Марина Серова
Волшебные чары
©Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Жара накрыла Тарасов тяжелым ватным одеялом, и не было от нее спасения. Окруженный с трех сторон горами, город задыхался, лежа в котловине, от зноя, и все с надеждой смотрели на восток, на Волгу, откуда могла прийти долгожданная прохлада. Но ожидания были напрасны – полнейшее безветрие, даже листик на дереве не шелохнется. Днем столбик термометра взлетал вверх, постепенно приближаясь к сорока пяти градусам (в тени!), и ночь тоже не приносила облегчения – температура снижалась всего до тридцати трех, что совсем не радовало. Плавился асфальт, плавились мозги, и люди срывались друг на друга по малейшему поводу или даже без оного, а уж если серьезный повод все же был!..
Я, как и все, спасалась, как могла: заклеила стекла фольгой, занавесила простынями, но все без толку – раскалившаяся квартира никак не хотела остывать. По ночам я бросала диванные подушки на пол балкона и спала там, но надолго меня не хватило – комары, будь они неладны! Уму непостижимо, как они умудрились выжить в такой жаре, но жажда их точно мучила, потому что жрали они меня немилосердно, и мне пришлось сбежать обратно в квартиру. Попытка отсидеться на даче у подруги не увенчалась успехом, и тому были две причины: во-первых, она, будучи уже много лет замужем, опять начала меня усиленно сватать, что вполне объяснимо – не страдать же ей одной, пусть и другие помучаются! Но это я еще как-нибудь пережила бы, а вот во-вторых… Это были все те же комары! Только на берегу Волги они были куда более крупными, активными и злыми. Из-за жары мы все спали прямо в саду, и они особенно полюбили именно меня, а что я – слаще всех, что ли? Промучившись пару дней, я не выдержала и вернулась в город.
И вот я лежала на диване в позе морской звезды, а лопасти вентилятора гоняли по комнате раскаленный воздух, что приносило хотя бы моральное удовлетворение.
– Кретинка! Орясина! Идиотка! – тихонько костерила я себя сквозь зубы. – Ну, что тебе стоило, Таня Иванова, установить сплит-систему? И деньги были! И время! Так нет! Руки у тебя, дурищи, не дошли! Вот и мучайся теперь! Сейчас и цены взлетели на заоблачную высоту, и очередь на установку – на три недели вперед! Пока до тебя дело дойдет, уже прохладнее станет. Так что так тебе, Танька, и надо! Впредь умнее будешь!
И вдруг в этот процесс самобичевания ворвался наглый телефонный звонок, заставив меня вздрогнуть. Представив себе, что мне нужно будет, нарушив свое относительное блаженство, встать и подойти к столу, где был телефон, я решила его – то есть звонок – игнорировать, но он и не думал стихать, а надрывался, как ненормальный. Все равно не подойду, решила я. Звонок стационарного телефона смолк, но тут взбесился мой сотовый и залился громкой веселенькой мелодией – и как только я додумалась такую установить! Ну, пусть это даже клиент со своей проблемой так активно стремится со мной встретиться, но ведь нужно и совесть иметь! Если тебе ясно дали понять, что к разговору не расположены, так и отстань! Сотовый затих, и я с облегчением вздохнула. Нет, я не лентяйка, я люблю свою работу частного детектива и умею ее делать – иначе бы давно с голоду умерла, но не в такую же жару! Тем более что деньги еще были, и я вполне могла позволить себе некоторое время повалять дурака. И тут телефоны опять взорвались! Оба! Одновременно! Терпеть такое двойное издевательство я уже не могла и решила ответить соответственно! Вскочив с дивана, я схватила телефоны и заорала в оба сразу:
– Да-а-а!!!
Насладившись некоторой растерянностью собеседника, я совсем уже было собралась отключить телефоны, когда услышала смутно знакомый мужской голос с едва уловимым акцентом.
– Татьяна Александровна, у вас случилось что-то серьезное? – участливо спросил собеседник.
– У нас на всех одна беда, – буркнула я, усиленно соображая, кто это может быть. – Жара называется.
– Да-да! Мне говорили, что у вас довольно-таки тепло, – заметил он.
Тут до меня дошло! Это же был Лекоба, с которым я познакомилась девять… Да нет! Десять месяцев тому назад, когда была прошлым летом по делам в Абхазии. И говорить таким тоном с крестным отцом Сухуми, а может, и всей этой, пусть и небольшой, страны было с моей стороны величайшей наглостью.
– Извините, Андрей Павлович, – покаянным тоном сказала я. – Эта жара уже всех так достала, что просто жить не хочется.
– А-а-а! Узнали! – удовлетворенно хмыкнул он и притворно вздохнул: – Видно, не быть мне богатым, – а потом спросил: – Что же вы никуда не уехали от нее отдохнуть? Или дела не позволяют?
– Во всех до единого турагентствах города нет ни одной горящей путевки в более или менее приличную страну, – объяснила я.
– А насколько приличной страной кажется вам Абхазия? – поинтересовался Лекоба.
– Самой приличной из всех возможных! – польстила ему я.
– Ну, так приезжайте! – пригласил он. – Дом у меня, если вы не забыли, с кондиционерами, в саду бассейн имеется, да и море недалеко.
– Та-а-ак, – протянула я. – Значит, у вас что-то случилось и вам нужна моя помощь. Я права?
– По обоим пунктам, – подтвердил он, но вот только в его голосе не промелькнуло и тени озабоченности.
– И что же у вас произошло? – поинтересовалась я.
– Радость, Татьяна Александровна! – воскликнул он. – Большая радость! У меня…
– Подождите, я попробую угадать, – остановила я его, и тут меня осенило – мы с ним не виделись десять месяцев, а расстались после его свадьбы, значит!.. – Ия родила! – уверенно заявила я.
– Да! – весело рассмеялся он.
– И с кем же вас поздравить? С сыном? С дочкой? – спросила я, хотя и так была уверена, что с сыном, потому что у Лекобы было в первом браке пять дочерей, во втором – усыновленный внук Арчил, а вот своего, родного, сына – не было.
– А вот приедете и все сами узнаете, – принялся он интриговать меня.
– Примите мои поздравления, и Ию от меня поцелуйте. Я, конечно же, приеду, если достану билет – с этим сейчас очень сложно, но вот непонятно, какая помощь вам от меня нужна? – недоумевала я.
– А мы хотим, чтобы вы стали крестной матерью нашего ребенка, – объяснил Лекоба. – Ведь, если бы не вы, то ничего бы и не было. И внука своего я бы никогда не нашел, и на Ии не женился. А насчет билета не беспокойтесь, его мой брат достанет. У вас из Тарасова завтра утром есть рейс на Адлер, так что собирайте сумку. Времени хватит?
– На это – хватит, но ведь мне еще и подарок купить надо, – заметила я.
– Как сказала моя жена, вы сами для нас самый большой подарок, – рассмеялся он. – Так что не заморачивайтесь, как теперь принято говорить.
– Или я еду с подарком, или не еду совсем, – пригрозила я ему.
– Ну, тогда хоть не смущайте нас слишком дорогим подношением, – попросил Лекоба. – Мой брат завтра за вами заедет, чтобы отвезти в аэропорт. Ждем вас с большим нетерпением.
Отключив телефоны… Идиотка! Я даже не заметила, что говорила в оба сразу. Так вот, отключив телефоны, я застыла от счастья, и даже жара показалась мне не такой испепеляющей. На море поеду! Нырнуть бы поскорее поглубже в его прохладную воду, поваляться на берегу в тенечке под легким, пахнущим солью и йодом ветерком, поплескаться в бассейне… буду объедаться натуральными, а не выращенными черт-те где фруктами, а главное, спать лягу в комнате с кондиционером и начну нежиться от ощущения прохлады! Как хорошо, что на свете есть господин Лекоба!
Очнувшись от мечтаний, я бросилась в душ, чтобы поскорее собраться и отправиться за подарком, сумку-то я и вечером успею собрать. Но вот что купить своему крестнику? В таких вопросах я всегда была полным профаном. Или профанкой? Впрочем, это неважно! Путем длительных размышлений я пришла к выводу, что нужно купить серебряную ложечку – недаром ведь англичане говорят, что счастливый ребенок рождается с серебряной ложкой во рту. Покончив с этим, самым главным, вопросом, я призадумалась над другим – а как мне до магазинов добираться? На машине? Но она столько дней стояла на жаре, под нещадно палящим солнцем, что превратилась в настоящий крематорий, а я еще пожить хочу. Значит, пешком! Мелкими перебежками от дерева к дереву, от одной тени к другой, как вышедший на тропу войны индеец.
Я начала с ближайших к моему дому ювелирных магазинов, но ни в одном не нашла того, чего хотела: то ли жара на меня так действовала, то ли привередлива я стала без меры, но все казалось мне или грубым, или слишком простым, или чересчур вычурным, со множеством финтифлюшек, а ведь я для мальчика вещицу покупала. Наконец, я додумалась пройтись по антикварным магазинам, и в одном из них нашла именно то, что искала, – набор из трех серебряных ложек: столовой, десертной и чайной, в старом, уже потертом футляре. Это было дорого, но очень достойно! Прикинув, насколько глубоко мне придется залезть в копилку, я вздохнула и все равно решила купить этот набор – ничего, еще заработаю! Тем более что отдых на море, отправься я туда самостоятельно, а не в гости, обошелся бы мне еще дороже. Да и не хотелось ударить перед Лекобой и его семьей в грязь лицом.
Собирая вечером сумку, я вспоминала историю моего знакомства с этими людьми, когда я, как уже говорила, была прошлым летом по делам в Сухуми. Работать на чужой территории всегда сложно. Жила я тогда в доме Самшиевых, очень гостеприимных людей, которые изо всех сил старались мне помочь, да вот одного желания было мало, требовались еще и возможности. Тут-то мне на помощь и пришел Андрей Павлович Лекоба, причем сначала вынужденно, это уже потом мы подружились. И еще я познакомилась с Ией, очень милой и красивой женщиной с незаконнорожденным сыном Арчилом, которого она так назвала в память о своем погибшем, разбившемся на мотоцикле возлюбленном. Арчил же старший был, в свою очередь, внебрачным сыном Лекобы, но Андрей Павлович о своем внуке ничего не знал, хотя сына любил без памяти. Внебрачный ребенок у незамужней женщины был для семьи Ии страшным позором, и клевали ее все, кому не лень, одним словом, тяжко ей пришлось, пока в ее жизнь не вмешалась судьба в моем лице. Лекоба женился на Ии и усыновил внука, дав ему свою фамилию, а я была свидетельницей невесты на их свадьбе. И теперь вот у Лекобы родился свой собственный сын, и его счастью не было предела. Представляю себе, какой он праздник закатит!
Закончив с сумкой, я решила бросить гадальные кости, чтобы узнать, чего мне ждать от ближайшего будущего. Выпало 1 + 18 + 27, а это значило, что мне предстоит приятная поездка.
– Ну, это я и без вас знаю, – недовольно буркнула я.
Прохладнее не стало, но эта ночь показалась мне не такой жаркой, как все предыдущие, и неудивительно – ведь следующую мне предстояло провести уже в человеческих условиях.
Заехавший утром за мной брат Андрея Павловича, как я ни допытывалась, так и не раскололся. То есть факт рождения ребенка он признал, но вот о том, кто это, мальчик или девочка, молчал, как партизан на допросе в гестапо.
Все время полета я предавалась мечтам о том, как буду отдыхать. Мысли о том, что меня ждет Черное море, цветущие магнолии, пусть и галечный, но пляж… Хотя, если вдуматься, галечный даже лучше – галька от ветра не летит во все стороны, не забивается в волосы, не попадает в воду и еду, да и смывать ее с кожи не надо. Так вот, все эти рассуждения так грели мне душу, что я считала минуты до приземления.
В аэропорту Адлера меня встретил «Мерседес» Лекобы, и я, сев на заднее сиденье и открыв окно, наслаждалась бившим в лицо ветром. По дороге в Сухуми я с интересом глядела по сторонам, а посмотреть было на что – Абхазия возрождалась: ремонтировались дома и дороги, прибавилось отдыхающих, лица людей были оживленными, а взгляды открытыми и радостными, с воплями и визгом бегали друг за другом дети, что-то, активно жестикулируя, обсуждали женщины… Одним словом, в республику вернулась нормальная полноценная жизнь.
Ворота дома Лекобы гостеприимно распахнулись перед машиной, и встречать меня вышел сам хозяин. Андрей Павлович немного похудел и стал выглядеть моложе, а уж глаза его просто светились от счастья.
– С приездом, Татьяна Александровна, – радостно приветствовал он меня.
– Как же у вас здесь хорошо! Сад просто преобразился, все цветет, все прибрано! – вдохнув полной грудью, сказала я и, не удержавшись, заметила: – Вот что бывает, когда в доме появляется молодая и энергичная хозяйка. Разве вашей маме по силам было так работать?
– Вы думаете, это Ия все сделала? – рассмеялся он.
– А кто, если не она? – удивилась я.
– Да вы всмотритесь получше, – предложил Лекоба.
Я действительно стала приглядываться и только сейчас заметила, что в саду между деревьями мелькало множество женских фигур в черном.
– Андрей Павлович! Неужели это родственницы Ии? – невольно воскликнула я.
– Они самые, – кивнул он.
– И после того, как они над ней так издевались, она согласилась впустить их в дом?! – возмутилась я.
– Их бабушка умерла, – объяснил Лекоба. – Я, конечно, все оплатил, но… Поймите, Татьяна Александровна, эти женщины воспитаны так, что должны кому-то подчиняться, ими должен кто-то руководить. Они растерялись…
– Пришли к Ие просить прощенья… – ерническим тоном продолжила я.
– Нет, они пришли ко мне, – покачал головой он. – Но они ничего не умеют делать. Я предложил им эту работу, и они с радостью согласились. Жена, конечно, сначала протестовала…
– Еще бы! – воскликнула я. – Уж она-то с сыном от них натерпелась так, что мало не покажется!
– Но потом согласилась, – закончил он.
– Лютует? – тихонько спросила я его.
– Уже нет, но сначала… – Он даже вздохнул.
– А как Арчил к ним отнесся? – поинтересовалась я.
– Не простил, – жестко произнес Лекоба. – Причем не из-за себя, а из-за матери. В упор никого из них не видит. Я говорил ему, что нужно быть мягче к людям, а он только гневно глазами сверкает. Знаете, они у него такие же, как у его отца были… У моего Арчила.
– А где сейчас маленький Арчил? – спросила я, переводя разговор на другую тему.
– В бассейне, с репетитором занимается, – ответил он.
– Странное место, – недоуменно сказала я.
– Зато у них там все очень хорошо получается, – развел руками Андрей Павлович.
– И по какому предмету не успевает мальчик? – поинтересовалась я.
– По всем, – исчерпывающе ответил Лекоба. – Он весь этот год дома занимался.
– Почему? – удивилась я.
– Потому что он вообще никогда в школу не ходил. Совсем! – гневно ответил он. – Вот и пришлось ему, сидя дома, за все годы нагонять. По математике, физике и всему такому к нему учителя из школы приходят, Софико с ним музыкой, литературой, историей и прочими гуманитарными предметами занимается, а Самвел – химией, биологией и так далее.
Лекоба с детства любил Софико, и она об этом знала, а когда выяснилось, что у ее мужа Самвела, врача по специальности, не может быть детей, она обратилась за помощью к Андрею Павловичу, и именно так появился на свет Арчил-старший.
– Они здесь в отпуске? – спросила я.
– Они сюда вернулись, – объяснил он. – Разве они могут вдали от внука жить?
Вдруг он схватил меня за руку и отвел под деревья.
– Вы что? – удивилась я.
– Смотрите! – хитро улыбаясь, сказал он и кивнул на дорожку.
Тут и я увидела – из-за дома в длинном шелковом халате до пят вышла Ия. Нет, она не вышла, она выплыла павой. Она шествовала! Она несла себя! Ее лицо дышало покоем, она была полна чувства собственного достоинства и даже властности. Ее красота еще больше расцвела, и она была чудо как хороша! После родов она, естественно, пополнела, но это ее совсем не портило, а придавало в глазах кавказских мужчин особую прелесть. Она медленно двигалась по дорожке, иногда останавливаясь возле какой-нибудь согнувшейся фигуры в черном, и, наверное, что-то говорила, отчего фигура сгибалась еще ниже. Одна из женщин попыталась было заговорить с ней, но Ия отвернулась – и тут… Тут она увидела меня. Все ее величие мигом улетучилось, и она, по-девчоночьи взвизгнув, бросилась ко мне.
– Сестра! Сестра приехала! – радостно кричала она, повиснув у меня на шее и чуть не оглушив своими криками. – Сестра! – вопила она, целуя меня.
Но постепенно она успокоилась, и хотя и продолжала держать меня за руку, но взгляд ее обратился на мужа, и кротостью он отнюдь не светился. Ия начала ему что-то выговаривать, сердито сверкая глазами, на что он ей что-то кратко ответил, и она, смутившись, побежала в дом.
– Королева гневаться изволит! – с любовью глядя ей вслед, сказал Андрей Павлович.
– Вы не предупредили ее о моем приезде? – догадалась я.
– Хотел сюрприз сделать, – подтвердил он.
– Удался он, ничего не скажешь, – рассмеялась я. – А отчего она убежала?
– Так я ей сказал, что в таком виде дорогих гостей не встречают, – объяснил он и, кивнув в сторону фигуры в черном, которая пыталась поговорить с Ией, заметил: – Между прочим, это моя теща.
– А вы говорили, что Ия не лютует, – покачала головой я.
– По сравнению с тем, что было, уже нет, – ответил он.
– Представляю себе, что было раньше, – вздохнула я. – А ведь мать могла бы помочь ей с малышом.
– Близко к нему не подпускает, – сказал Андрей Павлович. – Разрешила только один раз на него взглянуть, да и то только после того, как та ее чуть ли не на коленях умоляла. Сказала, как отрезала: «Мой сын Арчил был вам не нужен, я была вам не нужна, а теперь вы все мне не нужны!»
– Да уж! С характером у нее все в порядке! – заметила я.
– Не будь у нее характера, она не выжила бы тогда, а и себя, и ребенка порешила бы, – печально ответил Лекоба. – Страшно подумать, через что ей пришлось пройти! Знаете, как они к ней теперь обращаются? Госпожа! – подчеркнул он. – А Арчила зовут «маленький господин»! Кстати, она с сыном тоже не особо миндальничает. Он же учиться не привык, вот и ленился поначалу. Так она его за ухо ко мне в кабинет привела и очень серьезно спросила: «Ты хочешь опозорить своего отца? Если так, то ты мне больше не сын!» Ушла и дверью хлопнула.
– Проняло мальчишку? – спросила я.
– Еще как! – выразительно сказал Андрей Павлович. – Он до конца дня за мной ходил и все спрашивал: «Папа! Я, правда, тебя позорю?» Ну, я объяснил ему, что люблю его и хотел бы гордиться им, а остальное уж от него зависит. После этого никаких вопросов с учебой больше не возникало.
– Между прочим, Андрей Павлович, вы так и не сказали мне, кто у вас родился, – напомнила я. – Я-то уже поняла, но все равно хотелось бы услышать.
– И что же вы поняли, Татьяна Александровна? – усмехнулся он.
– То, что у вас сын родился, – ответила я.
– Вот и ошиблись! – он хитро поглядел на меня.
– Что? Девочка? – растерялась я.
– Два сына! Близнецы у меня! Петр и Павел! – торжественно заявил Лекоба.
– Да-а-а! Роскошный подарок вам Ия сделала! То-то она королевой себя чувствует! – воскликнула я.
– Ну, я в этом тоже принимал некоторое участие, – скромно заметил Андрей Павлович. – Ладно! Пошли, я вам покажу, как Арчил вырос! Настоящим мужчиной стал!
За домом, в бассейне, играли двое: подросток – это был, естественно, Арчил – и мужчина, причем мальчик на английском языке вопил:
– Я сейчас плаваю! Я плавал вчера! Я буду плавать завтра! Птицы поют на ветках дерева! Они пели вчера и будут петь завтра! – И все в таком духе.
Все ясно: обучение в виде игры действительно куда более результативно, нежели тупая зубрежка.
– Виктор! Подойди к нам! – позвал Андрей Павлович.
Мужчина вылез из бассейна и направился к нам. При виде его мое сердце екнуло, остановилось, а потом провалилось куда-то в пятки – и было от чего! Этот Виктор был настоящим красавцем: высокий, смуглый, стройный брюнет с голубыми глазами и белозубой улыбкой. Он не выглядел слащавым красавчиком или брутальным мачо, он был просто красивым мужчиной и не старался никем казаться, что привлекало в нем еще больше, чем его внешность. Главным же было то, что при виде натуральной зеленоглазой блондинки с отличной фигурой, каковой, простите за нескромность, являюсь я, его глаза не подернулись масляной похотливой пленкой, а остались спокойными, а взгляд – приветливым, и не более того. Интеллигентный, воспитанный человек, сделала вывод я, и это стало еще один плюсом в его пользу.
– Познакомьтесь, Татьяна Александровна, это Виктор, младший брат моего старшего зятя, – представил его Лекоба, и я несколько напряглась, пытаясь разобраться в степени их родства, но Андрей Павлович понял это и объяснил: – Младший брат мужа моей старшей дочери.
– Здравствуйте, – сказала я, протягивая ему руку.
Виктор посмотрел на свою мокрую руку, потом вытер ее о свою мокрую же ногу и протянул было мне, но, поняв, что ничего от этого не изменилось, остановился на полдороге и растерянно развел руками. Все это выглядело так комично, что я не выдержала и рассмеялась, а следом за мной – и мужчины.
Арчил тоже вылез из бассейна и, подбежав к нам, гордо заявил:
– Папа! А я все выучил!
– Я всегда знал, что ты у меня молодец, и горжусь тобой, – одобрительно сказал Лекоба, и мальчик расцвел от радости.
– Как ты стал хорошо по-русски говорить, а ведь раньше ты его совсем не знал, – заметила я.
– Со мной бабушка Софико занимается, и дедушка Самвел тоже, – объяснил Арчил.
Тут появилась уже преобразившаяся Ия и позвала:
– Все к столу! Пойдемте кушать!
Она тоже стала нормально говорить по-русски, а ведь в свое время я здорово намучалась, стараясь понять ее. Пока Виктор и Арчил переодевались, я пошла в свою комнату, чтобы привести себя в порядок – Виктор мне очень понравился, и мне хотелось произвести на него впечатление. Хотя курортный роман в моих планах не значился, но упустить такой случай было бы верхом глупости.
За столом разговор шел обо всем понемногу, порою я ловила на себе заинтересованные взгляды Виктора, так что все шло в нужном направлении. После обеда Виктор с Арчилом вновь ушли заниматься английским, а Ия повела меня к детям. С ними сидела мать Андрея Павловича. Я посмотрела на два этих крохотных тельца и пришла в ужас – я же побоюсь взять ребенка на руки. Да никогда в жизни! Об этом я тут же сообщила Ии.
– Ай, сестра! – улыбнулась она. – Это совсем не страшно! Скажи лучше, кого из них ты выбираешь? Петеньку или Павлика?
Младенцы были совершенно одинаковые, и я озадаченно пыталась найти в них хоть какое-то различие.
– Ия, а ты сама знаешь, кто из них кто? – наконец спросила я.
– Конечно! – удивилась она. – Это Петенька, а это Павлик. – Она показала на детей.
– Это только кажется, что они похожи, а на самом деле они разные. Петенька серьезный, а Павлик – шалун, – добавила мать Лекобы. – Характеры уже сейчас видны.
– Тогда мне, пожалуйста, того, кто серьезный, – попросила я. – Может, я и сама серьезнее стану. А когда состоятся крестины?
– Через неделю, так что ты еще успеешь к ним привыкнуть и научишься на руках держать, – ответила мне Ия.
Оставив Ию и ее свекровь с детьми, я пошла к себе в комнату, разобрала сумку и, надев купальник, отправилась к опустевшему бассейну. Наплававшись вдоволь, я устроилась в шезлонге и тут увидела в одном из окон Виктора. Не знаю уж, сколько времени он за мной наблюдал, только мне стесняться нечего, так что пусть любуется.
Как показали дальнейшие события, впечатление я на Виктора произвела самое благоприятное, потому что после ужина он пригласил меня к морю. Мы с ним шли босиком по влажной гальке, на наши ноги периодически накатывали ленивые мелкие волны, оставляя на них клочья пены, и разговаривали, как-то легко и сразу перейдя на «ты».
– Ты кто по профессии? – спросила я.
– Адвокат, – ответил он.
– О, так мы с тобой почти коллеги, – заметила я.
– Дядя Андрей говорил мне, что ты частный детектив, – кивнул он.
– Виктор, как хорошо, что ты не сказал что-то вроде того, что это не женское занятие, – обрадовалась я. – А английский ты так хорошо откуда знаешь?
– Долго жил в Америке, – ответил Виктор.
– Сюда приехал родных проведать? – поинтересовалась я.
– Да нет, работать, – спокойно объяснил он. – Может быть, навсегда.
– Променял Америку на Абхазию? – удивилась я.
– Таня, мать может быть доброй или злой, здоровой или больной, но она всегда – мать. Это я об Абхазии. Просто я здесь сейчас нужен, – без всякого пафоса сказал он.
– По семье не скучаешь? – безразличным тоном спросила я, желая выяснить, женат ли он, потому что отсутствие обручального кольца еще ни о чем не говорило.
– Так мама со мной приехала, – объяснил он. – Она там очень по родине скучала, вот и обрадовалась, что мы возвращаемся.
Так, он не женат, поняла я, и это меня порадовало – развитие романа обеспечено.
– А живешь у Андрея Павловича?
– Нет, я уже дом купил, отремонтировал его. Сейчас туда мебель и технику завозят. Так что обустраиваюсь потихоньку, – улыбнулся он.
– Виктор, расскажи мне, как в Америке адвокатам живется, а то у нас здесь о ваших гонорарах легенды слагают, – попросила я, твердо зная, что самый лучший способ понравиться мужчине – это разговаривать с ним о том, что интересно именно ему.
Я с интересом слушала Виктора, когда вдруг увидела, что к нам направляются два накачанных парня, и это мне очень не понравилось.
– Ты в Америке спортом занимался? – спросила я, перебив Виктора.
– Естественно! – удивился он. – Там это принято.
– Тогда быстро-быстро делай отсюда ноги, а я их задержу, – почти приказала я, кивая в сторону парней.
– Зачем? – Он недоуменно уставился на меня.
– Затем, что я-то отобьюсь, но ты мне при этом будешь мешать, потому что как-то неудобно мне будет одним глазом следить, чтобы самой удар не словить, а вторым – за тем, чтобы тебя не изувечили, – объяснила я. – Я, если ты не заметил, косоглазием не страдаю.
– Извини, что сразу не понял, но это, вообще-то, моя охрана, – усмехнулся он.
– Что?! – Тут уже я уставилась на него. – К нам Андрей Павлович охрану приставил?!
– Нет, это именно моя охрана, – объяснил Виктор. – Понимаешь, я здесь в правительстве работаю, и она мне положена. – И с интересом спросил: – А ты действительно могла бы их задержать?
– У меня черный пояс по карате, – буркнула я.
– Знаешь, Таня, они тоже не балетом занимались, – хмыкнул он.
Тут парни подошли к нам, и он спросил у них:
– Что-то случилось?
– Простите, хозяин, но у ворот господина Лекобы стоит старый Самшиев и очень хочет видеть Татьяну Александровну. Давно стоит, – объяснил один из охранников.
– Нестор Яковлевич? – удивилась я. – Странно! Не понимаю, как он меня нашел? Я же никому не говорила, что в Сухуми собираюсь. Ну, он хоть сказал, зачем я ему нужна?
Парни синхронно пожали плечами, и нам ничего не оставалось, как вернуться в дом. Старый Самшиев действительно ждал меня возле ворот – не та он для Лекобы фигура, чтобы его в дом приглашать, – и, увидев меня, очень обрадовался:
– Здравствуйте, уважаемая Татьяна Александровна! Мне брат Николай позвонил. Его хозяйка вызывала и велела со мной связаться, чтобы я вас здесь нашел. Она просит вас телефон включить.
– Черт! – поморщилась я. – Я же его как выключила, сев в самолет, так больше и не включала. А что случилось?
– Не знаю, – пожал плечами Самшиев.
Я пошла к себе в комнату, потому что телефон лежал в сумке, которую, отправляясь к морю, я с собой, естественно, не взяла. По дороге я думала, что же такого срочного, а главное – неприятного, могло случиться в Тарасове? Дело в том, что «хозяйкой» была Клавдия Петровна Полянская, для близких людей, в число которых входила и я, просто Лада. Она была генеральным директором центрального рынка, который, как и несколько других не менее крупных предприятий в нашем городе и даже области, принадлежал ей или ее семье, и совершенно необыкновенной женщиной, которой я искренне восхищалась. А поскольку не тот она человек, чтобы дергать меня по пустякам, а тем более искать меня не только в чужом городе, но даже в другой стране, то ситуация у нее сложилась явно критическая. Взяв телефон, я увидела несколько пропущенных звонков с ее номера и, нажав на вызов, тут же услышала ее голос:
– Ну, наконец-то!
– Добрый вечер, Лада. Что случилось? Как вы меня нашли?
– Очень просто – Дима постарался, – объяснила она.
Димой был ее муж, Дмитрий Дмитриевич Полянский, полковник в отставке, а ныне – владелец частного охранного предприятия «Русичи».
– Когда я не смогла с тобой связаться, он выяснил, что тебе звонили из Сухуми, а сегодня утром ты вылетела в Адлер. Как видишь, все просто, – продолжила она, и я поняла, что она улыбается.
– С этим ясно, а вот что случилось-то у вас? – повторила я.
– Нужна твоя помощь, причем срочно, – уже серьезно сказала она. – Дима узнал все, что возможно, но ясности это не принесло. Тут нужна твоя голова.
– Но хотя бы в двух словах можно объяснить, что произошло? – попросила я. – С кем это связано? С вашей семьей?
– Нет, слава Богу, не с нами. По телефону я тебе могу сказать только одно: речь идет о моей близкой подруге, и дело очень деликатное. Даже при всех своих связях я не могу обратиться в милицию, потому что малейшая утечка информации приведет к скандалу, а он крайне нежелателен. Поэтому-то нам и нужна именно ты. Оплата – по самому высокому тарифу.
Да уж! Озадачила меня Лада! Только-только я собралась было отдохнуть, а тут – нате вам! И ведь не откажешь! И не потому, что потом неприятностей можно огрести по самое не хочу – мстительностью Лада обладала вполне умеренной, но всех своих врагов – не без моей, правда, помощи – таким тонким слоем по жизни размазала, что больше никого из них в одну кучку уже не собрать. Но и о материальной стороне дела подумать было не лишним, потому что отдых отдыхом, но вечно он продолжаться не может, а платила Лада всегда щедро. Надо соглашаться!
– Я вам перезвоню, – пообещала я и отправилась искать Лекобу.
Я нашла его и Виктора на веранде, где они негромко о чем-то беседовали, но при моем появлении замолчали – наверное, меня обсуждали, а иначе отчего ж им замолкать было? Ну да Бог с ними, пусть сплетничают, мне скрывать нечего.
– Андрей Павлович! Вы сможете устроить мне билет до Тарасова на завтрашний утренний рейс? – спросила я.
– Вы хотите улететь? – удивился Лекоба.
– Приходится, но я твердо обещаю вам, что к крестинам обязательно вернусь, – заверила его я. – Я даже вещи свои забирать не буду, полечу налегке.
– Неужели там без тебя не могут обойтись? – укоризненно покачал головой Виктор – видимо, он уже тоже настроился на необременительный романчик и был разочарован, что он откладывается.
– Значит, не могут, – не без гордости ответила я. – К тому же мне позвонила женщина, которой я ни в коем случае не могу отказать.
– Жена какого-нибудь очень уважаемого в городе человека? – спросил Лекоба.
– О, нет! Она сама – личность выдающаяся, а вот подруги ее – действительно жены солидных и высокопоставленных людей, первых лиц области, крупных хозяйственных деятелей или банкиров, но главная в их «женсовете» – она, – объяснила я.
– «Женсовет»? – вскинул брови Андрей Павлович. – Это же что-то из давно забытого советского прошлого?
– Ну, это они себя так зовут, а на самом деле – это группа женщин, которые когда-то помогли своим мужьям сделать карьеру, вывели их в люди и теперь наслаждаются заслуженным положением, из тени руководя жизнью города и области, – сказала я.
– Странные дела творятся у вас в области, – неодобрительно заметил Виктор. – Чтобы женщины руководили мужчинами?! Причем не только ими, но и их делами?!
– Я понимаю, что здесь подобные вещи невозможны, но в России еще и не такое случается, – усмехнулась я – ох уж этот мне мужской шовинизм!
– Значит, с кем-то из этих женщин и случилась беда, – догадался Андрей Павлович.
– А вот этого я не говорила, – покачала головой я. – Я сказала только, что мне позвонила очень влиятельная в нашей области женщина, и все! Да, в Тарасове кое-что неладно, и я вылетаю туда, чтобы разобраться с этим, помочь им.
– Конспирацию соблюдаете? – усмехнулся Лекоба.
– Работа такая, – пожала плечами я. – Так что там с билетом?
– Да будет вам билет, – отмахнулся он. – Только обещайте мне, что обязательно вернетесь через неделю и будете крестной матерью моего сына!
– Вернусь! – твердо заверила его я.
Я позвонила Ладе и сообщила, что прилечу завтра утром.
– Спасибо, Таня! – с огромным облегчением в голосе сказала она и пообещала: – Тебя в аэропорту Митя встретит, – она имела в виду своего старшего сына.
Вставать мне предстояло рано, так что я тут же отправилась спать, но почти до самого утра проворочалась в кровати, размышляла над тем, что же такое неотложное и явно угрожающее ее спокойствию могло случиться с подругой Лады? Я не знала досконально всех членов их «женсовета», но возможности у этих женщин были действительно огромными, и стояли они друг за друга горой. То, что как-то раз одна из них смогла мгновенно выслать за попавшей в очень серьезную беду – она была тяжело ранена – Ладой вертолет МЧС, говорило само за себя. Да они совместными усилиями могли любого врага в порошок стереть! Особенно меня насторожили слова Лады о том, что Дима все выяснил. Она всегда очень точно формулировала свои мысли и, если она не сказала: «Мы все выяснили», имея в виду своих подруг по «женсовету», это значило, что за помощью к ним она не обратилась. А это говорило уже об очень многом! Уж не завелся ли у них там засланный казачок?
Из-за бессонной ночи я продремала всю дорогу до Адлера, а потом и в самолете, так что полностью проснулась только в Тарасове.
Меня действительно встретил Митя, причем выглядел он изрядно чем-то озадаченным, но на все мои попытки хоть что-нибудь выяснить он отмалчивался или отделывался от меня ничего не значащими фразами, так что к воротам дома Полянских в коттеджном поселке «Волжанка» я приехала окончательно заинтригованной. Встречать нас вышли две здоровенные бело-серые кавказские овчарки – как же они выросли с осени! Причем не только выросли, но и повзрослели, потому что щенячьего любопытства в их глазах больше не было, вели они себя солидно.
– Эк они вымахали! – не удержалась я.
– Это еще не конец – им же и года нет, – объяснил Митя.
– В кого же они превратятся? – От удивления я даже остановилась. – В белых медведей – по размеру?
– Папаша у них именно таким громадным и был, да и мать очень крупная, – усмехнулся он. – Так что есть в кого.
– Не хотела бы я с ними встретиться, когда они в плохом настроении, – покачала головой я.
– Без команды не тронут, – успокоил он меня. – С ними папа занимается, так что не бойтесь.
Несмотря на это заверение, я постаралась все-таки держаться к Мите поближе и окончательно успокоилась, только войдя в дом. Судя по тому, что журнальный столик в гостиной был накрыт, меня уже ждали. Я поздоровалась с Ладой, села в кресло и приготовилась выслушать ее, но она сказала:
– Подожди! Сейчас Наташа подойдет и все тебе расскажет.
– Наташа – это?.. – Я вопросительно посмотрела на нее.
– Наталья Васильевна Журавлева, – объяснила она.
– А-а-а! Жена Николая Николаевича! Генерального директора холдинга «Тарасовстрой»! – кивнула я.
– И практически единоличный его владелец: у его семьи вкупе больше восьмидесяти процентов акций, – добавила Лада. – Она самая. Они через дом от нас живут.
Журавлев был личностью в нашей области очень известной, в его холдинг что только не входило. Это были не только домостроительные предприятия, но и все заводы, производившие необходимые материалы: цементный, кирпичный, стекольный, завод по производству железобетонных изделий, строительных смесей, стеклопакетов… и прочая, и прочая, и прочая. Да, жена бизнесмена такого уровня в моих клиентах еще не значилась, хотя весьма высокопоставленные и состоятельные люди неоднократно обращались ко мне за помощью.
– Да уж! Скрутило бабу! – сочувственно сказала Надя, вкатывая столик с кофейником и всем остальным, что полагалось к кофе.
Эта гром-баба была, наверное, самой преданной подругой Лады с ранней молодости и в течение всех этих лет делила с ней все тяготы жизни, а было их очень даже немало. Теперь же она пребывала в доме Лады на неких не вполне понятных мне ролях – экономки, компаньонки, старшей над прислугой, доверенного лица и, наверное, имела и другие обязанности. Отношения у них, во всяком случае, были самыми близкими и теплыми.
– Я бы этим гадам бошки поотрывала! – пробурчала она себе под нос.
– Успокойся! Таня во всем разберется! – охладила ее пыл Лада.
Наконец, появилась Наталья с пакетом в руках. Я пока еще не знала, что у нее случилось, но держалась она неплохо, хотя лицо ее было довольно-таки напряженным. То, что она была одета в легкий халат, на ногах ее были вьетнамки, а коротко стриженные волосы очень красивого русого оттенка (явно крашеные, потому что у корней пробивалась седина) были причесаны кое-как, еще ни о чем не говорило. Это могло быть как знаком того, что ее отношения с Ладой настолько дружеские, что можно прийти в гости, не заботясь о своем внешнем виде, так и того, что она настолько выбита из колеи, что махнула на себя рукой.
– Я тут вашим зверюшкам мозговых косточек принесла. Пусть погрызут, – сказала она и протянула пакет Наде.
– Еще чего! – возмутилась та. – Сама принесла, сама и отдавай! Я сейчас этих живоглотов позову.
Она вышла, и буквально через минуту в гостиной появились собаки. Учуяв запах, они заинтересованно поглядели на Наталью, но подошли к ней только после того, как Лада сказала «можно». Наталья бесстрашно погладила зверюг, почесала их за ушами, достала из пакета по здоровущему мослу, и они взяли их у нее прямо из рук. Собаки собрались было унесли угощение во двор, но Надя махнула рукой и сказала:
– Ладно уж! Пируйте здесь! Потом уберем.
Собаки улеглись и, придерживая лапами кости, принялись за работу так, что только хруст стоял! Наталья с улыбкой наблюдала за ними, и я поняла, что Надя все это устроила специально для того, чтобы хоть немного отвлечь ее.
– У меня всегда кошки с собаками были, но у мужа аллергия на шерсть, вот и не можем зверей завести, – объяснила она мне.
– Садись, Наталья, и ничего не бойся, – пригласила ее Лада. – Татьяна еще и не такие загадки решала.
– Точно! Она баба головастая, – поддержала ее Надя.
Подобная фамильярность с ее стороны меня немного покоробила, но я решила не обращать на это внимания, потому что в каждой избушке – свои игрушки. Пока длилась эта недолгая сцена, я успела повнимательнее рассмотреть Наталью. Судя по тому, что самому Журавлеву, которого я несколько раз видела по телевизору, когда он давал интервью, было за пятьдесят, ей было если и меньше, то ненамного. Но выглядела она, как все остальные женщины из окружения Лады, не больше чем на тридцать, максимум – тридцать пять. Но дело было не в этом – Наталья была окончательно и бесповоротно некрасива: простецкое круглое лицо с веснушками, маленькие светло-голубые глаза под едва различимыми светлыми бровями, нос картошкой, неопределенной формы губы. Рост ее был не больше метра шестидесяти-шестидесяти пяти сантиметров, и была она какой-то квадратной, это замечалось даже несмотря на халат. Причем все у нее было коротким: ноги, шея; руки с тяжелыми рабочими кистями заканчивались короткими же пальцами с совершенно нелепо выглядевшими длинными ногтями, и кое-какие ногти были сломаны. Нога ее была маленькой, но ступня широкая, отчего и нога тоже казалась квадратной. Единственным ее достоинством была стройность, но даже она делала ее больше похожей на парня, чем на женщину, потому что бюст практически отсутствовал. Несомненно, на Наталью работали прекрасные портнихи и стилисты, они изо всех сил старались замаскировать все ее недостатки, да и обувь наверняка делали на заказ, так что при полном параде она вполне могла выглядеть пристойно. Но сейчас, когда она была такой, какой создала ее природа, я искренне удивлялась, что могло привлечь в ней в свое время Журавлева, высокого, стройного и очень ухоженного красавца с пышной седой шевелюрой.
– Наталья Васильевна, расскажите мне обо всем, что с вами случилось, – попросила я.
И тут я встретила ее взгляд. Он не был затравленным, испуганным или растерянным. Нет: это был твердый и спокойный взгляд женщины, которая прошла через огонь, воду и чертовы зубы и сейчас, если так можно выразиться, наслаждается противоборством с медными трубами. Такие, как Наталья, не то что коня или там горящей избы не побоятся, они и на амбразуру за свое, родное, лягут и не охнут. Это был взгляд женщины, которая пережила, может быть, такое, что мне и не снилось. Она смотрела на меня и явно сомневалась в том, что я смогу разобраться в ее проблемах.
Ну, знаете! Это было даже оскорбительно, и я повернулась к Ладе. Та меня мгновенно поняла и сказала:
– Наташа! Поверь, что Таня, несмотря на свою молодость, все правильно поймет, и самое главное – поможет. Я уже не раз убеждалась в том, что голова у нее светлая не только из-за цвета волос.
– Наталья! Ну не можешь же ты и дальше взаперти сидеть! И даже к нам через пляж пробираться! Скоро свихнешься от жизни такой! – возмутилась Надя.
– Хорошо! – подумав, согласилась Наташа и, немного помолчав, начала рассказ: – Короче! Насчет своей внешности я не заблуждалась никогда. Я знаю, что некрасива, и если бы не Лада, то и пластику делать бы не стала, и все остальное тоже. Это она меня убедила, что так надо. Только, как бы люди ни старались, звездой киноэкрана мне не стать. Когда мне надо где-то появиться с мужем и прилично выглядеть, чтобы ему не было за меня стыдно, я еду к мастерам, но в повседневной жизни я такая, как сейчас.
– Неправда, – возразила ей Лада. – Такой растрепой и неряхой ты стала после того, как эта история началась, а до этого ситцевых тряпок ты не носила и следила за собой что дома, что на людях.
– Да какая разница! – отмахнулась Наталья. – Краше я от этого все равно не становилась!
– Но хоть выглядела пристойно, – стояла на своем Лада.
– Так что же все-таки случилось? – вернула я их к теме нашего разговора.
– А то, что я вдруг стала пользоваться необыкновенным успехом у мужчин, – язвительно объяснила Наталья. – Это я-то! При моей-то роже и фигуре! А ведь я шмоток навороченных не ношу! Для меня джинсы с футболкой или рубашкой и кроссовки – удобнее всего!
– Только джинсы эти не на базаре куплены и не вьетнамцами сшиты! Как и кроссовки не от фабрики «Скороход»! – поправила ее Лада. – Их тебе дети из-за границы привозят, из фирменных магазинов, или ты сама их там покупаешь.
– Да много ли в Тарасове людей, которые разберутся, что перед ними фирма, а не самострок? – огрызнулась Наталья.
– Кому надо, поймут, – не унималась Лада.
– А! – отмахнулась Наталья и продолжила: – Может, я бриллиантами с ног до головы увешана, как елка новогодняя? Так – тоже нет! То есть они у меня есть! И даже много, потому что так положено! Но надеваю я их только тогда, когда с мужем куда-нибудь выхожу, но уж никак не в бассейн или на массаж! – Ее прорвало, и я поняла, что на самом деле эта сложившаяся, но пока что неизвестная мне ситуация ее здорово достала и до сих пор она с трудом сдерживалась. – Да, у меня «Лексус» с водителем, он же охранник! Но только потому, что муж за меня боится, с тех пор, как у Лаптева дочь попытались похитить, чтобы выкуп потребовать, а до этого я сама машину водила! Тот же «Лексус», и никто в мою сторону даже не смотрел! А теперь – вдруг ни с того ни с сего появилась масса мужчин, желающих со мной познакомиться и переспать!
