар. — Голова Пата плавала в сигаретном дыму.

У меня в ушах снова зазвучала музыка. Она была негромкой, с определенным ритмом. Легкая, мелодичная музыка. Она мешала мне сосредоточиться, и я попытался изгнать ее.

Я посмотрел на Пата и увидел два пылающих глаза, горящих желанием как можно скорее услышать от меня объяснения.

— В чем дело. Пат?

— Где она? — спросил он раздраженным голосом.

— Она мертва, — сказал я. — Покончила с собой, бросившись с моста в реку.

— Я не верю тебе, Майк.

— Придется поверить. Ты можешь обыскать весь город и перевернуть всю страну, но не найдешь ее, если только не обшаришь дно реки, да и то вряд ли, тело уже давно вынесено далеко в море. Так что?

— Это я тебя должен спросить: так что, Майк? Я хочу знать, почему и как это случилось. Дело слишком серьезное, чтобы ты мог отмолчаться. Лучше, если ты все расскажешь, иначе я подумаю, что ты уже не тот парень, с которым я водил дружбу. Не тот Майк Хаммер, которого я знал прежде. Ты стал другим, а раз так, то нашей дружбе конец и полиция займется тобой и этим делом.

Пожалуй, он припер меня к стенке, дальше молчать было нельзя, я сделал глоток и начал:

— Помнишь, когда я пришел к тебе с этими зелеными карточками? Я взял их у нее. Шел по мосту, а эта девушка пришла, чтобы умереть. Я попробовал помешать ей. Все, что мне от нее осталось, это карман пальто, в котором была пачка сигарет со вложенными в нее карточками. Я чуть не сошел с ума из-за того, что она прыгнула. Да еще во мне все горело благодаря этому, как будто меня протащили по углям. Я был не в настроении тебе что-либо рассказывать. Кроме того, я хотел узнать, что означают эти зеленые карточки. Когда я обнаружил, что и она, и Чарли Моффит были ком-ми, меня это сильно заинтересовало. Сейчас картина проясняется. Думаю, ты сам уже все понял. Оскар был ненормальным. Он и эта медсестра задумали побег и, возможно, достаточно долго где-то жили в своем гнездышке любви. Когда деньги закончились, они увидели легкий способ достать их, используя схожесть Оскара и Ли. Но Оскар убил Моффита, а Паула поняла, что он болен гораздо серьезнее, чем она предполагала, и испугалась. Она боялась всего и решила покончить с собой.

Это была прекрасная история. В ней было много логики, и она позволяла ничего не сказать о толстяке. Два человека, которые могли ее испортить, были мертвы.

Пат выкуривал последнюю сигарету. Окурки покрывали столик, а его пальто было обсыпано пеплом. Огонь в его глазах немного потух.

— Все очень здорово. История подходит, как перчатка к руке Мне интересно, как бы она звучала, если бы ты сказал мне все.

— Ты просто придираешься, — ответил я.

— Если все, что ты сказал, правда, то эта история умрет здесь. Если же ты скрыл правду, то тебе очень сильно не поздоровится.

— Я знаю свою долю, — ухмыльнулся я.

— Скажу тебе больше. Я собираюсь привлечь людей к этому делу. Это мои друзья, и хотя они будут работать неофициальна, свою работу сделают тщательно. Эти ребята носят небольшие золотые значки с тремя буквами ФБР. Надеюсь, что ты прав, Майк, и не создашь мне проблем.

Я снова ухмыльнулся:

— Единственный, кто с этим может справиться, это я. Ты... черт, все беспокоишься о Ли. Я сказал тебе, что не причиню ему вреда. Он мой клиент, а я имею особое отношение к своим клиентам. Давай закажем поесть и забудем об этом.

Пат взял меню, но огоньки все еще пылали в его глазах.

Глава 8

Я ушел от Пата в два часа и на углу в киоске купил газету. Заголовки снова говорили о “холодной войне” и о шпионах, суды над которыми проходили в Нью-Йорке и Вашингтоне. Я прочитал первую страницу и, скомкав, бросил газету в корзину для мусора, затем сел в машину.

Свернув на углу налево, я увидел, что за мной следует голубой “бьюик" — фургон. Впервые я заметил его припаркованным напротив моей машины, когда выходил из бара. На всякий случай я свернул с авеню и проехал на параллельную, следуя по направлению к своему офису. “Бьюик" — фургон следовал за мной.

Когда я попробовал проделать этот маневр еще раз, все повторилось. На этот раз я выбрал улицу с односторонним движением и, проезжая вдоль тротуара, увидел место, где можно было поставить машину. Я притормозил и резко свернул вправо, остановив машину. Преследователю ничего не оставалось, как проехать мимо меня. За рулем сидел молодой парень в шляпе, он даже не смотрел на меня. Возможно, я ошибся и это была случайная машина. Но я все же запомнил номерной знак машины и, решив проследить за “бьюиком”, последовал за ним. “Бьюик” направлялся на Бродвей, парень посмотрел на мою машину в зеркало заднего вида всего лишь раз. Еще минут пять я следовал за машиной, а затем решил прекратить эту слежку как никчемное занятие. На красный сигнал светофора я остановил машину и стал смотреть по сторонам, на углу выделялась витрина с газетами. Я стал всматриваться: заголовки пестрели словами о “холодной войне”, о продолжающемся суде. У меня почти не было времени, чтобы подробно читать газеты, но надо разобраться, что же происходит. Было бы хорошо повидать Марти Купермана, он поможет мне понять, что происходит.

Я остановил машину возле большого серого здания, у входа в которое стояли пикеты с плакатами против преследования “граждан”. Одного из парней я видел прошлой ночью в Бруклине. Я прошел сквозь их пикет, вошел в здание и передал служащему записку для Марти.

Он понес записку и вернулся вместе с Марти, который, схватив меня, потащил на места для прессы. Черт, что здесь происходило, на суде! Эти красные пустили в ход все уловки и использовали все свои силы и возможности, чтобы сорвать заслушивание дела и прекратить судебное преследование. Они делали все, чтобы превратить суд в пародийное шоу. Им противостояли спокойствие и выдержка судьи и присяжных. Реакция зала должна была подсказать обвиняемым, чем закончится дело. Но обвиняемые не видели этого. Они вели себя слишком уверенно, зная, что за ними стоит партия. Они были могущественны. Они представляли собой народ. Им следовало бы обернуться назад и увидеть лица людей. Тогда бы они наделали в штаны. Я чувствовал себя хорошо.

Тут я заметил двух мужчин во втором ряду.

Они были одеты обычно, но выглядели слишком чопорно. Это были те двое, что сопровождали генерала Осипова в ночь нашей с ним встречи.

Судья объявил перерыв до завтрашнего утра. К этому времени я провел в суде уже около двух часов. Сотрудники прессы тут же бросились к телефонам, а зрители направились к дверям. Вдруг в толпе я увидел, как помощники генерала отдали довольно объемный чемоданчик какому-то человеку, а тот сумел передать его одному из обвиняемых.

Я подумал о том, какие же стальные нервы они должны иметь, чтобы прийти на суд и подтвердить своими действиями единство с людьми, обвиняемыми в преступлениях против человечества. Может, благодаря своей силе они так быстро продвигаются вперед. Этот чемоданчик мог содержать только одно — деньги. Наличные деньги для всего, что связано с процессом. Сволочи! Я подождал, пока они пройдут в дверь, и последовал за ними. По крайней мере у них хватило ума не приехать сюда в официальном лимузине. Они прошли немного в сторону от здания суда по улице и подозвали такси. Я тут же последовал их примеру, сел в такси и поехал за ними. Хорошо, что в Нью-Йорке так много такси на улицах и нетрудно затеряться.

Их такси остановилось возле того самого отеля, в котором я побывал совсем недавно. Я заплатил таксисту и последовал за ними. В холле по-прежнему толпились репортеры и просто любопытные. Генерал Осипов стоял чуть в стороне и что-то объяснял четырем репортерам через переводчика. Те двое направились прямо к нему, прервали его беседу и приветствовали рукопожатием, как будто не виделись несколько лет. Все это выглядело как-то неестественно.

Возле газетной стойки скучала девушка. Я купил у нее пачку сигарет и протянул руку за сдачей.

— Что делает здесь русский?

— Этот? Он выступал на завтраке, там, наверху. Вы должны были слышать его. Всех выступающих транслировали через громкоговорящую сеть здесь, в холле, и к тому же его переводили, каждое предложение. Он ни слова не говорит по-английски.

— Сказали что-нибудь важное?

Она вернула мне сдачу:

— Да ничего подобного. Одна и та же болтовня каждый раз. Только Ли Демер отличился. Он набросился на этого казака и стал высказывать ему свое мнение по многим вопросам, обзывая его по-всякому. Вам, наверное, приходилось наблюдать, как разговаривают между собой мужчины в коридоре. Менеджер выбился из сил, пытаясь унять их, но так и не смог.

Молодец, Ли. Рвешь на куски этих выродков публично, я делаю то же, но тайно. Только будь осторожен, они словно ядовитые змеи... тихие, спокойные, но готовые в любую минуту убить тебя. Будь осторожен, ради всех святых.

Я открыл пачку сигарет, вытряхнул одну, взял ее в рот и полез за спичками. Мелькнул мягкий мех норки, и тонкая женская рука вдруг протянула мне зажигалку.

— Прошу, мистер.

— Привет, Этель, — улыбнулся я и взял предложенную ею зажигалку.

В этот раз ее лицо выглядело как-то по-другому. Я не понял, что произошло, но какие-то невидимые линии сделали ее лицо более сухим, а глаза приобрели восточную форму. Рот, который так сладко целовал и произносил трогавшие меня слова, казалось, был чужим и жестким. Губы потеряли знакомые мне очертания. То ли она хорошо играла, то ли думала, что я не догадался о ее роли. А может, Этель хотела проверить, знаю я или нет. Во всяком случае, ни по ее голосу, ни по лицу я не смог понять этого. Я уже собирался спросить, что она тут делает, когда увидел уважаемого мистера Брайтона, представителя большого бизнеса с Парк-авеню, беседовавшего с группой людей неподалеку от нас. Репортер вел запись. Несколько высокопоставленных персон, чьи лица были мне знакомы по газетам, внимательно слушали, вставляя фразы в его речь. Все улыбались, кроме двоих. Эти двое были генерал Осипов и его переводчик. Он быстро переводил генералу, активно жестикулируя при этом руками, но, похоже, генерал все воспринимал напрямую от самого Брайтона. Через некоторое время отец Этель сказал что-то, и все засмеялись, даже генерал. Они пожали друг другу руки и разошлись, присоединившись к другим группам, которые обсуждали свои проблемы по всему холлу.

Я взял Этель под руку и направился к двери.

— Давно не видел тебя.

Она попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась.

— Я тоже давно не видела тебя, Майк. Думала, ты позвонишь мне.

— Знаешь, как это бывает, закрутился.

— Да, знаю.

Я украдкой бросил взгляд на ее лицо, но оно ничего не выражало.

— Ты была на завтраке?

— О... — казалось, мой вопрос вывел ее из задумчивости, — нет, я оставалась в холле. Отец был одним из выступавших.

— Действительно? Так тебе незачем оставаться здесь?

— Да нет, вовсе нет. Я могу... о Майк, одну минутку. Я забыла кое-что, ты не против?

Мы задержались возле двери, она оглянулась назад, и мы возвратились.

— Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

— Нет, я скоро вернусь. Подожди меня, хорошо? Я посмотрел ей вслед, а девушка за прилавком улыбнулась.

— Здесь десять долларов, сестричка, они будут ваши, если вы посмотрите, что она делает, — сказал я.

Девушка тут же выскочила из-за прилавка и пошла догонять Этель. Я стоял возле киоска, курил и смотрел в зеркала, которыми были украшены стены. Я мог видеть себя в дюжине зеркал. Если Этель захочет убедиться, стою ли я на месте, она будет удовлетворена. Она вернулась меньше чем через минуту. Лицо у нее было еще более озабоченным. Я пошел ей навстречу, а девушка юркнула за свой прилавок. Я вынул монету в десять центов и направился к киоску, положил монету на прилавок, а девушка дала мне пачку жевательной резинки. Пока она давала мне сдачу, я передал ей десять долларов.

— Она говорила с двумя парнями. Больше ничего. Парни молодые.

Я вскрыл упаковку жвачки, но Этель отказалась. Она выглядела очень печальной, видно, опять хотела обвести меня вокруг пальца.

Когда мы сели в такси, двое парней в одинаковых синих костюмах хлопнули дверцами черного “шевроле” и выехали за нами. Я не смотрел назад до тех пор, пока мы не доехали до стоянки, где пересели в мою машину. Черный “шевроле” был в начале улицы. Этель беспрестанно говорила, и это давало мне возможность то смотреть на нее, то как бы случайно оглядываться назад. Если бы я слушал ее болтовню повнимательней, то давно бы понял, к чему она клонит. Она довольно настойчиво давала мне понять, чтобы мы поехали ко мне домой. МУЖЧИНА УБИТ В СОБСТВЕННЫХ АПАРТАМЕНТАХ. Хороший заголовок для газетной статьи. Я сделал вид, что не понимаю ее намеков, и продолжал движение по Манхэттену с черным “шевроле” на хвосте.

Сумерки наступили рано и пришли вместе с туманом, который, казалось, сильно полюбил этот город, но при этом значительно ухудшил видимость.

— Мы можем поехать в твой домик, Этель? Там так хорошо.

Возможно, я ошибся, но мне показалось, что у нее на глазах блеснули слезы.

— Правда тебе там понравилось?

— Мне понравилась ты, Этель.

Я не ошибся: в глазах ее стояли слезы.

— Я совсем забыла... что значит жить. — Она замолчала, затем обратилась ко мне:

— Майк...

— Что?

— Нет, ничего. Конечно, мы можем поехать в мой дом.

"Шевроле” позади нас обогнал одну машину и стал еще ближе к нам. Сумерки перешли в темноту, и стало легче наблюдать за машиной по свету фар. Ее пассажиры выжидали удобного момента, чтобы достать нас. Как это может произойти? Этель хотела, чтобы это случилось в моей квартире. Почему? Тогда она могла бы как-то укрыться от выстрелов? А сейчас они имеют возможность подъехать к нам сбоку и начать стрелять. Вопрос: есть для них разница в том, чтобы убить только меня или нас обоих? Другими словами, настолько ли я для них важен, чтобы они могли пожертвовать своим партийным товарищем. По действиям моих преследователей я решил, что они на это способны.

Мы были уже за городом, на широкой открытой дороге, которая, словно нож, рассекала темноту. Дома исчезли вдали, тянулись только ограждения, отделяющие главную дорогу от съездов на другие дороги.

"Это может произойти в любой момент”, — подумал я. Пистолет был наготове, и я мог воспользоваться им в считанные секунды. Я крепко держал рулевое колесо, готовый к мгновенному маневру. Свет фар за нами начал мигать, они давали сигнал обгона. Я просигналил им своими фарами, давая подтверждение на обгон. Огни приблизились вплотную. Я не смотрел больше в зеркало, а наблюдал за тем, как световые пятна на дороге становились все ярче у нас сбоку, но вдруг пропали. Я оглянулся и увидел, как машина, переворачиваясь, катилась под откос к полям вдоль дороги. Я присвистнул: “Боже!” — и нажал на тормоза. Другие машины, привлеченные аварией, стали останавливаться рядом. Этель резким торможением бросило вперед, и она сидела, уперев руки в лобовое стекло.

— Майк! Что...

Я в это время уже выскакивал из машины.

— Оставайся здесь. Машина, которая шла за нами, перевернулась.

Этель всхлипнула и что-то сказала, но я не разобрал, торопясь к перевернутой машине. Она лежала колесами вверх, обе дверцы были открыты. Сигнал гудел, человек в машине стонал, фары продолжали светить. Я был первым у машины, на сотню ярдов опередив остальных.

В траве я разглядел пистолет-автомат, на сиденье валялся бумажник. Так вот как они хотели покончить со мной! Одна очередь из этого оружия, и моя машина была бы изрешечена вместе со мной. Кто-то застонал в темноте, но меня это не трогало. Я взял пистолет-автомат, бумажник, нырнул в темноту за машиной и по полю побежал обратно к своему автомобилю.

В это время другие добежали до места, где лежал автомобиль, и раздались голоса с призывом вызвать полицию и врача. Этель вскрикнула, когда я дернул крышку багажника, я попросил ее помолчать, кинул пистолет на запасное колесо и, открыв дверцу, сел за руль. Машин, останавливающихся на дороге, становилось все больше. Вскоре послышалась сирена и показались мигающие огни полицейской машины. Полицейские принялись регулировать движение. Я пристроился к формировавшейся линии двигающихся автомобилей, и вскоре мы отъехали от места аварии.

— Кто это был, Майк? Что там случилось?

— Просто несчастный случай, — ухмыльнулся я. — Парни превысили скорость и перевернулись.

— Они сильно... пострадали?

— Я не мог разобрать. Во всяком случае, живы... еще. — Я снова ухмыльнулся. Лицо Этель стало чужим, она взглянула на меня со стоном и заплакала. — Не волнуйся, детка. Не будь такой мягкосердечной. Ты должна знать, что значит политика партии. Партийные игры. Ты должна быть тверда и холодна. Ты не забыла про это, а?

Сквозь слезы она произнесла:

— Нет, нет.

— Перестань, земля там мягкая, а машина не так уж сильно пострадала. Я думаю, они просто здорово ударились и потеряли сознание. Ты должна была бы привыкнуть к таким вещам.

Этель отодвинулась в сторону и больше не смотрела на меня. Мы подъехали к дому на вершине холма над рекой и присели у входа в темноте, глядя на огни проходящих по реке судов. Красные и зеленые глаза... Нет, это были суда. Откуда-то издалека донесся глухой звук, как будто кто-то стучал по шпале. Я слышал уже этот звук однажды на реке, только тогда он доносился с корабля, проплывающего под мостом. Я почувствовал, как озноб пробежал по спине, и спросил:

— Ну что, мы войдем?

В ответ Этель открыла дверь. Я вошел в дом, следя за ней. Войдя, я повернулся и закрыл дверь на ключ. Этель услышала щелчок замка, оглянулась на меня, улыбнулась и прошла дальше. Я видел, как она сбросила с себя норковое манто на софу и поднесла спичку к свечам в подсвечнике.

Она думала, что я устраиваю любовное свидание, чтобы предаться утехам. Думала, что я ни о чем не знаю, и была готова сделать все, чтобы не вызвать моего подозрения. Она тихо постанывала, словно от желания, с которым не могла справиться. Я положил ключ в карман и, пройдя через комнату, подошел и положил руки ей на плечи. Она рывком повернулась ко мне, обняла меня и впилась в мои губы. Я ответил ей страстным грубым поцелуем, который она должна была помнить по прошлому разу, и крепко сжал в руках. Задыхаясь от поцелуя, она отвела лицо и прижалась губами к моей щеке. Я чувствовал ее прерывистое дыхание и слезы, текущие по щекам.

— Майк, — прошептала она. — Я люблю тебя, о Боже, как я люблю тебя! Я думала, что уже никогда не смогу полюбить. — Она говорила так тихо, что я еле разбирал слова.

Когда она снова прижалась ко мне, я положил руку ей на грудь и резко толкнул. Материя затрещала, зажатая в моей руке. Глаза ее расширились, и она сказала:

— Майк, что ты... не надо так...

— Замолчи, — сказал я и сделал шаг к ней, она медленно попятилась назад, пока не уперлась спиной в стену. — Ты хочешь, чтобы я сам сорвал с тебя одежду?

Она покачала головой, словно не веря тому, что с ней происходит. Но это продолжалось только один миг, затем она стала быстро раздеваться. Когда она, обнаженная, переступила через одежду на полу, я снял ремень и, свернув его петлей, зажал концы в руке. Я видел, как изменилось ее лицо, на нем появилось выражение животного страха.

— Может, ты хочешь знать, почему заслуживаешь этого, Этель? Твой отец должен был отстегать тебя, когда ты увлеклась одним из этих комми, который больше думал о твоих деньгах, чем о тебе. Я собираюсь выбить из тебя эту дурь, и ты можешь кричать сколько угодно, тебя не услышат, мы здесь одни. А мне как раз очень хочется послушать твои вопли. Ты дважды предала меня. Сначала нашла значок в моем бумажнике, и твои боссы послали людей убить меня. Двое из них сейчас уже мертвы. Дела шли не так, как вам хотелось, и ты увидела новый шанс разделаться со мной, когда мы встретились с тобой в холле гостиницы. Что тебе обещали за это — продвижение в партии или еще что-то?

Я замахнулся ремнем и ударил очень легко. Этель прижалась к стене, лицо ее страшно побледнело.

— Майк... этого не было.

— Молчи, — сказал я.

Обнаженная женщина и кожаный ремень. Я смотрел на нее: такая беспомощная и такая прекрасная! Пальцы впились в стену, поддерживая тело, ноги расставлены, живот подтянулся от страха, который покрыл ее кожу розоватыми пятнами; прекрасной формы грудь, такая упругая от возбуждения, поднималась и опускалась от частого, тяжелого дыхания. Божественная женщина, которой коснулась рука дьявола.

Я поднял ремень и опустил его, услышал звук удара по бедрам и ее крик... и этот ужасный грохот выстрела, раздавшийся почти одновременно. Ее тело дернулось и опустилось на пол. Я подбежал к окну, сжимая в руке пистолет, посылая одну пулю за другой в темноту и крича во весь голос.

Кто-то продирался через кусты по направлению к дороге. Я бросился к двери, которую сам закрыл, и, ругая собственную глупость, стал шарить в кармане, ища ключ. Наконец я открыл дверь, но за крыльцом была молчаливая ночь, мертвая пустая тишина. Я вставил новую обойму в пистолет и остался на освещенном крыльце, вызывая огонь на себя.

Тут я вновь услышал звуки тяжелых удаляющихся шагов. Слишком далеко, чтобы попытаться схватить его. Когда звуки прекратились, раздался шум запущенного мотора, и он уехал. Руки мои задрожали, и я опустил пистолет в кобуру. Вокруг дома была примята трава. Я пошел по следам и у окна нашел его шляпу.

Та же самая шляпа, которая была на парне из голубого “бьюика”. Мистер КГБ собственной персоной. Парень, который выглядел словно школьник и мог сойти в толпе за кого угодно, кроме того, кем был на самом деле. Вдруг мне стало смешно. Я стоял к нему спиной недалеко от окна, и он промахнулся! Может, я был первой жертвой в его жизни и он волновался? Я повернулся и посмотрел в окно. Этель лежала на полу, и кровь ручейком вытекала из раны.

Я бегом вернулся к ней, сбивая предметы, перевернул ее лицом вверх и увидел отверстие ниже плеча, крошечная синяя ямка, из которой еле сочилась кровь.

— Этель, Этель... малышка! — позвал я.

Ее глаза открылись, они были такими усталыми, такими усталыми!

— Это... совсем не больно, Майк.

— Я знаю. Пока не будет больно. Этель... мне очень жаль. Боже. Я чувствую себя ужасно.

— Майк... не надо.

Она закрыла глаза, когда я провел рукой по ее щеке.

— Ты сказал... значок, Майк. Так ты не один из них, да?

— Нет. Я полицейский.

— Я... рада. После... Я встретила тебя, я поняла... правду, Майк. Я знала... я была дурой.

— Не надо больше говорить, Этель. Я сейчас вызову доктора. Не разговаривай.

Она нашла мою руку и приподнялась.

— Скажи мне, Майк... пожалуйста. Я умру?

— Не знаю, Этель. Дай мне позвать доктора.

— Подожди... я хочу сказать тебе. Я любила тебя. Я рада, что полюбила тебя. Я должна была полюбить кого-то... еще.

Я разжал ее пальцы, сжимавшие мою руку, и опустил осторожно на пол. Затем подошел к телефону, набрал номер оператора и, стараясь говорить спокойно, сказал, что мне нужен доктор и как можно скорее. Она попросила меня подождать и соединила с врачом. Я услышал сухой тревожный голос. Объяснив, где мы находимся, я попросил приехать как можно быстрей. Врач сказал, что поторопится, и положил трубку.

Я опустился на колени возле Этель и стал гладить ее волосы. Она открыла глаза, во взгляде было ощущение боли, которая приходила к ней. Плечи ее передернулись, и кровь вновь заструилась из раны. Я как можно осторожнее поднял ее на руки и перенес на диван. Рана была темно-синего цвета, и я молил Бога, чтобы не было внутреннего кровоизлияния. Я сел возле нее, держа в своих руках ее руки и кляня всех и все. Молился и ругался, чуть не сходил с ума и не сразу заметил, что Этель смотрит на меня. Она старалась что-то сказать.

— Я больше не... с ними. Сказала... все, сказала...

Взгляд ее потерял осмысленность.

— Пожалуйста, не пытайся говорить, пожалуйста. Но она уже не слышала меня. Ее губы раскрылись, задвигались.

— Я никогда... не говорила им о тебе... Майк, я никогда не видела твой значок. Сегодня... вечером... эти люди...

У нее больше не хватило сил. Она закрыла глаза и затихла, только покрывало слегка поднималось и опускалось на груди, свидетельствуя, что она еще жива.

Я даже не услышал, как вошел доктор, высокий человек, по лицу которого видно, что повидал жизнь. Он сразу подошел к Этель и нагнулся над ней, затем открыл свой чемоданчик и стал что-то доставать и колдовать над раненой. В комнате запахло лекарствами. Я сидел в стороне и непрерывно курил одну сигарету за другой.

— Нужно отвезти ее в больницу, — обратился ко мне врач.

Я поднялся и направился к телефону. Оператор сказала, что вызовет машину, и я, положив трубку, обернулся:

— Как она, доктор?

— Какое-то время нам придется подождать результата. Есть небольшой шанс, что она выкарабкается. — Всем своим видом он высказывал гнев и презрение. — Как это случилось? — требовательно прозвучал его голос.

Возможно, точность и простота вопроса заставили меня увидеть всю ситуацию по-иному. Вдруг мне стало ясно то, чего раньше я не замечал. Этель сказала, что оставила партию, это подсказало мне ответ: в этот раз они преследовали не меня. Преследовали ее... и человек в шляпе был отличным стрелком; только потому, что Этель дернулась от удара ремнем, пуля попала ей не в сердце, и, возможно, это спасло ей жизнь.

Мягкая убийственная музыка, которую я всегда слышу в самое неподходящее время, зазвучала в моей голове. Заиграли дикие инструменты, изгоняя последние мысли из сознания.

Я подошел к доктору и посмотрел ему прямо в глаза, давая понять, что я тоже повидал многое в жизни и так же презираю и ненавижу грязные мысли.

— Вы знаете, кто я такой, доктор? Он изучающе посмотрел на меня:

— Ваше лицо мне знакомо.

— Так и должно быть. Вы видели его в газетах. Вы читали обо мне много разных историй, но в каждой из них есть ссылка на мой убийственный взгляд. Меня зовут Майк Хаммер. Я частный детектив и убил многих людей.

Он узнал меня: его глаза спрашивали, убью ли я его, чтобы он не заговорил о случившемся.

— Она — очередная жертва?

— Нет, доктор, это сделали другие. И тот, кто сделал, заплатит в тысячу раз дороже. Я не собираюсь рассказывать всю историю, скажу только одно. Это очень важно и касается жизни всех людей в этой стране. Поэтому вы должны молчать. Вы знаете, кто я, могу показать свои документы, чтобы вы без проблем нашли меня, если станет необходимо. Но, послушайте, если вы когда-нибудь чему-нибудь верили, поверьте и мне... Если я буду связан с этим случаем, то попаду в паутину полицейских формальностей, а в это время многие люди могут умереть. Вы понимаете меня?