Вот теперь кое-что начало проясняться, но мне требовались подробности.
– Наталья Васильевна! – начала я.
– Брось! – поморщилась она. – Зови меня просто Наташей. У нас здесь без церемоний.
– Хорошо, Наташа, – согласилась я. – Расскажите мне, пожалуйста, кто именно, когда, где и как пытался с вами познакомиться, и когда это началось.
– Две недели тому назад, – буркнула она, но, подумав, поправилась: – Чуть больше. Я вышла из ателье злая, как сто тысяч чертей, потому что эта идиотка-портниха решила, что мне остро необходимо сшить себе маленькое черное платье! Это мне-то! – фыркнула она. – Как будто я только вчера родилась и не знаю, что мне идет, а что – нет! В общем, неважно! Короче, я решила зайти в кафе неподалеку, выпить кофе с пирожными и успокоиться.
– Какое именно кафе? – уточнила я.
– «Орфей», – ответила она, и я кивнула – там действительно пекли самые вкусные в городе пирожные. – Я села, мне принесли заказ, и тут ко мне подсел мужчина, как будто в зале других свободных мест не было! И начал он заливаться соловьем, что при моей фигуре мне никакие калории не страшны, и все в этом духе. Я сначала удивилась, а потом решила, что он просто пьяный, и перестала обращать на него внимание – пусть бубнит. А он начал мне объяснять, что приезжий и хотел бы получше узнать наш город, так не составлю ли я ему компанию для вечернего моциона, романтического ужина и последующего приятного времяпрепровождения. А я, между прочим, обручальное кольцо со дня свадьбы ни разу не снимала!
– Открытым текстом предложил? – удивилась я.
– Нет, это я просто в сжатой форме излагаю, – покачала она головой. – А тогда я сначала обалдела, потом плеснула ему в рожу остатки кофе, послала типчика далеко-далеко и ушла.
– Вы никогда раньше не видели этого человека? – спросила я.
– Таня! Меня Дима уже пытал, и не раз! Поэтому отвечаю на все вопросы сразу: никогда его раньше не видела, и после того случая – тоже. Мужику лет тридцать пять – сорок, очень красивый шатен, глаза светло-карие, холеный, модно одет, подстрижен, и все в этом духе. Камерами слежения кафе не оборудовано!
– Вполне исчерпывающе, – заметила я и попросила Ладу: – Мне бы потом с Дмитрием Дмитриевичем поговорить, чтобы нам одним и тем же путем два раза не ходить. Хотя кое-что, может быть, придется перепроверить.
– Конечно, поговоришь, – кивнула она. – Только, думаю, перепроверять тебе не придется. Он со своими мальчишками на совесть поработал, но тебе виднее.
Взяв телефон, она позвонила мужу и попросила его немедленно приехать, а я тем временем поинтересовалась:
– Наталья, как я поняла, это был первый случай, а потом?
– Во второй раз… Хотя я только потом поняла, что это уже второй, потому что о шатене, сев в машину, начисто забыла – настроение было мерзкое, а я на него-то разрядилась и успокоилась. Так вот, во второй раз ко мне подкатил высокий и очень красивый смуглый брюнет со всем, что «прилагается»: черные глаза, повышенная волосатость и так далее. И повстречался он мне… Это сейчас я понимаю, что очень даже не случайно повстречался! В общем, была я, как всегда, в джинсах и футболке, мужу галстук выбирала. Он накануне умудрился залить любимый галстук кетчупом, и срочно нужен был приблизительно такой же. Я, конечно, детям позвонила, чтобы они новый купили, но когда еще они приедут! Там-то этот тип, видимо кавказец, ко мне и пристал, чтобы я ему помогла. Рта не закрывал, восхищаясь, какой у меня тонкий вкус, и все в этом духе, а потом задудел в ту же дуду, – гневно проговорила Наташа. – Пригласил меня пообедать, попутно сообщив, что он не женат, а затем добавил, что недавно перебрался в наш город, но уже успел купить себе здесь квартиру, которую теперь и обустраивает…
– А еще – пригласил вас в гости, чтобы вы помогли ему советом, какое постельное белье лучше подойдет к его новой кровати. И его постигла судьба первого претендента на ваше внимание, – хмыкнула я.
– Вот именно! – подтвердила Наталья. – Я ему внятно разъяснила маршрут дальнейшего следования, а он, гад, и ухом не повел. Улыбался, подонок! А потом ушел!
– Это случилось в бутике «Милан», – добавила Лада. – Там камеры наблюдения есть, но рожу эту никто не опознал, а по данным с наружных камер – этот подлец вышел из магазина, прошел пешком до остановки и уехал на троллейбусе в сторону вокзала, но там его на камерах нет. А на других остановках по ходу троллейбуса нет никаких заведений, которые вели бы наружное наблюдение за улицей.
– Я вижу, Дмитрий Дмитриевич действительно все самым тщательным образом отработал, – одобрительно сказала я. – Полагаю, этими двумя случаями дело не закончилось?
– Если бы! – вздохнула Наталья. – У массажистки я была. Дело в том, что я когда-то, как говорится, сорвала спину – были такие нелегкие обстоятельства в моей жизни, так что регулярный массаж мне необходим. Я после сауны к ней зашла…
– Какой сауны? – уточнила я.
– Мы все ездим в один элитный фитнес-центр, – вместо нее ответила мне Лада. – Это бывший профилакторий станкостроительного завода. Его выкупил муж одной из наших, переоборудовал, и круг клиентов очень ограничен. Посещают его только свои, с улицы туда не попасть.
– Я раньше тоже так думала! – ехидно заметила Наталья.
– Наташа! – извиняющимся тоном сказала Лада. – Ну, ведь выяснили все и наказали виновных!
– А мне от этого легче?! – взвилась Наташа.
Я негромко кашлянула, напоминая им о своем присутствии, и они угомонились.
– Я уже поняла, что произошло что-то очень неприятное, но вот что именно? – спросила я.
– В общем, в тот день я сначала поплавала в бассейне, посидела в сауне, прогрелась, а потом пришла к массажистке в кабинет и легла на кушетку. Эта гадина, – с ненавистью процедила она, – зажгла ароматическую свечу, включила музыку релаксации, чтобы я расслабилась, и вышла. Словом, все, как обычно. Я даже задремала, когда вдруг руки на своей спине почувствовала. Чужие руки! – выкрикнула она. – Не те, к которым я привыкла! Не ее! Что за черт, думаю? А там зеркало на стене висит, я в него посмотрела, а меня какой-то голый мужик по спине гладит! Да до меня никогда в жизни ни один мужчина, кроме мужа, не дотрагивался! Только в далеком детстве, когда я с мальчишками дралась или мы еще как-нибудь бесились! А этот мужик, сволочь, улыбается так ласково и говорит: «Ну что ты, дорогая! Не волнуйся! Все будет хорошо!» – а сам меня на спину повернуть норовит! Кажется, я не орала так даже тогда, когда рожала! Тут же весь свой строительно-монтажный жаргон вспомнила! Вскочила я – и со всей силы ногой врезала ему по мужским причиндалам! Тут уж он не хуже меня заорал! А рядом с кушеткой столик на колесиках стоит, а на нем – разные баночки, флакончики и все такое. Схватила я бутылку с каким-то маслом и шарахнула ему по башке! А потом из кабинета выскочила и вниз, в раздевалку рванула. Переодеваюсь, а меня всю трясет от ярости, руки ходуном ходят! Еще никогда в жизни меня никто так не оскорблял! Я уже уходить собралась, когда массажистка прибежала. Лепечет что-то о том, что она ни в чем не виновата, и все прочее. Каюсь, не сдержалась я и влепила ей пощечину, да так, что она к стене отлетела! И домой поехала! И ноги моей больше в этом вашем центре не будет!
– Как я поняла, мужу вы ничего об этом не рассказали? – спросила я, практически уверенная в ответе.
– Я, Таня, и сама никогда в жизни мужу нервы не мотала, и другим не позволяла это делать! – веско сказала Наташа. – Я Ладе все рассказала. С комментариями! – ехидно добавила она.
– Вы говорили, что во всем разобрались, – напомнила я Ладе.
– В тот же день, – кивнула она. – Оказывается, этот мужик отловил массажистку, когда она из центра выходила, и наплел ей с три короба, а она, дурища, уши и развесила. Он ей сказал, что учился вместе с Наташей в институте…
– В каком институте? – удивилась я, потому что Наташа как-то не производила на меня впечатление образованной дамы.
– В экономическом, – сказала Наталья. – Кстати, именно там мы с Ладой и познакомились.
– Так вот, – продолжила Лада. – У них якобы был бурный роман, а потом он должен был уехать на работу в другой город, а Наталья отказалась следовать за ним. Вот потому-то они и расстались на долгие годы. Он неудачно женился и развелся только недавно, когда дети выросли. Он приехал сюда, встретился с Наташей и понял, что она его по-прежнему любит, как и он любит всю жизнь только ее одну, но она замужем и поэтому не хочет с ним встречаться, понимая, что былые чувства могут одержать верх над ее привязанностью к мужу.
– Но вот если массажистка устроит им встречу, Наталья не устоит! Всколыхнется в ней прежняя любовь и сметет на своем пути все преграды – в виде семьи и всего ей сопутствующего, – покачав головой, закончила я. – И бывают же такие дуры на свете!
– Не иначе, как дебильных сериалов насмотрелась, которые сейчас, как тараканы, на всех каналах расплодились. Дуста на них нет! – вмешалась Надя. – Да еще, наверное, и заплатил этот гад ей неслабо!
– Ну, хоть этого-то нашли? – с надеждой спросила я.
– В том-то и дело, что нет, – развела руками Лада.
– Не поняла? – Я уставилась на нее. – Заведение – для своих. Охрана – по определению – должна бдить. А тут мужик сначала беспрепятственно заходит, а потом также беспрепятственно выходит, причем еще, может быть, и с разбитой головой! Лада! Там у вас проходной двор?!
– Дело в том, что эта идиотка провела их через служебный вход, как своих знакомых мастеров по ремонту мебели…
– Стоп! – вскинулась я. – Что значит – «их»? Мужик был не один?
– В том-то и дело, что второго он представил массажистке как брата Наташи, с которым он с молодых лет дружит и который должен будет поспособствовать их примирению, – объяснила Лада.
– У меня два старших брата: Лешка и Андрюшка, но ни один из них никогда на такое не пошел бы, да и по возрасту и внешности они не подходят, – объяснила Наталья.
– Ну, кое-что мне уже сейчас ясно, – кивнула я и спросила: – Скажите, Наташа, вы были… голой?
– Зачем же людей пугать? – невесело усмехнулась она. – У меня трое детей: два сына и дочка, и все они пошли в отца, такие же крупные, так что живот у меня…
Она не стала объяснять, а просто расстегнула халат и показала свой живот – зрелище было тягостное, потому что он видом напоминал печеное яблоко – такой же морщинистый, а уж про растяжки на коже и говорить не приходилось.
– Поэтому я была в футболке и трусах, а для массажа я футболку просто задираю, а трусы приспускаю, – объяснила она.
– Слава богу, что у вас такая привычка, – с облегчением выдохнула я и попросила: – Продолжайте, Лада.
– Словом, эти «мастера» должны были по-тихому починить кушетку. Оказывается, некоторые несознательные работники из числа женатого и замужнего обслуживающего персонала завели нехорошую привычку – трахаться на ней в свободное от работы время и раздолбали ее вконец, – объяснила она.
– Да-да! – хмыкнула я. – И руководству массажистка сказать ничего не могла, потому что ей за это дело еще и накостыляли бы. А охранник, может быть, и сам на этой кушетке кувыркался. Только вот как она их вывела из здания после такого скандала?
– Так ведь скандала-то и не было, – ответила Лада. – Если бы Наташа тогда скандал устроила, мужиков точно нашли бы, но она ведь просто уехала.
– Не для того я когда-то взяла фамилию мужа, чтобы ее позорить, – сказала Наталья. – Ну, подняла бы я крик, слухи бы разные поползли… Кому это надо?
– Но орать-то вы все же орали, – напомнила я. – Неужели никто этого не слышал?
– Все произошло рано утром, потому что я привыкла плавать в одиночестве. Тем более что бассейн, сауна и массаж – на втором этаже, а охрана – на первом, у входа. Да и не запомнила я лицо этого мужика, не до того мне как-то было, – криво усмехнулась она.
– С массажисткой поработали? – спросила я у Лады.
– И фотороботы составили, да толку от них. – Она махнула рукой. – Людей этих никто не знает, и найти их не удалось.
– Что с этой дурой сделали? – поинтересовалась я.
– Выгнали ее, конечно, – пожала плечами Лада. – Причем я уж постаралась, чтобы она больше нигде и никогда не смогла устроиться по специальности, а еще предупредила, что одно лишнее слово о Наташе – и я посажу ее как миленькую. Как говорят: был бы человек, а статья найдется! Охранников тоже выгнали, теперь там наши мальчишки из «Русичей» работают, а уж у них муха без пропуска не пролетит. Да и остальной персонал пошерстили основательно.
– Что-то мне подсказывает, что это еще не конец, я права? – спросила я, внимательно поглядев на женщин.
– Увы! – вздохнула Лада.
А вот Наталья молчала, и на ее лице я заметила растерянность.
– Наташа, – тихонько сказала я. – Врачу и адвокату нужно говорить все, ничего не утаивать, иначе специалист не сможет вам помочь, а я бы к этому списку добавила и частного детектива. Я не знаю, что у вас еще случилось, но чувствую, что это самое неприятное из всего произошедшего.
Наталья упорно молчала, глядя в окно. Надя вскочила с места и быстренько принесла бутылку коньяка и фужеры. Она разлила напиток, и Лада, для которой эта ситуация, как я поняла, тоже была отнюдь не в радость, взяла один бокал, я же отрицательно покачала головой, показав, что пить не буду, а третий бокал Надя чуть ли не силой впихнула в руку Наташи, уговаривая ее:
– Выпей, легче станет!
Наталья взяла фужер, тряхнула головой, словно отгоняя прочь грустные мысли, а Надежда схватила бокал, от которого я отказалась. И когда они чокнулись, она сказала:
– Ну, дай Бог – за счастливое окончание этой истории!
Они выпили, запили коньяк уже остывшим кофе, к которому никто из нас, включая и меня, не притронулся – после таких новостей мне как-то не до него было, и Наталья, глубоко вздохнув, продолжила рассказ:
– Таня! Может быть, это прозвучит смешно и нелепо, но я до сих пор очень люблю своего мужа. Очень люблю, несмотря на то, что мы с ним прожили вместе около тридцати лет. Он был моим первым мужчиной и остался на всю жизнь единственным, как и я у него – единственной женщиной. Мы всегда беззаветно верили друг другу, никогда ни в чем друг друга не обманывали, а тут… В общем, позавчера вечером мы с ним должны были идти на прием по случаю открытия в Тарасове филиала одного столичного банка… Да это неважно! – отмахнулась она. – Днем я поехала в салон, чтобы привести себя в порядок. И вот, когда все было уже закончено и я при полном параде собралась выходить, в холле мне навстречу из кресла поднялся… – Она закусила губу и замолчала.
– А мы еще по одной! – подхватилась Надя и подсунула Наташе фужер с коньяком, который та выпила, как воду.
– Какой-то знакомый из вашей молодости? – предположила я.
– Хуже! – мрачно ответила она. – Мне в своем прошлом стыдиться и бояться нечего. Мне мой муж навстречу поднялся! Да не такой, как сейчас! Другой! Такой, каким он был, когда мы с ним только встречались! Фигура, лицо, волосы, стрижка! И одет так же! Ну, точная его копия! Я не из пугливых, но у меня сердце остановилось, когда я его увидела. Стою – дура дурой – и пялюсь на него. А он подошел ко мне и сказал тихонько на ухо: «Какая же ты у меня красивая!» – а потом за плечи обнял и к служебному ходу повел, а я иду как загипнотизированная. Он еще шепотом добавил: «Пойдем, Наташенька! Как я по тебе соскучился!» Тут-то с меня наваждение и слетело, потому что муж никогда в жизни не звал меня «Наташенька», ненавижу я это имя! Муж меня всегда по-другому звал! Оттолкнула я этого парня и пулей из салона вылетела. Водитель на меня сначала вытаращился, как на ненормальную, потому что такой он меня ни разу не видел, а потом с расспросами бросился – не обидел ли меня кто? А я молчу, зубы сцепила, чтобы не стучали. Как до дома доехала, не помню. На прием тогда муж один пошел – мне не до этого было, а я весь вечер голову ломала – кто этот парень и откуда он мог взяться?! Как я ни мучилась, но так ничего и не придумала, а вчера к Ладе пошла…
– Огородами, – добавила Надя.
– Через пляж, – ничуть не смутившись, подтвердила Наташа. – Поверь, Таня, даже здесь я боюсь на улицу выйти – вдруг его встречу? Ведь, если бы он меня не «Наташенькой» назвал, а по-другому, я не знаю, что могло бы случиться!
– А не может это быть… побочный сын вашего мужа? – предположила я.
– Нет! – уверенно ответила она и усмехнулась: – Я вижу, что вы мне не верите, но это действительно так. Николай никогда мне не изменял!
«Мне бы твою уверенность, – мысленно хмыкнула я. – Недаром говорят, что родители и супруги всегда и все узнают последними», – а вслух спросила:
– Лада! А что Дмитрий Дмитриевич накопал?
– Ничего! Человек, похожий на Журавлева, в салон не входил и не выходил! – кратко и исчерпывающе ответила она.
– В Тарасове привидения бесчинствуют?! Фантомы объявились или инопланетяне шалят?! – обалдела я. – Как это – не входил и не выходил?!
– Молча! Записи с камер, что с центрального входа, что со служебного, просмотрели не только за тот день, но и за два предыдущих, и за вчерашний тоже, и персонал допросили, но его никто не видел! То есть мужчины, записанные к своим мастерам, там сидели, но его среди них нет.
– Я галлюцинациями не страдаю, – твердо заявила Наташа.
– Да никто в этом не сомневается! – отмахнулась от нее Лада.
Предупреждая возможный скандал, я постучала ложечкой по чашке и, когда все замолчали, сказала:
– Пока не приехал Дмитрий Дмитриевич, давайте поговорим о нашем, о женском. Предупреждаю, Наташа, что все, здесь сказанное, здесь и останется. Будь я болтушкой, давно оказалась бы в уборщицах, чтобы с голоду не умереть, а поскольку я пребываю в прежнем статусе частного детектива, это означает только одно: я умею держать язык за зубами. Поэтому я откровенно выскажу все, что поняла из ваших рассказов и как мне представляется вся эта история, а вы, если не согласны, мне возразите, но аргументированно, а не на нервах и эмоциях, типа: «Такого не может быть!» и все в этом духе. Согласны? – Дамы дружно кивнули, и я начала: – Некто, назовем его так для краткости, поставил перед собой цель: склонить Наташу к адюльтеру, сиречь, создать ситуацию, при которой она изменит мужу, причем при этом он желает иметь доказательства ее измены. Будь иначе, не пришлось бы массажистке двух мужчин проводить в центр, потому что второй, как мне кажется, должен был запечатлеть факт адюльтера на пленку. Сначала этот Некто использовал самых разных мужчин, чтобы методом проб и ошибок нащупать именно тот тип, на который клюнет Наташа…
– А я ни на какой не клюну! – взорвалась Наталья.
– Это мы с вами знаем, а он – нет, – ответила я и напомнила ей: – Я просила возражать мне аргументированно! Итак, в первых трех случаях его затея провалилась, потому что Наташа вела себя так, что ни о каком сексе и речи быть не могло. И тогда он пошел с козырной карты – подсунул ей человека, очень сильно похожего на ее мужа в молодости, и это произвело на нее настолько сильное впечатление, что, не ошибись этот мерзавец с именем, еще неизвестно, чем бы все закончилось. О чем это нам говорит? – спросила я, и – поскольку вопрос был чисто риторическим – не дожидаясь ответа, сказала: – Некто знает о том, что Наташа очень сильно любит мужа, то есть это человек не совсем посторонний.
– Об этом все знают, – заметила Наталья.
– Ошибаетесь: только ваше окружение, а в газете, как говорится, объявление никто не давал, – поправила я ее. – Пойдем дальше. Некто очень хорошо осведомлен о ваших, Наташа, планах. Будь иначе, не появились бы эти мужчины рядом с вами так быстро. Заметим, они не ждали вас, невольно привлекая к себе чье-либо внимание, а точно знали, когда и куда вы придете. Лада, – я повернулась к Полянской, – полагаю, Дмитрий Дмитриевич выяснил вопрос со слежкой?
– Первым делом, – ответила она. – Наташу возит и охраняет парень из его агентства, и у него глаз наметанный. Ведись за машиной слежка, он бы тут же ее заметил, вызвал подмогу, и любопытному нос прищемили бы не хуже, чем пресловутой Варваре.
– Могли ждать на въезде в город, – возразила я. – Туда от поселка только одна дорога ведет.
– Да не было слежки! – раздраженным тоном ответила Лада.
– Тем хуже, – вздохнула я. – Это именно то, чего я больше всего опасалась.
– Чего? – насторожилась Наташа.
– Того, что предателя или недруга нужно искать в вашем ближнем окружении. Кстати, и вы же тоже к этому выводу пришли? – спросила я.
– С чего ты взяла? – недоуменно ответила она мне вопросом на вопрос, но я почувствовала, что истина где-то рядом.
– С того, что к своим подругам вы за помощью не обратились, а посвятили в эту проблему только мужа и сына, – объяснила я, внимательно глядя на нее. – Или я не права?
– Отчасти, – призналась она.
– Что же вас насторожило в этой истории? – поинтересовалась я.
– Как ты уже знаешь, о первых двух случаях я узнала только тогда, когда произошел третий, и мне сразу же очень не понравилось то, как четко эти мерзавцы вышли на массажистку. А ведь для этого надо было знать не только о том, в какой фитнес-центр мы ездим, что без слежки осуществить невозможно. А слежки-то и не было. Кроме того, они знали о том, что Наташе делают массаж. Вряд ли ты, Таня, с этим сталкивалась, но очень многие женщины в нашем возрасте не рискуют излишне увлекаться массажем, потому что так можно невзначай и онкологию «разбудить» – черт его знает, что у нас в организме дремлет! Я вот, например, воздерживаюсь, – объяснила она.
– И отсюда возникает закономерный вопрос: Наташа, кто, на ваш взгляд, мог проинформировать этих мерзавецв? – продолжая эту мысль, спросила я и «расшифровала»: – О том, когда и куда вы собираетесь, об адресе вашей портнихи, о салоне, услугами которого вы пользуетесь, о ваших пристрастиях – думаю, что бутик «Милан» вы выбрали не случайно?
– Никто! – уверенно заявила она.
– Аргументируйте! – потребовала я.
– Хорошо! Прислуги в доме нет, я веду хозяйство лично. Общаюсь только с женщинами из нашего «женсовета», да и то нечасто, потому что времени нет. Вот к Ладе вечером частенько забегаю, когда муж на работе задерживается, а это практически постоянно случается, или он в командировке, вот и все, – ответила она.
– Здесь, Таня, не ищи, только время зря потеряешь, – твердо сказала Надежда. – Небось не забыла, как сюда обслугу набирали? «Поштучно»!
– И не собиралась, – пожала плечами я. – Только в данном случае нашу ситуацию это лишь осложняет. А кто бывает у вас в доме, Наташа? Подруги заходят? А то среди них порою такие заклятые попадаются, что никакого врага не надо.
– Я не люблю чужих людей в доме, – покачала головой она. – Если нужно какую-нибудь дату отметить, приглашаю всех в ресторан – хлопот меньше.
– Тогда совсем плохо! – вздохнула я.
– Почему? – удивилась она.
– Потому что, если исключить практически всех ваших подруг – Лада не в счет, – то информировать ваших недругов о ваших планах и вкусах мог только ваш муж, – объяснила я.
– Ты!.. – так и взвилась Наташа и бросилась на меня.
– Сядь! – рявкнула Лада, и та, испепеляя меня взглядом, все-таки подчинилась и вернулась на место. – Таня права: если рассматривать ситуацию под этим углом зрения, больше подумать не на кого.
– Да Коля никогда в жизни!.. – продолжала бушевать Наталья.
– Давайте разберемся во всем спокойно, – предложила я и попросила: – Наташа! Поверьте на слово, что по части мордобоя я вас переплюну, поэтому держитесь в рамках. Не для того я бросила отдых и из другой страны прилетела, чтобы на кулаках выяснять, кто из нас сильнее, тем более что исход дела заранее предрешен.
– Это мы еще посмотрели бы, – буркнула Наташа.
– Надеюсь, что до этого не дойдет, причем для вашего же блага, – заметила я и предложила: – А теперь я попрошу вас максимально откровенно отвечать на мои вопросы.
Наталья, отвернувшись в сторону, неохотно кивнула.
– Вот и славно! Скажите, у вас с мужем есть брачный контракт? – спросила я.
– Еще чего! – удивилась она. – Когда мы женились, о них и слуху не было.
– Значит, в случае развода все нажитое вами имущество разделят пополам, – констатировала я. – Наташа, как вы думаете, как ваш муж отреагировал бы на вашу измену?
– Он не пережил бы моего предательства, – тусклым голосом сказала она, но тут же поправилась: – Хотя нет, пережил бы! Но – сломался бы! Он же всю жизнь знал, что я за его спиной каменной стеной стою. Мы же с ним с нуля начинали, через такое прошли – не приведи, Господи!
– Он бы подал на развод? – уточнила я.
– Скорее всего, да, – подумав, ответила она. – Не смог бы он меня после такого видеть.
– Хорошо! Тогда рассмотрим другой вариант: кому может быть выгоден ваш развод? – продолжала допытываться я.
– Да никому! – уверенно заявила она.
– Э, нет! Так не бывает! – возразила я. – Секретарша у него есть?
– Нет! У него два помощника. Между прочим, племянники – моих братьев сыновья, – объяснила она. – Он их на наши деньги выучил и к делу приставил! Нет, они на подлость не пойдут! Да решись они на такое, братья их собственными руками пришибут! Вы уж мне поверьте, я знаю, что говорю!
– Ваши бы слова – да Богу в уши!.. – вздохнула я. – Теперь самый неприятный вопрос – вы никогда не подозревали, что у вашего мужа есть любовница?
Наталья отвернулась с самым оскорбленным видом, а Лада серьезно сказала:
– Таня! Я тоже об этом подумала, как только эта история началась – все-таки я Николая знаю похуже, чем Наташу, и попросила Диму все выяснить, тем более что и охрана, и водитель Николая – из «Русичей». Так вот: никакой другой женщины у Журавлева нет!
– Ну и откуда вы мне плясать прикажете? – возмутилась я. – Из близких подруг – только одна, и та отпадает! Посторонних в доме не бывает! Муж на сторону не ходит! Сплетница-секретарша тоже отсутствует! А некий супостат точно знает все планы Натальи! Что нам остается? Только «жучок»!.. Наташа! Какие новые вещи появились у вас в доме за последнее время?
– Что значит – «за последнее»? – уточнила она.
– Ну, за последний месяц, – пояснила я. – Наш противник явно не с кондачка всю эту историю затеял, заранее подготовился.
– Довольно много, – подумав, ответила она. – У меня же день рожденья был, вот и надарили мне много всяких фигурок для моей коллекции – все же знают, что я их собираю, так что с подарками для меня никогда ни у кого проблем не возникает.
– Какой коллекции? – спросила я.
– Кошки и собаки – раз уж их нельзя живых в доме держать, то пусть хоть в виде статуэток глаз радуют, – объяснила Наташа. – Я их в своей комнате держу, там для них специальные стеллажи есть.
– Сказочно хорошо! – обрадовалась я. – Все подарки – в одном месте, тем более в вашей комнате, где вы, наверное, и проводите бо́льшую часть времени. Значит, нам остается найти в одном из подарков «жучок», а вам – вспомнить, кто вам эту вещь вручил. Только мне за кое-какими причиндалами надо домой съездить.
– Не надо! – отмахнулась Лада. – Сейчас приедет Дима, а у него этого добра – полный кабинет. Так что мы быстро разберемся, кто тебе, Наташа, такую свинью подложил.
– Да не помню я, кто мне что дарил, – растерянно сказала Наталья. – Народу-то сколько было! И наш «женсовет», и всякие приблудные…
– Что значит – «приблудные»? – так и вскинулась я.
– Это те, кто в наш круг еще только стремится попасть, – объяснила Лада. – Есть наш костяк, а еще жены разных деятелей, которые спят и видят, как бы к нам присоединиться.
– Еще не легче! – вздохнула я. – Но список-то приглашенных имеется у вас?
– Где-то валяется, – подумав, сказала Наталья. – Да ведь у нас девичник был, только женщины и пришли.
– Надо найти список! – твердо заявила я. – И скажите-ка: ни с кем из них вы случайно не конфликтовали? Я имею в виду приблудных, потому что, как я поняла, из «женсовета» вы практически только с Ладой и общаетесь.
– Верно, – кивнула она. – С нашими я по большей части встречаюсь на каких-нибудь посиделках вроде дня рождения или чего-то в этом духе. Ну, еще на общегородских или других торжественных мероприятиях, мы туда приходим с мужьями, но там особо не поболтаешь. А с приблудными? – пожала плечами она. – Честно говоря, они для меня все на одно лицо. Сталкиваюсь, конечно, потому что бывают случаи, когда их тоже на мероприятия различные приглашают, но чтобы общаться? Нет! – уверенно заявила она. – Ну и какие у меня после этого могут быть с ними конфликты?
– Наташа, а как у вас вообще насчет врагов? Водятся такие? – спросила я. – А то знаете, как бывает: вы когда-то кому-то дорогу перешли, а теперь, глядя на вашу счастливую жизнь, этот кто-то решил вам ее испортить, отыграться за некогда пережитое унижение, обиду или еще что-то.
– Да не было вроде бы ничего такого, – недоуменно ответила она.
– А давайте-ка вместе вспомним, пока время есть, – предложила я. – Начинайте с самого детства – детские обиды, ох, и долго помнятся!
– Ну, давайте, – согласилась она и начала: – Семья у меня самая обыкновенная. Жили мы в Агафоновке…
– Вольная страна Агафония, – усмехнулась я. – Нравы там суровые!
– Да уж! – согласилась она. – Слабым там – не место. Мама никогда не работала, домом занималась: корова, козы, куры, огород и прочее хозяйство. Отец всю жизнь на стройке, он и моих братьев – они оба старше меня – туда привел. Я с детства пацанкой росла: лазила по заборам и деревьям, играла в казаки-разбойники; частые драки и прочие мальчишеские развлечения – все это было. Да я в юбке только в школу и ходила, а так – все штаны за братьями донашивала. Не то чтобы мы бедно жили, хозяйство у нас было крепкое, мужики в роду – непьющие, но зачем добру пропадать? У меня и кос-то никогда не было – как мальчишку стригли. Я лицом в отца пошла – мать-то у нас посимпатичнее будет, так вот, она мне в детстве еще сказала, что я – некрасивая и за внешность меня никто не полюбит и замуж не возьмет. Все твердила, что мне надо умом брать, характером добрым да руками умелыми. Из-под палки заставляла учиться шить, вязать, готовить… Ну, и всем прочим женским делам. Она-то отца и уговорила, когда я школу закончила, чтобы он меня в институт отпустил учиться, а не на стройку отвел, учеником маляра-штукатура. Она, вообще, у меня мудрая женщина! – по-доброму улыбнулась Наташа. – С отцом никогда в жизни на людях не спорила, ни словечка ему не возражала, а все равно почему-то все получалось так, как она хотела. Она и меня этому учила: «Мужик в доме – глава и кормилец! Он должен быть всем доволен, обстиранный, сытый! Он тебе деньги принес, значит, расшибись, но накорми его досыта!» Я, помнится, спросила как-то: «А если мало принес, не хватает денег?» А она мне на это: «Сама виновата! Значит, плохо думала, за кого замуж идти».
– Действительно, мудрая женщина, – согласилась я.
– Ну, поступила я в институт на вечернее отделение, но на стройку отец меня все-таки отвел, стала я учетчицей работать. Деньги небольшие, но все в семью припек. Я уже на втором курсе училась, когда у нас в управлении, придя после института, Николай появился, мастером его поставили. Это сейчас он такой вальяжный, а тогда, – она тихонько рассмеялась, – длинный был, худой, весь как-то нескладный, угловатый, вихрастый – вечно у него на голове черт-те что было, смуглый, все лицо – в прыщах… Девки наши посмотрели на него – и скривились!
– Не Ален Делон? – усмехнулась я.
– И близко не было! – согласилась Наталья. – А еще полюбили они его в краску вгонять – наш строительно-монтажный жаргон мало кто выдержит. Он краснел так, что уши пламенели, а им только с укоризной говорил: «Вы ведь женщины! Как же вам не стыдно!» А те – ржать. Дали ему комнату в общежитии, и все наши удивились, с чего бы это начальство так расщедрилось – ему же, как молодому специалисту, места бы и в общей комнате хватило. Стали справки наводить, и тут выяснилось, что отец-то у него – начальник отдела в министерстве строительства РСФСР!
– Ого! – воскликнула я.
– Вот и девки наши заогогокали, да только поздно было – уже испортили они все впечатление о себе, – выразительно сказала Наташа. – Наши все удивлялись, отчего он после института в Москве не остался на какой-нибудь непыльной работе, пробовали у него спросить… А он только зыркнул глазами своими чернющими – и ничего не ответил.
– С характером человек, – кивнула я.
– Еще с каким! – усмехнулась она. – Он же как начинал работать? А так, как его в институте учили! Как по нормативам положено! Да разве на стройке так что-нибудь заработаешь?! Как наряды закрывать, так и скандал! Кому же охота копейки получать за эту работу каторжную? Постепенно он пообтесался, понял, что теория с практикой в строительстве никак не стыкуются… Словом, наладилось все.
– Как же вы с ним встречаться начали? – полюбопытствовала я.
– Да он меня вообще в первый день, как на стройке появился, за парня принял, – рассмеялась она. – А я… Я, как в глаза ему поглядела, так и поняла: мое это! На всю жизнь мое! Только куда мне – с моей-то рожей? Вот и молчала в тряпочку, а сама смотрела на него, и сердце кровью обливалось: неухоженный, рубашка кое-как выстирана, носок криво-косо зашит, и – вечно голодный. Разве это обед для мужика: бутылка молока, банка консервов и полбуханки хлеба? Ну и стала я его кормить – у меня же плитка была, вот я из дома ему и приносила, а там разогревала. Помню, позвала я его в первый раз поесть, а он – ни в какую. Тогда я объяснила ему, что будет он мне платить, как в столовой. Так он не поленился сходить туда, все цены переписать и потом со мной до копейки рассчитывался.
– Гордый человек, – одобрительно заметила я.
– Что есть, то есть, – подтвердила она. – Месяца два так продолжалось, исхудала я за это время страшно, потому что мама же для меня одной обед готовила, а я бо́льшую часть ему отдавала. Я, в общем-то, ни на что и не рассчитывала, а вот просто увижу, что он сыт, и на душе теплее становится. А потом он меня неожиданно попросил – город ему в выходные показать, а то он его толком и не видел. У меня от радости сердце чуть не выскочило, а потом я в зеркало на рожу свою глянула и сразу успокоилась – не с моим рылом в калашный ряд лезть!
– Но это все же оказалось свидание? – спросила я.
– А я и не знаю до сих пор, что это было, – улыбнулась Наташа. – Только собиралась я в тот день, как на выпускной вечер, и платье то же самое надела – оно у меня одно нарядное-то и было. Сентябрь уже кончался, а я кофту теплую не взяла – не имелось у меня приличной. Как сейчас помню, суббота это была. Бродили мы с ним по городу, по набережной, мороженое ели, в кино на дневной сеанс сходили. Он мне все пытался свой пиджак на плечи набросить – прохладно уже было, а я отказывалась, боялась, что он сам замерзнет и простудится. Он меня тогда до трамвайной остановки проводил и предложил: «А давай завтра в театр сходим?» Мать честная! Да я в театре до этого только два раза и была, когда нас всем классом туда водили. Это сейчас мы всей семьей можем на премьеру в Ла-Скала слетать, а тогда темная я была, как сто подвалов! Ну, я от растерянности и согласилась! Вернулась домой, а там отец – сидит и на меня бирюком смотрит!
– Он не знал, что вы с Журавлевым встречались? – догадалась я.
– В том-то и дело! Я же всем сказала, что к подружке пошла, а она, оказывается, сама ко мне забежала в тот день – вот обман и открылся. Только мама отцу и рта открыть не дала, а сразу меня увела к себе. У меня радости – полны штаны, простите за грубость, я ей все и выложила от начала до конца. Вздохнула она и сказала: «Не по себе ты дерево рубишь, доченька! Рада я, конечно, что ты влюбилась наконец-то, что женщина в тебе проснулась, а то все с мальчишками бегаешь и сама, как пацан, только как бы беды не было. Он человек столичный, а мы – сама знаешь кто. Ты уж до греха не доводи, не опозорь нас. А то, что одета ты плохонько, – это дело поправимое». Ушла она и долго о чем-то с отцом шушукалась, а утром подняла меня чуть свет, и поехали мы на толкучку – тогда ведь только там можно было что-то приличное купить.
– Да, было времечко, – покачала головой Надежда, которая все это время сидела молча и с большим неодобрением смотрела на собак, которые старательно догрызали кости, хотя она сама им это разрешила.
– Потратилась тогда мама страшно, – продолжала Наталья. – И юбки с кофтами, и платье с туфлями, и пальто… В общем, с ног до головы меня одела – я-то сама на свой внешний вид до этого никогда никакого внимания не обращала. А на обратном пути она меня в парикмахерскую отвела, да не в мужской зал, где я всегда до этого стриглась, потому что там дешевле, а в женский. Дома потом на меня все подгоняли – фигура-то у меня нестандартная. Ну, собралась я в театр, посмотрела на себя в зеркало и давай реветь!
– Не понравились себе? – участливо спросила я.
– Не совсем так, просто чужой человек на меня из зеркала посмотрел. Не я это была! А еще, мне до жути было страшно, что покажусь я Николаю смешной в этих своих обновках, на каблуках, на которых и ходить-то не умею, хоть и тренировалась весь день, да со стрижкой непривычной. Потому что, как не пыжься, а из петуха павлина не сделаешь, – грустно сказала Наталья.
– Как я понимаю, такого не произошло, – заметила я.
– А он меня сначала и не узнал, – усмехнулась она. – Я из трамвая вышла, подошла к нему, а он смотрит на меня удивленно. Потом глаза вытаращил, а я от страха свои закрыла. И тут он сказал: «Наталка! Какая же ты красивая! И в спецовке, и в платье!» Как я в тот момент на месте не умерла, до сих пор не знаю.
– Не по-хорошему мил, а по милу хорош! – веско заявила Надежда.
– Пошли мы с ним в театр оперы и балета, а я там и не была до этого ни разу, – мечтательным тоном вспоминала Наташа. – Хожу и, как дура, все рассматриваю. Сели мы на свои места, и начался балет «Жизель» – мой любимый с тех пор. Пока увертюра шла, еще ничего, а когда танцовщики на сцене появились, Николай с ужасом посмотрел на них и шепнул мне на ухо: «Наталка! Не смотри на этот кошмар, а просто закрой глаза и слушай музыку». И действительно, сам устроился поудобнее, глаза закрыл и… И лицо у него стало таким одухотворенным – просто не от мира сего. А я гляжу на него – и рыдания мне горло рвут, потому что понимаю, какие мы с ним разные, что мы действительно, как мама сказала, не пара, и ничего у нас не получится. Видно, он взгляд мой почувствовал, потому что повернулся, посмотрел мне в глаза и все понял. Взял он тогда меня за руку, пожал слегка, покивал успокаивающе и снова, закрыв глаза, стал музыку слушать, так и держа меня за руку. А в антракте сказал: «Наталка! Ты еще маленькая-маленькая и глупенькая-глупенькая! Ты еще полюбишь и музыку, и живопись, и балет! Только настоящий, а не такой, как этот. Поверь мне!» И я ему поверила, и так у меня на душе спокойно стало, что ничего больше не было страшно. Вышли мы тогда из театра и, держась за руки, к остановке пошли. Идем и молчим, а на душе у меня так хорошо, так светло… Вот так шла бы себе и шла рядом с ним – всю жизнь. Я думала, он меня на трамвай посадит и в общежитие пойдет, а он уперся!
– Конечно, ведь, по его представлениям, девушку вечером нужно до дома проводить, – заметила я.
– Но не в Агафоновку же! – воскликнула Наташа. – Меня-то там каждая собака знает и никто – при моих-то братьях – тронуть не посмеет, а его, чужака? Да еще вечером? Как я его ни уговаривала, так он за мной и увязался! Ну, что делать? Дошли мы с ним до моего дома, я его во дворе оставила, а сама внутрь заскочила и Андрюшку попросила, чтобы он Николая до трамвая проводил – Лешка к тому времени уже женат был и отдельно жил. Андрюшка заупрямился, а отец ему спокойно так говорит: «Проводи и на трамвай посади!» Ну, с отцом спорить брат не посмел. А утром мама, смотрю, обед на двоих мне собирает и приговаривает: «Мужик сытым должен быть!» Вот с тех пор так и пошло: как выходные, так мы с ним по музеям, театрам или кино ходим, а он мне все объясняет – и про музыку, и про все остальное. С учебой стал мне помогать, повадился после занятий меня встречать. Я его все-таки в дом затащила и с мамой познакомила – отца-то он и так знал, потому что вместе они работали. С тех пор он, зайдя с мороза, мог стакан чая выпить, но поужинать не согласился ни разу. И опять та же история! Он меня – до дома, а его самого потом Андрюшка – до трамвая провожает. Вся зима так и прошла, а весной брат не выдержал и заявил: «Ребята! Вы решайте уж чего-нибудь, а то я замаялся провожатым работать. А вдруг меня дома не будет? Кто тогда Николая охранять пойдет? Мать или отец?»
– Простите, Наташа, но деликатностью ваш брат не отличается, – хмыкнула я.
– За то он от отца и огреб подзатыльник, – усмехнулась она. – Только Николай тогда это очень серьезно воспринял и сказал, что любит меня и хоть сейчас жениться готов, но есть некоторые обстоятельства. Отец тогда лицом закаменел и спросил только: «Женат уже, что ли?» Коля даже со стула вскочил и крикнул: «Вы что же, меня подлецом считаете?!» Папа немного успокоился, а мама тихонько так спрашивает: «Может, ты, Коленька, где-то ребеночка на стороне имеешь?» Николай аж пятнами алыми пошел: «Да кем же вы меня считаете?!» Тут уж брат не выдержал: «Да не юли ты! Не на партсобрании! Говори, в чем загвоздка!»
– И что же это такое оказалось? – поинтересовалась я.
– Да просто Коля тогда историю свою нам рассказал. Оказалось, что ребенок он в семье поздний, но почему-то очень нелюбимый, и все внимание всегда было обращено на дочь его старшей сестры Кати – Анну. Вот ее-то на руках носили, а что к нему, что к его сестре относились, мягко говоря, прохладно. Воспитывала его в основном домработница, да еще сестра с ним возилась, когда никто не видел – два товарища по несчастью. Так что в доме, где его никто не любил, ему всегда было неуютно. А когда он сказал своему отцу, что после института возьмет направление в другой город, тот только буркнул: «Ну и слава Богу! Я свою карьеру с нуля начинал и вон чего достиг. Если у тебя есть голова на плечах, не пропадешь, а на мою помощь не надейся! Хватит и того, что я тебя вырастил и образование дал!»
– То есть Николай Николаевич дал сыну понять, что жених он совсем незавидный и его выбор родители не одобрят, а точнее, он им до лампочки, – поняла я.