— Нет. Вот так, просто нет.

Я еле сдержался, чтобы не схватить его за глотку и заставить силой понять мои слова. Помимо моей воли лицо приняло дикое выражение. Доктор не двинулся, он просто стоял и смотрел, как я борюсь с собой, чтобы его не убить.

— Возможно, я пойму позже. — Его лицо сделалось жестким и спокойным. Я облегченно вздохнул.

— Не понимаю этого вообще, — сказал он, — и никогда не пойму. Хотя знаю, что существуют мотивированные убийства. Но все равно это не так просто понять. Я точно так же не могу понять войны. Мистер Хаммер, в данном случае сделаю все, что в моих силах. Думаю, что хорошо разбираюсь в людях и вы говорите мне правду, хотя она и имеет неприглядный вид.

Я пожал ему руку и выскочил из дома. Так много надо было успеть сделать! Часы показывали начало одиннадцатого, и Вельда, должно быть, уже ждала меня. Сегодня на вечер у нас было запланировано одно дело. Затем еще и еще, до тех пор, пока не докопаемся до конца.

Я включил зажигание, и двигатель с рокотом завелся. Ночь проходит, и вечно не хватает времени на то, чего мне хочется. Первое — парень в шляпе, затем те люди, потом Этель. Я мысленно остановился. Этель и те ребята, она собиралась мне сказать о них, она почти сказала. Я полез в карман и достал бумажник. В нем лежала должным образом оформленная карточка, на которой, словно огонь, горели слова: “ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО РАССЛЕДОВАНИЙ”. Мой Бог, Этель вывела на меня агентов ФБР. Сейчас стало все ясно... Эти двое ребят следили за мной, а парень в шляпе за ними. Они пытались попасть в мою квартиру и, возможно, найти эти пропавшие секретные документы, а парень в шляпе следил за всеми нами, чтобы убить Этель до того, как она успеет сказать что-нибудь еще из того, что знает.

Я позволил музыке звучать внутри меня, откинулся на спинку и хохотал, наслаждаясь этой музыкой сумасшествия. Я был сумасшедшим убийцей и искал новых жертв, желая убить их всех, снизу доверху. Сейчас для этого еще не время... Я проделал только небольшую часть пути по лестнице, ведущей наверх, если, конечно, не обломится перекладина и я не полечу вниз навстречу смерти.

Музыка оборвалась грохотом барабанов, я остановил машину напротив дома Вельды и вышел, взглянув наверх. Свет в ее окнах говорил о том, что она ждет меня, готовая к работе. Я вошел в дом.

Вельда поздоровалась со мной и уже по моему виду поняла, что не все в порядке.

— Что случилось, Майк?

Я не мог объяснить ей всего и просто сказал:

— Они пытались снова.

Ее глаза блеснули огнем из-под приспущенных ресниц и впились в меня.

— И снова скрылись.

— Майк, становится все опасней, не так ли?

— Будет еще опасней, пока мы не закончим с этим. Надевай пальто.

Вельда ушла в комнату и вскоре появилась вновь в пальто и с полным вооружением. — Пошли, Майк.

Мы спустились по лестнице к машине и выехали. На Бродвее была масса автомобилей, горела реклама, отражаясь на их крышах. Машины волнами прокатывались по улице, разделяемые огнями светофоров. Я встал в ряд машин, направляющихся в нижний город, и затем свернул в темноту улицы, по которой мы добрались до нужного места. Оставив автомобиль под уличным фонарем, мы вышли.

Это была окраина Гарлема, странная земля, где белые смешались с черными и можно слышать множество языков, как на Вавилонской башне. Улицы здесь наполнены незнакомым запахом иностранных кухонь, и слишком много людей живет в слишком маленьких комнатах. Дети смотрели враждебными глазами и становились неожиданно молчаливыми, когда мы проходили мимо. Вельда остановилась около старого, построенного из песчаника дома.

— Это здесь.

Я взял ее под руку, и по ступеням подъезда мы поднялись к входной двери. В вестибюле я зажег спичку и осветил таблички с именами на почтовых ящиках. Большинство из них были просто картонки от спичек, на которых детским почерком написаны имена. Я нажал кнопку звонка, но не услышал никакого звука. Вместо этого в грязном окошечке появилось лицо, и дверь открыл паренек, который доходил мне лишь до груди. Он курил вонючую сигару, в руках держал бутылку виски и был горбат.

— Что вам надо? — спросил он довольно недоброжелательно, но, увидев в моей руке десятидолларовую бумажку, сразу изменил тон:

— У нас всего одна свободная комната, и она вам не понравится. Можете использовать мою, за десять долларов я готов уступить ее хоть на всю ночь.

Вельда удивленно подняла брови.

— Лучше мы займем пустую комнату, — ответил я.

— Как хотите. Но предупреждаю, она вам здорово не понравится.

Я дал ему десять долларов, а он мне ключ и указал, где находится комната. Горбун был недоволен, наверное потому, что ему не удастся подглядеть за тем, чего, возможно, он сам никогда не имел.

Вельда стала подниматься вверх по лестнице, освещая дорогу фонариком. Дверь комнаты выходила в темный коридор, в котором пахло запустением и нищетой. Я вставил ключ в замок и открыл дверь. Вельда нашла шнурок выключателя и дернула его. Зажглась одинокая тусклая лампочка, свисающая на проводе с потолка. Я закрыл дверь и повернул ключ в замке.

Нам все стало ясно, как только мы оглядели комнату. Кто-то побывал здесь до нас. Полиция, конечно, могла проверить личные вещи Чарли Моффита, но она не стала бы переворачивать все вверх дном. Матрас лежал на полу весь распотрошенный. Все полые детали кровати были разобраны и валялись на пружинной сетке. То, что когда-то было ковром, лежало в углу грудой, заваленной сверху пустыми ящиками из комода.

— Мы опять пришли слишком поздно, Майк.

— Это не совсем так. — Я улыбнулся. Вельда тоже. — Они обыскали всю комнату и нигде не остановили поиск. Если бы они что-то нашли, то дальше не искали, и мы бы это заметили. Но они перевернули все. Документов здесь никогда не было.

Я поддал ногой кучу обложек от старых журналов, валявшихся на полу. Среди них был набор карандашных рисунков девчонок, делающих то, что они не должны делать. Мы обошли всю комнату, внимательно осматривая то, что в ней осталось. Я поднял ящики комода с ковра и положил их рядом. Внутри была постелена бумага, а также осталась разная мелочь: детали авторучки, сломанная губная гармошка. Вельда нашла несколько фотографий почти обнаженных девушек, вырезанных из журнала. И тут я обнаружил фотографии, которые оказались между постеленной газетой и боковой стенкой ящика. Одна фотография была слишком неясная, чтобы можно было различить лица двух запечатленных на ней мужчин. Другая — фотография девушки с надписью внизу: “Чарли с любовью от П.”. Я держал ее перед собой, и с нее на меня смотрело лицо Паулы Райе. Она счастливо улыбалась, девушка, которая спрыгнула с моста и умерла. Я внимательно вглядывался в ее лицо, которое улыбалось мне с фотографии так, как будто у нее никогда не было никаких проблем.

Вельда заглянула через мое плечо, взяла фотографию и поднесла к свету.

— Кто она, Майк?

— Паула Райе, — ответил я. — Медсестра, девушка Чарли Моффита. Медсестра Оскара Демера и девушка, которая предпочла умереть, чем смотреть на мое лицо. Девушка, с которой все это началось и до сих пор продолжается, люди умирают и убивают.

Я вынул сигареты, предложил Вельде и закурил сам.

— Все, что я предполагал, неверно. Я выдумал для Пата одну историю, а теперь вижу, что был в какой-то степени прав. Я думал, что Паула и Оскар спланировали вместе его побег, а затем Оскар... убил человека... просто первого встречного... для того, чтобы подозрение упало на Ли Демера. Сейчас мне представляется, что Оскар убил не случайного человека. Оскар имел все основания убить Чарли Моффита.

— Майк... а если из-за ревности? Мог Оскар ревновать из-за того, что Паула встречалась с Чарли?

Я поглубже затянулся, немного помедлил и выпустил струю дыма.

— Если бы все было так просто, дорогая. Я начал с двух зеленых карточек, которые нашел у них. Думал, что это случайное совпадение, но сейчас все выглядит так, что это не случайная связь. Слишком много убитых носили эти зеленые карточки в своих карманах.

— Ответь, Майк... что это может быть? Задумавшись, я уставился в стену:

— Мне самому интересно знать. Думаю, ответ надо искать на Западе, в клинике для душевнобольных. Завтра ты первым самолетом полетишь туда и станешь копать.

— Для чего?

— Для того, чтобы найти все, что сможешь. Продумай вопросы и постарайся получить на них ответы. То, что мы ищем, может оказаться и там, и здесь, но у нас нет времени, чтобы вдвоем делать сначала одно, потом другое, поэтому я остаюсь здесь.

— Майк, но ты будешь осторожным?

— Очень осторожным, Вельда. Не стану задавать вопросы, если увижу, что пистолетом смогу быстрее добиться ответа. На этот раз не стану заботиться о том, что обо мне подумают. Мне кажется, я кое-что нашел, что мне очень не по душе, и во что бы то ни стало хочу убедиться, прав я или ошибаюсь.

— А если они еще раз попытаются убить тебя?

— Безусловно попытаются. Думаю, они обязаны убрать меня. И с этого момента я буду спать с открытыми глазами и не выпускать пистолет из рук. Они обязательно попытаются, потому что я достаточно далеко зашел и могу испортить им всю игру. Они будут охотиться за мной, но и ты будь осторожна. Они знают, что те двое парней были убиты из разных пистолетов, могут вспомнить и о тебе.

Вельда положила мне руки на плечи и заставила посмотреть на нее.

— Ты бы не послал меня на Запад только из-за того, что здесь становится опасно, а?

— Нет, конечно, твое задание для нас очень важно. Она знала, что иногда, для разнообразия, я могу говорить и правду.

— Хорошо, Майк, я сделаю там все, что смогу. Когда я вернусь, спрячу то, что найду, в офисе под настенной лампой, чтобы на всякий случай уберечь информацию от них. А ты сможешь воспользоваться ею, не беспокоя меня. Думаю, что после этого путешествия буду крепко спать.

Я дернул шнурок, и свет в комнате погас. Вельда зажгла свой фонарик, мы вышли из комнаты и пошли по коридору. Одна из дверей приоткрылась, показалось коричневое лицо, но тут же исчезло, как только Вельда осветила его фонарем.

Внизу возле своей комнаты под лестницей нас ждал горбун. Я передал ему ключ.

— Что-то вы быстро, — сказал он, — слишком быстро для ваших лет. Думал, вы будете там подольше.

Я был готов дать ему хорошего пинка, но тогда бы он не ответил на вопрос, который я хотел ему задать.

— Мы бы остались, но комната в таком беспорядке. Кто в ней был до нас?

— Жил один парень, но он умер.

— Нет, кто до нас был в этой комнате?

— А-а. Молодой парнишка. Сказал, что ему нужна комната на ночь. Наверное, наркоман или что-то в этом роде. Он дал мне десять долларов и еще пять за комнату. Я хорошо его помню. На нем была отличная куртка и шляпа. Мне бы такая куртка не помешала.

Я повел Вельду к автомобилю. Неудивительно, что обыск был таким тщательным, ведь это был агент КГБ. Он искал дотошно, но не совсем. Стремясь найти документы, он просмотрел то, что могло подсказать ему, где они могут оказаться.

Я подвез Вельду к дому, и мы поднялись выпить кофе. Мы разговаривали, пили кофе, курили. Мне было приятно наблюдать за тем, какие взгляды изредка бросала Вельда на кольцо. Я рассмеялся и сказал, что в следующий раз вдобавок к этому кольцу подарю ей кольцо с бриллиантом. Ее глаза заблестели ярче.

— Когда это будет, Майк? — Голос ее был ласков и мягок, как бархат, от него мне стало очень тепло и приятно.

Я немного смутился и, помолчав, ответил:

— Скоро. Давай не будем торопиться, хорошо? Чертики заплясали у нее в глазах, и она выскочила из-за стола. — Я выкурил одну сигарету, затем другую, и тут она меня позвала. Когда я вошел в ее комнату, Вельда стояла передо мной в ночной рубашке, прозрачной настолько, что я видел все то, о чем мог только мечтать. Легкий пот выступил у меня на лбу, и меня затрясло.

Ее тело молочной белизной просвечивало сквозь фиолетовые тени воздушной ткани, а когда она задвигалась, рубашка, наэлектризовавшись, так плотно прильнула к некоторым частям ее тела, что кровь заиграла во мне. Черные волосы, свободно падающие ей на плечи, делали ее стройней и выше. Она была прелестна и создана только для меня.

— Для нашей брачной ночи, Майк, — произнесла она. — Когда это случится?

— Мы пока только помолвлены с тобой, ты же знаешь.

Я вовсе не собирался отступать, когда она подошла ко мне. Она привстала на цыпочки и поцеловала меня, словно обожгла огнем, затем повернулась и пошла к лампе, сквозь рубашку я видел все, как будто на ней ничего не было.

Она знала, что после этой сцены я не смогу ждать долго.

Я выскочил из комнаты, квартиры и побежал к машине. Сел на сиденье и ни о чем не мог больше думать, кроме как о Вельде и том рае, который она мне обещала.

Глава 9

Я спал, и мне снились сны. Сны были хорошие и были плохие. Мне снилось много людей, но не все из них были живыми. Появлялись лица, которые я видел в прошлом, вперемешку с теми, которые знал сейчас. Они смотрели на меня и звали к себе в мир миражей.

Снова я увидел мост и двух умирающих людей, видел осуждающее и обвиняющее лицо судьи. Вспышки огня и падающих людей. Этель, которая боролась на линии, разделяющей жизнь и смерть. Что-то тянуло ее в темноту, означающую смерть, а я кричал и пытался пробраться к ней, схватить ее и не дать уйти туда, но за мои ноги цеплялись корни, вылезающие из земли.

Я видел мертвое безликое тело, просившее меня дать ему лицо, похожее на его брата, который был сражен пулеметной очередью. Я был среди них. Но они не хотели этого, потому что я был жив, а они были мертвы. Живые тоже не хотели, чтобы я был с ними. Они не могли понять, как я могу быть живым, если пришел из мира мертвых.

Только Вельда хотела меня. Я видел, как она, словно транспарант, несла над всеми свою рубашку, ее руки манили меня и указывали, куда нам следует уйти, чтобы остаться только вдвоем.

Мертвые выталкивали меня, а живые отталкивали. Я пытался добраться до Вельды и не мог настигнуть ее.

Я закричал, чтобы они все заткнулись, все вдруг стало мертвым, и не было больше живых.

Я проснулся с этим криком в горле. Язык был тяжелым и распухшим, тело болезненно ныло. Я поднялся и побрел в ванную комнату, чтобы холодным душем смыть кошмар сновидений.

Посмотрев на часы, я понял, что утро давно ушло и мне остались только день и ночь. Я поднял трубку и попросил соединить меня с больницей за городом. Доктор подошел почти через десять минут, я назвал себя и спросил его о самочувствии Этель.

Сначала доктор говорил, закрывая трубку рукой, и я еле разбирал его слова. Затем он ясно и громко произнес:

— Да, мистер Хаммер, теперь я могу говорить. Кризис у больной миновал, и теперь, думаю, она будет жить.

— Она что-нибудь говорила, док?

— Больная приходила в сознание только на несколько минут и ничего не говорила. Здесь несколько человек ждут, когда с ней можно будет поговорить. — Я уловил перемену в его голове. — Это полиция и люди из ФБР.

— Я так и предполагал, что они будут там. Вы им что-нибудь сказали?

— Нет, полагаю, вы меня не обманули. Я поверил вам, особенно когда увидел этих ребят из ФБР. Сказал им, что получил анонимный звонок с просьбой приехать в дом, а когда прибыл туда, то нашел раненую девушку.

— Хорошо. Я мог бы сказать вам спасибо, но это почти ничего по сравнению с тем, что вы сделали. Дайте мне три дня и тогда будете вольны сказать все, что считаете нужным, если к тому времени все и так не станет ясно.

— Я понял.

— А мистер Брайтон там?

— Он все время здесь, с тех пор как девушку опознали и сообщили ему. Он расстроен, и пришлось давать ему успокоительные средства.

— А как сильно он расстроен?

— Достаточно, чтобы оправдать медицинскую помощь, от которой он отказывался.

— Понимаю. Хорошо, доктор, я позвоню вам еще. Прошу дать мне эти три дня.

— Три дня, мистер Хаммер, но может оказаться, что у вас их и не будет. Этот человек из ФБР очень подозрительно говорил со мной.

Мы попрощались, закончив разговор. Затем я позавтракал, оделся и направился прямо в офис. Вельды не было, но в ее пишущей машинке осталась записка. Она написала, что первым утренним самолетом вылетает на Запад, и просила меня быть осторожным. Я выдернул листок из каретки и разорвал на клочки. Почты для просмотра не было, и я позвонил Пату, застав его в тот самый момент, когда он вернулся после ленча.

— Привет, Майк. Какие новости? — спросил он. Да, как же, перечисли я ему их, он бы перерезал мне глотку.

— Ничего особо нового нет. Я просто хотел с кем-нибудь поговорить, поэтому позвонил тебе. Что ты собираешься делать?

— Прямо сейчас я должен ехать в нижний город. Нужно срочно повидать медицинского эксперта, а он там на задании. Самоубийство. Хочу застать его там, если ты не против, мы могли бы подъехать вместе.

— Вообще-то мне не очень хочется, но ладно. Будь внизу через несколько минут, поедем на моей машине.

— Хорошо.

Я вытащил пачку сигарет из ящика в шкафу и положил в карман. Спустившись вниз, я увидел Пата, ожидающего меня вместе с двумя переодетыми полицейскими. Мы поздоровались, он дал какие-то инструкции полицейским, и мы перешли на другую сторону улицы. — Что с тобой случилось, где твое обычное спокойствие и уверенность? Ты не выглядишь счастливым.

— Да нет, просто переспал, одиннадцать часов сна.

— Бедный парень! Конечно, это могло тебе повредить. Если ты уже проснулся, отвези меня к началу Третьей авеню. Как твои дела с Ли?

— У меня для него через пару дней будет готов доклад.

— Негативный?

Я пожал плечами. Пат с любопытством посмотрел на меня:

— Что ты можешь, черт побери, написать в этой бумаге?

— Позитивный.

Пат чуть не сошел с ума.

— Ты думаешь, что Оскар оставил что-то после себя, Майк? Какого черта, если что-то есть, я хочу знать об этом!

— Не кипятись. Я тщательно проверяю каждую деталь, которая становится мне известной. Когда мой отчет будет закончен, ты сможешь полностью положиться на его вывод. Если Оскар оставил что-то компрометирующее Ли, я хочу быть уверен. Грязное прошлое может сейчас стать для Ли роковым... и к тому же, Пат, есть много тех, кто хочет его замарать. Если бы ты только знал...

— Скоро узнаю, сынок. За последнее время я получил несколько рапортов, в которых слишком часто упоминается твое имя.

— Я всюду кручусь, — ответил я.

— Ну-ну. — Он немного расслабился и замолчал. Так, молча, мы и ехали до места, где стояла машина из морга и машина полицейского патруля.

— Это здесь, — произнес Пат. — Поставь автомобиль немного впереди.

Мы вышли из машины, и полицейские отдали честь Пату, сообщив, что медицинский эксперт находится еще наверху.

— Что на этот раз?

— Еще одно самоубийство. Лейтенант Барнер занимается расследованием. Какой-то старый неудачник отравился газом. В этом районе чаще всего кончают так. Поднимитесь наверх и посмотрите сами.

— Я достаточно насмотрелся, пусть Барнер занимается этим.

Пат, ограничился бы разговором с медицинским экспертом, если бы я не поднялся наверх и не заглянул в квартиру. Пат поднялся за мной и спросил, ухмыляясь:

— Что, любопытно?

— Ничего не могу с собой поделать.

— Ну, если так, давай войдем и посмотрим, как кто-то умер от собственных рук, а не от твоих. Это вовсе не смешно, не так ли? — Пат рассмеялся и вошел внутрь.

На полу лежал человек средних лет с пучком белых волос на голове, выражением любопытства на лице и характерным синим цветом кожи. Он напился виски и улегся на пол, подперев голову ножкой стула.

Барнер надевал уже свой плащ.

— Хорошо, что в плите не было дежурного язычка пламени, а то бы этот дом разнесло на куски.

Пат встал на колени и внимательно посмотрел на тело.

— Когда он умер?

— По крайней мере, несколько часов тому назад. В доме никого не было целое утро. Первая женщина пришла к полудню и почувствовала запах газа. Дверь была закрыта, но не заперта, она разбила стекла в нескольких окнах и вызвала врача. Он ничего не смог сделать и позвонил нам.

— Не осталось ли какой-нибудь записки?

— Парень был здорово пьян и, видимо, от презрения к себе открыл все краны. В прошлом он был актером. Харвей Робинсон Дженкинс. Хозяйка сказала, что он был очень хорош лет тридцать назад. Имел большой успех у женщин. Он исполнял характерные роли; дела пошли хуже, когда водевили сошли со сцены. Последнее время он подрабатывал, исполняя роли в уличных шоу.

Я осмотрел комнату. У окна стояли кресло из хорошей кожи и новый торшер, но остальная мебель была старой и дряхлой. Квартира состояла из двух комнат и кухни. Старые театральные афиши висели на стенах возле кровати. Кухня была настолько мала, что свободно там мог чувствовать себя только один человек. Холодильник не работал, да и был пуст. Банка с джемом стояла на столе рядом с пустой бутылкой виски. Еще дюжина пустых бутылок лежала в картонной коробке под столом.

Так вот как умирают люди, когда ты им не помогаешь в этом. Набор для грима был старый и потертый, но чистый в отличие от всего остального. Тюбики и розеточки с гримом аккуратно расставлены и помечены. Зеркало, прикрепленное к стене, чисто вытерто заботливой рукой. Я представил себе, как он сидел здесь по вечерам и проигрывал перед зеркалом все знаменитые роли, возвращаясь с помощью грима в годы своей славы.

Пришли санитары и забрали тело. Вошла хозяйка, желая убедиться, что сделали все необходимое. Барнер распрощался с нами и тоже вышел вслед за всеми, спускаясь по лестнице. Хозяйкой была пожилая женщина с простой внешностью. Она все время потирала испорченные тяжелой работой руки, как будто от холода. Повернувшись ко мне, она сказала:

— Вот, молодой человек, видите, к чему приводит пьянство. Я потеряла двух мужей по этой причине, а теперь еще и жильца.

— Он должен был вам деньги?

— Нет, ни цента. О, он был очень благородный, этот мистер Дженкинс. Жил здесь более трех лет и всегда находил деньги платить за квартиру. Очень плохо, что он получил это наследство, у него ведь никогда не было больших денег. Он потратил все деньги на выпивку и вот до чего дошел.

— Да...

— Я ведь предупреждала его, вы не можете сказать, что я не пыталась. Он всегда рисовался, как это любят делать актеры, и говорил, что вино — это пища души. Пища для души! Значит, он никогда не был голоден.

Пату не терпелось поскорее уйти.

— Это для тебя урок, Майк. — Он взглянул на хозяйку и спросил:

— Как долго он был в запое?

— Довольно долго. Дайте-ка вспомнить. Письмо с деньгами пришло через неделю после парада, а парад был в среду, 13-го числа. Да, так. А неделей позже он получил деньги, затем начал пить. Каждый вечер он приходил, еле держась на ногах, и декламировал свои роли заплетающимся языком. А потом всю ночь шаркал ногами.

Пат кивнул задумчиво:

— Смотри, Майк, это то, к чему ты идешь. Безвременный конец.

— Перестань. Я не пью так много. Кроме того, я скорее застрелюсь, чем отравлюсь газом. Давай пойдем отсюда.

Хозяйка проводила нас до двери и смотрела с крыльца, как мы садимся в машину. За рулем я продолжал думать об этом человеке, который решил легко распрощаться с жизнью, все думал и думал о нем.

Я подвез Пата до его офиса, а сам нашел полупустое кафе, где мог спокойно в тишине еще раз хорошенько обдумать этот эпизод. Бармен наполнил мой стакан. Я выпил, затем он налил мне еще, уменьшив соответственно приготовленную мне сдачу. Я посмотрел в зеркало и подумал: “Так ли ужасно я выгляжу для других, как сам о себе думаю?” Я сидел, задумавшись, и мокрым дном делал круги на поверхности стойки. Многое из того, что я узнал и что обдумал, стало постепенно, деталь за деталью, складываться воедино. То, чему я раньше не придавал значения, вдруг становилось для меня ясным. Это была загадка, которая только начиналась здесь, в Манхэттене... Действие переходило в Вашингтон, затем через всю страну в Сан-Франциско, потом туда, за океан. Продвигаясь неслышно по миру, оно возвращалось назад. Получалась картина ненависти, террора и смерти, какой еще не было в истории. Все это происходило сейчас рядом с нами, и я был единственным, кто мог это осознать. Пробелы в этой загадке сейчас уже приобретали определенные очертания. Я могу поставить все на место, но для этого должен проверить кое-что и знать наверняка. В этот раз дело шло не об убийстве, стоял вопрос войны или мира на земле. Загадка была любопытна и имела двоякое решение. Причем каждая деталь подходила и к тому и к другому решению, путая все, когда думаешь, что уже разгадал ее. Они умно все организовали. Умны, ловки, коварны. Их лозунг — цель оправдывает средства, и они будут убивать, чтобы достичь ее. Они готовы разрушить весь мир, чтобы потом на обломках построить свое здание. Находятся рядом, но при этом совсем незаметны. Да, незаметны, но только не для меня. Пытки, смерть, ложь были их орудием, но я и сам, привык работать с ним. Я, крутой парень с гибким умом, с удовольствием могу смотреть смерти в глаза, готов сломать руку, разбить лицо, чтобы быстрее добиться ответа. Способен перехитрить хитреца. Я гораздо хуже многих плохих, именно это имел в виду судья.

В этот раз, сев в автомобиль, я поехал к зданию с антенной на крыше и двумя полицейскими у входа и оценил то, что меня так часто, видели вместе с Патом. Я прошел внутрь и облокотился на ограждение, разделявшее комнату. Ко мне подошел полицейский в специальной форме. Я приветливо кивнул, он также приветствовал меня.

— Слушай, Джордж, сделай мне одно одолжение.

— Майк, помогу тебе, если смогу.

— У тебя есть лист регистрации вызовов, не так ли?

— Да, а в чем дело?

— Понимаешь, несколько дней назад патрульная машина нью-йоркской полиции пересекла мост Джорджа Вашингтона. — Я указал ему время и дату. — Проверь, был ли вызов.

Он вернулся к рабочему месту и стал что-то просматривать в шкафу. Достал лист бумаги и начал читать. Закончив чтение, он посмотрел на меня, и брови его поползли вверх.

— Вот это. Неизвестная девчонка позвонила и попросила полицейскую машину встретить ее. Думаю, что даже помню этот звонок. Она очень спешила и вместо своего адреса указала мост. Автомашина была направлена узнать, что происходит. Оказалось, ложный вызов.

— Это все?

— Да, а что такое?

— Еще не знаю. Спасибо большое, Джордж.

— Ничего, Майк, если нужно, заходи в любое время.

Я вышел и сел в машину. Неизвестная девушка. Значит, та машина на мосту не была случайной. Я просто чего-то не заметил. Очень плохо, чертовски плохо, с одной стороны, что парни в машине приехали поздно, наверное, из-за погоды. С другой стороны, какая удача, что они опоздали.