– Вот именно, – кивнула Наташа. – Поудивлялись тогда мы такой семейке, но родители мои не возражали, потому что чего только в жизни не бывает. Вот так Коля и сделал мне предложение. Поженились мы с ним после моей летней сессии, и перебралась я к нему в комнату в общежитие. Девки наши на стройке от зависти локти грызли, за спиной у меня шушукались, потому что Николай отъелся, выправился – даже прыщи сошли, и оказался очень симпатичным парнем. Да только поздно они спохватились, хотя глазки ему строили немилосердно и все прижаться к нему норовили, но тут уж мои отец с братьями вмешались и отвадили их так, что те больше не совались. А в отпуск мы в Москву поехали с родителями Николая знакомиться. У нас родня в Подмосковье, у нее и остановились. Купил Коля букет, и пошли мы, а перед тем как в подъезд войти, муж мне сказал: «Ни на что не обращай внимания. Мы там пробудем максимум минут пятнадцать – это просто дань вежливости. Стол для нас накрывать не будут и даже чаю не предложат. Сиди и молчи или отвечай максимально кратко, если тебя о чем-нибудь спросят, но это вряд ли. И не вздумай обижаться – ты же не будешь обижаться на собаку, которая облаяла тебя из подворотни!» Страшно мне было до жути, но я изо всех сил старалась этого не показать, да и Коля себя неуютно чувствовал и тоже это скрывал.
– Все было действительно так плохо? – спросила я.
– До сих пор вспоминать противно, – передернула плечами Наталья. – Огромная «сталинка» на Щусева, комнат не счесть – это я сейчас знаю, что их было пять. Везде ковры, гарнитуры, хрусталь, картины… Родители Колины действительно оказались очень пожилыми людьми, но гонору! Особенно у отца! Мать-то просто промолчала, только губы поджала, когда Коля меня им представил, а вот он процедил сквозь зубы: «Не ожидал, что у тебя окажется такой своеобразный вкус». Племянница Николая, Анька, актриса из погорелого театра, просто презрительно расхохоталась мне в лицо, а его сестра Катя, красавица необыкновенная, смотрела на нас с такой жалостью, словно мы убогие какие-то. Словом, мы и пяти минут там не пробыли, нам даже сесть никто не предложил. Комплект наших свадебных фотографий, что Николай им отдал, они, не глядя, на стол кинули. Когда мы уходили, Коля сказал, что пришел только для того, чтобы соблюсти приличия, а за вещами своими зайдет отдельно, на что Анька опять расхохоталась и заявила: «А кто сказал, что в этом доме у тебя есть что-то свое?»
– Очень странные отношения в этой семейке, – покачала головой я. – Вы выяснили, чем они были вызваны?
– Само выяснилось со временем, – неопределенно ответила Наташа.
– Что же было дальше? – спросила я.
– Николай на следующий день все-таки забрал свои вещи, в основном одежду с обувью, еще какие-то мелочи, и вернулись мы в Тарасов. Весной у нас сын, Георгий, родился. Двенадцать часов я мучилась, и все это время Коля сидел на скамейке возле роддома, схватившись за голову, и слушал мои вопли – окна-то открыты были. Когда меня выписали, он взял сына на руки и сказал: «Еще одного ребенка я не переживу».
– Мужики – народ хлипкий и излишне чувствительный, – хмыкнула Надежда. – Доведись им рожать, так род людской быстро перевелся бы!
– Это точно, – согласилась Лада, которая все это время сидела молча – видимо, знала историю своей подруги не хуже ее самой.
– Потом у нас Сережка родился – погодки они с Георгием, так уж получилось, что не убереглась я. Тут уж нам, хоть и в панельном доме, но «распашонку» дали. Два комнаты изолированные, коридор большой, кухня, чулан, лоджия, пусть и маленькая, и балкон, – перечислила она, улыбаясь от этих счастливых воспоминаний. – Отец с братьями и Николай квартиру нашу, как игрушку, отремонтировали – руки-то свои! Родня на мебель скинулась, да и мы кое-что накопили. Живи да радуйся! Николай иногда в Москву звонил, чтобы с днем рождения родных поздравить или с каким-нибудь другим праздником, открытки поздравительные им посылал – он называл это: соблюсти приличия. А о смерти его отца мы узнали почти через год, и хоть адрес наш у них был, но они нам ничего не сообщили.
– Ох, и сволочи же вам в родню достались! – покачала головой Надя. – Это же надо – не дать сыну с отцом попрощаться, последнее «прости» ему сказать! Хоть и не самый ласковый папаша он был, но все же – отец!
– Думаю, это все из-за наследства – Николай имел на него такое же право, как и его сестра с матерью, но, раз срок подачи заявления пропустил, то и остался ни с чем, – предположила я.
– Да не надо нам было от них ничего, – отмахнулась Наташа. – Да и не все они там сволочи, а только одна – Анька. Мальчишкам нашим шесть и пять лет было, когда гром грянул. Дело было в воскресенье, мужики мои телевизор смотрели, а я в кухне возилась, когда в дверь позвонили. Николай пошел открывать, я слышу – голоса какие-то чужие и очень недружелюбные. Выскочила я и обомлела: на старом одеяле какие-то хмыри Катю к нам в квартиру заносят! А следом за ней идет Анька! Швырнула она на пол сумку и заявила: «Я свое с ней отмучилась! Теперь ваша очередь!» Николай на нее заорал: «Ты что творишь?! Она же тебе мать!» А та ему в ответ: «И тебе, между прочим, тоже!» С тем и ушла!
– Чудны дела твои, Господи! – всплеснула руками Надежда. – Вот, значит, откуда ноги растут! Нагуляла его Катерина, а ее родители его на себя записали.
– Там история длинная, – вздохнула Наташа. – А тогда – что было делать? Поднял Николай Катю на руки и на нашу с ним постель положил. Мы с ним в маленькой комнате жили, а в большой – мальчишки, чтобы было им, где беситься. Устроили мы Катю, как могли, – она лежит с закрытыми глазами, но видно, что не спит, – и пошли смотреть, что в сумке, а там оказался паспорт и документы медицинские какие-то. Посмотрели мы их и поняли, что инсульт у Кати был! И, судя по выписке из истории болезни, Анька ее прямо из больницы – на вокзал и к нам.
– И как же такую паскуду только земля носит?! – разбушевалась Надя. – Чтобы родную мать, как старую ненужную тряпку, на улицу выбросить! Да нормальный человек даже собаку, какой бы старой и больной она ни была, никогда не выгонит! Да он ее до последнего лечить будет, потому что привык к ней, она для него, как близкий человек, друг она ему самый верный и преданный! А тут – мать, которая жизнь тебе дала и своей грудью вскормила! Ночей рядом с тобой не спала! Ох, дайте мне сюда эту мразь, я ей в глаза хочу плюнуть!
– Тебе для этого в Москву поехать придется, – остудила ее пыл Наталья.
– Ничего! – угрожающим тоном заявила Надя. – Я не ленивая! Но тебе-то каково пришлось!
– Вот тогда я себе спину и сорвала, – объяснила Наташа. – А куда деваться? Ухаживать за ней нужно было, а она женщина крупная. В больницу ее не отдашь, потому что у нее тарасовской прописки нет, и прописать нельзя, потому что она из Москвы не выписана. Вызвали мы тогда в понедельник терапевта из поликлиники и объяснили, что это сестра Николая к нам долечиваться приехала – не будешь же перед чужими людьми душу наизнанку выворачивать. А она к нам невропатолога прислала. Пришла эдакая молодая деваха, даже по виду ясно, что стерва законченная, и прямо возле Кати, прямо над головой ее заявила: «Прогноз сомнительный, вряд ли выживет, но намучаетесь вы с ней досыта».
– Да как у нее язык-то повернулся при больной такие вещи говорить?! – гневно воскликнула Надя.
– Я тогда врачиху эту по лестнице спустила, а потом в поликлинику сходила и такой скандал главврачу закатила, что стекла дрожали, – хмыкнула Наташа. – А он прямо при мне вызвал девку эту и высказался по полной программе, не стесняясь в выражениях. А еще я в горздравотдел пошла и жалобу накатала, потому что таких врачих на пушечный выстрел к больным подпускать нельзя. Так что, как я потом узнала, вылетала эта стерва из нашей поликлиники не хуже, чем тогда по лестнице скатилась. Перевезли мы тогда сыновей к маме окончательно, а я с работы ушла, чтобы за Катей ухаживать. Николай изо всех сил надрывался: и работал, и калымил – время-то было перестроечное, нигде ничего нет, полки пустые, все из-под полы доставать надо. Хорошо еще, что нас родители мои выручали своим огородом и прочим хозяйством. Коля придет вечером и рухнет без сил – какая же мне от него помощь? Все сама: накормить и напоить Катю с ложечки, помыть ее, «утку» подложить вовремя, ворочать ее, чтобы пролежней не было, и уколы я научилась делать… Словом, не знаю, куда я после смерти попаду, но в аду мне точно страшно не будет. А Катерина лежит молча, как колода, с закрытыми глазами, каждую ложку в нее почти что силой приходилось впихивать – это уже потом я поняла, что она просто умереть хотела. Пробовали мы с ней разговаривать, а она молчит – вот мы и решили, что после инсульта у нее речь отнялась. А потом она орать полюбила, просто так, без всякого повода. Соседки сначала думали, что я над ней издеваюсь, и косились на меня, а когда увидели, как я пеленки ее на балконе вешаю под ее вопли, поняли, что она просто хулиганит, и стали меня жалеть.
– Да, ад по сравнению с этим – сущие пустяки, – сочувственно кивнула я.
– Словом, месяц я так промаялась и дошла до того, что готова была в петлю полезть. Поехала в очередной раз к маме за продуктами, и там-то меня настоящая истерика и накрыла. Выслушала меня мама, собралась и вместе со мной к нам поехала. Меня из комнаты выставила и стала с Катей разговаривать, а я под дверью подслушивала. Мама ей: «Катенька! Да понимаю я, что это не ты кричишь, а боль твоя душевная наружу рвется! Сердце у тебя кровью обливается оттого, что дочь родная тебя предала и бросила! Только Наташа-то моя в чем виновата? Или она для тебя плохо старается? Что ж ты ее врагом лютым считаешь? А Николай в чем виноват? Он же тебе – сын родной, хоть ты от него и отказалась. На двух работах горбатится, чтобы вас прокормить да тебе же на лекарства денег добыть. Он хоть словечком тебя попрекнул?» Тут Катя как зарыдает! И впервые голос подала: «Я к маме хочу!» Вот так мы и узнали, что она говорить может. Мама моя аж руками всплеснула: «Да бог с тобой, Катенька! Она же умерла!» А она все свое твердит: «Я туда, к маме, хочу». Ну, моя мама успокоила ее все-таки, и Катя сказала: «Я ради Ани от сына отказалась, которого от любимого человека родила, а она меня убить хотела!» А мама ее уговаривает: «Ты поплачь, Катенька! Тебе от этого легче станет! Тебе выговориться надо, а то что ж ты все в себе держишь? Так ведь и сгореть недолго. Ты рассказывай, а я рядом посижу и послушаю, может, советом помогу!» И тогда Катя рассказала ей, что случилось много лет тому назад.
Оказалось, что она вышла замуж в восемнадцать лет, еще студенткой иняза, за сына сослуживца своего отца по министерству, с которым тот дружил. Любить она его не любила, но знала с детства, привыкла, так что не возражала, когда родители решили их поженить. Муж был немного ее постарше и к тому времени уже окончил строительный институт, пошел по стопам своего отца. Естественно, что при такой поддержке он из-за границы не вылезал – тогда Советский Союз где и чего только не строил. Через год у них родилась дочь Аня, но заботы о ней на себя взяли бабушки, так что Катя смогла окончить институт и стала ездить переводчицей с советскими специалистами-строителями. При такой жизни с мужем она встречалась нечасто, но ни он, ни она от этого не страдали – любви-то не было.
Ане было пять лет, когда Катя познакомилась в Алжире с молодым французским художником, Эженом Мари Антуаном де ла Ро, и влюбилась впервые в жизни, причем насмерть, правда, взаимно. Роман их был бурным и страстным, но само собой тайным, потому что люди в штатском бдили за своими подопечными днем и ночью. Когда оказалось, что Катя беременна, она запаниковала – будь это в Союзе, она бы сделал аборт, но в Алжире-то ей куда было податься? Вылететь на родину, чтобы потом вернуться? А если компетентные органы все узнают и не выпустят ее больше? Расстаться с Эженом для нее было страшнее смерти, и она скрывала свое положение, сколько могла, но правда все равно вылезла наружу, и ей было приказано вернуться. И она, и Эжен понимали, что больше никогда не увидятся – кто же тогда знал, что будет перестройка и советские законы рухнут, а Союз распадется? Как ни давили на Катю, но имя отца своего ребенка она так и не назвала, потому что понимала: это будет крахом не только для нее, но и для карьеры ее отца, который к тому времени был уже – несколько лет – заместителем министра. Вот и грешили, что родители ее, что компетентные органы, на кого-то из своих – то, что дочь замминистра могла связаться с иностранцем, никому и в голову не пришло. Потому-то она и заставила Эжена поклясться, что он не будет ей писать или пытаться как-то иначе с ней связаться. Так они и расстались.
В Москве Кате пришлось несладко: родители смотрели на нее волками, потому что из-за нее у отца были большие неприятности на работе, его понизили до начальника отдела, а муж процедил сквозь зубы: «Спасибо, что негритенка не нагуляла», – и подал на развод, дочь билась в истерике и кричала, что никогда не простит свою мать за то, что та оставила ее без отца, а уж о том, чтобы снова выехать за границу, речь даже не шла.
Развод был тихим – скандал никому не был нужен. Обманутый муж получил в качестве отступного большую квартиру, которую молодым подарили на свадьбу, и Катин отец настоял, чтобы Аня осталась прописана там, а Катя перебралась к родителям. Родился мальчик, которого, не мудрствуя лукаво, назвали Николаем и записали на Катиных родителей – все-таки позору меньше, но и он, и она стали в семье изгоями. Анна сразу возненавидела малыша и отравляла ему жизнь, как могла, они даже боялись, что она его просто убьет и, чтобы этого не допустить, поселили его в комнате домработницы, куда Катя и ходила кормить его. Потом, когда ее пристроили на работу – опять же, переводчицей в издательство, чтобы исключить любые контакты с иностранцами, – Николая отдали в круглосуточные ясли-сад, откуда брали только на выходные, а затем – в школу с продленкой определили. Одним словом, делали все, чтобы он как можно меньше бывал дома, потому что горячо любимая дедушкой и бабушкой Анна постоянно скандалила, убегала к отцу, который, надо признать, ее очень любил, и грозила, что уйдет к нему навсегда. Катя, у которой сердце кровью обливалось, когда она видела сына, в котором все больше и больше проявлялись черты ее любимого Эжена, под жутким давлением родителей вынуждена была пообещать дочери, что и близко к сыну подходить не будет. Она и возилась-то с ним исподтишка, когда никто их вместе не видел, кроме жалевшей ее домработницы. Вот так они с Николаем и жили.
Окончив школу, Анна пожелала учиться в театральном, хотя никаких способностей у нее не было. Красивая была – это да, потому что в мать пошла, но талантом лицедейства боженька ее обделил. Дед напрягся, но все сделал для горячо любимой внучки, которая тут же с головой окунулась в богемную жизнь и куролесила так, что небу было жарко. Еще студенткой она умудрилась два раза побывать замужем и развестись, но ей прощалось все. Потом дед и в театр ее пристроил, но выше ролей «Кушать подано» она не поднялась, что не мешало ей считать себя выдающейся артисткой и напропалую прожигать жизнь в компании таких же, как она, бездарей, считавших, что им просто не дают возможности проявить себя по-настоящему. К тому времени ее отец, и так бо́льшую часть времени проводивший за границей, – его как пострадавшую сторону (а те, кому надо, прекрасно знали истинную причину развода) запрет на выезд за границу не коснулся – женился на уроженка Ленинграда и перебрался туда, оставив квартиру дочери. Обрадованная Анна переехала в его квартиру и гуляла со своими дружками там, очень скоро превратив некогда приличное жилище в притон.
Ее безоблачная жизнь закончилась в тот момент, когда деда отправили на пенсию – не стало ни прежних денег, ни возможностей. Вытряся из деда с бабкой все, что смогла, Анна потеряла к ним всякий интерес и появлялась у них все реже и реже. Тут к власти пришел Горбачев, и в стране началось такое, чего дед вынести не смог – рушились те устои, на которые он всю жизнь молился. Первый же инфаркт стал для него последним. Жена, всю жизнь прожившая за его спиной, как за стеной, и никогда не работавшая, оставшись одна, растерялась, превратившись в сущего ребенка, и начала тихо угасать.
Катя одна ухаживала за матерью до последней минуты, потому что домработница давным-давно ушла – платить ей было нечем, а Анна, иногда забегавшая, чтобы проведать бабушку, сразу заявила, что с горшками она таскаться не будет. Катя стала переводчицей-надомницей, и хоть платили немного, но на жизнь им двоим более-менее хватало. Но вот ее мать скончалась. Похоронив ее, Катя осталась одна в этой огромной квартире. Теперь у нее была возможность оглядеться и как-то попытаться вписаться в эту новую жизнь. Она была по-прежнему очень хороша собой, но нужны были деньги, чтобы привести себя в порядок, приодеться, а потом уже искать приличную работу. И путь был только один – продать кое-что из драгоценностей матери, потому что обратиться за помощью к Николаю ей и в голову не пришло после того, как она и ее родные с ним обошлись. Тут-то и выяснилась истинная причина визитов в этот дом Анны – она уже выбрала из шкатулки все по-настоящему ценное! Такой подлости от дочери Катя никак не ожидала, но попытка выяснить отношения ни к чему не привела – дочь ее просто-напросто послала, припомнив все ее грехи. Единственное, что могла сделать Катя, – поменять замки в двери, чтобы Анна не смогла вынести все остальное: картины, антиквариат и все то крупное, что она не смогла украсть раньше, а под охраной квартира и так была. И очень вовремя она это сделала, потому что, вернувшись как-то домой, она увидела на двери нацарапанную надпись: «Сука!» А соседи сказали ей, что приходила Анна и страшно материлась, когда не смогла открыть дверь.
Но на этом злоключения Кати не закончились, потому что через несколько дней у этой самой двери ее встретили два полупьяных мужика самого непотребного вида и, угрожая ножом, потребовали отдать им ключи. Катя начала звать на помощь. Соседи, знавшие ее всю жизнь, не побоялись выйти, а поскольку сосед вышел не с пустыми руками, а с пусть и охотничьим, но ружьем, мужиков тех как ветром сдуло. С Катей же, которая прекрасно поняла, что подослала этих мужиков Анна, случился инсульт. Соседи отнесли ее к себе в квартиру и вызвали «Скорую». Физическое состояние Кати не было таким уж страшным – речь сохранилась, но вот моральное! Единственное, что Катя тогда могла сделать, – это оставить ключи соседям с просьбой: ни в коем случае не отдавать их Анне и вызвать милицию, если кто-то попытается взломать дверь.
У Анны хватило наглости явиться в больницу и потребовать у матери ключи. Получив отказ, она отправилась к лечащему врачу и, изобразив скорбь и заботу, попросила ключи у него, чтобы принести матери все необходимое. Узнав же, что в вещах матери ключей нет, она ушла и больше не появлялась, а только по телефону справлялась о ее состоянии. Когда же подошло время Кате выписываться, Анна забрала ее и повезла прямо на вокзал, погрузила в поезд и злорадно сообщила: «Уж теперь-то, когда тебя в Москве не будет, я до всего добра доберусь! А за тобой пусть ухаживает твой ублюдок и его уродина-жена!» Что Катя могла сделать? Звать на помощь? А от кого ее должны были спасать? От родной дочери? Которая тут же объяснила бы, что не на помойку мать везет, а к родному своему брату, потому что сама за ней ухаживать не может. И Катя смирилась. Жизнь рисовалась ей исключительно в черных красках, будущее казалось беспросветным. Она никак не ожидала, что в доме преданного ею сына о ней будут заботиться как о действительно родной матери, и чувство вины буквально сжигало ее изнутри. Ей до того было стыдно смотреть в глаза заботившимся о ней людям, что хотелось умереть…
– Вот так мы все и узнали, – сказала Наташа. – Ну, с того времени мне полегче стало, потому что поняла, что к чему. Да и мама моя с Катей еще не раз долго разговаривала, убеждала ее, что она обязательно поправится, и она действительно стараться начала, хоть ела теперь нормально. Нашли мы врача хорошего, который стал Катей специально заниматься – в копеечку нам это обошлось! Тут она нам сама и предложила – мальчишек наших в своей московской квартире прописать, чтобы жилплощадь не пропала, если с ней что-то случится.
– Ну, правильно! – встряла Надя. – Приватизации-то еще не было.
Наташа кивнула и стала рассказывать дальше:
– И опять: деньги, деньги, деньги! Нотариусу гонорар, на билеты, на то, на се! Долги по квартплате за московскую квартиру погасить, да еще вперед оплатить… Словом, расходов было! – Наташа покрутила головой. – Родители растряслись до копейки, мы – все в долгах! Я по вечерам, когда Николай с работы приходил, подъезды мыла, а потом еще и дворником устроилась. Так что намахалась и лопатой с ломом зимой, и метлой – летом! Но мальчишек мы все-таки в Москве прописали, и Анька ничего сделать не могла – она-то сама в отцовской квартире была прописана. Орала только, что подавимся мы всем этим добром. А тут Кате намного лучше стало: ходила-то она еще плохо, но отец к стулу колесики приделал, а мы по всей квартире веревки натянули, так что она могла хоть так передвигаться. И мне помощь: она и овощи почистит, и суп сварит, и еще что-нибудь по мелочи сделает. Потом она уже на костыли встала, и я смогла на работу выйти, а как мальчишки в школу пошли, она с ними уроки делала.
– То есть вы их к себе забрали? – уточнила я.
– Ну да! Не в Агафоновке же им было учиться, а у нас школа прямо во дворе стояла. Мы с мужем им объяснили, что это – их бабушка, но она болеет и им к ней нужно быть очень внимательными. Они во дворе играют, а потом кто-нибудь из них прибежит к ней и спрашивает: «Бабаня! Тебе чего-нибудь надо?» Катя все смеялась: «Какое хорошее слово – бабаня!» Представляете, рафинированная интеллигентка, два языка в совершенстве знает: английский и французский, музыка, живопись и все такое, а на наших сорвиголов смотрела – и от счастья таяла.
– А у Анны нет детей? – спросила я.
– Нет, хоть замужем она побывала неоднократно, – покачала головой Наташа.
– Из-за наследства у вас с ней споры были? – продолжала интересоваться я.
– Какого наследства? – уставилась на меня Наташа.
– Ну, после Кати, – объяснила я.
– А почему вы решили, что Катя умерла? – удивилась она. – Жива-живехонька!
– Так она по-прежнему с вами живет?! – воскликнула я.
– Зачем? Она в Тулузе, – объяснила Наташа и спохватилась: – Да вы же не знаете ничего! Я же этого ее Эжена нашла! Когда уже все можно стало и связь с иностранцами не считалась чем-то криминальным, я, никому ничего не сказав, начала его искать. Куда я только ни писала, но выяснила-таки его адрес, написала письмо, а учительница из школы мне его перевела. Честно скажу, я надеялась, что он нам хоть немного деньгами поможет – Николай же ему все-таки сын, а то положение у нас в то время было аховое.
– Но ведь можно было что-то продать? Картины или антиквариат? – удивилась я.
– Муж хотел, чтобы все это детям осталось. Сам вкалывал по двадцать четыре часа в сутки, а все это трогать запретил, – объяснила Наташа. – Ждала я ответа от Эжена, а вместо этого он сам приехал – Катя к тому времени уже довольно хорошо ходила и даже на улицу иногда выглядывала, но только под присмотром внуков. Там-то они, во дворе, и встретились. Сама я этого не видела, но соседки рассказывали потом, что рыдали они оба в голос и все никак оторваться друг от друга не могли.
– Он что же, не был никогда женат? – спросила я.
– Был! И не раз, хотя детей не нажил, но вот Катю забыть так и не смог. А поскольку он тогда был свободен, то и забрал Катю с собой. Не сразу, конечно, но потом они официально поженились и уехали. А со временем и детей наших туда сманили: Юрку с Сережкой и Катюшку – мы дочку в ее честь назвали. Вот так мы с Николаем вдвоем и остались.
– Как я понимаю, после всего произошедшего Анна никаких теплых чувств к вам не питает? – уверенная в ответе, спросила я.
– А то! – выразительно воскликнула Наташа. – Она ведь ничем из той квартиры так поживиться и не смогла – Катя же не только внуков прописала, но и завещание на них оформила, о чем Николай, приехав в Москву, Анне и сообщил. Как соседи ему сказали, Анька не раз пыталась в квартиру попасть, но они тут же вызывали милицию. Вот она и отстала. А уж когда узнала, что мать все внукам отписала, то проклинала на чем свет стоит и ее, и нас.
– А где она сейчас и чем занимается? – поинтересовалась я.
– Не знаю, – пожала плечами она. – Последнее, что мы о ней слышали, что квартиру отцовскую она, мягко говоря, профукала и теперь живет в коммуналке, где-то у черта на рогах, нигде не работает и пьет, не просыхая.
– С ней все ясно; а какие-нибудь другие ваши недоброжелатели вам на ум не пришли?
– Да нет, больше никого, – пожала плечами Наташа и спросила: – Ты думаешь, она за всем этим стоит?
– Нет! – покачала головой я. – Для всего этого предприятия деньги нужны, и немалые, а у нее они вряд ли есть, потому что пенсия у нее, как я поняла, большой быть просто по определению не может. Из вашей квартиры на Щусева она ничего взять не сумела, а пить-то можно и всякую дешевую дрянь. Ну, посудите сами: нанимать людей, оплачивать им билеты, проживание в Тарасове и еще многое, многое другое – это очень серьезные траты.
– Ты думаешь, это приезжие «работают»? – спросила Лада.
– А какой ненормальный в Тарасове рискнет связываться с самим Журавлевым? – вопросом на вопрос ответила я. – Ведь этот Некто не мог предугадать его реакцию на все происходящее. А если бы Наташа рассказала мужу об этом преследовании? А вдруг он, в чем лично я не сомневаюсь, поднял бы на ноги не только свою службу безопасности, но и всю полицию в городе? А тот факт, что она входит в ваш «женсовет», у которого возможностей больше, чем у всех правоохранительных органов, вместе взятых? Ведь подруги Наташи, каждая из которых может оказаться на ее месте, расскажи вы им обо всем, не отказались бы ей помочь.
– Вообще-то, ты права, – согласилась со мной Лада. – Не держи все это Наташа в секрете от мужа и узнай обо всем Николай, он бы Тарасов наизнанку вывернул, но подонков этих нашел бы. Да и девочки мои от него не отстали бы. Узнали бы тогда эти гады, как наших трогать! Если, конечно…
– Если, конечно, это не кто-то из них, – закончила я ее мысль и продолжила: – Так что это вряд ли Анна, потому что для реализации подобного предприятия, кроме немалых денег, еще и неслабые связи нужно в Тарасове иметь, а у нее их нет и быть не может. И потом, какой ей смысл? Отомстить? Через столько лет? Ну, и чего она добилась бы? Будь у нее с Журавлевым хорошие отношения, я могла бы предположить, что она рассчитывает после его развода с женой перебраться сюда и сесть ему на шею…
– Да ни в жизнь! – уверенно заявила Наталья. – Он никогда не простит ей того, что она практически лишила его материнской любви и заботы в детстве, а потом так обошлась с их матерью. Это точно!
– Тем более непонятно, зачем ей это было бы затевать. Ради чувства морального удовлетворения – вот, мол, отравила вам обоим жизнь? А потом сидеть без денег черт знает сколько времени? Хотя… – Я на минутку задумалась. – Вы случайно не знаете, может, Катя ей деньгами помогает – дочь все-таки?
– Точно знаю, что нет, – уверенно ответила Наташа. – Анька и не знает, что она давно во Франции живет, а уж ее адрес – и подавно. А Катя? Она такого от доченьки своей ненаглядной натерпелась, что навсегда вычеркнула ее из жизни, словно и не было ее никогда.
– Ну, тогда денег ей взять действительно неоткуда, – подытожила я. – Но адрес и телефон Анны мне на всякий случай хотелось бы иметь.
– Я могу позвонить в наше московское представительство, и они все выяснят, – предложила Наташа.
– Спасибо, – кивнула я и уточнила: – Значит, из врагов вы никого, кроме Анны, вспомнить не можете?
– Да нет, больше никого, – повторила она.
– Что делать собираешься? – спросила меня Лада.
– Для начала, пока ваш муж не приехал, подумать хорошенько, а потом, когда я уточню у него кое-какие детали, решу окончательно, в каком направлении нам дальше двигаться, – сказала я и попросила Надежду: – Нельзя ли кофейку для меня организовать?
– И откуда в такой умной голове такие глупые вопросы? – хмыкнула та. – Естественно, можно.
Она пошла варить свежую порцию кофе, а я задумалась, уставившись на собак, которые уже расправились с косточками и теперь, пользуясь случаем, валялись на ковре, пока их не попросили на выход. Постепенно у меня начал складываться план дальнейших действий, показавшийся мне довольно-таки удачным. Попивая принесенный Надеждой кофе, я прорабатывала в голове детали и, поняв, что он окончательно готов, повернулась к Ладе:
– Где же Дмитрий Дмитриевич?
– Да, он действительно уже должен был появиться, – спохватилась она и позвонила мужу: – Дима, где ты?
– Да тут я, тут! Давно уже приехал, но не хотел вам мешать, – послышалось из холла, и в дверях появился Полянский.
Видела я его до этого только один раз, и сейчас, не в камуфляжной форме, а в цивильном костюме, ни за что не узнала бы – как же одежда меняет человека!
– Ну, все свои женские секреты обсудили? – без тени насмешки спросил он.
– Все, Дима. Теперь твоя очередь, – улыбнулась ему Лада, и он ответил ей добрым теплым взглядом. – Познакомься, это Татьяна Александровна Иванова, частный детектив, о которой я тебе много рассказывала.
– Помню я нашу первую встречу, – кивнул он и усмехнулся: – Ох, и боевой же вид у вас тогда был!
– Работа такая, – пожала плечами я. – А теперь мы с вами в некотором роде коллеги.
– Да, делать нужно то, что умеешь, так что воюю я по-прежнему, – согласился он и перешел к делу: – Пойдемте ко мне в кабинет, и я покажу вам все, что уже успел собрать.
– Я с вами, – твердо заявила Наташа. – Мне тоже интересно.
– И нам! – решительно поддержали ее Лада с Надеждой.
– Прошу, дамы! – не стал возражать Полянский и повернулся к овчаркам, которые при виде его встали, их морды приобрели восторженное выражение. – Хватит бездельничать! На службу пора! – И он кивнул в сторону дверей во двор.
Собаки степенно отправились «служить», но по дороге каждая из них не смогла отказать себе в удовольствии ткнуться носом в ноги хозяина, а он слегка похлопал их по огромным головам.
У себя в кабинете Полянский выложил на стол фотографии и фотороботы, взглянув на которые, Наташа с ненавистью процедила, брезгливо тыча в них пальцем:
– Этого мерзавца я видела, когда галстук покупала.
– А вот этот тебя в фитнес-центре пытался соблазнить, – пояснила Лада, указывая на фоторобот. – А этот, как считает Таня, собирался вас снимать, – она кивнула на второй.
– Ничего не могу сказать, – покачала головой Наташа. – Не помню.
– Дмитрий Дмитриевич, – начала было я, но он меня поправил:
– Дима.
– Хорошо, – согласилась я. – Дима, как могло получиться, что камеры в салоне не зафиксировали того мерзавца, кто под Журавлева в молодости подделывался?
– Сам удивляюсь, – сказал он и разложил передо мной план салона, на котором были отмечены места установки видеокамер. – Не мог он никак мимо них проскользнуть.
– А запись есть? – спросила я.
– А как же! – удивился он.
Мы просмотрели запись, но никого, похожего на Журавлева в молодости, Наташа там не опознала, а когда мы смотрели во второй раз, она вдруг воскликнула:
– Смотрите! – И ткнула пальцем в экран. – Вот этот длинноволосый блондин в темных очках с большой барсеткой в руках! Да он ведь одет так же, как тот подонок, что под моего мужа в молодости подделался!
Тут-то до меня и дошло!
– Все очень просто! – заявила я и, показывая на плане, стала объяснять: – Смотрите! Вот он вошел, подошел к администратору и, видимо, записался на что-то такое… На стрижку, маникюр, укладку… А может, и не записывался, чтобы следов не оставлять, а просто поинтересовался ценами. Неважно! Но потом он не вышел, а прошел в глубь холла. Что у нас там находится? А – там туалеты! Причем за углом! Он туда вошел, снял, как можно предположить, этот парик и очки, положил их в сумку, может быть, достал и надел другой парик и вышел в образе молодого Журавлева! И уселся ждать! Наташа! – Я повернулась к ней: – Где именно он сидел?
– Где-то вот здесь, – показала она.
– Тут камера не берет, – раздраженно заметил Полянский.
– Вот вам и все объяснение, – удовлетворенно сказала я. – Наверняка ему сообщили, что Наташа поедет приводить себя в порядок именно в этот салон. Он заранее сходил туда на разведку, а значит, и отметил для себя расположение камер видеонаблюдения, вот и постарался под «прицел» не попасть. А о чем это нам говорит? А о том, что Некто, кто этих исполнителей нанимает, знает не только о том высоком положении, которое занимает у нас в области Журавлев, но и его возможностях уничтожить любого, выступившего против его семьи. Вот он этих парней и предупреждает, чтобы они поосторожнее были! Но раз этот подонок вел Наташу в сторону служебного входа, там его, скорее всего, должна была ждать машина, а камера слежения сняла бы только его затылок и спину, когда он и Наташа садились бы в автомобиль… я думаю, взятый напрокат по чужому паспорту. И отвез бы ее на снятую квартиру…
– Не было там чужих машин, – твердо сказал Дмитрий Дмитриевич. – Мы все проверили.
– А куда ведет служебный выход? – спросила я.
– Во двор, а оттуда – на Яблочкова. Улица маленькая, тихая, – ответил он.
– Так там же стройка замороженная! – воскликнула я. – Рабочих наверняка там нет, только сторож в вагончике живет. Может, этот негодяй решил вообще с квартирой и машиной не заморачиваться, а договорился со сторожем, чтобы тот уступил ему вагончик на время. А что? Романтические воспоминания о молодости: стройка и все прочее! Поговорить с этим сторожем не помешало бы! Что-то мне подсказывает, что именно так все и было. Лже-Журавлев решил ковать железо, пока горячо, то есть охмурить Наташу, пока она еще в себя не пришла от удивления.
– Сейчас пошлю туда Митю, и он вытрясет из этого сторожа все, что только возможно, – очень недобрым тоном пообещал Дмитрий Дмитриевич и немедленно позвонил сыну.
– А когда все сорвалось и Наташа выскочила из салона, этот лже-Журавлев опять зашел в туалет, где вновь изменил внешность, и спокойно ушел, – закончила я.
– Скорее всего, именно так все и было, – согласился со мной Полянский и спросил: – Что вас еще интересует?
– Все, что касается этого дела, – дала я исчерпывающий ответ.
Полянский начал рассказывать, и чем дольше я его слушала, тем лучше понимала, что он сделал абсолютно все, что только было возможно, и его прокол с салоном и сторожем был единственным.
– Что делать собираетесь? – поинтересовался он, закончив повествование. – План уже какой-то есть?
– Есть, – кивнула я. – Для начала я поищу «жучок» в тех вещах, что недавно подарили Наташе, и, если она вспомнит, кто ей эту вещь вручил, половину проблемы мы решим, а дальше уже – дело техники. Но мне для этого потребуется кое-какая аппаратура.
Ни слова не говоря, Полянский встал и распахнул один из шкафов – там было все, что душе угодно, причем самых последних моделей, и, после того как я выбрала себе «антижук», как я его про себя называю, он взял себе другой, заметив:
– В четыре руки быстрее работа пойдет.
– Ваша правда, – согласилась я. – Но мы, и пока мы «жучок» не найдем, и после будем изображать обычных гостей, так что – без лишних разговоров, потому что отключать его нельзя.
– Мне так и жить – под запись? – возмутилась Наташа.
– Да поймите же вы – нам необходимо оставить «жучок» на месте, потому что он безопасен для вас, раз вы о нем знаете! Ну, не будете вы беседовать в своей комнате ни о чем важном, вот и все. Более того, он нам потом еще хорошую службу сослужит.
– Какую еще службу? – удивилась она.
– Например, чтобы дезинформацию через него передать, – предположила я. – А убери мы его сразу, как найдем, черта лысого тогда докопаемся до истины, – объяснила я, и Полянский кивнул головой, подтверждая мои слова.
– Ладно! – нехотя буркнула Наталья.
– Между прочим, они для твоего же блага стараются! – упрекнула ее Надежда.
– Я же сказала: ладно! – окончательно смирившись, повторила она.
– Вы, Наташа, покажете нам, чем вас «одарили», а пока мы будем работать, постарайтесь найти список приглашенных и не забудьте позвонить в Москву насчет Анны – на всякий случай, лучше не из дома, а из сада, вдруг в доме и другие «жучки» есть, – попросила я ее.
После всего, что произошло с Натальей, эти предостережения никому, включая и ее, не показались излишними, и мы, то есть Наташа, Дмитрий Дмитриевич и я, через пляж двинулись к дому Журавлевых. При виде этого дома я застыла на месте. Это было чудо: небольшой двухэтажный особняк настолько выгодно отличался от тех домов, которые понастроили себе разного рода нувориши, в том числе в этом же поселке, что их даже сравнивать было глупо – к этому дому явно приложил руку очень талантливый архитектор! Войдя внутрь, я вновь замерла – от восхищения: обстановка была изысканной, именно изысканной, а не богатой, роскошной и тому подобное. Мне не раз приходилось бывать в очень богатых домах – как известно, их хозяева «тоже плачут», и проблем у них бывает ничуть не меньше, чем у людей бедных, да и размером они, эти дома, покрупнее, но такого я не видела нигде. Взглянув на меня, Наташа пояснила:
– Это Женя постарался. То есть Эжен. Он тут всем занимался – Николаю же, как всегда, некогда было. А они с Катей специально приехали в Тарасов, несколько месяцев здесь прожили, нужно было и за работами по внутренней отделке проследить, и дождаться, пока заказанные материалы и детали интерьера прибудут, и все прочее.
– Да-а-а! – только и могла сказать я.
Осматриваясь, я увидела большой групповой портрет, на котором были изображены две семейные пары в окружении трех молодых людей: двух парней и девушки. Я поняла, что это – вся их большая семья. Пара помоложе – Журавлевы, а та, что постарше, наверное, Катя и Эжен. Но я все-таки спросила:
– Эта женщина в центре – Катя?
– Она! – подтвердила Наташа. – Женя пять лет тому назад этот портрет написал, как видите, она до сих пор очень хороша собой, несмотря на перенесенную ею болезнь. А ее портрет в молодости, который он по памяти нарисовал, когда они расстались, он у мужа в кабинете висит. Женя сказал – раз она с ним, с ее портретом он может расстаться.
– Она не просто хороша, она очень красивая, – заметила я и, возвращаясь к цели нашего визита, пристально посмотрела Наталье в глаза.
Все правильно поняв, она кивнула и повела нас к себе в комнату. Начала снимать и ставить на стол недавно полученные в подарок фигурки, а мы с Полянским в четыре руки принялись их проверять.
– Ну, вы пока все это рассматривайте, а я чай поставлю, – сказала она.
Фигурки были самыми разными: большими и маленькими, из разных материалов, изящными и не очень; было много одинаковых, и в одной из кошечек, которых – одинаковых! – было целых три штуки, мы и обнаружили подслушивающее устройство. Переглянувшись с Дмитрием Дмитриевичем, мы синхронно вздохнули – дай-то Бог, чтобы Наташа вспомнила, кто ее этими кошками одарил. Как оказалось, оправдались наши наихудшие ожидания – список-то Наташа нашла, но, как ни мучилась, так и не вспомнила, кто ей этих кошек подсунул.
На всякий случай мы с Дмитрием Дмитриевичем обследовали на «жучки» весь дом, чтобы выяснить, не завелись ли в нем эти вредные насекомые «целой стаей», но, к счастью, ни одного больше не обнаружили. Вот и получилось, что возвращались мы в дом Полянских несолоно хлебавши, то есть я оказалась права и «жучок» – слава Богу, что только один – действительно был, но чьих рук это дело – как было тайной, так и осталось. Радовало только то, что в Москве Наташе пообещали срочно выяснить все, связанное с Анной, – и то хлеб, хотя совершенно неясно, пригодится ли мне это в дальнейшем.
– Что дальше? – спросила Лада, когда мы вновь устроились в гостиной. Надежда ушла, чтобы распорядиться насчет обеда.
– Предлагаю плясать от «жучка», – начала я и, поняв меня, Полянский продолжил:
– Модель хорошая, но не из последних, и радиус приема у нее не очень большой, так что можно попытаться выяснить, где он заканчивается. Прием может осуществляться как в доме в нашем поселке, так и в лодке с каким-нибудь не вызывающим подозрений рыболовом, который сидит себе с удочкой, а на самом деле – подслушивает.
– А если он работает через ретранслятор? Тогда мы точно ничего не выясним, – вздохнула я и спросила: – Кто живет в поселке из вашего «женсовета» или «приблудных»?
– В том-то и дело, что никто, – ответила Лада.
– Кто-то мог просто прийти в гости к кому-то из наших соседей и потихоньку установить ретранслятор, – предположил Дмитрий Дмитриевич. – Могли заплатить, например, садовнику или горничной в одном из домов, чтобы не светиться.
– Вряд ли прислуга рискнула бы им помочь, – покачала головой я. – А ну как вскроется эта история? Вылетит человек с работы мухой и никуда больше не устроится, потому что в наше время без отличных рекомендаций в хороший дом не попадешь.
– Так злодеи могли и не сказать, что это такое на самом деле, – возразил Полянский.
– Все равно сейчас, когда за приличное место люди друг другу горло готовы перегрызть, не стала бы прислуга ни с кем связываться, – стояла на своем я. – Скорее всего, это действительно рыболов… не мешало бы понаблюдать за рекой!
– Сделаем, – пообещал он.
– А мы тем временем, как я и собиралась, подсунем врагу дезинформацию. Сегодня вечером Наташа, сидя в своей комнате, в телефонном разговоре с Ладой скажет, что завтра она будет в каком-то определенном месте в определенное время. Например… – начала было я, но Наташа не дала мне договорить, жестко заявив:
– Нет!
– Почему? – спросила я, не очень-то удивившись, потому что нечто подобное предполагала.
– Потому! – тем же тоном и вполне исчерпывающе объяснила она.
– Наталья! Но «на живца» мы быстро отловим этого подонка, и там уж я с ним разберусь так, что он своего заказчика с потрохами сдаст, – начал уговаривать ее Полянский.
– Не надо бояться, Наташа, – поддержала его я. – Я все время буду рядом с вами, то есть не совсем рядом, но вы будете постоянно в поле моего зрения, и я в любой момент приду к вам на помощь.
– Нет! – Наталья сказала это таким тоном, что стало ясно – уговаривать ее бесполезно.
– Хорошо, – сдаваясь, сказала я. – Тогда план номер два – мы уезжаем!
– Как?! Куда?! – обалдела Наталья. – Как же я мужа брошу?! Дом?! Никуда я не поеду! – решительно заявила она.
– Вы собираетесь сидеть взаперти и носа на улицу не высовывать? Ну, и сколько времени это будет продолжаться? – возмутилась я.
Перебив начавшую было что-то возражать Наталью, Лада поинтересовалась:
– Это действительно необходимо? Зачем?
– Да! – кивнула я и начала объяснять: – Поймите, мы уже знаем, какую цель поставил перед собою этот Некто – склонить Наталью к адюльтеру, но зачем ему все это? Мы же с вами не имеем ни малейшего представления о его дальнейших планах. Иначе говоря: для чего это ему, чего он этим хочет добиться? Я думаю, вы со мной согласитесь, что подобные предприятия ради развлечения не затеваются, если, конечно, мы не имеем дело с сумасшедшим, которым, по неизвестным нам причинам, владеет эта «идея-фикс». Но тут я вам ничем не помогу – это дело психиатра, а не детектива.
– А что? – встрепенулась Лада. – Может быть, всю эту авантюру действительно затеял какой-то очень богатый псих? Он сделал заказ, а за деньги, как известно, и черти спляшут. Вот кто-то на него и работает! Наташа, тебе никто на ум не приходит? – спросила она.
– Еще не легче! Только психов среди знакомых мне и не хватало! – возмутилась та. – Хотя, если так пойдет и дальше, я сама – первая и добровольно – в дурдом «сдамся».
– Так, если вас до такой степени напрягает вся эта история, а уезжать вы категорически отказываетесь, может, мы все-таки в Тарасове попробуем все выяснить? – снова закинула я удочку.