Я запустил двигатель и отъехал от дома. Снова остановив машину, я достал свой блокнот и стал перелистывать страницы, пока не нашел адрес Паулы Райе. Она жила в конце сороковых улиц, недалеко от Восьмой авеню.

Это был небольшой четырехэтажный дом с тремя квартирами и прекрасным холлом на первом этаже. Седан с надписью: “Почта Соединенных Штатов” на дверцах стоял возле дома. Я нашел свободное место и запарковал свою старушку. Двое мужчин спустились по ступеням вниз и сели в машину. Одного из них, высокого парня, я знал, он был почтовым инспектором. Смуглая женщина стояла на крыльце, уперев руки в бедра, и что-то бормотала про себя. Я подошел к ней, перескакивая через ступеньки, и поздоровался. Она осмотрела меня с ног до головы:

— Что вы хотите? Вы же не почтовый служащий. Я посмотрел в вестибюль и понял, почему здесь были люди с почты. Почтовый ящик, который должен был висеть на стене, отсутствовал. Кто-то сорвал его, оставив только крючья. Все во мне похолодело: “Опять опоздал!” Я показал женщине свой значок.

— О, вы из полиции. Пришли насчет комнаты? Так полиция уже видела ее, разве этого недостаточно? Паршивцы. Девчонка просто сойдет с ума, когда вернется, поверьте.

— Вы правы, я пришел по поводу комнаты. Где она?

— Наверху. Вернее, то, что он нее осталось. Там сейчас просто груда мусора. Посмотрите сами.

Я поднялся и увидел ту же картину, что и в комнате Чарли Моффита. Хотя здесь было даже хуже, потому что мебели и вещей имелось больше. Я выругался и вошел в комнату. Все было перевернуто вверх дном, одежда валялась на полу. Но раз они так тщательно искали, значит, и здесь ничего не нашли. Так, видимо, затем спустились вниз и утащили почтовый ящик. Они поняли, что Чарли послал документы по почте.

Я даже остановился: в конце концов они их нашли! Паула не могла вынуть документы из почтового ящика, так как была мертва. Я ругался и готов был сойти с ума. От досады я стал расшвыривать ногами предметы, которые валялись на полу. Затем я немного успокоился и оглядел комнату внимательней. Они проникли через окно, это было легко. Встали на урну, затем забрались на крышу, которая закрывала вход в холл первого этажа, а затем проникли в комнату. Я подошел к окну, выглянул наружу и повернулся к двери, в которой стояла женщина.

— Вы видите, вы видите? — Ее голос рос от возмущения с каждым словом. — Эти чертовы воришки. От них нет защиты. Зачем тогда полиция? Что мне скажет эта девушка? Она все оплатила вперед. А что теперь?

— Не беспокойтесь. Кто бы ни шарил в ее комнате, это он и забрал почтовый ящик. Они искали письмо. Хозяйка сделала хитрое лицо.

— Ха! Они не получат его. Могу вам это точно сказать. Девушка месяц назад потеряла свой ключ от почтового ящика, и всю ее почту я лично забирала у почтальона каждый раз. Вся ее корреспонденция лежит у меня дома.

Сердце заколотилось у меня в груди, а кровь застучала в висках. Я едва справился с собой, чтобы спокойно сказать:

— Может, лучше мне забрать ее? Девушка сможет позвонить мне, когда вернется. Женщина подумала и ответила:

— Да, так, пожалуй, будет лучше, и мне не нужно беспокоиться. С сегодняшнего дня, пока не повесят новый ящик, я и так должна буду забирать всю почту. Пойдемте, я передам вам ее письма.

Мы вошли в великолепный холл первого этажа, и я немного подождал, пока она не вынесла мне целую охапку конвертов. Один из них был плотно набит, так что даже немного надорвались его края. Я поблагодарил ее и вышел.

Вот и все. Как легко и просто оказалось их получить. Сколько убийств и аварий вызвано этим толстым конвертом, а женщина так обыденно опустила его в мои руки. Без всяких проблем. Не надо рыскать вокруг с пистолетом и бояться получить неожиданную пулю. Она просто отдала его мне, а я просто и тихо ушел.

,Вот так в жизни и случается, а? Ты бьешься, сражаешься для того, чтобы достичь чего-то, но неожиданно все заканчивается, и ты получаешь то, к чему стремился.

Я бросил корреспонденцию в ящик для перчаток и поехал в офис. В силу привычки, прежде чем все внимательно прочесть и рассмотреть, я закрыл на замок дверь офиса. Всего было девять тонких конвертов и один большой. Я решил посмотреть его последним. Из девяти конвертов в пяти были письма от подружек, в двух счета, в одном ответ от организации по поводу работы и еще один содержал памфлет на коммунистическую партию. Все это я скомкал и бросил в корзину. Затем вскрыл большой конверт.

В нем было десять фотокопий на специальной тонкой бумаге. Негативы и позитивы. На фотографиях были диаграммы, масса цифр, формулы, для меня ничего не значащие слова. Но сразу стало ясно, что это документы чрезвычайной важности и значимости. Они, конечно, были не для моего ума.

Я сложил фотокопии в маленькие квадратики и положил их в устроенный однажды моим другом тайник в настенной лампе.

В бутылке, которая стояла в баре, оставалось еще немного вишневого ликера, и я прямо из горлышка хлебнул обжигающую сладкую жидкость. С этим делом было почти закончено. Оставалось только еще раз сесть и все продумать, чтобы свести концы с концами в цельную логическую картину. Но прежде я решил позвонить Пату. Набрал его номер, но не застал. Он уехал отдыхать на уик-энд. Тогда я позвонил в офис Ли Демера. Ответила секретарь:

— Мне очень жаль, но Ли Демер уехал в Вашингтон.

— Это говорит Майк Хаммер. Я был у вас однажды. Мне нужно связаться с ним.

— Конечно, мистер Хаммер. Он остановился в “Лафайет-отеле”, вы можете позвонить туда. Но лучше, если вы позвоните ему до шести часов, так как вечером он выступает с речью на ужине.

— Спасибо, сейчас же позвоню ему.

Я заказал междугородный разговор с Вашингтоном. Оператор сообщила, что все линии заняты, и попросила подождать минут тридцать. Положив трубку, я прошел в другую комнату, где, помнится, была еще одна бутылка шерри. Сел за стол, налил себе ликера и стал ждать, наслаждаясь покоем. После трех порций ликера я решил послушать радио и включил приемник. Диктор приятным, но взволнованным голосом делал сообщение о пропавших документах. Высказывались различные версии о том, кто бы мог это сделать, но конкретных данных не было. ФБР бросило всех свободных сотрудников на поиски. Полиция была также занята этим, помогая своими действиями.

На смену этому диктору в эфире появился серьезный, хорошо поставленный голос комментатора. Он вещал нации о бедствии, которое ее постигло. Он говорил о том, что секрет нового, самого мощного оружия находится в руках агентов враждебной державы; об огромной разрушающей силе этого оружия. Намекал на продолжение “холодной войны”, которая может привести к военному конфликту. Пятнадцатью минутами позже другой комментатор вышел в эфир со специальным сообщением. Все порты и аэропорты блокированы и тщательно проверяются. Правительственные чиновники не дают никаких сведений. Один ведущий профсоюзный лидер повесился. Группа коммунистов провела демонстрацию в Бруклине с обычным требованием прекратить преследования. Возникла потасовка, было разбито несколько витрин.

Я сидел и смеялся. Весь мир был обеспокоен пропажей документов, в то время как они спокойно лежали в нескольких метрах от меня. Правительственные чиновники были вынуждены всячески изворачиваться, чтобы объяснить гражданам, как могло случиться, что самый большой и важный секрет нации был так легко похищен. Это была хорошая встряска для всех, с самого верха до самого низа. Музыка по радио каждые пять минут прерывалась новыми сообщениями. Проводившееся расследование вскрыло, что многие важные посты занимали красные. Некоторые из них были рекомендованы отдельными сенаторами и конгрессменами. Это вызвало новую бурю возмущения, и двое сенаторов уже подали в отставку.

Интересно, что сейчас предпринимают агенты КГБ, например, этот парень в шляпе? Он искал и не нашел документы. Наши же службы только разворачивают поиск и полагают, что документы находятся в руках агентов КГБ. Только один я знаю, где они находятся на самом деле. Всего в нескольких метрах отсюда, в безопасном месте.

В это время зазвонил телефон. Я поднял трубку, оператор сообщила, что соединяет меня. Я поблагодарил ее и услышал голос Ли Демера:

— Алло, алло...

— Майк Хаммер, Ли.

— Да, Майк, как дела?

— Прекрасно. Я слышал, Вашингтон гудит как муравейник?

— Совершенно верно. Вы не можете себе представить. Мне сказали, что зал уже переполнен, все собрались послушать выступления. Я никогда в жизни не видел такого количества репортеров.

— Собираетесь задать им жару сегодня?

— Постараюсь. У меня есть что сказать. Майк, вам нужно что-нибудь? Говорите.

— Я хотел только сказать вам, что нашел то, что оставил Оскар.

Его голос изменился, став вдруг ужасно усталым.

— Я знал это, знал... Майк, там есть что-нибудь плохое?

— О нет. Наоборот, я бы сказал. Это хорошие бумаги.

Он немного помолчал, затем сказал упавшим голосом:

— Помните, что я вам сказал. Все в ваших руках, если вы считаете, что будет лучше опубликовать их, то вольны это сделать.

Я весело рассмеялся:

— Все не то, Ли. Это нечто такое, что не может быть напечатано в газетах. Я нашел совсем не то, что все мы предполагали найти. Это никоим образом не связано с вами. Вы чисты и свободны. Так что сегодня вечером можете спокойно выступать. Задайте им жару. Кроме того, моя находка может здорово помочь вам подняться на самый верх и заняться основательной чисткой.

Удивление и удовольствие были слышны в его тоне, когда он произнес:

— Прекрасные новости, Майк. Когда я смогу увидеть документы?

— Когда вернетесь в Нью-Йорк.

— Я смогу быть не раньше чем в понедельник вечером.

— Хорошо, они пока побудут у меня, а в понедельник мы встретимся.

Я положил трубку, допил ликер и закрыл офис. Был субботний вечер, и можно было немного развеяться. Кроме того, пока я не увижу Вельду, не смогу все окончательно решить. Я отправился на Бродвей, заглянул в бар и остался немного посидеть и выпить. Было достаточно многолюдно и шумно, разговоры затихали, только когда передавали новости. В семь часов вечера включили телевизор, и все головы повернулись к экрану. Показывали приготовления к ужину, который следовал за выступлениями в Вашингтоне. Видно было неважно, но звук был хороший.

Бармен налил мне стаканчик, и я, облокотившись о стойку, стал слушать выступление Ли.

Он задал им жару! Называл имена и факты, указывал на лидеров, бросал вызов прямо в лица людей. Ему аплодировали, сотрясая все заведение. Я кричал громче всех и заказал еще выпить.

В полночь я направился к своей машине и медленно поехал домой. Несколько раз по привычке дотрагивался до пистолета, это как-то успокаивало меня. Время от времени я бросал взгляд назад, проверяя машины, следовавшие за мной.

Я поставил машину в гараж, сказал служащему, чтобы он заправил и проверил ее, и вышел через боковую дверь на улицу. Посмотрев влево и вправо и убедившись, что все спокойно и мне не грозит еще один наезд или выстрел, я вышел на тротуар и направился к дому. Прежде чем подняться наверх, я проверил панель сигнализации, к которой были подсоединены датчики, установленные на окнах и дверях моей квартиры. Огни сигнализации не горели, все было в порядке. Я поднялся наверх и вставил ключ в замок. Открыв дверь, я сразу проверил всю квартиру, но все было в том же состоянии, как я и оставил. Возможно, парень в шляпе боялся западни, может, будет ожидать меня где-нибудь на улице. Он и его люди скоро догадаются, куда ушли документы, и у них появятся все основания встретиться со мной, а я как раз на это и надеюсь.

Я с большим удовольствием встречусь с ними, с каждым из них. Покажу этим сукиным детям, что их ждет, когда они затевают смертельную игру с тем, кто сам любит такие игры.

В эфире были последние новости. В общем, ничего нового. Я положил пистолет под подушку и залез в спальный мешок.

Глава 10

Я проспал все воскресенье. В шесть пятнадцать вечера мне пришлось встать, чтобы открыть дверь. Кто-то настойчиво звонил. Оказалось, посыльный принес телеграмму от Вельды. Я заплатил доллар, взял телеграмму и вернулся в комнату.

Вельда сообщала, что благополучно закончила работу и первым самолетом привезет бумаги. Я положил телеграмму в карман пиджака, висевшего на спинке стула. Немного перекусил, затем послал за газетами и прочитал их, лежа в постели. За чтением я уснул и проснулся только через двенадцать часов. Дождь тугими струями колотил по стеклам окон.

Я подошел к окну. Вся улица была залита водой, которая не успевала уходить в сточную канализацию. Утро начиналось с дождя. Внизу спешили редкие прохожие, сиротливо стояли автомобили. Противоположное здание было мокрым от воды, которая сбегала по стенам и стеклам окон. В этих бегущих струях я вдруг увидел знакомое лицо с глазами, словно две спелые вишни. Они снова смотрели на меня.

Это опять ты, судья. Это твой очистительный дождь. Ты оказался лучшим провидцем, чем я думал. Сейчас и во все времена — дождь очищения. Холодный, чистый дождь, который смывает всю грязь, накопившуюся за зиму, очищает души, унося все вниз, под землю. Дождь идет, и ты ждешь, что я пойду под этот дождь и он смоет меня. Ты ждешь этого, да? Я мог бы остаться здесь, в тепле и безопасности, но ты знаешь, что я этого не сделаю. Я, Майк Хаммер, буду самим собой до конца. Я спущусь вниз вместе со всей этой грязью.

Будь спокоен, судья, я умру. Я столько раз был так близок к смерти, что на этот раз смерть вряд ли обойдет меня. Мне всегда удавалось увертываться от смерти. Сейчас я потерял чувство реальности угрозы и быстроту реакции, которую имел раньше. Время сказалось на мне, ты заметил это, и Пат тоже заметил... Я изменился, и сейчас вижу это сам. Мне стало все равно. Черт с ним, со всем этим, судья... На твой вопрос не будет ответа. Ты никогда не узнаешь, почему я был наделен способностью действовать быстрее смерти. Я не боялся смотреть в ее стеклянные холодные глаза и вовремя замечал лезвие ее косы, чтобы уклоняться в нужный момент, и она ничего не могла поделать с этим.

Твой дождь очищения пришел, и в нем есть что-то грустное и печальное, а это значит, что в этот раз мне не удастся уйти от нее. Она поднимет свою косу, махнет ею изо всей силы, и я упаду, но этот широкий взмах заденет вместе со мной и многих других еще до того, как коса рассечет меня пополам.

Жаль, судья, очень жаль, ты никогда не узнаешь ответа. Мне самому любопытно. Мне тоже хочется узнать ответ. Он возбуждал мое любопытство долгое время.

Я принял душ, оделся и положил смазанный пистолет в кобуру. Закончив приготовления к выходу, я позвонил в больницу. Мне повезло, к телефону подошел доктор. Я назвал себя, и для него этого было достаточно.

— Мисс Брайтон уже вне опасности, — сказал он, — но она находится под надзором полиции.

— Молодого красавца?

— Да.

— Как ее отец?

— Он ежедневно навещает ее в сопровождении личного доктора.

— Понятно. Условленное время истекло, вы можете говорить, если хотите.

— По некоторым соображениям я предпочитаю молчать, мистер Хаммер. Хотя и не понимаю еще всего до конца, но знаю, что это серьезное дело и мне нужно во многом разобраться. Поэтому подожду. Кроме того, мисс Брайтон спрашивала о вас, она тоже решила пока молчать.

— Благодарю вас, доктор. Когда все начнется, то будет выглядеть довольно грубо. Скажите мисс Брайтон, что я спрашивал о ней.

— Я передам. До свидания.

Я положил трубку и надел плащ. В гараже сел в машину и выехал под дождь. Щетки работали, борясь с потоками воды и помогая мне хоть что-то различать на дороге. Я направился к Пату, но его не было. Он звонил из машины и сказал, что попал в пробку, из которой не может выбраться. Я купил газеты, припарковал машину и стал их просматривать. Заголовки не изменились. Были статьи, посвященные “холодной войне”, статьи об ожидаемых выборах, некоторые сообщали о встряске в Вашингтоне, которую задал Ли Демер, и о еще большей встряске, которую он им обещал.

Редакционная статья была посвящена разбору его речи. Также были сообщения о демонстрациях красных, прекращенных самими гражданами, часть демонстрантов попала в госпиталь, часть была арестована.

Дождь на некоторое время прекратился. Я воспользовался этим и выскочил в аптеку, чтобы позвонить в офис Ли. Мне ответили, что он будет только вечером. Я купил пачку сигарет и направился к машине. Дождь начался снова.

Я сидел и под шум дождя вновь и вновь обдумывал дело. Укладывая по порядку все факты и события, я видел, что теперь они согласуются между собой и образуют ясную ситуацию. Теперь я спокойно мог показать эту картину любому. Мне было необходимо только получить последние недостающие детали, и я надеялся, что Вельда их привезет. Я еще раз все сопоставил и, довольный своей работой, потянулся за сигаретой. Она была последней. Я удивился, ведь только недавно купил новую пачку, и вот она пустая. Время прошло совсем незаметно, уже наступил вечер. Я вышел и из аптеки позвонил в аэропорт.

В справочной сообщили, что из-за дождя самолеты задержаны, и последний рейс со Среднего Запада приземлился в два часа дня. С досады я хлопнул себя по лбу: как можно было упустить столько времени! Я набрал номер офиса, но никто не подошел, хотел было позвонить Вельде домой, да вспомнил, что она говорила мне о своем намерении отдохнуть после трудного путешествия. Может быть, сейчас она уже спит в своей постели, и не следует ее будить. К тому же она обещала оставить свое сообщение в тайничке в офисе. Я вышел из аптеки и поехал в офис.

Окна офиса были освещены, и я торопливо взбежал наверх.

— Эй, Вельда, — позвал я и улыбнулся, ожидая увидеть мою красавицу.

Но ее не было, остался только запах духов. Я подошел к лампе, открыл тайник и увидел бумаги, которые она привезла. Они лежали поверх конверта, положенного мной.

Я взял их, прошел к столу и стал с интересом просматривать. Теперь все было кончено. Я мог позвонить Пату и в ФБР, мог спокойно чувствовать себя перед судьей, потому что в этот раз я был чист и не запятнан чьей-либо кровью.

История закончена, и в ней я выгляжу как герой. В этот раз, когда я появлюсь в суде, судья будет осторожно подбирать выражения. Потому что я могу показать всему миру, что я не жаждущий крови убийца с исковерканным войной мышлением. Мой мозг не затуманен восходами и закатами с сеткой летящих пуль. Я нормальный парень с нормальными инстинктами. Возможно, слишком возбудимый, но умеющий при желании держать себя под контролем.

Черт, Пат, должно быть, уже у себя. Я должен сказать ему об этом первому. Конечно, ему это не понравится, но он должен поверить. Я протянул руку к телефону и вдруг заметил маленький квадрат белой бумаги. Я поднял его и прочел отпечатанную на машинке записку: “ПОЗВОНИТЕ ЛО 3-8099 РОВНО В ДЕВЯТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА”. Больше ничего написано не было. Другая сторона бумажки была чистой.

Раньше я ее не видел. До меня здесь побывала только Вельда, но у нас был специальный блокнот, где мы оставляли записи друг для друга. Я еще раз перечитал записку и бросил ее на стол. Было около восьми. Черт, я вовсе не собирался ждать еще целый час. Я набрал номер телефона Вельды. Звонок прозвучал не менее тринадцати раз, наконец я положил трубку. Неприятный привкус появился во рту. Холодок пробежал по спине, хотя я сидел в плаще. Меня бил озноб. Поднявшись, я прошел в ее комнату, но никакой записки от Вельды не было.

Что-то было не так. Нет, нет, только не сейчас, ведь все уже закончено. Черт, я только что чувствовал себя героем!

Дверь ванной была приоткрыта, и там горел свет. Это показалось мне странным. Я вошел и на полке под зеркалом увидел сверкающий в лучах лампы сапфир в кольце и ее часики. У меня перехватило дыхание. Ни одна женщина не уйдет, оставив так свои драгоценности, и ни один человек, вымыв руки, не забудет вытереть их. Но в корзинке не было смятого бумажного полотенца.

Мне едва хватило сил, чтобы добраться до кресла и сесть. Ужасная действительность вдруг раскрылась передо мной, больно раня в самое сердце. Я зажал голову в ладонях: “О Боже... О Боже!” Теперь я знал, что произошло. Они взяли Вельду. Пришли прямо следом за ней и захватили ее.

Я думал, что умнее всех. Думал, они будут охотиться за мной. Но они оказались хитрее, и теперь у них есть что обменивать. Да, обмен... как бы не так! Они получают от меня документы и вместо того, чтобы вернуть Вельду, убьют меня. Прекрасный обмен. Такой глупый осел, как я, заслуживает пулю в живот. Ну хорошо же, хитрые бестии. Я сыграю с вами вашу игру. Только я буду играть так, как вы и не подозреваете. Вы думаете, что загнали меня в угол и будет легко разделаться со мной. Но теперь вам придется иметь дело не с тем парнем, который чувствует себя героем. Перед вами человек, решившийся на все и готовый убивать. По-другому я не смогу действовать. Я хочу вас убивать и буду убивать.

Схватив трубку, я набрал домашний номер Пата. Когда он ответил, я коротко поздоровался и, не давая вставить слово, сказал:

— Мне очень срочно нужно выяснить, по какому адресу установлен номер ЛО 3-8099. Сразу же позвони мне. — Не дав ему ничего сказать, я положил трубку.

Пятью минутами позже раздался телефонный звонок.

— Что там у тебя происходит, Майк? Это номер платного телефона на станции метро “Таймс-сквер”.

— Прекрасно, это все, что нужно. Увидимся позже.

— Майк, эй... — Я опять оборвал его, положив трубку.

Они думали, что перехитрили меня, умники, но забыли, как быстро я умею соображать. Забыли, что у меня хорошие связи, или надеялись, я ими не воспользуюсь.

В одно мгновение я спустился вниз и сел в машину. Мчась вверх по Бродвею, я не обращал внимания на огни светофоров, затем свернул на Таймс-сквер. Здесь у входа в метро стоял полицейский, покручивая свою дубинку. Эта ночь была моей, и я собирался довести все до конца, максимально используя свои возможности и способности. Вытащив бумажник, подобранный в перевернувшейся машине, я переложил карточку ФБР в свой. Полицейский уже направился ко мне сказать, что я не могу ставить здесь машину, но я сунул ему под нос эту карточку и приказал:

— Стой здесь и смотри за машиной. Я не хочу, чтобы ее не оказалось на месте, когда я вернусь.

Он мгновенно подтянулся, готовый выполнить мое указание, и отсалютовал мне. Из газет он знал, что творится в стране и чем занимаются сотрудники ФБР, и без лишних вопросов ответил:

— Я побеспокоюсь о ней.

У меня было только десять минут, чтобы спуститься в метро и найти нужную будку. Десять коротких минут. Я прошелся, заглядывая во все будки и надеясь, что нужная мне окажется свободной. Она была свободна. Тогда я вошел в одну из будок и закрыл дверь. Свет был слишком ярким, дулом пистолета я разбил одну из ламп и, подняв трубку и не бросая монеты, стал вести разговор с воображаемым собеседником.

Без пяти минут девять он подошел к той самой будке, последней в ряду, явно игнорируя другие, и, войдя в нее, закрыл дверь. Я подождал, пока стрелки моих часов не покажут девять, опустил десять центов и набрал номер ЛО 3-8099.

Незамедлительно последовал ответ:

— Да?

Я постарался приглушить голос, создавая иллюзию, что говорю издалека:

— Говорит Майк Хаммер. Кто вы, черт побери, и что значит вся эта затея с запиской?

— А, мистер Хаммер? Вы нашли нашу записку. Это Очень хорошо. Нужно сказать, кто с вами говорит?

— Черт побери, тебе лучше это сказать, приятель.

— Нет, не приятель, только не приятель. Как раз наоборот. Меня интересуют документы, которые имеются у вас, мистер Хаммер. Это очень важные документы, вы знаете. Поэтому мы взяли заложника, чтобы гарантировать их доставку нам.

— Кого?!

— Мистер Хаммер, я говорю о вашей прекрасной секретарше. Очень интересная женщина. Мне кажется, мы сможем заставить ее говорить, если вы откажете нам.

— Подонок.

— Ну-ну.

Я изменил голос, словно растерян и сдаюсь:

— Ну что ж. Я проиграл. Вы... можете получить их.

— Я был уверен, что мы договоримся, мистер Хаммер. Вы должны подвезти эти документы на “Пенсильвания-Стейшн”, это Тридцать четвертая улица, и положить их в платный ящик для хранения багажа в конце зала ожидания. Взяв ключ, вы выйдете на улицу и станете прогуливаться возле станции, пока к вам не подойдут и не скажут: “Прекрасная ночь, приятель”. Вы отдадите этому человеку ключ. Держите при этом руки на виду и будьте один. Думаю, не следует вам говорить, что вы будете все время под наблюдением вооруженных людей.

— А что насчет... Вельды? — спросил я.

— При условии, что вы сделаете все как следует, она будет отпущена.

— Хорошо. Когда я должен все это проделать?

— В полночь, мистер Хаммер. Очень удобное время для таких дел, не находите?

Он повесил трубку, не дожидаясь ответа. Я ухмыльнулся, наблюдая, как он вышел из будки, человек, который очень подходил к своему голосу. Низкий, полный, тщетно пытающийся за счет одежды казаться выше, стройнее и привлекательней.

Я дал ему возможность немного уйти вперед, затем вышел из будки и пошел за ним. Он слегка задержался на переходе и пошел к выходу наверх на углу площади, как раз там, где я оставил машину. Это была неслыханная удача. Когда он вышел на улицу, я прошел мимо и даже слегка задел его локтем, но он был так занят поимкой такси, что не обратил на меня ни малейшего внимания. Я подождал, пока он возьмет такси, и тронул свою машину. Полицейский на прощанье приветливо помахал мне своей дубинкой.

У меня оставалось чуть меньше трех часов до назначенной встречи. Машина, которая шла между нами, неожиданно свернула в сторону, и мой автомобиль оказался прямо за такси. Я видел его затылок, но мне было все равно, обернется он или нет. Он не обернулся. Видимо, был так уверен, что мне сейчас не до слежки и что я уже для них не опасен.

Я следил за машиной и старался определить местонахождение. Мы проехали виадук и несколько других знакомых мне сооружений, но я не мог сказать точно, где мы. Если бы мне не удалось заметить название кинотеатра, боюсь, я бы не смог сориентироваться. Но, соединив это название с появившимся в воздухе запахом реки, я понял, что мы находимся где-то в районе Астории. Далее, направляясь вниз к реке, мы въехали в район, где было не так много зданий и никакого движения. Здесь царило запустение. Неподалеку была видна река. Я выключил фары, заглушил двигатель и вышел из машины. Красные огни такси впереди меня становились все меньше, и в какой-то момент я подумал, что слишком рано вышел из машины. Но вдруг красные огоньки перестали удаляться. Из всего, что случилось со мной, удачей были бумажник с карточкой ФБР и пистолет-автомат, который все еще лежал у меня в багажнике. Я открыл крышку и достал его. Приятно холодя, он лег всей своей тяжестью мне на ладонь. Я трусцой подбежал ближе к домам. Какой-то пьяница попался мне навстречу и, увидев, тут же юркнул в подъезд. Красные огни впереди вдруг исчезли, но появились яркие фары, и такси проехало мимо меня, спеша скорее покинуть это глухое место.