– Нет! – сказала, как отрезала, она.
– Наташа! – взмолилась я. – Ну, сжальтесь вы надо мной! Объясните, почему вы так упорно не хотите, чтобы мы поработали здесь? Ведь в нашем родном городе мы все можем организовать на высшем уровне, и все пройдет чисто и аккуратно! Возьмем мы этого мерзавца, как говорил Папанов, без шума и пыли! Или вы так боитесь вновь встретить этого человека? Так мы ведь уже выяснили, что он никакого отношения к Николаю Николаевичу не имеет, только подделывается под него, молодого!
– Не могу сказать, что до жути боюсь снова его увидеть, мне просто будет, скорее, это очень неприятно, – призналась она. – Но еще больше я боюсь, что, пойди что-нибудь не так и всплыви вся эта история, люди начнут трепать имя моего мужа! Я и так теперь в салон, где эта история приключилась, больше носа не суну, потому что повела я себя, как последняя идиотка, а ведь весь персонал знает, чья я жена!
Врет, поняла я. Да, она крайне дорожит честью своей семьи, но встретить этого подонка она тоже боится, и очень сильно – видимо, он произвел на нее неизгладимое впечатление.
– Хорошо! Но не надо ставить телегу впереди лошади, – сдаваясь, попросила я. – Чтобы выяснить, псих или не псих инициатор всей этой затеи, нам нужно сначала на него выйти, а сделать это можно – и нужно – только через исполнителей. Раз Наташа не хочет выступить в роли «живца» здесь…
– Нет! – повторила она.
Едва не застонав, я развела руками:
– Черт с вами! Значит, мы окончательно и бесповоротно решили, что начинаем воевать на чужой территории, куда я и предлагаю перенести боевые действия.
– Это ты решила, а не я, – вставила Наташа.
– Да нет у нас с вами другого выхода! Там у меня будут все козыри на руках, потому что поддержка у меня неслабая, о чем наш противник даже не догадывается. Он-то будет считать, что вне Тарасова, где Николай Николаевич не пользуется таким влиянием, как здесь, а у Наташи не будет никакой поддержки от своих подруг, у него руки развязаны, но он просчитается. Это здесь у него имеются какие-то зацепки, на которые он надеется, а там у него, в отличие от меня, их нет и быть не может, – терпеливо объяснила я. – Кроме того, узнав, что Наташи нет в городе, Некто начнет ее разыскивать и этим обязательно выдаст себя – как я предчувствую, отказываться от своей затеи он не намерен, пока не добьется своего. Как видите, до сих пор его ничего не останавливало, так что он продолжит свои игры.
– Никуда я не поеду! – опять взвилась Наташа. – Что я мужу скажу?! Кто будет за домом следить?! Кто будет готовить, убирать и все прочее?!
– Угомонись! – цыкнула на нее Лада. – Надя за всем присмотрит. – И обратилась ко мне: – Вы надолго уезжаете?
– Не знаю, как получится, – пожала плечами я и спросила у сердито сопевшей Наташи: – Скажите, у вас в планах на ближайшее будущее никаких встреч не намечено – с подругами по «женсовету» или с «приблудными»?
– Нет! – буркнула она.
– Вот и замечательно! – обрадовалась я. – Значит, человек, кто вдруг начнет вас разыскивать, нам и нужен! К кому он может обратиться, если ваши телефоны не будут отвечать? – спросила я у Наташи, но мне ответила Лада:
– Ко мне, конечно.
– А к Николаю Николаевичу?
– Будет он в наши женские дела вникать?! – фыркнула Наташа. – Заняться ему, что ли, больше нечем! Да он никого и не знает толком, кроме Лады!
– Ну, для того чтобы спросить, где вы и как вас найти по очень срочному делу, близкое знакомство вовсе не требуется, – возразила я. – Позвонит ему кто-то и скажет, что продается очень редкая статуэтка какой-нибудь кошки или собаки, о которой вы мечтали, но, если ее сейчас не купить, она уйдет, и с концами. Как в этом случае поступит ваш муж?
– Пошлет кого-нибудь купить ее, и все, – пожала плечами Наташа.
– Хорошо, а кому он может сообщить, где вы находитесь? – не унималась я.
– Только нашим: моим родителям или братьям, Кате с Женей, детям… Вот и все. И вообще, Николай слишком дорожит нашей семьей, чтобы пускать в наш тесный круг посторонних. Нет, он даже разговаривать на эту тему ни с кем не будет!
– А если ему позвонит человек, представится врачом и скажет, что вы проходили какое-то медицинское обследование, результаты которого ему очень не нравятся, и вам нужно пройти все повторно – для проверки? – предположила я. – Что тогда?
– Не дай Бог! – с ужасом прошептала она. – Да у Коли же инфаркт будет!
– Я не говорю, что именно так все и произойдет, но противник у нас очень изобретательный, и ждать от него можно всего, чего угодно, поэтому нужно быть готовыми ко всему, – предостерегла я ее.
– Поймите меня правильно: я бы поставил телефоны на прослушку, связь с сотовыми операторами у меня хорошо налажена, так что вычислить абонента будет несложно, – предложил Полянский.
– Мысль хорошая, но как к этому отнесутся… – начала было я, но Лада перебила меня:
– Нормально отнесутся! Значит, так! Наш домашний, мой сотовый, Надин – поскольку она в курсе всех наших дел, – ну и, конечно, твой, Наташа! Ведь в первую очередь будут звонить именно тебе!
– Мне скрывать нечего, пусть слушают! – отмахнулась Наталья. – Только как определить, кто и с какими целями звонит?
– Дима все выяснит, – пообещала ей Лада.
– Наташа! Вы же сами сказали, что никаких общих мероприятий «женсовета» в ближайшее время не намечается, тем более что вы, кроме Лады, ни с кем особо и не дружите, – напомнила я ей. – Так что большого количества звонков не будет. После нашего отъезда «жучок», естественно, будет «молчать», как и ваш сотовый телефон, который вы временно выключите.
– А как я буду мужу звонить? – возмутилась она.
– Понадобится вам позвонить, тогда и включите телефон, а потом выключите, – объяснила я ей.
– Господи! Какие сложности, – вздохнула она.
– Так вот, при таком «режиме молчания» Некто обязательно заинтересуется – куда это вы делись, – и как-то себя проявит. А поскольку, как мы знаем, гад он весьма изобретательный, он постарается придумать что-нибудь такое, что не вызовет подозрений – не верю я, что он не понимает или не знает, с кем связался! Так что возможны звонки от портнихи, от парикмахерши и так далее. Тут Дмитрию действительно нужно будет постараться отсеять все лишнее, чтобы добраться до истинного виновника этого переполоха.
– Да уж я постараюсь! – недобрым тоном пообещал Полянский. – Ведь на месте Наташи и Лада могла оказаться.
– Тогда зачем мне куда-то ехать? – воскликнула Наташа. – Просто посижу дома, никуда не буду выходить, не буду отвечать на звонки, а вы пока вычислите, кто меня, как зайца, травит!
– Если бы все было так просто, – хмыкнула я. – Есть такое понятие, как человеческий фактор. Например, кто-то небрежно так скажет вашему мужу: «Видел я недавно вашу жену. Что-то неважно она выглядит! У меня есть хороший врач, могу помочь». А ваш муж на это совершенно автоматически ответит: «Действительно, она приболела и сидит дома, но – ничего серьезного». Кстати, с таким же или подобным вопросом могут обратиться и к вашим родителям, к братьям с их женами или к племянникам – все предусмотреть невозможно, потому что есть тысячи способов ненавязчиво выяснить у человека то, что вас интересует. Вы уж мне поверьте как профессионалу – это же мой хлеб! И тогда Некто будет знать, что вы в Тарасове, но скрываетесь, и будет караулить вас, как кошка мышку. Или вы согласны всю оставшуюся жизнь безвылазно сидеть дома и собственной тени бояться? Да очень скоро вы просто с ума сойдете! И действительно отправитесь в дурдом! А так – я в этом абсолютно уверена – наш противник все равно узнает, что вы уехали, и – куда именно.
– А если он решит дождаться Наташиного возвращения? – спросила Лада. – Если он знает о том, как сильно она любит мужа, то ни за что не поверит, что она уехала надолго, – объяснила она. – Ну, сбежала…
– Вот-вот! – перебила ее я. – Ключевое слово – «сбежала»! Я, конечно, не психиатр, но психологом мне быть по должности необходимо.
– Расшифруй! – заинтересованным тоном попросила Надя.
– Ну, слушайте! Итак, узнав, что Наташи нет в городе, Некто решит, что она действительно сбежала. А почему обычно человек сбегает? А потому, что боится! Вот пусть и Некто считает, что Наташа боится новой встречи с этим молодым негодяем, который, в чем я не сомневаюсь, обязательно доложил своему нанимателю, какое неизгладимое впечатление он произвел на нее. Тут-то в человеке обычно и срабатывает охотничий инстинкт – догнать и добить ускользающую добычу, пока та не опомнилась или не забилась в какой-то уж очень дальний уголок. И тогда Некто направит по вашим следам все того же парня – зачем же исполнителя менять, если он почти добился успеха? Но там, где мы будем его поджидать, уже этот мерзавец станет мышкой, а мы с вами, Наташа, – кошками! И получит этот гаденыш за все свои «подвиги» сполна, так, что мало не покажется!
– Засада? – спросил Полянский.
– Она, родимая, – подтвердила я.
– А что? Очень толково придумано, – одобрил он.
Наташа же отвернулась и уставилась в окно – она напряженно обдумывала, соглашаться ей с моим планом или нет, а потом, сдаваясь, сказала:
– Хорошо! Когда и куда мы едем?
– Если билеты будут, завтра утром мы вылетаем в Сухуми, – ответила я.
– Билеты будут! – твердо пообещала Лада. – На первый же адлерский рейс.
– Но сядем не рядом друг с другом, – предупредила я ее. – Простите за нескромность, но личность я в Тарасове, пусть и в узком кругу, но известная, и совсем не нужно, чтобы мое имя связывали с Наташиным. А так – мы просто каждая сама по себе летели одним рейсом, и все. Сейчас о том, куда мы летим, знаем только мы четверо… – предупредила я.
– И я, – донеслось от двери. Это была Надя. – Не волнуйся, Наташа, я и за домом твоим прослежу, и Николая Николаевича голодным не оставлю.
– Что я ему скажу?! Как я ему все объясню?! – горестно воскликнула Наталья.
– Придумаем что-нибудь, – пообещала я.
– Да я никогда в жизни ему не врала! – Тут она впервые за все время нашего разговора запаниковала по-настоящему.
– Наташа, мы поговорим с ним вдвоем – я и ты. Бывают случаи, когда посторонний человек может объяснить все куда спокойнее и доходчивее, чем близкий, потому что его, по крайней мере, выслушают, а вот своего, родного, могут и на полуслове оборвать, не дав ему договорить, – успокоила я ее.
– Мужа моего ты не знаешь! – хмыкнула она. – Как же! Выслушает он постороннего человека – и оборвет не хуже, чем родного! С его-то характером! Да не будь он, как теперь принято говорить, крутым, так до сих пор в мастерах и ходил бы!
– Вот и познакомимся, – беспечно ответила я.
– Ну, раз все решили, тогда пошли обедать – Митя уже приехал, – командирским тоном распорядилась Надя. – А обговорить все остальное вы и потом сможете.
Но Дмитрий Дмитриевич потребовал немедленного отчета, и Митя рассказал нам о своем разговоре со сторожем. Ну, что сказать, я опять оказалась права. Да, так все и было! Длинноволосый блондин в черных очках, как описал его сторож, действительно заплатил ему за временное пользование его вагончиком, причем не позавчера, когда все это и случилось, а еще накануне. А вот за ключом он пришел, судя по времени, когда Наташа еще сидела в кресле парикмахера. Да-а-а! Этот парень был явно не промах, изобретательности ему было не занимать: он ведь не только все заранее подготовил, но и импровизировал на ходу, причем, не ошибись он с именем, мог бы и добиться, чего хотел.
Не знаю, как кому, но мне эти новости аппетита не отбили, благо кормили у Полянских отменно, а вот Наташа, обдумывая свои невеселые дела, лишь ковырялась в тарелке. После обеда, наслаждаясь кофе, я позвонила Лекобе.
– День добрый, Андрей Павлович, – поздоровалась я.
– Уже освободились, и вам нужен билет на самолет? – обрадовался он.
– Мне нужна ваша помощь. – Я с ходу приступила к делу.
– Вы же знаете мой принцип: «Людям надо помогать», – напомнил он мне и спросил: – Что у вас случилось?
– Я хочу приехать в Сухуми с одной женщиной, и нам нужно будет где-то остановиться дней на семь-десять, вряд ли на больший срок. Желательно в отдельном доме, в центре, и так, чтобы наш приезд никак не связывали с вами, но вот помощь ваших парней мне может понадобиться – все-таки мне придется работать в другой стране, и не хотелось бы иметь проблем с законом, – объяснила я.
– Не будет проблем! – заверил меня Лекоба. – А что касается дома, вы можете остановиться у моих соседей. Думаю, они не откажут мне в любезности – погостить некоторое время у своих детей. И мне спокойнее – вы у меня под боком, и вам будет где поесть, чтобы самим не возиться. Я сейчас же распоряжусь, чтобы в заборе сделали калитку, так что проходить через улицу вам не придется.
– А это удобно – людей из собственного дома выселять? – засомневалась я.
– Вполне, – уверенно ответил он. – Они мне кое-чем обязаны, так что в их радостном согласии я не сомневаюсь.
– И еще: хотелось бы, чтобы нас встретил в Адлере, в аэропорту с первого рейса из Тарасова, кто-то, знакомый мне, но не на вашей машине, – попросила я.
– Сделаем, – заверил он меня и поинтересовался: – А не слишком ли много предосторожностей?
– Да уж больно изобретательный противник мне попался, ни перед чем не останавливается, так что не знаю уж, чего от него и ждать, – вздохнула я.
– Вся королевская конница и вся королевская рать – к вашим услугам, – пошутил он.
– Благодарю вас, ваше величество, – рассмеялась я. Отключив телефон, я повернулась к Ладе: – Ну, теперь дело за билетами.
– И ты еще сомневаешься?! – делано возмутилась она.
Лада тут же позвонила какому-то своему знакомому и заказала два билета на свое имя, предупредив его при этом, что, сославшись на нее, их выкупят прямо перед рейсом.
– Что еще? – спросила она меня.
– Держать руку на пульсе, – ответила я и предположила: – Скорее всего, Наташу начнут искать уже завтра днем.
– Коля никому ничего не скажет, – пообещала Наташа.
– Ну, у нас-то здесь тоже никто не проболтается, – уверенно заявила Надежда и вздохнула: – Так что тяжко тебе, Дмитрий, придется!
– Ничего, не впервой, – усмехнулся он. – Если Наташа ручается за мужа, а Надя – за всех наших, на мне остаются аэропорт, вокзалы и все остальное. Если там кто-нибудь начнет выяснять, не выезжала ли куда-нибудь Журавлева, мне тут же сообщат, а я тебе, Таня, сразу позвоню, – пообещал Полянский.
– И что же получается? – возмутилась Наташа. – Если все будут молчать, как рыбы, Некто никогда и не узнает, куда я делась! И что тогда? Мне что, в Сухуми на веки вечные оставаться?
– Узнают! – твердо пообещала я ей. – И очень быстро! Уж вы мне поверьте! И чем сложнее будет выяснить, куда вы уехали, тем сильнее наши враги будут уверены как в правдивости информации, так и в том, что вы насмерть перепуганы и скрылись именно по этой причине. В них тут же взыграет охотничий инстинкт… Ну, а что будет дальше, я уже говорила. Охотник превратится в дичь!
– Мне бы твою уверенность! – хмыкнула Наташа и горестно вздохнула: – Господи! Что я Коле скажу? Как я ему все объясню?! – Предстоящий разговор с мужем ее явно очень сильно нервировал.
– Наташа! Поправьте меня, если я ошибаюсь, но я почему-то уверена, что объясняться с вашим мужем придется как раз мне, а не вам, – заметила я. – Слава Богу, что мы в вашем доме прослушку нашли, а то полетели бы все наши приготовления к чертовой бабушке.
Наташа встала, вздохнула и обреченно сказала:
– Пошли, Таня.
Я тоже поднялась. Лада попросила меня:
– Вернись потом сюда, нам с тобой еще кое-что обсудить надо.
И мы с Наташей, опять-таки через пляж, отправились в так понравившийся мне особняк Журавлевых, чтобы она собрала сумку, а я тем временем дождалась бы Николая Николаевича и посвятила его в наши планы. Я была уверена, что он правильно все поймет и воспримет в нужном ключе, потому что, раз он смог из простого мастера до таких высот подняться, здравый смысл у него явно имеется, и способность трезво оценивать события тоже присутствует.
Наташины сборы были недолгими – не на бал ведь ехала, так что пара закрытых купальников, джинсы, шорты, несколько футболок, халатик и еще кое-какие женские мелочи легко уместились в небольшую дорожную сумку. Пока Наташа этим занималась, она немного отвлеклась. Но, закончив, не знала, куда себя девать и что делать – у нее все валилось из рук, она поминутно смотрела на часы, дожидаясь возвращения мужа, так что пришлось мне взять власть в свои руки и увести ее в сад, где я и провела разъяснительную работу.
– Наташа! – успокаивающим тоном сказала я. – Перестаньте паниковать! Все будет хорошо! Андрей Павлович – очень влиятельный в Сухуми человек, да и во всей Абхазии тоже. Да, я просила его, чтобы наш приезд никак не был связан с его именем, но он обязательно приставит к вам охрану, так что вам ничего не грозит.
– Да не этого я боюсь, а того, что мужу скажу, – нервно отмахнулась она. – Я совершенно не умею врать! Промолчать – могу, а вот соврать – нет!
– Вы, главное, познакомьте нас и начните разговор, а там уже я подключусь и все ему объясню, – предложила я ей. – А пока покажите мне дом и все прочее – это вас немного отвлечет.
И действительно, когда мы начали осматривать дом и она рассказала, что и как в нем устроено, она немного успокоилась, а уж когда мы перешли к фотографиям, Наталья даже развеселилась, вспоминая, где и при каких условиях они были сняты, а над свадебными чуть слезу не пустила. Вообще-то, я не любительница смотреть семейные архивы, но мне надо было знать, как выглядел Журавлев в молодости, чтобы опознать супостата при встрече: я была уверена, что охоту за Натальей продолжит именно он. Вот так, в саду, в увитой виноградом беседке, мы и дождались возвращения Журавлева.
При виде незнакомого человека он, зная, что его жена не любит в доме посторонних, если и удивился, ничем себя не выдал. После обычных приветствий и представления друг другу Наташа, откровенно нервничая, приступила к делу:
– Коля! Мы с Таней ненадолго уедем. На недельку или чуть больше.
– Хочешь показать своей новой подруге Францию? – шутливо поинтересовался он, но было заметно, что он напрягся.
– Нет, мы не туда, – промямлила Наталья. – Мы в другое место полетим.
Побелев, как мел, Журавлев обессиленно опустился на скамью напротив нас и севшим, прерывающимся голосом спросил:
– Наталка… Это онкология, да?! Вы летите в Хьюстон? Или в Германию? Или в Израиль?
Наташа попыталась ему ответить, но он не дал ей и слова вставить:
– Я видел, что ты все последнее время была какой-то странной. Сама на себя не похожа… Дерганая… Нервная… Я потихоньку поинтересовался у врачей, и мне сказали, что это, скорее всего, климакс. Я успокоился, а оказалось – зря! Почему? Ну, почему ты все от меня скрывала?! Господи! – Он схватился за голову и застонал. – Скажи мне, что говорят врачи?! Еще не поздно?! Что нужно делать? Сколько нужно денег? Наталка! Если потребуется, я продам весь холдинг к чертовой матери!
Мне приходилось встречаться с самыми разными людьми, так что обмануть меня довольно трудно, и сейчас, видя, как убивается Журавлев, я ни на секунду не усомнилась в его искренности – так не сыграешь! Он действительно без памяти любил Наталью и был готов перевернуть весь мир, чтобы спасти ее. Николай Николаевич сейчас даже близко не походил на жесткого бизнесмена, который подмял под себя практически всю строительную промышленность нашей области, и не только нашей, он больше напоминал растерянного, потерявшего маму ребенка, которому очень страшно.
Поняв, что он не скоро успокоится, если будет продолжать в том же духе, Наташа рявкнула:
– Журавлев!
Это подействовало: он тут же прекратил причитать и выжидательно посмотрел на нее.
– Коля! Я регулярно проверяюсь и поэтому клянусь тебе жизнью наших детей и родителей, что у меня нет никакой онкологии! – твердо заявила она.
– Это правда? – растерянно пролепетал он. – Наталка! Это правда, или ты просто хочешь меня успокоить?
– Коля! – укоризненно покачала головой она. – Неужели ты думаешь, что я способна рисковать жизнью наших близких? Такими вещами не шутят!
– Тогда что же случилось? – немного успокоившись, спросил он. – Куда и зачем ты едешь?
Тут запаниковала уже Наталья и беспомощно посмотрела на меня. Ну, что ж, ваш выход, Татьяна Александровна!
– Я сейчас вам все объясню, Николай Николаевич, – сказала я.
– В таком случае, может быть, пройдем в дом? – предложил он.
– Можно, – согласилась я и добавила: – Но не в Наташину комнату.
– Почему? – спросил он, и по его мгновенно ставшему жестким взгляду я поняла, что минутная слабость, овладевшая им при мысли о том, что его жена может быть так тяжело больна, уже прошла, и он стал прежним – жестким и крутым бизнесменом.
– Сейчас сами поймете почему, – пообещала я и начала рассказывать, но ограничилась только тем, что уже произошло, и умолчала о наших дальнейших планах.
Надо отдать ему должное – он меня не прерывал возмущенными криками или угрозами в адрес неведомого пока врага, но желваки на его щеках напряглись и ноздри подрагивали. Он изо всех сил старался казаться спокойным, поглядывая в сторону жены с явным неодобрением, и укоризненно качал головой. Одним словом, если страсти в его душе и бушевали, прорваться наружу он им не дал, срыв в начале нашего разговора был единственным. Журавлев только периодически лез в карман и, ничего там не найдя, кривился – наверное, он недавно бросил курить, вот и искал сигареты по старой памяти. Когда я замолчала, он обратился к жене.
– Наталка! Ну почему ты мне сама все не рассказала? – укоризненно спросил он. – Неужели ты думаешь, что я мог неправильно все понять? Неужели ты хоть на минуту смогла допустить, что я усомнюсь в тебе?! Да я никому на свете так не верю, как тебе! Да я весь этот город на «составляющие» разберу, но найду этих мерзавцев, и пусть тогда не просят о пощаде! Собственными руками удавлю!
Он проговорил все это довольно спокойно, но я ни капельки не сомневалась, что, доберись он до типов, преследовавших его жену, первым, он их действительно уничтожит, причем отнюдь не в переносном смысле этого слова.
– Коленька! Да я ни секунды в этом не сомневаюсь, – ласково ответила Наташа. – Нервы я тебе трепать не хотела, только и всего. Мало у тебя проблем на работе, так я тебе еще и дома бы их добавила?
– Да знаю я, как ты меня бережешь, – улыбнулся он, пересаживаясь к ней и обнимая за плечи. – Но это – именно тот случай, когда не надо было ничего от меня скрывать. Я бы весь Тарасов на уши поставил!
– Вот этого-то я и боялась! – сказала она и объяснила: – Слухи бы поползли. Знаешь, как говорят: «То ли он украл, то ли у него украли, но история темная». Не хотела я, чтобы имя твое трепали.
– Ладно! Хорошо, хоть сейчас все прояснилось, – сказал он, прижимая ее к себе, и повернулся ко мне: – Что вы собираетесь делать?
Вот тут-то я и рассказала ему о наших планах. Он очень внимательно выслушал меня и согласился:
– Да, это разумно! Оставаться в Тарасове Наташе действительно не стоит, но я предпочел бы, чтобы она отправилась погостить к нашим во Францию, потому что там до нее никто не доберется.
– Навсегда уедет? – невинно поинтересовалась я и объяснила: – Она же все равно рано или поздно вернется, и у нас нет никаких гарантий, что преследование не продолжится.
– Значит, Абхазия? – спросил он, подумав, и спросил: – Вы способны гарантировать там безопасность моей жены?
– У Тани черный пояс по карате, – сообщила ему Наташа.
– От пули он еще никогда и никого не спасал, – заметил Журавлев.
– Ну, физическое устранение вашей жены в планы преследователей явно не входит, – возразила я. – Будь так, у них в Тарасове имелась масса шансов убить ее. Нет, их цель – в другом! А если так, то – да, я способна гарантировать безопасность Наташи на сто процентов и даже больше, – заверила его я.
– Я выберу время и прилечу, чтобы убедиться в этом на месте, – пообещал он. – У меня там есть деловой партнер, с которым я, правда, ни разу не встречался, хотя он неоднократно приглашал меня прилететь со всей семьей, отдохнуть и познакомиться наконец. А еще он предлагал мне приобрети там дом – сейчас там много недвижимости продается, что кажется мне разумным. С одной стороны, там все говорят по-русски, их нравы и обычаи нам знакомы, дорога недальняя, да и климат не настолько резко отличается от нашего, не придется тратить много времени на акклиматизацию. Так что мысль неплохая, – повторил он. – Только вот вырваться я никак не мог.
– А как зовут вашего делового партнера? – поинтересовалась я.
– Лекоба Андрей Павлович, – самым будничным тоном ответил Журавлев. Я не выдержала и рассмеялась. – Что в этом смешного? – недоуменно спросил он.
– Как же тесен мир! Ведь именно к нему мы и едем! – все еще улыбаясь, ответила я.
Видимо, Журавлев ничего не знал о том, кем на самом деле является Лекоба в Абхазии, а я не собиралась его просвещать.
– Ну, в таком случае Наталка может и дом присмотреть – ей же с детьми и, Бог даст, с внуками там отдыхать придется, мне же все время некогда, – обрадовался Николай Николаевич. – Сейчас я Андрею Павловичу позвоню.
– Он в курсе и готовится к нашему приезду, правда, еще не знает, что я лечу с вашей женой, – заметила я.
– Теперь узнает, – пообещал он.
– Представляю себе, какую встречу он нам после этого закатит – ох уж это кавказское гостеприимство! И тогда всю нашу конспирацию можно будет выкинуть на помойку! – вздохнула я. – Давайте уж я сама начну с ним разговор, а потом передам телефон вам, – попросила я.
– Если это нужно для дела… – пожал плечами Журавлев и не стал возражать.
Как я и предполагала, узнав о том, чью именно жену я собираюсь привезти в Сухуми, Лекоба страшно обрадовался. Но я поспешила охладить его пыл, а потом уже и Николай Николаевич попросил его обеспечить максимальную безопасность его жене и не устраивать пышных мероприятий или хотя бы погодить с ними до его собственного приезда.
– Мои дальнейшие действия? – спросил Журавлев, закончив разговор с Лекобой и возвращая мне телефон.
– Немедленно сообщить Ладе и мне о том, если кто-то лично или по телефону заинтересуется местонахождением Наташи, – сказала я.
Кивнув в знак того, что он все понял, Журавлев полез за бумажником, но я остановила его.
– У меня уже есть клиент – это Клавдия Петровна Полянская.
– Я не привык, чтобы за меня кто-то платил, – отрезал он.
– А вот этот вопрос вы уж решайте с Ладой без моего участия. Вы в своем кругу сами разберетесь, кто кому и сколько должен, а меня от этого увольте, – попросила я и обратилась к Наташе: – Давайте лучше обговорим, как нам себя вести. В аэропорт мы приезжаем по отдельности, в самолете тоже не сидим рядом и никак не общаемся.
– Ну, просто шпионская операция какая-то, – хмыкнул Николай Николаевич.
– А я не знаю, чего ждать, – развела руками я. – И потом, ситуация сложилась такая, что лучше уж «перебдеть, чем недобдеть».
– Ну, вам виднее, – согласился он.
– В аэропорту Адлера я нахожу присланную Андреем Павловичем машину, – продолжила я, – и все переговоры с водителем веду лично, а вы, Наташа, стоите поодаль и незаметно наблюдаете за мной. И подойдете вы ко мне только тогда, когда я подам вам знак.
– Какой знак? – спросила она.
– Я сниму темные очки и перевешу сумку с одного плеча на другое, – сказала я.
– Хорошо, – кивнула она.
– Только тогда вы подойдете ко мне и спросите, не в Сухуми ли я собираюсь, и объясните, что с женщиной вам ехать будет спокойнее, чем в компании мужчин, – проинструктировала я ее. – Я пока не знаю, какая это будет машина и кто будет ее вести, но Андрей Павлович пришлет человека, которого я знаю лично, и вот при нем уже можно будет расслабиться.
– Таня, вы раньше в ФСБ работали? – поинтересовался Журавлев. – Уж очень профессионально у вас все это получается!
– В прокуратуре, но вскоре ушла – не тот у меня характер, чтобы подлаживаться под кого-то, – объяснила я.
– А как мне в Сухуми себя вести? – спросила Наташа.
– На месте сориентируемся, – пообещала я.
– С учетом рельефа местности, – невинным тоном заметил Журавлев.
Видимо, он уже окончательно успокоился по поводу здоровья своей жены, нервы у него «отпустило», и теперь наши приготовления с таким предосторожностями казались ему излишними.
– А вы, Николай Николаевич, – язва! – не удержалась я от комментария.
– Есть немного, – не стал возражать он. – Но, согласитесь, если бы моя дражайшая половина вовремя мне обо всем рассказала – не пришлось бы ей сейчас тайком из города уезжать! Я бы лично из этого мерзавца всю информацию вместе с душой вытряс, – очень недобрым тоном заявил он.
– Не все так просто, – охладила я его пыл. – Обычно в таких делах между исполнителем и заказчиком еще несколько человек стоит. И сейчас нам надо создать в Сухуми такие условия, при которых этот подонок проявит себя. Через него мы выйдем на посредника, ну, и далее – по тексту, пока до заказчика не доберемся.
– Как вы думаете, Таня, кто это может быть? – спросил Журавлев.
– А вот об этом, Николай Николаевич, я сама хотела вас спросить! Кто может вас так сильно ненавидеть? Конкуренты по бизнесу? Личные враги? Ведь, узнай вы об измене жены, это вас выбило бы из колеи, и надолго.
– Не то слово, – не стал лукавить он. – Но заводы от этого работать не перестали бы, и контракты продолжали бы исполняться, потому что работа холдинга налажена так, что мое душевное состояние на процессе никак не отразилось бы. Даже мое физическое устранение ее не подорвало бы. Конкуренты у меня, конечно, есть, но, согласитесь, это не тот стиль, в каком они обычно действуют – ведь для этого нужно очень хорошо знать, каковы отношения в нашей семье, а живем мы весьма замкнуто. Что касается личных врагов, то к ним можно отнести только Аньку, но, как вы правильно сказали, для осуществления подобного предприятия нужны большие деньги, которых у нее нет и быть не может. Мы с женой не сомневаемся, что она нас ненавидит, но вот возможности отомстить нам у нее нет.
– Ну что ж, разбиремся, – сказала я и поднялась. – Пойду, поговорю с Полянскими – и домой.
– Ну, куда вы поедете? Оставайтесь у нас, – предложил Николай Николаевич.
– Да и правда, Таня, – поддержала его Наталья. – Сейчас поужинаем, ты здесь переночуешь, а утром мы отсюда в аэропорт поедем.
– На разных машинах, – добавил Журавлев.
– Спасибо за приглашение, только не стоит наши отношения афишировать – ведь все равно это будет ваша машина, – подчеркнула я.
– И то правда, – согласился он.
К Полянским я пошла через пляж и, войдя в калитку, замерла – на дорожке стояли овчарки. Нет, они не рычали, не приближались ко мне с угрожающим видом, но сам факт их присутствия на моем пути начисто отбивал желание двигаться дальше. Стояла вот так я, стояли и они, и неизвестно, как долго это могло бы продолжаться. У меня остался только один выход, которым я и воспользовалась, заорав:
– На-а-адя-я-я!
И полминуты не прошло, как она, тяжело дыша, показалась на дорожке.
– Тьфу ты, черт! – с огромным облегчением выдохнула она. – Перепугала до полусмерти! Я уж думала, случилось что-то!
– А что мне еще оставалось делать? – возмутилась я.
– Пошли! Пошли! – скомандовала она, отгоняя собак в сторону, но они даже не заворчали, продолжая наблюдать за мной. – Да иди сюда, Таня! Не тронут они тебя!
С большой опаской, очень медленно, я подошла к ней, и только тогда почувствовала себя в относительной безопасности, а окончательно успокоилась уже в доме.
– Ты бы, Дмитрий, сделал что-нибудь с этими зверюгами, – крикнула Надежда в сторону кабинета. – Вон, Татьяну перепугали!
– Служба у них такая, – привычно огрызнулся он, появляясь в дверях, и спросил: – Вы все обговорили с Журавлевыми?
– Да, и теперь нам нужно кое-что уточнить у вас.
Мы прошли в большую комнату, оборудованную под домашний кинотеатр, где Лада смотрела какой-то фильм, и она, тут же выключив пультом экран, повернулась ко мне.
– Твой аванс, Таня, и на расходы, – сказала она, протягивая мне пухлый конверт, – судя по его весу, она, как всегда, не поскупилась.
– Лада, вы бы обговорили с Николаем Николаевичем, кто именно со мной расплачиваться собирается, он ведь мне тоже деньги предлагал, – попросила я.
– Не волнуйся, мы все утрясем, – пообещала она. – Какая-нибудь помощь тебе нужна?
– Да нет, я все вроде бы предусмотрела, а вы уж тут следите за обстановкой и – очень прошу – сообщайте мне абсолютно обо всем, каким бы незначительным вам это ни показалось. Тут любые мелочи важны! По какому бы поводу и кто бы ни обращался к вам в поисках Наташи – мгновенно проверяйте все досконально.
– Не учи ученого, – усмехнулась Лада. – Сейчас поужинаем – и спать, а завтра тебя в аэропорт Митя отвезет.
И с чего это они все меня вдруг так нежно полюбили, что стремятся накормить и спать уложить, удивилась я и отказалась – не люблю я в чужом доме ночевать, если только это не вызвано острой служебной необходимостью, и так частенько приходится в гостиницах жить.
– Спасибо, но я лучше домой, – отказалась я и объяснила: – Будет целесообразнее, если я поеду в аэропорт из своего дома на такси.
– Ты почему чудишь-то? – удивилась Лада.
– Да не причуды это, а простая мера предосторожности, – объяснила я ей. – Пусть меня Митя домой отвезет.
Всю дорогу я обдумывала так неожиданно свалившееся на меня дело и даже не заметила, как мы подъехали к моему дому.
О своем отказе остаться в поселке, без разницы, у Журавлевых или у Полянских, я пожалела сразу же, как только открыла дверь, – хоть и недолго простояла моя квартира запертой, но дышать там было практически нечем. Дома в поселке были оборудованы кондиционерами, как и машина Мити, да и на берегу Волги было все-таки попрохладнее, а в моей квартире жара стояла, как в сауне. Я быстро открыла все окна, но облегчения это не принесло. Наскоро сделав яичницу, я легла спать, и ночка у меня выдалась ох и «веселенькая».
Утром я, как и собиралась, вызвала такси – уж блюсти конспирацию, так до конца, – и бросила гадальные кости, чтобы узнать, что меня ждет. Выпало: 2 + 20 + 27, а это значило, что у меня будут сильные и смелые партнеры в работе, что радовало. Положив кости в сумку, я вышла из дома.
В кассе аэропорта билет на имя Лады, как ей и обещали, был отложен заранее, и я, выкупив его, пошла в накопитель, где увидела Наташу. Не знаю уж, чем она руководствовалась, но узнала я ее не сразу: парик, большие темные очки и столь нелюбимое ею платье, а не футболка с джинсами, сильно изменили ее. С трудом удержавшись от смеха, я изобразила, что мы с ней не знакомы. В салоне самолета мы сидели по отдельности, и я гадала – кого же Андрей Павлович пришлет встречать меня?
В аэропорту Адлера я, выйдя из самолета, начала осматриваться, а Наташа, стоя неподалеку, следила за мной. Отбившись от толпы жаждавших довезти меня куда угодно мужчин, я увидела Сергея Самшиева. Он пристально смотрел на меня, стоя около уже знакомой мне чистенькой, но старенькой «Волги». А неподалеку от него стояли возле своих «Мерседесов» люди Лекобы и старательно делали вид, что попали они сюда совершенно случайно.
– До Сухуми не подбросите? – спросила я, подходя к Сергею.
– Пятьсот долларов, – ответил он.
– Грабеж! – невольно и, главное, совершенно искренне на всякий случай воскликнула я.
На самом деле я представления не имела, сколько действительно стоит доехать из аэропорта до Сухуми, поэтому это могла быть как реальная цена, так и намного завышенная, чтобы отпугнуть случайных людей.
– За рейс или с человека? – уточнила я.
– За рейс, – пояснил он.
– Ну, тогда я сейчас попутчиков поищу – все дешевле будет, – сказала я и, сняв темные очки и перевесив сумку на другое плечо, повернулась к Наташе, опасаясь, что она могла забыть о нашей договоренности, но, к счастью, я ошиблась.
– Вы случайно не в Сухуми собираетесь? – спросила она, приближаясь к нам, и, когда я кивнула, пояснила: – С женщиной мне ехать как-то спокойнее будет.
Увидев, что две женщины садятся в машину, к нам быстрым шагом подошла еще одна женщина с ребенком – видимо, она тоже подумала, что в такой компании им будет безопаснее, но Сергей отказался их взять, объяснив, что машина у него уже не новая и большой нагрузки не выдержит. Еще до того, как мы тронулись, люди Лекобы быстро расселись по своим машинам, так что отправились в путь мы с почетным эскортом: одна машина охраны ехала впереди, вторая – сзади.
– Здравствуйте, уважаемая, – улыбаясь от уха до уха, сказал Сергей, когда нас уже никто не мог услышать, кроме Наташи.
– Привет! Ты теперь у Андрея Павловича работаешь? – спросила я.
– Если бы! – вздохнул он. – О таком я и не мечтаю! Это просто разовое поручение, но заплатить он обещал хорошо и даже аванс дал.
– А машина доедет? – с некоторым подозрением в голосе спросила Наташа – она явно отвыкла от продукции отечественного автопрома.
– Не волнуйтесь, уважаемая! Ее вчера в гараже Андрея Павловича до самого последнего винтика проверили, – успокоил нас Сергей.
– Наташа, вы бы хоть парик сняли, – попросила я. – Зачем так мучиться?
– Вот до места доберемся, тогда и сниму, – буркнула она.
Вся дорогу она с интересом осматривалась по сторонам, и я не лезла к ней с разговорами – пусть немного освоится. Увидев пограничников, она полезла в сумочку за документами, но я остановила ее.
– Наташа, если я хоть что-то понимаю в жизни, нам даже притормозить не придется.
– Да? – Она недоверчиво посмотрела на меня.
И когда оказалось, что я права – потому что пролетели мы мимо погранпоста, как будто его и в природе не было, – Наташа только удовлетворенно хмыкнула. А я, глядя на нее, подумала: а помнит ли она, что когда-то была простой девчонкой из рабочей семьи, жившей на очень неспокойной, да что там лукавить – бандитской окраине Тарасова, донашивала брюки за братьями, работала на стройке учетчицей и могла материться ничуть не хуже мужиков; или, благодаря своему мужу выйдя в люди, она начисто забыла о своей молодости, привыкла носить только фирменные вещи, летать на премьеры в Ла-Скала, гостить у своих детей во Франции, а дома наслаждаться положением одной из первых леди области? Ничего, время покажет.
Тем временем мы уже въехали в Сухуми. Сергей остановился возле ворот какого-то дома и, играя свою роль до конца, громко сказал:
– Вот этот дом сдается отдыхающим.
– Спасибо, – поблагодарили мы его, а Наташа достала из сумки деньги и протянула ему.
– Мне заплатят, – оторопел он. – Я же говорил!
– А я не люблю, когда за меня платят, – отрезала она и положила деньги на сиденье.
Оставив его в недоумении – что ему с этими деньгами делать, – мы вышли из машины и вошли в незапертую калитку. На крыльце стоял Лекоба собственной персоной и радостно улыбался:
– Добро пожаловать! Здравствуйте, уважаемая Наталья Васильевна! Здравствуйте, уважаемая Татьяна Александровна! Все глаза проглядел, вас дожидаясь!
– Познакомьтесь, Наташа! Это деловой партнер вашего мужа, Андрей Павлович Лекоба, – представила я его Наталье.
– Очень рад нашему знакомству, уважаемая Наталья Васильевна! – заливался Лекоба соловьем, осторожно пожимая ей руку. – Очень надеюсь, что уважаемый Николай Николаевич тоже приедет сюда, чтобы мы могли лично встретиться. Он так много работает, что ему обязательно нужно отдохнуть! А у нас здесь для отдыха все есть! Какое у нас море! А природа какая! В сад выйдешь, а там мандарин растет – бери и кушай прямо с ветки!
Я ожидала, что Наташа смутится от столь горячего приема, но она и бровью не повела – видимо, привыкла, что ее так везде встречают. Правильно говорят, что к хорошему человек быстро привыкает. Наконец, Лекоба иссяк, если так можно выразиться, и мы прошли в дом. Сразу было видно, что живут тут люди небедные, потому что удобства были в доме, а не на улице, чего я втайне опасалась.
– Устраивайтесь! – делая широкий приглашающий жест, предложил Лекоба. – Я был бы счастлив, если бы вы, Наталья Васильевна, остановились в моем доме, но раз Татьяна Александровна сказала, что для вас лучше будет жить отдельно, значит, так действительно надо. Вы отдохнете немного с дороги, а потом – прошу вас к себе на обед. Вы с мамой моей познакомитесь, с женой, с детьми – они все будут вам очень рады.
– Спасибо, – кивнула Наташа. – Я позвоню мужу, скажу, что благополучно добралась, и немного отдохну, я действительно устала.
– Передайте ему самый большой и горячий привет от меня и напомните, что он обещал лично приехать, – попросил ее Лекоба.
– А я пока заберу свои вещи из вашего дома, заодно и дорогу узнаю, – сказала я.
Мы с Лекобой пошли по дорожке в глубь сада, и я увидела в заборе новенькую калитку. Оказавшись уже на своей территории, Андрей Павлович очень серьезно спросил меня:
– Какая беда случилось у этой женщины?
– Надеюсь, вы понимаете, что я не могу вам все рассказать? – вопросом на вопрос ответила я.
– Да, понимаю! – поморщился он. – Скажите только, от чего я должен ее защищать? Или от кого?
Подумав немного, я решила, что, поскольку без его помощи мне все равно не обойтись, стоит посвятить его в курс дела, но без подробностей.
– Андрей Павлович, – тщательно подбирая слова, начала я. – Дело в том, что на Наташу объявили охоту…
– Ее хотят убить? – напрягся он. – Тогда почему вы приехали в Сухуми? Вас немедленно отвезут в мой пансионат на озере Рица! – решительно заявил он. – Там номера класса люкс, бассейны, причем один с морской водой, а еще…
– Да не в этом дело! – перебила его я. – Не убить ее хотят!
– А что же тогда? – уставился он на меня.
– Как бы поделикатнее выразиться… – задумалась я. – Понимаете, ее хотят опозорить перед мужем или обесчестить – не знаю, как сказать точнее, – максимально мягко объяснила я. – Причем в средствах этот подонок не стесняется. Я пока не знаю, кто это все затеял, но вот исполнитель должен, по моим прикидкам, появиться здесь, а уж вытрясти из него имя заказчика я сумею, – очень недобрым тоном заявила я.
– Я догадываюсь, о каком именно позоре вы говорите, – кивнул Лекоба, чье обычно спокойное и даже приветливое лицо приобрело настолько жесткое выражение, что я невольно поежилась. – Так вот! В Абхазии этого не произойдет! – твердо пообещал он. – И дело даже не в том, что я очень дорожу своими деловыми отношениями с Николаем Николаевичем, которому пообещал, что даже волос не упадет с головы его жены. Да! Я крайне заинтересован в хороших отношениях с ним. У меня есть некоторый интерес в развитии строительного бизнеса нашей страны, потому что Абхазия, как вы сами видите, строится и восстанавливается, нам нужны материалы, а от него мы получаем все необходимое напрямую, минуя каких бы то ни было посредников, причем со скидкой, как оптовые покупатели, и всегда в срок. Но даже не будь Наталья Васильевна его женой, я бы поступил точно так же, потому что у нас на Кавказе особое отношение к женщине и матери. Да, наши мужчины могут изменить жене – что поделаешь! Темперамент и так далее! Но вот допустить, чтобы женщину оскорбили, унизили или обесчестили? Никогда! – Он чеканил слова, словно гвозди в доску вбивал. – Передайте Наталье Васильевне, чтобы она ни о чем не беспокоилась – дом, где вы поселились, находится под круглосуточной охраной моих людей, которые передо мной за вас обеих жизнью отвечают. И это не преувеличение, поверьте мне!
– Спасибо! – кивнула я. – Сегодняшний и завтрашний дни, я думаю, пройдут спокойно, а вот позже нужно ждать гостей.
– Но мне доложили, что за вами никто не следил, – уверенно заявил он.
– Ах, Андрей Павлович! – усмехнулась я. – Вам ли не знать, что, если человеку остро необходимо что-то выяснить, он своего добьется, а нам только этого и надо. Да, мы предприняли все меры предосторожности, чтобы никто не узнал, где сейчас Наташа, и злоумышленникам было трудно выяснить, куда она делась, но это временно – пресловутый человеческий фактор, – объяснила я. – Кто-то обязательно проболтается, и мне неважно, кто именно, а важно – кому он проболтается! Потому-то я и перенесла боевые действия в Абхазию, что здесь у наших противников никаких связей быть не может, и мы возьмем их тепленькими.
– Я еще раз убедился, что вы, несмотря на столь юный возраст, очень мудрая женщина, – одобрительно заметил Лекоба.
– Ну, не такая уж юная, – из чистого кокетства ответила я и притворно вздохнула, на что Андрей Павлович только усмехнулся.
Беседуя, мы дошли до дома, и я увидела, что приготовления к парадному обеду идут полным ходом.
– Андрей Павлович, Наташа собирала сумку при мне, и я знаю, что никаких выходных платьев она не положила, так что не смущайте ее излишне пышным приемом, – попросила я. – Для нее самая удобная одежда – джинсы, футболки, шорты и так далее, так что передайте, пожалуйста, Ие, чтобы она не слишком уж наряжалась.
– Спасибо, что предупредили, – очень серьезно поблагодарил он меня. – Мне бы очень не хотелось, чтобы Наталья Васильевна почувствовала, пребывая в моем доме, хоть какое-то неудобство.
Быстро собрав вещи, я уже знакомой дорогой отправилась обратно, сожалея, что не встретила Виктора, который, наверное, был на работе. Но я надеялась увидеть его за столом. Работа для меня, конечно, на первом месте, но и об отдыхе, приправленном необременительным романчиком, мне никто думать не запрещал.
Войдя в дом, я увидела Наталью. Она гладила красивое платье из какой-то невесомой ткани, очень нарядное.
– Коля сказал, что я должна прилично выглядеть в глазах его делового партнера, – объяснила она.
– О, черт! – только и могла пробормотать я и побежала обратно в дом Лекобы, чтобы предупредить, что переодевание Ии отменяется.
Пока мы собирались, я кратко ввела Наталью в курс дела, то есть рассказала кто есть кто в доме Андрея Павловича. Узнав, что у него недавно родились сыновья-близнецы, она чуть слезу не пустила, объяснив:
– Как же я мечтаю о внуках!
Ну, все, поняла я, они с Ией найдут общий язык.
Как оказалось, при полном параде Наташа выглядит совсем неплохо. Нет, красавицей ее не назвала бы и лучшая подруга, но смотрелась она достойно, да и бриллианты, которые она привезла с собой, были очень даже недурны – занималась я когда-то одним делом, связанным с драгоценными камнями, так что немного в них разбиралась.
Когда мы пришли к Лекобе, он представил Наташе членов своей семьи. Кстати, Виктор к тому времени тоже подъехал. Похвалился Лекоба и сыновьями. Наташа так восторженно смотрела на малышей, так умело и осторожно взяла их на руки, так с ними агукала, что покорила всех Лекоба без исключения. Она с Ией затеяла было дискуссию о пользе и вреде памперсов, но развить эту тему им не дали. Андрей Павлович пригласил всех к столу.
Ну, что сказать? Стол ломился от яств! Чего там только не было! Знаменитая кавказская кухня была представлена во всей своем великолепии и многообразии! Тосты следовали один за другим, вино было восхитительным. Я почти не пила: во-первых, я просто не любительница этого дела, а, во-вторых, хоть мы и в полной безопасности были в этом доме, но я все-таки на службе. Хорошая же обо мне пойдет молва, если Наташа скажет той же Ладе, например, что я «употребила». Не дождаться мне потом от Полянской клиентов!
После очень продолжительного обеда – ну, не привыкла я к таким долгим застольям – Наташа с Ией сбежали в детскую, Лекоба занялся своими делами, а мы с Виктором устроились в саду и побеседовали обо всем понемногу, а точнее – ни о чем. Так просто, поболтали. Но я чувствовала, что роман движется в нужном направлении и кульминации ждать осталось недолго.
Виктор уехал на службу, а я пошла искать Наташу. Но оторвать ее от малышей оказалось практически невозможно, так что пробыли мы у Лекобы до самого ужина, который был не менее восхитителен, чем обед. Перед нашим возвращением в соседний дом Андрей Павлович очень серьезно сказал, обращаясь к Наташе:
– Поверьте, уважаемая Наталья Васильевна, что вы здесь в полнейшей безопасности. Это я вам гарантирую! За вами не будут, привлекая к себе внимание, ходить люди в черных костюмах и черных очках, как это бывает в кино. Нет! Вы свою охрану даже не заметите. Просто знайте, что она есть и не даст не то что причинить вам хоть какой-то вред, а и просто приблизиться к вам любому постороннему человеку. Отдыхайте совершенно спокойно!
Он взял корзинку с фруктами и проводил нас до дома, где мы, несколько осоловевшие от обильной еды, рухнули в кресла, чтобы немного отдышаться. Дом я предварительно обследовала, так что спальные места распределила еще днем: второй этаж, где был второй туалет, отводился для Наташи, так что ей даже спускаться вниз не было необходимости. Я же собиралась устроиться на первом, причем просто на диване в холле, благо выход из дома был только один. Устроив свою подопечную и проверив все до единого окна – береженого Бог бережет, – я собралась лечь спать, но – не пришлось. Не успела я застелить диван, как услышала негромкий стук в дверь. Я выглянула в окно и… Конечно же, это был Виктор! Пусть меня осудят за пренебрежение непосредственными служебными обязанностями, но… Короче – я его потихоньку впустила, а через некоторое время так же потихоньку выпустила.
Утром меня разбудил запах кофе. Я пошла в кухню и увидела там Наташу, разливавшую ароматный напиток в чашки.
– Доброе утро! – приветствовала я ее. – Как спалось на новом месте?
– Спалось! – кратко заметила она, хитро глянув на меня. – В отличие от тебя!
Я ответила ей самым невинным взглядом на свете, на что она только иронично хмыкнула. «Ох, и наябедничает она Ладе! – горестно подумала я. – Нужно будет сказать Виктору, что наши плотские утехи откладываются до тех пор, пока я не разберусь с этим делом. А жаль! Ну что ж, тем больше у меня причин завершить расследование как можно скорее».
– Ну, что? Пойдем после завтрака на пляж? – спросила я, и Наталья мгновенно напряглась.
– А может быть, лучше в бассейне искупаемся? – предложила она.
– Наташа! – укоризненно сказала я. – Давайте воспользуемся тем, что еще никто не знает, что мы здесь, и нормально отдохнем: поплещемся в море, позагораем, погуляем… Уверяю: как только вас начнут искать в Тарасове, мне тут же сообщат, так что пока вам ничего не грозит. Кроме того, в Абхазии с вами по определению ничего плохого случиться не может, потому что не тот Андрей Павлович человек, чтобы бросать слова на ветер. Я его неплохо знаю и отвечаю за него, как за саму себя.
В конце концов я ее уговорила, и после завтрака мы пешком отправились на пляж. Как и говорил Лекоба, охрану свою мы действительно не заметили, что на улице, что на море, хотя взгляд у меня наметанный. Постепенно Наташа успокоилась и расслабилась: она с удовольствием плавала, нежилась на лежаке в тенечке – солнце палило нещадно, и, пачкая подбородок соком, лопала огромные персики. На обед мы с ней пошли, когда уже все бока на жестких лежаках отлежали, а вечером отправились на набережную посидеть в кафе, полюбоваться закатом и подышать прохладным (относительно!) вечерним воздухом.
Наташа дрыхла в эту ночь, как убитая, а я, хоть и спала вполглаза, но тоже отдохнула. Причем спала я одна: предупрежденный мною по телефону Виктор не пришел, к счастью для меня правильно поняв и приняв мои объяснения.
Утром Наташа, обо всем догадавшись, извиняющимся тоном сказала:
– Кажется, я тебе поломала личную жизнь?
– Ничего страшного, – успокоила я ее. – Вот разберусь с вашим делом – и наверстаю упущенное.
Два следующих дня прошли так же, как и этот, – звонков из Тарасова о том, что кто-то ищет Наташу, не поступило, так что и волноваться было не о чем. Понимая, что ее никто не преследует, моя подопечная наслаждалась жизнью, отдыхала в свое удовольствие, возилась с малышами и начала даже присматриваться к недвижимости – Абхазия явно пришлась ей по вкусу. Побывали мы и в доме Виктора, который хотел показать Наташе, как хорошо можно обустроить обычный для Абхазии дом, где нас встретила его мать, почтенная седая дама в черном. Впрочем, к тому, что женщины там носят траур даже по самым дальним родственникам, я уже привыкла. Она угощала нас кофе, очень заинтересованно поглядывая на меня, – видимо, ей уже кто-то насплетничал о моих отношениях с ее сыном. Этот дом, мало того что был шикарно обставлен, так еще и напичкан самой современной бытовой техникой, явно с перспективой на будущую семейную жизнь его хозяина – вряд ли его мать стала бы всем этим пользоваться. Хотя, может быть, я и ошибалась, потому что они долго жили в Америке, где она могла и «осовремениться». Как мне потом шепнул Виктор, его матери я понравилась, хотя, честное слово, я не прикладывала к этому никаких усилий, да и не собиралась я производить на кого бы то ни было благоприятное впечатление.
Гром грянул, как ему и положено, неожиданно и имел вид самого обыкновенного телефонного звонка от Лады.
– Нет, ты только подумай, какая сволочь! – даже не утруждая себя приветствиями, проорала она мне в самое ухо.
Отойдя подальше от Наташи, – дело было на пляже – я попросила ее объяснить поподробнее, что произошло.
Да-а-а! Прошлое не отпускает человека, кем бы он ни стал! Торговала когда-то Лада в овощном ларьке и материлась при этом так, что грузчики прямо на глазах трезвели, а потом стала респектабельной бизнес-леди. А вот, образно выражаясь, упал ей на ногу кирпич, и она мигом вспомнила то, о чем, я уверена, очень старалась навсегда забыть. Одним словом: не знаю, что собою представляет строительно-монтажный жаргон, которым в случае необходимости пользовалась Наташа, но уверена, что торгово-ларечный ему ни в чем не уступает, так что наслушалась я досыта.
Оказалось, что наш разговор в доме Полянских краем уха услышала молоденькая горничная. Сути дела она не поняла, но то, что Наташа поехала отдыхать в Сухуми, уяснила, о чем охотно, стараясь быть полезной, и сообщила какой-то позвонившей Ладе (по городскому телефону) женщине, спросившей, не у Полянских ли Журавлева, которую она никак не может найти.
– Я эту кретинку собственными руками удавлю! – бушевала Лада. – Я ей покажу, как язык распускать!
– Успокойтесь, пожалуйста! – твердила я как заведенная до тех пор, пока она не угомонилась. – Мы же так и планировали, что это случится – человеческий фактор, что с него взять?
– Но чтобы моя собственная горничная!.. – взвилась Лада.
– Скажите лучше, кто звонил-то? – попросила я.
– Не знаю! – снова заводясь, рявкнула Лада.
– Но с какого номера – вы выяснили? – предчувствуя недоброе, спросила я.
– Нет!!! – эхом отдалось в моем ухе. – Это телефон администратора салона красоты «Чаровница», и кто именно им воспользовался, никто не помнит! Там маникюр полторы тысячи рублей стоит! Перед клиентами все на цирлах ходят и стараются лишний раз на глаза не попадаться!
– А видеокамеры?.. – заикнулась было я.
– Нет их там! – устало, видимо уже выдохшись, ответила Лада. – Какая же баба позволит, чтобы ее рожу в косметической маске и всем таком прочем еще и на пленке запечатлели?
– Значит, вычислить этого человека невозможно? – уже уверенная в ответе, все-таки спросила я.
– Нет, – буркнула она. – Наши, во всяком случае, в этот салон не ходят, у нас, как ты знаешь, свой есть.
– Наши – это «женсовет», а «приблудные»? – уточнила я.
– А «приблудными» я мало интересуюсь! – объяснила она.
– Ну что ж, значит, надо нам ждать варягов, – подытожила я и попросила ее: – Выясните, не узнавал ли кто-нибудь, действительно ли Наташа вылетела в Адлер? А еще – возьмите под контроль всех, вылетающих туда. Мне кажется, это должны быть двое молодых мужчин.
– Ну, с одним-то ясно, а вот почему второй – тоже молодой? – заинтересовалась она.
– Потому что у людей в возрасте инстинкт самосохранения лучше развит – не могут же они не знать, с кем связались, – объяснила я. – Хотя… Авантюристы и среди них попадаются.
– Особенно, если им пообещали хорошо заплатить, – согласилась она и пообещала: – Сделаем!
Отключив телефон, я повернулась к Наташе и наткнулась на ее напряженный взгляд. Конечно, можно было ей наврать, что этот разговор никакого отношения к ней не имеет, но… Представьте себе, что ей, окончательно успокоившейся и поверившей в полнейшую свою безопасность, вдруг попадется на глаза тот подонок, из-за которого она так сильно перенервничала? Нет, ему, конечно, и близко не дадут к ней подойти, но один его вид может «обрушить» ее в такую истерику, что потом откачивать ее – замучаешься. Да она может таких дров наломать, что мало не покажется! Надо было сказать ей правду, но – максимально мягко и тактично.
– Наташа! Горничная Лады проболталась какой-то неизвестной женщине, что вы в Сухуми.
– Значит, это какая-то баба мне гадит?! – с ненавистью процедила она, восприняв новость гораздо спокойнее, чем я ожидала, – видимо, она устала бояться или действительно поверила в свою безопасность.
– Неизвестно, – покачала головой я. – Ее могли просто попросить позвонить.
– Как я понимаю, нашей спокойной жизни здесь пришел конец? – спросила она.
– С чего вы взяли? – Я сделала вид, что удивилась. – Как отдыхали, так и будем отдыхать. Нет, я уверена, что тот мерзавец, который подделывался под вашего мужа, обязательно здесь появится, но у него не будет возможности к вам даже подойти. От вас требуется только одно: показать мне его и оставаться по возможности максимально хладнокровной. Вот и все!
– А шок уже прошел, – спокойно сказала она. – И сейчас у меня имеется только одно желание – выцарапать ему глаза и по щекам отхлестать!
Да уж! Сейчас Наташа добротой отнюдь не лучилась, и голубиной кротости в ней тоже не наблюдалось.
– Вы даже не представляете себе, как вы меня успокоили, – с огромным облегчением выдохнула я и предупредила ее: – Только на рожон я вас попрошу не лезть! Если уж вам так хочется отыграться на нем за все пережитые вами волнения, дождитесь сначала, пока мы его возьмем, а потом мы его отдадим вам во «временное пользование», и делайте с ним, что хотите, только без членовредительства.
– Ладно! Это я так, на нервах, – отмахнулась она. – Но по роже я его все равно отхлещу!
– Да хоть сто порций ему отвесьте! – рассмеялась я.
Тем же вечером мы с Лекобой устроили военный совет.
– Андрей Павлович, ждем-с! Завтра-послезавтра наши недруги должны появиться, – сказала я.
– Я попрошу пограничников, чтобы они сообщали мне о молодых мужчинах, которые вдвоем пересекут границу с Россией, а в городе дам команду, чтобы все, кто сдаст двум молодым мужчинам комнату или квартиру, немедленно известили моих людей. Ну, а о гостиницах и всем прочем и говорить нечего!
И мы стали ждать, а это, как известно, состояние, жутко человека нервирующее и его душевному спокойствию никак не способствующее. Лекоба уже устал качать головой в ответ на мои вопрошающие взгляды! То есть люди приезжали сюда отдыхать, снимали жилье, но ничего подозрительного в этих персонах его подчиненные не заметили. Наташа окончательно успокоилась, ежедневно докладывая мужу, как она хорошо здесь отдыхает. Виктор, который, я была в этом уверена, знал от Лекобы если не все, то многое, укоризненно смотрел на меня, намекая, что мы зря теряем время. Утешительных новостей из Тарасова тоже не поступало, вылетом Наташи в Адлер, во всяком случае, никто не интересовался, или Полянские просто не смогли установить, что кто-то этим интересовался – ведь, не будь телефоны на прослушке, о том, что горничная проболталась, мы бы тоже ничего не узнали! Временами у меня мелькала мысль о том, что Некто, затеявший это грязное дело, отказался от своих планов или ждет возвращения Наташи в Тарасов, но я гнала это соображение прочь, да и интуиция, которой я, безусловно, доверяю, подсказывала мне, что ничего еще не кончено и расслабляться рано. Устав от ожидания неизвестно чего, я наконец бросила кости, чтобы узнать, чего мне хоть ждать-то! Выпало: 25 + 11 + 14, то есть мне предстояло иметь дело с неприятными людьми. Все ясно, не напрасно ждем – что «утешало».
И вот подошел день крестин. Господи, воспоминания об этом дне до конца моей жизни будет преследовать меня в кошмарных снах!
Начать с того, что накануне все носились как угорелые, потому что, как и положено, что-то было упущено, о чем-то – забыто, а что-то – просто не готово. Я хотела было утащить Наташу на пляж, чтобы она не путалась под ногами у суетившихся в доме Лекобы людей. Но она не могла отказать себе в удовольствии быть в гуще событий и помогать Ие во всем, попутно инструктируя меня, как я должна себя вести, что делать и что говорить, так что я тоже против своей воли была вовлечена в эту предпраздничную суматоху.
И вот торжественный день настал. Такое событие, как крещение сыновей самого Лекобы, не могло остаться незамеченным, и вокруг храма собралась толпа любопытных. Во избежание недоразумений я уговорила Наташу, которая категорически отказалась остаться дома, хотя бы замаскироваться, то есть надеть парик и темные очки. Потому что, увидь ее кто-нибудь, то есть этот чертов исполнитель, среди близких Лекобе людей, мы могли бы со спокойной душой на следующий же день лететь домой – только безумец решился бы при таком раскладе продолжить свое черное дело. Я с самого утра была на нервах, причем не только из-за Наташи, с которой мне все-таки удалось поладить, – меня пугала сама процедура (хотя правильнее было бы назвать это таинством, но я не настолько религиозна).
И вот я, окаменев от напряжения, стояла в храме с крошечным Петенькой на руках, до жути боясь его уронить, и с трудом удерживалась от желания прижать его к себе покрепче. Меня останавливала мысль, что я невольно могла сделать ему больно. Все заученные накануне слова разом вылетели у меня из головы, и что именно я тогда лепетала – не помню; и ни капельники не верю, что я все сделала правильно, как меня потом уверяли. Мне кажется, что большего позора я в своей жизни не переживала! И только передав ребенка – даже уже не помню, в чьи руки, – я испытала величайшее облегчение и успокоилась.
Устроенное Лекобой застолье превзошло все, что я раньше видела в этом доме, даже пир на его собственной свадьбе. Собралась вся его многочисленная родня, так что весь сад был заставлен столами для дорогих гостей. Но и сейчас он ни на секунду не забывал, чья Наташа жена, и уделял ей особое внимание. Врученный мною подарок вызвал всеобщее восхищение, на мой взгляд, явно преувеличенное, потому что второму малышу, Павлику, Софико – а его крестной матерью была она – подарила усыпанный бриллиантами крест на золотой цепочке. Когда же, наконец, все это закончилось и мы уже возвращались домой, Наталья была счастлива и весела, а вот я еле переставляла ноги – вымоталась и физически, и морально так, словно марафонскую дистанцию бежала.
На следующий день празднование продолжилось, но уже в урезанном масштабе, то есть, можно сказать, жизнь почти вошла в привычное русло, чему я была несказанно рада. И наш с Наташей отдых опять пошел по устоявшемуся графику: завтрак, пляж, обед, пляж, вечером – кафе на побережье. Там-то все и произошло! Как и полагается – неожиданно…
Мы с Наташей сидели, любуясь закатом, обсуждали состоявшиеся накануне крестины, точнее, присутствовавших там дам, их наряды, драгоценности и все прочее, пили кофе и, посмеиваясь, наблюдали, как девочка лет восьми пытается накормить шашлыком бродячую собаку, которые, как и во всех подобных местах по всему побережью, во множестве крутились неподалеку от шашлычной.
– Кушай, собачка! Кушай! – настаивала девочка, подсовывая собаке кусок жареного мяса, от которого та, уже объевшись, отворачивалась.
– Малышка! – не выдержала Наташа. – Она уже сыта и больше не хочет.
– Хочет! – очень серьезным тоном возразил ребенок. – Просто она стесняется.
С трудом удержавшись от смеха, мы с Наташей переглянулись, и вдруг я увидела, как улыбка «замерзла» на ее лице, глаза, смотревшие мне за спину, недобро сузились, и она вся подобралась – так, словно собиралась резко встать из-за стола.
– Сидеть! – цыкнула я на нее. – Это он? – спросила я, хотя это было явно излишне. – Где? Как одет? Один? – Оборачиваться я побоялась, чтобы не спугнуть врага.
– Копия моего мужа, стоит на дорожке, песочного цвета шорты, без рубашки, второй – с видеокамерой на шее, хлипкий блондин, – на одном дыхании ответила она.
А все-таки хорошая вещь – блютуз, с которым я все последние дни не расставалась, замаскировав его распущенными волосами: связаться со старшим из нашей охраны и передать ему эти сведения заняло у меня всего несколько секунд. С совестью у преследовавших Наташу подонков дело было весьма проблематично, но вот чувство приближающейся опасности явно наличествовало. То ли мерзавец по лицу Наташи понял, что нужно делать ноги, пока не поздно, то ли здравый смысл ему наконец-то подсказал, что хватит искать приключений на свою пятую точку, но, судя по донесшимся до нас звукам, эти двое рванули наутек. Наша охрана, естественно, припустилась за ними, а один парень, из тех, кого я знала в лицо, подошел, желая нас успокоить, но я не дала ему и рта открыть и приказала:
– Наталью Васильевну – мигом домой! – Она попыталась возразить, но я была непреклонна: – Наташа! Ваше участие в этой истории закончилось! Захотите им в морду плюнуть – пожалуйста, но не сейчас! Колоть этих сволочей нужно немедленно, пока они не очухались, а вы мне помешаете!
– Ладно, – недовольно буркнула она, смирившись с этой стратегией.
– Где? – спросила я у парня, и он показал, куда мне идти.
Я рванула со всех ног. Но!.. Я опоздала! То есть когда я подбежала к нужной «точке», то увидела, что один парень, блондин, лежит на земле лицом вниз и тихонько скулит, а вот из-под головы второго, вокруг которого наши охранники столпились, медленно, словно бы нехотя, выползает тонкая кровавая змейка.
– Кто?! – разом севшим голосом спросила я и, не удержавшись, упрекнула их: – Ну предупреждали же вас, чтобы все было аккуратно!
Будь я в Тарасове, а не в гостях, я бы выразилась куда более «конкретно» и без соблюдения каких-либо норм этикета – я, конечно, к торговле со строительством отношения не имею, но тоже могу при случае кое-что сказать, чтобы душу облегчить, хотя меня это и не красит.
– Зачем обижаете, Татьяна Александровна? – воскликнул один из парней. – Не мы это!
– А кто?! – Я уставилась на него. – Магнолия сверху ему прямо на головушку спикировала, и он не вынес радости встречи?
– «Вьетнамки», – кратко объяснил другой парень.
И действительно: зацепиться на бегу и растянуться во весь рост, нося такую обувь, – как нечего делать, а уж кто насколько удачно приземлится, тому, значит, так и повезло. Этому подонку явно не подфартило!
– Уж сколько раз твердили миру, что не ходют во «вьетнамках» на серьезное дело! – пробурчала я себе под нос. – А они все ходют и ходют! Он хоть живой?
– Живой! – сказали парни вразнобой. – «Скорую» мы уже вызвали.
– Обыскали? – Парни кивнули, и один потряс пакетом, в котором что-то лежало. – Так… проследите в больнице, чтобы все было тип-топ, и узнайте, когда я его смогу допросить, а я пока со вторым индивидуумом по душам потолкую, – велела я им. – Где это можно сделать?
– В кабинете у хозяина кафе вас устроит?
– Вполне! Если это устроит его самого, – ответила я, хотя знала, что мнением хозяина кафе никто даже интересоваться не станет.
Сидевший напротив меня насмерть перепуганный блондинчик субтильного телосложения как уставился на столешницу, так больше глаз и не поднимал. Охрану я оставила за дверью – нечего слушать то, что знать не положено, – и теперь, попивая весьма недурной кофе, разговор начинать отнюдь не торопилась, дожидаясь, когда клиент созреет. Я уже просмотрела все, что снял парень: Наташа на пляже, на улице, в кафе; кое-где и я в кадре попадалась, причем снимали с большого расстояния – стой «оператор» поближе, его наша охрана обязательно заметила бы, но ничего существенного, понимай компрометирующего, я в записи не нашла. В документах – что этого парня, что второго – тоже ничего интересного не было: оба из Москвы, причем «недобиток» во «вьетнамках» на фотографии в паспорте совсем не был похож на Журавлева. Хотя чему удивляться? На этих фотографиях в официальных документах люди и на самих себя редко похожи бывают! Так вот, «недобиток» по имени Валерий родился в какой-то уральской глухомани и был временно зарегистрирован в явно съемной квартире, а вот «оператор» оказался коренным москвичом. Были они почти ровесниками, оба не женаты, адреса их я переписала – вот и все. В мобильных телефонах, что у того, что у другого, была куча номеров, но разбираться с ними сейчас у меня не было ни времени, ни возможности.
– Дайте, пожалуйста, попить, – тихонько попросил он.
– Не торопись, – равнодушно бросила я. – Море недалеко, еще нахлебаешься.
– Что?! – Вздрогнув, он уставился на меня белыми от ужаса глазами.
– А ты что думал? – удивилась я. – Ты с подельником своим «попал» так, что я даже думать боюсь, что с тобой сделают, – дело-то к ночи, а кошмары мне ни к чему!
– Да во что я попал-то?! – недоуменно уставился он на меня, и я поняла, что он не врет, да и не был он похож на фоторобот ни одного из тех, что в фитнес-центре засветились.
– Убогий! – с жалостью сказала я. – Ты хоть понимаешь, с кем вы связались?! На кого, фигурально выражаясь, руку подняли?! Женщина, за которой вы охотились, мало того, что жена очень серьезного и влиятельного бизнесмена, так еще и в гостях здесь находится – у такого человека, что выше его в Абхазии – только Господь Бог! А на Кавказе отношение к женщине – особое! Это в Москве мораль рухнула ниже уровня канализации и все позволено, а здесь – извини-подвинься! Тут свои законы и обычаи.
– Да что я сделал-то?! – истерично воскликнул парень. – Ну, снимал я эту женщину, и все!
– А что ты потом должен был снимать? – спросила я, пристально глядя на него.
– Ну, как Валерка с ней трахался бы, – как о некоем совершенно обыденном деле ответил он.
– А она согласна была в этой фотосессии участвовать? Хотела вам «позировать»? – невинно поинтересовалась я.
– А я откуда знаю? – пожал плечами он. – Валерка сказал, что все будет по обоюдному согласию.
– Жить хочешь? – в лоб спросила его я.
– Хочу! – мгновенно ответил он.
– Тогда рассказывай все – с самого начала и максимально подробно, – потребовала я и налила ему из бутылки стакан воды.
Парень жадно напился, а потом, подумав, пожал плечами:
– Да мне и рассказывать-то нечего…
– Как ты с Валеркой познакомился, когда, при каких обстоятельствах… Ну, и далее – по тексту, – объяснила я ему.
– Познакомились мы на первом курсе, – начал он. – Я на кинооператора учиться поступил, а он – на актерский…
– Так он артист? – уточнила я. – И где же он снимался? Или он в театре работает?
– Нет, он снимается, но… В общем… Это такое специальное кино… – замямлил парень.
– Все ясно! Порнуха! – поняла я.
– Да, – кивнул он.
– Очень почетное занятие! – не удержавшись, с презрением сказала я.
– Зря вы о нем так, – обиделся за своего друга парень. – Вы же о Валерке ничего не знаете!
– А я тебя, между прочим, и просила рассказать о нем, ничего не утаивая, – напомнила я ему.
– От Валерки мать еще в роддоме отказалась, и пошло-поехало: дом малютки, дом ребенка, детский дом, – начал парень. – Он рассказывал иногда, каково ему там приходилось – врагу не пожелаешь! Там, чтобы выжить и не сломаться… Точнее, чтобы тебя не сломали, нужно уметь приспосабливаться, притворяться, терпеть унижения, подлаживаться под сильных, врать, доносить, двурушничать… Только так и выживешь!
– Да, – невольно согласилась с ним я. – После такой, с позволения сказать, «школы жизни» у человека мировоззрение весьма своеобразным становится.
– Вот-вот! – обрадованно кивнул парень. – А потом Валерка в нашу общагу попал, где тоже вся жизнь – на виду. Вы поймите, у него же никогда ничего своего не было! Для него предел мечтаний – собственный угол, даже самая маленькая квартирка на самой отдаленной окраине, чтобы можно было дверь закрыть и почувствовать себя по-настоящему дома.
– Где тебя никто не видит и не тронет, где ты самим собой можешь быть и делать, что хочешь, не оглядываясь на посторонних, музыку слушать, телевизор смотреть, спать, сколько влезет, и где твою чашку, например, кроме тебя самого никто не возьмет, и очереди в туалет нет, – продолжила я.
– Ну вот! Вы же все понимаете! – воскликнул парень. – Ну, закончил он училище, причем с очень неплохими результатами, а дальше – что? Артистов сейчас полно, даже на эпизодическую роль просто так не попадешь. Тут уж не то что на квартиру накопить, тут просто жить неизвестно как и на что приходится! А Валерка – парень красивый, он внешностью своей и фигурой постоянно занимался… Кстати, на ту работу, о которой вы так презрительно отозвались, тоже попасть непросто! Желающих…
– Ладно, я сейчас в голос зарыдаю! – прервала его я. – Мы уже выяснили, что в порнухе твой кореш снимается от великой нужды, потому что ему жрать нечего и некуда бедолаге податься, потому что все вакансии дворников, грузчиков, разнорабочих и тому подобное в Москве заняты и устроиться никуда невозможно!
– Стоило для этого в театральном учиться, чтобы потом улицы мести? – себе под нос буркнул он.
– А для того чтобы баб под запись трахать, систему Станиславского нужно знать? – язвительно поинтересовалась я и потребовала: – Давай-ка ближе к делу!
– Ну, в общем, пришел он ко мне и предложил штуку за непыльную работенку, – сказал парень.
– Как я понимаю, не рублей? – хмыкнула я.
– Естественно, – не стал отрицать он. – А деньги лишними никогда не бывают, потому что я – всего лишь помощник кинооператора…
– То есть мальчик на побегушках, – расшифровала я.
– Почти, – согласился он. – А тем более еще и на халяву на море съездить! Конечно, я согласился. Ну, мы прилетели из Москвы…
– Из Москвы? – переспросила я.
– Ну да! – подтвердил он. – Да вы проверить можете!
– Не волнуйся, проверим! – кивнула я, хотя уже поняла, что парень не врет. – Что дальше?
– Сняли комнату и стали по городу бродить, по пляжу, пока эту женщину не нашли. Валерка велел мне ее снимать, а сам все прикидывал, как бы к ней подъехать, только вы все время рядом с ней были. Тогда-то я его и спросил, зачем ему эта старуха…
– Сейчас в лоб получишь! – предупредила его я.
– Простите, женщина, – поспешно извинился он и продолжил: – А он мне сказал, чтобы я не лез не свое дело, что мне нужно только очень качественно снять, как он с ней будет любовью заниматься, а потом мы уедем.
– И где же планировалось это, так сказать, действо? – недобро усмехнулась я.
– А где получится. Он сказал, что, как только вы отойдете, тут он ее и «снимет». Он сказал, что она на него давно запала и, как собачка, за ним побежит, стоит только свиснуть.
– Ладно, с этим ясно, – сказала я и, хотя была уверена, что парень влип в эту историю действительно случайно, все-таки уточнила: – Ты в Тарасове когда-нибудь был?
– В Тарасове? – переспросил он. – А где это?
– Все ясно, – хмыкнула я. – Все, что за пределами Садового кольца, для москвичей – уже Тмутаракань. А теперь напрягись и расскажи мне все, что ты знаешь о человеке, который Валерку нанял.
– Да не знаю я ничего, – растерялся он. – То есть, понятно, не сам Валерка это затеял, но вот кто его нанял… – Он пожал плечами.
– А вот так не бывает, – назидательно заметила я. – Просто ты еще сам не знаешь, что ты знаешь!
Парень уставился на меня, переваривая эти слова, а я продолжала:
– Начнем с того, что он обязательно хоть раз с ним при тебе говорил, так кто это был – мужчина или женщина?
– Мужик! – Парень обрадовался тому, что может хоть как-то помочь и тем облегчить свою участь. – Точно мужик!
– Валерка твой к нему как-то обращался?
Тут парень задумался, пытаясь что-нибудь вспомнить, а потом решительно сказал:
– Нет, Валерка его по имени не называл, но…
– Что «но»? – насторожилась я.
– Понимаете, как я понял, этот мужик как-то с кино связан, потому что Валерка спросил – есть ли на него заказы, – объяснил он.
– Иначе говоря, мужик работает в каком-то актерском агентстве, или как там у вас?.. Артисты там оставляют свои фотографии, координаты и все прочее?
– Да! – кивнул он. – Только Валерка во всех существующих агентствах уже засветился, а в каком именно работает тот мужик, я не знаю.
– Ничего, обыщем вещи твоего подельника и выясним, – пообещала я ему. – Ну вот, – удовлетворенно заметила я. – А ты говорил, что ничего не знаешь! Заказчик – работающий и, скорее всего, проживающий в Москве мужчина, связанный с актерскими агентствами. Уже кое-что! Что еще помнишь? Учти, ты сейчас торишь себе дорогу не просто к свободе, а к жизни! – многозначительно сказала я, чтобы он не успокоился раньше времени и не решил, что самое страшное уже позади.
– Я вспомню! Вспомню! – всполошился уже несколько расслабившийся парень.
– Вот и правильно! – одобрительно улыбнулась я. – А то обидно помереть в расцвете лет, да еще и в чужом краю. Тогда и могилки твоей родные не найдут! Даже негде им поплакать будет! – Я позвала: – Эй! – и сказала вошедшему охраннику: – Пусть его подержат где-нибудь взаперти и покормят. Не дай Бог, загнется раньше времени, а ему еще многое вспомнить надо! А мы с вами по холодочку поедем и посмотрим, что там у этих супостатов в вещичках имеется интересного… Кстати, как там наш «недобиток»?
– Черепно-мозговая, в коме он, когда выйдет, если вообще выйдет, никто не знает, – ответил охранник.
– Твою мать! – не удержалась я.
– Кстати, оказалось, что он был в парике и загримирован, – добавил охранник.
– А чтобы гримироваться, нужно перед собой образец иметь. Так? – Я повернулась к блондинчику.
– У Валерки фотография была, – объяснил он.
– Значит, придется нам основательно покопаться в чьем-то грязном белье! – вздохнула я.
На мою просьбу – открыть комнату квартирантов – хозяева дома сначала возмущенно загомонили, но, увидев у меня за спиной людей Лекобы, изобразили такое радостное воодушевление, будто к ним дорогие гости пришли, а женщина бросилась варить кофе, от которого я великодушно отказалась.
Обыск много времени не занял, и вот передо мной оказались: гримировальный набор, несколько париков и половина фотографии, которую я сразу узнала – она была из свадебного «комплекта» Журавлевых, что меня весьма озадачило.
В нашем, если так можно сказать, доме я Наташу не нашла и, поняв, что искать ее нужно поблизости от малышей, пошла к Лекобе. Еще издали я заметила, что в его доме царит радостное оживление, и удивилась – с чего бы это, все праздники вроде бы прошли?.. Оказалось, прилетел Николай Николаевич, до последней минуты не знавший, что сумеет все же вырваться, и теперь дорвавшийся до дорогого гостя Лекоба разве что лезгинку вокруг него не отплясывал, а уж Наташа светилась от счастья и, кажется, даже думать обо всем забыла. А вот я себе такого позволить не могла.
– Нам надо поговорить, – сказала я, подходя к Журавлевым.
Мгновенно все понявший Лекоба тут же отошел, а я достала из сумки снимок и показала его Наташе и ее мужу.
– Ой! – растерянно пролепетала Наташа. – Это же из наших свадебных! Я ставлю подпись, а Коля на меня смотрит… только меня почему-то отрезали и оставили его одного.
– Сколько было комплектов этих снимков? – спросила я.
– Три, – ответил Журавлев. – Один у Наташиных родителей, второй – у нас, а третий…
– А третий, если я правильно помню, вы отвезли в Москву, – закончила я.
– Неужели это все-таки Анька?! – воскликнула Наташа. – Да я ее, гадину, удавлю! – взорвалась она.
– Подождите, – остановила ее я. – Сначала позвоните родителям и узнайте у них, весь ли комплект фотографий в целости, или какая-то потерялась, а то мало ли что.
– Сейчас позвоню! – согласилась она и отошла в сторону.
– Нет! Это Анька! – уверенно сказал Николай Николаевич. – Знали бы вы…
– Знаю! – кинула я. – Ваша жена рассказывала, чего вы с женой и с мамой вашей от нее натерпелись.
– Не ожидал от нее подобной болтливости, – усмехнулся он.
– Частному детективу, как и врачу с адвокатом, нужно рассказывать абсолютно все, а иначе зачем к нему обращаться? – в очередной раз повторила я фразу, которую, к сожалению, мне приходится озвучивать своим клиентам довольно-таки часто. – И заверяю вас, что дальше меня это не пойдет, хотя ничего, компрометирующего вашу семью, в рассказе Натальи Васильевны не прозвучало.
Тут вернулась Наташа и, судя по ее напряженному лицу…
– Анька! – с ненавистью выдохнула она. – У моих все фотографии на месте, и эта тоже.
– Значит, мне здесь делать больше нечего, – подытожила я. – Завтра первым же рейсом я вылетаю в Москву. Наташа, вы выяснили то, о чем я вас просила?
– Где в Москве Аньку искать? Узнала, только забыла вам сказать – бумажка с адресом у меня в вещах лежит, а городского телефона у нее нет, – ответила она.
– Вам деньги на расходы нужны? – спросил Журавлев.
– Спасибо, нет, – покачала головой я.
– Где жить собираетесь? – продолжил он.
– В какой-нибудь гостинице остановлюсь, – пожала плечами я. – Думаю, проблем с этим не возникнет.
– Зачем?! – воскликнула Наташа. – Ты можешь остановиться в нашей квартире, на Щусева.
– Не надо, это неудобно, – отказалась я.
– Тогда – в нашей служебной квартире, – предложил Николай Николаевич. – У меня же представительство в Москве. Я распоряжусь, чтобы вас в аэропорту встретили, и вообще, оказывали всяческое содействие – во всяком случае, машина с водителем вам никак не помешает.
– Вот за это спасибо, – поблагодарила я его. – А за машину – особенно, потому что неизвестно, как карты лягут, и помощь хорошо знающего город человека может оказаться нелишней.
Я подошла к Лекобе и, отдав ему паспорта москвичей-«варягов», попросила:
– Андрей Павлович, вы уж, пожалуйста, проследите за тем уродом, что в больнице лежит, а второго подержите где-нибудь, пока я отмашку не дам, что его можно отпускать, иначе, вернись он сейчас в Москву, начнет еще языком трепать и сорвет мне все дело к чертовой бабушке.
– Ничего, у меня есть место, где его подержать взаперти, – пообещал он.
Журавлевы отправились ночевать в соседний дом, а я осталась в доме Лекобы и вскоре пошла спать. Эту ночь я провела в своей комнате, причем часть ее – ночи, а не комнаты – не одна, а с Виктором, но это к делу уже никакого отношения не имеет. До утра он опять не остался, среди ночи потихоньку отправился к себе домой, перед уходом спросив меня:
– Как все закончишь, сюда вернешься?
– А ты этого хочешь? – решила пококетничать я.
– Очень! – выразительно сказал Виктор.
– Тогда – вернусь, – твердо пообещала я.
Утром, собираясь в дорогу, я решила узнать, чего мне ждать в Москве, и бросила кости. Выпало: 4 + 36 +17. Это говорило о том, что, несмотря на трудности, дела пойдут так, как надо.
В московском аэропорту меня действительно ждал мужчина в строгом костюме, державший табличку с моим именем. Я подошла к нему и, во избежание каких-либо недоразумений, все-таки показала свой паспорт, против чего он не стал возражать – вышколил Журавлев своих подчиненных, ничего не скажешь!
– Вадим, – представился он, беря мою сумку. – Николай Николаевич приказал мне поступить в ваше полное распоряжение. Машину я оставил на стоянке, квартира к вашему приезду приготовлена, – доложил он и спросил: – Хотите отдохнуть с дороги?
– Нет, дело – прежде всего, – отказалась я.
Мы пошли к машине, и я показала ему листок с адресом Анны. Увидев его, он только присвистнул.
– Что? Далеко? – спросила я.
– Неблизко, и район не очень хороший, – объяснил он. – Промышленная окраина: общаги, коммуналки, «хрущевки» и так далее…
– Криминогенная обстановка и все такое прочее? – закончила я.
– Да, пошаливают там, – заметил он.
«Да уж! Забросила Анну судьба в такое место! – подумала я по дороге. – С вершин благополучия – камнем вниз, хотя, может быть, не камнем, а постепенно «планируя» от плохого к худшему, но мне ее не жаль. А если вспомнить, как она с родной матерью поступила, для нее и это – лучший вариант».
Вид местности, куда мы приехали, действительно глаз отнюдь не радовал. Район был застроен панельными и кирпичными пятиэтажками, попадались даже двухэтажные дома, а то и старые бараки. Поплутав какое-то время, мы остановились возле обшарпанного дома забытого года постройки, в шесть этажей. Насколько я помнила, в таких домах полагалось быть лифту – потому-то и ограничили высоту подобных жилищ в свое время пятью этажами, чтобы сэкономить на установке подъемного механизма.
– Может, мне с вами пойти? – спросил Вадим, явно заботясь о моей безопасности.
– Лучше машину берегите, – хмыкнула я. – Здесь ее в пять секунд угонят или раскурочат.
– Не думаю, – самонадеянно заявил он.
Определив, какой именно подъезд мне нужен, я вошла и, изучив номера квартир, причем коммунальных, отправилась по заплеванной и загаженной лестнице наверх – лифтом здесь, как оказалось, и не пахло, в отличие от прочих, весьма зловонных запахов: кошачьей и человеческой мочи, грязи во всех ее возможных проявлениях, прокисшей квашеной капусты. Главенствовали же и ароматы застарелого перегара.
Нужная мне квартира оказалась на последнем этаже, и я, добравшись туда, принялась изучать подписи под кнопками звонков. Но нужного мне имени, а именно – Анны Григорьевны Коробовой, – не нашла. Зато наличествовала некая Жанна Коро, и я, ничтоже сумняшеся, решила, что Анька указала на табличке свой сценический псевдоним. Но сколько ни давила я на кнопку, ответа так и не получила. Пришлось надавить на соседнюю кнопку, и через несколько минут дверь мне открыла толстенная бабища, буквально источавшая дивный аромат борща, жареной картошки и свежего перегара.
– Ну и какого черта? – «ласково» начала она. – Ты же Аньке звонила, вот и трезвонь дальше, а я не нанималась за нее дверь открывать, не привратница!