Я побежал быстрее, боясь упустить коротышку, и увидел, как он уверенно шагал по улице, которая шла параллельно реке. В конце улицы темнело одно-единственное здание. Теперь я знал, куда он направляется, и немного успокоился.

Кругом было безлюдно, темно и так тихо, что легко различались его шаги. В воздухе витал запах затхлости и разрухи. Вдали, по мосту, блестя огнями, проехал автомобиль. Казалось, что из темноты он спешил скорее попасть на светлые улицы города.

А я был один в темноте, и мое время пришло. Оно должно было прийти. До двенадцати часов оставался всего час, и если я ошибся в своих расчетах, то поправить уже что-либо поздно. Шаги, раздававшиеся на улице, стихли. Человек дошел до здания. Я увидел, как он вошел в дом и, немного подождав, направился за ним.

Это были три сохранившиеся этажа полуразрушенного дома. Причем только на верхнем этаже были целы стекла в окнах. На нижних они были выбиты и заколочены досками.

Я снова почувствовал себя, словно тогда в джунглях. Впереди была смерть, я почти ощущал ее. Вот она притаилась там, в темных окнах, в черной дыре прохода, и я должен вступить с ней в единоборство и не дать ей возможности пройтись по моей шее косой.

Ко мне вернулись все инстинкты, весь опыт, который я приобрел в борьбе со смертью. Нагнувшись и захватив рукой жидкой грязи, я намазал ею лицо, руки и даже светящийся циферблат ручных часов.

Это азарт охоты, когда ты знаешь, что добыча не подозревает о твоем приближении. Это возбуждение и собранность предстоящего боя. Я стоял за углом, в тени здания, вжавшись в стену. Темнота скрывала меня, а идущий дождь заглушал мое дыхание. Я наблюдал за двумя людьми. Один из них стоял в подъезде возле самой двери, и в темноте я скорее чувствовал его, чем видел. Другой медленно шел в мою сторону; именно на это я и рассчитывал. Он двигался осторожно, время от времени оглядываясь на своего приятеля.

Прошло несколько долгих минут. Я знал, что время подходит к полуночи и что возле “Пенсильвания-Стейшн” меня поджидает человек. А где-то здесь, внутри этого дома, должна находиться Вельда, их заложница, и я знал, что она никогда не заговорит.

Парень подошел совсем близко, держа в руке пистолет. У меня в одной руке был пистолет-автомат, в другой пистолет 45-го калибра. Он сделал еще шаг и оказался от меня всего в трех футах. Неуверенно оглянувшись назад, он стал поворачивать голову в мою сторону. Я дал ему возможность увидеть меня. Это длилось один миг, а в следующий момент человек превратился в труп с огромной черной дырой вместо лба. Я проломил ему голову пистолетом-автоматом, и он беззвучно опустился на землю в черную тень здания.

Я вышел из-за угла, и стоявший в дверях подумал, что возвращается его приятель. Так бывает всегда: кто-нибудь допускает ошибку, а все остальные попадают из-за этого в западню. Я подошел к подъезду, и как только он показался из темноты, я обхватил его шею руками и, сдавив, заглушил крик, который готов был вырваться из его глотки. Коленом я дал ему между ног, и он согнулся. После следующего удара пистолетом по затылку он хрюкнул и боком свалился вниз. С этим было покончено. Оба подонка, которые захотели играть в Большую Игру, мертвы. Я вошел в здание, а смерть следовала за мной по пятам. Она ждала, когда я сделаю ошибку, и в любую минуту была готова наброситься на меня. Я часто дышал. В горле пересохло. Подождав несколько мгновений, чтобы мои глаза привыкли к темноте, я стал осматривать помещение. Пустые мятые картонные коробки, грудами валявшиеся вокруг, какие-то металлические штуковины. Давным-давно здесь, видимо, была фабрика. Интересно, что здесь могли производить? Затем я почувствовал запах краски. Помещение насчитывало триста футов в длину и столько же в ширину. Это пространство было разделено на отдельные боксы, сделанные из кирпича и дерева. У меня просто не было времени, чтобы осматривать каждый из них на всех трех этажах. Сукины дети, они выбрали отличное место. Здесь их не так легко найти, ни один звук не проникнет за стены. В этом лабиринте коридоров и комнат, наваленного мусора, пустых коробок и бочек из-под краски даже свет, выходящий из одной из комнат, может быть незаметен. Я был в бешенстве, у меня совсем не оставалось времени. Где их искать? Может, разрядить обойму, чтобы они выскочили на выстрелы, или закричать?

Прошла еще минута, я все еще не знал, что же предпринять. Затем еще одна такая дорогая минута, и тут мои глаза, привыкшие к темноте, различили тропинку, натоптанную на грязном полу среди бочек и прочего хлама. Это была тропинка, которую они протоптали. Бочонки поменьше были сдвинуты в сторону, давая проход, а большие емкости стояли на поворотах как указатели.

Тропа подвела меня к лестнице, ведущей на этажи. Следы на лестнице тянулись прямо на третий этаж. Я поднялся наверх и попал в коридор. Еще одна тень человека качнулась на меня, чтобы ее обладатель нашел свою смерть. Далее следы вели к двери, которая легко открылась. Я оказался в проходной комнате, в ней было несколько дверей в другие комнаты. Здесь я стоял в темноте, невидимый и готовый в любой момент пустить в ход оружие.

Оценивая ситуацию, я вдруг услышал из-за одной из приоткрытых дверей то, чего мне не хотелось бы слышать никогда. “О Боже, нет... только не это”, — пронеслось у меня в голове. Я мгновенно оказался у двери, увидел их всех и понял происходящее.

Генерал Осипов в костюме сидел, опираясь на трость, и дьявольское выражение играло на его лице. Тот человек, с которым я разговаривал по телефону в метро, стоял, держась руками за живот. Его тошнило, слюна и рвота текли по его подбородку, но он этого не замечал. Здесь же был и парень в шляпе.

Вельда.

Она была абсолютно голая. Ее подвесили за руки к потолку. Веревка впилась в запястья, а тело извивалось, свободно свисая в свете электрического фонаря. Человек в шляпе подождал, пока ее тело повернется к нему лицом, затем поднял веревку с завязанными на ней узлами и изо всей силы ударил Вельду. Я слышал звук удара, когда веревка впилась в нежное мягкое тело. Голова ее дернулась и поднялась, глаза расширились от боли, но ни одного звука не вырвалось из ее уст.

— Где документы? Ты умрешь, если не скажешь, где они.

Вельда продолжала молчать.

И вдруг мне открылась вся красота ее нагого тела. Красота, которая выражалась не просто в правильной форме ее бедер, округлости вздернутой вверх груди, длине полных стройных ног и густоте черных как смоль волос. Это была гармония красоты тела и души, и парень в шляпе скривился от ненависти. Подняв веревку, он снова ударил ее. А остальные распускали слюни от удовольствия, предвкушая то, что должно было последовать.

И в этот момент истины я нашел ответ на мучившие меня вопросы. Теперь я знал, почему мне разрешено жить, когда другие умирают, почему я до сих пор терпим со всеми своими пороками и наклонностями и почему смерть обходит меня.

Я резко раскрыл дверь ногой и ворвался в комнату. Пистолет-автомат отвечал на эти вопросы, а я кричал во весь голос. Я жил, чтобы убивать, потому что у меня были более крепкие нервы, чем у тех подонков, которые сделали убийство своей работой. Я жил, потому что мог это делать и улыбаться, а другие не могли. Я был дьяволом, который противостоял другому дьяволу, чтобы сохранить лучшее на земле.

Они услышали мой вопль и ужасный грохот выстрелов, но было поздно. Пули впивались в их тела и кости, разворачивая внутренности. Они падали вниз, пытаясь укрыться от пуль, оставляя кровь на полу и стенах.

Я видел, как раскололась голова генерала и из нее фонтаном брызнули кровь и мозг, покрыв весь пол вокруг. Человек из метро пытался загородиться от пуль руками, но рухнул вниз со множеством синих дыр на теле.

Только парень в шляпе вспомнил о своем оружии и попытался вынуть его из кармана. Я выстрелил из автомата и отстрелил ему руку у локтя. Она упала рядом с ним, и он, взглянув вниз, не мог в это поверить. Следующие пули попали ему в живот, и он осел на пол, проиграв этот поединок. Они были чертовски умны, но оказались мертвы.

Я смеялся, просто задыхался от смеха, вставляя новую обойму. Бешеная музыка гудела в моем мозгу, а я смеялся и, подойдя к трупам, постарался сделать так, чтобы не осталось лиц. Затем, обрезав веревку, осторожно опустил Вельду вниз, нежно прижимая к себе, словно ребенка. Я плакал, оказывается, я еще мог плакать. Ее тонкие пальцы коснулись моей мокрой щеки, и я услышал три незабываемых слова, за которые готов был благодарить небеса. Я одел ее и осторожно повел по тропке вниз, прочь из этого здания, в мокрую, дождливую ночь. Ночь, которой волею судьбы мог наслаждаться. Найдя сухое место, я положил Вельду на свой плащ и оставил ненадолго, чтобы вернуться назад и сделать то, что должен был сделать.

Я поднялся наверх, вошел в комнату и, подойдя к парню в шляпе, обыскал его. Взял бумажник, сорвал все метки и ярлыки с одежды и спустился вниз. Проходя среди бочек с краской, я вдруг понял, что следует сделать. Собрав груду старой бумаги и перевернув одну из бочек, я достал спички и все это поджег. Краски были еще достаточно свежие, и яркое пламя быстро охватило помещение.

Выбежав наружу, я поднял Вельду, закутал ее в плащ и посадил в машину. Дождь продолжал идти, смывая всю грязь и нечисть, освобождая землю.

Мы знаем теперь, не так ли, судья? Мы знаем теперь ответ.

Я довел Вельду до ее дома и вызвал врача, моля Бога, чтобы все обошлось. Когда доктор вышел из спальни и улыбнулся, я облегченно вздохнул, поблагодарил судьбу и постарался устроить все как можно удобней для Вельды. Вызвал сиделку и, когда она пришла, оставил их вдвоем, оделся и вышел.

До рассвета оставалось несколько часов, и я поехал в офис. Вынул два конверта из тайника и разложил их на столе. Начало и конец, сложное и простое, это было так мудрено и так грязно.

Подумать только, эти подонки могли улизнуть. Теперь с этим было покончено. В нескольких милях отсюда старая фабрика охвачена пламенем, в котором погибнут все следы. Обуглятся до неузнаваемости их тела. Машин своих они предусмотрительно нигде рядом не оставили. Ничего не останется, кроме двух вопросов: почему? и кто?

Затем, возможно, эксперты найдут пули и сам пистолет-автомат, который был собственностью ФБР. Это только добавит еще больше таинственности, всяких предположений, и может, кто-нибудь когда-нибудь случайно отгадает правду. Но даже и тогда это будет только догадка и то слишком рискованная, чтобы о ней говорить.

Только я знал всю правду, и она была слишком большой для меня одного. Я собирался рассказать ее всего одному человеку, который может понять, что все это означает.

Я поднял трубку телефона.

Глава 11

Мне ответил сонный голос Ли Демера:

— Алло?

— Это Майк Хаммер, Ли. — Мой голос звучал тоже устало. — Сожалею, что вынужден беспокоить вас в такое время, но мне очень нужно поговорить с вами.

— Ничего, все нормально, Майк. Я ждал вашего звонка. Мой секретарь передала, что вы мне звонили.

— Вы можете одеться?

— Да. Вы собираетесь приехать ко мне?

— Пожалуй, нет, Ли. Мне бы не хотелось сейчас быть в душной комнате, мне нужен глоток свежего воздуха. Тут черт знает что произошло, я просто не могу говорить об этом по телефону. Но не могу и не говорить о случившемся. Вы единственный человек, с кем я могу обсудить все это. Хотел бы рассказать все от начала до конца, нужно, чтобы вы все знали. Кроме того, у меня есть кое-что особенное, что я хотел бы показать вам.

— То, что Оскар оставил после себя?

— Нет, это сделал другой. Ли, вы знаете об этих правительственных бумагах, которые были скопированы?

— Майк, этого не может быть!

— Может.

— Так это... как же это...

— Я знаю, что вы имеете в виду. Заеду за вами через несколько минут. Поторопитесь.

— Я буду готов к тому времени, как вы сюда подъедете. Майк, я даже не знаю, что сказать.

— Я в таком же положении, поэтому и хочу вместе с вами все решить. Скоро буду, ждите.

Я медленно опустил трубку, взял конверты, положил их в карман плаща и спустился вниз. Там постоял немного, глядя в небо. По-прежнему шел дождь. Была такая же ночь, как и та, с которой все началось. Было холодно, и уже мелькали снежинки. Прежде чем приехать к Ли, я сделал одну остановку. Это был дом, где сдавались комнаты. Внизу виднелась вывеска: “Свободных комнат нет”. В каждую из комнат, расположенных в ряд, вел отдельный вход. Я поднялся и постучал во вторую дверь. За дверью было тихо, я постучал снова и услышал, как заскрипела кровать, зашаркали по полу ноги, и дверь приоткрылась всего на дюйм. В образовавшейся щели появился один глаз и крючковатый нос.

— Привет, Арчи, — сказал я.

Хозяин распахнул дверь, и я вошел. Арчи много раз помогал мне, сейчас мне еще раз понадобилась его помощь. Я попросил его одеться, и через две минуты он был готов. Мы вышли и сели в машину.

— Неприятности? — только и спросил Арчи.

— Нет, — ответил я, — никаких неприятностей. Просто хочу, чтобы ты немного повел машину.

Мы подъехали к дому Ли и подошли ко входу. Здесь был домофон, я связался с Ли, и он сказал, что скоро спустится. Через пару минут я увидел его бегущим по коридору. Он улыбнулся, когда мы пожали друг другу руки.