Она собралась было захлопнуть дверь, и мне пришлось пуститься в дипломатические переговоры.
– Не сердитесь, пожалуйста, – обезоруживающе улыбнулась ей я. – Я здесь в командировке, мне начальник приказал с Анной Григорьевной встретиться, точнее, его жена приказала. А это такая особа!.. – Я выразительно покрутила головой.
– Еще хуже, чем сам начальник? – понимающе кивнула баба.
– Вот-вот! – подтвердила я. – Вы мне хоть скажите, Анна Григорьевна дома? Вдруг ее нет, и я зря здесь время потеряю, а у меня дел по горло.
– Здесь она, – хмыкнула баба. – Отсыпается после вчерашнего.
– Пьет? – шепотом спросила я.
– Нет, за ворот льет! – произнесла баба избитое выражение. – Да здесь все пьют.
– Но поговорить-то с ней можно? – просительно сказала я.
Почувствовав себя главной, к которой обращаются за помощью, баба подобрела и кивком дала мне понять, чтобы я шла за ней. Мы прошли по коридору, остановились возле облезлой двери, и баба загрохотала в нее кулачищем:
– Анька! К тебе пришли!
– Какая сволочь приперлась?! – Послышался скрип старой мебели и тяжелые шаги.
Снедаемая любопытством баба и не думала уходить, а я и не собиралась ее прогонять: нет более ценного источника информации, чем соседи, и глупо портить с ними отношения. Наконец, дверь открылась, и в проеме показалась невысокая толстая женщина в надетом поверх несвежей – это еще мягко сказано! – ночной рубашки засаленном и рваном халате, который уже наверняка забыл как о том, что был он в давние времена красивым и дорогим, так и о самой обыкновенной стирке. Я сразу увидела, что Анька когда-то была очень красивой женщиной, но сейчас ее обрюзгшее лицо, мешки под глазами и многочисленные глубокие морщины могли вызвать только презрительную жалость. А в ее комнате царил такой разгром, словно вчера здесь кутила банда махновцев. Очень приличные и дорогие вещи давно потеряли свой первоначальный лоск и были свалены кое-как кучей, толстый ковер пыли покрывал все, что только возможно, имелась протоптанная дорожка в пыли на полу, а уж запах – такой, что хоть нос затыкай: смесь дешевого табака, грязного белья и перегара.
– Ты кто? – уставилась она на меня.
– Здравствуйте, Анна Григорьевна! – с максимальной приветливостью сказала я и начала импровизировать: – Я работаю на Николая Николаевича Журавлева, сейчас в Москве, в командировке…
– Знать его не хочу! – отрезала Анька и собралась было закрыть дверь, но я выставила вперед ногу и просительно сказала:
– Но вы хоть дослушайте меня до конца!
Дверь приоткрылась, и я продолжила:
– Вообще-то, я к вам в основном от Натальи Васильевны… Дело в том, что во время ремонта в их доме был испорчен комплект их свадебных фотографий, а, как она сказала, у ваших бабушки с дедушкой он тоже был. Так не продадите ли вы свой, если он у вас, конечно, сохранился?
– Представь себе, сохранился, но продавать – не буду! Когда у меня настроение поганое – достану я эти фотки, плюну им в рожи, и легче становится, – язвительно проговорила она.
– Но вы все-таки подумайте, – попросила я. – Деньги ведь никогда лишними не бывают.
– И сколько же Наташка собирается за них заплатить? – поинтересовалась она.
– Вы продаете, вы и цену назначаете, – ответила я.
– Тысячу долларов! – выпалила она, и бабища, стоявшая рядом со мной, глухо охнула.
– Хорошо, – согласилась я. – С собой у меня таких денег, конечно, нет, но я попозже их привезу. Только – поймите меня правильно – покажите мне сначала фотографии, чтобы не получилось так, что вот я приеду, а вы их вдруг и не найдете – живете-то вы далеко от центра, и я только время потеряю.
Анька с подозрением уставилась на меня, и я поспешила ее успокоить:
– Ну, чего вы опасаетесь? Вы в комнате, а я стою в коридоре, тем более рядом с вашей соседкой, которая уж никак не позволит мне выхватить их у вас из рук и сбежать. Я просто хочу убедиться, что не зря в следующий раз приеду.
– Ладно! – подумав, согласилась Анька.
Она пошла в глубь комнаты, разбросала какие-то вещи, подошла к шкафу и начала в нем рыться, но – неудачно. Тогда она со стоном выпрямилась, замерла, о чем-то размышляя, и принялась искать в другом месте, но столь же безуспешно.
– Ладно! – наконец, сказала она. – Ты пока за деньгами съезди, а я их найду.
– Анна Григорьевна, дайте мне, пожалуйста, свой номер телефона, чтобы я могла вам предварительно позвонить, – попросила я. – Вдруг вы их не найдете?
– Найду! – угрожающе пообещала она и захлопнула перед моим носом дверь.
Только я и не думала уходить и в ответ на вопрошающий взгляд толстой бабищи приложила палец к губам, призывая ее к молчанию. Та недоуменно уставилась на меня, но не произнесла ни звука. А из-за двери до нас донесся голос Аньки:
– Ну, гад! Сейчас я тебе кое-что выскажу!.. Дудурчик? Это я, твой мумурчик! – язвительно проговорила она. – Ты куда, сука, фотографии дел?! – заорала она. – Какие-какие! Колькины, свадебные! Ты же последний их в руках держал!.. Ты мне мозги не пудри! Не отдавал ты мне их!.. Ты тогда с бутылкой приехал и вдруг попросил их тебе показать, а теперь их на месте нет!.. А никуда я их не засунула! Они у меня всегда под рукой были!.. Представь себе, да, захотелось полюбоваться!.. А не твое это собачье дело!.. Короче: у Кольки с женой с ихними фотографиями что-то случилось… В общем, испортили их! Вот Наташка и прислала ко мне какую-то девку с Колькиной работы, чтобы та у меня их выкупила. Так что, роднуля, или ты мне их быстренько привозишь, или сам мне тысячу баксов за них отдашь!.. Какая девка? А тебе-то какая разница?.. Ну, молодая!.. Ну, красивая! Только она на тебя, козла облезлого, даже не посмотрит! Это тебе не мокрощелок трахать, которые тебя ублажать вынуждены, чтобы ты их куда-нибудь пристроил!.. Нет, имени я не спрашивала!.. Ладно, спрошу, когда она снова приедет!.. Да нет у меня ее телефона! Она сама хотела мой узнать, чтобы позвонить предварительно, да я не дала!.. Сам кретин!.. Так ты привезешь фотографии?.. Что значит – не знаешь, куда их дел?! Да я тебя, сволочь, своими руками задушу! Тогда деньги гони!.. Это чтобы у тебя да не было?! Не морочь мне голову!.. А ты-то не забыл, что я никогда ничего не забываю? И кое-кому может быть очень интересно то, что я помню и знаю! И ты будешь в лучшем случае в колонии художественной самодеятельностью заведовать!.. Что значит – на днях?.. На следующей неделе? Нет, так не пойдет! Говори, когда именно!.. Ах, не знаешь?! Ну, готовься! Ты меня без бабок оставил! В кои-то веки появилась возможность на Кольке заработать! А ты, паскуда, мне все обломал! Собирайся по этапу топать, гнида!
За дверью стало тихо, а через минуту послышалась такая отборная матерная тирада, что я от удивления даже присвистнула – полученное в детстве хорошее воспитание и актерское образование были забыты Анькой начисто.
– С кем это она так? – тихонько спросила я у бабищи, которая жадно прислушивалась к оборотам ненормативной лексики.
– Да приезжал к ней тут какой-то хлюст, я так поняла – муж бывший, – шепотом ответила она и поманила меня в сторону, если судить по запахам, кухни, продолжила: – Такой холеный, ей-богу, с крашеными волосами, а уж брови-то точно выщипывает – у меня глаз-алмаз! Вежливый, но… Скользкий какой-то! Зовут Толькой, это я запомнила, а фамилия, естественно, Коробов – она его еще коробульбулькой называла, когда напилась. А еще машина у него была – я такие только по телевизору и видела.
– Красный «Мерседес»-кабриолет. Новехонький, только что из салона! Муха на нем не сидела – уж я-то разбираюсь! – послышался вдруг из угла мальчишеский голос.
Посмотрев туда, я увидела вихрастого пацана, грызшего яблоко.
– Это же безумно дорогая машина! – восхищенно заметила я. – Наверное, и номера «козырные»!
– Да нет! – презрительно фыркнул он. – 248, а вот буквы не помню.
– Молодец! – похвалила я его. – И как ты запомнил?
– А чего тут запоминать? – хмыкнул он. – Умножь два на четыре, восемь и получается.
– У тебя ярко выраженные математические способности, быть тебе академиком, – польстила я ему.
– Слушай! – заговорщически сказала мне бабища. – А может, тебе у Аньки хотя бы номер его телефона узнать? Тогда прямо у него и купишь!
– Вообще-то, это идея, но вряд ли она согласится – деньги-то тогда он получит, а не она, – возразила я.
Конечно, это был вариант, но!.. Вероятность того, что Анька дала бы мне координаты «дудурчика», хоть и небольшая, но имелась, но где гарантия, что она тут же не позвонит ему, чтобы, предположим, потребовать свою долю? А бывшенький ее и так уже, судя по всему, всполошился, и, узнай он, что я к нему направляюсь, заляжет на дно так, что никакие водолазы его не найдут. И что мне тогда – до конца жизни его вылавливать?
– И то правда, – согласилась бабища. – Я бы, во всяком случае, ни телефона, ни адреса не дала – раз не мне, то пусть уж и никому!
– А может, вы еще что-нибудь вспомните об этом Анатолии Коробове? – попросила я ее. – Я так поняла, что он в каком-то агентстве по подбору артистов работает?
– «Бон шанс», – опять раздался мальчишеский голос из угла. – Мы, когда с пацанами его машину во дворе рассматривали, наклейку на стекле видели, а там написано, что это, мол, ваш путь к славе и успеху… Ну, в общем, что-то такое.
– Ох, парень! Нет тебе цены! – совершенно искренне воскликнула я – недооцениваем мы детскую наблюдательность, а ведь они всё видят, – и бестрепетной рукой выдала ему триста рублей на конфеты, объяснив бабище: – Ну, теперь я его уже и сама найду!
В машине я телеграфным языком сообщила ожидавшему меня Вадиму:
– Актерское агентство «Бон шанс», Анатолий Коробов, новый красный «Мерседес»-кабриолет, госномер 248.
– Понял, и что надо? – поинтересовался он.
– Домашний адрес, потому что внутренний голос мне подсказывает, что в агентстве я его уже не застану. Но мы все равно едем туда – немедленно, – объяснила я.
– Пообедать не хотите? – спросил он.
– Все – потом! – отмахнулась я.
– Как скажете, – согласился Вадим. – Только сориентируюсь. – И по телефону он сообщил кому-то, какие именно сведения мне необходимы, а заодно и адрес агентства выяснил.
Ну, что сказать, я опять оказалась права, как мне сказали в «Счастливом шансе», Коробов давно уехал, часа два тому назад. Да и действительно, пока мы с окраины в центр добрались, еще и постояв в пробке, вполне можно было и до Тарасова долететь. Хоть я и была готова к облому, разочарование мне даже изображать не пришлось – оно было совершенно натуральным. И опять мне пришлось импровизировать на ходу:
– Видите ли, мне сказали, что Анатолий… – Я сделала паузу, и скудно одетая, но обильно накрашенная, несмотря на жару, девица подсказала:
– Игоревич.
– Да-да! Анатолий Игоревич нам обязательно поможет. Понимаете, к юбилею мы хотим снять фильм об истории нашего завода. Сценарий написал родственник одного из наших начальников, юноша с творческим складом ума и неудержимым полетом фантазии, – выразительно сказала я. – И нечто такое это юное дарование наворотило, что не приведи Господь! Но… – я развела руками, – сценарий утвердили, а расхлебывать эту кашу – мне! Вот мы и ищем исполнителя на роль нашего генерального директора в молодости.
– Хотите посмотреть альбомы? – спросила она.
– Если можно, – кивнула я.
Как я уже говорила, не любительница я фотографии рассматривать, но эти изучила со всем прилежанием. Мысль о том, что Коробов может быть причастен к этой истории «по касательной» и стащил у своей бывшей супруги фотографии по чьей-то просьбе, мгновенно улетучилась, как только я увидела снимки засветившегося в бутике «Милан» мужика. Потом мне попался один из тех, кто болтался в фитнес-центре, и я поняла, что вляпался «дудурчик» в это паскудное дело всеми четырьмя лапами, как муха не буду говорить, во что. Я листала альбом и, увидев фотографию Валерия, ткнула в нее пальцем, радостно воскликнув:
– Вот он! – нимало при этом не слукавив.
Подойдя ко мне и посмотрев в альбом, девица скривилась и многозначительно протянула:
– А-а-а! Валерка! – и не менее многозначительно посмотрела мне в глаза.
Все ясно – за информацию надо платить. Без особой надежды на успех, то есть что этого хватит, я выложила на стол сто долларов, но, поскольку для Москвы это давно уже не деньги, тут же положила сверху вторую сотню. Девица равнодушно взглянула на деньги и отвернулась, и я, мысленно ругнувшись, прибавила к ним третью купюру, твердо заявив:
– Хватит!
– Ладно! – согласилась она и, быстро убрав купюры, начала: – Он в порнухе снимается, и, если его в вашем «шедевре» увидит какой-нибудь любитель клубнички в роли генерального директора, тебе придется искать себе новую работу, но вряд ли ты ее найдешь.
– Блин! – сказала я так, как будто в первый раз об этом услышала, и принялась рассуждать вслух: – Но ведь в порнухе титров нет, да и у нас не будет, так что это не опасно. Одет он будет в костюм забытых совковых времен, пострижен соответственно… Загримируем… – задумчиво проговорила я и попросила девицу: – Слушай, а где мне его найти? А то ведь, как бывает: на фотографии – ну, просто одно лицо, а в жизни-то он вовсе и не похож окажется на нашего директора?
– Да ему Коробов какую-то очередную халтуру подсунул, и он уехал, так что в Москве его точно нет, – уверенно ответила она.
– А куда уехал? Далеко? – спросила я. – Может, вернулся уже?
– Не думаю, потому что у нас он обязательно появился бы – ему же «дудурчик» работу подыскивает, а Валерка ему за это бабки отстегивает. Он тут в пятницу был, – вспомнила она. – Они с «дудурчиком» о чем-то долго шушукались, я еще слышала, как Валерка сказал: «С меня одного раза хватит! Да и не встанет у меня на нее! Она же, как смерть, страшная!» – так что это опять порнуха какая-то, скорее всего. А «дудурчик» ему на это – раз он бабки, да еще такие, взял, то работу выполнить должен! Пусть, мол, виагры нажрется, если ослаб, а билет ему уже заказан.
– «Дудурчик» – это Коробов? – уточнила я.
– Он самый, – ответила девица и скривилась. – Счастье твое, что его сейчас здесь нет, а то пригласил бы тебя в свой кабинет альбомы смотреть и кофе пить, жди!
– Тогда – это как раз его счастье, что мы с ним не встретились, иначе пришлось бы ему этим кофе умываться, – заметила я и безразличным тоном поинтересовалась: – А куда Коробов свалил? Знаешь, любопытно мне на него посмотреть!
– Не знаю, – пожала плечами она. – Сначала он по телефону с бывшей женой скандалил. Потом позвонил кому-то и страшно ругался, что тот не отвечает. А под занавес номер Стива набрал и сказал: «Ты меня так подставил, что я могу и костей не собрать! Короче, я тебя больше не знаю, и ты меня – тоже! И никаких денег мне не надо! Выкручивайся, как знаешь, и меня не ищи! Меня теперь долго никто не найдет!» С тем и убыл!
– Стив? Иностранец какой-нибудь? – насторожившись, приподняла я брови.
– Скажешь тоже – иностранец! – рассмеялась она. – Он такой же Стив Доро, как я – Анжелина Джоли! Но лет пятнадцать-двадцать тому назад он, конечно, высоко котировался – уж очень был собой хорош, да и сейчас еще вполне даже ничего, хотя жизнь его, видимо, здорово потрепала. Но он держит форму, следит за собой.
– Да уж, Москва людей не щадит! Все соки из них вытягивает! – невинно заметила я.
– Нет, он не москвич, он из Тарасова, – объяснила она. – У него с нашим «дудурчиком» какие-то свои дела.
– Наверное, учились вместе, вот и дружат с молодости, – предположила я.
– Да нет! – покачала головой она. – Стив помоложе будет. Хотя… Может быть. – Девица пожала плечами. – Да он здесь редко бывает! Я его и видела-то всего пару раз.
– Думаю, теперь у них дружба врозь, раз, как ты сказала, Коробов велел не искать его. Видно, их дела как-то наперекосяк пошли, – мимоходом заметила я.
Надо ли говорить, что этот Стив Доро из Тарасова необыкновенно заинтересовал меня, потому что не кому-нибудь другому, а именно ему Коробов позвонил после разговора с Анькой… и не только очень настоятельно просил Стива забыть о его, Коробова, существовании, но даже и от денег отказался. А это говорило только об одном – Стив или заказчик, или посредник в этой гнусной истории, или исполнитель, но не рядовой, а рангом повыше.
Вытянув из девицы все, что только было возможно, я вышла из здания агентства и села в машину.
– Я узнал адрес Коробова, – сказал Вадим. – Это отсюда недалеко. Ну, по московским меркам, относительно недалеко, – ради справедливости уточнил он.
– Подождите, я сейчас определюсь, куда нам ехать, – попросила я.
И действительно, можно было отправиться на съемную квартиру Валерия, адрес которой дала мне девица, хотя он и так у меня уже был, а можно было и к Коробову поехать. Недолго подумав, я решила ехать к «дудурчику», потому что съемная квартира – это вам не общежитие, где все на виду и ничего не скроешь, и соседи по лестничной площадке вполне могут ничего о Валерке не знать, так что я только зря потрачу время. А вот Коробова я вполне могла застать дома.
Дом, к которому мы подъехали, оказался элитной многоэтажной новостройкой. Машину нашу за шлагбаум охранник не пустил, так что пришлось Вадиму остаться снаружи, а я прошла к дому, приметив на парковке машину Коробова, что меня обнадежило. Моя попытка прорваться в подъезд удалась, но не с первого раза: сначала мне пришлось довольно долго объясняться через домофон с консьержкой, пока та соизволила допустить меня пред свои ясные очи.
– Послушайте, мне действительно по срочному делу очень нужно встретиться с Анатолием Игоревичем Коробовым, – уже не в первый раз проговорила я.
– Знаю я ваши срочные дела, – язвительно отвечала она. – Вас таких, шалашовок, по «срочному делу» тут каждый день к нему табуны шастают!
– Да поймите вы, что я специально для встречи с ним из другого города приехала! – рявкнула я и, достав паспорт, показала ей. – Вот! Я из Тарасова! Он моему начальству обещал найти исполнителя на роль нашего генерального директора в молодости! И мы ему уже заплатили! А он – ни мычит, ни телится! А время-то идет! Вот меня сюда в командировку и отправили, чтобы разобраться, что к чему. Я приехала в агентство, а мне сказали, что он уже уехал домой! Я еле-еле у его секретарши, или кто она там, его домашний адрес выпросила, а вы меня не пускаете! Да если я его не найду и не выясню, что случилось, меня с работы, может, и не выгонят, но выплачивать деньги лично я буду – точно! А они у меня лишние?! Я Ротшильду племянницей не прихожусь! Не могу я уехать ни с чем! Понимаете? – надрывалась я.
– Опоздала ты! – наконец поверив, что я не из «шалашовок», сказала консьержка. – Уехал он!
– Как уехал?! Куда?! – совершенно искренне воскликнула я. – Мне сказали, что он на красной машине ездит, а она во дворе стоит! Или это не его?
– Его! – кивнула консьержка. – Только уехал он не на ней и, судя по тому, что с большой сумкой на колесиках вышел, а вторую на плече нес, умотал далеко и надолго.
– Давно ушел-то? – обреченно спросила я.
– Да уже с час тому назад. Нет, побольше, – ответила она. – Я еще спросила его, когда он вернется, а он отмахнулся и сказал, что не скоро.
– На такси уехал? – вздохнув, поинтересовалась я, решив, что служба безопасности Журавлева, которая в Москве тоже обязательно должна была присутствовать, через таксиста сможет выяснить, куда Коробов направился.
– Нет, – немного подумав, с удивлением сказала консьержка. – Странно, но я видела, как он за ворота вышел и в сторону арки пошел. Нет, такси его не ждало. Наверное, он решил на улице машину поймать, – пожала плечами она.
– Мне конец! – со слезами в голосе произнесла я и попросила ее: – Вы мне – на всякий случай – номера его сотового и домашнего телефонов не дадите? А то я с ним только по тому телефону, что у него в агентстве, разговаривала.
– Отчего ж не дать? – сочувственно сказала консьержка и написала мне номера на листочке бумаги.
Сердечно поблагодарив ее, я вышла из дома и села в машину.
– Как успехи? – поинтересовался Вадим.
– Облом! Сбежал наш супостат! – кратко проинформировала его я.
Открыв сумку, я достала изъятый охраной Лекобы телефон Валерия – все точно: в его записной книжке обладатель полученного мною от консьержки номера сотового телефона значился как «Кормилец», и последний пропущенный звонок на номер Валерия был именно от него. Итак, узнав о моем визите к Аньке за фотографиями, рассуждала я, Коробов понял, что запахло жареным. Он тут же позвонил Валерию узнать, как у него дела, и, не дозвонившись, запаниковал. Вот и решил сбежать, пока его не прижали. С этим все ясно. Но вот кто такой Стив Доро из Тарасова? Можно, конечно, поехать на съемную квартиру Валерия, чтобы все-таки пообщаться с соседями, хотя надежд на то, что я там узнаю что-то существенное, практически никаких – вряд ли Стив приходил к нему домой. А искать друзей Валерия или его коллег по порнографическому «искусству», чтобы выяснить, не слышали ли они о Стиве, – бесполезно, пустая трата времени. Во-первых, они свое занятие не афишируют и быстро найти я их вряд ли смогу, а во-вторых, не стал бы Валерий рассказывать им о таком заказе – от него же за версту криминалом попахивает! «Да что я, не найду в своем родном городе какого-то мужика? – самонадеянно подумала я. – Нет, не стоит время терять, нужно возвращаться домой!» Мне очень хотелось поскорее закончить это дело и… Не буду кривить душой – причиной моей спешки был Виктор.
– Куда теперь? – спросил Вадим, когда я повернулась к нему.
– В аэропорт, – посмотрев на часы, сказала я. – Хочу последним рейсом домой вернуться. Надеюсь, с билетом проблем не будет?
– Не будет, – заверил он меня, и мы поехали.
– Скажите, Вадим, в московском представительстве служба безопасности существует? – спросила я.
– Имею честь быть ее руководителем, – усмехнулся он.
– Тогда выясните, пожалуйста: куда мог подеваться Коробов? Как сказала консьержка, он ушел из дома с двумя сумками, причем одна на колесиках, а вторая – на плече у него была. Ушел он где-то часа полтора-два тому назад, такси не вызывал, видимо, поймал машину на улице.
– Крутой конспиратор, – насмешливо заметил Вадим и пообещал: – Найдем!
– Он сказал, что уезжает далеко и надолго, но мог ведь и блефовать, а на самом деле, предположим, поселиться в пустующей квартире своих знакомых. Не мог он не понимать, что его будут искать – уж в очень мерзкое дело он влез, вот и путал следы.
Не сказать, чтобы Коробов был мне так уж срочно нужен, но, если я по каким-то совершенно невероятным причинам вдруг не смогу найти Стива в Тарасове, то через «дудурчика» я выйду на него обязательно. Да и Николаю Николаевичу местонахождение этого мерзавца нелишне было бы знать. Вот уж в чем я нимало не сомневалась, так это в том, что рано или поздно, но «дудурчик» от расплаты не уйдет – Журавлев, как я поняла, был начисто лишен такого человеческого недостатка, как всепрощенчество, а месть, если верить Дону Корлеоне, это блюдо, которое следует подавать холодным.
– А еще выясните, пожалуйста, кому звонил Коробов сразу же после звонка вот на этот номер. – Я вырвала из органайзера листок и написала на нем телефоны Коробова и Валерия. – Это очень срочно! Понимаете, очень! – подчеркнула я. – Как только узнаете, сообщите мне. – Я протянула ему визитку, на которой были все мои координаты. – И, если несложно, продублируйте, то есть не только позвоните мне, но и сбросьте по факсу и отправьте по электронной почте. Я буду в таком замоте, неизвестно, когда я появлюсь дома, а уж по одному из трех адресов информация до меня все-таки дойдет, где бы я ни была.
– Все понял, мы этим немедленно займемся, – предельно серьезным тоном пообещал мне Вадим. – Точнее, завтра, прямо с утра, сейчас уже поздно.
Ну, вот и все, Стив Доро, подумала я. Имея на руках твой телефон, я тебя на раз-два найду, и клянусь, что ты проклянешь тот день, когда ввязался в эту историю!
В Тарасове, несмотря на позднее время, меня ждала жара! Что на улице, что в квартире было не продохнуть. С тоской вспомнив о море, об освежающем ветерке на пляже и ароматном кофе, какой больше нигде не умеют так варить, я решила взбодриться под душем. Ан, шиш! Горячей воды не было! В очередной раз поклявшись себе, что уж с этого-то гонорара я точно установлю водонагреватель, я полезла под холодную, а потом, наскоро поужинав валявшимися с незапамятных времен в морозилке пельменями, сварила кофе и, устроившись перед открытой балконной дверью, принялась размышлять, где же мне искать этого Стива Доро, пока в Москве выясняют нужный мне номер телефона. Что это имечко, как и у Аньки, – псевдоним, я ни секунды не сомневалась, настоящее имя этого человека, скорее всего, Степан, но вот с фамилией придется повозиться – она могла быть любой: Дорофеев, Дорогин, Дорожкин, Доронин, Дорогомилов, Дорогушин и еще масса им подобных, а может, и вообще совсем другой, не имеющей никакого отношения к этой, на мой взгляд, собачьей кличке – Доро.
Посмотрев на часы, я поняла, что беспокоить в такое время Володю, то есть подполковника полиции Владимира Сергеевича Кирьянова, а по совместительству – моего самого лучшего и надежного в мире друга; причем побеспокоить придется не только его, но и его семью, было бы верхом неприличия. Я собралась было покопаться в Интернете, но, здраво рассудив, что заниматься этим надо на свежую голову, завалилась спать.
Сказать, что я проснулась отдохнувшей, значило бы нагло соврать, и ни кофе, ни холодный душ моего состояния кардинально не исправили. После скудного завтрака – поход в магазин я решила отложить на вечер – я запаслась большим кофейником, полным любимого напитка, и устроилась перед компьютером. Тут-то я и поняла, какую стратегическую ошибку совершила – работать ночью мне было бы намного комфортнее, чем днем, когда солнце, несмотря на наглухо задернутые шторы, все равно умудрялось проникать в комнату. Палило оно нещадно, и мышь буквально прилипала к руке. Злясь на себя за собственную глупость, я старательно искала хоть какое-нибудь упоминание о Стиве Доро и, не находя его, злилась еще больше. Оторвавшись от компьютера, я позвонила Кирьянову.
– Привет, Володя! – сказала я.
– Привет, пропащая, – отозвался он. – Тебя просто не понять: то ты улетаешь, то ты прилетаешь… Ты, вообще, где сейчас?
– Дома я, дома! От жары пропадаю, – сообщила я.
– Ну, так тебе, пропащей, так и положено, – пошутил он. – Говори, что у тебя за проблема, а то ты ведь просто так не звонишь.
– Володя, тебе что-нибудь говорит имя – Стив Доро? – отчетливо, по складам произнесла я. – Это, скорее всего, псевдоним.
– У нас псевдонимов не бывает, у нас все больше погоняла с кличками, – хмыкнул Кирьянов. – А он какой масти будет?
– Володя! – укоризненно сказала я. – Я о нем вообще, кроме имени, ничего не знаю, да и то оно ненастоящее.
В трубке повисла тишина, а потом Кирьянов решительно сказал:
– Нет, Танька, я о таком человеке даже не слышал.
– Но, может, справки наведешь? – попросила я.
– Попробую, но ничего не гарантирую, – пообещал он. – В любом случае я позвоню.
Он отключился, не дожидаясь моего «спасибо», но я не обиделась – не дай Бог никому такую работу, как у него!
Есть хотелось немилосердно, и я, решив не дожидаться вечера, сделала перерыв и пошла в ближайший супермаркет – пешком, потому что в сторону раскаленной машины я даже смотреть боялась. Эта, так сказать, прогулка бодрости мне не прибавила. Хорошо хоть, что в магазине было прохладно! Затарившись, я поплелась домой. Запаслась бутербродами и вновь принялась за поиски, по-прежнему безуспешные. У меня уже глаза щипало, когда пришел факс из Москвы. Там был указан тарасовский номер сотового телефона Стива Доро. Я тут же достала телефон Валерия и убедилась, что он тоже общался с этим человеком, значившимся в его записной книжке как «Шеф». Тут я достала из стола именно для таких случаев купленную неавторизованную сим-карту и набрала долгожданный номер – он не отвечал. Я звонила раз за разом, но безуспешно. Выхода не было – придется опять звонить Кирьянову и попросить его выяснить, на чье имя оформлен телефон. Поскольку засиживался Володька на работе допоздна, я была уверена, что еще застану его, хотя рабочий день уже закончился.
– Володя-я-я! – заканючила я, и он сразу все понял.
– Говори! – вздохнув, сказал он.
Я продиктовала ему номер Стива Доро и попросила не только установить настоящее имя его владельца, но и добыть распечатку входящих и исходящих звонков с его телефона, с фамилиями.
– Скоро сделать не обещаю: его нужно будет включить в ближайший запрос, а когда мы его составим, – никто не знает, – предупредил он меня и не удержался от того, чтобы не подколоть: – А вообще-то, Татьяна, ты могла бы уже и сама нужными связями обзавестись!
– Знаю, и займусь этим вопросом вплотную, – пообещала я ему. – Но ты все равно постарайся узнать.
– А когда я не старался? – обиженно спросил он.
– Никогда! То есть всегда старался! – торжественным тоном ответила я. – Но люблю я тебя не за это, а за то, что ты – самый…
– Лиса-подлиза! – рассмеялся он и повесил трубку.
Конечно, он прав: мне давно пора самой наладить отношения с девочками из офисов сотовых операторов, чтобы не беспокоить Кирьянова ерундовыми просьбами, но это дело будущего – не до этого мне сейчас. Я вновь полезла в Интернет. Ну, что сказать? День прошел впустую, и я, так ничего и не обнаружив, выключила компьютер. Теперь мне предстояло искать искомое, простите за каламбур, другими способами.
Как всегда, в трудную минуту я обратилась к своим гадальным костям. Выпало: 5 + 20 + 27, то есть, несмотря на грядущие трудности, я сумею вскоре овладеть ситуацией.
На следующее утро, купив предварительно большую коробку дорогих конфет, я отправилась в офис сотового оператора, причем не в центральный, где много народу, как клиентов, так и персонала, а в маленький – бывшую однокомнатную квартиру на первом этаже жилого дома. Как я и предполагала, там за компьютером в одиночестве сидела молоденькая девчушка – лето, отпуска, ничего удивительного. Охранник курил на улице около входа. Я мило улыбнулась девушке, изобразила тревожную озабоченность и, наклонившись, попросила ее:
– Помогите мне, пожалуйста!
– Да, конечно. А что случилось? – удивилась она.
– Я знаю, что это против ваших правил, но я очень боюсь. Понимаете, мне постоянно кто-то звонит вот с этого номера и просто дышит в трубку. А когда я сама звоню – не отвечает. А я живу одна и не знаю, что это значит и чего мне опасаться!
– А в полицию обратиться? – предложила она.
– Солнышко мое! – грустно улыбнулась я. – Неужели вы думаете, что там этим кто-то будет заниматься? Они ведь как рассуждают: нет тела, то есть трупа, – нет дела. Да они даже заявление мое не примут!
– Вообще-то, да, – согласилась она.
– Посмотрите, пожалуйста, чей это телефон. Может быть, это кто-то из моих знакомых так шутит, и тогда я с ним сама разберусь, – попросила я ее.
Поколебавшись, девчушка пощелкала клавиатурой и подняла на меня растерянные глаза.
– Что? Не авторизованная? – догадалась я, и она кивнула. – Простите за такое нахальство, но, может быть, вы сделаете для меня распечатку входящих и исходящих звонков хотя бы за последнюю неделю? Я тогда посмотрю, с кем этот шутник разговаривает, и, как знать, может быть, наших с ним общих знакомых найду, – подпустив в голос слезу, почти взмолилась я, перегнувшись через стойку и вешая на спинку ее стула пакет с коробкой конфет.
– Зачем это?! Не надо! – всполошилась она.
– Девушка! Милая! Да вы поставьте себя на мое место! Неужели вы не дергались бы, случись такое с вами? – умоляла ее я.
Подумав, она согласилась, и через несколько минут я уже была счастливой обладательницей двух распечаток. Конечно, это была разовая операция, до хорошо налаженных связей мне еще далеко, но сейчас мне и этого было достаточно.
Рассыпавшись в благодарностях, я взяла листочки и, покинув офис, устроилась в тенечке большого старого дерева на лавочке, собираясь внимательно изучить свою «добычу». Тут-то и оказалось, что рано я обрадовалась и распиналась перед девицей тоже зря – на листках были только номера телефонов, а вот имена их владельцев так и остались тайной, покрытой мраком. Чертыхнувшись, хотя девушка сделала именно то, о чем я ее и просила, – ведь номера своих знакомых я обязательно должна была знать – я нашла в распечатках номера Коробова и Валерия, а вот что делать с остальными, это мне еще предстояло решить. Конечно, можно было начать их обзванивать и, притворившись, что я ошиблась номером, попытаться что-то выяснить, но дело это долгое и муторное, да и злоумышленника, окажись он в этом списке, так и спугнуть можно, если Коробов сбежал, предварительно предупредив Стива, тот и сам мог забить тревогу. Так что мне ничего не оставалось, как только дожидаться распечаток от Кирьянова.
Купив с горя мороженое – фигура фигурой, но я утешала себя тем, что в такую погоду любые лишние калории от жары мигом сгорят, – я принялась дословно вспоминать, что именно говорила мне о Стиве Доро девица из агентства. Мне на память пришли ее слова о том, что лет пятнадцать-двадцать тому назад он был очень даже хорош и высоко котировался. Пока что было непонятно – в каком качестве, но я предположила, что в те годы он мог быть в Тарасове личностью довольно известной. А поскольку в то время я сама пребывала в отроческом состоянии, знать его или слышать о нем я никак не могла. Но и те, кто знал, могли уже забыть его – выпавшие из «обоймы» люди обычно очень быстро выветриваются из чьей-либо памяти. Так что мне предстояло пустить в ход тяжелую артиллерию, то есть Венчика Аякса – быть не может, чтобы он о нем ничего не слышал! И волновало меня только одно – где Венчика искать, потому что он из-за жары мог и где-то на пленэре обретаться.
На самом деле его звали Вениамином Аясовым и был он бомжом по призванию – есть такая, хоть и небольшая, категория людей. Он не только не тяготился своим положением, а получал от жизни максимум удовольствия, используя свободное время, которого у него было предостаточно, для созерцания окружающего его мира и философских размышлений. А что? Жил он в теплом подвале многоэтажного дома, откуда его не то что никто не гонял, а даже привечали, здраво рассудив, что такой бесплатный тихий сторож гораздо лучше неорганизованного сброда, который раньше, бывало, поселялся там и от которого можно было ждать любых неприятностей – вроде пожара. Да и старые вещи людям всегда было куда девать, если жаль было их выбрасывать, так что одевался Венчик вполне пристойно. На пропитание он зарабатывал сбором алюминиевых банок и бутылок, да и от меня ему неплохо перепадало за работу, а помощником он был неоценимым. Пользуясь среди своих «коллег» во всем городе огромным авторитетом за добродушный характер и умение поддержать на какую угодно тему разговор, он в любой незнакомой компании мгновенно становился своим.
Я вернулась к своему дому и с ненавистью посмотрела на машину – делать нечего, на своих двоих я Венчика могу и до вечера проискать, и – безуспешно. Я начала поиски от его дома, где сердобольные старушки, иногда подкармливавшие его, заверили меня, что он «дома», то есть никуда не делся. Я принялась нарезать круги по окрестностям, постепенно увеличивая радиус поисков, и, наконец, нашла его на скамейке в парке беседующим с каким-то ветхим старичком, причем, судя по всему, было ясно, что они знакомы давно. Остановившись в сторонке и дождавшись, когда Венчик меня увидит, я вышла из машины, медленно пошла по дорожке – нечего своего «агента» перед посторонними засвечивать.
– Матушка, Татьяна Александровна! – услышала я за спиной и обернулась.
Гремя смятыми банками в авоське, за мной поспешал Венчик. Мы с ним отошли подальше и остановились в тени большого старого дуба.
– Привет, Венчик, – сказала я. – Как жару переносишь?
– А чего мне сделается? – усмехнулся он. – Да и разве это жара? Ведь все познается в сравнении. Вот я тебе сейчас расскажу…
Вот уж с чем я с трудом мирилась – хотя избегала этого, как могла, – так это с его пристрастием рассказывать притчи, которых он знал великое множество, а может, и сам придумывал – с него станется! Но терпеть все это сейчас я не собиралась – настроение было не то, так что я его прервала:
– Венчик, в следующий раз я тебя выслушаю с удовольствием.
Что-что, а обижаться Венчик не умел. Или он только на меня не сердился? Впрочем, неважно.
– Чего стряслось-то, матушка? – уставился он на меня.
– Ты ведь тарасовский? – спросила я, и он кивнул. – Тогда вспомни, пожалуйста, не встречалось ли лет пятнадцать или около того тому назад тебе такое имя: Стив Доро.
– Батюшки! – удивился Венчик. – Чего это ты его вспомнила?
– Так ты его знаешь?! – воскликнула я, костеря себя за то, что потеряла зря столько времени – не в Интернете надо было копаться, а сразу к Венчику идти, он гораздо лучший и более надежный источник информации!
– Не знаком, но слышал, – поправил он меня. – Ты-то по малолетству тогда такими вещами не интересовалась, а вот бабенки на него, ох, и заглядывались! А он действительно был хорош!
– И чем он занимался? – быстро спросила я.
– Стриптизом мужским, – объяснил Венчик. – «Шоу Стива Доро», и он – в главной роли! – в манере настоящего конферансье объявил он торжественным тоном.
– Подробности! – потребовала я.
– А чего тут особенно рассказывать-то? – пожал плечами Венчик. – Лихие девяностые! Одно слово! Вот какой-то московский деятель и открыл в Тарасове мужской стриптиз-клуб, и название-то у него было – тьфу, прости господи! – «Самец». Это надо же было такое удумать! В Москве-то они уже не в новинку были, а у нас – первый такой появился! Ну, и потянулись туда бабы с деньгами! А парни-то не только танцами деньги зарабатывали. Мужьям такое, конечно, не по нраву пришлось, так что, бывало, и поколачивали самцов этих.
– А настоящее имя у этого Стива какое?
– Степан Доронин. Только он умнее всех оказался – присосался к одной богатой вдовушке, чьего мужа в криминальной разборке пристрелили, она его и обеспечивала, ни в чем дружку милому не отказывая. На каждое представление приезжала, любовалась им, а еще – следила, чтобы он в сторону других баб даже не глядел.
– И он блюл ей верность – за хорошие деньги! – хмыкнула я.
– Так она сама еще бабенка была нестарая, – объяснил Венчик.
– Чем дело кончилось, чем сердце успокоилось? – поинтересовалась я. – Отчего же они не поженились?
– Может, и поженились бы, если бы она его на измене не застукала. На ее денежки-то охотников много имелось, так что не только она за Степой следила. Вот один доброжелатель ей и донес, где, когда и с кем ее любовничек встречается.
– И она его вышибла, – сказала я.
– Если бы! – хмыкнул Венчик. – Муженек-то ее покойный не из шибко законопослушных людей был, так что связи у нее сохранились. Она Степку не просто вышибла, а с большими потерями для здоровья – отходили его так, что живого места на нем не осталось, да еще и обе ноги ему сломали. А клуб, то ли ее стараниями, то ли кто-то еще этому поспособствовал, но прикрыли!
– Ну, и где же мне теперь этого Доронина искать? – возмутилась я.
– Так свято место пусто не бывает! Новый клуб открыли! Или ты про «Чертову мельницу» не слышала? – удивился он.
– Слышала, конечно, хотя не была там ни разу – не привлекает меня эдакое действо, – поморщилась я.
– Да и правильно, матушка! – одобрительно кивнул Венчик. – Если вдуматься, чего уж там такого особенного?
– Вернемся к нашим баранам, – предложила я. – Так что, этот престарелый самец там по-прежнему выступает?
– Нет, конечно! Он клубом этим управляет! – объяснил он.
– Слава Тебе, Господи! – Я возвела очи горе. – Добрались до сути. Сейчас я туда съезжу, и этот Доро будет с умилением вспоминать то время, когда ему сломали только две ноги.
– Натворил чего-то? – полюбопытствовал Венчик.
– Еще как! – выразительно сказала я, но ради справедливости добавила: – Только я так думаю, что он – не последняя инстанция. Кто-то его за веревочки дергал!
– Ну, Бог тебе в помощь, матушка! Если что, так я всегда помогу! – благословил меня на новые подвиги Венчик.
Расплатившись с ним, я отправилась в «Чертову мельницу». Клуб располагался в старом купеческом особняке, расположенном в центре города, на тихой небольшой улочке. Толстенные кирпичные стены и надежные стеклопакеты гарантированно не пропускали наружу никаких звуков, так что жители окружающих домов могли даже не подозревать о таком соседстве. А что там по вечерам и до самого утра дорогущие машины стояли – так они же не гудели и спать не мешали, а уж скандалов с драками там и в помине быть не могло.
Для открытия подобных заведений время было еще ранним, так что мне пришлось основательно поколотить в дверь, пока мне не открыли.
– Извините, мадам, но мы еще закрыты, да и на представление все билеты уже проданы, – оценивающе оглядев меня с ног до головы и, судя по взгляду, не сочтя мою скромную персону достойной клиенткой их стриптиз-клуба, сказал средних лет мужчина.
– Мне нужен Доронин, – объяснила я.
– Степан Иванович отсутствует, – кратко ответил он и собрался было закрыть передо мной дверь.
– Я привезла ему привет от Анатолия Игоревича Коробова из Москвы, – пристально глядя ему в глаза, медленно произнесла я. – И кое-какую информацию, которая его обязательно заинтересует. А еще – передать ее следует только лично, и – срочно. Очень срочно! – подчеркнула я.
– Проходите, – пригласил меня мужчина и, когда я вошла, сказал: – Степана действительно здесь нет, причем и дома тоже, и телефоны его не отвечают.
– Это его сотовый?.. – И я назвала полученный по факсу номер. – Я ничего не перепутала?
– Точно, – кивнул мужчина. – Вообще-то Степан собирался по делам уехать и меня вместо себя оставил…
– Куда? – перебив его, быстро спросила я.
– Не сказал, но, как я понял, что-то срочное возникло, потому что позавчера днем он сказал, что тем же вечером уедет, а потом домой смотался и с сумкой вернулся, чтобы сразу отсюда – на поезд или на самолет сесть, я уж не знаю… В тот день представления не было, и мы все рано разошлись, а он остался. Мы утром пришли, я и вижу – а сумка-то на месте! Тут я ему звонить начал, а он не отвечает. Естественно, я заволновался. У него на работе запасные ключи от дома хранятся, вот я и поехал посмотреть, ведь мало ли что могло случиться? Только в квартире его не оказалось, все в порядке, ничего не разбросано, и машина стоит возле дома. Так что мы представления не имеем, где он и что с ним!
– Документы у него с собой были? – спросила я.
– В том-то и дело, что нет, – развел руками мужчина. – Я их в сумке нашел, в барсетке в смысле, – он и ее в кабинете оставил. А вот билета нигде не было, так что я даже не знаю, куда он собирался уехать.
– То есть можно подумать, что он вышел налегке на минутку, максимум с сотовым телефоном в руках, и больше не вернулся? – предположила я.
– Ну да! – кивнул мужчина.
– По моргам и больницам искали? – спросила я.