— Что, очень плохо, Майк? Вы выглядите, словно совсем сбились с ног.

— Да, устал. Но с тем, что у меня на душе, я не смог бы уснуть.

Вдвоем мы подошли к машине и сели на заднее сиденье. Ли спросил меня глазами, можем ли мы говорить при Арчи. Я отрицательно покачал головой, и мы молча уставились на дождь, хлещущий по стеклам.

Арчи вел автомобиль к мосту, когда мы подъехали к въезду, я дал пятьдесят центов, чтобы он заплатил за въезд, и мы въехали на мост. Здесь я попросил Арчи остановиться.

— Дальше мы пойдем пешком, Арчи. Возьми десять долларов и езжай в Джерси, попей пивка, а через полчаса возвращайся. Мы будем ждать тебя на пешеходной дорожке, на противоположной стороне, на самом верху. — И мы вышли с Ли из машины.

Еще сильнее похолодало, дождь стал все больше переходить в снег. Стальные опоры моста уходили в небо и терялись в темноте. Наши шаги сопровождались чавкающими звуками, и в тишине им вторили только хлюпающие звуки воды, рассекаемой внизу проходящими судами.

Я снова видел зеленые и красные глаза, смотрящие на меня. Но в этот раз мне не мерещились лица.

— Это то место, где все началось. Ли. Он удивленно взглянул на меня.

— Я и не ожидал, что вы поймете меня. Вы же ничего об этом не знали.

Мы оба держали руки в карманах от холода, а воротники были подняты.

— Как раз на этом месте все и случилось. Я хотел побыть один и шел по мосту, не зная, что вскоре произойдет со мной. Я встретил здесь двоих людей: девушку и толстого коротышку со вставными зубами из нержавейки. Оба они умерли. — Я вытащил толстый конверт из кармана и вытряс из него в ладонь содержимое. — Удивительно, не так ли? Лучшие специалисты в стране ищут эти бумаги, а они тут, у меня. Это детальная разработка самого мощного оружия, которое когда-либо было сделано, и я держу этот секрет в руках. — Ли удивленно открыл рот, но быстро пришел в себя и взял у меня бумаги.

— Майк, как они попали к вам? Нет сомнения в их подлинности.

Он вернул их мне, совершенно сбитый с толку.

— Как раз именно эту историю я и хочу рассказать вам, но прежде я должен быть уверен, что секрет нации будет спасен.

С этими словами я достал зажигалку и поднес ее слабый огонек к бумагам, загораживая спиной от ветра. Пламя несколько секунд лизало края бумаги, потом появилась синева, охватившая листки, которые я держал пальцами за уголок. Когда, кроме этого уголка, ничего больше не осталось, я тряхнул рукой, пламя погасло, а черный пепел полетел, кружась и мигая искрами, вниз с моста в воду. На уголке, который был зажат между пальцами, остались фрагменты записей и диаграмм. Я положил его в карман.

— Если бы это сделал кто-то другой, не знаю, какие могли бы быть последствия.

Я покачал головой и достал сигарету.

— Никто никогда об этом не узнает, Ли. Мы подошли к верхней точке моста. Казалось, снова наступила зима. Опоры превратились в белых гигантов, упирающихся в небо. Все время шел снег. Я облокотился на поручень и, нагнувшись, стал смотреть вниз на воду.

— Была такая же ночь, как сейчас: холодная, сырая и одинокая. Девушка прибежала оттуда, а вслед за ней пришел человек с оружием в кармане. Он преследовал ее. Я застрелил этого человека, а девушка бросилась с моста в реку. Вот так это случилось. Все, что от них осталось, это две зеленые карточки, которые носят члены одной партии. Я заинтересовался этими карточками и всем, что с ними было связано. Так я вышел на Оскара, потому что человек, которого он убил, тоже имел зеленую карточку. Ну, а остальное вы знаете. Осталось всего несколько очень важных деталей, о которых знаю только я. Например, сколько человек умерло сегодня ночью, какие заголовки будут завтра в газетах и какие через месяц. Дело в том, Ли, что сегодня я убил людей больше, чем пальцев у меня на руке. Убил вполне хладнокровно, даже с наслаждением. Посылал пулю за пулей, видел, как они умирают, и чувствовал себя спокойно и счастливо как никогда. Потому что они были красными, Ли.

Это было слишком. Ли, совершенно больной с виду, почти лег на поручни.

— Что случилось, Оскар? Его глаза округлились, и он закашлялся.

— Ты имеешь в виду Ли.

— Нет, вовсе нет. Я имею в виду Оскар. Ли мертв. Была ночь, были холод и страх. Ужасный страх в его глазах. Такой же страх, какой был в глазах девушки в такую же ночь много дней тому назад. Я старался говорить медленно, чтобы до него доходило каждое мое слово:

— Девушка, которая умерла здесь в ту ночь, была Паула Райе. Медсестра из клиники для умалишенных. Я ошибался, когда думал, что она помогла Оскару бежать. Она уволилась до того, как Оскар убежал. Паула приехала в Нью-Йорк и здесь связалась с красными. Ей показалось, что они делают много хороших дел, ее привлекли их идеи. Она стала активно работать для них, и вскоре ей стали многое доверять. Затем случилось непредвиденное. Ее представили одному из основных руководителей красных в этой стране. Она узнала в нем тебя. Она узнала тебя, и все идеалы рухнули, потому что она знала, что Оскар был сумасшедшим, настоящим сумасшедшим. Поэтому ты и был красным, Оскар, что был сумасшедшим. Только эта философия подходила для твоего воспаленного мозга. Она оправдывала все, что ты делал, давала тебе шанс вернуться в мир. Ты убежал из санатория, взял личные бумаги Ли и сделал себе имя, пока Ли сидел в своем лесу, где он не читал газет и не знал, чем занимается Оскар. Тебя должны были беспокоить только отпечатки пальцев в картотеке санатория, но потом ты добрался и до них, не так ли? Это была страшная неудача, что Паула Райе узнала тебя. Она разочаровалась во всем, смогла связаться с Ли и сказала ему, чтобы он приехал на Восток и раскрыл тебя. Но она сумела сделать еще одну вещь. У нее был дружок в партии, некто Чарли Моффит. Она рассказала ему о тебе, думая, что это поможет ей вытащить его из партии. Однако Чарли был глуповат. Он увидел в этом хорошую возможность поживиться. Решил пошантажировать тебя, позвонив по телефону как раз после парада. Поэтому у тебя и случился сердечный приступ, а не потому, что звонил брат, который, кстати, приехал в Нью-Йорк только через день. Приезд Ли подсказал тебе прекрасную идею, как одним выстрелом убить двух зайцев — убрать Чарли Моффита и избавиться от брата, который мог встать на твоем пути. Ты все хорошо продумал, но не предусмотрел только одного. Чарли Моффит был еще и курьером в цепи, по которой передавались секретные документы. Он смекнул, насколько важны эти документы, и задержал их у себя для гарантии своей безопасности. Чарли послал их по почте своей подружке Пауле Райе для большей сохранности. Оскар был бледный, как полотно, его всего трясло. — Итак, ты подождал, пока Чарли позвонил, и договорился о встрече с ним. Ты все прекрасно рассчитал и организовал. Нанял хорошего старого актера и предложил ему сыграть себя на встрече с избирателями, а сам в это время убил Чарли Моффита. Актер хорошо справился со своей ролью. Все прошло гладко, так как никто из них хорошо тебя не знал и до этого никогда с тобой не встречался. Ты заплатил актеру наличными, для него это была большая сумма. Но возникла одна проблема. Он любил выпить, и не пил только из-за отсутствия денег. Кроме того, выпив, он много болтал. Тебе пришлось убить его, но это было легкое убийство. Ты просто открыл газ. Попытаюсь представить, что произошло в том доме, где остановился твой брат. Мистер КГБ пришел туда раньше нас и увидел, что твой брат убегает. Он погнался за ним, настиг на платформе метро и столкнул под поезд.

Как бы между прочим я достал конверт Вельды и вынул из него бумаги, но он даже не взглянул на них. Я продолжал:

— Мой секретарь раскопала это. Она побывала в госпитале и просмотрела историю твоей болезни. Выяснилось, что хотя вы с братом и были близнецами, но не двойняшками. Твой брат и выглядел совсем по-другому, и был другим по своим качествам. Но вернемся к самому началу. Ты знал, что кто-то сообщил Ли о тебе, кроме того, понимал — Чарли не настолько умен, чтобы все это разузнать. Вместе с человеком из КГБ ты вышел на Паулу Райе. Она узнала об этом и поняла, что ей угрожает опасность. Девушка позвонила в полицию и попросила, чтобы ее встретила дежурная машина. Твой человек установил за ней слежку и прослушивал ее телефон. Узнав о ее намерениях, он решил ей помешать, но опоздал на несколько минут. Паула уже ушла из дома на назначенную встречу на мосту. Однако у нее было незначительное преимущество. Она смогла добраться до середины моста, когда он настиг ее. Как раз до этого места, где мы стоим. Жаль, тебя не было здесь в тот момент, иначе бы ты увидел, что я сделал с ним.

К несчастью, Паула приняла меня за одного из них, по каким-то причинам убившего ее преследователя. Она просто не могла поверить, что обычный человек способен так обходиться с людьми, потому что я снес ему выстрелом все лицо. И Паула спрыгнула с моста, думая, что попала в ловушку. Все складывалось для тебя замечательно, если бы я не захотел узнать, что означают эти зеленые карточки. Просто меня мучила совесть. Ты знал мою репутацию, но не мог предположить, что я зайду так далеко. Ты нанял меня, чтобы быть в курсе моих действий, и вот что из этого получилось. Может быть, все бы и обошлось, но обнаружилась пропажа документов. Все люди, знавшие тебя, умерли. Один из погибших, однако, был связан с этими документами. И эта связь сработала. Тебе пришлось выдумать историю о брате, якобы оставившем после себя какие-то дискредитирующие тебя документы. Ты рассчитывал, что я найду их и передам тебе, но надеялся, что твои ребята все же найдут их первыми. Но ты ошибся. Я становился очень опасным, и тогда меня решили убрать. Но оказалось, что сделать это не так легко. У вас была только одна возможность сделать это наверняка. В тот раз, когда человек из КГБ выстрелил в Этель. Но ваш новый агент почему-то не сделал этого. Правда, она тоже становилась опасной для вас, потому что решила порвать с партией и собиралась начать говорить. Когда документы оказались у меня, ты правильно решил, что легче всего подобраться к ним и ко мне через Вельду. Ты послал своих людей, и они захватили ее. После этого мне ничего не оставалось делать, как убить их. Но это не самое ужасное. Страшнее всего ты, Демер. Маленький человек, которого любит общество, доверяет ему. Ты, кто должен вести людей дорогой правосудия, кто выступал против политики красных... ты оказался самым красным из них. Ваш принцип — цель оправдывает средства. На волне “борьбы” с красными ты хотел победить на выборах, чтобы потом назначать нужных вам людей на ключевые посты. Вам нужно расколоть и ослабить нашу страну. Конечно, это только грубая схема:

Я увидел, как пистолет, словно змея, выскользнул из кармана его пальто. Резким движением я ударил его по руке, и пистолет, блеснув, полетел вниз к реке.

— Завтра твои шефы будут интересоваться, что здесь происходит. Они захотят узнать, куда подевалась вся их агентура. Решат, что наши секретные службы раскрыли их сеть в процессе поиска документов, но потом узнают... У меня есть одна идея...

Он уставился на меня и смотрел неотрывно полными ужаса глазами.

— А идея такая, Оскар. Ты обманул их всех и будешь за все в ответе. Ты умрешь, а обвинение упадет на тебя. Я вложу бумажник агента КГБ в твою руку, когда ты будешь уже трупом. И еще добавлю остатки секретных документов. Этого будет достаточно, чтобы полиция сделала вывод: ты боролся со своим убийцей, смог оторвать у него карман вместе с бумажником и в патриотическом порыве, выбиваясь из последних сил, сумел уничтожить важные секретные документы. По бумажнику сразу установят, что тебя убил агент КГБ. Ты станешь здесь большим героем. Газеты выйдут с черными заголовками: “Любимец нации убит красными”. После этого на них начнется охота, которая не прекратится до тех пор, пока с ними не будет покончено. Если в этой стране решают что-то сделать, то делают быстро и эффективно.

Ирония всей этой истории вызвала крик отчаяния у Оскара. Он вдруг рванулся и побежал, но снег сделал дорогу скользкой, и бегущий упал. Мне было несложно схватить его горло и сжать, словно в тисках. Оскар лежал на спине, и я хотел, чтобы он видел, как я наслаждаюсь, убивая его. Он крутился, пытаясь оттолкнуть мои руки. Но я сжимал его горло все крепче и крепче, пока не почувствовал, как обмякло тело. Я хохотнул, и это был единственный звук в ночи.

Я разжал его пальцы и вложил в них бумажник агента КГБ с остатками одежды того человека, которого убил и обыскал на фабрике. В другую руку я зажал остатки секретных документов Убедившись, что все хорошо закрепил, я снова рассмеялся.

Может быть, Арчи о чем-то и догадается, но он будет молчать За ним тоже было одно справедливое убийство, о котором знали только я и он Вдали показались фары моего автомобиля, подъезжающего с другого конца моста Я перешел на противоположную сторону, чтобы быть на месте, когда появится Арчи Снег пошел еще сильнее. Вскоре все покроется его белой пеленой Утром, когда взойдет солнце, оно растопит снежный покров, и бегущие ручьи смоют с поверхности земли все следы и грязь Было одиноко стоять на мосту. Но я недолго останусь здесь. Автомобиль уже почти добрался до середины моста, и я видел Арчи, нагнувшегося над рулем. В последний раз я оглянулся вокруг Нет, вряд ли кто-то пойдет ночью через мост. Особенно в такую ночь, как эта. Нет, никто.