– В первую очередь, только нет его нигде, – развел руками он.
– Заявление в полицию подали? – поинтересовалась я.
– Я пытался, но, во-первых, я не его родственник, а, во-вторых, три дня еще не прошло, – объяснил он.
– А жена что же? – воскликнула я. – Пусть она напишет!
– Он не женат, – покачал головой мужчина.
– Любовница? – продолжала допытываться я.
– Есть у него одна постоянная, рыжая такая. Только где ее искать? – Он пожал плечами. – Да и как к ней сунуться – она ведь замужем!
– Вы мне, главное, имя ее назовите, а уж как с ней связаться – я придумаю, – попросила я и повторила: – Поймите, мне действительно очень срочно нужен Доронин, причем по неотложному и весьма важному делу!
– Зовут ее Галина. Возраст – а черт ее разберет! – Он пожал плечами. – Они же все себе рожи перекраивают, но – не девочка уже, потому что, как я понял, они давно вместе. В деньгах не стесняется, муж у нее – крутой, а больше мы ничего о ней не знаем.
– Она здесь бывает? – спросила я, и он кивнул. – Когда в последний раз была?
– Да на прошлой неделе заезжала с подругой.
– Записи с камер наружного наблюдения остались? – поинтересовалась я и объяснила: – Если она была на машине, мы ее по номеру вычислим.
– Да кто же записи столько времени хранить будет? И потом, она никогда с парадного не заходила, только со служебного, чтобы не «рисоваться», – объяснил он. – А вот машина?.. Нужно на кухне спросить, на чем она приезжала – у них окна как раз во двор выходят.
– Чего стоим, кого ждем? – поторопила я его. – Веди давай!
На кухне нам с огромным трудом удалось выяснить, что «эта рыжая» приезжала на серебристой «Ауди», причем ни номера, ни марки машины никто не помнил, а таких тачек в Тарасове – как собак нерезаных. Я еще не знала, имеет ли какое-нибудь отношение ко всему происходящему любовница Доронина, мне было жалко терять время на то, чтобы вычислить и ее, и я решила, что Полянскому с его командой это сделать намного проще, а я тем временем займусь поисками пропавшего Степана.
– Я никогда не встречалась раньше со Степаном Ивановичем, не дадите ли вы мне его фотографию, чтобы я могла узнать его? – попросила я.
Фотография нашлась, причем в весьма приличном виде он был снят, а не в сценическом «самцовском» времен его молодости. Я поехала к Кирьянову. По дороге позвонила Полянскому.
– Дмитрий, мне срочно нужен список всех владельцев автомобилей «Ауди» серебристого цвета последних моделей, – сообщила я ему, здраво рассудив, что не стесняющаяся в деньгах женщина не будет ездить на каком-нибудь старье.
– Неужели что-то уже проясняется? – с надеждой в голосе спросил он.
– Не знаю, – откровенно призналась я. – Не исключено, что это пустышка, но проверить надо.
– Но хоть кого искать-то? – настаивал он. – Мужика? Женщину?
– Вообще-то, женщину, возраст неопределенный, цвет волос – рыжий, зовут Галиной, но ведь машина может быть оформлена и на ее мужа, – сказала я. – Конечно, она может быть здесь совсем ни при чем, но чем черт не шутит?
– Согласен, это, может быть, пусть и малюсенькая, но зацепочка, – согласился он и пообещал: – Не беспокойтесь, Таня, я сейчас же дам людям задание и, как только все узнаю, сообщу вам.
– Еще ничего не выяснил, но запрос отправил, – вместе приветствия сказал мне Кирьянов.
– Да я и так уж знаю, что принадлежит этот номер телефона Степану Ивановичу Доронину. Он же – Стив Доро, управляющий мужским стриптиз-клубом «Чертова мельница», – отмахнулась я.
– Бр-р-р! – поморщился Володя и не удержался – съязвил: – Ну вот! Можешь ведь, когда захочешь!
– Но распечатки с его номера мне все равно нужны, причем очень срочно! – попросила я его.
– Ну, уж это – как получится, – развел руками Кирьянов. – Сие не от меня зависит, хотя мне обещали, что сделают все до конца дня. А что он натворил?
– Много «хорошего»! – выразительно ответила я. – Так много, что теперь исчез с концами! Как я понимаю, он собирался унести ноги от греха подальше, да ему не позволили.
– Оперативная сводка? – с ходу понял меня Киря.
– Она, родимая, – кивнула я. – Его подчиненные пытались искать шефа своими силами – по моргам и больницам, но – безуспешно. Авось мне повезет.
– Садись! – Он кивнул на компьютер и, собрав со стола бумаги, переместился за маленький столик.
И вот я опять таращусь в монитор компьютера, который надоел мне уже до изжоги! Разбои, огнестрелы, ножевые, тяжкие телесные и прочие «прелести», некогда составлявшие суть моей прокурорской работы. Тут вариантов было два: первый – Доронин лежит себе потихоньку в морге, скучает, а поскольку документов при нем не было, то он числится в неопознанных трупах, и второй – он жив, хотя и нездоров, и находится в больнице, но – или без сознания, или, опять-таки, будучи гражданином без документов, мог назваться любым именем. Вот таких-то я и искала. Список получился внушительный – не живется тарасовцам спокойно! Был еще и третий вариант – его труп валяется где-нибудь за пределами Тарасова, и тогда найти его будет весьма проблематично. Да и ни к чему – покойники-то разговорчивостью отнюдь не отличаются. Но об этом я старалась не думать. Вот если первые два варианта отпадут, тогда я третьим и займусь, а пока не стоит расстраиваться. Как говорится, будем решать проблемы по мере их возникновения.
Для начала я съездила в морг, где обзавелась в свое время кое-какими связями, так что не пришлось опять просить Кирьянова о помощи, но Доронина там не было, что меня обнадежило. Конечно, помереть он мог и в больнице, но если в его смерти имелась криминальная подоплека, на судмедэкспертизу его тело точно отправили бы. А вот затем началось самое нудное дело: определившись с последовательностью визитов в больницы Тарасова и Покровска – благо опыт их посещения во время расследования одного из предыдущих дел у меня имелся, – я разменяла деньги, потому что, как известно, не подмажешь – не поедешь, и отправилась в путь, начав с больницы, бывшей в тот день дежурной. Методика была отработанной: приемный покой, и далее – по тексту. Деньги таяли, как снег по весне, а на выходе – ноль. Пока – ноль, но надежды я не теряла, да и список больниц был весьма внушительным.
Звонок Кирьянова застал меня, когда я входила в здание больницы на окраине города.
– Пляши! – торжественно заявил он.
– Уже чечетку отбиваю, – со вздохом ответила я. – Что? Распечатки пришли?
– Они самые, – подтвердил Володя.
– Сейчас отстреляюсь здесь и приеду, – пообещала я.
– Только с предохранителя пистолет снять не забудь, – пошутил он.
Этот визит тоже оказался безрезультатным, и я, вычеркнув еще один пункт из списка, отправилась к Кирьянову.
Получив долгожданные распечатки, я принялась вертеть их, как мартышка из басни – очки: значившиеся там имена мне ни о чем не говорили. Правда, попалось несколько известных фамилий, но ведь это могли быть и однофамильцы, ведь не все Романовы – цари! Конечно, можно съездить к Ладе. Просмотрев список, она мигом установила бы, кто есть кто, но мне не хотелось ударить в грязь лицом – они ведь уже привыкли, что я их проблемы как орехи щелкаю!
Подумав о Ладе, я тут же вспомнила и слова Полянского о том, что у него хорошо налажена связь с сотовыми операторами, и чуть не взвыла – как же я могла об этом забыть?! Ведь, обратись я к нему, получила бы необходимую информацию гораздо быстрее! Теперь же мне оставалось только ругать себя на все корки и сделать зарубку на память на самом видном месте в своем доме: нужно, мол, мне сходить к врачу и поинтересоваться самым сильнодействующим лекарством от раннего склероза.
Увидев мое перекосившееся лицо, Володя обеспокоенно спросил:
– Танька! Ты чего?!
– Это я так восхищаюсь собственными умственными способностями, – буркнула я.
– Да-да! – ехидно заметил он. – Я так и понял, что ты от них в неописуемом восторге!
– Ладно, кончай язвить! – возмутилась я. – Имею я право на ошибку или нет в конце концов?
– Тогда тебе, Татьяна свет Александровна, прямая дорога в уборщицы, потому что от грязи на полу еще никто не умирал, а вот ошибка в твоей работе человеку может запросто жизнь поломать, – назидательным тоном заметил Кирьянов.
– Спасибо, утешил! – взорвалась я и ушла.
В машине я немного успокоилась, и мне стало стыдно. Я набрала его номер и, когда он мне ответил, покаянным тоном сказала:
– Володя! Спасибо тебе большое за помощь и прости меня, пожалуйста, – нервы ни к черту.
– Ничего страшного, – как ни в чем не бывало отозвался он. – У влюбленных девиц это бывает. Гормоны играют, и все такое.
Беззвучно похватав ртом воздух, я наконец выдавила:
– Володя, ты о чем?! Какая влюбленность?!
– Ну, тебе лучше знать. Только мы с тобой, Татьяна, не первый день знакомы, и изучил я тебя за это время лучше, чем Уголовно-процессуальный кодекс, причем вместе с комментариями. Это для других ты – тайна за семью печатями, а мне на тебя стоит только взглянуть, и я тут же вижу, чем ты дышишь. Скажи мне одно: мужик-то хоть стоящий?
– И даже очень, – призналась я.
– Ну, тогда совет вам да любовь, – пожелал он. – А теперь – дуй по своим делам и не мешай мне заниматься своими!
Отключив телефон, я посмотрела в зеркало, но ничего, способного выдать мои чувства, не увидела. Хотя, чему удивляться, Володя знает меня лучше, чем кто-нибудь другой, а может быть, даже и лучше, чем я себя знаю.
Я решила, как и советовал Кирьянов, «дунуть» дальше по своим делам и отправилась «отрабатывать» список. Где-то ближе к вечеру мне позвонил Полянский и сказал, что список владельцев всех серебристых «Ауди» готов.
– Дмитрий, я не знаю, как у меня день сложится – не от меня это зависит, – вы мне скиньте список по факсу, а еще по электронной почте отправьте, чтобы он уж точно дошел. Я с делами разберусь и посмотрю его, – попросила я Полянского.
– Есть чем похвалиться? – спросил он. – А то Лада от нетерпения вся на нервах.
– Есть кое-какие разрозненные факты, которые еще предстоит собрать, как мозаику, в единую картину, – ответила я. – А Ладе скажите: как только я во всем разберусь, тут же перед ней отчитаюсь. Мне и самой не терпится это дело закончить!
Устала я к вечеру так, что ни словом сказать, ни пером описать, но продолжала тупо ездить туда-сюда, расспрашивать и показывать людям фотографию – уже на автомате. Почувствовав, что уже вырубаюсь, и решив, что на сегодня достаточно, я совсем было собралась вернуться домой. Но поскольку дорога шла как раз мимо находившейся на берегу Волги девятой горбольницы, я подумала – не стоит оставлять ее на завтра, не с руки мне заезжать сюда снова, а потом тащиться в Пролетарский район. Без особой надежды на успех я отловила в приемном покое санитарку и без лишних слов сунула ей в руки фотографию. А у санитарок, чтоб вы знали, если к ним с умом подойти и немного приплатить, информации ничуть не меньше, чем у медсестры, а то и у врача, если не больше – кто же санитарок замечает? Но вот гонору гораздо меньше, а потому и расценки – ниже.
– Кажись, есть у нас такой, – с сомнением в голосе сказала пожилая санитарка, вертя фотографию и так, и эдак. – Да нет! Точно, он.
Как я в этот момент не заорала – до сих пор не знаю, но на месте точно подпрыгнула. Усталость мгновенно слетела с меня, и я вновь была готова к новым подвигам и свершениям.
– Я доплачу! – с готовностью пообещала я. – Мне нужно знать о нем все, что только возможно!
– А ты кто? – спросила она, глядя на меня с подозрением.
– Частный детектив, ищу его по поручению его коллег, – ответила я и показала ей удостоверение.
– Ну не твою ли мать! – восхищенно воскликнула она. – Живой частный детектив!
От любопытства у нее глаза разве что на лоб не полезли. Она кивнула мне в сторону дверей во двор, куда я и вышла вслед за ней. Она закурила, предварительно предложив сигарету и мне, но я отказалась, объяснив, что бросила.
– Завидую и уважаю, – глубоко затянувшись, сказала она и начала рассказывать: – Его вчера рано утром, точнее, еще ночью, где-то во втором часу, рыбаки из Затона привезли – он к их костру приполз! Ну, хоть и не мы в тот день дежурили, но приняли мужика – и сразу на стол, потому что иначе он концы бы отдал – сама понимаешь, пока мы «Скорую» вызовем, пока она приедет, пока документы оформим… Ну, и в полицию само собой позвонили.
– А что с ним было? – спросила я.
– Два пулевых. Крови он очень много потерял, но мужик здоровый, раз после такого смог за помощью ползти, – с уважением заметила она.
– Что у него при себе было? Я уже знаю, что это не документы, но, может, записка какая-нибудь? Клочок бумаги с каракулями? – допытывалась я. – Сотовый телефон? Бумажник?
– Нет, пустые у него карманы были, даже вывернутые, – помотала головой она. – Я же сама его вещи для полицаев собирала. – И со знанием дела заметила: – Слишком сложно для разбоя!
– Да вы, я смотрю, разбираетесь, – удивилась я.
– А то! – выразительно сказала она. – Сюда таких типов чуть ли не каждую ночь привозят. Это сейчас затишье, а попозже начнут тащить – только успевай поворачиваться! Тут же и Затон рядом, и острова, где идиоты какие-нибудь напьются и начинают отношения выяснять, а возле клуба, что раньше кинотеатром был, что ни вечер, то драки с поножовщиной.
– Тяжеленько вам приходится, – посочувствовала я. – Вы что же, каждую ночь работаете?
– Тяжело, – согласилась она и объяснила: – Отпуска у всех, вот я их и замещаю – деньги-то в наше время ни у кого не лишние.
– Понимаю, – сказала я и полезла в кошелек.
– Слушай! – спохватилась она, убирая деньги в карман. – Так если ты его имя знаешь, скажи, чтобы его в компьютер занесли, а то он у нас неизвестным лицом числится!
– Знаю, – кинула я. – Но я не хотела бы сейчас его имя называть. Вы сами подумайте: ну, попадет он в вашу базу данных, а вдруг те, кто на него напал, добить его захотят? Сами же сказали, что для разбоя это все слишком сложно. А узнать о нем через ваше справочное бюро проще простого! Нет уж, пусть пока он продолжает в неизвестных числиться.
– И то правда, – согласилась она.
– Где он сейчас? – спросила я.
– Да в реанимации – где же ему еще быть? – ответила она.
– А как бы мне с его лечащим врачом поговорить? – поинтересовалась я.
– Да ты на часы посмотри! – воскликнула она. – Он уже ушел давно, там сейчас только дежурный и остался.
– Но, может быть, хотя бы дежурный мне скажет, как себя раненый чувствует, – не отставала я от нее.
– Ладно! Пошли, – сказала она и направилась обратно в здание. – Посмотрю, что можно сделать…
В приемном покое никого не было – это, пользуясь передышкой, врачи гоняли чаи в комнате неподалеку. Оттуда доносились их голоса. Санитарка по внутреннему телефону куда-то позвонила и, положив трубку, сказала мне:
– Ну, с дежурным я тебе говорить не советую – сопляк сопляком, а корчит из себя невесть что, словно он академик какой-нибудь! – поморщилась она.
– Но хоть посмотреть-то на него можно? – спросила я.
– Сейчас организую. Посиди пока. – И она куда-то ушла.
Сказать, что я сидела как на иголках, значит ни о чем не сказать. Я как уставилась на двери, так взгляда от них и не отрывала. Я чувствовала величайшее облегчение от того, что все же нашла Доронина.
Санитарки довольно-таки долго не было. Она, наконец, вернулась и сказала мне:
– Значит, так! Вот тебе бахилы и халат. Иди в реанимацию, только очень аккуратно, чтобы мне не влетело – часы посещений-то уже закончились. Там сегодня Вера дежурит – санитарка, как и я, моих лет женщина. Она все устроит. Только… – Она выразительно посмотрела на меня.
– Конечно, я ей тоже заплачу, – с готовностью пообещала я.
– И халат потом вернуть не забудь, – напомнила она мне.
В реанимацию я пробиралась с осторожностью партизана, действующего в тылу фашистов. Вера оказалась пожилой, приятной в общении женщиной. Она выдала мне накидку и дурацкий белый колпак, и я потихоньку зашла на минуту в маленькую палату, где стояли всего три койки, причем одна пустовала. Да: в палате лежал Доронин!
Мы с Верой вышли в коридор, и я сказала:
– Вы здесь столько лет работаете, что, наверное, лучше врачей все знаете. Как, на ваш взгляд, он себя чувствует? Чего теперь надо ждать?
– Повезло ему, жить будет, – сказала она. – Две пули в него всадили: одна – в левом плече, но ни кость, ни нерв не задеты, а вторая – справа, навылет прошла, очень удачно. Только крови он много потерял, капают ему лекарство постоянно. На голове у него гематома, то есть шарахнули его неслабо. Но он мужик крепкий, вообще-то, очухался уже, жрет вовсю, но – ничего не помнит! Полицейские с ним бились-бились, а толку – шиш.
– Он действительно ничего не помнит?! – в ужасе воскликнула я.
– Тихо ты! – цыкнула на меня она и объяснила: – Да просто косит он под больного амнезией. Видно, боится он кого-то, вот и симулирует потерю памяти. Лежит, к окну отвернувшись, а как кто заходит в палату, он тут же быстро к двери поворачивается, и глаза у него такие… настороженные. А какие они у него еще могут быть, если он в таком состоянии за себя постоять не сможет?.. А вдруг придет кто-нибудь ночью и придушит его? Это у нас только таблички такие грозные, что, мол, вход запрещен, а на деле – когда тут одни бабы? Я в этой больнице всю жизнь работаю и очень хорошо помню, как в лихие девяностые прямо в палате недобитков расстреливали… добивали то есть.
– Да, было времечко, – согласилась я. – Я, конечно, смутно помню эти годы, но по рассказам людским знаю. Значит, Вера, вы уверены, что он все помнит? – спросила я.
– Да точно – помнит! – уверенно ответила она. – А еще, когда я возле его кровати пол мыла, в глаза ему взглянула. Ох, и взгляд у него был! Жесткий и сосредоточенный, словно обдумывал он что-то, а совсем даже не растерянный-рассеянный, какой бывает у тех, кто действительно память потерял. Не удивлюсь, если он, как только его в общую палату переведут, сбежать попробует. А его, между прочим, завтра днем переводить собираются!
– А кто им занимается – полиция? Или следственный комитет? – спросила я.
– А я в этом разбираюсь? – отмахнулась она. – Пришел какой-то мальчишка-несмышленыш! Где уж ему понять, что перед ним – мужик хитрый, жизнью битый-перебитый, который его, как кутенка, вокруг пальца обведет?
– Но до утра-то он никуда не денется? – спросила я.
– Нет, конечно. Даже если привезут кого-нибудь, здесь еще место одно есть, и во второй палате тоже, – объяснила она.
Поблагодарив Веру и расплатившись с ней, я спустилась в холл, вернула первой санитарке халат и вышла из корпуса. Сев в машину, я призадумалась: в Волжском райотделе у меня знакомых не было, так что действовать следовало вновь через Кирьянова, но – только завтра, сегодня уже поздно, в райотделе, кроме дежурных, никого нет.
«Какого черта Доронин поперся в Затон?! – размышляла я. – Это же настолько беспокойное место, там и днем небезопасно, не мог он об этом не знать!» Я начала анализировать всю имевшуюся у меня информацию, и тут меня осенило! Да не по своей воле отправился он туда – его отвезли! И постепенно вся эта мерзопакостная история предстала перед моим внутренним взором во всей своей «красе»! Нет, я не была на сто процентов уверена, что права абсолютно во всем, но истина была так близко, что, казалось, потяни руку – и вот она. Но я даже приблизительно не представляла себе: кто же заказчик? И зачем он все это затеял – это тоже оставалось для меня тайной, покрытой кромешным мраком. И открыть тайну должен был Доронин, но для этого требовалось создать подходящие условия, и помочь мне в этом могла только владевшая большой частной клиникой Лада. Поняв, что он в безопасности, Доронин не только имя заказчика мне назовет, но, может быть, и причину, толкнувшую загадочного Некто на всю эту аферу? Хотя бы для того, чтобы предупредить следующее покушение на себя, а отнюдь не движимый угрызениями своей «трепетной» совести.
Перепроверив еще раз свои выводы, я посмотрела на часы. Начало двенадцатого… «Ничего! Полянские не меньше меня заинтересованы в скорейшем окончании этого дела», – подумала я и позвонила Ладе.
– Извините за поздний звонок, – начала я. – Я еще не дома, и мне срочно нужен список хозяев «Ауди», подготовленный для меня Дмитрием Дмитриевичем, да и с вами мне нужно кое о чем поговорить.
– Приезжай, – пригласила меня Лада. – Мы поздно ложимся.
До коттеджного поселка «Волжанка» я добралась очень быстро – и находилась я не так уж далеко от него, и дороги были пустые, а на территорию меня пропустили даже без расспросов – явно Полянский предупредил охрану. К моему немалому удивлению, встречать меня вышла Надя, собаки крутились вокруг нее – видимо, они уже давно поняли, что за ее показной суровостью скрывается не самое злое в мире сердце.
– Вы же должны за домом Журавлевых приглядывать? – удивилась я.
– Так они уже вернулись, – объяснила она и спросила: – Есть хочешь? – Ответом ей стало громкое голодное урчание моего желудка, и она усмехнулась: – Иди в дом, сейчас покормлю тебя.
– Неудобно, – попробовала было отказаться я.
– Неудобно тебе будет своим делом заниматься, когда ты язву желудка получишь! – буркнула она. – Как тогда на лекарства заработаешь?
Поняв, что спорить бесполезно, – да я, в общем-то, не очень-то и протестовала – я прошла вслед за ней в дом, где меня ждали заинтригованные Полянские. Дмитрий Дмитриевич протянул мне список хозяев «Ауди». Я прочитала его, положила рядом с распечатками телефонных звонков и сравнила фамилии – и все тут же встало на свои места. Не удержавшись, я удовлетворенно хмыкнула – все было именно так, как я предполагала! Я попросила хозяйку:
– Лада! Покажите мне, пожалуйста, фотографии ваших знакомых.
– Членов «женсовета» или «приблудных»? – уточнила она.
– Не только их, а все, что у вас есть, семейные пары, кстати, мне не нужны. Вы же бываете на каких-то мероприятиях, и все такое прочее? А еще расскажите мне, кто есть кто на этих снимках.
– Ты уже знаешь, кто все это затеял? – глядя мне прямо в глаза, спросила она.
– У меня имеются кое-какие соображения, но пока нет никаких доказательств, – не стала скрывать я. – С очень большой долей уверенности я могу предположить, как именно развивались события, но мне нужно кое в чем убедиться, и без вашей помощи мне не обойтись. Но вот зачем все это затеяли – я до сих пор не знаю.
– Ты мне, самое главное, пальчиком в снимок нужного человека ткни, а я уж сама потом с ним разберусь, – недобрым тоном пообещала она и вышла.
Вошедшая тем временем Надя принесла большую суповую тарелку, в которой горой лежала жареная картошка. Венчала этот ароматный Эльбрус котлета, размером не меньше моей ладони. Еще она принесла тарелку чуть поменьше, с салатом из помидоров с огурцами, и добрый ломоть хлеба лежал на краю тарелки.
– Кофе потом принесу, – сообщила она и насмешливо спросила: – Небось ты рябчиков с ананасами ожидала? А у нас все без затей – для своих-то, это мы только на людях выпендриваемся!
Вернувшаяся Лада принесла два больших альбома и даже бровью не повела при виде тарелок. Надя объяснила ей:
– Хороший хозяин сначала работников накормит, а уже только потом и сам поест.
– Ты так говоришь, как будто я возражаю, – возмутилась Лада. – Но вот сервировать еду могла бы и поприличнее.
– Да брось ты, – отмахнулась Надя. – Здесь же все свои.
– Ешь, Таня, не смущайся, а я пока тебе снимки покажу, – предложила Лада.
Ситуация для меня сложилась непривычная, но сказать, что мне кусок в горло не лез, было бы явным преувеличением: я не просто очень есть хотела – я хотела жрать, потому что за весь день даже пирожка на ходу не перехватила. Я с аппетитом ела, а Лада листала альбомы. Вскоре я просмотрела все альбомы.
– Кто? – требовательно спросила она, и я, как Лада и просила, молча ткнула пальцем в снимок. – Твою мать! – не сдержалась она, но этим выражением и ограничилась – видимо, мужа постеснялась.
А вот Надя, которая не менее внимательно следила за просмотром снимков, выразилась гораздо эмоциональнее.
– Башку отверну! – грозно пообещала она. – Своими руками! Никому такого удовольствия не уступлю! – бушевала она. – Удавлю, как гадину! Как клопа вонючего раздавлю!
– Надя! Давайте отложим разборки на потом, – попросила я. – Предупреждаю сразу, что это – только мои умозаключения, а вот с доказательствами – беда. Пока – беда! – подчеркнула я. – Потому что все можно списать на роковое стечение обстоятельств или на простые совпадения. Потому-то, Лада, мне сейчас и нужна ваша помощь, – попросила я, с трудом сдерживая зевоту, – после столь обильного позднего ужина мне страшно захотелось спать.
– Все, что в моих силах, сделаю, – с готовностью пообещала она.
– Ничего особенного вам делать не придется, – успокоила я ее. – Просто завтра утром нужно будет перевезти в вашу клинику одного человека. Он сейчас в реанимации и изо всех сил симулирует амнезию, но завтра днем его собираются перевести в общую палату, и не исключено, что он, несмотря на ранения, попытается сбежать.
– А что с ним? – спросил Полянский. – По дороге не помрет?
– Два огнестрела, но для него все весьма удачно обошлось. А что он якобы потерял память – он изображает это явно не просто так, а потому, что страшно боится: найдут его – и добьют! Потому-то и прошу, чтобы вы поместили его в отдельную палату, где я с ним побеседую.
– Я тоже хочу при этом присутствовать, – потребовала Лада.
– Если вы хотите знать всю правду до конца, не стоит этого делать. Поверьте, наедине со мной он будет куда более откровенным, чем в большой компании. А уж в том, что я сумею его разговорить, можете не сомневаться – ведь до сих пор я вас никогда не подводила, – напомнила я ей.
– Хорошо, – согласилась она. – Я сейчас распоряжусь, чтобы приготовили палату и машину. Откуда нужно этого человека забрать, и… кто он такой?
– Из реанимации девятой горбольницы, а зовут его Степан Иванович Доронин.
– Я договорюсь с больницей, – кивнула она.
– Не волнуйся, Лада, мы и так все увидим и услышим, – пообещал ей Дмитрий.
Я поднялась и сказала:
– Ну, спасибо за хлеб, за соль. Поеду я!
– Брось! Оставайся здесь, места хватит, – предложила мне Лада. – Все равно завтра утром нам всем вместе ехать, так хоть выспишься по-человечески, а то вон уже глаза у тебя слипаются. Да и позавтракаешь нормально.
Поколебавшись, я все-таки согласилась. Устала я за эти дни так, что вполне могла уснуть за рулем, да и отсутствие у меня дома горячей воды тоже сыграло свою роль. Ну, надоело мне плескаться под холодной водой, сил не было – не моржиха ведь я в конце концов, и бегать с кастрюлями кипятка из кухни в ванную комнату мне тоже совсем даже не улыбалось.
Господи! Как же я в ту ночь выспалась! Утром я долго стояла под душем нормальной температуры, нежась от удовольствия и разве что не мурлыча.
В больнице все прошло на удивление гладко. Хотя… Какое тут, к лешему, удивление, раз за дело взялась Лада? Доронин, конечно же, решил, что его переводят в общую палату, вот и не рыпался. Но, поняв, что его везут на выход, он забеспокоился и задергался.
– Вас просто перевозят в другую больницу, – объяснила я ему, и он успокоился – или только сделал вид, что успокоился.
В принадлежавшей Ладе клинике все уже было готово к приему больного. Нас быстро подняли на лифте, и вскоре мы оказались в одноместной палате, которая – я в этом не сомневалась! – была напичкана подслушивающей и подсматривающей аппаратурой.
– Ну, что, Степан Иванович? Давайте поговорим? – предложила я ему, когда мы остались вдвоем.
– Меня зовут Степан Иванович? – спросил он, все еще симулируя амнезию.
– Кончай придуриваться, Доронин! – скривилась я. – Игры кончились! Я тебе сейчас обрисую ситуацию, а ты уж сам решай – говорить правду или нет! Только учти: я знаю практически все, включая и имя заказчика. Но вот зачем вы все это затеяли, мне до сих пор непонятно. Но ты ведь мне скажешь, не правда ли?
– Ты кто? – спросил он.
– Частный детектив, Татьяна Александровна Иванова, – представилась я.
– Ну, рассказывай, Иванова, а я послушаю! Может, и вспомню что-нибудь, – усмехнулся он.
– Повесь свои уши на гвоздь внимания, Стив Доро, – усмехнулась я и начала: – Итак, инициатива исходила от заказчика, а ты – просто организатор или посредник, это уж как тебе больше нравится. Тебе поручили организовать такую ситуацию, при которой Наталья Васильевна Журавлева изменила бы своему мужу, и ты принялся за дело изо всех сил. Думаю, это ты придумал подсунуть подслушивающее устройство в один из подарков для Журавлевой. Где именно осуществлялся прием с «жучка» – уже неважно. А важно то, что ты был полностью в курсе всех ее планов. Здоровьем своих ребят, которые в стриптиз-клубе выступают, ты рисковать не захотел – их ведь и узнать ненароком могли – и обратился за помощью к Анатолию Игоревичу Коробову, с которым ты связан уже давно, у вас какие-то свои дела, но это меня не интересует. Кем он там в актерском агентстве «Бон шанс» трудится, теперь неважно, но он тебе помог – благо нищих актеров у нас пруд пруди. Кстати, чтоб ты знал: я в альбомах агентства нашла фотки почти всех фигурантов. Первые ваши три попытки уложить Наталью Васильевну в койку провалились с треском, хотя мужики старались изо всех сил. И тогда то ли тебе, то ли еще кому-то пришла в голову гениальная мысль – подсунуть к Журавлевой человека, очень похожего на ее мужа в молодости. О том, что она без памяти любит Николая Николаевича, в определенных кругах знают все. А о чем это нам говорит? А о том, что заказчик тоже в этих кругах вращается! Но как именно Журавлев выглядел в молодости? И тут уже Коробов отличился: он был когда-то женат на Анне, родственнице Николая Николаевича, и знал, что у нее есть комплект свадебных фотографий Журавлевых. Он приехал к ней с бутылкой, напоил ее, попросил показать ему фотографии – и умыкнул их. Так вы получили образец, под который и нужно было загримироваться, и подобрали исполнителя – Валерия. Увидев его в «образе» своего мужа в молодости, Наталья Васильевна испытала шок – да и кто бы его не испытал? – но ваша затея опять-таки провалилась. Однако, увидев ее реакцию, вы решили, что находитесь на верном пути, и продолжили травлю этой весьма достойной женщины. А ей вся эта история уже до смерти надоела, и она обратилась ко мне. А уж я и «жучка» нашла, и все вашу игру разгадала. Понимая, что в Тарасове у исполнителя имеются определенные связи, я увезла ее в Сухуми, где нужными связями обладаю как раз я! Мы просили всех держать в тайне наш отъезд, но я была уверена, что, когда Наталью Васильевну начнут искать – а вы, как я поняла, и не собирались отказываться от своих гнусных планов, – кто-нибудь проболтается, и мне было важно узнать: кому именно. Но тут вы, надо отдать вам должное, нас переиграли. Только вы не учли, что телефон-то был на прослушке, и об интересе некоей женщины к нынешнему местонахождению Журавлевой тут же стало известно мне. Мы как следует подготовились – дождались-таки результатов! К сожалению, во время задержания Валерий пострадал по собственной вине, и допросить его я не смогла. Но вот парнишка-оператор внес некоторую ясность в этот вопрос, а уж найденная в вещах Валерия свадебная фотография Журавлевых говорила сама за себя – два полных комплекта этих снимков были в Тарасове на своих местах, значит, следовало выяснить судьбу третьего, московского комплекта. Я понимаю, что подслушивать под дверью некрасиво, но, когда делаешь это ради благого дела, уже не так стыдно! Короче, из очень темпераментного разговора Анны с ее бывшем мужем я узнала, что снимки у нее тайком забрал Коробов. Танцуя от печки, то есть от «дудурчика», выйти на агентство «Бон шанс» было делом пяти секунд. А уж посмотреть их альбомы, найти фотографии этих подонков и выяснить, что ты связан какими-то делами с Коробовым, к которому, пусть и нечасто, ты приезжаешь из Тарасова, а также вызнать твой псевдоним – Стив Доро, тоже было несложно. Но вот Коробова я в агентстве уже не застала, и дома его не было. Узнав от Анны, что я приехала из Тарасова, да еще от самих Журавлевых, да еще и за их свадебными фотографиями, он понял, что влип по-крупному и нужно уносить ноги, пока цел. Он сбежал, стараясь не оставлять никаких следов, но перед этим позвонил Валерию, а когда тот не ответил, Коробов перепугался еще больше! Затем он позвонил тебе и сказал, чтобы ты его не искал и вообще забыл о его существовании. Коробов мог знать о том, кто такой Николай Николаевич Журавлев и каково его положение в нашей области только по твоим рассказам: Анна явно была не в курсе того, кем он стал. Кое-что ему, в чем я не сомневаюсь, рассказывали подонки, участвовавшие в этой мерзкой истории, но и этого ему оказалось достаточно, чтобы перепугаться насмерть. Что уж сказать о тебе? Ты-то очень хорошо себе представлял, что с тобой сделают, если узнают и о твоем участии, причем очень деятельном, в этой отвратительной, гнусной… Я даже не знаю, какие еще приличные слова можно подобрать – авантюре! Да тебя Журавлев с его-то связями в порошок бы стер и по ветру развеял. И ты решил сбежать! Причем немедленно, потому что у тебя земля буквально горела под ногами! Но чтобы хотя бы какое-то время где-то скрываться и при этом не бедствовать, не стоять на паперти, нужны хорошие деньги. А у тебя их явно недостаточно: ты – не хозяин клуба, а всего лишь управляющий. И ты обратился к заказчику! И он пообещал дать деньги! Ты тут же собрал сумку, принес ее на работу, дождался, когда все уйдут – а в этот день не было представления, – и пошел на встречу с заказчиком, чтобы потом, вернувшись в клуб, взять сумку и отправиться в укрытие. Причем ты даже билет заранее не купил, чтобы тебя не могли вычислить, наверное, решил частным образом договориться с проводником поезда. Но!.. Вместо денег ты получил две пули и огреб удар чем-то тяжелым по башке! И в Затон ты попал не просто так! Тебя туда привезли! Зная, какой это район, заказчик решил, что твой труп спишут на бандитское нападение или что-то в этом духе. Я не смотрела дело, не знаю, какие следственные действия там проводятся, но уверена, что машину, на которой тебя привезли, обязательно кто-нибудь видел, да и поскольку ты потерял очень много крови, в машине ее следы обязательно должны были остаться. Нужно только знать, какая это была машина, а я – знаю! И амнезию в больнице ты симулировал потому, что боялся второго покушения. И, кстати, правильно делал, потому что заказчик боится тебя, точнее, твоей болтливости: ведь ты – единственная ниточка, которая ведет от него к завязке этой гнусной истории. А теперь я проясняю ситуацию: ты сейчас в частной больнице, где до тебя не доберутся, ты можешь чувствовать себя в безопасности, но отсюда нельзя сбежать. А сейчас я тебе даю единственный, первый и последний, шанс хоть немного облегчить свое положение – ты мне называешь имя заказчика, потому что, если я назову его первой, ты через пять минут поедешь туда, откуда тебя только что забрали, но в базе данных больницы появится твое имя, и тогда ты – труп. Ну?
Все время, пока я говорила, Доронин лежал с закрытыми глазами и молчал, но по его невольной реакции я видела, что права – во всем. У него дрожали веки, расширялись ноздри, дрожали руки…
– Ну что ж, ты свой выбор сделал! – сказала я, сосчитав до ста. – Это Галина…
– …Ильинична Захарова, – быстро закончил он.
– Умница, – одобрительно сказала я. – Это гражданская жена – хотя я бы назвала ее содержанкой – банкира Константина Георгиевича Гурьянова.
– Откуда ты узнала? – все еще не открывая глаз, спросил он.
– Что же тут сложного? – притворно удивилась я, потому что выяснить все это мне стоило немалых сил и нервов. – Последний звонок на твой номер был с сотового телефона, зарегистрированного на его имя. Новенькая серебристая «Ауди», на которой ездит твоя любовница, – тоже на его имя куплена, а на фотографиях, которые я просмотрела вчера вечером, я увидела, что его гражданская жена, как ее деликатно назвали, рыжая и – левша! А получить такие ранения ты мог только в том случае, если бы в тебя стрелял именно левша! Кстати, можно предъявить ее фотографию – или ее лично, собственной персоной, – работникам клуба, и они ее мигом опознают. Да и потом, для кого бы ты еще стал так стараться, как не для своей давней любовницы? Тем более за ее же деньги! Конечно, можно было бы предположить, что Гурьянов, узнав о вашей связи, решил с тобой расправиться, но в этом случае он не стал бы действовать так грубо и примитивно. Я бы сказала, так по-дилетантски глупо. Потому что глупых банкиров, Доронин, в природе не бывает! Иначе это – не банкиры! Они привыкли все на несколько ходов вперед просчитывать! А о нем я слышала, что он очень жесткий делец, причем знаю это от людей, которые его хорошо изучили. Нет: Гурьянов нанял бы профессионала и уехал бы отдыхать за границу, в Ниццу например. И вернулся бы, когда от тебя уже и следа бы не осталось: ты бы просто исчез с концами – и все. Как будто тебя никогда и на свете не было. А вот для Галины обнародование этой истории стало бы полным крахом. Если бы он узнал о ее измене, просто вышиб бы ее из своего дома, а то и из города в чем мать родила. Но вот известие о том, что она на его деньги устроила травлю женщины из его круга – жены очень уважаемого и влиятельного в городе человека – отчего он сам перестал бы пользоваться уважением и стал бы изгоем в своем обществе, привело бы его в такое бешенство, что так легко она бы не отделалась. А мне говорили, что характер у него крутой! Очень крутой! Ну, а теперь у меня к тебе последний, но главный вопрос: зачем Галина все это затеяла? Какую цель она преследовала?
Доронин довольно долго молчал, а потом тусклым, безжизненным голосом спросил:
– Сказку послушать хочешь?
– Обожаю сказки! – выразительно сказала я.
– В некотором царстве, в некотором государстве жили-были две девушки: Галя и Лариса, – начал он.
– А фамилия у Ларисы есть? – спросила я.
– Серегина, – ответил он и продолжил: – Галя – рыжая, маленькая, хрупкая, верткая… Красавицей ее назвать было трудно, но было в ней что-то такое… Чертенок, одним словом. А Лариса – страшна, как смерть, эдакая лошадь, и ненавидела она весь белый свет. Но вот дружили они, хотя и были совершенно разными. Вокруг Гали всегда парней было много, а Лариса при ней «состояла»…
– И остатки с барского стола подбирала, – добавила я. – Так что ненавидела Лариса не только весь белый свет, но и свою ближайшую подругу.
– Вот именно, – подтвердил Степан. Он открыл глаза и уставился в окно. – А учились они в медучилище. Закончили его, и Галя медсестрой начала работать, а Лариса на вечернее в мединститут поступила. Хоть и развела их судьба, но они по-прежнему общались. Я познакомился с Галей, когда, в некотором роде, несвободен был.
– Я краем уха слышала, что ты жил с вдовой некоего криминального авторитета, постарше тебя, – вставила я.
– Да, – без всякого выражения подтвердил он. – Но разница в возрасте у нас была не такой уж большой. Любаша была нормальной бабой, очень любила меня. Хотя… Может быть, ей просто было лестно, что у нее – такой мужчина, было чем перед подругами похвалиться – я ведь тогда очень красивым был. Мы с ней хорошо ладили. А потом… Встретил я Галю и влюбился, как сопляк. Ну, а ей льстило, что я за ней на машине приезжал, подарки дорогие делал и все прочее. Только вдобавок к Галине получил я еще и Лариску, которая, как клещ, к нам прицепилась. Я еще тогда Гальке говорил, чтобы она гнала ее, добра от Ларки не будет, а она все смеялась. В общем, стали мы с Галей встречаться – у меня от бабушки квартира однокомнатная осталась, я там раньше жил. Родители мои развелись, когда я еще мальчишкой был, разъехались в разные стороны, а меня бабушке «подбросили». Впрочем, это неважно… Только Галька как-то легко к нашей связи относилась. Конечно, долго втайне наши встречи оставаться не могли и…
– Насколько мне известно, тебя не только избили, но еще и ноги сломали? – спросила я.
– Было! – подтвердил он. – Вот тут-то я удивился – когда меня из больницы выписали, Галька ко мне переехала и выходила меня. Вот с тех пор и стали мы с ней вместе жить, но я так и не уговорил ее зарегистрировать брак. Выступать мне уже трудно было, да и прикрыли наш клуб вскорости. Остался я без работы, и Галька одна весь воз тянула, хотя я не раз слышал, как Лариска накручивала ее, чтобы она меня, инвалида-нахлебника, бросила. Галя и уколы мне делала, и капельница ставила, и массаж… в общем, крутилась. Потом «Чертову мельницу» открыли, и меня пригласили туда управляющим, потому что я эту работу досконально знаю. Деньги пошли неплохие, и я предложил Гальке ее каторжную работу бросить. А она – ни в какую, говорила, что дома она скиснет. Хорошо хоть, калымить ей больше не надо было.
– А Лариса? – спросила я.
– А Лариса к тому времени уже институт закончила и врачом стала, но постоянно к нам шлялась. Надоела хуже горькой редьки! Шуганул бы я ее, но Галька не позволяла – это, мол, единственная подруга. А потом Лариска Гале работу устроила: сиделкой у одной больной богатой старухи, пациентки своей. Их там трое медсестер работало, сутки через двое. Как я ни отговаривал Галину, но она все равно пошла к ней работать – уж больно деньги были хорошие. Это мать Гурьянова была. Болячек у нее на Большую медицинскую энциклопедию хватало, да еще и крышу снесло – на любви к сыну она просто помешалась. Ну, где это видано, чтобы взрослый мужик каждый вечер перед матерью отчитывался – как он день провел, с кем встречался, с кем и о чем разговаривал? Она по сто раз на дню ему звонила, без всякого повода, просто, чтобы голос его услышать или попросить, чтобы он осторожен был, потому что на улице гололед или сосульки, или жарко, или холодно, чтобы он поесть не забыл и лекарство принять. Она его просто задушила своей любовью, жениться никогда так и не позволила, да и он любил ее без памяти и ни в чем ослушаться не мог. Три года Галина на этой каторге отпахала. Приходила после суток дежурства и замертво падала – эта старуха из нее все соки выпила! Ну, умерла она в конце концов. Хоть и плохо так говорить, но я обрадовался – наконец-то Галя к нормальной жизни вернется. Только недолго я радовался. Собрала она вскорости вещички и сказала мне, что к Гурьянову уходит, что надоела ей наша нищета, наша халупа однокомнатная и все такое прочее. Что хочет она нормальной жизни: отдыхать за границей, на дорогих машинах ездить и бриллианты носить. Посмотрел я ей в глаза, понял, что уговаривать, унижаться и что-то объяснять – бесполезно, и сам перед ней дверь открыл – лети, мол!
– История знакомая, – заметила я.
– Паршиво мне было. Так паршиво, что хоть волком вой, – продолжал Доронин. – Ничего! Переболел, перемучился и стал жить дальше. Я потом специально съездил посмотреть, что этот Гурьянов из себя представляет. Оказалось, что он маленький, толстый, лысый и с носовым платком не расстается, все пот им вытирает. Тут-то я и понял, что никакой любви там нет! Меня Галя не любила, жила со мной, потому что ей было так удобно, но и его не любит. Вот тогда-то мне и полегчало окончательно. А через полгода Галина ко мне в клуб приехала. Разодетая в пух и прах вся, в бриллиантах, как и мечтала когда-то, да вот только в глазах у нее – тоска смертная. Ну, поздравил я ее с обретением долгожданного благополучия и материального достатка, а она – в рев! Плачет, словами захлебывается и все никак остановиться не может – видно, накипело давно, а душу излить не перед кем.
– А Лариса? – удивилась я.
– Как я понял, Гурьянов послал эту приживалку куда подальше и запретил Гальке ее в свой дом приводить. Ну, Галина его ослушаться не посмела, но все равно время от времени с Ларой встречалась, вещи, те, что из моды вышли, ей отдавала и все такое прочее.
– А Ларису от злобы и зависти трясло и ненавидела она свою подруженьку пуще прежнего, – покачала головой я.
– Точно, тем более что Лариска почему-то опять в медсестры попала, – подтвердил он.
– Почему? – удивилась я.
– Не знаю, не спрашивал – неинтересно мне это было, – поморщился он.
– Так, а почему Галина так недовольна была в этой новой богатой жизни? – поинтересовалась я.
– Гурьяновым, – кратко ответил он. – Он – и слюнявый, и потный, и вонючий. Ее при одном его виде трясет, а ведь ей с ним не только в одной постели спать приходится, но и трахаться, а ее во время этого процесса рвать тянет.
– Пошел в попы – служи панихиды, – заметила я.
– А официально регистрироваться он отказывается, потому что мать перед смертью клятву с него взяла, что не женится он никогда, – продолжил Доронин. – Жалко мне ее стало – я же ее любил! Ну, и предложил ко мне вернуться, а она отказалась, сказала, что уже привыкла деньги не считать и прислуге указывать, что надо сделать. И до того мне обидно стало, что послал я ее по всем известным адресам и из клуба вытолкал.
– Но она снова приехала, – сказала я.
– Приехала, – с горечью сказал Доронин. – Плакала, прощения просила… Ну, в общем, снова у нас закрутилось. Только в квартиру мою она больше ни ногой – соседи увидят, а вот в клуб – приезжала. Да ей не столько секс нужен был, сколько покой. Сядет с ногами на диван у меня в кабинете, свернется клубочком и думает о чем-то своем или журналы листает. А потом начала с собой Лариску таскать, правда, нечасто – тут уж я объяснил ей, что мне эту рожу видеть противно.
– И долго это тянулось? – спросила я.
– Долго, – кивнул он. – Только заметил я, что с Галькой что-то неладное начало твориться. То она веселая, то грустная, то смеется – до слез, то плачет. Думал, нервы у нее расшатались окончательно, а оказалось…
– Наркота! – уверенно сказала я.
– Да, на кокс она подсела, – подтвердил Степан.
– Кто же ей кокаин поставлял? – спросила я.
– Лариска, кто же еще?! Та еще сволочь! – с ненавистью сказал он. – Я у Гальки кокаин и отбирал, и выбрасывал, а она только смеялась и говорила, что Лариска ей еще достанет.
– Давай ближе к делу, – предложила я. – А то мне о страданиях Галины слушать уже надоело. С чего же она вздумала на Наталью Васильевну охоту открыть?
– Где-то с месяц тому назад это было, или около того, – сказал Степан. – Галька наш клуб сняла, чтобы девичник по какому-то поводу устроить. Пришли эти бабы расфуфыренные, уселись, едят, пьют, смеются, а потом мальчики вышли и начали работать. Тут одна женщина резко из-за стола встала и на выход пошла. Ее задержать попытались, но она все равно ушла.
– Это была Журавлева? – практически уверенная в ответе, спросила я.
– Да! – кивнул он. – Ну, отгуляли они, разъехались, а Галина с Лариской ко мне в кабинет пришли. Галька уже хорошо под кайфом была, и понесло ее по кочкам. Крыла она Журавлеву самыми последними словами – что ее, мол, уже тошнит от безумной любви Натальи к своему мужу. А на самом деле при такой роже она просто вынуждена мужу верность хранить, потому что на нее никто и не взглянет, а вот обрати на нее внимание какой-нибудь молодой мужик, так она тут же ноги и раздвинет. Галина все кричала: «Ну чем я хуже ее?! Она такая же дворняжка, как и я! Только ей все позволено, а мне – нет!» Как я понял, Гальку особенно бесило то, что не пускали ее в какой-то там «женсовет», не принимали за свою, а ей туда почему-то страшно попасть хотелось. Она объясняла, что это такой избранный круг, и, попади она туда, можно считать, что жизнь удалась, потому что там такие возможности, такие возможности! Галька не раз об этом говорила, но в тот вечер она как-то особенно разошлась. Я-то отмалчивался – пусть поистерит, а вот Лариска ей возражать начала, говорила, что Наталья никогда мужу не изменит, хоть какого угодно раскрасавца ей на блюде преподнеси, что она – вся из себя такая правильная-расправильная, женщина, мол, очень порядочная. Тут Галька вскинулась и ну на Лариску орать: «Эта порядочная женщина тебе всю жизнь сломала, ты из-за нее снова в медсестрах очутилась, а теперь ее защищаешь?!» Ну, и все в таком духе.
– Стоп-стоп-стоп! – воскликнула я. – Какого профиля врачом была Лариска?!
– Невропатологом, – недоуменно ответил Доронин.
– Все ясно! – сказала я. – Теперь понятно, откуда ноги растут! Только в той давней истории сама Лариска виновата была: такой она сволочью оказалась, что, будь я на месте Натальи Васильевны, я бы ее не то что с лестницы спустила, а пришибла бы на месте! Ну, ладно! Что дальше было?
– Да пререкались они, пререкались, а потом поспорили на кольцо с большим бриллиантом, что у Гальки на пальце было: устроит, мол, Галина так, что Журавлева мужу изменит, а если не выйдет у нее ничего, она Лариске это кольцо отдаст. Сделает так, чтобы и доказательства были: фотография или пленка.
– А Лариска их потом в Интернете выложит, чтобы Журавлевой отомстить, да еще и мужу Натальи Васильевны их пошлет, – догадалась я и не выдержала: – Господи-и! А я-то чуть мозги наизнанку не вывернула, стараясь понять, зачем все это затеяли! А это был просто спор между законченной дурой-наркоманкой и прожженной сукой, которая действительно весь белый свет ненавидит! – разбушевалась я. – Чужое счастье им поперек горла встало! Одна стерва продалась, но не подумала, что ей же за это расплачиваться придется. А вторая!.. Ох, и умна, сволочь! И подруженьку ненавистную захотела под монастырь подвести, и Журавлевой отомстить! А если не получится – хоть кольцо заграбастать! Это ведь она твою дурищу подзуживала, на Наталью Васильевну ее натравливала! Да-а-а! Умеет эта сука чужими руками жар загребать!
– Честно скажу: слушал я этот пьяный бабий треп вполуха – пусть языки почешут, даже не думал, что все это – всерьез, – с горечью сказал Доронин.
– А оказалось, что все это очень даже серьезно, – вставила я.
– Да, потому что на следующий день приехала ко мне Галька, в глазах ужас плещется, и спрашивает: действительно ли она поспорила с Лариской на это кольцо? Я подтвердил, и тут она в такую панику ударилась, что пришлось ее пощечинами в чувство приводить. Оказалось, что кольцо это – очень дорогое и старинное, оно матери Гурьянова принадлежало, и трясся он над ним, как над святыней, – объяснил Степан.
– А ведь Гурьянов к Галине неплохо относился, если позволил ей это кольцо носить. Мог ведь на цепочку его повесить и сам носить на шее, как память о матери, – заметила я. – Так что дура твоя Галька – на всю голову! Ценить надо было такое отношение, а не полоскать своего мужика перед любовником и заклятой подруженькой. А уж если совсем невмоготу – уйти!
– Она – такая, какая есть, – хмуро заметил Доронин. – А тогда она в истерике билась и все твердила, что никак не может она проспорить кольцо: оно куда-нибудь денется, Гуря, как она его называла, ее просто убьет. Плакала, умоляла меня ей помочь, в ногах валялась! Ну, я и… Да – знал я, что Журавлев собою представляет! Понимал, что будет, если правда наружу выплывет! Но… Как я мог Гальку в такую минуту бросить?! Я же ее любил! – В Степане впервые прорвались до сих пор сдерживаемые эмоции, но он быстро взял себя в руки. – В общем, все, что дальше было, ты правильно пересказала. Это я «жучок» купил и попросил кое-кого его в фигурку кошки запрятать. Но кто именно это сделал, я не скажу, тот человек не знал, для чего все это, и нечего ему страдать из-за меня.
– А прием записи где осуществляли? – поинтересовалась я.
– Тоже не скажу – человек этот совершенно ни при чем, не знал он ничего, – твердо заявил Доронин. – А потом я к Коробову в Москву поехал и мужика одного для этой работы нанял и оператора тоже. Когда у первого парня ничего не получилось, я других нанял…
– Вопрос не в тему, но просто любопытно: какие у тебя дела с Коробовым? – поинтересовалась я.
– Взаимовыгодный обмен: я своих мальчишек для съемок в порнухе направлял – там ведь тоже свежие лица нужны, – ответил Доронин.
– Скорее, тела, – поправила его я.
– Ну, тела, – не стал возражать он. – А он ко мне в клуб артистов молодых присылал с этими же целями – скучно ведь бабам на одно и то же пялиться, им разнообразия хочется, – объяснил Степан и спросил: – Валерка-то жив?
– Был жив, а как сейчас – не знаю, – пожала плечами я.
– Дай-то Бог, чтобы поправился! Хватит и того, что я в этой истории пострадал, – сказал он. – А подсунуть Журавлевой парня в образе ее мужа в молодости – это Коробов придумал – он же от Аньки знал, что Наталья без памяти любит Николая Николаевича. Вот и сказал, что перед таким франтом она не устоит, а уж фотографии, чтобы было под кого гримироваться, он достанет. Запросил он за это немало, но бабки у меня были: Галина сказала, что никаких денег не пожалеет, чтобы кольцо сохранить. Ну, в первый раз все сорвалось, но Валерка меня уверял, что больше не оплошает и в следующий раз все получится.
– Почему же он в Москву уехал? – спросила я. – Я от оператора знаю, что в Адлер они оттуда прилетели.
– Да на съемки он вернулся – Валерка же на собственную квартиру деньги копил, вот и не брезговал никакой работой, – объяснил Степан.
– Это Галина узнала, что Наталья Васильевна в Сухуми отдыхать отправилась? – поинтересовалась я.
– Она! – подтвердил Доронин. – Тогда-то я Валерке и позвонил, сказал, чтобы он следом за ней отправился. Ждал звонка от него – что все наконец выгорело, а вместо этого мне Толька позвонил и сказал, что все выплыло наружу! Тут-то я и понял, что сваливать надо! Рассказал все Гальке, объяснил: если меня в городе не будет, то никакой связи между ней и этой историей никто никогда не раскроет, и бояться ей нечего – она в стороне останется. Ну, и денег попросил, чтобы уехать подальше. Я к матери собирался – она у меня за Уралом живет, думал там как-нибудь устроиться. Галька обещала денег дать, а из этого вон что вышло!
– Просто она решила: для нее куда надежнее, если тебя вообще не будет! Не только в городе, но и в живых, – веско сказала я. – Так?
– Так! – подтвердил он. – Мы с ней договорились возле клуба встретиться. Она мне позвонила и сказала, чтобы я выходил, она меня в машине подождет. Вот я и вышел налегке, с одним телефоном, чтобы созвониться с ней – вдруг мы разминемся. Сел я в ее машину, и она предложила подальше отъехать, чтобы не светиться. Поехали мы, и тут-то меня по голове сзади и шарахнули! Не знаю, сколько времени я без сознания был, а потом – как сквозь сон – чувствую, что мы уже не по асфальту, а по грунтовке едем. Остановились… Я к тому времени уже немного в себя пришел, повернулся к ней, спросить хотел – как же она так со мной?! За что?! Смотрю – у нее пистолет в руках ходуном ходит и глаза – безумные. Выстрелила она мне в левую руку, словно расплавленным свинцом ее обожгло, тут уж я совсем в себя пришел, потянулся к ней – пистолет отобрать, а она во второй раз выстрелила. И Ларискин голос я услышала сзади: «Добей его! Добей! Или ты ему всю жизнь платить собираешься?» А потом снова удар по голове, и все…
– Да уж! Ни одно доброе дело не остается безнаказанным! – заметила я.
– Правильное замечание, – сказал он тусклым голосом. – Очнулся я на свалке, вокруг – стройматериалы какие-то, тряпки, банки, бутылки, гнилье всякое… Ну, надо же выбираться оттуда, а руки-то практически не действуют, и боль такая, что я в голос орал! Поднялся кое-как на ноги, пытаюсь сообразить, куда идти, и вдруг вижу – вдалеке огонек, костер вроде. Туда и пошел. Голова кружится, в глазах – туман, шатает меня во все стороны… Падал несколько раз, но поднимался, потому что, хоть сознание у меня и мутилось, понимал, что иначе я кровью изойду. А потом упал и подняться уже не смог, пополз, благо костер уже недалеко был. Добрался-таки я до него, там рыбаки сидели. Счастье великое, что они не испугались и не бросили меня! У одного из них мотоцикл с коляской был, драндулет древний, в эту коляску они меня совместными усилиями и засунули. А я, как услышал, что они меня в девятую горбольницу везут, сразу понял, что надо потерю памяти изобразить, а потом – дать деру.
– Почему? – спросила я.
– Потому что там, в отделении неврологии, Лариска медсестрой и работает, – усмехнулся он. – Как только она узнает, что я там лежу, один укол – и я… труп! Вот тебе, частный детектив, и вся сказка о Степане-дураке! Правильно меня бабушка-покойница учила: «Живи, Степанушка, умом, а не сердцем! Хочешь любить – люби! Но головы не теряй!» Ну, и что теперь со мной будет? – спросил он.
– Не знаю, – пожала плечами я. – Это мой клиент решит, но я уверена, что твоей крови он не жаждет: грешно наказывать за любовь, пусть даже и такую нелепую.
Я встала, собираясь уйти, но в это время распахнулась дверь, и в палату вошли Журавлевы, Лада и, как я поняла по описанию Доронина, Гурьянов. Он действительно был маленький, толстенький, лысый и постоянно утирал багровое – от ярости – лицо большим носовым платком. Но вот смешным он совсем не выглядел – он был страшен в своем гневе, да так, что я поняла: для Галины и Ларисы эта история закончится очень и очень печально. Как и для Доронина.
– Лежачих не бьют, но с каким бы наслаждением я набил тебе морду! – гневно сказал Николай Николаевич.
– Ну, а я хорошим воспитанием отнюдь не обременена, – заявила Наташа и, подойдя к койке, крепко врезала Доронину – по одной щеке, по второй, да еще и плюнула ему в лицо. – Гнида ты! Что ты вообще можешь о любви знать?!
– Успокойся, Наташа, – попросил ее муж, но она еще какое-то время бормотала что-то гневное себе под нос, бросая на Степана злые взгляды.
– Слушай меня внимательно, сволочь! – жестко сказал Гурьянов. – Убивать я тебя не собираюсь, хотя ты это сто раз заслужил. Но из города не выпущу: как говорится, держи друга близко, а врага – еще ближе. Жить и дышать будешь так, как я скажу! Но если ты хоть когда-нибудь, хоть словом единым заикнешься об этой истории, я тебя уничтожу! Веришь?
– Верю, – ответил Доронин, опуская глаза: не выдержал степени накала ненавидящего взгляда Гурьянова, он Степу просто прожег – насквозь!
– Ладно! Со всем прочим мы потом разберемся, а пока – долечивайся и учти, что отсюда тебе не убежать, – предупредила его Лада.
– А куда мне теперь бежать-то? – невесело, криво усмехнулся Степан. – Да и зачем?
Мы вышли из палаты. Гурьянов, пристально глядя на меня, спросил:
– Я могу рассчитывать на ваше молчание?
– Лада может подтвердить, что я умею держать язык за зубами, – ответила я.
– Хочу в это верить, – процедил он и повернулся к Ладе: – Права ты была, когда предупреждала меня насчет Галины! Но она казалась такой… – Продолжать он не стал, но нам и так все было понятно. – А ведь верно мне мама говорила, что никто и никогда не полюбит меня по-настоящему, потому-то и поклясться заставила, что я не женюсь никогда. Боялась она, что окрутит меня какая-нибудь… – в его голосе впервые послышалось что-то теплое, человеческое. – Ладно! – Взяв себя в руки, сказал он и, резко повернувшись, ушел, не простившись с нами.
– Татьяна, мы в неоплатном долгу перед вами, – сказал Журавлев, протягивая мне руку. Я пожала его ладонь. – Если у вас возникнут какие-нибудь проблемы, обращайтесь без всяких сомнений.
– Коля! – рассмеялась Наташа. – Ну, какие у нее могут быть проблемы, раз она даже чужие так легко решает?
– Строительно-монтажные, – объяснил он. – Вот захочет она вдруг в своей квартире ремонт сделать, так я ей его и организую – в лучшем виде и совершенно бесплатно.
– Я не привыкла, чтобы за меня платили, – повторила я любимую в их семье фразу, и все рассмеялись.
– Ну, уж свой гонорар-то ты заработала честно, – заметила Лада и протянула мне конверт.
– Кстати, а мы в Сухуми дом купили, – сказала Наташа. – Теперь будем туда наведываться, за ремонтом следить, а потом и отдыхать там станем.
– Мы очень рады, что благодаря вам эта мерзкая история так благополучно для нас закончилась, – сказал Николай Николаевич и, переглянувшись с женой, очень недобро усмехнулся: – А вот кое для кого все еще впереди!
– Вы о Коробове? – спросила я.
– Да! И поверьте: когда его найдут, он сполна ответит за все свои художества, – заявил Журавлев.
– А вы не боитесь, что он может о вашей семье что-то лишнее рассказать? Ведь Наталья изо всех сил старалась избегать малейшего упоминания вашей фамилии, иначе вся эта история могла бы закончиться гораздо раньше? – удивилась я.
– А при чем тут мы? – делано удивился Николай Николаевич. – Он за производство порнофильмов сядет, но – на полную катушку, я для этого никаких денег не пожалею, все свои связи подключу. Я к этому мерзавцу, – он кивнул на дверь палаты, – своего адвоката пришлю, не сомневаюсь: он на эту тему вытрясет из Доронина все, что только можно.
Журавлевы ушли, держась за руки, и мы остались вдвоем с Ладой. Улыбаясь, она спросила меня:
– Как я понимаю, тебе срочно нужен билет до Адлера, на первый же завтрашний рейс?
– Хотелось бы, – не стала отказываться я.
– Он тебя уже ждет, лежит в кассе аэропорта. Отдыхай со спокойной душой, – пожелала она мне.
Домой я поехала с чувством честно выполненного долга. В дороге не удержалась и позвонила Виктору.
– Я завтра возвращаюсь, как и обещала, – сообщила я ему.
– Я тебя обязательно встречу! – радостно воскликнул он.
Счастливая и довольная, я решила все-таки узнать, как будут развиваться наши отношения с Виктором, и бросила кости. Увидев комбинацию: 2+ 18 + 27, я застыла от неожиданности, потому что это означало: «Если вас ничто не тревожит, готовьтесь к скорым волнениям». Вот тут-то я призадумалась! Но, хорошенько поразмыслив, решила, что волнения ведь и приятными бывают, и успокоилась.
Первое, что я увидела в аэропорту Адлера, был огромный букет роскошных роз. Виктор был во всем белом и впечатление производил просто неотразимое. Естественно, что в присутствии водителя и охраны он вел себя сдержанно, но всю дорогу до Сухуми мы хоть и говорили о разных пустяках, но за руки держались крепко. Когда мы въехали в город, он сказал:
– Таня, я для тебя квартиру снял.
– Зачем? – удивилась я.
Я прикинула – так действительно удобнее, все-таки у Лекобы семейный дом, мать, дети, жена; и хоть Виктор и родственник им, но наше поведение вполне могут счесть предосудительным, особенно – мать Андрея Павловича.
– Сколько я тебе должна? – автоматически спросила я.
Виктор уставился на меня с самым оскорбленным видом и с какой-то нехорошей вкрадчивостью в голосе спросил:
– Ты настолько переутомилась?
– Витюша, я не привыкла, чтобы за меня кто-то платил, – объяснила я ему.
– Считай это моим подарком тебе по случаю успешного завершения дела, – предложил он.
– А ты откуда знаешь? – удивилась я.
– Нет, ты точно переутомилась, – рассмеялся он. – Ты ведь не приехала бы, если бы не закончила расследование!
Тут уже я не выдержала и расхохоталась:
– Знаешь, Виктор, кажется, твое присутствие пагубно на меня действует – я стремительно глупею!
– Это нормально! – усмехнулся он и шутливо сказал: – Все-таки женщина не должна быть такой же умной, как мужчина.
– Ох, сказал бы ты это в Америке! – возмутилась я. – Да тебя феминистки с башмаками бы слопали! Это ты, живя здесь, так распустился!
– Возвращаюсь к истокам, – засмеявшись, сказал он.
Он хотел сразу же отвезти меня на снятую им квартиру, но я попросила, чтобы он сначала забросил меня к Лекобе – надо же свои вещи наконец забрать! Виктор не возразил. Он пообещал забрать меня вечером и пригласил в ресторан – поужинать вместе.
В доме Андрея Павловича меня на этот раз встретили без особого ажиотажа, как свою. Ия бросилась меня кормить, а приехавший на обед Лекоба спросил, как все закончилось.
– К полному удовлетворению всех заинтересованных сторон, – кратко ответила я. – Кстати, блондинчика можете отпустить, пусть возвращается в Москву. Только предупредите парнишку, чтобы он язык не распускал.
– Не распустит! – уверенно заявил Андрей Павлович. – Мои парни нагнали на него такого страху, что он будет молчать в тряпочку.
– А как Валерий? Живой? – поинтересовалась я.
– Жив, и даже вполне здоров, – поморщившись, ответил Лекоба. – Я их обоих завтра же отсюда отправлю, чтобы землю мою не поганили своим присутствием!
После обеда я, не торопясь, уложила свои вещи, оставшиеся в доме Лекобы, немного поплавала в бассейне, позагорала, а ближе к вечеру принялась наряжаться – мне очень хотелось выглядеть лучше всех, чтобы Виктор глаз не мог от меня оторвать, хотя он и так явно смотрел на меня с удовольствием.
В ресторане мы произвели фурор. Смотрелись мы действительно потрясающе: высокий смуглый голубоглазый брюнет – и натуральная блондинка. Я видела, как загорались глаза мужчин при виде меня, но присутствие Виктора, точнее его охраны, начисто отбивало у них охоту познакомиться со мной поближе. Вечер прошел восхитительно, Виктор, как оказалось, прекрасно танцевал, так что отдохнула я на славу.
Квартира, которую он для меня снял, была двухкомнатной, хорошо обставленной и очень уютной, а главное, располагалась неподалеку от моря. Виктор весь день был на работе, а я могла полностью отдаться восхитительному ничегонеделанию. Завтракала я кофе с бутербродами, обедать ходила к Лекобе, а вечером мы с Виктором ужинали в ресторане. Шли дни, я объедалась фруктами, много плавала, нежилась на пляже, где – я была уверена – меня незаметным образом охраняли. Просто не могло же быть такого, чтобы никто не подошел ко мне и не попытался познакомиться! Кто так расстарался с моей охраной, Лекоба или Виктор, я не ведала, да и знать этого не хотела. Я тихо радовалась тому, что мне не приходится никого «отшивать».
В один из дней, когда я после обеда болтала с Ией, она, смущаясь и сгорая от любопытства, спросила:
– А как у тебя дела с Виктором?
– Прекрасно! – не задумываясь, ответила я.
– Ой, я за тебя так счастлива! – обрадовалась она. – У вас будут такие красивые дети!
Подумав, что ослышалась, я переспросила ее:
– Ия, что ты сказала?!
– Что у вас будут очень красивые дети, – повторила она.
Земля ушла у меня из-под ног. Мама дорогая! Да они же все думают, что мы поженимся, а мы просто… Стоп! Это я – «просто», а Виктор?!
– Что с тобой? – забеспокоилась Ия, наверное, я заметно изменилась в лице.
– Что-то голова заболела, – пробормотала я. – Наверное, я на солнце перегрелась.
– Иди в дом, приляг, – предложила она мне.
– Да нет, я лучше у бассейна посижу, – ответила я и нетвердой походкой отправилась во внутренний двор.
Устроившись в шезлонге возле бассейна, я уставилась на воду и принялась обдумывать сложившееся положение.
Дело в том, что замуж я не собиралась – ни за Виктора, ни за кого-либо другого, ни сейчас, ни в ближайшем обозримом будущем, ни в самой отдаленной перспективе. Ну, не жена я по складу характера, по своим привычкам, замашкам… Да просто по самой сути своей! Уж если я с работы ушла, чтобы ни под кого не прогибаться, то очень долго, причем ежедневно, мириться с привычками и пристрастиями другого человека… Привычки эти могут мне показаться терпимыми – на некоторое время, а потом я от них взвою! Я замуж не хотела и не собиралась. Я старый холостяк в юбке! Я привыкла быть сама себе хозяйкой, а тут вдруг!.. Нет, ни за что и никогда!
Я стала вспоминать всю историю моего знакомства с Виктором, но, как ни старалась, так и не смогла найти в его поведении хоть что-либо, отдаленно напоминающее серьезные намерения. Кто же составил этот заговор с целью выдать меня замуж за него? Мне на ум пришли слова Виктора о том, что я понравилась его маме. Но я была в его доме только один раз, и не одна, а сопровождала Наташу. Да, это он пригласил нас к себе, но цели у него были совсем другие – показать Наташе, как можно обустроить дом. Или это был просто предлог, а на самом деле он хотел показать меня своей маме? Но поскольку незамужней женщине неприлично приходить одной в дом неженатого мужчины, он все это и устроил? Он ни разу не остался со мной до утра, уходил ночевать домой – почему? На работу он мог бы ездить и от меня. Он снял для меня квартиру, чтобы не приходить ко мне в дом Лекобы, хотя, откровенно говоря, мне было бы удобнее жить там. В памяти моей всплывала масса подробностей, на которые я не обращала раньше внимания – и не обратила бы и сейчас, если бы Ия не проговорилась. Черт побери! А моим мнением кто-нибудь поинтересовался?!
Тут я вспомнила, как прошлым летом выходила замуж Ия. Мы тогда приехали с ней и Арчилом-младшим в дом Лекобы, который, узнав о том, что у нее есть сын от его сына, просто заявил, что он, вдовец, завтра же женится на ней! А у нее он спрашивал? Он ей официальное предложение делал? Нет! Он просто так решил – и все! Они что же, думают, что так и со мной можно обращаться? Нет уж, дудки! Может быть, абхазские женщины и смотрят на это спокойно, но я-то – другая! Так вот почему Виктор по дороге из Адлера в Сухуми пошутил, что женщина не должна быть такой же умной, как мужчина, а в каждой шутке, как известно, лишь доля шутки. А его слова о том, что он к истокам возвращается?
Да-а-а! Быстро с него американская шелуха слетела! Все-таки он родился и вырос в Абхазии, он видел, как жили его родители, какие отношения были в его семье, и вообще, у всех здесь. И теперь, вернувшись, он окунулся в родную стихию, стал таким же, какими были мужчины в его роду. Хотя что-то американское в нем все-таки осталось. Например, наши отношения. В Америке нормально смотрят на то, что парень с девушкой живут вместе до брака, хотя, говорят, там теперь все больше склоняются к прежним понятиям о невинности и обо всем прочем – не знаю, специально не интересовалась, может, это и не так. И вот Виктор решил совместить и то и другое: и со мной спать, и приличия соблюдать.
Да пусть он ведет себя как хочет, но не со мной! Да, я увлечена им! Но менять свою свободу на жизнь с ним я не собираюсь. Тем более что следование традициям и устоям постепенно возьмет в его характере верх, и тогда мне придется сидеть дома, заниматься разными хозяйственными делами, к которым я никогда в жизни не имела ни малейшего пристрастия, рожать и воспитывать детей – и прочая, и прочая, и прочая! А я не хочу! Необременительный курортный романчик, после которого люди расстаются, взаимно довольные друг другом, и сохраняют о проведенном вместе времени самые теплые воспоминания, – это одно, а вот превращать все это в супружескую жизнь – совсем другое. Не хочу и не буду!
Но что же мне делать? Как с наименьшими потерями выйти из этого идиотского положения? Конечно, я могла громко и внятно произнести: «На макабуку!» – и, гордо развернувшись, вернуться в Тарасов. Думаю, что расшифровывать выражение «На макабуку!» или подробно объяснять, что это значит, мне не придется, потому что любого из нас частенько посылают по этому адресу, и дорогу мы все хорошо знаем. Но вот к чему приведет такой демарш? С одной стороны, я и без Лекобы жила, горя не мыкая, и еще проживу, а с другой – шарик-то наш – кругленький, и вертится, паразит, так что иметь за спиной такого человека никогда не лишне. Поэтому нормальные отношения с Андреем Павловичем нужно сохранить… остается придумать – как!
Я прорабатывала в уме массу различных вариантов. Поговорить с Лекобой и все ему объяснить? Да, он ценит мои деловые способности и даже прошлым летом предлагал мне перебраться в Сухуми, чтобы работать на него. Он тогда еще сказал, что найдет мне хорошего мужа и все прочее, так уж не его ли это рук дело? Да нет, вряд ли! Он же понимает, что, выйди я замуж и нарожай детей, и работник из меня будет уже никакой.
Ия? Да не позволит она себе в такие игры играть за спиной у мужа! Конечно, она меня любит, хочет, чтобы я была поблизости, и очень благодарна мне за то, что именно благодаря нашей встрече она теперь стала одной из первых дам республики, хотя в Абхазии это и не имеет такого значения, как в России, например. Нет, не она!
Мать Андрея Павловича? Ну, это уж совсем глупо! Она же меня практически не знает! Мать Виктора? Полный бред! Уж эта-то меня не знает совсем!
Остается только Виктор, но – жениться на мне?.. Не думаю! Конечно, я ему понравилась – блондинка же! Кроме того, я ему чем-то напомнила американок – такая же бизнес-леди, только вот бизнес у меня весьма своеобразный, но я – материально независимая, деловая и все такое прочее, а не клуша, которая сидит дома и ждет мужа с работы. Да, но в Америке он почему-то не женился, хотя я уверена, что от дам, желающих связать с ним свою судьбу, у него отбоя не было, так что эмансипэ, то есть я, ему в роли жены не очень-то нужна.
Окончательно запутавшись, я решила, что самый прямой путь между двумя точками – это прямая, не стоит искать сложностей там, где их нет, и нужно только поговорить с Виктором и прояснить ситуацию, но сделать это очень деликатно. Я мысленно проигрывала множество различных вариантов – как само начало разговора, так и его продолжение; я взбиралась на такие высоты дипломатического искусства, что сама себе удивлялась, я выстраивала безупречные логические схемы… Короче, все это время, вплоть до самого вечера, я готовилась так, как и к самым сложным допросам не готовилась.
На пляж я, естественно, не пошла, отправилась на квартиру, где, собираясь на выход, вслух проговаривала реплики из предстоявшего мне разговора. Заехавший за мной Виктор был, как всегда, оживлен и улыбчив, и я, наблюдая за ним, как ни старалась, но никаких признаков приближающегося предложения руки и сердца не заметила. Хотя, черт его знает, как это выглядит! В тот вечер мы с ним сидели в маленьком кафе на берегу моря, легкий ветерок трепал мои волосы, на столе горели свечи, мы попивали легкое вино. Вскоре я решила, что подошло время выяснить наши отношения.
– Витя, я хочу тебя кое о чем спросить, – начала я.
– Что тебе мешает? – улыбнулся он.
– Опасение, что ты меня, как Степан Разин – княжну, в море бросишь, – пошутила я.
– Насколько мне известно, ты прекрасно плаваешь, так что смерть от утопления тебе не грозит, и кроме того, я слишком цивилизован для таких варварских поступков, – парировал он.
– Тогда успокой меня, пожалуйста, – попросила я.
– Хоть сто порций покоя, как ты обычно говоришь, но подходящее ли для этого место? – Он откровенно веселился, не представляя себе, что я для него приготовила.
– По-моему, самое то, – серьезно сказала я и снова попросила: – Виктор, успокой меня и скажи, что у тебя в отношении меня нет никаких серьезных намерений!
Он мгновенно перестал веселиться и испытующе посмотрел мне прямо в глаза, а потом уточнил:
– То есть ты хочешь спросить, не собираюсь ли я на тебе жениться?
– Да! – кивнула я.
– А ты бы ответила отказом? – спросил он.
– Витя! – проникновенно начала я. – Ты – умный, добрый, порядочный человек и восхитительный любовник. Не сомневаюсь, что ты – классный специалист, тебя очень ценят на работе… Ты будешь заботливым отцом и самым лучшим на свете мужем, но – не для меня. И не потому, что ты для меня плох, а потому, что я – не жена по сути своей! Совсем, и – ни для кого в принципе! Я самодостаточна! Меня в моей жизни все устраивает, и я ничего не собираюсь менять.
– Какая же ты американка! – усмехнулся он. – А почему ты вообще завела этот разговор?
Подставлять Ию я ни в коем случае не собиралась и нагло соврала, вспомнив, как он шептался с Лекобой в первый же вечер моего первого приезда сюда:
– Я краем уха слышала твой разговор с Андреем Павловичем.
– А-а-а! – протянул он. – Ну, тогда я могу тебе честно ответить: да, такая мысль у меня была, но теперь ее уже нет.
– Потому что я похожа на американку, как ты говоришь? – спросила я.
– Да, насмотрелся я в Америке на подобные браки и понял, что это – не мое. А когда я приехал сюда, дядя Андрей много рассказывал мне о тебе – ведь это ты устроила его счастье, и я решил, что ты – именно та, кто мне нужен, а оказалось, что это не так. Я хорошенько подумал и понял: не стоит изменять устоявшимся традициям. Мне нужна жена, наша жена, если ты понимаешь, о чем я говорю.
– Такая, как Ия? – поинтересовалась я.
– И как моя мама, и как мама дяди Андрея, и как жена моего брата, и вообще, как все наши жены, – объяснил он.
– И уже есть кто-то на примете? – спросила я.
– Нет, но моя семья сейчас пребывает в активном поиске – сама понимаешь, породниться с нами желающих много, – не без гордости сказал он.
– И ты безропотно примешь их выбор?! – воскликнула я.
– Неужели ты думаешь, что кто-то собирается женить меня насильно? – удивился он. – Просто я очень занят. Сначала это были ремонт дома и работа, потом – только работа, но ее с каждым днем становится все больше. У меня физически нет времени знакомиться со многими девушками сразу, поддерживать эти знакомства, чтобы узнать их получше и сделать выбор, и так далее. Вот мои родные и проводят в некотором роде кастинг. Они отберут наиболее достойных дам, и потом уже я сам, лично, познакомившись с ними, решу, с кем мне стоит связать свою судьбу.
– Не слишком-то романтично, – заметила я.
– Таня, у нас браки заключаются не на два-три года или даже на десять-пятнадцать лет, а на всю жизнь! Тут в большей степени важен здравый смысл, нежели чувства. Да и не в том я уже возрасте, чтобы одними эмоциями жить, – объяснил Виктор.
– Какое счастье, что мы с тобой вовремя все прояснили, – с огромным облегчением сказала я.
– Надеюсь, что в наших отношениях ничего не изменится? – спросил Виктор.
– Конечно, ничего! – подтвердила я.
– И ты не чувствуешь себя оскорбленной? – удивился он.
– Но ведь я сама завела этот разговор, – напомнила я. – Я хотела знать правду, и я ее узнала. Вот по этому поводу я и предлагаю выпить шампанского!
– Ты удивительная женщина, – искренне сказал Виктор. – Но твоему мужу я категорически не завидую!
– А его никогда у меня не будет, так что мужская половина рода человеческого может чувствовать себя совершенно спокойно, – рассмеялась я.
После кафе мы, как всегда, поехали на квартиру, а вот потом, после отъезда Виктора, оставшись одна, я поняла, что весь вечер старалась казаться беззаботной, а на самом деле таковой я совсем и не была. Я сама не ожидала, что этот разговор так затронет мою душу. Я вспоминала слова Виктора, его реакцию на мои слова, то, как он на меня смотрел, и в душе моей ворочался нехороший червячок сомнения: а правильно ли я поступила, затеяв это выяснение отношений. Отчего я так всполошилась? Ну, сделал бы он мне предложение, а я максимально деликатно отклонила бы его, сказав, например, что у меня после давнего аборта не может быть детей, а какая же семья на Кавказе без детей? Вот и все! Да, я такая, какая есть, но вот услышать об этом от человека, который мне очень нравился, мне было неприятно. Может быть, в моем поведении больше бравады, чем правды? Одним словом, проворочалась я в постели почти до утра и решила вернуться в Тарасов – хватит, наотдыхалась, тем более что в прогнозе погоды сообщили, что жара в моем городе начинает спадать. Но отъезд в этот же день больше походил бы на побег, а мне хотелось выдержать марку. И я решила улететь на следующий день – все-таки это не так подозрительно будет выглядеть.
Лекоба, к которому я обратилась с просьбой взять для меня билет, отнесся к этому спокойно – то ли он ничего не знал о нашем с Виктором разговоре, то ли как раз знал все и был согласен со своим родственником – мне сие было неведомо. Ия расстроилась, что я так быстро – ничего себе быстро, да я им надоела уже! – уезжаю, и просила погостить еще, но я отказалась.
Наш последний вечер с Виктором никак не походил на трогательное прощание двух любящих сердец, потому что он устроил из него такое веселое шоу, что все мои грустные мысли улетучились сами собой. Когда мы с ним прощались, он сказал:
– Я завтра тебя сам в Адлер отвезу.
– Не надо меня провожать, – попросила я. – Давай простимся сейчас.
– Но ты не обидишься? – спросил он.
– Какая обида, если я сама тебя об этом прошу? – Я сделала вид, что удивилась.
– Как скажешь, – согласился он. – На следующий год отдыхать к нам приедешь?
– Ну, как я при моей работе могу такие вещи загадывать? – Я пожала плечами. – Это непредсказуемо! Может, и выберусь на недельку. А ты к тому времени, наверное, уже будешь женат?
– И, может быть, даже стану отцом семейства, – предположил он. – Пора уже мне семьей обзаводиться – возраст! А наши женщины с такими вещами не тянут, для них чем больше детей, тем лучше!
– Желаю тебе счастья, – улыбнулась я.
– Ну, а тебе тогда, наверное, надо пожелать успехов в работе? Она же у тебя на первом месте? – усмехнулся Виктор.
– Да, на первом! – подтвердила я.
Виктор ушел. Я посмотрела с балкона, как он садится в машину, как она уезжает, а потом расплакалась, сама не зная почему, – ведь все вроде бы получилось именно так, как я хотела…
Утром за мной приехал «Мерседес» Лекобы, и, когда я садилась в него, подъехала машина Виктора. Его водитель вышел и протянул мне большущий букет роз, ничуть не меньший, чем я получила при нашей встрече.
– Хозяин желает вам счастливого пути, – сказал он и уехал.
Всю дорогу до Адлера я сидела, закрыв букетом лицо, чтобы никто не видел моих слез, которые сами собой лились из-под темных очков. Да и в самолете мне было не лучше, потому что я размышляла – а не сделала ли я ошибку, затеяв тот треклятый разговор с выяснением отношений, – ведь промолчи я, все могло бы пойти по-другому! Это я спровоцировала Виктора так высказаться – что у него нет больше мыслей жениться на мне, а вдруг до этого они у него как раз и были? Но, услышав от меня такое, он, естественно, тут же передумал – зачем ему такая жена? Но тогда получается, что он не оставался у меня до утра, чтобы потом поехать на работу, именно для того, чтобы соблюсти приличия – некрасиво получится, если о жене чиновника высокого ранга (а иначе ему не положена была бы охрана) будут говорить в неуважительном тоне. Какого черта я поторопилась с этим дурацким разговором?! Ну, сделал бы он мне предложение, а я взяла бы время на обдумывание – и действительно все хорошо обдумала бы, чтобы не совершить ошибку! Нет, я, дурища, отчего-то перепугалась и принялась быстренько отношения выяснять! Ну, выяснила, и что дальше? Стала я от этого самым счастливым человеком на свете? Да что-то и внешне незаметно, и в душе не чувствуется! В общем, мысли в моей голове бродили далеко не самые веселые.
Немного успокоилась я только в Тарасове, приехав домой. Я поставила розы в большую вазу и принялась разбирать сумку, но почему-то просто физически не могла оставаться одна. Ехать к кому-нибудь из подруг, чтобы излить душу, было бы верхом глупости – они привыкли видеть меня сильной и уверенной в себе, и мое душевное состояние сослужило бы мне плохую службу. Я всегда так яростно отстаивала свою независимость… услышь подруги о том, что я сожалею о несделанном мне предложении, – не поверили бы своим ушам! Не долго думая, я поехала к Ладе на работу, чтобы немного развеяться, да и хотелось узнать, чем дело кончилось.
Конечно же, она была очень занята – еще бы! У нее на плечах такое хозяйство, что – ой! Мне и не снилось! Но время она для меня нашла и, пригласив пройти в комнату отдыха за ее кабинетом, в лоб спросила:
– Любопытствуешь, чем дело кончилось, чем сердце успокоилось?
– А то! – воскликнула я.
– Ну, подробности в другой раз – некогда мне, сейчас могу сказать тебе только одно: Лариска сидит, Галина лежит, Доронин уже ходит, Коробов – в бегах!
– Лада! Это нечестно! – возмутилась я.
– Хорошо! Лариска сидит в СИЗО, и светит ей… – начала было Лада.
– Срок за наркоту? – перебила я, и она кивнула:
– Приобретение, хранение, распространение.
– Ого! Круто! – Я помотала головой. – Ну, тогда ее срок и конца не имеет. А почему Галина лежит?
– Потому что лечится в диспансере, – объяснила она.
– Наркологическом? – уточнила я.
– Психиатрическом! – ответила она.
– А не перегнул ли Гурьянов палку? – осторожно спросила я.
– Пусть эта шалава спасибо ему скажет и в ножки поклонится, что жива осталась! – возмутилась она. – Так мужика опозорить! Пусть проведет там несколько лет, чтобы все о ее существовании забыли, а потом ее выпустят.
– Доронин, как я поняла, поправился? – поинтересовалась я.
– Да, только сломала его эта история. Я справки навела, говорят, сильный он был мужик, а теперь сник, попивать начал и все такое, – сказала Лада. – Ну, по грехам и муки!
– А Коробова еще не нашли?
– Нет, объявили его во всероссийский розыск – за изготовление и сбыт порнопродукции. Ничего, надолго его не хватит! Хлипкий он мужичонка, а чтобы скрываться, не только деньги нужны, но и характер, и сила воли, – уверенно сказала она. – Да и связи в определенных кругах – нелишнее дело.
– Самое главное, что имя Журавлевых нигде не засветилось, – облегченно подытожила я.
– Хорошо ты сработала, молодец, – одобрительно покивала она. – А теперь, прости уж, но ступай – у меня еще дел куча.
Я медленно шла по улице – жара действительно спала – и тянула время, чтобы попозже оказаться дома. Я до самого вечера гуляла, рассматривала витрины, выпила кофе в уличном кафе, зашла в книжный магазин, собираясь купить что-нибудь для легкого чтения, но так ничего и не выбрала.
Домой я вернулась, когда уже стемнело. Щелкнула выключателем, и мгновенно вспыхнула разноцветными искрами хрустальная ваза на столе, а стоявшие в ней розы приобрели вдруг какой-то совершенно непривычный, почти мистический вид. Я подошла к окну, собираясь задернуть шторы, и, увидев свое отражение в стекле, поразилась тому, какой несчастный у меня был вид.
– Ну, что, Танька? Довыпендривалась? – спросила я, но мое отражение мне ничего не ответило.
«Эх, надо было эти розы еще в Адлере, когда никто не видел, выкинуть! – запоздало подумала я. – А то стоят теперь здесь! Напоминают! Хотя они-то чем виноваты, если я сама дура?»
– Ладно, Танька! Прорвемся? – делано бодрым голосом обратилась я к своему отражению и прислушалась к себе, а потом уверенно ответила: – Прорвемся! И все ты, Танька, правильно сделала! Замужество – это не для тебя! Ты же – кошка, которая гуляет сама по себе! Мяу!
И я задернула штору.